К проблеме сознания и бессознательного психического. Том 2. Опыт интерпретации и изложения общей теории - Шерозия А.Е.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. К общей теории сознания и бессознательного психического. Опыт интерпретации исторического наследия
2. Психоаналитическнй принцип построения теории. Бесспорные успехи и принципиальные недостатки
3. Опыт психологии установки. Отход от традиции и пределы правомерности такого отхода
4. К вопросу о необходимом предварительном уточнении в логической схеме и модели общей теории сознания и бессознательного психического как определенной системы отношений. Уроки истории и первые наметки новой теории
ГЛАВА ВТОРАЯ. Принцип дополнительности и проблема познания феномена установки как основной измерительной единицы в сфере психической реальности
2. Принцип дополнительности, как метод интерпретации, в его приложении к общей и экспериментальной психологии установки
3. Установка как «элементарная частица» и «принцип связи»
4. Установка как «модус системы» и «основа объективации»
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Единая сущность установки, междисциплинарные связи и система наук о человеке
2. Установка как «принцип отражения» и «сумма информации»
3. Проблема интуиции и установка как «фактор» интуитивного познання
5. Установка к внутреннее единство синтетической активности сознания. Творчество как предмет научной рефлексии
6. Установка и значение. К вопросу о «внутренней форме» языка
7. Установка и проблема единой схемы действия человека-системы. Заключение
2. Сознание и бессознательное психическое как единая система отношений
3. Место сознания и бессознательного психического в целостной системе фундаментальных отнешений человека: отношения к самому себе, отношения к другому и отношения к суперличности
4. Энтропические и негэнтроппческие тенденции сознания и бессознательного психического как единой системы отношений
5. Основные положения и принципы построения новой теории. Заключение
Автор: Шерозия А.Е.
Теги: психология психотерапия психоанализ психология личности
Год: 1973
Похожие
Бессознательное. Природа, функции, методы, исследования. Том III
Бессознательное. Природа, функции, методы, исследования. Том I
Вопросы философии 2020 № 7
Кембриджское руководство по аналитической психологии
Текст
                    АКАДЕМИЯ НАУК ГРУЗИНСКОЙ ССР
ИНСТИТУТ ПСИХОЛОГИИ им. Д. Н. УЗНАДЗЕ
ACADEMY OF SCIENCES GEORGIAN SSR
THE D. N. UZNADZE INSTITUTE OF PSYCHOLOGY
1973

A CONTRIBUTION ТО THE PROBLEM
OF THE CONSCIOUS AND THE
UNCONSCIOUS
An Attempt at an Interpretation and Exposition
of a General Theory
By A. E. SHEROZIA
II
„METSNIEREBA" PUBLISHING HOUSE
1973 TBILISI

А. Е. ШЕРОЗИЯ
К ПРОБЛЕМЕ СОЗНАНИЯ И
БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ПСИХИЧЕСКОГО
ОПЫТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ И ИЗЛОЖЕНИЯ
ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
II
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЕЦНИЕРЕБА»
ТБИЛИСИ
1973

15
151
Ш 498
В первом томе настоящего цикла работ был
предпринят опыт исследования проблемы, исходя
из соответствующих данных современной психо-
логии установки при непосредственном противо-
поставлении ее классическому, так называемому
«эмпирическому психоанализу». В предлагаемом,
втором, томе дается опыт изложения общей тео-
рии — теории создания и бессознательного пси-
хического как определенной (собственнопсихоло-
гической, эпистемологической, эстетической и пр.)
системы отношений внутри целостной системы
фундаментальных отношений самой личности, их
носителя, на основе ее «единой установки», в
частности опыт интерпретации все еще конкури-
рующих в таком качестве психологических тео-
рий личности — того же самого классического,
так называемого «эмпирического психоанализа» и
современной психологии установки. Весь этот
цикл исследовании автора будет завершен в по-
следующем томе опытом применения и некоторой
верификации предлагаемой здесь теории созна-
ния и бессознательного психического как общей
(общепсихологической, эпистемологической, эсте-
тической и пр.) теории личности, их носителя, в
системе ее фундаментальных отношений.
Настоящая работа, как и предыдущая, рас-
считана на широкий круг специалистов, интере-
сующихся рассмотрением данной проблемы при
междисциплинарном подходе к ней в системе
наук о человеке.
Издательство «Мецниереба» 1973

ПРЕДИСЛОВИЕ
В предыдущем, предваряющем, по существу, исследова-
нии проблемы сознания и бессознательного психического под-
вергались соответствующему анализу позиции психоанализа
(Фрейд) и современной психологии установки (Узнадзе).
Причем в обоих случаях анализ опирался на общую теорию
установки, т. е. исходил из того, как сама психология уста-
новки расцеии.вает и воспринимает не только всю систему
своих знаний со своим категориальным аппаратом, но и всю
«систему знаний психоанализа в целом с его категориальным
аппаратом и, в частности, учение о бессознательном психи-
ческом. Поэтому, естественно, что на этот раз далеко не всег-
да четко обрисовывалась позиция самого автора, за исключе-
нием постановки вопроса и рассмотрения некоторых спорных
положений исходной теории — теории установки. И в предстоя-
щем анализе исходной остается та же самая общая теория
установки, только при определенном развитии ее вплоть до
новой самостоятельной теории — теории единой системы от-
ношений сознания и бессознательного психического в систе-
ме фундаментальных отношений личности, их носителя, ког-
да в принципе уже с позиции именно этой теории соответ-
ствующей интерпретации (и проверке) подвергаются основ-
ные положения того же психоанализа и современной психо-
логии установки с их категориальными аппаратами, в том
числе и сама общая теория установки.
Система отношений сознания и бессознательного психи-
ческого, как и общей о «их теории, о которой у нас идет
речь, — двухмерна, это суть система отношений сознания и
бессознательного психического друг к другу и к личности, их
носителю. Система же фундаментальных отношений самой
этой личности, через посредство которой возникает и, в конце
концов, происходит полная реализация самих сознания и бес-
сознательного психического вплоть до реализации всей и вся-
кой модификации их взаимоотношений — трехмерна, ибо это
система отношений данной личности »не только »к самой себе
5

и к другому, но и к сулерличности. Причем, под этой самой
системой отношений личности к самой себе разумеется лич-
ность как субъект для-себя (самосознание); под системой же
отношений ее к другому разумеется не только другой как не-
кто другой в виде подобного ей субъекта для-себя, но и дру-
гой как объект этих отношений, как природа; в случае же
системы отношений личности к суперличности имеется в виду
не нечто сверхсильное или сверхестественное, а некая сама
по себе значимая, во многом превосходящая личность и раз-
рушительно ниспровергающаяся на нее объективная сила,
которой она, как правило, всегда (противостоит и не может
не противостоять, будь ее источником сама личность через
свою «внутреннюю ярость» или некто другой и как субъект
для-себя и как природа, перед которыми она в то же время
и преклоняется то из стража перед их «грозными силами», то
из чувства восхищения ими, потому что ведь в своих фунда-
ментальных отношениях, особенно в системе своих отношений
к такой объективности, сам человек — личность — всегда
дан как нечто «более, чем существующее».
Суть в том, что, в конечном счете, ни сознание, ни бессоз-
нательное психическое как основные, собственно-психологичес-
кие (эпистемологические, эстетические и пр. того же рода) ха-
рактеристики личности — безразлично, вместе или порознь взя-
тые, — не могут быть расценены вне системы этих отношений, и
при выполнении такой задачи мы не должны обойти ни одного
из означенных элементов этой системы, весь психологический
аспект которой фактически всепда образуется и реализуется
не иначе, как через систему отношений этих самых сознания
и бессознательного психического. Сие обстоятельство не толь-
ко ставит нас перед логически неизбежной потребностью в
общей теории сознания и бессознательного психического как
общей теории личности, но и убеждает в том, что единствен-
но возможной и надежной инстанцией ее окончательной про-
верки следует считать не что иное, как саму эту систему фун-
даментальных отношений данной личности. Иными словами,
без такой проверки, в силу хотя бы одного этого обстоятель-
ства, т. е. в силу того, что, со своей стороны, почти всякая и
вся система отношений сознания и бессознательного психи-
ческого всегда воспринимается и воспроизводится нами как
внутренняя форма существования этой самой первичной си-
стемы — системы фундаментальных отношений личности, ее
самой, ни одна из возможных в таком качестве теорий не
смогла бы функционировать ни в том ни в другом отноше-
нии, т. е. ни как общая теория сознания и бессознательного
психического и ни как общая теория личности, их носителя.
6

Это — одно из походных положений представляющей данное
исследование теории, а равно и один из основных результатов
этой теории — теории этой своего рода биномной системы от-
ношений.
Итак, автор ставит перед собой задачу выяснить некото-
рые аспекты и основные положения возможной в таком каче-
стве теории, вовсе не претендуя при этом на полную реализа-
цию занимающей его проблемы. Вместе с тем ему хочется
напомнить своим читателям, особенно на тот случай, если сие
изложение в том или ином направлении не сможет оправ-
дать их ожидания, а таких случаев, думается, будет немало,
что по существу оно представляет собой всего лишь первую
попытку такой постановки вопроса о бессознательном психи-
ческом и о самом сознании.

ГЛАВА ПЕРВАЯ
К ОБЩЕЙ ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ
И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ПСИХИЧЕСКОГО.
ОПЫТ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО
НАСЛЕДИЯ
1. ВВЕДЕНИЕ В ОБЩУЮ ТЕОРИЮ СОЗНАНИЯ
И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ПСИХИЧЕСКОГО,
УРОКИ И НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ПРЕДЫСТОРИИ
(1) Бессознательное (досозиательное, пред-сознательное,
подсознательное, неосознанное) — специальный термин, ро-
дившийся как понятие, выражающее негацию сознания и
фактически всегда имеющее в науке противоположный по-
нятию сознания смысл. Под этим термином может подразуме-
ваться вся сфера, лежащая вне сознания, в том числе и био-
сфера .и сфера бессознательного психического. Не существует
однородной структуры бессознательного, если брать его, как
таковое,, вообще. В зависимости от того, что под'ним подразу-
мевается — сфера л«и физического (предметов, явлений или
сил материальной действительности), биологического (авто-
матических, рефлекторных действий организма или активно-
сти высшей нервной системы, лишенной непосредственной
психической модальности, так называемых специфических
жизненных образований, психоидов) либо сфера собственно
психического (самих психологических: установок, как особого
рода целостно-личностных модификаций шпи отдельных пси-
хических функций, мотиваций, .влечения, эмоций), — изме-
няется и сама проблема бессознательного, ее содержание. А
всюду,, где только ставится данная проблема, становится не-
обходимым сопоставлять .понятие бессознательного с поняти-
ем сознания. Понятие бессознательного лишено смысла, если
брать, его, независимо от понятия. созна!Шя„ и наоборот — это
в

коррелятивные понятия. Во всяком случае, понимание про-
блемы бессознательного принципиально зависимо от того, как
будет понята проблема собствен/но сознания. Две эти пробле-
мы Друг без друга разрешаться не могут, в отдельности не
могут быть построены также ни общая теория бессознатель-
ного и ни общая теория сознания. Проблема бессознательно-
го не поднимается, например, ни в таких психологических и
философских системах, которые считают сознание единствен-
ной реальностью (имманентная философия, в частности Мах,
Авенариус, Ко ген и др.), ни в психологических н философ-
ских системах, сводящих это последнее .к простой физической
реальности (вульгарный материализм и, (в частности, эпифе-
номеналисты). В та-юих психологических и философских си-
стемах, исходя из самой их сущности, фактически не ставит-
ся также проблема сознания. Зато мимо этих проблем не
сможет пройти пи последовательный идеализм. ::-и последо-
вательный материализм, будь то в психологии или в филосо-
фии. Проблема бессознательного, как и проблема сознания,—
одна из центральных проблем не только психологии, но и фи-
лософии. Более того, именно с этих проблем ;i начинается
решение основного воинроса философии KaiK с оштп -топической,
так и с гносеологической точек зрения.
Проблема бессознательного ставилась еще Платоном и
не только в том смысле, что он признавал существование ми-
ра идей, независимого от нашего сознания, но и в том смысле,
что для него само познание было не чем иным, как п р и-
поминанием. (Ср. Э. Гартман: «Платоновские идеи суть
вечные, бессознательные мысли безличного существа, при-
чем, вечные значит не бесконечно-продолжающиеся, но вне-
временные: ясно, что идеи соответствуют нашим бессозна-
тельным представлениям. Главное различие между паишм и
платоновским воззрением заключается в значении, которое он
придает слову: «бытие». Тогда ка'к он, по примеру Пармепн-
да, .критерием истинного бытия водит в неизменяемости, мы
равнодушны к ней и напротив безусловным требованием от
истинного бытшг ста'вим реальность»1.) Учение Платона об
ама.мнезе, как справедливо замечают некоторые исследова-
тели, уже в готовом виде содержало в себе понятие бессоз-
нательного. Платон уже вполне определенно оперировал как
философским, та1к и -ообстшшнотсихшошчеаюим содержани-
ем этого понятия: на восходящем пути познания, говорил он,
пороги восприятия навсегда оставались бы непреодолимыми,
J Э. Гартма ir, Философия бессознательного. Выпуск втором
следнин, М., 1875, стр.. 400,
9

а, стало быль, «мы и не (начинали бы шожж чего-либо неизвест-
ного, не будь в .нашей душе заранее заложено «скрытое зна-
ние» о нем, к чему собственно и относится само это вспоми-
нание как некое .припоминание, не только в гносеологичес-
ком, но и в психологическом смысле слова, ибо и в том и в
другом отношениям, как часто, бывало, повторял Платон,
«знание на самом деле не что иное, как припоминание»2,
причем припоминание и по сходству и по несходству, как по-
стижение, как восстановление иного через видение (ощуще-
ние), общего — через единичное. Та,к, «мы непременно
должны знать равное само по себе еще до того, каи< впервые
увидим равные предметы и уразумеем, что все они стремятся
быть такими же, как равное само по себе, по (полностью этого
не достигают»3. Дело в том, что «познавать», по Платону,
«означает восстанавливать знание, уже нам принадлежавшее.
И, называя это «припоминанием», мы бы, пожалуй, употреби-
ли дравильное слово»4. (При этом, кстати, сразу же запом-
ним, а это в дальнейшем, для нашей цели изложения, будет
иметь принципиальное значение, что, во-первых, у Платона
все это служит обоснованию не только и не просто объектив-
ного идеализма, но так называемого антично го о б ъ е к-
тивного идеал'И зм а5 и что, во-вторых, поэтому, чело-
век как философская проблема у него почти никогда не
растворяется в идее как философской проблеме, поскольку,
по его мнению, сам этот человек, «правильно пользующийся
такими воспоминаниями, всегда посвящаемый в совершенные
таинства, становится подлинно совершенным»0. Для нашей
цели изложения особо значимыми могут оказаться также из-
вестные определения Платоном как собственно человеческого
мышления, так и собственно человеческого познания — мы-
шления как «рассуждения, которое душа ведет сама с со-
бою... сама себя опрашивая и отвечая, утверждая и отрицая»7,
2 П л а т о нт Федон, 73, Соч., т 2, М., 1970, стр. 34: «То. что мы теперь
припоминаем, мы должны были знать и в прошлом,—вот, что с необходимо-
стью следует из этого доводя».
3 Платон, Федон, 75, стр. 37
4 Платон, Федон, 75 е, стр. 38.
5 Л, Ф. Л осев, Жизненный и творческий путь Платона, Вступит, ста-
тья к сочинениям Платона, Платон, Соч., т. I, М,, 1968, стр. 56: «Платон ни-
когда не переставал быть греком, т. е. человеком античной культуры. Антич-
ная же культура ценила в человеке в первую очередь его здоровое, трудоспо-
собное, идеально организованное тело, так что и все проблемы духа ре-
шались здесь согласно этой основной мировоззренческой модели».
8 Платон, Федр, 249 d, Соч., т 2, стр. 185.
7 Платон, Теэтет, 190, стр. 289.
10

в познания как припоминания — анамнеза и участия — ме-
текса, причем и как припоминания и как участия души не
только в рассуждении, но и в самой практике, так мастерски
шродемош'стр.ировани-гых Платоном .в известном опыте по вызо-
ву у ра'ба его («'скрытого», бессознательного знания о бипом-
ном квадрате8. Ведь ив том и в другом отношениях это хоро-
шо ассоциируется с некоторыми аюпектами .как собствен но-
психологической, так и гносеологической структуры познания
через соответствующие теории наших дней, в частности че-
рез з о н д-й'Р о в а н ие человеческой психики вплоть до зон-
дирования целостной структуры личности, ее носителя, и по
/гтоихоанализу и по современному экзистенциализму.)
Впрочем, данное Платоном понятие бессознательного
диктовалось не только нуждами одной философии (метафи-
зики), как полагают некоторые исследователи, но и нуждами
конкретношаучных исследований. Во всяком случае, необхо-
димость этого понятия затем оправдалась практикой эмпи-
рических наук .и в особенности психологии. (:В свою очередь,
■выдвинутый еще Платоном принцип и осуждения и оправ-
дания человека, как и его воспитания, через взаимоисклю-
чающие начала его души — разумное и вожделеющее, возмож-
но, сыграл 'Немаловажную роль в этом отношении: «Мы не без
основания, — говорил Платон, — признаем двойственными
и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с по-
мощью которого 'человек способен рассуждать, мы назовем
разумным началом души, а второе, из-за которого человек
влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен
другими вожделениями, мы назовем началам неразумным и
вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения
:и наслаждений»9. И, в самом деле, при подобном расщепле-
нии то, что мы сегодня называем человеческой психикой,
вплоть до расщепления самой личности, ее носителя, через
соответствующие философские и психологические теории
средних веков, хорошо увязываясь, находит свой непосред-
ственный отзвук ие только в классическом, но и в современ-
ном иррационализме, в частности в психоанализе и экзистен-
циализме, хотя сами по себе сии характеристики человека —
га разум и .вожделение — Платон рассматривал с позиции
рационализма, но не иррационализма, в его античном пони-
мании: «И мужественным, думаю я, мы назовем каждого от-
дельного человека именно в той мере, в какой его яростный
дух и в горе, и в удовольствиях соблюдает указания рассуд-
«Платон, Менон, 81 Ь—86 Ь. Соч., т. 1, стр. 384—393.
-я Платон, Государство, 439 d. Соч., т. 3 (I), М., 1971, стр. 233.
11

Ria»10. Во всяяоом. случае, как .полагает ГГлатоп, «оба этих"
начала, воспитанные таким образом, обученные и подлинно'
понявшие свое назначение, будут управлять та чал-ом вожде-
леющим —■ а оно составляет большую часть души каждого
человека и по своей, лрироде жаждет богатства. За ним н а до-
ел едить, чтобы оно не умножилось п не усилилось за счет
так называемых телесных удовольствий и не перестало бы
выполнять свое назначение: иначе оно мо1жет попытаться по-
работить и подчинить себе то, что ему не родственно, и та-
ким образом извратить жизнедеятельность всех, начал»11 В-
связи с этим суть рационализма — и нового и старого, в том
:числе и рационализма самого Платона, — в том и заклю-
чается, что он не сомневается в том, что могущество разума--
этого сознательного начала превалирует в человеке лад не-
разумным, бессознательным началом. Ведь, .констатируя,
вслед за Платоном, на «»большой карте» человеческой психи-
ки территориальное преимущество вожделения п прочих об-
разований бессознательной психики, Кант, как в свое время
и Платон, вовсе не демонстрирует тем самым, что отказы-
вает сознанию в его могуществе. Однако это неважно. Для
■ирра.ционалистов нового времени важнее сам факт констата-
ции ими бессознательной психики. Ибо, отказав сознанию п
его могуществе, Шопенгауэр как раз н направил развитие
идей Платона и Канта наперекор сплошному рационализму
Гегеля, что и легло в основу последующих теорий личности —
психоанализа ,и современного экзистенциализма, в частности
теорий Фрейда и .Киркепора.) Так или иначе, тот, кто отри-
цает необходимость понимания бессознательного для нужд
конкретнонаучных исследований, должен отрицать его и для
нужд философского познания. Здесь мы имеем дело с двумя
равными, но 'непосредственно связанными м-ежд> со'бой ас-
пектами одного и того же вопроса, а не с необходимостью
снятия какого-либо из них.
Проблема бессознательного' одинаково законна к ах в
философии, та<к и в науке и, в частности, в психологии. По-
мимо Лейбница, в монадологии которого эта проблема заняла
центральное место и благодаря которому ее рассмотрение
впоследствии получило ярко выраженную психологическую
ориентацию, философией и психологией" бессознательного ин-
тересовались Кант, Шеллинг, Гегель и особенно Шопенгауэр
|И Э. Гартман. Если следовать философии Канта, бессозна-
тельным следует считать любой априорный синтез сознании.,
10 Плато н, Государство, 442 с, стр. 237
11 П л а т о к, Государство, 442 Ь, стр. 235—237
12

всегда предшествующий любому осознанному содержанию
опыта; кроме того, бессознательным надо .признать также са-
модвижение гегелевской абсолютной идеи, ее переход в «ино-
бытие» природы, пока отсюда она не .вернется к самой себе
как познавший себя дух человека. (Ср. с его же определени-
ем личности как «внутри себя знающей свою действитель-
ность монады», как чистого собственно-для-себя-бытия в си-
стеме антропологии и феноменологии духа: «(подобно тому,
как пространство и время в качестве абстрактной внеполож-
ности, в качестве пустого пространства и пустого времени,
представляют собой только субъективные формы, чистое со-
зерцание, — так и чистое бытие представляет собой для-себя-
тэытие, совершенно чистое бессознательное созерцание, но в
то же время и основу сознания, к которому это для-себя-бытле
восходит, поскольку оно сняло внутри себя телесность, субъ-
ективной суботанцией которой оно является и которая состав-
ляет для него предел, вследствие чего оно оказывается по-
ложенном в качестве субъекта для себя»13.) По Шопенгауэру
же, бессознательное — это «воля» самой природы, стихийное
жизненное начало, которому, .правда, преграждает путь созн а -
■н,ие, но перед которым это последнее бессильно: сознание не-
способно подчинить себе стихийные силы в человеке, не мо-
жет оно подчиниться и самому себе. «То, чем служат для не-
укротимого коня мундштук и узда, тем является у челавека
■интеллект в отношении воли»13. (Ср. с Ф. Ницше: «Жизнь
полнее там, где она менее всего сознательна»14. Причем, в
теории .воли к власти Ницше еще больше, чем в теории воли—
бессознательного — Шопенгауэра и впоследствии Э. Гарт-
мана, проявились и прояснились основные тенденции мысли о
■самой непосредственной связи бессознательного с сущностны-
ми силами человека ,как при реализации его в любви — в во-
ле к любви, если можно, по Ницше, так выразиться, так и при
реализации его в .агрессии — в «воле к разрушению», как
любил выражаться сам Ницше, это «воля еще более глубоко
заложенного инстинкта, инстинкта саморазрушения, устрем-
ления в ничто»15. Здесь нельзя не оказать о •чрезмерной био-
логизации и сексуализации Ницше области воли — бессоз-
нательного, вплоть до биологизации и сексуализации созна-
ния: «Человеческое тело, которое сно.ва оживает и снова во-
12 Г е г е л ь, Соч., т. Ш, М. 1956, стр. 187.
13 А. Ш о п е н г а у э р, Мир как воля и представление, т. I, М., 1900,
стр. 339.
11 Ф.Ницше, Поли. собр. соч., т. 9, М. 1910, стр. 198.
15 Там же, стр. 40.
13

площается ка.к самое отдаленное, так и ближайшее прошлое-
всего органического развития, через которое как бы бесшум-
но протекает огромный поток, далеко разливаясь за его пре-
делы,— это тело есть идея более поразительная, чем старая
душа»10. Это уж совсем выразительно и чуть ли не совсем по-
современному психоанализу и экзистенциализму, против вся-
кой традиционной, рационалистической философии и пси-
хологии сознания.)
Что же касается Э. Гартмана, его даследовам'ие пробле-
мы бессознательного носишо более систематический и ком-
пактный xiapaiKrep. В (его известной „ Philosophie des Unbewu-
ßten"(1869) подытожены и критически (проанализированы поч-
ти <все философские теории гиредшоственнитов, >в том числе
воззрения Канта, Шеллинга, Шо'пенгауэра и др. В сущности,
в этом труде Гартман впервые изложил систематическую
теорию (бессознательного, которая по своей основной цели (а
не по своему основному результату) противостояла не толь-
ко (1) материализму и (2) 'Субъективному идеализму (спи-
ритуализму), но и (3) известному гегелевскому, объективно-
идеалистическому принципу тождества17. В этом отношении
весьма примечателен исходный трмнщэп данной теории: бес-
1G Ф. Ницше, Поли. собр. соч., т. 9, М., 1910, стр. 334.
17 Э. Га ртма н, Указ. соч., стр. 418—420: «Первая не знает, что все,
что я могу выразить словами и достигнуть мыслью, есть всегда только мои
собственные мысли, но никогда не может быть заложенною за этими мыслями
реальностью, что мысль никогда не может выйти из покровл мысли: вследст-
вие этой ошибки наивный реализм смешивает свои мысли или мыслимое (in-
telligibile) с не могущим быть мыслью трансцендентным (tran.s-intelJicibile),.
которое разумеется мышлением как. поистине, воображаемая величина, когда
оно мыслит свои мысли. Вторая точка зрения поправляет эту ошибку, но впа-
дает в другую, именно, отрицает лежащее за границами мышления, потому
что оно недостижимо для мышления и тем уничтожает возможность всячес-
кого познания, так как мышление низводится на степень беспредметного и с
тем вместе лишенного истины сновидения». Что же касается идеалистического
принципа тождества, гартмановская теория бессознательного не удовлетво-
ряется им ни в смысле предустановленной гармонии Лейбница, ни в смысле
философии Гегеля и ни в смысле философии Шопенгауэра, особенно в смысле
философии Гегеля и Шеллинга, поскольку у них стирается качественное раз-
личие между материальным и идеальным, абсолютным и индивидуальным,,
сознательным и бессознательным: «Восстановить это различие во всей его ясное»
ти, вновь и строго разделить их-, поставил я себе задачею. Для меня бессоз-
нательное мышление есть то, что лежит по ту сторону сознательного мыш-
ления: для сознания эта сторона недосягаема, ибо оно- не может мыслить
бессознательно».
14

сознательное как источник всякой (психической активности,
как единство воли и представления, — но не воля (Шопенгау-
эр) и непредставление (Гегель), атделымо взятые, следует в
то же время «пошшать и как такое «предсу шествующее на-
чало» бытия, его первопричину. Дело в том, что, согласно
Гартмашу, если философия вообщеимеет право «назвать
что-либо первоначальное абсолютным духом, то, котечно, он
есть это едиииство воли и представ-лепия, эта единая субстан-
ция, которая везде и хочет, и представляет, или — как мы
(Называем его — бессознательное»18. К тому же, Гартману
бессознательное это рисуется такой инстанцией действитель-
ности, в которой снимаются все противоречия между духом и
материей, психическим, субъективным, и физическим, объек-
тивным: «Что же касается субъективного и объективного, то
это вполне относительные понятия, которые появляются толь-
ко с возникновением сознания, ибо они вовсе не имеют места
в бессознательном «хотений и бессознательном лредставле-
нии: бессознательное выше этих противоположностей, так
как его мышлеш,и:е вовсе не субъективное, а объективное для
пас, та самом же деле оно есть трансцендонт.мо-абсолют-
ное»*9. Поэтому, разумеется, по Гартману, бессознательное
качественно отличается не только от сознания и от нелосред-
19 Э. Г л р т м а и Указ. соч. стр. 4M. Ср. с «petite pereeption» Лейб-
ница, заполняющим «пустоту» не только нашими сознательными представле-
ниями и между нами, внутри психического (субъективного), с одной стороны,
и физического (объективного)— с другой, ряда явлении, но и между ними,
между этими двумя взаимоисключающими инстанциями мира— духсм и те-
лом, ибо, согласно сформулированному Лейбницем закону сплошности, пси-
хическая пустота так же невозможна, как невозможна пустота физическая, да
и вообще нет никакой пустоты, как и никакого покоя и мире (см. Г Л е и б-
н и ц, Новые опыты о человеческом разуме, М.—Л. 1936, стр. 267 и 106:
«Подобно тому как нет пустых промежутков в ряду телесных существ, так
нет и в ряду разумных существ»; «ничто— ни мысль, ни движение — не может
возникнуть сразу»). В основном такой подход к феномену бессознательного
как к некой «опосредующей» инстанции действительности в виде своего рода
«принципа связи», как мы попытаемся показать это в иной связи, был продик-
тован все еще не проанализированными до конца потребностями общей теории
сознания и бессознательного психического, и мы не должны отказаться от
самой постановки вопроса о необходимости в таком «принципе связи» при по-
строении данной теории. Надо не только и не просто игнорировать (отрицать)
опыт идеалистической философии и психологии бессознательного в этом отно-
шении, но, в случае надобности, использовать и развить его дальше на основе
принципиально новой, дналектнко-материадиетической детерминации един-
ства мира.
ln T а м же, стр. 42L
15

ственно связанной с ним психической реальности вообще, по
и от любой (противоположной ей физической реальности. Это
«начало», которое потом развертывается в-двух измерениях—
и духовном и материальном, -субъективном и объективном,
ибо, следуя пртнципу Гартмана, «(нельзя сказать собственно,
что бессознательное «есть абсолютный субъект; но только что
оно есть одно, что может стать субъектам, точи го так же, ка'К
оно есть одно, что может стать объектом, ибо, ведь нет ни-
чего, кроме бессознательного»20
В этом заключается основной замысел философии Гарт-
мана, особо специализирующейся по общей проблематике
бессознательной психиш, и если, тем не менее, он так и не
утвердился в науке о бессознательном психическом (психо-
логии) в качестве рабочей гипотезы, то потому, что при этом
(«1) IapTMiaiH создал метафизическую теорию бессознатель-
ного и (2) в самой отправной точке этой теории — в собствен-
но бессознательном как «предсуществующем начале» всякого
бытия — «три ми ренте» духа и материи, 'психического (субъ-
ективного) и физического (объективного) произошло на по-
зициях того же объективного .идеализма, .не сумев in ре одолеть
трудности объективного идеализма в этом отношении. И бо-
леетого, философия Гартмаиа, наоборот, показывает, что на
базе идеализма невозможно осуществить ни основной ето за-
мысел, ни общую теорию бессознательного. |Гартман лишь
почувствовал необходимость .построения такой теории, про-
тивопоставляя ее как традиционному материализму и субъ-
ективному идеализму (спиритуализму), так и тому же объек-
тивному идеализму. В этом отношении заслуживает внимания
и то обстоятельство, что проблему сознания и (бессознатель-
ного психического он так ил|и .иначе всегда связывает с про-
блемой человека, выделяя его мак наиболее адекватного но-
сителя этих характеристик, »и сознания и бессознательного
психического. Гартман считает, что сознание ;не является
единственно возможной ■психологической характеристикой
человека, хотя для него оно все-таки важнее ,(оно мешает
страстям вводить в заблуждение маши познания; оно спасает
от опрометчивости и нерешительности; помогает в выборе
средств, соразмерных с целью; в направлении воли не но
минутному аффекту, но по /приищипу возможно (большей сум-
мы счастья; при выборе нашей способности к определенной
деятельности; в подавлении бесполезных ощущений не-
довольства; особенно в обеспечении высочайшего и продол-
жительного человеческого наслаждения в (Исследовании ис-
20 Э. Г а р т м а н, Указ. соч., стр. 421.
16

типы 'и в эстетическом восприятии красоты, с вечно прису-
щим ему критицизмом21). Вместе с тем человек не должен м
не может порывать все связи с бессознательным. Напротив,
решающую роль в его духовной »жизни играет -именно бессоз-
нательное. Особенно велика роль последнего в эмоциональ-
ной 'Жизни человека и, аз частности, в художественно-литера-
турной (поэтической) модификации его сознания и его твор-
ческой активности вообще; по Гартману, особенно велика
роль 'бессознательного при любом эмоциональном и интел-
лектуальном, а тем более «абсолютном» синтезе всех дей-
ствительных и возможных человеческих сил и «свободных
действий», этот синтез и совершается в нем. К тому же Гарт-
ман излагает мысль о самом существенном феи о монологичес-
ком и со бственнопсихо логическом различии между созна-
тельной и бессознательной духовной деятельностью (бессоз-
нательное <не заболевает, а сознание расстраивается с .по-
вреждением его ^материальных органов; бессознательное не
утомляется, для сознательной же духовной деятельности не-
обходим отдых; сознательное мышление совершается в
чувственных формах, тогда «как бессознательное не имеет ни-
чего чувственного; 'бессознательное не колеблется и не сом-
невается, оно мыслит безвременно, в то время 1как для созна-
тельного мышления необходимо время; бессознательное не
ошибается, оно не нуждается ни в памяти и ни в опыте, цен-
ность и целостность же сознания всегда зависят и от памяти
и от опыта; в бессознательном воля и представление связаны
в неразрывное единство, (Представление отрывается от воли
только в сознании, 'которое предоставляет возможность эман-
сипации интеллекта от воли; это бессознательное вдохновляет
и способствует сознанию, сознательному (процессу мышления
вплоть до откровения в мистике, и это бессознательное ос-
частливливает человека в чувстве прекрасного и в художест-
венном творчестве; оно связано, с одной стороны, со всякими
так называемыми отталкивающими инстинктами в человеке:
страхом смерти, стыдом, брезгливостью, так же 'как, с другой
стороны, как раз наоборот, с его самыми сокровенными чув-
ствами—с наслаждением и половым выбором22). В конечном
21 Э. Г а р т м а н, Указ. соч., Выпуск первый, М., 1873, стр. 271—283.
22 Э. Гартман, Указ. соч., стр. 283—289. Вместе с тем при сравнитель-
ном анализе Гартмгиом сознания и бессознательного психического п их непо-
средственной связи с феноменом человека, кроме самой этой связи, .чля нашей
цели изложения обращает на себя внимание, во-первых, сама гартмановская
теория сознания, в частности то, что, согласно этой теории, сознание в бес-
сознательном обязано своим происхождением воле: оно есть изумление волн
2. А. Е. Шерозия 17

счете Гартмаи считает, что в любой критической ситуации
бессознательное движет человеком, а следовательно — его
сознашнем.
Эта мысль оказалась настолько характерной, что после
соответствующих измеи-юний она заняла центральное место в
п О'сл еду ю щи х иде а листи чес ки х теорш ях бсосо з«н ате л ы i ого, в
том числе и в 'идеалистических психологических теориях бое-
с оз н ате л ьн oiro. Мат е»р.н а л-ист и ч с ок и е ж е пси х-о л о г и ч ее кие
теории бессознательного того времени были незначительны-
ми, да скорее даже можно считать, что таких теорий тогда фак-
тически и 41 е существовало. Дело в том, что те, кто пытался
создать эти теории, подобно последовательным идеалистам,
находились в плену у Лейоаница. Велико было влигллие идеи
Лейбница как в философии бессознательного, так и в пси-
хологии бессознательного. (Ср. К. Фишер: «Исследованием
бессознательных представлений лейбницевская философия
проникает ,в тайную лабораторию духовного мира и освещает
ту темную область души, которая составляет естествеа-пную
перед нежелаемым ею представлением, а потому всегда связано с недовольст-
вом, удовольствие и недовольство —объекты сознания; далее из этой же тео-
рии следует, что в сущности сознание не имеет различии по степеням, оно от-
лично от внимания и обусловлено проводимостью нервной системы: всякая
сознательная духовная деятельность может происходить только при нормаль-
ных отправлениях мозга; большой головной мозг как в формальном, так в ма-
териальном отношении есть высший продукт органической образующей дея-
тельности; всякое повреждение мозга-, производит расстройство сознательной
духовной деятельности, ибо не существует никакой сознательной духовной
деятельности вне или за функциями мозга (см. Указ. соч., выпуск второй,
гл. I—II), и, во-вторых, вопрос о внутренней природе бессознательного как
некоего психического, огне осознающего себя настоящим», в отличие от субъек-
тивной данности сознания в виде сознания самосознания или переживания, в
собственном смысле слова. Наиболее характерным в этом отношении выглядит
малоизвестное в психологии бессознательного положение Гартмана о бессо-
знательном представлении как о качественно отличном роде представления:
бессознательное не так представляет и мыслит, как сознание, ибо, не имея
сознания, оно лишь мыслит и опережает его «как свою опосредствующую иель».
Дело в том, что «мышление о сознании есть уже самосознание и даже высшая
степень сознания: но так как для него нет условии в бессознательном, то мыс-
лить сознание для него и невозможно. Но мышление осознании тогда только
предполагает высшее сознание, когда сознание мыслится как таковое, т. е. в
субъективном роде и способе, подобно тому, как субъект сознания чувствует
себя аффинированным своим сознанием. Конечно, бессознательное совсем не
так мыслит сознание, ибо его мышление прямо протипоположно нашему субъ-
ективному мышлению. Его мышление следовало бы назвать объективным>
если 6м это обозначение не было также исключительно односторонним, а по-
18

сторону человеческого духа. Лейбниц завоевал эту область
для философского учения о душе .и впервые указал па воз-
никновение сознания из бессознательной жизни души. В на-
ших бессознательных представлениях он открыл факторы,
связывающие духовную ж-иань с естественной, выражающие
особенность индивидуальности и достигающие непрерывным
развитием рубежа сознания. На этих представлениях зиждет-
ся естественная жизнь -человека, общая у него с другими су-
ществами низшего рода, и вместе с тем невыразимая особен-
ность, в силу июторюй каждый в отдельности бесконечно раз-
нится от всех других существ своего В'ида. С этой точки зре-
ния, разница между человеком и животным является малою,
а между человеком и человекам бесконечно большою»23.)
T)\iy неподходящим» (там же, стр. 403), Другое дело, насколько или уда-
лось ли при этом Гартману вообще преодолеть учение Гегеля о созттанип— и
о атрибутивном, и о рефлекторном, но сама по себе попытка эта непосредствен-
но наводит нас на мысль о неправомерности описывать бессознательную пси-
хику в обычных характеристиках сознания, ибо бессознательное—это прин-
ципиально иное начало человека, чем Сознание. Для нашей цели изложения
весьма важно вспомнить также относительно мало интерпретированное в
соответствующих исследованиях положение Гартмана о бессознательном
как о вечном (ненасытном) хотении и бесконечном (абсолютном) страдании—
о муке без удовольствия и даже без перерыва, рождающей у человека определен-
ного рода сознание («всякое неудовлетворение волне:) ipso производит созна-
ние»), причем о вечном хотении, как о вечной борьбе за бытие, как о безличном
сущем, не нуждающемся ни в опыте и пи в воспоминании, ибо бессознательное
не может ни приобрести ничего, чем прежде не владело, ни потерять того,
что у него было, а поэтому опыт пройденного процесса не может быть для не-
го уроком, который предохранял бы его от повторения прежних faux pas (см.
там же, стр. ЗЭ4—397). Достаточно вспомнить, что почти Есе эти наметки и на-
правления мысли, как мы это увидим дальше, находят дальнейшее развитие
в последующих теориях о сознании и о бессознательном психическом как в
философии, так и в психологин.
23 К- Фишер, История новой философии, т. 3, СПб., 1905, стр. 494. В
свою очередь, автор этих строк, следуя известному положению Лейбница о
том, что в сознании нет ничего, что не дремало бы раньше в виде незамечен-
ных (бессознательных) представлений во тьме души, за исключением самого
этого сознания (см. «Новые опыты о человеческом разуме», стр. 100—101),
тоже считает, что «и факты природы, и принципы метафизики указывают на
существование бессознательных представлений в нашей душе». Причем, этим,
«малым» по их природе, лембницеиским бессознательным представлениям он
придает троякое значение: «они— звено, связывающее дух с природой и удер-
живающее его в естественно восходящем ряду вещей; они— ключ к лабирин-
ту отдельной человеческой души; они образуют порог сознания». Ибо, по
19

Лейбн.иц был радоначалыйиком психологии бессознатель-
ного, и для того, 'чтобы вырваться из <сго -плела, оказалось
недостаточным \\ш такого понимания «большого круга» пси-
хического, когда его полушария — созшавие и бессознатель-
ное — осмыслялись .как равные и нейтральные п,о отношению
друг к другу величины; ни такого пожимания, когда они рас-
сматривались как неравные и не нейтральные по отношению
друг к другу величины. Подобная судьба постигла, не приме-
ру, такие теории бессознательного — носительницы явно ма-
териалистической тенденции, — какими были теории Фех-
нера и Гельмгольца, в частности теория так называемых «по-
рогов ощущений» Фехнера. По мнению Феднера, не область
бессознательного, а сферу сознания следует расширить и ей
присвоить примат. Он был противником всяческого гилаега-
зирования бессознательного -психического; во всяком случае,
так полагают специалисты. С бессознательным, считал он, мы
только тогда могли бы иметь цело, когда сумели бы засвиде-
тельствовать наши так называемые «незамеченные ощуще-
ния». Это такие «ощущения», которые возникают ниже по-
рога раздражения и, в отличие от реальных ощущений, для
получения эффекта подобных ощущений энергии вызываю-
щих их внешних агентов недостаточно. Так ввел Фехнер в
науку свое понятие о «бессознательном ощущении». Само по
себе это понятие сначала же было условным по содержанию,
таким оно осталось и впоследствии. Принципиально таким
Лейбницу, не только все, что мы отчетливо познаем предварительно
представлялось нами смутно, но и все, чего мы отчетливо хотим предва-
рительно было предметом наших темных и как бы инстинктивных стремлении.
Да и сами по себе эти «бессознательные представления являются для нас преж-
де всего необходимым допущением, без которого так же не может быть объяс-
нен флкг духа, как-без движущих сил факт тела... без этого предположения
нельзя объяснить также факта познания» (стр. 495—496). Л это постольку,
поскольку, по Лейбницу, одновременно сам этот дух, о котором здесь идет
речь, не что иное, как отчетливое представление самого себя и мира, т. е. как
самосознание в собственном смысле слова: из понятия о силе отчетливых пред-
ставлений следует, что они проявляются как апперцепция, рефлексия или соз-
нание. Но так как сила представлений является действующим субъектом или
самостью, то сила сознательных представлений есть сознательная самость или
самосознание Ведь у Лейбница, прибегая к грамматической фор-
мулировке, и это особенно важно подчеркнуть, сознание, как справедливо
отмечает Фишер, управляет двойным винительным— лица и предмета: оно
представляет вещи и вместе с тем свою собственную сущность самому себе (si-
bi); в этом, последнем отношении оно—двойная рефлексия, так как управ-
ляет как своим дательным, так и винительным, и именно в этом смысле мы
нлзы 1аем его самосознанием. Стало быть, для Лейбница сознание-это рефлек-
20

же по своей природе было и понятие так называемых «бес-
сознательных заключений», связа-ш-юе »с именем Гельмголь-
ца; и в дальнейшем его, -как и термин «-бессознательное ощу-
щение» Фехадра, так и употребляли в науке. А между тем
даже Вувдт\ который, как известно, /весьма -решительно зая-
вил, что «психический процесс -не может быть бессознатель-
ным», был вышуокден говорить о «бессознательном мышле-
нии», «'бессознательных логических операциях» и т. д.
Но ведь это означает, чъо пр.ипцишиально пи в одном слу-
чае лекбиицевское понимание собственно бессознательного не
изменилось. «Petite регсерИол» («малая перцепция») Лейб-
,пнц'1 —это ведь то же бессознательное, что и «бессознатель-
ные восприятия» Вупдта, и «-бессознательное ощущение»
тивное представление о вещах (апперцепция), тогда как самосознание суть реф-
лективное представление о собственной сущности. Что же касается самой пер-
цепции, как таковой, она лишь «внутреннее состояние монады, представляющей
внешний мир; апперцепция есть сознание или рефлексия этого внутреннего сос-
тояния, которая дана не всем монадам»,—заключает Лейбниц. Для нашей цели
изложения особенно важно подчеркнуть также, что тем самым Лейбниц дает
знать о необходимости ставить проблему сознания и бессознательного психичес-
кого в их непосредственной связи и в связи с проблемой личности, как строго
определенное монпды, где оба эти элемента психики и перцепция н аппер-
цепция— совтадают: так как монада эта (личность) является представлением
мира или микрокосмосом, то ее самосознание есть вместе с тем миросознание
и наоборот. Так, по Лейбницу, человек реализует свою способность стать
личностью, в огличие от животного, которое лишено этой способности, оно
может быть только индивидуумом и лишь таким образом фигурировать как
«элемент» личности. «Слово личность,— говорит Лейбниц, — означает мыс-
лящее и понимающее, обладающее разумом и рефлексией существо. Это проис-
ходит исключительно благодаря сознанию им своих собственных действии...
так как сознание всегда сопровождает нашу мысль и так как благодаря ему
каждый есть то, что он называет своим «я» и благодаря чему он отличается от
всякой другой мыслящей вещи, то в этом одном и заключается личное тождес-
тво» («Новые опыты о человеческом разуме», стр. 206). Причем Лейбниц счи-
тает, что в огличие от самой личности (человека) как определенной монады,
т. е. как сознательной представляющей силы, как самости, которая в качестве
необходимых элементов и принципа своего внутреннего единства содержит
в себз бессознательные психические представления («petites pereeptions»),
ни одна из остальных мыслядих монад в свою очередь не содержит в себе соз-
нание ни как необходимый элемент своей деятельности и ни как необходимый
элемент своей внутренней целостности, хотя сами по себе эти монады как не-
кие представляющие силы фактически обращены к нему и требуют его, образуя
при этом порог этого последнего.
21

Фех1П_*ра-4, если не учитывать то обстоятельство, что м-стоп-
пи:к «бессоз|патслыпых ощущений», как и всяких ощущений во-
обще, Фехиер искал в материальной действительности. Ол,
\как известно, .виа-ел свою задачу в материалагстпчесжои ин-
терпретации «petites pereeptions», чего фактически достиг
р:;зве лишь частично25. В других же отношениях его «бес-
сознательные ощущения» ничем не отличились от лейбиицев-
оких «petites pereeptions», которые с самого же начала были
призваны заполеить пустоту в прерывистом потоке созша.пия
и измерить его ннтеиси'вность. Фехпер примерно таи< и посту-
пил. О'Н предположил также, что шрерывистость эта заклю-
чается в «колебании интенсивности переживания и может
быть заполнена так называемыми «бессознательными ощу-
щениями». По мысли Ф-еянера, прерывистость сознания име-
ет место вследствие того, что иногда наша психическая ак-
24 Ср. Ф. В. Б а с с и н Проблема бессознательного (О неосознаваемых
формах высшей нервной деятельности), М., 1968, стр. 17—20. В случае Вундта
(а тем более в случае Фехнера) сути вопроса все еще не меняет, как нам кажет-
ся, то весьма характерное обстоятельство, что, вместе чисто «негативной*
характеристикой феномена бессознательного как евсесбр^знгй периферии
сознания, теряющей качества психического по мере прнблюкепгя к наиболее
отдаленной от ясных переживаний области, уже у него «мы находим высказы-
вания, близкие к противоположной («позитивной») точк£ зрения», согласно
которой бессознательное это «выступает как особая латентная активность моз-
га, способная оказывать при определенных условиях очень глубокое влияние
на поведение и сложные формы приспособления», если не считать, конечно,
что он «был далек при этом от наивного уподобления «бессознательного» соз-
нанию, от понимания первого как активности, подчиненной тем же законам,
которые определяют деятельность второго, т. е. от ошибки, которую допустил,
как это ни странно, Фрейд». И все-таки мы не вправе в этой связи вообще об-
винять Фргйда в наивном уподоблении бессознательного сознанию, так же
как и вообще отказать ему в открытии собственнопсихологического содержа-
ния конфликта— этой самой настоящей драмы между ними и, что еще важнее,
в открытии некоторой собственнопсихологической закономерности бессозна-
тельного. Наоборот, нам кажется, что фактически как раз благодаря этим
открытиям и меняет Фрейд суть предшествующих (и философских и психо-
логических) теорий бессознательного, в том числе и самих представлений, выд-
винутых на этот счет психологом Вупятом.. Эго, в конечном счете, в западноев-
ропейской психологии (и философии) и ставит Фрейда одним из первых перед
общей теорией сознания и бессознательного психического как общей теорией
личности, их носителя, и заставляет его предпринять первые, весьма сущест-
венные усилия в этом направлении.
25 В этой связи обращает на себя внимание положение Лейбница об одно-
родности «petites pereeptions» как элементарного («корпускулярного») состава
мира-и как психического (субъективного) и как физического (объективно-
22

тпвпость падает ниже порога сознания, утрачивай отчетли-
вую ясность. Подобно «малым перцепциям» Лейбница, имен-
но такими лишенными ясности переживаниями являются
«бессознательные ощущения» Фехнера, которые, в свою оче-
редь, измеряются опять-таки разве что мерой сознания, в дан-
лом случае — «'минимумом переживания». Наряду с Лейбни-
ием, Фехпер также впал в безвыходное логическое противо-
речие,'которое не только он (Фехпер), но в свое время и Кант
не см от преодолеть. Кант, ттравда с некоторой осторожно-
стью, но все же 'вполне яано говорил о лишенных сознания,
так называемых «смутных представлениях»: «Иметь пред-
ставления и тем не менее не сознавать их — это кажется
чем-то противоречивым; в самом деле, .каким образом мымо-
Г/кем знать, что мы их имеем, если мы И(Х не сознаем? — Такое
возражение делал еще Локк, который поэтому и отрицал су-
ществование подобного вида представлений. — Но опосред-
го), ибо «petites pereeptions»— это то, чем Лейбниц объясняет «мировую гар-
монию», они «имеют такое же большое значение в учении о духе, как кор-
пускулы в физике, и отвергать как те, так и другие, потому что они находятся
вне нашего чувственного кругозора, олинаково неразумно» (Введение к указ.
сочинению). Это значит, "что сознательное представление, по Лейбницу, отли-
чается от бессознательного, как вообще нечто малое от большого, не противо-
положной сущностью, а степенью, как член восходящего ряда, в котором ил
малых величин постепенно образуются большие. Большие, интенсивные, или
сознательные представления суть развившиеся малые, или бессознательные
(см. об эгом более подробно: К- Фишер Указ. соч., стр. 457—458, 499—
501). В этой связи не безынтересно узнать из «Монадологии» Лейбница также
о собсгвемнопсихологической природе «petites pereeptions» как о спящих или
грезящих монадах, как о состояниях минимума сознания (переживания) —
нейтральных состояниях сознания: это такие «состояния, о которых у нас не
сохраняется никакого воспоминания, никакого ясного представления, как.
напр. когда мы впадаем в беспамятство или погружаемся в глубокий сон
без сновидений. В этом состоянии душа не отличается заметно от простой ме-
нады, но так как это состояние не продолжается все время и душа освобож-
дается от него, то она есть существо высшего порядка». «Если бы в наших пред-
ставлениях не было вовсе ничего отчетливого, никаких, так сказать, рельефое,
то мы пребывали бы постоянно в состоянии беспамятства. Это и есть состояние
голых мо.пт» (см. «Монадологию» 2, 20, 24). Это значит, что для открытых
им же самим «petites pereeptions» (этих составляющих бессознательную сферу
психической активности явлений) как «промежуточных членов» непрерывности,
связызэющих сознательную и бессознательную жизнь и указывающих
путь, который ведет из области природы в область духа и из области духа в
облясть природы (один из наиболее характерных проблесков идеи диалектики),
Лейбниц не находит качественно отличных от сознания собственн©психологи-
ческих характеристик. Эгого и не требовала основная цель его монадологии.
23

ствоваппо мы можем создавать, что имеем прс-дст^влсчп-л
хотя пепосредствашю и не сознаем его. — Такие представле-
ния называются смутшыми»26. (Ор. с соответствующими рас-
суждениями того же Канта о том, .как мы воспринимаем эти
'Представлен'ия: «'Все, что открывает нам глаз, вооруженный
телескопом или микроскопом, мы видим только нашими гла-
зами, ведь эти алгги'чес.кие средства ше приносят глазу новых
-световых лучей и созданных ими образов, которые in без ука-
занных искусственных орудии отражались на шашей сетчат-
ке, но только зна'чителыно увеличивают их, чтобы довести их
-до нашего сознания. — То же можно сказать и о слуховых
ощущениях, (когда музыкант при помощи десяти пальцев и
двух ног и мор о визирует на оргаше и в то же время разгова-
ривает с человеком, стоящим возле него; здесь в .несколько
мгншеиий в душе пробуждается множество представлении,
•причем для выбора «каждого из ihhx необходимо еще особое
•суждение относительно его пригодности, та«к -ка-к один удар
пальцем, не соответствующий гармонии, тотчас же .восприни-
мался бы ка.к диссонанс, и между тем в общем все идет так,
«что импровизирующий музыкант очень хотел бы сохранить в
нотных знаках кое-что из удачно иопол'нееной пьесы, чего он,
быть .может, в других случаях не в состоящий был бы сде-
лать столь хорошо при всем своем усердии»27.)
2в И. Кант, Соч., т. 6, М., 1966, стр. 366.
27 Т а м же, стр. 355—367. Небезынтересно в этом отношении вспом-
нить об известном определении Гегелем психического феномена ощущения
как определенной «формы смутной деятельности духа в его бессознательной
и чуждой рассудку индивидуальности» в системе его антропологии и феноме-
нологии, особенно антропологии духа (Указ. соч., стр. 107). К тому же при
избранной нами цели рассмотрения в высшей степени важно подчеркнуть так-
же, что в этой системе рассуждения ощущение, как нечто собственно психичес-
кое, тем и отличается от сознания, как от некоего собственно психического
измерения действительности, что в какой-то мере оно всегда бессознательно,
хотя и находится в сфере непосредственной интенции сознания, к которому
оно восходит: «Субъективность ощущающей души является еще настолько
непосрецственной, настолько неразвитой и в такой малой мере способной
к самоопределению и саморазличению, что душа, поскольку она только
ощущает, еще не постигает себя как нечто субъективное, противостоящее объ-
екту. Это различие принадлежит лишь сознанию и выступает только
тогда, когда душа приходит к абстрактной мысли освоем «я», освоем бесконеч-
ном для-себя-быгии» (там же, сгр. 109). Более того, для Гегеля само чувствен-
ное сознание не есть собственно сознание, таковым он считает только само-
сознание, причем самосознание сознания: «Истина сознания есть самосознание,
и это последнее есть основание сознания, так что всякое сознание другого
предмета есть самосознание. Я знаю о предмете, что он мой (он— мое предста-
24

Б;)/юе того, если на «большой карте» нашей духовной
жизни сопоставить между собой бессоз-нательные >и созна-
тельные образования, то, по мысли Канта, число этих послед-
них оказалось бы несравненно меньшим. На «большой кар-
те» нашего духа лолуша-рие бессознательной психики боль-
ше, чем собственно созиаи-шя: «у человека обширнее всего
сфера -смутшых представлеягий»28. (Причем, а это важно знать,
Кант счел нужным раскрыть смысл этих представлений еще
■и 'через наше естество, нашу лирику, в связи с психосомати-
ческой структурой личности, не оставляя в стороже сферу
ее самых интимных отношений и как бы заранее открывая
тем самым основной смысл их собствен.иолсихоамалитической
характеристики, вплоть до открытия основного смысла самих
«вытеснения» и «сопротивления». Надо хорошо вдуматься в
целостный контекст последующих суждений Кашта, в частно-
сти в мысль о том, что, с одной стороны, «мы часто играем
пгашими смутными представлениями и заинтересованы в том,
-чтобы воображение заслонило любимые -или нелюбимые
ггредметы; но еще чаще .мы сами становимся шпрой смутны-х
.представлений >и -наш рассудок не в состоянии избавиться от
тех нелепостей, к которым его приводит влияние этих пред-
ставлений, хотя о:н и считает их обма-ном». А именно, что в
сущности «так обстоит дело с половой любовью, если она
имеет © виду, собственно, не благоволение, а, скорее, пользо-
вление), поэтому в знании о нем я имею знание о себе. Выражение самосозна-
ния есть «я»=«я»; абстрактная свобода, чистая идеальность. В таком виде
самосознание не имеет реальности, ибо оно само, будучи своим предметом, в
то же время и не есть таковой предмет, ибо не существует никакого различия
между этим предметом и им самим» (там же, стр. 2Н). По-видимому, не следует
сомневаться в том, что как раз в этом направлении и развивпет Гуссерль идеи
Гегеля в своем учении о необходимости бытия-переживания как бытия-созна-
ния, т. е. о необходимости в самом сознании как в сознании-абсолюте, и это
в сущности не может и не исключает возможности существования пережива-
ния вне интенциального сознания. Во всяком случае само признание Гегелем
так называемого чувственного сознания в качестве непосредственного, атри-
бутивного сознания вместе с собственно интеицнальным, рефлекторным,
вторичным сознанием, в качестве какового выступает у него самосознание,
скорее говорит в пользу возможности существования бессознательной психи-
нежели против такой возможности, тем более что подлинно человеческое
сознание, для Гегеля, это —только самосознание, т.е.этосамое вторичное»
интенциальное сознание.
28 И. Кант, Указ. соч. стр. 367. (Ср. Г. Лейбниц: психолог, отрицаю-
щий бессознательные представления и ограничивающий человеческую душу
областью сознания, подобен географу, считающему землю за плоскость, а го-
25

ванне своим предметом. Сколько остроумия было с давних
пор .потрачено ради того, чтобы как бы прикрыть вуалью то,
что хотя и приятно, но показывает столь близкое родство че-
ловека с низкой породой животных, что вызывает у люден
стыд; fii поэтому в изысканном обществе говорят об этом за-
вуалированно, хотя достаточ-но прозрачно для того, чтобы
вызвать улыбку. Воображение охотно блуждает здесь в л>
темках, и всегда нужно немало искусства, чтобы, избегая ци-
низма, не власть в смешной луршзм». И что, с другой
стороны, довольно часто намл играют сами эти ««смутные
представления, (Которые не хотят исчезнуть даже тогда,
когда их освещает -рассудок»29. Не означает ли это, что тут
Кант во многом предвосхищает некоторые идеи, в системе
которых даже и -в наши днш продолжает развиваться психо-
логия бессознательного и, в частности, психоанализ.)
ризонт за ее границу. Как чувственный кругозор охватывает лишь малейшую
часть мира, так дух (сознание) освещает всегла лишь маленькую часть челове-
ческого микрокосмоса и, в частности, человеческих представлении.)
2D И. Кант, Указ. соч стр. 367—368: •< Умирающему часто кажется
очень важным, чтобы его похоронили в саду или под тенистым деревсм, в поле
или в сухом месте, хотя в первом случае он вовсе не может надеяться на живо-
писный вид, а в последнем не имеет основания опасаться получить от сырссти
насморк», (Ср. с Джоном Голсуорси, как у него и «Конце главы» епископ Порт-
минстерский спокойно ожидал своей смерти н буквально перед самым ее прихо-
дом только раз заговорил с сиделкой: «— Буду признателен, если Вы прис-
мотрите, чтобы голова не свалилась набок и рот был закрыт... Простите, что
вхожу в такие подробности. Не хочется удручать близких моим видсм».) Как
раз специальное осмысление подобных экзистнрованкй человека вплоть до
экзистированкя к смерти в системе соответствующих рассуждений о смысле
жизни впоследствии приводит философию и психологию к проблеме так на-
зываемого экзистенциалистского сознания, в основе которого, должно быть,
имплицито лежит идея о вечности— м о прелести и о красоте, но не о «брен-
ности», существования, скорее желание челсиека сущестнсвспь вечно. Только
современный экзистенциализм, как и традиционный психоанализ, открывает
конфликт между этим желанием и «ничто», к коп с рему егмо существованье
так постоянно экзистирует. Впрочем, так понятая прсбл€ма экзистенции, в
частности так называемого экзистенциалистского сознания, постепенно вхо-
дит в научное обращение не только как одна из основных проблем современной
философии, но и как одна из основных проблем современной психологии, в
частносги в общую теорию сознания п бессознательного психического, не гс-
в оря уже о всем здании искусства, где эта проблема с давних пор фигурирует
как одна из основных. (См. того же самого Голсуорси. В том же „Конце гла-
вы" поэт Уилфрид Дезерт, в своем новогоднем письме кДинни, через соответ-
ствующее экзистирование к смерти и к неразгаданной тайне существования
относительно человека и его самого, каждой его «частицы», говорит: ...Сыграть,
9.6

Основная ошибка Канта, если вообще можно в угом от-
ношении говорить о его ошибках, состоит .не в том, что он
столь несоразмерно расширил сферу бессознательных психи-
ческих образований человека, а в том, что он всецело подчи-
нил и отписал их — эти антиподы человеческого сознания —
опять-таки посредством характеристик того же сознания (пе-
реживание, ощущемие, представление, мышление)
Само по себе это было логическое противоречие, к тому
же настолько ируптое и характерное, что достаточно оказа-
лось учесть его, чтобы в науке утвердилась противоположная
ориентация: никаких бессознательных образований, только
сознанием исчерпывается круг психической жизни человека,
говорили классические представители этой ориентации как в
философии (Декарт), так и в психологии (Брентано). И са-
мо открытие cogito Декарта, казалось бы, должно было по-
служить для этого достаточным основанием. Но случилось ке
так30. Наоборот, постепенно все более усиливался интерес к
как я, как солнце, роль на сцене вечности стремится, хотя придет конец
нам всем и ждет нас бездна ледяная... А если я спрошу: «Зачем?» Ответит бог:
«Усни, не знаю». — Кстати, вслед за психоаналитиками современные экзи-
стенциалисты отрицают бога не как бега, а как всесильнее сознание, исклю-
чительно разумное начало бытия как бытия-сознания, mitsein.)
30 Ср. К.Фишер Указ. соч., стр. 457—458: «Если мы примем положе-
ние Декарта, что дух состоит только в мышлении, природа только в протяже-
нии, что сущность первого есть одно только сознание и ясное познание, а сущ-
ность последней— мертвая материя и мертвые силы, то дух и природа являю-
тся крайними противоположностями, составляют как бы непримиримую ан-
титезу». Лейбниц же, наоборот, «открывает, что между духом н природой суще-
ствует весьма малое расстояние или бесконечно малая разность, соответствую-
щая непрерывной связи». При этом следует отметить, что к этой разнице в
постановке вопроса часто обращается сам Лейбниц, отличая свою позицию от
Декартовской и локковской: ни Декарт и ни Локк не знали о способности ду-
ха вследствие того, что от их исследовании ускользнуло существование бессо-
знательных представлении; бессознательные же представления не были ими
открыты потому, что они принимали представление и •найме за одно и то же,
хотя легко могли бы обнаружить разницу между ничш по собственному опыту,
ибо в сущности мы представляем многое, не представляя его себе, т. е.
не зная его: каждое построение, не могущее разрешиться в отчетливые поня-
тия, коренится в таких бессознательных представлениях, и вообще всякая
бессознательная деятельность. К тому же в этой гпязи мы могли бы отдать
приоритет Лейбницу и постановке по сей ^ei ь сстро дискутируемого в психо-
логии бессознательного вопроса о характерном движении бессознательных
психических образований по принципу имманентной связи между ними и соз-
нанием: бодрствующие представлении суть сознательные, вступающие в осве-
щенную область рефлексии; угасшие, темные, спящие представления суть
27

бессознательной пспхп.ке, однако с явным учетом того, что-
па сен раз ее негативного о.тпределе\шя недостаточно. Сама по-
себе необходимость позитивного (положительного) опреде-
ленпя бессознательного выявилась еще в теории Лейбница:
ведь так называемая «.малая перцепции» Лейбнина была
очень условным понятием, подобно почти всем видам поня-
тия бессознательного («бессознательные ощущения», «бес-
сознательные представления», «бессознательные мысли») в
тогдашних теориях этого типа. Тем не менее, это все же бы-
ло пониманием необходимости позитивного определения бес-
сознательного31, хотя и не открытием конкретного пути к та-
кому определению, то с самого же начал л стояло перед на-
укой о человеческой психике в качестве сложнейшей пробле-
мы, которую теория Лейбница, как и непосредственно после-
довавшие за ней теории, конечно, не могли решить оконча-
тельно. Достаточно сказать, что разрешение данной пробле-
мы требовало кореиното пересмотра не только всего психи-
ческого мира человека, но и всех наших традиционных пред-
ставлений о нем. Поэтому отнюдь не случайно, что историчес-
ки почти одновременно начинаются и с течением времени
становятся все более .интенсивными попытки увязать пробле-
му бессознательного с проблемой сущностных сил человека;
его собствеино-для-себя-бытия и творчества как у мыслите-
лей типа Лейбница, так и у мыслителей типа Гартмана. В
этом отношении известную роль сыграли стоящие у истоков
современного экзистенциализма философы и, в частности,
бессознательные, снова возвращающиеся r тенеьуго область души, и область
ночи духа (сознания). Ведь, по Лейбницу, самосознание никогда не освещает
всех представлении одновременно, подобно тому, как солнце никогда не оза-
рязт в данное мгновение всех точек земного шара; сознательными становят-
ся всегда наиболее развивающиеся, наиболее интенсивные представления,
тогда как остальные, смотря по степени их интенсивности, все более и более
теряют в отчетливости, все более и более удаляются от сознания и наконец
уходят за рубеж его. скрываются за горизонт нашего внимания. Так и смерть
вовсе не есть полное уничтожение представлении, а есть состояние сна, от
которого мы пробудимся.
31 При этом весьма важно помнить, что Лейбниц ставит проблему сознания
и бессознательного психического в их непосредственной связи и в связи с проб-
лемой личности, о чем у нас речь шла выше, и что именно в этой связи
в своем опыте о человеческом разуме оп вводит мысль о так называемых отри-
цательных идеях в таком качестве, в каком мы принимаем так называемые-
отрицательные истины, ибо сам акт отрицания, по его мнению, положителен
(см. его «Новые опыты о человеческом разуме», стр. 240),
28

Ницше, а таисже известные апт.и интеллекту а лшсты нашего сто-
летия, в особенности Бергсон и Кроче. Бергсон был отнюдь
не только современникам Фрейда. Наряду с ним, он наме-
чал совершению новые пути и ее л едо ваши я в системе наук,
.занимающихся творчеством человека. Во всяком случае, Берг-
сом (и тем более Кроче) доказал, что иштеллект (сознание)
ч-ie может быть <ни единственным субъектом, ни единственным
инструментом этого творчества, — напротив, иногда (если
не всегда) оно созревает «вне» интеллекта и в противовес
ему. Совсем другой ©опрос, удалось ли Бергсону (Кроче или
кому-либо другому) обосновать решающую роль в этом деле
интуиции (бессознательного). Основной смысл учения Берг-
сома (а также Кроче), как <и учения самого Фрейда, следует
искать скорее в постановке вопроса, чем в его разрешении.
(2) Необходимо было конкретизировать проблему бес-
сознательного, непосредственно увязать ее с проблемой соб-
ственно человека и, в частности, со всей динамической струк-
турой его личности, с его .индивидуальными особенностями.
И это во всей полноте первым почувствовал Фрейд, и притом
настолько своеобразно и по-шовому, что после этого вне его
становится вообще невозможно рассуждать о проблеме бес-
сознательного. До Фрейда фактически не было .пи психоло-
гии личности 'ни, стало быть, психологии бессознательного, он
существенно изманшл основное традиционное содержание k.ik
той, так и другой, вплоть до основного традиционного содер-
жания самого феномена личности. Первые попытки позитив-
ного определения бессознательного теоретически начались
увязыванием его с феноменом личности, а тем более с фено-
меном конкретной, в своих суши-гостиых силах воспринятой,
личности. По существу то же самое можно сказать и о кате-
гории сознания. Но это лишь в теоретическом плане, а фак-
тически более существенно было открытие Фрейдом так на-
зываемой «скрытой», вызывающей непримиримый конфликт
«роли» бессознательного как (1) в области отдельных психи-
ческих функций и маиболее интимных влечений человека, его
эмоций и самой мотивации, тагк и (2) в области его целе-
сообразной и целенаправленной, приспособительной и преоб-
разующей ориентации (активности) в окружающей среде.
Причем, открытие это распространяется не на собственно
бессознательное или не столько па собствен.но бессознатель-
ное, как па непосредственно «незамеченную» («потонувшую»)
часть человеческой психики, сколько собствеиино па ;печто та-
кое, чего сознание боится (стыдится) и чего оно просто не
решается «замечать» (осознавать). В обоих аспектах это от-
крытие имело место до Фрейда, по свой завершенный вид очо
29

получило по сути лишь во ф-р-еидизме^. Кроме того, Фрейд
впервые связал исследование проблемы бессознательного не-
посредственно с .клиникой и создал специальный метод —
панхоа^ализ, ос и овит а я задача которого состояла в зондиро-
ван и.п человеческой психики и посредством которого Фрейд
установил )Не один психологический факт фундаментального
значения. Как и сознание, бессознательное Фрейд сделал
психологической характеристикой личности в ее самом непо-
средственном и подлинном смысле. Более того, Фрейд иссле-
довал не столько бессознательное, как та'ковое, сколько са-
мую личность как его носителя. И оказалось, что в пей есть
не только «святой дух», но и «злой дух», к тому же два эти
начала всегда пребывают в непримиримом противоречии:
первое строит и создает культурные •ценности (цивилизацию),
второе же разрушает и пугает, подобно пустоте. (Gp. с Лей-
бницем: с точки зрения лейбницевской философии и психоло-
гии, наоборот, личность со всем ее моральным миром являет-
ся удачнейшим произведением природы, зрелым плодом, при-
носимым ею в силу за'коно.ме/р.ного течения вещей. Идея ми-
ровой гармонии требует, чтобы между природой и личностью,
моралью не 'было противоречия, чтобы человеческий дух в
своем развившемся, сознательном стремлении не боролся, а
согласовывался с законом природы. Именно этим взглядом,
положенным в его основу, лейбницевское учение о нравствен-
ности полностью отличается от (Кантовского. И вообще, со-
гласно мировой гармонии Лейбница, нет никаких противо-
речий между сознанием и бессознательным психическим как
основными характеристиками личности, и в этом отношении
в мире царит полная гармония. Личность и эти ее основные
характеристики суть результаты данной гармонии, но отнюдь
не их непримиримых противоречий, как полагает Фрейд33.)
^ Достаточно в этой связи вспомнить хотя бы об одной из ранних собст-
вен нолей хологи чески х характеристик И. Гербартом динамической структуры
бессознательного, согласно которой, как известно, неосознаваемые идеи нсту-
пают между собой в конфликт и как таковые порой даже «вытесняются» из
светлого поля сознания, вовсе не теряя при этом силы возденстиия на это
сознание, чтобы укрепиться в высказываемом здесь предположении, настоль-
ко общей и неадекватной является эта характеристика по срапнению с той,
какую дает бессознательному Фрейд в системе фундаментальных отношений
личности.
■уА В отличие .от морального миропорядка Фихте, совсем иным является, как
справедливо отмечает Фишер (указ. соч., стр. 478), мировой порядок у Лейб-
ница. А Фрейд на признает никакой предустановленной гармонии ни в мире
физическом и ни в мире моральном (личности)—его продолжении. Если, вслед,
за Фишером, сравнить, например, область сознательных действий с драмой,
30

И при этом Фрейд не давал никаких рецептов, разрушение,
вплоть до разрушения самой лично-сти, представлялось ему
.неминуемым. А вообще теория бессознательного имеет ог-
ромаюе значение не только для оправдания человека, каков
он есть, но и для его воспитания таким, каким он должен
быть.
Нередко Ф-рейаа очень резко критикуют за то, что он рас-
сматривал проблему бессознательного в аспекте всего чело-
веческого бытия, а не в чисто психологическом аспекте лишь
^непосредственно духовной его жизни. Но это неверно. За-
блуждение Фрейда заключается не в том, что он связал ис-
следование проблемы бессознательного со аферой бытия соб-
ственно человека и его творчества (культуры) в целом, а в
том, что о,м не нашел ооопветствуютдого принципа этой овязи
•и, следовательно, не смог -построить н»и общую теорию бес-
сознательного, ни его специальную теорию, ,не говоря уже об
общей теории и .психологии самой личности, которая также
не была им раз1ра'ботапа. И все по той же причине. В свою
очередь, это имело под собой и другое основание: Фрейд фак-
тически не нашел «выражения» бессознательного психиче-
ского, В лучшем случае он может лишь «показать» его и
сказать: «вот это представление», «вот эта мысль», «<вот это
желание», «вот это влечение» и есть бессознательное, но ок
ничего или почти ничего не может сказать о том, что собой
то мы можем сказать, что Фихте видит н природе как бы сцену, на которой ра-
зыгрывается эта драма, Лейбниц же, напротив, вилит художественные силы,
ее исполняющие. Там физический человек относится к моральному, индиви-
дуум— к личности, как покорное орудие к повелевающему закону, здесь, на-
против,— как та л тнт художника к его произведению: каковы таланты, таковы
и произведения; каковы индивидуумы, таковы и личности. Что же касается
Фрейда, выражаясь по этой фишерпнгкоп аналогии между Фихте и Лейбницем,
на этот счет мы могли бы сказать, что, в отличие от них, он влдпт и сиену и ху-
дожественные силы, разыгрывающие трагедию, не иначе, как через непримири-
мые противоречия между индивидом и личностью на поверхности сознания са-
мой этой личности, через непримиримые противоречия ее самости. Ибо если,
согласно Фрейду, вообще можно сказать, что личность предопределяема, то*
это далеко не в пользу мировой гармонии, а как рая наоборот-—в пользу миро-
вой дисгармонии, вплоть до сплошной дисгармонии в ее самости— в мире ее
самых интимных влечений и целой надстроечной над этим миром системе куль-
туры. Между тем, логически Фрейд в какой-то мере вынужден согласиться с
Лейбницем и вместе с ним признать существование бессознательного не только
в смысле непосредственной данности нашей психики (переживания), но и в
более широком смысле, вытекающем из выдвинутого им принципа непрерыв-
ности: так как между природой и духом, между «механизмом» и «морализмом»
31

представляет это бессознательное в отличие от «вот этого
представлоння», «вот этой мысли», «вот этого желатин», «bjt
этого влеча-шя» и т. д., которое может быть также и созна-
тельным. II Фрейд, (подобно Лейбницу, не сумел найти ха-
рактеристики собственно бессознательного психического и
охарактеризовал его опять-таки психическими характерце ги-
ками сознания. Он не смог дать позитивного определения
бессознательного психического, связь проблемы бессознатель-
ного с проблемой собственно личности была лишь непремен-
ным условием для этого. Два эти затруднения фрейдизма
обусловили остальные его затруднения и заблуждения.
(3) Понимание ошибок фрейдизма и преодоление их в
системе советской маук-и по существу связываются с грузин-
ской психолопгчеакой школой и, в частности, с психологией
установки Уанадзе. Фактический Узнадзе сформулировал, в
качестве антипода фрейдизма, совершенно иную, экспери-
ментальную-.психологию беосознательного, имеющую не толь-
ко свою общую теорию, но и свой собственный метод иссле-
дования. В этом отношении особое значение сохраняет от-
правное положение этой теории, согласно которому установ-
ка должна рассматриваться, во-первых, как особого рода
психич-еакий эффект отражения, как лока еще «невыявленная
-информация^ и определенным образом предварительно сло-
жившаяся «сумма» такой информации, а во-вторых, как «мо-
дус личности» и «пршщшт связи», который в каждом дан-
ном случае заполняет вакуум не только между познанием и
•поведением в узком смысле, -но и между психическим (субъ-
ективным) и физич'еоки'М (объективным), а также между соб-
ственно психическим (субъективным) и психическим (субъ-
ективным) — в широком смысле. Теоретически лишь таким
образом осмысленная установка может .конкурировать с
фрейдовским бессознательным и во всех основных аспектах
занять его место не только в психологии, но и в смежных
-науках о 'чело-веке в целом.
нет пропасти, а существует непрерывный переход, то между обоими мирами
имеет место полное согласование, и это тот же самый закон бесконечно малых
разностей, связывающий моральный мир с физическим как раз в том пункте»
где сознательное представление выходит из бессознательного. Иначе не понять,
почему столь огромную роль у Фрейда играет принцип сплошной биологиза-
ции самой человеческой природы. В конечном счете, это значит, что с точки
зрения общей теории сознания и бессознательного психического как общей
теории личности не только у Лейбница, но и у Фрейда далеко не все в поряд-
ке. Наоборот, ни по принципу Лейбница и ни по принципу Фрейда построить
эту теорию невозможно.
32

2. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ПОСТРОЕНИЯ ТЕОРИИ.
БЕССПОРНЫЕ УСПЕХИ И ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ НЕДОСТАТКИ
(1) Существенные .метаморфозы, которые, начиная еще с
последних десятилетий прошлого века, претерпела проблема
бессознательного, в основном следует считать уже завершен-
ными. И сводятся о-ни, эти метаморфозы, к тому, что до.воль-
;но глубокие и всесторонние, можно сказать, поиски конкрет-
ных путей выяснения внутренних закономерностей бессозна-
тельной психики, имевшие место в наши дни, в итоге приоб-
рели сравнительно строго научный характер. Проблема бес-
сознательного — одна .из наиболее интенсивно разрабатывае-
мых комплексных (междисциплинарных) проблем современ-
ной науки. Причем, .кстати сказать, в .комплексном характере
и междисциплинарном происхождении данной проблемы лег-
ко убедиться, приняв во внимание не только и «не столько то,
что в ее раз-рабопку .в последнее десятилетие одна за другой
включаются и находят в ней свои аспекты исследования как
старые, до того явно пренебрегавшие или вовсе не интересо-
вавшиеся ею, так и совершенно новые науки из большого чис-
ла смежных наук о человеке, уже не говоря о современных
естественных науках; в наши дни проблема бессознательного
перестала оставаться в пределах компетенции какой-либо
одной-единственной науки: только многие, вместе взятые
науки предоставляют нам эмпирически верифицируемые дач-
ные, необходимые для решения данной проблемы. И вес же,
в комплексном характере и междисциплинарном происхож-
дении проблемы бессознательного главным образом убеждает
нас то, что занимающиеся ею науки .вовсе не смогли при этом
хоть немного снизить удельный вес философских обобщений.
Больше того, в связи с расширением и углублением роли кон-
кретных научных методов исследования внутренних законо-
мерностей бессознательной психики стала расширяться и уг-
лубляться также роль собственно философских методов по-
стижения в их современном, но не лейбницевском или ка.н-
то,вском — традиционном — понимании: так называемые
«мысленные эксперименты» все еще доминируют над «реаль-
ными экспериментами» в этом отношении. Во всяком случае,
без них нельзя обойтись в современной науке, .как и без
«реальных экспериментов» — в современной философии.
Как раз в этом и кроется вся суть тех глубоких и дву-
сторонних, надо сказать, метаморфоз старой проблемы бес-
сознательного, о чем речь шла выше, и мы должны правиль-
но понять это, прежде чем приступить к ее рассмотрению.
Сие обстоятельство и делает проблему бессознательного так
3. А. Е. Шерозия 33

широко и острю дискутируемой конструктивной проблемой
целой системы наук, в первую очередь системы наук о челове-
ке, но не одной только психологии, при совместных усилиях
с которыми философии всегда остается о чем спорить с ними
,и в чем с ними сотрудничать и соглашаться: сама проблема
бессознательного, как и проблема сознания, имеет прямое от-
ношение и к онтологическим и к гносеологическим аспектам
•всякой философии, а тем более научной. Впрочем, нет ника-
ких оснований строить общую теорию бессознательного, отка-
завшись от этой философии, на основе одних только «реаль-
ных экспериментов» современной науки. Следует при этом
опровергнуть также старую практику строить се независимо
от общей теории сознания. Сами по себе сознание и бессозна-
тельное психическое, как основные характеристики личности,
составляют единую сфару отношений данной личности, и мы
должны иод общей для них теорией в конечном счете подра-
зумевать в то же время и общую теорию личности,
В свою очередь это не только не облегчает, а, наоборот,
еще больше осложняет рассмотрение и так сложной пробле-
мы бессознательного, но и делает его крайне необходимым и
интересным. Между тем рассмотрению этой проблемы, давно
уже так широко и остро дискутируемой за рубежом, в нашей
стране уделялось удивительно мало внимания. Толыко в по-
следние годы, особенно после Московского совещания по фи-
лософским вопросам высшей нервной деятельности и психо-
логии (1962), участились у нас попытки ее реабилитации. В
результате, приходится признаться, в годы наиболее интен-
сивного развития фрейдизма и все чаще и чаще возникавших
вокруг него научных дискуссий среди разных кругов ученых
всего мира нам приходилось вообще отказываться от приня-
тия участия в этих дискуссиях или, при крайней необходимо-
сти, включаться в них с явно устаревшими взглядами или же
в ходе самих дискуссий наспех строить приемлемую про-
грамму.
В основном это было вызвано отсутствием у нас строго
определенного и общепринятого мнения о бессознательном
психическом как об «особой сфере» духовной активности че-
ловека, ссылаясь на которое мы могли бы сформулировать
свою строго определенную программу в этих дискуссиях, ох-
ватывавших наиболее широкий круг вопросов. Больше того,
некоторые ученые и по сей день с явным презрением отно-
сятся к самой проблеме бессознательного, считая ее просто
«неприемлемой для советской психологии, кюнкретнонаучных
исследований вообще. И, как это ни странно, до последнего
■времени у нас не .было- почти ни одного случая: соответствую-
34

щих теоретических обобщений этой проблемы, если не при-
нять, конечно, во внимание отдельные усилия некоторых уче-
ных, предприпимае?лые иногда это той программе, по какой их
выполняли еще в начале ;века, следовательно, вовсе непри-
годной для только что изложенной цели. А между тем при на-
личии у нас большого опыта в области современных нейро-
физиологических и нейрокибернетических исследований функ-
циональной организации мозговой активности, в частности в
современной теории блолодического регулирования и психо-
логии установки, выполнение такой задачи было под силу
многим советским ученым, работающим в этих направлени-
ях. Надо было только трезво разобраться в результатах дис-
куссий вокруг общей проблематики Фрейда в современной
мировой литературе по психоанализу и по близким к нехму те-
чениям, в том числе и по новейшим течениям искусства, осо-
бенно по сюрреализму и экзистенциализму, а также по по-
■Е.ейшей буржуазной философии религии и культуры. Следует
помнить, что учение Фрейда содержит в себе чрезмерно ши-
рокую проблематику .и что в конечном счете оно обращает
на себя внимание совершенно разных кругов современной
за1пад]юев,ро.пейской и ам ерника покой интеллигенции, а не
только одних ученых-психологов, и как общая теория созна-
ния и как общая теория бессознательного психического. Оно
«и рассматривается как один из возможных вариантов более
общей теории — теории личности. Невообразимо велико
'влияние идей Фрейда на современность, па так называемое
экзистенциалистское сознание XX века34.
И действительно, сконцентрировав па этом внимание и
должным образом разобравшись в соответствующих данных
отечественной науки, правильно сопоставив их с результата-
ми психоанализа и близких к нему течений, советские ученые
сумели быстро восстановить равновесие, предложив при этом
свой собственный вариант решения проблемы о бессознатель-
ном психическом. В связи с этим в последнее десятилетне,
особенно в годы, последовавшие за Московским совещанием
по философским вопросам высшей нервной деятельности и
психологии, у нас, как известно, появилась целая серия науч-
ных исследований, посвященных как общей, так и специаль-
34 См. Freud and the 20 th Century, N.Y 1957, p. 10: «Freud seems
destined to be the bridge from the Nineteenth to the Tvventy-first Century...
Freud's journey within— The Interpretation of Dreams (1900)— parallels and
goes beyond thdt of Marcus Лигеlius, St. Au^ustine, Dante, Pascal, Kirkegird,
Rimband and other more recent explorers of the soul... The Interpretation of
Dreams initiates the exislenlialist conscicusness of the Twentieth Century».
35

ной проблематике фрейдизма. Наиболее характерными и
ценными в этом отношении являются публикации Ф. в. Бас-
оина — одного из известных нейрофизиологов и психологов
Союза, в частности его фундаментальная монография —
«Проблема бессознательного. (О неосознаваемых формах
высшей ,иер1В1ной деятельности)», опубликованная в Мосюве в
конце 1968 года и представляющая собой одну из первых
серьезных попыток введения новой программы при вырабогке
общей теории бессознательного на основе глубокого анализа
идейного наследия как отечественной, так и мировой совре-
менной науки. Во введении такой программы и заключается
основная цель автора, и мы \в своей предстоящей небольшой
дискуссии с ним коснемся именно этого вопроса. Причем, в
отличие от зарубежных психологов и неврологов (Музатти,
Нитшвер, Клотц, Бр.иосет \и др.)» представителей собственно -
психоаналитического и психосоматического направлений, с
большой осторожностью дискутирующих с ним35, мы эго
сделаем, в полной мере имея в виду его общую позицию и ис-
ходное положение. Пр«и этом мы, однако, вовсе не намерены
полемизировать с Ф. В. Бассиным по .какому-то большому
счету, мы намерены только ввести некоторые уточнения в
предлагаемую им и сторонниками его ориентации программу,
поставив одновременно перед ними как бы постоянно присут-
ствующие в данной пашей работе36 вопросы: можно ли стро-
ить общую теорию бессознательного независимо от общей
теории оозпания и от общей теории личности, на основе одних
только нейрофизиологических и нейрокибернетичеоких ориан-
таций современной науки при наличии новейшей теории био-
логического регулирования и даже психологической теории
установки? И должны ли мы вообще отказать Фрейду в та-
кой теории?
35 См. Ф. В. Басе и н, Проблема бессознательного (О неосознаваемых
формах высшей нервной деятельности), М., 1968, и частности приложение ав-
тора к данной монографии, стр. 3S3—459.
38 Настоящая работа еще к 1967 году была закончен:? и в качестве док-
торской ти^сергации передана для публичной защиты ученому сонету факуль-
тета философии и психологии Тбилисского государственного университета. В
том же го чу öiii л опубликован автореферат. Л в начале 1968 годп работа была
уже перечат в из'ргельство Поэтому мам остается только сожалеть по пово-
ду созэрп2Ино ограниченного отражения в данной работе весьма ценных идей
последующих пубти пций наших коллег—сторонников и противников психо-
логии бессознательного. Только при крайней необходимееги удалось внести
нужные дополнения и изменения. Что же касается первого тома (иышел в свет
в середине 1939 гоча), то там мы вообще не имели такой возможности.
36

Нам кажется, 'что так полагать неправомерно, и это \ю-
все не вследствие нашей профессиональной привязанности к
философии и психологии, а благодаря сугубо специфическо-
му характеру самой проблемы бессознательного. Дело в том,
что сознание и бессознательное мы должны рассматризагь
KaiK единую систему отношений внутри целостной системы
фундаментальных отношений личности, но не сами по себе,
ибо они суть основные характеристики личности. Соответ-
ствующей должна быть и программа построения общей тео-
рии сознания и бессознательного психического как общей
(общепсихологической, эпистемологической, эстетической и
п<р.) теории личности. Во всяком случае, мы предпочитаем
так считать, предложив тем самььм сваю программу постро-
ения общей теории бессози-гателыюго, существенное отличим
которой как от оспариваемой нами в данном -случае, так и
от юобс иве i in апоихо an [ а л.итич-ес ко й п-рюшр а/мм ы вн ос л сдотви и
станет еще более очевидным.
(2) Фрейдовская система анализа человеческой психи-
ки— психоанализ в целом, если подойти к нему с позиции
общей теории пауки, постулировал^ по-видимому, следующи-
ми предположениями:
Во-первых. Подобно физической реальности, как предме-
та познания естественных паук, психическая реальность, как
предмет духовных наук, в первую очередь, психологии, -име-
ет свои внутренние специфические законы развития, от ко-
торых и зависит само существование этой реальности, и эти
»собствен мопс и холотически'е законы развития должны одина-
ково проявляться во всех модификациях психической реаль-
ности, KaiK и собственно физические законы — во всех моди-
фикациях физической реальности. В сущности это и делает
психическую реальность антиподом физической реальности.
Во-вторых. Психическую реальность следует, в свою оче-
редь, разделить на сознание и на беосозиатслшо'-: психичес-
кое, т. е. расширить ее вплоть до бессознательной психики.
Причем, Фрейд находит, что, будучи особо организованной
сферой психической активности человека, бессознательное
суть подлежащее («потонувшая часть») его сознания во всех
модификациях этого последнего ка:к в норме, так и в патоло-
гии: не существует никакой проблемы бес-
сознательного, кроме психологической, бес-
сознательное — О'оновпа.я проблема психологии, ото и ос-
новное объяснительное понятие этой пауки. Более того,
Фрейд считает, что оно — одно из исходных понятий чуть ли
не целой системы наук о человеке, так или иначе всегда ка-
сающихся большого круга явлений человеческой психики -
37

из области как сознания, так и бессознательного психичес-
кого.
В-третьих. Фрейд сразу же укрепляется в мысли, веду-
щей его не только к полному отказу от общих конструкций
традиционной психологии сознания, но и к полному отказу от
находящийся в ее распоряжении старых способов исследова-
ния человеческой шенхики, и он совершенно уверенно кла-
дет эту мысль в основу своей системы. Причем, основная цель
л р ед л ож -е.! ьного Ф р с п д о-м саб ств ei шгап с 11 х о л агичоско го м с -
тода — зондировашие человеческой психики, вплоть до от-
крытия ее «скрытого смысла», через непосредственно -наблю-
даемые при этом над «открытой сценой» сознания несураз-
ные и несовместимые с ним сами по себе образования, ибо
всякое движение, имеющее место в бессознательном, в ко-
нечном счете в той или иной форме всегда должно проявить-
ся над «открытой сценой» сознания: как нечто «-вторичное»,
в конечном счете сознание почти всегда «копирует» бессозна-
тельное, и мы должны узнать (угадать) о ном посредством
того же сознания. Требуется только понять язык этого самого
«копирования»: бессознательному нет прямого доступа в со-
знание, и оно получает его всегда от сознания неожиданно,
при глубокой символизации своего подлинного смысла. То
есть установить власть бессознательного над сознанием и над
человеческой психикой вообще, ибо повсюду психоана-
лиз должен искать п находить «смысл» вечной муки и озабо-
ченности чсловечоохоию сознания. Отсюда и соответствующий
принцип «исцеления через осознание».
Все эти предположения, вместе взятые, составляют сущ
иость психоанализа, они суть и основные предположения это-
го учения в его фрейдовском понимании, ссылаясь па кото-
рые, он так пастойчлтоо претендует па «топерниковекии по-
ворот» в науке о человеческой психике — в психологии. В
первую очередь как раз в этом и заключаются претензии
Фрейда к общей теории бессознательного ка;к общей теории
личности: ро-первых, Фрейд не только и не просто разделяет
человеческую психику ка.к предмет психологии па сознание и
бессознательное, по и устанавливает самую интимную иерар-
хическую связь между ними в пользу бессознательного, ведь,
■как шравило, он всегда предполагает бессознательное в осно-
ве сознания, совершенно уверенно и бескомпромиссно исполь-
зуя при это-м само понятие об этом психическом как исходное
обт>яспителыюе понятие всякой, в том ч.исле и социальной,
психологии: будучи шполте убеждении ым .в работоспособности
понятия о бессознательном психическом как в патопсихоло-
гии, так и в психологии обыденной жизни, Фрейд рекомен-
38

дует его .и при рассмотрении человеческой психики в системе
фундаментальных отношений личности — в социальной пси-
хологии, а через нее и в более широкой области смежных па-
ук о человеке, включая искусство и религию; во-вторых, как
страстный искатель в пауке, Фрейд -везде и всюду сирамит.ся
установить также общую заг«<ои-1 о мерность человеческой пси-
хики. Более того, в определенном смысле именно этой цели
и служат у него почти вея шеихоашалити'чеокая практика. И
не а го ли вынуждает Фрейда в принципе отказаться от при-
знании .качественных различий между разиосферпыми про-
явлениями человеческой психики, прежде всего между самим
сознанием и бессознательным психическим, порой концентри-
руя свое внимание лишь па количественных различиях меж-
ду ними. Иначе вряд ли возможно понять, в чем же, в конце
концов, заключается суть до конца не прояснившихся у него
суждений о том, что «все душевные процессы но существу
■бессознательны» и что в пашем цивилизованном обществе в
качш и-то мере «все мы больны, то есть невротики»"7
Впрочем, мы не в праве отказать Фрейду в постановке
вопроса об общей теории бессознательного, считая вместе с
•Ф. В. Баосилы'М и сторонникам и его ориентации, что Фрейд
«па основе своей концепции бессознательного пытался раз-
решить лишь одну (казавшуюся ему, как клиницисту, цен-
тральной) сторону психической ж.изпи — судьбу неудовлет-
воренного стремления, псотреагировапиого аффекта. Пробле-
ма же бессознательного >в ее более общем виде — KaiK про-
блема большой психологической теории приспособительного
поведения — Фрейдом никогда по существу даже не стави-
лась»38. Этот вывод действительно хорошо согласуется с мле-
нием не только та1ких слишком самоуверенных кр.итикоа
фрейдизма, как Г Уэллс, утверждающий, что «Фрейд не дал
детальной разработки применении я овоей <a:iayr.<n о бессозна-
тельных психических процессах» к области психологии»,^ по
и таких широко известных теоретиков и весьма убежденных
■сторонников фрейдизма, как Л. Бсллак, согласно которому,
как об этом свидетельствует сам Ф. В. Бассип, учение Фрей-
да отнюдь пс является общей теорией беосоаиателыЮ'ГО40.
:,; Ср. 3. Ф р е и л, О пенхоапалп-е, М., 1913, стр. 61 «Нспр« зы
юг какого-либо мм только спопегмечптго со.чфжапни, кптсун гп мы не muvii
■бы найти п. у эдороиого, или, кпк иырлзилси Юш\ гтнротики згСолсмгкп 'ia-и
же счмими комплексами, с которыми подом Омрьбу и мы, г/к-ропые .nuvuiv
Яй Ф. В. IJficcii и, Указ. соч., стр. 261
:п Г Уэллс, Пачлов и Фрейд, М., 1959, стр. -173.
4ii Ф. ß. R а с си и, Ук:)э. соч., сгр. 261—262: нмошпиП при этом и ви;;у
[высказанную Л. Беллнком па специальном психоаналитическом симпозиуме
39

Но тем не менее мы не находим достаточных причин для
оправдания г-лавтой идеи, лежащей ib основе дачшык утвер-
ждений, но не самих 'Суждений, поясняющих эту .идею, ß-
частности, мы оспариваем положение, что Фрейд никогда да-
же и не пытался создать общую теорию бессознательного, но
не суждения, что «многих важшых вопросов этой теории он,
по-видимому, намеренно не касался» и что нет никакой нуж-
ды рассматривать «фрейдизм как подлинную основу общей
теории бессознательного»41, а тем более, как теорию, соответ-
ствующую современной научной психологии. Ф. В. Бассин и
сторонники его ориентации безусловно правы, полагая, чп>
Фрейд никогда даже и не пытается ставить проблему бессоз-
нательного, как проблему большой психологической теории
приспособительного поведения, на основе соответствующей
теории биологического регулирования, а тем более на основе
нейрофизиологических и ней'рокибернетичеаких ориентации
современной науки, хотя как психолог он, и Ф. В. Бассип
отдает ему должное в этом, одним из первых констатирует
мысль о бессознательном, как о факторе, непосредственно
влияющем на поведение и играющем важную роль в органи-
зации любой психической активности.
Фрейд, признает, однако, психологическую проблему бес-
сознательного, более того, для Фрейда вообще не существует
никакой проблемы бессознательного, кроме психологической,
и ставит он ее именно на собственнопсихоаналитической ос-
нове. Поэтому, естественно, в создании научной психологии"
бессознательного и заключается основная задача предложен-
ного им психоанализа и как -собственношеихологичеокой тео-
рии и как собственяопсихологического^ метода, особенно как
1958 года в Нью-Йоркской Академии наук (L. В е 1 1 а к, Ann. N. Y Ас.
Sc. 1959, 76, 4, 1066—1097) мысль, что (.1) ни к «физиологическим аспектам»-
бессознательного — так называемым вегетативным функциям организма,.
никак не отражаемым в сознании непосредственно, ми к «структурным аспек-
там» его, известным в современной науке в виде неосознаваемых автоматизи-
рованных действий, а также скрытой нервной эктквнести, га кс.тср\ю опира-
ется формирование любых содержаний сознания, психоаналитическое учение
Фрейда не имеет ровно никакого отношения и что (2) само по себе это учение
ограничивается всего лишь «динамическим аспектом» бессознательного, т. е.
бессознательностью того, что по своему психологическому содержанию непри-
емлемо для сознания, но что может пробиться в сознание при соответствующей
символизации,— он, вслед за Г Уэллсом и, вероятно, Л. Беллаксм, почему-
то не находит достаточных оснований сказать, что Фрейд именно на этом соб-
ствен нопсихоаналитическом аспекте и строит свою общую теорию бессозна-
тельного. Совершенно другой вопрос, в- состоянии: ли1 он. на, одной только
собственнопсихоаналитической основе построить эту теорию.
41 См. Ф. В. Б а с с и н,. Указ, соч., стр. 65, 92, 360 и др..
40

собствеинопсихологического метода исследования бессозна-
тельной психики. Кстати, в свою очередь, как раз это об-
стоятельство и' отличает концепцию Фрейда от предшествую-
щих учений о бессознательном психическом. Во всяком слу-
чае, и о существенном отличии психоаналитической концеп-
ции Фрейда от предшествующих учений о бессознательном
психическом, и о существенном углублении Фрейдом этих:
учений следует говорить более ясно И' четно, чем это принято-
среди современных психолотов с физиологической и нейроки-
бернетической ориентацией. Да и без этого вообще вряд ли
уместно и нужно с целью игнорирования принадлежащего в.
этом отношении Фрейду приоритета ссылаться на отдельные
усилия некоторых психологов и неврологов, а тем более фи-
лософов, предпринятые ими в период, непосредственно пред-
шествовавший возникновению фрейдизма как определенной
системы представлений о бессознательном психическом. До-
статочно вспомнить, что сам Фрейд совершенно спокойно и
искренне предлагал своим оппонентам считать, что это поэты
и философы, а не какие-нибудь «школьные мудрецы» открыли
беасознательное раньше него и что они же раньше него зма-
л;и «и о том, что в сущности бессознательное — это ключ к
пониманию природы психических .процессов. То, что, «по его-
гирш'наиию, он — Фрейд — открыл, «это лишь научный метод
изучения бессознательного»42. В чэм угодно можно отказать
Фрейду, но вряд л?, следует отказывать ему в пюихоанализе
iKaiK собствеинопюихоло^ичесшм методе изучения бессозна-
тельной ПСИХШК.И iKa'K одной доз основные тшхологичеошх ха-
рактеристик личности. Ведь именно Фрейд факт.и-ч'асгк.и впер-
вые сделал проблему бессознательного основной проблемой
пси'холопии, исходя из coöCT.BeHiHoincHixo аналитически го ре-
шения которой он совершенно уверенно и настойчиво попы-
тался .перестроить всю систему традиционной психологии во-
обще.
Вот почему претензии Фрейда на «жопер.шжо.вский по-
ворот» в науке о человеческой психике — в психологии в,
то же время следует считать еще и его ясно выраженной пре-
тензией на общую теорию бессознательного,. Причем, попыт-
ки Фрейда и в том и в другом отношении настолько очевид-
ны и правомерны, что среди остальных характеристик фрей-
дизма они наиболее ему свойственны и. наиболее существенны
для него. При этом Фрейд правильно отгадывает, оказывает-
ся, основную тенд-зи-щию раави-пия психолотичвакой мысли 'Ве-
ка, и мы, ради критики фрейдизма, вовсе не должны засло-
нять это, если, •конечно, ik тому же мы действительно хотим
4~ См. Readings in. Psyclioanaly-tic Psychology,. N. Y 1959. р. 330.
4-U

перейти в рассмотрении проблемы бессознательного от до-
казательства .неадекватности отвергаемых нами фрейдовских,
собственнопспхоаиалитическнх представлений в сторону по-
зитивных построений, а тем более к разработке новой теории
бессознательного. Учет не Фрейда — больше, чем большой пли
малый шаг вперед в психологии бессознательного. С именем
Фрейда в какой-то мере действительно связан существенный
переворот в дайной отрасли знаний в современной психоло-
гии, и это вовсе не потому, что сам о:н представляется нам в
таком качестве, ставя свое имя рядом с именами Коперника п
Даррлтна, но потому, что он один .из первых, -кто при соответ-
ствующем методе изучения человеческой психики обратил еа
мое серьезное внимание на изучение динамической структуры
бессознательного, сделав при этом проблемой своей собствер-
нопсихологичеок/ой -рефлексии всю динамическую структуру
личности, ее носителя.
Во всяком случае, в системе фрейдизма учение Фрейда
о так называемом «вытесненном» бессознательном выступает
как общая теория личности, а не одной только психики вне
фундаментальных отношений самой личности. А если, тем не
менее, сам Фрейд не та<к уж ясно и настойчиво акцентирует
это, в отличие от его ярко выраженных претензий на «конер-
никовский поворот» в науке, то это, возможно, потому, что
при этом он вовсе не чувствует под собой реальной опоры и,
в конечном счете, терпит поражение в своих огром-иых и по-
рой удивительно результативных попытках коренным образом
перестроить всю систему ,как традиционной психологии со-
знания вообще, так и традиционной психологии бессозна-
тельного, в частности. Скорее — это предчувствие Фрейда
неизбежной трагедии фрейдизма и как со'бстве.ннолагхоана-
литической теории сознания и бесссознательного психи-
ческого и как собетвен.нолсихоаналитической теории лич-
ности, и мы должны выяснить не только научные прин-
ципы, но и научные следствия этого, прежде чем при-
ступить к изложению своей программы построения общей
теории сознания и бессознательного психического как общей
(общепсихологической, эпистемологической, эстетической
пр.) теории личности в системе ее фундаментальных отно-
шений.
В общем, ошибка Фрейда вовсе не в упущении вопроса
об общей теории бессознательного, а в полном отсутствии
строго определенного принципа построения этой теории. При
всем стремлении Фрейда построить общую теорию бессозна-
тельного как общую теорию личности, ему не удается сде-
лать это, а, следовательно, и совершить «кот-ернимовюкий п-ов о-
42

рот» ни в традиционной психологии сознания и ни в тради-
ционной психологии бессознательного. Фрейд терпит пора-
жение в СВО.ИХ поисках новых путей исследования человечес-
кой психики, в принципе правомерных и в том и в другом на-
правлении. II это не потому или не столько потому, чго он не
располагал реальной возможностью добиться эксперимен-
тальных подтверждений исходных предположений своей кон-
цепции п что в своих поисках «волшебного ключа» к разгад-
ке тайн человеческой психики практически был совершенно
не прочь отказаться почти от всякой физиологической ориен-
тации современной ему наужи, встав на путь чистой психоло-
гии, так характерно дающей о себе знать при соответствую-
щем зондировании человеческой психики через «свободную
ассоциацию», «толкование снов» и прочие собственнопсихо-
.аналитичеокие приемы постижения; не потому, что накоплен-
ное в связи с этим невообразимое множество конкретных
фактов порой вовсе не поддается объяснению в рамкг.х его
же теории .и что после него ibo многих отношениях (если .не
полностью) развитие фрейдизма — неофрейдизм — идет в
сторону постепенного сближения (слияния) с религией, ко
никак не в сторону полного отхода от нее. Попытаемся же
разобраться в причинах поражения Фрейда.
(а) Фрейд действительно не располагает реальной воз-
можностью добиться экспериментальных подтверждений ис-
ходных предположений своего учения, да и вообще не стре-
мится к этому. Занимавшие его методы «свободной ассоциа-
ции», «толкования снов» и т. д. — суть методы зондирова-
ния человеческой психики вплоть до открытия ее «оборотной
стороны», но не методы изучения ее экспериментально. Не
имеют э.коперпментального подтверждения сами идеи, лежа-
щие в основе этих предположений, в принципе принятые
Фрейдом через бесконечное число эмпирических наблюдений,
психоанализ — это метод наблюдения. Лишь некоторые из
этих идей получили соответствующее истолкование в ианлн
дни, да и то благодаря преодолению исторической ограничен-
ности фрейдизма, в совершенно иной системе научных по-
строений. Так, после первых работ Фрейда должны были
пройти десятилетия, как справедливо отмечает Ф- В. Басспп,
чтобы стало понятным, .например, что осознание, влекущее
за собой терапевтический эффект, отнюдь не обусловливает-
ся простым вводом в созна.ние информации о вытесненном пе-
реживании, и тем самым раскрыть сущность одной из из-
вестных идей Фрейда об «тюцелешш через ооозианте». Ока-
залось, «для того, чтобы подобный эффект наступил, необ-
ходимо включение диссоциировавшего (т, е, «вытесненного»,
43

по соответствующей психоанализу терминологии,. — А. ПК.)
переживания в, систему специфической (либо щреформиро-
ванной, либо адн'овременно создаваемой.) «установки», в си-
стему определенного отношения личности к окружающему
миру»43. Впрочем, ,в!В1Иду крайней ограниченности научных
знаний и способов их добывания, лишь спустя несколько лет
получили такое 'Подтверждение некоторые из самых суще-
ственных и жизненно- важных идей. Фрейда, в- том числе и са-
ма идея о бессознательном как об определенной сфере пси-
хической активности человека44.
Отсюда и влол'не определенный психологизм Фрейда в
психологии, »опять-таки: во- многом, обусловленный той же при-
чиной — отсутствием научных знаний о соответствующих
физиологических механизма« бессознательной психики. По-
этому в сущности можно было бы воздержаться ог старой
практики лрош1Ких Огбкшгоний Фрейда ib этом отношение;, том
более, что в принципе все мы соглаюны с тем, что .при жизни
Ф,рейаа такие знания отсутствовали: даже в паши дни лосле
открытия так называемых .неопецифических кор.ково-подкор-
ковых проекций, 1как справедливо возражают специалисты,
вопрос о физиологической основе многих чисто психических
образований, в частности вопрос о физиологической основе
аффективной •натиряженнюсти переживания, связанного с кон-
кретным психологическим содержанием, по существу, остает-
ся еще совершенно непроясненным. Да и кроме того, сам
Фрейд «ни в какой степени не отрицал существования фи-
зиологических механизмов нервной системы, которые соот-
ветствуют отдельным психическим .процессам. Напротив,.
Фрейд апределенш говорил, что если бы можно было опреде-
лить физиологические процессы и работать, опираясь на
них, мы имели бы как в теоретическом, так и в терапевтиче-
ском плане гораздо более благоприятные условия, чем те, в
которых мы находимся,, занимаясь чистой психологией». Так
полагает, например, один из широко известных современных
психоаналитиков Чезаре Музатти45, президент Психологи-
ческого общества Италии-, и это истинная: правда> Совремек-
43 Ф, В. Б а с с и н, Указ. соч., стр. ЗбО:—361.
44 См. о некоторых результатах экспериментальной проверки исходных
предположений Фрейда: Н. Е. G а г г е t t, Great Experiments in Psychology,
London, 1959, pp. 173—174. Кстати, несомненную правду содержит в себе за-
ключение автора: современная психология не обязана Фрейду как эксперимен-
татору, она обязана ему как новатору.
4Ь Ч. Л. Музатти, Основы психоанализа в критике Ф. В. Бассина,
«Вопросы психологии», i960, З.егр. 144. (Ср. Ф'. В.. Басен н, Ответ профес-
сору Чезаре Л. Музатти,. там же.).
44

на я психология знает Фрейда и как «умеренного» и как
«вынужденного», если можно так выразиться, психологиста,
но не как антифизиологиста в собственном смысле слова.
(б) А если, тем не менее, мы не согласны с утверждени-
ем Чезаре Муэатти, что «Фрейд не только не хотел порвать
с физиологическим объяснением, но был готов уступить ему
место, как только это окажется возможным», то это не пото-
му, что вместе с тем среди современных психоаналитиков од-
ни, в лице того же Чезаре Музатти, пытаются найти путь к
объективной (экспериментальной) верификации исходных
предположений фрейдизма, чтобы привести их в соответствие
с физиологической ориентацией современной науки, в первую
очередь, с павловской физиологией высшей нервной деятель-
ности, тогда как другие, наоборот, вообще не предпринима-
ют никакой попытки в этом направлении, считая всякую та-
кую объективную (экспериментальную) верификацию психо-
анализа неуместной и бесполезной, а потому, что осноюой
вывод, к которому при этом приходят и те и друлие, в прин-
ципе может быть истолкован одинаково и заключается он —
этот вывод — в том, что отказ Фрейда от «внешнего доказа-
тельства» наличия тех процессов, с которыми имеет дело
тюихоанал.из, как и отказ Павлова от «внутреннего доказа-
тельства» наличия тех процессов, которыми занимается фи-
зиология высшей нервной деятельности, по их мнению, фак-
тически лишен теоретического смысла. В частности, так по-
лагает, напр и мор, Чезаре Музатти, считая, что «отказ Фрей-
да (как и Павлова) имеет методический, а не теоретический
смысл, и за ним не кроется никакой особой метафизической
концепции»46 Скорее наоборот, приходится констатировать,
что главная причина этого, в конечном счете, кроется в ис-
торической ограниченности самой традициош-гой теории наук,
преодолеть которую ни Фрейд и ни Павлов, конечно, не мог-
ли. Во всяком случае, отказ Фрейда имеет теоретический, а
не только методологический (тактический) смысл. Ошибка
Фрейда и его последователей не в собственнопсихоаналити-
чеоком методе, а в универсализации этого метода в их науч-
но-исследовательской практике в целостной системе наук о
человеке. Само наличие среди современных психоаналитиков
ясно выражел-иной попытки добиваться объективной (экспе-
риментальной) верификации исходных предположений Фрей-
да, так же как и обнаруженной им динамической структуры
бессознательного, яркое тому подтверждение.
(в) Как страстный искатель в науке, Фрейд в своей пси-
хоаналитической практике добился значительных успехов в
46 См, Ф. В. Б а с с и н, Указ. соч., стр. 390.
45

области психологии бессознательного, в частности ему уда-
лось констатировать отдельные факты, .имеющие первостепен-
ное значение в этом 'Отношении. Однако впоследствии ока-
залось, что многие из этих факте а не нашли нужных объясне-
ний в теориях, специально коиструироваипых Фрейдом дли
этой цели. Но и за это не следует особенно упрекать Фрей-
да; в исторгни науки найдется немало случаев, когда добытые
теми или иными исследователями научные факты в конеч-
ном счете остаются необъяснимы-ми в пределах их теории,
причем так случается не только с реакционными, по и с про-
грессивными учеными. Впрочем, в свое время так произошло
и с Павловым. Ведь далеко не все связанные с его именем
научные факты можно объяснить полностью посредством
предложенных им самим теорий, в пределах одних этих тео-
рий вряд ли полностью объяснишь, например, открытие Пав-
ловым наличия у человека так называемой «второй сигналь-
ной системы» как специфически человеческой «прибавки»
центральной нервной системе, ее основной характеристики.
Точно так случилось .и с Фрейдом. Ошибка Фрейда не в том,
что в арсенале его учения имеются научные факты, соответ-
ствующее объяснение которых не по силам предложенной им
же теории, а в том, что, тем не менее, ом заставляет ее
сделать это. Как и многие в подобных случаях, Фрейд пред-
почитает оставаться рабом своей теории.
Следовательно, ни одно из этих упущений и причин не
может быть главным упущением и причиной того, что при
этом Фрейду не удается построить общую теорию сознания и
■бессознательного психического как общую теорию личности,
.а тем более причиной отсутствия такой попытки у Фрейда.
Скорее наоборот, главная тому причина — неадекватность
его собствеинопсихоаналитического -принципа и метода, во-
оружившись которыми он строит эту теорию. Однако прежде
чем разобраться в этом, следует «подтвердить наличие в си-
етеме фрейдизма попытки -построения общей теории бессоз-
нательного и как общей теории сознания, и как общей теории
личности, но не как таковой вообще. При этом сразу же от-
метим, что трагедия сознания, на основании которой Фрейд
строит свою общую теорию бессознательного, суть не что
иное, как трагедия личности в единой сфере ее фундаменталь-
ных отношений. Отсюда и .нетосредствеиная связь учения
Фрейда с философским экзистенциализмом, а также с раз-
ными направлениями модернистского искусства и литерату-
ры. Это обстоятельство сближает его и с новейшей ориента-
цией современной религии.
46

(3) В противоположность традиционной психологии, в
-частности вогфеки интроспективно понятому ею феномену
сознания,'в лице которого она так-настойчиво и уверенно про-
должает убеждать нас, что где-то в самом яаре своего «я>
человек <в состоянии создать себе «.наблюдательный орган»,
следящий за всеми его психическими движениями и поступ-
ками, и что его сознание, как его «внутреннее восприятие»,
сообщает «я» обо всех значительных процессах в душевном
водовороте и направленная этими сообщениями воля выпол-
няет все, что только приказывает «я», и изменяет то, что стре-
мится совершиться независимо от него самого, — Фрейд на-
ходит, что душа человека — это «не нечто простое, а иерар-
хия главенствующих и подчиненных инстанций, сплетения
импульсов, стремящихся к выявлению независимо один от
другого, соответственно многообразию влечений и отноше-
ний к внешнему миру, причем многие из этих влечений про-
тивоположны и несовместимы одно с другим», что не всегда
и далеко не все процессы и явления, происходящие в «глу-
бине сознания», координируются и управляются самим соз-
нанием17 Так, психические «элементы», по той или иной при-
чине ускользнувшие из-под власти нашего сознания, в тоже
время действую"1 па него со стороны, как бы желая доказать
нашему «я», что оно — не хозяин даже в своем собственном
доме и '«вынуждено довольствоваться недостаточными сведе-
ниями о том, что бессознательно происходит в его душевной
жизни»46, и внутри нашего «я» возникает конфликт между
сознательными психическими элементами, всецело подчиняю-
щими себе волю сознания, и бессознательными психическими
элементами, полностью ускользнувшими из-под власти этого
сознания.
В сущности это удивительное само по себе явление по-
служило основой всего учения психоанализа, ссылаясь на ко-
торое Фрейд .пытается укрепиться в мысли о бессознательном
психическом как об определенной сфере духовной активности
человека и при |упо1рядочении своих собственисипсихоапали-
тических наблюдений и наблюдений своих предшественник о-в
привести к обшему знаменателю находящиеся в его распоря-
жении научные факты. В этой связи, естественно, научные
факты, известные задолго до Фрейда, в системе психоанали-
за подвергаются самому существенному изменению. Так, в
системе психоанализа совершенно своеобразно и в особом
направлении трактуются, например, научные факты, связан-
47 3. Фрейд, Основные психологические теории в психоанализе, М ,
1923, стр. 195— 1S6.
48 3. Ф р е й д, Лекшш по введению в психоспглиз, т. 2, М., 1923, стр. 75,
47

'ные с терапевтическим .иопользованием гилноза в последние
десятилетия прошлого века, с которыми Фрейщ познакомил-
ся немного позже и впоследствии имел случай использовать
их для той же цели43. В частности, при этом внимание Фрей-
ма привлекает факт «сопротивления», но не факт наличия
.постгипнотичеокого эффекта сам по себе. «Факты послегип-
«нотического внушения давно были известны специалистам,
:Н0 молодому венскому ара/чу Зигмунду Фрейду это удиви-
тельное явление послужило основой для открытия, совершив-
шего переворот в науке. Фрейда поразил именно тот -фа*кт,
что человек что-то делал ло причине, самому ему неизвестной,
но впоследствии придумывал правдоподобные объяснения
.своим поступкам». Ведь чело-век с зонтиком у Берн-гейма пы-
тался объяснить свое странное поведение вполне рациональ-
ными соображениям-и и говорил совершенно искренне. Не так
ли и другие люди находят «причины» своих действий? —
опрашивает один из .крупных •представителей современной
'Социальной психологии и тут же отвечает: «Хотя давно было
замечено, что объяснения, которые дают люди своим поступ-
кам, не всегда заслуживает доверия, Фрейд сделал это на-
блюдение 'краеугольным камнем теории человеческого пове-
дения»50.
И действительно, Фрейд особенно заинтересовался бес-
сознательным поведением человека и выаказал мысль, что оно
•предполагает нечто большее, чем простое отсутствие внима-
ния (сознания). Так, согласно Фрейду, когда то или иное
переживание .подавляется, против его осознания воздвигают-
ся мощные барьеры, и именно но этой причине то, что осо-
бенно важно для человека, порой проходит мимо его внима-
49 Как известно, и на это очень часто ссылаются, среди широко известных
тогда экспериментов под постгипнотическому эффекту внушения, [связанных
с психиатром Жане в Париже и доктором Бернгеймом в На ней, весьма необыч-
ным и характерным оказался эксперимент последнего: однажды доктор Берн-
гейм внушил испытуемому, что после того, как тот будет выведен из гипноти-
ческого транса, он должен взять зонтик одного из гостей, открыть его и прой-
тись дважды вперед и назад по веранде. Когда этот человек проснулся, он
взял зонтик, вышел из комнаты и дважды прошелся вперед и назад по веран-
де, после чего вернулся в комнату; единственное упущение из выполняемых
им в данном случае инструкций экспериментатора — что он не открыл зонтик.
А когда его попросили объяснить свое страннее поведение, он ответил, что
«дышал воздухом». Он настаивал, что имеет привычку иногда так прогулива-
ться. Когда же его спросили, почему у него чужой зонтик, он был крайне
изумлен и поспешно возвратил предмет на вешалку.
50 T Ш и б у т а я и. Социальная психология., М., 1969, стр. 10— II.
48

зшя. Кроме того, человек не ооозыает факта сопротивления
и не способен определить для себя, что существует нечто та-
кое, чего ои не хочет видеть. Именно упорно сохраняю-
щееся .неудобство делает эти бессознательные импульсы столь
важными, так «как давление, требующее ослабления напряже-
ния, продолжается, и тот факт, что челов-эк не сознает
■происходящего, лишь запутывает дело. А когда его личное
поведение -вызывает недоумение, ему приходится объяснить
свои поступки как себе самому, та1к и другим. Но любая
рационализация лишь усиливает путаницу51. Впоследствии,
через крайне перенапряженные ситуации, это приводит чело-
века к о Т'Ч у ж д е щи го от своего внутреннего мира непри-
миримых переживаний — к хроническому антагонизму между
сознательными и бессознательными «элементами» его психи-
ки, так настойчиво и властно заставляющими его «я» взойти
на эшафот. Наблюдая над своей социальной средой и над
своими пациентами — душевнобольными, невротиками, Фрей-
ду удается найти множество конкретных тому иллюстраций.
И ошибка Фрейда — не в приз наши и противоречий (антаго-
низма) между сознательными и бессознательными «элемен-
тами» психики человека, его мыслящего и страдающего «я»
вообще, действительно могущих иногда завести нас в т у-
i,L C\i об этом подробнее: Т Ш и б у т а н и, Указ. соч. стр. 243—244:
«Взгляды Фргйт.а немедленмс чстретили возражения. Утверждалось, что нель-
зя доказать существование таких тенденций поведения, если сам человек ни-
чего не может знать о них, даже когда искренне стремится к этому Но экспе-
риментальные исследования подтвердили позицию Фрейда. Испытуемым, на-
пример, предлагалось читать фразы, описывающие их агрессивные или эро-
тические влечения, направлен нь-е на соСстгенны.х редипе^еп. Тяк. ,-еишпна
могла прочитать, что она желала смерти споен матери и дурно с vri\ обраща-
лась потому, что завидовала родителям, находящимся н одной псстелп, и са-
ма желала спать с родителем противоположного пола, Было предложено так-
же равное число нейтральных фраз для контроля. Материал предъявлялся в
темной комнате, причем специальное устройство, контролировавшее степень ос-
вещенности, позволяло менять трудность восприятия. Каждому испытуемо-
му предлагалось записать то, что он узидел Окпзалось, что фразы, где речь
шла о том, что в нашем обществе обычно подавляется, представлялись более
трудными для восприятия и требовали значительно более яркого освещения
для того, чтобы их распознать.. Более того, ошибки ь запи:п этгх фраз появ-
лялись значительно чаще, чем в случаях с нейтральными фразами» (1 г w in
М. Rosen stock, Perceptual Aspects of Repression, «Journal ci Abnor-
mal and Social Psychology», XLVI. 1951, pp. 334-315: Ruth A. Bob-
b i t t, The Repression Hypothesis Studied in a Situation of Hypnotically
Induced Conflict. ibid.. LVI, 1958, pp.. 204—212).
4, А. Е. Шерозия 49

пн'к бытия, а в чрезмерной абсолютизации и универсали-
зации этих противоречий (антагонизма), вплоть до призна-
ния их за единстве! шю адекватные характеристики личности,,
особенно при отчуждении от своего »нутремного мира -непри-
миримых (взаагмоисключающих) переживаний, когда вот-вот
должно произойти неприятное — ломка сознания личности и
во л и ч ел о в е ч еоко и.
Итак, закрепляя за собой право не столько первооткры-
вателя так называемых бессознательных «элементов» психи-
ки человека, его мыслящего и страдающего «я» вообще,
аколько первооткрывателя неодолимого антагонизма между
ними, Фрейд одновременно ставит нас перед великой пробле-
мой человека, его собствеплю-для-себя-бытия, его личности,
И ставит ее в форме одной только amничтои трагедии, где пет
никакого выхода из складывающейся роковой ситуации, хотя
сам человек постоянно преодолевает ее. Причем, трагедию
человека как человека-личности Фрейд видит в подпольном,
если мож,но так выразиться, столкновении его несовместимых
самих 'по себе желаний быть б о го im ih у н и ч т о ж и т ь
бога, и в атом прежде всего Фрейд усматривает трагедию
человеческого сознания. Дело в том, что, с точки зрения
Фрейда, в сущности человек всегда стремится быть таким,
каким ему хочется быть — существом чуть ли не со всеми
признаками бога: шравдивым и откровенным, в высшей сте-
пени добрым и красивым, вполне рассудительным и уверен-
ным в себе, всемогущим и н еп о в тори мькм, тогда каж па самом
деле он не только правдив и откровенен, но и лччцемерен и
лжив, не только в высшей степени добр и красив, но и в выс-
шей степени зол и безобразен, он не только существо со »се-
ми качествами бога, но и существо со всеми -качествами са-
таны — он садист и убийца, а иногда да-же и самый беспо-
мощный и жалкий .мазохист, ибо, с точки зрения того же
Фрейда, «человек доисторических веков, не изменившись,
продолжает жить в пашем бессознательном».
Отсюда сам собой вытекает иррационализм в понимании
Фрейдом человека, и, пожалуй, иррационализм этот более
прозрачен, чем иррационализм современных экзистенциалис-
тов, .в частности иррационализм Хайдеггера и Сартра. Вместе
с Бергсоном и Кроче, Фрейд во многом предопределяет судь-
бу антииптеллектуал.истских тенденций нашего времени52. Во
62 Ср. А. Бергсон, Творческая» эволюция*, М., 1909; его же. Смех
в жизни и на сцене, СПб., 1900; его же, Длительность и одновременность,
СПб., 1923. Бутучи великим мыслителем, Бергссн оставил весьма оригиналь-
ное и поразительно популярное учение, направленное, в сущности, против
.60

всяком случае Ф'.рейд считает, что судьба человека как чело-
века-личности всецело зависит от его бессознательного, от не-
го зависит и судьба его созшания, ибо, если что-либо вообще
способно править человеком, то это скорее его бессознатель-
ное, чем само его сознание. Человек не только несовершенен,
но и неуправим, и Фрейд фактически гораздо раньше, чем
Сартр, сказал, что он — этот человек — никогда не является
тем, кем он должен быть. И всегда является тем, кем ом быть
не должен. В глазах Фрейда бог лишен всякой реальности, и
человек не должен искать его ни вне и ни внутри себя, все
равно 0-11 »не найдет его ни в том и пи в другом направлении.
Кстати, в этом отношении Фрейд не только продолжает, но,
в сущности, преодолевает известную ограниченность соответ-
ствующих идей некоторых «экзистенциалистов до экзистен-
циализма», в частности атеистических идей Киркегора. К то-
му же не исключена возможность, что Ф|рейд был одним из
первых ореди тех, кто сыграл решительную роль в переходе
этих самых «экзистенциалистов до экзистенциализма» в со-
временный экзистенциализм и как в общую (философскую)
теорию oo3.liаттия и как в общую (философскую) теорию лич-
интеллекта. В этом отношении мышление нашего века действительно с самого
начала заслуживало критики, м критику эту Бергсон осущестпнл настолько
удачно, что и сегодня она не обходится без Бергсона. Иррациональные тенден-
ции нпшего времени во многом берут свое начало непосредственно в учении
Бергсона. Бергсон создал весьма сложную н широко распространившуюся
систему интуитивизма. Нагляднее всего трудности этой системы проявляютя
в теории познания Бергсона. На чисто аитииптеллектуальных началах строи-
лись также его онтология, этика и эстетика в целом, особенно его психологи-
ческие теории. Бергсон былиетолько современником Фрейда. Как и Фрейд,
он намечал совершенно новые пути исследования в системе наук, в частности
в системе наук, интересующихся феноменом творчества во всех его существен-
ных проявленияч. Бергсон доказал, что интеллект не может быть ни единст-
венным инструментом и ни единственным субъектом этого творчества, что
творчество пр0 1СХодит подчас, если не всегда, «вне» интеллекта и в противо-
вес ему. В этом, в частности, состоит самый главный и возможно, самый пра-
вомерный вывод Бергсона. Иной ним рос, сумел ли Бергсон обосновать авто-
номность собственно интуиции. Главное в его учении, как и в учении
Фрейда, заключается скорее в постановке вопроса, чем в окончательном его
решении. Без учета этого критика интуитивизма Бергсона и других антиин-
теллектуалистов нового времени, как бы скрупулезно она ни была выполнена,
не достигает своей цели. Надо сказать, что даже аесьма интересными и ценны-
ми исследованиями современных критиков антиинтеллектуальных ориента-
ции Бергсона это обстоятельство не учитывается должным образом. Подчгс
они по отношению к нему слишком критичны,
51

ности. Так или .иначе, вместе с Киркегором и Ницше Фрейд
прочно стоит у истоков современного экзистенциализма. Бо-
лее того, в некоторых отношениях, вместе с Достоевским, он
оказал более глобальное и мощное отнятие на формирова-
ние соаремежтго экзистенциализма и как общей (философ-
ской) теории сознания и как общей (философской) теории
личности, чем кто-либо из этих мыслителей, и -при рассмотре-
нии современного экзистенциализма, .как и некоторых других
модернистских направлений наших дней,(напоаредствешно-свя-
занных с именем Фрейда, особен/по в искусстве и литературе,
мы должны помнить об этом53. Во волком случае, судя по
всему, при рассмотрении общей теории сознания и бессоз-
нательного психического как общей теории личности, пред-
ложенной Фрейдом, это им-еет первостепенное значение и мы
неоднократно вернемся к этому. Н-епосредетвеииная связь
учения Фрейда с современным экзистенциализмом очевидна54.
Втрочем, восстание Фрейда против человека, его и ар-
цист и-чеак их чувств, так характерно выраженных в антропо-
центризме, в то же время было и восстанием против бога,
против его неот>ра1ничешюго могущества: нет никакого бога,
и человек не должен искать его ни в окружающем мире, лп
в самом себе, тем более пи в самом себе. Человек — продол-
жение, -но не отрицание несавершейной самой по себе при-
роды. Таков основной вывод, непосредственно вытекающий
из фрейдизма. Фрейдизм — атеистическое учение, если брать
его само по себе. Поэтому, как и следовало ожидать, впослед-
ствии Фрейда пришлось осуждать не только от имени челове-
ка, но и от имени бога, причем долгое молчание, которым
учение Фрейда встретили его современники, скорее было на-
рушено от имени бога, нежели от имени человека.
(а) Велика была враждебность к психоанализу Фрейда
среди духовитой интеллигенции Европы в начале нашего ве-
ка, когда психоанализ стал оформляться как самостоятель-
ное 'направление научной мысли. Нашлись ученые, совершен-
но ясно и громко обвинявшие Фрейда в самом последователь-
ном атеизме, даже в самом последовательном материализме
и марксизме55, и это вовсе не под влиянием антисемитизма, а
из-за культивирования Фрейдом внутренней стихии человека
51 Ср. Буржуазная философия XX века, Тб. 1970 (на груз, яз., под об-
щей редакцией Г. В. Тевзалзе).
Б* См. P^yclioa-nlysis and Existential Philosophy, N. Y 1962; Existen-
tial Psychology, N. Y., 1961; H. M. Tiebout, Freud and Existentialism,
Journal Nerv. Ment. Dis., 1958, 126, pp. 341—352.
ь~° Cp. R- Os b о г п, Freud and Marx, L., 1948.
52

как единственно возможного и могучего регулятора его бы-
тия, проявляющегося то в его врожденных инстинктах и пле-
менных Боепюмишамиях, а то и в виде его вытесненных (в
собственнапсихо аналитическом смысле слеша) стремлениях к
эросу (созиданию) и к смерти (разрушению), из-за культиви-
рования им непримиримого антагонизма между сознанием и
бессознательными элементами человеческой психики.
Причем, обвинение Фрейда в этом отношении стало еще
более возрастать в связи с чрезмерной абсолютизацией и
расширением им сферы данного антагонизма вплоть до воз-
ведения его в принцип жизни, могущий объяснить ine только
человека как человека-личность, но и его социальную сре-
ду, общество в целом. (Отсюда и соответствующее деление
психоанализом самих инстинктов по категориям — тж на-
зываемые бессознательные влечения вообще подразделяются
на созидательные, цель которых «добиться наслаждения», и
разрушительные. «Инстинкты, в которые мы верим, — гово-
рит Фрейд, — разделяются на две группы: эротические ин-
стинкты, которые всегда стремятся объединить живое веще-
ство во все большие и большие единицы, и инстинкты смер-
ти, которые действуют трот™ этой тенденции и стремятся
вернуть живую материю в неорганическое состояние». Удов-
летворение инстинкта смерти, в том числе и «особого ин-
стинкта агрессии и разрушения в человеке», выражается как
в саморазрушении, так и в разрушении других56. Это значит,
согласно Фрейду, что явления жизни, но не одного только че-
ловека, следовало бы .«объяснить как взаимодействие этих
двух инетигпкто'В и их противоположное воздействие друг ка
друга». Сверх того, ссылаясь на внутреннее противоречие
между сознанием и бессознательными элементами в челове-
ческой психике, Фрейд снова охотно повторяет, что «стрем-
ление л< агрессии — это врожденная, самостоятельная, инс-
типикттиная склонность человека», которой так свойственно
проявляться в виде «враждебности каждого по отношению ко
в'сем и всех по отношению к каждому», ибо «этот инстинкт
агрессии — производный и главный представитель инстинкта
смерти, который мы находим рядом с эросом и который раз-
деляет с ним власть над землей»57.)
('б) Такое толкование вполне понятно и даже справедливо
оо «стороны теистически настроенной интеллигенции того вре-
58 S. Freud, New Introductory Lectures on Psychoanalyse, N. Y 1933,
pp. 141, 147.
57 S. Freud, Civilization and Its Discontents, pp. 97, 102 (см. сбэтом
подробнее: Г Уэллс, Указ. соч., стр. 367—368).
53

мани, поскольку во всем этом Фрейд действительно усматри-
вает отсутствие бога. Ведь, по его мнению, чело-веком управ-
ляет не разумное, а иррациональное начало — его бессозна-
тельное, но не его сознание. Только менее понятна и даже
удивительна противоположная р-еакция, .какую оавременные
теисты, не говоря уж о широких кругах современной запад-
ноевропейской и американской интеллигенции, проявляют в
отношении фрейдизма. Как могло случиться, что популяр-
ность идей Фрейда сегодня более велика, чем враждебность,
■с которой встретили ihx в начале века? При этом небезынте-
ресно -вспомнить, что специалисты с разных точек зрения, по
одновременно ссылаются на соответствующие высказывания,
прозвучавшие в Ватикане на известном совещании (1965)
католических деятелей высшего ранга: психоанализ — это
наука, достойная своего имени; открытие Фрейда гениально
в такой же степени, как открытия, принадлежавшие Копер-
нику и Дарвину, и хотим мы того или нет, мы должны с ним
считаться, ибо бессознательное живет в ка.ждом из нас, обу-
словливая «все фо.рмы активности человека, — культурные,
политические, экономические, религиозные; антихристиан-
ский догматизм некоторых психоаналитиков заставил церковь
за.нять позицию, напоминающую дело Галилея, теперь же на-
стало время перейти к диалогу...
Имея ,в виду, в частности, эти высказывания, Ф. В. Бас-
син выражает мнение, что, «учитывая сохраняющийся высо-
кий авторитет Ватикан!а для широких масс католиков, было
бы неправильньим -недооценив аггь вероятный резон ал с таких
заявлений. Одновременно следует обратить внимание на до-
вод, заставляющий католическую мысль обратиться к фрей-
дизму. Главным аргументом является представление о том,
что только на путях психоанализа молено подойти к проблеме
бессознательного»58. Однако вряд ли для католических деяте-
лей высшего ранга так существенно искать конкретные пути
решения психологической проблемы бессознательного. Глав-
ный аргумент, скорее наоборот, заключается в собетвенно-
психо аналитическом принци/пе построения общей теории бес-
сознательного, ведь Фрейд строил ее как общую теорию че-
ловека-личности, причем человека не только и не просто как
индивидуальной (психол^гичеакой) личности, но и как обще-
ственной (социологической) личности з системе ее фундамен-
тальных отношений, т. е. в системе ее отношений не только
к самой себе и к другому, но и к боту. Отсюда и непосред-
58 Ф. Б. Б а с с и и , Указ. соч., стр. 80,
54

ственпая связь фрейдизма с современной философией, в част-
ности, с современным экзистенциализмом как общей теорией
личности и с современной религией, в частное™ ■иеотомизмом,
тоже как с общей теорией личности (.мировоззрением) В об-
щем, вряд ли удастся найти более существенный и характер-
ный аргумент того, почему я наши дни среди теистически на-
строенной интеллигенции Запада происходит порсход от я зло
пренебрежительного и враждебного отношения к фрейдизму,
что было характерно для начала века, ;к тесно.му с ним со-
трудничеству. Надо сказать, что основная проблема, при уси-
лим над разрешением которой происходит поляризация раз-
ных направлений современной научной и философской
мысли вокруг фрейдизма, это проблема чело-века и как инди-
видуальной (собстве-н-но-п с ихо логической) и как обществетий
(со б ственносоилю логической) личности в системе его фунда-
ментальных отношений, точнее проблема отчуждения чело-
века буквально во Есех этих отношениях. Фрейд был одним
из первых среди тех, кто фактически ставил проблему чело-
века именно в свете его отчуждения во всех присущих ему
фундаментальных отношениях. В частности, именно этой це-
ли и служит задуманная Фрейдом общая теория создания и
бессознательного психического как общая теория личности.
При этом следует помнить, что как раз на ослов амии траге-
дии, вытекающей из разрыва между человеком и его созна-
нием, строит Фрейд свою общую теорию бессознательного, ß
сущности это и заставляет философскую и религиозную, а
также художественную мысль современного Запада обра-
титься «к фрейдизму и широко использовать его в связи с
рассмотрением великой проблемы человека. Однако фрейдизм
прежде всего привлекает внимание своим принципом по-
строения общей теории бессознательного как общей теории
личности, поскольку:
Во-первых. Фрейд строит эту свою теорию при свободном
постулировании .почти всех ее исходных предположений, ле-
жащих и в основе всего учеши я психоанализа, при условии,
что он не располагает реальной возможностью подвергнуть
сирогой проверке ни одно из этих предположений. Только в
последнее десятилетие некоторые психоаналитики, как мы
могли убедиться выше, стали предпринимать попыт^ чайти
ключ к экспериментальной проверке отдельных полол.^нии
Фрейда, тогда как другие вообще не видят никакой надобно-
сти в этом и в своих отказах от всякого экспериментального
метода .в психоанализе предпочитают оставаться предельно
ортодоксальными. И действительно, психоанализ возник и
55

поныне остается неким специальным: учением, постули.розон-
ным на основе соответствующих наблюдений, но не строг ж
(экспериментальной) проверки самих постулатов: они шрини-
м а юте я или опровергаются им только теоретически. Поэтому
естественно, он чаще ставит проблемы, чем их решает. В ко-
нечном счете это скорее'сближает его. со, спекулятивной фило-
софией и религией, нежели с наукой в собственном смысле
слова. Между прочим, в этом хорошо проявляется одно из
внутренних противоречий всего, учения психоанализа, ибо
психоанализ возник как наука о человеке, о том, что за-
нимает его более всего — как учение о .муках его созмашпя.
По крайней мере, сторониика,м та« называемой новой, экспе-
риментальной ориентации, фрейдизма, противники этой ориен-
тации могли бы оказать про психоанализ Фрейда то же, что
однажды оказал некий отец своему сыну, одному из убеж-
денных учеников Жан-Жала Руссо, относительно филосо-
фии: «Я вижу, мой мальчик, что ты не понимаешь существа
философии. Философия ставит проблемы, и на этом ее роль,
кончается; разрешать их — дело каждого >в отдельности».
Во-вторых. Психоанализ как метод наблюдения (и само-
наблюдения), т. е. как метод зондирования человеческой .пси-
хики, .приводит человека (личность) к контакту с самим собой-
и заставляет его вступить в диалог с самим собой о самых
интимных >Б-ещах, и, что удивительно, при этом в глубине
своей души этот человек всегда находит нечто «скрытое» от
его сознания, а следовательно — и от всех других и от него1
самого. И если по той или иной причине занимающемуся
■психоанализом (самонаблюдением) человеку (личности), осо-
бенно при явно хронической ('патологической) растерянности
его сознания, не удается сделать это, то оказывается нужма
помощь другого, пс их о аналитик а в собственном смысле сло-
ва. Причем, цель психоанализа и здесь остается той жег
психоаналитик должен сделать то, что в лучшем случае мог
бы сделать сам пациент, т. е. должен в глубине психики па-
циента обнаружить тогда-то- «вытесненное» из его сознания
или все еще никогда не побывавшее на его поверхности бес-
сознательное и сделать это последнее очевидным сперва для
своего собственного сознания, а потом для сознания пациен-
та. Но тут нет никакого раз и" навсегда установленного пра-
вила, по которому мы всегда надежно' могли, бы прозондиро-
вать свою собственную психику или пси-ходку другого, и по-
рою от собственно психоаналитика трудно требовать полной
гарантии: подчас в овоей поихоаналитической практике он.
может достичь поразительных успехов, (д у Фрейда, конечно,.
56

были такие успехи), но также может и застать себя в горьком
разочаровании (и Фрейду .не раз пришлось, конечно, испыты-
вать чувство такого разочарования). Салю собой, в системе
психоанализа отсутствует всякая попытка унифицировать ту
или иную технику анализа — человеческая психика, как и
сам человек, непрерывна и неповторима. Не так уж лепк-о
оперировать при столь подкупающем принц-иле Фрейда об
«исцелении через осознание»; ведь в сущности он так много-
гранен и мобилен. Во всяком случае, весьма многогранно и
мобильно его использование в совре'менном искусстве и лите-
ратуре, где ом применяется в смысле «экзистенциального пси-
хоанализа», но не «эмпирического психоанализа», как таково-
го, вообще.
В-третьих. Психоанализ возник как ясно выраженная
попытка перекинуть мост как между человеком, порой так
неожиданно и непонятно «теряющим» свое сознание при хро-
нической (патологической) или какой-либо другой растерян-
ности этого последнего (невротиком, душевнобольным вооб-
ще), и человеком, полностью располагающим своим сознани-
ем (здоровым, никак не страдающим, от душевных потрясе-
ний), с одной стороны, так и между 'человеком, глубоко ис-
кушенным во всех прелестях цивилизации, все знающим и
подвергающим себя прогрессу жизни, всем жизненным водо-
воротам (так .называемым «современным человек-ом» и обще-
ством «просвещенных» людей), и человеком, все еще всего
этого не знающим и никак не испытавшем на себе (так1
(называемым «доисторичеоким человеком», да и животным
миром вообще), с другой. Причем, психоанализ пытается еде-
лать крайне относительным всякое различие между ними в
любых отношениях, в принципе он сводит на нет само это
различие. Отсюда и, наоборот, ничем не подкупающие, но
весьма характерные положения Фрейда: «Все мы больны, то
есть невротики»; «Человек доисторнчеаких веков, не изменив-
шись, продолжает жить в пашем, бессознательном» и т. д.,
сущность которых так хорошо выражена в известной фор-
муле: «.назад, к природе» в ее собственного сихо аналитическом,
но не просветительском понимании, т. е.. в: понимании самой
природы как источника человеческих терзаний и страстей, не-
укротимых внутренних волнений, но не одних только наслаж-
дений и покоя. Сам по себе фрейдизм. — одна из превратных
форм идеологии о полном возврате человека назад, к приро-
де, через развалины его великой цивилизации, так л с© ко ско-
вавшей его внутреннюю ярость и его интимные желания. В
57

общем, Фрейд как «.основатель психоанализа «никогда не со-
бирался ограничивать его психопатологией — сип хотел сде-
лать из него всеобъемлющую психологическую философию,
которая объяснила бы нормальное и пшротическое, социаль-
ное и индивидуальное поведение, цивилизацию, науку и ис-
кусство»59. Или, иначе говоря, все то, что отделяет человека
от природы, и все, что его с ней связывает через незримые
(нити его бессознательного. Ведь, в сущности, фрейдизм воз-
ник не только как общая теория личности, по и как идеоло-
гия личности в стихийно возникающем в пей стремлении к
бунту против существующего, особенно против прокрустов«!
ложа морали, ^созданной и установленной обществом.
По крайней 'мере, все это, вместе взятое, составляет сущ-
ность собственнотснхоапалитического учения Фрейда и как
общей теории сознания и бессознательного психического и
«ак общей теории личности в системе ее фундаментальных от-
ношений, благодаря чему в последние десятилетия оно смогло
■привлечь ik себе внимание совершенно различных и порой
противоположных направлений научной мысли, так же как и
оттолкнуть от себя пятьдесят лет назад. О шибка Фрейда не
в том или не столыко в том, что своим учением о .психоана-
лизе он, как в свое время Коперник и Дарвин, открыто обру-
шился на р-ели-гию, сделав себя ярым (противником бога, не
'признав за ним никакой власти над челшаком и вытеснив
его из последнего убежища — так называемой интроопектив-
1Ной психологии сознания, а в том, что при построении своей
общей теории сознания и бессознательного психического как
общей теории личности он оказался выну жданным оставить
место для более утонченной религии.
(4) Когда читаешь Фрейда, часто вспоминаются из-
вестные словя Жан-Жака Руссо, которыми он ответил одно-
му из своих учеников нл воскшицаиие: «Люди злы, учитель!*:
«Да, люди злы, вы правы, но чсло1В<ж цо>бр!» Руссо варил з
человека (:и бог.а), в возможности его воспитания на вели-
ких .началах гуманизма. Поэтому он то>лькю так и мог отве-
тить своему учешиюу, .напомнившему ему о внутренней яро-
сти человека. Фрейд же ,не верит ни (В человека, ни в возмож-
ности его воспитания на великих началах гуманизма. Фрейд
не верит и в бога — ib его могущество сделать человека доб-
рым. Он и более уверен я последователен в своем убежде-
нии: «Люди злы., потому что зол сам человек». Это един-
ственно возможное 'Истолкование, которое Фрейд мог бы дать
м Г. У э л л е., Указ.. соч., стр.. 307.
58

знаменитому изречению Руссо: «Человек добр», повторяя его,
это изречение, с горыкой иронией.
И действительно, своим учением о психоанализе Фрейд,
1как в свое время Коперник и Дар.'вин, одновременно обру-
шился каи< па бога, та;к и па современного человека, папомп-
iiiая ему о человеке доисторических вешв, неизменно продол-
жающем жить в его бессознательном и по поддающемся об-
узданию не только им, по и самим богом. Отсюда попятно,
почему учение Фрейда шокирует людей и оскорбляет их, в
силу чего они все еще избегают его, как «свежевыкрашенной
степы». Дело >з том, что, в сущности, оно по сей день направ-
лено против широко разделяемого мнения о том, что по при-
роде своей человек добр и что, если, тем не менее, и.чой раз
он прибегает к насилию, агрессии и войне, то это результат
не его «ярости внутри», а именно той плохо приспособленной
социальной системы, которую ему удалось до сих пор для
себя создать. Но пет, говорит Фрейд, «ik несчастью, свиде-
тельство истории и наш собственный опыт не подтверждают
этого, а скорее подкрепляют суждение, что вера в доброгу
человеческой природы — одна из тех иллюзий, от которых
человечество ждет гшшго-то благодеяния или улучшения
своей участи, по которые на деле несут только несчастье»00.
В итоге, если сравнить формулы: «люди злы. но человек
добр»н «люди злы, потому что зол сам человек», то получат-
ся ДЕе разные концепции о человеке, дающие начало совер-
шенно противоположным системам знаний о нем.
(а) Концепция, построенная по первой формуле, вполне
приемлема п солидарна с общественным мнением: она берет
человека в «чистом виде», без всякой на него «падбаЕ'чи», как
исключительно доброго, в принципе могущего подавить вес
ов о и интимные влечения почти ко всем возможным формам
любви и ненависти, вею свою ярость внутри вообще; при-
чем, за основную форму подавления этих влечений, как и за
основную причину их возникновения, по ее мнению, следова-
ло бы считать хорошо обдуманное регулирование той соци-
альной системы, в которой этому человдку приходится всту-
пать в контакт с другим человеком (обществом), ибо, соглас-
но излагаемой здесь концепции, по природе своей челошек мо-
жет быть только добрым. Отсюда и чисто просветитель-
ский характер этой концепции: воспитание и только воспита-
ние дает человеку ключ к освобождению своей личности (к
гуманиаму), оно и ключ к освобождению человечества (к
S* Freud, New Introductory Lectures..., p. 142.
59

демократии), ибо оно и. только оно способно укротить иипнм-
иые влечения человека ко всем фО!рма»м его внутренней я-ро-
сти, кагк бы они ни давали о себе знать при плохой приспоеоб-
леннооти данного человека к той или иной социальной систе-
ме (обществу). Человек не должен забывать о своем воспи-
тании (и перевоспитании), воспитание (не в смысле, как го-
ворят, менторства, поучения и выставления себя в качестве
образца для других людей, а в смысле ответственности :ш
-всех людей) — один из гла.влы-х факторов общественного
прогресса. Оно, в конечном счете, и решает все —■ судьбу че-
ловека и всего человечества.
(б) О нет, никакое воспитание не поможет, оно ведь не
помогло человеку доисторических времен, неизменно продол-
жающему жить © нашем бессознательном к оттуда подчас
так властно и неожиданно заставляющему нас идти напере-
кор своим желаниям, ибо при всем нашем страстном жела-
нии освободиться от него, иногда мы iBce же находим для
себя «право» следовать по его темным тропам, мало считаясь
при этом с чувством угрызения совести. Наоборот, воспита-
ние и цивилизация приводят нас 'К очередной трагедии нераз-
решимой дискуссии с ним, с этим неизменно продолж-ающим
жить в нашем бессознательном «человеком», и если, тем не
менее, в чем-нибудь мы вообще могли бы ожидать положи-
тельных результатов воспитания и цивилизации, так это —
в одних только поисках лучших форм компенсации унаследо-
ванных от того челотека наших интимных влечений ко всем
возможным формам любви и ненависти, нашей внутренней
ярости: в принципе они неукротимы, .их можно толыко компен-
сировать. Таков основной .вывод противоположной концепции
о человеке, построенной по формуле: «люди злы, потому что
зол сам человек». Поэтому, естественно, она неприемлема и
не солидарна с общественным мнением: она 6г.рет человека
не в его «чистом виде», без всякой на него «надбавки», как:
•исключительно доброго, в принципе «могущего подавить отзол
интимные влечения ко всем возможным формам лю.бви и не-
нависти, всю овою внутреннюю ярость вообще, а как вполне
постигающего неудачу почти во всех авоих фундаментальных
отношениях и стремлениях ко .всему этому, -раздвоенно-
го человека, внутри которого происходит непримиримая
борьба между двумя «я», каждое из которых стремится побе-
дить другое — это борьба между всецело подвергшимся влия-
нию воспитания и цивилизации «я» и «я», вовсе не искушен-
ным в них и в принципе никак не отражающим па себе их
воздействия. Оно,, наоборот, способно и иногда действитель-
€0

но заставляет человека принять свою программу, сурово взи-
рая гари этом на его «поломанное лицо» — лицо того, просве-
щенного «я». Причем, основной сферой, где происходит это
раздвоение, как и основной причиной его возникновения,
представители! даи-шой -концепции считают не ту или иную
плохо приспособляемую социальную среду, в которой челове-
ку приходится вступать в контакт с самим собой и с другим
(с обществом), но само естественное, «как они предпо-
читают говорить, противоречие между этими, хорошо ужи-
вающимися (в -нам двумя «я», п(ри котором человеку одновре-
менно приходится вступать в контакт как с самим собой,
так и с другим (с обществом). К тому же они считают, что
в конечном счете не сознание, а бессознательное решает
судьбу данного противоречия. Отсюда и антишрасветитсль-
е-юий характер их учения: область бессознательного не под-
дается никакому воспиташию, влиянию цитлизаци-и и про-
гресса. Напротив — онл зовет человека назад, к природе.
Скорее именно через эту последнюю концепцию п выра-
жается сущность фрейдизма и как общей теории сознания и
бессознательного психического и .как общей теории личности,
их носителя. Отсюда и биологизм и слишком утонченный ин~
дивидуал'изм Фрейда, благодаря которому его учение могло
быть в та/кой же мере .неприемлемым для отцов современного
-поколения, в какой стать приемлемым для него самого: поко-
ление отцов осуждало Фрейда как из-за биологизма, так и
из-за слишком утонченного индивидуализма, поколение же
сыновей, наоборот, как раз из-за этих качеств и принимает
его. И действительно, в истории пауки трудно найти другое
учение, отношение ,к которому в течение двух поколений так
резко изменилось бы, как это случилось с учением Фрейда. К
тому же мы должны согласиться с известным положением
Г Уэллса о том, что ни один комплекс идей, за исключением,
пожалуй, прагматизма и позитивизма, не сыграл более важ-
ной роли и не оказал более глубокого влияния на формиро-
вание научной, философской, художественаюй «и даже рели-
гиозной мысли Америки, чем психоанализ, и что за послед-
1гие десятилетия во многих странах мира, а не только в одной
Америке, Фрейда изучают в колледжах и на разных факуль-
тетах почти всех университетов. Более того, в наши дни вол-
ны фрейдизма давно уж начали преодолевать академические
круги. Прежде всего oih-и достигли улицы, наполненной бун-
тующей перед своим неопределенным будущим молодежью,
легко превратившись в идеологию этого бунта: когда вдруг
в самом разгаре дня на улицах вполне современного ликую-
щего Рима, — если исходить из иол ум икорного описания, вы-
С1

Шедшего из-,поД »пера вдумчивого- писателя к литератора
наших дней, — мы столкнемся со странным «.пятном» непод-
вижных юных человеческих существ, из которых одни (ска-
жем, девушки лет семнадцати), одиноко ти отрешенно вытя-
нувшись вдоль каменной ступени и подло!Жив под голову ла-
донь, смот.рят куда-то вверх, а из узких их дж-шгсов вылезают
босые ступни ног с педикюром на ногтях и многодневной ко-
ростой грязи на коже; другие (скажем, дллшпо.волосые маль-
чики того же возраста) сидят неподвижно, упершись грудью
в колени и смотря только в землю; третьи же (вперемешку)
•в своих м.шшмойках или штанах — выцветших джинсах с
фашистской свастикой, рваных овчинных полушубках или в
совершенно новых одеждах, специально искромсанных на лос-
кутья, с-надписью на .висящих на спине поверх рубашек меш-
ках: «Революция», отправляются в далекий путь неизвестно
куда, — мы действительно легко убедимся :во всем этом
■сами61.
А прич.ины, могущие вызвать всю эту (несуразность? Та-
ких причин немало, их можно разделить по меньшей мере на
две группы — социологические и «психологические. Причем,
есть причины, которые сразу же обращают на себя внимание
•и в том и в другом отношениях — они носят на себе печать
и социального >и психологического. И лишь впоследствии, по
мере возрастания несуразностей поступков современной моло-
дежи, дифференцируются на социальные и психологические
'причины, через которые пробивают себе дорогу идеи Фрейда
-среди сей, бунтующей перед своим неопределенным будущим
■молодежи. Отсюда и так ясно вы.раженный личтежный во-
прос, который в форме известных всему миру несуразностей
современная молодежь ставит перед собой, а следовательно,
in леред современным обществом, начертав его на открытом
ш-бу высокой цивилизации: следует ли и впредь поддерживать
ее, эту цивилизацию, или же на ее развалинах мы должшы
»искать путь полного возврата назад, к лрироде? И пока со-
временное человечество не найдет правильного, определен-
ного пути возврата сoibершеи.иого человека назад, к природе,
.популярность идей Фрейда будет только возрастать, ведь
•фрейдизм— одна из провранных форм такого возврата .по при-
61 Скорее, эта как раз стоящая перед своим неопределенным будущим
молодежь и принимает сегодня открытия Фрейда за «третью революцию», как
в принципе воспринимает их и крайне нигилистически и пессимистически нас-
троенная интеллигенция современного Запада. (Ср. К. Stern, The Third
Revolution, N. Y.f 1954.)
62

зыву человека доисторических веков, неизменно продолжаю-
щего жить в пашем бессознательном; как. идеология, он
(ф.рендизм) требует только забыть па этом пути о стыде.
Приятные силуэты мини-юбок, как и вызывающие отвраще-
ние рваные овчинные полушубки и вылезающие из узких
джинсов босые ступни дави чьих ■•мот -с пса их юром на ногтях и
с многодневной коростой грязи на коже, так незаметно, по
весьма характерно меняющие тон красок общей панорамы
ликующего Рима, — веские тому доказательства. Фрейдизм
пробивает себе дорогу через смутные чувства и цели совре-
менной молодежи, пытаясь сохранить, но не убрать вопро-
шающий взгляд с се лица, с высокого лба породившей ее ве-
ликой цивилизации в духовных ориентирах человечества.
i(5) Говорят, что одной из .причин столь широкой попу-
лярности идей Фрейда за последние десятилетия, особенно
среди современной молодежи, при всей ее несуразности, явля-
ется готовность фрейдизма дать свои простые ответы почти
на все сложные вопросы, которые спонтанно порождает этот
мир, прежде чем философы и социологи успели дать та них
соответствующие ответы. Однако так рассуждать неправо-
мерно. Скорее, наоборот, секрет фрейдизма — только в поста-
новке проблем, наиболее интимных и тайных для человека,
нежели .в их оиши чате льном решении, фрейдизм вообще не
решает и не пытается решить пи одну из поставленных им в
этом отношении проблем. В сущности, он на.водит человека
па печальные размышления, не предлагая при этом почти
никакого утешения. «Я могу, — говорит Фрейд, — во всяком
случае, слушать, не оскорбляясь, тех критиков, которые ут-
верждают, что, наблюдая цел.и ци1в пли задан и средства, упот-
ребляемые ею, невольно приходишь ,к заключению, кто игра ine
стоит свеч и что в конце концов все это может привести толь-
ко к такому состоянию, которое не один индивидуум не бу-
дет способен вынести... Поэтому мое .мужество изменяет мне
при мысли, что я должен подняться, как пророк, перед моими
товарищами — людьми, и я принимаю их упрек, что у меня
нет для них никакого утешения»62.
В этих славах звучит не столько цинизм, как полагает
Г Уэллс и сторонники его ориентации, Сколько неуверенность
Фрейда в достоверности своих построений: «Неопределен-
ность всех наших построений, — пишет он, — которые мы на-
зываем метансюсологи чески ми, происходит, -конечно, оттого,
■что мы ничего не знаем о природе процесса возбуждения в
S. Freud, Civilization and Its Discontents, р. 142—143.
63

элементах психических систем и не чувствуем себя вправе
делать даже какое-либо предположение. В этом отношении
,мы оперируем, таким образом, с большим X, который мы пе-
реносим в каждую новую -формулу»63. И это касается не толь-
ко метафизических построений Фрейда, его философию вооб-
ще, iho и его психологии бессознательного, в частности, его
системы аналиаа человеческой психики в целом. Во всяком
случае в защиту своей концепции Фрейд мот бы сказать, что
психоанализ находит проблемы и на этом его роль кончается,
разрешить -их — дело каждопо в «отдельное™. Ибо цель пси-
хоанализа — привести человека © контакт с самим собой,
т. е. оделять предметам 'непосредственной рефлексии его соз-
нания- противоречивый мир его «вытесненных», наиболее 'ин-
тимных и острых переживаний .и влечений. Дело в том, что все
учение 'психоанализа исходит из того, что по природе своей
человек — это отдельная личность, индивидуум, а следова-
тельно, и психоаналитик в собственном смысле слова. Имен-
то этого не смог в свое время понять лысый профессор психо-
логии — герой одного из известных рассказов Леон-гарда
Франка — «Причина», говоривший: «— Теория забытых дет-
ских переживаний — новое, всего несколько лет назад родив-
шееся направление. Современный анализ душевной жизни!
Неосязаема, как воздух, понимаете! Куда хочешь можно по-
вернуть! Мы, психологи старой школы, знаем по крайней -ме-
ре, что мы мало знаем. А новые возомнили, что знают все. И в
этом великая опасность. Великая опасность! Там, где эта
теория сталкивается с практикой, (всегда происходит несча-
стье».
Но нет. Ни Фрейд, к новой теории которого относятся эти
слова, и ни поэт-обвиняемый ив того же рассказа Франка, в
-лице которого автор этих слов видит преднамеренного убий-
цу своего учителя, впоследствии так же преднамеренно пы-
тающегося, по его собственным расчетам, избежать ответ-
ственности за преступление, ссылаясь на давно забытые дет-
ские переживания, видимо специально постулированные им
для этой цели психоаналитической теорией Фрейда («Правой
рукой он уперся в бок, а левой тронул за рукав растерянного
Одноглазого. — Совершенно конфиденциально, как психолог,
хочу вас спросить. Не кажется ли вам, что обвиняемый при-
нял новую теорию задним числом, ибо только в пей таилась
единственная, хоть и отдаленная возможность избежать от-
ветственности за преступление?»), вовсе не претендуют на это.
*3 3. Фрейд, По ту сторону принципа удовольствия, М., 1925, стр. 66.
64

Они, наоборот, считают, что человека трудно понять и что
мир его интимных переживаний почти никогда всецело недо-
ступен другому. («—Так 'вы, стало быть, не хотите нам ска-
зать, почему вы убили своего учителя? — О нет, хочу! Все хо-
чу сказать! Это только очень трудно объяснить».) И .правда,
с точки эрши-я традиционной психологии права, а тем -более
обыденной жизни, более чем невероятно поверить тому, что
(причиной убийства смогли бы когда-нибудь послужить наши
давно уже «вытесненные», детакие переживания и .воспомина-
ния. («—■ Но хоть сколько-'нибудь убедительно должны же еы
объяснить со своей стороны, почему задушили вашего старого
учителя. Ведь не отправляются же просто так, без причины,
душить человека.. Вы увидели деньги... тут-то оно и случи-
лось, поверьте мне... Такое уже и до вас кое с кем бывало.
—Я BaiM уже сказал, -что причины моего преступления кро-
ются в далеким прошлом... — Хорошо. Пусть не ради данег! До-
пустим дело было не только :в деньгах... Но все-таки деньги бы.
ли главное! Не правда ли? —Нет, ибо главное в каждом пре-
ступлении — это всегда причина. — В конце концов — мы
ведь с вами мужчины, — что же это тогда! Что он вам сде-
лал? — Следователь, словно з.аклиная, протянул <к нему ру-
ки. — Сделал? Он ничего мне не сделал такого, чего боль-
шинство людей, большинство -взрослых не делало бы детям».)
Больше того, поэт-обвиняемый вполне уверет, что то,
'что причинил ему старый учитель, могли бы причинить и дру-
гие, в том числе и самые близкие, даже его родной отец.
(«Меня отец запер однажды на целую ночь в темпом 'Коридо-
ре... Я слишком поздно пришел домой, смотрел, как вытаски-
вали из воды утопленника. Эта была бесконечная, ужасная
"ночь. С тех пор я боюсь темноты, ч<ак ребенок... Вот еще по-
завчера, во вторник, я снова видел сон; оцепенев от страха,
стою я в темпом коридоре, а утопленник тодымается по лест-
нице и медленно, в жуткой тишине подходит ко мне... Я же не в
силах убежать >в комбату... Даже сейчас он и тс я м-не этот сон,
хоть со мной стряслась такая беда».) Да и без того, т. е.
без оеобыгх к тому дричин в обычном смысле слова, люди при-
чиняют зло друг другу, порой вовсе не задумываясь об этом,
(Ибо по три роде овоей человек те только добр, и-ю и зол: ведь
при всем жела.нии нашего 'поэта стать добрым и примирить-
ся со своим старым учителем, ему никак не удалось сделать
это, даже in осле того, как он убил его. («— Я рассказывал
вам свой сон?.. Только что во сне я еще раз убил учителя...
Что это? Наяву я бы этого «е одел ал. И тогда это не я сде-
лал. Это злой дул направлял мои руки. Я 'невиновен. Вы уби-
А. Е. Шерозия 65

■ваете меня!») И на этом примере видно, насколько нереали-
зованные детакие переживания сильнее есепо на свете.
Между тем трудно было бы поверить поэту, что это не он,
«а "именно его «отвратительные», неудовлетворенные детские
желания, неотомщенные страдания убили старого учителя,
из-за пережитого от него (в ш'кшыныо годы унижения и из-
за того, что еще ранее тот горько обижал сестру поэта л фак-
тически довел ее до самоубийства. («— Считают, что это
несчастный случай — она утонула во время купанья... Я же
думаю, она -бросилась в ,воду от стыда. Учитель задрал ей юб-
чонку и отшлепал по голому телу собственной рукой... перед
■всем классом!.. Ей было тогда тринадцать лет. Она убежала
из школы и бросилась в реку...».) Однако сам обвиняемый не
видит в поступках старого учителя /«•ничего такого», за что
его можно было бы удушить, и он .вовсе не убил бы его, если
бы не те его «отвратительные» детские переживания. («— Ну
/вот! Ничего он вам не сделал! Теперь 1вы по крайней -мере
благоразумны. — 0.н меня погубил. — Голова следователя
дернулась вверх. — Но чем же? — Я вам уже сказал. — Так
чем же? — Тем, что не разрешил мне войти со всеми в трак-
тир. Следователь не мог больше сдержать возмущения.
'— Не думаете ли вы, что я (позволю вам надо мши изде-
ваться?.. Вам было тогда восемь лет! Да?.. А в тридцать лет
вы отправляетесь к учителю и убиваете его потому, что, ког-
да были ребенком, он наложил на вас пустяковое наказание...
— Чепуха, не так ли?») Но дело в том, что в отличие от сле-
дователя и других, о;бви'няющих поэта в убийстве, для него
самого все эти и подобные им переживания имели «смысл» л
что основная причина убийства заключалась не в самих этих
переживаниях, отдельно взятых, а в тех «отпечатках», кото-
рые они оставили в его душе. («— Но хоть сколько-нибудь
убедительно должны же вы объяснить, со своей стороны, по-
чему задушили вашего старого учителя... — Потому что он
выжег в моем мозгу знак.—Что еще за знак? — Который
маня погубил!.. С тех пор я ношу его в душе и буду носить
до конца моих дней! — Это молоко-то? — спросил ирониче-
ски следователь. Надзиратель не мог подавить смешо-к. —
Возможно, не оно одно виновно. Многие подобные этому
унижения...».) А между тем душе свойственно не одно только
забвение, она храншт и воспроизводит все, в том числе и са-
мое отдаленное и самое неприятное. Причем, воспроизводит
их далеко не ло надобности и не по желанию, а как раз, -на-
оборот, совершенно неожиданно и совсем некстати. Если во-
обще что-нибудь в состоянии предопределить наш\ судьбу
66

судьбу нашего еобствепно-для-еебянбытия, нашей лично-
сти — судьбу человека, TaiK это, прежде всего, 'наше детство.
(Ср. с Ж.-'П. Сартром: «Мое победоносное «я» не оставляло
своего /насеста. Полагаю, что оно там и тоньше. У каждого
человека свои -природные координаты: уровень высоты не оп-
ределяется ни стритязашиями, -ни достоинствами — все решает
детство»64.)
И судьи так (И не пан-ял и поэта, да сам он вовсе и не ожи-
дал этого, знал, что его трудно помять. А ему так хотелось,
'чтобы его поняли, ведь он говорил правду, только правду,
ст был вполне нормальным, очень даже нормальным. («— Я
совершенно нормален, господин доктор. Я хочу этим сказать,
что я не безумнее, к стримеру, вас и миллионов других лю-
дей. — Как вы это -понимаете? — Девяносто процентов всех
людей безумны! А остальной, самый малый »процент людей,
о которых в жизни говорят, что они сумасшедшие, невменяе-
мые, не от мира сего, .именно они ближе всего к -нормальному
состоянию человека. — Ну |ужстростите! — Это всего только мое
мнение. — Вы, стало быть, хотите сказать,—что вы именно та-
кой нормальный человек.—Поэт .покраснел».) К тому же,
(поступая так, он не только не кривлялся, но всячески содей-
ствовал тому, чтобы помочь себе .и другим полностью разга-
дать тайну своей трагедии, трагедии своего собственно-для-
■себя-бытия, своей личности, искренно переживая при этом
свое великое горе, сваи личстые отклонения. («О ©ели бы это-
то не -сделали мои руки... Я вовсе -не оправдываюсь! Моя вина
•непомерно велика, сто сте ради денег! Не ради этих денег! Не
думайте так! Причиной убийства были именно мучительные
переживания».) Однако ни судьи, ни доброжелательно рас-
положенные к нему 'присяжные понять его трагедии не смог-
ли, и меньше всех стон-ял его тот самый лысый профессор пси-
хологии, ибо при всякой рационализации с позиций тради-
ционной теории и психологии страша эту трагедию можно бы-
ло бы свести на нет, и они действительно так .и сделали.
Чтобы понять трагедию поэта, нужи-ю было, наоборот, от-
казаться «-а« раз от традициошюй теории и поихологист права,
встав стри этом па позицию соответствующей теории сознания
и 'бессознательного психического как общей теория личности.
Во всяком случае, с позиции традиционной психологии созна-
!ния сия трагедия казалась совершенно (неразрешимой. Дело в
том, что как субъектом своих «отвратительных» детских пе-
реживаний и воспоминастий, так и субъектом своей трагедии
ь| Ж--П. С и р т Слова. М., J966. стр.
07

(вплоть до превращения в субъект своего «преступного соз-
нания») поэт стал прошв своей собетгаеи-ыгой \вол1и, без каких-
нибудь на то намерений. Вспомним схотя бы о том, как, буду-
чи вполне лишен -всякой решимости, он вдруг, сам того ;пе по-
нимая, предоставил себя своей «аптиволе», если можно так
выразиться, и поехал в родной город («... Вы не понимаете,
в Берлине -я еще шовсе nie знал, /почему я, собстшсишю, кинулся
на вокзал и сел в поезд... Должен был сесть!»), как от впо-
следствии, оказавшись там, зашел к своему старому учителю,
но -вовсе не с тем намерением, чтобы продемонстрировать
свою ярость н ж-ажду .возмездия по отношении о ,к нему. («Его
гаоздила одна-единственпая мысль, вытеснив все остальные:
учитель Магер должен осознать при^инени-юе ihiM зло ш просить
у него прощения. Это придаст ему силу, очистит для новой
жизни, он смо<жет жить с высоко поднятой головой».) Напро-
тив, весьма характерно и ценно при этом само решение по-
эта—примириться со своим учителем. («Сначала к очень раз-
волновался, очень. Но потом мне стало грустно и захотелось
(Примириться с учителем. Ему бы только чуть извиниться пе-
редо М1Н0Й. И >вое было бы хорошо».) Запомним, что это
вполне разумное и, пожалуй, единственно фактическое реше-
ние его сознания. Но увы, все случилось 1как раз наоборот,
буквально все, ибо ни учитель его, ни он учителя по-другому
понять не смогли, и они остались такими же чуждыми друг
другу, как в те далекие школьные годы, что ,и помешало одно-
му (извиниться, а другому примириться, Дело из том, что во-
преки своим ожиданиям увидеть старого учителя седым сог-
бенным старичком, наделенным благоразумием и добротой,
он встретил его точно таким, каким оставил тогда, вместе со
своим детством. («Пожилая экономка допустила поэта в низ-
кий, битком набитый фамильной мебелью кабинет. Поэт, по-
трясенный, глядел «.а учителя. Тот сидел за письменным сто-
лом, прямой как жердь, живучий, с темнорыжим венчиком
1ВОЛОС, ничуть не изменившийся. Злобно и язвительно ухмы-
ляясь, оттянув под щеки уголжи губ, читал он сочинение ка-
кого-то ученика... Поэт стоял в тени возле двер,и. Учитель не
заметил его. Красными чернилами исправлял он при свете ке-
росиновой лампы чье-то сочинение, а лицо его застыло в гр.и-
масе злобной и язвительной радости. Дьявол! Да это сам
дьявол! Что?—... MiHe захотелось навестить вас, ■— очень
тихо проговорил поэт... Учитель положил 'исправленную тет-
радь на стопку. И, только теперь заметив в своей комнате
аюстороннего 'человека, испуганно вскочил со стула. — Кто?
Кто вы? Что вам здесь надо? — Я ваш бывший ученик. Бы
68

были моим учителем. Меня зовут Антон Зейлер. — Зейлер?...
Бы ©школе заикались? От хлынувшей в голову крови у поэта
потемнело в глазах. А когда он вновь »прозрел, то по жуткой
улыбке учителя понял, что тот все помнит. По той самой
улыбке, с которой учитель, когда поэт, бывало, запнется, за-
ижая.сь. выставлял его на посмешище всего класса».)
И тут-то в поэте, в этом искателе добра и мира, погасла
последняя надежда на спасение (примирение) -и весь oih, но
-не только одна его «надежда, совершенно неожиданно вылил-
ся в чувство мести. 'На сей раз это чувство охватило его и
•сделало другим, сперва тем же бессильным -маленьким школь-
ником, готовым оиова потерять свое детство, а потом грозным
и бесстрашным мужчиной, так настойчиво требующим свое
'потерянное детство и детство других, так же потерявших или
сейчас теряющих его при 'взгляде учителя — этого образ-
цового антитипа. Причем, такому перевоплощению поэта по-
могла сцена, которую ему пришлось -наблюдать в кабинете
учителя, куда вслед за ним вошли два школьника, в лице од-
ного из которых — что поменьше ростом — он узнал себя.
(«Малыш, ростом всего лишь по грудь товарищу, покраснел л
только теперь, под пристальным взглядом учителя, снял шап-
ку. Учитель медленно отвел взгляд. — Ммитуточку, — сказал
он »поэту. Малыш осторожно, точно всеми чувствами вбирая
окружающее, .начал осматриваться; учитель достал из ящика
стола два яблока, дал одно большому мальчику. А когда уз-
нал малыша, изумление, .возникшее было па его лице, смени*
viocb язвительной усмешкой. — А... Вейгапд, ты пришел ко
мне за тетрадями? Он энергично сунул второе яблоко -обрати.)
в ящик и отыскал в стопке только что исправленную тет-
радь малыша. — Поди-ка сюда... Учитель, тыча мальчугана
лицом в тетрадь, выкрикивал: — Дождь через «ш»! Нож с
мягким знаком! Корова через «а»! Амишь ты пишешь с дву-
мя «м»! Аминь? — Он с силой отшвырнул мальчугана. Тот
толовой стукнулся о дверь, всхлипнув, поднялся, и в тишине
послышался его тихий, душераздирающий плач... Пылающее
лицо учителя дергал ось. Он злобно тыкал малыша перстнем
в лоб. — Что... только... там... у тебя внутри! Поэт, похолодев
от ужаюа, уставился на багровый знак, выступивший на бело-
снежном лбу ребенка».)
Так вот, бывают люди, которым доставляют удовольствие
всякие просчеты in стр а данная других. Больше того, они всепда
готов'ы причинить себе и другим зло, >и их лучше всего назвать
антилюдьми. Что мог бы сказать на это учитель? Вряд ли
чтю-ни-будь другое, кроме одного: антилюдн тоже люда, <и со
49

своей стороны все мы апт.илюди и 1все мы в состоячнии выве-
сти друг друга из естественного равновесия. Так, сцена с ма-
лышом в кабинете учителя (привела поэта »в состояние аффек-
та, разбудив в .нем «ярость внутри», так же как и учителя —
.неправильно написанные малышом сло/ва: дождь через «ш»,
нож с мягким знаком, аминь с двумя «м» и т. д. Что мог бы,
в свою очередь, сказать об этом сам поэт? Вряд ли что-
нибудь существенное, кроме одного: люди всегда находят себе
оправдание, в том числе и 'самые злые. А кто из них .прав?
Злые или добрые люди? Сами люди всегда предпочитают о<п-
равдать добрых, ибо все они хотят быть добрыми. Между тем,
в данном случае, как поэту, так и его старому учителю одина-
ково подходит формула: «Люди злы, потому что зол сам че-
ловек». Только в отличие от учителя, поэту удалось угадать
смысл этой формулы в ее собственно-психоаналитическом по-
нимал ни, так разрушительно и знаменательно почувствовав
свое бессилие перед зияющей пустотой зла. Учитель же так
и не успел по-настоящему почувствовать это, он, наоборот,
весь тонет .в своих злодеяниях над учениками, вовсе не вос-
принимая их как зло. Во 'всяком случае, «нельзя было осуж-
дать старого учителя, как и самого поэта, на смерть из-за
совершенных им злодеяний. Но, тем не мсне-е, роковая траге-
дия в конечном счете одинаково обрушилась на них обоих.
Причем, следует особо подчеркнуть, что и в том и в другом
отношении трагедия эта воспринимается как трагедия чело-
века, его собственио-для-себя-;бытия, его личности вооб-
ще и что само наличие таких трагедий у человека, отрицание
чего бессмысленно, прежде всего говорит о наличии трагедии
его сознания, исключив мысль о которой стало бы принципи-
ально невозможным построить общую тео)рию сознания и бес-
сознательного психического как общую теорию личности.
Это первое и, пожалуй, наиболее важное, что мы могли
бы заключить из сей, психоаналитически окрашенной траге-
дии поэта и его старого учителя. Трудно воспитать человека,
осудить его еще труднее.
(6) Из этой довольно -простой и ясной трагедии, если по-
дойти к ней с точки зрения психоанализа, можно выделить
по меньшей мере три взаимоисключающие позиции: позицию
поэта и его старого учителя, позицию судей и государствен-
ных обвинителей, особенно лысого профессора психологии и
одноглазого присяжного, а также позицию отца (и матери),
как совершенно особого начала то всей, но не только этой, че-
ловеческой трагедии. Однако позиция эта более непосредствен-
но и неотделимо, чем две предыдущие, связана со стоящей в
70

центре предлагаемой Фрейдом общей теории бессознательно-
го проблемой — проблемой секса, и мы займемся ею -отдельно,
(а) Первое, что бросается в глаза относительно позиции
поэта и его учителя, это — совершенно 'непреднамеренная,
вполне бессознательная, 'можно сказать, подготовка к завер-
шению данной трагедии. Вспомним,'как сцена с малышом в ка-
бинете учителя, — словно смерть в глазах умирающего с ее
последними видениями, — сопровождалась воспоминаниями
поэта о его далеком детстве икак вдруг в нем заговорил злой
дух с присущим ему режущим голосом убийцы и насколько
[ш а коз Бучащими (и жесто^им.и) в обращении к старому учи-
телю стал.и его слова — этот самый его человеческий голос:
<с— Сколько мальчуганов выпустили вы клейменными в
жизнь? — Как это клейменными?.. Я преподаю уже сорок
шять лет. Многих подготовил к жизни. И 'Никакой благодар-
ности. — А не припоминаете ли вы, — поэт говорил очень
медленно, — прогулку в Гутенбергский лес? Тогда еще один
школьник от радости совсем голову потерял. — Это когда мы
через лес прошли в Рейхемберг? Он лазил по деревьям, сме-
ялся и пел. — Когда я показывал классу древние захороне-
ния в лесу л объяснял, что это таимое? — Этим ученикам был
я. — Обычно вы держались тише воды, ниже травы. Я хоро-
шо помню. — В лесу же я вдруг почувствовал себя таким
счастливым! — Учитель не заметил, что взгляд поэта сверк-
нул, точно нож убийцы. — А «когда мы подошли .к тракти-
ру, вы не позволили мне войти со всеми, у метя не оказа-
лось десяти пфеннигов, чтобы заплатить за -стакан молока.
— Да, вы мишко-м шумно и непослушно вели себя в ле-
су. — Мне пришлось стоять перед полис ад ником, у забора. —
Верно, к тому же у вас единственного не оказалось де-
нег — Это унижение перед всем классом ранило меня в са-
мое сердце. — Учитель посмотрел в грозные глаза поэта.
— А мне было так весело». И вот тогда поэта покинула, ка-
залось, навсегда его истинная воля, сознание его отказалось
работать дальше, и вся сила его тела как бы перешла в скрю-
ченные пальцы, преследующие отступающего к стене учителя.
(«Адамово яблоко чуть не выскользнуло из-под большого
пальца. На секунду руки, сжимающие горло, ослабили хват-
ку, но потом уже оба больших пальца глубоко вдавили это
адамово яблоко в горло. Хрипящие звуки постепенно угасли.
Пока тело скользило по стене на пол, (поэт не снимал рук с
горла задушенного».) Остервенело, не так ли, задушил поэт
своего старого учителя, так и не успевшего понять, за что.
Да и сам поэт, только впоследствии, оказавшись в комнате ма-
71

тери, понял причину. («— Поймите же меня Только оказав-
шись в комнате 'матери, я вспомнил то самое пережитое уни-
жение школьных лет. Совсем неожиданно! Двадцать семь лет
сидело оно где-то в тайниках моего «я» и, как я теперь хоро-
шо понимаю, продиктовало мне из этого убежища свою волю,
заставив поехать :в родной город... Теперь вам понятно, что я
не сказал себе: по еду-ik а я в родной .пород, убыо учителя п...».)
При этом .-в трагедии поэта и его старого учителя обраща-
ет на себя внимлние еще одно обстоятельство: безотчетно, но
•вполне реально совершив убийство зверя друг в друге, они
гибнут сами. А это не только и не просто в силу совершаемо-
го каждым из них в отдельности акта убийства, но в силу
необходимой между ними связи: будучи обязанным подгото-
вить поэта к жизни, учитель всеми способами лживого воспи-
тания и ханжества убивал «в нем непослушного зверя, вовсе
не подозревая при этом, что тем самым он губит его самого,
как человека, способного на какие-либо подвиги, так же, как
и, в свою очередь, сам поэт, так яростно убивший неукротимо-
го зверя в своем учителе, убил и его самого, причем убил не
он, а его «отвратительные» детские переживания — человек
доисторических веков, продолжающий в неизменном виде
жить в его бессознательном. Дело в том, что человек несво-
дим только к слишком человеческому кроме слишком чело-
веческого, в нем есть еще и нечто античеловеческое: мир слиш-
ком человеческого и античеловеческого составляют мир чело-
века, причем мир слишком человеческого всегда про-
тиворечит миру античеловеческого, непосредственно с ним
сосуществующему. Неизбежен антагонизм между этими
двумя мирами в едином мире человека. Так, .во всяком слу-
чае, мы .должны квалифицировать основной смысл занимаю-
щей нас трагедии поэта, с точки зрения фрейдизма. Ведь одно
из основных допущений этого учения заключается в призна-
нии необоримости мирового зла, в частности необоримости
противоречий между сознательными и бессознательными эле-
ментами человеческой психики. Что касается самого uiovra,
Обвиняемого ,в (убийстве старого учителя, ioik истинного (психо-
аналитика, то его следовало бы расценивать не только и не
просто как человека, оправдывающего могущество зла и дей-
ствующего согласно принципу необоримости этого последнего,
но и как человека, восставшего против всякого зла, даже при
очевидной для него самого роковой оитуадии, .и (впоследствии
принявшего учение Фрейда, ввиду отсутствия нужных пред-
посылок к пониманию «вполне совершенного -человека», в ре-
72

зультате горького жизненного опыта, -ноine с целью оправда-
ния совершенного им убийства. Кстати, наличие именно та-
кого непосредственного жизненного опыта и имеют ib виду сов-
ременные фрейдисты, гаворя, что «учения психоанализа осно-
ваны та бесчисленном количестве наблюдений и опытов, и
ни оди1н человек, который не повторил этих наблюдений на
себе или на других, не может дойти до независимого
суждения о нем»65.
(б) С позиции же судей и присяжных рассматриваемая
здесь трагедия выгладит совершенно по-иному. В -сущности
никакой трагедии тут нет: поэт у-бил своего учителя из-за
стомар>ковой купюры, а вовсе не .из-за тяжело отразившихся
л а нем унижении и оскорблении школыпых лет («...что человек
в состоянии возбуждения убивает другого человека, это же,
знаете ли... это вздор... А что вы с помощью... детских пере-
живаний убили учителя, ;ва'м никто 'В целом свете не поверит.
Даже если бы вы не украли денег!»). Так рассуждали судьи и
присяжные, в том 'числе 'И лысый 'профессор психологии. .И это
вполне понятно, ибо ни один из тих не располагал никакими
основаниями, .-»роме тех, что -позволяли ihm 'подойти ж дач иной
трагедии с позиции одной только традиционной теории и пси-
хологии права, так хорошо импонирующей здравому смыслу,
согласно которому никак не понять, что можно лишить жизни
человека из-за «отвратительных» детских воспоминаний о
нем, тогда как вполне объяснимо сделать это из-за стомарно-
вой купюры. Однако нельзя воспитывать, а тем более осуж-
дать человека, исходя только из здравого-смысла. С помощью
импонирующих ему теории и пси холопий права оказалось
невозможным понять трагедию поэта: для того чтобы прояс-
нить эту трагедию, пи здравому смыслу, ни вооруженным им
государственным обвинителям при сей позиции не хватило
предпосылок. Вспомним об одной из характерных сювоспых
перепалок между следователем и поэтом, с одной стороны
(«— Нет, я хотел примириться с учителем. — Вот как, при-
мириться, — спокойно заметил следователь. — М вместо этого
вы его убиваете... Ваш здравым смысл должен жева.м под-
сказать, что это чепуха... Примириться... а изместо тото уби-
ваете? Будьте уж добры мне это пояснить. — Пояснить это
очень сложно. Для этого не хватает предпосылок»), и между
ним и председателем — с друлой («— Я страдаю от этого
ужасного несчастного случая примерно так же, как страдал
{>ь S. Freud, Ли Outline Psychu-Лn.-iJ\-sis. Jntn><]i:dnrv \nli\ Lon-
don, 1949.
7!)

ребенком от мучительных воск-рваных -прогулок с родителя-
ми. — Как это так! Нельзя же прогулку сравнить с убий-
ством. — Председатель удивленно (переводил взгляд с одного
заседателя на другого. Но поэт .возразил: — Нет, сравнить их
необходимо. И не только прогулки! Всю мою жизнь! Этот не-
счастный случай — лишь ее апогей. Его можно было бы срав-
нить с оползнем, который мне довелось однажды наблюдать.—
Поэт говорил медленно, словно читая овюи слова на полу.—
Земные пласты пришли ib движение... пришли в движение,
точно очнувшись от,сна,,и рухнувшая порода убила человека...
Так вся сумма моих мучительных переживаний, ,из которых
одно двадцать семь лет дремало во мне, вызвала неожидан-
ный, неотвратимый взрыв ненависти, и при этом погиб учи-
тель. Как во время землетрясения, когда рушится город и по-
гребает под развалинами людей. — Стало быть, учитель по-
гиб от несчастного случая. Это ваше мнение?... Хотя от него
на!М -и мало проку... — Да. Мои руки были всего-навсего ору-
дием убийства. — ...очень мало проку, ибо, во-первых, вы не
земной шар и совершенное вами убийство — не землетрясе-
ние... — О, для меня эти понятия совпадают. — Он взглянул
на председателя и громко сказал: — Поэтому совершенное
мною убийство касается меня не больше, чем любого другого
человека»!
За этой перепалкой скрываются две совершенно различ-
ные концепции о человеке, о его воспитании н осуждении, о ^ето
действиях и поступках вообще. Это — (1) общая теория соз-
нания, согласно которой все, что происходит в человеке и по-
средством человека, опосредствовано его сознанием, так как
сознание — единственно возможное начало его собствен по-
дл я-себя-бытИ'Я, его личности, совершенно отделяющее ее
от всего остального мира: мир его псих сдан амической струк-
туры б целом — это мир, где действуют одни законы строгих
расчетов и упорядоченности, законы так называемой «желез-
ной логики» и (2) общая теория бессознательного, согласно
которой далеко не все, 'что происходит в человеке и посред-
ством человека, опосредствовано его сознанием — сознание
отнюдь не единственно возможное начало его собствеипо-
для-себя-бытия, его личности; помимо его сознания и, скорее,
против его воли им управляет нечто бессознательное, состав-
ляющее основу его психодинамической структуры, а следова-
тельно, и структуры его сознания. Согласно этой теории, в са-
мой системе человека действуют не только законы строгих
расчетов и упорядоченности, законы так называемой «желез-
ной логики», но и законы его внутренней стихии и алогич-
ности, HüHpaiBленные против всякой упорядоченности, а следо-
74

вательно, порой и вовсе 'непонятные для холодного разу-
ма — законы -его бессознательности, этой «неосвещенной» и
«непросвещенной» области его еобетвенно-для-себя-бытия,
его личности, т. е. законы, .не только и iHe просто отделяющие
его от всего остального мира, но и законы, делающие его
непосредственной частью этого остального мира, его продол-
жением. Поэтому что же удивительного в том, что, будучи ис-
тинным психоаналитиком, поэт-обвиняемый пытается сде-
лать свою вину, как и свое горе, виной всеобщей, т. е. виной
не только и не столько своей, но -и ©иной других (отца, учи-
теля, присяжных, всего общества), причем виной других в та-
кой же мере, ка;к и овоей, ибо 'и другие мри схожей ситуации,
по его глубокому убеждению,, могли бы поступить точно
так, как поступил он. («Господа, нет вашей личной заслуги
■р том, что вы •— судыи, -а я — убийца... Очень легко »могло все
быть наоборот».) Это значит, что в принципе он «не считает
себя виновным — ведь в совершенном им убийстве не участ-
вовало его сознание; напротив, оно совершилось так неожи-
данно, не по закону его сознания, а по закону его бессозна-
тельного. Поэтому, на первый взгляд, казалось бы, он мог
столь болезненно и не переживать ни чувства угрызения со-
вести, ни чувства ответственности за совершенное им преступ-
ление, подобно тому, как животные не переживают ни того,
ни другого; они .и вовсе не существуют для кары, ибо пре-
ступление, при совершении которого отсутствует само «пре-
ступное сознание», не есть подлинное преступление, подлин-
ная вина: если что -вообще ;в состоянии совершать преступле-
ния и отвечать за свои преступления, так это одно сознание.
Лишенный сознания человек не может быть субъектом пре-
ступления, а следовательно, и объектом .наказания за совер-
шенное действие, подвергнуть его каре нельзя.
И тем не менее поэта-обвиняемого мучит и чувство
угрызения совести и чувство ответственности, он готов под-
вергнуть себя строжайшей каре. А это сразу же после того,
как -к нему вернулось сознание и он агава увидел себя .в об-
ществе, ибо скорее само это общество, как некий Д'ругой,
заставляет наше сознание подчинить своей власти все, что в
нас происходит, и все, что от нас исходит, в том числе и мир
наших бессознательных психических влечений со всеми их
непредусмотренными последствиями. Но если, как у того по-
эта-обвиняемого, которого при критической ситуации «по-
кинуло» его сознание, норой нашему сознанию приходится «по-
кидать» нас, то это потому, что иногда сознание просто не в
состоянии выполнить свою сложную задачу, безразлично,
происходит ли это в силу крайнего недостатка информации
75

пли же, наоборот, в силу избытка этой информации, посту-
пающей (в него из «неосвещенной» и «непросвещенной» обла-
сти бессознательного. Тогда сознание не успевает перераба-
тывать этой информации, что и .вынуждает его частично или
полностью .предоставить себя власти 'бессознательного. Да и,
кроме того, сознание не в силах подчинить себе человека во
всех аспектах его фундаментальных отношений, т. е. во
всех аспектах отношений человека и как активного субъекта
общественного производства (общества) и как непосред-
ственной части природы, и-бо человек больше, -чем его соз-
нание, он не только и не просто отрицание, но и повторение
природы, в там числе и повторение своих непредусмотренных
и неупорядоченных (влечений. 'В принципе это обстоятельство
и мешает процессу «естественной автоматизации» человека.
Больше того, иногда сознание не в состоянии подчинить себе
самое себя, свои творческие порывы, особенно свою способ-
ность к интуитивному постижению мира, что и делает, в свою
очередь, маловероятной всякую попытку полной репрезента-
ции им самого себя. Сознание неповторимо, но -неповторимо
не в смысле неповторимости его внутренней конструкции, а в
смысле неповторимости его внутренних возможностей, его ин-
дивидуальности. Оно индивидуально, .но индивидуально не
в смысле его принадлежности тому или иному индивиду, а в
смысле его принадлежности самому себе, в силу своей эври-
стической природы. Мир сознания — это ми<р противоречий с.
сто «постоянными успехами в попытке подчинить человека и
как активный субъект общественного производства (обще-
ств::) и как (непосредственную часть природы, с одной стороны,
и с его постюяа-гными неудачами в этой попытке, с другой.
Единственное, в чем 'наше сознание тгавторимо, это, прежде
в'je го, в сочетании того и другого, т. е. как в его постоянных
успехах при сей (попытке, так и в его постоянных неудачах в
пей, ибо воягкое 'насилие над сознанием в зто.м отношении ско-
рее привадит его к провалу, .а -иногда и ik полному пировал у, в сн-
лу чего оно вынуждено сойти на нет. И лишь сумев восстано-
вить равновесие, оно уже тем самым совершает открытие, в
том числе и открытие допущенных им же ошибок и заблуж-
дений. В результате ему постоянно приходится приводить се-
бя в порядок и снова раскладывать все по полочкам, т. е,
приводить в «порядок все свои открытия и все свои заблужде-
ния, ибо стремление к внутренней упорядоченности и мониз-
му—одна из основных характеристик сознания.
Поэтому и случается так, что будучи вполне убежденным
з справедливости своего поступка, поэт-о'бвиняемый, с одной
7п

стороны, вовсе .не считает себя преступным .и так ловко ухо-
дит от заслуженной кары, тогда как, с другой стороны, буду-
чи также вполне убежденным в своей несправедливости, он
совершенно трезво смотрит на овое преступление и ничуть не
собирается уйти от кары, и, что более того, и .в том и в дру-
лом случае он находит в себе самом припишу, могущую оправ-
дать его, причем, он -находит эту причину не только и не
столько в себе самом, но и в других — ib человеческом обще-
стве, с -которым ют непосредственно связан и от 'которого ем\
не уйти. Во вся.ком случае поэт-обвиняемый пытается убе-
дить нас в этом. Однако позиция, с которой он подходит
этой проблеме, настолько сложна (конструктивна) и трудно-
уловима (.многогранна), что ему не удалось -найти се, а следо-
вателыно, и решить проблему своей трагедии, трагедии своей
создания. Иначе он понял бы самого себя -и его поняли бы
другие, в данном случае судьи и присяжные. И тогда нам
вовсе .не пришлось -бы обвинять его, общие законы его мышле-
ния и поведения, а тем более «неосвещенной» и «непросве-
щенной» области его психики, его собстязенно-для-себя-бытия,
сто личности, ибо, выражаясь его же словами, трудно, слиш-
ком трудно понять человека, да он и не заслуживает этого.
Поэтому» естественно, что, подавленный могущественной тор-
жественностью судебного зала, он в растерянности уразумел,
что его не поняли и понять не смогут. Почему так сложно,
слишком сложи-ю понять человека, его загадочную психику и
его человеческие странности? Потому, что человек вообще не
;з '001СТОЯИПИ1И полностью «выразить» себя, тайну своего соб-
ственно-для-себя-бытия, своей личности, а тем более та Тин у
другого, его собственно-для-себя-бытия, его личности, ибо
если человек вообще ib состоянии «въпразить» что-либо Дру-
гое, то опять-таки 'через самое себя, через свое собственг.о-
для-себя-бытие, через свое сознание. Иначе, как активном^"
субъекту познаиния, ему не удалось бы найти себя ib центре
мира, а следовательно, и попять его, этот мир. Тайна мысля-
щего человека — это тайна всего остального мира, и наобо-
рот..., человек — в центре мира, в том числе и своего соб
ственного, непонятного внутреннего мира. Он ищет -принципы
полного познания и «выражения» этих миров, но только не
сразу и не всегда удачно, однако в принципе от почти никогда
не находит его, этот универсальный принцип познания и
«выражения»» окончательно, тем более, 'что в сущности пре-
одоление всякой трудности познания и сама потребность з
отознании всегда требуют преодоления трудности «выражения»
и самой потребности в этом «-выражении». Иначе мы не смог-

ли бы осенять сам субъект познания, общие законы его мыш-
ления и поведения. Ведь человек стремится »не только к тому,
чтобы понять самое себя и все остальное, но и к тому, чтобы
и его «поняли; быть познающим (ib смысле средства познания
и самопознания) и лознашшм (в омысле предмета познл-
ния) — одна из фундаментальных характеристик нашего
сознания.
В первую очередь ка« раз в этом и заключается принцип
нашей коммуникабельности, кхшмушмеаб-ель'ностп нашего соз-
нания. Причем, степень этой коммуникабельности во многом
заъисит от позиции, с которой мы смотрим йа вещи, вернее, с
(которой наше сознание смотрит »па эти вещи: наше созна-
ние— это наше мировоззрение. Так, если поэту-обвиняемо-
му не удалось полностью «выразить» себя, а следовательно, и
стать коммуникабельным, то это потому, что позиция, с кото-
рой он смотрел (На мир и на свою трагедию, была принципи-
ально иной, чем та, с которой смотрели <и на этот мир и па
эту трагедию другие —судьи ш .присяжные. Имел ни о в принци-
пиальном различии позиций и заключалась причина их не-
коммуникабельности и того, что поэта они осудили на смерть,
так и не установи» подлинного мотива совершении ото им убий-
ства. Это была ошибка, допущенная под влиянием традиции,
традиционной теории и психологии npaiBa, не принимающих
во внимание никаких иррациональных .побуждений к преступ-
лению — ошибка судей и .присяжных, так жестоко и неспра-
ведливо подаемишгих поэта пророчеством их сознания, сразу
же отгоняющего всякую мысль о бессознательном как о воз-
можном источнике каких-либо преступных действий. Вот по-
чему такой тщетшой, но тесьма сам о уверен иной иронией чело-
веческого сознания звучали в устах лысого профессора психо-
логии слова о б в и in e н и я («У|бить человека, украсть сти
марок, часть из них тотчас после убийства кому-то послать
означает, с точки зрения психологии, что все было задолго до
того обдумано... Сразу же после убийства, nota bene, послал
он эти двадцать марок девице») и столь неубедительными
показались ему с л о в а оправдания, услышанные из уст
Одн огл а зого («Яне вижу док а з а те л ыств, лодтвер жда ющнх, что
человек этот убил учителя из-за стомарковой купюры. Осно-
вания, которые он приводит, кажутся мне .куда убедительнее...
Они кажутся мне ?Ъперь вполне правдоподобными»), ибо, з
отличие от -профессора и от остальных государственных обви-
нителей, Одноглазый сразу же почувствовал трагедию по-
эта, трагедию его сознания, оставившего его ©о власти его
бессознательных психических влечений как раз в то самое
время, когда ему нужно было решить свою самую трудную и.
78

пожалуй, самую iHeобходимую для себя самого задачу — под-
чинить себе эти влечения, а следователь™, и всю восста.вшую
против его в.оли силу «тела», так 'неожвданшо и так гранично
влившуюся в «скрюченные пальцы». Вместе с тем «с позиции
Одноглазого, ка.к и с позицим самого поэта, все происшедшее
с поэтом — это довольно мрачшя и весьма поучительная,
должаю быть, трагедия человека и его сознания вообще, а не
только одного поэта-убийцы и его сознания. Да в .ипим случае,
мы, разумеется, не имели бы права так ш и/рож о 'попользовать
и интерпретировать ее в связи :с интересующей нас проблемой
общей теории создания м бессознательного психического как
общей теории личности.
Поэтому, естественно, сравнительно с позицией, опираясь
па которую почти все остальные государственные об виши тол и
осуждали поэта, резко выделяется позиция однопазого при-
сяжного, хотя бы тем, что при сей позиции можно было бы,
по крайней мере, констатировать наличие трагедии поэта и
его сознания как возможной трагедии всякого человека и его
оознашя вообще. Во всяком случае, Одноглазый, лучше чем
другие, почувствовал, что поэта осуждали., исходя не из под-
л ион ой причины совершенного им преступления, а из причи-
ны, логически более соответствующей здравому смысл \ («По-
верим же этому человеку, он, конечно, имел что-то против
своело уч.ителя. Извините! Но пережитое в детстве- страдание
произвело <на него сильное впечатление. Так бывает. Другого,
возможно, оно оставило бы равнодушным. Во всяком случае,
этот мотив может быть .принят с те меньшим основавшем, чем
денежный».) Тем ;не менее, обнаружив при этом «трещину» в
теории обвиняемого — в теории забытых бессозиатетьных
детоких переживаший («Одноглазый впервые остановится у
стола. — Поэт считает, что стал таким, как есть, из-за этих
причин. Qu был-де совершенно бессилен... Стало быть, неви-
новен!... Никакого отношения к действительной жизни эти
причины не имеют. Не правда лш? — спросил молодой при-
сяжный. Но Одноглазый уже взял слово: — Эти причины со-
стоят... Однако в его теории есть грещи<на... У отца растут два
сына, оба воспитызаются совершенно одинаков.,. II вес же
один становится добропорядочным человеком — сельским
священником, к примеру, другой — злобным преступником.—
Голос Одноглазого звучал настойчиво. Казалось. о;; мм себя
хочет в чем-то убедить. — Пе-рвомсточшик зла следит искать
не в пережитых страданиях, а в природе человека. Природа
человека может быть доброй и злой. А источник, первоисточ-
ник зла и добра, лежит за пределами человеческого тн^шма-
79

пия... Каин ü Авель!») ив теории остальных .присяжных, в пер-
вую очередь — лысого профессора психологии —.в традицион-
ной теории и психологии права вообще («— Тут что-то не
та.к, — сказал Одноглазый и опять забегал из yaria ib угол, бес-
покойно, как человек, сознающий свою ответственность, выр-
ванный из круга обычных обязанностей и неожиданно по-
ставленный перед проблемой, которую он не в силах ре-
шить. — Необходимо :был-о время... Много временш!»), Одно-
глазый сперва вовсе не заметил ее в своей собственней тео-
рии и тут же с .нетерпением попытался чуть ли ли .всю траге-
дию поэта объяснить его м а л о>к р о-в и е м. («...Этот человек,
я бы сказал, накапливает свой пи ев, прежде напоминает
учителю ту самую прогулку и только потом убивает его. Ста-
ло быть, обдуманно. Обдуманно!.. А в этом, возможно, вино-
вато его проклятое малокровие. Мне, как врачу, известны
подобные случаи. Полню кровны и человек обычно действует в
аффекте. А тут слишком хорошо работает голова! Слишком
много у него мыслей! Черт его знает — слишком много раз-
мышлений!»)
Как раз эта собственно физиологическая теория и приве-
ла Одноглазого .к ромовой ошибке — подать голос за смерть
поэта-обвиняемого, ибо, правильно поверив поэту,назвавше-
му свои забытые (бессознательные) детшие переживаит.ия в
качестве причин, лежащих в основе совершенного им преступ-
ления, а также правильно оспаривая, вместе с там, -позицию
остальных присяжных, опиравшихся на традиционную теорию
и психологию права, Одноглазый не (имел права TaiK посту-
пать, и он сразу же почувствовал это; почувствовали это и
другие присяжные (все, кроме пысого профессора психоло-
гии), так внимательно и растерянно следившие за мим и за
тем, как он все больше и больше удивлялся стоящей перед
.ним дилемме:
С одной стороны, будучи присяжным, вполне сознающим
свою ответственность в .качестве судьи и вполне убежденным
в могуществе иррациональных побуждений человека, в данном
случае иррациональных мотивов совершенного поэтом убий-
ства, Одноглазый видит свою обязанность в том, чтобы снять с
■него обвинения и тем самым неколебжмо встать наперекор
здравому смыслу — общественному мнеииювообще, но не толь-
ко наперекор традиции — традиционной теории и психологии
орава, да и, пожалуй, ^наперекор овсиим собственным убежде-
ниям— и правовым, и этическим, и религиозным, никак не
допускающим убийства ближнего, тогда как, с другой сторо-
ны, будучи опять-таки присяжным, вполне сознающим свой
долг в качестве «общественного животного», при всем своем
80

убеждении в могуществе всяких иррациональных побуждений
человека, в частности -иррациональных мотивов совершенного
поэтом убийства, он видит свою обязанность не в том, чтобы
сиять с лето обвинения, а в том, чтобы окончательно оправ-
дать, то есть полностью рационализировать его, .идя навстре-
чу как общечеловечеоиим, так и своим собственным убежде-
ниям — и правовым, и этическим, и религиозным.
Однако лот ять свою задачу в »виде та-кой дилеммы значит
ничего не помять, ибо в сущности наше сознание почти .ни-
когда не термит и не может терпеть противоречия, в конечном
счете оно должно разрешить и TaiK или иначе всегда разре-
шает его, это противоречие, хотя при этом ему далеко не всег-
да удается уйти от (возможных поражений. Причем, наше
сознание тер-пит поражение, — так же как и делает успехи,—
только три выборе позиции; в первую очередь, оно и есть этот
выбор, сделанный нами в мире неопределенностей, т.. е. .выбор
нашей позиции в этом мире. Поэтому-то и происходит так, что
сам этот выбор может быть -не только удачным, но и -неудач-
ным, а иногда и крайне ошибочным, ибо ни те предпосылки,
на основе которых нашему сознанию приходится сделать вы-
бор определенной позиции из неопределенного числа возмож-
ных, и ни то время, которое предоставлено ему для этого, осо-
бенно при сверхпроблемных и сверхкритичеоких ситуациях,
порой вовсе недостаточны.
И что удивительного, если наше сознание, вынужденное
принять окончательное решение, в таких именно сверхпроб-
лемных и сверхкритичеоких ситуациях делает не только роко-
вые ошибки, но порой и поразительные открытия, в том числе
:и открытие своих ошибок и заблуждений, т. е. оринимяет это
решение через эти ошибки и открытия. («Б комнате присяж-
ных висело распятие. Все сидели, — Тут что-то не так, —
сказал Одноглазый и опять забегал из угла в угол... Все с не-
терпением взглянули на него. Лысый профессор психолопии
удивился. Одноглазый повторил: — Заранее обдумано? За-
долго до того? Нет! Все стали поспешно ему доказывать, что
это нельзя назвать убийством в состоянии аффекта. — Тут и
толковать нечего, — сказал лысый и с сожалением пожал пле-
чами. — В том-то и дело! — воскликнул Одноглазый. — Черт
побери! Ведь между аффектом и убийством не прошло .и пя-
ти минут... — Пусть он сделал это не ради денег — убийство
остается убийством. И совершению очевидно, что он не су-
масшедший. — Лысый профессор психолопии обращался те-
перь с уважением только к Одноглазому, который все еще
6er:-i.'i по комнате, заложив руки за спину».)
I). А. Е. Шероэия 81

В общем, стремление человеческого сознания к монизму
очевидно, и этого удается достигнуть благодаря тому, что в
любой конкретной ситуации ото находит в себе силу решить
стоящую перед ним дилемму (противоречие). Однако будучи
единственно возможной системой нашей внутренней и внешней
упорядоченности, наше сознание делает это не всегда тю основ -
ному смыслу и характеру дайной дилеммы, а по одной только
объективной необходимости в самом ее решении, т. е. в том
смысле, что человеческое сознание всегда вынуждено решить
свою дилемму (противоречие) — верно или неверно, это все
равно, — ибо, в конечном счете, не решить ее оно не может.
Разве мое сознание не есть мой выбор в мире неопределен-
ностей? т. е. выбор моей позиции в этом мире? Ведь до этого*
выбора оно, как мое сознание, вообще не существует. В сущ-
ности это и заставляет его фактически принимать иногда ре-
шения совершенно нескладао, против овоей воли ,и при пол-
ном отсутствии необходимых для этого оснований, даже nipn
его «нейтральном» состоянии. Однако, выбрав таким образом
ту или иную позицию из неопределенного числа возможных,
мое сознание может гарантировать мне хорошую программу
действий, но в то же время оно может и вовсе не гарантиро-
вать меня от ошибок. Причем, само это сознание почти ни-
когда не видит со стороны свои собственные ошибки, как
и свои собственные открытия в момент решения им своей ди-
леммы (противоречия), тем более в ситуациях (крайне напря-
женных и проблематичных, что порой и придает в его глазах
определенную непогрешимость как его ошибкам, так и его от-
крытиям.
Так, если вникнуть в обвинение поэта, как и в дискус-
сию вокруг него, то станет ясно, что именно заставило Одно-
глазого присяжного, этого вполне убежденного в не корыст-
ном (бессознательном) происхождении трагедии поэта, совер-
шенно неприемлемо для него самого при осуждении убийцы
соглашаться с другими, будучи вовсе не убежденным в спра-
ведливости этого. («— Было бы в его истощенном теле боль-
ше крови, он попал бы в тюрьму и имел бы время обдумать
свою теорию причин. — Он взглянул на старшину. — А так
—терять голову! Я не вижу другой возможности. Не вижу ни-
какой! — Он продолжал бегать... Все это он сказал как бы
про себя. Но тут кто-то двинул стулом, он (вздрогнул и ра-
стерянно посмотрел на присяжных. На лице его вновь появи-
лось упрямое выражение. — Нам же надо узнать, отчего
источник зла — этот непостижимый источник — метит виной
того, или другого, или третьего человека. Но виновный дол-
жен ответить перед своими ближними, которые по мере
82

гюз\to/юности вынуждены защищаться... Мир далеко не совер-
шенен.—Какал-то 'нерешенная мысль сквозила в его глазах...
Вое молча наблюдали за каждым движением его лица».)
Итак, в лице Одноглазого присяжного, как и других при-
сяжных, человеческое сознание, рационализировав весь (внут-
ренний мир человека, терпит явное поражение. Ибо ошибка
Одноглазого, KaiK и ашиб.ка других присяжных, заключается в
выборе позиции, но не ib там, что он подвергает сомнению
истинность самих рассуждений поэта, в сущности ан и вовсе
не сомневался ib неправовом (бессознательном) происхожде-
нии его трагедии и вполне верил его оправданиям. В это мог-
ли поверить и в какой-то мере действительно поверили и дру-
гие присяжные, впоследствии ничуть не усомнившиеся, однако,.
в правильности избранной ими позиции. («Осуждение поэта
на смерть прошло без дальнейших опоров. При этом торго-
вец сигаретами тоже поглядел на Одноглазого, брезгливо
выпятив нижнюю губу. А проголосовав за смерть, недовольно
сжал губы».) Что же касается лысого профессора психоло-
гии, ему, наоборот, удается навязать свою позицию другим, в
том числе и Одноглазому, вовсе не потому, что са,м он был
вполне убежден ,в ее истинности, а в силу одной только тра-
диции — традиционной теории и психологии права, не знаю-
щих и не оставляющих за собой права ни на какую иную опе-
рацию над человеческой психикой, кроме ее сплошной рацио-
нализации. Именно с такой ограниченностью традиционной те-
ории и психологии права и столкнулся Одноглазый, почув-
ствовав свою беспомощность объяснить трагедию поэта, кото-
рой он та« поверил. Ничего другого и не ожидал от него сам
обвиняемый, который был абсолютно справедлив в своих оп-
равданиях, но не в своем действии. («Ему не хотелось вообще
говорить или уж что-нибудь ряв'кшуть им в ответ. Но тут он
впервые увидел .ясный, умный глаз одного из присяжных, с
интересом обращенный к нему. Другая глазница была пустой.
Тревога поэта тотчас улеглась. «Вот правдивое око зако-
на», — подумал он. В нем вновь ожила надежда на спасе-
ние».) Поймите же меня наконец, обратился ол: к Одноглазо-
му, будучи вполне уверен, что тот поймет его: «— Я вовсе не
оправдываюсь, моя вина непомерно велика, и вы должны
осуждать меня, но не ради этих денег, не думайте так; при-
чиной убийства 'были именно мои давно забытые мучительные
детские переживания, так надежно укрытые где-то в тайни-
ках моего «я» и вдруг неожиданно сработавшие самоуправно,
при полном отсутствии моей воли, даже против нее — против
моего сознания, ведь я хотел примириться со овоим старым
аз

учителем». Во всяком случае, ан не убил его из-за стомарко-
вой купюры, и судьи должны были поверить ему в этом.
(«Если уж говорить обо мне, то надо сказать, что господин
прокурор приписал MiHe ложный мотив. Я же знаю, что моти-
ва .в этом смысле не существует. Ибо у «человека мотив возни-
кает не так, ка-к у пса, который тащит .колбасу, потому что
голоден».) Но если, тем не менее, Одноглазый, как и другие,
наоборот, осуждает поэта ма смерть, то это не потому, что
вместе сними он верит в сугубо правовое происхождение его
трагедии, а потому что при этом он не находит овою собствен-
ную позицию, что, в конечном счете, и »приводит его ч< своей
собственной трагедии — трагедеи своего собственно- для -себя-
бьшия, своей личности.
Ибо трагедия человека может проявляться -не только и не
столько в том, что, каким бы сильным ни было его желание
полностью «высказаться» и «открыть» себя, в принципе он не
в состоянии этого сделать, да и в какой-то мере всегда вынуж-
ден отказаться от этого желания, но и ,в том, что при всем его
стремлении понять тайну вселенной — весь окружающий его
мир, в том числе и М'ир другого со всеми глухими закоулками
его сознания, ему, увы, полностью никогда не удается сделать
это. Скорее, это — трагедия сознания человека. А если, не-
смотря на это, 'Человечеокое сознание не тухнет никогда, то
это потому, что ему «а помощь приходит его бессознательное.
Однако помощь эта, окажем мы, -пользуясь соответствующим
опытом психоанализа, похожа на некую разыгрываемую в ро-
лях игру, так часто наблюдаемую между отцом-учителем и
его собственным сыном-учеником, особенно в некоторых,
слишком рискованных для них обоих ситуациях, т. е. как со
стороны отца-учите л я, так и со стороны сын а-ученик а, в
принципе она, конечно, искренна и нежна, хотя и вовсе не ли-
шена легкого юмора, даже ехидной улькбки. Ибо, как прави-
ло, при этом отец-учитель «вправе радоваться ine только успе-
хам, но и просчетам своего сына, так же как и, в овою оче-
редь, сам сын-ученик — не только своим отцом-победите-
лем, но ,и |Овоим отцом-побежденным: победителем потому,
что он его отец, его начало, его учитель, побежденным же по-
тому, что сам он — этот сын-ученик — должен продолжить,
а следовательно, в .конечном счете и упразднить его—свое на-
чало. Это значит, что каким бы непримиримым ни являлся
сам по себе антагонизм между сознанием и 'бессознательным,
их можно (и нужно) объединить в целостной системе челове-
ческой психики, тем более, что в принципе этот антагонизм
всегда относителен и разрешим. Иначе мы иика-к не смогли
бы понять ни поразительных успехов, ли поразительных оши-
84

бок человеческого сознания в момент принятия им решения
при крайнем недостатке или -избытке -необходимой для этого
информации, особенно при Kipайинеш-апгря>к-епr.jгых и проблемати-
чных ситуациях, когда на это сознание -возлагается задача
^.ыйти из часто возникающих в таких ситуациях противоре-
чий, данных ему в виде той или иной дилеммы.
Однако, оказавшись перед сложной и невероятно трудно
разрешимой дилеммой, паше сознание то удивительно быстро
и успешно решает ее, то делает это поразительно плохо
пли вообще не делает, ибо в случае принятия решения из
двух одинаково фигурирующих па его поверхности альтерна-
тивных положений, казалось бы, в корне исключающих воз-
можность «третьего», оно находит путь именно к этому «треть-
ему» и тем самым легко вырывается из заколдованного круга
самой дилеммы, как бы опережая самое себя, тогда как в
случае отказа от принятия решения оно (наше сознание) ско-
вано и ему не удается сделать выбор из альтернативных сто-
рон дилеммы, в силу чего оно вынуждено оставить ее нере-
шенной, как бы отказавшись от самого себя, тем более, что
только простой выбор одной из этих альтернатив еще не есть
решение дилеммы. Чтобы решить дилемму, сознание должно
опять альтернативу, т. е. из даух одинаково фигурирующих на
его поверхности противоположных положений, казалось бы в
корне исключающих возможность «третьего», выбрать имен-
но это «третье». Иногда оно — это «третье» — истинно «тре-
тье», и сознание, познающее его. совершает скачок ß мир
неопределенностей (незнания), иногда же оно только ка-
жется таковым и сознание, оперирующее им, в лучшем случае
носит конструктивный характер, а иногда оно ни .в какой фор-
ме ие доступно этому самому, стоящему перед еще неразре-
шенной дилеммой сознанию, и это последнее гаснет постепен-
но или вынуждено отказаться от самого себя, а следователь-
но, и от своей дилеммы. Но сознание, отказавшееся от своей
собственной дилеммы, не есть подлинно человечеокое созна-
ние, оно никогда и не станет самим собой.
Зияющая пустота, которую Одноглазый при осуждении
поэта ощущал в себе, впоследствии уступила место необычай-
но ясному сознанию, и он понял свою ошибку—ошибку госу-
дарственных обвинителей, с позицией которых он так неохот-
но, но все же согласился. («Новую теорию поэт усвоил вов-
се не для того, чтобы спастись, — подумал Одноглазый. —
Профеосор психологии не прав».) Не совершили ли мы во-
пиющей несправедливости, осудив поэта на смерть? — по-
думал Одноглазый и тут же снова оказался в нерешительное-
85

ти. Однако нерешительность эта существоппо отличалась от
той, при которой ему пришлось, не находя свою собствен-
ную позицию, принять .позицию других — судей и присяжных.
Теперь он »вовсе не сомневается в правильности он о ей пози-
ции и выбирает ее уже как нечто «третье» из -двух одинако-
во фигурирующих .в его сознание альтернативных положении,
казалось бы, в -корне .исключающих именно это «третье», ибо
нерешительность, в которой ан ныне пребывает, фактически
ютнооится не к чувству его ответственности перед законами и
не к чувству его ответственности перед поэтом, точнее, не к
выбору им новой позиции, от которой он вообще не намерен
отказываться, а к трудностям, связанным с его ошибкой во
времени.
Вспомним, как ан метался по коридорам тюрьмы, изне-
могая под бременем нового чувства ответственности, которое
разбудил в нем и к которому призвал его поэт («Надзира-
тель впустил Одноглазого и остановился у двери. Поэт вско-
чил с нар. Он мпновенно вернулся к действительности. По-
глядел на Одноглазого и подумал: «Иуда Искариот пришел
ко мне? Понял и ©се-таки предал!» Присяжный опустил гла-
за, у него мелькнула та же мысль. Целыми днями сидел он,
запершись, в своем кабинете, пытаясь «понять, почему его тя-
нет посетить человека, осужденного с его согласия на смерть.
Подавленный, он даже теперь, стоя перед поэтом, не мо:г бы
объяснить, почему »пришел. — Поняли и все-таки предали!—
оказал поэт. — Ка<кое ужасное преступление!), и как впослед-
ствии оказался он возле двери обер-прокурора («Он вошел.—
Да, поданное господином защитником прошение о помилова-
нии отклонено. — Вот как? — Да! Теперь уж ничего поделать
невозможно. — Но если... если... — 0<б ер-прокурор ответил с
вежливым поклоном: — Если даже весь мир рухнет! — Зна-
чит, мой уже рухнул. — Дверь мягко закрылась за Одногла-
зым. — Ничем больше нельзя помочь»). Тот фаист, что по за-
кону он, присяжный, прав перед поэтом, ныне он начисто от-
вергал как несущественный н снова уяснял себе свою задачу.
(«Остальные одиннадцать уверены в своей правоте. Стало
быть, они правы перед собой... Добро им! Но я, я кое-что по-
нял... Только слишком поздно! Немножко поздно! Теперь я
больше не способствовал бы тому, чтобы человеку... человеку
отрубили голову... Но уже поспособствовал... Что теперь
делать?»)
Однако не так уж легко уяснить себе свою задачу, од-
нажды потеряв возможность найти ее вовремя; порой нашему
сознанию вообще не удается сделать это, особенно при оверх-
проблешшх и сверхкритических ситуациях, а тем более при
86

неравной схватке с нашими бессознательными психическими
влечениямл, так и рос тлю ускользающими из-под власти пашей
воли (созлалия) .и действующими .па нас разрушительно.
Время, измеряющее все, измеряет и наше сознание, оно —
участие, наше совместное с ним участие во ©сом мире (Все-
ленной), в первую очередь, в мире нашего сознания, нашего
собственнопдл я-себя-бытия, нашей лирики — этой особого
рода нашей «чувствительности», наших переживаний, в ущерб
нашему рассудочному началу, нашему сознанию. Во всяком
случае, совреманшая психология не может не считаться с та-
ким определением времени — со бетвепнолейхологически; i
понятием времени. Время (in пространство) непосредственно
ьлияет (а не только измеряет) на весь интимшый мир пашей
психики, нашего созлапшя, хотя по природе своей ни мир на-
шей психики, ли мир нашего сознания не поддаются времен-
ной (п пространственной) характеристике, время (и простран-
ство) суть основные характеристики материи. Более того, вся-
кий продукт познавательной деятельности человеческого соз-
нал ия — и истина и ложь — лочти всегда конкретен, т. е.
почти всегда зависит л от обстоятельства времени и от об-
стоятельства места, от того, когда и при какой ситуации воз-
ник он — этот продукт познавательной деятельности челове-
ческого сознания, да и от самой личностной «организации» че-
ловека, их носителя. Во всяком случае, необратимость вре-
мени часто непосредственно отражается на мыслительных
операциях человека и делает наше сознание также необрати-
мым, та сит его творческие порывы, порой временно, а парой
и навсегда. (Вспомним Габриэля Г а реи а Марк ее, как там у
него в «Сто лет одиночества» воспринимается время: «В сво-
ем движении оно подвержено авариям и сталкивается с пре-
пятствиями, а потому кусок времени может отколоться и заст-
рять в какой-нибудь комнате как навеки неподвижная части-
ца умчавшегося вперед пото,ка».)
Так, после первого, ка-к и второго, поражения Одноглазо-
го в поисках правильного выхода из создавшейся при осуж-
дении поэта ситуации, лоражения, в сущности /выразившегося
в просчетах во времени, т. е. в просчетах относительно приня-
тия соответствующего решения тогда же и в той же ситуации,
он, оказавшись в другой ситуации и в другое время перед ли-
цом неизбежной трагедии осужденного на смерть поэта и его
сознания, оказывается не в состоянии сделать ровно ничего,
кроме как констатировать свое окончательное поражение—
поражение своего созн-ания, так наглядно убедившегося в на-
личии своей собственной трагедии, но не одной только тра-
87

гедпи поэта и его сознания, также окончательно побежден-
ного, в овое время, в 'неравной схватке с бессознательны мл
психическими влечениями, а следовательно, и венвее не винов-
ного .в своих поступках. Особенно после того, как он, Одно-
глазый, вместе с матерью осужденного покинул тюрьму и вы-
шел в неопределенность. («По шридору семенила мать. —
Где здесь выход, сударь? Он отсутствующим взглядом по-
смотрел на нее. — Выход? Выхода нет. — К выходу туда?—
Да, туда... Вы его мать? Он почувствовал, как тяжелеет груз
его вины, и, зашагав рядом с матерью, вышел с ней на улицу.
-по которой мчались автомобилю. Когда она останавливалась,
чтобы перейти на другую сторону, он тоже останавливался.—
Не помочь ли вам? Но она не дала ему своего дорожного ме-
шочка... Кто-то ему поклонился. Он ничего не замечал. Маты
торопливо ковыляла через улицу. А на нее »на полжхм ходу
мчался автомобиль. Шофер свернул вправо, но и она тоже. По-
крышки завизжали, задымились, шофер резко затормозил и
.вывернул влево, но и она тоже бросилась влево. Тут Одно-
глазый рванул ее на тротуар. Толыко теперь испуганно закри-
чали прохожие. Машина проскочила еще три дома, прежде
чем шофер сумел ее остановить. ■— Ну, надо же, — сказала
мать... Теперь я была бы мертва. Все было бы позади. А вы
из судейских, сударь? Вы поступили с ним несправедливо.
Очень несправедливо, — повторила она, подымаясь с помо-
щью Одноглазого по лестнице в его кабинет. — Я это лучше
знаю. — Ведь я его вырастила, сударь. — Она подумала не-
много, пака он варил для нее на спиртовке два яйца, и ска-
зала: — Знаете, какой он? Он благородный человек, благо-
родный. ■— И я тоже, — подумал Одноглазый и улыбнулся,
как столетний мальчишка. — Теперь и я умру. Ведь я ро-
дила его. Да, нельзя, видимо, мне было его родить, сударь.—
Гляди-ка, — пробормотал Одноглазый, — как она .превосход-
но решила проблему ответственности! Опять все тело его со-
дрогнулось от какого-то чувства, сломавшего в нем остатки
сопротивления».) Во всем этом Одноглазый увидел свою соб-
ственную трагедию, каж и трагедию своего подзащитного и го-
суда рсгва (общества), отрубающего ему голову;
Во-первых. Это — трагедия поэта, его подзащитного,
благодарного и честного, но обвиненного в (неблагодарно-
сти; покорного и нежного, но обюинаннопо ,в ханжестве; та-
лантливого и скромного, но обвиненного в бездарности; без-
обидного и исключительно нравственного, но обвиненного в
безнравственности; твердо осознавшего подлинную причину и
непомерность своей вины, но осужденного не по этой причи-
не, а по причине, более близкой к здравому смыслу и более
88

эффектной для устрашения; ищущего и находящего своих
«союзников» ,в борьбе против непомерных отклонений от пра-
восудия, но тут же теряющего ,их; прекрасно знающего причи-
ну своих чрезмерных усилий с целью самозащиты и усилий
своих протиенимов для устрашения, с целью защиты обще-
ства, но также прекрасно убежденного как в своей беспо-
мощности, так и 'В беспомощности своих государственных об-
винителей — судей и присяжных, целого государства и ужи-
мающегося с ним общества. («... он посмотрел на Одноглазо-
го и, злоб ню усмехаясь, спросил: — Сколько же весит отруб-
ленная человеческая голом? Вместе со всем мясом? Вместе с
губами? С глазами? Когда она еще теплая... Кило четыре?
Может, пять?.. Вы же должны это знать, ведь вы меня осу-
дили. — Одноглазый сделал движение к двери. — Остань-
тесь! — воскликнул поэт, — Одноглазый остановился. — Го-
ворят, что мозг в такой голове еще секунду функционирует.
Мыслит? Додумывает до конца последнюю мысль? Йл.и
-мысль можно разрубить топором? Нет, топором этого не сде-
лать!.. Вы пришли ко мне, потому что Бас мучит совесть.—
Одноглазый поднял взгляд, точно пойманный на месте пре-
ступления. А поэт, прижав обе руки к затылку, кричал: —
С (невероятными усилиями отрубленная голова додумывает
последнюю начатую ею мысль, до конца и громко вопит лю-
дям об их позоре прямо в лицо... И вам тоже! А пра-ведникм,
что стоят вокруг, (ничего не слышат... Но я знаю, снова, оказан-
ные законно отрубленной головой, никогда не заглохнут. Он1и
посеют в сердцах людей жестокость л жажду мести... И потому
убийство, совершенное надо мной мужами закона, будет ты-
сячекратно отомщено. Оно породит тысячи нсивых убийств!..
Известно это тебе? Отрубленная голова — это могуществен-
ная, опасная голова. Навеки запечатлеется в памяти людей
ее профиль в ящике у плахи. Зверя в человеке питают закон-
но отрубленными человеческими головами. Это и есть месть
казненного... Праведники, что стоят вокруг, полагают, будто
отрубленная голова станет устрашающим примером! Вы тоже
так полагаете? — опросил он, (Приблизившись к Одноглазому,
и глянул на него, как кашка на птичку, которая не смеет
шелохнуться. — Говорю тебе, моя кровь, окрасив опилки, при-
нудит ik мести кровь iBciex людей. Ибо существует лишь одна
кровь... Когда первая человеческая голова была законно от-
рублена, мрак окутал землю, 1ибо всем людям застлало глаза
волной крови. Поэт подошел вплотную к Одноглазому и с
презрением в голосе сказал: — Уходите же, жалкий преда-
тель! — Одноглазый молча покинул камеру».)
89

Во-вторых. Это — трагедия государства и уживающегося
с ним общества, блюстителей их законов — необходимых н
приемлемых, но в то же время и неприемлемых; целесообраз-
ных и понятных, .но в то же время и .непонятных; помогающих
людям и регулирующих поведение людей, но в то же вромя
мешающих полной естественной регуляции ореди людей; под-
держивающих и обеспечивающих индивидуальность и свободу
человека .как личностной особи, но в то же время их уничто-
жающих; возникших и функционирующих при мысли о нали-
чии зверя в каладом современном человеке, но в то же время
при воспитании и при осуждении человека этим зверем пре-
небрегающих; фактически допускающих реальную возмож-
ность преодоления человеком границы «слишком человече-
ского», границы своего сознания .и /своей воли, но в то же
время в корне отрицающих это и при его осуждении и /при его
воспитании; прекрасно знающих неизбежность своих усилий
и причины своих устрашений, но так же прекрасно знающих и
довольно трезво принимающих мысль о'б их возможной реа-
лизации в обратном эффекте. Скорее об этом, нежели об их
могуществе ,и правовом совершенстве говорит признание того
же Одноглазого присяжного: «Каждый, кто приговаривает че-
ловека к смерти, должен по меньшей мере быть готовым от-
рубить ему голову собственными руками. Но тогда он не был
бы человеком, и было бы справедливо, если бы приговорен-
ный отрубил ему самому «голову... К тому же вовсе неваж-
но—прав поэт или государство. Ни в коем случае нельзя на
основании закона рубить человеку .голову».
В-третьих. Это — трагедия того же Одноглазого и как го-
сударственного обвинителя и как некого другого — трагедия
поздно опомнившегося присяжного: чрезмерно строгого и
внутренне упорядоченного, но в то же время часто заставав-
шего себя в непривычной рассеянности и нерешительности;
удивительно трезвого и принципиального при выполнении
своих правовых и нравственных обязанностей, но в то же
время удивительно слабого и охотно пренебрегающего ими
ради полной реализации человека, его интимных побуждений,
его свободы; большого ученого, счастливого и неочастного
больше от своего знания и от овоей чувствительности, нежели
от своего незнания и от своей злости («Пока мать ела яйца,
он .записал на листке, что человек не имеет права соглашаться
на то, чтобы другому человеку отрубали голову. Это для него
очевидно. Он не хочет жить с сознанием, что отрубил челове-
ку голову. Мать уже поднялась, взяла мешочек. — Что же
мне делать? Что же мне делать? — твердила она. Одногла-
зый поручил слуге проводить ее к поедду. В дверях она еще
SO

раз сказала: — Боже милостивый, что же мне делать? —
Одноглазый подошел к шкафчику с ядами и вынул какой-то
пузырек. Не найдя другой лож-ки, он ополоснул ту, которой
'Мать ела яйца, ишабрал етакал ©оды из-тод крана. Налив ту-
да яду, он выпил все до дна»); искреннего гуманиста, готово-
го восстановить равновесие своего внутреннего мира и мира
другого, но достигающего этого не иначе как ценой своей соб-
ственной ж"из"ни, т. е. не иначе как сведени.е\т всех этих идеа-
лов и всего этого мира на нет («Сердце его отчаянно заколо-
тилось. Он, то что успокаивая, положил -на пего руку и закрыл
глаза. Удушье вакоре прошло. Он заговорил с поэтом. Бесе-
да, против всякой логики, протекала блистательно и совсем в
■ином тоне. Излучая яриий свет, стояли они ореди непрогляд-
ного мрака и. .в последний раз подняв глаза, улыбнулись
друг другу какой-то потусторонней ульибкой. Одноглазый по-
чувствовал глубокое умиротворение и заем ул. В тот самый
час, когда надзиратель принес в камеру еду, Одноглазого
нашлм 'В кресле мертвым. В газетах было -наитие ашо, что из-
вестный ученый, по всей вероятности, ошибочно вьшил яд. По
тому, как надзиратель поставил посуду на стол и как тотчас
пошел к двери, поэту показалось, что он считает излишним
давать ему обед. Надзиратель был очень стар и «неразговор-
чив. — Когда... это будет? — Что?—...Когда? — Завтра на
рассвете. — Завтра на рассвете? — Кушайте, суп из цветной
капусты. Сварила моя жена. — Надзиратель ушел. Поэт по-
смотрел «ня миску... — Я съем его завтра на рассвете, — ска-
зал он и расхохотался. Но тут же с ужасом обернулся:—
Нет, я не сойду с ума. Он заставил себя съесть суп из цвет-
ной капусты»); человека, часто размышлявшего над великой
проблемой человека и над тем, какую ожесточенную борьбу
ведет в нем «слишком человеческое» и «античеловеческое»,
но доволыио поздно понявшего ее — эту борьбу — KaiK свою
собственную трагедию — трагедию человека и его сознания
•вообще. И »не исключено, что при этом овои'м глубоким молча-
нием ти невероятной -покоригостью судьбе Одноглазый требует
признать за ним право Старого мудреца, на себе и через свою
собственную трагедию испытавшего не только и не просто тра-
гедию другого, но и трагедию бога, ибо по его примеру, как и
по примеру его подзащитного поэта, можото было бы поду-
мать, что человек должен и не должен верить в бога, ра-вно
как и ни в кого другого, что ему следует ;и не следует оправ-
дать их. Бог — это идеал человека, каким он хочет и должен
быть, но каким он никогда не сташет. Вот почему «нельзя и
не ладо .верить ,в бога, равно ка.к и в свое будущее, они об-
91

манчивы: «у судьбы обыкновение всегда -идти наперекор на-
шим заветным желаниям», и он ушел, отказавшись от жизни
и от всего, так и не разобравшись в своих размышлениях над
великой проблемой человека, его собетвешно-для-себя-бытия,
его личности.
И действительно, в сущности все это — трагедия челове-
ка и его сознания, так красиво выраженная ,в их отчуждении
от .всего остального, а также и от себя, их уединение, 1их уход
из «употребления», их борьба и их поражение, но не одного
только Одноглазого и его сознания, а судей и присяжных,
самого поэта, осужденного па смерть, и его матери, потеряв-
шей все, в том числе и бога. («— Но в бога я больше не ве-
рю. Молилась ему. Напрасно! Ну вот, прощай. Теперь и я
умру».)
(7) KaiK раз в таком положении и застал Фрейд человека
■и его сознание и мысль об их неизбежной трагедии и опусто-
шении положил в основу своей теории бессознательного как
общей теории личности. Не будь этого учения, не было бы и
современного экзистенциализма — одной из наиболее рас-
пространенных теорий о человеке (личности) в системе совре-
менной буржуазной философии и религии, а таюке искус-
ства и литературы. Страх перед зеркалом собственного бытия
при отсутствии бога и при полном опустошай ни мира — это
скорее страх нашего сознания, само наше «несчастное соз-
нание». (Вспомним, например, об одном из «возможных
превращений» человека в насекомое, по Кафире, у которого
мы встречаем: «Однажды Грето р Замза, проснувшись после
беспокойных снов, обнаружил, что превратился в кажое-то
странное насекомое». Кафка понял, что в сущности трагедия
Замзы заключалась не в том, что он превратился в насе-
комое, а в том, что он узнал об этом, будучи не в состоянии
«двинуться с места», и его обуял страх.) Он — этот страх
вполне объясним, по непреодолим. Во вежком случае Фрейд
и современные экзистенциалисты считают его таким, и мысль
о нем — обща и лежит в основе как фрейдазма, таж и совре-
менного экзистенциализма, хотя толкования, даваемые ими
ему, различны.
С точки зрения Фрейда, нет никакого бога .как единого
начала всеобщей гармонии, ибо мир далеко не совершенен, а
тем более — мир нашего собственно-для-себя-бытия, нашей
лирики. Ми(р и не нуждается в нем в таком качестве, а в кор-
не исключает его, ибо в мире царит не одна всеобщая гармо-
ния, космический порядок, но и всеобщая дисгармония,
оплошной хаос; не одно стремление к со »дани» и к эросу,
но и к разрушению ,и к смерти. И челоеек вовсе не в центре
92

мира — не в центре его .всеобщей гармонии и не в центре
его всеобщей дисгармонии. Он объединяет ,в себе оба эти па-
чала мира и так же несовершенен и трагичен, как и ои —
этот всеобъемлющий М1ир — мир, eno окружающий и ему
противостоящий; он его «двойник», его продолжение. Причем,
человек продолжает мир и как «слишком человеческое» и как
«античеловеческое», ибо при всем стремлении человека «пре-
одолеть» мир и сделаться совершенным в своем собственном
бытии, он всегда «остается» в границах этого мира, и мир
вовсе не достигает своего совершенства в нем. Наоборот, в
сущности человек еще более несовершенен и трагичен, чем
мир, его окружающий -и ему противостоящий, ибо как един-
ственный носитель тайны опия — опия сознания, он более
опасен и ка<к ашгел и «а« демон. Ибо только человек может
«наблюдать» ка« свое могущесив о, так-и свое бессилие,
будучи порой вовсе .не в состоящий противостоять ни тому, ни
другому: иначе ему вообще не случалось бы приходить в
ужас ни от своих окровавленных, ни от своих обессиленных
рук — н.и от рук убийцы, ни от рук обреченного, и с ним
всегда хорошо спра;влялось бы его сознание. Это значит, что
человек, как и мир, его окружающий и ему противостоящий,
не един не только в смысле его единения с другими и с бо-
гом, но и в смысле его единения с самим собой, его внутрен-
него единства.
Причины же такого несовершенства и трагичности чело-
века, прежде всего, следует искать в несовершенстве и трагич-
ности его сознания, т. е. в невозможности для этого послед-
него всецело заняться им с тем, чтоб регулировать при этом
не толыко его предуготовленные поступки и преднамеренные
действия — мир его логики и точных расчетов, но и его же-
лания и непредвиденные действия — мир его ожиданий, не-
вероятности ых и вероятностных: точнее, в невозможности для
его сознания предотвратить разрушительные действия его бес-
сознательного, этой огромной сферы его интимных влечений,
приемлемых-и неприемлемых, одно за другим проявляющихся
из глубоких недр его души. Напротив, конфликт между соз-
нанием и бессознательным психическим непреодолим, и если
вообще можно говорить, что он разрешим, то он, ib конечном
счете, почти всегда решается в пользу этого последнего, но
не в пользу сознания, от чего и зависит судьба человека, их
носителя. Бессознательное — это стихийное, неудержимое п
неукротимое начало человека, его непосредствен мая связь с
большим миром Вселенной и космической жизни в целом, мо-
гучая сила его деятельности и его подспудных отношений, в
93

первую очередь его отношении к другому и к самому се-
бе, парой так ровно и красиво, а иногда и совершенно безоб-
разно выражающихся в неожиданных вспышках его интим-
ных стремлений и желатин, его эротических наклонностей и
телесных проявлений, а главным образом — в его половых
разрядках и взрывах.
Так, примерно, представляется нам круг некоторых,
идей, лежащих в основе нового учения о человеке и о его
психике, предложенного Фрейдом под названием психоанали-
за, в первую очередь его общей теории бессознательного как
общей теории личности. Отсюда — с целью установления не-
которых характеристик данной теории — следовало бы за-
ключить:
Во-первых. В системе фрейдизма сознание и бессозна-
тельное как определенные образования человеческой психи-
ки, должно быть, одинаково необходимы для представления
целостной .картины данной психики, в сущности здесь они до-
полняют и «поддерживают» существование друг друга: соз-
нание — существование бесеозн а тельного, а бессознатель-
ное — существование сознания. Не было бы сознания, не бы-
ло бы и бессознательного, — в том смысле, в .каком оно фи-
гурирует во фрейдизме, — как определенного стремления и
желания. Дело в там, что при всем несовершенстве и трагич-
ности сознания, какего рассматривают фрейдисты, оно и у них
фигурирует как необходимое звено человеческой поих'ики. ее
«светлое начало» и «предел» ее развития (совершенства), и
мысль о могуществе и стихийности бессознательного, столь
характерная и существенная для психоанализа, вовсе не иск-
лючает этого. Как раз наоборот, фактически Фрейд строит
свою общую теорию бессознательного» будучи вполне уверен
в этом. Вместе с тем, .кстати оказать, в том же психоанализе
содержится мысль и об оп ре дленной ограниченности и несо-
вершенстве бессознательного — этой магической и ключевой
системы фрейдизма; достаточно отметить, что по сути оно
всегда фигурирует в нем как непосредственная, «оборотная
сторона» сознания. Отсюда и соответствующие понятия: «бес-
сознательное стремление», «бессознательное желание», «бес-
сознательное представление», «бессознательная мысль» и т. д.
Ведь основная цель фрейдизма — проникнуть в действи-
тельность сознания и вывернуть ее наизнанку, чтобы по-
казать, какова она с этой обратной стороны.
Во всяком случае, из общей теории бессознательного, о
которой здесь идет речь, нельзя изъять проблему сознания.
Наоборот, с позиции Фрейда, общая теория бес сознательно г о
94

и есть единственно возможная психологическая теория, в рам-
ках которой можшо бьи;о бы решить проблему сознания, этой
наиболее существенной (и непосредственной характеристики
человека в целостной системе его глобальных фундаменталь-
ных отношений: отношений к самому себе, отношений к дру-
гому и к супарЛ'И'Чности. Больше того, Фрейд строит эту те-
орию и как общую теорию .оозиаа-шя человека и его психики
вообще. Во всяком случае, в системе фрейдизма проблема
сознания непосредственно связана с проблемой бессознатель-
ного, в сущности в психоанализе они теряют качества само-
стоятельных, ни в чем не зависимых друг от друга проблем,
И'бю у Фрейда сознание перестает быть единственно возмож-
ной проблемой научной психологии, но не предметом и проб-
лемой данной психологии вообще. Психоанализ претендует
не только на научную психологию бессознательного, но и ла
научную психологию сознания. Только как собствен нонойхо-
лопическое учение он исходит из постулированных Фрейдом
противоречий между сознанием и беееюзнательным психиче-
ски м как основными характеристиками человека, его соб-
ственно-для-ее б я-бытия, его личности.
Во-вторых. Согласно Фрейду, само это бессознательное
можно получить путем одной только сложной негации созна-
ния, »и как его «оборотную сторону» и ка.к его «подлежащее».
Во -всяком случае, Фрейд не знает другого способа «добы-
вания» бессознательной психики, мроме как «добывания» ее пу-
тем легации создания. Дело в том, что, по психоанализу, само
сознание есть не что иное, как культурно необходимое «про-
должение» и «проявление» бессознательной психики, перера-
ботка (в собствеинопсихоаналитическом смысле слова) за.
кодирован!ной в нем информации. Во всяком случае, Фрейд
верит, что посредством негации сознания можно получить
бессознательное, как и в дальнейшем посредством его же са-
мого характеризовать его соответствующие образования как
нечто н е-еозш а те л ьн ое, т. е. ка-к нечто, лишенное каче-
ства сознания. Ибо, по Фрейду, бессознательными могут быть
только стремления, желания, представления, мысли и т. п.
M'HiiiyiC сознание, т. е. «бессознательные стремления»,
«бессознательные желания», «бессознательные представле-
ния», «бессознательные мысли» и т. п., точмо так же, как и,
в свою очередь, сами эти стремления, желания, представле-
ния, мысли и т. п. плюс созиачпие могут составить цель-
ную систему («комбинацию») сознания. Так вот, сущность
этих самых элементов человеческой психики, будь од-ш стрем-
ления, желания, представления, мысли или что-либо в этом
95

роде, меняется в зависимости от того, в какой системе («ком-
бинации») они окажутся — в системе («комбинации») созна-
ния или в системе («комбишацин») бессознательного. Причем,
каждый элемент любой из этих систем («комбинаций») путем
негации можно превратить (да -и сами они превращаются) б
тот же самый элемент другой системы («комбинации») —
стремление (желание, представление, мысли и т. п.) как эле-
мент системы сознания :в стремление (желание, представление,
мысли и т. и.) «как элемент системы бессознательного, и на-
оборот... В принципе только этим и исчерпывается единство
данных систем, в пределах которых сами эти элементы че-
ловеческой психики ведут себя совершенно по-разному, что,
в конечном счете, и делает невозможным их покой: конфликт
между сознанием и бессознательным неизбежен и непреодо-
лим, и происходит он, этот конфликт, 'В рамках одной и той
же системы — в системе нашей психики, как в норме, так и
в патологии.
И, что еще более существенно, при этом «негация» сама
по себе вовсе не выражает основного смысла фрейдизма, ско-
рее 'в нем скрывается нечто большее, а именно то, что бессоз-
нательное Фрейд не только и не просто наделяет свойствами,
противоположными свойствам сознания как в смысле их соб-
ств е нноп си холо пи ческой характеристики, так и в смысле их
более общей (мировоззренческой) характеристики, но вместе
с тем и вводит мысль о наличии внутренней закономерности
бессознательного, т. е. мысль о том, что оно (бессознательное)
не подчиняется закономерностям, характерным для сознания,
и что для него характерны свои шбственшые законы дей-
ствия: сознание вполне укладывается в рамках временной и
пространственно и, если можно так выразиться, характери-
стик, т. е. в принципе оно всегда ограниченно и скованно, ма-
ло вместительно и прерывисто, предопределение и панлогич-
но, фактически почти всегда лишено свободы выбора, тогда
как по природе своей всегда свободно; бессознательное же,
напротив, в сущности никак не укладывается в рамки времен-
ной и пространственной характеристик, в сущности оно всегда
1вне времени и пространства, вне истории и развития, оно неиз-
менно и постоянно, внутренне неупорядоченно и алогично,
всегда непринужденно и .всегда свободно, к тому же, оно не
может быть ограниченным и скованным, узким и маловмести-
тельным. Сознание и бессознательное не только подразуме-
вают, но и исключают друг друга.
В-третьих. В системе занимавшей нас здесь теории соз-
нание и бессознательное психическое рассматриваются не как
самостоятельные, независимые друг от друга и от самой лич-
96

ности психологические величины, ;а суть тсак основные харак-
теристики личности, и<х носителя, его собственно-для-себя-бы-
тия, его лирики. Причем, как личностные характеристики че-
ловека, с точки зрения Фрейда, они исключают друг друга и
та«им образом предолределяют будущее этого человека, его
'собственную трагедию: трагедию, потому что борьба между
сознанием и бессознательным психическим, по его млению, не-
преодолима, бессознательное почти всегда берет верх в этой
борьбе, и наше сознание не в силах выипрать ее, эту борьбу,
что и прэдопредел.яет его трагедию. Трагедия же сознания
или бессознательного, что все равно, — это в конечном сче-
те трагедия человека, их носителя. Человек не может быть
соответствующим образом описан и изучен без этих основ-
ных характеристик ни как «закрытая система» — мир внутри
мира Вселенной, ни как «открытая система» — мир вместе с
миром себе подобных внутри этого большого мира Вселен-
ной, т. е. ни как особенное и ни как единичное. Впрочем, преж-
де чем приступить к построению общей теории (и псих о ло-
пни) бессознательного, как общей теории (и психологии) соз-
нания, Фрейд видит iB нем (в бессознательном), как и в самом
сознании, основную характерис-пику человека и как особенно-
го и как единичного, т. е. и как чего-то отдельного (особого)
и как элемента Minpa. Тем самым Ф.реЙ1Д, должно быть, учи-
тывает уроки предыстории, но настолько же и опровергает ее
результаты и принципы построения самой теории, т. е. фак-
тически он отказывается строить какую-либо теорию о созна-
нии или о бессознательном психическом без принятия во вни-
мание их непосредственной связи с человеком, их носителем.
Стало быть мы не вправе не признавать за ним права
на общую теорию сознания и бессознательного психического
как на общую теорию личности. И это постольку, поскольку
он одним из первых добирается до «глубинных сил» человека,
его собственно-для-себя-бытия, его личности, признав за ней
право не только и не столько на добродетель, сколько на
преступление, т. е. п<раво отказаться от полного совершенства;
человек несчастлив в своем неустанном стремлении к счастью,
к полному совершенству, и это не благодаря одному его соз-
нанию, но и благодаря его бессознательному — его духошо-
плотоким противоречиям и его со-бытию с другими в мире
этих противоречий, где нет никакого бога. (Ср. с Достоев-
ским, с тем, как убедительно звучит в устах его Кирилова:
«Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив;
только потому. Это все, все! Кто узнает, тот сейчас станет
счастлив, сию минуту... Все хорошо, все. Всем тем хорошо,
кто знает, что все хорошо. Если бы они знали, что им хоро-
7. А. Е. Шерозиа 97

другим и с богом, из коих сажному Фрейду, KaiK и современ-
ным экзистенциа листам, фактически известны только ее от-
ношения к самой себе. Во всяком случае, свою теорию о бес-
сознательном психическом Фрейд строит имению по этому
принципу и при наличии этого -недостатка, И если в этой свя-
зи у него не все в порядке, то это, в первую очередь, потому,
что в сущности тут непригоден сам принцип, в том смысле,
конечно, в каком он фигурирует в психоанализе, а не как
гприн ци п о тно ш ени и, могущей быть использованным
в качестве одного из возможных принципов построения общей
теории сознания и бессознательного психического как общей
теории личности вообще. Дело в том, что у Фрейда, в сущ-
ности, эти самые сознание и бессознательное психическое всег-
да находятся в о дн о .м е ip in юй, а н е т р -е х м е р н о й (гло-
бальной), если 'можно так -выразиться, системе отношен ни й—
это система их отношений друг к другу и к человеку, их но-
сителю,, в свою очередь, так же 'Находящемуся в одномерной
системе отношений, — это система его отношений к самому
с г бе, к своему собственно-для-себя-бытию, к своей лично-
сти, и только. Этим объясняется что, по Фрейду, как и по
современному экзистенциализму, находящийся внутри замк-
нутой системы своих отношений к самому себе человек всегда
находит себя и причины своих страданий в этой системе: он
живет и действует, будучи пленником своей судьбы—.в своих
трагических переживаниях, то волшебных, прекрасных и лег-
ких, то удивительно грустных и глубоких, а то «и совершенно
безобразных и тайных, порой даже постыдных, отвратитель-
ных.
Вся суть в том, что, согласию Фрейду, человек, как внут-
ри себя замшу тая система, не повторяет другого, он лишь
соприкасается с ним, также замкнутым внутри себя, он —
мир внутри мира. В конечном счете это и приводит Фрейда к
отрицанию бога и как некоего всеобщего и -всемогущего нача-
ла мира и как некоего другого вообще. (Как раз :в этом от-
ношении и напоминают некоторые герои Достоевского чело-
века подобною рода, т. е. человека, оторванного от общества
и живущего в страшном одиночестве, глубоко вдохнувшего и
ine знающего выдоха, юра и не напряженного и нервно-
го, задумчивого .и строгого, вечно соблазняющего и
вечно соблазнительного, всегда заблуждающегося и всегда
бунтующего, почти ничего не замечающего вокруг се-
бя, кроме предметов своего употребления, своих ин-
тенций, человека таинственного и мудрого. Однако бу-
дучи действительно ярко выраженным« носителями всех
этих неотъемлемы« человеческих свойств, по сей день так ши-
100

роко и так отрицательно комментируемых фрейдистами, ге-
рои Достоевского »наделены еще и чертами глубокого
р азл'ичи я: они не боятся страдапия, и у них есть будущее.
Это-то и заставляет их возвращаться к тому же берегу, от
»которого они, казалось бы, так далеко и так безвозвратно
ушла — к берегу жизни, к другому и к богу. Помните Алешу
и Колю Красотлсина при погребении Илюшеч.ки, как величаво
прозвучало в их шепоте слово воокресеиние?: «Знаете, Кара-
мазов, — говорит Коля тихо, обращаясь к Алеше, чтобы ни-
кто не услышал, — миге очень грустно, и если бы только мож-
но было его воюкресить, то я бы отдал вес па свете. — Ах, и я
тоже! — Карамазов! — крикнул Коля. — Неужети и вза-
правду рели/пия говорит, что мы все восстанем из мертвых н
оживем, и уввднм друг друга и Илюшечку? — Непременно
восстанем, .неиременшо увидим и весело, радостно расскажем
друг другу все, что было».)
Впрочем, общая теория сбесоозш а тельного, .как .и соз'нашия,
.■которую Фрейд пытается построить, держится на одп о мер-
ной системе отношений. Это — отношение человека к само-
му себе через взаимоисключающие характер.истими собетвен-
доо-дл я-себя-бытия его личности — через его »сознание и бес-
созпателыное психическое.
В-лятых. По Фрейду, будучи «носителем созмаппя и бес-
сознательного психического u<aiK (взаимоисключающих .мнетаа-г-
(ций своего собственно-для-себя-бытия, своей личности, сам
человек, конечно, всегда предпочитает подчинить себя созпа-
1Мию — этому ^исключительно человеческому агршиалсу бытия—
и быть только добрым исключением — в самом себе закон-
чеиАПЫм и полшьгм, да-бы исои-журчцровать с богом. Во всяком
•случае, его сознание должпо, и оно действительно с тужит,
loanoiB am нем его претензии на это. Однако Фрейд попял, что
на самом деле человек трэпичен и не может сделаться таадгм
ни в чем, ни в самом себе и ни в боге ч что в основе сей траге-
дии человека лежит трагедия его созшеш'ия. Во .jc-hwom слу-
чае, глубокую мысль содержит в себе «известное положение
Фрейда о том, что «паше (Я — не хозяин да>"е в своем соб-
ственном доме». Между тем Фрейд извращает эту глубокую
-и во многом тирашлыную мысль, выводя -из нее одно из 'исход-
iH-biix положений своей теории соэиашия и беосознателыного
гюиличекжого как общей теории личности—положение о сплош-
!ной сексуальности человека, но не одних только его созпапия
и .бессозтателыпехго психического.
Отсюда и более утонченное <и более обобщенное лоложе-
шие Фрейда о 'неограниченной и господствующей роли бессоз-
нательного — этой огромной сферы бытия, недоступной мепо-
101

с раде ив энному 'наблюдению 'человека, а следовательно, и взо-
ру его сознания. Фрейд считает, -что при всем желании и
стремлении полностью подчинить себя влаюти своего сознании я
:И 'во /всех ситуациях оперировать только им, человеку ©се же
•часто приходится разочаровываться в нем и порой даже сов-
сем «терять» его. Причем, при каждом «отсутствии» сознания,
на помощь человеку приходит его бессознательное — qiiho
«вдохновляет» его то па полный провал, через окончательную
ломку его самости, его собственно-для-себя-бытия, его лично-
сти, а то и на полную победу, 'через невероятностные .ко мшен-
сации своих самых интимных влечений в поразительные обра-
зы, деяния его творческой мысли, в первую очередь .искус-
ства и литературы. Фрейд считает, что в п<отечном счете само
■бессознательное открывает человеку тайну красоты, ратоо
мсaiK и иной раз совсем заперьгвает ему дорогу ко всякой тай-
не. Одно оно способно управлять и действительно управляет
человеком во всех основных аспектах его отношений, а следо-
вательно, и его сознанием.
Это — единственное точное и безукоризненно определен-
ное, как мам кажется, положение Фрейда, так характерно
(предопределяющее весь ход развития и сущность целых по-
строений фрейдизма. В принципе от этого положения по 'мо-
гут отказаться не только сравнительно последовательные, так
называемые ортодоксальные, фрейдисты, но и так называе-
мые современные неофрейдисты, оно суть основное положе-
ние фрейдизма и построенной на его основе психологии лич-
ности в целом. И-бо, исходя из этого положения, сразу же
■можно вывести заключение как об ооношой причине, застав-
ляющей Ф-рейда строить свою систему анализа человеческой
(психики, в сущности 'имея в виду одно бессознательное психи-
ческое и лишь 'Косвенно, и то при соответствующей характе-
ристике этого последнего, затрагивая проблему сознания, как
и об «основной причине того, почему сама общая теория бес-
сознательного работает у него не в системе остальных теорий
личности, а как единственно возможная общая теория лично-
сти, ассимилирующая в себе как о'бщую теорию сознания, так
и об щесоци о логическую теорию личности. Просчет Фрейда в
том, что при этом он фактически опускает наличие глобаль-
ной, тр ех мери о й, с нашей точки зрения, системы отноше-
ний, в которой состоит сам человек со своим сознанием и бес-
сознательным психическим. Это — система не только самих
интимных отношений человека к самому себе, к овоаму соб-
ственно- дл я-себя-бытию, к своей личности, на основе которой
Фрейд строит свою общую теорию бессознательного как об-
102

щую теорию личности, но ,и система самих объективно необ-
ходимых отношений человека к себе надобному и к «богу», в
лине которого он — этот человек — (видит -не какую-шибудь
^волшебную силу ил.и .непобедимое доброе 'начало, на что (Надо
■было бы только 'МОЛ'Иться, а вполне 'реальную и удивительно
•значимую стихийную (разрушительную) силу самой природы,
в том числе и своей собствен ни ой, своего естества, как и осте-
ства другого, перед которой он, правда, всегда так боязно
■к застенчиво преклоняется, «ио тгрот-шв которой о,п всегда так
непосредственно и постояишо борется -и которую от та:к муже-
ствешю преодолевает. Фрейд ine помял, что созшате не только
и не просто средство, то и орудие человека «в этой тераоной
борьбе, .причем, не только .и не просто орудие позшапия, по и
орудие под-Ч'И!]югги.я м:и,ра, а .в том чкеле м самого себя, епошх
сущностиibix сил. Тем пс менее, .всякое перспективное и кр.ити-
чеак'и ориентированное чтеше Фрейда может, как нам ка-
жется, нанести пас па мысль об -ятом и о том, что общую
теорию сознан ж я и бессозш а тельного психического как общую
теорию личности можно было бы построить ле иначе, как че-
рез сирого определенное постулирование цел осиной системы
фундаментальных отношений человека как к самому себе, к
своему собствеппо-для-еебя-бытию, к lboch личиюстн, так и к
другому и к суперличпости, при которой, надо полагать, в.л-
никают и функционируют сами эти созша-пие и бессознатель-
ное психическое, но не только сама эта личность, лх носитель.
Того, кто хорошо 'научился читать Фрейда, а его надо
-уметь читать, легко убедить в этом.
(8) Однако прежде чем перейти ,к •соответствующему ана-
лизу причин, мешающих Фрейду построить общую теорию
■бессознательного как общую теорию ли шгости, следует разоб-
нратьоя еще ib некоторое! круге идей, пепосредстветю евяза;]!-
:ных с этой теорией, в частности в 'круге идей, касающихся
«.проблемы секса, тем более -что .в сущности сам Фрейд смот-
ф'ит im а эту теорию с позиции своего учеп.ия о сексе, с позиции
отца (я матери) — этесо великого начала жизчш человека
((человечества) -и его красивой тратеди'И, глубокие отпечатай
-которой так характерно носят е себе сами системы его созна-
ния и беосознателыного психического.
(а) Проблема секса, сексологии вообще, не является еа-
(мостоятелыпой, а тем более главной /проблемой фрейдизма,
Фрейд интересуется ею, как .и (Проблемой создания 'и бесооз-
«тателыного психического, в овя'Зи с проблемой о структуре
личности, составляющей .главную проблему его учения в целом.
'Во всяком случае, в системе фрейдизма рассмотрение почти
ясех без исключения проблем, в том ч.исле и самой проблемы
103

сознания и бессознательного пснХ'Ичеакохю, их взаимоотноше-
ний и их подспудной борьбы, в комечшом счете подчиняется
р ас см отр ei i шо проб л ем ы л ич.1 юс т и, ее собствен п i о - д л я - с е б я -
бытия, ее са.мости. Как (раз этой цели и служит рассмотрение
Фрейдом проблемы секса, его учение о ссюсс как о «великом
начале человеческой психики вообще. Фрейдизм — это систе-
ма, эта целая иерархия проблем (теарий и понятий), во глагае
»которой стоит проблема личности, причем личности, возее не
абстрагированию и от своих основных /качеств и от своих сущ-
ностных сил, а -взятой со всеми этими ТГачест.вами и со всеми
этими силами, в системе ее фундаментальных отношений,
(главным образом в отношении к самой себе, к своему соб-
ственно-для-себя-бытию, к своей лирике. Кстати, у Фрейда в
самой этой системе отношений феномен секса» вместе с фе-
номенами сознания н бессознательного психического, .в сущно-
сти (всегда фигурирует как одоа из основных характеристик
личности, но не как сама эта личность в целом. Дело в том,
что ни одна из возможных характеристик личности, а тем
более сама личность, -как танковая, несводима -к феномену сек-
са, хотя есе эти характеристики — и сознание и бессознатель-
ное-психическое, да и сама эта личность, в целом, функциоин-
руют не иначе, как через феномен секса.
По Фрейду, феномен секса — одна из основных характе-
ристик личности, составляющих, вместе с сознанием <и бессоз-
нательным психическим, целостную структуру данной лич-
ности — общий облик ее собственнолдля-оебя-бытия, ее
самости, но не ее единственно возможная1 характеристика вооб-
ще. Главное в системе фрейдизма — не феномен секса п не
феномен бессознательного, а тем более не феномен сознания,
но феномен личности:, их носителя, ибо, то Фрейду, только все
эти характеристики, вместе изъятые, — и феномен сознания, У\
феномен бессознательного, и феномен секса — составляют
целостную структуру личности, — личность без этих основ-
ных характеристик сводится ом нет, как и -наоборот... Совер-
шенно другое дело, что в системе своего учения сам Фрейд
вавое не в состоянии реализовать такую постановку вопроса и
что порой в этой системе проблема секса дейстоителыно пог-
лощает все, в том числе и проблему самой личности. Но это
не основной смысл, а основной результат его учения.
Тут, -в частности, считаем -необходимым особенно четко
»выразить свою мысль, потому что многие из -известных иссле-
дователей Фрейда, как и некоторые из его современников,,
особенно те, кто все еще с большим пренебрежением относит-
ся к нему, именно проблему секса га считают его главной
проблемой. Однако,,, при бесспорном наличии некоторых осно-
104

ваиий к этому, так рассуждать неправомерно. Учение Фрейда
шельзя считать сексологией, хотя проблемы секса и занимают
в (Нем довольно прюстраш-юе место, а шорой даже швершенчо
определенным образом доминируют.
(б) Фрейдизм — это новое, психоаналитическое учение о
личности, о структуре личности, ib первую очередь о структуре
■ее соз1на:пИ(Я и бессознательного психического. Фактически
для Фрейда пет .ши о твле четно и проблема созиашия ш бессоз-
нательного психического, н:и отвлеченной самостоятельной
проблемы личности вообще — создание и бессознательное
irre или ч-еское суть основные характеристики личности, <к а к ,и са-
ма личность — их носитель и их оператор67 Причем, у Фрей-
да личность — это единственно возможный носитель этих
13за1Имоис1КЛ1оча,ющ:ИХ 'инстанций психической реальности. В
сущности этим и отличается учение Фрейда от предшествовав-
ших ему учений, и »как собстзспно.психолоти'чгская теория лич-
ности л как собствеипоагсихолог-ический метод исследования
динамической структуры данной личности. Дело в там, что, по
Фрейду, как сознашие, так и само бессознательное лоихиче-
(окое носят сугубо личностный .характер, они суть одповримен-
ию функционирующие-и одинаково неойходимы-е свойства лич-
•ности, т. е. oiiiH существуют и взаимодействуют не только м не
[просто в пределах личности, но и только через личность, как
«ее атрибутивно необходимые -характеристики — другого изме-
ip-виия от ни и е имеют: Вот почему мычнаосодим нужным пр'и-
-знать за Фрейдом право считаться одним, из первых основа-
телей психологии личности, а не только психологии бессозна-
тельного. Во 'всяком случае, Фрейд одним из первых по-
.настоящешу отказался как от традиционных теорий личности,
рассматривающих личность вне ноля отношений ее основных
(взаимоисключающих психологических характеристик —созна-
ния и б зосозн а тельного психического, их:-подспудной борьбы и
их вза.имо'компенсац'ии, так и от традиционных теорий о са-
мих сознании и бессознательном психическом, изучающих их
■не «как основные психологические характеристики личягости, а
совершенно независимые друг от друга и от самой этой
67 В данном случае имеется в ииду иг основной результат этого нового
психологического учения^Фрейда^а его основной смысл, тот самый основной
смысл, при котором Фрейд начал отроить свое учение, в частности не сами
метафизические построения его последних лет, а его пергые (исходные), са-
мые свежие критические, замыслы и модернистские оркен-кцки в науке о че-
ловеческой психика— вь психологии.
105-

-личности, их носителя, ее собствеино-дли-себн-бытия, се це-
лостной динамической структуры. Целостную же структуру
личности, согласно Фронду, составляет глобальная система
ее фундаментальных отношений, по крайней мере ее фуида-
• ментальных отношений к своему собствоппо-аля-себя-бытию,
к своим сущ/поешьш силам, т. е. система отношений so созна-
ния и бессознательного психического к пей же самой при .их
подспудной борьбе и при их .взаимокамнепсации. Отсюда и со-
ответствующее понятие о самой динамической структуре лич-
ности — одно из исходных понятий, выражающих сущность
.всего учения Фрейда.
Как раз мысль об этом п возводится в основной прищип
фрейдизма и по существу остается неизменной па протяже-
нии всего последующего 'исторического развития вплоть до
[неофрейдизма. Фрейдизм — это прежде всего отказ от тра-
диции, традиционного (классического) [пути разлития психо-
логии, в первую очередь психологии сознания, и как соб-
ственнопсихолотическая теория и как с обе ив енпон си хол отче-
ски й метод. В конечном счете имению «этой цел.и и служит вво-
димая им теория о бессознательном психическом как общая
теория личности. Впрочем, в паихоанал'ити'чеакой концепции
Фрейда," как и 'некоторых современных пеофрейдшетав, пробле-
ма сознания и самого бесеозн а тельного психического, как и
проблема феномена секса и проблема личности человека, их
люсителя, фактически неотделимы друг от друга, порой они
.даже совершению покрывают друг друга. Причем, по мере
развития этой концепции, должно быть, все больше и больше
/заслоняются почти 'все остальные аспекты рассмотрения лич-
ности и остается только рассмотрение се в едином поле отно-
шений авоих взаимоисключающих психологические характе-
ристик, в едином поле отношений ее сознания и .бессознатель-
ного психического, их подспудной борьбы и их взаимоком-
.пенсации: Фрейд фактически не видит человека вне поля этих
отношений, и проблема личности у него вся воплощается в
лих. Но если, вместе с тем, в учении 'Фрейда проблемы секса,
как и другие непосредственно связанные с нею не собствен-
иапеихологичеокие проблемы, занимают весьма пространное
место, то это лишь потому и лишь постольку, поскольку они
отражают динамическую структуру личности, ее самое. Меж-
.ду тем, Фрейд ine располагает соответствующим принципом
реализации своих глубоких замыслов для достижения иско-
мой цели ни в том ни в другом направлениях, ,что, в -свою оче-
редь, прямо-таки ставит его перед некоторыми непреодолимы-
ми в рамках его психоаналитической системы методологиче-
ским и и со бетвеипопсихо л отчески ми трудностями,. извести ы -
Л06

ми 'как традициопиш.м теориям сознания и -бессознательного
психического, так и традиционным теориям личности, KaiK та-
ковой. Но об этом дальше.
(.в) А пока верш емся вновь к вопросу о феномене секса и
о его отношениях .к феноменам сознания и 'бессознательного
психического, 'К дипа.мической структуре личности вообще.
В -конструкции фрейдизма, как было отмечено выше, пробле-
iMa секса, сексологии — это 'в основном -проблема отца (и ма-
тери), этого великого начала жизни человека и его красивой
трагедии, и непосредственно связан пи о го с вти.м 'Началом так
называемого эдипова комплекса. Ибо первые слова запрета
(и слова страдания, 'брошенные человеку извне в виде столь
строго значимых словосочетаний, как «ты должен», «ты не
должен» —■ это слова отца, с лоб а культуры (цивилизации), в
(пользу «принципа реальности» — этой великой надстройки
»над ним, и первые слава, слова свободы и слова любви, ска-
ванны с е-му другим человеком в виде тапок с строго значи-
мых сочетаний слов, это «мой дорогой», «мой мнлый»—слова
(Матери, слою а естества, склоняющие в пользу «принципа нас-
лаждения» —- этого его великого наследия от природы. И хо-
тя при этом отец и .мать, конечно, могут и в действительности
часто'меняются ролями, это ничего не .изменяет: кто-то, чьи-то
слова должны толкнуть человека па путь «при пни па реально-
сти» — на путь запретов и страданий и чьи-то — на путь
«принципа наслаждения» — на путь свободы и любви, что с
самого же начала делает амбивалентным, если можно та« вы-
разиться, мир его ип.тшилы.х чувств и влечений, предопреде-
лягя там самым всю судьбу этих чувств и влечений. Неловок
рожден для страдания и, пожалуй, первое hj самых тяжких,
после рождения, его страданий, это отнятие его от материн-
ской груди, от его естества, с целью сделать его самостоя-
тельным носителем цивилизации, самим собой. И обычно де-
лают это отцы с их строго значимыми сочетаниями слов: «ты
должен», «ты не должен».
Однако, пожалуй, каждый сопротивляется своему отцу,
шорой в удивительном «молчащий запоминая (опровергая) его
слова, и обычно в такие трудные минуты на помощь к нему
приходит мать с ее приятно, но и весьма значимо чередующи-
мися сочетаниями слов: «мой дорогой», «.мой милый». Ибо
человек рожден не только для страдания, ему не чужды радо-
сти бытия, и не так уж легко оторвать его от материнской
груди, от его глубокого естества — от этого «пустого и лжи-
вого сна», выражаясь словами Сартра. Но если, тем не менее,
ребенку наконец все же приходится примириться с этим, то
таков уж железный закон жизни, и он начинает слушаться
107

своего отца, ибо он тоже-хочет стать им — таким же мудрылг
.и властным, как он, его отец, м каждый достигает этого не
только в свое время и абсолютно реально, но и гораздо рань-
ше времени и -порой даже совершенно нереально — то тем,
что, будучи ребшшм, «убивает» авоего отца и «женится» на
своей «красивой матери», то тем, что в своих еще совсем не-
винных детских играх все еще подражает ему то всем, в том
едисле 1Н в обладании матерью, причем, мальчими — в облада-
нии своей матерью, -а девочки — в обладании своим от-
цам. Анализ эдипова комплекса подтверждает, что рождение
так «называемых ипцестуозпых (кровосмесительных) жела-
ний и чувств вполне естественно и даже неизбежно. Дети —
люди голые, незащищенные, н нечего стараться держать их
подальше от соблазнов, все радою от hihx ничего не акроешъ,.
ибо они должны понять все, и что же удивительного, если
при этом они сразу 'же приступают к .выполнению этой свя-
щенной для них -задача? Да и без этосо сам по себе человек
«как в отношении добра, та>к и в отношении зла далеко пре-
восходит то, что он сам предполагает о себе, т. е. то, что из-
вестно его я при помощи, сознательного восприятия»68. (Ср. с
Достоевским,—один из его героев уверяет бога:. «Клянусь,,
человек слабее и ниже создан, чем ты о не.м думал».) Дело
(в том, что мир человека далеко не благополучен, более того,
он удивительно парадоксален и трагичен, а следовательно, и:
полон тайн, огромных тайн.
Так рассуждает Фрейд. Во всяком случае, .во всем этом.
он находит «смысл», который и положен им в основу его по-
вой системы анализа человеческой психитси — в психоанализ
в целом, в первую очередь, в основу его общей теории созна-
ния и бессознательного психического ка<к общей теории лично-
сти, так непосредственно и характерно связанной, в свою оче-
редь, с его центральным учением о сексе — с его сексологией
даообще. Суть в том, что эдипов комплекс — один из тех глав-
ных источников, от которых берет свое начало сама фрейдов-
ская система бессознательного — Ubw, как и сознания —
Bw, ибо из двух совершенно различных по типу и по общей
структуре влечений — сексуальных и личных (Ich-treibe) сек-
суальные влечения (libido) составляют основное содержание
Ubw, они суть ;и основные элементы данной системы. Доста-
точно вспомнить что, по Фрейду, к ней относится не только все
то, что мы могли бы дум ать, но и все то, что мы могли бы.
еде л ать, если, бы мы были всецело предоставлены «иринци-
в» 3. Ф р е к я, Я и Оно* Л.,. 1924, стр.. £41.
10В

ну наслаждения» и не были бы связаны с «принципом реаль-
ности» — с этой великой надстройкой -над и а ми в виде ф-ено-
.мена культуры (цивилизации); таковы, в частности, все наши
а У м ы и д е я н 'И л в р> анни й, инф анти л ьн ы й, п ер и од жизни,
■когда давление «принципа реальности» все еще слабо и вое
мы фактически более свободны в про'ягвлении «своих искан-
ных, ор.гаи-шчеокмх еамодовлений»59. К таму же Фрейд рас-
суждает о бессознательном как исключительно о вытесненном
вообще, причем вытесшантам ори непосредственном ©лишим н.а
\iiас «принципа реальности» -и «при первом же появлении ■на-
шего я, хотя и в самом это;м 'я, как полагает Ф.рейд, есть об-
ласть бессознательного. В сущности это — область вытеонен-
л-юго, самая большая-часть которого приходится на долю ран-
них ступеней инфантильной сексуальности, в первую очередь
.на долю инфантильных сексуальных влечений к матери и свя-
занной с ними ненависти к отцу — так называемого эдипова
комплекса, ибо под непосредственным влиянием «принципа
(реальности» к а« раз эти влечения и подвергаются самому бес-
пощадному вытеснению в систему Ubw
По мнению Фрейда, отношение ребешка к матери с само-
го же начала резко секеуализирован'но и крайне напряжен-
ию: ом тянется в постель п< матери, прижимается к ее телу,
ибо смутная «память» его организма влечет его к внутри-
утробному состоянию, назад к матери. К тому же, -резкой сек-
суал'изадии отношений ребенка к матер,и способствуют и ак-
ты ее ухода за ним, -в частности сопровождающие кормление
грудью, купа-шие и дефекацию, поскольку все это — -и корм-
ление грудью, и (купание, и дефекация, по Фрейду, сексуально
окрашено, ибо при всем этом неизбежны прикосновения к
различным эрогенным зонам и к гениталиям, пробуждающие в
ребенке приятные чувства, а иногда даже и первую эрекцию.
И тут самым сильным соперником для ребенка почти во всех
его эротических влечени.ях к матери является отец, так как
он непосредственно вмешивается в его отношения с нею, в част-
ности, он не позволяет брать ребенка в постель и т. д., при
всех обстоятельствах укутывать его в приятные объятия
слов: «мой дорогой», «мой милый»; он, наоборот, заставляет
его быть самостоя тельным и обходиться без материнской по*
шощи, что, в .конечном счете, вызывает у ребенка сиюминут-
ное инфантильное желание смерти отца, ибо это позволило
■бы ему безраздельно владеть матерью. (Ср. с Ж--П. Сартром:
69 Ср. В. Н. В о л о ш и и о п, Фрейдизм. Критический очерк, М.—Л.
1927, стр. 66.
109

«Я был лай-мальчик; моя роль мне так нравилась, что я п не
собирался из нее-выходить. В самом деле, поспешное исчезно-
вение отца .наградило меня весьма ослабленным эдиповым
комплексом: никаких сверх-я и вдобавок ни малейшей агрес-
сивности. Мать всецело принадлежала мне, никто не оспари-
вал у меня безмятежного обладание ею; не знал, что тахоо
насилие и ненависть, был избавлен от горького опыта ревно-
сти»70.) Причем, раз <в период раннего детства «принцип нас-
лаждения» не подвергается почти никакому ограничению, по
мнению Фрейда, у ребенка до крайности могут быть развиты
как инцеетуозные, так и враждебные с трем лети я по отноше-
нию к другому, наделе.ш-юму соответствующими чувствами, то
крайне нежными, то крайне агрессивными, а то и совершенно
ом ош а:м и ы ми, а мотива л е 11 тн ымм.
Во всяком случае, Фрейд считает, что мать — это «пер-
вый объект» так называемых эротических влечений ребенка,
как и (причина его глухих конфликтов с отцом, и что собствен-
но с акта рождения — этого первого и самого тяжелого от-
деления от матери, разрыва единства с нею — и начинается
трагедия Эдила, так называемый эдилов комплекс, который,
будучи доисторическим событием, ©се еще играет решающую
роль в определении организации личности человека и как пер-
вая любовь, и как первая ненависть. Более того, согласно не-
которым современным исследователям Фрейда, как и самым
ортодокс а л ыпьим фрейдистам, типа Отто Ранка, почти все по-
следующие любо(виые отношения человека, в том числе и
coitus, суть суррогаты его первой эротической любви, его ин-
фантильных влечений к матери, 'ибо лочти все эти влечения,
без каких-либо исключений, заимствуют свою психическую
энергию от этого первого, ныне вытесненного в Ubw собы-
тия—от этого так называемого эдипова комплекса. К тому же
Фрейд находит, что в дальнейшем человек разыгрывает, сам
того не осознавая, все ту же -первую сцену любви и ненави-
сти, перенося при этом на других- вое эти свои вытесненные,
а потому и живущие вечно чувства к матери и к отцу —
чувства любви и чувства ненависти, в основе чего и лежит,
как полагает Фрейд, соответствующий механизм —■ .меха-
низм пере н ,е с е н и я. В общем, по Фрейду, переносиьимн
могут быть не только события любовные, но и события, свя-
занные с чувством ненависти, — весь эдипов комплекс. При
этом, кстати сказать, происходит бессознательное, —- а не соз-
нательное, конечно, — перемещение вытесненных сексуальных.
70 Ж -П. Сартр, Слова, JVL, L966, стр. 34.
ПО

»влеч-емий со*своего прямого объекта -на другой — замещаю-
щий. Отсюда и основной «смысл» самого этого перенесем я:
найти -путь обхода резких запретов «официального созлашия»,
чтобы тем самьвм добиться опраделетной разрядам егои-гююних
ярусов (Vwb), вплоть до определенной разрядки самой систе-
мы бессознательного (Ubw). Фрейд считает, что любовная
жмз-нь человека, вся ого лирика, почти (всецело зависят от то-
го, и а сколько ему удается освободить свои сексуальные влече-
ния от их прикреплония к матери и к отцу, от этих первых
«объектов» его любви и ненависти, ибо не'реалшова.н'ность та-
кого открепления через соответствующие механизмы переме-
оеяия может привести человека к роковым последствиям —
к разъединению единого сексуального влечения на два пото-
ка: на чувственную страсть и духовную привязанность, кото-
рые оказываются никак несовместимыми на одном и том же
объакте71.
71 См. 3, Фрейд, Очерки по психолсгпи сексугльнсстн, М.. 1925;
его же Психоанализ детского страха..., М., 1913; с г о же, Гсгхсло-
гпя.сиа..., М., 1926; его же Страх, М., 1957; егг е, Бу;ли? !ссть
одной иллюзии, М.—Л., 1930; егоже, Лекции по введен' ю к ппхе рнрлиз,.
т. 1—2, М., 1923 и др.; О. R а п k , Das Inzesl-moliv in r>icl:4inf und Sa£e,
Leipzig und Wien, 1912; его ж е, Das Trauma der Geburt und Seine Bedeu-
tung für die Psychoanalyse, Leip2i£, 1924. Впрочем, шлересуктией i:rc здесь
общей п специальной проблематике сексологии, в частнестн пскх рнглити-
ческе и характеристике Фрейд ом и его последователями феномена а са в его
непосредственном связи с феноменами культуры и самой личности, их носи-
теля, особенно детской сексуальности, посвящено огромнее т-оти честно иссле-
дований, в том числе и критических-. Прежде всего определенный интерес в
этом отношении вызывают специальные исследования Ф. Ллексамдеря. Е.
Фрома, Г Маркузе и др. зарубежных исследователей, включаюцпг и работы,
посвященные эстетической сущности искусства и рассматривающие ее с по-
зиции широко нашумевшего в психоанализе так называемого элнпова комплек-
са. Основные результлты этих работ как в том, так и в 'ругсм отношениях,
характерно обобщены, например, в сборниках: Freud and the 20 th Century,
N.. Y., 1958, и Art and Psychoanalysis, N. Y., 1957. По этому поподу имеется
также огромное число исследований крайне критически пестрее иных зару-
бежных авторов, а также несколько отечественных исследований 20-х годов,,
когда в нашей литературе псе еще уделяли определенное внимание психоло-
гическим проблемам секса в их непосредственной связи с проблемами лично-
сти, сознания и бессознательного психического, особенно критическому ана-
лизу специальных исследований Фрейда и других психоаиалитичов ц этом-
направлении. Вскоре из отечественной литературы стали постепенно исче-
зать, однако, почти всякие рассуждения о феноменах секса, как и о самом
Фрейде,, особенно а интересующих- нас здесь аспектах,, что, к сижелению»
11.1

В общем, почти все исследователи Фрейда, будь они по-
следователями или противниками фрейдизма, согласны, что
так называемый эдипов комплекс, -по Фрейду, играет очень
важную, а иногда и решающую роль в жизни человека, пред-
определяя чуть ли не всю его судьбу, его будущее, и что сам
по себе весь этот комплекс — бессознателен и .может действо-
вать только через бессознательное, через эту «потонувшую
часть» нашей психики. И Фрейд вовсе не обвиняет человека
в этом — ни в его первой любви к матери и ни в его
первой ненависти к отцу, тогда как сам человек норой
довольно жестоко и не без соответствующих тому еамопака-
заний обвиняет себя и в том и в другом. Наоборот, Фрейд
хочет освободить человека от этого «безумия» и от этих «бе-
зумных самопаказа'ний», т. е. освободить его ог всякого
страха перед лицом собственного я, но не от всякой бо-
лезни вообще72. Фактически Фрейд был первым, кто зало-
жил основу аналитической психологии секса в ее непосредст-
венной связи с общей теорией сознания и бессознательного
психического, как общей теории личности, связав тем самым
само явление секса с .феноменом культуры (цивилизации) —
того же, «официального сознания», но не одного только бес-
сознательного. Причем, огромно в этом аспекте влияние
Фрейда на психологическое и психосоматическое мышление
нашего века как в отношении совместной постановки пробле-
мы сознания и бессознательного психического в связи с более
общей проблемой личности, так и в их комплексной трактов-
ке вместе с не собственнопсихологическими проблемами сек-
са73.
(9) Однако для нашей цели изложения важны не только
и не столько сами эти положения (причем, положения, каса-
ющиеся не одного .феномена секса, но и явлений сознания,
бессознательного психического и самой личности, их носите-
ля), вместе взятые, но и последствия, вытекающие из :них.
Последствия же эти, по всей вероятности, .могут быть сведе-
ны к следующему.
способствовало не развитию отечественной психологии личности, а столь
неправомерному распространению идей Фрейда ;на западе. И лить в пос-
ледние годы стали восполняться весьма существенные пробелы отечественной
науки в этом направлении. Весьма результативными и, пожалуй, оСна-
деживающими, как нам кажется, на этот счет могут быть отдельные новые
начинания советаа.х'психологов и социологов.
72 Ср. F. А 1 е х а п (1 е г, Psychoanalysis and Psychotherapy, N. Y., J£6L
73 См. E. F г о m m , Sex and Character, Psychiatrie, v. 6, 1943, H. M a r-
c u s e, Eros and Civilization. A philosophical Inquiry into Freud, N. Y., 1962.
,112

Во-первых. Так называемый эдипов комплекс — основ-
ное понятие фрейдовской теории секса, и объясняет оно мно-
гое. Во всяком случае, Фрейд пытается объяснить им многое.
а, в первую очередь, как прошлое, так и настоящее и будущее
человека и всего человечества. Так, Фрейд находит, что толь-
ко это понятие может объяснить нам мифы и родственные
им сказания 'народов о кровосмесительстве, о смутных, а
иногда и явственно выраженных сексуальных влечениях муж-
чин — к матерям (и сестрам) и женщин — к отцам (и (брать-
ям) , об убийстве или избиении отцов сыновьями и сыновей
отцами. Это ужасно, но это — прошлое, и не только прошлое,
все это свойственно человеку: человек слаб, и он действи-
тельно от природы ниже, чем сам себе это представляет.
Иной раз именно это обстоятельство и рождает в человеке
бессознательное, хотя и вполне реальное желание скрыться
от самого себя и от своей собственной истории, от своего про-
шлого, покинуть их навсегда — влечение к смерти и к разру-
шению. Но нет, человеку не скрыться ни от самого себя, ни
от своей собственной истории — от своего прошлого и от
своего настоящего, покинуть их хотя бы на миг, чтобы от-
влечься. А если, тем не менее, его и влечет к смерти и к раз-
рушению и он вообще способен что-то разрушить, так это
только в силу наличия у него истории и даже благодаря ей.
Прошлое может подвигнуть человека на многое и лишь та-
ким образом сделаться настоящим, то легким и прекрасным,
то жестоким и безобразным, мучительным. Человеку не уйти
ни от самого себя, ни от своей собственной истории. А исто-
рия у него далеко не такая уж привлекательная, -ка^ой он хо-
тел -бы видеть ее, она ведь не всегда безупречна и чиста, ско-
рее .наоборот. Иначе нечего было бы скрываться от самого
себя и от своей собственной истории, и человек вовсе не стал
бы воспринимать трагедию Эдипа, по знаменитому произве-
дению Софокла «Царь Эдип», с 1'аким большим потрясением
ума, так мучительно и возвышенно, и счел бы ее за редкое
исключение, совершенно не типичное для человека, тем бо-
лее, что она никак не уадрашает, а, наоборот, делает страшно
мрачной его жизнь. Но нет, в мире нет ни одного человека, на
которого трагедия Эдипа не произвела бы самое потрясаю-
щее впечатлогпие как нечто тшиичное и возвышенное и кото-
рый не увидел бы в ней свою собственную трагедию — тра-
гедию своего собственно-для-себя-бытия, своей личности. Де-
ло в том, что человеку дано не одно «слишком человеческое»,
иной раз оно и вообще недоступно ему. Да и не следует стре-
миться к этому и становиться богом, ибо он и TaiK неплохо
чувствует себя в своей непосредственной близости с «доисто-
8. А. Е. Шерозия 113

рическим человеком», все еще неизменно продолжающим в
нем жить.
Трагедия Эдипа — прежде всего, трагедия этого до-
исторического человека, вместе с нами повторяющего все ту
же безобразную, а, может быть, и вовсе гне безобразную,
сцену лервой любви и пер-вой «ненависти. И все же трагедия
эта, — а тем более дремлющий в нас эдипов комплекс
— потрясает наши умы, мбо о,на обращена лрямо на нас и на
наше бессознательное — как на область исключительно вы-
теснен/ного, но не на наше сознание — на эту непосред-
ственную основу нашей самости и самости всего человечест-
ва. С «позиции нашего бессознательного эта трагедия вполне
понятна, к нему она и идет навстречу, тогда как с позиции
сознания она вовсе непонятна и его она просто потрясает. Но
гениальность Софокла и созданного им образца художест-
венного слова, гениальность искусства вообще не в этом, а в
том, что ему удается сделать так, что и наши потрясения,
удивления, и наши восхищения, и возвышенность наших
чувств, и наши отвращения, бунты и запреты нашего я,
связанные с сей трагедией, мы воспринимаем как результаты
«сотрудничества» и «борьбы» между двумя взаимоисклю-
чающими системами нашей психики — сознания и бессозна-
тельного, из которых первое зовет нас на путь прогресса и
цивилизации, навстречу их жестоким запретам: «не вес доз-
волено», тогда как второе, наоборот, — влечет назад, к при-
роде, навстречу ее отчаянным призывам; «все дозволено». И
если вообще правомерно осуждать человека за последствия,
к которым непременно ведет его этот последний путь — путь
бессознательного, то столь же правомерным будет осуждать
его и за последствия, к которым ведет его обратный путь --
путь сознания, но это бессмысленно. Стало быть, нельзя
осуждать человека ни за то и ни за другое, оба пути исходят
от него и оба пути сходятся в нем. (Вспомним, как у То-
м-аса Ма<н.на Григ-ос из «Избранника» -отвечает на иоповедь
пришедшей к нему, как к папе римскому, бывшей его жены
и матери — Сибиллы. Она признается папе, что перед браком
с собственным сыном ей -«открылось ужасное тождество мла-
денца и мужа, к душа ее содрогнулась от страха, iho содрогну-
лась лицемерно; ибо поверхностно было притворство души,
лукаво обворожившей ее сатанинским обманом, а в сокро-
венных глубинах сердца, где прячется истина, она, Сибилла.
отнюдь не обманывалась, и страшное тождество стало ей
ясно с первого же взгляда, и она бессознательно и вместе с
тем сознательно вышла замуж за собственного ребенка, по-
тому. :го снова увидела в нем собственную ров'ню себе». И
114

папа, узнав в женщине свою мать и жену, отвечает ей с по-
зиции мысли о несовершенстве не только человека, но и бо-
га: «Мера греховности богом не установлена, тем более в
глубине души, где уже невозможны .никакие уловки, твой сын
тоже отлично знал, что любил не кого .иного, как свою мать О
Противоречие, открытое Фрейдом, поистине поразительно,
В первую очередь оно обращает <на себя вн«мание своей пара-
доксальностью. Но сам Фрейд, как, впрочем, и некоторые сов-
ременные фрейдисты, больше пытается найти ему все новые и
новые подтверждения, чем соответствующее объяснение. В
рамках фрейдизма это {противоречие необъяснимо и нераз-
решимо; и, напротив, оно само, со своей стороны, у Фрейда
объясняет все сооружение надстроечных систем нашей пси-
хики, в первую очередь само художественное и собственно эк-
зистенциалистское сознание, почти весь феномен куль-
туры.
(а) Это первое, по основному смыслу, положение, так
непосредственно вытекающее из собствепнопсихоаналитичес-
кого учения Фрейда о сексе. Оно и один из главных способов
приурочить это учение к общей теории сознания и бессозна-
тельного психического как общей теории личности. Во всяком
случае, почти у всех фрейдистов и неофрейдистов, как и у са-
мого Фрейда, понятие эдипова комплекса объясняет не только
трагедию Эдипа и шрочие мифы о кровосмесительстве и отце-
убийстве, но и всю специфику искусства — область нашей ли-
рики, нашего естества, и как непосредственную сферу нашей
любви и как непосредственную сферу нашей ненависти. Дру-
гих измерений она, эта область нашей священной лирики, как
и само искусство вообще, не имеет. В этих же взаимоисклю-
чающих измерениях искусства, <и нашей лирики и нашего ес-
тества, дано все наше «художественное сознание», искусство
и есть это сознание, через которое так торопливо проносятся
тени от нашего бессознательного, способствующие или его вы-
сокой упорядоченности и разумности или, как раз наоборот,
его неупорядоченности и безумию — безумию нашего созна-
ния. Дело в том, что за спиной всякого нашего сознания, —
но не только художественного, — всегда стоит наше бессоз-
нательное как его оборотная сторона, его подлежащее, то
прямо толкая его вперед ко все еще неведомым нам слоям
истины, то разрушая его (сознание) вовсе. Во всяком слу-
чае, Фрейд считает, что почти во всех результатах нашего со-
знания и в том и в другом направлении, если соответствую-
щим образом проанализировать их, всегда видны следы на
шего бессознательного, оно само, как таковое. Больше того,
само это сознание в лучшем случае только повторяет бес-соз-
1.

нательное, и все образы, которые оно вообще в состоянии
принять, суть прообразы этого последнего. При этом созна-
ние может исказить .подлинное лицо бессознательного, но не
стереть его совсем. Искусство, как одно из возможных про-
явлений человеческого сознания, как само наше художест-
венное сознание, не составляет, конечно, никакого исключе-
ния в этом отношении. Наоборот, оно, как и почти все зда-
(нме культуры, с его двумя .взаимоисключающими измерени-
ями — с измерением любви и с измерением ненависти, имеет
более прямые отношения с феноменом эдипова комплекса,
ибо, с точки зрения Фрейда, оно только и .повторяет его, этот
эдипов комплекс, и ка.к первую любовь, и как первую нена-
висть.
Этим объясняется, что проблема эдипова комплекса —
проблема первой любви и первой ненависти, иицестуозных
желаний, чувств и представлений, отцеубийства и других вле-
чений человека ко всему дурному, к смерти и разрушению
вообще, — находит свое непосредственное отражение в сов-
ременном искусстве, нередко составляя даже главное его со-
держание, но не только в мифах и в искусстве древности.
Кстати, искусство, как и литература древности полны удиви-
тельных образов, созданных на мотив о великой тайне чело-
века, целеустремленные взоры которых с их саркастическими
улыбками на вполне довольных лицах смотрят прямо па пас,
как на своих противников, -казалось бы, давно отказавшихся
от этих образов и от этой тайны. Но великая тайна о челове-
ке так и остается его великой тайной, и в лице изумленных
героев искусства и литературы наших дней в некоторой сте-
пени происходит возрождение этих образов через те же са-
мые мифы, через искусство античных времен. При этом, ко-
нечно, идеи Фрейда все больше и больше проникают do все
сферы культуры в целом, по не только в холодное мышление,
в частности, в психологическую мысль современного Запада,
а через нес и, в первую очередь, — в область искусства и
литературы — в область красоты и теории о красоте, в эсте-
тику. Непосредственное заимствование и лишь легкая сти-
лизация крупными современными писателями типа Жана
Ануй («Медея» и другие пьесы из его так называемых «чер-
ных пьес»), Жана Кокто («Антигона», «Орфей», «Адская
машина» и др.), Уильяма Фолкнера и Альбера Камю своих
героев, -почерпнутых из античной трагедии, — одно из ярких
тому подтверждений.
На гребне сего характерного подъема, последовавшего
за столь многозначительным молчанием, наступившим сразу
же после античности и эпохи позднего возрождения, в совре-
11G

■ментом иокуастве и литературе вознесся Жаш-Поль Сартр —
этот крупнейший французским экзистенциалист и эссеист
атеистического толка, заставляющий человека так непосред-
ственно и так красиво испытывать на себе космический ужас
и оплакивать себя и свою судьбу в -состоянии крайней напря-
женности и, однако, при мысли о потере бога «испытывать»
и «оплакивать» не иначе, как убедившись в своем собствен-
ном ужасе, .в уж-асе своего собственно-для-себя-бытия, своей
личности, как в чем-то неизбежном и предопределен ном, как
в роке, причем, убедившись не только и не столько теорети-
чески, сколько на собственном опыте отчуждения от самого
себя, при непосредственном соперничестве с »богом ;и при ос-
ведомленности о «сотрудничестве» в нем «слишком человече-
ского» и «античеловеческого». Даже .самое беглое сравнение
сартровского, собст-вепноэкзистенциальпаго, метода исследо-
вания личности и ее нижних ярусов с фрейдовским, собст-
веннопсихоаналитическим методом зондирования того же
в и утреннего мира человека, его -глубинных сил и тайников
душ1И, может убедить нас в самом существенном и характер-
ном сходстве между этими двумя вза^мосвяза'И.пьгм.и и взаимо-
дополняющими способами наблюдения над человеком через
удивительно пеструю сферу его -психики и его естества, че-
рез «страдания и искупления», через «грехи» и «вины» про-
шлого, через «бренность существования». Ведь (не случайно
сам Сартр называет свой метод анализа структуры бытия
экзистенциальным психоанализом, и у него, как,
впрочем, и у Фрейда, легко наблюдать, как именно человек
л.мшастся обычных ограничений со стороны разума (цивили-
зации) и как в нем дают себя з-нать его специфически биоло-
гические .установки, его вытесненные чувства и желания,
представления и тра.вмы детства, так характерно довлеющие
над ним всегда. В этой связи мы могли бы сослаться почти на
все главные философские н литературные произведения Сар-
тра, в первую очередь па его главное философское сочинение
— «Бытие и ничто»74, настолько ярко и последовательно вы-
ражена у него эта идея и это сходство.
В общем, такое непосредственное и глубокое влияние
идей Фрейда ;и его собстве^нопсихологп'чеакого учения, в
частности учеши я о сексе, аб шщестуозпых желаи-гиях и чув-
ствах, об отцеубийстве и прочих влечениях человека ко все-
му дурному, к смерти и разрушению вообще :в их п он о=с род-
ственной связи с общей теорией Фрейда о сознании и о бес-
сознательном психическом как общей теории личности, па
71 J.-P S а г 1 г е, L'Etie et lc Neanl. Paris. 19-13.
117

столь широкое р а сор остр а не пае и развитие шбствеппоэкзи-
стенциалистских тенденций в современном западноевропей-
ском искусстве и литературе, но не только на самое широкое
раютространение и развитие самой 'экзистенциалисте-'ой
философии, особенно на столь широкое распространение эк-
зистенциальных тенденций сартровского, атеистического тол-
ка, очевидно, в свою очередь, во многом повлияло и па весь
ход дальнейшего развития самого учения Фрейда. Это уче-
ние оказало и оказывает самое непосредственное и 'глубокое
влияние также и на отдельные -проявления реалистического
искусства и литературы, в том числе и на демократическую
и гуманистическую литературу нашего -века, при отсутствии
какой-либо строго определенной программы в этом отноше-
нии, а иногда даже при наличии программы явно противопо-
ложной. Дело в том, что после Фрейда, и не без достаточных
к тому оснований, почти что вся область вытесненнего — и
(прошлого и настоящего, и духовного и духовию-тлотского, все
травмы глубокого детства, мифы »и иные связанные с ними
сказания из истории того или иного народа — находят свое
отражение в современном западноевропейском и американ-
ском искусстве и литературе не иначе, как через посредство
фрейдовских собстветшоп-оихо аналитических учений о сексе,
об инцестуозных желаниях и чувствах, об отцеубийстве и
прочих влечениях человека ко 'всему дурному, о смерти и
разрушении вообще. Причем, три сравнительном анализе
учений Фрейда и современных экзистенциалистов это сходст-
во между ними можно было бы сделать не только и не просто
очевидным, но и интимно необходимым в общем потоке раз-
вития научной, философской и художественной мысли века.
В системе современных буржуазных, особенно западноевро-
пейских и американских, философии, искусства и литературы
соответствующие учения психоаналитиков и экзистенциали-
стов не только обусловливают, но и дополняют друг друга.
Это прежде всего касается общей теории сознания и бессоз-
нательного психического как общей теории личности, фун-
кционирующей в рамках данной системы.
Фрейд считает, что в конечном счете только специально
постулированное им учение о бессознательном психическом
могло бы объяснить нам наличие так называемого эдипова
комплекса в современном человеке, его собспвенноэк'зистсн-
циалистское сознание вообще. Эдшк/в комплекс — это
собственнопсихоаналитическое понятие Фрейда о совершен-
но бессознательном состоянии души, обозначающее и объяс-
няющее не только самые интимные влечения человека ко все-
му дурному — к смерти и разрушению, его полную (нравст-
118

венную) глухоту .и агрессивность, ссылаясь на вполне значи-
мые эмоции, наступающие сразу же после утраты первой
любви и первой ненависти 'или -при их наличии, но и на слиш-
ком 'большую чувствительность и покорность судьбе, ссыла-
ясь :на те же вполне значимые эмоции .при той же амплитуде
движений. Поэтому, естественно, у Фрейда и у его наиболее
ортодоксальных последователей, ,как только речь зайдет об
этом комплексе, мысль о нем всегда фигурирует как мысль
о самом бессознательном психическом, а следовательно, и о
предлагаемой ими на этом основании общей теории лично-
сти. Во всяком случае, в системе Фрейда она больше служит
интересам данной теории, чем собственно сексологии — тео-
рии о сексе. По существу это 'следует сказать и о сфере при-
ложений этой теории, ib том числе и о сфере приложений поня-
тия эдитова комплекса в искусстве и литературе с их двумя
взаимоисключающими и ,в то же В1ремя взаимообуеловливаю-
щими измерениями—с измерением первой любви и с измере-
нием первой ненависти. Ведь, по мысли Фрейда, как раз эти
величины — эту любовь и эту ненависть — и следовало бы
положить в основу 1вся1кого искусства и литературы, ибо, сог-
ласно Фрейду, вся жизнь и вся судьба человека, как было
отмечено выше, почти всецело зависят от того, насколько
удается ему или удается ли ему вообще освободиться от его
инфантильных сексуальных влечений к матери и непосред-
ственно связанной с ними ненависти к отцу, от так называ-
емого эдипова комплекса и как первой любви, и как первой
ненависти. Сам Фрейд, как известно, считает, что процесс
вытеснения эдипова комплекса далеко не всегда проходит
безболезненно; напротив, он часто приводит человека к нерв-
ным заболеваниям, особенно к разным фобиям, а нередко и
к яр'ко выраженным бессознательным .влечениям, к крово-
смесительству и отцеубийству, ко всему дурному вообще —
к смерти и разрушению.
(б) К тому же, кстати, искусство и литература пред-
ставляют собой не только и не просто сферу приложения фрей-
довских понятий и теорий о сексе и о бессознательном пси-
хическом вообще, но и сферу их непосредственного подтвер-
ждения. Искусство и литература — один из главных источ-
ников, откуда психоанализ черпает нужные для своих тео-
рий материалы. Как известно, на этот счет имеется не одно
высказывание Фрейда, и все орги сводятся к тому, что люди
искусства, особенно поэты, являются непосредственными со-
юзниками психоанализа, знакомящими человека со все еще
неведомой для науки и для «школьных мудрецов» сферой его
психической жизни, ибо, говоря словами Фрейда, в знании
119

психологии они оставили нас далеко позади. В сущности опи-
то и открыли бессознательное75.
В искусстве и литературе, поскольку они суть более ин-
тимные, чем наука и философия, системы отражения, конеч-
но, можно найти много конкретных фактов исключительно
бессознательных проявлении феноменов секса в их самой не-
посредственной связи с так красиво выраженной трагедией
человека, связанной с дремлющим в нем эдиповым комплек-
сом, трагедией первой любви (к матери) и первой ненависти
(к отцу). Более того, во многих отношениях Фрейду прихо-
дится постулировать, и он действительно, можно сказать, по-
стулирует сбои теории о сексе и о бессознательном психиче-
ском этими фактами — мифами и сходными с ними ска-
заниями из глубокой древности человечества. Ибо не только
искусство и литература античных времен, но и 'искусство и
литер-атура наших дней, в том числе и реалистических ориен-
тации (Ф. М. Достоевский, Т. Манн, С. Цвейг, Ж.-П. Сартр,
Юджин О'Нейл, У Фолкнер и др.). заставляют нас во мно-
гом считаться с этими фактами и принять некоторые поло-
жения Фрейда, в частности его теории о саксе -и о бессозна-
тельном психическом, только в ином лонтман-ми, конечно, и
в иной системе общей теории личности. Разве один Достоев-
ский с его огромным литературным наследием не мог бы
служить нам самым ярким и самым убедительным подтвер-
ждением этого? Ведь мир Достоевского — это мир «инакого»
искусства, самого поразительного и странного, но самого нас-
тоящего и страшно 'непосредственного, может быть. Так вот,
только упрямство в науке могло бы отказать человеку в бес-
сознательном, однажды познакомившись с этим удивительно
сложным и волшебным миром — с миром Достоевского. Кто
мог бы объяснить, а тем более оправдать, этот мир, хотя бы
одно стремление Раскольникова — стать Наполеоном — од-
ним только сознанием?!
Однако на этот раз оставим Достоевского и его литера-
турное наследие, составляющее гениальное .исключение из
сего мира инакого искусства, и обратимся к более обычной
литературе и ее героям из современной жизни, причем, к реа-
листической литературе нашего века с демократической и
гуманистической ориентациями, подвергшейся непосредст-
венному влиянию идей Фрейда и его психоаналитических уче-
ний по ходу житейской практики современного человека. Та-
ких памятников искусства и литературы, как и самих ху-
дожников и литераторов, очень много, особенно в искусстве
75 См Art and Psychcnnahsis, \ Y 1957.
120

-и литературе современного Запада, да не только з них. К
числу таких литераторов отнооится, например, Леонгард
Франк с его широко известным наследием, о котором час-
тично речь шла выше при соответствующей интерпретации
некоторых аспектов теории Фрейда о бессознательном психи-
ческом то хорошо наблюдаемой трагедии современного че-
ловека и его сознания на примере трагедии лоэта-ублйцы из
упомяну того рассказа Фрашка — «Причина». Трагедия же
эта примечательна тем, что с позиции ее носителя, или ее
субъекта, она рассматривается как результат его давно вы-
тесненных, вполне бессознательных детских переживаний,
причем переживаний, всецело окрашенных детской сексуаль-
ностью. Дело в том, что при наличии этих переживаний и
(возникших через них влечен-ий ко всяческому дур/пому, сог-
ласно психоаналитической теории Фрейда о бессознательном
психическом, в частности по одному из исходных положений
данной теории о реактивном характере самой системы \Jh\w
он не мог подчинить себя воле сознания и сохранить эти ре-
активные влечения втуне. То, что он излил эти влечения имен-
но в убийстве, — это не главное (главное, что он не мог не
«излить» -их так1 или -иначе), скорее, наоборот, это — случай-
ность, ибо, согласно интересующим нас здесь теориям о бес-
сознательном психическом и согласно наблюдениям самого
убийцы «ад реализацией своих влечений, о чем он так основа-
тельно повествует, в убийстве старого учителя в той же мере
могли быть виновными и другие, даже судьи и присяжные
(«Господа, нет вашей личной заслуги в том, что вы — судьи,
а я — убийца... Очень легко могло все быть наоборот»), целое
общество, в первую очередь, отец и мать, Отец — потому, что
он впервые обрушился на его первую любовь и на его первые
сексуальные влечения, сделал его носителем долга, оборвав
тем самым и эту любовь и эти влечения, довольно послушным
и слишком чувствительным ко всем унижениям, но в то же
время исполненным ненависти, прежде всего ненависти к »нему
самому. («Однажды отец велел мне примести дубовую ли-
нейку, а потом приказал опустить штаны. Крепко привязав
меня к столу, он.... -перед всей семьей... А на другой день,
когда мой товарищ случайно произнес слово «линейка», я с
рыданием бросился на пол. Я ревел, как помешанный, убе-
жал за город, долго бродил по полям и, мучимый безнадеж-
ностью, поджег какой-то сарай. Он сгорел дотла... Много лет
я не мог объяснить себе, почему поджег сарай... По справед-
ливости надо сказать, что не я, а мой отец был поджигате-
лем. — Точно так же можно сказать, что .прадедушка, кото-
рый давно истлел!») А мать — потому, что сын ее не могпол-
\2)

ностью освободиться ни от своей первой любви, ни от своих пер-
вых сексуальных влечений — от своего эдипова комплекса
вообще. («—Скажите мне, ка>к вра»ч, не ускорит ли это не-
счастье с-мерть -моей матери? — Врач погладил ов-ою «бороду.
— Старые люди не умирают так быстро от душевного потря-
сения. Можете не беспокоиться. — Так она не умрет? —
с ужасом воскликнул поэт. — А вы хотите, чтобы ваша мать
умерла? — Это было бы прекрасно. — Если бы ваша мать
умерла? — Да... Я ведь не Христос. У врача вдруг вспыхнуло
подозрение, что поэт симулирует. — Возьмите себя в руки,
— сказал он с иронической усмешкой. — Не могу. Не могу
же! Я ведь не Христос. Я люблю свою мать. — Он не заме-
тил, что подозрение врача усилилось, — Я не Христос!»)
Подобные случаи не редкость ни в жизни, пи в искусстве,
ибо, как могли бы на этот счет сказать Фрейд .и его безобид-
ные последователи из современных литераторов-психоанали-
тиков, -в том числе и экзистенциалисты, ничто не проходит
бесследно, забвение опасно. Так, самые темные, как и самые
светлые, особенно неудовлетворенные переживания детства
продолжают существовать, забытые ребенком, взрослеют
вместе с ним и впоследствии во многом определяют его мер-
зкие, реваншистские поступки. (« — Унижающие пережива-
ния — причины позднейших преступлений — только взрос-
лым кажутся ничтожными. Ребенок воспринимает их как не-
что ужасающее... Я испытал это на себе... Дети, с которыми
обращаются плохо и злобно, переживают сильные муки и
неожиданные страхи, но с ума они все-таки не сходят, не то,
что взрослый, которого поражает тяжкое несчастье. В этом
случае сама природа отражает удар и дарует ребенку забве-
ние. Иначе безумных детей было бы больше, чем безумных
взрослых. Во всех городах протянулись бы целые улицы
Детских сумасшедших домов».) К тому же в поступках детей
повторяется еще и глубокое прошлое, так же, как и видно са-
мое отдаленное будущее человечества: забвение опасно не
только для детей, но и для нас самих, ибо и мы, будучи
взрослыми, готовы любить, как и мстить .ча свою любхть,
особенно за свою первую любовь и первые сексуальные вле-
чения. Интересующий же нас здесь поэт-убийца из упомя-
нутого рассказа Леонгарда Франка оказался более воздер-
жанным в этом отношении. (Ср. с Арзаканом Звамбая из
«Похищения лупы» известного грузинского писателя Кометап-
т-инэ Гамсахурдия: Мучимый кошмарами во сне, так неожи-
данно наступившем при тягостной перепалке с сыном, Кац
Звамбая — отец Арзакапа — вдруг услышав чьи-то шаги,
проснулся и видит: «...Арзакан куда-то собирается. — Куда
122

ты, парень? — окл-икнул он. — Куда, это мне знать. — Кац
Звамбая вскочил с пост-ели. — Я тебя опрашиваю: куда ты
идешь? — В Тифлис иду. Чего тебе еще? — Как это — чего?
А кто будет отвечать за твою кровь, если тебя прикончат Тар-
ба? — За себя я сам ответчик. — А не я ли? — Я са.м. —
Кто же это нас разделил? — Тот, кто породил меня. — Кто
породил тебя?! Я тебе отец, и знай, ты моя кровь... — Арза-
кан замолк, т-ю отец не угомонился. — Не в том дело, что
тебя убьют! За твою кровь я должен получить плату
кровью. Ведь в тебе течет моя кровь! Арзакан встал,
►потянулся за шашкой. Кац Звамбая тоже поднялся, вы-
нул из-под изголовья кинжал. Озверевший отец двинулся
«а Арзакана. Тот отступил на шаг, «нащупал рукой ма-
узер. Загремел дэвов котел. Но вот дым рассеялся. Кац
Звамбая распростерся у оча.га, заливаясь кровью. Выскочив-
ший из орбиты правый глаз так пронизывающе глядел на
отцеубийцу из-под брови, будто силился проникнуть в самую
душу его. Потрясенный Арзакан не выдержал — он скинул
бурку и покрыл ею покойника». И случилось все это с топ
быстротой неизбежности, что иначе могло быть только нао-
борот — сам отец мог бы убить своего собственного сына, та-
ким омерзительным и скверным, таким безобразным и тем-
ным показался он ему в том кошмарном сне, перед смертью.
Перед тем, как он шробудидся и столкнулся со своим сыном.
ему привиделся страшный сои: «В Оку ми варшулся Ка*ц Звам-
бая. Поздняя ночь. Дом заперт, входные двери заколочены
гвоздями. Прошел к сарайчику Арзакана. Приоткрыл двери
и видит: лежат рядом Арзакан и его жена, собственная Арза-
канова мать. Оба видят отца семейства, но Хатуна лишь бес-
стыдно смеется, а, Арзакан зло глядит на отца — как он пос-
мел воротиться и помешать! Что это — сон или явь? Нет,
Кац Звамбая ясно видит эту ужасающую картину. В оцепе-
нении застыл он перед ложем жены. В тело е»го слоено вон-
зились острые шипы, волосы поднялись торчком, что мечи. В
бешенстве схватился он за кинжал и вмиг снес Арзакапу го-
лову. И -видит он — голова Арзакана валяется у очага. Гля-
нул еще раз: голова Арзакана. Но глаза, эти узкие смеющие-
ся глаза! В них он узнает глаза раздавленного Мезира, .и по-
чему-то они напоминают ому собственные глаза. Старик за-
метался »в помутнении рассудка: знать бы, чьи эти глаза? Бе-
сят, изводят его эти глаза. Он хочет подскочить, снова раз-
давить их. Но они выкатились из орбит, забились в мучной
ларь и подняли визг, истошный визг»,)
(ib) Итак, первая отрубленная голова — голова отца, и
отрублена она руками его собственного сына, из-за первых
123

слов, слов запрета — «ты не должен», (брошенных ему отцом
извне и -налагающих, в первую очередь, затрет 'именно на
его тервую любовь и на его первые сексуальные влечения к
матери. Вспомним:, например, о последнем разговоре осуж-
денного на смерть лоета-убийцы со своей матерью при про-
щании. (« — Как поживает отец? — Мать посмотрела па ру-
ки, лежащие у -нее на коленях. — Ох, ему только бы газета
была... привет передает тебе... Плакать он не мог Он ска-
зал, сто марок мы бы для тебя раздобыли. — Вот как, —
сказал поэт одними губами. — Но ты это не ради них сде-
лал, — сказала она беззвучно. — Он-то никогда не был
умен. Я думаю, такая уж твоя судьба. По-другому быть не
могло. Ведь я-то знаю, что ты не злой человек».) Эдит о©
комплекс предопределяет многое, он и рубит головы — таков,
уж железный закон природы. Так, по крайней мере, мог бы
сказать Фрейд. Но отрубленная голова — это могуществен-
ная, опасная голова, ибо всякое убийство человека, совер-
шаемое мужами закона, будет непременно отомщено — оно
породит тысячи новых уб.ийств и тысячи неправедных суден.
Так, вместе с поэтом-убийцей, осужденным на смерть, мог-
ла ответить на это почти вся интересующая нас группа ли-
тераторов, в том числе и сам Фрейд. Отсюда и их гуманизм:
не надо рубить головы ни ради любви, ни ради ненависти, а
тем более ни ради устрашения. Но разве люди могут не ру-
бить головы ради любви и рада ненависти? — возразили бы,
наконец, фрейдисты, и это вовсе не прекратило бы спора, ибо,
по их млению, сам человек «содержит в себе не только «слиш-
ком человеческое», но и нечто «античеловеческое» и он всегда
должен найти -путь ik его реализации, И не на это ли, скорее,
намекает у Леонгарда Франка тот факт, что у него фактиче-
ски гибнут чуть ли не все прямые носители идеи гуманизма
— в дашом случае и поэт-убийца и его одноглазый присяж-
ный. Неужели одна мать поэта, так смертельно зараженная
самым кошмарным чувством бегства от жизни и от бога и
без надежд и без надзора, выпущенная на все четыре сторо-
ны, может остаться носителем великих 'идей гумамиз-ма, их
поборницей? Не гибнут лтс вместе с поэтом-убийцей и его
Одноглазым присяжным ,и эти идеи, и этот (гуманизм?
(Ср. с тем же Арзакаиом — убийцей из указанного романа
Константина Гамсахурдия, с его идеями и их судьбой.)
Отсюда необязательно, однако, делать вывод об антигу-
■манизме самих фрейдистов, Фрейд наоборот, в своей систе-
ме анализа глубинных сил человека находит известный прин-
цип «исцеления через осознание». Во всяком случае, в нем.
усматривает он свою основную цель и. как психолога и как
124

■собственно психоаналитика, и мы не должны отказывать
ему в этом. Да и вряд ли относительно при ид ил а ««исцеления
через осознание» правомерно и необходимо Taii< поступать,
Фрейд вводит этот принцип не только и не столько как прин-
цип «исцеления» от старых предрассудков и от иардидизма,
по in как принцип «исцеления» от трагедии, да;же гирци роковой
ситуации. (Ср. с высказыванием Стефана Цвейга о Фрейде
как о великом разрушителе древних скрижалей и антииллю-
зионисте, который «обоим беспощадным рентгеновым взором
проникает сквозь все покрытия», а также и то, что Томас
Манн говорит об учении Фрейда словами одного из своих ге-
роев, гуманиста Сеттембриани: «Психоанализ хорош, если
он — орудие просвещения и цивилизации, хорош, поскольку
он расшатывает глупые взгляды, уничтожает врожденные
предрассудки, подрывает авторитеты, — словом, хорош, ког-
да он освобождает, утончает, очеловечивает и делает его ра-
бов созревшими для свободы. И он вреден, очень вреден, по-
скольку тормозит деяние, подтачивает корни жизни оттого,
что не в силах дать ей форму. Такой анализ может стать де-
лом весьма неаппетитным, как смерть, с которой он, собст-
венно говоря, и связан, — он сродни могиле и ее подозри-
тельной анатомии».)
Во-вторых. Что до принципа «исцеления», то Фрейд не
только и не .просто касается души человека — чужой и своей
собственной, — все больше и больше находя в ней самые ин-
тимные и запретные тайны, в том числе и самые болезненные
и безобразные, вплоть до эдипова комплекса, по и пытается
избавить человека от этих тайн, в первую очередь от так на-
зываемого изначального чувства стыда, наступающего при
первом же появлении самой -.мысли о возможности стать пред-
метом, а тем более субъектом и носителем постыдной траге-
дии царя Эдила: будучи всецело предоставлен «приидипу нас-
лаждения», в глубоком детстве человек свободен в своих ппде-
стуозных влечениях к матери, тага же как .и в своих враждеб-
ных желаниях по отношению к отцу—в своих далеко идущих
детских стремлениях и самых заветных мечтаниях, даже при
их осуществлении в той или .иной форме игры © ра?ных ролях,
и он охотно строит свой мир — мир своих бесконечно исче-
зающих и возникающих из этих мечтаний самых разнообраз-
ных, а порой и вполне амбивалентных чувств и образов; од-
нако у человека быстро проходит и эта радость, принесенная
из глубокого детства, и по мере того, как начинает появлять-
ся «принцип реальности» вместе с вечно сопутствующим ему
все более резко звучащим для него голосом отца: «ты дол-
жен», «ты не должен», происходит сплошная девальвация
125

почти всех этих духовных -ценностей детства и один' за другим
вытесняются образы и чувства из этого красиво «высказан-
ного» мира его самых заветных мечтаний, наряду с образо-
ванием его собственночеловечеокого голоса долга — совестя
с ее самым строгим цензором — так называемым «официаль-
ным сознанием», кое и занимается вытеснением в собст-
веннопсихоаналитическом смысле слова; причем, ло Фрейду,
далеко не всегда и далеко не у каждого человека вытеснение
детства проходит бесследно, иногда оно, наоборот, слишком
болезненно, 'особенно при отсутствии |реальной возможности
компенсации, и вместо вытесненных влечений у этого чело-
века рождается страх, который в дальнейшем, возможно,
трансформируется в так называемое чувство 'бегства, в бо-
лезнь или влечения ко всему дурному — к смерти и к разру-
шению.
Итак, психоанализ ставит себе целью избавить человека
от этого самого кошмарного страха и непосредственно свя-
занного с ним чувства стыда или тем, что при этом он наво-
дит его на мысль о психоаналитически правильно организо-
ванной системе воспитания, или тем, что в случаях явно вы-
раженной патологии лечит его собственнопсихоаналитическим
методом зондирования его психики, т. е. пользуясь тем самым
собственнопсихоаналитическим принципом «исцеления через
осознание»: ита.к, повторяем, психоанализ ставит цель из-
бавить человека от многого тяжелого, но отнюдь не способст-
вовать унижению и самоуничтожению его, так часто бывак>
щего пойманным или самого ее(бя ловящего на самых страш-
ных чувствах — чувствах изначального стыда и страха, про-
истекающих из этих наиболее ранних инфантильных сексу-
альных влечений к матери и непосредственно связанных с ни-
ми враждебных отношений к отцу или от самой мысли о воз-
можности таких влечений и отношений. Скорее, цинизм Фрей-
да, как и некоторых самых серьезных современных психо-
аналитиков, относится к судьбе человека (и человечества)
и к его заносчивой, непререкаемой самоуверенности в себе и
в боге, в «слишком человеческом» вообще, нежели к самому
человеку и его незавидной судьбе —* судьбе всесторонне об-
реченного. Напротив, Фрейд, как и эти ■психоаналитики, счит
тает нужным лечить человека (и человечество) через осо-
знание собственной трагедии и трагедии соответствующего
ему так называемого «официального сознания», прежде все-
го через осознание своих бессознательных психических стре-
млений, в том числе и самых постыдных, вызывающих ду-
ховную пустоту сексуальных влечений типа так называемо-
го эдипова комплекса. Дело в том, что, согласно Фрейду и
126

этим психоаналитикам, каждый правильно проделанный пси-
хоанализ души, вплоть до плоло дремлющего в ней эдипова
комплекса, помогает человеку (и человечеству) в его стра-
даниях, так же как и в его усилиях по устранению этих стра-
даний и причин, их вызывающих. Понять трагедию человека
и его «официального сознания», мир его бессознательных
психических стремлений как возможных причин его страда-
ния — значит найти путь к полному устранению или облег-
чению этой трагедии и этих страданий, и .психоаналитики
охотно принимаются за лечение души, а не только за зонди-
рование ее. Должно быть, в этом и заключается основной
смысл этого столь широко нашумевшего в психоаналитичес-
кой литературе принципа «исцеления через осознание». Со-
вершенно другой вопрос, что в самой системе психоанализа
данный принцип так и не достигает своей цели. Как метод «ис
целения» в данной системе он содержит в себе принципиаль-
ные недостатки. Но в то же время он имеет и некоторые бес-
спорные достоинства, прежде всего достоинства в самой по
становке вопроса. Тут важнее, оказывается, сама констатация
логической необходимости в этом принципе, чем этот прин-
цип, как таковой, в его собственнопсихоаналитическом по
нимапии, а тем более применении.
(а) В первую очередь, как раз эту идею Фрейда и под-
хватили современные экзистенциалисты типа Сартра, расши-
рив и углубив ее в своих философских и литературных иска-
ниях. (Разве Франц Кафка своей горькой иронией и полным
отчаяния сарказмом в адрес современного человека, самого
себя и всего человечества способствует унижению, а тем более
самоуничтожению Грегора 3-а-мзы, которого судьба вы-
нудила превратиться в какое-то страшное насекомое?76) Во
всяком случае, эту идею подхватила интересующая нас груп-
па литераторов совершенно разных направлений мысли, та-
ких, как Уильям Фолкнер и Альбер Камю. Как бы то ни бы-
ло, но в их совместной пьесе «Реквием по монахине» они
вполне сошлись в этом. Тут прежде всего обращает на себя
■■внимание внутренний механизм так хорошо задуманной, как
нам кажется, по явно недосказанной идеи авторов относи-
тельно неизбежного в наше время сопоставления современ-
ных героев человеческой трагедии, всецело предоставленных
воле рока, с античными героями с аналогичной трагедией и
с тем же роком, весьма поучительно высказанной ими через
"* См. 3. М. К а к а б а д з Человек как философская проблема, Тб.
1970.
127

соответствующие характеристики и показания, через всю
трагедию своих героев — Тэмпл Дрейк и Нэнси Мэиниго,
этих двух профеосиональных убийц и проституток, этих двух
обреченных, одна из которых — Тэмпл Дрейк — в своих по-
стыдных мыслях и вечных блудливых влечениях ко всему
дурному, в своей черно-беспросветпо-унизителыюн манере
давать показания, даже в своем животном самораскрытии и
самых интимных признаниях о превосходстве в ней зла, осо-
бенно в своих лихорадочных побегах во тьму и от тьмы, в
рок ш от рока — почти во всех этих своих еобствеипочело-
веческих качествах и в их противоречии напоминает роковую
судьбу античных героев трагедии вплоть до повторения их
эдипова комплекса: как бы заранее запрограммированная и
внутреннее подготовленная ко всему этому, Тэмпл Дрейк
должна была и она действительно бежит в грязь как до, так
и после потери однажды «равновесия», не делать это она не
может, тогда как другая — Нэнси Мэиниго — тоже профес-
сиональная проститутка и убийца, наоборот, как раз из тех
же своих постыдных и вечно блудливых влечений и мыслен
о всяком дурном, из той же своей черно-беспросветно-упи-
зительной манеры давать показания, даже из тех же своих
животного самораскрытия и самых интимных признаний пре-
восходства в ней зла, особенно из тех же своих побегов во
тьму и от тьмы, в рок и от рока — буквально из всего этого
поднимается над всеми этими человеческими слабостями и,
в отличие от античных героев человеческой трагедии, не
только противостоит року, но и предпринимает самую отчая-
ную попытку изверившемуся вернуть веру, в том
числе и вернуть самое себя.
При этом Фолкнер !и Камю, как и большинство из инте-
ресующей нас группы писателей, вслед за Фрейдом и его ор-
тодоксальными последователями пытаются охарактеризовать
человека — этого «царя природы» — не иначе, как через его
демонические личные качества, его стрессы и постыдные вле-
чения ко всему дурному — к смерти и разрушению вообще,
как и совершенно противоположные всему этому чувства —
бегство в болезнь и .прочие его собственмопсихоаналитические
характеристики, в частности через информацию, закодиро-
ванную в системе его бессознательного, но не только в самом
его сознании. (Вспомним, как Тэмпл Дрейк поясняет: «Поче-
му нас влечет дурное? Вероятно, потому, что запретный плод
сладок, слаще всего на свете, и человек к нему тянется. Во
всяком случае, меня лично дурное очень соблазняло, вот я и
согласилась уехать одна с молодым человеком, хоть он мне
п не очень нравился».) Тем самым в сущности оба эти мыс-
128

литсля — и Фолкнер и Камю, как и те же фрейдисты, должно
быть, хотят сказать, только в более обобщенном виде и в
совершенно ином звучании, что в свое время сказал сам
Ф'рейд, а именно, что сознание человека, как -и сам человек,
трагично и далеко не всегда может руководить им во всех
аспектах его фундаментальных отношений и что .поэтому, что-
бы показать действительность этого сознания, ка<к и действи-
тельность самого человека, его 'носителя, надо вывернуть эту
действительность наизнанку и показать ее с обратной сторо-
ны, т. е. со стороны бессознательного — этой глубоко «пото-
нувшей части» нашей психики. («Я видела, как совершилось
убийство, или, вернее, видела тени и убийцу. Его звали Пу-
чеглазый. Он увез меня в Мемфис на старой машине. Я мог-
ла бы поднять тревогу и созвать людей на улице любого го-
рода, через который мы проезжали. Но я не сделала этого.
Точно так же я могла бы не поехать с Гоуеном или уйти от
него после того, как мы налетели на дерево и разбили авто-
мобиль. Да, я могла бы остановить любую машину, и меня
довезли бы до... моего колледжа, или даже привезли бы до-
мой, к отцу и братьям. Они-то хорошо знал-и, что дурно,
а что хорошо. Но я этого не сделала. Нет, я, Тэмпл, этого не
сделала. Должно быть, я бездумно, бессознательно выбрала
порок».)
Тут Фолкнер и Камю подходят-таки, оказывается, вплот-
ную к вечно господствующей и, пожалуй, вечмо доминирую-
щей в современном экзистенциализме проблеме представ-
ленного ими одному только сознанию выбора — к этой из-
любленной проблеме всего нашего столетия, а не одного толь-
ко -современного экзистенциализма, к проблеме человека, его
собственно-для-себя-бытия, его личности, и решают вопрос в
пользу далеко не одного только сознания с его строгим рас-
четом, айв пользу бессознательного, при постоянном сот-
рудничестве и при сплошном антагонизме между этими дву-
мя взаимоисключающими инстанциями человеческой психи-
ки. Причем, Фолкнер и Камю -находят, что в этой неравной
схватке и при этом сплошном антагонизме с бессознатель-
ным сознание «побеждает» — или тем, что выбирает про-
тив своей собственной волн овое отрицание, или тем, что ста-
новится на путь исцеления через о с о з н а н и е свое н
иеисцел и мост и. Весьма характерными в этом отноше-
нии речами наделяют эти великие мыслители нашего време-
ни глубоко падшую женщину, убийцу Нэнси Мэн ни го, когда
она осуждает подобную себе Тэмпл Дрейк, решившую бро-
сить шестимесячную дочурку в наглухо запертом доме му-
жа, — заведомо зная, что туда долго никто не придет, —
9. А. Е. Шерозия 129

чтобы броситься в погоню за братом своего бывшего любов-
ника, черномазым и омерзительным, по ее же собственным
словам, как еамю зло. («Важнее всего двое ваших малышей.
— Я тебе запрещаю говорить о них. — Подождите. Я хочу
только спросить вас еще раз: вы действительно собираетесь
это сделать? — Я не могу иначе. — Вы знаете, что я совсем
невежествшная. Скажите мме об этом ясно, скажите та«к, что-
бы я могла понять. Окажите: «Да, я'собираюсь это сделать»!
Причиняя зло своим детям? Вы'собираетесь бросить их обоих,
толкнуть в грязь, которая нам с вами хорошо известна, —
вам и мне. Обоих погубить. И вы не попытаетесь спасти хотя
бы одного? — Да! Я это сделаю, несмотря на детей!»)
Разве наше собственночеловеческое сознание вправе или
может так поступать? Разве оно, это самое сознание, опреде-
ляет наш выбор, которым само оно и все мы, его носители,
могли бы уверенно гордиться? Если это так, то тем хуже для
него, для этого нашего экзистенциалистского сознания, и
для ,нас самих! Ил,и же, возможно, наоборот, это не то наше,
собственночеловеческое сознание принимает такой выбор, и
тогда, в полном согласии с Фрейдом, в подобных случаях
нам пришлось бы наблюдать трагедию этого сознания и то,
как через него реализуется не оно само, а нечто бессозна-
тельное. И .не шо'стулают ли так современные экзистенциали-
сты, во всех случаях предоставляя право выбора одному толь-
ко сознанию?! Не означает ли это, что ничто, перед лицом
которого стоят Сартр и Хайдеггер, для них суть то же, что
для Фрейда — бессознательное, только в «более утончен ном
и развитом виде? Как раз в этом отношении, как нам ка-
жется, психоанализ .известным образом стилизуется и совер-
шенствуется в современном экзистенциализме. Как общая
теория личности, экзистенциальный психоанализ как раз в
этом отношении и представляет собой одну из самых адек-
ватных интепретаций фрейдизма в современном модернист-
ском искусстве и литературе, как и в современной буржуаз-
ной философии .в целом. Однако об этом дальше и в иных
аспектах проблемы.
(б) А пока вновь вернемся -к вопросу об основной идее
Фолкнера и Камю, по их совместной пьесе «Реквием по мо-
нахине», памятуя при этом, что Фолкнер и Камю, как и поч-
ти вся интересующая нас группа писателей, в сущности сог-
лашаются с Фрейдом относительно того, что в каждом побе-
жденном своим злом .человеке может внезапно заговорить со-
весть, может дать о себе знать внутренний голос долга как
некое «осознанное бессознательное», но не как само созна-
ние, в обычном смысле слова, вообще, и что его дальнейшие
130

страдания через искупление, само его болезненное чувство
вины-ответственности, к тому же его визионерство, а тем бо-
лее его отчаянную готовность к самопожертвованию опять-
таки можно было бы объяснить не иначе, как путем некото-
рого собственнопсихоаналитического толкования информа-
ции, закодированной в системе его бессознательного, по не
только лишь информации, да.шмой как его создание. Так,
падшее существо Нэнои Мэнн'иго вчруг почувствовала брен-
ность своего существования, 'бренность существования своей
подруги — Тэмпл Дрейк — да и бренность существования
всех окружающих их людей, целого общества: в 'ней пробу-
дилась совесть77 («Вы хотите, чтобы дети страдали? Или
чтобы они умерли? Вы хотите, чтобы они узнали стыд, как мы
с вами? Как вы и я? А ведь :вы знаете, что такое стыд. Так
неужели вы даже и не попытаетесь уберечь от -него ваших
малышей? Вы еще хуже, чем я, хотя, видит бог, я думала,
что хуже меня нет на свете. Нет, вы не знаете того, что знает
даже такая грязная женщина, как я,—вы не знаете, что ма-
ленькие дети не должны страдать ни от стыда, ни от страха.
Только от этого их и надо защищать. Всех. Или тех, кого
можно. Даже одного, если нельзя иначе. Но для него надо
сделать все, что можно».) Тут скорее всего П'оред ними и
есть то самое «осознанное бессознательное», но не собствен-
но сознание, через которое Нэнси Мэнпиго, прежде всего,
паладаст на самое себя, и возможно, против своей собст-
венной воли, на свое прошлое и даже настоящее, т. е. напа-
Кстати, в сем изложении мы совершенно преднамеренно пользуемся
так называемыми отрицательными характеристиками личности по специаль-
но разработанной п современном экзистенциализме теоминологин, в частно-
сти терминологии Сартра и Камю («ничто», «абсурд», «страх», «бренность
существования» и т.д. и т.п.), успевшей так нашуметь в искусстве и художес-
твенной литературе, как и в самой философии современного Запада, чтобы
тем самым эту терминологию и заключенную в ней информацию сравнить
с собственнопсихоапалитмческой терминологией Фрейда и заключенной
в ней информацией как в том, так и в другом направлении, т. е. как в искус-
стве и художественной литературе, так и в самой философии. Дело в том, что
во многих отношениях, в частности в интересующем нас аспекте общей теории
сознания и бессознательного психического как общей теории личности, идеи
Фрейда, как нам кажется, в современном сюрреализме и экзистенциализме,
особенно в современном сюрреализме и экзистенциализме—в этих наиболее
влиятельных и распространенных направлениях так называемой модернист-
ской мысли нашего века— находят более последовательную и, пожалуй,
более адекватную интерпретацию, чем в самом неофрейдизме. Это одно из
наиболее важных положений сего изложения, и это следует запомнить.
131

дает nie непосредственно и не -без внутренней передышки, как
в иной обстановке она могла бы просто высказаться через
само собственно сознание; это путь через страдания и искуп-
ления вины, причем, через чувство страха и вины-ответствен-
ности, через отчаянную готовность к самопожертвованию.
(«Они тебя повесят, Нэиюи. Но что же тут можно «сделать,
раз им обязательно надо тебя повесить? Почему ты ничего
им не сказала? — Не знаю. Должно быть, надеялась, не-
смотря ни на что. Может, на чудо. Но почему для меня дол-
жно совершиться чудо? А я .все-таки надеялась. Ведь что тя-
желей всего преодолеть? Нельзя помешать себе надеяться.
Надежда — это- последнее, ют чего бедный (грешни-к -не может
отказаться, — наверно, лотому, что больше у него ничего не
осталось. И уж как ом цепляется за свою надежду! А чуда
не случилось, вот и нет больше надежды. Так оно лучше.
Очень хорошо... — На самом деле лучше, Нэнси? — Да. Те-
перь нужна одна только вера. Просто надо 'верить. Сейчас я
знаю, я знаю, >что 'вам сказал губернатор. И я довольна. Я
уже давно была согласна на это — еще в суде, у судьи. И да-
же раньше — вечером в детской, прежде чем подпить руку...».)
Дело в том, что сама потребность в экзистенциальном,
как и во всяком другом, психоанализе реализуется не иначе,
как через потребность нашего «сознания пройти к бессоз-
нательному, его отрицающему, т. е. не иначе, как через при-
сущую ему же самому способность вывернуть свою дей-
ствительность и действительность своего носителя наизнан-
ку, чтобы посмотреть, каковы они с обратной стороны. Вот
почему экзистенциальный психоанализ личности, как и экзи-
стенциальный психоанализ ее сознания так непосредственно
напоминают о .психоанализе личности мл ее сознатя — и тот
и другой конча-ются трагедией так называемого «официаль-
ного созшания» и самой личности, его носители. Нсваж-ио,
что построенную на этой основе общую теорию личности эк-
зистенциалисты называют общей теорией сознания, а 'Психо-
аналитики — общей теорией бессознательного. Суть в том,
что и там и здесь трагедия сознания, как и трагедия самой
личности, его носителя, налицо и что в этом отношении, в
сущности, в системе экзистенциализма понятие ничто и
страх перед ничто так же значимо и та-к же противо-
показано для сознания и самой личности, его носителя,
как и понятие бессознательного и страх перед
бессознательным — в психоанализе. Итак, как раз это «осоз-
нанное бессознательное», но не само сознание, помогло Нэн-
си сопрячься, как в свое время втянуло ее в грязь, и co-
li ряжен.ие, что теперь воскрешает Нэнси через страдания и
132

искупление, через чувство випы-отвстствснпости и через от-
чаянную готовность к самопожертвованию, происходит в ней
ка.к борьба между этим «осознанным бессознательным» и
собственно бессознательным, если можно так выразиться, па
фоне ее собственно сознания как па «нейтральном», можно
сказать, экране, по не как борьба внутри самого ее сознания.
(Тут вспомним еще раз, как та самая Сибилла из «Избран-
ника» Манна «бессознательно и вместе с тем сознательно
»ышла замуж за собственного ребенка, потому что скова уви-
дела 1в нем собственную ровню».) Но тем >не менее она на-
ходит в себе веру, находит .путь к исцелению через осоз-
нание. («Умереть мне было бы легче. Но я должна жить. А
ка;к? — Надо верить. — В кого верить? Посмотри, что с на-
ми сделали, с тобой и со мной. Если ты считаешь, что мне
.надо перед кем-то унизиться, я готова эте сделать. Но толь-
ко перед тобой одной я хочу встать на колени. — Подними-
тесь. Нельзя госпоже стоять на коленях перед служанкой. — Я
Есть иной господин, и вы должны быть его служанкой. — Я
ему не служанка. Я ле могу служить такому господину, ко-
торый обрек тебя па смерть, потому что я когда-то убежала
с... — Вы убежали, потому, что вас тянуло к дурному, как п
меня. Такие уж мы есть. И ом не может помешать нам же-
лать плохого. Но чтобы как-то все сравнять, он придумал
страдание, и в нем открывается свет грешным и несчастным.
Я верю в него. — Вы правы, Нэнси, вы должны верить».)
Впоследствии -как раз это «я верю» и проясняется у Нэнси
как собственно се созпашие, ибо сознание не может не ве-
рить в самое себя и в «бога», по к это сознание есть созна.ние
предчувствия катастрофы, как и то, при котором она подняла
руку -на шестимесячную девочку и опередила мать, прикон-
чив девочку .в собственной же ее колыбели, чтобы помочь
сопряжению этой несчастной матери .своей -госпоже и
подруге, ради другого, но не ради самой себя, и она готова
идти навстречу палачу, как и быть палачом, прежде чем под-
нять руку на свою невинную жертву, ибо за спиной ее соз-
нания и в том и в другом случаях стоит ее бессознательное,
эно и управляет и ею и самим этим сознанием. Одно ведь
сознание не вправе и не может заставить человека пойти на*
убийство и на разрушение, а тем более — на самопожертво-
вание. На это способно скорее его бессознательное, а вместе
с ним и само его «осознавное бессознательное».
(в) Это-то и есть то самое «исцеление через осознание»,
о котором говорит Фрейд, но «исцеление» не от убийства и
разрушения вообще, а «через осознание» необходимости ру-
бить головы и ради любви и ради ненависти, а еще и ради
133

сопряжения. (Ср. с Ницше и этическим принципом ницшеан-
ства: пусть гибнет все и гибнут все, лишь бы родился сверх-
человек — могучее начало будущего, мощь, разум п красо-
та мира, ибо современное страдание человечества — это
путь к будущему сверхчеловека; долг человека проявляется
по ту сторону добра и зла78.) Только так in может ч-еловск
переломить рок, осилить свою суаьбу — судьбу обречепног:).
Но при таком подходе рушится принцип добродетели: не на-
до рубить головы ни ради любви и ни ради ненависти, а тем
более ради сопряжения. И созременные герои человеческой
трагедии, вроде Нэнси Мэг.ииго, начинают отказываться
«принять конец человека». (Ср. с речью Фолкнера перед Но.
белевским комитетом, в частности с его мыслью о проблемах,
«борющейся души» и о современном писателе, пишущем «не
о человеческой душе, а о волнениях тела... так, как будто он
стоит и наблюдает конец человека и сам участвует в этом
конце. Но я отказываюсь принять конец человека».) Иначе
говоря, возвращая себе веру, люди начинают не только и не
просто отказываться наблюдать конец человека .при участии
в нем, они начинают и противоборствовать атмосфере непод-
вижности, атмосфе.ре рока, непреодолимого ничем. (Вот что
говорит герой камювекой «Чумы»: «Уже давно 1мне стыдно,
до смерти стыдно, что и я, хотя бы косвенно, хотя бы из са-
мых лучших побуждений, тоже был убийцей. Со временем я
не мог не заметить, что даже самые лучшие не способны нын-
че воздержаться от убийства своими или чужими руками, по-
тому, что такова логика их жизни, и в этом мире мы не мо-
жем сделать ни одного жеста, не рискуя принести смерть. Да,
мне по-прежнему было стыдно, я понял, что все мы живем в
чумной скверне, и я потерял покой». Так говорят Та-р-р.) И
в этих словах -слышится не только безнадежность, но и приз-
нание, причем безнадежность и признание через осознание
необходимости рубить головы, некоторая уверенность и со-
чувствие, даже полная готовность помочь другому осилить
судьбу и переломить рок. (Вот что говорит еще тот же самый
камювекий герой: «Даже теперь я все еще ищу покоя, пыта-
юсь понять их всех, пытаюсь не быть ничьим смертельным
врагам. Я знаю только, что надо делать, чтобы перестать быть
зачумленным, и лишь таким путем мы можем надеяться на
воцарение мира или за невозможностью такового — хотя бы
на славную кончину... Вот почему я... стараюсь быть невин-
ным убийцей... во всех случаях становиться на сторону жертв,
чтобы хоть как-нибудь ограничить размах бедствия. Очутив-
78Ф. Ницше Так говорил Заратустра, СПб. 1S07.
134

шись в рядах жертв, я могу попытаться нащупать дорогу к
третьей категории... ■прийти к миру».)
Попытки одной группы современных писателей-экзистен-
циалистов, при совершонно определенной мысли относитель-
но самой экзистенции ,и ка-к «бытия для смерти» и как
««бытия-созпашня» (Dasein), отказаться быть простыми наблю-
дателями и участниками «конца человека», следуя принципу
хисцеления», но исцеления не от убийства и разрушения ра-
ди любви и ради ненависти, а еще и ради сопряжения вооб-
ще, но через осознание исторической необходимо-
сти рубить головы и ради любви и ради ненависти, а еще
-ради сопряжения, так образно 'и так характерно наломинаю-
щие о раннем Фрейде, в сущности представляют собой одну
из наиболее адекватных литературных модификаций и даль-
нейшую разработку тех же самых идей Фрейда об «исцеле-
нии через осознание». (Ср. с Достоевским: «Я не хочу и не
могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием лю-
дей»79.)
70 Вместе с тем, приходится констатировать, что рассмотрению выдвину-
того Фрейдом собствен нопсихоаналнтического принципа «исцеления» в свете
некоторых идей современного экзистенциализма как в отечественной, так и
в зарубежной литературе уделяется крайне мало внимания. Он не ставится
в качестве самостоятельного вопроса ни в той, ни в другой литературе. Нас-
колько нам известно, до сих пор нет почти ни одной монографии, где был бы
систематически рассмотрен и должным образом проанализирован этот вопрос
в аспекте общей теории сознания и бессознательного психического как общей
теории личности. В частности, при этом мы имеем в виду специальные иссле-
дования вопроса о дальнейшей трансформации и литературно-художествен-
ной модификации идей Фрейда в интересующем нас направлении. А между
тем необходимость втаких исследованиях давно уже назрела, особенно у нас—
среди представителей принципиально противоположной психоанализу и экзис-
тенциализму теории личности, как и принципиально противоположной пси-
хоанализу и экзистенциализму теории сознания и бессознательного психичес-
кого. Огсутстзие таких исследований во многом затрудняет не только до кон-
ца последовательную и научно выдержанную критику фрейдизма, как и того
же современного экзистенциализма, но и конкретизацию нашей принципиаль-
но иной позиции как в отношении общей теории сознания и бессознательного
психического, так и в отношении самой общей теории личности. Этим, в свою
очередь, объясняется и то, что иногда, даже у некоторых самых крупных ис-
следователей, при рассмотрении вопроса о генезисе идей Фрейда опускается-
таки вопрос о художественно-литературной и прочих модификациях этих
лдей в современном экзистенциализме, как и при рассмотрении вопроса о
генезисе самих идей современного экзистенциализма— вопрос о Фрейде,
■или же и в той и в другой областях мы имеем дело с их весьма упрощенной
135

В-третьих, и это не менее важно, сии попытки .хулижсст-
венно-литературной (эстетической) модификации идеи Фрей-
да в современном модернизме и экзистенциализме, в их сарт-
ровско-камювоком понимании, ibo многом способствуют рас-
крытию сущности его собствешюлсихоаналитической (или
«эмпирической», как ее обычно предпочитают обозначать в
схемой и абсолютном несостоятельностью позиции, которую им в спязи с этим
прнхотнтся занимать. Так, один из крупных современных болгарских ученых,
М. Арнаудов в своем рассмотрении вопроса о роли бессознательного
в литературном творчестве (см. его «Психологию литературного творчества»,
М., 1970), делая вид, будто он и вовсе не замечает Фрейда, пак легко и прес-
то рассчитывается с ним, тогда как другой такси же крупный современный
ученый — немецкий мыслитель Г М е н д е в своем рассмотрении вопроса
о влиянии идеи Фрейда на современную мировую литературу (см. его «Миро-
вая литература и философия», М., 1969) предлагает вниманию читателей
явно неубедительную и поспешную (фрагментарную) критику этих идеи; к
сожалению, в подобных случаях буквально также поступают и многие со-
ветские критики Фрейда (см., например, недавно вышедшую, во многих от-
ношениях весьма ценную и содержательную работу М. Н. А ф а с и ж е в а, «Фрей-
дизм и буржуазное искусство», М., 1971) и современных экзистенциалистов.
Чем же еще, если не полным отсутствием у нас соответствующей теории соз-
нания и бессознательного психического, которая учитывала бы их сотрудни-
чество при их сплошном антагонизме, объяснить то весьма характернее обсто-
ятельство, что, рассматривая удивительно прекрасно выраженную Достоев-
ским великую трагедию человека, как и, впрочем, самого Достоевского, на-
ши литераторы все еще избегают оказываться лицом к лицу с Фрейдом и сов-
ременными экзистенциалистами. Однако это не просто плохо замаскирован-
ный, но и самый плохой страх. Как раз наоборот» при рассмотрении таких
вопросов мы должны стараться оказаться вместе с ними за круглым столом,
ибо сами проблемы сознания и бессознательного психического, вопросы об их
сотрудничестве и сплошном антагонизме, как и проблемы самой экзистенции,
не несут ответственности ни за психоанализ, низа экзистенциализм, и сопря-
гаться надо. Но прежде чем добиться сопряжения, нам следует позаботиться
о выяснении принципиально иной связи между общей теорией сознания и бес-
сознательного психического и общей теорией личности, их носителя, а следова-
тельно, и принципиально иного решения основного вопроса каждой из этих
теорий в отдельности, чем это возможно и на самом деле имеет место в рамках са-
мих психоанализа и экзистенциализма, т. е., в частности, сформулировать такую
теорию сознания, и при такой общей теории личности, которая могла бы по-
настоящему объяснить (а не пытаться упразднить) наличие бессознатель-
ного психического и ту огромную роль, которую играет оно в научно-фило-
софском, художественно-литературном (эстетическом) и нравственно-право-
вом, но не только религиозно-мистическом, познании мира, в тем числе и
«внутреннего мира» человека, его собственно-дл я-себя-бытия, его личности*
136

современной экзистенциалистской литературе) теории влече-
ний. Нам кажется, что как раз в этом отношении и следовало
иы раскрыть сущность эволюции данной теории, в частности
основной смысл новой классификации Фрейдом этих самых
влечений.
Как известно, вместо первого, исходного в психоанализе,
деления влечений на сексуальные влечения (libido) и .вле-
чения я (Ich treibe) впоследствии Фрейд предпочитает де-
лить их более обобщен но на сексуальные .влечения (эрос)
и влечени-я к смерти (разрушение), где сами — сексуальные —
влечения включают в себя оба элемента прежних делений —
и собствеишо сексуальные влечения (libido) и -влечения я
(Ich treibe)80. Дело .в том, что только при таком делении
обе группы влечений могут быть п-дпяты адекватно — как
собственно-психоаналитические характеристики личности
вплоть до большого и малого мира ее лирики. Тут, 'Прежде
всего, следует пом.нить, что настоящее объединение сексуаль-
ных влечений (libido) и влечения я (Ich treibe) в одну
группу влечений осуществляется при мысли (оно и
опирается на эту мысль) о внутренне неупорядоченном и не-
обратимом характере противоречий самой личности во всех
аспектах ее фундаментальных отношений, в первую очередь,
между социальным и биологическим аспектами этой лично-
сти и как непосредственной части природы, коей она никог-
Только такая теория могла бы дать нам право сконцентрировать усилия над
огромной тайной, кою содержит в себе'феномен существования (экзистенции).
Ровно никакая другая теория о сознании и о самой личности, его носителе,,
не может сохранить нам великую проблему Достоевского, так неожиданно
много сделавшего в этом отношении, создав стсль великие образы в свеем
художественном творчестве. Ради хотя бы одного этого нам следовало бы уси-
лить поиски с целью формирования общей теории сознания и бессознательно-
го психического в самой непосредственной связи с общей теорией личности^
их носителя. Предлагаемое нами исследование является одной из первых
попыток в этом направлении.
Что же касается более широкой постановки вопроса о влиянии идей
Фрейда и их соответствующих модификаций в виде так называемого неофрей-
дизма в совершенно разных направлениях современной философской, психо-
логической и психосоматической мысли, то этому посвящено огромнее коли-
чество исследований не только за рубеж ом, но и у нас в Союзе, и заинтере-
сованный читатель легко убедится в этом, ознакомившись с содержанием со-
ответствующих обобщений Ф. Александера, Е. Фрома, Г Маркузе, Ф, Басси-
на, И. Курдина и Др. (см, сноски к стр. 111—112).
80 См. 3. Ф р е й д , Я и Оно, стр. 39 и др.
13Г

да не перестает быть, и как непосредственной части общест-
ва, коей она в-сегда является и .не может не быть. Временами
Фрейд кое-как, с трудом, но действительно догадывается, что
(внутренние неупорядоченные противоречия в структуре на-
ших собственночеловеческих влечений в конечном счете суть
проявления этих, более фундаментальных противоречий. Во
всяком случае, при объединении сексуальных влечений
(libido) л влечений я (Ich treibe) ib одну группу влече-
ний Фрейду хорошо удается наблюдать над внутренне неупо-
рядоченной и противоречивой структурой наших собственно-
человеческих влечений. Ведь основная цель этих самых соб-
ственносексуальных влечений (libido) — продолжение ро-
да — как при влолне благоприятных, так и при вполне про-
тивопоказанных этому ситуациях, «иной раз п ценою собствен-
ной ж«из.н;и индивида, тогда как цель влечений я (Ich treibe)
— самосохранение индивида, т. е. сохранение индивидом сво-
ей самости как личностной особи. В свою очередь, это обсто-
ятельство и эти противоречия, каи< полагает Фрейд, могут и
иной раз действительно приводят человека к внутренней (в
большинстве случаев бессознательной) потребности почти
всецело отдаться своим слабостям и своим стремлениям ко
всему дурному. В сущности она, эта потребность, и застав-
ляет человека вырваться из этой .необходимости и подняться
над ней, чтобы сохранить себя и облик своей личности — свое
общественное лицо, лицо общественного человека, и свою
индивидуальность. Так, по крайней мере, мы попытаемся
проанализировать здесь теорию влечений Фрейда, подходя
к ней как с той (собственнопсихоапалитической), так и с
другой (экзистенциалистской) позиции.
(а) В первой из этих позиций проявляется стремление
человека к восстановлению своей изначальной, доисториче-
ской целостности — целостности своего собетвенно-для-себя-
бытия, своей личности, так окончательно разрушенной разде-
лением на пола. (Ср. с известной речью Аристофана об
Эроте, как о самом интимном стремлении человека к изна-
чальной целостности, по изложению Платона; «Каждый из
нас — это половина человека, рассеченного па две камбало-
подобные части, >и поэтому каждый ищет всегда соответству-
ющую ему половину»81.) И «вот, в основе сего стремления, -как
и самой этой целостности, по Фрейду, лежит любовь — это
священное чувство и самое интимное влечение человека ко
•всякому созиданию (Эрос), а не ненависть — это античув-
*1 Плато и, Пир, 191 е. Соч., т. 2, М., 1970, стр. 118.
138

ств'О и одно из самых отрицательных влечений человека ко
всему дурному, к смерти и разрушению вообще (Тапатос) К
тому же Фрейд полагает, что как под Тапатосом, так и под
Эросом в данном случае мы должны разуметь феномен бес-
сознательного, но не одно только сознание. Дело в том, что,
по Фрейду, и в том 'И в другом отношении и эти наши соб-
спвениочеловечеекис чувства и эти паши собствепночелове-
чес-кие влечения могут быть вполне бессознательными. Как
раз бессознательное ^проявление и этих чувств и этих вле-
чений и интересует Фрейда -прежде всего. Причем, по Фрей-
ду, любовь, .как и ленависть, — ьмогучая сила, ои.а возвышает
человека, будучи источником его борьбы не только с самим
собой и с другим, но и с богом. Ибо человеку необходима
не одна любовь, но и борьба — борьба я с другим, подобным
ему, пл с 'богом, и даже с самим собой. Человек не может от-
казаться ни от этой любви, ни от этой борьбы. Впрочем, лю-
бовь и есть эта борьба — борьба за восстановление внутрен-
ней (и внешней) гармонии человека, его прежнего облика и
изначальной целостности, его стремление к власти, к вла-
сти над другим, и над самим собой, и над богом. Во всяком
случае, в основе всякой любви человека всегда лежит борь-
ба, в первую очередь борьба за «свою половину», за недос-
тающий предмет своей любви. А эта борьба такая же древ-
няя, ка.к и сама любовь. (Ср. с тем же Аристофаном, в изло-
жении того же Платона: «С давних пор свойственно людям
любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние
половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исце-
лить человеческую природу»82.)
Стало быть, в самой основе интересующей нас теории
влечений Фрейда, ка<к, через нее, и в ее художественно-лите-
ратурной и прочих модификациях в современном модерниз-
ме и экзистенциализме, лежит мысль, почерпнутая из грече-
ской мифологии, об изначальном существовании человека в
виде та'.к называемых аидрогинов (поскольку люди в этом зи-
де были очень сильны и злоумышляли против Зевса, послед-
ний рассек каждого из них на две половины, разбросал их
по всему свету и заставил их вечно искать друг друга для
восстановления их прежней целостности и могущества83) и о
боге любви Эросе (у Гесиода, как -известно, Эрос — одна из
четырех первых космогонических потенций наряду с Хаосом,
Геей и Тартаром. У него же: «между вечными всеми богами
82 П л а т о и Указ. соч. I9M, стр. 118.
83 См. Критические jauewariHH к днатэгу Платона «Пир», там же,
стр. 507
139

прекраснейший — Эрос, у всех он богов и людей земнород-
ных душу в !груди покоряет п 'всех рассуждепья лишает»*'),
при соответствующей иштер.претацпи этой мысли в древнегре-
ческой философии, в частности философии Сократа и Плато-
на. И действительно, читая Фрейда, в частности знакомясь
с его теорией влечений и сексологией, мы все больше и боль-
ше убеждаемся в том, что вместе с ними одну из неустра-
нимых причин вечно 'бодрствующей трагсди.и человека он
усматривает в разделении пола вплоть до разделения пред-
мета его сексуальных влечений, его любви. Более того, в по-
вое время Фрейд одним из первых выдвигает положение, что
прежде всего 'как раз в вечном искании человеком «своей
половины», в его стремлении ж своей изначальной целостно-
сти -и заключается основной смысл его жизни. Как извест-
но, это положение находит свои аналоги в современном мо-
дернизме, особенно в сюрреализме и экзистенциализме.
Согласно Фрейду, пол одновременно роднит человека н
с другим человеком (человечеством) и с природой со всеми
присущими ей инстинктами, часто вступающими между со-
бой в разнородные конфликты, в первую очередь с инстинк-
тами продолжения рода (так называемыми собственно сексу-
альными влечениями) и инстинктами самосохранения (этими
особого рода влечениями — влечениями я), объединяемыми
Фрейдом в одну группу влечений — в так называемые эро-
тические влечения. Ведь для Фрейда человек — это не тольк^
социальное, но и биологическое существо, он и останется им,
пока вообще существует, т. е. пока вообще существуют в нем
его деманоко-лич'ностное начало, его духовно-плотские побуж-
дения. Фр-ейд находит, 'что никакая сила и гни-ка кос влияние
культуры не могут устранить или окончательно смирить в
человеке это начало, его духовно-плотские .побуждения. Куль-
тура, наоборот, должна сделать и действительно делает их
бессознательными, а следовательно, и более опасными для
человека и для нее же самой. Во всяком случае, согласно
Фрейду, большинство из наших эротических влечений (как
собеттв'ен'но сексуальных, так и личных), по крайней мерс» те,
о которых идет речь /в его психоанализе, суть бессознатель-
ные влечения. По Фрейду, бессознательно само стремление
человека ik его изначальной целостмости, вплоть до бессоз-
нательности самой цел>и, подспудно руководящей им в этом
стремлении. (Ср. с Платоном: «Ясно, что душа каждого хо-
sl См. Критические замечания к диалогу Платона «Пир»,
стр. 517
140

чет чего-то другого; чего именно, она не может сказать и
лишь догадывается о своих желаниях, лишь туманно наме-
кает ,на них»85.) Бес-сознательность мяших фундаментальных
побуждении, наших эротических влечений -и стремлений, в
том числе и нашей подспудной, «запретной» лирики, наших
фундаментальных социальных установок, не составляет для
Фрейда никакого исключения.
В общем, го принципе Фрейд соглашается с этим и строит
свою собственнопсихоаналитическую теорию 'влечений в со-
ответствии не с той мыслью античной теории влечений, сог-
ласно которой люди могут, оказывается, реально добиться и
добиваются восстановления их изначальной целостности,
осилив тем самым бога, а с той, согласно которой они долж-
ны только стремиться и вечно стремиться к этому и до коим-а
реализовать себя в борьбе, -в борьбе и в одной только борьбе,
ибо сама цель этой борьбы, как и основной смысл понятия
самой этой «целостности», только и значима как долженст-
вование, к категории которого она относится, но не как ка-
тегория реальности. Любовь — это 'борьба, а не результат
борьбы. При всех усилиях человека, восстановление его из-
начальной целостности, по Фрейду, невозможно, оно и не-
мыслимо, тогда как само стремление представляет собой ос-
новной смысл его жизни, его .назначение. (Ср. с упомянутой
речью Аристофана: «И если бы перед ними, когда они лежат
вместе, -предстал Гефест со своими орудиями и спросил их:
«Чего же, люди, вы хотите один от другого?» — а потом, ви-
дя, что им трудно ответить, опросил их снова: «Может быть,
вы хотите как можно дольше быть вместе и не разлучаться
друг с другом...? Если ваше желание именно таково, я готогз
сплавить пас -и срастить »воедино, и тогда из двух челэчек
станет один, и, покуда вы живы, .вы будете жить одной общей
жизнью, а когда вы умрете..., умрете вы общей смертью. По-
думайте только, этого ли вы жаждете и будете ли вы доволь-
ны, если достигнете этого?» Мы уверены, что случись так,
каждый не только не отказался бы от подобного предложе-
ния..., по счел бы, что услыхал именно то, о чем давно меч-
тал, одержимый стремлением слиться и сплавиться с воз-
любленным в единое существо. Причина этому та, что такова
была изначальная паша природа и мы составляли нечто це-
лостное»86.) Скорее (в этом отношении Фрейд напоминает Со-
крата, чем Аристофана из известного диалога Платона
«Пир». (Вспомним, как в этой связи Сократ дает пояснения
83 П л а т о н, Указ. соч., 192 (I, стр. 119.
8а 'Гам же, стр. 119-120.
1-И

об Эросе: «Во-первых, Эрот — это всегда любовь к кому-то
или к чему-то, а во-вторых, предмет ее — то, в чем испыты-
ваешь нужду, не так лм?»87. Причем, «Я не спрашиваю, —
говорит он Агафону, — любовь ли это, скажем, к отцу или
матери —смешон был бы вопрос, есть ли Эрот любовь ii<
матери или отцу, — нет, я спрашиваю тебя так, как спро-
сил бы цу, например, об отце: раз он отец, то ведь оп непре-
менно доводится отцом кому-то?., отцом дочери или сыну,
не так ли?»88)
Благодаря Сократу и Платону — этим двум великим
столпам мировой культуры — Фрейд понял основную нап-
равленность античной теории о человеке, в частности теории
(влечений: аила и смысл жизни людей в движении, в вечных
поисках самого себя и друг друга — в движении по направ-
лению к другому и к богу, но прежде всего к самому себе-, к
этой самой «своей половине». При этом невольно на ум при-
ходит тот же са.мый диалог между Сократом од Агафоном:
«Когда же человек любит и вожделеет, когда обладает пред-
метом любви или когда не обладает? — спросил Сократ. —
По всей вероятности, когда не обладает, ■— сказал Агафон.
— А может быть, — спросил Сократ, — это не просто веро-
ятность, но необходимость, что .вожделение вызывает то, чего
недостает, а не то, в чем нет недостатка? Мне сильно сдается,
что это необходимость. А тебе как? — И мне тоже, — сказал
Агафон. — Отличный ответ. Итак, пожелал бы, например,
рослый быть »рослым, а сильный сильным? — Мы же сог-
ласились, что это невозможно. Ведь у того, кто обладает эти-
ми качествами, нет недостатка в них. — Правильно. Ну, я
если, сильный, — продолжает Сократ, — хочет быть «аиль-
ным, проворный проворным, здоровый здоровым н так да-
лее? Ведь если рассудить, Агафон, то эти люди неизбежно
должны уже сейчас обладать упомянутым« свойствами —
как же им еще желать их? Поэтому, говоря: «Я желаю
того, что у меня есть», ты говоришь, в сущности: «Я хочу, что-
бы то, что у меня есть сейчас, было у меня и в будущем». А
ие значит ли это любить то, чего у тебя еще нет и чем ты не-
обладаешь, если ты хочешь сохранить на будущее то, что
имеешь теперь? — Конечно, значит, — отвечал Агафон. —
Следовательно, и этот -человек, и всякий другой желает то-
го, чего лет налицо, чего ом не 'имеет, что ле есть он сам и в
чем он испытывает нужду, и предметы, вызывающие любовь
и желание, именно таковы»89. Так заключает Сократ, и мы
87 Плати и, Указ, соч., 200 е, стр. 129.
88 Т а м ж е, 199 d, стр. 128.
в« Т э м же, 200 b-е, стр. 128—129.
142

должны согласиться с ним, во всяком случае Фрейд согла-
сился с ним в этом. Именно эту мысль из античной теории
влечений и развивает Фрейд, опираясь на весь последующий
опыт человечества. Человек не может не бороться, но оп не
может также бороться, не любя, и любить, не борясь. Ему
1Е-е!Ч.но (Недостает предмета »своей любви, своей «половины».
(б) Глубокую истину содержит в себе известное изре-
чение Сократа: «Познай самого ее)бя». А решить эту задачу
человек может не иначе, как найдя себя в системе своих
фундаментальных отношений, т. е. в системе отношений не
только к другому и к богу, но и к самому себе, ибо отношение
■к самому себе, по Сократу, как раз и есть та сфера, через
посредство и только через посредство которой человек может
регулировать свои отношения и к другому (к обществу, ко
всему человечеству) .и к богу (в смысле некоего з н а ч и м о го,
как некой, во многом превосходящей и пугающей нас объ-
ективности — объективной силы в природе, в другом чело-
веке и в нас самих, это все равно, — которой, как правило,
мы всегда противостоим, да и не можем не противостоять90).
Во всяком случае, Сократ считает, что в этом не только не-
обходимое начало, но и необходимое условие познания
м/ира.
Отсюда и его ясно выраженная попытка сделать эрос
универсальной силой, способной упорядочить движение чуть
ли не всего космоса, а не одних только глубинных сил чело-
века. Ведь в понимании Сократа эрос — это не только вечное
стремление человека «к своей изначальной целостности -— к
целостности своего собствен.но-для-еебя-бытия, своей лично-
сти, но и огромная сила, равномерно разлитая по всей при-
роде. (Ср.: «Что Эрот двойствен, это очень верное «наблюде-
ние. Но паше искусство — искусство врачевания — показы-
вает, что живет ом пе только © человеческой душе и '-не толь-
ко в ее стремлении к прекрасным людям, но и во многих
других ее порывах, да и вообще во многом другом на
свете — в телах любых животных, в растениях, во всем, .мож-
но сказать, сущем, ибо о-н бо<г великий, удивительный и все-
объемлющий, причастный ко .всем делам людей и богов»91.)
К тому же Сократ считает, что эрос — это особая сфера
90 Ср. Н. А. Б е р д я е в. Проблема человека, жури. «Путь», 50, Париж,
1936, стр. 13: сама по себе личность всегда «предполагает существование
сверхличпого, того, что ее превссхолмт и к чему она поднимается в своей
реализации. Личности нет, если нет бытия, выше нее стоящего. Тогда есть,
лишь индивидуум, подчиненный роду и обществу, тогда природа стоит выше
человека, и он есть лишь ее часть».
"Платон, Указ. соч., 186 Ь, стр. 112.
ИЗ.

действительности, способная заполнить вакуум между
человеком и богом, с одной стороны, и между ним п
вещами, его окружающими, — с другой. Он и запол-
няет вакуум посредством пози-гапия человеком приро-
ды, как и посредством познания им самого себя, т. е. ва-
куум в системе его фундаментальных отношений не только
к самому себе, к своему собственно-для-себя-бытию, к своей
личности, но и к другому и к богу. Эрос — это «универсаль-
ная сила» -и «универсальная связь», в первую очередь связь
человека с другим человеком и большим миром Вселенной.
Между тем обращает на себя внимание то весьма характер-
ное обстоятельство, что по Сократу, как и по Платону, эрос
— это не бог и не человек, а нечто «среднее» между ними.
Так что же такое эрос и каково его назначение? — спраши-
вает Сократ и тут же отвечает: — Быть истолкователем и
посредником между людьми и богом, передавая богам моли-
твы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознагражде-
ния за жертвы. Пребывая посредине, он заполняет проме-
жуток между теми -и другими, так что Вселенная связана
внутренней связью92. В сущности, Фрейд соглашается и
этой мыслью, положив ее в основу своей теории о человеке,
в частности в основу своей теории влечений93.
Вместе с тем из этой теории Фрейд взял и развил также
•мысль о глубоком пессимизме и озабоченности человека, вы-
сказанную еще Платоном устам-и того же Аристофана (не
следует-де поступать наперекор Эроту: помирившись и по-
дружившись с ним, «мы встретим .и найдем в тех, кого любим,
свою половину, что теперь мало кому удается». Тем не менее
Аристофан вполне верит в будущее человеческого рода: «Я
имею в виду вообще всех мужчин и всех женщин и хочу ска-
зать, что наш род достигнет блаженства тогда, когда мы
вполне удовлетворим Эрота и каждый найдет соответствую-
щий себе предмет любви, чтобы вернуться к своей первона-
чальной природе»94), с той существенной поправкой, которую
вносит в нее Сократ, усматривающий смысл жизни скорее в
вечном стремлении человека к восстановлению его изначаль-
ной целостности, чем в самой этой целостности. Как пред-
ставитель антич'ной философии, Сократ ©овсе не сомнева-
ется, однако, в реальной возможности для человека вернуть
свою первоначальную природу, свою целостность. Так вот,
в общем, сам принцип целостности, в его древнегреческом
02 П л а т о и Указ. соч., 202 е, стр. 132.
93 S. F г е u d , Civilization and lts Discontents, р. 102.
94 П л а т о и Указ. соч., 193 е, стр. 120.
144

понимании, довольно упорно фигурирует у Сократа как ос-
новной принцип бытия, в том числе и бытия человека — эк^
зистепции. Ом только наводит на мысль, возможно и сам того
не подозревая, что исторически грядет пессимизм и крайний
озабоченность человека, вплоть до полной негации его воз-
можностей и в этом отношении. Как раз в этой перспективе
и кладет эту 'Последнюю мысль Фрейд в основу своей собст-
вепнопсихоаналитической теории влечений. Во всяком слу-
чае, поправка, вносимая им в древнегреческую теорию вле^
чений, более существенна, чем та, которую в свое время внес
в нее Сократ. Дело в том, что тем самым Фрейд не только
усиливает, но п углубляет и расширяет «идею пессимизма и
непосредственно связанного с ним чувства психологической
травмы, вплоть до естественной трансформации этих чувств
в чувство страха человека перед зеркалом овоего собственно-
для-себя-бытия, своей личности, тогда как корректив Сокра-
та в сущности оставляет нетронутой мысль об исцеляющей
рол'Н эроса и о том, что он может вернуть человека в свое
прошлое. Сократ не отказывает человеку в совершенстве, как
и эросу — в решающей в этом отношении роли. Фрейд же,
напротив, существенно 'корректирует эту «мысль, во многом
резко .изменяя се. Причем существенной правке подверга-
ется у него самый принцип «исцеления»' человека через вос-
становление его изначальной целостности. Дело в том, что
принцип исцеления через осознание, о котором идет речь у
Фрейда и у некоторых современных модернистов, особенно у
некоторых современных сюрреалистов и экзистенциалистов,
его исследователей, исходит не из реальной возможности раз-
решения противоречий, присущих человеку и его собственно-
для-себя-бытию, его личности, а следовательно, и противоре-
чий, присущих его сознанию. Фрейд и упомянутые сюрреали-
сты и экзистенциалисты, типа Сартра и Камю, каа< раз на-
оборот, .при этом имеют в виду непреодолимость противоре-
чий, присущих человеку и его собственно-для-еебя-бытию, его
личности, в частности неспособность человека преодолеть
свою бытийную неполноту и свои несовершенства, а следова-
тельно, и чувства глубокого пессимизма и озабоченности.
(Ср. с одним из исходных положений античной теории «.исце-
ления» через восстановление 'изначальной -целостности чело-
века: «Мало того что Эрот и теперь приносит величайшую
пользу, направляя нас к тому, кто близок нам и сродни, он
сулит нам, если только мы будем чтить богов, прекрасное
будущее, ибо сделает нас тогда счастливыми и блаженными,
исцелив и вернув нас к пашей изначальной природе»95.)
5,5 П л а т о н , Указ. соч., 193 d, стр. 121.
10. А. Е. Шерозия 145

в) Интересно в этом отношении про/след и ть, как, но
Фрейду и некоторым крупным экзистенциалистам и сюрреа-
листам, у разочарованного в (своем будущем и своих эроти-
ческих влечениях человека сие чувство пессимизма и глубо-
кой озабоченности наконец переходит в самое страшное чув-
ство — (в чувство бегства в -смерть. (Ср. с известной фор-
мулой Мартина Хайдеггера о человеческом существовании
как о «подлинном бытии для смерти».) Единственное, чего
нельзя отнять у человека и в чем человек, согласно Хайдег-
геру, может проявить свое подлинное существование, свою эк-
зистенцию, — это смерть, ибо «забегание в безотносительную
возможность смерти принуждает существование к возможно-
сти брать на себя свое собственное бытие от самого себя и
из самого себя»96. Деле в том, что, по Хайдсггеру, существо-
вание в самой смерти, должно быть, освобождает от всех ос-
тальных отношений, кроме отношений человека к самому се-
бе. И это постольку, поскольку смерть понимается Хайдег-
гером не в виде конца существования, как она понималась
традиционной философией, а как «ожидание», даже «го-
товность» к смерти, точнее, как «страх» находящегося перед
лицом ничто существования. Вот почему, по Хайдегтеру, «ни-
кто не может отнять у другого его смерть»97, и само челове-
ческое существование как «подлинное бытие для смерти», как
страх смерти, гонит людей в сплошное одиночество. Отсюда
и антигумаыизм философии Хайдеггера с характерным для
этой философии отрицанием традиционного определения че-
ловека исключительно ка-к разумного существа — animal
rationale, т. е. как существа, могущего подчинить всего
себя своему разуму. В частности, как у Фрейда, так и у этих
современных экзистенциалистов и сюрреалистов, одно из фун-
даментальных влечений человека — так называемое эроти-
ческое (сексуальное) влечение — переходит в свою противо-
положность — во (влечение к смерти и к разрушению. При
этом в системе фрейдизма, как и в системе экзистенциализ-
ма, прежде всего обращает на себя'внимание сама мысль об
инстинктивном, бессознательном характере 'как собственно
созидательных (эротических), так и собственно разрушитель-
пых (антиэротических) влечений. Отсюда и само название
этих влечений и общий принцип их классификации; «И те-
перь инстинкты, в .которые мы чертим, — говорит Фрейд, —
!,в М. Н е i d с « tf e г, Sein und Zeit, Halle, 1929. 264; Dys Vt.rlaiJen
in die u л bezügliche Möglichkeit zwingt das vorlaufende Seiende ja die AY.jl'-
lichkeit, sein eigenstes Sein von ihm selbst her aus ihm stlbst ум übernehrnen.
■>: Ibid., s. 240: Keiner кчпп dem Anderen sein Sterben abrrhrren.
146

разделяются на две группы: эротические инстинкты, кото-
рые всегда стремятся объединить живое вещество во все
большие и большие единицы, и инстинкты смерти, которые
действуют против этой тенденции и стремятся вернуть живую
материю в неорганическое состояние»98.
К тому же Фрейд считает, что само по себе стремление
к агрессии — это врожденная, самостийная инстинктивная
склонность человека, лежащая в основе враждебности каж-
дого по отношению ко всем и всех по отношению к каждо-
му, и что, в свою очередь, «этот инстинкт агрессии — произ-
водный и главный представитель инстинкта смерти, который
мы находим рядом с Эросом и который разделяет с ним
власть над землей»99. Сюда -относятся, а б конечном счете,
наличием именно такой сильной склонности к агрессии (по-
хоти) и определяются в системе фрейдизма разные формы
так называемой извращенной любви и .ненависти — наличие
самых сильных влечений человека к полной ассимиляции
своей любви и своей ненависти вплоть до уничтожения не
только предмета этой любви и этой ненависти, но заодно и
самого себя — к самоуничтожению, так же, как и самые
сильные эротические чувства (вожделение) и непосредствен-
но связанные с ними влечения человека к полной власти над
предметом своей любви и своей "ненависти, к полному и безо-
говорочному владению им вплоть до превращения предме-
та своей любви (и 'ненависти) в частную собственность.
(Достаточно вспомнить в этой связи, насколько сильно вы-
ражено это чувство у вполне цивилизованного человека —
одного из героев «Саги о Фарсайтах» Джона Голсуореи —
Сомса Форсайта, и как много теряет он из-за этого неприкры-
то выраженного стремления сделать предмет своей любви и
своей ненависти — очаровательную Ирен — своей собствен-
ностью. Он собственник в любви, а не в ненависти!) К тому
же, по Фрейду, нетрудно восста.иовить полную картину того,
как эти (последние формы влечений переходят в первые и
отсюда в так называемое чувство бегства в смерть. В общем,
в некоторых отношениях Фрейд, как и некоторые экзистен-
циалисты, хорошо рисует диалектику созидательных (эроти-
ческих) и разрушительных (антиэротических) влечений —
влечений к любви и влечений к смерти в целостной системе
отношений «человека как к другому и к богу, так и к самому
себе, к своему собетвенно-для-еебя-бытию, своей личности.
Основная мысль, которую мы могли бы извлечь из этой диа-
S. Freu d New Intrortudory Lcrtures, р. 141.
S. F г e u d Civilization ;ind lls Disconlenls, p. !02.
147

лектиии, — это прежде всего данность любви и жизни
(созидательных сил, Эроса) вместе со смертью и ненави-
стью (разрушительными .силами, Тан атасом).
И в самом деле, разве не -в этом мы должны были бы
усматривать основной смысл одного из существенных прояв-
лений того, что мы обычно называем великой диалектикой
природы и жизни, особенно великой диалектикой нашего соб-
ственно-для-еебя-быттия, нашей лирики. (Ср. с так замеча-
тельно воплощенным противоречием между жизнью и смер-
тью в известной .сказке Максима Горького «Девушка и
смерть»: «—Что ж, — сказала смерть, — пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе — живи! Только я с тобою рядом буду,
вечно буду около любви!» В этой сказке любовь побеждает
смерть.) Поэтому, чтобы управлять собой и подчинить себя
своей воле, человек должен подчинить ей, ее управлению ие
только свои созидательные (эротические), но и свои разру-
шительные (антиэротнческне) силы — он должен уметь под-
чинить себе себя и управлять как своим созидательным на-
чалом (Эросом), так и своим разрушительным началом (Та-
иатосом), особенно этим последним, ибо подчинить себе дру-
гого человека и управлять им и даже богом .куда легче, чем
подчинить себе себя и управлять самим собой, своими глу-
бинными силами. Но в состоянии ли, мож-ет ли человек сде-
лать все это, прежде, всего подчинить себе свои собственные
духовно-плотские побуждения, свою личность так, чтобы со-
хранить за собой права исключительно разумного существа?
Фрейд одним из первых поставил этот вопрос по-настоя-
щему и он же, с тоЧ'Ки зрения своей психологии личности,
одним из первых ответил на него отрицательно. Поэтому
естественно, что он и был одшш из первых среди тех, кто
опровергнул традиционное понимание человека (и бога) и
как «разумного начала» мира и как «разумного начала» са-
мого себя, вместе с Анри Бергсоном и другими мыслителями
своего времени заложив тем самым основу иррационализма
нашего века, его «новых ориентации. Отсюда и его философия
бессознательного — как непосредственный результат полной
цегации им традиционной философии сознания. Только она
отличалась от традиционной философии бессознательного
тем, что в основном сложилась на основе конкретных приме-
ров, взятых из наблюдения, и .клинических данных при соот-
ветствующем методе зондирования индивидуальной психики
человека — как собствен нопоихологичеокая теория бессозна-
тельного, являющаяся, в свою очередь, непосредственным ре-
зультатом такой же полной негации традиционной психоло-
гии сознания«
148

(г) И действительно, когда читаешь Фрейда, создается
впечатление, что его психоанализ — это скорее учение о созп
нании, об испуганном и разочаровавшемся в своих силах со--
знании, т. е. о сознании, за спиной которого, угрожая ему яв-
ной гибелью, одна за другой поднимаютоя огромные волны
неизвестности, часто заставляющие его признаться в своей
беспомощности перед ними, -о растерянном сознании.
В сущности же, однако, это не сознание в собственном смыс-
ле слова, т. е не сознание, готовое и могущее произвести
с в о б о д и ы и в ы 'б о р, а сознание, вместо которого и для ко-
торого делает выбор нечто другое, и Фрейд считает, что им
может «быть только бессознательное. Во всяком случае, только
такое сознание может наблюдать «конец человека», его но-
сителя, и само участвовать в этом конце, но не отказаться от
него, от этого конца своей любви и -своего страдания. (Ср. со
строго иштсллектуализирш.аи-Ш'ОЙ ситуацией из «Фауста» Гё-
те, где смерть побеждает любовь и не победить ее она не
может, ибо любовь — не сказка, хотя ее рождают и сказки.
В ней — только начало бытия, но само бытие — разруше-
ние: «Я отрицаю все — ив этом суть моя, моя стихия», —
говорит Мефистофель. Но это не значит, одна™, что сам Гё-
те, как художник, не верит в вечность бытия ,и в деяния че-
ловека, рождающие само это бытие. -Гёте еще ^прекраснее и
нежнее останавливает мгновение любви, отдав при этом
полную дань ,и необходимости смерти: «Мгновение, о -как пре-
красно ты, повремени!») Можно, пожалуй, полагать, что
именно в этом отношении и развивает Фрейд свою теорию
однозначного детерминизма, в первую очередь овой принцип
детерминации человеческой психики. Ведь для Фрейда сам
человек — это прежде всего необходимость; человек живет
и действует в царстве необходимости, подчиняет себя, свою
психику законам этой необходимости. Тут Фрейд отличен от
самых ортодоксальных и самых крупных представителей со-
временного экзистенциализма, для которых, наоборот, чело-
век — это свобода, человек и «осужден на свободу» (Сартр).
Но можно ли назвать свободным человека при любом
выборе, скажем, в случае, когда .ои выбирает свою собст-
венную смерть, свое несчастье? На основе чего происходит
этот выбор? Разве на основе его трезвого сознания? Или же
в таких ситуациях фактически отсутствует сознание, мало
чем способствующее этому выбору? Чем именно способство-
вало и способствовало ли вообще сознание роковому выбору
старого Авраама, решившего принести в жертву своего един-
ственного сына Исаака при совершенно неопределенной для
него ситуации? Ведь, с одной стороны, до поднятия меча бог
149

тр-ебовал от него сей жертвы, глаголя о ней с небес, тогда
как, ,с другой стороны, после .поднятия меча тот же небесный
глас выражал обратное требование! Серен Киркегор первым
обратил на этот факт самое серьезное внимание. И, конечно,
он вместе с современными экзистенциалистами, его последо-
вателями, прав, считая, что бог не принимает почти никакого
участия IB данном выборе и что старый Ав'раам сам должен
был принимать решение и до и после поднятия меча. К'И'р/ке-
гор прав также, считая, что ка'К только старый Авраам при-
нял решение обрушить меч и действительно обрушил его на
голову своего единственного -сьша, он сразу же убедился в
своей вере, а следовательно, и в отсутствии необходимости
/в такой жертве, и что само по себе это решение тут же поте-
ряло для него смысл. Дело в том, что при -всем этом фило-
соф Киркегор 'прав еще и в том, что вряд ли можно понять
сие решение старого Авраама теоретически, ибо с точки зре-
ния разума следовать такой вере абсурдно. Его можно было
бы понять только с точки зрения недоступной, а следователь-
но, и непонятной для разума ©еры100.
Исходя из этого, сразу же «можно, с одной стороны, — вме-
сте с Ки'ркегором и современными экзистенциалистами, его
последователями, в принципе "вовсе не изм-еняя три этом точ-
ку зрения Фрейда и его ортодоксальных последователей, —
констатировать, что (1) ib сущности человек всегда и во вся-
кой ситуации производит свой выбор сам, при отсутствии
бога; ни на кото и ни на что не может он свалить своих оши-
бок в выборе, выбирает он сам и один только он и есть от-
ветчик за все, за последствия каждого своего выбора; нет
конца этому выбору, и человек всегда свободен в своем вы-
боре; это с одной стороны, а с другой, вместе с Фрейдом и его
ортодоксальными последователями, в принципе вовсе не из-
меняя при этом точку зрения Киркегора и современных эк-
зистенциалистов, его последователей, можно говорить, что
(2) .иной раз человеку приходится производить этот свой вы-
бор не только при отсутствии бога, но и при отсутствии соб-
ственного сознания, за спиной этого сознания, при наличии
своего растерянного и явно перепуганного сознания, что фак-
тически и равносильно его отсутствию, поскольку такое со-
знание уже не в силах принимать соответствующие реше-
ния. С точки зрения Фрейда, только такое сознание может
быть «несчастным». А с таким сознанием, пожалуй, можно
встретиться на каждом шагу и не только у психически боль-
пых, но и среди вполне нормальных людей.
100 S. К i er kegaar d. Entveder-Oiier, 1843 (Наслаждение и долг, 1894)
150

В сущности для Фрейда созна-ние — это бог .или же, что
то же самое, бог — это сознание, ибо рушится оно, это соз-
нание, — рушится и сила бога. Поэтому не случайно, что
место этого созна.ния и этого бога у Фрейда часто занимает
бессознательное. Что же собственно может сказать нам, на-
пример, .сознание гори полном отсутствии нужных дл.я приня-
тия того "или иного решения (выбора) предпосылок? Ровно
ничего! И если, тем не менее, решения принимаются и при
таких обстоятельствах, то это свидетельствует о наличии ка-
кой-то совершенно иной инстанции выбора в роли соз-
дания (и бога). Об этой инстанции — о бессознательном —
и идет речь у Фрейда.
■По сути дела во многом, если не 'во всем, то же самое
мож'но сказать и о "современных экзистенциалистах, в том
числе и о Сартре — о «проектированном» ими человеке (во-
обще, причем фактически все равно, идет ли у них речь о
бессознательном -психическом или нет, -представляют ли они
человеческую психику в виде одного только сознания -или
нет. Помимо всего прочего, именно эту мысль и содержит в
себе формула Сартра об «осужденности» человека на свобо-
ду («человек осужден на свободу»), т. е. о внутренней вы-
нужденности его принимать решения и производить оконча-
тельный выбор не только при отсутствии бога, но и при от-
сутствии собственного сознания — в логически (интеллекту-
ально) неупорядоченных ситуациях. Имен™ при наличии
логически (интеллектуально) 'неупорядоченной ситуации и
пришлось принимать решения старому Аврааму и до и после
поднятия меча на своего сына, и приходится принимать каж-
дому, как* в случаях, когда отсутствуют нужные для приня-
тия того или иного решения предпосылки, так и в случаях,
когда ввиду растерянности (травмирования) сознание про-
сто не замечает этих предпосылок и совершенно незаметно
для него самого и даже против собственной воли передает
свое право выбора неизвестной ему инстанции, которая в су-
щности и производит этот выбор сама, но производит не
только для себя одной, но заодно и для него самого тоже.
Собственно этот выбор за его спиной как раз для него и про-
исходит, ибо само по себе бессознательное — это не только
то, что толкает сознание назад, но и то, что толкает его впе-
ред. Причем, и об этом мадо всегда помнить, и ib том и в
другом отношении оно всегда скрывается за спиной сознания
и тень его неуловима. Поэтому-то и создается впечатление,
будто и в таких случаях выбор производит одно сознание и
ни.ка.кюе .бессознательное тут не замешано, тем более, что в
сущности ничто другое, кроме нашего сознания, не может со-
151

общить нам конкретно ни о том, когда оно теряет свое право
и овою способность .выбора, и и о том, когда оно их снова се-
бе возвращает или тем, что при этом оно отрицает, или тем,
что при этом о;но принимает сделанный за его сшиной выбор
— выбор бессознательного. Теоретически уловить это непос-
редственно почти невозможно. Об этом можно только угадать
по следам, какие бессознательное оставляет на нашем созна-
нии, особенно через его рас т etp я н ,н ю-с т ь или -полную атро-
фию, когда стрелки нашей сознательности совсем исчезают
и л'И начинают метаться в совершенно противоположных на-
правлениях мысли, не умея при этом контролировать свои
движения. (Ср. с интеллектуально неупорядоченной ситуацией,
в какую часто попадают герои Достоевского. Разве не в
такой ситуации находится, например, Раскольников, когда
он готовится к убийству и убивает при страхе от одной толь-
ко мысли об убийстве и при полном убеждении, что человек
вовсе не должен убивать другого -и ни бога в себе — свое со-
знание. Сам он не хочет, но »вынужден сделать это.
Или возьмем Дмитрия из «Братьев Карамазовых». Он бы-
вает невыносимо жесток и труб, и сам терзается от этого; он
угрожает смертью и причиняет зло людям и богу даже при
самом глубоком чувстве нежности к ни im.)
Только в результате »психоанализа, как уверяет Фрейд,
можно убедиться в этом, и так называемый экзистенциаль-
ный психоанализ в этом отношении во многом напоминает
его психоанализ (и особенно — Достоевского). Во всяком
случае, вряд ли правомерно считать, что у современных эк-
зистенциалистов, в частности у Сартра, психика и сознание
покрывают друг друга, л<ак и с тем, будто '.все, что человек де-
лает, он делает .исключительно сознательно101 В противном
101 Ср. Буржуазная философия XX века, Тб. 1970, стр. 575 и др. Ока-
зывается, тут в заблуждение вводит однозначное положение самого Сартра, в
частности положение Сартра о совпадении «изначального выбора» («изначаль-
ного проекта») и сознания: «Так как наше бытие ecTL именно наш изна-
чальный выбир, то сознание выбора идентично сознанию, которое мы и.мее.м
о себе. Надо быть сознающим, чтобы выбрать, надо выбрать, чтобы быть
сознающим. Выбор и сознание—это одно и то же» (J.-P S а г 1 г о, L' Etre et
le Neant, р. 567 Зд^сь, как, в основном, и далее, Сартра мы цитируем в пере-
воде В. И. Кузнецова, Жан-Поль Сартр и экзистенциализм, М., 1969). Одна-
ко «сознание», о котором здесь идет речь,— это не то чаше обычное, «вуль-
гарное», по въ1раженнта Сартра, сознание, которым мы оперируем в нашей
повседневной жизни и которое мы обычно противопоставляем всякому бес-
сознательному, т е. не то наше активное сознание, п котором мы выражаем
наши стремления и наши мысли, само наше я, что, в свою очередь, ставит
152

случае теряют всякий смысл сами основные понятия филосо-
фии Сартра — такие, как «изначальный выбор», «изначаль-
ный проект», .не говоря уж об «изначальном страхе» -или
«изначальном стыде», с 'которыми, согласно Сартру, человек
появляется в мире бытия, где его собственно-для-себя-бытие
уже связано <с бытием другого. При этом Сартр, как изве-
цели и мыслит, а «сознание», которое вообще не мыслит и не ставит целей,
«сознание» это, наоборот, противоречит всякому нашему стремлению и осмы-
слению цели, нашей непосредственной апперцепции, хотя и определяет все
наши сознательно поставленные цели л стремления, все наши сознательно
выработанные проекты, само наше я. Не напоминает ли оно в этом отношении
бессознательное Фрейда?! Во всяком случае, оно не является сознанием в
собственном смысле слова, ибо сознание, которое не ставит и не обдумывает
цели, т. е. сознание, которое и не представляется нам в качестве непосред-
ственной апперцепции нашего я, не есть сознание, так же, как и само бессоз-
нательное, будучи переживанием и мышлением,— не бессознательное в соб-
ственном смысле слова Сартр улавливает, оказывается, это противоречие
и тут же резко отличает наш «изначальный выбор» («изначальный проект»)
как наше «изначальное сознание», лежащее в основе нашего выбора, дейст-
вительно сознательно поставленных целей и соответственно выработанных
проектов, собственно нашего «вульгарного сознания» от самого этого созна-
ния. Впрочем, он совершенно определенным образом «утверждает, что изна-
чальный выбор не является обдуманным, осмысленным, положенным как
сознательно поставленная цель» (В. Н. Кузнецов, Указ. соч., стр. 130).
Поэтому вряд ли следует безоговорочно сказать также, что, поскольку чело-
веку, по Сартру и по экзистенциализму вообще, всегда приходится выбирать
самому, ему никогда не па кого и не на что сваливать свою вину— ни на бо-
га, ни на стремление к власти, ни на либидо и т. д. Кстати, экзистенциальный
психоанализ, в частности психоанализ Сартра, и в этом отношении во многом
напоминает психоанализ Фрейда. При атом уместно, как нам кажется, вспо-
мнить и еще об одной-единствен ной, как говорят, поправке, которую Сартр
вносит в известную формулу Хайдеггера о том, что сущность отношения меж-
ду сознаниями— это «бытие-с» (Mitsein): «Сущность отношения между со-
знаниями есть не Mitsein,— говорит Сартр,— а конфликт» (Сартр,
Указ. соч., стр. 502). Отсюда вытекает, что Сартр пытается установить основ-
ные характеристики бытия-для-себя как в то же время и бытия-для-друго-
го, в частности такие, как любовь, садизм, ненависть, сотрудничество, борь-
ба, соперничество, соревнование, влечение, послушание и пр., причем ус-
тановить не иначе, как через сексуальность, лежащую в основе каждой из
этих характеристик бытия-для-себя, ибо, выражаясь словами того же Сартра,
буквально все эти характеристики, вместе взятые, «заключают в себе как
свой скелет сексуальные отношения» (там же, стр. 477). И здесь, более, чем
где-либо, мы должны констатировать непосредственную близость Сартра и
современных экзистенциалистов к Фрейду, в то же время констатируя и самое
153

стно, соглашается и непосредственно использует «варварски
краткую», по его выражению, формулу Хайдеггера о том,
что (мое) бытие есть всегда бытие-с, оо-бьгше, т. е. бытие-с-
другим. Как раз это бытие-с и рождает у каждого страх, и
при этом страх перед собственным существованием, а тем
более — 'существованием другого, точно так же, как и чув-
существенное различие между ними: «С тех пор, как имеется тело и имеется
Другой, мы реагируем посредством желания, любви и производных опера-
ций... Наша физиологическая структура позволяет лишь символически и на
почве абсолютной случайности выразить постоянную возможность, какой
мы являемся, принять ту или другую из этих позиций. Таким образом, мы
можем сказать, что для-себя является сексуальным в самом своем возникно-
вении перед лицом другого и что через него сексуальность приходит в мир»
{Сартр, Указ. соч., стр. 477).
В этой связи, комментируя Сартра, специалисты пытаются добиться пре-
дельной ясности в рассмотрении вопроса, совершенно справедливо отмечая
при этом, что в отличие от Фрейда, по Сартру «не сексуальность определяет
действия человека как свободного существа, но его абсолютная свобода сим-
волически выражается в сексуальности и выступает по отношению к послед-
ней как определяющая сила» и что «в силу этого ссылки на сексуальность,
любовь, как глубокую структуру всевозможных отношений между людьми,
превращались у Сартра в чисто словесную дань фрейдизму. По сути дела эти
отношения трактовались чисто экзистенциалистски , как неис-
коренимый конфликт отчуждающих друг друга сознаний» {В. Н. Кузне-
цов Указ. соч. стр. 148). Между тем следует, однако, отметить, что сам
этот «неискоренимый конфликт отчуждающих друг друга сознаний» в его
собственно экзистенциалистском понимании, во всяком случае в том смысле,
в каком он трактуется у Сартра, подтверждает наиболее интимную и суще-
ственную близость точки зрения Сартра с фрейдистской, так называемого
экзистенциального психоанализа с так называемым «эмпирическим психо-
анализом» Фрейда и его ортодоксальных последователей из современных нео-
фрейдистов вообще. Да и без этого, скорее возможно в самом положении Сар-
тра о том, «что для-себя является сексуальным в самом своем возникнове-
нии перед лицом другого и что ч«рез него сексуальность приходит в мир»,
было бы более оправданно увидеть попытку автора несколько уточнить
прямую зависимость своей теории от фрейдистской: ведь в данном положении
Сартра, как и во фрейдизме, прежде всего, привлекает внимание мысль о цен-
тральном и об изначальном (бессознательном) происхождении секса. Един-
ственно неоспорима и верна в принципиально оспариваемых нами здесь по-
зициях их основная мысль— о существенном различии между экзистенциаль-
ным психоанализом Сартра и «эмпирическим психоанализом» Фрейда. Одна-
ко при всей существенности различий, между ними есть и существеннее сход-
ство, о чем так непосредственно и так недвусмысленно осведомляет нас сам
Сартр, считая свое учение о челокеке «экзистенциальным психоанализом»,
154

ство стыда перед всеми и перед своим собственно-для-себя-
-бытием, своей личностью. В связи с этим ib учении Сартра
обращает на себя внимание одна деталь — это акцентиро-
вание им положения, что такие чувства, как чувство стыда и
•чувство гордости, человек не испытывает перед неодушев-
ленными предметами, а только перед другими людьми. Наи-
более 'постоЯ'Нно л безотказно функционирующий во мне
источник моего стыда или моей гордости — это мое опасе-
ние или мой страх, что другие могут узнать меня и открыть
мою тайну — тайну моего сознания., которую оно скрывает
ото всех, норой даже от себя и от меня тоже или о которой,
возможно, само оно вообще не имеет .никакого (представле-
ния; стало быть, сам по себе всякий психоанализ стал бы
излишним при отсутствии такой тайны, т. е. при отсутствии
бессознательного, как такового вообще. Ибо всякий психо-
анализ, будь он эмпирическим психоанализом Фрейда или
экзистенциальным психоанализом Сартра, для того и нужен,
■чтобы вскрыть и эту тайну и это J6ecсознательное — следы
их наличия .в нашем сознании и в нас самих. Ведь скорее
«ничто» — это тайна, причем тайна для нашего «бытия-со-
знания», дли нашей экзистенции, которая и стремится
разгадать эту тайну как предмет своей непрерывной интен-
ции. К тому же надо хорошо вдуматься в общий контекст
.известной формулы Сартра: «Мы есть свобода, которая вы-
бирает, но мы не выбираем быть свободными: мы осуждены
на свободу и брошены в свободу»102.
(д) Не сумев правильно разобраться в сущности данной
■формулы, мы не можем адекватно понять, как в толковании
Сартра и современного экзистенциализма происходит отчуж-
дение человека, в самом специфическом смысле этого слова,
т. е. в смысле отчуждения его от самого себя, в основе кото-
рого (отчуждения), должно быть, лежит отчужденное от са-
мого себя сознание, но не сознание в собственном смысле
слова, и это постольку, поскольку и в том и в другом отно-
шении, в сущности, само это отчуждение происходит не
но не «экзистенциальнп/i псгхолс.гнеГ:» нообще. Л между тем. так или и аче.
d принципе никалоп психоанализ чел опека. R том числе и экзистенциальный,
не может быть опртвдап, если ои изгоняет при этом из сферы человеческой
психики бессознательное; лько наличие бессознательнсго и делает всякий
психоанализ целесообразным и уместным, если пзять на себя право говорить
надобности такого анализа нообще. Экзистенциальный психоанализ чело-
века, его собсгвенно-для-себя-быгия, его личности, не представляет собой
л о чти никакого исключения и этом отношении.
],)-.Ж-П. С а р т р, Указ. соч.., .стр. 565.
155

только через одно сознание, но »и через бессознательное. Ибо
психологически мое отчуждение имеет место не только
и не столько как мое отчуждение от другого и от всего ос-
тального, но и как мое отчуждение от меня самого, от моего
собетвенно-для-еебя-бытия, моей личности, даже скорее
именно как -мое отчуждение от меня самого, от моего собст-
венно-для-себя-бытия, моей личности. Причем, и в том и в
другом случае само это отчуждение, прежде всего, есть мое
отчуждение от моего ■соз'нам.ия. Поэтому точно так же, как в
лице невротиков или других психических больных Фрейд ви-
дит отчужденное от самого себя сознание — это самое «не-
счастное сознание» м пытается понять это сознание, ссыла-
ясь на бессознательное психическое, в лице отчужденного в
пределах нормы человека, по экзистенциализму, прежде все-
го, -мы должны »видеть его отчуждение собственно от его со-
знания и понять это сознание мы также должны не иначе, как
через это бессознательное психическое, при обязательном на-
личии его. Экзистенциальный психоанализ 'неотделим от пси-
хоанализа вообще, в основе которого лежит учение о бессоз-
нательном психическом — учетие Фрейда.
Во всяком случае, чисто экзистенциалистски трактуемое
понятие отчуждения, подобно всякому другому, требует, как
свое объяснительное понятие, понятие о бессознательном
психическом. Впрочем, вместе с Ницше и Киркегором Фрейд
■прочно стоит у истоков современного экзистенциализма как
хайдеггеровского, чисто философского (спекулятивного), так
и еартровокого — экзистенциализма в то же время п художе-
ствен но-литературного толка, в принципе объединяя в себе
оба эти последующие потока человеческой мысли, из коих
первый, как холодное слово разума, напомниает человеку о
его конце, тогда как второй, будучи горячим словом чувст-
ва, наоборот, в какой-то мере всегда возвращает ему надеж-
ду, хоть самую отдаленную и колеблющуюся, но все-таки
надежду — веру в самое себя. (Ср. с известным протестом
Фолкнера: «Я отказываюсь принять конец человека», так ха-
рактерно и так поучительно воплощенным в образе Нэнси
Мэ-н'нмго из «Реквиема по монахине».)
И, наконец, в-четвертых. Тем самым мы вплотную под-
ходим еще к одному, третьему по счету, пункту: в чем экзи-
стенциальный психоанализ некоторых современных экзи-
стенциалистов, если в принципе не всех без исключения, з.
156

том числе Сартра и Камю, непосредственно смы-кается с
традиционным психоанализом Фрейда и его ортодоксальных
последователей — это тот самый принцип «исцеления через
осознание», о котором у нас речь шла выше. Здесь мы кос-
немся лишь одной стороны вопроса, в частности вопроса о
так называемом «несчастном создании», в его психоанали-
тическом понимании, с которым, как нам кажется, непосред-
ственно связано и сознание, в ого экзистенциалист-
ском понимании, так называемое экзистенциалистское
сознание в целом. Следует при этом особо подчеркнуть, что
«несчастье» сознания, о котором здесь идет речь, заключа-
ется, по Фрейду, не только и не столько в том, что часто за
^го опиной (за спиной сознания) поднимаются громадные те-
ни бессознательного, угрожающие ему сплошным затмением,
и при этом оно (сознание) никак не подозревает об этом, но
и в том, что порой, как раз наоборот, оно (сознание) знает
всей не ib силах предпринять ровно ничего, чтоб предотвра-
тить наступление тьмы. Ибо при таких крайне насторажива-
ющих ситуациях, как, скажем, обморок, наше сознание «ухо-
дит», и когда оно снова «возвращается», отчуждение уже со-
вершено. И на фоне сего, уже «воскресшего», сознания мож-
«о уловить только лишь быстро исчезающие следы бессоз-
нательного, но не его самого в своих титанических противо-
речиях.
(а) Цель психоанализа, в том числе и экзистенциально-
го, как раз в том и заключается, чтобы на поверхности этого
сознания, при его ярком освещении, восстановить сравнитель-
но полную картину игры сил и добиться исцеления, т. е. ис-
целения через осознание. И это потому, что, в сущности, ни
по Фрейду, ни по экзистенциализму феноменология бессоз-
нательного невозможна, ее можно воспроизвести только че-
рез феноменологию собственно сознания. Психоанализ, а тем
более экзистенциализм, в таком виде только и выступает —
как соответствующее учение о 'бессознательном, т. е. и как
философия и как психология бессознательного, лежащие в ос-
нове общей теории личности, в целостной системе ее глобаль-
ных отношений.
На примере психоанализа и любой его модификации на-
ших диен, будь то отдельные (проявления современного -экзис-
тенциализма или сюрреализма, легко убедиться в этом. Ведь
современный экзистенциализм, как и традиционный психо-
анализ Фрейда, строит свое учение о человеке, исходя из
мысли (1) о человеческой мизерности и немощи, ничтожно-
157

сти и греховности и сверх того о садазме и подлости; (2) о
замкнутости и некоммуникабельности человека, о постоянном
стремлении и .к соперничеству и к послушанию, к стремле-
нию проникнуть в тайну другого и в свою 'собственную, о глу-
боко личном и интимном происхождении его; (3), об изна-
чальном страхе и стыдл'ивости человека, о его неуклюжести
и сплошной сексуальности; (4) о полном господстве над ним
болезни и рока, о роковом характере его -судьбы; (5) о его
способности к забвению и о его забвепиости (забытости, за-
брошенности). То есть о бытийной расщепляемости его на
«слишком человеческое» и «античеловеческое». Причем, с
точки зрения современного экзистенциализма, как и тради-
ционного психоанализа, «античеловеческое» всегда довлеет в.
нем над «слишком человеческим», ибо, и по экзистенциаль-
ному психоанализу и по психоанализу Фрейда, в лучшем слу-
чае все эти отрицательные хара;ктеристики человека — и ни-
зость -и немощность, л пичтожшость .и греховность, и садизм -и
подлость, и замкнутость и некоммуникабельность, и посто-
янное стремление к соперничеству, и постоянное стремле-
ние (К послушанию, ш эта изначальная боязнь, и эта изна-
чальная стыдливость, и эта болезненность, и эта способность
к забвению, и эта забвенность (заброшенность) его — могут
быть, правда, объяснены, но никак не могут быть преодоле-
ны. При этом у современных философов-экзистенциалистов
почти все эти отрицательные, как, впрочем, и положительные,
характеристики человека трактуются не в одном только об-
щефилософском, но и в строго индивидуально-психологичес-
ком плане. Приоритет же з мысли об изначально-бытийной
расщепляемости человека, в ее индивидуально-психологи-
ческом понимании, принадлежит Фрейду — этому удивитель-
но оригинальному, но далеко не непогрешимому, основопо-
ложнику психологии личности.
Кстати, сущность учения Фрейда в этом отношении со-
стоит в том, что основную причину каждой из этих отрица-
тельных психологических характеристик человека, как и са-
мой его изначальной бытийной расщепляемости, оно прежде
•всего видит в «несчастии» его сознания — -в его «'несчастном
сознании». Так вот, по Фрейду, человек не был бы ни жал-
ким, ни немощным, ни ничтожным и ни греховным, ни жесто-
ким и ни подлым, ни замкнутым и пи некоммуникабельным,
-ни охваченным чувством страха и ни охваченным чувством
стыда, ни слишком надменным, ни слишком сексуальным, а
тем более разбитым и забытым, если бы не было этого его
«несчастного сознания», т. е. если бы его сознание могло
всегда оправдать себя ©о всех аспектах фундаментальныч
158

отношений человека — ив его отношении к самому себе, и
-к дру-гим, и .к (богу. Фрейд находит, что наше сознание не в
»состоянии гарантировать нас 1и -нашу целостность ни в одном
из этих фундаментальных отношений — ни в отношении к
самому себе, ни в отношении к другому, ни в отношении к бо-
гу, /ибо если мы и действительно немощны и жалки, ничтож-
ны "и греховны, замкнуты внутри себя и некоммуникабельны,
охвачены чувством изначального страха и изначального сты-
да, слишком надменны -и слишком сексуальны, вместе с тем
и безнадежно разбиты и безнадежно забыты, то мы делаем-
ся таковыми из-за немощности и мизерности, из-за ничтож-
ности и греховности, из-за замкнутости и нелшммуника'бель-
иости, из-за боязливости и стыдливости, из-за слишком боль-
шой надменности и сексуальности... нашего сознания. Пото-
му что ведь, с точки зрения Фрейда, сознание отражает в се-
бе все, а мы должны руководствоваться нашим сознанием.
Стало быть, если в своих поступках мы гарантируем себе «по-
беды», то прежде всего нам гарантирует это наше сознание,
точно так же, как если мы в своих поступках гарантируем
себе «поражения», то л в этом случае прежде всего нам га-
рантирует это наше сознание. А это значит, что наши пора-
жения указывают нам, прежде всего, на поражения нашего
сознания, т. е. на ело полное или частичное отсутствие в на-
ших поступках, а иногда и на полную бессознательность са-
мих этих поступков и наших замыслов.
А между тем, как полагает тот же Фрейд, наше созна-
ние не должно «покидать» нас, и мы «вовсе не «замечаем» его
отсутствия или просто не хотим верить в его отсутствие, ибо
сознание — это единственно возможная мера нашей интим-
ности, нашего собственно-для-себя-бытия, нашей индиви-
дуальности, и когда сознание покидает нас, под угрозу по-
падает граница нашей интими-гости и нашего собственно-для-
себя-бытия и пашей личности, которая покидает нас вместе с
сознанием. Отсюда и собственнопсихоаналитическое и собст-
веиноэжзистенц'налистское «расщепление» человека на два на-
чала — па «слишком человеческое» и «античеловеческое»
Причем, тут различие только формальное: в первом случае
«расщепление» происходит с ссылкой на бессознательное
и на алогичность его природы, во втором же — с ссылкой,
в основном, на отчуждающееся от самого себя созна-
ние, почти при полной его некоммуникабельности. В сущ-
ности же это одно и то же, ибо, судя по психоанализу,
человеку приходится действовать и он в принципе действует
не только при наличии и при решающей роли его сознания,
159

но и при отсутствии и при полном «вытеснении» его созна-
ния, т. е. при наличии и при решающей роли его бессозна-
тельного. Более того, по Фрейду, бессознательное, как тако-
вое, всегда довлеет над человеческим сознанием и над его
интимностью, над его собственно-для-.себя-бытием и над его
личностью, он-то .и есть то самое так называемое «античело-
веческое» в человеке, и это постольку, 'поскольку само это
сознание уступает ему свою основную функцию — функцию
управления нами и регуляции наших поступков. Отсюда мо-
жно проследить за тем, как психоанализу удается констати-
ровать бессознательное, ссылаясь .ка это «несчастье» созда-
ния, на само это «несчастное сознание», и «а-к уверенно он
отнимает у сознания право властителя: психоанализ до конца
последователен в своей мысли о «несчастном сознании» и
подтверждает он ее, так иронически указывая на скрываю-
щееся за спиной сознания бессознательное, степень могуще-
ства которого измеряется -степенью «несчастья» этого созна-
ния, его бессилием.
Исходя из экзистенциализма, нам предоставляется пра-
во действовать исключительно согласно свободному выбору,
т. е. по праву свободного выбора, по которому мы свободны
в своих решениях, и мы должны выбрать сами, или, говоря
иначе, согласно экзистенциализму, человек имеет пра<во
выбора только п»ри наличии и при »полной-власти «над ним его
сознания. Но это еще не все и вовсе не главное. Это лишь
позиция, с которой экзистенциалиам смотрит на человечес-
кое сознание. Дело в том, что при такой позиции хорошо на-
блюдается и даже измеряется разница между тем, что оно
должно делать, и тем, что оно в действительности делает: оно
должно сделать человека, своего нооителя, могущественным
и властным, совершенно искренним и добрым, внутренне упо-
рядоченным и гордым, прямым наследником и носителем
современной культуры, абсолютно разумным и свободным.
Но в лучшем случае оно может сделать его таковым крайне
относительно, в большинстве же случаев оно, как раз наобо-
рот, делает его немощным .и жалким, -по-мелкому подлым и
наглым, слишком агрессивным и пан-сексуальным, к тому же
удивительно стыдливым и трусливым, -как животное, а иног-
да и великим наюилыншшм и антигуманистом. То есть оно —
это сознание — далеко не всегда в состоянии выполнить
свою основную функцию — функцию управления человеком
и регуляции его поведения во всех аспектах его фундамен-
тальных отношений.
Это, пожалуй, одно из самых существенных и наиболее
характерных заключений (оно совпадает и с основным выво-
160

дом психоанализа), которое мы могли бы сделать из экзис-
тенциалистской теории сознания с той позиции, с которой
ома подходит к данной проблеме. Тут, как и там, — во фрей-
дизме, «несчастье» человеческого сознания .налицо .и заклю-
чается оно в .самом отчуждении человека от этого сознания.
По экзистенциализму, как и по психоанализу, человек не
может быть уравновешенным и внутренне упорядоченным,
таковым не б силах сделать человека его сознание. Созна-
ние далеко неуравновешенно и внутренне неупорядоченно
само. Причем, ни по экзистенциализму и ни по психоанализу,
одно отсутствие знания не может быть причиной столь
неизлечимой трагедии нашего сознания. Скорее даже
наоборот, таковой может быть са.мо наличие зна-
ния, однако знания не столько чего-то или некоего
другого, а знания самого себя, своей роковой обреченности и
обидной ограниченности, в дамом случае, ограниченности хо-
тя бы одним только знанием: наиболее интимный, собствен-
нопсихологический (но не социальный) смысл столь трагич-
ного отчуждения Грегора Замзы, по Кафке, заключается не
в том или не столько в том, что он узнал о своем страшном
превращении в какое-то насекомое, т. е. не в самом непос-
редственном созна.пии о происходящем отчуждении, а в его
роковой предопределенности и в обидной ограниченности од-
ним только этим знанием, т. е. именно в бессилии, в невоз-
можности заняться чем-либо другим — предотвратить свое
отчуждение, отчуждение своего экзистенциалистского созна-
ния, его самого.
Согласно экзистенциализму, как и психоанализу, человек
в какой-то мере всегда находится в роковой ситуации и всег-
да скован страхом. Допустим, что, по экзистенциализму,
это, прежде всего, страх его сознания перед собственным бес-
силием, но не перед скрывающимся за его (сознания) спиной
бессознательным, как предпочли бы сказать ортодоксальные
фрейдисты. Но это не главное, главное знать, что может че-
ловек выбрать или может ли он в таких ситуациях вообще
выбрать? Что мог выбрать, например, Грегор Замза и мог ли
он вообще выбирать в его положении? При его экзистенциа-
листском сознании? Экзистенциалисты считают, что человек
должен выбирать и в таких ситуациях и что и тут он свобо-
ден в своем выборе и в случае, если он вообще перестанет
мыслить. И в этом, пожалуй, они правы. Но это не главное.
Главное — это вопрос: соответствует ли данный выбор ин-
тересам человека? Т. е. всегда ли при таких ситуациях на-
ше сознание выбирает нечто нужное нам и ему самому?
Или же в таких ситуациях ему приходится принимать выбор
П. А. Е. Шерозия 161

против нашей и своей собствевнюй ib-оли? Почему мы и наше
сознание тач< поступаем? Не 'потому ли, что и .мы ,и наше со-
знание свободны и мы должны выбрать сами, по ни мы, пи
(Наше соэнаоие не в силах .превзойти самих себя? А не равно-
сильно ли это тому, что перед лицом такой дилеммы ни мы,
пи наше сознание фактически не принимают выбора? Нам
кажется, как раз на эти вопросы и отвечает означенная фор-
мула Сартра: Мы есть свобода, которая выбирает, но мы не
выбираем быть свободными; мы осуждены на свободу и бро-
шены в свободу. Лучше не скажешь!
Эта формула Сартра содержит в себе глубокую мысль, и
если попытаться снять с нее неопределенность, с которой она
у него все-таки выражена, то следовало бы считать эту собст-
венночеловеческую свободу выбора, о которой здесь идет речь,
весьма относительной. А ведь это, в свою очередь, прежде все-
го говорит об относительности нашего сознания при вы-
полнении своей основной функции — функции управления на-
ми -и регуляции наших поступков, во всех аспектах наших фун-
даментальных отношений. Принцип относительности прони-
кает всюду, в том числе и в общую теор.ию сознания. Кстати»
в общую теорию (и психологию) сознания этот принцип фак-
тически впервые был введен психоанализам, и современные
экзистенциалисты при соответствующем анализе сознания, ко-
нечно, не могут просто обойти его — этот универсальный прин-
цип бытия, в том числе .и самой экзистенции — и нашего соб-
ственно-для-себя-бытия и нашей личности. Только экзи-
стенциализм более умерен в мысли об относительности на-
шего сознания и, в отличие от психоанализа, он вовсе не до-
водит ее до крайности, т. е. в сущности он воздерживается от
риска так много и так безоговорочно говорить о бессозна-
тельном, а тем более так явно нарушить на большой карте
человеческой психики равновесие между ним и сам.им созна-
нием в пользу бессознательного, как это обычно делают
фрейдисты. А между тем само по себе введение принципа
относительности в общую теорию сознания, что по существу
в какой-то мере всегда связано с положительной трактов-
кой бессознательного и признанием его активной роли в ду-
ховной жизни человека, требует более уверенной мысли о
нем — об этом бессознательном, как об одной из возможных
сфер и одной из возможных форм активности человеческой
психики.
(б) Теперь несколько слов об «изначальном страхе» и
«изначальном стыде» — в связи с общей теорией сознания и
бессознательного психического как общей теории личности, в
частности в связи с интересующей нас здесь категорией созна-
162

мня, — о «несчастном сознании». Ведь и психоанализ ики и экзи-
стенциалисты и то и другое— и «изначальный страх» и «изна-
чальный стыд» — рассматривают как основные характери-
стики личности в их самой j^посредственнои связи с фено-
меном секса. Во всяком случае, мы должны констатировать
сходство между этими двумя направлениями еще и в этом
отношении. TaiK, во всяком случае, мы должны ставить воп-
рос, исходя из изложенных выше суждений Сартра об «из-
начальном страхе» и «изначальном стыде», с которыми, по
его мнению, человек вступает в мир бытия, где его собствен-
но-для-себя-бытие уже связано с таким же собственно-для-
себя-бытием другого, в силу чего сущность отношений меж-
ду ними, по Сартру, есть не что иное, как конфликт, но не тот
самый Mitsein, о котором говорит Хайдеггер, а именно
этот самый .конфликт, о котором говорит он, Сартр. Прежде
всего, как раз в этом и заключается сходство между Сарт-
ром и Фрейдом, между их приемами психоанализа и соот-
ветствующими выводами, ибо как по Сартру, так и по Фрей-
ду, в мире бытия каждое собствен но-дл я -себя- бытие находит-
ся в конфликте с каждым еобственпю-для-себ я --бытием дру-
гого. Отличие только в том, что для Фрейда и дл>я традицион-
ного психоанализа вообще основное, самое фундаментальное
и к тому же, пожалуй, самое таинственное разделение бытия
— это половое разделение: в самом образовании мужчин и
женщин — этих противостоящих друг другу особей — кроется
тайна непреодолимости противоречий человека и человечест-
ва, поскольку психоанализ позволяет оперировать термином
«человечество», а следовательно, и тех отношений, о которых
здесь идет речь, в частности тою к онф л и,кт а, с которым, по
Сартру, каждый человек вступает в мир бытия. Дело в том.
что, согласно Фрейду и традиционному психоанализу вообще,
сам этот конфликт, с которым каждое собстзенно-для-себя-бы-
тие вст>#ает в мире бытия с каждым сабственно-для-себя-бы-
тием и при котором каждое из этих собственно-для-себя-бы-
тий находится в отношении с другим, есть, прежде всего, кон-
фликт с противошложным (полом: в приьщине можно познать
любую тайму и преодолеть почти все фундаментальные про-
тиворечия, издавна присущие человеку, кроме противоречий
секса — противоречий от разделения и соперничества полов,
противоречия между мужчиной и женщиной.
Так полагают фрейдисты — и старые и новые предста-
вители учения Фрейда. Причем, и те и другие секеуал.изиру-
ют человека вплоть до сексу а л из аци и его собственно-для-
себя-бытия, его личности: человек сексуален в самом своем
естестве, -и натура его неизменна. Более того, они считают, что
163

главная движущая сила человека (и человечества) — это
сексуальное противоречие, оно суть и основная характери-
стика человека: в принципе вся'кие отношения человека, аз
том числе и производственные, в конечном счете сводятся на
сексуальные отношения; дилемма секса неразрешима. Это
не значит, однако, что, с точки зрения Фрейда и его последо-
вателей, основная цель человека, поскольку она фигурирует
в его индивидуальном (п общественном) сознании, это —
уладить одни только сексуальные отношения и добиться од-
них только сексуальных наслаждений. Подобные интерпре-
тации учения Фрейда не только неверны и неправомерны,
они -игнорируют самую сущность сего учения и как общей
теории сознания и бессознательного психического и как об-
щей теории личности, а тем более как специального метода
анализа наиболее интимных и таинственных образований ео
лирики. Так вот, фрейдисты скорее, напротив, считают, что
собственно сексуальным влечениям человека, самой его пай-
сексуальности противостоит весь мир его сознания; они вы-
тесняются, на них налагается запрет непосредственно связан-
ных с ними общечеловеческих образований — культуры, все-
го исторического наследия -человечества: основная цель и
подцели сексуальных влечений человека, особенно самой его
пансексуальности, в какой-то мере всегда вытеснены и сос-
тавляют область бессознательного. В сущности ни по приро-
де своей, ни по смыслу они не соответствуют сознанию, и че-
ловек почему-то всегда предпочитает держать их под свин-
цовой печатью, в бессознательном. Но если, тем не менее,
иногда им все-таки удается добиться свое-го проявления и они
совершенно определенно дают о себе знать, то человек тут
же старается отослать их обратно, ибо они в корне противо-
речат сознательно определенной цели и ценностям его жиз-
ни:, сила наших сексуальных влечений, особенно самой па-
шей пансексуальности, в бессознательном образовании их
.подлинного «смысла», полностью они почти никогда не под-
даются власти нашего сознания, .паше сознание можег толь-
ко угадывать и опровергать их. При этом фрейдисты наделя-
ют их зарядом психической энергии и в системе своих рас-
суждений, как правило, всегда предпочитают считать их осо-
быми психосоматическими образованиями, составляющими
мощную группировку, противостоящую человеческому созна-
нию. И это отнюдь не потому, что в системе фрейдизма одни
сексуальные влечения наделяются зарядом психической энер-
гии. Энергией охвачен весь круг человеческой психики — и
сознание и бессознательное. Только, с точки зрения Фрейда,
.сознание уступает бессознательному и в,этом отношении: бес-
164

сознательное — это разрушительное и алогичное начало че-
ловеческой психики, оно суть такое же начало и самой че-
ловеческой личности, ее собствснно-для-себя-бытия, ее ин-
дивидуальности.
Отсюда и непосредственно присущие человеку «изна-
чальный страх» и «изначальный стыд», точнее чувства «из-
начального страха» и «изначального стыда» перед своей из-
начальной обнаженностью, изначальной обнаженностью и
бессознательностью своих сексуальных влечений, своего ес-
тества, своей самости, особенно при реальной возможности
потерять н эти влечения и эту самость: сексуальные возмож-
ности человека в такой же мере хранят границу его лично-
сти, ib какой и посягают па эту границу, ибо мера его сексуаль-
ности, его естества в то же время есть и мера его личности.
Поэтому неслучайно, -что, судя «по психоаналитическим наб-
людениям Фрейда и его последователей, никакое чувство
страха и стыда не потрясает и не деформирует до такой сте-
пени человека, как чувство своей неполноценности, своей им-
потентности: граница нашей сексуальности, нашего естества,
в то же время есть и граница нашего собственно-для-себя-
бытия, нашей самости. Поэтому неслучайно также, что, по
тем же наблюдениям Фрейда и его последователей, за этой
священной границей жизни человек начинает быть вещью
среди вещей: никакую тайну, а тем более тайну о самом се-
бе, человек не храишт в тайниках своего сознания так глубо-
ко, с такой недоступностью, как тайну своего секса. В прин-
ципе человеку свойственно примиряться со всем и призна-
(Ваться во всем, ему трудно примириться п признаться только
в своей неполноценности: самое тяжелое и самое уничтожа-
ющее отчуждение, какое только человек может претерпевать,
это его отчуждение от своего естества, от своего секса. Это
равносильно потери им его «изначальной целостности» — его
могущества, — при наличии которой и складывается струк-
тура не только самой его личности, но и самих его фунда-
ментальных отношений, в том числе и общественных (произ-
водственных).
Впрочем, все, что только может стать для человека ин-
дивидуальным и общественным, в собственнопсихоаналити-
ческом смысле этих слов, Фрейд считает таковым только в
системе его сексуальных отношений, поскольку они лежат в
основе всех его остальных фундаментальных отношений. Это
зна-чит, что для Фрейда и его последователей границы моего
секса, моих сексуальных отношений, в то же время п есть
граница моего мира. В конечном счете, ка»к раз в этом и за-
ключается основной смысл той односторонней интерпрета-
165

ции человека, которой до сих пор так неравномерно, но так
настойчиво занимаются фрейдисты. Отсюда и та самая та.к
называемая сплошная биологизация ими человеческой сущ-
ности, за которую они втюлне заслуженно получают горькие
упреки, что, не переставая, все еще сыплются на них со сто-
роны почти всякого рода ач-гтибиолопистов. В своей сущности
человек — это биологическое существо, он и остается им, по-
ка вообще существуют данные ему от природы инстинкты, т. е.
именно эпи .инстинкты и .подчиняют iB нем все остальные, \в том
числе и его социальные установки. Так рассуждают фрейди-
сты — и старые и нсивые представители психоанализа103.
Что же касается современных экзистенциалистов, то они,
сразу же почувствовав весьма опасную для широкого приз-
юз к;СТати, критика Фрейда с позиции антибиолегизма, которой так упор-
но и так основательно занимаются не только у нас в Союзе, но и за рубежом,
даже среди некоторых наиболее видных неофрейдистов наших дней, не говоря
уже об отдельных представителях близких к психоанализу течений, а тем бо-
лее совершенно противоположных ему направлений современной психологи-
ческой и психосоматической мысли, в принципе не вызывает никаких возра-
жений, и мы лично также вполне согласны с ней. Вместе с тем мы хотим
внести одно уточнение в рассмотрение этого вопроса и отдать Фрейду должное
в этом отношении. Дело в том, что: Во-первых, при всей сплошной биологи-
зации Фрейдом человеческой психики, учение Фрейда— его психоанализ
в целом—-от начала до конца учение пси хологи ческое и, будучи
неисправимым психологистом в психологии, Фрейд во всех отношениях
остается им: собственнопсихологические тенденции в его учении всегда дов-
леюг над собсгвеннобиологическими. Ведь в сущности он строит свою систе-
му анализа человеческой психики совершенно независимо от современных
ему биологин и физиологии. Другое дело, что сей психологизм Фрейда, как
и всякий другой психологизм, внутренне вовсе несостоятелен и до конца не-
последователен в идейной борьбе против антипсихологизма. Во-вторых, надо
хорошо вдуматься в оспариваемую нами в принципе попытку Фрейда охарак-
теризовать феномен бессознательного признаками противоположной систе-
мы— сознания, т. е. в попытку наделить его способностями к представлению,
чувству, мысли, даже к переживанию и эмоции, а не только к влечению. Не
подразумевает ли это логической необходимости определенным образом со-
циализировать саму систему бессознательного как одну из основных харак-
теристик личности? И не подвергаются ли тем самым так называемые био-
логические инстинкты самым существенным изменениям? Во всяком случае,
При соответствующей интерпретации идей Фрейда, они дают нам знать и о
том, и о другом. Пусть даже без каких-либо определенных указании Фрейда
на этот счет и при совершенна противоположном направлении его мысли, это
166

нания обнаженность данной теории, на всякий случай пред-
почли отойти в сторону, предложив при этом фактически бо-
неважно. Не кажется ли, что, по существу и во многом, как раз эта тенден-
ция и предвосхищает попытку Сартра к дебиологизации человека вплоть до
дебиологизации его сексуальных отношений в системе экзистенциального
психоанализа? Неважно, что программа Сартра, как, в свою очередь, прог-
грамма Фрейда, выглядит совершенно нереализуемой и действительно остае-
тся таковой в этом отношении. Важно, что при соответствующем анализе их
концепций и та и Другая наводят нас на мысль об этом, что, в сущности, и
дает нам право подойти как, в случае Фрейда, к проблеме бессознательного,
так и, в случае Сартра, к проблеме сознания с позиции общей теории сознания
и бессознательного психического как общей теории личности. В противном
случае мы бы не имели права так поступать, а следовательно, и при рассмот-
рении интересующего нас здесь вопроса сразу же оказались бы перед многи-
ми неразрешимыми при ином подходе трудностями. В-третьих, при этом надо
хорошо вдуматься еще и в основной смысл фрейдовской трактовки бессозна-
тельного— не как чего-то, как такового, а как некоего вытесненного вообще.
Ведь для Фрейда бессознательное тем и отличается, что оно суть «вытеснен-
ное» и что, «как таковое, оно получает свой заряд психической энергии именно
при этом «вытеснении», но не до и не после «вытеснения». К тому же, Фрейд
полагает, что «вытеснением» занимается не нечто другое, а как раз именно
само наше сознание и целая, непосредственно связанная с ним, система наших
социальных ориентации и уже осознанных психологических установок, не-
кое наше самое собственночеловеческое, наша цивилизованная личность.
Так вот, для Фрейда бессознательное отличается еще и тем, что на нем лежит
запрет сознания и непосредственно связанных с ним так называемых надст-
роечных образований культуры и что фактически оно не должно проявля-
ться. Но если, тем не менее, оно все-таки дает о себе знать, то только через
трагедию сознания и через эту цивилизованную личность, т. е. опять-таки
благодаря тому же самому сознанию и той же самой цивилизованной лично-
сти. Потому-то при рассмотрении занимающего нас здесь вопроса вряд ли для
кого-нибудь уместно не считаться с тем, что и то бессознательное и те соответ-
ствующие ему биологические инстинкты, о которых идет речь у Фрейда,
вечно соотнесены с социальной природой человека и что и в том
и в другом отношении они вполне искушены влиянием культуры (и цивили-
зации). Другое дело, что само по себе учение Фрейда, как и современный
экзистенциализм, не только не в состоянии решить эту проблему, но и поста-
вить ее по-настоящему. При соответствующей интерпретации оно лишь дает
нам знать о ней. Только в этой связи и открывается то, о чем учение Фрейда
дает нам довольно ясное представление, а именно,— что при социализации
и то наше бессознательное и те наши биологические инстинкты, которыми ему
вообще приходится оперировать, не только не «смягчаются», но еще более
усиливаются. И это вполне понятно, так как оба эти явления— и это бессоз-
нательное и эти непосредственно связанные с ним биологические инстинкты
167

лее умеренную теорию секса и сексуальных отношений, для.
которой нет никакой .надобности (1) ни в том, чтобы конф-
ликт, с которым каждое собственно-для-себя-бытие как бы-
тае^с (т. е. как быгис-с-другим, со-быгие) вступает в мир
бытия, считать обязательно сексуальным, как некое неиз-
бежное от секса, и (2) .ни в том, чтобы вместе с этим кон-
фликтам почти все остальные фундаментальные отношения
человека в конечном счете свести именно к сексуальным. Во
■всяком случае, экзистенциалистская теория секса и сексуаль-
ных отношении (3) не настаивает >\т на том, ни на другом.
Она «считает только, что (4) к а ж до е д л я-с-е б я-б ытие яв-
ляется сексуальным в самом своем 'возни-
кновении перед лицом другого и что (5) сек-
суальность приходит в :м и р через пего. Так,
по крайней мере, считает Сартр. Стало быть, будучи фунда-
ментальной характеристикой человека, сексуальность, по
Сартру, формируется у него не иначе, как при наличии не-
коего другого, в системе отношений, т. е. в системе отноше-
ний этого человека >не как такового, как личностной особи,
как экземпляра, а как определенного элемента системы
бытия, как бытия-с (со-бытия), как Mitsein. И если к
тому же все еще требуется понять суть сартровской интер-
претации секса, то следовало бы сделать это, ссылаясь на
точно такое же определение Сартром ,и остальных фунда-
ментальных характеристик человека, в том числе и «абсо-
лютной свободы» — этой его основной, по экзистенциализ-
му, характеристики. Вед^, согласно Сартру, человек может
быть свобоаньш не .иначе, ка,к Mitsein, т. е. не иначе,
KaiK через его отношения с другим. Отсюда и само осужде-
ние человека на свободу. Более того, почти все фундамен-
тальные отношения человека как отношения собственно-для-
себя-бытия с таким же собственно-дл я-себя-бытием другого,
по Сартру, «заключают в себе, как свой скелет, сексуальные
отношения»104, т. е. все эти отношения, вместе взятые, обра-
зуют, по Сартру, единую систему отношений — систему бы-
тия.
получают свой заряд психической энергии, будучи только «вытесненными» и при
самом «вытеснении». Но насколько это правильно и правильно ли вообще
это, в данном случае не имеет прямого отношения к интересующей нас здесь
проблеме, и мы займемся этим в ином аспекте рассмотрения. На сей раз доста-
точно было только выяснить, в частности, насколько возможно и возможно
ли вообще на примере всего учения Фрейда о бессознательной психике кон-
статировать наличие определенной социализации данной психики.
104Ж.-П. Сартр, Указ. соч., стр. 477.
168

Поэтому трудно согласиться с тем, что попытка так на-
зываемой «дебиологизации» Сартром фрейдовского учения о
сексе и о пбисексуальности человека лишает его собственно
экзистенциалистскую теорию сексуальности такого смысла и
что, в силу этого, по Сартру, не сексуальность определяет
действия человека как свободного существа, но его абсолют-
ная свобода «символически» выражается в его сексуально-
сти и выступает по отношению к ной каи< определяющая си-
ла105. Во всяком случае, это вовсе не вытекает так непосред-
ственно из изложенных выше положений Сартра о том, что
«для-себя является сексуальным в самом своем возникнове-
нии перед лицом другого и что через него сексуальность при-
ходит в мир!»; он и вовсе не старается специально заострить
в.ни.маиис ни на том, пи на другом, так же, как и обходить
молчанием собственнопсихоаналитическое положение о сте-
пени сексуализадии конфликта как внутренне опосредствую-
щего звена бытия в системе Mitsein и о реальной возможно-
сти, в конечном счете, свести все остальные фундаменталь-
ные отношения человека к сексуальным. При этом мы имеем
дело с определенной правкой и, соответственно, с нормали-
зацией доведенных до предельной крайности обще-
сексологических тенденций фрейдизма, а также с действи-
тельно успешной в некоторой степени попыткой всеобъемлю-
щей социализации человека вплоть до социализации его сек-
суальных отношений, но не с самой этой социализацией в
собственном смысле слова.
Впрочем, в сущности современный экзистенциализм, как
и экзистенциализм Сартра, оставляет неприкосновенным по-
ложение о центральном происхождении и о фундаменталь-
ном характере эротических отношений человека в системе
бытия, т. е. в системе его со-бытия с другим. Должно быть, в
первую очередь именно эту мысль и содержит в себе изве-
стное положение Сартра: «С тех пор, как имеется тело и име-
ется другой, мы реагируем посредством желания, любви и
производных операций»106. То есть человек, ни как субъект
для-себя, ни как другой, не может отказаться не толь-ко от
другого, но и от «тела», сама система его фундаментальных
отношений приобретает смысл благодаря этому другому и
благодаря этому «телу», и мы долж'ны подойти к рассмотре-
нию данной системы как с точки зрения другого, так и с точ-
ки зрения «тела», лричем, и другой как для-себя и другой как
105 Ср. В. Н. Кузнецов, Указ. соч., стр. 148.
106 Ж.-П. Сартр Указ. соч., стр. 447.
169-

другой должны быть рассмотрены нами не просто ка>к дру-
гой, но и как «тело». Отсюда «и непосредственная близость
сартрШ'СКой теории секса и сексуальных отношений человека
с фрейдистской. Ведь ни Фрейд и пи кто другой из психоана-
литиков не считает, что человек должен быть только «телом»
и как непосредственно субъект для-себя и как непосредст-
венно другой 'И что «тело» есть единственно возможная с ф е-
р а его фундаментальных отношении, так что ко всем и ко все-
му он относится исключительно как к «телу»107. Они укреп-
107 Оказывается, при этом в заблуждение вводит рассмотрение Фрейдом
и его последователями явлений секса через непосредственно связанные с
ними мифы и скаэгния, символизирующие их,— через так называемые сек-
суальные символы, психоаналитически сравнительно хорошо изученные, в
частности через раскрытие «смысла» идущих от глубокой древности слов и
обрядов, символизирующих не только собственно сексуальные отношения
человека, но и реалии его отношений и его окружающее вообще. (См., напри-
мер, Otto Rank и Н а п n s Sachs Значение психоанализа в нау-
ке о духе, стр. 17—25 и далее: Кроме разных заповедей н обрядов, связанных
с соответствующей символизацией фалоса,— вроде саги о Прометее— и
содержащих запрещение зажигать огонь, весьма ценнее указание на этот
счет дает само понятие земли как первоначальной матери: «мать-земля». Так,
в глубокой древности это представление было столь распространенным, что
даже сны (например, сон, сообщаемый о Юлии Цезаре и Гипии) о половых
отношениях с матерью толковались, как захват земли. В «Эдипе» Софскла
один из героев несколько раз упоминает о «матере-ниве, в которой он заро-
дился». А в «Перикле» Шекспира Бель, который должен лишить довереннос-
ти Марину, пользуется следующим символом: «An if she were а thornier piece
of ground thansheis, she shall be ploughed». Весьма общеизвестны и идущие из
глубокой древности названия человеческих процессов зарождения из области
земледелия: «семя», «оплодотворение» и т. д. Отождествление оплодотворения
у человека с оплодотворением в природе, лежащее в основе этого лингвисти-
ческого тождества, ясно сказывается в сохранившемся у некоторых племен
до последнего времени обычае, связанном с севом и заключающемся в том,
что обнаженная пара совершает на пахотной земле половой акт, чтобы побу-
дить тем самым почву к подражанию. Интересно, что, как в греческом и латин-
ском, так и в восточных языках, слово «пахать» употребляется, обычно, в смы-
сле «совершать coitus» и что словами «сад», «луг», егполе* по-гречески, шутя на-
зывают женский половой орган, который в Песне песней Соломона назван «ви-
ноградной горой». Символическое очеловечение земли, непосредственно перехо-
дящее в невроз, мы встречаем у индейцев Северной Америки, противодействие
которых земледельческой культуре объясняется тем, что они не хотят нано-
сить раны матер и-земле...) Однако, вместе с тем следует помнить и о том,
что для Фрейда сами по себе (1) сексуальные символы— всего лишь одна из
разновидностей символов, выражающих суть человеческих отношений, как
170

.ляютсн только в мысли о бессознательности сексуальных вле-
чений человека и слишком большой «обнаженности» его «те-
ла». Причем, и то и другое, по их мнению, вызывают у чело-
века «изначальный стыд» и «изначальный страх», что часто
нарушает равновесие его в мире бытия; это и заставляет его
по надобности выдавать свою тайну — тайну своего собствен-
но-для-себя-бытия, овоей личности, но не одну только тайну
■своего сознания.
При этом сами по себе напрашиваются слова Сартра:
как нечто изначальное, и стыд, и страх возникают у меня, ког-
да другой знает меня, только при взгляде другого, который за-
трагивает меня и тогда, (когда он услремлен на -меня, и тогда,
когда он устремлен на мир. Дело в том, что, по Сартру, сам
этот другой .видит не только мир, но и меня, и рассматрива-
ет меня извне, как вещь среди вещей, ибо «мое бытие-для-
другого есть падение через абсолютную пустоту к объектив-
ности»108. И во взгляде другого, в его присутствии разруша-
ется мой мир, мир моего собствешю-дл'я-ссбя-.бытия, так
как при этом другой смотрит на меня как на вещь, а «я не
могу заставить себя быть для меня самого объектом, та.к
■как Н'и в коем случае я не могу произвести отчуждения меня
от меня самого»109. И в самом факте моего самосознания, как
моего самоотчуждения, по Сартру, всегда виден другой, к
которому оно относится и на которого падает его взгляд: в
•качестве единичного и никак не связанного с другим созна-
ния оно .невозможно. (При этом, кстати сказать, Сартр одно-
временно выступает как против раннего Хайдеггера, так и
лретив традиционного солипсизма: тем самым он, должно
(2) вся символика— одна из возможных форм выражения бессознательной
психики через сознание, т. е. одна из возможных форм выражения ее при уча-
стии «сознательных элементов», обусловливающих создание и толкование
■самих этих символов.
108Ж.-П. Сартр , Указ. соч., стр. 334.
109 Там ж е, стр. 334. При этом Сартр комментирует мысль об обяза-
тельном наличии другого (в смысле чужого, но не просто другого) при любом
•отчуждении человека и о непосредственной связи понятия отчуждения с по-
нятием объективации, ибо «для него, как и для Гегеля, всякая объективация
■есть отчуждение, даже если речь идет о такой объективации, которая имеет
место только в самосознании, когда я делаю объектом рассмотрения свое
собственное сознание. Уже в этом акте, подчеркивает Сартр, я делаю свое соз-
нание чуждым себе» (В. Н. Куз нецов, Указ. соч., стр. 140). Он говорит:
всякое отчуждение становится возможным лишь в случае, если имеется ч\-
жой, мое самоотчуждение может быть только вторичным и производным от
того отчуждения, которое производится чужим.
171

быть, подчеркивает, — и это против раннего Хайдеггера, —
что позицию, с которой человек смотрит па мир, 'всегда мож-
но найти внутри этого ми-ра, она всегда и находится в нем,
и что сам этот человек, а это уже против традиционного со-
липсизма—не что иное, как мир внутри мира, он, по сути, и
есть мир, только не вне этого мира. Тут 'нетрудно подметить,
однако, не только то, что отличает Сартра и от раннего Хай-
деггера и от представителей традиционного сотипсизма, но и
то, 'что объединяет его с ними110.)
110 Во-первы в принципе у Сартра, как и Хайдеггера, человек всегда
выступает как нечто обособленное как Dasein, в частности как «Сы-
тие-сознание», т. е. как нечто в-не-в-мире-бытии, как собствен н о-дл я -себя -
бытие, как самость, причем как нечто, в какой-то мере всегда преодолеваю-
щее границу своего бытия, т. е. границу не только сего мира (бытии-иаличия,
вещного быгип), но и границу своего сознания, своей личности. Ео всяком
случае, как раз в преодолевании своей собственной границы и заключается,
по Сартру, основное психологическое содержание того, что мы, однако, назы-
ваем самосознанием, причем, всякого самосознания как нексего с^моотчужде-
ния, в смысле объективации. И, во-вторых, Сартр, как в конечнсм счете и
Хайдеггер, всвсе не удерживается, однако, на этой, ярко гьргжпихй пози-
ции антисолипсизма, так как при этсм, как справедливо слмечпст критики,
у представителей солипсизма остается право возразить Сартру, что обнару-
живаемая во время анализа самосознания необходимость во взгляде извне,
во взгляде другого объясняется внутренней структурой самосознания, а не
тем, что она обусловлена реальным бытием другого. И это возражение было
бы тем более основательным, что при дальнейшем анализе взгляда извне,
взгляда другого Сартр стремится понять его настолько «внеэмпирически»,
что необходимость реального существования другого у него дейстнительно
исчезает (В. Н. Кузнецов , Указ. соч. стр. 141). Секрет в том, что ни
философ Сартр, ни философ Хайдеггер не могут понять основных трудностей
своей философии с позиции сформулированной ими экзистекцкг.лнстской тео-
рии личности. И тем не менее мы должны отдать должное и тому и другому,
и не только за то. что они так настойчиво пытались преодолеть с позиций
экзистенциализма трудности традиционной филссофии, в том числе и рсяксй
солипсистской теории личности, но и в их ясно выраженных, при построении'
своей собственноэкзистенциалистской теории, поисках точки соприкоснове-
ния с марксизмом, который, в свою очередь, совершенно по-другсму, как мы
попытаемся показать дальше, подходит к проблеме человека, и как к соб-
ствен н о-дл я -себя-бытию и как к другому, и решает ее. В частнссти, по Марк-
су, «В некоторых отношениях человек напоминает товар. Так как он родится
без зеркала в руках и на фихтеанским философом: «# есмь я», то человек,
сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к че-
ловеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к
самому себе как к человеку. Вместе с тем и Пасел, как таковой, во всей его»
172

(в) Исходя из этого, Сартр, как известно, констатирует
существенное различие между и з-и а ч d л ь-и ым и э м и и-
р и ч е с к и м стыдом, с одной стороны, и изначаль -и ы м и
эмпирическим страхом — с другой. Касаясь этого во-
проса, оп, в свою очередь, высказывает положение о необхо-
димости в опосредовании человека другим человеком и ми-
ром и о возможности в одновременном падении его к миру
объективности и к миру субъективности — и к миру необ-
ходимости, и к миру заблуждений. Отсюда и сартровское,
собственмоэкзистенциал'истское, понимание отношения меж-
ду эмпирическим стыдом и стыдом изначальным: «Стыдли-
вость и, в частности, боязнь быть застигнутыМ'и в состоянии
наготы, — это лишь символическая спецификация изначаль-
ного стыда: тело символизирует здесь пашу беззащитную
объективность. Одеться — это скрыть овою объективность,
потребовать права видеть, но не быть увиденным, т. е. права
быть чистым субъектом. Вот почему библейский символ па-
дения после первородного греха заключается в том, что Адам
и Ева узнали, что они наги». Стало быть, в основе нашей
стыдливости — и нашей объективности и нашей наготы —
лежит наш «изначальный стыд»: стыд этот «есть чувство из-
начального падения не потому, что я совершил ту или иную
ошибку, а просто потому, что я «упал» в мир посреди вещей
и что я нуждаюсь в опосредовании другим, чтобы быть тем,
что я есть»111. В принципе то же самое можно сказать об
«изначальном страхе» и его отношении к «эмпирическому
страху» в их непосредственной связи с «изначальным сты-
дом» и «эмпирическим стыдом».
Существенная трансформация, которой при этом подвер-
гается психоаналитическое учение о чувствах стыда и страха,
о соответствующих влечениях, вовсе не меняет самой сущ-
ности этих чувств и этих влечений, их основной ха р актер и -
стики — быть фундаментальными характеристиками чело-
века среди его остальных фундаментальных характеристик,
а следовательно, и сущности сего учеии>я в целом. Сартр, как
и Фрейд, кладет в основу своей теории стыда и страха уче-
ние об «изначальном стыде» и «"изначальном страхе»: чело-
веку приходится испытывать чувство стыда и чувство стра-
ха не только потому и не исключительно тогда, когда оп со-
вершает какую-либо ошибку и друлие могут узнать или уже
узнали об этом, ему стыдно и страшно само по себе, при
пан л опекой телесности, становится для него фирмой проявления родя «чело-
век» (Капитал, т. I, М., 1949, стр. 59).
ШЖ--П. Сартр , Указ. соч., стр. 349.
173

первом же появлении в мире бытия, где он уже нуждается
в «одежде» »и тут же просит права «чистого субъекта», в его
сартровеком понимании, т. е. права видеть, но не
быть у в и дет н ым, ибо он приходит в мир не только и не
исключительно как субъект для-себя, но и как другой, при-
чем не только и не исключительно как другой, но и как «те-
ло». Поэтому Сартр, как и Фрейд, вместе с тем укрепляется
в мысли, что и это чувство «изначального стыда» и это чув-
ство «изначального страха» впервые дают о себе знать через
вполне конкретное интимное стремление человека «одеться»
и не быть застигнутым в состоянии наготы и что фактически
это — стремление сознания: только наше сознание стремит-
ся «одеть» нас и укрыть наше «тело» по-настоящему, только
одно оно создает и охраняет нашу тайну — тайну нашего
собственно-для-себя-бытия, нашей лирики. Но и другие то-
же стремятся к этому, и насколько нам, настолько и им уда-
ется сделать это: мы равны в своих возможностях доиски-
ваться тайны и охранять тайны, так же как и в своих воз-
можностях выдавать их.
(г) А это, в свою очередь, создает сложную структуру
человеческого бытия, и одно сознание не в силах управлять
ею, ибо, .как нечто всеобщее (общественное по своей природ
де), оно (сознание) не только собирает и вытесняет наши
тайны — тайны нашего собственно-для-себя-бытия, нашей
лирики, но впоследствии и совершенно забывает их, непос-
редственно способствуя тем самым созданию и укреплению
тайн мира, откуда и этот мир, и эти тайны давят на нас и
опять-таки к нам возвращаются, но уже как нечто от собст-
венно бессознательного, как нечто собственно от «тела». И
в таких именно случаях, когда наше сознание отступает или:
просто продолжает работать против своей и нашей воли, бес-
сознательное начинает играть им и нами подобно тому, как
морская волна играет утлой лодчонкой: Фрейд считает, что,
в конечном счете, как раз это бессознательное и решает за
нас проблему выбора и мы вынуждены подчиняться ему. От-
сюда и трагедия нашего сознания, его озабоченность и его-
растерянность, особенно при нашей застенчивости (неуклю-
жести) и при нашей некоммуникабельности: психоанализ как
собственнопсихологическое учение требует не оставлять без
должного внимания эмоций, характерных для данной ситуа-
ции, особенно эмоций стыда и страха. Как собственнопсихо-
логический метод, он представляет собой метод изучения че-
ловеческой психики через такие отрицательные эмоции и, в
частности, через эмоции стыда и страха и соответствующие
влечения. В зондировании таких эмоадий и обнаруживает
174

психоанализ, скорее всего, дефект нашего сознания, что и
приводит его к признанию бессознательного, как лежащего
в основе пашей психики и, в конечном счете, управляющего
ею — к нашим бессознательным влечениям и мыслям, отщеп-
ленным от нашего сознания и действующим на нас вне вся-
кой управляемости. Сартр, правда, вовсе не следует Фрейду
»во всем этом и не развивает свою мысль относительно наших
отрицательных эмоций и соответствующих им влечений до
такой предельной ясности и в таком направлении, но он, тем
не менее, высказывает соображения, которые сами по себе
говорят о непосредственной близости его экзистенциального
психоанализа с психоанализом Фрейда.
Так, в своей «книге «Бытие и ничто» Сартр, больше чем
это требуется при собствеиноэкзистенциа льном психоанализе,
'подчеркивает, *как для-себя «краснеет» под взглядом другого,
который постоянно крадет у него его мир — мир его ли-
рики112. И если все-таки спросить, почему для-себя краснеет
люд взглядом другого, то ни экзистенциальный психоанализ
Сартра, ни психоанализ Фрейда не смогут пойти наперекор
мысли, что краснение это неуправляемо и что, в сущно-
сти, оно представляет собой мучительную загадку человече-
ской психики, тем более что в принципе человеку приходит-
ся краснеть не только под взглядом другого, но и наедине с
самим собой. И даже, наоборот, Фрейд как раз выставляет
эту мысль на первый план, твердо считая и эти наши отри-
цательные эмоции и эти наши отрицательные влечения бес-
сознательными, а следовательно, и *ювсе не подвергающимися
власти нашего сознания: «неуправляемое краснение», как и
само чувство «изначального стыда», возникающее под
взглядом друг ого, особенно при нашей застенчивости и
некоммуникабельности, суть результаты глубокой растерян-
ности нашего сознания, его коренной ломки, а иногда и его
полного подавления. Ведь часто случается так, что в подоб-
ных ситуациях под взглядом другого нам приходится совер-
шать ничем неоправданные и ненужные, порой даже совер-
шенно нелепые и бессмысленные поступки. Более того, неко-
торые психиатры считают, что только из-за застенчивости у
многих людей вырабатывается неправильная осанка и что
под взглядом другого мы не толыко краснеем, но еще и суе-
тимся и покрываемся потом, теряем память и соображение,
а то и падаем в обморок: велика власть взгляда другого над
нами и над нашим «телом», он-то и разрушает нас — мир
Ж--П. Сартр, Указ. соч., стр. 334 и лр.
175

нашего собствешю-для-себя-бытия, мир .нашей лирики. Кро-
ме ортодоксальных и неортодоксальных представителей пси-
хоанализа, так полагают и современные экзистенциалисты, в
частности Сартр.
В основном, это было известно и прежде. В частности,
еще Дарвин писал, что из всех в-идов эмоций только стыд и
краснепие являются опецифичесюим'И для человека: звери
боятся, но не стесняются, именно со стеснения и начинается
собственпочеловеческое. Причем, еще Дарвин обнаружил
самое характерное для этих собственночело-вечесюнх эмоций:
«Молодая девушка, которая страшно краснеет, признава-
лась мне, что в это время она положительно не знает, что го-
ворит. Когда я заметил ей, что это, быть может, происходит
от тягостного созмания, что люди видят ее смущение, она
ответила, что это не составляет главной причины, потому что
она иногда точно так же теряется, краснея при какой-нибудь
мысли наедине сама с собою»113. С точки зрения современ-
ной психиатрии, как раз крашение при какой-нибудь мысли
наедине с собою и представляет самую характерную специ-
фику та.юих собственночеловеческих эмоций, как стыд и само
краонение. Ибо наличие таких эмоций убеждает человека в
том, что фактически наедине с собой он никогда не бывает
и что «глаз другого, какого-то «обобщенного другого», при-
сутствует в нас всегда»114.
Это, по сути, правильно, так полагают и современные эк-
зистенциалисты, в частности Сартр в его идейной борьбе про-
тив традиционного солипсизма. Однако это еще не все и не
главное. В идейном споре с традиционным солипсизмом бер-
клиаиского толка недостаточно, например, понятия так на-
зываемого обобщенного другого. Ведь фактически как раз
этим понятием и оперирует Сартр. Однако безрезультатно
и безрезультатно потому, что сам этот другой дедуцируется
у него из собствеиноэкзистенциального понятия самосозна-
ния, т. с. утверждение «я мыслю», по ею мнению, есть в то
m Ч, Дарвин, О выражении ощущении у человека и животных,
СПб., 1872, стр. 272. (Ср. его же, Происхождение человека и половой
отбор, СПб., 1903.)
ш В. Л. Л е п и , Я и Мы. М.. 1969. стр. 253. (Ср. Ч.Дарвин, Указ.
соч., стр. 2G1 и 271—272; «Краска стыда есть самое своеобразное и самое
человеческое in выражений нашего лица»; «Под влиянием сильного чувства
стыда в нас проявляется непреодолимое желание спрятаться. Мы отиорачн-
ваемся всем телом и преимущественно лицом, которое как-бы стараемся
скрыть от взора... Люди п эти состоянии .теря'от присутствие духами делают
крайне неуместные замечания;).)
176

же время и утверждение «существует другой». Следователь-
но, обнаруживаемая им при анализе для-себя необходимость
во взгляде другого, как справедливо отмечают некоторые
критики, по его мнению, объясняется «внутренней структу-
рой самосознания, а не обусловлена реальным бытием дру-
гого», тем более, что при соответствующем анализе чувства
стыда под .взглядом другого он стремится разобраться во
всем настолько внеэмлирически, что всякая надобность в ре-
альном существовании другого тут же исчезает и что поэ-
тому для того, чтобы убедиться в моем существовании и
в существовании моего стыда, согласно Сартру, «вовсе не
нужно реально общаться с другим, видеть, слышать, коро-
че, чувственно воспринимать его присутствие»115. А между
тем в идейном споре с традиционным солипсизмом, особенно
при разработке общей теории личности, совершенно необхо-
димо наличие понятия реального, а отнюдь не обобщенного
другого. Во всяком случае, понятие обобщенного другого в
том смысле, в каком оно фигурирует у Сартра, да и вообще
сартровское понятие другого в последнем случае непригод-
но, хотя, и этого не следует заслонять критикой Сартра, сама
потребность в таком понятии в его экзистенциальном анализе
личности играет, безусловно, положительную роль.
(д) Но об этом дальше. А теперь вернемся вновь к воп-
росу о собственнопсихоаналитическом опыте Фрейда. В своей
собственпопсихоаналитической трактовке личности Фрейд
тоже считает, что стыд, к р ас не ни е — одни из фундаменталь-
ных характеристик личности, они и наиболее специфичны из
всех остальных специфических характеристик. Фрейд, как в
свое время Дарвин и впоследствии Сартр, считает так-
же, что стыд и краспение, о которьих здесь идег речь,
проявляются как нечто неуправимое. Во всяком случае,
у всех у них речь идет исключительно о н е у п р а>в н м о м
стыден о непосредственно связанном с ним н е у п р а в и-
мо.м юр а с;п ей и и. Только и отличие от Дарвина и даже
Сартра, которые не так уж сильно заняты собственной си хо-
логической природой и, в частности, причиной возникнове-
ния таких неунравимых эмоций, Фрейд, без какой-либо за-
ранее определенной программы, как страстный наблюдатель
над человеческой психикой специально ищет и находит эту
причину в бессознательном психическом, но не в самом соз-
нании. Он одним из первых по-настоящему поставил проб-
лему о психологической природе исключительно человеческих
эмоций и сделал эту проблему предметом научной рефлек-
115 В. Н. К у з н Указ. соч., стр. 141.
12. А. Е. Шерозия

сип в аспекте фундаментальных отношений личности. При-
чем, Фрейд одп.им из первых трактует эту проблему с позиции
общей теории бессознательного и как общей теории лично-
сти и как общей теории человеческого сознания. Он, в ча-
стности, -находит, что при любой интерпретации сознания, как
и личности, его носителя, следует непременно исходить из об-
щей теории бессознательного: без общей теории о бессозна-
тельном психическом ис может быть никакой теории ни о
сознании, ни о самой личности. От общей теории бессозна-
тельного зависит целая система знаний о человеке, особен-
но система знаний о человеческой пси »и к с (сознании) — пси-
хология, в том числе и социальная психология и психоло-
гия обыденкой жизни, а тем более психология эмоций и пси-
хология влечений.
Это одно из основных положений, непосредственно выте-
кающих из общей теории бессознательного, предложенной
Фрейдом как общая теория личности и общая теория созна-
ния. В частности, Фрейд считает, что в основе наших отри-
цательных (и положительных) эмоций, как и всех наших от-
рицательных (и положительных) влечений, в данном случае
эмоций стыда и неуправимого краенспия, лежит мекая сум-
ма энергий, вытесненных из нашего сознания, а следователь-
пи, и вовсе неуправляемых нами элементов нашей психики, в
принципе действующих на нас как совершенно непонятная
и неприемлемая, но вполне значимая, оказывается, сила,
ибо при любом наплыве этик «элементов» и мы и наше созна-
ние обычно теряем ся. Прежде всего как раз совокуп-
ность этих «элементов» и составляет фрейдовскую систему бес-
сознательного (Ubw), они и есть движущиеся «элементы» дан-
ной системы. Судя.по психоанализу и по непосредственно свя-
занному с ним опыту современных экзистенциалистов, в прин-
ципе хотя бы одного «неуправимого краснения» было бы
достаточно для того, чтобы убедиться в существовании скры-
тых от нас и от нашего сознания мотивов подобных эмоций
■и соответствующих им влечений, в их непосредственной свя-
зи между собой и в их последующих проявлениях в тех или
иных эффектах нашего поведения — в наличии бессозна-
тельной психики.
И действительно, что заставляет человека краснеть во
вполне естественных и даже в совершенно обычных для него
ситуациях, при встрече со взглядом другого, а тем более нае-
дине с самим собою? А также выдавать свои самые сокро-
венные тайны через свои невинные и неожиданные обмолвки?
Или же, скажем, находить поразительные ответы и при пер-
178

вой же надобности выходить из, казалось бы, безвыходных
положений посредством своего остроумия? В сущности по-
добные явления в какой-то мере требовали и поныне требу-
ют самого пристального внимания со стороны общей теории
личности, в -первую очередь со стороны общей психологии лич-
ности, ибо как собственпопоихологичес.кис факты они в прин-
ципе в какой-то мере почти всегда направлены против созна-
ния, как-то, что-то через них всегда пикируется с ним
и побеждает его. Так вот, судя по психоанализу Фрейда,
это «что-то» есть не что иное, как iHame бессознательное, ког-
да-то ускользнувшее от нашего сознания и вечно напомина-
ющее нам о нашем прошлом в психоаналитическом смысле
слова. Ведь в «иеуправимом краонении», как и в наших об-
молвках и в нашем остроумии, есть нечто такое, что факти-
чески изолирует наше сознание и оставляет нас в неизвест-
ности, иначе мы бы не краснели хотя бы наедине с собою.
При остроумии же, как порой и при неожиданных открытиях,
само сознание делает скачок, но опять-таки благодаря ему,
этому бессознательному, и только через его посредство. Ста-
ло быть, в принципе это все равно, ибо и в том и в другом
случаях именно бессознательное и решает за нас и за наше
сознание проблему выбора.
(е) Однако об этом позже, а пока вернемся к тому же
краснению и непосредственно связанным с ним так называе-
мым «изначальному стыду» и «изначальному страху». Под
ними Фрейд, прежде всего, имеет в виду инфантильную сек-
суальность — инфантильные сексуальные влечения, впослед-
ствии действующие в человеке не только и не просто как со-
ответствующие бессознательные желания и стремления, но и
как собственно эдипов комплекс, в котором они — и этот
«изначальный стыд» л этот «изначальный страх» — уравно-
вешивают друг друга и, в случае отсутствия возможности
компенсации, либо в форме реальной жизни, либо в форме
творчества заставляют человека нарушить границу нормы,
где действуют совершенно иные законы бытия, и при этом
происходит окончательная ломка нашего сознания. Фрейд
именно с этой позиции и подходит к проблеме человеческой
психики и в деформированных образах нашего сознания, в
самом нашем деформированном сознании видит его — это
бессознательное. И в этом винить Фрейда не приходится, ибо
благодаря его психоанализу душевнобольных в науке о че-
ловеческой психике прижилось и, как собственнопсихологи-
ческий метод, поныне дает определенные положительные ре-
зультаты наблюдение над психикой через деформированное
179

сознание116. Дело в том, что сама по себе человеческая пси-
хика вовсе не прозрачна и поэтому к ней порой даже лучше
подходить с позиции деформированного сознания. Причем,
под деформированным сознанием, согласно Фрейду, да и не
116 Ср. К- J а s p e г s, Allgemeine Psychopathologie, 1953. Помимо того,
что в данной работе в наиболее систематическом виде изложены основные по-
ложения так называемой экзистенциальной психопатологии при соответст-
вующем обобщении весьма характерных и чрезвычайно важных клинических
данных современной психиатрии, ииэющих большое теоретическое значение
для дальнейших исследований психической жизни человека через феномено-
логию деформированного сознания, заинтересованный читатель найдет еще
и весьма ценную информацию об отношении Ясперса к интересующим н?'с
здесь понятию и теории бессознательного в системе его экзистенциалистских
взглядов. Да и кроме того, психиатрия, будучи одной из наиболее перспек-
тивных отраслей современной психологии и медицины, потеряла бы вообще
■свое первостепенное значение в деле построения общей теории сознания и
бессознательного психического как общей те.чрии личности, если бы мы от-
казались от реальной возможности изучать целостную структуру и динамику
психической жизни человека через феноменологию так называемого дефор-
мированного сознания не только при явной патолегии, но и при обычных
психических отклонениях от нормы. Одна из заслуг Фрейда перед современ-
ной психиатрией как раз в том и заключается, что он ввел специальный,
названный им психэзнализом, метод изучения бессознательной психики через
деформированное сознание, именно через деформированное сознание, через
его посредство, но не непосредственно самой бессознательной психики. Не
имея этого в виду, вряд ли удасгся понять сущность психоанализа как специ-
ального метода зондирования человеческой психики через так называемые
свободные ассоциации, толкование снов, символов и т. д. В первую очередь,
как рэз эту мысль и содержит в себе сама идея о зондировании чело-
веческой психики в ее собствен нолей хоаналитическом понимании. Надо как
следует запомнить, что обычно Фрейд изучает не непосредственно бессоз-
нательное (он вообще не располагает таким методом: если хотите, как раз в
этом и есть один из существенных недостатков выработанного им метода психо-
анализа как специального метода изучения бессознательной психики), а само
сознание, и в деформированнных «образах» этого последнего находит «следы»
разрушительного или созидательного действия бессознательного, а следова-
тельно, и причины самой деформации. Впрочем, так называемый экзистен-
циальный психоанализ, в частности экзистенциальный психоанализ Ясперса,
и в этом отношении во многом напоминает Фрейда. И не исключено, что столь
пристальное и слишком большое внимание Ясперса к разработке основных
положений экзистенциальной психопатологии, как, в свою очередь, внимание
некоторых современных психиатров к этой самой экзистенциальной патопси-
хологии Ясперса (см. И. Т. Бжалава, Феноменология психотических
переживаний, Тб., 1968), само по себе говорит о непосредственном участии и
180

только Фрейду, вовсе не обязательно разуметь только ту де-
формацию, которой подвергается сознание душевнобольных
— деформации может подвергаться и действительно подвер-
гается также и наше повседневное сознание, особенно когда
оно не находит ключа к тому или иному, крайне необходи-
мому для нас в данном конкретном случае, выбору117 К тому
об исключительно важной роли современней психиатр'!] в cf( р;Тсррш'н
общей теории личности. Во всяком случае, рель современней психиатрии,
в этом отношении очень велика. Она, в частности, со своим пониманием и тео-
рией деформированного сознания, со своими пркемгми в изучении *:елсвечес-
кой психики, особенно в изучении бессознательной психики через пссредство
сознания, со своим умением прослеживать фенсменолегию ссстЕе1ств)кщих
психотических и иных, необычных для нормальной психнческей жизни пере-
живаний, во многом помогает построению общей теории сознания и бес созна-
тельного психического как общей теории личности. Пусть современная психи-
атрия все еше не располагает всеми необходимыми для этого данными,
которых, впрочем, мы могли бы ожидать только от нее, это не важно, важнее,
что она давно уже настроена на это. И немала роль, каковою Фрейд сьграл
и, при перспективном изучении его метода и тесрии лсихсанглиза. возмож-
но, еще в состоянии сыграть в этом направлении. Надо не только критиксЕгль,
но и использовать позиции противника. Уж так учит иге иесь опыт нг^ки.
117 Ср. В. Л. Л е в и Указ. соч., стр. 251 и ^алее. У автора обргщают
на себя внимание соответствующие наблюдения над подвергающейся жесто-
кой деформации, однако в пределах нормы, человеческой психикой, и над
тем, как сама эта психика пытается восстановить себя, порой даже противо-
действуя своей жизненно важной цели. На этот раз мы, в частности, позволим
себе изложить (1) прямо относящуюся к интересующей пас деформации чело-
веческой психики корреспонденцию одного лица на имя психиатра и (2) стр.ет
психиатра своему корреспонденту Корреспондент: «Ув. тов. В. Леви! Я ни-
как не мог решиться написать Вам. Все брался писать, но откладывал (а мо-
жет, все пройдет, прояснится). Но в последнее время положение мое стало
нестерпимым, и я, наконец, решился написать. Мне уже все равно, и пеэтему
я Вам все напишу откровенно. Я никак не могу жить с людьми. Всегда и по-
всюду, увидев людей, я испытываю непонятный страх перед ними. Я не могу
с ними даже разговаривать, ибо есть у меня даже одна болезнь: я всегда крас-
нею, да-да, краснею перед людьми. Может быть, Вам это смешно, но для меня
не очень. На улице я чувствую себя неуверенно, боюсь встречи со знакомыми.
У меня возникает ощущение, как будто все на улице смотрят на меня, и я,
сам не понимая почему, краснею. Постоянная неуверенность в себе дошла
до того, что я стал редко выходить иэ дому. Ни с кем не дружу, боюсь своих
же сверстников. На работе не лучше. Как только внимание обращается на
меня, я сразу же краснею и ничего не могу с собою сделать. Готов бросить
работу и уйти куда-нибудь, но куда? Из-за этого краснения вся
жизнь осточертела. Напишите, пожалуйста, встречали ли вы уже в
181

же Фрейд вовсе не полагает при этом, что неизбежно нару-
шение границы нормы, вследствие которого субъект оказы-
вается по ту сторону добра и зла. Он полагает также, что пет
абсолютной разницы между деформациями сознания и норме
и патологии и что в основе самой этой деформации и в том
и в другом случаях лежат вооруженные стрессами п коп-
своей практике такое. Ведь когда-то я был сонсем другим. Мне 17 лет.
Мать давно заметила мою отчужденность, мое одиночество, тягу к «четырем
стенам» и все бранит меня, все время гонит «к людям», часто ссоримся. Напе-
ред боюсь воскресения. Посоветуйте, пожалуйста, что мне делать, можно ли
еще с помощью самовнушения исправить положение или же обратиться к
врачу (но я думаю, что к врачу не пойду ни за что)?» Психиптр: «Не буду под-
робно пересказывать, что я ответил моему корреспонденту, письмо которого
чрезвычайно характерно. Основную сугь ответа составляло доказательство,
что его состояние не болезнь, а обычное явление, только обостренное, что его
боязнь людей есть на самом деле боязнь самого себя. У меня лежит целая пап-
ка писем от молодых людей под рубрикой «Застенчивость». Это, конечно,
мучительная загадка— неуправимое краснение, эта скованность, страх.
Приходится удивляться, какую силу имеет взгляд других над нашими нерва-
ми и телом... Застенчивость не вырабатывается, она возникает. Часто по по-
воду какого-нибудь внешнего недостатка. Еще чаще— без всяких поводов.
Она сама ищет себе попод... возникновение ее совпадает с тем периодом, ког-
да человеку как бы открывается собственная открытость, доступность взгля-
дам других... При плохом развитии событий у очень застенчивого человека
может начаться то, что Кречмер назвал «сенэитивным бредом отношения»,
состояние, при котором «для других» стойко оценивается в отрицательных
баллах. Это характерно для выраженных шизоидов. Но н ранней юности та-
кое шизоидное состояние возникает весьма часто, это, можно сказать, вариант
нормы. Эгот период совпадает с напряженным интересом к своей внешности.
За этим, конечно, стоит пробуждающийся сексуальный инстинкт с его есте-
ственным следованием— желанием нравиться, а в то же время это неизбеж-
ная стадия соцчальчэго самоутверждения».
Отсюда и соответствующая психотерапия: не надо так уж преувеличи-
вать внимание окружающих к своей персоне и поведению, ведь каждый, как
и мы, занят прежде всего собой, и мы никогда не можем знать с абсолютной
точностью отношение к нам окружающих— и потому, что оно переменчиво
и противоречиво, и потому, что у нас просто нет средств проследить за ним
со всей полнотой. Здесь постоянней дефицит имформации, и нет никакой необ-
ходимости по глубоко свойственной нам избыточной перестраховке делать
«накидку». Если это осознать, станет намного легче, далее— практика ауто-
тренинга, заключает наш психиатр. Не будем с ним спорить, ведь он вовсе
не настаивает, что от всяких навязчивых идей и чувств так легко отказаться
и всегда от нас самих зависит наше пристальное внимание на нашу собствен-
ную открытость, а тем более выход из-под устремленных взглядов других,
182

фликтами бессознательные мотивы из «потонувшей» части
нашей психики. Более того, Фрейд находит, что порой имен-
но эти мотивы и соответствующая им система бессознатель-
ной психики (Ubw) поддерживают устранение выходящих
за пределы нормы деформаций противоположной системы —
системы сознания (Bw). Отсюда и необходимость определен-
ного сотрудничества между этими двумя взаимоисключаю-
щими системами в единой системе человеческой психики.
Впрочем, у Фрейда и у некоторых современных неофрей-
дистов речь идет ле только о неизбежном и неодолимом ан-
тагонизме между сознанием (Bw) и бессознательным психи-
ческим (Ubw), но и о необходимом и полезном сотрудниче-
стве между ними, в частности при компенсации нашего не-
знания в так называемых неожиданных научных открытиях и
в процессе литературного творчества. Особенно интересно
извлечь эту мысль и с этой точки зрения подойти к психо-
аналитическому принципу «исцеления через осознание». Наи-
и что практика аутотренинга в таких Случаях всегда удачна. Отметим только,
что по его мнению, (!) исцеление может прийти «через осознание», хотя яв-
ления, подобные неуправимому краснению, поддерживают себя именно тем,
что стремятся себя уничтожить. К тому же, что при этом (2) в его позиции
ммплицито заложена мысль о необходимости в прямом воздействии на нашу
психическую систему бессознательного, которому она вообще поддается, и
что (3) в сущности здесь к делу примешаны, в частности, наши бессознатель-
ные сексуальные влечения, н мы должны оперировать ими. А также (4) мысль
о том, что, как ом полагает, теоретически мы не должны видеть никакой а б-
с о л ю т и о и границы между тем, что обычно люди считают «патологией»
и «нормой» психической жизни, и что (5) поэтому можно даже говорить о нор-
мальном уровне «бреда отношения», т. е. и тут и там в принципе можно
предотвратить процесс деформации человеческой психики, исцелив ее «через
осознание».
Нетрудно заметить, что во всех этих теоретически чрезвычайно важных
пунктах современная психиатрия тесно связана с учением Фрейда, в частнос-
ти с учением о бессознательном психическом. Во всяком случае, об этом сви-
детельствует цитируемая нами работа советского психиатра нового поколе-
ния, пользующегося соответствующей психотерапией, в чем собственно нет
ничего предосудительного. Ошибка и неприемлемость учения Фрейда не в
том, что теоретически оио снимает абсолютную разницу между патологией
и нормой, чтобы с позиции деформированного сознания лучше подойти к взаи-
моисключающим системам человеческой психики— сознанию и бессознатель-
ному психическому и вводит соответствующий психоаналитический принцип
«исцеления через осознание», а в том, что во всех этих отношениях оно бази-
руется на совершенно неправильных предпосылках и что и в том и в другом
безбожно изменяет чувству меры, а порой даже и самой науке.
183

более характерно и, пожалуй, результативно в этом отноше-
нии показать, как уравновешивают друг друга означенные
■системы ine только при необходимом и 'Полезном сотрудни-
честве, но и пр'И неизбежном и (Неодолимом антагонизме меж-
ду -ними, порой даже и ;на самой последней грат и .нормы. (Ср.
с Достоевским, некоторые герои которого, если почти не все
без исключений, переживают самую настоящую драму в ре-
зультате битвы между взаимоисключающими системами —
■сознанием и бессознательным психическим в пользу системы
сознания, при которой легко наблюдать над интересующим
нас принципом «исцеления через осознание» и над тем, как
с помощью сего принципа устраняются дефекты нашего со-
знания, возникающие в нашей повседневной жизни и приоб-
ретающие порой исключительную остроту, причем, устраня-
ются они не только осознанием того, что «бог — это мы»,
но и того, что «стать богом никто из нас не в силах». А это
не только мы как мы, вместе взятые, в обществе, и не обя-
зательно за порогом нормы, но и мы как не мы, каждый из
нас в отдельности — личность, и .в пределах нормы: «бог —
это я, и я не совершенен». Нам кажется, что только при пра-
вильной трактовке данной мысли можно понять Достоевско-
го. Как раз эту мысль и извлек он из самых глубин «пото-
нувшей» части нашей психики, он а-то и помогла ему понять
человека и поверить в его будущее, в его сознание, в отличие
от Фрейда и современных экзистенциалистов, которые в сущ-
ности не верят ни .в то и ни в другое, хотя и считают его (со-
знание), в отличие от Фрейда, единственно возможной ин-
станцией выбора. Кстати, при этом легко разобраться как в
том, что собственно сближает Достоевского с Фрейдом и сов-
ременными экзистенциалистами, так и в том, что, наряду с
этим, отличает его от них, — ведь мы не должшы отказать
ему ни з том и ни в другом. А если, тем не менее, все же по-
требуется квалифицировать Достоевского характеристиками,
присущими одному или другим, то мы должны считать его
единственным в своем роде психоаналитиком и единственным
в своем роде экзистенциалистом. Но однако...118)
118 Ср. D. А г b а п , Dostoievski le «соираЫе», Paris, 1953, Dostoi'evski
раг lui-meme, Paris, 1963, Les annees d'apprentissage de Fiodor Dostoi'evski,
Paris, 1968. С той позиции, с которой, как нам кажется, мы должны подойти
к Достоевскому и о которой у нас, по существу, речь пойдет в последующем
томе, не вполне приемлемой и, пожалуй, во многих отношениях странной выг-
лядит попытка не только этой исследовательницы, одной из самых круп-
ных современных французских исследователей Достоевского, но и ее совет-
ских критиков (см. журн. «Вопросы литературы, № 4 за 1969 г. и № 1 за
1971 г.).
184

(10) Так, примерно, выглядит глазами Фрейда трагедия
сознания, которую он кладет в основу своей теории бессоз-
Неприемлемость и странность эта заключается в том, что в качестве
единственно возможной позиции рассмотрения Достоевского Доминика Арбан
выбирает позицию психоанализа, в частности позицию Фрейда, при орто-
доксальном чтении его основных положении, особенно при ортодоксальном
понимании его однозначной теории детерминизма. Как раз эта позиция и зас-
таявляет ее подходить к проблемам Достоевского и к самому Дсстоевскому
в соответствии с крайне искусственной и упрощенной схемой личности, а
иногда и вовсе упускать эти проблемы (ср. например, с И. Нейфел ь-
дом, Достоевский. Психоаналитический очерк, под ред. З.Фрейда, Л.—М.,
1925), что нередко ставит ее критиков в весьма выгодное положение: ведь
всякую попытку взяться проводить под таким углом зрения параллель между
Фрейдом и Достоевским, как и всякую попытку разобраться в проблеме Фрей-
да о бессознательных влечениях (а тем более, желаниях, представлениях, мы-
слях) и о бессознательности самой нашей сексуальности легки, конечно, до-
вести до чистой нелепости (см. например, сочинения Отто Ранка, указанные-
в сноске к стр. 111). Однако из этого вовсе не следует, что надо, как это
предпочитают делать интересующие нас критики Доминики Арбан вкупе с
абсолютным большинством остальных наших исследователей Достоевского,
отказаться от всякой попытки провести параллель между Фрейдом м Достоев-
ским, с одной стороны, и между ним и современными экзистенциалистами, с
другой, и от всякой проблемы Фрейда о бессознательном психическом, нужно
лишь хорошо разобраться в существе дела, в первую очередь, d структуре
самой личности в системе ее фундаментальных отношений. Впрочем, к проб-
лемам Достоевского и к самому Достоевскому надо подойти с позиции общей
теории сознания и бессознательного психического, а не с одной только пози-
ции традиционной теории сознания или бессознательного психического, а
чтобы построить такую теорию, необходимо, конечно, обратиться к Фрейду
и современным экзистенциалистам, но при этом вовсе необязательно, разу-
меется, читать их глазами ортодокса, как это делает Арбан и сторонники ее
ориентации. А по сути этому нечего и удивляться, ибо после соответствующе-
го, собственнопсихоаналитического анализа Фрейдом великого наследия и
самой личности Достоевского (см. его «Dostoewski und die VatertÖlung») н
многих других знаменитых творцов с мировыми именами (см. также его
«Леонардо да Винчи, этюд по пснхосексуальности»), в современной западно-
европейской и американской литературе все больше и больше прививается-,
психоаналитическое восприятие эстетической сущности искусства при орто-
доксальном чтении Фрейда и при крайне упрощенной схеме его эстетической
теории (см., например, тот же самый сборник, посвященный столетию со дня
рождения Фрейда— «Art and Psychoanalysis», в частности статьи: Е. J о
п е s , The Death of Hamlet Father; F.Alexander, The Psychoanalyst
Looks at Contemporary Art; M. Bonaparte, Pos and the Function of Li-
terature; S. Fraiberg, Kafka and the Dream).
185-

нательного как общей теории личности. Как раз этому соз-
нанию и свойственны не только стыд и неуправ и мое красне-
ние, но и страх, и не только стыд стыда и неуправимое юрас-
нение от неупратмого краененин, но и страх страха, и не
только при наличии некоего другого, но и при наличии «те-
ла», из-за собственной открытости и доступности взгляду
другого, т. е. из-за боязни потерять самого себя — тайну
своего собственио-для-себя-бытия, свою самость. Фрейд счи-
тает, что подобные свойства нашего сознания нельзя объяс-
нить самим сознанием и что ,в основе таких неуправимых, а
следовательно, и необычных для этого сознания явлений ле-
жит целая область его «потонувшей части» — явления этой
нашей бессознательной (подсознательной) психики и соот-
ветствующие им бессознательные влечения, трансформиру-
ющиеся в ту или иную систему влечений, главным образом
— в комплекс так называемых наших изначальных сексуаль-
ных влечений, впоследствии вытесненных из нашего созна-
ния и «наблюдающих» его со стороны, причем наблюдающих
и действующих незаметно и неуправимо. В сущности, при
этом Фрейд укрепляется в мысли не просто об отсутствии бо-
га, но и об отсутствии его в лице человека, личности, хотя и
сам этот человек, по Фрейду, суть не 'что иное, как страсть —
как вечное стремление стать богом и как вечное страдание
от преследующих его в этом отношении неудач. И напрасно
кричит он; «Я пал, чтобы встать!» (Ср. с Ницше: человек ве-
лик именно тем, что он есть мост, а не цель; за что можно
любить человека — это за то, что он есть переход к погибе-
ли; и с Сартром: человек—это «бесполезная страсть».). По-
этому Фрейд, наверно, мог бы сказать более конкретно, чем
это находят нужным сказать экзистенциалисты: трагедия
обладающей трагичным сознанием современной личности —
в существовании страсти, но не только в существовании не-
коего другого. (Ср. с Сартром: В одной из пьес Сартра, как
известно, почти одновременно в ад попадают мужчина и две
женщины, сначала очень удивленные вполне приличной об-
становкой преисподней и того помещения, в котором они
оказались запертыми, — полньгм отсутствием обычных для
таких помещений аксессуаров — кольев и жаровен, но по-
там скоро понявшие, что «нет нужды в жаровне, ад — это
другой». Таким колючим и невыносимым показался каждо-
му взгляд других!) Ибо свобода, к которой интимно стре-
мится каждый, по Фрейду, выражается не в реализации от-
каза от той или иной системы отношений — ни от системы
отношений 'К другому, ни от системы отношений к богу, а тем
более — к самому себе, но в самой свободе страсти, в ее
.186

всепроникающем голосе: «все дозволено», так характерно
звучащем вопреки противоположному голосу — голосу разу-
ма: «не все дозволено» — на фоне соответствующих запре-
тов.
Поэтому, естественно, одно создамис не может гаранти-
ровать, да оно вовсе и не решает у Фрейда проблему свобо-
ды выбора, а тем более проблему овободы страсти. Наоборот,
то, что выбирает сознание, в сущности, всегда противоречит
свободе страсти, и сам этот выбор происходит как выбор ме-
жду альтернативами: «все дозволено» и «не все дозволено»,
где в случаях выбора дозволенного побеждает сознание (ра-
зум), в случаях же выбора недозволенного—бессознательное
(страсть). Более того, Фрейд идет еще дальше и, в конечном
счете, отказывается от такого дуализма в выборе, возлагая
-на бессознательное психическое функцию не только «изна-
чального выбора», но и окончательного «эмпирического вы-
бора». Кстати, тем самым он существенно отличается от сов-
ременных экзистенциалистов, тогда как в некоторых образах
и последствиях самого выбора он опять-таки во многом схо-
дится с ними — ив том и в другом случаях отсюда выводится
мысль об абсурдности самой жизни. (Ср. с Камю: абсурден
весь М'Ир, и человек рассчитан на абсурдное существование,
ибо из столкновения его разума и безрассудного молчания
мира рождается он — этот абсурд, что впоследствии прев-
ращает жизнь в простую игру случайностей, где -весь наш
выбор путается между «глупым счастьем камней» и «посте-
лью мертвецов». И с Сартром: все /произвольно, потому что
нет бога и потому что умирают; абсурдный человек брошен
в этот мир — взбунтовавшийся, безответственный; ему не-
чего оправдываться, ибо он невиновен.)
Но Фрейд видит не одну только трагедию нашего созна-
ния — само наше трагичное сознание при открытости и .не-
защищенности (абсурдности) нашего существования, нашей
самости, — но и путь единственно возможного, по его мне-
нию, выхода из этой трагедии в ввде принципа «исцеления
через осознание». Сразу же отмстим, что тем самым он вплот-
ную подходит к идее сотрудничества и во многих отноше-
ниях даже реализует эту идею сотрудничества между созна-
нием и бессознательным психическим как основными харак-
теристиками человеческой психики в их непосредственной
связи с самой личностью, причем он вводит эту идею вместе
с идеей так называемого «моста», о которой у нас речь шла
выше. Однако в самой системе Фрейда — в психоанализе в
целом — эта вполне уместная и законная сама по себе идея,
как и идея «моста», не находит соответствующей разработки
187

и дальнейшего применения. В сущности, она гаснет и окон-
чательно подавляется от искусственных конструкций фрей-
дизма и от господствующего в нем принцип а-тезис а об изна-
чальном и неодолимом антагонизме между сознанием ,п бес-
сознательным психическим. Как раз этот принцип-тезис и
представляет собой основную идею Фрейда. Поэтому естест-
венно, что в пределах его исканий, на собственнопсихоапа-
литичеокой почве, не находит должного применения и по су-
ществу гаснет также сам принцип «исцеления через осозна-
ние». В учении Фрейда этот принцип и не функционирует как
основной принцип рассмотрения челавеческой псих ими, хотя
фактически он и входит в систему такого рода принципов
психоанализа. Фрейд, напротив, гла.вное внимание уделяет
принципу антагонизма между сознанием и бессознательным
психическим в пользу последнего. Дело в том, что у него, как
правило, последнее всегда берет верх в данном антагонизме,
л это находит иепоередст/веншое отражение в самом его прин-
ципе «исцеления через осознание», т. е. исцеления через осоз-
нание своей неисцелимости. И действительно, единственно воз-
можным средством выйти из трагического положения Фрейд
считает не осознание и у-странение реально порождающих эту
трагедию причин, а осознание сути этой трагедии через осо-
знание нашей истории, вплоть до осознания ее невозерати-
мости (неповторимости) -и ее непреодолимости: необрати-
мость истории человечества выступает у Фрейда как непрео-
долимость собственночеловеческой трагедии. (Что и гово-
рить, именно эту мысль подхватили и охотно развили даль-
ше некоторые современные экзистенциалисты, воспользовав-
шись «а'к бы специально постулированными для этой цели
роковыми ситуациями. Отсюда идет и понятие об абсурдно-
сти жизни, так характерно фигурирующее у них как одно из
основных понятий их собственноэкзистенциалистской теории
личности.)
Это отрицательная сторона как неразрешенной и неосуще-
ствимой, в рамках психоанализа (и экзистенциализма), идеи
о сотрудничестве между сознанием и бессознательным пси-
хическим, так и этого, непосредственно связанного с ней
принципа «исцеления через осознание», в их собетвеннопсихо-
аналитическом понимании. (При этом в адрес современных
экзистенциалистов мы должны сказать, что они не разобра-
лись до конца в положительной стороне не только фрейдов-
ского принципа «исцеления через осознание», но и в непос-
редственно связанной с ним фрейдовской идее о возможном
сотрудничестве между взаимоисключающими по своей при-
роде и целям психическими системами сознания и бессозна-
тельного психического: в отношении «принципа» потому, что
188

они в основном развили и довели до предельной крайности
его отрицательные стороны, только лишь в последнее время
заметив »путь возможного выхода; в отношении же «идеи»—
потому, что они вообще ее не заметияи. Во всяком случае,
современные экзистенциалисты вовсе не замечают ее теоре-
тически и лишь в некоторых отношениях подходят к ней толь-
ко практически. Это хорошо видно при соответствующей про-
верке ими способности нашего сознания к выбору. Ведь в
сущности см-ш, заодно с Сартром, как будто до конца согла-
шаются с мыслью об идентичности нашего сознания с нашим
сознательным .выбором: надо быть создающим, чтобы вы-
брать, и надо выбрать, чтобы быть сознающим, выбор и соз-
нание одно и то же, — делая вид, будто, по их наблюдениям,
человек легко обходится без участия так называемой «пото-
нувшей части» своей психики, составляющей сферу его бес-
сознателыного, хотя во многих отношениях эти самые их на-
блюдения, еел.и рассматривать их по существу, дают весьма
денные материалы, подтверждающие непосредственное уча->
стие данной психики в некоторых случаях нашего сознатель-
ного выбора. Чего стоят хотя бы одни феноменологические
■■наблюдения Яоперса119, не говоря уж об отдельных наблю-
дениях Хайдеггера и самого Сартра. Что же касается До-
стоевского, то он является единственным психоаналитиком и
единственным экзистенциалистом, идущим вразрез с психо-
анализом и экзистенциализмом в этом отношении: вразрез
с экзистенциализмом — тем, что он строит свои блестящие
наблюдения над глубинными слоями человеческой психики
при мысли об определенном сотрудничестве между сознанием
и 'бессознательным психическим, а не то что его не замечает;
вразрез же с психоанализом тем, что у пего идет речь о не-
примиримой борьбе между сознанием и бессознательным пси-
хическим в пользу сознания.)
(а) И, тем не менее, (принцип «исцеления через осозна-
ние», как и соответствующая ему идея о возможном сотруд-
ничестве между сознанием и бессознательным психическим,
сытрал положительную роль в последующем развитии общей
111 См. К- Ясперс, Указ. соч.: Subjektiven Erscheinungen des kran-
ken S?elenlebens (Pänomenologie). В этом отношении весьма характерные мыс-
ли и наблюдения имеются у К. Ясперса также в его собственноэкзистенциа-
листских исследованиях проблемы личности. В частности: Psychologie der
Weltaunschaungen, В., 1922, к Autobiographische Schriften. Munch., 1967;
Nietzsche. Einführung in das Verständnis seines Philosophierens, В., 1936;
Schelling. Größe und Verhängnis, Münch., 1955; Vernunft und Existenz. Gron-
ingen. 1935 к др.
189

теории личности, в частности в современном экзистенциализ-
ме и в самом неофрейдизме. Интересно и, пожалуй, можно
было бы проследить, как в этом отношении идеи Фрейда по-
влияли -на развитие им и другими общей теории личности не
только в соответствующих научных и философских интерпре-
тациях, но и в соответствующих эстетических [восприятиях ее
в современном искусстве и литературе, а также проанализи-
ровать их влияние на развитие совершенно противоположных
психоанализу и экзистенциализму теории, при полном отсут-
ствии специальных исследований подобного рода как у нас,
так -п за рубежом. Однако это увело бы нас далеко в сторону.
Для данной цели изложения достаточно лишь констатировать
наличие такого влияния. Причем, и в том и в другом случаях
имеется в виду не одно только отрицательное, с пашей точки
зрения, влияние данных идей, но и их положительное влияние,
т. е. наличествует мысль об их значимости для исторического
-прогресса в лоне современности. Так, велика была сила вли-
яния идей Фрейда, в частности его принципа «исцеления че-
рез осознание», на собственноэкзистепциалистскую теорию
личности, как мы в этом могли убедиться выше. И не только
в отрицательном, но и в положительном смысле. Отсюда и
необходимость в соответствующей характеристике фрейдиз-
ма и той двойственной роли, которую он играет в отношении
его влияния на последующее развитие человеческой мысли,
в частности на экзистенциальную теорию личности да и на
экзистенциалистское сознание нашего века вообще. Отрица-
тельная сторона влияния идей Фрейда состоит в том, что в
структуре экзистенциальной теории личности, если брать ее
саму по себе, яркие следы влияния идей Фрейда носит сама
мысль о падении человека и о трагичности его сознания,
как и непосредственно вытекающие из нее положения об а б-
сурдности самой жизни и о способах бегства от
этого абсурда, даже мысль об о с у ж д е н и и человека на сво-
боду. (Вспомним хотя бы того же Камю: будучи хаотичным
потоком событий, жизнь не имеет смысла и строгой законо-
мерности, она относится к миру абсурда и сама абсурдна; в
ней постоянно идет игра случайностей, и мы должны отка-
заться от этой жизни или путем самоубийства, или став мя-
тежником и борясь против нее, ибо нет других способов бег-
ства от жизни и от абсурда, кроме этих двух — самоубий-
ства и -бунта. Причем, под мятежником Камю разумеет не
истинного революционера, идущего к определенной цели, а
лишенного какой-либо цели чистого протестанта, и при этом
он, пожалуй, в такой же мере прав, отказываясь от револю-
ции, противостоящей, как он полагает, свободе человека и
превращающей его ib вещь, в какой и (не прав, -понимая рево-
190

люцию в такой ее единственной форме, ибо ведь самая при-
влекательная из конечных целей революции как .раз в том и
заключается, что ома должна полностью освободить челове-
ка, добиться того, чтобы человек перестал быть вещью. Ка-
мю, подобно прочим экзистенциалистам, и? понял смысла
(Истинной революции, хотя своей теорией о мятежнике он во
многом поспособствовал и моим о революции, и о никак не ре-
акции120.) Положительным же в том, что в этой .же самой
'структуре экзистенциалистскон теории личности принцип
исцеления через осозналие с в о е ii не и с ц с-
л;Имости есть по сути не что иное, как один из возможных
вариантов и дальнейших интерпретаций фрейдовского прин-
ципа «исцеления», если брать его не сам по себе, а с точки
зрения исторического прогресса, в лот современности. Глу-
бокую мысль содержат в себе известные слова Сартра:
«Экзистенциализм — это гуманизм», п Фолкнера: «Я отка-
зываюсь принять конец человека», впоследствии, видимо, бе-
з оговор очи о принятые Камю, как, во всяком случае, мы дол-
жны полагать, имея б виду его совместную с Фолкнером/
пьесу «Реквием по монахине». Как раз сознание своей нсис-'
целимости и заставляет Нэнси Мэнниго—эту убийцу и про^
стмтутку — бороться за исцеление другого.
Поэтому не обязательно сам принцип исцеления через
■осознание своей неисцелимости, о котором идет речь и у пси-
хоаналитиков и у современных экзистенциалистов, всегда
воспринимать только в черных красках, он имеет и какую-то
светлую сторону — это все больше и больше привлекающая
к себе внимание собственно экзистенциальная теория об ис-
тинном мятежнике, самая здоровая и главная направлен-
ность которой так характерно выражена в соответствующей
формуле Фолкнера: «Я отказываюсь принять конец челове-
ка». Вместе с Камю эту формулу должны в конце концов
принять современные экзистенциалисты, да многие из них
уже и готовы сделать это. И пусть при этом, изверившиеся
и разобщенные, бунтующие против абсурдности существова-
ния, они последуют собственному же экзистенциальному
призыву — быть каждому самим собой, но не другим, дабы
•не поступать и не думать так, как »поступают и думают дру-
гие. Само признание неизбежности бунта, как и потребность
в нем у этих мятежников, заставит их признать за собою пра-
во на веру и в себя самого и в другого. Так велика притяга-
тельная сила и аккумуляторный эффект внутренней логики
130 Ср. Т. С а х а р о в а, Альбер Камю, Философская энциклопедия, т.
2, М., 1962, стр. 418.
191

жизни, этой имеющейся .налицо самости истории при всей оп-
ределенной траисценденции человек*, (и человечества) к
ничто. Человеку не уйти ни от этой логики, ни от этой самости
истории, иначе потеряло бы омысл само экзистенцирование
смерти и в смысле ничто-присутствие (заполненность), по
Хаидегтеру, и в смысле иичто-отсутствие (пустота), по Сар-
тру. Не эта ли, в сущности, внутренняя лопика жизни и са-
мость истории заставляют изверившихся в себе и разобщен-
ных мятежников Достоевского так 'искренне и так отчаянно
искать веру ,в себе самих и в другом? И та.к ли это? Не это ли
отчаянное искание переходит у них в та'Кое же влолне отчет-
ливое и отчаянное искание бога при убеждении в его отсут-
ствии? PI так ли это? Во -всяком случае, ни у Достоевского,
ни у современных экзистенциалистов нет ясного ответа на
этот счет. Экзистенциалисты, напротив, уверяют, что человек
должен быть изверившимся во всем и разобщенным со всеми
перед ничто. А ничто —■ это тайна, и нет ничего более страш-
ного и тайного для человека, чем тайна его собственно-
для-себя-бытия, его лирики.
(б) Кстати, ни Фрейд, ни современные экзистенци а ли-
сты, к сожалению, вовсе не считаются с этой внутренней ло-
гикой жизни, с этой самостью истории, хотя сам принцип
исцеления через осознание, о котором у них идет речь и ко-
торый, 'в сущности, берет свое начало у Фрейда, дает знать
и о том и о друпом. Весьма интересно в этом отношении про-
зондировать, как у этих современных экзистенциалистов не-
которые их литературные герои тила Нзжси Мэи-ши(ГО ,из «Рек-
виема по монахине» отказываются »принять конец челове-
ка, заставляя себя и других бороться против рока, сознавая
при этом, что в этой борьбе прежде всего именно .их, если не
одних их, ожидает верная гибель. В этом суть и сила при-
мера экзистенциалистской попытки преодолеть роковую си-
туацию. Конечно, было бы совершенно наивно ожидать от
современных экзистенциалистов, что они пойдут дальше этой
попытки, ио порой они, как и их литературные герои, делают
это не вполне сознательно, вопреки их ясному сознанию. (Ср.
с тем, как Сент-Экзюпери, как «бы заранее обнаружив и ук-
репив себя в .мысли о наличии так называемой «модальной
личности» в структуре современной французской нации121,
131 Ср. Handbook of Social Psychology, Cambridge, 1954, р. 983: «Если в
современных нациях нельзя найти структуру модальной личности, термин
«национальный характер», по крайней мере, в том смысле, в котором он
обычно определяется, приобретает суть эмпирически бесполезной концеп-
ции; если же будет найдена структура сей модальной личности, то откроется
192

объясняет вступление Франции в антифашистское Сопротив-
ление: «Франция приняла бой вопреки правде логиков... Ло-
гики были правы. Бонна для нас означала разгром. Но раз-
ве долж:на была Франция ради того, чтобы избавить себя от
поражения, не приписать боя? Не думаю. И Франция инту-
итивно пришла к тому же решению: никакие увещевания не
заставили се уклониться от боя. Дух в нашей стране взял
верх над разумом»122. Разве все то же самое и в такой же ме-
ре мы не могли бы сказать о некоторых литературных героях
Сартра и Камю, а тем более Фолкнера, так характерно при-
зывающих к бунту без определенной цели и без определенной
веры в удачу? Разве со-знаиием внутренней логики гжизми или
самости истории поступают они, делая соответствующий вы-
бор в пользу той и другой? Бессознательное, по Фрейду, не
обязательно губит сознание, — порой оно даже выручает
его, и »сам принцип «исцеления через осознание» должен счи-
таться с этим. Во всяком случае, в лице своих литературных
героев-мятежников современные экзистенциалисты не смог-
ли подтвердить однозначно мысль о сознании как о единст-
венно возможной инстанции выбора. Скорее наоборот, само
постоянное экзнстирование смерти далеко не всегда со-
провождается у них со-знаймем.) Присутствие со-знания не
обязательно даже во всех операциях самого сознания, и бес-
сознательное всегда открывается сознанию как некая тайна.
При этом, к слову сказать, в построении общей теории
личности -как у Фрейда, так и у современных экзистенциали-
стов особое значение приобретает наличие необоримой траге-
дии человека вплоть до необоримой трагедии его со-
знания перед ничто — перед лицом ничто, по экзистен-
циалистам, и перед лицом бессознательного, по Фрей
ду. Причем, следует обратить особое внимание на то весьма
характерное обстоятельство, что как ничто для современных
экзистенциалистов вообще, но не для одних только Хайдег-
гера и Сартра, так и бессознательное для Фрейда и других
психоаналитиков выступает как глубочайшая тайна экзис-
тенции — и нашего собственно-для-себя-бытия, и нашей ли-
рики, нашего сознания. И поскольку в единой структуре на-
шего бытия, нашей экзистенции, согласно экзистенциализму,
в определенном смысле всегда наличествует это ничто, то
всегда наличествует и эта тайна: ничто — это тайна -и ничто
— это сам человек, ибо, изверившемуся во всем и разобщен-
ному со всеми, оно всегда кажется ему тайной, а именно —
возможность для развития новых взглядов на отношение между личностью
и обществом».
122 С. Э к з ю п е р и Соч., М., 1964, стр. 363.
13. А. Е. Шерози 193

таимой своего собственно-для-себя-бытпя, своей личности, но
не тайной как таковой вообще.
Это первое общее, что мы имеем в виду, резюмируя
мысль о непосредственной близости между психоанализом
Фрейда и современным экзистенциализмом -в предлагаемой
каждым из них общей теории личности. Но это еще не вес»
хотя это и весьма существенно и характерно для обеих кон-
цепций личности. Сюда относится также не менее характер-
ное для Фрейда и для современных экзистенциалистов отри-
цание бытия бога в концепциях общей теории личности. Де-
ло в том, что и в том и в другом случаях сама концепция опира-
ется на мысль: бог смертен, и бог умер. Довольно определен-
ную мысль содержит в себе .известное изречение Ницше «бог
мертв», лежащее ib основе и психоаналитичеокото и собствен -
ноэкзистемциального отрицания бытия бога, а следовательно, и
их теорий личности; прежде всего — это отказ от традиции, т. е.
отказ не только от традиционного понимания бытия бога, но и
от традиционного понимания бытия человека с соответствую-
щими атрибутами, в первую очередь атрибутом сознания123. Во
всяком случае, как Фрейд, так и современные экзистенциалисты
находятся в полном противоречим с традицией, поскольку она
оперирует богом как высшей инстанцией бытия и человеком
как адекватным представителем его на Земле — всемогущим
(И властным, с соответствующим со-знанием своего бытия.
Более того, и Фрейд и современные экзистенциалисты утвер-
ждают, что бог умер вместе с нами и что не существует ни-
какого совершенства. А если при отсутствии бога для чело-
века все-таии потребуется мера, то его следовало бы мерить
критерием своего несовершенства. Отсюда и его отчуждение,,
.вплоть до отчуждения его от своего собственного сознания.
Отличие только в том, что Фрейд утверждает это тем, что
указывает человеку на «потонувшую часть» его психики ,—
на бессознательное, перед лицом которого его сознание ни-
что, экзистенциалисты же — тем, что указывают человеку на
неизбежную трагедию его собствен ню-дл я -себя -бытия, его лич-
ности—на смерть, .перед лицом которой он сам ничто. Причем,
Фрейд и ранние экзистенциалисты (хотя бы Ницше) дискре-
дитируют сознание тем, что ,в сущности сводят его на нет,
тогда как современные экзистенциалисты, наоборот, дискре-
123 Ф. Н и ц ш е, Поли. собр. соч., т. 9, М., 1910, стр. 323—324: «Вырож-
дение жизни обусловлено в существенной части необыкновенной способностью
сознания к ошибкам: сознание меньше всего удерживается инстинктами в
надлежащих границах, и оно поэтому самым основательным и самым серьез-
ным образом попадает впросак».
194

датируют его тем, чтоб принципе возлагают па него все, даже
при отсутствии бога и веры в самое себя. Поэтому не уди-
вительно, если у Фрейда перед бессознательным, а у совре-
менных экзистенциалистов перед ничто, фактически, как
мыльный пузырь, исчезает паше сознание, и сам принцип
«исцеления через осознание» вовсе не достигает своей конеч-
ной цели ни в том и ни .в другом отношении. Равновесие че-
ловека, но не только одного его сознания, нарушено навсегда,
и нет иного способа помочь ему, как тем же способом исце-
ления через осознание своей неисцелимости,
Это второе, на что мы хотим обратить внимание при со-
ответствующем обобщении сходства между психоаналитиче-
ским и собственноэкзистепциалистским подходом к построе-
нию общей теории личности. Но и это не все, хотя и это весь-
ма существенно и характерно и в той и в другой концепциях
личности. К этому следует еще добавить наличие мысли об
интимном (бессознательном) стремлении человека к власти
— теорию о воле к власти, з основе которой лежит известное
учение Шопенгауэра о мировой воле в интерпретации Ниц-
ше, т. е. сие учение Шопенгауэра минус его метафизическая
характеристика воли как основы всех вещей, но не только
как «воли к жизни» с ее биопсихической характеристи-
кой, какой она предстает у Ницше и его идейных последо-
вателей, в первую очередь у Фрейда и у современных экзи-
стенциалистов. Следует при этом отметить, что в обоих слу-
чаях само понятие власти связано с психологией личности в
ее непосредственной связи с античной теорией человека, не
говоря уж о непосредственной связи этой последней с мифо-
логией. Ведь известно, что тот же Шопенгауэр, по интер-
претации Ницше, «своим положением, что все существующее
есть нечто хотящее, возвел на трон первобытную мифоло-
гию»124 и что ницшеаяство служит основой в этом отношении
124 Ф. Н и цше , Веселая наука, М., 1901, стр. 231. (Ср. Т. Ш в а р ц,
Указ. соч., стр. 56: «Воля как воля к власти становится у Ницше чем-то чис-
то психо-биологическим, самую глубокую сущность жизни он называет ин-
стинктом власти. Находя эту волю к власти и в неорганическом мире в виде
поля боя динамических квантов, он, по его мнению, не выходит за рамки мира
психического. Его картина мира остается антиметафизической... Метод Ницше
становится все более и более психологическим... Создание таких понятий
как рессентимент, и описание его роли, влияние сексуальности и инстинкта
власти на мышление человека, «открытием» инстинкта власти превозносится
как психологическая прозорливость Ницше. Решающим, однако, является то,
что Ницше этим положил начало психологизму как новому направлению бур-
жуазной философии... Этот уход буржуазного мышления от материалиетичес-
195

не только фрейдизма, но и современного экзистенциализма.
Причем, в принципе само интимное (бессознательное) стрем-
ление человека к власти, о котором здесь идет .речь и у того
и у другого, есть не что иное, как интимное (бессознатель-
ное) стремление каждого к подчинению себе другого, вплоть
до подчинения противоположного пола. В конечном счете
как раз в этом и заключается суть фрейдовской теории вле-
чений с ее основным понятием об эдиповс комплексе. Во вся-
ком случае, само «хотение», о котором говорят Шопенгауэр
и Ницше, фигурирует у Фрейда как «голод» в смысле ин-
стинкта, а не как просто потребность в пище, и как «страсть»
iB смысле тнетинкт.а пола, т. е. как стремление к добыванию
наслаждения любыми апотобам-и, хотя бы .ценою самой жизни,
вллоть до самоуничтожения, при постоянном бессознатель-
ном стремлении к смерти, так красноречиво квалифицируе-
мым Фрейдом как возврат всех живых организмов в перво-
начальное, безжизненное (неорганическое) состояние, прочь
от всяких тревог Ж'изии и эроса125. И в том и в другом отно-
шении это — агрессивное стремление человека не столько и
не только к порабощению самого себя, но и к порабощению
другого, вплоть до порабощения противоположного пола, пре-
жде всего к порабощению некоего другого как особи противо-
положного пола. Фрейд спекулирует своим психоаналитичес-
ким принципом агрессивности и пан-сексуальности. Не более
возвышенным в этом отношении является принцип агрессив-
ности и паисексуалыюсти человека, которым окрашена чуть
ли пс вся система и образ мышления современных экзистен-
циалистов — экзистенциалистская теория личности. Вспом-
ним хотя бы о том, что «и Сартр, и Камю в-идят фальшь и
ханжество изо всех тех формах отношений .ипдаввдов, кото-
рые освещены традиционной религией и нравственностью: в
любви, дружбе и пр.», что, в частности, «Сартр стремится
показать, что в основе половой любеи в сущности лежит
стремление подчинить себе другого, лишить его свободы и
тем самым утвердить свою свободу», и что, таким образом,
«характерная для Сартра жажда разоблачения искаженных,
превращенных форм сознания («дурной веры») оборачива-
ется в сущности требованием принять реальность разоб-
щенного с другими и с самим собой сознания»126. Ню сознание
ли это разобщенное с другими .и с самим собой соз"па.ние, в
кого и исторического анализа в биологически окрашенный психологизм на-
ходит свое наиболее крайнее выражение в психоанализе Фрейда».)
12&Ср. R. Osb о г п , Freud and Marx, L., 1947, р. 107.
128 П. П. Г а й д е и к о, Экзистенциализм, Философская энциклопедия,
т. 5. М., 1971, стр. 541.
196

собственном смысле слова? Не на?! ом и наст ли оно о том «не-
счастном еоз.11 а ним», о кото-ром (говорил еще Гегель? Но это ли
«несчастье» приводит науки к окончательной ломке традицион-
ных теории собственно сознания и как основной характерис-
тики личности и как основной характеристики се психики?
Фрейд был пе только одним из первых в числе тех, кто дал
знать об этом, но одним из первых в числе тех, кто уверен-
но встал на этот путь.
Это третье, что мы считаем нужным сказать -отшеитель-
но занимающей пас интерпретации историчеокой связи фрей-
дизма с современным экзистенциализмом, с одной стороны,
и античной теорией влечений с другой, и этого должно быть
вполне достаточно для данной цели изложения, Во всяком
случае, весь опыт современного экзистенциализма подтверж-
дает основное положение психоанализа о могуществе бессоз-
нательного, принятое Фрейдом в результате соответствующей
проверки способности сознания и три копстатании сто тра-
гичности, а это тем более примечательно, что, в отличие от
психоанализа, экзистенциализм обычно вообще не опериру-
ет понятием бессознательного. Дело в том, что экзистенциа-
лизм делает сознание более трагичным, признав за ним право
единственно возможной психической инстанции выбора, так
как тем самым он еще больше, чем психоанализ, убеждает нас
п трагедии сознания и в трагедии его носителя — личности.
К тому же, весь опыт экзистенциализма подтверждает основ-
ное положение психоанализа еще и тем, что вместе с ним он
всецело сохраняет и развивает далее вполне модернистскую
ориентацию общей теории личности' не только в рамках од-
ной психологии, но и в рамках целой системы смежных наук,
\ц том числе и в современном искусстве и литературе, а еще и
том, что при этом вместе с психоанализом он в принципе от-
клоняет путь как традиционного рационализма, так и тради-
ционного 'р рационализм а — традиционной философии и пси-
хологии вообще. Совершенно другое дело, насколько удается
или удается ли это экзистенциализму, как и психоанализу.
Тем пе менее одно все же ясно, а именно, что экзистенциа-
лизм окончательно убеждает пас — при соответствующем
психоанализе личности — в несостоятельности традиционной
философии и психологии сознания, а следовательно, и в не-
обходимости выработать принципиально иную теорию лич-
ности. Ставит перед собой такую цель экзистенциализм или
нет, это все равно, но в сущности он как раз такую цель и
преследует. Причем, не исключено, что само пристальное
внимание к сознанию и определенная ориентация экзистен-
циализма па сознание, но не на бессознательное, исходит из
совершенно определенной преднамеренности. Тем самым
197

лучше, оказывается, проследить за упомянутой трагедиен
человеческой психики и за тем, как трудно сохранить созна-
ние в таком качестве — в качестве единственно возможной
•и си холерической 'инстанции /выбора. В чем в чем, по о одном
мы действительно должны поверить Веижамипу Нельсону —
в мысли о самом непосредственном и самом существенном
влиянии идеи Фрейда па экзистснииалистокое сознание на-
шего времени127
Не сопоставив его с психоанализом, нельзя понять сов-
ременный экзистенциализм, точно так же, как и, не связав
его с современным экзистенциализмом, .нельзя уловить ос-
новную направленность мысли психоанализа. Поскольку и
тот и другой являются общей теорией личности, они допол-
няют и обусловливают друг друга.
(в) В общем, нам кажется, что именно в этом направ-
лении развивает Фрейд античную теорию человека, в част-
ности античную теорию влечений, и что вместе с современ-
ным экзистенциализмом его учение — психоанализ в целом
претендует на общую теорию личности, а не только на общую
теорию сознания и бессознательного психического. Однако
дальнейшие исследования, как и результаты соответствую-
щих исследований самого Фрейда и его последователей, по-
казали несостоятельность претензий психоанализа, как и
современного экзистенциализма, на этот счет, и мы должны,
наконец, коснуться вопроса о причинах, помешавших ему в
этом.
(11) Причины, мешавшие Фрейду в его попытке постро-
ить общую теорию сознания и бессознательного психического
как общую теорию личности, могут быть совершенно разны-
ми и но характеру и по происхождению — не только наибо-
лее общими или конкретными, непосредственно от него за-
висящими, но порой даже и вовсе от него не зависящими, та-
кими, как, скажем, причины, связанные с обстоятельствами
времени, в первую очередь, с отсутствием нужных для этого
научных средств, с ограниченностью соответствующей науч-
ной информации, могут они зависеть и от самой науки, с по-
зиций которой он строит эту теорию, о чем у мае частично
127 Kreud and the 20th Century, р. 10: «His Civilizalion and lts Discontenls
at the zenlth of bis career (1930) is the most distinetive statement in the philo-
sophy of existence and civilization which has been produced in the present
Century. By contrast to it, naive ratio na lisms and naive romanticisms alike—
philosophies seemin^ly as diverse as those of Conte and Spencer, Schopenhauer
and Nietzsche in the Nineteenth Century; Dewey and Sartre, Shpengler and
Toynbee in the Twentieth—seem sliades of yesteryear, without power to express
our present experience of the condition of men or the desißns of history».
198

уже шла речь выше. Здесь мы коснемся лишь принципиаль-
ных причин, преодоление которых, как нам кажется, необхо-
димо при любой попытке построения общей теории сознания
и бессознательного психического, тем более если па эту по-
следнюю одновременно возлагается и роль общей теории
личности. Ошибка Фрейда, как и его явный теоретический
просчет, главным образом в том и заключается, что он не
отдает должного, а порой и вовсе не замечает этих причин,
как наиболее существенных и глубоких препятствий па своем
пути. Причем, :в данном случае мае эти причины интересуют
не только и не столько потому, что они суть основные при-
чины несостоятельности психоанализа и как общей теории
сознания и бессознательного психического и как общей тео-
рии личности, но и потому, что они помогают соответству
ющей интерпретации последующих усилий в этом направле-
нии, а тем более построению новой теории. Отсюда .и необ-
ходимость творчески подойти к историческому олыту Фрейда
и предложенной им теории сознания и бессознательного пси-
хического как общей теории личности.
(а) Прежде всего, попытки Фрейда построить общую
теорию сознания и бессознательного психического как общую
теорию личности терпят крах в силу противоречий, кои он
при этом находит между ними. Ведь в лице этих противоречий
Фрейд столкнулся со сплошным антагонизмом, и если он во-
обще оказался способным по-настоящему выразить что-то
конкретное, то это как раз и есть тот самый антагонизм, ко-
торый, в .конечном счете, и дает знать о вопиющих противоре-
чиях самой теории. То есть антагонизм между сознанием и
бессознательным психическим, -о непримиримом характере ко-
торого здесь идет речь, у Фрейда тут же переходит в та'к-ой
же непримиримый антагонизм между ними и личностью, их
носителем. Однако Фрейд вместе с тем подходит, собственно
начинает пробивать себе дорогу, к объективной потребности,
на первый взгляд так удивительно близкой с нашей— с на-
шим предварительным планом и рабочей гипотезой постро-
ения общей теории сознания и бессознательного психическо-
го. Но потом он неожиданно теряет их — и эту потребность,
и эту дорогу Имеется ;в виду потребность в рассмотрении
сознания и бессознательного психического как системы от-
ношений внутри целостной системы фундаментальных отно-
шений личности, их носителя, но не как тако-вых вообще, не
как отдельно взятых. Во всяком случае, сознание, бессозна-
тельное и личность рассматриваются Фрейдом как опреде-
ленные величины его собствеппопсихоаналитичеокой теории,
с которой они и находятся в определенной связи.
199

Если же говорить более конкретно, то нельзя пинить
Фрейда ни в том, что проблему бессознательного психичес-
кого он в сущности непосредственно овязывает с проблемой
сознания, и Н1И в том, что фактически он рассматривает их —
и это сознание и это бессознательное психическое — как ос-
новные собственнопсихологичсскис (эпистемологические, эс-
тетические и пр.) характеристики личности. Наоборот, тут
следует отдать ему должное, ибо тем самым Фрейд резко
изменяет традициям и намечает совершенно новый путь рас-
смотрения человеческой психики. Достаточно отметить, что
тем самым он ставит свою проблему общей теории сознания
и бессознательного психического как общую теорию личности
и мы не в праве игнорировать его большие заслуги в этом от-
ношении перед целым рядом смежных наук о -человеке, а не
перед одной только психологией. Более того, если бы не этот
самый сплошной антагонизм и прочие связанные с мим пре-
пятствия, с которыми он сразу же столкнулся и которые в
сущности сразу же обили его с пути, ему удалось бы совер-
шить «коперниковокии поворот» в науке, о котором он так
привык говорить везде и о котором так привыкли говорить
сторонники его ориентации.
Это весьма характерно и важно. Но к тому же весьма
характерно и важно также и то, что прямо противоположно
этому. А именно, что усилия Фрейда в этом отношении, с ко-
торыми мы должны считаться, не идут дальше .постановки
«опроса и того, что в данном случае они наводят пас на
мысль, как лучше принять его при совершенно иной поста-
новке и при совершенно ином рассмотрении сознания и бес-
сознательного психического, как системы отношений в цело-
стной системе фундаментальны« отношений личности. Так,
Фрейд ставит проблему о бессознательном психическом в
связи с проблемой сознания, исходя из того, что сами по себе
обе эти характеристики — сознание и бессознательное пси-
хическое — суть основные характеристики личности. Однако
стоит только обратить вним-аниг и непосредственно коснуть-
ся самой сущности теории, которую на этом основании стро-
ит он, чтобы тут же разобраться в истинном положении ве-
щей.
Во-первых, Фрейд ставит себе задачу построить общую
теорию бессознательного и непосредственно связывает эту
задачу с проблемой сознания далеко не в тех целях, чтобы
при этом добиться положительной характеристики каждой
из этих систем — сознания и бессознательного, сохранив за
ними право одинаково необходимых и сравнительно самосто-
ятельных психических систем, а наоборот, тем самым он пы-
тается представить сознание в виде лишенной всякого права
200

психической системы с неизлечимой «трещиной» внутри.
Причем, в глазах Фрейда эта «трещина» так быстро и неу-
молимо растет, что ста/вит эту систему перед собственной
трагедией. И действительно, Фрейд прежде чем приступить
(К построению общей теории психики (бессознательного),
убеждается в мысли о неизбежности трагедии сознания и о
том, что сознание не может гарантировать человека во всех
его фундаментальных отношениях и решить за него проблему
выбора во всех этих отношениях. Во всяком случае, созна-
ние, фигур и pyioui.ee у Фрейда и его ортодоксальных последо-
вателей, — это не то веч'но бодрствующее человеческое соз-
нание, которое заслуживает похвалы, а то страшно испу-
га шиое и изверившееся во всем и в самом себе сознание, ко-
торое даже не требует никакой похвалы. Между тем, как ни
странно, в своей собствен нопеихоа на л итичеокой критике со-
знания Фрейд во 'Многом прав в отношении традиционной
психологии сознания, от которой он так уверение ;i порой
совершенно справедливо отказывается. Однако и в том и в
другом ему изменяет 'чувство меры, ибо Фрейд вовсе не прав
■ни в своем чрезмерном унижении традиции, ни в своем чрез-
мерном, вслед за -своими предшественниками — Шопенгауэ-
ром и Ницше, унижении роли сознания. А этого его цель не
требовала.
И, во-вторых, Фрейд, вместе с тем, преследует вполне
определенную, исходную для своей концепции цель — при
соответствующем зондировании "сознания добиться того, что-
бы перевернуть его наизнанку и посмотреть, каково оно с
этой обратной стороны. В сущности это и есть то, что Фрейд
называет собствешюпсихоаналитическим методом подхода к
миру бессознательной психики, которой, по его мнению, уп-
равляют свои собственные психологические законы. Выра-
жаясь словами одного из выдающихся современных фран-
цузских психиатров, в конечном счете как раз в признании
полной автономии и феноменологической независимости этого
мира и «заключается фундаментальность интуиции, копер-
нншвекая революционность открытия Фрейда. Бессознатель-
ное в его чистой форме указывает рациональному началу,
что оно подчиняется иным законам. Отсюда и возникает его
вытеснение»128. Точнее, по Фрейду, бессознательное — это то,
128 Н. Е у, L'inconscient. VT colloque de Bonneval, Pari 1966, p. 14.
(Ср. Ф. B. D а с с и н , Указ. соч., стр. 377—378: «Если для Эй и тех, кто
разделяет его представления, бессознательное— это мятежный, не покорив-
шийся сознанию и потому заточенным «обитатель глубин души», то для нас
бессознательное—это всего лишь обобщение, к которому мы прибегаем, чтобы
201

что непременно опровергается (отрицается) сознанием, а не
то, в чем просто отсутствует сознание 129. Ибо, как нечто пси-
хическое, оно всегда дано в .виде антипода ооз'нанмя. Во вся-
ком случае, как для Фрейда, так и для современных психо-
аналитиков оно всегда заключай о под стражу и вынуждено
«скрываться». Антагонизм между сознанием и бессознатель-
ным психическим непреодолим, скорее он и есть внутренняя
форма их существования. Этим легко объяснить, почему у
Фрейда и у современных психоаналитиков психологическую
структуру бессоз/нателы-юго в основном составляют так назы-
ваемые «вытесненные» психические явления: практически
Фрейд не з'нает другого способа существования бессозна-
тельного, кроме существования его через «(вытесненное психи-
ческое». Даже врожденные племенные воспоминания, .вместе
с этими собственно «вытесненными» элементами составляю-
щие структуру Ubw, суть «вытесненные» элементы этой сис-
темы: их когда-то также «вытеснило» человеческое сознание.
И не удивительно поэтому, что фактически при таком ан-
тагонизме у Фрейда и у современных психоаналитиков ни
одна из этих психических систем — ни сознание и .ни бессоз-
нательное — не пригодны в качестве основной характери-
стики личности; из-за такого антагонизма фактически отпа-
дает реальная возможность и их полного сотрудничества в
системе фундаментальных отношений личности.
(б) К этому следует добавить, каким именно способом
разрешает Фрейд сей антагонизм между сознанием и бессоз-
нательным психическим, к какому он приходит результату
и способен ли он вообще разрешить этот антагонизм? Уже
исходя из изложенных выше суждений, на этот вопрос сразу
же можно дать отрицательный ответ. Один из принципиаль-
ных недостатков Фрейда состоит в том, что противоречие ме-
отразить способность к регулированию поведения и его вегетативных корре-
лятов, происходящему без непосредственного участия сознания». Это, конеч-
но, совершенно иное понимание бессознательного, чем то, каким характери-
зует его Фрейд, а за ним и Эн. При этом, в отличие от Фрейда и тех, кто смее-
те с Эй поддерживают его психоаналитическое направление, под «бессознатель-
ным» разумеется не собственно «бессознательнее психическое», но соот-
ветствующие «неосознаваемые формы высшей нервной деятельности», и Ф. В,
Бассин совершенно прав, полагая, что в этом отношении Фрейд даже и не пы-
тался построить общую теорию бессознательного. Физиологию бессознатель-
ного он вообще опускает.)
12У Ср. Н. Е у, там же: «Бессознательное не может быть простым отрица-
нием, простым отсутствием сознания... Бессознательное не подчиняется за-
кономерностям сознания».
202

жду сознанием и бессознательным психическим он решает и
пользу этого последнего и строит оною систему анализа че-
ловеческой психики фактически по нему одному — при мы-
сли о наличии его собствеинопсихологических закономерно-
стей. Фрейд, как и тс, которые, подобно Эй, разделяют его
представления, пра;в, считая, что бессознательное психичес-
кое 'не подчиняется закономерностям сознания, им управля-
ют свои законы и что оно представляет собой вполне само-
стоятельную психическую систему. Фрейд идет еще дальше;
он считает, что, в конечном счете, именно эти законы и уп-
равляют нашим сознанием и что поэтому мы должны отка-
заться от какой-либо определяющей роли этого сознания в
сфере мотивации; более того, он считает, что обычно наши
подлинные мотивы, т. е. мотивы нашего действия, суть бес-
сознательные мотивы и они не. представляют собой «части»
нашего повседневного сознания. В общем, в собственпопси-
хоаналитическои теории Фрейда сознание подавлено до кон-
ца и, как таковое, оно служит одной лишь теоретически необ-
ходимой инстанцией действительности, посредством негации
которой получается само это бессознательное, т. е. инстан-
цией, от которой исходит эмансипация человеческой психи-
ки.
Небезынтересно в этом отношении вспомнить о замеча-
тельно удачной метафоре, предложенной одним из современ-
ных колумбийских ученых, автором знаменитой книги под
названием «Великие эксперименты в психологии»: «Сознание
в поих-оаналитической теории, — (Говорит он, — аналогично
той части айсберга, которая сксльзит над поверхностью моря,
тогда кал< основная /масса льда («бессознательное») ниже этой
поверхности»130. Тем самым автор хочет оказать, что пю Фрей-
130 Н. Е. G а г г е t t , Great Experiments in Psycholopy, London, 1959,
p. 172. То обстоятельство, что в изложениях такого рода психоанализ Фрейда
фигурирует как определенное введение в экспериментальную психологию
личности, само по себе говорит о их непосредственной связи и о згелугах
Фрейда в этом направлении. Во многом Фрейд действительно имеет такую
связь с экспериментальной психологией и определенные заслуги перед нею
при всем отсутствии в его психоанализе собственно экспериментальных мето-
дов исследования личности и соответствующих знаний о ней. В этом сказы-
вается, прежде всего, грубая, неакадемическая реакция Фрейда на аристокра-
тическую теорию сознания и даже бессознательного психического и лично-
сти, которая, с одной стороны, толкает его идти наперекор традиции, тегда
как, с другой стороны, он идет навстречу совершенно новой ориентации в
науке о человеческой психике и о самом человеке-личнести и в том и в другом
•отношении— навстречу ориентации, предлагающей рассматривать сознание
203

ду, сознание ib такюй же мере -зависимо от 'бессознательного, в
какой верхняя часть айсберга — от его нижней части, т. е.
именно от бессознательного и зависит динамика нашей пси-
хической жизни и, в частности, нашего сознания, само по се-
бе сознание неподвижно. При этом, кстати, сами собой на-
прашиваются слова Фрейда о бессознательном психическом
как о «живом организме», в котором копошатся вес душев-
ные движения, заполненные зарядом психической энергии;
как раз эта «потонувшая часть» нашей психики (бессозна-
тельное) и давит на наше сознание с соответствующими
комплексами. Она и уничтожает его. Скорее для психоанали-
тической теории характерно именно это, чем собственно «ис-
целение» через осознание131.
Впрочем, по всему психоанализу Фрейда и современных
неофрейдкетое красной нитью проходит мысль о бессозна-
тельном психическом как о стихийном начале человека, уп-
равляющем его сознанием, больше того, в конечном счете,
фрейдизм всякие душевные дай жен и я сводит на бессозна-
тельное психическое, одно оно -представляет собой самостоя-
тельную психическую систему внутри психического ряда сис-
тем Ubw—Vbw—Bw. Это значит, что психоаналитическая тео-
рия Фрейда и современных неофрейдистов всю роль функции
решения проблемы выбора возлагает именно на бессознатель-
ное психическое. Это и есть основной результат всего фрей-
дизма, и достигается он не иначе, как через дискриминацию
и бессознательное психическое не как самостоятельные, независимые от лич-
ности и друг от друга психологические величины, а только в едином поле их
взаимоотношений. Пожалуй, это больше, чем нечто заслуживающее внима-
ния со стороны современной экспериментальной психологии и, в частности.
Современной социальной психологии личности. (Ср. тот же Н. Е. Garrett, там
же: «Фрейд почти общеизвестен как основоположник психоанализа, в то же
время являющегося системой психической терапии и психологической «шко-
лой» с усердно сформулированной теорией о структуре личности. Психо-
аналитические идеи производят глубокое влияние на современное мышление
в детской и социальной психологии, в социологии и антропологии».)
131 Ср. Н. Е. G а г г е t t Указ. соч., стр. 172: «Эта потонувшая часть
психической жизни (или бессознательное) полна стрессами и конфликтами,
и цель психоанализа— вывести эти конфликты наружу (в сознание), чтобы
понять и возможно облегчить их»; а также Н. Е у Указ. соч., стр. 15:
«Бессознательное вынуждено скрываться, оно заключено под стргжу и, если
можно так выразиться, приговорено к тому, чтобы не появляться, не мани-
фестировать, если только не возникают толерантность и ослабление законов
сознания... Ему дозволено выступать только как иероглифу, который нуж-
дается в расшифровке... Только психоанализ позволяет ему обнаруживаться».
204

сознания. И действительно, читая психоаналитическую ли-
тературу, можно наблюдать, как при соответствующем ана-
лизе человеческой психики собственночеловеческая способ-
ность к решению проблемы выбора от сознания все больше
и больше переходит к бес-сознательному, пока впоследствии
вообще не превратится в психический эффект этого послед-
него. Для Фрейда и современных неофрейдистов бессозна-
тельное — это все. И задуманная как общая теория лично-
сти, общая теория сознания и бессознательного психическо-
го у Фрейда и у этих современных неофрейдистов в конеч-
ном счете превращается <в одну только общую теорию о бес-
сознательном психическом. А общая теория бессознательно-
го, как общая теория собственно о бессознательном
психическом, невозможна, тем более если, как Фрейд,
приняться строить ее при рассмотрении самих сознания и
бессознательного психического не как самостоятельных, не-
зависимых от личности и друг от друга психологических ве-
личин, но только в едином поле их взаимоотношений. Наибо-
лее глубокую и поучительную критику фрейдизма, пожалуй,
дает сам Фрейд.
(в) В свою очередь, это обстоятельство вызывает су-
щественные неувязки в системе психоанализа в целом и, в
первую очередь, в самой так тщательно сформулированной
Фрейдом структуре личности. В конечном счете они-то и де-
лают невозможной в рамках данного анализа общую теорию
сознания и бессознательного психического как общую теорию
лич/ности.
В последние годы, в святи с пересмотром своих прежних
взглядов на строение (структуру) человеческой психики
(Ubvv—Vbw—Bw), особенно при соответствующей дешифровке
своей общей психологической теории личности, Фрейд, как
известно, уже широко оперирует понятием целостной стру-
ктуры личности, состоящей из безличного, собственно бес-
сознатслыю'го Id («о-мо»), сугубо личного, вполне созна-
тельного Ego («я») и компрохмиссного, бессознательного с соз-
нательными аналогами Super-Ego («сверх-я»), где Id («оно»)
— это целая первичная система наших «вытесненных» вле-
чений и вожделений, наших скрытых желаний и импульсов к
познанию и действию, этой навсегда «потонувшей части» на-
шей психики, нашего собственно-для-себя-бьтия, нашей лич-
ности: она наиболее бессознательна и архаична, стихийна и
алогична, неразумна >и безрассудна, тем.на и аморальна
(вплоть до бессоЭ'нателыюстш, а^хаич.носпи и т. д. представля-
ющих ее отдельных влечений и желаний, стремящихся к не-
медленному удовлетворению по ирреальному принципу нас-
лаждения, она неподвластна времени и безучастна к добру и
205

злу132. Ego («я»)—это отщепленная от Id («оно») в хода раз-
вития племенного общества система нашей психики и наших
ценностных ориентации, само наше собствопно-для-ссбя-бы-
т!ие, наша личность с присущими ей запретами сообразно
принципу реальности, посредством чего и происходит, в свою
очередь, постоянное обогащение противоположной системы
ld, .порой да:же шлоть до разорения самой системы Ego:
отличие от Id, Ego — непосредственный .носитель принципа
реальности — вполне сознательно и вторично, внутренне упо-
рядочений и логично, разумно и рассудительно, чисто и мо-
рально, более того, часто оно даже «гиперморально», оно все
подвластно времени и чутко к добру и злу, как нечто вполне
зависящее от отказа от Id133; Super-Ego («сверх-я») — это
прямо-таки отщепленная от самого Ego («я») конструктивная
и резко перестраивающаяся система нашей психики, наших
социальных установок и унаследованных от Id так называе-
мых досублимативных (природных) образований, формирую-
щихся тцутам иптроекции предписаний: 'будучи внутренним
голосом долга (совесть, идеал-я), с одной стороны, и со-
ответствующей формой так называемой архаической морали
(отдельные явления ;и сам закон возмездия: «око з-а око») —
с другой, оно составляет верхний ярус нашей психики, наше-
го собственио-для-себя-бытия, нашей лирики, и, как тако-
вое, оно — бессознательно, но бессознательно не .как бессоз-
нательно само оно (Id), а и со свойственными ему сознатель-
132 См. S. Freud, New Introductory Lectures, pp. 104—105: «Оно —
суть «хаос, бурлящий котел возбуждения», в котором скопляются и инстинк-
ты и их вытеснения, наполняющие «его энергией, но в нем нет организации
и объединенной воли, а только импульс к удовлетворению инстиктивных
требований сообразно с принципом удовольствия. Законы логики— прежде
всего закон противоречия— не имеют силы для процессов в «оно». Противо-
речивые импульсы существуют бок о бок, не нейтрализуя и не изгоняя друг
друга... В «оно» нет ничего, что соответствовало бы идее времени, «оно» не
признает течения времени, его психические процессы не изменяются с тече-
нием времени... Впечатления, которые вложены в «оно», почти бессмертны...
Естественно, что «оно» не знает оценок, не знает добра и зла, понятия смер-
ти... Инстинктивные катексисы, ищущие разряжения,— вот что единствен-
но содержится, с нашей точки зрения, в «оно».
133 Ср. Г. Уэллс , Указ. соч., стр. 478: «В то время как прогресс пле-
менного общества зависит от отказа от инстинктов «оно» и их вытеснения»
само «оно» перегружается новым вытесненным и высококатектированным
материалом. Общество требует, чтобы на котел с инстинктами, которым яв-
ляется «оно», была плотнее надета крышка, но это только содействует повы-
шению давления пара».
206

ными аналогами (безотчетное чувство вины, сопровождаемое
е-оз.11 auiнем «невиновности: ср., например, с чувством -мнил у
Рае коль/ни к о-в а из «Преступления и наказания» Достоев-
ского, переживаемым при сознании своей невиновности, т. е.
при условии, когда его созна.нис не признает этой вины и бо-
рется с самим этим чувством своей виновности, но не может
его перебороть. Сюда относятся и так называемые безотчетные
чувства страха, стыда, героизма и т. д., сопровождаемые со-
знанием чего-то, прямо им противоположного, т. е. при чув-
стве страха — сознанием героизма или наоборот, при чувстве
стыда— сознанием полной уверенности в себе—смелости—или,
наоборот, в принципе могущие быть легко продемонстрирова-
ны хотя бы на(лримеретогожеРасколы1икова,да и вообще так
называемые «роковые» преступления, приводящие к бессоз-
нательной потребности в и скуп л омни н самоиаказан/и'и), так
непосредственно переплетающимися с так называемыми ре-
активными образованиями Ego, построенными на амбива-
лентности чувств, в сущности сохраняющих свое бессозна-
тельное начало в Id, когда, например, бессознательная лю-
бовь в самом Ego переживается как сознательная ненависть,
жестокость — как чрезмерная доброта и т. д. Причем, .в
принципе почти все эти чувства Ego склонно проявлять не
только ,в отношении к другому, но и в отношении к самому
себе, как собственно бессознательные проявления необычай-
ной строгости :и презрения к себе, когда оно от первоначаль-
ного объекта весь свой гнев обращает прямо -на себя и «р;вет
на себе волосы» — как так называемое -внезапное пробужде-
ние совести, в конечном счете действительно .могущее быть
истолкованным и как следствие и как причина преступления,
все еще совершаемого человеком по образу когда-то уже со-
вершенного им «первородного греха»134. А вырабатывается
134 См. S. F г е и d , Moses and Monotheism, pp. 159, 157: При всей гран-
диозности и величине современной цивилизации, которая отделяет наших
современников от доисторических веков, над ними тяготеет вовсе не поддаю-
щаяся сознанию, но вполне действенная бессознательная мысль о том, «что у
них некогда был первобытный отец и что они убили его»— мысль об отце-
убийстве, ибо нет сомнения, «что существует наследование памяти—следы
того, что испытали наши предки, совершенно независимо от прямого сСщения
и влияния воспитания примером». (Ср. Г. Уэллс, Указ. соч., стр. 479—
480: «Сверх-я, возникающее из раскаяния и чувства виновности за деяние
отцеубийства, развивается вместе с отказом от инстинктов и даже является
вытесняющим средством. Первоначально оно является результатом вытесне-
ния, а потом становится тираном, требующим все большего вытеснения, Так,
Сверх-я, как агент отказа от инстинктов, в сущности, становится, согласно
Фрейду, движущей силой социального и психического развития. Это храни-
207

Super-Ego благодаря психоаналитическому свойству челове-
ка к идентификации, т. е. к овладению и отождествлению се-
бя с другим, когда человек стремится или (1) просто овла-
деть другим как «своей половиной», как объектом любви, в
•смысле психоаналитической доктрины ссксуалы-юсти, илм (2)
отождествить себя с ним, т. е. уподобиться ему и стать им,
полностью ассимилировать («поглотить») его, в смысле пси-
хоаналитической доктрины о та;к называемой оралы-юй фазе
развития ребенка и всего человеческого рода. Так, ребенок
стремится овладеть матерью и стать отцом, отождествить
себя с ним и впитать («растворить») его в себе. Непосредст-
венная связь Super-Ego с «эффектом Эдипа» очевидна, та-
ким специфическим образом оно и есть результат данного
эффекта. Отсюда и компромиссный характер соответствую-
щих образований Super-Ego (совесть, идеал-я), их вполне
бессознательное происхождение и функционирование с не-
адекватными аналогами в сознании135. При этом, кстати ека-
ли ще табу и позднее— нравственности, этических норм и стандартов и ре-
лигиозных заповедей. Сверх-я возбуждает я к битве против оно» и Д.
Ляликов, Психоанализ, Философская энциклопедия, т. 4, М., 1967,
стр. 418: «Действия Super-Ego приводят к бессознательной потребности в ис-
куплении и самонаказании и служат источником религиозной доктрины пер-
вородного греха; оно само может стать источником преступных действий,
причем чувство вины в таком случае есть уже не следствие, а причина пре-
ступления... Поэтому Super-Ego само может быть источником опасности
и Ego должно использовать против него те же защитные механизмы, что и про-
тив Id».)
135 См. 3. Фрейд, Психология масс и анализ человеческого Я, М.,
1925, стр. 6S—77; его же, Я и Оно, Л. 1924, стр. 54: Природа человека «как
в отношении добра, так и в отношении зла далеко превосходит то, что он сам
предполагает о себе, т. е. то, что известно его Я при помощи сознательного
восприятия». (Ибо, согласно Фрейду, как правильно замечает Г Уэллс, циви-
лизованная психика, в отличие от племенной, любит и ненавидит в одно и то
же время: «Основываясь, например, отчасти на наследственном («оно») им-
пульсе архаического наследия, связанном с ненавистью к патриархальному
отцу, кульминирующем в отцеубийстве, современный сын ненавидит своего
отца; но, основываясь амбивалентно также на наследственном («Сверх-я»)
чувстве вины и раскаяния за этот первородный грех, современный сын также
любит отца. Кроме того, основываясь на наследственном доисторическом ин-
стинкте кровосмешения, современный сын имеет бессознательные («оно») им-
пульсы к половым сношениям с матерью, но, основываясь на вражденном
табу («Сверх-я»)— запрещении кровосмешения,— современный сын питает
отвращение к таким кровосмесительным импульсам». Дело в том, что, по
Фрейду, биологически унаследованные психические черты «передаются по
208

зать, не только успех Hgo зависит от отказа от Id, jio и успех
Super-Ego зависит от отказа от Id, хотя в отлично от Ego,
Super-Ego так же бессознательно, как и Id, и первым отка-
зом, предпринятым человеком в этом направлении, согласно
Фрейду, был отказ от природы, от наслаждения — начало
современной цивилизованной психики и самой современно и
цивилизации138. Отсюда -и противоречие бессознательного са-
мого (ПО себе Super-Ego не только с сознательным Ego, но и
■с бессознательным Id.
наследству бессознательному «Сверх-я» так же, как бессознательному «оно».
Например, инстинктивный импульс к кровосмесительным половым отноше-
ниям наследуется «оно», в то время как племенное табу— запрещение кро-
восмешения— наследуется «Сверх-я». Указ. соч., стр. 481, 480.)
13р При этом обращает на себя внимание психоаналитическое толкование
Фрейдом соответствующих мифов, в частности мифа о приобретении челове-
ком огня— мнфа о Прометее (см. его «Civilization and Its Discontents», p.
50—51: «Легенды, которые у нас есть, не оставляют сомнения в том, что огни,
взвившиеся кверху наподобие языков, первоначально имели для людей фал-
лический смысл. Следовательно, тушение огня мочеиспусканием представляло
половой акт с мужчиной, наслаждение мужской мощью в гомосексуальном
соперничестве. Тот, кто первым отказался от этого удовольствия и сберег огонь,
смог забрать его себе и употребить для своих собственных нужд. Подчинив
огонь своего собственного полового влечения, он смог смирить огонь как
природную силу. Эта великая культурная победа была, таким образом, воз-
награждением за воздержание от удовлетворения инстинкта»— тушения
огня струей мочи, этого детского удовольствия) и миф об отцеубийстве (см.
его «Тотем и табу», М., 1923, стр. 152: из совершенного «в один прекрасный
день» изгнанными братьями убийства отца, этого самого потрясающего дея-
ния доисторических времен, «возникло сознание вины», впоследствии послу-
жившее началом собственно человеческой психики, а следовательно, и целой
системы современной цивилизации с присущим ей пессимизмом). Неслучайно,
что оба эти мифа получили самую тщательную трактовку и весьма широкое
использование в учении Фрейда, особенно при соответствующей трактовке
им проблемы культуры. «В его теории-мифе (направленной против либераль-
но-оптимистических взглядов на цивилизацию),— как говорит Д. Ляликов,
—«первым актом истории» объявляется преступление, получившее конкре-
тную форму убийства отца или группового лидера первобытной орды его сы-
новьями-соперниками . Но в силу закона амбивалентности влечений (для Фрей-
да прздпосылки возможности культуры заложены в самой природе) за этим
следует раскаяние, усиленное наступившими раздорами и хаосом. Итогом
явилось подавление инстинктов, начало их сублимации, рождение религии
(убитый отец символически воскресает в образе зверя-тотема, на которого
переносятся амбивалентные чувства к реальному отцу) и зарождение социаль-
14. А. Е. Шерозия 209

Таков результат расщепления Ego на собственно Ego и
Super-Ego. Это — сплошное противоречие .в едином поле
личности при фундаментальном противоречии между Ego и
Id, с одной стороны, и между Ego и Super-Ego — с другой.
Само Ego в центре этих противоречий, оно и должно разре-
шить их. В противном случае, Ego лишает себя функции ин-
тегрирующей части личности, через которую оно представ-
ляется нам, и не без достаточных к тому оснований, в цело-
стной структуре личности Id—Ego—Super-Ego, предложенной
Фрейдом. Ибо Фрейд прав, -считая Ego центральной и инте-
грирующей частью личности, некой управляющей им, во всех
аспектах его действий, силой; Фрейд прав п в том, что, как
он говорит, весь этот антагонизм происходит и должен ре-
шаться в едином поле личности, па самой поверхности ее
центральной части — в Ego. Однако, поднявшись на такой
высокий и крайне перенапряженный уровень противоречия,
Фрейд сразу же догадывается, что Ego как центральная и ин-
тегрирующая (сознательная) часть личности, как сама эта
личность iB собственном смысле слова, лишено собственного
источника энергии, оно всегда «заимствует овою энергию от
Id» и что поэтому в конечном счете .не в оостоя,ни.и удовлет-
ворить требования принципа реальности, т. е. не в 'состоянии
быть центральной и интегрирующей частью личности, в силу
чего оно вечно страдает и как биологическое — за несоблю-
дение объективных требований природы, и как социальное—
за нарушение соответствующих установок общества (Super-
Ego). Небезынтересно в этом отношении вспомнить об из-
вестном сравнении Фрейда, взятом им из Платона: «Можно
сравнить отношения между Ego и Id с отношениями между
всадником и его лошадью. Лошадь доставляет двигательную
энергию, а всадник имеет право определения цели и направ-
ления движений своего сильного коня к этой цели. Но слиш-
ком часто в отношениях между Id и Ego мы находим карти-
ну .менее идеальной ситуации, когда гееадник принужден на-
правлять свою лошадь на путь, по которому она сама хочет
идти»137.
Это значит, что Ego слабо и должно подчиняться тре-
бованиям Id и Super-Ego — этим собственно бессознатель-
ным элементам личности. Больше того, это делает Ego- нес-
ности, основанной на общности «чувства вины» (Философская энциклопедия*
т. 5F M., 1971, стр.411).
137 S. F г е u d , New Introductory Lectures..., p. 108.
210

частным и растворяет его как личность138. \\ действительно,
Ego в том смысле, в каком оно фигурирует у Фрейда, скорее
напоминает нейтральный экран, на котором происходит столк-
новение неуправляемых в себе сил, чем представляет собой
строго определенную систему, могущую регулировать противо-
речия в едином поле личности, возникающие как между Ego,
Id и Super-Ego, с одной стороны, так и между самими Id и
Super-Ego, с другой. Впрочем, в учении Фрейда Ego не оп-
равдывает себя в качестве центральной и интегрирующей ча-
сти личности, что, в свою очередь, окончательно нарушает
действие целостной структуры личности и сводит на нет само
понятие внутренне упорядоченной личности вообще. Вместе
с тем в рамках фрейд-изма все эти противоречия в едином по-
ле личности и саму эту личность, в конечном счете, можно
свести на противоречие между сознанием и бессознательным
психическим, 'на этот самый исходный принцип сего учения.
И чтобы укрепиться в данной мысли, к сказанному сле-
дует добавить, что при этом у Фрейда идет речь о сплошной
дисгармонии и непримиримом антагонизме между Id, Ego и
Super-Ego в едином лоле действия личности не только в пато-
логии, но и в норме — в .повседневной жизни и во всех фунда-
ментальных аспектах ее отношений, т. е. как в отношении к
самому себе и к другому, так и в отношении к богу139, и что,
138 См. S. F г е u d, там же, стр. 109: «Пословица говорит нам, что никто не
может служить одновременно двум господам. У несчастного Ego деля еще более
тяжелая: Ego должно служить трем строгим господам и должно делать есеот
него зависящее, чтобы примирить запросы и требования всех трех. Эти тре-
бования всегда расходятся и часто кажутся совершенно несовместимыми; не
удивительно, что Ego так часто падает под ноиеей этей згдачи. Три туранг —
это внешний мир, Super-Ego и Id».
130 Ср. Д. Л я л и к о в, Психоанализ, Филсссфская энциклопедия,т. 4,
стр. 418: «В норме все три психические системы (Id, Ego и Super-Ego) пре-
бывают в относительном равновесии. Однако при психических забслеранкях
эти отношения нарушаются. Так, в основе шизофрении лежит регрессия к
примитивным стадиям организации libido, ведущая к господству над Ego
(П.Щильдер, 1927), при этом сами функции Ego не разрушаются, но
приходят в расстройство из-за ослабления энергетической системы Ego. На-
против, в паранойе регрессия протекает при сохранении синтетических спо-
собностей Ego, а формы мышления наполняются патологическим содержанием,
вызванным регрессией. При маникально-депрессивном психозе нарушаются
нормальные связи между тремя системами, причем в фазе депрессии Ego
оказывается во власти Super-Ego с его потребностью в наказании и чувством
вины, а в фазе мании Ego подпадает под власть импульсов Id». (Ср. В. Н.
Волошинов, Указ. соч., стр. 68.)
211

далее, он конструирует целостную структуру и соответствую-
щую теорию личности в свете общей теории бессознательного
преимущественно за счет психологии ('И философии) куль-
туры, .предложенной ihm в последних исследованиях, в част-
ности в его известной работе «Я « Оно» (1923). Отсюда и
склонность фрейдизма к вполне изверившемуся в человече-
ских возможностях пессимизму: увидев человека в сети неу-
порядочиваемых самих по себе противоречий между Id—Ego—
Super-Ego и убедившись в том, что он «не хозяин даже в
своем собственном Доме», Фрейд отказал ему в будущем,
предложив взамен все еще широко фигурирующий во всей
психоаналитической литературе так называемый принцип
«бегства в болезнь» и в смерть. (Ср. с Т. Манном. Вот как
один из героев его «Волшебной горы» — Нафты определяет
человека: «Человеку присуща -болезнь, она-то и делает его
человеком... в той мере, в какой он болеш, в той мерс он и че-
ловек... гений болезни неизмеримо человечнее гения здо-
ровья».) Как известно, у Фрейда этот принцип «бегства»
представлен во многих аспектах отказа от реального мира не
только в патологии, при неврозе и других формах психичес-
ких заболевании, но и в норме, в виде различных мечтаний,
грез на яву, сновидений и т. д., в призрачных видениях и ме-
рещл'ивости вообще. При этом, кстати сказать, Фрейд вплот-
ную подходит к современному экзистенциализму как в пони-
мании Сартра, таж и в понимании Хайдсггсра, водь и для того
и для другого основная характеристика самой экзистенции
(существования)—это ее налравленность-на, т. е. се направлен-
ность (интепциалыюсть) к ничто (к-смерти): существоватие
— это бытие для смерти, и никто не может отнять у другого
его смерть140. Поэтому естественно, что существование, :как
таковое, по Хайдеггеру, экзмстирует в открытости, т. с. оно
всегда дано как страх в смысле безымянного и безотчетного
(неопределенного) страха-тоски (Angst), но не в смысле эм-
пирического страха-сознания (Furcht). Далее, если к этому
добавить, что по Хайдеггеру и современному экзистенциализ-
му, вообще сей страх «переживается» не только «ак «ожи-
дание смерти», но -и «ак «бытие-в-виновности», т. .е. ка'К «.го-
товность к страху» в смысле «желапия-иметь-савесть», то не-
посредственная близость фрейдизма к современному экзи-
стенциализму как общей теории личности станет еще более
очевидной. По всей вероятности, определенную долю (есл.'И
не 'большую) психоаналитической мысли содержит в себе
собственноэкзистенциалистское понятие «ничто» и как «не-
140 М. Н е i d e g ц е г Sein und Zeit, s. 240.
212

определенный страх существования» и как «вечный исток
всего сущего». Отсюда и любимые выражения современных
экзистенциалистов: «любовь к смерти», «бренность существо-
вания», «абсурдность жизни» и т. д. К сказанному следует
добавить еще и то, что даже в собственноэкзистеициалисте-
кой интерпретации времени с соответствующим акцептом на
«отсутствие» прошлого в смысле его непосредственного «уча-
стия» в настоящем, также «отсутствующем» в смысле его не-
посредственного «присутствия» в будущем, т. е. в смысле
этого «постоянного присутствия» прошлого, «экстазности»
времени, с одной стороны, .и па этом самом потребном буду-
щем в смысле направленности (интеициалыюсти) к ничто
(смерти) — с другой, т. е. в смысле «временности» и «.конеч-
ности» самого времени, есть нечто, так характерно напоми-
нающее о психоанализе Фрейда— о собствеинопсихоаиали-
тическом механизме врюм-сни. Проблема времспги не только
проблема мира, но и проблема личности, оно, прежде всего, и
есть проблема личности — психологическая проблема вре-
мени. Фрейд же во многом изменяет традиционную, «вуль-
гарную», по выражению Хайдеггер.а, проблему времени, бу-
дучи неспособным дать ей соответствующее решение в аилу
неутюрядочиваемости тех противоречий, которые ому удалось
констатировать в едином поле отношений личности.
(ir) Так, примерно, ©ыгладят основные причины, поме-
шавшие Фрейду построить общую теорию сознания и бессоз-
нательного психического как общую теорию личности, к че-
му он так настойчиво стремился и, можно сказать, отнюдь
не без определенного успеха в этом направлении.
Теперь пойдет речь о собственно методологических при-
чинах, касающихся самой проблемы бессознательного пси-
хического как исходной проблемы теории. Дело в том, что
постановка Фрейдом данной проблемы во многом предопре-
делила и, в конечном счете, сделала невозможным построение
самой теории. Причем, в этой связи мы коснемся лишь двух
аспектов проблемы — (1) общей характеристики феномена
•бессознательного в системе его реальных отношений и (2)
выбранного при этом подхода к нему.
Во-первых, и об этом достаточно подробно говорилось в
первом томе настоящей работы, проблему сознания и бессоз-
нательного психического Фрейд ставит, принимая во внима-
ние отношения, в ка1ких они находятся внутри себя, в замк-
нутом круге явлений человеческой психики Ubw—Vbw—Bw.
Причем, согласно Фрейду, замыкает этот круг Ubw, ибо от
него начинается и, завершив свой путь, вновь к нему возвра-
щается всякое движение данной психики. Ubw — это само-
регулирующаяся и самоопределяющаяся система человечес-
213

»кой психики, она же — и энергетическая база этой психики.
Дело в том, что у Фрейда чуть ли не каждым психическим
образованием, в конечном счете, управляет оно же само, но
не сознание: сознание вторично, и эту функцию оно выпол-
нять не в состоянии. Но отсюда должно вытекать, что, в сущ-
ности, если согласиться с Фрейдом, человеческая психика
неуправима, а значит иеупращим и сам 'Человек, ибо само
по себе бессознательное— это стихия, неуправимое (ирраци-
ональное, алогичное) начало движения всякой психики. Тем
не менее Фрейд, как известно, обращаясь к человеческой пси-
хике, фактически воспринимает ее как печто вполне /упоря-
доченное и управимое, и это только благодаря его потребно-
сти в теории, в интересах построения системы. Б силу этой же
.потребности Фрейд характеризует бессознательное и как не-
кий «принцип связи», т е. «принцип связи» (внутри большого
круга явлений человеческой психики. Тем самым Фрейд укреп-
ляется в мысли о непрерывности и (Внутренней целостности
психики шл'оть до непрерывности и -внутренней -целостности
сознания. Поэтому Фрейд не отказывается от объяснительной
функции б есюозн а тельного, и даже наоборот, он прежде всего
именно этой функцией и наделяет его. Будучи «принципом
связи», восполняющим пробел внутри психической системы
отношений, бессознательное у Фрейда в основном фигурирует
как объяснительное -понятие. Причем, на него Фрейд возла-
гает функцию объяснительного понятия во всем аспекте
фундаментальных отношений личности, а не в системе отно-
шений одной только психики. Отсюда и само понятие так на-
зываемой глубинной психологии, в собственнопсихоаналити-
ческом смысле слова.
Но в состоянии ли фрейдовское понятие бессознательно-
го выполнить функцию такого понятия и в том и в другом
отношении? Вообще требовать от объяснительного понятия
внутри психической системы отношений одновременно, чтобы
оно выполняло также и функцию такого понятия и в более
широком аспекте фундаментальных отношений личности —
вполне оправданно, и мы не должны отклонять этого. Иначе
мы бы не смогли построить общую теорию сознания и бес-
сознательного психического как общую теорию личности. И
Фрейд в общем правильно почувствовал потребность в этом.
Однако при всем стремлении Фрейда оперировать понятием
бессознательного только в таком смысле, ему не удается удер-
жать свои мысли ни в том и ни в другом направлениях. И
это не потому, что порой он оставляет совершенно не осмыс-
ленной и до (конца не высказанной эту мысль и что само по
себе его учение о психоанализе в целом содержит в себе столь
вопиющее противоречие между основными элементами сие-
214

темы — Ubw и Bw. Нет, скорее причина этого — в главном
упущении Фрейда: он не замечает потребности в «принципе
связи» с трапспсихическим. Отсюда и порочный круг предло-
женного им психического ряда систем Ubw—Vbw—Bw—Ubw...
в принципе отделяющий мир человеческой психики от боль-
шого мира Вселенной. Фрейд не только не находит пути к
объединению этих миров, ом и не ищет «принципа связи» ме-
жду ними. А между тем только как «принцип связи» между
психическим и транспсихичсским бессознательное могло бы
выполнить функцию «принципа связи» внутри самого психи-
ческого, ибо человеческая психика, которой при этом Фрейд
оперирует, дана /не только через имманентную систему отно-
шений, — как отношения к самой себе, но и как отношения
к транспсихичеекому миру, — через объективную систему
этих отношений. Другой вопрос, что практически в психоана-
литических наблюдениях Фрейда сама эта психика иногда да-
ет о себе знать как нечто от этих отношений. Теоретически же
Фрейд вовсе этого ,не выделяет. А это значит, что общая тео-
рия, которую при этом строит Фрейд, не отвечает основному
требованию такой теории, и не потому, что, задуманная ав-
тором одновременно и как общая теория сознания и как об-
щая теория личности, она, в конечном счете, сводится у него
к исключительно общей теории бессознательного, а потому,
что само это бессознательное не представляется ему в едином
поле его реальных отношений, т. е. и как «принцип связи»
внутри психической системы отношений и как «принцип свя-
зи» в системе отношений психики с транспсихичеоким. Во
©сяком случае, в сущности человеческая психика дана психо-
анализу, как и традиционной интроспекционалистской пси-
хологии вообще, в одной только системе ее внутренних отно-
шений. Единственно реальное отношение человеческой пси-
хики, которое, кроме этого, можно сказать, еще .известно пси-
хоанализу, — это ее отношение к личности, ее носителю. Од-
нако тот самый, имеющий место >в целостной структуре дан-
ной личности, антагонизм между отдельными образования-
ми Id—Ego—Super-Ego, в сущности превращающий ее (эту
личность) в нейтральный экран столкновений противополож-
ных сил, и эта самая однозначная и одномерная, если можно
так выразиться, характеристика бессозн а тельного как исход-
ной инстанции новой системы анализа человеческой психи-
ки, о которых речь шла выше, фактически сводит это отно-
шение на нет. Как раз эту однозначную и одномерную по
своей наора.вленносш характеристику феномена бессозна-
тельного »и имеем мы ъ виду при 'интерпретации его как
«принципа связи» внутри большого круга явлений челове-
215

ческой психики, ибо, будучи вовсе, не обязан одновременно
служить также и «принципом связи» с транспсихическим, он
не в состоянии (выполнить и эту свою, собственнопоихоанали-
тическую, функцию, а следовательно, и быть исходным по-
нятием общей теории сознания и бессознательного психиче-
ского как общей теории личности.
Во-вторых, и это, пожалуй, непосредственно выте-
кает из только что высказанных суждений, к феномену бес-
сознательного, как и феномену сознания, Фрейд подходит, в
основном, с позиции одной толь-ко психологии личности, ибо
при .всем своем стремлении распространить свои идеи почти
на всю систему смежных наук о человеке и тем самым прео-
долеть границу самой психологии, Фрейд фактически не су-
мел сделать этого. Задуманный Фрейдом, как одна из воз-
можных систем психологических знаний, психоанализ оста-
ется такой системой и каи< ообственнопоихоло'Гическое
учение -и как ообственнопоихо логический метод. Де-
ло (в том, »что «принципиально новые ориентации психоло-
гии, берущие свое начало у Фрейда, при этом .вовсе не
коснулись методологических основ самой традиционной пси-
хологии, так упорно им опровергаемой. Единственное, что ре-
ально повлияло на дальнейшее развитие психологии и что
действительно послужило повороту этой науки, дав ей со-
вершенно иное направление, это — (1) расширение Фрейдом
сферы человеческой психики как предмета психологии за
счет бессознательной психики при (2) одновременном вве-
дении специального метода изучения этой психики — психо-
анализа — в психологию. А это очень важно, и этого, пожа-
луй, вполне достаточно для одного психолога. Однако чтобы
удержаться в данной позиции и окончательно повести за
собой разлитие современной психологии, Фрейду вместе с
тем нужно было еще и внести существенное изменение в ме-
тодологические основы традиционной психологии, о чем он
нисколько не позаботился, скорее всего в силу полного от-
сутствия реальных возможностей получить какой-либо поло-
жительный эффект в этом направлении. Или, возможно, он
вообще не почувствовал потребности своей науки в этом,
настолько нереальной могла бы представиться в то время эта
задача.
Имеется в виду потребность в рассмотрении исходных
проблем общей теории психологии, в первую очередь самой
проблемы сознания и бессознательного психического при
междисциплинарном, комплексном (системном) подходе к
ним. Причем, под этим подразумеваются не только отдель-
ные ушлю я к реализации такого подхода, но -и введение со от-
216

ветствующело метода приложения таких усилий. Проблема
■метода — основная проблема как для отдельных, так и для
коллективных усилий наук, ибо в специальных методах нуж-
даются не только отдельные науки при их самостоятельной
работе, но и науки, вместе взятые, — так называемые смеж-
ные науки, точнее, те или иные системы наук при их совмест-
ной работе. Чтобы убедиться, насколько сложна и несвое-
временна была бы для Фрейда попытка сформулировать та-
кой релевантный общей теории психологии метод (помимо ее
собственнопсихО'Логй'Ческих методов), достаточно отметить,
что он (этот метод) фактически по сей день все еще отсут-
ствует в отдельных попытках интересующего нас подхода к
исходным проблемам данной теории, кое-где предпринимае-
мых сегодня в целостной системе -наук о человеке.
(д) Наконец, и в этом нетрудно убедиться, Фрейд все
равно не смог бы удержаться в своей мысли о «коперииков-
ском повороте» психологии даже при междисциплинарном
подходе к исходным проблемам общей теории данной науки
и при соответствующем методе такого подхода. Для этого
нужно было найти еще и новый принцип построения самой
общей теории наук — Wissenschaftslehre вообще, ибо, в
'Конечном счете, как раз от характера изменений в
общей теории наук зависит и характер изменений, происхо-
дящих внутри общей теории каждой науки, в данном случае
психологии. Дело в том, что при сей интерпретации общая
теория той или 'иной науки должна приобщить эту науку ко
всей системе наук не иначе как через конкретное содер-
жание общей теории самих этих наук, вместе взятых. При-
чем, под этим содержанием разумеются не конструктивные
системы логических образований, взятые сами по себе, а це-
лости а<я структура самих реальных отношений мира141.
141 Ср. В. В о 1 z а п о , Wissenschaftslehre, Bd. 1—4, Salzbach, 1837 (и
Ш. И. Нуцубидзе в системе его алетолегического реализма, в част-
ности его «Больцано и теория науки», СПб., 1913, «Основы алетолопш», Тб.,
1922, «Wahrheit und Erkenntnisstruktur, Erste Einleitung in den aletheiolo-
gischen Realismus», Berlin, 1926, «Philosophie und Weisheit. Spezielle Ein-
leitung in die Aletheiologie», Berlin, 1931): Между прочим, при этом, прежде
всего, имеется в виду наука, но наука, которая нас «учит обоснованию про-
чих наук» в том именно смысле, что в нем «излагаются правила», которыми
пользуются специальные науки и которые «лежат в основе» этих наук при
«делении единой сферы истины», Высказывающий приведенные положения
известный чешский мыслитель Больцано представляется нам одним из осно-
воположников общей теории наук, опирающейся на идеалистически конст-
руированные системы логических образований, а не на целостную структуру
217

Итак, при всем этом Фрейд стоит перед во многом объ-
ективно оправдываемой им же логической необходимостью
окончательной ломки общей теории, лежащей в основе всей
системы традиционной (классической) пауки, а следователь-
но, и современной ему психологии, и замены ее но,вой, более
гибкой и глобальной, с соответствующей ориентацией на це-
лостную структуру реальных отиошопий мира. Только при
наличии такой теории мог бы ом через свою общую теорию
бессознательного приобщить психологию (психоанализ) к
системе наук о человеке, а через нее и к системе паук вооб-
ще. Однако Фрейд не мог и не .пытался восполнить этот про-
бел, это никак и не входило в его компетенцию. Своей общей
теорией бессознательного он только и содействовал этому,
расширив сферу психики как предмета психологии и непос-
редственно связав ее с феноменом личности.
Поэтому тз конечном счете мы должны отказать Фрейду
в «'КоперникоБском повороте» в психологии, и не столько из-
за отсутствия у него сформулированной таким образом и та«
далеко идущей цели, сколько из-за того, что в арсенале сов-
ременной ему науки отсутствовали нужные для реализации
данной цели знания и лриемы доказательства. В ту пору
психология .не была подготовлена, ни всем ходом развития
системы i-i-ayiK о человеке, ли 1всем ходом развития всей мауми
вообще, к тому, чтобы испытать на себя последствия такого
«поворота», и Фрейд не несет за это ответственности. Тем не
менее, мы должны критиковать Фрейда и в этом отношении,
ибо как его недочеты та« и наши собственные сегодняшние
недочеты мы должны преодолеть завтра. Это — критика
фрейдизма в перспективе современной психологии, с позиции
ее будущего, т. е. критика и положительная, но не одна толь-
ко отрицательная. Фрейд заслуживает такой критики, ибо он
■один из тех первооткрывателей, которые поняли необходи-
мость «коперии/коаского поворота» в современной психоло-
гии, предприняв при этом весьма нужные для первого раза
самих реальных отношений материального мира, что и превращает эту на-
уку^ нзукоучение— в традиционную философию как высшую (безуслов-
ную) априорную систему знаний (Ср. И. Фихте, Основа общего [науко-
учения, Избр. соч., т. I, M.,j4916). Поэтому, в сущности, общая теория наук,
о которой у нас идет речь, ничего не имеет общего с общей теорией наукУни
в смысле нэукоучения Больцано, ни в смысле наукоучения Фихте. Совершен-
но иной являлась общая теория наук, перед которой стоял Фрейд при обоб-
щении своей общей теории сознания и бессознательного психического (психо-
анализа) как общей теории психологии.
-218

усилия в это'м направления. Фрейд, прежде всего — великий
искатель в науке.
Так представляются нам основные причины несостоятель-
ности психоанализа и как общей теории созиашия и бессоз-
нательного психического и как общей теории личности.
Теперь л-елко проверить .и лнтштюд — -интересующее нас
учение об установке и как общую теорию сознания п бес-
сознательного психического и как общую теорию личности.
3. ОПЫТ ПСИХОЛОГИИ УСТАНОВКИ. ОТХОД ОТ ТРАДИЦИИ
II ПРЕДЕЛЫ ПРАВОМЕРНОСТИ ТАКОГО ОТХОДА
(1) При соответствующем сравнении интересующей нас
в данном случае современной советской психологической шко-
лы установки, с одной стороны, и современной западноевро-
пейской и американской школ, с другой, бросается в глаза
не только определенное сходство, но и существеннейшее раз-
личие между апи-М'и, выражающееся »в том, что, хотя все внима-
ние, все научные интересы и одной и других сконцентриро-
ваны непосредственно вокруг одного и того же психического
феномена — феномена установки, в сущности они совершен-
но по-разному понимают его, и это прежде .всего дает о себе
знать в их отношении к общей теории сознания и бессозна-
тельного психического как общей теории личности.
Поэтому, прежде чем приступить к изложению основной
сути предстоящего сравнения, следует констатировать и это
сходство и это различие. Причем, и в том и в другом отноше-
нии мы сошлемся на соответствующие исследования пред-
ставителей как той, так и других школ психологов (А. Пран-
гишвили, Г Оллпорт, Р. Герцог, Д. Грицюк)142.
(а) Проблема установки, как и само понятие установки,
.впервые .возникла на затхадной почве, в лоне вюрдбургокой
школы психологов (Марбе, Ах, Ватт и др.), при соответству-
ющей трактовке >и при соответствующей констатации ими не-
посредственно и связи между Aufgabe u Einstellung, точ-
143 А. С. П р а н г и ш в и л и, Исследования по психологии установки,
Тб., 1967; G. А I I р о г t , Attitudes. А Hendbook of Social Psychology,
Gare University Press, 1935; Р. Герцог, Характеристика установки линг-
вистического кода, гл. 1—«Введение» и гл, II—«Общепсихологическая теория
установки» (См. в сб. «Экспериментальные исследования по психологии уста-
новки», т. IV, Тб., 1970); Д. Г р и ц ю к, Сравнительное и эксперименталь-
ное применение психологии установки. Университет Альберта, Эдмонтон (Ка-
нада)» 1968 (докторская диссертация по философии).
219

н-ее, когда им пришлось задуматься о том, каким это об-
разом сознательно воспринимаемая инструкция (задача) —
Aufgabe вызывает у человека «вполне бессознатель-
ную установку на определенное действие — Einstellung.
Эта бессознательная у ста н obik а-н а и составляет основное
содержание психологической концепции Марбе и сторонни-
ков его ориентации, и это не только в самой вюрдбургской
школе, но и далеко за пределами данной корпорации, вплоть
до носителей современных западноевропейских и американ-
ских психологических концепций об установке. По сути «ак
раз эта идея направленности (Attitüde) — идея Einstellung
— и послужила той инстанцией мысли, -благодаря которой
стало возможным последующее развитие собственно психо-
логических исследований в этом направлении. Наиболее ха-
рактерном и ценным в этом отношении явилось отделение
психологической проблемы установили от физиологической, в
частности определение феномена установки по .имманен-
тной готовности индивида к тому или иному определен-
ному действию. При этом, как известно, впоследствии был
найден принцип объединения так называемых энергетичес-
ких и регулятивных — побудительных и направляющих —
аспектов установки. Отсюда :и соответствующее определение
Г. Оллпортом феномена установим как особого рода состо-
яния личности — одно из первых определений, обобщающих
результаты соответствующих исследований явлений установ-
ки в современной западноевропейской и американской пси-
хологии: «Установка — это психо-нервное состояние готов-
ности, складывающееся на основе опыта и оказывающее на-
правляющее и динамическое влияние на реакции индивида
по отношению ко всем объектам или ситуациям, к которым
он имеет отношение»143.
Помимо того, что в данном определении обобщены ре-
зультаты предыстории научных усилий в этом направлении,
оно обращает на себя внимание еще и тем, что в нем уже
окончательно констатировано наличие динамической струк-
туры установки как и самой личности, ее носителя. Доста-
точно отметить, что в сущности как раз эта последняя идея
и оказалась наиболее жизнеспособной в последующих кон-
цепциях психологии личности, в частности в специально ори-
ентированной по ней социальной психологии личности в том
самом русле исследований феномена установки, как и са-
мой личности, ее носителя, о котором здесь идет речь, и что
143 Г Оллпорт, Указ. соч., стр. 810.
220

в сущности как раз этой идеей и пропитана вся научно-ис-
следовательская работа современных западноевропейских и
американских психологов, занимающихся проблемой уста-
новки как некой особого рода имманентной готовности (пред-
расположенности, предуготовленное™) к той или иной ак-
тивности, определенной однозначно. (Что же касается общей
теории и психологии установки в системе соответствующей
теории и психологии самой личности, ее .носителя, то эти мл
психологами о.ни почти никогда не предусматривались и все
еще, очевидно, отсутствуют.)
К тому же фактически на западной почве психологичес-
ких исследований феномена установки и возникла идея об
опосредующей всякое приспособительное поведение индивида
роли установки, в каждый данный момент возникающей и
функционирующей через соответствующую потребность дан-
ного индивида по определенной схеме проб и ошибок", так или
■иначе !В принципе всегда предшествующих его критическому
опыту. Еще Map бе знал о непосредственном участии уста-
новки га целесообразной активности индивида в качестве од-
ного из важнейших функциональных компонентов этой ак-
тивности. В свою очередь, именно в этой связи, еще у пред-
ставителей вюрцбургской школы психологов возникла одна
из остродискутируемых в наши дни проблем современной
психологии установки — /проблема об отношении феномена
установки к феномену сознания. И они же одними из первых
проложили путь к решению этой проблемы, увидев в фено-
мене устаншки наличие скорее бессознательной -психики,
нежели собственно сознания. И это несмотря на то, что при
всем этом психологи данной ориентации, а не один только
Марбе, само явление установки все еще почитают за опре-
деленную диспозицию и за определенное психическое состо-
яние, функционирующие либо как отщепленный от сознания
■бессознательный эффект того же самого сознания, либо как
собственно его непосредственная часть, как оно само, — ведь
психологам этой ориентации известны не только вполне бес-
сознательные, но и вполне сознательные установки. Отсюда
и мало чем контролируемое движение этих самых установок
по противоположным направлениям одной и той же дороги—
на поверхности сознания: бессознательных — в сторону со-
знания, вплоть до их превращения в само непосредственное
(рефлективное) сознание, и, наоборот, со зн а тельных — в
сторону бессознательного, вплоть до преодоления ими пос-
ледней границы всякого сознания. Причем, и в том и в дру-
гом случаях самим индивидом они, эти установки, пережи-
ваются и как определеаные диспозиции и как определен-
221

ные психические состояния. Так вот, с позиции психологов
интересующей нас здесь ориентации, это значит, что в ко-
нечном счете установки эти образуют пороги сознания и лишь
в весьма ограниченном, традиционном (лейбницовском) смы-
сле можно говорить о том, что они бессознательны. (В этом
отношении бессознательное Фрейда и бессознательное этих са-
мых психологов ка.к две кашлю «воды напоминают друг друга,
тогда как во всех остальных отношениях они существенно от-
личны друг от друга, и мы в своей интерпретации должны
совершенно определенно констатировать это, хотя при всем
существенном различии между ними в системе общей теории
сознания и бессознательного психического, как и в самой
психологии бессознательного, ни то ни другое не пригодно в
качестве во всех основных аспектах и до .конца конкурирую-
щих между собой понятий данной теории и психологии. До
сих пор все еще широко фигурирующее среди психологов за-
падной ориентации, а не у одного только Марбе и его после-
дователей из вюрцбургокои школы, психологическое понятие
установки — поскольку оно обозначает состояние готовно-
сти индивида к той или иной однозначно определенной ак-
тивности — в отношении к понятию сознания вовсе не берет
на себя функции понятия, принципиально во всех основных
направлениях современной психологической и социально-
психологической мысли конкурирующего с психологическим
,и социально-шоихологическим понятием бессознательного, в
его собствен нол с их о аналитическом понимании: с этой точки
зрения оно — это понятие установки — не конкурирует да-
же ни с психологическим, ни с социально-психологическим по-
нятием сознания. Наоборот, во многом, в пределах данной
мысли, все эти понятия репрезентируют и дополняют друг
Друга.)
И далее, впервые у этих же самых психологов занимаю-
щей нас здесь ориентации родилась идея об эксперименталь-
ном исследовании феномена установки; они же одними из
первых принялись за реализацию этой идеи. При этом, на-
чиная с первых усилий вюрцбургокои школы и вплоть до ши-
роких глобальных исследований наших дней, в лице феноме-
на установки эксперименту подвергается не только и не про-
сто само это психическое состояние личности, но и ранее еще
неведомое экспериментальной психологии, совершенно новое
измерение действительности — измерение детерминантов це-
ленаправленной деятельности Данной личности в каждый
ТШшый 'момент-ее- внутренней предуготовленности к той или
иной однозначно определенной (приспособительной) актив-
ности по отношению ко всем раздражителям среды, через
динамическую структуру личности. Ведь, как известно и как
222

об этом правильно информируют пас -специалисты, как раз.
вдоль этого, нового измерения действительности и распола-
гается значеи-ше термина «установка» и его синонимов; «ожи-
дание», «схема» («план»), «интенция», «детерминирующая
тенденция», «ригидность», «опережающее отражение действи-
тельности» -и т. д. и т. п. Во всяком случае, мы не вправе не
-подтвердить в этой связи известного положения Г Оллпор--,
та о том, что «без направляющих установок индивид был
бы растерян и сбит с толку», потому что ведь «установка,
— как он считает, — детерминирует для каждого индивида
то, что он будет видеть и слышать, о чем он будет думать и
что он будет делать»144 — одно из фундаментальных поло-
жений, само собой вытекающих из соответствующих систе-
матизации и обобщений первых экспериментальных исследо-
ваний феномена установки в интересующем нас здесь аспек-
те современной психологической мысли.
Так, по крайней мере, впервые было введено понятие ус-
тановки в экспериментальную психологию личности, что, в
свою очередь, знаменовало собой возникновение совершен-
но новой ориентации, направленной на преодоление механи-
цизма асооциациониетакой психологии и на решение психо-
логической проблемы целенаправленной активности индиви-
да; тем самым подводился итог соответствующим исследова-
ниям понятий селективных и регуляториых систем, позволив-
ший как осветить возможность целенаправленного поведения,
так и объяснить сам факт такого поведения. Причем, эти
результаты экспериментальных исследований феномена ус-
тановки психологами западной ориентации настолько суще-
ственны и ценны, что на них часто ссылаются и психологи
противоположной ориентации, и они абсолютно в этом пра-
вы145.
(>б) Все эти аспекты рассмотрения и непосредственно
связанные с ними идеи, вместе взятые, составляют основную
суть научно-экспериментальных исследований феномена ус-
тановки у психологов западной ориентации, вполне реализуе-
мые и на основе соответствующих исследований психологами
противоположной («восточной») ориентации —Узнадзе и его
школы. Это, так сказать, своего рода «единая почва» для сов-
местных усилий психологов обеих ориентации .в сфере реше-
ния одной и той же проблемы установки, которая непосред-
ственно вводит их в удивительно пестрый поток психологи-
ческой мысли нашего века и которая столь же непосредствен-
на Г Оллпорт, Указ. соч,, стр. 810.
1« См.. напр.. А. С П р а н г и ш в и л и Укяз. соч., стр.

но ставит их в этом потоке особняком. Отсюда вытекают и
почти все характерные признаки их существенного различия
в рамках одного и того же направления данной мысли —
современной психологии установки, если подойти к ней с по-
зиэди'и общей теории сознания и бессознательного психичес-
кого как общей теории личности, их носителя.
Во-первых, это различие, определяемое отношением к
самой этой теории, и выражается оно, это различие, в том,
что для Узнадзе и для сторонников его ориентации вопрос
общей теории сознания и бессознательного психического (ус-
тановки), ка« и общей теории личности, их носителя, пред-
ставляет собой основной вопрос их психологической концеп-
ции, тогда как у психологов западной ориентации этот во-
прос .не только не фигурирует в качестве основного, но и, по
сути, вовсе опущен. Марбе и сторонники его ориентации во-
обще не интересуются ни общей теорией своей науки, ни об-
щей теорией самой установки, бессознательного, и тем более
в сеете общей теории личности, их носителя. Во всяком слу-
чае, в отличие от леи х о логов восточной ориентации, вопросу
теории они вовсе не придают столь уж фундаментального
значения. И даже напротив — затушевывают его. В своем не-
давно выполненном и во многих отношениях несомненно цен-
ном сравнительно-историческом анализе этих самых «запад-
ной» и «восточной» ориентации .в сов реме иной психологии ус-
тановки Д. Грицюк (Канада) идет еще дальше и на примере
А. Лачинса, этого крупного современного исследователя пси-
хологии установки в США, констатирует полное отсутствие
какой-либо строго определенной теории у психологов, зани-
мающихся проблемой установки в системе западных объеди-
нений наших дней: «В отличие от Узнадзе, Лачинс не имеет
теории установки; в своих трудах он применяет этот термин
и указывает на его важность, но в своих объяснениях он не
идет дальше этого. Он просто замечает, что необходимо раз-
вивать теорию установки и что это (Станет возможным только
при дальнейших исследованиях»146. И не исключено, что спло-
шную разобщенность во взглядах на установку, которая име-
ет место в современной западноевропейской и американской
психологии установки и о которой так характерно и так не-
посредственно информирует нас один из видных представи-
телей данной психологии — Д. Гибсон147, правильнее всего
объяснить отсутствием какой-либо определенной теории у
психологов этой ориентации, чем наличием множества таких
146 Д. Грицюк Указ. соч., стр. 94.
147 J. J. G i b s о п, А Critical Review of the Concept of Set in Contem-
porary Experimental Psychology, Psychol. Bulletin, 1941, v. 38, 9.
224

теорий. Отсутствие какой-либо единой теории установки, как
и какой-либо единой теории личности, исходя из которой они
могли бы построить эту теорию, характерно вообще для этих
психологов, а не для одного только Лачинса. И Лачинс (а
вместе с ним и некоторые другие психологи сего объединения)
абсолютно прав, делая свое признание и ясно формулируя за-
дачу, которую он вместе с тем ставит перед психологами
своей ориентации и которая, прежде всего, заключается в
самом непосредственном и недвусмысленном подтверждении
насущной необходимости в такой теории.
Что же касается Узнадзе и психологов его ориентации,
то они, как раз наоборот, строят всю свою систему психоло-
гических знаний об установке, в том числе и эксперименталь-
ную психологию установки, исходя из общей теории уста-
новки. Та же теория установки фигурирует у них и как общая
теория личности — этой исходной, по их мнению, инстанции
всякой психологии: психология, как наука, говорит Узнадзе,
должна исходить не из понятия отдельных психологических
функций, а из понятия собственно субъекта, как непосред-
ственного носителя этих функций, который, вступая во взаи-
моотношения с действительностью, вынужден прибегнуть к
их помощи148. Причем, в кругу психологов его ориентации
вся психология установки, как и само понятие установки,
поднимается до уровня общей теории и психологии деятель-
ности личности, а не только до уровня общей теории и психо-
логии деятельности непосредственно только этой установки
самой по себе. Дело в том, что сама эта установка фигури-
рует у них как «модус» личности, от которого зависит не толь-
ко степень ее внутренней организованности и упорядоченности
в преддверии к той или иной деятельности, но и степень на-
дежности и эффективности ее реализации, вплоть до реализа-
ции самой личности. Ибо, с точки зрения Узнадзе и сторонни-
ков его ориентации, личность — это, прежде ©сего, некая це-
лостность—целостная личность, и становится она таковой бла-
годаря этой самой ее установке как во всех основных аспектах
необходимых инстанций ее внутренней организации (предуго-
товленности) к той или иной однозначно определенной дея-
тельности, так и в самой этой «организации». Стало быть, лич-
ность как целостная личность, функционирует у них не ина-
че, как только через так называемую «модальную» и даже
«моментальную» личность, т. е. не иначе как только через ее
самые конкретные и сугубо индивидуальные психические и
прочие образования, ее собственно-для-себя-бытие, ее лирику.
ш Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установ-
ки, Тб., 1961, стр. 166.
15. А. Е. Шерозия 225

Во всяком случае, в отличие от психологов западной ори-
ентации, для »психологов восточной ориентации нет никаких
противоречий между общей («»повторяемой», «не персонифи-
цируемой») и единичной («iHe повторяемой», «персонифици-
руемой») личностями, т. е. между общепсихологичееким и
индивидуальнопсихологическим понятием личности, ка(к и ме-
жду «обобщенным» и «необобщеиным» образованиями чело-
веческой психики. (Ср. с Г. Оллпортом, согласно которому
«обобщенная человеческая психика представляет собой спло-
шной миф149, и с А. Праигишвили, для которого «обобщенная
человеческая психика — это не миф»150. Она, наоборот, пред-
ставляет собой подлинно человеческую реальность нашей
»психики, как и .нашей личности, ее носителя и ее самости151.)
Дело в том, что .в данном случае сами общепсихолошческие
понятия целостной личности и установки — этой самой ее
«сущностной организации» и этой самой ее собственнойсихо-
логической характеристики — вводятся ими вовсе не для уп-
рощения, а тем более упразднения, сложных .механизмов, при-
сущих нашей психической реальности, реальности нашего
собствеино-для-себя-бытия, нашей .лирики, как это на первый
взгляд показалось Г. Оллпорту и сторонникам его ориента-
ции, а для более адекватного «отражения определенных уча-
стков этой реальности, заключающей в себе узловые пункты
ее развития, ее основные закономерности»152, ß результате
получалось, что для психологов восточной ориентации вооб-
ще потеряло свое значение какое-либо противопоставление
общей психологии психологии личности, и психологи запад-
ной ориентации поначалу были просто изумлены, узрев сто-
ящую перед ними проблему — проблему общей тео.рми
установки, как и общей теории самой личности, ее но-
сителя, восприняв это как своего рода открытие, сделанное
по ту сторону так называемого «железного занавеса», давно
уже тогда прочно опущенного между восточным и западным
мирами науки, (вследствие чего, пользуясь оброненным в
свое время метким выражением одного из нынешних англий-
ских психологов — Г. Айзенка, все еще «страдают оба на-
ши дома» — «А plague on both your hauses»153. Прежде
(всего они поразились новизне и необычной для них интер-
ш G. А 1 1 р о г t , Persönlichkeit, 1959, р. 5.
150 А. С. П р а н г и ш в и л и , Указ. соч., стр. 28.
151 А. Е. Шер ози я, К проблеме сознания и бессознательного психи-
ческого. Опыт исследования на основе данных психологии установки, т. J.T6.,
1969.
152 А. С. П р а н г и ш в и л и , Указ. соч., стр. 28.
1Ь8 См. Д. Г р и ц ю к , Указ. соч., стр. 3.
•226

претации психологами восточной ориентации данной теории,
опирающейся на открытую ими «единую сущность» установ-
ки при динамической структуре целостной личности, и к то-
му же новизне и необычайности логической схемы построения
этой теории. И, как известно, понадобилось немало усилий со
стороны самих психологов западной ориентации, чтобы в зна-
чительной мере преодолеть присущее .им безраличие в отно-
шении ко всякой общей теории устансшки, как и ко всякой
общей теории личности, ее носителя, и от прежнего изумле-
ния на этот счет, порой все еще так невольно и так характер-
но дающего о себе знать, перейти к дальнейшей разработке
основных вопросов данной теории как общей теории деятель-
ности при самом непосредственном и продуктивном сотруд-
ничестве с психологами противоположной ориентации, тем
'более, что их собственная ясно выраженная характеристика
феномена установки, как свое-го рода «избирательной» и «об-
общающей» активности индивида, фактически давно уже по-
нуждала их прлняться за решение такой задачи. Потребность
■в общей теории деятельности и привела психологов западной
ориентации к провозглашенной Узнадзе и сторонниками его
ориентации общей теории установки, как общей теории лич-
ности .
Наиболее характерными и результативными из уже до-
вольно часто предпринимаемых в этом направлении в наши
дни среди психологов западной ориентации оказались попыт-
ки Р Герцога и Д. Грицюка (Канада), заключающиеся в со-
ответствующем сравнительном изучении специальных иссле-
дований психологов обеих ориентации, и мы постараемся, без
каких-либо особых к тому комментарий, изложить ниже ос-
новные результаты их обобщающих интерпретаций, инфор-
мирующих нас о сегодняшнем уровне принципиального раз-
личия, как и совершенно необходимого сотрудничества меж-
ду этими двумя ор'иентациями в современной психологии ус-
тановки, так ярко обрисовывающимися как с той, так и с дру-
гой позиций, в частности — с позиции самих психологов запад-
ной ориентации — Р. Герцога и Д. Грицюка. Итак, как выяс-
нилось и как это звучит в устах этих самых современных ка-
надских исследователей, в отличие от психологов западной
ориентации, согласно научной концепции «которых личность—
это «асимптотический синтез» всех ее психических процессов,
понятие, возникшее в результате крайнего абстрагирова-
ния ее сугубо индивидуальных психических -функций и поны-
не фувкционирующее как всего лишь предельное (опи-
сательное) понятие психологии личности, в теории Узн.а-
дзе понятие личности, мак и само понятие установки, по «их
мнению, — суть исходи о е (о б ъ я с н и т е л ь н о е) понятие
227

всякой, 'в том числе п экспериментальной, 'психологии лично-
сти, .ибо для Узнадзе и для психолотов, принадлежащих ik eiro
школе, «как правильно отмечают они, «личность — это субъ-
ект, /который берет на себя общение со средой, — субъект,
для 'активности которого исходным пунктом ,и направляющим
фактором служит установка», которая, в свою очередь, и
«лежит в основе .всей деятельности .индивидуума и формирует
фундамент для [возникновения и развития «всех психических
процессов»154.
Это значит, что, по мнению интересующих нас здесь ка-
надских исследователей, в отличие от психологов западной
ориентации, у психологов восточной ориентации, представля-
ющих точку зрения Узнадзе, установка — это «фунда/мен-
тальная единица личности (basic ui it of personality)»155.
К тому же. как правильно отмечают канадские исследовате-
ли, в отличие от психологов западной ориентации, — для
Узнадзе и для психологов, принадлежащих к его школе, «ус-
тановка — это в первую очередь психологическое со-
стояние, а не просто ф и з и о л о г и ч е с ik и й феномен»156. От-
сюда и соответствующие выводы этих самых канадских ис-
•следователей об установке как об единой собственно «психо-
логической сфере si i ge. eris», как о явлении, которое
«не репрезентирует содержаний сознания» (установка лишь
«образует основу для возникновения сознания», будучи «мо-
дусом состояния личности, как целого»); как о «динамичес-
ком структурном единстве личности», реализуемом только
лишь в активности всего организма; как об основе, обеспе-
чивающей объективацию нами предметов нашей непосред-
ственной интенции как неких определенных объектов («Ус-
тановка — это психическое состояние, предшествующее объ-
ективации, а не переменная, возникающая в виде эпифено-
мена в процессе научения»); как об основном механизме лич-
ности, функционирующем через интимную свя^ь между ее
потребностями и ситуацией, могущей удовлетворить эти по-
требности; как о механизме, «организующем» и «интегриру-
ющем» ее «поведение в целом» («модель поведения, которую
предлагает Узнадзе, является моделью .динамического вза-
имоотношения индивидуума и окружающей среды»)157. Все
164 Р. Л. Г е р ц о г , Указ. соч., стр. 210—211.
166 Т ам же, стр. 211.
158 T а м же, стр. 209.
157 Р. Л. Г е р ц о г. Указ. соч., стр. 211—212. (При этом взгляды Д.
Грицюка, как и многих других современных западных исследователей» если
судить по его указанному сочинению, в сущности совпадают со взглядами Р.
Герцога, и мы вправе объедин 1ть их в этой принципиальней связи.)
228

Эти выводы они делают из комментируемых ими d этой свя-
зи отношений между западной и восточной ориентациями в
современной психологии установки в пользу восточной ори-
ентации, при этом охотно с ней в конце концов соглашаясь.
Эти выводы и комментарии говорят сами за себя. Во
всяком случае, ознакомившись с ними, мы вправе констати-
ровать существенный сдвиг, наметившийся в последние годы
в изучении и пропаганде научных достижений Узнадзе и его
школы среди психологов западной ориентации. Причем, это
касается nie только и не столько их экспериментальной, сколь-
ко их общей психологии установки, как и психологии самой
личности, ее носителя. В некоторой степени это касается и.
наиболее существенной (сущностной) характеристики ими
феномена установки как «фундаментальной единицы» лично-
сти. Так вот, при любой "попытке рассмотрения представите-
лями каждой из этих ориентации современной психологии
установки мы должны содействовать отнюдь не столько даль-
нейшей поляризации, сколько самому продуктивному сот-
рудничеству и сближению их научных взглядов внутри дан-
ной психологии, что, в свою очередь, и ставит перед нами
весьма существенную и принципиальную саму по себе зада-
чу — в арсенале общей теории установки Узнадзе и как об-
щей теории сознания и бессознательного психического и как
общей теории личности, ;их .носителя, в качестве .каковой
она фактически фигурирует в системе его общей и экспери-
ментальной психологии установки, представляя заложенной
в себе сутью психологов его ориентации, выделить основное
положение или ряд таких прлржещ^„?Ш10рь^-магл.и бы ока-
заться исходными как при этой поляризации, так и при
этом сближении взглядов в современной психологии ус-
тановки. Прежде всего, надо полагать"," что это положение,
согласно которому установка должна рассматриваться и как
особого рода психологический эффект отражения, как пока
еще «не выявленная» («негатишая»), но определенным об-
разом предварительно уже сложившаяся «сумма» информа-
ции, и как особого рода «личностный .модус», «принцип связи»,
в каждый данный момент заполняющий вакуум не только ме-
жду познанием и поведением, в узком смысле, но и между
психическим (субъективным) и физическим (объективным),
равно как и между собственно психическим (субъективным)
и психическим (субъективным), в целостной структуре самой
личности — ib широком смысле, тем более, что мысль об этом
положении так непосредственно вытекает из первых же ин-
терпретаций означенной теорией феномена установки.
Как раз исходя из этого положения, ,мы могли бы не
только установить существенное (различие между западной и
229

восточной ориентациями в современной психологии установ-
ки, способствуя тем самым их дальнейшей научной поляриза-
ции, ню и найти точюи соприкосновения этих ориентации и
соответствующих им научных взглядов, идя навстречу обрат-
«ому процессу, — исторически столь же необходимому и не
менее важному, — процессу сближения между ними в рам-
ках одной и той же психологии установки. Это 'положение и
вносит существенное различие между интересующей нас те-
орией установки как общей теорией личности и фрейдизмом.
Ибо, в отличие от фрейдовской теории — собственно-психо-
аналитической, как и все другие ныне функционирующие в
таком качестве общие теории личности, — согласно которой
сама эта личность как основная единица научной рефлек-
сии, будет ли она дана в своих взаимоисключающих собст-
веннопсихологичееких измерениях сознания и бессознатель-
ного психического, вместе взятых, или в каком-либо одном
из измерений, отдельно взятом, вовсе не пригодна для того,
чтобы фигурировать в роли соответствующего «принципа
связи» , — IB интересующей нас здесь теории установки Узна-
дзе, установка как фундаментальная характеристика лично-
сти, наоборот, вместе с тем составляет основу всякой общей
теории личности, через которую дана и фактически реализу-
ется почти вся система остальных собственно-психологичес-
ких характеристик личности, в том числе и самих сознания и
бессознательного психического, — и рассматривается именно
как «принцип связи», причем как «принцип связи» не только
внутри самой человеческой психики, между отдельными про-
явлениями этой последней, вплоть до соответствующих обра-
зований сознания и бессознательного психического, в узком
смысле, но и между нею и всеми остальными мирами, ее ок-
ружающими и ей противостоящими в границах единой си-
стемы человека и природы («человек-природа»), взятых вме-
сте в широком смысле.
Будучи обязанной и действительно способной выполнить
функцию «принципа связи» в этом отношении, установка тем
самым способна выполнить и свою собственнопсихологичес-
кую функцию — функцию «принципа связи» внутри боль-
шого круга явлений человеческой психики, а следовательно,
и работать в качестве основного объяснительного понятия в
целостном аспекте фундаментальных отношений личности, а
не в~ системе отношений одной только психики. Иначе мы не
могли бы в этой связи так существенно отличить теорию ус-
тановки Узнадзе как общую теорию личности, ее носителя,
ни от собственнопсихоаналити'ческой теории Фрейда, все еще
функционирующей в таком качестве в современной западно-
европейской и 'америкаиюкой психологии, ни от более <близ-
230

кого ей круга идей непосредственно об установке у »психо-
логов противоположной (западной) ориентации, среди кото-
рых все чаще и чаще начинает фигурировать вопрос общей
теории.
Во-вторых, это — различие в категориальном аппарате
-и, в частности, в вопросе о методе, что особенно яв'но дает о
себе знать л:ри добывавши -и научной обработке мысли, .име-
ющих 'место почти -.во 'всех модификациях современной (общей
'сравнительной, патологической -и пр.) психологии установки
восточной ориентации; достаточно вспомнить хотя бы об одном
модельнО'М эксперименте данной психологии (испытуемый не-
сколько раз подряд получает в каждую из рук по шару рав-
ного веса, но разного объема, причем шар меньшего размера
дается всегда в одну и ту же руку; затем испытуемому дают
шары одинакового объема и веса, и на вопрос, какой шар
больше, он отвечает, как правило, в этом «критическом» опы-
те, что больше шар, находящийся в той руке, которая рань-
ше получала шар меньших размеров), благодаря которому
та;к легко отличить ее как от одноименной психологии проти-
воположной ориентации, так и от собственнопсихоаналитиче-
ских приемов «зондирования» человеческой психики вообще.
Введение специально постулированного для этой цели метода
фиксированной установки Узнадзе, с соответствующим ему
модельным экспериментом, знаменовало собой возникнове-
ние совершенно новой ориентации не только в непосредст-
венно связанной с ним системе общей (и эксперименталь-
ной) психологии установки, но и в современной эксперимен-
тальной психологии установки вообще. Подводя итоги всем
предшествующим психологическим исследованиям феномена
бессознательной психики вплоть до соответствующих иссле-
дований Фрейда, оно знаменовало собой формирование со-
вершенно нового подхода к изучению этой самой психики,
экспериментальной психологии бессознательного в целом158.
Поэтому, естественно, что при следовании методу фикси-
рованной установки, а тем более ври проверке его прежде
всего бросаются в глаза окончательно закрепившиеся в нем
экспериментальные характеристики феномена установки, и
это не только с позиции психологов соответствующего направ-
ления, но и с позиции психологов совершенно другого на-
правления. Среди таких, общепризнанных и эксперименталь-
но утвержденных, характеристик феномена установки, при
.имеющихся интерпретациях психологической концепции Уз-
надзе, обычно выделяются следующие: психическое состоя-
158 См. D. N. Uznadze, Über die Qewichtstäuschung und ihre Analoga.
Psycho!. Forsch.. Bd. 14, 1931.
231

ние, соответствующее «фиксированной установке», полностью
обусловлено серией проб, предшествующих так называемому
критическому опыту: без этих предварительных проб оно не
возникает и, как таковое, в принципиальном отношении оно
— всего лишь соответствующая реакция испытуемого на
внешнее и внутреннее воздействие; раз сформировавшись,
это состояние сохраняется на протяжении определенного вре-
мени и может быть объективно выявлено <с помощью соот-
ветствующих экспериментальных приемов, однако непосред-
ственно испытуемым оно не осознается и не переживается;
несмотря на свою неосознаваемость и непереживаемость, сие
состояние влияет на последующие осознаваемые пережива-
ния, предопределяя, в конечном счете, их характер и дина-
мику: оно — это состояние — возникает в ответ на стимуля-
цию преимущественно комплексного характера и само про-
является как сдвиг сложной природы, не локализующийся в
пределах какой-то одной физиологической системы, но легко
'распространяющийся из одной системы ib другие, на которые
перед критическим опытом воздействие непосредственно не
оказывалось (например, -из мышечной системы в зрительную
и т. д.); это состояние, будучи, по-видимому, неодинаково
связанным с разными мозговыми системами, имеет свои цент-
ральные нервные компоненты и компоненты периферичес-
кие, изучение которых с помощью существующих электрофи-
зиологических (особенно электромиографических), а также
ус л ов и о рефлекторных, биохимических, гем один а одических и
других объективных методов значительно более доступно, чем
компонентов центральных169.
Если же к этому добавить, что представители школы Уз-
надзе находят существенное различие между психическим
состоянием, соответствующим этой самой ^фиксированной
установке», и психическим состоянием, соответствующим бо-
лее глобальной и первичной по сравнению с нею, так назы-
ваемой «.нефиксированной установке», то при этом, возможно,
действительно удастся восстановить более или менее полную
картину определенной системы экспериментальных характе-
ристик феномена установки, найденных по методу фиксиро-
ванной установки. Само понятие «нефиксированной установ-
ки», как и непосредственно присущие ему характеристики,
суть результаты такого различия. Во всяком случае, помимо
того, что психологи данной ориентации характеризуют это
последнее понятие теми же самыми экспериментально уста-
новленными признаками «фиксированной установки», они
16П См. Ф. В. Басси н , Указ. соч.» стр. 225.
232

наделяют его еще и своими нелабораторными собствелнопси-
хо логическими признака-ми, и эти его нелабораторные собст-
вбннопсихололичеокие признаки, прежде всего, суть призна-
ки его доапытной (первичной) (Модификации, без «каких-либо
предшествующих проб и ошибок.
Впрочем, среди психологов восточной ориентации проб-
лема установки поднимается не только на уровень общей те-
ории личности, но и на уровень экспериментальной психо-
логии личности, в свете разработанного Узнадзе метода фик-
сированной установки. Причем результаты их исследований
более чем достаточно подтверждают основную мысль автора
об адекватности этого метода самой природе установки, как
и личности, ее носителя, вплоть до окончательной реализации
этой природы. В частности, эти исследования показывают,
что в самых различных вариантах психической активности,,
будет ли она перцептивной, экспрессивной или какой-либо
другой, установка фигурирует, прежде всего, как длопытиая
целостная модификация личности, как «модус личности»,
ибо, в то время как отдельные системы действия, будучи ком-
понентами этих самых психических активностей (и перцептив-
ной, и экспрессивной), претерпевают различные изменения, са-
ма эта установка, как об этом свидетельствуют эксперимен-
тально (по методу фиксированной установки) установленные
факты, «неизменно выступает как целостная структура с
постоянным н а <б о р о м характеристик», что, в ко-
не чн ом счете, на основе этих экспериментальных данных,
позволяет трактовать ее скак высоко обобщенное состоя-
ние готовности к определенной форме реагирования и тем са-
мым как фактор, конституирующий внутреннюю организацию
диспозиции, внутреннюю связность, последовательность по-
ведения и структурную устойчивость деятельности индиви-
да»160. Вместе с тем, и это очень важно знать, как известно,
почти всю эту мысль подтверждают, по сути, и психологи за-
падной ориентации, причем особенно важно ее самое непо-
средственное подтверждение среди участников весьма цен-
ного и во многом поучительного в этом отношении симпозиу-
ма в Бордо (1961, Шато, Московичи и др.)161.
Начнем с того, что с устранением способности установ-
ки к избирательности реагирования, как справедливо отме-
чают специалисты, «неминуемо утрачивается и целенаправ-
ленный характер деятельности», потому что ведь само «на-
личие этой избирательности является прямым доказательст-
160 А. С. П р а н г и ш в и л и , Указ. соч., стр. 56—57.
1в1 См. Les Attitudes, Symphosium. Р. U. F., Paris. 196K
233-

вом регулирующего влияния, оказываемого на деятельность
сформировавшейся установкой», — прежде всего оно непос-
редственно эту установку и выражает162. Так вот сами психо-
логи восточной ориентации, и на этот счет у них .имеется, ока-
зывается, доволыно веское основание, чуть ли не всякое уси-
лие в области исследований социальных установок (Attitüde)
типа так называемых «иельских исследований» эффекта ас-
симиляции и контраста в социальных суждениях, как и ис-
следований по выявлению ряда переменных («схематиза-
ция», «механизация», «стереотипия», «пластичность» и т. д.
и т. п.), характеризующих состояние установки через соот-
ветствующие социально-психологические образования инди-
вида как своего рода динамической структуры, повторяем,
чуть ли не всякое усилие, из имеющих место в современной
западноевропейской и американской социальной психологии,
при всей их результативности и важности, все-таки считают
всего лишь возможным вариантом экспериментально вполне
реализуемой в таком качестве «спецификации» установлен-
ных ими по методу Узнадзе фундаментальных характеристик
того же самого состояния установки («диффузлость», «диф-
ференцированность», «генерализованность», «вариабилыюеть»
и т. д. и т. п.), только через соответствующие ее целостно-лич-
ностные модификации. Да и помимо того: для психологов ин-
тересующей нас ориентации все эти многочисленные, мето-
дологически совершенно различные между собой исследо-
вания социальных установок в рамках современной западно-
европейской и американской психологин сами по себе свиде-
тельствуют о том, что соответствующие собствеипопсихоло-
гические и социально-психологические характеристики уста-
новки «могут быть экспериментально выявлены методом
фиксированной установки»163.
Во всяком случае, среди известных нам фактов, так или
иначе могущих подтвердить эту мысль с позиции самих за-
падных психологов, здесь мы могли бы сослаться на положи-
тельные результаты еравнительнопсихологических исследо-
ваний Д. Грицюком взглядов Г. Айзенка (Англия) и В. Но-
ракидзе (СССР) на целостную динамическую структуру лич-
ности в свете современной экспериментальной психологии ус-
,в2 Ф. В. Б ас с и н. Сознание и „бессознательное", Философские вопро-
сы физиологии высшей нервной деятельности и психологии, М. 1963, стр,
467. (Ср. А. В. Запорожец, Развитие произвольных движений, М.,
1960, стр. 378.)
163 А. С. П р а н г и ш в и л и, Указ. соч., стр. 56.
234

ташаюи16*. Положительные результаты подобных исследо-
ваний примечательны еще и тем, что, в конечном счете, они
по-настоящему способствуют реализации все чаще и ча-
ще возникающей в последнее время необходимости в самом
непосредственном и продуктивном сотрудничестве психологов
обеих ориентации.
В свою очередь, именно как раз этой тенденции скорее
всего способствуют все еще редкие, но весьма характерные
пошытки некоторых наших исследователей современной со-
циальной психологии установки, в частности изучение ими
ообстве-шю социально-'поихологичеокой структуры личшости
по методу фиксированной установки при соответствующей
■интерпретации социально-психологических исследований пси-
хологов противоположной ориентации. Первые результаты в
это'М направлении были достигнуты еще Узнадзе165. Однако
•впоследствии, за счет все возрастающего интереса к иссле-
дованию сущностных сил индивида через соответствующие
фундаментальные характеристики его установки как особого
рода его внутренней, целостно-личностной модификации, вни-
мание Узнадзе и его учеников к собственно социально-психо-
логическим проблемам личности постепенно угасло и лишь в
последние годы, в связи с полным обновлением и огромным
расширением в нашей стране психологических .исследований,
в среде учеников и последователей Узнадзе снова с большой
силой вспыхнул интерес к собственно социально-поихологиче-
окгим проблемам установки, как и к собственно социально-пси-
хологическим проблемам самой личности, ее носителя. И не
случайно, что одними из -первых исследований в этом направ-
лении были исследования соци а л ьнопеихол отческой струк-
туры функционирующего на стыке сознательных и бессозна-
тельных явлений человеческой психики феномена паники, в
частности, предпринятые А. С. Пра-нгишвили исследования
социальной психологии пашжи на базе категориального ап-
парата общей и экспериментальной психологии установки
104 См. Д. Г р и то к , Указ. соч., стр. 96—119.
165 См. Д. Н. Узнадзе, Задачи и формы организации современной
психотехники, журн. «Нот и хозяйство», II, 1925; его же, Результаты
психотехнического испытания вагоновожатых тбилисского трамвая, журн.
«Мнатоби», I, 1929 и др. В определенном смысле некоторые аспекты этого
цикла работ, как и социально-психологических исследований автора вообще,
впоследствии были обобщены в его известной работе: «Формы поведения че-
ловека», Труды ТГУ, т. 17, 1941.
235

Узнадзе166. Сюда относятся также исследования структуры
социальных ожиданий и самих социальных установок, при-
чем 'исследования как конкретнопсихологической и канжрет-
носодеологической, тш и об щепсихо логической .и общесоцио-
логической природы данной структуры — весь опыт таких,
правда, все еще робких, но весьма (Перспективных комплекс-
ных исследований среди психологов и социологов интересу-
ющей нас ориентации167.
Наиболее характерным результатом общей направлен-
ности этих исследований, помимо того, что он'и выполнены по
методу фиксированной установки, следует считать установ-
ление, в этой связи, — задолго еще до этих исследований, —
исходной .мысли об установке как об особого рода.интенции,
лежащей в основе так называемых" черт характера лич-
ности—этих ее сравнительно самых устойчивых социально-
психологических образований вплоть до образований ее со-
циальных ориентации, аттитюдов, ибо понятие установки, о
котором здесь идет речь, т. е. «понятие направленности лич-
ности, соответствующей наличным конкретным условиям де-
ятельности, следует отличать от понятия черт характера лич-
ности в смысле т. н. аттитюдов, выражающих собой устойчи-
вую форму, образ 'поведения, характеризующих того или -иного
индивида (напр., паникер, робкий, боязливый, и т. д. и т. п.)»,
и о том, что, как таковые, сами эти черты характера — атти-
тюды — суть соответствующие социально-психологические
формы проявления (и реализации) данной установки. Пото-
му что ведь «установка — это направленность личности в
каждый конкретный момент ее деятельности, которая пред-
ставляет высший уровень организации человеческих сущно-
стных сил в соответствии с наличными потребностями и
наличной ситуацией» («установка как бы фокусирует ,все те
внутренние динамические отношения, которые опосредуют в
индивиде психологический эффект конкретных стимульных
-на него воздействий»), тогда как «черты личности, «аттитюд»
можно трактовать как результат обобщения установок», в си-
лу чего «по мере возрастания степени общности и личноет-
16в См. А. С. П р а и г и ш в и л и, Социальная психология паники в
свете понятия установки, «Психология» (Труды Ин-та психологии АН ГССР),
Тб., 1943 (на груз, яз.)- Работа опубликована на русском языке в цитируе-
мых нами в данном случае «Исследованиях...» автора, стр. 206—278.
187 См. сб. «Социологические исследования», Тб., 1969, в частности сов-
местную работу В. Квачахия, Ш. Надирашвили и др. относи-
тельно категорий ценности и установки, стр. 35—64 (на груз. яз.).
236

ного удельного веса установка сливается с аттитюда;ми лич-
ности»168.
Отсюда и соответствующие положения психологов инте-
ресующей нас ориентации о том, что «в каждый акт индиви-
да включается как установка, так и аттитюды» и что уста-
новка, как модус личности, в каждый конкретный момент де-
ятельности, в свою очередь, «вбирает в себя систему атти-
тюдов личности. Аттитюды находят выход в поведении че-
рез установку, как направленность, соответствующую кон-
кретным условиям деятельности»169. Они, как и всякие дру-
гие соци ал ьно-поихо л одические образования вплоть до соот-
ветствующих образований сознания и бессознательного пси-
хического, суть отдельные (частные) социально-психологиче-
ские характеристики человека, возникшие на базе его еди-
ной установки — этой его самой первичной, целостно-лич-
ностной модификации.
И в-третьих. Существенное различие между восточной и
западной ориентациями в современной психологии установки,
которое так наглядно и так непосредственно выступает здесь
при сравнении их категориальных аппаратов — этих их ос-
новных понятий и методов исследования, делается еще более
очевидным и характерным при сравнений принципов класси-
фикации ими самих психологических установок. Дело в том,
что для психологов восточной ориентации разделение этих
самых психологических установок на общие, недифференци-
рованные и нефиксированные, и частные, дифференцирован-
ные и фиксированные, суть основное требование всякой, в
том числе и социальной, психологии установки, а следова-
тельно, и общей по ней теории, тогда как для психологов про-
тивоположной ориентации требование такого разделения вов-
се не фигурирует ни в том, ни в другом отношении: для них
установка — это суть аттитюды личности; ни вопрос о еди-
ном, унитарном понятии установки, ни вопрос об общей тео-
рии установки и теории личности, ее носителя, у них noiKa что
все еще не фигурирует основательно, исключая могущие быть
непринятыми во внимание отдельные попытки, порой пред-
принимаемые ими в этом направлении в последние годы.
Психологи же восточной ориентации, наоборот, как раз
на этом едином унитарном понятии—понятии общей, недиф-
ференцированной и нефиксированной (первичной) установ-
ки — и строят любую свою, в том числе и социальную, пси-
168 А. С. П р а н г и ш в и л и, Указ. соч., стр. 276.
109 Т а м же, стр. 276—277
237

хологию установки, как и общую теорию установки и теорию
самой личности, ее носителя вообще. Поэтому, естественно,
чтобы понять эту психологию, а тем 'боЛ1ее эту теорию, пре-
жде всего следует понять сущность самого понятия единой
установки, в отличие от понятия «частной», дифференциро-
ванной (вторичной, производной) и фиксированной (лабора-
торной) установки, ибо во всех модификациях соответствую-
щих знаний, — вплоть до общей для них теории — как общей
теории личности, — о которых у этих психологов идет речь,
— различие между сущностью этих двух понятий и сутью
состояния установки настолько существенно и принципиаль-
но, насколько существенно и принципиально -различие между
понятиями и состояниями самих категорий общего и единич-
ного вообще. Ведь для них эта самая «общая», недифферен-
цированная установка и вбирает в себя всю систему та<к на-
зываемых «частных», фиксированных по той или иной мо-
дальности установок, как нечто одинаково необходимое для
всех модификаций состояния личности, через которое нахо-
дят выход к реализации сами эти ее вторичные фиксирован-
ные установки, причем выход к реализации в том или ином
поведении. Только таким путем и только это понятие — по-
нятие единой установки — и охватывает весь спектр
особенностей и изменений личности в целостной динамичес-
кой структуре ее фундаментальных отношений, о которой у
нас речь пойдет ниже, в совершенно иной связи рассмотрения.
Кроме этой, наиболее общей, характеристики, отличаю-
щей друг от друга соответствующие понятия и состояния ус-
тановки, психологи восточной ориентации ссылаются еще и
на другие собственнопсихологические и эпистемологические
характеристики, так же существенно и принципиально отлича-
ющие их друг от друга. В частности, основоположник этой
ориентации в современной (общей, экспериментальной и пр.)
психологии установки, как мы уже имели случай убедиться в
этом170, считает, что такое деление понятий и состояний уста-
новки фактически необходимо и логически очень важно для
построения целостной системы психологических знаний, в
первую очередь для построения общей теории установки как
общей теории личности. Во всяком случае, прежде чем строить
эту систему и эту теорию, он констатирует наличие состояния
общей, недифференцированной и нефиксированной установки:
(а) Прежде всего это — целостно-личностная модифика-
ция человека, вызванная той ли иной его определенной по-
■70 См. А. Е. Ш е р о з и я, Указ. соч., стр. 170—200.
2V

требностью и ситуацией, могущей удовлетворить эту потреб-
ность, т. е. такая именно «модификация», которая и всегда
функционирует в нем не иначе, как через эту самую его ак-
туальную, наличную, потребность и эту самую его актуаль-
ную, наличную, ситуацию» как своего рода «принцип связи»
двух этих одинаково необходимых и одновременно формиру-
ющихся детерминантов каждого жизненно необходимого по-
ведения, которое ему предстоит в данный момент осущест-
вить как по линии его приспособительной активности, так и
по линии его преобразующей активности в отношении своей
внутренней «и внешней среды: «При исследовании живого,
целостного человека, его самого, но не отдельных фактов его
активности, — говорит Узнадзе, — мы находим, что в каж-
дом отдельном случае наличия у этого человека какой-ни-
будь потребности и ситуации ее удовлетворения у него появ-
ляется готовность, или установка к определенной -активности,
могущей дать ему удовлетворение». Только в таком качест-
ве, 'и только при такой функции, она способна быть «моду-
сом субъекта в каждый данный момент его деятельности, це-
лостным состоянием, принципиально отличающимся от всех
его дифференцированных психических сил и способностей»171.
Отсюда и наиболее характерная, собственнопоихологическая
и феноменологическая характеристика этого самого состоя-
ния: способность любой такой установки к реагированию в
вечно изменяющейся среде в мире вероятностей, но не одних
только необход и мостей — к сплошному внутренне упорядо-
ченному динамизму. Ибо сам человек как субъект этой ус-
тановки, ее носитель, сначала «подходит к действительности
не с готовой установкой. Нет, установка возникает у него в
самом процессе воздействия на него этой действительности
и дает ему возможность переживать и осуществлять поведе-
ние в соответствии с ней»172.
Поэтому, принимая или отрицая позицию Узнадзе и его
учеников, мы должны помнить, что установка эта вовсе «не
является состоянием субъекта, -которое вырабатывалось у
него в других условиях и с тех пор, при переживании любого
нового события, всегда сопровождает и определяет его». Нет,
таким может быть только его вторичная, так называемая фик-
сированная установка, о которой у них, правда, также идет
речь, но которая на самом деле не выражает сущности их
171 Д. Н. У з н а д з е , Экспериментальные основы психологии установ-
ки, Тб., 1961, стр. 171.
m д, Н. Узнадзе, Общая психология, Тб. 1941, стр. 74 (на груз.
яз.).
239

концепции. Дело в том, что для них «каждая новая ситуа-
ция, которая воздействует на субъекта, имеющего определен-
ную потребность, в первую очередь создает у него установ-
ку, и все остальное, что отныне произойдет в не.м — его пе-
реживания или поведение, — будет возникать на основе этой
установки»173. Это — первичная, недифференцированная и
нефиксированная установка, она и фигурирует у грузинских
яюихологов в качестве основного понятия установки.
Однако вместе с тем при рассмотрении позиции Узнадзе
и его учеников следует помнить также, что у них как раз эта
первичная, недифференцированная и нефиксированная уста-
новка и проявляет впоследствии свою ярко выраженную спо-
собность и к тому (дифференциации) и к другому (фикса-
ции), что существенно меняет характер и принцип действия
данной установки, хотя и не уничтожает ее вовсе, как уста-
новку, к>ак диспозицию вообще. Ибо трансформация, кото-
рой при этом она подвергается, в конечном счете превраща-
ет ее в возможный элемент любой другой ныне функциони-
рующей в таком качестве установки. То есть изменяет ее в
том смысле, что при сей трансформации она теряет свое ка-
чество модуса личности и из цел ост но-динамического состоя-
ния этой личности в настоящее время превращается в воз-
можный элемент какого-либо такого состояния в будущем.
Соответственно, вследствие та.кой трансформации, меняется
и сама личность как субъект данной установки, но не как
таковая вообще, потому что ведь у данного субъекта ни одна
прошлая установка не выполняет и не в состоянии выпол-
нить роль ни одной первичной (исходной) установки — уста-
новки настоящего: настоящее, как подлинно настоящее, воз-
действует на субъекта только через соответствующие новые
установки. А в то же время и .сохраняется, ибо, при (всей
трансформации характера этих установок, всякая «прошлая
установка сохранена как определенная качественность уста-
новок настоящего, но не как неподвижный, отдельный объ-
ект». Отсюда и соответствующий закон сохранения устано-
вок: «старая установка продолжает овое существование имен-
но в определенной качественности установок настоящего»174,
т. е. в «состоянии», в котором она наличествует и к а« опреде-
ленный элемент и как определенное условие этих установок
— в инактивном состоящий. («Мы имеем полное право гово-
рить о сохранении, о продолжении существования установки
173 Д. Н. У з надзе, Общая психология, стр. 73—74.
174 Там же, стр. 333.
■240

и тогда, -когда эта установка ,ме актуальна»|75.) Ню это не оз-
начает, однако, того, что тем самым установка перестает су-
ществовать как установка, а оз.пачает всего лишь то, что при
этом «она представляет собой продолжение существования
самого субъекта «ак 'носителя возможности в определенном
.натравлетай /изменяться, как определенной диопозвди'и»176.
И если, тем не менее, потребуется охарактеризовать эту
самую установку по соответствующим признакам целостно-
сти и динамичности той первичной, недифференцированной и
нефиксированной, установки в статусе модуса личности, то
мы должны считать ее в сущности лишенной таких призна-
ков. Но лишенной не в смысле абсолютной дифференциро-
«Л'Жости м абсолютной статичности, а в смысле определен-
ного момента этих самых целостности и динамичности, т. е.
этой самой не абсолютной целостности и этой самой не абсо-
лютной динамичности. А это значит, что, в конечном счете,
мы не вправе отрывать так называемую фиксированную ус-
тановку от общей, недифференцированной м нефикюировэн-
ной установки, так же как и сводить эту последнюю к фик-
сированной установке. Во .всяком случае, из предлагаемых
выше суждений вовсе не вытекает ни то, что фиксированная
установка не может быть установкой в ее узнадзевском по-
нимании, и ни то, что, как нечто фиксированное (дифферен-
цированное) и сравнительно неподвижное, она мешает понять
характер своей целостности и динамичности в статусе «.модуса
личности». Ведь са.мо движение относительно и содержит в се-
бе момент собственной противоположности — неподвижность;
в этом же самом смысле относительно и различие между
фиксированной и нефиксированной установками, тем более,
что сами фиксированные установки, .в их уз н а дз ев оком по-
нимании, суть необходимые «элементы», при потенциальном
наличии которых и через которые происходит образование
и реализация любой нефиксированной установки, как, в свою
очередь, и наоборот, только при актуальном наличии этой
последней и через нее происходит их воспроизведение и вы-
ход в поведении.
Отношение между первичной, недифференцированной и
нефиксированной, установкой и вторичной, дифференциро-
ванной и фиксированной, довольно сложно, л не следует упро-
щать его игнорированием ни одного из этих положений. Это-
175 Д. Н. Узнадзе, Общая психология, Тб., 1941, стр. 333.
17в Там ж е. (Ср. Ш. Н. Чхартишвили, Некоторые спорные
проблемы психологии установки, Тб., 1971, стр. 21: «фиксированная установ-
ка не может быть признана установкой».)
16. А. Е. Шерозия 241

му учит нас весь опыт современной психологии установки как
восточной, так и западной ориентации177.
(б) При реализации любой ^нефиксированной установки
в том илм ином поведен™ существенно меняется характер и
отношение этой самой установки как ко всем предстоящим в
будущем поведениям, так и ко всем основным детерминантам
этих поведений — к новым, >вое еще неведомым субъекту по-
требностям и ситуациям, могущим удовлетворить эти пот-
ребности. Достаточно отметить, что она больше не есть и не
может стать ни побудительным (энергетическим), ни регуля-
тор« ьгм (контролирующим), а тем более организующим на-
чалом поведения, в собственном смысле слова: таковыми
могут стать только соответствующие установки на будущее
— так называемые новые установки, в качественной опреде-
ленности которых эту самую старую установку можно обна-
ружить только ка;к «готовую систему ответных реакций», в
фиксированном виде, т. е. только как такуЕО установку, ко-
торая порой не только способствует, но и мешает их реали-
зации — способствует, когда, принимая их программу, вме-
сте с ними ищет и действительно находит выход в новом по-
ведении, а мешает, когда, наоборот, по той или иной причине
не принимает эту программу и заглушает их — эти самые
177 Ср. Ш. Н. Чхартишвили , Указ. соч., стр. 21—22: То обсто-
ятельство, говорит он, что, согласно Узнадзе, «старая (т. е. фиксированная,
—А. Ш.) установка продолжает свое существование именно в определенной
качественности установок настоящего», хотя оно и правильно указывает на
определенную природу этой самой старой, так называемой фиксированной,
установки, вовсе не освобождает нас от возникающих при этом логических
противоречий: «Во-первых, то, что является определенной качественностью
установки настоящего, не может быть инактивным. Затем, что главное, уста-
новка именно своей качественной определенностью является установкой,
а потому качественная определенность установки настоящего не может
быть отличной от этой самой установки, быть другой установкой».
Но прежде чем вывести такое заключение, а тем более отказаться от понятия
фиксированной установки, может быть, стоит разобрать эти логические противо-
речия по только что предложенной выше схеме взаимоотношений этих самых
фиксированной и нефиксированной установок, и тогда, возможно, не так уж
трудно окажется преодолеть их. В противном случае вряд ли мы поможем
объединению усилий современной психологии установки вокруг одной и той
же проблемы—проблемы установки. Ведь методологически положение Узнадзе
о старой, совсем уже реализованной и фиксированной установке как об «опре-
деленной качественности» (т. е. как об определенном качественном элементе)
каких-либо все еще не реализованных и не фиксированных установок настоя-
щего особенно ценно именно тем, что оно способствует не только научно необ-
ходимому и весьма полезному разграничению взглядов, но также и их необ-
ходимому и продуктивному сотрудничеству. А в настоящее время оба эти
процесса одинаково важны.
242

неотрсагироваппые еще новые установки, и это тем чаще и
тем легче, чем слабее потребность ИЛ1И 'ситуация, вызываю-
щие к Ж'изти то или иное поведение и соответствующие ему
новые установки. Поэтому в сущности, в конечном счете :не
могут быть индифферентными в отношении к должному быть
осуществленным в данный момент поведению не только со-
ответствующие новые установки, но и установки предшество-
вавшего ему целого ряда поведений — так называемые фик-
сированные установки, хотя, в свою очередь, они и совер-
шенно инактивны. В активное действие приводят их эти са-
мые 'новые, нефиксированные установки, в чем и заключается
существенное различие ме-жду тиими (как в отношении к этому
должному быть осуществленным в данный момент поведе-
нию, та.к и в отношении к его основным детерминантам, в
первую очередь к потребности и ситуации, вызвавшим к
жизни оие поведение и соответствующие ему эти самые но-
вые, нефиксированные устаиговки. В отношении к предстоя-
щему поведению — тем, что, будучи его латентной програм-
мой, только новые, нефиксированные установки не содержат
в себе 'никакой новой программы и не .могут вызвать к жизни
\т одного нового поведения, в любом случае они могут толь-
ко мешать или содействовать его возникновению и реализа-
ции. В отношении же основных детерминантов данного .по-
ведения — потребности 'И ситуации — тем, что, в отличие от
новых, 'Нефиксированных и нереализованных еще установок,
вызывающих это поведение, фиксированные установки вы-
ступают в качестве необходимых «запасных частей» их об-
разования через эти же самые потребность и ситуацию, при
реализации данного, предстоящего сейчас быть осуществлен-
ным поведения178.
178 Ср. Ш. Н. Чхартишпили, Указ, соч., стр. 25—30: «Фиксиро-
ванная установка обычно находится в индифферентном отношении с конкрет-
ным содержанием поведения, тогда какустапопка всегда является установкой
конкретного поведения, а потому приписывание ей признака индифферент-
ности к поведению по существу противоречит ее природе»; «Развернутое на
основе фиксированной установки действие ничего н о в о г о не дает индиви-
ду; не расширяет его знание и навыки»; «Потребность и ситуация, как извест-
но, являются теми факторами установки, которые входят в ее струк-
туру и создают достаточные условия для ее существования и активности.
Поэтому вне этих факторов невозможно осмыслить установку. В результате
реализации установки потребность удовлетворяется, ситуация снимается и
установка лишается тех основ, на которые опиралось ее существование и дей-
ствие. Это означает, что эта установка прекращает свое существование в ка-
честве определенной установки и уступает место установке другого поведе-
243

Следует тори этом особо отметить, что когда Узнадзе и
сторонники его ориентации говорят о существенном отличии
принципиально новой, нереализованной и нефиксированной
ния. Те изменения, которые остаются в индивиде после ее устранения и обоз»
начаются наименованием фиксированной установки, не связаны ни с потреб-
ностью, ни с ситуацией, реально ни одна из них не находится в связи с ней.
Наряду с определенной последовательностью реакций, в ней каким-то спосо-
бом сохранен тот образ ситуации, к которому в свое время эти реакции были
направлены, однако и этот образ уже не обладает реальностью образа и не
имеет ситуационного значения, а потому направленные нл него реакции сох-
ранены только лишь в виде потенциальной возможности. Для того, чтобы эти
потенциальные возможности превратились в реальность и перешли бы в со-
стояние устанозки, нужны те факторы, которые необходимы для возникнове-
ния установки: вне активной потребности и соответствующей ей ситуации
она продолжает существовать в ннактивном состоянии», в виде одной лишь
потенциально «готовой системы ответных реакций»; поэтому «фиксирован-
ная установка является не установкой, а функциональным блоком, вырабо-
танным на одном каком-либо участке поведения в процессе реализиции уста-
новки; в нем в виде единой целостной структуры потенциально сохранены
действующий на этом участке поведения стимуляцнонный образ и система
соответствующих реакций. Он проявляет свое действие рядом с потребностью
и ситуацией, на их плоскости, в качестве третьего основного
фактора возникновения и реализации установки».
Сия интерпретация, хорошо поясняющая некоторые аспекты так называе-
мой фиксированной установки, в частности, ее производную природу и стрем-
ление к повторной реализации через ту или иную определенную новую уста-
новку индивида, вовсе не устраняет, однако, необходимости в самом понятии
этой установки. Дело в том, что установка— одна из сущностных сил инди-
вида, которая должна обеспечить его перманентную, если можно так выра-
зиться, готовность не только ко всей преобразующей (новой), но и ко всей прис-
пособительной (старой) активности. Способность к фиксации— одна из фун-
даментальных особенностей установки и как определенной «латентной прог-
раммы», и как определенной «функциональной тенденции». Так вот, неслу-
чайно, что еще Узнадзе характеризовал установку как определенную «функ-
циональную тенденцию» организма, ибо впоследствии, оправдав себя в таком
качестве, как раз эта «тенденция» и выливается в «готовую систему» его ответ-
ных реакций или в тот самый «функциональный блок» его фиксированной
установки, о котором здесь идет речь. Во всяком случае, ссылаясь на этот
сблок», скорее можно оправдать понятие фиксированной установки как «оп-
ределенной качественности установок настоящего», чем устранить логическую
необходимость в ней. Только через взаимокомпенсирующие внутренние
противоречия между фиксированной и нефиксированной установками дает
о себе знать диалектика общей направленности их действия, а следовательно,
и сущностных сил самой личности, их носителя.
244

установки, они прежде всего .имеют в виду наличие не только
и не столько ее субъективного детерминанта — потребно-
сти, хотения («Среда са.ма по себе jпи когда не дает субъекту
никакого стимула действия, если субъект совершенно лишен
потребности, удовлетворение которой стало бы возможным
в условиях этой среды. Среда превращается в ситуацию то-
го или иного нашего действия лишь соответственно тому, ка-
кой .мы обладаем л огреби остью, устанавливая с ней отноше-
ние»179), сколько наличие ее объективного детерминанта — си-
туации, могущей удовлетворить эту потребность («Установ-
ка является соответствующей объективному положению ве-
щей модификацией живого существа, отражением в нем, как
целом, объективного положения вещей. Для понятия же ус-
тановки именно это и имеет существенное значение, и без
этого указанное понятие не имело бы никакой принципиаль-
ной ценности в -психологии»180). Дело в том, что под этой са-
мой ситуацией (объективным положением .вещей) Узнадзе и
его сторонники разумеют не объективную реальность саму
по себе, а только лишь связанную с той или иной актуальной
потребностью индивида, определенную данной потребностью
(хотением) объективность, т. е. ситуацию в собетвеннопсихо-
логическом смысле слова. Так -вот, «когда мы говорим о си-
туации, мы не должны иметь в /виду только раздражитель,
только объективное обстоятельство. Нет. Отдельно взятый
раздражитель сам по себе никогда не представляет действи-
тельную ситуацию, таноую, которая может вызвать тот или
мной поступок живого существа. Что и говорить, вместе с
сиюминутным состоянием субъекта внешний раздражитель
создает действительную ситуацию: кусок мяса для голодной
собаки — одна оитуация, для сытой — другая, а для спящей
он вообще не составляет никакой ситуации». Потому что
ведь, с этой точки зрения, ib любой психологически окрашен-
ной ситуации «надо подразумевать два момента: один можно
назвать объективным (внешний раздражитель сам по себе),
второй — субъективным»181, потребительским.
Что же касается старой, уже реализованной и фиксиро-
ванной установки, то в установке в таком ее качестве Узнадзе
и сторонники его ориентации прежде всего видят непосред-
ственную принадлежность этой самой установки -к одной
только субъективности — к субъекту, ее носителю. Поэтому,
ъ сущности, она не может быть ни установкой, адекватной
179 Д. Н. Узнадзе, Общая психология, стр. 74.
180 Т а м же.
ш Л. Н. У з н а д з е , Основы экспериментальной психологии, стр. 171.
245

какой-либо актуально воздействующей па -него навой ситуа-
ции, перед которой в настоящее время стоит этот субъект,
как потребитель, ни установкой, адекватной соответствую-
щей ей деятельности, а следовательно, и могущей обеспе-
чить восприятие, адекватное данной ситуации. Фиксирован-
ная установка, .наоборот, в -какой-то мере всегда искажает
и эту ситуацию, и это восприятие. С этой точки зрения, надо
сказать, установка эта во многом напоминает собой установку
Мар-бе и сторонников его ориентации. Ведь для Марбе и
сторонников его ориентации «Установка является чисто субъ-
ективным фактором. Все то, что вносится установкой в пе-
реживание, как, например, восприятие или мышление, имеет
только субъективную основу: она не то, что способствует
отражению объективного положения вещей, а, наоборот, то,
что мешает ему. Поэтому понятно, что для понимания дейст-
вия установки обычно прибегают к .свидетельству факта оши-
бочных восприятий — так называемых иллюзий». И это по-
стольку, поскольку для Марбе и сторонников его ориентации
из современной западноевропейской и америка.нехой пси-
хологии установки «установка является целостным состоянием
субъекта, прирожденным или обусловленным в процессе его
индивидуальной жизни воздействием переживаний, имею-
щих в той или иной мере решающее значение в качестве так
называемого критического опыта. И когда на человека воз-
действует какое-нибудь объективное событие, то это послед-
нее встречает в нем уже готовую установку, определяющую
его переживание»192. (Ср. с принципиально иной, нереализо-
ванной и нефиксированной, установкой Узнадзе: «Первично
субъект подступает к действительности не с готовой установ-
кой. Нет, установка возникает у него в самом процессе воз-
действия этой действительности и дает ему возможность пе-
режить -и осуществить поведение соответственно ей»; .«Уста-
новка, в первую очередь, лежит не в основе ошибочного пере-
жи/аамия .иллюзии, а дает возможность правильно пере-
живать объективное»183; «Наше понятие установки не имеет
в сущности ничего общего с тем понятием установки, которое
известно в буржуазной психологии»184, «Таким первичным
фактом никто из буржуазных психологов установку не счи-
тает»185.)
182 Д. Н. Узнадзе, Общая психология, стр. 73.
181 Там же, стр. 73—74.
181 Д. Н. Узнадзе, Основные положения теории установки. Труды
Тбилисского ун-та, т. 19, 1941, стр. 28 (на груз. яз.).
185Д. Н.Узнадзе, Общая психология, стр. 74.
246

При этом мы вправе еще раз (подтвердить высказанные
нам.и раньше положения о том, что понятие и теория так на-
зываемой «готовой» установки не мопут служ-ить основным
понятием .и теорией современной психологии установки .пи
той и н-и другой ориентации, и о том, что полностью н.икакую
установку нельзя считать исключительно субъективным фак-
тором, обусловливающим одни лишь неадекватные — иллю-
зорные восприятия. Оба эти положения непосредственно вы-
текают не только из соответствующего сравнительного ана-
лиза этих самых конкурирующих понятий и теорий современ-
ной психологии установки — -понятия и теории буржуазной
психологии об установке, так или иначе связанных с немец-
мим психологом Марбе, .и понятия и теории советской психо-
логии об установке, связанных с грузинским психологом Уз-
надзе, но и из соответствующего .сравнительного анализа са-
мих понятий и теорий Узнадзе о первичной, нефиксирован-
ной, -и вторичной, фиксированной, установке. (Согласно кон-
цепции Узнадзе -и -сторонников его ориентации, следует -четко
различать два вида проявления установки. Один из них —
это «установка, которая, как это обычно происходит в нор-
мальных условиях деятельности ,и, в частности, в процессе
восприятия, адекватна дашной ситуации и поэтому обусло-
вливает не иллюзорное, а, наоборот, адекватное восприятие
объективной ситуации и вообще обеспечивает адекватную
данной ситуации деятельность человека». Как раз такая
адекватная установка и «является обязательным опосредст-
вующим звеном в поведении человека». Совершенно «иное де-
ло*— так называемая фиксированная устано'вка. Она воз-
никает тогда, когда соответствующая данной ситуации уста-
новка фиксируется, закрепляется, что чаще всего происходит
благодаря многократному повторению определенного акта
деятельности ,и, в частности, благодаря многократному сое-
приятию одной и той же ситуации». А в 'результате «такого
фиксирования, такого закрепления данной установки она в
'известной степени теряет свою лабильность, теряет легкую
приспособляемость к малейшиш изменениям ситуации», в
силу чего «не успевает адаптироваться... и поэтому соответ-
ственно искажает восприятие этой изменившейся ситуации».
Но если, тем не менее, среди психологов 0'риентаци.и Узна-
дзе «экшер'Иментальное изучение установки происходит, глав-
ным образом, путем выявления закономерностей фиксиро-
ванной установки, то это объясняется тем, что закономерно-
сти установки гораздо легче и точнее выявляются экспери-
ментально после ее фиксирования и, в частности, я процессе
.иокажения восприятия, подобно тому как закономерности уе-
247

лоеных рефлексов отчетливее выявляются в неадекватных
для данной ситуации проявлениях — в реакции, соответству-
ющей отсутстщующаму безусловному .раздражителю»ш\)
Отсюда само собой вытекает, какова должна быть диа-
лектика и взаимоисключающих и взаимокомпспсирующпх
противоречий между фиксированной и нефиксированной ус-
тановками ,и к а« мы должны понимать эту диалектику в сис-
теме современной психологии установки. Нет никакой надоб-
ности отождествлять эти понятия, та>к же как и отказывать-
ся от какого-либо из них. Только обе эти установки, вместе
взятые, создают сложную динамическую структуру лично-
сти, лежащую в ocHOtBe ее психофизических усилий вплоть до
реализации сознания и бессознательного психического 'Как
через неизбежное сотрудничество, так и через неизбежный
антагонизм между ними в целостной системе глобальных
фундаментальных отношений личности, а не в одних только
ее частных, локальных отношениях.
(в) Из изложенных выше суждений непосредственно
вытекает также мысль о существенном различии введенного
Узнадзе понятия установки — так (Называемой нефиксиро-
ванной, единой, установки, как особого рода «системы отра-
жения» и необходимой «суммы информации»: «Правда, уста-
новка является субъективным состоянием, однако это совер-
шенно особое аубъективное состояние. Установка возникает
всегда под действием объективного положения вещей и яв-
ляется таким состоянием, в котором отражено само объек-
тивное положение вещей, вызывающее ее. Следовательно,
установка — не чисто субъективное состояние, она — пере-
несение объективного положения вещей в субъект, она, так
сказать, объективное положение вещей, перешедшее в субъ-
ект»187. Поэтому, естественно, прежде всего она и дает чело-
веку возможность правильного (адекватного, по не иллю-
зорного) познания и воздействия на объект, т. е. познания и
изменения объекта как в собственнопсихологическом, так и
гносеологическом смысле ел о© а. Причем, «система отраже-
ния», о которой у нас идет речь, т. е. система самой -первич-
ной, досоз на тельной модификации установки, — суть систе-
ма, лежащая в основе психофизических усилий человека,
вплоть до реализации этих усилий в поведении, познании и
188 Р. Г. Натадзе Экспериментальные основы теергш установки
Д. Н. Узнадзе. Психологическая наука в СССР, т. 2, М., i960, стр. 151—
152.
ie? Д. Н. У з н а д з е, Указ. соч., стр. 73.
248

действии вообще. И, как таковая, она всегда предшествует
им, заполняя (вакуум между ними. В частности, тот личност-
ный эффект, который ;в виде этой пер,вичной, нереализованной
и нефиксированной установки «возникает в субъекте в ре-
зультате непосредственного воздействия ситуации, не может
быть ни созерцательным, ни действенным (т. е. пи психичес-
ким, созерцательным, контеплятивиЫ'М; ни моторным, дейст-
венным, практическим — А. Ш.) отражением. Это — свое-
образная, специфическая форма отражения, некое целост-
ное отражение, на основе которого, смотря по условиям, мо-
жет возникнуть либо созерцательное, либо действенное от-
ражение. Оно состоит в такой предуготовленности, в такой
настройке целостного субъекта, которая обусловливает про-
явление имению тех психических или моторных актов, кото-
рые обеспечивают созерцательное или действенное отраже-
ние ситуации»168.
Отсюда ,и совершенно ясно выраженная мысль о прин-
ципиально 'бессознательном характере данной установки и
ii<aiK особо организованной «системы отражения» и как особо
выраженной «суммы информации». Это значит, что любое
такое наше состояние — состояние установки — содержит в
себе пока что совсем неизвестное нам самим решение зада-
чи, «для сознания самого субъекта еще не данное». Однако
же «Оно само но себе уже совершившийся факт, который для
сознания субъекта должен произойти только с этого момен-
та. Он решен, так сказать, in nuce, а для субъекта он будет
решен только тогда, когда развернется во времени»189. Раз-
вертывание же любого та/кого нашего «состояния установ-
ки» во времени есть его реализация <в сознании ,и через соз-
нание, вплоть до его реализации в поведении и через пове-
дение. Отсюда и непосредственная связь установки с созна-
нием и опосредованным им чействшем субъекта, хотя сама
эта установка и бессознательна и остается таковой, пока во-
обще существует в своем качестве — в качестве .предуготов-
ленности человека к реализации своих сущностных сил в ас-
пекте целой системы его фундаментальных отношении, внут-
ренней формой которой, как мы попытаемся показать даль-
ше, служат отношения его сознания и бессознательного пси-
хического, этих его взаимоисключающих и взаимокомленси-
рующих собственнопсихологических характеристик вообще.
188 Д. Н. Узнадзе, Основные положения психологии установи
стр. 26.
1Sf) Д.Н.Узнадзе, Основы экспериментальной психологии, стр. 173.
249

Между тем, будучи собответнопеихологичсекой и гносео-
логической характеристикой феномена первичной, нереали-
зованной и нефиксированной установки, .признаком так на-
зываемой ее принципиальной бессознательности, она вовсе
необязательна, однако должна быть сочтена такой же фун-
даментальной характеристикой и для вторичной, фиксиро-
ванной установки. Впрочем, когда Узнадзе и сторонники его
ориентации говорят о -принципиально бессознательном харак-
тере феномена установки как об одной из самых существен-
ных и .необходимых его фундаментальных характеристик, они
не имеют в виду эту самую так называемую фиксированную,
лабораторную установку, подобно тому, как, характеризуя ее
призиаича-ми целости о-личностной модификации и динамичес-
кой структуры, они не имеют в виду эту самую установку.
Ибо, в отличие от всякой первичной, нереализованной и не-
фиксированной (не лабораторной) установки, установка эта
только в такой же мере может быть •неосозна.н.ной, в какой и
не целостно-личности ой модификацией и не динамической
структурой, т. е. признак принципиальной бессознательности,
как и -признак целостно-личностной модификации и динами-
ческой структуры, вовсе не является ее обязательной собст-
ственнолсихолош'ческой и гносеологической характеристи-
кой. Это значит, что вместе с Узнадзе и -сторонниками его
ориентации мы вправе считать ее та.ковой, но таковой не во
всех отношениях обязательно. Порой бывают случаи, когда
эта самая вторичная, так называемая фиксированная (лабо-
раторная), установка, будучи даже определенной -качественно-
стью той или иной все еще нереализованной и нефиксирован-
ной (не лабораторной) первичной (новой) установки, имеет
свой «аналог» в нашем сознании или просто осознается на-
ми. А это в какой-то степени облегчает понимание непосред-
ственной связи этой самой первичной, нереализованной и
нефиксированной (не лабораторной) установки с феноменом
сознания и опосредуемой И|М деятельностью человека, меха-
низма того, как эта установка ттри ее соответствующем «раз-
вертывании во времени» добивается своей реализации в соз-
нании и через сознание, вплоть до реализации в поведении и
через поведение. Между прочим, вероятность такой возмож-
ности теоретически вполне надежна-, более того, в лице оп-
ределенной группы наших социальных установок (аттитю-
дов), особенно при их непосредственном использовании для
той или иной целенаправленной «переквалификации» («пе-
реконструирования», обучения) и «самопереквалификации»
250

(«самопереконструирования», самообучения) системы, если
можно так выразиться, ее можно только подтвердить190.
Во всяком случае, наличие такой 'возможности можно
подтвердить не только .на примере соответствующих социоло-
гических и социалыю-психололических исследований совре-
менных западноевропейских и американских психологов. Весь
опыт экспериментальных исследований Узнадзе и его школы
в сфере так называемых наших фиксированных установок
можно интерпретировать так, чтобы иметь возможность в
результате убедиться в наличии их «аналогов» <в нашем соз-
нании и -в их самом непосредственном (сознательном) ис-
пользовании нами при решении той или иной актуальной (но-
вой) задачи. Иначе мы бы не поняли, например, некоторых
аспектов характерной для Узнадзе и его школы эксперимен-
тальной психологии установки, ib частности, найденного ими
установочного воздействия слова и самой потребности ъ сло-
ве, как определенном знаке при определенной коммуникатив-
ной ситуации, »в этой удивительно гибкой и в то же самое
время невероятно статичной единице выражения мысли, ибо
ведь слово не только рождает, но и убив-ает мысль, приобщая
^е .к потоку вечности. Дело в том, что абсолютно игнорируя
наличие таких «аналогов» в системе отношений, как «дейст-
вительность — сознание — язык — речь», мы не смогли бы
гпринять установку за «внутреннюю фо<рму» этих самых от-
ношений, как это характерно для Узнадзе. Да и вообще-то
любой переход той или иной нефиксированной установки в
фиксированную происходит в процессе реализации этой са-
мой установки в соответствующем (поведении человека» так
или иначе всегда опоаредовайном (то пассивным, а то и ак-
тивным) сознанием, во всяком случае этот переход прибли-
жает, а не удаляет ее от сознания, ъ сущности он всегда и
осуществляется в плоскости сознания в системе и через сис-
тему отношений «действительность — установка — поведе-
ние». Достаточно отметить, что на уровне человека сознание
— это не то, что порой воо-биде отсутствует, а то, что в
принципе всегда присутствует в этом ряду отношений; оно
же — высшая инстанция этих отношений.
При этом, разумеется, наблюдая над соотношением фи-
ксированной и нефиксированной установок, с одной стороны,
■и сознанием и этими самыми (установками, вместе взятыми.
1Я0 См. Д. Н. Узнадзе, Психологические исследования, М,, 1966,
стр. 388: «У субъекта возникает установка именно того поведения, по отно-
шению к которому он переживает «я хочу», и реализация этой установки
является содержанием его последующей деятельности».
251

с другой, где сознанию надлежит сквозь «щель» осущест-
вить по мим поведение, мы должны особое внимание уделить
феномену, известному у -психологов интересующей нас здесь
ориентации под именем объективации, — феномену «задерж-
ки». Причем «задержки» сознании над самим переходом
уста ноши сего поведения в сознание и над тем, как через
это самое сознание установка достигает своей реализации в
данном поведении. Иначе, как через посредство объектива-
ции, нельзя, оказывается, понять переход так называемой не-
фиксированной установки человека в фиксированную, а тем
более в общую закономерность отношений этих самых уста-
новок с сознанием в процессе их совместной реализации в
то.м или ином поведении. А вообще-то вряд ли мож'но объяс-
нить сложную динамическую структуру отношении «действи-
тельность — установка — поведение», отказавшись от реаль-
ной возможности перехода бессознательных установок в со-
знание, потому что ведь объективация, о которой здесь идет
речь, прежде всего как раз и есть объективация установки
того или иного поведения как определенной направленности
(ориентации) субъекта к его реализации в соответствующих
психических и психомоторных актах. В результате такой объ-
ективации она, конечно, перестаем быть «единой установкой»
субъекта, но это не только не мешает, а, наоборот, способ-
ствует процессу ее фиксации в сознании и через сознание,
вплоть до ее реализации в поведении и через поведение, за
чем и следует ее «уход» из этото цикла действии в качестве
возможной определенности установки на будущее, но не ее
«выход» из употребления вообще.
Установка, как и сами сознание и бессознательное пси-
хическое, IB принципе всегда находится в едином поле дейст-
вий человека, и это не только в каком-то промежутке меж
событий, а в вечном потоке его времени — «прошедшее —
настоящее — будущее», в силу чего, в принципе, она может
передаваться по определенным законам наследственности, в
процессе учения, как передаются определенные навыки п
прочие способности человека, функционирующие на основе
его «единой модификации» по той или иной (новой) потреб-
ности и ситуации, могущей удовлетворить эту потреб-
ность, т. е. по той или иной установке на будущее. Только в
этом смысле и в этом контексте могут быть поняты, напри-
мер, традиции отдельных народов или наций как .их опреде-
ленные социально-пеихологичеакие установки, механизм воз-
никновения и развития этих установок вплоть до их перекон-
струирования, а иногда и полной ликвидации. Мы не окажем,
что установки такого вида обязательно бессознательны, хотя
они вполне и могут быть таковыми, ибо мы не только оеозна-
252

ем действие наших социально-психологических установок в ви-
де той или иной нашей национальной (классовой, племенной
или какой-нибудь другой) традиции, но и часто бываем «жерт-
вами» их бессознательных воздействий на нас и на наше со-
знание. Поэтому относительно таких установок мы могли бы
сказать, что они могут быть и сознательными (находящими-
ся в поле сознания) и бессознательными (находящимися за
пределами этого поля, ни же сознания) и как установки
прошлого, и как определенной качественности установки на
будущее, т. е. перейти из состояния бессознательного в соз-
нание и, наоборот, из сознания в бессознательное в повседнев-
ном, но не в собственном смысле слова «■бессознательное».
И действительно, в этом отношении фиксированные ус-
тановки, о которых у нас »деть речь, во многом напоминают
установки типа Eirstellurg, Attitüde и Set в их сов-
ременном западноевропейском и американском понимании,
но и в этом отношении они принципиально отличаются от
них: напоминают тем, что, подобно так называемым габиту-
альиым психологическим установкам Марбе и сторонников
его ориентации из современной западноевропейской и амери-
канской психологии, особенно их социально-лоихолошчвеким
установкам, известным под именем аттитюдов, в принципе
они та.к же мопут меняться в пределах амплитуды колебаний
человеческой психики между сознанием и бессознательным
психическим, будучи та-кими же результатами «учения» (пов-
торения, многократного восприятия одной и той же ситуа-
ции), как н те, так называемые га-биту ал ь'пые, психологичес-
кие установки Марбе и сторонников его ориентации из сов-
ременной западноевропейской и американской психологии,
особенно как их социально-психологические установки под
именем аттитюдов; отличаются же тем, что в противополож-
ность установкам этого типа (Einstellung, Atütide, Set),
которые, как правило, первоначально всегда формируются в
сознании и только отсюда переходят в бессознательное, они,
наоборот, первоначально всегда формируются в бессозна-
тельном и только через бессознательное переходят в созна-
ние; к тому же в отличие от них, поскольку установки этого
типа (Einstellung, Attitüde, Set) всегда функционируют как
самостоятельные установки, они суть определенные качест-
венности (элементы) той или иной установки на будущее,
функционирующие не иначе, как только через эту самую ус-
253

тановку как установку да итого, все еще предстоящего быть
осуществленным поведения191.
191 Ср. Ш. Н. Ч х а р т и ш в и л и Указ. соч., стр. 31—38 и 49—50:
«В зарубежной психологии термином установки (Einstellung, Attitüde, Set)
обозначаются явления того порядка, которые объединены в тчятии фикси-
рованной установки по психологической концепции Д. Н. Узнадзе. Поэтому
эти понятия, равно как и понятие фиксированной установки, не являются
понятиями, размещенными в сфере установки. Они укладываются на одной
плоскости, а именно, на плоскости факторов поведения. Строгое их размеже-
вание от понятия установки необходимо для того, чтобы правильно уяснить
имеющееся в наличии отношение между установкой и этими понятиями. Ког-
да, например, зарубежные психологи утверждают, что установка является
якобы продуктом учения, а не процессом, то они ие ошибаются, они правы,
так как фиксированная установка в самом деле является продуктом учения,
а не процессом учения. Они не располагают иным значением понятия установ-
ки, которое сделало бы понятным, уяснило бы процесс учения». Установка
же в значении Einstellung, Attitüde, Set, по их мнению, может быть не толь-
ко сознательной, но и бессознательной, перейти из сознания в бессознатель-
ное, а оттуда опять вернуться в сознание. В частности, «такой переход уста-
новки из сознания в бессознательное и из бессознательного в сознание Марбе
признает само собой понятным явлением». («Для нас же,— добавляет автор,
—это остается совершенно непонятным».) Дело в том, что само бессознатель-
ное, по Марбе, это не что иное, как «бессознательные факты сознания» (см*
его Theorie der motorischen Einstellung und Persönlichkeit, 1933, стр. 20), т. е.
факты, «которые в одно время были фактами сознания, но теперь продолжают
свое существование ниже порога сознания и поэтому уже не являются фено-
менами последнего. Однако в определенных условиях они могут подняться
выше порога сознания и явиться нам среди его манифестных содержаний или
в неизменном виде, или более или менее модифицированными под влиянием
критического опыта. Затем в неизменном или измененном виде они снова опус-
каются ниже порога сознания и продолжают существовать вне границ созна-
ния до тех пор, пока вновь не получат возможность быть осознанными». А
в общем-то это значит, что любая установка в значении Einstellung, Attitüde
или S^t «первоначально всегда формируется в сознании в виде переживаний
и их связей, а затем отсюда переходит в бессознательное, откуда, при соот-
ветствующих условиях, снова возвращается в сознание. Она повторно появ-
ляется в сознании или в неизменном виде, или тут же под влиянием крити-
ческого опыта модифицируется и затем в модифицированном виде снова возв-
ращается в бессознательное». Во всяком случае, «психическая установка К«
Марбе является феноменом сознания, конфигурацией переживаний, ассоциа~
тивно связанных между собой, конфигурацией, которая формируется в поле
сознания, здесь же действует и модифицируется (переструктуируется) под вли-
янием опыта. А ниже порога сознания она сохраняется бессознательно,
в инактивном состоянии до тех пор. пока соответствующий опыт не призо-
вет ее к действию».
254

Стало быть, при сей интерпретации мы должны конста-
тировать не только существенное сходство, в том числе и
■сходство по амплитуде колебаний от психической системы бес-
сознательного до псиХ1Ической системы сознания я, наоборот,
от психической системы сознания до психической .системы
бессознательного, — кое имеется между фиксированной ус-
тановкой и установками в значении Eiistellug, Atlih de, Set,
но и само существенное различие, в первую очередь разли-
чие, которое имеется между ними как раз по амплитуде их
колебаний от психической системы сознания до психической
системы бессознательного и, наоборот, от психической систе-
мы бессознательного до психической системы сознания и ко-
торое, в сущности, заключается в их обратной пропорциональ-
ности этой амплитуде, о чем у нас только что речь шла выше.
Фиксированная установка, равно как и установка в зна-
чении Einstellung, Attitüde, Set, вселда дает о себе знать не
иначе, KaiK только через прошлое, как нечто непременно от
прошлого, и это не только и не столько как прямо ярко выра-
женный «аи-шипод», но "и i<aiK весьма «определен'пая качествен-
ность» той или иной установки настоящего на будущее,
т. е. этой самой подлинно (.непосредственно) .психологической,
/все еще нереализованной и .нефиксированной установки, всеце-
ло покрывающей область так называемой бессознательной
психики. Это одна она, эта самая нереализованная нефикси-
рованная установка, способна заметить .и действительно заме-
няет любое понятие — понятие Фрейда и прочих психологов
— о бессознательном психическом в собственном, т. е. в соб-
ствен.нопсихолопическом и специалы-юпеихологичееком, а не
в обычном (т. е. обычнопсихологическом и традициоинопси-
хологическом, лейбнидевскеш) смысле слова «бессознатель-
ное психическое».
Поэтому в своем анализе фиксированной установки, как
и установок в значении Eirstellurg, Attitüde, Set, мы
должны .руководствоваться этим самым качественно 'но-
вым понятием нефиксированной установки. В этом понятии
Узнадзе находит общий принц™ объяснения для целого кру-
га психических процессов и состояний, в том числе и фикси-
рованной установки. Оно и единственно возможное в таком
качестве понятие для объяснения целого круга психологиче-
ски« установок в значении Einstellung, Attitüde и Set.
(2) Предпринятый выше сравнительный анализ до сих
пор все еще самостоятельно функционирующих и конкуриру-
ющих между собой ориентации в современной психологии
установки — восточной и западной — особо выделяет вве-
255-,

денное Узнадзе понятие единой, недифференцированной и не-
фиксированной установки, и это не только и не столько для
того, чтобы, ссылаясь на это по;пнтпе, мы могли легко отли-
чить друг от друга две нал/ванные ориентации в современной
психологии установки (в сущности как раз вокруг него и
происходит сегодня сплошная поляризация соответствующих
каждой из этих ориентации взглядов), но еще н потому, что,
не обратив на это понятие должного внимания, мы не смогли
бы найти общую почву для конструктивного сотрудничества
между этими ориентациями на уровне современной психоло-
гической теории личности, тем более, если бы при этом мы
хотели выяснить систему фундаментальных отношений этой
самой личности через ее взаимоисключающие и взаимоком-
пеисирующие собетвеннопсихологические характеристики —
сознание и бессознательное психическое. А между тем как
раз этот вариант рассмотрения и представляет HaiM наиболее
реальную воз'можность для окончательной проверки как тон,
так и другой ориентации в современной психологии установ-
ки. Причем, занимаясь их окончательной проверкой на уров-
не общей теории сознания и бессознательного психического
как общей теории самой личности, их носителя, мы должны
отказаться ка.к от всякой попытки обособления, так и от
всякой попытки сведения (редукции) категориальных аппа-
ратов этих ориентации — от этих 'крайностей, к сожалению,
все еще одинаково встречающихся в современной литерату-
ре по психологии установки.
В первом случае представители западной ориентации
отделяют свою психологию от восточной, равно как и пред-
ставители восточной ориентации — от западной, в силу
чего они не способны по-настоящему объединить свои уси-
лия на уровне общей теории личности. Во втором же — они
все еще напрасно тратят свои силы в направлении отожде-
ствления этих ориентации: западники — в пользу западной
•и восточники — в пользу восточной ориентации, что, в конеч-
ном счете, мешает их подлинной ассимиляции в лоне этой
самой психологии установки. А между тем, чтобы способство-
вать такой ассимиляции имеющихся ориентации, надо выяс-
нить генеральную тенденцию современной психологии уста-
новки на уровне общей теории сознания и бессознательного
психического как общей теории личности, их носителя, и это
.имеет в виду отнюдь не дальнейшую поляризацию их психо-
логических взглядов, но, напротив, конструктивное сотрудни-
чество носителей этих взглядов. Если идти по линии только
лишь поляризации психологических взглядов, это не поможет
выявить генеральную тенденцию этой самой современной
256

психологии установки, тем более -при условии, если мы хо-
тим сделать это на уровне интересующей нас теории — тео-
рии сознания и бессознательного психического как общей (об-
щепоихологической, эпистемологической, эстетической и пр.)
теории личности, их носителя. А между тем, весь опыт сов-
ременной психологии установки с ее противоположными ори-
ентациям'И, о котором у нас речь шла выше, если подойти к
(нему с позиции данной теори.и, в конечном счете ставит нас
перед логической необходимостью объединения, но не разъе-
динения, мобилизации усилий обеих ориентации для их под-
линной ассимиляции под этой единой тенденцией развития
современной психологии установки. Хотя бы одно отсутствие
тщательно разработанного взгляда на целостно-личностную
модификацию установки среди психологов западной ориен-
тации, как и на так называемые социально-психологические
установки (Attitüde) среди психологов восточной ориентации
— достаточное (к то.му основание.
(а) И действительно, все возрастающая в наши дни в
среде психологов западной ориентации потребность © стро-
гой проверке своих взглядов на уровне общей теории дея-
тельности личности в конце концов приводит их к приз'нанию
определенной роли весьма благоприятного влияния на них
идей с востока, что так образно и непосредственно выраже-
но в одной из совсем недавних публикаций Лучиано Мекаси
«Советская психология в западных странах»192, посредством
привлеченного в качестве эпиграфа положения Узнадзе о том,
что исходный пункт психологии — не психические явления, а
сами живые индивиды, носители этих психических явлений,
ибо в активные отношения с действительностью вступает не-
посредственно субъект как целое, а не отдельные акты его
психической деятельности, и если принять этот несомненный
факт за исходное положение, то становится бесспорным, что
192 L u с i а п о М е с а с с i , Soviet Psychology in Western Contries,
1971. (Ср. с Айзенком «...последней характерной чертой работы
русских является почти полное игнорирование работ западных психологов;
и в этом отношении мы им отвечаем полной взаимностью, так как работы
русских практически никогда не упоминаются на западе. По этому поводу
можно заметить «А plague on both your houses». Совершенно ясно, что
наука не останавливается по одну сторону «железного занавеса», а потому,
какими бы ни были в действительности взгляды русских на нашу работу,
несомненно, было бы чрезвычайно глупо с нашей стороны игнорировать
очень важные успехи, которых за последние годы достигли Теплов, Лурия
и др.». Цитир. по указ. соч. Д. Г р и ц ю к а , стр. 3.)
17. А. Е. Шерозия
257

психология как наука должна »сходить не из истолкования от-
дельных психических процессов, а из истолкования самого
субъекта ('как .целого), который, вступая во взаимоотношения
с действительностью, оказывается вынужденным прибегнуть к
помощи отдельных психических процессов193.
Дело в том, что Узнадзе и сторонники его ориентации
своим толкованием опровергают традиционное понимание
личности как одной лишь совокупности ее психических пере-
живаний, заменяя его понятием целостной .и целостно-дина-
мической (конкретной) личности как субъекта единой уста-
новки на ту или иную определенную форму активности (де-
ятельности), при реализации которой возникают и, по мере
надобности, одна за другой включаются все ее психические
и .психосоматические функции, вплоть до возникновения соз-
нания со всеми его познавательными способностями. Отсюда
и принципиально иное понимание собственно установки как
особого рода функции, имеющей «общеличностный охват и
соответствующее этому значение»194, как так называемой еди-
ной установки.
Насколько верной и перспективной является постановка
Узнадзе .и сторонниками его ориентации вопроса о единой
сущности установки на уровне общей теории деятельности
личности с позиции психологов противоположной ориента-
ции, можно судить хотя бы по выступлению С. Мооковичи
на специальном симпозиуме, посвященном наиболее акту-
альным проблемам современной .психологии установки (Бор-
до, 1959). Он говорил: «Является сомнительным, правомерно
ли обсуждать понятие установки, если можно так выразить-
ся, «в себе». Когда ставятся вопросы о предпочтении мони-
стического или плюралистического подхода, об описательном
или объяснительном значении понятия установки, на них мож-
но ответить правильно, лишь опираясь на определенную тео-
рию поведения. Обыкновенно в процессе научного исследо-
вания мы констатируем наличие установки на основе таких
форм проявления, как селективность, константность, -пластич-
ность и т. д.; всякий раз, когда мы 'констатируем наличие
феноменов такого типа, мы их рассматриваем как феномены
установки. Однако трудность заключается в том, что один и
тот же феномен может быть объяснен различными способа-
193 Д. Н. У з н а д з е , Экспериментальные основы психологии установ-
ки, стр. 166.
194 Т ам же. стр. 176.
258

ми. На уровне описания нас ничто не обязывает принять по-
нятие установки или отказаться от него, но возможно ли
прийти к общему выводу, найти общую нить только лишь
путем исследования всех проявлений феномена? Или необ-
ходимо предварительно выдвинуть определенное понятие ус-
тановки и затем проследить, каковы соответствующие ему
феномены? Какой бы путь мы ни избрали, я предпочитаю,
прежде чем обсуждать единое унитарное понятие установки,
предварительно определить общую теорию деятельности, на
базе .которой станет возможным осуществление согласования
понятия установки с соответствующими феноменами»195.
Судя по результатам данного симпозиума, особенно по
дискутируемым на нем вопросам (можно ли считать уста-
новку врожденной или она только благоприобретаема? Как
решается, в свете толкования установки, 'противопоставление
моментов константности и лабильности в поведении индиви-
да? Могли ли мы -рассматривать установку как состояние
статическое или она только состояние динамическое? И пред-
ставляет ли она собою, к тому же, специфическое обобщенное
состояние? Следует ли считать понятие установки понятием
объяснительным?), а не по выступлению одного только
С. Московичи, самое существенное и характерное влияние
идей восточной ориентации на западную более чем очевидно.
Да, в основном, и весь опыт современной психологии установ-
ки можно представить таким образом, чтобы, ссылаясь на
этот опыт, подтвердить ту же мысль, и тем более, если подой-
ти к нему с точки зрения общей теории личности. А между
тем, по существу, все равно, сами эти идеи Узнадзе и сторон-
ников его ориентации являются непосредственными фактора-
ми такого влияния или представители западной ориентации
через собственный опыт приходят к ним самостоятельно. Во
»всяком случае, популярность идей Узнадзе и его школы сре-
ди современных западноевропейских .и американских психо-
логов, как и наоборот, идей некоторых современных запад-
ных психологов, занимающихся проблемой установки, — сре-
ди психологов узнадзевской школы, при их совместной рабо-
те над этой проблемой все больше и больше возрастает. Об
этом лучше всего судить по их совместному участию в спе-
циальном сборнике, посвященном 85-летию со дня рождения
196 Les Attitudes, Symphosium, Paris, 1961, стр. 131 (См. более подробно
об истории и современном состоянии исследования проблемы установки указ.
соч. А- С Прангишвили, раздел общеп си хологи ческой теории уста-
новки.)
259

Узнадзе196. (Достаточно отметить, что в этом сборнике прини-
мают участие такие видные психолога современного Зашада,
как Ж. Пиаже, И. Фресс, А. Лачинс, А. Беллак, С. Моско-
вичи, П. Олерон, Н. О'Конор, Ж. Шато и др.197)
В чем же сеырет того интереса, который вызывают идеи
Узнадзе. Начиная еще с 20-х годов, Узнадзе ставит перед со-
бой задачу найти соответствующий подход к сущностным си-
лам человека через сущностные силы его психики, подвергая
при этом последовательнейшей критике Фрейда и сторонни-
ков его ориентации. И решить поставленную перед собой за-
дачу он оказывается © состоянии, открыв «единую сущность»
установки на уровне общей и экспериментальной психологии
установки, ссылаясь па которую психолога его ориентация
в-полне аргументированно могут ответить сегодня почти на
все основные вопросы, которые были поставлены, хотя бы на
том же самом специальном симпозиуме в Бордо, заставив
при этом согласиться с их общим подходом к рассмотрению
этих вопросов, суть которого состоит в том, что прежде чем
вывести какое-либо окончательное суждение об унитарном
■понятии установки, его следует принять во внимание и про-
верить через всю систему понятий общей теории деятельно-
сти личности. (Водь общее «состояние личности, а не отдель-
ные се силы и способности определяют поведение человека»,
ксходя из чего, и «психология человека строится на принципе
активности его, :как целого, — на принципе его установки.
Так называемые психические «функции» человека, как его
наблюдения, представления, внимание, как и мышление и во-
ля, представляют собой лишь дифференцированные психиче-
ские свойства, которые обслуживают его установку»198.) Это,
198 Психологические исследования, Тб., 1973.
197 Исследования этих психологов (J. Piaget, Contradiction et conserva-
tions; Р. Fraisse, Integration temporele et antieipation cognitive; A. S. Luchins
and E. H. Luchins, The Roles of Thinking and Surveyability on Einstellung
Effects; A. Wellek, The Theories of Ustanovka (Einstellung) and Structure;
S.Moscovici, Attitudes individuales et collectives; P. Oleron, Langage et acti-
vites cognitives. Convergences avec unePsychologie de l'attitude; N. O'Connor,
Cognitive Development and the Concept of Set; J. Chateau, Les rescherches
Bordelaisen sur la psychologie des attitudes; J Hrltzuk, H. Janzen, A Com-
parlson of Ustanovka and Einstellung: Uznadze and Luchins...) вместе с соот-
ветствующими исследованиями лколы Узнадзе прямо-таки подгверждают
основную идею предлагаемой нами интерпретации феномена установки
принимающей его за исходную инстанцию общей теории сознания и бессоз-
нательного психического при междисциплинарном подходе к проблеме ли-
чности.
1Р8 Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 204.
260

во-первых, а во-вторых к тому же, прежде чем считать по-
нятие установки описательным или объяснительным, нужна
заранее выяснить принципиальную разницу между понятия-
ми фиксированной и нефиксированной установиш, потому что
ведь в сущности только -понятие нефиксированной установки
может быть понятном объяснительным, ибо толыко одно со-
ответствующее ему состояние человека — состоялие единой
установки — фигурирует у него в качестве единственно воз-
можного «модуса» его личности. («Специальные иеследова-
.ния установки показали, что это понятие имеет общий харак-
тер, — оно касается явлений как в сфере количественных со-
отношений, так и в сфере качественных различий, и для изу-
чения .всего этого существуют методы, дающие возможность
экспериментального их анализа»199.)
Только убедившись в этом и только при таком понимании
унитарной установки, мы могли бы установить остальные ха-
рактеристики феномена установки, в том числе и необходи-
мость в самом принципе ее принципиальной бессознательно-
сти. («Само собой разумеется, что целостное состояние не
отражается в сознании субъекта в виде его отдельных само-
стоятельных переживаний; оно играет особую роль, опреде-
ляя работу субъекта в направлении активности, приводящей
его к удовлетворению своих потребностей. Оно, это состоя-
ние субъекта, как целого, не может переживаться им в виде
ряда отдельных содержаний, характеризующих ситуацию, в
которой протекает его активность. Установка не может быть
ш Д. Н. У з н а д з е, Указ. сеч., стр. 17*. (См. также стр. 179: «В на-
стоящее время мы имеем возможность ^ать более или менее педроб- \ю харак-
теристику установки по следующим вопросам: 1) по вопросу о разновиднос-
тях установки, 2) по вопросу о ее возбудимости, 3) о процессе ее угасания»
4) о ее угасании л условиях продолжительных экспозиций и в естественных
условиях её протекания». Причем, «при экспериментах на угасание установки
обнаруживается наличие нескольких ее разновидностей, прежде чем она оп-
ределится окончательно в данной серии опытов: ]) установка динамиче-
ская, угасающая после ряда повторных критических опытов, и установка
стати ческа я, вовсе не подлежащая угасанию в данной серии опытов;
2) установка пластическая, слабеющая постепенно и лишь по про-
хождении ряда ступеней уступающая место новой установке соответствую-
щей данной ситуации опытов, и установка грубая, угаегющая сразу без
процесса постепенного прохождения ступеней ее угасания». Почти еесь опыт
экспериментальной психологии установки, полученный Узнадзе и сторонни-
ками его ориентации при рассмотрении соответствующего эффекта установки,
о котором так пространно говорится в цитируемой здесь монографии, дает
более чем необходимое тому подтверждение.)
261

отдельным актом сознания субъекта, она — лишь модус его
состояния, как целого. Поэтому совершенно естественно счи-
тать, что, если что у .пас протекает действительно бессозна-
тельно, так это, в первую очередь, конечно, паша установ-
ка»200.)
Это значит, что прежде всего в дифференцированном
подходе нуждается само понятие установки и состояние ус-
тановки, как и понятие и состояние личности, ее носителя,
ибо, наделенное содержанием уже реализова-нной и фикси-
рованной установки, оно не 'Сумеет быть понятием объясни-
тельным. В качестве такого понятия и состояния в системе
Узнадзе выступает понятие одной лишь неф инее и ров а иной и
нереализованной, унитарной установки. (Между тем, ссыла-
ясь на это, мы могли бы указать еще на одно существенное
отличие пот яти я та.к называемой унитарной установки, в его
узнадзевском понимании, как от понятия собственно фикси-
рованной установки, которое в системе Узнадзе функциони-
рует вместе с этим самым понятием унитарной установки,
так и от по.нятий, известных в современной западноевропей-
ской и американской психологии установки в смысле «Ein-
stellung», «Attitüde», «Set», в принципе, так же как и понятие
фиксированной установки, лишенных всякого основания быть
включенными в систему исходных понятий общей теории лич-
ности, а следовательно, и выполнить, вместе с понятием уни-
тарной установки, функцию объяснительного понятия совре-
менной психологии установки. Они по всей своей сути не вы-
держивают такой нагрузки.)
Как раз на этом уровне .и на этом основан™ и вводит
Узнадзе свое понятие так называемой унитарной установки
и строит свою концепцию о ее динамической структуре и це-
лостно-личностном происхождении, как и о способности дан-
ной установки подвергаться полной фиксации и дифферен-
циации. («На основании дач-шых наших экспериментов, мы
имеем в настоящее время возможность различать установку
диффузную, недифференцированную, и установ-
ку ф .и iK е и р о ванн у ю, затем — установку легко возбу-
димую, подвергшуюся фиксации на базе незначительного
■числа установочных опытов, и трудно или вOBice невоз-
будимую, н е ф и к с т ip у ю щу ю -с я у с т а « о в к у»201.)
Из этого цикла научных суждений можно, однако, вы-
делить по крайней мере два вопроса, при рассмотрении ко-
200 Д, Н. У з н а д з е, Указ. соч., стр. 178.
«1 Там же, стр. 179.
262

торых, разрушая границы традиции, Узнадзе и сторонники
его ориентации, а за ними их современные критики, порой не
всегда проявляют должную меру необходимой осторожности,
а иногда даже »допускают некоторые явные неточности как в
том, так и в другом направлении. Имеется в виду вопрос о
существенном различии между фиксированной и «нефиксиро-
ванной установками по принципу и исходя из принципиаль-
ной бессознательности самой установки, с одной стороны, и
между обычнопсихологическим и специальнопсихологическим
пониманиями собственно бессознательной психики, с другой.
Дело в том, что касаясь вопроса о существенном различии
между фиксированной и нефиксированной установка-ми, Уз-
надзе и сторонники его ориентации вовсе не проводят меж-
ду |НИ'Ми такой г.раа-ш но п.рнншлу и исходя 'Из ■при.нщш.наль-
;иой бессознательности самой установки. Во всяком случае,
в основном -им приходится одинаково говорить о принципи-
альной бессознательности как той, так и другой, подобно то-
му, как, касаясь вопроса о существенном различии между
обычнотгеихологическими и специально психологическим и по-
ниманиями собственно бессознательной психики, практиче-
ски они сводят это различие на нет, так как, полностью отож-
дествив эту психику с состоянием установки, они тем
самым отказываются от всякой иной постановки вопроса.
(«Мы видим, что бессознательное действительно существует у
нас, но это бессознательное не что .иное, как установка субъек-
та»202; при таком понимании понятия бессознательного >и ус-
тановки всецело покрывают друг друга; отсюда и «ненуж-
ность понятия бессознательного»203.) Между тем следовало
бы сохранить такую грань и в том и в другом отношении,
тем более, что в самой системе имеется на это весьма солид-
ное основание.
В обоих случаях наличие гаких просчетов в сущности
обусловливается и даже оправдывается одними и теми же
причинами.
Во-первых, это отсутствие технической возможности
осуществить прямое наблюдение и ад эффектом так называе-
мой пе-рвичной, нефиксированной и нереализованной (унитар-
ной) установки личности как субъекта предстоящего дейст-
вия. Дело в том, что по этой причине почти все -фундамен-
тальные характеристики данной установки Уз.надзе и сто-
ронники его ориентации получают всего лишь через соот-
262 Д. Н. У э н а д з е. Указ, соч.» стр. 178.
203 Т а м ж е» стр. 40.
263

ветствующие экспериментальные 'исследования фиксирован-
ной установки, путем выявления закономерностей этой самой
установки. Но ведь в сущности в психологической школе
Узнадзе экспериментальное изучение феномена установки
началось, — и, в основном, все еще .имеет место, — только
на материале непосредственных наблюдений над эффектом
фиксированной установки, в частности над эффектом экспе-
риментальной иллюзии 'восприятия. Во всяком случае, их
специально постулированные эксперименты по вызову уста-
новки три глубоком гипнотическом сне, так характерно и
так поучительно информирующие нас о (вполне бессознатель-
ном происхождении данной установки, также проводились
по методу фиксированной установки. («После того, как испы-
туемый под влиянием гипнотического внушения засыпает,
ему дают последовательно в руки шары разных объемов 10—
15 раз, а затем , приказав забыть об этих опытах совершенно,
отводят в другую комнату, где и выводят его из гипнотическо-
го состояния... и, убедившись, что испытуемый не помнит ни-
чего относительно проделанных с ним опытов, эксперимента-
тор дает ему в руки naipy равных шаров в качестве критиче-
ских объектов с заданием сравнить их между собой. Эти опы-
ты, которые были проделаны с рядом разных лиц, дают, как
правило, один и тот же результат: шары критических опытов
расценигваются, как определенно неравные»204.)
204 Д. Н. У з н а л з е, Указ. сочч, стр. 175—176. («Что же говорит нам
=*тот результат наших гипнотических опытов? Нет сомнения, что равные ша-
ры критических экспозиций кажутся испытуемым неравными только пото-
му, что с ними проводились установочные опыты. Значит, эффект этих опы-
тов сохранился у них в полной мере, т. е. в установочных опытах у испы-
туемых выработалась установка, которая не оставила в сознании никаких
следов — испытуемые ровно ничего об этих опытах не помнили. Тем не ме-
нее, зга установка сохранилась у них помимо сознания и в критических опы-
тах оказала соответствующее влияние на восприятие равных шаров—они пока-
зались испытуемым ясно неравными, под определенным влиянием установоч-
ных опытов, о результатах которых они, повторяем, ровно ничего не помнили.
Следовательно, мы должны заключить, что, согласно -jtum опытам, у испытуе-
мого вырабатывается установка, которая, поскольку о существовании ее он
ничего не знает, не может являться содержанием его сознания или. что то же»
не может считаться частным психическим фактом».)
264

Во-вторых, это наличие явной несостоятельности всех,
без исключения, предшествующих теорий о бессознательном
психическом, которые по существу и не располагали поня-
тием об этом психическом в собственном смысле слоеа. До-
статочно отметить, что им 1не располагала даже теория Фрей-
да, не говоря уж о соответствующей теории самой психоло-
гии установки. Естественно, что п-ри такой ситуации Узнадзе
и сторонники его ориентации, "В определенной мере, просто
не могли не сделать излишне решительных выводов при со-
ответствующей интерпретации открытого ими качественно
(нового феномена установки как единственно возможного
(особого) рода психической реальности, могущей функцио-
нировать в качестве так называемой «бессознательной пси-
хики» в собственном смысле слова, и гласным образом выра-
зилось это в том, что, приняв эту инстанцию действительно-
сти за единственно возможную «бессознательную психику» в
собственном, т. е. собственнопсихологичсском и специально-
психологическом смысле слова, они в то же время вовсе за-
черкнули ее__и в самом обычном, т. е. обычнопсихологлческом
,и традиционнопсихологическом, смысле слова. Во всяком
случае, Узнадзе и сторонники его ориентации все еще пред-
почитают отказываться от всякой модификации бессозна-
тельной психики в виде каких-либо отдельных явлений чело-
веческой психики (представлений, эмоций, мыслей), а тем бо-
лее непосредственно в -виде каких-либо содержаний сознания,
по той или иной причине ускользнувших из-под власти этого
самого сознания и действующих на него со стороны, хотя бы
в виде отдельных фактов его «вытеснения», .и это не только
в собственном, еобственнопеихологическом и специальнопси-
хологичеоком, но и в самом обычном, обычнопсихологичес-
ком и традиционнопсихологичеоком смысле слова: они имеют
в в.иду -«бессознательное психическое» вообще. («Можно ут-
верждать, что наиболее существенным источником, из кото-
рого проистекают основные трудности, например всего уче-
ния Фрейда, является именно эта концепция бессознательно-
го. Я думаю, если бы удалось освободить понятие бессозна-
тельного от обычного для сознательной жизни психического
содержания, если бы удалось найти для него иное со-
держание, которое по существу не было бы радикально отор-
вано от связи с психикою, то тогда мы бы получили в руки
орудие, которое дало бы нам возможность глубже вник-
нуть в действительное положение вещей». «Мы (находим, что
учение о бессоанателкном базируется лишь отчасти на -пра-
вильном представлении о психической жизни. Оно подчерки-
вает, по праву, что сознательные процессы далеко не исчер-
2GS

пывают всего содержания психики и что поэтому возникает
необходимость п/ризнаная процессов, протекающих в.не соз-
нания. Мы видим, что понятие установки, как оно оформилось
в результате наших гипнотических опытов, прекрасно подхо-
дит под его определение»205.)
Но если бы даже и не это, все равно, читая Узнадзе и
сторонников его ориентации в этой связи, да и вообще, мы
не должны следовать букве и вы-водить свое окончательное
суждение из формально возможных толковач-iий текста, не
принимая во внимание ни одно, ни другое обстоятельство.
Читать Узнадзе и сторонников его ориентации лучше всего
в перспективе развития современной психологической мысли.
Только при таком чтении можно раскрыть сущность их идей,
в частности идей о принципе и о принципиальной бессозна-
тельности феномена установки, и напрасно некоторые пси-
хологи пытаются сделать это, не выходя за пределы ортодок-
сального чтения.
(б) В противном случае сами эти психологи восточной
ориентации, как и наоборот..., не смогли бы отразить влия-
ние на себя психологов противоположной (западной) ориен-
тации и по-настоящему заняться полной ассимиляцией их
научных достижений, что в конечном счете отвлекло бы их
внимание от действительной расстановки сил в современной
психологии установки и непременно задержало бы их ко-
рабль перед самым выходом на океанский простор. А между
тем, в таких случаях в науке куда лучше пойти даже на ком-
промисс, чем отказаться от жестокой конкуренции и тем бо-
лее, что сама психология все еще не достигла, да и вряд ли
когда-нибудь достигнет, бескомпромиссного уровня своего
развития, если считать, что всякая наука прежде всего —
борьба мнений. И неслучайно сегодня психологи западной
ориентации идут навстречу нам и в своих научных поисках
все больше и больше начинают оперировать так называемым
единым унитарным понятием установки. Иначе им не сойти
с узкой дорожки своей науки, не организовать своих исследо-
206 Д. Н. У з н а д з е. Укаа# соч., стр. 41. (См. там же, стр. 40: «Нет
сомнения, что наиболее слабым пунктом учения о бессознательном, например
у Фрейда, является утверждение, что разница между сознательным и бессо-
знательным процессами в основном сводится к тому, что эти процессы, будучи
по существу одинаковыми, различаются лишь Tevr, что первый из них сопро-
вождается сознанием, в то время как второй такого сопровождения не имеет.
Что же касается их самих, то внутренняя природа их и структура остаются
в обоих случаях одинаковыми».)
266

ваний феномена установки на уровне общей теории деятель-
ности личности.
К тому же приятно отметить, что определенно.му влия-
нию со стороны психологов .восточной ориентации подверга-
ются не только психологи западной ориентации, ,все чаще и
чаще подтверждающие необходимость в едином унитарном
понятии установки на уровне общей теории деятельности, но
и психологи восточной ориентации — со стороны психологов
западной ориентации, возложившие на свою теорию задачу
найти способ к полной ассимиляции их научных достижений
на том же уровне общей теории деятельности личности. На-
счет ассимиляции, кстати сказать, то же самое -пытаются, в
свою очередь, сделать и сторонники западной ориентации —
они ведь тоже хотят «найти способ к полной ассимиляции на-
учных достижений психологов противоположной (восточной)
ориентации, а не просто наладить с ними непосредственную
связь. И это не что иное, как наличие здоровой конкуренции
в современной психологии установки, об окончательных ре-
зультатах ^отарой, EO3iM0HC№0, по;ка еще рано судить. Но одно
все же ясно, а именно, то, что (выйти победительницей из этой
нелепкой конкурентной борьбы сможет лишь та теория, кото-
рая впоследствии сумеет почти все свои основные проблемы
и понятия подвести .под общее определение единой сущ-
ности установки и рассмотреть их на уровне современной
общей теории деятельности личности, вьшолняя при этом
роль исходной инстанции для этой теории. Причем, так пола-
гают не только психологи восточной ориентации, но и психо-
логи западной ориентации. (Вспомним хотя бы о том, же са-
мом Мооко1ВИЧ,и на том же самом специальном симпозиуме в
Бордо: «...я предпочитаю, прежде чем обсуждать единое уни-
тарное понятие установки, предварительно определить общую
теорию деятельности, на базе которой станет возможным осу-
ществление согласования понятия установки с соответствую-
щими феноменами». Так вот, тут Московичи сразу же гово-
рит о двух необходимостях: о необходимости шодвести все
возможные функции феномена установки под единое унитар-
ное понятие установки, с одной стороны, и определить его
место на уровне общей теории деятельности личности — с
другой. Для Узнадзе же и для сторонников его ориентации
это две стороны одной и той же необходимости — построения
общей теории установки как общей теории личности, ее но-
сителя, при объясните льном понятии установки.)
А это по сути более чем примечательно. По крайней ме-
ре это дает психологам восточной ориентации определенную
надежду на окончательный успех, потому что ведь впервые
267

именно они открыли единую сущность установки, подведя ее
под понятие так называемой унитарной (нефиксированной)
установки, .проверив надежность село открытия на уровне сов-
ременной общей теории деятельности личности, и в системе
современной науки все еще нет более разработанной теории
и психологии установки, которые легко могли бы в какой-то
мере заслонить их заслуги в этом направлении. Узнадзе ;i
сторонники его ориентации именно с этого и начали стро-
ить как общую, так и экспериментальную психологию уста-
новки. («Наш исходный тезис отличается в корне от всего то-
го, на что до настоящего времени отиралась психология: не
понятие субъекта, или личности, должно быть толкуемо, ис-
ходя из его отдельных психических сил и особ он нос те й, а
наоборот, эти психические силы и особенности, отдельные
психические функции субъекта должны быть истолкованы,
исходя из понятия этого последнего»206.)
Во всяком случае, претензии Узнадзе и его школы на
полную ассимиляцию научных достижений психологов за-
падной ориентации вполне понятны и ныне достигают своей
реализации путем ассимиляции этих самых достижений под
интегральной функцией, если можно так выразиться, от-
крытого ими феномена установки, в частности путем асси-
миляции самих понятий об установке, известных нам как
«Eirstellui g», «Attitüde» и «Set». По существу это имело
место и раньше, ибо Узнадзе, прежде чем построить свою
общую и экспериментальную психологию установки на осно-
ве этой самой интегральной функции установки, которую ны-
не принято определять как «эффект Узнадзе», подверг су-
щественной критике почти все имевшиеся до того концепции
установки и при надобности использовал их непосредственно
(концепции Марбе, Аха и др.)- Нет сомнения, что должны
были продолжать эту тенденцию психологи его ориентации.
Они и на самом деле продолжают и обогащают ее. Одну из на-
иболее характерных картин в этом отношении дают нам их по-
пытки, предпринимаемые сегодня по ассимиляции огромного
опыта современных западноевропейских и американских пси-
хологов в области социальной психологии установки, в ча-
стности в области изучения собетвешютсихологических за-
кономерностей формирования так называемых социальных и
ценностных ориентации — этих наиболее симптоматических
и исторически сложившихся аттитюдов личности. («На осно-
ве специального анализа выясняется, что понять особенно-
сти формирования социальных и ценностных ориентации
206 Л. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 17].
268

можно, только зная закономерности фиксированной установ-
ки» <в ее непосредственной связи с той самой единой уста-
новкой личности, которая, по Узнадзе, л-ежит в основе всякой,
в том числе и теоретической, активности и определяет эту
активность через свою динамическую структуру и те содер-
жательные, информационные компоненты, которые она со-
держит в себе207.)
Отсюда и те существенные уточнения, которые эти пси-
хологи вводят в самую систему представлений об основном
заколе смены установки по линии как общей, так и социаль-
ной психологии. («В процессе исследования закономерностей
смены установки ,на уровне активности индивида нами было
установлено, что основным фактором смены установки явля-
ется факт дифференцированного проявления установки в од-
но и то же время в различных сферах психической активно-
сти. Когда индивид на основе фиксированной установки про-
изводит ассимилятивную моторную активность и в то же
время оценивает ее контрастно-иллюзорно, то этот внутренне
конфликтный процесс вызывает разрушение фиксированной
установки .и ее смену. То же было подтверждено и в сфере
действия социальных установок. Определенная -социальная
установка, на основе которой протекает активность личности,
•воздействует на когнитивную, аффективную и поведенческую
сферы личности. Когда установка дифференцированно воздей-
ствует на эти сферы психической активности и возникает не-
согласованное, конфликтное внутреннее состояние, эта несог-
ласованность вызывает регулирующее обратное действие на
социальную установку. В это время наблюдается трансфор.
нация установки и ее смена в определенном направлении»208.)
И неслучайно, оказывается, что как раз в этой связи и
приходится ученикам Узнадзе несколько по-другому подой-
ти к вопросу о принципе и о принципиальной бессознатель-
ности феномена установки и потребовать признания за
207 Ш. А. Н а д и р а ш в и л и , Установка и отношение. Сб. «Понятия
установки и отношения в медицинской психологии» (Материалы симпозиума),
Тб., 1970, стр. 162 (ср. стр. 152).
209 Там же, стр. 158—159: «Согласно нашим экспериментальным
данным, смена установки происходит: 1) в результате систематического
воздействия информации, не соответствующей установке субъекта; 2)
когда установка вызывает взаимно не соответствующие оценочные и мотор-
ные активности; 3) когда установка ложится в основу психологически несов-
местимых интеллектуальных и эмоциональных процессов; 4) когда человека
обязывают действовать несовместимо с его установкой (исследование М. Ба-
лиашвили) и 5) когда человеку приходится выполнять новую для него
социальную роль (исследование М. Гомелаури)».
269

ним права на определенное качество сознания, во всяком
случае некоторые из них уже потребовали его для осо-
бой группы психологических установок — для так на-
зываемых -социальных установок, если не для вся-
кого рода психологических установок вообще. («На
уровне активности личности социальные установки фор-
мируются при участии обратного воздействия созна-
ния, и поэтому отношение к действительности, установ-
ленное с их помощью, часто дается личности в осознанном
виде. Социальные установки состоят как из бессознательных,
так и из сознательных компонентов, и поэтому для понима-
ния их природы необходимо учесть закономерность этих ком-
понентов и их взаимоотношение»209.) Это и выделяет социаль-
ные установки в особую группу, и так как психологические
установки данной модификации имеют самое -непосредствен-
ное влияние почти на все остальные группы психологических
установок человека, то это и вводит определенный коррек-
тив в самую структуру его установки, еще более осложняя
ее. (Ибо в дал-ном случае «из цельного установочного состоя-
ния человека дифференцируются и осознаются определенные
специфические психические данные, не nipедетавлени-iые в ви-
де сознательных феноменов на уровне психической активно-
сти индивида. В виде одного из сознательных психических
образований дается свое отношение к явлениям действитель-
ности»210.)
Причем, в отличие от остальных групп лсихичееких
установок, социальные установки возникают и функциониру-
ют не иначе, .как только через социальные ожидания, скорее
как раз влияние на них этих самых социальных ожиданий и
делает их качественными определенности ми той или иной
нефиксированной установки на будущее, это и определяет
степень их валентности. («Возникновение социальных уста-
новок, кроме потребностей индивида и предметной среды,
происходит также под воздействием социальных ожиданий.
Социальная установка формируется на основе единства этих
трех факторов»211.) И действительно, подводя итоги изучению
203 Ш. А. Н а д и р а ш в и л и , Указ. соч., стр. 162.
210 Т а м ж е , стр. 159.
211 Там же, стр. 157. (Ср. стр. 162: Следует, однако, помнить,
что сама валентность установочного отношения как особого рода пе-
реживания «не исчерпывается такими характеристиками, как приятное-
неприятное, истинное-ложное, моральное-аморальное и др. Установочно
неприемлемое поведение может не быть приятным, истинным, правильным
или моральным. Также возможно, что приятное, логическое или моральное
270

со-циальных установок с позиции общей и экспериментальной
психологии установки Узнадзе при соответствующей ассими-
ляции огромного апыта современных з am ади оевропей ских и
американских психологов в этом направлении, можно прий-
ти к заключению, что результаты этих исследований уже сей-
час позволяют говорить о некоторых малоразработанных или
почти вовсе не разрабатываемых у нас структурных особенно-
стях феномена установки, в частности о признаке ее собст-
венное сих ологиче)окой вал ант нос ти. («Этот признак установ-
ки^ выражает общеличмостное отношение, устанавливающе-
еся в данный момент между человеком и действительностью
на основе установки. Это установочное отношение может
быть выражено отношением принятия-непринятия или поло-
жительно-отрицательным»212.) А поскольку, будучи у челове-
ка своего рода переживанием—переживанием отношений, этот
собствени©психологический признак установки — признак
валентности — возникает при обратном воздействии на эту
самую уста;нов,ку сознания, результаты данных исследований
опять-таки возвращают нас к вопросу о принципе и принци-
пиальной бессознательности феномена установки. («Устано-
вочное отношение принятия-непринятия возникает на основе
осознания селективности установки. Оно стало феноменом
сознания вследствие того, что сформировалось при участии
обратного воздействия сознания социальных установок»213.)
Отсюда и соответствующие, явно обобщенные, выводы
сторонников данной ориентации: несмотря на то, что уста-
новка в каждой сфере психической активности человека ха-
рактеризуется определенной общей закономерностью, ее фор-
мирование, структура и проявление на различных уровнях
психической активности характеризуются своими специфиче-
скими особенностями, и поэтому нет никакой надобности
представлять себе установку ни только в ыиде фенам-ен-а -со-
знания, как это имеет место у представителей так называе-
мой вюрцбурпокой школы психологов, ни только в виде фено-
мена бессознательного, как это делают представители би-
хевиористского и психоаналитического на-правлений. В прин-
ципе она может быть феноменом и того и другого214.
поведение установочно переживается как неприемлемое. Установочное приня-
тие-непринятие образует специфическое целостно-личпестное психологическое
измерение и не сводится к вышеперечисленным нами измерениям»).
212 Ш. А. Н а д и р а ш в и л и Указ. соч., стр. 157.
213 T а м же.
214 Там же, стр. 153, 161.
271

(3) Но означает ли это, что тЬм самым сторонники Уз-
надзе вообще отказываются от постулата, согласно которо-
му ни одна из психологических установок не может быть не-
посредственной данностью сознания, психологическим фено-
меном, который осознается как таковой? Да и могут ли они
так поступать, не расставаясь с концепцией Узнадзе? Пре-
жде чем ответить на этот вопрос, выяснив, насколько соот-
ветствует и соответствует ли вообще в таком виде этот по-
стулат данной концепции, следует особо выделить следую-
щее положение того же Узнадзе: возникающая у человека
специфическая способность — способность к объективации,
о которой речь шла выше, в конечном счете «резко меняет
состав и характер круга его установок», о-на и «опосредует»
у него «установочные состояния», в отличие от животных,
у которых «не может быть олосредовамных ею установочных
состояний»215. И что же? Оказывается, что этим высказыва-
нием по сути констатируется мысль о возможности формиро-
вания психологических установок при обратном воздействии
на них сознания, в частности мысль о роли мышления и воли
в их возникновении и регуляции. Да если отбросить и это, то
достаточно определенный смысл содержит са>мо по себе из-
вестное положение Узнадзе: «Установка не является фено-
меном сознания», т. е. иначе говоря, она не может отражать-
ся «в сознании субъекта в виде его отдельных самосто-
ятельных пере ж и в а н »и й», «б ыть отдельи ы ,м а к-
т о ,м со з и а iH и я субъекта, она лишь моду с его состояния,
как целого»216. Но ведь здесь все более чем очевидно, и для
соответствующей, собственнопсихологичеокой характеристи-
ки любой установки, по Узнадзе, главное отметить, что везде
и всюду она проявляется только лишь через целости о-лич-
ностное состояние человека, как модус этого его состояния.
Поэтому на деле предметом нашей дискуссии, в конечном
счете и по существу-, должна быть не проблема о том, могут
ли вообще какие-нибудь психологические установки оказать-
ся непосредственными данностями сознания, ибо в отноше-
нии так называемых социальных и социальнопсихологичес-
ких установок это само собой разумеющийся факт, а проб-
лема о том, в чем именно заключается конкретный механизм
их «перевода» в сознание и отсюда обратно в бессознатель-
ное, как и о том, каким образом они впоследствии возникают
и функционируют через это самое сознание и через это самое
бессознательное.
216 Д. Н. У з н а д з е , Указ. соч., ар. 204, 203.
216 Там же, стр. 39, 178 (подчеркнуто нами, —А. Ш.).
272

Но относится ли это, однако, к тому принципу и принци-
пиальной бессознательности установки, о чем, по-видимому,
речь идет в концепции Узнадзе и в чем мы непременно долж-
ны согласиться с ней? Нет, к этому самому принципу и прин-
ципиальной бессознательности установки это вовсе не отно-
сится, если, конечно, сразу же уточнить, что мы должны иметь
IB в/иду под эти.м самым принципом .и принципиальной бессоз-
нательностью установки. Достаточно отметить, что в данном
случае .мы должны иметь в виду бессознательное в собствен-
ном, собственнопсихологическом и специальнопсихологичес-
ком, но не в обычном, обычнопсихологическом и традиционно-
психологическом смысле слова. А бессознательное в этом
смысле—качественно новое, ранее неведомое измерение дей-
ствительности, данное нам в качестве «принципа связи» не
только внутри нашей психики, но и между нею и всем транс-
психическим миром. Прежде всего как раз для обозначения
этой самой сферы действительности и было введено Узнадзе
понятие установки; оно и сегодня может быть применено в
этом смысле в качестве объяснительного, а не описательного
понятия психологии личности, в отличие от предшествующих
понятий и о бессознательном психическом, и о самой уста-
новке — понятия о бессознательном психическом у сторон-
ликов психоаналитической ориентации и понятия об установ-
ке у сторонников аюрцбургокой ориентации, которые не мо-
гут быть использованы в таком качестве, ибо для них в сущ-
ности неведомы даже соответствующие им измерения дейст-
вительности. Узнадзе и сторонники его ориентации нашли,
что это одно и то же измерение действительности — намере-
ние единой установки личности.
Поэтому, естественно, в данной сфере действительности,
впоследствии принятой ими за исходную инстанцию своей
общей и экспериментальной психологии установки, всякое
прежнее — в принципе лишенное своего собственнопоихоло-
гического смысла — отрицательное понятие о бессознатель-
ном психическом сразу же потеряло для них и всякое свое
прежнее специальноисихологическое значение, перестав фигу-
рировать в качестве объяснительного понятия науки. Оно по-
теряло для них и всякое свое описательное значение в ка-
честве отрицательного понятия. Узнадзе и сторонники его
ориентации сначала просто не обратили внимание на то, что,
будучи не в состоянии раскрыть сущность человеческой пси-
хики в качестве объяснительного понятия психологии, бес-
сознательное могло выполнить определенную функцию в ка-
честве описательного понятия данной психики; отказавшись
от него, они вообще не стали проверять его возможностей в
18. А. Е. Шероэмя 273

этом направлении. И это вполне понятию, так как сначала
они должны были обосноваться на собственной почве психо-
логии установки, тем более, что им приходилось строить ее,
постоянно ведя научный спор как против вюрцбургской шко-
лы, TaiK и против собственно-психоаналитического направле-
ния в современной психологии личности, все еще почти од-
нозначно и одинаково традиционно выступавших в сфере со-
ответствующей характеристики бессознательной психики —
как некоего особого рода состояния сознания, с позиции пер-
вого, и как некоего особого рода подлежащего ему, с пози-
ции второго из этих направлений. Нужно было преодолеть,
традиционное понимание бессознательной психики, найти со-
ответствующую положительную форму существования этой
самой психики, и они сделали это в лице открытого ими фе-
номена установки, ныне известного в науке под именем «эф-
фекта Узнадзе». (Этим термином и характеризует его как
одно из научных открытий современной психологии Жан Пи-
аже — крупнейший психолог нашего времена, как об этом
.мы имели случай сказать выше.)
Но после того, -как Узнадзе и сторонникам его ориента-
ции удалось наконец найти соответствующую собствеинопси-
хологическую (и эпистемологическую) характеристику дан-
ной сферы действительности — ее целостноличпостную
и принципиально бессознательную (внесоан а тельную) моди-
фикации, впоследствии принятые ими в качестве исходных
постулатов своей общей по ней теории, они, исходя уже из
этого, могли вовсе не отказываться от некоторых описатель-
ных функций бессознательной психики в качестве того же
отрицательного понятия психологии, не ставя, однако, знака
равенства между нею и этой самой новой сферой действи-
тельности (установкой), — ведь психология, как все осталь-
ные науки, нуждается ие только в положительных, но и в от-
рицательных понятиях. Ведь 'Известно же, что отрицательные
понятия используются в науке не лишь ради одного только
отрицания, в какой-то мере они всегда используются в ней
и в целях утверждения. (Так, окажем, не-А, как одно из
отрицательных понятий ооврем-еншой логики категорий, не
только отрицает, но и в какой-то мере всегда разумеет нали-
чие А, причем и отрицает и разумеет наличие .в одной и той
же сфере действительности — в сфере логического, ибо, как
нечто логическое, не-А не может быть неопределенным, ло-
гически оно всегда определенно в отношении А, что и приво-
дит эту логику к отрицанию мысли, согласно которой не-А
логически не может быть «больше» чистого отрицания, что
оно не может содержать и положительности, ибо, если в нем
нет и положительности, то оно непригодно как отрицающее.
274

Это «больше» как положительное с необходимостью доходит
до единства, т. с. до единства противоположностей — А и
не-А, и это постольку, поскольку, согласно данной логике,
отрицающее, так же как и отрицаемое, «больше» отрицания,
лишь только" как упразднения, и во взаимоотношении эти два
«больших» составляют одну положительность — единство,
которое необходимо для имеющегося между ними противо-
речия. В сущности это знал еще Платон, идею об относитель-
ное отрицании которого и развивает впоследствии Гегель в
своей диалектической логике категорий, вплоть до понятий
так называемого конкретного отрицания, что, в свою очередь,
служит одной из причин, способствующих окончательной лом-
ке традиционной логики, традиционного логического способа
научного и философского мышления вообще217.)
В принципе таково и отрицательное психологическое по-
нятие бессознательного психического в психологии. Другое
дело, что среди таких понятий не найти объяснительного, а
тем более исходного понятия психологии, и психологи вос-
точной ориентации совершенно правы в этом. Отрицательные
понятия могут быть для науки всего лишь понятиями описа-
тельными. Таковым является и психологическое понятие бес-
сознательного, тем более, что в лице установки уже найдеп
принцип единой модификации человеческой психики через
эти самые взаимоисключающие и взаимокомленсирующие ее
измерения — сознание и бессознательное психическое, так
же как и /принцип их непосредственной собствен мопс ихо логи-
ческой связи с самой личностью, их носителем. (В системе
интересующих нас понятий установки описательным явля-
ется не только понятие бессознательного, но и понятие самого
сознания, ибо ведь только при наличии ■собственно-психоло-
гического принципа их единой модификации они могут быть,
и действительно являются, такими же с о бств ей н о психо логи-
ческими характеристиками личности, их носителя.)
Прежде всего как раз в этом и заключается одно из ис-
ходных положений предлагаемой здесь интерпретации как
соответствующей психологической концепции Узнадзе и сто-
ронников его ориентации, так и соответствующей психологи-
ческой концепции Фрейда и сторонников его ориентации. Во
всяком случае, принимая вместе с Узнадзе и сторонниками его
ориентации установку за единственно возможную в качестве
эквивалентной бессознательной психике величину в собствен-
ном, собственнопсихологическом и специальнопсихологичес-
ком смысле слова, мы не ставим знака равенства между ус-
См. С. Б. Ц е р е т е л и» Диалектическая логика, Тб., 1970, стр. 125.
275

тановкоп и этой самой психикой вообще; напротив, мы счи-
таем, что установка в своем качестве равно может быть ис-
пользована .как исходная инстанция при объяснении не толь-
ко -явлений сознания, но и явлений бессознательного психи-
ческого в обычном, обычнопеихологичееком и традиционно-
психологическом понимании и того и другого, т. е. сознания
и бессознательного психического. Как раз во всесторонней
проверке возможности «эффекта Узнадзе» в этом направле-
нии и заключается, по-видимому, в паши дин основная зада-
ча его общей теории установки, как при ассимиляции соответ-
ствующих достижений психоа'налша, так -и при ассимиляции
соответствующих достиженч-ш собственно психологов, пред-
ставителей современной западноевропейской и американской
психолопии установки. Иначе в конечном счете нам не прео-
долеть ни одного из этих направлений и не обосноваться ьа
собственной почве психологии установки, а следовательно, не
поставить по-настоящему вопрос о соотношении установки
я сознания, с одной стороны, и установки .и бессознательного
психического — с другой. Ибо ошибка психоанализа л дру-
гих с обственнопоихо логических течений в этом вопросе за-
ключается не в том, что среди представителей этих течений
понятие бессознательного психического фигурирует в каче-
стве отрицательного понятия современной психологии, а в том,
что некоторые из них в то же время применяют его и как ос-
новное объяснительное социасльио-психолог.ическое понятие в
отношении чуть ли не целой системы современной психологии
личности. Так, в частности, поступал Фрейд.
Причем, поступая так, он вместе с тем добивался необхо-
димой определенности и положительности этого понятия и в
том и в другом отношении, считая всегда соответствующую
ему реальность — бессознательное — лишь собственно пси-
хическим измерением действительности и ллшь собственно -
психологической характеристикой личности, его носителя,
наряду с таким же собственнопсихологическим лзмеречием
действительности и такой же собственнопеихологическоп ха-
рактеристикой данной личности — сознанием. Тем самым
Фрейд пытался, оказывается, в лице феномена личности вос-
становить единство этих самых его основных взаимоис-
ключающих и взаимокомпеноирующих со-бствежюпеихологи-
ческих характеристик — сознания и бессознательного психи-
ческого. По крайней мере он — один из первых среди тех,
для кого само это бессознательное психическое «больше» чи-
стого отрицания, как только упразднения, при данном един-
стве противоположностей, и кто прямо и непосредственно на-
водит нас на эту самую мысль. И если, тем -не менее, Фрейд
276

и стороннч-ыси его ориентации не добились положительных ре-
зультатов в этом направлении, то это потому, что они не рас-
полагали понятном «модуса» самой личности, ссылаясь на
который при соответствующем исследовании этой самой лич-
ности, они могли бы равно и сохранить и оправдать эти са-
мые ее основные собственнапсихологичеокие характеристи-
ки. Неслучайно, ведь, что у них, в конечном счете, бессозна-
тельное психическое «поглотило» все, даже личность, е-го но-
сителя, уже не говоря о самом сознании.
Что же касается Узнадзе и сторонников его ориентации,
го благодаря открытому ими, в лице установки, соответству-
ющему с о бет в е п нолей хо логическом у и прочему «модусу» лич-
оюети, они должны сохранить и научно объяснить эту самую
личность не иначе, как через эти самые ее основные взаимо-
исключающие и взаимокомпеисирующие собственнопсихоло-
гические характеристики, а следовательно, и весь мир внут-
ренних противоречий человеческой психики, впервые откры-
тый для психологии Фрейдом, по, в силу отсутствия у него
сего «модуса» личности, тут же им самим потерянный. Ина-
че нам пришлось бы вообще отказаться от этого мира,
вследствие неспособности понять самую непосредственную и
о бы чнопеихо логическую природу бессознательного, хотя бы
в смысле одного «вытеснения», т. е. в смысле «вытесненных»
желаний, представлений и даже мыслей (идей). Но ни одна
психологическая теория, которая не в состоянии объяснить
факты «вытеснения» через эти же самые обы-ч'ноотешхологи-
ческие явления (желания, представления, мысли и т. д. л
т. п.), в конечном счете не сможет преодолеть учения Фрей-
да и сторонников его ориентации. Вся специфика психологи-
ческой теории Узнадзе и сторонников его ориентации в том
и состоит, что эта теория может конкурировать с фрейдиз-
мом в там, что она одна не только способна вместо отрица-
тельного опециалы-ю-лсихологи'чеакого понятия бессознатель-
ной психики выдвинуть вполне положительное специально-
поихологичеекое понятие установки, но и, ссылаясь на это
самое понятие, сохранить и объяснить всю динамическую
структуру явлений человеческой психики, вплоть до явлений
типа «вытеснения», если соответствующим образом уточнить,
конечно, определенную логическую схему и модель построе-
ния данной теории.
(4) Стало быть, чтобы должным образом понять глав-
ную задачу, стоящую сегодня перед психологической шко-
лой Узнадзе, мы должны отказаться от ©се еще имеющих
место изоляций данной концепции и определенной мысли, ле-
жащей в основе этой попытки, — мысли о полном тождестве
между установкой и заменяющей ее бессознательной п-сихи-
277

ческой реальностью не только в собственном, собственно-
психологическом и специально-психологическом смысле (в
каком она вполне правомерна и логически безукоризненна),
/но и в самом непосредственном и обычпопсихологическом
(широком) смысле (в каком она в сущности во многом про-
тиворечит нашему непосредственно психическому опыту) Де-
ло в том, что в принципе всегда всякий отход от традиции
должен быть сугубо определенным.
4. К ВОПРОСУ О НЕОБХОДИМОМ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ
УТОЧНЕНИИ В ЛОГИЧЕСКОЙ СХЕМЕ И МОДЕЛИ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
СОЗНАНИЯ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ПСИХИЧЕСКОГО КАК
ОПРЕДЕЛЕННОЙ СИСТЕМЫ ОТНОШЕНИЙ. УРОКИ ИСТОРИИ И
ПЕРВЫЕ НАМЕТКИ НОВОЙ ТЕОРИИ
(1) Итак, при рассмотрении занимающего нас вопроса
— вопроса об общей теории сознания и бессознательного
психического, поскольку об этом можно судить по уже из-
ложенному выше, мы исходим из следующих предпосылок:
(а) Сознание и бессознательное психическое, о которых
у нас идет речь, суть основные характеристики личности в
системе ее фундаментальных отношений, внутри коей и обра-
зуется система их собственнопеихологических отношений. Со-
знание и бессознательное психическое — в равной мере под-
чиненные и необходимые элементы каждой из этих систем
отношений. А это значит, что, как основные характеристики
личности, они всегда возникают и функционируют не иначе
как только через эти самые системы отношений.
(б) Следовательно, ни общая теория сознания, ни общая
теория бессознательного психического фактически не могут
быть построены, если брать их порознь и вне этих самых си-
стем отношений, как это вообще предусмотрено буквально по
всей предшествующей логической схеме и модели построения
такой теории, — они возможны только как общая, единая
теория сознания и бессознательного .психического. Сознание
и бессознательное психическое не должны быть воспринима-
емы ка,к отдельные и самостоятельные величины системы от-
ношений, а следовательно, и как отдельные и самостоятель-
ные предметы данной теории.
(«в) А на этой основе можно, оказывается, построить со-
ответствующую новую теорию — теорию системы отношений
сознания и бессознательного психического через систему от-
ношений самой личности, их носителя, в свете которой почти
все усилия, предпринимавшиеся ранее в психологии созна-
•978

пня и бессознательного психического в этом направлении,
принимают вид всего лишь предыстории.
(г) В современной психологии вое еще нет такой тео-
рии, и при построении ее -весьма полезным может оказаться
сравнительный анализ, в этом отношении, концепций Фрей-
да и Узнадзе. Возможно, как раз эта его общая, единая ус-
тановка и пригодится нам в качестве исходной инстанции
при соответствующем исследовании личности через эти самые
ее взаимоисключающие и взаимокомпенсирующие собствен-
нопсихологичеекие характеристики — сознание и бессозна-
тельное психическое.
(2) Все эти положения, вместе взятые, составляют ос-
новное звено соответствующей логической схемы и модели
предлагаемой нами общей теория сознания и бессознатель-
ного психического как определенной собственнопсихологи-
ческой (эпистемологической, эстетической и пр.) системы от-
нош ени и.
И действительно, в настоящей работе мы пытаемся вне-
сти принципиальное изменение во всю предшествующую ло-
гическую схему и модель построения общей теории как со-
знания, так и бесоознательного психического, и на сей раз
выражаем это тем, что в данной попытке, прежде чем сде-
лать предметом своей теории эти самые сознание и бессоз-
нательное психическое, мы объединяем их в единой системе
отношений — в системе отношений сознания и бессознатель-
ного психического. (Отсюда и необходимость в самой общей
по ним теории.) Кроме того, мы еще и проверяем эту систе-
му отношений через более общую систему фундаментальных
отношений личности, внутри коей и образуется она как соб-
ственнопсихологическая (эпистемологическая, эстетическая
и пр.) система отношений. Поэтому, естественно, сия теория
сознания и бессознательного психического рассматривается
нами и как общая (общепси-хологическая, эпистемологичес-
кая и пр.) теория личности, их носителя.
В конечном счете, как раз с позиции этой самой общей
теории сознания и бессознательного психического как опре-
деленной шбетвеннопеихологической (эпистемологической,
эстетической и гпр.) системы отношений, и рассматриваются
(В данной работе как соответствующая психологическая кон-
цепция Фрейда и его сторонников в целом, так и соответ-
ствующая психологическая концепция Узнадзе и его сторон-
ников в целом; она суть исходная теория их соответствующей
собственнопсихологической (эпистемологической, эстетичес-
кой и пр.) интерпретации. Причем, само рассмотрение как
той, так и другой концепции — концепции Фрейда и концеп-
ции Узнадзе — вплотную подводит нас к этой самой общей
279

теории сознания л бессознательного психического как опре-
деленной собстввннопсихологическои системе отношений; оно
же заставляет нас приняться за построение такой теории:
концепция Фрейда — тем, что, при всем своем усилии в этом
направлении, она не способна выступать в таком качестве,
концепция же Узнадзе — тем, что она предоставляет .нам ис-
ходное понятие данной теории — понятие «модуса личнос-
ти», понятие установки.
(а) Будучи общей теорией сознания и бессозпателыюгп
психического, задуманной и как общая психоаналитическая
теория личности, их носителя, теория Фрейда содержит в
себе, как мы уже могли убедиться в этом выше, ряд логи-
ческих упущений, в силу которых она непригодна в этом сво-
ем качестве. Среди них наиболее хара.ктерными на поверку
оказываются упущения в самой логической схеме и модели
данной теории. Так, мы обнаруживаем, что в процессе постро-
ения своей общей теории сознания и бессознательного пси-
хического как общей (общепсихологической, эпистемологи-
ческой, эстетической и пр.) теории личности, их носителя,
Фрейд не располагал, как и сторонники его ориентации до
сих пор все еще не располагают, понятием соответствующего
«модуса» — единой модификации личности в этом .направле-
нии. Прежде всего, как раз этим и объясняется, почему у не-
го и у сторонников его ориентации, в конечном счете, распа-
даются, но не объединяются основные элементы логической
схемы и модели постулированной ими же системы — («соз-
нание — бессознательное — личность». И те.м не «м-енсе
Фрейд и сторонники его ориентации абсолютно правы, вы-
бирая их в качестве основных элементов логической схемы и
модели самой теории: достаточно возомнить, что при соот-
ветствующем анализе личности через сознание и бессозна-
тельное психическое Фрейд одним из первых превращает ее в
непосредственную данность (предмет) для специально-психо-
логических (психоаналитических) исследований. Но ввиду
того, что в системе его анализа отсутствует понятие единой
■модификации данной личности по этим самым ее взаимоис-
ключающим и взаи.мо1Ко.М|Пе'неи1рующи1М соб ств ем попей хо-
логически.м характеристикам, в конечном счете он не нахо-
дит принципа связи ни сознания и бессознательного психи-
ческого, как таковых, с одной стороны, и ни их и самой лич-
ности, их носителя, с другой, внутри предложенной им же
системы отношений — «сознание — бессознательное — лич-
ность»; само понятие бессознательного психическою, в его
понимании, оказалось совершенно непригодным в этом ам-
плуа, в силу чего Фрейду, в конце концов, пришлось отка-
280

заться от этой самой трехчленной системы отношений. Отсю-
да и чрезмерное пи1Постази1ров.а"Н.ие им среднего члена данной
системы — бессознательного — вплоть до гипостазирован и я
его б своего рода всеобъемлющую систему.
Это злачит, что при соответствующей интерпретации
своим отрицательным примером теория Фрейда непосредст-
венно наводит лас на мысль о соответствующем понятии
определенного «модуса личности», могущем восполнить про-
бел в логической схеме и модели, характерной для данной
теории.
(б) Что же касается теории Узнадзе, то она предостав-
ляет нам понятие так называемой унитарной установки, ко-
торое подходит под определение бессознательной психики в
собственном (положительном) смысле слова. Как раз это по-
нятие и может быть применено в качестве искомого понятия
о «модусе личности» при дальнейшей 'интерпретации как то-
го, так и другого, т. е. ,при построении соответствующей новой
теории сознания и бессознательного психического кж опре-
деленной системы собственно'психолопических отношений вну-
три более общей и более глобальной системы фундаменталь-
ных отношений самой личности, их носителя. (Ср. Г Оллпорт:
«Почти во все.х случаях термит этот — установка — употреб-
ляется без характеризующего его прилагательного и безого-
ворочно сохраняет оба свои первоначальные значения — пси-
хическую направленность и моторную тенденцию. Слово «ус-
тановка» включает в себя значение невпорпсихического со-
стояния готовности к психической и физической активнос-
ти»218.) В этом аспекте установ-ка выглядит не только и не про-
сто как своего рода подсистема отражения и определенным
образом сложившаяся «сумма информации»; но и к а« уни-
версальный «принцип связи» внутри означенной системы
отношений — «сознание — бессознательное — личность».
Причем, универсальной потому, что в данной системе отно-
шений она выполняет психологическую (эпистемологическую,
эстетическую и пр.) функцию «принципа связи» ка.к сознания
с бессознательным и бессознательного с сознанием, так и
сознания и -бессознательного, вместе взятых, с самой лично-
стью, их носителем. Иначе, чем через эту самую функцию
универсального «принципа связи», ни одна инстанция дейст-
вительности не может быть определенным «модусом лично-
сти» во всех модификациях ее сущностных оил, вплоть до
•полной реализации и этой личности и этих сил, та>к же, как
и при отсутствии такого имению «модуса личности», в конеч-
ном счете, не может быть построена ни одна общая теория
21ß G. Allport. Attitudes.... p. 79!).
281

сознания и бессознательного психического как определенной
системы с о бетвенч -ю психологических (эпистемологических, эс-
тетических и пр.) отношений, тем более при мы с л .и о наличии
этой самой системы в системе фундаментальных отношении
данной личности.
В общем, среди известных наш объяснительных понятий
современной психологии (и гносеологии) понятие установки,
в его определенном выше понимании, лучше всего подходит
под это определение «модуса личности», и мы, возлагая на
эту самую установку функцию универсального «принципа
связи» внутри означенной системы отношений, проверяем ее
в та.ком качестве.
(3) В свою очередь, это развивает, но не опровергает,
интересующую нас теорию установки, вплоть до общей тео-
рии системы отношений. Это—система отношений созна-
ния и бессознательного пеихи'чеокого внутри системы фунда-
ментальных отношений личности. Как раз из этой двойствен-
ности системы отношений и возникает основная идея данной
теории, которая представляет собой основную идею логиче-
ской схемы и модели как этой, так и соответствующей ей
иерархии систем: сознания и бессознательного психическо-
го, с одной строны, и личности, их носителя, с другой. Между
тем, в сущности, это — одна и та же система отношений —
•система фундаментальных отношений самой личности, вну-
три коей и образуется эта самая система отношений созна-
ния и бессознательного .психического в качестве функциональ-
но необходимой подсистемы отношений. Причем, если вникнуть
в сущность не только чисто формальной, так называемой
логической схемы, но и сравнительно содержательной моде-
ли данной иерархии систем, то окажется, «что прежде всего
необходимо определить место каждой из этих систем в зани-
мающей нас иерархии систем: системы фундаментальных от-
ношений личности — тем, что без нее вообще не возникает
никакая система отношений сознания и бессознательного
психического; системы же собственнопсихологических (эпи-
стемологических, эстетических и пр.) отношений сознания и
бессознательного психического — тем, что только через нее и
может развернуться человек в своем качестве личности в це-
лом, включая систему самих его фундаментальных отношений.
(4) И, что также важно отметить, что существенно отли-
чает предлагаемую при этом общую (общепсихологическую,
эпистемологическую, эстетическую и пр.) теорию этой самой
двойственной системы отношений не только от всяких доныне
известных в таком амплуа теорий сознания, бессознатель-
ного психического или личности, отдельно взятых, в том чи-с-
282

„те и теорий Фрейда и Узнадзе, по и от всяких доныне из-
вестных в таком амплуа психологических (и философских)
теорий самих отношений, в частности от психологической тео-
рии отношений современной ленинградской школы (ß. H.
Мясищева и психологов его ориентации).
(а) Теория отношений, о которой у этих ленинградских
психологов .идет речь, вовсе ис является теорией системы
отношений в том смысле, в каком мы пытаемся предста-
вить ее в данной работе. Возникнув как определенная спе-
циальная теория сов реме гни ой психологии, она и вообще не
претендует, должно быть, на общую (общепсихологическую,
эпистемологическую, эстетическую и пр.) теорию сознания и
бессознательного психического как па общую (общепсихо-
логическую, эпистемологическую, эстетическую ,и пр.) теорию
личности в системе ее фундаментальных отношений. Во вся-
ком случае, в силу определенной, весьма понятной, с точки
зрения занимаемой ею позиции, ограниченности, она непри-
годна и ие фигурирует в таком качестве. Да и caiMo «отно-
шение», как их с собственно психолог и чес кое понятие, прежде
всего — понятие специальной психологии; при всей своей
информационной ценности для общей (обще-психологической,
эпистемологической, эстетической и пр.) теории личности оно
все еще не проверено в этом направлении школой ленин-
градских психологов. Фактически его и невозможно прове-
рить в таком качестве в рамках той логической схемы и мо-
дели (теории), в какой оно представлено у этих психологов,
■сторонников одной лишь психологии сознания. Зато его лег-
че, оказывается, проверить в системе предлагаемой нами те-
ории и соответствующих ей понятий. Сами по себе достиже-
ния ленинградской школы весьма ценны в этом отношении.
(б) Говоря о личности, как о системе отношений, они
вовсе ие имеют в виду систему отношений сознания и бессоз-
нательного психического как в равной мере подчиненных и
необходимых, взаимоисключающих и взанмокомпенсирующих
собствеi-üiiопсихологических (эпистемологических, эстетичес-
ких и др.) характеристик личности, через которую и реали-
зуется система ее фундаментальных отношений. Причем, у
нас в основе этой самой двойственной системы отношений
лежит «установка» капе определенное целостно-личностное
образование, но не «отношение» как таковое, К тому же сама
структура системы отношений личности существенно отли-
чается у нас от таковой же у ленинградских психологов. До-
статочно отметить, что для нас эта система отношений лично-
сти не только к самой с&бе и к другому, но и ко -всем моди-
фикациям супер личности, как некой, так или иначе всегда
283

сверхличностнон — отрицательной (разрушительной) и поло-
жительной (созидательной), но психологически удивительно
значимой для нее объективной силе, которую она в сущности
всегда стремится подчинить, даже не 'надеясь этого достиг-
нуть, .как в отношении к самой себе, так и в отношении к
другому, включая в данную систему отношений не только и
не просто «себя» и «другого», по и природу, причем природу
■не только и не просто как природу, но и природу как «свою
природу» и «природу другого». (И не исключено, что как
раз в этой биномпой системе отношений и можно понять лич-
ность как систему отношений и в том смысле, в каком о пей
говорят ленинградские психологи, а следовательно, и долж-
ны м образом развить дальше их соответствующую теорию в
том самом аспекте, в каком по существу она у них возникла
— в аспекте медицинской, лед агонической и П'р. психологии.)
(в) Отношение и как собствентюлсихо логическое обра-
зование, и как основное исходное понятие, о котором гово-
рится в односменной теории ленинградских психологов, суть
система отношений всего лишь в сфере сознания; о бессоз-
нательном психическом, как о принципиально необходимой
собствен« апсихолопической характеристике личности, у них
вообще речь не идет. Правда, в последнее время В. Н. Мя-
сищев и сторонники его ориентации начали говорить и о пси-
хологической установке и о бессознательном психическом, но
не в нашем смысле; ни в том, ни в другом случае они не за-
трагивают их принципиального значения. Так или иначе, ни
установка, ни бессознательное психическое у них не фигу-
рируют в том смысле и значении, в каком у мае: установка
— как «модус» и «основа» единой модификации личности,
по этим самым ее взаимоисключающим и взаимокомпеысиру.
ющим собетвеннопсихолотичесжим характеристикам — соз-
нанию и бессознательному психическому в системе ее фунда-
ментальных отношений; бессознательное же психическое —
как в равной мере подчиненный и необходимый элемент дан-
ной системы. В. Н. Мясищев и сторонники его ориечтацпп
считают, что любое отношение как собствепнопсихологичс!-
ское образование осознанно, хотя мотивы или источники его
могут при этом не осознаваться; отношение — это закономер-
ный путь формирования всего сознательного, всякое -разви-
тое отношение осознанно и мотивированно.
(г) Принципиально разнит нас и этих психологов ленин-
градской школы отношение к психологическому понятию
установки, а не только к понятию бессознательного психиче-
ского. В. Н. Мясищев и сторонники его ориентации находят,
что установка — как с о бственнопсихо логическое образование
— характеризуется готовностью, тогда как отношение —
284

как такое же собствепнопсихологическое образование, по их
мнению, характеризуется избирательностью, тяготени-
ем или оттаскиванием с определенной эмоциональной на-
грузкой. Что касается на.с, то, вслед за психологами узнад-
зевокой ориентации, мы считаем, что »установку почти в рав-
ной мере характеризуют и готовность и избиратель-
ность и даж-е тяготение и отталкивание с определенной эмо-
циональной нагрузкой. Эта установка как определенное цс-
лостпо-л'ичпостное образование, тем более в том смысле, в
каком она фигурирует у нас, содержит в себе момент отно-
шения как собственнопсихологического образования в том
смысле, в каком оно выступает у ленинградских психологов,
но не наоборот... Поэтому скорее проблемы психологии отно-
шения, в конечном счете, могут быть разрешены только в
свете соответствующей теории (и психологии) установки, и
разрешены тем легче, чем более развить ее, доведя до общей
(общепсихологической, эпистемологической и пр.) теории со-
знания и бессознательного психического как общей теории
личности в системе ее фундаментальных отношений. Во вся-
ком случае, сама по себе система отношений, будь она сис-
темой отношений сознания, бессознательного психического
или самой личности, их носителя, — это то, что в принципе
само требует объяснения, и ни одна психологическая (и гно-
сеологическая) теория не сумеет разрешить этот вопрос, не
лмея в своем -распоряжении соответствующего опециально-
психологичеокого (и гносеологического) понятия о принципе
их единой модификации — понятия «модуса личности». И,
по сути, разве не об этом говорит нам весь опыт психоана-
лиза и близких ему течений, в частности и опыт психологов,
так непосредственно оперирующих понятием отношения, как
у нас в стране (И. П. Павлов, В. М. Бехтерев, А. Ф. Лазу.р-
ский и др.), та'к и за рубежом (М. Адлер, В. Штрассер,
Г. Салливан и др.)» на которых, как на своих предшествен-
ников, в свою очередь, часто ссылаются В. Н. Мясищсв и
сторонники его ориентации?219.
210 См. В. Н. Мясищев, Личность и неврозы, Л., 1960; его же,
Основные проблемы и современное состояние психологии отношений челове-
ка, в сб. «Психологическая наука в СССР», т. II, М., 1960; его же , О
связи проблем психологии отношения и психологии установки \\ сб, «Понятия
установки и отношения в медицинской психологии», Тб., 1970. (И. П. Пав-
лов» Поли. собр. трудов, т. III, М., 1949; В, М. Бехтерев, Общие
■основы рефлексологии человека, М.—Л., 1923; А. Ф. Л а з у р с к и й ,
285

(д) И, что особенно важно, в системе, представляющей'
их теорию (и психологию) отношений, в силу известной ог-
раниченности рамками медицинской, педагогической и пр.
практики, вряд ли можно раскрыть всю сущность занимаю-
щих се философских положений Маркса о человеке и о со:,
пан™ карк О'б определенной системе отношений: «Мое отно-
шение к моей среде есть мое оозпачгие. Там, где существует
Классификация личностей, 1919; А. А d J е г. Über den nervesen Charakter,
Wiesbaden, 1912; The Indi'vidual PsychoIору of A. Adler. London. 1958; V
Strasser, Menschliche Zus amen herige und Bezihungen, 191G; H. S. S а I 1 i-
va n, The Interpersonal Theory of Psychiatry, N. Y., 1953.)
При этом интересно вспомнить о существенном различии, как и о суще-
ственном сходстве, понятий отношения и установки, как его представляет
себе В. Н. Мясищев: «В стремлении Д. Н. Узнадзе связать установку с лич-
ностью и ее потребностями отразились попытки создания динамической, це-
лостной психологии личности. Методы, которыми пользовался Д.Н.Узнадзе,
подчеркивают приобретенный характер установки. Эти моменты существен-
ны и близки к понятию сознательного отношения. Но наряду с этим общим
нельзя не отметить существенного различия обоих понятий. Сформированное
отношение сознательно, т. е. человек отдает себе отчет в характере своего от-
ношения к объекту, установка— бессознательна. Сознательное отношение,
сформированное прошлым опытом, ориентируется и на настоящее и на будущее.
Отношение и ретроспективно и перспективно. Установка определяет действие
в настоящем на основе прошлого. Она только ретроспектинна. Установка
справедливо рассматривается как динамический стереотип, а отношения, ста-
новясь привычными, в значительной степени меняют свой характер» («Лич-
ность и неврозы», стр.414. См. более подробно об этом: В а н-С у, «Проблема
связи установки и отношения», Уч. зап. ЛГУ, стр. 265, 1959). Дело d том, что
понятие (и теория) системы отношений, о котором у нас идет речь, принци-
пиально отличается как от понятия отношении, так и от понятия установки
о которых здесь идет речь. Для нас в принципе любое отношение, как отно-
шение человека в системе его фундаментальных отношений, может быть не
только и не обязательно сознательно, но и бессознательно, ибо в сущности
сам человек далеко не всегда отдает себе отчет в характере своего отношения
к объекту. Причем, в основе этих самых собственнопсихологических отно-
шений и в том и в другом случае лежит не что иное, как эта самая установка
и как определенный имманентный принцип его единой модификации и как
определенный имманентный принцип его целостно-личностной направлен-
ности и избирательности. Эта установка и определяет как ретроспективность,
так и перспективность отношений человека, ибо ретроспективны или перспек-
тивны, динамичны или статичны не эти отнешения сами по себе, будь они соз-
нательны или бессознательны, а установка, лежащая в основе этих отнеше-
ний. К тому же неправильна мысль о стереотипности установки в том смысле,
286

какое-нибудь отношение, оно существует для меня, живот-
ное не «относится» им к чему и вообще не «относится», для
животного его отношение к другим не аущоствует как отно-
шение»; «В производстве люди воздействуют не только па
природу, «но и друг на друга, Ош\ не могут производить, не
соединяясь известным образом для 'совместной деятельности
и для взаимного обмена своей деятельностью. Чтобы произ-
водить, люди вступают в определенные связи и отношения, и
только через посредство этих общественных связей и отноше-
ний существует их отношение к природе, имеет место про-
изводство»; «Предмет как бытие для человека, как предмет-
ное бытие человека, есть в то же время наличное бытие чело-
века для другого человека, его человеческое отношение к
другому человеку, общественное отношение человека к чело-
веку»; «Человек сначала смотрится, как в зеркало, только в
другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу, как к
себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому
себе как к человеку»; Для самоутверждения человека, как
■человека, требуется оознашие, причем «сознание человеком
■самого себя в элементе практики, т. е. сознание человеком
другого человека как р-аеного себе и отношение человека к
другому человеку как к равному»; «Человек присваивает се-
бе свою (разностороннюю сущность разносторонними способа-
ми, т. е. ка.к целостный человек», и в этих собственно «•чело-
веческих отношениях к мтру» участвуют «все органы его ин-
дивидуальности»—"«зрео-гие, слух, обоняние, вкус, чувство,
мышление, созерцание, ощущение, хотение, деятельность,
любовь»220.
в каком она фигурирует в системе оспариваемой нами теории (и психоло-
гии) отношений, Впрочем, у многих крупных представителей современной
психологии устлиовки как восточной, так и западной ориентации уже имеют-
ся конкретные факты, подтверждающие это. (Еще Г. Оллппрт говорил, что
«без направляющих установок индивид был бы растерян и сбит столку. Не-
обходим какой-то вид готовности для того, чтобы индивид мсг провести удов-
летворительное наблюдение, вывести правильное суждение или произвести
примитивную, рефлекторного типа, реакцию. Установка детерминирует для
каждого индивида то, что он будет видеть и слышать, о чем он будет думать
и что будет делать». В этом свете еще ярче выступает значение рассмотрен-
ных выше исследований психологической школы Узнадзе, в частности резуль-
таты исследований по общей, сравнительной и патологической психоло-
гии установки.)
820 См. В. Н. М я с и щ е в , Указ, соч., стр. 136—163. где в свете психо-
логии отношения подвергаются анализу вес эти исходные для нее положения,
как и положения Павлова об отношении организма к среде. (При этом, кстати
сказать, в системе советской психологии, кроме соответствующих усилий
287

И чтобы раскрыть всю сущность и всю психологическую
драму человека, по этим самым глубоко философским поло-
жениям Маркса, их собственпопсихологическое и специально-
психологическое значение, надо по крайней мере развить упо-
мянутую теорию (и психологию) отношений, вплоть до общей
(общепсихологической эпистемологической и пр.) теории (и
психологии) так называемой двойственной системы отноше-
ний сознания и бессознательного психического — этих самых
взаимоисключающих и взаимо-компенсируемых собствеппопси-
хологических характеристик личности в системе ее фунда-
ментальных отношений. Толыко при этой са-мой логической
схеме и модели могут, как нам кажется, быть подвергнуты
более или менее исчерпывающему психологическому, гносео-
логическому и пр. анализу все изложенные выше положения
Маркса и составлена методологическая (философская) ос-
нова данной теории, как и современной психологии личности
вообще.
(5). Вместе с тем, опираясь на эти самые положения и
на эту самую логическую схему и модели, общая теория си-
стемы отношений, о которой у нас идет речь, в отличие от
всех известных в такюм качестве теорий, в конечном счете
способна вобрать ,в себя положительные качества этих теорий.
Да в сущности она и вбирает их в себя. И это касается не
только соответствующих теорий в системе отечественной пси-
хологии, ;но и соответствующих теорий в системе зарубежной
психологии, в первую очередь теории Узнадзе — из отечест-
венной психологии и теории Фрейда—из зарубежной психо-
логии. Причем, в отличие от других теорий как того, так и
другого .направлений, теория Узнадзе является исходной для
выдвигаемой здесь теории в качестве общей (общепсихоло-
■г.ич-еокой, эпистемологической и п,р.) теории системы отноше-
ний сознания и бессознательного психического при соответ-
ствующей интерпретации основного эффекта Узнадзе — эф-
фекта установки — как своего рода «единой инстанции» этих
ленинградской школы психологов интересующей нас ориентации, принимает-
ся немало специальных исследований фундаментальных положений Маркса.
Наиболее характерным и ценным в этой связи является опыт С. Л. Рубинштей-
на, А. Н. Леонтьева и целой группы советских психологов их ориентации, в
частности Е. В. [Дороховой, В. П. Тугаринова, А. Г. Спиркина и других.
Что же касается предпринимаемой нами в этой связи попытке, то мы тем
самым предлагаем еще один из возможных вариантов их рассмотрения в ка-
честве методологической основы общей теории сознания и бессознательного
психического как общей теории личности, их носителя,— теории их так на-
зываемой биномной системы отношений.)
288

самых собствен мю-пеихол о пи чес ких (эпистемологических и
пр.) характеристик личности, их носителя, в системе ее фун-
даментальных отношений.
Так вот, сама по себе это одна из наиболее существенных
задач, стоящих перед любой повой научной теорией, посколь-
ку в принципе новая теория всегда должна, в конечном сче-
те, вобрать в себя почти все положительные результаты
предшествующих теорий.
(6) Следует при этом подумать о соответствующей ло-
гике научных исследований в области предлагаемой здесь
общей теории системы отношений, в частности о соответству-
ющей логике отношений категорий, так как более вероятно
допустить, что скорее ей релевантна логи.ка отношений кате-
горий при соответствующем системном (междисциплинар-
ном) подходе к проблемам данной теории, нежели та« назы-
ваемая традиционная логи.ка научных исследований по отно-
шению к отдельным понятиям в рамках какой-нибудь одной -
единственной науки. Фактически как раз это и будет логика
продуктивной ассимиляции новой теорией положительных
научных достижений предшествующих теорий, в том числе и
наиболее интересующих нас в данном случае теорий — тео-
рий Фрейда и Узнадзе. Вобщем-то тем самым существенно
меняется (и должен измениться) почти 'весь категориальный
аппарат предшествующих научных исследований как созна-
ния и бессознательного психического, отдельно взятых, так и
самой личности, их носителя, в системе ее фундаментальных
со б ственнопсихо логических (эпистемологических, эстетичес-
ких и пр.) отношений, что, в конечном счете, и будет, по-ви-
димому, иметь самое существенное значение в дальнейшем
развитии современной социальной психологии личности. По-
тому что ведь в своей сущности всякая социальная психо-
логия (как и сама социология) суть психология (и социоло-
гия) отношений. Та« вот, уже сегодня имеются определенные
результаты изучения каждого из интересующих нас образо-
ваний при междисциплинарном подходе к ним в системе на-
ук о -человеке в целом, но не одной только психологии. Да и
вообще существенно меняется сегодня весь облик научного
(мышления, вплоть до соответствующих изменений в самой
логике данного мышления, и нет сомнения, что все возра-
стающий опыгг так называемых системных подходов в совре-
менной науке в конце концов обретет,— а в некоторых отно-
шениях он уже и обрел, — соответствующую логику научных
•исследований. Во венком случае, самое широкое развитие
19. А. Е. Шероэия 289

современной математической логики и самих математических
методов в явно нематематических сферах исследования, име-
ющее место в наши дни, мы можем принять за одно из убе-
дительных тому подтверждений.
ОБЩИЕ ВЫВОДЫ И ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
(1) Настоящая работа опять-таки заостряет свое .вни-
мание на определенных теориях о бессознательном психиче-
ском — теориях Фрейда и Узнадзе — как на исключительно
характерных из числа конкурирующих между собой теорий
современной психологии, только на этот раз их «заставля-
ют» конкурировать в более общем качестве — в качестве
единой теории сознания и бессознательного психического как
единой теории личности, их носителя. В свою очередь, это да-
ет мам -возможность не только и не просто проверить воз-
можности каждой из этих теорий окончательно, по и сравни-
тельно полно представить всю сложность и разноликость той
психологической драмы человека, к которой они так непос-
редственно подводят нас в этом качестве. Тем не менее, ре-
зультаты такой проверки обеих теорий — теории Фрейда, о
которой речь шла выше, и теории Узнадзе, о которой по су-
ществу речь 'будет идти дальше, — при >их соответствующей
интерпретации прямо-таки па.водят нас на мысль о соответ-
ствующей навой теории с собственной логической схемой и
моделью рассмотрения — теории системы отношений созна-
ния и бесооз на тельного психического в ломе более общей и
глобальной системы фундаментальных отношений самой
личности, их носителя. В основном же, «ак раз с позиции
этой теории, а не сами то себе, здесь .рассматриваются оз-
наченные теории современной психологии — теории Фрейда
и Узнадзе.
(2) ©месте с тем в основе нашей теарии лежит определен-
ная система понятий о единой модификации личности
через ее взаимоисключающие и взаимокошшнсюр.ующне соб-
ственнопсихолог.ические характеристики — сознание и бес-
сознательное психическое, и прежде всего — понятие о «мо-
дусе личности», их носителя, роль которого, в данном случае,
после некоторых необходимых в этой связи уточнений, выпол-
няет понятие установки. Причем, на это понятие возлагается
функция своего рода универсального «принципа связи» не
только сознания и бессознательного психического, но и этих
самых взаимоисключающих и взаимокомшеисирующих соб-
290

ствспнопспхологических характеристик самой этой личности,
их носителя, в системе ее фундаментальных отношений. При-
чем, следует обратить внимание на то, что, в свою очередь,
система эта довольно сложна и глобальна (трехмерна): это
— система фундаментальных отношений личности не только
к самой себе и к другому, но и ко всем модификациям -су-
перличпО'Сти как некой психологически вполме определенной,
разрушительно ниспровергающейся на неё объективной силе,
которой она, как пра.вило, всегда противостоит, даже не на-
деясь ее победить, и не может не противостоять, т. е. кото-
рую она всегда преодолевает и в принципе всегда должна
преодолевать, будь ее источником сама эта личность через
всю «в и утрешнюю ярость» или некто другой — и как субъ-
ект для себя, и как природа. Причем, стремится к преодо-
лению ее, как к своему идеалу, будучи даже неуверенной в
сбоих возможностях достигнуть цел,и. (Ибо человек опреде-
ляется не только схваткой с природой, но и схваткой с бо-
гами.)
(3) Как раз в этой трехмерной системе отношений лич-
ности iH образуется система отношений сознашия ,и бессозна-
тельного психического как ее собетвеинопсихологичсс-ких
(этистемологйческих, эстетических и пр.) характеристик, и
чем выше уровень сотрудничества этих самых систем, тем
-выше уровешь реализации каждой из них, ка« и самой лич-
ности, их носителя, в обоих iуправлениях. Во всяком слу-
чае, если современной психологии суждено стать фундамен-
тальной наукой среди других наук о человеке, то она может
стать ею, только будучи наукой о сознании и о бессознатель-
ном психическом ка,к о единой системе отношений внутри
этой самой трехмерной системы отношений личности, их но-
сителя, Фактически это и делает заранее обреченной всякую
попытку найти предмет современной психологии сознания и
(или) бессознательного психического, а тем более общей (об-
щепсихологической, эпистемологической, эстетической и пр.)
по ним теории, как -и определить сущность самой личности, их
носителя, при их 'известной (традиционной) изол!ЯЦ'и:и друг от
друга, вне этих самых систем отношений.
(4) В свою очередь, это -вводит весьма определенный
корректив почти в весь категориальный аппарат ныне фун-
кционирующих .в таком качестве теорий, в том числе и в са-
му общую теорию (и психологию) установки как общую тео-
291

рию личности, и мы попытаемся, прежде чем излагать основ-
ные положения данной теориии, более конкретно показать
это на примере соответствующего развития данной теории,
в частности, «а примере некоторых уточнений в логической
схеме изучения ею своего, — принятого нами за исходную
инстанцию нашей теории, — эффекта установки в качестве
искомого «модуса личности».

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПРИНЦИП ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ И ПРОБЛЕМА
ПОЗНАНИЯ ФЕНОМЕНА УСТАНОВКИ КАК ОСНОВНОЙ
ИЗМЕРИТЕЛЬНОЙ ЕДИНИЦЫ В СФЕРЕ
ПСИХИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ
1. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
(1) Установка как нечто под-vi ежащее, как своего рода
«принцип связи» и «осно.ва объективации» — это прежде все-
го сфера .модификации человеческой психики в самых раз-
личных, а парой -и явн.о противоречивых, аспектах ее активно-
сти, будь она 'перцептивной, экспрессивной или какой-нибудь
другой, причем сфер.а модификации самюй личности — субъ-
екта данной активности. Это значит, что иначе, KaiK через эту
самую ее установочную сферу модификации, 'личность не мо-
жет рассчитывать на реализацию ни одной из своих сущно-
стных сил. Она и основной фактор реализации ее психики,
вплоть до реализации этой последней в своих ообственно-
поихологических, эпистемологических, эстетических и пр. «Ва-
силиях» над миром, в том числе и над самой собой.
(2) Сие обстоятельство заставляет нас считать, что если
что вообще можно принять за основную измерительную еди-
ницу психической реальности в сфере таких, разноликих, са-
ми по себе, отношений личности, то скорее всего за нее сле-
довало бы принять наличие «единой установки» личности на
все эти отношения 1как на определенные формы активности.
Причем сюда относятся не только всевозможные формы пси-
хической активности личности, но и всевозможные формы
се моторной (физической) активности. Ведь и ib самом деле,
установка как некая целостность, целостность личности, дей-
ствительно вся воплощает себя в так называемом «невпор-
293

психическом состоянии готовности» данной личности и к той
(психической) и к другой (физической) активности — ко вся-
кой активности вообще. В одою очередь как раз это и отли-
чает установку как основную измерительную единицу в сфере
психической .реальности: однородность установки с этой самой
реальностью не только в том, что отрывает, айв том, чго
•связывает ее — и как определенный «придам отражения»
и как определенную «сумму информации» — с противополож-
ной реальностью.
(3) Поэтому, естественно, проблема познания феномена
установки, как и проблема его признания 'на стыке двух ре-
альностей — психической и транопсихической — ставит нас
перед некоторыми логическими трудностями, .при преодоле-
нии которых мы должны позаботиться о соответствующем
собственнопсихологическом принципе дополнительности. Де-
ло в том, что прежде всего трудно воссоздать целостную кар-
тину феномена установки из этих его гетерогенных сами по
себе начал — психического и траншсихическоло, к а« и труд-
но через нее воспроизвести целостную картину самой лично-
сти, его -носителя, по взаимоисключающим и взаимокомпен-
сирую щи'М собствемноп'сихологичеек'и.м характеристикам дан-
ной личности в системе ее фундаментальных отношений —
сознанию -и бессознательному психи« ее кому, которые, в свою
очередь, образуют в ней систему своих собственнопсихологи-
ческих (эпистемологических, эстетических и пр.) отношений,
2. ПРИНЦИП ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ, КАК МЕТОД
ИНТЕРПРЕТАЦИИ, В ЕГО ПРИЛОЖЕНИИ К ОБЩЕЙ
И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ УСТАНОВКИ
(1) Задача -науки — создать целостную картину мира,
т. е. найти те условия и (приемы «наблюдения», посредством
которых возможно »получить (сохранить и передать) информа-
ции о всех и ©сЯ'Ких, без исключения, событиях и явлениях,
имеющих .место в этом, универсальном, самом по себе, мире.
Уже одно это с достаточной убедительностью свидетельству-
ет о том, что .развитие .науки, безусловно, идет в сторону пол-
ного отхода от религии, а никак не в сторону возврата к ней.
С другой стороны, именно это ставит науку перед логичес-
кой необходимостью укреплять связь с философией (теори-
ей), которую она рассматривает как надежную опору в своей
попытке создать целостную картину м-ира. Связь науки с фи-
лософией (теорией), прежде всего, служит потребностям са-
мой науки.
294

'Стремление науки к познанию MHipa в его целостности
осуществляется через познание отдельных форм его суще-
ствования, и само понятие «наука» -можно выразить только
лосредством бесконечного ряда так называемых конкретных
наук (астрономии, физики, биологии, психологии и т. д. и
т. п.). Причем, если «наука вообще» (в смысле всех возмож-
ных наук, взятых вместе) пытается создать целостную кар-
тину мира в его великом многообразии, то конкретные науки
стремятся создать такую -картину в отношении той или иной
«-системы» данного мира в отдельности. Стремление к «абсо-
лютной истине» тамое же неотъемлемое свойство каждой
«конкретной науки», как и всей «науки вообще». Отсюда и
логически необходимое единство знаний, присущее каждой
науке, вследствие чего ни одна наука немыслима без теории
(философии) науки. Стремление К «абсолютной истине» —
это то общее, что роднит науку с теорией (философией) на-
уки. Во всяком случае, претензии на целостную картину мира
(«абсолютную истину») можно считать той инстанцией мыс-
ли, в которой сливаются воедино интер- и интр а индивидуаль-
ные особенности н-аук в их непосредственной связи с той или
•иной философией.
Тем не менее, и мы должны иметь это -в веду, для нас
самих, как для определенного 'поколения людей, в сущности,
они, эти претензии, почти неосуществимы реально, и наука
наша никогда не располагает знанием той «абсолютной ис-
тины», к которой она стремится, в нашем лице, во всех воз-
можных формах сшоего проявления. При всем стремлении к
«абсолютной истине», фактически ею не располагает также и
философия. Реализовать претензии на «абсолютную истину»
можно только через непрерывно возрастающий ряд поколе-
ний и то благодаря совместным усилиям науки и философии,
в том числе и остальных форм постижения истины (с этой
точки зрения, они, все эти формы постижения истины, конеч-
но, «дополняют», -но не «исключают» друг друга). Ведь в ос-
нове бесконечности науки (философии и других форм пости-
жения истины), т. е. в основе бесконечного стремления к «аб-
солютной истине», представляющей собой целостную (гвсеобъ-
емлющую) картину мира, лежит постулат о бесконечно-
сти этого самого мира как в отношении его расположения в
пространстве, так и в отношении его глубинных сил. Во вся-
ком случае, когда мы говорим о целостной картине мира —
об «абсолютной истине», — к которой так настойчиво стрс-
295

мится всякая наука (философи-я и другие формы постижения
истины), считая ее вполне достижимой, мы должны иметь в
виду вероятностную картину данного мира, поскольку
только в такой картине можш было бы объединить то, что
фактически мы уже узнали, и то, что нам еще предстоит уз-
нать о нем.
И ее л-и все же при отсутствии у науки, на -каком-либо
определенном этапе ее развития, практической возможности
реализовать свои претензии на «абсолютную и стану», ей не
приходится вовсе отказаться от этого стремления, то это по-
тому, что в принципе она почти всегда способна в какой-п>
мере компенсировать свое («незнание» эмпирически («ненаблю-
даемых» процессов мира соответствующими теоретическими
расчетами об этом мире, ибо там, где наук.а начинает пере-
жевать «родовые муки» перехода к новому знанию от незна-
ния, ей как правило, всегда приходит на помощь соответ-
ствующая теория (философия), помощь которой она так илл
иначе всегда вынуждена принять. Опыт развития современ-
ной экспериментальной физики (как и других современных
экспериментальных наук, в том числе и психологии) — луч-
шее этому доказательство.
А раз это так, то не целесообразнее ли в определенном
смысле, вслед за Нильсом Бором — этим крупнейшим физи-
ком нашего века — де-йствителыно расширить сферу приме-
нения в этой области его логического принципа дополнитель-
ности, учитывая, что он вполне увязывается с диалектико-
материалистической теорией мира, а следовательно, и с се
собственно диалектико-материа^истическим принципом дву-
с тор о и ней дет е рми-н ац и:и истины.
Это первое, что мы дол'жиы .иметь в виду, прежде чем
приступить к ан-ализу принципа дополнительности как своего
рода логического способа констатации целостной картины
сложных объектов из их «эмпирически» взаимоисключающих
характеристик, могущих 'быть представленными 'в в'иде так
называемых «.даполч-i и тельных пар». (Как известно, еще в
1927 году, «а международном конгрессе физиков, Н-ильс Бор
говорил, что «при описании атомных явлений квантовый по-
стулат выдвигает перед нами задачу развития /некоторой тео-
рии дополнительности»1. А немного лозже, разъясняя эту же
самую идею, он писал: «пространствеиная непрерывность
распространения авета в нашей картине и атомистичность
1 Atomic Theory and the Description of Nalure, Caml;r., 1934, p. 55.
296

световых эффектов являются дополни те л иными аспектами од-
ного и того же явления. Дошолнительн'ость мы понимаем в
том смысле, что оба аспекта отображают одинаково важные
свойства световых явлений, причем эти свойства не могут
©ступать в явное противоречие друг с другом, поскольку бо-
лее .подробный анализ их на основе понятий механики потре-
бовал бы взаимно исключающих экспериментальных устано-
вок. В то же время сама эта ситуация заставляет мае отка-
заться от полного причинного описания световых явлений и
довольствоваться (вероятностными заколами, основанными на
том факте, что электромагнитное описание передачи энергии
остается справедливым в статистическом смысле. Последнее
заключение представляет типичное приложение так назы-
ваемого принципа соответствия, выражающего стремление до
предела использовать понятия классических теорий — меха-
ники и электродата.мики, — несмотря на противоположность
между этими теориями и квантом действия»2.)
(2) Предлагая мысль о полной совместимости принципа
дополнительности с диалектико-материалиетичеокой теорией
мира, достаточно сослаться на следующее:
Во-первых, ;в своей попытке выявить принципиально от-
личные свойства микрообъектов с тем, чтобы посредством
обычных приемов «наблюдения», присущих классической ме-
ханике, 'увязать их со свойствами макрообъектов, современ-
ная квантовая физика исходит из предпосылки о бесконечно-
сти и универсальности мир.а, в сущности принятой ею импли-
цито. И вот, наличие данной предпосылки в основе современ-
ной квантовой физики © принципе роднит ее с диалектико-
материал.истической теорией мира. Ведь, согласно этой тео-
рии, как и в соответствии с выводами физической теории
кванта действия, «электрон так же неисчерпаем, как и атом»
(Ленин). К тому же, обе эти теории считают принцип относи-
тельности, так образцово сформулированный Эйнштейном,
одним из основных принципов человеческого познания. «Сущ-
ность вещей или «субстанция» тоже относительны; они вы-
ражают только углубление человеческого познания объектов,
и если вчера это углубление не шло дальше атома, сегодня—
дальше электрона и эфира, то диалектический материализм
настаивает на временном, относительном, приблизительном
2 H. Б о р , Атомная физика и человеческсе познание, М., 1961, стр. 18.
297

характере всех этих вех познания природы прогрессирующей
наукой человека»3.
С этой точки зрения, конечно опять-таки следовало бы
считать, что современная фшзика «лсж-ит в родах». II иа этот
раз она рожает еще более полную картину физической ре-
альности при полном соответствии с диалектическим -мате-
риализмом и с его единой (и объективной, физической, и
субъективной, психической) картиной (теорией) мира4. По
крайней мере их родство (согласованность) в этом отношении
более чем очешэдно.
Во-вторых, родство физической теории «дополнительно-
сти» как определенной теарии детерминации кванта действия
с общей д и а л екти'К-о-матери а диетической теорией детермина-
ции мира подтверждается еще и тем, что в современной кван-
товой физике, как и в самом диалектическом материализме,
принцип относительности прежде всего распространяется на
человеческое познание, предпочитая говорить о вероятностном
характере научной картины мира, охватывающей внутреннюю
целостность этого же самого мира во всем великом разнооб-
разии его микро- и макрообъектоаз. Так, при соответствующей
проверке легко обнаружить, что в основе общей диалектшко-
материалистической (философской) теории М1ира по Марксу,
как и в основе самой физической теории «дополнительности»
по Бору, лежит ясно выраженчюе положение об имманентной
связи между абсолютной и релятивной истиной: «Человек не
может охеатить-отразить-отобразить природы всей, пол-
ностью.., он может веч'и о приближаться к этому, создавая
абстракции, понятия, законы, научную картину мира и т. д.
и т. -п.»5
В-третьих, мы располагаем довольно обширной инфор-
мацией, полученной от интересующих мае теорий, достаточной
для того, чтобы констатировать существенное сходство (со-
гласованность) их общих постулатов по той роли, которую
они, наряду с «реальными экспериментами», предоставляют
«мысленным экспериментам» в науке. Достаточно отметить,
что обе эти теории считают, что разумное сочетание «реаль-
ных» и «мысленных» экспериментов одинаково необходимо во
всех науках, тем более, что только «абстрактные определения
3 В. И, Л е н и н , Материализм и эмпириокритицизм, Соч., 14, стр.
249.
4 Ср. т а м же, стр. 299.
6 В. И. Л е н и н Философские тетради, М., 1947, стр. 157.
298

ьедут к воспроизведению конкретного путем мышления»0.
Оно необходимо не только в пауках о человеке, по и в есте-
ствознании, ибо единствен1]!о возможной «формой развитии
естествознания, поскольку оно мыслит, является ги-поте-
з а. Наблюдение открывает какой-нибудь новый ф.акт, делаю-
щий невозможным прежний способ объяснения фактов, отно-
сящихся к той же самой группе. С этого момента возникает
потребность в новых способах объяснения, опирающегося
сперва только на ограниченное количество фактов и наблю-
дений. Дальнейший опытный материал приводит к оч.ищепию
этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, по-
ка, наконец, не будет установлен в чистом виде закон. Если
бы мы захотели ждать, nOiKa материал будет готов в чис-
том виде для закона, то это значило бы приостановить до
тех пор мыслящее исследование, и уже по одному этому мы
никогда не получали бы закона»7.
Достаточно вспомнить только о соответствующих сужде-
ниях одного из основоположников квантовой физики Нильса
Бора о трудностях человеческого познания вообще и о есте-
сивенно-научиом познании, в частности, чтобы убедиться в на-
личии необходимых аргументов к вполне оправданной связи
его физической теории «дополнительности» о кванте действия
с общей, диалектико-материалистической теорией детерми-
низма, ибо если должным образом суммировать все на фоне
новых достижений современной физики, что в свое время бы-
ло оделано Нильсам Бором, и — в настоящее врем'я, вслед за
■ним — может быть подведено под общее определение по этой
же самой его логической, по существу, теории (,и методу)
«дополнительности» как определенной теории (и методу) ин-
терпретации научных данных об атомных объектах, то исход-
ные положения диалектико-материалисти'ческой теории детер-
минизма сами собой напрашиваются на некий принцип до-
полнительности, предоставляя ему достаточно ши.ро.юое поле
действия в научном поз пании мира, данной нам не только в
виде физической, но и в виде психической реальности.
Это второе, что мы должны знать прежде чем приступить
к анализу принципа дополнительности с тем, чтобы проверить
его возможности в области научно-философской интерпрета-
ций новейших достижении сов-ременной экспериментальной
психологии вообще и современной экспериментальной психо-
логии установки, ,в частности.
0 К. Маркс, К критике политической экономии, М., 1949, стр. 213.
7 Ф.Энге л ьс Диалектика природы, М. 1953, стр. 191.
299

(3) При такой постановке вопроса, естественно, из об-
щих аспектов современной квантовой физики обращают па
себя внимание (а) объективные -причины, побудившие Бора
ввести в данную науку принцип дополнительности как прин-
ципиально иной (новый) теоретико-тознавательный метод
описания (и объяснения) физической реальности и (б) опре-
деленные трудности гносеологического пор'ядка, которые гак
упорно настраивала Бора и настраивают нас сегодня на рас-
ширение сферы применения означенного принципа за счет
других наук, в том числе и за счет пси холопий. Здесь же сле-
дует отметить, что от правильного понимания «а» почти цели-
ком зависит правильное понимание «б».
(а) Как известно, новые, поразительные по своему мас-
штабу и характеру открытия к вахтовой физ-ики, подтвер-
ждающие внутреннюю целостность атомных объектов, сразу
дали почувствовать непригодность той системы понятшй и
приемов объяснения, которой так результативно пользовалась
традиционная классическая физика, тогда как самой установ-
ки прежних способов констатации этих объектов через «ре-
альные эксперименты» они почти что не 'Коснулись, если ос-
тавить в стороне ту существенную черту анализа квантовых
явлений, которая заключается в фундаментальном различии
между измерительным прибором и изучаемыми объектами.
(Ведь во всех остальных отношениях, как считает Нильс Бор,
«проблема наблюдения в квантовой физике ли в какой мере
не отличается от классического физического подхода»8.)
Это обстоятельство поставило естественнонаучное позна-
ние перед определенными логическими трудностями: нужно
было или вообще отказаться от принятых понятий и приемов
классической физики, довести ломку этой последней до кон-
ца, или же «рациональным образом обобщить классическую
физику, гармонически включив в нее квант действия»9. При-
чем, сразу же было ясно, что эту дилемму -вовсе не следует
разрешать альтернативно, т. е. .путем полного отказа или от
•классической* физики, или от квантовой физики, ибо потреб-
ность в этой последней была вызвана самой необходимостью
рационально увязать принципиально отличные свойства ми-
кромира с экспериментально установленными свойствами
макромира. Это-то как раз и заставило квантовую физику
пойти на определенное ограничение старых понятий и спо-
собов доказательства, присущих классической физике, но не
■на полный отказ от них.
8 Н. Б о р , Указ. соч., стр. 142.
'Там же, стр. 141.
300

И не исключена возможность, что именно потребность в
этом и лежит в основе -принципа дополнительности, посколь-
ку этот принцип исподволь, но довольно уверенно присвоил
с;лбе право создать целостную картину мира путем «-разум-
ных сочетаний» 'его «контрастных пейзажей» в микро- и мак-
рообъектах, составляющих великое разнообразие так назы-
ваемой физической (и психической) реальности. Но это
только с одной стороны.
С другой стороны, чем дальше шел интенсивно разви-
вающийся процесс пересмотра и известной ломки старых по-
нятий и представлений классической физики, тем яснее и нас-
тойчивее да'вал.а о себе знать необходимость дополнить соот-
ветствующие методы наблюдения (и измерения) через «ре-
альные эксперименты» новыми, ом ел о ишользуя при этом
«абстрактные определения» науки, ведущие к «воспроизведе-
нию конкретного» путем «мысленных экспериментов». Неиз-
бежность этого прежде всего нашла свое отражение в первых
же суждениях о ярко выраженной специфике атомных объ-
ектов как предмета познания квантовой физики. И действи-
тельно, с момента открытия Планком электрического кванта
действия началась «новая эпоха в физических науках. Это
открытие обнаружило свойственную атомным процессам чер-
ту целостности, идущую гораздо дальше старой идеи об
ограниченной делимости материи. Стало ясно, что свойствен-
ное классическим физическим теориям наглядное картинное
описание представляет идеализацию, применимую только к
явлениям, которые удовлетворяют условию, что все величи-
ны размерности действия, встречающиеся в их анализе, на-
столько велики, что по сравнению с ними квантом действия
можно пренебречь. В явлениях о;бьгчного масштаба это усло-
вие .выполняется с избытком; напротив, в опытных данных,
относящихся к атомным частицам, мы наталкиваемся на за-
кономерности нового типа, не поддающиеся детерминистско-
му анализу»10. Что ж удивительного, ib та,ком случае, в том,
что при фундаментальном различии между измерительным
прибором и изучаемыми объектами в лице данной закопомер-
10 Н. Бор, Указ. соч., стр. 140—141. Под «детерминизмом», возмож-
ность которого здесь отрицается автором, имеется в виду «детерминизм» лап-
ласовского толка, но не «детерминизм» в смысле «принципа дополнитель-
ности». (Ср. В. А. Ф о к, Об интерпретации квантовой физики. Сб. «Философ-
ские проблемы современного естествознания», М., 1959, стр. 134—135 и
ДР-) "<
301

.мости квантовая физика ищет не только собственно кванто-
вые понятия, по и собствсш-го квантовые способы «наблюде-
ния» над этими объектами путем «разумных сочетаний» со-
бытий, о которых информируют нас как «реальные», так и
«мысленные» эксперименты, вместе взятые.
На.м кажется, что среди объективных причин, побудив-
ших Бара ввести в квантовую ф.изику принцип дополнитель-
ности, потребность в этом занимает центральное место. Во
всяком случае, принцип дополнительности Бора не что иное,
как «способ описания», посредством которого устанавливает-
ся определенное отношение между взаимоисключающими со-
бытиями, имеющими место в микрообъектах, поскольку само
описание это происходит с помощью «абстрактных опреде-
лений» науки, ведущих к «воспроизведению» целостной кар-
тины: склонность принципа дополнительности, как 'опреде-
ленного «способа описания», к теоретическим расчетам не-
случайна, и это дает нам достаточное основание считать его и
определенным «способом интерпретации» в квантовой физи-
ке. «Понятие дополнительности, — говорит Бор, — отнюдь не
содержит какого-либо мистицизма, чуждого духу науки;
наоборот, оно просто указывает на логические предпосылки
для описания и толкования опытных фактов в атомной физи-
ке»11.
И действительно, достаточно только вникнуть в харак-
теристику, которую современная квантовая физ.ика дает сущ-
ИН. Бор Указ. соч., стр. 125. (Ср. В.Гейзенберг, Философ-
ские проблемы атомной физики, М., 1953. Хотя многие физики отожде-
ствляют принцип дополнительности Бора с соотношением неопределеннос-
тей Гейзенберга, нельзя не считаться с тем, что в отличие от этого последнего
принцип дополнительности Бора скорее делает ставку на соответствующую
теоретическую интерпретацию квантовой физики, нежели на сами объектив-
ные законы этой физики. Поэтому и мы склонны придерживаться той харак-
теристики принципа дополнительности Бора, согласно которой следовало бы
отнести его к числу логических приемов и законов доказательства» пригодных
не только в области одной квантовой физики, но и в области других наук, в
данном случае психологии, тогда как о соотношении неопределенностей Гей-
зенберга, как определенного физического закона, если брать его сам по себе,
этого сказать нельзя. Между тем, прежде всего, как раз соотношение неопре-
деленностей Гейзенберга и содержит в себе ту необычную для классической
физики идею, развитие которой впоследствии приводит квантовую физику к
этому самому принципу дополнительности в том смысле, в каком он фигури-
рует у Бора и у многих современных физиков его ориентации.)
302

иости так называемого дуализма «волн-а-частица», чтобы
убедиться в этом. Причем, открытие Гейзенбергом соотноше-
ния неопределенностей, как физического закона измерения
атомных объектов, побудило Бора к детальной разработке
своего приндапа дополнительности с тем, чтобы впоследствии
само возникновение идеи о -нем связать непосредственно с
«квантовым постулатом», Достаточно вспомнить, что «в боль-
шинстве своих поздних работ Бор рассматривает «дополни-
тельность» как способ описания экспериментальных данных,
устанавливающий определенное отношение между различны-
ми картинами, информацией, которую можно получить о по-
ведении атомных объектов на языке обычных, по существу,
классических понятий»12.
Отсюда и основное требование данного способа описа-
ния — «.использовать при анализе противоречивых сторон
квантовых явлений взаимоисключающие и ограничивающие
друг друга, неадекватные классические понятия в виде «до-
полнительных пар»13.
Исходя из этой точки зрения, квантовой физике и пр'и-
шлось ввести в описание атомных объектов новый элемент
относительности — относительность не только в отношении
лоиятий, ню и в отношении средств наблюдения (описания),
поскольку именно признание элемента относительности ib
средствах наблюдения и «уточняет» смысл старых, конкури-
рующих друг с другом физических понятий и позволяет вво-
дить новые, собствен.но пантовые понятия14. Так ьл.и и-наче,
непосредственная связь дополнительного способа описания
Бора с теорией относительности Эйнштейна и отношением
неопределенностей Гейзенберга очевидна.
Трудность, с кото-рой сталкивается квантовая физика в
своем рассмотрении сущности дуализма «волна-частица» за-
ключается еще и в том, что основные требования каждой из
экспериментальных установок, позволяющих регистрировать
12 А. Р. П о з н е р , О логическом аспекте идеи «Дополнительности».
Журн. «Вопросы философии», 2, 1966, стр. 70.
13 Там же, стр. 62—70.
14 См. В. А. Фок, Указ. соч., стр. 218. При этом, кстати, введением
принципа дополнительности Нильс Бор, как справедливо отмечает Фок, глав-
ным образом подчеркивает «ограниченность классического способа описания»
(там же, стр. 235) или, что то же самое, сама «дополнительность относится
к ограничениям, налагаемым на классический способ описания» (там же,
стр. 231).
303

процессы, происходящие в микрообъектах, т. е. регистриро-
вать корпускулярные волновые овойст.ва этих объектов, в
принципе исключают друг друга, что мешает оперировать ста-
рыми понятиями и приемами доказательства при соответ-
ствующих интерпретациях опытных данных в квантовой фи-
зике и ставит перед своего рода дилеммой: или «двойствен-
ность» самой природы микрообъектов, так четко выраженную
в корпускулярных и волновых свойствах этих объектов,
следовало бы считать артефа.ктом и тогда развевать кванто-
вую физику пришлось бы в сторону полного возврата к клас-
сической физике, как это делают некоторые физики из изве-
стной школы де Бройля, пли же найти принципиально новый
опособ решения проблемы «волна-частица» и тогда действи-
тельно можно было бы надеяться, что развитие квантовой
физики идет в сторону дальнейшего отхода от классических
представлений, как это мыслится Нильсом Бором и его по-
следователями, но никак не в сторону возврата к ним.
Главная заслуга принципа дополнительности Бор-а в том
и заключается, что в нем мы находим этот новый способ ре-
шения проблемы «волн а-частиц а», а следовательно, и прин-
цип развития современной физики на собственно «квантовом
постулате». Поэтому, когда мы говорим о нем, об этом прин-
ципе дополнительности, ка.к о принципиально ином (новом)
способе описания, лучше всего ссылаться на целостную кар-
тину атомных объектов, воспроизведенную им же самим пу-
тем «разумных сочетаний» всех опытных данных взаимоис-
ключающих (корпускулярных и волновых) свойств этих самых
объектов, возможную только благодаря «.абстрактным опре-
делениям» науки через «мысленные эксперименты». Касаясь
своего рода синтезирующей активности принджга дополни-
тельности. Н'ильс Бор писал: «-Кж бы Н'И были велики "кон-
трасты, которые обнаруживают атомные явления при различ-
ных условиях опыта, такие явления следует называть допол-
нительными, в том смысле, что каждое ,из них хорошо опре-
делено, а взятые вместе они исчерпывают все поддающиеся
определению сведения об исследуемых объектах»15. Или еще:
«Какими бы про пиво речивым и ни казались, при попытке изо-
бразить ход атомных процессов в классическом духе, полу-
чаемые при таких условиях опытные данные, их надо рассма-
тривать как дополнительные, в том смысле, что они представ-
ляют одинаково существенные сведения об атомных системах
иг взятые вместе, исчерпывают эти сведения. Понятие допол-
16 Н. Б о р , Указ. соч., стр. 124.
304

нительности ни в коем случае не предполагает отказа от на-
шего положения независимых наблюдателей природы»16.
Это значит, что дополнительному способу описания, о ко-
тором здесь идет речь, почти одинаково свойственны и для
него почти одина.ково существенны: (а) использование вза-
имоисключающих и ограничивающих друг друга неадекват-
ных классических понятий в виде так называемых «дополни-
тельных пар» («чрезвычайно характерную черту атомной фи-
зики представляет новое соотношение между явлениями, на-
блюдаемыми при разных экспериментальных условиях, для
описания которых преходится применять разные элементар-
ные понятия»17) и (б) применение «абстрактных определений»
науки, способных к воспроизведению целостной картины атом-
ных объектов по «реальным» и «мысленным» экспериментам
над ними (так ведь, согласно Бору, сам принцип дополни-
тельности в конечном счете следовало бы «рассматривать
|как логическое выражение нашей ситуации по отношению к
объективному описанию опытного знания»18.)
Из этого не 1вытекает, одна'ко, (что этот принцип вовсе не
нуждается в новой системе понятий и результаты «реальных
экспериментов» не столь уж для него существенны. Наоборот,
как из пункта «а», так из пункта «б» мы могли бы извлечь
нечто противоположное этому утверждению. «В самом деле,
только взаимное исключение всяких двух экспериментальных
манипуляций, которые позволили бы дать однозначное опре-
деление двух взаимно дополнительных физических величин,—
только это взаимное исключение и освобождает место для
новых физических законоъ, совместное существование кото-
рых могло бы, на первый взгляд, показаться противоречащим
основным принципам построения науки. Именно эту совер-
шенно новую ситуацию в отношении описания физических яв-
лений мы и пыталась характеризовать термином дополни-
тельность»19. Ибо, ввиду отсутствия реальной возможно-
сти одновременно наблюдать над взаимоисключающим« ха-
рактеристиками тех или иных явлений природы, в данном слу-
чае над корпускулярными и волновыми свойствами атомных
объектов, «данные, полученные при разных условиях опыта,
не молут быть охвачены одной-единственной картиной»
1в Н. Б о р , Указ. соч., стр. 103—104.
17 Т а м же, стр. 103.
"Там же, стр. 104.
19 Т а м же, стр. 87.
20. А. Е. Шерозия 305

и, чтобы найти выход из этопо положения, мы должны рас-
сматривать их «как дополнительные в том смысле, что1
только совокупность разных явлений может дать более полное
представление о свойствах объекта» там более, что само
«приписывание атомным объектам обычных физических атри-
бутов существенным образом связано с неоднозначностью»20.
Таков, по Бору, единственно возможный выход из сопут-
ствующей квантовой физике дилеммы, касающейся корпуску-
лярных и волновых свойств электронов и фотонов, где мы
встречаемся с как бы противоречащими друг другу картина-
ми, полученными п,ри разных условиях опыта. И чтобы полу-
чить целостную картину этих объектов, о которых информи-
руют квантовую физику ее «реальные эксперименты», необ-
ходимо обратиться также и к принципу дополнительности с
его теоретическими расчетами и приемами доказательств, по-
скольку только при конструирующей логической функции по-
следнего можно воспроизвести такую .картину. Поэтому впол-
не закономерно сам принцип дополнительности скорее всего
квалифицировать как эффект «мысленных экспериментов» над
опытными данными в целом. «В атомной физике слово «до-
полнительность» употребляют, чтобы характеризовать связь
между данными, которые получены при разных условиях
опыта и могут быть наглядно истолкованы лишь на основе
взаимно исключающих друг друга представлений»21.
(б) Что же касается второй группы причин, заставляю-
щих Бора ввести свой принцип дополнительности в 'кванто-
вую физику и, особенно, расширить сферу его применения за
счет других наук, в том числе и психологии, о них нужно ска-
зать следующее:
Во-первых, стремление человека к «абсолютной истине»
ставит перед каждой наукой задачу овладения этой истиной,
за характерной реализацией которой можно было бы просле-
дить при выяснении места, занимаемого ею в системе наук.
20 Н. Бор, Указ. сич. стр. 60—Gl.
21 Т а м же, стр. 49. Скорее, надо полагать, именно к этому, логически
конструирующему (через теорегические приемы доказательства) аспекту прин-
ципа дополнительности и отнссятся упреки Эйнштейна, когда он говорит,
что (1) «квантовомеханическое описание физической реальности посредством
волновых функций не является полным» (см. А. Эйнштейн, Собрание
научных трудов, т. 3, М., 1966, стр. 610) и что (2) «каждый элемент физичес-
кой реальности должен иметь отражение в физической теории» (см. А.Эйн-
штейн , там же, стр. 605).
305

В конечном счете это обстоятельство и приводит к тому, что
у каждой науки, «ак аправедливо отмечает Жан Пиаже, есть
своя «собственная эпистемология», разрабатываемая ее от-
дельным« шредставителями, когда они начинают размышлять
над этой наукой в целом23, ибо, кроме своих «внутридисцип-
линарных связей» и соответствующих им способов объясне-
ния, каждая наука должна узнать еще и о своих «междисцип-
линарных связях» и соответствующих им способах объясне-
ния. Иначе мы никогда -не смогли бы терейти из одной -науки
в другую, а конкретные науки — составить систему наук.
Причем, iK-ак 'ни одна строго определенная наука 'невозможна
без собственной эпистемологии, так и ни одна юбщая эписте-
мология, как философская наука, невозможна -без этой самой"
системы »наук23.
С этой точки зрения, принцип дополнительности Бора мы
могли бы принять за стержневую линию квантовой физики,
ее собственной эпистемологии, посредством которой она при-
общается и к другим наукам через общую эпистемологию-
этих самых наук.
Во-вторых, каждая наука, как строго определенная си-
стема знаний, в .первую очередь должна преодолеть всевоз-
можные логические трудности, возникающие на пути построе-
ния собственной системы 'знаний или, что то же самое, найти
принцип оперирования адекватными данной системе понятия-
ми и приемами доказательства: должно «быть, в этом и за-
ключается основной смысл ее собственной эпистемологии. В
противном случае всякой науке пришлось 'бы прекратить уси-
лия в этом направлении до тех пор, пока философия не по-
может ей построить соответствующую ей систему знаи-ий; но
для этого самой философии понадобились (бы конкретные
факты, опять-таки возможные только через «реальные экспе-
рименты» этой 'науки, иначе построить такую систему знаний
она бы не сумела. Чтобы выйти из этой парадоксальной си-
туации, -каждой науке нужна не только «общая» (философ-
ская), но и своя «собственная эпистемология», посредством
которой она могла бы устранить любые логические противо-
речия, время от времени возникающие на пути ее историче-
ского развития. Впрочем,'«внутренняя эпистемология» той или
22 См. Ж- Пиаже, Психология, междисциплинарные связи и система
наук, М-, 1966, стр. 37
23 Видимо, поэтому и отпадает необходимость как «эпистемологизировать
психологию», так и «психологизировать эпистемологию». (Ср.Ж- Пиаже,
Указ соч., стр. 39.)
307

иной '.пауки не только приобщает эту са.мую науку к системе
других -наук, но .и лежит в 'основе построения системы самой
этой науки.
Что принцип дополнительности Бора в этом отношении
действительно выполняет функцию одного из логических ус-
ловий 'построения исвантовой физики, как строго определенной,
системы з.на'ний, не вызывает никакого сомнения.
■В-третьих, не исключена возможность, что само наличие
определенных логических трудностей, связанных с двойствен-
ной функцией «[внутренней эпистемологии» науки, и заставля-
ет нас включить эту науку в систему «междисциплинарных
связей» смежных наук. Во всяком случае, Ни лье Бор .кон-
статирует шодобные трудности не только в квантовой физике,
■но |И в .других науках, в том числе и в тисихолопии. Нужно
сказать, что трудности, которые в этом шламе стоят, в част-
ности .перед ^психологической .наукой, смогут 'помочь ей уяснить
себе логический аспект физического принципа дополнитель-
ности Бора, ибо, в сравнении с атомными объектами, о -кото-
рых идет речь в квантовой ф.изике, наши переживания, как
предмет .познания тгеихюлогии, еще более ускользают от со-
ответствующего объективного шаблюдения. Убедившись в
этом, сам Бор правильно замечает, что не лишено истины ста-
рое высказывание: «Если мы лрабуем анализировать .наши
.переживания, то мы 'перестаем их испытывать».
В самом деле, нельзя не согласиться с Нильсом Бором в
том, что «1Пр1и самонаблюдении, очевидно, 'невозможно четко
отличить сами явления от ,их сознательного восприятия, и,
хотя мы часто [говорим о том, что мы обратили сшое взима-
ние именно на ну или -иную с торен у психического опыта, три
более тщательном -рассмотрении оказывается, что на самом
деле мы встречаемся во всех подобных случаях со взаимно
исключающими друг друга положениями»24.
Это и есть то старое логическое противоречие, о котором
давно известно психологической «науке как о непреодолимой
трудности так называемого прямого наблюдения »ад поведе-
нием кшереживания-чаетицы». .Поэтому и Бору не потребова-
лось особых усилий, чтобы «обнаружить, что между психиче-
скими опытами, для описания которых адекватно употребля-
ют такие слава, как «мысли» и («чувства», существует допол-
нительное соотношение, подобное тому, какое существует
между данными о поведении атомов, полученными при раз-
ных условиях опыта»25.
я4 Н. Б ор , Указ. соч., стр. 44.
»Там же, стр. 44.
308

Это не значит, однако, что применительно '.к соответствую-
щим явлениям психики т.ринщш дополнительности лишен
строго научного характера и что объективная верификация
этих явлений в принципе -невозможна. Наоборот, сам Бар
считает, что благодаря этому принципу «даже в психологии:
человека оказывается »возможным ib большой мере удовлетво-
рить требованиям объективного описания»20, ибо, следуя вну-
тренней логике его мысли, уже улавливаются следы того, что
воздействие (психологической науки на современную физику
с 'Принятым ею принципом дополнительности в настоящее
время (проявляется 'в виде ответного (воздействия квантовой
физики на психологию. Ведь 'не исключено, что именно непри-
годность принципа односторонней детерминации психики и
побудила Бора ввести -свой принцип дополнительности :в кван-
товую физику.
Это «свое предположение мы попытаемся подкрепить
прежде всего ссылкой iiia самого Бора. «Интересно отме-
тить, — говорит он, — -что в физической науке на ранних ее
стадиях мож.но было опираться на такие стороны событий
повседневной .жизни, которые допускают простое причинное
объяснение, тогда как при описании нашего душевного со-
стояния использовалось с самого возникновения языков такое
описание, .которое по существу является дополнительным»97.
Не означает ли это, что в строго определенном смысле, да:;-
iHbre высказывания Бора о принципе дополнительности можно
истолковать как ясно бы раже иную догадку автора о необхо-
димости двусторонней детерминации человеческой психики
вообще и ^«переживания — частицы», в частности.
Исходя из этого, нам представляется возможным конста-
тировать, что принцип дополнительности сам по себе связы-
вает две великие (наиболее характерные в разных системах
знаний) науки о мире: физику — науку о физической реаль-
ности и психологию — науку о психической (реальности.
В-четвертых, на современном этапе развития логики на-
учного мышления легко согласиться с тем, что после того, как
лапласовскую (механистическую) теорию детерминизма по-
стигла полная неудача в квантовой физике и впоследствии
Нильсом Бором был предложен принцип дополнительности,
психологическую систему знаний стало возможным строить и
развивать только на основе новой теории детерминизма и де-
м Н. Б о р » Указ. соч., стр, 107.
а?Там же.
309

лать это гораздо увереннее, чем когда-либо раньше. И думает-
ся, что (идеям новой теории детерминизма, так страстно (пропа-
гандируемым Бором в квантовой физике, еще предстоит ска-
зать свое слово в области исследования человеческой психи,
«кн. Тем не менее, и это важно знать, отход от старой тео-рии
детерминизма ib обоих случаях, т. е. и в квантовой физике, и
в психологии, ставит своей целью расширить сферу приме-
нения принципа 'причинности, но не отвергает его вообще как
»нечто излишнее дл'Я научного мышления. Так ,ил-и иначе,
«изучение атомного м.ира показывает, >что классический детер-
минизм не только не соответствует законам природы, то да-
же-не позволяет их с 'достаточной точностью формулировать»,
И'бо, согласно (квантовой механике, почти шикакое усовершен-
ствование «методов наблюдения, никакое уточнение формули-
ровок законов природы до -никакая тщательность их матема-
тической обработки не в силах, >в принципе, позволить одно-
значно предсказать весь .последующий ход событий. Поэтому-
то нам 'приходится отказаться от старых приемов теории де-
терминизма и мекать основные признаки новой теории детер-
минизма ib одном только «вероятностном характере описа-
ния, в силу которого необходимо отличать потенциально воз-
можное от осуществившегося, в учете относительности к
средствам наблюдения м, наконец, ,в hoibom описании »прин-
ципа причинности, согласно которому этот принцип (непосред-
ственно относится к вероятностям, т. е. к потенциально воз-
можному, а не к действительно осуществляющимся собы-
тиям»28.
Так, «в квантовой механике полностью сохраняется при-
чинность, (но отвергается л.апласовский детерминизм»29.
Отсюда нетрудно понять, что и применительно к общей
теории познания и психологии ©тот новый принцип детерми-
низма требует 'при рассмотрении «демаркационной линии»
между шсихическим (субъектом) и физическим (объектом,
даже если в качестве объекта будет выступать само (психиче-
ское как.нечто субъективное) прежде всего иметь в виду прин-
цип относительности. Ведь проблема «прибора» как средства
•прямого наблюдения является предметом заботы не только в
квантовой физике, — прежде всего это проблема общей тео-
рии познания.
28 В. А. Ф о к , Об интерпретации квантовой механики. Сб. «Философ-
ские проблемы современного естествознания», стр. 229.
20Там же, стр. 234. (Ср. Н. Б о р t Указ. соч., стр. 135, 143 и ДР-)
310

Поэтому естествен™, что определенное решение данной
проблемы в квантовой физике находит овое непосредственное
отражение и в других 'науках, выразившись в потребности
подготовить соответствующую почву для .расширения .и при-
менения в этих науках того же самого «дополнительного спо-
соба описания»30 Так, «упор, который делается .на проблему
наблюдения © 'атомной физике, не \в меньшей степени поды-
мает аналогичные вопросы ,в биологии и 'психологии, а имен-
но вопросы о 'Положении живых организмов т описании при-
роды и о нашем с о'б ответном положении существ думающих
.и действующих. Хотя в рамках классической физики и мож-
.но было до некоторой степени сравнивать живые организмы
с машинами, «всегда было ясно, что такие сравнения недоста-
точно учитывают м'ногие из характерных для жизни черт. Не-
достаточность механистического представления о природе
для описания положения 'человека особенно хорошо обнару-
живается на трудностях, связанных с 'Примитивным различе-
нием между душой и телом»31.
Отсюда напрашивается следующее обобщение: гносеоло-
гический урок, .преподанный /нам атомной физикой, заставля-
ет нас за.ново пересмотреть и в других областях знаний при-
менение ста-рых способов обобщения32.
В общем, 1вряд ли следует отказываться от мысли, что,
с точки зрения непосредственной данности наших лережгсза-
1ИИЙ как предмета шаучрюй рефлексии, «психологии не обойтись
■без «типично дополнительного метода описания», тем более,
•что '«психический опыт не может быть подчинен физическим
измерення.м»33.
И, наконец, в-пятых: когда мы говорим о возможном рас-
ширении сферы применения принципа дополнительности за
счет психологии и 'биологии, мы должны иметь в виду нео-б-
30 Ср. Н. Бор, Указ. соч., стр. 125: «При механистическом понимании
природы линия раздела субъект-объект фиксирована; признание того, что
последовательное применение наших представлений требует иногда другого
проведения этой границы, как раз и освобождает место для расширения опи-
сания».
31 Т а м же, стр. 125.
32 Ср. Ф.Энгельс, Людпнг Фейербах и конец классической немец-
кой философии, М., 1952. стр. 20: «С каждым составляющим эпоху открытием
даже естественно-историтеской области материализм неизбежно должен
изменять свою форму».
33 Н. Б о р , Указ. соч., стр. 127.
311

ратимость психических и биологических процессов во време-
ни. Отсюда и ни на йоту непреодоленные до сей поры труд-
ности прямого .наблюдения и ад тем, как ведут себя «глубин-
ные силы» («элементарные частицы»), определяющие эти
процессы. «Исчерпывающий, в смысле квантовой физики, от-
чет о всех непрерывно обменивающихся атомах живого ор-
ганизма не только невозможен, но, очевидно, (потребовал бы
таких условий наблюдения, 'которые несовместны с проявле-
нием .жизни»34. К числу таких, трудно поддающихся измере-
нию, «процессов и я'влеший относятся и «глубинные силы» че-
ловеческой психики, .ибо, «когда -мы пробуем анализировать
наши (переживания, то мы перестаем их испытывать». И это—
трудность не только для всякого метода «самонаблюдения»,
но .и для всякого метода «прямого наблюдения», известных
до сих пор в психологической науке.
В свою очередь, шмешю это обстоятельство и ставит со-
временную (психологию .перед логической необходимостью
своего рода «дополнительного способа описания», и современ-
ная психология обязана решить эту задачу. Пусть она сде-
лает это по аналогии с современной квантовой физикой, это
не важно. Главное, что задача эта должна быть решена и на
ее собственнсшсихологической основе.
(4) Таким образом, мы вплотную подходим к тому пунк-
ту настоящего 'изложения, откуда легко перейти ,к рассмотре-
нию вопроса установки, как и, в принципе, всякого другого
психического образования 1как предмета познания, тем более,
если мы хотим рассмотреть ее в несколько ином качестве «мо-
дуса» личности в той самой системе ее фундаментальных от-
ношений, о которой у нас речь шла выше. При этом нам от-
крывается возможность более строгой проверки принципа до-
полнительности в психологической науке, в частности в экс-
периментальной психологии установки: подобно тому как
«атомные объекты» лежат в основе физической реальности и
в известной мере определяют характер познания данной ре-
альности, «установка-частица» лежит в основе всего круга яв-
лений психики и почти во всех отношениях определяет позна-
ние этих явлений, в том числе и переживаний наших, челове-
ческих.
В результате рассмотрения вопроса об «установке-части-
це», отдельные стороны .которого были изложены ранее35, мы
»пришли к выводу, что она, мак и «атомные объекты», не под-
дается прямому наблюдению со стороны познающего субъек-
34 Н. Б о р , Указ. соч., стр. 137.
86 См. А. Е. Ш е р о з и я , Указ. соч., гл. IV, § 3.
312

та ни посредством широко известных вариантов классическо-
го метода «фиксированной установки», ни посредством от-
дельных вариантов специально оформули-ро-ванного в таком
качестве метода «нефиксированной -установки». Поэтому бо-
лее чем желательно объединить информацию, полученную как
при соответствующих вариантах метода «фиксированной ус-
тановки», так и при соответствующих вариантах метода «не-
фиксированной установки» в цельную картину событий, про-
исходящих в «установке-частице».
■Но это значит, что введение (Принципа дополнительности,
или, иначе говоря, «дополнительного способа описания» в
экспериментальную психологию установки фактически! дикту-
ется отсутствием основанного на знании умения строить опы-
ты (над «установкой-частицей» одновременно на соответствую-
щих вариантах «ситуации» и («потребности» — этих двух
одинаково необходимых детерминантов последней, ибо в спе-
циальных исследованиях «установки-частицы» методом «фик-
сированной установки» опыты, в основном, строятся на объ-
ективном факторе данной «установки-частицы» — ситуации,
тогда как в специальных (исследованиях «установки-частицы»
методом «нефиксированной установки», наоборот, предпола-
гается, в основном, строить опыты на вариациях потребно-
сти — субъективного фактора данной «установки-частипы».
И, чтобы создать целостную картину поведения «уста-
новки-частицы» в ее (исходной, первоначальной модификации,
п-ридетоя, конечно, преодолеть определенную односторонность
-информации этих 'методов посредством «дополнительного
способа описания», подобно тому, как это делается при соот-
ветствующей интерпретации опытных данных о поведении
«атомных объектов» в квантовой физике.
Итак, попытки расширить сферу применения «принципа-
дополнительности» за счет современной экспериментальной
психологии, в частности психологии установки, думается, не
могут вызвать никаких возражений: кроме нужных способов
прямого наблюдения над эффектом установки через «реаль-
ные эксперименты», ей, больше чем квантовой физике, нуж-
ны еще и «мысленные эксперименты», посредством которых
во всякой науке вообще через «абстрактные определения»
происходит «воспроизведение» конкретного.
3. УСТАНОВКА КАК «ЭЛЕМЕНТАРНАЯ ЧАСТИЦА» И
«ПРИНЦИП СВЯЗИ»
(1) 'Прежде всего, несколько слов о постановке вопроса.
В данном случае нас интересует структура и функции эффек-
31*

та установки как 'бессознательного психического, лежащего
в основе сознания и определяющего его действие. Причем, под
«структурой установки» мыслятся те основные -и одинаково
необходимые элементы, из которых складывается «состояние
установки», тогда .как под «функцией установки» разумеется
та роль, которую она выполняет в качестве -регулирующего
■начала 'человеческой психики.
В обоих аспектах предстоящего рассмотрения речь пой-
дет, конечно, только о первичной, нефиксированной и нереа-
лизованной установке, так трудно поддающейся или в прин-
ципе вообще не поддающейся прямому наблюдению в науке.
Прежде чем приступить »к соответствующей трактовке це-
лостной структуры установки, мы попытаемся ,выясн.ить
функцию установки в ее узнадзевском, собетвениопеихологи-
ческом .понимании.
(2) Исходя из экспериментальной психологии установки,
основные результаты и обобщения которой были предложены
выше, за основную функцию «состояния установки» следует
(принять ее функцию «опосредствующей связи». Причем, в
первую очередь, требуется понять сущность самой этой «свя-
зи», тем более, что в ее лице удается констатировать следую-
щий факт фундаментального значения: выполняя функцию
«опосредствующей связи» как (а) между психическим (субъ-
ективным) и физическим (объективным) так и (б) внутри
самой психики, между отдельными проявлениями этой по-
следней, «состояние установки» выступает в качестве подле-
жащего всякой психики во всех возможных формах ее прояв-
ления. Можно не сомневаться, что именно »в этом и заклю-
чается вся новизна занимающего нас вопроса об эффекте
установки и как '«принципе связи», и как .«элементарной час-
тице» психики.
К тому же, теория установки Узнадзе исходит из того,
что, если имеет место '«б», т. е. если через «установку-части-
цу» можно констатировать связь между отдельными прояв-
лениями человеческой психики, то это значит, что в такой же
мере имеет место и «а», т. е. что через ту же «установку-часги-
ду» можно констатировать связь самой этой психики с тем,
что в виде объективного .мира всегда противостоит ей как
нечто транстюихическое, ибо, согласно упомянутой теории,
реальная возможность связи типа «б» почти всецело зави-
сит от реальной возможности связи типа i«a», тем более, что
в принципе всякая психика может существовать не иначе, как
314

отражение того, что в процессе этого отражения .всегда про-
тивостоит ей (в виде «паихики» или «физики», это все равно)
как нечто т раненой хм чес ко е. Помимо того, что тем самым за-
полняется вакуум как между психическим (субъективным) и
физическим (объективным) в их гносеологическом располо-
жение друг против друга, так и между отдельными проявле-
ниями самой лсихики в их естественном течении в сознании
человека, помимо этого, найден принцип построения психоло-
гической науки36.
Это обстоятельство и придает понятию установки значе-
ние обще-объяснительного, но не описательного психологиче-
ского понятия. Оно должно объяснить все великое многооб-
разие и всю внутреннюю динамику человеческой психики, ре-
шительно отказавшись при этом как (а) от малопроверен-
ного постулата традиционной психологии -— «постулата не-
посредственности» с соответствующим принципом психичес-
кой и психофизической причинности, так и (б) от имеющего
к ним прямое отношение «эмпирического постулата» с соот-
ветствующим принципом реализации данной психики через
определенный ряд «проб и ошибок», характерных для той же
психологии. 'Впрочем, Узнадзе правильно понял, что системы
психологических знаний, которые поныне пытаются строить
по этим самым постулатам, всегда оста/вляют впечатление ис-
кусственных конструкций и действительно являются тако-
выми.
(а) Во всяком случае, прежде чем предложить свой ва-
риант построения системы психологических знаний, Узнадзе
подверг строгой проверке широко распространенный в то
время в традиционной буржуазной психологии «постулат не-
посредственности» и показал явную несостоятельность дан-
ного постулата, которая обусловлена хотя бы тем, что он яв-
ляется результатом механического перенесения так называе-
мого принципа «закрытой каузальности» из естественных на-
ук, в частности из физики, в психологию. Кроме того, что при
этом зачеркивается специфика ообственнопсихологических ис-
следований (в широком смысле слова), зачеркивается и
смысл психического, как такового, вообще.
В самом деле, принцип «закрытой 'Каузальности приро-
ды», в его вундтавой интерпретации, опирается на неоправ-
30 Кстати, теория установки Узнадзе, поскольку она строит психологи-
ческую науку по этому принципу, оказывается, в состоянии предложить свою
интерпретацию занимаемой в настоящее время Ж. Пиаже и др. психологов
проблемы: психология, междисциплинарные связи и система наук.
315

данную универсализацию категории причинности, -основан-
ную н<а положении, что причины изменений, непрерывно -про-
исходящих в психическом -мире, следует искать -не за /преде-
лами этого мира, а в нем самом, подобно тому, как это име-
ет место в области физической -реальности. Отсюда же -идет и
само понятие традиционной буржуазной психологии о непо-
средственной «связи психического с психическим.
С введением этого понятия многим психологам показа-
лось, что найден научный принцип объяснения человеческой
психики, и во .всех случаях о внутренней закономерное! и
психической реальности стали судить согласно закону ассо-
циации по смежности, который гласит, что все содержание
нашей психики определяется на основе непосредственной
связи между нашими представлениями, ибо достаточно, дес-
кать, в сознании появиться одному из этих переживаний, что-
бы за ним последовали и другие, в том или ином смысле свя-
занные с ним представления, так как, согласно ассоциатив-
ной психологии, <овсе содержание нашей психической жизни
базируется на ассоциациях, закрепленных между психически-
ми явлениями, — психические следствия вырастают на осно-
ве психических причин, -психические процессы ш явления дей-
ствуют на психическую же сферу действительности»37.
При всей оппозиционности Вундта к ассоционистам, он
как бы дает философское объяснение их исходного принципа,
считая, что единственно бесспорное наблюдение, которое име-
ется у человека, это — наблюдение над единством сознания,
т. е. наблюдение над непосредственной взаимной связью пси-
хического с самим психическим. Согласно спра;ведливому по-
яснению Узнадзе, по Вун-дту, человеческая психика должна
быть понимаема как совокупность закономерно друг на друга
действующих и взаимно связанных между собой явлений
сознания.
Узнадзе находит, что и так называемая гештальттеория
принимает за основу наличие непосредственной причинной
связи между явлениями человеческой психики, поскольку, со-
гласно этой теории, «'В сфере наших переживаний не частич-
ные процессы оказывают влияние друг на друга и, таким об-
разом, объединяясь, создают сложные переживания, а, на-
оборот, именно эти последние определяют собой мир отдель-
ных психических процессов, (протекающих в нашем созна-
нии»38. Словом, ^подобно ассоциативной психологии и геш-
37 Д. Н. Узнадзе, Экспериментальные основы психологии установ-
ки, стр. 25.
88 Т а м же, стр. 26.
316

тальттеор,ия продолжает стоять на (позициях ннтроспскцио-
нализма, допускающего психофизический пa^paллeлизм.
К этому ряду относятся и другие теории традиционной
психологии сознания подобного типа, а также и теории ино-
го типа, допускающие непосредственную причинную связь не
только внутри строго определенного круга явлений психики,
но и 'между психическим и физическим вообще — теории так
называемой психофизической каузальности. Они «отличают-
ся от пара'ллеЛ'Истических не в чем-нибудь основном и прин-
ципиальном, а лишь в производном м второстепенном: мысль
о непосредственном характере связи между этими явления-
ми в обеих этих теориях остается догматически принятым по-
стулатом»39.
(б) Кроме того, ,в традиционной буржуазной психологии
известны также теории, пытающиеся построить системы сво-
их суждений о человеческой психике с помощью так называе-
мого «эмпирического постулата», согласно которому отри-
цается возможность непосредственной .причинной связи как
между отдельными проявлениями данной психики, так и меж-
ду психическим и физическим вообще, ведь, следуя основно-
му смыслу «эмпирического постулата», «между живым орга-
низмом .и средою следует -предположить в принципе наличие
глубокой пропасти, которая не дает жшвому организму воз-
можности непосредственно пользоваться данными этой
среды»40. И, если, несмотря на это, мы в состоянии фактичес-
ки н)1 каждом шагу ко'н ста тировать наличие целесообразной
деятельности организма в окружающей его среде, то это, как
рассуждают сторонники «эмпирического постулата» в психо-
логии, является .результатом определенного ряда «п-роб и оши-
бок», который продолжается до тех пор, пока организм с л у-
ч а и п о не натолкнется на подходящий выход для удовлетво-
рения своей актуальной потребности.
Таков принцип познания человеческой психики по -«эмпи-
рическому (постулату» психологии.
Но достаточно вспомнить и должным образом проанали-
зировать широко известные опыты Келлера -над антропоида-
ми, чтобы убедиться в теоретической несостоятельности ос-
новной мысли о случайном уешехе «организма в окру-
жающей среде действия. (Правда, ib лице Einsicht Келлер и
другие представители эмпирической психологии пытаются
ЗРД.Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 26.
40 Т а м же, стр. 27.
317

констатировать необходимость при объяснении психического
мира выйти за пределы сознания, ссылаясь на возможное су-
ществование иной сферы «психического отражения», однако
эту сферу они, как справедливо отмечает Узнадзе, вовсе не
комментируют ка-к особую «инстанцию связи», лежащую в
основе сознания вплоть до его реализации. Скорее, наоборот,
они лроя'вляют ясно выраженную склонность комментировать
ее как обычные явления того же сознания. А это значит, что
их попытка констатировать наличие особой, досознательной
сферы психического отражения относится к числу все еще не
прояснившихся объективных тенденций в науке.
(3) При соответствующей проверке обоих вариантов по-
строения системы психологических знаний Узнадзе стремит-
ся показать правомерность своего варианта (построения дан-
ной системы не иначе, как на фоне таких тенденций. Так, пы-
таясь должным образом понять психологические факты, по-
добные Einsicht, и дать им логически до конца осмысленную
■интерпретацию, он лиса л: «Если допустить, что, помимо обыч-
ных явлений сознания, у нас 'имеется и нечто другое, что, не
являясь содержанием сознания, все же определяет его в зна-
чительной степени, то тогда перед н-амм открывается возмож-
ность судить об явлениях или фактах, подобных Einsicht, с
новой точки зрения, а именно: открывается возможность обо-
сновать наличие этого «другого» и, что особенно важно,
вскрыть :в нем определенное реальное содержание».
Отсюда и вполне оправданное рассуждение автора:
«Если .признать, что живое существо обладает способностью
реагировать в соответствующих условиях активацией уста-
новки, если считать, что именно в -ней — в этой установке—
мы находим новую сферу своеобразного отражения действи-
тельности.., то тогда станет понятным, что именно в этом на-
правлении и следует искать ключ к пониманию действитель-
ного отношения живого существа к условиям среды, в кото-
рой ему приходится строить свою жизнь»41.
Поэтому, когда у нас заходит речь об установке связи,
мы должны иметь в виду ее основную функцию «опосред-
ствующей связи» как -психического с физическим, так и пси-
хического с самим психическим и уже на этом строить свои
суждения относительно остальных, не менее важных, с пси-
хологической точки зрения, функциях установки. Сюда отно-
сятся, например, такие функции установки, как функция «им-
манентной организации» ,и «ориентирующей регуляции» ин-
41 Д. Н. У з н а д з е , Указ. соч., стр. 28—29.
318

дитида с «постоянным набором характеристик»; «предетер-
м»нации» и «предуготованности» к определенному ти«пу реа-
гирования: «вероятностного прогнозирования» и «упорядо-
ченной инстанции» действия; «побудительной» (/«энергетичес-
кой») ,и «регул я тор ной» («контролирующей») системы; «ос-
новы вариабильности» поведения и принципа «обратной свя-
зи»; «избирательной регулирующей системы» и, наконец, как
«фактора» практической и теоретической активности субъек-
та в целом.
Мы не собираемая в данном случае судить о том, на-
сколько правомерно рассматривать уста.но.вку как структуру,,
имеющую столько разных функций, и соответсБвуют ли все
эти функции друг Другу, считая, что это с достаточной пол-
нотой изложено в специальной литературе об установке42. Мы
хотим только обратить внимание специалистов на то, что эти
и подобные им функции установки можно согласовать с пред-
ставлением об /«единой установке» индивида не иначе, как
через ее основные функции «опосредствующей связи» между
1псих1ическим -и физическим, с одной стороны, и /внутри самой
психики — с другой.
(а) Возьмем, например, функции установки как «имма-
нентной организации» и «ориентирующей регуляции» инди-
вида с «-постоянным набором характеристик», как «предетер-
минации» и «.предуготованности» к определенному типу реа-
гирования. В настоящее время об этих функциях идет речь
как в отечественной, так и в зарубежной собствен ноле ихо ло-
гической литературе об установке.
Еще в своих ранних теоретических исследованиях, в част-
ности в работе «Основы экспериментальной психологии»
(1925), Узнадзе предложил идею об установке как «предетер-
•м:инации» и «предуготованности» индивида к определенному
типу реагирования. Причем, как справедливо отмечают неко-
торые исследователи общей теории установки Узнадзе, само
это состояние «тредуготованности» («предрасположения»)
индивида к определенному типу реагирования было принято
за важнейший фактор* формирования любого адаптивного по-
ведения и в дальнейшем принципиально 'противопоставлено
концепции психологически «неапосредавакной связи» между
стимулом и реакцией (S—R). «Такое понимание является, по
42 См. А. С. Прангишвили, Исследования по психологии уста-
новки, Тб., 1967.
319-

существу, исходным для всего ученмя об установке, разра-
батываемого в .настоящее -.время школой Д. Н. Узнадзе»43.
А это значит, что согласно о'бщей теории установки Уз-
надзе, в основе таких функций установки, как «.имманентная
организация» и «ориентирующая регуляция» индивида с
■«постоянным набором характеристик», как «предетермина-
ция» и «предуготованность» его к определенному типу реаги-
рования, лежит ее основная функция «опосредствующей свя-
зи» как психического с физическим, так и психического с
самим же психическим.
И неслучайно, что среди буржуазных психологов, зани-
мающихся проблемой установки, в настоящее время идет
•спор вокруг того, имеем ли мы в лице установки дело с акти-
вацией только частных психологических и физиологических
функций или с более глубокими и глобальными сдвигами, за-
трагивающими личность субъекта, и 'что многие из этих пси-
хологов предпочитают скорее говорить в пользу последнего
варианта решения вопроса. Так, аудя по материалу не так уж
давно состоявшегося симпозиума о-.б установке (Бордо, 1959),
о котором у пас -речь шла выше, за .последние годы появи-
лись попытки »констатировать наличие органической связи эф-
фекта установки с функциональной организацией действии.
(Опять-таки следует вспомнить, насколько характерно в этом
отношении прозвучали на этом симпозиуме слова С. Моск-
вичи: «Является сомнительным, правомерно ли обсуждать
понятие установки, если можно так выразиться «в себе».
Когда ставятся вопросы о предпочтении монистического или
плюралистического подхода, об описательном или объясни-
тельном злаченим .понятия установки, .на ч-ш-х мо'жяю ответить
правильно, лишь опираясь на определенную теорию .поведе-
ния». И далее: прежде чем установить единое унитарное поня-
тие установки, он предпочитает «предварительно определить
общую теорию деятельности, на базе которой станет возмож-
ным осуществление согласование понятия установки с соот-
ветствующими феноменами»44. В принципе эти слова как
нельзя лучше подтверждают исходное .положение узпадзев-
■ской концепции установки: «Насколько успешно будет рас-
крыта единая сущность, единая дрирода установки, — это,
43 Ф. В. Бассин, Предисловие к монографии И. Т. Б ж а л а в а
«Психология установки и кибернетика», М., 1966, стр. 14.
44 Les Attitudes, Paris, 1961, р. 131—1.32.
320

безусловно, зависит от состояния общей теории деятельности
личности fB целом»45.)
Отсюда и соответствующее понимание установки как
фактора, интимно включенного в функциональную структуру
действия, придающего, по мнению специалистов, определен-
ную значимость результату «сличения» и тем самым влияю-
щему на дальнейшее развертывание реакций, «Такое понима-
ние подчеркивает, в частности, тот факт, что установка —
!Это, даже феноменологически, нечто большее, чем только «го-
товность к развитию» активности определенного типа. Ее
функцией является не только создание потенциального
«п р е д р а с л о л о ж е н .и я» к действию, но и актуальное
р ег у л ир о в а н-и е дин-ам'ики действия или отражения (по-
сле того, как последние сформировались)»46. В системах бур-
жуазной 1НСИХОЛОГИИ установки, во всяком случае в их клас-
сических вариантах, предшествующих системе психологии
установки Узнадзе, как справедливо указывает Ф. В. Басоин,
это обстоятельство явным образом недоучитывается. Что же
касается появления современной теории биологического ре-
гулирования, то она идет навстречу общей психологии уста-
новки, но не противостоит ей.
И, наконец, подводя .итоги данного анализа основной
функции установки, функции ее «опосредствующей связи» ,как
между психическим ,и физическим, так и внутри самого пси-
хического, легко объяснить наличие эффекта данной установ-
ки не только как «.исходной инстанции», но и как «конечной
цел1и» поведения, вопрос о котором так остро дискутируется
среди специалистов, представителей (и противников) совре-
менной общей и экспериментальной психологии установки.
Однако об этом дальше.
(б) Что же касается остальных функций установки, о
которых речь шла выше, например функций установки кач
«вероятностного прогнозирования» к «упорядоченной инстан-
ции» действ'Ия, как «побудительной» («энергетической») и
«регулятарной» («контролирующей») системы, как «основы
вариабельности» (поведения и «принципа обратной связи», а
также как «фактора» практической и теоретической активно-
сти субъекта, его носителя, то следовало бы 'и эти функции
объедиН'Ить в единой системе функций установки на основе ее
коренной функции «опосредствующей связи», чтобы тем
самым согласовать их как друг с другом, так и с представ л е-
45 А. С. П р а н г и ш в и л и Указ. соч., стр. 22.
*в Ф. В. Б а с с и н , Указ. соч., ст.р. 16.
21. А. Е. Шерозия 321

■■ни ем об «единой сущности» установки — монистической тео-
рией установки с ее унитарным 'понятием установки.
В данном случае мы не будем -вдаваться в подробный
анализ, отложив его до более удобного случая. Отметим толь-
ко, что ясно выраженные и к тому же вполне 'Мотивирован-
ные претензии общей теории установки Узнадзе, считающей
■что .«единая сущность» установки заполняет «вакуум между
познанием и действием»47, есл^ учитывать при этом ее осноз-
ную функцию «опосредствующей связи», которая так зани-
мает нас в настоящее время именно в том смысле, -какой ей
был придан выше: установка как «принцип связи» способна
одновременно «опосредовать» отношение не только между
психическим (субъективным) и физическим (объективным),
■но и внутри самой психики. Кстати, выступая в качестве
принципа такой связи, «схема-установка», в ее узнадзевском
понимании, предвосхищает и может вовсе оставить в стороне,
как нечто менее эффективное в выполнении своей функции,
«схему-ТОТЕ», с ее информативным («образ») и алгоритми-
ческим («план») аспектами, предложенную недавно Д. Мил-
лером, Ю. Гвлаитером и К. Прибрамом в качестве «модели»,
способной, по их мнению, заполнить «вакуум между познани-
ем и действием».
Хорошо подметив наличие гетерогенных систем (-«образ*
in «план») в «схеме-ТОТЕ», Ф. В. Ба-ссш-i обнаруживает в иен
печать традиционности и тут же добавляет: «Более обещаю-
щей является попытка связывания информативного и алго-
ритмического аспектов на основе специально для этого при-
способленного понятия, самое существо которого заключается
в единстве этих аспектов». Причем, он считает, что представ-
ление «фактора», способствующего «слиянию» информатив-
ного и алгоритмического аспектов в единой структуре пове-
дения, «предельно сближается, если не отождествляется, с
(представлением об «установке» в смысле, придаваемом этому
последнему понятию грузинской психологической школой
Д. Н. Узнадзе»48. Если встать на эту точку зрения, то с Бас-
енным, конечно, следует согласиться в том, что «установка», о
которой у грузинских психологов идет речь, — «это скорее
обозначение специфической роли, которую модель при оп-
ределенных условиях выполняет, чем синоним самой моде-
ли»49.
47 Ср. Д. Миллер, Ю. Галантер К- При брам, Планы]
и структура поведения, М., 1965.
48 Ф. В. Б а с с и н , Указ. соч., стр. 12—13.
49 Т а м же, стр. 17.
322

К тому же, исходя из функциональной интерпретации
установки, предложенной нами выше, с Ф. В. Бассиным мож-
но согласиться и в том, что любая установка «имеет одну ха-
рактерную особенность, выступающую безотносительно к то-
му, на материале каких процессов она проявляется», и что,
в данном случае, мы должны иметь в виду «негэн тропи-
ческий эффект, неизменно сопутствующий развитию любой
установки, — создание ею большей упорядоченности, более
высокого уровня организованности и внутренней согласован-
ности процессов, на которые распространяется ее регулирую-
щее влияние». Причем, согласно Бассину, эту «очень харак-
терную функцию установки можно наблюдать как в элемен-
тарной моторике, рецепции и вегетатике, так и в наиболее
сложных системах целенаправленных действий, т. е. в процес-
сах сематического порядка, какими являются поведение и
деятельность в .их собственно психологическом смысле»50.
Отсюда и соответствующая попытка автора усматривать
в «единой установке» индивида ,и подобных ей «состояниях»
тот «фактор», благодаря которому становится возможным по-
настоящему осуществить так называемый «междисциплинар-
ный» подход к занимающим нас проблемам, в частности, про-
водить анализ, в котором сочетание физиологических и пси-
хологических категорий будет иметь не поверхностный и не
механический характер.
Тут не лишне вспомнить, что грузинскими психологами,
последователями Узнадзе, установка трактуется как «сфера»,
для которой совершенно чужды «противоположные полюсы»
.психического (субъективного) и физического (объективного)
и (в которой мы имеем дело с «неизвращенным фактом» их
внутреннего «н©расчлененного существования». Отсюда и са-
мо -значение установки в качестве «принципа связи», опосред-
ствующей отношения не только между психическим (субъек-
тивным) и физическим (объективным, ib том числе и физио-
логическим), но и внутри самой психики.
Эта «опосредствующая связь» и принимается нами за
основную функцию установки, которую следовало бы поло-
жить в основу ее функциональной, как и структурно-целост-
ной, характеристики.
(4) Теперь, закончив краткий обзор функций установка
как «принципа связи», ,мы можем перейти к рассмотрению це-
60 Ф. В. Б а с с л н , Указ. соч., стр. 17.
323

лостной структуры, «вещественного состава», если можно гак
•выразиться, установки как «элементарной частицы» всякой
психики. Поступая так, мы имеем в виду, что анализ целост-
ной структуры установки легче всего проводить, исходя из той
роли, которую она выполняет в большом круге явлений чело-
веческой психики. И действительно, при рассмотрении воз-
можных функций установки выяснилось, что она относится
(имеет отношение ib смысле «связи») как к психической
(■субъективной), так и к физической (объективной) части ми-
ра, как бы соединяя их в виде «данности» (в гносеологичес-
ком смысле слова), с которой мы уже в состоянии уладить
свои практические и теоретические отношения, причем объ-
единяет еще до того, как мы успеваем приступить к реализа-
ции своих отношений к ней. Не выступая в качестве такой
«объединяющей инстанции» действительности, установка не
смогла бы заполнить вакуум между лознанием и действием.
(С этой точки зрения установка, как нечто собственно бессоз-
нательное психическое, предваряет как тюзнание, так и дей-
ствие51.)
Не разобравшись в этом, мы не сумели бы дать обосно-
ванных ответов на многие вопросы, дискутируемые ,в настоя-
щее время в специальной литературе по общей теории уста-
новки, и содействовать уяснению новых вопросов, в частно-
сти, уточнению того, что является общим -и что специфичес-
ким в установках различного типа; чем поведение, организуе-
мое установкой, отличить от поведения, складывающегося как
динамический стереотип реакции, как следствие привыкания;
какую роль играет установка в качестве фактора формирова-
ния интеллекта и характера; каковы психофизиологические
механизмы (влияния установок на динамику вегетативных
процессов; каким образом в поведении, определяемом уста-
новкой, сочетаются устойчивость основной тенденции и из-
менчивость ее конкретных компонентов; ib чем заключается
•принципиальное отличие установки от совокупности мотивов,
определяющих поведение; как предотвратить чрезмерное
расширение понятия установки, не нарушив при этом все бо-
61 Ср. Д. Миллер, Ю.Галантер, К. Прибрам, Указ. соч.,
стр, 25: «Если между познавательным представлением и явным действием
что-то есть, то оно не представлено в сознании. Поэтому с интроспективной
точки эрення кажется, что вакуума, который следует заполнить, не су-
ществует».
324

гатство связей этого понятия с необычайно широким кругом
физиологических и психологических состояний52.
Кстати, претензии общей теории установки ко всем этим
вопросам -весьма характерны, .ибо они говорят в пользу этой
теории как исходной инстанции междисциплинарного подхо-
да к ним. Но здесь нас более интересуют сами отношения ус-
тановки, -нежели суждения, которые могут быть построены на
основе их признания. Причем, они, эти отношения, интере-
суют нас не сами по себе, а лишь постольку, поскольку через
■них мы в состоянии получить информацию о целостной струк-
туре установки.
Судя по отношению установки как к психической (субъ-
ективной), так и к физической (объективной) части мира,
ома содержит ъ себе элементы как первой так и второй. Это
главное, что мы должны /иметь >в виду пр'И соответствующем
-анализе целостной структуры установки, тем более, что об-
щей теории установки, о которой у нас идет речь, свойствен-
но такое определение установки, по которому установка рас-
сматривается как «сфера», в которой стираются «противопо-
ложные полюсы» психического (субъективного) и физическо-
го (объективного) и которая обретает лри этом право объять
их интимное, «нерасчленемное существование».
Поэтому, естественно, структура установки существенно
отличается и от обычной — в общепринятом смысле — струк-
туры психического '(субъективного) и от обычной структуры
физического (объективного), если брать их порознь: когда у
психологов заходит речь о психическом (субъективном), они
обычно имеют в виду или то, что непосредственно дано нам
в виде «актуального переживания» ( = сознан,ию), или то, что
«владеет» нами в виде «потенциального переживания.»
( = бессознательному психическому, особенно в его фрейдов-
ском или в каком-нибудь ином понимании в традиционной
психологии бессознательного), то есть область «исключитель-
но психического», подобно тому, как под физическим физики
обычно имеют в виду область «исключительно физического».
Впрочем, общая теория установки, о которой у нас идет
речь, тем и отличается от обычной психологии (и физики),что
ее занимает «структура установки», коль скоро эта последняя
представляет собой ни область «собственно психического» и
52 Ср. Ф. В. Басе и н У кпз. соч., стр. 17—18. Вместе с тем мы узпгем
о ясно выраженной попытке гштора осуществи)ь междисциплинарный подход
к ним, избрав при ьтом общую теорию устаиопки Узнадзе за исходную инстан-
цию таксго пол хода.
325

ни область «собственно физического», а область «опосред-
ствующей связи» -между ним.и, т, е. область принципиальной
«сферы» действительности, где нет места для «различия» в
гносеологическом смысле слова. Но как объяснить тогда на-
личие .мысли об установке как об «элементарной частиц.*»
всякой психики? И не противоречит ли это ^представлению о
ней как о «принципе связи»? Не разобравшись в этом, мы не
смогли бы найти правильного подхода к целому ряду вопро-
сов, возникших сегодня перед занимающей нас теорией уста-
новки.
Однако, прежде чем ответить на эти вопросы, мы должны
узнать и о принципе «соединения» тех элементов, которые в
виде «нерасчлененного существования» психической (субъек-
тивной) и физической (объективной) части мира составляют
целостную структуру установки, т. е. мы должны узнать о том
психическом (субъективном) и о том физическом (объектив-
ном), которые составляют элементы данной структуры, как
необходим ото «фактора» деятельности («ёуеруекх»), >но не
оконченного дела («Epyov»). А это значит, что вместе со
структурой установки должен быть объяснен и принадп мо-
бильности установки. Дело -в том, что, согласно общей теории
установки Узнадзе, ни одно живое существо, а тем более че-
ловек, не подступает к действительности с «готовой уста-
новкой», — установка возникает у него в самом процессе воз-
действия на него этой действительности. Отсюда и соответ-
ствующая проблема о соотношении «потребности» и «ситуа-
ции» — этих двух одинаково необходимых и одинаково важ-
ных детерминантов установки — в целостной структуре уста-
новки.
Итак, перед нами стоит проблема о природе и о прин-
ципе «соединения» элементов в данной структуре установки,
(а) Начнем с первой части проблемы, т. е. с выяснения
природы «.потребности», в лмце кото-рой в целостной структу-
ре установки .представленапсихическая (субъективная) часть
мира, и «ситуации», поскольку в ее лице в данной структуре
установки представлена физическа-я (объективная) часть ми-
ра. |При этом мы должны помнить, что, согласно психологии
установки Узнадзе, в целостной структуре установки и «по-
требность» (как нечто от субъекта), и «ситуация» (как нечто
от объекта) подвергаются глубокой трансформации и что, как
таковые, они выступают в ней в качестве соотносительных,
т. е. одинаково необходимых категорий действительности. Бо-
лее того, психология эта считает, что «.потребность» и «ситуа-
ция» суть основные элементы не только целостной структуры
установки, но и целостной структуры деятельности вообще.
326

Отсюда можно понять сущность самой трансформации,
которой .подвергаются «потребность» и «ситуация» — «по-
требность» как нечто от субъекта и «ситуация» как нечто от
объекта. Заключается она в том, что, как известно, одни и те
же ситуации вызывают различные реакции при различных
(потребностях, и, наоборот, одни и те же потребности обус-
ловливают различные реакции в зависимости от того, како-
вы те ситуации, которые могут удовлетворить эти потребно-
сти, ибо нет никакой потребности без ситуации, могущей
удовлетворить ее, подобно тому, как всякая ситуация теряет
свою значимость при отсутствии соответствующей потребно-
сти: кусок мяса для голодной собаки — одна ситуация, для
сытой — другая, а для спящей собаки он вообще не состав-
ляет никакой ситуации.
А это значит, что в самой «потребности» в той же мере
отражено наличие «ситуации», как и в «ситуации» — наличие
«потребности». Поэтому-то -и не приходится говорить об ус-
тановке как о каком-то механическом конгломерате психофи-
зической действительности. Установка — это целостно-лич-
ностное состояние индивида, которое дается этому индитзиду
как наличие его конкретной потребности, т. е. как наличие
такой потребности, которая уже нашла конкретную ситуацию
для своего удовлетворения. «При наличии потребности,., сре-
да действует на 'индивида не как случайная совокупность яв-
лений, а как определенная система, как ситуация удовлетво-
рения его .потребностей»53.
Итак, следует считать установленным, что имманентная
потребность индивида—это парвая действительность, с кото-
рой мы сталкиваемся в целостной структуре эффекта установ-
ки. От характера .и тенденции потребности во многом зависит
то или иное поведение данного индивида, а, следовательно,
и целостно-личностное состояние его установки, лежащей в
основе всякого поведения и управляющей им. В общем, по-
требность эта всегда включает в себя «стимул», побуждаю-
щий индивида к той или иной определенной деятельности:
«Среда сама по себе не дает субъекту никакого стимула дей-
ствия, если он совершенно лишен потребности, удовлетворе-
ние которой стало бы возможным ib условиях этой среды.
Среда превращается в ситуацию того или иного нашего дей-
ствия лишь сообразно тому, какой мы обладаем потребно-
стью, устанавливая с ней взаимоотношение»54.
53 А. С, П р а и г и ш в и л и Указ. соч., стр. 60.
51 Д. Н. У з на дзе , Общая психология, стр. 74.
327

Поэтому при отсутствии соответствующей потребности
индивида, благодаря одному только воздействию внешней
среды, установ-к-а невозможна. Потребность содержит в себе
не только «стимул» к той или иной определенной деятельно-
сти индивида, но и основной «смысл» этой деятельности. Этим
легко объяснить, что иногда, ради удобства изложения, по-
требность и установку считают одной и той же инстанцией
действительности, что установку отождествляют с потребно-
стью. Однако это неправомерно, хотя в принципе само появ-
ление потребности позволяет говорить о наличии условий,ко-
торые могут удовлетворить эту (потребность. Именно такая
потребность и лежит в основе целесообразной деятельности,
а следовательно, и эффекта установки. Во вся.ком случае, по-
требность, о которой идет речь в общей теории установки,
следует понимать как «конкретную потребность», а не как
«потребность вообще». Ко-нкретная же -потребность потом> и
является таковой, что она всегда находит условия, могущие
удовлетворить ее.
Потребность есть «внутренний образ» индивида, лежа-
щий, как таковой, в основе его готовности к действию — ус-
тановки. Но установка больше, чем «внутренний образ» ин-
дивида, ибо, помимо потребности данного индивида, в ней от-
ражены также ,и внешние условия, как бы созданные для то-
го, чтобы удовлетворить эту потребность. В частности, «си-
туация», о которой идет речь в общей теории установки Уз-
Я'адзе, представляет собой именно такой «объект», пригодный
для удовлетворения той или иной потребности индивида: кро-
ме «внутреннего образа» субъекта, в установке отражается
еще и пригодность данного объекта для удовлетворения той
•или иной определенной потребности индивида, но не объект,
как таковой, вообще. «Для возникновения установки, — гово-
рит Узнадзе, — необходима ситуация, соответствующая по-
требности, и именно эту ситуацию следует считать объектив-
ным фактором установки». Следовательно, «установку созда-
ет не только потребность и не только объективная ситуация.
Для того, чтобы возникла установка, необходима встреча по-
требности с объективной ситуацией, содержащей условия для
ее удовлетворения»55.
Таков результат превращения, которому подвергаются
«потребность», как нечто от субъективной (психической) час-
ти мира, и «ситуация», как нечто от объективной (физичес-
кой) части мира, прежде чем вступить в целостно-личностное
5Б Д. Н. Узнадзе Указ. соч., стр. 75.
328

состояние установки в качестве составных элементов данного
состояния.
(б) Из этого можно .извлечь нужную информацию и о
принципе «соединения» этих элементов в целостной структуре
установки, в ее узиадзевскЬм понимании. При этом требуется
только понять факт фундаментального значения: «постулату
непосредственности» в концепции Узнадзе противопоставля-
ется «постулат опосредованности», .исходным для которог;)
является положение, что внешние причины действуют через
внутренние условия и тем самым всякое воздействие есть
взаимодействие. Поведение индивида тем и отличается от та-
ких фактав, .как движение или механичская реакция, что по-
ведение может быть описано только в терминах того пере-
строения .(Тол-мэн), которое оно (поведение) вызывает в
соотношении «индивид-среда»... Поэтому поведение, осуще-
ствляя уравновешивание отношений между .индивидом и сре-
дой, всегда целенаправленно, всегда происходит для чего-
то, для какой-то цели. Между целенаправленностью поведе-
ния и потребностью, удовлетворению «которой оно служит,
связь са.мая существенная. Понятие потребности уже всамом
себе подразумевает понятие удовлетворяющей ее действи-
тельности56.
Стало быть, основной принцип метаморфозы субъектив-
ной ('психической) и объективной (физической) -частей мира,
а следовательно, и основной принцип их «соединения» в це-
лостной структуре установки и следует искать именно в том,
что в данной «сфере» действительности внешние причины дей-
ствуют через внутренние условия и что понятие потребности
уже в самом себе содержит понятие удовлетворяющей ее
действительности или, выражаясь более конкретно, потреб-
ность как способ «внутреннего выражения» индивида, как
само «внутреннее выражение» его представляет собой ту ин-
станцию действительности, через которую проходит действие
«внешних причин», как бы «(перестраивая» весь мир этих
«■причин» в «данность» для этого индивида. Это и приводит к
тому, что во всем большом круге явлений психики всякое
«воздействие» есть в то же время и «взаимодействие». Отсю-
да и соответствующее положение об установке как об «основе
вариабильности» поведения и «принципе обратной связи».
(5) Наконец, подводя итоги сказанному, мы можем от-
ветить на целый ряд других вопросов, встающих сегодня-пе-
ред общей и экспериментальной психологией установки, в
50 А. С. П р а л г л ш в и л и Указ. соч., стр. 59—60.
329

частности, на вопрос о том, к какому измерению действитель-
ности отнести само «состояние установки», лежащее в основе
[всей надстроечной системы психики, и психическое ли оно,
это состояние?
Чтобы ответить на этот вопрос положительно, мы должны
согласиться с мыслью о том, что в целостной структуре уста-
новки, как правило, внешние причины действуют через вну-
тренние условия и -что имманентная потребность индивида —
это первая действительность, которая сама по себе ясно за-
являет о наличии данной структуры.
Отсюда и правомерность нашей постановки вопроса об
установке как об «элементарной частице» психики, но не как
о психическом, как таковом, вообще. Достаточно отметить,
что в этом аспекте установка как «элементарная частица» и
установка как «принцип связи» не только не исключают, но
и подразумевают друг друга.
И вряд Л:И удастся понять двойственный характер уста-
новки, во л лощенной в системе «индивид», если не разобрать-
ся в этом должным образом. Кстати, принадлежность уста-
новки к системе «индивид» и есть основа ее принадлежности
к системе «психика», и не исключено, что в конечном счеге
.именно это обстоятельство приведет психологию установки к
принципу дополнительности'В том смысле, в каком о нем речь
шла выше. Дело в том, что только при одновременном непо-
средственном наблюдении над эффектом установки по этим
самым..его основным детерминантам — потребности и ситуа-
ции, потребности как чего-то от субъекта и ситуации как
чего-то от объекта, можно было бы подтвердить его дина-
мическую, целостно-личностную психофизическую структуру,
но так как современная психология все еще не располагает
таким способом наблюдения, кроме обычных приемов, из-
вестных ей в этой связи, она вынуждена оперировать еше и
так называемым «дополнительным способом описания»: ина-
че просто не представить установку в ее первоначальной
(доопытной) модификации в виде «единой сферы» деятельно-
сти личности в целостной системе ее фундаментальных отно-
шений вплоть до полной реализации сущностных сил данной
личности через ее взаимоисключающие и взаимокомпенсирую-
щие собственнопсихологич-еские характеристики — сознание и
бессознательное психическое. Причем, чем дальше и глубже
продвигаемся мы в сторону этой самой системы отношений,
следуя уже известным нам обычным методам (и «реальным»
и «мысленным» экспериментам), от классической науки, тем
ярче и сильнее дает о себе знать и этот необычный «способ
описания» в виде так называемых «дополнительных пар».
ззо

Во вояком случае, установка ка'К «элементарная частица»
вполне пригодна и как «принцип связи» не только сознания с
бессознательным психическим в большом круге человеческой
психи-ми, но и их обоих с самой личностью, их носителем, в
системе ее фундаментальных отношений. Поэтому, чтобы вы-
явить всю сущность интересующего нас эффекта установки,
а следовательно, и проверить его окончательно, лучше всего
использовать его в качестве исходной инстанции общей теории
личности через общую (общепсихологическую, эпистемологи-
ческую, эстетическую и пр.) теорию системы отношений ее
зз а им о исключающих и взаимокомшенсирующих собственно-
психологических (эл-истем о логических, эстетических и пр.) ха-
рактеристик — сознания и бессознательного психического.
Однако прежде чем аделать это, надо представить устаназку
и -как «модус системы» и как «основу объективации», с од-
ной стороны, и как «принцип отражения» и как «сумму ин-
формации», с другой, при междисциплинарном подходе к че-
ловеческой психике по этой же самой биномной системе от-
ношений — системе отношений сознания и бессознательного
П'сих'ического в системе отношений личности, их носителя.
4. УСТАНОВКА КАК «МОДУС СИСТЕМЫ» И «ОСНОВА
ОБЪЕКТИВАЦИИ»
.(1) Прежде чем преступить к соответствующему анализу
понятия установки, необходимо пр.инять какое-то единое,
строго установленное определение данного понятия. Среди
имеющихся определений установки наиболее полным и удоб-
ным для нашей цели изложения является определение, со-
гласно которому ее «следует трактовать как модус целостно-
го субъекта (личности) .в каждый конкретный момент его
деятельности — модус, который представляет собой высший
уровень организации «человеческих сущностных сил», как бы
фокусирует все те внутренние динамические отношения, ко-
торые опосредуют в ивдив'иде психологический эффект сти-
мульных воздействий на него и на базе которого возникает
деятельность с определенной направленностью, как уравнове-
шение отношений между индивидом и средой»57
Научная ценность данного определения, при всем том,
что в нем наличествуют некоторые моменты, все еще нуждаю-
щиеся в дальнейшем рассмотрении, заключается в том, что
посредством него легко конкретизировать многие вопросы,
57 А. С. П р а н г и ш в и л и, Ука ., стр. 78.
331

дискутируемые сегодня в общей и экспериментальной психо-
логии установки. Так, с помощью изложенного нами опреде-
ления хорошо удается определить место установки в единой
системе индивида и положить ее в основу поведения данной
системы, как «внутренний образ», как побуждение и как цель
этого поведения. Установка — «модус» системы индивида, по
не сама эта «система» в целом. В единой системе индивида,
как личностной особи, установка находит место там, где толь-
ко можно «.развернуться» в виде целостной структуры психи-
ческой (субъективной) и физической (объективной) частей
самой системы.
»И если верно, что индивид, как личностная особь, дей-
ствительно представляет возможность установке «развернуть-
ся» в таком виде, то точно так же верно и то, что установка
делает его системой, способной к саморегулированию. При-
чем, чем дальше и выше поднимается этот индивид по восхо-
дящей лестнице жизни, тем сильнее и глубже подвергается
специализации и его способность к саморегулированию, пока,
наконец, не достигнет предельной ступени своего совершен-
ства в человеке. И на этой ступени развития жизни индивид
окончательно расходится с природой и н.ачинает изменять ее,
в чем на по.мощь ему приходит сознание, т. е. способность к
«объективации» природы и самого себя.
Но, объективируя природу и самого себя, человек делает
это опять-таки не иначе, как посредством своей установки,
поскольку, как «принцип отражения», она содержит в себе це-
лую сумму информации как о природе, так и о нем самом.
Ведь установка суть целостная структура психической (субъ-
ективной) и физической (объективной) частей мира в единой
системе данного человека, носящего в себе этот мир. С этой
точки зрения, человек не только часть природы, но и «про-
должение» этой природы в «инобытии» общества. Так, как
ребенок повторяет, а впоследствии умножает и как свою соб-
ственность (свое наследие) носит в себе «внутренний образ»
всего человечества, человек, как личностная особь, повторяет
и содержит в себе «черты» природы. Стало быть, в какой-то
мере в человеке воплощается природа, он сам суть воплощен-
ная природа. Кстати, не исключена возможность^ что именно
эта мысль и привела Фейербаха к антропологизации природы,
к утверждению, что природа первична по времени, но не по
рангу, физически, но не морально; что же касается человека,
то он — существо второе по происхождению, но первое по
ра-нгу. «Бессознательное существо природы, — говорит Фейер-
бах, — есть, с моей точки зрения, существо вечное, не имею-
щее происхождения, первое существо, но первое по времени,
332

а не по рангу, физичски, но не морально первое существо;
•сознательное, человеческое существо есть второе по времени
своего возникновен'ия, но по рангу первое существо»58. С этой
точки зрения, конечно, «общество есть законченное, сущест-
венное единство человека с природой»59.
Итак, человек — часть природы, но он «больше», чем
.природа, он — «инобытие» природы, он «воплощенная при-
рода». И вот, установка, о которой у нас идет речь, есть .прин-
цип «инобытия» в единой системе человека — природы, то,
что в виде «целостно-л ичн ост и сяго состояния» объединяет в нем
психическую (субъективную) и физическую (объективную)
части мира, то, что от Heiro самого («собственно человечес-
кое») и то, что от природы, от той природы, которая -предше-
ствует ему по времени, но не по рангу, физически, но не мо-
рально. Это значит, что принадлежность установки человеку
как личностной особи, то, что она является «внутренним об-
разом» данного человека, делает ее внутренним импульсом,
побуждающим этого человека к практическому и теоретичес-
кому освоению мира (в полном соответствии лингвистической
структуре слова: «освоение»). Отсюда и основное психологи-
ческое содержание и непосредственная связь установки как
«модуса системы» с установкой как «основой объективации».
Лишь после того, как нам удастся разобраться во всем
этом, мы сможем понять весь комплекс функций занимаю-
щего пас эффекта установки, в частности, всю сложность ме-
ханизма функций установки как «основы вариабилыюсти»
поведения и «принципа обратной связи», как «побудитель-
ной» («энергетической») и «регуляторной» («(контролирую-
щей») системы, как «имманентной организации» и «ориенти-
рующей .регуляции» индивида с «постоянным набором харак-
теристик». И в случае, если в нашем распоряжении действи-
тельно окажется достаточно оснований для того, чтобы разоб-
раться во всем этом, трудно, пожалуй, будет оспаривать по-
ложение, что установка у человека как сабственноп с их о логи-
ческая «основа объективации» лучше информирует нас о ме-
ханизме всех этих функций, чем установка как собственно-
психологический «|ПрИН1ЦИ,П ЖИЗНИ» — у ЖИВОТНЫХ,
Во всяком случае, среди грузинских психологов, предста-
вителей школы Узнадзе, принято считать, что психология ус-
тановки—это, прежде всего, психология личности. Причем, со-
гласно этой психологии, личность, о которой у них .идет речь,
Б8Л. Фейербах, Избр. филос, произведения, т. 2, М., 1955, стр.
515.
60 К. Маркс и Ф.Энгель.с, Соч., т. III, М., 1955, стр. 623.
333

не только органическая часть природы, но и активный субъ-
ект общественного производства. Именно такое понимание и
определяет специфику принципа построения как общей, так и
экспериментальной психологии установки Узнадзе.
(2) Хорошо уяснив себе, что принцип построения как
традиционной психологии сознания, так и традиционной пси-
хологии бессознательного психического нуждается в суще-
ственном изменении, Узнадзе выдвинул свой принцип по-
строения психологии установки, основанный на мысли, что
исходным пунктом всякой психологии, ,в том числе и психоло-
гии установки, должны быть не психические явления, а сами
индивиды — носители этих явлений. И если в настоящее
время, когда школа Узнадзе располагает целой системой пси-
хологических знаний, построенной по этому принципу, мы по-
пытаемся определить основной эффект научных усилий в этом
отношении, то достаточно будет отметить, что в результате
этих усилий стало возможным правильно понять единство
личности, ее сознания и действия, а следовательно, и решить-
проблему «вакуума» между познанием и действием, так остро
дискутируемую >в современной буржуазной психологии лично-
сти,
(а) Еще поведенческой психологии первой группы бихе-
•вио ристав удалось констатировать недостатки старого, так
называемого интроспективного, принципа построения психо-
логии и как бы предугадать мысль, что «задачей современной
психологии является осмысливание того, что делают люди и
животные, с целью найти какую-то систему для понимания их
поведения... «мы должны начать с того, что очевидно, и как
можно меньше постулировать сверх этого. Видеть мы можем
движения и окружающие события. Древний предмет психоло-
гии — мышление и его различные проявления — трагически
невидим, а наука с невидимым содержанием станет, по всей
вероятности, невидимой наукой. Поэтому мы должны под-
черкнуть первостепенное значение поведения и попытаться
открыть повторяющиеся системы стимулов и реакций», ибо
«то, что делает организм, зависит от того, что происходит во-
круг него»60
К слову сказать, следуя именно этому взгляду, некото-
рые современные бихевиористьг строят систему своих сужде-
60 Д. Миллер, Ю. Галантер К. При брам, Указ. соч.,
стр. 18. (Ср. с Э. Толмэном, в частности с его понятием так называемых соб-
ствен нопснхологических «промежуточных переменных»: Е. С. Т о 1 m а п,
The Intervening Variable, 1936, в сб. «Psychological Theory», N. Y., 1952, а так-
же е г о Purposive Behaviour in Animab and Man, N. Y-, 1932.)
334

ний по классическому принципу «рефлекторной дуги», недо-
понимая при этом, что «поведение вообще, и человеческое по-
ведение в частности, не представляет собой цепи простых ус-
ловных рефлексов»61. Отсюда порок их системы, коренящийся
в игнорировании эмпирически ненаблюдаемые факторов .пове-
дения, в частности сознания, в пользу эмпирически наблюдае-
мых факторов поведения, таких, как «движения», «окружаю-
щие события» и т. д., подобно этому лишена в сущности поло-
жительного эффекта и попытка интроспективной психологии
в своих исследования« «внутреннего контекста» сознания иг-
норировать всякое представление о способах его «.выраже-
ния» через доступную эмпирическому наблюдению «мимику
тела»,
Единство личности, ее сознания и действия, с которым мы
встречаемся в интересующей нас общей и экспериментальной
психологии установки, представляет собой тот принцип рас-
смотрения человеческой психч-гхи, благодаря которому легко
устранить односторонность как интроспективной, так и по-
веденческой точек зрения на психологическую науку.
Это первое, что мы должны иметь в виду, прежде чем
приступить к конкретизации понятия личности ('индивида), о
котором у нас будет идти речь ниже.
(б) Принцип единства личности, ее сознания и действия
может пригодиться нам также и для преодоления персон а ли-
ст и чес к их тенденций в современной психологии личности.
Ведь среди психологов-персоналистов поныне сохранилисыю-
пыткм понятию так называемой «моментальной личности»
противопоставить понятие «абсолютной личности», т. е. поня-
тие личности, взятой в качестве «субстанционального нача-
ла», но не органической части природы и активного субъекта
•производства.
И действительно, в отличие от «эмпирической личности»
б'ихевиориотов и прочих объединений психологов-механицис-
тов, которая мыслится как совокупность одних только своих
наблюдаемых поведенческих актов, своих действий, личность
персоналистов есть абсолютная, внутри себя определенная и
«обособленная личность» («персона»), у которой нет ни про-
шлого, ни будущего и которая не подлежит истории. Скорее,
наоборот, эта личность напоминает человека, о котором речь
шла еще у Фейербаха. («Правда, за отправную точку Фей-
ербах принимает человека, но о мире, в котором живет этот
человек, у него нет и речи, и поэтому его человек остается
01 Д. Миллер, Ю. Галантер К. Прибрам Указ. соч..
стр. 19. (Ср. П. К. А и о х и и, Биология и нейрофизиология условного реф-
лекса, М., 1968.)
335

тем же абстрактным человеком, который фигурирует в рели-
гии. Этот человек появился на авет не из чрева матери: он,
как бабочка из куколки, вылетел из бога монотеистических
■религий. Поэтому он и живет не в действительном, историче-
ски развившемся и исторически определенном мире. Хотя он
сносится в общении с другими людьми, но каждый из Н'их
столь же абстрактен, как и он сам»62.)
Причем, как это н<и странно, психологамнперсоналистам
как раз, вследствие телеолопизации своих «персом», и при-
ходится отрицать возможность общепсихологической концеп-
ции личности: «личность никак нельзя толковать как нечто
производное или состав ленное, она может восприниматься
•как факт» (Браун); «обобщенная человеческая психика пред-
ставляет собой оплошной миф» (Оллпорт). Стало быть, у
психологав-.персонал'исто'в «законность общелоихологического
направления исследования, изучение общепсихологических
понятий отрицается на том основании, что личность признает-
ся в самой себе обоснованной, в своем роде неповторимой
жизнью, проявлением «чистого я»63. Им кажется, что раз зее
науки должны заниматься конкретными фактами, то и пси-
хология личности должна иметь дело только «с эквивалент-
ностью в поседении одного лица, а не с моментами однообра-
зия в человеческой деятельности вообще», в результате чего
у них «противопоставление общей психологии индивидуаль-
ности строится на мнимой антитезе общего («по втор им ого»)
и единичного («неповторимого»), наук номотетических и идео-
графических»64.
Но при этом они не замечают, что, в конечном счете, вся-
кий отказ от «общего» в науке равносилен отказу от самой
науки, ибо в каждом «конкретном», помимо того, что оно
«конкретное» и действительно носит в себе «неповторимые»
признаки индивидуальности, есть и «общее», благодаря чему
оно держ:ит связь со всеми остальными «конкретными». По-
этому наука, которая отказалась бы от этого «общего», преж-
де чем приступить к построению своей системы знания, долж-
на была бы узнать о всех (без исключения) конкретных про-
явлениях того «конкретного», которому она посвящает эту
систему, а это невозможно. Так, фактически биолопия до сих
ттор не знает и вряд ли когда-нибудь будет знать о всех кои-
82 Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец немецкой классической
философии, стр. 29.
63 А. СПрангишвили , Общепсихологическая теория установки,
Сб. «Психологическая наука в СССР», т. II, стр. 131.
84 А. С. Прангишвили , Исследования..., стр. 27.
336

■кретных проявлениях жизни, о всех существам на свете, так
оке как фактически ф:изике никогда не уз'нать обо всем, что
происходит и имеет -место в физической реальности. Да в этом
и нет i-гикакой надобности. Во всяком случае, ни одна наука
не может и фактически никогда не ставит перед собой такую
цель, прежде чем построить свою систему знаний. В против-
ном случае, помимо всего прочего, нам пришлось бы потребо-
вать от каждого ученого хотя бы проверить действие откры-
того им закона во всех возможных вариантах его проявле-
ния. Но разве можно назвать хоть одного ученого сделавше-
по это? Вряд ли Ньютон мог поставить себе задачу проверить
действие своих законов во всех «.'конкретны« случаях» до то-
го, ка>к ч-ерез физику -сделать их достоянием всего человече-
ства. Это невозможно не только тогда, когда законы и вы-
ражающие их понятия касаются весьма широкого круга явле-
ний, но и тогда, когда они относятся к сравнительно узкой об-
ласти действительности. В противном случае ученым, предпо-
читающим отказаться от «общего» в пользу «конкретного»,
пришлось бы узнать о всех (возможных конкретных явлениях
(скажем, о человеке, о людях, которыми могут быть не толь-
ко -живущие в настоящее время и жившие в прошлом, но и
те, «которые будут жить в будущем), прежде чем сформулиро-
вать соответствующие понятия (в данном случае, понятие
«человек»), выражающие эти явления.
Но если, несмотря на это, возможны вое же наук'и и со-
ответствующее мм понятийное мышление вообще, то это по-
тому, что caiM человек — мыслитель обладает не только спо-
собностью к «наблюдению», но и способно'стью к «абстраги-
рованию», ибо там, где посредством наблюдения над .«эмпи-
рически .происходящими» .фактами наука не в силах разоб-
раться в з.акоиах, управляющих этими фактами, ей на по-
мощь приходит абстракция. Стало быть, отказавшись от
«о^бщего» в науке, мы должны отказаться и от этой абстрак-
ции, как это волей-неволей щымуждены 'сделать психологи-
персоналисты, поскольку им приходится ограничивать себя
только рамками «индивидуальной жизни» человеческой леи-
кмки. Ноэто означает ни больше, ни меньше, как то, что при
гвсех специально психологических исследованиях личности
они обходят вопрос о самой существенной и самой психичес-
кой способности человека из (всех его психических способно-
стей — способности к абстрагированию. Впрочем, нет сомне-
ния, что .ни на одном «эмпирическом постулате» не удер-
жаться никакой науке, а тем более, науке о человеческой
психике.
22. А. Е. Шерозия 337

Одна-ко подобный подход не нов и присущ не только -П'сьт-
хо л о гам-шерсона листам. Напротив, они сами могли бы из-
влечь 'неплохой урок из полного краха подобных усилий эко-
hoimhctoв-змп-иристав, в противовес (воззрениям которых Карл
Маркс создал целую систему науки о 'человеке как об актив-
ном субъекте общественного производства. Индивидуумы,
производящие в обществе, — а следовательно, общественно
определенное производство индивидуумов —■ таков исходи ы и
тезис этой науки. .«Единичный м об о саб ленный охотник и ры-
бологв, с которых начинают Смит и Рикардо, принадлежат к
лишенным фантазии выдумкам XVIII щека», ибо человек не
только :«общительное животное, но животное, которое только
в обществе ;и мажет обоообл яться. Производство обособлен-
ного индивидуума вне общества — 'редкий случай, который
может яфоизюйти с »цивилизованным человеком, случайно за-
брошенным в необитаемую местность и динамически уже но-
сящим в себе общественные силы, — та!кая же -бессмыслица,
как развитие языка без совместно живущих и разговариваю-
щих между собой индивидуумов»65.
Суть IB том, что в каждом человеке, помимо того, что он
один и носит в себе конкретные («неповторимые») признаки
личности, есть еще и общие («повторяющиеся») признак]: че-
ловечества, с помощью которых он устанавливает связь с
другими людьми. Поэтому, если мы откажемся от этих пос-
ледних признаков, то нам придется отказаться и от человека
как личностной особи, точно так же, как, отказавшись от ин-
дивидуальных особенностей человека, мы не сумели бы раз-
обраться в единой сущности человечества. Общее («повтори-
мое») и единичное («неповторимое») суть соотносительные
категории действительности, а не пустой плод фантазии. От-
сюда и общеэ-кономическое (и общепсихолошческое) понятие
(теория) личности и как непосредственной части природы, и.
как активного субъекта общественного производства.
Правда, явления такого порядка, как «личность вообще»,
«производство вообще» или /«общество вообще», это — «аб-
стракция, но абстракция разумная, -поскольку она действи-
тельно подчеркивает общее, фиксирует его ,и избавляет нас
таким образом от повторений». Совершенно другое дело, что
«это всеобщее или выделенное путем сравнения общее,
само есть нечто, многократно расчлененное, и выражается в
различных определениях»66. К числу таких абстракций и от-
65 К. Маркс , К критике политической экономии, М., 1951, стр.
193—194.
06 Там же, стр. 1S5.
338

носятся общепсихологическое понятие личности и теория лич-=
носги, о кото.рькх, как мы смогли убедиться в этом выше,
идет речь в занимающей нас психологии установки.
■5 общем, когда Узнадзе и его (ученики констатируют осо-
бенности, которые отличают их постановку общапсихологи-
ческой проблемы личности («личность вообще») от постанов-
ки психологической проблемы личности («личность-пер-
сон а») у психологов-персоналистов, они ссылаются на толь-
ко что изложенные положения .марксизма о человеке как ак-
тивном субъекте общественного производства. Но поступая
так, ои:и делают это не ради одного марксизма, а ради -самой
»их науки — (психологии. -Ведь, в основном, психология —
это 'И есть наука о сознании, поскольку ъ нем воплощена че-
ловеческая сущность, но не сущность какого-то отдельно взя-
того индивида. У единичного и обособленного индивида не
появилось *бы такое свойство, как сознание: оно «с -самого на-
чала есть общественный продукт н остается им, пока вообще
существуют люди»67.
Это второе, 'что -мы должны знать пр*и соответствующем
анализе общепоихологической проблемы личности, о которой
идет речь в школе Узнадзе.
(3) Это не значит, однако, что представители данной
школы предпочитают другую крайность и ради психологичес-
кой проблемы «общего» '(«личность вообще») упраздняют
психологическую проблему '«единичного» («личность-персо-
на»). Наоборот, после тщательной проверки выясняется, что
им лучше всего подходит альтернативное решение вопроса,
когда обе стороны данной альтернативы не только не ис-
ключают, по :и подразумевают друг друга: если ясно, что пси-
хология «единичного» возможна, то точно так же ясно, что
и психология «общего» возможна, ибо единичное «не суще-
ствует иначе, как :в такой связи, которая ведет к общему»,
подобно тому, как, наоборот, общее наличествует не помимо
единичного, а в нем само-м: («общее существует лишь в от-
дельном через отдельное»68, В итоге, правомерность обще пси-
хологической теории личности, которую предлагают грузин-
ские психологи на основе экспериментальной психологии
установки, не должна вызывать никакого сомнения. Не
должно вызывать никакого сомнения и то, что у них само
«понятие установки выделяется на уровне общей теории
деятельности личности»69, Это >и, помимо всего прочего, как
67 К.Маркс и Ф. Э к г е л ь с , Соч.. т. 3, М., 1955, стр. 29.
68 В. И. Л е н и н , Философские тетради, М., 1936, стр. 327.
60 А. С. Прангншвили, Указ. соч., стр. 30.
339

об этом у нас речь шла выше, отличает их понятие установ-
ки и теорию установки от других понятий и теорий установки,
известных в системе современной психологии.
Что же касается той особенности, ^которую школа Узна-
дзе вводит в понятие личности и теорию личности с позиции
общей и экспериментальной психологии установки, то она
прежде всего заключается в том, что согласно этой психоло-
гии 'Мы еще <и еще раз должны подчеркнуть, что «не понятие
субъекта или личности должно 'быть толкуемо, исходя из его
отдельных психических сил и особенностей, а, наоборот, эти
психические силы и особенности, отдельные психические
фунщии субъекта /должны быть истолкованы, -исходя из по-
нятия этого последнего»70, и>бо «активным деятелем в /процес-
се жизненных отношений является непосредственно не ка-
кая-нибудь из функций человека, а он сам, как активно дей-
ствующий субъект»71. Отсюда и основное положение 'интере-
сующей нас теории установки: «психология, как наука, долж-
на исходить не из понятия отдельных психических процессов,
а из понятия самого субъекта, как целого»72.
Однако чтобы выполнить роль 'исходного элемента психо-
логических исследований, сам этот субъект-личность прежде
»сего нуждается в «'имманентном принципе» мобилизации
своих сущностных сил, и тут ему на помощь приходит его
первичная, недифференцированная и нефиксированная («до-
опытная», если можно так выразиться) установка как уста-
новка на будущее, поскольку она © состоянии быть '«моду-
сом» его системы, ибо, выполняя функцию «(модуса системы»,
установка не только и не просто вбирает в себя как психи-
ческие, так и физические силы данного субъекта-личности, но
и приводит его в .готовность к действию еще до того, как на-
ступит само -это ее «действие», вплоть до реализации этих
самых его сущностных сил.
Таким образом, выступая как «модус системы», установ-
ка выступает 1и как «упорядочивающая инстанция» поведения
данной системы в целом. Поэтому, естественно, она как «мо-
дус системы» предваряет и психическую и физическую актив-
ность индивида-личности, в силу чего ее действительно мо-
жно считать )«преднаст,ройкой» к деятельности в каждой
предстоящей ситуации: «все поведение, как бы •и »где бы оно
?0 Д. Н. Узнадзе Экспериментальные основы психологии установ-
ки, стр. 171.
71 T а м же, стр. 166.
72 Т а м же.
340

ни возникало, определяется воздействием окружающей дей-
ствительности не непосредственно, а прежде .всего опосредо-
ванно — через целостное отражение этой последней в субъ-
екте деятельности, т. е. через его установку. Отдельные акты
поведения, в частности ,вся лсюои'чесгкая деятельность, пред-
ставляют собой явления -вторичного 'происхождения»73.
Стало 'быть, вторичность психической (и физической) ак-
тивности того 'или -иного индивида как субъекта деятельности
по отношению к его уста.новке очевидна. Установка -не только
принцип «целостного отражения», но -и «сумма» информаци-
онных сообщений, идущих к нему как от внешней, так и
от внутренней среды. Причем, установка есть и «прин-
цип трансформации» этих -сообщений — информации от
внутренней среды -в виде «определенной потребности» данно-
го -индивида и информации от внешней среды в виде «ситуа-
ции», могучей удовлетворить эту потребность.
Это значит, во-первых, что «установка, как .психологи-
ческое содержание взаимоотношения потребности и ситуации,
этих двух детерминантов поведения, на базе которого .вырас-
тает деятельность, обладающая определенной направлен-
ностью, (выступает и как цель поведения», что «специфика бу-
дущего, выявленного поведения заранее дана в ©иде установ-
ки до выявления самого поведения», 'что копаведение пред-
восхищено в целостном состоянии индивида, в котором, как
в отражении объективной ситуации, антиципирован общий
характер .поведения, его основная схема»74, и что, во-вторых,
«при такой трактовке понятия установки конкретизирован-
ные .процессы психологической активности (восприятие, пред-
ставление, суждение и т. д.—А. Ш.) выютупают в своем основ-
ком аспекте, показывающем, что нельзя до конца познать
природу отдельных .психических процессов, .рассматривая их
в отрькве от о.бщепсихологического понятия субъекта деятель-
ности (личности)»75.
К тому же, данные, приведенные выше, позволяют ут-
верждать, что основная психологическая проблема личности—
это проблема ее установки, лежащей -в основе ее »психичес-
кой (и физической) активности и как «побудительная»
(«энергетическая»), *и как («регуляторная» («контролирую-
щая») система ее отношений, ибо ведь с позиции занимающей
нас здесь концепции сама психология человека, как мы еще
73 Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. JCQ.
ri А. С. Прангншв и л и , Указ. соч., стр. 62.
75 Там ж е, стр. 81.
341

раз подчеркиваем это, «строится на принципе активности его,
как целого, — на принципе его установки. Так называемые
психические «функции» человека — его наблюдение, пред-
ставление, внимание, как и мышление и воля, (Представляют
собой л.ишь дифференцированные пюихмческис свойства, ко-
торые обслуживают его установку»76.
Это третье, что мы должны иметь в виду, рассматривая
обще психологическую проблему личности с позиции, предло-
женной Узнадзе.
(4) Следующее, что необходимо твердо себе уяснить при
анализе О'бщепсихологической проблемы личности с позиции
Узнадзе и его учеников, — это то, что, согласно воззрению
грузинской школы психологов, не всякое живое существо, в
принципе могущее выполнить функцию субъекта к сфере ре-
гуляции собственного поведения, является личностью, ибо не
всякое Ж'ивое существо может выполнить функцию субъекга-
личности в сфере регуляции своего собственного поведения,
для этого оно должно быть способным к «объективации»,
причем к абъективац.и'и именно своего собственного поведе-
ния.
Поэтому, когда Узнадзе и его ученики говорят о субъек-
те-личности, оми и(меют в виду личность человека, обладаю-
щего не просто сознанием, 'но и самосознанием, благодаря
которому он в состоянии познать все, в том числе и самого
себя. С этой точки зрения, конечно, «перцепция является
объективным услов:ие.м для функционирования личности; э*.о
и дает основа-низ искать единый источник теории перцепция
и личности»77.
Следовательно, установка, поскольку она выполняет роль
«модуса системы» личности в каждый данный момент ее
деятельности, должна быть и основой способности последней
к объективации своего собственното поведения в широком
смысле слова, ибо как всякая психическая активность, так и
способность к объектов am и и является вторичной («производ-
ной») по отношению к «единой установке» данной личности.
7'Д. Н.Узна д з е . Указ. соч., стр. 204.
77 И. Т. Б ж а л а в а , Психология установки и кибернетика, М., 1966,
стр. 78. При этем агггир ссылается на Брунерл, которому действительно уда-
лось покг.зать, что процессы перцепции суть переменные величины, вторгаю-
щиеся в теорию личности, и что процессы личности, и сиою очередь, иыпол-
няют такую же роль по отношению к теории перцепции (J, S. В г и п е г ,
Pepsonality and the Process of Perceivirm. Percepiion. An Approach to Perso-
nality. By Blake and 0. R. Rams-y, N. Y., 195J).
342

На это и указывает само понятие объективации в его узна-
дзевском понимании — как «задержки», «остановки» в пси-
хике человека, благодаря которой «происходит интенсифика-
ция его интеллектуальной деятельности.
И действительно, в непрерывном потоке 'нашей психиче-
ской жизни, в -случаях, когда перед нами возникает задача не
только что-то перешить, но и дать отчет о пережитом, мы
должны исак бы задержать неоколько наши переживания, ос-
тановить их течение и сделать их предметом («повторного на-
блюдения». ;Ка,к раз это «повторное переживание того же са-
мого», эта I«задержка на том же самом», посредством кото-
рой нам предстает тред мет «(в смысле объекта познания) в
виде «перманентной данности», и составляет специфическое
.содержание новою .понятия — понятия объективации, кото-
рое Узнадзе вводит в общую и экспериментальную .психоло-
гию установки. Стало быть, основной психологический смысл
этого, сугубо человеческого, акта «задержки» в том и за-
ключается, что посредством него нам дается возможность
«переживания чего-то ,как данного, как некоего объекта» и
что при его наличии -«активность нашей психики чувствуется
особенно остро»78.
Непосредственная связь объективации с установкой оче-
видна. Объективация как бы -продолжает «состояние установ-
ки», надстраивая над ним целое здание сознания с присущей
ему психической активностью. Если б не это естествен-
ное продолжен и е «состояния установки» в виде «про-
цесса объективации», установка никогда не смогла бы вы-
полнить свою -роль надлежащего человеческой психики (соз-
нания), могущего управлять ею, ибо там, где отсутствует спо-
собность к объективэции, отсутствует и реальная возмож-
ность сознания, т. е. реальная возможность отделить себя от
всего другого, в том числе :и от себе подобных «Живогное не
«относится» ни к чеаду и вообще не («относится»; для живот-
ного его отношение к другим не существует как отноше-
ние»79 ллл, что то же самое, .«животное непосредственно тож-
дественно со своей жизнедеятельностью. Оно не отличает
себя от своей жизнедеятельности. Оно есть эта жизне-
деятельно с т ь». Человек тем и отличается от животных,
что он, наоборот, «делает самую свою жизнедеятельность
предметом своей воли и своего сознания»80.
7* Д. Н. Улнадзе, Указ. соч., стр. 183—190.
~и К- Ма р к с и Ф. Э н г е.л ь с , Соч., т. 3. пр. 29.
я<) К. Map кг н Ф.. Э кг* лье, Из ранних произведений, М.. 1956,
стр. 565.
313

И это доступно ему благодаря его способности к объек-
тивации, позволяющей ему при надобности сделать себя и
свое собственное поведение, а, следовательно, и свое -созна-
ние предметом собственного «перманентного наблюдения»,
предметом «повторных переживаний». Объективация и есть
«повторное переживан-ие», в лице которого сознание,-в первую
очередь, отделяет себя от бессознательного, от установки,
постепенно начиная при этом ощущать прелесть своего «ино-
бытия», т. е. прелесть своего подлинного .психического бытия.
То, что в непрерывном потоке нашей психической жизни,
где решение каждой задачи снова и снова ставит нас перед
другой задачей, процесс объективации является естественным
продолжением целостного состояния нашей «единой установ-
ки» и что посредством него наше сознание отделяет себя от
этого состояния, постепенно начиная при этом ощущать пре-
лесть своего «инобытия», видно из следующего примера Уз-
надзе: скажем, 1в момент перехода от сна к бодрствованию,
когда лучше всего наблюдать над «переходом» человеческой
психики из одного состояния в другое, я слышу, что бьют мои
стенные часы, которые находятся там же, где я сплю; удары
.их будят .меня, и я слышу их; но вот, я пробужден, и туг я
сразу чувствую желание знать, который же теперь час; и яи-
жу, что ,в моем сознании будто снава, повторно слышатся те
же удары часов, которые фактически -уже прозвучали: я как
-бы слышу их вторично, достаточно внятно для того, чтобы
сосчитать их — и таким образом я -определяю время.
В самом деле, \п это нетрудно заметить, бой часов в дан-
ном случае происходит действительно как бы дважды — он
как будто повторяется. И недаром на это и другие подобные
ему наблюдения возложена роль сделать очевидной сущность
объективации. Впрочем, непосредственная связь объектива-
ции .как с «единой установкой» индивида, с одной стороны,
чак и с самим зданием, возвышающимся над ней в виде соз-
нания, с другой, не вызывает никаких сомнений.
Понятие объективации «неразрывно связано с поня-
тием установки прежде всего потому, что план объективации
возникает лишь в том случае, копда та направленность дея-
тельности (т. е. установка), реализацией которой является
актуальная деятельность, в силу своей нецелесообразности
(т. е. несоответствия объективному положению вещей) встре-
чает препятствие, чем и вызывается задержка деятельности.
Объективация, как активность, с необходимостью включает в
себя .момент задержки, которая, в свою очередь, представляет
собой результат действия объективного», ибо «предметом
привлечения осознания («ориентировки», «внимания» и т.д.),
344

в плане объективации выступает то, чему, в силу расхождения"
с измененными условиями деятельности (.потребности—моти-
вов—ситуации), не соответствует актуализированная уста-
новка»81.
Далее, у представителей школы Узнадзе можно конста-
тировать мысль, что в непрерывном потоке психической жиз-
ни человека объективацию следует .квалифицировать не прос-
то как «естественное продолжение» устатю-вки, но и как
«принцип смены» одной установки другой, что и, должно*
быть, лежит в основе не только всякой интеллектуальной, но-
и всякой интуитивной активности человеческой психики. «Что-
бы продолжить «задержанную» деятельность, субъекту сле-
дует выработать другую направленность деятельности, заме-
няющую неадекватную, импульсивную .или фиксированную
установку, для чего и возникает объективация, как необхо-
димое и достаточное условие «теоретической деятельности».
В этом и проявляется установка, как основа зариабилыю-
сти поведения, а это значит, что «результаты психической:
активности, возникшие в плане объективации, приносящие
информацию о только что упомянутых измененных условиях.
в свою очередь, ложатся, как бы в порядке обратной связи,
в основу процесса формирования установки или смены акту-
альной установки установкой, соответствующей измененным
условиям деятельности»82.
К тому же, при наличии мысли о взаимозависимости меж-
ду объективацией и установкой на общем основании един-
ства личности, ее сознания и поведения хорошо удается по-
пять, что установка как ^принцип ■ жизнедеятельности» явля-
ется «открытой системой», обеспечивающей стабильность
системы своей нариабилы-юстью. «Установка представляет со-
бой диалектическое единство стабильности и вариабильно-
сти»83.
(5) И, наконец, еще одно, о чем мы должны знать,
прежде чем перейти к рассмотрению общепсихологической.
Sl A.C. П р а II г и ш в и л и , Указ. соч., стр. 70.
82 Т а М же, стр. 71.
•S'J T я м ж е, стр. 72. Прн атом автор находит нужным-сослаться па С.
Московичи,. согласно которому, «не следуетсмешнпать механическую стабиль-
ность и константность. Эта последняя подразумевает то, что япляется суще-
ственным в установке: процесс взаимного обмена между организмом и средой
н приспособительную ориентацию организма. Стереотипии е установки вовсе,
не. являются показателями стабильности. Это свидетельствует только о ри-
гидности реакции,, которые не-принимают оптимальисго участия во »зянмо-
отношений со. оредон, т. е. не принимают участия.в поведении» (см. L.es At-
Utuii**, Р.. M..F.,,Paris,,]961).
345,

проблемы личности с позиции, предло-женной Узнадзе и его
учениками: объективация, и как естественное продолжение
•состояния установки и как принцип «отчуждения» этого со-
^яоя'ния в сознании, есть продукт социализации человека, и
то, что нельзя понять с помощью одного только понятия ус-
тановки, должно объяснить нам понятие объективации: так
же, как и понятие установки, понятие объектив ад и и суть
объяснительное, но не описательное понятие. Оно объясняет
нам процесс '«отчуждения» установки или, что то же самое,
переход «состояния установки» в «состояние созна.ния», точ-
нее, процесс не .просто «'пробуждения» сознания, но и его им-
манентного '«превращения» (в 'предмет познания, благодаря
которому оно, само это сознание, «находит» себ.я как нечто
«другое», принципиально огстшч-'ное от зсего асталы-юго.
Поэтому, понятно, к числу тех вопросов, на которые
нельзя ответить с помощью одного только понятия установки,
прежде всего относятся вопросы о тайне человеческого созна-
ния, его синтезирующей деятельности, в частности, его «во-
■■площенпя» в слове, в котором оно снова возвращается, в по-
рядке обратной связи, в мир иквещей», -приобретая 'в нем аилу
действия, наиболее характерным эффектом которой следует
считать то, что мы обьгчио называем «изменением природы».
В общем, известное -изречение: «вначале было слово» таит в
себе, в Ol ьр еде ленном смысле, глубокую мысль, оно .непра-
вильно лишь ,в то.м смысле, что только «дело» -может вызвать
потребность в «слове». Так или иначе, несомненно, что при-
менение нового понятия объективации в плане общей и экс-
периментальной психологии установки может немало способ-
ствовать разработке сугубо специальных вопросов философии
и психологии языка, таких, например, как проблем.а «значе-
ния» («смысл слова») и др. Подобное использование понятия
объективации является не менее обещающим также и в об-
ласти сравнительно более широкого круга смежных наук о
человеке, в частности, при разработке некоторых вопросов,
стоящих сегодня как перед общей теорией познания, так и
перед общей теорией искусства (эстетикой), как перед об-
щей теорией пра*ва (правоведением), та.к и перед общей тео-
рией морали (этикой).
Намеченный подход к занимающей нас психологии уста-
новки делает ее значимой для целого ряда наук, ,и .мы не
имеем права завершить свой анализ, не разобравшись в этом..
Ниже мы шопытаемоя в порядке постановки вопроса вы-
сказать некоторые соображения.по этому-доводу. Но прежде
чем приняться ..за это, надо подвести некоторые итоги ска-
занному.
346

РЕЗЮМЕ
(1) В результате анализа установки как «элементарной час-
тицы» и «принципа связи», ,как «модуса системы» и «основы
объективации» -в свете логического аспекта со;бсгвеннопеихо-
логичеекого принципа .дополнительности, нам удается, в не-
которой степени, констатировать ту именно сторону интере-
сующей пас сибщей и экспериментальной психологии установ-
ки, благодаря которой она может оказаться в центре так на-
зываемых .междисциплинарных исследований человеческой
психики.
•Чтобы подвергнуть эту сторону психологии установки
.дополнительной характеристике, принципиально важно об-
ратить .внимание на следующие исходные в данном вопросе
положения:
Во-первых, установка, о которой у грузинских психологов
идет речь, является «открытой системой», хорошо приспособ-
ленной для того, чтобы принимать, передавать и хранить ин-
формацию внутри ^целостной системы «человек» («человек-
система»); мы имеем в виду информацию, поступающую в эту
.целостную систему («систему-человек») как из внешней, так
и ,'из внутренней среды. Если бы это было не так, установка
.не смогла <бы быть модусом личности в каждый данный мо-
мент ее активности в сфере регуляции собственного поведе-
ния в целом, а тем 'более выполнить функцию основы объек-
тивации 'Это.'Го поведения.
Помимо того, что данная постановка вопроса может ожи-
вить интерес к весьма важным, но крайне мало разработан-
ным, а порой и совершенно не предусмотренным аспектам об-
щей и экспериментальной психологии установки, в свете ее
удобно наблюдать еще и над эффектом междисциплинарного
подхода к ним, с целью воспользоваться впоследствии самой
этой психологией в качестве исходной инстанции подобного
подхода к человеческой психике .вообще.
Поэтому, если постепенно и целиком раскрыть сущность
установки как «элементарной частицы» всякой психики, в том
числе и человеческого сознания, способной принимать, пере-
давать и хранить информацию внутри целостной системы
«человек» (информацию, поступающую в эту систему ка.к из
внешней, так и из 'внутренней среды), то тем са:мым мы обя-
зательно получим реальную возможность успешно решить
проблему об основном собственнопсихологическо-м принципе
моделирования самой системы «человека с тем, чтобы по-
средством модели «человек-система» помочь познанию сущ-
ностных сил «действительно действующего человека», т. е. че-
347

ловека не как непосредственную часть природы, а как актив-
ного субъекта общественного производства.
Ведь установка как «открытая система» внутри целостно-
го «человека-системы» тем и обслуживает эту систему, что в
каждый данный момент се активности ( ^«действительно дей-
ствующему человеку») она «доставляет» ей как внешний, так
и внутренний мир. Установка — принцип саморегуляции п.
уравновешения «человека-системы». С этой точки зрения,,
следуя закону ассоциации, роль «единой установки» у чело-
века-индивида в отношении его .индивидуальной психической
деятельности, вплоть до реализации его сознания, напоминает
о роли «производства вообще» в развитии человечества (об-
щества) .и соответствующих форм его общественного созна-
ния, вплоть до их -реализации.
Во-вторых, установка как «открытая система» внутри це-
лостного -«человека-системы» при выполнении ею функции
«приншша связи» в какой-то мере всегда поддается экспери-
ментальному наблюдению с позиций не одной только психо-
логии, 'но и других наук о «человеке-системе». Стало быть, в
принципе можно сделать модель «единой установки» индиви-
да и заложить ее в основу конструирования данного индиви-
да :в виде «человека-системы», а, следовательно, и в основу
конструирования его психической активности в виде «мысля-
щих машин. Словом, связь экспериментальной психологии
установки с -кибернетикой 'вполне очевидна. Очевидно и то,
что благодаря этой связи экспериментальная психология ус-
тановки, так успешно разрабатываемая в настоящее время в
системах советской и зарубежной психологии, скажет свое
слово при соответствующих исследованиях проблемы челове-
ка в будущем.
И если в дальнейшем, в связи с усовершенствованием
научных методов анализа человеческой психики, нам дей-
ствительно удастся успешно осущег ить междисциплинар-
ный подход к «новым, пока не преду^.. тренным или .просто
мало разработанным проблемам смежных наук о человеке с
позиции общей и экспериментальной психологии установки,
то это ясно скажет нам и о наличии, в этой связи, потребно-
сти в «денполнителыном способе описания». Кстати, сам прин-
цип дополнительности Бора я,вился результатом междисцип-
линарного подхода к новым проблемам смежных наук о при-
роде с .позиций соответствующей теории относительности
Эйнштейна.
iB-третьих, .выступая в качестве исходной инстанции
междисциплинарного подхода к проблемам человека, общая
и экспериментальная психология установки, больше чем ДРУ~
348

тие проявления современной общей и экспериментальной
психологии, может стать предметом философской интерпрета-
ции: установка ка.к «принцип связи» и «основа объектива-
ции» лежит в основе всей системы человека ^«человека-систе-
мы»), доставляя ей как психическую (субъективную, свою
собственную), так и физическую (объективную, независимо
от нее существующую) часть мира в виде «данности» в
смысле «предмета» познания и переживания, т. е. в виде
«данности» не только для науки и философии, но и для ис-
кусства .как особой (.«непонятийной», если можно так выра-
зиться) формы психической активности.
'В-четвертых, ©се эти признаки интересующей нас -психо-
логии установки, если посмотреть на них с точки зрения глав-
ной тенденции современной науки, развития ее 'эксперимен-
тальных возможностей, дают ей явное преимущест/во перед
конкурирующей с ней одноименной психологией других объ-
единений, особенно перед фрейдизмом, все еще претендую-
щим па общепсихологическую (эпистемологическую, эстети-
ческую и пр.) теорию личности, а следовательно, и на соот-
ветствующее право полагать себя в центре междисциплинар-
ных связей в системе паук о человеке, но не об одной только
его психике.
(2) В свою очередь, как раз эти собственнопсихологические
характеристики феномена установки при их дальнейшей ин-
терпретации л данной системе наук, о которой речь пойдет
ниже, прямо-таки подводят нас к мысли о непосредственном
использовании его в качестве научно необходимой исходной
инстанции для общей теории сознания и бессознательного
психического как общей (общепсихол-агической, эпистемоло-
гической и пр.) теории личности, их носителя, в единой сфере
■ее фундаментальных отношений.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ-
ЕДИНАЯ СУЩНОСТЬ УСТАНОВКИ,
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ СВЯЗИ И СИСТЕМА НАУК
О ЧЕЛОВЕКЕ
1. ВВЕДЕНИЕ
(1) Можно, а, порой, и нужно спорить с одним из круп-
нейших психолагов современности — Ж. Пиаже относитель-
но известной его постановки, вопроса: психология, междис-
циплинарные св-яаи .и система наук.
Дело 'в том, что предлагая такую постановку вопроса,
Ж. Пиаже и сторонники его ориентации намеренно помеща-
ют психологию в центре междисциплинарных связей в систе-
ме наук, вовсе •не следуя при этом старому принципу психоло-
гизма; однако в их попытках в этом направлении почти или
вовсе не подвергаются критике многие из существенных не-
достатков последнего.
И тем не менее, ради подлинного успеха научного спора
или обмена мнениями с ними, никак не следует умалчивать
о том, что их адеи немало содействуют -все еще продолжаю-
щемуся формированию нового, так называемого системного.,
междисциплинарного, подхода пе только к общим вопросам
той или иной группы смежных наук о человеке и о природе,
но и .к сравнительно узким вопросам, каждой из этих наук и
не отдать им должное за ту общепризнанную заслугу, бла-
годаря которой они так часто фигурируют -среди представи-
телей разных наук, будь то область естествознания и мате-
матики или область социологии и логики.
Нам кажется, что причины явного успеха и довольно ши-
рокой популярности Ж. Пиаже и сторонников его ориента-
ции с их постановкой вопроса, прежде 'всего, скрываются в
том, что тем самым они как-то вовремя приходят на помощь
современному человеку, обещая ему решить трудно восп.ри-
350

нимаемую проблему его «отчуждения»- не в пользу техники
(в широком смысле слова), а в ,пользу его самого. Так оно и
должно быть, если смотреть на все это с точки зрения совре-
менной психологии, как и других наук о человеке, а, тем бо-
лее, философии. Во всяком случае, современная психология,
больше чем другие науки, не говоря уже о современном ис-
кусстве и философии, этих двух совершенно отл.ичных от «их
форм постижения человека через переживание непосредствен-
но его собственно человеческой трагедии (судьбы), вплоть до
переживания космической трагедии мира по «принципу «все
во мне, -и я во всем», обязана спасти современного человека
от все возрастающей конкуренции с ним так бешено разви-
ваемой им же техники, -ибо в какой-то мере она действитель-
но может и призвана вернуть современному человеку веру в
то, что результаты его разума, создания его рук должны об-
слугживать, но не уничтожить его, что они не смогут его уни-
чтожать. Человек не в силах превзойти самого себя, подобно
тому, как сам бог, ссылаясь на упреки старых критиков, не в
состоянии был бы создать «камень», поднять который ему не
под силу.
(2) И все же, в своей постановке зопроса: «единая сущ-
ность» установки, междисциплинарные связи и система наук
о человеке — мы предпочитаем возложить на психологию бо-
лее скромную задачу и в соответствии с этим попытаться в
некоторых аспектах проследить эффект феномена установки
вместе с непосредственно связанньш с ним эффектом фено-
мена объективации в принципиально разных вариантах воз-
можных восприятий данной задачи в плане обшей теории
сознания и бессознательного психического как общей теории
личности, (Их носителя.
Судя по наметившемуся у нас (подходу к означенной тео-
рии, ее и в самом деле преходится поместить в центре меж-
дисциплинарных связей в системе наук о человеке; к слову
сказать, у грузинских психологов, представителей психологии
установки, сама эта психология установки- несет ъ себе ясно
Еыражеиную претензию на это, хотя со своей стороны сами
эти психологи вовсе не настаивают на подобных заключениях,
ибо под их общей теорией для данной психологии — общей
теорией установки, в конечном счете, они разумеют общепси-
хологическую теорию личности: так ведь, по их мнению, пси-
хология человека строится н.а принципе его установки; уста-
новка является «модусом» человека (личности) в каждый мо-
мент его деятельности, исходным пунктом целостной струк-
туры его, основой стабильности и вариабельности его пове-
дения (бытия) с «постоянным набором характеристик», фак-
351

-тором, обеспечивающим его практическое и теоретическое от-
ношение («направленность»), как со всем вне себя (-«внешним
миром»), так и с самим собой («внутренним миром»); уста-
новка — один из основных принципов жизни и жизнедеятель-
ности всякого организма вообще (Узнадзе).
Именно наличие этих признаков и приводит нас к мысли
.считать сие состояние установки не только и не просто за
«элементарную частицу» всякой, в том числе и человеческой
психики, но и, одновременно, за основную одно родную изме-
рительную единицу данной психики внутри фундаменталь-
ных отношений личности, ее носителя, а не в системе одних
•только ее собственнопсихолотичееких отношений и, в соот-
ветствии с этим, порождает многие совершенно новые вопро-
сы, охватывающие целую лруппу TaiK называемых смежных
наук о челочке, на которые вряд ли возможно ответить ина-
че, нежели ка/к посредством общей теории установки ка.к об-
щей теории сознания и бессознательного психического — этих
•двух взаимоисключающих и взаимокомпенсирующих соб-
.ственнопсихологических, эпистемологических, эстетических и
пр. характеристик личности.
Но раз за установкой признается право такого, принци-
пиально иного качества — качества «модуса» личности в
каждый момент .деятельности этой последней, благодаря ко-
торому она обеспечивает объективацию ею своего собствен-
ного бытия (поведения) вплоть до интеллектуальной (и ин-
туитивной) активности, то это логически ставит всякую об-
щую по ней теорию — общую теорию установки как общую
теорию сознания и бессознательного психического вплоть до
общей (общепеихологической, эпистемологической, эстети-
ческой и пр.) теории самой личности, их носителя, в центре
'междисциплинарных связей в системе наук о человеке; и мы
должны согласиться с такой постановкой вопроса, полностью
отдавая себе отчет в том, что в данном случае имеется в виду
общелсихологический, но не общефилософский подход к про-
блеме человека, так как для данной цели изложения весьма
за;жно заострить внимание на том факте фундаментального
значения, что при любом общефилософском подходе к про-
блеме человека в основном .всегда коле та тируете я связь че-
ловека с большим миром Вселенной, с подчинением почти
всех остальных его связей именно этой связи, тогда как при
любом общепсихологическом подходе к проблеме человекам
основном -всегда констатируется связь человека со своими
«сущностными силами», с подчинением при этом почти всех
остальных его связей именно этой последней. Во всяком слу-
чае, так должен ста-витьсч вопрос, если подходить к нему с
352

точки зрения совместных усилий современной философии и
психологии (науки), как и других форм постижения, в созда-
нии целостной картины наших знаний о м»ире и о нас самих.
Итак, с учетом такой оговорки, мы можем приняться за
рассмотрение некоторых вопросов смежных наук о человеке
с позиции общей теории установки как общей (общепсихоло-
гической, эпистемологической, эстетической и пр.) теории
сознания и бессознательного психического, развитой вплоть
до общей (общепсихологической, эпистемологической, эсте-
тической и пр.) теории личности, их носителя, при междисцип-
линарном подходе к Н.И1М — этим самым взаимоисключающим
и взаимокомпенсирующим собственнопсихологическим (эпи-
стемологическим, эстетическим и пр.) характеристикам дан-
ной личности в системе ее фундаментальных отношений, как
и самой установке, предваряющей и внутренне обеспечиваю-
щей весь цикл этих отношений, задолго еще до их соответ-
ствующей реализации в поведении и через поведение.
2. УСТАНОВКА КАК «ПРИНЦИП ОТРАЖЕНИЯ» И
«СУММА ИНФОРМАЦИИ»
(1) Итак, мы находим достаточно аргументированным
свое право считать, что установка как «принцип связи» ,и «ос-
нова объективации» лежит в основе «человека-системы», до-
ставляя ей как психическую (субъективную, свою собствен-
ную), так и физическую (объективную, независимо от нее су-
ществующую) часть мира в виде «данности» предмета позна-
ния и переживания, т. е. в виде «данности» не только для
науки in философии, но и для искусства (и религии) как со-
вершенно иной (непопятийной) формы психической активно-
сти.
Это положение нуждается в дальнейшем пояснении, и мы
попытаемся подойти к нему с позиции теории отражения и
теории информации, ибо, будучи неспособной принимать, пе-
редавать и хранить информацию, установка не сумела бы
выполнить функцию «принципа связи» виутр.и «человека-си-
стемы» и доставить ей как психическую (субъективную, свою
собственную), так и физическую (объективную, независимо от
нее существующую) часть мира в виде «данности» предмета
познания и переживания, т.-е. выполнить фу ниши ю «связи»
самой этой системы как со своими «сущностными силами»
(так называемыми «подсистемами», если воспользоваться
специальной терминологией инженерной психологии), так и
с внешним м^ром, выступавшем в качестве необходимого
23. А. Е. Шерозия 353

фактора упомянутой «системы», но не в качестве «внешнего^
мира воабще.
Кстати, из этих суждений сразу же можно заключить,
что (а) будучи способной принимать, передавать и хранить
.информацию, установка делает человека саморегулирующей
системой, оператором, самим управляющим своей собствен-
ной «системой», и что (б) благодаря ей, как «принципу свя-
зи», в данную «систему», в определенной мере, входит и
«внешний мир»: одна из основных функций установки —
«перенести объект в субъект» (Узнадзе).
Это значит, что «система», о которой здесь идет речь,
обладает свойством и «обратной связи», а «системы с обрат-
ной связью нельзя анализировать так, как есл.и бы это были
системы одностороннего действия, ибо обратиая связь вносит
свойства, которые можно объяснить только на основе особен-
ностей дашюй обратной связи»1. Отсюда и наличие логичес-
кой необходимости при рассмотрении системы с обратной
связью, кроме «внутренней среды», составляющей эти систе-
мы, иметь в виду еще и «внешнюю среду», выступающую в
качестве фактор;а, принимающего участие в фукционированин
последних, тем более, что системы с обратной связью не мо-
гут функционировать в случаях, копда отсутствует «внешняя
среда»: системы, лишенные «внешней среды», не способны к
«обратной связи», они ,и не проявляют потребности в этом.
Чтобы получить системы с обратной связью, надо объединить
«внутреннюю» и «внешнюю» среду в единую систему дей-
ствия. Это приводит нас к мысли, согласно которой нам пре-
доставляется возможность утверждать, что, «поскольку орга-
низм и среду следует рассматривать как единую систему, ли-
ния раздела между «организмом» и «средой» становится от-
части условной и в меру ее условности произвольной»2. При
этом, конечно, имеется в виду организм как «система функ-
ций», но не как система иных (физических, анатомических и
пр.) особенностей,
iC этой мыслью, так успешно проиллюстрированной в со-
временной инженерной психологии на примерах конкретной
системы «человек-машин а», трудно не согласиться. Более то-
го, .в данном случае мы могли бы с пол'ньгм правом использо-
вать ее в качестве одного 'из к.аиболее характерных аргумен-
тов общей теории установки, подсказанных нам кибернети-
кой. Ведь, исходя .из этой теории, установку как «открытую
1 У.Росс Эшби, Конструкция мозга, М , 1962, стр. 73.
2 Т ам же, стр. 74.
354

систему» внутри «чсловека-'сиетемы» надо было бы принять
за особую сферу действительности, посредством которой в
сущности стираются «линии раздела» между психической
(субъективной) и физической .(объективной) частями мира,
поскольку обе они вступают в единую систему «человек»
(«человек-система») t превращаясь в непосредственную часть
данной системы. В свою очередь, это — результат наличия у
«человека-системы» обратной связи, при отсутствии кото.рой
сама система никогда не сработала бы.
Итак, чтобы функционировать, «чел о веку-системе» нужно,
в первую очередь, превратить природу (.«среду») в «свою
природу», т. с. сделать се предметом своего воздействия,
предметом своей «обратной связи», своей потребности. При-
чем, установка, как «открытая система» внутри этой системы,
представляет собой не просто специально отведенное «место»
для такого превращения, но и специальную «призму», с по-
мощью которой происходит это превращение, эта связь
«внутренней среды» системы с «внешней средой» системы. В
этом суть цело с т'н ости всякой системы с «обратной
связью» вообще ,и «человека-системы», в частности. Во всяком
случае, если следовать современной науке о связи в живом
организме и в машине, не вызывает никакого сомнения связь
(в смысле .«обратной связи») специально конструированных
для управления (и самоуправления) кибернетических ма-
шин, в том числе и «человек а-системы», с «внешней средой»,
как не вызывает сомнен-ия и то, что в этих «машинах» про-
исходит превращение данной «среды», прежде чем осущест-
вляется управление ею.
В основном эта мысль и предусматривается той интер-
претацией установки, согласно которой мы должны под этим
феноменом разуметь до конца все еще «неведомую лодпеихи-
ческую сферу», способную выполнить роль «посредника»
(«■промежуточной перемены», «конечной готовности», выра-
жаясь словами современных нейрофизиологов) между «объ-
ективным и субъективным, ощущением .и объектом», чтобы
тем самым «в чистом психическом (в комплексе ощущений)
представить транссубъективное положение вещей», ибо, ис-
ходя из данной 'интерпретации «интенция к объекту, заложен-
ная (В переживании всякого восприятия, возможно, опирается
только на эту неведомую подпеихическую сферу»3.
Отсюда и само определение, о котором уже несколько раз
заходит речь в настоящем изложении: установка «является
3 Д. Н.Узнадзе, Impersonalia. Журн. «Чвени мецниереба», I, 1923,
стр. 6—7.
355

зсе еще неведомой нам сферой, для которой совершенно чуж-
ды противоположные полюсы субъективного и объективного
и в которой мы имеем дело с неизвращенным фактом их вну-
треннего, нерасчлененного существования»4. То есть существо-
вания, в котором они только что успели превратиться ,в «дан-
ность» для сознания, но не в само сознание. Ведь, судя по
бесспорным доводам современной теории информации, ,и «ин-
формация подразумевает такое семантическое содержание,
такое сообщение, которое может быть отражено и не осозна-
но». Поэтому неудивительно, что ,и «этот пришедший из ки-
бернетики аргумент убедительно показывает невозможность
ставить знак тождества между психическим и сознанием. Точ-
ки зрения психологии установки и кибернетики совпадают и
iB этом пункте»5.
В общем, «данность» объективного и субъективчгого
(«внешней» и «внутренней» среды) в собственно бессознатель-
ной системе установки (т. е. в их «нерасчлененном» существо-
вании), о которой здесь идет речь, можно было бы отнести к
чи-слу таких «сообщений», содержание которых подлежит ог-
лашению, но, огласившись, оно (это содержание) всегда на-
ходит себя в противоположной системе —■ .в системе созна-
ния. Это и создает впечатление, что установка как «данность»
переходит в сознание, тогда как на самом деле при надобно-
сти в нем просто происходит «оглашение» несомых ею инфор-
мационных сообщений; просто потому, что сознанию нет ни-
какой надобности знать о собственно бессознательном состоя-
нии этой информации, ибо, как «непосредственная данность»,
как пережившие, оно (само это сознание) никогда не нуж-
дается в дополнительном аргументе, чтобы подтвердить свое
существование. Кстати, это и создаст впечатление, что созна-
ние — это единственно возможная «данность», тогда как н:а
самом деле в нем «дано» только его собственное существо-
вание и то далеко -не без помощи установки.
Следовательно, с одной стороны, «данность» объективно-
го и субъективного («внешней» и «внутренней» среды) в виде
4 Д. Н.Узнадзе, Указ. соч., стр. б.
а И. Т. Б ж а л а в а , Психология установки и кибернетика, М., 1966,
стр. 35. (Ведь, как это ни удивляет, ио еще Аристотель (не говоря уж об Анак-
сагоре, в V веке до нашей эры впервые выдвинувшем, как справедливо напо-
минают нам сегодня некоторые мыслители, собственно философскую и даже
психологическую концепцию сознания в понятии о Nous-e) в своей знамени-
той книге «Die anima» говорил о сознании как о «совершенно особом виде
души», только в силу чего оно «может существовать отдельно от всех других
психических функций».)
356

«единой установки» индивида, т. е. «данность» для сознания
следует отличать от «непосредственной данности» самой;
сознания в виде той или иной степени (и формы) пе-
реживания, тогда как, с другой стороны, их необходимая
связь очевидна. Как своего рода исходная «имманентная дан-
ность», установка подготовляет сознание и лежит .в основе
его «синтезирующей активности» (Узнадзе); она как бы до-
ставляет ему предмет познания и переживания; без этой ис-
ходной «имманентной данности» предмета своего познания и
переживания сознание потеряло бы способность и к тому
(познанию) и к другому (переживанию), а, следовательно, и
способность ко всякой «синтезирующей активности» высшего
ранга, когда в лице тех или иных шедев,ров искусства или
философии (науки) познание («линия разума») и -пережива-
ние («линия чувства») естественно «дополняют» друг друга,
так ярко демонстрируя при этом прелесть собственночелове-
ч ее кого бытия — сознания, его бесконечные возможности в
раскрытии тайн мира, в том числе и самого себя.
В этом отношении установка как некая «подпеихическая
сфера» существования действительно напоминает негатив
заснятого на фотопленку ландшафта, в котором, в смысле
отражения, наличествует все, что после соответствующего про-
явления («оглашения») этой пленки составляет светлую кар-
тину данного ландшафта. Но это только по аналогии. В су-
щности же, в отличие от негатива, установка такое именно
«опережающее отражение» действительности, которое содер-
жит в себе строго определенное, осведомленное (инфор-
мационное) сообщение об этой действительности.
Именно это обстоятельство и дает мам право па постанов-
ку вопроса: установка как «принцип отражения» и «сумма
информации».
(2) Еще в 1925 году, в первом томе своих «Основ экспе-
риментальной психологии», Узнадзе выдвинул идею об уста-
новке как об опережающем всякое собственно психическое,
и даже биологическое (приспособительное), поведение отра-
жении организмом не только внешней, независимо от него
существующей, но и внутренней, своей собственной среды,
«in nuce содержащем разрешенную задачу» этого самого
долженствующего быть осуществленным поведения в дан-
ной среде как в том, так и в другом направлении, и принял
ее за исходную идею своей концепции о бессознательном пси-
хическом (установке)6. С тех самых пор, т. е. начиная с двад-
" Д. H. У i и а д з с , Ос попы экспериментальном психолеппк т. I, Тб.,
1925, стр. 178. См. также его Impersonalia, 1923.
357

цатых годов и вплоть до наших дней, в основном над этой
проблемой ;и работает почти вся его психологическая школа.
Поэтому, само собой разумеется, весьма интересно выяснить
отношение этой все еще занимающей нас психологической
проблемы к выдвинутой впоследствии П. К. Анохиным ней-
рофизиологической проблеме «опережающего отражения»,
имеющей в виду так называемые «первичные ощущения» или
даже «предощущения» в пространственно-временном конти-
ниуме мира.
Однако здесь мы ограничимся всего лишь констатацией
положительного решения да'ииой проблемы и в том и в дру-
гом направлении. (Как известно и как сам Анохин информи-
рует об этом своих читателей, поначалу в 1957 году он по-
ставил эту проблему как проблему «опережающего .возбуж-
дения» и уже позже, в 1962 году, — как проблему «опере-
жающего отражения действительности». И в то-м и в другом
случае под этим отражением он подразумевает «опережающее
отражение» организмом действительности в пространственно-
временном коптиниуме мира при непосредственной зависимо-
сти организма от этого мира как в онтогенетическом, так .ив
филогенетическом своем развитии.) Заметим, что для нашей
цели изложения особенно важными из основных результатов,
как и из основных исходных положений концепции П. К. Ано-
хина, представляются следующие:
(а) По существу всякие приспособительные функции ор-
ганизма, вплоть до его психических функций, в конечном сче-
те определяются в пространстшенио-временном контиииуме
м-ира и через этот пространственно-временной коитиниум ми-
ра, поскольку сама эта пространственно-временная структу-
ра мира заставляет организм отразить в себе эту структуру
как в виде соответствующих морфологических образований,
так и в виде соответствующих психических образований.
(Так, -натример, развитие сигнальной деятельности у высших
животных, как это справедливо отмечает П. К. Анохин, «име-
ло своим источником первичное отражение пространственно-
временной структуры мира. Именно временная структура ми-
ра, существовавшая и до развития жизни, вынудила организм
отразить ее в своевременных морфофизиологических конструк-
циях, которые стали аппаратом опережающего отраже-
ния действительности. Это опережающее отражение уже на
рами их этапах развития жизни служило основному требова-
нию всего живого—шриапособиться и выжить»7,)
7 П. К- А к о х и н , Психическая форма отражения действительности,
в сб.: «Ленинская теории отражения и современность», Москва—София, J969,
стр. 126.
358

(б) Еще более важно знать, что из цикла столь соотноси-
тельного, если можно так выразиться, формирования приспо-
собительных (биологических, физиологических и пр.) функций
организма следует выделить формирование его психических
функций, начиная с так называемых «предощущений» и
вплоть до сознания, в частности формирование так назы-
ваемых «первичных ощущений», по соответствующим опреде-
лителям этих ощущений через критерии их «вредности» или
«полезности», — при непосредственном воздействии на ор-
ганизм как своей собственной, внутренней, так и независимо
от него существующей, внешней, среды, — для сохранения
или разрушения жизни. Имеется в виду наличие своего рода
«глобального опознания» посредством данных ощущений, а
тем более возникших на их основе более совершенных — пси-
хических —■ функций, посредством воздействия жизненно важ-
ных факторов как той, так и другой среды на этот самый ор-
ганизм, что, по-видимому, и ускоряет, а -в конечном счете га-
рантирует положительный эффект его приспособительных
реакций. («Здесь следует отметить, — говорит П. К. Анохин,—
одну принципиальную особенность первичных ощущений .или
даже предощущений. Они приобрели г л о б а л ь но ст ь, фо-
кусированность целого организма на одном каком-то качестве
состояния, которое уже не локализовалось только .по какому-
либо отдельному органу. Это и была самая высшая интеграция
всех частей организма на одном фокусе — ощущении. Одно-
временно с этой интеграцией приобреталось и качество этого
ощущения, особенно отрицательное, нечто подобное болево-
му, которое являлось самым верным сигналом к смертельно-
му разрушению организма»8.)
8 П. К Л н о х и н, Указ. соч., стр. 127 Причем, размышляя нал основ-
ной мыслью а »тора и развисая ее п лоне современной психологии и филосо-
фии жизни, в частности в ломе интересующей нас общей теории сознании, нес.
сколько измененной я собственнопсихологическом смысле, как раз это са-
мое «отрицательное», «болевое» качество ощущений и следовало бы принять
за определенное качество более совершенных психических функций челосека,
вплоть до «переживания» им своей собственной судьбы и судьбы мира, т е-
и за определенное качество его сознания, вплоть до самосознания им своей
собственной смерти через постоянно имеющуюся в влду в лапном сознании
(или подсознании, скорее в этом самом подсознании) интенцию к «ничто», в
понимании Хайдеггера и Сартра. Отсюда и переживание истории, вплоть до
разочарования в ней, по так называемой «фундаментальной предрасположен-
ности» Личности, как один из основных лейтмотивов их экзистенциальной
философии II психологии, равно как и всей соиременной экзистенциальной
359

(в) К тому же логическая схема интересующей нас кон-
цепции П. К. Анохина, как и сама концепция об «опережаю-
щем отражении действительности», вслед за общей и экспе-
риментальной психологией установки, предложенной Узнадзе,
дает право отказаться от упрощенных формулировок пробле-
мы психического с точки зрения физиологизма и даже вуль-
гарного материализма, бытовавших в нашей стране, начиная
■с тридцатых годов и чуть л.и не вплоть по шестидесятые годы,
особенно в связи с отрицательной (односторонней) критикой
фрейдизма, так резко заменившей широкую популярность
его идей в двадцатые годы. Имеются в виду попытки полно-
го отождествления условного рефлекса с психическим, не
учитывавшие того важного ф.акта, что «условный рефлекс и
психическое — это различные параметры поведения челове-
ка, выросшие исторически из различных потребностей орга-
низма и с удовлетворением совершенно различных затрудне-
философии и психологии вообще, включая и все современпсе мскусство и
литературу, верные этому самому субъективному принципу — принципу
переживания «ничто» (в истории и через историю). Между тем основная ошиб-
ка современных экзистенциалистов всех разновидностей ссстоит не в том или
не столько в том, что при соответствующем анализе человека они так или
иначе всегда спекулируют этим самым «отрицательным», «болевым» качеством
сознания— качеством переживания им своей собственной трагедии, вплоть
до переживания трагедии самой личности, его носителя, а в том, что тем са-
мым фактически они всегда, или почти всегда, игнорируют способность чело-
века и его сознания «осилить» самого себя, даже при условии, если они «на-
ходят» в себе — в своих безрезультатных усилиях в этом отношении, похо-
жих на усилия Сизифа — противоположное качество сознания в смысле энер-
гии, а не ер го и а, так или иначе всегда присущее также и предшествующим
ему психическим функциям, начиная с «первичных ощущений»; и известном
смысле как раз это качество и свойственно установке и как определенному
«невпорпсихическому состоянию» личности и как определенной «сумме ин-
формации». Во всяком случае благодаря этому наше сознание и заявляет о
своей самой исконной претензии— претензии к «абсолютной истине». Иног-
да, правда, у современных экзистенциалистов проскальзывает правильная
мысль об «исцеляющей» функции сознания в «сизифовсм груде» человека, но
по сути они тут же упускают основной «смысл» этого труда, возвышающий,
но не унижающий его через «муки» его сознания, как мы могли бы убедить
в этом своих читателей, ссылаясь на соответствующее «Исследование об аб-
сурде» Альбера Камю по мифу о Сизифе. В конечном счете Альбер Камю,
этот крупнейший мыслитель нашего времени, не помял, как собственно вос-
славляет человека и его сознание даже этот самый его «сизифов труд».)
360

ний организма в приспособлении к внешнему миру»9, как и
попытки полного ишнор-ирования так называемых «неудов-
летворенных желаний» человека, уж не говоря о так назы-
ваемых его «значащих переживаниях» вообще, так и не под-
дающихся никакому статистическому подсчету. («Даже не-
удачное чихание, т. е. начавшийся, но не закончившийся чи-
хательный акт, — пишет П. К. Анохин, — оставляет тягостное
эмоциональное ощущение у человека»10.) Во всяком случае
нейрофизиологическая концепция «опережающего отражения
действительности», о которой здесь идет речь, за любым пси-
хическим оставляет право прежде всего быть осмысленным в
своих собствепнопсихолапических, а не только физиологичес-
ких или биологических параметрах. Причем, если следовать
далее, не исключено, что в фундаменте самой психики зало-
жена возможность взаимоисключающей, но в то же самое
время и взаимокомпеисирующей, собственнопсихологической
и биологической (приспособительной) характеристики данной
психики, будь она перцептивной, экспрессивной или какой-ни-
будь другой. И-мея в виду принципиальные особенности так
называемых «первичных ощущений» или «предощущений»,
П. К. Анохин говорит, что благодаря этому новому свойству
живой материи организму уже на этом уровне представляется
возможность «классифицировать все факторы внешнего мира
на две биологически важнейшие категории — отрицательные
и положительные. Прогрессивно развиваясь до самых высших
форм психической деятельности, эти два состояния перешли к
высшим животным в форме извечной антиподной пары ощу-
щений — «страдания и удовольствия». В ощущении организм
получил свою высшую интеграцию, всегда формирующую
адекватную реакцию по отношению жизненного значения дан-
ного воздействия»11.
С этих позиций, пожалуй, можно было бы хорошо про-
следить, -ка« через «опережающее отражение» организма в
виде его «единой установки», по Узнадзе, .и через «опережаю-
щее отражение» организма в виде его «первичных ощуще-
ний» или даже «предощущений», по Анохину, — если объеди-
нить обе эти системы отражения при междисциплинарном
подходе к ним, — восстанавливается целостная картина чело-
веческой психики, вплоть до се интеллектуальной и интуитив-
ной активности высшего ранга, исходя из соответствующей
собственпапсихологической и биологической иптерпретаци.и
принципа дополнительности.
и П. К. Л и о х и и , Указ. соч., стр. 122.
10 Т а м же, стр. 128.
11 Там же, стр. 127.
301

(г) При этом, кстати, если мы хотим по-.цастоящему по-
говорить о непосредственной связи отражательной деятельно-
сти организма в виде «опережающего отражения действи-
тельности» через ^первичные ощущения» ил'и даже «предо-
щущения» ('по Анохину) с пространственно-временным конти-
нуумом мира (по Эйнштейну) в свете общеэволюциониой
оценки возникновения психического как такового вообще (по
Дарвину), то мы долж.ны отметить, что П. К. Анохин одним
из первых среди советских физиологов особо выделяет из
числа основных факторов, оп редели ео щи х возникновение
этих самых «первичные ощущений», штлоть до возникновения
сознания у человека, прежде всего такое существенное изме-
нение в общей форме передвижения позвоночных животных
после выхода их на сушу, как хождение с помощью конечно-
стей, («Определяющим фактором для такого преобразования
формы передвижения животных явилось существование жи-
вотных в таких неорганических условиях, где только репи-
прочная форма движения конечностей давала выгоду приспо-
собления, т. е. способствовала более успешному выжива-
нию»12.) И это постольку, поскольку как раз при такой форме
движения — движения с помощью конечностей — и проис-
ходило усовершенствование центральной нервной системы,
вплоть до усовершенствования ее з пространственно-времен-
ном ко нт ими уме человека при естественном отборе. («Я не
■буду здесь останавливаться, — пишет П. К. Анохин, — на
том, что наиболее совершенной формой этого своеобразного
«заглядывания» в будущее является деятельность нер:вной си-
стемы. Именно в ней, по преимуществу, стала развиваться
способность организма к опережению событий, и наиболее
демонстративной формой этого является ее способность об-
разовывать условный рефлекс. Именно мозг стал тем орга-
ном, который благодаря высокоразвитым рецепторам ежесе-
кундно трансформирует пространственно-временной контини-
ум внешних явлений (Эйнштейн) в химический контиииум,
который выражается в непрерывной разрядной деятельности
нейрональнььх элементов мозга. Способность мозга фиксиро-
вать повторяющиеся последовательности внешних событий,
развившаяся на основе примитивных форм отражения, опре-
деляет ту изумительную способность человеческого мозга, ко-
торая выражается в предвидении будущего, в формулировке
гипотез и вообще в различных прогностических оценках со-
бытий. И именно благодаря этим мозговым, в основном ней-
рохимическим механизмам, отражение внешнего мира в соз-
П. К. Анохи н, Указ. соч., стр. 124.
362

наиии стало высшим пунктом отражательной функции орга-
низма»13.)
13 П. К. А н о х и и, Указ. соч., стр. 135. При этом следует заметить,
что еще в 1926 году П. К- Анохин поставил эти вопросы в общефилософском
плане а статье «Диалектический материализм и проблема психического» («Че-
ловек и природа», январь 192G) и что после этого по существу почти
никто— в частности, ни А. Н. Леонтьев в своих фундаментальных исследо-
ваниях о развитии психического и ни огг сам— не ставил и не развивал их
именно в этом самом, интересующем его, дарвиновском смысле, если исклю-
чить, конечно, соответствующие попытки рассмотрения другими авторами
этих вопросов в самой философии и психологии в связи с постановкой И. В.
Сталиным (1906) проблемы возникновения так называемых «первых зачатков
ощущения» как неких «предощущений» в свете общеэволюционной концепции
развития психического, как такового, вообще: «Еще не было живых существ,
но уже существовала так называемая онешнчя, «неживая» природа. Первое
живое существо не обладало никаким сознанием, оно обладало лишь свойст-
вом раздражимости и первыми зачатками ощущения. Затем у животных пос-
тепенно раззивалась способность ощущения, медленно переходя в сознание,
в соответствие с развитием строения их организма и нервной системы». «Если
бы обезьяна всегда ходила на четвереньках, если бы она не разогнула спины,
то потомок ее— человек—не мог бы свободно пользоваться своими легкими
и голосовыми связками и, таким образом, не мог бы пользоваться речью...
он не имел бы возможности смотреть вверх и вокруг себя и, следовательно,
не имел бы возможности доставить своему мозгу больше впечатлений, чем
их имеет четвероногое животное. Все это коренным образом задержало бы
развитие человеческого сознания». (Из многочисленных работ, посвящен-
ных этой проблеме в общефилософском плане, принося при этом свои глубо-
кие извинения, мы сошлемся лишь паевою: «Вопросы марксистского фило-
софского материализма в ранних трудах И. В. Сталина», Тб., 1954. Но упо-
минаем мы об этом не из каких-нибудь соображений в пользу себя или своих
коллег, а для того, чтобы подчеркнуть бесспорное преимущество научных ре-
зультатов столь фундаментальных исследований П. К. Анохина и его школы
в этом отношении. Разумеется, в разработке данной проблемы большую роль
сыграли экспериментальные исследования А. Н. Леонтьева, уже не говоря
о соответствующих исследованиях Узнадзе и его школы.) Интересно в этой
связи узнать, каковы результаты сравнительного анализа и как мы должны
воспринимать специфику концепции об «опережающем отражении действи-
тельности» у П. К« Анохина по сравнению с той концепцией отражения, ко-
торая была сформулирована и соответствующим образом проанализирована
классиками марксистской философии. На этот вопрос следует ответить, что
концепция «опережающего отражения действительности» у П. К- Анохина
в основном выясняет трэ.сибернегический аспект той структуры отражения,
о которой идет речь у этих классиков марксистской философии. Имея ввиду
3S3

(д) И, наконец, еще об одном — о довольно существен-
ном сходстве и полной совместимости психологической концеп-
ции «опережающего отражения» организма по «единой сущ-
ности» его установки и нейрофизиологической концепции
«опережающего отражения» организма через посредство его
«первичных ощущений» или даже «предощущений», в их не-
посредственной обусловленности пространственно-временной
структурой мира. И выражается это не только и не столько
в том, что в сущности наличие этой самой пространственно-
временной структуры мира (в эйнштейновском смысле) оди-
наково предшествует и определяет и ту и другую форму
«опережающего отражения» данной структуры. Различие тут
в там, что в случае «опережающего отражения» организма по
«единой сущности» его установки под этой самой простран-
ственно-временной структурой мира подразумевается как
континиум внешнего, так и континиум внутреннего мира дан-
ного организма — континиум его потребностей, через по-
средство которого и происходит трансформация в нем того
самого пространственно-временного континиум а внешних яв-
лений в ситуацию, могущую удовлетворить эту потребность.
Ведь кусок мяса для голодной сабаки, по Узнадзе, — одна си-
туация, для сытой — другая, а для спящей он вообще не со-
ставляет никакой ситуации, ибо «в ситуации надо подразуме-
вать два момента: один можно назвать объектив н ы .м
(внешний раздражитель сам по себе), второй субъектив-
ным»14. Стало быть, по установочной концепции «опережаю-
свое «опережающее отражение действительности», П. К. Анохин заявляет
что «это именно то отражение действительности, о котором говорили класси-
ки диалектико-материалистической философии. Однако опережающая форма
отражения является более комплексной по своему составу. Мы полагаем по-
этому, что концепция опережающего отражения действительности является
лишь творческим развитием основных положений ленинской теории отраже-
ния». Вместе с тем. заметим, она является одной из возможных и, пожалуй,
самых результативных форм творческого развития учения о бессознательном
психическом в современной нейрофизиологии и нейрокибернетике.
14 Д. Н.Узнадзе, Основы экспериментальной психологии, стр. 171.
Эго значит, что с точки зрения установочной концепции об «опережающем
отражении действительности», во всяком психическом отражении, вплоть до
отражения в сознании человека, «параметризована» не только внешняя, но и
внутренняя среда организма, причем в основе этой «параметризации» как в
том так и другом отношении лежит наличие самой потребности данного орга-
низма. (Ср. с указ. соч. П. К. А и о х и н а , стр. 114: значимость отдельных
параметров, скажем чашки, «может в некоторой степени меняться в эависи*
364

щег.о отражениям, не только пространственно-временной кон-
тиниум внешнего мира влияет на организм, вплоть до измене-
ния его структуры, но и наоборот — пространственно-времен-
ной континиум внутреннего мира данного организма — кон-
тиниум его потребностей — влияет на этот самый простран-
ственно-временной континиум внешнего мира. Надо пола-
гать, что скорее как раз в борьбе этих двух гетерогенных сами
по себе сил и раскрывается первое чудо живой природы —
способность организма к ощущению, как и способность чело-
века к познанию и переживанию м'ира — способность к соз-
нанию. Во всяком случае только при условии этой «борьбы»
в естественном отборе раскрывается энергетическая сущность
и этих самых ощущений и этого самого сознания, уж не го-
воря об их информационном аспекте.
Далее, весьма существенное сходство и, пожалуй, полная
совместимость интересующих нас образований «опережаю-
щего отражения действительности» — собственнопсихологн-
ческого и нейрофизиологического — подтверждается и инфор-
мационным аспектом каждого из этих образований. Как соб-
-ственнопсихологическое (установочное) образование «опере-
жающего отражения действительности», по Узнадзе, так и
нейрофизиологическое образование «опережающего отраже-
ния действительности», по Анохину, содержит в себе опреде-
ленную «сумму информации». («Нейрофизиологический ана-
лиз работы .мозга,—пишет П. К. Анохин, — показывает,
что отражение внешнего мира фактически и не может быть
тшым, неопережакшшм, ибо с информационной точки зрения
каждое внешнее воздействие на организм непременно моби-
лизует в нервной системе также и молекулярный опыт про-
шлого, связанный с данной ситуацией или с данным раздра-
жителем — стимулом. Это обстоятельство дает возможность
мозгу объединить прошлое с настоящим и на этой основе
предугадать в детальных параметрах наступление будущих-
событий»15.) При этом, имея в виду сие самое существенное
мости от данной ситуации. Если мы испытываем сильную жажду, то ведущим
ее параметром будет емкость, если же мы покупаем чашку для преподнесения
ее в качестве подарка, то ее форма, антикварность и другие параметры приоб-
ретают главнейшее значение». Между прочим «художественное течение под
именем «импрессионизм» хорошо показало, как нарочитым подчеркиванием
каких-либо весьма ограниченных, но решающих параметров такого сложного
объекта, как лицо человека, можно сформировать полный и, главное, желае-
мый образ человека».)
15 П. К- А н о х и н , Указ. соч., стр. 135.
365

сходство и полную совместимость интересующих нас концеп-
ций об «опережающем отражении действительности», мы
должны подчеркнуть, что в общих чертах обе они почти оди-
наково подтверждают мысль о досожательной переработке
информации, — вплоть до окончательной /переработки ее в
сознании,—что имеет место в центральной иереной системе.
(«Для решения вопроса о том, в каком именно виде оконча-
тельно синтезируется вся информация, обработавшая на
многочисленных узлах нервной системы, мы должны помнить,
что кора головного мозга и сознание производят окончатель-
ный синтез всей этой обработки и формируют образ отраже-
ния, не упустив из него более или менее важных параметров
объекта внешнего мира. Здесь следуеч помнить, что решаю-
щим условием охвата параметров внешнего мира является
пропускная способность наших органов чувств, которые име-
ют вполне определенный диапазон чувствительности»16.)
Только собственнолсихолагическая (установочная) концепция
«опережающего отражения действительности», в том смысле,
ь каком о ней у нас идет речь, настаивает на том, что именно
установка, как некое «невпорпсихическое состояние», т. е. и
как определенный «принцип связи» и как определенная «сум-
ма информации», леж'ит в основе всякой аинтетической ак-
тивности человека, вплоть до синтетической активности его
сознания и бессознательного психического, этих самых его
взаимоисключающих и вза'имокомпенсирующих собственио-
психологических, эпистемологических, эстетических и пр. ха-
рактеристик, о чем и будет идти речь в последующих пара-
графах данной работы.
Для нашей цели изложения очень важно, вместе с тем,
знатьиото.м, чтосовременное нейр0(физиологическое учение об
«опережающем отражении действительности» у Анохина пря-
мо подтверждает основные положения собственнопсихологн-
'еекой (установочной) концепции Узнадзе об определенной
«мере» соотношения «объективного» и «субъективного» в
каждой из возможных модификаций всякой 'психики в виде
той или иной информации, отказавшись от которой мы не
смогли бы «измерить» ее, эту самую информацию. («Мы не
должны забывать того, — пишет П. К- Анохин, — что, когда
мы измеряем кубатуру комнаты, то наши измерительные
приборы одновременно скользят и по объекту, и по нашему
«образу комнаты». Так, например, в теории информации су-
ществует представление о точности передачи информации о
10 П. К. Анохин. Указ. соч.., стр. 1.Ш.
366

каком-либо объекте независимо от перекодирования. Я наз-
вал бы эти эташы передачи информации информацион-
ным эквивалентом объекта. Это значит, что про-
цесс информации, в каком бы звене .передачи мы его ни улови-
ли, in ривдит-и ал ь« о содержит вс-е|бе-в.се то,'что составляет наи-
более характерные черты исходного объекта, однако эти при-
знаки могут|быть представлены в разных.кодах. Иначе говоря,
исходный объект мо,г бы'быть (воспроизведен во всех своих чер-
тах, если бы мы .нашли способ декодировать поток информа-
ции именно в данном звене ее передачи»17.) Прежде всего, это
как раз теория информации и подтверждает установочную
концепцию об «опережающем отражении» организмом дей-
ствительности по основным параметрам не только его вну-
тренней, но и его внешней среды. Во всяком случае, для Уз-
надзе и его школы скорее установка и является тем «инфор-
мационным эквивалентом» объекта (и субъекта) данного от-
ражения, о котором в данном случае идет речь у П. К. Ано-
хина.
(3) Пожалуй при такой постановке вопроса,- если подой-
ти к нему с позиции современной теории отражения и теории
информации, было бы более вероятно решать спор о природе
установки, о том, к какому измерению действительности сле-
довало бы отнести ее.
В связи с этим обратимся вновь к нашей аналогии, кото-
рая делает понятным, что установка —■ результат отражения
среды (как «внутренней», так и «в.нешней»). Но этого крайне
мало для того, чтобы определить природу установки как от-
ражения: отражение может быть физическим и может быть
психическим. Негатив заснятого на фотопленку ландшафта
как «отражение», которое подлежит проявлению, и «установ-
ка» как «отражение» данного ландшафта, 'Которое также -под-
лежит проявлению, очевидно, не одно и то же — они каче-
ственно отличаются друг от друга.
Негатив как «отражение» ландшафта представляет собой
простое «перемещение» даш-юго ландшафта на фотопленку
при пол'ном отсутствии всякого «выбора» событий, а следова-
тельно, и всякого «■стремления» самой фотопленки как соот-
ветствующего «прибора» отражения к своему источнику от-
ражения, без соответствующей потребности в нем; поэтому
такое «отражением не есть результат избирательного
отношен и я к объекту, в силу чего сообщение, которое оно да-
ет, не может са.мо по себе снять неопределенность (энтропию)
17 П. К. А и о х и н , Указ. соч., стр. 113—114.
367

и дать нам какую-нибудь строго определенную, осведомляю-
щую информацию, да оно и не содержит в себе никакой ин-
формации, если верить специальной теории информации,
согласно которой информация — это то, что прежде всего
снимает неопределенность, энтропию. (Так, шригщип-иально
различны фотоснимок как отражение, как «образ» какого-то
объекта, и художественная картина как отражение, как об-
раз каишго-то объекта:;в случае художественной картины мы
имеем дело с так называемым «негентропическиш выражени-
ем» объекта, информационная ценность которого всегда на-
лицо, в случае же фотоснимка — сам этот образ всего лишь
«выражение» и ничего больше. Дело в том, что сознание как
«аппарат» всегда производит какой-то отбор, а следователь-
но, и в его результате — © художественной картине как опре-
деленном образе — мы всегда -имеем дело с некой негацией,
тогда как фотоаппарат как таковой ни на какой отбор неспо-
собен и, следовательно — в фотоснимке как образе не видно
каких-либо следов негации; фотоснимок как образ не содер-
жит,в себе никакого момента негации, художественная же кар-
тина, как само наше сознание в целом, 'наоборот, именно как
образ, как отражение, и опирается на момент негации. Фото-
снимок как «образ», как «выражение» лишь постольку может
стать носителем информации, поскольку, со своей стороны,
сам становится объектом сознания, сам же по себе информа-
ционной ценностью он не обладает. В определенном смысле
должно быть как раз эту мысль и содержит в себе известное
положение Маркса о том, что «способ, каким существует со-
знание и ка-ким нечто -существует для него, это—знание».)
И действительно, информация есть мера упорядоченно-
сти (Винер)18, сообщение, полученное в результате выбора
событий, наступающих с разной вероятностью, т. е. сообще-
ние, которое может быть и ошибочным, нуждающимся в
дальнейшей проверке и уточнении. С этой точки зрения сооб-
щение 2X2 = 4 не содержит в себе никакой или почти ника-
кой информации, так как информации всегда «существенно
связаны с наличием некоторого множества возможностей»19
и «получить информацию — это значит узнать то, что не зия-
ли раньше, или узнать больше о том, о чем раньше знали
меньше»20.
18 Н. В и н е р , Кибернетика и общество, М., 1958, стр. 44.
10 У. Р о с с Э ш б и, Введение в кибернетику, М., 1959, стр. 69.
20 3. Ровенский , Л. Умов, Е. У мова, Машина и мысль,
М., i960, стр. 69. Во всяком случае такая постановка вопроса сама собой вы-
текает из определенной интерпретации— у Эшби и у других специалистов по
368

Отражение л соответствующие ему сообщения могут быть
и неииформационного характера. К системе такого отражения
(сообщения) и относится негатив как «отражение». Это —
так называемое «физическое отражение», сообщения которо-
го сами по себе не имеют информационной ценности и гго сути
не могут быть использованы ни специальной теорией позна-
ния, ни специальной теорией информации, ни также специаль-
ной теорией личности (психологии). Системы отражения, ли-
шенные .информационных сообщений, не имеют .психологиче-
ского, а, тем более, и теоретико-.познавательного значения,
они относятся к числу механических явлений, и ими в основ-
ном должна заниматься физика. Другое дело, что и в этих
системах отражения имеет место «перемещение» объекта, т.е.
переход объекта -(отражаемого) в субъект (отражающее), ив
этом отношении занимающие нас теории могут использовать
<их для сравнения. Кстати, признаки сходства-идентичности
этих систем с системами отражения, обладающими инфор-
мационными сообщениями, в сущности этим и исчерпываются.
кибернетике— самой сущности информации как определенного ограничения
любого разнообразия. Отсюда и вытекает определение так называемой инфор-
мационной энтропии— негэитропии, как определенной меры организован-
ности систем. При этом, согласно Винеру и другим специалистам по киберне-
тике, в частности Эшби, в принципе мы всегда должны отличать эту самую
теоретико-информационную эитрэпию— пегэнтропию от физической энтро-
пии. Это и ведет лас к определению энергетического аспекта информации, к
некоторой активности системы по «извлечению» нужных ей сведений об объек-
те при их неопределенном наличии в самом этом объекте, т. е. как некоего,
внутренне всегда неизбежного, выбора данной системы. Это значит, что сис-
темы, не способные к такому выбору, не способны и к какой-либо активности,
в собственном смысле слова, что они вовсе не располагают никакой информа-
цией об объекте— это своего реда «пустые», если можно так выразиться,
системы. Во всяком случае, с позиции энергетизма, нет никакой надобности
говорить о наличии так называемой «потенциальной» информации (в неживой
природе), в отличие от «актуальной» информации (в живой природе); где нет
«актуальной» информации, там лети никакой иной (ср. с B.C. Т ю хти и им,
Отражение, образ, модель, знак и информация, в сб. «Ленинская теория от-
ражения и современность, стр. 222). Потому что ведь информация как мера
организованности (упорядоченности) системы есть, вместе с тем, и мера прис-
пособительной активности данной системы, в самом широком смысле слова.
Информация, как и сама активность, прежде всего не я дана в ее энергетичес-
ком измерении. В этом смысле она и есть мера определения всякой психики
вообще, фундаментальная характеристика ее исходной единицы, собственно
она самая.
24. А. Е. Шерозия 3Ü9

С л о.в ом, негатив как отражение есть простое перемеще-
ние объекта ,в «субъект», по не в собственном, конечно, смыс-
ле последнего (субъекта), т. е. не в смысле активного, — но
не само по себе индифферентного, — элемента данного пере-
мещения (отражения) с соответствующей потребностью в нем.
Что же касается установки как отражения эмпирически
наблюдаемых (и, даже, не наблюдаемых) вещей и их связи
в объекте, то она, наоборот, представляет собой не простое,
а информационное сообщение, полученное в результате вы-
бора событий из бесконечного числа событий, 'наличествую-
щих .в данном объекте; поэтому прежде всего именно уста-
новка и является «мерой упорядоченности» обладающего ею
«человека-системы»; более того, как информационное сооб-
щение, она и сама ннфоф'мащия, как таковая, чуть ли не сов-
падают друг с другом, — ведь, по Винеру, под информацией
следует понимать «обозначение содержания, полученного из
внешнего мира в процессе нашего приспособления к нему к
приспособления к нему наших чувств»21.
Этим и объясняется, что в специальной литературе по
психологии поведения «понятия установки и адаптации на-
столько сблизились, что скоро, возможно, уже трудно будет
установить принципиальное различие между ними»22. То же
самое следует сказать и о понятиях «установка» и «информа-
ция», наряду, однако, с тем, что и между понятием установ-
ки и понятием адаптации имеется и существенное различие,
в силу которого их всегда следует разграничивать. Стало
■быть, если вообще можно говорить об идентификации этих
понятий, то только постольку, поскольку все три этих поня-
тия в одинаковой мере могут быть использованы при соот-
ветствующей характеристике структуры программированного
поведения.
С этой точки, зрения, необходимо даже подчеркнуть, а
иногда и принять в качестве исходной инстанции имманент-
ную связь понятий — адаптация, установка и информация:
что касается установки, то поскольку она содержит в себе
информационное сообщение (определенную «сум'му информа-
ции») как о «внешней», так и о «внутренней» среде и лежит
в основе приспособительной активности организма как к той,
та« и другой среде, постольку она и есть лринциш соеди-
нения этих, сред в. виде единой системы данного организма.
Установка больше,, чем. информация: она способна не только
21 Н. В и не р т Указ. соч., стр.. 31.
22 И.. Т. Б ж а л а в а ,. Указ.. соч., стр. 163.
370

принимать, передавать и хранить информацию, но в случае
надобности и трансформировать ее в ходе «ориентирующей
регуляци:и» поведения с «постоянным набором характерис-
тик». Установка превосходит такж'е и адаптацию: достаточно
отметить, что «установка — не пассивное приспособление ор-
ганизма к среде, как это (подразумевает понятие адаптации»,
а что «О'на есть динамическое состояние организма, имеющее
целью не восстановление равновесия, а решение задачи,
прежде чем индивид обратится к отдельным актам поведе-
ния», «установка есть отражение предмета на фоне потребно-
сти организма»23.
Поэтому, установка как определенная «сумма инфор-
мации» есть 'и определенное «вероятностное прогнозирова-
ние», «побудительная» («энергетическая») и «регулятор на я»
(«контролирующая») система, «причина» и «цель» поведе-
ния, ибо «поведение детерминировано установкой, заранее
определяющей, какой будет будущая, выявленная деятель-
ность индивида», оно «предвосхищено в целостном состоянии
индивида, в котором, как в отражении объективной ситуации,
антицитирован общий характер поведения, его основная
схема, его соответствие объективным обстоятельствам»24.
Ведь отражение, о котором здесь идет речь, принадлежит к
числу психических, но не каких-нибудь иных систем отраже-
ния, относящихся к той или "иной категории информации, т. е.
к числу тех сообщений, которые при любых обстоятельствах
снимают неопределенность .как внутренней, так и внешней
среды, ибо их можно получить только в результате выбора
событий, наступающих с разной вероятностью как в той, так
и в другой среде.
С этой точки зрения, информация, которая дана в уста-
новке, как и всякая информация вообще, «всегда связана с
ожиданием нового»25, оно и есть определенное сообщение
именно об этом вероятностном новом, но не о том, что не под-
лежит'сомнению как 2X2 = 4, тогда в принципе нет никакой
надобности в выборе «определенного числа событий» из «не-
определенного числа событий». Ведь, согласно общей теории
23 И. Т. Б ж я л а в а , Указ. соч., стр. 168.
24 А. С. Прангишвили, Исследования..., стр. 62. (Ср. Л- Мил-
лер, Ю. Галантер, К- Прибрам , Планы и структура поведения,
стр. 19: «Человеческие существа, а, возможно, также и другие животные, соз-
дают внутреннее представление, модель Вселенной, схему, призрак, позна-
вательную карту, Образ».)
25 И. Б. Н о в и к , Кибернетика, философские и социологические про-
блемы. М., 1963, стр. 41.
371

установки, каждая «саморегулирующая система», в том чис-
ле и «человек-система», подступают к действительности не с
«готовой установкой», а, наоборот, всякое «состояние» самой
установки возникает у нее в процессе воздействия этой дей-
ствительности: установка — своего рода «алгоритм управле-
ния».
Чтобы эта .мысль стала более понятной, надо вспомнить,
что любая информация, которая поступает в систему установ-
ки, поступает (перерабатывается и хранится) в этой системе
в силу имманентной потребности центральной системы, в дан-
ном случае, системы «человек» («живое существо»), внутри
которой она функционирует и как определенный «принцип от-
ражения», и как определенная «сумма информации». Cojctok^
н>ие установки как «открытой системы» представляет собой
«реально не .расчлененное целое, в котором проглядывает
как ее лицо, так и лицо ее агента»26 или, что то же самое,
через это состояние «человеку-системе» внешший мир всегда
дается в виде определенной ситуации, могущей удовлетво-
рить ее потребность подобно тому, как в лице самой этой по-
требности ей всегда дан и собственный «внутренний мир».
Так следует понимать способность установки в целостном
«человеке-системе» объединить психическую (субъективную,
ее собственную) и физическую (объективную, независимо от
нее существующую) часть мира в смысле «данности» для по-
знания и переживания, -но не в омысле самого познания и пе-
реживания, которые на ее основе в дальнейшем могут возник-
нуть в этой системе.
Это значит, что у представителей общей теории установ-
ки есть достаточно оснований считать, что «установка—.един-
ственная стабильная система, на которую опирается цикли-
ческое течение реакции, а также проверка информации, ее
выбор и усвоение. Она позволяет о;бойти противоречивость
импульсов и вести процесс оптимальным путем». Причем,
«управляющее влияние установки через обратную связь со-
стоит в том, что информация, пришедшая через исполнитель-
ные органы, вновь анализируется, оценивается управляющи-
ми систем а М!и». Потому-то «функцией установки явл-яется не
только создание потенциальной предуготовлен мости к дей-
ствию, но и актуальное регулирование динамики действия,
отражение, т. е. «перенос» объекта в субъект. С этого момен-
та живое существо —■ носитель разрешенной задачи, что и
обусловливает ■негэнтр.сяпичеокае действие установки»72. В со-
26 Д. Н. Узнадзе, Основы экспериментальной психологии, стр. J83.
27 И. Т Б ж а л а а а , Указ. соч., стр. 113.
372

стоянии «единой установки», поскольку оно содержит в себе
строго определенное сообщение, каждая саморегулирующая
система, в том числе и «человек-система», находит предвари-
тельное решение задачи или «план» поведения, то, что в со-
временной психологии поведения далеко не всегда удачно
именуется «образом», «схемой», «призраком», «познаватель-
ной картиной» или просто «внутренним представлением»,
«моделью Вселенной» и т. д.
Отсюда и сама информационная ценность установки как
упорядоченной системы отражения, позволяющая пользо-
ваться ею и в специальной теории личности (психология), и в
специальной теории познайия (философия), и в специальной
теории информации (кибернетика) при их соответствующем
системном (междисциплинарном) подходе к человеческой
психике.
(4) Итак, в'се эти данные экспериментальной психологии
установки, если подойти к ним с позиций современной теории
информации, не оставляют никаких сомнений в том, что уста-
новка как определенный «принцип отражения» и «сумма ин-
формации» прежде всего относится к числу психических си-
стем отражения. Это перзое и наиболее характерное из того,
что мы могли бы сказать относительно общей теории уста-
новки, исходя из современной теории информации. В то же
время, следуя принципу обратной связи» у нас есть достаточ-
но оснований говорить об уточнениях, которые возможно сде-
лать в области современной теории информации, исходя из
общей теории установки как общей теории о бессознательном
психическом в собственном «смысле слова. Однако, прежде чем
останавливаться на этом, мы скажем несколько слов о при-
роде самой установки как психической системы отражения.
Установка как собственно бессознательная психическая
система отражения существенно отличается от остальных соб-
ственно психических систем отражения, в частности от созна-
ния. Чтобы пояснить основной смысл сказанного, надо снова
обратиться к Узнадзе, интерпретирующему установку как оп-
ределенную систему отражения, которая не является ни со-
зерцательным, контем'плятивнЫ'М, и ни действенным, практи-
ческим отражением, каковыми вообще признано считать пси-
хические отражения. Это — «своеобразная, специфическая
форма отражения, своего рода целостное отражение, на ос-
нове которого, смотря по условиям, может возникнуть либо
созерцательное, либо действенное отражение. Оно состоит в
та-кюй предуготовленное™, в такой настройке целостного субь-
екта, благодаря которым в нем проявляются именно те пси-
хические или моторные акты, которые обеспечивают либо со-
373

зерцательное, либо действенное отражение ситуации. Оно,
так сказать, у -с т а н о в о ч и о е о т р а -ж.е и и е, соотвег-
ствующее определенной ситуации, первичная модификация
целостного субъекта». Причем, «содержание психики субъек-
та и вообще всего его поведения следует признать реализа-
цией этой установки и, следовательно, вторичным явлени-
ем»28.
Отсюда и соответствующее положение об установке как
упорядоченной системе отражения, присущей всякой, в том
числе и человеческой, психике вплоть до их реализации и бес-
прерывного воспроиэв'еден'ия. В настоящем изложении мы не
раз уже имели случай достаточно детально разра;ботать при-
знаки целостности состоян'ия установки как упорядоченной
системы отражения, качественно отличающие ее от обычных
явлений психики, возможных в той или иной степени пережи-
вания, будь она перецептивной, экспрессивной мли какой-ни-
будь иной. Поэтому нет надобности повторяться. Отметим
только, что это свидетельствует о наличии определенной кате-
гории информации, семантическая сущность которой все еще
подлежит «оглашению» в сознании, но не уже «оглашенной»
в нем в виде непосредственной данности его переживания;
она не то, что обычно называют «потенциальной (информа-
цией», поскольку при этом имеется в виду наличие ее объек-
тивного и субъокт'ивногго факторов, а информация в сэбеппен-
ном смысле слова,
(5) Отсюда легко уловить принцип определения психи-
ческой природы самой информации, сущность которой так
остро дискутируется среди (представителей современной тео-
рии информации. Начнем ,-с того, что, согласно принципу оп-
ределения психической природы установки, информацию сле-
дует отличать от неинформационмых, непсих'ических сообще-
ний, имеющих место в так называемых физических системах
отражения, .но при этом отнюдь не обязательно отождествлять
ее с сознанием, как это делается в некоторых интерпретациях
теории информации (Г. Клаус и др.29).
Среди современных исследователей теории информации
одни, и таких немало, рассматривают информацию только как
материальное явление, тогда как другие, наоборот, рассма-
тривают се только как идеальное («психическое) явление;
28 Д. Н. Узнадзе, Осисш-:ые положения теории установки. «Тру; ы
Тбилисского у и та, 1941, т. 19. стр. 26.
20 Г. Клаус, Кибернетика и философия, М.. 1963. (Ср. W. T h i m ,
Zur Verhältnis \on Bewusstsein und Information. Жури. «Deutsche Zeilschr.
für Philosophie, 7, 1963.)
374

встречаются и противники как той, так и другой интерпрета-
ции информации, считающее ее за «третий компонент» дей-
ствительности в смысле традиционного «третьего» (Г. Гк>п-
те.р, А. Блом и др.). Таковы логически возможные и на самом
деле имеющие место интерпретации теории информации.
Причем, первая и последняя 'интерпретации 'информации
настолько 'искусственны, что :в 'науке о связи — в кибернети-
ке, каи< 'И -в самой теории информации, им стали уделять все
меньше и меньше 'вшша^гия. Это, конечно, само по себе го-
ворит ,в пользу 'второй 'Интерпретации информации, согласно
котцрой ее следует считать только психическим явлением:
«■механический мозг не выделяет мысль, -«как 'печень выдел-л-
ет желчь», что утверждали прежние материалисты, и не вы-
деляет ее в-виде энергии, подобно мышцам. Информация есть
информация, а не материя и не энергия. Тот материализм, ко-
торый не признает этого, не может быть жизнеспособным в
настоящее время»30, Справедливость дани ото .решения вопроса
настолько очевидна, что мы могли'бы принять его без каких-
либо .комментарий, когда речь идет о пегэнтропической при-
роде информации, т. е. когда мы хотим отличить информацию
от неинформационнъгх сообщений. © этом отношении мы мог-
ли бы также сослаться ;и на мысль, что «всякая попытка трак-
товать информацию как вещь, которая может содержаться в
другой вещи, обычно ведет к трудным «проблемам», которые
никогда не должны были бы -возникать»31.
Однако в данной интерпретации 'психологической ценно-
сти информации, правильно отличающей информацию от <не-
информациопных (непсихических) сообщений, отсутствует
какое-либо ясно определенное указал не о том, как мы долж-
ны попять отношение информации к сознанию. -Впрочем, «до
сих пор нет одного мнения об отношении -информации к чело-
веческому сознанию»32. Ъ силу этого, 'интерпретация, о ко-
торой здесь идет речь, хотя она и способна в определенной
мере преодолеть как ту интерпретацию информации, соглас-
но которой она относится только к числу физических явлений,
так и ту, согласно которой ее принято считать за ««третий ком-
понент» действительности, тем не менее .не в состоянии отво-
no H. Винер, Кибернетик«, стр. 166.
31 У. Росс Эшбн, Введение и кибернетику, стр. 216. Нам кажется,
что отсюда можно заключить о далеко идущей мысли и пользу нашей поста-
новки вопроса: установка как определенный «принцип отражения» и «сумма
.информации».
:12 Н, Г. Пехтерии , ООраз и сигнал, М.., 1966. стр. 9.
375

тить на интересующий нас вопрос. Достаточно указать на со-
ответствующее определение Клаусом понятия информации,
что.бы убедиться в этом. Он утверждает: «Информация не
является третьим, независимым компонентом бытия наряду
с 'Материей и 'сознанием; она является структурой, в которой
элементы материи и сознания .ститы друг с другом особым
образом, таким, что вполне оправданно говорить в данном слу-
чае об особом качестве, причем это особое качество ме явля-
ется ни качеством вещества, ни качеством энергии. Оно име-
ет свои собственные величины измерения»33.
Это утверждение полностью подходит .к той интерпрета-
ции ипформации, которую дают -ей Винер и Эшби. Оно под-
тверждает исключительно психическую природу -информа-
ции. /Но в нем, как и <в (интерпретации /Винера и Эш.би, нет
никаких сведений о том, ка-к должны подойти к вопросу
о классификации информации как собственно психической
инстанции действительности в условиях, когда прмнетто счи-
тать, что большой круг са/мой психики составляет сознанием
бессознательное .психическое. Скорее, наоборот, определение
Клауса предпочитает поставить знак равенства «между созна-
нием и бессознательным психическим, а следовательно, и
между сознанием и информацией вообще: к<нет никакой се-
мантической -информации без сознания»34. 'Поэтому Клаус
вынужден, вопреки своим вполне мотивиравшгны.м утвержде-
ниям о социальной обусловленности эффекта сознания, при-
нять слабо проверенную мысль о наличии .«минимума созна-
ния» у животные: «Животные обладают предступенью созна-
ния, они имеют — согласно учению Павлова — первую сиг-
нальную систему и в 1переносно,м смысле получают, перераба-
тывают 'информацию и реагируют на нее»3"5. Неубедитель-
ность данной мысли очевидна не вследствие утверждения о
том, что животные получают, перерабатывают и сохраняют
информацию, а потому, что («нет никакой семантической ин-
формации без сознания». Отождествлять информацию с соз-
нанием так же Оигибочно, как и отождествлять психические
(информационное сообщение) с сознанием (этой особой кате-
горией информационных сообщений).
Причем, если как следует проследить за ходом суждений
Клауса, то легко убедиться в том, что причиной допущенных
им недочетов является отсутствие строго определенного прин-
ципа различения сознания от бессознательного психического
33 Г. К л а у с ,. Указ. со-., стр. 103—104.
34 Т а м ж е, стр. 99.
35 Т а м ж е ,. стр.. 90.
376

з собственном смысле слова, что весьма характерно сказы-
вается па этих его суждениях, в том числе и на самом клау-
соеском определении информации, изложенном нами выше.
И стоит только внести в это определение соответствующие из-
мен ення на оспо'ве уже имеющих у нас место суждений об
уста.новке и у га место понятия информации в смысле сознании
(т. е. в смысле так называемой «сознательной психической
информации») подста.вить .понятие информации в смысле так
называемой «установочной информации» (т. е. в смысле ус-
тановки как собственно «бессознательной психической инфор-
мации»), как сразу же обнаруживается принцип, об отсут-
ствии которого у нас идет речь. Ведь прежде всего именно
установка и есть та «структура» информационных сообщений,
или просто информации, в .которой элементы внутренней
(субъективной) и внешней (объективной) среды «системы»
слиты друг с другом таким образом, что,, в лице ее, вполне
справедливо говорить в данном случае об «особом качестве»,
не являющемся ни .«качеством вещества» щ ни «качеством
энергии», а имеющем езо-и собственные (сабственнопсихоло-
гические, эпистемологические, эстетические и .пр.) .«величины
измерения» -и как определенное «качество вещества» и как
определенное «качество энергии».
Это значит, что при определении информации (т. е. при
определенной переработке сообщений), поступающей в ту или.
иную «систему», необходимо иметь в виду «единую установку»
данной «системы», ибо «единая установка» любой саморегу-
лирующей «системы», как определенный «принцип отраже-
ния» и «сумма инфо.рмащии», поскольку она содержит в себе
«единство» личности через ее .взаимоисключающие и взаимс-
компенсирующие собственно психологические (эпистемологи-
ческие, эстетические и пр.) характеристики в лице сознания
и бессознательного психического,, имеет не только свои соб-
ственные 1 (собс тве и но пс их о логические, эпистемологические,
эстетические и пр.) «величины измерения», но и свою собст-
венную «производственную технику», свои собственные (соб-
ствепнопсихолагические, эпистемологические, эстетические и
пр.) «машины».
В общем, взаимообусловленность «единой установки»
той или иной «системы» и поступающей, в ату самую «систе-
му» информации очевидна. Отсюда и логическая нео;бходи-
мость та.к называемой междисциплинарной связи между спе-
циальной (математической) теорией информации и специаль-
ной (психологической) теорией установки, сущность которой
все еще подлежит разъяснению и дальнейшему уточнению.
Довольно результативными, можно сказать, оказались в этом
377"

^отношении первые попытки исследования феномена установ-
ки с точки зрения специальной теории информ-аш-ги сред>[
представ и те л'ей как недавно .сложившейся науки о связи —
кибернетики, так и самой психологии (Б. -Чавчанидзе, Г Кеч-
хуашвнли, Д. Квавилашвили и др.), имевшие место за по-
следние годы в связи с все возрастающими поисками соот-
ветствующих подходов к моделированию психики и эвристи-
ческому программиро.В'анию вообще.
Впрочем, не только перспективы дальнейшего развитие;
теории и психологии установки непосредственно зависят и 1зо
многом прямо-таки обусловлены перспективами дальнейшего
развития теории информации и теории отражения, как и оп-
ределенной науки о связи — кибернетики, то и, наоборот,
перспективы дальнейшего развития этих самых наук — и тео-
рии информации, ,и теории отражения, и науки кибернетики —
■■■связаны с перспективами дальнейшего 'развития еамой тео-
рии и психологии установки. И чтобы должным образом ис-
пользовать результаты каждой из этих наук при 'Междисцип-
линарном (системном) подходе к проблеме 'человека и его
■психики, нам следует подумать не только о соответствующем
методе, но и об общей теории такого подхода, которая, поль-
зуясь соответствующими данными всех этих и других наук и
человеке, ют ради л а 'бы нас от возможной подмены з.адач и
'средств одной науки таковыми же другой, что, :К сожалений),
все еще имеет место в рассмотрении проблемы человека и его
психики при так называемом междисциплинарном подходе к
данным проблемам. Как раз в качестве одного из возможных
вариантов такой теории и выдвигается нами общая теорил
сознания и бессознательного психического как общая (обще-
психологическая, эпистемологическая, эстетическая и пр.)
теория этих самых взаимоисключающих и взаимокомпенси-
рующих, сами по себе, собственнопсихологических (эпистемо-
логических, эстетических и пр.) характеристик личности, их
носителя, в системе ее фундаментальных отношений. Что же
касается вопроса о методе соответствующих исследований —
наряду с классическими (специальными) методами каждой
ив возможных наук о человеке и его психике, — то при вос-
произведении их целостной картины мы предлагаем еще и ме-
тод так называемых «дополнительных описаний» (принцип
дополнительности) в его приложении к означенной теории.
3. ПРОБЛЕМА ИНТУИЦИИ И УСТАНОВКА КАК «ФАКТОР»
ИНТУИТИВНОГО ПОЗНАНИЯ
(1) Поскольку мы уже располагаем данными, достаточ-
■ ны'Ми для того, чтобы считать, что установка как «принцип
378

связи» и 1«оснава объективации» лежит в основе «человека-си-
стемы», доставляя ей как психическую (субъективную, свою
собственную), так и физическую (объективную, независимо
от нее существующую) часть мира в виде «данности» пред-
мета познания и .переживания, т. е. б .виде «данности» как для
науки и философии — этих двух опосредов!анных (понятий-
ных) форм 'нашей психической активности, так и для искус-
ства и других непосредственных (непонятийных) форм дан-
ной активности, мы в полном праве считать, что она и есть
««фактор» не только соответствующих интеллектуальных, но и
соответствующих интуитивных познаний и переживаний мира.
Далее мы попытаемся проверить это положение, обра-
тившись к внутренне противоречивому развитию взаимои:-
ключающих теорий 'интуиции, так часто -фигурирующих в си-
стемах современной буржуазной философии с тем, чтобы в
процессе анализа продемонстрировать, почему от этих тео-
рий следует отрешиться в пользу общей теории установки как
общей теории сознания и бессознательного психического, из-
брав при этом совершенно иной принцип построения системы
соответствующих суждений об интуиции, основанный на этой
теории.
Необходимость в такой /постановке вопроса представляет-
ся нам несолглепиой там более, что отсутствие какой-либо кон-
кретной, научно проверенной позиции, с точки зрения кото-
рой мы могли ]бы подойти к позитивной критике идеалисти-
ческих теорий интуиции, и является главной причиной того,
что, по справедливому признанию специалистов, в этом отно-
шении у нас пока что сделано очень и очень мало. Достаточ-
но отметить, что среди советских философов, за исключением
■некоторых, занимающихся вопросами истории проблемы ин-
туиции в философии и математике, трудно назвать более пли
менее крупных исследователей, специально занимающихся
разработкой соответствующей теорий интуиции. Это приводит
к тому, что проблема интуиции, особенно в ее теоретико-по-
знавательных ас-пактах, все еще продолжает оставаться пред-
метом спекуляции в разных, порой взаимоисключающих на-
правлениях современной буржуазной философии и психоло-
гии, а также в общей теории искусства и логики естественно-
научного позна'ния.
Отсюда само собой вытекает, насколько неотложно необ-
ходимо .найти конкретный подход к разработке новой, диа-
лектижо-материалистической теории интуиции, к уяснению ро-
ли интуиции в процессе .познания и переживания мира, что-
бы тем самым установить, в чем коренится, в принципе, суще-
ство различия и сходства между ними, т. е. существо разли-
379

чия и сходства между так называемыми понятийными (наука,.
философия) и непонятийными (искусство) формами существо-
вания человеческой психики, и в силу чего человеческая ин-
туиции способна проявить себя и в то'м и в другом отношении..
В данном случае предпринимается попытка подойти к про-
блеме интуиции с точки зрения общей теории установки как-
общей теории сознания и бессознательного психического.
(2) Судя по имеющимся в нашем распоряжении данным,
полученным в »результате специальных исследований челове-
ческой способности к интуиции, интуитивному познанию и пе-
реживанию .мира, ясно выделяются некоторые моменты, наво-
дящие нас на мы'сль о возможной приложимости понятия ус-
тановки к разработке новой теории интуиции как органичес-
кой части более общей теории познания и переживания ми-
ра, — ведь па интуитивное познание и переживание мира при-
ходится лишь определенная дол1я познания и переживания
всего целостного ,в своем многообразии (мира.
Среди 'известных 'нам теорий интуиции, в силу ознаком-
ления с которыми мы считаем уместным предложить эту
мысль, .весьма характерными в смысле своих ангиннтеллелгу-
алистических тенденций, в частности, являются теории интуи-
ции Кроче и Бергсона, от которых берут свое начало почти
все поныне развивающиеся теории интуиции в системе бур-
жуазной философии и психологии. Неслучайно, что среди
рачп-гих произведений Узнадзе, посвященных критик?. ноюй,
но,вейшей и современной буржуазной философии, можно най-
ти обширную монографию об Анри Бергсоне36. И хотя в этом
труде Узнадзе еще нет прямого разговора о возможности
применения понятия установки в области специальной теории
интуиции, тем не менее в нем, помимо всего прочего, идет
речь и о практическом происхождении интеллекта, и о мета-
физической критике последнего как понятийной формы чело-
веческого познания и пережи'ван'ия, и о том, как все эти во-
просы рассматриваются Бергсоном, без достаточных на то
осиораний, с точки зрения его теории интуиции.
Наблюдая за развитием пауки (знания), еще Аристотель,
а за ним и Декарт и Лейбниц пришли к убеждению, что «нет
в уме ничего, чего бы раньше не было ib ощущении», «кроме
самого ума», т. е. в сущности в уме всегда боль ш е, чем в
ощущении: способность интеллекта к синтезирующей актив-
ности — очевидна. Они хорошо понимала и то, что во всякой
науке (знании) всегда есть кое-что, что не поддается анали-
зу, дискрипнии ума, чего нельзя доказать посредством одни::
зв Д. Н. Узнадзе, Амри Бергсон. Тб., 1920. (на груз. яз.).
360

только соответствующих логических операций, и что, вслед-
ствие этого, деление ими наших знаний на «непосредственные^
и «опосредствованные» в том смьюле, KaiK они употребляются
и в современной специальной литературе по интуитии, необхо-
димо.
Казалось бы, одного этого достаточно, чтобы построить
философскую и психологическую теорию интуиции, и это,
действительно, послужило основой Для соответствующих тео-
рий Декарта и Лейбница. Кстати, теории интуиции Декарта
и Лейбница относятся к числу интеллектуальных (рациона-
листических) теорий интуиции, т. е. .к числу таких теорий ин-
туиции, согласно которым сама способность к интуиции в со-
стоянии выступать и действовать .вместе с интеллектом (в
рамках интеллекта) и © согласии с интеллектом. Интуиция —
проявление синтезирующей активности интеллекта, она спо-
собна проявить себя не только в виде «чувственной интуи-
ции», но и в виде «интеллектуальной интуиции». Во «всяком
случае, интеллектуальные ^'рационалистические) теории ин-
туиции, о которых здесь идет речь, не игнорируют наличие не
только чувственной, но и мистической, сверхчувственной
•интуиции.
Да.же у Шопенгауэра «интуиция — форма рассудочного,
т. е. интеллектуального, мышления и познания»37. Интеллек-
туалисты тех времен строго различали, но не просто противо-
поставляли, интуитивное (непосредственное, непопятииное) и
интеллектуальное (опосредствованное, понятийное) знание, и
это не потому, что у этих интеллектуалистов (как типа Де-
жарта и Лейбница, так и типа -Канта и Гегеля) наличествует
принцип «имманентной связи» между интуитивным (непосред-
ственным, непонятийньш) и интеллектуальным (опосредство-
ванным, понятийным) знанием, а как раз наоборот — пото-
му, что у них отсутствуют или почти отсутст/вуют всякие до-
гадки о нем. В противном случае трудно было бы объяснить,
почему с течением времени они все чаще и чаще предприни-
мают попытки разграничить интуитивное (непосредственное,
непонятийное) и интеллектуальное (опосредствованное, поня-
тийное) знания с тем, чтобы впоследствии показать явное
преимущество то интеллектуального вида знания .перед интуи-
тивным хВИ1до.м знания, то интуитивного вида знания перед ин-
теллектуальным видом знания.
Интеллектуалист Гегель высказал мысль о том, что, по
существу, всякое интуитивное знание «только начало лозча-
3? В. Ф. А с м у с , Проблема интуиции в философии и математике, М.,
1963, стр. 127.
381

ния» и что то, что мы в настоящее вромя. знаем непосредствен-
но, есть результат бесчисленного множества опосредствова-
нии. Отсюда и его ясно выраженное стремление принизить
роль искусства '(этой по настоящему синтетической, непоня-
тийной формы существования человеческой психики) перед
наукой и философией (этими по настоящему аналитическими,
понятийными формами существования человеческой психики
вообще) вопреки Канту, так подчеркнуто возвышающему
почти всякую синтетическую форму психической активности,
в первую очередь искусство. Ведь «Кант, отказавший чело-
веку в способности к интеллектуальной интуиции, признал
такую способность возможной для высшего существа»38.
Следовательно, если у ранних интеллектуалистов (типа
Декарта и Лейбница) еще не заостряется внимание на ка-
чественном различии и противоречии между непонятийным
(н еп оср ед ст-в-ен и ым, инту и т ив н ьим) и л о 11 ят и йч i ы.м (о л ocjp едет -
вованным, интеллектуальным) знанием, то среди поздних ин-
теллектуалистов (типа Канта и Гегеля), наоборот, это раз-
личие подчеркивается прежде всего. Причем, характерно, что,
если один из этих интеллектуалистов, подобно Гегелю, про-
тивопоставляя интуитивное (непосредственное, непонятийиое)
интеллектуальному (опосредствованному, гинятийному) зна-
нию, решают вопрос в пользу последнего, то другие, подобно
Канту, наоборот, в .принципе решают его в пользу первого ви-
да знания.
Поэтому, когда речь идет о предшественниках современ-
ных антиинтеллектуалистов (типа Кроче и Бергсона), всегда
следует помгшть о Канте. Антиинтеллектуализм представляет
собой реакцию против рационализма вообще, против рацио-
нализма »Гегеля, в частности. Что же касается Канта, то он.
оказывается, правильно угадал несостоятельность односто-
ронне понятого рационализма, хотя ему и не удалось сколько-
нибудь определенным образом реализовать свои догадки, а,
•следовательно, -и преодолеть гносеологические корни того ра-
ционализма, который впоследствии так гордо, но без доста-
точного на то основания, заявил о себе устами Гегеля и его
последователей в современной буржуазной философии. В свою
очередь, (именно собственно рационалистические тенденции
интеллектуализма и послужили основой традиционной психо-
логии сознания нового и новейшего времени.
Поэтому, говоря о все возрастающем влиянии в совре-
менной буржуазной философии и психологии идей антиип-
теллектуал-истов крочеанокого и бергсоновского толка, всегда.
3$ В. Ф. А с м у с , Указ. соч., стр. 126.
382

следует помнить талсж-е о Ф.рейде, так страстно и непримири-
мо выступавшем против рационалистических тенденций в си-
стеме научного мышления нашего века. Ведь Фрейд был до-
вольно популярным современником Кроче м Бергсона. Бо-
лее того, .как Кроче и Бергсон, так и Ф.рейд считали своим
великим предшествеыши'ком Шдаеигауедра, из волюнтарист-
ской философии которого они заимствовали многое.
В общем, если ко всему этому добавить, что во всякой
науке (и в философии), как полагал Декарт, действительно
имеются .истины, о которых надо «ицросто знать» без обычных
интеллектуальных усилий сознания39 и что в какой-то мере,
как говарил Фрейд, сознанием действительно управляет бес-
сознательное психическое, то антиинтеллектуализм Кроче и
Бергсона мог и на самом деле стал спекулировать на опреде-
ленной доле истины, которую содержат в себе положения^
Декарта и Фрейда. Сам Декарт, конечно, никогда не поду-
мал бы, что в его суждениях о способностях интеллекта мо-
жет отыскаться нечто такое, что впоследствии послужило бы
поводом для весьма серьезных ограничений в адрес интел-
лекта, и что когда-л-ибо он может оказаться союзником тако-
го ярого иррациопалиста (антииптеллектуалиста), какжм яв-
ляется Фрейд. Однако этот союз состоялся, и это не удиви-
тельно — история науки знает немало подобных фактов. В
данном случае, он явился результатом тех компромиссов, па
которых, ввиду отсутствия, строго определенного научного-
принципа рассмотрения человеческой способности к интуи-
ции, к интуитивному позиашию и переживанию мира, строи-
лись как интеллектуалистические, так и антииптеллектуали-
стические теории интуиции в системах буржуазной филосо-
фии и психологии XX века.
Так, удалив из понятия об интуиции ее прежнее интел-
лектуальное содержание, Бергсон, при всем его стремлении к
тому, чтобы избежать слишком резкого, слишком категори-
ческого противопоставления интуидии интеллекту, развивает
поразительно противоречивое воззрение; как бы предвидя и
предупреждая возможные возражения, он оговаривается, что
ао См. Р.Декарт, Избр. произв. М., 1950, стр. 524: «К числу нели-
чайших ошибок, какие допускаются и науках, следует причислить, быть мо-
жет, ошибку тех, кто хочет определять то, что должно просто знать». Так, са-
ма знаменитая формула Декарта «я мыслю, следовательно, и сущестиую» и
относится к числу именно таких знаний, по его мнению, ее надо «престо знать»,
но не доказывать путем аналитическом яктивиссти ума,, так как глубокая
очевидность мысли, заключающейся и длнмей формуле, и есть, ее пелосред-
ствеипое переживание.
383

«не имеет целью умалить интеллект в пользу интуиции», а
между тем, как и другие антиннтеллектуалисты нашего века,
он ставит .перед своей теорией интуиции, прежде всего, имен-
но такую цель40. Более сдержанным в этом отношении являет-
ся Кроче, но при этом у него легче всего прослеживаются
трудности и противоречия специальной теории интуиции, ко-
торые так настойчиво наталкивают нас на мысль ввести оп-
ределенное понятие «единой установки» индивида в систему
данной теории интуиции, что'бы тем самым внести существен-
ные изменения в свойственные ей суждения, неотступно при-
меняя при этом принцип двусторонней диалектико-материа-
листической .детерминации нашшх знаний о природе и о са-
мих себе.
Если исходить из внешней аналогии, а порой и из самой
сути, в основе специальной теории интуиции Кроче, если не
в основе всей его «философии духа» вообще, лежит предло-
женное еще Фихте определение человеческой способности к
-интуиции как особого рода деятельности в самом «дей-
ственном потоке жизни», хотя, в отличие от Ф-ихте, Кроче вы-
ключает интуицию из .интеллектуальных форм познания. «Для
него интуиция не есть один из видав интеллектуального зна-
ния, каким она была не только для Декарта, но и для Фихте
и Шеллинга. Она существует рядом с интеллектуальным зна-
нием ка,к форма неинтеллектуального постижения. Более то-
го. Интуиция не толыко ставится наряду с интеллектом в ка-
честве равноценной и параллельной формы, но по отношению
к понятию провозглашается формой основной, первичной и
независимой от интеллекта, автономной»41 С этой точки зре-
ния, конечно, учение Кроче порывает со всей традицией ип-
геллсктуалистических учений об интуиц/ии.
Принципиальное различие, которое усматривает Кроче
между интуицией, ка.к непонятийной (синтетической) формой
знания, и интеллектом, юак понятийной (дескриптивной) фор-
мой знания, о-чевидно. Но в сущности это не дает почти ника-
кого повода упрекать в чем-нибудь Кроче м антиинтеллектуа-
листов воо!бще. 'Ошибка Кроче и антиинтеллектуалистов со-
стоит не в том, что они «выключают» интуицию из интеллек-
туальных (понятийных) форм знания, считая ее неинтеллек-
туальной (непонятийной) и внеинтеллактуальной (внепонятий-
40 См. В.Ф.Асмус, Указ. соч., стр. 117 и др.
41 Т а м же, стр. 134. Более подробно об этом и об интуити ном позна-
нии как об особом роде «выражения» у Кроче см. Е. И. T о п у р и л з е ,
Эстетика Бенедетто Кроче, Тб,, 1967.
384

ной) формой постижения, а в том, что они не находят «моду-
са» имманентной связи между интуитивным (непосредствен-
ным, непонятийиым, а, следовательно, и синтетическим, худо-
жественным в -виде искусства) и интеллектуальным (опосред-
ствованным, понятийным, а, следовательно, и дескриптивным,
аналитическим, в виде науки) знанием в целостной системе
психической активности человека, данной нам как единство
сознания и бессознательного психического на основе «единой
установки» личности, .их носителя.
Этим как раз и объясняется довольно резкое противоре-
чие в суждениях Кроче: с одной стороны, у него, как и у дру-
гих антиинтеллектуалистов, интуитивные (непонятийные) и
интеллектуальные (понятийные) формы психической активно-
сти человека (искусство и наука) стоят л о отношению друг к
другу в «естественном противоречии»: интуиция (синтетичес-
кое постижение, данное нам то в виде глубокого воображе-
ния, а то и в виде сравнительно легких фантазий ума), «тем
могущественнее, чем слабее рассудочное мышление»; идеи
под то в и ученых отличны друг от друга «по существу». И это
наряду с утверждением, что ни одно интеллектуальное «мыш-
ление— как говорит Кроме, — без созерцания или фантазии,
без выражения или без языка (т. е. без интуиции — А. Ш.)
немыслимо». Более того, Кроче считает, что «без интуиции
невозможны понятия, так же как без предмета впечатлений
невозможна сама интуиция»42.
■А это значит, что из неправильной предпосылки Кроче
иногда делает сравнительно правильный вывод. Ведь, в самом
деле, у мае нет никаких оснований вообще отказаться от
мысли, что интеллектуальной (аналитической) активности
человека в какой-то мере всегда сопутствуют элементы его
интуитивной (синтетической) активности и что без интуиции
нет никакого научного мышления, хотя отсюда вовсе не сле-
дует, что сам «интеллект в своем конкретном и реальном со-
стоянии является также чувством» и что в этом смысле вся-
кое научное произведение «есть в то же время проиаведение
искусства», как это заключает Кроче.
Так или иначе, приняв известное определение интуиции
как своего рода «д е я т е л ь н о с т и в ы р а ж е н и я», Кро-
че вплотную подходит к объективному признанию потребно-
сти в понятии интересующей нас «единой установки» лично-
сти, ничуть, однако, не подозревая об этом, ибо исходные
предпосылки, на которых он строит свою теорию интуиции, в
корне исключают возможность реализации такой мысли. Б
42 Цит. по указ. соч. В. Ф. Асмуса, стр. 139.
25. А. Е. Шероэия 385-

сущности, интуиция, о которой говорит Кроче, тем и характе-
ризуется, что она представляет собой «выражение», в -кото-
ром «объективируются» н;аши впечатления и чувства. «То, что-
не объективируется в каком-либо .выражении,—говорит Кро-
че, — не является интуицией или представлением, а есть
ощущение и естественность»; «каждая подлинная интуиция
или каждое подлинное представление есть в то же время и
выражение», «от того, что чувствуется и испытывается, от
чувственной волны или прилива, от психической материи ин-
туиция... отличается как форма; это вступление в обладание
есть выражение. Интуировать — значит выражать и не зна-
чит ничего другого — ни больше, ни меньше, — как выра-
жать»43.
Причем, «понятая как «выражение», в самом широком
смысле слова, интуиция есть, по Кроче, элементарная теоре-
тическая деятельность и, как таковая, будто бы предшеству-
ет .практике и интеллектуальным познаниям... Полная неза-
висимость интуиции от интеллекта обнаруживается, по мне-
нию Кроче, в том, что интуитивное познание, будучи п е р-
вичной деятельностью выражения, элементарнейшей идо-
интеллектуальной функцией, не знает еще никаких различий
между реальным и нереальным». Кроче считает, что подоб-
ные различия чужды «внутренней природе интуиции» и что
«интуиция есть нераздельное единство восприятия реального
и простого образа возможного», потому что ведь «различие
между реальностью и нереальностью, — по его мнению, —
предполагает уже осуществленную интеллектом оценку
различие между образами реальными и ирреальными»44.
По сути дела с такой интерпретацией теории интуиции
Кроче следует согласиться. Однако в данной интерпретации
кое-что нуждается в дальнейшей проверке и уточнении, если
подойти к ней с позиции той («предуготованноети» к опреде-
ленному ти/пу активности, той общей «схемы» поведения лич-
ности, которую обычно называют «эффектам установки», а
тем более если принять ого за исходную инстанцию фунда-
ментальных отношений данной личности, вплоть до непосред-
ственной реализации этих отношений через сознание и бес-
сознательное психическое.
(3) Теперь уже можно перейти к предварительному ана-
лизу проблемы интуиции в свете общей теории установки как
общей теории сознания и бессознательного психического в си-
стеме фундаментальных отношений самой личности, их носи-
43 Цит. по указ. соч. В. Ф. Асмуса, стр. 137.
44Там ж е, стр. 138.
386

теля, с тем, чтобы подтвердить надобность в данной постанов-
ке вопроса.
Начнем хотя бы с того же Кроче. В. Ф. Асмус прав, по-
лагая, что Кроче оказался неспособным выясн.ить, каким
именно образом осуществляется связь между интуитивным
и интеллектуальным познанием, и что поэтому его понимание
интуиции не может способствовать действительному решен.ию
проблемы. Однако, нам кажется, причину этого вряд ли сле-
дует искать в «отделении» интуиции от интеллекта, на осно-
ве признания ее интеллектуальной и .внаинтсллектуальной
формой познания. Напротив нельзя не сказать, что Кроче и
некоторые антиинтеллектуалисты наших дней правильно по-
няли, что нельзя дать соответствующую интерпретацию интуи-
тивной (иепонятийной) фо.рме познания, не выключив ее из
единой системы интеллектуальных (понятийных) форм позна-
ния: интуиция — это то, что «как-то ускользает от непосред-
ственного влияния дескриптивной активности ума, в сфере
сознания, делая свое дело, минуя почти всякие приемы по-
следней, а иногда и даже сферу самого сознания, ибо, в из-
вестной мере, анализ всегда противостоит синтезу, рассу-
док — эмоции, логическое — эстетическому.
Поэтому Кроче и эти антиинтеллектуалисты наших дней
не совсем порывают с истиной, когда утверждают, что фан-
тазия тем могущественнее, чем слабее рассудочное мышление.
По наблюдению даже ярых защитников науки (а ведь круп-
ные ученые не могут не защищать науку с присущими ей
пр.иемами доказательства), нередко случается, что при вели-
ких открытиях иногда интуиция берет верх над собственно
интеллектуальными способностями ума к строгим логическим
расчетам и возможностям, что в конечном счете, идет на поль-
зу, но не во вред самой науке.
В общем, Кроче и этим антиинтеллектуалистам наших
дней надо отдать должное в том, что они строго ограничили
сферу действия рассудочной активности интеллекта, в неко-
торых отношениях отдав при этом явное предпочтение чело-
веческой способности ,к интуиции как «дополняющей» функ-
ции действия, если, конечно, оставить в стороне тот факт, что
внутренние противоречия, в конечном счете, всегда приводят
их к крайностям. Но вместе с тем, им .следовало бы поискать
и принщил объединения этих двух caiM,Hix по себе взаимоис-
ключающих— понятлйны/х («логических») и непонятийных
(«эстетических») — образований ума в единой системе психи-
ческой активности человека, т. е. в единой системе сознания
и 'бессознательного психического. Однако этого они сделать
не сумели. В результате Кроче и эти антиинтеллектуалисты
387

оказались неспособны найти должное место ни для интеллек-
та с его аналитическими («логическими») приемами доказа-
тельства в сфере сознания, ни для интуиции с ее синтетичес-
кими («эстетическими») приемами постижения в сфере бес-
сознательного, в силу чего, естественво, для них полностью
сохранилась дилемма: если отрицать, что интеллекту принад-
лежит решающая роль в познании, то следовало бы передать
ее интуиции, найдя при этом место интеллектуальных актов
в системе интуитивных проявлений психики, или, наоборот,
если отрицать, что интуиции принадлежит решающая роль в
познании, то следовало бы передать ее интеллекту, найдя при
этом место для самих интуитивных образований психики в си-
стеме интеллектуальных способностей. Они не сумели преодо-
леть эту дилемму, и не исключена возможность, что .во мно-
гом виной этому то, что они упорно держались за правильную
саму по себе мысль о внеинтеллектуалыюй (внерассудочной,
внесознательной) .активности интуиции, в какой-то мере от-
давая себе отчет и в том, что та.кую же истину содержит в
себе и мысль о внеинтуитивной (рассудочной, сознательной)
активности интеллекта.
Только исходя из этого, можно оценить сущность попыт-
ки Кроче в лице так называемой первичной интуиции, как
особого рода теоретической деятельности «выражения», об-
наружить тот принцип необходимой связи собственно
интуитивной (внерассудочной, внесознательной) формы ак-
тивности с собственно интеллектуальной (рассудочной, созна-
тельной) формой активности ума, который мог бы управлять
ими. А то было бы непонятно, зачем понадобилось Кроче при-
нять положение, согласно которому, будучи первичной дея-
тельностью выражения, элементарнейшей и доинтеллектуаль-
<ной функцией ума, интуиция не знает еще никаких «разли-
чий между реальным и нереальным» и что, как таковая, она
суть .«нераздельное единство» восприятия реального и просто-
го «образа возможного», т. е. образа «возможного будуще-
го».
Отсюда и соответствующее положение Кроче о том, что
именно это первичная интуиция и «участвует в детерминиро-
вании практики (т. е. поведения — А. Ш.), но сама ею не
детерминируется». Причем, первичность интуиции по отноше-
нию ,к интеллекту, как полагает Кроче, проявляется еще и в
том, что она возможна в виде «чистой интуиции», «чистого
выражения», свободного от всяких элементов интеллекта,
тогда как само интеллектуальное познание невозможно в виде
«чистого интеллекта», «чистой абстракции», свободной от
всяких элементов интуиидаи: «существует поэзия без прозы,
388

но пет прозы без поэзии»; «говорить (т. е. «выраж-ать» интуи-
тивно — А. Ш.) не значит еще мыслить логически, но мыс-
лить логически всегда значит го.вор,ить»; «понятие, всеобщее
само по себе, рассматриваемое абстрактно, невыразимо. Ни-
какое сло'во не может ему в точности соответствовать». Так
рассуждает Кроче.
Таким образом, суждения Кроче не оставляют никакого
сомнения в его попытке возложить функцию «принципа свя-
зи» между собственно интуитивной («эстетической») и соб-
ственно интеллектуальной («логической») структурами позна-
ния на так называемую «чистую интуицию». Но, увы, интуи-
ция неспособна выполнить эту функцию по той простой при-
чине, что, в какой бы «чистой» форме ни выступала интуиция,
она сама является одним из компонентов той «связи», объ-
яснить которую она должн-а. Кроме того, «чистая интуиция»
потому и не обещает стать ничем, кроме «чистой интуиции»,
что она вынуждена и действительно освобождает себя от бо-
лее общей «связи» — связи психического (субъективного) с
физическим (объективным). Это главное, что мы могли бы
сказать о несостоятельности «чистой интуиции» Кроче в ка-
честве «принципа связи». Тем не менее, мы не имеем права
считать, что догадки Кроче в этом отношении лишены какого
бы то ни было интереса. Значение их состоит в том, что это
именно они в теории интуиции особенно ярко демонстрируют
необходимость подобного рода «принципа связи».
Более того, анализируя причины, обусловливающие несо-
стоятельность «чистой интуиции» Кроче в качестве «принци-
па связи» между интеллектом и внеинтеллектуальной актив-
ностью человеческой психики, мы приходим к мысли, что, бу-
дучи наиболее общим (универсальным) «принципом связи»
между психическим (субъективным) и физическим (объек-
тивным), целостно-личностное «состояние установки», о кото-
ром у нас идет речь, лучше, чем что-либо другое, может вы-
полнить функцию такого «принципа связи». И действительно,
тот, кто по-настоящему разберется и глубоко вникнет во все
то, что было оказано относительно первичной модификации
психики, в виде «единой установки» личности, ее носителя,
тот вряд ли откажется от мысли поставить ее на место «чис-
той интуиции» Кроче, тем более, если он примет ее и за ис-
ходную инстанцию сознания и бессознательного психического
в системе фундаментальных отношений данной личности. И
тогда, пожалуй, в самой сущности теории интуиции все из-
менится до основания.
Первое, что может дать такой подход к вопросу, это —
ключ, с помощью которого можно было бы отличить все
389

ценное от мистического и неценного в идеалистических кон-
цепциях интуиции, поскольку до настоящего времени только
идеализм и занимался в сущности проблемами интуиции.
Ведь, насколько нам известно, пока что в системе смежных
наук о познавательных особенностях человека отсутствует
строго определенная материалистическая теория интуиции, не
считая диалектического материализма, которому, в отличие
от иных форм материализма, есть на чем построить такую
теорию. И нам не следует вовсе отказываться от наследия
идеализма в философии и не использовать его, подвергнув
предварительной тщательной (Проверке. Нередко случается,
х;то идеализм правильно ставит проблему о внутренней дина-
мике человеческой психики, однако, в конечном счете, он не
находит .ключа к соответствующему решению данной пробле-
мы.
Второе, и притом гораздо более существенное, заклю-
чается в там, что, рассматривая .проблему интуиции в свете
обще« теории установки как общей теории сознания и бес-
сознательного психического в системе фундаментальных отно-
шений личности, их носителя, мы получаем возможность под-
вергнуть результаты этого рассмотрения строжайшей научной
проверке. Это тем более интересно и ценно, что до сих пор
еще не было случая подойти к проблеме интуиции с позиции
■какой-либо экспериментально обоснованной научной теории.
А, между тем, от такого подхода почти всецело зависит по-
строение материалистической концепции интуиции. Одни фи-
лософские обобщения, какими бы серьезными и глубокими
они ни были, не в силах выполнить эту задачу.
Наконец, третье и тоже не менее важное для нас — это
то, что такой подход к проблемам интуиции дает реальную
возможность построить теорию интуиции в рамках строгой
науки, в полном согласии с диалектическим материализмом.
Отказать человеку в психической способности к интуиции
значит отказать ему в одном из его тончайших ор>дий к не-
посредственному познанию и переживанию как внешнего, так
и своего собственного мира, -выполняющем функцию столь
прелестного и удивительно эффективного свойства его психи-
ки. Во всяком случае, на это не имеет права ни одна мате-
риалистическая философи-я: она должна объяснить эту функ-
цию, но объяснить, не отказавшись от специальных наук, а
посредством этих наук, в первую очередь — .по qp едете ом пси-
хологии бессознательного (установки), ибо функция, о кото-
рой здесь идет речь, есть более результат работы бессозна-
тельного психического, нежели сознания.
зэо

Попытаемся же привести некоторые доказательства. Го-
заря о преимуществе «единой установки» индивида перед
«чистой интуицией» Кроте и подобными ей образованиями
и о их роли «принципа связи» между интеллектом и внеигпел-
лектуальной активностью человеческой психики, нужно иметь
в виду следующее:
помимо всего прочего, а именно, помимо того, что «чис-
той интуиции» никак не подвергнуть тщательной научной про-
верке, в отличие от «единой установки», которая является
результатом такой проверки, помимо этого, если «чистая ин-
туиция» бе.рет на себя функцию «демона Сократа», всегда
удерживающего нас от чего-то невозможного45, то установка,
наоборот, всегда информирует нас о чем-то вероятностном,
.представляя при этом общую «схему» — «схему будущего».
К тому же, «чистая интуиция» ничего «не говорит нам, что
и каким именно способом должны мы познавать. Она
только запрещает нам совершать акты познания, связанные
с практикой, мыслить вещи в формах интеллекта, навязан-
ных сознанию практическим интересом»;46 установка же, на*
оборот, побуждает нас к действию, отвечая на вопрос, «как»
мы должны действовать и «почему» мы должны действовать
так, а не иначе, Во всяком случае, результаты исследования
грузинской школы психологов показали, что «лишено смысла
противопоставление «энергетических» («почему») и «регуля-
тивных» («как») аспектов установки»47. Это значит, что уста-
новка должна ответить и на вопросы «как» и на .вопросы «по-
чему»; единство так называемых «энергетических» и «регуля-
тивных» аспектов установки неизбежно, тем более, что в оп-
ределенной мере ей всегда приходится выполнять функцию
как «причины» («мотива»), так и «цел«» поведения.
В силу этого, установка не только не запрещает нам со-
вершать акты познания, связанные с практикой, а мыслить
вещи в формах интеллекта, навязанных сознанию практичес-
ким интересом, но, как раз наоборот, она мобилизирует на am
«сущностные силы» к практической деятельности, заранее
45 См. А. Б е р г с о м: «Мне кажется, что интуиция играет п сфере умо-
зрения "такую же роль, какую играл демон Сократа п практической жизни.
По крайней мере в таком виде она впервые обнаруживается и в таком же виде
она и в дальнейшем ярче всего сказывается: она запрещает. Наперекор об-
щепринятым идеям и как будто самоочевидным тезисам, наперекор утверж -
денпям, признававшимся до того научными, она шепчет философу на ухо:
«Невозможно!» (Цит. по указ. соч. В. Ф. Асмуса стр. 181).
40 В. Ф. Асмус , Укчз соч., стр. J81.
47 А. С. П р а н г и ш в и л и , Указ. соч., стр. 67.
3-)1

подготовляя нас при этом как к интуитивной, так и к интел-
лектуальной ;«обработке» мира, поскольку он выступает в ка-
честве предмета наших познаний и переживаний, т. е. в каче-
стве предмета наших практических (и теоретических) усилий.
С этой точки зрения, установка, 'Конечно, предшествует л ин-
туитивной и интеллектуальной активности, как бы естествен-
но тереходя и -воплощаясь в них путем непосредственно
связанной с ней исключительно чешовечеокой способности
к объективации того же мира. Не'случайню, что в общей тео-
рии установки, о которой у нас идет речь, понятие установки
•и (Понятие объективации дополняют и ,поясняют ,друг друга.
Это первое, что /побуждает нас считать «единую установ-
ку» личности «фактором» как интеллектуальной, так и интуи-
тивной активности человека, а следовательно и собственно-
психологическим (эпистемологическим, эстетическим и пр.)
«принципом связи» между этими взаимоисключающим к —
аналитическими и синтетическими — приемами постижения.
Далее, пытаясь привести соответствующее доказательство
в пользу «единой установки» как определенного «принципа
связи», следует особо подчеркнуть способность данной уста-
новки проявляться и как определенный «принцип отражения»
и как определенная «сумма информации», постоянно посту-
пающей в целостную систему «человека-личности» как от
внешней, так от внутренней среды самой этой оистсмы. Более
того, благодаря «единой установке» в центральной системе
«человека-личности» происходит непрерывный отбор собы-
тий из бесконечного числа событий, наступающих с разной
вероятностью, или, что то же самое, информация, поступаю-
щая и трансформирующаяся в данной системе, имеет строго
определенный негэн тропически и характер.
Выше мы попытались уточнить эту сторону вопроса, по-
этому здесь считаем излишним повторяться. Напомним толь-
ко о тех причинах, которые дали нам право полагать, что
установка как определенный «принцип связи» и «основа объ-
ективации» лежит в основе целостной системы «человека-
личности», доставляя ей как психическую (субъективную,
свою собственную), так и физическую (объективную, незави-
симо от нее существующую) часть мира в виде «данное!и»
предмета познания и переживания, т. е. в виде «данности»
этого мира не только для науки .и философии, по и для ис-
кусства — этой непосредственной (непонятийной) формы его
постижения, При этом особенно важно подчеркнуть строгую
детерминацию состояния «единой установки» со стороны не
столько субъекта, сколько объекта наши-х знаний и пережи-
ваний.
392

Это .второе, что мы должны иметь в виду, когда в каче-
стве необходимого «-фактора» интуитивной (внеинтеллекту-
альной) активности ума решаемся отдать предпочтение «еди-
ной установке» личности перед «чистой интуицией» Кроче.
«Единая установка» личности как определенный «принцип
свжи» и «основа объективации», должно быть, способна вы-
полнить основополагающую роль в построении новой, диа-
лектико-материалисти'чеекой теории интуиции.
И, наконец, еще об одном преимуществе «единой уста-
новки» перед «чистой интуицией», выполняющей 'функцию ис-
ходного начала в «идеалистических теориях интуиции кроче-
анского и берлхюновского толка: если, следуя принципу «чи-
стой интуиции», согласиться с тем, будто «от качества со-
держания к качеству формы вообще нет перехода» (Кроче),
то, следуя принципу «единой установки», надо признать, что
такой переход вполне осуществим и при этом почти без вся-
кой трудности: ведь само наличие данной установки ведет
не только к разъединению, но и к объединению интеллекту-
альных ("понятийных) и интуитивных (вненнтеллектуальных,
иепонятийных) аспектов постижения в единой структуре по-
знания и переживания мира. Поэтому то, что дано нам в
.виде «качества содержания» (науки), дано нам и в виде «ка-
чества формы» (искусства), мир как данность для познания
и мир как данность для переживания один и тот же. И силу
этого, интуитивным и интеллектуальным может быть как
познание, так и переживание этого мира; рядом с наукой и
филосафией всегда имеет пра.во на существование и искус-
ство, так же, как и, наоборот, наука и философия всегда в со-
стоянии оправдать себя перед искусством. В основе внутрен-
него единства сознания лежит так называемая «установочная
система отражения». Само единство научного (дескриптивно-
го, понятийного) и художественного (синтетического, непоня-
тийного) сознания — нечто не только возможное, но и неиз-
бежное. И нам кажется, что как раз «единая установка» и
играет в этом отношении решающую роль.
Это третье, на что мы должны ориентироваться, возло-
жив функцию «единого фактора» и «принципа связи» между
интеллектуальной и интуитивной активностью ума на «еди-
ную установку» целостного «человека-системы».
Ниже мы попытаемся подтвердить правомерность нашей
рабочей гипотезы отдельными конкретными примерами обоб-
щающей (синтетической) активности сознания при резко вы-
раженной тенденции к поляризации его рассудочных и эмо-
циональных аспектов. Однако прежде чем сделать это, мы
должны оказать еще несколько слов о приложимости понятия
393

установки к общей теории интуиции в системе более обшей
теории сознания и беасознательного психического как общей
(общепсихологичеокой, эпистемологической, эстетической и
пр.) теории личности, их носителя, на оснаве ее «единой
установки».
4. УСТАНОВКА И ИНТУИЦИЯ. К ВОПРОСУ О ПРИЛОЖИМОСТИ
понятия установки к научной теории интуиции.
(НЕКОТОРЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ОБОБЩЕНИЯ)
(1) Фактически это — 'новая проблема. Сводится ома к
выяснению роли установили в процессе интуитивного познания,
в частности к вопросу о том, -возможно ли на оснозе «эффек-
та установки» создать какую-либо гипотетическую модель та-
кого познания, приемлемую хотя бы только теоретически.
Это особенно интересно, с одной стороны потому, что наука
пока не располагает такой моделью, и с другой -- потому,
что именно факт интуитивного «познания и является для нее
до сих пор самым большим препятствием на пути к созда-
нию совершенной модели единого сознания. Если бы пр,и
этом не приходилось принимать в расчет человеческой спо-
собности к интуиции, то цель эта не выглядела бы для совре-
менной науки столь недостижимой, тем более, что она рас-
полагает несравненно большими возможностями, чем те,
которыми располагает традиционная наука. Более того, тра-
диционная наука считала создание такой модели принципи-
ально невозможным. Ведь для нее сознание начинались и
кончалось самосознанием, вследствие чего она по существу
не ставила ни проблемы интуиции, ни проблемы единства
сознания. KaiK одна, так и вторая могли быть поставлены и
были поставлены только после того, как был найден конкрет-
ный подход к решению проблемы бессознательного психиче-
ского.
(2) Поэтому было бы не удивительно, если бы в своих
поисках объективной закономерности интуиции мы прежде
всего обратились к Фрейду и попытались решить эту пробле-
му при помощи его психоаналитического метода. Действи-
тельно, можно было ожидать, что в рамках фрейдистской тео-
рии бессознательного эта проблема, должно быть, пос1авлс-
на со всей серьезностью: ведь в современной психологии тео-
рия Фрейда считается наиболее .признанной теорией бессозна-
тельного психического; и если бы даже это было не так, то
ведь именно Фрейд первым основательно поколебал представ-
ления традиционной психологии о сознании как о единствен-
но возможном психическом мире и открыл за ним совершеи-
394

•но иной мир — мир нашей бессознательной психической жиз-
ни. Причем, Фрейд с такой ясностью показал нам этот м.ир,
что после него редко кому придет в голову отрицать его. И
-если, несмотря на это, в науке иногда все-таки эго имеет
место, то только потому, что обоснование бессознательного
психического по-прежнему остается труднейшей задачей:
Фрейд лишь пок.азал, что такое психическое существует.
При этом он одн'им из первых попытался, и не без доС1аточ-
ных к тому оснований, открыть также и специфическую,
только непосредственно одному ему присущую, форму суще-
ствования бессознательного психического, чтобы и в этом ас-
пекте противопоставить его дознанию. Фрейд понял, что ина-
че его бессознательное было бы непригодно в качестве поня-
тия, объясняющего сознание. Тем более оно было бы непри-
годно и в качестве понятия, объясняющего интуитивную ак-
тивность данного созна'ния. В этом огромная заслуга Фрей-
да перед современной психологией, особенно перед психоло-
гией бессознательного. И надо сказать, он мог бы совершить
.в науке «коперниковский поворот», если бы ему удалось най-
ти ту, искомую им специфическую форму существования бес-
сознательной психики. Однако Фрейду это не удалось, поэто-
му его понятие бессознательного и не было использовано в
желаемом направлении, т. е. оно не смогло объяснить ни
сознание, ни его способность к интуитивному постижению.
Так или иначе, но приходится констатировать, что для объ-
яснения интуитивной активности ума фрейдизм не обладает
каким-либо определенным принципом и в его рамках эта
проблема решена быть не может.
(3) Основная причина этого кроется в том, что позиция,
которую выбирает психоанализ для наблюдения, опять-таки
тюзиция сознания, в силу чего психоанализ, ка.к метод, не
может сделать ничего большего, нежели показать наше бес-
сознательное и то, ка.к оно иногда управляет наш мм сознани-
ем. Дальше этого он пойти не может. Да этого от него и не
требуется: ведь по своей природе, как мы могли убедиться в
этом выше, психоанализ, прежде всего, — метод зондирола-
пия человеческой психики. Отсюда вытекает, что в учении
Фрейда о бессознательном .психическом односторопен сам ме-
тод, ибо это психическое ему всегда дается без собственных
характеристик: как метод объективного «наблюдениям он
так или иначе всегда опосредован опытом «самонаблюдения».
(4) Поэтому неслучайно, что этот недостаток психоана-
литического учения Фрейда наиболее рельефно выявила
именно такая теория бессознательного психического, которая
с самого же начала обязалась быть не просто конкурентом
395

психоаналитического учения Фрейда, по и его антиподом. Мы
имеем в виду общую теорию установки как общую теорию
сознания и бессознательного психического в системе фунда-
ментальных отношении личности, их носителя. Исходное по-
ложение этой теории, уже неоднократно и неодиомерно изло-
женное нами в данной работе, гласит: то, что подразумевает-
ся под .понятием бессознательного психического, не может
быть ни переживанием, ни «минимумом переживания»; оно не
мажет быть охарактеризовано и другими предикатами созна-
ния: «'бессознательное представление», «бессознательная
мысль» и т.д., и|бо эти понятия содержат в себе внутреннее про-
тиворечие и как таковые, не могут быть взяты .на воаружение
наукой; и далее—если бессознательное (психическое существу-
ет, то оно должно иметь свои собственные характеристики,,
только тогда этолонятие может быть утверждено в науке. Ина-
че наука не примет его, да и не будет оно иметь какой-либо
познавательной ценности. В этом положении общей тео,рии
установки уже была.высказана идея, на которую сама теория
зозложила роль одного из основных постулатов и которая,
как мы могли убедиться в этом в начале, впоследствии, в.
экспериментальной психологии установки, сыграла роль имен-
но такого постулата: ведь эта идея непосредственно участво-
вала .в .классических опытах этой психологии, а в их числе и>
в тех опытах, — поставленных для теории лостгипнотичегко-
го внушения, — в. которых прежде всего проявилась бессоз-
нательная шрирода самой установки.
Для общей теории установки, в частности, эта идея пред-
ставляла собой первую инстанцию мысли, в которой она
принципиально отмежевалась от фрейдизма. Для фрейдизма
бессознательное было психическим в обычном понимании, <и
это-то как раз мешало ему постичь имманентную форму его
существования. Ведь и переживание, и «минимум пережива-
ния» являются имманентной формой всего лишь существова-
ния сознания. А другого «выражения» существования пси-
хического у Фрейда нет, и именно в этом заключается основ-
ное логическое противоречие его учения: поскольку он «вы-
ражает» бессознательное психическое через обычные формы
существования психического, то оно ему всегда представляет-
ся опять-таки в той или иной форме сознания. Потому-то на
первый взгляд может показаться, что логическое противоре-
чие в его учении превалирует над самим учением. Иначе чем
же можно объяснить утверждение некоторых исследователей
Фрейда, что поскольку фрейдизм, как теория бессознатель-
ного психического, не выдерживает имманентной критики, он
и не должен быть теорией бессознательного психического. Но
39G

но сути учение Фрейда сильнее, чем ело внутренние противо-
речия, потому что основное содержание этого учения не етом,
что оно говорит (пользуясь теми или иными психологически-
ми терминами) относительно бессознательной психики, а в
том, что оно может показать нам мир этой психики. Если
•бы это было не так, то тот, кто обнаружил бы внутренние
противоречия фрейдизма, преодолел бы и сам фрейдизм. Но
эти противоречия давно уже обнаружены, и не исключено да-
же, что раньше всех их обнаружил сам Фрейд, а фрейдизм от-
нюдь не преодолен.
(5) Если же, наоборот, общая теория установки исходит
из того, что бессознательное, о котором здесь идет речь, не
сможет быть психическим в обычном понимании (оно лишь в
■совершенно другом понимании может быть таковым), то
именно .потому, что она, прежде всего, учитывает противоре-
чия фрейдизма. Причем, согласно этой теории, противоречия
фрейдизма заключаются не в том, что он признает существо-
вание беооознательного психического, а в том, что он вынуж-
ден представить его при помощи характеристик сознан.мя.
Поэтому у него мы встречаем выражения: «бессознательное
переживание», «бессознательное представление», «'бессозна-
тельное мышление» и т. д., что еще и еще раз указывает на
его внутренние противоречия. Фрейд и сам хорошо осознает
это, но он согласен .пойти на компромисс, лишь бы как-нибудь
сделать для naic доступным наше бессознательное. И это,
нужно оказать, удается ему. Его всегда подводит традиция,
но не научная интуиция. Следовательно, констатации вну-
тренних противоречий фрейдизма совершению недостаточно
для того, чтобы преодолеть сам фрейдизм. Для этого необхо-
димо также освободиться от пут традиционного понимания
бессознательного психического и искать его в совершенно
другом измерении действительности. Именно это и не уда-
лась Фрейду; для него бессознательное было психическим в
обычном понимании.
Отсюда ясно, что различие оказалось более резким: по-
иски бессознательного психического Узнадзе начал, и даже
.нашел его, в совсем другой «сфере», которую впоследствии наз-
вал «сферой установки». Это совершенно новая, до того «не-
ведомая сфера» действительности, обладающая неким свой-
ством, в силу незнания которого «сферу бессознательного
психического» в науке характеризовали только негативными
предикатами. Это — его свойство «быть установкой» или,
что то же, — «быть бессознательным психическим» в соб-
ственном смысле слова. Ведь в своем «эффекте установки»
Узнадзе открыл положительные предикаты бессознательного
397

психического, форму его «имманентного бытия». В этом
смысле узнядзевское понятие бессознательного психического
есть отрицание всех прежних понятий об этом психическом, в
том числе и бессознательного психического Фрейда. Но тут
отрицание не только в смысле отрицания, но и в смысле «со-
хранения», причем сохранение — лишь в общем смысле, а
отрицание — уже в специальном смысле, в смысле так назы-
ваемых «незамеченных переживаний», Дело в том, что уста-
новка, о которой здесь идет речь, представляется нам психи-
ческим феноменом не как какая-то «'непосредственная дан-
ность», данная хотя бы в виде «незамеченных переживаний»,
но лишь как «модус системы», ее имманентная готовность к.
действию, о .которой са.ма эта система не знает ничего, но ко-
торая впоследствии должна развернуться именно в ее дей-
ствии, как собственно «программа» этого действия. В этом
смысле установка, прежде всего, является именно «програм-
мой» сознания.
(6) Здесь же следует отметить одну такую главную осо-
бенность «эффекта установки» Узнадзе, которая дает осно-
вание к противопоставлению еги исходному понятию учения
Фрейда и к тому, чтобы, в отличие от него, использовать уста-
новку в качестве исходного понятия научной теории бессоз-
нательного, в частности исходного понятия научной теории
интуиции. Мы имеем в виду установку юак «элементарную
частицу» и «принцип связи»: как «элементарна я частица»,
она всегда проявляет свою двоякую природу, а как «принцип
связи», так же всегда, — свою нерасчлененную целостность.
(а) При данной интерпретации общей теории установки
мы должны исходить из того, что функция «опосредствован-
ной связи»есть основная функция установки, особенность ко-
торой заключается в том,-что она является как связью психи-
ческого (субъективного) и психическим (субъективным), так
и связью (психического (субъективного) с физическим (объ-
ективным). Вместе с тем следует предположить, что, посколь-
ку, согласно этой теории, имеет место (первая, т. е. поскольку
между различными явлениями -психики устанавливается
сьязь -посредством «феномена установки», постольку же име-
ет место и вторая, т. е. посредством того же «феномена уста-
новки» сама эта психика уже связана с тем, что в аиде объ-
екта всегда противопоставлено ей как нечто транспсихиче-
ское. Более того, реальная возможность связи тила пер-
вой, как правило, почти всегда зависит от реальной возмож-
ности связи типа второй, тем паче, если в принципе
всякая психика существует только как отражение того, что з*
самом этом 'процессе отражения противопоставляется ей (все
398

равно в виде физического или психического), как нечто
тфанапсихи'ческое. И, нроме того, именно так понимаемая ус-
тановка может заполнить «вакуум» как между психическим
(субъективным) и .физическим (объективным) в их гносеоло-
гическом противопоставлении, та.к w -между отдельными про-
явлениями самой психики в их естественной градации, а тем
самьш открывается принцип структурного единства «челове-
ка-системы» 'в целом. Если бы 1.не это, установка >не была бы
пригодна в .качестве понятия, 'объясняющего психическое, как
таковое, вообще.
(б) Установка как «принцип связи» есть отношение,
причем, прежде всего, отношение (психического (с>бъектиз-
ного) к физическому (объективному). Поэтому-очевидно, что
в ее структурном составе всегда подразумевается как одно,
та.к и другое, хотя сама она не есть ни то, ни другое, она
лишь их отношение и, как всякое отношение, имеет дье ипо-
стаси: с одной стороны она направлена к психическому
(субъективному), а с другой — к физическому (объективно-
му), ибо, как «модус системы», она превращает их в такие
«давности», с которыми мы уже можем установить наши
практические -и теоретические отношения, и при этом прежде,
чем мы начнем реализацию -какого-либо 'из этих отношений
(ведь установка — область бессознательного психического).
Это значит, что установка в то же время заполняет и «ваку-
ум» между нашим познанием и действием и что ее внутренняя
целостность зависит, собственно, от той существенной транс-
формации, -которой подвергаются в ней как психический
(субъективный), так и физический (объективный) «элемен-
ты». Она является отражением этих элементов, в одном слу-
чае как ^потребности» субъекта, в другом же—'как «ситуа-
ции», необходимой для удовлетворения этой потребности,
причем она всегда — конкретное единство этих элементов
(.«потребности» и «ситуации»), »а не единство самих по себе
психического (субъективного) и физического (объективного),
ибо трансформация, которой в «эффекте установки» подвер-
гается психическое (субъективное), в основном состоит в
превращении его в ту или 'иную «»потребность» субъекта, тог-
да Kaii< трансформация, которой подвергается в ней физичес-
кое (объективное), состоит в превращении его в «ситуацию»,
необходимую для удовлетворения этой потребности. О по-
требности тл ситуации, как одинаково необходимых детерми-
нантах установки, можно говорить только в том смысле, что
наличие ситуации 'настолько отражено в 'потребности, на-
сколько .наличие "потребности — в ситуации.
(в) Поэтому .мы можем сказать: установка — это наше
399

целостно-личностное состояние, которое .нам всегда дано, как
наличие той или иной конкретной потребности, т. е. наличие
такой нашей потребности, которая уже «нашла» ситуацию,
необходимую для своего удовлетворения. В частности, по-
требность, как форма выражения нашего .«внутреннего бы-
тия», как само это «внутреннее бытие», представляет собой
ту имманентную инстанцию действительности, >вне которой
объективный мир сам по себе не смог бы стать сферой
«данности» ни в чисто практическом, ни в чисто гносеологи-
ческом значении этого слова. По-ви'димаму, это является при-
чиной того, что 1во всем Шираком кругу психических явлений
веское действие в то 1>ке время подразумевает и «обратное
воздействие», что именно установка, как .«основа вариабпль-
ности» поведения, есть «принцип» такого воздействия. Вместе
с тем необходимо подчеркнуть, что она изменяется в соответ-
ствии с нашей потребностью, а не в противоположность ей.
-Все это и особенно то, что установка, как наше бессоз-
нательное психическое «состояние», нам самим всегда дана
как наличие той или иной нашей конкретной '.потребности, г. е.
как наличие такой нашей потребности, 'которая имманентно
уже нашла необходимую для cd о его удовлетворения ситу-
ацию, как «принцип связи», как «данность» объекта, все
это, очевидно, имеет непосредственную связь с инту;п изной
активностью ума, с тем, что иногда наше сознание «бессозна-
тельно» находит свою цель: ведь интуиция суть не что иное,
как такое нахождение сознанием своей цели. Во всяком слу-
чае, как нечто психическое, она может быть охарактеризова-
на как «внезапное мелькание» в так называемом бескон-
трольном потоке сознания или ib покрытом мраком поле са-
мого бессознательного психического. Обычно всякая интен-
сивная деятельность нашего сознания .как в плане интеллек-
туальной, так и в ллане интуитивной -активности, неизменно
сопровождается интенсификацией его «бесконтрольных пото-
ков», к чему, со своей стороны, добавляется и активность бес-
сознательного психичеокого (установки): ведь сознание и бес-
сознательное — один цельный психический («аппарат». Мо-
жет быть, именно из этого вытекает и этим проще всето объ-
яснить то, что интуиция должна быть рассмотрена также и
как 'метод творчества. Эвристическая природа интуиции бес-
спорна.
Поэтому, думается, за исходную психическую инстан-
цию интуитивной активности ума более мотивированно и оп-
равданно было бы считать »«эффект установки», нежели «эф-
фект бессознательного психического» Фрейда. «Эффект бес-
сознательного психического» Фрейда не может выполнять
40G

роль исходной психической инстанции интуитивной активно-
сти, как не может выполнить и роль таковой же для логичес-
кой активности; oifi непригоден в качестве фактора, объяс-
ня.ю.щего саз«ани е:
(а) Бессознательное Фрейда не есть и не может быть
«принципом связи». Как конкретная форма связи оно только
связь п'сихмчешого (субъективного) с самым психическим
(субъективным); т. е., говоря иначе, детерминизм, предлагае-
мый Фрейдом в тсихалэгии, в теории психологии фактически
всегда (переходит >в доротивш о ложный :се1бе индетерминизм, -и
это потому, что требование объективной детерминации пси-
хики у него -стоит не в ранге необходимости, для него фактор,
объясняющий психическое, должен быть найден опять-таки в
психической сфере действительности. Во всяком случае,
Фрейд так использует свое .понятие бессознательного психи-
ческого, чтобы во время объяснения психического мира нигде
не чувствовать необходимости выхода за пределы этого мира.
В 'противном случае система «транспсихическое» («объектив-
ное»), как мы об этом несколько раз имели случай отметить
выше, должна была бы иметь совершенно определенное место
в известной иерархии его систем Ubw—Vbw—(Bw. Однако это
не так.
(б) И вот, именно потому, что в этой иерархии систем
Фрейд по существу никогда не предусматривает наличия
«транотсихического» («объективного»), его бессознательное
(Ubw) является такой же сферой «непосредственной данно-
сти», как его сознание (Bw) и п р еде оз на тельное (Vbw); бо-
лее того, непосредственная данность—-почти единственный
реально фиксированный признак бессознательного психичес-
кого Фрейда, которым оно связывается с системами созна-
ния (Bw) и пред-сознательного (Vbw); оно фактически нахо-
дится в отношении только с этими системами. Бессознатель-
ное (Ubw) Фрейда, в принципе, — структурно однородная
системна человеческой психики.
(в) Кроме того, трансформация, которой в системе бес-
сознательного (Ubw) Фрейда подвергаются элементы, «вы-
тесненные» из систем сознания (Bw) -или предсознательного
(Vbw), не является качественной трансформацией, здесь они
претерпевают лишь частичную функциональную метаморфо-
зу» причем это происходит не в соответствии с той или иной
конкретной потребностью субъекта, а преимущественно имен-
но ib (Противоположность ей. iBo всяком случае, тут мы имеем
дело »с принципиальным антагонизмом между психическими
системами бессознательного (Ubw) и сознания (Bw). Устра-
нение его, правда, возлагается на психическую систему пред-
26. А. Е. Шерозия 401

сознательного (Vbw), но это-ей я-ткак не может удаться. Са-
мо по себе бессознательное (Ubw) Фрейда не претерпевает
никаких изменений во времени.
(7) Наконец, следует отметить еще одну основную осо-
бенность интересующего нас «эффекта установки», благодаря
которой, в отличие от «бессознательного (психического»
Фрейда, мы можем представить его .в роли исходной психи-
ческой инстанции интуитивных уоилий ума. Мы -имеем в виду
установку ;как «принцил отражения» и «сумму информации»,
как «модус системы» -и «основу объективации».
(а) Действительно, именно »вследствие того, что установ-
ке свойственно принимать, передавать и хранить информа-
цию, она может выполнять функцию «принципа связи» вну-
три «человека-системы», открывая ей в вчде «данности» пред-
мета .познания и переживания как психическую (субъектив-
ную, свою собственную), так и физическую (объективную,
независимо от нее существующую) .«стороны» действительно-
сти, т. е. быть связью самой этой системы как со своими сущ-
ностными силами (так называемыми подсистемами, говоря,
специальными терминами 'инженерной психологии), так »и с
внешней средой, поскольку эта последняя выступает как не-
обходимый фактор указанной системы, а не как внешний фак-
тор вообще. Поэтому установка -как «принцип связи» а то же
время есть и .«.принцип данности» предмета познания и пере-
живания.
Отсюда легко заключить, что, имея возможность прини-
мать, передавать и хранить информацию, установка делает
человека саморегулирующей системой, операторам, который
сам управляет своей собственной системой, т что, благодаря
ей, как «принципу св'язи», в этой системе, в определенном
смысле, участвует также и i«внешний мир», а также и то, в
частности, что эта система .характеризуется свойством «об-
ратной связи». Дело в том, что системы, лишенные «внешнего
мира», как было отмечено -выше, не обладают способностью
к «обратной связи» .и не обнаруживают потребности в ней:
ведь особенность систем с «обратной связью» заключается в
том, что 'их «внутреннее» и «внешнее» объединены з одном
целостном аспекте действия. В этом отношении установка ii<aK
«открытая система» внутри «человека-системы» представляет
собой именно такую «сферу» действительности, о которой мы
так подробно говорили в начале и в которой по существу
стерта «линия раздела» между психической (субъективной,
внутренней) и физической (объективной, внешней) сторона-
ми мира, поскольку они уже участвуют в единой системе че-
ловека, как одинаково необходимые элементы этой системы.
402

Иначе говоря, чтобы функционировать, «человек-система» в
первую очередь нуждается в превращении природы («сре-
ды») в «свою природу», т. е. .в превращении ее в предмет
своего воздействия, своего насилия, точнее — в предмет той
чли 'иной ее конкретной потребности. И "именно установка, как
«открытая система» внутри этой системы, представляет собой
не просто «место», отведенное для этого, а специальную
«призму», посредством которой (Происходит это превращение,
эта связь «внутренней среды» системы с «.внешней средой»
системы. В этом суть целостности всякой системы с «обрат-
ной связью» вообще и «человека-системы», в частности. (См.
выше48.)
iB основном эта мысль т предусматривается в той интер-
претации «феномена установки», согласно которой под этим
феноменом следует разуметь собственно -бессознательную
сферу человеческой психики, могущую .выполнять и действи-
тельно выполняющую роль посредника («промежуточной пе-
ременной», «окончательной (готовности», говоря языком со-
временной нейрофизиологии) между физическим (объектив-
ным) и психическим (субъективным), чтобы тем самым в
«чистом психологическом» (в «комплексе ощущений») пред-
ставить «транспсихическое положение вещей». -По-видимому,
как раз отсюда и идет уже в нескольких вариантах рассмот-
ренное нами определение установки, как такой сферы суще-
ствования, «для которой совершенно чужды противоположные
полюсы субъективного и объективного и в которой мы имеем
дело с 'неизвращенным фактом их внутренне нерасч.пененно-
го существования» (Узнадзе), существования, в котором они
только (что достигли того, чтобы стать «данными» для созна-
ния. Но не самим сознанием. Вне такой «данности» предмета
своего познания и переживания сознание не обладало бы
способностью ни к тому (познанию) ни :к другому (пережи-
ванию) и, следовательно, не смогло бы осуществлять ника-
кой синтетической активности высшего порядка. В этом от-
ношении установка капе собственно бессознательное 'психи-
ческое и в самом деле напоминает негатив заснятого на фо-
топленку ландшафта, в котором в смысле отражения наличе-
ствует -все, что после проявления («оглашения») этой пленки
даст ясную картину данного ландшафта. Однако это только
по аналогии. iB сущности же, как отмечалось выше, в отли-
чие от негатива, установка — такое отражение действитель-
ie Частые ссылки на предшестоующие разделы вызваны обобщающим
характером настоящего параграфа, подводящего некоторые итоги при сей
постановке вопроса: установка и интуиция.
403

Н'ости, которое содержит в себе строго определенное, осве-
домляющее (информационное) сообщение об этой действи-
тельности. Поэтому установка как отражение есть и «вероят-
ностное прогнозирование», «побудителы-иа'я» (»«энергетичес-
кая») и '«регуляторная» («'контролирующая») часть системы,
«причина» и «цель» не только -познания и переживания, ио и
действия — -поведения в целом. Ведь отражение, о котором
здесь идет речь, принадлежит к числу психических, но не фи-
зических систем отражения, относящихся к той или иной ка-
тегории информации, т. е. к «числу тех сообщений, которые
при любых обстоятельствах снимают неопределенность как
внутренней, тж и внешней «среды», ибо их можно получить
только в результате выбора событий, наступающих с разной
вероятностью как в той, так и в другой среде. С этой точки
зрения, и об этом у нас -было сказано более подробно, ин-
формация, данная в установке, так же как и вообще всякая
информация, всегда связана с «ожиданием нового»; она и
есть определенное сообщение об этом 'новом, но не о том, что
не 'подлежит сомнению; в принципе нет никакой нужды в ин-
формации, когда нет никакой надобности в выборе опреде-
ленного числа событий из какого-то неопределенного числа
событий. В установке всегда имеет место такой выбор, ибо
человек как «саморегулирующая система» подступает к дей-
ствительности не с готовой установкой, а сама эта установка
возникает в нем в 'процессе воздействия этой действительно-
сти. Как говорится, установка — лишь «алгоритм управле-
ния».
По-видимому, спор о том, к какому измерению действи-
тельности оледовало «бы отнести установку, скорее всего -мо-
жет решиться в этом направлении. Установка — психичес-
кая система отражения, но она, как психическая система от-
ражения, существенно отличается от всех остальных -психи-
ческих систам отражения, в частности от сознания: установ-
ка не .является ни «созерцательным», контеплятивиы,м, и ни
«действенным», практическим отражением, каким вообще
признано считать психические отражения, она суть «своеоб-
разная, специфическая форма отражения, своего рода це-
лостное отражение, на основе которого, смотря по услови-
ям, может возникнуть либо созерцательное, либо действенное
отражение. Оно состоит в такой предуготованности, в такой
настройке целостного субъекта, благодаря которым в нем
проявляются именно те психические или моторные акты, ко-
торые обеспечивают либо созерцательное, либо действенное
отражение ситуации. Оно, так сказать, установочное
отражение, первичная модификация целостного субъекта,
404

•соответствующая определенной ситуации» (Узнадзе). Это
значит, что установка —• совершенно определенная система
информации, 'в частности .информации, семантическая сущ-
ность которой в дальнейшем должна «проявиться» в созна-
нии. Дело в там, что сознание как отражение всегда опосре-
дствовано установкой кж'бессознательным (психическим отра-
жением, т. е. информация, семантическая сущность которой
должна .проявиться в сознании, самому сознанию неизвест-
на, оно и в этом отношении не имеет никакого собственного
содержания, лотя и вне его ничто не имеет содержания: со-
знание — форма, в которой должна проявиться семантичес-
кая сущность усташовочеой 'инфцрмации. Само же тю себе
сознание не является ни отражением, ни системой отраже-
ния, само !по себе оно только информация, причем информа-
ция вторичная, т. е. такая информация, семантическая сущ-
ность которой уже проявлена. Что же касается последующей
трансформации этой последней, то она должна совершиться
«в действии сознания», но не в «бытии сознания», действие
же сознания опять-таки связано с наличием той или иной ак-
туальной установки: установка — основа всякой активности
сознания; она же и основа его (Внутреннего единства.
('б) При таком ■подходе к вопросу можно было бы 'более
конкретно определить место установки в «системе», в частно-
сти разглядеть ъ ней как имманентную причину действия
.всей этой системы, так и пока еще не проявленную програм-
му этого действия, его цель. Установка — «модус системы»,
но не сама эта система, точнее, в «единой системе» человека
ее «место» там, где психический (субъективный) -и физичес-
кий (объективный) «элементы» этой системы «встречаются»
друг с другом и создают единую структуру, ,в которой имма-
нентная шотребность этой системы «находит» ситуацию, не-
обходимую для своего удовлетворения, причем само ее соз-
нание ничего не знает об этом, хотя объективно .как одна, так
и другая входят в сферу его интенции и .субъективно в нем же
переживаются как некая неудовлетворенность, но не как ка-
кое-то знание. Дело в том, что в сознании '«.переживается» не
установка как информация, а нехватка этой информации, ,и
объективация, производимая в этом отношении сознанием,
прежде всего состоит в восполнении себя, т. е. в проявлении
той семантической сущности, которую она получает из уста-
новочной информации. Не будь этого, не осуществилось бы
восполнение сознания или же мы должны были бы допустить,
что само сознание есть «непосредственное отражение», и
тогда по существу была бы упразднена проблема всякого
знания. Б действительности же сознание существует только
405

на уровне объективации; как «данность» же предмета позна-
ния и переживания, установка всегда предшествует ему, вне
ее сознание и не смогло 'бы возникнуть: установка не только
«модус системы», она также и «основа объективации». А
между тем человека июзвыилает над природой его сознание,
а не его установка.
(8) iB-ce это 1П0ДВ0ДИТ к мысли, что установка суть '.психи-
ческая основа всякого интуитивного .постижения. Иначе было
бы непонятно, как наше сознание «затухает» при соответ-
ствующих «скачках» »мысли, .когда само это сознание дает
{положительный эффект фактически -вне всякого «ожидания»,
т. е. в сфере «полного незнания», и видит само только лишь
«результат» (а не «причину») своей деятельности, оправда-
ние или осуждение которого оно потом начинает опять-таки
посредством своих о'бычных логических операций: ведь не
ка-ждая наша -«-интуитивная догадка» оправдывается, т, е. не
каждая соответствующая ей установочная информация адек-
ватна той ситуации, которую она отражает, и устанавливает-
ся это, главны/м образам, посредством тех же операций созна-
ния. Поэтому создается иллюзия, будто бы и «начало» и «ко-
нец» всякого научного знания — это логическое знание. Б
действительности же логическое знание только «конец» вся-
кого научного знания,—(всякое 'научное знание, в конечном
счете, дол'жно сформироваться в форме логического зма'ния. Но
это только в конечном счете, само же по себе, по существу,
оно всегда «начинается» с интуиции, поскольку всякое науч-
ное знание является принципиально новым знанием, и в этом
смысле всякое научное знание, по-видимому, в конечном сче-
те,— результат проверки так называемого «интуитивного зна-
ния» и ничего более. Дело в том, что сама наука, как систе-
ма знаний, есть постулированное знание, В противном слу-
чае она была бы невозможна до того, пока она не исчерпала
бы свою задачу, тогда как эта задача ей фактически всегда
дается «неисчерпанной». Она (наука) «может окончиться толь-
ко 1как теория («теорео»), но не как знание. Если бы да1же
было не так, то ведь паука не всегда оперирует «законными
выводами», — иной раз одна удачно найденная идея или ги-
потеза имеет большее значение, чем котя бы целый ряд так
называемых «законных» логических суждений, на который до
сих пор опиралась сама эта наука.
Действительно, поскольку установка как «принцип свя-
зи» ,и «основа объективации» в то же время должна рассма-
триваться и как '«сфера данности», постольку она пока что —
единственная эмпирически доступная инстанция мысли, кото-
рая может быть принята за исходное психическое «состоя-
406

ние» каи< для всякого интуитивного постижения действитель-
ности, так и для противоположной ему логической операции,
тем более, что оценочной классификации информации на
уровне установ-ки нет, на этом уровне информация лишь «со-
храняется» и «упорядочивается». Это значит, что установка
является той .«энергетической базой», вне которой наше соз-
нание не смогло бы прийти в действие ни тогда, когда оно
начинает познание и переживание, ни тогда, когда оно от по-
знания и переживания переходит к действию. Поэтому и
окончательную оценку семантич.еской ценности информации
должно производить «действ'ие сознания», но не «бытие созна-
ния». Что же касается установки, то она в обоих случаях до-
ставляет самому этому сознанию семантически еще не «про-
явленную» информацию и таким образом всегда хорошо обес-
печивает его целостность.
Согласно этой концепции, думается, в принципе должна
легко разрешиться также и проблема «единства» соэнашия,
ибо такое толкование установки дает основание предпола-
гать, что она как нечто, лежащее в основе всякого психичес-
кого отражения, должна быть синхронна и с »равной интен-
сивностью посылает информацию, необходимую как для ин-
теллектуальной (дескриптивной), так и для интуитивной
(конструктивной) а-ктивности, так что собственно оба эти
потока сознания могут, по мере надобности, возникать из
недр установки с одинаковым правом. Сама же по себе уста-
новка не является ни той (интеллектуальной), ни другой
(интуитивной) активностью ума; как соответствующая «ситу-
ации» первичная модификация субъекта, она лишь одинаково
необходима для обоих, она —■ «система», от .которой и ин-
теллектуальные, |И интуитивные операции ума получают необ-
ходимую для себя .информацию, только в каждом конкретном
случае от ситуативной определенности человеческой психики
зависит, в частности, в каком именно направлении проявит-
ся в сознании семантическая сущность этой самой информа-
ции — в направлении интеллектуальной или в направлении
интуитивной активности. Не признав этого, нам не удалось
бы понять, :на основании чего происходит синтетическая ак-
тивность сознания при резко выраженной тенденции к поля-
ризации его интеллектуальных .и .интуитивных аспектов и по-
чему почти всегда отсутствует фактически реальная возмож-
ность для интеллекта проявляться в виде «чистого интеллек-
та» и для интуиции — в виде «чистой интуиции» (ср. с Кроче
и Хайдеггером). Впрочем, при таком толковании внутренней
целостности сознания, да и человеческой психики вообще, те-
ряет силу ася'кое метафизическое противопоставление его ин-
407

теллектуального и интуитивного аспектов: психология уста-
новки считает, что «установка — фактор одинаково опреде-
ляющий все, что исходит от субъекта, каждый вид и форму
его активности, в частности, .как чувственную, так и интел-
лектуальную. Иначе это означает, что в своей основе всякий
поток активности человека один и тот же, поскольку все они
исходят от установк'и и все они являются ее реализацией»-
(Узнадзе).
Итак, подводя итоги сказанному, мы вправе заключить о
возможной приложимости понятия установки к 'построению
научной теории интуиция. Это тем более интересно и ценно,
что до сих по.р еще не было попытки .подойти к проблеме ин-
туиции с (позиции какой-либо экспериментально обоснованной
теории бессознательного. А между тем от такого подхода
почти всецело зависит построение научной теории интуиции.
Одни философские обобщения, какими бы серьезными они .ни
был.и, не -в силах выполнить эту задачу. Ведь сам историчес-
кий опыт порой взаимоисключающих метафизических теории
интуиции убеждает наев этом, а также и в том, что в данном
аспекте в системе наук о человеке ближе .воетю к философии
стоит опять-таки психология, в частности .психология бессоз-
нательного. Что же касается опасности психологизма, то в
этом случае такая опасность исключена: кроме того, что сама
по себе психология установки противопоставляется принци-
пам традиционной психологии, но при этом и само понятие
установки следовало бы использовать как теоретическое по-
нятие, т. е. как понятие о «принципе связи».
Необходимость в подобной in остановке вопроса представ-
ляется нам несомненной, тем более, что отсутствие какой-ли-
бо конкретной, строго проверенной .научной позиции, с кото-
рой мы могли бы подойти к позитивной критике идеалисти-
ческих теории интуиции, и является главной причиной того,
что в этом направлении у нас пока что сделано очень и очень
мало и что вообще сама проблема интуиции, особенно в ее
теоретико-познавательных и эвристических аспектах, все еще
остается предметом широкой спекуляции в рамках соответ-
ствующих направлений современной буржуазной философии
и психологии, а также в общей теории искусства и логике
естественнонаучного познания. Отсюда само собой вытекает,
наоколько важно и нужно найти конкретный подход к разра-
ботке новой, научно обоснованной теории интуиции, к уяс-
нению роли интуиции в процессе познания и переживания,
чтобы тем самым установить, в чем коренится, в принципе,
существо различия и сходства между аналитическими (дес-
криптивными) и синтетическими (конструктивными) формами
408

проявления человеческой психики и в силу чего человеческая
интуиция способна проявить себя и в том и в другом направ-
лениях. Судя по имеющимся в нашем распоряжении данным,
полученным ъ результате специальных исследований челове-
ческой способности к интуиции, т. е. так называемых интуи-
тивных усилий ума, я-сно выделяются некоторые моменты,
наводящие нас на мысль о «возможной приложимости поня-
тия установки к научной теории интуиции.
В данном случае была сделана попытка такой .интерпре-
тации теоретического понятия установки, в которой оно хо-
рошо согласуется с выдвинутой задачей. Более того, при сей
интерпретации понятие установки должно пригодиться и в
качестве исходного понятия для более общей теории — тео-
рии сознания и бессознательного психического как единой си-
стемы отношений внутри целостной системы отношений самой
личности, их носителя. Иначе оно не могло бы быть пригод-
ным и в качестве понятия, объясняющего единство его интел-
лектуальных и интуитивных аспектов. Кстати, в этом отно-
шении решающей явилась бы проверка непосредственной свя-
зи установки не только с формами имманентной активности
сознания,(но и с актом его «отчуждения» («превращения») в
бытии: ведь в означенной интерпретации установка с самого
же н-ачала связана как с «бытием сознания», так и с «дейст-
вием сознания».
5. УСТАНОВКА И ВНУТРЕННЕЕ ЕДИНСТВО СИНТЕТИЧЕСКОЙ
АКТИВНОСТИ СОЗНАНИЯ. ТВОРЧЕСТВО КАК -ПРЕДМЕТ
НАУЧНОЙ РЕФЛЕКСИИ
(I) Ита'к, перед нами стоит задача посредством отдель-
ных конкретных примеров подтвердить и некоторым образом
проанализировать факты синтетической активности созна-
ния при резко выраженной тенденции :к поляризации его рас-
судочных и эмоциональных аспектов с точки зрения предла-
гаемой теории интуиции в системе более общей (общепсихо-
логической, эпистемологической, эстетической и пр.) теории
.сознания и бессознательного психического как общей (обще-
психологической, эпистемологической, эстетической и пр.) тео-
рии личности, их носителя.
При атом, в первую очередь, мы попытаемся понять ту
определенную долю истины, которую содержит в себе изве-
стное положение Кроче: «(фантазия тем могущественнее, чем
слабее рассудочное .мышление».
На первый взгляд, судя по этому выражению, казалось
бы фантазии не должно быть места в науке, поскольку науч-
40Э

ное мышление является строго рассудочным (аналитичес-
ким), .не терпящим почти никакого отступления -от чисто ло-
гических приемов доказательства, но не интуитивным, непо-
средственным, делающим свое дело вне воякой аналитической
активности сознания, И наоборот, всякое искусство, посколь-
ку оно является результатом нерассудочной активности ума,
должно быть свободным от всяких элементов анализа (дес-
крипции) .
Однако, ,при более глубоком рассмотрении внутренней
динам-ик-и человеческой психики, оказывается, что так рас-
суждать недопустимо. Обратимся ж некоторым наблюдениям
над соответствующей .практикой науки и 'искусства, этих двух
совершенно разных форм .постижения истины.
(а) Из истории так называемых точных наук можно при-
вести немало фактов, подтверждающих наличие интуитивной
активности ума в сфере непосредственно выражающего эти
науки аналитического мышления. Более того, по наблюдению
некоторых крупных ученых, нередко интуитивное постижение
ума играет решающую роль в науке. В этом отношении вызы-
вают большой интерес наблюдения Ж. Адам ара и П. Капицы
над глубинными силами изобретательского творчества п.ри
интенсивной работе человеческой способности к интуиции в
связи с великими открытиями в области классической и со-
временной науки, в частности в математике и физике:
Ж. Ад а мара — в области математики и П. Капицы — в об-
ласти 'физики49. Та,к, в СВ01ИХ воспоминаниях о Резерфорде,
Капица, как иллюстрацию этой мысли, приводит два хорошо
.известных нам примера из истории развития физ'ики, касаю-
щиеся двух великих открытий (в данной отрасли знания.
Причем, оба эти открытия связаны с имена;М'И физиков, о ко-
торых трудно сказать, что они были большими эрудитами,
отличающимися особо глубокими профессиональными знания-
ми -и владевшими строго логическими приемами доказатель-
ства.
■Первое — это создание Франклином учения об электри-
честве, .которое, при всей его несовместимости с господствую-
щими представлениями того времени, было принято и, уже
40 См. Ж- А д а м а р , Исследование психологии процесса изобретения
в области математики, М., 1970; П. Капица, Мои воспоминания о Резер
форде, Жури. «Новый мир», 8, 1966. Достаточно отметить, что имена этих
исследователей одинаково широко известны в современной науке не только
по их соответствующим интерпретациям научных открытий, но и по их соб-
ственным научным открытиям.
-410

'Спустя сто пятьдесят лет, вновь доказано открытием Томсо-
ном электрона. И более всего вызывает удивление Капицы
то, «как могло служиться, что Франклин, раньше никогда не
занимавшийся физикой, живя на отлете, в небольшом городе
Америки, вдали от центров мировой науки, будучи уже чело-
веком ар ел ого возра'ста, за несколько лет работы смог верно
направить развитие целой научной дисциплины? И это про-
изошло в середине XVIII века, когда наука развевалась на
у.раане таких ученых, как Ньютон, Гюйгенс, Эйлер. Как же
мог Франклин достичь 'результатов, которые оказались не-
доступными для профессиональных ученых?»50
Другой аналогичный случай, занимающий автора в раз-
мышлениях над интуитивной а'ктивностью ума, относится к
известному учению Фарадея об электрическом поле. «Труд-
но,—говорит Капица, — найти более революционную и не-
ожиданную ищею, чем выдвинутая Фарадеем, по которой
электродина.мические нироцессы должны объясняться явле-
ниями, происходящими в окружающем .проводник простран-
стве». И опять Капица приводит свой пример, чтобы выра-
зить удивление по поводу того, KaiK мог прийти к этому Фа-
радей, который «'был ученым, не имевшим систематического
научного образования, .которое в то время было на высоком
уровне даже у среднего ученого Англии»51. (Точно в такое же
удивление привадит Ж. Адамара случай открытия мнимых
чисел в математике: и вполне естественным было 'бы ожи-
дать, говорит он, что открытие этих чисо.л, «'Которое .кажется
скорее безумным, чем логичным, и которое осветило всю ма-
тематику, было сделано человеком, чья полная приключений
жизнь не всегда 'была образцовой с точки зрения морали,
человеком, который с детства страдал галлюцинациями до
такой степени, что Ломброзо выбрал его как типичный при-
мер в главе «Гений и безумие» своей книги «Гений»52.)
60 П. Капица, Указ. соч., стр. 207.
61 Т а м же.
52Ж- Ад амар , Указ. соч., стр. 126. При этом Ж- Лдамар пряЕ, ока-
зывается, полагая, что проблема остречп гения с безумием, как и проблема
психологии творчества на стыке сознания и бессознательного психического
вообще,— одна из самых трудных среди выдвигаемых перед нами историей
-(ведь практически «воздействие общества определяет прогресс математичес-
ки так же неосознанно и в достаточной мере таи истое и но, как оно определяет
развитие литературы и искусства»), и что, поэтому, возможно, вместо того,
чтобы рассматривать одни общие случаи, нам следует изучить несколько
индивидуальных, причем, таких, которые в определенной мере действитель-
но представляют собой некоторое отклонение от нормы, и это постольку, гто-
411

Оба эти факта лишний раз свидетельствуют о наличии б?
научном ■познании интуитивной активности ума. Более того,
сам Калица, как и Адамар, приводит их для того, чтобы по-
казать, что «в. науке на определенном этапе развития новых
фундаментальных представлений, эрудиция не является той
основной чертой,, которая позволяет ученому решать задачу,.
тут главное—воображение, конкретное мышление и в ос-
новном смелость. Острое логическое мышление, которое обыч-
но свойственно математикам при постулировании новых ос-
нов, скорее мешает, .поскольку оно сковывает воображение»53.
Чего стоит хотя бы случай с теоретиком :и большим знатоком
физики — Эреифестом, человеком необычайно глубокого кри-
тического ума, махнувшим на себя рукой и изверившимся в
себе изнза того, что ему фактически никак не удалось «в
своем творчестве подняться до уровня друзей, -которых он
критиковал» и которые ездили « нему проверить свои догад-
ки и получить нужный совет. Достаточно при этом отметить^
что в числе тех, которые обращались к нему за советом, бы-
ли Эйнштейн и Бор54.
Кстати, нам .кажется, что трагедия Эренфеста — это ско-
рее результат вполне законной, самой ,по себе, попытки чело-
веческого разума освободиться в сфере науки от всякой ин-
туиции, нежели результат слабости этого разума. Надо, ви-
димо, получше разобраться во всем этом, хотя вряд ли все-
таки возможно оспаривать .мысль, что человеческий разум'
не в силах проявляться в виде «чистого разума» и что всякий
разум гибнет, требуя от себя чего-то невозможного. Так слу-
чилось и с критическим разумом Эренфеста, поскольку он
.пытался достичь своей цели с помощью одних только логи-
ческих расчетов. В этом, пожалуй, трагедия человеческого
разума с его строго аналитическими приемами доказатель-
ства, которую нельзя объяснить никакой теорией интуиции.
Что же -касается открытий Франклина и Фарадея, как и
открытия мнимых чисел, достигнутых при максимальной ак-
тивности свободной фантазии (воображения), о которых яде г
речь у Капицы и: у Адам-ара, то многое в этих открытиях
скольку «именно исключительные явления могут помочь объясниib явления
обычные; следовательно, все. что мы можем обнаружить е связи с изобрета-
тельским творчеством или даже, как и в этой работе, с особой областью
изобретательской деятельности, может пролить свет на психологию в целому
(стр. 127;.
53 П. Капица, Указ. соч.,. стр. 207.
54 Там же, стр. 213.
412

действительно можно было бы объяснить с позиции научной
теории интуиции, если при этом принять во внимание вполне
реальную возможность такой теории по предлагаемой здесь
«еме отношений сознания и бессознательного психического
дна основе «единой установки» личности, их носителя, в систе-
ме ее фундаментальных отношений. Впрочем, Капица прав,
говоря, что «умение ученого решать такого рода крупные на-
учные проблемы, (при этом не выявляя четкого логического по-
строения, обычно (Называют интуицией. Возможно, что суще-
ствует такой процесс мышления, происходящий в нашем под-
сознании, но пока его закономерности нам не известны, и,
есл'и я не ошибаюсь, да(же Фрейд, наиболее глубоко «разби-
равшийся в подсознательных процессах, этой проблемой не
занимался»55 Надо, однако, здесь же отметить, что с пози-
ции фрейдизма решить эту проблему нельзя, а следователь-
но, и нельзя фрейдизм класть в основу построения научной
теории интуиции, необходимость в которой так остро ощу-
щается при попытке объяснить подобные тайны человеческой
психики, ее способности к синтетической активности. Капица,
по-видимому, не дает себе в этом отчета.
Итак, благодаря этим .интересным наблюдениям над 'ин-
теллектуальной (рассудочной) активностью человека, мы мог-
ли бы убедиться в том, что его разум в тесной связи с соот-
ветствующими интуитивными усилиями его «сущностных сил»
-способен творить чудеса, т. е. совершать поразительные, по-
рой даже ©овсе неожиданные открытия, вроде открытий
Франклина ,и Фарадея, тогда как при использовании одних
только логических приемов доказательства и эрудиции его
ждет неминуемый провал, подобно тому, как это произошло с
критическим разумом Эренфеста. И действительно, при всем
имманентном стремлении человеческого разума к полной сзо-
соде и независимости, он не в состоянии проявляться з виде
«чистого разума».
(б) Но это не значит, однако, что. в конечном счете,
разум с его чисто логическими (рассудочными) приемами до-
казательства играет второстепенную роль в научном позна-
чии и что, в силу этого, его следовало бы подчинить интуи-
ции с ее ярко выраженным алогизмам, ибо, какими бы не-
ожиданными .и даже «безумными» ни были результаты науч-
ного мышления, в принципе почти всегда наличествует реаль-
ная возможность 'их соответствующего «'моделирования» в
технике. В этом отношении техника продолжает я завершает
66 П. К а п.и.ц а , Указ.-соч.,-стр. 207.
413

дело всякой науки, тнжжольку, 'В конечном счете, она при-
звана служить практическим «уждам человека и всего чело-
вечества. Поэтому, скорее надо полагать, что разум при со-
ответствующей логической проверке и обработке своих «хо-
лодных» расчетов, а вместе с тем и непосредствеи-гых ре-
зультатов самой интуицки, достигнет того уровня познания
в .науке и тех гайке, о 'котором без него <н е. могло бы быть и ре-
чи; его нельзя лишить решающей роли .в научном мышлении,
если, конечно, согласиться с тем, что при этом он просто
охотно вступает в союз с интуицией и отнюдь не отказывается
от нее.
В противном случае нам пришлось бы полиостью при-
знать подчиненность разума интуиции, в сущности отказав
при этом человеку в способности к собственно «интеллекту-
альной интуиции», и потребовать от искусства, или какой-
либо другой формы внеаналитической активности ума, того»
что в принципе недостижимо в науке и философии, т. е. дать
з>той са.мой внеаналитической активности ума возможность
развернуться в виде «чистой интуиции», свободной от всякого
влияния интеллекта. Ведь ло рассмотренным нами примерам
наука оказалась непригодной в качестве «арены», на которой
собственно аналитическая активность ума могла бы развер-
нуться в виде «чистого .разума», «чистой аналитики»; она ока-
залась непригодной и как «арена» для «чистой интуиции», так
как интуитивной активности ума никак не остаться в одино-
честве в поисках научной истины56. Поэтому остается прове-
ьй Чтобы избежать возможных упреков свомх коллег, ним кажется нуж-
ным еще раз уточнить основной смысл данной проблемы как в отношении об-
щефилософских теорий интуиции, согласно которым под этой самой интуи-
цией мы должны иметь в виду совершенно автономную способность ума для.
постижения такой же совершенно автономной сферы действительности (у
Гуссерля это способность постижения единства species. у Расселя— универ-
салий), так и в отношении собственно эстетических теорий интуиции: в отно-
шении общефилософских— тем, что в отличие от представителей этих теории
нас в данном случае интересует проблема интуиции в системе общей теории
сознания и бессознательного психического как общей (общепсихологической,
эпистемологической и пр.) теории личности, их носителя, на основе ее «еди-
ной установки», — теории, в корне исключающей реальную возможность
всякой интуиции как особого рода «автономной способности» ума в том смыс-
ле, в каком ее понимают а нти интеллекту а л исты; в отношении же собственно
эстетических теорий —тем, что в отличие от них она в корне исключает реаль-
ную возможность такой интуиции и в сфере наиболее полно выражающих ее
умственных усилий— в сфере искусства. По крайней мере иначе вряд ли
возможно понять всевозрастающий в наши дни процесс объединения (и даже
414

рить, может ли иокусство предоставить человеческой психике
возможность в своих эстетических синтезах развернуться в.
виде «ч.истой .интуиции», как это все еще предполагают неко-
торые 'представителе так называемых антиинтеллектуалисти-
ческих эстетических теорий наших дней? Ниже мы попытаем-
ся ответить на этот вопрос, тоже по аналогии.
Аналогия — далеко не точный способ доказательства, но
она во многом поучительна. Поучительна аналогия и в дан-
ном случае.
Как известно, обычно, когда среди представителей науки
на конкретных примерах тех или иных произведений искус-
ства обсуждается вопрос о том, что должно управлять по-
ступками человека — чувство или разум, ответ дается в поль-
зу разума, и п.ри этом обычно не замечают нелепости как от-
вета, так и самого вопроса, ибо в рамках искусства, как и в
рамках самой науки, не та« уже просто ставить подобные во-
просы и отвочать ,на них со всей категоричностью: чтобы оце-
нивать поступки, исходя из произведен'И'Я искусства, но не мз
житейской практики, надо иметь в виду вероятность этих по-
ступков, ибо «расчеты» и «вычисления событий» в искусстве
куда сложнее, чем «расчеты» и «вычисления событий» в жи-
тейской практике. Во всяком случае, тот, кто забудет об этом,
ничего не поймет в искусстве: искусство не есть простое про-
должение житейской практики, оно, как и наука, в опреде-
ленном смысле всегда противостоит ей.
Разве можно 'вполне разобщаться в мотива« поступков
Анны Карениной из одноименного .романа Льва Толстого,
если бы, скажем, мы захотели ответить на тот нелепый воп-
рос? Отвечать на него надо так же решительно отказаться,
как умные дети отказываются отвечать на неприятные для
них вопросы вроде: кого ты больше любишь — маму или па-
пу? Подобно детям, которые не имеют ответа на этот вопрос,
искусство не имеет ответа на вопрос: что должно управлять
поступками человека — чувство или разум? Ведь и чувство
слияния) искусства и философии вокруг одной и той же проблемы— пробле-
мы человека через невозможное для классического периода усложнение его
художественного образа в искусстве за счет философской проблемы экзистен-
ции, с одной стороны, и самой этой философской проблемы экзистенции за
счет тех изменений, которые происходят сегодня в искусстве, с другой. Разве
малую роль своим нарочитым подчеркиванием каких-либо весьма ограничен-
ных, но удивительно характерных параметров лица человека завоевало сего-
дня в философском экзистенциализме художественное течение импрессиониз-
ма?! Так и наоборот!
415

и разум имеют на это не просто претензии, но и законное
прашо, подобно матери и отцу, которые магут потребовать от
своих детей, чтобы они их любили одинаково. Кстати, умные
дети всегда так и .решают этот банальный вол рос, а это по-
учительно и для искусства, .не говоря уже о науке и фило-
софии.
И действительно, бывают минуты, «когда Анна анализи-
рует свое поведение довольно разумно и строго, и тогда ею
овладевает чувство стыда, она противна самой себе, ибо, сле-
дя за ее поступками, разум всегда говорит ей: «так посту-
пать -нельзя», как "бы [предостерегая се от неминуемой гибели
и «грозя ей неминуемой (гибелью ее великого чувства.-Почему?
Да (потому, что чувство почти никогда не представлено только
самому себе, красоте своего действия «и -воображения, своей
собственной красоте. Но |бы;вают и другие минуты, тогда
Анну покидает трезвый рассудок, и она начинает все
больше и больше восхищаться собою — словно «любовь лю-
буется собой», ибо, следуя за ее поступками, чувство никак
не напоминает ей ни о том, что так поступать нельзя, ни о
том, 1что 1в результате этого погибнет она са.ма и её великое
чувство. Почему? Да потому, что чувству всегда хочется быть
одному перед красогой действия и воображения, перед кра-
сотой самого себя. Но, увы, оно не в силах достичь своей вер-
шины.
Итак, перед нами стоит трудно разрешимая дилемма,
суть которой ясна и не нуждается в дополнительных разъяс-
нениях. Как -быть 'чувству? Слушаться .холодного голоса ра-
зума или же следовать своим собственным влечениям? Ведь
оно гибнет и в том, и в другом случае, ибо «'великая любовь
так же несправедлива, как и великая ненависть». Не riaiK ли
сам Толстой решает эту дилемму? (Всякое иное решение
было бы всего-навсего обманом, так как при всем имманент-
ном стремлении чувства освободиться от .всякого влияния
разума, ему никак не остаться в виде «непосредственного
чувства». (Пожалуй, это и есть трагедия человеческого чув-
ства с его безотчетной, без;рассудной активностью, .ко-
торою вполне под силу объяснить строго сформулированной
научной теории интуиции. Во всяком случае по интересующей
нас аналогии легко подтвердить известные слова Жака Шар-
донна, «любовь — это гораздо большее, чем любовь» хотя бы
в том смысле, в каком они фигурируют у Сартра (см. его
«Бытие и ничто», раздел о поведении самообмана).
Что же еще мы должны 'извлечь из этих наблюдений? Как
же обобщить их результаты в пользу научной теории интуи-
ции?
416

Судя по рез1ко колеблющемуся настрою духовного со-
стояния Анны от минимальной к максимальной интен-
-сивпости чувства и от минимальной к максимальной интен-
сивности разума, мы могли бы мысленно наблюдать, .как мак-
симум чувства .пытается вовсе исключить разум -и, нао-бо-рот,
как максимум разума пытается вовсе исключить чувство:
ведь по линии переживания в смысле aiaibjtLxos, в смысле
эмоции, человеческой /психике неовойствению «считать», тог-
да как по линии рассудка в смысле дескрипции и анализа
ума она должна все «сосчитать» и на результатах только та-
ких холодных «подсчетов» сгро.ить систему своих суждений.
Во всяко'М случае, так мы должны ста-вить вопрос в связи с
занимающей нас аналогией. А это значит, "что в лице внутрен-
них противоречий и мгновенно совершаемых 'Изменений в ду-
ховном состоянии Анны Карениной естественно данная тен-
денция человеческой психики к поляризации своих рассудоч-
.ных и эмоциональных аспактов более чем очевидна.
Но ка.к реализовать эту, саму по себе полезную тенден-
цию или вообще можно ли реализовать ее в смысле полной
свободы и независимости чувства или разума? И вот, когда
нас спрашивают не о том, как должно .быть в случае, если
дать возможность реализации естественной тенденции чув-
егьа и разума к крайней поляризации, а о том, что па самом
дел^. получается в результате их усилий d этом направлении,
•мы, судя по той же резко меняющейся а.мшштуде колебаний
духовного состояния Анны i<aiK между минимальной и макси-
мальной интенсивностью чувства (эмоции), так и между ми-
нимальной и максимальной интенсивностью разума, должны
показать, что максимуму чувству никак не уйти от минимума
разума, ка.к и, наоборот, максимуму разума .никак не уйти от
минимума чувства (эмоции), ведь «чистое чувство» так же
невозможно, как и «чистый разум».
Всякое максимально выраженное чувство (эмоция), по-
добное великому чувству (эмоции) Анны, неминуемо гибнет,
отказавшись вступить в тесную связь с разумом, так же как
•и наоборот. В этом суть возвышенной трагедии Анны. Анна
ошиблась, потребовав от своего 'чувства невозможного57. С
Ь7 Так, проследим за перепадами состояния сознания Липы Карениной,
когда она, следуя волнам чулетна, любит нее больше и больше. Тогда Липа не
слышит, пли почти не слышит, зона разума. Но что же это за разум, который
все прощает чувству? И только тогда, когдп маятник сознания Липы начинает
реагировать па сигналы разума, нее изменяется и нам предстает с опер шоп и о
иная картина: или она должна последовать призыву сноего чувства п социаль-
27. Л. Е. Шсрозия 417

этой точки- з'речмя, трагедия-Анны Карениной .непосредственна
напоминает о трагедии Зренфеста, критический разум .кото-
рого погиб из-за того; что просто отказался пойти на компро-
мисс. Эти" факты более чгм поучительны для специалистов,
заки-маютцяхея внутренней динамикой познания и пережива-
ния мира.
Отсюда IT неизбежность в синтетической, а порой и впол-
не конструктивной активности сознания при резмо выражен-
ной тенденции к поляризации его рассудочных и эмоциональ-
ных аспектов. РГ нужно сказать, что, в конечном счете, чело-
но погибнуть как мать, как супруга, или же последовать зову своего разума'
и погибнуть как субъект большой любви. Кто не помнит, как часто
каменеет Анна, задумавшись над этой дилеммой; она колеблется в выборе
решения, она не знает, как е/'г поступить, так же, как Гамлет в свое время не
знал (во всяком случае, он в этом сомневался), как.)й ответ он должен дер-
жать перед призраком отца. И тут, и там дело кончается трагедией. Впрочем,
в плане разума сознание Лнны все рассчитывает и лишь в соответствии с этим
расчетом выносит заключения, тогда как в плане эмоции (переживания, в
широком смысле слова) оно ничего, или совсем ничего, не учитывает, во вся-
ком случае сознание Лниы в этом отношении проявляет явно выраженную
тенленцига дать свободу чувству, что часто сталкивает п ней чувства с инте-
ресами разума, и тогда начинается конфликт между этими двумя проявления-
ми ее сознания. Это каждый раз выражается в тем, что в этом конфликте ра-
зум хочет взять от нее свой максимум, тогда как чувство также желает полу-
чись от нее свой максимум.. Pf если бы это принципиально было возможно, то
также принципиально были бы возможны и «чистый разум», и «чистое чунст-
во», и тогда трагедия Анны никогда не завершилась бы ни так красиво и ни
так безобразно. Причем о данис-м случае Анна Каренина—для нас нестоль-
ко героиня из одноименного романа Льва Толстого, которую мы должны
были бы рассматривать, разбирая это произведение по общей целеустремлен-
ности толстологов, сколько вообще человек, судьба которого фактически мо-
жет постичь каждого из нас. Иначе мы вовсе не имели бы права привести ее
в качестве примера синтетической, а порой и вполне конструктив!.o:i активно-
сти человеческого сознания при ярко выраженной поляризации его рассудо-
чных и эмоциональных аспектов, как и рассмотреть трагедию Анны без соот-
ветствующих достижении современной литературной критики. Б современ-
ной литературной критике немало работ, касающихся этого произведения,
частности трагедии его основной героини—трагедии Анны. Но, к сожале-
нию, ни в одной из этих работ по сущее г и у не затрагивается психологический
аспект этой проблемы в свете общей теории сознания и бессознательного пси-
хического как общей теории личности, их носителя, иа основе ее «единой ус-
тановки», А., между тем, от такого подхода к данной проблеме, как и к проб-
леме внутренней целостности человеческой психики вообще, во многом зави-
сит успех ее возможных интерпретаций.
418

öeLL£wK'V сознание xopöiuo справляется с этой трудной зада-
чей. Это бесспорный факт. Но как объяснить его, этот факт?
На основании чего происходит синтетическая активность соз-
нания )три .резко выраженной тенденции >к поляризации его
рассудочных (наук.а) и эмоциональных («искусство) аспектов?
И почему почти всегда отсутствует фактически реальная воз-
можность для интуиции — проявляться в виде «чистой ин-
туиции» и для разума — проявляться ,в 'виде -«ч-истаго (ра-
зума»?.
Серьезно ответить на все эти вопросы, не расставаясь пр.и
этом со строго научной точкой зрения, — задача весьма не
легкая. Наука еще не ответила должным образам ни на один
из этих вопросов. Поэтому, нам, в лер;вую очередь, следует
•позаботиться о той общей теории сознания и бессознательно-
го психического, вооружившись .которой мы могли бы подой-
ти к рассмотрению этих вопросов.
Для этого, думается, нужно заранее уточнить ту особую
и исходную психическую систему отражения, через которую
■одновременно и с одинаковой интенсивностью поступает не-
обходимая информация, питаюшая как рассудочную (интел-
лектуальную), так и интуитивную ^эмоциональную) актив-
ность vm;>. В противном случае, мам, очевидно, не уда.сгся
установить ни причины естественной поляризации рассудоч-
ных и интуитивных аспектов человеческого сознания, ни при-
чины их совместных синтетических усилий, в силу которых в
дознании в определенной мере почти всегда сочетаются
оое эти формы постижения.
Нм -кажется, что, судя то той ^характеристике «установ-
ки, которую ей даем мы, ома как раз и представляет собой
тот «концепт», который больше всего подходит для решения
лачней задач.и. Ведь, .по этой характеристике, «она — фактор,
одинаково определяющий все, что исходит от субъекта, каж-
дый вид и форму его активности, в частности, как чувствен-
ную, так и интеллектуальную. Иначе это означает, что в своей
основе всякий поток активности человека один и тот же, по-
скольку все они исходят от установки ,и все они являются ее
реализацией»58.
И действительно, установка мак «принцип отражения» и
«сумма информации», как «модус системы» и «основа объек-
тивации» способна выполнить роль посредника между пси-
хическим (субъективным) и физическим (объективным), а
64 Д. Н. У з II и д зс , Внутренняя форма языка. Психологические ис-
следования, М., 1966, стр. 444.
419

следовательно, и роль единой инстанции всякого рода психи-
ческих усилий, в которой информация, приходная для рассу-
дочной активности сознания, ничем не отличается от инфор-
мации, пригодной для интуитивной активности того же созна-
ния; нельзя оказать, что на уровне установочного отражения
действительности мы имеем дело с оценочной классифика-
цией самой информации, поступающей в него .и посредством
него посылаемой .в систему сознания, так как в системе созна-
ния вся эта информация, без исключений, подвергается даль-
нейшей проверке 'и полной трансформации. Причем, транс-
формация эта происходит как по линии рассудочной, так и по
линии интуитивной активности сознания. Поэтому совершен-
но естественно считать, что в лице интересующего нас фено-
мена установки мы имеем дело с единым источником ка.к для
рассудочной, так и для интуитивной активности человека
внутри целостной системы его психики — сознания и бессоз-
нательного. Стало быть, всякое метафизическое противопо-
ставление рассудочных и интуитивных аспектов сознания, как
и всей человеческой психики [вообще, лишено достаточных
оснований.
А это значит, 1что само понятие установки полностью объ-
ясняет naiM механизм внутреннего единства синтетическо-й ак-
тивности сознаяия: «/Сознание,—говорит Узнадзе,—не.п-рсд-
мег, чтобы оно .проявлялось в раз и навсегда выточенном, не-
изменном виде. Оно — больше процесс, .который в каждом от-
дельном случае проходит несколько ступеней развития. Его
истоки мы, конечно, должны искать >в первичном отражении
'действительности, в т. н. установке: всякое сознание опи-
рается на нее .и исходит от нее»59.
■ (.2) Теперь, когда единая установка личности осмыслена
нами и как единая инстанция всякого рода ее психических
усилив через которую почти одновременно и с одинаковой
(интенсивностью посылается ей необходимая информация KaiK
для рассудочной (интеллектуальной), так и для эмоциональ-
ной (интуитивной) активности ума, не представляет трудно-
сти обнаружить односторонность всякой интерпретации искус-
ства, основанной на психологической теории эстетизма, в
частности на общей теории игры Спенсера. Ведь, по Спенсеру
и другим антиутилитаристам его ориентации, поскольку они
прицержаваются позиции чистой эстетики, искусство, как и
innpa, не имеет никакой цели, гКроме наслаждения от непо-
средственно переживаемого чувства, от великой радости или
50 Д. Н. У з и а д з е , Общля психология, стр. 95.
420

печали, от лр.о:клятия или восхваления, когда все веши идут,
ласкаясь, на речь человека, что'бы выразиться в соответствую-
щих ^символах» и таким образом раскрыть ему «слова всяко-
го бытия» (Ницше).
В этом отношении искусство во многом действительно на-
поминает о детской игре, м-е имеющей никакой цели, кроме
удовольствия. Поэтому для тех, кто правильно лонял меха-
низм «бесцельной игры» человека, может быть некоторым об-
разом понятен и механизм «игры» сущностных сил его твор-
чества, -ибо, шодобно детской «бесцельной игре», искусство
так или иначе всегда строится не в «расчете» на естественные
нужды 'человека, wo в »«расчете» на его эстетические потребно-
сти, т. е. ва потребность получать удовольствие и наслаж-
даться, как со всеми остальными, так и с самим собой, илк
же щросто отвернуться (как от того, так -и от другого60. Ошиб-
ка Спенсера, как и прочих ант.иутил.итар.истов его ориента-
ции, заключается не в том, или не столько в том, что они, го-
воря о происхождении искусства, во многих отношениях су-
дят о нем по аналогии с игрой, но в там, что им никак не уда-
ется правильно разобраться н,и в сущностных силах «бес-
цельной игры» человека, ни в «игре» сущностных сил его
творчества.
Начнем со специальной психологической теории Спенсе-
ра, следуя той интерпретации, которую дает ей Узнадзе при
изложении авоей об-щей теории игры с точки зрения психо-
логии установки.
Надо полагать, что Crvucepy было известно, при каком
именно соотношении вещей можно говорить о психологи lec-
60 Ср. Г В. Плеханов, Литература и эстетика, т.1, Теория искус-
ства и история эстетической мысли. М., 1958, стр. 100: для общественного
человека, как справедливо отмечает он, утилитарная точка зрения вовсе не
совпадает с эстетической, нет, «Польза познается рассудком; красота— со-
зерцательной способностью. Область первой— расчет; область второй —
инстинкт. Притом же— н это необходимо помнить— область, принадлежа-
щая созерцательной способности, несравненно шире области рассудка: нас-
лаждаясь тем, что кажется ему прекрасным, общественный человек почти ни-
когда не отдает себе отчета в той пользе, с представлением о которой связы-
вается у него представление об этом предмете. В огромнейшем большинстве
случаев эта польза могла бы быть откПыта только научным анализом. Глав-
ная отличительная черта эстетического наслаждения— его непосредствен-
ность. Но польза все-таки существует; она все-таки лежит в основе эстетичес-
кого наслаждения (напоминаем, что речь идет не об отдельном лице, а об
общественном человеке); если бы ее не было, то предмет ле казался бы прек-
расным».
421

кой проблеме игры, в частности о .проблеме игры ребенка:
наблюдая над трудовой деятельностью человека, легко заме-
тить, что любой (предмет труда обнаруживает свою ценность
только после его соответствующей обработки, тогда как в
случаях игры, наоборот, всякий .предмет игры сохраняет свою
ценность только до 1Конца соответствующего процесса, ih что
если субъект труда та,к пли иначе всегда удошлствсфяет ту
или иную субстанциональную, если можно так выразиться,
потребность в результате трудовой деятельности, то перед иг-
рой, при ее естественной организации, почти никогда не стоит
инок задачи, кроме наслаждения. Игра «бесцельна» £ смысле
удовлетворения какой-нибудь определенной субстанциональ-
ной потребности, но не в смысле упорядоченности самих дей-
ствий, осуществляемых в ней. Отсюда и две стороны основ-
ного зопроса психологической теории игры: (а) что заставля-
ет ребенка и нас, взрослых, играть, т. е. совершать такие
«бесполезные» и «бесцельные» действия? и (б) что мы долж-
ны положить в основу упорядоченности действий, связанных
игрой?
Спенсер отвечает на эти вопросы так: в организме ребен-
ка, как и взрослых, 'всегда скоп лишается больше энергии, чем
ему нуж1Но для удовлетворения актуальных потребностей в
■смысле iiiim'öhiho тех субстанциональных, iho нета-к ;иазываемы,х
падстэоечных, вторичных потребностей, о когорыл р;.»чь идет
ib эстетике; эта .избыточная энергия .стремится (быть попользо-
ванной и проявляется в виде таких движений, которые не
имеют ничего общего с удовлетворением актуальных потреб-
ностей и которые поэтому «составляют содержание .«дары» сущ-
ностных сил человека. Игра, по Спенсеру, служит цели «раз-
грузки» от избыточной энергии, хотя эта цель субъективно
вовсе не переживается ни ребенком, ни взрослым: она состав-
ляет объективный аспект их игровых действий.
Как справедливо отмечает Узнадзе, теория Спенсера, без-
условно, ставит перед собой и дает ответы на многие вопро-
сы. Однако сюда относятся лишь частные вопросы теории иг-
ры. В целом же у Спенсера нет ответа ни на вопрос, почему
тенденция высвобождения избыточной энергии должна про-
являться мменно в виде игровых действий, ни на вопрос о том,
откуда берется упорядоченность движений связанных с та-
кими действиями. На эти вопросы нет удовлетворительного
ответа и в известной теории игры Гросса, по .которой игра
приводит в действие те функции человека, которые впослед-
ствии понадобятся ему для разрешения жизненно необходи-
мых задач. Отсюда и соответствующее положение Гросса:
труд — дитя игры, которая предшествует ему во времени; иг-
422

ра подготовляет человека (и животное) к яго будущей тру-
довой деятельности в смысле удовлетворения той или иной
утилитарной цели. Но это значит, у Гросса упускается из
виду социальная обусловленность игры. Однако с точки зре-
ния общестша |(,вида), но не индивида, как личностной особи,
так рассуждать недопустимо61.
Кроме ioro, по справедливому замечанию того же Уз-
надзе» ни теория Опенсера, »и теория Гросса не уделяют
должного внимания той радости (удовольствию), которая
сопповождает каждую игру. Этой стороны яолроса касается
теория игры Бюлера, согласно которой сущность игры заклю-
чается и так называемом функциональном, но не каком-либо
ином, удавольст1вии, точнее, в удовольствии, получаемом 'В.
результате действия данной функции (FunktionsJast). Та:ким
образом, теория Бюлера ограничивается по сути одним толь-
ко указанием на функциональное удовольствие к а« на необ-
ходимый 'фактор мировых действий, тогда как в первую оче-
редь ей следовало бы объяснить шрироду самого этого удо-
вольствия, а вместе с тем и другие факторы игровых дей-
ствий.
И, накопоц, попытавшись дать объяснение этому вопро-
су, Узнадзе .предложил свою теорию игры, мзвест.тую лот.
именем теории функциональной тенденции: «Согласно нашей
теории, -- говорит он, — основную сутъ игры, ее вну1репню:о
лрироду, составляет активация биологически неактуальных
возможной ей, вызванная импульсом функциФнальной те-н-
демци!:»82. Непосредственная связь этой теории с более об-
щей теорией автора — теорией установки очевидна: «По-
скольку тонятие установки имеет существенное значение для
понимания поведения человека, не подлежит сомнению, что
и при решении данной задачи оно должно играть такую же
роль»63. Более того, понятие функциональной тенденции, по-
скольку под ним имеется в виду «и нтер функциональная це-
лостность» личности, .во многом совпадает -с понятием той
«единой установки» данной л.ичности, которая по своему про-
исхождению является феноменом «внутреннего образования»,
61 Ср. Г. В. П ле х а и п н , Указ. соч., стр. 62.
в2 Д. Н.Уз н а д в(е ., Панхолтия ребенка, Тб., 1947, стр. 128 (на груз,
■яз.). Впервыг в систематическом виде эта теория была предложена в 1933 го-
ду, в связи с изложением автором системы своих взглядов о целостном струк-
туре ребенка как предмета педагогических наук.
0:1 Д. :Н. Узнадзе, Формы поведения человека. Экспериментальные
(исследования но психологии усталавкп.. т.. Я. Тб.., 1963., *стр.. Л.
423

точнее с установкой, возникшей, но, по той или иной причине^
нереализованной в 'Прошлом. Поэтому естественно, что в ос-
нове такой установки, а следовательно, и функциональной,
тенденции личности в целом, лежат внутренние, но не внеш-
ние импульсы побуждения и что поведение, обусловленное
этими факторами, относится к числу интрогенных, но не эк-
стсфогенных явлений.
По теории Узнадзе, игра является некой «генеральной
формой поведения»: содержание игры могут составить все
формы экстерогенното и интрогешшго поведения. Вернее, она
напоминает о том или ином «серьезном поведении»: в той или
иной мере в ней всегда разыгрывается серьезная жизнь че-
ловека; игра —• нечто иное, она — представление этой жизни.
Тем не менее она порождена не необходимостью удовлетво-
рения субстанциональных потребностей, а фактическим нали-
чием «комплексов определенных сил и имшулысамн их функ-
циональной тенденции»64, в силу чего в сущности она отно-
сится к числу интрогенных форм поведения человека. Ибо
нельзя допустить, чтобы случаи активности, стимулированные
целью удовлетворения субстанциональных потребностей, мог-
ли бы всецело удовлетворить потребности человека в. актив-
ности, наоборот, человеку совершенно необходима «свобод-
ная игра сил»65.
Но, деля та« принципиально человеческую активность на
интрогенные и эгетерогенные формы поведения; в частности^
рассматривая игру как некую «генеральную форму» челове-
ческой активности, теории Узнадзе, в первую очередь, следо-
вало отчитаться реред теми теориями, согласно которым по-
йти ©се интрогенные (и экстерагенные) поведения человека,,
в том числе и его художественное творчество, происходят лз
игры, в частности перед известной в таком амплуа теорией
художественного творчества Шилшера и- Гросса66: Поэтому
64 Д. Н. Узнадзе, Указ. соч. стр. 22.
85 Т а м же, стр. 22—23; «Игра есть спонтанное, свободнее действие
сил человека».
06 См., например, Ф.Шиллер, Статьи но эстетике, М.—Л. 1935: «Че-
ловек играет только тогда, когда сн в полном значении слова человек, и он
бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет» (стр. 245), ибо «из всех
состояний человека именно игра и только игра делает его совершенным и сра-
зу раскрывает его двойственную природу» (стр. 244). Как справедливо отме-
чают Гильберт и Кун, по Шиллеру, задача человека,, как существа, сочетаю -
щего в себе материальное и духовное начала, в том,, чтобы следить за равно-
весием обоих этих побуждений. Чтобы сохранить это равновесие, как поис-
тине свойственное человеческой природе состояние, Шиллер вводит третье-
424

вполне естественно, что Узнадзе сразу же дает знать о суще-
ственном различии, своей теории от этих теорий, вовсе не иг-
норируя при этом их бес-опорные наблюдения при сравнитель-
но й оценке игровых действий и художественного творчества.
Он шишет: «сПо скольку оии оба—и художественное творче-
ство и .игра — представляют собой формы поведения, возни-
кающие на основе нереализованных установок и функцио-
нальной тенденции, они (т. е. теории художественного твор-
чества типа теории Шиллера и Гросса — А. Ш.) основаны,
на здравом смысле. Однако, поскольку обе эти формы пове-
дения все же специфически различны, общего между ними,,
кроме указанного, не может быть ничего»67.
(3) Стало 'быть, теория Узнадзе исходит из специфичес-
кого различия, но никак не принципиального тождества меж-
ду художественным творчеством и игровыми действиями,
как это утверждают представители эстетической школы Шил-
лера, согласно воззрениям которых искусство представляет
■собой одно л.ишь простое воплощение человеческого стрем-
ления к игре «сущностных сил». »При этом считаем нужным:
обратить внимание на следующее:
(а) Если реальное отсутствие в процессе-всякого подлин-
ного художественного творчества намерения создать про-
дукт, способный удовлетворить ту или иную субстанциональ-
ную потребность человека, у теоретиков искусства ш.иллеров-
ского толка служит достаточным основанием так называемо-
го эстетизма, то Узнадзе, наоборот, полагает, что нет никаких
оснований думать, что импульс художественного творчества
идет от потребности в эстетическом .наслаждении: «Говорить,,
что и художником движет какая-то определенная потреб-
ность, пусть даже потребность эстетического удовольствия,
и он стремится создать художественное произведение, спо-
собное удовлетворить эту потребность, — нельзя. Если бьг
дело -было в удовлетворении потребности эстетического на-
слаждения, вероятно никогда бы не возникал импульс соб-
«побужденне»— стремление к игре, представляющее собой «красоту и искус-
ство». Причем «идея игры не выдвигается, как вгиследетвии у Спенсера,
лишь как понятие, противоположное инстинкту сохранения жизни. Она,,
скорее, подразумевлет двойное отрицание. Игра, или состояние, ведется сог-
ласно правилам. Но эти правила — плод фантазии играющих. Они не диктуют-
ся ни естественной необходимостью (чувственным побуждением)» нн зако-
ном нравственности (побуждением к форме). Они— воплощение законности»-
(К- Г и л ь б е р т, Т. К у н, История эстетики, М.. 1960, стр. 386). Отсю-
да и известное положение Шиллера о красоте как о «свободе в явлении».
07 Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 27.
425.

ственного художественного творчества»68. Ведь, ни у одного
художника нет гарантии создать праиз.веден.ие, которым бы
;он при любых обстоятельствах мог всесторонне удо*влетво-
рить свою потребность в эстет »ческам наслаждении. Да и,
кроме этого, разве каждый художник не сумеет найти соот-
ветствующий «предмет» удовлетворения своих эстетических
потребностей в сокровищнице культуры., прежде чем са'М соз-
даст его?!
(б) Но если для художника не гл.а-вное — создать про-
изведение, максимально удовлетворяющее его собственную
потребность в 'эстетичеомм наслаждении, то к чему же он
стремится в процессе своего творчества? При каких обсто-
ятельствах чувствует он удовлетворение от своего творчест-
ва? И если не (потребности в эстетическом наслажде-
нии, то чему же служит это творчество? Является
ли художественное творчество «отражением» объективной
реальности в смысле ее «отражения» »в науке вообще? Все
это — коренные вопросы научной рефлексии над творческой
'Способностью человека, и почти на все эти вопросы находит
соответствующие ответы занимающая нас теория художе-
ственного творчества: «Художественные произведен™ назы-
ваются художественными не потому, что они адекватно изо-
бражают нечто объективно существующее. Если бы это было
так, то велгочайшмм искусством была бы фотография. На
самом же деле, несмотря на возможность точнейшего изобра-
жения действительности, никто не относит ее к искусству.
Нет, искусство не служит цели буквально точного изображе-
ния объективно .данных предметов; его задачей является вы-
ражение интимных установок самого художника. Искусство—
это форма воплощения внутреннего, и поэтому оно дает не
фотографическую репродукцию действительности, а, в поряд-
ке объективации установок личности художника, создает но-
вые формы действительности. Но если произведение искус-
ства есть объективация интимных установок художника, то,
следовательно, оно является обогащением существующей
.действительности, созиданием, творчество-м новой действи-
тельности»69 Цричем — и это необходимо помнить — эти
"н Д. Н. Уз надзе , Указ. соч. стр. 26.
°'J Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., сгр. 25—27. (Еще Аристотель знал, что в
поэзии, как и во всгком искусстве, «идея загадки» та, что «говоря о действитель-
но существующем, соединяют вместе с тем совершенно невозможное. Посред-
ством связи (общеупотребительных) слсв достичь этого нельзя, а посредством
метафоры— возможно» и что поэтому, если поэт «задумал что-нибудь само
по себе неправильное, например лошадь, сразу подмявшую сбе правые ноги,
426

установки, при р&ализ'ащии которых художник сам создает
себе предмет своего творчества, содействуя тем самым обо-
гащению объективной действительности, суть лервичные фор-
мы его внутреннего (бытия, само его «внутреннее бытие», по-
скольку, в конечном счете, оно всегда обусловлено его прак-
тическим и теоретическим отношением к данной дйствитель-
ности, но не метафизическим отказом от нее. Ведь принцип
объективной детерминации установки, как основной принцип
психологической концепции Узнадзе, всецело распространяет-
ся и на «-интимные установки», что делает эту 'концепцию, не
в пример идеалистическим интерпретациям установки и соот-
илп сделал ошибку, касающуюся особенного искусства, например врачебно-
го пли другого, или если бы он сочинил что бы то ни было невозможнее, то
это ошибка, не касающаяся самого искусства поэзии» (Аристотель,
"Об искусстве поэшн, М.. J9"г7. стр. 114, 128; при этом вспомним, как харак
терно и как непосредственно репрезентируется его «идея загадки» в одной
из известных картин Т Жермко — «Скачки в Ипсоме», против критиков ко-
торой, впрочем, в свое время выступил Роден: «они критикуютЖерико за то,
что в его «Скачках в Ипсоме» лошади мчатся во весь опор, выбрасывая одно-
временно ноги вперед и назад. Они говорят, что моментальная фотография
никогда не дает подобного изображения. Однако я думаю, что пр?в Жерико,
а не фотография, так как его лошади на егмем геле скачут»— Роден ,
Сборник статен о литературе, М., 1960, стр. 49). Особое значение в этом от-
ношении приобретают известные слова Маркса относительно мифологичес-
кой основы греческого искусства, прямо-таки констатирующие мысль о бес-
сознательной переработке информации в художественном творчестве: «Пред-
посылкой греческого искусства является греческая мифология, т. е. природа
н сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художест-
венным образом народной фантазией. Это его материал» (К. Маркс и Ф.
Энгельс Соч., т. 1.2, стр. 737). В сущности в этом и заключается весь
смысл того» почему художник вечно есперпт и соревнуется с природой» (Л е-
■о -н а р д о да В и н ч и, Избр. произведения, т. 2, М.—Л. 1935, стр. 88),
но не рабски копирует «все буквы из великого букваря природы» (Гёте,
Собр. соч., т. 10.. М —Л., 1937, стр. 4С0). Даже великий интеллектуаЛ1.ст Де-
карт считает, что искусство создается «в состоянии экстаза и с помощью во-
ображения». Воображение суть основная эстетическая характеристика чело-
веческой психики, не говоря уж о том, что вместе с тем она одна из основных
собственпопсихолсгических и гкогеологических характеристик данной пси-
хики. Причем и в тем и в ;-ругсм отношении само это воображение скорее
результат совместной, а может быть и конструктивной активности сознания
п бессознательного психического, нежели какой-либо из этих способностей
человека, отдельно взятой. Во всяком случае воображение с его ярко выра-
женной тенденцией к метафоре (символизации вообще) больше обязано бес-
ч-с оз нател ь н ом у пе и хи чес к ом у.)
427

вет.ствующим и*м концепциям художественного творчества, ДО:
ста точно гибкой и результативной при научной рофлекоии•
над художественным творчеством.
1В свете данного понимания, «импульс художественного
творчества, несомненно, надо .искать в стремлении к в от лоще-
нию установок художника и, следовательно, в стремлении к их
завершению идеализации. Художественное творчество суть
борьба за адекватное воплощение установок художника, и яс-
но, что, чем более успешна эта борыба, чем более адекватны, в
отам смысле, формы, наводимые (художником, тем больше
удовлетворения приносит творцу процесс творчества70 Отсю-
да и соответствующее положение автора о художественном
творчестве как об одной из форм такого поведения, импульс
которого проистекает из недр функциональной тенденции и
место которого, поэтому, следовало бы и окать среди интро-
генных форм .поведения человека.
(в) Пр,и .всем процессуальном характере всех интроген-
iHbiix форм поведения, художественное творчество все же пред-
ставляет собой среди них определенное исключение: «Про-
дукт, произведение, играет там значительно большую роль.
в течение всего процесса поведения и его характера, чем в.
инсим другом случае. Степень, щ какой находит здесь удов-
летворение функциональная тенденция, аависит, в конечном
счете, от того, каким будет продукт творчества; степень же.
удовлетворению субъектом процессуальной стороной творче-
ства, в конце концов зависит от того, насколько адекватно,
воплощены в произведении искусства его (субъекта) внутрен-
ние переживания. Идея произведения искусства не только«
ежеминутно определяет процесс творчества, но и зовет к окон-
чанию и завершению. Процесс художественного творчества,
потеряет свой смысл, если он прекратится до завершения про-
изведения»71. Это значит, что в основе искусства ле&кит ин-
тимное стремление человека к совершенству. Определенную-
долю истины содержит в себ-е известное положение Аристо-
теля, -гласящее, что незаконченное в природе доканчивается,
искусством..
'(г) Совершенно иначе обстоит дело, -например, ,в случае*
игровых действий: «(Каждый отрезок процесса имеет здесь
свою независимую ценность, а (потому, и принципиально и
фактически, он /может прекратиться в любой момент. Так же
и в развлечении и, в сущности, и-в.опорте»72. Не одно-и то же^
70 Д. Н. У з н а.д з.е , Указ..соч. .сгр. 27..
71 Там. ж е:
72 T а м же.
42 &

когда в войну чягр'-а-ют дети 'и когда войну представляют на
-сцене: в -первом случае игра протекает свободно и каждый из
ее участников .поступает так, ка;к ему вздумается: он может,
тогда пожелает, да/же и бросить игру, и от этого почш ниче-
го ч-ге 'Изменится. iB случае же, ;когда в войну играют на сце-
не, дело обстоит совсем »иначе. |Ведь тенденция к соответ-
ствующему воплощению войны «придает здесь 'поведению, от
•начала до конца, определенно подневольный характер, тогда
как в случае обычной игры «'В1войну», каждый ее момент име-
ет .самостоятельное значение, по существу не определяя це-
лого, «будучи сам обусловлен этим 'последним». Но это ,не
значит, что представление войны на сцене (художественное
творчество) 'И игра в.-войну, с точки зрения психологии, в
ко^не отличаются друг от друга: .«Несмотря на то, что в обо-
их случаях в центре интереса участников стоит само действие
или сама активность, в случае игры эта активность психоло-
гически в 'каждый данный момент независима, в случае же
•художественного творчества, — неразрывна с целым, от на-
чала до .конца определена им. Отдельные акты поведения там
са'ми по себе имеют значение, здесь же они являются только
средствами, служащими идее воплощения целого»73.
(д) Что же касается -феномена эстетического наслажде-
ния, согласно занимающей здесь нас теории, он в сущности
■составляет «иную .категорию интрогенных явлений, чем само
художественное творчество: «если среди интрогенных форм
.поведения в ладе художественного творчества мы имеем дело
с аналогом труда, то в лице эстетического наслаждения на-
лицо аналог поведения потребления»74. Дело в том, что в слу-
чае, когда мы удовлетворяем .наши потребности в эстетичес-
ком наслаждении, удовлетворение этих потребностей произ-
.во'дитея «не самим предметом, а реализацией тех актов, ко-
торые возникают под воздействием предмета—произведения
.искусства, — т. е. эстетическим созерцанием»75. А это значит,
что в основе художественного творчества нельзя видеть по-
требность человека в эстетическом наслаждении. Эстетичес-
кое .наслаждение, а следовательно, и сама потребность в та-
ком наслаждении, скорее (подразумевает н а л и ч и е предме-
та, могущего удовлетворить эту потребность, тогда как худо-
жественное творчество, -будучи индивидуальным процессом,
наоборот, ставит себе цель создать такой предмет. Отсюда и
.всеобщий характер так называемых эстетических суждений.
7Л Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 28.
74 Там же, стр. 29.
76 Т а м ж е

самого искусства воабще. Кстати, не исключена возможность,,
•что в основе такого обобществления искусства лежит «цен-
ностно-устано'вочна.я общность»76. Ценность же эстетических
наслаждений ка;к непосредственных переживаний человека
заключается в ihx индивидуальности. Во вся-ком случае, «цен-
ность 'Художественного творчества как эстетического .процес-
са и ценность эстетического наслаждения иса-К непосредствен-
ного (переживания соответствующего предмета не одна и
та же.
(4) Но это еще не значит, что, KaiK определенные формы.
'интрогенного повешения, эстетическое наслаждение, с одной
стороны, и игра, с другой, не имеют ни1ка1КИ(х родственных от-
н аш е ни й с с а м и;м худ о ж ествен н ы-м тв ор ч ее тв ом к а-к синтетичс-
ской активностью человеческого сознания. Такой вывод узел:
бы нас далеко от интересующей нас теории художественного
творчества. Ведь она, наоборот, во многих отношениях руко-
водствуется тем, что все эти формы поведения -в сущности
ггроисходят из одного "и того же источника — из так называе-
мых нереализованных «интимных установок» личности, воз-
никновение .и реализация .которых возможны не иначе как
через «интерфункциональные тенденции», характерные для
целостной структуры данной личности. \Приче1М, интересующая
нас теория считает, что среди упомянутых форм поведения
игра представляет собой некую «генеральную форму» поведе-
ния. И, тем не менее, вопреки утверждениям эстетической
школы Шиллера и других антиутилитаристов, она весьма на-
стойчиво напоминает о там, что скорее эстетическую сущ-
ность игры и сопутствующего ей чувства наслаждения следо-
вало бы объяснить 'посредством теории художественного твор-
чества, нежели, наоборот, теорией игры объяснить эстети-
ческую сущность художественного творчества, тем более,
если под понятием игры разуметь '«игру по правилам», но не
«игру как инстинкт сохранения жизни».
Именно этот подход и послужил для Узнадзе тем ключом,
который позволил понять, что представление войны на сцене
(|феномеи художественного творчества вообще) отличается от
обычной игры в войну ('феномена игровых действий вообще),
несмотря на то, что в лице «интимных установок» индивида
оба эти акта поведения имеют один и тот же источник по-
буждения. Как оказалось, основное феноменологическое раз-
личие заключается в том, что если в процессе художестве нн о -
76 См. В. М. Квачахия, Взаимосвязь форм оби [естве иного сознания
и проблема эстетической ценности, Тб., 1965.
430

го творчества .соответствующие установки подвергаются стро-
гой объективации, то в случае ипровых действий они свобод-
ны от такого .рода «насилия».
Это вовсе, однако, не значит, что сами «'интимные уста-
новки» как внутренние импульсы побуждения к .художествен-
ному творчеству являются п;ри этом предметом непосредствен-
ного переживания. |Нет, согласно Узнадзе и сторонникам его
ориентации, основная мысль о непосредственно 'бессознатель-
ной модификации феномена установки распространяется и на
«интимные установки», лежащие в основе художественного-
творчества, и на («интимные установки», лежащие в оонозе
игровых действий, тем более, что обе эти категории установок
связаны с «'интерфунациональной целостностью» действия
личности. Кстати, в арсенале пру з и неких пюихологов, занимаю-
щихся проблемой установки, можно найти немало экспери-
ментальных фактов, подтверждающих «правильность данной
постановки вопроса. Наиболее характерными и ценными в
этом отношении являются экспериментальные дан.ные Р. Г.
Натадзе, добытые им при выяснении Бнутрен.ней закономер-
ности установочного действия (воображения, .в связ.и со сцени-
ческим воплощением художественного образа77.
-Неслучайно, что в ладе «интимных установок» Р. Г. На-
тадзе и находит тот импульс творчества, который так легко
объясняет .механизм 'предварительного «позыва на действие»
и '«сценического убеждения», о которых шла (речь у К. С. Ста-
ниславского, отводившего в своей системе «столь важную роль
бессознательному психическому как исходной основе сцени-
ческого перевоплощения об.раза. «Установка, к которой мы
сводим состояние этого своеобразного «сценического убежде-
ния», согласно Узнадзе, не представляет собой явления, об-
ладающего шриродой переживания, —это целостная модифи-
кация индивида, внутренняя переструктуровка целостного
субъекта, она — состояние всего индивида»78..
В принципе не согласившись с этим, трудно (было бы до
конца по.нять, что именно имеет в виду К. 'С. Станиславский
(под этим самым часто фигурирующим у него бессознатель-
ным психическим как одним из основных психических фак-
торов художественного творчества вообще, сценического пе-
ревоплощения образа, -в частности. Или объяснить, например,
его понятие «бессознательной задачи» как внутреннего «позы-
ва к действию». «Самая лучшая творческая задача, — го-
77 См. Р. Г. Натадзе. Установочное действие кообрэжеппя, Тб.,
1957 (на груз. яз.).
78 T а м ж е , стр. 123.
431

ворит он. — та, которая захватывает чувство артиста сразу,
■э м оц.ио.н а л ь но, бессознательно и ведет интуитив-
.но к верной основной цели пьесы. Такая бессознательная,
..эмоциональная задача сильна своей природной .непосред-
ственностью», так .как ««при этом уму остается только кон-
статировать 'илм оценивать .полученные творческие результа-
ты»79.
Причем, .в определенном смысле сведение такого рода
«бессознательного психического переживания у Станиславско-
го, — как основного психологического фактора художествен-
ного творчества вообще и сценического 'перевоплощения обра-
за в частности, — к .нереализованным «интимным установ-
кам», ставшим на путь реашшавди 'через интерфункциональ-
ные тенденции художника изнутри исходящие, тем более оп-
равдано, что в лице «творческой задачи» само это бессозна-
тельное психическое переживание, по мысли Станиславского,
.•складывается как некий внутренний «шозьцв к действию» во
время творческого экстаза: «Зарождающиеся во м.не твор-
ческие хотения, стремления, естественно вызывают позывы к
.действию. Но .позывы к действию еще .не само действие. Меж-
ду позывом ,к действию и самим действием — разница. По-
зыв — внутренний толчок, еще не осуществленное желание,
а само действие — внутреннее или внешнее выполнение хоте-
ний, удовлетворение внутренних позыгвов»80.
Сущность заложенной в этих рассуждениях главной ав-
торской -мысли, если следовать логике ее развития с позиций
общей теории сознания и бессознательного психического как
общей (общепсихологической, эпистемологической, эстетичес-
кой и ,п:р.) теории личности, .их носителя, на основе ее («еди-
ной установки», может быть, по-видимому, до ко.нца раскрыта
и психологически вполне объяснена. А это бы весьма содей-
ствовало дальнейшей разработке научно обоснованного под-
хода к феномену художественного творчества. Однако под-
робное рассмотрение этого вопроса могло бы завести нас
слишком далеко, поэтому мы считаем достаточным ограни-
читься указанием всего лишь на наличие подобной возможно-
79 К. С. С т а н и с л а в с к и й, Собр. соч., т. 4, М. 1957, стр. 118. Ср.
Э. А л ь б и: «Главную работу я стараюсь предоставить бессознательному»,
(журн. «Америка», 112, 1966, стр. 26, из «Разговора драматурга с актером»)
и В и л л е м д е К у н и и г «Творческий процесс— не игра в покер, где
есть время набрать желаемую комбинацию карт. Творить— это игра в кости:
кинул— и изменить уже ничего нельзя» (Т а м ж е , 86, 1963, стр. 35).
80 К. С. Станиславский, Указ. соч., сгр. 111.
432

сти, чтобы тем самым остановить на .ней 'внимание специа-
лист о-в.
Наконец, к этому, опять-таки в порядке постановки во-
проса, следует добавить, что взгляды Узнадзе и Станислав-
ского на сознание и «бессознательное психическое в отношении
роли, которую выполняют они в творчестве, будучи встречны-
ми аспектами общей занимающей их мысли, во многом пояс-
няют и дополняют друг друга.
Как »в системе Узнадзе, так и в системе Станиславского
к области бессознательной психической деятельности худож-
ника отнесено сравнительно большое число наиболее интим-
ных компонентов творчества, особенно в моменты вдохнове-
ния, причем бессознательность этих компонентов творчестза
является, как любил выражаться Станиславский, условием
его наивысшей сознательности. Чтобы уточнить основной
смысл этих суждений великого актера и режиссера, надо по-
дойти к -ним с позиции современной научной теории лично-
сти, в 'частности с позиции общей теории сознания и бессоз-
нательного психического <ка:к определенной (общепсихологи-
чеокой, эпистемологической, эстетической и пр.) системы от-
ношений внутри целостной системы фундаментальных отно-
шений данной личности -на основе соответствующего эффекта
ее «единой установки», известного нам как своего рода «прин-
цип отражения» и «сумма» информационных сообщений,
одинаково необходимых и пригодных для интуитивной и ин-
теллектуальной активности человека и составляющих вну-
треннее единство его сознания не только в искусстве, но и в
науке, т. е. в творчестве »как через образы, так и через поня-
тия.
Как в системе Узнадзе, так и в системе Станиславского
преодолен традиционно признанный общей теорией художе-
ственного творчества антагонизм между сознанием и «бессоз-
нательным психическим. И действительно, при всей склонно-
сти Станиславского отдать предпочтение феномену чувства
(интуиции), он отводит огромную роль в творческом процес-
се таким элементам, как интеллект (рассудок) и воля: «Яне
только не отрицаю, — говорит он, — а, напротив, считаю их
равноценными, одинаково важными с чувством. Я не умею
даже (разделять их функции. Они неотделимы от чувства»81.
Эти слова говорят сами за себя. А Узнадзе, в свою очередь, в
лице соответствующего эффекта «единой установки» лично-
сти находит тот принцип объяснения, посредством которого
я1 К. С. Станиславский» Указ. соч., стр. 459.
28. А. Е. Шерозия 433

можно .подвергнуть всестороннему психологическому анали-
зу всякую синтетическую, а шорой и весьма конструктивную,
активность человеческого сознания как во время художествен-
ного, так и во время научного творчества. Ведь, согласно той
интерпретации, какую, вслед за Узнадзе, мы даем его «еди-
ной установке», она 'и представляет собой ту инстанцию пси-
хической системы отражения, откуда по;чт,и одновременно и с
одинаковой интенсивностью посылаются нужные информаци-
онные сообщения как для всякой интуитивной, так и для вся-
кой интеллектуальной активности ума. В сознании же, ка;к но
■вторичной (надстроечной) психической системе отражения,
происходит окончательная переработка :и классификация этих
самых информационных сообщений. Искусство как эстетичес-
■кий синтез «образа» и наука как аналитический синтез «по-
нятия» суть величайшие продукты этого изумительного само-
го по себе процесса. И самое удивительное (хотя и вполне
объяснимое при данной устремленности мысли), что, .хотя в
искусстве этот процесс мотивируется .в основном иитрогеппы-
ми побуждениями художника («изнутри»), а в науке, наобо-
рот, 'экстерогснпым'И побуждениями ученого («извне»), оба
они — и искусство :и наука, ■— будучи соответствующими
продуктами -индивидуального сознания (творчества), суть его
одинаково -всеобщие продукты. Во вешшм случае всеобщность
эстетических суждений, как и научньих, не -вызывает никаких
сомнений.
Далее, -в определенном смысле, по-видимому, как систе-
ме Станиславского, так .и системе Узнадзе родственно по ду-
ху известное выражение: «в искусстве творит чувство, а не
разум», .которое, впрочем, так часто повторял Станиславский.
Часто оперировали я "поныне оперируют им и представители
идеалистической эстетики. Поэтому, на первый взгляд, 'крити-
ки вполне вправе, как они, впрочем, это и деля ют, упракнуть
его за пристрастие к этой мысли, тем более, что систем а Ста-
ниславского, юа.к и система этих самых представителей идеа-
листической эстетики, вовсе не оперирует соответствующим
психологическим понятием, посредством которого можно бы-
ло бы установить, что именно он вкладывал в это выражение
и в »какой мере разделял его. Но критики были и остаются
несправедливыми по отношению к Станиславскому и, пожа-
луй, к идеалистической эстетике, так 'как в сущности они
просто отворачиваются от этого выражения и от этой идеа-
листической эстетики вообще. В сущности ок-е в данном случае
прежде всего следует и оперировать той именно общей (об-
щепсихологической, эпистемологической, эстетической и пр.)
инстанцией мысли, посредством которой можно было бы
434

установить ту определенную долю истины, которую, в свою
очередь, содержит в себе интересующее нас выражение, и
том самым снять с -по длин наго художника обвинения в идеа-
лизме и мистике.
В чем же заключается эта доля истины? В первую оче-
редь, в том, что никакое человеческое сознание ,не может
создать шедевры искусства, подобные чудесным симфониям
Бетховена или поразительным творениям кисти Леонардо да
Винчи, (посредством одной то лыко рассудочной активности.
Потому-то и нельзя заставить очевидцев «рассказать» о лих.
Их можно только слушать и созерцать, полностью отдавшись
при этом «свободной игре» своих «сущностных сил». Разве
уместно требовать от школьника пересказа великих творе-
ний лирической .поэзии? Попробуйте «изложить», например,
«Синих коней» Галактиона Табидзе или «Серьгу» Николая
Бараташвили!! Да, к счастью и для бессмертных художни-
ков, <и для нас, смертных, ©се это так, ,и никакие попытки от-
казаться от этогю не принесут ничего, кроме горькой иронии
самого разума. Не от этой ли иронии так гордо уходит-Пле-
ханов, говоря, что «польза познается рассудком; красота —
созерцательной способностью. Область 'первой — расчет; об-
ласть второй — инстинкт».
Это значит, что в процессе художественного творчества
само искусство истинного художника психологически в конеч-
ном счете почти всегда обусловлено вдохновением [(экстазом)
■и по своему происхождению является феноменом внутренне-
го порядка. Желаемая действительность — вот куца ведут
художника его «интимные установки». Чего стоит, хотя бы од-
то восклицание гётешского Фауста: «Мгновение! О, 'каж пре-
красно ты, 'повремени!». Но ведь (Мгновение на то и мгнове-
ние, чтоб никогда не остановиться! Однако не знание, а пере-
живание того, что от мгновения, важно для художника, и Гёте
отдает (Предпочтение, этому переживанию, ib отличие, скажем,
от Гегеля, ;который, конечно, вовсе не «переживает», что, по
обнаруженным мм же законам диалектики, «достойно гибели
все то, -что существует». Кстати, каждая подлинная наука (в
том числе, (конечно, и философия) должна направлять свои
поиски и развиваться, ища ответа на вопрос «почему», тогда
как искусство не ищет этого ответа .и, в принципе, почти ни-
когда в нем не нуждается, ибо именно, в силу своего интро-
генного происхождения, оно не должно требовать от себя от-
вета на вопрос кшачему», На какое «почему» .можно заста-
вить ответить, например, (волшебную улыбку «Джжжоиды»
Леонардо да Винчи или поток теплой крови царевича из зна-
менитой карт ил ы Репина «Иван Грозный и сыл его
435

Иван»? Да человеку этот ответ далеко не всегда и
•нужен. Впрочем, довольно многое © (Подлинном искусстве, в
частности в поэзии, музыке и живописи, скорее идущее от че-
ловеческой способности к (интуиции, следует объяснить по
(неписаным за-канам ^интимных [установок» самого художни-
ка. Разве человек не заслуживает иногда «отдыха» от хо-
лодных расчетов разума? И не потому ли подлинное искусство
всегда переживается как нечто -внутри себя законченное?
Итак, резумируя 'оказанное, мы позволим себе заключить,
что при соответствующей характеристике сознания и бессоз-
нательного психического :как определенной системы отноше-
ний внутри целостного человека-личности, их носителя, на ос-
нове его «единой установки», а тем более в системе его фун-
даментальных отношений, составляющей сущность предлагае-
мой здесь общей по ним теории, весьма полезно, оказывается,
снова вернуться ;к давно уж дискутируемой среди философов
и психологов проблеме об эстетической сущности искусства
как одной из специфических форм постижения ума, о 'чем соб-
ственно ,и будет вдт,и регаь ib (последующем ггоме данной ра-
боты.
6. УСТАНОВКА И ЗНАЧЕНИЕ. К ВОПРОСУ О
«ВНУТРЕННЕЙ ФОРМЕ» ЯЗЫКА
(1) Можно сказать, что необходимость в соответствующей
философской и психологической -интерпретации языка давно
уже встает <в связи с объективацией человеческой лсихики в
широком смысле слова, т. е. :в .смысле «обвеществления» и
«обобществления» сознами-я подобно тому, как это происхо-
дит, например, при его великой метаморфозе в слове и через
слово. Но ведь удивительно умное «.выражение тела» в виде
скульптуры или балета — нечто такое же «говорящее», если
можно так выразиться, как и те наши обычные слова. Мета-
морфозы человеческой психики весьма многообразны. Этим-
то ;И определяется ее поразительная .информационная цен-
ность.
Поэтому, размышляя над языком как над предметом
философской и .психологической интерпретации, нам следует
иметь ;в »иду не один только -наш обычный словесный язык,
«о язык -нашего сознания вообще. И если все-таки в филосо-
фии и психологии язы,ка, так же как и в самом языкознании,
по существу ограничиваются областью именно этого нашего
обычного словесного языка, то это потому, что он является
наиболее гибкой :и характерной формой «обвеществления» и
«обобществления» человеческого сознания. Б основном эту
436

мысль и содержит в себе известное выражение Маркса:
«Язык есть действительность сознания».
Пр,и рассмотрении .феномена сознания, его психических
особенностей, нетрудно убедиться в необходимоспи отыскания
самого принципа 1языка сознания. Если исходить, например,
из того, что связь субъективного с объективным, психическо-
го с транспсихичеькюм нужна са;мому субъективному, .но не
объективному, то основной смысл данного подхода конкрети-
зируется и станет вполне -понятным: тюка субъективное не
отчуждено, не превращено в «предмет» сознания в смысле
объективной да.иности, субъективное как внутр.ипсихическое
бытие человека, его сознание, не может существовать, да и пе
имеет .права на существование. При этом наиболее адекват-
ной формой такого «отчуждения» субъективного (сознания),
когда оно, свободно отрешившись от самого себя и проделав
затем определенный путь, -может снова вернуться к самому
себе с целью в ошр о из веден и я своего внутреннего мира, яв-
ляется наш обычный словесный язык.
Это дает нам основание б лице нашего обычного языка
(и ка.к предмета языкознания, и как предмета философии и
психологии «языка) усматривать бесконечное движение наше-
го индивидуального сознания между им самим и всем осталь-
ным миром82. Естественно потому, что правильно понять при-
роду такого движения, можно, лишь выйдя за рамки .рассмот-
рения одного только отношения сознания к самому себе или
одного только отношения его ко всему остальному. Вместе с
тем необходимо разобраться в самом лриицйпе единства этих
отношений. Этр-то и порождает проблему «внутренней фор-
'мы» язькка, ибо, (три .всем стремлении 'человеческого сознания
остаться непосредственным кал< по отношению к самому себе,
та;к и по отношению ко всему остальному миру, оно в обоих
случаях опосредствовано языком. Язык — действительность
сознания и в том и в другом случае, ибо «бытие сознания» и
«действие сознания»/в определенной мере действительно по-
крывают друг друга,
Аэто,»в свою очередь, означает, что «внутренней формой»
языка не^может быть ни то, что относится к одному только
языку, -и ни то, что идет от одного только сознания. Ею
должно полагать нечто «третье», но «третье» не в смысле
«третьего-нейтрального», а в смысле «третьего-подлежащего».
92 См, А, Е.Шерози я , Предмет философии языка (некогсрь.е вопро-
сы). Труды Тбилисского ун-та, т. 92. Серия философских наук, То., 1964 (на
груз. яз.).
437

И неслучайно, что .первые же теории языжа (и соенания) об-
молвились об этом «третьем-подлежащем», хотя вовсе не .по-
нял и сути -его отличия от традиционного «третьего-нейтраль-
ного» и в овоих суждениях о «внутренней форме» языка тут
же его потеряли. Так случилось, на:п:р:имер, с классическими
теориями о «внутренней форме» языка. Во всяком случае, у
Гумбольдта (.а тем более у Гуссерля и Вундта) «внутренняя
форма» Я;зы!ка фактически никак не отвечает тем основным
требованиям, которые теоретически (поставлены перед ней и
согласно которым ей следовало бы выступать в виде основно-
го объяснительного (но :не описательного) понятия его теории
языка (и .сознания).
(2) Это главное, в чем мы должны твердо разобраться,
прежде чем приступить к изложению новой теории о «внутрен-
ней форме» языка, (построенной на принцип ах общей н экспе-
риментальной лсихолагии установки. Нам кажется, уже сама
подобная постановка вопроса отвечает .интересам данной тео-
рии. Поэтому небезынтересно проследить, как эта последняя
возникает из шзитивной критики предшествующих класси-
ческих теорий, в частности из позитивной критики теории
Гумбольдта. К слову сказать, под позитивной критикой в
данном случае подразумевается не голое отрицание этих тео-
рий, но и довольно широкое использование их бесспорных на-
блюдений. Наиболее характерно в этом смысле отношение
интересующей нас теории о «внутренней форме» языка к тео-
рии Гумбольдта.
Как известно, ло соответствующей интерпретации Узна-
дзе, которому принадлежит новая теория о «внутренней фор-
ме» языка, мы не должны »критиковать Гумбольдта ни за са-
му постановку вопроса о наличии такой «формы» и ни за
то, какую роль возлагает он на нее:
•«.Внутренняя форма языка», о которой в данном случае
идет речь, не что иное, KaiK строго определенное измерение
действительности, к эрое дает нам возможность объяснить
все, что только .происходит в мире языковых явлений внутри
трехчленной цепи событий: язык — сознание —действитель
ность. Отсюда основные требования, которые предъявляются
ей как вообще, т<-; и но Гумбольдту:
Во-первых, .«внутрения, форма» языка /.илжпа быть
именно тем 'измерением действительности, которое принадле-
жит миру языка и характеризует его каь определенную сумму
событий. В частности, она должна объяснить синтез двух
совершенно гетерогенных явлений — значения (психического)
и звука (физического) в слове, т. е. она должна объяснить»
433

как становится возможным единство в слове значения и
звука.
Во-вторых, «внутренняя форма» языка должна объяс-
нить, как язык дается в речи. По известному определению
Гумбольдта, язык не только энергия, <свечно повторяемая ра-
бота духа, единственной целью которой является —■ снабдить
членораздельный звук способностью выражения мысли», т.е.
не только речь (активность субъекта), но и эр-гон (закон-
ченное дело), представляющий собой определенную систему
знаков, которую уже в готовом виде застает каждый говоря-
щий и при отсутствии которой невозможна никакая речь.
В-третьих, выступая в качестве «моста» между «энерге-"
тической» (психологической) и »«знаковой» (логической) сто-
ронами язы.ка, «внутренняя форма» языка не должна быть
ни той и ми другой. «Если понятие внутренней формы язы-
ка — законное понятие, то тогда оно должно представлять
собой нечто такое, что будет в силе, во-игервых, объяснить
факт объединения, факт синтеза значения и звуковой формы
з слове; затем должно учесть двойную природу языка — пси-
хологическую и логическую, и, наконец, оно само но себе не
должно быть ни тем, ни другим, но все же должно принадле-
жать к язык'1 лт действительности»83.
И, наконсд, в-четвертых, что является наиболее важным
с нашей точки зрения: как некое третье-подлежащее, но не
третье-нейтральное, «внутренняя форма» языка должна ула-
дить отношение между языком и действительностью внутри
единой цепи системы: язык — сознание —■ действительность,
которым аксплицито или имплицито занимается всякая фило-
софия языка.
Однако при тщательной проверке теории Гумбольдта ока-
залось, что его понятие «внутренней формы» языка фактичес-
ки не отвечает ни одному из этих требований. Весьма харак-
терно в этом отношении известное замечание Штейнталя:
«Гумбольдтова внутренняя форма языка является ребенком,
рожденным для высокого назначения, но в его руках остав-
шимся навсегда слабым». Ведь, и в самом деле, сам Гум-
больдт так или иначе ставит .перед своей «внутренней фор-
мой» языка почти в-се эти необходимые требования.
Ошибка Гумбольдта (и Гуссерля), за которую мы долж-
ны критиковать его, состоит не в том, что он в какой-то море
действительно предусматривает все эти требования, по в том,
что «внутреннюю 'форму» языка, которой предъявляются эти
83 Д. Н Узнадзе, Внутренняя форма языка. Пснхолс.'пческие ис-
следования, стр. 43-.

требования, он видит в «интеллектуальной .части» языка, в
■силу чего их фактически невозможно реализовать через эту,
саму тю себе .не собственно языковую «призму» действитель-
ности. Ведь проблема Гумбольдта как раз и занимается рас-
смотрением того, как процесс языкового творчества «выстав-
ляет навстречу слову» эту «часть» языка. «Если звуковые
формы, которыми характеризуется тот или иной язык, законо-
мерности, представленные в них, определяются внутренней
формой этого языка, а эта последняя является интеллек-
ту а л ь н ы м содержали ем, то очевидно, что для объяс-
нения этих закономерностей языкознанию придется выйти за
пределы языка и изучать интеллектуальное содержание»84. А
это значит, что вместо того, чтобы обосновать идею языкозна-
ния как самостоятельной науки, Гумбольдт предпочитает
иметь в лице «внутренней формы» языка ориентацию на ло-
гику или на психологию, причем скорее на логику, чем на
психологию. Уже одного этого достаточно для того, чтобы от-
казаться от гумбольдтовой «внутренней формы» языка, даже
если подходить'К ней с общей позиции самого же Гумбольдта»
поскольку он ставит себе целью посредством этого понятия
обосновать возможность языкознания как самостоятельной
науки, но не свести его на логику или на психологию.
Это-то и дало Узнадзе право на примере Гуссерля и
Вундта по.казать несостоятельность позиции Гумбольдта в
этом отношении.
С одной стороны, Гуссерль, развивая учение Гумбольдта
о «.'внутренней форме» .жзьька по линии логицизма, в лице своей
«чистой грамматики» («чистых форм значения») показал,что
его «понимание внутренней формы языка не обладает ника-
кими преимуществами перед пониманием Гумбольдта: здесь
нет даже попытки обоснования идеи независимости языко-
знания»85. Гуссерль считает, что языкознание полностью под-
чиняется логике, т. е. что «внешние формы» языка могут объ-
ясняться только через призму «чистой сферы значения», вы-
полняющей функцию «внутренней формы» языка, вовсе не
замечая при этом, что наблюдаются случаи, когда в сфере
значения ничего не изменяется, но в языковом отношении
происходят чрезвычайно существенные изменения. Кроме того,
«если внутреннюю форму следует усматривать в идеальных
отношениях чистых значений, то ясно, что может существо-
вать лишь одна-единственная внутренняя форма, так как
сфера чистых значений может быть лишь одна. Но тогда все
84 Д. Н. Узнадзе, Указ. соч., стр. 429.
вь Т а м ж е , стр. 430.
440

языки должны иметь одинаковую внешнюю форму или, что
то же, — форма ни одного языка не может быть определена
внутренней формой»86,
С другой стороны, Вундт, разви-вая учение Гумбольдта
о «внутренней форме» языка in о линии психологизма, наоборот,
отказался от всяких «идеальных форм» и за исходную ин-
станцию своей концепции принял «сумму фактических психо-
логических свойств и их взаимоотношений». Правда, при этом
Вундт правильно замечает, что мир языковых явлений суть
производный, зависимый мир, за которым всегда стоит чело-
век с определенной суммой его фактических психических
свойств и их взаимоотношений, но это вовсе не значит, что,
говоря о «внутренней форме» язьька, мы должны обратиться
именно к этой .«сумме», с которой язык непосредственно не
имеет-ничего общего. Кроме того, Вундт, как справедливо ука-
зывает Узнадзе, не учитывает одного бесспорного наблюде-
ния, которому уделил внимание еще Гумбольдт. Дело в том,
что >не существует и не мог тогда-л ибо существовать говоря-
щий -субъект, который не находился бы под влиянием уже
существующего языка: индивид не может говорить, если не
существует языка, на .котором он мог бы говорить. Причем за-
кономерности этого языка 'предшествуют психическому со-
стоянию субъекта в момент речи, и, следовательно, они никак
не »могут быть его результатом.
"И не удивительно, что если развить их точки зрения до
конца, то в обоих случаях — Гуссерль с позиции логицизма и
Вундт с позиции психологизма — все сводится к одному и
тому же отрицанию: « отрицанию языка -как «внутреннего бы-
тия» со-шан.ия (мысли), оборотной стороной (которого являет-
ся утверждение так называемой «чистой психики» или «чис-
того сознания», независимого ,ке только от языка, но и от че-
ловека и даже человечества. Не в этом ли один из возможных
импульсов иррационалистических тенденций философии Гус-
серля? «Ка,к интуиционизм Бергсона, так и положение Гуссер-
ля исходят 'ИЗ того, что «настоящее» познание носит характер
»неооаредстшенного акта и является внеязыковым. Это типич-
ный иррационализм с мистическим оттенком, отвергающий
языковое познание :и противопоставляющий ему какое-то иное
познание: "мистическое вживание в предмет, которое позво-
ляет в одном акте «по-настоящему» понять его. Тем самым
отрицается связь языка (-будто бы искажающего картину дей-
ствительности) с действительностью в смысле какого-то ее
отражения»87. Кстати, один из существенных дефектов вся-ко-
86 Д. Н. Узнадзе. Указ. соч., стр. 430—431.
8? А. Ш а ф ф , Введение в семантику. М., 1963, стр. 322.
441

го логицизма и психологизма, а вместе с тем и всякого ирра-
ционализма, в том и заключается, что в 'их лице исключается
■возможность .построить научную теорию интуиции, а следова-
тельно, и возможность полностью понять механизм человече-
ского познания и переживания мира.
Но что самое главное, эти теории о «внутренней форме»
языка не могут опираться на научный принцип отражения.
Нааборот, они но сути игнорируют принцип отражения к а«
при гносеологической и собственнопеихологической трактовке
сознания, так и при гносеологической и собственнопсихологи-
ческой трактовке языка. Весьма примечательно, что сам Гум-
больдт дает повод для этого. Он считает, что слово никогда
не является эквивалентом самого предмета, данного чувствен-
но, а более является эквивалентом того понятия, которое «за-
крепляется» за этим предметом: «Язык выражает не сами
предметы, а понятия относительно их, созданные духом в про-
цессе становления языка». Таков вывод Гумбольдта. Поэто-
му естественно, что его «внутренняя форма» язы,ка не может
выполнить свою наиболее существенную функцию — функ-
цию «третьего-подлежащего», способного уладить отношение
языка к действительности внутри единой цепи системы:
язык — сознание — действительность. Нам кажется, именно
этот недостаток и лежит в основе несостоятельности тради-
ционной «внутренней формы» языка вооСще, и гумбольдтозой
«внутренней формы» языка, в частности.
(3) Стало быть, ^внутреннюю форму» языка, о которой
пойдет речь »в новой концепции, лучше всего проверить с точ-
ки зрения того, способна ли она выполнить свою функцию з
ка;честве этого «третьего-подлежащего». Если исходить из то-
го, что концепция эта построена на общей и эксперименталь-
ной психологии установки, то нетрудно убедиться, что
фактически она и должна служить этой цели. Ведь сама уста-
новка, на которую здесь возлагается роль «внутренней фор-
мы» языка, тем и отличается, что в иной связи она дей-
ствительно выполняет функцию «третьего-подлежашего», но
не «третьего-нейтралыюго» между психичл-ким (субъектив-
ным) и физическим (объективным) <в едиь системе фунда-
ментальных отношений личности, в которой .;трзжается и че-
рез «установочную призму» которой рса ппяуетея 1зе:ь поток
событий, данный ей в виде внутри с-сбе зам-гнутой цепи отно-
шений: язык — сознание — действительность.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что, -опираясь
■на общую теорию установки, мы можем рассчитывать на со-
вершенно повое понимание «внутренней формы» языка, мог-
шее объяснить и 'ю, как происходит «в Слове синтез значения
442

(психического) и звука (физического), и то, как язык пере-
ходит в речь, ибо, будучи основной единицей языка, слово так
же поразительно похоже на человека, как товар — на своего
производите ля, причем, 'подобно тому, .как всякий товар тре-
бует своего потребителя и соответствующего общественного
обращения, так и всякое слово требует своих потребителей и
•своего обращения в речи. Отсюда и непосредственная связь
между интра- и иитер индивидуальной функцией языка. Одна-
ко об этом дальше.
Теперь о то.м, действительно ли установка выполняет
функцию «внутренней формы» языка наряду с выполнением
ею более общей функции «необходимой связи» -между психи-
ческим (субъективным) и траиспсихическим (объективным)
вообще в единой системе фундаментальных отношений лич-
ности, т. е действительно ли установка способна объяснить
нам великий синтез значения (психического) и звука (физи-
ческого) в слове и пути перехода языка (слова) в речь? И
располагает ли современная психология установки конкрет-
ными фактами, подтверждающими правомерность такого
предположения?
Кроме соответствующих наблюдений из области совре-
менной генетической психологии установки, обращают -;а
себя внимание и некоторые экспериментальные факты. Как
известно, в лаборатории Узнадзе было установлено, что если
испытуемому для чтения тахиетоекопичееки предложить на-
писанный латинским шрифтом ряд иностранных слов и затем,
в качестве критического опыта, дать какое-либо такое русское
слово, которое не содержит ни одной специфически русской
■буквы, то в этом случае испытуемый, как правило, и это слово
читает, следуя латинской транскрипции, т. е. как иностранное
слово (опыты Ходжава, о которых довольно подробно шла
речь в первом томе данной работы, см. гл. IV). Там же было
установлено (опыты Мосиава), что аналогичные результаты
дают и эксперименты с установкой письма: обычным путем у
испытуемого вырабатывается фиксированная установка пи-
сать па определенном языке, в критических же опытах ему
дают слово другого языка, и результат обыкновенно бывает
та'ким: испытуемый это слово воспринимает, как слово, при-
надлежащее тому языку, па котором была выработана уста-
новка, и пишет соответствующим шрифтом. Таким образом,
«теоретические предположение, согласно которому в основе
речи на каждом конкретном языке лежит соответствующая
языковая установка, нужно считать экспериментально дока-
занным»88. Л это значит, что в языке, помимо интеллекта и
88 Д. Н. Узнадзе, ;Указ. соч., стр. 435.
443

моторных процессов, принимает участие еще и третий, имею-
щий фундаментальное значение фактор — так называемая
«языковая установка», являющаяся «внутренней формой»
языка, способной .и фактически1 выполняющей роль «третьего-
подлежащего:*.
Следовательно, именно установка и должна объяснить
нам, л<ак происходит в слове синтез значения и звука, эт:ьх
двух совершенно 'гетерогенных элементов, и как язык (слово)
переходит в речь. Но прежде чем разобраться .в этом, следует
сказать несколько слов о так .называемом «языковом творчес-
тве», как .понимает его общая теория установки.
Общая теория установки, о которой у нас идет речь, ис-
ходит из того, что человек, как открытая система, поскольку
он является носителем импульса какой-нибудь потребности,
всегда вынужден иметь определенные отношения как с вну-
тренней, TaiK и с внешней средой через свою «установочную
направленность» на будущее, ибо и тот и другой компоненты
«среды» (всецело зависят от этой самой его «установочной на-
правленности» на будущее. По определению Узнадзе, бу-
дучи «одним из слоев» человеческою существования, установ-
ка представляет собой первичную систему 'психического отра-
жения, над которой возникают вторичные (надстроечные) си-
стемы данного отражения, известные нам в виде той или иной
модификации нашего сознания, ибо в открытой системе чело-
века, помимо первой обработки и простой констатации (на
уровне установки) информационных сообщений, идущих как
от внутренней, так от внешней среды, происходит еще и окон-
чательная переработка уже объективированных (на уровне
сознания) содержаний этих сообщений, что и требует своего
«объективного выражения», основываясь на котором мы в
состоянии не просто .констатировать, но и, при надобности,
снова и снова использовать результаты данной активности.
Язык (слово) — одна из возможных форм такого «выраже-
ния», он в состоянии сделать для нас возможной не только
объективацию, но и передачу нашего сознания на расстоя-
ние.
Следуя этой мысли, нетрудно уяснить себе, насколько не-
посредственно процесс «языкового творчества» связан с про-
цессом духовного творчества в целом, который он завершает.
Что же касается «фактора установки», то он лежит в основе и
объединяет их в единую систему творчества. Так, управляя
собой, человек, в случае «задержки» своей активности (твор-
чества) и объективации соответствующих содержаний, чув-
ствует «потребность — заставить и другого объективи-
ровать то, объективирование чего производит са.м». Это я
444

есть потребность в слове (языке), так как, в первую очередь,
именно ему, слову, (под силу -стимули|ровать объективацию,
лишь оно может заставить другого также совершить объекти-
вацию того, что объективирует сам субъект. Другими слова-
ми, «необходимость в коммуникации вынуждает человека
найти звуковое выражение объективированного и затем осоз-
нанного им содержания, выражение, которое смогло бы и в дру-
гом вызвать объективацию такого же содержания»89.
При этом в озм'И'кает вопрос, .как этому объект ив-и ров ангиому
содержанию «/выставляется навстречу слово» или как само
это содержание вступает в союз со зтуком? «Для теории уста-
новки,—1гово:рит Узнадзе,—этот вопрос не представляет ника-
кой трудности, .поскольку, согласно одному из основных поло-
жений этой теории, подтвержденному также и эксперимен-
тально, 'не только воздействие самого объективного положе-
ния вещей вызывает непосредственный эффект в субъекте з
•виде смены его установки, »но и воздействие идейных содержа-
ний»90 А это значит, что весь сложный процесс ««языкового
творчества», как и ш.роцесс 'имманентной активности созна-
ния, управляется «единой установкой» субъекта данного *
творчества: «Когда то «или иное объективированное содержа-
ние окончательно формируется в виде той или иной идеи, оно,
з случае потребности в коммуни/кадаи, начинает воздействовать
на субъекта и вызывает в нем определенную установку —
специфическое, целостное отражение этой идеи, оформленное
на фоне потребности в коммуникации, своеобразную модифи-
кацию личности, модификацию, которая дает единый источ-
ник интеллектуального содержания этой идеи и ее звуко-мо-
торного выражения. Слово, как расчлененное един-
ство идей и зв у ко-мото.р ной формы, является
реализацией этой специфической установки — языковой уста-.
■новки»91.
Впрочем, согласно интересующей нас теории, «мож.чо
считать окончательно установленным, что слово определяется
не тем или ины.м частным психическим содержанием — тем
или иным концептом или идеей, — а самим субъектом, 'имею-
щим ту или иную установку; «внутреннюю форму» слова
создает не «интеллектуальная часть» языка (Гумбольдт) или
то ил.и иное психическое содержание (Вутдт)., я установка»92.
80 Д. Н. У з н а д э е , Указ. .соч., .стр. 437
90 Там же, стр. 438.
"Там же.
•2 T а м ж ег стр. 439.
445

Поэтому, естественно, что, ,в отличие от «интеллектуаль-
ного содержания» Гумбольдта, в лице «единой установки»
личности, по Узнадзе, мы находим .принцип объяснения опре-
деленной двойственности природы слова — его индивидуаль-
ность и его всеобщность. Вся суть в том, что психическое со-
держание, которое переживается мною как значение моих
слов, переживается мной при наличии моих соответствующих
языковых установок и что информационные сообщения, ко-
торые передают эти слова мне и моим слушателям, передают-
ся нам тоже посредством соответствующих языковых устано-
вок. Стало быть, мы свободно могли бы расширить известное
положение Гумбольдта, утверждая, что не только мои слуша-
тели никогда не (мыслят именно и точно то, что .я подразуме-
ваю под моими словами, по и далеко не всегда точно раскры-
вается мною самим вся информационная ценность этих слов.
Иначе: наше слово не только всегда индивидуально, но оно
всегда носит в себе больше информации, нежели наше созна-
ние способно иэвлочь из него, ибо в основе наших слов лежат
'наши бессознательные языковые установки. Но если, несмот-
ря на это, мои слова все же понимаются моими слушателями
приблизительно так, как они понимаются мною, то это пото-
му, что при всей субъективности происхождения той или иной
бессознательной языковой установки, лежащей в основе этих
слов, сама эта «установка ни в косм случае не является чисто
субъективным состоянием; нао-борот, она представляет собой
специфическое целостное отражение, а именно, некий процесс
объективных обстоятельств ситуации, так сказать, голотокси-
ческий процесс, в котором субъект впервые приходит в сопри-
косновение с объектом и воспринимает его в его сущности»93.
Но если все это так, то не представляет труда ответить
на вопросы, как происходит синтез значения и звука в слоо^.
и как язык (слово) переходит в речь, а также и на вопрос о
том, составляет ли язык строго определенную систему отно-
шений.
(а) П.ри условии, если считать, что установка представ-
ляет собой «фактор», одинаково определяющий все от субъ-
екта, каждый вид и форму его активности, и что в лице нее
всякий поток данной активности исходит из одного и того же
источника, станет понятно, что когда у нас, на основе по-
требности в коммуникации, вырабатывается какое-то понятие
или идея, в то же время у нас возг \ .чет определенная «язы-
ковая установка», т. е. готовность ж. -ль .говорить на опреде-
ленном языке, и затем, как реализации этой установки, воз-
оа Д. Н. Узнадзе, Указ, соч., ст,к 413.
446

пикает определенная звуковая целостность, определенное сло-
во. В общем, «слово и значение опосредствуются установкой;
основой их объединения, синтеза является установка»94.
(б) Кроме того, поскольку установка, в ее занимающем
нас аспекте, является не переживанием частного характера
•или же каким-либо моторным актом субъекта, то по специфи-
ческой целостной 'Модификации его самого нельзя сказать,
что в лице нее во всех случаях обозначается понятие одного
и того же содержания, ибо установка и та активность, в ко-
торой она реализуется, существенно связаны друг с другом,
в силу чего в каждом отдельном случае мы говорим об уста-
новке той или иной конкретной активности. Отсюда и непо-
средственная связь «языкового творчества» с установкой и с
той активностью, в которой она реализуется, ибо само «язы-
ковое творчество» является одной из характерных форм такой
активности. С этой точки зрения, установка, конечно, имеет
свое определенное место в языковом мире, хотя и отнюдь не
совпадает с этим миром: выступая в качестве «внутренней
формы» языка, ома (эта установка) и лежит в основе «си-
стемности» этого мира как предмета специальной науки, из-
вестной нам под именем языкознания.
(в) И, наконец, еще об одном преимуществе феномена
установки в качестве «внутренней формы» языка: установка
берет па саб я функцию сделать понятным, как язык («эр«
гол») переходит в речь (коиер.лию»), т. е. как объективное и
логическое состояние языка становится субъективным и пси-
хологическим состоянием |речи. Оказывается, что в данном
случае двойственность природы языка ('и то, что язык никак
не зависит от индивида, и то,-чтоон всецело принадлежит ин-
дивиду) объясняется двойственностью природы самой уста-
новки, лежащей в его основе, тем, что одновременно установ-
ка является и объективным, и субъективным состояние м"
системы, ибо «в структуре установки отражены два фактора—
потребность субъекта, благодаря имлульсу которой устанав-
ливается связь с действительностью (субъективный фактор),
и сама эта действительность, которая находит отражение
своей целостной природы в установке (объективный фактор):
установка, с одной стороны, носит «тризна к субъект а, но, с дру-
гой стороны, отражает и объективную реальность»95. Стало
быть, возникшее на ее основе слово, с одной стороны, мы
должны считать «чисто субъективным (фактом» (ведь «в опре-
деленном смысле оно всегда имеет «случайный характер»: что
Д. Н. Уз надзе, Указ. соч., стр. 444.
Там ж е, стр. 449.
447

мешает, например, назвать слона .не «слоном», а каким-ни-
будь иньш словом, или, скажем, назвать его «дважды пью-
щим» или «двузубым», а то и («одноруким», как это имеет мес-
то в (санскрите, тем более, что всякое слово отражает пред-
мет не непосредственно, но через призму «единой установки»
са<мой системы) тогда, как с другой стороны, оно является от-
ражением «очисто объективного положения вещей». (При всем
обилии реальных возможностей подобрать множество имен,
которыми мы .могли бы назвать, 'например, того же слона,
каждое слово, в том числе и «слон», посредством нашей «еди-
ной установки» в отношении «предмета» этих слов, указывает
на то или иное состояние данного «предмета», на него само-
го.)
Таким образом, согласно занимающей нас теории уста-
новки, возникает система знаков, переживаемая нами как
независимая от нас «объективная реальность», в лице коти-
рой мы должны констатировать наличие «логического состоя-
ния» -.нашего язьгка '(слава) и все одинаково ему .подчинять-
ся. Это значит, что в язьже есть нечто, (что не зависит от че-
ловека и даже от человечества, — это то, объективное и ло-
гическое, что представляет собой язык в уз'ком смысле слова.
Но язык этот, как определенная «система знаков», еущестьует
не сам по сабе, а только в нас и для нас самих, для удовлет-
ворения наших (потребностей в непрерывном обмене между
со,бой продуктами нашего сознания (знания), ибо «в языке
нет ничого такого,'что никогда не было сказано и услышано»
(Узнадзе), в нем совершается процесс «отчуждения» нашего
сознания, в силу которого он не может не переживаться нами
■и как непосредственно принадлежащее нам измерение дей-
ствительности, т. е. как наша собственная речь. Само поня-
тие слова подразумевает наличие языка и речи.
В общем, не оставляет никакого сомнени-я, что (язык '(сло-
во) естественно переходит в речь и что в основе этого пере-
хода лежит «единая установка» индивида как личностной осо-
би. Но тогда интересно шр ос леди ть, как понятие («единой уста-
новки» индивида выполняет -роль основного понятия психоло-
гии речи. Однако мы не будем здесь останавливаться на этом
подробно, а сошлемся только на специальные исследования
грузинских психологов, имеющие в этом отношении принци-
пиальное значение96.
08 Наболее характерными из этих исследований являются исследования
Д. И, Рамишвили, в частности ее монография— «К психологической
природе различных видов речи», Тб., 1963 ( на груз» яз.).
448

(4) Теперь мы попытаемся задержать внимание на неко-
тсрых -выводах, вытекающих из узнадзе'вокой теории языка и
могущих быть непосредственно использованньши при более
широкой трактовке ее в целостной системе 'наук о человеке, а
не 'в одной только специальной науке о нем самом — в языко-
знании, как и в философии языка, Нам кажется, что среди
этих данных 'наиболее характерными являются:
Вонпервы.х, те, которые решительно направлены против
знаковой теор'ии языка, в частности против утверждения, что
между языковым знаком (словом) и действительностью, за
которой «закрепляется» этот зна:к, нет никакой «природной
связи» (положение де Соосюра). Дело в том, что «в интересую-
щей нас теории о «внутренней форме» язы,ка исключается
(взгляд на язык как -на конвенционально принятую и произ-
вольно изменчивую к<язык-игру». (Таковыми могут быть лишь
так называемые «искусственные языки» вроде «языков» де-
дуктивных теорий, но никак .не «естественные языки».) Ведь
сама установка как .«принцип связи» между словом и действи-
тельностью, при соответствующем синтезе значения и звука
ß слове, как и при его непосредственном переходе в речь, яв-
ляется отражением не только «чисто объективного» но и «чис-
то субъективного» положения вещей .(Узнадзе). Однако это
не значит, что занимающая нас теория вовсе исключает нали-
чие всяких кошвендиопальных и произвольных (случайных)
элементов в языке, она лишь убеждает нас в том, что экн
никак не могут составить сущность языка97, ибо само это от-
ражение действительности в слове, по ее мнению, происходит
не иначе, как через призму соответствующих «языковых уста-
новок», носящих на себе признак личности субъекта. Следо-
вательно, она не считает язык чисто конвенциональным явле-
нием, независимо от »неязыковых факторов, полагая, "что в
•структуре языка .можно увидеть картину структуры действи-
тельности98.
Наиболее характерными в этом отношении являются
экспериментальные данные психологии установки, связанные
с проблемой наименования".
9? Ср. А. Ш а ф ф , Впедение В семантику, стр. 324—325.
Р8 Ср. Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат. М., 1958;
Р Кар нап, Значение и необходимость, М., 1959. {Соответствующей кри-
тике их семантических взглядов, как и всей современной селгантической фи-
лософии вообще посвящены: Э. Ге л нер , Слова и вещи, М., 1962; А.
Ш а ф ф , Введение в семантику, М., 1963; А. Ф Б е г и а ш в и л и , Сов-
ременная английская лингвистически я философия, Тб., 1965 и др.)
09 На основе соответствующих исследований среди грузинской школы
психологов возникла вполне сложившаяся отрасль психологических знании—
2Э. А. Е. Шерозия 449

(Во-вторых, это данные, подтверждающие наличие вну-
тренней целостности интра- и иптери'идиВ'Идуальиых функций
языка. Судя по этим данным, установка как «принцип с-вязи»
и .«сумма информации» отвечает своему назначению в каче-
стве единого источника этих фушкций, т. е. в качестве объ-
яснительного фактора того, что язык, как орудие образования
мысли при имманентной активности нашего сознания (интра-
индивидуальная функция языка), одновременно -выступает л.
как орудие обмена мыслями при непрерывном движении дач-
ного сознания между нами — .и как производителями своего
рода «товара-'мьгели», и как хозяевами его необходимого об-
ращения в обществе (иптерипдивидуальмая функция языка).
С точки зрения занимающей нас теории о «внутренней
форме» языка, весьма значительным представляется изве-
стное положение Гумбольдта: «Язык был "бы необходимым
условием мышления для человека даже три всегдашнем его
одиночестве. Но в действительности язык всегда развивается
в сообществе людей, и человек понимает самого себя не
иначе, как удостоверяясь в понятности слов своих для друго-
го. Объективность представления становится очевиднее, когда
слово, образовавшееся в устах говорящего, слышится из уст
другого, а субъективность ничего не теряет, потому что каж-
дый человек всегда чувствует себя одинаковым со всеми людь-
ми; она даже усиливается, (потому что шредставлепис, претво-
ренное в слово, делается собственностью многих»100.
•Стало быть, само понятие сознания подразумевает необ-
ходимость языка и как орудия образования мысли, и как ору-
дия обмена мыслями, ибо само наше сознание немыслимо в.
виде «законченного дела», оно дается нам только в своем
стремлении стать собственностью других и самому стать
принципиально другим, вовсе не покидая при этом ни самого
-жеперимепгальнаи психология наименования. Как самостоятельная сфера
научной рефлексии, она выделилась ещё в работах Д. Н. Узнадзе; Психоло-
гические основы наименовании, Тб., i923, Ein experimenteller Beitrag zum Pro-
blem d, psychologischen Grundlagen der Nameng< 4,'ng. PsychoI. Forschung, B. 5,
1924. Сюда относятся также работы Л. Г. Баи. .* у раню и л и: Эксперимен-
тальные материалы к проблеме наименования. ;• ды Ин-та психологии* им.
Д. Узнадзе, т. XI, 1957 (па груз, яз.); Проблема наименования п эксперимен-
тальной психологии. Труды ТГУ, т. 92, 1964 (на груз. яз.);; К вопросу постиже-
ния слога. Труды ТГУ, т. 128, 1068 (на груз, яз.); Экспериментальная психо-
логия наименования, Тб., 1971; Resuils of some Ex perimental Studies on Na-
ming. Internationa' Journal of Psychology, Vol. 2 (3), 1967.
100 В. Г у м б о л ь д т. Введение но всеобщее языкознание, 1959, стр. 51.
(См. при этом Г. Рами шв и л и, Некоторые вопросы теории языка В.
Гумбольдта, Труды ТГУ, т. 73, 1959.)
450

себя, ни свой субъект. «Страмление ума в объективный мир
исторгается во внешность -чирез уста, и результат этого стрем-
ления — слово — через слух опять возвращается к субъекту.
Таким образом представление переносится в действительную
объективность, не покидая в то же время субъекта. Это воз-
можно толь'ко посредством языка, и без этого перехода в объ-
ективность и возвращения к субъекту, совершающегося и
тогда, когда мышление происходит молча, невозможно обра-
зование понятия, а с тем вместе и самое мышление»101. Это
значит, что IB язькке проявляется действительность не только
«общественного сознания», но и «индивидуального сознания».
И дальше, согласно Узнадзе и сторонникам его ориента-
ции, поскольку они считают, что мир языка — это (производ-
ный, зав-исимый мир, за которым всегда стоит человек, боль-
шую долю истины содержит также известное положение
Гумбольдта о том, что определение языка может быть только
генетическим, 'Ведь он, как полагает Гумбольдт, — «вечно
повторяемая работа духа, единственной целью которой яв-
ляется—снабдить членораздельный звук способностью выра-
жения мысли». Прежде всего как раз этим и объясняется,
что «усвоение ребенком языка — это не примерка слов, не
укладывание их в памяти и затем их выговаривание губами,
а рост способности языка благодаря возрасту и упражнению.
Услышанное делает больше, чем только то, чтобы быть пере-
данным кому-либо; оно придает способность духу лучше по-
таять то, чего он еще не «слышал; оно внезапно освещает ус-
лышанное раньше, не понятое тогда лишь наполовину или во-
обще не понятое, поскольку развившаяся за это время сила
сразу замечает сходство между услышанным сейчас и рань-
ше»102.
Это «положение наводит на мысль о внутренне необхо-
димой связи языка не только с констатирующей, по и с обоб-
щающей активностью сознания при соответствующей транс-
формации и.м непрерывного потока информационных сооб-
щений, идущих от своего рода «энергетической базы» уста-
новки, «которая, в свою очередь, как раз и способна прини-
мать, хранить и, б случае надобности, передавать сознанию
эти сообщения то в виде «строительного материала» для ин-
теллектуальной (дескриптивной, понятийной) активности, а то
и (в виде «строительного материала» для 'интуитивной (син-
тетической, непонятий май) или какой-либо иной психической
активности этого последнего. Поэтому существенно важно
101 В. Г у м б о л ь д т , Указ. соч., стр. 51.
юг цит по ук.,з. соч. Узнадзе, стр. 439.
451

проследить за совместной а бет радирующей активностью соз-
нания и языка, тем более, что при этом из специальной гене-
тической психологии обобщения можно было бы извлечь не-
мало ценных сведений об этой функции103. Немалым количе-
ством ценных результатов по (Интересующему нас вопросу
располагает и «специальная генетическая психология интел-
лекта (понятия)104. Однако соответствующая интерпретация
современной 'генетической психологии интеллекта в связи с
проблемой о совместной абстрагирующей активности созна-
ния и языка на «анергетичеокой базе» установки требует осо-
бого рассмотрения, что не предусматривается целью и рам-
ками настоящего 'изложения.
.И, наконец, -в-третьих, сюда относятся также данные об-
щей и экспериментальной «психологии установки, подтвер-
ждающие бессознательность оперирования собственной речью.
Наиболее характерными в этом отношении являются данные
»психологии речи, в частности экспериментальные исследова-
ния соответствующего механизма, лежащего ib основе речи и,
,в конечном счете, определяющего ее «естественное тече-
ние»105 Благодаря этим исследованиям, охватывающим весь-
ма .широкий круг вопросов, следует считать установленным,
что участие так называемых »«бессознательных -психических
оадержаний» в непосредственной речевой активности человека
103 См. Ш. А. Н а д и р а ш в и л и Развитие обобщения у детей школь-
ного возраста, Тб., 1963 (на груз, яз.), его же, К вопросу моделирования
стремлений, использованных б процессе обобщения. Психологические иссле-
дования, Тб. 1966 его же Психологические закономерности обобще-
ния существенных и общих признаков. Сообщения ЛН ГССР XXVI, 3,
1961 (на груз, яз.), Н. В. Имедадзе, К психологии усвоения русского
языка в грузинской школе, Тб. 1967, ее же, Тревожность (Anxiety) как
фактор учения в школьном возрасте. Психологические исследования, Тб.,
1966.
104 См. Ж- П и а ж е Б. Инельдер, Генезис элементарных логи
ческих структур, М., 1963, Р Натадзе К генезису выработки понятия .
Труды Тбилисского ун-та, 1940, е г о ж е , К онтогепезису обобщения по-
нятии. Психология т. I, 1942, его же, К онтогенезису познавательной
функции понятий. Труды Тбилисского лед. им-та, т. 2, 1942 (на груз, яз.),
И. В. К о т е т и ш в и л и Некоторые вопросы развития функции репре-
зентации в дошкольном возрасте. Психологические исследования, Тб., 1936.
105 Д. И. Р а м и ш в и л и, Указ. сочинение, Н. В. Чрелашвили,
Психологическая проблема практического знания языка, Г И. Мчедли-
ш в и л и, К проблеме психологии ошибок устной речи (см. в сб. «Психоло-
гические исследования», Тб. 1966).
452

весьма характерно обнаруживается в высоких »ярусах мышле-
ния, в частности »в там, как язык (слово) переходит -в речь.
Хотя сознание непосредственно участвует в речевой активно-
сти человека, однако все то, что определяет «естественное те-
чение» фечи, тшчти 'всегда «находится не под властью этого соз-
нания. Сюда относится не только большая часть прошлого
опыта, .дан'на'я нам в виде «наследственности» нашего знания
вплоть до «■наследственности» нашего языка, как величайше-
го синтеза значения и -звука в слове, но и те «продуктивные
комбинации», в которых при соответствующих ситуациях дает
о себе знать давно забытое 'или все еще не обнаруженное на-
ми наше прошлое. Без наследственной преемственности не
могла бы сложиться человеческая культура, базирующаяся
на духовных завоеваниях прошлого, та'к просто и «незаметно»
унаследованных нами от 'предшествующих поколений посред-
ством языка. В этом и есть закон непрерывности всякого
творчества человека, ибо язык не только выполняет весьма
существенную роль в этом творчестве, но и обеспечивает его
непрерывность в виде непрерывности человеческой культуры.
Поэтому естественно, что, в определенном смысле, этот язык,
выступает и как мировоззрение представляемой им нации или
народности.
Словом, -никто бы, пожалуй, не взялся серьезно возра-
жать против тото, что далеко не все из удивительно сложной
и миолограшшй созидательной деятельности человека под-
дается с помощью .языка (власти его сознания. Более того, если
бьимы .потребовали от нашего сознания, чтоб оно держало под
своей властью все, что происходит в нашем языке и ре-чи, а,
следовательно, и в нем самом, то оно было бы вынуждено от-
казаться от такой беспрерывной работы. И если практически
на1М вовсе те »приходи Tic я переживать трудности нашего созна-
ния, то это потому, 'что, подобно тому как мы способны в об-
щих чертах понять «текст» того или иного изучаемого ино-
странного Я1зыка, не вполне поняв при этом значение каждо-
го отдельного слова, так и это сознание, в состоянии доволь-
но свободно действовать и при наличии в нем так назыьае-
мых «бессознательных психических содержаний»
Нет сомнения, что все эти выводы и «результаты психоло-
гии установки могут и должны быть использованы в разра-
ботке общей теории языка, но не в одном только языкозна-
нии, как специальной отрасли знания в системе смежных на-
ук о человеке.
453

7. УСТАНОВКА И ПРОБЛЕМА ЕДИНОЙ СХЕМЫ ДЕЙСТВИЯ
ЧЕЛОВЕКА-СИСТЕМЫ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
(1) Основная задача науки, в том числе (философии, ис-
кусства и иных форм постижения 'истины, взятых вместе, —
репрезентировать целостную онтологическую картину мира,
происходящих в нем событий. По сути — это задача пости-
жения абсолютной истины, ib вечном стремлении (к ik отар ой
расходуются титанические творческие усилия отдельных лю-
дей и всего человечества. И нет конца этим исканиям и стрем-
лениям.
С этой точки зрения, каждая отдельно взята.я наука или
система наук (в том числе, философия и искусство, а за гни мл
и иные формы постижения истины) занята созданием модели,
репрезентирующей целостную онтологическую картину мира,
далеко не всегда, однако, отдавая себе в этом -ясный отчет.
Это объясняется тем, что .каждая отдельно взятая наука или
система наук (так же, ка.к и иные формы постижения истины),
прежде всего, увлечена моделью предмета своего исследова-
ния, но не 'моделью всего мира вообще.
Первая и особенно характерная, надо сказать, трудность,
с которой на этом пути встречаются все науки, это — бес-
конечность явлений и событий, имеющих .место не только в
мире в целом, но и в каждой отдельно взятой системе этою
мира. Ведь, согласно современной физике, электрон так же
неисчерпаем, как и атом. Поэтому-то пи одна серьезная наука
(философия и т. д.) не претендует на абсолютную истину, т. е.
не претендует ни на законченную модель мира, ни на закон-
ченную модель той или иной системы, которой она занимает-
ся непосредственно. Стало быть, само знание, поскольку оно
претендует на соответствующую модель целостной онтологи-
ческой картины мира или ка,кой-либо его отдельно взятой си-
стемы, фактически представляет собой всего лишь относи-
тельное знание, в котором многое подлежит дальнейшему из-
менению: абсолютная истина постигается только через отно-
сительные истины. Иначе гово-ря: модели, репрезентирующие
целостную онтологическую картину мира или какой-либо его
отдельно взятой системы в науке, далеко не адекватны этой
картине ни во всем существенном и ни во всем несуществен-
ном, — они в состоянии лишь приблизительно репрезентиро-
вать ее в науке.
И если самой наукой вообще не переживается или же
столь уж трагически не переживается наличие такой труд-
ности, то потому, что именно в ней и заключается основная
имманентная причина постепенного и неуклонного развития
на бесконечном пути постижения абсолютной истины.
454

{2) Система смежных наук о человеке не составляет нп-
•KaiKoro исключения в этом отношении. Она так же, как и си-
стема смежных паук о природе, подчиняется этим требовани-
я.м 'и развивается при наличии той же трудности. Обе эти си-
стемы шаук сходятся еще и в том, что почти в одинаковой
мере подтверждают логическую необходимость в соответ-
ствующих принципах построения самой системы: система
смежных наук о природе — в своих принципах построения
системы, и система смежных паук о человеке — в своих, их
различает принцип построения каждой -из систем, но не необ-
ходимость в самих этих системах, их занимают разные по
характеру пред-меты исследования, но надобность в этих
предметах у 'них одинаковая. Так, если систему природы (и
смежных паук о пей) .можно понять, опираясь на принцип так
называемой «замкнутой каузальности», то систему человека
(и смежных наук о нем) вряд ли попять, если пользоваться
этим принципом, ибо она представляет собой «открытую», .по
не «закрытую» систему, т. е. систему, кроме природы, вклю-
чающую в себя еще и нечто неприродное. Еще Гете, живший
задолго до рождения кибернетики, считал человека, со всеми
его «здоровыми чувствами», самой величайшей и тончайшей
системой, какая толь-ко может существовать или какую толь-
ко может себе представить самое -богатое воображение
'(3) И действительно, уникальность человека-системы, как
возможного предмета научной рефлексии, состоит в том, что
в 'ней дан удивительный синтез природы и чего-то иеприрод-
ного, созданного или выработанного сю же самой: ее созна-
ния, мук ее сознания. .Поэтому, естественно, совершенно осо-
бым и совершенно иным должен быть подход к пей, нежели
•подход к самой лрироде, .всегда и при всяких обстоятельствах
равной самой себе.
Следовательно, чтобы создать модель чело^еки-енсг^мы
и силою наших знаний должным образом репрезентировать
ее целостную онтологическую картину, ъ отличие от соответ-
ствующей картины природы, надо найти и постоянно иметь
"В виду принцип такого синтеза, т. е. нужно дать объяснение
механизму ее усилий в этом направлении.
(4) При этом самое малое, но и самое главное, как нам
кажется, человеку-системе получить информацию о всех и вся-
ких жизненно важных событиях, происходящих как во внеш-
ней, так и во внутренней среде, чтобы тем самым иметь в се-
бе своего рода «энергетическую базу» информационных сооб-
щений и, при надобности, передавать их верхним ярусам соз-
нания то »в виде «строительного материала» для высшей ин-
теллектуальной (дескриптивной, понятийной), то ;в ввде
455

«строительного матер кал а» для .высшей интуитивной (синте-
тической, непонятийной) или какой-либо иной психической:
активности данной (части системы. Это эначит, что тоу через
призму чего совершается великий синтез природы и чего-то
неприродного в единой системе, имя которой человек, должно
выполнять функцию соответствующего «принципа отражениям
и «суммы информации».
Во-вторых,, ради того же великого синтеза, о котором
здесь идет .речь, человек-система должна не только пршкшать
и тут же определенным образом трансформировать информа-
ционные -сообщения, идущие как от внешней, так и от вну-
тренней среды, вплоть до их окончательной трансформации в
верхних .я.русах сознания, но и непрерывно передавать эти со-
общения системам, себе подобным, чтобы через -них -сноза ьер-
нуть их. с целью воспроизведения. А для удовлетворения этой
потребности человеку-системе нужен свой язык, который слу-
жил бы -становлению и непрерывному движению ее сознания
между нею и. остальными системами.. Поэтому то, посредством
-чего возможен синтез лри/ролы и -чего-то наприродного в еди-
ной системе: человека, должно выполнять функцию еще и со-
ответствующей '«внутренней |фсф;мы» -этого 'явьика.
И вот,, исходя из предложенной выше интерпретации уста-
новки KaiK «источника» всякой целостно-личностной, в том
числе и психической, активности человека, она более всего
соответствует роли исходной инстанции интересующего нас
синтеза гаридоодъь и чего-то напри родного (социального) в си-
стеме человека.
(5) Именно это, прежде всего, и имеет в виду наша по-
становка вопроса: единая сущность установки, междисцип-
линарные, связи, и. система наук, о- человеке.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К ОБЩЕЙ ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ И.БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО*
ПСИХИЧЕСКОГО КАК ЕДИНОЙ СИСТЕМЫ
ОТНОШЕНИЙ (.ПРОДОЛЖЕНИЕ).
ОПЫТ ИЗЛОЖЕНИЯ НОВОЙ ТЕОРИИ
1 ПОСТАНОВКА ВОПРОСА
(1) Сразу же отметим, что, согласно предлагаемой, как:
опыт, теории, сознание и бессознательное психическое суть
сгрого определенна/я система отношений. Прежде всего, это
система отношений их собственнопюихологичееких, эпистемо-
логических, эстетических и гтр. модификаций, так как ни одна
из этих модификаций человеческой психики —ни то же созна-
ние и «ни то же бессознательное психическое вообще, если,
взять их сами.по»себе, не существует ©не и независимо от этой
их един ой-системы отношений, они и функционируют всегда
только через эту самую их единую систему отношений. Стало
быть, психическое образование, на котором сия теория бази-
руется, носит 'принципиально иной и гораздо белее еложный
характер, чем то психическое образование, на котором когда-
либо базировались предшествующие теории. Оно по сути
представляет собой весь комплекс взаимоисключающих и
взаимокомпенсирующих психических образований — созна-
ния и бессознательного психического. Вместе с тем это и весь
комплекс их соответствующих собствен ногтей хологических,
эпистемологических, эстетических и пр. отношений. Однако-
особенность нашей теории, в отличие от предшествующих,
обусловлена не только и не столько сложностью самой зани-
мающей ее структуры, но не в меньшей мере и внутренними
противоречиями, присущими этой структуре, -самим характе-
ром этих противоречий.
Так, если Фрейд строит свою теормю системы отношений,
на мысл'и о неприМ'ири'МО'М антагонизме, и 'безраздельно господ-
45Г

етвующей (уничтожающей) роли бессознательного психичес-
кого над сознанием, в силу 'чего из поля ©го зрения одно за
другим выпадают все образования человеческой психики,
кроме этого-самого всепоглощающего, как он считает, бессоз-
нательного психического, которое всегда и выступает у него
как оборотная, антиподная сторона сознания, то мы, напро-
тив, строим свою теорию системы отношений та .мысли о не-
посредственном сотрудничестве и о господствующей (созида-
тельной) роли сознания в отношении бессознательного психи-
ческого, (в силу (чего фактически ни одно из этих образований
человеческой психи'ки, то есть ни сознание, ни бессознатель-
ное психическое, не выпадают из поля нашего зрения, тем
более, что для нас в принципе ни одно из н»их не мажет функ-
ционировать вместо и за счет другого; как таковые, сознание
и бессознательное психическое -суть только взаимоисключаю-
щие и взаимокомпенсирующие элементы .в лоне единой систе-
мы их отношений. К тому же, в отличие от фрейдовской (как
и всякой* другой) собственнопсихоаналитической теории со-
знания и бессознательного психического, в которой фактичес-
ки отсутствует хотя бы 'намек на какое-либо понятие, связан-
ное с их единой модификацией внутри человеческой [психики,
в нашем случае как раз такое понятие — понятие установ-
ки — выступает в качестве .исходной инстанции единой систе-
мы их отношений. Ибо установка — «принцип связи» и «сум-
ма информации» — является тем изначальным, из чего воз-
никают и на чем зиждются и те и другие образования челове-
ческой психики, вплоть до их полной реализации в поведе-
нии и через поведение; она же суть реальная «основа» как их
взаимной 'компенсации, так и их непримиримых противоречий
в сфере данной психики. Отсюда, естественно, под общей
структурой, .интересующего нас образования психической
•реальности подразумевается не только сознание и бессозна-
тельное психическое, вместе ,взятые, но и эта установка, как
некое «иевпорпсихическое состояние готовности», лежащее в
основе воякой (и .психической и физической) активности-инди-
вида.
Прежде 'всего, как раз это обстоятельство и превращает
предлагаемую нами теорию сознания и бессознательного пси-
хического, —■ в отличие от всех известных в таком амплуа
психологических, эпистемологических, эстетических и прочих
теорий, — не только в общую, 'но и в принципиально новую
по ним теорию — в теорию единой системы их отношений,
способную на пол'ную ассимиляцию своей предыстории. Во
всяком случае, ни одна из (известных нам в таком амллуа
теорий — теорий сознания и бессознательного психического—
458

не имеет в ваду единой системы их отношений и не функцио-
нирует в ранге такой общности, а тем .более не имеет в виду
мысли об их взаимоисключающей и взаимокомпенсирующей
собственнопсихологической, эпистемологической, эстетичес-
кой и прочей активности на основе их непосредственной моти-
вации в -сфере единой модификации личности — в сфере уста-
новки. .Если бы не эта единая сфера мотивации — сфера ус-
тановки, мы вообще не могли бы сколько-нибудь убедитель-
но говорить ни о каких взаимоисключающих и взаимокомнен-
с и ру ю щих сабств е н нопсихо лют ич еск их, эт ис тегм о л агическ их,
эстетических или каких-либо других операциях сознания и
бессознательного психического, а следовательно, и строить об-
щую теорию единой системы -их отношений. Или же, в край-
нем случае, ,мы могли бы построить ее, только допустив
мысль о сплошном, абсолютно непримиримом антагонизме
между ними, как это делают фрейдисты. В принципе так по-
ступают и некоторые антифрейдисты, особенно те из них,
.которые яшо дер-ж-атся неокартезианской ориентации.
Ведь и в самом деле, Фрейд и сторонники его ориента-
ции, чуть только дело коснется роли сознания в специально
'.постулированном ими психическом ряде событий Bw—Vbw—
Ubw, в лучшем случае, 'представляют его лишь покорным ра-
бом бессознательного психического, подобно тому, как Де-
карт и сторонники его ориентадии, будучи не в силах соот-
ветствующим образом объяснить бессознательное психичес-
кое, прибегают к обратному, вовсе исключая это бессозна-
тельное психическое со всеми присущими ему свойствами—
я положительными .и отрицательными — из единой сферы че-
ловеческой психики. Это, в принципе, и лишает возможно-
сти построить общую теорию сознания и бессознательного
психического на каком-либо из этих оснований. Более того,
весь психологический опыт как того, так и другого направле-
ний убеждает нас в полном отсутствии реальной возможности
построить ее, принимая в расчет только одну из этих двух
инстанций психической реальности. Ибо в принципе нет ника-
кого сознания и бессознательного психического без единой
системы их отношений, которая, в частности, может быть
только системой их совместной, взаимоисключающей и вза-
имокомпеноирующей, собственно-психологической, эпистемо-
логической, эстетической или какой-нибудь другой активно-
сти. Отсюда и новый опыт построения общей теории сознания
и (бессознательного психического, исходящей из мысли о еди-
ной системе ;их отношений и их непосредственной .мотивации в
сфере предшествующей им единой модификации личности —
б сфере установки. Во всяком случае, исключительно слож-
459

ный характер и внутренне противоречивая природа занимаю-
щей предлагаемую теорию психической структуры более чем:
очевидны. Речь тут идет о все еще неизведанной для нас .по-
настоящему хюихической реальности, каковую 'представляет
собой единая структура отношений сознания и бессознатель-
ного психического тгрм их взаимоисключающей и взаимоком-
пенсирующей собственно псих о логической, эпистемологичес-
кой, эстетической и in р. того же рода активности.
(2) Между том нельзя сказать, 'что в системе предлагае-
мой теории отношений та 'самая структура психических от-
ношений, о которой в ней идет речь, суть -самостоятельная и.
внутри себя 'определенная, обособленная структура отноше-
ний. -Нет, 'весь пафос, (вся внутренняя динамика занимающих"
эту теорию взаимоисключающих -и взаимокомпенсирующих
с.обственнопоихологических, эпистемологических, эстетичес-
ких и пр. отношений сознания и бессознательного 'психичес-
кого на 'Основе их .предшествующей мотивации -в. сфере уста-
новки суть результат наличия более широкой системы отно-
шений —■ системы фундаментальных отношений самой лич-
ности, их носителя. Система отношений сознания <и бессозна-
тельного психического функционирует >и реализуется только в
этой и через эту систему отношений. Прмчем, отношение меж-
ду этими двумя системами отношений далеко не однобоко...
Напротив, оно двусторонне и охватывает весь>!круг человечес-
ких отношений :как отношений '.вообще. )Поэтому, если что во^-
обще может претендовать на общую теорию личности, то это,,
прежде всего, общая (общепсихологическая, эпистемологи-
ческая, эстетическая и пр.) теория сознания и бессознатель-
ного психического. Достаточно вспомнить, что сами по себе
сознание и 'бессознательное 'Психическое суть основные соб-
ственен оп синологические, эпистемологические, эстетические и.
пр. характеристики личности, и не только в целостном аспекте:
ее собственно для себя 'бытия, но и в (целостном аспекте <гг
деятельности вообще. 'Впрочем, по нашей схеме рассмотре-
ния, почти (в такой же мере, в какой система фундаменталь-
ных отношений человека определяет систему отношений его»
соз*нания и бессознательного психического, эта 'последняя си-
стема отношений определяет первую. Более того, она суть
изнутр.и образуемая система отношений человека, через кото-
рую »происходит реализация этих самых его фундаментальных
отношений, вплоть до (реализации его самости. Если бы не:
эта изнутри образуемая, взаимоисключающая и вза.имоком-
пенсирующая собст.веннопсихологич'еская, эпистемологичес-
кая, эстетическая и пр. система отношений — отношений соз-
нания и 'бессшнатель'ного психического, человек не мог бы
460

реализовать хегЗя.и овои сущностные силы ъ сфе.ре своих
фундаментальных отношений, а тем более образовать в себе
единую систему этих отношений. Дело ib там, что — как самый
непосредственный аффект и той и .другой системы отноше-
ний— сознание и бессознательное психическое упорядочива-
ют их. Однако упорядо'.чивают не через снятие их внутренних
.противоречий, .а ка,к раз через эти самые их внутренние про-
тиворечия. Отсюда и определенная уравновешенность так на-
зываемые энтрсшических и негэнтропических тенденций в
единой системе отношений сознания и бессознательного пси-
хического, как и в единой системе фундаментальных отноше-
ний самой личности, их носителя.
В определенном смысле, прежде 'всего именно эту мысль
■и содержит в себе известное положение Маркса о том, что
«человек присваивает себе свою разностороннюю сущность
разносторонними способами, т. е. как целостный человек» и
что в этих его собственно «человеческих отношениях к миру»
участвуют «все органы его »индивидуальности» — '«зрение,
(слух, обоняние, вкус, чувство, мышление, созерцание, ощу-
щение, хотение, деятельность, любовь». Человек весь исчер-
пает себя ib этих самых своих фундаментальных отношениях
и через эти самые его (взаимоисключающие и взаимокомпенсп-
рующие собственнопоихологические (эпистемологические,
эстетические <и пр.) характеристики — сознание и бессозна-
тельное психическое. Они суть одинаково необходимые и одн-
иако-во важные характеристики человека, его с собственно-для-
.себя-'бытия, его самости.
(3) При таком подходе хорошо очерчиваются обилие кон-
туры занимающего 1нае образования человеческой «психики,
этой своего рода бином-ной системы отношений, как и лежа-
щего в ее основе феномена установки. Прежде всего, наличие
феномена установки \\\ обслуживает всю систему отношений
»как .между сознанием и .бессознательным пси т чес мим, так "и
между этими самими сознаниел! и бессознательным психичес-
ким и личностью, их носителем, вместе взятыми, выполняя при
этом функцию фундаментального «принципа связи» между
ними -и в том и в другом направлении. Если бы не существо-
вало экспериментально подтверждаемого Узнадзе и сторонни-
ками его ориентации теоретического понятия установки, в том
смысле, в каком оно фигурирует у лас, то мы оказались бы
вынужденными постулировать его в таком качестве — в ка-
честве исходного понятия общей теории сознания и бессоз-
нательного .психического, как и общей теории самой личности,
их носителя. По крайней мере, только с помощью этих теорий
мы оказались бы в состоянии раскрыть сегодня всю сущность
461

в .высшей .степени интересного положения Оллпорта относи-
тельно не так уж давно известного и дооконалыю изученного
феномена установки, как своего рода «иевпорпсихического со-
стояния готовности к психической и физической а,ктивносги»>
гка-к и положения Узнадзе относительно того же феномена
установюи, как определенного «модуса» личности. !Во всяком
случае, это понятие фигурирует у нас в качестве некоего фун-
даментального «принципа связи» внутри бииомной системы
отношений — сознания и бессознательного психического
друг с другом, с одной стороны, и u-ix обоих с самой лично-
стью, их носителем, с другой.
2. СОЗНАНИЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ ПСИХИЧЕСКОЕ КАК.
ЕДИНАЯ СИСТЕМА ОТНОШЕНИИ
(1) Итак, (сознание и бессознательное психическое рас-
сматриваются нами .как единая система отношений при их не-
посредственной мотивации той или иной актуальной установ-
кой личности на будущее. Отсюда и принципиальное значе-
ние для нас самой этой системы отношений, внутри которой
существенно меняет свой характер каждое из этих образова-
ний человеческой психики. Сознание и бессознательное пси-
хическое — тем, что при этом они вступают в сферу сзочх.
взаимоисключающих и взаимокомпенсирующих со'бсгвенпо-
п'сихологических, эпистемологических, эстетических и пр. от-
ношений; установка же — тем, что на -этот раз ей предостав-
ляется реальная возможность развернуться /в 'виде настояще-
го ^модуса» личности во всех аспектах ее отношений, вплоть
до шолной реализации данной личности вдрез эти самые
ее .взаимоисключающие и" (ВзаиМ'Оком'Пенси.рующие со6~
ственноос их о логические, эпистемологические, эстетические .и
црочие характеристики — сознание и бессознательное шеи-
хичеокое. Они то и характеризуют человека, как личность, на
основе его единой установки. Как раз в этой опосредствующей:
функции феномена установки как определенной готовности че-
ловека на ту или иную модификацию — модификацию через;
свое естество — и заключается весь смысл психологического
понятия установки -как одного из объяснительных понятий
современной /психологии. Однако прежде чем утверждать это
окончательно, попытаемся в наиболее общих чертах предста-
вить некоторые особенности каждого из фигурирующих здесь
образований психической реальности в единой системе их от-
ношений:
462

(а) Прежде «всего о сознании — этой наиболее суще-
ственной сабствешюгьсихолагичеокой и эпистемологической,
как и эстетической, характеристике человека, его собствен!1 о-
дл'я-себя-бытия, его самости. Из прежних, исторически имев-
ших место интерпретаций .сознания в 'настоящем сохраняют-
ся 'почти все его фундаментальные характ-еристики, главная
из которых — это 'качественное отлич'ие от всего остального
Mwpa и от всего остального ряда -явлений, что «в корне исклю-
чает всякую попытку его редукции, будь то психологическая,
эпистемологическая, эстетическая или какая-нибудь другая.
Редукция сознания на так называемые ■■«/публичные факты»
принципиально невозможна. И это не только и не столько
потому, что как нечто «приватное», как непосредственно дан-
ное нам (измерение действительности, оно выпадает из сферы
нашего бытия, сколько потому, что, как таковое, оно в то же
время о тно с и тс я и 'ко всему остальному бытию, в том чис-
ле и к своему собственному. Б о всяком случае, для нас созна-
ние — это прежде всего отношение. Причем, единственное в
своем роде отношение и как отношение к своей самости, в
смысле так называемого непосредственного сознания (само-
сознания), и как отношение ко всему остальному, в смысле
так называемого сознания (осознания) другого (привычного
сознания). И действительно, ничто так не относится к
чему бы то ни было, как относится сознание, >и ко всему оно
относится так, как относится к своей самости. К тому же от-
ношение сознания не имеет других ипостасей, и оба эти отно-
шения — одинаково необходимые и одинаково 'исключитель-
ные .в своем роде отношения1. По крайней мере» только при
1 При всем упорном стремлении психологов нашего века, особе и но психо-
логов, так или иначе представляющих бихевиористскую теорию редукции
(James, Watson, Tolman, Bergman, Hempel, Manoller, Kessen и др.) как не-
что оккультное, исключить сознание из числа научных фактов и наложить на
него табу никак не удалось. Наоборот, в наши дни среди психологов рззных
ориентации все чаще и чаще предпринимаются попытки представить сознание
в своем собственном качестве, причем в качестве не только и не столько не-
кой специфической активности или процесса, некоего специфического свой-
ства или атрибута какой-нибудь субстанции, сколько в качестве сознаоания
(в значении английского слова «awareness») или просто знания (в том смысле,
в каком мы могли бы образовать его от английского глагола <know», этого
'более простого, но зато и более емкого, двоякого по значению слова, чем от
во всем остальном эквивалентного ему слова «Cognition», которым, кстати,
оказывается, потому-то и предпочитали и все еще предпочитают пользовать-
ся психологи-интроспекционалисгы), то есть в качестве своего рода двучлен-
ного отношения, каким его представлял еще Гегель. (Небезынтересно при
463

такой -интерпретации сознания -возможно шонять бсю психо-
логическую сущность известного положения Маркса о том,
•что «мое отношение к моей среде и есть -мое сознание», -ибо
■«там, где существует какое-нибудь отношение, оно существу-
ет для меня; животные не относятся -ни -к чему w вообще не
относятся; для ж*от.ного его отношение к другим не суще-
ствует ;как отношение».
этом вспомнить, как определял Гегель понятия сознания и самосознания в
-системе своей философии и психологии духа, Соч., т. 3, М., 1956, стр. 201, 217:
«Сознание составляет ступень рефлексии «ли отношения духа, его развития
как явления. «Я» есть бесконечное отношение духа к себе, но как субъектив-
ное, как достоверность самого себя; непосредственное тождество природной ду-
ши поднято до этого чисто идеального тождества ее с собой; содержание этого
тождества является предметом этой для себя-сущей рефлексии. Чистая абст-
рактная свобода духа для себя испускает из себя свою определенность, приро-
дную жизнь души, которая так же свободна, как самостоятельный объект; об
этом-то объекте, как для него внешнем, «я» и получает прежде всего знание и
таким образом является сознанием. «Я», как эта абсолютная отрицательность,
■есть в себе тождество в инобытии; «r» есть оно само м выходит за пределы объе-
кта, как чего-то снятого п себе; оно есть одна сторона отношении и все
это отношение в целом,— свет, обнаруживающий и себя и другсе». Причем,
для Гегеля двучленным отношением является не только сознание, но и само-
сознание, поскольку, по его мнению, это «самосознание,— коего понятие
состоит в том, чтобы выражать отношение к самому себе, быть «н»=«я»,—
имеет в то же время отношение еще к некоторому непосредственному друго-
му, положенному не идеально, к внешнему объекту, к не-я, и есть нечто для
самого себя внешнее, ибо оно,— хотя в себе и есть целокупность, единство
субъективного и объективного,— ближайшим образом существует, однако,
как нечто одностороннее, как только субъективное, лишь через удовлетворение
вожделения достигающее того, чтобы быгь в себе и для себя целокупностью».
И если что самым решительным образом помешало дальнейшему развитию
положительных установок этих определений Гегеля, особенно их соответст-
вующих толкований в современной психологии, то это, прежде всего, заложен-
ная в его идеалисгической теории тождества мысль о чистой идеальности и
субъективности самосознания: при всем том, что «я» и объект наличествуют в
любом сознании, «самосознание продолжает оставаться абсолютно уверенным
в себе, ибо оно знает, что непосредственный внешний объект не обладает ни-
какой истинной реальностью, а есть, скорее, по отношению к субъекту нечто
ничтожное, лишь мнимо самостоятельное, в действительности же нечто такое,
что не заслуживает и не может существовать самостоятельно, но должно по-
гибнуть под действием реальной силы субъекта».)
В большинстве своем как раз в этом качестве и фигурирует сознание в
современной психологии— в этой сравнительно полной науке непосредствен-
но о нем, в которой более чем остро и всесторонне дискутируются сегодня вся-
464

Еще Гегель знал, что всякое сознание — это отношение
с двумя ипостасями и что всякое «сознание, как отношение
вообще, есть противоречие». Но, однако, сознание свободно
разрешает это противоречие, будучи способно полностью
реализовать себя и в том -и ъ другом направлении, как в-сфе-
ре логического, так и в сфере эстетического, что впоследствии
и создает иллюзию, возвышающую его до ранга единственно
кие попытки как собственно идеалистической (гегелевской), так и механисти-
ческой (бихевиористской) теории редукции. При этом мы сошлемся на соот-
ветствующие исследования Сирилом Бэртом природы психического (В и г t ,
С, Quantum Theory and the Principle of Indeterminacy, Brit. J. Statist. Psy-
cho!., v. 11, 1958; его же , The Concept of Mind, J. Psychol. Res., v. I,
1960; его же, The Structure of the Mind, Brit. J. Statistical Psychol., v.
14, 1961; его же, The Psychology of Perception, Brit. J. Statist. Psychol.,
v. 14, 1961; e г о же, The Sence Datum Theory, Brit. J. Statist. Psychol., v.
15, 1962), в частности на соответствующее определение им понятия сознания
(The Concept of Conscious, Brit. J. Psychol., v. 53, part. 3, 1962, p. 229—242).
Поскольку это последнее «во всех его формах с необходимостью подразумевает
наличие специфического отношения между (а) кем-то или чем-то, о котором
мы говорим, что он, она или оно является сознающим, и (б) чем-то другим,
которое он, ома или оно сознает». (Когда, например, мы «видим» розу или
«обоняем» ее запах, когда мы «слышим» шум или «чувствуем» боль, то глаголы,
которыми мы пользуемся в действительности представляют собой различные
случаи того единственного в своем роде отношения, для обозначения которо-
го и применяется Бэртом почти не поддающееся сколько - нибудь адекват-
ному переводу на русский язык английское слово awareness— «сознавание»
в силу содержащегося в нем двучленного отношения, природа каждого из
двух членов которого довольно-таки неуловима, тем более что само это их
отношение является асимметричным.) То есть постольку, поскольку в данном
случае Бэрт имеет в виду сознание как определенную форму знания (позна-
ния), ибо «коль скоро знание не представляет собой ни субстанцию, ни атри-
бут, единственная логическая категория, под которую мы можем его подвес-
ти, это— категория отношения». (Во всяком случае, как справедливо отме-
чает Бэрт, отсюда следует, что отрицать существование такого отношения
между познающим и познаваемым равносильно тому, что отрицать саму воз-
можность познания. Положение, в котором мы тогда оказались бы, это—
положение люден, заявляющих: «Я знаю, что я никогда не могу знать».)
К тому же Бэрт хорошо подметил, что не только психологи и философы
его ориентации, но и психологи и философы противоположной ориентации,
в частности Рассел (Russell, В. А. W., The Analysis of Mind, L., 1924,
р. 76), не говоря уж об Айере (А у е г, А. J., Philosophical Essays, L., 1954,
где он в конце концов признает, что определение «сенсорной данности» прямо-
таки требует релятивного толкования понятия сознания— «relational notion
of awareness»), начинают рассуждать так же. Ибо, ссылаясь на Рассела, сог-
30. А. Е. Шерозия 465

возможной, собственнопсихологической, эпистемологической,
эстетической (и пр. в этом роде) характеристик личности во
всех аспектах ее фундаментальных отношений. Отсюда и со-
ответствующие теории нео.картезианского толка. Однако от
этой иллюзии, как и от этих теорий, надо отказаться. По
крайней iMepe, так говорит весь опыт шсихо анализ а еоз,на;ния
п самой личности, его носителя. Это подтверждает и весь
опыт современной психологии установки, не говоря уж о не-
посредственном опыте познания и переживания нами нашего
•знутреннего мира, в котором само это сознание нередко вы-
глядит как 'нечто «разбитое» и нелогичное, а 'иногда и .прямо
скрывающее свои поражения, как и, иной раз, возвышающее
себя в тумане своего воображения. Отсюда и его определен-
ная склонность к сплошной символизации мира, вплоть до
сплошной символизации своей шодли'нной сущности, язык ко-
торой со временем становится далеко .не (Всегда .понятным
ему самому. Кстати, Фрейд и сторонники его ориентации од-
ними из первых по-настоящему попытались подобрать ключ
к этим тайникам нашего сознания и вдруг открыли за ним
чуть ли ни целый .мир «вытесненных» или просто «забытых»
им уже 'бессознательных психических явлений. Они же одни-
ми из первых по-настоящему попытались »понять эти явления,
з через них и всю символическую активность 'нашего созна-
ния. Прежде ©сего, -именно в этом <и усматривается нами ос-
новной смысл фрейдовского собетвеннопсихоаналитического
понятия бессознательного психического как оборотной сторо-
ны появляющегося в его же собственных образах сознания,
лею психологическую сущность 'которого можно было бы по-
нять не иначе, 'как только через соответствующее толкование
немного искусственно звучащего словосочетания — «созна-
ние-оборотень», как это, -впрочем, и делается в настоящей ра-
боте. Если бы «е это свойство бессознательного психическо-
ласно которому наше созндвание (avvareness)— это не только гозк<жянме нами
нашего созиавания, Бэрт справелливо считает, что доводы, которые он исполь-
зует для опровержания тех, кто пытается свести отношение сего созиавания
(awareness) либо к отношениям причинности, либо к отношению части и цело-
го или к отношению принадлежности, могут быть использованы также против
предлагавшихся в разное время видов редукции: если кто-нибудь спросит
меня, уверен ли я в том, что вижу красный накал, то я могу ответить, что я
не только вижу его, но также, что я знаю, что я вижу его. И поэтому я делаю
вывод, что понятие сознания, понимаемого как несводимое отношение созна-
вания (awareness), представляет собою такое понятие, которое мы не можем
ни исключить, ни подменить, конечно, если мы, как психологи, собираемся
дать адекватное объяснение человеческой жизни и человеческому поведению.
466

го — свойство проявляться в виде своего рада волшебных
(символических) образов сознания, давно уже отчужденных
от пего самого, .мы о нем «вообще бы ничего не узнали.
И вот, оказавшись перед лицом таких образований, созна-
ние не может не уладить своего отношения к ним, не может
не относиться и к этому самому своему «созданию-оборот-
ню», 'юак iK самому себе и .ко всему остальному. Более того, ско-
рее как раз отношение сознания к бессознательному психичес-
кому (какк1этаму самому своему «сознанию-оборотню») и вы-
ражает его сущность и как единственно возможного в си о ем
роде отношения к своей собственной «натуре» и ка.к един-
ственно 'возможного в своем роде отношения ко всему друго-
му. Так, 'ВО 'всяком случае, понимается нами феномен созна-
ния в единой системе отношений сознание — бессознательное
психическое, как >и в единой системе отношений личность —
установка — сознание —(бессознательное психическое.
(б) Сразу же после первых усилий, предпринятых с пози-
ции психологии бессознательного, стало известно, по крайней
мере, об одном совершенно «щодозрлтельном» и к тому же
очень характерном свойстве сознания —■ в случае надобности,
а иногда и .вовсе неизвестно почему, через соответствующие
обр-азы (символы)—будь они образами (символами) мечты,
этого своего рода сна па-я.ву, сновидений, искусства, религии
или как'их-нмбудь других образований человеческой психи-
ки, — скрыть свое подлинное лицо, как и подлинное лицо
своего носителя, и затем воздвигнуть в его защиту целые
барьеры сопротивления. Вспомним, как в свое врем-ч
Фрейда лор а зм л im факты та.к называемого ластлштноти'чес-
кого внушения, когда человек делает что-то по самому ему
неизвестной причине и лишь впоследствии придумывает прав-
доподобные объяснения своим »поступкам. (Кстати, мы уже
имели случай убедиться в этом на известио.м Л'.римере докто-
ра Бернгейма: однажды Бег/нгейм внушил своему испытуе-
мому, что, после того как тот будет выведен из гипнотичес-
кого транса, он должен взять зонтик одного из гостей, открыть
его и пройтись дважды взад-вперед по вералде. Проснув-
шись, этот испытуемый в самом деле взял зонтик, вышел из
комнаты и дважды, 'как ему внушили, прошелся туда и об-
ратно по веранде, после чего вернулся в комнату. На вопрос,
как объяснить его странное »поведение, он ответил, 'что «ды-
шал воздухом», настаивая, будто имеет щривьгчжу иногда по-
добным образом прогуливаться. Но когда его спросили, по-
чему у »него в руках чужой зонти«, он был крайне изумлен и
лоопешно .повесил зонт на вешалку.) Небезынтересно при
этом вспомнить также бесчисленные -факты простой забыв-
467

чивоети, внезапных проявлений остроумия, обмолвок и т. д.
и т. 'П., за которыми 'Фрейд видит чуть не целый мир антисоз-
■нания человека, толкуемый им путем негации характерных
признаков сознания, как некое бессознательное психическое:
представление 'минус сознание (бессознательное представле-
ние), желание минус сознание .(бессознательное желание),
стремление минус сознание ('бессознательное стремление).
И .хотя мы и противники Фрейда, для нас было бы бес-
смысленно отказываться от рассмотрения подобных фактов.
Более того, весь опыт психоанализа, как и наших непосред-
ственных наблюдений, подтверждает наличие логической не-
избежности в какой-то мере всегда воспринимать бессозна-
тельное психическое как нечто, действительно могущее быть
воспринятым именно через эти самые еобственнопеихолиги-
ческие характеристики сознания как своего рода антисозна-
ния. Причем, при столкновении сознания и антисознания че-
ловеческая .психика излучает «свет» или гасит его вовсе (гак,
по крайной мере, мы могли 'бы сказать ib отношении гения и
прогрессирующего безумия). И действительно, когда какое-
либо наше представление, желание, стремление или мысль,
идея уходят со сцены, они тут же теряют свое сознание и при-
общаются ,к миру бессознательного. Во всяком случае, где-то
в тайниках нашей памяти, как любил выражаться Фрейд, они
лежат как нечто бессознательное и оттуда неизвестно как
действуют на это сознание со стороны. При этом любое наше
представление, желание, стремление, .мысль, идея напомина-
ют актера, ушедшего со сцены, но которому, однако, предстоит
вернуться обратно втойже или в какой-нибудь совершенно
другой роли; кстати, подобно немногим крайне одаренным ак-
терам, на сценееознания они постоянно меняют не только свои
актерские костюмы, но и свою актерскую роль, и при этом всег-
да готовы на выполнение совершенно противоположных ролей.
Только будучи в положении «зрителя», само наше сознание, от
которого уходят и к которому через некоторое время и при
надобности снова возвращаются это представление, желание,
стремление, мысль, идея, никогда не знает или почти никогда
не знает ни о их уходе, ни о их приходе. Иначе они вообще
не смогли бы ни покинуть его,, ни вернуться к нему, а тем бо-
лее сыграть на сцене этого сознания свою отрицательную
роль.
А если все это происходит, — ,в чем, пожалуй, убеждает
нас не только весь опыт психоанализа и наших непосред-
ственных наблюдений, но и весь опыт искусства и религии, да
и самих наук и философии, — то это значит, что наше созна-
ние,.прежде .всего, должно заладить свои отношения со свои-
468

ми двойниками — этими самыми ушедши.ми от него представ-
лениями, желаниями, стремлениями, мыслями, идеями, состав-
ляющими огромную сферу нашей бессознательной психики,
обращенной к мам, как и к этому самому нашему сознанию,
б виде нашей субъективности, т. е. в виде той самой качест-
венности, в какой эти представления, желания, стремления,
мысли, идеи покинули нас и наше сознание, встав в положе-
ние актеров, взоры которых и после выполнения того или ино-
го фрагмента отведенных «им ролей (Вновь обращены на сце-
ну. Если бы не это движение актеров, не было бы и ни.ка-
кого представления на сцене. Точно так же, как, если бы не
это движение наших бессознательных психических представ-
лений, желаний, стремлений, мыслей, идей, не было бы и наше-
го сознания, как и нашего языка, воплощающего его в речи.
Отсюда и .непосредственная зависимость «как этих самых не-
обычных явлений нашей бессознательной .психики от созна-
ния, TaiK и этого самого .нашего сознания от этих самых необы-
чных явлений нашей бессознательной психики, и не только
когда он« .компенсируют .друг друга, npw их самом продуктив-
ном сотрудничестве, но и когда они исключают друг друга,
при их самом напри миримом антагонизме во всей системе от-
ношений личности. Причем, чем шире сфера нашего сознания,
тем шире и сфера этого нашею бессознательного психическо-
го каж в том, так и ъ другом направлении. На яр.ко освещен-
ном толе своей поверхности наше сознание просто не вмеща-
ет всех .наших представлений, желаний, стремлений, »мыслей,
идей, KaiK актуальную информацию, и гонит их в тай-
ники своей памяти, откуда -по первой же потребно-
сти этого сознания или в силу внутренней динамики
самих этих представлений, желаний, стремлений, мыс-
лей, идей они снова возвращаются к нему для воспроиз-
ведения, будь это воспроизведением в бытии и через бытие
этого сознания, в узком смысле слова, или в действии и че-
рез действие ого, как и его носителя в целом. Однако отноше-
ние сознания и бессознательного психического, главным об-
разом, осложняется не этим, а тем, что при этом бессозна-
тельное психическое, как и само сознание, имеет не только
свою собственную форму, но и свой собственный язык. И это
прежде всего проявляется в вечном сопротивлении со
стороны 'бессознательного психического, как и в вечном вы-
теснении со стороны сознания, если брать их в их единой
системе отношений. Отсюда и коренное противоречие между
ними па основе их необходимого сотрудничества, но не это
\самое их необходимое сотрудничество на основе их противо-
речия. Дело в том, что в первом случае роль ведущей ин-
469

станции их еди.ной системы отношений в конечном счете сохра-
няет за собой сознание, тогда как во втором .ведущая роль,
наоборот, 'в основном достается бессознательному психичес-
кому. Однако аб этом дальше.
Так, примерно, образуется у нас единая система отноше-
ний сознания и 'бессознательного психического внутри единой
системы фундаментальных отношений личности, их носителя,
где каждое из этих полушарий биномнои системы отношений
рассматривается как отношение. В частности, сознание —
как отношение к бессознательному психическому, а бессозна-
тельное психическое — 'как отношение к сознанию. Впрочем,
со стороны сознания это — отношение со своим двойником,
тогда как со стороны бессознательного психического это, на-
оборот, — отношение со авоим подлинником. Каково отноше-
ние между двойником ,и подлинником, таково и отношение
между сознанием и 'бессознательным психическим. Различие
только в том, что в данном случае самому подлиннику неиз-
вестно ни о том, когда этот двойник покинул его, ни о том,
когда и в какой форме он опять к нему вернется; они друг
друга не знают. В противном случае все -было бы проще я
проблема бессознательного психического не существовала бы
воъсе, потому что тогда само наше сознание в любое время
могло бы отпускать в область бессознательного, как и воз-
вращать обратно все наши представления, желания, стрем-
ления, -мысли, 'идеи, тогда как на самом деле оно не а состоя-
нии этого сделать: даже всякий раз, когда наше сознание го-
нит какие-нибудь наши представления, желания, мысли, идеи
они как незаметно исчезают, так и столь же незаметно, даже
против нашей воли, снова возвращаются к нему сами. Иначе
нам очень легко было бы отказаться от н.ашего прошлого, и
от красивого и от 1безобразного. Но увы, это невозможно, в
чем опять-таки вполне надежно убеждает нас как наш непо-
средственный опыт, так и весь опыт психологии сознания ьо-
обще.
К тому же, весь опыт психологии бессознательного, как
и наш собственный опыт, вполне надежно убеждают пас в
том, что это вовсе не зависит и от этих самых необычных
явлений пашей бессознательной психики: ни сознание, ни бес-
сознательное психическое, в том смысле, в каком они фигу-
рируют у нас, не могут управлять ни самими шбой, ни друг
другом, хотя и само сознание и само бессознательное психи-
ческое содержат в себе явно выраженную претензию .иа это, а
следовательно, и не могут составить единую сферу своих от-
ношений — сферу человеческой психики. По крайней мере
ни от сознания движения его образований и ни от бессозна-
470

тельного движения его образова.ний не зависят. Скорее это
зависит от исходной инстанции единой системы их отноше-
ний, в частности от лежащей в их основе целостной модифи-
кации личности через ту или иную ее актуальную потреб-
ность и ситуации, могущие удовлетворить эгу потребность в
там иди »ином -натравленш! —от так называемого установоч-
ного состояния данной личности.
(в) В общем, весь опыт не только соответствующих соб-
спв'&ннотюихологических и эл-истемо логических, но и эстети-
ческих исследований, та.к часто выполняемых в наши дни как
с (позиций современной психологии сознания, так и с -позиций
современной психологии бессознательного, самым наглядным
образом констатирует 'наличие такого, предваряющего нсякое
сознание и бессознательное психическое установочного со-
стояния личности, непосредственно включающего в себя весь
«обра.з» определенной ситуации, непосредственно отвечающей
той или иной потребности данной личности, а следовательно,
вместе с этими сознанием и бессознательным психическим, со-
ставляющего единую сферу ее психики. Отсюда и соответ-
ствующая интерпретация нами сего феномена установки и как
определенного «принципа связи» и как определенной «суммы
информации» внутри целостной системы отношений, в кото-
рой, в сущности, воплощается не только система отношений
сознания и бессознательного психического, но и система фун-
даментальных отношений самой личности, их носителя, при-
чем система отношений сознания и бессознательного психи-
ческого в системе и через систему фундаментальных отноше-
ний личности и, «наоборот, система фундаментальных отноше-
ний личности в системе и через систему отношений сознания
и бессознательного психического. Установка обслуживает эту
систему и как определенный «принцип связи» и как опреде-
ленная «сумма» предваряющей всякое сознание, как и всякое
действие, информации и в том и в другом направлении. Она
же суть 'И своего рода «энергетическая база», из недр кото-
рой берет свое начало и благодаря которой происходит даль-
нейшая трансформация всякой заключенной в ней энергии,
как и всякой заключенной влей информации, в факт сознания
и поведения самой системы.
К тому же в данной схеме рассмотрения хорошо раскры-
вается сущность феномена установки, не только как опреде-
ленного «принципа связи» всякого психического с са.мим пси-
хическим (сознания с бессознательным психическим, как и
этих самых сознания с сознанием и 'бессознательного психи-
ческого с бессознательным психическим, отдельно взятых)
внутри единой сферы человеческой психики, но и как опреде-
471

ленного «принципа связ'и» этого всякого психического (и это-
го сознания и этого бессознательного психического, вместе
взятых) с траншеияичеоким внутри единой сферы личности,
поскольку под этим пранопемхическим имеется .в виду не
только всякое собственно траногтеихичеокое (физическое,
внешнее), но и всякое собственно психическое (субъ-
ективное) как предмет нашей непосредственной интен-
ции, т. е. как предмет .нашего по знания и .пережи-
вания вообще. Прежде всего, как рае это обстоятель-
ство и выделяет феномен установки из трехчленной системы
отношений: установка — сознание — бессознательное пси-
хическое, составляющих единую сферу человеческой психики
внутри целостной системы отношений личности, их носителя.
Это она определяет систему отношений сознания и бессозна-
тельного .психического, как и систему отношений этих самых
взаимоисключающих и 'взаимокомпенсирующих собственно-
психологических, эпистемологических, эстетических и пр. ха-
рактеристик данной личности с самой этой личностью, их но-
сителем. Ибо личность это не только и не просто носитель этих
самых своих взаимоисключающих и взаимокомпенсирующих
собственно психологических, эпистемологических, эстетических
и л;р. характеристик, но и субъект их полной реализации. Ус-
тановка суть первичная, фундаментальная характеристика
личности, на oei-юв-е которой возникают, а также и реализуют-
ся все эти ее вторичные, взаимоисключающие и ва-аимодоомлен-
сируЕОЩие со'бственнолсихологические, эпистемологические,
эстетические и пр. характеристики, входящие 1в круг сознания
и бессознательного психического. Она же и та основа, на
которой происходит полная поляризация всех этих качеств, а
вместе с тем и образование 'всей структуры человеческой пси-
хики.
Нет сомнения, 'что тем самым установка полностью во-
площает в себе .психологическую функцию исходной инстан-
ции и сознания и бессознательной психики, как и психологи-
ческую функцию исходной инстанции единой сферы их реа-
лизации — сферы личности. Во всяком случае, мы находим,
что без этой инстанции и вне заключающей ее системы —
системы личности — в-ряд ли можно раскрыть явно противо-
речивую .природу и сущность какой-нибудь психики и как оп-
ределенной структуры-образа и как определенной структуры-
операции, а тем более как определенной структуры-операции
в виде деятельности вообще. Здесь мы имеем в виду раскры-
тие сущности человека и его психики то их 'биномной системе
отношений, в частности раскрытие сущности и того и другого
не только в сфере единой системы отношений сознания и бес-
472

сознательного психического, но и в единой системе огноше-
'Ний самой личности, их носителя. Отсюда и несколько необыч-
но обобщенное определение нами феномена установки как
отношения или некой системы отношений между этими двумя
системами отношений, лежащей в основе их единой сферы
отношений — сферы личности.
.(.2) Теперь несколько слов о некоторых преимуществах
иа'ш-юй постановки вопроса относительно самой системы от-
ношений: установка — сознание — бессознательное.
(а) Во-первых, это наиболее полная и .в самой себе завер-
шенная система отношений, оказывающаяся в состоянии пред-
ставить весь мир удивительно сложных и многообразных яв-
лений человеческой психики с присущей ему внутренней за-
кономерностью, и не только три непосредственной модифика-
ции в виде той или иной структуры-образа, но и при непосред-
ственной модификации в виде той или иной структуры-опера-
ции, ибо -все, что происходите нас и, в конечном счете, может
быть .названо явлением нашей психики, 'происходит в этой са-
мой системе отношений и согласно этой самой закономер-
ности. Причем, ни одна из возможных в психическом мире си-
стем отношений — ни сознание, -ни бессознательное психиче-
ское, ни установка, отдельно взятые, — не в состоянии реали-
зовать всю систему фундаментальных отношений личности
так лолно, как система установка — сознание — бессозна-
тельное.
(б) Во-вторых, это — открытая сама по себе система от-
пошен'Ий внутри такой же открытой самой по себе системы
фундаментальных отношений данной личности во всем про-
странственно-временном .континиуме мира, их опережающем
и их определяющем и в том и в другом направлении, ибо
почти вся динамика нашей личности, вплоть до сплошной ди-
намики нашей психики, -берет свое начало и полностью во-
площается через эту самую биномную систему наших отно-
шений. Причем, будучи своего рода «принципом «связи», уста-
новка «открывает» эту систему и как определенную систему
отношений данной психики (установка — сознание — бессоз-
нательное), и как определенную систему отношений дайной
личности, а следовательно, и единую сферу их деятельности—
сферу личности. (Так, во »всяком случае, воспринимается нами
понятие установки в его узнадзевском понимании, т. е. как
понятие определенного «модуса» личности, о котором уже бы-
ло сказано выше, что, если бы не это понятие, мы в своей по-
пытке построить общую теорию сознания и бессознательного
психического, как общую — общепсихологическую, эпистемо-
логическую, эстетическую и пр. — теорию личности, их носн-
473

теля, были бы вынуждены конструировать какое-нибудь дру-
гое понятие в этом качестве — в качестве исходной .инстанции
интересующей нас системы отношений.)
(в) И, наконец, в-третьих, это — система отношений, тто
которой легко определить все образования человеческой пси-
хики, как-то сознание, бессознательное психическое, установ-
ку, вплоть до определения феномена -самой личности, их но-
сителя, с учетом их собственнопсихологических, эпистемоло-
гических, эстетических и пр. возможностей, при их самом не-
посредствен ном измерении в единой сфере данной личности.
Причем, нет другой инстанции более надежной и более окон-
чательной проверки ни этой личности, ни этой психики, чем
эта, биномная 'Система их отношений через эту единую сферу
их деятельности — сферу личности. Вся суть в том, что -по
этой системе отношений мы оказываемся в силах констати-
ровать как самые сильные, так и самые слабые стороны на-
шей личности—и этого нашего сознания, и этого нашего
€е<хшн а те л ъното психичвакогю, и этой нашей установки. К
тому же, оперируя этой системой отношений, мы можем объ-
единить усилия почти всех ныне функционирующих на ее
основе наук — а не одних только философии и психологии —
вокруг одной и той же проблемы — проблемы человека и
его психики.
Так, по крайней мере, мы (Позволяем собс В1вести поня-
тие единой сферы личности как одно из исходных понятий
предлагаемой при этом общей теории сознания и бессозна-
тельного психического — этих двух взаимоисключающих и
взаимоком'пенсирующих сооелвеннопсихологических, эписте-
мологических, эстетических и ;пр. характеристик личности на
основе ее единой установки. (Причем, во всех аспектах этих
суждений, как предыдущих, так и последующих, под бессоз-
нательным психическим мы разумеем не собственно бессозна-
тельное психическое, а всего лишь так называемое отрица-
тельное бессознательное психическое — представление, жела-
ние, стремление и т. д. и т. п. минус сознание, поскольку со-
временная психология и наш непосредственный опыт прямо-
таки заставляют нас говорить об этом психическом вообще,
тогда как под установкой, наоборот, мы разумеем не это от-
рицательное бессознательное психическое, а как раз то соб-
ственно бессознательное психическое, или та.кое психическое,
которое ни при каких обстоятельствах не меняет свой род от-
ношения «в качестве определенного «принципа связи» и «сум-
мы информации» ни в том и ни в другом направлении. Это
значит, что по данной схеме отношений легко разрешается
проблема отношений установка — сознание, с одной стороны,
474

:* установка — бессознательное психическое, с другой, а за-
одно :и проблема движения человеческой аюихики по дринци-
пу обратной связи — как от исходного положения к цен-
тральному, так от центрального к исходному: установки к
сознанию и сознания к установке. Причем, отрицательное бес-
сознательное психическое, о котором у нас идет речь, в прин-
ципе может опосредствовать движение человеческой психики
и в том и в другом,направлен ии, акорее от сознания к установ-
ке, чем от установки к сознанию, также как в принципе оно мо-
жет и.вавсеюе опосредствовать его к-и в том, ни в другом на-
правлении. Оно — всего лишь промежуточная переме-нн.ая,
средство, но не принцип движения данной психики. По край-
ней мере, ,мы должны и мы можем сохранить его в таком ка-
честве, после того как мы уже располагаем понятием бессоз-
нательного психического в собственном смысле слова — по-
нятием установки, тем более, что, как одна из фундаменталь-
ных характеристик человеческой психики, бессознательное
психическое дает возможность попять в ней многое. В частно-
сти, с помощью понятия установки легко объяснить факт
единой модификации человеческой .психики, как и возмож-
ность ее полной реализации через эти самые ее взаимоисклю-
чающие и взаимоко-мпенсирующие собственнопсихологичее-
кие, эпистемологические, эстетические и пр. характеристика—
сознание и бессознательное психическое, одновременно вы-
ступающие и как основные взаимоисключающие и взаимоком-
пенсирующие собственнопсихологические, эпистемологичес-
кие !и л р. того же рода характеристики личности, >лх «носителя,
:во всех аспектах ее деятельности. Иначе (просто не понять
пр'опиворечий человека, 1как .и (противоречий его психики, а
тем более его собст.вешю-для-себячбытия, его лирики).
3. МЕСТО СОЗНАНИЯ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
ПСИХИЧЕСКОГО В ЦЕЛОСТНОЙ СИСТЕМЕ
ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИИ ЧЕЛОВЕКА: ОТНОШЕНИЯ
К САМОМУ СЕБЕ, ОТНОШЕНИЯ К ДРУГОМУ И ОТНОШЕНИЯ
К СУПЕРЛИЧНОСТН
(1) Прежде всего, об отношении самих систем отноше-
ний: сознания и бессознательного психического, с одной сто-
роны, и личности, как их непосредственного носителя и актив-
ного субъекта реализации, с другой. И о том, как, согласно
предлагаемой при этом теории, эти центральные системы от-
ношений делятся на соответствующие подсистемы отноше-
ний— сознания, бессознательного 1пси,\и(чеокопо и личности,
отдельно взятых, образуя при этом единую сферу деятельно-
сти каждой из этих систем отношений — сферу личности и
475

ее психики. Отсюда и единая система этих самих систем отно-
шений: сознания и бессознательного психического, с одной
стороны, и сасчой личности, как их непосредственного носи-
теля и активного субъекта реализации, с другой.
(а) Кстати, лучше всего путем определенной конверсии
комментировать основной смысл каждой из этих систем отно-
шений, как и положения, лежащего «в основе нашей теории:
сознание и 'бессознательное психическое суть основные харак-
теристики личности во всех аспектах единой системы <*е фун-
даментальных отношений, внутри коей и образуется система
их собетвенненпеихолагичееких, эпистемологических, эстети-
ческих и пр. образований, поскольку-и это сознание и это бес-
сознательное психическое представляют собой в равной мере
подчиненные и необходимые элементы обеих этих систем от-
ношений, ибо, как основные собственнопсихологические, эпи-
стемологические, эстетические и пр. характеристики лично-
сти, они всегда возникают и функционируют не иначе, как
только через эти самые системы отношений. Суть тут з том,
что," "в принципе, почти ib такой же мере, в какой система фун-
даментальных отношений личности во всем пространственно-
временном континууме мира определяет систему отношений
сознания и бессознательного психического, так и эга самая
система отношений сознания и бессознательного психического-
определяет систему фундаментальных отношений личности,
их носителя. Это — биномная система отношений, представ-
ляющих собой единую сферу нашей деятельности — сферу
личности и ее психики. Потому что ведь иначе, как только-
через эти самые ее взаимоисключающие и взаимокомпенеи-
рующиесобствеино1П-сихологические, эпистемологические, эсте-
тические и пр. характеристики—сознание и бессознательное
психическое, личность не может реализовать себя и всю си-
стему своих фундаментальных отношений, включающих отно-
шение к самой себе, отношение к другому и отношение к су-
перличности, а тем более не может достичь полной реализа-
ции своих сущностных сил через свое собственно-для-себя-бы-
тие, свою самость. Отсюда и соответствующее место этого-
сознания и этого бессознательного психического, как единой
системы отношений, в целостной системе фундаментальных
отношений личности, как субъекта этих отношений во всем
пространственно-временном континиуме мира, ее окружаю-
щем и ее определяющем.
(Сразу же попытаемся констатировать, в чем состоит
принципиальное значение такой постановки 'вопроса: во-пер-
вых, в том, что при этой, постановке мы получаем возмож-
ность уже окончательно1 выделить- феномен: личности, и. как
476

основной элемент любой из занимающих нас здесь систем от-
ношений и как основную силу их реализации, ибо нет никакой
•проблемы сознания и бессознательного психического вне еди-
ной системы их отношений в сфере личности. Все дело тут в
том, что, в конечном счете, как раз единая сфера деятельно-
сти личности и есть единая сфера деятельности психики, лич-
ность и психика неотделимы друг от друга; во-вторых, в том,
что если бы не эта единая система отношений сознания и
бессознательного психического в сфере личности, мы не
могли бы понять пи эту личность в мире ее удивительно
сложных противоречий — противоречий ее собственно-для-
оебя-бытия, ее самости, как и ее сущностных сил, ее естества,
ни эти самые ее взаимоисключающие и взаимо.компенеи.рую-
щие с об с твеннопеихо логические, эпистемологичеакие и эсте-
тические характеристики, отдельно взятые, ни в одной их
возможной модификации в этом направлении. Ведь само это
сознание, как и само это бессознательное психическое, суть
отношение, и как всякое отношение оно суть противоречие;
и, наконец, в-третьих, в том, что в конечном счете как раз
эта 'биномная система отношений и отражает в себе всякое
«движение» в пространственно-временном континиуме мира
как в смысле теорий Дарвина и Эйнштейна, когда под этим
самым пространственно-временным ко.нтиниумом мира мы
должны разуметь пространственно-временной кэнтиниум
окружающей нас живой, по Дарвину, и неживой, по Эйн-
штейну, .природы, так и в смысле теории Маркса, когда под
этим самым пространственно-временным континиумом мира
мы должны разуметь простра.нствзнно-временной кошиниум
окружающего нас общества. Дело в том, что личность должна
всю себя воплотить и в том и в другом направлении.)
(б) Это значит, что каждая из этих систем отношений —
сознания и бессознательного психического — на основе их
единой модификации по той или иной актуальной установке
личности, с одной стороны, и самой этой личности, их носи-
теля, на основе ее способности к такой установке своих сущ-
ностных сил через соответствующее, опережающее всякое
сознание отражение своих потребностей и ситуаций, могущих
удовлетворить эти потребности, с другой, суть одна из двух
основных подсистем их биномной системы отношений, кото-
рые, в свою очередь, образуют внутри себя определенные си-
стемы отношений: система отношений сознания и бессозна-
тельного психического —■ систему отношений сознания и си-
стему отношений бессознательного психического, причем си-
стему отношений сознания не только с сознанием и бессозна-
тельного психического с бессознательным психическим, но и
477

сознания с бессознательным психическим и бессознательного
психического с сознанием, как и установки с сознанием и уста-
новки с бессознательным психическим; система же отноше-
ний личности — систему -отношений не только к самой себе и
к другому, но и к суперличности. Все эти системы и подси-
стемы, взятые вместе, в их биномной системе отношений, со-
ставляют исключительно сложную, структуру личности, -как
и исключительно сложную структуру ее психики. И если бы
не^эт.а их единая модификация через ту или иную, опережаю-
щую всякое сознание и действие актуальную установку лич-
ности, мы не смогли бы понять ни эту самую структуру лич-
ности, ни эту самую структуру ее психики, тем более, что ни
но одно.му из известных нам ныне логических законов исклю-
чения мы не смогли бы исключить как ни одного из этих об-
разований данной психики, так и самой личности, их носителя.
Всякое (подобное исключение повлекло бы за собой грубое на-
рушение единой сферы личности, как и единой сферы ее пои-
мки, ибо это одна и та же сфера деятельности — сфера лич-
ности и ее психики.
Итак, чтобы должным образом разъяснить нашу пробле-
му, из этой сети систем отношений мы должны виделить не
только отношения типа отношений личности и типа отношений
ее взаимоисключающих и вз а и мо компенсирующих coocriieH-
нопсихологических, эпистемологических, эстетических и пр.
характеристик — сознания и бессознательного психического,
но и типа отношений ее цел осты о-личиост ной .модификации--
ее единой установки,. 'Причем, отношения типа отношений
установки суть отношения, лежащие в основе как отношений
типа отношений .первого, так и отношения типа отношений
второго. Они суть первичные отношения внутри всей бином-
ной системы отношений. Однако первичные ;по .времени, но не
по рангу. Это главное, что мы должны иметь в виду при даль-
нейшем анализе единой сферы личности, в частности при оп-
ределении роли сознания и бессознательного психического,
как и лежащей в их основе единой установки данной личности.
(2) Между тем единую сферу отношений интересующих
нас систем и подсистем отношений — сферу личности — преж-
де всего составляет система ее фундаментальных отношений,
а именно — отношение данной личности к самой себе, к дру-
гому и к суперличности. Фундаментальных потому, что в ко-
нечном счете они исчерпывают всю возможность как наиболее
реальных, так и наиболее ирреальных отношений личности.
(Здесь же отметим, что, говоря об ирреальных отношениях
личности, в данном случае, ,в частности, мы имеем в виду не-
которые чисто субъективные, хотя и весьма значимые, обр^зо-
478

вания человеческой психики, которые впоследствии давят па
-нее со стороны, как .нечто еверхличное, вовсе не ограничивая
тем самым область та'ких явлений одними только чисто субъ-
ективными образованиями человеческой психики. Кро.М'6 этих
чисто субъективных образований, сюда входят также неко-
торые вполне объективные, хотя и несколько необычные, об-
разования данной психика. А в некоторых отношениях не
только сии явления ;из внутреннего, собственно психическою
тшнтиниум.а мира, ню и явления из внешнего, пространствен-
но-временного континиума ммра. Не имея в виду таких явле-
ний, в принципе мы не смогли бы понять ни одной из истин-
но творческих операций, имеющих место в единой сфере лич-
ности, а тем более ни одного из символических, фантастичес-
ких образований ее психики. По крайней (мере, в большей сте-
пени только в этой связи можно было бы раскрыть ту глубо-
кую мысль, которая содержится в известном положении
Ленина, гласящем, что осознание человека не только отра-
жает объективный мир, но и творит его». То ость оно не толь-
ко отражает этот мир, но и само создает себе свой мир — мир
отражения, И полнее всего это происходит в искусстве и через
искусство.)
(а) Отношение личности к самой себе — одно из ее
фундаментальных отношений: личности нет, если нет такого
отношения. Причем, отношение личности к самой себе дано
не только в системе ее отношений к самой себе через свое
сознание, но и в системе ее отношений к самой себе 4epej свое
бессознательное итсихическое, из коих система ее отношений
к самой себе через свое сознание связывает ее с ее настоящим
и будущим, тогда как система ее отношений к самой себе
через свое бессознательное психическое сшязывает ее с ее
прошлым, как бы обнимая таким образом весь мир ее соб-
ственно-для-себя-бытия, каж в сфере ее социального статуса,
так и в сфере ее естества. Прежде всего, личность измеряет-
ся по этой самой ее биномнюй системе отношений. Дело в
том, что сии отношения к самой себе образуют собой цен-
тральное з,веио единой сферы личности, и это, только одно
это, обеспечивает личности возможность привести в порядок
свое отношение и к другому, и к суп ер личности.
Кстати, только благодаря такому расчленению единой
системы отношений личности к самой себе — расчленению на
определенные отношения к самой себе через свое сознание и
на определенные отношения к са;мой себе через свое бессоз-
нательное психическое — и удается современной психологии
констатировать личность, с одной стороны, -как нечто самосоз-
нающее, кюпд-а все остальное и она сама существует для нее
479

в виде одного знания, т. е. когда она воспринимает себя и все
остальное только через 'Свое сознание, а, с другой стороны,
как нечто вожделеющее, когда чуть ли не весь мир, в том
числе и свой собственный, представляется ей предметом соб-
ственного употребления, собственной .интенции, т. е. когда
она воспринимает этот мир, как и самое себя, не только че-
рез свое создание, но и через свое бесеозн.ательное психичес-
кое, в виде их предметности. Во всяком случае, современная
■психология, не говоря уже о других науках о человеке, долж-
на отдать себе ясный отчет и -в том и в другом.
И действительно, будучи носителем своего сознания,
личность возводит и себя и все остальное в ранг знания, ибо,
'как полагает Маркс, «способ, 'каким существует сознание и
каким нечто существует для него, это — знание». Причем,
как наиболее совершенную форму сознания, так 'и наиболее
совершенную форму личности, ее собственно-для-себя-бы-
тия, ее самости,(представляет собой самосознание; более того,
в системе свои,х отношений к самой себе сознание гпря<мо-та.ки
заставляет лич.ность мыслить себя и 'все остальное как только
самосознание, ибо, как утверждал еще Гегель в системе сво-
ей философии (и психологии) духа, «истина сознания есть са-
мосознание, и это последнее есть основание сознания, так что
в существовании всякое сознание другого предмета есть са-
мосознание». (Дело в том, что, согласно Гегелю, и в опреде-
ленном смысле он 'прав в этом, «я знаю о предмете, что он
мой, он—(Мое представление, поэтому в знании о нем я имею
знание о себе.—'Выражение самосознания есть «я» = «я», аб-
страктная свобода, чистая идеальность. — ,В таком виде са-
мосознание не имеет реальности, ибо оно само, будучи своим
предметом, в то же время и не есть таковой предмет, ибо не
существует никакого различия между этим предметом и им
самим». Или, что то же самое: «В выражении «я» = «я» вы-
сказан принцип абсолютного разума и свободы. Свобода и ра-
зум состоят в том, что я .возвышаюсь до формы «я» = «я», что я
все познаю как принадлежащее мне, как «я», что каждый
объект я постигаю как звено в системе того, что есть я сам,—
коротко говоря, что в одном и том же сознании я имею и «я»
и мир, в мире снова нахожу себя и, наоборот, в моем созна-
нии имею то, что есть, что имеет объективность». Отсюда ,и
соответствующее разграничение Гегелем подлинно рефлектив-
ного сознания и самосознания. И мы, его 'Критики, фактичес-
ки во многом согласились бы с ним, если бы не его идеали-
стическая теория тождества, которая в лице своей «чистой
идеальности» самосознания не то что разрешает действитель-
но хорошо наблюдаемые ею противоречия между «я» и ми-
480

,ром в нашем сознании, а .просто снимает их как в сфере соб-
ст в ein i оме и хо логического и эпистемологического, так и в сфе-
ре эстетического. Том не менее Гегель, а том более Маркс и
сторонники его ориентации, хорошо преодолевают односто-
ронность так называемой имманентной философии и психо-
логии сознания.)
Это с одной стороны. А с другой, будучи носителем свое-
го созпалия, личность в системе своих отношений к сзоей са-
мости всецело сохраняет и себя, и все остальное в каче:1Бе
предмета своего потребления, своих насилий. Причем, так по-
ступает она не только и -не столько как носитель, хак суоъект
своего сознания, сколько как носитель, как субъект своего
бессознательного. Но при этом обе эти инстанции человечес-
кой психики совершенно по-разному, ло почти с одинаковой
интенсивностью заставляют человека так поступать, ибо со-
знание и бессознательное психическое не только и не столько
взаимоисключающие, сколько взаимокомпенсирующае соб-
ствеынопсихологические, эпистемологические, эстетические и
пр. его характеристики. По крайней мере, оба они суть его
одинаково необходимые собствешюпсихологические, эпистемо-
логические, эстетические и пр. характеристики в единой сфе-
ре его деятельности — в сфере личности. Более того, вожде-
ление «заполняет» человека и как .непосредственную часть
природы, и как активного субъекта своей истории в статусе
своего собсгвеино-для-себя-бытия, своей самости.
Весьма глубокую, в этом отношении, мысль со дер/кит
одно из совершенно беапретемциозных высказываний Маркса:
дом, в котором не живут, сюртук, которого не оцеваюг, не
есть ни то, ни другое,—хотя и современной психологией она,
эта мысль, в достаточной мере все еще не истолкована. С
психологической точки зрения, 'при соответствующей критике
хотя бы того же фрейдизма далеко недостаточно использует-
ся также известное положение Гегеля, которое остается не
настолько изученным, чтоб можно было, следуя за Марксом,
спасти его рациональное содержание от идеалистической тео-
рии тождества. Оставаясь верным своей системе философии
(л психологии) духа, Гегель говорил: «Самосознающий с>оъ-
■ект знает себя как такого, который в себе тождественен с
внешним объектом, — знает, что этот последний содержит в
себе возможность удовлетворения вожделения, что пред-
мет, следовательно, соответствует вожделению и что именно
•вследствие этого вожделение и возбуждается предметом. От-
ношение к объекту делается поэтому для субъекта необхо-
димым. Субъект усматривает в объекте свой собственный не-
достаток, свою собственную односторонность, -- видит в
31. А. Е. Шерозия 481

объекте нечто принадлежащее к его собственной сущности и.,
тем не менее, ему нехватающее». Однако, продолжая следо-
вать своей идеалистической теории тождества, Гегель допус-
кает грубый просчет, 'полагая, что, в свюю очередь, всякое
«самосознание может снять это -противоречие, ибо оно" есть не
бытие, а абсолютная деятельность; и о по действительно, сни-
мает его, поскольку овладевает предметом». Но, во-пер;зых,
самоеознаише —. это не самоцель, и, -во-вторых, никакое само-
сознание как сознание своей самостности не в состоянии пре-
одолеть границу бытия и подняться до. уровня «чисюй иде-
альности» в том смысле, в каком ее понимает Гегель. Но-
это, в пропащие, не ,во вред, а как раз наоборот — >в пользу
сознания, как и в пользу самой личности, его носителя. Ина-
че бы оно, как и сама эта личность, не смогло остаться вечно-
открытой системой, чем оно, впрочем, во многом напоминает и'
это вожделение.
Так или иначе современная психология сознания, как и.
психология личности, не мо:жет отказаться от мысли о самом
непосредственном участии влечений в единой сфере деятель-
ности человека — в сфере нашей личности и нашей психики...
Более того, она должна объяснить эти влечения и как опре-
деленную потребность данной личности и как определенную
-потребность данной психики в чем-то другом, имея »пр-и этом
в виду как сознательную их модификацию- (потребность соз-
нания), так !и бессознательную (потребность бессознатель-
ного). Итак, влечение суть фундаментальная характеристика,
личности и в там и в другом направлении, и к тому же оно-
связывает личность не только со своим будущим (через созна-
ние), но и со своим прошедшим (через бессознательное пси-
хическое), с истоками жизни, древней, как мир. (Вспо.миим,
как Гегель охарактеризовал его в этой же самой сие теме
своей философ-ил и психологи« духа: «Вожделение есть та
форма, в которой -самосознание проявляется на перзой ступе-
ни своего развития. Вожделение здесь еще не имеет никако-
го дальнейшего определения, кроме определения его как вле-
чения, поскольку это последнее, не получив еще определения
со стороны мышления, направлено на внешний объект, в ко-
тором оно ищет своего удовлетворения», тогда как «ыежшюе
не и.меет никакого влечения, потому что оно не в состоянии
перенести противоречия и потгибает, если нечто по отноше-
нию к нему другое в него проникает. Напротив, все одушев-
ленное и дух необходимо имеют влечения, так как ни душа, ни
дух не могут существовать, не имея в'иутри себя противоре-
чия, не чувствуя ил-и незняя его».)
Впрочем,, влечение заложено' в сфере единой установки:
482

личности, как и самой жизни, и оттуда управляет ею, а за ней
и ее основными собствепиопсихологичеекими, эпистемологи-
ческими, эстетическими и пр. характеристиками — сознанием
и бессознательным психическим в обычном смысле сллва.
Ибо скорее ка.к раз единая установка личности, как и са\ый
жизни, и есть та сфера, в .которой личи-юсть «впервые для
себя обнаруживает не только ту или иную свою потребность
(влечение), но и ситуацию, могущую удовлетворить эту по-
требность (влечение), три чем обнаруживает не иначе, как в
виде непосредственно данного для познания и переживании
.мира, .будучи способна реализовать эту установку т^ з гом, го
в другом направлении. Главным образом, это обстоятельство
и возводит общую теорию установки в ранг общей теории
личности во всем аспекте наук о человеке, но не в одной толь-
ко 'Психологии. Во всяком случае, так она и воспринимается
в системе предлагаемой нами, как опыт, теории сознания л
бессознательного психического.
Таковы некоторые тенденции развития отношений лично-
сти к самой себе как через сознание, так и через бессозна-
тельное психическое, «по их единой модификации через ту или
иную, опережающую всякое сознание и действие установку
данной личности, на что просто не может не напразлять
свои поиски современная психология, а тем более общая тео-
рия психологии, поскольку она должна приобщить ее к си;те-
ме наук о человеке и далее — к системе наук вообще.
('б) Однако одна система отношений личности к самой
себе, которой эти науки должны уделять должное виимани
•не в состоянии охватить единую сферу ее деятельности —
сферу личности, т. е. единую сферу ее соост.венн о-дл я -се б-я -бы-
тия, единую сферу ее психики, не говоря уж об единой сфе-
ре ее естества, в которой она отнюдь не перестает существо-
вать, Это наиболее существенная, но всего лишь одна и^ си-
стем, входящих в единую сферу фундаментальных отноше-
ний личности. Вместе с ней сюда должна быть включена так-
же и система отношений личности к другому, причем к дру-
гому не только как к некому подобному ей самой суиьскту
для-себя, но и к другому как к объекту этих отношений, как
к природе.
Сразу же уточним, что в предлагаемой теории под этим
феноменом другого, .поскольку этот другой включается в сфе-
ру личности, понимается не только другой как некто другой
в виде подобного личности субъекта для-себя, но и др>гой
как объект их отношений, как лрирода, что, /в свою очередь,
Довольно резко меняет сущность и основной смысл понятия
другого, если только, конечно, нам удастся передать весь
483

смысл каждой из этих инстанций отношений через единую
сферу личности и ее психики. Для уточнения, нам думается,
следует внести определенную ясность в вопрос о различии
между личностью и этим самым другим как собственно дру-
гим (другой личностью), с одной стороны, и между ею и этим
самым другим как просто другим (природой), с другой, так
же как и между этой самой лшчлюстыо м этим самым другим
как собственно другим три их совместном насилии над приро-
дой каи< объектом этих насилий, чтобы впоследствии должным
образом проследить за изначальным единством каждого из
этих элементов единой сферы личности, как и единой сферы
ее психики. Дело в том, что в сущности пи эта личность для-
себя и ни этот другой для-себя не имеют прямого доступа к
природе как некоему безличному другому. Оба они равно под-
ступают к ней не иначе каи< только через определенную си-
стему отподгомий между ними, что, в свою очередь, в той же
мере сохраняет им их полную самостоятельность в отноше-
нии природы, 1з какой и отнимает ее в отношении друг друга.
Отсюда и сама историческая необходимость, в собственном
смысле слова, поскольку она содержит в себе необходимость
в единой системе отношений и этой личности, и этого друго-
го, и этой природы в сфере личности. А это значит, что как
своими взаи мо исключающим и собстве-инопсихологическим и
характеристиками личность, по сей необходимости, равно во-
оружается и этим своим сознанием и этим своим бессозпатель-
лым психическим; па этом именно бессознательном психи-
ческом базирует она свое сознание, как и эту самую свою са-
мостиоеть — па этой самой природе. Причем, насколько лич-
ность дол/жпа и способна .подчинить себе природу, настолько
же се сознание должно и способно подчинить себе ее же бес-
сознательное психическое. (Кстати, на эту сторону вопроса
вовсе не обращают виимаи-ше Фрейд и сторонники его ориен-
тации, как, впрочем, к сожалению, и психологи противополож-
ной ориентации.)
Итак, в системе своих отношений к другому личность от-
носится «к нему и как к собственно другому и как к просто
другому, к природе. Отличие только в том, что просто к дру-
гому, к природе, она относится через этого собствен.ij друго-
го, как, впрочем, и эта .природа воздействует на нес через это-
го собственно другого. Он — изначально необходимое звено
в единой сфере личности и в том и в другом направлении, и
напрасно Гегель, как, в свою очередь, и современные экзи-
стенциалисты, думает, что его, как и саму эту природу, вооб-
ще можно было бы растворить в сфере личности, в пользу
этой самой ладности, Ведь личности-то нет, есл'И .нет этого.
484

другого, через гкото-рого она относится к природе и, пропи го-
воря, насилует ее. Более того, иной раз, да и в принципе, лич-
ность не мажет наладить свое отношение к самой себе ина-
че, как только через посредство этого другого, не гозоря уж
о дрироде ка1к о «просто другом, который так же решительно
фигурирует в еди/пой сфере личности.
Так, во всяком случае, воспринимается памп проблема
одного из центральных элементов единой сферы личности —
проблема другого. И если, на сей раз, выдвигая эту пробле-
му, мы расширяем понятие другого вплоть до понятия всего
остального — ,и этого собственно другого, и этого просто
другого, природы, то это 'потому и постольку, посколоку от-
ношение личности и к этому собственно другому и к этому
просто другому, к природе, может либо уравняться, либо рез-
ко колебаться по степени соответственно то в пользу перво-
го, когда сама природа воспринимается ею как он и пет ни-
чего кроме личности и подобного ей собственно другого
(.волoimihihm хотя бы только классический пантеизм, знамени-
тые представители которото спорят с природой, растворяя в
ней все, даже свою личность), то в пользу второго, когда сам
этот собственно другой низводится ею до уровня природы и
вместе с ней рассматривается как 'вещь среди вещей. (Кста-
ти, нагляднее всего этот обратный процесс отразило б себе
э кз ист езди ал ис такое сознание нашего века.) Это во-первых,
а во-вторых, и этот другой, -как собственно другой, как при-
рода, — вместе с тем и одинаково необходимый элемент от-
ношения личности, будь это ее отношение к самой себе или
к с упер личности.
Для нашей цели изложения на этот раз особенно важно
отметить наличие другого ъ качестве внутренне необходимой
инстанции в системе отношении личности к самой себе. Дело
в том, что, относясь к другому, личность хорошо оцениззет
себ.я и сво'и возможности, как и этот другой — себя и сбои
■возможности. Более того, при этом личность удостоверяется
в овоем сабствомно-для-се'бя-'бытии, в своей самости ости,
именно в своем собствеино-для-себя-.бытии, в своей с а мости о-
сти. (Вспомните Маркса: «Человек сначала смотри пся, как в
зеркало, только в другого человека. Лишь отнесясь к челове-
ку Павлу, (как к себе подобному, человок Петр начинает отно-
ситься к самому себе как к человеку». И это постольку, по-
скольку только при наличии другого человека возникает
«сознание человеком самого себя в элементе практики, е,
сознание человеком другого человека как равного себе и
отношение человека к другому человеку как к равному». От-
сюда Маркс и сторонники его ориентации, следуя .принципу
485

обратной связи, выводят, как известно, следующее положе-
ние: «Предмет как бытие для человека, как предметное бытие
человека, есть >в то же время наличное бытие человека для
другого человека, его человеческое отношение к другому че-
ловеку, общественное отношение человека -к человеку». Это
значит, что, согласно Марксу, человек не может относиться
ни к природе, ьги к самому себе как персона, не относясь к
другому человеку; как определенная персона, он может отно-
ситься и к тюму и .к другому только через посредство друюго
человека; ибо, согласно опять-таки Марксу, человек, должно
быть, не обособляется ни от природы, ни от общества, хотя в
определенном смысле всегда противостоит им. Как непо-
средственная часть природы, он, наоборот, всегда обнару-
живает себя только в обществе и через общество, что прин-
ципиально отделяет, но не принципиально обособляет его от
природы. Ведь для Маркса проблема другого — это, прежде
всего, проблема общества и, в частности, общественной прак-
тики, поскольку она имеет место в природе и при насилии
над этой природой, в силу чего и именно через это общество
и через эту практику люди вступают в отношения не только
с природой, но и друг с другом, непосредственно воздей-
ствуя (при этом как на эту природу, так и друг на друга, ибо
«они не могут производить, не соединяясь известным обра-
зом для совместной деятельности и для взаимного ooMj.-ia
своей деятельностью. Чтобы производить, люди вступают :в
определенные связи и отношения, и толыко в рамках этих
об теснее иных связей и отношений существует их отношение
к природе, имеет место .производство».)
'Как раз это положение и лежит, прежде всего, в основе
■пашей интерпретации проблемы другого и как собственно
другого и как просто другого, природы, поскольку оба они
вовлечены в сферу общественной практики — в сферу лично-
сти, ка.к и предлагаемого при этом понятия об этой единой
сфере личности. Ибо тем самы-м мы подчеркиваем односто-
ронность не толыко и не сто лыко гносеологической, каковои ее
считает Сартр, теории Гегеля — теории тождества Зыгия и
(п-ознан'ия через некое множество сознаний, т. е. через непо-
средственное отношение сознания к сознанию, которое впо-
следствии воспринимается ею и как абсолютное тождество
«я» и другого, сколько односторонность онтологической тео-
рии самих э.кзистенци а листов о несводимое™ бытия к 'Позна-
ни ю (Киркегор), (в 'Частности, теории Хайделгер-а — теории от-
ношения бытия к бытию, поскольку для Хайде! гера мое бы-
тие непосредственно связано с бытием другого. (Вспомним
ту же «варварски краткую», по выражению Сартра, формулу
486

Хайдепгера, согл.ашо которой бытие есть всегда (бытие-с
бытие-с-другим, Mitsein.) И заметим, что при этом сов;ремен-
ные экзистенциалисты не столь уж стараются спасти другого,
они, напротив, в конечном счете, ассимилируют егг через соб-
ственно экзистенциалистское понятие тичиости, ибо ведь,
согласно экзистенциалистской теории личности, мое бытие-
для-другого фактически определяет и -бытие этого другого-
д л я-другого. Во всяком случае, ми Хайдеггср, ли сторонники
его ориентации i-ие находят пути к реальному другому, они
оперируют им всего лишь в пределах своей конструкции лич-
ности, да и то постольку, поскольку созиатше данной лично-
сти полагает его существование, особенно при определении
тши внутренней конфликтности личности, как это наиболее
наглядно па'блюдаетоя у Сартра, считающего, что скорее
'«сущность отношения между сознаниями есть не Mitsein, а
конфликт». А это почти совсем как у того ж-е Гегеля, против
которого он так решительно возражает в своем «Бытии и
ничто».
Это значит, что, согласно экзистенциалистской теории,
вокруг личности образуется не единая сфера ее реальных от-
ношений — сфера личности, а огромное пустое пространство,
которым она окружена и которое она определяет, будучи
"вовсе не способна выйти из этой пустоты, ибо иначе ей не оп-
ределить свою самостность, саместность своего собственно-
для-сббя-бытия как исключительно личностной сферы ее су-
ществования — сферы бытия. Причем, пустота эта иозникает
в результате отсутствия реального другого, а следовательно,
н единой сферы самой этой личности, ибо одна личность не
может образовать сама собой свою сферу деятельности —
сферу личности.
Во есяком случае единая сфера личности, о которой идет
речь у нас, и сфера бытия ка'К наличного бытия личности, о
которой идет речь у этих экзистенциалистов, не одни и те же,
потому что экзистенциалисты, как правило, сразу же отводят
взор от внешней среды личности и в основном переводят его
вовнутрь данной личности /по непрерывной т^ансцеиденцчи
ей своей смертности (ничто) в сознании и через сознание, не
обращая при этом должного внимания на то, что без единой
сферы личности с наличием другого и суперличиюсти, о кото-
рой у нас пойдет речь немного ниже, нет ни этого сознания,
ни самой этой личности. Ибо другой и эта суперличность, о
которых, впрочем, идет речь и у этих экзистенциалистов,
"вкупе с личностью у них по существу образуют собой L'.cero
лишь конфликтное поле личности — сферу отчуждения лич-
ности, из которой каждый в отдельности может выпасть и
487

действительно выпадает, образуя то одну, то другую сферу
своего собственто-для-себя-бытия, подобно тому как химичес-
кие элементы, входящие в 'состав того или иного вещества,
скажем воды, в иных соединениях образуют совершенно иные
вещества; ведь для кислорода, окажем, во.все необязательно
входить только IB состав воды, нбоцля него нет единого поля от-
ношения, из которого ом принципиально не мог бы вышадать,
чтобы быть не в состоянии в других соединениях составить
другие вещества; кислород суть самостоятельный элемент пе-
риодической системы как определенной системы отношений—
системы элементов.
■Система же фундаментальных отношений личности как
единая сфера отношений данной личности к самой себе, к
другому и к с упер личности, о которой у нас идет речь, напро-
тив, состоит из этих самых неотделимых друг от друга эле-
ментов отношений — личности, другого и сугтерличиосли, гак
как, согласно предлагаемой теории, ни один из этих элемен-
тов системы не может образовать сам по себе никакую систе-
му отношений вне и независимо от этой самой их фундамен-
тальной системы отношений, составляющих единую сферу
личности, только при которой и только через которую и реа-
лизуют они все сво'и возможности. В отличие от кислорода,
могущего быть элементом то одного, то другого вещества,
личность, другой и суперличность суть элементы только этой
самой »их единой системы отношений в сфере личности. Это
значит, что они — далеко не самостоятельные элементы
практики. Причем, составляя единую сферу личности, они об-
разуют вкупе не только и не столько конфликтную сферу
личности — сферу отчуждения личности, сколько необходи-
мую сферу их сотрудничества — сферу практики.
В этом и с ос таит существенное отличие нашей, основан-
ной на марксизме, теории личности, ка'к и нашей теории дру-
гого, от собственно экзистенциалистской теории. Во всяком
случае, наличие такой разницы более -чем очевидно из пред-
ложенной выше аналогии. Оно станет еще более очевидным
при дальнейшем рассмотрении .представляющего данную тео-
рию понятия — понятия единой сферы личности.
А теперь 'попытаемся изложить некоторые аспекты от-
ношения личности к так называемой суперличности -на фоне
этой самой единой сферы личности. Причем, мы попытаемся
сделать это при констатации имеющихся в ней внутренних
противоречий, гсак и некоторых собетвеннопенхалогических
причин, заставляющих нас ввести эту «инстанцию действитель-
ности — инстанцию супер личности — в сферу личности.
(в) Инстанция суперлич.ности и том смысле, в. котором
она фигурирует у нас,, суть необходимая инстанция отноше-
488

ний личности; личности нет, если нет этой инстанции, к кото;
рой она относится и благодаря которой образуется единая
сфера ее фундаментальных отношений — сфера личности. Во
всяком случае, согласно предлагаемой теории, единая сфера
отношений данной личности не может сложиться не только
при отсутствии другого и как собственно другого, и как прос-
то другого, природы, но и при отсутствии этой самой супер-
личности. Более того, с позиции психологии, личность, как и
само ее сознание, лучше всего оценивать -по ее отношению к
этой самой суперлнчпости. При этом хорошо открывается и
весь мир ее психики, особенно в статусе ее собственпонеихо-
логических и эстетических отношений. Дело в том, что супер-
личность— зтоше то, что другой для личности, будь он соб-
ственно другим, в качестве другого человека, или просто дру-
гим, в качестве природы. Нет, это —- своего рода тюб-лте
личности, имеющее отношение и к этому другому, и к этой
природе не иначе, ка'к через посредство этой самой лично-
сти, — это мир объективно значимых для нее я злен ни, кото-
рый она всегда ставит выше себя и над которым она впослед-
ствии вюегда поднимается, как бы проверяя себя и своп воз-
можности на высшем уровне — на уровне суперличности.
Только одна личность добивается этого, и не что иное, как-
собственное сознание заставляет ее оценить себя и слои воз-
можности на этом уровне в сфере своей общественной прак-
тики, но не в одной только сфере своей трагедии — в сфере
ничто, как это, впрочем, все еще предпочитают считать со-
временные экзистенциалисты. Нет, ib отшошаиии оугоерлично-
сти личность, как и сознание, оценивает себя на этом самом:
высшем уровне — «а уровне с упер личности — не только и не
столько в сфере своей трагедии — в сфере ничто,, сколько в
сфере своей общественной практики — в сфере созидал и я.
Более всего об этом свидетельствует труд того же Сизи-
фа, ибо основной смысл, который, должно быть, Сизиф вкла-
дывает в авой труд, по сути дела выводится им более из
собственной общественной, если можно так сказать, практи-
ки, -неж-ели из собственной тратедоиш, хотя и эта тратедия веч-
чю сопутствует «по практике- 'Ведь Сшз.иф не только гордо под-
нимается на гору оо своим обломком скалы, откуда этот об-
ломок скалы каждый раз сам по себе скатывается, но к гордо
■спускается вл.из, чтобы от подножия горы снова в глубоком
молчании -поднять свою ношу по той же дороге на вершину.
Однако общественным является этот труд не сам по себе, л о
роду своему, а по своему /происхождению и ,по цели своей, ибо
Сизиф достойно спорит не только со нсеми другими и бога-
ми, его осуждающими, но и с самим собой, как и со своим
48<>

■сознанием — сознанием трагичности св'оей собственной судь-
бы и судьбы ч-елою-вчеста, с щи что. Кстати, есл,и верить Гомеру,
.поступать так, Сизиф в состоянии благодаря огромной воле,
котораяиюмагает ему осилить себя и свою судьбу: он еа^мый ум-
еты и и мудрый среди смертных, ибо, как справедливо отме-
чает Камю, «он тверже, чем его камень». К тому же он силь-
нее своих богов, которые заставляют его делать то, что он
делает, и которых он, покидая вершину, каждый раз так
-старательно «выбрасывает из головы». При нашей цели изло-
жения миф о Сизифе обращает на себя внимание еще и тем,
что для Сизифа и эти боги, а может быть, и этот камень, и
эта вершина 'выступают как своего рода супер'личпости, т. е.
•как некая сама по себе значимая, во многом превосходящая
•его и разрушительно ниопроверрающаяся ла пего объектив-
ная сила, которой он, Сизмф, как «правило, всегда противосто-
ит и не может не противостоять, но отнюдь не бог как нечто
«сверхсильное» .или «е&еряприродное», в обычном i-мысле
слова. Достаточно глубокую, думается нам, мысль содержит в
себе известное положение Фейербаха о сотворении человеком
<>ога, но не богом человека, в ее антихристианской интерпре-
тации в системе его антропологических построений. Весь се-
крет в том, что в своем достойном спо.ре с богами, как и с дру-
гими и с самим собой, человек должен, и поэтому он по-
беждает их. Это од.!га из основных- требований отношения
личности ко всем модификациям суперличности, а не к ад-
ному только богу.
Разве не в этом весь смысл столь трагичной и таинствен-
ной жизни Сиаифа, как и 'героев Достоевского?! Достоевский
глубже, чем Гомер .и современные экзистенциалисты, понял,
что человек дол.жен одинаково бороться и стремиться одина-
ково тюбе ждать в себе как черта, так 'и бога, даже и тогда,
когда он сомневается в своей победе. Ибо стремление оси-
лить себя и свою оудыбу у Достоевского, водимо, силынее, чем
страх перед ничто. Только это обстоятельство дает нам по-
нять человека (как личность, как нечто -«более, чем существую-
щее». (Так, во всяком случае, мы (понимаем основную пробле-
му Достоевского, поскольку она заключается не в проблеме
отношения личности «к самой себе «ли (к другому, а в пробле-
ме отношения 'личности ко всем модификациям суперлично-
сти. Нам кажется, что при этом герои Достоевского проверя-
ют возможности человека на высшем уровне —■ на уровне су-
перл ично'сти — в сфере :их общественной -практики, в сфере
созидания, но не в сфере одной только их неотвратимой тра-
гедии — в сфере тшчто, т. е. не на уровне 'бога ка.к бога, как
чего-то «шерхсильного» 'И «сверхприродного» в обычном
490

смысле слова, а на уровне бога как некой самой по себе значи-
мой, во многом птревосходящеи личность и разрушительно
ниспровергающейся на нее .объективной силы, которой она,
как правило, всегда "противостоит и :не может не противо-
стоять, будь ее источником сама личность через свою «вну-
треннюю ярость» или некто другой и как субъект для-гебя и
\ка.к 'Природа, »перед которыми она в то же время и лрекло-
1няется — то из страха перед их грозными проявлениями», то
из чувства восхищения ими, потому что ведь в своих фунда-
ментальных отношениях, особенно в системе своих отноше-
ний к такой объективности, сам человек всегда дан как нечто
«•более, чем существующее» — тсак личность. По крайней ме-
ре, у этих героев Достоевского сознание своих сил в едино-
борстве с судьбой и с самими собой сильнее сознания страха
перед этой судьбой — судьбой отрешенного. Должно быть,
это — одн-а из главных »идей, занимающих Достоевского2.)
2 Кстати, Достоевский более чем кто-либо другой пытается поставить
человека в центре мира, и делает это после того, как уже постиг всю суть его
Демонического начала, его легкомыслия— неустроенности и неупорядочен-
ности, того, одному ему присущего, что отличает человека и вместе с тем ста-
вит его чуть не вровень, а, может, и выше бога—его неутолимую жажду
остаться «самим собой» и «по своей тлупой воле пожить», его непосредствен-
ное стремление дать свободу живущему в нем «подпольному человеку». (Вспо-
мните, как у него этот самый -человек из подполья говорит: «Все-то дело че-
ловеческое, кажется, действительно в том только состоит, чтобы человек
поминутно доказывал себе, что он— человек, а не штифтик», ибо человек —
это, прежде всего, («свое собственное, волевое и свободное хотение, свой соб-
ственный, хотя бы и дикий, каприз».) И не исключено, что. главным образом,
как раз это обстоятельство и отличает гуманизм, как и аморализм, Достоев-
ского от гч'манизма и аморализма Фрейда, в частности от гуманизма и амо-
рализма сторонников его ориентации из числа современных экзистенциалис-
тов. Суть в том, что свобода, о которой у Достоевского идет речь, эта не та
•свобода отъедиценности человека от чуждою ему мира, от которого он убегает,
или признавая свое полное отчуждение от нега, или пытаясь заставить его
изменить своей природе, а та, которая утверждает его в этом полном зла и
добра мире— в мире антиномий. Во всяком случае, основной смысл своево-
лия человека у Достоевского совершенно иной, чем тот, который приписы-
вают ему современные волюнтаристы типа Н. К- Михайловского («Человек
может сказать:.дз, природа безжалостна ко мне, она не знает различия между
мной и воробьем,— по я сам буду к нем безжалостен и своим кровавым
трудом покорю ее, заставлю ее служить мне, вычеркну зло и создам добро, я—
не цель природы, но у меня есть цели, и я их достигну.. Ничто не создано
для человека, но он сам силой своего сознания становится в центре мира».
»См. Соч., т. Л,, стр. 222)- Достоевский, напротив, заставляет человека вклю-
491

•И действительно, система отношений человека к супер-
лич'ности в том смысле, в камом эта система фигурирует у
нас, »прежде всего отличается особой структурой отношении
человека, как 1и этой самой суперличи-юсти, их необходимой
инстанции, в единой сфере его деятельности —в сфере лич-
ности. В то же врем,я она отличается еще и определенной
целью, заложенной .в этой системе отношений, — изначальным
стремленном личности осилить себя и свою судыбу в сфере
своей общественной «практики, даже при «непосредственной
читься в миропорядок, в природу, но при этом не примиряться с ней, оставаясь
свободным существом («Боже мои, да какое же мне дело до заколов приро-
ды! Разумеется, я не пробью такой стены лбом, но и не примирюсь с пей толь^
ко потому, что это каменная стена»). Ибо, заставляя человека всегда и везде
быть свободным, Достоевский заставляет его оставаться цельный",« Посколь-
ку натура человека, по его мнению, действует и может действовать только «вся
целиком— всем, что в ней есть— сознательно и бессознательно». (Рот что
говорит на этот счет в тех же «Записках из подполья» сам этот вечно ищущий
свободы человек: «Я хочу жить для того, чтобы удовлетворить всей моей спо-
собности жить,—а не для того, чтобы удовлетворить одной только моей рас-
судочной способности. Рассудок удовлетворяет только рассудочной способ-
ности человека, а хотение есть проявление всей человеческой жизни». Поэ-
тому-то «человек всегда и везде, где бы он ни был, любит действовать так,
как он хочет, а вовсе не так, как повелевает ему разум и совесть». Ибо у этого
самого вечно ищущего свободы человека «хотение может, конечно, сходиться
с рассудком, но очень часто и даже большей частью совершенно и упрямо
разногласите рассудком».) Это значит, что , по Достоевскому, при всем стрем-
лении человека к свободе своих собствен нечеловеческих качеств, как и к
носящей «семя смерти» свободе живущего в нем «подпольного человека», он
вынужден гарантировать ев iio свободу в сфере одной лишь антиномии как в
том, так и в другом направлении. Это не значит, однако, что вера в человека
не торжествует у Дсстсевсксго над верой d «подпольного человека». Напро-
тив. Свой радикальный гуманизм Достсепский ставит выше своего радикаль-
ного амерглизма, хотя сснсвисй смысл его учения о «радикальном добре в
человеке» принципиально отличен от руссоистского, как и суть его учения о
«радикальном зле в человеке»— от кантонского. (Достаточно вспомнить, как
в своих материалах к «Бесам» Достоевский ралъясну.ет цель прихода Хрис-
та: «Христос затем и приходил, чтобы человечество узнало, что и его земная
природа, дух человеческий, может явиться в таком небесном блеске... на самом
деле и во плоти, а не то что в одной мечте и в идеале,— что это и естествен-
но, и возможно».) Впрочем, всем, что дел лет великую проблему Достоевского
предметом непосредственной эстетической рефлексии в сфере предлагаемой
нами теории сознания и бессознательного психического как общей теории
личности, их носителя, мы специально займемся в последующем томе нашей,
работы.
492

;интепции», как привыкши говорить современные экзистенциа-
листы, к своей смерти — к ничто, -психологически вполне по-
нятной и происходящей тоже от сознания. Ибо сознание за-
ставляет человека не только и не столько 'непосредственно
участвовать в своей смерти, .постоянно ожидая ее, как свою
«неопередимую возможность», сколько отказаться от нее пу-
тем участия в 'практике и 'через эту практику. (Ошибка со-
временных экзистенциалистов, особенно Хайдеггера, заклю-
чается не в том ил'И те столько в том, как это порой считают
наши критики, что 'три соответствующем анализе экзис1е:щий
они открывают глубинные тайны философии и психологии
смерти — философии и психологии стра.ха, и даже не в том,
что они квалифицируют страх смерти как одну из фундамен-
тальных характеристик человека, ;в частности как одну из
фундаментальных характеристик его психики, его сознания,
посредством которой они 'пытаются пр едет а вить эту психику
не как какое-либо «слабое» чувство или боязнь кончины, а
как основную расположенность существования, как глубокое
«знание» 'человека — «знание» своей смерти, сколько в том,
что туть, который они при этом предлагают человеку для ис-
целения, -не идет дальше исцеления только через осознание
ничто. Дело в том, что в таки.х случаях исцеление, если оно
■вообще наступает, приходит не только и не столько через
осознание человеком трагичности своей судьбы, своего соб-
ственно-для-себя-бытия, своей личности в сфере ничто,
сколько через осознание им исторической необходимости, а
скорее—через осознание им своей свободы в сфере практики —
в сфере созидания. Во всяком случае, Хайдеггер и сторонники
его ориентации во многом уступают в этом отношении их
прославленному предшественнику — Достоевскому. Достоев-
ский раньше и лучше, чем кто-либо, тон ял односторонность
анализа развиваемой еще в его дни теории современных ему
экзистенциалистов — анализа экзистенции через сознание
страха смерти, через сознание ничто, как и односторонность
непосредственно предшествующего этому анализу анализа
человеческой психики через не испытывающее никакого стра-
ха бессознательное психическое, также постулирующего па
основании трагедии сознания — так называемого психоана-
лиза Фрейда 'и сторонников его ориентации.)
Человек — сложное и даже удивительно странное суще-
ство, он «более, чем существующее», — он личность, ибо че-
ловек не только продолжает и завершает .природу, но и от-
]рицает ее, как активный субъект своей общественной практи-
ки, своего собственно-для-себя-бытия, своей самости. Стало
быть, он сам создает себя и свою общественную практику,

посредством которой он иг отрицает всякую природу, в т:^ Ж£'
время сохраняя ее и ка,к свою 'внешнюю 'природу и ка* свок>
внутреннюю природу, над которьши он стоит и в рамках ко-
торых, -аи юсущ.ествляет эту -практику. Поэтому возвышение
человека до уровня личности ка,к cBoeiro собствепиочелове-
«чес ко го качества, своей самости, не только не исключает, по
еще более осложняет его противоречия .и с этой своей много-
образной природой, и с этой своей самостью; то существу
-это — противоречия между ними в единой сфере -его о:ноше-
ний — в сфере личности, ib силу чего он далеко не всегда так
уж точно и надежно может угадать иго следствия этих противо-
речий ни в том -и ни в другом 'Направлении, что рождает его
изначальный страх как 'перед этой самой своей собственной
природой, так и перед этой самой своей собственной само-
стью в сфере его л'ич'ности. Это значит, что в качестве возмож-
ного источника суп ер,л и чности, «ам определенной инстанции
действительности, скорее .может 'выступать сама э;а лич1
ность, нежели другой и как собственно другой, и как прост-
другой, 'природа. В сущности им может служить также и
этот другой, и эта природа вообще. Причем, изначальный,
страх, при наличии которого образуется структура этой самой
определенной инстанции действительной и в том и в другом
отношеши.и, суть один лз основных элементов данной струк-
туры — ее подлежащее, ее начало. Поэтому в принципе не
имеет значения, что именно служит источником суперлично-
сти — личность ли сама или этот другой: 'во всех случаях она
определяется с позиции л.ич!ности и действует не 'иначе, как
только через посредство этой личности. Суперличности нет,.
если нет личности, определяющей ее как свой супер, будет
ли он впоследствии представляться ей как свой шорок или:
как свой идеал, это все равно. И в том ив другом он 'пред-
ставляется ей как »еч^о выше 'нее стоящее, то 'В виде положи-
тельной инстанции, которой она восхищается, принимав ее зя
свой 'Предел реализации, подобно таму, как в Наполеоне w
через Наполеона пытается реализовать себя Раекольмиков — ■■
этот один из самых «идейных» героев Достоевского, то в виде
■отрицательной инстанции, перед которой она преклоняется,,
считая ее таким же высшим уровнем своей реализации, пред-
метам, заслуживающим не только и не просто ее ненаълсти,.
но in ее возмездия, .подобно издавно известной своими навод-
нениями реке Нил ос, та,к характерно и та.к непоередствемно'
заслужившей от. древних египтян «и то и другое, 'будучи для
них как объектом страха и ненависти перед ничто, которые
она вызывала ка,к носитель своей необузданной стихни, так и
объектом их общественной ^практики; к чему она так же при-
нуждала, а качестве своего' рода, супер личности*, «к-ата-
494.

рой личность всегда должна противостоять и: которую
в конце концов должна .победить, даже .и ib том слу-
чае, если, как те египтяне, считает ее непобедимой.
Разве же эти древние египтяне, как и Раскольников»
считали не так, продолжая свою практику каждый
iia уровне своей су.перличности — египтяне, идя навстречу
реке Нилосу и осиливая ее, Раскольников же, идя навстречу
Наполеону .и олицетворяя его как свой великий идеал? И если
при этом 'сравнить между собой страх, сопутствующий прак-
тике усилий древних египтян, свободных почти от вси-чой
«идеи», ib смысле Достоевского, и страх, сопутствующий прак-
тике соответствующих усилий Раскольников а, этого наибплро
«идейного» человека, то в конечном счете окажется, ч»'о они
сводятся к одному и тому же 'изначальному созидательному
чувству — чувству страха личности перед своей супзрл.-ш-
■ностыо. Ибо чувство страха, ov котором здесь идет речь, это
не то чувство страха, которое сковывает человека, сводя его
усилия па нет .в сфере его собственночеловечеакой трагедии—
в сфере ничто, а чувство, которое в то же время заставляет
его переломить эту трагедию и осилить себя в сфере своей об-
щественной 'практики — в сфере созидания; это противоречи-
вое чувство — чувство созидания и чувство суетности. При-
чем, согласно нашей теории супер личности, как и нашей тео-
рии личности, оба эти чувства совместимы в одном и том же
человеке в .пользу созидания, но не в пользу суеты, как, впро-
чем, все еще предпочитают считать современные экзистенциа-
листы. Это то самое удивительно сложное чувство, которое
охватывает каждого .истинного- художника, прежде чем он
приступит к выражению своего идеала, своей суперличности,
будет ли это выражение эстетической красоты чувства (искус-
ство "и литература >в широком смысле), звука (музыка), цве-
та (живопись) или чего-либо другого. Творчество требует
выражения на уровне суперличности, и постольку, лоскольчу
художник должен и способен реализовать себя па урозне
своего идеала, своей супер личности, 'человек должен и спо-
собен реализовать себя на этом уровне — на уровне своей
суп ер личности. (И окончательное решение 'выносит не супер-
личность как некая сила, а сама личность; личность всего
лишь оценивает себя и свои возможности'на уровне этой са-
мой с упер личности, »подобно тому, как Сизиф — в своем ад-
ском труде с обломком: скалы,, который* он тащит на верши-
ну, заведомо зная, что тот снова скатится вниз.
В этом не только огромная-сила, но и огромная .мудрость
человека. ('Вспомните Великого Инквизитора, и вы поймете
весь смысл этого. Да и не надо, (быть Великим Инквизитор ш.
495

чтобы понять это: и эти древние египтяне, и этот осужден-
ный на адсмий труд Сизиф, ,ие говоря уж об идееиооюм Рэс-
кольнитшве, 1как и весь человеческий опыт вообще, заставляют
Haie так поступать.)
В сущности экзистенциалисты правы, полагал, что лич-
ность 'всегда предполагает существование того, что ее -превос-
ходит и ,к чему оч-ia поднимается в своей реализации. В част-
ности, (в устах (Бердяева это положение зтзучит так: «Лично-
сти -пет, если нет бытия, выше нее стоящего. Тогда есть .линь
индивидуум, подчиненный роду и обществу, тогда природа
стоит выше человека, ,и он есть лишь ее часть». А эго только
в том смысле 'и толыко постольку, 'поскольку личности должна
и способна .проверят -в себя ,на высшем уровне — на уровне
своей супер личности. Ошибка, как и главное упущение, со-
времен'ных экзистенциалистов состоит-в том, что при эюм они
оценивают человека и его возможности всего лишь я сфере
его собственно чел о вече ск ой трагедии — в сфере ничто, к то-
му же 'под этой самой су перл и чно с ты о примято разуметь не-
что «сверхъестественное», ,в собственном смысле слова, даже и
три отсутствии этого сверхъестественного — при отсутствии
бога. В частности, Бердяев и сторонники его ориентации под
этой суперличностью 'Понимают бога не как некую саму по
себе значимую и во многом (превосходящую личность объек-
тивную силу, которой она, и<ак правило, всегда противостоит
и которую в iKo.i-ще концов должна »победить, а бога как бога,
как нечто «сверхоильное» и «сверхпр.иродное», перед которым
не устоять.
Для нас же, наоборот, в 'веч'пом споре со своей супер лич-
ностью личность осиливает себя и свою судьбу в сфере своей
общественной практики — в сфере созидания, а не з одной
только сфере трагедии — в сфере ничто. (Во всяком случае,
коренное отличие нашей теории су пер личности, как и нацией
теории личности, от собственноэкз'истен'циалистской и в этом
кардинальном для обеих теорий вопросе более чем очевидно.
Ибо чего прежде всего недостает, с нашей точки зрения, соб-
ствениоэкзиетенциалистской теории личности, как и соб-
стЕенмоэкзисте'П.циалистской теории с упер личности, это не
опыта измерения личности л-ia высшем уровне суперлич поели
а сфере сопутствующей ее практике трагедии, 'которого она
добивается путем исцеления через осознание ппчго, а опыта
'измерения данной личности в сфере ее общесгзенноп практи-
ки— в сфере созидания, когда личностью овладевает не одна
только суетность, «но и чувство вдохновения — чувство готов-
ности к созиданию, чувство эроса. Между тем зелихая схват-
ка человека с богами решается не на обратном пути Сизифа
49G

к подножию горы, когда происходит осознание им своего соб-
ственно-дл-я-себя-бытия, как бытия для смерти, через ничто,
а на пути ik вершине, когда он осиливает себя и свою судьбу
в сфере своей общественной практики и через эту практику.
Человек, Сизиф, должен выиграть и выигрывает эту схюатху.
Разве же не эта идея — идея вечной сяватки с богами—лежит
з основе легенды о Великом Инквизиторе?!)
Итак, исход этой схватки решает не суперличпость как
некая сила, а сама личность /как некая «страсти», как вечное
стремление, причем, вечное стремление реализозать себя на
высшем уровне — на уровне невозможного, на уровне .хотя
бы той же самой ее сyneipличности. Но ведь тут »не бог созда-
ет человека, -чтобы проверить себя и свои 'возможности, а,
наоборот, человек—бога, чтобы проверить себя и свои воз-
можности, im нет конца этому противолю-ставланию сил, как и
нет конца самой человеческой практике. Дело в том, <что в гла-
зах «человека сама эта суперличность «подвижна», и в отно-
шении 'К ней личность никогда не .перестает ое^.ваться как
«страсть», как вечное стремление, ибо нет такого совершен-
ства, 'как и та кото 'несовершенства, за пределы которого че-
ловека не заставило бы заглянуть его сознание. Да и без это-
го, с тех пор, как человек высек себя из огромной глыбы при-
роды, убрав все л.ишнее, он все еще продолжает свое высво-
бождение как от внешней стихии, так и от своих собственно,
человеческих образований. Это один из основных законов са-
мой экзистенции, заставляющих'человека стать шол!ной,но
не «бесполезной» страстью, какой его считают совремечные
экзистенциалисты, ;в частности -какой его считает Сартр, от-
казавший человеку в возможности стать богом. Но еще До-
стоевский знал, что человеку нельзя отказать в этом, ибо че-
ловек 'несовершенен не 'потому, что он не п силах совершен-
ствовать себя, а потому, что нет предела его совершенству
Он «всегда в пути, все больше и больше выражая себя и свой
собственный знаком становления, в вечной схватке со своей
суп ер личностью, что выражает закон его экзистенцией. И'разре-
шается он, этот закон его экзистенции, не при его постоянной
грансценденции .к ничто и через это ничто, а при его постоян-
ном участии :в своей общественной практике и через эту
практику, in не толыко в качестве субъекта, но и в качестве
объекта данной (практики.
-Во всяком случае, только при таком о дн о в р е м е н н ом
быти и, и .как бытии для созидания, и как бытии для смерти,
человек побеждает бога, полностью реализуя себя на его
уровне — на уровне своей суп ер личности. Сартр же и экзи-
стенциалисты отказывают человеку -в возможности одновре-
32. А. Е. Шерозия 497

мен но быть и собой, и другим — и субъектом, и объектом,
считая это свойством бытия одного лишь бога. Отсюда и их
учение о человеке как о «бесполезной страсти» '(Сартр), путь
реализации которой, по их мнению, -лежит не через обще-
ственную практику, а через ничто, что «в -конце концов сводит
человека, как и его сознание, на нет. 'Поэтому неудивительно,
что в конце их соответствующего анализа человека подтвер-
ждается не их собетвенноэтжгтенциалистакое положение о
свободе его 'выбора п'ри господствующей роли его сознания
и только через это сознание, а нечто прямо противоположное
этому — «свобода» 'выбора при господствующей роли бессоз-
нательного и только через это бессознательное — через ни-
что, ибо сознание не должно и не может .вьибрать ничто; един-
ственное, что его выбирает, это — 'бессознательное, одно оно
связано с инстинктом разрушения — с инстинктом смерти,
сознание же, наоборот, всегда ассоциируется с инстинктом
созидания — >с инстинктом жизни. Прежде всего, как раз это
обстоятельство и превращает экзистенциализм Сартра и сто-
ронников его ориентации в одно из самых современных и
самых утонченных порождений 'классического психоанализа
Фрейда, ибо, в конечном счете, и тот и -другой естественно
выводятся из неизбежной тратедии сознания, как -и самой
личности, его носителя, через ничто, а -не из .неизбежного
торжества этого сознания, как и этой личности, через практи-
ку. А это значит, 'что экзистенциализм, уже не говоря о самом
классическом психоанализа, в -принципе не способен решить
сбою основную проблему — проблему экзистенции, ка|к и не-
посредственно связанную с ней проблему — -проблему созна-
ния (и бессознательного психического). Дело в том, что при
собственноэкзи'стенциал'истешм подходе к этим проблемам
человек оказывается лишенным возможности образовать в
пределах одного с об я единую сферу своих фундаментальных
отношений — сферу личности. И лишает его этой возможно-
сти ассимиляция им '«'Взгляда» другого, как и супер-личности,
через ничто (а это как раз по его собственноэкзистенциалн-
стокой 'модели, когда одна личность его поглощает в'се — и
этого другого, и эту 'оуперли'чность, и <сам он весь поглощает-
ся своей трагедией), но не через 'свою общественную 'практи-
ку (а это уж тю »предлагаемой нами схеме экзистенции) в
единой сфере его фундаментальных отношений — в сфере
личности, когда ,в отношении к нему все сохраняет свой
«ззгляд» — и этот другой, и эта 'суперличность. Более того, по
нашей схеме экзистенции, как и ее собственнолсихолодичес-
ких, эпистемологических, (Эстетических и пр. характеристик —
сознания и бессознательного -психического, человек образует
498

себе единую сферу своих фундаментальных отношений на ос-
нове 'своей общественной практики, при непосредственном
участии «взгляда» другого и суперличности как равнозначных
и внутренне одинаково необходимых инстанций данной сферы
отношений —'сферы личности.
(3) Нет единой сферы личности, если нет какого-л.ибо из
определенных выше образований — или этого другого, или
зтой суперличности. Только при их непосредственном участии
образуется она, эта единая афера отношений — сфера лично-
сти, где ни одно »из этих образований и ни сама личность не
функционирует иначе, как через эту самую трехмерную систе-
му их отношений 1в сфере личности. Это — система отношений
данной личности к оа'мой себе, к другому и к суперличности,
к которой они, (как и она к ним, относятся не непосредствен-
но, а только через посредство единой сферы отношений—.сфе-
ры личности. Личность образует в себе из этих самых вну-
тренне необходимых для нее инстанций ее фундаментальнььх
отношений единую сферу своего познания 'И действия через
свои взаимоисключающие и взаимокомпенсифующие соб-
ствен нопсихологические, эпистемологические, эстетические и
пр. характеристики, через свое сознание и бессознательное
психическое — через сферу личности. Так, iBO всяком случае,
толкуем мы «понятие единой сферы личности, которое вводим
в свою общую теорию сознания и бессознательного психиче-
ского как общую (об щепсихо логическую, эпистемологичес-
кую, эстетичеакую и пр.) теорию личности, их носителя, ino со-
ответствующей схеме экзистенции, т. е. по соответствующей
схеме их биномной системы отношений — сознания и бессоз-
нательного (психического друг к другу и к личности, их носи-
телю, с одной стороны, и этой самой личности, их носителя,
к самой себе, к другому и к супер личности, с другой, когда
принято считать, что система фундаменташьных отношений
личности в такой же мере измеряет сознание и «бессознатель-
ное психическое, в (какой они реализуют ее на высшем уров-
не— на уровне супер личности. Как раз в этом отношении и
при та.ком объеме выполняет сие понятие единой сферы лич-
ности функцию основного понятия нашей теор,ии, в частности
в системе непосредственно связанных с ней понятий — созна-
ние, бессознательное психическое :и установка; личность, дру-
гой и су пер личность. Прежде всего, это понятие единой сферы
личности и определяет их — и это сознание, .и это 'бессозна-
тельное психическое, и эту установку, и эту личность, и этого
.другого, и эту супер личность в их основном качестве — в 'ка-
честве фундаментальной характеристики личности. Понятия
единой сферы личности, о которой у нас идет речь, и самой
499

личности, не говоря уж о понятии другого и сунерличпости,
не одно и то же. А тем более, понятие сознания, бессозна-
тельного психического и установки не .покрывают содержа-
ния понятия единой сферы личности. Только при наличии и:
при обобщающей функции понятия -единой сферы личности
могут они 'составить единую систему понятий общей теории
сознания и бессознательного психического, как и общей тео-
рии са!мой личности.
Поэтому, естественно, введением сего понятия — поня-
тия единой сферы личности мы вводим самое существенное
изменение в структуру и той, и другой теорий. В структуру
общей теории сознания и бессознательного психического —
тем, что при соответствующем измерении и того и другого об-
разований человеческой психики мы измеряем 'их не только
и не столько по их непосредственной связи внутри психичес-
кой еистемы их отношений, будь то их взаимокомпеисирую-
тцая или их взаимоисключающая овязь ь данной системе от-
ношений, сколько по их непосредственной связи с самой лич-
ностью, их носителем, в 'Целостной системе ее фундаменталь-
ных отношений. ;В структуру же общей теории личности —
тем, что в данном случае мы измеряем силу этой личности на
высшем уровне суперличности по активной, но не пассивной,,
схеме экзистенции, через эти самые ее .взаимоисключающие и
Бзаимокомпен'сирующие собствен но психологические, эписте-
мологические, эстетические и пр. характеристики — сознание
и бессознательное психическое. Дело в том, что по активной
схеме экзистенции 'личность полностью реализует себя при
непосредственном участии в своей общественной практике гг
через эту практику, тогда ка»к по пассивной схеме экзистен-
ции ей, как раз наоборот, удается сделать это только при не-
посредственной интенции к ничто и через это ничто. Однако
активная охема экзистенции, о которой у нас идет речь,
включает в себя не только сознание общественной практики,
но и сознание этого ничто, причем сознание ничто на основе
сознания общественной практики, а не нао-борот — сознание
этой самой общественной практики на основе сознания ни-
что, ибо изначальный страх, страх, 'вечно сопутствующий
личности, при котором рождается и то и другое сознание, на-
ходит свое воплощение, а, следовательно и преодолевается,
в схватке личности -на высшем уровне — в схватке с супер-
личностью. Во всяком случае, мы вправе исследовать струк-
туру экзистенции по этому самому страху. Но мы должны
сделать это, исходя не столько и не толыко из того, ка« он воз-
никает и полностью расходуется при непосредственной ин-
тенции ,к ничто — в чувстве суетности, столько из тога,, какой
500

возникает и полностью расходуется при непосредственном
участии личности в своей общественной практике — в чув-
стве созидания. И это -потому, 'что в этом самом изначальном
страхе, поскольку он выражает сущность феномена экзистен-
ции и в нем воплощаются, хорошо сочетаются и чувство со-
зидания, и чувство суетности, /причем суетности на основе
чувства созидания, а не наоборот — чувства созидания на
основе чувства суетности. В конечном счете это и есть резуль-
тат сочетания в нем сознания и антисозна.ния на основе этого
самого создания, а не этого самого антисоз-иапия —■ бессозна-
тельного психического.
В свою очередь это есть то, что (принципиально отделяе1,
"о в то же время и принципиально сближает феномен экзи-
стенции с феноменом жизни и жизнедеятельностью вообще:
взгляните «на вашу собаку, она особенно громко лает не тогда,
когда уверетга в себе, а тогда, «когда сама иопытывает чувство
страха. Как ни странно, но прежде всего как ,раз этот изна-
чальный страх — страх созидания и суетный страх, вместе
взятые, — дают о себе знать ,ка.к внутренний импульс чело-
века, который заставляет его осилить себя и свою судьбу в
вечной схватке со своей суперличностью. Надо только хоро-
шо понять его природу в его непосредственной связи с фено-
меном экзистенции — с феноменом личности, .причем, с фено-
меном личности не только .и »не столько *при ее непосредствен-
ном отношении к самой себе и к другому, -но и к этой самой
супер личности. Достаточно отметить, что в общей структуре
экзистенции—в ее активном плане — этот самый изначаль-
ный сграх дает начало »не только со-знанию смерти, но и со-
знанию-бессмертия, .в пользу последнего, а не в пользу со-зча-
пия смерти, как это, впрочем, все еще предпочитают считать
современные экзистенциалисты. Ибо общая структура экзи-
стенции и непосредственно связанного с ней сознания, в их
активном плане, не исчерпываются ни одним только со-зна-
нием смерти, ни одним только со-знанием бессмертия, особен-
но не одним только со-знанием смерти. Иначе еа-м человек, как
субъект своего страха, KaiK «личность, никогда не реализовал
бы себя на высшем уровне — на уровне своей с упер лично-
сти, и вообще не реализовал бы свое сознание.
В общем, когда мы принимаемся строить общую теорию
личности ка.к общую теорию экзистенции, мы, в отличие от эк-
зистенциалистов, сами воспринимаем эту личность не только
и не столько через пассивный план ее экзистенции, т. е. через
ее со-знание смерти — со-знание ничто, сколько через актив-
ный план ее экзистенции, т. е. через ее со-знание бессмертия —
со-знание практики, и не только через ее сознание, но и через
501

ее бессоо'знательное психическое вообще; -к тому же, при этом
мы воспринимаем эту личность не только и не столько через
эти самые ее 'взаимоисключающие и вз а и мо компенсирующие
со'бетвеннопсихо логические, эпистемологические, эстетические
и пр. характеристики, сколько через единую -сферу ее фунда-
ментальных отношений — сферу личности. В то же время мы
прежде всего как раз в этом и усматриваем основной прин-
цип построения общей теории человеческой психики — и эт>
то сознания и этого бессознательного 'психического—как еди-
ной системы отношений внутри более сложной системы и че-
рез эту более сложную систему фундаментальных отноше-
ний самой личности, их носителя — систему экзистенции.
4. ЭНТРОПИЧЕСКИЕ И НЕГЭНТРОПИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ
СОЗНАНИЯ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ПСИХИЧЕСКОГО КАК
ЕДИНОЙ СИСТЕМЫ ОТНОШЕНИИ
(1) И те, кто считает Фрейда иррационалистом, и те, кто
считает его рационалистом, возводят его в гении драматизма,
и в этом есть определенная доля истины, если не полная исти-
на. И это не только и не столько потому, что Фрейд открыл
новые территории драмы и трагедии человека — территории
бессознательной психики как некой ««вытесненной» области
данного человека, сколько потому, что он вместе с тем возвел
эту психику в pia'Hr его главной характеристики (наряду с
сознанием), как при его отношении к самому себе, к своему
собсгвенно-для-себя-<бытию, к своей личности, так и при его
отношении к другому и к 'богу, выше него стоящему. Более то-
го, приняв за главную характеристику самого человека,
Фрейд, в конечном счете, -подчинил ему и это сознание, и эту
личность в целом, благодаря чему основной порок его теории
бессознательного превратился в основной «порок его теории
драматизма, теории личности, 'полностью ее иррационализи-
ровав. Дело в том, что занимаясь систематикой иррациональ-
ных (Побуждений человека (в чем ему, (Пожалуй, на самом
деле нет разных среди психологов всех времен), Фрейд ве-
рил в силу разума, но далеко не в пользу этого самого разу-
ма; да к тому же, как справедливо полагают 'некоторые мыс-
лители, он и не особенно был уверен в терапевтических воз-
можностях своего анализа человеческой психики — психо-
анализа, -не будучи до конца убежден, что исцеление приходат
■через осознание. Ибо в результате его анализа (психоанали-
за) личности, ка'к правило, «статистика» бессознательного
всегда выше, чем «статистика» сознания. Во всяком случае,
если и можно все же считать Фрейда рационалистам, то 'в
502

еще меньшей мере, чем кого-либо из сторонников его ориента-
ции среди современных экзистенциалистов. Фрейд — ирра-
цио'налист независимо от того, хотел ли он этого -сам или
хотят ли этого его последователи. Скорее всего как раз этот
иррационализм есть то самое существенное, что превращает
его теорию драматизма в собственно психоаналитическую.
Гвоздь вопроса в том, что в силу чрезмерной иррациоиализэ-
ции им самой сущности человека, вплоть до феномена созна-
ния, он не сумел 'Сохранить этот последний в своем качестве
основной характеристики личности ни в одном из аспектов ее
фундаментальных отношений, о которых у нас речь шла -вы-
ше, а следовательно, и не мог найти принцип его продуктив-
ней связи с феноменом бессознательной психики внутри це-
лостной системы этих отношений в одной и той же сфере бы-
тия — в сфере личности.
Отсюда и логически неизбежный крах его общей теории
сознания и бессознательного психического, как и его общей
теории самой личности, их -носителя. Фрейд так и не построил
ни одну из этих теорий, .ввиду отсутствия у .него соответ-
ствующих понятий, .которые оказались бы способны объеди-
нить их —и это сознание, и это бессознательное психическое,
и эту личность — в статусе единой системы отношений —
сознания и бессознательного психического друг с другом и их
самих с этой самой личностью, их носителем, ибо активный
дра'матизм, который при этом Фрейду удается внести в свою
теорию анализа человеческой психики и в том и в другом на-
правлении, 1не оправдывает себя и все по той же самой .при-
чине чрезмерной иррационализации им обеих сторон отноше-
ний. Причем, среди отсутствующих в этой связи понятий
прежде всего следует назвать понятие единой сферы лично-
сти, как ,и понятие единой установки данной личности в том
смысле, в .каком эти понят«я фигурируют у нас. Hifto там, где
отсутствует (положительное) понятие бессознательной пси-
хики в собственном смысле слова — понятие установки, от-
сутствует и понятие единой сферы личности, а при их отсут-
ствии не может быть и речи ни о каком подлинном драматиз-
ме и ни о :какой подлинной диалектике личности. В этом слу-
чае возможен только голый драматизм, как и голая диалекти-
ка личности, т. е. драматизм и диалектика личности без этой
самой личности. Пожалуй, только этого драматизма и этой
диалектики и добивается Фрейд в своей теории личности. И
не исключено, 'что именно этот драматизм и эту диалектику
решили унаследовать современные экзистенциалисты и, в
частности, Сартр, от Фрейда. Фрейд, как и эти современные
нам экзистенциалисты, так и не удерживается .в рам-ках под-
503

липного драматизма и подлинной диалектики пи в своей об-
щей теории сознания и бессознательного психического, ми в
своей общей теории личности.
Поэтому, естественно, в овоей попытке сохранить и тот и
другую, следуя активному плану экзистенции как при непо-
средственной критике избранного Фрейдом и современными
экзистенциалистами <пути, та.к и при 'Непосредственном извле-
чении нужной информации из их уроков, мы прежде всего
опираемся ii-iа это самое сформулированное нами понятие еди-
ной сферы личности. Оно и представляет собой основное по-
нятие предлагаемой при этом общей теории сознания и бес-
сознательного психического, /как и общей теории самой лич-
ности, »их носителя, по их биномной системе отношений.
Опять-таки имеются в виду отношения сознания и бессозна-
тельного психического на основе единой установки личности
к этой самой л [14 ноет и, их носителю, с одной стороны, и ее к
самой себе, к другому и к суперличности на той же основе
единой установки личности, с другой. Все эти интересующие
пас здесь измерения действительности — и эта установка, и
это оозыание, и это бессознательное психическое, и эта лич-
ность, и этот другой, и эта cyineipличность вместе взятые,
составляют единую сферу отношений — сферу личности, с
присущим ей внутренним драматизмом и диалектикой бытия,
без коих пет'ни подлинной теории сознания и бессознательно-
го психического, ни подлинной теории самой личности, их но-
сителя. Ошибка Фрейда и сторонников его ориентации не з
драматизации и диалектизации этих категорий, а в их чрез-
мерной драматизации и диалектизацни.
(2) Опыт психоанализа человека вплоть до анализа са-
мых сокровенных тайн его психики во многом поучителен не
только и не столько своим открытием новых проблем и новой
реальности, связанных с иррациональными побуждениями
данной психики — и ее глубинных сил и ее периферии, столь-
ко своим отрицательным результатом соответствующей систе-
матизации и этих побуждений, и этих сил как на уровне со-
знания, так и на уровне надежно «скрытых» («вытесненных*)
для него (дл'Я сознания) ориентации человека, будь они его
естественными или чисто социальными ориентация ми. Ибо
систематизация этих побуждений и этих сил, как некой вы-
тесненной области бытия, в рамка-х фрейдизма, при его -кате-
гориальном апларате стала невозможной. Фрейд всего лишь
доставил эту задачу м по существу первым попытался решить
ее, однако, .пользуясь ресурсами одной только психологии.
Отсюда и его попытка сделать эту науку психоанализом лич-
ности через взаимоисключающие и взаимокомпенсирующие
504

собствешюпсИ'ХОлоги'чеокие характеристики данной лично-
сти — сознание и бессознательное психическое.
Это была огромная задача, ссылаясь 'на которую совре-
менная психология могла отказаться от своей традиции, и она
постепенно действительно отказалась от нее. Причем, решаю-
щим в этом отношении оказался путь, избранный Фрейдом,
следуя которому психология, однако, не может решить постав-
ленную задачу, — это путь систематизации явно бессозна-
тельных (иррациональных) побуждений человека на уровие
его сознания три неизбежной гегемонии нал ним этих побуж-
дений, путь обратной вероятности. И вот, отрицательный ре-
зультат психоанализа в этом направлении заставляет совре-
менную психологию избрать -противоположный ему -путь, ко
ведущий отнюдь не в сторону полного возврата к старой тра-
диции картезианской психологии, а в сторону полного отхода
от нее: опыт Фрейда более чем очевидно по,казал, что психо-
логия raiK называемого чистого сознания невозможна, что
помимо него единую сферу человеческой психики составляет
еще и феномен бессознательной психики, при их самой непо-
средственной связи с феноменом личности. Во всяком случае,
учитывая отрицательный о;пыт психологии Фрейда, в своей
попытке предпринять некоторые шаги в этом направлении
мы избираем совершенно противоположный психоанализу и
экзистенциализму :путь — путь построения общей теории соз-
нания ,и бессознательного психического, как и самой лично-
сти, их носителя, по их б ином ной системе отношений — луть
пол ОЖ1И тс л ь но й оп ти1м а л ьнос т\ г.
В отличие от сторонников ориентации Фрейда, мы, устра-
няя их основную ошибку, считаем .возможным реализовать
свою задачу путем систематизации тех же явно бессознатель-
ных (иррациональных) побуждений человека на уровне его
сознания, только при неизбежной гегемонии этого послед-
него, но не этих самик его бессознательных .побуждений, при-
чем, по -активному, но не по пассивному, плану его экзистен-
ции, в единой сфере его личности, когда реализация его
сущностных сил и его самости происходит под эшдой стрем-
ления осилить себя и свою судьбу на высшем уровне сулер-
личности, три непосредственном участии в своей обществен-
ной практике и через ету практику, но не при непосредствен-
ной интенции к ничто, и через это ничто. Однако выдвигая
этот принцип (построения общей теории сознания и бессозна-
тельного гтеих'ического, как и самой личности, их носителя,
мы. исходим не из одних только теоретических соображений,
которые устраняют на нашем пути некоторые противоречия,
а из соответствующих результатов современной психологии
505

личности, .последовавших психоанализу Фрейда, в частно:!.,
.из соответствующего ошыта современной психологии у с та и о-в
ки. Причем, основное понятие этой психологии — понятие >.:-
танов к и — берется нами не непосредственно в его самом рас-
пространенном понимании, но в несколько обобщенном ви-
де — в в»идс определенного «принципа связи» и «-суммы пи-
ф ер м а ц;и!и », -с во ого род а «элем еита;р ню и ч астиц ы ».-в с ж® и, в то к
числе и человеческой, психики, основного «.-фа/к тор а отраже-
ния» и «основы объективации», поскольку к этому дают ос-
нования экспериментальные ланиые означенной психологии
Только в этом (широко обобщенном) виде и при этом со-
держании вышолняет феномен установкиовою оеношую функ-
цию исходной -инстанции в сфере отношений личности, по и с*
в одной только в сфере отношений сознания и бессознатель-
ного психического. Причем, поскольку феномен установки яв-
ляется исходной инстанцией в сфере отношений сознании п
бессознательного психического, на нем и базируется почти
кся сфера отношений личности в том смысле, в каком она фи-
гурирует у нас. Ибо единая сфера отношений личности -
это, прежде »всего, единая сфера его установки; личность еди-
на в своей основе и в этой своей фундаментальной характе-
ристике, и все, что только впоследствии ни возникает у нее.
вплоть до ее взаимоисключающих и 'взаимокомпепсирующ'л.ч
собствен нопсихо логических, эпистемологических, эстетичес-
ких ,и пр. характеристик — сознания и бессознательного пси-
хического, возникает у нее не иначе, как через эту самую ео
единую установку. Прежде всего, как раз в этом и есть вся
суть феномена установки как фундаментальной характеристи-
ки личности, т. е. как такой характеристики личности, на ос-
нове которой возникают все ее основные характеристики, в
том числе и сознание и бессознательное психическое в обыч-
ном смысле слова. Это и делает установку основной измери-
тельной единицей психической .реальности личности в цело-
стно!' структуре бытия.
Поэтому, когда мы измеряем психические возможности
личности при 'Соответствующей систематизации ее взаимо-и:-
ключающих со'бствен но психологических, эпистемологических,
эстетических .и пр. характеристик в статусе сознания и бес-
сознательного психического, вплоть до соответствующей си-
стематизации ее самости, нам, в-отличие от Фрейда и сторон-
ников его ориентации, удается сделать это не иначе, как толь-
ко ссылаясь на эту самую ед;ь-:ую сущность ее установки, и
не только на уровне этой самой установки, но на высшем
урошге ее сознания и при его необходимой гегемонии. Дело в
том, что, к а/к определенная «сумма информации» и «шринцмп.
506

связи», как основной «фактор отражения» и «основа объек-
тивации», эта установка и лежит в о с ноте взаимной (Компен-
сации этих 'самых сознания и бессознательного психического
з единой системе их отношений в сфере личности. В 'сущно-
сти это она и предопределяет реальные шансы на гегемонию
сознания в данной системе отношений, как и, в силу ряда
причин, вводит иногда отдельные, а .порой и весьма рез-кие
дисгармонии в его рационализирующую активность. Однако
основная функция установки, как и возникающей на ее ос-
нове этой са'мой системы отношений сознания и бессознатель-
ного психического в целом, проявляется в соответствующих
результатах их взанмо'компенсируиощей активности на уровне
сознания и при его непосредственной гегемонии, но не в со-
ответствующих результатах их взаимоисключающей активно-
сти на уровне бессознательного психического и при его непо-
средственной гегемонии.
Уровень и возможности сознания — это высший уровень,
высшие возможности человеческой психики. Они же представ-
ляют собой и высший уровень и высшие возможности во всей
одш-юй сфере отношений человека — в сфере отношений лич-
ности. Ибо то, что рушит сознание, как и личность, не может
быть чем-то выше него стоящим. Другой вопрос, что одно
сознание не межет составить ни феномен личности, ни фено-
мен ее психики вцелом. Кроме него и с его непосредственной
гегемонией, феномен личности, как и феномен ее психики в
целом, представляет еще и бессознательное психическое на
основе единой установки данной личности в целостной систе-
ме ее фундаментальных отношений через эти самые ее вза-
имоисключающие и взаимокомпенсирующие еобственнопсихо-
логические, эпистемологические, эстетические и пр. характе-
ристики. Установка — «модус» личности в целостной структу-
ре ее бытия, но не в одной только целостной «структуре ее
психики, т. е. это модус-как по линии ее фундаментальных от-
ношений вообще, так и по линии отношений этих самых ее
взаимоисключающих и взаимокомпенсирующих собственно-
психологических, эпистемологических, эстетических и пр. ха-
рактеристика статусе сознания и бессознательного психичес-
кого, в частности. Ибо основная обобщающая (систематизи-
рующая), »как и основная классифицирующая, функция уста-
новки состоит не в зачеркивании какого-либо из этих проявле-
ний'человеческой психики—сознания или бессознательного
психического, а в определенной регуляции как их взаимоком-
пенсирующей, TaiK и их взаимоисключающей активности на
уровне сознания и при его непосредственной гегемонии веди-
ной сфере отношений личности, что и ставит ее на особое мее-
507

то во всем тгаихо логическом мире исключений — в мире «sui
g'eneris».
Во всяком случае, таково исключительно важное содер-
жание феномена установки с позиций предлагаемой при этом
общей теории сознания и бессознательного 'Психического в
статусе общей теории личности, по активному плану экзи-
стенции.
(3) Это не значит, однако, что при сей интерпретации
■единой сферы отношений личности через [взаимоисключающие
образования ее психики тем самым вовсе ом и мается вопрос о
внутренних противоречиях и явно отрицательных тенденциях
этих противоречий .в каком-нибудь из .интересующих насздес:>
направлении. Наш .принцип построения общей теории созна-
ния и бессознательного психического, как и самой личности,
мх носителя, скорее, наоборот, .базируется на крайне прогрес-
сирующей динамике драматизма и в том и 'в другом направ-
лении бином'ной системы отношений. Отсюда и наша поста-
новка вопроса: энтропические и негэитропические тенденции
сознания и бессознательного психического в единой системе
их отношений, как и -в единой системе отношений самой лич-
ности, их носителя. Такая постановка вопроса сама по себе
указывает на наличие внутренних противоречий и явно отри-
цательных тенденций этих противоречий в каждой из этих си-
стем отношений, а тем более если представить их в свете би-
чом ной системы их отношений.
Нет сомнения, что в лице этих систем отношений мы име-
ем дело с крайне прогрессирующим динамизмом и в том и в
другом направлении. Но суть вопроса .не только и не столько
п самом прогрессированим, бу(дь то прогрессирующий дина-
мизм внутри единой сферы отношений сознания к бессозна-
тельного психического или внутри единой сферы отношений
самой личности, другого и с упер личности, сколько в его основ-
ном направлении. А направление этого прогресеирования
лучше всего определять по наличной установке личности.
Лишь в этом случае можно понять, почему в принципе им не
можгт быть направление, исключающее реальную возмож-
ность данной личное-пи, вплоть до реальной возможности ее
сущностных сил, реализовать себя Ч'ерез эту самую ее б ином-
мую систему отношений. Установка — это не то, что снимает
противоречия внутри единой системы отношений сознания и
бессознательного психического или внутри единой системы
отношений личности, другого и суперличноети, а то, что спо-
собствует их реализации через бишмную систему отношений
этих самых систем отношений .в одной и той же сфере дея-
тельности — в сфере личности. Ибо по динамической струк-
508

туре установки и по принципу ее обратной связи з системе
определенного множества насущных потребностей личноегч
и ситуаций, .могущих удовлетворить эти потребности, пред-
ставляется возможной реализация не только основных функ-
ций человеческой психики, но и ее основных антифункций, т.е.
не только основных функций сознания и бессознательного
психического, 'вместе взятых, но и их основных, если можно
так выразиться, антифуниагий, ком они проявляют в единой
сфере своих отношений — в сфере личности. Причем, анти-
функций сознания в пользу бессознательного психического и,
наоборот, бессознательного психического в пользу 'сознанпр,
но з обода случаях, па основе и при я.вно преобладающей р>
ли их основных функций, а не их антифункций.
Во всяком случае, исходя из динамической структуры
установки при огромном множестве селекционируемых ею
насущных потребностей личности и ситуаций, могущих удов-
летворить эти потребности, вполне возможно, оказывается,
поставить вопрос об антифунмшии, так или ина'че всегда при-
сущей всей психической реальности и, в частности, человечес-
кой психике, тем более, что под подобными функциями легко
усмотреть совершенно новые качества данной .психики, и преж-
де всего— ее негармоническую п неадекватную, если можно
так выразиться, природу, что идет вопреки традиционной
психологии, которая занималась одной лишь гармоничеакой и
адекватной природой психики в статусе ее основной функ-
ции—функции приспособительной. И действительно, до
Фрейда психологическая наука не знала, а да-на стояще-
му и по сие .время «е знает никакой иной функции
психики, кроме 'приспособительной. Будучи психологом
совершенно новой ориентации, Фрейд фактически одним
из первых копыталея тостагаить этот вопрос, обнару-
жив наряду с «вытесненными» элементами человеческой
психики явно '.противоречивую, конфликтную природу
данной ^психики. Однако попытки Фрейда и сторонников
его ориентации в этом направлении, в силу отсутствия у них
нужных для этой цели понятий, и, в первую очередь, понятия
единой сферы личности, не оказались сколько-нибудь успеш-
'Ньши. В основу своей теории о негармонической и неадек-
ватной природе человеческой психики, заложенной в статусе
ее антифунмЦ'ИЙ, Фрейд кладет совершенно ложную идею —
идею оплошной негармоничности и неадекватности, которая
по сути опровергает чуть ли не всякую обратную идею —
идею о гармоничности и адекватности данной психики в ста-
тусе ее основной функции — функции приспособительной, ко-
торой занималась и до сих inop все еще так усердно занимает-
509

ся классическая психология наших дней, особенно в лице так
называемой поведенческой психологии. Фрейд и сторонники
его ориентации просчитались не в том, что открыли явно кон-
фликтную, негармоническую функцию всикой'лсих-икй, а вт^м,
что пошли по линии се чрезмерной универсализации, вплоть
до чрезмерной универсализации ими подпольной сферы пашен
психики — сферы «вытеснения».
В общем, следует не отказьиваться от этой функции, кото-
рую Фрейд и сторонники его ориентации считают одной из
основных функциональных особенностей вся'кой, в том числе
и человечеакой, психики, а найти более адекватные способы
ее объяснения, чем те, которыми располагают фрейдисты и
которые оказались неадекватными. В принципе, называя это
явно негармоническое и неадекватное свойство всякой, в
•там'числе <и чело вече окон, лсихмки ее «антиф.уигкцией», мы пре-
следуем совершенно конкретные цели, утверждая тем самым
не только rt не столько то, что психическая деятельность и
психическое вообще не могут быть оценены с точки зрения од-
ной только их продуктивности и полезности для индивида, при
соответствующем эффекте приспособления данного индивида
к той или иной среде, столько то, что никакая функция психи-
ки не мажет быть объяснена независимо от этой ее самой ос-
новной функции. Ибо психика, которой не пользуются, не есть
психика, хотя смысл психики и не в одной только ее упот-
ребляемости и полезности. Более того, иногда весь смысл
той или иной психической деятельности, как и (вся'кой псих.ик,и
вообще, так непоюредстве-нно проявляется имеч-шо в этой са-
мой ее антифункции, что мы должны характеризовать всякую
психику, будь о'На сознательной или бессознательной, не толь-
ко (по ее основной функции, то и in о этой самой ее анти-
функции. Во всяком случае, нам кажется, что при нашей схе-
ме рассмотрения сознания и бессознательного психического
по их б.иномной системе отношений в единой сфере личности,
ссылаясь на соответствующую диалектику между фиксирован-
ной и нефиксированной установками в статусе и.х общей на-
правленности через определенную интенцию личности ,к бу-
дущему как неопределенной сфере ожиданий —• сфере веро-
ятности, более оправданно стащить вопрос ка'к относительно
основной функции человеческой психики в соответствии с ее
гармонической и адекватной природой, так и относительно ее
антифункции в соответствии с ее явно конфликтной и не-
'приопособительной природой. Тем самым мы получаем неко-
торое преимущество не только и не просто перед фрейдовской,
собственноггеихоаналитичеокой, но и перед воякой антифрей-
довской,, классической ориентацией современной психологии.
510

А это более чем примечательно, особенно при построении об-
щей теории сознания и бессознательного психического на
уровне общей теории личности, их носителя. Достаточно от-
метить, что только в таком случае, т. е. только будучи способ-
на выразить человеческую психику через эти самые ее взаи-
моисключающие и взаимоком'пеноирующие собствешгопсихо-
логические, эпистемологические, эстетические и пр. характе-
ристики, будь это ее выражением в статусе сознания и &гг-
созшателыгого психического или присущих каждой из них
функций и а и т-и функций, современная психология способна
найти место, занимаемое данной психикой з целостной
структуре экзистенции.
5. ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ И ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ
НОВОЙ ТЕОРИИ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
(1) Человек, и как особое образование истории и как
обычное явление природы, действует в единой сфере своих от-
ношений — в сфере личности, в силу чего, в принципе, он мо-
жет изменить и ту, и другую, вплоть до изменения своих от-
ношений к самому себе, — он может обосноваться в преде-
лах своей личности, своего собственно-для-себя-бытия, своей
самюсти. Но обосноваться нетолькоисак.полное отрицание (при-
роды, как нека-я идеальная личность, на уровне своего созда-
ния и своих собственно личностных отношений, но и как са-
мое непосредственное 'Продолжение in p и рады, как некая анти-
личность, на уровне своего бессознательного психического и
своих антиличностных отношений. Причем, обосноваться в
единой сфере этих отношений, вместе взятых, при определен-
ном преимуществе этой самой его идеальной личности, по не
при определенном преимуществе этой самой ело антилично-
сти. Ибо личность в сфере отношений личности — это не
только идеальная личность, «о вместе с тем и эта самая ан-
тиличность. Поэтому, что'бы выразить человека вплоть до его
идеальной личности, надо выразить его не только через эту
самую его идеальную личность, но и через эту самую его ан-
тиличность. Это одно из "исходных положений построения
предлагаемой нр-и этом общей теории сознания и бессозна-
тельного психического на уровне общей теории самой лично-
сти, их носителя. Это же и основной принцип построения этих
теорий.
(2) Будучи основными сабственнхяюихологическими, эпи-
стемологическими, эстетическими и пр. характеристиками лич-
511

кости человека, сознание и бессознательное психическое об-
разуют из себя единую .сферу своих отношений — сферу че-
ловеческой психики. И так как объединение сознания и бес-
сознательного -психического в единой сфере их отношений —
в сфере человеческой психики происходит в результате объ-
единения в человеке его собственнолп'чностных ,и антгигично
стиьих модификаций в одной л той же сфере его отноше-
ний — в сфере личности, то .при рассмотрении каждого из
этих образований .мы дол.жны руководствоваться их биномной
системой отношений. Ибо нет более надежной инстанции из-
мерения человеческой психики, чем измерение ее пс единой
сфере отношений личности, как и измерения этой самой лич-
ности —.по этим самым ее взаимоисключающим и вза-имоком-
in е ноирующим собств еннопенхолош ч еаюи м, эли стемо л оти чес -
ким, эстетическим и пр. характеристикам в статусе сознания
и бессознательного психического на основе их единой модифи-
кации через единую установку данной личности. Поэтому, что-
бы должным образом представить целостную структуру че-
ловеческой психики, надо представить ее через целостную
структуру личности ло активному плану ее экзистенции, когда
эта личность осиливает себя и свою судьбу при своей непо-
средственной интенции на будущее, т. е. при своем непосред-
ственном участии в общественной практике и через эту прак-
тику. Человеческая психика, будь она сознанием или бессоз-
нательной психикой, только в этих аспектах и дается как
предмет научной рефлексии, в частности как предмет общей
по ней теории. Более того, исключенная из целостной струк-
туры экзистенции, целостной структуры личности, она теряет
свою сущность и перестает быть предметом всякой рефлек-
сии. Ибо мы не знаем почти никаких связей нашей психики
вне ее непосредственной связи с целостной структурой нашей
экзистенции, нашего собетвенно-для-себя-бытия, нашей лич-
ности. Сама эта структура .нашей экзистенции перестает быть
предметом какой-либо научной рефлексии, как и всякой реф-
лексии вообще, вне этой связи. Во всяком случае, это одно
из исходных положений предлагаемой при этом общей тео-
рии сознания и бессознательного 'психического в статусе об-
щей теории личности, их носителя. Это же и основной (прин-
цип построения этих теорий.
(3) В соответствии с этим можно определить весь кате-
гориальный аппарат и той и другой теорий, так как в сущно-
сти и та и другая базируются не только на определенной си-
стеме отношений, соответствующих каждому из этих образо-
ваний, но и на определенной системе отношений этих обра-
зований .вообще — сознания и бессознательного психического
512

на основе их единой модификации через ту или иную акту-
альную установку Лгично'сти, их носителя, с одной стороны, и
этой са-мюй личности, другого и суперличности, на основе их
единой модификации через эту же самую актуальную уста-
новку данной личности па будущее, с другой. Причем, из это-
го ряда понятий щреж!де всего выделяется понятие единой
сферы личности, от которого и зависит образование самой си-
стемы этих понятий, а следовательно, и общей по ним теории,
будь то общая теория сознания и бессознательного психиче-
ского, возникшая по их единой модификации через единую ус-
тановку личности на будущее, или общая теория самой этой
личности, возникшая не только по ее отношению к самой се-
бе и к другому, но и к суперличпости на основе их единой мо-
дификации через эту же самую единую установку данной
личности на будущее. К а« раз фундаментальная интенция
личности на будущее в статусе ее единой установки и опре-
деляет динамическую структуру отношений этой личности и
з том, и в другом направлении.
Что же касается общего метода этих теорий, то, в конеч-
ном счгете, его должно сформулировать как метод, могущий
ввести их в круг наук, зани-мающимся феноменом всего чело-
века, -но не одной только его .психики, и прежде всего — в
круг научных исследований его собствемнопс:ихоло™чес.к.их,
эиии'стем'олошическ'нх, эстетичеююих 'и пр. в этом роде образо-
ваний, т. е. как определенный метод селекции соответствую-
щих результатов этих исследований. Нереализованность до
сей 'Поры этой задали во многом сковывает возможности как
предлагаемой при этом общей теории сознания и бессозна-
тельного психического, так и предлагаемой при этом общей
теории самой личности, их носителя; это же во .многом предо-
пределяет и основной принцип построения .каждой из этих тео-
рий, насколько они вообще могут быть .построены при отсут-
ствии общего .метода обобщающих их исследований в аспекте
единой системы наук о человеке и только через эту систему
паук о нем. Во многом отсутствие такого метода и вынудило
нас ограничиться рассмотрением всего лишь принципиаль-
ных ocihoib означенных теорий, как и гири соответствующем
.анализе этих теорий обращаться »иногда :К так называемому
принципу поихологической дополнительности вместо того, от-
сутствующего в .их категориальном аппарате метода обобщаю-
щих исследований человеческой психики в едином аспекте
занимающихся ею наук как в системе наук о человеке, так и
в системе наук о природе, но не в одной только психологии.
33. А. Е. Шерози
513

ОТ АВТОРА
(1) Если, подводя итоги сказанному, представить в не-
сколько обобщенном виде основные идеи и предположения,
которые определили весь ход исследования и которые в кон-
це концов, думается мам, подтвердились, то надобно отметить
следующее:
Во-первых, что ни общая теория сознания, ни об-
щая теория бессознательного психического по сути не могут
быть построены, если брать их порознь и вне их единой си-
стемы отношений, — они могут мыcлиться только как общая,
единая теория сознания и бессознательного психического, ибо
сознание и бессознательное психическое, о которых у нас идет
речь, суть основные характеристики личности в единой систе-
ме ее фундаментальных отношений (к самой себе, к друго-
му и к суперличности), внутри коей и образуется система их
собственнопсихологических, эпистемологических, эстетических
и пр. того же рода отношений. Создание и бессознательное
психическое — в равной мере подчиненные и необходимые эле-
менты каждой из этих систем отношений, поскольку, как ос-
новные характеристики личности, они всегда возникают и
функционируют не иначе, как только через эти самые систе-
мы отношений, при их единой модификации на основе той
или иной актуальной устанавки данной личности — этой ее
самой первичной и фундаментальной расположенности на
будущее.
И, во-вторых, что при таком подходе можно, ока-
зывается, построить совершенно новую теорию — теорию еди-
ной системы отношений создания и бессознательного психи-
ческого через единую систему отношений самой личности, их
носителя, на основе ее актуальной установки на будущее. В
свете предлагаемой нами теории почти все усилия, предпри-
нимавшиеся ранее в психологии сознания и бессознательного
психического в данном направлении, принимают вид всего
лишь предыстории. В современной психологии все еще не
имеется подобной теории, и мы предлагаем вниманию специа-
514

листов один из ее возможных опытных вариантов. Причем,
поступая так, мы полагаем, что, возможно, как раз эта об-
щая, единая теория сознания и бессознательного психического
и пригодится нам — при столь нашумевшем в наши дни так
называемом системном подходе — в приложении к соответ-
ствующему исследованию личности через эти самые ее взаимо-
исключающие и взаимокомпенсирующие собственнопсихоло-
гические, эпистемологические, эстетические и пр. характерис-
тики. Тем более, что психологическая сущность личности ни-
где столь полно и непосредственно не поддается наблюдению,
как в сети внутренних противоречий се сознания и бессозна-
тельного психического, которые личность преодолевает и
должна преодолеть на своем пути, т. е. на пути своего соб-
ственно-для-себя-бытия, своей самости. И делает она это да-
леко не в пользу своего бессознательного психического и при
непосредственной интенции к ничто, а в пользу своего созна-
ния и при непосредственном своем участии в общественной
практике.
(2) К тому же, мы находим, что только при таком вопло-
щении общая теория сознания и бессознательного психичес-
кого впоследствии окажется в состоянии выступить в своем
тлавном и основном качестве —в качестве общей (общепси-
хологической, эпистемологической, эстетической и пр. того
же рода) теории личности, их носителя. Во всяком случае,
при нашей схеме построен.ия теории сознания и бессознатель-
ного психического как общей теории личности, (их носителя, в
круг ее рассмотрения включаются один за другим многие,
совершению новые аспекты все еще покрытой глубокой тайной
и извечно тревожащей науку проблемы — проблемы челове-
ка и его психики, этих удивительно сложных и неоднозначных
образований природы, что, в «свою очередь, существенно спо-
собствует той коренной ломке старых понятий и приемов на-
учного мышления, которая давно уж происходит в системе
современной психологии.
(3) За один из наиболее ощутимых результатов сего ис-
сдедования в этом направлении можно было бы принять, на-
пример, предложенное понятие единой сферы личности, о ко-
тором так пространно идет речь при соответствующей интер-
претации нами проблемы сознания и бессознательного психи-
ческого, равно мак и проблемы самой личности, субъекта их
реализации, с позиций так называемого психологического
515

принципа дополнительности. В свете этого понятия и непо-
средственно связанной с ним теории хорошо прослеживаются
все еще подвергающиеся дальнейшей дифференциации раз-
личные стороны психологических знаний, как и наиболее ха-
рактерные черты их весьма существенной интеграции. Оно и
выступает у нас в качестве исходного понятия данной интег-
рации по всей совокупности смежных наук о человек и о
способностях его психики.

AFTERWORD
(1) If —by way of summing up —we take a somewhat gener-
alized look at the basic ideas and hypotheses that paved the way
for the entire study and that have—in the author's view—been
confirmed, the following statement could be made in conclusion:
Firstly, neither a general theory of consc'ousness nor a gen-
eral theory of the unconscious can in actuality be constructed if
taken separately and divorced from their integrated system of
relations; they can be conceived of only as an integrated theory
of consciousness and the unconscious, for consciousness and the
unconscious we are concerned with constitute the main character-
istics of personality in an integrated system of its fundamental
relations (toward itself, toward another and toward superpersonal-
ity); it is within the latter system that a cognate system of their
psychological proper, epistemological, esthetic, etc. relations is
formed. Consciousness and the unconscious are equally subordi-
nated and indispensible elements of each of these systems of rela-
tions inasmuch as—being as they are the basic characteristics of
personality —they invariably emerge and function only via these
very systems of relations, with their integrated' modification on
the basis of the given person's actual set, i. e. a primary and
fundamental orientation towards the future.
Secondly, proceeding from such an approach it proves feasi-
ble to build an absolutely new theory—that of an integrated
system of relations of consciousness and the unconscious —via an
integrated system of relations of the personality proper—the bearer
of these relations—on the basis of its actual set to the future. In
the light of the proposed new theory almost all earlier attempts
made in this direction in the psychology of consciousness and the
unconscious assume the form of mere prehistory. Modern psycho-
517

logy is still wanting in such a theory; therefore the attention of
specialists is drawn to one of its possible tentative variants. In
doing so the author proceeds from the assumption that this gener-
al, integrate theory of consciousness and the unconscious will —
with the now much spoken-of .systems approach—prove appli-
cable to a relevant study of personality through its mutually
exclusive and mutually compensating properly psychological, epis-
temological, esthetic, etc. characteristics. The more so as the
psychological nature of personality is susceptible of the most com-
prehensive and immediate observation within those inner contra-
dictions of consciousness and the unconscious which the personal-
ity overcomes and will have to overcome on its way, i. e., for
its self-existence or preservation of identity. Personality does this
not in favour of its unconscious and with immediate striving
towards nothingness but in favour of its consciousness and through
direct participation in social practice.
(2) Furthermore, the author believes that it is only in the
present form that the general theory of consciousness and the
unconscious will eventually be in a position to serve in its fun-
damental quality —that of the general (properly general psycholo-
gical, epistemological, esthetic and so on) theory of personality.
At any rate, the author's scheme for the construction of a theory
of consciousness and the unconscious as a general theory of per-
sonality provides for a step-by-step consideration of many
absolutely new aspects of the problem of man and his mind—
these bewilderingly complex and multifarious creations of nature,
still shrouded in mystery and perpetually puzzling science. This
in turn contributes to the radical dismantling of old notions and
ways of scientific thinking which has long been under way in
modern psychology.
(3) One of the most tangible results of the present study in
this direction could, for example, be the proposed concept of an
integrate sphere of personality —discussed in detail in connection
with the present interpretation of the problem of consciousness and
the unconscious, as well as of the problem of personality proper,
from the position of the so-called psychological principle of
complementarity.
518

СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 5
ГЛАВА ПЕРВАЯ. К общей теории сознания и бессознательного
психического. Опыт интерпретации исторического наследия ... 8
1. Введение в общую теорию сознания и бессознательного психическо-
го. Уроки и некоторые результаты предыстории 8
2. Психоаналитический принцип построения теории. Бесспорные успе-
хи и принципиальные недостатки 33
3. Опыт психологии установки. Отход от традиции и пределы право-
мерности такого отхода 219
4. К вопросу о необходимом предварительном уточнении в логиче-
ской схеме и модели общей теории сознания и бессознательного
психического как определенной системы отношений. Уроки исто-
рии и первые наметки повой теории 278
5. Общие выводы и постановка вопроса 290
ГЛАВА ВТОРАЯ. Принцип дополнительности и проблема поз-
нания феномена установки как основной измерительной едини-
цы в сфере психической реальности 293
1. Постановка вопроса 293
2. Принцип дополнительности, как метод интерпретации, в его при-
ложении к общей и экспериментальной психологии установки . . 294
3. Установка как «элементарная частица» и «принцип связи» . . . 313
4. Установка как «модус системы» и «основа объективации» .... 331
5. Резюме 347
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Единая сущность установки, междисципли-
нарные связи и система наук о человеке 350
1. Введение 350
2. Установка как «принцип отражения» и «сумма информации» . . 353
3. Проблема интуиции и установка как «фактор» интуитивного поз-
нания 378
4. Установка и интуиция. К вопросу о приложимости понятия уста-
новки к научной теории интуиции. (Некоторые результаты обоб-
щения) 394
5. Установка и внутреннее единство синтетической активности со-
знания. Творчество как предмет научной рефлексии ........... 409
£19

6. Установка и значение. К вопросу о «внутренней форме» языка . 436
7. Установка и проблема единой схемы действня человека-системы.
Заключение . 454
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. К общей теории сознания и бессоз-
нательного психического как единой системы отношений (продол-
жение). Опыт изложения новой теории 457
1. Постановка вопроса 157
2. Сознание и бессознательное психическое как единая система от-
ношений 4t)2
3. Место сознания и бессознательного психического в целостной си-
стеме фундаментальных отношений человека: отношения к само-
му себе, отношения к другому и отношения к суперличности . . 475
4. Энтропические и негэнтропические тенденции сознания и бессоз-
нательного психического как единой системы отношений .... 502
5. Основные положения и принципы построения новой теории. За-
ключение 511.
ОТ АВТОРА 514
AFTER WORD 517

CONTENTS
•FOREWORD 5
CHAPTER ONE. Towards a General Tneory of Consciousness anl the
Unconscious. An Attempt at an Interpretation of Historical Heri-
tage 8
1. Introduction to a General Theory of Consciousness and the
Unconscious. The Lessons and Some Results of Prehistory ... 8
2. The Psychoanalytical Principle of Tneory Construction. Undoubt-
ed Successes and Major Shortcomings 33
3. Experience with the psychology of Set. Departure from Tradi-
tion and the Validity of such Departure 219
4. Concerning the Necessity of a Preliminary Clarification of the
General Tneory of Consciojsness aid the Unconscious as a Defi-
nite System of Relations in the Logical Scieme and Model. Tne
Lessons of History and the Initial Outlines of a New Tneory. 278
5. General Conclusions and the Problem Posed 290
CHAPTER TWO. Tne Principle of Complementarity and the Problem
of the Understanding of the Phenom:enon of Sat as the Basic
Unit of Measurement in the Sphere of Mental Reality 293
1. The Problem Posed 293
2. Tiie Principle of Complementarity as a Method of Interpretation
as Applied to the General and Exparirmntal Psychology of Set . 294
3. Set as an "Elementary Particle" and the "Principle of Relation" 313
4. Set as a "Mode of the System"' and "Basis of Objectification" . . 331
5. Summary - • . . 347
CHAPTER THREE. Tne Integrated Nature of Set, Interdisciplinary Re-
lations and the System of Sciences of Man 350
1. Introduction • . . 350
2. Set as a "Principle of Reflection" and the "Sum of Information-' . 353
3. Tne Problem of Insight an I Set as a Factor of Intuitional Com-
prehension . . 378
4. Set and Insight. Concerning the Applicability of tli* Concept of
Set to the Scientific Tneory of Insight. (Som3 Results of General-
ization) 394
5. Set and the Internal Unity of the Synthesizing Activity of Con-
sciousness. Creativity as an Object of Scientific Reflection. . . 409
521

6. Set and Meanirg. Towards the Problem of the "Inner Form" of
Language ...... 43G
7. Set ard the Problem of the Integrate Scheme of the Action of
Man-System. Conclusion 454
CHAPTER FOUR. Towards a General Theory of Consciousness and the
Unconscious as an Integrated System of Relations (Continued).
An Attempt at an Exposition of a New Theory 457
1. The Problem Posed 457
2. Consciousness and the Uncorscious as an Integrate System of
Relations 462
3. The Place of Consciousness ar.d the Uncorscious in the Integrate
System of Man's Fundamental Relatiors: Relation to Self, to
Other and to Superpersonality 475
4. Entropic and Non-entropic Terdencies in Consciousness ar.d the
Unconscious as an Integrate System of Relations ........ 502
5. The Basic Propositions and the Principle of Buiding a New
Theory. Conclusion 511
AFTERWORD 514

Напечатано по постановлению Редакционно-издательокого
совета Академии наук Грузинской ССР
Редактор А. С. П р а н г и ш в и л и
Редактор издательства М. Г. М а ч а б е л и
Техредактор А. Е. Джвебенава
Художник B.C. Хмаладзе
Корректор И. И. Гассиева
Сдано в нaбop 4.1.1973; Подписано к печати 17.5.1973;
Формат бумаги 60Х90'/16; Бумага №2; Печатных л. 32.75; Уч.-издат. л. 33.70;
УЭ 01072; Тираж 3000; Заказ 17;
Цена 3 руб. 20 коп.
Типография АН Груз. ССР. Тбилиои, 380060, ул. Кутузова, 19
Издательство «Мецниереба», Тбилиси, 380060, ул. Кутузова, 19

Аполлон Епифанович Шерозия
К ПРОБЛЕМЕ СОЗНАНИЯ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО
ПСИХИЧЕСКОГО
Том II