„чйовая
Библіотека".
/
D.
•/£
сЛртуръ Лрну
Вif -,»
.ѵ* sЛ
I. - V (членъ парижской коммуны).
сУСародъ и
правительство
коммуны.
Лолпый пероводъ съ французского
сѵС.
Горкина
подъ редакций К. Гана.
ЦЪНА 50 коп.
СКЛАДЪ
ПРИ КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВ*
»ДОНСКАЯ РѢЧЬ"
Литовская ул., д. JM 44, кв. 22.

ѵѵід^эооу
Vуг
ч
JIGvrS
îIiк'О
!<ч•-аЛенина
Î
. ьли\0...G
ТJwrr^k
с/іродисловіо.
Написать полную, законченную исторію Парижской Ком-
муны—не входить въ мои намѣренія.
Я, прежде всего, стремился показать общественную идею
вырисовывающуюся на фопѣ этого великаго народнаго двп-
женш отчетливо очертить новый этапъ въ развитіи револго-
дюнной мысли, выяснившійся 18 марта.
Есть не мало очень подробныхъ и доиолняющихъ одна
другую раоотъ, описывающихъ самый бой, въ узкомъ смыслѣ
этого слова, начавшійся 3 апрѣля и закончившШся 28 мая
въ потокахъ крови чуть ли не цѣлаго народа.
Но есть въ этомъ движеніи сторона, которая еще недостаточно
освѣщена или, вѣрнѣе, освѣщева еще недостаточно ясно ко-
торая никогда не будетъ освѣщена и выяснена окончательно:
это - своеооразный характеръ коммунистической ре - люціи
{г
°Д
а
'
своеобразный съ двоякой точки зрѣнія: политиче-
ской и соціальной.
Эпизодическую, внѣіпнюю, а потому до нзвѣстной степени
банальную и общую всѣмъ возстаніямъ, сторону Коммуны
изображали полнѣе и лучше, чѣмъ идейное, внутреннее содср-
жаніе, которое отличаетъ Парижскую Коммуну отъ предше-
ствовавшихъ революцій, сходныхъ съ ней лишь при поверх-
ностномъ разсмотрѣніи.
*
Предлагаемая работа будетъ тѣмъ болѣе не безполезной
что великую и своеобразную идею Коммуны, особенно плодо-
творную и знаменующую громадный шагь впередъ въ логи-
ческомъ развитіи народпыхъ требованій, приходится защи-
щать не только отъ гнусной клеветы ея враговъ,—что было
бы, въ концѣ концовъ, не трудно,-но и отъ искаженій, кото-
рымъ она подвергается со стороны своихъ мнимыхъ защитни-
конъ: не сумѣвъ понять ея истиннаго смысла, эти послѣдніе

смотрѣли на нее, какъ на одну изъ періодическихъ вспышекъ
стараго традиціоннаго якобинства.
Если бы революдія 18 марта была только такой вспыш-
кой, если бы она не обогатила боевого арсенала угнетенныхъ
и эксплуатируемыхъ противъ угнетателей и эксплуататоровъ
новымъ оружіемъ, оружіемъ, усовершенствованнымъ уроками
опыта и прогрессомъ соціальной науки,—мы
не находили бы
реальнаго объяскенія тому кличу надежды, какой, несмотря
на свое быстрое пораженіе, вырвала она изъ груди пролета-
ріевъ, изъ груди честныхъ людей всего міра, не находили бы
объясненія той напряженной жизнедѣятельности, какую воз-
будила она въ глубокихъ слояхъ тѣхъ, кто вчера еще предавался
отчаянію, а сегодня полонъ энтузіазма.
Заносить день 18 марта въ календарь, чтить его печаль-
ную память, на томъ только основаніи, что эта революдія
остается ближайшей по времени,—было бы до извѣстной сте-
пени ребячествомъ.
Значеніѳ революдіи опрѳдѣляется не ея хронологической
датой, но ея программой. И народъ, въ данномъ случаѣ, не
ошибся. Если онъ сохранилъ намять о 18 марта, если знамя
Коммуны стало его знаменемъ, то онъ сдѣлалъ это сознательно:
онъ великолѣпно понялъ, чіо эта революція была поистинѣ его
революдіей, что она давала ему, наконецъ, первое слово того
отвѣта, какого искалъ XIX вѣкъ въ рядѣ переворотовъ и ио-
пытокъ, не лишенныхъ славы.
Что же такое была Коммуна?
Что есть новаго въ ея программѣ?
Чѣмъ отличается эта программа отъ прежней революдюн-
ной программы якобинцевъ?
Отвѣтить на эти вопросы, выяснить ихъ, въ осязательной
формѣ дать ихъ рѣшеніе и было моей задачей въ настоящихъ
«Замѣткахъ и личныхъ Воспоминаніяхъ».
Со всѣмъ безпри-
страстіемъ, на какое я способенъ, я старался разсказывать
только то, что я самъ видѣлъ и наблюдалъ.
Женева, январь 1878 г
Артуръ Арну.
Народна^ исторія Парижской Коммуны.
I.
Вечеръ 3 сентября. — Послѣднее убійство, совершенное Имперіей.—
Братъ Жюля Ферри.
Во всякой революдіи нужно разсматривать три вещи: ея
законность, ея дѣль, ея акты.
Шесть лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ былъ брошенъ
вызовъ парижскому народу, на котораго напали ночью, какъ
нападаетъ шайка грабителей. Шесть лѣтъ прошло съ того
славнаго дня, когда народъ могучймъ усидіемъ выгналъ Тьера
и его шайку бонапартистскихъ генераловъ, еще красныхъ отъ
запекшейся крови декабрьскаго переворота, съ головы до ногъ
покрытыхъ свѣжей грязью Седана и 28 января.
За это время спокойствіе успѣло воцариться въ умахъ,
разсудокъ успѣлъ преодолѣть отчаяніе и гнѣвъ перваго мо-
мента, и изгнаніе, унылое и холодное, покрыло своей ледяной
корой увлеченія борьбы.
Я полагаю, поэтому, что въ настоящій моментъ я нахо-
жусь въ самыхъ лучшихъ (какія только вообще возможны)
условіяхъ, чтобы высказать свое мнѣніе, свободное отъ пре-
увеличен^ и иллюзій.
PI я громко заявляю: Да! никогда революція не была болѣе
законной, никогда дѣль ея не была болѣе возвышенной.
Чтобы правильно понять 18 марта и Парижскую Коммуну,
нацо вернуться къ 4 сентября и къ правительству «націо-
нальной обороны».
ІІослѣднее должно было повлечь за собой первое: — чтобы
доказать это, достаточно будетъ нѣсколькихъ страницъ.
Я не буду заходить назадъ дальше вечера 3-го сентября.
Въ этотъ день, еще до появленія офидіальныхъ сообщеній

слухъ о седанскомъ погромѣ проникъ въ толпу. Возбужденіе,
достигшее уже высокой степени напряжевія со времени объ-
явленія войны и пѳрвыхъ пораженій, все росло.
Между девятью и десятью часами вечера густая колонна
манифестантовъ прошла но бульвару Монмартра, направляясь
въ площади Бастиліи. Среди этой колонны выдѣлялось своимъ
возбужденньтмъ видомъ не мало женщинъ, энергично требова-
вшихъ низверженія Наполеона.
Это зрѣлище придало мнѣ нѣсколько увѣренности. Уже
доесть недѣль республиканско-соціалистическая партія съ не-
териѣніемъ ждала начала движенія. Мы дѣлали всѣ наши уси-
лія, чтобы вызвать его; но населеніе, сдерживаемое депутатами
лѣвой, которые играли роль буфера между народомъ и импе-
ріей, истомленное двадцатью годами деспотизма и искуснаго
развращенія, казалось, извѣрилось въ свои собственный силы,
потерявъ даже чувство своего всемогущества.
Случалось, что значительный группы разбѣгались при по-
явленіи нѣсколькихъ городовыхъ. Въ толпѣ никто не осмѣли-
вался заговорить со своимъ сосѣдомъ; и если кто-нибудь воз-
вышалъ голосъ, чтобы сказать смѣлое слово.
—
окружавшіе
граждане оглядывали его съ оиасоніемъ, думая, что передъ
ними провокаторъ.
Парижъ всюду видѣлъ полицію, и это видѣніе, этотъ кош-
маръ отуплялъ его, дѣлалъ его неспособнымъ ни къ какимъ
общимъ дѣйствіямъ.
Это не была трусость, безъ сомнѣнія. Съ 4 сентября до
ЗО-го мая парижскій народъ показалъ, къ какимъ высокимъ
подвигамъ онъ сиособенъ. Въ обстановкѣ безпрерывныхъ, не-
слыханныхъ неудачъ и измѣнъ онъ доказалъ, что никакая
героическая задача не можетъ поколебать мужества.
Но въ томъ-то и состоитъ самое пагубное слѣдствіе дес-
потизма, что онъ разъединяетъ гражданъ, изолируетъ ихъ
другъ отъ друга, возбуждаетъ ихъ къ взаимному недовѣрію и
презрѣнію.
Всѣ перестаютъ дѣйствовать, ибо никто не рѣшается
больше положиться на своего сосѣда, и мы становимся свидѣ-
телями того страннаго явленія, что толпа, состоящая изъ
людей храбрыхъ и готовыхъ безъ колебанія жертвовать своей
жизнью, ведетъ себя малодушно.
Таково было состояніе умовъ въ ІІарижѣ вечеръ въ 3-го
сентября.
Между тѣмъ, уличное собраніе, о которомъ я говорилъ
болѣе многочисленное, чѣмъ всѣ, какія я видѣлъ прежде ка-
залось въ то же время и болѣе рѣшительно настроенн'ьтмъ.
Оно представляло ту смѣсь всѣхъ классовъ и всѣхъ возрастовъ
которая слѵжитъ признакомъ, что движеніб охватило весь на-
родъ, до самыхъ глубокихъ слоевъ его.
Въ толпѣ были и буржуа, и рабочіе, женщины, дѣти, ста-
рики, мобили и нѣсколько національныхъ гвардейцевъ въ мѵн-
дирахъ.
J
Это протестовала это—поднялся уже весь Парижъ.
Изъ толпы несся одинъ лишь кличъ: «Долой Наполеопа»!
И многочисленные прохожіе встрѣчали этотъ возгласъ DV-
коплесканіями.
Все шло хорошо, пока толпа не поровнялась съ театромъ
лхимназъ. Здѣсь шествіе вдругъ остановилось, крики смолкли
манифестанты порывисто подались назадъ, потомъ началось
отчаянное бѣгство.
Это напали на толпу поліщейскіе съ поста, находившаяся
на бульварѣ Бонъ-Нувель.
Напрасны были отдѣльныя усилія нѣсколькихъ гражданъ ео-
хранившихъ присутствіе духа; ничто не могло остановить панику
Я былъ опрокинутъ бѣглецами подъ извозчичью карету'
стоявшую возлѣ тротуара у Жимназъ, и, поднявшись съ дру-
гой стороны этой кареты, очутился одинъ среди отряда иоли-
цейскихъ, которые, какъ свора собакъ, преслѣдовалп съ са-
блями въ рукахъ растерявшуюся и уже далеко отхлынувшую
толпу.
Однако, довольно значительной группѣ удалось достигнуть
театральной лѣстницы и взбѣжать на ея ступени, смѣшавшись
съ зрителями, вышедшими въ антрактѣ.
Одинъ мобиль, которая я не замѣтилъ раньше, бросился
сюда же, ища убѣжища. Въ тотъ моментъ, когда онъ занесъ
ногу на первую ступеньку, какой-то госиодшіъ въ статскомъ
выстрѣлилъ въ него въ упоръ изъ револьвера.
Несчастный юноша, пораженный въ грудь, безъ единая
стона упалъ навзничь, раскинувъ руки.
Ни одинъ полицейскій не обернулся. Они продолжали свою
охоту, и тѣло осталось тамъ.
Стрѣлявшій былъ полицейскій офицеръ, и это убійство
совершенное безъ вызова со стороны жертвы, съ холоднымъ
расчетомъ, было, я думаю, послѣдннмъ подвигомъ Имперіи

Съ убійства она начала, убійствомъ же она и кончила.
Въ эту минуту какой-то полицейскій взялъ меня за руку
и шеітнулъ мнѣ:
—
Не стойте здѣсь, васъ убыотъ!
Эти слова знаменательны. Они хорошо показываютъ, ка-
кія ириказанія были отданы, и подтверждаютъ, что въ своей
агоніи Имперія все еще думала объ избіеніяхъ.
Чтобы повторить 2-ое декабря ей не хватало только
солдатъ.
Приблизительно часъ спустя, человѣкъ довольно высокаго
роста, съ бритыми усами и бакенбардами въ формѣ котлетъ,
войдя въ кафэ «Мадридъ», нотребовалъ минуту молчанія, чтобы
сдѣлать важное сообщеніе и сказалъ слѣдующее:
«Господа, я—братъ Жюля Ферри. Я пришелъ извѣстить
васъ отъ его имени и отъ имени всей лѣвой, что Законода-
тельный корпусъ собрался на ночное засѣданіе. Въ эту самую
минуту депутаты лѣвой вносятъ требованіе низложить импе-
ратора. Приходите же всѣ къ Законодательному корпусу, ста-
райтесь привлечь за собой какъ можно больше людей. Народъ
долженъ быть тамъ, чтобы поддержать своихъ представи-
телей».
Поведеніе и рѣчь этого господина были совершенно смѣшны.
Ile въ одиннадцать часовъ вечера, въ бульварномъ кафэ,
обращаются къ народу съ призывами къ революціоннымъ
дѣйствіямъ.
Народъ и не былъ тамъ, за ораторомъ послѣдовало самое
большое сто человѣкъ.
Это приглашеніе доказываетъ только, что всѣ Жюли лѣ-
вой испытывали ужасный страхъ быть арестованными по при-
казанію Иаликро или кого-нибудь изъ ооычныхъ насильни-
ковъ имперіи, и взывали къ народной манифестами. какъ къ
послѣднему прибѣжищу.
Въ то же время по наполовину опустѣвшему бульвару
передавался другой призывъ, болѣе разумный.
Назначали сборъ на завтра, въ полдень, у Законодатель-
наго корпуса въ формѣ національной гвардіи.
Каждому гражданину совѣтовали къ этому сроку запастись,
по крайней мѣрѣ, кепи, нашить красную полоску на черные
панталоны, сдѣлать все возможное, чтобы толпа, которая со-
берется на площади Согласія, имѣла видъ воинственный и
какъ бы офиціальный.
Четвертое сентября. —Париже гай народъ.- По чем у и какъ револю-
ція четвертаго сентября осталась недоконченной).
На утро всѣ были на посту. Національная гвардія съ
оружіемъ въ рукахъ заняла Бурбонскій дворецъ и провозгла-
сила республику.
Было воскресенье. Солнце ярко сіяло. Многочисленная,
радостная толпа женщияъ и дѣтей, въ праздничныхъ наря
дахъ наполняла улицы, бульвары, сады, скверы.
Всѣ лица дышали чувствомъ удовлетворенія. Люди, кото-
рые никогда не видѣлись, пожимали другъ другу руки или
обнимались. Лавочники подставляли лѣстницы къ дверямъ
лавокъ и ударами топора снимали золоченые орлы и гипсовыя
медали съ бюстомъ Наполеона III, которыми они прежде
украшали вывѣски.
Это была не революція, это былъ народный праздникъ.
Ни одного акта иасилія, ни одного движенія гнѣва.
Весь народъ испустилъ глубокій вздохъ облегченія и осма-
тривался вокругъ съ видомъ радости и успокоенія, какъ че-
ловѣкъ, который, послѣ ужаснаго кошмара, видитъ у своего из-
головья дорогія лица и понимаетъ, что дурной сонъ миновалъ.
Со всѣхъ сторонъ раздавались только слова надежны, ге-
роическіе обѣты, обѣщанія преданности. Толпа призывала
респуолику, какъ какой-то талисманъ, который долженъ былъ
сиасти ее отъ всѣхъ опасностей, дать ей энергію и мощь для
того, чтобы сломить всѣ препятствія.
Объ имперіи совсѣмъ не говорили; мнѣ кажется даже, что
объ ней больше и не думали.
Имперія —это было прошлое, это былъ позоръ, это была
смерть; между тѣмъ, парижскій народъ, съ той удивительной
способностью, которая составляетъ его величіе, и которая ого
губитъ, жилъ уже въ будущемъ. Опьяняемый своимъ собствен-
нымъ идеаломъ, онъ сообразовался съ порывами своего сердца,
слишкомъ полнаго благородныхъ стремленій, возвышеиныхъ
желаній и инстипктивнаго героизма для того, чтобы въ немъ
могла найти себѣ мѣсто ненависть.
Народъ-мученикъ, народъ-мессія, онъ умѣетъ
бороться
умирать; онъ не умѣетъ неяавидѣть.

За это онъ и терпит* нораженія.
Онъ идетъ вперед*, устремив?, глаза на свою цѣль, отдален-
ную и высокую, и, какъ сказочный астрономъ, не видитъ нѣ-
мой бездны, зіяющей ІІОДЪ его ногами. Онъ грезить объ осво-
божденіи міра, о счастьи челоьѣчества; онъ стремится къ этим*
грезамъ въ своем* безумном* и величественномъ движепіи
и спотыкается о какого-нибудь Жюля Фавра или Тьера, кото-
рый гнусно, изъ-за угла наносить ему ударъ.
Площадь Согласія представляла чудное зрѣлище. Въ точеніе
двухъ часовъ дефилировали но ней, съ музыкой и бараба-
нами во главѣ, ирибывавшіе съ бульвара или съ набереж-
ных?, батальоны. Они' шли подъ ружьем?,, со штыками, весело
сверкавшими иодъ лучами смѣющагося солнца.
Здѣсь не было битвы, здѣсь не было схватокъ, это былъ
парад*, праздникъ: Париж?, 'приходилъ въ себя и выстуналъ
во всемъ своем?, блескѣ.
Двойная цѣпь полицейских* и муниципальных* гвардейцев*
преграждала доступ* къ законодательному корпусу. Она была
прорвана без* сопротивленія *).
Вторым* или третьим* прослѣдовалъ 53-ій батальон* и
перешел* мост* среди двухъ рядов* полицейских*, блѣдныхъ,
смущенных*, униженных*, просящих* пощады.
Я шел* съ краю, и один* из* них* обратился ко мнѣ:
—
Не правда ли, гражданин*, всѣ мы стоимъ за Фран-
цію? Да здравствует* Франція!
—
Еще вчера, отвѣтилъ я ему, вы убивали французов*
среди бульвара. Я был?, там*...
Агент* умолк* и с* безпокойствомъ взглянул* на толпу.
Его товарищи подражали ему, заговаривая съ иаціоваль-
ными гвардейцами, захватывавшими Законодательный корпус*,
и дѣлали вид*, что примыкают* к* движенію, подавить кото-
рое они уже не чувствовали себя в* силах*.
Муниципальные гвардейцы проявили больше достоинства.
Прорвали со самым* оригинальным* способом*.
Во глав* иерваго баталіона, который встрѣтил* это пренят-
ствіе былъ барабанщик?, громаднаго роста.
Батальон* пріостановился. Барабанщик*, не смутившись,повер-
нулся лицом* к* своим?, товарищам* и, спиной къ пеиріятелю, п
с* тростыо в* рукѣ, идя задом?, наперед?,, продвинулся через* пре-
граду. Остальные иослѣдовали за ним*.
Брешь была сдѣлана.
Они стояли неподвижно съ мрачными лицами, бросая раздра-
женные взгляды, и, казалось, домогались у своих* офицеров*
приказа стрѣлять.
Пѣхотинцы открыто братались съ народом*. Но не нужно
создавать себѣ иллюзій по этому поводу. Въ этом* не было
ни революціоннаго порыва, ни даже патріотизма. Они просто
надѣялись, что паденіе имперіи повлечет* за собой окончаніе
войны.
Что касается солдат* императорской гвардіи, занимавшей
Тюльерійскія ворота,—повсюду при нашем* проходѣ они от-
давали честь возставшей національной гвардіи *).
Она даже не подумала двинуться на полицейскую префек-
туру и захватить этот* опорный пункт* бонанартистовъ прежде,
чѣм* люди, заинтересованные въ этом* успѣют* скрыть мно-
гіе документы, завладѣть которыми для республиканской nap-
Tin было въ высшей степени важно.
Тутъ я лишнігі раз* почувствовал*, какъ опасно для иар-
тіи не имѣть никакой организации
Въ самом* дѣлѣ, со времени декабрьскаго переворота демо-
кратическая нартія была дезорганизована. Ея разрозненные
члены не были соединены между собой никакой связью.
Были активные центры, были энергическія личности, но не
существовало никаких* общих* лозунгов*.
Передовая часть буржуазіи шла за депутатами лѣвой.
Народ* въ общем* примыкал* къ движенію, начатому
„Международной ассоціаціой" рабочих*.
Внѣ обоих* этих* лагерей нѣсколько молодых* людей, боль-
шею частью журналистов* или ораторов* народных* собраній,
смѣло выступали на борьбу, в* качествѣ отважных* иартиза-
новъ.
Въ общем*, из* такого дробленія сил* вытекала полная
неспособность къ практическим* выстушіеніямъ, болѣе, чѣм*
все остальное, содѣйствовавшая устойчивости имперіи.
Помимо того, с* іюля 1848 года между народом* и бур-
жуазіей легли горът трупов*, и обѣ эти стороны уже не про-
тягивали руки друг* другу.
") Упомянем* об* одном* довольно любопытном* энизодѣ:
какой-то тюркосъ, взобравшись на дерево на набережной Кон-
феранс* развязал* свой тюрбан* и размахивал* им* въ воздух?',,
нривѣтетвуя національную гвардію криками, производившими са-
мое комическое вггечатлііnie.

—
ю—
Изъ этого раскола имперія родилась и имъ она жила. И
такимъ образомі» правительство, въ дѣйсгвительности имѣвшее
иротивъ себя въ Парижѣ и во всѣхъ круиныхъ городах'!.,
громадное большинство гражданъ, держалось вътеченіе двадцати
лѣтъ, опираясь на страхъ, который народъ внушалъ буржуазіи,
опираясь на заслуженную ненависть, которую буржуазія вну-
шала народу.
Имперія пала какъ разъ въ тотъ день, когда подъ тяже-
стью великой натріотической скорби, великаго національнаго
позора, ложившаяся па всѣхъ, тотъ расколъ, о которомъ я только
что говорилъ исчезъ на несколько мгновеній, среди народ-
наго траура и всеобщая негодованія.
ТliM'L не менѣе, революція 4 сентября была только буржуаз-
ной ]>еволюціеЙ. Она была дѣломъ національной гвардіи, куда
народъ еще не проникъ, и, слѣдовательно, была совершена
буржуазіей.
Такъ какъ со стороны властей не было сопротивление то
настоящШ народъ фигурировала, въ ней скорѣе въ качеств!,
зрителя, чішъ дѣйствующаго лица.
Если бъ былъ бой, народъ игралъ бы вч, немъ главную
роль, и дііла тотчасъ бы приняли другой оборота,.
Полицейская префектура была бы немедленно занята. Гос-
поди нъ Кератри, прибывъ туда, засталъ бы тамъ торжествую-
щую революцію, и въ этомъ случаѣ съ ней нужно было бы
считаться.
Ратуша также была бы занята народными силами, и Фавры,
Симоны и Трошю. явившіеся въ нее въ сонровожденіи націо-
нальной гвардіи, но проникли бы туда безпрепятственно, чтобы
наложить свою руку на движеніе, обмануть демократію и про-
возгласить самимъ свою диктатуру.
И вотъ, за отсутствіемч, достаточной сплоченности, и хоть
какой-нибудь политической организаціи, революціонно-соціали-
стическая иартія была совершенно одурачена 4-го сентября.
Повсюду ее предупредила своими цѣйствіями парламентская
лѣвая, представлявшая съ своей стороны силу, съ полити-
ческой точки зрѣнін, организованную, и готовую принять на-
слѣдство имперіи.
Кератри явился въ полицейскую префектуру и мирно вод-
ворился тамъ.
Трошю, Фавръ, Симонъ и присные спокойно отправились
въ ратушу, не встрѣтили тамъ никого *) и забрали ее въ свои
руки.
Иарижскій народъ, представленный самому себѣ и совер-
шенно не возбуждаемый борьбой, внялъ голосу своего темпе-
рамента, проявилъ свое благородство.
Когда онъ увидѣлъ враговъ у своихъ ногъ, лсалость и от-
враіценіе взяли верхъ надъ гнѣвомъ и чувствомъ справедливости.
Онъ получилъ республику,—на словахъ Имперія исчезла.
Онъ не обратилъ вииманія на то, что хотя онъ прошелъ на-
сквозь непріятельскую армію, но позади него она втихомолку
снова выстраивала свои ряды, располагая всѣми своими силами,
изъ которыхъ ни одна не была поколеблена.
Члены сената и Законодательная корпуса смогли отпра-
виться въ провинцію и начать свой гнусный,. построенный на
клеветѣ и подлости, заговоръ, который предалъ Францію ируо-
сакамъ, чтобы бросить ее иотомъ въ окровавленный руки
Тьера.
ІІолицейскіе агенты были тщательно сохранены на своихъ
мѣстахъ и реорганизованы. Парижская гвардія получила на-
званіѳ республиканской гвардіи. Наполеоновскіе генералы оста-
лись во главѣ арміи. Въ этомъ состояло все.
Лишь только буржуазія совершитъ или предоставить дру-
гими, совершить революцію, ея первымъ движеніемъ бываетъ—
обернуться назадъ и со страхомъ и угрозой наблюдать за на-
родомъ, который стоить за ней. Отбросить народъ назадъ, подъ
иго, изъ-иодъ которая она освободилась съ его помощью, ста-
новится ея единственной заботой.
Чѣмъ больше народъ проявилъ силы, тѣмъ билыне онъ
внушилъ страха, тѣмъ больше онъ возбудилъ ненависти, и
тѣмъ больше онъ внесъ сплоченности, въ разстроившіеся на
минуту ряды его неумолимыхъ тирановъ.
Такимъ образомъ, на другой день послѣ революціи, число
враговъ народа далеко не уменьшилось, —оно удвоилось.
Наканунѣ, когда, въ лицѣ установленная правительства,
'*) Я говорю: „никого", т. о . никого съ кѣмъ бы нужно было
считаться.
4-го сентября, вечеромъ, Парижъ, самъ того не замѣчая, слова
ноналъ подъ иго. Онъ очутил я въ рукахт, своихъ самыхъ жесто-
кихъ враговъ, и люди, но лишенные политическая смысла, уже
могли предвддФть въ близкомъ будуіцомъ гражданскую войну.

приходилось сражаться съ другимъ противникомъ, часть бур-
жуазіи, казалось, шла вмѣстѣ съ народомъ.
На слѣдующій день, ей некого было бояться, кромѣ на-
рода, и вся буржуазія, какъ одинъ человѣкъ, объединилась
противъ него.
Напугать тѣхъ, кто насъ ненавидитъ, не обезоруживъ и
не сразивъ ихъ,— значитъ совершить величайшую изъ всѣхъ
ошибокъ.
4-го сентября нужно было прежде всего обезопасить рес-
публику и національную оборону отъ всѣхъ этяхъ сутенеровъ
имперіи, отъ этого отродья предателей, которымъ любезно по-
зволили бѣжать, которымъ даже довѣрили защиту республики
и отечества.
Но съ того момента, когда власть попала въ руки господъ
изъ парламентской лйвой, въ этомъ отношеніи не на что было
больше надѣяться. Имперія, эта старая диктатура, опозорен-
ная и обратившаяся въ развалины, имѣла за себя, по край-
ней мѣрѣ, цинизмъ откровенности. Ее смѣнила во всей своей
свѣжести новая диктатура, подло замаскированная складками
республиканская знамени.
Ставши господами положенія, эти люди имѣли только одну
заботу: сохранить весь механизмъ, всѣхъ агентовъ имперіи.
Они знали, что эта машина была великолѣпно приспособлена
для подавленія народа, и что выдумать лучшую у нихъ иѣтъ
времени.
Въ своемъ усердіи, господа изъ ратуши доходили до того,
что они не хотѣли даже смѣстить бонапартистскихъ мэровъ,
исполнявшихъ свои обязанности въ двадцати округахъ Па-
рижа *). По этому поводу были продолжительным пренія. Когда
Трошю указали на опасность того, что вародъ силой выгонитъ
прежнихъ мэровъ, онъ рѣшилъ, наконецъ, назначить новыхъ.
Другой примѣръ: три дня спустя послѣ 4-го сентября па-
рижская муниципальная гвардія стояла на караулѣ передъ
дверьми ратуши. Потребовались энергичные протесты толпы,
собравшейся на площади, чтобы заставить удалиться этихъ
*) Читатель видитъ, что не было и рѣчп оба, избраиіи мэровъ
народомъ, между тѣмъ какъ это было первой обязанностью рес-
публиканская правительства.
людей, ненавистный видъ которыхъ являлся настоящимъ вы-
зовомъ, обращенным!, къ народу *).
Не заключается ли въ этой ничтожной подробности цѣлое
откровеніе?
Между тѣмъ, гнѣвъ и опасенія волновали сердца всѣхъ
истинныхъ республиканцевъ, предвидѣвшихъ, во что мы обра-
тимся въ рукахъ подобныхъ правителей.
Делеклюзъ, которая я встрѣтилъ 4-го же сентября на
улицѣ Риволи, послѣ лровозглашенія временная правитель-
ства, сказалъ мнѣ съ отчаяніемъ:
—
Мы пропали!
Онъ былъ правъ, но что было дѣлать?
Начать на слѣдующій день новую революцію, предъ ли-
цомъ непріятеля, который приближался усиленнымъ маршемъ?
Объ этомъ нечего было и думать. Въ ІІарижѣ въ то время
не было почвы для такой революціи.
Насѳленіе еще не уснѣло очнуться отъ долгая сна, въ ко-
тором!, его держала имперія.
Для его пробужденія потребовалось четыре мѣсяца. Это не
слишкомъ много времени для того, чтобы стряхнуть двадцати-
лѣтнюю спячку, и я не думаю, чтобы какой-нибудь другой на-
родъ шелъ такими гигантскими шагами.
Народъ наслаждался словомъ «республика», наслаждался от-
сутствіемъ полицейскихъ, псчезнувшихъ съ улицы.
Онъ считалъ себя свободнымъ и думалъ теперь только о
защитѣ территоріи, о томъ, чтобы изгнать лруссаковъ. Гіротивъ
послѣднихъ населеніе было готово встать все цѣликомъ съ
того момента, когда дѣло шло уже не о защитѣ имперіи, но
о спасеніи республики и Франціи.
Идти противъ этого теченія было уже невозможно.
Такимъ образомъ, республиканцы - радикалы и ресиубли-
канцы-соціалисты рѣшительно взялись за дѣло и, подавивъ
свои самыя законныя антипатіи, свое самое справедливое не-
довѣріе, честно предложили правительству націояальной обо-
роны свое содѣйствіе, не побуждая его ни къ какимъ полити-
-) Въ этотъ дегп, я былъ irr, Ратушѣ и лпчно сообщила, Этьенѵ
Ароно Объ этомъ беаобразіи. Разсказываемый факта, малоизвѣ-
стенъ, иоо парижскіс гвардейцы пробыли на своомъ посту но бо-
отмѣтять'ГІГ М1ІІ,уТЪ- ТѢмъ 110 менѣ0 "озорную попытку слѣдуотъ

ческимъ мѣрамъ, требуя отъ него только одного: военной за-
щиты страны.
Народъ, съ своей стороны, на первыхъ порахъ выказалъ
себя равнодушнымъ къ направленно политики, требуя, чтобы
всѣ партійныя различія были отставлены въ сторону, и живыя
силы націи были посвящены борьбѣ съ пруссаками.
Съ тѣмъ глубокимъ смысломъ, который проявляет!, онъ
въ великіе историческіе моменты, народъ понималъ, что по-
бедить пруссаковъ во имя республики, значитъ навсегда ос-
новать республику на неиоколебимомъ фундаментѣ.
Очередь за политикой была бы вдослѣдствіи. Впослѣдствш
соціализмъ поднялъ бы свое знамя, и тогда были бы сведены
старые счеты.
„
Для текущаго момента нужна была пооѣда, иоо эта пооъда
неизбѣжно была бы побѣдой народа, побѣдой соціалистической
демократіи.
'
Поэтому-то люди изъ ратуши и не хотѣли пооѣды.
Что же это были за люди?
III.
Люди ѵчаствовавшіе въ правительствѣ.
—
Трошю, Жюль Фавръ,
' 'Жюль Симонъ, Эрнестъ ІІикаръ, Жюль Ферри и др.
Кромѣ Анри Рошфора, подавшаго въ отставку 31 октября,
и Гамбетты, который покинулъ Парижъ въ самомъ начал!,
чтобы заняться организаціей обороны въ провинціи, въ со-
ставѣ правительства были: Трошю, Лѵюль Фавръ, Жюль Си-
монъ, Пикаръ и Жюль Ферри. Остальныхъ не стоитъ и назы-
вать, за исключеніемъ развѣ Доріана, который проявилъ дей-
ствительную трудоспособность, настоящія качества организа-
тора и безкорыстнаго человѣка, но не имѣлъ никакого поли-
тическая вліянія, и характер!, которая не былъ на высот!,
другихъ его достоинствъ.
Изъ этихъ пяти мародеровъ, поживившихся народной пооъ-
дой, два человѣка—Трошю и Жюль Фавръ — были покорными
слугами іезуитовъ.
Трошю—солдатъ, католикъ и бретонецъ, т. е . прирожден-
ный тройной врагъ народа, республики и демократы, живое
отрицаніе всѣхъ совремонныхъ стремлснЩ.
Ему его коллеги довѣрили мѣсто президента въ правитель-
ств! и оборону Парижа.
Бынаютъ моменты, когда простой негодяй сходить за генія.
Какъ личность, Трошю — олицетвореніе глупости, но не
внѣшней глупости, вскрывающей свою сущность съ тѣмъ пол-
нымъ наивности чванствомъ, которое служить для нея вывѣс-
кой, предупреждает!, васъ и нредостерегаетъ.
Трошю—это нровинціальный глупецъ, глупѳцъ скрытый,
глупецъ-мистикъ, вѣрящій въ непорочное зачатіе. Его тщесла-
віе—это тщеславіе благочестивое и болѣзненное, неуклюжее и
робкое, грубое, плоское, тяжеловѣсное, закованное въ броню
и угрюмое, тщеславіе, которое само себя пожираетъ, въ уеди-
нены и безиомощности копить злость, какъ старая дѣва и
обращается въ подлость.
Прибавьте къ этому ничтожный умъ, подчиняющійся при-
казаніямъ нона; характер!,—хуже чего быть не можетъ, ие-
рѣшительность котораго равняется упрямству; воображеніе,
склонное все видѣть въ мрачномъ свѣтѣ, грезящее только
иренятствіями, затрудненіями и безысходностью положенія,
привязывающееся къ этимъ грезамъ и питающееся ими; мед-
ленно работающее соображеніе, которое, выбиваясь изъ силъ,
теряется въ безконечно мелкихъ деталяхъ, натыкается на всѣ
камни преткновепія и не можетъ сдвинуться съ нихъ; пред-
взятое мнѣніе, что яобѣдить нельзя, потому что побѣда была
бы опроверженіемъ извѣстныхъ предразсудковъ казармы; на-
конецъ, безумный ужасъ псредъ революціей, христіанскую
уверенность въ томъ, что всякое возстаніе гіротивъ власти
составляетъ самый отвратительный изъ грѣховъ, что париж-
ский народъ—великій грѣшникъ, котораго Вогъ наказываетъ
руками пруссаковъ.
Позади всего этого стоитъ церковь!
Вскорѣ ко всѣмъ этимъ элемеятамъ присоединился еще
одинъ, придавшій имъ больше жизненности и ожесточенія:
парижскій народъ не благоговѣлъ нередъ Трошю, не вѣрилъ въ
Трошю, и Трошю вознепавидѣлъ этотъ народъ ненавистью
ханжи и честолюбца, ненавистью глухой, скрытой, вѣроломной,
тернѣливой, которая выжидаетъ и не прощаетъ.
Таковъ былъ человѣкъ, на котораго возложено было спа-
сеніе Парижа.
За Трошю встаетъ фигура Жюля Фавра, Жюля Фавра—

поддѣлывателя документов*, вскорѣ запятнавпгаго себя кровыо
Мольера, который разоблачил* его подлости *).
Он* былъ спиритуалистом*, мистиком* и тоже католиком*,
ходил* на исповѣдь, причащался, жил* съ замужней женщи-
ной и отмѣчалъ подлогом* рожденіе каждаго из* своих* незакон-
ных* дѣтей **).
Долго обманывал* Жюль Фавръ общественное мнѣніе, и я
сознаюсь, что не распознал* его.
Однако извѣстно было его поведеніе въ Ліонѣ, во время
апрѣльскаго процесса, когда онъ отделился от* всѣхъ своих*
товарищей по защитѣ.
Извѣстно было его іюводоніе в* 1S48 г., и всѣ знали, съ
какой желчью, съ какой низостью нреслѣдовалъ он* членов*
соціалистической парті и.
Всѣ знали, что онъ выступал* против* кандидатуры
Рошфора и прошел* при 'баллотировка, только благодаря нод-
держкѣ бонапартистских* голосов*.
Наконец*, миогіе члены республиканской партіи были ос-
ведомлены о позорѣ его частной жизни и хранили молчаніе,
чтобы но грязнить общаго знамени.
Его тайны были также и въ других?, руках* — въ руках*
агентов* церкви и людей из* Тюльери.
Связанный этими невидимыми узами, Жюль Фавр* дол-
жен* былъ совершать свои маневры.
*) Пусть г. Жюль Фавръ п пе обращался къ версальским?,
мясникамъ съ оиредѣлешшмъ требованіемз, смерти Мольера,—это
возможно, ибо въ такомъ способ* дѣйствій вовсе и не было нужды.
Среди утих?, людей другъ друга понимают?, с?, полуслова, и по-
добный маленькія услуги оказываются вполиѣ добровольно.
Но именно поэтому онъ должен?, был?, добиться, чтобы Мель-
ер?, не былъ казнен?,, тѣм?> болѣе. что Мельеръ не принимал* ни-
какого участія въ правительств* Коммуны.
Питать личную ненависть к?, жертв* и допустить совершиться
убійству, которому можно было номѣшать, не мепѣѳ преступно,
ч*м?> совершить убінство своими руками.
Это только бол*е подло,—вотъ и все.
Слѣдуѳтъ замѣтпть также, что Лалюйе, доставнвпіій бумаги
Мельерѵ, будучи осужден?, на годъ тюрьмы, умер?, скоропостижно
от?, „неслыханной" болѣзни, полученной въ Иелажи.
Положительно г. Жюлю Фавру но везло съ его врагами!
**) Онъ признался в?, этом?, на суд*, и было бы странно не
видѣть его въ ІІуасси, если бы мы не знали, что онъ въ качеств*
министра участвовал?, въ засѣданіи правительства, рѣшившаго
разграбленіе Парижа.
Он* на диво выпутывался из* этого положенія, удовлетво-
ряя либеральную буржуазно нападками ira нмперію, не при-
чинявшей ей никакого вреда, и доставляя доказательства своей
вѣрности клерикалам*, видѣвшимъ въ нем* прислужника,
который со временем* станет* соучастником*.
Помимо этого, Жюль Фавръ представлял* собою натуру
желчную и завистливую. Это былъ рѣчистый адвокат*, отъяв-
ленный буржуа, для котораго республика должна была быть
правительством* болтунов*, банкиров* и чиновников* и отли-
чаться от* монархіи отсутствіемъ цивильнаго листа.
Поэтому 4-е сентября порядком* выбило его из* колеи
и лишило его самаго удобнаго и самаго иріятнаго для него
положенія.
Глава лѣвой Законодательная) корпуса, онъ мог?, желать
и желал* только одного: чтобы продолжал* существовать ре-
жим*, обезпечивавшій ему положеніе, важность котораго зна-
чительно превосходила его мужество и его заслуги.
Съ ноыощыо трех* или четырех* рѣчей в?, годъ, этот*
дымный факел?, буржуазная либерализма блистал* на пар-
ламентском* небѣ, какъ звѣзда первой величины.
Его тщеславіе, его алчность и его презрѣніе къ народу
одинаково находили в* этом* удовлетворевіе.
Онъ жил* хорошо, не подвергался никакому риску, пріо-
брѣталъ дешевую популярность и занимал* мѣста людей, ко-
торые стоили во сто раз?, больше, чѣмъ онъ.
Среди всѣхъ его страстей, при существовали император-
ская режима находила себѣ широкое удовлетвореніе,. самая
главная: я хочу сказать о его ревности, его зависти къ «моло-
дымъ ».
Въ судѣ онъ был* хорошо извѣстенъ со стороны этой
низкой страсти, и всѣ знали, сколько онъ выстрадал*, когда
внезапно зажглась звѣзда Гамбетты. Эта новая извѣстность
затмевала его и наносила кровавыя раны тщеславно стараго
бонзы, привыкшая къ поклонеЕІю и ладану.
Въ палатѣ он* любезно встрѣчался с* Гамбеттой, но я не
думаю, чтобы онъ когда-нибудь его любил*.
Въ тот* день, когда ему пришлось бороться против* Рош-
фора, тоже «молодого»,
он* проникся к* своему сопернику
неумолимой ненавистью.
Явись только у него страх* быть сброшенным* со своего
пьедестала и видѣть вознышеніе новых* людей,—этого страха

было бы достаточно, чтобы внушить ему отвращеніе къ ре-
волюции.
Большинство старыхъ политическихъ дѣятелей, сдѣлав-
шихъ себѣ изъ политики ремесло и замкнувшихся, какъ крыса
въ своемъ сырѣ, въ карточномъ домикѣ оппозиціи, испыты-
ваютъ этотъ низменный страхъ и питаютъ эту жалкую вра-
ждебность противъ борцовъ, которые рядомъ съ ними создаютъ
себѣ имя и грозятъ испортить ремесло, внося въ движеніе
больше страсти, больше искренности, больше таланта или
выдвигая новые лозунги, соотвѣтствующіе истиннымъ потреб-
ностямъ эпохи и стремленіямъ народа.
Съ этой стороны, имперія представляла для него надеж-
ное обезнеченіе. Для этого режима ублюдочнаго, искусствен-
ная и гнилого нужна была такая же ублюдочная, искусствен-
ная и гнилая олпозиція. Другой
опнозиціи имперія не
допустила бы, и конкуренция не очень была бы страшна для
Жюля Фавра съ его установившейся репутаціей, съ его титу-
ломъ придворнаго поставщика по части всего, что касалось
либерализма-усынителя и поддѣльваго республиканизма.
Таковъ былъ человѣкъ, бросившійся 1-го сентября въ ра-
тушу и взявшій на себя представительство Франціи передъ
враждебно настроенной Европой и передъ пруссаками, рѣшив-
шими погубить насъ.
Подобно Трошю, для него гораздо болѣе страшнымъ и
гораздо. болѣе ненавистнымъ врагомъ, чѣмъ пруссаки, былъ
народъ; и противником!,, котораго онъ прежде всего хотѣлъ
побѣдить, являлась революція.
Подобно Трошю, съ того момента, какъ онъ увидѣлъ, что
побѣдить можно только руками народа, и что побѣда будетъ
народной нобѣдой, онъ предпочелъ пораженіе и сдалъ Парижъ
иодъ предлогомъ не существовавшаго голода.
За этими двумя людьми слѣдуетъ Жюль Симонъ — тоже
іезуитъ, во іезуитъ другого сорта.
Жюль Симонъ принадлежал!, къ іезуитамъ не по глупо-
сти, какъ Трошю, и не по расчету, смѣшапному съ религіоз-
ностью, какъ Жюль Фавръ. Нѣтъ, Жюль Симонъ родился
іезуитомъ, какъ другіе рождаются поэтами.
Въ самомъ дѣлѣ, іезуитизмъ, это не только продуктъ
искусно построенной клерикальной организаціи,—это въ то же
время черта характера, темперамента, это складъ ума.
Какъ іезуитъ, Жюль Симонъ обладалъ непреклонной волей,
вкрадчивыми манерами, любезной улыбкой, ласковой рѣчью,
мстительнымъ сердцемъ, умомъ, всегда направленнымъ къ един-
ственной цѣли.
Для Жюля Симона этой цѣлью была власть.
Впрочемъ, такъ какъ его гордость не столь велика, какъ
его честолюбіе, оиъ довольствуется, сообразно съ обстоятель-
ствами, мѣстомъ лакея реакціи въ министерств! народяаго
иросв!щенія при Тьер! или въ министерств! внутреннихъ
дѣлъ при Макъ-Магон!.
Для сохраненія этого м!ста онъ не отступилъ бы ни
иередъ какой изм!ной, ни передъ какой низостью.
Въ посл!днія минуты имперіи, когда Эмиль Оливье про-
бил!, брешь, Жюль Симонъ нредвид!лъ уже съ большинствомъ
своихъ коллегъ по л!вой возможность участія въ министер-
ств!. Онъ согласился бы на это участіе безъ отвращены.
Когда разразилась революція 4-го сентября, онъ, какъ
челов!къ находчивый, сказалъ себ!, что изъ этой революцш
ему достанется, по крайней м!р!, м!сто министра.
Тьеръ, Вонапартъ, д'Орлеапъ, ИІамборъ или Макъ-Магонъ,
все это—только не существенныя стороны д!ла.
Вещь, которую полезно взять, всегда полезно сохранить.
Исторія Жюля Симона во время имперіи — это исторія
«благотворительныхъ дамъ»,
которыя обогащаются, д!лая
сборы на б!дныхъ. Въ палат!, какъ оратора, его совершенно
оставляли въ т!ни Жюль Фавръ или Гамбетта, и онъ не
упорствовалъ въ безполезныхъ усиліяхъ создать себ! попу-
лярность путемъ трибуны.
Онъ нриб!гъ къ другимъ средствамъ, бол!е прибыльнымъ,
и открылъ маленькую лавочку, гд! коллеги нисколько не тре-
вожили его торговли. Онъ работалъ въ «Салонномъ соціа-
лизмѣ» и наживался на в ищет! «Рабочаго», «Работницы» и
«Дитяти», издавая груду томовъ in octavo (цѣна 5 фран-
ковъ). Эти книги создавали ему усп!хъ у покупавшей ихъ
буржуазіи и не особенно компрометировали его въ глазахъ
рабочихъ, которые ихъ не читали.
Это было выгодно со вс!хъ точекъ зр!нія.
Поел! представителей церкви не найдется никого, кто бы
такъ умѣло приспособлялся къ грубымъ интересамъ этого низ-
менпаго міра, какъ профессора спиритуалистической фило-
софы.
Пролов!дь благости Божіей, безсмертія души, «долга»—всегда

служить превосходнымъ средствомъ сколотить капиталецъ и
сдѣлать выгодную аферу.
Это гораздо лучше, чѣмъ играть на биржѣ или быть про-
давцомъ дамскихъ нарядовъ. Здѣсь меньше риска, не прихо-
дится платить за патентъ, и самое злостное банкротство въ
этой области не подвергается дреслѣдованіямъ закона.
Пока человѣкъ находится въ рядахъ оппозиціи, онъ схо-
дить за святого; когда- онъ перестаетъ быть въ эгихъ рядахъ, •
онъ дриказываетъ ссылать или разстрѣливать тѣхъ, кто предъ-
являешь требованія или считаетъ себя обокраденнымъ.
Жюль Симонъ цѣликомъ выполнилъ эту программу, но про-
пустивъ въ ней ни одного пункта.
Подобно Трошю и Жюлю Фавру, онъ принадлежалъ къ
дородѣ «плаксъ», и весь Парижъ помнить тотъ видъ умираю-
щая, съ какимъ выступалъ онъ каждый разъ — на профес-
сорской ли кафедрѣ до переворота, или послѣ него на какой-
ниоудь трибунѣ.
Если не считать нѣсколышхъ упрямыхъ скептиковъ, кото-
рые помнили 48-ой годъ, Жюль Симонъ очень ловко обма-
нывалъ свою публику въ теченіе долгая времени, пока суще-
ствовала имперія, и лишь въ послѣдніе годы заблужденіе на-
чало разсѣиваться.
Еще одна черта, чтобы закончить весь его портретъ.
Къ концу августа люди, принимавшіе участіе въ движе-
ніи, постоянно находились близь законодательная корпуса
или парламентской трибуны. Сюда приходили узнать новости,
прослушать лживыя депеши, которыя прочитывались въ палатѣ
военнымъ минисгромъ Поликао, и получить у деггутатовъ лѣ-
вой вѣрныя свѣдѣнія о ноложеніи дѣлъ.
Однажды Жюль Симонъ иодошелъ ко мнѣ во дворѣ Бур-
бонскаго дворца и, отведя меня въ сторону, сказалъ:
—
Сообщите всѣмъ вашимъ друзьямъ, сообщите рабочимъ
предмѣстій, что ноложеніѳ совершенно безнадежно, и что, быть
можетъ, черезъ недѣлю (sic!) пруссаки будутъ подъ стѣнами
Парижа.
—
ІІодобныя новости недостаточно сообщать,—отвѣтилъ я
ему.
—
Ихъ нужно доказать, нужно сказать, гдѣ и отъ коя
онѣ получены, если вы хотите, чтобъ этимъ сообщсніямъ по-
вѣрили, и онѣ произвели то дѣйствіе, которое вы ожидаете.
—
Вы можете сказать, что вы это узнали отъ меня,
Жюля Симона, и что я ручаюсь за это своей честью.
—
Въ такомъ случаѣ почему же вы не огласите эти из-
вѣстія съ высоты трибуны? Они касаются всей Франціи. Не-
обходимо, чтобы вся Франція ихъ слышала, чтобы никто не
могъ сомнѣваться. Дѣло идетъ о спасеніи отечества. Если вы
знаете, то говорите, но говорите такъ, какъ подобаетъ гово-
рить представителю народа.
—
Я не могу это сказать въ Законодательномъ Корпусѣ. —
Съ этими словами онъ быстро отошелъ отъ меня.
Почему такъ? Потому что Бонапартъ, быть можетъ, какимъ
нибудь чудомъ сумѣлъ бы еще спастись, и Жюль Симонъ ока-
зался бы совершенно скомпрометированнымъ въ глазахъ им-
періи.
Тогда прощай всякая надежда на миниотерскій постъ послѣ
Оливье!
Нанротивъ, поступая такъ, какъ онъ только что посту-
пилъ, Жюль Симонъ сШасалъ свое выгодное положеніе на лѣ-
вой, сохраняя видъ, что онъ примыкаешь къ народному гнѣву
и революніониымъ иопыткамъ нредмѣстій.
Какой слѣдъ остался бы отъ этихъ словъ, брошенныхъ въ
воздухъ, въ случаѣ неудачи революціонныхъ дѣйствій?
Б]сли бы народъ восторжествовалъ, тогда были бы свидѣ-
тели для того, чтобы удостовѣрить, что «демократъ» Жюль
Симонъ былъ за одно съ народомъ и содѣйетвовалъ движенію.
Съ Эрнестомъ Пикаромъ мы вступаемъ въ другую кате-
горію: отъ іезуита мы псреходимъ къ цинику.
Мы должны воздать ту справедливость Эрнесту Пикару,
что онъ никогда не надувалъ своихъ слушателей, не доби-
вался популярности обманомъ.
От. не обѣщалъ ни на іоту больше, чѣмъ хотѣлъ сдер-
жать. Онъ не заключалъ ни одного изъ тѣхъ обязательствъ
съ революціо ннымъ соціализмомъ, какія наканунѣ выборовъ
его коллеги подписывали такъ же легко, какъ принужденно
растаптывали они ихъ ногами на слѣдующій день.
Эрнеотъ ГІикаръ—это чистый типъ буржуа, фрондирующая,
но благоразумная, типъ парижская
негоціанта, который
охотно позволяешь себѣ роскошь подразнить правительство,
не имѣя намѣренія его низвергнуть, быть можетъ, даже не
испытывая пылкая желанія его улучшить. Особенно париж-
скій буржуа любитъ доставлять неиріятности министрамъ, ко-
торые, какъ представители власти, всегда нѣсколько раздра-
жаютъ его.

Овъ походитъ да тѣхъ мужей, любителей дриключеній,
которые не церемонятся со своимъ брачнымъ контрактомъ, но
ни за что на свѣтѣ и слушать не хотятъ о разводѣ.
Они совсѣмъ не любятъ свою жену, объясняются въ любви
горничной или сосѣдкѣ съ пятаго этажа, но всегда кончаютъ
возвращеніемъ подъ супружескій крови, такъ какъ жена рас-
полагаетъ весьма почтенными придаными, и тысячи нитей, осно-
ванныхъ на матеріальномъ расчетѣ, связываютъ обѣ стороны.
Такая жизнь—это жизнь парижская лавочника, и Пикаръ
былъ яркими проявленіемъ той оппозиціи, которая въ суще-
ствѣ дѣла — не больше, какъ шутка, неблагодарность и ша-
лость.
Съ большими животомъ, упитанный, тучный, въ то же
время человѣкъ не глупый, онъ представляли чудный образ-
чики цвѣтущаго, безсовѣстная эгоиста.
Не трудно понять, что такой человѣкъ слѣпленъ далеко не
изъ того тѣста, изъ которая дѣлаются герои, и не обладаетъ
качествами необходимыми для того, чтобы вести борьбу до
конца и скорѣе пасть подъ развалинами Парижа, чѣмъ сдаться.
Само собой разумѣется, что они боялся ізыстрѣловъ, пи-
тали глубокую антипатію къ ядрами, ненавидѣлъ овсяный
хлѣбъ, плохую телятину и тощую конину и не находили ни-
какой ирелести въ грозномъ величіи пушечной пальбы.
Парижскій народи, не вѣрившій въ республиканскія убѣ-
жденія Фавровъ и Трошю, вѣрилъ въ ихъ патріотизмъ и хо-
тѣлъ надѣяться, что если они не демократы и не революціо-
неры, то, по крайней мѣрѣ, окажутся французами.
Относительно Пикара не было никакихъ иллюзій. Всѣ
знали, что онъ сдастъ Парижъ, какъ только испугается, а
испугается онъ сейчасъ же, но наряду съ другими сошелъ и
он!., и всѣ говорили себѣ:
—
Въ концѣ концовъ это только одинъ голоси!
Пикаръ ни мало не обманули ожидапій народа.
Въ засѣданіяхъ правительства онъ высказывался нротявъ
безсмысленнаго и вредная сопротивленія и выступали съ тре-
бованіемъ перемирія до того дня, когда, измѣнивъ выраженія,
потребовали сдачи.
Къ счастью, есть богато-одаренные люди, у которыхъ страхи
разстраиваетъ только желудокъ. Пикаръ былъ богато одаренъ!
Онъ не потеряли головы, взялъ себѣ портфель министра фи-
нансовъ —что отнюдь не заставило его раззориться — и на-
—
—
жили много денегъ на газетѣ своего брата, которому доставляли
за 12 часовъ впереди извѣстія. депеши, а иногда и иостано-
вленія своихъ коллеги.
Въ конечном!, счетѣ, онъ остается наиболѣе уважаемыми
человѣкомъ изъ правительства національной обороны, и онъ
оставили это правительство съ честью, ибо вышелъ изъ него
жирными даже иослѣ послѣдпяго голодная мѣсяца.
Между прочими, онъ тоже разсчитывалъ получить мини-
стерскій портфель отъ щедротъ Наполеона III, и ему не съ
чего было быть довольными, когда Парпжъ замѣнилъ это хо-
рошее мѣсто почетными и опасными постомъ, требующими
преданности дѣлу.
ІІослѣ Пикара мы спускаемся до Жюля Ферри!
Всѣ знаютъ Жюля Ферри съ его головой трактирная по-
лового. Онъ создали себѣ извѣстность нападками на Гаусмана
въ Орлеаннстской газетѣ «Temps», и избиратели подали за
него голоса, чтобы не прошель Ащльфъ Геру —бонапартист!.,
или Кошэнъ—католики.
Въ Законодательномъ Корпусѣ онъ заняли мѣсто на лѣ-
вой; пользы же отъ этого было столько же, какъ если бы они
принадлежали къ правой.
Въ ратушѣ ея преслѣдовала только оцна мысль: стать
префектомъ Сены.
И онъ стали ими на четверть часа.
•Когда, гтослѣ сдачи Парижа, на горизонт! появился Вер-
саль, онъ сдѣлался версальцемъ.
Его обвиняли въ томи, что онъ мошенничали- на постав-
ках!. съѣстныхъ припасовъ для Парижа и набили себѣ кар-
маны на счетъ безразсудныхъ нарижанъ, которые умирали съ
голода, чтобъ защищать республику и отечество.
Онъ былъ посланникомъ,—рано или поздно онъ будетъ ми-
нистром!..
За кулисами, вдали отъ главныхъ ролей, остается еще
одна личность, очень незначительная сама по себѣ, но мнѣ
хочется познакомить съ ней- читателя, ибо это дополнить
моральную сторону картины.
Эта личность—г . Клямажеромъ, кругленькій, ничтожный
человѣкъ. сложенный, какъ колбаса, съ лицомъ нюренбергской
куклы цвѣта тертая сыра, съ идіотскимъ видомъ и съ мозгами
еще болѣе идіотскпми, чѣмъ его видъ.
Люди, избравшіе Трошю, чтобы управлять военными дѣй-

ствіями, дали Клямажерому порученіе—спеціадьно изучить воп-
росы, связанные съ мясной торговлей.
Онъ былъ зятемъ одного изъ тогдашнихъ обитателей ра-
туши, и его тесть, зная, что онъ страдаетъ гастритомъ, иомѣ-
стилъ его на эту должность, чтобы онъ могъ лечить свой желу-
докъ во время ужасовъ ссады.
Босмотримъ доказательство его способностей, его гастрита
и его преданности дѣлу.
Было постановлено, чтобы мэры двадцати округовъ и ихъ
помощники разъ въ недѣлю собирались въ ратушѣ подъ пред-
сѣдательствомъ Этьена Араго и вырабатывали наилучшія мѣры
въ области общаго управленія Парижа.
На этихъ собраніяхъ было немедленно приступлено къ
обсуждение вопроса о количеств! съ!стньтхъ припасовъ и ихъ
справедливом!, распред!левіи.
Спрошенный по отому поводу г. Клямажеромъ сообщилъ
приблизительно цифру годнаго въ пищу скота, которымъ рас-
полагалъ городъ. Это число скота, ио большей части уже боль-
ного за недостаткомъ самаго элсментарнаго ухода, предста-
вляло пищевой запасъ самое большее на 5 или G нед!ль.
Я спросилъ *), сд!лана ли перепись лошадей, которыя, въ
случа! крайности, могли бы быть употреблены въ пищу.
Вотъ буквальный отв!тъ господии а Клямажерома:
—
Богъ мой, мы объ этомъ и не подумали! Такую пере-
пись очень трудно сд!лать, и, кром! того, источникъ настолько
незначительный, что не стоило труда имъ заниматься.
Однако, изъ пяти м!сяцевъ, которые продолжалась осада
Парижа, населеніе питалось кониной въ течете почти трехъ
мѣсяцевъ.
Итакъ, лошади были важнымъ средствомъ питанія, един-
ственнымъ для трехъ четвертей парижанъ.
Таковы были способности г. Клямажерома. Перейдемъ къ
его гастриту.
Н!сколько дней спустя обсуждался вопросъ о немедлен-
номъ**) установленіи порцій мяса и равном!рномъ раснредѣ-
леніи ихъ каждому гражданину.
Госнодинъ Клямажеромъ выстунилъ иротивъ этой мѣры
*) Я присутствовалъ на этихъ засѣданіяхъ по свое В должности
иомѣщика мэра IV округа.
**) Это было въ мэріи I округа
заявив!,, что существуютъ желудки «изысканные»,
которые
не могутъ приспособиться одинаково ко всякимъ кускамъ.
Что касается меня,
прибавилъ онъ, то у меня
очень больной желудокъ, требующій • мало пищи, и я пред-
почту небольшой кусочекъ филе большому куску мяса низ-
шаго качества. Стало быть, нужно каждому предоставить сво-
боду выбирать свой кусокъ, уплачивая за него требуемую
ц!ну. Кром! того, къ чему нормировать иотребленіе мяса,
когда эта нормировка осуществится сама собой путемъ
дороговизны, которая сократитъ потребленіе. При этомъ не
будетъ нарушен!, великій принцип!, свободы торговли, и пра-
вительство будетъ избавлено отъ затруднений и значительнаго
увеличепія работы».
Въ самомъ д!л!, недоставало только предоставить дѣло
снекуляціи, и мясо достигло бы такой высокой ц!ньт, что
запасаться имъ могли бы разв! только милліонеры, члены
правительства и г. Клямажеромъ.
Остальные граждане умирали бы съ голоду пли грызли
себ! руки.
Прибавимъ, что система «нормирования путемъ дорого-
визны» сначала неоднократно восхвалялась въ зас!даніяхъ
правительства. Правительству такая система очень нравилась,
и оно отказалось отъ нея лишь съ сожалѣніемъ.
Однако, хотя и поздно, мясо было нормировано.
Но и тутъ, таісъ какъ о логиадяхъ забыли, повсюду откры-
лись лавочнш для продажи конины, и население бросилось въ
нихъ. чтобы увеличить свою ежедневную порцію.
Въ течение нБкотораго времени въ этихъ лавочьахъ шслъ
отчаянный грабежъ.
Гражданин!, Грено (мэръ IV округа) и я отправились къ
г. Клямажерому, чтобы указать ему на такое положеніе вещей
и выяснить ему безусловную необходимость распространить
нормировку и на конское мясо. Безъ этого въ скоромъ вре-
мени исчезла бы и конина, и осажденный городъ былъ бы
лишенъ. своего главнаго и лучшаго источника питанія *).
На этотъ раз!, г. Клямажеромъ разразился гнѣвомъ.
*) Въ самомъ дѣлѣ, лошади были ввликолѣшіы. Ихъ кормили
хлѣбомъ и мукой такъ какъ, овеет» и сЪно были глпшкомъ дороги;
то правительство, которое это та JO, не принимало ппкакихъ мѣръ.
Позднѣе оиесъ дали ііарижаиамъ.

мтт яоZZ
Т0Г° МН0Г0 хлопотъ съ мясомъ; если
мы возьмемся за сортирована конины, ото будетъ еще пос-
пасть новыхъ заботъ. Вы хотите насъ уморить! Предоставьте
продавать лошадей, какъ кто хочетъ. Пусть мнѣ о виТболь щ
не говорятъ, вотъ все чего я требую!
Это къ характеристик'! самоотверженности.
Я настаиваю на этихъ мелочахъ, потому что онѣ рисуютъ
ЯП Til ГТЪ ІѢХЪ ;шдей'
въ
РУКИ которыхъ мы попали, и
во всей полнотѣ изображаюсь духъ, царившій въ правитель-
ственныхъ кругахъ.
к>*»іыъ
Отъ Трошю до Клямажерома, всѣ эти люди стоятъ одинъ
другого.
д
.
ПРЙ таішхъ условіяхъ, съ подобными вождями и съ ио-
дооными администраторами иарижскій народъ вьтносилъ эту
осаду въ течете почти пяти мѣсяцевъ, выносили безъ минуты
слабости, оезъ единой жалобы на всѣ страданія, который они
терпѣливо переносили среди этой исключительно суровой зимы.
IV.
Парижскій народъ во время первой осады.
Мы можемъ теперь быстро лробѣжать событія, слѵчившіяся
во время первой осады. Когда актеры извѣстны, нѣтъ нужды
смотрѣть пьесу, чтобы знать, какъ она будетъ сыграна
не Х0ЧУ описывать осаду. Она можетъ быть характе-
ризована такъ: сверху—измѣна, безталанность, трусость не-
нависть къ народу; снизу — героизмъ, самоотверженіе, нена-
висть къ пруссаками, любовь къ республик'!, глубокое пре-
зрите къ правительству.
ФранціиИЖСКШ Нар
°
АЪ Д^ствительно моги бы быть солдатомъ
Въ самомъ дѣлѣ, правительство національной обороны дохо-
дило до низкихъ преступлен^. Коммуна позднѣе, несмотря на
самыя чистыя, самыя возвышенныя намѣренія, совершила
грубыя ошибки, но парижскій народъ вътеченіе семи мѣсяцевъ
оылъ дивно прекрасенъ и постоянно проявляли свое веадчіе
соединяя съ великими порывами сердца ноистинѣ широкія
политичесіая идеи. Яркими маякомъ останутся для будущая
Въ то время, какъ его предавали, въ то время, какъ его
морили ялодомъ и покрывали иозоромъ, въ то время, какъ
его бомбардировали, этотъ народъ вырабатывалъ великую
идею ХІХ-го столѣтія и приближался, наконецъ, къ точной
формулѣ народовластія.
Нужно было видѣть, какъ въ теченіе первыхъ дней народъ
осаждали мэріи, требуя оружія, предлагая свое время и свою
жизнь съ геройской расточительностью. Граждане такими
массами приходили записываться, что величайшая трудность
состояла въ томъ, чтобы успѣть ихъ занести въ списки.
Трудно было также удовлетворить ихъ нетерп!ніе. Когда
одинъ баталіонъ оказывался сформированными и вооружен-
ными, это сопровождалось взрывами гнѣва во всеми округѣ.
негодовали тѣ, кого нельзя было вооружить въ тотъ же день.
Когда транспорта ружей прибывали въ мэрію, его прихо-
дилось охранять вооруженной силой: толпа разграбила бы ея,
чтобы получить оружіе на четверть часа раньше.
Подобный сцены наблюдались во всеми Парижѣ, въ осо-
бенности въ рабочихъ кварталахъ.
Въ то же время не подлежитъ сомнѣнію, что черезъ эту
толпу можно бы было провезти всѣ милліоны банка безъ
единая человека стражи; что позднѣе, когда населеніе было
истощено ялодомъ, ни одинъ нарижскій гражданинъ, ни одна
женщина не издали ни звука жалобы, не просили капитуля-
нт.
Въ этомъ населеніи находились элементы для того, чтобы
создать армію въ сто тысячи человѣкъ, которые своими вооду-
шевленіемъ одержали бы нобѣду, подняли бы энтузіазмъ нро-
винціи и, при ея содѣйствіи, отбросили бы пруссаковъ за
иредѣлы Франціи.
Въ шесть недѣль удалось достаточно дисциплинировать
эту армію.
Всякій помнить, какое красивое зрѣлище представляли
маршевые баталіоны, когда правительство, вынужденное дви-
женіемъ 31-го октября, не осмѣлилось болѣе отказывать націо-
налытой гвардіи въ этомъ удовлетворены. Меньше, чѣмъ че-
резъ мѣсяцъ, послѣ того, какъ они были организованы, эти
батальоны маневрировали съ большими единствомъ и точ-
ностью, чѣмъ постоянный войска. Въ особенности ихъ воин-
ственный видъ, ихъ рѣшимость, сильно отличались отъ ску-
чающая, недовольная вида большинства солдата и стрѣлковъ.

Впрочемъ, установлено, что національный гвардеецъ за
одинъ день научается тому, чему солдатъ не выучится и въ
мѣсяцъ.
Первый обладаешь высшимъ моральным-!, уровномъ, и это
преимущество сказывается во всемъ. Ыаціональный гвардеецъ
знаетъ, что онъ дѣлаетъ; онъ — не пассивное орудіе, онъ—
активный сотрудникъ. Его мужество также не является про-
стымъ результатомъ преклоненія предъ дисциплиной и при-
вычки къ повиновенію. Это обдуманное мужество свободная
человѣка, который сознательно приноситъ въ жертву свою
жизнь, ради идеи, ради убѣжденія, ради долга.
Послѣ осады Парижа никто не смѣеть вѣрить въ совре-
менную армію, этотъ дорого стоющій сбродъ рабовъ, предво-
дительствуемый жалкими вождями, вождями, для которыхъ
пролитіе крови стало ремесломъ, добываніемъ хлѣба и добы-
ваніемъ крестовъ, и которые во всѣ времена кровь народа
проливали съ большей яростью, чѣмъ кровь враговъ.
Развѣ 2 декабря не приноситъ какому-нибудь Винуа столько
же, сколько самая блестящая побѣда надъ пруссаками? И для
такого подвига ему не приходится безпокоить себя, не при-
ходится переносить всѣ тягости и продолжительный заботы
похода.
Отнынѣ опьттъ сдѣланъ. Онъ сталъ нріобрѣтеніемъ исторіи.
Всѣ будутъ помнить, какъ вопреки правительству, вопреки
генераламъ, вопреки ихъ солдатамъ, парижская націоиальная
гвардія пять мѣсяцевъ держала пруссаковъ подъ стѣнами
Парижа и превратила оккунацію Елисейскихъ нолей, подпи-
санную Жюлемъ Фавромъ, въ настоящее униженіе, которое
Вильгельмъ и Бисмаркъ не захотѣли исчерпать до конца.
Всѣ б у чутъ помнить, что «самая прекрасная арміяФранціи» *)
на глазахъ у пруссаковъ, передъ которыми она блаяговѣла,
два мѣсяца бомбардировала Парижъ и въ теченіе недѣли убій-
ствами, граГежомъ и пожарами наполняла столицу Франціи,
обезображенную версальскими снарядами, начиненными кероси-
номъ.
г
Вравительство проявило сначала нѣкоторое бахвальство.
Жюль Фавръ клялся, что онъ не уступитъ «ни пяди терри-
торіи, ни камня крѣпостей». Точно такъ жеДюкро долженъ
былъ клясться иозднѣе, что онъ ве вернется иначе, какъ «или
*) Слова Тьера
мертвымъ, или одержавшимъ нобѣду». Точно такъ же Трошю,
рѣшивши капитулировать, за недѣлю до этой капитуляціи да-
^
валъ клятвы, что «губернаторъ Парижа не капитулируешь ни-
когда!»
Правда, что онъ отказался отъ должности Парижскаго
губернатора 22-го января, прибавивъ ко лжи еще и плутов-
скія уловки.
31-го октября тѣ же люди также клялись произвести вы-
боры въ парижскій коммунальный совѣтъ и не подвергать
преслѣдованіямъ никого изъ гражданъ, принимавшихъ участіе
въ движеніи. На сДцующій день они замѣнили обѣщанные
выборы выгоднымъ для нихъ плебисцитомъ н арестовали
тѣхъ, кто довѣрился ихъ слову.
Нужно воздать правительству національной обороны ту
справедливость, что болѣе зловредныхъ скомороховъ никогда не
стояло во глав! Франціи. Все ихъ поведеніе отм!чено особен-
ными чертами низости, которая навсегда останется ихъ отли-
чительнымъ признакомъ.
Сразу видно, что среди вліятельныхъ членовъ этого пра-
вительства числился снеціалистъ по подлогамъ, для котораго про-
сто солгать было игрушкой, было шуткой, не влекущей ни-
какихъ послѣдствій.
Какъ могли спасти честь страны эти люди, которые топ-
тали въ грязь свою собственную честь и съ иепоинужденнынъ
оезстыдствомъ валялись въ этой грязи.
Оставимъ эту конюшню и вернемся на улицу. На этой
улиц! живетъ великій народъ, который страдаешь отъ голода
и холода и который скорѣе предпочитаешь быть погребеннымъ
ітодъ развалинами Парижа, чѣмъ изм!нить своему долгу.
Весь міръ знаетъ Парижъ, этотъ городъ роскоши, блеска
и наслажденій, который маркиза Галиффе въ комианін съ
госложей Монти же принимали за домъ разврата.
Парижъ великъ и блестящъ, шуменъ и радостенъ. Въ него
стеклись богатства всего міра.
Есть города болѣе громадные, есть города болѣе изящные,
есть города лучше расположенные, съ болѣе хорошими, кли-
матомъ, съ болѣе чистымъ небомъ, города, которые богаче ода-
рила природа и искусство, но Парижъ—только одинт.
Парижъ—это необъятная лабораторія французской мысли
это лихорадочный и могучій мозгъ нервнаго и впечатлитель-
наго народа, который чудовищными скачками, чередующимися

съ жестокими паденіями, дѣлаетъ свою исторію: подни-
мается, снова падаетъ, возобновляет* свое движеніе, и всякій
раз*, какъ онъ встает*, потоками своей благородной крови
отмѣчаетъ новый этан* человѣческаго прогресса.
Есть что-то феерическое въ этих* мгновенных* иревраще-
ніяхъ. Вчера это была столица торжествующая императорства,
сегодня это город* суровая исполненія патріотическаго долга;
завтра онъ стонет* революціоннымъ вулканом*, изрыгающим*
свою лаву героизма на остолбеяѣвшій от* ужаса, старый міръ
нривилегій и беззаконія.
Нужно наблюдать одно из* этих* безпримѣрныхъ нревра-
іценій, чтобы понять их* своеобразное величіе, их* самобыт-
ную красоту.
Этот* народ*, котораго въ теченіе двадцати лѣтъ считали
изнѣжившимся опустившимся, прогнившим* до мозга костей,
который выставлял* на показ* только своих* дочерей, своих*
умирающих* младенцев*, свой опозоренный суд*, свое пре-
смыкающееся духовенство, своих* генералов*, воспитавшихся
въ бойнѣ 2-я декабря, свой законодательный корпус*, гдѣ
предсѣдательствовал* ІНнейдеръ,
свой неуклюжій сенат*,
своих* Гранье-де-Кассаньяковъ,
своих* де-Кеновъ, своих*
Тарбе и своих* Вильмессановъ, предававшихся проститу-
ціи за счет* имнеріи, — этот* народ* поднялся, очистился,
исправился, выпрямился во весь рост* за нѣсколько часов*.
Париж* обратился въ обширный лагерь, гдѣ цѣлый народ*
днем* и ночью стоял* под* ружьем* и бодрствовал* над*
спасеніемъ отечества.
Въ садах*, въ скверах*, вдоль бульваров* и улиц*, на са-
мом* маленьком* перекресткѣ, всюду, гдѣ могло выстроиться
10 человѣкъ, граждане занимались упражненіями: на солнцѣ,
под* дождем*, под* снѣгомъ, съ терпѣливымъ усердіемъ, ко-
торое не утомлялось ничѣмъ.
И странное дѣло, это населеніе давало доказательства не
только невѣроятной моральной силы, но и физической крѣ-
пости, еще болѣе удивительной. Эти люди, часто нривыкшіе къ
сидячей разслабляющей и нездоровой жизни, или переутомлен-
ные чрезмѣрной работой, служаіціе, мелкіе лавочники, при-
казчики из* модных* магазинов!,, рабочіе из* мастерских*,
одни слишком* жирные и толстые, другіе слишком* хилые и
тощіе—всѣ они проводили на валах* цѣлыя ночи без* сна,
страдая от* исключительно суровых* морозов*. И казалось,
что это не доставляет* им* неудобств*. Послѣ 24 ' часов*
этой тяжелой службы, они возвращались домой, отдыхали
въ продолженіе полусуток* и весело и охотно снова отправля-
лись на службу.
Прибавим*, что большинство из* них* были плохо одѣты,
не имѣли (въ противоположность солдатам*) ни шинелей, ни
бараньих* шуб*, ни соломы и едва были прикрыты дрян-
ными куртками и тонкими панталонами, которыми они обя-
заны были щедротам* правительства.
Нѣкоторые умерли от* болѣзней, полученных* при та-
ких* условіяхъ, но громадное большинство нисколько ее стра-
дало от* этого режима и, какъ я уже сказал*, спустя корот-
кое время маршевые батальоны представляли собой такое воин-
ственное зрѣлище и такую силу, что вызывали удивленіе у
публики и повергали Троило въ отчаяніе.
Ко всѣмъ этим* тягостям* вскорѣ должно было присоеди-
ниться отсутствіе нищи или недостаточное иитаніе.
Въ самим* дѣлѣ, правительство никогда не хотѣло присту-
пить къ серьезному нормированію значительных* запасов*,
нагроможденных* въ ІІарижѣ, или сргласиться на справедли-
вое и без платное распредѣленіе их* между всѣми гражданами,
за исключением* богачей, на которых* падала бы часть этих*
расходов* въ видѣ налогов*, вносимых* ими въ государствен-
ный кассы. Вслѣдствіе этого, среди неимущих* скоро воцари-
лась жестокая нищета.
Люди правительства національной обороны полагали, что
они удовлетворили всѣ требованія, предоставив* вспомоще-
ствование в* іі/2 франка в* день тѣмъ из* національныхъ
гвардейцев*, которые изъявятъ на это желаніе, и вспомоще-
ствованіе в* 75 сантимов* их* законным* женам*.
Таким* образом*, всѣ средства рабочих*, для них* са-
мих* и для их* семейства, часто многочисленнаго, свелись
къ суммѣ въ 2 франка 25 сантимов* в* день, и это въ то
время, когда товары достигли сказочных* цѣнъ, недоступных*
даже для людей со средним* достатком*.
На эти 45 су нужно было купить дрова и каменный
уголь, исчезнувшіе с* рынка и заплатить за недостаточныя
порціи мяса и хлѣба, распредѣленіе которых* въ опредѣлен-
ные дни^ составляло въ каждом* округѣ заботу мэров*.
Это было такой насмѣшкой, до такой степени не удовле
творяло потребностей, что многія женщины из* народа про
3

„т.,, о У
'
0 да истощались эти нослѣдніе весстпт
шли записываться въ число нуждающихся.
•
.
р(ХоурСЫ'
от,« In,TM
ЧТОбЫ сове
Р'
и
ить актъ справедтивости кото-
ÄfflÄWÄR
1872? Вотъ что напечатано въ газетѣ „Радикалъ" 0ІЪ г1
марта
Вы знаете, сколько людей умел то птт гпTMTM TM
Это случилось потому, что въ числ? птт «1!^
в
°
время
осааы
-
Друзья же Бребаиа, они ниВЪ чем*ЕЛІЪ А TM был0 Бребапа
'
пихъ шло раздолье,' у нихъ шелъ кутежъ
РПѢЛИ недостатка
'
У
мил^ЖУ^^-^
'
0ии были хорошіе товарищи,
Два раза
въ опГЛ^Г' развязываTMчихъ языки!
общаго с видан ія плечами и °,^?ЙЛеннь1й часъ они шли къ мѣсту
резъ длинЛрГиГб^иихъ л^нІ^Т13^
С°бѢ ПутЬ
лахъ улиц* перед* бѵлпчттмІ Л,1
'
столп
иышіхся на уг-
нанных*ДѣтейРсTMиков7^ TMTMJf*CHHMIï; это
исто-
охъ аппетит*;
П°
гряЗП
'
в
озбуждало
бульвара Монмартр*съ улыбкойШаГ0МЪ
Достигали
Бребану; у него в* іомѣУвГіо влем/ ?ЯЪ расТВ0Ряли двсрв
къ
безъ хлѣба и затягивалиWnnL JL '
какъ
парижагі
°
сидѣли
иальиыхъ гвардеХевТ чти rn^Ln6rJII(i Туже СВ0ІГ пояса
'^тцо-
я аяаая? ssS"5?"
локъ, начиналась весеѴая бп^япГ
КаГ0; Пр0біш лотѣли яъ пото-
катами смѣха и съ о^оѵ2ттмРп ?°ВКа
'
смѣшн«авшаяоя съ рас-
были внѣ себяйотъ бГж'еГтва И СЛОвеTM
* TMсти г. Бреб'апа
достатки ^ііамятщ"ио желу^о к?fникш,лТРІтѲ "0Жетъ
"
^
лись неопровержимо S
а?Гсъ этойТѣГГ0/'1
"
ПОадбОТН-
па іірусскомъ монетном?
*VTM
Цѣлыо они заказали
мостью въ тГІЙв? ІГ ГДалв изъ тасTMго золота, стои-
этого друга/э^о&а10
ресторатора,
ихъ желудка.
1
соjворил* столько чудес,ъ для
На лицевой сгоронѣ медали мы читаем**:
въ то время, как?, народъ мретъ съ голоду, a нѣкоторые тор-
говцы получают* возможность обогащаться за спеть обще-
ственной нищеты, — правительство предпочло прйбѣгнуть въ
широких* размѣрахъ къ раздачѣ милостыни, мѣрѣ разори-
тельной и развращающей.
Вскорѣ три четверти парижскаго иаселенія стали жить на
счетъ общественной или частной благотворительности *).
Правда, г. Клямажеранъ, страдавшій гастритомъ, могъ та-
кимъ образомъ доставать для себя настоящее филэ, а госиода
изъ ратуши кушали телятину и имѣли свѣжее масло до по-
слѣдняго дня **).
Наряду съ этимъ, особенной гнусностью и несправедли-
во время
осады Парижа
пѣоколько лицъ, каждый
двѣ недѣли привыкших* собираться
у господина Бребана, но почувствовали
ни одного раза, что они обѣдаютъ
въ городѣ, гдѣ находятся два милліона
осажденных* существ*
1870—1871.
На оборотной сторонѣ:
Г-ну Полю Бребану,
Ернестъ Ронанъ
III. Едмоыь,
П. де Сенъ-Викторъ,
Тгоро,
М. Вертело,
Ж. Бертранъ,
Ш. Бланъ,
Марей,
Шереръ,
Е. де-Гонкуръ,
Дюмениль,
т. Гатьѳ,
А. Нефцеръ,
А. Гебраръ.
Эти четырнадцать имен* вычеканенных* на чистом* золотѣ,
разскажутъ грядущим* поколѣніямъ, какъ утѣшают* себя во вре-
мена народных* страданій философы вродѣ г. Репана, поэты вродѣ
г. Тоофиля Готье, романисты вродѣ г. до-Гонкура и критики, вродѣ
г. Поля де-Сен-Виктора.
Альфред?, Деборль.
*) Въ четвертом* округѣ, который в* большей своей части
является округом* средней буржуазіи и насчитывает* 32.000 из-
бирателей, у иасъ было 25.000 лицъ, пользовавшихся помощью. Въ
бѣдныхъ кварталах* эта цифра доходила до девяти десятых* на-
соленія.
**) Цѣной больших* издержек* содержали стадо коров*, чтобы
подавать кофе съ молоком* женам* Жюлей Симонов* и ихъ прис-
ных*. В* подвалах* ратуши рѣзали потихоньку телят* и дру-
гую живность для стола членов* правительства. Эти факты были
удостоверены во время Коммуны,

востыо для города, въ которомъ почти третья часть браковъ
не освящены закономъ, звучало постановленіе, предоставлявшее
право на денежную помощь только законной женѣ національ-
наго гвардейца.
Я нерѣдко видѣлъ, какъ добрый рабочій или честный слу-
жащій плакалъ отъ ярости, когда ему приходилось заявить
публично, передъ всей своей ротой, что мать его дѣтей, по-
друга его жизни, только любовница!
Такіе гвардейцы поневолѣ должны были содержать на 30 су
жену и дѣтей, или заставлять ихъ просить милостыню у две-
рей мэріи своего квартала.
На всѣхъ этихъ подробностяхъ, уже хорошо извѣстныхъ, я
останавливаюсь потому, чтоонѣ выясняютъ, какой самоотвержен-
ностью и энергіей долженъ былъ обладать парижскій народъ,
чтобы противостоять вліянію столькихъ Ііричинъ, вызывавшихъ
отвращеніе и вносившихъ деморализацію.
Эти подробности важны, потому что онѣ доказываютъ, ка-
кія преиятствія приходилось преодолѣвать парижанамъ, чтобы
сохранить передъ лицомъ врага ту достойную и гордую осанку,
которой удивлялась вся Европа.
Именно народъ, и только одинъ народъ, стоялъ за сонро-
тивленіе, во что бы то ни стало, стоялъ за войну до конца,
вопреки волѣ правительства, вопреки тысяч!* лишнихъ стра-
даній, которымъ подвергали его нарочно, съ цѣлью довести
его до изнеможенія.
Въ осажденномъ городѣ, въ особенности въ город!, кото-
рый вм!щаетъ въ себ! необъятяыя богатства наряду съ край-
ней нищетой, д!ло удравляющихъ имъ властей толкать на
борьбу, вызывать къ жизни патріотизмъ, воспламенять сердца
возбуждать мужество.
Ничего подобнаго не д!лалось въ Париж!. Вс! депеши, вс!
р!шительно
офиціальныя прокламации разсчитанно с!яли
уныніе.
Въ частности, гірокламаціи Трошю можно было цѣликомъ
резюмировать въ сл!дующихъ трехъ словахъ:
—
Братья, нужно умирать!
Такія обращенія были жалки и нелѣпы. Я часто спраши-
валъ себя, какимъ образомъ этотъ народъ, до крайности впе-
чатлительный, съ богатымъ воображеніемъ, склонный къ эпту-
зіазму и считающійся склоннымъ къ уяынію, могъ устоять
при подобномъ режим!.
Ничто на него не оказывало д!йствія. Далекій отъ того,
чтобы унывать, онъ возбуждался съ каждымъ днемъ. Дурныя
изв!стія, страданія, пораженія еще больше укр!пляли его
р!шимость поб!дить или умереть.
Онъ раздражался противъ правительства, обвинялъ его въ
неспособности и низости, но не думалъ, чтобы онъ, онъ самъ,
могъ ц!ной низости положить конецъ своимъ страданіямъ.
Ч!мъ больше его толкали къ капитуляціи,—т!мъ тверже
стоялъ онъ за борьбу.
Когда Трошю, поел! долгаго выжиданія, поел! раздражаю-
щей неподвижности, еще бол!е тягостной для парижскаго д!я-
тельнаго темперамента, ч!мъ самыя жеотокія несчастія, объя-
вилъ съ торжествующимъ видомъ, что пруссаки, наконецъ, начи-
наютъ бомбардировку, это вызвало въ Париж! почти радость.
Бомбардировка! Это была новость, это было д!йствіе ...съ
противоположной стороны, но д!йствіе.
Я эту афишу Трошю прочиталъ въ мэріи IX округа; пе-
редъ ней собралась толпа.
—
«Они насъ будутъ бомбардировать»? вскричалъ одинъ
рабочій. «Пусть! Тѣмъ лучше! Это насъ расшевелитъ»\
Тамъ на это расхохотались.
Н!мцы, разсчитывавшіе на психологическгй моментъ, не
знали французовъ.
Въ самомъ дѣлѣ, бомбардировка была хорошо встр!чена
парижскимъ населеніемъ. Его не хот!ли вести подъ выстр!лы,
теперь выстр!лы шли къ нему: пусть будутъ они желанными
пришельцами.
Передъ нашими глазами развертывалась тогда необыкновен-
ная картина: все населеніе, мужчинъ, женщинъ, д!тей, вс!хъ
приходилось упрашивать, чтобъ они не б!гали за снарядами и
не собирались въ бомбардируемыхъ кварталахъ.
Обитатели этихъ кварталовъ не хог!ли выселяться и оста-
вляли свой домъ только тогда, когда онъ оказывался пробитымъ
ядрами. И въ этомъ случа! находились такіі, которые еще
продолжали жить тамъ.
Ряды ожидавшихъ очереди у дверей булочныхъ, состоявшіе
исключительно изъ жепщинъ, не разстраивались подъ картечью.
Снаряды падали въ н!сколькихъ шагахъ,—никто не шеве-
лился.
^— «Это—пруссаки посылаютъ намъ сливы» говорюсь кто-
нибудь.... Кругомъ раздавался см!хъ.

Единственнымъ результатом!, бомбардировки было то, что
газеты стали болѣе интересными, и парижанамъ былъ пред-
ложен!, спектакль, которыми» они отнюдь не были пресыщены,
и создался цѣлый промыселъ для парижских!, мальчишекъ, бѣ-
гавіиихъ за снарядами, чтобы нотомъ продавать ихъ любителямъ.
Трошю не везло!
Внрочемъ, эта веселость одна изъ отличительныхъ чертъ
французскаго характера. Ее порицаютъ глупцы, которые серьез-
ность принимаютъ за глубину и неповоротливость—за геніаль-
ность, забывая при этомъ, что самыя глуныя. животныя, на-
нримѣръ быки, въ то-же время—самыя серьезныя.
Именно парижане дали прекрасные, я скажу, даже изуми-
тельные примѣры веселости. Веселость прибавляешь къ храб-
рости что-то милое, увеличивающее ея привлекательность, и
суровый долгъ, исполненный съ улыбкой на устахъ, пріобрѣ-
таетъ особую прелесть, ничего не теряя въ своемъ вѳличіи.
Долой угрюмыя добродѣтели! Въ нихъ чувствуется слишкомъ
много усилій, ко тор ыя все портятъ. Это только полудобродѣтели.
Пусть этотъ смѣюіційся героизмъ сколько угодно называютъ
„легкомысліемъ". Развѣ не благодаря этому счастливому легко-
мыслію, нашъ народъ, однимъ скачкомъ, оставляешь за собою
столѣтія и издалека отмѣчаетъ ступени, по которымъ въ гря-
дущемъ должно будешь пройти человѣчество?
Причина его паденій - въ его быстромъ движеніи, въ его
гордомъ полетѣ. Вы, кто ползаешь, вы сами никогда не извѣ-
даете такихъ паденій, но съ другой стороны, нашли ли бы
вы свою дорогу, если бы онъ не намѣчалъ ее передъ вами.
Удалось ли бы вамъ избѣжать пропастей, если бы онъ не
окрашивалъ ихъ пурпуромъ своей неизсякающей крови?
Сколько разъ я видѣлъ, какъ эти неукротимые „коммунары",
стойко умиравшіе подъ версальскими пулями, чтобы скрасить
во время осады свое бездѣйствіе, играли въ пробки на валахъ,
обстрѣливаемыхъ снарядами. Сколько разъ я видѣлъ, какъ
они устраивали кадриль и подъ звуки картечи танцевали:
Dansons la carmagnole!
Vive le soil
Dil canon! :|:)
Чтобы дополнить олисаніе Парижа во время осады, нужно
*) Танцуйте карманьолу! Да здравствует!, громъ иушекъ!
остановиться на женпщнахъ, которыя были изумительны, хотя
и страдали безконечно больше, чѣмъ мужчины.
За этотъ перщъ онѣ обѣщали то, что онѣ должны были
сдержать виослѣдствіи во время Коммуны.
Женщины дали безчисленные примѣры мужества, самоот-
верженности и героизма.
Онѣ страдали, какъ жены, какъ матери, какъ сестры,
когда ихъ мужья, ихъ возлюбленные, ихъ сыновья, ихъ братья
шли на нередовыя позиціи подъ огонь пруссаковъ; онѣ стра-
дали, какъ хозяйки, когда имъ приходилось изъ ничего стря-
пать какую-нибудь пищу, приготовлять безъ огня тошнотьор-
ныя блюда; онѣ оставались однѣ, въ холодѣ и голодѣ, въ домѣ,
гдѣ не было хлѣба, не было дровъ, окруженный малютками,'
чахнувшими отъ недостатка движенія и питанія; онѣ вставали
зимой, среди ночи, не обращая вниманія ни на снѣгъ, ни на
вѣтеръ, дождь, чтобы иной разъ съ четырехъ часовъ утра до
полудня ждать очереди у дверей булочника. И ни одной жа-
лобы ни раздалось изъ ихъ уешь.
Между тѣмъ, за эти долгіе часы ожиданія, многія изъ
нихъ падали въ обморокъ отъ усталости и истощенія.
Онѣ тоже хотѣли сопротивленія до копца, массовой
вылазки.
Мужъ не осмѣлился бы выказать передъ своей женой ко-
лебаніе, проявить боязнь пли трусливую надежду.
Когда одинъ баталіонъ поколебался передъ непріятслѳмъ,
то при возвращеніи женщины встрѣтили его свистками, вы-
бѣжали на улицу и надавали поіцечинъ своимъ мужьямъ.
Послѣ этотъ батальояъ велъ себя геройски.
Ихъ встрѣчали повсюду, этихъ мужественныхъ жонщинъ—
тѣхъ кого «Фигаро» называлъ «самками коммунаровъ», въ
санитарныхъ отрядахъ, нодъ пулями на передовыхъ нозиціяхъ,
подъ бомбами въ маркитантскихъ лавочкахъ.
Внрочемъ, онѣ получили свою награду.
Версальцы поступали съ пими, какъ съ мужчинами, опас-
ности и доблести которыхъ онѣ дѣлили.
—
Версальцы ихъ
убивали!
Таковъ былъ парижскій народъ во время первой осады.

У.
Народъ чувствуетъ измѣяу. — 31-е октября.— - 2 2-ѳ января.
Постепенно гнѣвъ и отвращеніе, зародившіеся въ сердцѣ,
наполняли умы и грозили Парижу прибавить къ ужасамъ ино-
странная пашествія ужасы гражданской войны.
Иллюзіи разсѣивались одна за другой. Становилось оче-
видными, что правительство ничего не хотѣло дѣлать, теряло
время, понапрасну растрачивало провіантъ и роковыми обра-
зомъ вело насъ къ тому дню, когда за недостаткомъ хлѣба,
пришлось бы отворить пруссаками ворота столицы.
Было извѣстно, что Тьеръ обѣгалъ всѣ европейскіе дворы,
и въ его лицѣ униженная Франція, обезчещенная республика,
должна была дожидаться въ королевскихъ переднихъ.
Выло извѣстно, что такія руки могутъ покрыть насъ только
позоромъ, что между этими представителемъ самой бѣшеной,
самой хищной реакціи и королями, нашими врагами, могла
затѣваться только какая-нибудь гнусная сдѣлка, клонящаяся
къ гибели народа. Тьеръ не остановился бы передъ такой
сдѣлкой, если бы даже за нее должна была поплатиться вся
страна.
Больно было видѣть, какъ въ самомъ Парижѣ триста или
четыреста тысячи вооруженныхъ людей были обречены на
бездѣйствіе, на безпомощность, между тѣмъ, какъ эти люди,
въ ихъ болынинствѣ, не колеблясь, предлагали использовать
ихъ силы, и ихъ преданность.
Двѣ катастрофы ускорили взрывъ: бойня при Бурже и
капитуляція Меца, сданнаго Базеномъ.
Чтобы отмѣтить эти несчастія своей печатью, правитель-
ство присоединило къ ними самую презрѣнную и самую на-
глую ложь.
Съ депешей, извѣщавшей о капитуляціи Меца въ рукахъ,
оно безстыдно отрицало въ «Офиціальной газетѣ» эту капи-
туляцію, о которой Рошфоръ сообщилъ Флорансу, a послѣд-
ній передали Феликсу Піа. Черезъ день оно увидѣло себя
вынужденными расклеить афиши си этими извѣстіемн по всѣмъ
стѣнами города.
Мы дошли до 31-го октября.
Я не буду разсказывать оби ѳтомъ днЬ. Я не принимали
ви немъ участія и хочу говорить только о томъ, что я видѣлъ
своими собственными глазами *).
О событіяхъ 31-го октября я знаю поэтому только то,
что о нихи писалось въ газетахъ, и что сообщили мнѣ нѣ-
сколько друзей, которые приходили ко мнѣ каждый часъ,
чтобы разсказать о положеніи вещей. Но я опредѣленно утвер-
ждаю, что право и правда были на сторонѣ тѣхъ честныхъ
гражданъ, которые начали это движеніе, и что республика и
Франція были бы, вѣроятно, спасены, если бы движеніе кон-
чилось успѣхомъ.
Изъ-за отсутствія общаго плана и предварительнаго согла-
шенія, въ особенности изъ-за неумѣстнаго великодушія мии-
мыхъ бунтовщиковъ, повторившихъ ошибку сдѣланную уже
4-го сентября и упустившихъ враговъ, которые были у нихъ
въ рукахъ, движеніе потерпѣло неудачу. Правительство ио-
бѣдило и воспользовалось своей побѣдой, чтобы нарушить всѣ
свои обѣщанія, всѣ свои клятвы. Оно не выполнило даже
обязательства, взятаго имъ на себя нѣсколькими часами
раньше передъ мэрами и ихъ помощниками, собравшимися
въ ратушѣ. Это обязательство заключалось въ томъ, чтобы
немедленно приступить къ выборамъ въ Муниципальный
Совѣтъ.
Фавры и Трошю замѣнили эти выборы вотумомъ довѣрія,
который подтверждалъ ихъ полномочія. Въ голосахъ у нихъ
не было недостатка, такъ какъ побѣдители всегда оказываются
правыми **).
Все было потеряно и потеряно окончательно.
Тѣмъ не менѣе, народныя движенія всегда ведутъ къ ка-
кому-нибудь результату. Движеніе 31-го октября, даже и но-
бѣжденное, вынудило правительство организовать маршевые
батальоны, положило конецъ переговорами о перемиріи и на-
столько продлило осаду, что, по крайней мѣрѣ, была епасена
честь парижскаго народа.
Только свою честь спасъ народъ; этого онъ и добивался.
Такими образомъ былъ выигранъ январь, и самыя унор-
ныя иллюзіи населенія разлетѣлись, наконецъ, одна за другой.
Всѣ вылазки, вначалѣ побѣдоносныя, терпѣли неудачу. Съ
*) Я былъ въ постели вслѣдствіе тяжелой болѣзіш, получен-
ной на аванпостахъ,
**) Вслѣдъ за этимъ обманомъ значительное число мэровъ и
ихъ иомощпиковъ отказались отъ своей должностщ^,.
ГѴ_ СѴFT' - *Î-
'•'*

нормированіемъ хлѣба наступилъ голодъ. Это нормирован^,
отнимавшее у жителей болѣе половины главнаго ихъ иитанія,
не возбуждало никакихъ протестовъ, не вызывало никакихъ
иросьбъ о канитуляціи. Тогда правительство, доведенное до
крайности, изъ отбросовъ, изъ соломы, овса, риса, чечевич-
ной кожуры стало фабриковать такой хлѣбъ, что его съ тру-
домъ могли переносить самые невзыскательные желудки.
Все было безполезно! Національная гвардія только съ
большей энергіей требовала массовой вылазки.
«Хлѣба скоро не хватить», говорила она; «задумываться
больше не передъ чѣмъ, нужно сдѣлать послѣднюю попытку,
собрать всѣ живыя силы обороны на одномъ или двухъ пунк-
тахъ, пробиться черезъ пруссаковъ и соединиться съ силами
нровинціи».
Парижъ, оборона котораго была бы предоставлена на-
ціональнымъ гвардейцамъ, яесшимъ гарнизонную службу, иалъ
бы, но это не важно, такъ какъ двѣсти тысячъ регулярной
арміи и маршевыхъ батальоновъ сохранили бы такимъ обра-
зомъ свое оружіе и свою свободу и оказали бы содѣйствіе
другимъ защитникамъ, организованнымъ Гамбетой.
Я не знаю, былъ ли практиченъ такой планъ, но онъ
навѣрное былъ не хуже простой сдачи и стоилъ бы меньше
крови, чѣмъ разгромъ Парижа, произведенный вѳрсальцами
въ маѣ.
Бъ то время, какъ вооруженные граждане великаго города
разрабатывали эти геройскіе планы, въ то время, какъ они
требовали «войны до конца», «массовой вылазки» и предпо-
читали смерть позору, правительство старалось повліять на
регулярную армію.
Здѣсь, среди иѣхоты и мобилей была организована самая
дѣятельная пропаганда: пропаганда деморализации и трусости1
Хорошо зная, что это будетъ способствовать ихъ повышенію,
офицеры доказывали своимъ солдатамъ безполезность сопро
тивленія и заставляли ихъ кричать: «Да здравствуетъ миръ»'
Они шли дальше, они занимались дѣломъ еще болѣе низ
кимъ и позорнымъ: они возбуждали въ арміи непріязнь и
озлобленіе иротивъ національной гвардіи. Эту иослѣднюю онл
представляли трусливой и желающей продолженія войны только
для того, чтобы получать свои 30 с,у въ день и жить в'ь
праздности.
Полки нарочно оставляли на аванпостахъ, гдѣ они стри
дали отъ паразитовъ и отъ тяжелыхъ трудовъ, и имъ гово-
рили, что національная гвардія отказывается смѣнить ихъ.
На самомъ дѣлѣ, напротивъ, національная гвардія умоляла,
чтобы охрана фортовъ, сторожевая и аванпостная служба были
возложены на нее одну и чтобы такимъ образомъ можно было
мобилизовать всю регулярную армію и сдѣлать изъ нея болѣе
полезное употребленіе. На самомъ дѣлѣ, національная гвардія
громко требовала, чтобы ее не лишали радости во время
вылазокъ сопровождать солдатъ или предшествовать имъ.
Эта долгая клеветническая работа, этотъ гнусный заговоръ
не замсдлилъ принести свои плоды.
Когда національные гвардейцы отправлялись на карауль
съ нѣніемъ патріотическихъ пѣсенъ, они не могли пройти
черезъ ряды мобилей и арміи безъ того, что-бы не быть
встрѣченными браныо, свистками и насмѣшками.
„Вотъ они 30 су, вотъ война до конца!" кричали имъ.
«Да здравсівуетъ миръ»!
«Да здравствуетъ республика! Долой пруссаковъ!» отвѣ-
чали граждане.
Наряду съ тѣмъ, какъ армія научалась ненавидѣть гіари-
жанъ, парижане научались презирать армію, констатировали
ея низкій моральный уровень и ея безполезность.
Такимъ образомъ дѣло дошло до 19-го января.
Въ засѣданіяхъ правительства капитуляція давно была
рѣшена и, быть можетъ, уже оффиціозно условлена съ Бисмар-
комъ. Необходимо было ее ускорить. Необходимо было прежде
всего, чтобы возмущенная національная гвардія не отказалась
принять капитуляцію — чего весьма слѣдовало опасаться — и
не разстроила ея своимъ поведеніемъ, какъ уже раньше 31-го
октября разстроила она перомиріе.
Для этого было найдено лишь одно средство: послать въ
огонь самое національную гвардію, предоставить ой сдѣлать
ту пресловутую вылазку, которую она не переставала требо-
вать все съ болѣе и болѣе грозной настойчивостью.
Привыкши скрывать трусость за ложыо и бахвальством!.,
правительство, быть можетъ, искренно вѣрило въ трусость
другихъ.
Оно надѣялось поэтому, что національная гвардія обра-
тится въ бѣгство передъ пруссаками и, опозоренная, согла-
сится съ благодарностью на рѣшенную капитуляцію.
Кромѣ того, были приняты всѣ предосторожности, чтобы

гйагили
'
въ случа�поб�ды
'»-
На худой конецъ, посылая на убой націоиальныхъ гвар-
дейцев!», правительство избавилось бы отъ многихъ такихъ
лидъ, которыя его стѣсняли.
^ьихъ
Х°ТИТе ДратЬСЯ
'
ВЬІ хотито ИДТИ пРоTMвъ лруо-
М0Й ДР^ЗЬЯ! ТеПерь
'
когда
все
приготовлено
для послѣдняго пораженш, теперь, когда ваши усилія, упра-
влять которыми будемъ мы, могутъ быть только безиолезными
ступайте впсредъ, идите на смерть и будьте довольны' Вы
получите вашу вылазку!
Въ этотъ день Парижъ представлялъ удивительное зрѣ-
лище, и оно никогда не изгладится изъ моей памяти
Въ утра, съ большимъ шумомъ во всѣхъ кварталахъ уда-
рили тревогу, иотомъ маршевые батальоны, средь бѣла дня
ходили по городу по всѣмъ направленіямъ. Особенно они
были сосредоточены на бульварѣ, начиная отъ площади ПІа-
то-д-о и кончая Монмартрскимъ предмѣстьемъ
Все было устроено напоказъ, и потратили сколько только
могли времени, чтобы пруссаки были виолнѣ предупреждены
встрТтГь]еее ?"
й пригоTMTM,
какъ нодобаетъ,
Своей выправкой и рѣшимостью маршевые батальоны были
великолѣпны. Никогда не были они такъ многочисленны Вся-
кій считалъ для себя вопросомъ чести явиться на сборъ Тутъ
же были женщины и дѣти. Можно было видѣть еще молод ыхъ
людей но уже отдовъ семейства, державшихъ на рукахъ сво-
ихъ дѣтей, въ то время, какъ жена несла ружье, чтобы мужу
было легче. Когда батальояъ трогался, отецъ цѣловалъ ребенка
передавалъ его какому-нибудь сосѣду, остававшемуся для
*) Парижъ кишмя кишѣлъ прусскими шпіонами Ихъ ни-
—
иНѲ СТаРаЛИСЬ аРестовывать
'
и
ни одного изъ нихъ не рTM
Жюль Симонъ въ особенности воспротивился этому. Онъ поо-
ливалъ слезы, заявляя, что всегда выступалъ против? смертной
казни. Для него не составило труда отстоять свое мнѣніе: вѣдь
дѣло шло только о врагахъ Франціи
Д'
По отношеыію къ этимъ бравымъ пруссакамъ утонченная
чувствительность Трошю и Жюля Фавра, по крайТей мѣрѣ 'рання
лась чувствительности филантропа Жюля Симона
'
Р
У°ГѢЛИВМЪ
"
шіоиовъ! Какой ужасъ! Разстрѣлы годятся
для парижскихъ рабочихъ, ихъ самокъ и ихъ дѣтенышей!
гарнизонной службы, и занималъ свое мѣсто. Тогда жена —
работница ли или хорошо одѣтая дама, иногда въ шляпкѣ,—
становилась рядомъ съ нимъ и сопровождала его какъ можно
дальше.
Часто она была блѣдна, но никогда она не выказывала
слабости. Ея присутствіе было ободряющимъ, оно ласкало и
заставляло побѣдить всякое колебаніе. Тому, кто шелъ пролить
свою кровь, она приносила свое сердце, все что она могла дать.
Ея присутствіе говорило ему;
—
Исполни свой долгъ, какъ я исполняю мой.
Въ моментъ разлуки они крѣпко обнимались, но безъ
слезъ и, если на глазахъ женщины навертывалась слеза, она
падала только вдали отъ мужа-солдата — тогда, когда это не
могло возбудить въ немъ слабость.
Кто видѣлъ эту гражданскую армію, никогда не сможешь
смотрѣть на другую безъ отвращенія.
Среди офицеровъ, шедшихъ во главѣ этого войска, полиаго
энтузіазма, я замѣтилъ многихъ вождей «Международной ассо-
ціаціи». Они организовывали народъ для защиты правъ труда
противъ привилегій капитала, они организовывали манифеста-
нт ггротивъ войны, въ тѣ времена, когда Бонапартъ, съ
помощью своихъ полицейскихъ агѳнтовъ, заставлялъ кричать:
«Въ Берлинъ»! Теперь, когда была провозглашена республика,
и отечеству грозила опасность, они вели въ огонь своихъ
друзей, своихъ товарищей. Они доказывали такимъ образомъ,
что истинный патріотизмъ и истинное мужество находятся
лишь тамъ, гдѣ царствуютъ идеи справедливости и долга, и
далеко не составляютъ свойства капитановъ, вродѣ Фракаса и
другихъ бурбоновъ.
Извѣстенъ результата, этой вылазки.
Боевой ігылъ національной гвардіи былъ великолѣгіенъ.
Безъ пушекъ, плохо управляемая или нарочно обманываемая,
она захватила всѣ непріятѳльскія позиціи и вызвала восхи-
іценіе даже у тѣхъ солдатъ, которыхъ нѣсколько мѣсяцевъ
возбуждали противъ нея.
Въ этотъ день напуганный Вильгельмъ уложилъ свои чемо-
даны въ Версали, но онъ ртзсчиталъ безъ Трошю.
Совершенно обманутый въ своихъ ожиданіяхъ, Трошю
приказала, ударить отбой въ разгар! побѣдоносной битвы и
отступилъ къ Парижу съ національиой гиардіей оетолбсігЬвшей
и возмущенной.

Национальная гвардія не обратилась въ бѣгство
Иацюнальная гвардія побѣдила.
тельно1 не м*"*9 3асѢдавшимъ въ правительств! положи-
,я^Т1ЙСЯ,Тр0ШЮ нав
°Днилъ ІІарижъ зловѣщими депе-
шами И для уборки мертвыхъ и раненыхъ требовали носи-
локъ Фургоновъ, всѣхъ лошадей, всѣ свободный повозки
110 эTM
мъ
Депеш
амъ, можно было предположить стоаш-
ную безпримѣрную въ исторіи войнъ катастрофу
Р
Послѣ того какъ сыны и мужья не подались ствахѵ
нужно было сдѣлать попытку напугать женъ иттерей РУ'
Напрасный трудъ: онѣ остались непоколебимы
'
АХЪ, какъ понятна теперь ненависть, которую питали КТ
парижскому населенію Тьеръ и его присные!
Оно совсѣмъ не знаетъ страха, оно смѣется надъ опас-
кромѣ его SSSSS- Ш>ТЪ ДРУГ0Г0 СРеД0Ма TM
Jbl
вредятъй
-
Г0В°РИТЪ стаР
ая
пословица. Ея ши-
рокое примѣненіе намъ пришлось видѣть въ ужасные майсжіе
Національная гвардія вернулась доведенной до изступленія
Äce
Äffiy раздалоя
««Яй
на 25SrrySS5£ Рез
^льтата
' противоположнаго тому,
Отнынѣ В гъа3^3ЛТаВИЛа ГраЖДанЪ повѣРпть въ сами« «ебя.
себя въ силахъ йппп0ЛЬ0ТВаМИ ВЪ РУЕахЪ> они чествовали
сеоя въ силахъ бороться противъ пруссавовъ
ихъ мужество и ихъ успѣхъ доказали правоту людей 31-го
ВСѢХЪ' КТ0 0Ъ НаЧала осаД
н
настаивалъ на
Х^аTMднГсилГе СРеД0ГВ° <—> призвать къ
Изъ этого общаго чувства у нѣсколькихъ человѣкъ роди-
ДнГспустяTM22 гГянваря1"1TM11
'
^
чѵжиТппѴ.і0бЫ ЭТ0 ПООЛ?днее
движеніѳ было вполнѣ понятно
zzrz^irна нѣсколькихъ э
—»
я
тическихъ обществTM^' "
Пч>ИЖ*
Помимо народеыхъ обществъ, собиравшихся въ залѣ
Кордери, три главныя изъ нихъ были: «Республиканское
общество»,
«Защитники республики» и
«Республиканскій
союзъ».
«Республиканское общество», первое по времени, въ боль-
шей своей части, состояло изъ члѳновъ ирежнихъ представи-
тельныхъ собраній 1848 и 1851 годовъ, разсѣянныхъ госу-
дарственными переворотомъ.
Приблизительно того же происхожденія были элементы,
которые образовали «Республикански союзъ», послѣ раскола,
происшедшаго въ « Республиканскомъ обществѣ».
Что касается «Защитниковъ республики», то эта органы -
зація была основана по мысли г. Анри Бриссона.
Изъ этихъ трехъ обществъ только одно играло активную
роль въ движеніи 22-го января; это былъ «Реснубликанскій
союзъ».
Среди членовъ «Союза» были граждане: Делеклюзъ, Лодрю-
Роллѳнъ, Разуа, Ле-Еурнэ, Лефевръ-Ронсье, Тони-Ревильонъ,
Артюръ Арну и др.
Это была организація дѣйствія. Присутствіе Делеклюза съ
избыткомъ доказывало, что въ ней не стали бы заниматься
пустяками или болтовней въ духѣ парламентаризма.
Какъ и во всѣхъ другихъ обществахъ, составившихся изъ
болѣе выдающихся элементовъ радикальной или соціалистиче-
ской партій, члены этой организаціи ни на минуту не отдѣ-
ляли успѣха республики отъ спасенія Франціи.
Въ самомъ дѣлѣ, надо признать, что именно тѣ люди, ко-
торые и слышать не хотѣли ни о какомъ соглашеніи съ прус-
саками, больше всего боролись противъ объявлонія войны и
нелѣпыхъ мапифестацій, имѣвшихъ мѣсто въ первыхъ чис-
лахъ іюля.
Я говорю это мимоходомъ, чтобы отвѣтить на клевету тѣхъ,
кто представляли людей 31-го октября, 22-го января и Ком-
муны, дружившими съ врагами Франціи.
До тѣхъ норъ, пока война была дѣломъ династическаго
честолюбія и служила цѣлямъ Бонапартовъ, всѣ реакціонеры
пылали эитузіазмомъ и щеголяли своими неуклюжими шови-
низмомъ.
Съ того момента, какъ она стала вопросомъ спасенія для
Франціи, занятой врагами, угрожавшими ея суіцествованііо,
только республиканцы, соціалисты и революціонеры проявили
рѣшимость скорѣе погибнуть, чѣмъ отступить передъ наше

ствіемъ, для котораго поел! сверженія Наполеона не было уже
олаговидныхъ основаній.
J
Кп^рЪпН(<Р
,
еСПубЛИКаНСК
,
0МЪ С0ЮзЬ
'
какъ
и
въ
обществахъ
лордери, какъ и во всѣхъ секціяхъ Интернаціонала, какъ п
TMУ'
ГА ЖИВа была ДВМ0КРатическая вѣра, искали средствъ
изоѣжать капитуляціи. Всякій видѣлъ, что эта капитуляп я
приближается, какъ неизбѣжный результата «плана Трошю» и
что она носитъ всѣ признаки заговора противъ самого суще-
ствованш республики.
*ц
Въ теченіе января члены «Союза» назначили комиссію въ
составъ которой входилъ Ледрю-Ролленъ. Этой комиссіи было
поручено сдѣлать различные шаги въ цѣляхъ собрать свѣдѣ-
нія о дѣйствительномъ положеніи военныхъ силъ и, самое
главное, найти, среди бывшихъ въ Париж! генераловъ или
офицеровъ, челов!ка, который могъ бы замѣнить Трошю въ ко-
мандованш обороной Парижа.
Комиссія д!ятельно взялась за исполненіе своей задачи
и нѣсколько дней спустя, въ собраніи «Союза» Ледрю Ро-
лей доложилъ намъ на словахъ о сд!ланныхъ имъ шагахъ
и ихъ результат!.
Комиссія стучалась во вс! двери, вид!лась со вс!ми ге-
нералами.
Вс!мъ имъ она задавала одни и т! же вопросы:
«Взяли бы вы на себя заменить Трошю во глав! арміи?»
«Что бы вы сд!лали въ случа!, если бы правительство
захотѣло подписать капитуляцію?»
IIa первый вопросъ вс! отв!чали:
—
«Безъ сомн!нія, генералъ Трошю донустилъ грубые
промахи. Можно было бы руководить обороной иначе и
лучше использовать и запасы, находившіеся въ Париж!, и са-
моотверженность его жителей. Но теперь д!ла дошли до та-
кого состоянія, что мы не хотимъ взять на себя отв!тствен-
ность за событія. Слишкомъ поздно. Трошю ироигралъ партію
Пусть онъ доигрываеть ее до конца.»
Въ отв!тахъ на второй вопросъ было меньше единодушія
Нѣкоторые, и въ томъ числ! знаменитый генералъ Дюкро
заявили, что въ тотъ день, когда свершится капитуляція, и
не останется больше надежды, «они спасутъ честь арміи»'
Когда ихъ спрашивали, что они ионимаютъ подъ словами-
«спасти честь арміи», они еще больше смущались и отв!чали
очень уклончиво. Однако, изъ ихъ объяснений и въ особен-
»
ности изъ объяоненій генерала Дюкро, выходило, что річь
идетъ о томъ, чтобы прорваться съ регулярными войсками
черезъ пруссаковъ и соединиться съ арміей ПІанзи, а не сда-
вать непріятелю оружіе, военные припасы и людей, какъ это
ед!лалъ Базенъ въ Мец!.
Въ общемъ, изъ этихъ объясненій вытекало, что даже ге-
нералы, окружавшіѳ Трошю, признавали, по меньшей м!р!,
его неспособность, но ни одинъ изъ нихъ не чувствовалъ за
собой достаточно мужества, патріотизма и таланта, чтобы со-
вершить спасительную попытку, чтобы р!шиться на посл!дній
энергичный шагъ.
Между т!мъ непопулярность Трошю достигла такой степени,
что было бы достаточно выдвинуть впередъ имя любого воен-
наго д!ятеля, чтобы его немедленно призвали зам!нить гу-
бернатора Парижа.
Въ этотъ момента все населеніе вынудило бы у господъ
изъ ратуши назначеніе новаго лица на этотъ постъ.
Выслушавъ этотъ отчета, собраніе р!шило, что отъ офи-
ціальныхъ лицъ ждать больше нечего, что спасеніе можетъ
прійти только отъ великаго народнаго движенія, которое во-
зобновите попытку 31-го октября и передаете власть рево-
люціовнымъ силамъ, единственно способнымъ къ тому, чтобы
начать посл!днюю борьбу и довести ее до успЬшнаго конца.
Что касается об!щанія «спасти честь арміи», исходившаго
отъ людей, подобныхъ генералу Дюкро, оно никого не обма-
нуло, и никто ему не пов!рилъ.
Мы слишкомъ хорошо знали, что честь бонапартистскихъ
генераловъ не им!етъ ничего общаго съ честыо честныхъ
людей.
Была составлена прокламація, подписанная именами вс!хъ
членовъ «Союза».
Прокламація эча требовала выборовъ въ коммунальный
сов!тъ, который взялъ бы на себя отв!тственность за новое
направлеиіе военныхъ дѣйствій и за посл!днюю попытку
сггасенія *).
*) Впрочемъ, вотъ текстъ мало извѣстной проісламаціи:
Парижскому пароду
Республикапскш союзъ.
Постоянныя неудачи парижской арміи, отсутствіе рѣшитель-
ныхъ мѣръ, плохо направляемый дѣйствія, смѣняюіція полное

Говорили, что это было слишкомъ поздно: капитуляція была
неизбѣжна п единственнымъ результатомъ нашего успѣха было
бы то, что на революціояно-соціалистическую лартію палъ бы
позоръ сдачи Парижа.
Возможно, что и такъ. Я не буду отрицать, что болынин-
ствомъ изъ насъ руководило въ этотъ момѳнтъ скорѣе отчая-
ніѳ, чѣмъ вѣра.
Несмотря на это, мы считали своимъ долгомъ протестовать
до послѣдней минуты, бороться изъ послѣднихъ сидъ и охотно
жертвовали своими личностями, которыя стали бы ненавист-
ными и смѣшными въ случаѣ неуспѣха противъ пруссаковъ.
Еще остается воярооомъ, однако, такъ ли безусловно про-
играна оыла партія, и но имѣли ли мы, до извѣстной степени,
право действовать такъ, какъ мы действовали.
Во-лервыхъ, у насъ были осноѳаигя думать *), что па-
бездѣйствіе, неуыѣло организованное нормированіе съѣстныхъ
Х?еаС
°
ВЪ~ВСе КаКЪ буДТ° Р
азсчитапо
» чтобы истощить тер-
Между тѣмъ, народъ хочетъ сражаться, и побѣдить.
Противиться ему—значить, вызывать гражданскую войну. Рес-
публиканцы хотятъ избежать ея.
Предъ лицомъ врага, въ минуту опасности, грозящей отече-
ству, парижъ, осажденный, отрѣзанный, становится едииствепнымъ
вершителемъ своей судьбы.
,
Парижъ долженъ выбрать гражданъ, которые одновременно
щ\дзп> управлять іг его администраціей, и его обороной.
Парижъ долженъ произвести УТИ выборы не путемъ илебис-
цмтарнаго или безпорядочнаго вотума, а путемъ правильной по-
дачи голосовъ.
1
Республиканский союзъ обращается ко всѣмъ граждапамъ;
^казываетъ на общественную опасность;
Требуетъ, чтобы въ теченіе сорока восьми часовъ избиратели
Парижа были призваны къ выборамъ Верховиаго Собранія изъ
двухсотъ представителей, избрапныхъ нронорціонально числу на-
селенія,
*
Требуетъ, ісромѣ того, чтобы гражданинъ Дарьянъ составилъ
комиссии для производства выборовъ».
(Слѣдует-і . 53 подписи).
*) ІІослѣ 18-го марта, когда военные магазины на набережной
ЬИЛЛІІ л всѣ ихъ отдѣленія въ ІТарпжѣ были захвачены именемъ
ііоммуны, тамъ оказалось громадное количество муки, пшеницы кар-
тофеля, риса, солонины и пр., и пр., количество, котораго было бы
достаточно для того, чтобы прокормить парижское населеніе въ
течете довольно долгаго времени. Этихъ припасовъ (несмотря на
рижскіѳ запасы не достигли такого полнаго истощенія, какъ
насъ увѣряли.
Люди, по своему положенію осведомленные, заявили подъ
рукой, что ировіанта остается еще на мѣояцъ или на два;
имѣя же передъ собой нѣоколько недѣль мы могли рискнуть
на рѣшительный шагъ **).
Съ другой стороны ІІГаизи, запрошенный въ то же время
Гамбеттой, отвѣтилъ слѣдующее:
—
а Я могу еще биться въ течете шести мѣсяцевъ».
Шесть мѣсяцевъ пораженій—вѣдь, это было спасеніе! Пе-
редъ такой необходимостью постоянно побеждать, пруссаки
не устояли бы до конца.
Говорили, что Гамбетта — сторонникъ продолжения войны
и на самомъ дѣлѣ усдѣлъ создать средство для ея дальнѣй-
шаго веденія.
Извѣстно было, что Франція далеко не истощена потерей
въ людяхъ и деньгахъ, что она еще не исчерпала всѣхъ
своихъ рессурсовъ.
Вопросъ сводился, следовательно, къ тому, чтобы помѣшать
заключенію иостыднаго мира, который былъ бы самоубійствомъ
для Франціи и неизбежно головой выдалъ бы республику не-
примиримымъ врагамъ народа.
Чтобы достичь этого результата, можно было бы въ слу-
ча! необходимости пожертвовать ІІарижемъ, затянувъ его со-
иротивленіе до иосл!дней крайности. Это соиротивленіе обод-
ряло бы всю Францію и облегчало бы ея борьбу.
Потерять Парижъ — это значило им!ть одной кр!постыо
меньше, - вотъ и все; и великій городъ чувствовалъ за собой
небрежность правительства національной обороны, сгнонвшаго боль-
шую часть изъ нихъ) хватило съ избыткомъ для содержания со-
юзной націоиальной гвардіп въ теченіе двухъ мѣсяцевъ, которые
продержалась коммуна.
Равнымъ образомъ, было установлено, что громаднѣйшае
масса провіанта, послапнаю Англіей парижскому паселенію послѣ
неромирія, осталась въ государственныхъ магазинахъ.
Въ случаѣ нужды, мы могли бы указать сотни свидетелей,
устаиовившихъ эти факты и готовыхъ подтвердить ихъ.
**) Всѣмъ было известно, кроме того, что въ Париже у част-
иыхъ лицъ сохранялось большое количество запасовъ, спрятан-
ныхъ, чтобы вызвать повышеніе цѣнъ. Эти запасы можно было бы
пустить въ обращеніе путемъ строгихъ реквизицій, составлявшихъ
непременную обязанность офиціалыіаго правительства мри тѣхъ
обстоятольствахъ, въ которыхъ мы находились.

Достаточно самоотреченія, чтобы принести себя вт. жертвѵ
отечеству, подобно тому, какъ двумя мѣсяцами иозднѣе онъ
пожертвовалъ собой Революціи.
Д
Тг°ЛЬК0 В0 главѣ ІІаР
ижа
стала бы Коммуна, Гам-
оетта ; имѣлъ оы неограниченныя полномочія продолжать войну
и не былъ бы вынужденъ заключить перемиріе, которое бро-
сило^ страну въ руки пруссаковъ, а республику - въ руки
тпгTM« :Г'ГП°ЛаГаѴ° МѲНЬШей мѣрѣ'
ста
пятьюдесятью
тысячами человѣкъ можно было всегда сдѣлать попытку про-
Ч6Резъ
Ряды непріятеля. Усвѣхъ далеко не былъ ив-
ппятигтTJ Н° ІВ?еТЪ ИН0ГДа
'
что
ярдаріятія, самыя невѣ-
роятныя и самыя оезразсудныя по внѣшности, удаются лучше
Во всякомъ случай, мы яе рисковали ничѣмъ, это было
оы хуже, чѣмъ капитуляція, рѣшенпая правительствомъ При-
ня-прокламація была отпечатана и расклеена 22-го января
*Га*Унѣ
мы В0ІПЛИ въ сношенія съ делегатами пред-
аст* и многихъ секцій „Интернаціонала",
обѣщавшими со-
дьйствіе своихъ батальоновъ. Общій сборъ былъ назначенъ на
2 часа на площади Ратуіии.
Гражданинъ Лефевръ-Ронсье предложилъ Делеклюзу, Ледрю-
оллену и нѣсколькимъ другимъ лицамъ собраться у него съ
полудня.
Онъ жилъ на улицѣ Риволи, если я не ошибаюсь, въ 60
номерѣ. Во всякомъ случаѣ, его окна выходили на площадь
1 атуши, и изъ нихъ можно было видѣть, что на ней происхо-
дить, не теряя времени на поджиданіе начала дѣйствій **).
Двѣ новости, ставшія извѣстными какъ разъ утромъ 22-го
гямTM
моментъ
въ
Парижѣ считали достовѣрнымъ, что
?е еГо лѣ^ТГ/КЪ В0Й1ІЫ Д° ?
опца
-
Действительное направле-
1
Деятельности въ нровинціи не было извѣстно. Надъвсѣмъ
убѣжде"іе> что п
°бѣда была бы непремѣнно торжеством?
народа и республики—слѣдовательно, торжествомъ ревошоціи
нико7ГГЖ.Л^ Г
СаМ0МЪ дѣлѣ
'
что
побѣдоносная Франція
;
a °Ы ЭТУ отвР
атителы,
Ую палату, которая бро-
цузов?
пруссаковъ и омылась затѣмъ въ крови фран-
**) Бланки и его другъ гражданинъ Реньеръ находились со
Ривми.Тпротвв7.Вратушп.
й гвардии», „а
января, повредили успѣху движѳшя. Это двѣ новости были:
отставка Трогаю и освобожденіе Флюранса. Послѣдняго, на-
канунѣ вечеромъ нѣсколько національныхъ гвардейцевъ отбили
изъ тюрьмы Мазасъ.
Такія новости значительно измѣнили настроеніе обществен-
наго мнѣнія.
Отставка Трошю устранила главный поводъ гнѣва толпы.
Граждане приняли это сначала, какъ удовлетвореніе ея спра-
ведливыхъ жалобъ и, не обращая вниманія на дальнѣйшее,
не спрашивая, кто займетъ мѣсто Трошю, воздержались отъ
появленія передъ ратушей и радостно повторяли:
—
«Трошю уже не губернаторъ Парижа!»
Съ другой стороны, при извѣстіи, что Флюрансъ снова на
свободѣ, обезпокоилась буржуазія, для которой это имя было
нугаломъ.
Она сразу увидѣла соціалистическую тенденцію за гото-
вившимся движеніемъ, къ которому она, быть можетъ, отчасти
присоединилась бы, если бы оно сохраняло исключительно па-
тріотическій характеръ *).
По меньшей мѣрѣ, можно было надѣяться на то, что она
не выказала бы къ этому движенію враждебности, осталась
бы безучастной или ободряла бы тѣхъ, кто взялся за дѣло.
При имени Флюранса исчезли всѣ эти прекрасныя пер-
спективы, до такой степени исчезли, что въ то время, какъ
одни торжествовали побѣду, по поводу того что смѣщенъ Трошю,
a другіе сидѣли дома, потому что ихъ страгиилъ Флюрансъ,
толпа на площади Ратуши была малочисленна и на назначен-
номъ мѣстѣ оказалось мало національныхъ гвардейцевъ.
Было, должно быть, около часа, когда я пришелъ на пло-
щадь. Кромѣ любопытныхъ, среди которыхъ виднѣлось не
мало женщинъ и дѣтей, тамъ находился только одинъ отрядъ
національныхъ гвардейцевъ, нринадлежавшихъ въ большей
своей части къ 61-му батальону, къ которому присоединился
кое-кто изъ различныхъ батальоновъ Монмартра. Всѣми коман-
довалъ Разу а **).
*) Я говорю здѣсь только о той смѣшанной части спеціалыіо
парижской буржуазіи, которая не будучи революціопной, нерѣдко
проявляла во время осады склонность къ энергпчпымъ и честнымъ
пос/гупкамъ.
**) Розуа, выбранный комаидиромъ 61-го батальона былъ раз-
жалованъ послѣ 31-го октября, и его дѣло еще не кончилось въ

іюйЯзаТСДа«нTMНа ПЛ
°
ЩаДИ °Ъ тЛTMTM> смѣ
TMись съ тол-
жаззг
Я засталъ тамъ дѣйствитѳльно большинство членовъ «Гп
urP
еѴь нѳ явил
оя= хотя и обѣщалъ.
Demминеъ
спустя вошли Розуа и Т. *). Т . и Де-
роръ ) какъ разъ передъ этииъ были въ ратушѣ Не столько
и жеГія П°апЫиГЛ0ЖИТЬ' ВЪ TM
вѢ
Ä
требовав
УДостовѣритьсТ кяѴъСКп°ЛЬК0 ДЛЯ ТТ' TMбы своии
глаз
»я
удоиювиритьск, какъ охраняется Ратуша, они шугоебммTM
ШодееГ Д°ПУ0ТИЛИ КЪ "Р—ству! ЛбаЖршГы
Поолѣдній заявилъ имъ, что онъ одинъ находится вт Ря
н~яЕас~Ъ
TM
°
НЪ"
на
MUJ- Р
авокав
алъ намъ, что Ратуша охраняется грозными си-
пен .к ТРеНШЙ ДВ°РЪ занятъ мит
Рал
ьезами. На каждой сту-
же мобиTMTM4"
иостамевы TM Два бретонскнхъ мобшя Тѣ
"
ZZl
тъ
тронную
залу
и
во� °Иа
'
В«в
Розуа сообщилъ намъ, что онъ счелъ благоразумнымъ „ъ
певъ 12
удалить монмартрскихі Таріей^
цевъ, ибо ихъ присутствие на площади могло съ минуты на
минуту вызвать стрѣльбу.
минуты на
башнГснпъТ^ ИХЪ ВЪг ""
ШРядеѢ У ВЕВВРа возлѣ
событій
ЛМЬ рѢ"іеTM 11 пР
иказалъ
имъ ожидать
объясненіяЪ ГTMьТЪ' К
°
ГДа МЫ выол
е'ивалн эти различныя
«Г.1»
несколько минутъ спустя, какое-то волненіе,
яа площадь
'
МН°ГИХЪ ИЗЪ Наоъ
СПУСTM
Гоеударствснномъ совѣтѣ. Во время вылазки 19-го янвага он-, гп
етгтагглли sanSES
«^ÎS^^'S* ZITOTIT въ Парижѣ
'
11"
~
скаго мэ?аЖШЙ РеДаКТ
°
РЪ
"
Марсѳль(ІЗЫ">
"TMощникъ Монмартр-
Причиной этого волненія былъ ириходъ колонны націо-
нальныхъ гвардейцевъ. Съ барабанщиками впереди, они вы-
шли по улицѣ Тампль и построились вдоль рѣшетки ратуши.
Эта колонна также была малочисленна, но видъ имѣла
весьма решительный. Она состояла нзъ національныхъ гвар-
дейцевъ Батиньоля въ количеств-! около двухсотъ человѣкъ *).
Едва прошло нѣсколысо секундъ, какъ страшный залпъ,
раздавшійся изъ Ратуши, лосѣялъ смерть среди этой мирной
толпы, состоявшей изъ любопытныхъ, женщинъ и дѣтей, кото-
рый покрывали площадь.
Лучше не сдѣлалъ бы и Тьеръ. Это уже начиналось ири-
мѣненіе его системы къ неисправимому парижскому народу.
Это было до такой степени неожиданно и въ то же время
до такой степени подло, что толпа, обезумѣвшая и остолбс-
нѣвшая, въ первый моментъ и не думала о бѣгствѣ.
Пули продолжали сыпаться дождемъ. Толпа разбѣжадась,
оставивъ позади себя много распростертыхъ тѣлъ, который
валялись на мостовой по всѣмъ направленіямъ**).
Тогда національные гвардейцы перешли черѳзъ площадь
и, дойдя до входа на улицу Викторы, повернулись спиной къ
муниципальному зданію, которое образуетъ пристройку къ Ра-
туш-!, остановились, сдѣлали полуоборота налѣво, взяли ружья
къ плечу и отвѣтили батальонными огнемъ на сдѣланное
нападеніе.
Никогда я не видѣлъ движеяія, выполненнаго съ большими
хладнокровіомъ и болѣе изумительной точностью. Оно привело
меня прямо въ восхшценіе, даже въ этотъ моментъ негодо-
ванія и тревоги.
ІІослѣ этого залпа національные гвардейцы разсыпались
въ разныя стороны, и въ теченіе получаса продолжался бѣг-
лый огонь, затѣмъ выстрѣлы прекратились, и все смолкло.
Таковъ былъ день 22-го января ***).
Онъ позволяли уже предвкушать майскіе дни. Это была
- ) Ихъ собралъ гражданинъ Малоиъ, который, опоясовшись
своими шарфомъ, въ сопровожден»! трехъ барабанщиковъ, про-
извели тревогу на главныхъ улицахъ Батиньоля.
*•') Ранепыхъ и убитыхъ было около 50-ти человѣкъ. Среди
нихъ находился маіоръ Саніа. убѣжденный республиканец!,, ко-
тораго не слѣдуетъ смѣшивать съ его однофамильцемъ бонапар-
TUCTST3 агентомъ
'
уличенными во время буржскаго процесса.
" " J Ніч улицѣ Риволи была сдѣлана попытка построить барри-

маленькая пьеса, которая предшествуете главной — «поднятіе
занавѣса» въ ожиданіи драмы.
Какъ очевидецъ, ирисутствовавшій на мѣотѣ дѣйствія,
слѣдившій за всѣми его перипѳтіями, я заявляю, что этотъ
ужасный разстрѣлъ мирной толпы, состоявшей, повторяю, въ
болыпинствѣ своемъ изъ женщине и дѣтей, былъ нроизве-
денъ безъ всякаго преду преоюденія.
Я заявляю еще, что до этого момента со стороны націо-
пальныхъ гвардейцевъ не было сдѣлано ни одного выстрѣла,
и въ эту самую минуту два делегата вели, переговоры, чтобы
добиться доступа къ членамъ правительства.
Ужасы парижскаго разгрома, произведеннаго грубой воен-
щиной разныхъ Вилуа, Макъ-Магоновъ и снисходительнаго
мужа маркизы Галиффе, изгладили въ умахъ воспоминанія
объ этой первой наград!, которую парижскій народъ полу-
чилъ отъ реакціи за свои самоотверженный страданія во
время осады.
Въ самомъ дѣлѣ, это было первое предостережете лари-
жанамъ, предостереженіе, говорившее, что по окончаніи войны,
когда Франція окажется въ руках.ъ пруссаковъ, а республика
въ рукахъ «деревенщины», очередь будетъ за ГІарижемъ.
Чтобы скр!нить позорный договоръ, чтобы дать залогъ
постыднаго торга, на окровавленную мостовую были брошены
трупы французскихъ гражданъ.
Тьеръ получилъ свой задатокъ, онъ могъ готовить палаты
для версальскаго собранія. Пріятный сюриризъ! Роскошныя
панели этихъ залъ были уже забрызганы кровью народа!
ЬІичѣмъ нельзя выразить отчаяніе Делеклюза въ тотъ мо-
мента, когда совершалось преступленіе.
Этотъ стоическій челов!къ, весь отлитый изъ жел!за, ни-
когда но гяувшійся и не отступавшій, павшій, какъ изв!стно,
на своемъ посту — въ этотъ день, блѣдный и дрожащій, безъ
каду изъ трехъ омнибусовъ, опрокинутыхъ національными гвар-
дейцами, которыми командовалъ Розуа.
Героемт, дня былъ граждапинъ Малезье, впослѣдствіи приго-
воренный къ заключенію въ крѣиости.
Невредимый среди града пуль, онъ нослѣднимт, оставался па
площади, разстрѣлявши свои воссмьдесятъ патроновъ. Его шинель
была прострѣлена во миогихъ мѣстахъ, но самъ онъ не былъ ра-
ненъ и не былъ взятъ.
силы и безъ голоса, закрывалъ свое лицо руками, чтобы не
видѣть ужасной действительности, похожей на кошмаръ.
Двое друзей принуждены были увести его подъ руки.
Зд!сь онъ впервые нроизнесъ т! слова, которыя повторялъ
впосл!дствіи, во время Коммуны:
«Если революція потерпитъ иораженіе и на этотъ разъ,
я не переживу ея!»
Онъ сдержалъ свою клятву.
22-го января, всѣмъ, творившимся въ Ратуш! распоря-
жался одинъ Жодей!
VI.
Капитуляція. — Выборы. —Увозъ пушекъ.—Манифестаціи на пло-
щади Бастиліи.
Шесть дней спустя гіосл! 22-го января, т. е. 28-го числа,
капитуляція была подписана.
Хотя изм!ну предвидѣли, и вс! были подготовлены къ
удару, самый ударъ вызвалъ глубокую, острую боль.
Толпа на улицахъ поражала своимъ убитымъ видомъ.
На бульвар! я встрѣчалъ женщинъ, которыя плакали.
Въ н!которыхъ группахъ распространялся слухъ, что
матросы отказались сдать форты, и адмиралъ Сессэ рѣшилъ
скор!е взорвать себя на воздухъ, чѣмъ открыть ворота прус-
сакамъ.
Люди разеудительные пожинали плечами въ отв!тъ на эти
фантастическіе разсказы, народыыя массы цѣплялись за нихъ,
какъ за посл!днюю надежду.
ІІарижскій народъ считается скептическимъ и насмѣшли-
вымъ, но въ дѣйствительности, взятый въ ц!ломъ, онъ очень
легковѣренъ. Замѣтьте однако, что онъ легковѣрѳнъ по своему
и только въ изв!стныхъ вещахъ. Онъ не вѣритъ въ рели-
гіозные маскарады, онъ вѣритъ въ честность, мужество и
самоотверженіе.
Возможность пораженія и изм!ны, обманъ и трусость—
это вещи, которыя не укладываются въ его мозгу. Самую
мысль о нихъ онъ отбрасываете съ неслыханной горячностью
и упорствомъ.
Онъ вовсе не подозрителенъ и всегда начинаете съ того,
что отрицаете подлость. Въ его характер! есть рыцарскія

черты, которыя и сбивают* его съ дороги. Онъ не хочетъ
разсчитывать на дурные поступки.
Доказывайте ему, что такой-то человѣкъ негодяй, онъ бу-
дет* колебаться, будет* опасаться, какъ бы но ошибиться.
Разскажите ему о первом* встрѣчномъ, что это герой, онъ
сразу повѣритъ, и разувѣрить его будет* не легко.
Но съ другой стороны, когда им* овладевает* недовѣріе,
оно господствует* над* ним* и увлекает* его за предѣлы
справедливая гнѣва.
Онъ обвиняет* всѣхъ, не щадит* никого, и, чтобы устра-
нить одно излишество, впадает* в* излишество прямо про-
тивоположное.
Впрочем*, это только временные кризисы, и вскорѣ его
истинная природа берет* верх*.
Но 28 -го января вечером*, Париж?,, кипѣвшій гнѣвомъ и
негодованіемт., Парижъ, воспылавшій страстью къ морякам*,
a затѣмъ и къ адмиралам*, которые ими командовали, внолнѣ
естественно повѣрилъ, что адмирал* Сессэ раздѣляет* этот*
гнѣвъ и негодованіе.
Я согласен*, что матросы съ сожалѣніем* очистили мѣсто
пруссакам?,, но было чистым* ребячеством* ожидать от* ихъ
начальников* чего-нибудь другого, кромѣ безплоднаго сожа-
лѣнія, да и вопрос* еще, было ли такое сожалѣніе у выс-
ших?, чинов*.
Адмиралы или генералы—всѣ они стоят* друг* друга.
Напрасный труд* — ожидать от* этих* людей геройская
безумства или просто какой-нибудь предпріямчивости.
Привычка повиноваться и повелѣвать совершенно извра-
тила ихъ нравственное чувство. Ихъ честь не походит* на
обычную честь и называется «честыо мундира». Если только
они отдают* шнагу согласно извѣстнымъ правилам*, уста-
новленным* ихъ кодексом*, эта честь остается незатронутой,
и их* совѣсть спокойна.
Ихъ доблесть тоже — особенная доблесть и называется
«воинской доблестыо». Эта доблесть состоит* въ том*, чтобы
не опускать головы, когда снаряды свистят* мимо ушей, но
она оказывается неумѣстной, лишь только в* какой-нибудь
стѣнѣ пробита брешь во столько-то квадратных* сантиметров*.
^ Требовать от* них* другой доблести и другой чести—само
собою разумѣстся, я но говорю об* исключеніях* — значило
бы то же, что от?, наемная лакея, помимо службы, которую
онъ обязан* нести, требовать еще и привязанности къ его
господам*.
Когда онъ натер* комнаты и вычистил* лошадей барина,
пусть барин* умирает*, если ему угодно, лакей исполнил*
свой долг* и бѣжитъ въ людскую навиться.
Когда гарнизон* выпустил* и получил* определенное
число снарядов*, он* исполнил* свой долг*, и офицеры съ
гордым* видом*, съ закрученными усами, могут* прогули-
ваться на развалинах* униженной и умирающей Франціи.
Они заслужили свое жалованье, награды и восхищеніе
господина Тьера.
Матросы, разумѣется, сдали форты; адмирал* Сессэ поло-
жил* ключ* под* ворота и, засунув* руки в* карманы,
отправился обмѣвяться поздравленіями съ генералом* Дюкро.
Регулярная армія, давно подготовленная къ этой развязкѣ,
развращаемая своими командирами до того, что она начала
даже желать ея съ нетерпѣніемъ, без* всякая ропота сло-
жила оружіе и разсѣялась по улицам* съ довольным* видом*,
съ насмѣшками над* этими бѣшеными парижанами.
Приходилось слышат*, какъ солдаты громогласно выра-
жали радость и кричали, что «им* наплевать на Францію и
французов* и, право же, они, охотно отправятся въ плѣнъ
въ Германію, гдѣ, какъ говорят*, пьют* превосходное пиво» *)•
Таков* былъ результат* пропаганды, которая велась бона-
партистскими офицерами среди ихъ людей.
Я не хочу сказать, что всѣ солдаты дошли до такой сте-
пени цинизма и деморализаціи, но въ цѣломъ заішоченіе этого
мира, видимо, заставляло ихъ испытывать только величайшее
удовлѳтвореніе.
Это, ноистинѣ, было то зерно, из* которая выросла въ
будущем* версальская армія.
Впрочем*, такое иоведеніе наблюдалось недолго. Когда их*
безстыдство заходило слишком* далеко, населеніе давало им*
такіе уроки и читало такія нравоученія... кулачныя, что они
скоро образумились.
Не прошло и недѣли, какъ вызынающее иовсденіе солдат*
•*) Это буквальный олова. Я утверждаю, что я самъ слыхал*
эти рѣчи, какъ, впрочем*, и всѣ рѣчи, цитируемый въ этой
кішгѣ.

сменилось очень робкимъ и довольно оконфуженным* ви-
ДОМ* J,
Національная гвардія не обязывалась сдать свои ружья
Впослѣдствш Жюль Фавр* просил* за это нрощенія «перед*
Ьогомъ И перед* людьми». Высказанное им* сожалѣніе пред-
ставляет* просто-напросто лишній обман*, который надо
поставить ему в* счет*. Жюль Фавр* очень хорошо знает*
что обезоружить національную гвардію не зависѣло ни от*
нею, ни от* какого-либо другого члена правительства. Если
н^ГTM*
Т0ТЪ ПУНКТЪ' ЧТ0 наЕрональная гвардія сохра-
няет* свое оружіе, пусть онъ успокоится и перестанет* изви-
няться: никто никогда не приписывал* этот* пункт* какому
к-ГняпІТ/ Тріогической
чѳсти
'
чувству расположенія
къ нащональной гвардш и преклоненію перед* нею съ его
стороны. Онъ руководился въ этом* случаѣ только страхом*
Он* прекрасно знал*,
что парижскій народ* ни за что не
отдаст* свои ружья или свои пушки. Если народу оставлено
было его оружіе, то только потому, что при попыткѣ отнять
это оружіе, онъ въ своем* гяѣвѣ почти навѣрное разорвал*
Фавра ТУЛЯЦШ И разстроилъ бы заговоръ Тьера-Бисмарка-
Слѣдующій факт* говорит*, каково было насгроеніе въ городѣ
Когда нѣсколько дней спустя разнесся слухъ, что въ слѣдую-
7ZTrb-
ируссакя должны вступить в* стѣвы Парижа и занять
ЕлисеЙскія поля, болѣе 100 тысяч* людей с* оружіемъ в*
руках* около полуночи добровольно отправились къ ним* на-
встрѣчу, решившись отразить ихъ силой и не допустить та-
кого оскорбленія парижской территоріи .
Кто хочет* понять ною красоту этого не дисциплинирован-
ная и гордаго движенія, должен* прежде всего принять во
пТнХѴ^п
000 бЫЛ0'
КаКЪ Я повтораю
>
добровольными
Правительство и мноие из* начальников* пустили въ ход*
'I Было, однако, и среди этой арміи нѣсколько мѵжсств^ннттхт
людей, которые по инстинкту раздѣляли патХиіTM
Парижа и желали только одного: исполнить свой долг*
Р
-У меня на квартир* жилъ одинъ изъ таких* бѣлный may
теръ изъ Фуршамбо, служившій въ пѣшихъ ст^ 'лкахГ Какъ и
всѣ, у кого сохранилось чувство чести и любовь п тъчествѵ
онъ громко жаловался на измѣну начальства и разсказывалъ по
мГу^Гс^р^Г ХараКТ6рНЫХЪ поДР°бностей^, которыя я ÏS
всѣ возможный усилія, чтобы помѣшать такому движенію, по-
тому что в* это время форты были заняты пруссаками, и
пушки были обращены против* города.
Въ случаѣ столкновепія, разрушеніе Парижа было, следо-
вательно, несомнѣнно, и каждый изъ ста тысяч* людей, вышед-
ших* навстрѣчу врагу, знал* об* этом*, но не боялся по-
слѣдствій.
Во время осады было, без* сомнѣнія, много таких* минут*,
когда населеніѳ согласилось бы на разрушеніе столицы, если
бы ему сказали, что это разрушеніе послужит* к* спасеиію
Франціи и республики *).
Въ эту ночь пруссаки не вошли и хорошо сдѣлали. По о
манифестами національной гвардіи им* стало извѣсгно, и эта
манифестація, яавѣрное, способствовала той скромности, кото-
рую они проявили, занимая часть Парижа въ началѣ марта.
Между тѣмъ, избирательная горячка, не смягчив* натріо-
тической скорби парижан*, измѣнила направленіе ихъ идей
и дала исход* раздражѳнію.
Если уже нельзя было спасти Францію с* точки зрѣнія
безопасности и военнаго престижа, то, по крайней мѣрѣ,
можно было основать республику.
Условіями перемирія было установлено, что под* надзо-
ром* пруссаков*, занимающих* треть французской территоріи,
при отсутствіи для Парижа возможности сноситься съ осталь-
ной Франціей, страна должна избрать національное собраніе,
которое рѣшитъ вопрос* о мирѣ или войнѣ.
Промежуток* времени предоставленный Бисмарком* для
этих* выборов* былъ безусловно недостаточен*. Выборы про-
изводились, какъ въ погребѣ. Париж* не знал* о положеніи
провинціи, провинція не знала о иоложеніи Парижа и, съ
своей стороны, вѣрила всѣм* гадостям*, которыя распростра-
нялись агентами роялистов*, бонапартистов*, клерикалов* и
Тьера.
Съ обѣихъ сторон* была полная, глубокая неосвѣдомлен-
ность.
Въ Парижѣ, который ошибочно присваивает* свои чув-
ства цѣлой вселенной и часто губил* себя этой несчастной
*) «Скорѣе Москва, чѣыъ Седанъ»,—таковъ былъ пароль, кото-
рый обошелъ всѣ нредмѣстья, и который въ клубахъ встрѣчали
апплодисмонтами.

иллюзіей въ Парижѣ воображали, что провинція возмущена
и готова на всѣ жертвы для нродолженія войны. Всѣ судили
по воинственнымъ прокламаціямъ Гамбетты, иопадавшимъ въ
иарижскія газеты.
Въ нровинціи воображали наиротивъ, что все парижское
населеніе выказало величайшую трусость, и что республикан-
ская партія была въ сношеяіяхъ съ пруссаками и пыталась
имъ сдать Парижъ и 31-го октября, и 22-го января.
Съ другой стороны, крестьяне, которымъ надоѣло видѣть
какъ разоряюсь ихъ поля обѣ арміи, хотѣли мира во что бы
то ни стало.
Республика собирала то, что посѣяла имщрія. Единственная
ловкость этой послѣдней состояла въ томъ, что въ теченіе
20-ти лѣтъ она вырывала бездну между городомъ и деревней,
развивала свыше всякой мѣры личный эгоизмъ, грубые аппе-
титы и ирезрѣніе ко всѣмъ благороднымъ и возвышеннымъ
идеямъ.
Изъ этой совокупности обстоятелі ствъ, должно было выйти
Версальское собраніе *), и эти обстоятельства, многочисленныя
и исключительныя, одни только могутъ объяснить—но не
оправдать—избраніе палаты, гдѣ низость и неспособность пере-
мѣшивались до такой степени, что было бы оскорбленіемъ для
развращеннаTM сената Тиберія или англійскаго парламента
временъ Кромвеля сравнивать ее съ ними.
Даже въ Парижѣ выборы были не блестящи за не-щетат-
комъ времени и общаго соглашенія. Однако, что касс гея па-
мѣреній изоирателей, значеніе этихъ выборовъ было настолько
рѣзкимъ, насколько было возможно, и носило харакгеръ едино-
душнаго протеста противъ происковъ людей 4-го сентября.
Голоса въ пользу общаго списка съ именами 43-хъ канди-
датовъ раздробились до безконечности.
*) Въ особенности нужно учесть еще вліяніе Гамбетты кото-
рый, подобно тому, какъ это было сдѣлано въ Парижѣ, сохра-
нилъ въ пронинцщ всѣ колеса прежней императорской машины
и, отказавшись опереться на народныя и искреино демократическія
силы, отдалъ Францію въ жертву побѣдоиосной агитаціи всѣхъ
заговоріциковъ монархіи, всѣхъ совъ реакціи.
Его запоздалый декрѳтъ противъ боианартистовъ, иоявившійся
въ моментъ выооровъ, декретъ, который онъ позволилъ конфиско-
вать кроткому Жюлю Симону, уже ничего не могъ спасти и ѳдин-
ственнымъ результатомъ его было то, что было обезпечено избра-
на I амбетты въ ІТарижѣ.
1
Подсчетъ голосовъ производился среди страшнаго безпо-
рядка, иоощряемаго, поддерживаемаTM, созданнаго правитель-
ством^ которое, безъ сомнѣнія, извлекло изъ этого свою выгоду.
Этотъ подсчетъ продолжался недолго, и нелолныя цифры, ко-
торый объявлялись постепенно, въ послѣдніе 24 часа измѣни-
лись съ быстротой, похожей на волшебство.
Этимъ головокружительнымъ превращеніямъ въ особенности
подверглись числа голосовъ, поданныхъ за Жюля Фавра и
Тьера. Они внезапно возросли въ изумительныхъ размѣрахъ,
напоминавшихъ чудо умноженія хлѣбовъ *).
Я сказалъ что выборы были не блестящи. Въ самомъ дѣлѣ,
прошло вѣсколько лицъ, лринадлежавшихъ къ арміи. Народъ
считалъ ихъ противниками капитуляціи, сторонниками войны
до послѣдней крайности и въ своемъ горячемъ патріотизмѣ
голосовалъ за нихъ, чтобы протестовать до конца противъ
постыдной измѣны.
Внрочемъ, Жюль Фавръ былъ едипственнымъ изъ членовъ
правительства, который проіігелъ на выборахъ, и если вы
вспомните, что Жюль Фавръ обладалъ привычкой къ подлогамъ,
этотъ результата, иначе не объяснимый, вызываетъ меньше
удивленія.
Въ самомъ дѣлѣ, ни за кого изъ другихъ членовъ прави-
тельства не собралось въ Парижѣ даже приличнаго меньшин-
ства голосовъ.
Люди, засѣдавшіе въ правительствѣ просто были внѣ «ко-
тировки», и общественное презрѣніе оставило ихъ въ тѣни.
ІІочему-же было сдѣлано исключеніе въ пользу Жюля Фавра**)?
Что касается Тьера, то его избраніе, вѣроятно, на самомъ
дѣлѣ имѣло мѣсто, но съ менынимъ числомъ голосовъ, чѣмъ
ему было приписано „Офиціальной газетой".
'•) Шарль Флоке сообіцилъ мнѣ слѣдующую подробность: зайдя
въ Іатушу, чтобы лично провѣрить результатъ баллотировки, онъ
замѣтилъ, что была совершена, къ его невыгодѣ, ошибка въ 10 ты-
сячъ голосовъ, которую ему удалось исправить.
Ab uiio disco omnes (по одному можно судить о всѣхъ), сколько
1І0Д*°ДШвІХЪ ÛIUIï6()Kb было ОДѣлано въ различныхъ исправленіяхъ!
) Яъ самое утро выборовъ Мильеръ оиубликовалъ въ газе-гѣ
„Мститель" „справки" о Жюлѣ Фаврѣ. Было уже слишкомъ поздно
въ этотъ моментъ, чтобы сообщеніе газеты могло оказать еері/ез-
ное вліяніе на результатъ голосованія.

Тьеръ не былъ въ Париж! во время осады, онъ не могъ
возбудить противъ себя такой же гн!въ, какъ другіе люди
изъ ратуши, и заран!е было изв!стно, что часть буржуазіи
будетъ голосовать за него.
Съ другой стороны онъ не присутствовалъ при подсчет! го-
лосовъ, но тамъ предс!дательствовалъ Жюль Фавръ. Кто обла-
даете коѳ-какими св!тскими способностями въ стил! этого гос-
подина, тотъ легко можетъ пустить ихъ въ ходъ, чтобы ока-
зать услугу тщеславію своего единомышленника въ политик!.
Однако, въ этихъ парижскихь выборахъ наблюдались кое-
какія черты, которыя уже позволяли предчувствовать великое
коммунистическое движеніе 18-го марта, Я хочу сказать объ
избраніи двухъ рабочихъ, которые оба были членами «Между-
народная Общества рабочихъ» и прошли крупнымъ болыиин-
ствомъ, именно, какъ таковые. Это были граждане Малонъ и То-
ленъ. Нужно отм!тить также избраніе героическаго и несчаст-
ная Милльера, пылкія соціалистическія уб!ждеяія котораго
и участіе, принятое имъ въ движеніи „Интернаціонала" были
изв!стны каждому. Не сл!дуетъ забывать еще гражданина
Лангдуа, который съ т!хъ поръ—увы!... Но когда его выбрали,
то выбрали не только, какъ сторонника войны до конца, но
также, какъ соціалиста, выдвинувшаяся въ народныхъ собра-
ніяхъ къ концу имнеріи.
Крупнымъ болынинствомъ прошли также н!сколько рево-
люціонеровъ особенно скомпрометированныхъ въ возстаніяхъ
31-го октября и 22-го января и изв!стяыхъ своей неприми-
римой враждой къ Трошю и его приспьшъ. Назову имена граж-
дане Делеклюза, Феликса Піа, Курнэ, Розуа.
Бланки не былъ избранъ, но получилъ 50 тысячъ голосовъ.
Во глав! избирательная списка прошли: Бикторъ Гюго,
Луи Бланъ, Гарибальди.
Что касается первая, то его избраніе им!ло не столько
политическое значеніе и значеніе протеста противъ имперіи,
сколько представляло собою почесть оказанную таланту, чело-
в!ку, воплощавшему въ себ! національную славу.
Избраніе Гарибальди носило двоякій характере это было
проявленіе признательности иностранцу, предоставившему свою
шпагу на служеніе поб!жденной Франціи, это было подтвер-
жденіе солидарности народовъ въ семь! демократы, въ семь!
«всемірной реопублики».
За Луи Блана, соціалиста 48-го года, голосовала буржуазія,
ироявивъ этимъ извЬстное политическое чутье, доказав», что
она ум!етъ оц!нивать людей: нечего было бояться, что Луи
Бланъ обманете ея довѣріе.
Меньшимъ числомъ голосовъ прошелъ Рошфоръ.
Къ этимъ н!сколькимъ именамъ надо прибавить имена
Гамбетты и Ранка, избранныхъ ІІарижемъ за ту борьбу, ко-
торую въ посл!дніе дни они вели противъ правительства на-
циональной обороны.
Въ ваибол!е передовыхъ центрахъ провинціи голосовали
также за Трошю, Жюля Фавра и Жюля Симона, которыхъ
издали принимали за героевъ, добрыхъ республиканцевъ и чест-
ныхъ людей.
Вс! передовые депутаты получили однородный мандате,
безусловный, категорическій Sine qua noil (не допускаішіій
возражений): „Вотировать противъ мира, требовать нредаяія
суду членовъ правительства національной обороны»,
Изв!стно, какъ исполнили свои обязательства т! изъ де-
путатовъ, которые остались въ Версал!: они вотировали бла-
годарность версальской арміи за игбіеніе парижаяъ и лобы-
зали окровавленную руку Тьера!
По окончаніи выборовъ на несколько дней снова занялись,
главнымъ образомъ, пруссаками. Приближался моменте, когда
армія Вильгельма должна была занять Елисейскія поля, и па-
рижскій народъ не моте примириться съ этимъ верхомъ уни-
женія.
Внезапно распространился слухъ, что пушки національной
гвардіи, куиленныя за ея счетъ во время осады и стоявшія
на иустыр! близъ площади Ваграмъ, находились въ черт!
м!стности, предоставленной ируссакамъ.
По пров!рк! это оказалось справедливымъ.
Былъ ли въ этомъ расчете со стороны правительства или
просто небрежность—трудно сказать. Во всякомъ случа!, на-
циональная гвардія р!шила спасти «свои» пушки. Иниціатива
этого движенія принадлежала батальону IV* округа *). ІІодъ
командой своего маіора, этотъ батальонъ явился въ паркъ
на площади Ваграмъ и, несмотря на протесты и угрозы
) Всѣ подробности, которыя я передаю здѣсь, безусловно точны.
Въ это время я состоялъ въ артиллеріи національной гвардіи Я
былъ на мѣстѣ дѣйствія и все видѣлъ.

гражданина Расиайля-сына *) батарея котораго находилась
въ этотъ день на караулѣ, люди взяли свои пушки и на ру-
кахъ перевезли ихъ черезъ весь ІІарижъ, ни площадь Воге-
зовъ.
Сигналъ былъ данъ, и общій порывъ сталъ неудержимымъ.
Многіе батальоны, одинъ за другимъ, отправились въ наркъ и
на рукахъ увезли принадлежавшія имъ орудія.
Женщины и дѣти приняли въ этомъ участіе.
По бульвару дефилировали пушки, которыя тащили жен-
щины, окруженныя національными гвардейцами, шедшими подъ
ружьемъ. Офицеръ верхомъ на пушкѣ держалъ развернутое
знамя.
Это было поистин! великолепное зрѣлище, напоминавшее
энтузіазмъ самыхъ лучшихъ дней первой революціи.
Къ этимъ шествіямъ присоединилась часть матросовъ и
даже несколько солдате, заразившихся общимъ воодушевлс-
ніемъ, убѣжденныхъ дѣятельной пропагандой цѣлаго населения.
Снаряды были также взяты и, такъ какъ перевозить ихъ
было не на чемъ, толпа образовала длинную цѣпь, и гранаты
и картечь передавались изъ рукъ въ руки.
Не забудьте, что все это было заряжено. Стоило какой-ни-
будь гранатѣ вырваться изъ слабыхъ рукъ женщины, и смерть
не пощадила бы этихъ доблестныхъ гражданъ. Можно было,
сколько угодно, предупреждать ихъ объ опасности,—они только
смѣялись, говоря, что имъ некогда принимать столько предо-
сторожностей, что сейчасъ придутъ пруссаки, и нельзя допу-
стить, чтобы имъ достался хоть одинъ зарядъ **).
Кромѣ пушекъ, ноставленныхъ уже на площади Вогезовъ,
остальные пушки и снаряды были размѣщѳны въ предмѣсть-
яхъ—Ватиньолѣ, Монмартр è, Бельвилѣ.
Ясно, что этотъ увозъ пушекъ носилъ сначала чисто
•••) Он*ъ даже извѣстилъ генерала Винуа и трѳбовалъ у него
подкрѣпленія, рискуя накапунѣ вступлѳнія пруссаковъ вызвать
столкновепія между войсками и національной гвардіей.
Я долженъ отмѣтить также, что артиллеристы, которыми онъ
командовалъ, вмѣсто того, чтобы повиноваться, большей частью
помогали перевозкѣ иушекъ, поручеиныхъ ихъ охранѣ.
**) Я уже несколько разъ отмѣчалъ, до какой степени свой-
ственно парижскому населенію презрѣніе къ опасности и безза-
ботность во время нея, до какой степени характерно то веселье,
которое охватываетъ его въ подобиыхъ исключительпыхъ слу-
чаяхъ,
иатрівтическій характеръ. Дѣло шло исключительно о томъ,
чтобы спасти ихъ отъ пруссаковъ. Правительство, впрочемъ, и
не сдѣлало попытки противиться этому. Если бы оно и хо-
тѣло, то не могло бы. Силы, которыми оно располагало—10 ты-
сячъ человѣкъ,—были недостаточны, и Парижъ со времени ка-
питуляціи фактически былъ въ рукахъ національяой гвардіи,
ставшей единственной госпожей положенія.
Въ Париж! бол!е не было правительства. Люди изъ ра-
туши отправились въ Бордо; армія едва ли пользовалась ува-
женіемъ и была обезоружена; генераловъ повсюду презирали.
Полиція на улицахъ совершенно отсутствовала. Не было ни
одного челов!ка, который былъ бы настолько популяренъ и
вліятеленъ, чтобы заставить себя слушать.
У насъ была только безымянная власть, въ лиц! «вс!хъ».
Въ этотъ моменте я умышленно останавливаюсь на этомъ
обстоятельств!, такъ какъ оно очень важно и, кажется, осталось
незам!ченнымъ: въ этотъ моменте фактически коммуна уже
существовала, существовала въ томъ смысл!, что Парижъ,
предоставленный самому себ!, далекій отъ бордосскаго прави-
тельства и по разстоянію, и по вс!мъ своимъ чувствамъ, жилъ
своей собственной жизнью, завис!лъ только отъ своей воли.
Гд!-то оставался какой-то декабрьскій генералъ, который
назывался Винуа, но у него не было никакой—ни моральной,
ни матеріальной власти, и никто не обращалъ на него вниманія.
Поел! 22-го января, правительство Фавръ-Трошю закрыло
клубы и запретило дв! газеты. Зато другія пользовались пол-
ной свободой. Вещь, неслыханная для парижанина, и всю
важность которой можетъ представить себ!, какъ сл!дуетъ,
только парижанинъ *): были свободны даже продажа газете и
расклейка афишъ.
На улицахъ выкрикивали названія газете и брошюръ; на
вс!хъ ст!нахъ расклеивали сенсаціонныя статьи, каррикатуры
на злобу дня, даже прокламаціи, иодписанныя: «Бланки».
Въ тѳченіе н!сколькихъ нед!ль Парижъ пользовался пол-
ной, безусловной свободой, какой онъ никогда не зналъ, и
эта свобода привела его въ состояніе героя „Тысячи и одной
ночи", нробудившагося отъ очарованія.
*) Само собою разумѣотся,4что всякій разъ, когда я употре-
бляю это слово < парижанинъ», рѣчь идетъ о тѣхъ, кто живѳтъ въ
ІІарижѣ, а не только о парижскихъ уроженцахъ.

Такое положеніе вещей отчасти наблюдалось, внрочемъ, уже
съ начала осады, но пока на укрѣпленіяхъ гремѣли пушки,
военная драма отвлекала умы отъ политики.
И вотъ, во время этихъ дней, какъ и прежде, въ громад-
номъ городѣ не произошло ни одного убійства. ни одного
воровства, ни одной драки, ни одного ночного скандала.
Повсюду открывались магазины, торговля возобновлялась.
Только нѣкоторыя газеты, органы полиціи, получившія
ириказъ подготовить путь для нреступленія, задуманнаго нра-
вительствомъ, испускали тревожные вопли и старательно рас-
писывали, что въ Парижѣ царитъ анархія, что онъ террори-
зованъ революціей.
Именно въ этотъ моментъ начались манифестами на пло-
щади Бастиліи, манифестаціи, вызванный наглостью, угрозами,
старческой яростью и позорной нелѣиостыо бордосскаго соб-
ранія.
Поводом:, къ нимъ была годовщина 24-го февраля.
Въ этотъ день нѣсколько делегатовъ отъ батальоновъ, безъ
оружія, отправились къ подножію іюльской колонны, чтобы
возложить тамъ знамена и громадные вѣнки изъ иммортелей.
Здѣсь было произнесено несколько рѣчей. На утро манифе-
стами усилились, и депутаМи стали многочисленнее.
Узнавъ о происходяіцемъ, народъ въ свою очередь собрался
на площадь, чтобы присутствовать при шествіи, ашілодиро-
вать, присоединяться къ манифестаціямъ наМональныхъ гвар-
дейцевъ.
Вечеромъ колонна была иллюминована.
Вмѣсто того, чтобы послать нѣсколько делегатовъ, ба-
тальоны не замедлили явиться въ полномъ состав!, съ ору-
жіемъ, съ барабанщиками во глав!, съ развернутыми знаменами.
Когда батальонъ прибывалъ на 'площадь, національные
гвардейцы съ барабаннымъ боемъ медленно обходили вокругъ
колонны, затѣмъ офицеры отд!лялись и передавали вѣнки
гражданамъ, стоявшимъ на платформ!. Съ помощью лѣстницъ,
эти в!нки были симметрично расположены отъ основанія ко-
лонны до ея верхушки.
Вскорѣ на вершин! монумента появилось красное знамя,
развѣвавитееся надъ головой золотого генія; ниже можно было
прочесть сдѣланную громадными буквами надпись:
«Да здравствуетъ Всемірная Республика!»
Каждый батальонъ имѣлъ своихъ ораторовъ. Здѣсь про-
износились замѣчательныя рѣчи. Ни одна изъ нихъ не заклю-
чала въ себѣ угрозъ или призывовъ къ насилію. Всѣ онѣ ка-
сались одного и того же круга идей. Говорилось объ измѣнѣ,
жертвой которой стали Парижъ и Франція, но прежде всего
и больше всего ораторы отстаивали народовластіе, развивали
принципы Всемірной Республики и Фѳдераціи народовъ.
Я не думаю, что я заслуживаю упрековъ въ сентименталь-
ности *), но я сознаюсь, что испыталъ сильное, незабываю-
щееся волненіе. Я видѣіъ парижскій народъ, только что не-
ренесшій долгую, пятимесячную осаду, еще не остывшій отъ
жара битвы, весь дрожащій отъ патріотической горячки, весь
кипяіцій гнѣвомъ при мысли, что пруссаки займутъ часть его
родной земли. И я вид!лъ, какъ этотъ народъ все больше и
больше устремлялся въ будущее, по мѣрѣ того, какъ настоя-
щее становилось бол!е ненавистнымъ, бол!е удручающимъ.
Въ то самое время, когда Германія вела противъ нихъ
расовую войну, когда Вильгельмъ и его агенты не скрывали
своего желанія и своей надежды уничтожить Францію, какія
мысли занимали этихъ французовъ? О чемъ говорили эти
парижане?
Они провозглашали Бсемірную Республику, они провоз-
глашали Фсдерацію народовъ.
Въ отвѣтъ на бисмарковскія гранаты они предлагали Гер-
маніи Свободу, Братство.
Тѣмъ, кто нссъ имъ смерть, они несли жизнь.
Подъ огнемъ крупповскихъ лушекъ, направленныхъ про-
тивъ великаго города Революціи, они испов!дывали солидар-
ность человечества.
Жертвы грубой силы—они привѣтетвовали Справедливость.
ІІоб!жденные германскимъ феодализмомъ, преданные тру-
состью и измѣной всѣхъ этихъ клерикалов!.,
монархистовъ и
реакціонеровъ, они взывали къ чистому Праву.
Въ то время, какъ во тьм! замышляли ихъ окончатель-
ную гибель, въ то время, какъ противъ нихъ организовывался
заговоръ, сотканный изъ лжи, клеветы и убійства,—они гіодъ
открытымъ небомъ замышляли освобожденье человечества.
И замѣчательно,—это не уменьшало и не ослабляло ихъ
патріотизма.
*) Глунѣе сентиментальности въ политикѣ ыѣтъ ничего на свѣтѣ.

Они полагали, что федерація можетъ быть основана лишь
независимыми, автономными народами, народами самосто-
тельными и гордыми, вступающими въ союзъ съ полной св-
бодой, съ полными достоинствомъ. И если они и пруссаковъ
такъ же, какъ русскихъ, англичанъ, итальянцевъ, испанцевъ
призывали занять мѣсто рядомъ съ ними подъ международ-
ными знаменемъ демократической и соціальной республики,
то это только укрѣпляло ихъ рѣшимость заставить солдата
Бисмарка уважать неприкосновенность Франціи и честь
Парижа.
Они простирали руки ко всему міру, принявшему демо-
кратическіе принципы, но простирали съ условіемъ, чтобы
эти руки не были отягчены цѣиями варварскаго завоеванія
или запятнаны клеймомъ позора.
Пусть не обвиняютъ меня въ преувеличеніяхъ или не-
умѣренномъ энтузіазмѣ: то, что я разсказываю, я видѣлъ и
слышали. Сотни тысячи свидѣтелей видѣли и слышали это
такъ же, какъ и я.
Если я настаиваю на этомъ, то потому, что въ моихъ
глазахъ эти заявленія безымянной толпы должны стать отнынѣ
великими событіями демократической исторіи.
Ими слишкомъ пренебрегали до сихъ поръ, ими слишкомъ
пренебрегаютъ и теперь.
Тѣ, кто пишетъ исторію, обыкновенно находятся во власти
старыхъ традицій—монархическихъ, феодальныхъ и буржуаз-
ныхъ и особенно стараются изобразить подвиги и дѣянія ка-
кихъ - нибудь выдающихся
личностей или какихъ - нибудь
отдѣльныхъ грудпъ.
Намъ много разсказываютъ о томъ, что происходило въ
залахъ Кордери, о томъ, что думали и чего хотѣли такіе-то и
такіе-то, разсказываютъ о происхожденіи и подробностяхъ
возникновенія «центральнаго комитета», о дѣятельности тѣхъ
или другихъ секцій Интернаціонала, въ составь которыхъ,
само собою разумѣется, входили тѣ, кто объ этомъ пишетъ.
При этомъ забываютъ улицу, забываютъ толпу, это безымян-
ное существо, съ милліонами головъ, которыя мыслятъ, съ
милліонами рукъ, которыя борются.
Рѳволюція—это народъ; Коммуна—это народъ; демократія,
соціализмъ—это народъ!
Рядомъ съ преходящей и часто спорной дѣятельностыо
отдѣльныхъ лицъ, стоить мысль и воля толпы.
О чемъ думала эта толпа? Чего хогѣла она?
Вотъ во тросъ, который я старался изучить и выяснить на
этихъ страницах ь; въ этомъ цѣль моей работы.
Пусть не ищутъ въ ней ничего другого, и изъ нея ста-
нетъ ясно, что даже тогда, когда отдельные люди совершаютъ
ошибки, грѣшагь въ ту или другую сторону, идея, рожденпая, за-
думанная народомъ. идея, въ жертву которой онъ принесъ
тысячи жизней во время долгой, отчаянной, непрерывной и
безпоща;щой борьбы, эта идея остается великой, справед-
ливой, возвышенной, неоспоримой. Близкое торжество ея
обезпечено.
Моя работа покажетъ еще и то, что народъ вполнѣ со-
зрѣлъ для свободьц которой ОІІЪ трвбовалъ, вполнѣ достоинъ
новаго идеала, выразившагося въ коммунистическомъ движеніи.
Поэтому я съ особеннымъ интересомъ слѣдилъ за мани-
фестаціями на площади Бастиліи. Эти манифестами прошли
мало замѣченяыми. Газеты сначала не говорили о нихъ,
потомъ послали репортеровъ, увіщѣвіпихъ въ нихъ обычное
зрѣлишз, которое они описали такъ, какъ описывали когда-то
празднпкъ 15-го августа.
Я повторяю, что эти манифестаціи становились съ ка-
ждымъ днемъ бллѣе рѣзкими, болѣе всеобщими, болѣе револю-
ціонными. Всѣ парижскіе батальоны послали сюда своихъ
представителей, почти всѣ являлиоь цѣликомъ.
Это былъ отвѣтъ Парижа на роялистскій заговоръ бор-
досскаго собранія.
Этимъ господамъ, которые отказывались
провозгласить
республику и, считая, что она повержена на землю и лишена
силъ защищаться, терпѣли ее, тольки покрывая ее оскорбле-
ніями, столица Франціи отвѣчала единодуіинымъ подтвержде-
ніемъ республпканскаго принципа.
Это служило также утѣшепіемь и отплатой за военньтя
пораженія.
Масса обладала инстшгктомъ, быть можетъ, нѣсколько без-
сознаіо! ьнымь, по тѣмъ не менѣе изумительными и ймѣіо-
щимъ громадную важность. Руководясь этимъ инстинктомъ,
народъ, раздавленный на иолѣ битвы, бросился въ область
рѳволюціонной идеи и, казалось, ионпмалъ, что для него не
можетъ быть иной побѣды надъ врагомъ, побѣды истипной и
неотъемлемой, кромѣ демократической пропаганды, кромѣ рас-
пространенія великихъ принциповъ права и справедливости.

Онъ чувствовалъ, что въ этомъ—спасеніе Франціи, что, даже
потеря въ часть территоріи, далее утративъ свое военное могу-
щество, она сможете все завоевать вазадъ и еще будетъ вла-
дычествовать надъ міромъ, если сумѣетъ твердо взять на
себя роль вдохновителя и апостола всемірной демократіи.
ІІародъ пытался такимъ образомъ благородно отомстить
за матеріальныя пораженія моральной побѣдой, доказавъ сво-
имъ врагамъ, что онъ стоитъ выше ихъ.
Съ утра 24. -го февраля до дня вступленія пруссаковъ
манифестаціи все развивались, но, повторяю, развивались безъ
единаго акта насилія, безъ того, чтобы хотя въ чемъ-нибудь
былъ нарушенъ «порядокъ» въ самомъ узкомъ и самомъ глу-
помъ смысл! этого слова. Все сосредоточивалось на площади
Бастиліи. Все заключалось въ торжественномъ обязательств!—
защищать республику вопреки всѣмъ и противъ вс!хъ,—кото-
рое бралъ на себя цѣлый народъ. Все представляло собою
нѣчто врод! всснароднаго испов!данія соціалистической и
демократической в!ры. Двѣсти тысячъ челов!къ громкимъ
голосомъ произносили свое исиов!даніе передъ іюльской колон-
ной, этимъ импровизированнымъ алтаремъ,
посвященнымъ
покрытому трауромъ отечеству, посвященнымъ народному вер-
ховенству, которому грозила опасность.
Свое торжественное обязательство Парижу предстояло
сдержать до конца—но какой ц!ной!
Н!сколько агентовъ-провокаторовъ, нѣсколыш ншіоновъ,
захваченныхъ въ толп! были сурово наказаны—и за д!ло.
Парижскій народъ уже не былъ расположснъ сносить отвра-
тительное сос!дство или оскорбленія грязной полиціи, которая
представляла въ рукахъ правительства не что иное, какъ по-
стоянный заговоръ противъ свободы и достоинства честныхъ
людей.
Даже и большинство буржуазіи было пастроено скор!е
благопріятно, ч!мъ враждебно по отношенію къ этому могу-
чему и мирному движенію.
Лавочники, стоя у своихъ дверей, обыкновенно съ друже-
любнымъ видомъ смотр'Ьли на проходившіе батальоны. Вече-
ромъ, заперевъ лавки, они отправлялись на площадь Бастиліи
со своими женами и д!тьми, см!ншвались съ народными груп-
пами, принимали участіѳ въ спорахъ, и пи одинъ голосъ не
поднимался въ защиту Трошю и его коллегъ по ратуш! или
бордосскому собранно.
Только одинъ лавочникъ па бульвар! Бомарше, винотор-
говецъ-рестораторъ, отказался подать вина двумъ гарибальдій-
скимъ волонтерамъ и пытался ихъ выгнать. Тогда я!сколько
націоиальныхъ гвардейцевъ закрыли его лавку, забили окна
и приклеили надпись, излагавшую простуіюкъ и определенное
за него наказаніе.
Все это было прод!лано хладнокровио, съ р!шительной
твердостью, безъ крика и излишняго возбужденія.
Н!сколько солдате также присоединились къ манифеста-
ціямъ, но такихъ было немного. Т! же, которые появлялись
въ толп!, слушали и гляд!ли съ растеряннымъ видомъ, не по-
нимая.
Въ самомъ д!л!, трудно передать нравственное и умствен-
ное ничтожество этихъ крестьяпъ, которыхъ пев!жественными
отрываютъ отъ сохи и подчиняютъ безнравственной и оту-
пляющей дисциплин! казармы.
Къ этимъ дикимъ росткамъ, не затропутымъ никакой куль-
турой, военная дисциплина прививаете идіотизмъ и грубость.
Чтобы превратить ихъ т. дикихъ звѣрей, ne хватаете
только запаха пороха, страха и п!сколькихъ стакановъ водки *).
Матросы, столь же мало образованные и столь же порабо-
щенные дисциплиной, проявили все-таки изв!стное умственное
превосходств;}.
У нихъ развита в!которая доля фантазіи, и есть привычка
къ новизн!. Это подготовляете, ихъ къ тому, чтобы съ дѣт-
ской радостью бросаться на новыя вещи. Они лучше пони-
маютъ ихъ; у нихъ умъ мен!е замкнутъ.
Всеобщее безпокойство въ Париж! вызывала в Ь этотъ
моменте, боязнь какого-нибудь столкновенія между національ-
ной гвардіей и пруссаками.
Одна или н!сколько рукъ задернули чернымъ крепомъ
лица каменныхъ статуй на площади Согласія, предегавляю-
щихъ главные города Франціи. Это была трогательная и по-
этическая идея,—одна изъ идей, встрѣчающихся у того вели-
каго артиста, который называется одновременно «Никто» и
«Вс!».
Въ иредм!отьяхъ во! р!шились, повидимому, встр!тить
пруссаковъ съ оружіемъ въ рукахъ, хотя уже прошедъ мо-
0 Сити и разъ можно было констатировать это, въ особенно-
сти въ декабрѣ 1851 года и въ маѣ 1871 г.

ментъ, когда стоило оказывать ото отчаянное сопротивлоніе.
Передъ выборами оно, можетъ быть, послужило бы къ спасе-
нію республики и Франціи. Теперь въ Бордо заоѣдало якобы
правильно установленное правительство, и ото сборище роя-
листовъ, обезумѣвшихъ отъ страха, не задумалось бы протя-
нуть руку Биомарку, чтобы помочь ему уничтожить револю-
ціонный городъ. Всякое сопротивленіе со стороны Парижа не
могло кончиться теперь ничѣмъ инымъ, кромѣ его разгрома,
безъ пользы для кого бы то ни было.
Во сто разъ лучше было сохранить неприкосновенной
армію революціи для лучшаго случая.
Въ настоящую минуту, когда парижскій народъ ( нова
завоевалъ возможность свободно располагать собой, прісбрѣлъ
волю и ясное созпаніе своего долга, нужно было съ ревнивой
заботливостью слѣдпть за тѣмъ, чтобы эта сила не сломилась
безплодно о какое-пибудь временное препятствіе.
Поэтому, всѣ, кто принадлежали къ передовой партіи, ста-
рались уопоконть это возбужденіе, избѣжать возможнаго стол-
кновенія съ войскамм Вильгельма.
Было рѣшено, что національная гвардія образуетъ сторо-
жевую цѣпь вокругъ мѣетяости, предоставленной прусской
оккупавіи. Самой національной гвардіи ввѣрилп эту миссію
надзора, дававшую нѣкоторое удовлетвореиіе ея патріотгле-
ской щепетильности, и такими образомъ удалось отвратить
бурю.
Если бы къ гвардейцами проявили недовѣріе, они, безъ со-
мнѣнія, совершили бы какое-нибудь безумство, по лишь только
ими самими предоставили заботу поддерживать норядокъ, охра-
нять безопасность и честь города, они тотчасъ же стали образ-
цами благоразумія.
Національная гвардія поняла свою роль и выполнила ее
такъ, чтобы превратить въ настоящее ушіженіе знамени-
тую оккупацію Елисейскихъ полей, на которую Жюль Фавръ
далъ согласіе прусскому королю.
Между тѣмь, напряженность душеві аго состсянія стано-
вилась настолько серіовпой, ж поведеніе жителей принимало
такой характерь, что мнѣ кавалооь невозможными, чтобы въ
Бордо ие стали считаться съ этими новыми моментами поли-
тическиTM положенія.
Отсутствующее правительство получало донесенія отъ сво-
ихъ агентовъ, но оно держало про себя или извращало дохо-
дившія до него свѣдѣнія.
Что касается ІІаціояальнаго с.ібранія, то оно засѣдало
слишкомъ далек », и можно было предполагать, что, узнавъ
точно истину, оно, несмотря на все свое ничтожество, будетъ
сообразоваться съ ней.
Тогда еще но было известно, чго бордосскоѳ собраніе
безповоротно рѣгаиюсь на гражданскую войну, что оно ожи-
дало ея съ нетери Ішіемъ и безпощад' о осудило па смерть,
въ самомъ узкомъ и прячомъ смыслѣ этого слова, геройскую
національную гвардію Парижа; эта гвардія была осуждена за
то, что она хотѣла опасти Фрачцію, за то, что она спасла
честь республики.
Сь другой стороны, вожди демократической партіи почти
всѣ были въ Вордо и засѣдали тамъ на скамьяхъ лѣвой.
Гавнымъ образомъ, но было извѣстно, что эти люди, жив-
шіе въ ІІарижѣ во время осады, видѣвшіо доблестную само-
отвержепность населенія, осязавшіе подлость и измѣяу прави-
тельства 4-го сентября, въ свою очередь измѣняли своему
мандату и были готовы стать па сторону Національнаго со-
бравія противъ Парижа, были способны, двумя мѣсяцами
иозднѣе, по горло въ крови, вотировать благодарность версаль-
скими убійцамъ.
Не слишкомъ довѣряя этими представителями лЬвой, при-
знаешь все-таки извѣстную ступень низости, до которой не
считаешь способными пасть даже людей слабыхъ, безпомощ-
ныхъ, эгоистичнг.іхъ, честолюбивых!, и боязливыхъ, когда эти
люди имѣютъ за собой долгое прошлое демократическихъ тре-
бованій, негодукщихъ рѣчей противь деспотизма и кровавыхъ
насилій власти.
Съ своей стороны, я думали, что необходимо одЬлать такъ,
чтобы парігкскіо представители знали истинное положеніе
дѣлъ БЪ Парижѣ, и рѣшилъ отправиться въ Бордо, что и ис-
полнили в! сам ,ій день встуиленія пруссаковъ.
ІІрибывъ въ Бордо, я убѣдился, что здЬсь на самомъ дѣіѣ
или совсѣмъ не знаютъ о ироисходящемъ въ столицѣ, или
знаютъ плохо и приписываютъ событіямъ совсѣмъ иной ха-
рактеръ, чѣм ь они имѣютъ въ действительности.
Я передавали факты и старался выяснить ихъ важность.
Немпогіе изъ гѣхъ, къ кому я обращался, понимали меня

или хотѣли понять, и среди этихъ немногих* я должен* въ
особенности указать на Делеклюза *).
Другіо приняли меня довольно плохо. Видно было, что они
уже прочно усѣлись на своих?» мѣстахъ, и это внезапное вме-
шательство парижскаго народа стѣсняло ихъ, заставляя так*
или иначе спуститься съ уютных* облаков* парламентской оппо-
зиции, за которой издавна находят* собѣ убѣжище всѣ вожде-
лѣнія власти и воѣ компромиссы совѣсти.
Луи Бланы, Ланглуа, Толены и присные хотѣли оставаться
депутатами и просто-напросто продолжать то маленькое при-
быльное ремесло, изъ котораго раньше их*, въ теченіе двад-
цати лѣтъ, безопасно извлекали себѣ- выгоды Ж юл и Фавры,
Жюли Симоны и Пикары.
Поведеніе парижскаго народа разбивали эти сладкія мечты.
Газвѣ оно не принуждало ихъ высказываться категорически
и разорвать покрывало, которое приличествовало скромности ихъ
мужества, иустотѣ ихъ убѣжденій, прочности их?» эгоизма.
Черт* возьми! Этот* грубый выскочка разстраивалъ всѣ
их* мелкіе расчеты и обращал?, въ прах* всѣ утонченные
подходы ихъ лилипутской политики.
Я, впрочем*, сейчас* же убѣдился въ полном* безсиліп
лѣвой. Она раздѣлялась на несколько маленьких* кружков*,
без* широких* идей, без* плана, без* компаса, над* кото-
рыми господствовали тѣ или иныя личности, и среди этихъ
личностей главную роль играл* Луи Бланъ, роль система-
тически разслабляюшую.
Въ этот* момент* он* управлял* лѣвой; но опъ совсѣмъ
не управлял* революціей. Вот* въ двух* словах* объясненіе
всего его иоведенія.
Онъ создал* для своего личнаго употребленія свой малень-
кий план* и ни за что не хотѣлъ отказаться от* этого плана,
сосюявшаго въ том*, чтобы основать республику путем* усту-
пок* столь же безнредѣльныхъ, сколь безстыдных*.
Иозднѣе
можно было видѣть иснолненіе этого плана, иодхвачсннаго и
развитаго Гамбеттой, — между тѣмъ какъ Луи Блан* оказался
въ числѣ тѣхъ, которые присоединились къ Тьеру и поднялись
по грудѣ трупов*, чтобы добраться до убійцы, приложиться
къ его сапогам* и предложить ему, какъ говорили они, свою
поддержку, поддержку перебѣжчиковъ—скажет?» исторія.
* Я ие могъ видѣть Феликса Ilia.
Съ другой стороны, какъ говорил* мнѣ Делеклюзъ, эту па-
лату нельзя было заставить выслушать разумное слово. Своим*
ревом* она тотчас* же покрывала слова оратора.
„Хитрецы" и честные люди уже ушли оттуда, понимая,
что нельзя оставаться въ лужѣ без* того, чтобы не запач-
каться, и что есть сточныя ямы, от* зловонія которых* зады-
хается тот*, кто хочет* ихъ оздоровить.
За тѣ два дня, которые я провел* въ Бордо, Гамбетта,
Раякъ, Рошфоръ, Малонъ, Тридонъ, Виктор* Рюго—один* за
другим* отказались оть депутатскаго званія.
Мужественные люди, оставшіеся въ палатѣ ради послѣдней
попытки, не должны были замедлить нослѣдовать этому при-
мѣру.
Съ сокрушенным* сердцем* оставил* я Бордо, убѣдившись,
что от* республиканскаго меньшинства ждать нечего и что
нужно всего бояться со стороны роялисгскаго большинства.
Мнѣ вспоминалось при этом*, что вѣдь Тьеръ герой рѣзни на
улицѣ Трансноненъ '*).
VII
Париж* и Франція. —Причинм и необходимость парождепія идеи
Коммуны.
Къ моему возвращенію въ Париж* ноложеніе вещей стало
там* замѣтно серьезнѣе.
Прусская оккупація кончилась, мир?, былъ заключен*. Ни-
что не отвлекало болѣе умы от* внутренней политики, став-
шей единственным* нолем* битвы. Только на этом* полѣ
была возможна теперь борьба против* тѣх* людей, которые
только что отдали Германіи двѣ провлнціи и под рил и ей пять
милліардовъ, чтобы тѣм* скорѣе и легче им* было можно на-
править всѣ свои силы против* республики и народа.
Вопрос* о судьбѣ пушек* являлся важным* вопросом*.
Со времени ухода пруссаков* полицейскія газеты треб :вали
*) Автор* имѣетъ въ виду звѣрское подавлеиіе рабочаго иоя-
станія въ 1834 году, вспыхнувшаго въ Ліонѣ и Парижѣ въ отвЪтъ
наизданіе реакціоннаго закона против?, политических* преступле-
иій (см. П. Луи «Исторія соціализма во Фрапціи»).
ІІрим. ред.

передачи пушекъ государству и доказывали, что у националь-
ной гвардіи нѣтъ бслѣе никакихъ основаній удерживать эти
пушки въ своихъ рукахъ.
Съ напускнымъ ужасомъ говорили объ „укрѣплеяномъ ла-
герѣ на Монмартрѣ".
Монмартрскія батареи,
„обращевныя
противъ гср.-да", изображали, какъ постоянную угрозу по ад-
ресу мирныхъ жителей, какъ подстрекателг етво къ граждан-
ской войнѣ.
Это ненормальное положеніе, опасность клораго бросалась
всѣмъ въ глаза, ставило въ довольно большее затрудненіе и
самую національную гвардію.
Въ самомъ дѣлѣ,— какъ я ясно показалъ, на Іюоь,—захватъ
пушекъ не носилъ вначалѣ никакого полит... еокаго харак-
тера. Явившись стихійнымъ результатом ь ве чікаго патріо-
тическаго порыва, — этотх захватъ былъ совершенъ при
матеріальиомъ и моратьномъ содѣйствіи большинства баталь-
оновъ и при всеобщемъ одобреиіи со стороны населенія.
Въ ту минуту дѣло заключалось только въ томъ, чтобы
спасти пушки отъ конфискации ихъ врагами Франціи.
Съ тѣхъ поръ лоложеніе изменилось. Теперь предстояло
рѣшить, отдавать ли ихъ врагамъ республики.
Чтобы ясно понять это положеніе, необходимо прѳдставичъ
себѣ всѣ тIi различный, волновавшія парижскій народъ чувства,
многочисленный причины которыхъ въ ихъ послѣдовательномъ
развитіи мы изложили въ лредшествуюшихъ главахъ.
За истекшіо лять мѣсяцевъ, огрізанный отъ остальной
Франціи, замкнугшійся вь себѣ, предоставленный своимъ соб-
ственными силамъ,— ІІарижъ много жлль умственной жизнью,
многому научился, много передумали.
Развязавшись съ имнеріей, которая играла судьбами оте-
чества въ интересах ь динаеткческаго эгоизма, Парижъ поналъ
въ руки людей лѣвой. Эти послѣдніе продолжали и закончили
дѣло имперіи. Они сдали столицу и подготовили самый по-
стыдный миръ, какой только знаетъ наша исторія со времени
печальныхъ дней безумства Карла VI или разврата Изабеллы
Баварской.
Кромѣ того, правительство національной обороны проявило
столько же предубѣшд.ніія и вражды къ народу, сколько и пра-
вительство Наполеона III. И народъ, демократія и соціалисты
должны были нризнаті, что інеть республикаяцевъ-формлли-
стовъ изъ лагеря буржуазіи, навѣрняка, не лучше, чѣмъ ши-
рокая сабля героя декабрьскаго переворота и Седана.
И вотъ, среди самыхъ тягостныхъ обстоятельству въ тѣ
трагическія минуты, когда часы считаются за мѣсяцы и дни
за годы, Парижъ только что убѣдился, что если военно-монар-
хическая дикгатура привела Францію къ Седану, то мнимо-
республиканская диктатура буржуазіи привела страну къ бор-
досскому миру.
Онъ убѣдился еще и въ томъ, что республика Жюля Фавра
не обладаетъ ни болынимъ уваженіемъ къ народу, ни боль-
шими пониманіемъ нужныхъ соціальныхъ реформъ, чѣмъ
любая королевская власть, вышла ли эта послѣдняя изъ бойни,
произведенной пьяной военщиной, какъ въ 1851 г., или изъ
соглашенія эксплуататоровъ, жуировъ и проходимцевъ, какъ
въ 1830-мъ .
Изъ этого двойного опыта вытекало, что ввѣрить ли упра-
вленіе своими дѣлами и охрану своихъ правъ единоличному
деспотизму какого-нибудь честолюбца, или довѣритьоя монар-
хическому деспотизму какой-нибудь касты—было въ равной
мѣрѣ глупостью, представляло такую уже опасность, подгото-
вляло подобныя же разочарованія и одинаковыя страдапія.
Парижъ научился всецѣло презирать обѣ формы власти,
какія до сихъ поръ имѣли мѣсто въ нашей странѣ—и монар-
хию и олигархическую или буржуазную республику.
Ни отъ той, ни отъ другой ждать было нечего. Вторая
выгодно отличалась только гѣмъ, что она могла быть пре-
образованабезъ насильственныхъ толчковъ, посредствомъ одного
естественнаго развитія учрежденій и позволяла народу мир-
нымъ путемъ завоевать принадлежащее ему по праву мѣсто.
По крайней мѣрѣ, народъ надѣялся на это.
Поэтому, не переставая питать заслуженную ненависть и
лрезрѣніе къ тому обману, который называется буржуазной рес-
публикой, Парижъ держался за слово республика, за респу-
бликанскую форму, естественная гибкость которой, какъ ему
казалось, давала мѣсто для послѣдовательныхъ улучшеній, для
дальнѣйшаго осуществленія его желаній.
Но, кромѣ того, Парижъ провелъ пять долгихъ мѣсяцевъ
совершенно отрѣзаннымъ отъ остальной Франціи. За эти пять
мѣсяцевъ борьбы противъ прусса ковъ и правительства изъ
ратуши онъ позналъ свою собственную силу, чрезвычайную

жизненность, свое моральное превосходство надъ тѣми влады-
ками, которыхъ создавалъ для себя.
Что же совершили эти владыки, чтобы оправдать то упо-
треблеше, какое они сдѣлали изъ предоставленной имъ власти*^
Они разстроили оборону Парижа, растратили необъятные
рессурсы столицы, потомъ, несмотря на готовность народа при-
нести величайшія жертвы, чтобы избѣжать этого крайняго
исхода, сдали столицу нѣмцамъ и, въ концѣ концовъ, бро-
сили истерзанную, побѣжденную Францію къ вогамъ торже-
ствующей реакціи.
Парижскій народъ, наконецъ, понялъ, въ какую западню
онъ попалъ, и съ жестокой отчетливостью различалъ всѣ петли
позорной сѣти, которой онъ позволить себя опутать.
Ни въ одной группѣ ни одинъ голосъ не поднимался на
защиту Жюля Фавра или Трошю. ГІриговоръ былъ едино-
душенъ.
Двадцать разъ, сто разъ въ день вы могли бы услышать
какъ граждане восклицали:
«О! если бы мы знали это 31 октября!» и выражали
искреннее, горькое сожалѣніе, что попытка, сдѣланная въ этотъ
день, не имѣла успѣха.
Повязка спала съ глазъ. Парижъ видѣлъ ясно. Парижъ
видѣлъ, что онъ обладалъ силой спасти себя и вмѣстѣ съ
собой спасти Францію и республику, но не сумѣлъ восполь-
зоваться этой силой во время.
Парижъ видѣлъ, чти онъ могъ бы избѣжать почти всѣхъ под-
водныхъ камней, на которыхъ потерпѣли крупгеніе великій народъ
и великая идея, если бы вмѣсто того, чтобы, но старой монар-
хической и буржуазной традиціи, признавать правительство,
стоящее внѣ его и надъ пимъ, онъ наложилъ руку на руль
самъ непосредственно, въ лицѣ своихъ естественныхъ пред-
ставителей, живущихъ среди него, дѣйствуюіцихъ въ согласіи
съ нимъ, проникнутыхъ его волей, отдающихся волнамъ обще-
ственнаго мнѣнія.
ІІарижъ видѣлъ, что ему отказывали во всемъ, чего онъ
требовалъ, во всемъ, въ чемъ было его спасеніе.
Онъ требовалъ нормировки, его заставили иросить мило-
стыню у дверей мэрій.
Онь требовалъ войны до конца, его заставили принять
миръ во что бы то ни стало.
Онъ требовалъ избранія народнаго коммунальная совѣта,
съ правомъ участія въ отвѣтственномъ руководств! опера-
ціями во время осады.
—
его заставили избрать двадцать
мэровъ и сорокъ иомощниковъ, и эти мэры и помощники,
вм!сто того, чтобы представлять волю народа, были и могли
быть только исполнителями вел!ній власти.
И поел! 4-го сентября, подобно тому, какъ это было поел!
24-го февраля и поел! 1830 года, словомъ, подобно тому,
какъ это было на иротяженіи восьмидесяти л!тъ,—правитель-
ство, вышедшее изъ народнаго возстанія, тотчасъ же обрати-
лось противъ народа, отр!зало себя отъ него, удалилось въ
какую-то недосягаемую поднебесную высь и оттуда издавало де-
креты и распоряжалось судьбами страны на подобіе непогр!-
шимаго Бога, котораго нельзя проверять, за которымъ нельзя
наблюдать, и который съ высоты своей всемогущей мудрости
никому не обязанъ отчетомъ.
Когда различные люди въ разные историческіе моменты
постунаютъ вс! одинаково, въ одинаковой обстановк!, — это
значитъ, что вина лежитъ не на однихъ только людяхъ, что
есть какой-то основной порокъ въ самой систем!, что плохъ—
способь, негодны — средства, что избранная дорога ведетъ въ
сторону, обратную намѣчеяной ц!ли.
Вотъ что съ удивительной ясностью начиналъ понимать
Парижъ.
Онъ иопытывалъ глубокое отвраіценіе, непоб!димое недо-
вѣріс ко вс!мъ этимъ мнимымъ революціямъ, которыя каждый
разъ кончаются простой см!ной персонала, при чемъ прави-
тельственная и соціальная машина сохраняете вс! свои пріемы,
вс! свои колеса.
Въ конц! концовъ, какой тилкъ для меня въ томъ, что
см!нятъ механика, если машина будетъ продолжать кал!чить
меня?
Какой толкъ въ томъ, что смѣнятъ кормчаго, если судно
будетъ разбиваться о тѣ же рифы и тонуть всякій разъ, какъ
я думаю уже достичь гавани?
Съ другой стороиы, какъ я уже указывалъ, несмотря на
коварство правительства, его неспособность, его изм!ны и
постоянный козии, Парижъ во время осады и поел! сдачи
пользовался нсизмѣримой фактической свободой.
Несмотря на аресты, произведенные поел! 31 октября
и 22 января, несмотря на запреіценіе газете и закрытіе
клубовъ, свобода печати, право собраній и союзовъ были за

этотъ долгій періодъ времени использованы во всей ихъ пол-
нот!, благодаря простой силѣ обстоятельствъ, помимо факти-
ческаго измѣненія или отмѣненія какихъ-либо ограничитель-
яыхъ законовъ.
Запрещеніе публичныхъ собраній послѣ 22 января не но-
мѣшало гражданами собираться и, сколько ими было угодно
обсуждать политическая дѣла.
'
Развѣ всякая рота національной гвардіи не была постоян-
ными клубомъ?
Развѣ каждый постъ, каждая гауптвахта не были готовыми
мѣстомъ собраній, за пороги котораго пе моги переступить
правительственный производи?
Имѣя передъ собой громадный городъ съ тремя или че-
тырьмя сотнями тысячи вооруженныхъ людей, изъ которыхъ,
по крайней мѣрѣ, 200.000 были рабочіе предмѣстій и демократы
изъ всѣхъ классовъ общества,—люди изъ ратуши не распо-
лагали ни средствами для борьбы съ этой могучей силой, ни
даже досугомъ предпринять что-либо послѣдовательное и цѣльное
въ этомъ направленіи, пока пруссаки бомбардировали городъ.
Поел! сдачи Парижа и бѣгства правительства въ Бордо
дѣло обстояло еще лучше. Парижъ распоряжался собою, упра-
вляли собою совершенно самостоятельно.
Начиная съ 4-го сентября полиціи на улицахъ не было.
Ее замѣняли усердіе, честность и добровольная охрана гра-
жданъ. И за эти пять мѣсяцевъ Парижъ пользовался безири-
мѣрнымъ спокойствіемъ. Ни одного проступка противъ лич-
ности, ни одного проступка противъ собственности.
Никогда улицы не были такъ безопасны. Во всякій часъ
ночи такъ же, какъ и днемъ можно было спокойно ходить по
самыми пустынными кварталами, пользовавшимся въ обычное
время самой худой славой. Даже женщина могла одна пройти
черезъ весь Парижъ, въ самый неурочный часъ, не опасаясь
подвергнуться малѣйшему оскорбленно.
И это во время ужасающей нищеты! Голодъ свирѣпство-
валъ, населеніе, взятое въ цѣломъ, терпѣло недостатокъ во всеми.
Среди своей патріотической скорби и многочисленных!»
страданій парижскій народъ пользовался, слѣдовательно, дѣй-
ствительной, полной, всеобщей, ни разу дотолѣ ими не извѣ-
данной свободой, и, пользуясь ею, онъ чувствовали, что это
только попустительство, что съ минуты на минуту она мо-
жетъ быть у него отнята.
Почему? По какому праву?
Онъ показали себя достойными свободы.
Случайное стеченіе обстоятельствъ позволило произвести
широкое и рѣшающее испытаніе, и изъ этого иснытанія на-
рижскій народъ вышелъ побѣдоноснымъ, преображенными въ
своихъ собственныхъ глазахъ.
Никакое сомнѣніе невозможно! Этотъ народъ показали себя
зрѣлымъ для всякой свободы, для всякихъ реформъ. Этому
были осязательныя доказательства и для него самого, и для
всего міра:
Безъ переходныхъ ступеней, внезапно, благодаря одному
только факту своего моральнаTM превосходства и умственнаTM
развитія, онъ оказывался готовыми для того, чтобы жить при
такомъ режим!, какой объявляли нѳсовмѣстимымъ съ его темпе-
раментами, объявляли исключительно пригодными для амери-
канцевъ англо-саксонской расы.
Какое откровеніе для политическихъ дѣятелей, для чест-
ныхъ людей, если бы такіе люди стояли во главѣ Францін!
Освободившись отъ оковъ, которыя въ теченіе восемнадцати
вѣковъ связывали его члены, онъ шелъ прямо и твердо, и
когда онъ впервые ставили ногу на эту обѣтованную землю
соціальной революціи, можно было бы сказать, что онъ ро-
дился на этой почвѣ, что онъ всю жизнь жили тамъ,—до того
свободно онъ на ней двигался, до того онъ на ней казался
«у себя».
Онъ не только усвоили себѣ презрѣніе къ старой идеѣ
власти, но кромѣ того узнали, чего стоятъ постоянный
арміи, которыя безсильны спасти страну въ минуту великих!,
несчастій, разорительны въ мирное время и служатъ гру-
быми орудіемъ подавленія въ рукахъ всякаго рода деспотовъ.
Онъ убѣдился также, что хорошая полиція можетъ быть
образована только изъ жителей города, и что, сформированная
внѣ ихъ среды, она служитъ лишь для того, чтобы избивать гра-
жданъ и изобрѣтать заговоры, когда въ нихъ нуждается власть
для подкрѣпленія своей популярности или устраненія своихъ
противниковъ. Такая полиція является постоянной угрозой
свобод! честныхъ людей, постоянными покушеяіемъ на досто-
инства личности, ни на минуту не защищенной отъ ея унизи-
тельныхъ капризовъ, отъ ея оскорбленій и корыстныхъ на-
силій.
Наконецъ, Парижъ удостов!рилея въ томи, что небеса не
в

упали на землю, и не оказался поколебленным* ни один* из*
естественных* законов* мірозданія, от* того, что он*, Па-
риж*, в* теченіе пяти мѣсяцевъ жил* собственной жизнью, съ
политической, соціальной и моральной точки зрѣнія. совер-
шенно отличной от* жизни остальной Франціи.
Не въ этом* ли, помимо соціальнаго вопроса, состоит*
вся программа коммунальной автопоміи?
Таким* образом*, то, о чем* Париж* всегда болѣе или
менѣе смутно грезил*, стало ясным* и очутилось въ его
руках*. Оказавшись своим* собственным* хозяином*,
онъ
мог* предвидѣть, чѣмъ онъ станет*, если сам* будет* упра-
влять собою.
Он* мог* приспособить къ своему темпераменту, если пока
не свои учреждснія, то уже свои правы, мог* сообразовать
свою жизнь со своими идеями, создать ту среду, которая го-
дилась бы для его умствепнаго и нравственнаTM развитія.
Внезапно он* узнал*, что это относительное счастье скоро
прекратится, что это видѣніе исчезнет*, этот* путь къ гря-
дущему будет* прегражден*!
Внезапно он* узнал*, что ему запрещено въ торжествѣ
идеи, въ моральных* иобѣдахъ нолитическаго и соціальнаго
прогресса искать утѣшенія за пораженія на полѣ битвы, за
униженія отечества, что ему запрещено въ безграничной области
преобразованія будуіцаго снова завоевать то, что, с* мато-
ріальной точки зрѣнія, заставил* его потерять нелѣный и пре-
ступный деспотизм* имперіи.
Внезапно онъ узпалъ, что онъ, Париж*, старшій сын*
XIХ-го столѣтія должен* снова подчиняться законам* отста-
лых?, дѣтей средневѣковья, собравшихся въ Бордо.
Внезапно он* узнал*, что со своим* могучим* мозгом*
он* вынужден* вернуться в?, то умственное подземелье, гдѣ
невежество и искусная тиранія держали до сих* пор* сель-
ское населеніе, безграмотное, идущее за попами, стоящее на
колѣнях* пред* сельским* сторожем*, который представляет*
мэра, как* мор* представляет* префекта, как* префект*
центральную власть, как* центральная власть представляет*
принцип* власти, какъ принцип* власти представляет* прош-
лое, т. с . господство силы над* правом*, моральное, социаль-
ное и политическое рабство, пасиліе, нищету, привилегіи.
В?» самом* дѣлѣ, Париж*, котораго обвиняют* въ том?»,
что он?» управляет* Франціей, котораго упрекают* за то, что
он* навязывает* Франціи свою волю, до сих* пор* всегда
былъ рабом* рабов* Франціи.
Париж* создает* революціи, но провинція создает* пра-
вительства. Революции длятся три дня или три мѣсяца, пра-
вительства держатся двадцать лѣтъ.
Париж* создает* іюльскіе дни ]830 года,—провинція от-
дает* себя въ руки д'Орлеановъ и въ теченіе 18 лѣтъ поддер-
живает* Луи-Филиппа.
Париж* создает* 24 февраля и іюньскіе дни 1848 г., —
провинція посылает* ему своих* Фаллу, своих* мобилей и
Луи-Наполеона Бонапарта.
Париж* провозглашает* республику,—провинція отвѣчает?»
ему каторгой Кавеньяка и имперіей.
Двадцать лѣтъ Париж* голосует* против* имперіи, и
двадцать лѣтъ провинція спасает* имперію избранісмъ прави-
тельственных* кандидатов* и двумя плебисцитами, давшими,
какъ извѣстно, подавляющее большинство голосов*.
И, таким* образом*, в?» теченіе этихъ двадцати лѣтъ рсс-
публиканскій, революціоішый и соціалистическій Париж* при-
нужден* подчиняться тому единоличному, деспотическому ре-
акціонному и унизительному правительству, какое считает*
нужным* присылать ему провинція.
В* теченіе этих?» двадцати лѣт* парижское населеніе ведет*
войну с* этим* пришлым* правительством*, которое наси-
лует* его совѣсть, оскорбляет* всѣ ого вврованія. Въ этой
войнѣ Париж* терпит* участь завоеваннаго города, отданнаго
въ полное распоряженіе полицейских* и ншіоновъ Бонапарта.
Пьетри методически кромсают* его, изобрѣтают* заговоры,
чтобы арестовывать самых* честных* людей, арестовывают?,,
чтобы изобрѣтать заговоры, и когда имітерія нуждается в?,
ноддѣлкѣ возстанія или г. Лагранжъ—в* увеличены заработка,—
спускают* на толпу свору корсиканцев*, которые оглушают*
прохожих* ударами кастетов* и полосуют* их* шашками.
Париж* устраивает* 4 сентября и вторично провозгла-
шает* республику.
ІІровинція избирает* бордосское собраніе, которое отка-
зывается признать республику и громко заявляет* о своем?,
намѣреніи возстановить монархію.
Париж* хочет* войны, терпит* голод* и проливает* свою
кровь, чтобы спасти честь Франціи и неприкосновенность на-
ціональной территоріи,—провинція вотирует* мир*, пять мил-

ліардовъ вознагражденія пруссакамъ, уступку Эльзаса и Лота-
И это но все.
Правительство, созданное провинціей, дѣлаетъ вызов,,
Парижу даже въ его стѣнахъ и, какъ угрозу, какТпоГнинѵ
посылаетъ ему людей, самое присутствие которых" Тожетъ
оыть для него въ высокой степени ненавистно
переворот^ Винтя i^STM
у,аСІНШ£а Д»абрьскаго
переворота Винуа, подписавшаго капитуляцію 28 января
етараго
TMъ
Валеиена,
стараго жандарма импсріи, между тѣмъ какъ Парижъ не то
гражданской. ДР^Г0Й *
«
полиціи
Главнокомандующими національной гвардіи назначаютъ
Ореля_де-Паладинъ, тоже бонапартистскаго генералГсмѣщен-
наго Гамоеттой и подозрѣваемаго всѣми, между тѣмъ какъ на
тональная гвардія справедливо презираетъ генераловъи
артю и требуетъ себѣ неоспоримая права самГ назначать
своего высшаго начальника.
назначать
Все, что Парижъ любить, и все, чего онъ хочетъ полвеп-
гаютъ позорному осмѣянію и отнимаютъ у него
Р
Все, что въ теченіе пяти мѣсяцевъ осады, полныхъ же-
X^yZTb" И СТРаДаНШ
'
ПарИЖЪ
свя-
той своей кровью, все это волочатъ передъ нимъ въ грязи и
готовятся растоптать ногами.
Р
гтпмкп ТаНІЯМИ
ШрИЖа
'
КОТОрый
°ДЙНЪ
насчитывав
Z
} СК0ЛЬК° ЙНЫЯ незавйвTMкя страны, который,
ѵTM
Г
'
л
РеДставляетъ
одну восемнадцатую фран-
цузская населенія, и который неопровержимо является наи-
п^1ПрОСВѢЩСННОЙ яастью й кр^,шой
умственной ценностью
оощаго отечества, -
съ желаніями этого великаго города не
считаются совершенно. Ихъ не только признаютъ ничтожными
о для отказа въ нихъ не ищугъ даже вѣжливой формы, ко
уГженTMЛа
ЭТ0ТЪ 0ТІШЪ И ло«
аб
"
принять безъ
Наиротивъ того, какъ будто нарочно поворачиваютъ мечъ
вь ранѣ, къ отказу въ справедливости присоединяют оскор-
оленіе, къ актами насилія охотно примѣшиваютъ безстыдный
вызови, даютъ пощечину въ тотъ же моментъ, какъ наносятъ
ударъ въ сердце.
Вотъ иоторія Парижа за иослѣдніе восемьдесятъ лѣтъ.
Вы видите, какъ Парижъ управляетъ Франціей и поль-
зуется надъ ней этой пресловутой диктатурой, за которую
упрекаютъ его съ такой горькой ироніей.
Парижъ — это вещь, это игрушка и жертва для Кениеръ-
Корентена или Бривъ-ля -Гайарда, для послѣдней деревушки
самая отсталаго департамента, наиболѣе закоснѣлаго въ не-
вѣжествѣ и религіозномъ отупѣніи.
При систем! административная единства, при нроведеніи
принципа централизаціи и не могло быть иначе.
Централизація —это язва, которая разъѣдаетъ и убиваетъ
Францію.
Въ настоящій моментъ Франція представляегъ собою гро-
мадное тѣло, анемичное, безкровное, наполовину парализован-
ное; вся жизнь его сосредоточена въ мозгу.
Плены этого тѣла болѣе не повинуются мозгу, и самый
мозгъ оказывается пригвожденными къ одному мѣсту этими
членами, не привыкшими къ движевію, неспособными къ дѣй-
ствію, противопоставляющими революціямъ идей сопротивле-
ніе своей косности.
Голова, которая мыслитъ,—приставлена къ трупу!
И странная вещь: ировинція—не виновата!—Она только
несчастна! Какъ и Парижъ, она находится во власти злого
рока, и достаточно было бы освободить ее отъ этого рока,
чтобы она скоро пошла въ ногу съ Парижемъ.
Въ самомъ дѣлѣ, Парижъ пе ггринадлежитъ къ другой расѣ,
чѣмъ остальная Франція. Парижаиъ по происхождснію мень-
шинство, даже въ ГІарижѣ. Наиротивъ, именно ировинція пи-
таетъ Парижъ. Многіе изъ тѣхъ людей, которые боролись и
умирали за Парижскую Коммуну, родились во всѣхъ копцахъ
Франціи.
Парижъ привлекъ ихъ, какъ магнитъ привлекаетъ желѣзо.
Здѣсь они иронитались его атмосферой, въ этомъ удивитель-
номъ тигел! они подверглись какому-то перерождению, они
привились на его плодоносной почвѣ, сроднились съ нимъ, пи-
таются его соками, согрѣваются его жаромъ, отмѣчены его
печатью.
Такими, какими они стали въ ІІарижѣ, они были бы и у
себя на родинѣ, но на родинѣ имъ не хватало воздуха для
дыханія, почва тамъ была слишкомъ бѣдна, не было простора,
не было подходящей среды.
Это преступное дѣло умственная ограбленія и политиче-

скаго подавления цѣлаго народа было дѣломъ Бонапарта 18-го
Ьрюмэра. Съ тѣхъ поръ буржуазія занималась тѣмъ же съ
чудовищной проницательностью.
Наши несчастія проистскаютъ изъ того факта, что первая
революцш уничтоженная въ разгарѣ своего творчества реак-
щей 9-го іермидора—этой лицемѣрной матерью и кровавымъ
прообразомъ всѣхъ реакцій, которыя за ней слѣдовали,-соз-
дала новыя формы политической жизни, но не имѣла времени
ооезпечить доступъ къ нимъ народу.
И едва эти формы были созданы, какъ въ нихъ утвер-
дилась буржуазія и свирѣпо защищала/ ихъ отъ проникновения
J уда народа.
Революція установила свободу мысли и равенство передъ
закономъ.
F
Для того, чтобы эти великіе принципы не стали пустыми
словами, народу необходимо было научиться мыслить и стать
способнымъ пользоваться этимъ равенством!,, которое начер-
тано въ закон!, но лишено значенія для народа вслѣдствіе
его невѣжества и рабства труда, преданнаго безъ защиты во
власть всемогущаго капитала.
Дѣломъ всѣхъ правительству начиная съ Термидора, было
поддерживать экономическое и умственное неравенство, обра-
щавшее для массы въ ничто то политическое равенство но
поводу котораго сыпалось столько громкихъ словъ
Теоретическое ираво-это вещь чрезвычайно прекрасная.,
въ томахъ закона и въ конституціяхъ, но практически — это
ничто, если мнѣ не дано способности, не дано возможности
имъ пользоваться.
Пи свободы, ни равенства не существуете, для человѣка
лишеннаго сбразованія, для человѣка, котораго вынуждаете
къ рабству нищеты наемный труду не оставляющій ему ни
матеріальной, ни моральной возможности улучшить свое поло-
женіе.
При подобпыхъ условіяхъ верховенство народа — ложь
всеобщее избирательное право-обманъ, быть можетъ, болѣе
опасный, чѣмъ грубый цинизмъ старыхъ законовъ, откровенно
негодныхъ.
г
.
Когда за политической революціей не послѣдовала револю-
цш экономическая, или соціальная, и власть изъ рукъ знати
по рождение перешла въ руки денежныхъ мѣшковъ, результа-
томъ этого было то, что новые господа всѣми возможными
способами постарались удержать различія духовнаго уровня,
замѣнившія въ современныхъ обществах!» дѣленіе на касты.
Вмѣсто трехъ сослсвій государства: «дворянства»,
«духо-
венства» и «третьяго сословія» получилось два болыпихъ дѣ-
ленія: «образованные» и «невѣжды», «богатые» и «бѣдные».
Эти дѣленія, къ счастію, не могутъ содержать въ себѣ ни-
чего абсолютно устойчываго. И, несмотря на стараиія высшей
буржуазіи, просвѣіцсніе распространилось мало - но - малу въ
нѣсколькихъ центрахъ, напримѣръ, въ Париж! и другихъ
круппыхъ городахъ.
Здѣсь, несмотря, повторяю, па вс! старанія, несмотря на
недостаточность школу несмотря на умышленно поддержи-
ваемую намѣренную негодность нервоначальнаго образованія,
предоставлен наго отчасти духовенству, —зд!сь создался такой
потокъ идей, что восиитаніе народа ведется само собою, пу-
темъ взаимнаго обіценія, путемъ наблюденій.
Почти можно сказать, что просвѣщеніе носится въ воздух!,
что имъ дышатъ, и оно проникаете, въ мозгъ вътоже время,
какъ кислородъ входите, въ легкія.
Но наряду съ т!му
какъ эти центры, весьма малочис-
ленные, необходимо идугъ впередъ, наряду съ т!мъ, какъ въ
нихъ направляется потокъ умственной жизни, масса страны
остается неподвижной или идете назадъ подъ двойными, и
одновременно дѣйствующимъ вліяніемъ страшной централиза-
ціи и постояннаго заговора вс!хъ яривелигированныхъ, напра-
вленного противъ морального освобожденія, этого предв!стника
освобождев ія матеріальнаго.
Централизація, единство власти, «твердая» власть—это
главныя оружія деспотизма, conditio sina qua non (необходи-
мое условіе) его существованія.
Первый Бонапарте, желавшій вдовь насадить ирішципъ
власти, ни мало не заблуждался относительно этого. Онъ цент-
рализовывалъ», «объединял!,», тяжелыми колесами администра-
тивной машины онъ прошелъ по всей стран!, уничтожалъ
вс! перавности, сглаживая вс! выпуклости, подавляя всякую
иниціативу.
Удаленные отъ власти, которая сосредоточилась въ Па-
риж!, надъ распростертой во прах! націей, въ таинственной
и удобной для нея дали, — граждане не имѣли съ тЬхъ
поръ случая получить политическое воспитаніе, развить себя
и закалить въ илодотворныхъ столкновеніяхъ общественной

жизни. Ихъ деятельность, направленная въ другую сто-
рону отъ ея самой благородной, самой возвышенной цѣли
поневолѣ цѣнлялась за мелочи матеріальной жизни индиви-
дуальной, эгоистической борьбы, за кусокъ и физическое бла-
госостояніе.
Передъ лицемъ единой власти была нація, раздробленная
до оезконечности, обращенная въ пыль, и отдѣльная личность
ставшая песчинкой, безъ сопротивленія поддавалась дѣйствію
силъ, сосредоточенныхъ въ рукахъ немногихъ
Вмѣсто того, чтобы уменьшиться, невѣжѳство увеличилось
увеличилось въ томъ смыслѣ, что въ одномъ или двухъ при'
вилегированныхъ центрахъ нрогрессъ шелъ гигантскими ша-
гами, между тѣмъ какъ бездна, отдѣлявшая эти центры отъ
массы народа, все углублялась и расширялась.
Ооразованіе было отдано въ руки монахинь и « невеще-
ствен ныхъ братьевъ» или несчастныхъ учителей. Эти послѣл-
віе, плохо вознаграждаемые, голодвые, зависѣвшіе отъ свя-
щенника, трепетавшіе отъ страха не угодить сельскому страж-
нику, мэру, ректору, епископу, министру, теряли бодрость и
опускались. Насаждаемое этими вѣроломными или бессильным
руками просвѣщеніе далеко не представляло опасности для
власти и становилось ея лучшей опорой, уродуя умы тѣхъ
кого оно касалось.
J
J
1ши
'
обра?
омъ
'
С1ГУСТЯ восемьдесятъ лѣтъ послѣ вели-
ой револющи, Францио можно было сравнить съ необъятной
пустыней, среди которой зеленѣло нѣсколько оазисовъ пред-
ставленныхъ двумя или тремя большими городами
Чѣмъ дальше, тѣмъ дѣло становилось труднѣе, ибо различіе
духовного уровня все увеличивалось.
Рилипо
чн ЛіВреИ
КаКЪ аДМИН0стративная централизація калѣ-
іила характеры, уничтожала гражданская добродѣтели я на
еГЛпаХЪ
ЧаСТН0Й ИНЦІаТИВЫ создавала\Іш4 мнимое
в^іос нГГРаЛЬН0(3 н «актуальное единство жаціи разби-
КУСК0ВЪ' К
°
ТОрые
>'
же ничѣмъ TM были свя-
заны между сооой.
Въ самомъ дѣлѣ, что общаго между какой-нибудь деое-
IZT ГЛ" ВреТаНИ И йариTM
предмѣстьемъ? Ничсто,
КѢм Г°браЗНаГ0 ГНета со
CT°P°HU Бонапарта, Тьера
Макъ-Магона или какого-нибудь другого главы правительства.
крестьянину
СТ°Р
°
НЫ' ре,юлюція отчасти возвратила землю
Изъ крѣпостного онъ сталъ собственником!., правда, соб-
ственником!., обремененным!, налогами, разоряомымъ ипотеками и
ростовщичеством ь, голодающим!» на землѣ, къ которой онъ при-
лагаешь свой трудъ, но все-таки собственникомъ и госнодішомъ
у себя въ домѣ, господ и н о мъ... послѣ государства, сборщика
податей и ростовщика!
Крестьянину слѣдовательно, выигралъ, или, точнѣе, ду-
маешь, что онъ выигралъ отъ революціи, тогда какъ городской
рабочій не извлекъ рѣпштсльно никакой выгоды изъ новаго
ноложенія, ибо онъ совсѣмъ не сталъ собственникомъ орудій
своего труда и остается такъ же прикрѣпленнымъ къ вла-
дѣніямъ капитала, какъ пѣкогда прикрѣпленъ былъ крестья-
нинъ къ владѣніямъ номѣщика.
Это кажущееся возвращеніе земли крестьянину, проведен-
ное отдѣльно, въ неблагопріятныхъ условіяхъ, съ иолнымъ
невѣдѣніемъ действительных!, экономическихъ законовъ, имѣло
тотъ результатъ, какой оно должно было имѣть, разъ за нимъ
не послѣдовало соотьѣтствуюіцаго переустройства соціальной
среды.
Вмѣсто того, чтобы действительно освободить крестьянина,
эта земля оказалась ядромъ, къ которому онъ былъ прикованъ,
которое удерживало его. сдѣлало неподвижным!, и въ то-жс
время льстило его маніи стараго раба, видящаго свободу и
достоинство въ „собственности" и не задумывающагося надъ
тѣмъ, не платить ли онъ за эту собственность дороже, чѣмъ
она стоить.
Онъ сталъ собственникомъ, хотя слишкомъ мелкимъ соб-
ственникомъ, чтобы онъ могъ освободиться отъ ига чрезмѣрнаго
труда, іюглощаюіцаго всѣ его силы, всѣ его способности; онъ
сталъ собственникомъ въ средѣ, гдѣ собственность составляешь
безнравственную привилегію, простое злоупотрсбленіе личнаго
эгоизма; онъ сталъ собственникомъ прежде, чѣмъ могъ развить
свой умъ и закалить свою совѣстг, въ великомъ нотокѣ еовре-
менныхъ идей; и иоле, обладаніе которьшъ по внѣшности дало
ему матеріальную свободу, поработило его морально.
Будучи рабомъ, онъ грызъ свои путы и чувствовалъ себя
солидарным!, съ кѣмъ-то, кто страдаетъ, кто подвергается
эксплуатации.
Теперь, сдѣлавшись собственникомъ, онъ сталъ соучастни-
ком!, всѣхъ оксплуататоронъ и тупымъ, уиорнымъ консервато-

ромъ изъ страха, что у него отнимут* этот* іслочекъ земли-
сто идеал*, его страсть, его добро.
Он* не понимает*, что онъ сам*—первая жертва этого
клочка. Онъ не понимает*, что это поле—это только приманка
едва достаточная для его физическаго существовали и заста-
вляющая его отрекаться от* своих* прав* в* пользу всякой
тираны, всякой несправедливости.
Онъ не понимает*, что плохія правительства, плохіе законы
устанавливают* тѣ тяжелые налоги, которые разоряют* его
и поддерживают* его зависимость от* помѣщика или крѵпнаго
собственника.
Онъ не понимает*, что его поле, его труд* в* действи-
тельности принадлежат* казнѣ, что он* непосредственно стра-
дает* от* всѣхъ этихъ гнусныхъ привилегий, сторонником?,
которых* онъ стал* в* тот* день, когда его убѣдили, что
для него есть мѣсто за столом* привилегированных*.
Нѣкогда онъ громил* замки.
Теперь опт, приветливо смотрит* на стражу у ворот*
замка и воображает*, что интересы его десятины виноград-
ника или ржи совпадают* с* интересами господскаго парка
что его хижина—солидарна съ замком*.
Нѣкогда он* поднимался на призыв* парижскаго народа
разрушавшего Бастилію.
„ Теперь, переодѣтый солдатом*, онъ съ неумолимой яростью
избивает* возставшаго рабочаго городов* и воображает*, что
этот* рабочій хочет* отнять у него землю, хочет* лишить его
собственности.
Такое положеніе вещей объясняет* всѣ революціи, ироис-
ходившія во Франціи съ 89-го года, объясняет* и их* неу-
дачу.
J
Централизация убила жизнь провипціи. Иаціональная мысль
разсыпалась на части. Она широко работает* въ Парижѣ, въ
Люнѣ, в* Марсели.
Б* других* мѣстахъ она—мертва.
Нѣтъ больше единодушных*,
однородных* стремлевій.
Крестьянин* считает*, что его интересы разнятся от* интере-
сов* городского рабочаго.
Внѣшняя однородность разрушила однородность внутреннюю,
моральную. ТІолнокровіе съ одной стороны сопровождается ане-
міей съ другой.
И въ результатѣ, передовые центры подчиняются отсталой
массѣ, ѳіавцы управляют* Аоинами, мозгь повинуется членам*,
самые блестящіе порывы кончаются самыми ужасными паде-
ніями, и если мы не освободимся от* стараго монархическиTM,
самодержавваго, буржуазнаTM представленія о государствѣ,
основанном* на единствѣ и централизации, то Франція и рево-
люція погибнут*, бросивши міру зерно всѣхъ великих* идей
соціальнаго освобожденія.
Чтобы излѣчиться от* губяіцаго нас* зла, чтобы возста-
новить нарушенное равповѣсіе, чтобы создать духовную одно-
родность, единство чувств* и стремленій, эти единственно
справедливый однородность и единство,—нам* необходимо рѣзко
порвать со старой политикой и вступить на новый путь, ос-
новы котораго намѣчены 18-мъ марта.
Нужно перейти к* рѣшитсльному примѣиенію принципов*,
написанных* на знамени соціальиой Революціи:
„Освобожденіе рабочих* руками самих* рабочих*—авто-
номия групп*".
Это значит*—возвращеніе самодѣятельности и независимости
живым* силам* всей націи, замѣна государства свободпымъ
со юзом, ъ этихъ силъ, который естественно сосредоточиваются
в?. Коммуть.
Сѣмена этих* идей уже нѣсколько лѣтъ какъ посѣяны въ
народѣ пропагандой „Интернаціонала".
Осада и ея ппслѣдствія
доказали вѣрность этих* положеній, а дикость «деревенщины»,
собравшейся в* Бордо, заставляла заранѣе предвидѣть, какой
отвратительный режим* уготован* Франціи, и показывала
Парижу, какова будет* его судьба, политическая и соціальная,
при республикѣ г. Тьера.
Это былъ один* изъ тѣхъ не повторяющихся въ исторіи
народа моментов*, когда рѣшаѳтся его будущее.
Париж* находился на перекресткѣ трех* дорог*; ему пред-
стоял* выбор* между тремя рѣшеніями:
Отдать свои пушки и свое оружіе и вернуться нодъ ярмо
униженным* и порабощенным*, зная, что онъ оставляет*
Францію и республику погрязшими въ той реакціонной тинѣ,
которую всѣ политическія бури въ нашем* отечеств!, подни-
мают* со дна, гдѣ царит* страх* и тупость, и выбрасывают*
на поверхность.
Сдѣлать попытку еще одной революціи по старому способу,
зарядить свои ружья, объявить недействительными выборы

8-го февраля, двинуться противъ бордосскаго собранія и ра-
зогнать его.
F
Первое средство было бы самоотреченіемъ, самоубийством-!,
трусостью.
J
'
Народъ, такъ же, какъ и человѣкъ, не имѣетъ права отка-
зываться отъ своей задачи, прятать голову, когда ему грозятъ
закрывать глаза, когда его бьютъ, падать на колѣни въ
грязь нсредъ тѣми, кто хочетъ отнять у него его честь хо-
четъ сковать его цѣпями, насиловать его совѣсгь
Второе средство, съ одной стороны, далеко не было так-
тично, съ другой стороны,-какъ я уже говорилъ, послѣ стоіь-
кихъ неудачныхъ революцій Парижъ утратилъ всякую вѣру
въ целесообразность этихъ великихъ возстаній, которыя вру-
чаютъ ему диктатуру на недѣлю и отдаютъ его во власть ре-
акцш на двадцать лѣтъ.
Допустимъ, что эта революція была возможна. Послѣ нея
необходимо было бы прибѣгяуть къ новымъ выборамъ, которые
были оы тѣмъ же, чѣмъ были до сихъ поръ, чѣмъ будутъ
всегда, пока будетъ существовать старая система *).
Ііромѣ того, пока республиканская форма иравленія не
уничтожена, гдѣ найти поводъ для подобной революціи и
какого результата ожидать отъ нея? **).
Четвертый разъ провозгласить республику, столь же без-
плодную, столь же безполезную, какъ и нредыдущія?
„*) Шумиое торжество французскихъ газетъ до поводу реепѵбли-
въ зТбл/жТпіѳеРа ВЬ
°Р0ВЪ ВЪ ПР0В1ШЦІИ не должио
"йдаЖъ
За вычетомъ нѣсколькихъ исключеній, па этихъ выбоюахъ
ЛгЮДИ °ТЪ от^п^ТьерадооттѣнкаТа^
ТР .Н?' „1°,:
,ЬГЛИ бУР^Уа
-формалисты, централизаторы, „объедини-
;
? °-Ц1аЛИСТЫ' устарѣвшая программа которыхъ не имѣ-
гих-т«мѵтп°ѵЩаГ0 Cü СТРе-
мл
спіями Парижа и насѳлѳнія дру-
щеетва
Чвнтровъ, съ новыми потребностями будущая об-
г ,пнІИ nnÄ1 дока
—тъ
только, что ировипція привыкла къ
чтобы
И болѣѳ
пе б0ится его
-
Я Дал^къ отъ того,
гыбпптт ТТ
ЭТ0ТЪ шагъ впѳРедъ>
но если Рассматриваемые
ипи^,
обезиечиваютъ извѣстную политическую форму, болѣе
или мен Le либеральную, то дальше этого они не идѵтъ.
; При реепубликѣ, какова бы она ни была, нѣтъ болѣе по-
литическим революцій; при ней могутъ быть только революціи
соціалъныя, способы, путь и развитіе которыхъ отличаются совер-
шенно иными особенностями.
Провозглашеніе республики не даетъ ничего. Вся суть со-
стоите въ томъ, чтобы основать ее; а она будетъ основана
лишь на иочвѣ соціалистическихъ реформъ, вслѣдъ за пол-
нымъ нереустройствомъ всѣхъ нашихъ учрежденій.
Но едва ли можно ждать такого переустройства отъ собра-
та представителей, которые, будучи избраны па основ! цен-
трализации и диктатуры государства, составите и обна роду юте
какую-нибудь конституцію, врод! т!хъ, которыхъ у насъ было
уже дв! или три дюжины.
Ставши иравительствомъ самымъ фактомъ своего избраеія,
они останутся правительство мъ, т. е. въ большей или мень-
шей м!рѣ, раздѣлятъ предразеудки всѣхъ правительствъ и
станутъ насл!дниками прежнихъ ошибокъ подъ новыми назва-
ніями. Въ лучшемъ случа! они создадутъ, рядомъ со старой,
новую колею, въ которой застрянете демократическое бу-
дущее.
J
Парижъ не могъ согласиться на первое средство, недостой-
ное его мужества, и не хот!лъ испробовать второе, которое
онъ считалъ непригоднымъ, безполезнымъ,
пецѣлесообраз-
нымъ.
ѵ
Парижъ остановился на третьемъ средств!.
Онъ р!шилъ, что пока не занесутъ руку на форму поли-
тическая строя, т. е. на самое республику, онъ предоставите
свободу д!йствій правительству, избранному остальной Фран-
ціей, и укр!пится самъ на почв! своего собственнаго неотъ-
емлемаго права. Онъ р!іцилъ начать великое движеніе комму-
нальной автономіи, которое одно можетъ дать отв!тъ на воп-
росы новаго времени, иредоставивъ народу слѣдуемую ему
долю власти и возвративъ всѣмъ естественнымъ обществен-
пымъ группамъ ихъ справедливую долю самод!ятельности. Это
движеніе несете съ собой глубокую революцію. Корни ея ле-
жите въ самыхъ н!драхъ челов!чества, и она можетъ совер-
шиться безъ насилія, безъ диктатуры, почти безъ потрясеній.
Словомъ, Парижъ р!шилъ оставаться снокойнымъ передъ
исѣми вызовами, готовымъ въ области политики защищать
республику, если ей будетъ грозить опасность, или она будетъ
разрушена, и требовать сначала только двухъ вещей, вполнѣ
справедливыхъ и даже строго законныхъ: сохраненія за нимъ
оружія и избранія муниципальная сов!та, облеченная пра-
вомъ зав!дывать городскими д!лами и имѣгь въ своихъ ру-
кахъ внутреннюю полицію.

Легко понять, въ самомъ дѣлѣ, что предъ лицомъ Парижа,
вооруженная и способнаго правильно и по своему усмотрѣнію
вести свои дѣла, реакція увидѣла бы себя вынужденной про-
являть кое-какой стыдъ.
Во - первыхъ, сохранялась республиканская форма, а это
очень важно, такъ какъ не приходилось больше отвлекаться
для того, чтобы вести борьбу съ монархіей или низвергать ее.
Во-вторыхъ, благодаря той формѣ правленія, къ которой
привыкала Франція, можно было разсчитывать въ педалекомъ
будущемъ на новые выборы, болѣе приличные и достаточно
либеральные. Такіе выборы, ослабивъ нѣкоторыя стѣснитель-
ныя узы, позволили бы мало-по-малу вступить на соціалисти-
ческую почву и добиться многихъ уступокъ, которыя вначалѣ
были бы, конечно, незначительны, но постепенно становились
бы все шире.
Наконецъ, если бы обстоятельства приняли дурной обо-
рота, Парижъ, сохранивъ свое оружіе, могъ бы въ нужный
моментъ, до извѣстной степени, продиктовать свою волю, по-
вліять на общее рѣшеніе, во всякомъ случаѣ обезпечить свою
собственную независимость и добиться признанія за нимъ права
осуществлять свои идеи въ своихъ стѣнахъ.
Онъ не оказался бы во власти четырехъ или пяти сотенъ
бѣшеныхъ мумій, которыхъ несчастія Франціи извлекли изъ
ихъ сельской усыпальницы.
Вордосское собрапіе ставило Парижъ подъ подозрѣніе, са-
жало его на скамью подсудимыхъ, осыпало его оскорбленіями,
угрозами, между т!мъ, какъ этотъ городъ только что, въ инте-
ресахъ общаго блага, иснолнилъ свой долгъ, даже больше,
чѣмъ долгъ. При такихъ условіяхъ, во всякомъ случаѣ, не
заходя слишкомъ далеко и не вдаваясь ни въ какія сообра-
жен ія слишкомъ высокая или слишкомъ общаго характера,
ІІарижъ имѣлъ неотъемлемое право заботиться о самозащитѣ,
имѣлъ его въ силу той аксіомьт, которая за каждымъ суще-
ствомъ, физическимъ или моральнымъ, прязнаетъ право охра-
нять свое суіцествованіе.
Это право больше, чѣмъ принципъ, это инстинкта, заложен-
ный природою въ нѣдрахъ всего живого, и этотъ инстинкта,
называется инстинктомь самоеохраненія.
Итакъ, какъ я показалъ только что, въ март! мѣсяцѣ
Парижъ былъ далекъ отъ того, чтобы думать о возстаніи, о
насильственной революціи.
Онъ не хотѣлъ погибать—вотъ и все.
ОІІЪ рѣшилъ отражать нисиліе насиліемъ, и въ то же время
рѣшилъ уважать законное правительство, которое навяжетъ
ему Франція, но съ тѣмъ условісмъ, чтобы это правительство
съ своей стороны уважало существованіе, неприкосновенность
и достоинство Парижа.
VIII.
18-ор. марта.
Подъ властью этого
чувства, единодушно охватившая
населеніе, націоналыіая гвардія федерировалась,
т. с. вмѣсто
того, чтобы оставаться раздробленной массой, безсильной въ
рукахъ главнокомандуюіцаго, создала для себя автономную
организацію, связывавшую между собой роты и батальоны, и
образовала изъ нихъ обширный союзъ, подчиняющійся своимъ
собственнымъ правиламъ, руководимый и управляемый.своими
собственными выборными начальниками.
Эти выборные положили начало тому, что впослѣдствіи по-
лучило названіе «Центральная комитета».
Въ самомъ дѣлѣ, національная гвардія совсѣмъ не похожа
на армію, и ея батальоны не должны быть полками.
Беря ружье, гражданннъ вовсе не перестает, быть чело-
вѣкомъ, и именно потому, что онъ сохраняет, подъ мундиромъ
человѣческій образъ, онъ СТОИТЬ выше солдата-машины.
Чувствуя, что ей грозит, разоруженіе, націояальная гвар-
дія искала спасенія въ примѣненіи великая соціадистыческаго
принципа: автономгя и федерацгя, т. е . независимость отдѣль-
ныхъ грушп, и свободный союзъ ихъ между собой.
Прежде всего она не хотѣла, чтобы ей навязывали начальника,
взятая вн! ея, въ арміи, и требовала назначенія его все-
общимъ голосованіемъ офицеровъ, всѣхъ чиповъ, безъ псклю-
ченія, начиная отъ канраловъ и кончая генераломъ. Открыто
и мирно приступила она къ такой республиканской орга-
иизацш, которая — этого нельзя отрицать — не покушалась
ни на какіо законы государства, ничѣмъ не грозила государ-
ству, если оно не питало противъ нея иикакихъ замысловъ,
насильствениыхъ или губительныхъ для свободы.

—
se-
ile ожидая опаоенія со стороны какого бы то ни было пра-
вительства, національная гвардія давала на дѣлѣ, я повторяю,
мирный примѣръ движенія и искала снасенія только тамъ, гдѣ
оно было—въ частной иниціативѣ. Такая иниціатива, опира-
ющаяся на солидарность, составляет* право и въ то же время
обязанность всякой естественной группы, которая обладает*
общими интересами и дѣйствительной жизнеспособностью. На-
ряду съ этим*, революціонно-соціалистическая партія нисколько
не чувствовала себя расположенной толкать населеніе на гра-
жданскую войну и всѣми силами старалась либо избѣжать ея,
либо какъ можно больше замедлить ея возникновеніе.
Въ самом* дѣлѣ, какой интерес* представляла для гіар-
тін непосредственная насильственная революція?
Никогда Париж* не былъ так* единодушно предан* рес-
публик!. Никогда народ* не былъ так* хорошо вооружен*.
Никогда національная гвардія не была так* демократически
организована.
Конечно, весь Париж* взятый в* своих* различных* сло-
ях*, не раздѣлялъ радикальных* и социалистических* стрем-
лений, но, по крайней мѣрѣ, опт» стоял* за республику и,
слыша угрозы бордосскаго собранія, собирал* воедино свои
силы.
Впрочем*, бордосское собраніе, простирая подлооть до глу-
пости, изобрѣло средство оттолкнуть от* себя даже самую
реакціонную часть парижскаго населенія съ помощью двухъ
законов*, которые наносили прямой ущерб* торговлѣ столицы
и обрекали на банкротство или на крайне затруднительное
положеніе болѣе воловины парижских* торговцев*.
Я имѣю в* виду закон* об* уплатѣ коммерческих*, век-
селей и закон* относительно просроченныхъ платежей за квар-
тиры.
Извѣстно, что люди 4-го сентября, посдѣдовательные до
конца, отвергая нормированіе, въ то же время только отсро-
чили взнос* квартирной платы. Таким* образом*, когда по
окончаніи войны у всѣхъ состоите и кредит* болѣе или Me-
nte пошатнулись, каждый оказывался обязанным* отдать са-
мое необходимое изъ своих* средств* домовладѣльцамъ, кото-
рые одни лишь оставались не пострадавшими от* великаго
національнаго бѣдствія.
Бордосское собраніе, наполненное собственниками и же-
лавшее нанести Парижу удар* даже в* его матеріальномъ
благосостояніи, даже въ его промышленности, которая соста-
вляет* славу и видную часть богатства всей Франціи, издало
два декрета, фактически разорившіе промышленников* обяза-
тельством* платить за свои помѣщенія и по своим* вексе-
лям* без* всякой отсрочки, или съ ничтожной отсрочкой.
Можно, слѣдовательно, сказать, что если въ мартѣ не
всѣ въ Париж! были на сгорэнѣ Коммуны, то, по край-
ней мѣрѣ, никто не былъ за бордосское нравительстго.
Таким* образом*, революціонная партія увидѣла себя въ
неожиданно благопріятномъ положеніи: она опиралась на
всеобщее недовольство города съ двухмилліоннымъ населеніемъ
и располагала арміей,численностью, по меньшей мѣрѣ, въ двѣсти
тысячъ человѣкъ, нобывавшихъ въ огнѣ, доказавших* свою
рѣшимость, мужество и энергію.
При таких* условіях* становилось очевидным*, что собра-
нно пришлось бы считаться съ этой грозной стихіей, под-
крѣиленной еще симпатіями всѣхъ крупных* городов*, кото-
рые примкнули бы къ Парижу, пе идейно—идейная связь уже
существовала,—но своими дѣйствіями.
Пусть бы удалось затянуть такое положеніе дѣлъ хотя
на два мѣсяца, и бордосскому собранно, по окончаніи той
постыдной работы, для которой оно была созвано, т. е. по
заключеніи мира съ пруссаками, оставалось бы только убраться
прочь.
Имѣя противъ себя вооруженный ІІарижъ, имѣя против?,
себя Ліонъ, Марсель, Бордо, Тулузу, Нантъ и другіе города.,
тоже вооруженные, оно никогда бы не осмѣлилось захватить
власть и объявить себя учредгтельнымъ.
Его старческая ярость, его грубая и вызывающая безта-
ланность за эти два мѣсяца окончательно уронили бы его въ
глазах* всѣхъ—как* это, впрочем*, и случилось—и отвраще-
віе честных* людей, подкрѣпленяое присутствіемъ нѣсколь-
кихъ сот* тысяч* разсѣянныхъ по всей странѣ національных?,
гвардейцев*, очень скоро принудило бы его вернуться въ
тѣ норы, изъ которыхъ оно вылѣзло.
Такимъ образомъ, безъединаго выстрѣла, лишь сохраняя су-
ществующее положеніе, возможно было укрѣпить во Франціи рес-
публику, прогнать бордосское собраніе и навѣрняка лишить
Тьера власти, т. е . избавить народъ отъ его самаго неумоли-
маго врага.
Отсюда понятно, что никто среди республиканской, де-

мократической, революціонной или соціалистической партіи
не желалъ уличныхъ столкновеній. Понятно, что всѣ муже-
ственные люди, всѣ люди дѣла, въ согласіи со здравымъ смыс-
ломъ и общественнымъ мнѣніемъ всего Парижа, старались
избѣжать гражданской войны. Понятно, что только со сто-
роны правительства могло исходить подстрекательство къ ней,
подстрекательство, задолго нанередъ обдуманное, предрѣшен-
ное собраніемъ и Тьеромъ. Мы увидимъ сейчасъ, какъ раз-
вертывались эти нровокаторскіе планы.
Все было построено на вопрос! о нушкахъ, вопрос!, ко-
торый создало, поддерживало, тщательно раздувало само пра-
вительство.
'
Какъ я уже говорилъ нѣсколько разъ, эти пушки были
увезены исключительно съ патріотической ц!лью, чтобы спасти
ихъ отъ рукъ пруссаковъ.
Съ уходомъ пруссаковъ эта опасность исчезаешь, а фран-
цузский народъ, вообще, и парижскій народъ, въ частности,
проявляешь такъ мало подозрительности и такъ мало хранишь
въ своей памяти тѣ измѣны, жертвой которыхъ онъ вѣчно
становится, что національная гвардія охотно отдала бы душки,
если бы не было угрозъ со стороны Бордо и вс!хъ этихъ
иоснѣшныхъ мѣролріятій, представлявшихъ настоящее объ-
явлен іе войны Парижу и республик!.
Съ этой минуты сдать пушки безъ всякихъ условій было
бы трусостью, даже глупостью.
Кромѣ того, кому было сдать ихъ?
Эти пушки, почти вс! цѣликомъ, были частной собствен-
ностью національной гвардіи.
Государство не взяло ихъ изъ своихъ арсеналовъ, чтобы
довѣрить гвардіи на время войны. Они были оплачевы батальо-
нами за счетъ своего жалованія или личныхъ средствъ ка-
ждаго гражданина.
Не слѣдуетъ забывать, въ самомъ д!л!, что если воору-
жен іе Парижа было грозно, то этимъ онъ обязанъ граждан-
ской доблести населенія. Бъ то время, какъ правительство
бездѣйствовало или жаловалось на недостатокъ артиллеріи,
населеніе за свой счетъ отливало пушки.
Правда, правительство, безсильное помѣшать этому патріо-
тическому движенію, сохранило за собой, по крайней м!рѣ,
право не пользоваться вовсе этимъ новымъ оружіемъ, и народ-
ныя пушки остались д!вственными даже во время бузенваль-
ской вылазки 19 января.
Итакъ, он! принадлежали національной гвардіи такъ же,
если не бол!е, законно, какъ и ея ружья, ибо пушки были
ея прямой собственностью, пріобрѣтенной за наличные деньги.
Въ виду того, что никакой законъ еще не уничтожилъ на-
ціональной гвардіи и не декретировалъ ея разоруженія, она
имѣла одинаковое право сохранять все свое оружіе, включая
туда и пушки.
Никто не отрицалъ, что присутствіе на вершин! Мон-
мартра орудій, окруженныхъ укр!пленіями и господствую-
щихъ падъ ц!лымъ городомъ, являлось ненормальнымъ и ^безу-
словно времсннымъ.
Это представляло не матеріальную, но моральную опас-
ность.
Въ самомъ дѣлѣ, нельзя было опасаться, что у пред-
мѣстій явится охота громить городъ и нести въ него смерть
и опустошеніе. Такія злодѣйства могли зародиться только въ
старческомъ и кровожадномъ ум! какого-нибудь Тьера; они
могли найти себѣ добровольныхъ и ревностныхъ исполнителей
только среди вооруженныхъ шаекъ бонапартистскихъ и роя-
листскихъ генераловъ и консерваторов!, вс!хъ отшЬнковъ.
Никогда народъ не строилъ иодобныхъ нлановъ, никогда
не замышлялъ онъ такихъ чудовищныхъ престугіленій. Его
часто можно упрекнуть въ томъ, что онъ слишком!, довѣрчивъ,
слишкомъ сниоходителенъ къ своимъ врагамъ, поверженным!,
на землю, но ни одна страница его исторіи не отражает!, по-
ступковъ подобнаго рода.
Самыя ужасныя убійства едва могутъ подвинуть его иа
немиогія и р!дкія репрессивньтя мѣры, почти д!тскія и ни-
чтожныя, сравнительно съ т!ми кровавыми банями, которыя
неріодически устраиваютъ Тропманы «порядка», «семьи», «соб-
ственности» и «рѳлигіи».
Но хотя эти пушки не представляли, въ действительности,
никакой матеріальяой опасности, и имъ не суждено было
когда-либо выпустить первое ядро въ расположенный подъ
ними городъ, ихъ несомнѣнная моральная опасность состояла
въ томъ, что они давали реакціи нредлогъ обвинять националь-
ную гвардію въ злыхъ умыслахъ и вызывали безііокойство среди
части населенія.
Версальское собраніе съ восхищеніемъ ухватилось за

этотъ предлогъ и дѣлало изъ него чудеса. Полицейскія га-
зеты, купленныя Тьеромъ, ежедневно сообщали, что граждан-
ская война началась, и кровь льется ручьями на улицах* сто-
лицы, преданной грабежу.
Какъ я уже объяснил*, національная гвардія въ теченіе
этого времени далеко не рѣшила, даже, напротив*, не желала
нападать. Кромѣ того, ей надоѣдало нести караульную службу
при импровизированных* артиллерійскихъ парках* и оста-
ваться, так* сказать, на постоянном* военном* положеніи.
Она живо чувствовала неудобства такого положенія, вся-
чески искала средств* выйти изъ него и понимала, что оно
не может* продолжаться безконечно, не приведя къ какой-ни -
будь катастрофѣ.
И она первая сдѣлала шаги къ умиротворенно, увѣдомивъ
парижскаго губернатора через* посредство делегатов*, что
она готова не то, чтобы сдать пушки государству, которое
заперло бы ихъ в* своих* арсеналах* *), но перемѣстить
ихъ и собрать всѣ въ опредѣленномъ паркѣ, гдѣ каждый ба-
тальон* **) поочередно брал* бы на себя ихъ охрану.
Дальше нельзя было зайти въ духѣ примиренія.
Правительству оставалось только назначить въ Парижѣ к?„-
кое-либо мѣсто, и что касается этого спеціальнаго вопроса,
то все было бы кончено, по крайней мѣрѣ на время.
Ежедневно одна изъ рот* стояла бы на караулѣ у ворот*
парка. Гражданская милиція была бы удовлетворена, и къ
боязливым* умам* вернулось бы ихъ сиокойствіе.
*) Помимо этого она предлагала прост© и прямо возвратить
нѣсколько пушекъ, которыя принадлежали регулярной арміи, и
могли по ошибкѣ замѣшаться въ первые дни среди пушекъ на-
ціональной гвардіи.
**) Центральный комитетъ артиллеріи требовалъ, чтобы былъ
возстановленъ «артиллѳрійскій легіонъ» націопальной гвардіи, и
заявлялъ, что этому легіону онъ немедленно сдастъ пушки.
Делегаты 61 батальона (монмартрскаго) пошли еще дальше и
оффиціозно уполномочили Клемансо, мэра ХѴІІІ-го округа всту-
пить въ переговоры о простой передач* пушекъ съ условіемъ,
чтобы была найдена такая форма для этого, которая удовлетво-
рила бы самолюбіе національныхъ гвардейцевъ.
Правительство не могло, слѣдовательно, не знать о примири-
рительныхъ намѣреніяхъ населенія. Но мирная развязка совсѣмъ
не была ему на руку. Оно хотѣло столкновенія, чтобы обезору-
жить національную гвардію послѣ побѣды, и одной грандіозной
бойней покончить ео всѣми революціонерами, со всѣми соціали-
стами.
Въ общем* національная гвардія требовала только одной
вещи, очень простой и безусловно справедливой: чтобы ей
самой была поручена охрана пушек*, ею оплаченных*, ею
спасенных* от* прусской конфискаціи и являвшихся не-
обходимой составной частью ея вооруженія.
Допустим* на минуту, что у Тьера была мысль идти
мирным* путем*, было желаніе избѣжать нролитія крови—
не было ничего легче, какъ осуществить это. Правительство
поблагодарило бы національную гвардію за ея патріотическую
предусмотрительность, назначило бы одно, два или три мѣста
внутри Парижа, водворило бы там* пушки и поставило бы
караул* из* національныхъ гвардейцевъ, чередующихся еже-
дневно но обычному способу смѣнъ.
Въ этом* не было бы для правительства ничего унизи-
тельнаTM.
Предположим* даже, что у правительства сохранилась бы
задняя мысль въ тот* или другой момент* отнять эту, отнюдь
ему не принадлежавшую артпллерію,—указанным* способом*
ому гораздо легче было достичь этой цѣли.
Всякій, кто знает* темперамент* парижскаго народа, пой-
мегь, что дать ему указанное удовлетвореніе значило усыпить
подозрѣнія большинства его.
Мало-ио-малу ослабѣла бы чрезмѣрная бдительность пер-
вых* дней. Представилась бы тысяча предлогов*, тысяча слу-
чаев*, которые позволили бы произвести этотъ захват*, не
придавая ему характера грубой провокаціи и государствен-
наTM переворота.
Правительство отказалось воспользоваться примирительными
предложеніями большинства батальонов*, отказалось даже от-
вѣтить на них* *).
Оно отвергло эти предложенія презрительным* молчаніем?»,
слѣдуя тактикѣ, принятой съ того времени, какъ Тьеръ стал*
у власти.
Чего хотѣлъ Тьеръ—это было не возвращеніе пушек*, но
*) Нельзя разематривать, какъ офиціалыіый отвѣтъ, тѣ сло-
весныя обязательства, которыя бралъ на себя Орель де-Паладннъ
въ разговорахъ съ нѣсколькпми мэрами впѣшлихъ кварталов?»
и ихъ помощниками. Эти обязательства являлись только лишним?»
коварствомъ и ложыо, имѣвшими цѣлыо выиграть время, успо-
коить подозрѣнія, усыпить бдительность.

избіеніе трудящихся классовъ Парижа, избіеніе всей соціали-
стической и революціонной партіи.
Чего хотѣлъ Тьеръ,—это была гражданская война, которая
дала бы ему возможность вступить въ Парижъ иобѣдителемъ,
съ топоромъ въ рукѣ, во главѣ ста тысячъ палачей.
Если бы состоялось соглашеніе по вопросу о пушкахъ, эта
мечта всей его жизни оказалась бы еще болѣе далекой. А въ его
возрастѣ не легко соглашаются ждать.
Въ самомъ дѣлѣ, онъ такъ же хорошо, какъ и революціон-
ная партія, понималъ, какія выгоды для дѣла республики и
демократіи принесло бы съ собой тогдашнее положеніе вещей,
если бы оно затянулось.
Онъ понималъ, что пока Парижъ стоитъ на ногахъ, ему,
Тьеру, не подняться съ земли.
Поэтому, онъ старательно избѣгалъ того, чтобы подсказать,
найти, выслушать какое-либо разумное рѣшеніе — точно такъ
же, какъ позднѣе, во время Коммуны онъ холодно отталкивалъ
всѣ попытки соглашенія, предложенныя нѣкоторыми мэрами и
группами, стремившимися къ прпмиренію.
Можно даже предположить, что онъ не хотѣлъ захваты-
вать пушки съ помощью внезапная нападенія, ne хотѣлъ изъ
боязни, что это внесетъ въ революціонные батальоны слишкс мъ
полный разбродъ, вызоветъ у нихъ слишкомъ полный упадокъ
Духа.
Онъ зиалъ, что національная гвардія, истомленная пятью
мѣсяцами осады, тяготилась своей караульной службой на хол-
махъ Монмартра, тяготилась тѣмъ болѣе, что эти караулы,
всегда выставляемые батальонами квартала, дѣйетвительно
были утомительны. Можно сказать, что онъ сдѣлалъ все
отъ него зависящее, чтобы поддержать усердіе этихъ само-
отверженныхъ гражданъ.
Какъ объяснить иначе всѣ эти ложныя попытки захватить
пушки, попытки, которыя то и дѣло назначались и отмѣнялись?
Своими проволочками онъ доставилъ въ то же время Цен-
тральному комитету возможность почти закончить свою орга-
низацію и связать между собою различные элементы воору-
женной и борющейся демократіи.
IG-го марта нослѣ одной или двухъ демонстраций против!,
укрѣнленнаго лагеря на Монмартрѣ была сдѣлана подобная
же демонстрація противъ менѣе важваго парка на площади
Вогезовъ. Этотъ паркъ, расположенный посрединѣ квартала
Марэ, охранялся батальонами, о которыхъ полагали, что въ
нихъ менѣе развита революціонный духъ, чѣмъ въ батальонах!,
ігредмѣстій.
Въ самомъ дѣлѣ, они почти на половину состояли изъ
представителей мелкой и средней буржуазіи.
И воть 16-я марта, около 11 часовъ вечера отрядъ кон-
ныхъ парижскихъ гвардейцев!, въ сонровождсніи улряжныхъ
лошадей появился у входа на улицу Вогезовъ.
IIa окрикъ часового: «Кто идетъ»? солдаты не отвѣтили и
продолжали наступать. Часовой далъ сигналъ. Вышелъ воору-
женный караулъ, національиые гвардейцы опустились на ко-
лѣио, взяли ружія на, руку и заявили, что они будутъ стрѣ-
лять. Всадники остановились, повернули лошадей и исчезли.
Между тѣмъ. тамъ было, самое большее, тридцать чело-
вѣкъ, способных!, сопротивляться.
Стратегическое положеніе было невыгодно и заставляло от-
казаться отъ всякой серіозной борьбы. Ничего не было легче,
какъ окружить площадь, которая въ глублнѣ оканчивается ту-
пиком!, и имѣетъ только три выхода.
Кварталъ былъ объята сномъ.
Если бы имѣли твердое намѣревіо отнять стоявшія тамъ
пушки, то послали бы нѣсколько сотъ людей вмѣсто пятиде-
сяти. Люди сразу заняли бы всѣ выходы и заставили бы от-
ступить бывпіихъ тамъ національныхъ гвардойцевъ, которые
оказались бы запертыми, какъ въ мышеловкѣ. Черезъ часъ
пушки исчезли бы, и кварталъ не замѣтилъ бы ихъ исчезновенія.
Вмѣсто этого послали недостаточпыя силы и, очевидно, съ
приказаніемъ отступить при нервомъ сопротивлению
Въ кварталѣ поднялась тревога. ІІаціональные гвардейцы
сбѣжались со всѣхъ сторопъ, забаррикадировали выходы и
стояли всю ночь, готовые отразить ианаденіе, если бы оно
возобновилось.
Центральный комитета, увѣдомлснный объ этой попыткѣ,
отдалъ соотвѣтствующія распоряженія. Справедливо
полагая,
что нельзя защитить площадь Вогезовъ, къ тому же распо-
ложенную въ центрѣ Марэ, квартала, который слылъ реакціон-
нымъ, — Центральный комитета послалъ туда на слѣдуюіцее
утро нѣсколько надежных!, батальоновъ. Они забрали пушки и
перевезли ихъ на рукахъ въ Сентъ-антуанское предмѣстье,
гдѣ и поставили на улицѣ Бафруа и прилегающихъ къ ней
улицахъ.

Это иеремѣщеніе было совершено среди бѣла дня—около
полудня—и заняло часъ или два, въ теченіе которыхъ не по-
явилось ни одного солдата.
Правительство было извѣщено и съ своей стороны оста-
лось безучастнымъ.
Можно спросить, не боялось ли оно, что артиллерійскій
паркъ площади Вогезовъ слишкомъ легко попадетъ въ его
руки, и такимъ образомъ народные батальоны Сентъ-антуан-
скаго предмѣстья будутъ лишены одного изъ главныхъ эле-
ментовъ, питающихъ возстаніе, которое замыслили Тьеръ и его
сообщники.
Исходъ этой попытки засвидѣтельствовалъ также громад-
ной важности фактъ, что и внѣ нредмѣстій, даже въ ІУ
округе, который, правда, неосновательно, какъ я убѣдилея
впослѣдствіи, считался чуть ли не реакціонньшъ, во всякомъ слу-
чаѣ умѣрениымъ, что даже здѣсь національная гвардія не со-
глашалась отдать свое оружіе и остаться беззащитной пе-
редъ бордосскимъ собраніемъ.
Люди другого сорта, чѣмъ будущіе версальскіе убійцы, за-
думались бы, видя это единодушіе, убѣдившись, что париж-
ское движеніе не сосредоточилось во внѣшнихъ кварталахъ,
яо пустило глубокіе и живучіе корни даже и въ округахъ
центра, про которые уже нельзя утверждать, что большинство
въ нихъ составляетъ «сволочь изъ предмѣстій».
Я не помню номера батальона, бывшаго въ этотъ день на
караул! на площади Вогезовъ, но, какъ бы онъ ни назывался,
онъ проявилъ твердую р!шимость и спокойное мужество до-
стойныя самыхъ высокихъ похвалъ.
17 марта вечеромъ положеніе ясно опредѣлилось. Сводной
стороны—Парижъ, съ оружіемъ въ рукахъ, рѣшившійся защи-
щаться противъ всякой попытки разоруженія или государ-
ственнаTM переворота, исходящей отъ правительства; съ другой
стороны—это правительство, решившее вывести Парижъ изъ
его сдержаннаTM настроенія, вызвать бурю и гражданскую
войну, чтобы найти въ ней предлогъ для человѣческаго жерт-
вонриношенія, которое дало бы ему возможность поразить сразу
всѣхъ своихъ враговъ. всѣхъ своихъ противников!, и пора-
зить ихъ жестокимъ образомъ.
Моментъ былъ благо пріятный.
Думали, что Франція, утомленная войной съ пруссаками,
должна желать покоя. Кромѣ того, опа была отрѣзана отъ
Парижа въ теченіе семи мѣсяцевъ и соотвѣтственно подготовлена
клеветой, которая нарочно распространялась насчетъ столицы,
начиная съ 4-го сентября. Это позволяло предполагать, что
не трудно будетъ поднять всю ировинцію противъ великаго
города.
Наконецъ, пруссаки были здѣсь и занимали половину фор-
товъ, которые господствовали надъ городомъ.
Стало быть, если бы парижское возстаніе показалось слиш-
комъ страшнымъ и грозило сд!латься побѣдоноснымъ, то
стоило бы только подать знакъ Бисмарку, и въ союз! съ ино-
странцемъ г. Тьеръ раздавилъ бы революціонные элементы,
скопившіеся въ Париж!.
Правда, что въ такомъ случаѣ Франція осталась бы без-
дыханной на пол! битвы, правда, что крайняя м!ра до такой
степени гнусна, что мысль о ней колеблешься приписать даже
своимъ самымъ жестокимъ врагамъ, но факты — на лицо.
Пусть исторія ироизнесетъ свой судъ.
Бросить Парижскій народъ на улицы на глазахъ нѣмцевъ-
побѣдителей, зажечь гражданскую войну подъ едва остывшими
пушками германской арміи—таковъ былъ макіавеліевскій ра-
счета, таково было отвратительное престуиленіе, которое пе
побоялся задумать старикъ, страдающій яростной маніей власти,
проникнутый неумолимой ненавистью къ рабочему классу, къ
соціалистическимъ принципамъ; не побоялся задумать—и испол-
нить его съ терп!ливою рѣшимостыо, передъ безстрастіемъ
которой человѣческое сознаніе ц!иен!етъ отъ ужаса.
Тьеръ былъ въ высшей степени заинтересован!, въ томъ,
чтобы начать нападеніе прежде, чѣмъ Парижъ оправился отъ
первой осады, прежде, чѣмъ была закончена организація на-
ціональной гвардіи, и въ особенности прежде, ч!мъ Парижъ
могъ снова вступить въ сношенія съ остальной Франціей,
раскрыть передъ ней всю ложь, которой онъ сталъ жерт-
вой, сообщить ей хотя немногія искры того патріотическаго и
революціоннаго огня, какимъ онъ гор!лъ.
Тьеръ также былъ иоложительпо заинтересовать въ томъ,
чтобы сопротивленіе было достаточно серіозно и нагнало бы
на буржуазно безумный ужасъ, выставило бы его «спасите-
лем!,», сд!лало бы его необходимыми незам!нимымъ,
самомъ д!л!, доиустимъ, что Парижъ нозволилъ бы ра-
зоружить себя безъ кровопролитія, что вышло бы изъ этого?.
Торжество реакціи, немедленное иаденіе республики, ссылка

нѣсколькихъ тысяч* республиканцев* и соціалистовъ, провоз-
глашеніе диктатуры, затѣмъ монархія. Это было бы повторе-
Hie 2-го декабря.
Но в* таком* случаѣ Тьеръ загребал* бы жар* для дру-
гих*. Въ таком* случаѣ власть ускользнула бы от* него, и вза-
мѣн* перваго мѣста, мечты всей его жизви, онъ попал* бы
на второе, третье!
Кто знает*? Быть может* даже, ІПамборъ или д'Омаль
заставили бы его удалиться на покой.
Революція была бы побѣждена, но Тьеръ отнюдь но былъ
бы ітобѣдителемъ.
Повторяю, ему нужна была бигва и битва страш-
ная, которая льстила бы всѣмъ его иретензіямъ великаго
полководца, въ которой успѣхъ былъ бы ему заранѣе роко-
вым* образом* обезпеченъ,—за это ему ручались пруссаки,—
и ужасающіе, грозные размѣры которой силой вещей доста-
вили бы ему управленіе дѣлами.
Нужно было, чтобы этотъ коварный ударъ обезпечилъ ему,
какъ обезпечивалъ Бонапартам*, всегда составлявшим* пред-
мет* его восхищенія,—ту дѣйствительную диктатуру, о какой
онъ вздыхал*, какую он?, хотѣлъ удержать всѣми возможными
средствами, даже основав*, въ случаѣ нужды то, что назы-
вается «Версальской республикой».
Если я ясно выражался, то должно быть понятно, что одна
лишь реакція имѣла расчет* вызвать гражданскую войн}, и что
начало этой войны было пріурочено исключительно къ личным*
замыслам*, къ скрытым* честолюбивым* проискам* г. Тьера.
Нужно прибавить, что Тьеръ сохранил* про себя тайну
своего плана.
Бордосское собраніе, если бы оно знало этотъ план*, по-
мѣшало бы ему. Большинство хотѣло просто-напросто возста-
новить монархію и нисколько не желало работать для возвы-
шенія Тьера, котораго оно ненавидѣло.
Кромѣ того, это собраніе было не въ состояніи не то что
задумать, но даже понять какой-нибудь политически! план*.
Тьеръ мог* бы найти себѣ сообщников* только изъ лѣвой,
но он* не нуждался въ них*, ибо хорошо зналъ, что послѣ
нобѣды найдет* там* прислужников*.
Выть может*, тѣмъ невѣдѣніемъ, въ котором* находилось
само правительство относительно замыслов* своего главы, и
обз.ясняются колебанія и лротиворѣчивыя дѣйстпія предста-
вителей власти въ первую половину марта.
Без* этого предиоложенія,
событія, нредшествовавшія
18-му марта и совершившіяся в* этот* день, останутся
для исторіи безусловно непостижимыми и совершенно нелѣпыми.
Нужно выбирать между самым* утонченным* злодѣй-
ствомъ или самой очевидной глупостью.
Хотя натиск* парижскаго народа превзошел*
ожиданія
Тьера, хотя этотъ послѣдній чуть было не попал* в* свою
собственную ловушку,—ударъ былъ тѣмъ не менѣе разчи-
танъ съ ужасающею ловкостью.
Герой рѣзни на улицѣ Транснонен* грѣшилъ только тѣмъ,
чѣмъ грѣшатъ всѣ эти чудовищные карлики, дѣйствующіс хи-
тростью: они всегда забывают* принять въ расчет* тѣ ве-
ли кія силы, который не укладываются преданностью дѣлу,
героизмом* народа, подъемом* нравственнаTM чувства.
Наконец*, наступил* тот* день, который не забудет* исто-
рія, день, который отнынѣ является одним* изъ самых*
дивных* моментов* борьбы за завоеваніе будущаго.
Кровавая борьба началась. Париж* былъ осужден*.
Вставши утром*, он* прочел* на стѣнахъ наглую и угро-
жающую афишу *), которая сообщала ему, что правительство,
не сдѣлавъ никаких* попыток* къ при мире нію и всѣ ихъ
отвергнув?», объявляло войну парижскому народу.
•
'
•) Вотъ конец* этой афиши, столь же велеречивой но формѣ,
какъ грубой и лживой по содержапію:
„Жители Парижа!
„... Въ ваших* собственных* интересах*, в* интересах* ва-
шего города, какъ и въ интересах* Фрапціи, правительство рѣши-
ло действовать. Преступники, которые стремились захватить власть,
будутъ преданы установленному суду. ІІушки, похищенный у государ-
ства, будут* возвращены въ арсеналы и, чтобы исполнить этот*
пеотложп'ын акт* справедливости и разума, правительство раз-
считываетъ на ваше содѣнствіе.
„Пусть добрые граждане отделятся отъдурпыхъ. Пусть окажут*
они помощь представителям* власти, вмѣсто того, чтобы им* про-
тиводействовать. Они ускорят* таким* образом?» возвраіцепіе до-
вольства въ город* и окажут?» услугу самой республик*, ибо без-
норядки уронили бы ее во мнѣніи фрапціи.
„Парижане, мы обращаемся къ вам* с?» этими словами, потому
что мы высоко цѣнимъ ваш?» здравый смысл?», вашу разеудитель-
иость, ваш* патріотизмъ. Но поел?» этого нредосторежѳнія вы
одобрите нас*, если мы прибѣгпемъ къ силѣ, ибо необходимо, чтобы
какой бы то пи было цѣмой, безъ всякой задержки, порядок*, это пер-
вое условіе вашего благосостоянія, былъ возстановленъ полностью,
немедленно, ненарушимо". (Слѣдуютъ подписи).
Париж*, 17-го марта 1871 годъ.

Перчатка была брошена,—нужно ли было поднимать ее?
Что было дѣлагь?—Склонить голову или взяться за оружіе?
Склонить голову, это значило отречься отъ республики,
пожертвовать ею, отказаться отъ содіальнаго обновленія, это
значило протянуть шею подъ ножи палачей народа, унизить
себя, измѣнить себѣ.
Сопротивляться, взяться за оружіе—это значило идти на
вѣрную смерть.
Бываютъ обстоятельства, когда нужно умѣть умирать, когда
умереть—значить исповѣдать свою вѣру, когда умереть—зна-
чить вставить извѣстный Ііринципъ, водрузить знамя, бросить
въ міръ, вмѣстѣ со своей кровью, новую и жизненную идею.
Парижъ принялъ бой.
Если угодно, это было съ его стороны безумствомъ, но
безумствомъ геройскимъ и возвышеннымъ, безумствомъ полез-
нымъ, безумствомъ плодотворны мъ, результаты котораго уже
чувствуются на протяженіи всей смятенной Европы.
Подробности этого дня извѣстны.
Лагерь на вершинѣ Монмартра былъ взятъ врасплохъ, но
такъ какъ эта слишкомъ легкая побѣда, безъ сомнѣнія, не
была на руку Тьеру, то оказалось, что войска не взяли съ
собой лошадей и постромокъ для того, чтобы увезти пушки.
Побѣдители потеряли все то время, которое оказалось не-
обходимымъ, чтобы національная гвардія могла быть преду-
преждена, могла собраться.
Здѣсь пришлось наблюдать одну изъ тѣхъ вспышекъ чувства,
своеобразен ыхъ, почти трогательиыхъ, на которыя такъ щедръ
парижскій народъ. Женщины явились первыми. Онѣ бросились
къ пушкамъ, которыми уже овладѣла армія, обхватили ихъ
руками, уцѣпились за нихъ.
Онѣ ринулись въ ряды ненріятеля, заклиная солдата не
стрѣлять въ своихъ братьевъ, склоняли ихъ одного за другимъ
на свою сторону, отнимали у нихъ ружья.
За это время національныѳ гвардейцы, вооружившись, со-
брались въ свою очередь.
Солдаты, утомленные битвами, отученные пораженіями отъ
дисциплины, утратившіе довѣріе и уважепіе къ своимъ во-
ждямъ, позволили завладѣть собой. Приклады вверхъ, они стали
брататься съ народомъ.
Жандармы, парижскіе гвардейцы и старые полицейскіе
одни только устояли передъ общимъ увлеченіемъ.
Для того, чтобы справиться съ ними, послужили ружья
сыновей, братьевъ и мужей, и они отступили.
Въ Сентъ-Антуанскомъ предмѣстьи охрана была болѣе бди-
тельна. Паркъ улицы Бафруа не могли застать врасплохъ.
Когда я прибылъ утромъ на площадь Бастиліи, она была
полна войсками и митральезами. Полицейскіе чины снимали
вѣнки, прикрѣпленные къ колоннѣ.
Красное знамя, развевавшееся надъ геніемъ, исчезло, ис-
чезла также и надпись- «Да здравствуешь Всемгрнал Респу-
блика».
Между тѣмъ, всѣ улицы, ведущія въ предмѣстья, были покры-
ты баррикадами. На каждомъ углу этихъ улицъ національный
гвардеецъ, съ ружьемъ на плечѣ, спокойно ходилъ взадъ и
впередъ въ двадцати шагахъ отъ нередовыхъ часовыхъ не-
пріятельской арміи.
Впрочемъ, солдаты казались подавленными, усталыми, вя-
лыми, даже недовольными. Это были совсѣмъ молодые рекруты.
Они оставляли строй, чтобы зайти къ виноторговцу, выпить
тамъ вмѣстѣ съ публикой, которая проповѣдывала имъ, пропа-
гандировала среди нихъ.
Въ полдень былъ полученъ приказъ отступить. Повсюду
было одно и то же. Армія удалилась, и городъ остался въ ру-
кахъ национальной гвардіи, которая вся была на ногахъ.
Даже регулярные батальоны воздержались отъ того, чтобы
оказать вооруженное соцѣйствіе версальскимъ кондотьерамъ.
Въ тотъ же. вечеръ правительство скрылось, и Парижъ
виезапно, неожиданно и непредвидѣино, даже не желая этого
въ тотъ моментъ, оказался всецѣло предоставленнымъ самому
себѣ.
Жребій былъ брошенъ.
Парижская коммуна начинала свое существованіе.
IX.
Центральный комитѳтъ.
18-го марта такъ же, какъ и 4-го сентября, не было битвы
въ собственномъ смыслѣ слова.
Жандармы дали несколько залповъ въ національныхъ
гвардейцевъ, первыми бывишхъ на мѣстѣ, захваченвыхъ врас-
плохъ и тщетно пытавшихъ оказать сопротивленіе, но въ тотъ

моментъ, какъ сила оказалась на сторон! вооруженнаTM на-
рода, они показали тылъ и отступили.
Число убитыхъ и раненыхъ было очень незначительно.
Много шуму, однако, произвело убійство генераловъ Леконта
и Клемана Том à.
Я ничего не могу сказать объ этомъ убійств!. Я не при-
сутствовалъ при немъ. Изв!стно, внрочемъ, что первый былъ
разстр!лянъ своими же солдатами, а второй яалъ подъ уда-
рами нѣсколькихъ озлобленныхъ людей, помнившихъ іють
1848 годэ, помнившихъ и тѣ грубыя оскорбленія, которыми
во время осады генералъ Клеманъ Тома осыпалъ національ-
ныхъ гвардейцевъ, бывших! под! его начальсівомъ.
Всѣ знали, что и сердцемъ, и волей, и дѣйствіями онъ
принимал! участіе во вс!хъ измѣнахъ правительства Фавръ-
Троішо.
Онъ палъ жертвой гнѣва нѣсколькихъ лицъ. Это не было
предумышленно, не было вызвано какимъ-либо нриказаніемъ,
исходившимъ отъ ЦентральнаTM комитета или другой органи-
зованной группы, которая могла бы пользоваться властью надъ
толпой, имѣть на нее извѣстное вліяніе.
Центральный Комитета ѵзналъ объ ихъ арест!, узнавъ въ
то же время о ихъ смерти, и его руки не могутъ быть запят-
наны этой кровью, пролитой помимо его участія.
^ Это была одна изъ т!хъ случайностей, которыя почти ис-
избѣжны и имѣютъ м!сто во время каждаго великаго народ-
наго волненія, когда разгораются всѣ страсти, возбуждаются
вс! умы, доходятъ до крайности вс! темпераменты.
Въ дѣйствительностп, слѣдуетъ отмѣтить совс!мъ другое:
въ город! съ двухмилліоннымъ населеніемъ, взвинченнымъ
пятыо мѣсяцами осады, сраженій и тяжелыхъ лишеній, же-
стоко уязвленнымъ въ своемъ патріотизмѣ и невыносимо стра-
давшимъ отъ безчислевныхъ политических! и соціальныхъ
ранъ, еще открытых! и сочившихся кровыо; въ город!, испы-
тавшем! ц!лый рядъ оскорбленій, гнусныхъ провокацій и
грубых!, измѣнническиX! нападеній, — реирессіи и насилія
свелись къ этому незначительному, отдѣльному факту, совер-
шенно не нашедшему подражателей.
Сравните это съ той разнузданной свир!постыо, съ тѣмъ
кровожадным! безуміемъ, какое проявляют! умѣренные, «люди
порядка»,
«спасители общества»,
всякій разъ, какъ ихъ
враги оказываются у нихъ во власти.
Этотъ крикъ вырвался у меня на слѣдующее утро на
улиц! Биржи, гдѣ какой-то очень элегантный, господин!,
стоя у своей кареты, вопіялъ противъ насилій со стороны
народа и съ напыщенным! пафосомъ распространялся о жерт-
вах! революціи.
—
Этихъ жерівъ — двѣ, сказалъ я ему, ихъ было Оы ов-
еять тысячъу если бы люди порядка, какъ вы ихъ называете,
остались бы поб!дителями.
Господин! взглянул! на меня, какъ смотрятъ на змѣю,
которая попалась подъ ноги, и вскочилъ въ свой экипажъ, не
удостоивъ меня отвѣтомъ.
10 тысячъ!.. Увы! на сколько десятковъ тьтоячъ я ошиося,—
іе считая раненыхъ, стариковъ, женщинъ, грудныхъ младеп-
і,евъ.
-у
Но это уже новые пріемы, которыхъ никто не могъ сеот.
представить и не могъ, сл!довательно, предвидѣть.
Два раза, и 4-го сентября, и 18-го марта,—въ послѣдній
разъ въ состояніи законной самообороны, вызванной преступ-
ным! нападеніемъ, — народъ-побѣдитель проявилъ себя чело-
вічнымъ, жалѣлъ кровь своихъ враговъ и щедро расточалъ
свою собственную.
Въ общемъ, эта революція была такъ мало подготовлена
тѣми, кому приписали отвѣтственность за нее, что члены
ЦентральнаTM Комитета, являясь естественными представите-
лями національной гвардіи, ставши господами Парижа послѣ
ея побѣды,—въ теченіе нѣсколькихъ часовъ не рѣшались по-
добрать власть, попавшую имъ въ руки, и занять ратушу.
Они заняли ее, наконецъ, убѣдившись въ отсутствш мэ-
ровъ и радикальных! депутатов! Парижа.
И въ самомъ дѣл!, подъ угрозой величайших! катастроф!,
ратуша не могла оставаться не занятой.
До этого времени Центральный Комитета представлял! со-
бою исключительно оборонительную силу, быль организован!
только для защиты законных! правь Парижа и для сопроти-
вленія нокушеніямъ, которыхъ ждали со сторон ыбордосскихъ за-
говорщиков!. Въ его задачи ни мало не входило сдѣлать по-
пытку революцін. Кромѣ того, никто въ Париж! —и я уже
Объяснил! почему—въ тотъ моментъ не желалъ этой револю-
ціи. Она была навязана правительством!, и можно безусловно
утверждать, что 18-ое марта не было днем?, революцюннаго
переворота.

Для того, чтобы такой пѳрѳворотъ имѣлъ мѣото, необхо-
димо народное возстаніе, нападеніе на установленную власть
намѣреніе и попытка ее низвергнуть.
'
Здѣсь не было ничего подобная.
ттTMѵ°ппп„Г
нападалъ
'
не
возставалъ, и люди, занявшіе
ратушу поел! того, какъ представители установленной власти
покинули свой постъ, ни словомъ не обмолвились по поводу
пизверженнаго правительства. Они настойчиво требовали отъ
имени Парижа извѣстныхъ гарантій, которыя ставили бы
безопасность отъ
государственныхъ переворотовъ, да-
вали бы ему возможность свободно управлять собою и освобо-
TM
от
йъР
абства
-
продукта чудовищной централи
защи, угнетавшей Парижъ въ теченіе столькихъ лѣтъ
овомъ, вмѣсто того, чтобы идти на Версаль и пытатьсі
навязать свою программу цѣлой Франціи, какъ это дѣлають
всь правительства переворота, они остались на почвѣ коммуна
И, въ своемъ желаніи избегнуть гражданской войны и ува-
жать законность, позволили водить себя за носъ всѣмъ лрл-
мирителямъ, предателямъ или искреннимъ—которые предла-
гали свое посредничество между двумя лагерями.
По мнѣ придется вернуться сейчасъ къ Центральнсму
комитету. Займемся пока ГІарижемъ и другими элементами
і ОЙ грозной проолемы, которая стала гіередъ ними
Узнавъ о своемъ торжеств!, Парижъ на этотъ разъ про-
явилъ себя совершенно иначе, чѣмъ это бываете всегда всл!дъ
за его народными поб!дами.
Обыкновенно, въ такихъ случаяхъ наблюдается общій
взрывъ радости, н!что врод! народнаго праздника. Разбивъ
ярмо, которое тягот! л о на немъ, гордый городъ выпрямляется,
расправляете и вытягиваете свои члены, съ жадностью впи-
ваете воздухъ свободы, опьяняется имх, отдается далекимъ
надеждамъ, «все видите въ розовомт. св!т!». Я употребляю
это вульгарное выраженіе, но оно точно передаете обстановку.
lie такъ было 18-го марта. Эта славная революція, кото-
рой предстояло закончиться въ крови столькихъ жертвъ, нача-
лась серьезно, сумрачно, почти злов!ще.
Всюду царило безпокойство: среди революціонно-соціали-
стической партш, которая прекрасно сознавала, что ее выну-
дили къ этому шагу, что ее заставили д!йствовать въ мо-
менте, который былъ избранъ не ею; среди людей предусмо-
трительных!,, которые думали о пруссакахъ; среди патріотовъ,
страдавшихъ при мысли, что на глазахъ враговъ, иностран-
цевъ, разыгрывается зр!лище нагаихъ распрей; среди реопуб-
ликанцѳвъ-формалистовъ, боявшихся, что эти смуты возстано-
вятъ большинство страны противъ самой формы республики;
наконецъ, среди буржуазіи, которая, страшась народа и пре-
зирая версальское собраніе, не знала больше, какому святому
ей молиться, въ чемъ искать спасенія.
Я уже указалъ, что первыя д!йствія бордосскаго прави-
тельства глубоко возмутили и зад!ли значительную часть па-
рижской буржуазіи.
Б!гство правительства 18-го марта окончательно довело
ее до изступленія.
Сначала она увид!ла въ этомъ низкую трусость, по-
томъ настоящую изм!ну, ибо такое б!гство оставляло ее во
власти революціи—одинокой, безъ направленія, безъ поддержки.
ІІервымъ чувствомъ, господствовавшимъ надъ вс!ми осталь-
ными, въ силу своей почти всеобщности, было чувство гн!ва
и негодованія противъ правительства.
Это чувство сохранялось даже и во время Коммуны, когда
буржуазія, не переставая ненавид!ть соціалистическое движе-
те, не питала никакой симпатіи къ версальцамъ и желала
ихъ поб!ды только какъ меньшаго, но все же непріятнаго зла.
Вн!шній перевороте въ общественномъ мн!ніи, наблюдав-
шійся во время вступленія версальцевъ въ ма!, проявился
только къ самому концу и объясняется причинами, о кото-
рыхъ я скажу въ свое время.
Ко вс!мъ этимъ поводамъ къ тревог! присоединялся еще
тотъ факте, быть можетъ, впервые им!вшій м!сто въ исторіи,
что новые люди, поставленные событіями во глав! управленія,
были совершенно неизв!стны масс! населенія.
Какъ журналисте, пришшавшій участіе въ политик! и
много л!тъ находившійся въ сношеніяхъ со вс!ми элементами
соціально-революціонной партіи, я, по своимъ занятіямъ, дол-
женъ былъ знать не мало людей, и все-таки мн! были из-
вестны едва 5 или 6 именъ изъ т!хъ, которыя стояли подъ
первыми афишами Центральнаго комитета.
Вс!хъ этихъ гражданъ, избранныхъ на отд!льныхъ вы-
борахъ въ ихъ ротахъ или ихъ батальонахъ, знала только
ничтожная грунпа, которая послала ихъ своими делегатами.
Что это за люди? На что они пригодны? Что станѵтъ они
дЬлать?
J

Вотъ вопросы въ столь трагической обстановкѣ—поистинѣ
грозные.
Первый городъ въ мірѣ, самый просвѣщенный, на который
привыкли смотрѣть, какъ на авангардъ цивилизаціи и прог-
ресса, очутился не только во власти неизвѣстнаго, но во
власти пеизвѣстныхъ.
Тамъ, въ ратушѣ было безымянное правительство, состоявшее
изъ простыхъ рабочихъ, изъ мелкихъ служащихъ, и три чет-
верти этихъ именъ ни разу не выходили за предѣлы своей
улицы или своей мастерской.
Съ какой бы точки зрѣнія ни смотрѣть на вещи, въ этомъ
заключалось что-то необыкновенное, внушавшее опасонія.
4-го сентября, какъ и 24-го февраля, имена людей, по-
ставленныхъ у власти, означали, по крайней мѣрѣ, извѣстную
программу.
Ихъ знали. За ними было прошлое, которое, казалось, ру-
чалось за будущее. За ними была ихъ прежняя дѣятельность.
И удовлетворенные ихъ назначеніемъ и недовольные имъ
знали или, по крайней мѣрѣ, думали, что знаютъ, съ кѣмъ
они имѣютъ дѣло.
Но что таилось въ нѣдрахъ этой новой диктатуры, дикта-
туры, я повторяю, безымянной?
Это обстоятельство съ перваго дня рѣзко характеризовало
революцію 18-го марта.
Въ ратушѣ были люди, именъ которыхъ никто не зналъ,
ибо у этихъ людей было только одно имя:
НАРОДЪ.
Произошелъ разрывъ съ традицией. Въ мірѣ случилось
что-то неожиданное.
Ни одинъ членъ новаго правительства не принадлежал!»
къ правящимъ классамъ.
Разразилась революдія, которая не была представлена ни
адвокатомъ, ни депутатомъ, ни журѵалистомг, ни генераломъ.
Вмѣсто нихъ—шахтеръ изъ Крезо, переплетчикъ, поваръ
ит.д.,ит.д.
Я повторяю, что подобное событіе, да еще въ Парижѣ,
создавало новое безпрямѣрное положеніе.
Въ книгѣ исторіи была перевернута страница, начиналась
новая глава.
И наряду съ этимъ наблюдалось нѣчто. по меньшей мѣрѣ
столь же необычайное: этотъ великій Парижъ въ одно и то
же время безпокойный, дрожащій, изумленный, прикованный,
напуганный и покоренный—повиновался этимъ незнакомцамъ,
позволялъ имъ управлять собой. И они искусно взялись за
дѣло управленія.
Въ теченіе десяти дней Центральный комитета былъ пол-
нымъ хозяиномъ столицы; въ теченіе деояти дней онъ цар-
ствовалъ въ ней, отдавалъ распоряженія, которыя исполнялись,
вступалъ въ переговоры съ офиціальными представителями
парижскаго народа, бывшими, во всякомъ случаѣ, самыми
образованными людьми стараго міра и старой идеи, прину-
ждали мэровъ считаться съ нимъ, диктовали свои условія, свои
желанія, проводили ихъ въ жизнь.
Это было одно изъ тѣхъ необыкновѳнныхъ зрѣлищъ, ко-
торыя столько же удивля юта актеровъ, играющихъ пьесу,
сколько и зрителей, присутствующихъ при представлены.
Ясно, что движеніе 18-го марта и созданное имъ положе-
ніе отвѣчали одной изъ тѣхъ великихъ соціальныхъ потреб-
ностей, одной изъ тѣхъ великихъ историческихъ неизбѣжно-
стей, примѣры которыхъ встрѣчаются всего лишь два или
три раза въ лѣтописяхъ человѣческаго рода.
Ясно, что здѣсь зародилось какое-то НІВОѲ міросозерцаніс,
вышедшее изъ самыхъ яѣдръ народа, ибо въ тотъ момента,
когда все кругомъ казалось не ясными, сбивчивыми, полными
мрака и хаоса, этотъ народъ прямо, безъ колебаній шелъ
впереди, и устами незнакомцевъ изъ ратуши развивали, во
всей ея полнотѣ, цѣлую программу политическаго и соціаль-
наго освобожденія.
Въ самомъ дѣлѣ, перечитайте прокламаціи Центрального
комитета со дня его торжества до того дня, когда была из-
брана Коммуна, и васъ поразить ихъ содержательность.
Люди, поднисывающіе эти заявленія, раздѣляютъ общія
чувства; ихъ такъ же, какъ и весь Парижъ тревожить ихъ
бѳзвѣствое происхожденіе *), такъ же волнуетъ выпавшая имъ
*) «Одинъ изъ самыхъ главныхъ поводовъ гнѣва иротивъ паст,
это безвѣстность нашихъ именъ. Увы! какъ много было именъ,
извѣстныхъ, и эта извѣстность оказывалась для насъ роковой!...
Господинъ мой (народъ), ты освободилъ себя!
Безвѣстные нѣсколько дней тому назадъ, мы вернемся без-
вѣстными лее въ твои ряды и нокажемъ правителямъ, что со сту-
пеней твоей ратуши можно сойти съ высоко поднятой головой, съ
увѣренностью тамъ, внизу встрѣтить дружеское пожатіѳ твоей
честной и сильной руки». (Центральный комитета, 19 марта).

на долю отвѣтственность, и они говорятъ это съ искренно-
стью, которая временами становится верхом* искусства.
«Мы незнакомцы», повторяют* они бознрестанно, «мы
знаем* это и спѣшимъ освободиться от* диктатуры, которой
мы никогда не искали. Мы—безвѣстные слуги, скромный ору-
дія подвергшагося нападенію народа, который довѣрилъ нам*
организацію своей защиты. Мы не представляем* политиче-
ской власти и не хотим* представлять ее. Исполнители на-
родной воли, мы стоим* здѣсь, чтобы служить ея эхом* и
обезиечить ея торжество. Народ* хочет* Коммуны, и мы оста-
немся, чтобы произвести выборы в* эту Коммуну» *).
Ни слова больше, ни слова меньше.
Эти диктаторы не ставят* себя выше или внѣ толны. Чув-
ствуется, что они живут* вмѣстѣ съ ней, среди нея, живут*
ея жизнью. Они каждую минуту спрашивают* о ея желаніяхъ,
прислушиваются къ ней и повторяют* то, что слышат*. Они
лишь берут* на себя выразить въ нѣсколькихъ сжатых* сло-
вах*, въ нѣсколышхъ необходимых* дѣйствіяхъ этотъ могучій
хор* трехсот* тысяч* человѣкъ, передать ихъ рѣшенія.
Они тщательно избѣгаютъ касаться нѣкоторыхъ вопросов*.
Они стараются сохранить иоложеиіе неизмѣннымъ и оставить
дѣла въ том* состояніи, въ каком* они находятся до того
дня, когда народ* путем* свободных* и правильных* выбо-
ров* назначит* власть, на которую возложена будет* обязан-
ность поставить эти вопросы и найти их* рѣшенія.
Центральный комитет* считает* своей единственной за-
дачей обезпечить народу правильное и прямое представительство.
И в* этой области он* непреклонен*.
Въ этом* вопросѣ, никто не может* вызвать въ нем*
колебанія или склонить его к* уступчивости.
*) „Граждане!
Вы возложили на насъ обязанность организовать охрану Па-
рижа и ваших* прав*.
Мы убѣждѳпы, что мы выполнили эту задачу.
Въ настояіцій момент* наши полномочія кончились, ибо мы не
претендуем* занять мѣсто тѣхъ, кого только что изгнал* отсюда
порыв* пароднаго гнѣва.
Приготовьтесь, произведите тотчасъ же ваши коммунальные вы-
боры и наградите насъ той единственной наградой, на которую
мы надѣемся, — дайте видѣть, что вами основана истинная рес-
публика.
Въ ожиданіи выборов*, мы продолжаем* именем* народа за-
нимать ратушу". (Центральный Комитет*).
Насколько он?» осторожен* и полон* умолчаній там*, гдѣ
нужно высказаться о версальском* правительств'!, об* отно-
шеніяхъ Парижа къ этому правительству, настолько же онъ
рѣзокъ и рѣшителепъ, когда рѣчь идет* о том*, чтобы зая-
вить принципы Коммуны, чтобы выставить непремѣнныя ус-
ловія Парижа но вопросам*, касающимся самого Парижа.
У него два языка, два поведенія, разграниченныя между
собою съ рѣдкой ясностью. Всѣ вопросы распадаются у него
на двѣ категоріи: одни онъ откладывает*, считая себя не
вправѣ заниматься ими, другіе, напротив*,
онъ рѣшаетъ
рѣзко, самым* опредѣленнымъ образом*.
Онъ заявляет*, что Париж* хочет?» сам* охранять себя,
сам*—завѣдывать своей поляціей и не желает* больше терпѣть
въ своих* стѣнахъ присутствіе постоянной арміи, которое
каждую минуту грозит* ему какимъ-нибудь государственным*
переворотом*.
Онъ заявляет*, что Париж* хочет* имѣть Коммуну, т. е .
коммунальную автономію, свое независимое суіцествованіе; но
он* не позволяет* себѣ идти дальше и все остальное откла-
дывает* до той народной власти, которая выйдет* изъ пред-
стоящих* выборов*.
Такое поведеніе принесло свои плоды. Оно отнимало всѣ
предлоги къ сопротивленію у консервативной и реакціонной пар-
тіи, для возбужденія которой Версаль напрягал* всѣ свои силы.
Такое поведеніе было въ высшей степени мудро и благо-
разумно и прекрасно соответствовало общему настроенію ве-
ликаго города. Париж* не хотѣлъ ни гражданской войны, ни
попыток* новой революціи по прежнему методу, революціи об-
реченной на неудачу, какъ и ея старшія сестры. Он* желал*
одного—обезпечить свое свободное развитіе, поставить себя
въ безопасность от?> заговорщиков* прошлаго, сохранить пре-
имущества, завоеванный им* за время осады, принадлежать
самому себѣ и идти своей дорогой. При таком* яастроеніи
города и указанной ПО/ІИТ.ІКѢ ЦентральнаTM Комитета, буржуаз-
ные округа были осуждены на бездѣйствіе и не знали, съ
какой стороны напасть на Центральный Комитет*, во имя ка-
кого принципа выступить против* него.
Дѣйствовать во имя версальскаго собранія?
Это значило заранѣе обречь себя на вѣрную неудачу, ибо
все населеніе ненавидѣло и презирало это Собраніе от* всей
души.

Дѣйствовать во имя республики?
Но республика не была ниспровергнута, и даже ничто ей
не угрожало, такъ какъ движеніе 18-го марта, нанротивъ того,
было по существу своему республиканским! и въ этомъ смы-
сл! по существу своему «консервативным!», по отношенію къ
офиціальному правительству, про которое весь Парижъ зналъ,
что въ его желавія и намѣренія входитъ монархическая ре^
ставрадія.
Если положѳніе ЦентральнаTM Комитета было затрудни-
тельно, то во сто разъ болѣе ложнымъ было положеніе его
противников!.
Центральный комитета им!лъ извѣстное знамя, извѣстный
лозунгъ, им!дъ опред!ленную и рѣзко очерченную программу.
Реакція же не могла выставить свое знамя, не осмѣлива-
чась произнести свой лозунгъ, провозгласить свою программу,
ибо все это—и знамя, и лозунгъ, и программа заставили бы
подскочить отъ негодованія девять десятыхъ парижскаго на-
селения.
Такимъ образомъ, реакція была приведена къ тому что
ей осталось заявлять о своихъ симпатіяхъ къ республик!, на
которую никто не носягалъ, и къ собранію, которое вс! нена-
вид!ли.
При такихъ условіяхъ ей предстояло понести жалкую не-
удачу что и случилось, когда она испробовала свои силы въ
знаменитой манифестами на Вандомской площади, устроенной
адмираломъ Сессэ при содѣйствіи де-Пеновъ и прочихъ сли-
вокъ монархіи и бонапартизма.
Изв!стно, чѣмъ кончилась эта манифестация.
Ыаціоналыше гвардейцы, собранные Центральным! Коми-
тетом! на площади Вандомъ, отразили силу силой.
Съ величайшей сдержанностью стерп!ли они оскорблены
со стороны этого сборища императорских! сводниковъ и поли-
цейских! агентовъ к лишь тогда отвѣтили выстрѣлами, когда
манифестанты принялись стрѣлять и убили и ранили нѣсколг,-
кихъ гражданъ.
Тогда манифестація разс!ялась.
Это было яослѣднее явное усиліе реакціи въ ст!нахъ Парижа.
Центральный Комитета приказал! произвести разслѣдоваше
о причинах! этого столкновения. Разслѣдованіе показало, что
и на этотъ разъ нападающей стороной были «люди порядка»,
и первая кровь была пролита ихъ руками.
'Много ли надеждъ возлагалъ Тьеръ на уси!хъ этихъ
внутренних! манифестацій?
Я этого не думаю.
Платя за нихъ деньги, онъ преслѣдовалъ двоякую ц!ль:
занять вниманіе ЦентральнаTM Комитета, выиграть время и
подобными безумными провокаціями толкнуть народъ на акты
насилія, которые скомпрометировали бы его и опозорили въ
глазахъ остальной Франціи.
Телеграфировать во вс! концы, что Парижъ сталъ жертвой
самой ужасной анархіи; что жизнь и собственность честныхъ
гражданъ находятся тамъ во власти горсти мятежников!, но
большей части, преступниковъ-рецедивистовъ; что грабежъ и
убійство являются ежедневяымъ занятіемъ и обычнымъ пре-
ировожденіемъ времени ЦентральнаTM Комитета; что по улицамъ
струятся потоки крови—это было не дурно!
Но если бы вдобавокъ довести Комитета до того, что
онъ д!йствительво пролилъ бы нѣсколько капель крови, со-
вершил! бы какіе-нибудь акты жестокой расправы—это было
бы нѳизиѣвдго лучше.
Тьеръ дѣлалъ все возможное, чтобы побудить населеніе къ
крайностям! такого рода.
Онъ не могъ добиться этого, и неудача удивляла и озло-
бляла его! Онъ былъ поражонъ, ибо въ душ! этого крошечнаго
Макіавели жилъ гигантскій мѣщанинъ, который искренно не-
навидѣлъ и нрезиралъ народъ и страшился его, который смот-
р!лъ на него, какъ на «низкую чернь», находящуюся во власти
самыхъ разрушительных! и самыхъ преступных! страстей,
который воображалъ, что когда эта «чернь» возстаетъ, дове-
денная до крайности страданіями и оскорбленіями, то ею руко-
водят! т! же аппетиты, какіе ОІІЪ привыкъ видѣть всѣмъ
повелѣвающими и надъ вс!мъ господствующими какъ въ себѣ
самомъ, такъ и въ окружающей его монархическо-буржуазной
обстановк!.
ГІо если онъ но выполнил! этой второй части своего пла-
на, зато онъ широко успѣлъ въ первой, состоявшей въ томъ,
чтобы выиграть время.
Здѣсь онъ нашелъ себ! цѣнныхъ сотрудников! въ париж-
ских! мэрахъ и депутатах!.
Въ самомъ д!л!, мэры и депутаты могли сыграть большую
роль, могли спасти положеніе и предотвратить т! страшныя со-
бытія, какія развернулись въ дальн!йшемъ.

Мэровъ нужно распредѣлить по нѣсколькимъ оттѣнкамъ.
Различные Вашеро, Вотрены и другіе были просто агентами
Версаля и участіе въ подготовкѣ ночвы для соглашены при-
нимали для вида, лишь для того, чтобы дать Тьеру время
собрать войска и организовать по воѣмъ правилами осаду
столицы Франціи.
.
Эти господа просто-напросто исполняли полицейскія ооя-
занности
Многіе, какъ напримѣръ г.г. Моттю и Бонвале, вложили
въ эти попытки неподдѣльную искренность, серьезно и честно
старались помѣшать кровавому столкновению, найти нейтральную
почву, на которой можно было бы путемъ взаимныхъ уступокъ
согласить противоположный притязанія Парижа и Версаля.
Они потерпѣли неудачу, они должны были потерпѣть ее, и
ихъ добросовѣстныя попытки привели къ тѣмъ же результатами,
какъ и коварство и измѣна ихъ коллеги.
Впрочемъ, если бы даже я всѣ избранники муниципали-
тетовъ обладали прекрасными намѣреніями и точными понима-
ніемъ истиннаго иоложенія вещей, ихъ усилія £ыли затруд-
нены, парализованы, уничтожены новеденіемъ парижскихъ де-
нутатовъ, которые одни были въ состояши оказать дѣйстви-
тельное давленіе одновременно и на Версаль, и на Парижъ.
Поведеніе этихъ депутатовъ останется въ исторш памят-
никомъ позора и низости.
Ни одинъ изъ нихъ, за исключепіемъ, разумѣется, тьхъ,
которые примкнули къ Коммунѣ и покинули версальское со-
брате, отряхнувъ прахъ отъ ногъ своихъ,—ни одинъ изъ нихъ
не оказался на высотѣ своего положенія, не сумѣлъ понять
или не смѣлъ исполнить свой долгъ.
Прошедшіе нѣсколькими недѣлями раньше на парижскихъ
выборахъ, дѣлившіе съ народомъ его гнѣвъ во время имперш
и его страданія и негодованіе во время осады-они не могли
не знать глубокихъ причини, справедливыхъ поводовъ движенія
18-го марта.
ѵ
.
„
Депутаты, засѣдавшіе въ Бордо, засѣдающіе теперь въ ьер-
салѣ-они лучше, чѣмъ кто-либо, знали, насколько оооснованы
опасенія и подозрѣнія Парижа, они знали, изъ кого состоять
національное собраніе,
какіе замыслы оно питаетъ, какю
заговоры въ немъ затѣваются.
Они знали, наконецъ, что если бы парижскій народъ 18-го
марта сдали свое оружіе, республика была бы низвергнута, и
нѣсколькими днями позже провозглашена монархія.
Они знали, что имъ самими, Луи Бланамъ, Ланглуа, То-
ленамъ предстояли бы путь изгнанія или ссылки за одно съ
Делеклюзами и Феликсами Піа. Реакція никогда не останавли-
вается на полдорогѣ и со смѣлой яростью ианравляетъ свои
удары на всякаго, кто заставляет, ее дрожать или грозитъ
стать ей помѣхой.
Выстунивъ на свою защиту 18-го марта, отражая ничѣмъ
ne оправдываемое нанаденіе, котораго онъ стали жертвой, Па-
рижъ одними ударомъ спасъ республику да, безъ сомиѣнія, и
свободу этихъ депутатовъ, которые позднѣе выдали его подъ
ножъ генераловъ-мясниковъ, слугъ Бонапарта и Тьсра.
Въ кояцѣ концовъ, чего требовали въ этотъ моментъ Парижъ
и Центральный Комитета? Чего требовали они такого, съ чѣмъ
не должны были бы согласиться самые благоразумные, самые
умѣренные люди?
-
Парижъ домогался, чтобы ему было предоставлено во всей
полнотѣ завѣдываніо его внутренними управлсніемъ и въ цѣ-
ляхъ обезпеченія независимости этого управленія онъ требовали,
чтобы его избавили отъ угрожающая присутствія постоянной
арміи, заявляя при этомъ, что въ своихъ стѣнахъ онъ раз-
считываетъ организовать свои собственный общественный
силы.
И онъ выставляли эти требованія послѣ того, какъ онъ
доказали, что нац'кнальная гвардія умѣла и отражать внѣш-
няго врага и исполнять обязанности внутренней полиціи.
Оиъ выставляли эти требованія какъ разъ на другой день
нослѣ того, какъ присутствіе постоянной арміи позволило
кучкѣ мятежииковъ роялистовъ сдѣлать попытку второго изда-
нія декабрьская переворота 1851 г.
Какими же образомъ люди, которые двадцать лѣтъ под-
ряди проклинали этотъ перевороти и совершившаго его зло-
дѣя, какими образомъ эти люди могли найти подобныя требо-
ванія преувеличенными или неумѣстными?
Глаза всего Парижа были устремлены на нихъ. Весь Па-
рижъ ждалъ отъ нихъ рѣшительнаго, честная и мужествен-
ная поступка.
Если было желаніе избѣжать гражданской войны и проли-
тія крови, они одни могли сдѣлать попытку въ этомъ напра-
влены съ какими-нибудь шансами на успѣхъ.

Когда Тьеръ говорил* обманываемой им* Франціи:
«Преступники устроили бунт* против* законнаго прави-
тельства, кучка мятежников* и рецидивистов* терроризует*
Париж*!..»
Они должны были отвѣтить:
«Это—ложь. Парнас* не возставадъ.
—
На него напали, и
он* защищался.
—
Онъ весь горит* желаніемъ сохранить свое
оружіе и спасти республику, которую справедливо считает* в*
опасности. Въ Парижѣ нѣтъ террора. Ни одной капли крови
не пролито, и ни один* акт* насилія не совершен* національ-
ной гвардіей и Центральным* Комитетом*».
Вмѣсто такого заявленія, которое было бы даже не поли-
тическим* актом*, а простым* свидѣтельскимъ ноказаніемъ,
какое каждый честный человѣк* обязан* былъ дать перед*
Франціей, перед* искажаемой исторіей, — они издавали нош-
лыя прокламаціи, лишенныя содержанія, мысли, значенія,
и издавали так*, как* будто отдѣлывались от* тягостной,
подневольной работы. Эта ирокламаціи были вѣроломны и по
формѣ, ибо тѣмъ одним*, что онѣ проновѣдывали согласіе и
умѣренность, не упоминая, откуда исходило насиліе, тѣмъ
одним*, что онѣ не возлагали вины на Версаль, — они возла-
гали эту вину на парижскій народ*.
Въ существѣ дѣла эти мнимые вожди демократіи питали
против* Парижа только гнѣвъ и раздраженіе.
19-го марта утром* я отправился в* мэрію 11-го округа,
гдѣ, как* мяѣ сказали, собралось большинство мэров* и па-
рижских* депутатов*.
Я добрался до них* но без* затруднен ій.
Луи Блана нъ это время там* не было; я вс-трѣтилъ
г.г. Шелынера, Ланглуа, Толена, Бриссона и еще кое-кого.
Никогда не приходилось мнѣ видѣть людей съ болѣо
угрюмыми лицами, с* большим* раздраженіемъ и въ голосѣ
и во всѣхъ своих* манерах* обращенія.
Я нарочно употребляю эти выраженія, которыя, казалось
бы, скорѣе должны быть примѣнимы къ нервным* барыням*,
чѣмъ къ политическим* дѣятелямъ, поглощенным* самыми
важными заботами, удрученными сознаніемъ величайшей отвѣт-
ственности.
Въ самом* дѣлѣ, эти господа были гораздо болѣѳ раздра-
жены, чѣмъ взволнованы, скорѣе угрюмы, чѣмъ серьезны, го-
раздо болѣе сварливы, чѣмъ встревожены.
Г. Ланглуа, по своему обыкновенію, жестикулировал* и го-
ворил* только об* «убійцахъ» Леконта и Клемаиа Тома.
Лучше не исполнил* бы такой задачи самый ограниченный,
самый глупый изъ консерваторов*, изъ тупых* буржуа, кото-
рые всегда видят* только внѣшнюю обстановку факта и не
могут* оторвать от* нея взоръ, чтобы разслѣдовать причины
и изъ них* вывести, на кого падает* отвѣтственность.
Гражданин* Ланглуа, забудем* на минуту эти два трупа,
иредставляющіе слишком* удобную тему для реакціи. Забу-
дем* эти трупы, которых* ничто не может* призвать къ жизни,
и подумаем* о живых*, о Ііарижѣ, который скоро станет*
одной громадной могилой—могилой народа и могилой идеи,—
если только мы всѣ не будем* охранять его со всей нашей
энергіей, со всѣми нашими знаніями, со всей нашей пре-
данностью!
Я оставил* Ланглуа жестикулировать и браниться и за-
говорил* съ Толеномъ.
Толенъ, это был* рабочій, член* «Международной ассо-
ціаціи», один* из* ея основателей.
Если другіе не понимали ни причин*, ни значѳнія, ни за-
конности движенія, Толенъ мог* и должен* былъ объяснить
им* все это, ибо онъ-то прекрасно зналъ, въ чем* дѣло, ибо
ему-то были извѣстны тѣ безвѣстные люди, которые оказались
въ головѣ движенія.
Толенъ раздраженно пожал* плечами и отвернулся от*
меня.
Я обратился тогда к* гражданину Бриссону и спросил*
его, что думает* дѣлать лѣвая, и въ частности,- какія рѣше-
нія приняты представителями Парижа.
«Мы еще ничего не рѣпшли», отвѣтилъ онъ; «но мы
должны показать Франціи, что республиканцы Національнаго
собранія не имѣютъ ничего общаго съ бунтовщиками и умѣ-
ютъ защищать порядок* и уважеиіе къ установленным* за-
конам*».
Итак*, Ланглуа видѣлъ только «убійцъ» Леконта и Клемана
Тома, Толенъ хранил* молчаніе, а Брисонъ смотрѣлъ на на-
ціональвыхъ гвардейцевъ, какъ на вульгарных* бунтовщиков*,
от* которых* нужно старательно отмежеваться.
Что касается других* присутствовавших*, то къ ним* было
безнолезно обращаться с* вопросами. Шелыперъ, сидя перед*
камином*, упорно дѣлалъ вид*, что онъ меня не узнает*, хотя

онъ говорилъ со мной какъ разъ наканунѣ, 18 марта, на пло-
щади Вастиліи. Остальные ясно показывали мнѣ своими
взглядами, что я посторонній, втершійся въ ихъ общество, и
Z присутствіе въ этомъ святилищѣ является очень стѣсни-
тельнымъ и совершенно неумѣстнымъ.
И, дѣйствительно, мое присутствіе должноі былоіхъ стѣ
снять Почти воѣхъ ихъ я зналъ лично, всѣ они на моихъ
глазахъ давали торжественный обязательства, выступали съ
ровмющонными рѣГи.условіяхъ Noи бши избраны> я быІЪ
свидѣтелемъ заключенныхъ ими обязательств*.
Мы участвовали въ однихъ и тѣхъ-же обществахъ, въ однѣхъ
и тѣхъ же республиканскихъ и соціалистическихъ оргашіза-
піяхъ Я едва не сталъ ихъ товарищемъ по Ыацюнальному
собранію! Одинъ видъ мой иаиоминалъ имъ слишкомъ много
вещей, которыя они хотѣли заоыть.
Я нашелъ въ нихъ то, что уже угадывалъ въ Бордо. Они
рѣшили сплотиться вокругъ законной власти т
И»
Тьепа они рѣшили держаться за свои депутатешя мѣста, по
іуТі отъ революции отъ народныхъ бѣдствій все на что
могли разечитывать. Изъ положенія претеядентовъ они пе-
решли нь положеніе правителей, и отнынѣ черезъ друпе очки
^о—аГнѣчнан
исторія и она
вляться до тѣхъ поръ, пока мы рѣшительно не порвемъ съ
старой идеей правительства, со старымъ представленіемъ о
Г°ТХѢъ
поръ, пока гдѣ-нибудь сохранится твердая и
централизованная власть, на которую во»TM
са^явно
управлять народомъ и устанавливать конститущю страны, до
Хъ поръ мы будемъ присутствовать при этомъ удручающемъ,
ПРИГмТжХе^
-
глав! прави=
людей новыхъ, проникнутыхъ самыми револющонными идеями.
Съ того момента какъ они станутъ у власти ихъ захватите,
ихъ повлечете за собой эта машина. Они сд!лаются против-
никами своб^днаго развитія естественных!» группъ, они будутъ
законодательствовать, издавать предписание править, словомъ,
по своему положевію они станутъ врагами народа.
Составьте это новое правительство исключительно изъ ра-
бочихъ, представителей трудящагося класса, отъ этого въ су-
ществ! д!ла ничто не изм!нится *).
Еще разъ: нужно не только см!нить людей, нужно изм!-
нить учрежденія, самый иринципъ, на которомъ покоится вся
соціальная машина.
Если у васъ будетъ собраніе вм!сто короля, то это собра-
те возьмете въ свои руки диктатуру, и вы не сд!лаетесь
бол!е свободными.
«Нашъ врагъ —это нашъ повелитель».
Такимъ образомъ, вс! т!, кто не хот!лъ порвать съ наро-
домъ, должны были одинъ за друг имъ порвать съ правитель-
ствомъ, и мы вид!ли какъ Делеклюзы, Феликсы Піа, Гамбоны,
Мильеры, Разуа, Курнэ оставили въ свою очередь Версаль-
ское собраніе, чтобы занять м!ста на скамьяхъ Коммуны или
сражаться во глав! геройскихъ коммунаровъ.
'
Чтобы установить долю отв!тственности каждаго, нужно .
отмЬтить, что Луи Бланъ лично им!лъ преобладающее влія-
ніе на р!шенія своихъ товарищей, что онъ оказывалъ на нихъ
угнетающее д!йствіе, что онъ былъ, говоря кратко, Трошю
республиканской л!вой.
Есть животныя, до которыхъ нельзя дотронуться, къ
которымъ нельзя даже приблизиться безъ того, чтобы не по-
чувствовать себя отяжел!вшимъ, парализованнымъ, безъ того,
чтобы не сдѣлаться неподвижнымъ.
Бываютъ также люди, съ которыми нельзя сталкиваться,
которыхъ нельзя слушать и поддаваться имъ безъ того, чтобы
не испытать что-то врод! душевнаго упадка, ослабленія вс!хъ
двигателей воли. Ихъ звучныя слова, ласкающія ухо, усып-
ляютъ васъ; ихъ пл!нительныя рѣчи, од!тыя покровомъ лож-
ной мудрости, ложнаго разума, ложной утонченности, ложнаго
патріотизма и ложной честности, будяте въ васъ вс! инстинкты
эгоизма и трусости, которые ползаютъ на днѣ сердца, даютъ
этимъ инстинктамъ красивыя названія, обращаютъ ихъ въ
«тягостный, но необходимый долгъ» и приводятъ ихъ къ изм!н!
уб!жденіямъ, въ которой всегда найДутъ свою выгоду ваши
личные интересы *).
*) Въ 1848 ГОДУ изъ одиннадцати рабочихъ, избранныхъ въ па-
лату , десять измѣнили дѣлу народа.
*) Тѣмъ, кто нашѳлъ бы меня слишкомъ строгимъ и о отно-
шѳпію къ Луи Блану, я долженъ сказать, что я имѣю въ виду

Итакъ, на Центральный Комитета оставалась вся тяжесть
положенія, быть можетъ, самаго труднаго изъ всѣхъ, какія
только рисуетъ намъ исторія.
.
Передъ лицомъ Версаля, гдѣ царствовало офиціальное
правительство, находившееся въ рукахъ самыхъ безпощадныхъ
враговъ республики и народа; передъ лицомъ пруссаковъ,
подстерегавших! свою добычу, и готовыхъ, по всѣмъ видимо-
стямъ, выйти изъ ихъ кажущагося безучастія въ тотъ день,
когда торжество соціальной и демократической революцій бу-
дет! близко къ тому, чтобы возстановить силы Франціи и
вырвать ее изъ рукъ предателей, помогавших! Бисмарку; пе-
редъ лицомъ враждебно настроенной буржуазіи, озлобленных!
правящих! классов!, передъ лицомъ стараго міра, который
весь цѣликомъ былъ задѣтъ въ самыхъ живыхъ своихъ стру-
нах! и собиралъ всѣ свои силы,чтобы предотвратить катастрофу,
нависшую надъ его головой—Центральный Комитета, остав-
ленный всѣми, имѣлъ только одну опору: ставшій на ноги Па-
рижскій народъ, вооружившійся пролетаріатъ, на помощь ко-
торому пришли немногіе, рѣдкіе люди, оставшіеся вѣрными
своимъ убѣжденіямъ.
Эти послѣдніе съ горечью сознавали, что моментъ для ве-
ликой битвы выбранъ неблагопріятный. Они предвидѣли нора-
женіе, но понимали, что, разъ борьба завязалась, ихъ долгъ
участвовать въ ней, ибо это —борьба за право, за будущее,
за справедливость, за истину.
Что могъ, что долженъ былъ дѣлать Центральный ко-
митета?
Передъ нимъ было два пути:
Утвердиться на ночвѣ коммунальной, автономной, соціали-
стической.
только Луп Блана 1871 г. Другого Луи Блана, какимъ онъ былъ
въ 1848 г., я совершенно не зналъ.
Я прибавлю, что при возвращеніи Луи Блана во Франщю,
иослѣ 4-го сентября, въ тотъ моментъ къ моему смиренному вос-
хищенно его крупнымъ талантомъ историка присоединялось чув-
ство неподдѣльной симпатіи къ представителю сощалистическихъ
идей во время февральской республики.
Иозднѣе я познакомился съ этимъ человѣкомъ на дѣлЬ, и
я долженъ былъ дать ему ту оцѣнку, которой онъ теперь заслу-
^ІСІ IВ OiOT'lj
Это было для меня тяжело, какъ тяжела потеря всякой иллю
зіи, но истина не терпитъ настроеній.
Итти на Версаль и попытаться совершить общую револю-
цію, разогнавъ Національное собраніе, объявивъ правитель-
ство низвергнутым!, призвавъ Францію къ оружію.
Позднѣе его не разъ упрекали за то, что онъ не двинулся
на Версаль уже 19-го марта.
Въ самомъ дѣлѣ, ничего не было легче.
Въ эту минуту въ Версалѣ было только немного войскъ.
Коммунары, по всей вѣроятности, безъ едииаго выстрѣла
захватили бы этотъ городъ.
Тьеръ и Національное собраніе бѣжали бы въ какой-ни-
будь другой уголъ Франціи.
А потомъ?
Вотъ соображенія, которыя остановили Центральный Ко-
*
митетъ:
Пруссаки были здѣсь, они занимали половину фортовъ
Парижа, вс! окрестные департаменты, треть Франціи. Въ слу-
чаѣ общей революціи они бы вмѣшались.
«А наши милліарды! Кто ихъ намъ заплатит!?» сказали бы
они: «Намъ нуженъ залогъ, нужно обезпеченіе. Этотъ залогъ,
это обезпечѳніе мы можемъ найти только въ правительств!,
установленном! закономъ и достаточно реакціонномъ, чтобы
удержать Францію въ томъ состояніи матеріальнаго и мораль-
наго упадка, которое дали намъ наши поб!ды».
Въ этомъ случай пруссаки возобновили бы свое движеніе
впередъ, снова начали бы войну, бомбардировали бы, за-
няли бы Парижъ, расширили бы свою оккупацію въ провия-
ціи, и имъ нельзя бы было сопротивляться.
Въ самомъ дйлѣ, что было противопоставить имъ среди
этой всеобщей дезорганизаціи?
Ужъ конечно не Версальское правительство, присоединив-
шись къ революціонерамъ, послало бы противъ нихъ остатки
регулярных! войскъ Франціи. Революціонеры же, и сутокъ
не имѣли бы въ своемъ распоряжении для того, чтобы органи-
зовать какую-нибудь силу, и имъ оставалось бы только уми-
рать.
Они сдйлали бы это, но Франція бы погибла.
Въ игрѣ господина Тьера былъ только одинъ козырь, но
козырь страшный—пруссаки.
Въ расчет! на нихъ, ему нечего было бояться.
Революція, которой онъ даже не попытался противиться,
которую онъ ожидалъ въ Версал! со своимъ багажемъ подъ

мышкой, могла оказаться побѣдительпицей на одинъ день,—
на слѣдующее утро она разбилась бы объ остріе германскихъ
ІССІСО къ
Съ по ощыо пруссаковъ онъ иодавилъ бы ее, онъ под-
нялъ бы всю Францію, крикнувъ ей:
«Вы видите этихъ революціонеровъ, этихъ соціалистовъ. - '
Это они продаютъ отечество иностранцами, они вынуждаютъ
насъ терпѣть величайшія униженія, соглашаться на самыя
жестокія условія. Они—сообщники, они—наемники Бисмарка,
они—пруссаки *)»!
^
Идея Коммуны, эта новая идея, не могла бы развиться,
укрепиться, оформиться; она исчезла бы опозоренной, пото-
нула бы въ необъятном!, морѣ отечественная бѣдствія.
Это соображеніе, эта боязнь прусскаго вмѣшательства, пре-
обладала вадъ всѣми заботами Центральнаго Комитета, тя-
жело вліяла на всѣ его рѣшенія.
Слѣды этихъ заботъ можно найти во всѣхъ его прокла-
маціяхъ. Доказательство ихъ можно видѣть въ той поспеш-
ности съ которой онъ счелъ себя вынужденнымъ заявить,
что Парижъ, поскольку это его касается, будетъ уважать
всѣ условія заключенная въ Бордо мирная договора и, что
бы ни случилось, выполнить всѣ установленный имъ обяза-
Т6Л Еще' одно соображеніе удерживало Центральный Коми-
теть. Въ первые дни онъ далеко не былъ увѣренъ въ своей
побѣдѣ. несколько округовъ, занятыхъ реакцюнной нащо-
нальной гвардіей, подстрекаемые и одобряемые агентами іьера,
отказывались признать революцію 18-го марта
Если бы Центральный Комитета оставилъ себя безъ войскъ,
пославъ ихъ на Версаль, ему грозило бы нападете со сто-
роны его противниковъ и низверженіе.
Онъ хотѣлъ сначала обезопасить свой тылъ, т. е. подчи-
нить себе непокорныхъ.
Соединяя энергію и умеренность, онъ достигъ этого сь
болынимъ искусствомъ, не проливъ ни капли крови не едь-
лавъ ни одного выстрела. Такимъ образомъ онъ лишилъ Тьера
радости видеть, какъ парижане убиваютъ другъ друга, сло-
*) Тьеръ даже неоднократно пытался увѣрить въ этомъ Онъ
говорилъ это съ трибуны. Отсюда ясно, что подобный результата
заранѣе входилъ въ его расчеты.
милъ въ его рукахъ ея лучшій доводъ, его самое коварное
оружіе передъ лицомъ псторіи.
Наконецъ, требованіе этого наступательная движенія не
было единодушными требованіемъ со стороны населенія, нахо-
дившаяся въ свою очередь во власти тѣхъ соображеній, ко-
торыя я только что изложили, усыпленная и обманутая, успо-
коенная мнимыми попытками, лживыми обещаніями разныхъ
Сессэ, примирителей-сообщниковъ и примирителей честныхъ,
но одураченныхъ, повѣрившихъ въ возможность уступокъ со
стороны Версаля.
Парижъ, какъ я уже говорилъ—городъ иллюзій. Онъ ни-
когда не оцѣниваетъ достаточно злодѣйство своихъ враговъ.
И я всегда видѣлъ, что это губить его.
Населеніе въ массѣ своей такъ же живо желало избѣжать
гражданской войны, какъ твердо рѣишло оно заставить ува-
жать свои нрава, добиться справедливости и создать у
себя новую жизнь, основанную на началахъ коревныхъ ре-
форм!, политическихъ и соціальныхъ.
Оно не могло себѣ представить, чтобы нашелся во Фран-
ціи французъ, способный задумать, желать, предпринять осаду
столицы Франціи.
Оно не могло себѣ представить, чтобы нашлось во Фран-
ціи французское правительство, способное задумать, желать,
предпринять страшную истребительную войну противъ пер-
вая города въ мірѣ за то, что этотъ городъ, въ интересахъ
народа, возобновляли великое буржуазное коммунальное дви-
жете среднихъ вѣковъ, требовалъ гарантій, вольностей, «при-
вилегій» (чтобы употребить старое выраженіе), соотвѣтсішую-
щихъ его духовному развитію и общественными потребно-
стями.
Оно думало, что этотъ человѣкъ, это правительство вой-
дутъ съ нимъ въ соглашеніе и скорѣе, чѣмъ навлечь на всю
отчизну самыя ужасныя бѣдствія, захотятъ принести извѣст-
ныя жертвы, сдѣлать извѣстньтя устуики, которыя ^были про-
стыми долями ходячей честности, человѣчности, банальная
патріотизма.
Его мэры, ея депутаты обѣщали ему эти уступки. Оно
ждало ихъ, оно на нихъ разсчитывало. Даже тѣ, кто вели-
колѣино зналъ людей Версаля, тѣ, кто вполнѣ ясно видѣлъ
ужасную бездну, отверзну вшу юся подъ нашими ногами. —еще
колебались безусловно повѣрить въ существованіе такого
9

отвратительнаTM умысла: ихъ сознаніе возмущалось передъ
холодными предсказаніями ихъ разсудка и опыта.
Эти иллюзіи оказались столь же роковыми, какъ и непод-
вижность ЦентральнаTM Комитета: всякая революція, которая
не идетъ вперед*, обречена на вѣрное пораженіе.
Изъ двоякаTM рода соображеній, остановивших* Централь-
ный Комитет*, тѣ, которым относились къ внутреннему состо-
янію Парижа, не были самыми серьезными, ибо захват* Вер-
саля былъ, очевидно, самым* надежным* средством* для того,
чтобы завоевать Париж*.
Что касается прусскаго вмѣшательства, вопрос* мѣняется.
Слѣдовало ли его опасаться?
Да, без* сомнѣнія.
Нужно ли было отважиться встрѣтить его? .
Если бы провинція была настроена так* же, как* Париж*;
если бы можно было разечитывать на мощный революционный
порыв* съ ея стороны, это была бы страшная игра, но ее
можно было выиграть.
Передъ всей Франціей, поднявшейся на ногн, вооруженной,
решившейся биться на смерть, Пруссія навѣрно поколебалась
бы и, быть может*, охотнѣе бы вошла въ соглашеніе, чѣмъ
бросилась въ приключенія, полныя опасности, уничтожавшія
всѣ ея предыдущія иобѣды.
По Франція, деморализованная пораженіями, ослабленная
двадцатью годами имперіи, оставленная Гамбеттой в* руках*
Наполеоновских* креатур*, нѣсколько мѣсяцевъ отрѣзанная
от* Парижа, не способная попять его гнѣвъ и его стремле-
Нія —поднялась ли бы такая Франція съ непобѣдимымъ еди-
нодушіемъ?
Я ставлю вопрос*, не пытаясь рѣшить его.
Однако, для того, чтобы такое движеніе разразилось, для
того, чтобы такая народная буря одним* ударом* разогнала
пруссаков* и версальцевъ, заставила сразу отступить и завое-
вателей, и реакціонеровъ—я всетаки счел* бы необходимым*
для этого дѣятельное, рѣшительное содѣйствіе радикальной
лѣвой, всѣх* этихъ людей Національнаго собранія, которые
в* глазах* невѣжественной массы нассленія воплощали в*
себѣ республиканскія и демократическія идеи.
Въ виду их* враждебнаго отноиюнія, не было никаких*
основаній надѣяться, что нровинція, плохо подготовленная,
склонит* чашку вѣсов* въ пользу Парижа, ибо провинціалы
сохранили еще религіозное благоговѣніе передъ именами, вѣру
въ мнимых* «спасителей».
Еще раз*: момент* былъ плохо выбран* для реальной
нобѣды. И поэтому, какъ я говорил* уже, никогда партія
Коммуны не высказалась бы за этотъ момент*.
Онъ былъ ей навязан*.
Народ*, подвергшійся наиадеиію, принял* бой, и Централь-
ный Комитет*, среди неслыханных* трудностей, безпримѣр-
ныхъ опасностей, сдѣлалъ то, что он* считал* для себя воз-
можным* и должным* сдѣлать: онъ строго оставался въ рам-
ках* коммунальной программы, требовал* немедленных* вы-
боров*.
Таким* образом*, он*, по крайней мѣрѣ, сохранил* за ре-
волюціей 18-го марта ея своеобразный характер* и ни въ
чем* не исказил* соціалистической идеи автономіи.
Въ этом* отношеніи его усилія увѣнчались успѣхомъ.
Мэры и депутаты уступили. Они согласились подписать афишу,
которая призывала граждан* къ избранію Коммуны.
В* этотъ день Париж* считал* себя спасенным*. Париж*
вѣрилъ въ побѣду, и къ своей безконечной радости мог* ска-
зать, что Центральный Комитет* оказал* большую услугу рес-
публик и народу.
X.
Выборы.—Провозглашеніе Коммуны.
Афиша, подписанная совмѣстно членами ЦентральнаTM
Комитета, мэрами и ихъ помощниками и нѣсколькими депута-
тами Парижа, призывала народ* произвести выборы, которые
были назначены Центральным* Комитетом* уже съ иерваго
дня его власти. Афиша эта повела къ всеобщему успокоенію
и вызвала безконечное облегченіе въ городѣ.
Думали, что удалось нзбѣжать гражданской войны.
Думали, что версальскіе заговорщики пошли на частичный
уступки, что, раз* произведены будут* выборы, будет* не-
трудно найти почку для соглашенія между Національным*
собраніем* и Парижем*.
В* самом* дѣлѣ, можно ли было предполагать, что люди,
занимающіе офиціальное положеніе, мэры и депутаты, люди,

находившіеся въ ежедневных! сношеніяхъ съ версальскимъ
правительством!, изъ Версаля же прибывшіе, чтобы принять
участіе въ созывѣ избирателей,—можно ли было предполагать,
что эти люди дѣйствовали такимъ образомъ, не получивъ на
то разрѣшевія?
Если же они не получили разрѣшенія на такія дѣйствія,
тогда этотъ созывъ избирателей былъ съ ихъ стороны актомъ
настоящаго возстанія противъ законной власти и актомъ въ
высшей степени и исключительно преступным!, ибо именно
этотъ актъ оформливадъ революціонное движеніе, создавал!
Коммуну.
Они могутъ, сколько угодно, заявлять, что у нихъ Оыла
мысль лишь объ избраніи Муниципальнаго С9вѣтау а не пол-
новластной Коммуны, все - таки остается вѣрнымъ, что эти
выборы, даже при такомъ ограниченіи ихъ важности, проис-
ходили либо съ согласія правительства, либо — противъ его
воли.
Если правительство согласилось на выборы, то какъ же
осмѣлилось оно обращаться, какъ съ простыми преступниками,
съ людьми, которыхъ оно облекло извѣстнымъ званіемъ, и съ
людьми, служившими новой власти?
Какимъ образомъ мэры и депутаты, подписавши афишу,
ни разу не напомнили правительству о его согласіи, какимъ
образомъ не оперлись они ни въ единомъ случаѣ на это со-
гласіе чтобы вырвать у правительства хотя часть его жертвъ?
Если же, нанротивъ, мэры и депутаты дѣйствовали по
собственному побужденію, пошли вопреки волѣ палаты и
Тьера,—они совершили, повторяю, актъ возстанія. Они стали
бунтовщиками, только не имѣвшими мужества взяться за ружье
на аванпостахъ или за баррикадами.
Почему въ такомъ случаѣ они не подверглись преслѣдова-
Ш Почему одни изъ нихъ могли продолжать засѣдать въ этой
налатѣ, волю которой они открыто нарушили?
Почему другіе, но вступленіи въ _ Парижъ версальцевъ,
могли снова занять свои посты мэровъ?
Стало быть, они были простыми соучастниками Гьера^ ).
*) По отношенію къ нѣкоторымъ мэрамъ соучастіе установ-
лено ихъ собственнымъ признаніемъ. Г. Вотренъ, мэръ IV-го ок-
руга, и г. Вашѳро хвастались этимъ.
Они согласились, следовательно, въ интересах! мнимо-
законной власти играть роль «агентовъ-провокаторовъ», под-
стрекая къ выборамъ, которые должны были повести на ка-
торгу, на смерть всѣхъ тѣхъ, кто иринялъ ихъ въ серьезъ?
Вопросъ этотъ долзкенъ быть выясненъ, и молчаніе, кото-
рое по его поводу хранятъ обѣ отороны съ 22 мая, не можетъ
длиться вѣчно.
Что касается массы наседенія, то она вѣрила—и не безъ
основанія—въ существованіе соглашенія съ правительством!,
по крайней мѣрѣ соглашенія молчаливаго.
Она въ особенности вѣрила, что разъ выборы будутъ про-
изведены, и въ нихъ приметъ участіе достаточное количество
избирателей, это отнимет! у Версаля всякую возможность
дальше клеветать на парижское движеніе и отказываться при-
знать его.
Она вѣрила, что послѣ внушительной манифестаціи всена-
роднаTM голосованія, нельзя будешь разсыпать по всей Франціи
телеграммы съ извѣстіями, что Парила сталъ жертвой горсти
бунтовщиковъ и разбойников!, которые насилуютъ его волю
и водворили тамъ царство террора.
Масса вѣрила, что разъ принципъ верховенства всенарод-
наTM голосованія принята и уотановленъ во Фравціи, разъ
на него само Версальское собраніе указываешь, какъ на
единственную основу своего права на власть, этотъ прин-
ципъ является столь же безспорнымъ, столь же безусловнымъ
для Парижа, какъ и для нослѣдней изъ французских!, дере-
вушекъ.
Она вѣрила, наконецъ, что съ того дня, когда Парижъ
выразишь свою волю въ формѣ свободнаTM голосованія, эта
воля перестанешь казаться бунтовщической и даже въ глазахъ
противниковъ приметъ характеръ настоящей законности.
Въ самомъ дѣлѣ, признанная всей Францібй законность
движенія 4-го сентября не покоилась далее на этой основѣ го-
лосованія, не покоилась, по крайней мѣрѣ, до 31-го октября.
Люди, которыхъ возставшая національная гвардія, по-
ставила у власти 4-го сентября, при тѣхъ же обстоятель-
ствахъ, какъ и членовъ ЦентральнаTM Комитета, были въ своихъ
глазахъ и въ глазахъ всѣхъ настоящимъ правительствомъ не
только для Лариоіса, нроявившаго свою волю, но и для всей
Францги, миѣнія которой никто не спрашивалъ.

Развѣ люди временнаго правительства 48-TM гида посту-
пили иначе?
Развѣ домъ Орлеановъ могъ бы сослаться на какое - ни-
будь иное право?
Развѣ первый Бонапарт*, развѣ всѣ правительства, смѣ-
ннвшія друг* друга в* теченіе восьмидесяти лѣтъ, не имѣли
революціонааго пропсхождевія, развѣ они основывались на
ином* правѣ, кромѣ права возстанія?
Я не говорю о Бурбонах*, привезенных* въ 1814 г. въ
казацких* телѣгахъ: этотъ случай представляет* другой вид*
права, конечно, весьма не высокаTM и еще болѣе спорнаго.
Следовательно, Центральный Комитет* дѣлалъ то, что сдѣ-
лали Трошю и Фавры 4-го сентября 1870-го года, что сдѣ-
лали Ламартины и Луи Бланы въ 1848 году, что сдѣлали
Тьеры и ихъ присные въ 1830-мъ—и ничего больше. Въ его
пользу говорило еще то, что будучи созданіемъ Парижской
воли, онъ отнюдь не претендовал* управлять всей Франціей и
желал* только вступать въ соглашенія от* имени Парижа.
Почему же въ таком* случаѣ при тожественных* обстоя-
тельствах* оказываются два вѣса и двѣ ыѣры?
Почему?
Потому что люди 4-го сентября представляли буржуазно и
реакцію. Потому что люди Коммуны представляли народ* и
революцію.
Господамъ все позволено,—рабамъ все запрещено.
Все, что исходит* от* эксплуататоров*,—законно. Все, что
исходит* от* эксплуатируемых*,---преступленіе.
Выборы прошли съ удивительным* спокойствіемъ и
230 тысяч* избирателей (двѣсти тридцать тыся*а) при-
няли въ них* участіе.
Если имѣть въ виду, что послѣ окончанія осады и рево-
люціи 18-го марта извѣстное число жителей покинуло Париж*,
если принять во вниманіе обычную цифру воздерживающихся,
приходится призвать, что эти двѣсти тридцать тысяч* голо-
сов* представляли болѣе двухъ третей избирателей. Я говорю
не об* избирателях*, внесенных* в* списки, но об* избирате-
лях*, присутствовавших* въ ІІарижѣ за вычетом* больных*
и за вычетом* индиферентныхъ, которые никогда и ни по
какому политическому вопросу не подают* голоса.
Во всяком* случаѣ, эта цифра значительно превышает*
ту, которая была зарегистрирована при избраніи мэров* и
их* помощников* гіослѣ 31-го октября.
Я былъ выбран* четвертым?» округом* вмѣстѣ съ граж-
данами Лефрансэ, К.іемаоъ, Э. Жерарденъ и Амуру.
Я иредвидѣлъ мое избраиіи п боялся его и, если нѣкото-
рые домогались званія члена Коммуны изъ жажды почестей,
для удовлетворенія личиаго самолюбія,—я ихъ жалѣю. ^
Что касается меня, я былъ далек* от?» того, чтобы же-
лать или искать этого званія. Повторяю, оно внушало мнѣ
глубокій страх*, и я принял* его. как?» одну из* тѣхъ обя-
занностей," отказываться от* которых?» запрещает* нам* честь.
В* этот* день народ* мог* видѣть наперечет* своих*
истинных* друзей, готовых* пожертвовать для него жизнью и
даже—что бывает* рѣже—своей политической будущностью.
Въ этот* день многіе смалодушествовали, многіе измѣнили.
Многіе из* тѣхз», кого до сих* пор* видѣли во главѣ всѣх*
движеній, исчезли, какъ бы по волшебсгву, поспѣшно удалились,
искали забвенія и мрака съ таким* же усердіемъ, какое
раньше затрачивали они, чтобы надѣлать шуму и выдвинуться
вперед*.
Нѣкоторые наотрѣз* отказались от* кандидатуры. Другіе,
наконец*, кто не могъ или не смѣлъ, съ перваго же для
отклонить эту опасную честь, поспѣшили подать в?» отставку,
как* только они столкнулись съ затрудненіями и опасностями
и, убѣдившись въ неизбѣжности пораженія, представили себѣ
всѣ ужасы военных?» судов?» с?» ихъ казнями.
Я должен?» сказать относительно меня лично, почему я
боялся моего избранія.
Я принадаежалъ къ тѣмъ, кто не питал* никаких* и.тлюзій.
Я слишком* хорошо знал* людей, съ которыми нам?» при-
ходилось сражаться, чтобы ждать от* них* проблеска спра-
ведливости, патріотизма, простой человѣчмости.
Я зналъ, что с* их* стороны можно ждать только безно-
щадной войны, войны, исполненной грязной клеветы и холод-
ной жестокости.
Я зналъ также, что революція, которая замыкается въ
самой себѣ, которая остается на мѣстѣ, осуждена на гибель,
и въ предыдущих* главах* я указывал*, в?» силу каких?» об-
стоятельств*, моральных* и матеріальныхъ, Парижъ-побѣди-
тель замкнулся в?» своих* стѣнахъ вмѣсто того, чтобы рас-
пространить свою власть на Францію.

Военная побѣда была, слѣдователыш, въ высшей степени
сомнительна. Она могла быть только результатами великая
движенія провпнціи, которая вмѣшалась бы между Парижемъ
и Версалемъ. которая сказала бы Версалю:
«Довольно проливать кровь! Довольно этой бойни! Мы тре-
бу емъ того же, чего требуетъ Парижъ! Пусть Версальское со-
брате исчезнет, и ОЧИСТИТЪ мѣсто представителями объеди-
нившихся Коммунъ Франдіи!»
•
Можно ли было разечитывать на это великое движеніеѴ Я
совсѣмъ не думали этого, не іумалъ на основаніи соображеиій,
изложен н ыхъ мной въ VII й главѣ *).
Нужно было считаться еще съ ирисутствіемъ пруссаковъ,
которые въ согласін съ Тьеромъ каждую минуту могли вмѣ-
шаться и бросить иа вѣсы противъ насъ всю тяжесть своей
нобѣдоносной арміи.
Мнѣ казалось, слѣдовательно, что почти все говорило за
матеріальное пораженіе. Нужно было только учесть всѣ иред-
стеящія возможности.
Оставалось одержать крупную моральную побѣду.
Если падутъ люди, можетъ восторжествовать идея. Нужно
было заложить основы принципа Коммуны и заложить такъ,
чтобы даже послѣ вѣроятнаго на этотъ разъ поражепія, онъ
оставили глубокіе корни для движенія завтрашняя дня.
Нужно было закрѣпить идею соціальной революціи, идею
возвышенія обездоленныхъ классовъ и закрѣпить такъ, чтобы
эта первая вѣха не могла быть отиынѣ вырвана, чтобы слѣдъ
этого гигаптскаго шага, отпечатавшійся па землѣ, указывали путь
будущими поколѣніямъ.
Вѣроятность поражеиія, изгнанія, смерти, еще худшая ве-
роятность—клеветы не могла остановить меня; но чувство гро-
мадной моральной отвѣтствениости меня пугало.
Что сумѣемъ сдѣлать мы съ той великой идеей народа,
спаседіе которой онъ дов!іритъ намъ.
Окажемся ли мы на высотѣ этой подавляющей задачи.
*) Между тѣмъ, событія съ того времени доказали, что если
бы Парижъ ' могъ сопротивляться еще мѣсяцъ, или посль щимъ
усиліемъ отразить банды Тьера, когда они ворвались «ь
оДЪ
то провинція. въ коицѣ коицовъ, устала оы смотрѣть на мерзости
версалъскихъ шутовъ и принудила бы правительство къ какпмъ-
нибудт. устуіпгамъ, результата которыхъ былъ бы олагопріяіьн ь
для*идеи Коммуны.
Нужно было ярко выставить эту идею, запечатлѣть ее на
будущее, придать ей матеріальную, осязательную форму; нужно
было, вопреки всѣмъ препятствіямъ, испробовать всѣ возмож-
ный средства, чтобы, хотя на одинъ день, дать ей восторже-
ствовать матеріально, восторжествовать военной силой. Такая
побѣда, какъ бы трудна она ни казалась, не была невоз-
можна.
Меня ужасало одно—взятт, на себя часть отвѣтствепности
за успѣхъ или неуспѣхъ, за жизнь или смерть парижская на-
рода. Я восхищался всѣмъ величіемъ этого народа, мнѣ и'з-
вѣстны были всѣ его иллюзіи, я яналъ, насколько справедливо
его дѣло, насколько основательны его требованія, насколько
благородны его желанія, какой геройской волей онъ обладает,,
какъ возвышенны его дѣли.
До сихъ поръ, какъ и всѣмъ людямъ поколѣнія. начавшая
жить политической жизпыо во время имперіи, мнѣ приходи-
лось только заниматься критикой, теорісЙ.
Я боролся съ злоупотреблении, расиростраяялъ идеи,
ітровозглашалъ принципы, велъ партизанскую войну протинт,
соціальнаго зла.
Теперь нужно было спуститься ст. высотъ тооріи, чтобы
стать на почву фактовъ, иорейти отъ критики къ дѣлѵ. примѣ-
нять принципы, которые такъ долго проповѣдывались.
Для всѣхъ насъ это былъ новый міръ.
Намъ предстояло столкнуться съ затруднен іями практики
и столкнуться при обстоятельствах'!, самыхъ сложныхъ изъ
всѣхъ, какія когда-либо выпадали на долю народа, самыхъ
иеблагопріятныхъ изъ тѣхъ, какія когда-либо встрѣчались на
пути людей.
Нужно было вложить въ это дѣло безстрастную рѣшимость,
волю, которую ничто не могло бы поколебать.
Нужно было броситься въ бездну безъ оглядки, нровѣрпвъ
сначала свою твердость и убѣдивпіись, что она устоитъ пе-
редъ всѣмъ.
Если вѣкоторымъ счастливым!, умамъ видѣлись лишь ве-
личіе и красота этой миссіи, я, съ своей стороны, заранѣе
видѣлъ, и видѣлъ съ жестокою ясностью, ея страшныя труд-
ности. Въ тѳченіе нѣскольтшхъ часовъ я исиытывалъ глубокую
тревогу. Сколько угрызеній совѣсти, если я окажусь не на
высотѣ этой миссіи, если случайно по моей винѣ это дѣло
подвергнется опасности, этотъ народъ иогибнетъ!

Я рѣшился однако согласиться на мое избраніе.
Дѣло было справедливо, борьба завязалась, долгъ звалъ ви-
ней участвовать.
Сколько борцовъ бросилось въ бой, повѣривъ ваш имъ
статьямъ и нашими» рѣчамъ, убѣжденныхъ той пропагандой,
которую всѣ мы вели нѣсколько лѣтъ, увлеченныхъ нашими
обѣщаніями лучшаго будущаго, разбуженныхъ къ политической
жизни нашими» примѣромъ.
Если бы въ этой безымянной толпѣ взявшейся за оружіе,
нашелся хотя одинъ такой человѣкъ, онъ пмѣлъ бы право
требовать нашего прпсутствія рядомъ съ собой.
Нужно было сражаться, иобѣдить или умереть вмѣстѣ съ
ними..
Никто не внравѣ проповѣдывать рѳволюцію, указывать
пути ' народу съ тѣмъ, чтобы въ день битвы удалиться къ себѣ
и воздержаться отъ участія въ ней подъ предлогомъ, что день
этотъ плохо выбранъ, что обстоятельства неблагопріятны, что
вѣроятно—пораженіе.
Ничто не колеблете сильнѣе вѣру націи, не опускаете,
ниже ея духовный уровень, ничто не дѣлаетъ ея волю болѣе
шат сой, не заставляете ее нолнѣе утрачивать точное понимачіе
справедливости и истины, чѣмъ эти отступничества, это, выра-
жаясь мягко, благоразуміе.
Я искренне вѣрю, что отреченіе какого-нибудь Жюля Фавра
или Жюля Симона, уклончивость какого - иибудь Луи Блана
оказываютъ болѣѳ разелабляющее, болѣе развращающее дѣй-
ствіе, чѣмъ двадцатилѣтній деспотизмъ какого - иибудь Бона-
парта.
Относительно этого, послѣдняго всякий знаетъ, что онъ
враги., что онъ негодяй. Если Бонапарте развращаете тѣхъ,
кто къ нему приближается, то онъ возбуждаете въ массѣ не-
годованіе, подавляете ее, возмущаете», но не заставляете па-
дать духоми».
Что развращаете., что вызываете упадокъ духа, что на-
страиваете скептически и гоните, прочь отъ дѣятельности,
такъ это видъ людей, которые стояли во глав! движенія, про-
иовѣдывали возстаніе, разбрасывали обѣщанія вс!мъ обездо-
існнымъ, вс!мъ угнетенными, внушали рѣшенія, диктуемыя
гн!вомъ 'и поел! всего этого, въ часъ опасносыі, обращаются
въ б!гство, закрывают!, глаза и затыкаютъ уши, когда народи,,
выйдя на улицы, призываетъ ихъ идти вм!ст! съ нимъ и
разд!лить его участь.
Кром! того, было не лишними,, чтобы въ март! 1871 года
рабочіе не остались на передовыхъ постахъ одинокими, какъ
это было въ іюн! 1848 года.
Тіередъ Версалемъ, объявлявшими, соціальную революцію
д!ломъ горсти разбойниковъ, всему міру нужно было доказать,
что эта революція вопросъ принципа и къ ней должны при-
соединиться вс! порядочные люди; что зд!сь не только част-
ное возстаніе рабочаго класса, но проведеніе въ жизнь новой
и справедливой идеи; что справедливость этой идеи заста-
вляете сплотиться вокругъ одного и того лее знамени вс!хъ,
къ какому бы классу ни принадлежали они по случайности
рожденія, еелн только въ нихъ живо чувство права, любовь
къ равенству, твердое желаніе соціальнаго прогресса.
Наканун! выборовъ я получилъ письмо, приглашавшее меня
явиться въ мэрію ТУ округа.
Меня провели въ большую залу, и я засталъ тамъ триста
національныхъ гвардейцевъ, выборяьтхъ отъ одиннадцати ба-
тальоновъ округа, собравшихся, чтобы выработать егшеокъ сво-
ихъ кандидатовъ.
На собраніи предс!дательствовалъ гражданинъ Клемансъ,
котораго я вид!лъ въ первый разъ. Виосл!дствіи онъ сталъ
моимъ товарищемъ по Коммун!.
«Гражданинъ», сказалъ мн! предсѣдатель: «въ ту минуту,
какъ вы вошли, рѣчь шла какъ разъ о вашей кандидатур!.
Возьмите слово и скажите намъ, какъ будете дѣйствовать вы,
получивъ мандате. » .
Я—врагъ всякихъ изложсній политических!, взглядов!., ко-
торыя не им!ютъ никакого значенія, которыя всегда сбивчивы
и черезчуръ общи. Я много разъ вид!лъ и знаю, что н!тъ
ничего легче, какъ привлечь на свою сторону многолюдное
собраніе съ помощью н!сколькихъ звовкихъ общихъ м!стъ,
которыя каждый слушатель понимаете по своему, и которыя
поел! выборовъ ни къ чему не обязываютъ избранника. Сло-
вом!,, я сторонник!, императивнаго мандата въ самомъ точ-
ном!, смысл! слова. Я полагаю, что не д!ло кандидата
излагать свои взгляды и приглашать избирателей принять ихъ,
но дѣло избирателей высказать свои желанія, кандидате же
долженъ смотріпъ, совпадаютъ ли эти желанія съ его соб-
ственным!, миѣніемъ, позволяют!, ли ему его уб!жденія под-

—
МО—
держивать ихъ и добиваться ихъ торжества. Я заявиль по-
этому, что воздерживаюсь отъ всякаго излишняго изложенія
моей программы, такъ какъ мои взгляды извѣстны, и прошу
собраніе задать мнѣ ясные и опредѣленные вопросы, на кото-
рые я долженъ былъ бы отвѣтить въ выраженіяхъ столь же
ясныхъ и не менѣе опредѣленныхъ.
Я могъ только радоваться своему рѣшеяію, ибо оно не
оставляло мѣста ни для какихъ ораторскихъ побѣдъ со стороны
кандидата.
Я могъ, такимъ образомъ, убѣдиться насколько онредѣлен-
на и полна была программа этихъ гражданъ.
Она состояла въ слѣдуюіцемъ:
«Мы не хотимъ навязывать вашу волю всей Франдіи, мы
« требу емъ только для насъ сам ихъ тѣ права и тѣ гарантіи,
«которыя намъ необходимы.
«Мы хотимъ неограниченной автономіи парижской Ком-
«муны.
«Мы хотимъ сами управлять собой.
«Мы хотимъ, чтобы въ стѣнахъ Парижа администрація,
«судъ, нолиція, вооруженная сила—все принадлежало намъ.
«Мы хотимъ, чтобы всѣ вопросы, которые входятъ въ
«область налоговъ, вѣроисповѣданій, народнаго просвѣщенія,
«организаціи труда и т. д . рѣшались нами, поскольку они ка-
«саются Парижа.
«Мы будемъ подчиняться всѣмъ обіцимъ закодамъ, издан-
«нымъ центральнымъ правительством!,, при условіи, что это
«правительство будетъ республиканским!, и поскольку эти за-
«коны не будутъ нарушать нашу коммунальную автономно.
«Такъ: мы выплатим! нашу часть военной контрибуціи.
«Такъ: хотя мы и стремимся къ уничтожений воинской
«иовинности и постоянаыхъ армій, мы доставим ь, въ случаѣ
«войны, причитающихся съ насъ рекрутовъ, но этихъ рекру-
«товь мы будемъ набирать, какъ мы того ножелаемъ.
«Мы призьтваемъ другія Коммуны Франціи послѣдовать
«нашему примѣру и соединиться съ нами.
«Мы хотимъ, словомъ, быть господами у себя, устраивать
«свою жизнь но-своему, сообразно съ нашими убѣжденіями и
«нашими потребностями.
«Пусть Версаль признаешь нашу автономно, и мы не цой-
«дем'ь противъ него,
«Если онъ нападетъ на насъ, мы будемъ защищаться, ибо
«мы устали сносить иго французских! мужиковъ.
«Мы не требуемъ, чтобы центральное правительство воз-
вращалось въ Парижъ. Мы предпочитаем! отказаться отъ
«званія столицы и сопряженных! съ нимъ матеріальныхъ вы-
«годъ, чтобы наслаждаться во сто разъ болѣе цѣнными благами
«нашей свободы.
«Если однако правительство пожелало бы вернуться въ
«Парижъ, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы оно не привело съ сооой
ни одного «солдата и ни одного полицейскаго агента, и отка-
залось отъ «вмѣшательства въ наши коммунальныя дѣла, мы
готовы «открыть ему наши ворота, но съ тѣмъ, разумѣется,
что на одну «національную гвардію будетъ возложено охранять
и защищать «его, равно, какъ и насъ, противъ правительства»!
Эту программу, столь ясную, столь глубокую и столь умѣ-
ренную по формѣ; эту программу, которая, если бы она оыла
понята, принята и предписана Франціей правительству, поло-
жила бы конецъ всякимъ столкновеніямъ и всякой борьбѣ,
сдѣлала бы возможным! разрѣшеніе всѣхъ вопросов! политиче-
ских! и соціальныхъ шагъ-за шагомъ, постепенно и безъ насиль-
ственных! толчковъ; эту программу, которая, разбивая- . систему
административнаго единства и иентрализацгю, обезоружи-
вала деспотизмъ какъ личнооти, такъ и собранія, но не раз-
рушала единства Франціи, поскольку оно законно и необхо-
димо; эту программу, которая завѣдываніе народными интере-
сами передавала непосредственно въ руки народа и предоста-
вляла государству управленіе общими дѣлами, единственно
подлежащими вѣдѣнію государства, являющагооя лишь пред-
ставителем! союзныхъ коммунъ; эту программу столь простую,
столь новую и столь нослѣдовательную, программу, которая
была спасеніемъ, возрожденіемъ Франціи, рѳволюціи и народа
и основывала соціальную республику на непоколебимых!
устояхъ: —такую программу я принимал!, обязывался ее под-
держивать, защищать ее до конца.
Къ тому же, это была программа и ЦентральнаTM Комитета,
та программа, во имя которой была совершена революція
18-го марта.
Если Коммуна иногда была вынуждена въ нѣкоторыхъ
своихъ дѣйствіяхъ отступать отъ изложенных! принципов!,
это вызывалось различными матерьяльными и моральными
обстоятельствами, создавшимися въ ходѣ событій.

Я привел* эту программу полностью, потому что я прежде
всего хотѣлъ установить, основываясь, если не на ея выра-
женіяхъ, то. по крайней мѣрѣ, на ея духѣ (я цитирую на
намять), установить въ общем* и цѣлом* ея первоначальный
умѣренный характер*, очевидное, въ каждой строчкѣ скво-
зящее, желаніе избѣжать гражданской войны, оставить мѣсто
для соглашенія съ правительством* на случай, если бы оно
сколько-нибудь оказалось доступным* чувствам* справедливо-
сти, человѣчности и патріотизма.
Это желаніе соглашенія со стороны національной гвардіи
не влекли за собой, впрочем*, никакой слабости, никакой не-
рѣшительности в* энергичной защіггѣ, защитѣ до конца, всѣми
средствами прав* Парижа и торжества коммунальной идеи,
или, другими словами, соціальной революціи.
Я былъ избран* восемью тысячами шестьюстами восемью
голосами, Лефрансэ получил* восемь тысяч* шестьсот* девят-
надцать голосов*, Клемансъ, Э. Жерарденъ *) прошли вслѣдъ
за нами болѣе чѣм* с* восемью тысячами голосов* каждый.
Между Лефрансэ и Амуру, послѣднимъ по списку, была
разница приблизительно въ семьсот* голосов* **).
Пять тысяч* голосов* высказалось за Луи Плана, стояв-
шаго во главѣ реакціонпаго списка, въ котором* значился
мэр* Вотрѳнъ.
Я был* избран* также УШ округом* ***) без* моего
вѣдома и узнал* об* этом* только изъ «Офиціальной га-
зеты». огласившей результаты выборов*.
На слѣдующее утро послѣ избранія я отправился в* ратушу,
чтобы узнать у ЦентральнаTM Комитета, когда будет* имѣть
мѣсто обнародованіе результатов* голосованія и офиціальное
провозглашеніе Парижской Коммуны.
Трудно было бы найти болѣе своеобразное, болѣе инте-
ресное зрѣлище, чѣмъ то, которое представляла площадь Ра-
туши и внутренній вид* «КоммунальнаTM дворца».
Всѣ входы на площадь были заграждены громадными
баррикадами, воздвигнутыми 18-го и 19-го марта. Между гру-
дами камней выглядывали грозньтя жерла пушекъ и митральез*.
Сзади сверкали штыки національных* гвардейцевъ.
*) Рабочій, маляр*.
**) Лефрансэ
8.619 голосов*-
Амуру
7,950
„
***) Вот* список*: Рауль Риго, Вальянъ, Артур* Арну, Алике*.
Это была настоящая крѣпость, живописная и внушительная.
IIa самой площади, за баррикадами, помѣщались значи-
тельный артиллѳрійскія силы, состоявшія изъ пушекъ всякаго
калибра и всякаго происхождепія, привезенных* сюда наспѣхъ
в* ожиданіи битвы с* реакціей или обратнаго настуиленія
версальских* войск*.
Среди пушекъ находились національные гвардейцы под*
ружьем*.
На троттуарахъ, вдоль стѣнъ домов*, между колесами
артиллерійекихъ ящиков* лежали матрацы и связки соломы,
приспособленные для импровизированнаTM лагеря революціон-
ной арміл.
Много преданных* людей съ перваго дня не оставляли
охраны ратуши, полагаясь только на себя въ защитѣ общаго
блага.
Когда я проник* на площаяь, был* полдень. Жаркое ве-
сеннее солнце играло на стали ружей и зажигало искры на
полированной поверхности орудій.
Люди, утомленные ночным* караулом* растянулись на
матрацах* или на соломѣ, нѣкоторые лежали на деревянных*
лафетах* пушек*.
Факт*, который заслуживает* вниманія и должен* былъ по-
разить наблюдателя: всѣ держали развернутую газету и съ
горячим* интересом* читали ее.
Этого одного было достаточно, чтобы с* перваго взгляда
стало ясно, что здѣсь были не солдаты власти, а добро-
вольцы революціи. Во время отдыха борец* обращался въ
гражданина, занятаго общественными интересами, знакомяща-
гося съ тѣм* святым* дѣломъ. на службу которому онъ отдал*
свою жизнь, за которое завтра онъ пойдет* умирать.
Въ сторон'! другіе гвардейцы варили суп*, приготовляли
обѣдъ для еврей роты.
IIa баррикадах* нѣсколько часовых?» стояло у отверстій,
сдѣланныхъ для прохода публики. Они весело помогали жен-
щинам* переходить через* препятствія, улыбались дѣтямъ,
который рученками, почернѣвшими от* грязи, прибавляли къ
этим* импровизированным?, укрѣплеиіямъ какой-нибудь камень
или горсть земли. Вѣжливые и предупредительные съ прохо-
жими, гвардейцы, видимо изнемогая от* усталости, пропускали
ихъ без* грубостей, без* оскорбленій, без* нетерпѣніа и ста-
рались сдѣлать как* можно менѣе чувствительной для массы

любопытныхъ и спѣшащихъ но дѣламъ эту временную про-
становку свободы движенія въ Парижѣ.
Самая ратуша также представляла любопытное зрѣлище.
Она была переполнена вооруженными людьми. Внутренній
дворъ, покрытый стеклянной крышей, среди котораго начи-
нается двойная лѣстница изъ бѣлаго мрамора, былъ обращенъ
въ громадную казарму.
Здѣсь нельзя было сдѣлать шагу, не рискуя наступить на
спящаго гвардейца.
Тутъ искали себѣ убѣжища тѣ, на чью долю во время ночи
выпала самая тяжелая служба. Внизу, подъ хорами, марки-
тантки устроили свои печки, поставили маленькіе боченки и
продавали жареную колбасу или стаканъ водки кліентамъ, не
довольствовавшимся казенной норціей.
Въ первомъ этажѣ, въ обширной тронной залѣ, стояли
большіе столы, всегда накрытые, за которыми главный штабъ,
офицеры, вѣстовые, люди, исполнявшіе какое-либо порученіе,
вообще всѣ служащіе, состоявшіе при Центральном! Комитет!,
получали обѣдъ. Обѣдъ подавался имъ во всякое время, потому
что во всякое время здѣсь безпрерывно приходили и уходили.
Передъ окнами были пирамидки ружей.
Я проходилъ черезъ эту залу, чтобы добраться до залы
засѣданій ЦентральнаTM Комитета, устроенной въ томъ крылѣ
зданія, гдѣ прежде находилось помѣщеніе префекта Сены.
Чтобы дойти до комитета, нужно было пройти черезъ
семь или восемь комнатъ, занятыхъ различными делегатами,
на обязанности которыхъ лежало принимать публику, отвѣчать
на ея просьбы, разематривать представившіяся затрудненія,
тутъ лее принимать рѣшенія, не териящія отлагательства
У каждой двери стояло двое часовыхъ.
На столахъ, за которыми эти делегаты писали свои распо-
ряжевія, отмѣчали принятия рѣшенія, записывали требованія,
лежало всевозможное оружіе: сабли, револьверы, ружья.
Всѣ эти люди были въ формѣ.
Даже у тѣхъ, кто старательно переписывал! воззванія для
напечатанія, помѣщался за поясомъ цѣлый складъ оружія.
ІІѢкоторые ѣли наскоро, не прекращая разговора, не имѣя
времени пообѣдать. Большинство провело здѣсь ночь. Многіе
не раздѣвались уже цѣлую недѣлю.
Эти подробности вызывали смѣхъ или возбуждали дѣланное
негодованіе.
Находили изъ ряда вовъ выходящимъ, что граждане, которые
не заставляли посѣтителеЙ ждать въ передней, ѣли передъ
этими иосѣтителями. Находили неприличнымъ, что люди, прово-
ди вшіе ночи безъ сна, имѣли передъ собой чашку кофе, чтобы
возбудить свой переутомленный мозгъ. Находили смѣшнымъ, что
борцы, еще не остывшіе отъ вчерашней битвы, готовые къ
битвѣ сегодня, предвидѣвшіе новую битву на завтра, окру-
женные врагами, бывшіе въ опасности отъ тысячи невидимых!
засадъ, не разставались съ оружіемъ даже при исполненіи
гражданских! должностей.
Возможно, что нѣкоторые преувеличивали эту обстановоч-
ную сторону, поддавались дѣтскому увлеченію излишней по-
казной воинственностью, и Коммуна позднѣе не разъ высту-
пала противъ этой маніи галуновъ и страсти украшать себя
кинжалами.
Но въ общемъ и цѣломъ, если принять во впиманіе обстоя-
тельства, въ этомъ не было ничего смѣшного. Въ этомъ зрѣ-
лищѣ гражданъ, стоящихъ съ оружіемъ въ рукахъ на стражѣ
общественных! интересов!, я находилъ даже что-то захваты-
вающее, чему картинность нѣкоторыхъ индивидуальных! пре-
увеличеній сообщала порой характерную выпуклость.
Это была действительно картина народа, готовящагося къ
бою; и такъ какъ этотъ народъ позднѣе умѣлъ умирать, не
выпуская изъ рукъ оружія, общее впечатлѣніе, которое должно
было остаться, было впечатлѣніемъ величія *).
Конечно, завсегдатаи салоновъ господина Гаусмана видѣли
въ этомъ рѣжущій контрастъ.
Господин! Гаусманъ не спѣшилъ садиться за столъ передъ
людьми, которыми онъ управлял!, — онъ спѣшилъ забирать у
нихъ ихъ деньги—и если у него случались безеонныя ночи,
онъ проводил! ихъ у какой-нибудь любовницы, которую содер-
жал! на наши гроши.
Что больше всего поразило меня такъ это съ одной стороны
выраженіе лицъ національныхъ гвардейцевъ, стоявшихъ на
часахъ у этихъ дверей, которыя въ ихъ глазахъ вели въ ре-
волюціонное и народное святилище, съ другой стороны—напо-
ловину изумленный, наполовину испуганный видъ просителей,
*) Въ наши смутные дни человѣкъ является не полнымъ че-
ловѣкомъ, если онъ не вооруженъ. Всякій безоружный народъ—
рабъ, потому что опъ во власти силы.

для которых!, «святилище» представляло лишь «пещеру де-
магоговъ».
Эти часовые, но двое у каждаго входа, какъ я говорил!.,
сохраняли благоговѣйное молчаніе, которое сдѣлало бы честь
и старымъ служакамъ, вышколепнымъ самой строгой дисци-
плиной.
Они, видимо, чувствовали то же мистическое благоговѣніе,
какое испытываете вѣрующій, проникая въ храмъ своего бога.
И па самомъ дѣлѣ, эти люди изъ народа были тоже вѣрую-
іцими, и ихъ вѣра была самой великой, самой возвышенной
вѣрой—вѣрой въ будущее человѣчества, въ царство справед-
ливости, равной для всѣхъ.
Они были изумлены своей собственной побѣлой, и смѣсь
сдержаянаго сомнѣвія, боязни и энтузіазма выражали ихъ
взоры при видѣ того, какъ ихъ делегаты, «ихъ люди», тоже
дѣти народа, засѣдаютъ среди этихъ раззолоченныхъ стѣнъ,
на обитыхъ шелкомъ креслахъ за булевскими столами и по-
пираютъ ногами мягкіе ковры, какъ они завладѣваютъ этой
блестящей обстановкой, куда столь долго имѣли доступъ лишь
враги народа, сеиды, слуги тирапіи въ тысячах!, ея админи-
стративных!, формъ.
Мнѣ въ особенности вспоминается одинъ старикъ гвардеецъ
съ загорѣлымі. энергичнымъ лнцомъ, обросшимъ бородой, съ
сѣдыми волосами, съ костлявыми членами, на которых!, отъ
ностояннаго труда ]эѣзко обозначились изсушепные нуждою
мускулы. Его пылкіе*глаза не отрываются отъ членовъ Цен-
тральнаTM Комитета, проходящих!, взадъ и впередъ черезъ залу,
входъ въ которую онъ охраняете. Во взглядахъ, какими онъ
провожаете этихъ людей, можно прочесть что-то вродѣ нѣж-
ной признательности, благоговѣйнаго восхищенія, соединенных!,
съ дикой рѣшимостыо биться за свою побѣду на смерть.
Быть можетъ, цѣлые пятыеся гъ лѣтъ грезилъ этотъ борецъ
о торжеств! народа, и вотъ наступилъ тотъ прекрасный день,
когда онъ внезапно увид!лъ ггередъ собой ожившей свою грезу.
Онъ вид!л!>, какъ такіе же рабочіе, какъ и онъ, его това-
рищи но мастерской, любимые ораторы его клуба, отдавали
распоряженія, и имъ повиновались.
Онъ вид-Ьлъ, какъ буржуа, богатые торговцы, крупные про-
мышленники, униженные, покорные, почтительные — просили,
чтобы ихъ приняли, приходили ходатайствовать о пропуск!
для своихъ товаровъ или своихъ семействъ.
«Наконецъ\ъ—говорилъ его взоръ.
«Увы\*—казалось шептало все его т!ло, на которомъ ви-
д!лись сл!ды неблагодарнаго труда, рубцы, оставленные еже-
дневной борьбой, съ в!чно идущей на приступъ нищетой.
Б!дный старикъ! Утративъ поол!днюю надежду, онъ былъ
сраженъ, в!роятно, ужасомъ пораженія бол!е жестокаго, ч!мъ
самая смерть, и прахъ его, разъ!даемый известью, покоится,
должно быть, подъ камнями разобранной баррикады въ углу
какого-нибудь глухого перекрестка.
Я говорилъ о просителяхь. Эти выглядятъ совсѣмъ иначе.
Смущенные, встревоженные—одни, какъ будто они входятъ въ
кл!тку льва, другіе какъ будто они попали въ такое м!сто,
гд! уважающій себя челов!къ боится быть узнаннымъ. На
ихъ лицахъ сквозите см!сь ужаса и гн!ва, скрываемыхъ подъ
преувеличенной почтительностью, которая производите самое
комичное впечатл!ніе.
Вскор! къ этому присоединяется неподдѣльное удивленіе,
когда они видятъ передъ собой людей, вм!ето хищныхъ зв!рей
и отвратительныхъ негодяевъ, которыхъ рисовало имъ ихъ
воображеніе.
На лицахъ многихъ, кто скор!е являлся рабомъ своей
ограниченности и нел!пыхъ предразеудковъ, ч!мъ находился
подъ властью гнуснаго нредуб!жденія или дикой ненависти,
рождаемой обезумѣвшимъ эгоизмомъ, можно было зам!тить
глубокое, хотя и смутное впечатл!ніе, какую то нер!ши-
тельность.
Н!которые казались даже почти успокоенными, на поло-
вину обращенными. Конечно, этого настроенія хватало у нихъ
не больше, ч!мъ на часъ: лишь только они удалялись, воз-
вращались въ свою среду, ихъ природа быстро вступала въ
свои нрава.
Вс!, безъ исішоченія, казались удивленными, что ихъ
нринимаютъ, выслушиваютъ, соглашаются исполнить ихъ тре-
бованія, когда эти требованія справедливы и нич!мъ не гро-
зите безопасности Парижа.
Въ этотъ день я въ первый разъ вид!лъ гражданина
Эдуарда Моро, котораго я совс!мъ не зналъ. Это быль еще
очень молодой человѣкъ, блѣдный, б!локурый, съ рЬзкими
чертами, съ холодными,, не особенно симпатичнымъ выраже-
ніемъ лица. Его товарищи поручили ему составлять воззва-
нія, за иодішсыо Центральваго Комитета.

Онъ умеръ, разстрѣлянный версальцами.
У меня нѣтъ свѣдѣній, чтобы оцѣнить значеніе этого
гражданина. Я не сумѣю сказать, какую роль сыгралъ онъ въ
послѣдующихъ политическихъ событіяхъ, но нѣтъ сомнѣнія,
что тотъ, кто составлялъ воззванія, принятыя Комитетомъ,
былъ человѣкъ большого таланта и замѣчательнаго искусства.
Эти воззванія почти всѣ являются образцовыми и по формѣ,
и по содержанію; они часто носятъ на себѣ печать истиннаго
краснорѣчія и говорятъ съ народомъ тѣмъ языкомъ, какимъ
съ нимъ нужно говорить — языкомъ въ одно и то же время
яснымъ, мужественными, сжатымъ, яркимъ.
На следующее утро Коммуна была провозглашена офи-
ціально.
На покрытой красными сукномъ эстрадѣ, устроенной пе-
редъ ратушей, былъ поставленъ громадный столъ за кото-
рымъ сидѣли члены Центральнаго Комитета, опоясанные
своими красными шарфами съ серебряной *) бахромой, всѣ—
въ формѣ національной гвардіи.
Позади нихъ статуя Генриха IV исчезала подъ массой
краоныхъ знамени.
Если я не ошибаюсь, не было ни афиши, ни какихъ-либо
другихъ приглашеній, кромѣ одной строчки въ «Офиціальной
газетѣ», но болѣе ста тысячи національныхъ гвардейцев!»,
своевременно нрѳдупрежденныхъ, сошлись на площадь и на-
полнили прилегающія улицы.
Баррикады, окружавшія площадь, были усѣяны густыми
толпами людей, словно виноградными гроздями.
Любопытные усѣяли окна мансардъ и даже крыши ари-
стократа ческихъ домовъ улицы Риволи. Ставни первыхъ эта-
жей въ большинствѣ домовъ были плотно закрыты: жильцы
отсутствовали или выражали свое неудовольствіе.
Надъ всей этой величественной картиной сіяло яркое
солнце, горѣвшее тысячами искръ на штыкахъ и на серебря-
ныхъ и золотыхъ галунахъ офицеровъ, лившее потоки ослѣ-
пительнаго свѣта на знамена батальоновъ, построенныхъ
вдоль рѣшетки, знамена разноцвѣтныя, ибо красное знамя,
'*) ІІІарфъ члѳновъ Коммуны былъ также красный, но серебря-
ная бахрома была замѣнѳпа золотой кисточкой на каждомъ концѣ
шарфа.
съ никой или фригійскимъ колпакомъ наверху, еще не усиѣло
вытѣснить трехцвѣтяыя знамена Седана и Версаля.
• Когда Центральный Комитета объявилъ имена избранныхъ въ
Коммуну, когда внезапно раздавшіеся пушечные выстрѣлы по-
трясли городъ своими звуками, изъ этихъ ста тысячъ грудей
вырвался крикъ такого энтузіазма, такой единодушной и го-
рячей преданности республик! и Коммунѣ, что никто изъ
присутствовавших!, на этомъ торжествѣ не можетъ забыть о
немъ, хотя бы ему довелось прожить цѣлые вѣка.
Эти сто тысячъ людей, двѣсти тысячъ, поднявшіеся позд-
н!е, 12-го апрѣля, при извѣстіи о нападеніи версальцевъ—
вотъ какова была «горсть мятежниковъ», «сборище рециди-
вястовъ», на которыхъ указывалъ Тьеръ недоумѣвающей остол-
бенѣвшей провивціи.
Сколько осталось нынѣ этихъ, въ тотъ моментъ полныхъ
надежды «федералистовъ», сошедшихся подъ синимъ небомъ,
при громѣ пушекъ провозгласить Коммуну и Всемірную рес-
публику?
Тысячи изнываютъ въ каторгѣ, въ ссылкѣ, въ Новой
Каледоніи.
Другіѳ страдаютъ и борятся въ изгнаніи.
Остальные, большинство, покоятся подъ камнями мостовой,
которую они оросили своей кровью, во время «кровавой не-
дѣли» послѣ двухъ мѣсяцевъ безпощаднаго боя.
Это провозглашеніе новой идеи и соціальной революціи
было столь захватывающим!, и величественнымъ, что даже
наши враги испытали глубокие впечатлѣніе. Одинъ изъ нихъ
не удержался отъ того, чтобы не засвидѣтельствовать свое
восхищеніе, подсказанное ему не его совѣстыо—у этихъ лю-
дей ея нѣтъ-но его нервами, потрясенными и покорепыыми.
Вотъ конецъ этого отрывка, подписанная Катюль Ман-
десъ. Я беру его изъ книги полной клевета, озаглавленной
«73 дня Коммуны».
«Одинъ за другимъ батальоны построились на площади,
«въ иолномъ норядкѣ, съ музыкой во главѣ.
«Музыка играла «Марсельезу», которую подхватывал!, хоръ
«изъ пятидесяти тысячъ мужественных!, голосовъ. Этотъ громъ
«звуковъ заставлялъ трепетать всѣ сердца, и въ великой
«пѣснѣ, Ііолинявшей отъ нашихъ пораженій, на минуту снова
«звучала ея былая сила.
«Вдругь грянула пушка. Пѣснь раздается съ удвоенной

«грозной силой, необъятное море штыковъ, знаменъ, головъ
«наступает! и отступаетъ, волнуется, приливаетъ къ эстрадѣ.
«Пушка гремитъ, не переставая, но ее слышно лишь тогда,
«когда прерывается пѣніе. Потомъ всѣ звуки тонутъ въ еди-
«номъ кликѣ, въ единомъ общемъ голосѣ безчисленной толпы,
«и у всѣхъ этихъ людей бьется лишь одно сердце, подобно
«тому, какъ уста ихъ звучатъ въ одинъ голосъ.
« О, парижекгй народъ! Что за вулкапъ благородиыхъ стра-
стей пышетъ въ твоей груди, если порой при приближеніи
«1£Ъ тебѣ его пламя зажигаетъ и очищаешь даже сердца
«тѣхъ, кто тебя осуждаешь! »
Наканунѣ изъ-подъ яркаго, красочнаго, горячаго пера
одного изъ нашихъ, журналиста, . писателя, художника, Жюля
Валлеса вылилась слѣдующая замѣчательная страница, испол-
ненная истинно революціоннаго краснорѣчія:
«Это теплое и ясное солнце, золотящее жерла орудій, этотъ
«ароматъ букетовъ, шелестъ знаменъ, легкій шорохъ этой
«Революціи, которая идешь спокойная и прекрасная, какъ
«синяя гладь рѣки, эта дрожь, эти искры, эти мѣдныя трубы,
«Отблескъ бронзы, эти вспышки надежды, благоуханіе славы...
«Все это могло опьянить побѣдоносныя дружины республи-
канцев!, опьянить гордой радостью...
«О, великій Парижъ!
«Въ своей низости мы говорили уже о томъ, чтобы поки-
«нуть тебя, бѣжать отъ твоихъ предмѣстій, которыя считали
«мертвыми!
«Прости, отчизна славы, городъ спасенія, пріютъ ре-
«волюціи!
«Что бы пи случилось, пусть завтра предстоишь намъ но-
«вое пораженіе, смерть — наше поколѣніе утѣшено! Мы полу-
«чили воздаяніе за двадцать лѣтъ скорби и пораженій.
«Пусть раздаются всюду трубные звуки, пусть быотъ въ
«походъ барабаны!
«Обними меня, старика, товарищъ мой сѣдовласый! И ты,
«малютка, играющій въ мячъ за баррикадой, иди сюда, тебя
«я тоже хочу обнять.
«День 18-го марта принесъ тебѣ радость спасенія, мой
«мальчикъ! Ты могъ, какъ и мы, расти въ иотемкахъ, спо-
« тыкаться въ грязи, падать въ крови, гибнуть отъ голода и
«позора, испытывать невыразимую горечь безчестья!
«Этого больше не будетъ!
«За тебя пролилась на на кровь и наши слезы. Тебѣ Прй-
«надлежитъ наше наслѣдство. Сынъ обездоленных! — ты бу-
«дешь свободным! человѣкомъ...»
Почти всѣ члены Коммуны присутствовали при этом ь тор-
жеств!. Вс! были глубоко взволнованы. Я чувствовал!, какъ
слезы сжимаютъ мн! горло и наполняют! глаза.
Передъ нами была картина безконечной радости, горячей
в!ры. Цѣлая волна надеждъ поднималась къ намъ отъ этой
толпы. Эти сто тысячъ гражданъ пришли сказать намъ:
«Вотъ наша кровь, наша жизнь! Берите все, тратьте все,
«не жалѣя, мы не будемъ спорить, но спасите республику,
утвердите Коммуну, утвердите равенство. Наша участь, участь
Франціи и революніи, а съ ними и участь всего челов!че-
ства въ вашихъ рукахъ!»
Передъ этой картиной я какъ бы терялъ сознаніе; чувство
грозной ответственности наводило на меня ужасъ...
Рядомъ со мной былъ Курнэ.
Я взялъ его подъ руку и указывая на это зрѣлиіце,
сказалъ :
—
Какія обязанности!
—
Но за то какія права!—отвѣтилт. онъ мн!.
XI.
Коммуна.
—
Полышшство и меньшинство.
—
Делеклгозъ, Гамбонъ,
Феликсъ Піа.— Политика.
Первое зас!даніе Коммуны было въ самый день ея иро-
возглашенія, 28 марта вечеромъ въ ратушѣ.
Это зас!даніе состоялось само собой, ибо никто изъ чле-
новъ не получилъ приглашенія.
-
Такое прпглашеніе не могло исходить отъ Бюро Коммуны,
еще не образованнаTM, оно должно было быть послано Цен-
тральным! Комитетом!, который, однако, не сдѣлалъ этого.
Надо сказать, въ самомъ д!л!, что, проявивъ полное само-
отреченіе и большое искусство за то время, пока онъ одинъ
былъ у власти, Центральный комитета, обезнечившій избраніе
Коммуны, сталъ вести себя совершенно иначе съ того момента,
какъ она нріобр!ла осязательныя формы, и существованіе ея
стало фактомъ.
До сихъ поръ чувство громадной отвѣтственности ставило

Центральный Комитет* выше мелких* личных* страстей, да-
вало народным* диктаторам* духовное величіе, просвѣтляло
ихъ ум*. Лишь только ировозглашеніе Коммуны освободило
их* от* этой страшвой ноши, они снова стали людьми, отда-
лись во власть стремленій, порождаемых?, соперничеством*.
Нѣкоторые изъ них* принялись сожалѣть о власти, которую
так* спѣінили передать въ руки избранников* парижскаго
народа.
ІІослѣ совершенія долга у них* осталось недовольство.
Итак*, когда мы явились в* ратушу, там* ничего не было
приготовлено для нашего пріема.
Всѣ почти залы были заняты лицами, состоявшими при
Центральном* Комитетѣ.
Члены Коммуны, нрибывшіе туда первыми, блуждали на-
удачу, не зная, гдѣ мы должны собраться. Часовым* забыли
отдать раслоряженіе пропустить насъ, и так* какъ въ тот*
момент* мы не имѣли ни пароля, ни какихъ-либо отличій, по
которым* можно было бы узнать насъ, приходилось подолгу
вести переговоры у рѣшетки, прежде чѣмъ удавалось проник-
нуть внутрь.
Многіе изъ насъ, кого мало знали по имени или въ лицо,
принуждены были отступить передъ суровостью отданных* ча-
совым* приказаній.
Однако же, часам* къ десяти насъ набралось достаточно,
чтобы вступить въ отиравленіе своих* обязанностей.
Въ качествѣ прежняго помощника мэра, иослѣ 1-го сен-
тября, я вспомнил* тут*, что въ ратушѣ была зала, предна-
значенная для засѣданій муниципальнаго совѣта. Въ эту залу
я и привел* своих* товарищей, находившихся въ затрудненіи.
Дверь оказалось запертой. Членов* ЦентральнаTM Комитета
нельзя было найти. Пришлось- призвать слесаря. Залой давно
уже не пользовались, и она заросла пылью. Не хватало ламп*.
Многіе изъ насъ испытывали сильное раздраженіе против*
ЦентральнаTM Комитета, приписывали ему умышленную не-
брежность, которой, вѣроятно, не существовало. По крайней
мѣрѣ, она не была обдуманной и единодушной.
Наконец*, худо ли, хорошо ли нам* удалось устроиться.
Тогда явилась делегація изъ трех* членов*, чтобы передать
нам* полномочія ЦентральнаTM Комитета. Она сдѣлала это въ
выраженіяхъ, который были встрѣчены благосклонно, и Ком-
муна приняла ностановленіе, гласившее, что Центральный Ко-
митет* оказал* большія услуги республикѣ и Парижу
Гражданину Бела, старшему по возрасту, было предоста-
влено предсѣдательство на этом* засѣданіи.
В* мои намѣренія никогда не входило написать, въ тѣс-
номъ смыслѣ слова, исторгю Коммуны. Я хотѣлъ только со-
брать мои личныя восноминанія, изложить то, что я видѣл?.
и считаю интересным?,,—въ цѣляхъ выпукло обрисовать идею
Коммуны, довольно неясную даже в* глазах* нѣкоторыхъ бор-
цов*, шедших* за ея знаменем*, и—что еще важнѣе—въ гла-
зах* многих* из* тѣхъ, чьей задачей было осуществить тор-
жество этой идеи.
Кромѣ того, важно очистить дорогую для насъ идею от*
той клеветнической грязи, въ какой пытались утопить ее враги-
побѣдители, и дать достойный отвѣтъ тѣмъ «друзьям*», ко-
торые протягивают* нам* руку, какъ несчастным* безумцам*,
заслуживающим* почти въ такой же степени жалости, как* и
порицанія.
Я, лично, отвергаю эту жалость, это снисхожденіе.
Наша идея была великой, справедливой. Въ ней заклю-
чалось спасеіііе народа.
Что касается людей, то, если они совершили ошибки, если
они оказались не на высотѣ своей задачи, пусть судят* ихъ,
пусть приговор* исторіи будет ь так?, строгъ, какъ онн этого
заслуживают*. Я отнюдь не отступаю передъ строгостью. Но
пусть не смѣпгиваютъ дѣла и его исполнителей въ одной и той
же оцѣнкѣ.
Если обстоятельства и наши силы не позволили нам* на
этотъ раз* обезпечить нобѣду этой идеѣ, то важно, по крайней
мѣрѣ, чтобы она была хорошо понята, чтобы никто не вообра-
жал*, будто онъ видит* перед* собой только возстаніе, болѣе
или менѣе геройское болѣе или менѣе справедливое, чтобы
было ясно усвоено следующее:
Парижская Коммуна представляла пѣчто иное и боль-
шее, чѣмъ возстаніе.
Она была ітровозглашеніемъ извѣстнаго принципа, прове-
деніем* извѣстной политической системы. Словом* она была
революціей новой не только по времени, но и по существу:
па складках* ея знамени была написана цѣлая программа,
оригинальная и самобытная.

Тоті, день, когда это будетъ ясно нонято, будетъ днемъ
полнаго торжества.
Я не буду, слѣдовательно, заниматься защитой Коммуны
и ея дѣятелей. Я постараюсь сдѣлать только одно: быть снра-
ведливымъ и безпристрастнымъ, говоря и о ней самой, и о
ея дѣятеляхъ.
Если мы, несмотря на величіе дѣла, несмотря на вели-
чіе народа, отдавіпаго за него свою кровь, понесли нораженіе,
это зависѣло отъ почти безвыходиыхъ обстоятельств!,, въ ко-
торыхъ мы находились, обстоятельству не нами созданных!,,
но неизбѣжно давившихъ на насъ.
Это завиеѣло также отъ недостатка опредѣленнооти въ той
политик!, какой сл!довала Коммуна.
Нужно признать, въ самомъ д!л!, что Парижская Ком-
муна, если разсматривать ее, какъ правящую власть, часто
вела противорѣчивую политику. Отсюда получился тотъ стран-
ный фактъ, что идея коммунальнаTM движенія, столь опреде-
ленная и ясная въ дни поел! 18-го марта и во время власти
ЦентральнаTM Комитета, — стала бол!е смутной, бол!е рас-
плывчатой съ того момента, какъ появилось собраніе, назы-
вавшееся:
ПАРИЖСКАЯ КОММУНА.
Однако это собраніе, которое столько клеймили, которое
пытались сдѣлать то смішнымъ, то ненавистным!,, то и см!ш-
нымъ, и ненавистнымъ сразу,—заключало въ своей сред! не-
мало выдающихся людей, представлявших!, безенорно крупныя
умственныя величины.
Что касается честныхъ людей, руководимыхъ хорошими
нам!реніями, решившихся до конца исполнить свой долгъ, то
никогда, быть можетъ, ни въ одномъ собраніи не насчитыва-
лось ихъ такъ много.
Въ самомъ д!л!, в!дь, не къ числу дюжинныхъ личностей
принадлежали такіе д!ятели, какъ Делеклюзъ, Феликсъ Оіа,
Варленъ, Жюль Валлесъ, Тридопъ, Верморель, Тейсъ, Прото,
Лонгэ, Гамбонъ, Лефрансэ, Малонъ и пр., и пр.
Вс! эти люди и многіе другіе, Чоторыхъ я не буду назы-
вать, чтобы не удлинять безъ нужды этого неречвя, *) вы-
:і:) Такимъ образомъ о станется Д н ѣс к ол ь колицъ, которыхъ я
вовсе не буду касаться, какъ членовъ Коммулы, — напримѣръ,
Дюваль, Флуранеъ, Бланки, Клюзерэ и пр. Одни изъ нихъ погибли
д!лялись своимъ талантомъ или характеромъ; многіе изъ нихъ
выд!лялись и т!мъ, и другимъ вм!ст!. Если наряду съ
ними въ Коммун! оказалось н!сколько чудаковъ, то что же
въ этомъ удивительнаTM?
У демократіи тоже есть свои Лоржерили, Белькастели, и
Бараньоны.
Челов!ческое несовершенство сказывается всюду.
Кром! того, не это представляло главную опасность для
Коммуны, не въ этомъ состояла самая слабая ея сторона.
Ея ошибки и, повторяю, расплывчатый характеръ ея
политики завис!ли отъ другихъ причины Главныя изъ нихъ
я сейчасъ укажу.
Едва собравшись и вступивъ въ должность, мы могли за-
мшить то важное обстоятельство, что слова:
„Парижская
Коммуна" им'Ьли два различныхъ смысла для разныхъ чле-
новъ собранія.
Для однихъ—Парижская Коммуна представляла, воплощала
въ себ! первое примѣненіе антиправителъственнаіо прин-
ципа, борьбу противъ старыхъ представленій о государств!,
покоящемся на единствѣ власти, государств!, централизо-
ванномъ, деспотлческомъ.
Коммуна для нихъ являлась торжествомъ принципа авто-
номіи для свободно объединяющихся группъ, принципа воз-
можно бол!е прямого народнаго самоуправленія.
Въ ихъ глазахь Коммуна была первымъ этапомъ всеобъем-
лющей революціи, въ такой же м!р! соціальной,
какъ и
политической, революціи, которая должна была устранить ц!-
ликомъ вс! старыя заблужденія. Это было безусловное отри-
цание идеи диктатуры, это былъ захватъ власти самимъ на-
родомъ и, сл!довательно, уничтоженіе всякой власти, стоящей
внѣ народа и надъ нимъ.
Люди, чувства, мысли и желанія которыхъ направлялись
въ эту сторону, составили то, что доздн!е было названо
соціалистической группой, пли менъшипствомъ.
Для другихъ, наітротивъ, Парижская Коммуна была нро-
въ самомъ иачалѣ, другіе — никогда не засѣдали съ нами и не
принимали участія въ нашихъ преніяхъ.
Извѣстно, что Дюваль и Флуранеъ были убиты версальцами
3 апрѣля, а Бланки былъ въ нлѣну у реакціи.
Что касается Клюзерэ, то онъ оставался во главѣ военнаго
министерства до самаго своего ареста.

долженіемъ старой Коммуны 93-го года. Въ ихъ глазахъ она
представляла диктатуру именемъ народа, сооредоточеніе гро-
мадной власти въ нѣсколышхъ рукахъ и разрушеніе старыхъ
учрежденій такимъ путѳмъ, что сначала во главѣ ихъ стави-
лись новые люди, которые мгновенно обращали ихъ въ ору-
жіе борьбы противъ враговъ народа.
Среди людей этой группы, бывшихъ сторонниками прин-
ципа власти, идея единства власти, идея центр ализаціи не
вполнѣ исчезла.
Если они признавали, если они писали на своемъ знамени
иринципъ коммунальной автономги и свободной федераціи
группъ, то обусловливалось это тѣмъ, что такой принципъ былъ
навязанъ имъ волей Парижа. При этомъ нѣкоторые не вполнѣ
или плохо понимали его и вносили въ него значительныя
ограни ченія.
Кромѣ того, находясь подъ властью привычекъ мысли,
пріобрѣтенныхъ за долгую жизнь борьбы и отстаиванья сво-
ихъ требованій, они, взявшись за дѣло, тотчасъ попали на
тотъ путь, которымъ шли такъ долго, и безспорно при самыхъ
лучшихъ намѣреніяхъ, увлекались желаніемъ иримѣнять ста-
рые способы для осуществленія новой идеи. Они не понимали,
что въ подобныхъ случаяхъ форма почти всегда беретъ верхъ
надъ содержаніемъ, и что, желая установить свободу средствами
диктатуры и произвола, убиваютъ ту самую свободу, которую
хотятъ спасти.
Эта группа, составившаяся, впрочемъ, изъ довольно раз-
личи ыхъ элементовъ, образовала большинство и получила на-
званіе революціонпо-якобинской.
Это наименованіе, какъ и то, которымъ обозначалось мень-
шинство, было неправильно,—неправильно въ томъ смыслѣ, что
оно было слишкомъ односторонне исключительными.
Въ самомъ дѣлѣ, большинство, за вычетомъ нѣсколькихъ
личностей, въ суіцествѣ своемъ было такъ лее мало «антисо-
ціалистичнымъ», какъ и меньшинство—«антиреволюціоннымъ».
Никто въ Коммунѣ и не думали возставать противъ не-
обходимости соціальныхъ реформъ, и всѣ иостановленія соціа-
листическаго характера принимались безъ возраженій, обычно
при полномъ единогласіи.
Стало быть, съ этой точки зрѣнія большинство было социа-
листическими. Надъ нимъ только господствовала привязан-
ность къ революціоннымъ традиціямъ, и тамъ, гдѣ бблыная
часть членовъ меньшинства видѣла главную сущность дѣла,
большинство, напротивъ, склонно было видѣть лишь второсте-
пенную подробность.
Взятое въ цѣломъ, большинство отличалось менѣе ясными
и опредѣленнымъ сознаніемъ овоеобразія и новизны Комму-
нальная движенія. Поглощенное потребностями текущей борь-
бы, оно занималось не столько тѣмъ, что закладывало основы
будущая или ярко выдвигало принципъ, торжество или, по
крайней мѣрѣ, твердое, послѣдовательное выясненіе которая
было нашей задачей, сколько тѣмъ, что хваталось для обезне-
ченія побѣды Парижа за всѣ ^ре ства, какія только подска-
зывались, повторяю, традиціеи.
Поэтому, въ области соціалистическихъ мѣропріятій она
обычно довольствовалась тѣмъ, что голосовало за нихъ почти
на вѣру, всякій разъ, какъ иниціатива такихъ мѣръ исходила
отъ группы признанныхъ экономистовъ.
Съ другой стороны, меньшинство не было антиреволюціон-
нымъ, и доказательство этому—его дѣятѳльное участіе въ ре-
волюціонномъ движеніи, начатомъ 18-мъ марта.
Нужно даже сказать, что, съ извѣстной точки зрѣнія, мень-
шинство оказывалось болѣе революціоннымъ, чѣмъ большинство.
Оно являлось болѣе революціонньшъ въ томъ смыслѣ, что
смѣлѣе заносило руку на самыя учрежденія, стремилось разру-
шить самыя основы старая политическая и соціальнаго по-
рядка, хотѣло порвать со всѣми традиціями и положить на-
чало дѣйствительно и безусловно новому строю, хотѣло измѣ
нить сверху до низу всѣ былыя отношенія между властите-
лемъ и подвластными, словомъ, хотѣло вступить въ новую эру,
совершенно отличную отъ всего того, что имѣло мѣсто до сихъ
поръ, и рѣшительно выбраться изъ той проторенной колеи,
въ которой на иротяженіи восьмидесяти лѣтъ застрявали всѣ
правительства, выдвигаемыя народными натискомъ.
Кромѣ того, взятое въ цѣломъ, оно не отступало ни передъ
какой крайней мѣрой, если только эта мѣра казалась ему
способной повести къ ожидаемымъ отъ нея благимъ послѣд-
ствгямъ и не представляла собою отрицанш самого прин-
ципа, во имя котораго мы взялись за оружіе.
Насколько эти названія, примѣняемыя къ массѣ большин-
ства были неправильны по своему одностороннему характеру,—
можно доказать тѣмъ. что какъ, съ одной стороны, въ группѣ,
называвшейся
«революціонно - якобинской»
насчитывалось

много членов* «Интернаціонала», людей, извѣстных* главным*
образом* своим* участіемъ въ соціалистическомъ движеніи,
так*, съ другой стороны, среди меньшинства былъ бланкист*
Тридонъ, и представители радикальной печати, болѣе извѣст-
ные своей революционной дѣятельностью во время имперіи,
чѣмъ принадлежностью къ соціалистическому движенію *).
Нельзя было также сказать, что на одной сторонѣ стояло
больше представителей буржуазіи или рабочаго класса, чѣмъ
на другой. Если главные и самые пылкіе вожди большинства,
какъ напримѣръ, Феликс* ГІіа, Рауль Риго, Вальянъ, Ферре,
Гамбонъ, Паскаль Груссэ, Прото, Режэръ, Лео Мелье, Mio—
принадлежали къ буржуазіи, а именно к* газетному міру и
адвокатурѣ, то Шардааъ, Амуру, ІПалэнъ Дереръ, Тренкэ,
Іоганнаръ и др. —были рабочими.
Точно так* же, если среди меньшинства находились буржуа,
вродѣ Лефрансэ, Лангэ, Жюля Валлеса, Вермореля, Тридона,
Андріе, Журда, Артюра Арну, то там* было также не мало ра-
бочих*, какъ Клемансъ, Э. Жерарденъ, Тейсъ, Малонъ, Пинди,
Сералье, Авріаль и, наконец*, Варлен*.
Очевидно, не въ этихъ и не въ других* различіяхъ про-
исхождения и воспитанія надо искать причины того раскола,
который произошел* въ Коммунѣ къ ея концу.
Какъ я уже указывал*,
раскол* зависѣлъ от* других*
причин*.
Онъ былъ обусловлен* тѣмъ, что въ то время,
какъ одни, обладая менѣе ясным* пониманіемъ коммунальной
идеи, хотѣли примѣнять тѣ пріемы, которые положены были
въ основу буржуазной и политической революціи 89-го года,
другіе заявляли, что Коммуна, это—революція иного содержа-
*) Было бы, слѣдовательно, ошибочно утверждать, что члены
«МеждународнаTM Общества» съ перваго же дня образовали спло-
ченную группу, которая заняла мѣста на лѣвой и приняла пазва-
ніе „соціалистической".
Меньшинство образовалось совсѣмъ пначе.
Его образованіе шло гораздо медленнѣе и не было слѣдстві-
емъ какого-либо предварительнаTM соглашенія.
На самомъ дѣлѣ, небольшое число людей съ общими взглядами
и стремленіями ознакомились другъ съ другомъ постепенно по сво-
имъ рѣчамъ и голосованіямъ. Они составили опредѣленную группу
лишь къ самому концу Коммуны, просто силой обстоятельства
Голосованіе но вопросу о <Комитетѣ общественнаTM снасенія»
было первымъ, которое офиціально выяснило существовапіе мень-
шинства и придало ему ту сплоченность, какой вовсе не суще-
ствовало вначалѣ.
нія, по существу своему соціальная и народная, имѣющая
своей задачей завершить, а не повторить первую рево-
люцію, и стремились къ тому, чтобы выдвинуть на первый
план* ея своеобразный характер* и примѣнять для проведенія
новаго принципа новыя средства, не отвергая, впрочем*, ради
этого ни одной из* энергичных* мѣръ, требовавшихся при тѣхъ
исключительных* обстоятельствах*, въ которых* мы нахо-
дились.
Словом*, мы требовали, чтобы средства соотвѣтствовали
ц?ьли, между тѣм* как* большинство нримѣняло средства, іго-
торыя вели въ противоположную сторону, больше того—прш:ѵ
-
няло средства, которыя были окончательно безиолезны, совер-
шенно недействительны при тѣхъ особенных* условіяхъ, въ
какія поставлена была Коммуна.
Доказательством* вашей правоты служит* то, что боль-
шинство из* этихъ мѣръ, принимавшихся въ ігринцииѣ, но
рѣдко иримѣпявшпхся на практикѣ въ виду их* полнаго не-
соотвѣтствія и со средой, съ событіями, лишь ускорили ско-
рое наденіе Коммувы и сдѣлали его болѣе глубоким*.
Если большинство ссбрапія высказывалось против* вас*,
это в* особенности вызывалось тѣмт, что среди членов* так*
называемой революціовной группы находились такіе люди,
какъ Делеклюзъ, Феликс* Ilia, Тамбов*, которым* возраст* и
многолѣтнее участіе в* борьбѣ давали всѣ преимущества того,
чтобы играть преобладающую роль въ собраніи, почти иѣли-
конъ состоявшем* из* новичков* въ полптикѣ,
Ихъ имена привыкли видѣть во главѣ всѣх* движеній,
всѣх* трсбованій; за ними признавали извѣстную опытность
въ общественной жизни; ихъ прошлое восходило къ 1848 году
и къ борьб! демократім въ представительных* собраніяхъ того
времени. Они обладали всѣми качествами, чтобы внушить до-
вѣріе и привлечь на свою сторону всѣхъ, кто имѣлъ лишь
болѣо или мевѣе смутное представленіе о выпавшей на нашу
долю задачѣ.
Среди меньшинства, напротив*, за мсключеніемъ Лефрансэ
и Белэ, никто не могъ принимать дѣятельное участіе въ
событіяхъ, предшествовавших* имперіи. Наши взгляды сложи-
лись в* уединеяіи, путем* простого изученія исторія, внѣ
вліянія каких* - либо традицій прошлаго. Родившіеся к* ду-
ховной жизни во времена рабства, мы прониклись къ нему
ненавистью и боролись съ ним*, каждый но своему, кто пе-

ромъ, кто словомъ, кто организаціей рабочаго двшкенія, какъ
Варлснъ и другіе члены «МеждународнаTM Общества», ко-
торыхъ соціализмъ привелъ къ революціи, подобно тому,
какъ многихъ изъ насъ революція привела къ соціализму.
Вступивъ въ Коммуну, люди 1848 года неизбѣжно при-
несли съ собой, какъ я уже говорилъ, усвоенныя ими при-
вычки мысли и пониманіе революціи, совершенно не подходив-
шія къ столь глубоко самобытному движенію, начавшемуся
18-ымъ марта.
Въ извѣстномъ возрастѣ мѣняться поздно. Они иредста-
вл ли собою другое поколѣніе, иные способы дѣйствія.
Здѣсь не можетъ быть спора объ ихъ характер!, ихъ искрен-
ности, ихъ преданности дѣлу, ихъ умѣ.
Делеклюзъ проявилъ величіе и самоотреченіе, которыя
несомнѣнно д!лаютъ изъ него выдающуюся историческую лич-
ность, достойную всеобщаTM уваженія и восхищенія. На меня,
лично, онъ произвелъ одно изъ т!хъ живыхъ и глубоких!
впечатл!ній, которыхъ ничто не изглаживаешь.
Это былъ герой и благородный человѣкъ, во всемъ значе-
ніи этого слова.
Его любовь къ народу, его преданность революцш, къ
концу Коммуны, погасили въ немъ всякій личный эгоизмъ.
Онъ. такъ сказать, отд!лился отъ самого себя, чтобы подняться
выше людей и событій, чтобы не имѣть передъ глазами ни-
чего, кром! завѣтной цѣли, высшаго закона —блага народа...
Старый якобинецъ, отлитый изъ бронзы по образцу людей
Конвента, посл!днимъ вонлощеніемъ которыхъ въ наши дни—
и однимъ изъ самыхъ прекрасных! воилощеній — его можно
назвать; принадлежавшій къ покол!нію, увлеченному идеей
единства власти и мало осв!домленному въ соціальныхъ во-
просахъ,—онъ не замедлилъ увид!ть, что отдаешь свою жизнь
для дѣла,—дѣла Коммуны,-- многіе принципы котораго опровер-
гают!, побивают! часть самыхъ дорогихъ его убѣждонш. Онъ
не разд!лялъ всѣхъ желаній борцовъ Коммуны; извѣстная
часть этихъ желаній противорѣчила принципам!, которымъ
онъ посвятилъ всю свою жизнь, и порождала колебаніе и
смятеніе въ его мозгу, привыкшемъ къ инымъ формамъ
мысли,—но нужно отдать ему ту справедливость, что онъ въ
совершенств! попималъ новую программу, схватывалъ все ея
значеніе.
,
w
Его привязанности были, быть можетъ, не на сторонѣ агоы
программы, но за нее былъ народъ, за нее была воля на-
рода. —Онъ склонился передъ желаніемъ народа и стоически
принест. необходимый жертвы.
Такъ, изъ его устъ никогда не раздалось ни одного горь-
каго слова, слова обвиненія или порицанія противъ меньшин-
ства. Говоришь даже, что къ концу онъ сталъ между мень-
шинством!, беря его подъ свое покровительство, и членами
большинства, которые охотво уничтожили бы это меньшин-
ство, какъ препятствіе. ДЬятель, котораго сорокъ л!тъ борьбы
и его темперамент! всен!ло влекли къ большинству, ум!лъ
быть справедливым! къ меньшинству, ум!лъ понять и приз-
нать его роль и съ ясностью мысли, свободной въ этотъ тор-
жественный часъ отъ всякихъ вліяній честолюбія и личныхъ
отношеній, онъ разглядѣлъ, что на л!вой такъ же, какъ и на
правой, были лишь в!рные слуги народнаго д!ла.
На ряду съ Делеклюзомъ долженъ быть поставленъ также
и Гамбонъ. Онъ столь же мало, какъ и первый, занимался раздо-
рами, которые къ концу, казалось, разделили Коммуну на два ла-
геря. Поглощенный исключительно торжѳствомъ революціи, по-
бѣдой иарижскаго народа, онъ посвятилъ этому дѣлу вс! свои
силы съ преданностью, мужеством!, сачоотверженіемъ, которыя
заслуживают! безграничнаTM восхищенія. Онъ былъ въ рядахъ
большинства, но никогда не наиадалъ на меньшинство, ни-
когда не проявлял! ітротивъ него раздраженія или подозр!ній,
и у меня есть основанія думать, что въ случаК нужды, онъ
такъ же, какъ и Делеклюзъ, вмѣшался бы, чтобы напомнмть
н!которымъ, слишкомъ забывчивымъ въ этомъ отношеніи лю-
дямъ, что врагъ — въ Версалѣ, что на всѣхъ скамьяхъ Ком-
муны революція найдетъ лишь преданных! ей борцовъ.
Къ несчастью, я не могу сказать того же относительно
Феликса Піа. Онъ, ванротивъ, часто вносилъ въ наши вну-
тренніе споры большое ожесточеніе и досадную р!зкость и въ
своей газет! позволял! себѣ даже заходить такъ далеко, что
самымъ несправедливым! образомъ извраіцалъ наши нам!-
ренія, которыя не могли возбуждать сомнѣнія въ глазахъ
всякаго неглупаго и добросов!стнаго человека.
Такой образъ д!йствій казался и кажется мн! заслужи-
вающим! глубокаго сожалѣнія.
Бываешь непониманіе даннаго положенія, бываешь ошибоч-
ная его оц!нка. Это—простительно нѣкоторымъ умамъ, бол!е
уб!жденнымъ, ч!мъ просвѣщеннымъ, мало привыкшимъ раз-

сматривать вопросъ съ его различныхъ сторонъ, — умамъ, у
которыхъ страсть легко можетъ одержать верхъ надъ разсуд-
комъ, которые, въ ущербъ логикѣ, опьяняются громкими сло-
вами. Но на такія извиняющія обстоятельства не могъ бы
сослаться Феликсъ Ніа, человѣкъ талантливый и умный.
За свою долгую политическую жизнь онъ проявлялъ всегда
неоспоримую смѣлость мысли и неоспоримую революціонную
энергію. Съ этой стороны онъ былъ также хорошо извѣстенъ,
какъ Делеклюзъ и Гамбонъ. Какъ и они, онъ могъ бы и дол-
женъ бы былъ стать выше этой мелочной злобы и крупныхъ
несправедливостей, не внушивъ подозрѣнія самымъ требова-
тельнымъ и самымъ недовѣрчивымъ.
Если онъ не всегда поступалъ такимъ образомъ, то, я
думаю, оттого, что личная вражда противъ нѣсколькихъ чле-
новъ меньшинства заводила его за предѣлы строгой справед-
ливости, какъ это бьтваетъ часто съ нервными и впечатли-
тельными художественными натурами.
Возвращаюсь къ моей исходной точкѣ. Мнѣ пришлось
убѣдиться, что для многихъ чденовъ большинства коммуналь-
ная идея осталась совершенно незамѣченной, что они совер-
шенно не поняли ея и не сумѣли освободиться отъ оковъ
прошлаго.
Въ ихъ глазахъ революція 18 марта была просто «рево-
люціей,» и они дѣйствовали соотвѣтственно этому, не отдавая
себ! отчета въ тѣхъ глубокихъ различіяхъ, которыя отдѣляли
эту революцію отъ ея иредшественницъ—различіяхъ, не только
обусловливавшихъ ея полную законность, но и ея исключи-
тельную важность.
Часть молодежи также присоединилась къ этой группѣ,
увлеченная, опьяненная властью.
Всякая власть действуете развращающимъ образомъ.
Человѣкъ легко воображаете, что эта власть—революціонна,
разъ онъ самъ—революціонеръ, и удовольствіе чувствовать
себя въ свою очередь повелителемъ окончательно ослѣпляетъ
его.
Эти люди всѣми силами толкали Коммуну на путь дикта-
туры съ того момента, какъ у нихъ явилась надежда, что
часть диктаторской власти попадете въ ихъ руки.
Спѣшимъ прибавить, что число этихъ молодыхъ людей, у
которыхъ личныя стремлевія играли такую преобладающую
роль, было очень ограниченно.
Оба теченья обнаружились съ перваго же засѣданія, Когда
были внесены два противоположный предложенія по одному и
тому же вопросу.
-
Я внесъ предложеніе объявить засѣданія Коммуны пуОлич-
НЫ Паскаль Грусэ выступилъ, напротивъ, съ предложеніемъ
объявить засѣданія Коммуны тайными. Поддерживая свое иред-
ложеніе, онъ сказалъ: «Коммуна должна быть «Совѣтомъ Де-
сяти ».
На мой взглядъ это было отрицаніемъ всей идеи коммуны.
Съ моей точки зрѣнія Коммуна должна была быть — по-
скольку, при данныхъ обстоятельствах^ это было осуществимо-
ѵправленіемъ народа самимъ народомъ.
Закрытым засѣданія, Совѣтъ Десяти, издающій постановле-
ны, выработанный въ глубокой тайяѣ, вдали отъ улицы внѣ
всякаго содѣйствія общественнаTM мнѣнія—но вѣдь это былъ
просто-напросто императорскій режимъ, эта была система
людей 4 сентября!
Развѣ не подъ иокровомъ этой тайны, развѣ не подъ по-
кровомъ принципа власти, стоящей выше воли парода, могли
они подготовить свою измѣну и совершить ее?
Не стоило труда бороться съ ними, свергать ихъ для того,
чтобы
имъ подражать!
Мнѣ возразятъ, что стали бы действовать во имя народа,
и для народа, во имя революціи и для революціи.
Пусть такъ.
Но развѣ мы неиогрѣшимы?
А если бы мы ошиблись?
Неужели оттого, что насъ избрали, мы отдалились отъ на-
шихъ избирателей, иріобрѣли даръ всевѣдѣнія и всемогу-
щества?
Конечно, нѣтъ!
.
л
Это значило бы наоборотъ подъ предлогомъ «револющонно-
сти» отступать отъ истинной революціонной традищи.
Конвентъ всегда засѣдалъ на глазахъ у народа и монтань-
яры всѣ шли въ клубы, чтобы представить народу и оосудить
вмѣстѣ съ нимъ тѣ иредложенія, которыя они ставили затѣмъ
на голосованіе верховнаго собранія.
Что касается меня, то, будучи сторонникомъ императивваго
мандата, я не могъ подобнымъ образомъ идти противъ са-
мого себя и отрицать на практик! мои собственные принципы.
11*

Я не думаю, что избранники, разъ онъ избранъ, зависитъ
уже только отъ своей собственной совѣсти, какъ увѣряетъ
Жюль Фавръ, человѣкъ, какъ извѣстно, совѣстливый. Я думаю,
что избранный является и долженъ являться только живыми,
говорящими отраженіемъ убѣжденій своихъ избирателей. Съ
того момента, когда его убѣжденія не совпадають больше съ
убѣжденіями избирателей, вина лежитъ на немъ. Ему остается
только уйти и продолжать борьбу отъ своего собственнаго
имени.
По этому вопросу у Коммуны было много колебаній, выз-
ванныхъ различными соображеніями, иногда довольно серьез-
ными.
Однако, вопроси принципа стояли для меня выше всего.
Я то и дѣло бралъ слово, чтобы отстаивать свой взглядъ,
и въ концѣ концовъ собраніе высказалось хотя и не за пол-
ную гласность своихъ засѣданій *) но все же за обнаридова-
ніе сокращенныхъ протоколовъ въ „Оффиціальной газетѣ".
Къ несчастью, эти протоколы бывали очень не полны и,
за недостаткомъ опыта у іѣхъ, кому было поручено ихт» соста-
влевіе, почти никогда но передавали точно картины засѣданій.
Говоря о большинствѣ и менынинствѣ, я значительно пред-
восхитили событія, ибо эти двѣ группы образовались къ по-
слѣднимъ днямъ Коммуны и оффиціально заявили о своемъ
существоЕаніи лишь но случаю голосованія о „Комитетѣ обще-
втвеннаго спасеніяи
.
Въ теченіе долгая времени, среди тѣхъ, изъ кого предстояло
сложиться меньшинству, не было никакого соглашенія.
Мы мало знали другъ друга.
Каждый слѣдовалъ своему темпераменту и, сообразно со
своими политическими идеалами, сообразно со своими принци-
пами, говорилъ и голосовали по всѣмъ вопросами, какіе ста-
вили иередъ нами случайности каждаго дня.
Я сказали, что мы мало знали другъ друга.
Лично я зналъ только двоихъ или троихъ изъ будущихъ
«двадцати двухъ».
Съ Лефрансэ у меня завязались сношенія только съ 4 сентя-
*) Само собой разумѣется, что рѣчь шла не о тѣхъ засѣда-
ніяхъ, на которыхъ обсуждались передвиженія войскъ. Такія засѣ-
данля должны были во всякомъ случаѣ оставаться тайными.
бря, и то эти сношенія оставались рѣдкими и очень поверхно-
стными.
Я былъ знакомъ также съ Верморелемъ, но въ то время
раздѣлялъ недовѣріе, которое онъ вообще внушали революціон-
ной партіи, и всячески избѣгалъ имѣть съ нимъ дѣло.
Лишь видя его дѣятельность во время Коммуны, я убѣ-
дился, до какой степени онъ былъ жертвой клеветы, и тогда
къ нему вернулось все мое уваженіе.
Среди будущаго меньшинства у меня былъ въ теченіе двад-
цати лѣтъ только одинъ личный, старый другъ, съ которымъ я
мысленно всегда былъ вмѣстѣ, во всѣхъ перепетіяхъ его бур-
наго и часто скорбная существованія. Я всегда восхищался
его талантомъ, любили его мощный, оригинальный умъ. Я ис-
кренно радовался—хотя и не удивлялся при видѣ того, какъ
онъ обнаруживали настоящій политическій смысли, лишь
только обстоятельства ему это позволили, лишь только онъ по-
палъ въ среду, бывшую ему по плечу.
Я имѣю въ виду Жюля Вал леса.
Кромѣ Валлеса и тѣхъ двухъ борцовъ, которыхъ я только
что назвали, надо указать еще: Малона, Пинди, Авріаля,
Варлена. Остальные мнѣ были совершенно чужды.
Я зналъ имена, зналъ умственную цѣну такихъ людей,
какъ Лонгэ и Тридонъ, но съ ними мнѣ не пришлось, кажется,
обмѣняться ни одними словомъ.
Нѣтъ сомнѣнія, что личныхъ друзей я больше насчиты-
вали среди группы, образовавшей позднѣе большинство: эта
группа въ большей своей части состояла изъ журналистовъ *),
съ которыми моя жизнь журналиста по необходимости ставила
меня въ частыя сношенія. Мнѣ было даже тяжело отдѣлиться
отъ нихъ и, не отказываясь отъ личной привязанности, кото-
рую я никогда не переставалъ питать къ большинству изъ
нихъ, не бороться болѣе въ ихъ рядахъ, какъ боролись мы
съ такимъ жаромъ во времена Имперіи.
Я сдѣлалъ то, что подсказывала мнѣ моя совѣсть, не сдѣ-
лать чего я не могъ, —иначе я сталъ бы презирать себя. Они
безъ сомнѣнія поступили также. Я думаю, что они ошибались.
Они думали, что ошибка—на моей сторонѣ. Будущее рѣшитъ,
кто былъ виновата, и кто правъ.
*). Это явленіѳ было бы легко объяснить, но такое объясиеніо
выходить за прѳдѣлы моей темы.

Но если не существовало еще оффиціальнаго раскола, то,
повторяю, тѣмъ не менѣе, въ скрытом* видѣ существовало
два теченія. Дѣйствуя, вначалѣ незамѣтно для себя, друг*
на друга, они придавали политикѣ Коммуны тот* расплывча-
тый, шаткій характер*,
на который я указывал* въ началѣ
этой главы.
Первой ошибкой Коммуны, ошибкой, изъ которой вытекли
всѣ другія, было то, что она неправильно изображала изъ себя
правительство, неправильно смотрѣла на себя, какъ на обычное
верховное собрадіе, и хотѣла законодательствовать, дѣйство-
вать по своей исключительной иниціативѣ, тогда какъ она
должна бы была видѣть въ себѣ лишь исполнительную власть
парижскаго народа.
Собираясь на тайныя засѣданія, куда всецѣло закрыт*
былъ доступ* народу, не публикуя вначалѣ даже протоко-
лов* своих* преній, она замыкалась въ себѣ. Эта замкну-
тость позволила нѣсколькимъ лицам* оказывать преобладаю-
щее вліяніе на собраніе и частным* мнѣніямъ и индивиду алч-
ным* темпераментам* его членов* придала такое важное зна-
ченіе, какой они никогда бы не должны были имѣть.
Если бы мы оставались на глазах* народа, если бы
мы не сторонились великаго потока общественнаTM мнѣнія,
то въ этом* поток! потонули бы всѣ наши разногласія. На-
шим* дѣломъ было бы лишь выяснять стремленія и желанія
толпы и выражать ихъ въ фактах*.
При этом* несогласіе
между нами было бы во сто раз* менѣе замѣтнымъ, так*
какъ всѣ мы были преданными слугами народа, так* какъ
всѣ мы заботились лишь о его благѣ, о его торжеств!.
Непосрѳдствённымъ результатом* этой замкнутости, этихъ
пріемовъ правительственной власти было для Коммуны осла-
бленіе коммунальной идеи, которую слѣдовало подтвердить и
рѣзко определить съ перваго же дня.
Этого не сдѣлали. Коммуна была предоставлена исключи-
тельному вліянію своих* членов*, изъ которых* — еще раз*
повторяю — одни, и въ том* числѣ самые видные и самые
уважаемые, находились под* давленіемъ долгаго прошлаго,
худо подготовившаго ихъ къ федералистическому нредставле-
нію о будущем*; a другіе—и таких* было много — оказыва-
лись слишком* новичками въ политикѣ, чтобы видѣть подвод-
ные камни, чтобы съ достаточной ясностью осмысливать свои
собственный желанія.
—
И вот* Коммуна забыла намѣтить
свою программу, и первое ея заявленіе гласило:
«Граждане!
«Ваша Коммуна организована.
«Голосованіе ^б марта подтвердила побѣду республики.
«Гнусным* нападеніемъ власть пыталась задавить вашу
«свободу: въ состияяіи законной обороны, вы выгнали изъ
«ваших* стѣнъ правительство, которое хотѣло обезчѳстить
«вас*, навязывая вам* короля.
«Нынѣ преступники, которых* вы не за хот!л и даже нре-
«слѣдовать, злоупотребляют* вашим* великодушіем*,
чтобы
«организовать у самых* ворот* Парижа очаг* монархическаго
«заговора. Они накликают* гражданскую войну; они пускают*
«в* ход* всѣ средства развращенія; они всюду ищут* себѣ
«сообщников*: они осмѣлились даже вымаливать помощь у
«иностранцев*.
«Францію и весь міръ мы призываем* судить эти отвра-
тительные происки.
«Граждане!
«Вы только что создали для себя учрежденія, которыя не
«оставляют* желать лучшего.
«Вы стали вершителями своих* судеб*. Сильное вашей
«поддержкой, представительное собраніе, не замедлит* изгла-
«дить бѣдствія, причиненныя низвергнутой властью: подорван-
«ная промышленность, прекратившаяся работа, испытываюгція
«застой коммерческія сдѣлки — не замедлят* получить мощ-
еный толчек*.
«Сегодня же состоится ожидаемое рѣшеніе по вопросу о
«взносѣ квартирной платы;
«Завтра—рѣшѳніе об* уплатѣ векселей;
«Всѣ отрасли общественной дѣятельности будут* упорядо-
«чены и улучшены;
«Національная гвардія—отнынѣ единственная вооруженная
«сила города, будет* без* замедленія реорганизована.
«Таковы будут* наши первые шаги.
«Чтобы обезпечить торжество республики, избранники на-
«рода требуют* от* него только поддержать ихъ своим* до-
«вѣріемъ. Что касается их* самих*, они исполнят* свой
«долг*».
Парижская Коммуна.
Это воззваніе грѣшитъ многим*.

Во-первыхъ, оно слишкомъ туманно. ІІрочитавъ его, никто
не нодумаетъ, что это заявленіе исходишь отъ Парижской
Коммуны. Всякое другое правительство, рожденное народной
революціей, могло бы подписать его.
Оно не имѣетъ особеннаго, своего собственнаTM индиви-
дуальнаTM характера.
Кромѣ того. Коммуна выступаешь ръ нсмъ въ роли «спа-
сителя народа» и говоритъ ему:
—
Я сдѣлаю то, сдѣлаю другое, я разрѣшу такіе-то во-
просы, исполню такія-то задачи, заглажу бѣдствія, вовста-
новлго промышленность, возобновлю работу, «дамъ мощный
толчокъ» всей соціальной машинѣ.
Все это великолѣпныя вещи, чудныя намѣренія, но нѣтъ
правительсгва, которое не разглагольствовало бы о томъ же.
Съ другой стороны, это воззваніе заявляешь, что парижскій
народъ создалъ для себя учрежденія, которыя не оставляют!
«желать лучшаго».
Какія же учрежденія?
Парижскій народъ въ этотъ моментъ не создалъ еще ника-
ких! учрежденій. Онъ просто совершилъ великій актъ, про-
возгл?сивъ принципъ коммунальной автономги, избравъ свою
Коммуну.
Теперь этой Коммунѣ предстояло, въ согласіи съ наро-
дом!, выработать тѣ учрежденія, о которыхъ шла рѣчь, учре-
жденія еще не существовавшія.
Наконецъ, какова будетъ политика Коммуны по отношенію
къ версальскому правительству, по отношенію къ Франціи.
Объ этомъ не было ни слова, и однако всякій согласится,
что этотъ вопросъ представлял! свою важность.
Воззваніе обѣщаетъ спасти республику. Очень хорошо! По
какими средствами?
Хотятъ-ли признать или отвергнуть правительство, бѣжав-
шее въ Версаль?
Хотятъ-ли основать Парижскую Коммуну, издавать за-
коны, дѣйствовать отъ ея имени, или же хотятъ говорить,
издавать законы, дѣйствовать отъ имени всей Франціи, для
всей Франціи, словомъ поставить себя па мѣсто версальскаго
правительства?
По этимъ вопросам! воззваніе не даетъ ясныхъ укаяаній.
Мы остаемся безъ отвѣта или — что еще хуже — ииѣемъ
крайне неонредѣленные отвѣты.
Ясно только одно: Коммуна говоритъ, какъ правительство,
которое облечено всѣми полномочіями, принимает! на себя
всю отвѣтственность, которое будетъ дѣйствовать во имя сво-
его всемогущества и берется сиасти положеніе.
Вы видите, что здѣсь сказывается вліяніе старой традиціи
государства, старыхъ централистических! представленій.
Это — революціопно въ прежнемъ значеніи слова, это
отвѣчало принципамъ соцгализма\— но это совсѣмъ не отвѣ-
чаетъ принципамъ Коммуны.
Коммуна исчезает!, на сценѣ остается только прави-
тельство.
Однако же, слѣдовало установить опредѣленно двѣ вощи:
Политику внутреннюю:
Политику внѣшнюю.
Съ соціалистической точки зрѣнія нужно было формули-
ровать въ немногих! словахъ столь простую и столь
точно опредѣленную программу коммунальной автономіи; объ-
яснить населенію несложный механизм! прямого управленія,
осуществляемаTM при помощи естественных! груипъ, образо-
вавшихся и объединившихся въ союзъ, напомнить рабочимъ,
что имъ, отнынѣ свободным! отъ цѣпей закона, отдававшаго
ихъ во власть капитала,—остается только объединиться, дого-
вориться съ хозяевами въ качеств! одной изъ раввыхъ сто-
ронъ и установить новыя отношенія между трудомъ и капи-
талом! — въ томъ вид!, въ какомъ они вытекаюшь изъ дѣй-
ствительныхъ экономических! законовъ.
Съ точки зрѣнія чисто политической д!ло было уже цѣли-
комъ сд!лано. Нужно было только принять программу Цен-
тральнаTM комитета: уничтоженіе арміи, зам!на ея національ-
ной гвардіей, передача муниципальнаго, судебнаго, полицей-
скаго, финансоваго и пр. управленія Парижемъ въ руки пред-
ставителей Парижа.
Это—относительно внутренной политики.
Въ области политики вн!шней сл!довало заявить, что Па-
рижъ отнюдь не хочешь навязывать свою волю и свое верхо-
венство всей націи и притязать на какую-либо диктатуру:
что то центральное правительство, какое признаетъ остальная
Франція, онъ готовъ признавать,—поскольку это правительство,
съ своей стороны, будетъ признавать коммунальный вольности
Парижа; что, следовательно, Парижъ не объявлял! никому

войны и рѣшилъ только защищать свое право, если это право
• будутъ отрицать или нарушать.
Подобное заявлѳніе Коммуна одѣлала 19 апрѣля, правда,
вь выраженіяхъ немного смутныхъ, но поистинѣ блеетящихъ *).
Она сдѣлала его подъ давленіемъ общественнаго мнѣнія
по личнымъ настояніямъ нѣсколькихъ членовъ, которые чув-
ствовали всю ложность положенія, неустранимую до тѣхъ
поръ, пока Коммуна не вступите рѣшительно на истинную
почву революціи 18 марта **).
Этотъ документ ь останется все же яркимъ провозглаше-
ніемъ коммунальныхъ . пршщвповъ, живым ь свидѣтельствомъ
важности и необходимости коммунальнаTM движенія, величія
его цѣли, богатства его программы.
Къ несчастью, въ этотъ моменте уже было поздно.
Уже двѣ недѣли лилась кровь, версальцы бомбардировали
Парижъ, и результате», котораго можно было ожидать отъ
п.
>:ДѳКЛаращя
.ФР
ан
ЦУЗскому народу» принадлежим иеру
Делеклюза съ участіемъ Жюля Валеса, который входплъ въ комис-
^назначенную для этой цѣли. Я не могу вспомнить имена дру-
гихъ членовъ этой комиссіи.
'
Вотънѣсколько выдержеігь изъ этой «деклараціи», слиш-
комъ длинной, чтобы привести ее здѣсь цѣликомъ:
„ .... Чего требуетъ Парижъ?
„Признанія и укрѣпленія республики, единственной формы
правленія, совмѣстимой съ правами народа и правильпымъ и сво-
ооднымъ развитіемъ общества.
„Распространенія на всѣ города и деревни Франціи полной
коммунальной автономіи, обезнечивающей каждой коммупѣ нелри-
косновенность ея правъ и всякому французу-свободное разватіе
ботинка
Ѳ И склонностей'
какъ
гражданина, человѣка и ра-
Автодомія коммуны будетъ имѣть своимъ нредѣломъ лишь
равное право на автономно для всѣхъ другихъ коммунъ, присоеди-
нившихся къ договору. Союзъ этихъ коммунъ долженъ обезпѳчить
единство Францш". (Слѣдуетъ перечисленіе правъ Коммуны).
„ ..... Въ смыслѣ мѣстныхъ гарантій Парижъ нѳжелаетъ ни-
чего больше, при условіи, разумѣется, что въ общей, централь-
ной администрации, онъ найдетъ представителей союзныхъ коммунъ
осуществлена и нримѣнопіе тѣхъ же принциповъ.
'
Но въ силу своей автономіи и пользуясь свободой своихъ дѣй-
ствій, Парижъ оставляетъ за собой право произвести у себя, какъ онъ
самъ этого пожелаетъ, тѣ административный и экономическгя реформы
какихъ требуетъ населепіе; создать учреждены, способный развивать и
расширять просвѣщенге, пр изводство, обмѣпъ и кредитъ, обобществить
власть и собственность, сообразно съ потребностями момента, жела-
пгями заинтересованныхъ лицъ и данными, доставляемыми опытомъ...".
этого заявленія въ первый день, не могъ иослѣдовать теперь,
когда слово принадлежало пушкамъ, когда ярость борьбы на
смерть овладѣла всѣми умами, когда Тьеръ уже имѣлъ время
въ самыхъ широкихъ размѣрахъ организовать въ провинціи
противъ Парижа пропаганду лжи и клеветы.
Передъ битвой, пока Тьеръ еще собиралъ съ помощью
пруссаковъ разбитыя войска Бонапарта, подобное заявленіе,
составленное въ тщательно взвѣшенныхъ, искусно выбранныхъ
выраженіяхъ, могло бы помѣшать Тьеру и вызвать во всей
#ранціи широкое движеніе общественнаго мнѣнія.
Я не думаю, чтобы это остановило Тьера.
Онъ хотѣлъ власти, хотѣлъ раздавить революцію, и никакія
соображенія политического порядка или простой нравственности
не были въ силахъ повліять на него. Но если бы такая про-
грамма была обнародована всюду отъ имени избранниковъ
двухсотъ тридцати тысячъ гражданъ, — она могла бы измѣ-
нить поведеніе остальной націи.
Во всякомъ случаѣ, Коммуна сдѣлала бы все, что отъ нея
зависѣло, и по формѣ, такъ же, какъ и по существу, имѣла
бы на своей сторон! всю полноту права.
Мн! возразятъ, что однородный заявленія много разъ д!-
лались Центральнымъ Комитетомъ, но не привели ни къ чему.
Возражая такъ, забываютъ, что Центральный Комитете
нвсилъ до изв!стной стенени характеръ органа возстанія,
между т!мъ, какъ Коммуна—нужно всегда это иомнить—была
избрана по приглашенію законныхъ мэровъ и оффиціальныхъ
депутатовъ Парижа, зас!давшихъ еще въ Версальскомъ соб-
раніи, и потому носила характеръ неоспоримой законности.
Ея существованіе, въ глазахъ людей честныхъ, бсзпристраст-
ныхъ, людей здраваго смысла, нельзя было съ легкимъ серд-
цемъ приписать насилію горсти разбойниковъ и рецидиви-
стовъ.
Если я съ изв!стной настойчивостью указываю на то, что
я разсматриваю, какъ ошибки Коммуны, я, разум!ется, д!лаю
это отнюдь не съ ц!лью уронить ее и не ради удовольствія
критиковать.
Въ большей, или меньшей степени мы вс!
ответственны и солидарны въ этихъ ошибкахъ.
Я указываю на нихъ потому, что исторія прошлаго должна
быть урокомъ, а не образцомъ для будущаго; потому, что
нріобр!тенный опыте долженъ послужить т!мъ, кто со вре-
менемъ зам!нитъ насъ въ этой в!чной борьб! угнетаемыхъ

противъ угнетателей, въ этомъ отстаиваніи права и справед-
ливости, въ этомъ созиданіи принциповъ будущаго общества.
Кромѣ того, легко убѣдиться, что эти ошибки не заклю-
чаютъ въ себѣ ничего позорнаго, ничего, что должно было бы
заставлять краснѣть.
Онѣ были результатомъ столь подавляющихъ обстоятельствъ,
что можно спросить себя, сумѣло ли бы даже собраніе геніаль-
ныхъ людей избѣжать всѣ рифы и безъ ошибочныхъ манев-
ровъ привести въ гавань уже не корабль государства, но го-
нимую волнами лодку, въ которой находился народъ и его
достояніе.
Не слѣдуетъ забывать, въ самомъ дѣлѣ, что, едва собрав-
шись, Коммуна подверглась безпощаднымъ нападеніямъ со
стороны версальцевъ. Меньше, чѣмъ черезъ недѣлю послѣ ея
избранія, въ тотъ моментъ, когда члены собранія еще не
могли ознакомиться между собою, достаточно оцѣнить другъ
друга, имѣть необходимую свободу для того, чтобы столковаться,
не могли даже спокойно изучить послѣдовательный планъ по-
литики,—въ этотъ моментъ разразилась дикая, гражданская
война, вскорѣ отмѣченная актами жестокости, достойными
крестовыхъ поход-въ противъ Альбигойцевъ. Эта война нару-
шила равновѣсіе умовъ, холодную разсудительность сдѣлала
лихорадочно нервной и подняла бурю слишкомъ законнаго
негодованія въ сердцахъ всѣхъ, кто искалъ блага, и въ созна-
ніи всѣхъ, кто стремился къ справедливости и истинѣ.
Наше положеніе часто сравнивали съ положеніемъ Кон-
вента. поглощеннаго войной внѣшней и войной внутренней,
имѣвшаго противъ себя объединенную Европу и вооруженную
Вандею, господствовавшаго едва надъ половиной Франціи.
И все-таки какая громадная разница!
Конвентъ пришелъ на смѣну двумъ другимъ собран) ямъ,
которыя приступили къ дѣлу, намѣтили путь, поставили вѣхи.
Беря въ руки власть, онъ нашелъ организованную машину,
которая была пущена въ ходъ.
Конвенту, несмотря на войну и возстаніе, хватало воз-
духа; вокругъ него было пространство.
Люди, изъ которыхъ онъ состоялъ, въ большей своей ча-
сти, по крайней мѣрѣ его вожди, уже принимали участіе во
всѣхъ предшествовавшихъ событіяхъ, были освѣдомлены о
положеніи, обладали дѣловымъ опытомъ и, въ частности, опы-
томъ текущаго революціоннаго дѣла.
Конвентъ не былъ осажденъ въ стѣнахъ одного города,
окруженнаго, лишеннаго, какъ зачумленный, всякихъ сношеній
съ остальнымъ міромъ.
Онъ могъ дѣйствова,ть на страну, на Европу.
У него были арміи, — еще очень неопытный, но все же
арміи.
Онъ располагалъ администраціей, уже реорганизованной,
готовой передавать его приказанія и слѣдить за ихъ исполне-
ніемъ.
При Коммунѣ не было ничего подобнаго!
Ей приходилось приниматься за дѣло сразу, когда среда
еще совершенно не была подготовлена, когда еще ни одна
тропинка не была передъ ней намѣчена.
Ея малѣйшія попытки, неизбѣжныя въ подобныхъ случаяхъ,
должны были обратиться противъ нея.
Никакой организаціи.— Ничего, что могло бы служить ей
указаніемъ или поддержкой.
Ни воздуха, ни пространства. Городъ и вок; угъ него двѣ
враждебныя арміи — пруссаки и версальцы — арміи, которыя
окружали Парижъ непроходимымъ кольцомь желѣза и огня,
отрѣзывали его отъ всего міра, отрѣзывали его отъ Франціи,
отдаляли отъ него всѣ симпатіи, заглушали его голосъ, не
встрѣчаыиій потому никакого отклика, заставляли его вра-
щаться въ тѣсномъ кругу—предоставленнымъ самому себѣ.
Въ самой Коммунѣ были новички, которые никогда не
занимались дѣлами и не могли приготовиться къ дѣятельности
ни при какомъ изъ нредыдущихъ правительствъ.
Благодаря
системѣ единства власти и централизаціи, во Франціи, за пс-
ключеніемъ чиновниковъ и кучки людей, всегда однихъ и тѣхъ
же, переходящихъ отъ министерства къ министерству,—никто
не можетъ ознакомиться, освоиться съ политической жизнью,
никто не располагает» знаніемъ общественныхъ дѣлъ, не об-
ладает» и не можетъ обладать умѣньемъ управлять ими.
Этимъ объясняется, что послѣ каждой революціи все тѣ
же люди возвращаются къ власти. Республика беретъ въ
качеств! министровъ—министровъ монархіи, и монархія снова
беретъ своихъ министровъ у республики. Эти орудія непод-
вижны—смѣнить ихъ нельзя.
Другихъ вѣтъ, и такъ будетъ до тѣхъ поръ, пока идея
государства и централизованной власти будетъ у насъ господ-
ствовать.

Будет* существовать спеціальной сорт* личностей, которыя
занимаются ремеслом* министров* и государственных* людей
среди цѣлой націи, совершенно певѣжественной въ государ-
ственных* дѣлахъ, совершенно лишенной всякаго опыта, по-
литическаго и административнаTM.
И откуда бы взялся у ваціи этотъ опыт*?
Для гражданина, который не былъ ни министром*, ни
префектом*, ни депутатом*, во Франціи не существует* среды,
гдѣ бы онъ могъ научиться тому, что может* узнать, если
хочѳтъ, всякій неглупый швейцарец*, играющій активную роль
сначала въ своей коммунѣ, затѣмъ въ своем* кантонѣ и, нако-
нец*, въ федеральном* правительств'!, куда может* привести
его довѣріе его сограждан*.
Кромѣ того, во Франціи всякое новое правительство, ста-
новясь у власти, находит* администрацію на ея посту. Ему
стоит* только сдѣлать знак*, и машина возобновляет* свое
правильное движевіе.
Не въ таких* условіяхъ была Коммуна.
Ни въ ратушѣ, ни въ министерствѣ, ни въ мэріи не оста-
лось ни одного служащаго.
Чтобы узнать, гдѣ были размѣщены канцеляріи, чтобы
узнать, гдѣ находились, нанримѣръ, книги для записи браков*,
рожденій, смертей, нужно было обращаться къ сторожу, если
онъ остался, или терять* цѣлые дни на розыски самых* про-
стых* вещей, умышленно спрятанных*, часто вовсе унесен-
ных*.
Когда я вошел* вмѣстѣ съ Паскалемъ Грусэ въ мини-
стерство иностранныхъ дѣлъ, швейцаръ и полотеръ послужили
нашими проводниками и, не будучи въ состояніи дать дру-
гихъ свѣдѣній, познакомили насъ, но крайней мѣрѣ, съ рас-
иоложеніемъ зданія.
Такимъ образомъ, отъ А до Z нужно было создать, возста-
новить все, начиная съ записей смертей и рожденій, кончая
подметаніемъ и освѣщеніемъ улиц*.
Наконец*, какъ боевой силой, мы располагали національ-
ной гвардіей, великолѣпным* войском*, полным* мужества и
самоотвержѳнія, стоявшим* гораздо выше, чѣмъ армія, кото-
рая никогда не смогла бы отстаивать Париж* въ теченіе
вторичной двухмѣсячной осады. Но національная гвардія была
дезорганизована бѣгствомъ почти всѣхъ своих* начальников*
и измѣной нѣкоторыхъ изъ оставшихся.
Нужно было цѣликомъ создать сызнова офицерскіе кадры
и создать под* огнем* непріятеля, не имѣя времени выбирать,
измѣнять, улучшать.
Что касается революціонныхъ дѣйствій, они не были
трудны для Конвента, который господствовал* над* тремя
четвертями Франціи и могъ устрашать мір* ужасающей внер-
гіей своих* рѣшеній и мѣропріятій. Коммуна же, вынужден-
ная дѣйствовать на пространств! нѣсколькихъ квадратных*
километров*, не имѣвшая никаких* сношеній с* остальной
страной, была лишена даже этого грознаго оружія. Это обстоя-
тельство было не понято многими изъ членов* Коммуны, кото-
рые видѣли спасеніе въ примѣненіи средств*, употребленных*
въ 9'2-омъ и 93-емъ годах*.
Какъ могли мы устрашить наших* врагов*.-'
Они не были у насъ под* рукой-они были въ Берсалъ,
Наши декреты, наши угрозы раздражали ихъ, но не при-
чиняли им* никакого вреда и создавали только для них*
лишній предлог* для клеветы.
Париж* былъ въ наших* рукахъ, въ нем* мы были
господами, и сколько бы мы ни примѣняли террор*, въ Вер-
салѣ это вызывало бы смѣхъ, и, этим* средством* осажден-
ный город* нельзя было избавить хотя бы отъ одного сна-
ряда.
Разумѣется, въ Нарижѣ были измѣнники, шпюны, заго-
ворщики, враги.
Этихъ послѣднихъ слѣдовало уничтожать, но, ставя ихъ
въ невозможность вредить, мы поддерживали свое положеніе
внутри, нисколько не измѣняя это положеніе извнѣ.
Такимъ образомъ, неправильно было сравнивать положе-
ніе Коммуны и ноложевіе Конвента, и такое сравненіе могло
только сбить насъ с* толку.
Исключительность положенія требовала, без* сомнѣнія, исклю-
чительных* мѣръ. Но для положенія новаго и, быть может*,
никогда еще не существовавшаго нужно было найти мѣры
также новыя и еще неиримѣнявшіяся.
Нѣкоторые члены Коммуны постоянно говорили о возвра-
щеніи къ революціоннымъ традиціямъ и не понимали при
этом* что въ суищствѣ дѣла не было ничего общаго между
бездной, над* которой боролись мы, и той, гдѣ вели победо-
носную войну наши отцы. Я все же думаю, что мы были
правы, отвергая извѣстныя мѣры, которыя мы считали оезу-

словно несостоятельными и во сто разъ болѣе опасными для
Коммуны, чѣмъ для ея противников!.
Съ другой стороны, меньшинство или, во всякомъ случаѣ,
тѣ, кто былъ вь силахъ это сдѣлать, совершили крупную
ошибку, не предложив! другихъ средствъ, столь же энергич-
ных!, но не отвѣчавшихъ особенностям! обстоятельств!.
Критика меньшинства была справедлива, его возраженія
покоились ва фактической основЬ, но его иниціатива была
слаба.
Оно было право въ области теоріи, оно было право во
всемъ, что касалось исключительно внутренней политики. Оно
было право, когда хотѣло, чтобы революція 18-го марта со-
хранила свой характер! народный, соціалистическій, комму-
нальный, федеративный.
Но большинство не ошибалось, когда оно говорило: насъ
бомбардируют!, нашихъ плѣнныхъ разстрѣливаютъ, опасности
и гибель грозятъ намъ со всѣхъ сторонъ, мы идемъ къ ката-
строф h. Нужны средства, чтобы избѣжать ея, нужны средства,
чтобы устрашить, остановить, заставить отступить нашихъ
противников!.
Существовали ли такія средства? Быть можетъ. Но они
были не тамъ, гдѣ до иослѣдыяго момента ихъ искали.
Что касается заложниковъ, что касается людей, у Коммуны
не было никаьихъ серьезных! гарантій, но у нея были га-
ранты матеріальныя. О нихъ но подумали, или подумали
слишкомъ поздно, или же проявили недостаток! истинно ре-
волюціонной энергіи, которая состоитъ не въ томъ, чтобы
уииваться исторіей прошлаго, не въ томъ, чтобы ограничи-
ваться узкимъ подражаніемъ тому, что было, но въ томъ,
чтобы открывать и примѣеять при данномъ положеніи дѣй-
ствительно спасительныя средства.
Я не буду останавливаться на этомъ вопрос!, ибо мн!
пришлось бы коснуться личностей, отчего я р!шилъ безусловно
воздержаться.
И потомъ, что значатъ личности?
Если и были среди насъ, кто ошибался, по легкомыслію
ли, по жпонимавію ли обстоятельствъ. или по неспособности,
то еще не пришло время судить ихъ. Никто не имѣетъ права
заподозрить ихъ вам!ренія, ихъ убѣждонія, которыя стоятъ
выше всякихъ нападокъ. Кромѣ того, теперь—это побѣждсн-
ные, частью мученики, жестоко искупившіе заблужденія ихъ
разсудка.
Установим! ошибку, оставим! въ поко! личности.
Между ирочимъ, съ моей точки зр!нія эта ошибка является
сл!дствіемъ первой, уже указанной мною ошибки, самой тя-
желой, самой непоправимой изъ всѣхъ. Ошибка Коммуны со-
стояла въ томъ, что она изолировала себя, отвергла широкую
гласность, не зас!дала, такъ сказать, на общественной пло-
щади.
Въ области военнаго дѣла нужна была, конечно, твердая,
диктаторская власть.
Вн! ея нужно было жить съ толпой, совЬтываться съ ней,
проникаться ея духомъ. Отъ этого соірикосновенія съ толпой
рождались бы искры, которыя должны были ярко освЬщать
нуть всѣмъ.
Я указалъ на зло съ большой откровенностью и думаю,
что безпристрастно, забывая вс! мелочи борьбы, которыя
могли раздѣлять между собой наши личности.
Пусть позволят! мн! теперь привести смягчающія обстоя-
тельства.
Они были многочисленны.
Во-первыхъ, и прежде всего мы надрывались надъ рабо-
той, изнемогали отъ усталости, не им!ли ни минуты покоя, ни
одного мгновенія, когда можно было бы отдаться безмятежному
размышленію и испытать его благодѣтельное вліяніе.
Представляете ли вы себ!, каково было наше существова-
ніе, въ течевіе этихъ семидесяти двухъ дней? Какой убій-
ственный трудъ сушилъ и изнурялъ нашъ мозгъ?
Какъ члены Коммуны, мы участвовали обыкновенно въ
двухъ зас!даніяхъ въ день: въ два часа и вечеромъ до позд-
ней ночи.
Эти два зас!данія прерывались только на время, необхо-
димое, чтобы сколько-нибудь поѣсть.
Сверхъ того, каждый изъ насъ входилъ въ какую-нибудь
комиссію, исполнявшую работу различных! министерств! и
занятую веденіемъ дѣлъ одного изъ такихъ департаментов!,
как! департамент! яароднаго просвѣщенія, военный, интен-
дантства, внѣшних! сношеній, нолиціи и пр. Управленія де-
партаментом! было достаточно, чтобы поглотить всѣ силы
одного человЬка.

Съ другой стороны, мы были мэрами, вели записи, должны
были каждый завѣдывать своимъ округомъ.
Многіе изъ насъ занимали мѣста начальниковъ националь-
ной гвардіи и не разъ кому-нибудь приходилось бѣжать на
аванпосты, отправляться въ форты, чтобы выслушивать и
удовлетворять требованія сражающихся или самолично оцѣни-
вать положеніе военныхъ операцій.
Таішмъ образомъ, при тѣхъ ужасныхъ условіяхъ, когда
малѣйшая ошибка, малѣйшее ложное движеніе могло повредить
всему дѣлу — каждый изъ насъ долженъ былъ взять на себя и
тщательно выполнять тысячи различныхъ работъ, которыхъ
хватило бы, чтобы занять вооемь или десять человѣкъ.
Спать не приходилось. Я лично не припомню, чтобы я
раздѣвался я ложился десять разъ за эти два мѣсяца. Кресло,
стулъ, скамья служили намъ постелью на короткое время,
рѣдко проходившее безъ тревоги.
Мы не выдержали бы физически такого существованія,
если бы оно продлилось, и оно, конечно, лишало насъ хладно-
кровія и ясности мыслей. Подобная жизнь была результатом!»
идеи сосредоточенія власти, идеи, которая господствовала у
большинства членовъ Коммуны и заставляла ихъ думать, что
ихъ силы будутъ соотвѣтствовать ихъ высокой преданности
дѣіу, и что все должна дѣлать Коммуна, чтобы все было хо-
рошо сдѣлано *).
Прибавимъ, что ни одно засѣданіе не проходило безъ
неожиданныхъ событій, которыя внезапно отвлекали умы отъ
обдуманнаго и зрѣлаго обсужденія дѣлъ и возбуждали въ насъ
страсти.
Это были военныя извѣстія: убійства плѣнныхъ коммуна-
ровъ, разстрѣлянныхъ версальскими войсками; сестра мило-
*) Я должеяъ сознаться здѣсь, что я иотировалъ за передачу
управленія округами членамъ Коммуны.
Я призналъ на практик!», что эта мѣра привела къ нѣкото-
рымъ крупнымъ неудобствамъ.
Я не устоялъ передъ оиасеніемъ, что было бы трудно найти
такъ неожиданно способныхъ должіюстпыхъ лицъ, которыя. не
попыталцсь бы наряду съ коммунальной властью создать власть
муниципальную.
Мнѣ видѣлись въ этомъ причины возможных!» столкиовеній.
Поведеиіе Центральнаго Комитета и ирспятствія, которыя онъ
ставилъ на нашемъ пути, способствовали тому, что я боялся ро-
ста иодобныхъ треній.
сердія дѣвушка восемнадцати лѣтъ, изнасилованная и заду-
шенная людьми -Винуа, или Галифнэ въ то время, когда она
перевязывала раненаго; карауль, схваченный ночью, при по-
мощи пароля, выданнаго какимъ-то измѣнникомъ; доносы на
военнаго делегата, вызывавшіе приказъ объ его арест-в.
Непонятная отставка Росселя.
Открытіе заговора въ Парижѣ...
Случались тысячи трагяческихъ и мрачныхъ происшествию
которыя будили въ членахъ Коммуны всѣ ихъ инстинкты
справедливости и человѣчвоети, вызывали самое справедливое
озлобленіе, сбивали съ толку, захватывали массу, вырывали у
нея вопль негодованія и горести, выраженіе и значеяіе кото-
раго не всегда были взвѣшены.
пплфПП
Мнѣ скажутъ: Собраніе политическихъ дѣятелеи не должно
поддаваться подобнымъ движеніямъ.
лт„„пч
Пусть такъ, но какое бы собран.е устояло передъ этимъ?
И почему такой суровый судъ для болѣе чѣмъ естествен-
ныхъ слабостей людей Коммуны, если міръ столь снисходите-
ленъ къ чудовищнымъ проявленіямъ страха, эгоизма и низо-
сти, этой матери жестокости, со стороны того соорашя заго-
ворщиковъ—монархистовъ и безсердечныхъ буржуа, которое
засѣдало тогда въ Версалѣ, покрытое кровью и позоромъ ро-
АИНДа, конечно, у Коммуны не разъ не хватало политическая
смысла. Но этотъ недостатокъ есть недостатокъ всѣхъ фран-
цузскихъ собраиій. Онъ зависитъ отъ нашего воспитанія, отъ
тѣхъ порядковъ управленія, при которыхъ мы жили.
Революція не имѣла и не могла имѣть политическихъ
.
ТРаДНичего подобная не существовало передъ 1789 мъ годомъ.
Освободившись отъ безпокийныхъ феодалов!», наша несчастная
страна попала въ руки единоличной королевской власти и
воспиталась въ монархическихъ традицшхъ.
Очутившись съ первая дня въ цѣпкихъ ооъятьяхъ реак-
ціи осужденная на смертный бой, бой безъ отдыха и по-
щады,-Великая Революція организовала борьоу и погиола,
прежде чѣмъ успѣла завершить дѣло, которое она сеоѣ намѣ-
ТИЛПослѣ 9-го термидора власть перешла въ руки буржуазіи
которая все-таки слѣдовала опредѣленной политикѣ-политикѣ
лукавства, лжи и страха, политикѣ недовѣрія, лишенной ини-

ціативы, иолитикѣ, выражавшейся въ одномъ словѣ: охранять.
Охранять что?—Свои привилегіи и свои капиталы.
Буржуазія такъ же отстраняла народъ отъ общественных*
дѣлъ, какъ онъ былъ отстранен* при монархіи произвола.
Нѣсколько семейств* стали родоначальниками государствен-
ных* людей, и можно установить, что въ теченіе шестидесяти
лѣтъ не найдется и шестидесяти новых* имен* во главѣ
управленія.
Въ наши дни восьмидесятилѣтніе старики, сохранившіеся
со времен* Люи Филиппа, управляют* въ Версалѣ юной рес-
публикой, соединившись съ инвалидами 1848 года и пиратами
имперіи. Есть даже такіе, происхожденіѳ которых* восходит*
къ эпохѣ реставраціи или перваго Бонапарта.
Когда один* изъ них* умирает*, ему наслѣдуетъ его
сын*,—и
кончено.
У этихъ людей есть своя политика, и они ее примѣняютъ.
У остальных* граждан* ея нѣтъ, и демократическая пар-
тія живет* лишь воспоминаніями борьбы и битвы.
Парижская Коммуна, воплощавшая столь же новую идею,
как* и первая революція, Парижская Коммуна, принесшая
въ міръ осуществленіѳ еоціалистической программы, не нахо-
дила, такимъ образомъ, куда бы она ни обращалась, ни одного
опорнаго пункта, не находила въ прошлом* ничего, что послу-
жило бы ей указаніемъ.
Обращаясь къ 92 году, она видѣла отчаянную борьбу, побѣ-
доноскый исход* которой былъ обезпеченъ средствами, соот-
вѣтствовавшими обстоятельствам* и средѣ.
Ничего больше исторія не давала. Нужно было изобрѣтать
все, нужно было цѣликомъ создавать свою политику.
У Коммуны были прекрасные планы, несмотря на войну/
несмотря на то, что ее безпрестанно звала битва и битва
ужасная. Она, без* сомнѣнія, дала яаправлевіе, указала ц!ль,
къ которой слѣдуетъ стремиться, сдѣлала усилія, слѣды кото-
рых* останутся, начала дѣло, очертанія котораго порой неяс-
ный или едва намѣченныя все же открывают* передъ нами
план* обширнаго зданія будущаго.
Отсутствіе опыта было бѣдой ея, а не виной. Отсутствіе
практическиTM смысла, проявленное ею въ извѣстныхъ слу-
чаях*, еще больше доказывает* насколько задуманная ею ре-
волюція необходима для Франціи, если Франція желает*
избѣжать жалкой гибели в* руках* касты, которая со времени
торжества термидоріанцевъ господствует* над* нею, эксплуа-
тирует* ее и истощает* умственно.
XII
Коммуна.— Ея декреты.
В* нѣсколькихъ бѣглыхъ чертах* я указал* только что,
каковы были общія причины слабости Коммуны и исходный
пункт* большинства ея ошибок*.
Нужно прибавить еще одну причину второстепеннаTM по-
рядка, но фактически пріобрѣвшую громадную важность. Эту
причину я отмѣтилъ уже въ предыдущей главѣ.
Ко дню своего паденія Коммуна состояла изъ семидесяти
восьми наличных* членов*. •
Двие, Дюваль и Флюрансъ погибли ранѣе; один* Ьланки
ни разу не принимал* участія въ засѣданіяхъ.
Из* этихъ семидесяти восьми членов* нѣкоторые никогда
не участвовали въ ея нреніяхъ, напримѣръ генерал* Клюзерэ
управлявшій военным* министерством*, позднѣе заключенный
въ Мазасъ по приказанію Коммуны.
Другіе поочередно оставались въ ихъ мэріяхъ или несли
службу на аванпостах*, напримѣръ, Брюнель, Эдъ, Бержеро,
которые руководили военными операціями и рѣдко показыва-
лись на засѣданіях*.
В* дѣйствительности всякій раз* не хватало, по меньшей
мѣрѣ, двадцати членов*, и их* отсутствіе сводило приблизи-
тельно къ пятидесяти число тѣхъ, которые обычно обсуждали
и постановляли декреты.
Понятно что при таком* малом* количествѣ голосующих*,
достаточно было нѣсколькихъ голосов*, чтобы составилось боль-
шинство.
_
„
Понятно также, что могло не обойтись без* нѣсколышхъ
неудачных* избраній въ собраніи, составлявшемся так* быстро,
при столь исключительных* обстоятельствах*, составлявшемся
в* тот* момент*, когда множество людей, которые должны оы
были стоять во главѣ движѳнія, сторонились отъ него, измѣ
няя дѣлу народа изъ страха и изъ эгоизма.

Я искренно вѣрю, что, въ цѣломъ, Коммуна заключала въ
себѣ больше выдающихся, умныхъ, заслуженных! людей, чѣмъ
большинство обычныхъ политических! собраиій. Но она насчи-
тывала также среди своихъ членовъ нѣсколіко лицъ въ выс-
шей степени невѣжественныхъ, совершенно неспособных!,
даже лицъ съ прошлымъ, весьма сомнительным! со всѣхъ
точекъ зрѣнія.
Двоихъ такихъ людей, изъ которыхъ одинъ прошѳлъ на
выборахъ, только назвавшись подложнымъ именемъ, Коммуна
къ концу обнаружила, и они были арестованы *).
Нашлись и неуравновѣшенные, сумасбродные люди, мозгъ
которыхъ не выдержалъ тяжести выпавшей на ихъ долю
задачи. Одного изъ такихъ намъ пришлось отправить въ
лечебницу, какъ ненормальваго, признаннаTM психически боль-
ным!.
Подобные случаи, неизбѣжные во всякомъ собраніи, въ
обычное время не имѣютъ особеннаTM значѳнія. Въ томъ поло-
женіи, въ какомъ находились мы, всякая мелочь была серьезной.
Именно этимъ невѣжественнымъ людямъ сомнительной ре-
путаціи, безыдейным!, ничего нестоющимъ, принадлежали почти
всѣ неловкія рѣчи, которыя съ такой яростью ставили впо-
елѣдствіи на счетъ всей Коммунѣ.
Ихъ было немного, какъ я сказалъ, но, примыкая то къ
правой, то къ лѣвой, они могли иногда составить большин-
ство, ибо при баллотировкѣ голоса подсчитьтваются, но не
оцѣниваются, и вотумъ какого-нибудь дурака или невѣжды
значитъ столько же, сколько вотума. Делеклюза, Вермореля
или Варлена.
Прибавим!, что для всякихъ порученій или управленія
само собой разумѣется, различными министерствами назнача-
лись, конечно, люди, умъ которыхъ внушалъ всего больше
довѣрія. Отсюда получалось, что собраніе, которое засѣдало,
обсуждало, голосовало, оказывалось лишенным! большинства
тѣхъ, кто могъ бы оказать спасительное, преобладающее влія-
ніе на принимаемыя рѣшенія. Эти рѣшенія въ дѣйствитель-
*) Это безусловно служить къ чести Коммуны. Она показала
себя безпощадной по отношению къ своимъ „паршивымъ овцамъ",
между тѣмъ какъ Версальское собраніе сохранило своихъ Жюлей
Фавровъ и присныхъ, которыхъ оно должно бы было предать суду
за различный преступленія, предусмотрѣшіыя и караемыя уголов-
ным! уложеніемъ.
ности устанавливались меньшинством! людей, болѣе пылкихъ,
чѣмъ иросвѣщенныхъ.
Меня очень часто угнетало такое положеніе вещей, пред-
ставлявшее самыя серьезныя неудобства, и лично я рѣшилъ
не пропускать ни одного засѣданія, отказываясь и отстраняясь
отъ всякихъ посторонних! назначеній, которыя помѣшали бы
мнѣ посѣщать регулярно засѣданія Коммуны.
Я думаю при этомъ, что многіе принесли бы больше пользы,
оставаясь на скамьяхъ Коммуны, чѣмъ исключительно зани-
маясь исполненіемъ той или другой отдѣльной должности, въ
которой они могли бы замѣннть себя какимъ-нибудь гражда-
нином!, способнымъ и усердтіымъ.
Слѣды ихъ усилій и ихъ преданности при исполненіи спе-
ціальныхъ обязанностей въ различныхъ министерствах! оста-
нутся почти незамеченными и ничего не скшутъ въ пользу
идеи Коммуны. Между тѣмъ, ограничившись скромной ролыо
простого члена Коммуны, они способствовали бы болѣе отчет-
ливому выясненію ея программы, той программы, которая бу-
детъ, которая уже является ея великимъ средством! всимірной
пропаганды и ея лучшимъ отвѣтомъ на клевету лжецовъ.
Посмотримь теперь, каковы были дѣйствія этого собранія,
изучимъ главные его декреты.
Декреты эти были многочисленны, слишкомъ многочисленны.
Я займусь только самыми характерными.
Ихъ можно разделить на три категоріи.
1) Декреты текущаго характера, вызванные особенными
обстоятельствами, которыя создались нослѣ первой осады и
послѣ 18-го марта;
2) Декреты принципиальные;
3) Декреты боевые.
Изъ первыхъ самыми важными были постановлена отно-
сительно квартирной платы, сроковъ уплаты по коммерческим!
векселям! и пеноій вдовамъ и сиротамъ, иавшихъ въ граждан-
ской войнѣ.
Два декрета—о квартирной плагѣ и ериках ь коммерческих!
векселей—не терпѣли отлагательства, и съ этой стороны Вер-
саль создалъ для Коммуны весьма выгодное положеніе: націо-
нальное собраніе оба вопроса рѣшило наииенѣе справедливым!
образомъ и раздражало все парижское насоленіе, интересы
котораго безусловно нарушались обоими законами, принятыми
въ Бордо.

Чтобы постудить правильно, нужно было только быть спра-
ведливым*.
Было бы несправедливо и возмутительно, если бы иослѣ
долгой осады, пріостановившей сдѣлки, прекратившей работы,
разрушившей отчасти торговлю, домовладѣльцы потребовали
плату за квартиры, и если бы такимъ образомъ лишь им*
одним* не пришлось пострадать отъ національнаго бѣдствія,
которое нанесло ущерб* всѣмъ матеріальнымъ интересам*.
Поэтому, всѣ въ Коммунѣ были согласны отсрочить нани-
мателям* плату за их* квартиры и возложить на собственников*
ихъ долю общих* страланій.
Но наряду съ этим* безусловным* принципом*, слѣдовало
считаться с* извѣсгными соображеніями.
Не всѣ граждане одинаково пострадали отъ осады. Нѣко-
торые даже воспользовались ею, чтобы, на общественной ни-
іцетѣ основать свое личное благосостояніе.
Во-первых*, были обладатели ренты, граждане, записан-
ные въ книгу государственнаTM долга. Их* доходы нисколько
не уменьшилась и но окончаніп осады, они оказывались столь
же богатыми, какъ и раньше.
Кромѣ того, было не мало промышленников*, торговцев*
съѣстными припасами и т. под. Благодаря потворству и соу-
частію людей 4-го сентября, они могли удержать въ своих*
руках* множество продуктов* и, спекулируя на голодѣ, полу-
чить скандальные барыши.
Наконец*, были чиновники, врачи и пр., средства которых*
ве подверглись замѣтяому сокращенію.
Эти соображенія были представлены Коммуяѣ именно мною,
но она не приняла ихъ во вниманіе. Она просто-напросто
вотировала общую отсрочку квартирной платы, за октябрьскій
срок* 1870 года, за январскій и апрѣльскій 1871-го
Отсрочить уплату было хорошей мѣрой, справедливой, необ-
ходимой.
Доставить выгоды этой отсрочки милліояерамъ и преступ-
никам*, которые, въ цѣляхъ своего обогащенія, заставляли
народ* голодать, было несправедливо и неразумно.
Декрет* грѣшилъ этим* оиущеніемъ.
Для того, чтобы он* былъ на самом* дѣлѣ нравственным*,
плодотворным* и заслуживал* уваженія в* глазах* всего на-
селенія, для того, чтобы онъ дѣйствитѳльно коснулся тѣхъ,
кого он* имѣлъ въ виду, въ нем* не хватало необходимой по-
правки, требуемой справедливостью и здравым* смыслом*.
На слѣдуюіцій день одиннадцать членов* попытались попра-
вить ошибку, совершенную наканунѣ, и предложили слѣдующую
резолюцію:
„Парижская Коммуна,
„Принимая во вниманіе, что существуют* торговцы и нро-
„мышленнпіш, которые въ теченіе осады занимались приоыль-
„нымъ промыслом*;
„Принимая во вниманіе, что существуют* чиновники и
„вллдѣльцы ренты, иользовавшіеся въ теченіе осады тѣми же
„доходами, что и в* обычное время,—
„Постановляет*:
„Статья первая и единственная:
,Всѣ граждане, пользовавшіеся за время осады ихъ ооыч-
„ны'ми доходами, обязаны внести в* муниципальныя кассы
„денежныя суммы, въ размѣрѣ ихъ квартирной платы.
„Въ каждом* округѣ имѣеть быть назначена коммисія,
„чтобы опредѣлить тѣхъ лиц*, которыя находятся въ указанном*
„положеніи.
„Подписи: Л. Франкель, Артур* Арну,Ж. Б .Клеманъ,
„С. Дереръ, Эд. Вальянъ, Ант. Арно,
„Деканъ, Е. Ланжевенъ, Адольф* Клемансъ,
„Е. Жерарденъ. Бабикъ."
Приняв* это постановление, Коммуна добиласьбы, во-первых*,
постуиленія въ кассы крупных* сумм*, назначеніе которых*
можно было опредѣлить позднѣе, и, кромѣ того, обезпечила бы
исполненіе своего декрета, так* какъ никому не понравилось
бы дважды платить за свою квартиру—раз* Коммунѣ и раз*
домовладѣльцу.
Въ виду же того, что декрет*, устанавливавши отсрочку
квартирной платы, но заключал* въ себѣ, напротив*, никакого
принужденія, использовать его осмѣлилось и могло довольно
ограниченное число граждан*.
Въ самом* дѣлѣ, всѣ противники Коммуны, всѣ богачи,
всѣ торговцы, всѣ тѣ, кому нужно оставаться въ хороших*
отношеніяхъ со своим* домовладѣльцемъ—а число таких* лю-
дей значительно—внесли свою плату, какъ будто декрета и
не существовало.

Вслѣдстг.іе этого, домовладельцы, противъ которыхъ была
направлена разематриваемая мѣра, лишь въ исключительныхъ
случаяхъ понесли ущербъ.
Нѣкоторыя лица, воспользовавшись обстоятельствами, пред-
ложили своимъ домовладѣльцамъ треть или половину следуе-
мой платы и получили установленную, законную квитанцію
въ полномъ рагсчетѣ.
Такимъ образомъ, осталась недостигнутой та цѣль, какую
преследовала Коммуна, цѣль справедливая, состоявшая въ
томъ, чтобы заставить всѣхъ сообща нести тѣ потери, изба-
виться отъ которыхъ никто не имѣлъ права.
Въ большинстве случаевъ домовладѣльцамъ было уплачено,
въ особенности самымъ богатымъ, тѣмъ, у кого были дворцы
въ аристократическихъ и блестящихъ кварталахъ.
Правда, декрете оказался полезнымъ для рабочихъ, для
людей нуждающихся; но онъ былъ бы столь же полезенъ для
нихъ и при тѣхъ условіяхъ, на которыя я указывалъ выше.
Если я останавливаюсь на этомъ первомъ декрет!, то,
само собой разумеется, не для удовольствія критиковать, но
потому, что его можно разсматривать, какъ образецъ для мно-
глхъ декрете въ, изданныхъ Коммуной, и тѣ замѣчанія, къ ко-
торым!, онъ подаете доводъ, могутъ быть распространены на
вс! почти ея постановленія.
В!, самомъ дѣлѣ, ошибка Коммуны почти всегда заклю-
чалась не въ содержаніи ея постановлен^, а въ ихъ редак-
ціи.
Движимая превосходными нам!реніями, опираясь на пра-
вильные принципы, действуя во имя справедливой, возвышен-
ной идеи, Коммуна многимъ изъ своихъ декретовъ придавала
слишком! категоричную и неполную форму и забывала при
этомъ, что самьтя лучшія вещи, чтобы произвести дѣйствіе и
оьыь понятыми толпой, нуждаются въ извѣстномъ освѣщеніи,
въ извѣстныхъ дополненіяхъ переходнаго характера, облегчаю-
ще хъ ихъ прим!неніе.
Теорія—абсолютна, согласенъ; но факты подвержены слу-
чапнымъ колебаніямъ, и когда отъ теоріи хотятъ перейти къ
фтетамъ, не сл!дуетъ пренебрегать вспомогательными м!рами,
единственно обезиечивающими усп!хъ нашихъ д!йствій.
Еще разъ.^ эти проб!лы Коммуны завис!ли отъ того, что
въ ней мало было людей практики, преобладающее вліяніе
часто оказывали люди чувства, которые всегда и во всякомъ
вопрос! видятъ только одну его сторону.
Вирочемъ, слабость рсволюціонной и соціалистической иар-
тіи издавна состояла въ томъ, что она—нартія чувства.
Эта гіартія начала, наконецъ, становиться на твердую
почву научной экономической дЬйствиіельности, но масса ея
членовъ принадлежала еще къ первому иеріоду. Въ политик!
же н!тъ ничего бол!е гибельнаго, бол!е опаснаго, ч!мъ чув-
ства.
Революція не является дѣломъ чувства или страсти. Она—
д!ло здраваго смысла, логики и науки.
Декрете о срокахъ коммерчвскихъ векселей былъ гораздо
обстоятельнѣе изученѵ гораздо внимательн!е обсужденъ, лучше
взвѣшенъ. Зд!сь не могло прииѣшаться чувство, и нужно
было сірого стоять на почв! фактовъ.
Въ самомъ д!л!, должники и кредиторы были одинаково
заинтересованы, ибо кредиторъ одного являлся должникомъ
другого, и не было возможности провести различіе между
т!ми, кто владѣетъ и т!ми, кто не владѣетъ.
Коммуна пріостановила также продажу вещей, заложен-
ныхъ въ ломбардахъ, въ ожиданіи пока ей удастся заняться
ликвидаціей этихъ учрежденій.
По этому вопросу могло быть только одно мнЬніе, и оста-
навливаться на немъ было бы излишне.
Я уже говорилъ о декрет!, предоставившемъ каждому изъ
членовъ Коммуны, подъ его личной отвѣтственностыо админи-
стративное управленіе своимъ округомъ. Я не буду къ этому
возвращаться.
£;Мы переходили зат!мъ къ декрету, назначавшему пенсгю
отъ трехсотъ до тысячи двухсотъ франковъ всякому ком-
мунару, раненому въ борьб! за Коммуну, декрету справедли-
вому, безспорному, дававшему кусокъ хл!ба тому, кто жертво-
валъ своею кровью для торжества народнаго д!ла.
I о, Въ этой же области Коммуна издала другой декрете, кото-
рым!» она назначала пенсгю въ шестьсотъ франковъ жен!,
законной или незаконной, коммунара, убитаго въ бою съ неирія-
телемъ, и ежегодную до восемнадцатилѣтняго возраста пенсію
въ 365 франковъ каждому ребенку, признанному или неприз-
нанному отцомъ.
Этотъ декрете, постановленный, если я не ошибаюсь, еди-
ногласно, принадлежите къ числу тѣхъ, которые заслуживаюсь

вниманія. Онъ заслуживаетъ вниманіе не потому, что назна-
чается пенсія вдовѣ и дѣтямъ борца, павшаго на службѣ
Коммуны,—въ этомъ ни у кого нѳ могло возникнуть сомнѣнія,—
но потому, что пользованіе этой пенсіей онъ предоставляетъ
женѣ, законной или незаконной, и дѣтямъ, признанньшъ или
иепризнаннымъ.
Этими шестью словами Коммуна больше сдѣлала для осво-
божденія женщины, для охраны ея достоинства, чѣмъ всѣ
моралисты и законодатели прошлаго.
Это было, быть можетъ, самымъ смѣлымъ актомъ Коммуны,
ибо здѣсь она кореннымъ образомъ разрѣшала вопросъ морали
и намѣчала глубокое измѣненіе въ современномъ строѣ семьи.
Поднимая женщину на высоту мужчины, предоставляя ей
въ глазахъ закона и нравовъ полное гражданское равенство
съ мужчиной, этотъ декретъ становился на почву истинной
морали и наносилъ смертельный ударъ религіозно-монархиче-
скому институту брака въ томъ видѣ, въ какомъ существуетъ
онъ въ обществѣ нашихъ дней.
Этотъ декретъ былъ также актомъ справедливости, ибо
пора покончить съ тѣмъ безнравственнымъ предразсудкомъ,
съ тѣмъ варварскимъ закономъ, въ силу котораго въ области,
такъ называемыхъ въ наше время незаконныхъ связей, про-
тивополагаемыхъ законному браку, караются лишь слабые —
соблазненныя женщины и невинныя дѣти.
Союзъ мужчины и женщины по существу своему должѳнъ
быть актомъ свободнымъ, совершаемымъ двумя отвѣтственными
личносгями. Въ этомъ союзѣ, какъ права, такъ и обязанности
должны быть взаимны и равны.
Когда мужчина становится любовникомъ женщины и дѣ-
лаетъ ее матерью, эта женщина — его жена, эти дѣти — его
дѣти.
Если общество нисколько не караетъ любовника, то почему
стремится оно наказать любовницу, почему караетъ оно дѣ-
тей, которыя, навѣрное, никого не просили рождать ихъ на
свѣтъ?
Къ этому декрету, принятому всей Коммуной, повторяю,
безъ всякихъ возраженій, и, я могу прибавить, съ радостью—
къ этому декрету была сдѣлана поправка, вынуждаемая тепе-
решнимъ состояніемъ нравовъ. Было рѣшено образовать въ
каждомъ округѣ подъ предсѣдательствомъ члена Коммуны ко-
миссію, которая, путемъ разслѣдованія, удостовѣрялась бы,
что незаконная жена отнюдь не была простой проституткой,
вступившей въ случайную связь, но на самомъ дѣлѣ честно
жила съ избраннымъ ею мужчиной.
Еще разъ: никогда не было сдѣлано столько, чтобы поднять
женщину, никогда не ставили ее болѣе рѣшительно рядомъ съ
мужчиной.
Вообще, ни одно правительство, ни одна революція не про-
тягивала руку женщинѣ такъ искренно-братски, какъ Париж-
ская коммуна, какъ соціальная революція 18-го марта.
Женщины поняли это, ибо никогда не примыкали онѣ къ
политическому движенію съ такой энергіей и въ такомъ ко-
личествѣ, точно такъ же, какъ никогда не проливали ихъ
крови въ такомъ обиліи, съ такой низкой яростью, съ такой,
хищной радостью.
Пусть женщины не забываютъ этого! Пусть помнятъ онѣ,
что щоистинѣ достойное, справедливое, почетное мѣсто онѣ
займутъ лишь путемъ соціальной революціи. Пусть помнятъ
онѣ, что добиваться освобожденія, какъ дѣлаютъ это нѣкото-
рыя, отдѣляя свое дѣло отъ дѣла всѣхъ слабыхъ, всѣхъ уни-
женныхъ и угнетенныхъ, значитъ совершать преступную из-
мѣяу, значитъ поворачиваться спиной къ преслѣдуемой цѣли.
Презрѣніе къ женщинѣ, ея порабощеніе жаждѣ наслажде-
ній и капризу мужчины, сохраненіе надъ ней унизительной
опеки—это дѣло прожигателей жизни, а не рабочихъ.
Только тогда женщина будетъ тѣмъ, чѣмъ она должна быть,
только тогда она будетъ имѣть тѣ права, какія должна имѣть,
не измѣняя своей природѣ и своей роли, когда реформирован-
ное общество не оставитъ болѣе мѣста ни для какихъ злоу по-
треблены силы, провозгласитъ равенство обязанностей и правъ.
Какимъ образомъ проникнется уваженіемъ къ женщинѣ тотъ,
кто эксплуатирует» мужчину, низводитъ его до положенія ма-
шины, наемнаго раба?
Какимъ образомъ тотъ, кто въ болыиинствѣ своихъ ближ-
нихъ видитъ лишь орудіе, предназначенное для его обогаще-
нія, увидитъ въ женщинѣ нѣчто другое, чѣмъ орудіе на-
сяажденія, которому курятъ фиміамъ и которое полираютъ ногами?
По личному опыту, на основаніи многократныхъ наблюде-
ны за время Коммуны, я могу утверждать, что лишь благо-
даря всѣмъ соціалистамъ *), Коммуна относилась къ женщи-
*) За исключвніѳмъ нѣсколькихъ прудонистовъ.

нам* съ широким?», полным* участіемъ, встрѣчала ихъ как*
сестер*. Если порой я замѣчалъ въ этом* отношеніи недобро-
желательство, предразсудки, насмѣшки, то почти всегда—среди
тѣхъ, кто принадлежал* к* высшим* классам* общества, клас-
сам* праздным* и не сумѣлъ еще освободиться отъ всѣхъ впе-
чатлѣній, отъ всѣхъ привычек*, отъ всѣхъ предразсудков*
извѣстной среды.
Таковы были главные декреты текущаго характера, т. е.
декреты, продиктованные тѣми особенными обстоятельствами,
въ которых* мы находились.
Декреты принципіальные были болѣе многочисленны,—всѣхъ
ихъ я не буду касаться.
Нѣкоторые изъ них*, напримѣръ, запрещеніе штрафовъи
вычетовъ въ мастерских* и управлѳніяхъ и отмѣна поли-
тической и профессіональной присяги, — достаточно только
указать.
Другіе заслуживают* того, чтобы на них* остановиться.
Одним* изъ первых* былъ декрет*, въ силу котораго уста-
навливалось отдѣленіе церкви отъ государства, уничтожался
бюджетъ вѣроисповѣданій и конфисковывались въ пользу Ком-
муны неотчуждаемый церковник имущества *).
Такой декрет* не был* даже смѣлымъ шагом*, ибо, как*
и вся политическая сторона революціи, онъ входил* въ про-
грамму той республиканской лѣвой, которая засѣдала въ Вер-
сальском* собраніи.
Если не всѣ, то почти всѣ депутаты оппозиціи, избранные
во время Имперіи, включали вь свои воззвапія отдѣлеяіе церкви
отъ государства и уничтожение бюджета вѣроисповѣданій.
Несмотря на это, многіе члены Коммуны оспаривали этотъ
декрет*, какъ несвоевременный и выходящій за предѣлы ком-
петенціи нашего собранія.
Второе возраженіе съ извѣстной точки зрѣнія было спра-
ведливо.
Провозглашать отдѣленіе церкви отъ государства Коммуна
дѣйствительно, не имѣла права на том* простом* основании,
что она отнюдь не представляла собою государства. Ей слѣ-
довало, поэтому, тщательно избѣгать всяких* шагов*, которые
*) Само собой разумѣется, что конфискація производилась не
въ пользу собранія, поспешат пазвапге Коммуны, но въ пользу всѣхъ
граждан*, живущих* на территоріи автономной коммуны.
могли бы вызвать предположенія, что у нея есть какія-то при-
тязанія управлять всей Франціей, занять мѣсто правительства.
Это было редакціонная ошибка. Не слѣдовало употреблять
обычную формулу. Измѣнивъ два слова в* текстѣ декрета,
можно бы было устранить этотъ повод* къ критикѣ.
Достаточно было сказать: «Парижская Коммуна не при-
«знает* никакого вѣроисповѣданія и никакому вѣроисповѣ-
«данію не желает* оказывать денежную поддержку. Так*
«называемое неотчуждаемое церковное имущество, движимое и
«недвижимое, « принадлежащее религіознымъ конгрегаціямъ, объ-
«является коммунальной собственностью», а не націопалъной,
какъ говорится въ декретѣ.
Декрет*, относительно отмѣны воинской повинности и
уничтоженья постоянной арміи столь же мало может* выз-
вать возраженія.
Достаточно было прибавить въ нем* „въ ІІарижгьІІ, для
того чтобы онъ былъ образцом?, совершенства и по формѣ, и
по содержанію.
Я настаиваю на таких* ничтожных* редакціонныхъ мело-
чах* потому, что онѣ имѣли большее значеніе, чѣмъ обыкно-
венно думают*. Именно эти мелочи придавали нолитикѣ, из-
бранной Коммуной тот*, на первый взгляд*, колеблющійся,
неопределенный характер*, на который я обращал* вниманіе
читателей въ предыдущей главѣ.
Если рѣчь идет* о новой и самобытной идеѣ,— никакая
ясность, никакая определенность не окажется чрезмѣрной.
Коммуна же была призвана выражать идею автономіи и сво-
бодной федераціи групп*.
Въ этом* отношеніи Париж* зналъ, чего онъ хотѣлъ и
думал* достичь, но провинція могла не знать.
И когда этой провинціи говорили, что мы провозгласили
отдѣленіе церкви отъ государства, отмѣнили воинскую повин-
ность и проч.,
то подобные декреты, изложенные въ такой
традиціонной формѣ, представляли ту опасность, что нровин-
ціальныхъ жителей они могли заставит* смѣшивать Коммуну
съ одним* изъ многих*, построенных* на нринципѣ центра-
лизма, правительств*, смѣнявших* друг* друга нослѣ всѣхъ
наших* революцій.
Двумя особыми декретами Коммуна установила максимум*
содержанія въ б тысяч* франков* и назначила въ вознагра-
жденіѳ членам* собранія 15 франков* въ день.

Назначая еебѣ приблизительно ту сумму, которую въ хо-
рошо оплачиваемой профессіи въ Парижѣ получаетъ искусный,
образованный и усердный работникъ — члены Коммуны без-
спорно совершили актъ безкорыстія.
За 15 франковъ въ ден! всякій изъ нихъ исполнял! три
или четыре должности, которыя при какой-нибудв мояархіи
или республики господина Макъ-Магона оплачиваются отъ
30 до 100 тысячъ франков! каждая.
Эти «воры», «грабители», «разбойники» доказали, во вся-
комъ случаѣ, что они не отличалисъ жаждой къ золоту и,
отказываясь отъ увеличенія своихъ окладовъ, они отнюдь не
думали отказываться отъ увеличенія своихъ трудовъ и опас-
ностей.
Нѣтъ сомнѣнія, что никогда еще не было болѣе дешеваго
правительства.
Правда, наряду съ тѣмъ, какъ Коммуна показала себя
бережливой по итношенію къ себѣ самой и своимъ служа-
щим!, она почти удвоила жалованье учителям! и учительни-
цам!, опредѣливъ размѣръ ихъ содержанія въ двѣ тысячи, а
для ПОМОЩНИКОВ! въ 1500 фраыковъ.
За этими декретами идетъ нѣсколько декретовъ чисто
соціалистическаго характера.
Укажемъ, во-первыхъ, на образованіе «Комиссіи ини-
ціативы въ области общественнаTM хозяйства».
Эта комиссія должна была обратиться съ иризывомъ ко
всѣмъ «представителям! труда», уполномоченным! «Интерна-
ціоналомъ», «рабочими организаціями», «промышленными и
научными обществами», пригласить ихъ доставлять свои до-
клады и проекты, обсуждать эти проекты вмѣстѣ съ ними,
подготовлять декреты по поднимаемым! вопросам! и предла-
гать ихъ на голосованіе Коммуны.
Въ общемъ, это было нѣчто в! родѣ государственнаTM со-
вета только без! чудовищных! вознагражденій. Этот! совѣтъ,
имѣлъ своей задачей придавать практическую форму требова-
ніям! рабочихъ, которыя Коммуна впослѣдствіи возводила бы
въ законъ во всѣхъ случаях!, гдѣ ей принадлежала рѣшаю-
щая власть или, по крайней мѣрѣ, право вмѣіііательства.
Коренная разница между «Комиссіей иниціативы» и
государственным! совѣтомъ заключалась также въ томъ, что
она была не органом! правительства, получающим! приказа-
нія, но органом! народа, органом! рабочихъ. Такая комиссія
служила передаточной инстанціей, чрезъ которую рабочіе до-
водили о своихъ нуждахъ до свѣдѣнія Коммуны, вмѣшивав-
шейся лишь для того, чтобы удовлетворить эти нужды.
Въ данномъ случаѣ можно было опасаться только одного,—
чтобы трудящіеся, привыкшіе къ началу власти, не потребо-
вали отъ Коммуны регламентаціи, властнаго разрѣшенія
вопросов!, касающихся труда. Подобные вопросы могутъ и
должны рѣшаться только свободной иниціативой рабочихъ
группъ, и власть, какова бы она ни была, должна вмѣши-
ваться въ такихъ случаях! лишь для того, чтобы заставить
уважать желанія и соблюдать взаимныя обязательства догова-
ривающихся сторонъ.
Въ самомъ дѣлѣ, разъ только рабочим! въ полной мѣрѣ
дано обладаніе ихъ правами, ихъ независимостью, — имъ са-
мим! непосредственно принадлежит! рѣшать вопросы труда.
Идя инымъ путемъ, мы снова вернулись бы къ произволу.
Съ того момента, какъ государство получило бы право
рѣшать эти вопросы по своему усмотрѣнію, кто обезпечилъ
бы насъ отъ того, что принявъ сегодня рѣшеніе, благопріят-
ное для рабочихъ, это государство не попадешь завтра въ
другія руки и не начнет! дѣлать постановленія въ пользу
привилегированных!.
Кромѣ того, власть, какое бы имя она ни носила, монар-
хія, республика или Коммуна — совсѣмъ не компетентна въ
этихъ дѣлахъ. Верховное право рѣшать ихъ принадлежит!
только однимъ заинтересованнымъ.
Въ этомъ отяошеніи Коммуна совершила только одну
ошибку, которая, впрочемъ, явилась неожиданностью и болѣе
не повторялась. Этой ошибкой было запрещеніе ночного труда
въ булочнъгхъ.
Несомнѣнно, и здѣсь принципъ былъ превосходен!. Ноч-
ная работа противорѣчитъ гигіенѣ и даже нравственности,
ибо она отрѣзываетъ рабочаго отъ общества и лишаешь его
семейной жизни.
Но, повторяю, совсѣмъ не дѣло Коммуны запрещать ноч-
ной трудъ. Рабочіе - булочники должны были сговориться
между собою и отказаться работать.
Коммунѣ же слѣдовало только заставить исполнить это
рѣшеніе, а именно: но соображеніямъ общественной пользы,
экоітропріировать всякаго хозяина, который охотнѣе закрылъ
бы свое цредпріятіе, чѣмъ подчинился требованію рабочихъ,

и передать въ руки послѣднихъ распоряженіе капиталомъ,
возвращеннымъ такимъ пуТемъ обществу.
Поступая иначе, беря на себя иниціативу, постановляя
запрещеніе ночного труда прежде, чѣмъ рабочіе сдѣлали это
сами, Коммуна достигала того, что ея рѣшеніе нигдѣ не
исполнялось, какъ слѣдуетъ. Многіе хозяева—булочники про-
должали работу съ согласія своихъ рабочихъ. Коммуна же
совершенно понапрасну поставила дѣло такъ, будто она пре-
слѣдуетъ часть капиталистовъ, не освобождая въ дѣйствитель-
ности рабочихъ, охранить которыхъ отъ возмутительной
эксплуатаціи было ея желаніемъ.
Коммуна постановила также, чтобы въ каждой мэріи была
заведена книга для записи спроса и предложенія труда, въ
которой отмѣчались бы условія того и другого.
Относительно порядка сдачи работъ съ подряда была при-
нята важная переходная мѣра.
Коммуна потребовала, чтобы въ условія подряда вносился
пункта, устанавливающій заработную плату для всѣхъ ра-
ботъ, которыя сданы или будутъ сданы ею *).
При теперешней системѣ подрядовъ останавливаются на
томъ предпринимателѣ, который требуетъ самую низкую плату.
Но этотъ предприниматель, очевидно, отнюдь не жертвустъ
своей прибылью, наиротивъ, онъ соглашается взять подрядъ
лишъ потому, что при такихъ условіяхъ разсчитываетъ полу-
чить извѣстную прибыль. Неизбѣжно, стало быть, что онъ такъ
или иначе вознаградитъ себя за пониженіе цѣны, на которое
онъ согласился. Онъ можетъ достичь этого, лишь ухудшая со-
отвѣтственпо качество доставляемыхъ дродуктовъ или уменьшая
заработную плату.
Такимъ образомъ, создается опасность двоякаго рода здо-
употребленій, и государство, сдающее подрядъ на работу, не
безпокоясь о платѣ рабочихъ, которые будутъ заняты на этой
работѣ, достигает лишь того, что предоставляет преимуще-
ство пониженно платы или обману.
Словомъ, оно стремится выиграть на нищѳтѣ.
Вводя въ условіе подряда опредѣленную заработную плату,
Коммуна исполняла свою прямую обязанность и заставляла
*) Само собой разумѣется, что Коммуна соглашалась вступать
въ сдѣлки съ предпринимателями лишь временио и въ тѣхъ слу-
чая хъ, когда она не находила ассоціаціи оргаиизоианныхъ рабо-
чихъ, съ которой можно было бы вести дѣло непосредственно.
конкурѳнтовъ ограничиваться лишь прибылью, присвоенной
капиталу.
Наряду съ этимъ, принимая во вниманіе бѣгство боль-
шого числа фабрикантовъ, она постановила, что брошенныя
мастерскія, послѣ надлежащего разслѣдованія и на условіяхъ,
не нарушающихъ права владѣльцевъ, будутъ передаваться
рабочимъ ассоцгаціямъ, которыя продолжали бы вести дѣло.
Къ сожалѣнію, Коммуна не сдѣлала ничего серьезнаго и
крупнаго въ области судебной организаціи. Несмотря на про-
явленное имъ безспорное усердіе, гражданинъ Прото, завѣды-
вавшій министерствомъ юстиціи, не предложилъ тѣхъ мѣръ,
о которыхъ забывали, но которыя онъ, безъ сомнѣнія, могъ бы
провести.
Остается пожалѣть, что Коммуна, теряя цѣлыя засѣданія
на резолюпіи по неожиданно представившимся поводамъ и
на безплодную личную борьбу, не подтвердила рѣзко принципъ
выборности и отвѣтственности судебныхъ чиновниковъ на
всѣхъ ступеняхъ.
У громаднаго большинства изъ насъ не было разногласій
по поводу этого основного принципа. Переживаемыя нами
исключитѳльныя обстоятельства, трудность созвать избирателей,
которые почти всѣ были подъ ружьемъ и сражались на аван-
постахъ,—все это заставило отложить указываемую мѣру, ко-
торыя была бы принята въ первый же спокойный день.
Мы могли бы все-таки установить своимъ декретомъ прин-
ципъ и лишь отсрочить его примѣненіе до окончанія войны.
Много нужно было еще почистить въ авгіевыхъ конюшняхъ
магистратуры и вообще во всемъ, что касалось суда.
Для этого не доставало необходимая времени и необходи-
мая спокойствія духа.
Не слѣдуетъ забывать, что Коммуна засѣдала лишь съ
28 марта по 22 мая, и со 2-го апрѣля, въ теченіе 50 дней
вела непрерывный бой.
Боевые декреты были обусловлены необходимостью отвѣ-
чать на насилія версальцевъ, охранять личность коммунаровъ
и обезпечивать военную оборону; иногда ихъ диктовалъ намъ
гнѣвъ, который возбуждала гнусность нашихъ противниковъ,
и желаніе внушить этимъ противникамъ спасительный страхъ.
Больше всего нападокъ и споровъ вызвали именно эти декреты.
Между тѣмъ, нѣкоторыхъ изъ нихъ нѣтъ нужды ни объ-
яснять, ни оправдывать.

Напримѣръ, декрете о преданіи суду членовъ версальскаго
правительства, послѣдовавшій за ихъ нападеніемъ на Парижъ,
или декрете о содержаніи на общественный счете семей
жертвъ 22-го января и 18-го марта.
Къ этому же разряду относятся и многія другія поста-
новленія.
Есть только два декрета которые должны быть основа-
тельно изучены, такъ какъ они подали поводъ къ самымъ
жестокимъ обвиненіямъ противъ Коммуны.
А именно:
1. Декретъ о заложникахъ;
2. Декретъ о разрушеніи Вандомскои колонны.
Первый, если я не ошибаюсь, былъ вотированъ едино-
гласно послѣ убійства Флюранса и Дюваля. Они были взяты
въ плѣнъ и оба разстрѣляны: одинъ (Флюрансъ)—какимъ - то
жандармскимъ офицеромъ, другой (Дюваль)—по приказанію и
на глазахъ одного изъ декабрьскихъ генераловъ, по имени
Винуа.
Дюваль и Флюрансъ были членами Коммуны.
Дюваль и Флюрансъ были генералами арміи коммунаровъ.
Извѣстіе о ихъ смерти причинило острую боль и вызвало
страшное негодоеаніе.
Вскорѣ со всѣхъ сторонъ къ намъ поступили донесенія,
подтверждавшія, что версальцы съ холодной жестокостью из-
биваюсь плѣнныхъ.
Если можно было сомнѣваться въ этихъ мерзостяхъ или
заподозрить какія-либо дреувеличенія со стороны нашихъ лю-
дей, то мы имѣли версальекія газеты, съ криками радости со-
общавшія объ этихъ убійствахъ, мы имѣли воззванія супруга
маркизы Валиффэ.
Подъ тяжестью этихъ извѣстій, подъ властью этого волне -
нія, въ цѣляхъ спасти жизнь людей, которые боролись за
Коммуну, отъ этой системы убійствъ—нѣсколько членовъ пред-
ложили «декретъ о заложникахъ».
Я сказалъ уже, что онъ былъ нринятъ единогласно.
ІІо поводу этого декрета можно сказать многое.
Въ существ! д!ла нельзя отрицать, что онъ оправдывается
всѣми обычаями войны, существовавшими съ т!хъ поръ, какъ
люди умерщвляютъ другъ друга.
Въ африканскихъ войнахъ французская армія всегда брала
заложниковг, какъ ручательство за покорность нобѣжденныхъ
племенъ, на случай, если бы т! попытались снова возстать,
или не исполнили своихъ обязательствъ.
Можно было думать, конечно, что эти варварскіе нравы
исчезли въ Европ!, но почему же Версаль, воскрешая времена
варварства, разстрѣливлъ пл!нныхъ и раненыхъ?
Мн! скажутъ, что это были бунтовщики.
Но кто же во время гражданской войны можетъ, утверж-
дать на какой сторон! находятся бунтовщики,—утверждать
прежде побѣды, которая одна лишь рѣшаетъ вопросъ о ви-
новности передъ закономъ?
Пусть бы мы остались поб!дителямя, и тогда, даже въ
глазахъ исторіи, бунтовщики оказались бы въ другомъ лагер!., —
они были бы въ Вѳрсал!.
Да, конечно, мы были бунтовщиками по отношенію къ
Версалю, но Версаль началъ бунтъ по отношѳнію къ Парижу.
Если писаное, мнимое право было за нихъ, то в!чное
право было за насъ.
Съ другой стороны, съ практической точки зр!нія, во
время революціи было опасно, безразсудно грозить врагу,
когда этотъ врагъ недосягаемъ!
Разв! Тьеръ иредложилъ Версальскому собранію принять
особый декретъ, предписывавший истребленіе пл!нныхъ?
Развѣ онъ запасся отъ этого собранія какимъ-нибудь дек-
ретомъ, объявлявшимъ, что версальской арміи, если она когда
либо вступите въ Парижъ, полагается избивать раненыхъ,
лежащихъ въ постели, избивать женщинъ, д!тей, избивать
вс!хъ, стариковъ или юношей, служившихъ въ національной
гвардіи Коммуны.
Ничего подобнаго: онъ дЬйствуетъ, когда приходите время!
Коммуна, напротивъ, взяла на себя весь ужасъ декрета,
жестокаго, хотя и строго законнаго, да къ тому же никогда
не прим!яявшагося.
Кто будетъ спорить, что сл!доваю оградить жизнь герой-
скихъ добровольцевъ арміи Коммуны?
Говорили, что нужно устрашить Версаль.
Согласѳнъ. Но такимъ ли путемъ было это осуществимо?
Для того, чтобы декретъ о заложникахъ им!лъ какую-ни-
будь дѣйствительную ц!ну, нужно было, чтобы Коммуна об-
ладала важными заложниками, жизнь которыхъ что либ*
значила въ глазахъ Версаля.
Однако, поел! 18-го марта вс! такіе заложники им!л и

время бѣжать и широко воспользовались имъ, такъ какъ
Центральный Комитета не принялъ никакихъ мѣръ въ этомъ
направленіи.
*>.
Кромѣ Парижскаго архіепископа и сенатора ѣонжана ),
Коммуна за все время въ качествѣ заложников! располагала
только нѣсколькими полицейскими агентами, нѣсколышми
плѣнными изъ Версальской арміи, нѣсколькими шшонакк по-
слѣдняго разбора.
Какую цѣнность представляла для Тьера жизнь такихъ
юдѳй^
И отъ какихъ поступков! могло удержать его онасеніе,
что они погибнутъ?
V
Чѣмъ больше разстрѣливала бы ихъ Коммуна, тѣмъ разъ-
яреннѣе и озлобленнѣе становились бы сто тысячъ людей, оса-
ждавших! Парижъ, тѣмъ скорѣе были бы они готовы, завла-
дѣвъ Парижемъ, совершать всяческія преступлены.
Тьеръ и его сообщники, бонапартистскіе офицеры, столь
мало боялись этихъ репрессій, что когда Коммуна не прибе-
гала къ нимъ, они увѣряли свои войска, что мы примѣняемъ
убійства въ больших! размѣрахъ, сопровождая свои разсказы
всевозможными прикрасами.
Вотъ—факта, который я передаю со словъ одного хирурга
отличившагося самоотверженностью и мужеством! въ фортѣ
Ванвъ:
.
Одинъ раненый пѣхотинецъ былъ принесен! въ фортъ.
Несчастный не хотѣлъ ѣсть, не хотѣлъ позволить себя
перевязать. Ему сказали, что коммунары отравляютъ своихъ
Іілѣнныхъ.
о
Сколько ни убеждали его, онъ отказывался отъ всякой
пищи. Чтобы помѣшать ему уморить себя голодомъ, врачъ дол-
женъ былъ первымъ попробовать принесенную пищу.
Нѣтъ избіеніе нѣсколышхъ сотенъ, нѣсколькихъ тысячъ
жандармовъ и полицейских! агентов! не могло остановить
Тьера, не могло положить конецъ низкой жестокости какого-
нибудь Галиффэ или Винуа.
Такое избіеніе входило даже въ ихъ расчеты.
*•> Лаже и они не были серьезными заложниками, иоо, если
въ частности, ІІарижскій архіеиископъ и погибъ, то только потому,
что это входило въ желанія и расчеты Іьера.
Что значитъ для этихъ людей жизнь тѣхъ слабыхъ орудій,
которыми они пользуются?
Развѣ рекруйскіе наборы, невѣжество, нищета, военная дис-
циплина не создадутъ для нихъ столько солдата, сколько они
захотятъ?
Развѣ это ихъ трогаетъ?
Развѣ они уважаютъ человѣческую жизнь?
Развѣ не чуждо имъ чувство солидарности со всякимъ" кто
страдаетъ и гибнетъ?
Все это хорошо для революціонеровъ и соціалистовъ!
Коммуна, состоявшая изъ людей болѣе высокаго мораль-
наго уровня, Коммуна, для которой всякая человѣческая жизнь,
какъ жизнь существа равнаго и подобнаго намъ, представляла
нѣчто священное,—Коммуна надѣялась декретом! о заложни-
ках! нанести тяжелый ударъ своимъ врагамъ.
Этотъ ударъ она нанесла лишь самой себѣ!
Тѣмъ не менѣе, если бы было доказано, что этотъ декрета
сиасъ жизнь хотя одного коммунара, то несмотря на всѣ упреки,
какіе онъ вызвалъ противъ Коммуны—принятіе его было бы
вполнѣ оправдано.
Во всякомъ случай, ужъ не тѣмъ, кто въ преданном! на
разграбленіе Парижѣ съ холодной жестокостью избивалъ цѣлый
народъ; не тѣмъ, кто одобрилъ эту отвратительную бойню или
безъ протеста позволил! совершить ее—не этимъ людямъ во-
пить противъ насъ, выступать съ обвиненіями и щеголять по-
казнымъ негодованіемъ.
Свѣжая кровь, которая ихъ покрываетъ, слишкомъ хорошо
доказывает!, что мы имѣли право принять всякую мѣру, год-
ную для того, чтобы охранить геройскихъ солдатъ Коммуны
отъ версальскихъ убійцъ.
Послѣ пораженій Коммуны, ея враги ухватились за этотъ
декрета, какъ за нредлогъ, котораго они исьали, чтобы оправ-
дать позднѣе всю гнусность своихъ кровавыхъ насилій и иска-
зить свидѣтельства исторіи.
Коммуна грозила, но не приводила своихъ угрозъ въ испол-
неніе.
На слова отвѣтнли митральезами, но—увы!—именно слова
удерживает! въ памяти безсознательная толпа!
Декрета о Вандомской колоний носилъ совсѣмъ иной ха-
рактер!.
Онъ былъ, быть можетъ, неловким ъ, въ томъ смыслѣ, что

нарижскій народ*, какъ нѣкогда афиняне или римляне, всѣмъ
существом* предан* своим* памятникам*. Онъ лично гордится
ими. Они—его собственность. Парижанин*—артист*. Самые рав-
нодушные, люди, у которых* не нашлось ни одной слезы для
стольких* жертв* среди ихъ сограждан*,—возмущались при
видѣ того, какъ снаряды Тьера попадали въ Тріумфальную
арку и разбивали въ куски ея барельефы.
Можно указать также, что у Коммуны стояли на очереди
болѣе спѣшныя мѣры, чѣмъ распоряженіе разрушить какой-
нибудь памятник*.
И тѣмъ не менѣе, разбираемый мною декрет*, хотя онъ и
былъ вначалѣ довольно плохо встрѣченъ большой частью
населенія, сохранит* громадное моральное значеніе.
Это было яркое подтверждѳніе тѣхъ принципов*, которыми
руководилась Коммуна. Этим* актом* Коммуна заявляла, что
она безповоротно рвет* со всѣмъ тѣмъ прошлым*, гдѣ господ-
ствовало ложное прѳдставленіе о славѣ, гдѣ боготворились пушки.
Это было осужденіе войны и завоеваній, это былъ суд*
народа, суд* будущаго над* деспотом*, который изъ револю-
ціи во имя человѣческихъ прав* создал* орудіе порабощенія
Франціи и Европы.
Здѣсь, пред* лицом* пруссаковъ-побѣдителей и завоевате-
лей ставились на ихъ настоящее мѣсто и отмѣчались печатью
презрѣнія побѣды и завоеванія грубой силы.
Низвергая эту колонну, отлитую изъ чужеземной бронзы,
сбрасывая статую Наполеона I на навозную кучу, куда ска-
тилась она под* звуки «Марсельезы» и «Походной пѣсни»
(Chant du Départ) — Коммуна протягивала руку освобожден-
ному міру и, произнося свой суд* над* побѣдами, тѣмъ же
ударом* смывала позор* наших* поолѣдннхъ иораженій.
Здѣсь идея противопоставлялась факту, народъ бичевал*
деспотизм*, поверженный въ грязь, и раскаленным* желѣзомъ
революціи клеймил* всѣхъ великих* полководцев*, всѣхъ Бо-
напартов* вчерашняго, всѣхъ Вильгельмов* сегодняшняго,
всѣх* Бисмарков* завтрашняго дня.
Я не буду продолжать болѣе разбор* декретов* Коммуны.
Я выбрал* самые характерные изъ них*, тѣ, на которых*
можно было ясно показать, каковы были тенденціи движенія,
каково было настроеніе Коммуны.
Декреты, которые я пропустил* иди забыл*, болѣе или ме-
нѣе относятся всѣ к* трем* только что разсмотрѣнкым* мною
категоріямъ, и по ихъ поводу мнѣ пришлось бы только повто-
ряться.
Я не скрывал* ошибок* въ тѣхъ случаях*, когда я пола-
гал*, что были совершены ошибки. Я указывал* на неловкіе
шаги, я выяснял* хорошія стороны.
Никому не дано быть непогрѣшимымъ; никто не избавлен*
отъ ошибок*.
Если изъ сказаннаго въ этой главѣ для читателя ясно, что
сумма добра, значительно превышает* сумму зла, что намѣре-
нія были честны и благородны всегда,—даже въ тѣхъ случаях*,
когда декреты были не вподнѣ безупречны со стороны формы
или въ смыслѣ своей практичности,—то я удовлетворен*: в*
своем* описаніи я былъ, слѣдовательно, достаточно безпри-
страстенъ и ясен*.
XIII.
Коммуна—Военная организація, иолиція, печать.
Причины паденія Коммуны слѣдуетъ искать не только въ
ошибках*, сдѣланныхъ ея собраніемъ. Вообще говоря, не най-
дется политическаго собранія, которое не совершило бы столько
же и даже худших* ошибок*. Так* же точно не было собранія,
которое было бы- воодушевлено такой беззавѣтной любовью къ
народу, такими искренно демократическими стремленіями, и
эти качества могут* искупить извѣстную неопытность, извѣст-
ные ложные шаги, вызванные увлеченіемъ и отчаяніем*
безпощадной борьбы.
Непосредственныя внутреннія причины паденія Коммуны,
причины, лежавшія внѣ указанных* згчог о^сѵ;гті.::,ствъ и
дѣлавшія ея матеріальную noftzy столь трудной, Ии^ы не
сказать невозможной—эти причины были иного рода.
Ихъ надо искать въ области полицейской и военной орга-
низаціи, составлявшей слабую сторону Коммуны.
Именно на эту сторону, въ цѣляхъ внести въ нее раз-
стройство, и направил* Версаль свои удары. Версальцы пре-
красно знали, что на само собраніе им* не удается воздѣй-
ствовать.
Однако, я лишь вкратцѣ остановлюсь ira этихъ двухъ
пунктах*, ибо они выходят* за предѣлы моей программы—

ограничиться личными воспоминапіями, и за нредѣлы моей
освѣдомленности —поскольку дѣло касается военныхъ оиерацій.
Въ этомъ послѣднемъ вопросѣ я ничего не понимаю, и,
говоря о пемъ, я боялся бы высказать ошибочныя и вепро-
думанныя сужденія.
Какъ и всѣ парижскіе граждане, я входилъ въ составъ
Національной гвардіи во время первой осады. Въ качествѣ
національнаго гвардейца я не разъ бывалъ на аванпостахъ и
ознакомился со службой при оборонѣ осажденной крѣписти.
Эта служба можетъ пріучить безъ большого волненія слы-
шать свистъ снарядовъ и пуль, но отнюдь не даетъ достаточ-
яыхъ знаній въ военномъ дѣлѣ.
Я долженъ ограничиться тѣмъ, что сдѣлаю нѣсколько об-
щихъ замѣчаній, которыя при всякихъ обстоятельствахъ въ
силахъ сдѣлать каждый здравомыслящій человѣкъ, наблюдав-
шій факты.
Въ военномъ министерств'! Коммуна имѣла трехъ делега-
товъ Клюзерэ, Росселя и Делеклюза.
Клюзерэ сталъ главнокомандующимъ послѣ вылазки 3-го
апрѣля, въ ужасную минуту, когда крупная ошибка предан-
ныхъ но неопытныхъ генераловъ Коммуны испортила уже
наше положеніе. Ихъ преждевременная аттака окончилась на-
стоящимъ разгромомъ.
Матеріальныя послѣдствія этого разгрома можно было, ко-
нечно, загладить, но съ моральной точки зрѣнія онъ произвелъ
самое губительное дѣйствіе и съ перваго же дня внесъ уныніе
въ тѣ войска, для которыхъ воодушевленіе и готовность на
подвигъ значатъ гораздо больше, чѣмъ дисциплина и боевой
опытъ.
Когда надъ Парижем!» 2-го апрѣля впервые загремѣли
версальскія пушкп, это вызвало удивительный взрывъ едино-
душная негодованія.
Можно было опасаться, что послѣ первой пятимѣсячной
осады, ьъ тотъ моментъ, когда городъ еще носилъ всюду слѣды
прусской бомбардировки, когда яаселеніе еще было обезсилено
тягостями суровой зимы и голода, когда столько женщинъ но-
сили уже трауръ, и столько дѣтей остались сиротами—въ та-
кое время можно было бояться нроявленій усталости и упадка
духа. Этого можно было бояться тѣмъ сильнѣе, что взятый
въ цѣломъ, Парижъ до сихъ поръ отказывался вѣрить въ воз-
можность гражданской войны. Со свойственнымъ ему упорнымъ
обэльщеніемъ Парижъ надѣялся еще на то, что версальцы от-
ступят передъ отвѣтственностыо за пролитую кровь, что пра-
вительство никогда не осмѣлится совершить преступленіе, ко-
торому нѣтъ имени, и на глазахъ у пруссаковъ начать осаду
героическая города, ни освободить, ни защитить который это
правительство не умѣло. Очень немногіе допускали, что пра-
вительство, ссылавшееся на отсутствіе арміи, припасовъ и де-
негъ, необходимыхъ, чтобы прогнать иностранцевъ, правитель-
ство, трусость и низость которая превосходитъ всякое вѣроя-
Tje> _ что такое правительство проявит достаточно безстыд-
ства и братоубійственной власти, чтобы найти людей, порохъ
и золото и съ ихъ помощью морить ялодомъ, жечь, грабить,
брать приступомъ столицу общаго отечества.
Были тысячи основаній, способныхъ повліять наумы, гнать
отъ нихъ мысль о борьбѣ, и я думаю, что эти основанія про-
извели бы свое дѣйствіе на населеніе всякая другого города,
кромѣ Парижа.
Въ Парижѣ не было ничего подобная.
При первомъ пушечномъ выстрѣлѣ онъ поднялся весь, под-
нялся полный энтузіазма, рѣшимости и мужественная негодо-
ванія, и эти чувства, если бы ихъ какъ слѣдуетъ направили,
могли бы стать залогомъ побѣды.
Лишь только стало извѣстно о нападеніи версальцевъ,—
движимые единодушнымъ порывомъ, всѣ баталіоны взялись
за оружіе, и въ нѣсколько часовъ двѣсти тысячъ людей, вы-
строились отъ площади Бастиліи до площади Согласія.
Когда я наблюдалъ эту массу людей, расположившуюся въ
полномъ порядкѣ съ оружіемъ въ рукахъ, стремящуюся къ
бою, распѣвающую марсельезу, я испыталъ на одну минуту
чувство радости и твердой надежды, чувство гордости за чело-
вѣчество.
Я готовъ былъ даже понадѣяться на то, что узвавъ ооъ
этомъ единодушномъ движеніи, Версаль поколеблется, одумается.
Выть можетъ, тамъ хотѣли только испугать Парижъ, по-
щупать почву.
Кто бы не поколебался, видя такое поведеніе националь-
ной гвардіи и населенія, видя что для покоренія Парижа по-
требуются мѣсяцы братоубійственной войны и цѣлыя рѣки
крови. Развѣ всякій, у кого есть совѣсть, нравственное чув-
ство, у кого есть сердце, не почувствовалъ бы при такихъ
обстоятельствахъ, что его рѣшимость слабѣетъ?

Ничего подобнаго не испытывалъ Тьеръі
Онъ хотѣлъ власти, онъ хотѣлъ пораженія революціи. Что
значило для него все остальное?
Чѣмъ болѣе величія и душевной красоты нроявлялъ Па-
рижъ, тѣмъ онъ становился опаснѣе, тѣмъ важнѣе было разда-
вить его.
Кромѣ того, чтобы отступить, Тьеръ долженъ былъ быть
добросовѣстнымъ человѣкомъ, долженъ быть дѣйствительно
думать раньше, что движеніе 18-го марта было дѣломъ нѣ-
сколькихъ безумцевъ, какъ онъ телѳграфировалъ всему міру.
Но Тьеръ не вѣрилъ своей собственной лжи, и для неге
вопросъ стоялъ совершенно иначе.
Съ его точки зрѣнія дѣло было не въ томъ, чтобы знать,
единодушенъ ли Парижъ, но въ томъ, чтобы въ болѣе широ-
кихъ размѣрахъ продѣлать снова переворотъ 2-го декабря
въ свою пользу и въ пользу буржуазіи. Дѣло было въ томъ,
чтобы обезпечить сохраненіе привилегій.
Пруссія только что вела съ нами національную войну, Тьеръ
начиналъ войну кастовую, войну отвратительную, гнусную, войну,
въ которой не ставится ни во что ни право, ни справедли-
вость, ни нравственность, войну, единственная задача которой
заключается въ слѣдующемъ:
Загнать подъ ярмо возставшихъ пролетаріевъ, сохранить
власть за хозяйскимъ кнутомъ, задушить требованія подъ го-
рами труповъ.
Тьеръ и его собраніе были настолько же неспособны вы-
слушать Гіарижъ и вступить съ нимъ въ переговоръ, насколько
неспосрбенъ былъ нѣкогда римскій сенатъ во время возстангя
рабовъ признать права возставшихъ и вести переговоры съ
ними.
Едъ, Бержере, Дюваль, Флуранеъ, наши молодые любимые
генералы, увлекаемые пыломъ своей молодости, охваченные
энтузіазмомъ, который, какъ электрическій токъ, распростра-
нялся отъ этой величественной толпы, рѣшили сдѣлать крупную
вылазку, отразить тпаденіе, идти на Версаль. И это было
устроено помимо одобренія «Исполнительной комиссіи», которая
одна лишь была вправѣ предпринимать столь важныя дви-
женія.
Эта вылазка была сдѣлаяа безъ того, чтобы Коммуна была
о ней предупреждена, безъ того, чтобы Исполнительная ко-
миссія дала на это свое согласіе. Эта вылазка была безрае-
суднымъ предііріятіемъ, сопровождавшимся неизбѣжнымъ въ
такихъ случаяхъ безпорядкомъ. Ничего не было организовано
заранѣе, не была въ достаточной мѣрѣ обезпечена доставка
артиллеріи, снарядовъ и съѣстныхъ припасовъ. Наконецъ,
движеніе совершалось подъ огнемъ съ форта Монъ-Валеріенъ,
находившагося въ рукахъ версальцевъ, между тѣмъ какъ
національная гвардія, за исключеніемъ нѣсколькихъ ьождей,
считала его принадлежащимъ коммунарамъ.
19-го марта Центральный Комитетъ могъ бы такъ же легко
захватить Монъ-Валеріенъ, какъ и всѣ другіе форты, Онъ
совершилъ ошибку, довѣривъ это важное порученіе генералу
Люлье, страданія котораго въ Новой Каледоніи являются двой-
ной мерзостью со стороны версальцевъ, пользовавшихся его
услугами. Генералъ Люлье, правда, былъ человѣкъ храбрый,
но плохо разбйрающійся: онъ не взялъ форта и возвратился,
заявивъ, что коменданте Монъ-Валеріенъ далъ честное слово
оставаться нейтральнымъ.
Тогда Центральный Комитетъ сдѣлалъ крупную и непро-
стительную ошибку—онъ удовольствовался этимъ и не поду-
малъ, что на завтра Версаль можетъ смѣнить коменданта и
поставить на его мѣсто другого офицера, свободнаго отъ вся-
кихъ обязательства
Эта ошибка въ значительной степени рѣшила участь
Парижа, подвергшагося бомбардировкѣ съ Монъ-Валеріенъ,
который господствуете надъ городомъ и своимъ огнемъ не-
сомнѣнно далъ версальцамъ возможность предпринять осадныя
работы.
Если бы Коммуна обладала этимъ фортомъ, военныя со-
бытія приняли бы совсѣмъ иной обороте, и Парижъ могъ бы
сопротивляться при условіяхъ во сто разъ болѣе благопріят-
ныхъ.
Первымъ слѣдствіемъ этой непонятной ош ибки оыло пора-
женіе національной гвардіи 3-го апрѣля.
Баталіоны, которые проходили передъ фортомъ, внезапно
оказались обстрелянными картечью, отрѣзанными другъ отъ
друга. Мысль объ измѣнѣ возникла въ умахъ,^ а за ней по-
слѣдовала яеизбѣжная паника, породившая безпорядокъ и
уяыніе, въ значительной мѣрѣ способствовавшая тому, что
сраженіе кончилось не въ нашу пользу.
Дюваль и Флуранеъ заплатили жизнью за этотъ рядъ без-
разеудныхъ дѣйствій, и народъ потерялъ двухъ мужествен-

ныхъ воиновъ, двухъ героическихъ самоотверженных! борцовъ
за демократію и соціализмъ.
Что касается. Эда и Бержере, то ихъ личное мужество,
ихъ преданность, стоявшая также выше всякихъ испытаній,
не могли загладить это несчастіе. Нослѣ первыхъ успѣховъ,
послѣ смѣлаго движѳнія впередъ, они должны были отступить
съ своими баталіонами, порѣдѣвшими, разстроенными, упав-
шими духомъ.
Такимъ образомъ, эта вылазка явилась ошибкой со всѣхъ
точекъ зрѣнія: какъ потому, что она не была подготовлена со
всей осторожностью, какой требуютъ столь сложныя дѣйствія
такъ и потому, что она происходила при исключительных!
условіяхъ—подъ огнемъ непріятельской крѣпости, такъ, нако-
нец!. и потому, что она съ перваго же дня подвергла націо-
нальную гвардію опасности пораженій. А такой опасности
всегда слѣдуетъ избѣгать съ молодыми, особенно впечатли-
тельными войсками.
Этотъ энтузіазмъ, эти двѣс-ти тысячъ людей, стремящихся
къ бою,—представляли, безъ сомнѣнія, внушительную силу,
надежную опору для нобѣдоноснаго сопротивленія, но при
условіи, чтобы этими силами пользовались съ большим! искус -
ством! и бережливостью. Нужно было придать этой граждан-
ской арміи увѣренность въ себѣ, каждый день развивать ея
воинственность, производить съ нею неболынія развѣдки, ко-
торыя кончались бы успѣхомъ, но не рисковать, ставя все на
одну карту.
Такъ и поступил! бы, безъ сомнѣнія, болѣе благоразумный
и болѣе опытный полководец!. Этого не поняли наши юные
генералы, отдавшіеся на волю народнаго движенія, вмѣсто
того чтобы направить его и руководить имъ.
Къ своей первой ошибкѣ они прибавили другую, не мѳнѣе
тяжелую. Арміей Коммуны они воспользовались, повторяю,
безъ согласія Коммуны, безъ формальнаго приказа исполни-
тельной компссіи, между тѣмъ какъ только собраніе Коммуны
и эта комиссія несли отвѣтственность за происшедшее и не
могли допустить подобныя самостоятельный дѣйствія въ столь
опасную минуту *).
IIa слѣдующій день Коммуна довѣрила генералу Клюзерэ
*) Само собою рязумѣется, что въ моихъ глазахъ намѣренія
гражданъ Эда и Бержере стоятъ выше всякихъ подозрѣній.
дѣло реорганизаціи національной гвардіи и управленія .воен-
ными операціями при содѣйствіи и подъ контролем! комиссіи,
состоявшей изъ членовъ Коммуны, которые собирались еже-
дневно въ военном! министерствѣ.
Первой заботой Клюзерэ было запретить до новыхъ рас-
поряжѳній вылазки въ открытое поле и ограничиться исклю-
чительно обороной фортовъ к крѣпостныхъ стѣнъ, защищенных!
занятіемъ, Нельи и другихъ передовых! позицій.
Онъ разсчитывалъ, что за это время онъ сможетъ органи-
зовать внутри національной гвардіи активную военную силу,
которая состояла бы изъ всѣхъ молодыхъ элементов!, годныхъ
къ бою,—силу, съ которой можно было бы предпринимать
частыя и энергичныя вылазки.
Здѣсь произошла вторая ошибка, еще болѣе гибельная,
которая на мой взглядъ и насколько я лично могъ судить,
привела къ самымъ плачевнымъ послѣдствіямъ. Такой ошибкой
было желаніе раздѣлить національную гвардію, по образцу пер-
вой осады, на два разряда: маршевыя (походныя) части и гар-
низонныя *).
Итакъ, было сдѣлано распоряженіе, чтобы всѣ гвардейцы
отъ 19 до 40-лѣтняго возраста вошли въ составъ боевыхъ
частей, а гвардейцы выше 40-лѣтвяги возраста, оставались
въ Парижѣ и не выходили за укрѣпленія.
Ничто такъ не ослабило оборону, ничто не внесло такую
полную дезорганизацію въ баталіоны, какъ эта мѣра.
Въ вылазкѣ 9-го апрѣля участвовали всѣ, и нужно было
понять, что теперь уже не тѣ обстоятельства, какія были во
время войны съ пруссаками. £
*) Спѣшу прибавить, что ответственность за эту ошибку, по-
видимому, отнюдь не падаетъ лично на генерала Клюзерэ. Онъ ч
не участвовал! въ первой осадъ и, основываясь на донесеыш
тѣхъ, кого долженъ былъ считать хорошо освѣдомлѳнными, пола-
гал!, что такая организація существовала всегда, и ему остается
только ею воспользоваться.
Въ этомъ отношеніи онъ былъ введешь въ заблужденіе лож-
ными свѣдѣніями, усумнитъся въ которыхъ у него не было ншса-
кихъ иоводовъ. Поступая такимъ образомъ, онъ разсчитывалъ
воспользоваться революціоыными силами сначала въ такомъ eut)»,,
чъ кикомъ онѣ существовали, при чомъ это дало бы ему время озна-
комиться съ дѣломъ и произвести нужный реформы постепенно,
не внося дезорганизации
Онъ не замедлил! самъ убѣдиться въ неудобств! этой мѣры.

Война между Версалемъ и Парижемъ была войною граж-
данской, войной политической.
Хотя правительство, засѣдавшее въ ратушѣ, и было въ
закон номъ порядкѣ выбрано населеніемъ, но въ общемъ и
и цѣломъ оно оставалось революціоннымъ правительствомъ и
фактически, и морально. Нужно было считаться съ этимъ
обстоятельствомъ, нужно было понимать, что мы можемъ бо-
роться, лишь опираясь на народное воодушевленіе, на добрую
волю гражданъ, преданныхъ и убѣжденныхъ, готовыхъ отдать
свою жизнь за дѣло Коммуны.
Для тысячи людей, изъ которыхъ состоялъ баталіонъ, во-
просъ возраста не значилъ ничего, вопросъ убѣжденій зна-
чить все. Изъ этой тысячи человѣкъ могли найтись люди
моложе 40 лѣтъ, которые желали пораженія Коммуны, и старше
40 лѣтъ—такіе, которые не пожалѣли бы для нея своей крови.
Нужно было всецѣло проникнуться той мыслью, что въ
національной гвардіи каждый батальонъ, каждая рота являются
настоящей семьей, составившейся изъ сосѣдей, изъ товарищей
по мастерской, изъ обитателей одной и той же улицы, одного
и того же дома—той мыслью, что, разрушая этотъ мораль-
ный союзъ, разрушают духовное единство гораздо болѣе глу-
бокое и прочное, чѣмъ всѣ виды мнимаго единства, какіе въ
интересахъ службы пытаются поставить на мѣсто разрушенная.
Прежде всего не слѣдовало забывать, что въ войнѣ граж-
данской, войнѣ политической все ея величіе и ея оправданіе
заключается въ убѣжденности борцовъ. Эти борцы являются
не только солдатами, но живымъ воплощеніемъ идеи, и
ихъ нельзя вести въ бой такъ, какъ дѣлается это во время
войны съ иноземнымъ завоевателемъ.
Въ послѣднемъ случаѣ нѣтъ почвы ни для какого раскола,
ни для какого колебанія. Передъ ирусскимъ завоеваніемъ
послѣ 4-го сентября, стояли и должны были стоять только
французы, защищающіе родную страну. Тогдашнему прави-
тельству приходилось имѣть дѣло лишь съ нуждами, вытекаю-
щими изъ матеріальнаго факта этого иностранная нашествія.
По отношенію къ Версалю совсѣмъ не то!
Конечно, и въ Парижѣ, какъ и въ остальной Франціи,
не всѣ были одинаково настроены, не всѣ единодушно желали
торжества соціальной революціи,—нѣкоторые даже видѣли въ
ней верхъ ужаса.
Что бы ни говорилось и ни предписывалось, этихъ по-
слѣднихъ невозможно было двинуть въ бой. Если и шли они
порой, то съ задней мыслью перейти на сторону непріятеля
или броситься въ бѣгство при первомъ выстрѣлѣ, создать па-
нику и повлечь этимъ пораженіе.
При организаціи мариіевыхъ частей и частей гарнизоппыхъ
зачастую получалось, чго среди не принимавшихъ участія въ
бою въ силу закона, оказывались люди преданные, рѣшительные,
энергичные, которые съ радостью пролили бы свою кровь подъ
краснымъ знаменемъ. Съ друяй стороны, представляло не
малую трудность въ иредѣлахъ установленная возраста соз-
дать части, назначенный для боевой службы. Ихъ составъ,
вслѣдствіѳ уклопенія и упорства несогласныхъ почти всегда
былъ ниже того числа, какого мы въ иравѣ были требовать.
Многіе батальоны, воодушевленные революціаннымъ поры-
вомъ, нисколько не считались съ этимъ декретомъ и дви-
нулись всей массой, не безпокоясь оразличіяхъ возраста. Въ
4-мъ округѣ на 11 баталіоновъ я насчиталъ три, отказавших-
ся отъ благъ этого закона, и двинувшихся въ огонь полностью.
Не является ли этотъ фактъ самой лучшей критикой раз-
сматриваемаго декрета?
Во многихъ другихъ батальонахъ, оказалось наиротивъ,
что люди, совсѣмъ не расположенные къ Коммунѣ, зачисли-
лись въ гарнизонныя части, чтобы получать жалованіе и со-
хранить оружіе, ибо Коммуна рѣшила разоружить тѣхъ, кто
но несъ никакой службы *).
Этотъ декретъ предотавлялъ еще другое неудобство, чтобы
не сказать больше,—онъ заставилъ подъ огнемъ непріятедя
начать сызнова всю военную организацію и повелъ такимъ
образомъ къ значительной потер! времени.
Въ каждомъ батальонѣ, въ каждой ротѣ нужно было про-
делать длинную и трудную работу сортировки, по окончаніи
этой работы приступить къ двойнымъ выборамъ офицеровъ,
ит.д.ит.д.
Все это, повторяю, заставило потерять драгоцѣнное время **),
ослабило оборону, мѣшало ей и, въ концѣ концовъ, уменьшило
*) Въ самомъ дѣлѣ, Коммуна, по могла оставить своимъ про-
тивникамъ въ Парижѣ возможность предпринять какое-нибудь
движеніе противъ нея или присоединиться къ версальцамъ въ
день приступа.
**) На эти выборы баталіоны тратпли цѣлыя недѣли и за все
время, пока онп выбирали, пхъ нельзя было послать въ огопь.

почти на треть число сражавшихся. Я уже не говорю о не-
довольств, порожденном* этой мѣрой.
Въ самом* дѣлѣ, по отношенію къ национальной гвардіи
всегда приходится считаться со множеством* чувств* и впе-
чатлений, которыми можно было бы пренебрегать, когда имѣютъ
дѣло съ солдатом*, этим* грубым*, не рассуждающим* орудіемъ.
ІІаціональная гвардія, помимо того, что она является военной
силой, представляет* силу моральную. Каждый гвардеец* ду-
мает*, мыслит*, разсуждаетъ, имѣетъ овою волю. Не слѣдуетъ
также упускать изъ виду настроеніе женщин*, которыя ока-
зывают* значительное вліяніе на своих* мужей, возлюбленных*,
сыновей, братьев*, отцов*. Когда два человѣка живут* рядом*,
вам* трудно заставить понять одного изъ этихъ людей, (и
особенно его жену), что онъ должен* итти на смерть, по-
тому что ому 39 лѣтъ и 11 мѣсяцевъ, между тѣмъ, какъ
его сосѣдъ останется внѣ опасности, на том* основаніи, что
имѣетъ 40 лѣтъ и нѣсколько дней.
Если сосѣди вмѣстѣ подвергаются одинаковой опасности,
между ними возбуждается соревнованіе, и они будут* храбро
биться. Если ихъ раздѣлить, тот*, кто пойдет* сражаться,
унесет* съ собой затаенное недовольство, и его жена будет*
раздражепа этим* различіемъ, для котораго она не видит*
разумных* основаній.
Нужно было, стало быть, просто-напросто пользоваться
національной гвардіей въ том* видѣ, въ каком* она существо-
вала, не раздѣлять ее на разряды, а созывать батальоны и
посылать на аванносты всѣхъ, кто являлся, не пытаясь со-
здать организацію, невозможную при тѣхъ обстоятельствах*,
въ каких* мы находились.
Граждане воодушевляли бы, друг* друга; каждый нацю-
нальный гвардеец* слѣдилъ бы за своим* домом* и приво-
дил* бы своего сосѣда. Для несогласных* не оставалось бы
никакого предлога, никакой возможности прибѣгнуть къ уверт-
кам*, хитрости или лжи.
Коммуна тотчас* же узнавала бы, кто за нее и кто про-
тив* нея. Она платила бы только тѣмъ, кто ей служил*. Она
разоружила бы всѣхъ остальных*, и дѣйствительноѳ количе-
ство сражавшихся замѣтно увеличилось бы.
Третьей ошибкой и во сто раз* болѣе гибельной, чѣмъ
двѣ предыдущія, была небрежность, съ которой отнеслись къ
возведенію баррикад* въ самом* Парижѣ. На кого слѣдуетъ
возложить прямую отвѣтственность за эту ошибку, я еще и до
сих* пор* не знаю.
Коммуна образовала «комиссію баррикад*», отдавала рас-
норяженіе за распоряженіемъ, истратила даже много денег*,
но ничего полезнаго или цѣлесообразнаго не было сдѣлано.
Баррикадировать Париж*, защищаясь отъ Пруссаков*, было
бы ребячеством* или комедій. Нечего было опасаться, что они
пойдут* на приступ*. Такого рода безразсудство совсѣмъ не
въ ихъ характер'!, и Бисмарк* слишком* хорошо зналъ людей,
взявших* на себя защиту Франціи, чтобы не быть увѣрен-
нымъ, что рано или поздно они сдадут* Париж*.
Въ борьбѣ съ версальцами дѣло обстояло иначе. Они не
могли без* конца затягивать осаду. Слѣдовало несомнѣнно
иредвидѣть, что въ извѣстную минуту они пойдут* на опас-
ности уличной войны. Стало быть, к* этой войнѣ, неизбѣж-
ность которой была очевидна, и нужно было прежде всего го-
товиться.
Въ тѳченіе двухъ мѣсяцевъ, пока держалась Коммуна, въ
нашем* распоряженіи было все время, необходимое для того,
чтобы внутри первой ограды возвести вторую, потом* третью,
укрѣпить дома въ надлежащих* мѣстахъ, устроить на Монмартрѣ
и других* высотах* настоящія крѣпости, которыя сдѣлали бы
Париж* неприступным* для какой угодно непріятельской
армів. Пройдя через* первую цѣпь укрѣпленій, въ чем* никто
не сомнѣвался, версальцы оказались бы не въ лучшем*, а
во сто раз* худшем* положеніи.
Они должны были бы отступить, иначе они оказались бы
закрытыми со всѣхъ сторон*.
О такое сопротивленіе разбился бы натиск* версальцевъ,
ихъ войска упали бы духом*, и провинція, вынуждаемая об-
стоятельствами, потребовала бы мира или, по крайней мѣрѣ,
пріостановки военных* дѣйствій до выборов* новаго собранія.
Ничего подобнаTM не было!
Утром* въ понедѣльнпкъ, 22-го мая, я по порученію Деле-
клюза посѣтилъ Батиньоіь и Монмартр?. Никогда не забуду
съ каким* отчаяніемъ констатировал* я при этом*, что за
исключеніемъ баррикад* на улиц! Риволи и Вандомской пло-
щади, находившихся внѣ боевой линіи и потому безполезныхъ,
я не встрѣтилъ въ Парижѣ ни одной баррикады, годной для
обороны.
Баррика ды пришлось строить на спѣхъ, во время сраженія,
14*

въ тотъ моментъ, когда ненріятельскія войска уже наводняли
Парижъ.
Кто бы ни былъ виновникомъ этой непредусмотрительности,
она была больше чѣмъ ошибкой, она была преступленіѳмъ.
Я имѣю право говорить объ этомъ, потому что все время
не переставалъ указывать на эту сторону дѣла, не нереста-
валъ требовать, чтобы занялись серіозно планомѣрнымъ стра-
тегически цѣлесообразнымъ возведеніемъ баррикадъ, устрой-
ствомъ внутреннихъ крѣпостей, которыя являлись нашей луч-
шей надеждой на успѣхъ, которыя могли все спасти, въ
тотъ моментъ, когда версальцы уже считали бы себя побѣди-
телями.
Своими указаніями я надоѣдалъ различнымъ делегатамъ
въ военномъ министерств!.
Всюду мн! отв!чади: «Объ этомъ позаботятся».
Если воспоминанія не обманываютъ меня, генералъ Клю-
зерэ намѣтилъ планъ для этихъ работъ. Но онъ не прослѣ-
дилъ или не им!лъ времени просл!дить за его исполненіемъ.
Россель былъ и остался только военнымъ. Онъ никогда не
в!рилъ въ баррикады и въ качеств! солдата не любилъ и не
нонималъ этой уличной войны, въ которой сказывается весь
гѳній народа.
Что касается Делеклюза, то когда онъ вступилъ въ упра-
вленіе военнымъ министерствомъ, было уже слишкомъ поздно,
чтобы принять м!ры и наверстать потерянное время.
Вообще со стороны вс!хъ т!хъ, кто такъ или иначе ка-
сался воѳннаго министерства, со стороны вс!хъ тѣхъ, кто
принималъ больше или меньше участія въ управленіи военными
операціями,—было крупной ошибкой желаніѳ вести правильную,
«классическую» войну и по уши зал!зать въ колею рутины.
Люди тратили силы въ пустыхъ хлопотахъ надъ органи-
заціѳй арміи, полковъ, распред!леніемъ офицерскихъ постовъ,
изобр!тѳніемъ стратегическихъ плановъ.
Въ течевіе двухъ м!сяцевъ на укр!пленія, форты, на пе-
редовыя позиціи посылался цв!тъ революціоннаго народа. Въ
теченіе двухъ м!сяцевъ потеряны были тысячи лучшихъ бор-
цовъ, безъ того, чтобы у т!хъ, отъ кого это зависѣло, явилась
хоть одна новая, оригинальная мысль, зародилась идея орга-
низовать настоящую народную войну.
«Большинство» съ шумомъ и трескомъ требовало «рѳволю-
ціонныхъ средствъ».
Именно зд!сь слѣдовало применять ихъ.
Именно зд!сь все было позволено, потому что зд!оь былъ
узелъ вопроса, и на почв! иоб!доносной обороны вс! бы со-
гласились между собой безъ возраженій, безъ колебаній.
Предпочитали играть въ большую войну, терять людей въ
долгихъ и безплодныхъ стычкахъ на укр!пленіяхъ.
Тысячами героевъ жертвовали для того, чтобы затянуть
защиту н!сколькихъ фортовъ, которые нельзя было спасти,
которые яеизб!жно должны были пасть при бомбардировк! *).
Мн! скажутъ, что Тьеръ сталъ бы бомбардировать весь
городъ, подобно тому, какъ съ перваго дня бомбардировалъ
онъ отельные кварталы?
Возможно!
Но что намъ было терять? Разв! въ общемъ и цѣломъ,
комхмунары влад!ли домами, особняками, дворцами въ Париж!?
Начавши бомбардировать центръ Парижа, Тьеръ стрѣлялъ
бы въ своихъ избирателей, въ своихъ друзей; онъ разорилъ
бы своихъ сторонниковъ, своихъ прихлебателей. Кром! того,
пов!рьте, онъ отстунилъ бы передъ такой м!рой, м!рой край-
ней со вс!хъ точекъ зрѣнія.
Челов!къ его закала, легко можетъ хладнокровно распоря-
жаться систематическимъ иетребленіомъ ста тысячъ рабочихъ
и революціонеровъ-соціалистовъ. Это не оставляешь, замѣт-
пьгхъ слѣдовъ, это ни мало не раздражаешь имущихъ.
Чтобы уб!диться въ томъ, что мать умерла на труп! отца,
нужно подняться на глухой чердакъ, гд! кричатъ отъ голода
оставшіеся въ живыхъ д!ти.
Чтобы сосчитать убійства, чтобы исчислить преступлеиія,
нужно поднять камни мостовой, подъ которыми разлагаются
т!ла поб!жденныхъ.
Ничего этого не видитъ иностранецъ, прогуливающійся по
городу.
Домовлад!лецъ, который возвращается въ свое жилище,
оставшееся неприкосновеннымъ, потираетъ руки, вспоминая
объ этихъ сценахъ, a великосвѣтскій негодяй, проводящій ночи
съ женщинами, а днемъ редактирующій Фигаро, радуется тому,
что смерть родителей и ужасы нищеты пополняютъ для него
гаремъ проститутокъ.
*) Въ иоелѣдшою нѳдѣлю батальонъ 4 округа въ количеств!',
240 гвардейцевъ отправился занять фортъ Ваивъ. Назадъ верну-
лось шестьдеснтъ человѣкъ. Остальные были убиты ІІЛИ ранены.

Но жечь Парижъ, разрушать дворцы—никогда!
Стрѣлять въ женщинъ, въ дѣтей-о да!
Отіѣлять въ дома—ни за что!
Это было бы замѣтно. Не даромъ же люди стоятъ на
0ТР^дѣйTM~TM,
три четверти пожаровъ вспыхнув-
шичъ въ Нарижѣ, въ майскіе дни, были дѣломъ версмьцевъ.
Но въ суматохѣ, отвѣтствевность за поджоги можно было сва-
теть на Коммуну; и не мало министровъ, генераловъ Тьера,
бонапартистовъ, словомъ консерваторовъ, воспользовались слу-
чаем
чтобы уничтожить во время пожара компрометируют
А0КэТбыли случайный происшествія -офицшлънаго расшря-
ЖеНк\га°ГчхГвидя. передъ собою укрѣпленный Парижъ,
Тьеръ не осмѣлился бы приказать разрушить городъ, въ иря-
«пмъ смыслѣ этого слова. А если-бы онъ сдѣлалъ это, вся
гнусностьТакого поступка пала бы на него, и его ноложеше
сдѣлалось бы невозможными
Яля людей порядка стѣны домовъ священны!
Чего не хватало Коммунѣ, такъ это вождя, обладающая
военнымъ иреволюціонньиъ геяіемъ, вождя, который понялъ
бы положеніеР для исвлючительныхъ обстоятельствъ задумалъ
бЫ Г~иН"о'мысли смутный, разбросанный, без-
связныя.
SH HHL6yr ТерсаТГшли въ сторону прямо проти-
вон од ажну ю
цѣи наполняя тюрьмы кучей людей, которые въ
TMТ
версаля не стоили выѣдеянаго яйца, предпринимая
шаTM ДававГе нашимъ противникамъ прекрасный новодъ для
клеветы.
ТЫсячамъ ни къ чему яегодныхъ лю-
дей которыхъ мояшо было употребить для возведем осад-
ить соовѵженій, не уменьшая состава боевыхъ частей.
Въ казармахъ держали множество незанятыхъ солдатъ.
которІГ снраведливоР не довѣряли. Между тѣмъ ирис едш
которымь 1 «
пазоружепныхъ противниковъ Коммуны
Пасть гащшзонншъ
батальоновъ, можно было воспользо-
ваться'ими'для земляныхъ работъ, для перевозки артиллерш
и спарядовъ.
Нужно сказать правду.
Знаете-ля вы, почему ни у кого не явилось этой мысли
или почему, явившись, она не нашла себѣ отклика въ окру-
жающихъ.
Потому что этого не было въ революціонныхъ традиціяхъ!
Въ девяносто третьемъ году. Парижъ не подвергался осадѣ
и Конвентъ не предпринимадъ мѣръ подобнаго рода.
Во время Коммуны арестовывали, потому что арестовы-
вал!» Конвентъ.
Бросали людей въ тюрьмы.
Издали законъ о заложниках!», потому что Конвентомъ
изданъ былъ законъ о подозрительных!» лицахъ.
Нѣкоторые хотѣли даже арестовать и разстрѣлять мень-
шинство на томъ основавіи, что монтаньяры арестовали, мон-
таньяры отправили на эшафотъ жирондистовъ.
Прошлое постоянно тяготѣло надъ нами, и вмѣсто того, что-
бы приспособлять свои дѣйствія къ обстоятельствам'!, нѣкоторыо
изъ насъ воображали, что, копируя нашихъ отцовъ, мы спа-
семъ Коммуну, подобно тому, какъ члены Конвента спасли —
на мгновеніе—отечество и республику.
Пусть иоймутъ меня правильно: я не проповѣдую здѣсь ни
иасилія, ни умѣреппосты. Я проповѣдую здравый смыслъ.
Ни насиліе, ни умѣренность не являются принципами. Та-
кихъ принциповъ нѣтъ. Нужно дѣлать то, что нужно — вотъ
и все.
Никогда я не отвергну какой-нибудь мФры, потому, что
она покажется насильственной или потому, что она будетъ
умѣренной. Но я отвергну всякую мѣру, которую найду непра-
вильной, неразумной, опасной, неосуществимой, противорѣча-
щей преслѣдуемой цѣли.
Что за нужда, если къ этой мѣрѣ приклеивают! ярлыкъ
революціонности?
Какая либо мѣра не дѣлается революционной, потому что
она насильственна. Она революціонна, если по природѣ своей
способствует торжеству революціи.
Другого критерія у меня не было и никогда не будетъ.
Нужно было помѣшать пораженію Парижа.
Но, вѣдь, ни декретъ о заложникахъ, когда у насъ не
было заложннковъ, ни аресты—въ томъ видѣ, какъ они дела-
лись, ни назначеяіе «Комитета общественная спасенія» — не
могли обезпечить уснѣхъ Парижа.

Заниматься такими вещами—значило терять время!
Въ области матеріальнаго успѣха Парижа, могла спасти
хорошая постановка военнаго дѣла, которая совершенно отсут-
ствовала.
Въ области усиѣха моральна^ Коммуну могли сласти
хорошее внутреннее управленіе и широкія соціальныя рефор-
мы, впервые осуіцествляющія чудную и глубокую программу
новѣйшей революціи. Эта революція должна быть направлена
противъ основъ общества, должна задѣть самыя живыя его
струны—каниталъ, иривилегіи, суды, полицію, армію, духо-
венство, финансы, народное просвѣщеніе.
Это следовало, это можно было сдѣлать '*).
Это, быть можетъ, было-бы сдѣлано, если бы нѣкоторые
изъ насъ, вмѣсто того, чтобы увиваться громкими словами,
захотѣди выслушать и понять тѣхъ, кто такъ же, какъ и они,
рискуя своей головой, говорилъ имъ:
—
Вы ошибаетесь!
Къ несчастью, полицейская организація, которая, какъ и
военное дѣло, была слабой стороной Коммуны, почти всегда
ускользала отъ нашего контроля и образовала нѣчто въ родѣ
государства въ государствѣ.
Въ вопросѣ о полиціи я различаю двѣ стороны: принци-
піальную и практическую.
Принципіально, полиція централизованная, стоящая внѣ
народа, должна быть уничтожена. Полицейской префектуры
не должно существовать. Въ каждомъ кварталѣ, въ каждомъ
округѣ, въ каждой Коммунѣ полицейскую службу должны нести
граждане. Они одни выполняют! такія обязанности успѣшно
и безъ опасности для честныхъ людей. Доказательство этому
мы имѣли во время осады. Самое большее, что нужно, это.
центральное бюро, объединяющее и приводящее въ поряюкъ
получаемыя свѣдѣнія. Если это бюро, въ извѣстныхъ, затруд-
нительных! обстоятельствах!, нуждается въ спеціальвыхъ аген-
тах!, то такіе агенты должны быть ответственными и для
ихъ назначенія должны требоваться серіозныя гарантіи.
Такъ называемый, полицейскій комиссаръ долженъ быть
*) Намъ почти не нужно было заниматься политикой, и мо-
ментъ для этого былъ не подходящій. Но политикой занимались
слишкомъ много, теряли на нее драгоценное время, и именно изъ
этого проистекали всѣ наши разногласія.
только первымъ чиновником!, избираемым!, какъ и всѣ чи-
новники, на определенный срокъ.
Практически, я не принадлежу къ тѣма, кто думаешь, что
эту реформу, быть можетъ, наравнѣ съ уничтоженіемъ арміи
самую снѣшную изъ всѣхъ, — слѣдовало провести во время
борьбы Коммуны съ Версалемъ. Надо было только установить
принципъ, подготовить организацію, новую, революціонную,
коммунальную, и отсрочить ея примѣненіе до окончанія войны.
Въ самомъ дѣлѣ, Парижъ былъ наполненъ версальскими
агентами и всевозможными заговорщиками. Условія были
ужасны, чудовищны. Еще на нѣсколько дней нужно было со-
хранить готовую органызацію, централизованноеTM которой могла
представить много минутныхъ выгодъ при переживаемых!
нами сбстоятельствахъ.
Я допускаю, поэтому, что надлежало оставить на время
войны делегата полицейской префектуры и снабдить erj до-
вольно широкими полномочіями.
Къ несчастью, выборъ людей, на которыхъ возлагалось
это порученіе, чрезвычайно щекотливое и требующее выдаю-
щихся качествъ, былъ далекъ отъ совершенства.
Въ вѣдомствѣ полиціи было три делегата: Рауль Риго,
Курнэ, Фѳррэ.
Курнэ гіровелъ тамъ немного времени, и я совершенно не
знаю, какова была его дѣятельность. Я ничего не могу сказать
о ней.
Относительно Рауля Риго и Феррэ дѣло обстоит! иначе.
Полиція, въ томъ видѣ, какъ она существовала при Коммунѣ,
была ихъ созданіемъ. Однако, когда я говорю, что она была
ихъ созданіемъ, не слѣдуетъ ничего преувеличивать, ибо она
была такъ же созданіемъ обстоятельствъ, которыя дѣлалн по-
ложеніе нашихъ делегатовъ необыкновенно трудным! и слож-
ным!.
Спеціальныя и строго опредѣленныя норученія, возложен-
ным на Рауля Риго и Феррэ, требовали большого мужества,
энергіи, сообразительности и безусловнаго презрѣнія къ опас-
ности. Эти граждане оказали важныя услуги дѣлу, за которое
они умерли, но чтобы выполнить ихъ обязанности въ тѣхъ
ужасныхъ обстоятельствах!, въ какихъ мы находились, — не
лишнимъ иказался бы и человѣкъ исключительной геніальносги.
Во-первыхъ, съ политической точки зрѣнія и Риго и
Феррэ были одними изъ самыхъ яркихъ представителей взгля-

довъ тѣхъ, кто совершенно не признавал* особеннаTM, само-
бытнаTM характера Коммуны 1871 года и видѣлъ въ ней лишь
болѣе или менѣе сознательное продолженіе первой революціон-
ной Коммуны.
При этом*, они не вышли еще изъ того возраста, въ
кото омъ, за рѣдкими исключеніями, пережевывают* чужія
идол* вмѣсто того, чтобы жить плодами своей собственной
Jj.4
"^Во-вторых*, они застали полицейскую префектуру совер-
шенно дезорганизованной и никогда не имѣли въ своем* рас-
поряженіи тѣхъ средств*, которыя необходимы для всякой
правильной постановки полицейскаго дѣла.
Аресты производились без* разбора почги всегда неудачно.
Дѣйствительные агенты Версаля ускользали отъ нреслѣдова-
нія или будучи арестованными, на утро выпускались, при
чем*, въ большинства случаев*, оставалось неизвкгныиъ, кго
и какъ ихъ освободил*.
Помимо того, почти всѣ прекрасно понимали, чего не хва-
таю Раулю Риго, чтобы выполнять именно такія ооязаннооти.
Одной изъ забот* первой исполнительной комиссш, со-
стоявшей изъ граждан* Курнэ, Делеклюза,
^ликса-Піа
Тридона, Вальяна, Вермореля—съ самаго начала была замыта
Рауля Риго, котораго Коммуна застала занимающим* его
пост* но назначенію ЦентральнаTM Комитета.
Цеюклюзъ в* особенности старался устранить Кяго. ьъ
том* л-з направленіи поддерживали его Верморель и Феликсъ-
Піа Б УЬ трое не раз* настойчиво предлагали мнѣ взять на
себя эти обязанности, но я постоянно отказывал*,
полагая,
что у меня нѣтъ спеціальныхъ способностей для выполнешя
ПОАВеПр1рХІИнесомнѣнно, былъ человѣкомъ какъ раз* при-
годным* для этой должности. Заняв* ее, он* проявил* бы всю
вою активность, всю свою сообразительность и в>сь свой
такт*. Но онъ и слышать об* ней не хотѣлъ, и это было
настоящим* несчастьем* для нашего дѣла.
Z^xr^z^:^
s:
^Гда^Сі^г^Ж»
прекрасен.. Ошъбихъ
=Ik
Iiрисутствіемъ въ ея рядахъ подобных* героев*.
В* засѣданіяхъ Коммуны Рауль Риго оыл* предметом?,
самых* частых* запросов*, и именно со стороны Вермореля,
который долгое время числился членом* комиссш общей Оезо-
пасности и, имѣя случай наблюдать вблизи дѣйствш новой
префектуры, относился къ Риго съ безпощадной строгостью.
Делеклюзъ также во время засѣданій не раз* вступал*
въ рѣзкія нререканія съ гражданином* Риго.
Тѣм* не менѣе Коммуна оставляла Риго на его мѣстѣ; и
главным* мотивом* его нребыванія у власти было то, что не
знали, кого дать ему въ замѣстители. Этотъ мотив* долго оста-
вался въ силѣ, хотя ни отдѣльныя его дѣйствія, ни общее
наиравленіе, приданное им* полиціи, не встрѣчали одобреиш.
Онъ заявил*, наконец*, о своем* выходѣ въ отставку,
вслѣдъ за вотумом* *) собранія, состоявшимся послѣ рѣчи, зъ
которой я выступил* против* секретнаго содержамл аресто-
ванных*, какъ мѣры безполезной и противной требованшмъ
нравственнаTM чувства.
Кромѣ того, Коммуна не раз* принимала мѣры, чтобы
устранить, насколько возможно, излишній произвол*, сказывав-
шійся въ арестах*, которые предписывались ея делегатам?..
В* частности, нанримѣръ, гражданин* Прото предложил* при-
нять декрет*, въ силу котораго «о всяком* арестѣ произве-
денном* комиссіей общей безопасности, извѣщался делега г* въ
министерств-! юстиціи, рѣшавшій вопрос* о дальнѣйшех:. за -
держаніи; несоблюдете этого правила влекло за собой осво-
божденіе арестованнаго ».
Равным* образомъ были запрещены обыски без* установ-
ленииTM предписанія.
Нѣтъ сомнѣнія, что производилось множество арестов* бес-
полезных* или необоснованных*. Но кто хочет* быть спра-
ведливым*, должен* признать, что эти аресты зачастую были
результатом* личных* ошибок* отдѣльныхъ дѣятелей или же
результатом* безысходнаго положенія, въ котором* мы боро-
лись, ноложенія, лишавшаго порою хдаднокровія самых* сдер-
жанных* людей.
Такіе аресты были также слѣдствіемъ негодности или из-
*) Этим?» голосопаніемъ опредѣлялось, что комиссія, состояв-
шая изъ членов* Коммуны, имѣла право посѣщать тюрьмы и до-
прашивать всѣх* заключенных*.

мѣны и умышленно чрезмѣрнаго рвенія *) спѣшно набранныхъ
агентовъ. Делегату полицейской префектуры приходилось поль-
зоваться ихъ услугами, и первому страдать отъ ихъ негодности.
Внрочемъ, нужно пережить подобиыя обстоятельства, чтобы
знать, до какой степени разумное приказаніе можетъ быть из-
вращено исполнителями, которые толкуютъ его въ смысл! діа-
метрально противоположномъ вашимъ нам!реніямъ **).
Въ своихъ округахъ многіе изъ моихъ товарищей им!ли
неоднократные конфликты и недоразум!нія съ центральной по-
ли ціей.
Лично на мою долю, за исключеніемъ вопросовъ, по кото-
рымъ я выступалъ въ зас!даніяхъ Коммуны, не выпало ни-
какихъ столкновеній. Въ своемъ округ!, я им!лъ право на
четырехъ полицейскихъ комиссара. Не знаю, были ли они
назначены. За все время я вид!лъ только одного, который
явился, чтобы поступить въ мое распоряженіе, и я иногда
пользовался его услугами.
Вообще, съ согласія моихъ коллеп, по округу, полицей-
ская служба была организована непосредственно нами. Мы
желали употреблять для этого только національную гвардію,
и я полагаю, что вс! чувствовали себя превосходно, ибо не
думаю, чтобы округъ пользовался когда-либо болынимъ спо-
койствіемъ.
Однимъ изъ д!йствій, которыя больше всего ставились въ
вину Раулю Риго, д!йствій, находившихся вн! собственно по-
лицейской службы — была его война съ газетами, т! конфис-
каціи и запрещенія, которыя имъ предписывались.
Въ этомъ онъ былъ не единственнымъ виновникомъ. Ком-
муна съ своей стороны постановила запретить различныя
газеты ***).
*) Въ самомъ дѣлѣ, въ сторону полицейской организаціи иа-
иравилъ Версаль свои усилія. Тьеру удалось устроить тамъ нѣ-
сколько своихъ агеитовъ, которые нарочно способствовали приня-
тию произволыіыхъ и насильствепныхъ мѣръ. Многочисленныя до-
казательства этому мы имѣли впослѣдствіи.
**) Въ мэріи четвертаго округа мнѣ пришлось отмѣтіггь сле-
дующее: изъ трехъ отданыыхъ мной распоряжений, одно вовсе не
было исполнено, другое было совершенно искажено, третье было
выполнено такъ, какъ это слѣдовало. Тѣ же факты постоянно на-
блюдались въ іюдобныхъ случаяхъ.
#*#) Это было постановлено на одномъ изъ тѣхъ двухъ засѣда-
ній, на которыхъ я отсутствовалъ по болѣзни.
Н!тъ сомн!еія, что, если когда-либо, правительство можетъ
представить оправданіе въ томъ, что оно не уважало свободу
печати, то именно правительство Коммуны вм!етъ на это
право. Обстоятельства были ужасны. ІЛелъ бой, и со вс!хъ
сторонъ мы были окружены засадами. Газеты, почти ц!ликомъ
бывшія въ рукахъ буржуазіи и являвшіяся органами версаль-
цевъ, безъ воякихъ оговорокъ призывали паденіѳ Коммуны,
аппло пировали нашимъ пораженіямъ, оскорбляли коммунаровъ,
изв!щали о нашихъ военныхъ операціяхъ, словомъ открыто
помогали непріятѳлю. Все это въ город!, находившемся на
военномъ положеніи, становилось настоящей государственной
изм!ной, караемой смертной казнью.
Сл!довало, стало быть, принимать м!ры по этому поводу.
Населеніе негодовало, видя, какъ поносятъ его страданія,
и коммунары требовали, чтобы былъ положенъ конецъ этимъ
возмутительнымъ вызовамъ, этому заговору на глазахъ у вс!хъ.
И все-таки эти конфискаціи, эти запрещенія представляли со-
бою, что-то непоследовательное, непріятно поражающее. Надо
помнить, что эти мѣры предписывало или одобряло, или, по
крайней мѣрѣ, терп!ло такое собраніе, мноііе изъ членовъ ко-
тораго сами были журналистами, и всѣ члены котораго во
время имперіи требовали свободы печати съ такимъ же жа-
ромъ, какъ и права союзовъ и собраній.
Такими д!йствіями мы, казалось, опровергали самихъ себя
и, очутившись у власти, отрицали т! самые принципы, кото-
рые испов!дывали наканун!, находясь въ оппозиціи.
Версальцы при своемъ всгупленіи въ Парижъ запретили
вс! газеты, которыя не курили фиміамъ уоШству и не назы-
вали освобожденіемъ разграбленіе Парижа супругомъ г-жи Га-
лиффэ и людьми изъ породы Винуа. Подобныя расправы съ
печатью ни въ комъ не вызывали удивленія.
Эти люди оставались в!рны оамимъ себ!.
Они олицетворяютъ силу, а не право.
Для Коммуны д!ло обстояло иначе. Съ того момента, какъ
она наложила руку на печать, она попала въ ложное поло-
женіе, которое ст!сняло ее, м!шало ей д!йствовать планом!р-
но и р!шительно, д!йствовать успѣшно.
Она предприняла достаточные шаги, чтобы скомпромети-
ровать себя, чтобы дать поводъ къ нападеніямъ, но не доста-
точные, чтобы серіозно отразить ея интересы.
Въ самомъ д!л!, газеты, прекращенный Коммувой, на

утро появлялись подъ другимъ назвааіемъ. Въ этой иогонѣ
удача никогда не была на сторонѣ охотника. Газеты, подвер-
гнувшіяся взысканіямъ, принимали видъ мучениковъ, взывали къ
великимъ принципамъ. Тогда парижское населеніе, всегда ста-
новящееся на сторону недовольных! и преслѣдуемыхъ, въ кон
цѣ концовъ, готово было чуть ли не защищать негодяевъ, кото-
рые желали его гибели и готовили ее.
Не было недостатка въ разговорахъ по поводу того, что
журналисты Коммуны свирѣпствовали надъ газетами против-
ников! чтобы увеличить продажу своихъ собственных! изданій.
Что касается меня, то чтобы избѣжать всякихъ упрековъ
подобнаго рода, я рѣшидъ на все время, пока буду засѣдать
въ Коммунѣ, не писать ни строки ни въ одну газету, хотя жур-
налистика и была моимъ единственным! заработком!.
Нужно было однако предпринять какія-либо мѣры и мѣры
радика льныя.
Нѣкоторые изъ насъ предлагали прекратить на время
войны всѣ газеты безъ исключены и оставить лишь Офи-
ціальную газету, въ которой публиковались бы декреты и
другіе правительственные акты.
Эта мѣра представляла болыиія неудобства, и останавли-
ваться на нихъ излишне. Но она была по крайней мѣрѣ логич-
на и въ извѣстныхъ отношеніяхъ могла быть оправдана тѣмъ,
что со времени нападенія версальцевъ Парижъ сталъ вооружен-
ным! лагеремъ, и его населеніе—арміей.
Ни одна армія во время кампаніи не можетъ и не должна
тернѣть въ своихъ рядахъ измѣнниковъ, шпіоновъ, тѣхъ кто
желаетъ ея гибели, и всѣ свои усилія прилагает! къ тому,
чтобы вызвать эту гибель.
Хотя я не былъ сторонником! подобнаго декрета, но отм Ь-
чу и ту его выгоду, что онъ не являлся такимъ прямымъ по-
кушеніемъ на свободу печати, какъ деспотически способы,
примѣнявшіеся къ газетамъ Раулемъ Риго.
Въ дѣйствительности я думаю, что такой декрета былъ
безиолезенъ. что можно и должно было въ этой области быть
новаторами и, охраняя неприкосновенность высшихъ интере-
сов!, которые мы призваны были защищать, доказывать пре-
восходство истинных! нринцішовъ уваженіемъ къ нимъ.
Чего требовали мы за все время существованія имперш:'—
Уничтоженія всякихъ законовъ о печати, т. е. противъ
печати и возвращенія къ общему праву.
Постаповленій общаго права должно было намъ хватать.
Если журналисты открыто замышляли гибель Коммуны,
если они доставляли врагу свѣдѣнія о движеніяхъ нашихъ
войскъ,—то развѣ не было у насъ обычныхъ законовъ, чтобы
подавить эти преступленія, бывшія уже преступленіями не
печати, но—общаго права.
Если же, напротивъ, эти журналисты ограничивались тѣмъ,
что обсуждали наши дѣйствія, критиковали нашу политику,
боролись иутемъ слова съ нашими стремленьями и нашими
желаніями—это было ихъ право, право безусловное неприкос-
новенное.
.
Развѣ у насъ съ своей стороны не было газета, чтобы
отвѣчать на это, защищать наши идеи, пропагандировать ихъ,
распространять среди населенія?
И развѣ успѣхъ нашихъ газета не превышал! усгіѣхъ
газета противоположнаTM направленія?
Послѣднія пользовались нѣкоторой извѣстностыо, нѣкото-
рой кажущейся популярностью только вслѣдствіе неловких!
придирокъ, предметом! которыхъ онѣ были, только благодаря
забвенію истинных! принципов!, забвенію всегда чреватому
опасностями.
Въ этомъ отношеніи я не могу упрекнутъ себя ни за одно
голосованіе, которое было бы вырвано у меня новыми и поисти-
нѣ трагическими обстоятельствами, въ которыхъ мы находились.
І-Іе потому я дѣйствовалъ такъ, что ставилъ свои личныя идеи
выше потребностей общественнаTM блага, но потому, что я
считалъ и теперь считаю возможным! съ успѣхомъ защищать
себя, не нанося ущерба свободѣ, наиболѣе присущей человѣку—
свободѣ мысли и слова.
Никогда не укажутъ мнѣ, чтобы я мѣнялъ свои чувства и
мнѣнія, мѣнялъ свою политику изъ-за того, что случайности
событій измѣнили мое положеніе, изъ-за того, что я и мои
друзья перестали быть жертвами власти и сами сдѣлались
властью, какъ это было но время Коммуны. Именно эту идею
выражалъ я, когда въ одномъ изъ самыхъ бурныхъ засѣда-
ній восклицал! но поводу секретнаго содержанія заключенных!:
«Я не понимаю, какъ люди, которые всю жизнь провели въ
борьбѣ против! заблужденій деспотизма, какъ эти же люди
спѣшатъ впасть въ тѣ же самыя ошибки. Одно изъ двухъ
или полицейская тайна—вещь необходимая и хорошая, ил:и
она—отвратительна. Если она хороша, не нужно было напа-

дать на нее; если она отвратительна и безнравственна, мы не
должны ее поддерживать».
Кто мѣняетъ взгляды сообразно съ тѣмъ, находится ли
онъ наверху или внизу, тотъ доказываете, что онъ не при-
надлежите къ людямъ принципа и борется только противъ
того, что его стѣсняетъ.
Нужно бороться съ тѣмъ, что несправедливо.
Зло не становится благомъ отъ того, что отъ него страдаемъ
не мы, а другой.
Эта точка единственно правильная. На ней я стоялъ и
всегда буду стоять.
Во время имперіи я требовалъ свободы печати и заявлялъ,
что эта свобода представляете право такое же безусловное,
первѣйшее, естественное, какъ и право союзовъ и собраній.
Я заявлялъ, что эти права въ такой же мѣрѣ, какъ и право
дышать, ходить или ѣсть, не должно быть предметомъ ника-
кого спеціальнаго законодательства. Во всяісомъ обществ!
существуютъ охранительные законы, карающіѳ преступленія
и проступки. Итакъ, если путемъ пера или слова, я совершаю
одинъ изъ проступковъ, предусмотр!нныхъ закономъ, на меня,
какъ и па всѣхъ другихъ гражданъ, направляются удары этого
закона; меня, какъ и ихъ, судятъ мои судьи. Но я не допу-
скаю, чтобы можно было ставить пом!хи свободному выраже-
нію моей мысли, свободному обсужденію общественныхъ д!лъ.
До т!хъ поръ, пока не удастся установить, заставить
серьезно уважать изв!стные основные принципы, пока не
войдете въ привычку подчиняться имъ во время поб!ды поел!
того, какъ къ нимъ взывали во время пораженій — до т!хъ
поръ во Франціи не сум!ютъ создать ничего прочнаго. Мы
всегда будемъ биться въ. с!тяхъ иасилія, и нѣтъ ничего болѣе
капризнаго, какъ сила, никогда не остающаяся долго въ
одн!хъ рукахъ, переходящая отъ о иного къ другому, пред-
ставляющая обоюдоострое оружіе, которое сегодня разите того,
кто отъ него страдаете, а завтра того — кто имъ злоупотре-
бляете.
Никогда не сл!дуетъ забывать, что для партіи, какова бы
она ни была, пребываніе у власти—минутный эпизодъ. Сегод-
няшніе иоб!дители завтра становятся пебѣжденными, и вн!
уваженія къ праву и справедливости остается лишь хаосъ,
опасности и жестокости, но нѣтъ прочныхъ усп!ховъ для
свободы.
Прошу зам!тить, что подъ уваженіемъ къ праву и спра-
ведливости я не подразум!ваю зд!сь прощеніе, преступную
слабость къ врагамъ народа, къ тѣмъ, кто замышляете его
гибель, кто купается въ его крови.
Н!тъ! Уваженіе къ справедливости, торжество права тре-
буетъ, чтобы были наказаны воры и убШцы. Я говорю о круп-
ныхъ ворахъ, шир!ющихъ на богатствахъ націй, о величай-
шихъ убійцахъ, которые ва улицахъ городовъ и поляхъ сра-
женій проливаютъ кровь народовъ.
Но если можно, если нужно карать отдЬльныя личности,
когда он! виновны, тб есть изв!стньія права, которыя всякое
существо получаете при своемъ рожденіи, которыхъ никакая
власть не должна касаться: это право жить, право объеди-
няться съ себ! додобнымъ, право свободно выражать свои
мысли словомъ и перомъ, право пользоваться полнымъ иро-
ду кто мъ своего труда.
Поэтому, во время Коммуны сл!довало позволить обсуждать
дЬйствія Коммуны, но въ виду войны сл!довало было также
преслЬдовать изв!стные проступки, совершенные словомъ или
перомъ, проступки, при данныхъ обстоятельствахъ становив-
шіеся государственной изм!ной.
Еще разъ: въ осажденномъ город! нельзя допустить, что-
бы въ его ст!пахь открыто высказывали пожеланія его ги-
бели, возбуждали къ отступничеству его заіцитниковъ, о дви-
женіи его войскъ изв!щали неиріятеля.
Именно въ такомъ положеніи находился Парижъ подъ
управленіемъ Коммуны.
Не трогая газетъ, Коммуна должна была принимать суро-
выя м!ры противъ н!которыхъ журналистовъ, не какъ жур-
налистовъ, но какъ изм!нниковъ и враговъ народа. Они д!-
лались изм!нниками и врагами съ того момента, какъ выхо-
дили за пред!лы, поставленные т!мъ д!йствительно осаднымъ
положеніемъ въ которомъ мы находились, съ того момента,
какъ они оставляли почву свободной критики, чтобы протянуть
руку осаждающимъ.
Въ Версалѣ совершенно не допускали газетъ Коммуны.
Въ Париж! мы не должны были допускать, чтобы версальцы
являлись къ намъ устраивать заговоры подъ маской журна-
листовъ.
і;»

XIV'.
Коммуна. —Другія причины ея слабости. —Случаи отказа отъ ПОЛ-
НОМОЧЕН. --
Новые выборы.— Комитётъ общественнаTM снасенія. —Ма-
нифест! Меньшинства.
До сихъ поръ я не говорилъ объ отказахъ отъ полномочій
со стороны нѣкоторыхъ членовъ Коммуны. Между тѣмъ, эти
отказы оказали вредное вліяніе—не столько благодаря личному
значенію многихъ изъ отказавшихся, сколько благодаря обстоя-
тельствам! и, въ особенности, благодаря чаотнымъ связямъ
ушѳдшихъ.
Въ самомъ дѣлѣ, вышедшіе изъ состава Коммуны—всѣ
принадлежали къ буржуазіи. Нѣкоторымъ изъ нихъ ихъ отно-
шенія съ Гамбеттой и самыми передовыми дѣятелями лѣвой
придавали дѣйствительно крупный вѣсъ. Если бы они отказа-
лись отъ мандата, предлагаемаTM народомъ, если бы честь этой
великой обязанности они отклонили наканунѣ, передъ выбо-
рами—никто бы не нодумалъ удивиться этому, не сталъ бы,
быть можетъ, порицать ихъ.
Среди СТОЛЬКИХ! бѣгствъ нѣсколько ЛИШНИХ!—прошли
бы незамеченными. A затѣмъ, какъ я уже указывал!, говоря
о моихъ личныхъ колебаніяхъ и пережитыхъ мною трево-
гахъ,—всякій вправѣ, взвѣсить свои силы, справиться со
своей совѣстыо прежде, чѣмъ приступить къ дйлу.
Остается даже пожалѣть, что нѣкоторые члены Коммуны
не поняли, насколько предстоявшая задача превышала ихъ
силы, и не отказались отъ обязанностей, выполнить которыя
имъ не позволяла ихъ неосвѣдомлеяность и неопытность. Но
сначала принять мандатъ, а потомъ отказаться отъ него въ
тотъ моментъ, когда Версаль началъ войну противъ Парижа,—
это значило сѣять въ умахъ сомнѣніе, подавать дурной при-
мѣръ и для многихъ создавать удобный предлогъ. Такой
предлогъ годился для всѣхъ, кто считадъ положеніе слишкомъ
опаснымъ, и, боясь обжечься, искалъ способа убраться по
добру-по здорову.
Отказъ гражданъ Ранка и Луазо-Пинсона представлялъ
сверхъ того особую важность. Своимъ уходомъ они увлекали
за собой тотъ слой буржуазіи, республиканской и даже до из-
вестной стенени революціонной, который служилъ для насъ луч-
m имъ щитомъ противъ версальских! клеветъ и кровавых!
жестокостей реакціи.
Снова передъ лицомъ страшныхъ трудностей, передъ ли-
цомъ неумолимыхъ враговъ народъ оставался одинокимъ, какъ
одиноко стоялъ онъ въ іюнѣ 1848 года.
Опять началась широкая полоса измѣнъ. Старшее поко-
лѣніе отказывало въ своей поддержкѣ младшему. Тѣ, кому
ихъ положеніе давало возможность заставить себя слушать,
тѣ, кто могъ бы внести колебаніе въ среду палачей,—вне-
запно прятались и предоставляли народу, сведенному къ сво-
имъ собственным! еще плохо организованным! силамъ, при-
нимать на себя всѣ удары, всѣ ужасы бури.
Съ другой стороны, съ политической точки зрѣнія, эти
люди, не покидая рядовъ Коммуны, составили бы въ вей про-
тивовѣсъ, необходимый, существенно важный для всякаго со-
бранія совѣщательнаго или правящаго. Въ этомъ сказывается
законъ статики, приложимый къ человѣчеству такъ же, какъ
и къ неодушевленным! предметам!.
Быть можетъ, спѣшившіе уйти порицали поступки Ком-
муны или направленіе ея политики?
Лишнее основаніе для того, чтобы оставаться твердыми
на своемъ посту, чтобы стараться доставить торжество тому,
что считали они лучшимъ и болѣе умѣстнымъ.
Были и кромѣ нихъ люди, которые не раздѣляли все то,
что высказывалось и дѣлалось. Не отъ своего только имени
говорилъ Делеклюзъ, когда произносил! слова, повторенныя
Верморелемъ:
„
„Думаете ли вы, что всѣ согласны съ тѣмъ, что здъсь
дѣлается? Такъ знайте, что есть члены Коммуны, которые,
"несмотря ни на что, остаются и останутся до конца и,
'„'если мы не иобѣдимъ, ови не окажутся позади, когда надо
,"будетъ встрѣтить смерть на укрѣпленіяхъ или въ другомъ
"
Въ самомъ дѣлѣ, вѣрные своему слову Делеклюзъ и Вер-
морель нашли себѣ смерть въ день пораженія.
Да гдѣ же, однако, бываешь собраніе, въ которомъ всѣ
согласны со всѣмъ, что въ немъ дѣлается? Мнѣвія различны,
и каждый борется за то, что онъ считает! истиной. Есть
одинъ случай, когда выходъ въ отставку не только позволите-
лен!, но становится обязанностью. Это бываетъ тогда, когда
нужно разоблачить тѣхъ, кто остается, показать странѣ, что
15*

люди совѣсти и чести бѣгутъ изъ позорной и порочной среды,
когда нужно вызвать широкое движеніе общественнаTM мнѣнія.
Такой характер* носилъ, напримѣръ, уход* Виктора Гюго
изъ бордосскаго собранія, и именно поэтому его уход* явился
великим* поступком*, вполнѣ соотвѣтствовавшнмъ всему его
благородному и энергичному поведенію.
Но если бы бордосское собраніе воплощало въ себѣ стрем-
ленья народа и искало их* торжества, то пусть бы, по не-
опытности, увлеченію или другим* причинам*, совершало оно
какія угодно ошибки. Люди совѣсти все же сочли бы своим*
долгом* остаться въ нем*, чтобы оказывать ему свою под-
держку, давать ему свои совѣты, и въ случаѣ нужды покрыть
отцовскую наготу и своей безупречной репутаціей и своим*
заслуженным* вліяніемъ.
Когда Ранкъ сообщил* мнѣ о своем* желаніи сложить съ
себя полномочія, я умолял* его измѣнить это рѣшеніе, умолял*
со всей настойчивостью, которую позволяли мнѣ наши даввія,
съ дѣтства тянувшіяся отношенія.
Онъ былъ непоколебим*. Нѣтъ сомнѣнія, что он* руко-
водился указаніями своей совѣсти и тѣми политическими со-
ображеніями, на которыя слишком* большое вліяніе оказывают*
расчеты и тактика текущаго дня. Быть может*, также, он*
надѣлялся, что, выдѣливъ свою личность и спасши свое будущее
от* общаго крушенія, онъ сможет* оказать болыиія услуги дѣлу
республики. — До сих* пор* эта надежда не оправдалась.
Я искренно желаю, чтобы настал* день, когда своими
будущими услугами онъ искупит* тот* вред*, который въ
то время причинен* былъ дѣлу Коммуны его отказом* и от-
казом* других* лиц* *).
Въ то же время, послѣ различных* отказов*,
оставив-
ших* нѣкоторые округа без* представителей, Коммуна сдѣлала
*) Нужно ли говорить, что эти соображенія совершенно не от-
носятся къ отказу г-на Тирара и его друзей, отказу внолнѣ ло-
гичному.
Я имѣю въ виду другую группу. Въ нее входили люди очень
честные, очень искрепніе, очень преданные, очень способные—
такіе, нанримъръ, какъ гражданинъ Луизо-Пэнсонт. (чтобы огра-
ничиться только однимъ именемъ). Ихъ уходъ посѣялъ уиыніе и
вскорѣ встрѣтилъ подражаніе со стороны одного или двухъ лицъ,
которых* нѣтъ нужды называть сейчасъ Эти люди сочли себя без-
помощными, такъ какъ ряды ихъ группы порѣдѣли, и рѣшили,
что имъ остается только уйти.
ложный шаг*, назначив* дополнительные выборы. Принимая
такое рѣшеніе, она подчинялась, конечно, чувству порядочно-
сти, весьма почтенному, по преувеличенному и здѣсь бывшему
не у мѣста. Благодаря этому, ей вскорѣ же предстояло по-
пасть въ самое ложное ноложеніе.
Уже не время было голосовать. Уже давно шел* ожесто-
ченный бой. Положепіе было полно трагизма, не оставлявшаго
ни досуга, ни хладнокровія, необходимых* для того, чтобы
могло имѣть мѣсто всеообщее голосованіе.
Кромѣ того} другія соображенія должны были повліять
на умы.
Во-первьтхъ, за вычетом* частныхь отклоненій, округа,
которые надлежало призвать къ голосованію, были тѣ самые,
гдѣ у Коммуны насчитывалось всего меньше приверженцев*,
гдѣ можно было иредвидѣть, что число голосующих* будет*
ничтожно.
В* самом* дѣлѣ: округа эти избрали таких* людей, как*
Мелин*, Луазо, Тираръ, Леруа, Робанэ, Ранкъ, Улисъ, ІІаранъ,
Демарэ, Мармоттанъ и пр., людей вышедших* изъ Коммуны
послѣ первых* засѣданій или вовсе отказавшихся засѣдать въ
ней. Можно было заранѣе быть увѣреннымъ, что избиратели
послѣдуютъ прнмѣру своих* избранников* и отстранятся от*
избирательной урны, как* тѣ отстранились отъ борьбы.
Второе соображеніе заключалось въ том*, что почти всѣ
преданные сторонники Коммуны были на укрѣпленіяхъ, въ
фортахъ, на передовых* лозиціяхъ. Тѣ, кто не шел* сражаться
въ этотъ день, отдыхали отъ вчерашняго боя или готовились
к* завтрашнему. Все вело к* тому, чтобы удержать отъ голо-
сован ія три четверти граждан*, принявших* участіе в* пер-
вых* выборах*.
Наконец*, не слѣдовало скрывать от* себя, что народ*
съ его громадным* практическим* смыслом*, съ его изуми-
тельным* революціоннымъ инстинктом*—не придавал?, ника-
кого значенія этим* дополнительным* выборам*.
Он* спра-
ведливо говорил* себѣ: если люди, засѣдающіе въ ратушѣ,
могут* спасти положеніе, то имъ нѣтъ никакой нужды в*
добавочных* членах* Коммуны; если они безсильны это сде-
лать, то присоединеніе къ ним* дюжины новых* членов* не
измѣнитъ обстоятельств*.
Народ* былъ прав*.
Корень вопроса уже былъ не въ
этом*. В* сущесгвѣ дѣла выборы являлись лишь игрой въ

парламентаризм-!». Не представляло надобности подсчитывать
избирателей, когда надо было имѣть солдате. Не представляло
надобности узнавать, выиграли или потеряли мы въ обществен-
ность мнѣніи Парижа, когда надо было защищать Парижъ,
осажденный версальцами.
Не избирателей слѣдовало созывать, а искать средства
спасти общественное дѣло, если только эти средства суще-
ствовали.
Какъ и нетрудно было нредвидѣть, число голосовавшими
оказалось крайне ничтожнымъ. Коммуна не только не пріо-
брѣла новой прочности отъ всеобщаго голосованія, но даже
какъ будто утратила три четверти своей популярности нер-
выхъ дней.
Я говорю: какъ будто потому, что, какъ было объяснево
сейчасъ, это голосованіе, при данныхъ обстоятельствахъ, мало
доказывало. Не нужно, однако, закрывать глаза на то, что
оно означало отпаденіе колеблющейся массы, которая аплоди-
руете только успѣху и утомляется отъ всякой продолжитель-
ной борьбы.
Какъ бы тамъ ни было, дополнительные выборы, навѣрное,
вызвали громадную радость въ Вѳрсалѣ и ослабили глубокое
внечатлѣніе, произведенное участіемъ въ лервомъ голосованіи
двухсотъ тридцати тысячъ парижскихъ избирателей.
Мы должны были держаться за эту внушительную мани-
фестаций.
Коммунѣ суждено было или гіибѣдить, или пасть.
Если ей суждено было пасть, то развѣ насъ было мало,
чтобы погибнуть?
Если ей суждено было иобѣдить, то нашей обязанностью и—
полагаю—нашимъ намѣреніемъ— было уйти, чтобы предоставить
освобожденному народу заботу оцѣнить наши дѣйствін, выска-
заться о яашихъ личностяхъ и прежде всего поступать по
собственной иниціативѣ.
Совершивъ первую ошибку, Коммуна была вынуждена ко
второй, быть можетъ, не менѣе серьезной. Почти никто изъ
вновь избранныхъ деиутатовъ не собралъ восьмой части голо-
совъ, занесенныхъ въ списки избирателей. Между тѣмъ, этого
количества требовалъ законъ, въ точномъ согласіи съ которымъ
Центральный Комитетъ созывалъ избирателей первой Коммуны.
Въ промежутокъ между двумя выборами Коммуна ни въ
чемъ не измѣнила положепія и не пересмотрѣла избиратель-
наго закона. Такимъ образомъ, она заключила со своими из-
бирателями настоящій договоръ, устанавливавши, что выооры
будутъ происходить именно такъ, а не иначе. Она имѣла,
конечно право измѣнить эти условія, но измѣнить прежде, а
не послѣ выборовъ. Поступать иначе — значило фактически
нарушать данное слово. Назначивъ не кстати, въ разгаръ
сраженія новые выборы, Коммуна должна была принять
послѣдствія своей ошибки и, за отсутствіемъ у новыхъ депу-
татовъ требуемой по закону восьмой части голосовъ, объявить
выборы недѣйствительными, отсрочить ихъ до лучшихъ временъ.
Вмѣсто этого Коммуна оперлась на тотъ взглядъ, что воз-
держаніе одпихъ не можетъ лишать значенгя вотумъ дру-
гихъ, и утвердила всѣхъ кандидатовъ, получившихъ относи-
тельное большинство поданныхъ голосовъ.
Не входя въ обсужденіе вопроса, правиленъ такой взглядъ
или нѣтъ, я энергично отстаивалъ мысль, что, стремясь утвер-
дить эти ' выборы, мы тѣмъ самымъ объявляема» недействи-
тельными выборы предыдущее. Вопреки закону, вопреки обя-
зательствами, взятымъ на себя Центральными Комитетами,
—закону и обязательствами, въ силу коихъ существуете Ком-
мунальное собраніе,—мы присоедпняемъ къ себѣ новыхъ то-
варищей, и такимъ образомъ всѣ члены Коммуны перестают!»
быть законно избранными всеобщими голосованіемъ. Своими
руками они разрываютъ договоръ, который облеки ихъ властью,
и становятся какими то фантастическими избранниками, лишен-
ными законныхъ полномочій и моральнаго авторитета.
Я настойчиво указывали еще на одно: не требуя никакого
минимума поданныхъ голосовъ, мы пришли бы къ заключенно,
что должно считать избранными человѣка, нолучившаго двѣ-
надцать голосовъ изъ пятнадцати -въ округѣ, гдѣ считается
сороки тысячъ избирателей.
Я приводили даже слова Рошфора, который предсказывали,
что наступите такой моментъ, когда какой-нибудь гражданина»
сошлется на полученіе имъ „относительнаTM« большинства,
потребуете себѣ званіе члена Коммуны, имѣя два голоса—
свой и своего старшаго сына.
Я напоминали, наконецъ, что есть принципъ, который дол-
женъ стоять выше всего,—принципъ уваженія къ принятыми
обязательствами. Измѣняя избирательный законъ послѣ совер-
шенія выборовъ, мы стали бы на наклонную плоскость про-

извода, на которой нельзя уже остановиться, которая привода
бы насъ къ нелѣпости.
Если бы это нарупіеніе закона доставило серьезный вы-
годы; если бы оно должно было спасти Парижъ и Коммуну;
если бы путемъ его Собраніо овладѣло секретомъ побѣды—
тогда, конечно, я не выстуиилъ бы противъ. Въ тѣхъ усло-
віяхъ, въ какихъ мы находились, былъ хорошъ, былъ за-
конен! всякій шагъ, который вырвалъ бы у версальокихъ
палачей ихъ жертвы и обезпечилъ бы торжество революціи.
Но этого не было. Новые выборы ослабляли Коммуну морально
и не давали ей взамѣнъ никакой выгоды. Тѣ нѣсколько вы-
дающихся и преданных! людей, которые черезъ эти выборы
попали на скамьи Собранія, могли бы съ такимъ же точно
успѣхомъ служить его дѣлу всѣми другими путями. Выборы
даже не нзмѣншш политическаго состава Собранія. Изъ депу-
татов! 16-го апрѣля одни присоединились къ большинству,
другіе — къ меньшинству, и соотношѳніе силъ осталось точь
въ точь такимъ же, какимъ было раньше.
Въ числѣ тѣхъ, кто отвергал! утвержденіе выборовъ надо
отмѣтить нѣсколько человѣкъ, всегда голосовавших! съ боль-
шинством!, и прежде всего главнаго вождя большинства гра-
жданина Феликса Піа. Онъ отсутствовал! въ моментъ балло-
тировки и черезъ посредство газетъ заявилъ, что голосовал! бы
съ противниками утвержденія, и что «если Коммуна не отмѣ-
нитъ своего декрета, онъ сложитъ съ себя свои полномочія».
Коммуна не отмѣнила своего декрета, а Феликсъ Піа подъ
давленіемъ своихъ избирателей взялъ назадъ свой отказъ отъ
полномочій *)».
Я подхожу теперь къ самой трудной и самой тягостной
части моего разсказа. Мнѣ нужно обрисовать раоколъ, кото-
рый произошел! въ нѣдрахъ Коммуны и послужилъ новодомъ
къ появленію манифеста, носившаго названіе: «Манифест!
меньшинства».
Какъ я говорилъ уже, внутри Коммуны съ нерваго дня
было два теченія.
Я изобразил! и опредѣлилъ ихъ раньше. Мнѣ нЬтъ нужды
возвращаться къ этому.
*) Вотъ имена тринадцати голосовавших! против! утвержде-
нии Артур! Арпу. Авріаль, Бела, Виктор! Клеманъ, Клемансъ,
Жсремъ, Лапжевепъ, Лѳфрансэ, Mio, Расту, Валлесъ, Вердюръ, Вермо-
рель. К'ь и им! нужно прибавить Феликса Піа.
Событія шли гигантскими шагами. Съ каждыми днемъ по-
ложеніе становилось все болѣе грознымъ. Съ каждымъ днемъ
требовало оно все болѣѳ крайнихъ мѣръ и вызывало больше
столкновеній между представителями двухъ различных! поші-
маній идеи Коммуны. Всѣ мы искали средств! для рѣшенія
грозной задачи, выпавшей на нашу долю, но каждый искала,
этихъ средства, своимъ иугемъ.
Мы были окружены кольцомъ огня и желѣза, и версальцы
все болѣе и болѣе сжимали это кольцо своими яростными нападс-
ніями. Мы были покинуты всей Франціей, которая не подни-
мала оружія и наблюдала, какъ избиваютъ нась, не пытаясь
предпринять серьезных! уоилій. Она не только не шла на
помощь столиц!,, на ея глазахъ заливаемой потоками крови,
но даже не бросалась между сражающимися, чтобы вынудить
перемиріе и положить конецъ отвратительнѣйшей бойнѣ нашего
времени. Въ этотъ моментъ Парижская Коммуна иоистипѣ
походила на корабль, носимый бурей среди невѣдомаго моря,
усѣяннаго подводными камнями.
Куда бы мы ни обратили свой взоръ — ни клочка земли,
дружественной намъ. Всюду вставалъ призракъ смерти!
Мы были одиноки, совершенно одиноки!
Ліонъ, Марсель, другіе болыиіе города, послѣ совершенно
ничтожныхъ усилій, вернулись вновь ггодъ ярмо. Остальные
даже неЛиевельнулись. Двадцать милліоновъ угнетенныхъ нро-
летаріевъ, знамя которыхъ мы подняли, за которыхъ Парижъ
уже два мѣсяца лилъ рѣкой свою кровь,-— эти двадцать мил-
ліоновъ, ослѣпленные невѣжествомъ, размельченные централи-
зацией, обращенные въ безсмысденную человѣческую пыль,
безъ связи между собой, безъ организаціи—оставались равно-
душными или, по крайней мѣрѣ, неподвижными, застывши въ
своей непреодолимой тупости.
Объ остальной Евронѣ нечего было и думать. Нѣмецкая
война только что обнаружила передъ нами нравственный уро-
вень европейскаго общества. Оно еще косцѣло въ монархизмѣ,
въ исповѣданіи религіи силы, въ расовой ненависти. Война на-
учила насъ, какъ шатка надежда на солидарность народовъ,
на ихъ революціонную энергію.
Въ Германіи только два человѣка протестовали противъ
этой войны.
До сихъ поръ еще въ Еврогіѣ есть положительно только
одинъ народъ, обла/іающій рѣзко выраженным! и глубоким! чув-

ствомъ международной солидарности. Этотъ народъ—французы.
Тираны могутъ извращать ихъ политику, развращать ихъ дея-
тельность, но всякій разъ, какъ нашъ народъ освобождается
и начинает поступать по своему влеченію, по своему вдохно-
венію,—всякій разъ онъ мыслитъ, борется, умираетъ за все
человѣчество. Его великія революціи всѣ носятъ характеръ
всеобщности. Такъ же, какъ и для француза, Коммуна является
спасеніемъ для итальянца, испанца, бельгійца, нѣмца или
русская.
Итакъ, наше спасеніе мы должны были искать лишь въ
своихъ собственныхъ силахъ.
Вопросовъ политическихъ въ этотъ моментъ уже не суще-
ствовало. Были и могли быть только вопросы военные.
Насъ осаждали версальцы,—нужно было отразить ихъ/
Реакція выставляла противъ насъ пушки, и отвѣчать ей
приходилось пушками же! Стотысячная армія бомбардировала
наши стены,—никакимъ декретомъ ничего нельзя было поде-
лать съ этой арміей. Мы могли бы вотировать самыя велико-
лѣпныя резолюціи, принимать мѣры наиреволюціоннейшія съ
точки зрѣнія большинства:—и все же враждебная армія не
уменьшилась бы ни на одного человека, ея артимерія не
лишилась бы ни одного заряда, ея разрывныя пули, ея снаряды,
наполненные керосиномъ, все также несли бы смерть въ наши
ряды.
Можно было бы назначить судъ надъ заложниками и раз-
стрѣлять десять тысячъ этихъ заложниковъ, но отъ этого
Макъ-Магонъ и Винуа не отступили бы со своими войсками
и на одну пядь земли.
Можно было бы провозгласить въ Парижѣ диктатуру, по-
вторить отъ А до Z 1793 годъ, но саперы ни на минуту не
перестали бы копать свои траншеи и придвигать ихъ къ го-
родскимъ стѣнамъ.
Повторяю, политическій періодъ Коммуны кончился. Теперь
уже шла не соціальная борьба, не революція, а настоящая
война. Поздно было заниматься вопросами управлѳнія я адми-
нистраціи Парижа, провозглашать принципы, устанавливать
законы—оставалось победить или умереть.
Это чувство разделялось многими изъ насъ, и мы предло-
жили Коммунѣ прекратить на будущее время ежедневные де-
баты и ітренія, безнлодные и отнимавшее драяцѣнное время,—
сосредоточить всѣ свои усилія на военномъ дѣлѣ и задаваться
впредь только одной цѣлью—отразить осаждавшихъ.
До сихъ поръ, въ самомъ дѣлѣ, Коммуна предоставляла
управленіе арміей офицерамъ ея и Центральному Комитету, и
это не принесло намъ ничего отраднаго.
Клюзерэ, арестованный посредине своей работы, б ылъ за-
мѣненъ Росселемъ, и катастрофы начались. Мы остались вер-
ными рутинѣ, и рутина влекла насъ въ бездну. Пусть вся
Коммуна разделила бы между собой обязанности, Распредѣ-
ленныя между различными комиссіями. Пусть въ этой войнѣ
нашли бы себѣ примкнете новая энергія и револющонныя
средства, которыя большинство все время хотело применять
во внутренней политике Парижа, не взирая на то что въ этой
области они были опасны только для Коммуны. При новомъ
веденіи дела, быть можетъ, удалось бы заставить версальцевъ
отступить.
х
,
Въ самомъ дѣлѣ, два мѣсяца въ общемъ и цѣломъ, за
вычетомъ нѣсколышхъ пунхтовъ, гдѣ личное мужество одер-
живало верхъ надъ уснѣхами саперныхъ работъ-два мѣсяца
Парижъ терпѣлъ пораженія, и два мѣсяца онъ продолжалъ
сопротивляться. Въ каждомъ пораженіи черпалъ онъ новую
рѣшимость. Съ ростомъ опасности росла его неукротимая твер-
дость. Версаль былъ въ иномъ положеніи: онъ не могъ пере-
нести хотя бы и одно пораженіе, безъ того, чтобы не руши-
лось хрупкое зданіе его власти. Необходимость отступить была
для него гибелью. Если бы отъ него отвернулось счастье, то
отвернулась бы въ свою очередь и Франція, которая его не-
навидѣла и терпѣла лишь по старой привычкѣ-подчиняться
всякому «сильному», апобѣдоносному» правительству
Итакъ, для членовъ Коммуны не важно было рѣшать во-
нросъ, будутъ ли они больше соціалистами, или ^больше яко-
бинцами, станут ли управлять Парижемъ по образцу Ком-
муны 1792 года, или по образцу Коммуны 1871 года. Важно
было знать, проникнут версальцы въ Парижъ или не проник-
нут. Въ этомъ послѣднемъ вонросѣ царило единодушное оо-
гласіе и здѣсь намъ легко было столковаться между сооой. И
это же единодушіе, обусловливавшее полное единство дѣйствій,
могло иослужить для насъ спасеніемъ *).
*) Я подразумѣваю все время, что пруссаки, тайные союзники
версальскаго правительства, не вмѣшались оы въ дѣло къ юму

Къ несчастію. здѣсь нужно вернуться кь одной особенно-
сти французскаго характера, особенности, которая часто бы-
вает* добродѣтелыо, но часто же представляет* и настоящую
опасность.
Особенностью этой — добродѣтелью или недостатком* —
яляется самый слѣпой оптимизмъ.
Как* я уже говорил* и много раз* повторял*, француз* и,
въ частности, парижанин* никогда не вѣритъ въ возможность
пораженія или, по крайней мѣрѣ, не хочет* предвидѣть ее.
И въ общих* собраніяхъ Коммуны, и бесѣдуя отдѣльно съ
моими товарищами, я неоднократно пытался обратить вни-
маніе на возможность взятія Парижа версальцами. Всякій раз*
я терпѣл* полную неудачу и получал* отвѣты въ родѣ
таких*:
—
«Никогда они не посмѣютъ!»
Или:
—
«Пусть придут*! Здѣсь то мы ихъ и ждем*!»
Или же:
—
«Париж*, покрытый баррикадами, станет* ихъ моги-
лой! Именно в* таких* условіяхъ лучше всего сражается
парижскій народ*!»
Съ этим* я согласен*, конечно, но готовы ли эти бар-
рикады?
—
«Ихъ готовят*!»
Если я обращался к* военным*, къ тѣмъ, на ком* ле-
жала отвѣтственность за управленіе военными дѣлами,—мнѣ
отвѣчали:
—
«Париж* может* держаться еще два мѣсяца. Следова-
тельно, у насъ есть время впереди».
Настойчивость не привела бы ни къ чему: я рисковал* бы
только прослыть трусомъ. Благоразуміе, предусмотрительность,
мужество смотрѣть в* глаза дѣйствительности и не создавать
себѣ опасных* или дѣтскихъ иллюзій—казались этим* неис-
правимым* оптимистам* дочти низостью.
В* военном* министерств'! люди военной профессіи, т. е.
люди рутины, пропитанные казарменными предразсудками, не
моменту, когда версальцамъ серьезно грозила бы опасность пора-
женія. Прусское вмѣшательство представило бы такую неожидан-
ность въ ход'* событій, по отношенію къ которой мы были без-
сильпы. Не нами было создано положеніс. Мы принимали его, какъ
данное, и не располагали возможностью выбора.
вѣрили въ баррикады и глухо боролись против* этой идеи. На
устройство баррикад* они, очевидно, смотрѣли, как* на нри-
знаніе ихъ неспособности, на знак* недовѣрія къ ихъ военному
генію, а это ихъ оскорбляло и заставляло враждебно относиться
къ единственной фактической возможности нашего сиасенія.
Въ Коммунѣ, напротив*, серьезно вѣрпли, что существует*
и дѣйствуетъ комиссія баррикад*. Между тѣмъ, она ограни-
чилась дорого стоившим* возведеніемъ двухъ или трех* бар-
рикад*, совершенно безполезныхъ, ибо онѣ ни съ чѣмъ не
были связаны и ничѣм* не защищены.
Кромѣ того, каждый член* Коммуны готов* былъ увѣрять,
что у него въ карманѣ лежит* великолѣпный план* защиты
для его округа, план*, который онъ берется осуществить въ
двадцать четыре часа.
• Въ таких* условіяхъ, въ этотъ крайне напряженный мо-
мент*, когда близка была къ своему рѣшенію участь Па-
рижа,—гражданин* Mio предложил* Коммунѣ избрать „Коми-
тет* общественнаTM спасенія". Другими словами, была предло-
жена политическая мѣра, тогда какъ—я не сумѣлъ бы по-
вторять это слишком* часто—нужда была только въ боевыхъ
мѣрахъ.
Большинство все цѣликомъ присоединилось къ дредложенію
Mio съ настоящим* энтузіазмомъ, какъ будто слова: «Коми-
митетъ общественнаTM спасенія», заключали въ себѣ какой-то
талисман*, который должен* былъ спасти насъ отъ всяческих*
опасностей.
На самом* дѣлѣ, однако, если смотрѣть на дѣло исключи-
тельно съ практической стороны, что могъ дать болыпаго,
чѣмъ Коммуна или ея «Исполнительная комиссія" какой-ни -
будь „Комитет* общественнаTM спасенія»?
Вѣдь, Коммуна всегда имѣла Исполнительную комиссію, на
которую было возложено осуществлять волю Коммуны, комис-
сш, снабженную необходимыми полномочіями. Комитет* обще-
ственнаTM спасенія отличался отъ нея лишь въ том* смыслѣ,
что онъ былъ облечен* неограниченной властью и могъ дѣй-
ствовать, не спрашивая согласія Коммуны, не ожидая выра-
женія ея воли. Коммунѣ же предоставлялось только смѣнить
его членов* или уничтожить этотъ комитет*, если его образ*
дѣйствій не встрѣчалъ, post factnm одобренія Коммуны.
Это значит*, что если бы Комитет* общественнаTM спасенія
какой-либо крупной ошибкой,—всегда возможной, всегда мы-

слпмий, ибо пять человѣкъ могутъ также легко ошибиться
какъ и сто, и даже легче,-если бы Комитетъ своей ошибкой
погубилъ пможеніе, погубилъ Коммуну, она имѣла право поелѣ
своей гибели, смѣнить свой Комитетъ или уничтожить его
Словомъ Коммуна отрекалась и стушевывалась, передавая
всемогущую власть пяти своимъ членамъ. Это была монархи-
ческая теорія, и въ новой формѣ, подъ маской ложнаго рево-
люціонизма она возрождалась и водворялась въ нашемъ мозгу.
Это была теорія имперіи: одному главѣ
скодькимъ—вся власть и вся отвѣтственнооть; народнымъ пред-
ставителямъ — лишь одно платоническое право порицать и
исправлять зло послѣ того, какъ оно сдѣлано.
Было ли это допустимо?
Принципиально, нѣтъ.
,,„„„„„„
Если бы мы, избранные парижоммъ народомъ, получив-
шіе императивный маидатъ, отказались такнмъ образомъ
отъ своихъ полномочій, то это было бы отказомъ въ нашемъ
лицѣ самого парижского народа. Заслуженно или незаслуженно
но если онъ насъ выбралъ, это значило, что народъ имѣль
къ намъ довѣріе и желалъ, чтобы мы выполнили опредѣлен-
НУЮнХиУли мы право бѣжать отъ этой задачи, даже хотя бы
ПеРНйГнаВсеъ ГжГЛя"ь?ковтроля, лежала отвѣтствен-
ность ни отъ той, ни отъ другой мы не могли и не должны
были отказываться. Но контроль post factum-это насмѣшка
обманъ, ложь. Единственно серьезный контроль. охраняюш
ппава народа и его достоинство — это тотъ, который мѣшаеть
со'вершать иелѣпости" предупреждаетъ ошибки. Онъ безцѣленъ,
если онъ жалостно вопіетъ послѣ того, какъ ошибки сдѣланы,
если его результат сводится къ заключен»:
«назвавшись
ГРУГли п7*баы\н^ъУобстЪоятельстнахъ такіе порядки опасны
и унизительны, то они могли стать гибельными при тѣхь
исключительныхъ условіяхъ, въ какихъ мы и
аходил
.
и
п
с
я
ь
м(1Г1111
Какой-нибудь ложный шагъ, какая - нибудь измѣна могло
все погубить безповоротно. Спасеніемъ народа, спасеніемъ Па-
рижа и Коммуны мы готовы были играть, какъ играютъ »
*тПра2и^Т-какихъ выгодъ ожидали отъ комитета обще-
ственнаго спасенія?
Большаго сосредоточенія власти, большаго единства дѣй-
ствія?
Пусть такъ, но это сосредоточеніѳ власти, это единство
дѣйствій могли быть полезны и выгодны, лишь при условіи,
что они будутъ проявляться на дѣлѣ, а не въ обсужденіяхъ.
Говоря кратко, Коммуна прекрасно могла, не прибѣгая къ
самоотреченію, расширить поле дѣятельности своей исполни-
тельной власти и упростить въ случаѣ нужды ея мехаиизмъ.
При этомъ единственной носительницей власти оставалась бы
все же Коммуна—оставалась на томъ основаніи, что, пред-
ставляя парижскій народъ, она не имѣла права ввѣрять
судьбѣ этого народа случайностямъ диктатуры пяти лицъ.
Возникалъ, кромѣ того рядъ вопросовъ:
Въ какомъ направленіи станутъ эти люди развивать свою
дѣятельность?
На что употребятъ они ту неограниченную власть, кото-
рой ихъ надѣляли?
Политическая это диктатура или военная?
Слѣдуя вредной традиціи, слѣдуя ложной идеѣ, не водво-
рятъ ли они въ Париж! царство террора, который сд!лалъ бы
насъ ненавистными, но не иринесъ бы никакой пользы?
Дадутъ ли они новый и иной, ч!мъ прежде, размахъ воен-
нымъ д!йствіямъ? Покроютъ ли Парижъ баррикадами? Со-
здадутъ ли въ город! двѣ-три кр!пости, которыя обезпечатъ
намъ владычество надъ нимъ и сд!лаютъ певозможнымъ для
врага занятіе Парижа?
Или, нанротивъ, они попытаются войти въ соглашеніе съ
Версалемъ? Заведутъ съ нимъ переговоры, черезъ посредство
примирителей, иредставленныхъ г-мъ Вонвалэ?
Обо всемъ этомъ намъ не говорили ни слова и будущимъ
диктаторамъ не давали никакого опред!леннаго мандата.
«Повел!вайте, д!йетвуйте. Послѣ, когда будетъ слишкомъ
поздно, мы носмотримъ, годны ли для насъ ваши дѣйствія».
Таково было единственное обязательство, налагавшееся на
диктаторовъ болынинствомъ.
Такимъ образомъ, съ какой бы стороны ни взглянуть на
вопросъ, предложенное р!шеніе практически было столь же
опасно, насколько съ принципіальной стороны оно представляло
собою отреченіе отъ нашихъ обязанностей.
Эта м!ра заключала въ себ! возможность еще другой опас-
ности, опасности серьезной, на которую я намекнулъ уже.

Нужно назвать ее своим* именем*: я говорю об* опасности
измѣпы.
Въ самом* дѣлѣ, развѣ Коммуна не могла ошибиться при
выборѣ членов* въ этотъ комитет*? Развѣ не могла она по-
слать туда одного или двух* предателей, если они были въ
ея рядах*?
A развѣ процессы военных* судов*, послѣдовавшихъ за
поражсніемъ Коммуны, не доказали, что нѣкоторые из* на
шихъ товарищей, и не бывшіе сами измѣнниками, были окру-
жены версальскими агентами, находились под* ихъ властью,
иод* ихъ руководством*?
Развѣ не мог* наш* выбор* ошибочно пасть на одного
изъ этих* недальновидных* людей, орудій интриги, измѣны,
о которой они и не вѣдали?
Излишне настаивать: всякій понимает* положеніе.
Если большинство позволило увлечь себя этим* предложе-
ніемъ—причина въ том*, что оно недостаточно взвѣсило ука-
занный соображенія, что оно было очаровано волшебным*
блеском* слов*: «Комитет* общественнаTM спасенія!»—слов*,
напоминавших* ему великую борьбу и великія побѣды Конвента.
Оно не поняло, что теперь уже не то же самое положеніе,
что слова не имѣютъ никакой самодовлѣющей мощи. Коми-
тет* общественнаTM спасенія могъ придать силы собранію, но-
сившему названіе Конвента, заседавшему 80 лѣтъ назад*, по-
мещенному въ извѣстныя условія и снабженному извѣетными
средствами дѣйствія. Но тот* же самый Комитет* обществен-
наTM спасенія могъ оказаться только слабостью и оамоотрече-
ніемъ для другого собранія, носившаго названіе Парижской
Коммуны, засѣдавшаго 80 лѣт* спустя, помѣщеннаго въ иныя
условія и лишен наго прежних* средств* .пѣйствія.
Наконец*, этотъ Комитет* общественнаTM спасенія имѣлъ
еще одну вредную сторону. А именно: онъ назывался «Коми-
тетом* общественнаTM спасенія» и тѣмъ вызывал* у людей
невѣжественныхъ—вообще у массы—воспоминанія о насиліи,
которыя справедливо ли, или несправедливо—ихъ пугали. До-
пуская даже, что разсматриваемая мѣра была необходима, во
всяком* случаѣ было бы полезнѣе измѣнить ярлык*.
Пусть и въ этом*, какъ и во многих* подобных* случаях*,—
Тьеръ послужит* нам* нримѣромъ.
Говорил* ли онъ о созданіи Комитета общественнаго спа-
сения и предоставленіи ему диктатуры?
Говорил* ли онъ о созданіи революціоннаго трибунала?
Нѣтъ, съ высоты трибуны онъ заявил*, что не требует*
исключительных* мѣръ, что нодавленіе будет* произведен
законными средствами.
И в* самом* дѣлѣ: ни въ исключительных* законах*, ни
въ революціонномъ трибунал!, ни въ комитет! общественнаго
спасенія—ему не представилось надобности, чтобы избивать
нлѣяныхъ, избивать дѣтей, женщин*, стариков*.
Онъ ничего не измѣвнлъ в* названіяхъ, ни слова не
измѣнилъ въ дѣйствующемъ кодексѣ. Но онъ сдѣлалъ изъ
Парижа—Безье времен* альбигойцев*,
въ восемь дней ис-
требил* тридцать тысяч* французов*, обезлюдил* предмѣсгья,
сослал* въ каторжныя тюрьмы, в* Каледонію, на каторгу, въ
Сатори—всѣхъ тѣхъ, кто не нравился ему или внушал*
страх*.
Онъ потребовал* только одного новаго учрежденія—комис-
сіи помилованій.
Вмѣстѣ съ военными судами эта комиссія была его рево-
люціонным* трибуналом* и работала так*, что могла удовле-
творить самых* требовательных*.
Въ сравнены съ Мартелемъ что значит* какой-нибудь
Фукье-Тенвиль?
Что значит* гильотина 93-го года, разившая осужденнаго
чорезъ нѣсколько часов* послѣ приговора, въ сравнены с*
агоніей, которую переносили приговоренные военными судами?
По шести, по восьми, по девяти мѣсяцевъ, но году—ожидали
они, пока «комиссія помилованій» отправит* ихъ въ Сатори.
Европа, однако, ни мало но возмущалась этим*, — и но
возмущалась не только потому, что тѣ, кого убивали, были ре-
вол юціонерами. Ея спокойствію способствовало прежде всего то,
что Тьеръ, какъ и подобает* академику, умѣлъ красивы-
ми фразами облекать убійства въ законный формы, не воз-
ыуіцавшія трусливой и невѣжественной толпы его сообщников?».
Всѣ эти соображѳнія обусловили впервые группировку
двадцати трех* членов* Коммуны, выступивших* против?,
проекта и мотивировавших* затѣмъ свое голосованіе.
Вмѣстѣ съ гражданами: Андріе, Авріалемъ, Бела, Вик-
тором* Клеманомъ, Клемансомъ, Курбэ, Евг. Жерардэпомъ,
Журдомъ, Ланжевеномъ, Лефрансэ, Малономъ,
Остином*,
Серралье, Тѳйсомъ, Верморелемъ и Жюлѳмъ Валлесомъ я под-
подписалъ слѣдующую мотивировку:

«Принимая во вниманіе, что учрежденіе Комитета обще-
«ственнаго спасенія будетъ имѣть неизбѣжнымъ своимъ слѣд-
«ствіемъ созданіе диктаторской власти, которая не придастъ
«Коммунѣ никакой силы;
«Въ виду того, что такое учрежденіе стоитъ въ прямомъ
«противорѣчіи съ политическими стромленіями массы избира-
телей, нредставительствомъ которыхъ является Коммуна;
«Въ виду того, далѣе, что созданіе какой-либо диктатуры
«рѣшеніемъ Коммуны явилось бы со стороны послѣдней но-
«сягательствомъ на верховенство народа;
«Въ виду всего этого мы голосуемъ противъ».
Другими ихъ голосованіе было мотивировано въ иной форм!,
но въ томъ же смыслѣ.
Двадцать три противника проекта воздержались отъ участія
въ избраніи членовъ Комитета и въ слѣдующихъ выражевіяхъ
заявили о своемъ воздержаніи:
«Въ виду того, что учрежденіе Комитета общественная спа-
«сенія является забвеніемъ принциповъ соціальнаго переустрой-
«ства, бывшихъ исходной точкой революціи 18-го марта и воз-
«вращеніемъ—опаснымъ или безполезнымъ, насильственнымъ
«или мпрнымъ—къ прошлому, которое должно служить урокомъ,
«а не образцомъ для подражанія--въ виду всего этого мы
« воздерживаемся ».
Двадцать три воздержавшихся были слѣдующіе граждане:
Андріе, Артюръ Арну, Авріаль, Белэ, Бабикъ, Клемансъ,
Викторъ Клеманъ, Курбэ, Евг. Жерарденъ, Журдъ, Ланже-
венъ. Лефрансэ, Лонгэ, Малонъ, Остинъ, Пинди, Расту, Сер-
ралье, Тейсъ, Тридонъ, Жюль Валлесъ, Варлѳнъ, Верморель.
Поступая такъ, меньшинство было строго въ предѣлахъ
своего права. Оно исполняло также свою обязанность, ибо
убѣжденные въ опасности или безплодности новаго учрежденія
члены меньшинства не могли отдавать свои голоса большин-
ству по довѣрію или изъ уступчивости.
Кромѣ того, вѣдь, мы были въ меньшинств!, и ни нашъ
протеста, ни наше воздержаніе не помѣшали избранію Коми-
тета общественная спасенія. По мнѣвію большинства, этотъ
Комитета долженъ былъ спасти все, и сторонники диктатуры
не имѣли никакого основанія на насъ сердиться.
Они получили свой Комитета. Ему' оставалось только дѣй-
ствовать и спасти положеніе. Мы не могли мѣшать ему въ
этомъ, и что касается меня, то хотя я и боролся противъ его
созданія, я былъ бы глубоко счастливъ, если бы онъ съ уснѣ-
хомъ выполнилъ свою задачу.
Никто изъ тѣхъ, кто знаетъ меня, не усомнится, конечно,
что и въ этотъ моментъ, какъ и во всякій другой, торжество
революціи и благо народа я ставилъ гораздо выше торжества
моихъ личныхъ мнѣній.
Я полагалъ, что такой Комитета не только является отри-
цаніемъ идеи Коммуны, но что, кромѣ того, онъ будетъ без-
помощенъ, будетъ опасенъ.
Ради этого я голосовалъ противъ.
Комитета дѣйствительно былъ безпомощенъ и ни въ какомъ
отношеніи не сдѣлалъ больше того, что сдѣлала Исполнитель-
ная Комиссія,—да и не могъ сдѣлать ничего большая.
Такимъ образомъ, гнѣвъ, который наше голосованіе выз-
вало у большинства, остается необъяснимым!» для здравая
смысла.
Претендовать на насъ за неуспѣхъ его мѣропріятій боль-
шинство, разумѣется, не могло,—по той простой причин!, что
правило оно, какъ и подобаетъ большинству. —Оно было гос-
подиномъ положенія. —Оно могло дѣлать то, что хотѣло—и
дѣлало это.
Если оно не имѣло успѣха, такъ это зависѣло или отъ
обстоятельствъ, которыя были непреодолимы, или отъ средствъ,
которыя примѣняло оно, чтобы преодолѣть эти обстоятельства,
или отъ его собственной политической неспособности. Во вся-
комъ случаѣ ему нечего было винить меньшинство, не оказы-
вавшее никакого вліянія на фактическую сторону вещей, по-
неволѣ, ограничивавшее свою дѣятельность критикой мѣръ, ко-
торыя оно считало плохими, но въ области которыхъ, по сво-
ему положенію меньшинства, ничего не могло навязать, ни въ
чемъ не могло помѣшать.
Развѣ во главѣ всѣхъ отраслей службы не стояли люди,
выбранные, назначенные Коммуной, т. е. само собой разумѣется.
большинствомъ?
Мы могли быть критиками, но мы не могли стать пре-
пятствіемъ.
Невозможно, слѣдовательно, повторяю я, объяснить тотъ
гнѣвъ, какой наши возраженія вызывали въ иныхъ случаяхъ
у нѣкоторыхъ членовъ Коммуны.
Этотъ гнѣвъ, это, по крайней мѣрѣ, раздраженіе было,
тѣмъ не менѣе, глубоким!» и очень сильнымъ.
ю*

Почему?
Увы! Такъ уже устроена человѣческая природа, что мно-
гіе люди больше расположены за малѣйшее различіѳ во взгля-
дах! ненавидѣть тѣхъ, кто борется подъ однимъ съ ними зна-
менемъ, чѣмъ ненавидѣть своихъ настоящих! враговъ.
Подобное явленіе зависит! также отъ того, что многіе
близорукіе люди видятъ лишь то ничтожное препятствіе, ко-
торое стоитъ передъ ними, и изъ-за песчинки, безпокоящей
имъ ногу, забываютъ бездну, что готова поглотить ихъ. Они
похожи на того охваченнаго слѣпой яростью быка, который
въ циркѣ бросается на развѣвающійся передъ нимъ клочекъ
красной матеріи и не обращает! вниманія на «матадора», го-
товаго поразить его на смерть.
Доведенные до безсилія по отношенію къ Версалю, усколь-
завшему отъ ихъ ударовъ подъ защитой «црекрасяѣйшей
арміи Франціи», нѣкоторые члены Коммуны охотно проявили
бы свою революціонную энѳргію на своихъ товарищах!. По-
слѣдніе провинились передъ ними лишь въ томъ, что отъ вре-
мени до времени выступали противъ ихъ предложеній, ибо
находили эти предложенія безплодными иди вредными, не так-
тичными или цѣликомъ противоречащими принципамъ, и ви-
дѣли общее спасеніе въ другихъ мѣрахъ, природу которыхъ я
уже въ нѣсколысихъ мѣстахъ указывал!.
Человѣческому уму свойственна также ужасная склонность:
каждый готовъ вѣрить, будто онъ обладает! абсолютной исти-
ной, и всякій, кто держится другого мнѣнія,—противник!,
врагъ, злодѣй изъ злодѣевъ.
Для вѣрующаго былыхъ врѳменъ всякій, кто не молился
Богу въ извѣстныхъ выраженіяхъ и въ извѣстяые часы,—
былъ еретикомъ, незаслуживающимъ жалости негодяемъ, зло-
вредным! существом!, врагомъ общества и божества, врагомъ,
котораго нужно было уничтожать.
Для очень многихъ рѳволюціонѳровъ, тоже фанатиков! въ
своемъ родѣ, всякій, кто не одобряетъ любой мѣры, величае-
мой ими революціонной,—врагъ революціи, и его нужно уст-
ранить. Нѣтъ нужды, если эта мѣра нелѣна или совершенно
безвредна для тѣхъ, кого мѳчтаютъ покарать ею.— Революціо-
неры по убѣжденію, по чувству, но волѣ, если не по ум-
ственному развитію —они уже видятъ въ васъ своего против-
ника и противника революціи изъ-за одного того, что вы не
сошлись съ нимъ въ какомъ нибудь едином! иунктѣ.
Въ этомъ отношеніи ихъ разсужденіе отличается изуми-
тельной прозрачностью и простотой.
Вотъ оно во всей своей прелести:
«Я—революціонеръ. Слѣдовательно, тотъ, кто не раздѣ-
ляетъ моихъ мнѣній во всѣхъ пунктахъ, не можетъ быть ре-
волюціонеромъ».
Это—глубокая ошибка.
Революціонеръ—тотъ, кто хочешь достичь извѣстной, строго
опредѣленной цѣли. Цѣль эта: политическое и экономическое
освобожденіе народа и торжество соціальнаго равенства.
Много средств! представляется для достижения указанной
цѣли, и они широко измѣняются сообразно съ временем!, мѣ-
стомъ, тѣми данными, которыми мы располагаем!. Здѣсь мо-
гутъ начаться, не скажу расхожденія, но различія — ибо въ
зависимости отъ развитія своего ума и склонностей своего тем-
перамента, каждый восхваляет! то или другое существо. Это
не даетъ права подвергать сомнѣнію его добросовѣстность, его
преданность или его энергію.
Развѣ, принимая мандатъ члена Коммуны, не подписали
всѣ мы своего смертнаго приговора?
Оставим! даже въ сторонѣ вопросъ убѣждеяій и принци-
пов!. Развѣ съ того момента, какъ въ этой игрѣ мы поста-
вили на карту свою голову, не были всѣ мы лично заинтере-
сованы въ торжествѣ. дѣла Коммуны, дѣла народа?
Можно ли было предполагать,—если только рѣчь не шла
объ измѣнникѣ, получавшем! плату отъ версальцевъ,— можно
ли было предполагать, что кто-нибудь изъ насъ могъ желать
иаденія Коммуны или готовить его.
Народъ, къ которому мы принадлежали, былъ окружена,
убійцами и избралъ насъ, чтобы охранять его безопасность,
разстроить козни враговъ, изгнать тѣхъ. кто посягалъ на его
существованіе.— Мы стояли на стражѣ у его ворота,, и каж-
дый изъ насъ предлагал! то средство, которое считалъ луч-
шим!. — Ничего другого я никогда не видѣлъ въ собраніяхъ
Коммуны. Если я могъ часто жалѣть о какихъ-либо мѣрахъ
или энергично выступать противъ нихъ—это значишь, что я
считалъ ихъ мало осмысленными, совершенно противорѣча-
іцими представляемому нами принципу, нарушающими прин-
ципы, безъ того, чтобы это нарушеніе вело къ какому-либо
благому результату. Никогда не испытала, я гнѣва противъ

моих* коллегъ, ни разу не зародилось у меня сомнѣнія въ
ихъ искренности.
Меня слишком* захватывала ненависть къ врагам* на-
рода, къ тѣмъ, кто бомбардировал* его и готовился его из-
бивать.
Къ несчастію, не всѣ поступали так* же. Некоторые, увле-
ченные страстью, озлобленные событіями, выведенные изъ
равновѣсія чувством* опасности и мучившаго ихъ безсилія —
были, быть может*, слишком* ограничены, чтобы остаться
справедливыми, были—кто знает*? — проникнуты даже жела-
ніемъ выдвинуться, снискать кое-какую популярность мимолет-
ную и низкопробную. Въ таком* настроены они вообразили
или сдѣлали вид*, что вѣрятъ, будто они обезпечили бы по-
бѣду народа, устранив* нѣкоторых* противников*,
встрѣчен-
ныхъ ими на скамьях* Коммуны.
Один* изъ таких* людей хладнокровно сказал* мнѣ однажды:
«Арну, тот* день, когда я вас* арестую, будет* самым*
прекрасным* днем* моей жизни!»
Я отвѣтилъ ему:
«Я далек* от* того, чтобы думать о вас* так* же. Я не
раздѣляю ваших* взглядов*; я порицаю ваши дѣйствія, но я
смотрю на вас*, какъ на вѣрнаго слугу народа, какъ на лс-
кренняго и преданнаго человѣка. Число тѣхъ, кто с* рѣши-
мостью борется за благо революиіи, не так* велико, чтобы я
мог* желать уменьшать его въ ту минуту, когда нам* нужно
отразить столько безпощадныхъ врагов*».
Я не назову этого товарища. Онъ умер* геройски. Я цѣню
его характер*, преклоняюсь передъ его мужеством*. Несмотря
на несправедливость его чувства, несмотря на узость его
взглядов*, несмотря на совершенный имъ, быть может*, ошибки,
которыя сейчас* дѣлаютъ нам* больше зла, чѣмъ всѣ клеветы
версальцевъ—несмотря на все это, никогда ни с* моего пера,
ни съ моихъ уст* не сорвется слово, могущее повредить его
памяти.
Онъ умер* за Коммуну. Этого для меня довольно. —Пусть
судит* его исторія.
Кромѣ тоTM, эти рѣзкости и эти несправедливости объ-
ясняются до извѣстной степени нашим* положеніемъ. Нужен*
был* громадный запас* безпристрастія, исключительное хлад-
нокровіе, извѣстная широта ума, чтобы при тѣхъ ужасных*
обстоятельствах*, среди которых* мы иогибали, всегда сохра-
нять самообладаніе, всегда оставаться разумным* и справед-
ливым*. Чтобы сказать правду, я должен* прибавить, что
меньшинство, у котораго раздраженіе было бы бол!е есте-
ственно, извинительно, законно, чѣмъ у большинства,—никогда
не позволило себѣ ни одного рѣзкаго слова, ни одного желчнаго
упрека по адресу своих* противников*. Оно всегда соблю-
дало должныя формы, не выходило изъ себя и даже на тот*
раскол*, о котором* мнѣ остается сейчас* сказать, рѣшилось,
лишь испытав* всѣ средства соглашенія. Это доказывают*
самыя выраженія «манифеста».
Такое различное поведеніе не представляет* ничего уди-
вительнаTM, если принять во вниманіе политическія тендѳнціи
людей большинства.
Въ цѣломъ они принадлежали къ школѣ сторонников* на-
чала власти, каким* бы именем* эту школу ни называли.
Они были несправедливы и, къ несчастію, въ то же время
оставались послѣдовательными, когда возмущались всяким*
возраженіемъ, когда в* какомъ-нибудь несогласія видѣли лишь
препятствіе, которое нужно растоптать.
Указываемая черта, начиная съ 1792-го года, всегда была
несчастьем* и слабостью этой революционной партіи.
Конвент* въ громадном* масштабѣ явил* это зрѣлище
внутренних* раздоров* и послѣдовательно поднимал* смерто-
носный мечт. против* различных* фракцій, которыя его со-
ставляли. Онъ забывал* при этом*, что внѣ его находился
худшій враг*, чѣмъ въ его рядах*, и что, казня такимъ об-
разомъ воѣхъ своих* вождей, онъ самое революцію лишал*
оружія против* подстерегавшей ее реакціи.
За жирондистами послѣдовали даытонисты, потом* гебер-
тисты, умѣренные, крайніе, наконец*, Робеспьер* и его сто-
ронники. Б* четыре ручья Конвент* пустил* себѣ кровь; онъ
обезглавил?, всѣхъ своих* великих* граждан*, всѣхъ своих*
геніалыіыхъ людей, людей дѣла и убѣжденій—и тогда без*
силы, без* идеи, без* воли попал* онъ въ руки термидорій-
цевъ, которые предали Бонапарту анемичную, истекшую кровыо,
задушенную революцію.
Мы должны привыкнуть уважать въ нашей средѣ право
свободы обсужденія и свободы мнѣній.
Съ своей стороны, какъ я говорил* это въ Коммунѣ, я
никогда не допущу, чтобы въ политическом* собран іи вмѣня-

лось въ престуиленіе изложѳніе искренняя, честно отстаивае-
ма,го взгляда.
Это—не предятствіе, которое можно устранить. Нужно
умѣть уживаться со свободой! — Другое дѣло, когда рѣчь
идѳтъ о' поступкахъ непосредственно вредныхъ и дѣйствительно
опасныхъ.
Между тѣмъ, расколъ среди насъ все углублялся.
Большинство дѣлало видъ, что оно абсолютно не^ имѣетъ
ничего общаго съ тѣми, кто иротестовалъ противъ Комитета
общественная сгіасенія. Оно не признавало больше ни вре-
мени, ни мѣста, назначенная для засѣданій и устраивало
свои совѣщанія отдѣльно. Комитета общественная спасевія
поступалъ такъ. что мы совершенно не могли контролировать
его дѣйствія. Такое положеніе было невыносимо, ибо оно дѣ-
лало насъ солидарными и отвѣтственными за дѣйствія, совер-
шавшіяся безъ нашего вѣдома и помимо насъ.
Мьт сдѣлали нѣсколько безполезныхъ, усилій, чтобы положить
конецъ такому состоянію вещей, и ничего не добились. Невоз-
можно было улучить минуту, чтобы сойтись лицомъ къ лицу
съ нашими коллегами. Они стали невидимыми и неуловимыми.
Въ течен'.енѣсколькихъ дней мы подстерегали случай встрѣтитъся
съ ними, объясниться, прекратить это печальное недоразумѣ-
ніе, высказавъ откровенно то, что мы чувствуемъ.
Все было напрасно.
При такихъ условіяхъ былъ составленъ, такъ называемый,
манифеста меныиинства.
Вотъ его текста:
„Члены Коммуны, принадлежащіе къ ея меньшинству, рѣ-
„ шили прочесть въ очередном!» засѣданіи въ понедѣльникъ,
" 15 мая, свою декларацію, которая, безъ сомпѣнія, устранила
,"бы существующія въ собраніи нолитическія недоразумѣнія.
„Огсутствіе почти всѣхъ членовъ большинства не позво-
лило открыть засѣданіе.
„Такимъ образомъ, наш'ь долгъ заставляет, насъ освѣдо-
„мить общественное мнѣиіе о иашемъ новеденіи и познакомить
",его съ тѣмъ, что отдѣляетъ насъ отъ нашихъ товарищей.
„ДЕКЛАРАЦІЯ.
„Особымъ, точно формулированнымъ голосованіемъ Париж-
ская Коммуна сложила съ себя свою власть въ пользу дикта-
„туры, которой она присвоила имя «Комитета общественная
„спасенія».
„Своимъ голосованіемъ большинство Коммуны объявило
себя безотвѣтственнымъ и предоставило этому Комитету всю
отвѣтственность за наше ноложеніе.
«Меньшинство, къ которому мы принадлежимъ, поддержи-
«ваетъ, наиротивъ, ту идею, что революціонное, политическое
«и соціальное движеніе налагает» на Коммуну долгъ ирини-
«мать на себя всю отвѣтственность и не отклонять никакой
«ея доли, какъ бы ни были достойны тѣ, въ чьи руки хотѣли
«бы передать эту ответственность.
«Лично мы такъ же, какъ и большинство хотимъ, чтобы было •
«завершено обновлен^ политическое и соціальное; но, въ про-
«тивяоеть взглядамъ большинства, мы требуемъ во имя гра-
«жданъ, голоса которыхъ мы представляемъ,—права намъ однимъ
«отвѣчать за свои дѣйствія передъ нашими избирателями, не
«прячась за спиной верховной диктатуры, ни принять, ни
«признать которую не позволяет!, намъ нашъ мандатъ.
«Итакъ, съ настоящая момента мы будемъ являться въ
«Собраніе лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда оно будетъ соби-
«раться для суда надъ кѣмъ-либо изъ своихъ членовъ.
«Преданные нашему великому дѣлу Коммуны, за которое
«каждый день гибнетъ столько гражданъ, — мы удаляемся въ
«наши округа, быть можетъ, слишкомъ заброшенные. Убѣ-
«жденные, кромѣ того, что вопросы войны стоятъ въ настоящій
«моментъ впереди всѣхъ другихъ вопросивъ, мы будемъ про-
« водить время, остающееся у насъ отъ исполненія нашихъ
«муниципальных!, обязанностей, среди нашихъ товарищей по
«національной гвардіи. Въ ея рядахъ мы возьмемъ на себя
«свою долю участія въ рѣшителыюй борьбѣ, ведущейся во имя
«нравъ народа.
«Здѣсь мы еще послужимъ съ пользой нашимъ убѣжде-
«ніямъ и избѣгнемъ появленія въ Коммунѣ раздоровъ, кото-
«рьте порицаем!» всѣ мы, исходя изъ убѣжденія, что какъ
«большинство, такъ и меньшинство—всѣ мы, несмотря на наши
«политическая разногласия, преслѣдуемъ одну и ту же цѣль:
«Достиженіе политический свободы;
«Освобожцеиіе трудящихся.
«Да здравствует» соціальная республика!
«Да здравствует. Коммуна!»

Этотъ манифеста носилъ слѣдующія подписи:
Ш. Велэ, Журдъ, Тейсъ, Лефрансэ, Евг. Жерарденъ, Вер-
морель, Клемансъ, Андріе, Серралье, Лонгэ, Артуръ Арну,
Викторъ Клеманъ, Авріаль, Остинъ, Франкель, Пинди, Арноль,
Жюль Валлесъ, Тридонъ, Варленъ, Курбэ, Малонъ.
Всего двадцать два члена Коммуны, которые распределя-
лись такъ:
Десять журналистов!, писателей, торговцев!, служащих!,
бухгалтеровъ и двѣнадцать рабочихъ. Въ общемъ тринадцать
или четырнадцать участников! Интернаціонала.
Изъ этихъ двадцати двухъ гражданъ трое—Тридонъ, Вар-
• ленъ, Верморель — теперь умерли: первый отъ изнеможенія,
второй разстрѣлянъ версальцами, третій—отъ ранъ, получен-
ных! въ сраженіи. Четверо взяты въ плѣнъ и присуждены
къ различным! наказаніямъ, вродѣ ссылки, каторги или тюрь-
мы. Эти четверо — граждане: Журдъ, Евг. Жерарденъ, Ар-
ноль, Курбэ. Остальным! удалось ускользнуть и отправиться
въ изгнаніе.
При чтевіи этого манифеста можно убѣдиться въ уверен-
ности его выраженій, въ той заботливости, съ какой избѣгали
мы выставить противъ большинства какое-либо обидное обви-
неніе. Мы могли бы, однако, не безъ нѣкоторой строгости
потребовать у него отчета въ томъ, что сдѣлало оно съ по-
мощью власти, которой пользовалось почти два мѣсяца, къ
чему привело насъ осуществленіе его политических! взгля-
дов!, — и въ области внутренней, и въ области внѣшней.
Мы этого не сдѣлали, считая переживаемый моментъ непод-
ходящим! для подобных! объясненій, и зная, съ другой
стороны, что своимъ происхожденіемъ совершенныя ошибки
обязаны или заблужденіямъ разума, или недостатку политиче-
ская сознанія, но не отсутствію доброй воли.
Въ собраніи, на котором! была окончательно установлена
редакція нашего манифеста, читались и обсуждались три
проекта, представленные Журдомъ, Лефрансэ и мною.
Былъ избранъ проекта Журда, такъ какъ на немъ мы
сошлись лучше всего. Онъ отличался, дѣйствительно, тѣмъ
достоинством!, что въ немногих! словах! ясно указывал! два
главные момента нашего поведенія, и невходилъ ни въ какія
подробности.
Съ одной стороны, этотъ проекта заявлялъ, что мы про-
тестовали противъ диктатуры, противъ всякаго стремленія
къ самодержавным! и архи-правительственнымъ традиціямъ
прошлаго, что мы требовали полнаго верховенства народа.
Съ другой стороны, изъ него было ясно, что далеко не поки-
дая дѣла Коммуны, мы намерены все наши усилія напра-
вить противъ Версаля, принявъ прямое, личное участіе въ
бою, этомъ единственномъ деле, важномъ для даннаго мо-
мента.
Тѣ, кто обвинялъ насъ въ трусости, въ желаніи «спасти
свою шкуру», не читали нашего заявленія или сознательно
лгали въ цѣляхъ дешевой популярности, быть можетъ, даже
просто въ цѣляхъ матеріальной выгоды.
Страхъ не могъ внушить намъ наше рѣшеніе, ибо это рѣ-
шеніе всецѣло увеличивало опасность для насъ лично. Ни-
сколько не защищая насъ отъ версальцевъ, достаточно умныхъ,
чтобы не счесть насъ наимеяѣе грозными и наименѣе упор-
ными своими врагами, — такое рѣшеніе навлекало на насъ
весь гнѣвъ большинства.
Съ этой послѣдней стороны у насъ не было недостатка
въ предостереженіяхъ. Многіе изъ подписавших! манифеста
слишкомъ хорошо знали, что, давая свою подпись, они не-
посредственно рискуютъ, по меньшей мѣрѣ, своей свободой.
Поскольку мнѣ извѣстно, становиться между двухъ огней—
никогда не считалось признаком! благоразумія.
На ряду съ этими нападками, рѣзкими, несправедливыми,
незаслуживаюпщми минутнаго раземотрѣнія въ глазахъ вся-
каго добросовѣстнаго человѣка,—меньшинство встрѣтило одо-
бреніе у многочисленных! гругіпъ организованных! рабочихъ—
напримѣръ, одобреніе секцій Интернаціоиала. Я долженъ при-
вести также заявленіе, которое получено было членами мень-
шинства, избранными ІѴ-ымъ округомъ, отъ ихъ избирателей,
собравшихся для этого въ Лирическом! театрѣ.
Будучи сторонником! императивная мандата, о чемъ я
говорилъ уже много разъ, я не полагалъ, что мы могли со-
вершить столь важный актъ, не представив! его на утвержде-
ніе нашихъ избирателей. Это мнѣніе раздѣлялось также гра-
жданами Клемансомъ, Евг. Жерарденомъ и Лефрансэ. Внро-
чемъ, послѣдній былъ неувѣренъ въ своевременности такого
шага *). Итакъ, мы рѣшили созвать нашихъ избирателей и
*) Амуру, нашъ товарищъ пи ІѴ-му округу, принадлежал!
къ большинству.

изложить передъ ними нанравленіе нашей политики. Равнымъ
образомъ мы хотѣли воспользоваться этимъ обстоятельствомъ,
чтобы публично дать отчетъ въ нашемъ завѣдываніи админи-
страцией округа. Поступая такъ, мы руководились демократи-
ческимъ принципомъ, который требуетъ, чтобы должностныя
лица какъ можно чаще подвергали свои дѣйствія прямому
контролю управляемыхъ ими гражданъ.
Гражданинъ Лефрансэ взялъ на себя обрисовать отъ на-
шего имени политическую роль меньшинства Коммуны. Мнѣ
было поручено дать отчетъ въ нашемъ завѣдываніи дѣлами и
доложить о результатахъ нашего управленія.
Само собою понятно, что описываемое засѣданіе предста-
вляло особенную важность. Поэтому, мы пригласили двухъ
стенографовъ, чтобы полностью воспроизвести все, что будетъ
говориться на собраніи, а также и его верховныя рѣгаенія,
если они будутъ приняты. Къ несчастію у меня не было въ
рукахъ этой стенограммы.
По этой причин!, я не могу воспроизвести такъ, какъ это
было бы нужно, ни нашъ административный отчетъ, ни мои
слова, ни слова моихъ товарищей—гражданъ Клеманса и Евг.
Жерардена, которые дополнили изложеніе, сд!ланное гражда-
ниномъ Лефрансэ.
Гражданинъ Лефрансэ удалился раньше конца собранія,
и вся тяжесть преній пала на его товарищей. По предложе-
иію гражданина Амуру, явившагося представлять большинство,
собраніе рѣшило, что оно выскажется о нашемъ прошлом»
поведеніи и выразитъ свою волю относительно поведеиія бу-
дущаго.
Въ хмоихъ глазахъ собраніе им!ло на это неоспоримое
право. Мы созвали своихъ избирателей; они явились въ коли-
честв! двухъ тысячъ; мы изложили иередъ ними свое поведе-
те и его причины. Если бы наши избиратели не высказыва-
лись, то все собраніе не им!ло бы никакого смысла. При
томъ мы вышли бы изъ рамокъ императивнаго мандата, если
бы оспаривали у нихъ это право.
Ни Клемансъ, ни Жерарденъ, ни я нисколько не воспро-
тивились тому, чтобы собраніе проявило свою волю путемъ
опред!лешіаго голосованія.
Передъ голосованіемъ я сд!лалъ только еще одно заявле-
ніе. Привожу его содержате, если не буквальный выраженія.
Ихъ я не помню точно, ибо у меня нітъ стенографическаго
отчета, куда они были занесены.
—
«Вы обладаете верховной властью. Вамъ принадлежитъ
право порицать или одобрять. Вы можете, если хотите, pi-
шить, чтобы мы вернулись засідать на скамьяхъ Коммуны, и
я готовъ повиноваться вашей вол!, но при одномъ условіи:
я сохраню за собой право продолжать въ Коммун! ту поли-
тику, которой я слідовалъ до сего дня, и которую вы одобрите.
Иначе мои убіжденія не будутъ совпадать съ вашими, и я
не смогу даліе быть вашимъ представителемъ, не изміняя
либо своимъ убіжденіямъ, либо своему мандату. Но и то, и
другое недопустимо».
Граждане Клемансъ и Жерарденъ сділали подобное же
заявленіе. Рішеніе собранія вкратці было таково:
1) Оно сожаліетъ о раскол!, происшедшемъ среди Ком-
муны.
2) Оно желаетъ, чтобы мы вновь заняли свои міста въ
Коммун!, одобряетъ нашу политику и уполномочиваете» про-
должать ее.
Въ своемъ замічательномъ «Очерк! Коммунального движе-
нія» гражданинъ Лефрансэ, имівшій передъ глазами тексте»
ріиіенія, разсказываетъ, кром! того, что резолюція собранія
въ Лирическомъ театр! гласила: «При данныхъ обстоятель-
ствахъ меньшинство дало доказательства своей убежденности
и честности».
На слідуюіцій день, вірные нашимъ обязательствамъ,
Клемансъ, Жерарденъ и я присутствовали въ засіданіи Ком-
муны. Я заявилъ тамъ отъ имени моихъ двухъ товарищей,
что, согласно вол! нашихъ избирателей, одобрившихъ нашу
политику, мы возвращаемся, чтобы отнын! принимать участіе
въ собраніяхъ Коммуны.
Въ тотъ моментъ, когда я говорилъ это, версальцы уже
проникали въ Парижъ. Было воскресенье, 21-го мая и этому
засіданію Коммуны предстояло стать посліднимъ.
Хотя поел! ясныхъ и прямыхъ объясненій намъ удалось
получить одобрительный отзывъ нашихъ избирателей, я дол-
женъ признать все-таки, что вообще манифесте меньшинства
остался непонятымъ массой населенія. Многіе виділи въ немъ
только два факта: расколъ и нашъ уходъ. Наша резолюція
носила слишкомъ «парламентаристскій» характеръ, чтобы при
данныхъ обстойтельствахъ быть понятой толпой. Она была

слишком* сложна. Это касалось политики, время которой
прошло. Взятый въ цѣломъ, народ* видит*,
может* видѣть
только общія очертанія, и въ данном* фактѣ онъ уяснил*
себѣ лишь то, что мы ушли изъ собранія, носившаго имя
Коммуны. Такое рѣшеніе обезпокоило его, вызвало у него
мысль об* ослабленіи, о расгіаденіи той власти, на которую
онъ разсчитывалъ для организаціи своей защиты и для спа-
сенія отъ своих* врагов*.
Я должен* признать откровенно, что въ этом* отношѳніи
общественное мнѣніе было право.
Граждане Малонъ и Лефрансэ отмѣтили *) также, что
большим* недостатком* нашего манифеста было его слишком*
запоздалое появленіе. Онъ вышел* въ тот* момент*, когда для
Коммуны уже было вопросом* не то, въ качествѣ чего и какъ
она будет* существовать, но будетъ ли она существовать
вообще.
Если бы Коммуна оказалась побѣдоносной, или, по край-
ней мѣрѣ, если бы ей предстояли долгіе дни' впереди, если бы
она начинала свое существованіе, то въ такой момент* было
обязательно спросить парижскій народ* о его мнѣніи. Въ та-
кой момент* ему слѣдовало высказаться о руководящих* прин-
ципах* политики и даже произвести выбор* между двумя
направленіями политики, отъ примѣненія которых* зависѣла,
быть может*, его гибель или спасеніе. Пусть бы въ первых*
числах* апрѣля меньшинство, сложилось так*, какъ сложилось
оно къ концу мая, пусть тогда сдѣлало бы оно энергичныя
попытки вернуть Коммуну на путь болѣе современный, болѣе
отвѣчающій истинным* требованіямъ коммунальной идеи, тѣмъ
стремленіямъ, дѣйствительно во имя которых* вооружился
парижскій народ*: нѣтъ сомнѣнія, что такой образ* дѣйствій
въ то время—могъ бы повести въ дальнѣйшемъ ко многим*
благим* послѣдствіямъ.
Каково бы ни было принятое тогда рѣшеніѳ, какая бы
политика ни восторжествовала, получилась бы, по крайней мѣрѣ,
та выгода, что политика была бы однообразной, и мы избѣ-
жали бы тѣхъ раздоров*, какіе произошли къ концу.
То обстоятельство, что этого не было сдѣлано, объясняется
недостатком* согласія среди лиц*, которыя позднѣе составили
*) См.: „Etude sur Jo mow vemenf communaliste" соч. Лефрансэ
и „La troisième Défaite du Proletariat français" Малопа.
меньшинство, но долгое время дѣйствовали обособленно. Дру-
гой причиной служило то, что меньшинство образовывалось
постепенно, путем* отдѣльныхъ присоединеній. Наученные
событіями, замѣчая сдѣланныя ошибки, видя безплодность
столь прославленных* мѣръ—различные члены Коммуны один*
за другим* покидали большинство, чтобы перейти въ другой
лагерь.
Так* было, напримѣръ, съ Тридономъ, Лео Френкелем*,
Варленомъ.
Что касается недостатка согласія, этого основного грѣха —
то ояъ зависѣлъ отъ личных* особенностей тѣхъ, кто могъ бы
подготовить это согласіе. Эти люди обладали слишком* разви-
той личностью, замкнутым* характером*, любили дѣйствовать
за свой собственный страх* и думали, что они унижают*
себя всякій раз*, какъ оказываются согласными съ кѣмъ
либо другим*.
Лишь при видѣ бездны, въ которую всѣ мы готовы были
скатиться, согласились они покинуть высоты своей величе-
ственной и эгоистической обособленности.
Въ защиту подписавших* манифест* я должен* приба-
вить, наконец*, что они, мнѣ кажется, находились въ столь
же глубоком* невѣдѣніи, относительно близости развязки, какъ
и я сам*.. Я былъ въ полном* убѣжденіи, что конечное пора-
женіе—неизбѣжно, и въ этом* отношеніи никогда не строил*
себѣ иллюзій. Но я не думал* въ тот* момент*,
что наше
пораженіе послѣдуетъ ранѣе двух* недѣль. Этого времени было
бы достаточно, чтобы измѣнить уиравленіе военными опера-
ціями и принять различныя мѣры общественнаго спасенія.
Отсутствіе таких* мѣръ усугубило ужасы паденія Коммуны.
Скажу въ заключеніе, что манифест* меньшинства отнюдь
не былъ замаскированной отставкой, как* его изображали.
Это былъ отчаянный призыв* къ общественному мнѣнію.
Цѣль его состояла въ том*, чтобы это мнѣніе, рѣзко выска-
завшись, принудило измѣнить путь, которым* шли, путь, ка-
завшійся нам* роковым*. Это былъ посдѣдвій протест* во
имя основных* принципов*, которые мы считали попранными
и забвеніе которых* создавало новыя опасности, но не отвра-
щало ни одной изъ прежних*.
Но слишком* поздно раздался этотъ призыв* и не мог*
быть услышан* нарздомъ. Народ* вел* бой и полагал*, что

предъ лицомъ побѣдоноснаго непріятеля уже—не время вызы-
вать внутревнія распри.
Есть мнѣніе, что нашъ расколъ на дѣлѣ ослабилъ оборону.
Это мнѣніе ошибочно: расколъ не повліялъ на оборону Парижа
ни въ худую, ни въ хорошую сторону.
Было слишкомъ поздно, чтобы онъ могъ такъ или иначе
подѣйствовать на событія.
Версальцы вошли.—Ни большинства, ни меньшинства уже
не было. — Была громадная пучина, которая поглотила Парижъ,
Францію, Республику, Коммуну, соціалистовъ, якобинцевъ,
федералистовъ.
Побѣда версальцевъ въ эти именно дни объясняется исклю-
чительно тѣмъ, что дѣйствительныя мѣры военной защиты не
были приняты, хотя было два мѣсяца времени, чтобы позабо-
титься объ этомъ. Другого объясненія я не вижу, ибо, если
какъ слѣдуетъ вооружить Парижъ, — его совершенно нельзя
взять приступом!..
XV.
Парижъ во время Коммуны.
Коммуна, ея дѣйствія, ея борьба заставили насъ забыть
на нѣкоторое время Парижъ и парижскій народъ.
Бросимъ на нихъ послѣдній взглядъ прежде, чѣмъ перейти
къ конечной катастроф!. Зд!сь, въ величественном!» зр!лищ!,
какое являлъ этотъ народъ въ теченіе двухъ м!сяцевъ, мы по-
черпнемъ достаточно силъ и надежды, чтобы сквозь кровавый
туманъ готовившейся чудовищной гекатомбы, безъ унынія гля-
дѣть въ будущее.
Эти два м!сяца въ Париж! царила настоящая диктатура,—
самая полная и иаимен!е оспариваемая изъ вс!хъ диктатуръ,
воспоминаніе о которыхъ сохраните исторія. Это была дикта-
тура не личности, а народа—единственнаго господина поло-
женія. Въ Париж! и въ другихъ городахъ уже приходилось
видѣть эту народную власть, но лишь на н!сколько часовъ,
среди безпорядка и волненій поб!доноснаго возстанія.
При Коммун! было иначе.
Диктатура продолжалась два мѣсяца, съ 18-го марта по
22-е мая, безъ перерыва.
Я сказалъ; «диктатура». Я ошибся. Это—худое слово. Оно
вызываете мысль о насиліи. тираніи, попраніи законовъ,
прекращеніи обычной, свободной и правильной жизни. Зд!сь
такая мысль не у м!ста. Въ самомъ д!л!, за эти семьдесятъ
дней Парижъ представлялъ особое зр!лище. Оно нисколько не
походило на то, что привыкли вид!ть, когда надъ жизнью
нависъ произволъ единаго, всемогущаго повелителя, а на ряду
съ этимъ грубый солдате повсюду бряцаете своей саблей
запятнанной въ крови гражданъ, и торжествующая полиція
царите надъ народомъ, кол!нопреклоненнымъ, униженнымъ.
Такъ называемое, «законное» правительство б!жало.
Всл!дъ за нимъ бѣжали армія, полиція, администрація,
суды. Не осталось ни одного офиціальнаго представителя
организованнаго общества. Никого—до посл!дняго чиновника!
ОпусгЬли министерства, оиуст!ли казармы, опуст!ла поли-
цейская префектура и префектура Сены!
Опуст!ли суды—начиная съ каесаціонной палаты и кончая
скромной камерой мирового судьи!
Опустѣли мэріи, опуст!ли почтовыя учрежденія!
Опуст!ли кассы, ибо вс! эти б!глецы, вс! эти дезертиры
спасали казенныя деньги и наполнили свои карманы!
Поле было чисто, такъ чисто, какъ никогда еще не бывало.
Все, что съ 1789 года составляло буржуазное правитель-
ство, исчезло.
Какъ эмигранты, высаживаемые среди западныхъ равнинъ
въ Соединенныхъ Штатахъ, парижскій народъ стоялъ ОДИНЪ
передъ задачей—создать цѣлый міръ.
Учрежденія сгинули вм!ст! съ людьми. Предстояло пере-
строить все общество—отъ основанія до самой вершины. Можно
было подумать, что мы живемъ въ первый день исторіи.
Была, однако, и разница. Эмигрантъ стоитъ передъ д!в-
ственной природой, у которой онъ можетъ вырвать ея богат-
ства только трудомъ. Въ Париж! народъ-поб!дитель стоялъ пе-
редъ накопленными богатствами стараго міра, того міра, который
ц!лые вѣка обращаетъ его въ парію, обрекаете на голодъ и
эксплуатируете; предъ народомъ были эти богатства, которыя
иредставляютъ всю сумму его страданій, избытокъ, кричаіцій
о его лишеніяхъ, д!ло рукъ его, кующее его рабство, золото
счастливыхъ, чеканенное изъ крови обездоленныхъ.
Можно было предположить, что народъ ринется расхитить
эти сокровища, подобно б!дному насл!дпику, котораго ску-

иость и жестокость его родителей долгое время держали въ
самой отвратительной нищетѣ, и которому ихъ смерть доста-
вила, наконецъ, обладаніе блаженствомъ, богатствомъ.
Ошибочное предположеніе! Въ обмѣнъ за военную службу,
отрывавшую его отъ всякой работы, онъ требовалъ, чтобы ему
продолжали выдавать т! тридцать су въ день, которые онъ
получалъ во время осады. Ояъ требовалъ, чтобы, когда онъ
идетъ въ огонь, его снабжали кускомъ соленаго мяса, чернымъ
хлѣбомъ и стаканомъ вина, какой получаютъ солдаты при по-
ходахъ. Онъ требовалъ, чтобы его освободили отъ страха, что
на его имущество будетъ наложенъ арестъ домовладѣльцемъ,
которому онъ не могъ заплатить, не имѣя цѣлый годъ
работы.
Что касается остального, то далекій отъ мысли творить
свой судъ самоуправно и безъ разбора, онъ ждалъ терпѣливо,
спокойно и безкорыстно—пока избранная имъ Коммуна изучитъ
всѣ вопросы и разрѣшитъ ихъ въ сторону справедливости и
права. Онъ ринулся лишь въ бой, онъ взялся только за ра-
боту. Въ бой съ версальцами, за работу общественнаго пере-
устройства.
Повелитель—и единственный повелитель, ибо Коммуна была
лишь моральной властью и, помимо всеобщаго согласія и
доброй воли гражданъ, не располагала никакой силой прину-
жденія,—онъ являлся самъ своей полиціей, своимъ судьей, и
ему не пришлось карать хотя бы за одинъ проступокъ *).
Былъ ли за два мѣсяца хоть одинъ грабежъ?
Былъ ли взломанъ хоть одинъ денежный сундукъ?
Была ли хоть разъ нарушена неприкосновенность жилища
по другому поводу, кромѣ поводовъ политическихъ, когда
нужно было разыскать заговорщика, арестовать измѣнника или
шпіона, обезоружить врага?
Въ IV округ!, за вычетомъ двухъ или трехъ исключеній,
и самые богатые, и самые ничтожные магазины оставались
открытыми, какъ въ дни величайшаго сиокойствія. Никто не
испытывалъ опасеній, начиная отъ хозяина мѣняльной лавки,
ювелира и часовщика, выставляющихъ въ своихъ вигринахъ
цѣлыя состоянія, и кончая магазинами модъ и платья, окна кото-
*) Я ошибаюсь: нѣсісолько кражъ вещей, было совершено
въ казармахъ разоруженными солдатами, которые оставались въ
Парижѣ и содержались на счетъ Коммуны. Одного или двухъ изъ
нихъ я распорядился арестовать.
рыхъ, казалось, дышали вызовомъ, насмѣшкой надъ батальо-
нами, шедшими къ траншеямъ. Мимо безчисленныхъ запасовъ
одежды проходили національные гвардейцы—въ грязи, подъ
дождемъ, въ плохихъ курткахъ, въ слишкомъ тонкихъ панта-
лонахъ, въ дырявой обуви. Этими остатками обмундировки,
которую еще не успѣла замѣнить Коммуна, они были обязаны
щедротамъ Трошю.
Въ нѣсколькихъ аристократическихъ кварталахъ, жители
которыхъ искали въ Версалѣ убѣжища для своего страха и
своей ненависти, магазины, наиротивъ, были заперты и поки-
нуты своими владѣльцами. И эти запертыя ставни, бросав-
шіяся въ глаза, какъ оскорбленіе, какъ угроза побѣдоносному
народу, остались нетронутыми. Ни одинъ магазинъ не былъ
взломанъ. Ни одному не пришлось испытать на себѣ справед-
ливый гнѣвъ народа, всемогущаго и доведеннаго до крайности.
А между тѣмъ, сколько суровыхъ мѣръ могъ бы онъ пу-
стить въ ходъ!
И этотъ народъ, беря въ плѣнъ, разстрѣливали въ Версалѣ?
Этотъ народъ захватывали врасплохъ, ночью, дремлю-
щимъ на аванпостахъ, захватывали съ помощью проданнаго
пароля и хладнокровно убивали!
Этотъ народъ бомбардировали безъ отдыха, сѣя смерть въ
его дома на удачу, убивая ребенка въ колыбели, рядомъ съ
матерью, которая охраняла его сонъ въ ожиданіи мужа, сра-
жавшаяся тамъ, въ Нельи или въ фортахъ!
Этотъ народъ передъ изумленной Франціей и остолбенѣвшей
Европой рисовали, какъ сборище разбойниковъ и бѣглыхъ
каторжниковъ!
Этотъ народъ обвиняли въ томъ, что на его улицахъ нѣтъ
прохода отъ грабителей и убійцъ, и обвиняли консерваторы—
тѣ, чьи ядра осыпали наши улицы!
А что сказали бы вы, что сдѣлали бы вы, если бы под-
стрекаемый вашими вызовами, озлобленный вашей низкой же-
стокостью, лишившійся самообладанія, какъ вы лишили его
покровительства законовъ,—онъ сталъ дѣлать то, въ чемъ вы
его*упрекали?
Въ его рукахъ былъ весь Парижъ.
Въ его рукахъ былъ банкъ, было казначейство, главная
книга государственнаго долга и всѣ документы на ваши бо-
гатства.
î-*

Въ его рукахъ были ваши дворцы, ваши особняки, ваши
дома, всевозможный ваши сокровища.
Если бы онъ захватил!, разрушилъ все это?
Если бы въ отвѣтъ на каждый снарядъ, разорившій одинъ
домъ, поразившій одно беззащитное существо, онъ сравнивал!
съ землей одинъ изъ вашихъ дворцовъ?
Если бы въ отвѣтъ на прокламаціи супруга маркизы
Галиффэ, ноддѣлывателя Жюля Фавра и присныхъ онъ брался
за заступъ и подводилъ мины подъ благородные дома благо-
родная предмѣстья?
Если бы въ отвѣтъ на то, какъ вы убивали женщинъ и
раненыхъ, онъ сталъ заряжать свои пушки свидѣтельствами
вашей ренты и дѣлать оболочки своихъ желѣзныхъ ядеръ изъ
золота вашихъ кошельковъ?
Пришлась ли бы вамъ по вкусу такая игра?
Чѣмъ рисковал! народъ, въ концѣ концовъ?
Что могли вы сдѣлать ему худшаго, чѣмъ сдѣлали?
Вѣдь не могли вы убивать дважды, ссылать дважды?
Разстрѣлявъ отца, мать и дѣтей, не могли вы разстрѣли-
вать дальше!
Еще разъ: чѣмъ рисковал! народъ, нанося вамъ эти удары,
покрывая ваши денежные сундуки ранами, рубцы отъ кото-
рыхъ виднѣлись бы у васъ еще и теперь?
Онъ не сдѣлалъ этого!
Знаете ли вы, почему?
Не ради васъ, конечно,—ради себя.
Потому, что его нравственный уровень—какъ это и должно
быть—выше вашего.
Потому, что народу—имя цивилизація, а вамъ—имя вар-
варство.
Потому, что онъ—право, а вы—сила.
Потому, что онъ—справедливость, а вы—преступленіе.
Потому, что онъ -будущее, а вы—прошлое.
Потому, что онъ олицетворяет! принцияъ, а вы—привилегію.
Эти свойства въ часъ битвы, быть можетъ составляют!
временную слабость, ибо въ борьбѣ нынѣшняго дня, когда
льется кровь, побѣда часто достается наиболѣе жестокимъ, и
съ этой точки зрѣнія вы должны были, какъ оно и случилось,—
остаться побѣдителями! Но каждая изъ вашихъ побѣдъ—шагъ
къ бездвѣ, которая васъ ожидаетъ; каждое изъ пораженій на-
рода—приближает! его къ цѣли.
Вы сами чувствуете это. Доказательство—ваша ярость и
вашъ страхъ, и среди всѣхъ мертвецовъ, которыми устлана
мостовая Парижа, вы одни—трупъ, а этотъ народъ убиваемый,
ссылаемый, разстрѣливаемый- онъ живешь!
Много разъ уже народъ-побѣдитель проявлял! это само-
отреченіе. Весь міръ обошли литографіи, изображающія, какъ
оборванный рабочій со старымъ ружьемъ стоить на караулѣ
у дворца какого-нибудь Ротшильда и голодный сторожить со-
кровища, его трудомъ созданныя для другого.
Но и въ 1830-мъ году, и въ Ліонѣ, и 24-го февраля
1848-го года этотъ народъ воодушевляли лишь смутныя стре-
мленія. Для него оставалось невѣдомой часть его правъ. Къ
его самоотреченію нримѣшивалось неподдѣльное уваженіе къ
собственности, разсматриваемой въ ея принципіальной основѣ.
Онъ не изучалъ еще соціальныхъ вопросов!. Онъ зналъ, что
онъ—голоденъ, что онъ—несчастенъ, но, догадываясь, что его
эксплуататоры виновны съ точки зрѣнія братства людей,—онъ
не зналъ, что они осуждены и самой наукой.
Онъ не зналъ, что его права, и только они одни, выража-
ютъ ПРАВО въ его цѣломъ.
Въ немъ жили еще предразсудки, невѣжество, какой-то
безропотный фатализмъ самоотреченія, неподдѣльное уваженіе
кь орудіямъ своихъ мукъ.
Въ 1871 году не было ничего нодобнаго. Воспитаніе на-
рода закончилось—по крайней мѣрѣ въ Парижѣ.
Эти люди принадлежали ко всевозможным! соціалистическимъ
школамъ, расходились, быть можетъ, между собой въ нѣ-
которыхъ частностях!, но всѣ были согласны относительно
цѣли, обладали одвимъ и тѣмъ же экономическим! сим-
волом! вѣры. Ихъ самоотреченіе носило болѣе возвышенный,
поистинѣ величественный характер!. Они не сомнѣвались въ
своемъ правѣ и въ размѣрахъ этого права.
—
Нѣтъ.
—
Они
знали и они могли!—Они не хотели просто потому, что, со-
знавая свое право, они гнушались примѣшивать къ нему
насиліе.
Увѣренные въ правильности своего пути, они хотѣли идти
но этому пути, какъ люди, а не какъ возставшіе рабы.
Созрѣвшіе для свободы и равенства, они проявляли силу
нравственнаTM чувства, мудрую рѣшимость, полное энергіи тер-
пите, мужественную умѣренность народовъ, которые достойны
свободы и равенства.

Наученные опытом*, покончившіе съ первыми ошибками, съ
первыми пробными шагами, знающіе, что соціальная революція
есть прежде всего революція научная, они презирали наси-
ліе, которое, усложняя задачу, отодвигает* ея выполненіе,
они рѣшили заложить фундамент* новаго общества правильно,
научно, на непоколебимых* основах*. Въ своих* собраніяхъ,
въ своих* обществах* они обсуждали статьи новаго кодекса,
ожидая, пока избранная ими Коммуна постепенно возведет*
въ закон*, выработанныя ими желанія, выберет* изъ различ-
ных* возможных* рѣшеній наиболѣе практичное, наиболѣе
простое, наиболѣе законченное, соотвѣтствующее обстоятель-
ствам* и состоянію нравов*.
Они не спѣшили наслаждаться, не сдѣшили добывать сѳбѣ
богатство, зная, что этим* ничего не достигается, что это ни-
чего не рѣшает*.
Они хотѣли только перестроить организацію труда, водворить
правду, вмѣсто несправедливости, равенство—вмѣсто кастовых*
дѣленій, удѣлить каждому его справедливую часть, поставить
пирамиду на ея основаніе. Они не требовали ничего такого,
что выходило за предѣлы ихъ неоспоримаго нрава. Они не до-
бивались наслажденій; они требовали полнаго продукта своего
труда, своей автономіи соціальной к политической.
Одна изъ величественных* сторон* этого великаго дви-
жения, без* сомнѣнія, заключается въ том*, что вчерашніе
угнетенные и сегодняшніе лобѣдители безстрастно отверну-
лись отъ попавших* в* ихъ руки сокровищ* и улучшенія
своей судьбы, лучшаго расиредѣленія богатства, благосостоя-
нія и счастья искали лишь въ строгом* проведеніи начал*
справедливости, въ научном* примѣненіи истинных* экономи-
ческих* законов*.
Еще раз*: здѣсь не было ни одной черты, похожей на то
смутное уваженіе, какое возставшій, но не сознающій цѣли
рабъ, вопреки себѣ, испытывает* къ своему господину, хотя
может* уже раздавить его пятой. Здѣсь сказывалась опыт-
ность, разум* совершеннолѣтняго народа, который знает*, чего
онъ хочет*, и как* осуществить свои желанія.
Къ тому же, ему предстояло так* много работы, этому
великому народу за эти два мѣсяца!
Прежде всего онъ должен* былъ обезпечить себѣ матері-
альную побѣду, чего онъ могъ достичь только съ оружіем* въ
руках*.
Онъ должен* былъ также мгновенно реорганизовать всю
внѣшнюю—политическую и соціальную—жизнь того міра, ко-
торый носит* имя Парижа и насчитывает* почти столько же
жителей, сколько иныя независимыя націи Европы.
В* этом* отношеніи я никогда не забуду того зрѣлища,
какое представлял* ІѴ-й округ*. О ІУ-мъ округѣ, я пишу
болѣе подробно, ибо видѣлъ его ближе и вмѣстѣ съ двумя
моими коллегами управлял* имъ в* эти бурные дни.
Сколько примѣров* энергіи, разумности, преданности!
Въ каждой мэріи при членах* Коммуны была образована
комиссія, которая называлась «муниципальной комиссіей» и
должна была управлять дѣлами совмѣстно съ членами Ком-
муны и под* ихъ отвѣтственностыо. Это было необходимо, и
без* этого механизма никто изъ насъ не смог* бы выполнить
ту подавляющую массу работы, которая на нем* лежала. Почти
во всѣх* округах* именно этим* комиссіямъ досталась самая
большая часть административной работы, и въ дѣйствитель-
ности именно онѣ завѣдывали муниципальными дѣлами.
Здѣсь было много безкорыстныхъ, честных*, усердных*
людей, и лишь нѣсколько ыевѣждъ, безумцев* или интриганов*.
Я буду говорить только о комиссіи ІѴ-го округа, — един-
ственной, за дѣятольностыо которой я постоянно наблюдал*.
Она состояла изъ двѣнадцати членов*. Pix* имена и лица
хорошо сохранились въ моей памяти. Эти двѣнадцать гра-
ждан* два мѣсяца, не щадя ни трудов*, ни времени остава-
лись там*, на передовом* посту, проводя всѣ дни въ мэріи,
проводя тут* же ночи — поочередно. Это были или простые
рабочіе или мелкіе торговцы, въ большинства случаев* не по-
лучившіе никакой подготовки къ совершенно новому для них*
ремеслу администратора. Они взялись за него съ изумитель-
ной рѣшимостыо и усердіемъ, съ из* ряда вон* выходящей
честностью. Они знали, что, выдвигая свои имена, какъ они
это дѣлали, они подписывали вмѣстѣ съ нами свой смертный
приговор*.
За ихъ непрерывную работу, мы предложили пять фран-
ков* въ день, и такая плата была принята без* возраженій.
Они согласились бы на меньшую. Они просили только хлѣба
для своих* семей.
И одпако, какъ я говорил* уже, многіе изъ этихъ людей
были торговцами и, продолжая свое дѣло, могли бы заработать
гораздо больше.

Даже т!, кто былъ простымъ рабочимъ, привыкли, безъ
сомнѣнія, къ болѣе высокой плат!, ибо они принадлежали къ
числу наиболѣе искусныхъ въ своемъ ремеслѣ. Что за нужда?
Кто думалъ о деньгахъ? Нельзя было отягощать кассу Ком-
муны. Прежде всего нужно было обезпечить національную
гвардію и значительное число нуждающихся. Далекіе отъ того,
чтобы просить денегъ, они скорѣе сами дали бы ихъ, если
бы имѣли *).
Еще одна подробность, прежде чѣмъ я разстанусь съ ними.
Разъ въ недѣлю, по вечерамъ, муниципальная комиссія
собиралась вмѣстѣ съ членами Коммуны, чтобы дать намъ
точный отчетъ объ исполненныхъ работахъ, сдѣлать докладъ
о положеніи различныхъ службъ въ округѣ, обсудить нужныя
реформы, предстоящія улучшенія.
Въ одно изъ такихъ засѣданій, члены комиссіи попросили
себѣ одну льготу—единственную, которую они когда-либо про-
сили. Эта льгота заключалась въ томъ, чтобы каждый изъ
нихъ, по очереди, имѣлъ суточный отпускъ.Свою просьбу они
подкрѣпляли слѣдующими соображеніями:
«Каждый изъ насъ, говорили они, принадлежите къ ба-
тальону округа, но гражданская должность освобождаете насъ
отъ военной службы. И вотъ, каждый, по очереди, сталъ бы
проводить эти двадцать четыре часа на аванпостахъ съ бата-
ліонами, участвующими въ бою въ этотъ день. Онъ могъ бы
ободрять ихъ, раздѣлять съ ними ихъ труды и опасности,
убѣждаться собственными глазами, имѣютъ ли еражающіеся
все необходимое, принимать ихъ жалобы, ихъ заявленія и
передавать членамъ Коммуны».
Признаюсь, такое предложеніе меня глубоко тронуло. Кромѣ
того, оно было превосходно со всѣхъ точекъ зрѣнія. Члены
Коммуны не могли правильно осуществлять этотъ надзоръ.
Тѣ изъ насъ, кто посѣщалъ передовыя линіи дѣлали это всегда
съ какимъ - нибудь спеціальнымъ порученіемъ, съ какой
нибудь опредѣленной цѣлью. Такимъ путемъ не могла дости-
гаться та цѣль, рѣзко отграниченная, практическая, полезная,
какую преслѣдовали члены муниципальной Комиссіи.
*) Съ тѣхъ поръ, какъ написаны эти строки, одинъ изъ
этихъ людей, Дюбакъ, еще совсѣмъ молодымъ, умеръ въ иа-
гнапіи, въ Лондонѣ. Мы не покидали другъ друга съ 4 сентября,
когда я впервые встрѣтилъ его въ мэріиГѴ' округа. Не стало вѣр-
наго слуги Революціи, а для меня ею смерть—утрата друга.
Ихъ предложеніе естественно было принято, и я не сом-
неваюсь, что оно дало бы очень хорошіе результаты, если-бы
было распространено на всѣ округа, упорядочено и раньше
приведено въ исполненіе.
Кромѣ муниципальной Комиссіи, при каждой мэріи были
учреждены еще «Совѣтъ Легіона» и «Главный НІтабъ Легіона».
О первомъ я ничего не скажу. Онъ находился въ рукахъ
ЦентральнаTM Комитета и доставлялъ много хлопотъ, созда-
валъ многочисленный затрудненія большинству моихъ товари-
щей въ другихъ округахъ. Этотъ Совѣтъ былъ источником!»
столкновеній изъ-за компетенціи, въ свою очередь много посно-
собствовавшихъ тому, чтобы парализовать оборону, лишить ее
единства, въ которомъ она нуждалась, безъ котораго грозила
стать безилодной и окончиться катастрофой. Чтобы быть
справедливыми я долженъ признать, однако, что въ IV округ!
у насъ было очень мало столкнозеній или борьбы съ нашимъ
Сов!томъ Легіона. И эти затрудненія, эта борьба завис!ли
скор!е отъ самого учрежденія, ч!мъ отъ воли его членовъ.
Бол!е частыя и бол!е т!сныя сеонгенія были у меня съ
Главнымъ ІІІтабомъ Лсгіона, гд!, въ качеств! помощника на-
чальника легіона, т. е . въ качеств! подполковника, служилъ
гражданинъ Гильета. На его личности я долженъ несколько
остановиться.
Это былъ рабочій, но рабочій-артистъ, одинъ изъ т!хъ
выдающихся, исключительно способныхъ рабочихъ, даже бол!е
артистовъ, ч!мъ рабочихъ, которые создаютъ славу и богат-
ство парижской промышленности. Онъ д!лалъ рисунки для
мебели. Когда получался заказъ отъ какого-нибудь иностран-
наTM короля или французскаго милліонера, Гильета составлял!»
проектъ салона, спальни, рабочаго кабинета или туалетной
комнаты и проч. Я видалъ сд!ланнке его рукой рисунки въ
краскахъ—настоящія чудеса вкуса и роскоши. Ему было
быть около 28 л!тъ. Молодой супругъ и отецъ двоихъ д!тей—
мальчика пяти л!тъ и д!вочки, едва начинавшей ходить, —
чистокровный парижанинъ, родившійся отъ н!сколькихъ ноко-
л!ній парижанъ, съ ранняго возраста предоставленный самому
себ!—онъ былъ бл!денъ и хрупокъ, какъ всякій добрый па-
рижанинъ, и страдалъ, мн! кажется, отъ грудной бол!зни,
подтачивавшей его силы. Я не встр!чалъ лучшаго мужа,
бол!е аккуратнаTM, трезваго челов!ка. Весь свой заработокъ
онъ приносилъ своей молодой семь!, несмотря на то, что его

возрастъ, темперамента, характер!» влекли его къ удо-
вольствіямъ. Онъ жилъ въ томъ же домѣ, гдѣ и я, этажемъ
выше, въ двухъ маленышхъ комнатахъ подъ самой крышей,
тѣсныхъ, безъ воздуха, въ которыхъ царилъ весь безпорядокъ,
свойственный артисту и парижскому рабочему. У меня завя-
зались съ нимъ дружескія отношенія *).
Въ тѣ времена, когда «Марсельеза» боролась про-
тивъ имперіи, я убѣдился уже въ его горячемъ оочувствіи
революціи, въ пылкости его революціонныхъ убѣжденій. Послѣ
18-го марта онъ вступилъ въ мэрію ІѴ-го округа и принялъ
дѣятельное участіе въ подготовкѣ выборовъ. Во время Ком-
муны онъ сталъ помощникомъ начальника легіона. Больной
и слабый, хотя и стройный, онъ въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ
оставался на службѣ по двадцать четыре часа въ сутки,
проводя ночи одѣтымъ, на тощѳмъ соломенномъ матрацѣ, бро-
шенномъ въ какой-нибудь уголъ его канцеляріи, лишь изрѣдка
видаясь съ женой, которая приходила къ нему въ мэрію на
нѣсколько минута. По первому зову онъ всегда былъ первымъ
на ногахъ, всегда на ходу, безъ жалости переутомлялъ себя,
садился на лошадь, чтобы вести батальоны округа къ ихъ
боевому посту, расточалъ свои силы, больше того—свою жизнь
съ безнримѣрной щедростью... Каждый день на его блѣдномъ
лицѣ я замѣчалъ слѣды разрушенія, производимая усталостью
и болѣзнью.
Мнѣ разсказывали, что въ послѣднюю недѣлю Коммуны
за одной баррикадой нашли его трупъ, проткнутый штыками.
Я приношу ему здѣсь эту нослѣднюю дань справедливости
и дружбы.
Пусть его сынъ, если онъ пережилъ отца, не забываетъ
свой долгъ передъ памятью этого великая гражданина, пав-
шая за лучшее будущее своихъ дѣтей.
Что касается начальниковъ батальоновъ, мы были менѣе
счастливы. Это была язва четвертая Легіона. Среди нихъ
оказались предатели. Между лрочимъ, двое въ иослѣднюю ми-
нуту исчезли и присоединились къ версальцамъ.
Чтобы сражаться подъ командой такихъ людей, коммуна-
рамъ нужно было обладать поистинѣ несокрушимымъ героиз-
момъ. Не разъ батальонамъ приходилось идти безъ своихъ
*) Газета, основанная въ декабрѣ 1869 г Рошфоромъ но сѳгла-
шенію съ парижскимъ Интернаціоналомъ.
Прим. редакціи.
командировъ, оставшихся подъ какимъ - нибудь предлоямъ
назади или покинувшихъ свои войска на передовыхъ пози-
ціяхъ. Такихъ командировъ арестовывали, судили военнымъ
судомъ и замѣняли другими, но и другіе оказывались не лучше.
Именно здѣсь Версаль пускалъ въ ходъ все свое искусство
разврата. Именно сюда посылалъ онъ орудовать своихъ аген-
товъ, и не разъ ему удавалось провести на эти посты своихъ
сообщниковъ.
Встрѣчалось, однако же, и много свѣтлыхъ исключеній. Во
всемъ Парижѣ многіе героически выполнили свой долгъ, и
среди офицеровъ четвертаго легіона было нѣсколько такихъ,
которые заслуживали бы быть упомянутыми отдѣльно. Изъ
нихъ я назову только одного—гражданина Арну, моего одно-
фамильца и, быть можетъ, родственника, ибо мы были земля-
ками. Это былъ лотарингецъ, человѣкъ испытанной храбрости,
шедшій въ огонь съ улыбкой на устахъ, умѣвшій говорить со
своими людьми и внушить имъ такое же довѣріе къ себѣ, какъ
и привязанность.
Онъ былъ убита во время вылазки.
Много болтали объ «оргіяхъ» Коммуны.
Я могъ бы привести не мало личныхъ примѣровъ относи-
тельно большинства членовъ собранія. Эти примѣры обра-
тили бы въ ничто всѣ гнусныя клеветы, распространявшіяся
огульно на счета всѣхъ, кто былъ во главѣ движенія.
Я ограничусь указаніемъ на нѣсколько общихт» фактовъ.
Хотя Коммуна въ большей своей части состояла изъ тру-
дящихся, людей бѣдныхъ—рабочихъ, литераторовъ, служащихъ,—
въ рагушѣ не было даже буфета, какой бываетъ во всѣхъ
собраніяхъ.
Былъ просто устроенъ общій столъ, гдѣ за плату мы
могли получать ѣду, когда у насъ не хватало времени схо-
дить домой, или дѣла удерживали насъ тамъ. Цѣны и блюда
были опредѣлены: 1 франкъ 50 сантимовъ—завтракъ, 2 франка—
обѣдъ. Въ счетъ входило полбутылки плохого обыкновенная
вина.
Словомъ—отвратительный ресторанный обѣдъ. Таковы были
оргіи Коммуны.
Нѣкоторые изъ ея членовъ, въ особенности, принадлежав-
шіе къ рабочему классу въ строямъ смыслѣ слова,—лишь съ
трудомъ рѣшались брать извозчиковъ, въ которыхъ нуждались
для своихъ поѣздокъ, и оплачивали ихъ изъ своихъ денеп»,

вмѣсто того, чтобы ставить въ счетъ общихъ издержек!.
Нужна была крайность, чтобы они согласились на это,—и то
не безъ угрызеній совѣсти. Я могъ бы привести нѣсколько
примѣровъ.
Я привожу всѣ эти подробности въ поученіе великимъ го-
сударственным! людямъ нашего времени.
Впрочемъ, я не хочу сказать, что никогда не было ника-
ких! излишеств!, никакихъ смѣшныхъ странностей. Я говорю
и утверждаю, что эти излишества и смѣшныя странности были
всегда совершенно индивидуальны, очень далеки отъ того,
чтобы являться общимъ правилом!. Въ общемъ, всего чаще
встрѣчались они у низшихъ агентов! Коммуны, не всегда под-
готовленных! къ своимъ новымъ обязанностям!.
Неожиданно занятое положеніе опьянило нѣкоторыхъ.
Эта болѣзнь въ особенности свирѣпствовала среди различ-
ных! штабовъ національной гвардіи. Одно время въ нихъ
наблюдалось поистинѣ безумное увлеченіе плюмажами и галу-
нами, заразившее даже нѣкоторыхъ членовъ Коммуны. Гене-
рал! Клюзерэ, сторонник! республиканской простоты и демо-
кратической суровости, обратилъ вниманіе на это злоупотре-
бленіе и отчасти прекратил! его.
Генералъ Клюзерэ тѣмъ болѣе имѣлъ на это право, что за
время, проведенное имъ въ министерствѣ, самъ онъ былъ
образцом! такой простоты. Этотъ генералъ, военный министр!
Коммуны, никогда не носилъ мундира. Въ пальто, въ мягкой
фетровой шляпѣ, съ тростью въ рукахъ первымъ вошелъ онъ
въ фортъ Исси, по ошибкѣ очищенный національной гвардіей,
и снова ввелъ туда Коммунаровъ.
Въ томъ же пальто, въ мягкой фетровой шляпѣ, съ тростыо
въ рукахъ послѣ вылазки 3-го апрѣля, съ хладнокровіемъ по-
истинѣ изумитѳльнымъ повелъ онъ подъ страшный огонь войска
Коммуны, которыя выбили версальцевъ изъ Аньера и въ свою
очередь заняли это мѣстечко.
Я не отрицаю злоупотребленій, которыя могли произойти,
которыя—неизбѣжны при подобных! обстоятельствах!. Только
я знаю навѣрное и настаиваю на томъ, что въ разгаръ рево-
люціи эти злоупотребленія были менѣе многочисленны и менѣе
важны, чѣмъ то, что происходить ежедневно при всѣхъ обыч-
ныхъ правительствах!, называются ли они конституціонной
монархіей, имперіей или версальской диктатурой. Я настаиваю
еще на томъ, что ни при какомъ правительств^ не бывало
стольких! примѣровъ простоты, преданности и безкорыстія, не
наблюдалось такого высокаго нравственнаго уровня, какъ за
эти два мѣсяца.
За то время, что я провелъ въ мэріи, среди многихъ не-
пріятностей и тягостнаго бѳзпокойства, у меня было нѣсколько
счастливых! минуть, о которыхъ я всегда буду вспоминать
съ радостью.
Если исполненіе нѣкоторыхъ декретов! Коммуны было
трудно или невозможно, или тяжело—за то были среди нихъ
и такіе, которые всякій честный человѣкъ, всякій добрый рес-
публиканец! и соціалистъ могъ принять только съ чувством!
глубокаго удовлетворенія.
Таковъ былъ, напримѣръ, декрета о «квартирной илатѣ»,—
несмотря на пробѣлы, которые я указалъ въ немъ въ свое
время.
Этотъ декретъ доставил! намъ много хлопотъ. Бѣдняки,
которые имъ пользовались,—а ихъ было много,—не смѣли вѣ
рить, что законъ дѣйствительно оказываетъ имъ покровитель-
ство, и лишь съ нерѣіпительностыо прибѣгали къ нему. Въ
то же время домовладѣльцы, привыкшіе видѣть всѣ привилегіи
на своей сторонѣ и всѣ обязанности—на сторонѣ нанимателей,
изъ долгой практики и пристрастности кодекса черпали убѣ-
ждѳніе, что интересы ихъ кошелька - безусловно святы и стоять
выше всѣхъ соображеній моральнаTM порядка и общественнаTM
блага. Исходя изъ этого убѣжденія, они противились примѣ-
ненію декрета и грозили своимъ непокорным! жильцамъ *).
Въ теченіе нѣсколькихъ недѣль намъ приходилось, поэтому,
играть роль мировыхъ судей, призывать стороны въ свое бюро,
объяснять имъ новый законъ и слѣдить за точнымъ его ис-
полненіемъ.
Я еще до сихъ поръ помню съ какимъ благодарным!
удивлѳніемъ узнавали бѣдняки, что это правда, что о нихъ
позаботились, что они впервые находятъ себѣ дѣйствитель-
ную поддержку у агентовъ власти. Право же, это удивленіо
являлось самой краснорѣчивой и самой жестокой сатирой,
какой только можно заклеймить прежній общественный строй,
*) Ихъ угрозы оказались не совсѣмъ напрасными. На 300.000
доносовъ, сдѣланныхъ въ полицію въ течѳніѳ нѣсколысихъ дней,
ислѣдъ за встушіеніемъ въ Парижъ версальцевъ, многіе, безъ
сомнѣнія, были местью нѣкоторыхъ домовладѣльцевъ жильцамъ,
воспользовавшимся при ігерѳѣздѣ дѳкретомъ Коммуны.

снова ставшій настоящим*. Бѣднякъ слишком* привык* встрѣ-
чать себѣ врага въ законѣ; он* пріобрѣлъ слишком* прочное
убѣжденіе, что въ своей борьбѣ против* привилегированных*
онъ будет* неправ*,—всегда неправ*; для него стало слишком*
обычным*, что над* ним* царят* без* пощады всемогущество
безсердечныхъ богачей и ихъ алчные аппетиты, — въ первый
момент* онъ не понимает*, что все это может* быть иначе.
Сколько раз* приходилось мнѣ вести разговоры вродѣ слѣ-
дующаго:
Какая то женщина хочет* говорить съ членом* Коммуны.
Она входит* робкая, смущенная, одѣтая въ лучшее свое платье,
часто въ траур*. Она ожидала, чтобы объясниться наединѣ.
—
Гражданин*, говорит* она,—правда ли, что я могу пе-
реѣхать и забрать свои вещи, не внеся просроченных* пла-
тежей за мою квартиру?
—
Совершенно вѣрно, гражданка. Развѣ вы не читали де-
крета Коммуны?
—
Питала, но боюсь, что я плохо поняла его.
—
у васъ есть средства заплатить эти деньги?
—
Откуда я возьму? Уже восемь мѣсяцевъ у меня нѣтъ
работы. Все это время мы жили на жалованье моего мужа,
гвардейца в* таком*-то батальонѣ (2 фр. 25 сант. въ день
для семейных*). На это нужно было кормить троих* дѣтей.
Все, что можно было заложить, уже—въ ломбардѣ.
(Иногда несчастная женщина оказывается вдовой: ея муж*
убит* на аванпостах*. Въ других* случаях* онъ—въ плѣну
или ранен*, что, впрочем*, не измѣняеть дѣла).
—
Кто ваш* домовладѣлецъ?
—
Такой-то.
(Здѣсь чаще всего называется имя какого-нибудь богатаго
банкира, торговца или предпринимателя, извѣстнаго въ квар-
тал'! своим* состояніемъ).
—
Итак*, гражданка, вам* остается только переѣхать,
когда вы захотите.
—
А у меня ничего не задержат*?
—
Ничего!
—
Я могу взять мою мебель, мое бѣлье, платье, платье
моихъ дѣтей, мою швейную машину и проч.?
—
Вы можете взять все.
—
Но домовладѣлецъ воспротивится этому. —
Онъ безжа-
лостен*. В* прошлом* году онъ наложил* арест* на имуще-
ство бѣдной женщины, муж* которой нѣсколько мѣсяцевъ про-
лежал* въ больницѣ.
—
Въ прошлом* году онъ могъ дѣлать то, что ему было
угодно! Закон* былъ на его сторон!. Теперь закон*—на сто-
рон! справедливости. Собственность бѣднаго так* же священна,
какъ и собственность богача. На каждаго должна падать его
часть общественных* бѣдствій. Ваша часть—это безработица,
зима без* топлива, цѣлые дни без* хлѣба, больныя дѣти, стра-
даю щія отъ недостатка нищи, разрушенное здоровье матери.
Для вашего домовладельца его часть—легкое уменыиеніе его
обычных* доходов*. Нравственность не допускает*,
чтобы
наиболѣе богатый обирал* наиболѣе бѣднаго, без* пристанища
выбрасывая его на мостовую, присвоивалъ весь продуктъ ва-
шего труда съ цѣлью избавиться от* минутнаго стѣсненія.
Если вы не платите ему за квартиру, его дом* у него остается,
и, слѣдовательно, его положенію не наносится ущерба. Если
онъ вздумает* противиться вашему отъѣзду, приходите въ мэ-
рію, вы найдете здѣсь необходимое содѣйстбіе.
Очень часто бѣдная женщина уходила со слезами на гла-
зах*, послѣ трогательных* выраженій своего удивленія и бла-
годарности.
Въ таких* случаях* мы пытались разъяснить ей, что она
не должна благодарить насъ, что она имѣет* дѣло не съ ми-
нутным* проявленіемъ человѣколюбія, не съ замаскированной
милостыней или благодѣяніемъ, словом* не съ произволом*,
что передъ ней одно изъ тысячи примѣненій новаго порядка,
возвращеніе къ нраву, справедливости, равенству.
В* такія и подобным минуты чувствовалось счастье, кото-
рое доставляется властью, дается возможностью протянуть
твердую и честную руку тѣмъ, кто страдает*,
возможностью
поднять тѣхъ, кого давят*, возможностью бросить луч* свѣта
въ тѣ глубокія бездны, гдѣ въ отчаяніи изнывают* обездо-
ленные, возможностью сказать имъ:
—
Братья, встаньте! Есть мѣсто и для васъ!
Эти минуты радости были единственной наградой для тѣхъ
убѣждѳнныхъ и безкорыстныхъ людей, которые жертвовали
своим* будущим* и своей жизнью ради исполненія долга, ко-
торых* разстрѣливали, какъ преступников*, которых* травят*,
какъ хищных* звѣрей.
Нужно отдать Коммун! ту справедливость, что за время
ея краткаго иравленія ни один* мужчина, ни одна женщина,

ни одинъ ребенокъ, ни одинъ старикъ не страдалъ отъ го-
лода и холода, не оставался безъ пристанища. И вмѣстѣ съ
тѣмъ ни одно правительство не было болѣе осторожно, болѣе
разсчетливо въ денежныхъ вопросахъ, чѣмъ Коммуна; вмѣстѣ
съ тѣмъ она не прикоснулась къ несмѣтнымъ богатствамъ,
находившимся въ Париж!.,
богатствамъ, принадлежавшим^
неумолимымъ врагамъ Парижа.
Никогда съ меньшими затратами не достигали большихъ
результатовъ.
Каждый им!лъ свою долю,—я хочу сказать ту долю, на
которую всякій челов!къ имѣѳтъ право, которая обезпечиваетъ
ему жизнь. Между т!мъ, въ настоящее время им!ется точный
счетъ расходовъ правительства Коммуны, и вс!хъ повергаетъ
въ изумленіе, когда они видятъ, съ какими слабыми сред-
ствами это правительство два м!сяца выдерживало ужас-
ную войну и избавило отъ голода каждый очагъ
громадной
массы народа, не работавшаго уже бол!е года.
Въ этомъ одйо изъ чудесъ истинной демократіи. Назна-
чивъ себ! плату простого работника, эти работники соціаль-
ной революціи, оставшіеся б!дняками, эти кровожадные дик-
таторы, за все время своей власти не пославшіе на эшафотъ
ни одной жертвы,—нашли способъ удовлетворить столькимъ
потребностямъ.
Народъ—пойми и запомни это!
Чтобы нарисовать картину Парижа и передать его жизнь
за эти два м!сяца, надо бы было обладать перомъ Виктора
Гюго и кистью геніальнаго художника.
Сколько потрясающихъ и возвышѳнныхъ сцѳнъ!
Передъ моими глазами встаютъ еще эти улицы Парижа
въ ихъ величественномъ спокойствіи или мощномъ оживленіи.
У воротъ великой столицы непрерывно раздается громъ
пушекъ и визгъ картечи. Ихъ мрачное эхо доносится до са-
маго сердца города. Днемъ и ночью слышится трескъ пере-
стрѣлки и глухой грохоте разрывающихся снарядовъ.
Бьетъ барабанъ,—это проходитъ мимо батальонъ, яаправляю-
іційся къ м!сту сраженія. Люди выглядятъ серьезными и со-
*) Кровавыя расправы начались лишь послѣ 23-го мая, а ио-
елѣднее засѣданіѳ Коммуны было 22-го. Въ слѣдующую недѣлю,
члены Коммуны, которымъ удавалось еще собираться, отдались
цѣликомъ битвѣ и не управляли болѣе.
средоточенными. Нѣтъ ужъ той веселости, съ какой встр!чали
смерть въ бою съ пруссаками. Тогда въ битву шли, какъ на
праздникъ, и не считали павшихъ. Н!сколькими людьми больше
или меньше—что за важность? Разв! Франція не предста-
вляете собою громадный питомникъ людей? Вм!сто одного вы-
бывшаго въ сраженіи найдется десять новыхъ! Т!, кто по-
гибъ, исполнили свой долгъ. Д!ло другихъ—замѣнить ихъ...
Такъ, по крайней м!р!, думалъ Парижъ.
Не то теперь. Строго опред!.іено число героевъ, которые
въ свой предсмертный часъ прив!тствуютъ тебя, Свобода! Ихъ
никто не заменяете. Ихъ пор!д!вшіе ряды такъ и остаются
иорѣд!вшими. Теперь это—не только умираютъ люди, это—гас-
нуть факелы. Съ каждымъ революціонеромъ, выбывающимъ
изъ строя, меркнете одинъ лучезарный очагъ революціи—и
онъ больше не согр!етъ челов!чество своимъ пламеяемъ, не
осв!титъ дорогу будущаго своимъ яркимъ сіяніемъ.
Кром! того, эти французы, идущіе на смерть, поглощены
мыслью, что ихъ пули будутъ пробивать сейчасъ тоже фран-
цузскія груди. Версальскіе изверги, преторіанцы генерала
Винуа съ хищной и мерзкой радостью безоружными убиваютъ
этихъ мучениковъ, но, несмотря ни на что, коммунары со-
храняютъ чувство жалости, чувства братства къ тѣмъ, въ
комъ видятъ еще своихъ братвевъ, сбитыхъ съ пути, сдав-
ленныхъ, порабощенныхъ, обезличенныхъ дисциплиной. Они
в!рятъ, что у этихъ д!тей народа, которые завтра снова
вернутся въ его ряды, подъ солдатскимъ мундиромъ, за р!д-
кими иеключеніями, живете еще неясный инстинкте той со-
лидарности, какая должна объединять вс!хъ несчастныхъ,
вс! безконечно малыя, отверженныя части ненавистнаго соці-
альнаго зданія, зав!шаннаго намъ варварствомъ и религіей.
Они нроклинаютъ, они ненавидятъ начальниковъ, офицеровъ.
Для т!хъ—н!тъ жалости, но остальные—стадо рабовъ....
Они не знаютъ, что эти солдаты—крестьяне, которые по-
кинули свои деревни, неся въ сердц! ненависть къ городскому
рабочему и прежде всего къ парижанину, этому «любителю
д!лежа».
Они не знаютъ, что этихъ людей систематически развра-
щаютъ въ казармахъ, пріучая ихъ къ унизительному пассив-
ному повиновенію.
Они не знаютъ, что, глядя на своихъ генераловъ, укра-
шенныхъ орденами за декабрьскія убійства, за разстрѣлы вт

Обенѣ или Рикамари, солдатъ смотритъ на гражданскую войну,
какъ на всякую другую, во время которой за нимъ больше
ухаживаютъ и даютъ тройную порцію водки.
Они не знаютъ, что эти войска Бонапарта не прощаютъ
Парижу его геройскаго сопротивленія пруссакамъ, не про-
щаютъ, что онъ затянулъ войну, продлившую ихъ труды, ихъ
опасности, ихъ заключеніе въ крѣпостяхъ побѣдоносной Гер-
маніи.
Это говорят! имъ ихъ офицеры, и это—все, что тупость
солдата, привитая къ невѣжѳству крестьянина, позволяет!
имъ понять. Удивительно ли, что ихъ охватывает! ярость,
если при возвращеніи, когда миръ подписан!, когда они ду-
мали покончить уже съ ночами, проведенными въ палаткахъ
или въ траншеяхъ подъ дождемъ картечи,—имъ
приходится
снова начинать кампанію? Удивительно ли, что у нихъ не
найдется пощады для этихъ неисправимых! парижанъ?
Вернемся, однако, къ батальонам! коммунаровъ, идущимъ
по улицамъ среди тревожной, сочувствующей имъ толпы. Во
главѣ,вслѣдъза начальником! батальона, ѣдущимъ верхомъ, идутъ
маркитантки, молодыя женщины. Сохраняющія свое кокетство
до самой смерти, обаятельныя въ своемъ красивом! военномъ
нарядѣ, съ боченкомъ водки на бедрѣ, съ ружьемъ на пере-
вязи, съ маленькой саблей на боку—выступают! онѣ рѣши-
•гельнымъ шагомъ. Улыбкой женской гордости сопровождают!
онѣ серьезность переживаемой драмы. Онѣ—подобны цвѣтамъ,
расцвѣтшимъ на могилѣ. Вы увидите сейчасъ, какъ на полѣ
сраженія съ безстрастнымъ спокойствіемъ бѣгутъ онѣ помочь
раненымъ, подбираютъ мертвыхъ или берутся за ружье и
стрѣляютъ, мстя за возлюбленнаго, мужа, брата, убитаго или
раненаго. Это—сестры милосердія революціи. Онѣ не вѣрятъ
въ чудеса, совершая сами чудеса самоотвержѳнія и героизма.
Полкъ останавливается передъ мэріей. Онъ пришелъ за
своимъ знаменемъ, краснымъ знамѳнемъ съ золотой бахромой,
съ фригійской шапкой наверху, съ номеромъ батальона на
перевязи. Посрединѣ его золотыми же буквами вышита над-
нись:
ПАРИЖСКАЯ КОММУНА.
Полкъ не захотѣлъ идти въ бой со старымъ трехцвѣтнымъ
знаменемъ, которое вчера валялось въ грязи Седана, а сегодня
омывается кровью народа. Отъ Бонапартов! оно досталось
Луи-Филиппу и недавно изъ рукъ Трошю замаранное, но цѣ-
лое перешло въ руки Тьера.
Люди образуют! каррѳ на площади. Офицеры и музыка
•становятся въ центрѣ. Члены Коммуны, опоясанные своими
шарфами, спускаются съ лѣстницы, неся знамя революціи.
Они ввѣряютъ его этимъ безстрашнымъ рукамъ, потемнѣв-
шимъ отъ работы, почернѣвшимъ отъ пороха. Въ нѣсколькихъ
•словахъ напоминаютъ они борцамъ о величіи дѣла, за которое
пролилось, проливается и прольется столько крови.
Они обходятъ ряды, выслушивая заявленія, обмѣниваясь
братскими рукопожатіями. Барабаны быотъ въ иоходъ, знамя
развертывается, единодушный кличъ:
Да здравствует! республика!
Да здравствуешь Коммуна!
вырывается изъ всѣхъ грудей. Для скольких! изъ этихъ гру-
дей недалека та минута, когда изъ нихъ вырвется уже лишь
послѣдній вздохъ! Музыка играетъ Марсельезу, и вотъ они
пускаются въ путь. Сѣдые старики, люди зрѣлаго возраста,
нолные энтузіазма юноши, смѣющіяся женщины—всѣ идутъ
къ тому концу города, гдѣ нависъ густой дымъ, прорѣзываемый
молніями, гдѣ громче раздаются безпрерывные смертоносные
взрывы.
Сколько разъ сжималось мое сердце, при видѣ того, какъ
•они удаляются! Сколько разъ слезы навертывались у меня на
глаза, когда я говорилъ имъ о побѣдѣ, которая заслужена ихъ
усиліями! Игра была начата, и слѣдовало доиграть ее до
конца, сдѣлать все человѣчески возможное, чтобы ее выиграть.
Побѣда, однако-же, становилась все болѣе и болѣе сомни-
тельной—и какія жестокія мученія доставляло это порой!
Почему это снова быотъ барабаны? Что это за новые ба-
тальоны выстраиваются тамъ, передъ ратушей?
Какъ не похожи они на первые!
Люди—блѣдны, утомлены. Ихъ платье покрыто пылью и
грязью. Знамя въ лохмотьяхъ повисло вдоль древка. На ли-
цахъ—суровое и печальное выраженіе, но незамѣтно унынія.
Они вышли изъ пекла!
Это—оставшіеся въ живыхъ!
Они вернулись къ Коммунѣ—показать ей, что совершили
они, поклясться снова дѣлать то же—до тѣхъ поръ, пока па-
дешь послѣдній борецъ. Въ награду себѣ они просятъ поста-
вить въ залѣ засѣданій это знамя съ зіяющими ранами, ихъ

знамя, которымъ они гордятся, предъ которымъ, при ихъ про-
ходѣ, толпа обнажаетъ головы, знамя, разодранное въ бою —
эмблему ихъ революционной знатности.
Коммуна прерываетъ засѣданіе, и всѣ мы спускаемся къ
этимъ апостоламъ соціальнаго евангелія. Задаютъ вопросы
офицерамъ.
—
Какъ велики ваши потери?
Увы! Цифра всегда оказывалась ужасной, и каждый разъ
какъ будто возрастала, ибо съ каждымъ днемъ борьба стано-
вилась все болѣе близкой и болѣе кровавой.—A тѣ, кто остался?
—
Они готовы снова идти въ бой. Нѣсколько дней отды-
ха, краткій перерывъ, чтобы обнять своихъ женъ, своихъ дѣ-
тей, своихъ престарѣлыхъ отцовъ,—и съ первымъ ударомъ ба-
рабана, вы ихъ увидите вновь.
Слышать, видѣть это—и быть побѣжденными!
Надо прибавить, что никто и не помышлялъ скрывать
число мертвыхъ, набрасывать покрывало на наши потери. Въ
этомъ отношеніи Коммуна поступала такъ, какъ не осмѣ-
ливалось поступать ни одно правительство. Это значитъ, что
несмотря на свои ошибки, несмотря на слишкомъ явную неспо-
собность нѣкоторыхъ ея членовъ—Коммуна въ извѣстномъ
смысл! была прямы мъ созданіемъ парижская народа и по-
стоянно чувствовала, что ея сердце бьется однимъ біеніемъ съ
сердцемъ великая города. Далекая отъ того, чтобы погребать
своихъ мертвецовъ ночью, тайкомъ, она устраивала печальные
кортежи при яркомъ дневномъ свѣтѣ по шумнымъ улицамъ
столицы. Съ пышностью, полной величія, отдавала она имъ
поолѣдній долгъ, являвшійся въ то же время высшимъ выра-
женіемъ протеста противъ варварской расточительности, съ
какой эти рыцари прошлая проливали блаяроднѣйшую кровь
Франціи.
Впрочемъ, говорить съ парижскимъ народомъ такимъ ге-
роическимъ языкомъ—значило хорошо знать ея. Видя эти
длинныя вереницы погребальныхъ катафалковъ, всякій другой
городъ, пришелъ бы въ уныніе, но здѣсь такое зрѣлиіце
только поднимало сердца на высоту задачи.
Въ теченіе двухъ мѣсяцевъ единственной жестокостью Ком-
муны было то, что. омочивъ въ собственной крови свои руки,
она поднимала ихъ къ небу, какъ бы беря вселенную въ сви-
дѣтели варварства своихъ враговъ и привлекая вниманіе исто-
ріи на контраста между этими врагами и народомъ, отданнымъ
на растерзаніе фуріямъ реакціи, но изъ всѣхъ правъ войны
пользующимся лишь однимъ: умирать, добиваясь справедливости
для всѣхъ.
Въ теченіе двухъ мѣсяцевъ Коммуна выставляла передъ тол-
пой трупы ея дѣтей и гордо говорила:
—
Сочти своихъ мучениковъ. Они исполнили свой долгъ,
подражай имъ!
И къ этимъ словамъ прислушивались, ихъ понимали. Всѣ
эти мужчины, которые снимали шляпы, всѣ эти женщины, скло-
нявшіяся передъ зрѣлищемъ смерти, не испытывали ни страха,
ни слабости. Отъ нихъ не скрывали опасности. Ее выста-
вляли во весь роста передъ ихъ взорами. Они знали, чег#
стоитъ борьба, и не отступали передъ ней.
При этомъ нельзя себѣ вообразить ничего болѣе безыскус-
ственная, болѣе краснорѣчиваго, чѣмъ обстановка похоронъ.
Для всѣхъ одинъ и тотъ же черный катафалкъ, съ длин-
ными полосами крепа на углахъ колесницы, безъ всякихъ
украшеній, кромѣ красныхъ знамеяъ. Во главѣ процессіи—ба-
рабаны, также задернутые крепомъ, отбивающіе черезъ пра-
вильные промежутки похоронную дробь. За ними музыка
Легіона, играющая марши. Нѣкоторые изъ этихъ маршей, на-
писанные капельмейстерами, отличались поистинѣ необык-
новенной выразительностью, представляли смѣсь рыданій и
стоической рѣшимости. Далѣе тянется рядъ катафалковъ, число
которыхъ доходить до двадцати или тридцати. Когда жатва
смерти бывала слишкомъ обильной, убитыхъ было слишкомъ
много,—болынія колесницы содержали до чегырехъ—шести
гробовъ, поставленных!» одинъ на другой. По сторонамъ ряды
національныхъ гвардейцевъ, иринадлежащихъ къ той же ротѣ,
съ ружьями опущенными дуломъ внизъ. За катафалками слѣ-
дуютъ вдовы, сироты, родители, нотомъ члены Коммуны, ири-
надлежаіціе къ округу или представители муяициналитетовъ,
офицеры всѣхъ чиновъ, не занятые въ этотъ день на аван-
иостахъ. Друзья, рабэчія доиутаціи и рота подъ ружьемъ за-
мыкаютъ шествіе.
Длинная процессія медленно движется среди сосредоточенн®
молчащей толпы, и эта толпа никогда не бываетъ равнодуш-
ной, хотя такое зрѣлище повторяется каждый день, даже то
нескольку разъ въ день во всѣхъ кварталахъ. Мѣсгомъ д ля
большинства погребеній служитъ кладбище Пэръ-Лашезъ, тглеъ
что приходится проходить черезъ площадь Бастиліи. Процрзсія

огибает* кругом* колонну Свободы. Всѣ снимают* шляпы. Ба-
рабаны бьют* въ поход*.
Это народ* пришел* сказать іюльскимъ борцам* 1830-го
года:
—
Вот* ваши сыны! Они боролись и умерли, как* вы, за
лучшее будущее своих* дѣтей. Теперь они идут* соединиться
с* вами. Они васъ достойны!
Затѣмъ длинная цѣпь направляется по улицѣ Рокеттъ, чрез*
Антѵанское предмѣстье.
Я сейчас* еще помню первое изъ таких* ногребеній въ
ІѴ-мъ округѣ.
Это было въ воскресенье. Ослѣпитѳльное солнце заливало*
город* своими весенними лучами, лаская душу и будя въ ней
жажду жизни. Разодѣтая по праздничному толпа наполняла
улицы, наводняла бульвары, въ особенности по направленію къ
Елисейскимъ полям*. Съ террасы Тюльери, съ илощади Со-
гласія ясно слышался шум* битвы, видно было, какъ синее,
смѣющееся небо прорѣзываютъ облака дыма. Это рвутся сна-
ряды, проносится картечь. Природа праздновала свой празд-
ник*. воздух* былъ напоен* ароматом* первых* листьев*.
Громадная толпа, в* которой преобладали женщины въ
весенних* туалетах*—юность и грація, залог* радостей и дол-
гаго будущаго, — смѣшиваясь съ цвѣтущими кустами, усы-
пала зеленый лужайки до самаго Дворца Промышленности
Выше черная линія иерерѣзывала Елисейскія поля. Это
ыла цѣиь иаціональных* гвардейцевъ, возвѣіцавшая, что
здѣсь начинается область смерти и безпощаднаго боя. Здѣсь
совсѣмъ близко тысячи людей, французов*,
с*
мрачной
яростью убивали друг* друга за то, что во Франціи нашелся
город*, не легшій покорно под* пяту Тьера, нашелся народ*,
который не смог* спасти отечество, но хотѣлъ теперь спасти
революцію и отказывался сдать свое оружіе, еще красное от*
нѣмецкой крови, измѣнникамъ, передавшимся на сторону нѣм-
цевъ, заговорщикам?., передавшимся на сторону монархіи.
Версальскія ядра падали въ нѣсколькихъ метрах* от*
цѣпи національныхъ гвардейцевъ. Вздымая облака пыли и
суля смерть всѣмъ этим* старикам*, женщинам* и дѣтямъ,
они отдавались въ сердцах* тысяч* безоружных* людей, как*,
похоронный звонъ, возвѣіцающій агонію дорогого существа. .
Въ весен и ій праздничный день ихъ пронзительный свистъ,
ихъ глухіе взрывы были единственными звуками, которые
раздавались над* этой яркой и нѣмой толпой.
Убитых*, которых* мы должны были хоронить в* этотъ
день, было трое. Это былъ. пролог* ужасной дѣйствительности,.
ожидавшей IV легіонъ. Трупы лежали въ пріемномъ нокоѣ
Елисейскихъ полей, помѣіцавшемся во Дворцѣ Промышленности.
Въ два часа процессія, образовавшаяся у главнаго входа, тро-
нулась въ путь, прочищая себѣ дорогу через* густую толпу
народа. Были только трое мертвых* и, слѣдовательно, три
катафалка, красныя знамена которых* отчетливо вырисовыва-
лись въ прозрачном* воздухѣ. Процессія двинулась по улицѣ
Риволи, миновала Тюльери, ратушу, іюльскую колонну и по
улицѣ Рокеттъ поднялась на кладбище Пэръ-Лашезъ, гдѣ были
приготовлены три могилы.
Пять членов* Коммуны отъ ІѴ-го округа ножелали сопро-
вождать эти первыя жертвы гражданской войны къ ихъ по-
слѣднему жилищу. Всюду по пути процессіи толпа ^ стояла
плотною стѣною и взволнованная и благоговѣйная обнажала
головы, привѣтствуя трех* безвѣстныхъ мучеников*,
имен*
которых* не сохранит* исторія.
Я видѣлъ женщин*, которыя украдкой утирали слезы. Это
были не ясенщины изъ народа—тѣ не плакали,—а юныя дамы
въ богатых* туалетах*. Ясно, что въ этотъ момент* Париж*
почти весь испытывал* неизмѣримое и глубокое негодованіе
против* святотатственных*
нападевій версальцевъ. По мѣрѣ
того, какъ мы подвигались къ народным* кварталам*, изъ
толпы стали вырываться крики гнѣва, клятвы мести.
Я и сейчас* вспоминаю фигуру одной старухи на улицѣ
Рокеттъ. Ея лицо, испещренное морщинами, было сурово. Всѣ
черты его дышали энергіей. Ея безпокойный взгляд*,
каза-
лось, искал* чего-то. Вдруг* онъ перестал* блуждать и на
чемъ-то остановился. Она замѣтила красные шарфы членов*
Коммуны. Выражеяіе лица измѣнилось: оно зажглось надеждой
и энтузіазмомъ, и, проходя мимо, я слышал*, какъ она про-
шептала:
—
Вот* они!
Въ это время ея взгляд*, почти нѣжный, был* устремлен?»
на насъ съ выраженіемъ какого-то материнскаго чувства.
Можно было подумать, что она нашла сыновей, давно потерян-
ных*, давно ожидаемых*, которых* она не надѣялась уже
увидѣть.

Въ этотъ моментъ мной овладѣло то же чувство, какое я
испытать уже во время провозглашенія Коммуны,—чувство
страшной отвѣтственности.
Со своей наивной, слѣной вѣрой эта женщина, очевидно,
вѣрила, что у насъ есть власть спасти революцію, и плохо бы
встрѣтила того, кто предсказать бы ей ближайшее будущее.
Вѣдвая женщина!
На всемъ нашемъ длинномъ пути нашелся только одинъ
человѣкъ, который не снялъ шляпы. Кто-то изъ національ-
ныхъ гвардейцевъ, сопровождавших! шествіе, тихо отдѣлился
и спокойным! движеніемъ руки бросилъ шляпу этого человѣка
въ канаву.
Я, какъ сейчасъ, вижу эти гробы, положенные братски
одинъ подлѣ другого въ широкой могилѣ, вижу друзей, род-
ныхъ, національныхъ гвардейцевъ, покрывающих! ихъ вѣн-
ками, осыпающихъ дождемъ иммортелей.
Эти мертвецы еще принадлежат! къ привилегированным!.!
Кто ихъ любитъ, знаетъ, гдѣ найти ихъ могилу. Они умерли,
вѣря въ побѣду.
Я опишу еще только одно погребеніе.
Хоронили какого-то артиллериста.
Здѣсь я присутствовал! одинъ. Когда я прибылъ на мѣсто
сбора, то увидѣлъ за гробомъ трехъ малютокъ (старшему было
лѣтъ десять), державшихся за руки, и вдову, еще молодую
женщину, которую съ трудомъ поддерживали окружающіе—
до того сломило ее отчаяніе. Она была слишкомъ слаба, чтобы
слѣдовать за процессіей пѣшкомъ, и я предложил! ей еѣсть
въ карету, которая привезла меня.
Это было въ половинѣ мая. Уже жестокая действительность
пооаженія становилось очевидной. Уже можно было предви-
деть, что всѣ эти человѣческія гекатомбы, затягиваюшія аго-
нію Парижа, окажутся безсильными спасти его. Уже я не
могъ больше слышать бой барабановъ, видеть нроходящіе бата-
ліоны безъ того, чтобы не спросить себя, что станется съ этими
людьми, безъ того чтобы меня не охватилъ ужасъ и огчаяніе
при мысли объ ожидающей ихъ участи. Уже можно было
предчувствовать, что смерть реетъ надъ всеми, въ чьемъ
сердцв живетъ революція.
Взволнованный всеми этими мыслями, я произнесъ на
могиле речь, которую можно передать такъ:
«До сихъ поръ, граждане, вы сражались за торжество идеи
«ради высокой цѣли освобожденія и прогресса. Теперь вы
«ближе узнали своихъ противников!. Вы знаете, что у нихъ
«нѣтъ сердца, что вы боретесь за самихъ себя, чтобы отстоять
•«отъ мстительных! ударовъ реакціи свою жизнь, жизнь своихъ
«женъ, своихъ дѣтей, своихъ старыхъ отцовъ.
«Не питайте иллюзій. Въ этой гигантской борьбѣ не только
«ваши вожди рискуют! своей головой. Если восторжествуют!
«наши враги—вы всѣ обречены на смерть. Когда я говорю:
«всѣ», поймите меня, какъ слѣдуетъ. Я говорю не только
«о тѣхъ, кто поднялъ оружіе, кто энергично взялся за борьбу.
«Нѣтъ! Версальцы ненавидятъ весь Парижъ, весь этоть народъ,
«который можно побѣдить, но нельзя убить нравственно, можно
«заковать въ цѣпи, но который и въ пораженіи, и подъ игомъ
«сохранит! свою свободную мысль, чувство презрѣнія и не
«нависти къ тѣмъ, кто гнетешь его. Для этого народа нѣтъ
«прощенія. Этому городу, являющемуся душой и тѣломъ но-
«вѣйшей революціи,—нѣтъ пощады. Васъ казнятъ всѣхъ безъ
«различія и казнять не только за то, что вы въ тотъ или
«иной моментъ сдѣлали, но за то, что вы способны сдѣлать,
«за ваши мысли. Васъ казнятъ всѣхъ безъ различія пола, воз-
«раста, чина, такъ какъ всѣхъ васъ одинаково боятся, такъ
«какъ во всѣхъ васъ одинаково чувствуют! неподкупных!
«судей, людей, не раздающихся со своими убѣжденіями,
«такъ какъ всѣ вы виновны тѣмъ, что мыслите, надѣетесь,
«желаете».
Шесть недѣль спустя, въ убѣжищѣ, гдѣ я укрывался отъ
розысков! полиціи, снова ставшей повелительницей Парижа,
человѣкъ, который спасъ меня отъ смерти своимъ гостепріим-
ствомъ, нередалъ мнѣ слова преемника Пьетри, жандарма
Валентина. На просьбу освободить одного парижанина, ые
иринимавшаго никакого участія въ событіяхъ и арестован-
наго по ошибкѣ, Валентин! отвѣтилъ:
«Одинъ тотъ фактъ. что онъ оставался въ Париже
во
время Коммуны является преступленіемг. Все—виновны, и,
если бы это зависело отъ меня,—все были бы казнены» *).
Жандармъ Валентина, былъ правъ.
Въ то время, какъ я говорилъ надъ могилой, я услыкалъ
позади себя чьи-то рыданія.
*) Я ручаюсь за буквальную точность этого отнѣта.

Когда я кончилъ, молодой человѣкъ съ лицомъ, залитымъ.
слезами, выступилъ впередъ и, поднявъ руку, произнесъ:
—
Клянусь отомстить за тебя!
Это былъ старшій братъ.
У меня нѣтъ намѣренія описывать поведеніе національ-
ныхъ гвардейцевъ въ огнѣ, предъ лицомъ врага. За все время
Коммуны я принималъ лишь очень косвенное участіе въ.
бояхъ, въ собственномъ смысл! слова,—гораздо меньшее участіе,
ч!мъ во время первой осады. Не мен!е серьезный и не мен!&
важныя обязанности удерживали меня внутри Парижа—или
въ Коммун!, или въ своемъ округ!. Поэтому, я хочу и
им!ю право говорить лишь о томъ, что происходило въ стѣ-
нахъ города. Другіе уже разсказали отчасти, что совершалось
за пределами его ограды.
Итакъ, я ограничусь лишь н!сколькими мелкими фактами,
которые мн! кажутся характерными.
Я говорилъ уже—и теперь никто не осм!лится отрицать
этого—что жизнь въ Париж! никогда не была такъ спо-
койна, въ смысл! вн!шней безопасности. Не было ни полиціи,
ни судебныхъ властей. Ни жандармовъ, ни судей! И не было
совершено ни одного преступленія! Кром! постовъ въ мэріяхъ,
въ различныхъ министерствахъ, въ ратуш!—не появлялось
никакой вооруженной силы ни на улицахъ, ни въ иредмѣсть-
яхъ, ни во вн!шнихъ кварталахъ. Но всякій гражданинъ
былъ вооруженъ, и вс! вм!ст! заботились о своемъ благ! и
о благ! каждаго.
Никогда также ни одно правительство не охранялось, я
думаю, такъ хорошо, какъ правительство Коммуны, им!вшее
своимъ м!стопребываніемъ ратушу. Зд!сь сосредоточилась вся
заботливость народа, и какое бы то ни было внезапное на-
падете было невозможно. Въ этомъ отношеніи я много разъ
могъ уб!диться, съ какой точностью, съ какой сознательностью
и исключительной добросов!стностыо ум!ла націонадьная
гвардія выполнять приказы, когда нонимала ихъ важность. Я
могъ уб!диться, съ какой неутомимой преданностью выносили
наши Коммунары всяческое утомлзніе—безъ единой жалобы,
не ослабляя ни на минуту самаго бдительнаго наблюдены.
Такъ какъ постоянно можно было опасаться заговора, из-
м!ны или нанаденія. то поел! десяти часовъ вечера не позво-
лялось ни входить въ ратушу, ни выходить изъ нея безъ па-
роля.
Безполезно было им!ть при себ! свой шарфъ члена Ком-
муны, безполезно было предъявлять свой пропускъ.
—
Всякій можетъ обзавестись такимъ шарфомъ и украсть
карту,—отв!чали вамъ часовые.
Мн! ни разу не пришлось уличить кого-либо изъ часо-
выхъ въ несоблюденіи этого правила, а между т!мъ батальоны,
стоявшіе на караул! м!нялись каждый день. Я особенно помню
одну ночь. Было холодно. Дождь лилъ, какъ изъ ведра, уже
несколько часовъ. Была погода, когда «хорошій хозяинъ собаки
не выгоните ». Улицы опустѣли. Не было видно ни одного
часового. Я думалъ, что успокоенные видомъ окрестностей
совершенно пустынныхъ и озябнувъ къ тому же, они ослабили
свою обычную бдительность, считая ее излишней. Было два
часа утра. Я вышелъ изъ Комитета общественнаго спасенія
и подвигался впередъ, не ожидая, что меня остановятъ. Ни-
чуть не бывало! Каждые десять шаговъ изъ двери дома изъ-
за поворота ст!ны, изъ-за выступа магазинной витрины—по-
являлась какая то т!нь, крича мн!: «Кто идете»? и требуя па-
роль. Вс! были на своемъ посту! Ни одинъ не спалъ! Наи-
лучше дисциплинированная армія не могла бы достичь такой
степени совершенства.
Охрана народа—охрана в!рная!
Еще одинъ факте—и я покончу съ этой стороной жизни
Парижа.
Была опять ночь. Приближалась катастрофа, отъ которой
насъ отдѣляла едва нед!ля. День выдался ужасный. Похороны
происходили по всему городу, бол!е многочисленный, чѣмъ
когда либо. Мы потеряли много людей. Батальоны, спускав-
шіеся съ аванпостовъ, приходили жестоко пор!д!вшими. Во
вс!хъ сердцахъ начинала исчезать надежда. Предоставленный
однимъ только своимъ силамъ, съ часу на часъ уменьшав-
шимся,—Парижъ вид!лъ, что наступаете посл!дняя критиче-
ская минута и боролся съ энергіей, съ р!шимостыо отчаянія.
Версальскія траншеи все приближались. Он! отстояли уже
не бол!е, какъ на н!сколько метровъ отъ нашихъ ст!нъ.
Огненное кольцо сжималось. Выстрѣлы все ясн!е и ясн!е до-
носились до самой середины города, и дуга, описываемая сна-
рядами, оканчивалась все ближе къ центру столицы, грозя
скоро поразить ее въ сердце.
Въ эту ночь я поздно вернулся домой и на несколько ми-
нуте бросился въ постель, не разд!ваясь. Я жилъ тогда на

углу улицы Риволи и площади Бастиліи. Сналъ я недолго.
Вдругъ какой-то неясный шумъ, доносившійся съ улицы, и
топотъ шаговъ многочисленной толпы внезапно разбудилъ
меня. Я вскочилъ съ постели, растворилъ окно и бросился на
балконт..
Былъ третій часъ утра. Ночь была чудная, небо—чисто
я усѣяно звѣздами. Передо мной, вдали видно было, какъ
бомбардируют, два форта надъ станціей Венсеннской желѣзной
дороги. Каждую секунду горизонта озарялся двумя или тремя
громадными искрами, затѣмъ столько же огненныхъ змѣй
прорѣзывали небо и падали въ формѣ шара въ двухъ
различныхъ точкахъ. Этотъ дождь огня указывал!» поло-
женіе фортовъ. Нѣсколько минута спустя стекла моего окна
звенѣли отъ выстрѣла, который раскатывался по улицамъ.
Повернувшись направо я увидѣлъ по направленію къ Елисей-
скимъ нолямъ, за Тюльери, другую часть горизонта еще болѣе
ужасную. Тамъ густой дымъ заволакивадъ синее небо. Искры
быстро слѣдовали одна за другой и сливались въ одно пламя,
которое постоянно озаряло сгущенную атмосферу. Съ ужасаю -
щимъ однообразіемъ непрерывно раздавался глухой трескъ
картечи, иногаа заглушаемый болѣе громкимъ выстрѣломъ.
Это дальнобойный орудія, которыми не пользовались против!
пруссаковъ, несли смерть въ сердце Парижа.
Можно было подумать, что въ одномъ концѣ города бу-
гауетъ страшный ураганъ, одинъ изъ тѣхъ смерчей, какіе лѣ-
томъ послѣ сильной жары проносятся по деревнямъ, сѣя на
своемъ пути разрушеніе и отчаяніе. Это дѣйствительно былъ
ураганъ съ дождемъ желѣза и керосина, смертоносный смерчъ,
вызванный представителями неумолим іго прошлаго противъ
будущаго, снова предавленнаго камнемъ, который оно пыта-
лось сбросить.
Въ этотъ вечеръ ко всѣмъ этимъ огнямъ, ко всѣмъ этимъ
залпамъ присоединялось зловѣщее зарево громаднаго пожара
на высотѣ нредмѣстья Онархэ, гдѣ пылалъ домъ, подож-
женный снарядами.
Я опустилъ глаза и сталъ смотрѣть внизъ. Мимо моего
дома проходили три батальона коммунаровъ. Они-то и выр-
вали меня изъ моего полузабытья.
—
За исключеніемъ этихъ
людей не было ни души на опустѣвшей улицѣ.
—
Они шли
къ Елисейскимъ иолямъ, направляясь, навѣрное, къ воротамъ
Нельи, и передъ ними во всемъ своемъ ужасающемъ блескѣ
вставалъ тотъ адъ, куда они сейчасъ должны были броситься.
Они могли напередъ прочитать свою участь, написанную на
кровавомъ небѣ гигантскими огненными буквами. Кругомъ —
никого, кто могъ бы ободрить ихъ хотя взглядомъ. Толпа не
сопровождала ихъ и не могла въ нихъ возбудить то самолю-
бивое чувство, которымъ подстрекается и поощряется храб-
рость. Они шли во имя долга—одинокіе, и въ эту ночь, пол-
ную мрачныхъ угрозъ и ужасовъ,—долгъ былъ ихъ единствен-
нымъ сиутникомъ, единственной поддержкой.
Я смотрѣлъ на нихъ.— Съ ранцемъ на спинѣ, съ перетя-
нутой у пояса шинелью, съ ружьемъ на плечѣ — они шли
твердые и рѣшительные, мѣрнымъ шагомъ, и слегка разетроен-
ными рядами, какъ бывает» это у войска, которое знаетъ, что
его не видятъ, и даетъ себѣ минуту сладкаго отдыха, нослѣд-
нюю минуту передъ боемъ, откуда многіе не вернутся.
.Люди шли съ пѣсней, которую напѣвали вполголоса, чтобы
не разбудить спящій, городъ. Это была пѣсня иолувоинствен-
ная, нолусатирическая, одна изъ тѣхъ народныхъ пѣсенъ,
какія Парижъ создаетъ каждый день, пѣсенъ, гдѣ сквозь гнѣвъ
проглядывает» добродушіе, гдѣ насмѣшка примѣшивается къ
угрозамъ.
Кто видѣлъ? Кто слышалъ ихъ?—Они просто показывали
себя такими, какими сдѣлала ихъ природа и глубокая убѣж-
денность. Некому было знать, что въ эту ночь нѣсколько сота
парижанъ шли на смерть—прекрасные, съ улыбкой на устахъ.
Пока они исчезли вдали, я не спускалъ съ нихъ глазъ, по-
томъ сталъ прислушиваться къ грохоту пушекъ и считать
огни выстрѣловъ.
Можно была бы написать цѣлую книгу о ГІарижѣ во время
Коммуны, книгу трогательную и утѣшающую, дающую кар-
тину душевваго величія, революціовнаго энтузіазма, наивности,
радостей, иллюзій этого народа. Онъ становится мрачньтмъ и
страшнымъ, лишь когда его убиваютъ, когда каждый бьется
позади окоиовъ, насьтпанныхъ изъ труповъ, бьется уже не
для того, чтобы спасти свою свободу или жизнь, но чтобы
отомстить за свою смерть и смерть близкихъ. Въ такія ми-
нуты, въ иослѣднихъ судорогахъ своей агоніи революція про-
стирает» вокругъ себя свои могучія руки, не управляемыя
болѣе разумомъ, и въ ту бездну, куда она проваливается,
увлекаетъ съ собой палачей и убійцъ, пьяныхъ ея кровью.
Тотъ, кто напишетъ такую книгу, полную слезъ и смѣха,

полную ярости и кротости,—тот* не только создаст* прекрасное,
вѣчное твореніе, но и совершит* благое дѣло. Для такой
книги нужно, чтобы автор* умѣлъ видѣть и чувствовать,
чтобы его сердце билось одним* біеньемъ съ сердцем* Па-
рижа, чтобы его дух* поднялся на безпримѣрную высоту
этихъ дней борьбы, надежды, самоотверженности и пораженія.
Я лично не буду останавливаться на этом* долѣе. Мнѣ
удалось видѣть все это лишь мельком*, урывками, на одну
минуту. Я испытал* нѣсколько впечатлѣній, одно или два
изъ них* я попытался занести здѣсь на бумагу. Теперь меня
зовут* другія обязанности.
Я не могу все же разстаться съ этой картиной Парижа,
не сказав* о манифестант франкъ-масоновъ.
На ряду съ провозглашеніемъ Коммуны съ внѣшней точки
зрѣнія это былъ самый прекрасный день всей революціи. Оиъ
явился так* сказать, эпилогами, подобно тому, какъ провозгла-
шеніе Коммуны было началом* драмы. .Эготъ день былъ какъ
бы послѣднимъ лучемъ солнца, который пробивается сквозь
тучи въ тотъ момент*, когда собравшись густой массой со
всѣхъ концов* горизонта, онѣ готовы слиться и окутать сво-
им* однообразным* саваном* замирающую природу.
Былъ полдень. Сіяющее солнце заливало Париж* потоками
своих* лучей. На площади Ратуши собрались десять тысяч*
франкъ-масоновъ со своими значками и знаменами, сверкающими
золотом*, серебром*, яркими шелковыми тканями. Въ обычное
время всѣ эти значки могли показаться дѣтскими и вызвать
непріятное чувство напоминаніем* о нравах* и обрядах* прош
лыхъ вѣковъ, но в* этотъ день они представляли внушитель-
ное зрѣлище и пришлись кстати, чтобы поразить воображеніе.
Въ первом* ряду стояли магистры — все сѣдые старики.
Во внутренній двор*, так* называемый двор* Людовика XIV,
вошла деііутація. Въ глубин! этого двора, покрытаго стеклян-
ной крышей, окруженнаго галереей, покоящейся на колоннах ь
изъ краснаго порфира—устроена двойная л!стница изъ б!лаго
мрамора съ золочеными перилами, образующая на верху пло-
щадку. На л!стниц! в* полном* состав! собрались члены
Коммуны со своими шарфами. Над* ними разв!валась гро-
мадное ярко-ыурпурное знамя.
Гражданин* Тирифокъ, челов!къ съ великой душой и бо-
гато одаренный, один* изъ самых* старых*, самых* д!ятедь-
яыхъ, самых* преданных* франкъ-масоновъ нашего времени—
взял* слово и заявил*,
что франкъ-масоны присоединяются
къ Коммун!, но, сл!дуя своему долгу, отправятся къ версаль-
скому правительству съ посл!дней попыткой остановить про-
литіе крови.
«Еслиэ та попытка,—прибавил* брат* Тирифокъ,—не будет*
им!ть усп!ха, если хоть одна пуля, один* снаряд* порвет*
•одно изъ наших* знамен* мира и братства, то вс! мы, при-
сутствующее зд!сь, клянемся отказаться на время отъ нашей
задачи распространенія мира и братства: мы вступим* в*
борьбу за право, возьмем* наши ружья и, одѣвши наши значки
масонов*, пойдем* въ огонь впереди батальонов* Коммуны.
Сегодня мы водрузим* наши знамена на окопах* всюду, гдѣ
свир!пствуетъ бомбардировка и пойдем* въ Версаль, чтобы
заставить его внять голосу челов!чнооти и разума.
Гражданин* Бела, старшій по возрасту член* Коммуны
и въ то же время старшій по возрасту среди парижских*
франкъ-масоновъ, въ н!сколькихъ прочувствованных* сло-
вах* отв!тилъ брату Тирифоку. Гражданин* Феликс* Піа
также взял* слово и сказал*,
что Коммуна хот!ла бы
идти въ бой вм!ст! съ франкъ-масонами въ полном* состав!,
но ее удерживают* иныя обязанности. Так* какъ ни один*
изъ членов* не желал* отказаться отъ этой опасной чести,
то было р!шено бросить жребій.
Феликс* Піа оказался среди тѣхъ, на кого пал* жребій и
выразил* свою радость по этому поводу.
Брат* Тирифокъ поднял* б!лое знамя, на котором* золо-
тыми буквами написаны были слова:
а Любите другъ друга\».
Гражданин* Белэ взял* это знамя отъ имени Коммуны,
а брат* Тирифокъ отъ имени франкъ-масоновъ принял* крас-
ное знамя народа.
Зат!мъ началось шествіе. За двумя стариками, братски
несшими б!лую хоругвь мира и красное знамя революціи,
выстроились десять тысяч* масонов* со знаменем* впереди
ложи. Пройдя через* взволнованную толпу при тысячекрат-
ных* криках*: «Да здравствует* Коммуна!», грандіозная про-
цесса поднялась по улиц! Риволи, отдала честь іюльской ко-
лонн!, а зат!мъ по бульварам* и нредм!стыо Онорэ отправи-
лась на укр!пленія, гд! братья, в!рные об!щанію, водрузили
свои мирныя знамена передъ глазами изумленнаго непріятеля.
Депутація была въ Версал!. Брат* Тирифокъ вид!лъ

Тьера, говорилъ съ нимъ. Но Тьеръ, этотъ старикъ, стояв-
шій уже одной ногой въ могилѣ, показалъ себя безжалостными
Его не тронулъ видъ этого другого старика. Эти сѣдины не-
напомнили ему, что когти смерти, которую въ своихъ рукахъ
онъ занесъ надъ головой цѣлаго народа, уже касаются его
черепа.
Безетрастно отвѣтилъ онъ, что Парижъ долженъ сдаться
безъ всякихъ условій, и что преступники будутъ наказаны.
Этотъ день былъ послѣднимъ днемъ надежды и иллюзій
Парижа.
Громадная ітроцессія франкъ-масоновъ состояла изъ лю-
дей мирныхъ, уважаемыхъ, признаваемых! честными всѣми,
состояла изъ торговцев!, людей съ положеніемъ, которыхъ
нельзя было оклеветать, какъ массу народа, обвинить въ
низкихъ вожделѣніяхъ, въ отвратительных! страстяхъ. Глядя
на эту процессію, Парижъ подумалъ на минуту, не поколеблется
ли Версаль, не пойметъ ли онъ, что имѣетъ дѣло не съ воз-
станіемъ, а съ великой настоящей революціей.
Я объяснял! уже, что это обстоятельство имѣло мало зна-
чен ія для Версаля и могло только еще больше озлобить его
противъ парижанъ.
Парижъ думалъ также, что внушительная манифестація
франкъ-масоновъ подѣйствуетъ на провинцію, откроетъ ей
глаза, думалъ, что франкъ-масоны цѣлой Франціи поднимутся
всѣ и сдѣлаютъ подобныя же попытки или начнутъ агитацію
среди населенія болынихъ городовъ.
Ничего этого не было, да и не могло быть.
Уже давно франкъ-масонство стало только тѣнью, жило
только своимъ прошлымъ. Оно обратилось въ воспоминаніе и
ничего больше. Поступить въ масонскую ложу стало также
просто, какъ быть принятым! въ чьемъ-нибудь домѣ, и по-
стунленіе туда не представляло бблыней важности или зпаче-
нія, чѣмъ пребываніе въ какой-нибудь гостиной. Политической
солидарности не существовало болѣе между членами ложъ.
Были франкъ-масоны и среди офицеровъ, командовавших!
стрѣльбой по масонскимъ знаменамъ.
Присоединеніе франкъ-масоновъ къ Ксммунѣ было ихъ по-
слѣднимъ жизненным! актомъ. День, въ который они за-
хотѣли дѣйствовать, показалъ ихъ безсиліе. День, въ который
они захотѣли жить, показалъ, что ихъ нѣтъ болѣе.
Не будемъ ихъ оплакивать!
Они умерли хорошей смертью—умерли на рукахъ народа.
Свой послѣдній вздохъ они испустили вмѣстѣ съ Пари-
жем!, и конечный моментъ ихъ агоніи совпалъ со стономъ
революціи, падающей и снова подымающейся.
Франкмасонства
нѣтъ больше, но народъ,, могучихъ
объятій которагс оно искала, живетъ вѣчно. Идея, провозгла-
шавшаяся франкмасонами въ эту торжественную минуту,
безсмертна. Она можетъ помочь лучшему уясненію значенія
Коммуны. И если кто захочетъ однимъ взмахомъ кисти обри-
совать внутреннюю сущность и объемъ революціи 18-го марта,
опредѣлить дѣйствительный характер! коммунальнаTM движе-
нія, ему достаточно будетъ указать на эти два знамени —
красное знамя народа и бѣлоо знамя франк-масоновъ — съ
надписью на одномъ:
«Нѣтъ правъ безъ обязанностей,»
«Нѣтъ обязанностей безъ правъіъ
Съ надписью на другомъ:
«Любите друіъ друга!»
Яркимъ памятником! въ движеніи Коммуны останется
картина того, какъ эти знамена шли виѣстѣ на встрѣчу вер-
сальскимъ бомбамъ и вмѣстѣ были разорваны и растоптаны
нобѣдоносной реакціей.
XVI.
Послѣднее засѣдапіе Коммуны. — Краткій обзоръ.
Въ воскресенье, 21-го мая, состоялось послѣднеѳ засѣ-
даніе Коммуны, которая собрала'сь, чтобы судить генерала
Клюзерэ. Онъ былъ арестован! уже давно, по только теперь
добился, чтобы ему были предъявлены выставленный противъ
него обвнненія.
На этомъ засѣданіи присутствовали всѣ члены мень-
шинства, согласно своему обѣщанію, ибо собраніе засѣдало въ
качествѣ верховнаTM суда, призваннаго рѣшить участь одного
изъ нашихъ товарищей.
Въ началѣ засѣданія я поиросилъ слова и заявилъ отъ
своего имени и отъ имени Жерардсва и Клеманоа, что пови-'
19

нуясь рѣшенію нашихъ избирателей, собравшихся наканунѣ
въ Лирическомъ театрѣ, получивъ отъ нихъ одобреніе той
политики, какой придерживались мы до сихъ поръ —мы трое
возвращаемся и отнынѣ будемъ принимать участіе въ рабо-
тахъ собранія.
Былъ введенъ генералъ Клюзерэ.
Излишне говорить, что выдвинутая противъ него оовине-
нія не выдержали и минутнаго разбора, и онъ легко опро-
верг ихъ всѣ, одно за другимъ. Прибавлю, что онъ сдѣлалъ
это съ большой сдержанностью и достоинством!», не выказы-
валъ горечи, ограничившись указаніями па то, какъ со вре-
мени его ареста военныя оиераціи принимали все худшій и
худшій обороте. Къ несчастію его критика была лишь слиш-
комъ справедливой.
Въ этотъ моменте—было около четырехъ часовъ—въ залу
вошелъ гражданинъ Билліорэ, членъ «Комитета обществен-
наTM спасенія», и потребовалъ слова внѣ очереди, чтобы сдѣ-
лать сообщеніе.
w
.
„
Затѣмъ онъ прочелъ депешу героя Домбровскаго, который
извѣщалъ, что версальцы только что проникли въ Парижъ,
пройдя черезъ брешь въ воротахъ Сен-Клу, и что онъ отсту-
паете на вторыя оборонительныя позиціи.
Глубокое молчаніе воцарилось въ залѣ вслѣдъ за этимъ
чтеніемъ.
Ни одного слова, ни одного движенія,—не раздалось даже
шепота...
т,
ляѵт
Предсѣдательствовавшій въ этотъ день Валлесъ, отъ при-
роды обладающій чувствомъ великаго, выждалъ около минуты,
a затѣмъ спокойно, какъ будто ничего не случилось, роьнымъ
голосомъ, съ жестомъ полнымъ достоинства произнесъ слѣдую-
щія слова:
.
,
—
Комитетъ общественнаго спасенія не имѣетъ сдйлать
намъ другихъ сообщеній?-Въ такомъ случаѣ слово принадле-
жите гражданину N, который выразилъ желаніо говорить.
Все это произошло такъ быстро и съ такой простотой,
что рядомъ со мной одинъ изъ нашихъ товарищей, задремав-
шійнослѣнѣсколышхъ безеонныхъ ночей, даже не проснулся и
узналъ о вступленіи версальцевъ только отъ меня, когда мы вы-
ходили послѣ засѣданія.
Коммунѣ не пришлось засѣдать болѣе, и, благодаря при-
сутствію духа у Валлеса и тону, которымъ онъ произнесъ
только что приведенный мной слова, она приняла вѣсть опо-
стигшемъ ее бѣдствіи гордо, съ наружнымъ спокойствіемъ, съ
оттѣнкомъ презрѣнія *).
Это былъ конецъ. —Коммуна умерла.
Въ слѣдующіе дни она не дѣйствовала, какъ политиче-
ская власть. Слово опять принадлежало только народу и тѣмъ
немногимъ личностямъ, которыя, благодаря собственной силѣ,
остаются на поверхности въ самыя ужасныя бури. Члены
собранія, разсѣянные, переходнике отъ одной баррикады къ
другой, взятые въ плѣпъ или отрѣзанные другъ отъ друга
версальскими войсками,—отвѣчали уже лишь за свои личныя
дѣйствія, поскольку обстоятельства позволяли имъ что-либо
сдѣлать.
Можно утверждать поэтому, что, какъ солидарная, орга-
низованно дѣйствующая группа, Коммуна прекратила свое
существованіе съ вечера воскресенья, 21-го мая.
Здѣсь своевременно будетъ бросить послѣдній взглядъ на-
задъ и обрисовать въ нѣсколькихь словахъ общую дѣятель-
ность и значеніе этого перваго представительнаTM собранія
соціальной революціи.
Какъ я говорилъ уже во многихъ мѣстахъ, Коммуна со-
вершила не мало крупныхъ ошибокъ. Не буду къ нимъ воз-
вращаться.
—
Взятой въ цѣломъ, Коымунѣ въ особенности не
хватало истиннаго политическаго смысла. Причины этого я
также объяснялъ.
Я говорилъ, какъ нѣкоторымн своими голосованіями, не-
продуманными, но при подобныхъ обстоятельствахъ, безъ сомнѣ-
нія, неизбѣжными, Коммуна съ самаго начала' сошла съ того
пути, какой никогда не должна была покидать, и слишкомъ
часто искала выхода въ историчѳскихъ воспоминаніяхъ, ко-
торыя ни въ чемъ не могли содѣйствовать ея спасенію и въ
очень многомъ содѣйствовали ея гибели.
*) Вслѣдствіе учрѳжденія Комитета общественнаго спасенія,
собраніе не думало, что при данныхъ обстоятельствахъ ему слѣ-
довало сдѣлать что-либо иное. Именно Комитету, созданному для
того, чтобы отражать подобный опасности, и снабженному неограни-
ченной властью,—надлежало дѣйствовать или потребовать отъ насъ
мѣръ, какія онъ считалъ необходимыми. Комитетъ заявилъ, что
онъ въ силахъ выполнить свою задачу. Собраніе совершило круп-
ный нромахъ, довѣрившись его утворжденію. Впрочемъ, поступая
такимъ образомъ, большинство послѣдовательно применяло своп
принципы и свою политику.

Со всѣмъ безпристрастіемъ, на какое я способенъ, я по-
казалъ, какія разногласія раздѣляли большинство и меньшин-
ство, и какой порядокъ идей служилъ источникомъ этихъ
разногласій. Я показалъ, какъ меньшинство ни единаго раза
не могло обезпечить торжество своимъ идеямъ, но, тѣмъ не
менѣе, осталось вѣрнымъ революціи и служило ей до
конца, не переставая сожалѣть о болыпинствѣ средствъ, без-
иолезныхъ или опасныхъ, которыя примѣнялись для достиже-
вія побѣды революціи.
Еще менѣе скрывалъ я тѣ, поистинѣ, исключительный
трудности, среди которыхъ боролась Коммуна, которыя дѣлали
ея матеріальное паденіе не далекимъ, быть можогь, неизбѣжньшъ
даже въ томъ случаѣ—вещь невозможная, — если бы она не
совершила ни одной ошибки.
Мнѣ остается теперь, не входя въ подробности, обрисо-
вать дѣятельность Коммуны въ цѣломъ, выдвинуть иередъ
читателемъ тотъ результатъ, неуловимый, но, тѣмъ не менѣе,
положительный, который сгонтъ выше личностей и ихъ оши-
бокъ и выясняется все лучше и лучше, по мѣрѣ того, какъ
мы удаляемся отъ событій.— Въ концѣ концовъ, только этотъ
результатъ и заслуживает, вниманія, ибо въ немъ одяомъ за-
ключается истппа.
Я забываю людей. Ихъ не существуетъ болѣе. — Я не знаю,
было ли меньшинство и большинство.—Я обращаюсь къ Ком-
мунѣ—существу моральному и политическому, вонлоіценію ве-
ликаго народнаго движенія. Я обозрѣваю ея дѣйствія, ея жела-
нія, оставленный ею за собой слѣдъ, который освобожденъ,
наконецъ, отъ пыли, поднятой борьбой.
—
И вотъ картина,
встающая передъ моими глазами.
Коммуна любила народъ—любовью глубокой, полной, безо
всякихъ примѣсей. Вся цѣликомъ принадлежала она ему — и
мыслью, и дѣломъ, безъ ограниченія, безъ оглядки. Она сли-
валась съ нимъ, думая только о немъ, рѣшительно разрывая
со старымъ обществомъ, постоянно имѣя передъ глазами одинъ
все поглощающій—если не всегда достаточно ясный—образъ
новаго общества, гдѣ не должна существовать ни одна изъ
привилегій, чтимыхъ современнымъ строемъ, ни одна изъ
освященныхъ имъ несправедливостей.
Съ этой стороны ея идеалъ всегда оставался чистымъ и
мощнымъ. Если не всегда она умѣла согласовать свои дѣй-
етвія со своими намѣреніями; если не всегда она умѣла въ
интересахъ соціалистической революціи создать истинно co-
pia диетическую политику; если порой она впадала въ старыя
заблужденія буржуазной самодержавной политики; если порой,
будучи врагомъ власти и централизаціи, она становилась
жертвой увлеченія властью и для возведенія здаеія бѵдущаго
заимствовала средства у того, что хотѣла разрушить—если и
случилось такъ, то все это гораздо меньше зависѣло отъ ме-
лочныхъ расчетовъ или даже отъ неустойчивости въ великихъ,
непреложныхъ принципахъ современной революціонной истины,
чѣмъ отъ неопытности, проистекавшей изъ логическихъ оши-
бокъ или застарѣлыхъ привычекъ мысли.
Не будемъ никогда забывать, въ самомъ дѣлѣ, что люди,
грезящіе о будущемъ обществѣ и стремящіеся заложить его
основы, родились и выросли пъ обществѣ современному что
традиціи этого общества, его примѣры, его воспитаніе въ
каждомъ изъ насъ пустили корни, которые трудно вырвать
полностью.
Не будемъ забывать, что въ каждомъ изъ насъ живетъ
два человѣка. Одинъ изъ нихъ—это человѣкъ прошлаго, про-
дукта многихъ поколѣній, передавшихъ ему со своей кровью
тысячи предрасположеній, оставившихъ его мозгу тысячи обо-
ротовъ мысли, противъ которыхъ онъ долженъ бороться съ
непрестанной энергіей. Иначе онъ увидитъ, какъ своеобраз-
ная, лично ему свойственная часть его понятій будетъ затоп-
лена, уничтожена той частью, которую онъ унаслѣдовалъ отъ
своихъ предковъ, своей расы, пріобрѣлъ въ той средѣ, гдѣ
ему пришлось развиться.
Въ настоящій моментъ каждый изъ насъ иредставляетъ
собою двуликаго Януса, одно лицо котораго обращено къ
прошлому, другое—къ будущему. И часто случается, что, глядя
на будущее, мы продолжаемъ идти по направлевію къ прош-
лому, не замѣчая своей ошибки, отвергая своими искренними
дѣйствіями идеалъ, къ которому стремимся, и воображая, что
мы его достигаемъ.
И все-таки среди этихъ неизбѣжныхъ треній Коммуна въ
общемъ провозгласила и примѣнила на практик'! нѣкоторые
изъ великихъ принциповъ, единственно способныхъ спасти
современные народы и окончательно вырвать насъ изъ оковъ
прошлаго.
Какъ я уже сказалъ, Коммуна убѣжденно любила народъ.
Во многихъ отношеніяхъ это было даже, быть можетъ, един-

ственное собраиіе въ мірѣ. Никогда ни у одного йзъ его чле-
нов* не явилось чувства недовѣрія или боязни по отношенио
къ народу. Никогда никому не пришло на мысль отталкивать
народ*, слѣдить за ним*, сдерживать его. Всякое предложеніе
на том* только основаніи, что его считали угодным* народу,
отвѣчающимъ его желаніямъ, его волѣ, выслушивалось там*
съ уваженіемъ, принималось съ радостью, и собрате безпре-
станно освѣдомлялось о том*, что говорил*, о чем* думал*,
чего требовал* этотъ народ*. Никогда, ни на одну минуту, ни
один* изъ членов* собранія не считал* себя стоящим* выше
своих* избирателей, свободным* по отношепію къ ним* или
обладающим* властью, правом*, которое бы не исходило отъ
них*, не было бы примѣненіемъ ихъ власти, торжеством* их*
права. Здѣсь ни один* представитель народа не забывал*,
что ou* вышел* изъ народа и вернется снова въ его ряды,
что онъ плоть отъ плоти его и кость от* кости его, и в*
этом* убѣждеыіи всѣ члены Коммуны видѣли свою славу и въ
то же время свой безусловный долг*.
Это не озарило каждаго ни политическим* смыслом*, ни
ясным* пониманіемъ того, что лучше всего дѣлать при дан-
ных* обстоятельствах*, но уже это одно являлось громадной,
чрезвычайно громадной революціей, чѣмъ-то новым* на исто-
рической сценѣ.
„
Въ этих* вопросах* мы не расходились. Въ Коммун* не
было ни буржуа, ни рабочих*, въ ней были представители
народа, которые существовали и хотѣли существовать лишь
волей народа.
„_
„
Это было примѣненіе императивнаго мандата, достойное и
полное осуществлено великаго принципа, во имя котораго
законодатель должен* быть подчинен* гражданину, власть —
подчинена обществу. Это было преобразованіе государства, и
государство становилось простым* служебным* органом* на-
рода, обязанным* наблюдать за тѣмъ, чтобы уважались его
желанія, удовлетворялись его требованія, исполнялась его
во пя
' Съ другой стороны, Парижская Коммуна никогда не ста-
вила себя на мѣсто правительства. Господствуя над* Пари-
жем*, она и не думала управлять Франціей и, въ случаѣ
своей побѣды, не стала бы предъявлять никаких* притязаній
в* этом* направленіи. Однако же, она имѣла бы на это столько
же прав*, сколько любое изъ тѣхъ револющонныхъ прави-
тельствъ, которыя на протяженіи восьмидесяти лѣтъ, водво-
рившись в* ратушѣ, без* возраженій присвоивали себѣ упра-
влевіе всей Франціей.
Пусть многіе из* членов* Коммуны были неизвѣстными и
заслуживали остаться такими, но громадное число ея членов*
обладало ренутаціей и извѣстностыо болѣе, чѣмъ достаточными.
Можно спросить себя: развѣ, даже с* этой узкой точки зрѣ-
нія, такіе люди, какъ Делеклюзъ, Феликс* Ilia, Гамбонъ,
Тридонъ, Лефрансэ, .Жюль Валлесъ и другіе, бывшіе, за исклю-
ченіемъ двухъ послѣднихъ, депутатами, избранными націей за
нѣсколько дпей перед* тѣмъ, — развѣ они не,стоили этихъ
.Жюлей Фавровъ, Жюлей Симонов* и Пикаровъ, которые
шестью мѣсяцами раньше захватили власть и отправили въ
провинцію, чтобы организовать республику и націоналыіѵю
оборону, выживших* изъ ума стариков* вродѣ Глэ-Бизуэна или
реакціонныхъ посредственностей вродѣ адмирала Фуришана?
И все-таки, вѣрная своему происхожденію и своим* прин-
ципам*, Коммупа никогда не переставала взывать къ Франціи:
«Будь свободной! Подражай нам*! Поступай, какъ мы!
Какъ и мы, порви съ прошлым*, съ рутиной сильной и цен-
трализующей власти! Устрани посредников*, верни себѣ упра-
вленіе своими дѣлами! Мы не накладываем* на тебя руку: мы
зовем* тебя только бороться рядом* с* нами за твои собствен-
ные интересы, бороться против* общаго врага!»
Это был*, без* сомнѣнія, новый примѣръ въ исторіи фран-
цузской революціи. Онъ не имѣлъ себѣ предшественников*,
но найдет* подражателей. Это являлось прямой противополож-
ностью тому, что происходило всегда, и это обозначало новый
этап* въ поолѣдовательномъ развитіи человѣческихъ понятій.
Кромѣ того, Коммуна съ рѣшимостью занесла руку на двѣ
опоры стараго зданія: армгю и духовенство.
Она провозгласила и декретировала совершенное увичто-
женіе постоянных* армій, полное отдѣлевіе отъ государства
церкви, которая впредь не должна существовать, какъ офи-
ціальная организація и может* служить лишь частному удо-
влетворенію потребностей личной вѣры, за страх* и риск*
личности.
Коммуна установила принцип* уничтоженія постоянной
арміи, замѣняемой вооруженіемъ народа, и без* оговорок* до-
варила охрану города и защиту національной территоріи са-

мимъ гражданам!», безъ различія, безъ исключенія, точно такъ же,
какъ заявила она религіи, представленной разными церквами:
—
Государство не знаетъ тебя. Вѣра — дѣло совѣсти.
Устраивайся съ совѣстыо людей и впредь не загромождай со-
бой общества.
Какъ я уже говорилъ въ другомъ мѣстѣ, Коммуна не су-
мѣла съ такой твердостью поступить въ области суда и поли-
ціи.. Но это упущеніе зависѣло, въ дѣйствительности, вовсе не
отъ колебанія въ выборѣ соотвѣтствующихъ принциповъ. Со-
ображенія своевременности,—въ особенности по отношенію къ
полииіи,—нѣкоторыя личныя вліянія, множество другихъ за-
бота— помѣшали ей высказаться по этимъ двумъ вопросамъ.
Первый изъ нихъ, безъ сомнѣнія, былъ бы рѣшенъ едино-
гласно.—Вообще, это—иробѣлъ заслуживающій сожалѣнія.
Коммуна рѣшителыю подняла соціалистическое знамя и была
первой, правильно установленной и до извѣстной степени по-
слѣдовательно дѣйствовавшей властью, которая безъ оговорокъ
оперлась на соціалистическіе принципы, заявивъ, что она при-
шла совершить не только дѣло политической свободы, но больше
всего и прежде всего дѣло соціальнаго обновленія. Въ этомъ
отношеиіи Коммуна также ітредставляетъ собою новый этапъ
и новый въ особенности тѣмъ, что, далеко не беря на себя
задачи организовать путемъ власти гражданское равенство и
декретировать соціальную революцію,—она въ общемъ сумѣла
остаться на правильной почвѣ, призвавъ трудящіеся классы
самостоятельно и непосредственно удовлетворить свои инте-
ресы и подъ собственной отвѣтственностыо разработать вопросъ
объ отношеніяхъ между трудомъ и капиталомъ.
И въ самомъ дѣлѣ,—я опять повторяю это—никакому по-
литическому организму не дано самовластно рѣшать подобные
вопросы,—это должны дѣлать сами заинтересованные. Роль
общественной адмнниотраціи сводится лишь къ одному—обез-
печивать имъ полную свободу дѣйствій и заставить уважать
ихъ нрава. Рабочіе и не требовали ничего другого, хорошо
зная, что они дѣйствительно будутъ свободны и избавлены отъ
гнета лишь въ тотъ день, когда ихъ освобожденіе, свержеиіе
всякаго гнета станет» дѣломъ ихъ собственной нниціативы,
ихъ собственныхъ усилій.
Въ этомъ революція соціалъная существенно разнится отъ
революціи политической. ІІослѣдвяя можетъ и должна совер-
шаться путемъ извѣстнаго числа декретовъ, въ нѣсколько дней,
между тѣмъ, какъ первая, являясь дѣломъ науки и удовлетво-
ренья интересовъ, должна быть совершена самими заинтересо-
ванными, только находящими себѣ защиту въ дѣятельности
демократическихъ учрежденій, необходимых!» для всякаго шага
по пути человѣческаго прогресса.
Для того, чтобы совершилась соціальная революція, нужно
лишь разрубить связывающіе ее узы, уничтожить пренятствія,
которыя ее останавливают».
Это обстоятельство было вполнѣ понято Коммуной и па-
рижскимъ народомъ. И тотъ, и другая именно въ этомъ на-
правлен! и положили краеугольный камень, на которомъ рано
или поздно будетъ воздвигнуто зданіе въ его законченном!,
видѣ.
Коммуна ограничилась поэтому, ировозглашеніемъ автономии
и федсраціи естественных!, груипъ и пригласила ихъ организо-
ваться виолнѣ свободно, сообразно своимъ лравамъ, инте-
ресам!» и взглядамъ, зная,что именно здѣсь, а не гдѣ либо въ
другомъ мѣстѣ находится корень соціальной революции—Это
былъ самый рѣзкій разрывъ съ принципом!» власти, свойсгвен-
нымъ старому обществу; здѣсь открывались совершенно новыя
перспективы будущаго; здѣсь вводился принципъ, доселѣ не
примѣнявшійся; здѣсь перемѣнялась ось общества, которое
переставало двигаться вокругъ государства, чтобы самому стать
центромъ и осыо вращенія; этимъ совершалось деремѣіценіе
власти, переходившей отъ государства къ народу, отъ прави-
тельства—къ націи, отъ кучки привилегированныхъ —къ лич-
ности, пріобрѣтавшей полную возможность распоряжаться собой.
Въ области воспитанія и образованія, этой основы всяких!»
прочных!» измѣненій,—Коммуна не имѣла ни времени, ни до-
суга установить какой-либо принципъ. Она должна была огра-
ничиться немедленнымъ уничтожевіемъ религіознаго носпита-
нія, справедливо основываясь на томъ, что религіозное воспи-
тание отнюдь не представляет» общаго или національнаго
интереса, но является на ряду съ самой религіей дѣломъ лич-
ныхъ убѣжденій.
Но какова бы ни была важность этого вопроса, все же—
это только подробности, слѣдствія обіцихъ иоложевій, и за 72
дня непрерывныхъ битвъ Коммуна не могла сдѣлать ничего
другого, какъ установить принципъ и намѣгить одну или двѣ
общія линіи. — Очевидно, что нужно было создать соотвѣтствую-
щую, необходимую среду этой великой революдіи, взять'въ

свои руки всѣ тѣ могучіе рычаги, съ помощью которыхъ Ком-
муна подрыла., расшатала и опрокинула бы старый міръ, чтобы
постепенно поставить на его мѣсто новый.
Таковы, въ общихъ чертахъ главные факты, которыми
отмѣчена своеобразная деятельность Коммуны, которые на дол-
гое время станутъ центромъ объединенія умовъ, исходной
точкой ближайшихъ завоеваній человечества.
Эти нѣсколько фактовъ неотчетливо вырисовываются на
фонѣ всѣхъ дѣйствій, совершенныхъ Коммуной, всѣхъ идей,
выраженныхъ ею.
Это—все, что отъ нея останется—все, что заслуживаете
остаться—и этого достаточно.
Что нѣкоторые изъ членовъ собранія и борцовъ Коммуны
не обладали оиредѣленнымъ нредставленіемъ, яснымъ пони-
маніемъ дѣла. которое они совершали,—въ этомъ нѣтъ со-
мнѣнія, да и всегда такъ бываете въ подобныхъ случаяхъ.
Каменщикъ, кладущій первые камни зданія, не всегда знает ь,
не всегда понимаете цѣль работы и ея общій нланъ. Что за
нужда? Камень за камнемъ растетъ зданіе, и все-таки оно
будетъ служить тому назначенію, для котораго оно задумано
и воздвигнуто. Рядомъ съ дѣйствіями и личной волей людей,
работающихъ для революціи, общая идея этой реводюцш раз-
вивается, растетъ, парите и сіяетъ всюду, и именно это без-
личное сіяніе послужите завтра яркимъ маякомъ для будущихъ
поколѣній.
^
Теперь еще нѣсколько словъ о духѣ Коммуны, объ ея на-
строены, я хочу сказать о цухѣ и настроены собраны.
Во-первыхъ, стремилась ли Коммуна къ войн!? Желала
ли ея?—Сдѣлала ли она все, что могла, чтобы избѣжать ея?
— Могла ли она ея избѣжать?
На первый вопросъ можно смѣло отвѣтить: нѣтъ!
Нѣтъ, Коммуна никогда не стремилась къ гражданской
войнѣ, никогда не желала ея. —Она относилась къ ней съ от-
вращеніемъ. Какъ 18-го марта народъ, подвергшійся нападе-
нію, сталъ лишь защищаться, точно такъ-же и 2-го апрѣля на-
падете послѣдовало со стороны Версаля, ничѣмъ къ тому не
вызваннаго. Такъ же точно, какъ и Центральный Комитетъ,
Коммуна не приступала ни къ какимъ военнымъ ДІІЙСТВІЯМЪ
противъ правительства, совершившаго измѣну и бѣжавшаго.
Въ самомъ дѣлѣ: зачѣмъ было Коммунѣ желать граждан-
ской войны? Помимо того, что она состояла изъ людей, кото-
рые во время первой осады съ величайшей энергіей боролись
противъ иностраннаго нашествія, которые огнемъ своего па-
тріотическаго гнѣва зажгли весь Парижъ и не могли желать
доставить иноземцамъ-побѣдителямъ зрѣлище нашихъ внутрен-
нихъ распрей; помимо того, что эти истинные французы, со-
ставлявшие Коммуду, не могли стремиться къ тому, чтобы
Франція, ослабленная, истерзанная, окровавленная, оконча-
тельно раздирала себя своими собственными руками—помимо
всего этого для Коммуны не представляло никакого расчета
вести войну и на волю случая вооруженной борьбы, грубой
силы численнаго превосходства отдать спасеніе революціи, ко-
торой нужно было только держаться, только жить, чтобы во-
сторжествовать.
Впрочемъ, никто изъ сознательныхъ членовъ собранія и
не строилъ себѣ иллюзій относительно конечнаго исхода въ
случаѣ, если бы Коммуна стала отстаивать свою правоту съ
помощью пушекъ. Всѣ понимали, насколько невыгодно и плохо
положеніе для насъ, заключенныхъ въ отрѣзанномъ отъ міра
городѣ, окруженныхъ двумя арміями, лишенныхъ всякихъ сно-
шеній съ остальной Франціей. Всѣ знали, сверхъ того, что
ларижскій народъ Только что вынесъ пять мѣсяцевъ жестокой
осады, что онъ истощѳнъ лишеніями; всѣ испытывали глубо-
кую жалость къ этому народу, не чувствующему своей уста-
лости съ той минуты, какъ великая идея зоветъ его къ под-
вигамъ самоотверженности.
Моментъ, когда борьба съ версальцами могла быть успѣшной,
прошелъ. Это было возможно лишь въ первые дни существо-
ванія ЦентральнаTM комитета, но съ тѣхъ поръ все измѣ-
нилось.
Итакъ, и съ точки зрЬнія патріотизма и человѣчнооти, и
съ точки зрѣнія политической и практической — никто въ Ком-
мун! не могъ желать и не желалъ войны.
Могла ли Коммуна избежать этой войны?
Изб!жать ея, по вс!мъ видимостямъ, было невозможно.
Съ того момента, какъ Тьеру удалось собрать армію, было оче-
видно, что онъ бросите ее противъ народа, находя двойное
наслажденіе въ томъ, чтобы истреблять пролетаріевъ и играть
роль полководца — осуществляя такимъ образомъ дв! мечты
своей жизни, шедшія у него за мечтой о власти.
Что касается реакціи, спрятавшейся въ Версал!, вдали
отъ опасности, то было очевидно, что у нея н!тъ сов!сти,

какъ нѣтъ сердца, что мысль избивать населеніе, ослаблять
отечество могла только возбудить ее болѣе, ибо въ потокахъ
крови умирающей Франціи она разсчитывала выловить тронъ
для какого-нибудь претендента. Съ этой стороны, слѣдова-
телмю, не на что было надѣяться. Война была рѣшена. Она
должна была начаться. — Одна только провинція мощнымъ уси-
ліемъ могла ей помѣшать, но провинція, задушенная центра-
лпзаціей, парализованная системой единства власти остается—
и пока будетъ существовать эта система, останется—неспо-
собной іш къ какому серіозному усилію, требующему хоть не-
много организованности и иниціативы.
Однако, какъ ни тщетны были всѣ усилія, Коммуна
могла бы, быть можетъ, болѣе рѣзко выразить свое дѣйствитель-
ное отвращеніо къ гражданской войнѣ, свое желаніе не вызы-
вать пролитія крови. Она могла бы сказать это, заявить гром-
ким! и яснымъ голосомъ, такъ, чтобы впослѣдствіи врагамъ
нельзя было клеветать на нее въ этомъ отношеніи.
Когда версальцы напали на нее, 2-го апрѣля, она въ пре-
красном! воззваніи указала, кѣмъ было поднято оружіе За
все время войны она ни разу не воспротивилась попыткам!,
которыя дѣлались вокругъ нея различными примирителями, и
оставляла этимъ послѣднимъ самую полную свободу дѣйствій,
между тѣмъ какъ г. Дюфоръ оскорблялъ ихъ, называлъ «сообщ-
никами» злодѣевъ и не скрывалъ, что съ радостью разстрѣ-
лялъ бы ихъ. Когда франкмасоны хотѣли предпринять послѣд-
нія усилія для прекращенія бойни, Коммуна ничуть не вос-
противилась и этому и даже сопровождала депутадію франк-
масонов! до городских! стѣнъ.
Словомъ, не переставая отказываться отъ шаговъ, которые
унизили бы ея достоинство, не переставая высоко и твердо
держать знамя, ввѣренное ей народомъ, знамя, которое разби-
тым!, изорванным! можетъ пасть въ крови народа, но не мо-
жетъ склониться передъ убійдамн, опуститься нѳредъ врагами
револкціи, — она ясно показала, что не жаждала битвы, не
искала сдѣлать ее неизбѣжной.
Въ этомъ отношеніи новеденіе Коммуны, я думаю, было
прекрасно. Оно доказывало ея непоколебимую рѣшимость ни
въ коѳмъ случаѣ не преклонять колѣнъ, никогда не просить по-
щады и, съ другой стороны, оставляло свободу дѣйствій всякому,
кто хотѣлъ сдѣлать попытки, запрещать которыя Коммунѣ не по-
зволяло уваженіе къ человечеству. — Такимъ образомъ она по-
казала, что пролитая кровь должна пасть лишь на голову на-
падавших!, тѣхъ негодяевъ, которые не только не признавали
человѣческихъ правъ, но еще устилали мостовыя трупами сво-
ихъ со гражданъ.
Только въ первые пять или шесть дней за своимъ избра-
ніемъ могла она, не прибѣгая ни къ какимъ унизительным!
шагамъ и проявивъ кое-какую ловкость, завоевать выгодное
моральное положеніе и стать на такую почву, которая сдѣлала
бы ложнымъ положеніе Версаля, принудила бы его сбросить
маску и заявить громко, что онъ хочьтъ гражданской войны
и не думаетъ ни о чемъ, кромѣ кроваваго торжества грубой
силы.
Въ этотъ моментъ положеніе Коммуны было дѣйствительно
великолѣпно. Не отъ нея исходило революціонное движеніе
18-го марта. Она не имѣла ничего общаго съ Центральным!
комитетом!. Она создалась иутемъ внушительных!, правильно
организованных! выборовъ, произведенных!—не будемъ забы-
вать этого ни на минуту—по приглашенію законныхъ мэровъ
законныхъ депутатов! Парижа,-по приглашенію, за которое
Версаль не преслѣдовалъ ни этихъ мэровъ, ни этихъ депу-
татов!.
J
Если бы Коммуна съ перваго же дня сумѣла занять это
исключительное удобное положеніе, рѣптительно укрѣпиться на
немъ и извлечь изъ него всѣ возможный выгоды,—она навер-
ное поставила бы въ большое затрудненіе Тьера и его при-
спѣшниковъ съ лѣвой.
Что же нужно было сдѣлать для этого? Безполезно гово-
рить объ этомъ сейчасъ, послѣ событій. Если не было сдѣ-
лано то, что нужно, то—по многимъ причинам!, перечислять
которыя здѣсь было бы слишкомъ долго. Кромѣ того, приш-
лось бы—чего я не хочу—затронуть вопросъ о личной отвѣт-
ственности.
Какъ бы тамъ ни было, если у Коммуны не хватило въ
данную минуту нѣкоторой ловкости, въ какой никогда не ока-
зывалось недостатка у развращенных! правительств! прош-
лаго, то для исторіи тѣмъ не менѣе остается установленным!
тотъ фактъ, что, не прося пощады, не унижаясь. Коммуна
только защищалась и не дѣлала ничего другого.
И между тѣмъ, едва она погибла, какъ со всѣхъ сторонъ
поднялся крикъ ужаса, противъ совершенных! ею жестокостей.
Никогда пе пускалось въ ходъ болѣе безстыдпой клеветы
оолѣо гнусной лж:І, И не знаешь, чему больше изумляться;

наглости ли лжецов* или нелѣпому легковѣрію европейскаго
общества.
.
Въ самом* дѣлѣ: прибывъ въ изгнавіе, каждый изъ насъ
убѣдится, что на коммунаровъ смотрѣли какъ на какихъ-то
хищныхъ звѣрей, упивавшихся человѣческой кровью, какъ
на маніаковъ, для которыхъ убійство, воровство, подчасъ явля-
ется обычнымъ препровожденіемъ времени. И такіе взгляды
распространялись въ то время, когда на улнцахъ Парижа ва-
лялись трупы тридцати тысячъ національныхъ гвардейцевъ;
въ то время, когда версальцы разстрѣливали женщинъ и дѣ-
тей; въ то время, когда Сена стала красной отъ крови участ-
никовъ Коммуны; въ то время, когда тюрьмы, казармы, ка-
торга оказывались слишкомъ малыми, чтобы вмѣстить весь
скотъ, какой отправляли въ нихъ передъ бойней!
Да, въ это время негодовавіе было обращено иротивъ
жертв*, и толпа, обезумѣвшая отъ столькихъ ужасов*, руко-
плескала налачамъ, поносила казнснныхъ.
Тропманъ взывалъ къ убійствамъ, и того же Тропмана
жалѣли!
„
лч^«гт
Общественное мнѣніе съ тѣхъ поръ измѣнилось и во Фран-
ти, и въЕвропѣ, но это извращеніе взглядовъ останется тѣмъ
не менѣе однимъ изъ тѣхъ частых* явленій, которыя соста-
вляют* позор* человѣческаго рода.
Однако же, факты были на лицо, были очевидны.
—
Они
произошли перед* глазами вселенной.—И вот* эти факты:
В* теченіе двух* мѣсяцевъ, с* 28-го марта но 21-ое мая,
Коммуна пользовалась властью.— Вътеченіе двух?, мѣсяцевъ она
вела войну с* неумолимым*, яростным* врагом*, ьоторый раз-
стрѣливалъ плѣнныхъ, который каждый день оскоролялъ Па-
риж*, относительно котораго Коммуна знала, что отъ него не-
чего ждать ни милости, ни пощады, ни жалости.
—
И вот*,
въ теченіе этихъ двухъ мѣсящвъ, въ разгар* революцш, когда
не было недостатка ни въ вызовах?., ни въ самых* законных*
предлогах*,— отъ руки Коммуны не пало ни одной головы,
она не пролила ни единой капли крови.
Здѣсь я уже не дѣлаю оцѣнокз», но выражаю ни одооре-
нія ни иорицанія. Съ безпристрастной псторіей въ руках* я
указываю факты без?, всякой предвзятой мысли за или про-
"
Ш1и,,ніщ.мю: в? т. ченіо этих? дкух* мѣ-яцгв* Коммуна не
носыН"Ыіла ни О НОЙ «мертвой ьаши. М.жіу тѣмъ, в* ея
—
ЗоЗ—•
руках* было страшное оружіе — закон* 0 заложниках*, — И
если даже у нея не хватало серьезных* заложников*, то на
аванпостах* она брала въ плѣнъ довольно людей, чтобы при-
мѣнить къ ним* закон* возмездія, если бы она этого хотѣла.—
Кромѣ того, стоило ей только обыскать въ Париж! дома, и
она нашла бы там* непримиримых* врагов*, каких* не мало
было въ ея тюрьмах*.
Она этого не сд!лала—не сд!лала ни разу!
И не только не сд!лала, но, какъ свид!тель, присут-
ствовавши при вс!хъ ея д!йствіяхъ, на вс!х* ея зас!даніяхъ,
я должен* заявить о факт!, который, впрочем*, живо поразил*
меня и въ то время,- о том* факт!, что я никогда не вид!л*
собранія, отличавшагося такимъ инстинктивным* или созна-
тельным* ужасом* передъ иролитіемъ крови, бол!е непреодо-
лимым* отвращеніемъ къ смертной казни.
Я могу представить н!сколько доказательств*.
Одно изъ них* я приведу съ тѣмъ большим?, удоволь-
ствіемъ, что оно осталось неизвѣстнымъ, ибо я былъ единствен-
ным* свидѣтелемъ его, кром! дМствовавшихъ лиц*, которые,
без* сомнѣнія, забыли эту сцену, и изъ которыхъ главнаго
теперь н!тъ въ живых*.
Это было во время первой Исполнительной Комиссіи, до
Комитета общественнаго спасенія. Хотя я и не входил* въ
ея состав*
офиціально, но принимал* участіе въ большей
части ея работ* и въ ея собраніяхъ.
Однажды во время собранія, на котором* присутствовали
Делеклюзъ, Феликс* Піа и два других* члена, фамиліи кото-
рыхъ я точно не помню, нам* пришли сказать, что четыре
національныхъ гвардейца», спустившіеся съ аванпостов*, же-
лают* говорить съ Исполнительной Комиссіей. Мы перешли
в* сос!днюю комнату, гд! д!йствительно находились четверо
національных* гвардейцевъ—трое взрослых*, один* совс!мъ
молодой: ему могло быть л!тъ 16—18 .
Это былъ красивый ювоша, бл!двый. съ энергичным*,
выразительным* лицом*, съ черными сверкающими глазами,
съ р!зкими чертами.
Ружья этихъ четырех?» граждан*, ихъ лица, руки, платье
были черны отъ порохового дыма.
Самый юный изъ нихъ начал* говорить съ большим* воз-
бужден іемъ. Вм!ст! со своими товарищами онъ былъ у во-
рот* Сен?. Клу, гд! произошла стычка. Они взяли въ пл!нъ

Жандармскаго офицера. Имъ хотѣлось разстрѣлять его тутъ
же, но командовавшій ими офицеръ національной гвардіи вос-
противился этому.
—
Граждане, продолжалъ юноша, обращаясь къ Делеклюзу,
мы пришли требовать у васъ смерти этого человѣка. Пусть
онъ умрётъ. Каждый день насъ убиваютъ, насъ умерщвляютъ
съ холодной жестокостью. Каждый день наши друзья падаютъ
рядомъ съ нами. Вчера на моихъ глазахъ жандармы добили
моего раненаго брата. Намъ нужно мщеніе, намъ нужна жизнь
этого негодяя. Если мы должны принимать смерть, не отвѣ-
чая на нее смертью же, мы не будемъ сражаться болѣе! Я
разобью свое ружье! Да, мы хотимъ умирать, не мы хотимъ
щадить свою кровь, но намъ нужно, чтобы злодѣи были на-
казаны, намъ нужно мщеніе!
Все это было сказано съ какимъ-то зловѣщимъ красно-
рѣчіемъ, съ выраженісмъ энергіи и скорби, которыхъ ничѣмъ
нельзя передать. По впалымъ, блѣднымъ іцекамъ юнаго ора-
тора катились крупныя слезы, которыхъ онъ не вытиралъ, а
какъ-то смахпвалъ рѣзкимъ движеніемъ, верхней стороной
кисти: онъ какъ бы стыдился своей слабости. Ръ его глазахъ
горѣлъ огонь страстно, и все тѣло дрожало отъ бури, буше-
вавшей въ его груди. —Временами, когда рѣчь шла объ его
брат!, убитомъ наканунѣ, его голосъ останавливался въ пе-
ресохшемъ горлѣ, затѣмъ сразу вырывался какими - то рѣз-
кими звуками.
Картина была мучительная.
Вс! мы понимали, какія чувства онъ испытывалъ, и хра-
нили молчаніе, не зпая, чѣмъ отвѣтить на эту неподдѣльную
скорбь, на эту страсть, надъ которой, чувствовалось, без-
сильвы доводы разума. —Его товарищи съ мрачнымъ ирѣши-
тельнымъ видомъ одобряли своего оратора угрожающими од-
носложными звуками и восклицаніями.
Делеклюзъ не задумался. Онъ попытался вырвать у смерти
этого плѣннаго жандарма. Онъ сталъ говорить тоже страстно,
тоже краснорѣчиво; онъ убѣждалъ этихъ людей:
—
Не будемъ подражать нашимъ врагамъ, не будемъ уби-
вать безоружныхъ плѣнныхъ! Не прибѣгайте къ самосуду,
положитесь на то, что Коммуна не позволитъ, чтобы васъ уби-
вали. Этого человѣка нужно судить. Ни я, ни мои товарищи
не дадимъ вамъ здѣсь подобнаго приказа убивать!
Молодой коммунаръ возражалъ съ той же безпощадной ло-
гикой.
Делеклюзъ взялъ его за руки, называя его: «мое дитя»,
воодушевился, взволнованный въ свою очередь этой скорбью,
этой смѣсью героизма и изступленности. Я видѣлъ, какъ слезы
наполнили глаза старика, отказывавшаго юношѣ въ смерти
этого версальца, который съ радостью, съ казарменнымъ ба-
хвальствомъ разстрѣлялъ бы ихъ обоихъ, если бы они оказа-
лись въ его власти.
ІІаконецъ, Делеклюзъ, если не ошибаюсь, съ помощью Фе-
ликса Піа одержалъ верхъ.—Національные гвардейцы верну-
лись въ бой, и офицеръ не былъ разстрѣлянъ.
Эта сцена произвела на меня неизгладимое впечатлѣніе, и
я постарался привести ее потому, что она заканчиваете мо-
ральный портрете Делеклюза, этого античиаго человѣка, ве-
терана революціонной борьбы, котораго никто не осмѣлитея
назвать слабымъ, сентиментальнымъ или умѣреннымъ Сопо-
ставьте этотъ поступокъ Делеклюза съ твердостью его стоиче-
ской смерти, и передъ вами встанете во весь ростъ фигура
одного изъ этихъ коммунаровъ, для которыхъ въ глазахъ ре-
акцш всѣ казни оказались слишкомъ мягкими.
Несмотря на неосторожный рѣчи и фразы совершенно иного
характера, вырывавшіяся неожиданно у нѣкоторыхъ орато-
ровъ,—Коммуна, какъ я сказалъ, относилась съ ужасомъ къ
пролитію крови и питала отвращеніе къ смертной казни.
Делегате въ военномъ министерств! потребовалъ устрой-
ства въ національной гвардіи военныхъ судовъ — учрежденія
непріятнаго, но необходимаTM, чтобы подавлять акты неиови-
новепія и изм!ны. Сообразно съ этимъ, Клюзерэ выработалъ
и представилъ на обсужденіе собранія проекте декрета, опре-
дѣлявшаго составъ этихъ чрезвычайныхъ судовъ и предоста-
вленный имъ карательный м!ры. Въ числ! посл!днихъ, какъ
и сл!довало ожидать, была упомянута и смертная казнь. Это
упоминаніе едва не заставило отклонить весь проекте. Со
вс!хъ скамей Коммуны было выражено по этому поводу крайне
рѣзкое негодованіе. Чтобы получить благопріятное р!шеніе
пришлось указать на окружавшія насъ страшиыя опасности1
на высшую необходимость, подъ страхомъ лоражепія, обезле-
чить дисциплину и наказать изм!нниковъ.
И то еще собраніо согласилось принять проекте, лишь
введя въ интересующую насъ статью поправку, гласившую,

что ни одна смертная казнь не можетъ быть приведена въ
исполненіе прежде, чѣмъ дѣло будетъ передано въ комиссію,
состоящую изъ членовъ Коммуны. На обязанность этой ко-
миссіи было возложено пересмотрѣть приговоръ и представить
свой докладъ собранію, которое рѣшило бы въ последней нн-
станціи.
Надо признать, что такая осторожность очень характерна
въ разгаръ бури, среди жестокой войны, въ тотъ моментъ,
когда скамьи Коммуны уже пустѣли благодаря карательнымъ
отрядамъ версальцевъ. Эта осторожность заходила такъ да-
леко, что, когда военный судъ подъ предсѣдательствомъ Росселя
произнесъ смертный приговоръ одному офицеру національяой
гвардіи, этотъ приговоръ былъ отмѣненъ, и военный судъ, по-
скольку я помню, былъ распущенъ или преобразованъ.
Еще разъ: я не пишу здѣсь ни панегирика, ни критики.
Я заношу па свои страницы реальные факты и пытаюсь вы-
вести изъ нихъ истинный духъ этого собранія, тотъ духъ.
который стоить выше словъ или программныхъ заявленій
нѣкоторыхъ изъ членовъ Коммуны, тотъ духъ, который пере-
дает, ея общій характеръ.
Этотъ характеръ можно выразить такъ: рѣзкость рѣчей—
умѣренность дѣйствій!
Впрочемъ, таковъ былъ образъ и самого Парижа!
Въ каждомъ округѣ военные суды нужно было организо-
вать путемъ избранія, такъ какъ Коммуна никого никуда не
назначала, исключая развѣ низшія и чисто гражданскія долж-
ности, и всегда прибегала къ голосованію заинтересованныхъ
лицъ. Когда приступили къ выборамъ, то тѣ же чувства, ка-
кія были у собранія, сказались и среди національныхъ гвар-
дейцевъ.—При производствѣ выборовъ я увидѣлъ, что громад-
ное число кандидатовъ, выставленныхъ гвардейцами, отказы-
вались отъ мандата, заявляя, что они—противники смертной
казни и никогда не смогли бы рѣшиться нрпмѣнять ее.—
Другіе, наиротивъ, отказывались, ссылаясь на то основаніе,
что они слишкомъ возбуждены, чтобы быть въ состоявіи по-
ручиться за свое безпристрастіе, что въ свои приговоры ими
было бы внесено слишкомъ много страстности, чтобы они мо-
гли взять на себя обязанности судей *).
*) Все это я пршзожу буквально. Въ качествѣ председателя со-
браній, на которыхъ избирался военный судъ IV легіона, я слы-
ша'лъ эти рѣчи своими ушами.
Таковъ былъ народъ, такова была армія Коммуны!
Какъ и въ представлявшем!, его собраніи, въ душѣ народа
боролись два чувства:—гнѣвъ и любовь къ человѣчеству. Подъ
властью страсти, въ минуты дикой борьбы онъ позволялъ
себѣ порой произносить страшныя угрозы, но своимъ суще-
ствомъ онъ больше иринадлежалъ будущему, чѣмъ прошлому.
Когда надо было отъ словъ переходить къ дѣйотвіямъ, браться
за топоръ палача, этотъ топоръ внушалъ ему отвращеніе и
ужасъ.
Его собственная кровь была единственной, которую онъ
проливалъ безъ пощады, па потоки которой онъ смотрѣлъ безъ
слабости. Онъ умѣлъ и могъ быть—только героемъ.
И все-таки къ концу Коммуны яъ Парижѣ нашлись люди,
которые разстрѣляли парижскаго архіеиископа, нолицейскихъ
агентовъ, жандармовъ, поповъ. Нашлись люди, которые подло-
жили огонь подъ министерство финансовъ и полицейскую пре-
фектуру, которые превратили столицу въ настоящую бойню,
гдѣ при заревѣ иожаровъ беззащитныя существа постигала
смерть—не смерть борца, который иадаетъ въ бою, но смерть
барана, котораго рѣжутъ на бойнѣ.
Эти люди—были версальцы! Они носили семьсотъ именъ,
и во главѣ ихъ находился г. Тьеръ!
Это они убили Шодея, они убили архіепископа, они под-
жигали Парижъ.
На нихъ, на нихъ однихъ должна пасть ответственность
за тѣ шестьдесят, четыре трупа, которые прибавились къ
тридцати тысячамъ тѣлъ, устилавших!, улицы, загромождав-
ших!, перекрестки, какъ изгородь стоявшихъ вдоль бульва-
ровъ!
Никогда не было «керосинщицъ», но если бы и были онѣ,
то опять-таки версальцы оказались бы тѣ»ш людьми, которые
наполнили бы керосиномъ ихъ фантастическія жестянки и
направили бы ихъ поджигающую руку.
Развѣ настоящій иреступникъ не тотъ, кто дѣлаетъ гіре-
ступленіе неизбѣжнымъ?
Развѣ истинный убійца—не тотъ, кто вкладывает, кин-
жалъ въ руку человѣка и дѣлаетъ его безумнымъ отъ гнѣва
и отчаянія?
Какъ! вы заперли народъ въ стѣнахъ осажден наго города,
всѣ вы ходы изъ котораго закрыты двумя арміями: германской,
вамъ союзной, и... другой вашей.

Народу, доведенному до такой крайности, вы сказали:
—
«Что бы ты ни дѣлалъ, ты погибнешь! Если тебя
возьмутъ съ оружіемъ въ рукахъ,—смерть! Если ты сложишь
свое оружіе,—смерть! Если ты будешь наносить удары,—
смерть! Если ты прибѣгнешь къ мольбамъ,—смерть! Куда бы
ни обратилъ ты свой взоръ: направо, налѣво, впередъ, пазадъ,
вверхъ, внизъсмерть! Ты стоишь не только внѣ закона,
но—внѣ человечества. Ни возрастъ, ни нолъ не спасутъ ни
тебя, ни твоихъ близкихъ. Ты умрешь, но сначала ты насла-
дишься агоніей твоей жены, твоей сестры, твоей матери,
твоихъ дѣтей, даже малютокъ въ колыбели! На твоихъ глазахъ
изъ перевязочных! пуяктовъ буаутъ брать раненыхъ, чтобы
искрошить ихъ ударами сабель, чтобы добить ихъ ударами
ружейныхъ прикладовъ. Живыхъ ихъ будутъ тащить за сло-
манную ногу, за израненную, окровавленную руку, и это сто-
нущее, страдающее существо бросятъ въ канаву, какъ кучу
мусора *).
Смерть! Смерть! Смерть!
Пруссаковъ, которые разстрѣливали нашихъ вольныхъ
стрѣлковъ, которые вели съ Франціей національную завоеватель-
ную войну, которые хвастались тѣмъ, что искалѣчатъ нашу
родину, унизятъ ее, вычеркнута изъ списка народовъ,—прус-
саковъ, ихъ уважали. Плѣнныхъ—ихъ кормили со всей почти-
тельностью. За ранеными—за ними нѣжно ухаживали. Вѣдь,
пруссаки желали зла только Франціи! Вѣдь, они представляли
собой лишь грубую силу, служившую династической ненависти,
династическому честолюбію. Да здравствуют! пруссаки! Шляпу
долой передъ этимъ врагомъ! Трошю и Тьеръ были счастливы,
были горды, пожимая послѣ сраженія его руку, обагренную
французской кровью **).
'") Одинъ нримѣръ изъ тысячи, разсказанный очевидцемъ, хи-
рургомъ госпиталя: когда нѳрсальцы вошли въ госпиталь, онъ
оканчивалъ перевязку одной маріситанткѣ, дѣвушкѣ 18-ти лѣтъ,
у которой только что была ампутирована рука. Версальскій офи-
церъ далъ закончить перевязку, затѣмъ приказалъ отвести дѣвушку
на дворъ, гдѣ у него на глазахъ ее разстрѣляли!—Эти спасители
семьи и общества имѣли много сходнаго съ маркизомъ де-Садъ.
**) Само собой разумѣется, что я не хочу нападать здѣсь на
гермапскій народъ, тоже являюіційся жертвой своего правительства
и честолюбія своихъ владыкъ. Рѣчь идетъ о бисмарковской поли-
тики, а не о Германіи, которую я люблю и уважаю такъ же, какъ
и всѣ другія націи,
«Но ^ ты, французскій гражданинъ, рабочій или буржуа,
поднявшійся за торжество права и справедливости; ты, вчера
защищавшій родину, сегодня защищающій революцію; ты,
который поднялся, потому что на тебя напали, поднялся, чтобы
утвердить братство, солидарность; ты, грезящій о счастьи
Франціи и человѣческаго рода; ты, желающій основать велпчіе
отчизны на началахъ, которыя послужатъ спасеніемъ вселен-
ной,—тебя проклинаютъ, ты вселяешь ужасъ! Для тебя не
существуетъ человѣческихъ правъ. Твоя рука внушаешь отвра-
щеніе, и если она протянется, чтобы просить милости, ее
отрубятъ и плюнутъ тебѣ въ лицо!—Умри, возставшій!—Смерть
тебѣ, твоей самкѣ, твоимъ дѣтенышамъ!»
Смерть! Смерть! Смерть!
И когда такъ поступают! съ народомъ; когда этотъ на-
родъ, который осыпаютъ ударами, оскорбляютъ, истязаютъ,
мучатъ во всѣхъ его человѣческихъ чувствахъ: какъ патріота
и какъ гражданина, какъ республиканца и какъ соціалиста,
какъ отца, какъ сына, какъ мужа, какъ брата;—когда этотъ
народъ, стоя передъ отверзтой могилой и зная, что, чтобы
онъ ни дѣлалъ, въ нее долженъ пасть его трупъ, — когда
этотъ народъ, видя, что все вокругъ него и въ немъ са-
момъ рушится, понимая, что ему нечего терять, что ему
остается только умереть,—когда этотъ народъ думаетъ отом-
стить за свою смерть и казнить нѣсколысо заложников!, сжи-
гаешь Тюльери и запасный магазинъ, чтобы продлить на часъ
свою ужасную агонію:—тогда вы смѣете говорить, что это онъ
убиваетъ, что это онъ подлей гаетъ!
Вы лжете!—Это вы—убійцы, вы—поджигатели!
Если бы эти жестокости не входили въ ваши ожидаиія,
расчеты, желанія, въ ваши настроенія, то, какъ ни ограни-
чены онѣ были, ихъ бы не произошло вовсе въ тотъ моментъ,
когда онѣ являлись ненужными и вредили только революціи. '
Да, это вы, вы одни хотѣли ихъ!
Это вы зарядили ружья, ибо вы знали, что народъ удер-
живает! заложников!, и отъ васъ зависѣло ихъ спасти.
Вамъ предлагали отдать вамъ архіѳпископа, по вы отказа-
лись!—Почему?—Потому что духовенство, чтобы поднять свои
фонды, мечтало имѣть жертву, которую оно преобразило бы въ
мученика. Въ лицѣ лее нарижскаго архіепискоиа, галликанца,
бывшаго въ худыхъ отношеніяхъ съ папой и римскими іезуи-

тами, вы съ его смертью, получали себѣ мученика по деше-
вой цѣнѣ, ибо вы его ненавидѣли, не находя этого свя-
щенника достаточно неистовым*. Ультрамонтаны заплатили бы
Тьеру за эту смерть, так* какъ, поразив* галликанца и попа,
она давала двойное удовлетвореніе и расчетам* церкви, и ея
ненависти.
Этотъ труп* Тьеръ доставил* вам* умышленно, по одному
изъ тѣхъ макіавелевских* замыслов*, которые заставляли его
вѣрить въ свой собственный геній, между тѣмъ какъ самое
большее, что требовалось для всѣхъ его хитрых* планов*,—
это простое злодѣйство.
Вы ожидали лучшаго, без* сомнѣнія.
Вы ожидали, что народ*,
обезумѣвшій отъ бѣшенства,
опьяненный продолжительным* боем*, народ*, охваченный не-
выразимым* отчаяніемъ, до какого вы его довели, что этотъ
народ* устрашит* міръ истребленіемъ людей, которые вам*
не дороги, смерть которыхъ доставила бы вам* столько вы-
годы. Осушествленіе ваших* надежд* зависѣло не отъ васъ, а
отъ народа. И онъ въ эти страшныя минуты, отвернулся от*
убійствъ. Бойня была дѣломъ нѣсколышхъ уступленных*,
которыхъ без* ихъ вѣдома подстрекнули, быть может*, ваши
же тайные агенты. Вам* удалось получить лишь шестьдесят*
четыре трѵпа, и они достались вам* при такой обстановки,
которая дѣлала очевидным*, что отвѣтственность за эти трупы
нельзя возложить ни на Коммуну, ни на вождей движенія, ни
на защищаемыя ими идеи.
И дѣйствительно, въ этотъ момент* ни одно революціонное
собраніе, каким* бы кровожадным* ни захотѣли изобразить
его, ни отдало бы такого приказанія. Вѣдь, эти казни, ничтож-
ныя, какъ средство фактическаго спасенія, приходились какъ
раз* кстати лишь для того, чтобы создать видимость повода,
видимость оправданія для ваших* жестокостей; вѣдь вы съ
тоской ожидали этой струйки крови, чтобы отвести глаза тре-
пещущей толпы, отъ той кровавой рѣки, какой вы затопили
Париж*.
У бійство заложников* послужило, могло послужить на пользу
только вам*. И стало быть, еще раз*: это вы совершили его.
Если оно не приняло болѣе широких* размѣровъ-благодарить
за это надо народь: разсгрѣливаемый, осыпаемый картечыо,
избиваемый - онъ не пролил* за эту майскую недѣлю ни одной
капли крови, которая не должна бы была пасть на ваши го-
ловы, отъ которой не дымились бы ваши руки, которой не
были бы забрызганы ваши лица.
Вы хотѣли убить революціонную идею, похоронить ее под*
трупами ваших* жертв*, и, боясь, что этого будет* мало, вы
старались прибавить трупы нѣкоторыхъ изъ ваших*—жертвуя
ими раци этого замысла, достой наго васъ.
И что же! Вы ошиблись.
Идея—невредима, она пробивается сквозь камни плохо
настланной мостовой, она встает* изъ груды разлагающихся
тѣлъ, она всплывает* на поверхности того моря крови, въ
котором* вы мечтали утопить ее.
Она стоит* во весь рост*, оставив* вам* преступленія,
и голос* ея звучит* на весь міръ. Над* ней развѣвается
широкое знамя грядущаго. Пурпур* этого знамени, трижды
окрашеннаго самой чистой кровью народа, сверкает* въ лу-
чах* восходящаго солнца, солнца будущаго общества.
Въ чем* же состоит* эта новая идея?
Я попытаюсь отвѣтить на этот* вопрос*, и мой отвѣтъ
будет* моим* заключеніемъ!
XVII.
Заключение.
Я уже нѣсколько раз* указывал* общія очертанія ком-
мунальной идеи. Эта своеобразная идея знаменует* собою
глубокій перелом* въ ходѣ всемірной революціи и станет*
осью, вокруг* которой отнынѣ будет* вращаться европейская
политика—какъ врагов* стремящихся побѣдить ее, так* и
друзей, стремящихся доставить ей торжество.
Мнѣ остается теперь лишь изложить эту идею въ общем* и
сжатом* видѣ, не входя въ подробности, которыя могут* измѣ-
няться до безконечности, въ зависимости отъ времени и мѣста,
гдѣ происходит* революція.
Въ чем* состоит* идея Коммуны по своему существу?
Чѣмъ разнится она отъ прежней революціонной традиціи? Ка-
кіе новые элементы она вносит* въ развитіе человѣка и об-
щества?
Эти и только эти вопросы надлежит* нам* здѣсь выяснить.

Всѣ современный общества живутъ понятіемъ о власти,
стоящей надъ человѣкомъ, a слѣдовательно, - внѣ и выше че-
ловѣческаго общества. Въ эпоху, когда религія господствовала
надъ умами и вещами, это понятіе отливалось въ форму пред-
ставленія о «божественномъ правѣ». Власть облекалась по-
кровомъ святости. Повпновеиіе было долгомъ, властью—свя-
іценнымъ саномъ. ГІравящіе обязаны были отчетомъ одному
богу, отъ котораго они поставлены.
Такое соотояніе вещей продолжалось до французской рево-
люции она вырвала у неба его права и передала ихъ чело-
вѣку. Начиная съ 89-го года государство уже не являлось
представителемъ божественнаTM права: оно сдѣлалось предста-
вителемъ права человѣческаго, права общества. Одобреніе на-
рода, всеобщее согласіе, предполагаемое или дѣйствительное,
стало его основой. Говорили, что государство—это органъ об-
щества, что оно дѣйствуетъ и повелѣваетъ во имя общества,
якобы наилучше удовлетворяя его интересам!,.
Принциш'ально эта революція была яеизмѣримо громадной
и, казалось, окончательно рѣшила вопросъ. На дѣлѣ она ни-
чего не рѣшала. Чтобы съ избыткомч» доказать это, передъ
нами на лицо опытъ восьмидесяти лѣтъ, протекшихъ со вре-
мени клятвы въ зал! игры въ мячъ.
Въ самомъ дѣлѣ: измѣнилось ироисхожденіе правъ госу-
дарства, но права эти попрежнему уважались.
Государство перестало выводить свои права изъ боже-
ственной воли и фиктивно или даже дѣйствительно обладало
ими по волѣ народа, но практически все осталось въ томъ же
самомъ положеніи.
Правда, государство говорило отъ имени народа, вмѣсто
того, чтобы говорить отъ имени божія; изъ міра сверхчув-
ственнаTM всемогущество было перенесено въ міръ земной, но
нопрежнему это всемогущество уважалось. — Было ли госу-
дарство помазано господомъ, или илебисцитарнымъ путемъ
объявилось носителемъ, такъ называемаTM, верховенства на-
рода—это государство все-таки было представлено какой-ни -
будь личностью или какимъ-нибудь собраніемъ и обладало
тѣми же прерогативами, той же самой полнотой власти. Съ
того момента, какъ, съ болыпимъ или мевыпимъ знаніемъ дѣла,
народъ произносилъ: да, между нимъ и правительствомъ все
было кончено.
Народъ признавался непогрѣпшмьшъ, всемогущимъ, счи-
тался священнымъ источником!, власти и права и передавэлъ
правительству всѣ свои права, всю свою власть, свое всемо-
гущество и свою непогрѣшимость. —Государство все такъ же,
какъ и прежде, было отдѣлено отъ націи, отъ общества, все
такъ же стояло впѣ его и надъ нимъ.
Старинное почтеніе къ власти, старинная опека нѣсколь-
кихъ надо всѣми—далеко ве исчезли. Подъ другими назва-
ніями получалось то же самое. —Вмѣсто того, чтобы брать
направо, взяли нал ево, но пришли къ тому же мѣсту, и ре-
зультате остался безъ измѣненій.
Ошибкой, неизбѣжной, безъ сомнѣнія, пока не сдѣланъ былъ
опыте, но ошибкой все лее было думать, будто, измѣняя форму
облечеыія властью, ставя н-іродное одобреніе иамѣсто слѣпой
вѣры въ божественное право, ставя избирательный и пред-
ставительный образъ иравленія на мѣсто арнстократическаго
и наслѣдственнаго,—будто такимъ путемъ измѣняютъ суще-
ство государственной власти.
Зло—не въ томъ, что государство дѣйствуетъ во имя того
или другого принципа,—зло—въ самомъ существовали госу-
дарства!
Зло—но въ томъ, притѣсняютъ ли меня во имя бога и
королевскаго произвола, во имя общества и плебисцита,—зло
въ самомъ притѣсненіи.
Избираете ли народ!» своихъ, такъ называемыхъ, пред-
ставителей путемъ всеобщаTM голосованія, или же имъ упра-
вляете кучка гіривилегированныхъ по рожденію или богатству—
это безразлично. Все равно народъ остается въ рабств! у этихъ
представителей, и, избранные или неизбранные, беря въ свои
руки власть и становясь государством!.,
они т!мъ самымъ
отд!ляются отъ народа, оказываются вн! его и надъ нимъ,
дѣчаются его врагами.
Злое начало, то, что надо уничтожить пли, если угодно,
изм!нить,—заключается не въ т!хъ, кому поручать вопло-
щать въ себ! государство, дѣйствовать и управлять отъ его
имени. Злое начало лежите въ самомъ понятіи о государств!,
и вы можете, сколько угодно, мѣнять людей, пересматривать
способъ ихъ игбранія, заставлять ихъ писать въ заголовк!
ихъ актовъ: «Именемъ народа»!—все будетъ напрасно: народъ
не сд!лается бол!е свободнымъ, народъ все такъ же оста-
нется вещыо, которой управляют!,, и именно въ этомъ вся
б!да, а не въ чемъ-либо другомъ.

Государство *), каково бы оно ни было, какимъ бы
именемъ его ни называли, будетъ ли оно диктатурой лич-
ности или собранія, республикой или монархіей, самодержав-
нымъ или копституціоннымъ,—государство не можетъ быть
ни демократическим!.,
ни революціонньшъ, ни даже «либе-
ральнымъ», ибо оно представляетъ власть, которая но необ-
ходимости, по существу деспотична и реакціонна. Оно не мо-
жетъ олицетворять свободу и равенство, ибо оно олицетворяет,
владычество,
ЧТО-ТО такое, что господствует!,, что управляет,,
что ведетъ за собой общество, a слѣдовательно, гнететъ его и
давитъ, свою волю ставитъ на мѣсто общественной воли,
стремится устраивать мои дѣла, заботится о моемъ благѣ, учитъ
меня, какъ я долженъ поступать, думать и дѣйсгвовать въ
моемъ положеніи и на моемъ мѣстѣ.
Такъ же мало государство можетъ представлять сооою
истину ч справедливость. Ему не дано представлять справед-
ливость, ибо оно есть первая изъ привилегій, ибо оно издаетъ
законы и нримѣняетъ ихъ, не испытывая на себѣ ихъ дѣй-
ствія. Ему не дано представлять истину, ибо оно неизбѣжно
дѣлается точнымъ изображеніемъ страстей, взглядов!,, пред-
разсудковъ и способностей тѣхъ, въ комъ оно воплощено.
Если вы, какъ это пытаются дѣлать уже восемьдесят лѣтъ
подрядъ,—если вы создаете законы, чтобы защитить себя отъ
государства и его всемогущества, вы признаете, значитъ, что
вамъ нужно противъ него защищаться. Но въ такомъ случаѣ,
что же это за защитникъ, противъ котораго нужна защита.
И если отъ него нужно себя оберегать,—не значитъ ли это,
что онъ опасенъ? На комъ же, однако, будетъ лежать при-
мѣненіе этихъ законовъ, охраняющихъ отъ государства? Снова
на томъ же самомъ государств!, которому вы все довѣрили,
все отдали.
Кто не видитъ, что здѣсь въ самомъ принципѣ заключается
заколдованный кругъ?
Практически же дѣло обстоит!, еще хуже.
Что бы вы ни дѣлали, есть извѣстная логика, которая
господствует, надъ всѣмъ. Согласно общему закономѣрному
принципу все существующее, все живущее всегда будетъ
*) Для развитія и доказательства этихъ идей см. «L'Etat et la Re-
volution par Arthur Amould (1 vol. n 8°, chez H. Kistemaeckers,
libraire-éditeur).
пытаться развивать свою жизнь, опрокидывать стѣснительныя
для него препятствія.— Государство существуетъ, a слѣдова-
тельно, оно стремится жить и развиваться.
—
Поэтому, оно
будетъ бороться съ преиятствіями, которыя вы противъ него
поставите. Оно попытается сломить ихъ и успѣетъ въ этомъ,
такъ какъ вы облекли его силой, такъ какъ вы сами — безо-
ружны.
Разъ дано такое положеніе, разъ установленъ такой прин-
ципъ,—вы оказываетесь обреченными на революціи безконеч-
ныя и въ то же время—на революціи безплодныя.
Откройте исторію, и во Франціи, гдѣ задача впервые была
поставлена со всей своей ясностью, вы на протяженіи восьми-
десяти лѣтъ увидите борьбу, завязавшуюся между народомъ и
государствомъ.
Переставъ вѣрить въ божественное право и научившись
видѣть въ государств'! свое представительство, созданное для
удовлетворенія его нуждъ, народъ уже не относится къ госу-
дарству съ тѣмъ боязливымъ почтеніемъ, съ той тупой покор-
ностью, какія нѣкогда навязывала ему вѣра въ божественное
происхожденіе государственной власти. Исходя изъ новыхъ
понятій, онъ споритъ съ государствомъ, и въ силу фикціи,
которой объявляется, что на государств! лежитъ забота о
дѣлахъ, благосостояніи и интересахъ народа, этотъ народъ
требуетъ себѣ отъ государства благосостояния и удовлетворе-
нія своихъ интересовъ. Государству не удается это, ибо оно
этого не хочетъ, да и не можетъ. Тогда народъ возстаеіъ,
мѣняетъ людей, мѣняетъ имена. Вмѣсто Карла X онъ полу-
чает. Луи-Филиппа, вмѣсто Наполеона III—версальскую рес-
публику. Но ни Карлъ X, ни Луи-Филиипъ, ни Наиолеонъ III—
не были его настоящимъ врагомъ, и изъ-за того, что 700 че-
ловѣкъ будутъ законодательствовать именемъ республики, а
не именемъ императора,—дѣла не пойдут, иначе.
«Яснымъ языкомъ говорю я вамъ; нашъ врагъ—это нашъ
повелитель!»
Кто же — этотъ повелитель? Это — государство, т. е. то
отвлеченное существо, которому вы довѣрили право распола-
гать вашей личностью и вашимъ имуществомъ, располагать
настоящимъ и будущимъ страны, въ которой вы живете. Зло,
отъ котораго вы страдаете, заключается въ самоотреченіи, подъ
той или другой формой, но въ постоянномъ самоореченіи и
ожиданіи отъ другого того, что вы должны искать лишь въ

самихъ себѣ. Волѣзнь, которая васъ гложетъ и отъ которой
вы погибнете, если не будете бороться съ ней, — эта болѣзнь
состоитъ въ томъ, что надъ вами стоитъ нѣкто, кто разнится
отъ васъ и, следовательно, думаетъ и дѣйствуетъ иначе, чѣмъ
вы думаете и стали бы дѣйствовать, кто, даже самыми луч-
шими намѣреніями, не можетъ знать ваши интересы, ве мо-
жетъ чувствовать ваши потребности такъ, какъ вы сами ихъ
знаете, какъ вы сами ихъ чувствуете, не можетъ удовлетворить
ихъ, какъ вы сами бы ихъ удовлетворили.
И вы, классъ обездоленных!, вы, рабочіе, вы, честные
люди всякихъ положеній, носяіціе въ своемъ сердцѣ идеалъ
справедливости, любовь къ истинѣ, — всѣ вы должны понять
следующее: вмѣсто шгутовъ, обманщиков! и честолюбцевъ,
которые въ громадном! болынинствѣ случаев! основывают!
свое избраніе на вашемъ невѣжествѣ, вмѣсто этой стаи блю-
долизовъ, лицемѣровъ или дураковъ—вашихъ враговъ по ихъ
кастовымъ интересам! или просто по глупости—вмѣсто нихъ
вы можете избрать однихъ только рабочихъ, людей чистыхъ
и преданных!, Но если только эти люди не воспользуются
своимъ кратким! пребываніемъ у власти, чтобы немедленно
уничтожить государство въ томъ видѣ, въ какомъ оно суще-
ствует!,—они завтра же, независимо отъ того, хотятъ они
этого или не хотятъ, сдѣлаются вашими врагами, и вы ничего
не выиграете отъ этой перемѣны.
Если они сохранят! власть, они на дѣдѣ станутъ этой
самой властью. Въ вихъ воплотится государство, и, допуская
даже что они будутъ людьми геніальными и честными, допу-
ская даже, что ихъ личныя добродѣтели будутъ смягчать
гнетъ тяготѣющихъ надъ вами цѣпей, — вы все-таки будете
скованы цѣиями. Ихъ преемники, первый встрѣчный авантю-
рист!, дадутъ вамъ это тяжело почувствовать. Права народа
не могутъ и не должны зависѣть отъ добродѣтельности носи-
телей власти.
Въ политикѣ и добродѣтель, и долгъ, и братство, и весь
этотъ мистическій сентиментализм!, которым! даютъ себя
убаюкивать революціонеры, находящееся въ дѣтскомъ періодѣ,—
все это представляет! пустой звукъ и не идетъ въ счетъ.
Прочны и надежны—лишь учрежденія, лишь обществен-
ная организация среды, въ которой намъ приходится разви-
ваться, организація, основанная на данныхъ опыта, завоева-
ніяхъ науки, на непреходящих! потребностях! всесторонняго
развитія человѣческаго существа.
Вотъ почему послѣ шести революцій на протяженіи менѣс,
чѣмъ вѣка, послѣ одного короля, павшаго подъ ножемъ гильо-
тины, и четырехъ —умершихъ въ изгнаніи, послѣ трехъ рес-
иуоликъ—французскій народъ не многимъ подвинулся впередъ
сравнительно съ первымъ днемъ и остается всегда накануне
новой революціи. И эта новая революція будетъ такъ же без-
плодна, какъ и ея предшественницы, если мы не порвемъ со
старыми понятіями.
Передъ нами повторяется сказаніе о сизифовомъ камнѣ
вѣчно сваливающемся обратно, на того, кто хочетъ втащить
его на гору.— Надо не перетаскивать камень съ мѣста на мѣ-
сто, а взять молотъ и раздробить его въ пыль. -Надо не мѣ-
нять носителей власти и ея названіе, надо устранить власть,
въ томъ видъ, въ какомъ ее создало прошлое, надо передѣ-
лать ея сущность, словомъ, надо уничтожить ее.
Въ самомъ дѣлѣ, думаютъ ли люди,—что надъ обществом!
можетъ стоять иной интересъ, кромѣ интереса общественнаTM^
Думаютъ ли люди, будто на нашей землѣ надъ человече-
скими разумомъ существует! разумъ, стоящій выше человѣка'>
.
ДУмаютъ ли люди, чтобы изъ совокупности, изъ соедине-
ны, изъ союза извѣстнаго числа людей, могла возникать мо-
ральная личность, которая не являлась бы этими самыми
людьми,—могла возникать мысль, которая не была бы челове-
ческой мыслью, могла рождаться истина, которая не была бы
человѣческой истиной?
Если такъ думаютъ, то пусть принимают! католичество и
у непогрешимой церкви спрашивают! себѣ совѣтовъ
какъ
поступать. Съ мистиками и людьми религіозными я не всту-
паю въ разсужденія. Въ глазахъ науки, логики и революціи
такіе люди не идутъ въ счетъ.
Но если такъ не думаютъ, то зачѣмъ же общество не дѣй-
ствуетъ самостоятельно?
Зачѣмъ изобрѣтаетъ оно какое-то высшее и непогрѣшимое
существо, но нмѣющее другой реальности, кромѣ той, которую
ему приписывают!? Зачѣмъ этому существу даешь оно дей-
ствовать вместо себя, наблюдать за собой, рѣшать волнующіе
его вопросы, регулировать интересы, которые составляют! его
повседневную жизнь?
Какъ мождо до такой степени терять здравый смыслъ, что-
оы не понимать, что, въ концѣ концовъ, это государство—су-
щество идеальное и признаваемое совершенным!, ибо ему ввѣ-

ряютъ высшую власть,— это государство способно дѣйствовать,
лишь воплощаясь въ извѣстномъ количеств! людей, и что, та-
кимъ образомъ, народы просто-напросто передают* распоря-
жевіе своей судьбой въ руки вѣсколыеихъ чѳловѣкъ, кото-
рые принадлежат* къ тому же пароду и не могут* стоить
больше, ч!мъ все челов!чсство?
Итак*, это — только люди, и въ таком* случа! почему же
одни предпочтительн!е других*, если только не предположить,
будто, получая власть, чѳловѣкъ получает* высшее просв!тленіе,
будто, беря портфель, онъ становится великим*, пріобр!таетъ
высшую степень геніальности т!мъ только фактом*, что из-
в!стное число бюллетеней съ напечатанным* на нихъ именем*
оказалось в* урн!, которую наполнили этими бюллетенями не-
вѣжество или партійныя страсти?
На ряду съ этим* роковым* представленіемъ о государ-
ств!, на ряду съ этой ошибкой, изъ которой вытекают* вс!
наши несчастія, прошедшія, настоящія и будущія,—стоит*
другое представленіе, не менѣе опасное. Это—нредставленіе
об* единствѣ и централизаціи.
Без* этой посл!дней государство не могло бы жить, .ибо
централизація является тѣмъ оружіемъ, которым* оно сносит*
вс! препятствія и выравнивает* себѣ путь. Ова так* т!сно
связана съ государством*, до такой степени хорошо служит*
его составной частью, что было бы почти праздным* искать,
какое изъ этихъ двухъ понятій предшествовало одно другому. —
Единство порождает* власть, какъ власть порождает* един-
ство.
—
Поэтому, государство оказывается самым* суровым*
хранителем* единства; без* его помощи государственная власть
не просуществовала бы и 48 часов*.
Люди см!шали два понятія: единство и единеніе. —
Въ этом*
коренится вся ихъ ошибка.
«Единеніе создает* силу!» — «Единство создает* деспо-
тизм*!»
Насколько первое приносит* благо, настолько второе по-
рождает* зло. Ихъ раздѣляетъ ц!лая бездна.
Единеніе есть договор*, который извѣстное число лицъ—
моральных* или физических*—заключают* между собой вполнѣ
свободно, вполн! независимо. Единеніе есть система взаим-
ных* обязательств*, въ силу которых*, исходя изъ одинако
выхъ интересов*,
одинаковых* потребностей, одинаковых?
стрѳмленій, одинаковых* ц!лей, — эти лица соединяют* свш
усилія и действуют* сообща. Дальше этого единеніе не должно
идти, и оно предполагает* непосредственную общность инте-
ресов* или д!йствительное единообразіе идеалов*—политиче-
ских* или соціальныхъ. —При этом* нодразум!вается, что во
всем* остальном* каждый—свободен* и сохраняет* возмож-
ность распоряжаться собой.
Единство, напротив*, — требует* нризнанія однородна-
го ярма, которое простирается на все и надо вс!мъ. Ради
единства всегда жертвуют* ббльшимъ, ч!мъ отъ него полу-
чают*, ибо и каждая изъ входящих* въ состав* его есте-
ственных* групп*, затопленная, поглощенная безчисленнымъ
количеством* других* групп*, я каждая личность, и каждая
отд!льная совокупность личностей—испытывает* на себ! одной
и вс!ми своими сторонами весь гнет* всей массы.
Единство представляет* по существу своему н!что ложное
и произвольное, нѣчто такое, что давить и калѣчитъ, чтобы
изъ различных* и самостоятельных* частей создать одно зданіе,
гд! уже ни для кого н!тъ свободы движеній, ни для кого н!т*
возможности развиваться, не увлекая за собой всю совокуп-
ность частей, къ которым* онъ прикован*, какъ каторжник*
къ своей ц!пи *).
Единство всегда представляет* н!что лживое и тирани-
ческое — въ том* смысл!, что оно является не первичным*
продуктом* человеческих* потребностей, а продуктом*, обу-
словливаемым* извѣстными необходимостями, или изв!стными
философско - политическими понятіями, которыя въ ущерб*
большинству приносят* пользу немногим*.
Единеніе — это осуществленіе единства чувств*,
желаній,
интересов*.— Это явленіе—по существу своему нравственное:
*) Возьмите исторію Парижа и вы увидите, что всякій разъ
какъ онъ возстаетъ, его сковывает*, его повергает* на землю гро
мадный вѣсъ всей Франціи, неодинаково просвещенной, неодина-
ково созрѣвшей для идеала, къ которому стремится ея столица.
Возьмите исторію всѣхъ крупных* городов* Франціи—Ліона,
Марселя, Тулузы и пр. и вы увидите, что они постоянно прину-
ждены топтаться на одном* мѣстѣ, так* какъ за ними стоит* двад-
цать милліоновъ крестьян*, которые не доросли еще ни до какой
идеи—политической или соціальной.
Очевидно, что, разбив* эту тяжесть па части, было бы легче
сдвинуть ее съ мѣста и, въ концѣ концов*, совести къ нулю к?,
великому благу всѣхъ и каждаіо.

здѣсь встрѣчаетъ къ себѣ уважепіе право каждаго и его са-
мостоятельность.
d
He оказывая уваженія ничьему праву и самостоятельности
единство является вынужденными, ловерхностнымъ, извнѣ на-
вязаннымъ единеніемъ чувствъ, желаній и интересовъ, самыхъ
несходныхъ.
'
Единеніе — это союзъ!
Единство—это казарма!
Вс! тираны, тираны-люди или тираны-народы (есть и на-
роды-тираны — хотя бы римляне, чтобы ограничиться одними
примѣромъ) вс! тираны мечтали объ единств! и стремились
къ нему, но вс! ихъ попытки поел! долгихъ страданій кон-
чались всегда страшными б!дствіями.
Откуда же явилась эта идея единства, столь противная
человеческому разуму, свободному развитію челов!ческихъ
спосооностей, столь часто останавливавшая процессъ цивили-
защи и ея движеніе къ будущему, составляющая въ существ!
своемъ лишь примѣненіе неограниченнаTM,
отвратительнаTM
права оолыпинства, права, которое само равносильно уничто-
жешю личной иниціативы, подавляемой численностью?
Идея единства, въ томъ вид!, въ какомъ она нрим!няется
и понимается въ наше время,—эта идея по существу своему
релииозная, идея хрисгіанскаго и католическаго происхожденія
Именно католичество или, если вы предпочитаете, христіан-
ство — привило людямъ идеалъ, льстявшій его всепоглащаю-
щимъ стремленіямъ.—Изъ этого идеала оно родилось, и это—
единственная идея, на которой по внѣшности, можно бы
было обосновать приписываемое ему назначепіе.
«Богъ», «Король», и «Законъ»—т . е. насиліе въ трехъ
его видахъ—вотъ св. троица, подъ тяжестью которой сгибается
челов!чество, которая сначала пріостановила и, наконецъ,
сдѣлала такимъ бод!зненнымъ всякое движеніе по пути цпви-
лизаціи.
Во Франціи народъ мадо-ио-малу освободился отъ пепвыхъ
двухъ члеповъ тріады тираній: богъ и король перестали тя-
готеть на его сознаніи, сковывать его свободу.
Понятно, что я подразум!ваю здѣсь ту часть народа, ко-
торая мыслитъ, разеуждаетъ и дѣйствуетъ. Я не имѣю въ
виду ту нев!жественную, равнодушную массу, которая подъ
властью привычки, подъ властью темноты остается норабо-
щенной стариннымъ, ровно иичего но говорящимъ ея уму
суев!ріямъ и облекаете въ нихъ свою мысль точно такъ же
какъ од!ваетъ рубашку, основываясь на томъ, что таковъ
обычай, что ей сказали, будто такъ должно быть.
Народъ не в!ритъ уже ни въ бога, ни въ короля. Для него
религія и монархія отжили уже свое время. Въ особенности
отжила монархія, и во Франціи у нея н!тъ сторонниковъ
кром! н!сколькихъ сотенъ мерзавцевъ, жаждущихъ орденовъ'
портфелей, губернаторскихъ м!стъ, обезпеченныхъ доходовъ
лакейскихъ ливрей и придворныхъ баловъ.
Кром! этого роя, который кружится надъ народомъ, подобно
тому какъ плаваете п!на на поверхности лохани съ водой —
во Францш н!тъ роялистовъ. Но есть все-таки сторонники
единства, централизаціи, поклонники государства, сильнаго
правительства, принципа власти.
Они встр!чаются даже среди революціонеровъ.
У этихъ посл!днихъ, родившихся, воспитавшихся среди
общества
носящаго
христіанскую окраску, умы отлиты
въ определенную форму, которую ови не смогли разбить Вы
не разъ увидите, какъ они, очень твердые и очень мужествен-
ные, когда надо низвергнуть существующую власть, — на
завтра, совершенно ослаб!вшіе, потерявшіеся, неспособные —
идутъ путемъ власти, которую низвергли, и съ жаромъ воз-
стаяовляютъ ее. Въ этихъ нопыткахъ они безеильно падаютъ,
если они честны, и начинаютъ обожать вс! пороки правитель-
ства, если остаются въ его рядахъ.— Почему такъ бываете?—
Потому что они в!рятъ въ государство и, исходя изъ госу-
дарства, какъ данной формы, сами становятся государствомъ
или ждутъ отъ этого государства реформъ, которыхъ оно такъ
же не можетъ имъ дать, какъ нельзя дать луну капризно
просящему ее ребенку.
Религіозная идея сильной и централизующей власти въ
ихъ глазахъ находитъ себ! оправданіе въ плохо понятомъ
върованш въ единство самого челов!чества, это в!рованіе
изобрѣди поэты библіи и евангелія, изобр!ли, исходя изъ не-
вѣжества, въ которомъ пребывали люди той эпохи, не знав-
іше истинныхъ законовъ природы, и теперь еще едва раскры-
тыхъ.
Эта идея основывается на томъ совершенно ложномъ в!-
рованш, что вс! люди — д!ти одного бога, «произошли отъ
единой четы», созданной отд!льео и ради спеціальной догмы
и что, поэтому, ч!мъ больше приблизится правительство къ

полному единству, тѣмъ ближе станетъ оно къ божественному
идеалу, метафизической истинѣ.
Именно католичество, именно церковь стала впервые гре-
зить этимъ объединеніемъ, этой единой и однообразной дисци-
плиной сердца и ума, и тѣ суровые революціонеры, которые,
во имя прогресса и освобожденія человѣчества, стремятся осу-
ществить такую дисциплину, оказываются, сами того не за-
мѣчая, лишь послѣдователями, лишь блѣдными подражателями
Сикста V* и Григорія VII.
Въ этой идеѣ единства человѣческаго рода есть и ложь,
и правда. Она—ложна въ той же мѣрѣ, какъ и представленіе
о земномъ раѣ и золотомъ вѣкѣ, которые религіозныя преда-
нія помѣщоютъ въ началѣ творенія, но которымъ наука и
разѵмъ отводятъ мѣсто въ будѵщемъ, а не въ прошломъ.
Человѣкъ не начиналъ съ царства блаженства и доброде-
тели. Онъ началъ животнымъ состояніемъ, грубостью и ни-
щетой.
Блаженство и добродѣтель являются цѣлыо, а не исход-
ной точкой.
Единство чсловѣческаго рода не существовало при его
возникновеніи, оно представляетъ конечный фазисъ его раз-
витія.
Придутъ люди и въ дни будущаго образуютъ то единое
человѣчество, къ которому мы движемся, но которое не суще-
ствует, и никогда не существовало. Оно явится результатомъ
подъема общаго уровня, обмѣна и общности идей. Оно бу-
детъ чуднымъ наслѣдствомъ, которое прошлыя и настоящія
иоколѣнія путемъ кровавой борьбы и героическихъ уоилій со-
берут!, и завѣщаюгъ поколѣніямъ будущимъ. Но мы еще не
дошли до этого. Мы едва двигаемся по пути къ этому идеалу.
Даже тѣ, кто громче всего и чаще всего говорит, о чело-
вѣческомъ единств!, въ действительности думаетъ лишь объ
томъ меньшинств! людей въ Европѣ и Америкѣ, которое до-
стигло извѣствой степени однообразнаго развитія, все болѣе
и болѣе объединящаго эти народы. —- Для нихъ создаютъ уста-
новленія.,
ихъ охватываютъ въ своихъ объединяющихъ пла-
нахъ.— въ данный моментъ составители этихъ плановъ вы-
нуждены пренебрегать всѣми другими людьми, населяющими
неизмѣримыя степи Азіи, пустыни Африки и Австраліи,
острова Океаніи, т. е. пренебрегать тремя четвертями обита-
телей земного шара.
На этихъ послѣднихъ смотрятъ просто, какъ на стадо.
Европеецъ вторгается къ нимъ безъ зазрѣнія совѣсти и
истребляетъ ихъ, если они сопротивляются. Они принадлежат,
первому завладѣвшему. Человѣческія права для нихъ не суще-
ствуют,.
Впрочемъ, оставивъ въ сторонѣ вопросъ о допустимости и
законности этого «экспорта» правъ завоеванія, можно напом-
нить, что нѣкоторые дикари новой Зеландіи и 'другихъ мѣст-
ностей гораздо менѣе удалены отъ обезьяны, чѣмъ отъ Евро-
пейца и что рядомъ съ маленышмъ человѣчествомъ, «бѣльшъ»
«кавказской расы», выдвинувшимся развитіемъ своего мозга,
есть два или три другихъ человѣчеотва: «желтое», «красное»,
«черное», которыя не имѣютъ съ нами почти ничего общаго!
Для всякаго, кто не занимается метафизикой, это доказы-
вает.,
что человѣчество находится въ процесс! развитія, а
не существуетъ издавна въ неизмѣниомъ вид!.
Люди стоятъ на весьма различныхъ ступеняхъ и образуютъ
разныя группы. —Вотъ—ихъ настоящее, и на это настоящее
мы должны воздѣйствовать, съ помощью его мы должны
строить, сообразуясь съ планами будущаго.
Отбросивъ прочь мечты и сказки болѣе или менѣе библей-
скаго происхожденія, не будучи ни католиками, ни христіа-
нами, ни деистами, ни спиритуалистами, взглянемъ на истину,
какова она есть. —Эта истина, повторяю, состоит, въ томъ,
что есть люди и группы людей; что эти люди, эти группы
имѣютъ своимъ естественнымъ стремленіемъ, своей цѣлью,
своимъ долгомъ—объединяться между собой, сохраняя свою
автономію; что эта автономія, даже если бы человѣчество
образовывало одну семью, была бы необходимостью, ибо одна
лишь автономія—существа или группы—можетъ обезпечить
имъ развитіе ихъ мощи во всей ея полнотѣ.—Несомнѣнно
также, что всѣ эти люди, всѣ эти группы, разсѣянные по всему
земному шару, обладают извѣстнымъколичествомъ тождествен-
ныхъ интересовъ, страстей, чувствъ. — Справедливо, что они
объединены уже однимъ общимъ гіребываніемъ на одной и
той же точкѣ пространства и вполнѣ солидарны между собой.—
Справедливо, что все живущее на землѣ имѣетъ общее перво-
начальное происхожденіе и оказывается связаннымъ извѣст-
ными общими узами, ибо всѣ мы, начиная отъ былинки и
насѣкомаго и кончая человѣкомъ, дѣти — дѣти разныя и,
конечно, не близнецы—того необъятнаго источника жизни,

который называется землей и плодоносность котораго еще
далека отъ истощенія.
По всѣмъ этимъ причинам! у людей есть, конечно, общія
узы, они должны стремиться къ объединенію, но не къ одно-
образію.
Общій планъ вселенной, далекій отъ того, чтобы заклю-
чаться въ единстве, представляетъ разнообразіе
въ единеніи.
Для того, чтобы единство въ томъ видѣ, въ какомъ ме-
чтают! объ немъ сторонники начала власти, попы и неко-
торые революціонеры, являлось закономѣрнымъ и возможным!,
нужно было бы, чтобы всѣ люди были какъ одинъ человѣкъ.
Этого не существует!. Люди всѣ различаются между собою и
различаются не только въ настоящій моментъ въ силу раз-
ницы духовной культуры, но и въ силу разницы способностей
и склонностей. Они всѣ отличаются другъ отъ друга, подобно
тому какъ всѣ имѣютъ между собою извѣстныя точки сопри-
косновенія, извѣстныя точки сходства. Поэтому, справедли-
вым! закономъ, разумной организаціей являются такой законъ
и такая организація, которые дадутъ въ равной мѣрѣ удовле-
твореніе двумъ потребностям!, т. е. солидарность и автономія.
Внѣ этого вы придете лишь либо къ деспотизму, либо къ
безсилію:—къ деспотизму, если вы придерживаетесь системы
единства;—къбезсилію, если вы, во имя автономіи станете отвер-
гать солидарность.
Въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ—я подразумѣваю каждый че-
ловѣкъ—представляетъ самъ по себѣ и для себя цѣлый за-
конченный міръ, обладающій собственными законами развитія,
ставящій себѣ свои частныя цѣли.— Вошь—основа.— При этомъ
онъ связанъ со всѣмъ человѣчествомъ разными узами. Онъ—
индивидуумъ, но въ то же время входитъ въ составь группъ
других! индивидуумов!. Эти послѣднія, въ силу общности
происхожденія, въ силу условій географических!, историче-
ских!, физіологическихъ и промышленных! — имѣютъ точки
соприкосновенія многочисленный, близкія, глубокія. Такими
точками соприкосновенія являются, напримѣръ, единство языка,
единство привычекъ, мысли, извѣстныя формы міропониманія,
общность интересов! экономических! и другихъ.
Эта группировка образует! національную связь, поскольку
послѣдняя является закономѣрной.
Въ самомъ дѣлѣ, національная связь не влечетъ за собой
отчужденіе, ова служить первымъ этапомъ отъ индивидуума къ
человѣчеству. Я говорю объ истинной національной связи, а
не о мнимой, созданной завоеваніемъ и произвольными зако-
нами старой политики.
Далѣе, эта вторая группа входитъ въ составь третьей—
болѣе широкой. Для насъ, напримѣръ, эта третья группа бу-
детъ носить названіе европейской группы. Она сложилась есте-
ственно, благодаря общности происхожденія, благодаря извѣст-
ному духовному уровню, благодаря экономическим! законамъ,
и въ свою очередь входитъ въ составь лослѣдней группы,
которая создастся со временем!,—группы
человеческой.
Такимъ образомъ, уже теперь для насъ ямѣетъ реальность
три сущности: личность, нація, Европа.
Само собой разумѣется, что я разсматриваю здѣсь лишь
существующіе теперь факты.
—
Наступить, вѣроятно, день,
когда всѣ, благодаря воспитанію, поднимутся на одинъ мораль-
ный уровень, когда, такимъ образомъ, сохранится лишь лич-
ность и экономическая или производительная группа въ нѣ-
драхъ человѣчества, осуіцествившаго свое единеніе или фе-
дерацію будущаго.
Но даже въ эту далекую эпоху автономія личности и
свободно образовавшейся группы, ограниченная географиче-
скими и климатическими условіями и вытекающими изъ нихъ
особенностями, будетъ окружена полнымъ уваженіемъ. Едине-
ніе, которое даетъ свободу, никогда не сможешь выродиться въ
единство, которое влечетъ къ рабству.
Природа не поступает! иначе, и законы жизни вездѣ одни
и тѣ лее. Земля—автономна и вмѣстѣ съ другими планетами,
тоже автономными, вращается вокругъ солнца. Солнце, въ свою
очередь автономное, вращается вокругъ неизвѣстнаго центра,
который долженъ описывать болѣе широкій кругъ но отноше-
нію къ какой-нибудь другой точкѣ, затерявшейся въ простран-
ствѣ. Такимъ образомъ, цѣлая вселенная, объединенная, но не
сливающаяся
въ своихъ явленіяхъ, описываетъ въ безко-
нечномъ дространствѣ свои кривыя, все болѣе и болѣе несо-
измѣримыя.
Отъ инфузоріи до солнца, отъ песчинки до безграничной
громады—всюду есть согласіе, стройность, солидарность. но
всюду же и разнообразге, независимость,
автономія.
Итакъ, съ точки зрѣнія принципов!, идея единства, идея
централизаціи—ложна, противорѣчитъ реальной сущности ве-
щей, противорѣчитъ естественным! закопамъ, основана на

ошибочномъ пониманіи мірозцанія и яепреложныхъ требованій
жизни.
Практически — она опасна и тяготѣетъ надъ народами,
какъ тяжелое бремя, которое давитъ ихъ и осуждает на
бѳзпомощность.
Единство не можетъ существовать безъ централизаціи, а
централизація предполагает высшую, повелѣвающую власть,
иредъ которой все должно склоняться. Вы видите передъ со-
бой деспотизму сведенный къ его основнымъ элементамъ.
—
Здѣсь нѣтъ больше мѣсга для свободы.— Пустъ сколько угодно
пишут ее въ конституціяхъ, отъ этого ея не станет больше.
Никакимъ декретомъ нельзя заставить яблоню произвести
вишни. Никакимъ декретомъ, никакой революцией нельзя по-
мѣшать тому, чтобы система единства порождала централи-
зацію, чтобы централизація порождала гнетущую власть.
Называется ли власть монархіей, имперіей или республи-
кой—съ данной точки зрѣнія это безразлично, какъ я уже до-
казалъ.
Если какимъ-нибудь чудомъ удержится республиканская
форма, то вы будете имѣть надъ собой повелителя съ нѣ-
сколькими сотнями голову котораго назовут національчымъ
собраніемъ. А такъ какъ все, что жизненно, стремится туда,
гдѣ сосредоточена власть; такъ какъ внѣ столицы и предста-
вителей власти, всегда и всюду найдутъ себѣ мѣсто безсиліе,
косность, ничтожество, — то всегда достаточно будетъ, чтобы
какой-нибудь безсовѣстный честолюбецъ, съ помощью нѣ-
сколькихъ солдат наложилъ руку на столицу, вьтгналъ вонъ
или запряталъ въ тюрьму носителей власти, и диктатура ста
головъ смѣнится диктатурой единоличной.
Гдѣ найдете вы въ централизованной стран! очагъ жизни,
который могъ бы стать очагомъ сопротивленія?
Разв! во Франціи нужно считаться съ Ліономъ, Марсе-
лемъ, Бордо, Нантомъ, Тулузой и пр.? Нѣтъ! Эти города обра-
тились въ трупы, изъ нихъ ничего не можетъ выйти въ
смысл! иниціативы, даже, повторяю, въ смысл! сопротивленія.
Однакоже, въ нихъ есть люди. Мы видимъ, какъ эти люди
д!йствуютъ въ дни революціи, но гд! д!йствуютъ? — Въ
Париж!, потому что только зд!сь можно наложить руку на
правительство, потому что правительство является вс!мъ, и,
захвативши его, объ остальномъ нечего и заботиться.
Почему Коммуна потерп!ла въ Париж! пораженіе? — По-
тому что правительство ускользнуло отъ нея. Потому что вся
страна, сдавленная за горло жел!зной рукой правительства,
организованная только для нассивнаги повиновенія, не им!в-
шая помимо власти ничего, ни центровъ, ни грушгь, ни сно-
шеній между различными частями—оказалась парализованной.
Потому что она осталась неподвижной, хитя большіе города
почти единодушно сочувствовали коммунальному движенію, тор-
жество котораго одно лишь могло освободить ихъ.
Что бы вы ви д!лали, единство ведет къ централизаціи,
a цеятрализація ведетъ къ власти. —Какъ бы вы ни м!няли
названіе, въ результат! всегда получится деспотизмъ.
Вотъ уже 80 л!тъ, какъ демократія во Франціи занимается
этой игрой въ названія, и въ теченіе восмидесяти л!тъ она
оставляет вс! козыри въ рукахъ правительства и оказывается
разбитой, обобранной, обманутой, обокраденной.
Въ Европ! есть только оцинъ народъ, который остался
свободнымъ и, если бы захот!лъ, могъ бы быть демократиче-
скимъ среди всяческихъ видовъ деспотизма, окружающаго его
со вс!хъ сторонъ:—Это—швейцарскій народъ.—Почему?—До-
стался ли ему въ уд!лъ какой-либо высшій геній? Н!тъ.—
Онъ обладает холоднымъ темпераментомъ и, вообще говоря,
не отличается иниціативой *). Онъ не представляет даже осо-
бой національности, ибо составился изъ трехъ разныхъ расъ,
говорит на трехъ языкахъ, испов!дуетъ дв! религіи. Какъ
Австрія или Европейская Турція, онъ образовался изъ ча-
стицъ различныхъ національностей, не питавшихъ другъ къ
другу никакой прирожденной симпатіи. И все-таки онъ жилъ
относительно счастливымъ и свободнымъ и могъ бы быть во
сто разъ бол!е счастливымъ, во сто разъ бол!е свободнымъ,
если бы онъ такъ же любилъ соціальное равенство, какъ онъ
любитъ политическую свободу. —Среди швейцарцевъ три расы,
всюду въ другихъ м!стахъ враждующія, дв! не отличающіяся
терпимостью религіи—ужились въ добромъ согласіи и нисколько
не пом!шали развиться духу выдающейся солидарности, духу
истиннаго и искреиняго братства.
Почему же это?—Потому что НІвейцарія является конфе-
дерацией-, потому что н!мецъ, французъ, итальянецъ объеди-
'*) Зато онъ имъетъ свои достоинства, весьма выдаюіціяся.
Не слѣдуетъ забывать также, что въ Рівропѣ онъ одинъ—кромѣ
у\нгліи—твердо п благородно охранялъ у себя право убѣжища.

нились здѣоь на тѣхъ пуяктахъ, которыми они соприкасаются,
которые интересуютъ всѣхъ троихъ, и остались автономными,
т. е. свободными *) во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. —Потому
что незамѣтно для себя и лишь очень неполно они примѣнили
принципъ, провозглашенный Коммуной: автономія естествен-
ныхъ іруппъ и федерація группъ.
Съ политической точки зрѣнія, единственно заслуживающей
вниманья, когда рѣчь заходите о Швейцаріи, ибо соцгалъный
вопросъ тамъ такъ же мало подвинулся, какъ и въ другихъ
мѣстахъ,
съ политической точки зрѣнія, швейцарцы сумѣли
провести почти правильную границу между единеніемъ и обо-
сооленіемъ. Они сумѣли объединить приблизительно все то, что
должно быть объединено, и раздѣлить то, что должно остаться
раздѣленнымъ. —Они заключили договоръ, охватывающій об-
ласть однородныхъ, общихъ, повсемѣстныхъ интересовъ, об-
ласть, въ предѣлахъ которой они одинаково нуждались въ
томъ, чтобы уговориться и согласиться между собою.— Все
остальное они выдѣлили изъ условій своего договора.
Благодаря этому, въ ПІвейцаріи нѣмѳцъ, французъ, италья-
нецъ развиваются бокъ о бокъ, рука объ руку, не подавляя
и не насилуя другъ друга, между тѣмъ какъ въ Австріи вен-
герецъ, нѣмецъ, полякъ, итальянецъ, кроатъ другъ друга не-
навидятъ и грезятъ только тѣмъ, чтобы отдѣлиться или под-
чинить себ! сосѣда.
Уничтожьте австрійскую монархію, пусть венгерецъ, полякъ,
итальянецъ, нѣмецъ федерируются между собой—и тотчасъ
безъ смуте, безъ ненависти и расовой антипатіи, безъ често-
любивыхъ стремленій къ главенству и порабощенію другого
народа,—тотчасъ вы получите вторую Швейцарію, свободную
и счастливую, насколько развитіе ея жителей позволите это.
Наоборотъ, объедините, централизуйте НІвейцарію и вы
получите завтра новую Австрію, гдѣ нѣмцы въ силу числен-
наго превосходства будутъ давить французовъ и итальянцевъ,
гдѣ итальянцы и французы будутъ грезить лишь о возстаяіи
и независимости, и въ нихъ начнете развиваться расовая не-
нависть, враждебная всякому прогрессу, ибо расы действи-
тельно существуютъ, но онѣ должны быть солидарными и мо-
гу тъ любить другъ друга.
*) Съ тѣхъ поръ въ Швейцаріи принята новая конституція,
слегка измѣняюіцая прежнее состояніѳ вещей.
Расширимъ примѣръ.
Прѳдположимъ, что вся Европа объединена, централизована
подъ властью одного правительства, одного закона.
Съ революціей покончено!
Исчезло, задушено индивидуальное развитіе генія каждаго
народа —есть только стадо, человѣческая пыль, безъ связи,
безъ точки опоры.
Франція не можетъ быть больше очагомъ революціонной
идеи, свѣтомъ этой идеи озарять міръ: она должна будетъ под-
чиниться закону численнаго превосходства, а численный пере-
вѣсъ будетъ на сторон! казацкой Россіи, еще феодальной Гер-
маніи и пр., и пр.
Франція будетъ залита, затоплена.
Если Парижъ возстанетъ, это не дастъ ничего, ибо, какъ
для распространенія звука и св!та, такъ и для распростра-
ненія идеи необходима среда, но этой среды уже не будетъ
существовать. На сто тысячъ возставшихъ парижанъ найдется
сто милліоновъ европейце въ, готовыхъ раздавить ихъ *).
Но Парижъ даже и не подумаете уже возстать. Ояъ утра-
тите свой собственный геній, свою индивидуальность.
—
Онъ
уже не будетъ центромъ, онъ станете подчиненнымъ колеси-
комъ громадной машины, дѣйствіе которой ему придется испы-
тывать на себ!. Французскій геній исчезнете, какъ исчезаетъ
геній всякой челов!ческой группы, подвергшейся насильствен-
ному завоеванію, со стороны другихъ чуждыхъ ей группъ.
Италія, давшая міру эпоху Возрожденія, выдвинувшая за
два в!ка больше великихъ людей, ч!мъ вся Европа со вре-
менъ христіанства и варварскаго нашествія,—Италія перестала
рождать великихъ людей съ того момента, какъ сд!лалась до-
бычей иноземцевъ. У нея не стало больше ни ея школы жи-
вописи, ни ея поэтовъ, ни ея писателей.— Она не сд!лалась
ни германской, ни испанской, ни французской, она перестала
быть итальянской и обратилась въ простое географическое
названіе, утратила свою ц!нность, какъ единица челов!че-
ства.— Она оправится только теперь, когда она вернулась къ
себ! самой.
То же самое было съ Польшей, съ Прландіей, со вс!ми
*) Очевидно, что это приложимо и ко всякому другому городу s
ко всякой другой странѣ, случайно сдѣлавшихся иниціаторами
революціоннаго движенія.

народами, которые перестали свободно располагать собой и
не могли развиваться въ томъ направленіи, куда влечет* их
ихъ собственная природа.
—
Они больше не идутъ въ счетЪ
въ движеніи идей. Они представляют* инструмент*, звук* ко.
тораго не раздается во всемирном* оркестрѣ.
Какую выгоду может* дать все это?
Мы далеко не окажемся лишними, если всѣ будем* искать
истину, всѣ будем* открывать ея многочисленныя грани. Пол-
ная, совершенная, абсолютная истина не досталась нам* въ
удѣлъ, а потому, полезно, нужно, важно, чтобы всякая ори-
гинальная личность — а народы являются лишь громадными
коллективными личностями—шла на поиски за истиной, освѣ-
щала ее со своей индивидуальной точки зрѣнія.
Кто может* отрицать, что современная мысль, что соціаль-
ная револющя, взятая въ цѣломъ, является и прежде всего
должна являться результатом* работы народов* со специфи-
ческим* геніемъ, раздѣляющихъ между собой Европу, резуль-
татом* различных* усилій, плодотворных* именно вслѣдствіе
своего различія?
Не очевидно ли, что французская мысль пополняется
мыслью нѣмецкой, англійской, русской.
Не очевидно ли, что если бы одно изъ этихъ направленій
мысли поглотило или уничтожило два других*, то нѣкогорыя
стороны человѣческой истины остались бы неизвѣстньтми, рѣ-
шеніе нѣкоторыхъ вопросов* неизбѣжно осталось бы не'пол-
ным*?
Итак*, куда бы мы ни обратились, кому бы ни задали
свэи вопросы: наукѣ ли, или философіи, исторіи ли, или дей-
ствительности -всюду находим* въ отвѣтъ тѣ же пророческія
слова, написанныя кровавыми буквами:
Долой единство!—Долой цевтрализацію!— Долой сильную
власть!—Автономія группы и единеніе автономных* групп*.
Эти же принципы провозгласила въ свою очередь и Ком-
муна и впервые попыталась провести ихъ в* жизнь.
Когда произошла революція 18-го марта, вызванная прави-
тельством*, положеніе было таково:
Франція только что совершила четвертую побѣлоносную
революцію, и въ четвертый раз* народ*, еще весь въ поту и
ныли сраженія, увидѣлъ, что эта революція фактически попала
въ руки вѣчныхъ врагов* народа. —В* четвертый раз* уви-
дал* народ*, что, низвергнув* тирана, он?, еще не сразил*
тираніи; что на смѣну угнетавшему его правительству, пришло
другое, так* же гнетущее, какъ и прежнее; что въ этой смѣнѣ
онъ ничего не выиграл*; что единство, централизацгя
и
власть, ихъ законная дочь, стоят* непоколебленными на раз-
валинах* прогнившаго трона; что управлеяіе его дѣлами по-
прежнему ускользает* отъ него и остается во всемогущих* и
безотвѣтственныхъ руках*; что снова начнут* дѣйствовать,
издавать декреты, организовывать, творить законы отъ его
имени, но не справляясь съ ним* и его волей, снова закуют*
его в* цѣпи, лишив* всякой силы!
Словом*, онъ перемѣнилъ тюремщика, но попрежяему тол-
стый стѣны тюрьмы, по прежнему ея узкі я окошки, за дѣланныя
желѣзной рѣшеткой, стоят* между ним* и чистым* воздухом*
свободы. '
Опыт* былъ сдѣланъ полный, окончательный.
Вѣчной славой парижскаго народа будет* то, что онъ
понял* уроки опыта. Вѣчлымъ стыдом* для буржуазной рес-
публиканской партіи, вѣчнымъ доказательством* ея эгоизма,
ея безсилія, ея неспособности или малодушія—останется факт*,
что она закрыла глаза на очевидность, заткнула уши, чтобы
не слышать зова будущаго.
18-го Марта народ* окончательно порвал* со старой мо-
нархической традиціей и съ традиціей якобинской, тоже по-
мешанной на единств!, тоже отравленной ядовитой идеей
сильной власти.
18-го Марта народ* заявил*, что нужно выйти изъ закол-
дованнаTM круга, вырвать зло съ корнем*, не м!нять повели-
телей, а перестать им!ть ихъ. Съ удивительным* пониманіемъ
истины, поставленной ц!ли и ведущих* к* ней средств* на-
род* провозгласил* автономію Коммуны и федерацію Коммуны.
Гордіевъ узел* былъ разрублен*.
Современная мысль въ
лиц! Парижа нашла руки для своего осуществленія, и эти
могучія руки только что нанесли ударъ ио самому корню
стараго дерева—дерева феодализма, власти и религіи.
Старый міръ почувствовал* себя пораженным* на смерть
и поднялся весь ц!ликомъ, начиная отъ идіотскаго дворян-
чика и сельскаго пономаря и кончая республиканцами—фор-
малистами и мистически—сентиментальными буржуазными со-
ціалистами—начиная съ Лоржериля и кончая Луи Бланомъ.
Чего хот!лъ Париж*, провозглашая Коммунальную автоно-
мію?

Хотѣлъ ли онъ разбить французскую національность и
возвести тридцать восемь тысячъ Коммунъ Франціи на степень
ма^енькихъ независимых! республикъ, не связанных! между
собой?
•
J
Конечно, нѣтъ.
Рядомъ съ монархической Европой это было бы просто-на-
просто безуміемъ, самоубійствомъ, столь же смѣшнымъ, какъ и
нелѣпымъ, и никто никогда объ этомъ не думалъ.
Не будемъ забывать никогда, что параллельно съ автоно-
шей Коммуна провозгласила федерацію грулпъ.—Говоря кратко
Коммуна хотѣла сломить централизацію, поверхностное, лжи-
вое, деспотическое, противоестественное и убивающее един-
ство и замѣнить его животворящими, укрѣпляющимъ плодо-
творными единеніемъ.
Коммуна брала Францію такой, какова она есть, среди
Европы—такой, какъ та существует!. Коммуна оставалась въ
предѣлахъ своего вѣка и не отвергала ни одной изъ его по-
требностей.
Она хотѣла лишь уничтожить то, что можно уничтожить
теперъ-же, реформировать то, что можно реформировать сгю
же минуту, открыть путь прогрессу, устранить тѣ нелѣпыя'
и ненавистныя предятствія, которыя такъ долго удерживают!
его на мѣстѣ.
Следовательно, не было и рѣчи о покушеніи на жизнь Фран-
ціи, какъ національной личности. Все, что распространялось
объ этомъ,—глупыя розсказни.
Пока будутъ существовать національности, долгомъ каждой
изъ нихъ останется, не нарушая правъ другихъ, поддерживать
свое собственное существованіе, заставлять уважать свою авто-
номию и независимость, которыя однѣлишь могутъ обезпечить
націи ея свободное развитіе. А на эту свободу развитія имѣетъ
право всякій индивидуумъ, всякое существо моральное или
физическое.
Основанія для этого я указалъ выше.
Нѣтъ, напротив!, дѣло шло единственно о томъ, чтобы
усилить, увеличить жизненность Франціи, перестроив! ее, —
поскольку это возможно, — по образцу будущаго, сдѣлавъ ее
яркимъ очагомъ, который свѣтилъ бы на всю Европу. Ком-
муна стремилась на дѣлѣ дать яримѣръ движенія, заложить
первый и главный камень будущаго иреобразованія обществъ
и приблизить день этого преобразованія.
Однимъ словомъ, задачей Коммуны было,
во-первыхъ,
установить впервые истинныя правила, нормальные и спра-
ведливые законы, которые должны обезпечить дѣйствительную
независимость индивидуума и группы—коммунальной или кор-
поративной; во-вторыхъ, связать между собой схожія группы
такимъ образомъ, чтобы онѣ пользовались одновременно еди-
пеніемъ, которое даетъ силу, является рычагомъ, движущимъ
идеями и мірами,—и автономіей, существенно важной, какъ
для достоинства индивидуумов!, такъ и для процвѣтанія группы
и безграничнаTM развитія всѣхъ оригинальных! особенностей,
всѣхъ плодотворных! и прогрессивных! способностей.
Для достижснія этой цѣли достаточно было опредѣлить
точно то, что непремѣнно касается всей совокупности федери-
рованной національной группы, и то, что, напротив!, касается
каждой изъ естественных! подгрулпъ. Послѣднія въ свою оче-
редь являются не членами, подчиненными мозгу, а участни-
ками ассоціаціи, объединяющимися въ цѣляхъ самосохраяе-
нія для достиженія свободы, равенства, счастья.
Въ существѣ дѣла, нѣтъ ничего легче, какъ произвести
такое распредѣленіе, и, не входя въ подробности, можно ука-
зать его главныя черты.
Очевидно, наиримѣръ, что во всемъ, что касается ночтъ,
телеграфов!, путей сообтенія. интересы какой-либо страны
тождественны на всемъ ея прог • сніи *).
Все, что касается до національной обороны, все необходи-
мое для поддержанія независимости, для отпора насильствен-
ному завоеванію,—также должно находиться въ завѣдываніи
всей федераціи. Само собою разумѣется, что потребности обо-
роны должны удовлетворяться путемъ всеобщаTM вооруженія
націи, безъ всякихъ постоянных! армій.
Также въ компетенцію всей федераціи входятъ интерна-
ціональныя сношенія съ другими странами.
Національные финансы, т. е. та часть національнаго бо-
гатства, которая предназначается на общественный учрежденья,
на удовлетвореніе коллективных! потребностей, также должны
быть централизованы, но лишь въ указанных! размѣрахъ.
Относительно народнаго образованія надо замѣтить слѣцу-
ющее: очевидно, во-первыхъ, что образованіе народа отно-
*) Какъ, впрочемъ, и на протяженіи Европы, и ira нротяженін
всего міра.

сится къ области коллективных^ интересовъ и при томъ са-
мыхъ важнѣйшихъ. Во-вторыхъ, несомнѣнно, что въ этомъ
дѣл! и в с! рессурсы національной федераціи сказались бы не
лишними, чтобы сдѣлать образованіе основательнымъ, исчерпы-
вающимъ, полнымъ и предоставить доступъ къ нему всѣмъ,
безъ всякихъ иныхъ ограниченій, кромѣ предѣловъ индиви-
дуальных!. способностей. Поэтому, предстоит найти такой
методъ, который позволилъ бы воспользоваться для орга-
низаціи образованія одновременно и выгодами общественнаго
начала, и всѣми усиліями, рессурсами, выгодами частной ини-
циативы различныхъ группъ.
Между прочимъ, для массы вопросовъ, гдЬ средства от-
дѣльной Коммуны неизбѣжно окажутся недостаточными, и гдѣ
рѣчь идетъ о прямой пользѣ для болѣе значительныхъ групиъ—
Коммуны могли бы образовывать лиги или ассоціаціи. Эти
лиги и ассоціаціи могутъ быть областными, когда географи-
ческія условія создали для данныхъ коммунъ свои специфи-
ческіе интересы, или же могутъ устраиваться со спеціальной
цѣлью для той или иной оиредѣленной мѣры. При этомъ есте-
ственно ставится условіе, чтобы предполагаемый мѣры от-
нюдь не нарушали и не стѣсняли свободнаго развитія общей
жизни и коллективной дѣятельности *).
Что касается остального,—коммунальное уиравленіе и фи-
нансы, суды, полиція, духовенство,—то все это принадлежит.
Коммунѣ, принадлежит автономнымъ группамъ. Въ силу сво-
его верховнаго нрава онѣ рѣшаютъ, избирать ли муниципаль-
*) Соединенный ли прочной связью или созданный для одной
или нъсколькихъ опредѣленныхъ цѣлей, иромышлѳнныхъ, соціаль-
ныхъ, политическихъ и иныхъ, но всегда съ правомъ иямѣненія
и расторженія договора но волѣ договаривающихся сторонъ и со-
гласно ааключеннымъ обязательствамъ — эти областныя группи-
ровки и лиги коммунъ во всѣхъ своихъ формахъ кажутся мнѣ
очень важными., Онѣ однѣ дали бы коммунальной организаціи из-
вѣстнуіо подвижность и достаточную энергію.
Такія лиги и группировки являются иеобходимымъ звсномъ,
которое связываетъ Коммуну съ национальной федераціѳй. Онѣ
тѣмъ болѣе необходимы, что средства отдѣльной Коммуны въ
болыиинствѣ случаевъ слишкомъ слабы, чтобы она не нуждалась
въ поддержкѣ.
Если она будетъ искать поддержки въ центрѣ,—это привѳдетъ
къ деспотизму.
Если она будетъ искать иоддѳржки въ лтѣ областной или
корпоративной,—это даетъ ей мощь и свободу.
ные совѣты или обсуждать дѣла непосредственно; избирать ли
смѣняемыхъ судей, или замѣнять ихъ присяжными, назначае-
мыми для каждаго дѣла, или же судить непосредственно —
какъ это, напримѣръ, дѣлалось и, быть можетъ, теперь еще
дѣлается въ нѣкоторыхъ общинахъ Великороссы. Онѣ органи-
зуют полицію, сообразно волѣ жителей, путемъ ли учрежде-
нія спеціальныхъ агентовъ или возлагая іюлицейскія обязан-
ности на каждаго гражданина но очереди, тѣмъ порядкомъ,
какой иримѣняется въ національной милиціи. Словомъ, онѣ
заботятся о коммунальной безопасности, принимая тѣ мѣры,
какихъ пожелают сами заинтересованные.
Имъ же—т . е. каждой коммунѣ, каждой автономной групп!
принадлежит устанавливать свои отношеяія сь церковью, со-
образуясь со своими собственными финансами, организовывать
у себя тотъ культ, какой имъ будетъ угодно, если какой-ни-
будь культъ имъ угоденъ, или же обходиться безъ него вовсе.
Наконецъ, каждой групп! все также автономной—комму-
нальной или корпоративной, глядя по обстоятельствамъ *) —
принадлежит р!шать въ своихъ собственныхъ пред!лахъ co-
rn альный вопросъ, т. е . вопросы, касающіеся института соб-
ственности, отношеній между трудомъ и капиталомъ, органи-
заціи семьи и пр., и пр. Все это группа будетъ рѣшать, какъ
она пожелает, руководясь степенью своей сознательности,
своими стремленіями, своими нуждами. Совокупность групиъ
можетъ вмѣшиваться сюда лишь для того, чтобы обезпечить
свободу д!йствія вс!мъ наличнымъ элементамъ и соблюдете
т!хъ рѣшеяій, какія приняты въ каждой автономной групп!.
Р!шенія эти всегда могутъ быть изм!нены но иниціатив! и
съ согласія заинтересованныхъ лицъ.
Однимъ словомъ, въ унравленіи общественными дѣлами на мѣ-
сто типа казармы, точнымъ образомъ котораго является цен-
трал изація правительственной власти въ рукахъ государства,
слѣдуетъ поставить типъ анонимныхъ товариществъ на паяхъ.
Капиталистическій феодализмъ, стремясь къ бол!е широкому
и скорому обогащенію, уже давно далъ намъ примѣръ такихъ
товариществъ, но онъ прим!няетъ ихъ исключительно для экс-
плуатаціи чужого труда посредствомъ присвоеннаго капитала
*) На ряду съ коммунальной группировкой, ближе отвѣчаю-
іцей прежней политической организаціи, группировка корпоратив-
ная отвѣчала бы организаціи соціальной, основывала бы и обра-
зовала ее.

и примѣняетъ въ средѣ авторитарной, полной несправедливо-
стей и ан!агонизмовъ.
Нужно хорошо понять слѣдующее: если, съ одной стороны,
есть вопросы порядка политического, которые должны быть
рѣшѳны предварительно, однообразными и окончательными спо-
собомъ, а именно: путемъ уничтожения правительственной цен-
трализаціи, государственной власти, парламентаризма, пред-
ставительной системы *) и пр.— то, съ другой стороны, во-
просъ соцгалъный носитъ совсѣмъ иной характеръ.
Какое рѣшеніе годилось бы для этого вопроса въ данный
моментъ?—Какое рѣшеніе было бы пригодно, если бы завтра
народъ стали господиномъ положены и могъ бы, наконецъ.
осуществить свою волю?—Здѣсь, въ чисто исторической ра-
бот! не мѣсто отв!чать на это. — Р!шеніе зависите, очевидно,
отъ степени развитія соціалъной науки, отъ высоты, на кото-
рую пропаганда поднимете умы, отъ среды, . гд! произойдете
революція, отъ специфическаго темперамента группъ, призван-
ныхъ р!шить экономическіе вопросы.
Это рѣшеніе не будетъ, в!роятно, однообразными всюду и
во вс!хъ подробностяхъ. —Но при систем! автономіи и сво-
боднаTM группированія, это различіе, кажущееся и временное
и притоми закоиом!рное, сообразное съ принципами эволюціи
челов!чества- не поведете ни къ какими неудобствами.
Опыть долженъ показать, каково наилучшее р!шеніе; про-
грессъ науки долженъ повлечь къ необходимыми изм!неніямъ.
Это т!мъ бол!е справедливо, что, если старое общество въ
*) Палаты депутатовъ и тому подобныя учреждѳнія, имѣющія
своей задачей издавать законы и управлять именемъ верховнаго
народа, который они представлять не могутъ и фактически ни-
когда не представляютъ, должны уступить мѣсто „Комиссіямъ для
изученія",
избираемыми на время, ради спецгалъпыхъ обстоя-
тельства», для выработки проекта опѵедѣленнаго закона, съ импера-
тивнымъ и строго оіраниченнымъ мандатомъ. Во всемъ, что касается
вопросовъ общихъ, коллективныхъ, предложенія этихъ комиссій долж-
ны быть представлены на утвержденіѳ автономныхъ группъ, ко-
торыя принимаютъ ихъ или отвергаютъ, или же, въ крайнемъ
случаѣ, избираютъ новую комиссію съ поручѳніемъ измѣнить эти
проекты.
Разъ рѣшенія приняты, то тѣ отрасли, которыхъ они касаются,
входятъ въ категорію общественныхъ службъ, которыя ввѣряются, съ
помощью особаго механизма, надзору и управленію коллективныхъ
органовъ, и назначеніѳ которыхъ состоите въ томъ, чтобы согла-
совать между собой различныя автономныя группы.
томъ вид!, въ какомъ мы его знаемъ, всюду идете путем!
принуждены, путемъ грубой ?илы кодекса и жандармовъ и
можетъ жить лишь абсолютными, осужденными на неподвиж-
ность р!шеніями, то общество будушаго, идя, напротивъ, пу-
темъ свободы, не пользуясь ни кодексомъ, ни лГандармами
будучи лишь вв!шнимъ проявленіемъ и точнымъ отраженіемъ
чѳловѣка въ его отношеніяхъ къ себ! подобнымъДто новое
общество стало бы изм!няться и развиваться правильно, день
за днемъ, безъ потрясеній, сообразуясь съ данными науки и
челов!ческой природы.
J
.
0дно БСѲ же можно
сказать нанередъ: политическая форма
ооществъ является лишь яродуктомъ ихъ экономической орга-
низаціи и въ ваши дни покоится ц!ликомъ на институт!
индивидуальной собственности. Поэтому, въ своихъ общихъ
чертахъ сощальная революція необходима должна принять
коллективистическгй характеръ, т. е. приступить къ передач!
въ длективныя руки земли и вс!хъ орудій труда, каплта-
Иначе, государство, которое сочли бы уничтоженнымъ воз-
бРьГ°бы TM ВЪ КаЖД0Й КоММунѢ
'
ВЪ каждой корпорации Оно
было оы только «размельчено»,
какъ доказываете это при-
мѣръ Америки и ІІГвейцаріи. Въ этихъ странахъ конституц я
не нанесла никакого удара существующему праву собсІвен
неповетеTMTMавтономія и федеративный союзъ
не повели ни какимъ сощальнымъ результатамъ и оставите
экономическое положеніе совершенно въ томъ же вид!, въ ка
комъ наолюдается оно во Франціи, въ Германіи, Италіи и пр
коммунальная и корпоративная автономія ' и федерапія
группъ являются не рѣшеніемъ, а средство«,,
необходимой
средой для развитія и примѣненія нринциповъ экономической
и сощальноп революціи.
**шшмическои
Нужно разбить политическая рамки, чтобы прійти къ пѣ-
В°1ір0Са;
-
В0ТЪ TM называется словомъ
"
с!да котораго въ томъ, что его обыкновенно мало
н?и соп^алигічГ^іГ^10^'
сэтому, въ опРед!ленномъ отноше-
жат! ГНР ППИРПЙ!
''
когда говорите, что они не принадле-
Р'дягаяг? Ä ж
Съ той точки зр!нія, на которой мы стоимъ, политическая

свобода не даетъ ничего для соціальнаго равенства и прино-
сит* нам* лишь ту пользу, что•облегчает* соціалистическуіо
дѣятельность и пропаганду.
Соціальное же равенство может* водвориться лишь въ форм!
коллективизма, ибо завоеваніе труда современным* пролета-
ріатомъ не может* быть произведено индивидуально и под-
дается осуществленію лишь коллективнымъ путем*.
Ясно въ самом* дѣлѣ, что, если бы каждая группа, ком-
мунальная и областная или корпоративная, стала сохранять
и поддерживать индивидуалистическую организацію собствен-
ности въ ея различных* формах*: на землю, капитал*, орудія,
въ видѣ ренты, процентов* и пр. —то каждая Коммуна, каж-
дая корпорація воспроизвела бы въ малом* видѣ то зрѣлище,
которое представляют* въ крупных* размѣрахъ основанныя на.
единств! правительства централизованныя государства. Ясно
вм!стѣ съ т!мъ, что такимъ образомъ мы ни на шаг* не
подвинулись быть вперед* сравнительно с* прошлым*.
Громадная выгода, сила и необходимость принципа комму-
нальной и корпоративной автономіи заключается въ том*, что
он* не только лишает* государство самаго страшнаго его
оружія, разбивая единство и централизацію, но въ то лее время
уничтожает* произвольный связи и мнимые интересы, ставить
каждаго лицом* къ лицу съ касающимися его вопросами,
позволяет* самыя крайнія р!шенія, допускает* самыя см!лыя
попытки—на ограниченном* пол!, не ст!сняя ничьей свободы,
постоянно предоставляя естественным* группам* и лично-
стям* нею полноту ихъ иниціативы.
Само собой разум!ется, что въ этом* бѣгломъ, очень сжа-
том* очерк!, я отнюдь не собираюсь нарисовать план* обще-
ственнаго устройства и опред!лить точку, гд! должно остано-
виться движеніе, начатое парижской Коммуной.
Молено идти гораздо дальше, быть гораздо бод!е абсолют-
ным*, гораздо бол!е исключительным*, если утвердиться на
почв! чистых* принципов*, на почв! того будущаго, къ ко-
торому мы стремимся, котораго мы ждем*, чтобы орган изо ват к
европейскую федерацію всл!дъ за торжеством* соціальной ре-
волюціи въ различных* странах* теперешней Европы.
Я хотѣлъ, однако, остаться въ рамках* современной д!й-
ствйтельносги и в!роятиой возможности, въ пред!лахъ кото-
рой во время своей борьбы против* стараго міра, действовала.
Коммуна 1871-го, а не 2000-го года. Я хотѣлъ указать въ
общих* чертах*—подробности вполн! подлежат* спору—бол!е
или мен!е непосредственную ц!ль, къ которой стремилась
Коммуна, п!ль, которая въ сущности была бы относительно
легко достижима, если бы движеніе восторжествовало.
Очевидно, что восторжествовавши въ Европ!, соціальная
революція имѣла бы передъ собой бол!е высокія и граядіоз-
ныя задачи. Но день этотъ еще не настал*.
Исходя отсюда, сл!дуетъ и сл!довало считаться съ той
правительственной, авторитарной, антагонистической средой,
€* какой мы ии!ли и теперь болѣе, ч!мъ когда-либо, имѣемъ,
д!ло. во Франціи.
Но тѣмъ не мѳнѣе, уже теперь нужно показать, откуда
происходит* всеобщее страданіе, безсиліе и яеусп!хъ всѣхъ
революцій, которыя почти съ математической правильностью
•смѣняютъ друг* друга на протяженіи столѣтія.
Все это зависит* отъ одной ошибки.
Основная ошибка состоит* въ том*, что государство R»
имя высшаго разума, никому нев!домаго и несуществующаго,
хочет* навязать вс!мъ изв!стные принципы, которые оно
объявляет* абсолютными и незыблемыми,—какъ будто есть на
земл! что-либо абсолютное и незыблемое. Являясь наслѣдни-
комъ и представителем*
стараго міра, создавшаго опред!-
ленныя понятія собственности и индивидуальнаTM права, го-
-сударство навязывает* вс!мъ и каждому уваженіе къ этой соб-
ственности и къ этому праву.
Труд* организован* — так*-то.
—
Въ том* же вид! эта
организація и останется, никто не смѣѳтъ избавиться отъ нея
под* страхом* каторжных* тюремъ, Новой Каледоніи, стол-
бов* Сатори.
Это—делѣдо и чудовищно, отвратительно и смѣіино.
Громадное большинство современных* *) соціалистовъ иначе
представляют* себѣ уваженіе къ человеческой личности. Они
знают*, что общество и управляющіе имъ законы являются
созданіемъ рук* челов!ческихъ, знаютъ, что, если челов!къ
что-нибудь сд!лалъ, так* онъ же это может* и перед!лать,
и, сл!довательно, общество должно быть приспособлено къ че-
• ) Л не говорю о нѣмцахъ и англичанах*, которые въ боль-
шинствѣ своем* придерживаются других* взглядов* и восхва-
ляют* другія средства. Англичане до сих* пор* еще только „ре-
формисты , a нѣмцы вообще принадлежат* къ
„государственни-
ка.ч* .

ловѣку, подчинено человѣку, а не наоборотъ. Словомъ, въ ихъ
глазахъ, государство, какъ политическая форма, должно исчез-
нуть и уступить мѣсто соціальному организму, совершенно
отличному отъ организма правительственнаTM.
Соціалисты знаютъ, что ни въ установленной нынѣшнимъ
закономъ организаціи труда, ни въ институтах! семьи и
собственности нѣтъ ничего священнаго; что законы родились
на землѣ, а не снизошли съ неба, что ихъ можно измѣнять
если они перестаютъ соогвѣтствовать потребностям! и про-
грессу среды, которую они претендуют! изображать и направлять.
Принадлежа къ различным! школамъ и предлагая различ-
ныя рѣшенія для различных! проблеммъ, соціалисты отнюдь
не требуютъ диктатуры, чтобы навязать какое-либо одно-
ооразное рѣгаеніе. - Протестуя противъ диктатуры, навязываю-
щей имъ современный рѣшенія вопросов!, они знаютъ, что не
было оы диктатуры болѣе невыносимой, чѣмъ та, которая ста-
ла бы вводить декретами коммунизм!, или коллективизм!, или
всякую подобную форму общества, Соціалисты требуютъ пере-
дачи рѣшенія
индивидуальных! и общественных! вопросов!
въ руки заинтересованных! лицъ и естественных! группъ.
Последователи соціализма хорошо знаютъ, что подъ вліяні-
емъ одного лишь развитія истинной свободы—справедливым,
разумныя, практичным рѣшенія проложат! себѣ дорогу и безъ
труда восторжествуют! надъ рѣшеніями ложными или пре-
ждевременными.
Соціалисты требуютъ, чтобы трудъ, который лежитъ въ
основѣ всего, могъ изучать, обсуждать отстаивать свои истин-
ные интересы.
Соціалисты требуютъ, чтобы капитадъ, вышедшій изъ
труда, и эксплуатирующій его, былъ переданъ труду—подобно
тому, какъ власть, вышедшая изъ общества и угнетающая
его, должна вернуться въ руки общества.
Соціалисты требуютъ, наконецъ, чтобы трудящгйся владѣлъ
орудьями труда.
Но идя путемъ сильной централизующей власти, даже са-
мой демократичной, соціалисты не могутъ добиться осущест-
вленія требованій безъ страшныхъ потрясеній, безъ ожесто-
ченной, тяжелой, разрушительной борьбы.Простымъ же при-
мѣненіемъ коммунальнаTM принципа, свободным! образовані-
емъ группъ и федерацій — всѣ эти требованія будутъ осуще-
ствлены правильно, прочно, безъ насилій.
коря^~ТЪ
В0Іф0С0ВЪ «ь принадлежать лишь
корпоративным! и производительным! группамъ связанными
между собой федераціей я освобожденным! отнS отъ всякихъ
политических! препонъ, правительственных! и административ
ныхъ, которыя до сихъ лоръ своимъ гнетомъ поддерживали
^
*—
и подчГяTM
гян±ММГЛЬНЫЯ автономіи> объединенныя между собой ор-
ГоTMи
Г*
дѢя
"TM
общеетееніыхъ
елужі,
TTJ17
Ъ TM^ской стороной революціц и очисти-
ласг бы? Г РеВ
°
ЛЮЦІИ с
~ яой. Послѣдняя соверши-
лась бы своооднымъ развитіемъ корпоративных! и ^ произво-
дительных! группъ, возвративших! себѣ, повторяю свою са-
мостоятельность, освобожденных! отъ правительственнаго вмѣ
— мот И ТйРаНІИ ГОсударства> второе отдаетъ своихъ
жандармовъ и наши деньги въ распоряженіе олигархіи пои-
вилегированныхъ н прожигателей жизни.
Р
Р
Коммунальная автономія поглотила бы государство
какъ
производительным группировки поглотили бы капиталъ
злкьTM±
ВѲСЬМа несложяой организаціи, для которой
п±бЯГГУТ0ЛЬК°
намѣтить НасКоро лишь главныя черты,—при
подооной организащи жизнь не сосредоточивается въ олноѵп
мозгу въ родѣ Парижа, но распространена всюду'-ВсюдуД есть
мысль, инищатива, свобода, плодотворное соревнованіе и ори-
ИГоГЛЙМѢГ ВСЮДУ ЖИВУТЪ Существа
отвѣтственныя,
а потому я достойным.
'
И?" 0ДН0Й СТ0ЛИДЬІ'
отъ
второй Франція ждетъ лозун-
rZu г
рая ГІОдадняется франціи, вмѣсто вулкана въ m -
coS I?/ На Г0Л0МЪ' ПЛ0С.К0МЪ берег
?'
мы
имѣемъ перед ь
ïïu°i Ц
Й Яар0ДЪ4 трудя^1Йся^ Дѣйствующій, мыслящій -
Двадцать головъ: Ліонъ, Марсель, Бордо, Тулуза Нанта
^нлль, югъ, центръ, сѣверъ, восток? я западъ-^
ваютъ мысль французскую, революціонную, человѣческую -Всю-
Д) встрѣчаемъ мы нниціатлву, a слѣдовательно, и прогрессъ
Пи одна сила не теряется.
,
одяого Движущего центра, который можетъ оши-
баться, который можетъ не быть самымъ лучшимъ, самымъ нро-
шщеннымъ, вы имѣете сто движущихъ центровъ въ ста
различных! точкахъ, и усилія всѣхъ этихъ центровъ стре-
мятся къ одной цѣли: наилучше организовать жизнь чело-
века въ его естественной средѣ.

Надъ тридцатью восемью милліонами не тяготѣетъ пра-
вительство, слишкомъ иередовое для однихъ, слишкомъ отста-
лое для другихъ, которое всѣхъ толкаетъ, жметъ, всѣмъ мѣ-
шаетъ. Тѣ, кто обладаетъ орлинымъ взоромъ, и можетъ смо-
треть на солнце, не остаются во мракѣ изъ-за того, что тя-
желая масса не хочетъ двигаться. Парижъ и другіе центры
идутъ до конца своей мысли, безъ помѣхи движутся по пути
прогресса, распространяя вокругт. лучи своего свѣта, склоняя
на свою сторону лучшимъ орудіемъ пропаганды—иримѣромъ.
Таковы въ немногихъ словахъ—нѣкоторыя изъ безчислен-
ныхъ слѣдствій принципа, выставленнаго Коммуной.
Таковы—его главныя черты.
Такова—необъятная важность простыхъ словъ:
Коммунальная автономія!
Корпоративная группировка!
Федерація Коммунъ и производительныхъ группъ!
Повторю въ послѣдній разъ: это значитъ свободное образо-
вание естественныхъ группъ и единенге этихъ группъ; это зна-
читъ—уничтоженіе централизованного
государства и силь-
ной власти, возвращеніе народу его правь и возможности
пользоваться ими.
Ясно, что эта революція не является революціей француз-
ской, что этотъ принципъ не является французскимъ нриы-
ципомъ. Это- революція человѣческая, это — принципъ все-
мірный. Здѣсь, меньше, чѣмъ на протяженіи вѣка, вторичн®
происходит полный разрывъ съ прошлымъ.
Въ первый разъ, въ 1789 году, порвали съ божествен -
нымъ правомъ—съ небомъ!
Во второй разъ—порывают съ государствомъ — съ оли-
гархіей!
Первая революція называлась: нровозглашеніе правъ чело-
века; она являлась теоріей\
Вторая называется: Коммуна; она является практикой!
Первая была политической, вторая будетъ соціальной.
Ея формула сводится къ тремъ нераздѣльнымъ между
собой членамъ:
Автономія\
Федерацгя\
Коллективизмъ!
О, Парижъ! Эти строки заставили меня пережить съ тобой
твое прошлое... Вдали отъ тебя онѣ вылились на бумагу, вдали
отъ тебя, великій Парижъ, очагъ всемірной революціи, апо-
столъ человѣческаго евангелія, мессія и мученикъ!
Ты далъ примѣръ, котораго никто не забудетъ. Опьянен-
ный истиной, до безумія преданный справедливости, ты взялъ
украшавшую тебя корону столицы твоими руками и, бросивъ
ее къ своимъ ногамъ, провозгласилъ:
«Да будетъ мѣсто для всѣхъ! Жизнь для всѣхъ! Свобода
самодеятельность, достоинство, величіе для всѣхъ!
«Я хочу лишь быть свободнымъ, среди свободной Франціи
хочу вступить въ широкій потокъ національной жизни, кото-
рый станет нѣкогда потокомъ жизни всемірной. Я сохраняю
за сооой только одно право—право идти по пути къ будущему
; первымъ, во главѣ всѣхъ, всегда впереди!»
На твой кличъ тебѣ отвѣтили митральезы Версаля, раз-
стрелы, каторжныя тюрьмы, Сатори, Новая Каледонія!
Этотъ кличъ жизни, обращенный къ Франціи, къ міру
стоилъ тебѣ ста тысячъ твоихъ дѣтей!
Сраженный—ты не утратилъ своего величія!
Сраженный—ты не утратилъ познанной истины!
Какое будущее предстоит тебѣ!
Я не знаю этого.
Народъ-мессія, увидишь ли ты обѣтованную землю0 На
этомъ долгомъ крестномъ пути, болѣе тяжкомъ, болѣе стра-
дальческому болѣе возвышенномъ, чѣмъ путь выдуманнаго
оогочеловѣка, — оставишь ли ты до послѣдней капли свою
кровь, испустишь ли свой послѣдній вздохъ, отдашь ли послед-
нюю искру своего творчесісаго и борющагося генія?
Другіе-ли соберут жатву, которую ты посѣялъ, которую
ты ороси л ъ своей благородной кровью?
Нѣтъ!
Быть можетъ, хищныя птицы, вонзившія когти въ твое
тѣло, сосущія мозгъ твоихъ костей, доканаютъ тебя, въ концѣ
концовъ, но твоя смерть будетъ лишь минутной. Ты воскреснешь
въ своихъ сынахъ, въ томъ новомъ поколѣніи, которое но-
сишь ты въ своихъ неизсякаемыхъ нѣдрахъ. Оно копитъ силы
это поколѣніе, какъ ты копилъ ихъ за двадцать лѣтъ влады-
чества Бонапарта, копилъ и снова показалъ что ты—не
укрощенъ!
Какъ бы тамъ ни было, твой подвигъ не пропадет даромъ.
іы поставили. передъ нами революціонные вопросы, вопросы
политические и соціальные въ ихъ яастоящемъ освѣщеніи а

всякій вопрос*, правильно поставленный, рано или поздно бу-
дет* рѣшенъ.
J
Благодаря тебѣ, народ* имѣетъ отнынѣ свой боевой ло-
зунг*:
Коммунаі!
Имѣетъ свое знамя, красное знамя, яркое, какъ солнце.
Под* этим* знаменем*, съ этим* лозунгом* онъ побѣдитъ.
А я? Будет* ли мнѣ дано снова увидать тебя, Париж*?
Может* быть! Может* быть также, что разлука окажется
вѣчной. Но, парижскій народ*, какъ бы ни была велика тоска,
что испытываю я сейчас*, какъ бы ни была велика угрюмая
скорбь изгнанія, острое негодованіе, терзающее нашу душу
примысли о тѣхъ мѵченикахъ, которые умерли отчаявшись, или
изнывают* под* чужим* небом*, не видя приближенія спра-
ведливости—как* бы то ни было, передо мной стоит* твой
образ*, парижскій народ*, и онъ никогда меня не покинет*!
Снова и снова я буду вспоминать тебя такимъ, каким*,
ты былъ въ тѣ героическіе дни, и этотъ образ* скажет* мнѣ
всегда, что масса не только не падает*, не опускается, но,
напротив*, все растет*, все идет* дальше, становится все
болѣе прекрасной, все болѣе великой въ дѣйствіи, все болѣе
неукротимой въ любви къ справедливости и истинѣ.
Въ часы, когда одиночество, нужда и уныніе нашепты-
вают* мнѣ на ухо тоскливыя думы и пригибают* къ землѣ
мою голову, я выпрямляюсь, вспоминая, что былъ день, въ ко-
торый на мою долю выпала великая честь мыслить твоей
мыслью, говорить твоим* словом*, чувствовать, какъ мое сердце
бьется одним* біеніемъ съ твоим* сердцем*. Въ такіе часы
я вспоминаю, что я жил* твоей жизнью, дѣлилъ твою борьбу,
твои опасности, твои надежды, твой гнѣвъ, твою агонію, я
вспоминаю, что и теперь я дѣлю съ тобой искупленіе!
Артуръ Арну»
Женева-Лугано, январь 1872, январь 1873.
Конецъ.