НОВОЕ
В ЖИЗНИ, НАУКЕ,
ТЕХНИКЕ
ЗНАНИЕ
СЕРИЯ
НАУЧНЫЙ АТЕИЗМ
1/1975
И.А.Крывелев
РЕЛИГИОЗНОЕ
УТЕШЕНИЕ
И ЕГО
СОЦИАЛЬНАЯ
РОЛЬ

И. А. Крывелев,
доктор философских наук
РЕЛИГИОЗНОЕ
УТЕШЕНИЕ
И ЕГО
СОЦИАЛЬНАЯ
РОЛЬ
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ»
Москва 1975

2
К 85
Крывелев И. А.
К 85 Религиозное утешение и его социальная
роль. М., «Знание», 1975.
64 с. (Новое в жизни, науке, технике. Серия
«Научный атеизм», 1. Издается ежемесячно с 1964 г.).
В брошюре автор подробно анализирует религиозное учение об
утешении, показывает иллюзорность религиозного утешения и
его реакционную социальную роль.
10509 2
СОДЕРЖАНИЕ
«Утешайте, утешайте!» 3
Почему приходится утешать? Плохой мир,
созданный совершенным творцом ..... 5
Грехопадение и искупление 10
Социальная справедливость — после конца света? 16
«Плачущие утешатся» 21
Кому нужны страдания человеческие? ... 29
Забота о спасении 39
Утешение иллюзией бессмертия 47
Не поиски утешения, а борьба и творчество . 61
КРЫВЕЛЕВ Иосиф Аронович
РЕЛИГИОЗНОЕ УТЕШЕНИЕ
И ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ РОЛЬ
Редактор К. Габова
Обложка Н. Константинова
Худож. редактор 7\ Добровольнова
Техн. редактор А. Красавина
Корректор Л. Васильева
А 11191. Индекс заказа 51101. Сдано в набор 4/Х 1974 г.
Подписано к печати 27/Х1 1974 г. Формат бумаги 84Х1087з2. Бумага
типографская № 3. Бум. л. 1. Печ. л. 2с Усл.-печ. л. 3,36. Уч.-изд«
л. 3,51. Тираж 53 940 экз. Издательство «Знание». 101835, Москва,
Центр, проезд Серова, д. 3/4. Заказ 1916. Типография
Всесоюзного общества «Знание»* Москва, Центр, Новая пл„ д. 3/4*
Цена 11 коп„
@ Издательство «Знание*, 1975 г.

«УТЕШАЙТЕ, УТЕШАЙТЕ!»
ГЛдеологи и проповедники религии
усматривают одну из самых ее положительных
сторон в том, что она несет людям утешение в их
бедствиях и страданиях.
Еще в Ветхом завете религия иудаизма постоянно
твердит об утешении, которое богом предназначено для
его избранного народа — евреев. Особенно много таких
формул содержится в псалмах: «Откровения твои —
утешение мое» (Псал., 118, 24) *; «Закон твой — утешение
мое» (Псал., 118, 77); «Заповеди твои — утешение мое»
(Псал., 118, 143); «Утешения твои услаждают душу
мою» (Псал., 93, 19). В других местах Ветхого завета
говорится не об утешении духовного порядка,
проистекающем из откровения божьего, а о более жизненной
перспективе воздаяния в реальной жизни людей. Пророк
Исайя сулит от имени бога претерпевающим всякие
бедствия израильтянам: «Как утешает кого-либо мать его,
так утешу я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме»
(Ис, 66, 13). Псалом призывает верующих черпать
утешение в общении с богом и обещает за такое
благочестивое поведение хорошую награду: «Утешайся
господом, и он исполнит желания сердца твоего» (Псал., 36,
4). А самих проповедников слова божьего пророк
инструктирует: «Утешайте, утешайте народ мой» (Ис, 40,
1)...
В Новом завете мотив того утешения, которое несет
людям религия, в данном случае христианство, притом
не только израильтянам, а единоверцам любых нацио-
1 В скобках, здесь и дальше, обозначение библейского текста:
буквы — сокращенное наименование библейской книги, первая
цифра — номер псалма, глава книги; вторая цифра — номер стиха.
3

нальиостей, звучит с еще большей силой. Апостол
Павел говорит о боге как «отце милосердия и боге всякого
утешения, утешающем нас во всякой скорби нашей,
чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби,
тем утешением, которым бог утешает и нас самих» (II
Кор., 1, 3—4). А апостол, обращаясь к христианам
римской общины, выражает стремление лишь к тому,
чтобы «утешиться с вами, верою общею» (Римл., 1, 12).
Вера утешает — это один из главных способов ее
воздействия на «душу», т. е. на сознание человеческое. «...В
религии ищут утешения...» — сказал В. И. Ленин1.
В христианстве и христианской теологии тема
утешения разработана обстоятельно и всесторонне. До
революции в русской церковной литературе публиковались
в большом количестве статьи, брошюры и книги на тему
о том, в каких элементах религиозного учения
верующий должен искать утешение от разных житейских
неприятностей. Своего рода энциклопедию этой темы дал
магистр богословия Г. Дьяченко, выпустив книгу
большого формата объемом в 1200 страниц под
пространным заглавием «Христианские утешения несчастных и
скорбящих, испытывающих бедность, болезни, потери
родных и близких сердцу, житейские неудачи, злоречия,
разочарование в жизни, мучительную борьбу с грехом
и страстями, с религиозным сомнением и помыслами
неверия, с отчаянием в спасении своей души, со страхом
смерти и многие другие телесные и духовные скорби и
страдания»2. Она была предназначена для духовенства
и служила своего рода руководством, как и чем утешать
верующих во всех тех случаях, которые перечислены в
ее заглавии.
В современной богословской литературе тоже
настойчиво повторяется мотив утешения. «Христианская
религия,— пишет «Журнал Московской Патриархии»,—
религия радости; она утешает нас в горе, умеряет скорбь
и печаль»3. Такие же по смыслу тексты неоднократно
повторяются и в баптистском «Братском вестнике».
Проповедники религии учитывают то значение, которое
имеет и теперь для верующего человека «утешительная»
функция религии. Проводящиеся у нас социологические
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 29, с 54.
* Г. Дьяченко. Христианские утешения... М, 1898.
3 «Журнал Московской Патриархии», 1966, № 8, с» 7,
\

исследования религиозности населения и процесса ее
преодоления показывают, что одним из существенных
оснований, поддерживающих еще религиозность
некоторых групп населения, является потребность слабых
людей в утешении при тех или иных жизненных невзгодах.
Откуда проистекает эта потребность, для чего
людям нужно утешение, почему их приходится утешать и
почему религия нашла в этом утешении одну из своих
основных функций и свое сильное оружие?
ПОЧЕМУ ПРИХОДИТСЯ УТЕШАТЬ!
ПЛОХОЙ МИР, СОЗДАННЫЙ СОВЕРШЕННЫМ
ТВОРЦОМ
ДДногообразны ситуации, в условиях
которых у людей может возникнуть
потребность в утешении.
Во все времена человеку приходилось испытывать
всевозможные горести и страдания. Болеют и умирают
близкие и дорогие люди. Сам по себе человек
подвержен заболеваниям и физическим страданиям; вспомним
кстати, что медицинские средства, при помощи которых
утоляется или снимается боль, имеют совсем недавнее
происхождение, а раньше больной был совершенно
бессилен облегчить свои страдания. Независимо от
болезней, которые так часто обрушиваются на человека, он
знает, что раньше или позже он должен умереть, и
сознание неизбежности конца жизни страшит и гнетет его.
Сказанное относится к области физических
страданий и связанных с ними тяжелых психических
переживаний. Но помимо этого биологического зла существует
и свирепствует в истории человечества социальное зло,
порождающее неисчислимые страдания людей, в том
числе и страдания физические.
На всем протяжении истории антагонистических
формаций подавляющее большинство человечества
находилось в положении угнетенных и эксплуатируемых, так
же обстоит дело в капиталистическом мире и теперь.
3 разных формах выражались страдания рабов
античной Древности, крепостных крестьян средневековья,
аборигенов Африки и Австралии, фактически являвшихся
рабами колониалистов, бедствия рабочих эпохи,
капиталистического рабства. Но постоянно действующим фак-
5

тором оставалось, как остается и теперь, до тех пор,
пока существуют порядки антагонистического общества,
неизбывно тяжелое страдание сотен миллионов людей.
«С недоумением спрашиваешь себя, — писал в свое
время о крепостном праве М. Е. Салтыков-Щедрин, — как
могли жить люди, не имея ни в настоящем, ни в
будущем иных воспоминаний и перспектив, кроме
мучительного бесправия, бесконечных терзаний поруганного и
ниоткуда не защищенного существования?» 1.
Помимо полуголодного существования, которое
вели угнетенные массы, так сказать, повседневно,
эпизодически происходили в разных странах по различным
причинам и в том числе в результате засух полные
голодовки, вызывавшие в течение короткого времени
вымирание миллионов людей на обширных территориях.
Голодовки сопровождались обычно эпидемиями.
Особо страшную роль во всей прежней истории
человечества играли войны, причины которых коренились
опять-таки в антагонистическом устройстве общества.
Разбойничьи нашествия на другие народы и страны,
предпринимавшиеся владыками рабовладельческих,
феодальных, а затем и капиталистических государств,
повергали многомиллионные массы буквально в пучину
бедствий— людей истребляли, грабили, обращали в
рабство; после таких нашествий страна, подвергавшаяся им,
нередко оказывалась превращенной в пустыню.
Особенно широкие масштабы и истребительные формы стали
принимать войны в период империализма:
капиталистические государства вели завоевательные войны с целью
порабощения отставших в своем развитии народов
Африки и других континентов, они охотились там на
людей, как на зверей, с целью «очищения территории» от
населения.
Для эпохи империализма характерны войны за
передел мира, ведшиеся капиталистическими государствами
между собой. В первой мировой войне погибло 10
миллионов человек, во второй мировой войне, вызванной
алчностью немецко-фашистских и иных империалистов,
количество жертв достигло 55 миллионов.
В ходе истории трудящиеся и обездоленные
постоянно боролись за улучшение условий своего социального
1 М. Е. Салтыков-Щедрин, Пошехонская старина. М.,
1959, с. 7.
6

бытия, нередко их классовая борьба принимала
наиболее острые формы вооруженного восстания и
гражданской войны. Но, как правило, дело кончалось тяжелыми
поражениями и кровавыми расправами. Над сознанием
масс в течение длительных исторических эпох тяготело
унизительное бессилие и обреченность.
Освещая вопрос о социальных корнях религии,
В. И. Ленин выдвигал на первый план бессилие и
беспомощность человека как перед слепыми силами
природы, так и перед социальными факторами,
определявшими его угнетенное положение. Состояние бессилия,
проходя через сознание человека и отражаясь в идеологии
целых социальных групп, порождало чувства отчаяния
и безнадежности. При этом были нередки случаи, когда
реальная обстановка, породившая эти настроения,
вовсе не являлась такой уж безвыходной. Бессилие бывает
и кажущееся, люди в этих случаях просто не видят того
выхода из положения, который в действительности
существует. Для сознания же результат мнимого бессилия
оказывается таким же, как и в случае с бессилием
действительным: отчаявшийся человек ищет утешения.
В нашем обществе социальные условия, создававшие
ранее для человека атмосферу неприкаянности и
беззащитности, преодолены в ходе борьбы за построение
бесклассового коммунистического общества. Тем не менее
следует иметь в виду, что не исключены и у нас
ситуации, обусловливающие плохое моральное самочувствие
человека, вызывающие у него то, что именуется
отрицательными эмоциями. Будь то неудачи в личной жизни,
трудности во взаимоотношениях на работе и в быту,
физиологические причины, связанные с болезнями, со
страхом смерти и с сознанием ее неизбежности, горе,
вызываемое болезнями и смертью близких, — все это в
состоянии вызвать у человека потребность в утешении и
поиск тех путей, которые могут дать это
утешение.
Навстречу таким поискам и идет религия. Нам
представляется, однако, что верующий человек, прежде чем
воспользоваться религиозным утешением, мог бы задать
проповедникам религии вопрос, как они объясняют сам
по себе тот факт, что человек, являющийся, как они
утверждают, творением божиим и живущий в созданном
богом же мире, пребывает в таком жалком положении,
что постоянно нуждается в утешении.
7

Мир, как учит религия, создан и возглавляется
существом абсолютно совершенным. Всеблагий и, само
собой разумеется, безупречно справедливый и, конечно,
беспредельно мудрый бог сотворил наилучший из миров,
в котором просто не может быть ничего плохого и
несправедливого. Библейское повествование о сотворении
мира дает именно такую -оценку его, принадлежащую
не кому иному, как самому богу. В процессе творения
Создатель неоднократно убеждался в том, что все
получается хорошо («и увидел бог, что это хорошо»), а
заключительный комментарий ко всему повествованию о
творении выглядит так: «И увидел бог все, что он
создал, й вот, хорошо весьма» (Бытие, 1, 31). Беда только
в том, что все оказалось не соответствующим этой
отличной оценке. По этому поводу Л. Н. Толстой сказал:
«Бог... сотворил мир такой, как ему хотелось, и
человека такого, как ему хотелось; и все приговаривал, что
хорошо, и все — хорошо, и человек — хорошо. Но вышло
все очень нехорошо...» 1.
В богословской литературе существует специальный
раздел, именуемый теодицеей, то есть оправданием
бога. Написано и опубликовано множество «ученых»
трактатов, авторы которых пытаются объяснить обилие и
даже просто наличие зла в мире таким образом, чтобы
это не наносило ущерба репутации бога как Создателя
и Промыслителя (понятие божественного Промысла в
богословии выражает то управление миром, которое
осуществляет бог).
Получил широкую известность вариант теодицеи,
предложенный в XVIII веке философом-идеалистом
Лейбницем: зло создано богом для того, чтобы человек
мог по контрасту с большей силой воспринимать добро,
а если бы зла не было, то человек не мог бы понять и
значения добра. Достаточно очевидна слабость этого
аргумента. Ведь если человек может ощущать добро лишь
при помощи зла и тяжелой ценой собственных
страданий, так ведь не кто иной, как бог, опять-таки виноват
в том, что создал такое несовершенное существо.
Широко распространены в богословской литературе
попытки при помощи всяких казуистических уверток зну-
шить читателю, что зло — не совсем зло, ибо в некото-
1 Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч., т. XI. М., 1913, с. 303.
8

рых случаях оно служит исправлению нравственных
пороков человека, а добро — не всегда добро и т. д.;
помимо того, зло оказывается средством испытания людей.
Стоит, однако, подумать: неужели всемогущий бог
оказался не в состоянии воспитывать людей более добрыми
и милосердными средствами, чем тяжкие страдания,
которые он обрушивает им на голову? О родителях,
которые воспитывали бы своих детей при помощи
зверских истязаний, мы, вероятно, не сказали бы ничего
хорошего. Что же касается «испытательного» значения
человеческих страданий, то говорить об этом — значит
отвергнуть учение о боге как всеведущем существе, ибо
в качестве такого он всегда должен был бы заранее
знать, чем кончится испытание; а если так, то
непонятно, зачем подвергать людей напрасным мучениям.
И, наконец, в качестве последнего аргумента
богословы приводят соображения о том, что если даже бог
напрасно подвергает людей страданиям в этой жизни,
то в «будущей» он полностью вознаградит их, Вот оно
и утешение! В этой жизни плохо, зато в грядущей все
будет хорошо. Но почему в этой плохо?
Остается, правда, у адвокатов мирового зла
последний аргумент, на первый взгляд неотразимый: мы, люди,
не можем понять всей глубины божьего замысла и
всего великого смысла тех страданий, которые нам
приходится по воле божией переживать, на самом деле во
всем этом должен быть какой-то мудрый и благой смысл.
На такую позицию можно стать, если отказаться от
самого принципа мышления при помощи разума, если
подвергнуть наш разум самому грубому насилию, заставляя
его признавать бессмыслицу преисполненной смысла, а
явную несправедливость — проявлением высшей
праведности. Именно такой характер имеет религиозное учение,
по которому зло есть на самом деле добро, а страдания
людей суть не что иное, как особая форма их
блаженства, приуготованная для них самим богом.
Нельзя, однако, не видеть того, что та бездна
страданий, в которой' прозябает человеческий род с_ самых
первобытных времен, есть жестокая реальность, а их
изображение в умильно-розовом свете — одна пустая
словесность.
9

ГРЕХОПАДЕНИЕ И ИСКУПЛЕНИЕ
Г7о официальному христианскому учению
объяснение причин мирового зла
содержится в ветхозаветном мифе о грехопадении наших
прародителей Адама и Евы. Он настолько примитивен и
фантастичен, что его было бы просто неловко принимать
всерьез, если бы он не лежал в основе той системы
догматов, которой придерживаются христианские
церкви и в настоящее время. Не будем подробно излагать
его содержание, напомним лишь, что речь идет о
нарушении богова запрета вкушать плоды от древа
познания добра и зла и о наказании за это нарушение,
наложенном богом на самих нарушителей и на все их
потомство (« в муках рожать детей и в поте лица своего
добывать хлеб свой»). Если даже отвлечься от
вопиющего несоответствия незначительности совершенного
людьми проступка и тяжести наказания за него, то
остается все же до крайней степени странным и
несправедливым осуждение и наказание за этот проступок не
только совершивших его, но и миллиардов других
людей, составляющих последующие поколения вплоть до
нашего и до тех, которые будут существовать на земле
в дальнейшем.
Церковь настаивает именно на наследственности
первородного греха. В некоторых иностранных языках
самый грех Адама и Евы именуется «наследственный грех»
(например, в немецком ЕгЬзйпйе). Тридентский собор
католической церкви (XVI в.) содержит в своих
решениях обстоятельную разработку вопроса о «передаче»
(1гап51а1ю) первородного греха от прародителей всему
человечеству; это учение признается церковью
незыблемым и в наше время. Теологи много спорили лишь
по вопросу о том, когда отдельному человеку передается
проклятие первородного греха — в момент его зачатия
или при появлении на свет. Православная церковь тоже
стоит на той позиции, что грех Адама и Евы является
наследственным в человеческом роде. В курсе
догматического богословия митрополита Макария, и поныне
являющегося учебником в православных духовных
академиях, сказано по этому поводу: «Грех, совершенный
нашими прародителями в раю, со всеми своими
последствиями перешел от прародителей на все их потомст-
Ю

во...»1. Вот и объяснение вселенского зла: согрешили —
расплачивайтесь! Хоть и не мы согрешили, а все-таки
был ведь грех!
Нельзя сказать, чтобы это учение содержало в себе
много утешительного для людей. А по существу
реальный смысл в нем фактически найти невозможно.
Л. Н. Толстой изложил его в простых формулах, и
оказалось, что без богословского витийства оно выглядит
больше чем странно: «Человек подпал под проклятие и
все потомство его; и Бог благой все продолжал творить
людей в утробах матерей, зная, что они все или многие
погибнут»2. Всемогущий и Всеблагий выглядит здесь не
только неумелым мастером, но и существом
несправедливым и жестоким, за проступок двух человек
подвергшим страшному наказанию миллионы и миллиарды
других.
Богословы нашего времени отдают себе отчет в том,
насколько неприемлемыми являются подобные учения
для современного человека. Как трактовать
христианский догмат первородного греха, стало теперь предметом
длительных и ожесточенных дискуссий в теологической
литературе католической и протестантских церквей.
Модернизированные направления в современном богословии
доходят в своем «левом» толковании догмата до того,
что превращают сам по себе первородный грех в некий
символ, отрицая его реальность как происшедшего
когда-то события. Вступают в действие приемы словесной
эквилибристики, при помощи которых и древо
оказывается не древом и плод —не плодом и т. д. Самый же
догмат идеологи христианства вынуждены сохранять в
неприкосновенности, ибо в противном случае теряет свой
смысл учение об Иисусе Христе, искупившем своими
страданиями грех наших прародителей.
Впрочем, и в ряде других своих сторон это учение
оказывается с точки зрения элементарнейшей логики
весьма уязвимым.
Как мог Вседержитель, заранее зная (всеведущий!),
что люди поддадутся змею и согрешат, поместить его в
раю и вообще позволить свершиться тяжкому греху,
сделавшему несчастным все человечество? Почему он соз-
1 М а к а р и й, митрополит Московский.
Православно-догматическое богословие, т, 1. СПб., 1895, с. 492.
2 Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч., т. XI, с. 303.
11

дал Адама и Еву такими слабыми и падкими на соблазн?
Как могло случиться, что дьявол оказался сильней и
по меньшей мере хитрей бога? Средневековый арабский
поэт Омар Хайям вопрошал господа по этому поводу:
Когда ты для меня слепил из глины плоть,
Ты знал, что мне страстей своих не побороть,
Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?
Скажи, за что же мне гореть в аду, господь? !.
Свободомыслящий итальянский философ начала
XVII в. Джулио Ванини писал: «Из текста Библии
вытекает, что сила дьявола выше силы бога.
Действительно, против воли бога Адам и Ева впали в грех и
погубили человеческий род»2. При этом дьявол остался
безнаказанным, а кара наложена на людей. Вряд ли что-
нибудь утешительное заключается в представлении о
такой божией справедливости, в силу которой он карает
не обманщика и злоумышленника, а злосчастную и
простодушную жертву обмана. Правда, малость пострадал
и змей: бог сообщил ему, что отныне он «проклят перед
всеми скотами и перед всеми зверями полевыми» и что
он будет «ходить на чреве (животе. — Я. /О) своем» и
«есть прах во все дни жизни» его. (Бытие, III, 14).
Наказание далеко не такое страшное по сравнению с тем,
которое претерпели люди, тем более если дело касается
действительных змей: ходят они вовсе не на животе,
а едят совсем не землю. Если же речь идет о дьяволе,
принявшем вид змея, то его, кажется, вовсе не
коснулось божье наказание по части живота и праха.
Пострадали, в общем, на всем этом деле одни лишь люди,
что в достаточной мере несправедливо.
Не более благополучно обстоит в отношении
морального и интеллектуального уровня с учением об
искуплении первородного греха, играющим главную роль в
системе утешительных приемов христианства.
В основном его вероисповедном документе —
Символе веры — говорится, что сын божий Иисус Христос
сошел с небес, воплотился в человеческом образе «ради
нас, людей, и ради нашего спасения». Дело нашего
спасения выполнено тем, что сын божий, он же и сам бог
(не другой бог, а тот же самый — ои же и сын и отец)
1 Р Алиев и М. Османов. Омар Хайям. М., 1959, с. 67.
2 В И. Рутенбург. Великий итальянский атеист Ванини.
М, 1950, с. 85.
12

принес себя в жертву и этим жертвоприношением
искупил первородный грех. Он, разъясняет митрополит Ма-
карий, «уплатил своей кровью долг и вполне
удовлетворил правде божией за наши грехи»*. С того момента,
как пролилась Христова кровь, мы можем считать себя
искупленными и спасенными. «С момента смерти
Христа,— пишет современный немецкий богослов Карл
Адам, — сняты клятва (на церковном языке «клятва»
означает проклятие. — И. К.), гнев божий, ужас нашей
бесконечной, неистребимой безнадежной вины и вместе
с этим вся безутешность человеческого бытия»2. Тут же
объясняется, каким образом достигнут этот
воодушевляющий результат: «Человеческая природа объективно и
раз навсегда исторгнута из себя самой, освобождена от
своей судорожной замкнутости и пробуждена для
сверхприродного со всем его богатством»* Нельзя сказать,
чтобы это было выражено очень вразумительно, по
существу, здесь какой-то набор слов, сконструированный
без особой заботы о смысле. Ясно лишь одно: люди
искуплены и спасены, «человеческая природа теперь уже
стоит не по сю сторону, но по ту сторону той пропасти,
которую разверз грех Адама»4. И не только Адамов грех
искуплен, но и грехи всех остальных людей.
Митрополит Макарий подробно разбирает вопрос о
том, на какие грехи «простирается сила и действие» той
платы кровью, которую принес Христос. Во-первых,
искупление распространяется не только на уверовавших в
Христа, но на всех без исключения людей. Приведя ряд
цитат из писаний отцов церкви, автор оказывается
перед затруднением — некоторые из наиболее почитаемых,
например Иоанн Златоуст, считают, что искуплены
только те грехи, которые совершены христианами. А ведь
церковь учит тому, что все человечество искуплено
смертью Христа! Макарий находит выход из положения
в том, что «при выражении этой истины на священном
языке слово многие употребляется в значении всех...»5.
Немудреной ловкой операцией подмены одного слова
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 148.
2 К. Адам. Иисус Христос. Брюссель, 1961, с. 300.
3 Там же, с. 300—301.
4 Там же, с. 301.
5 Макарий. Православно-догм этическое богословие, т. И>
с. 156.
13

другим достигаются изменение смысла и утешительный
вывод для всего человечества.
Искупление распространяется на все грехи,
обнадеживает человечество Макарий. Не только первородный,
но и «все грехи прежние», и даже «все грехи будущие»—
все смыто и искуплено самопожертвованием Христа.
Речь идет, как мы видели, не только о совершенных
людьми грехах, но и о тех, которые им еще предстоит
совершить; дальше разъясняется, что имеются в виду
грехи, которые могут быть совершены во «все времена,
то есть от самого начала падения человеческого до
кончины мира»1. Положение складывается приятное и
утешительное—все наши грехи, в том числе и те, которые
мы собираемся совершить в дальнейшем, нам заранее
прощаются. Если верующий человек всерьез примет
такую установку, он может совершать любые
преступления без всякого опасения, что за них придется
расплачиваться перед богом.
Можно, таким образом, не бояться загробных
наказаний. Правда, угроза адских мучений применяется
церковной проповедью весьма активно, а в свете
сказанного выше эта угроза выглядит совсем
недействительной. По какому праву нас будут подвергать адским
мукам, если грехи наши окончательно и навсегда
искуплены? Но особой последовательностью религиозное
учение никогда не отличалось, так что отмеченное
противоречие является лишь одним из многих, которые нельзя
не отметить и в изложенном нами выше церковном
учении об искупительной жертве Иисуса Христа.
Немало хлопот причинил богословам и вопрос о том,
кому, собственно, была предназначена искупительная
жертва Христова? Напрашивается такой ход
рассуждения: согрешив в первый раз и продолжая в
дальнейшем свою греховную деятельность, люди пошли на
поводу у дьявола и оказались, таким образом, в плену у
него; искупить их, значит, пришлось именно у него,
врага рода человеческого, откуда вытекает, что сын божий
был принесен в жертву Сатане. Некоторых из отцов
церкви такая логика соблазнила. Митрополит Макарий
пишет, что «некоторые представляли, будто он
(выкуп.— //. /(.) принесен князю мира сего — диаволу, у
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 157-158.
14

которого все мы находимся в плену» К Среди этих
«некоторых» оказываются такие авторитетные идеологи
церкви, как Ориген, Григорий Нисский, Амвросий Ме-
диоланский, Блаженный Иероним. Но, конечно, принять
эту относительно логичную позицию церковь не может,
и Макарий приводит мнения других отцов церкви,
сводящиеся, в общем, к риторическому восклицанию — «как
сие оскорбительно!», — нельзя, мол, допустить, что
Христос принесен в жертву Сатане, ибо не пристало богу
приносить жертвы черту. Вряд ли, однако, более
благовидно и осмысленно и то объяснение, которое
дается церковью.
Оно заключается в том, хотя ясно это и не
говорится, что бог-Отец принес бога-Сына в жертву самому
себе. А так как все три ипостаси Троицы нераздельны
в своем единстве, то выходит, что бог принес в жертву
самого себя самому себе. Впрочем, догмат о единстве и
различии лиц пресвятой Троицы так запутан, что
ничего понять в нем вообще невозможно и эту
невозможность полностью признают сами идеологи
христианства. По существу, здесь настоящее троебожие. Но
оставим этот вопрос в стороне и вернемся к нашей
теме.
Итак, свершилось искупление и спасение. Распятый
и воскресший бог вознесся на небо, сел по правую руку
своего Отца и теперь «непрестанно ходатайствует о
нас». Что может быть утешительней такого положения:
«Если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред
Отцом, Иисуса Христа, праведника!»2. То же
удивительное отсутствие смысла, так как Троицу церковь
требует считать одним богом, то этот бог, оказывается,
ходатайствует перед самим собой о прощении людям
совершаемых ими грехов. А зачем собственно
ходатайствовать и прощать? Ведь эти грехи уже были
искуплены крестной смертью того же бога! И все-таки приятно
верующему думать, что есть у него в царстве небесном
неустанно действующий адвокат...
Не менее утешительно и другое обстоятельство:
Христос не только сам-вознесся на небо, но и нам «от-
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 154.
2 Там же, с. 180.
15

верз вход в царствие небесное»1. Не зря обещал он
людям через евангелиста Иоанна: «Когда пойду и
приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к себе,
чтобы и вы были, где я» (14, 3). Хотя эти слова
непосредственно обращены к апостолам, но церковь
трактует их более широко -т- в том смысле, который мы
выше осветили и который представляет собой вполне
утешительную перспективу для каждого человека.
Учение о грехопадении и искуплении имеет очень
существенную социальную или, верней, антисоциальную
направленность. Оно дает свое объяснение
общественному неустройству — такое объяснение, которое могло
бы парализовать борьбу против него, если страдающие
от этого неустройства полностью принимали бы всерьез
религиозное объяснение и делали бы из него такие
практические выводы, которые навязывает им религия.
СОЦИАЛЬНАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ —
ПОСЛЕ КОНЦА СВЕТА)
Г^ точки зрения учения о грехопадении со-
^циальное неравенство, классовое
расчленение общества и эксплуатация, угнетение человека
человеком, систематическое голодание сотен миллионов,
непосильный труд, кровопролитнейшие войны — все это
имеет своей причиной то же пресловутое грехопадение.
Понятно, что такое объяснение выбивает почву из-под
ног тех классов и социальных групп, которые в те или
иные моменты истории вступают в борьбу за изменение
общественных порядков, за лучшую жизнь. Трезвый и
правильный учет действительных причин общественного
неустройства опровергается мифом и догматом о
грехопадении и искуплении. Не эксплуататоры и
угнетатели всяких родов виноваты в бедствиях масс угнетенных,
а все те же несчастные Адам с Евой. Страдания людей
с этой точки зрения неизбежны и необходимы. Таким
способом легко оправдываются все ужасы рабовладель-
чества, феодализма и капитализма, а страдающие
массы должны находить свое утешение в том, что
первопричина их бедствий, в общем, уже ликвидирована.
1 Ма карий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с 180.
16

И опять религиозное учение ставит нас перед
удивительным зрелищем бессмыслицы, выдаваемой за
глубокий божественный смысл. Прошло почти две тысячи
лет с того времени, когда по учению церкви свершилось
искупление зла кровью Христовой. А кто может сказать,
что люди в течение этих двух тысячелетий жили лучше,
чем до того, как свершилась вселенская трагедия с
самопожертвованием Искупителя?! Крови и грязи, нужды
и несчастья, разнузданной бесчеловечной жестокости,
несправедливости и угнетения было за эти два
тысячелетия в количественном отношении, вероятно, больше,
чем раньше, ибо выросло народонаселение земного
шара, и в процентном отношении число страдающих и
Обремененных стало отнюдь не меньше, а больше, чем
было раньше. Почему же не подействовало
Искупление, почему не состоялось Спасение, почему не
наступило на земле царство счастья, довольства и всеобщей
любви?
Невозможно найти в богословской литературе
вразумительное объяснение того, почему первое пришествие
не привело к изменению существующих на земле
порядков, в частности, не вызвало ликвидации социального
зла. Ставится вопрос лишь о том, почему Христос не
сразу после грехопадения искупил его, ждал несколько
тысяч лет прежде, чем явился на землю для исполнения
этой миссии. Ответ дается на такой вопрос достаточно
темный: человечество должно было за эти тысячелетия
подготовиться к пришествию Христа. Подготовилось
оно, правда, так, что самым гнусным образом
расправилось с явившимся на землю богочеловеком, но это
как раз входило в намерения Всевышнего, который
заранее обрек своего сына на страдания и смерть. А
почему эта искупительная жертва не привела к
действительному спасению людей, этого церковь объяснить
никак не может.
В Символе веры сообщается, что Христос «паки
(опять. — И. /С.) грядет со славою судить живым и
мертвым» и тогда уж «его царствию не будет конца».
Верующий заявляет далее в этом документе, что он
«чает (ждет. — Я. К.) воскресения мертвых и жизни
будущего века». Дело, стало быть, откладывается до нового
пришествия Христа на землю. В следующий раз
Искупитель явится совсем по-другому, чем в первый, — не
17

в образе слабого и нищего страдальца, а «во всей славе
своей».
Митрополит Макарий, опираясь на евангельские
тексты и на писания святых отцов, описывает картину
будущего второго пришествия нижеследующим образом:
сначала появится на небе «крест, который светлее
солнца».
Относительно креста Макарий приводит
свидетельство Евангелия от Матфея, где заодно сообщается, что
при его появлении «восплачутся все племена земные»
(Матф., 24, 30) *. Почему восплачутся — непонятно, ибо
казалось бы, что они должны безмерно возрадоваться,
дождавшись, наконец, осуществления своих пламенных
чаяний; допустим, однако, что они будут плакать от
радости. Вслед за явлением креста, продолжает Макарий,
«увидят земнородные самого судью, грядущего на обла-
цех небесных, окруженного бесчисленными сонмами
ангелов»2. Именно на облаках совершит бог свое
путешествие с неба на землю, и окружать его будет
бесчисленная свита придворных ангелов. Тогда-то и
наступит на земле полный порядок, зло будет окончательно
искоренено. А царству всеобщего счастья на земле и
всеобщей справедливости не будет уже конца во веки
веков.
Реальный общественный смысл этого учения
заключается в том, что изменить к лучшему существующие
на земле порядки невозможно, пока не придет во
второй раз на землю Искупитель зла. Церковное учение
всячески отвлекает сознание верующих от вопроса о
том, почему оказалось недействительным первое
пришествие, и сосредоточивает его на утешительной
перспективе второго пришествия: ждите, люди, и не
старайтесь добиться нужных вам результатов
собственными усилиями. С этой точки зрения классовая борьба
трудящихся за социальное преобразование и за
справедливый общественный строй бесполезна и «суетна».
Недавно ватиканское радио в одной из своих передач
высказывалось по этому вопросу именно в таком духе —
безнадежно-де думать, что до второго пришествия
Спасителя может быть достигнуто революционными или
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 621.
^ Там же.
18

иными мерами решительное улучшение общественных
порядков...
Есть существенная разница между тем, как
воспринимали миф об искуплении в период его появления в
древности, и тем, как он воспринимается верующими в
течение последующего времени. В период
первоначального христианства в нем содержалась еще некая
своеобразная, хотя и фантастическая, внутренняя логика.
Искупитель пострадал с тем, чтобы тут же вскоре
после акта искупления реализовать божественный
замысел. Он учил о близости конца света и о возникновении
на его руинах нового мира со справедливыми,
разумными и угодными богу порядками.
В раннехристианской литературе господствовали
настроения ожидания конца света в ближайшее время.
«Не прейдет род сей, как сие будет», — так отвечал
Иисус апостолам, когда они его спрашивали, скоро ли
свершится предсказываемый им грандиозный
вселенский переворот (Марк, 13, 30). Это значит, что все
произойдет при жизни данного поколения, и сроки
исчислялись таким образом немногими десятилетиями.
Конечно, для угнетенных и эксплуатируемых, для
«труждающихся и обремененных» это было утешением.
Его объективно-исторический смысл был и тогда
реакционным, хотя в настроениях ожидания конца света
выразилась революционная ненависть угнетенных против
порядков этого света. В утешительных надеждах эта
революционная ненависть гасла и растворялась,
классовая борьба уступала свое место экзальтированным
молениям и бессильным благочестивым воздыханиям.
В дальнейшем ходе исторического процесса дело все
больше запутывалось. Проходили уже не десятилетия,
а столетия и даже тысячелетия. Учение о том, что
человечество уже спасено и искуплено, было твердо
закреплено в христианской догматике и передавалось от
поколения к поколению как незыблемая вечная истина, в
которую необходимо верить во избежание вечной
погибели души и тела. А жизнь на каждом шагу с
абсолютной убедительностью опровергает этот догмат.
Существенно при этом, что утешение, которое несет
верующим «предвидение» второго пришествия, имеет ярко
выраженное реакционное значение: оно подменяет
здоровое и прогрессивное стремление трудящихся к борьбе
за лучшую жизнь бессильными «утешительными» меч-
19

таниями о решении всех социальных проблем
сверхъестественным вмешательством Искупителя.
Проповедуя ожидание второго пришествия, церковь
одновременно вела всегда бурную и кипучую «мирскую»
деятельность, стремясь к захвату возможно большего
количества земных благ и имуществ, добиваясь не
только духовной, но и светской власти, эксплуатируя в
качестве феодала, а потом и капиталиста огромные
массы крепостных крестьян и наемных рабочих. Никакого
осуждения с ее стороны не вызывала и деятельность
эксплуататорских классов, высасывавших все, что было
можно, из угнетенных. Лицемерные разговоры о
суетности и эфемерности этого мира, не имеющего-де
никакого значения по сравнению с тем, какой наступит
после светопреставления, направлялись лишь против
стремлений трудящихся методами классовой борьбы
добиться изменения к лучшему своего положения в
реальном мире. Само собой разумеется, что парализовать
классовую борьбу в истории человечества не могла ни
христианская, ни какая-либо другая религиозная идея.
Жизнь идет по объективным законам развития
человеческого общества, и никакие попытки остановить ее
прогрессивное движение «утешительными» ссылками на то,
что когда-нибудь придет во второй раз на нашу
несчастную землю Избавитель, никому не удавалось. Тем не
менее недооценивать реакционное значение такого рода
религиозной проповеди не следует.
Существуют в современном христианстве и
христианском богословии такие направления и группировки,
которые не так отрицательно относятся к борьбе
народных масс за прогрессивный путь развития общества;
есть даже и такие, которые декларируют свое
сочувствие революционным методам общественной борьбы
(например, так называемая «теология революции»). Но они
не отказываются от ожидания второго пришествия и от
того «утешения», которое это дает верующим, чем
обнаруживают непоследовательность своих взглядов.
Позиция тех религиозных организаций, которые
действуют на территории СССР, в этом отношении
несколько двусмысленна. Как известно, баптистская церковь в
Советском Союзе проявляет лояльное отношение к
социалистическому государству, участвует в международной
борьбе за мир и неоднократно высказывала свое
сочувствие прогрессивным движениям современности. Вместе
20

с тем ее журнал «Братский вестник» в некоторых своих
публикациях выражает взгляды, в соответствии с
которыми верующий человек должен ориентироваться не
столько на борьбу за социальный прогресс, сколько на
ожидание установления царствия Небесного: «...с при*
ближением и наступлением Царства Божия, — говорит
баптистский автор, — прекратится социальная и
национальная вражда между народами, а мир, любовь и
согласие будут все более и более утверждаться» К
Можно, следовательно, утешаться сознанием того, что когда-
нибудь с божией помощью все на земле устроится к
лучшему.
Чтобы уяснить себе полностью эту позицию, надо
указать на то, что баптистский автор само царство
бойкие трактует не реально и материально, а духовно.
«Царствие божие, — говорит он, — имеет духовное
содержание». И это положение он иллюстрирует на
историческом материале: «Ветхозаветный народ, слыша
благую весть о Царствии божием, помышлял об
освобождении от римского ига. Но Господь видел другое иго, по-
абощающее не только потомков Авраама, но и все
ругие народы и племена; это — грех»2. Снимается,
таким образом, надежда на материальное освобождение
людей даже в царствии небесном. Но утешение
остается— людей «успокаивают» благостным сознанием того,
что дело сделано и грех с них снят.
«ПЛАЧУЩИЕ УТЕШАТСЯ»
Г? ели человек и верит в то, что настоящая
*-' жизнь начнется только после конца
света, все равно наиболее актуальным вопросом для него
является, как ему жить в действительной жизни. А с
ним связаны и другие, как относиться к людям, с
которыми ты связан, тем жизненным обстоятельствам, в
которых ты оказался, тем неприятностям, которые
выпадают на твою долю. И прежде всего возникает вопрос
об отношении к своему материальному положению,
нужде и лишениям, которые приходится переживать
человеку в условиях эксплуататорского общества.
1 «Братский вестник», 1974, № 1, с. 25.
2 Та м же.
21

Христианство дает ответы на все эти вопросы для
разных случаев различные, иногда противоположные, но
во всех случаях утешительные. Общий смысл этих
наставлений кратко, но исчерпывающе ясно
сформулирован в словах, которые Евангелием приписываются
Иисусу Христу: «Приидите ко мне, все труждающиеся и
обремененные, и я успокою вас» (Матф., 11, 28).
Успокоение при помощи утешения является
основным методом, которым религия «решает» социальную
проблему. Само по себе зло не ликвидируется, о его
преодолении нет и речи, рабство должно оставаться
рабством, неравенство людей возводится в принцип.
Может быть, это и не очень хорошие и не очень
приятные явления, но после Второго пришествия они
исчезнут, а пока оно не наступило — терпите,
труждающиеся и обремененные. «Братья, — взывает к ним Новый
завет, — будьте долготерпеливы до пришествия
Господня» (Поел. Иакова, 5, 7).
Метко и точно охарактеризовал эту позицию религии
В. И. Ленин: «Того, кто всю жизнь работает и
нуждается, религия учит смирению и терпению в земной жизни,
утешая надеждой на небесную награду. А тех, кто
живет чужим трудом, религия учит благотворительности
в земной жизни, предлагая им очень дешевое
оправдание для всего их эксплуататорского существования и
продавая по сходной цене билеты на небесное
благополучие» *.
В религиозной литературе всегда делались
настойчивые попытки «доказать», что бедняку на этом свете
ничуть не хуже, чем богатому, и даже, пожалуй,
лучше. Мы приведем рассуждение на этот счет,
принадлежащее Иоанну Златоусту.
Он обращается к бедняку: «Хочешь ли, я покажу
тебе твое богатство? Видишь ли сие небо? Как оно
прекрасно! Как величаво! На какой высоте поставлено!
Красотою его и он (богатый. — И. /С.) наслаждается не
более твоего и не может тебя лишить его и все
присвоить себе». То же и солнце: «Сие блестящее и
светозарное светило, увеселяющее взор наш, не для всех ли
смертных открыто, и не все ли равно наслаждаются
им, как богатые, так и бедные? И свод звездный, и круг
луны не всем ли равно принадлежат?» Больше того,
1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 12, с. 142—143.
2*>

богатым менее доступны все эти блага: «Они,
предаваясь безмерному пьянству и проводя жизнь в
пиршествах и непробудном сне, часто и не замечают их,
находясь всегда под кровлею и любя жить во мраке;
напротив, бедные находятся в таком положении, что более
всех наслаждаются приятностями сих стихий» 1. Дальше
велеречивый «учитель церкви» подробнейшим образом
расписывает, как хорошо бездомному оттого, что он
много пользуется свежим воздухом, голодному оттого,
что он не перегружает свой желудок, и т. д. Можно
было бы подумать, что Иоанн Златоуст просто издевается
над своими читателями, но он говорит совершенно
серьезно. «Святой отец» утешает, например, нищего тем,
что тот не тратит денег в то время, как богатому
приходится огорчаться по поводу того, что он много
расходует.
По примеру Златоуста и многие другие церковные
писатели всячески стараются внушить бедняку, что ему
куда лучше, чем богатому. Православный богослов
прошлого века епископ Виссарион неоднократно выражал
в своих сочинениях сострадание богачам по поводу
того, что у них много забот и «беспокойств о сохранении
нажитого, о расширении выгодных оборотов капитала,
опасений разных потерь и убытков». Бедняку по этому
поводу внушается: «Благодари господа, что он
поставил тебя вдали от этих искушений». И во всяком
случае, если бедняку на земле не лучше, чем богачу, то
уж, конечно, и не хуже. Святой Тихон Задонский
аргументировал это тем, что после смерти и тот и другой
оказываются в одинаковом состоянии: «Открой гробы
умерших, и не узнаешь, где богатый и где нищий, где
вельможа и слуга его, где господин и где раб его
лежит,— у всех один вид—тление, земля и пепел»2.
Большое утешение для бедняка — знать, что после смерти
труп богача будет выглядеть не менее отвратительно,
чем твой собственный.
Но в остальном ситуация складывается для бедняка
несравненно более благоприятно, чем для богатого.
Тела-то сгниют одинаково, но с душами все будет
значительно сложней. И святой Тихон вспоминает тут
знаменитую евангельскую притчу о богатом и Лазаре, зани-
1Г. Дьяченко. Христианские утешения.., с, 117,
2 Та м же, с. 124.
23

мающую важное место в системе образов и сюжетов,
составляющих христианское вероучение.
Приведем эту притчу в евангельском тексте:
«Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон,
и каждый день пиршествовал блистательно. Был также
некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у
ворот его в струпьях. И желал напитаться крошками,
падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали
струпья его. Умер нищий, и отнесен был ангелами на
лоно Авраамово; умер и богач, и похоронили его; и в
аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел
вдали Авраама и Лазаря на лоне его. И, возопив,
сказал: отче Аврааме! Умилосердись надо мною и пошли
Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и
прохладил язык мой, ибо я мучусь в пламени сем. Но
Авраам сказал: чадо! Вспомни, что ты получил уже доброе
твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь
утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между
нами и вами утверждена великая пропасть, так что
хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и
оттуда к нам не переходят» (Лука, 16, 19—26). Мораль этой
притчи настолько ясна, что не нуждается в пространных
комментариях: бедные и угнетенные должны быть
совершенно довольны своим положением и не посягать
на его изменение. Французский просветитель конца
XVIII в. Сильвен Марешаль так формулировал ее
основной принцип: «Рабу говорят: чем больше ты будешь
страдать на земле, тем больше будешь наслаждаться на
небе; позволь себя связать, высечь, колесовать,
истощай свою жизнь на службе у тиранов. И чем более
безропотным будет твое повиновение здесь на земле, тем
более великим будет торжество, которое готовится для
тебя на небесах. Счастливы те, которые один миг
плачут на земле, ибо вечно будут смеяться на том свете» *.
В евангелиях эта утешительная идея много раз
находит свое выражение в ярко выраженных лаконичных
формулах: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся»
(Матф., 5, 4); «блаженны нищие... ибо ваше есть
царствие божие; блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь;
блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лука, 6,
20—21). Обращаем внимание читателя на многоточие,
1 С. /Марешаль. Избранные атеистические произведения. М.,
1958, с. 33.
24

поставленное нами в цитате после слова «нищие». Дело
в том, что в русском тексте Евангеля от Луки
сказано: «нищие духом», но перед нами просто неправильный
перевод евангельского текста с древнегреческого языказ
в подлиннике нет слова «духом», так что блаженство
здесь обещается нищим в собственном смысле слова.
А богатым — плохо: им так же трудно попасть в
царствие небесное, как верблюду пройти в игольное ушко.
И Евангелие предупреждает их: «Горе вам богатые, ибо
вы уже получили свое утешение» (Лука, 6, 24).
Какое же самочувствие внушает религия
«несчастным» эксплуататорам, которым предстоит страдать в
аду только за то, что они на земле пользовались всеми
благами, и которым никак не попасть в царствие
небесное? Остается ведь фактом, что их несчастное
положение, в общем, как-то ими не осознается, а перспектива
загробных мучений особого страха не вызывает.
Впрочем, на всякий случай для них существует «запасной
выход».
В евангелиях рассказывается, что к Иисусу
однажды подошел некий юноша и спросил, что он должен
делать, чтобы «иметь жизнь вечную». Иисус посоветовал
ему: «продай имение твое и раздай нищим; и будешь
иметь сокровище на небесах» (Матф., 19, 21). Не
понравился такой совет богатому юноше, и он «отошел с
печалью». Вряд ли много было случаев, когда богатые
эксплуататоры следовали такого рода советам, но они
не переставали быть христианами. Достаточно
показательно, однако, само содержание этого совета.
Оно означает, что христианство исходит из
неизбежности сохранения самого строя общественного
неравенства. «Продать имение» — значит найти в качестве
покупателя такого человека, которому останется
закрытым доступ в царствие небесное. Если основатели
христианства рассчитывали на всеобщее распространение
своей религии, то, очевидно, они должны были
считаться с тем, что не останется людей, которые будут
покупать «имение». Но ясно, что благочестивый совет
о продаже и раздаче нищим давался без особой
надежды на то, что кто-нибудь последует ему. И
действительно, хотя уже к концу II в. в христианских общинах
было большое количество рабовладельцев и вообще
богатых людей, никто из них особенно не беспокоился по
поводу своей загробной будущности. У церкви было
25

достаточно средств для того, чтобы при помощи
всевозможных хитроумных толкований утешить и богачей,
посулив и им посмертное блаженство.
Популярный в Петербурге конца прошлого века
проповедник протоиерей П. Смирнов решал эту задачу
таким образом: «Притча о богаче и Лазаре представляет
пример, как легко при богатстве загубить свою душу.
А как легко было бы для богатого сделать добро
лежавшему у ворот его Лазарю! Как не далеко от него
было средство доброй милостыней стяжать себе ходатая
и заступника перед богом!»1. Оказывается, совсем не
трудно откупиться от всех бичей и скорпионов,
которыми грозит религия богатым эксплуататорам. И есть у
последних еще одно средство выхода из положения,
притом такое, которое им ничего не стоит. «Богатый,—
взывает протоиерей Смирнов, — смиряйся перед
богом!»2. Произноси все, какие положено, молитвенные
формулы, становись в предписанных случаях на
колени — и все будет в порядке.
Сложней обстоит дело для «труждающихся и
обремененных». Им, чтобы стяжать царствие небесное,
нужно смиряться не только перед богом, а и перед своими
эксплуататорами.
В Новом завете содержится большое количество
обращенных к «рабам» и «слугам» наставлений о
беспрекословном повиновении своим господам и владельцам.
«Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не
только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то
угодно богу...» (I Петра, 2, 18—19). «Рабы, повинуйтесь
господам своим во плоти со страхом и трепетом, в
простоте сердца вашего, как Христу, не с видимой только
услужливостью, кае человекоугодники, но как рабы
Христовы, исполняя волю божию от души» (Еф., 6, 5).
«Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти...
в простоте сердца, боясь бога» (Колосс, 3, 22).
В художественной литературе можно найти большое
количество иллюстраций того, как это выглядит на
практике, в жизненных позициях и в поведении верующего
трудящегося. Классический пример такой иллюстрации
мы находим в уже цитированной нами «Пошехонской
старине» М. Е. Салтыкова-Щедрина.
1 Г Дьяченко. Христианские утешения.., с. 157.
2 Т а м же.
26

В этом произведении великого сатирика выведен
образ крепостной дворовой Аннушки, искренне и глубоко
верующей, проникнутой сознанием того, что крепостное
рабство установлено божиим промышлением и что раб
должен беспрекословно во всем повиноваться своему
владельцу, ибо так велено богом. «Повинуйтесь!
Повинуйтесь! Повинуйтесь! Причастницами света небесного
будете!» — твердила она беспрестанно и приводила
примеры из Евангелия и житий святых» !. И надежда на то,
что будешь причастником света небесного, утешала
полуголодного, замордованного, испоротого, замученного
непосильной работой крепостного. Аннушка была
уверена в том, что искупление человечества Христом было
предпринято и осуществлено богом в интересах
угнетенных: «Христос-то для черняди с небеси сходил, чтобы
черный народ спасти, и для того благословил его
рабством»2. Выглядит несколько странной характеристика
рабства как божьего благословения, что, собственно,
можно найти хорошего в этом состоянии бесправия и
беззащитности, в положении рабочей скотины? Но
найти объяснение оказывается не таким уж трудным
делом: за состояние в рабстве люди «сподобятся венцов
небесных». Что это реально означает — не говорится;
надо полагать, что дело не ограничится лишь
украшением голов праведников красивыми венками, а будут
предоставлены сим праведникам и более ощутимые
блага. Во всяком случае некая туманность формулировки
самого посула не вредит делу, а, наоборот, даже
помогает: мало ли какие неслыханные и небывалые
блаженства обозначаются этими загадочными венцами. Тем
более утешительно!
Плохо, правда, что ценой небесных удовольствий
оказывается каторжная жизнь на земле. Аннушке
возражают: «Да ведь и человечьему долготерпению предел
положен... Иной не вытерпит, да своим судом себе
правду добыть захочет, а бог его за это наказать должен» 3«
Возражение резонное. Разве это правильно и хорошо,
когда человек не может собственными усилиями
«правду добыть»?! Ответ Аннушки на это возражение гласит
1М. Е. Салтыко в-Щ е д р и н. Пошехонская старина, а
302—303.
2 Та м же, с. 297.
3 Т а м же, с. 309.
27

просто и ясно: нельзя человеку «правду добывать», бог
за это накажет; «Терпи. Умрешь, тогда и получишь
награду». Еще в Евангелии сказано об иге, которое есть
не что иное, как благо. И тот, кто несет на себе это
иго, имеет полную возможность утешаться им как
благом. В крайнем случае можно найти утешение и в
соображении о неотвратимости и незыблемости
существующего положения. «Нет для раба иного закона, кроме
беззакония. С печатью беззакония он явился на свет,
с нею промаячил постылую жизнь и с нею же
обязывается сойти в могилу». Но зато уж «за пределами
последней,— как уверяет Аннушка, — воссияет для него
присносущий свет Христов» К Хочешь не хочешь, а маячь
постылую жизнь и получай в награду небесный венец.
Как к этой проповеди относились угнетенные люди?
В данном случае именно так, как это соответствовало
интересам угнетателей: «Всем становилось как-то легче
при напоминании, что удручающие вериги рабства не
были действием фаталистического озорства, но
представляли собой временное испытание, в конце которого
обещалось воссияние в присносущем небесном свете»2.
Каждый из тех, кто выслушивал утешительные Аннуш-
кины проповеди, имел возможность предаваться
мечтаниям о вознаграждении, которое ждет его в загробном
царстве.
Облегчали ли в действительности жизнь крепостных
все эти утешительные разговоры? Автор «Пошехонской
старины» говорит, что «всем становилось как-то легче»
от них... Но он не скрывает своего резко отрицательного
отношения к проповеди утешения. В. И. Ленин
разъясняет в общем плане этот вопрос следующим образом:
«Справедливо указывал Фейербах защищавшим
религию тем доводом, что она утешает человека, на
реакционное значение утешений: кто утешает раба, вместо
того, чтобы поднимать его на восстание против рабства,
тот помогает рабовладельцам»3. И в другом месте:
«...утешать раба есть занятие выгодное для
рабовладельца, а настоящий сторонник рабов учит их
возмущению, восстанию, свержению ига, а вовсе не «утешает»
!М. Е. Салтыко в-Щ е д р и н. Пошехонская старина, с.
348—349.
2 Та м же, с. 303.
3 В. И. Ленин. Поли, собр, соч., т. 26, с, 237,
28

их»!. В этих ленинских словах и заключается ключ к
решению вопроса о подлинном значении того утешения,
которое религия преподносит угнетенным и
эксплуатируемым.
КОМУ НУЖНЫ СТРАДАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ!
ТЭ течение своего краткого жизненного
пути человек переживает бесчисленное
множество всяких неприятностей. Среди них есть такие,
которым в антагонистическом обществе подвержены не
все люди, — например, страдание от нищеты и лишений
не постигает сильных мира сего, его вынуждены
переживать лишь бедняки; тяжелый труд тоже выпадает
только на долю масс угнетенных. И даже от болезней
обеспеченные слои общества не так сильно страдают,
как беднота: они имеют возможность прибегать во всех
нужных случаях к самой квалифицированной
медицинской помощи, они живут в более благоустроенных
жилищах, удовлетворяющих гигиеническим требованиям,
имеют больше возможностей заниматься спортом и уж,
конечно, не надрывают свое здоровье непосильным
трудом. Тем не менее есть такие бедствия, такие,
выражаясь языком проповедников, скорби, которые в той
или иной мере касаются всех людей.
Многочисленные болезни причиняют тяжелые
страдания физические. Если болеют близкие люди, то
сожаление об этом порождает чувство, которое можно в
буквальном смысле слова назвать состраданием,
совместным страданием, вызывающим болезненные душевные
переживания. Тем более это относится к случаям, когда,
например, умирает близкий человек.
Источником страданий для человека могут являться
и жизненные неудачи разного рода. В
капиталистическом обществе это могут быть потеря работы, крушение
карьеры, различные перипетии конкурентной борьбы,
потеря доходов или прямое разорение. Те или иные
личные неприятности не исключены для человека в любых
общественных условиях. Собственные ошибки в
производственной, общественной и личной жизни,
неправильные поступки некоторых людей, с которыми вместе ра-
1 В, И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, с. 140.
29

ботаешь или от действий которых почему-либо
зависишь, неудачи в личной жизни, тот или иной
несчастный случай, — все это далеко не всегда может быть
избегнуто и членом самого прогрессивного и
демократического общества.
Религия весьма интенсивно использует то
обстоятельство, что человек, вследствие тех или иных причин
переживающий неприятности и страдания, остро
переживает их и в некоторых случаях положительно реагирует
на попытки его утешения. Она поставляет ему это
утешение своими специфическими средствами и
аргументами. Первый из них заключается в утверждении о том,
что страдания и «скорби» учреждены самим богом и
поэтому в них принципиально не может быть ничего
плохого, заслуживающего осуждения. Наоборот, страдания
превозносятся в богословской литературе как
благодетельное для людей дело.
Учение о благости страданий фигурирует в основных
документах христианства. Бог «утешает смиренных»,
говорит апостол Павел (II Кор., VII, 6), — имеются в
виду те, кто безропотно выносит страдания мира сего в
чаянии мира «грядущего». В богословской литературе
непрестанно пропагандируется идея не только
неизбежности «скорбей». Что касается неизбежности, то здесь
вопрос ясен: раз бог установил такой порядок, при
котором люди мучаются, значит, так и должно быть. В
современном баптистском песнопении говорится:
Постигнет ли в жизни утрата какая,
Не плачь безутешно о ней никогда,
Знай — участь начертана свыше такая,
Решение сбылось неземного суда...
Цитировавшийся выше богослов Г. Дьяченко
озаглавил целые большие разделы своей книги такими
формулами: «О великой пользе скорбей для христианина»;
«Скорби ведут на небо»; «Бог, как всеблагий отец,
употребляет для нашего нравственного исцеления
несчастья, как лучшее врачество»; «Временные несчастья
суть благодеяния божий». А рассчитанный на широкие
читательские массы церковный журнал «Странник»
печатал до революции такие стихи:
Без горя жизнь, без нужд, лишения,
Была бы жалка и пуста,
И человек, венец творения,
Для неба не жил бы тогда.
Но к счастью, в жизни много горя.,.
30

В болезни с этой точки зрения нет ничего плохого.
Как можно быть недовольным болезнью, если именно
бог послал ее? Только «бог наводит болезни» на
человека; уж если он наградил одного инфарктом, другого—■
диабетом, третьего — гипертонией, то нечего и
рассуждать: так и должно быть. А жаловаться на бога
некому...
Но позволительно спросить: а зачем он, собственно,
это делает? Ведь он милосердный, Всеблагий, он
лучший друг всего живого. Почему же он это живое так
жестоко преследует всяческими болезнями? На этот
вопрос следует простой ответ, на первый взгляд
довольно убедительный: чтобы наказать людей за грехи.
Знаменитый в свое время «чудотворец» Иоанн Крон-
штадский писал: «Помни, что все наши болезни суть
наказание божие за грехи»1. А как объяснить такое
странное явление, что часто самые грешные и плохие
люди пользуются отменным здоровьем, хорошие же и
богобоязненные страдают от болезней? Как объяснить
тяжелые болезни маленьких детей и даже
новорожденных? Нагрешить-то ведь они еще не успели! За грехи
родителей страдают? За первородный грех Адама и
Евы? Трудно назвать справедливым наказание одних
людей, да еще маленьких детей, за грехи других,
притом взрослых... Если бы земные власти так поступали,
они не заслуживали бы никакого уважения. Вряд ли
можно было бы сказать что-нибудь другое и о
небесных, если бы они существовали.
Религия дает и иное объяснение побудительных
мотивов бога в вопросе о болезнях — прямо
противоположное. Не те люди болеют, кого бог наказывает, а,
наоборот, те, к кому он питает особо теплые чувства.
Проповедник наставляет людей: «Переносите болезнь
без смущения и с благодушием, всегда памятуя, что
благий Бог, как милостивый отец, всегда являет свое
благое попечение о вас. Не забывайте слова Писания,
что кого любит Господь, того наказывает» (Притч., 3,
12)2. При таком объяснении понятно, почему хворают
самые богобоязненные люди, — их бог любит. Но
непонятно другое: как любовь может выражаться в такой
странной форме? Смысла-то ведь никакого в таком объ-
1 И. Сергиев. Моя жизнь во Христе. СПб., 1892, с. 69.
2 «Христианское чтение», 1848, И, с. 98,
31

яснении не содержится! И когда проповедник говорит,
что «болезнь есть такая же милость божий, такой же
дар божий, как и здоровье», когда он предлагает «не
скорбеть, а благодарить бога» ! за то, что он насылает
на нас болезни, то поневоле опять начинаешь думать:
не издевается ли служитель божий над своими
«пасомыми»?!
Ниспосылаемые богом болезни хороши еще тем, что
приучают людей к терпению. «В вашей болезни,
обращается проповедник к страждущему человеку, господь
дает вам средства к усовершенствованию себя в
терпении, к испытанию и утверждению вашей веры».
Испытания, которым бог, как утверждают идеологи религии,
подвергает людей систематически, вообще,
представляются бесцельным действием, ибо всеведущий бог
заранее знает результат любого испытания. Что же
касается терпения, которое рекомендуется проявлять
верующему в случае заболевания, то в этой связи
поучителен тот факт, что, как правило, любой
священнослужитель, стоит ему только заболеть, не проявляет
излишнего терпения и старается, по возможности, скорей
прибегнуть к медицинской помощи.
Здесь еще и еще раз проявляется удивительная
непоследовательность и логическая противоречивость как
мышления, так и поведения верующего. Если болезнь
есть дар божий, целебный для души человека, то
зачем стремиться к избавлению от него, зачем уводить
свою душу из-под спасительного воздействия плотской
Оолезни? Надо стараться подольше и посильнее
использовать этот дар и «врачество для души». Если даже
рассматривать болезнь только как наказание за грехи,
то как можно брать на себя смелость избегать этого
наказания, излечиваясь от него при помощи средств
медицины?! Тем не менее именно так действует не только
рядовой верующий, но и любой служитель церкви,
начиная от приходского священника и кончая
митрополитом, патриархом, римским папой. Никто из них не
наслаждается и не утешается постигшей его болезнью;
он зовет врачей и принимает лекарства.
Религия предлагает свою помощь не только для
утешения болящего соображениями о том, как полезно
1 Г. Дьяченко. Христианские утешения.., с. 217.
32

ему страдать от болезни; она берется и лечить эти
болезни. Одно из церковных таинств —елеосвящение или
соборование — специально предназначено для своего
рода духовно-медицинской помощи. Так как обычно
елеосвящение предпринимается уже тогда, когда больной
находится в предсмертном состоянии, то никакого
исцеления чаще всего не происходит и человек умирает.
Приходится ограничиваться минимальным эффектом
одного лишь утешения. Вместе с соборованием
совершается и таинство покаяния, так что человек уходит на тот
свет безгрешным. Но это почему-то не освобождает его
от загробного суда и адских наказаний.
Средства физического лечения, предлагаемые
религией, не сводятся к одному лишь таинству
елеосвящения. Поминания за здравие, провозглашаемые в церкви,
направлены к той же цели: раб божий такой-то, о
здравии которого церковь за определенную мзду
ходатайствует перед богом, обретает надежду на то, что в
результате такого ходатайства господь обойдет его своим
милостивым даром — болезнью. Практиковавшиеся ранее
в широких масштабах паломничества к мощам,
чудотворным иконам и прочим священным объектам тоже
имели целью во многих случаях излечение болезней:
кликуши, горбуны, увечные, паралитики должны были
избавляться от своих немощей, приложившись к иконе
или к гробнице («раке»), в которой предполагались
«нетленные мощи», и, конечно, изрядно поиздержавшись
на свечи, поставленные разным святым, на всяческие
поборы в пользу храма* притча и т. д. Еще до сих пор
бывают случаи, когда в той или иной местности
обнаруживается чудотворный источник, к которому
начинается паломничество жаждущих исцеления. Во
Франции полным ходом работает знаменитая Лурдская «свя-
толечебница», куда стекаются сотни тысяч верующих
католиков в надежде на то, что помощь богородицы,
якобы являвшейся здесь некоей девице Субиру, даст
им возможность излечиться от болезней. Церковь
получает многомиллионные доходы от надежд и чаяний
легковерных людей, для них же дело ограничивается
одним лишь весьма сомнительным утешением, ибо,
конечно, никаких чудес здесь не происходит и больные
уезжают из Лурда в лучшем случае столь же больными,
какими приехали. Мы сказали «в лучшем случае», но
нередко бывает, что антисанитарные условия, в которых
33

протекает лурдское «врачевание», порождают у
паломников новые болезни или усугубляют старые.
Бывают случаи, когда нервное возбуждение,
испытываемое больным паломником, оказывает на его психику
острое воздействие, вызывающее сильнейшее нервное
потрясение. Не исключены случаи временного
облегчения страданий больного, но чаще результатом бывает
ухудшение течения болезни. Утешение же, которое
может получить верующий больной от сознания того, что
он побывал в «святом» месте, никак не заменяет
настоящей медицинской помощи.
В православном церковном обиходе рекомендуется
обращаться с молитвами об исцелении не только к богу,
но и к разного рода святым. До революции издавались
массовыми тиражами плакаты и листовки с
перечислением тех святых, которым следует молиться об
исцелении от той или иной болезни. «Специалистами» по
глазным болезням считались Иоанн Предтеча и Лонгин
Сотник, от «грыжной болезни» лечил святой Артемий, от
лихорадки — святая Фотиния и святой Марой, от
«винного запойства» — святомученик Виифатий и т. д. Опять-
таки это не вяжется с основной концепцией, по которой
болезни причиняются людям не кем иным, как самим
богом; получается, что бог наказал или, наоборот,
наградил того или иного человека определенной болезнью,
а какой-нибудь святой, если ему помолиться, может
изменить распоряжение бога и вылечить болезнь.
Правда, само по себе это довольно утешительно — есть
инстанции, в которые можно обращаться даже тогда,
когда бог вынес в отношении тебя неблагоприятное
решение...
К различным чинам царствия небесного можно
обращаться и по поводу всяких других тяжелых случаев,
помимо болезней. К каждому христианину с точки
зрения православного учения приставлен ангел-хранитель,
который занят тем, чтобы обезопасить своего
подопечного от жизненных невзгод, да и от многого другого.
Отцы и учителя церкви единодушны в том, что
«с каждым из верных есть ангел», сопровождающий его
всюду от рождения до смерти и даже после смерти.
В чем состоят его обязанности?
Святой Василий Великий отвечает на это: ангел-
хранитель есть «детоводитель и пастырь», который
«управляет жизнью» своего подопечного. Иоанн Златоуст
34

говорит, что «служение нам ангелов-хранителей состоит
в том, чтобы по воле божией способствовать нашему
спасению»!. Основная функция ангелов-хранителей
заключается, таким образом, в том, чтобы руководить
нашими поступками и нашей духовной жизнью, всячески
предохраняя нас от греховных поступков и неуклонно
ведя по стезе добродетели.
Это, однако, не единственная его функция. Ангел-
хранитель — не только наш, если так можно
выразиться, гувернер, он хранитель в собственном смысле этого
слова, телохранитель. Макарий аттестует его как
«хранителя душ и телес наших»2. Дальше он приводит ряд
текстов из писаний святых отцов в доказательство
верности такой характеристики. Вот, например,
высказывание Василия Великого: «Как городские стены, вокруг
облегая город, отвсюду отражают вражеские
нападения, так и ангел служит стеною спереди, охраняет сзади
и с обеих сторон ничего не оставляет неприкрытым»3.
Он опирается при этом на тексты псалмов,
гарантирующие человеку, охраняемому ангелом, безопасность
даже на войне: «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч
одесную (справа. — И. К) тебя; но к тебе не
приблизится» реальная опасность, «ибо ангелам своим
заповедает (бог. — И. /С.) о тебе — охранять тебя на всех
путях твоих» (Пс, 90, 7, 11). А святой Федор Студит
подтверждал, что «служение ангела-хранителя состоит
в том, чтобы избавлять тебя от всех зол». Таким
образом, по церковному учению верующий христианин
может не бояться ни того, что он впадет в какой-нибудь
грех, ни каких бы то ни было реальных жизненных
опасностей и неприятностей — при нем всегда дежурит его
ангел-хранитель, да еще к тому же рядом всегда и сам
бог. Тот же Федор Студит писал, обращаясь к
верующему: «Ты имеешь близ себя господа, которого любишь,
имеешь и ангела, хранителя жизни твоей»4. При такой
надежной охране нет, конечно, никаких оснований
бояться чего бы то ни было; к тому же можно быть
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. I,
с. 558.
2 Т а м же, с. 559.
8 Та м же.
4 Т а м же.
35

полностью уверенным в том, что никогда не
согрешишь,— ангел не допустит. Беда только в том, что
почему-то реальная жизнь непрестанно опровергает эту
утешительную уверенность.
То, что человек постоянно грешит, утверждают все
без исключения религиозные проповедники, ибо
отрицание этого делало бы бессмысленными не только
постоянные призывы к покаянию и само таинство покаяния, но
и учение об адских наказаниях. Обессмысливался бы и
догмат о первородном грехе, ведь у Адама с Евой тоже
были ангелы-хранители, не дававшие им грешить, и бог
тоже все время был рядом. Но результаты известны!
Что касается обязанностей ангела как телохранителя
и оберегателя от всех житейских неприятностей, то и
их он, как правило, выполняет явно недобросовестно.
Многие миллионы верующих становятся жертвами
всяких бед и несчастий, погибают на полях сражений и от
руки убийц. Почему-то ни присутствующий при сем бог
(он всюду всегда присутствует!), ни ангел-хранитель не
спасают. Чем это можно объяснить?
Ответ христианства, как и некоторых других
религий, на этот вопрос хорошо известен. Он заключается
в том, что ангелу-хранителю, как и самому богу,
мешают в их деятельности злые ангелы, попросту говоря,
черти. Митрополит Макарий тут же вслед за
подробным изложением вопроса об ангелах-хранителях
публикует полтора десятка страниц, посвященных описанию
того, как пакостят людям ангелы Сатаны. Так как
люди, в общем, чрезвычайно активдю грешат и так как они
в жизни переживают бесчисленное множество бедствий,
то, видимо, в подавляющем большинстве случаев
борьба между ангелами-хранителями и чертями кончается
победой последних. Если учитывать всемогущество бо-
жие, то нельзя не признать этот факт совершенно
необъяснимым. Некоторая видимость объяснения
усматривается идеологами религии в том, что бог «попускает»
зловредную работу чертей. Макарий изрекает по этому
поводу: «Господь бог только попускает злую
деятельность ангелов злых и ограничивает ее». А почему он это
делает, зачем попускает? Вообще-то задавать богу
такие вопросы не пристало — ему лучше знать... Но
автор все же берет на себя смелость объяснить бо-
говы побудительные мотивы: оказывается, «злую
деятельность падших духов промысл Божий попускает,
36

потому что не хочет стеснять их свободы» !. Хорош
управитель и верховный администратор мира, который
предоставляет свободу действий самым гнусным и
злонамеренно преступным существам, давая им
возможность наполнять Вселенную всякой скверной, кровью и
грязью, страданиями и преступлениями! Вряд ли
можно считать особо утешительной веру в то, что живешь
в мире, созданном и управляемом таким
«совершеннейшим» существом.
Да, отвечают тебе служители божий, в этом мире,
конечно, плохо. Но надо утешаться тем, что Иисусу
Христу здесь было еще хуже. «Все скорби и
страдания человечества, — пишет «Журнал Московской
Патриархии»,—сколько бы их ни было и какие бы они ни
были, утопают и растворяются в страданиях Христа, как
ничтожная капля в необъятном море». Вероятно, автору
этих строк не пришлось испытать и малой доли таких
страданий, которые претерпевали люди в фашистских
застенках, таких пыток, которым подвергает теперь
людей чилийская военно-фашистская диктатура, — иначе
он знал бы, что даже описанные в евангелиях
страдания мифического Христа не так уж отличаются от
действительных страданий безусловно реальных людей. Но
это даже и не существенно. Важно другое: почему
ссылка на страдания Христа должна оправдывать зло,
испытываемое людьми в их многострадальной жизни?
«Христос терпел и нам велел»? А смысла во всем этом
построении все-таки ведь нет!
Митрополит Николай находит еще один способ
утешить «несчастных страдальцев, которых посещают те
или иные скорби, беды, болезни, тревоги и испытания
на земном пути». Он обращается к ним с вопросомз
«Может быть, ты скажешь, — какое же утешение
можно найти в том, что мы видим слезы и горе вокруг себя?
Может быть, это только увеличит наши скорби и
удрученное состояние духа?» На это тут же дается твердый
ответ: «Нет. Вот ты посмотришь на других людей и
скажешь самому себе: не я один страдаю, каждый
несет то или другое страдание в своем теле или в своем
сердце. Чем же я лучше других людей, чем я выше
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
С 561,
37

их...?»!. Казалось бы, христианин, главной
добродетелью которого считается любовь к ближнему, должен
только огорчаться при виде страданий этого ближнего,
а ему предлагают утешаться этим!
Главное же утешение заключается в том, что на том
свете будет легче и лучше. Почему-то для того, чтобы
после смерти людям было хорошо, при жизни им
должно быть плохо. Знаменитый немецкий поэт Генрих
Гейне изображал эту странную идею таким образом:
«Те, кто в сей жизни насладился обильным счастьем,
в будущей поплатятся за него несварением желудка;
тех же, кто слишком мало ел, ждет впоследствии
превосходнейший пиршественный стол; и ангелы будут
поглаживать синяки от земных побоев»2. Пожалуй, это
утешительная надежда, но какие существуют основания
для того, чтобы считать ее в какой-либо мере реальной?
Поскольку дело зависит от воли бога, нельзя не
признать резонными некоторые соображения на этот
счет, высказанные французским философом XVIII в.
П. Гольбахом: «Если бог не мог сделать людей
счастливее на земле, как можем мы надеяться на рай, где
избранные будто бы должны вечно наслаждаться каким-
то неизъяснимым блаженством? Если бог не смог и не
захотел избавить от зла землю — нашу единственную
юдоль, — на каком основании можем мы рассчитывать,
что он захочет избавить нас от зла в другом мире, о
котором мы не имеем никакого представления?» И еще:
«Если бог воздерживается в течение достаточно
длительного времени от применения своего правосудия и
допускает зло в течение всего существования нашей
планеты, какие же могут быть у нас гарантии того,
что и в другом мире божественное правосудие не будет
точно так же бездействовать и попустительствовать
страданиям его обитателей?»3.
Рассуждение Гольбаха неточно только в одном
отношении. Гарантированного блаженства для людей на
том свете христианство не обещает. Оно ориентирует
каждого на то, что он должен сам всеми силами
неустанно заботиться о своем спасении.
1 Митрополит Николай. Слова и речи, т. III, с. 210—211.
2 Г. Гейне. Собрание сочинений, т. 9. М., 1959, с. 47.
3 Французские просветители XVIII в. о религии. М., 1960, с. 598.
38

ЗАБОТА О СПАСЕНИИ
ГЭесь смысл истории с точки зрения рели-
^ гиозного учения, ее сущность и цель
заключаются в спасении людей. Бог, пишет апостол
Павел, «хочет, чтобы все люди спаслись» (I Тим., 2, 4).
В христианских молитвах постоянно повторяется
обращенная к богу настойчивая просьба о спасении: «Спаси
люди твоя, Господи, и благослови достояние твое»;
«О спасении душ наших Господу помолимся»; «Заступи,
спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, твоею благода-
тию». Имеется в виду забота о спасении не от каких-
нибудь реальных опасностей, угрожающих человеку в
его жизни. Речь идет о «спасении души».
Судьбы человечества и человеческих коллективов,
социальных групп, общественных классов с этой точки
зрения не имеют никакого значения. Интерес человека
сосредоточив^ется на его собственной персоне и
индивидуальной судьбе, он отделяется от социальной
общности, от интересов класса и народности, от других
людей, даже от своих родных и близких. Речь идет
лишь о спасении индивидуальном, «моем», а не
«нашем».
Интересную иллюстрацию такой установки дает
приводимая в одной современной атеистической работе
запись беседы с верующей пятидесятницей из
украинского села Тернопольской области. У нее спросили:
«Где будут ваши дети — пионеры и комсомольцы —
после Страшного суда?» Она резко и сердито ответила:
«А что мне дети? Только бы мне самой спастись!»1.
Так воспитывает религия в человеке черствый
эгоизм и доходящий до предела индивидуализм.
Опять приходится вернуться к вопросу, который мы
уже неоднократно затрагивали. Христос потому и
именуется Спасителем, что он уже спас людей от
наказания за грехи, — не только первородный, но и все
свершенные людьми когда бы то ни было, даже за те,
которые людям предстояло еще совершить впредь.
Почему же угроза вечной гибели наших душ продолжает
висеть над нами и почему каждый человек должен
считать главной задачей всей своей жизни спасение от этой
гибели? Ответа мы не найдем ни в официальных доку*
ментах христианства, ни в богословской литературе.
1 Е. Д у л у м а н, Б. Л о б о в и к, В. Т а н ч е р. Современный
верующий. М, 1970, с. 70.
39

Все творилось «хорошо весьма», а в итоге человек
должен жить под постоянной угрозой гибели и во
избежание этой угрозы непрестанно изыскивать пути
спасения! Созданный великим мастером мир оказался
страшным и неуютным, до ужаса неустроенным и
мрачным. А на том свете человеку еще хуже...
По существу, выражение «спасение души» неверно
с точки зрения самого религиозного учения. Душа
пребывает отдельно от тела только в период,
предшествующий светопреставлению и Страшному суду, а в эта
время страдает в аду она одна, а не человек целиком.
Но это-то как раз не так страшно, ибо временно.
Вечная гибель ждет несчастного грешника только после
Страшного суда, а тогда он уже будет полноценным
человеком— с телом и душой. Тем неприятней все это,
ибо адские муки будут, надо полагать, куда
чувствительней для тела, чем для бестелесной души. А как от
них избавиться, как спастись?
Церковь предоставляет для этого богатые
возможности. Она утверждает, что можно добиться от бога
прощения всех без исключения грехов, в том числе
самых тяжких. «Нет греха, — утверждает митрополит Ма-
карий, — который не мог бы быть прощен людям»1.
Правда, тут же упоминаются те места Нового завета,
которые ясно говорят, что есть грехи не прощаемые.
Евангелие, например, возглашает: «Всякий грех и хула
простятся человекам; а хула на Духа не простится
человекам; если кто скажет слово на Сына
Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа
Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем»
(Матф., 12, 31—32). Да есть еще к тому же понятие
смертного греха, о прощении которого апостол Иоанн
даже молиться не разрешает (I Иоанная, 5, 16). Но
церковь, а в данном случае митрополит Макарий,
делает все для того, чтобы снять это неутешительное
решение. Богослов приводит ряд высказываний отцов,
церкви и даже определений вселенских соборов, где
утверждается возможность прощения богом всякого греха, в
том числе и смертного. Это уже более утешительное
для верующего решение вопроса. Все дело в том, ка-
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 438.
40

кими средствами можно реализовать возможность
прощения всех грехов и, следовательно, спасения.
Надо совершать те таинства и обряды, которые
предписывает церковь. На первом плане здесь таинство
крещения, при помощи которого человек очищается от
последствий первородного греха. Впрочем, похоже на
то, что в момент крещения отпускаются человеку и
собственные грехи. Со ссылкой на официальный документ—
«Православное исповедание» — Макарий сообщает, что
крещаемый «при троекратном погружении в воду во имя
Отца и Сына и Святого Духа очищается благодатью
божией от всякого греха и соделывается новым
человеком, оправданным и освященным» К В дальнейшем
прямо говорится, что крещение «спасает от вечных
наказаний за грехи»2. Очевидно, речь здесь всюду идет о том
случае, когда подвергается крещению не младенец, а
взрослый человек, успевший нагрешить в своей жизни.
И для него оказывается достаточным трижды
окунуться в воду и произнести соответствующие молитвенные
формулы, в частности, такие, при помощи которых
крещаемый отмежевывается («отрицается») от Сатаны,
чтобы смыть с себя грехи и спастись от адских
наказаний. Иоанн Златоуст писал по этому поводу: «Всех
очищает благодатное крещение: будет ли
женоподобный (гомосексуалист. — И. /С) или блудник, или идо-
лослужитель, или другой какой великий грешник, и
хотя бы совмещал в себе всякое зло человеческое,—
погрузившись в купель вод, он выходит из божественных
вод чище лучей солнечных. Выходя из сей купели,
становится не только чистым, но святым и праведным»3.
Нельзя отрицать того, что здесь начертана отцом
церкви весьма утешительная перспектива полного,
притом достигнутого очень простыми средствами,
освобождения человека от всех потусторонних наказаний.
Стоит, однако, обратить внимание на нравственную сторону
вопроса.
Поскольку дело касается крещения младенцев, то
надо полагать, что они освобождаются при этом лишь
от греха, совершенного Адамом и Евой, хотя не исклю-
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 317.
2 Там же, с. ЗЗЬ
3 Та м же, с. 332—333.
4)

чено и такое толкование, по которому им заранее
прощаются те грехи, которые предстоит совершить еще на
протяжении жизни. Будем, однако, считать
действительным лишь первый вариант, ибо второй, пусть он даже
и фигурирует в ряде церковных документов, выглядит
при всей своей утешительности совершенно нелепым
по своему смыслу. Но некоторые другие стороны
данного вопроса доставили богословам чрезвычайно много
хлопот, по существу, они и сейчас с ними справиться
не могут.
Полностью ясен вопрос о тех младенцах, которые,
приняв крещение, тут же умирают; их души
чистенькими отправляются в рай. А как быть с
новорожденным, который умер, не успев получить святого
крещения? Такой авторитетный «отец и учитель» церкви, как
Блаженный Августин, считает, что некрещеные
младенцы отправляются в ад, где они должны отбывать
наказание за грех Адама и Евы. Святой Григорий
Нисский, святой Григорий Богослов и некоторые другие
стояли на иной позиции. Они не осмеливались
относить несчастных младенцев к безгрешным душам,
свободным от адских мук, но полагали, что и полностью
оправдывать некрещеную душу невозможно. Григорий
Богослов формулировал свою концепцию в следующих
увертливых выражениях: некрещеные умершие
младенцы «не будут у праведного Судьи ни прославлены, ни
наказаны, потому что хотя не запечатлены, однако же,
и не худы и больше сами потерпели, нежели сделали
вреда. Ибо не всякий, недостойный наказания, достоин
уже и чести, равно как не всякий, не достойный чести,
достоин уже наказания» К В общем, ни в аду, ни в раю
для ни в чем неповинных новорожденных места не
оказывается, где же они найдут себе успокоение?
Одним лишь тем, что верующий проходит процедуру
крещения, он еще не достигает спасения своей души и
тела от адских мук. Основным средством такого
избавления церковь считает регулярно отбываемое таинство
покаяния. В порядке исполнения этого таинства человек
должен регулярно бывать на исповеди и открывать
священнику совершенные за «отчетный период» грехи,
выражая раскаяние в них и решимость не повторять та-
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 338.
42

новые. Тут же священник, исповедующий грешника,
произносит установленные формулы, которыми
«отпускаются» грехи кающегося. Ссылаясь на многочисленные
тексты Нового завета, богослов заявляет, что исповедь
дает кающемуся ни больше ни меньше, как/«отпущение
грехов и оправдание», «примирение с богом»,
«освобождение от вечных наказаний за грехи и надежду на
вечное спасение» *. Пожалуй, вместо «надежды» здесь
можно было бы говорить об уверенности, ибо если
достигнуто оправдание и освобождение от вечных наказаний
за грехи, то, стало быть, вечное спасение обеспечено.
Отметим мимоходом, что в дореволюционной России
«вечное спасение» при помощи исповеди нередко
оказывалось связанным с крупными неприятностями на
этом свете, ибо пресловутая «тайна исповеди» по
специальным распоряжениям правительства должна была в
нужных случаях нарушаться священником: если он
узнавал о революционных настроениях или намерениях
кого бы то ни было, он обязывался тут же донести об
этом в полицию или в жандармское управление. Но
вернемся к вопросу о вечном спасении.
Сдав на исповеди все свои грехи и выйдя из
церкви праведником, человек начинает новый цикл грехов
и преступлений против бога. Именно так, очевидно, и
полагает церковь, ибо она считает необходимым, чтобы
верующий через некоторое время опять явился на
исповедь; она не допускает мысли о том, что после
исповеди человек исправился и больше не грешил. В
очередной раз верующий опять выкладывает свои новые
грехи, каковые ему тут же незамедлительно отпускаются.
Выходит, что его покаяние при последней исповеди
было притворным или во всяком случае весьма
кратковременно действующим. Церковь, однако, не считает это
помехой для нового акта исповеди и для возможности
будущего спасения кающегося. Греши и кайся, кайся
и греши — таков тот курс, который указывается
верующему.
Иоанн Златоуст высказывался на этот счет весьма
отчетливо: «Согрешил ты? Войди в церковь и загладь
свой грех. Сколько бы не падал на площади, — всякий
раз встаешь; так сколько раз не согрешишь, — покай-
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с, 437.
43

ся во грехе, не отчаивайся; согрешишь в другой раз, в
другой раз покайся, чтобы По нерадению совсем не
потерять тебе надежды на обещанные блага. Ты в глу*
бокой старости, и — согрешил? Войди в церковь,
покайся» К Таким образом, можно до глубокой старости
постоянно грешить, нужно лишь столь же постоянно
каяться. А придет смерть, нужно опять-таки покаяться;
успеешь— твое счастье, но если не успеешь, проблема
сильно осложнится.
Любопытно в этой связи одно высказывание
современной баптистки из города Целинограда, сделанное
ею в разговоре с социологом, проводившим
исследование. Она сказала: «...несчастен тот грешник, который
умирает внезапно, например, от несчастного случая или
от инфаркта. Он не успеет даже покаяться, попросить
прощения. Поэтому для грешника лучше мучительная
смерть, чем спокойная»2. В вопросе о необходимости
предсмертного покаяния баптизм стоит на той же
позиции, что и православие; отметим, что не только
разные вероисповедания христианства, но и иудаизм и
ислам придерживаются той же концепции. Нельзя не
видеть, что в ней есть материал для надежды на
избавление от адских мук и, следовательно, для утешения.
Но вместе с тем необходимо видеть, как остро
противоречит эта концепция требованиям здравого разума
и элементарной нравственности.
Самый гнусный преступник может не бояться
загробных наказаний за свои деяния. Ему надо только знать,
что он успеет перед смертью покаяться и сдать свои
грехи исповеднику, тогда он на тот свет придет
праведником. Любой злодей может надеяться на то, что после
смерти будет пребывать в райских чертогах, — важно
лишь при жизни вовремя каяться, а главное успеть
покаяться перед смертью. Ловкач и здесь сумеет выйти
из положения. А другой человек, не такой расторопный,
хотя, может быть, и менее грешный, окажется в более
тяжелых обстоятельствах. Очень уязвимо и учение об
абсолютной справедливости божией, и представление
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 438.
2 Л. В. Мандрыгин. Идея «утешения» в баптизме.—В сб.;
«Нравственность и религия». М., 1964, с. 183.
44

о нравственном значении страха перед загробными
карами, испытываемого верующим.
После смерти человека заботу о его загробном
будущем должны взять на себя оставшиеся в живых его
родственники. В иудаизме сыновья покойного в течение
года по три раза в день произносят довольно длинную
покаянную молитву; помимо того, периодически в
синагоге кантор должен за определенную плату пропеть
специальную молитву, в которой бог упрашивается
проявлять благосклонность к такому-то умершему. В
христианстве практикуется целая система заупокойных
мероприятий: чтение псалмов по покойнику, отпевание,
панихиды, поминания «за упокой раба божьего»
такого-то. Для церковных организаций всех религий
заупокойный культ представляет собой немаловажный
источник доходов. Всем хорошо: духовенство получает
бренные, но весьма желательные материальные блага,
родственники покойного находят утешение в том, что
они сделали все, от них зависящее, для улучшения
положения усопшего, а сам последний по вероучению
религии с каждым новым напоминанием богу о нем
избавляется от ответственности за часть совершенных им
при жизни грехов.
В православной церковной литературе, рассчитанной
на широкие круги верующих, имел распространение
такой сюжет: родственник умершего увидел его во сне по
шею погруженным в кипящую смолу; после того как он
заказал священнику панихиду, сновидение повторилось
с той лишь разницей, что адская ванна доходила
покойнику лишь до груди, а повторение панихид давало
во сне заботливому родственнику ясные свидетельства
того, что участь покойного все облегчается, — смола ему
доходит до пояса, до колен и т. д., пока он не
оказывается совершенно освобожденным от наказания.
Приятно и утешительно как для духовенства, так и для
верующих мирян! Не хватает только всем этим россказням
хоть малейшей доли достоверности и убедительности.
Искусство сочинения благочестивых сновидений
стояло всегда на большой высоте у жрецов всех религий,
в том числе и христианской. А в таких случаях, как
приведенный, оно хорошо оплачивалось тем, что надо
было еще и еще заказывать духовенству заупокойные
требы.
Забота о спасении души вынуждает верующих и при
45

жизни тратиться в пользу церкви и духовенства. Надо
платить за исполнение таинств крещения и покаяния,
надо ставить свечи разным святым, надо просто
жертвовать на храм. Внеся соответствующую сумму,
верующий чувствует себя в какой-то мере успокоенным и
утешенным. Правда, и здесь логика довольно странная.
Она выражена Егором Булычевым в известной пьесе
Горького такой формулой: «Украл, да на церковь дал,
так ты не вор, а праведник...»
Церковное учение о спасении уже относительно
давно начало шокировать самих богословов своим
откровенным цинизмом. Еще в начале нашего века
православный епископ Сергий (Страгородский), бывший
впоследствии патриархом, опубликовал книгу, в которой
фактически поставил под сомнение это учение. В 1972 г.
в Ленинградской Духовной Академии была защищена
диссертация на степень магистра богословских наук,
автор которой епископ Михаил исходил из положений,
развитых в этом вопросе Сергием. Интересно
посмотреть, каково «последнее слово» православного
богословия в проблеме спасения.
Оказывается, что избавление от адских мук и
приобщение к райским благам есть только одна из сторон
задачи спасения, притом не главная. Это, дескать, лишь
«правовой» аспект вопроса, а кроме него, существуют
еще два: «спасение как состояние, характерное для
состояния христианина будущего века, но в некоторой
степени достижимое и в пределах земной жизни»;
«спасение как процесс духовного развития христианина, в
котором упомянутое состояние святости достигается как
осознанная цель»1. Найти членораздельный смысл в
этих двух фразах трудно, если не невозможно. Дальше
идет такое же вязание словесных кружев, явно
рассчитанное на то, чтобы утопить вопрос в
бессодержательной фразеологии. Оставим эти богословские потуги в
стороне и займемся тем, как же их автор выходит из
положения в вопросе о прямом смысле христианского
спасения, — «правовом».
Он все же не может его устранить. «Несмотря на все
отрицательные черты, присущие правовому... в истоках
своих себялюбивому, стремлению получить спасение как
1 Богословские Труды Московской Патриархии, т, 11. М, 1974,
С. 172.
46г

некую внешнюю награду, нельзя, однако, отрицать его
допустимость, нравственную легитимность
(законность.— Я. /С.) и спасительность»1. Никак невозможно
«отрицать», ибо «Священное писание Нового завета
изобилует столь яркими угрозами за совершенные
грехи и еще более категорическими обетованиями за
всякое, даже внешне незначительное содеянное добро, что
отрицание законности того и другого логически
приводит к отрицанию истинности самого слова божия».
И тут же даются многочисленные ссылки на те тексты
Нового завета, которые «недвусмысленно имеют в виду
в одних случаях устрашить угрозой наказания, в
других— поощрить обещанием награды»2. Значит, остается
в силе та самая «себялюбивая» сторона спасения, о
которой все время твердит христианское богословие как
о предмете всех забот и стремлений благочестивого
человека: спасение, грубо говоря, своей шкуры от адских
неприятностей и снискание для нее же райских
удовольствий.
Усилия верующего, направленные к спасению души,
имеют своим побудительным мотивом представление
о том, что после смерти тела остается некое его
«духовное» содержание, его двойник, который продолжает
жить. Это и есть то, что современный американский
философ Корлисс Ламонт назвал иллюзией
бессмертия3.
УТЕШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЕЙ БЕССМЕРТИЯ
ТЗ ерующая баптистка из украинского
села в беседе с социологом-исследователем
заявила: «Я стала верить в бога из-за страха перед
смертью. Я боюсь смерти, мне хочется вечно жить,
а этого можно достичь только верой в бога»4. Это
типичная позиция многих людей, становящихся
верующими из-за страха смерти. Они находят в религии
утешение в своей скорби по поводу неизбежности конца.
В большинстве религий смерть признается не концом
1 Богословские Труды Московской Патриархии, т. 11, с. 172,
2 Та м же.
3 См. К. Ламонт. Иллюзия бессмертия. М., 1961.
4Е. Дулуман, Б. Л о б о в и к, В. Танчер. Современный
верующий. М., 1970, с. 74.
47

человеческого существования, а некиим этапом его, не-
киим переходом в другую форму. Человек умер, но это-
де не значит, что он умер, — умерла одна сторона его
естества, тело, но осталась живой другая сторона —
душа. «Смерть человека есть разлучение души его от те*
ла». Когда такое разлучение совершается, то тело «как
персть возвращается в землю, якоже бе, а дух
возвращается к богу, иже даде его (Еккл., 12, 7) и остается
всегда живым и бессмертным» К
Судьба тела более или менее ясна. Оно
принадлежит земле, там оно, как правило, сгнивает, а скелет
остается «бренными останками» до тех пор, пока не
придет на землю второй раз Христос и не произойдет
по приказанию божиему всеобщее воскресение мертвых.
Тогда душа опять воссоединится со своим телом и
человек предстанет перед Страшным судом. Так учит
церковь, и в этом учении для человека уже
заключается некоторое утешение.
Живое не хочет умирать и боится смерти.
Нормальный человек в здравом уме и твердой памяти, не
доведенный тяжелыми жизненными обстоятельствами до
полного отчаяния, стремится к тому, чтобы жить
возможно дольше, а перспектива смерти страшит его. Он
знает, что избежать этой перспективы невозможно, но
от этого ему не легче. Человек мужественный и трезво
мыслящий относится к ней более спокойно, слабый
духом способен прийти в отчаяние от одного
представления о том, что наступит момент, когда он уйдет в
небытие. И если религиозная фантазия рисует ему
возможность того, что полной и окончательной смерти для
него никогда не будет и что, наоборот, в том или ином
виде он будет существовать вечно, то даже если разум
и наука говорят ему противоположное, он испытывает
соблазн и желание верить тому, что ему сулит
религиозное учение, опирающееся на фантазию. Хочется
верить, что ты будешь жить всегда, это ободряет и
утешает...
На этом церковь и строит проповедуемое ею учение
о загробной жизни. Мало, однако, сказать человеку, что
он будет жить после смерти, надо объяснить ему, как
это будет происходить, притом объяснить с наибольшей
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 523.
48

выгодой для религии и церкви, для тех общественных
порядков, которые церковь защищает, для тех
общественных классов, которые на нее опираются. Религия
создала сложное и развернутое учение о загробной
жизни.
Где обитает душа после того, как она расстается с
телом? Разумеется, ей приходится ждать
светопреставления, когда надо будет вновь вселиться в свое старое
тело и предстать пред Страшным судом. Но неизвестно,
когда этот момент наступит, к тому же уже много тьь
сячелетий подряд люди умирают и их души все
пополняют сонмы тех, кто дожидается этого страшного и
вожделенного момента. Где же они находятся все это
время и чем занимаются? Что будут делать наши души
после того, как расстанутся с телом, — до светопрестав^-
ления, которого мы никак не можем дождаться?
Христианское учение предлагает свои ответы на эти
вопросы.
Нельзя допустить, что до Страшного суда души
пребывают в неизвестных местах без какого бы то ни было
надзора и присмотра, в состоянии полной
неопределенности и бездеятельности. Христианское богословие
разработало принятое церковью учение о «частном суде»,
которому подвергаются души сразу после смерти
человека. Это предварительный суд, вершимый, так сказать,
низшей инстанцией и потому еще не окончательный.
Разными церковными авторами, в частности святым
Кириллом Александрийским, подробно описывается и
вся процедура частного суда.
В момент смерти у тела человека, собирающегося
отбыть в иной мир, сойдутся «с одной стороны,
воинства и силы небесные, с другой — власти тьмы, злые
миродержатели, воздушные мытареначальники,
истязатели и обличители наших дел» К Душа извлекается из
тела ангелами или чертями в зависимости от того,
сильно ли нагрешил покойник при жизни. Тут же она
в сопровождении тех и других начинает возноситься
кверху, причем по пути на небо проходит двадцать
«мытарств», своего рода контрольно-пропускных пунктов, и
процесс этого прохождения как раз и представляет
собой то, что церковь именует частным судом.
1 М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 527.
40

На каждом из мытарств происходит следствие по
поводу того или иного греха, в котором мог бы
оказаться повинен покойный, — предъявляют обвинение черти,
являющиеся специалистами именно по данному греху,
будь то злословие или пьянство, гордость или
склонность к блуду. Ангелы выступают в роли адвокатов,
черти — в качестве обвинителей, неясно, правда, кто
выносит приговор. Во всяком случае в зависимости от
результатов судопроизводства на всех мытарствах
душа отправляется либо в рай, либо в ад — так
определяется ее временная судьба до того, как Страшный суд
вынесет окончательный приговор.
И наказания, и блаженства по приговорам частного
суда предусмотрены не такими сильными, как те,
которые будут действовать после Страшного суда: и
мучения послабей, и удовольствия не такие большие.
Обосновывается это тем, что покойник в данном
положении представлен одной только душой, без тела, а
уж когда воскреснет и тело, тогда праведнику и
грешнику будет воздано полной мерой. Но тут-то и кроется
бессмыслица: адские наказания — вещественные
(прежде всего огонь!), райские блаженства — то же; а как
они могут оказывать какое-либо воздействие на
невещественную и бестелесную душу?!
Представляет некоторый интерес и вопрос о том,
кто, собственно, совершает частный суд и осуществляет
потом его приговоры. Оказывается, бог это все
«совершает не непосредственно, а через духов, ему
служебных» К Нет особой трудности в том, чтобы признать
боговыми чиновниками ангелов, но ведь в такой
должности оказываются и черти! Они выполняют боговы
поручения— почему же столько ругательных слов
обращается всегда по их адресу? Бог возложил на них
грязную работу, которою он сам брезгает и каковую не
хочет поручать своим любимцам ангелам...
Возложенную на нее богом работу нечистая сила
будет продолжать выполнять и после второго
пришествия. Тут-то, собственно, и начнется самое жаркое для
нее время. Пройдет грандиозный судебный процесс над
всеми людьми, когда бы то ни было жившими на земле,
и подавляющее большинство этой многомиллиардной
1 М а к а р и и. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 537.
50

массы окажутся приговоренными к вечным адским
мукам. Для ангелов Сатаны откроется поприще
неустанной, небывалой по своему размаху, деятельности. На
иконах Страшного суда эта деятельность изображена
весьма красочно: с вилами и другими
соответствующими орудиями в руках черти одного за другим
сбрасывают осужденных в преисподнюю, где над ними
немедленно начинают свою работу такие же божий
экзекуторы. Во многих случаях на тех же иконах изображены
и сами адские наказания, особенно часто здесь
фигурирует в разных видах огонь, — грешники корчатся в
языках пламени, кипят в котлах со смолой и т. д.
В экспозиции Ленинградского музея истории религии
и атеизма можно видеть фрески, снятые после
революции со стен некоторых закрытых православных
церквей; на одной из них изображен в адском пламени
Л. Н. Толстой, на другом—М. Ю. Лермонтов. Церковь
пыталась таким образом не только опорочить память
гениальных вольнодумцев, но и нагнать побольше
страха на верующих. Этими же способами запугивают
верующих иудаизм и ислам. В талмудической литературе
даны многочисленные и детальные описания ада и
адских мук, то же и в Коране и в мусульманском
богословии.
Есть ли что-нибудь утешительное во всех этих
страхах? Оказывается, есть: верующий должен утешаться
тем, что у него имеются какие-то шансы избежать
ужасов ада, — если он будет вести себя так, как от него
требуют попы, раввины, муллы. Больше того, в этом
случае перед ним может открыться возможность
попасть в категорию тех счастливцев, которым суждено
во веки веков наслаждаться райскими благами.
Здесь-то уж религия предлагает верующему
богатейший материал для утешения. Правда, когда дело
доходит до более или менее конкретного описания райских
блаженств, фантазия начинает изменять богословам.
Общепризнанно, что даже Данте, давший в своей
«Божественной комедии» великолепные образцы
трагически сильных поэтических описаний ада и адских мук,
оказался значительно слабей в той части своей поэмы,
где он перешел к описанию рая.
Как ни парадоксально, христианские богословы в
описании рая исходят опять-таки из темы ада. Здесь
фигурирует такой мотив, находящийся, кстати сказать,
51

в довольно остром противоречии с принципом
христианского милосердия: блаженство праведников в раю будет
многократно усиливаться тем, что они будут видеть,
как мучаются грешники в аду. Перед праведниками,
писал Фома Аквинский, «открывается превосходное
зрелище на муки осужденных» '. Эта идея, занимающая свое
место в вероучении той религии, которая провозгласила
главным своим принципом любовь к ближнему,
проповедовалась еще на заре христианства отцом церкви Тер-
туллианом. Уж подлинно великое утешение для тех, кто
неуклонно выполняет все христианские заповеди, в том
числе и предписание любить ближнего, как самого себя!
Наивысшее утешение для верующего заключается в
надежде на то, что он сам полной мерой вкусит от
этого лакомого пирога. Правда, в чем будут состоять
райские блаженства, — дело довольно темное.
Митрополит Макарий пытается собрать у всех церковных
писателей содержащиеся в их сочинениях указания на то,
в чем, собственно, будет состоять райское блаженство?
По существу, ничего членораздельного ему набрать не
удается. Поставив в заглавии соответствующего
параграфа прямой вопрос — «В чем будет состоять их
блаженство?»— богослов оказывается не в состоянии
ответить на него. «Первым источником блаженства для
праведников будет постоянное их сопребывание,
сожительство с самим богом и господом Иисусом Христом
и постоянное соучастие в божественной славе сколько
то возможно для твари»2. Чувствуя, очевидно,
некоторую скудость этого утешительного обещания, богослов
приводит пространные цитаты из большого количества
писаний «отцов и учителей церкви», но в этих цитатах
содержится преимущественно лишь напыщенная и
довольно безвкусная риторическая фразеология.
Несколько более конкретное описание дает Иоанн
Златоуст. Приведем часть его: «Что может быть
блаженнее этой жизни? Не нужно там бояться бедности и
болезни; не увидишь ни обижающего, ни обижаемого,
ни раздражающего, ни раздражаемого, ни
гневающегося, ни завидующего, ни распаляемого гнусною
похотью, ни мучимого заботою о снискании потребного
1 К. Ламонт. Иллюзия бессмертия, с. 201.
2 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 663.
52

к жизни, ни скорбящего о начальстве и власти. Ибо вся
буря наших страстей, затихнувши, перестанет, и все
будет в мире, веселии и радости, все тихо и спокойно,
йсе день и ясность, и свет, свет не этот нынешний, но
другой, во столько крат светлее этого, во сколько этот
солнечный ярче света от свечи. Ибо там свет не
помрачается ни ночью, ни набегом облаков, не жжет и
Не палит тел: потому что там нет ни ночи, ни вечера,
йи холода, ни жары, ни другой какой перемены
времен, но иное какое-то состояние, такое, которое узнают
одни достойные. Нет там ни старости, ни спутников
старости, но все тленное изгнано, потому что всюду
господствует нетленная слава» !. За этим следует указание
на общение с Христом, ангелами, архангелами и
«горними силами». А потом опять начинается перечисление
тех пакостей, которых в раю не будет: «Ни в чем не
будет тогда смятения и борьбы, потому что велико
будет согласие в лике Святых... Не нужно там бояться ни
дйавола и демонских козней, ни угрозы геенской, ни
смерти — ни этой нынешней, ни той, которая гораздо
(страшнее этой; но всякий такого рода ужас прекращен
будет»2.
Все эти описания — негативные: в них говорится не
о том, что будет в раю, а о том, чего там не будет.
Верующим предлагается восторгаться и утешаться тем, что
в раю всей этой гнусности не будет. Но, может быть,
стоит подумать над тем, какая странная получается
ситуация, если принять религиозно-догматическую версию
ее изображения: бог устроил все так, что созданные им
люди в условиях руководимых им же порядков
переживают на земле непрестанные страдания; после конца
света какая-то небольшая группа из этой массы божьих
творений в силу неизреченной божьей милости будет
избавлена от страданий, а подавляющее большинство
окажется обреченным на еще несравненно худшие и
тягчайшие, притом на вечные времена. Трудно увидеть
в этом положении и особенно в открываемой им
перспективе что-нибудь утешительное! К тому же сам
Господь оказывается при5 таком освещении никак уж не
Всесовершенным, а совсем наоборот:
беспощадно-жестоким, несправедливым и даже неразумным.
1 «Христианское чтение», 1844, № 1, с. 370.
2 Там же, с. 371;
53

Имеются в религиозной литературе и позитивные
описания райских блаженств. Наиболее
«реалистические» из них оперируют вкусной едой и всяческими
напитками, а также прочими плотскими удовольствиями.
Знаменитый вождь и идеолог русского
старообрядчества протопоп Аввакум так описывал рай со слов некоей
девицы Анны, которой он был показан во сне: «...меня
привели во светлое место, зело гораздо красно
(красиво.— И. /С.), и показали-де многие красные жилища и
палаты; и всех-де краше палата, неизреченною
красотою сияет паче всех и велика гораздо. Ввели-де меня
в нея; ано-де стоят столы, и на них послано бело, и
блюда с брашнами стоят. Под конец-де стола древд
кудряво повевает и красотами разными украшено; в
древе-де том птичьи гласы слышала я, а топерва-де
не могу про них сказать, каковы умильны и хороши» !.
Талмуд тоже уделяет немало внимания описанию
райских удовольствий. Раввины полагают, что в раю
едят очень вкусно; в компании с самим богом
праведники лакомятся рыбой Левиафан и мясом быка Шир*
Хабор, каковая скотина каждое утро съедает траву о
тысячи гор, после чего сама подается к райскому
столу, а потом каждый раз воскресает, чтобы все
начиналось сначала. Вином небожители тоже не обижены. Не
хуже иудейского рая выглядит и мусульманский. Как
свидетельствует Коран, там текут «реки из воды не
портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется,
и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду
очищенного. И для них там всякие плоды...» (47, 16—
17). Много раз возвращается Коран к отличным
качествам тех прекрасных гурий, которые в раю
предоставлены в распоряжение праведников: они — «черноокие,
большеглазые, подобные жемчугу хранимому» (96, 22),
«скромноокие, которых не коснулся до них
(праведников.— Я. /0) ни человек, ни джинн» (55, 56).
Отрадная перспектива! Но не слишком ли низменнр
и плотоядно соблазняет религия людей своими посу*
лами? И может ли уважающий себя человек находить
утешение в отвратительно-вульгарных описаниях того
пряничка, который бог якобы преподнесет ему в награ*
ду за покорность его служителям?!
Можно предвидеть возражение, которое сделают нам
1 Житие протопопа Аввакума. М., 1960, с. 118.
54

здесь некоторые, претендующие на просвещенность,
современные идеологи религии. Приведенное выше
изложение религиозных учений об аде и рае основано, мол,
на устарелых представлениях, от которых теперь
отказались уже сами богословы. Теперь они трактуют
адские муки и райские блаженства не в физическом
смысле, а в духовном. Но принципиально это дела не
меняет, ибо мучение остается мучением, а блаженство —
блаженством, пусть они будут и духовными, тем
более что их сила и острота, как утверждают авторы
модернизированных концепций, отнюдь не слабей, а даже
сильней физических. Но все же на этом вопросе следует
остановиться несколько подробней, ибо он имеет
ближайшее отношение к тому, чем утешает религия
верующего человека.
Действительно, в религиозной литературе последнего
времени все чаще появляются работы, авторы которых
говорят о духовном значении рая и ада. Вот,
например, что пишет баптистский журнал «Братский
вестник»: «Мы знаем по опыту огонь, который ни днем, ни
ночью не дает покоя. Это не физический огонь. Это
огонь совести, осуждающей нас. Все непрощенные
Христом и неочищенные его кровью грехи будут жечь как
бы «вечным огнем» всех не принявших Христа
грешников» *. О рае же в этом журнале говорится так:
«Мало пользы в поисках потерянного рая, как определенной
точки на нашей земле. Истинный рай находится в душе
человека, исполняющего волю божию, так же как и ад
находится в душе человека, нарушающего волю
божию». Все это сказано довольно увертливо и
уклончиво.
Рай как определенная точка на земле вообще к делу
не относится. Речь идет о том земном рае, в котором
по Библии были поселены наши злосчастные праотцы;
он был расположен, как сказано в книге Бытия, где-то
в Мессопотамии; после того как рассказывается об
изгнании из него Адама и Евы, больше о нем ничего не
говорится, и создается впечатление, что бог его
впоследствии за ненадобностью ликвидировал. А тот рай, в
котором предстоит вкушать блаженство нашим
праведникам и в котором и сейчас уже пребывают
счастливцы, благополучно прошедшие контрольно-пропускные
1 «Братский вестник», 1965, № 2, с. 42; № 4, с. 10.
55

пункты мытарств, находится где-то на «седьмом небе».
Но автора-баптиста можно понять так, что и этого рая
искать в определенном месте не приходится, ибо он
помещается в душе человеческой. Таким образом, и к
раю, и к аду прилагается словечко «как бы», так что
и угрозы, и посулы приобретают какое-то условное
значение.
Некоторых современных проповедников религии
коробит учение о вечности адских мук: очень уж
получается жестоко со стороны Всемилостивого! Он
выглядит здесь более безжалостным, чем любой самый
страшный мучитель и палач, принадлежащий к человеческому
роду. Ведь ни один свирепейший истязатель не может
вечно мучить свою жертву, в конце концов она умрет
и ее мучения кончатся, да и сам он раньше или позже
умрет. А бог дарует людям бессмертие с той
единственной целью, чтобы без конца мучить их в аду! Как это
можно примирить с приписываемыми ему качествами?!
Баптистский журнал «Братский вестник» пытается
найти в этом вопросе какую-то лазейку для возможного
выхода. «Библия,—признает он,—говорит о вечном
осуждении и о вечном блаженстве». Но, может быть,
высказывается- тут же робкая надежда, будут какие-либо
послабления от Господа? Не исключено, но точно, мол,
знать не можем: «Будут ли какие изменения для
осужденных на вечные мучения — ведомо одному Богу»1.
О том, чтобы сделать временным райское блаженство,
никто не помышляет, ибо это значило бы ослабить
привлекательность этого божьего пряника. Вот с
адом — хорошо бы такую операцию проделать. А то уж
очень получается неутешительно, особенно если
вспомнить, что адские наказания предназначены для
несравненно большего количества божьих творений, чем
райские блага. В конце концов получается, как отметил
еще Дидро, обращаясь к проповедникам религии; «Вы
рисуете вашей пастве две перспективы, два исхода: рай
и ад. Обратите внимание при этом, что преобладает ад,
он торжествует. Нет, не утешение вы приносите, вы
устрашаете, терроризуете людей»2.
В наше время, когда становится все меньше людей,
поддающихся угрозам и устрашению потусторонними
} «Братский вестник», 1964, № 6, с. 28.
2 Французские просветители XVIII в. о религии, с. 379.
5&

наказаниями, священнослужителям приходится все
сильней нажимать на педаль утешения. Но чтобы это
средство могло действовать, надо, чтобы человек поверил в
истинность самого учения о посмертном существовании
и особенно о будущем всеобщем воскресении мертвых.
Пусть даже эта перспектива и может считаться
отрадной и утешительной, но ведь надо еще к тому же, чтобы
она была реальной, а не обманчивой, не призрачной, не
фантастической. А на этом-то как раз религиозное
утешение и терпит крах.
Если подходить к вопросу разумно и без того
панического страха, с которым относятся некоторые люди
к перспективе того, что раньше или позже им
придется умирать, то все религиозное учение о бессмертии
окажется просто мыльным пузырем.
Его несостоятельность делается ясной при первых
же попытках разобраться во внутренней логической
структуре этого учения, если в нем вообще можно
обнаружить какую-то логическую структуру. В попытках
создать ее бесконечно много путались богословы
разных направлений и школ. При каждом стремлении
разобраться в той или иной стороне, например, учения
о воскресении мертвых в конце концов оказывалось
необходимым укрыться в единственном прибежище
«тайны», каковая недоступна человеческому разуму.
Тело разложилось, от него остались лишь кости, во
что же будет вселяться душа? Можно бы ответить на
это, что бог оденет старые кости новыми мышцами еще
лучшего качества. Но тогда это будет но#ое тело?!
А соответствующим догматом требуется воскресение
именно старого тела... Знаменитый богослов Ориген
писал, что «мы должны получить снова не какие-либо
иные, чужие, но наши собственные тела». Хотя в
некоторых вопросах вероучения православная церковь не
соглашается с Оригеном, но в данном случае она
полностью разделяет его позицию. Макарий подтверждает:
«По качествам своим воскресшие тела будут
существенно те же (подчеркнуто автором. — И. К.)У какие
соединены были с известными душами в продолжение
настоящей жизни» К
Фома Аквинский настаивал на том же: «Мы не мо-
1 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. И,
с. 639.
57

жем, — писал он, — называть воскресением такое
положение, когда душа не возвращается в то же самое
тело... Это будет уже не воскресение, а скорее
приобретение нового тела» 1. Обязательно должно быть то самое
тело, в котором душа пребывала до его смерти.
В свое время античный писатель Порфирий задавал
каверзный вопрос проповедникам христианства:
«Скажем, кто-нибудь потерпел крушение; затем его тело
съели морские рыбы, затем рыбаки выловили их, съели,
были затем убиты и съедены собаками; когда собаки
умерли, вороны и коршуны целиком их сожрали. Как
же теперь восстановить тело потерпевшего крушение,
растворившегося в таком количестве животных? Да и
другие опять-таки, то уничтоженные огнем, то
искрошенные червями, как могут вернуться снова к
прежнему состоянию?»2. С этим вопросом Августин
разделывался легко и просто: всемогущество Творца «может
для цели воскрешения и оживления наших тел собрать
все части тела, ставшие добычей зверей или огня, или
превратившиеся в пыль и пепел, или растворившиеся
в воде, или испарившиеся в воздух»3. Приведя это
заявление Блаженного Августина, К. Ламонт освещает в
более обобщенном виде взгляды церковных авторов по
этому вопросу следующим образом: «Собирание тела
будет полным и абсолютным. Не пропадет ни один
волосок или ноготок. На вопрос, для чего будут нужны
зубы в потустороннем существовании, если там не
будет пищи, один из первых отцов церкви ответил: они
будут нужны для того, чтобы улыбки блаженных были
более светлыми, а другой заявил: благодаря им будет
возможен надлежащий скрежет зубовный людей,
осужденных на вечные муки»4.
Трудным для богословов оказался вопрос,
сохранятся ли у воскресших половые различия? Здесь возникли
серьезные разногласия. Ориген и Василий Великий
считали, что этих различий не будет. Тертуллиан и Иеро-
ним требовали признания того, что каждый воскресший
останется в своем половом достоинстве. А некоторые
церковные писатели считали, что все воскресшие ока-
1 К. Ламонт. Иллюзия бессмертия, с. 53.
2 А. Б. Р а н о в и ч. Античные критики христианства. М., 1935,
е. 169.
3 К. Ламонт. Иллюзия бессмертия, с. 52.
4 Та м же, с. 53.
58

жутся мужчинами. Против этой точки зрения яростно
полемизировал Блаженный Августин. Действительно,
зачем в той жизни, где по свидетельству апостола
Павла «не женятся и не посягают», понадобятся людям
половые различия? И еще более каверзный вопрос
касается того возраста, в котором воскреснут люди.
Дряхлому старику, конечно, не к чему воскресать
и вечно потом жить в этом своем несчастном
состоянии. А что будет с умершим сразу после рождения
младенцем? Надо ли верить, что он воскреснет в своем
беспомощном состоянии и будет пребывать в нем веки-веч-
ные? Опять мнения богословов расходятся. Ефрем
Сирин и Иларий считали, что все люди без различия
возраста воскреснут тридцатитрехлетними; основание к
такому решению вопроса они находили в том, что
Христос умер именно в этом возрасте. Августину это
решение представлялось почему-то неприемлемым, он
считал невозможным, чтобы все воскресли в одном
возрасте, хотя и не допускал, что младенцы и старики
воскреснут в том виде, в каком умерли !.
В каком состоянии будут воскресшие тела? Вопрос
существенный, ибо в этом состоянии они должны
будут потом жить целую вечность. Скажем, жил человек
инвалидом — так ли уж ему утешительно пребывать
потом в этом состоянии бесконечно? Американский ав*
тор К. Ламонт так суммирует христианско-богословские
взгляды по этому вопросу: «В небесах больной, хромой
и слепой будут иметь приобщенные к вечному
блаженству и совершенные тела, более уже не связанные с не-
достками земного развития и не зависящие от усилий
медицинского экспериментирования. Человек, ставший
на этом свете навсегда инвалидом, на том свете будет
подниматься каждое утро с энергией молодого атлета,
готовый к бегу на длинные дистанции; нервнобольной
будет чувствовать и проявлять только силу, уверенность
в себе и спокойствие; согнувшийся, больной старик,
медленно соображающий и с притуплёнными ощущениями,
будет ходить, как в пору расцвета сил, прямой,
красивый и быстрый. Таковы обещания рая. Эти обещания
распространяются не только на тех, кто определенно
болен, но и на всех, кто родился с каким-нибудь урод-
1 См. М а к а р и й. Православно-догматическое богословие, т. II,
с. 632.
59

ством или приобрел его. В великом потустороннем мире
не будет горбунов; если человек потерял ногу, он
может быть уверен, что бог вернет ему на небесах
гораздо лучшую ногу. Даже те, кто просто имеет
некрасивую наружность, могут ожидать известного улучшения
ее в царстве бессмертия» К Разумеется, приятно думать,
что воскреснешь красавцем...
Относится ли такая утешительная перспектива
только к праведникам или грешники тоже воскреснут в
наилучшем виде? Православное богословие пытается найти
«справедливое» решение этой проблемы.
Все вообще воскресшие тела, говорит митрополит
Макарий, будут нетленны и бессмертны, славны и
светоносны, не подвержен^ немощам и даже «духовны».
Последнее означает, что они «явятся весьма тонкими,
Легкими, небесными, не будут иметь нужды ни в пище,
ни в питьи, сделаются непричастными и другим
телесным потребностям». Все эти качества будут, однако,
свойственны лишь «телам воскресших праведников,
предназначенных для вечного блаженства»2, а тела
воскресших грешников, которым предстоит бессмертие
в аду, будут сортом похуже, в частности, о славе и
светоносное™ говорить здесь не приходится. Но тогда
выходит, что и суда никакого не надо, ибо приговор
вынесен заранее? Одно это уже лишает смысла все уче-
йие о Страшном суде. Но и, помимо этого, мы видели
из сказанного, что во всем религиозном построении
о загробной жизни нет, по существу, никакой
разумной логической осмысленности. Все дело в том, что
оно совершенно безосновательно и фантастично по
своему содержанию.
Учение о загробной жизни давно опровергнуто
наукой. Оно основано на первобытном заблуждении, по
которому в каждом живом существе живет якобы некий
двойник, именуемый душой. После того как умерло
тело, перестал снабжаться кровью и умер мозг, в нем
начинаются необратимые процессы, которые в течение
немногих минут сделают невозможным возобновление
его действия. Тогда для данного индивидуума все
кончено. Все разговоры об исходе души из тела, о мытар-
1 К. Ламонт. Иллюзия бессмертия, с. 224—225.
2 Макарий. Православно-догматическое богословие, т. II,
С. 630—631.
60

ствах и частном суде, о пребывании в аду, раю или, по
учению католицизма, в чистилище не имеют никаких
мало-мальски серьезных оснований; это просто порождение
неконтролируемой разумом религиозной фантазии. То
же относится и к вере в грядущее воскресение мертвых
и в вечное после этого воскресения существование
людей с телами и душами.
НЕ ПОИСКИ УТЕШЕНИЯ, А БОРЬБА
И ТВОРЧЕСТВО
Возможны два способа реагирования
человека на переживаемые им страданцяэ
1) борьба против вызывающего их источника,
направленная к реальному устранению страданий; 2) поиски
и применение таких приемов, которые дают
возможность сглаживать или даже снимать давление
страданий на психику человека.
Известно психологическое явление, которое в
древности получило греческое название катарсиса —
очищения. Оно связано с сильными и острыми душевными
переживаниями, дающими в итоге эмоциональную
разрядку. Снимается стресс, напряжение, давящая
сознание тяжесть. Психическая атмосфера очищается, как
воздух после грозы. Отчаяние или близкое к нему
состояние сменяется ощущением душевного облегчения и
радостью по поводу того, что тебе стало легче. Это
может быть достигнуто разными способами.
Иногда достаточно человеку просто хорошенько
выплакаться — и он получил облегчение: катарсис
произошел. Но это относится к отдельным случаям
эпизодического страдания и столь же эпизодического
облегчения его. Когда же тяжелая ситуация носит
длительный и систематический характер, нервная система
нуждается в столь же систематической компенсации того
ущерба, который она претерпевает. Нужны такие
компенсаторные акты и переживания, которые снимают
отрицательные эмоции и в той или иной мере заменяют
их положительными; можно сказать и так, что нужны
положительные эмоции, которые бы вытеснили
отрицательные. Но положительные эмоции не рождаются из
ничего. И человек, сознательно или неосознанно, ищет
такие факторы, которые доставляли бы ему эти поло-
61

жительные эмоции, приводили к катарсису и снимали
бы тяжелое переживание.
Можно найти эти факторы в таких занятиях,
которые дают физическое или интеллектуальное
наслаждение, например в физическом движении, дающем
приятную нагрузку мышечной системе (спорт, прогулки,
туризм), в чтении, в зрелищах, в музыке или пении
(слушание или исполнение), в разного рода «хобби» —
фотолюбительство, рыбная ловля, коллекционирование, в
футбольном или хоккейном «болении». Есть, однако,
факторы более существенного и постоянного действия —
труд на том поприще, который соответствует интересам
и творческим запросам человека и общества, будь то
научная деятельность, физический или художественный
труд. Важнейшую роль играет социальное общение на
том или ином поприще человеческой деятельности, в
объединениях по признаку профессиональному,
политическому, «по интересам»; в жизни семейного человека
немалую роль играют заботы о близких, о воспитании
детей. В общем, деятельная, трудовая, творческая жизнь
в условиях советского общества и на пользу ему
создает условия для такого самочувствия, при котором не
придается преувеличенное значение иногда неизбежным
жизненным неприятностям, а возникающие по тем или
иным поводам отрицательные эмоции не переходят в
стресс, не приобретают устойчивого и застойного
характера.
В тех случаях, когда перечисленные выше виды
здоровой человеческой деятельности, способные дать
разрядку неблагоприятной эмоциональной ситуации,
почему-либо оказались недоступны человеку, он нередко
находит такую разрядку и возможность катарсиса в
религиозном утешении. Туманные и
неуловимо-неопределенные представления об «ином» и, конечно, лучшем
мире, об идеальном существе — боге, о возможности
приобщения к миру совершенства переплетаются со
столь же неопределенными эмоциями облегчения,
возникающими в процессе попыток этого приобщения к
иллюзорному миру сверхъестественного.
Религия твердит человеку, что во всех случаях он
не один: в каком бы он ни был положении, рядом, здесь,
близко от него существо, которое всегда его
сочувственно выслушает и сделает для него то, что нужно.
Даже если в результате обращения к богу ничего ре-
62

ального в жизни человека не изменилось, можно
утешиться тем, что бог счел лучшим оставить пока все,
как есть, а вмешается он потом, когда сочтет нужным*
Он, мол, все знает, все видит: «Вера говорит каждому
страдающему сердцу, что нет ни одной слезы,
проливаемой нашими очами, нет ни одного страдания,
переносимого нами, о котором не знал бы Всевидящий и
Всезнающий наш Небесный Отец» 1. Пусть разум даже
с полной уверенностью свидетельствует о том, что все
это абсолютная иллюзия, грубое заблуждение, призрак,
сновидение. Но хочется человеку верить в то, что это
не так. И он старается верить. И утешается этим.
Обращаясь с молитвой к богу, к богородице, к кому-
нибудь из святых угодников, верующий находит в адре-*
сате своей молитвы «собеседника», и с этой
воображаемой фигурой он делится своими переживаниями и
неприятностями.
В ходе молитвы человек может сам себя
разжалобить до слез и поплакать вдосталь над своей печальной
участью.
Исповедь создает у верующего иллюзию того, что он
сбросил с себя бремя грехов и что это благоприятно
отразится на его судьбе не только в загробном
существовании, но и в этом мире.
Так, может быть, это свидетельствует о
положительной роли религии в жизни человека? Если подойти к
вопросу не поверхностно, а всерьез, во всем его
значении, то на этот вопрос надо будет дать безоговорочно
отрицательный ответ. Религиозное утешение
представляет собой лишь эрзац действительного улучшения
состояния и положения человека. Страдания его не
ликвидируются, ибо остаются в силе вызывающие их
причины, после временного чисто субъективного
облегчения положение делается еще более тяжелым.
Действительно, полезными и благодетельными для человека яв-:
ляются лишь те меры и та деятельность, которые
направлены к устранению основных глубинных причин,
обусловливающих психическое состояние потребности
в утешении. Хорош не тот врач, который при помощи
временного облегчения самочувствия больного создает
у него иллюзию выздоровления, а тот, который
действительно излечивает болезнь.
1 «Журнал Московской Патриархии», 1948, № 9, с. 46.
63

Это применимо и в широком социальном масштабе,
и в отношении отдельной человеческой личности. Там,
где дело касается общественных классов, положения
народных масс, угнетенных и эксплуатируемых, то,
преподнося им свое утешение, религия всегда тормозила их
реальную борьбу против угнетателей, она утешала
рабов и тем помогала рабовладельцам. В условиях
современности, когда прогрессивное и трудящееся
человечество во главе с пролетариатом борется за реальное
осуществление лучшей жизни на земле для всех людей, за
ликвидацию эксплуататорского строя, вред и
реакционный характер религиозного утешительства,
ориентирующего людей на примирение с этим строем, тем более
очевидны. Но и для отдельной личности, испытывающей
страдания, так сказать, индивидуального порядка,
утешение, которое она получает от религиозных
переживаний, дает лишь иллюзию улучшения ее положения.
В советском обществе не существует классового
гнета, не приходится говорить в этой связи о религиозном
утешении мечтой о загробном воздаянии за земную
социальную несправедливость. Другое дело — те случаи,
когда отдельному индивидууму, попавшему по тем или
иным причинам в трудно разрешимую конфликтную
ситуацию, приходится выносить эмоциональную нагрузку,
превышающую пределы его нервной выносливости.
В том случае, когда этот человек не имеет
сформировавшихся атеистических убеждений, когда он слаб не
только в мировоззренческом отношении, но и по своему
характеру и темпераменту, он может начать искать
утешение в том или ином религиозном учении. Здесь он
иногда становится приобретением «ловцов душ»,
ищущих добычу для пополнения рядов православных,
синагогальных или мусульманских прихожан, членов
баптистских или подобных им общин.
Наша разъяснительная работа должна
способствовать тому, чтобы каждый советский человек знал
подлинную цену иллюзорного религиозного утешения и
делал все от него зависящее для того, чтобы вносить свой
вклад в дело построения такой счастливой человеческой
жизни, при которой никто не нуждался бы ни в каких
утешениях.

11 коп. Индекс 70075