/
Автор: Квентин П.
Теги: художественная литература роман романы детективные романы серия мастера остросюжетного детектива
ISBN: 5-7001-0094-0
Год: 1993
Текст
F4
. I ’ MAC
/^\0C___________
ДЕ EKTI/IBAi
gCS'S'iW'TqE'Z'US
'fr-i SglWlpbl
МАСИВБЕРА
<^\ОСИРОСЮЖЕТНОГО
коо/ДЕИЕКТИВА
ПАТРИК КВЕНТИН
ВОЗВРАЩЕНИЕ
НА БЕРМУДЫ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
НА БЕРМУДЫ
ПОБЕГ К СМЕРТИ
МОЙ СЫН... УБИЙЦА?
ОН И ДВЕ ЕГО ЖЕНЫ
РОМАНЫ
§
116НТРПОЛИГРЯЯР
Москва
1993
ББК 84.7 (США)
К32
Серия "Мастера остросюжетного детектива"
издается с 1991 года
Выпуск 33
Квентин П.
К32 Возвращение на Бермуды: Детективные романы. —
Пер. с англ. — "Мастера остросюжетного детектива".
Вып. 33. — М.: Центрполиграф, 1993. — 560 с.
Книга известного американского писателя П.Квентина не изобилует драками,
убийствами и ужасами. Главный персонаж скорее жертва обстоятельств, в которых
он должен разобраться, чтобы уберечь от опасности себя или близких ему людей.
Бесспорно одно: каждый роман свидетельствует о превосходном владении автора
"оружием" бестселлера.
ББК 84.7 (США)
ISBN 5-7001-0094-0 © Состав и художественное оформление
торгово-издательское объединение
"Центрполиграф'’, 1993 г.
Глава 1
Огромный трансатлантический лайнер дал протяжный гудок и, рас-
секая прибрежные воды Бермудов, медленно направился к молу.
Кей Бинярд стояла на палубе, опершись на металлические поручни.
Перед Кей разворачивалась живописная панорама столицы Берму-
дов — Гамильтона. Белые, словно игрушечные, домики, зеленые улицы,
заполненные пестрой толпой отдыхающих, множество велосипедистов...
Кей казалось, что за три года на острове ничего не изменилось, время
здесь как бы остановилось, Бермуды выглядели точно такими же, каки-
ми были в тот памятный день... И даже шумная и веселая толпа встре-
чающих вроде бы та же самая...
Тогда, уезжая отсюда, она была преисполнена ненависти ко всему,
что напоминало Айвора с его беспечной и праздной жизнью. И она по-
клялась больше никогда не приезжать сюда...
Но вот она снова на Бермудах...
Внезапно ее охватил страх. Какое все же безумие бороться с Айвором
сейчас! Это было далеко не безопасно даже в то время, когда он любил
ее. А тем более теперь, ведь она же стала его врагом...
Мысленно она снова и снова возвращалась к странной телеграмме
сестры. Всего несколько слов, но как они ее потрясли.
«Эллен выходит замуж за Айвора Дрейка. Свадьба здесь, на Бермудах,
на следующей неделе. Не можешь ли приехать.
Мод».
Вот и все. И никаких подробностей. И совершенно непонятно, отку-
да у семейства Чилтернов появились деньги, позволившие ему такую
роскошь, как отдых на Бермудах, и где Эллен познакомилась с Айвором?
Нет, Эллен, единственная ее племянница, ни за что не должна выхо-
дить замуж за этого человека! Ведь она станет очередной жертвой. Нет,
Кей не хочет такого допустить! Свадьба не состоится!
Носильщики выгрузили багаж на берег. Вот уже спущен трап, пас-
сажиры стали покидать судно.
5
Внизу, на пристани, какой-то высокий молодой человек с выго-
ревшей шевелюрой пробивался к трапу, расталкивая сходивших с суд-
на пассажиров.
— Терри, Терри! — увидев его, закричала Кей и замахала рукой.
Через минуту она уже стояла на пристани, и Терри Чилтерн неуклю-
же, по-медвежьи обнимал ее.
— Кей, милая, как хорошо, что ты приехала! — воскликнул он.
Ласково улыбнувшись, Кей освободилась от его объятий и внима-
тельно посмотрела на племянника, надеясь услышать от юноши о том,
что произошло с Чилтернами за последнее время. Год назад она вынуж-
дена была расстаться с ними, чтобы вернуться к своей работе. Кей была
модельером в одном из ателье Голливуда.
Гилберт Чилтерн и раньше не был практичным человеком. Банкрот-
ство же и последовавший вслед за тем паралич превратили его в инва-
лида, семья окончательно лишилась средств к существованию.
Терри всегда походил на отца открытым красивым лицом и строй-
ной фигурой. Теперь же юноша превратился в широкоплечего мужчи-
ну атлетического сложения, сильно напоминающего Гилберта в моло-
дости.
— Ну и как? Каков приговор? Выдержал я экзамен?
Кей рассмеялась.
— Весьма интересный, совсем взрослый племянник.
— Ты тоже очень интересная, но слишком уж молодая для тетки,
Кей, — так же шутливо ответил юноша. — Давай-ка побыстрее уладим
таможенные формальности, а то Эллен ждет нас.
И он вместе с Кей стал протискиваться сквозь горластую толпу турис-
тов в зал таможенного управления. В считанные минуты Терри так сумел
очаровать чиновника, что тот оформил досмотр, даже не открывая чемо-
данов.
Потом Терри вернулся к Кей и сразу стал серьезным.
, — Думаю, ты сгораешь от любопытства. Так выслушай последние
новости о семейной любовной афере. Сейчас милейший жених в Нью-
Йорке, но завтра возвращается на Бермуды. Свадьба назначена на втор-
ник. Приготовься исполнять роль старшей подружки.
Кей пристально посмотрела на юношу, стараясь понять, известно ли
ему о том, что Айвор был знаком с ней. Нет, Терри, очевидно, ничего
не знал. Наверное, Айвор не сказал Чилтернам. В свою очередь она тоже
старалась скрыть это от них.
Оживленно болтая, они вышли на главную улицу города и стали ла-
вировать между снующими велосипедистами и запряженными в брички
задумчивыми лошадками в забавных соломенных шляпах.
Наконец они добрались до перекрестка, где ждал пассажиров ма-
ленький красный вагончик.
Вот она — родина Айвора, Бермуды! Именно такой она и запомни-
лась Кей — беспечной и далекой от всего света.
6
И вновь все ожило в ее памяти. И залитые солнцем улицы, и ма-
ленькая моторка цвета красного дерева, и вкус соленой воды на губах...
Бешеной бурей промчалась любовь Айвора...
И вдруг ей показалось почти невероятным, что она снова на Берму-
дах, в обществе Терри, которым болтает с ней о близкой свадьбе сестры,
где она, Кей, должна быть подружкой невесты.
Терри провел ее к цементной лестнице, ведущей к причалу.
— А вот и наша моторка!
— Ох, Терри! — воскликнула Кей. — Ну зачем было тратить деньги,
нанимать моторку?
— Я нанимал моторку? Дорогая наивная тетя, ведь ты ничего не
знаешь? Мы выходим замуж за моторку, гоночную яхту, лодки и два
каяка. Словом, за целый флот. У нас нет лишь подводной лодки.
Кое-что стало понемногу проясняться.
— Это что же, вы все живете в доме Айвора? — спросила Кей.
— А ты как думала?
Терри взглянул на нее с горькой усмешкой.
— А как бы иначе такая скромная семья, как наша, смогла бы провес-
ти здесь целых три месяца?
Слова Терри немало удивили Кей. Конечно, она и сама догадывалась,
что семья Чилтернов без посторонней финансовой помощи просто не
смогла бы здесь отдыхать. Но она никак не хотела верить, что сестра при-
няла эту помощь от Айвора. Ведь Мод всегда была так горда и независима...
Вскоре они вышли к причалу, где покачивалась на волнах роскошная
моторка с черной кабиной. Носильщик подал чемоданы рулевому, ши-
рокоплечему, коротко стриженному парню. Рядом с ним стояла моло-
денькая девушка, с ниспадающими на плечи темными волосами. Она
была в белом легком платье, перетянутом в талии зеленым поясом.
Увидев Кей и Терри, она воскликнула:
— Кей, милая! — и нежно поцеловала тетку в щеку.
За минувший год племянница сильно изменилась. В свои девятнад-
цать лет она стала поистине красавицей. Все в ней было прекрасно: и
зеленые глаза с длинными ресницами, и тонкий изящный профиль, и
стройная гибкая фигура.
И нет ничего удивительного, подумала Кей, что такую девушку ре-
шил заполучить в жены Айвор. Ведь он всегда стремился к красоте.
— Дон, едем прямо домой. Потом вернешься за багажом, — при-
казным тоном сказала Эллен рулевому, садясь в моторку.
Терри уже сидел в кабине и вовсю бренчал на гитаре, украшенной
ярким, цветным узором.
— В честь твоего приезда сложил песню, — сказал он Кей и запел
низким приятным голосом:
Возвращайся на Бермуды,
На волшебный этот остров,
Здесь любовь и наслажденье
Ждут тебя уже давно...
7
Под звуки гитары и песенки Терри моторка с тихим рокотом отошла
от берега и помчалась в синеву Большого Зуила.
Эллен села рядом с Кей, обхватив руками колени длинных, строй-
ных ног. Только сейчас Кей заметила на ее пальце кольцо с огромным
изумрудом. Оно вызвало у нее горькие воспоминания. Кольцо было то
самое, которое Айвор подарил ей в ту безумную лунную ночь, когда
она обещала стать егозкеной. Вот это кольцо она и швырнула ему под
ноги в дансинге, когда узнала, как он издевается над Роз-Мари. Имен-
но тогда она поняла, сколь коварен этот внешне обаятельный Айвор
Дрейк.
Они миновали прозрачные воды лагуны, и впереди показался берег
с белыми зданиями, с розовеющими олеандрами и темными кедрами.
Но Кей ничего не замечала, она была занята своими мыслями. Неу-
жели Эллен ждет участь несчастной Роз-Мари? Сумеет ли племянница
устоять перед обаянием хитроумного Айвора Дрейка и его богатством?..
Звонкий голос Эллен прервал тревожные мысли Кей:
— Слушай, Терри, а Кей ведь не знает, что с ее пароходом прибыло
мое свадебное платье.
Слова о свадебном платье племянницы неприятно резанули слух Кей.
Моторка тем временем подходила к дальнему берегу полуострова.
Среди зеленой чащи кедров и тамариска показалась вилла Айвора
«Шторм», сверкая на солнце белым фасадом и золотисто-желтыми
шторами.
— Вот мы уже и дома! — закричал Терри с деланным восторгом.
Кей смотрела на виллу, где ей все было знакомо: и зеленые газоны,
и роскошные цветы, и подстриженные кусты, и деревянные мостики.
Когда моторка круто повернула влево, собираясь причалить к берегу,
из-за буйной зелени тропических кустов выплыл маленький каяк, в ко-
тором сидела молодая девушка в купальнике цвета лаванды. Рыжевато-
каштановые волосы падали ей на плечи.
— Хэлло, Симона! — крикнул Терри. — Подожди меня.
Он быстро сбросил сандалии, снял голубую рубашку, с минуту по-
стоял на борту моторки, словно о чем-то раздумывая, и, пригнувшись,
прямо в шортах прыгнул в воду.
— Скажи, Эллен, а кто эта Симона? — спросила Кей.
— Симона Морли из Нью-Йорка. Она живет в белом доме на той
стороне залива.
В зеленых глазах Эллен появилось странное выражение. Больше она не
проронила ни слова. Когда нос моторки коснулся причала, она быстро
выпрыгнула на небольшой деревянный помост и помогла Кей выйти из
моторки.
— Дон, тебе надо возвратиться в Гамильтон и получить в таможне
мои вещи, — сухо распорядилась Эллен.
Рулевой, делая вид, будто занят моторкой, непочтительно взглянул
на девушку:
8
— В таком случае будьте любезны выдать мне деньги. Ведь мистер
Дрейк заплатил только за платье, а не за его перевозку.
Удивленная Кей внимательно присмотрелась к рулевому Айвора. Он
показался ей грубым и нахальным типом. К тому же еще некрасивым.
Квадратная голова, большой нос, непомерно широченные плечи.
— Может быть, вы считаете, что я должен оплатить таможенный сбор
за ваши наряды? — дерзко спросил он Эллен.
Кровь отхлынула от щек Эллен. Она резко открыла сумочку, дро-
жащими пальцами вынула несколько банкнот и швырнула их в лодку.
И тут же побежала к дому. Черные волосы волной разливались у нее по
спине.
Рулевой невозмутимо собрал деньги, сунул их в карман и, посмотрев
на Кей, проворчал:
— И это называется хорошо воспитанная девушка... Нас даже не
соизволили познакомить... Прошу прощения. Меня зовут Дон Верд.
Я живу в том доме на горе...
И он кивнул на маленький белый домик, что стоял среди темных
кедров, и добавил, чуть улыбнувшись:
— Не волнуйтесь, я вполне приличный парень, как у нас принято
говорить, я третий год учусь в Колумбийском университете, а рулевым
работаю здесь только летом, во время каникул.
Улыбка внезапно исчезла с его лица, оно опять стало серьезным.
— Вы меня не помните? — спросил он.
— Помню ли я вас? — несколько смутилась Кей.
— Зато я вас сразу узнал. Такую девушку, как вы, трудно забыть! —
произнес он с неподдельным восхищением. — Три года назад я здесь
отдыхал вместе с семьей Роз-Мари. Мы жили на другой стороне залива,
в том доме, где поселилась Симона Морли.
В памяти Кей тотчас Возник облик привлекательного восемнадцати-
летнего юноши с заразительным смехом. Он всегда был рядом с Роз-
Мари и Айвором.
— Ах, точно! Теперь я вас вспомнила! Юноша с удочкой на красном
паруснике, верно?
— Вот видите, — горестно усмехнулся он, обнажая белые зубы, — как
сильно я изменился. Смешной мальчишка на красном паруснике. Тогда
и мысли у меня были смешные. Часто в лунные ночи я, переплывая за-
лив, мечтая, представлял себя таким же обаятельным и богатым, как
Айвор Дрейк, верил, что и меня тоже будут любить прекрасные девуш-
ки. В то время Айвор был еще не женат и нередко устраивал на вилле
«Шторм» шумные и веселые балы. Иногда там я видел Айвора с оча-
ровательной девушкой, на которой он хотел жениться... — Вздохнув, он
добавил: — И та прелестная девушка оказалась теткой другой прелестной
девушки, на которой Айвор собирается сейчас жениться...
Кей с расстроенным видом смотрела на Дона, волевое лицо рулево-
го казалось ей теперь даже привлекательным. Если он меня помнит,
9
рассуждала Кей, значит, наверняка найдутся и другие, которые тоже
помнят.
Словно читая ее мысли, Дон сказал:
— Будьте спокойны, я ни слова не скажу Чилтернам. Вы только мне
скажите, зачем вернулись на Бермуды. Думаю, не ради того, чтобы вер-
нуть Айвора. Я почти уверен, вы решили не допустить его женитьбы на
Эллен, расстроить этот кошмарный брак.
В другой бы раз Кей возмутилась, если бы какой-то рулевой вдруг
стал вмешиваться в ее личные дела. Но сейчас она лишь неуверенно бор-
мотала:
— У меня пока нет никаких конкретных планов.
— Вам надо что-то придумать. Эллен — ваша племянница, вы просто
не имеете права допустить, чтобы ее постигла участь Роз-Мари.
— А что вам известно о Роз-Мари?
—• Я точно знаю, что Айвор поступал с ней жестоко еще в то время,
когда вы были здесь! Я также знаю, что он убил ее!.. Да-да, это случилось
уже после вашего отъезда. Айвор постепенно и хладнокровно готовил ее
гибель. Говорят, несчастный случай. Вроде бы она случайно выпала из
окна отеля... Но вы и я знаем, как это было на самом деле. Она выбро-
силась из окна. Вполне осознанно пошла на самоубийство. Роз-Мари
больше не могла вынести ада семейной жизни с Айвором.
Откуда ему это известно, кто еще, кроме нее, мог прочитать дневник
Роз-Мари и узнать всю страшную правду?
— Надеюсь, вы не желаете, чтобы подобное случилось с Эллен? А еше
знайте, — твердо сказал Дон, — если вы не помешаете их браку, то поме-
шаю я... Пусть это будет стоить мне жизни.
Внезапно он повернулся и зашагал к моторке. Теплые доски причала,
казалось, прогибались под тяжестью его шагов.
Кей только заметила Терри и хорошенькую девушку в купальном
костюме. Они стояли на краю причала и, конечно, слышали весь раз-
говор. Симона Морли, смотря вслед рулевому, перебирала пальцами
тяжелый браслет, похожий на цепь невольницы.
. Дон Верд вдруг остановился и, повернувшись к оставшимся на при-
чале, громко крикнул:
— Все вы строите из себя святую невинность, но я знаю точно, что
вы думаете про Айвора. Если я его не прикончу, то только потому, что
меня опередит кто-то из вас!
Глава 2
В это время за спиной Кей раздался голос Мод. Подойдя к сестре,
она чмокнула ее в щеку и весело сказала:
— Ты даже не представляешь, как мы рады твоему приезду! О, Кей.
ты стала еще красивее...
10
Серые глаза Мод под слегка приподнятыми бровями улыбались, они
придавали ее лицу добродушное выражение.
— Как поживаешь, Симона? Мы ждем тебя к ленчу, — сказала
она. — Дон, будь добр, отнеси вещи мисс Бинярд в ее комнату. Ох, Тер-
ри, милый, сколько раз я тебя просила не прыгать в воду в шортах!..
Как всегда, Мод обращалась с ними, словно с маленькими несмыш-
ленышами, наивными детьми, которых надо постоянно опекать. Так же,
по-матерински, она относилась и к Кей, своей младшей сестре, которая
была моложе ее на пятнадцать лет.
Когда Дон подхватил чемоданы, Мод взяла сестру под руку и они
отправились по тенистой аллее к дому.
— Гилберт с нетерпением ждет тебя. Сейчас он поехал с медсестрой
в больницу, но к обеду вернется. Доктор Корн, к сожалению, говорит,
что Гилберт едва ли сможет когда-нибудь ходить. Слава Богу, хоть он
не падает духом, держится мужественно. Спасибо Айвору, он привез из
Штатов свою родственницу, дипломированную медсестру, чтобы она
присматривала за Гилбертом.
За разговорами они не заметили, как подошли к огромной террасе,
окруженной высокими пальмами и густыми кустами камелий.
Миновав богато обставленный холл, уютную гостиную, они подня-
лись по лестнице, украшенной резьбой, на второй этаж. По длинному
коридору они добрались наконец до просторной комнаты с боль-
шим окном и широкой кроватью. Там Мод еще раз поцеловала сестру и
сказала:
— Оставляю тебя одну. Переодевайся побыстрее, скоро подадут ленч.
А потом потолкуем.
Возможность поговорить Кей с сестрой представилась только в конце
дня после ленча и отдыха на маленьком уютном пляже. Когда Эллен
ушла к себе, а Терри с Симоной отправились кататься на водных лыжах,
сестры уселись на удобные кушетки и некоторое время молча любо-
вались маленькими островками, утонувшими в кустах гибискуса. Там,
среди густой зелени, возвышалась пикообразная крыша белого павильо-
на, специально построенного для отдыха Айвора.
— Мод, я хочу тебя спросить, — начала разговор Кей. — Скажи, Эл-
лен сама выбрала Айвора?
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Мод. — Что он был же-
нат? Или что между ними большая разница в летах?
Кей недоуменно посмотрела на сестру.
— И первое, и второе. А главное, у него очень дурная репутация.
— Ты просто не знаешь его. Это крайне порядочный человек. Разве
может он позволить себе что-либо дурное?
— Ах, Мод, ты, видно, околдована им. И слишком высоко его це-
нишь. С какой это стати Айвор взвалил на свои плечи заботу о вашей
семье?
Стоило Кей произнести эти слова, как Мод тут же вспыхнула от обиды:
11
— Как ты можешь такое говорить! Ты же знаешь, Гилберт много лет
управлял имением Дрейков. Сначала он занимался делами отца Айвора,
а потом — сына. У Гилберта оказалось столько работы, что он вынужден
был отказаться от других своих клиентов. Естественно, Айвор благо-
дарен Гилберту за это. И теперь он всего-навсего старается выразить ему
свою признательность.
Мод тихо вздохнула:
— Ты ведь знаешь, лечение Гилберта потребовало больших денег, оно
поглотило все наши сбережения. К тому же мы остались, можно сказать,
без крыши над головой. А врачи еще советовали поменять климат. Если
бы Айвор не привез нас сюда, неизвестно, был ли бы Гилберт жив... Так
что главное для меня — здоровье мужа, а не разные сплетни об Айворе.
Мод с вызовом посмотрела на сестру.
Что могла ответить Кей? Как убедить Мод, что «благородные» по-
ступки Айвора продиктованы вовсе не добротой, а холодным расчетом,
коварством. Стоит кому-либо попасть к нему в зависимость, как он сразу
становится садистом, наслаждается муками и страданиями доверивших-
ся ему людей.
— Ну что же, не мне давать тебе советы, — с сожалением сказала
Кей. — Но учти, все это может плохо кончиться для Терри. Привыкнув
к роскошной жизни, он потом едва ли станет мириться со скромным
заработком в двенадцать долларов.
— Моя дорогая, Терри не будет нуждаться, он не станет хвататься за
любую работу. После свадьбы Айвор обещал нам небольшую ренту. Это
даст возможность Терри закончить университет.
— Что я слышу, Мод? — воскликнула Кей, с удивлением глядя на
сестру. — Я просто уверена, ты никогда не согласилась бы принять та-
кую подачку! Тебя наверняка уговорил Гилберт. Ты поверила, будто он
отказался от остальных клиентов... Да ведь у него никогда не было дру-
гих. Он вообще не преуспевал в жизни. И вот теперь ради собственного
благополучия продает свою единственную дочь.
— Боже мой, Кей, как у тебя язык поворачивается говорить такие
вещи? — возмутилась Мод. — Я знаю, ты всегда плохо относилась к Гил-
берту, но чтобы так о нем думать... Это уж слишком!.. Пойми, он очень
любит своих детей. Да он лучше предпочтет умереть, чем видеть ее не-
счастной, выдать ее за недостойного человека.
— А ты уверена, что Айвор достойный человек?
— Айвор всегда был добр к нам. Только меня беспокоит, что он
слишком много пьет...
— Пьет?.. Ох, если бы все ограничивалось одним пьянством. Может
быть, ты считаешь, что он был хорошим мужем для Роз-Мари?
— Айвор честно все рассказал о ней. Это было несчастное создание
с больными нервами. В момент самоубийства Роз-Мари находилась в
невменяемом состоянии. И разве он виноват, что она выбросилась из
окна?
12
— Так вот оно что... Значит, Айвор сказал, будто Роз-Мари боль-
ная истеричка? Как он посмел.’.. Ведь когда Роз-Мари выходила за него
замуж, она была так же прекрасна и здорова, как твоя дочь. Это он пре-
вратил ее в нервную истеричку, которая решила лучше выброситься из
окна, чем терпеть дальше все его издевательства. Он довел ее до такого
состояния своей изощренной жестокостью. И со мной было бы то же
самое, если бы я вовремя не вырвалась из его цепких рук.
— Побойся Бога, Кей! Что ты говоришь?
— Ты не знала, Мод? Я познакомилась с Айвором три года назад. Он
показался мне самым лучшим человеком в мире. И любил меня без па-
мяти. Я согласилась стать его женой, и он надел мне на палец тот
перстень с изумрудом, который носит сейчас Эллен. О, от счастья я бы-
ла словно помешанная. Иногда на меня находили минуты прозрения.
Я видела, Айвор пил с утра до вечера и меня втягивал в пьянство. Но я
мало придавала этому значения. Мне казалось, я сумею отучить его от
этой пагубной привычки. И боялась признаться, что он употребляет неч-
то посильнее алкоголя... Поверь, я была так им ослеплена, что на все
закрывала глаза. Но однажды, споткнувшись и поранившись о скалу, я
увидела его жуткие сверкающие глаза. Он с жадностью зверя смотрел на
кровь, льющуюся из моего плеча. И тогда я поняла, что он не только
наркоман, но и садист. Но окончательно я прозрела лишь благодаря Роз-
Мари...
Кей говорила громко, в волнении отбрасывая назад непослушные
густые волосы.
— В доме Айвора она бывала довольно часто. Я не вйдела в этом ни-
чего предосудительного. Ведь девушка жила рядом, по соседству. Но
однажды она пришла ко мне и заявила, что я похитила у нее Айвора, с
которым она была обручена. До этого Айвор усиленно ухаживал за мной,
расточал комплименты в присутствии Роз-Мари. Он видел страдания
девушки и наслаждался ее муками.
Мне стало жаль Роз-Мари. Я пыталась предостеречь ее от беды, рас-
сказать, какой Айвор на самом деле. Но она была так молода и неопытна
и так влюблена в него, что все мои доводы были напрасными. В спра-
ведливости моих слов Роз-Мари убедилась лишь тогда, когда было уже
поздно.
— Кей, все, что ты говоришь, ложь. Я в это не верю.
— К сожалению, нет. Ладно, раз ты не хочешь мне верить, тогда уз-
наешь правду от самой Роз-Мари. Я привезла с собой ее дневник, который
она мне прислала незадолго до того, как покончила с собой. Я сейчас тебе
его принесу.
Мод неожиданно повернулась к двери, положив руку на плечо сес-
тры, и прошептала:
— Это Гилберт! Прошу тебя, сейчас больше ничего не говори!'
К ним приближался в своей инвалидной коляске Гилберт Чилтерн.
Рядом с ним шагала высокая костлявая особа в форме медсестры.
13
— Кей, разреши тебе представить Алисию Ламсден, родственницу
Айвора. Алисия, это моя сестра Кей.
Глубоко посаженные глазки медсестры внимательно осмотрели Кей.
Потом она надменно кивнула головой и обратилась к Мод:
— Доктор сказал, что улучшения в общем нет, но больной физически
окреп, и советовал заниматься плаванием.
Она поправила подушку за спиной Гилберта и ушла, шелестя юбкой.
Гилберт Чилтерн улыбнулся ей и галантно поклонился. Он всегда
изысканно одевался — и сейчас на нем был роскошный халат из зеленого
атласа, из-под которого выглядывала такая же пижама. Его кресло-ко-
ляска на высоких колесах было обито кожей тоже зеленого цвета.
Может быть, благодаря яркой одежде Гилберт производил впечатле-
ние здорового и жизнерадостного человека. А его живые темно-карие
глаза и белые волосы подчеркивали его красоту и аристократичность.
— Рад приветствовать прекрасную Кей в нашем раю! — весело сказал
он. — Понимаешь, единственное, что меня не устраивает в доме Айво-
ра, — это кислая физиономия пришибленной Алисии. Право, он мог бы
выбрать для меня что-нибудь более привлекательное.
Кей не могла заставить себя вести разговор в таком же шутли-
вом тоне, поддерживая пустую беседу. И она под предлогом, что ей
еще надо распаковать чемоданы и разобрать вещи, поднялась к себе в
комнату.
Сильно волнуясь, она открыла чемодан и под бельем нашла неболь-
шой дневник, переплетенный в зеленую кожу, на титульном листе ко-
торого значилось: «Дневник Роз-Мари Дрейк».
А чуть ниже были написаны рукой Роз-Мари слова: «Дорогая Кей!
Прочти все! Я хочу, чтобы ты узнала, как была тогда права. Но прошу
никому не показывать мой дневник, только в случае крайней необхо-
димости».
Кей дрожащими руками стала листать дневник, перечитывая отдельные
места.
«Айвор знает, что я всегда буду его любить, что я никогда не решусь
его покинуть, и это дает ему неограниченную надо мной власть. Когда
ты приходила, я была рядом в комнате. Он знал, что я нахожусь там, знал
и то, что я не решусь показаться, а буду безропотно сидеть и слушать
то, что он говорил тебе о своей любви...»
«Мне кажется, он догадывается, что я хочу покончить с собой. Я вижу
это по его глазам. Ведь теперь я его хорошо изучила...
Но он ни за что и пальцем не пошевелит, чтобы предотвратить беду.
Уверена, он с самого начала желал именно этого...»
Уловив какой-то шорох, она быстро захлопнула дневник и услышала
голос Эллен:
— А вот на сцене появляется невеста...
На какой-то миг Кей показалось, что перед ней волшебное собствен-
ное отображение. Но нет, перед ней стояла прелестная и стройная пле-
14
мянница в свадебном наряде. В белом воздушном платье, на темных
волосах маленькая коронка, обвитая прозрачным тюлем.
— Мое подвенечное платье. Скажи, я тебе нравлюсь в нем?
Эллен вся светилась радостью, но, по мере того как она вглядывалась
в расстроенное лицо тетки, радость ее угасала.
— Скажи, почему ты на меня так странно смотришь? — спроси-
ла она.
— Ты на самом деле хочешь знать?
— Нет, нет, не говори! — закричала Эллен. И ее зеленые глаза по-
темнели от обиды. — Ты слышала, Дон сказал, что Айвор оплатил мое
свадебное платье и все мои наряды, и вообразила...
— Но, родная, я ведь хотела...
— Молчи, молчи, я знаю! Ты считаешь, как и все, будто я выхожу за
Айвора только ради богатства. Мой брат думает то же самое. Он любил
меня, а теперь презирает.
Она была близка к истерике.
— Вы все уверены, что я гонюсь за его богатством, а меня оно совер-
шенно не интересует... Мне безразлично, что все обо мне думают. Айвор
очень богат, он гораздо старше меня и был женат. И что из этого? По-
чему я не могу любить? Да, я люблю Айвора. А разве грешно выходить
за богатого человека...
Девушка внезапно замолчала.
На пороге комнаты стояла Симона Морли. У нее поверх купальника
был наброшен ярко-зеленый пляжный халат, еще влажные рыжевато-
каштановые волосы спускались на плечи.
— Мы с Терри только что вернулись, катались на водных лыжах... —
сказала она и опять стала вертеть на руке тяжелый серебряный брас-
лет. — Прошел слух, что будет грандиозная демонстрация свадебных
туалетов. Вот я и явилась. Не сомневаюсь, Айвор пожелает, чтобы зво-
нили во все колокола, когда вы с ним будете обходить вокруг алтаря, не
так ли?
Губы ее чуть тронула ироническая усмешка.
Кей во все глаза смотрела на двух очаровательных девушек, которые,
оказывается, явно ненавидели друг друга.
В это время в холле послышались голоса, кто-то взбежал по лестнице,
и в комнату вошел высокий, стройный мужчина. Он был необычайно
красив в белом элегантном костюме.
— Айвор! — воскликнула Эллен и бросилась к нему.
Кей почувствовала легкое головокружение.
— Да, я здесь, любовь моя! И это стало возможным благодаря Пан-
американской аэрокомпании и моторке, нанятой в Гамильтоне. Вы ведь
ожидали меня только завтра?
Без малейшего замешательства он, прищурившись, посмотрел снача-
ла на невесту и потом на Симону и Кей и спокойным, ровным голосом
произнес:
15
— Какая чудесная картина! Кей Бинярд, Симона Морли и Эллен
Чилтерн соединились в одну обворожительную группу... Три восхити-
тельные грации. А точнее сказать, три времени: прошедшее, настоящее
и будущее!
Глава 3
Кей заметила, что Симона Морли не отводила от Айвора восхищен-
ных и преданных глаз.
— Ну а теперь вам придется созерцать только две грации, — сухо
сказала она, — я ухожу домой.
Айвор поклонился ей слегка и подошел к Эллен.
— Любимая, ты еще прекраснее, чем в моих мечтах! — сказал он и
нежно поцеловал ее. Чуть усмехнувшись, добавил: — Чудесное платье,
хотя ты несколько поспешила появиться в роли невесты.
Обескураженная Эллен, словно оправдываясь, сказала:
— Мне захотелось его показать Кей. Но ведь уже все знают о нашей
свадьбе, не так ли, Айвор?
— Конечно, конечно, дорогая.
Он совершенно не изменился за минувшие три года. Все те же блес-
тящие карие глаза, обаятельная улыбка. Сейчас ему было около сорока.
Но благодаря стройной фигуре, загорелому гладкому лицу он выглядел
намного моложе своих лет.
В голове Кей замелькали разные мысли. Не потому ли он так спешил
домой, что знал о ее приезде? Не понял ли он, зачем она вернулась сюда?
На минуту быстрый взгляд Айвора задержался на зеленой тетрадке,
которую она до сих пор держала в руках. Глядя ей в глаза, он язвительно
произнес:
— Искренне рад перспективе иметь в вашем лице новую тетушку.
Не растерявшись, она ответила:
— Очевидно, так же и тому, что буду присутствовать на вашей
свадьбе.
Теперь Кей больше не испытывала ни смущения, ни страха, хотя
явно ощущала его враждебность. Она и сама отвечала ему тем же, не
скрывая своей неприязни к Айвору.
— Поверьте, я не простила бы себя, если бы не попала на вашу свадьбу.
Эллен смотрела на них, ничего не понимая.
— Айвор, на свадьбе Кей будет моей подружкой.
— Ты мне уже успела сказать об этом, любовь моя. Кей Бинярд —
подружка моей невесты. Лучшего и представить себе невозможно!
Обняв Эллен за талию, он вывел ее из комнаты и, задержавшись на
пороге, добавил:
— Пойдем, моя любимая, уважаемая тетушка, наверное, желает пере-
одеться к обеду.,.
16
Потом внимательно посмотрел на Кей.
— Помнится, существует поговорка, в которой советуется как теткам,
так и племянницам не вмешиваться в дела друг друга. Знаете такую?
— Впервые слышу. Эта поговорка не плод ли вашей фантазии? — с
милой улыбкой спросила Кей, а про себя возмутилась: «Каков наглец,
выходит, он указывает мне на дверь».
Спрятав дневник в ящик комода, она надела белое платье и зеленые
босоножки. Потом сорвала цветок и по бермудской моде приколола к
волосам.
После коктейлей, которых Айвор выпил очень много, был подан
обед.
За столом Кей заметила, как с приездом хозяина дома в поведении
семьи Чилтернов что-то изменилось. Вроде бы они радовались неожи-
данному появлению Айвора, но прежней искренности не было. Во всем
стало чувствоваться неприятное напряжение.
Айвор как никогда старался выглядеть более обаятельным. Он много
шутил, часто деланно улыбался, задавал тон светской беседе.
Кей это насторожило, она знала, что Айвор ничего не делал без опре-
деленной цели. К концу обеда она поняла: он старается показать ей, что
вся семья околдована им и полностью находится в его руках.
Однако не все шло так гладко,, как ему хотелось. Эллен впала в апа-
тию и не обращала никакого внимания на Айвора. Терри был молча-
лив и мрачен. Даже Мод, свято чтившая светский этикет, так глубоко
задумалась, что не замечала стараний Айвора блеснуть своим красно-
речием. И он начал явно злиться. Улыбка его стала вызывающей и наг-
лой, а в голосе уже появились издевательские нотки. Это не предвещало
ничего хорошего, так как Айвор не терпел пренебрежительного отно-
шения к себе людей, от него зависимых.
Разгневанный «повелитель» все более хмурился. Вот-вот он должен
был впасть в бешенство. Но неожиданно гнев Айвора утих, и он, ка-
залось, спокойно спросил у Мод:
— Не знаете ли вы, приготовлена мне постель на острове?
Сразу пробудившись от своих дум, она ответила:
— На острове ночевал Терри. Я велю Дону сменить постельное белье.
Айвор усмехнулся.
— Говорят, что спать с обрученным перед свадьбой под одной кры-
шей — дурная примета. Это приносит несчастье. Поэтому мне хотелось бы
ночевать в павильоне на острове, — сказал он и, с нескрываемой злобой
посмотрев на Терри, добавил: — Если, конечно, Терри не будет возражать.
Терри поднял глаза от тарелки и, пожимая плечами, равнодушно ответил:
— Почему я должен возражать?
Айвор повысил голос:
— В заливе так спокойно, что хватит и шести минут, чтобы доплыть
от острова до виллы Морли.
Глаза Терри потемнели.
17
— Не понял, к чему вы клоните?
Айвор зло рассмеялся, сверкая красивыми белыми зубами.
— Но, но, Терри! Не надо притворяться! Ты уже достаточно взрос-
лый, а Бермуды — самое подходящее место для романтических приклю-
чений. К тому же Симона чертовски привлекательна, и мне кажется, она
на многое согласна, чтобы получить еще один серебряный браслет.
Терри медленно поднялся, его высокая фигура возвысилась над столом.
— Вы грязная свинья, Айвор! Вы подлый лжец!
Айвор так смотрел на Терри, будто собирался убить юношу. Его
длинные цепкие пальцы судорожно сжимали хрупкую ножку бокала.
— Никто из вас не имеет права в моем собственном доме называть
меня такими словами!
Он медленно обвел всех глазами, полными ненависти, и остановился
на Терри. Ноздри его широко раздувались. Видно, Айвор был в бешенстве
еще из-за того, что ему не удалось продемонстрировать Кей, в каком вос-
торге от него Чилтерны, как безгранична его власть над ними. Теперь он,
наверное, хочет показать Кей, что может заставить их покориться себе.
— Я собирался, — продолжал он смотреть на Терри, — уладить де-
нежные дела вашей семьи и оплатить твою учебу в университете. А те-
перь я даже лишаю тебя права находиться в моем доме после свадьбы.
Терри, опрокинув свой стул, подскочил к Айвору. Побледневшая Эл-
лен тут же сорвалась с места и встала между ними. Схватив брата за руки,
она испуганно закричала:
— Терри, опомнись! Что ты делаешь?
— Чего ты хочешь от меня, прекрасная миссис Дрейк? — спросил
он с искаженным от обиды лицом. — Может быть, я должен, как и вы,
скакать перед ним на задних лапках и лизать ему пятки, раз он обещал
поправить наши денежные дела? Ведь он так богат, это ему ничего не
стоит. Только обещания-то у него ненадежные...
Он с горечью посмотрел на родителей.
— Вы для меня самые близкие и дорогие люди, но, честное слово,
лучше подохнуть под забором, нежели поступать, как вы... А ты, ма-
ленькая авантюристка, прочь от меня. Теперь ты знаешь, по крайней
мере, что я думаю о твоем избраннике. Да и о тебе тоже!
Он, вырвав свои руки из рук Эллен, залепил ей звонкую пощечину,
добежал до дверей патио, рывком распахнул их и исчез в темноте.
Эллен медленно, как во сне, подняла руку к покрасневшей щеке.
— Извините меня; я пройду к себе, — едва слышно пролепетала она
и, зарыдав, стремительно выбежала из патио.
Мод, решившая было идти за дочерью, остановилась у дверей, ус-
лышав голос Айвора.
Он снова занял свое место за столом и спокойно, словно ничего не
произошло, распоряжался:
— Мод, милая, займись-ка лучше своей тарелкой. Все может остыть,
а еда, признаться, потрясающе вкусная.
18
Кей больше не могла переносить его вызывающее поведение, она
молча встала и ушла к себе. Несмотря на неприятный осадок от проис-
шедшего за столом, Кей все-таки была довольна: Терри оказался на вы-
соте, у него хватило смелости сказать Айвору правду прямо в глаза.
Из окна комнаты она увидела Терри, направляющегося к приста-
ни. Кей решила догнать племянника и сказать ему, что она одобряет его
поступок.
На пристани Терри уже не было. На воде покачивалась лишь оди-
нокая моторка с аквалангом. На поручнях причала сушились купальные
костюмы, издали похожие на какие-то фантастические духи. Серебристая
шапочка Эллен была надета на металлический столбик причала.
Хотя еще и слышался ритмичный всплеск воды от весел, но Терри
успел уплыть на лодке уже довольно далеко. Он направлялся к парус-
нику, белевшему на фоне темной зелени острова.
Кей окликнула его, но юноша продолжал грести; то ли он не слышал
ее, то ли ему хотелось побыть одному.
Увидев, что Терри уже подплыл к паруснику, Кей отправилась домой
по тропе, которая шла вдоль острова. К ней вплотную подступали снеж-
но-белые кусты юкки и высокая густая трава.
Внезапно за спиной раздался мужской голос:
— Ну, наконец тьгпришла!
Кей обернулась и увидела в сумраке мужской силуэт. Не успела она
произнести и слово, как оказалась в крепких объятиях, чьи-то горячие губы
прижались к ее устам в страстном поцелуе. А взволнованный голос шептал:
— Дорогая, я терпел адские муки... Мне казалось, что ты уже никогда
не придешь!..
По голосу Кей узнала Дона — рулевого с моторки — и сказала совер-
шенно спокойно:
— Уверена, вы ошиблись, Дон!
— Боже мой!.. Белое платье... Она тоже была в белом...
— Очевидно, вы приняли меня за Эллен, — догадалась Кей. — Вы-
ходит, вы и Эллен...
— Я же тогда вам сказал, что не допущу этой свадьбы. Теперь вы
знаете почему.
— Понятно... Значит, вы договорились тут встретиться. Скажите мне
правду, Эллен вас любит?
— Ну, если понимает, что для нее хорошо, а что плохо, то должна любить.
— Но почему же тогда она выходит за Айвора? Какая-то дикость!
— К сожалению, я и сам не могу понять, никак не разберусь, что
творится в ее голове. Вот я и упросил Эллен прийти сюда после обеда,
мне хочется поговорить с ней как следует. Днем мы уже встречались.
Я умолял ее разорвать помолвку и уехать со мной в Нью-Йорк. Правда,
я не имею ни гроша в кармане, но подыщу себе какую-нибудь работу,
откажусь от университета. Конечно, я понимаю, что значит для такой
красивой девушки отказаться от богатой, беспечной жизни... К несчас-
19
тью, я мало что могу сейчас дать Эллен, но все же это будет лучше, чем
стать женой такого деспота, как Айвор.
Недалеко от них в темноте мелькнул красный огонек сигареты, и
вскоре на дорожке показался высокий, стройный Айвор.
— Дон, — сказал он, — сегодня я ночую в павильоне на острове. При-
готовь мне белье и постель и доставь туда мои чемоданы и распакуй. Вот
ключи.
Его темные глаза, освещенные огоньком сигареты, остановились
на Кей.
— Полагаю, Кей, что у вас с Доном состоялся приятный разговор. Но,
Дон, хватит болтать. Я плачу деньги за работу, а не за развлечение гостей.
Дон с минуту молча смотрел на него, затем спокойно ответил:
— О’кей, все будет сделано.
Когда Дон ушел, Айвор отбросил окурок и приблизился к Кей.
— Знаешь, Кей, ты стала еще прекраснее.
Он положил свои руки на обнаженные плечи Кей. Она хотела от-
толкнуть его, но от испуга была не в силах даже пошевелиться.
— Еще более прекрасна, но все такая же непокорная... — шептал он
горячо. — Я тогда был слишком легкомысленным. Вероятно, поэтому
ты и решила, что я чудовище, пожирающее юных девушек. Сейчас ты
приехала сюда, чтобы спасти свою племянницу от меня, от судьбы более
горькой и страшной. Не так ли?
Его зубы сверкнули в злой усмешке.
— Я бы на твоем месте, дорогая, отказался от этой глупой затеи, а
просто наслаждался здешним солнцем и морем, дивной природой. По-
верь мне, все твои попытки спасти Эллен тщетны.
Разгневанная Кей резко оттолкнула его и с вызовом спросила, откуда
у него такая уверенность.
— Все дело в том, что я считаю Эллен одной из прекраснейших жен-
щин, которых я когда-либо встречал. Я хочу, чтобы она стала моей же-
ной... и во что бы то ни стало добьюсь этого.
— А действительно ли она хочет этого брака? — спросила Кей.
— Странный вопрос, моя дорогая. Я бы сказал, даже любопытный.
Эллен довольно сложная особа. Мои деньги безусловно ее привлекают.
Но я уверен, что не меньше и моя персона!
— Значит, ты веришь, что она тебя любит?
— Любит ли она меня?
Он цинично расхохотался.
— Ты хочешь, чтобы я женился еще раз на женщине, которая меня
любит?
Мерцающий свет луны, отражающийся в спокойных водах залива,
осветил красивое лицо Айвора, его нахальные сверкающие глаза.
— Моя бедная наивная Кей. Как ты, такая разумная девушка, могла
вообразить, что я довел жену до самоубийства, что я наслаждался ее стра-
даниями? Нет, тебе не понять, как навязчива была ее любовь. Можешь
20
мне не верить, но я до сих пор считаю чудом, что не я, а она выбросилась
из окна...
Боже, как она ненавидела в этот момент этого самодовольного красавца!
— Тебе, полагаю, известно, что она вела дневник, в котором под-
робно описывала все свои впечатления. Перед смертью она прислала
его мне...
— Да, я сразу узнал его, когда увидел в твоих руках.
— Сегодня вечером я дам его почитать твоей невесте.
— Как! — восюшкнул он весело. — Значит, ты его еще не показала?
Мне жаль тебя разочаровывать, но хочу предупредить: подготовленная
тобой бомба не взорвется. Твоя сестра Мод слишком расчетлива и же-
лает есть хлеб с толстым слоем масла. Исповедь больной истерички не
произведет на нее никакого впечатления!
— Подло так говорить, Айвор! Я уверена, Мод принимает твои заботы
о Гилберте, пока не знает...
— Очаровательная Кей, я и не думал говорить, что купил твою сестру,
оказав небольшую услугу ее мужу. Я лишь утверждаю, что ни Мод, ни
Гилберт не станут препятствовать нашему браку, что бы ты им ни го-
ворила и чем бы их ни пугала... Они люди практичные, желают дочери
настоящего счастья. Так что веди себя прилично и не изводи всех по-
добными пустяками.
Он улыбнулся.
— Мне не хотелось быть резким, милая, но ты сама на это напроси-
лась. Если хочешь знать, я не самого лучшего мнения о твоих обожаемых
Чилтернах; Характеризовать их не стану, иначе ты назовешь меня гру-
бым, неблагодарным. А ведь я пришел к тебе не ссориться...
Он снова притянул ее к себе и стал страстно, целовать. Кей опять
резко оттолкнула его. Айвор сразу почувствовал происшедшую в .ней
перемену.
— Похоже, мелодия для нас уже не звучит. Ну что же, не стану сопер-
ничать с моим рулевым!
— Какой же ты все-таки пакостник! — презрительно воскликнула она
и помчалась к дому. Чувство горечи и обиды переполняло ее.
Быстро поднявшись на залитую лунным светом веранду, она вошла
в салон. Там одиноко сидела грустная Мод.
Увидев Кей, она взволнованно спросила:
— Ну как, тебе удалось догнать Терри?
— Нет, он на паруснике уплыл в море. Наверное, ему хочется побыть
одному.
Мод тяжело вздохнула.
— Боюсь, ты меня презираешь. Думаешь, я глупа или что-то еще бо-
лее скверное. Но как мне доказать тебе, что я до самого сегодняшнего
вечера не подозревала, какой Айвор тиран. Представляю, что пережил
бедный Терри!
Она тяжело вздохнула и продолжала:
21
— Прошу, Кей, прости меня за наш разговор. Я очень переживаю,
что тебя обидела. Но, понимаешь, мне надо самой во всем разобраться.
Принеси мне дневник...
В этот момент распахнулась дверь и в комнату вошел беззаботно улы-
бающийся Айвор.
— Смотрю, молодежь где-то развлекается, а наш любимый инвалид
отдыхает. Значит, нам ничего не остается, как сесть за бридж.
Сестры не успели и рта раскрыть, как он уже пригласил четвертого
партнера, Алисию Ламсден, и занялся картами. Играл он блестяще и
временами насмешливо поглядывал на сестер, прекрасно понимая, что
им сейчас не до карт...
Вскоре появилась служанка и сказала медсестре, что Эллен сейчас в
спальне помогает отцу лечь в постель, поэтому Ламсден может не бес-
покоиться.
Во время игры Кей заметила, что стоило Айвору обратиться к Алисии
с вопросом, как ее серое постное лицо буквально расцветало и становилось
даже привлекательным. Она с собачьей преданностью следила за Айвором,
стараясь угадать его малейшее желание. Если он одобрял ее ход, в ее глу-
боко посаженных глазах вспыхивала необыкновенная радость.
Кей невольно почувствовала сострадание к этой некрасивой особе.
Несомненно, Алисия — еще одна жертва обаяния Айвора. Можно пред-
ставить, как она люто ненавидит всю семью Чилтернов, особенно Эллен.
Наконец в половине двенадцатого Айвор закончил игру и отпустил
Алисию.
С насмешливой улыбкой пожелав Кей доброй ночи и приятных сно-
видений, он обнял Мод и сказал:
— Мод, прошу тебя, будь доброй тещей и проводи меня на пристань,
помаши на прощанье рукой.
Мод несколько удивилась, но послушно пошла за ним.
Едва они скрылись за дверью, Кей тут же побежала к себе в комнату
за дневником Роз-Мари. При этом она думала: если Мод захотела про-
читать его, то уже победа.
Сильно волнуясь, она открыла ящик комода, перерыла все белье, но
дневника Роз-Мари, увы, нигде не было.
Кей сразу все поняла. Окно было открыто, в спешке она забыла запереть
ящик комода, а ведь сама сказала Айвору, что покажет дневник племяннице
сегодня вечером. Наверное, когда она была на пристани, он пробрался к ней
в комнату и похитил дневник. И все его уверения, будто ему безразлично,
покажет или нет она кому-то эти записи, были для отвода глаз...
Кей решила любой ценой отобрать у него дневник Роз-Мари. Но тут
услышала шум моторки, направляющейся к острову. Значит, Айвор уже
уехал на остров. Но ничего, подумала она, на пристани есть еще и каяк,
на нем она быстро туда доберется.
Она поспешно переоделась в спортивный костюм и посмотрела на ча-
сы. Было без десяти двенадцать. Осторожно открыла дверь в коридор. Про-
22
ходя мимо комнаты Эллен, подумала: неужели она весь вечер просидела у
отца? И где сейчас Терри? Нс мог же он до сих пор скитаться по заливу?
В гостиной было тихо. Пусто на залитой лунным светом веранде. Она
торопливо пересекла газон, но, услышав чьи-то шаги, спряталась в кустах.
Оказывается, это была Мод, возврашавшаяся после проводов Айвора.
На поручнях причала до сих пор сушились купальники. Машиналь-
но она отметила какое-то изменение, но не сразу сообразила, что там
теперь не было серебристой шапочки Эллен. Наверное, свалилась в воду.
У причала мерно покачивалась на волнах роскошная яхта Айвора я
несколько маленьких каяков. Не хватало лишь парусника. Значит, Терри
еще не вернулся.
Кей осторожно вошла в лодку и посмотрела на «Шторм». Виллу затя-
нуло мглой. А на скале, нависшей над заливом, белел маленький домик
рулевого. Окно в нем светилось, видимо, Дон не спал.
Оттолкнувшись от берега, она направила лодку в сторону острова, где
едва просматривался летний павильон Айвора. Над заливом стояла ти-
шина, лишь далеко в открытом море всплески воды чередовались с уда-
рами весел. Вскоре всплеск послышался совсем близко. Неужели какой-
то безумец подумал плавать ночью в заливе? Нет, скорее всего, это рыба.
Неожиданно вдали затарахтела моторка.
Кей стала грести быстрее и вскоре добралась до маленького острова.
У причала покачивался каяк, а моторки Айвора нигде не было видно.
Кое-как закрепив лодку, она побежала по цементной лестнице наверх
к павильону.
Внезапно до ее слуха долетел приглушенный звук моторки. Вероятно,
Айвор совершал прогулку перед сном, а теперь возвращается на остров.
Дневник, конечно, при нем, и ей придется его подождать.
Она подошла к ярко освещенному павильону и, открыв дверь, оста-
новилась в изумлении. Посреди роскошно обставленного салона стояла
Симона Морли.
Ее рыжевато-каштановые волосы скатывались на плечи, черное пла-
тье с глубоким декольте эффектно подчеркивало стройность ее фигуры.
Она глядела на Кей, насмешливо улыбаясь.
— Как чувствуете себя, Кей Бинярд? Значит, свою последнюю ночь
холостяцкой жизни он разделяет с вами? А что же он замешкался?
— Вы ошибаетесь в своих предположениях, — холодно ответила она.
— Неужели? Где же он тогда пропадает? Ведь полчаса назад я и сама
слышала, как его моторка отошла от берега.
— Очевидно, он где-то в заливе. Когда я поднималась сюда, слышала
тарахтенье мотора.
Они подошли к окну. Симона с тревогой смотрела на Кей, напря-
женно прислушиваясь.
— Нет, рокот слышен не в заливе, а гораздо ближе; Моторка, ка-
жется, стоит на месте. Наверное, у Айвора что-то случилось:
23
Она стремительно выскочила из павильона и побежала вдоль скал к морю.
Какое-то необъяснимое чувство тревоги заставило Кей поспешить за
Симоной. Спотыкаясь, она спускалась по узкой крутой тропинке, сама
не понимая, куда и зачем торопится.
Освещенные луной кедры казались какими-то фантастическими ве-
ликанами.
Перед узким песчаным пляжем Симона остановилась, и Кей догнала
ее. Отсюда рокот моторки слышался четче, казалось, он шел от сосед-
него маленького заливчика.
Получше присмотревшись, они заметили моторку на самом конце
пляжа.
Симона сейчас же помчалась туда. Кей тоже побежала. Добравшись
до мягкого белого песка пляжа, девушки кинулись к моторке. Она ле-
жала на отмели, зарывшись носом в песок с высоко поднятым кверху
рулем. Торчавшая позади моторки доска акваланга казалась маленьким
мостиком, спущенным в воду. Приглушенное урчание мотора эхом от-
давалось в ближних скалах.
Симона вскочила в моторку и заглушила двигатель.
— Не могу понять, почему мотор работает? Что могло произойти, как
вы думаете? — обратилась она к Кей.
Внезапно Кей онемела, с ужасом всматриваясь в гладкую воду залива.
Схватив Симону за руку, она молча указала на что-то темневшее в воде.
— Боже мой, что это там? Смотрите!..
Кей с замирающим сердцем смотрела на странное пятно, то ныряю-
щее, то медленно поднимающееся на поверхность.
Симона в туфлях на высоких каблуках и нарядном платье шагнула
в воду.
Пересиливая безумный страх, Кей тоже вошла в воду, наклонилась
и разглядела сперва белую руку, белый смокинг, а затем искаженное
страшной гримасой лицо, которое то поднималось на поверхность, то
опускалось в воду.
Кей нагнулась и машинально опустила руку в воду, и ее пальцы ощу-
тили что-то холодное и скользкое. От страха у нее потемнело в глазах, и
она пронзительно завопила. В ту же минуту до нее донесся далекий и
глухой, словно из-под земли, голос Симоны:
— Это Айвор в воде... Боже мой, он же умер!..
Глава 4
Они долго, словно в бесконечно страшном сне, тащили тело Айвора к
берегу.
— У него запуталась нога! — истерично кричала Симона.
, Кей, как обреченная, посмотрела на воду. Там, в глубине, поблес-
кивало что-то бело-серебристое.
24
Кей наклонилась и выдернула зажатый в руке Айвора блестевший
предмет. Это была серебристая шапочка Эллен.
Она хорошо помнила, когда догоняла Терри: на поручнях прис-
тани висели купальники, а шапочка Эллен была надета на столбик.
Но позже, проходя мимо причала к каяку, чтобы ехать на остров, она
заметила, что купальники там по-прежнему болтались, столбик же был
пуст.
А теперь вот она оказалась в руке мертвого Айвора!..
Кей оглянулась на Симону, стоявшую к ней спиной, и, убедившись,
что та ничего не видит, торопливо сунула шапочку в карман брюк.
Симона наконец что-то вытащила из воды и пробормотала:
— Один из тросов запутал ногу Айвора, когда он падал за борт. При-
ближается прилив, мы должны вытащить его на берег, повыше. Может,
он еще жив?
У Кей сразу исчез страх. Они вытащили тело Айвора на песок и при-
нялись делать искусственное дыхание. Но они только мешали друг дру-
гу, и Симона попросила Кей отойти.
Кей смотрела на тело и думала: это же Айвор, тот самый Айвор, кото-
рого она любила и ненавидела, красота и обаяние которого были нео-
быкновенны. И вот теперь он ничто. Просто труп. И только.
Никакие усилия Симоны не смогут вернуть его к жизни, Кей ин-
стинктивно чувствовала, что он мертв...
Айвор Дрейк запутался ногой в тросе акваланга, свалился за борт и
утонул. Глупая случайность.
Она упорно цеплялась за эту мысль, отгоняя прочь другие. Безус-
ловно, это всего лишь несчастный случай. А шапочку сдуло ветром в
воду, прилив пригнал ее сюда, к острову. Айвор увидел шапочку, пе-
регнулся через борт, стараясь ее выловить, и упал с лодки, запутавшись
в тросе. А серебристая шапочка Эллен так и осталась зажатой в руке
Айвора.
Но если все произошло именно так, то почему же она перепугалась
и спрятала шапочку?
Она больше не в силах была смотреть на тело, отвернулась к заливу
и увидела человека, плывущего в их сторону. Это была девушка в белом
купальнике. Она вышла на берег, с минуту постояла, потом двинулась в
их сторону.
Надо полагать, она их не видела и что-то искала на берегу.
Когда девушка приблизилась, Кей удивилась — это оказалась Эллен.
Шапочки на голове у нее не было. Уж не ее ли она искала?
Ослабевшим голосом она окликнула племянницу. Эллен на мгно-
вение застыла на месте. Потом пошла на зов.
— Боже мой, что вы тут делаете? — узнав их, спросила она.
Симона медленно поднялась, встав между Кей и телом Айвора.
— Ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать... — хрипло ска-
зала она. — Просто старались спасти Айвора. Он утонул... умер...
25
Устрашающий смысл ее слов точно оглушил Эллен, она панически
вцепилась в плечо Кей.
А хриплый гневный голос Симоны все не умолкал:
— Почему ты не плачешь, Эллен? Даже не считаешь нужным притво-
ряться, будто его смерть тебя потрясла? Нет, я не стану щадить тебя,
твою «большую» любовь, которая отняла его у меня. Ты ведь согласилась
выйти замуж только потому, что любила его, и тебя ничуть не инте-
ресовало богатство Айвора...
— Замолчи сейчас же, Симона! — возмутилась Кей.
Зеленые глаза Симоны зло сверкали, а голос дрожал:
— Ну что, рухнули твои грандиозные планы, авантюристка? Ты и все
твои родственнички оказались теперь на мели...
Симона еще громче зарыдала и припала к телу Айвора. Кей подошла
к ней и попыталась поднять.
— Хватит, Симона, хватит... Возьмите себя в руки...
— Ей наплевать на него. Айвора больше нет, а у нее ни одной сле-
зинки...
Симона продолжала истерически рыдать. А Эллен молчала и стояла
неподвижно.
Кей внезапно вспомнила слова Айвора. Он самоуверенно сказал:
«Кей Бинярд, Симона Морли, Эллен Чилтерн. Три грации, или, воз-
можно, три времени: прошедшее, настоящее и будущее».
В тот момент она не придала никакого значения его словам. А ведь
все так просто. Она сама — его прошлое, Эллен — будущее. Ну а Симо-
на — настоящее...
Кей старалась взять себя в руки. Ведь надо было что-то делать, кого-
то звать на помощь. =
В этот момент с моря долетел мужской голос: '
Возвращайся на Бермуды,
На волшебный этот остров,
Здесь любовь и наслажденье
Ждут тебя уже давно...
— Терри! — закричала Эллен, узнав голос брата, и побежала ему на-
встречу.
— Терри, Терри! Скорее сюда!
Ее неистовый крик повторялся эхом в скалах.
Кей посмотрела в сторону виллы «Шторм» и в темноте различила
нечеткйй силуэт парусника, мчавшегося в сторону острова.
«Странно, — подумала она. — Симона, потом я, Эллен, а теперь еще
и Терри. Неужели его возвращение на остров случайно?»
Тут парус упал на дно лодки, раздался всплеск воды от брошенного
Терри якоря. А сам он прыгнул в воду и поплыл к пляжу.
Эллен закричала:
— Слава Богу, ты здесь!
26
Терри перевел удивленный взгляд с сестры на Кей.
— Что здесь происходит? Что вы тут делаете в такое время?
К ним подошла Симона.
— Господи, еще и ты, Симона? Что стряслось?..
Симона молча махнула рукой в сторону лежавшего на песке тела
Айвора.
Терри склонился над ним и замер. В эту минуту от страха и лунного
света он и сам походил на мертвеца. Потом, словно очнувшись, растерянно
спросил:
— Ведь это Айвор? И он умер? Как же это произошло?
Кей поспешила ответить:
— Да, он умер. Мы с Симоной нашли на пляже его моторку. Дви-
гатель не был заглушен, вот мы и пошли на звук. Айвор лежал в во-
де, нога у него запуталась в тросе от акваланга. Мы вытащили его на
песок.
Все это она говорила каким-то деревянным голосом, словно робот.
— Думаю, что он хотел выскочить на берег, но запутался ногой в
тросе и упал, а моторку вынесло на пляж приливом...
Наступила тишина.
Кей стало не по себе: «Почему они все молчат? Разве все произошло
не так? Я знаю, Айвор плохо плавал, оттого и погиб так глупо».
Наконец заговорил Терри. Его голос звучал глухо:
— Нужно что-то срочно предпринимать... Тело необходимо положить
на лед. Я этим займусь. А вы приготовьте моторку.
Они подошли к лодке, вычерпали из нее воду, высвободили нос из
песка и; стоя в воде, ждали дальнейших распоряжений. Терри принес
на плече тяжелое тело Айвора и положил его в моторку. Кей хотела уб-
рать трос акваланга, но Терри не велел к нему прикасаться.
— В лодке все должно оставаться так, как было. До приезда полиции
ни к чему нельзя притрагиваться.
Терри прикрепил оба каяка к моторке и подогнал ее к паруснику.
Подняв якорь, он взял и парусник на буксир, после чего медленно.на-
правил моторку к берегу, где светлым пятном выделялась в темноте вил-
ла «Шторм».
Кей не сразу поняла, почему Терри заговорил о полиции, а теперь
только и думала об этом. Ей казалось, полиция должна подтвердить, что
смерть Айвора — нелепая, трагическая, но все же случайная. Что можно
еще предположить? Однако многое полиции может показаться если не
подозрительным, то странным.
Например, почему они вчетвером оказались ночью на острове?
А ведь все они могли желать смерти Айвору, поскольку у каждого была
причина его ненавидеть...
Она припомнила, как оскорбленный Терри во время обеда выскочил
в бешенстве из патио. А она сама? Ее решение любой ценой расстроить
свадьбу. Да и сама Эллен? Хотя она и говорила, что любит Айвора и по
27
своей воле идет за него замуж, но если верить Дону... И зачем она ночью
приплыла на остров? Что искала? Может, шапочку, которая была зажа-
та в мертвой руке Айвора? Хорошо, что удалось незаметно от Симоны
спрятать ее в карман.
А Симона? Какие оскорбительные слова говорил о ней Айвор за обе-
дом... Это показывает, что они были близки. К тому же ее отчаянные
рыдания. И к нему она приплыла ночью перед его свадьбой.
Моторка приближалась к пристани.
Кей снова взглянула на висящие купальники. Да, серебристой ша-
почки там не было.
Терри выключил мотор и сказал:
— Пусть кто-нибудь из вас пойдет к Дону. Он должен сообщить доктору
и полиции о случившемся и немедленно отправиться с ними на моторке.
Эллен, видимо, хотела идти к Дону, но Кей ее опередила. Она быст-
ро подбежала к маленькому домику рулевого и без стука открыла дверь
в комнату.
Дон Верд в белой простой пижаме, расстегнутой на груди, сидел у зава-
ленного книгами стола. Услышав шаги, он сорвался с места и чертыхнулся.
Но, увидев Кей, он бросился к кровати, стараясь заслонить ее собой.
Там лежало скомканное белое вечернее платье Эллен.
Дон гневно посмотрел на Кей и произнес с вызовом:
— Хоть я всего лишь рулевой, но требую уважительного отношения
к себе. Перед тем, как войти в дом, следует, кажется, стучаться...
Тут глаза его остановились на мокром платье Кей.
— Вижу, с вами что-то произошло... Вы упали в воду?
Кей убитым голосом произнесла:
— Айвор умер. Его нашли на острове, в воде... я, Симона с Эллен и
Терри.
Дон сразу же забыл о платье на кровати.
— Невероятно! Кто же мог его убить?
— Я не сказала, что его убили.
— Плевать на то, что вы сказали и чего не сказали. Я-то не первый
день живу на свете. Так кто его убил?
— Айвор утонул, видимо, упал за борт, его нога запуталась в тросе от
акваланга... Вам надо вызвать врача и сообщить полиции. Терри просил,
чтобы вы поехали на моторке, так будет быстрее...
— Значит, Айвор на самом деле мертв... — буркнул Дон, направляясь
к телефону. — Будьте добры, позовите доктора Шорна. Это вы, Тим? Да,
это Дон. Побыстрее приезжайте сюда... Погиб Дрейк... утонул... Его тело
нашли на острове. Приехать за вами? Нет? Ол-райт, ждем.
Потом он спросил у Кей:
— А где же остальные? Где тело?
— Всё на пристани. Тело в моторке, — ответила она.
Дон взял со стола электрический фонарик и пошел к выходу, но на
пороге вдруг остановился.
28
— Это платье Эллен. Меня вечером не было дома. А когда вернулся,
платье лежало на кровати. Видимо, она заходила, чтобы переодеться.
Больше я ничего не знаю.
Он взял платье с постели. Кей невольно вскрикнула. Белое атлас-
ное платье было разорвано от плеча до подола, у ворота виднелось алое
пятно.
Дон ошеломленно посмотрел на кровавое пятно, скомкал платье и
обратился к Кей:
— Вы ничего не видели, абсолютно ничего! — Он открыл бюро и
спрятал платье в ящик, закрыв его на ключ. Потом он взял Кей под руку
и повел ее к двери.
Когда они подошли к пристани, все еще были там. Кей взглянула на
Эллен и почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног! Она увидела,
чего не замечала раньше. От виска до щеки Эллен тянулась длинная крас-
ная царапина.
Никто не нарушил молчания. Дон подошел к моторке, осветил фона-
риком лицо Айвора и сказал:
— Я уже сообщил о случившемся доктору. Он скоро будет здесь вмес-
те с майором Клиффордом.
Глаза его внимательно осмотрели всех и остановились на Эллен. Он
подошел к ней и взял за руку с какой-то трогательной нежностью.
— Ну, девушки, вам следует пойти домой и переодеться. Терри по-
будет со мной, мы с ним...
Тут он внезапно умолк. На дорожке, ведущей к вилле, показалась
Мод. Она была в зеленом халате, надетом на длинную ночную сорочку,
с темными неприбранными волосами.
— Я услышала голоса и пришла узнать, в чем дело?
Дон ответил довольно сухо:
— Дрейк мертв, его нашли на острове на пляже. Он, очевидно,
утонул...
Мод, не теряя самообладания, подошла к дочери и, не обращая вни-
мания на стоящего рядом Дона, обняла ее и нежно произнесла:
— Моя бедная любимая крошка!
Но когда она заметила царапину на лице Эллен, в ее голосе сразу за-
звучали фальшивые нотки:
— Возвращайся скорее в дом, девочка, ты можешь простудиться в
мокром купальнике. Кей, проводи ее. Да и Симона пусть пойдет с вами,
она тоже в мокром платье.
Но никто не двинулся с места. Дон сказал Мод, что вызвал полицию
и врача. Она молча выслушала его и подошла к моторке, с минуту стояла
возле нее. При этом все время посматривала на Эллен и Кей.
— Пожалуй, сейчас пока не стоит расходиться. Мне кажется, до
приезда полиции нам следует кое-что уточнить, — негромко произнес-
ла Мод. — Нет никакого сомнения, произошел несчастный случай. Но
майор, безусловно, захочет установить, где находился каждый из вас в
29
то время. При допросе можно легко растеряться и много перепутать. Так
что давайте вспомним точно, как все было!
Кей не верила своим ушам. Неужели и Мод сомневается, что это не-
счастный случай?
Мод, глядя на Кей, сказала:
— С Терри все ясно. Он все время катался по заливу на парусни-
ке. Тело Айвора обнаружила ты. Ответь, почему ты ночью оказалась на
острове?
— Ты помнишь, Мод, я говорила тебе о дневнике. Он исчез из моей
комнаты. Его мог взять только Айвор. Кроме него никто не знал о днев-
нике. Вот я и поехала забрать его у Айвора...
Мод быстро ее перебила:
— Дневник нашелся?
— Нет, но если его взял Айвор, он либо при нем, либо в лодке...
— Мы должны разыскать его во что бы то ни стало. Как он выглядит?
— Небольшая тетрадь в зеленой кожаной обложке.
Мод повернулась к Дону:
— У тебя есть фонарик. Поищи-ка, пожалуйста, дневник.
Тут в разговор вмешался Терри.
— Почему Симона оказалась на острове?
Симона, прижав руки к груди, смотрела на Терри и молчала. На воп-
рос ответила Кей:
— Симону я встретила на пристани. И мы вместе с ней поехали к Айвору
за дневником.
Кей сама не понимала, зачем она придумала эту ложь. Возможно,
потому, что Симона показалась ей теперь такой беззащитной. Да и для
Терри было бы страшным ударом узнать о том, что Симона отправилась
к Айвору на ночь.
Терри явно удивился этому и, видно, собирался еще что-то спросить,
но Мод опередила его:
—- Так ты поехала туда с Кей?
Девушка кивнула головой.
Мод, не глядя на дочь, тихо сказала:
— Теперь твоя очередь, дитя мое.
Терри не выдержал и сказал:
— Она каталась со мной на паруснике, мама. Я забрал ее с пристани
часов в одиннадцать или раньше. Айвор тогда еще не вышел из дома.
Кей не могла сообразить, зачем он лгал. Эллен-то приплыла на ос-
тров совершенно с другой стороны. И Симона об этом знала. Однако обе
девушки молчали.
Теперь Кей поняла: просто никто из них не верил в случайность гибе-
ли Айвора. И еще она убедилась, что никто никому не верил и каждый
в чем-то подозревал друг друга.
Дон осмотрел всю моторку, но нигде дневника не обнаружил. И он,
подойдя к собравшимся, сказал:
30
— Никакой тетрадки я нс нашел.
— Ну, раз ее нет, то не стоит о ней и говорить, — решила Мод и во-
просительно посмотрела на Дона.
— Вы хотите знать, где я находился в это время? Был у доктора Шор-
на, отправился к нему на велосипеде приблизительно в четверть двенад-
цатого... Хотел выпить с ним по рюмочке перед сном. А возвратился за
несколько минут до того, как мисс Бинярд пришла за мной. Доктор все
подтвердит.
Дон насмешливо улыбнулся.
— Выходит, не только у вас, но у меня тоже имеется алиби. Именно в то
время, когда произошел этот загадочный случай, я был у судебного медика.
Мод, как бы подводя итог этой репетиции, сказала:
— Прекрасно, все выяснено... А теперь, девушки, домой, вам надо
переодеться. Да и тебе, Терри, не мешало бы одеть на себя что-то поверх
плавок. Я же иду сообщить обо всем случившемся Гилберту.
Глава 5
В своей комнате Кей быстро сбросила с себя мокрый спортивный
костюм, облачилась в теплый свитер, шерстяную юбку и достала из кар-
мана брюк купальную серебристую шапочку. Она тоже была порвана.
Сперва Кей хотела пойти к Эллен, вернуть ей шапочку и узнать, по-
чему она порвана, но передумала, не стоило так глупо рисковать. Ведь
вот-вот должна появиться полиция.
На комоде стояла большая ваза из кованой меди. Кей бросила туда
шапочку. Приведя себя в порядок, она спустилась в гостиную, где все
уже сидели, ожидая полицию. Был там и Гилберт в своей коляске. Рядом
с ним стояла медсестра.
Как ни странно, Гилберт сейчас был главной фигурой. Как всегда, он
выглядел респектабельно, держался уверенно, как и подобает главе семьи.
Повернувшись к Эллен, лицо которой казалось гипсовой маской, он
посоветовал:
— Тебе лучше уйти. Вряд ли в таком состоянии ты выдержишь все это...
Но та отрицательно замотала головой.
— Нет, папа, я хочу остаться...
— Майор Клиффорд и доктор уже здесь, они осматривают тело. Мы
обязаны, по возможности, облегчить их задачу... Я понимаю, какой это
удар для тебя, да и для всех нас, но...
В этот момент в дверях возник рослый майор в сером форменном
мундире.
— Прошу всех оставаться в гостиной и ответить на вопросы доктора.
Я же займусь протоколом, а сейчас иду на пристань.
В дверях он столкнулся с мужчиной лет тридцати пяти с черными жи-
выми глазами и загорелым лицом. Кей показалось, что этого челове-
31
ка она видела раньше. Но никак не могла припомнить, где и когда его
встречала.
— Входите, доктор, прошу вас! — вежливо пригласил Гилберт.
Доктор заговорил удивительно приятным певучим голосом:
— Пока майор занят, мне придется побеспокоить вас кое-какими во-
просами...
Его неожиданно перебила молчавшая до сих пор Алисия Ламсден:
— Задавать вопросы? Разве сейчас время для пустых разговоров?
Но в разговор вмешалась Мод и с присушим ей апломбом заявила:
— Необходимо выяснить все подробности гибели Айвора, для этого
и проводится опрос свидетелей.
— Совершенно верно, — согласился доктор.
Терри первым задал вопрос, который всех волновал:
— Скажите, доктор, вы установили, что Дрейк утонул?
— Очевидно, так, разве есть сомнения? — ответил доктор.
Но Терри не унимался:
— Возможно, у него был сердечный приступ или что-то другое в
этом роде?
— Понятно, — ответил доктор и задал неожиданный вопрос: — Ска-
жите, мисс Бинярд, вы первая обнаружили труп?
«Откуда он знает мою фамилию?» — удивилась Кей.
— Да. Точнее, мы с мисс Морли.
— Я как судебный эксперт должен поговорить с вами наедине...
— Вы можете побеседовать в библиотеке, — любезно предложил Гил-
берт. — Вы ведь хорошо ориентируетесь в доме, не так ли? Кей, милая,
пройди туда с доктором Шорном.
Войдя в библиотеку, доктор плотно прикрыл дверь, остановился пе-
ред Кей и вдруг сказал:
— Мы ведь с вами давно знакомы!
Но она никак не могла припомнить, где же они встречались.
— Я прекрасно понимаю, как расстроена семья Чилтернов, и поэтому
решил поговорить с вами наедине. Прошу вас описать, в каком поло-
жении находилось тело, когда вы его нашли.
Кей сразу почувствовала некоторое облегчение, значит, ей не надо
было объяснять, почему она ночью оказалась на острове.
Доктор слушал ее с каменным выражением лица, не прерывая ни
единым словом и жестом. А потом он спросил:
— Вы не ошиблись, мисс Бинярд? Мотор действительно продолжал
работать?
— Нет, это точно. Его выключила Симона, — ответила она и спроси-
ла: — Вы предполагаете, что Дрейк запутался в тросе, потерял равно-
весие и, упав за борт, утонул? 1
— Можно, конечно, такое предположить... А потом никем не упра-
вляемая моторка дрейфовала на волнах, гТрилив вынес ее на песок, туда,
где вы ее нашли... Скажите, он много выпил в тот вечер?
32
— Точно не скажу. Перед обедом несколько коктейлей, а после, на-
верное, три-четыре стакана виски.
— Все выглядит довольно правдоподобно, не правда ли?
— Что значит «правдоподобно»? — возмутилась Кей.
— Я имею ввиду, что все говорит о том, будто это несчастный случай.
По крайней мере, так выглядит с первого взгляда...
— Но, доктор, очевидно, так оно и было?
— Тогда объясните мне, по-ему все в этом доме предп лагают что
это убийство?
Такой вопрос, заданный будничным голосом, потряс Кей.
— Не понимаю, — пробормотала она неуверенно.
— Но я же нс слепой. Стоило мне войти в гостиную, как я прочел
это на ваших лицах.
Стараясь нс терять самообладания, она холодно ответила:
— Вы говорите абсурдные веши, доктор Шорн. Вы зачем-то устраи-
ваете мне нелепую ловушку.
— Какую ловушку?.. Я никого ни в чем не обвиняю. Просто хочу
выяснить правду. Ведь я судебный медик! — заговорил он горячо.
— Доктор, вы уже осмотрели труп, не нашли ли вы чего-то такого,
что вызвало бы у вас подозрения?
— Мисс Бинярд, именно это я и хотел вам сообщить. На правом вис-
ке Айвора кровавая ссадина. Сорвана кожа. Видно, был нанесен удар,
возможно, не смертельный, но Дрейк потерял сознание и из-за этого
погиб.
Доктор на минуту задумался, словно что-то вспоминая, затем про-
должал:
— Можно предположить, что он мог удариться о борт лодки либо о
камни на берегу, когда падал. Но у него на лице и шее еще синяки и
царапины. Конечно, бермудские кораллы острые. Но я-то уверен, что
это следы чьих-то ногтей, а удар по голове ему нанесен чем-то твердым
и изогнутым...
Кей невольно ахнула. Эллен... У нее тоже царапина на виске и щеке,
а вечернее платье разорвано и испачкано кровью.
Доктор добавил с сомнением:
— Если следствие не установит, что Айвор с кем-то в тот вечер под-
рался, то трудно будет объяснить наличие этих синяков и царапин.
— Боже мой! — воскликнула Кей. — Что за улики? Синяки, цара-
пины... Неужели они могут служить основанием для обвинения? Не ду-
маете же вы, что кто-то из Чилтернов мог его убить? Ведь они были так
благодарны, так обязаны ему!
— Я вижу, вы хотите, чтобы я вам непременно предъявил мотивы
убийства?
Он произнес эти слова с горькой иронией и вынул из кармана ма-
ленькую зеленую тетрадку, переплетенную в зеленую кожу. Это был
дневник Роз-Мари.
2 П. Квентин "Возвращение на Бермуды"
33
— Вы не находите, что тут имеются убедительные мотивы?
Кей растерялась, на ее побледневшем лице выразился ужас. Дневник,
так таинственно исчезнувший из комода, оказался в руках этого враж-
дебно настроенного к ней молодого человека, который хотя и не был
полицейским, но все же являлся официальным представителем власти.
— Как следует из надписи, дневник — ваша собственность. Вы взя-
ли его с собой на Бермуды, как я предполагаю, с вполне определенной
целью, мисс Бинярд: вы хотели помешать свадьбе Айвора Дрейка с ва-
шей племянницей... Вам это вполне удалось!
Неожиданно он широко улыбнулся, как бы демонстрируя свои кра-
сивые белые зубы:
— Не отпирайтесь, ведь именно ради этого вы привезли его сюда?
Растерянная Кей кивнула.
— Бога ради, каким чудом он попал к вам?..
— Я нашел его совершенно случайно на пляже, когда мы закончили
осмотр тела Айвора. Дневник валялся в густых зарослях юкки. Видно,
туда его кто-то забросил.
— Вы показали дневник майору?
— Нет.
— Но вы рассказали ему о своих подозрениях?
— Разумеется, я полностью посвятил его во все. Моя обязанность
составить подробный протокол осмотра тела.
Он полистал дневник, потом взглянул на Кей. Ее удивила перемена,
которая произошла в его лице. Холодная враждебность исчезла, черты
лица обострились, как это бывает при тяжких переживаниях.
— Вы, конечно, меня не узнали? Мы виделись лишь один раз, когда
вы приезжали сюда три года назад. Познакомили нас в доме Роз-Мари.
Теперь припоминаете?
Да, она вспомнила. Они пошли туда с Айвором, пили коктейль и
весело болтали. А этот темноволосый угрюмый гость все время молчал
и скоро ушел.
— Я-то прекрасно запомнил вас, такую на редкость эффектную жен-
щину. Да и Роз-Мари мне много про вас рассказывала. Откровенно гово-
ря, она убедила меня, что вы авантюристка, охотитесь за богатством. Поз-
же я понял: вы раскусили Дрейка. Я вас еще больше невзлюбил, потому
что, уехав, вы как бы оставили взамен себя Роз-Мари и обрекли ее на
страшные мучения. Должен сказать, что мы с Роз-Мари знали друг друга с
самого детства, и я был уверен, — он опустил темные глаза, — что она
станет моей женой. Но Роз-Мари познакомилась с Айвором, и надежды
мои рухнули. Мне тяжело было видеть, как она переживала, когда вы поя-
вились здесь и встали между ними. А после вашего отъезда ее ждала страш-
ная участь...
Кей закричала в отчаянье:
— Если бы вы знали, как я старалась ее предостеречь! Я сделала все,
чтобы открыть Роз-Мари глаза на.его садистскую натуру, но она...
34
Кей внезапно умолкла, не понимая, зачем она оправдывается перед
этим человеком.
— Может быть... Но вам все же не удалось помешать их браку, как и
теперь... Когда я почитал дневник, написанный, можно сказать, кровью,
то понял, что ее жизнь была кошмарнее, чем я думал. Признаюсь, моя
ненависть к Айвору еще более усилилась...
Думается, я должен вам сказать, что считал вас виновницей траги-
ческой гибели Роз-Мари. А сейчас мне кажется, я ошибался.
Но поскольку Айвор Дрейк умер, я обязан помочь следствию выя-
вить убийцу, если совершено преступление. Однако для меня такая
обязанность невыносимо тяжела. И я хотел бы, чтобы вы знали, как
человек я полностью на стороне убийцы!
Доктор протянул Кей дневник, и она тут же спрятала его в карман.
— Жаль, что вы не успели поделиться своими соображениями с майо-
ром, — сказала она с легким упреком.
— Вы не знаете майора Клиффорда. Он предпочитает делать выводы
сам. И это у него получается великолепно.
Возникшее было мимолетное чувство симпатии теперь исчезло.
Между ними опять появилось недоверие. Судебный врач на Бермудах
допрашивал американскую девушку, которую подозревал в убийстве.
Глава 6
Когда Кей и доктор Шорн вошли в гостиную, там уже был майор
Клиффорд. Весь он, крупный, широкоплечий, с резкими чертами лица,
был словно высечен из гранита. Майор внимательно посмотрел на Кей
своими серыми проницательными глазами.
— Приветствую вас, мисс Бинярд. Вижу, вы уже побеседовали с док-
тором. Садитесь, прошу вас.
Она села у окна рядом с Терри, Эллен и хмурым Доном.
Майор громоподобным голосом говорил Мод:
— Ну что же, ситуация проясняется. Значит, вечером Дрейк играл в
бридж с вами, мисс Алисией Ламсден и мисс Бинярд. Игра началась
сразу после обеда и кончилась, когда мистер Дрейк собрался ехать но-
чевать на остров. Скажите, в котором часу закончился бридж?
— Приблизительно в половине двенадцатого, — спокойно ответи-
ла Мод.
— После чего Дрейк сразу пошел на пристань, и вы его провожали?
-Да.
— Вы видели, как он сел в лодку?
Немного поколебавшись, она твердо ответила:
— Нет. Я пожелала ему спокойной ночи и пошла к дому. Потом услы-
шала шум мотора.
— Не скажете ли, в котором часу это было?
35
— Полагаю, прошло минут десять после бриджа. Это было, по-мое-
му, без четверти двенадцать.
— Когда моторка отплыла, что вы делали?
— Вернулась в дом.
Кей прекрасно помнила, когда встретила сестру, возвращавшую-
ся домой с пристани. Это было минут десять спустя после того,
как отплыла моторка Айвора. Но Мод почему-то говорит, будто ушла
сразу.
— Как жаль, что вы не задержались чуть дольше. Вы были бы свиде-
тельницей случившегося с Дрейком! Все произошло, несомненно, сразу
после вашего ухода...
У Кей сжалось сердце. Сейчас он начнет спрашивать, где в то вре-
мя находился каждый из них. И вот тут могут произойти всякие не-
приятности...
— Значит, после отхода моторки от пристани никто из вас не видел
Айвора Дрейка?
Все молчали.
— Нет, никто, пока мы с Симоной не наткнулись на пляже на его
моторку...
Непонятно, откуда у Кей взялась смелость нарушить тягостное
молчание.
— В котором часу это было? — спросил майор.
— Думаю, минут двадцать первого, но не вполне уверена.
— Полагаю, вы уже пояснили доктору Шорну, что заставило вас так
поздно отправиться на остров?
— Нет, доктор Шорн не спрашивал меня об этом.
В разговор неожиданно вмешалась Симона:
— Мы с Кей просто катались по заливу на каяке и любовались луной.
А когда услышали странный рокот мотора, подплыли к острову и пошли
узнать, что там произошло.
Кей почувствовала огромное облегчение. Симона оказалась гораздо
находчивее ее.
Майор кивнул головой и повернулся к Дону:
— Вы были рулевым у Дрейка. Прошу внести уточнение: все каяки,
моторка и парусник постоянно стояли возле мола или на пляже?
Дон ответил четко:
— Днем их можно было брать только у пристани. Вечером они привя-
зывались на ночь. За этим был обязан следить я.
— Возможно, вчерашний вечер был исключением? — спросил майор.
— Нет, почему? Все было как обычно.
Майор вопросительно посмотрел на всех собравшихся:
— Быть может, кто-нибудь купался вчера и оставил лодку на пляже?
Мод покачала головой.
— Нет, после ленча мы все были на пляже и...
Майор перебил ее:
36
— Меня интересует вечер, а нс ленч.
— Майор, вечером на пляже никого не было. Муж лег рано, мы все
сидели за картами.
— Вечером я купалась, — сказала дрожащим голосом Эллен, — но на
пляже не была. Прыгнула в воду прямо на пристани и поплыла к па-
руснику, где был Терри...
Это была явная ложь. Кей знала, Эллен лишь повторила версию, ко-
торую ей предложил Терри. Майор не отводил глаз от ее царапины.
— Ага, — произнес он насмешливо, — очевидно, тогда вы и оца-
рапали себе лицо... Значит, так, после обеда никто из вас на пляже не
был? Очень странно... А чужие ночью едва бы осмелились пробраться
на пляж. Мистер Дрейк строго следил за тем, чтобы посторонние не
шатались по его территории. Лишь недавно я судил за это двух тузем-
цев... А сейчас прошу вас пойти со мной на пляж...
Медсестра не смогла удержать возглас удивления.
Майор направился к двери и остановился, ожидая остальных.
— Я хочу показать вам, что обнаружили мои люди на пляже.
Гилберт обратился к Кей:
— Прошу тебя, отвези меня в спальню. Я не могу спускаться с лест-
ницы террасы на коляске.
Когда все следом за майором вышли на лестницу, Кей покатила ко-
ляску в спальню. А оттуда через балконные двери она выехала на зеле-
ный газон и присоединилась к остальным.
По пути к пляжу к ним присоединились два полицейских, которые
вынырнули из кустов юкки. Вся группа обошла густые заросли агавы
и направилась по удобному спуску к пляжу, где сладко пахло олеан-
драми.
Майор остановился и пояснил:
— Прилив начался ровно в пять часов вечера, при его пике весь пляж
покрылся водой, так что все прежние следы были смыты. Отлив наступил
в половине двенадцатого ночи. Следы, которые я хочу вам показать, идут
от самой воды к берегу. Они появились не раньше отлива и не позже его.
Как раз в это время моторка отправилась на остров.
Он достал фонарик и направил его луч на песок у воды.
Кей тотчас увидела какие-то следы. До самой воды по песку тянулась
широкая неровная дорожка вроде бы из грязи.
При свете фонарика трудно было определить точно, но было похоже,
будто по пляжу тащили из воды тяжелый предмет.
— Кто из вас может объяснить, что это за следы? — сурово спросил
майор.
Мод, стоявшая рядом с Кей, сильно дрожала, девушка обняла ее за
плечи.
Майор, продолжая вглядываться в следы, сказал:
— Не знаю, как вы, но я ясно различаю рядом с основным следом
отпечатки босых ног. Однако все уверяют, что никого на пляже в это
37
время не было. На песке еще заметны и следы, похожие на пальцы.
Может быть, волокли резиновый понтон, у него примерно такой ри-
сунок. Во всяком случае, это не след от лодки. Могу еще предполо-
жить, что кто-то из купавшихся, забавляясь, тянул приятеля по песку
в море.
Майор погасил фонарик и снова спросил:
— Поскольку посторонним не пришло бы в голову играть на пляже,
а никто из вас не был здесь ночью, то, возможно, кто-нибудь сумеет
объяснить, что это за следы? Доктор Шорн произвел осмотр тела. На
лице убитого обнаружены синяк и царапины. Похоже, произошла драка,
его ударили в висок чем-то тяжелым, остался кровоподтек. И Дрейк,
скорее всего, потерял сознание.
Никто не произнес ни слова^ и майор продолжал:
— Лично я думаю так. Дрейк вечером пришел на пляж и здесь с кем-
то встретился. Возникла ссора, перешедшая в драку. Следы босых ног и
следы пальцев, очевидно, оставил человек, который тянул его по песку
к морю, после чего доставил к пристани и погрузил в моторку. По пути
к острову потерявшего сознание Дрейка выбросили за борт, чтобы он
утонул...
Такова была версия майора Клиффорда, основанная на железной
логике.
— Убийство! — истерически закричала Алисия. — Вы говорите, что
Айвор был убит?
— Я лишь утверждаю, что эта гипотеза отлично согласуется с теми
фактами, которыми мы распологаем. За одним исключением.
С этими словами майор повернулся к Мод. Голос его стал неожи-
данно мягким и тихим.
— Миссис Чилтерн, продолжаете ли вы утверждать, что видели Ай-
вора Дрейка, отплывающего от пристани? — Он сделал паузу. — Уве-
рены ли вы в том, что это был именно мистер Дрейк?
Глава 7
Все выжидающе смотрели на Мод. Было ясно: судьба каждого зави-
села от ее ответа. Если она попадет в расставленную ей ловушку и приз-
нается, что раньше солгала, то пропадет единственный козырь против
версии убийства, выдвинутой майором.
Лицо Мод вновь стало спокойным и гордым.
— Я уже сообщила вам, что была на пристани. Если вы мне не верите,
то какой смысл все повторять сначала?
Неожиданно вмешалась Алисия Ламсден:
— Версия майора вполне реальна и не противоречит тому, что сказа-
ла миссис Чилтерн. Ведь мистер Дрейк мог возвратиться и пойти на
пляж.
38
Мод покачала головой.
— Нет, если бы дело обстояло так, я бы не услышала звука мото-
ра. — Помолчав, снисходительно добавила: — Мне кажется, вы придаете
слишком много значения этим следам. Мало ли откуда они взялись,
например, дети приплыли на пляж и играли на песке... Неужели из этой
мелочи можно делать выводы об убийстве?.. Мне думается, нельзя не
учитывать того, что Айвор Дрейк наш очень близкий и преданный друг,
он должен был жениться на моей дочери... Разве не следовало бы уберечь
нас от подобных инсинуаций?
Отвага Мод была выше всяких похвал, но Кей знала, что сестра скры-
ла правду.
Майор начал злиться, видимо, его терпение лопнуло.
— Я вижу, вы считаетесь только с собственным мнением. Но я буду
вести дело так, как считаю нужным. Конечно, без вашей помощи мне
сложнее разобраться в случившемся, но...
Мод спокойно сказала:
— Уже очень поздно, я хотела бы, чтобы дети пошли спать.
— Весьма разумное решение. Мы все нуждаемся в отдыхе. — Голос
майора звучал враждебно:
— Я приеду завтра утром, пока же оставлю здесь своих людей. Про-
шу никого не ходить на пляж, а также не плавать в море. Надеюсь, все
понятно?
— Разумеется, — ответила Мод и обратилась к Алисии: — Прошу вас,
отвезите мистера Чилтерна в дом. Дон, если кто-нибудь из полицейских
захочет поесть или выпить, вы можете позволить воспользоваться нашей
кухней. Дети, идемте в дом. Моя дорогая Симона, идемте с нами. Спо-
койной ночи, майор.
Доктор Шорн подошел к Дону и тихо о чем-то заговорил.
Когда все вернулись в гостиную, Мод снова обратилась к Симоне:
— Дитя мое, я знаю, твои родные в отъезде, переночуй у нас. Я не
хочу, чтобы ты оставалась одна. В комнате Кей есть вторая кровать, уве-
рена, она охотно приютит тебя на ночь. Спокойной ночи, дитя мое, по-
старайся поскорее уснуть!
Она нежно поцеловала щеку дочери, потом обратилась к Терри:
— Спокойной ночи, мой милый!
Терри обнял ее с неуклюжей нежностью и поцеловал в щеку. Кей
невольно подумала: если бы Айвор был жив, они вряд ли пришли бы к
такому примирению. Все молча разошлись. Это молчание угнетало Кей.
Ведь если внимательно вникнуть в выводы майора, каждого из них он
подозревал в убийстве. Однако все словно в рот воды набрали, никто не
возмущался и не протестовал.
Когда1 они поднялись с Симоной наверх, волнение Кей еще более
усилилось. Из-за Симоны разговор с Эллен теперь отодвигался, и она
все еще нс сможет узнать, почему купальная шапочка оказалась в руке
мертвого Айвора.
39
Войдя в спальню, она первым делом посмотрела на медную вазу, где
была спрятана эта шапочка. Симона ничего не должна знать о ней, как
и о дневнике Роз-Мари.
Кей достала пижаму и подала Симоне:
— Вам, очевидно, она понадобится, вот, возьмите.
Девушка молча сняла платье и подошла к туалетному столику. Свет-
лая пижама красиво подчеркивала ее бронзовый загар. Усевшись на пу-
фик, она принялась расчесывать густые блестящие волосы.
Кей быстро разделась, мечтая лишь об одном, чтобы Симона сейчас
ни о чем не спрашивала. Но та внезапно заговорила:
— Почему вы солгали, сказав, будто мы приехали на остров вместе?
— Я думала, вам не хочется, чтобы полиция узнала, что ночью вы были
одни в павильоне Айвора.
— Попросту говоря, вы создали мне превосходное алиби. Но одно-
временно вы его создали и себе.
Кей рассердилась.
— Мне нет нужды скрывать то, что я поехала к нему на остров.
— Да, конечно, вы ведь всего лишь хотели получить у него тетрадку
и отправились за ней ночью!..
Она отшвырнула гребень и продолжала, вспыхнув от гнева:
— И я должна верить этой сказке, как и тому, что наплела ваша
семья. Вы, все ваши родственники и Дон Верд так вежливы и спокойны.
Но ведь Айвор-то мертв, он убит, убит! — Она уже кричала.
— Симона, замолчите, вы не должны так говорить, — попросила Кей.
— Почему? Я ведь вас насквозь вижу. Мне Айвор рассказал про вас.
Я знаю, вы его любили, у вас с ним был роман. Теперь же, узнав, что он
женится на вашей племяннице, вы примчались сюда. Я ведь все слы-
шала, что говорил вам Дон у причала. Вы с ним решили расстроить брак.
И разве вам не удалось это сделать?
Кей, сидя на кровати, смотрела в побледневшее от гнева лицо Симо-
ны. Она силилась понять, зачем Айвор рассказал о ней Симоне? Может,
чтобы разжечь в девушке ревность?
Она резко спросила:
— Вы вспомнили о Доне. Утром на пристани он, как вы слыша-
ли, сказал, что вы тоже хотите смерти Айвору. Почему вы ему не воз-
разили?
Симона встряхнула волосами.
— Мне наплевать на все то, что говорит этот тип.
— А может, у него были на то основания?
— Ничего подобного! Многие желали Айвору смерти. Они завидо-
вали ему, его красоте, уму, богатству... Эго пустые, скучные люди. Точно
такие, как ваши Чилтерны! Они жили за счет Айвора, а сами его осуж-
дали, потому что он не всегда был любезен...
Кей все стало ясно.
— Оказывается, вы безумно в него влюблены? — сказала она.
40
— На каком основании вы так говорите? Это неправда.1 — возмути-
лась Симона.
— Чудачка, да на основании той истерики, которую вы закатили. Яс-
но, что вы были по уши влюблены в него, а он оставил вас ради Эллен,
бросил. Да еще и надсмеялся над вами!
— Ловко вы все переиначили. Выходит, я несчастный мотылек, сго-
ревший от пламени любви. Оказывается, вы ничем не отличаетесь от своих
родственников, умеете любой факт истолковать в свою пользу. Где уж вам
понять меня или Айвора! Да, я его любила, и он меня любил, но совсем
не платонически, со вздохами и слезами, как принято у вас. Наша лю-
бовь была яркой, пылкой. Эллен же он немного увлекся лишь потому, что
она была холодна и недоступна. Как часто мы с Айвором над ней поте-
шались!
Цинизм девушки Кей не удивил: в ее словах она уловила тон и мысли
Айвора. Симона была не такая, за се показной бравадой скрывалась незащи-
щенность, неопытность и наивность. Она принимала цинизм и испорчен-
ность Айвора за достоинство, верила, что их мимолетная связь и для него
была большим настоящим чувством, любовью мужественного человека.
Симона все продолжала свою исповедь, глаза у нее блестели, голос
дрожал:
— Вы воображаете, будто я завидовала Эллен и меня огорчало, что
Айвор собирался на ней жениться? Нисколько! Это не затрагивало на-
ших отношений, да и вряд ли свадьба состоялась бы. Айвор ни за что не
женился бы на ней после того случая...
— Не понимаю, о чем вы говорите?
— Значит, вы не знаете, почему вечером я приехала к нему. Ну что
ж, с удовольствием расскажу вам, что я узнала. Вечером около половины
одиннадцатого я села в каяк и отправилась на виллу. Находиться вблизи
него для меня всегда было счастьем. В окно я увидела, что он играет в
бридж, и решила где-нибудь его подождать.
В домике Дона горел свет, оттуда доносились голоса. Я подошла и
заглянула в окно. Догадайтесь, кого я там увидела? Вашу обожаемую
племянницу, невинную и чистую Эллен, которая в ближайший вторник
должна была стать перед алтарем в белом платье и головном уборе не-
порочной девственницы. Ее обнимал и целовал Дон. И как целовал! Это
надо было видеть.
С невероятным усилием воли Кей сохраняла внешнее спокойствие.
Выходит, Эллен давно встречалась с Доном.
— Теперь-то вам ясно, почему я отправилась на остров. Айвор, ко-
нечно, на ней не женился бы, узнав, что эта воплощенная невинность
флиртует с его слугой, рулевым!
На этот раз Симона была права. Для Айвора, с его гордыней и пато-
логической страстью всех унижать, был бы невыносим даже намек о
неверности невесты.
— И вы решили все рассказать ему? — спросила Кей.
41
— Разумеется. Переоделась и поздно вечером отправилась на каяке
на остров. Боже, как я мечтала открыть ему глаза. Меня бесило то, что
Чилтерн бесстыдно использовал Эллен как приманку, стремился за счет
Айвора обеспечить себе безбедную жизнь. Я уверена, полицию это тоже
заинтересует.
Ваша сестра изо всех сил старалась убедить майора Клиффорда, будто
они все боготворили Айвора. Он перестанет ей верить, если я расскажу
ему, что Эллен обманывала Айвора, а все Чилтерны его ненавидели.
Симона, несомненно, была опасна для Чилтернов, но Кей почему-
то ее не боялась. Возможно, потому, что девушка, сидящая перед зерка-
лом, напомнила ей другую, такую же юную и гневную глупышку, кото-
рая три года назад точно так же говорила с Кей. Роз-Мари тоже готова
была пожертвовать решительно всем ради любви к Айвору.
Кей подошла к Симоне и ласково положила ей руку на плечо.
— Дорогая моя, вы совершенно не знаете, чем, в сущности, был Ай-
вор. Он правда помогал им... Но, как всегда, делал это неспроста, а с
определенной целью. Он был намного практичнее и хитрее их... Впро-
чем, вы и сами так сказали, назвав Чилтернов слабовольными глупцами.
Но разве за это можно ломать им жизнь?..
— А что они сделали с Айвором? Я знаю, это они убили его. Почему
я должна их жалеть? Что хорошего они сделали для меня?
— Как вы можете так говорить, Симона? Еще неизвестно, кто его
ударил, да и вообще, убит он или утонул.
Губы Симоны дрожали, как у маленькой девочки, сдерживающей
плач. <
— Я не сомневаюсь: это их рук дело! Если бы вы знали, до чего же я
ненавижу всех Чилтернов!
— Всех? Даже Терри? Похоже, вы совсем не думаете о нем, раз соби-
раетесь бежать к майору и обвинять Чилтернов в убийстве.
— Какое мне до него дело?
Но в ее голосе уже не было прежней агрессивности.
— Не притворяйтесь, Симона. Вы прекрасно знаете, что он вас
любит.
Она засмеялась, но ее смех был скорее похож на плач.
— Он мальчишка, который еще не понимает, что такое любовь!
— Неправда, он гораздо сильнее любит вас, чем вы думаете. А что
касается Айвора, то вы просто не знаете этого человека. Мне бы не хо-
телось разбивать созданный вами образ, но вы все же должны узнать
правду. Он никогда никого не любил кроме самого себя.
— Вы лжете! Он любил меня!
— Он забавлялся вами как игрушкой. Разве любящий мужчина может
бросить возлюбленную и жениться на другой? А сегодня во время обеда
Айвор без всякого повода вдруг заговорил о вас так мерзко и гадко, что
вывел Терри из себя. Он заявил, что каждый вечер вы ездите к нему на
остров, а Терри просто водите за нос. Стоит любому подарить вам сере-
42
бряный браслет, вы будете принадлежать ему... Не стану все повторять,
скажу лишь одно: если бы Эллен не удержала Терри, произошла бы дра-
ка. Ведь Терри вас любит по-настоящему. Потому он и вступился за вас.
Короче, у него имелся серьезный повод для убийства, и полиция ухва-
тится за ваши слова. Я-то уверена, Терри не смог бы никого убить, но
основания отомстить Айвору за ваше унижение у него были.
Кей понимала, что сейчас она ведет опасную игру с Симоной. Ведь
та могла рассказать полиции все то, что произошло во время обеда. По
сути, она поставила на карту судьбу племянника. Но как иначе она могла
доказать Симоне, каким негодяем был на самом деле Айвор?
Симона уставилась на свой браслет. Взрыв необузданной злобы, ви-
димо, у нее пропал.
— Если судьба Терри вам безразлична, — продолжала Кей, — то по-
думайте хотя бы о собственной. У вас нет алиби. Приплыв на остров,
где нашли Айвора мертвым, я встретила вас в его павильоне. Если
майор узнает об этом, то в его глазах вы станете девушкой, которую бро-
сил Айвор, чтобы жениться на Эллен. А раз так, значит, у вас были ос-
нования отомстить ему.
— Меня мало трогает, что подумает майор... К тому же я нс верю,
чтобы Айвор мог так говорить обо мне... унижать... да еще при Чил-
тернах... Нет, на такое предательство он не был способен...
— Бедная девочка, он не раз унижал вас...
Опустив голову, Симона едва слышно прошептала:
— Какое вероломство! За что? Мне он твердил, что наша любовь
лишь для нас... Он и я, и больше никого на свете... Это наше счастье,
наша тайна, в которую мы никого не станем посвящать...
— Ну что же, если вы мне не верите, спросите любого, кто сидел за
столом.
Симона долго смотрела на Кей, потом осторожно спросила:
— А Терри... он не поверил?
— Нет. Он был в бешенстве и вступился за вашу честь. За это Айвор
принялся его оскорблять.
Симона, видимо, изо всех сил старалась скрыть свое отчаяние. Она
пожала плечами и с деланным хладнокровием сказала:
— Выходит, я оказалась еще одной жертвой коварного обольстителя.
Следовало бы самой догадаться, не так ли... Не бойтесь, я ничего не ска-
жу майору. Мы вместе катались по заливу, любуясь лунным светом, и
только.
— Спасибо, Симона, благодарю. Три года назад я пыталась убедить
Роз-Мари, но...
— Прошу вас, хватит...
Она повернулась к зеркалу и стала вновь расчесывать волосы. Кей
поразило самообладание девушки. Ее переживания выдавало поблед-
невшее лицо, которое заметно осунулось. Она молча легла в постель.
Потом смотрела на серебряную дорожку, которую расстелила на полу
43
бермудская ночь, и как никто понимала: Симона оплакивает не реаль-
ного убитого, а созданного ее воображением возлюбленного, образ ко-
торого так безжалостно разбила Кей.
Глава 8
Кей долго лежала с закрытыми глазами, но не засыпала. В ее голову
лезли разные тревожные мысли. Теперь она уже не сомневалась, что
Айвора Дрейка убил кто-то из окружающих его людей. Но кто именно?
Спокойная и уравновешенная Мод? Ведь именно она последней видела
Дрейка. И почему она сказала майору, что сразу вернулась домой? Кей
знала точно: на самом деле Мод ушла с пристани не сразу, а минут через
десять после того, как отплыла моторка. Что же там делала сестра в это
время?
Потом Кей переключилась на Эллен. Чем была занята племянница
после обеда? Где находилась она до встречи с Доном? Неизвестно...
В конце концов Кей заснула, но вскоре она проснулась с сильно бью-
щимся сердцем. Кто-то ходил по коридору. Шаги были тихие и осторож-
ные. Кто-то ходил у комнаты Эллен, на мгновение остановился у ее
дверей. Кей ждала, что вот-вот к ней войдут, но шаги тихо удалились к
лестнице.
Кто же блуждал по дому в такой поздний час? Может, кто-то воз-
вращался после тайного свидания с Эллен или же она сама куда-то от-
правилась?
Кругом стало тихо, ни звука. Внезапно серебристый свет, озаряющий
спальню, сменился на золотой, где-то, наверное, включили электри-
чество. Кей подошла к окну.
Оказалось, свет горел на кухне. Были видны белые стены и простой
деревянный пол. Но тут высокая стройная фигура подошла к окну и
задернула штору.
Кей сразу узнала серый халатик Эллен. Она что-то делала на кухне.
Надо сейчас же пойти к ней. Более удобный случай вряд ли еще пред-
ставится, чтобы поговорить с ней до того, как явится майор и начнется
допрос.
Стараясь не разбудить Симону, она вынула из вазы купальную ша-
почку, накинула на плечи халат и вышла в коридор. Там было темно,
Кей ощупью добралась до лестницы и спустилась в холл, из которого
лопала на кухню.
Эллен ее не заметила и, стоя у стола, поспешно гладила что-то белое.
— Господи, девочка! Что ты тут делаешь.среди ночи?
Эллен сначала испугалась и, видимо, хотела куда-то спрятать свое
глаженье, но потом бросила его на стол и сказала:
— Никак не могла уснуть, вот и решила чем-нибудь заняться, чтобы
отвлечься. Отпариваю свои белые джинсы.
44
Но Кей увидела, что это были мужские пижамные брюки, и сразу
вспомнила Дона. Он сидел вечером дома за столом точно в такой же
пижаме.
Встревоженная, Кей тихо спросила:
— Скажи, неужели это пижама Дона?
— Ты с ума сошла, при чем тут Дон? — возразила Эллен и тут же
добавила: — Возможно, и Дона. Не знаю. Я просто вытащила пер-
вую попавшуюся вещь из кучи стираного белья. Мне все равно, что
гладить.
— Почему ты не хочешь быть со мной откровенной? Ведь я не осуж-
даю твою любовь к Дону.
— Откуда ты взяла, что я люблю Дона?
— Он сам мне это сказал.
— Почему ты ему веришь? Мало ли что он скажет. Он преследует
меня, не дает мне прохода, но я-то любила Айвора.
— Вот как? Тогда почему разрешила вечером Дону целовать себя? Си-
мона все видела.
Девушка только тяжело вздохнула, но ничего не сказала.
— Неужели ты не доверяешь мне, Эллен? Я хочу лишь одного: рас-
пугать эту кошмарную историю, чтобы спасти нас... Майор Клиффорд
считает, что это убийство. Неужели ты не понимаешь, что нам надо го-
ворить друг другу правду... Чтобы никто не пострадал...
— Кей, мало ли что думает майор? Пусть сначала все докажет, а потом
уже говорит.
— Чудачка, раз он пришел к такому выводу, значит, всех нас подозре-
вает, в том числе и тебя... Помнишь, что он сказал про твою царапину.
А ведь лицо Айвора тоже в царапинах и синяках.
— Уж не считаешь ли ты, что это сделала я?
— То, что думаю я, не имеет никакого значения. Важно, что скажет
майор, если увидит твое разорванное вечернее платье и кровавое пятно
у ворота.
Эллен побледнела.
— Откуда ты знаешь про платье?
— Я увидела его на кровати Дона, когда бегала к нему, чтобы вызвать
врача и полицию... Послушай, дорогая, если ты мне ничего не расска-
жешь, как же я смогу тебе помочь?
— Хорошо, я все расскажу, — едва слышно прошептала она. Голос у
нее часто прерывался. — Да, я была у него дома... Решила сказать ему,
чтобы больше не преследовал меня. Он стал говорить о своей безумной
любви, о том, что я буду несчастна, если выйду за Айвора. Наплел вся-
кого вздора... Он ненавидел Айвора... Уверял, что если я разберусь в
своих чувствах, то пойму, что люблю его одного, Дона.
Кей верила ей и не верила.
— Потом Дон схватил меня и принялся целовать. Я вырвалась и ра-
зорвала платье...
45
— Что было дальше?
— Я сказала ему, что не желаю его больше видеть, и убежала...
— Так... А разорванное платье оставила ему?
— Мне же надо было переодеться... Дона тогда дома не было.
— Секунду назад ты говорила, что не желаешь его больше видеть?
— Бога ради, Кей, оставь меня в покое!
Кей будто не слышала просьбы племянницы и продолжала:
— Дон ненавидел Айвора, сказала ты. Я сама это знаю. Получается,
он его и убил. А пижаму свою намочил в море, когда относил Айвора.
Теперь ты ее гладишь, чтобы скрыть улики. Но ведь ты любила одного
Айвора, Дона не выносишь, как все это понять?
Эллен уставилась на Кей расширенными от испуга глазами.
В это время запахло паленым, и она, вскрикнув, схватила утюг. На
белом материале остался его бурый след. Дрожащими руками она свер-
нула пижаму в тугой жгут и страстно заговорила:
— Ты ошибаешься, наговаривая такое на Дона. Это вовсе не его пи-
жама. Он никакого отношения к убийству не имеет. В это время он был
у Тима Шорна.
— Значит, ты по-прежнему не хочешь говорить со мной начистоту,
Эллен?
— Я же все сказала. Когда вернулась домой, вы еще играли в бридж.
Мне стало скучно. Я взяла купальник, переоделась у Дона и поплыла к
Терри. Все время каталась с ним на паруснике... Ты же слышала, что он
сказал?
— Слышала, но не поверила. Сомневаюсь, что после того, как он
ударил тебя, ты захотела с ним кататься... А почему появилась на острове
не с той стороны, где находился парусник, да притом что-то искала?
— Мне нечего добавить. Просто захотела побывать на острове. И все!
Ничего я там не искала.
Чувствуя смертельную усталость, Кей достала из кармана шапочку.
— Ведь ты ее искала, не так ли? И не нашла. Она была в руке мерт-
вого Айвора...
Эллен с ужасом смотрела на свою шапочку.
— В руке Айвора? Нет, нет, это невозможно! Я не верю. Я ничего не
знаю... Допустим, это моя шапочка, но что из того? Она упала со стол-
бика на пристани, волной ее отнесло на остров. Айвор увидел ее, хотел
поймать, перегнулся через борт, упал в воду и утонул,
— Почему же она разорвана?
— Откуда мне знать? -
За д верью раздались чьи-то шаги, Эллен едва успела спрятать пижаму
за спину, как дверь отворилась и вошел Терри в пижаме гранатового
цвета. Волосы у него были растрепаны, вид измученный.
Он сказал сестре:
— Я слышал, как ты прошла на кухню... Мне нужно поговорить с
тобой, Эллен.
46
Кей обрадовалась:
— Ты пришел вовремя, дорогой... Я никак не могу убедить ее рас-
сказать мне правду. Я говорю: чтобы помочь друг другу, нам надо знать
все как было. Эллен твердит, что каталась с тобой на паруснике, когда
убили Айвора, но я знаю, что это ложь.
Терри удивился.
— Откуда ты знаешь? Но вообще ты права. В ту ночь я не видел
Эллен.
Карточный домик, созданный Эллен, рухнул.
— Зачем же ты солгал даже матери? — спросила она.
— А как же я мог поступить иначе? После обеда я ушел в свою комна-
ту, чувствуя себя последней скотиной из-за того, что ударил тебя. А ког-
да узнал про убийство, захотел обеспечить тебе алиби. Иначе как я мог
помочь? Буду и дальше держаться этой версии... Конечно, мне все равно,
но как-то нс верится, что ты его убила...
Бедная девушка внезапно разрыдалась.
— И ты, и Кей... Неужели я похожа на убийцу? Почему вы так счи-
таете? Ну зачем мне было его убивать? Неужели на вас подействовали
идиотские домыслы майора Клиффорда? Он даже не может доказать, что
Айвора убили... Нет, нет, все пройдет как страшный сон, майор поймет,
что он не прав.
— К сожалению, дорогая, это не сон, а ужасная действительность...
И если не знать правду, нам не спастись. Ты видишь, мы уже подозре-
ваем друг друга. Дальше будет еше хуже. И я просто не вижу выхода из
этой паутины.
— Но что я могу поделать, если я на самом деле ничего не знаю?
— Но ты же переплывала залив как раз со стороны пляжа, где убили
Айвора. И именно в то время...
Эллен закричала:
— Можно подумать, что меня видели плывущей от места убийства!
Терри вздохнул.
— Не надо, сестренка. Когда я возвращался к берегу, я ясно видел
тебя в волнах, узнал тебя по твоей серебристой шапочке.
Кей отвела глаза от Эллен, у нее сжималось сердце при виде дро-
жащих губ племянницы.
— Ты ошибаешься, никуда я не плыла.
— Почему ты нам не доверяешь! Зная правду, мы втроем обдумаем,
как действовать дальше.
— Больше ничего вы не услышите от меня! — закричала она с необы-
чайной злостью. — Кто дал вам право устраивать мне допрос!
Все закончилось взрывом новых рыданий. Прижав к лицу шапочку
и пижаму, она выбежала из комнаты.
Терри посмотрел ей вслед.
— Глупышка, никак не поймет, что, если мы узнаем правду, нам лег-
че будет ей помочь.
47
— Я не верю, что она убила Айвора. Перед твоим приходом она уве-
ряла, что любила только его.
— Женщины — странные создания. Ну как можно любить такого
подлеца! Ведь в ее присутствии Айвор за обедом хвастал своей победой
над Симоной... Кстати, Кей, ты тоже солгала: Симона же раньше тебя
попала на остров.
— Верно, но как ты догадался?
— Когда я видел, что плывет Эллен, я повернул назад к острову и
видел, как Симона выходила из каяка. Вот уж никак не предполагал, что
они с Айвором близки. Идиот, я ведь не поверил ему, решив, что он
от своей подлости говорит гадости про нее... Думал, что он хотел сде-
лать мне больно. Но когда она ночью приплыла к нему на остров, я по-
нял все... Боже, как я был слеп и как она ловко водила меня за нос...
Постой, а ведь именно Симона могла убить Айвора, у нее нет никакого
алиби!
— Не спеши, Терри. Обида — плохой советчик. Рано кого-то об-
винять.
— Рано, говоришь ты? Нет, скорее всего, поздно. Господи, как я схо-
дил по ней с ума. Мне все в ней нравится. А она смеялась надо мной,
была одной из его любовниц, рабыней с серебряным браслетом на руке,
как он сам изволил выразиться...
Он немного помолчал и снова заговорил:
— Самое страшное то, что я никогда не добьюсь любви Симоны. Она
всегда будет меня сравнивать с Айвором, таким смелым, обаятельным,
напористым. И сравнение это будет далеко не в мою пользу...
Кей ласково обняла его.
— Не надо отчаиваться. Как только Симона поймет, какой Айвор был
на самом деле, она с негодованием вырвет его из своей памяти. Все будет
хорошо, поверь мне.
— Нет, Кей. Мертвый опаснее живого. Смотри, нас всех подозревают.
Ведь я весь вечер гонял по заливу. Как мне доказать, что не я убил его?..
— Все постепенно уладится, дорогой. Вы с Эллен придерживайтесь
своей версии, мы с Симоной — своей. Только не говори Симоне, что
тебе известно о ее поездке на остров к Айвору... А сейчас постарайся
уснуть...
Утюг и гладильную доску она отнесла на место. Потом они вместе с
Терри поднялись наверх.
Когда Кей вошла к себе, Симона крепко спала.
Глава 9
В постели Кей хотела все обдумать, разобраться, где ложь, где правда,
но ее сморил сон. А когда проснулась, комната была уже залита ярким
солнечным светом. Симона еще спала.
48
Первая мысль была о дневнике. Она достала из тумбочки сумочку и
проверила ее. Дневник оказался на месте. Кей захотелось как можно
скорее его уничтожить. Но как?
Пока она решила принять душ. Сумочку взяла с собой.
Всюду царила тишина, лишь иногда доносился стук посуды да звон
стаканов. Видимо, служанка-негритянка уже накрывала на стол.
Кей налила себе апельсинового сока и вышла на балкон. В воздухе
чувствовалась приятная свежесть. Перед домом пег-грел газон с жел-
тыми, оранжевыми и пурпурными цветами.
Да, верно говорят: самое колдовское время на Бермудах — это ран-
нее утро.
Потягивая сок и машинально ощупывая свою мягкую сумочку, она
думала о том, где и как лучше всего уничтожить дневник Роз-Мари.
Неожиданно на балкон вошла в сильно накрахмаленной форме мед-
сестра Алисия Ламсден. Они поздоровались, но Кей показалось, что на-
строена та враждебно.
— Мне нужно с вами поговорить, — резко сказала Алисия. — Именно
с вами, мисс Бинярд, а не с Чилтернами. Моя мать и мать Дрейка сес-
тры. Но мы очень бедны, тогда как у них много денег. Я работала всю
жизнь. А недавно мистер Дрейк был так добр и пригласил меня сюда.
Я одна, больше у меня нет родственников.
Его смерть явилась для меня страшным ударом. Надеюсь, в этом доме
хоть вы поймете меня. Я очень любила Айвора Дрейка и лишь по его
просьбе оставила работу в больнице Рочестера и приехала сюда ухажи-
вать за больным Чилтерном.
— Так вы хотите теперь возвратиться в Рочестер? — спросила Кей
бедную женщину, убитую горем.
— Нет, я не о том собиралась с вами поговорить. Как вы понимае-
те, я сама зарабатываю себе на жизнь. Боюсь, Чилтерны думают, что я
останусь здесь ради их прекрасных глаз. Но мне нужны деньги, я долж-
на сама заботиться о себе. До сих пор мистер Дрейк в конце месяца
вручал мне определенную сумму за работу. Последний чек я получила
от него в конце прошлого месяца, так что мне полагается еще за две
недели.
Кей, скрывая свое раздражение, спокойно ответила:
— Могу вас заверить: все ваши претензии будут удовлетворены Чил-
тернами.
Маленькие глазки медсестры недоверчиво уставились на Кей.
— Вы в этом уверены? Они хотя и жили в роскоши, но на самом деле
бедны, как церковные крысы. И вряд ли смогут со мной расплатиться.
К тому же сейчас все может измениться, не так ли?
— Я не совсем вас понимаю.
— По-моему, нетрудно понять, что я имею в виду... Мистер Дрейк
умер ночью, вряд ли такое допустили бы, если бы не было завещания в
пользу Чилтернов.
49
До Кей не сразу дошел ужасный смысл грубого намека. Но потом у
нее кровь бросилась в лицо, она поняла, что эта уродливая особа Алисия
Ламсден, полная зависти и ненависти к Чилтернам, куда опаснее Си-
моны. Но Кей спокойно и холодно сказала:
— Никогда бы не подумала, что вы способны распускать такие кле-
ветнические слухи. Кто дал вам право...
Но та не дала ей договорить.
— Не одна я считаю, что Чилтерны убили Дрейка. Полиция уже уста-
новила: это было убийство, а не несчастный случай. Я могу добавить от
себя, что, прожив с ними четыре месяца, я прекрасно изучила все их
уловки... Они жили здесь как у Христа за пазухой. Это их вполне устраи-
вало, пока они не поняли, что им будет еще вольготнее после смерти
Айвора.
Лицо ее дышало злобой и ненавистью.
— Лучше будет, если вы немедленно пойдете к себе и уложите свои
вещи, — ледяным тоном произнесла Кей. — Полагаю, шурин отпустит
вас, да и полиция без вас обойдется.
— Я бы ни на минуту здесь не осталась, если бы узнала, кто убий-
ца. А пока он не найден, не могу уехать. Не так уж трудно его уличить.
У меня на этот счет имеются свои соображения. Я сделаю все, чтобы
преступник был наказан.
Хриплый, отрывистый голос ее походил на рычание. Он так раздра-
жал Кей, что она сказала то, о чем еще минуту назад и не помышляла:
— Воля ваша, но с сегодняшнего дня в ваших услугах никто больше
не нуждается и платить вам не будут.
Алисия, разумеется, этого не ожидала. Открыв рот, она пыталась что-
то сказать, но потом, видно, передумала и выскочила в гостиную.
Кей с ужасом думала, как отвести угрозу, вновь нависшую над
семьей. Эта мегера даже не сомневается, что найдет убийцу. Но вряд ли
у нее есть какие-то улики, иначе бы она вела себя по-другому. А может,
ей все же что-то известно? Нет, скорее всего, это ее фантазия, возник-
шая от уверенности, что Дрейк составил завещание в пользу Чилтернов.
Глупости. Все знают, Чилтерны не умеют хитрить и интриговать.
И трудно поверить, чтобы они убеждали Айвора изменить завещание в
их пользу.
Но тут Кей вспомнила слова Мод о том, что после свадьбы Айвор
обещал семье ренту, которая позволит жить в достатке. Значит, надо
немедленно идти к Гилберту и предупредить его об угрозе Алисии.
Кей быстро прошла коридором к двери Гилберта и постучала. Услы-
шав его спокойный голос, вошла в комнату.
Тот сидел в постели, опершись на подушки, и завтракал. Дверь на
террасу была широко раскрыта, оттуда открывался вид на прекрасный
газон и извилистую дорожку, круто спускающуюся к пляжу.
Ему, видно, трудно было расставаться со спортом. На всех стенах
висели фотографии, рассказывающие о его прежних достижениях.
50
В Гарвардском университете он был лучшим спринтером и мастером
бейсбола.
Контраст между знаменитым атлетом, изображенным на фотогра-
фии, и парализованным горемыкой, прикованным к постели, был ра-
зительным.
При виде Кей лицо его омрачилось.
— Чувствую, ты принесла мне дурные вести, Кей.
— Я только что пыталась выставить отсюда Алисию Ламсден, но у
меня ничего не получилось.
— Выставить?
— Ну да, я уволила ее, но она заявила, что никуда не уедет.
— Не понимаю.
— Очень неприятная история, Гилберт. Она сказала, что знает, кто
убил Айвора, ну, якобы имеются доказательства вашей заинтересован-
ности в его смерти. Она хочет заявить майору Клиффорду о том, что
завещание составлено в вашу пользу.
Гилберт усмехнулся:
— Мерзкая особа... Можешь се успокоить, в его завещании фамилия
Чилтернов вообще отсутствует. Два года назад я сам составлял этот доку-
мент, а другого не существует.
Немного поколебавшись, Кей все же решила задать новый вопрос:
— Я была уверена, это всего лишь бредни больной истерички, но
все же испугалась, поскольку Мод говорила мне о какой-то ренте, обе-
щанной вам после свадьбы. Если это так, Алисия помчится к майору и
выложит ему о своих домыслах. Боюсь, пункт о ренте вызовет у него
подозрения...
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Вон там, в бюро, лежит пачка
бумаг, дай мне их сюда, пожалуйста.
Кей убрала поднос с завтраком и принесла бумаги. Гилберт вытащил
одну и сказал:
— Вот, моя милая, документ, который можно бы назвать договором,
если бы он был должным образом оформлен. Я его составил месяц назад
по просьбе Айвора. Суть его заключается в том, что Айвор записал на
имя Эллен крупную сумму. Тут есть и то, о чем говорила Мод. Не стану
называть, какую сумму он выделил, скажу только, что у нас был бы при-
личный доход до конца жизни.
Отложив в сторону бумагу, он подмигнул Кей:
— Но я не тесть Айвора Дрейка, моя дочь не вышла за него замуж.
Документ не подписан, так что он не имеет никакой юридической
силы.
Полагаю, это заткнет рот не в меру скаредной медсестре... Уж если кто-
то из нас решил бы убить Дрейка из корысти, то следовало бы подождать
еще несколько дней, пока не состоялась бы свадьба. Тогда можно было бы
говорить о материальной выгоде, да и то с некоторой натяжкой.
От этих слов Гилберта у Кей будто гора с плеч свалилась.
51
—- А теперь, Кей, раз мы покончили с пустяками, давай поговорим о
серьезных вещах. Я знаю, ты всегда меня недолюбливала, и сейчас тебе
не по душе, что мы здесь живем.
Признаюсь откровенно, я многим обязан Айвору и искренне ему
благодарен. Доктор Шорн вынес мне тяжелый приговор, я больше ни-
когда не смогу ходить. Как любой человек, я цепляюсь за жизнь. Она у
меня зависит от здешнего климата. Айвор дал нам возможность жить на
Бермудах. Для него наше пребывание здесь вовсе не обременительно.
Из-за нас расходы у Айвора не возросли. Все равно бы он содержал здесь
виллу и обслуживающий персонал. Я же продолжал неофициально ра-
ботать его адвокатом. Так что я не чувствовал себя ему обязанным.
Я заметил, ты недолюбливаешь его. Да, он далеко не идеальный чело-
век. Мне известно, что у него много любовниц, жизнь его не безупречна
Но, Боже мой, кто из нас без греха? Я видел, он от всей души полюбил
Эллен, и я одобрил их брак.
Хочу, чтобы ты знала все и не верила выдумкам майора и глупым по-
дозрениям Ламсден. Совершенно ясно, убивать его за четыре дня до
свадьбы было бы неразумно.
Гилберт не без иронии посмотрел на Кей и медленно произнес:
— Бермуды чудесный, но и весьма своеобразный остров. Если бы ты.
милая Кей, пожила здесь подольше, то почувствовала бы, как поддаешься
его чарам, тогда все, кроме жизни в этих сказочных местах, показалось бы
тебе таким незначительным и далеким. Любого человека, живущего здесь,
рано или поздно очаровывает этот остров. Однако как бы усыпленные эмо-
ции иногда прорываются в диких сценах. Меня не удивляет поведение
Алисии Ламсден. Одинокая нелюдимая женщина тоже попала под чары
острова. Подогрели ее и необоснованные выводы майора, которому явно
не хватает ума, чтобы разобраться в данной ситуации.
— Так ты не думаешь, Гилберт, что Айвора убили?
— Я лично не нахожу доводов в пользу такого предположения. Рас-
суждения майора мне кажутся натянутыми, основанными на одних толь-
ко домыслах. Он так долго занимался розыском краденых велосипедов и
прочими мелочами, что трагический случай застал его врасплох. Нам же
всем предстоит пережить трудное время, но, как известно, всему бывает
конец.
Однако Кей не успокоило красноречие Гилберта. Она знала, в ха-
рактере Гилберта была одна особенность: он всегда закрывал глаза на
неприятности и ждал впереди только хорошее. Но если Бермуды ока-
зывают такое колдовское влияние на психику, то ведь и на убийство они
могут подтолкнуть?
Он, очевидно, прочел на лице Кей сомнение.
— Не считай, пожалуйста, что я стараюсь не замечать неприятности.
Просто для убийства Айвора нет мотива... Разве что этот...
В глазах его блеснул странный огонек. Он долго что-то искал в папке
с документами, наконец извлек оттуда какой-то листок и сказал:
52
— Взгляни вот, Кей. Забавно, не правда ли? Это копия завещания
Айвора, предельно краткого. Послушай: «Так как у меня нет родни, за-
вещаю двадцать пять тысяч долларов, всю недвижимость на Бермудах,
виллу «Шторм» моей двоюродной сестре Алисии Ламсден». Должен при-
знать, это одна из его удачнейших шуточек. Алисия Ламсден, уволенная
тобой с работы, является наследницей и полной хозяйкой «Шторма».
Так что не мы ее, а она нас может выставить из этого дома, если по-
желает воспользоваться своим правом владелицы.
Глава 10
Да, это была шутка в духе Айвора Дрейка. Теперь его злая воля заста-
вила Чилтернов полностью зависеть от ненавидящей их Алисии. В то же
время завещание выдвигало саму Алисию на первое место в списке лиц,
подозреваемых в убийстве!
Кей спросила улыбающегося Гилберта:
— Неужели ты на самом деле находишь это забавным?.. Если она
знала о завещании, то она здорово сыграла свою роль, чтобы оговорить
нас, дабы оправдать себя.
— Едва ли есть основания подозревать ее в убийстве. Айвор никому
не говорил о завещании, Алисия его страшно раздражала. А написал он
его два года назад, поскольку она единственная родственница. Тогда ему
казалось, что у него еще будет время все обдумать и, возможно, даже
изменить данный пункт завещания.
Кей возмутилась:
— Гилберт, о чем ты рассуждаешь?.. Что вас теперь ждет? Она, конеч-
но, ухватится за это завещание и без колебаний выставит нас отсюда.
— К сожалению, я как адвокат обязан посвятить ее в дела Айвора и
сообщить ей столь приятную новость. Дальнейшая судьба наша в руках
Господа Бога. Несомненно одно: как только разделаемся с полицией,
нам придется возвратиться в Питсбург в свой заложенный дом.
Легкость, с которой он все это говорил, удивила Кей. Она знала, как
вреден для него климат Пенсильвании. Его болезнь станет прогресси-
ровать. Да и на какие средства они станут там жить?
— Гилберт, у меня есть сбережения, я неплохо зарабатываю, так что
деньгами с вами поделюсь. Плюс доходы с приданого Мод, на жизнь
вполне хватит...
Его лицо вдруг стало мрачным, и он заговорил глухим голосом:
— Дела обстоят гораздо хуже, Кей. Ради Бога, не возмущайся, на-
берись терпения и выслушай меня. Я давно хотел с тобой поговорить.
Пожалуй, ты права, что была обо мне невысокого мнения.
Кей испуганно посмотрела на его довольно спокойное лицо. Пони-
мает ли он, что отвечает не только за свою судьбу.
— Что же случилось?
53
— Я потерял все деньги, и свои, и Мод. Понимаешь, ирония судь-
бы... Как советник и адвокат я принес Айвору огромные доходы. Мне
подвернулось одно выгодное дело, я рискнул вложить в него не толь-
ко деньги Айвора, но и свои собственные. Но перестарался: приобрел
акций на большую сумму, чем имел капитал. Результат ужасный. Дело
остановилось из-за смерти директора, я должен был немедленно пред-
ставить гарантии на все акции, пришлось на время взять деньги Мод...
И вдруг я заболел... Айвор перед отъездом был очень доволен, бла-
годарил меня. Он заработал на этом деле даже больше, чем я ему обещал.
Я рассказал Айвору о своей неудаче. Он заверил, что постарается взять
мои акции в Нью-Йорке. Сейчас они настолько поднялись в цене, что
я не только верну все свои долги, но и нам еще прилично останется на
жизнь.
— Ну и чем все это закончилось?
— Я не смог вчера поговорить с ним наедине, но все же спросил его.
Он сказал, что привез мои акции, и поскольку они так сильно поднялись
в цене, то составят, мол, неплохой свадебный подарок.
— Постой, не понимаю... При чем тут подарок, ведь акции-то, по
сути дела, принадлежат Мод.
— Да, они принадлежали бы нам, если бы Айвор успел их нам отдать,
а они остались у него.
— Где же они?
— Полагаю, что все документы у него в багаже. Я слышал, что Дон
Верд отвез все чемоданы Айвора на остров, в павильон... Ты теперь по-
нимаешь, как можешь мне помочь? Только ты одна, Кей. Майор раздул
крупное криминальное дело. Если ему попадут в руки наши бумаги, он
наверняка наложит на них арест. Потом придется доказывать, что они
являются нашей собственностью... Все всплывет наружу, Мод узнает,
что я без согласия распоряжался ее капиталом.
Густой румянец покрыл его лицо.
— Понимаешь, Кей. Нам необходимы наши бумаги. Без них мы
пропали!
— Ты хочешь, чтобы я их поискала в чемоданах Айвора?
— Правильно. Полиция пока не интересовалась павильоном. Если бы
тебе удалось найти эти бумаги, все было бы в порядке. Я теперь калека,
Мод не могу просить. Остаешься ты одна.
• — Но ведь майор категорически запретил посещать остров.
— Рано он сюда не явится, я его хорошо знаю. Полицейские охра-
няют только пляж. Ты же отправишься на остров со стороны виллы
Морли, тебя никто не увидит.
— Я ничего не смыслю в этих бумагах. Что мне искать?
— Ищи папку, в ней должны лежать акции, сертификаты, облигации.
Чтобы найти наши, ты должна принести мне всю папку. Но учти, я не
. хочу, чтобы кто-нибудь знал об этом, даже Мод.
Кей недолго колебалась.
54
— Хорошо, Гилберт, я сделаю то, что ты просишь.
— Очень тебе благодарен. Судя по выражению твоего лица, ты счита-
ешь, что я толкаю тебя на преступление. Но поверь, в этом нет никакого
нарушения закона. Так что поспеши.
Кей торопливо вышла из спальни.
Часы в гостиной показывали ровно семь. Можно было, значит, ус-
петь съездить на остров. А где же взять ключи от чемоданов Айвора?
И тут она припомнила, как Айвор приказал Дону отвезти багаж на ос-
тров и отдал ему ключи, чтобы тот распаковал его чемоданы. Ключи у
Дона.
Она побежала к домику, белевшему в густой зелени кедров. Тихо по-
стучав, открыла дверь и увидела Дона, который в глубокой задумчивости
сидел у стола, заваленного книгами.
— Мне нужно кое-что отыскать в чемоданах Айвора. Помогите мне,
пожалуйста, вы ведь распаковали его чемоданы...
— Я рулевой, а не лакей. Привез и бросил в спальню.
— А где ключи?
— Положил там на туалетный столик... Неужели вы решитесь ехать
туда, несмотря на приказ майора?
— Это крайне важно для семьи, поэтому я во что бы то ни стало дол-
жна добраться туда. Надеюсь, от виллы Морли меня не увидят.
— Не увидят... Майор только что убежал с пляжа, сел на велосипед и
укатил... Садитесь и вы на велосипед, если поторопитесь, то успеете
вернуться до прихода майора. Но ехать надо к вилле Морли.
Он провел ее к гаражу и дал велосипед.
— Скажите, вам удалось поговорить с Эллен?
— Она мне сказала, что была тут совсем недолго. Вы поссорились,
даже порвали на ней платье.
— Мы с ней поссорились? Как можно такое говорить? Эллен при-
ходила ко мне и сказала, что вся история с Айвором — недоразумение,
а любит она меня, и мы поженимся.
Он взглянул на Кей и радостно улыбнулся, но тотчас же улыбка ис-
чезла с его лица.
— Почему вы так смотрите на меня? Неужели не верите?
— Видите ли, Эллен мне сказала совсем другое. Дон, мол, сумасшед-
ший. Она любила одного Айвора, поэтому пошла просить Дона оставить
ее в покое. Он же набросился с поцелуями, она вырвалась и разорвала
платье.
— Боже, ну как же это понять? Она сама целовала меня, и платье у
нее было совершенно целое. Я ее проводил, все было в порядке...
У бедного парня вдруг страдальчески исказилось лицо, будто он узнал
что-то страшное.
— Знаете, когда я нашел ее разорванное платье с кровавым пятном у
ворота, я постарался отогнать ужасные подозрения. Но, видимо, надо
смотреть правде в глаза...
55
— А почему бы вам не пойти к ней и не узнать всю правду? Вы един-
ственный, кто может это сделать. Отнесите ей платье и...
— Я сжег его в камине.
— Сожгли?
— А что я мог еще сделать? Какие мысли появились бы у полиции,
если бы они нашли это платье? Но я, конечно, пойду к ней. Что бы она
ни натворила, я от нее никогда не откажусь. Ведь вы тоже на нашей
стороне, не правда ли?
— Да, конечно.
Дон крепко пожал ей руку.
— Спасибо... Если хотите попасть на остров, то спешите. Поезжайте
вдоль залива. Первый дом, белый с розовыми жалюзи, и будет виллой Мор-
ли... Желаю удачи.
Глава 11
Кей немного проехала по пешеходной тропинке, потом свернула на
дорогу. Ехать было трудно. Вскоре дорога, обсаженная по сторонам гус-
тыми кустами, круто свернула к заливу. И тут она увидела белую с ро-
зовыми жалюзи виллу, где когда-то жила Роз-Мари...
Она спрятала свой велосипед в зарослях, прошла за ограду, обогнула
пустой дом и очутилась на пристани. Там стояли разноцветные каяки, а
на противоположной стороне виднелся островок Айвора. Он заслонял
«Шторм», была видна только крыша виллы.
Кей села в крайний каяк и оттолкнула его от причала, всполошив
целую стаю рыбок.
Приплыв на остров, она привязала каяк к пню в маленькой бухточке,
скрытой среди скал, и побежала вверх по крутой тропинке прямо к па-
вильону. Осторожно войдя в него, осмотрелась. Все там выглядело по-
прежнему. Вот и маленькая спальня, где Айвор должен был провести
ночь. Постель была аккуратно заправлена.
Кей взяла с туалетного столика ключи и открыла чемодан. Под акку-
ратно сложенными рубашками нашла папку, перетянутую резинкой.
Она раскрыла ее и увидела бумаги и акции, на которых значилось имя
Мод Бинярд.
Она завязала папку, быстро закрыла чемодан и вытерла на нем носо-
вым платком следы своих пальцев.
Теперь надо было поскорее вернуться к вилле Морли. С папкой в
руке она подошла к дверям спальни и замерла от страха. В соседней
комнате послышались шаги, там явно кто-то ходил.
Она нервно заметалась по комнате, выискивая место, куда можно бы-
ло бы спрятаться. Но нигде не нашла. Окна забраны решетками, шкаф
слишком мал. Тогда она подбежала к кровати и засунула папку глубоко
под матрас, тщательно разгладив покрывало. Едва она успела отойти от
56
кровати, как дверь отворилась и на пороге возникла спокойная и даже
безразличная Мод.
Увидев сестру, она ничуть не удивилась и как ни в чем не бывало
спросила:
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Вижу, ты очень рано встала.
Готов ли завтрак?
Сначала Кей почувствовала облегчение. Но потом ее поразило стран-
ное поведение сестры. Ведь Мод всегда была такой простой и доступной,
а сейчас ее словно подменили. Она замкнулась в себе, видимо скрывая
какую-то страшную тайну. Недаром советовала кому что говорить, ска-
зала майору неправду во время допроса, а теперь вот явилась сюда на
остров вопреки строгому запрету полиции.
Кей подошла к кровати и расправила складку на покрывале. Кей не
могла понять, сделала она это специально или потому, что любила
порядок.
— Ты сюда пришла с какой-то целью, Кей?
— Нет, просто так... отвлечься...
— Так же, как и я. Майор удалился, и я подумала, может, смогу что-
нибудь тут найти... Меня беспокоит дневник Роз-Мари. Вот я и приехала
проверить, нет ли его здесь.
Кей сжала сумочку, где хранила дневник.
— Не понимаю, почему ты решила искать его здесь? Ведь Айвор не
добрался до острова.
— Знаешь, об этом я как-то не подумала. Мне не хотелось, чтобы
дневник попал в руки полиции.
— Ты можешь не волноваться, он у меня.
Открыв сумочку, она достала дневник и протянула сестре. Мод по-
смотрела на зеленую тетрадку как-то неопределенно: то ли испуганно,
то ли недоверчиво.
— Где ты его нашла?
— Он валялся в кустах возле пляжа.
— Возле какого пляжа?
— Возле нашего. Кто-то забросил его туда или спрятал... Ведь ты
была на пристани, провожала Айвора. Неужели ты мне ничего не
скажешь?
Кей не спускала глаз с сестры.
-—Ноя ничего не знаю, право, Кей.
— Не надо, Мод! Как же я могу вам помочь, если вы все от меня
скрываете правду. Как ты не понимаешь, что бы ни произошло ночью,
я всегда буду с вами...
Но сестра уже взяла себя в руки.
— В чем дело, Кей? Уж не думаешь ли .ты, что я причастна к
убийству?
— Как мне знать, Мод, если ты не говоришь правду? Ты ведь об-
манула майора, сказав, что ты, попрощавшись с Айвором, тут же ушла с
57
пристани домой. А я знаю, ты возвращалась оттуда минут через десять
после его отъезда.
— Ах, так ты меня видела? А как же я...
— Мод, не притворяйся такой безразличной. Неужели ты не пони-
маешь, как важна тут любая мелочь? Скажи, почему ты не сразу ушла,
как отплыла моторка? Что ты там делала?..
— А что я, по-твоему, могла там делать?
— Не знаю, главное, к какому выводу придет Клиффорд.
— Дорогая Кей, я заранее догадываюсь, что подумает майор. Ска-
жет, поскольку я целых минут пятнадцать оставалась наедине с Айвором
Дрейком, у меня была возможность за это время ударить его чем-то тя-
желым по голове и перетащить в лодку, отвезти его в залив, выбросить
в воду и приплыть назад. Ведь я умею управлять моторкой, а также не-
плохо плаваю...
В этом спокойном, несколько ироническом перечислении фактов
было что-то мелодраматическое.
— Если майор узнает, что я соврала, — уже деловито продолжала
Мод, — он придет к логическому выводу: я убийца Айвора Дрейка. Это
как раз в стиле майора...
— Но, Мод, что ты будешь делать, если он все узнает?
— Вряд ли такое случится. Ты единственный человек, который знает,
что я солгала. Но ведь ты меня не выдашь, верно?
— Безусловно. Но учти, Клиффорд и без меня может все выяснить.
— Ну, милая, если он узнает, пускай сам и решает, что делать
дальше.
Они стояли в маленькой спальне и молча смотрели друг на друга.
Мод, только что прекрасно владевшая собой, стала вдруг невероятно
понурой. Видимо, это заставило Кей задать вопрос, которого она сама
испугалась:
— Выходит, если бы майор обвинил тебя, ты бы не стала оправ-
дываться?
— Да, Кей, я ни с кем не хочу спорить.
— Даже со мной?
— Кей, — тихо спросила Мод, — почему мы должны говорить об
этом? Я и без того расстроена.
— Не могу же я допустить, чтобы майор считал это убийством. Нет,
я просто с ума сойду, если буду подозревать в убийстве Айвора Дрейка
каждого из нас... Тебя, Эллен...
— Эллен? О чем ты говоришь?
— Рассказать тебе все, что знаю об Эллен? О тех фактах, которые
она так старательно скрывает. Например, ее белое вечернее платье, в
котором она сидела за обедом. Оно разорвано сверху донизу, а ворот в
крови. Она утверждает, что платье порвалось во время борьбы с Доном,
когда тот хотел ее поцеловать. Но Дон это отрицает, И я верю ему, а не
Эллен/
58
В глазах Мод появился безумный страх.
— Но это еще не все. Терри видел человека, плывущего в сторону пляжа
в то время, когда погиб Айвор. Человек тот был в серебристой шапочке.
А Эллен говорит, что туда не плавала, но она уже столько раз лгала, что я
не могу ей верить. А ведь это невероятно важный факт. Понимаешь, когда
мы с Симоной нашли мертвого Айвора, у него в руке была зажата шапочка
Эллен.
— Ох, Кей!
— Не переживай, Мод! Я успела спрятать шапочку от Симоны, а по-
том отдала Эллен. Так что об этом знаю только я. Эллен клянется, что
не видела Айвора в тот поздний час. И когда я отдала ей шапочку, все
равно продолжала лгать. А сейчас и ты поступаешь точно так же. Ведь я
хочу вам помочь, а сделать это не смогу, если вы будете врать.
— Про Эллен все, что ты сказала, правда?
— Конечно.
— Не думала я, что дело обстоит так скверно! Я надеялась все уладить
сама, но, видимо, тебе придется мне помочь. Я и Гилберт виноваты во
всем. Если бы не мы, дети никогда не узнали бы Айвора Дрейка... Да,
ты права, я обманула майора. Я не видела, как Айвор сел в моторку.
— Так ты с ним разговаривала?
— Нет, я просто проводила Айвора до пристани. Там была Эллен. Она
попросила меня уйти, поскольку хотела поговорить с ним наедине.
Мод тяжело вздохнула.
— Если бы ты видела Эллен. Она была страшно расстроена, в руках
держала зеленую тетрадь. Тогда я не знала, что это дневник Роз-Мари.
Как он оказался у нее, я догадалась позже, во время допроса. Очевидно,
после обеда она прошла в твою комнату и взяла дневник. Она, наверное,
видела его у тебя. Из него Эллен и узнала, каково подлинное лицо
Айвора. Вот почему и поджидала его на пристани.
— Мод, когда Эллен ждала Айвора, она была в платье или в ку-
пальнике?
— В белом платье.
— Оно не было разорвано?
— Нет, нет. И на лице у нее не было царапины.
Итак, Эллен соврала. Она пришла на пристань уже после свидания с
Доном.* С ним у нее не было никакой ссоры.
— Господи, Мод, как ты могла оставить ее наедине с ним?
— А что я могла сделать, я страшно беспокоилась. Ты теперь пони-
маешь, почему я не сразу вошла в дом, а осталась на тропинке. Я хотела
дождаться Эллен и узнать, о чем она говорила. Прошло минут десять,
смотрю, моторка отошла, и я вернулась на пристань. Но девочки там не
было. Я подумала, что она уехала с ним на остров, вернулась в дом и
хотела поговорить с тобой о дневнике, но ты куда-то ушла.
Я все гадала, зачем она согласилась с ним поехать, потом услышала
ваши голоса, вышла из дома и увидела всех вас на пристани.
59
Кей была вне себя. Ей представлялась такая картина: Айвор пытался
вырвать из рук Эллен дневник, она его не отдавала. При этом он порвал
ей платье. Дневник он отнял и зашвырнул в кусты, но при этом оступил-
ся и упал, ударившись о камни. Испуганная Эллен в разорванном платье
помчалась к Дону, но его не оказалось дома. Переодевшись в купальный
костюм, Эллен вернулась на пристань. Увидев лежащего Айвора, решила,
что он умер. Перетащила его с пляжа в моторку и направилась в залив.
Дальше все ясно. Она бросает тело за борт. Нов воде к Айвору воз-
вращается сознание, он срывает с ее головы шапочку, однако запутывается
в тросе и тонет.
Обнаружив, что шапочка исчезла, девушка плывет на остров искать
ее. Там мы с Симоной и встретили Эллен.
Мод прошептала:
— Кроме нас с тобой никто не знает, что она была на пристани.
— Мод, милая, никто и не узнает, не сомневайся.
Можно только представить, что творилось в сердце матери, подо-
зревающей, что ее дочь убийца!
— У меня не было сил расспрашивать Эллен о всех подробностях.
Пусть лучше подозревают меня, лишь бы он не узнал правду! Господи,
из-за нее и ты попала в такую историю...
— Да мне ничего не грозит, Мод. Я боюсь только одного: как бы мы
не сделали неверного шага и не погубили бы Эллен!
— Надо немедленно уничтожить дневник. Майор о нем не знает. Он
считает, что все были в восторге от предстоящего брака. Но если он про-
чтет записи Роз-Мари, то начнет нас подозревать. Пойдем сожжем его.
Мод побежала к выходу, Кей немного задержалась, ей хотелось взять
папку с собой. Но куда ее спрятать?
— Скорее, Кей, надо спешить. Если майор приедет и не застанет нас
дома, будет ужасно!
«Сейчас дневник важнее, — лихорадочно соображала Кей. — За пап-
кой вернусь позднее — найду какой-нибудь предлог».
Они вышли на террасу.
Мод сказала:
— Я спрятала свой каяк в маленькой бухточке. Если майор и поя-
вится, со стороны виллы нас не будет видно, так что пошли туда.
Обойдя дом, они оказались на полянке, как бы нависшей над гладью
воды. Со всех сторон она была окружена густыми кустами.
— Самое подходящее место, — сказала Мод. — Надо порвать тетрад-
ку, так она скорее сгорит. У меня есть спички.
Мод стала просматривать страницы, затем решительно оторвала зе-
леную обложку и бросила ее на землю, следом полетели одна за другой
вырванные страницы.
Вдруг сзади треснула ветка. Кей сразу обернулась и от страха присела:
на полянку выходили доктор Шорн в белом летнем костюме и хмурый
майор.
60
Глава 12
«Все пропало, — подумала Кей, — это конец».
— Вот так сюрприз! — громогласно сказал майор.
Он властным движением протянул руку к Мод, которая держала ос-
татки дневника.
— Поскольку все это вы хотели сжечь, значит, они вам не нужны.
Дайте-ка сюда записи.
Кей следила за сестрой, как она выйдет из создавшегося положения?
Но Мод совершенно спокойно подала ему листы.
— Прошу объснить, что вы тут делаете? Я запретил сюда приезжать
без моего ведома.
Мод улыбнулась с достоинством светской дамы.
— Да, конечно, все верно. Но тут такое дело: до вчерашнего дня здесь
жил Терри, мой сын. У меня не было времени сразу забрать его личные
вещи. А ему сегодня надо переодеться. Вот мы и приехали сюда, чтобы
взять хотя бы его рубашку и шорты.
Все прозвучало настолько убедительно и правдоподобно, что майор
даже ничего не возразил.
— Тогда скажите, почему вы хотели уничтожить эти записи?
Мод ответила не задумываясь:
— Тут есть такое, чего не следует читать детям. Я не хотела, чтобы
этот дневник попал им в руки.
— Ах так? Тогда придется взглянуть на записи...
Он принялся просматривать листки.
Кей посмотрела на доктора. Его темные глаза как будто говорили, что
он все понимает и сочувствует им.
Прошло еще несколько томительных минут. Наконец майор поднял
голову и усмехнулся.
— Теперь мне понятно, почему вы не хотели, чтобы дети прочитали
это. И конечно, еще боялись, как бы дневник не попал в мои руки...
Майор не скрывал своего злорадства. Он повернулся к Кей.
— Итак, как я понял, это дневник первой жены мистера Дрейка.
И по всей видимости, он принадлежит вам?
— Роз-Мари была моим другом и прислала мне свой дневник перед
смертью, — пояснила она.
— Мистер Дрейк обрисован здесь весьма непривлекательными крас-
ками. Смею предположить, что вы, узнав о предстоящем замужестве
племянницы, взяли дневник и поспешили на Бермуды, чтобы помешать
свадьбе.
Он не спрашивал, а просто утверждал.
— Теперь я представляю вас в ином свете, чем раньше. Вы, оказы-
вается, не просто родственница, приехавшая на свадьбу, роль ваша здесь
куда значительней. Из этого могу сделать вывод, что смерть мистера
Дрейка не могла повергнуть вас в отчаяние. Да и те, кто прочел дневник,
61
не слишком о нем переживают. Кстати, прошу сообщить, кто его читал,
кроме вас?
Кей понимала, что она не имеет права никого впутывать в эту ис-
торию с дневником, и твердо сказала:
— Никто. Даже сестра не видела его до сей минуты.
— Очень странно, мисс Бинярд. Казалось бы, вы должны были от-
крыть глаза Чилтернам, к чему может привести брак их дочери с таким
человеком, как Дрейк. А вы весь день молчали. Еще раз спрашиваю: вы
подтверждаете свои слова?
— Конечно. Торопиться с подобными разоблачениями было бы без-
рассудно. Я хотела приглядеться к мистеру Дрейку, возможно, он пере-
менился в лучшую сторону...
— Иными словами, вы просто решили сами во всем разобраться.
Сначала вы заявили, что просто так катались с мисс Морли по заливу.
А я склонен думать иначе. Вы поджидали на пристани мистера Дрейка,
сказали, что покажете дневник Чилтернам, и потребовали разрыва с ва-
шей племянницей. Могла произойти крупная ссора, он упал нечаянно,
ударился головой о камень и потерял сознание... Если бы не слова мисс
Морли, подтверждающие ваше алиби, я был бы склонен в пользу данной
версии.
— У вас богатая фантазия, майор! Я не уверена, что это плюс для
офицера полиции! — произнесла Кей язвительно.
Опешив, майор пробормотал:
— Правда, миссис Чилтерн видела в моторке мистера Дрейка живым
и здоровым.
Но вдруг он зло ухмыльнулся.
— Нельзя забывать, что эти показания давала ваша родная сестра.
В ответ Кей презрительно пожала плечами, показывая этим свое пре-
небрежение к его словам. Она решила стоять на своем. Сказать же правду
она не могла: тогда бы она погубила Эллен и подвела доктора Шорна. Да
и Симоне она не слишком доверяла.
Майор же, засунув дневник во внутренний карман, довольно учтиво
произнес:
— Встреча с вами, уважаемые дамы, оказалась для меня весьма полезной.
Мы с доктором хотели осмотреть павильон, но сперва необходимо отправить
вас домой.
Мод сказала:
— Не затрудняйте себя, майор. У нас есть каяк, мы сами прекрасно
доплывем.
— Нет, нет, мы вас доставим. Для нас это будет большое удо-
вольствие.
Он опустился на колени, собрал с земли клочки дневника и обратился
к Мод:
—* Можете пройти в павильон и забрать вещи своего сына.
В ответ Мод вежливо поклонилась:
62
— Благодарю, майор, вы очень любезны.
Они прошли в павильон. Кей в отчаянии думала, что теперь у нес нет
ни малейшей возможности достать папку из-под матраса. Сумеет ли она
еще раз попасть сюда до того, как полиция все перероет в павильоне?
Майор выдвинул ящики комода с аккуратно сложенным бельем, выб-
рал бордовые шорты и белую рубашку.
— Угодил ли вашему сыну? Надеюсь, я не слишком старомоден? —
спросил он. протягивая Мод вещи Терри.
Глава 13
Сестры в сопровождении майора Клиффорда, который не спускал с
них глаз, прошли к тупоносой лодке и сели посредине. Доктор устроился
на носу. Веслами стал грести майор, направляя лодку к «Шторму».
Первым на пристань выскочил доктор и помог сестрам выйти из лод-
ки. И все пошли сразу к вилле. Шествие замыкал майор с каменным
лицом.
Когда они поравнялись с домиком Дона, оттуда выскочил полицей-
ский и обратился к майору:
— Я ищу вас все утро, был у вас дома, но опоздал. Мне нужно сооб-
щить вам нечто важное.
— Ты должен был следить за пляжем, не покидая его ни на минуту!
Доктор, проводите дам в дом, я вас догоню.
Он отошел в сторону и заговорил с полицейским. Остальные двину-
лись к дому, поднялись на террасу и прошли в гостиную. Сидевшие там
Эплен и Дон при появлении Мод смутились и вскочили с мест. Лицо у
девушки было бледным и печальным, царапины выделялись еще ярче.
Дон выглядел сердитым.
— Как поживаешь, Тим? А где же майор?
— Сейчас появится. Задержался по дороге.
Дверь из холла распахнулась, и появилась Симона, как всегда яркая
и экзотичная. Она была в белых брюках и блузке с широким зеленым
поясом. Глаза ее сверкали, а лицо было спокойно и безмятежно, без
каких-либо следов вчерашнего отчаяния.
— Доброе утро, Эллен. Я была дома, там увидела твой велосипед и
приехала на нем. Мне нужно с тобой поговорить.
В этот момент в гостиную вышел Терри. У него был очень расстроен-
ный вид.
Мод протянула ему вещи.
— Возьми, милый, я кое-что тебе привезла с острова.
Ничего не понимая, Терри удивленно взглянул на мать и поблаго-
дарил ее.
Вдруг все разом замерли, услышав тихое шуршание колес. Дверь из
холла отворилась, и на своем кресле ч гостиную въехал Гилберт.
63
Он вопросительно посмотрел на Кей, та слегка мотнула головой, да-
вая понять, что миссия, предпринятая ею, не удалась, и тут же отвела
глаза в сторону, так как за Гилбертом гордо вплыла Алисия Ламсден.
Она подозрительно посмотрела на всех, и ядовитая усмешка тронула ее
губы. Одета она была так же, как и всегда, однако на лице ее выражение
скромной почтительности сменилось наглой самоуверенностью.
Кей сразу поняла, что Гилберт уже успел сообщить ей о завещании,
и она сразу же почувствовала себя хозяйкой «Шторма».
— Чего мы все здесь ждем? — спросила Эллен. — Мне хочется пойти
на свежий воздух.
Доктор посмотрел на нее и сказал:
— Майор просил не расходиться, он намерен поговорить со всеми
вместе.
Вскоре за дверью раздалсь шаги, и в гостиную вошел майор. Он обвел
проницательными глазами присутствующих, с минуту постоял в позе
Наполеона и низким зычным голосом заговорил:
— Очень хорошо, что все вы собрались здесь. Попрошу вас еще раз
подтвердить свои показания. Я считаю, что нападение на мистера Дрей-
ка было совершено либо на пляже, либо недалеко от него. Тело тащили
по песку к воде. Вчера вы говорили, что не были там вечером. Все ли
настаивают на этом?
Все молчали. Эллен стряхнула пепел с сигареты в пепельницу.
— Значит, никого там не было?
— Я лично не была, — сказала Мод. — Полагаю, там никто из нас
не был.
С довольным видом майор посмотрел на всех собравшихся, потом не-
ожиданно произнес:
— А кто из вас вчера был в белом атласном платье?
У Кей от страха сжалось сердце, Дон со стуком уронил на пол пачку
с сигаретами.
— В тот вечер я была в белом платье, — ответила Кей.
Майор опустил руку в карман, и Кей вздрогнула: что сейчас будет с
Эллен, когда она увидит дневник Роз-Мари. Но никакой тетрадки он не
вытащил.
— Значит, вы были в белом платье, мисс Бинярд?
И тут раздался резкий голос медсестры:
— Эллен, вчера вы ведь тоже были в белом платье. Почему же не
скажете об этом мАйору?
После этого все внимание майора было сосредоточено на Эллен. Ка-
залось, он позабыл о Кей и смотрел только на ее племянницу.
Погасив сигарету, Эллен подняла свое бледное лицо.
— Да, вчера я тоже была в белом платье.
— И вы обе не были на пляже?
— Я там не была, — твердо сказала Эллен, в упор глядя на майора.
— Я тоже, — сказала Кей.
64
— Тогда я попрошу вас принести сюда ваши платья! — приказал майор.
Кей обомлела. Ведь платья Эллен уже нет, его сжег Дон.
— Хорошо, принесу, — сказала она, пожимая плечами.
— А вы, мисс Чилтерн? Вы тоже можете его принести?
Выразительное лицо Дона разом побледнело. Теперь он понял, что,
уничтожив ее платье, он нс спас Эллен, а погубил.
Эллен растерянно произнесла:
— Извините, майор, но я не могу его показать, у меня больше нет
этого платья...
Тот нахмурился.
— Что значит «нет»?
— Оно исчезло. Говорю же, у меня его нет.
— Значит, вы уничтожили платье. Почему? Вы не могли его носить?
Оно было разорвано? — Он усмехнулся. — Мой человек обнаружил в
кустах возле пляжа вот это.
И майор вытащил из кармана обрывок белого атласа от платья Эллен.
Он протянул его девушке и сказал:
— Надеюсь, вы не станете отрицать, что это лоскуток от вашего пла-
тья, оторванный колючками юкки. Теперь вы уже не будете утверждать,
что не были вчера на пляже.
Эллен с ужасом смотрела на майора. Тот извлек еще и дневник Роз-
Мари и сказал:
— Может быть, вы узнаете и это, мисс Чилтерн?
Девушка слегка ахнула. Это прозвучало как признание обвинений
майора.
— Так я и думал, — усмехнулся тот. — Хотя Бинярд и утверждала, что
дневник никому не показывала, но я-то знал, это неправда.
Эллен совсем поникла.
— Вчера вы заявили, что катались с братом на паруснике. Поскольку
это не так, может быть, вы нам скажете, что делали вечером?
Эллен хотела что-то сказать, но ее внезапно перебил Дон:
— Ничего не говори, Эллен! — крикнул он. — Это моя забота.
Его напряженное лицо выражало решительность. Он резко повер-
нулся к майору и заявил:
— Нет смысла дальше скрывать правду. Давайте решим все немед-
ленно... Это я убил его.
Глава 14
Потрясенные признанием, все молча смотрели на Дона. А Гилберт
даже согнулся в кресле и крепко сжал пальцами подлокотники.
— Дон, ты не должен... — чуть слышно пробормотала Эллен.
— Молчи, ничего не говори, — сказал он и встал между Эллен и
майором, словно защищая ее собой.
3 П. Квсшнн "Возвращение на Бермуды*
65
— Итак, майор, что вы намерены сделать со мной?
Тот неуверенно ответил:
— Все это так неожиданно, Верд!
— Я считаю, вы должны быть мне благодарны, я помог вам разгрызть
такой твердый орешек.
— Возможно, я вас и поблагодарю, если вы мне еще кое-что сообщите.
Дон Верд пожал плечами:
— Охотно.
— Вы читали дневник Роз-Мари Дрейк?
— Да. Эллен принесла мне его поздно вечером. Мне давно было из-
вестно, что Айвор — законченный негодяй и садист. А когда из дневника
еще узнал, как он изощренно издевался над несчастной Роз-Мари, я решил
во что бы то ни стало помешать женитьбе на Эллен. Все произошло так.
Я ждал Айвора на пристани. После игры в бридж он пришел туда с миссис
Чилтерн. Я спрятался в кустах. Когда они распрощались и миссис Чилтерн
ушла, я окликнул Дрейка и показал ему дневник. И конечно, сказал все,
что о нем думаю...
Остальное легко представить. Мы оба вели себя как дикари. Он упал,
ударившись головой о камень. Я подумал, что он умер, подтащил его к
моторке... и выбросил за борт.
Кей не поверила ни одному слову Дона, видно, просто он решил
спасти свою любимую девушку..
Майор спросил:
— Готовы ли вы подписать свои показания, Верд? Любопытно, но
существуют кое-какие расхождения между фактами и вашими показа-
ниями. Из рассказа ясно, что драка произошла на пристани. Непонятно
только, зачем тащить тело на пляж, ведь можно было просто перенести
его к причалу и сбросить в воду.
Дон немного смешался.
— Я сказал не совсем точно... драка была не на пляже, а между скал...
Майор посмотрел на него с усмешкой.
— Но ведь вы ушли около двадцати трех часов к Шорну и находились
у него в то время, когда произошло убийство. Прошу вас, доктор, под-
твердите.
— Возможно, он и знает, что делает, придумав такую небылицу, но я
еще раз подтверждаю: он пришел ко мне в двадцать три часа и ушел в
полночь, так что не мог убить Дрейка.
Дон, с возмущением глядя на доктора, закричал:
— Он лжет, потому что он мой друг, а я просил его подтвердить мое
алиби!
Майор снова усмехнулся:
-- Вижу, вам очень хочется, чтобы я поверил в то, что вы убийца. Но
сомневаюсь, что вам удастся доказать, что судебный врач дал ложные
показания, а теперь настаивает на них вопреки вашей воле.
Проницательные глаза майора вновь уставились на Эллен.
66
— Закончим этот ненужный разговор, зачем теперь терять напрасно
время? Я не нахожу мотива для вашего участия в преступлении, Верд.
А как вы тогда объясните, откуда появились царапины на лице мисс
Чилтерн, почему таинственно исчезло ее платье, а лоскуток от него ока-
зался в кустах?
Дон взорвался:
— Кто дал вам право вот так с ходу обвинять человека черт знает в
чем? Она могла быть на пляже, могла пораниться и даже порвать платье
случайно, и это вовсе не доказывает, что она убила Дрейка! Арестуйте
меня, покончим поскорее с этим делом.
— Мисс Чилтерн, как вы считаете, должен я арестовать Дона Верда
и покончить с этим делом?
— Нет, он наговорил на себя, чтобы спасти меня, потому что считает
меня убийцей.
Она повернулась к Дону, нежно улыбнулась юноше и совсем тихо
добавила:
— Знаю, ты решил взять всю вину на себя, потому что любишь меня.
Я тоже люблю тебя, Дон. Спасибо тебе, милый. Но все зря. Как ты этого
не понимаешь?
Она с благодарностью посмотрела на присутствующих в гостиной.
— Майор Клиффорд, они старались выгородить меня. И лгали вам,
думая, что спасают... Быть может, с вашей точки зрения, они поступали
дурно, но я им искренне признательна...
Но тут раздался голос Гилберта:
— Не только как отец, но и как адвокат предупреждаю тебя, Эллен:
ты должна быть крайне осторожна!
— Не расстраивайся, папа, все будет хорошо, — ответила она. — Пер-
вым солгал Терри: я не каталась с ним на паруснике, после обеда я вооб-
ще его не видела.
Взгляд ее задержался на дневнике, который был в руках майора.
— Я вижу дневник Роз-Мари. Вы знаете, его привезла сюда Кей. А когда
вчера я неожиданно вошла к ней, она читала этот дневник, и меня пора-
зило сильно расстроенное ее лицо... И страшно захотелось узнать, что же
там написано... После обеда я пробралась в комнату Кей и нашла тетрадь
в комоде.
Прочитав дневник, я поняла: все, что случилось с Роз-Мари, может
произойти со мной... И решила разобраться в своих чувствах... Я бы-
ла влюблена в Айвора, такого красивого и самоуверенного, как
молоденькие девочки в популярных артистов. Наверное, я бы долго бы-
ла в восторге от Айвора, если бы не встретила Дона. Я сразу поняла,
что полюбила его по-настоящему. Но я скрывала от него свои чувства...
Я хотела выйти замуж за Айвора, как ему обещала... Но в то же время
это было подло — любить одного, а выходить за другого.
Сначала я не- понимала, почему Терри и другие относились плохо
к Айвору. Они считали, будто я выхожу за него ради денег. Меня это
67
просто бесило. До встречи с Доном я была уверена, что поступаю пра-
вильно. Не стану скрывать, мне нравилось, что Айвор богат, что мы бу-
дем жить на Бермудах, и радовалась, что теперь моя семья никогда не
станет нуждаться...
Еще вчера у меня и в мыслях не было, чтобы разорвать помолвку.
Я готовилась к свадьбе, примеряла платье. И вдруг дневник.
Посторонний человек, который не знал Айвора, мог бы еще поду-
мать, что дневник написала истеричка, женщина с больным воображе-
нием. Я же поверила каждому слову Роз-Мари, ибо давно заметила, что
Айвор находил удовольствие в том, чтобы унижать и мучить людей. Те-
перь стало понятно многое из того, что прежде пугало. Нет, я не могла
стать женой Айвора и повторить путь его первой несчастной жены!
Она посмотрела на отца и ласково ему улыбнулась.
— Не сердись, милый папа. Наверное, мне надо было бы посовето-
ваться с вами... Но я думала лишь о Доне, о том, что больше не надо
притворяться и скрывать свою любовь. Взяла дневник и пошла к До-
ну. Я все рассказала ему и дала записки Роз-Мари, которую он знал с
детства.
Сперва, в бешенстве, он хотел бежать к Айвору, но я его не пусти-
ла и уговорила пойти к доктору Шорну, который был другом Дона. Там
Дон пробыл до двенадцати часов. Доктор может подтвердить мои слова,
верно?
Тим Шорн ласково ответил ей:
— Все правильно, да я и не думаю, что майор его подозревает.
— С трудом успокоив Дона, — продолжала Эллен, — я решила пого-
ворить с Айвором до того, как он уедет на остров.
Майор нахмурился.
— Значит, вы его видели вчера?
— Да, видела и говорила... Мама вам тоже сказала неправду. Я ждала
его на пристани, думая, что он будет один, и растерялась, увидев маму.
Потом попросила ее уйти. Мы остались вдвоем.
— Мисс Чилтерн, ближе к делу!
— Я хорошо понимаю, майор, какие факты вас волнуют. Но вы оши-
баетесь, у меня их нет... Все было так: я показала ему дневник, сказала,
что беру назад свое слово, между нами все кончено, я люблю Дона и
стану его женой. Даже сказала: если он вздумает мне мстить, опубликую
дневник.
Он пришел в ярость. По-моему, больше всего его задело то, что я
предпочла Дона. Айвор в злобе набросился на меня, пытаясь вырвать
дневник, тогда я взяла и забросила его в густые кусты юкки. Айвор не
стал искать его и почти побежал к моторке, чтобы отправиться на ос-
тров... Больше я его не видела.
Хмурое лицо Дона прояснилось, теперь он знал: Эллен не убивала
Айвора.
Однако майор спросил:
68
— Мисс Чилтерн, вы утверждаете, что это был последний разговор с
убитым. А как вы объясните: откуда у вас на лице царапина и почему в
кустах оказался лоскуток вашего платья?
— Все очень просто, майор Клиффорд. Как только Айвор сел в моторку,
я кинулась в кусты за дневником. Фонарика у меня не было. Я искала
записки в темноте, ощупью, о колючки оцарапала лицо и порвала платье.
— Как долго вы его искали? — хмуро осведомился майор.
— Минуты две-три. Вернулась мама и окликнула меня, но я затаилась
в кустах.
— Что дальше?
— Дневник я так и не нашла и отправилась к Дону, но его дома не
было. Потом я ходила по набережной, ожидая Дона. Со стороны острова
до меня донеслись голоса, и я поплыла туда. Там были Кей и Симона,
они стояли возле мертвого Айвора.
Дон вернулся домой поздно. Увидев мое разорванное платье, навер-
ное, он подумал то же самое, что и вы, испугался и сжег его.
Кей хорошо помнила, как на острове появилась Эллен, как она, на-
стороженно осматриваясь, что-то искала у моторки. Значит, снова ложь?
Или полуправда? А пижамные брюки, а выражение ужаса на лице Эл-
лен, когда она увидела разорванную шапочку?..
Майор оставался невозмутимым и спокойно спросил:
— Мисс Чилтерн, вы можете присягнуть, что Айвор Дрейк отбыл на
остров один и был жив и здоров?
-Да.
— Может, позже он возвратился на пристань?
— Нет. Я бы услышала шум мотора.
— Тогда следы на песке говорят о другом. Убийства здесь, на берегу,
не было...
— Но ведь из-за этих следов вы решили, что он был убит?
— Нет, мисс. Все не так просто, как вы думаете. Его могли убить на
самом острове. Или по дороге туда, если только вы сказали правду...
Но это уже совершенно новая версия. Теперь на все ложные показания
придется посмотреть иначе.
Глава 15
Теперь всем стало ясно, что майор не так глуп. Их старания не ввели
его в заблуждение.
Он взглянул на свои золотые часы и сказал:
— Наступило время ленча. Не стану вас больше задерживать. Сле-
дующий допрос назначен на два часа. Приходить всем не обязательно.
Мне нужны мисс Бинярд и мисс Морли, поскольку именно они обна-
ружили труп. Кого-нибудь пришлю за вами. Не волнуйтесь, это. всего
лишь обычная формальность.
,69
Он сочувственно посмотрел на Кей.
— Сейчас я отдам приказ полицейскому, чтобы он ни на минуту не
покидал пляж. Надеюсь, вы нашли утром на острове то, что искали. Если
нет, то теперь уже нс найдете.
Тут майор кивнул доктору, и они оба вышли.
Напряжение сразу спало. Дон и Эллен обрадованно подумали о том,
что самое страшное теперь позади. Если Дон был еще немного взвол-
нован, то Эллен казалась спокойной.
— Мама, папа, мы с Доном решили обвенчаться. И как можно ско-
рее. Надеюсь, вы не станете возражать?
Мод грустно улыбнулась:
— Не рано ли говорить об этом? Но если ты уверена, что будешь
счастлива, мы согласны.
Терри усмехнулся:
— Странная помолвка, но следовало бы ее отметить, так сказать...
— Отметить? — хриплым голосом закричала Алисия Ламсден. — Тело
Айвора еще не предано земле, а он уже спешит поздравить сестру с но-
вым женихом!
Мод резко произнесла: *
— Прекратите, Алисия!
— Никаких «Алисий». Могу кое-что вам сказать: прошли ваши хоро-
шенькие денечки. Знайте, Айвор мне завещал виллу «Шторм» и все, что
в ней. Бедняга знал, кто его верный друг. Мне, признаюсь, не терпится
расстаться с вами, я не так добра, как он. Я не позволю под своей кры-
шей находиться убийце.
Первой в себя пришла Симона. Она с гневом посмотрела на Алисию:
— Кто вам дал право обвинять Чилтернов? Ведь от его смерти выиг-
рали только вы! Как на это еще посмотрит майор Клиффорд.
Но та и не думала ее слушать.
— Терплю вас в своем доме лишь до тех пор, пока вы нужны полиции,
а там — скатертью дорога. Надеюсь, останетесь на Бермудах, но только в
тюрьме.
Лицо ее побагровело, маленькие глазки горели ненавистью.
— Я помогу полиции отыскать убийцу! Меня не проведешь!
Она деланно рассмеялась и важно вышла из комнаты.
Терри повернулся к отцу.
— Папа, какая муха ее укусила? Уж не помешалась ли она от радости?
— Ты недалек от истины. На нее неожиданно свалилось наследство.
--Так она может выставить нас отсюда?
— Алисия пока здесь не хозяйка, ведь завещание Дрейка не узако-
нено, оно им даже не подписано. Утечет немало воды, пока оно войдет
в силу. И если войдет.
— Папа, теперь ты должен прервать свое лечение и вернуться в Пит-
сбург? — покачала головой Эллен.
Мод с достоинством произнесла:
70
— Неужели ты думала, что мы останемся здесь после всего того, что
произошло? И самое же неприятное — видеть Алисию. Эта особа все
время говорит, будто Айвора убил кто-то из нас.
— Моя дорогая, — криво усмехнулся Гилберт, — это чушь чистой
воды. Если бы она знала, то давно бы сказала майору. Просто она вы-
ливает всю свою желчь на нас... Словом, не стоит об этом и думать.
Потом он повернулся к Кей:
— Дорогая, я утомился, не отвезешь ли меня в спальню. Ведь Алисия
больше меня не обслуживает.
Кей догадывалась, что Гилберту просто не терпится узнать, чем закон-
чилась ее вылазка на остров. Кей пошла к креслу, но Мод опередила ее
словами:
— Кей нужно переодеться перед ленчем, а потом она пойдет на
допрос...
И Мод увезла кресло.
Увиделись они лишь за столом. Завтракали в патио. Настроение у
всех было скверное, оно стало еще хуже, когда пришла Алисия. Раньше
она ела у себя в комнате и носила форму. Теперь была в коричневом
костюме и села во главе стола. Вела себя вызывающе, подчеркивая каж-
дым жестом, что именно она является хозяйкой дома.
Майор вернулся после ленча и захотел разобраться в бумагах покой-
ного. Он стал беседовать с Гилбертом, который являлся поверенным в
делах Дрейка. И Кей опять не смогла поговорить с деверем.
Она вышла на террасу. Там сидели мрачные Мод, Эллен и Дон. Они
с тоской смотрели на море. Погода явно портилась, солнце затумани-
лось, на горизонте собирались черные тучи, усилилась духота. Все гово-
рило о приближении бури.
Томительно тянулось время. На террасу вышли Симона с Терри, но
от этого никому не стало веселее.
Кей думала только о том, как ей снова попасть на остров и забрать
документы, спрятанные под матрасом. И понимала, что задача эта не-
простая. С террасы было видно, что к острову направился какой-то че-
ловек в лодке. Наверное, полицейский.
Тучи на горизонте сгущались, становились темно-лиловыми. Пос-
тепенно подбиралась буря, столь частая в этих местах.
Около шести из библиотеки вышел майор с большой папкой под
мышкой и скрылся в зарослях. А вскоре появился в своем кресле уста-
лый, побледневший Гилберт.
— Ох, нет хуже наказания, как иметь дело с невеждой... Ну, да ни-
чего. Партия в карты — вот средство позабыть майора. Что ты на это
скажешь, Кей?
Он смотрел на нее с тревогой.
— С удовольствием! — ответила она.
Кей покатила кресло в библиотеку, дверь туда была приоткрыта. Гил-
берт, наклонившись, распахнул ее шире.
71
Костлявая Алисия, низко склонившись, стояла над диваном и что-
то делала. Увидев их, она выпрямилась и бросила торжествующий взгляд
на Гилберта.
Не сказав ни слова, она вышла, закрыв за собой дверь.
— Как ты думаешь, что она здесь делала, Гилберт? — нахмурилась
Кей. — Мне показалось, она что-то спрятала под подушки. — Тот пожал
плечами.
Кей подошла к дивану и подняла оранжевые подушки. Под ними на-
ходилась ярко-зеленая. Она была мокрая и вся в пятнах. С подушкой в
руках она повернулась к Гилберту.
— Там ничего нет, не понимаю, почему у Алисии такой вид, как будто
она обнаружила что-то очень важное!
— Боюсь, что именно так оно и есть...
Гилберт улыбнулся, но улыбка получилась жалкой.
— Тут уж все равно ничего не поделаешь... Давай лучше поиграем в
кости.
Кей стала раскладывать двухцветные кружки. Приближалась гроза,
комната погружалась в сумерки.
Бросив кости, Гилберт спросил:
— Как я понял, тебе не удалось отыскать бумаги?
Продолжая игру, Кей рассказала ему подробности своей неудачной
поездки на остров.
— Думаю, если бы я не сунула папку под матрас, майор, наверное,
нашел бы эти документы...
— Как я понял из нашего с ним разговора, пока он их не нашел.
Значит, еще не все потеряно.
Но голос его звучал уже равнодушно, казалось, теперь все пере-
стало его интересовать. Иногда он надолго замолкал, уставившись в
окно.
— Поверь мне, дорогая, все, что рассказала моя дочь, было для меня
ужасным открытием. Какой я слепец! Я искренне верил, что она любит
Айвора. А оказывается, она жертвовала собой ради меня!
— Не стоит переживать, современные дети ничего не говорят своим
родителям.
— Вот-вот, а в итоге — убийство!
— Опомнись, Гилберт, ведь ты же сам говорил, что это несчастный
случай.
— Да, говорил, хватаясь, как утопающий, за соломинку. Сейчас все
складывается таким образом, что уже нет ни малейшей надежды!
Он совершенно забыл об игре. Сидел согнувшись. Куда девались не-
давняя уверенность и хладнокровие...
— Видишь ли, я всегда любил Эллен, и когда она была маленькой
крошкой, и теперь... Как ты считаешь, правду она сказала майору?
Видя его таким жалким, Кей не смогла сказать ему, что еще сом-
невается в показаниях Эллен. Она только спросила:
72
— Но ведь майор сказал, что его убили на острове или по дороге туда?
— Кей, ты должна любой ценой добыть мне документы из той
папки...
— Гилберт, не волнуйся. Я сделаю все, что в моих силах, но...
— Ты нс знаешь самого главного... Кроме акций и моих гарантий,
там есть еще кое-что более страшное... Понимаешь, я никогда не считал
Айвора таким идеальным, каким он хотел казаться, но все же уважал его.
Я был благодарен ему за помощь мне и моей семье. Но вчера утром,
когда он приехал, меня поразила его подлость. Он хотел поработить
меня. Понимаешь, после этого я его возненавидел. Дочь хотела вый-
ти за него, чтобы мне было хорошо. Мод навлекла на себя подозрения
майора, спасая Эллен. Теперь настала моя очередь. Ты должна спасти
безумца. Ради меня он совершил проступок... Да нет, просто пошел на
преступление... Не удивляйся и выслушай мой запоздалый рассказ...
Айвор был самым настоящим садистом. Он любил нравственные
пытки...
Случилось это в Питсбурге. Я еще лежал в больнице, все сбере-
жения ушли на лечение, но врачи признали меня безнадежным. Мод
не сдавалась. Она нашла врача, который взялся поставить меня на
ноги, но требовалось длительное лечение, и его стоимость намного
превышала наши возможности... Но Мод ничего не знала о нашем
положении. А вот дети знали, что мы остались без средств... Они час-
то встречались с Айвором, он жил неподалеку от нас в загородном
поместье и как раз начал ухаживать за Эллен. Дети обратились к нему
за помощью.
Разговаривал с ним Терри. Он попросил взаймы тысячу долларов. Но
Айвор не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над человеком,
сделать ему больно. Терри презирал его за эту патологическую страсть.
Конечно, это бесило Айвора. И вдруг нужда заставила Терри пойти к
нему с просьбой.
Нет, он не отказал ему. Пошел в свой кабинет и выписал чек. У маль-
чика появилась возможность спасти отца. Он стал благодарить Айвора
за великодушие, пока не разглядел, что чек был выписан всего лишь на
один доллар.
Увидев растерянное лицо мальчика, Айвор расхохотался и сказал,
что это для Терри должно быть наукой: нельзя критиковать людей, к
которым, возможно, придется обратиться за помощью...
Гилберт продолжил слегка охрипшим голосом:
— В отчаянии Терри решил подделать чек на тысячу долларов. В бан-
ке чек нс вызвал никаких подозрений, Айвор не опротестовал его, и я
был спасен. Наша признательность Айвору была для Терри настоящей
пыткой. Он боялся, если тот расскажет правду, это может меня убить.
Но нет, Айвор был сама любезность и предупредительность. Он попро-
сил у Эллен руки, предложил нам приехать к нему на Бермуды, где кли-
мат и море могли меня исцелить.
73
Мы все его заботы принимали за чистую монету, а Терри же потерял
покой. Айвор сказал ему, что спрятал этот фальшивый чек, и пригрозил
передать дело в суд, если Терри не извинится перед ним письменно.
Мальчик извинился, и мы прибыли сюда, благословляя нашего вели-
колепного спасителя.
Терри тоже приехал, он ведь хорошо знал, что значит для меня жизнь
на Бермудах, лечение, уход. Бедный мальчик молча нес свой тяжелый
крест. Мы же ничего не знали, возмущались его черствостью и неприяз-
нью к нашему благородному покровителю.
Только вчера утром Терри мне все рассказал. Айвор привез этот фаль-
шивый чек и свое заявление в полицию и сказал, что этот «свадебный
подарок» отдает лично мне в руки, поскольку считает неэтичным вы-
ступить против родственников жены с подобным заявлением.
Я слушал сына и не верил своим ушам. Ну как мог Айвор поступить
так подло? Ведь я принес ему такие огромные прибыли, удачно про-
ворачивая дела на бирже.
А после скандала за обедом Айвор явился ко мне страшно разъярен-
ным, заявил, что оставляет «свадебный подарок» себе, так что при ма-
лейшем неповиновении Терри попадет в тюрьму.
Можно только представить, как он издевался над бедным мальчиком,
когда он попросил у него деньги, и как жутко хохотал, довольный тем,
что обманул Терри... Все дело в том, что Терри сохранял достоинство и
не ползал у него в ногах... Я понял, что Айвор страшный человек, ради
своей прихоти он способен кому угодно сломать жизнь. Я так его воз-
ненавидел, что готов был убить. Самое главное — спасти Терри. Он попал
в затруднительное положение. У него нет алиби. Возможно, Айвор был
убит по дороге на остров. А в заливе в это время на паруснике плавал
Терри. Короче: если чек попадет в руки полиции, мальчик погиб!
Кей пришла в ужас.
— Значит, фальшивый чек и письменные извинения Терри находятся
в той же папке?
— Да, мне сказал сам Айвор... Понимаешь, ты должна добыть ее как
можно скорее! Потом будет поздно.
— Да, Гилберт! Я добуду эти бумаги... Что-нибудь придумаю...
— Очень сожалею, Кей, что не рассказал тебе всю правду, но мне,
понимаешь, хотелось скрыть проступок сына.
— Уж не думаешь ли ты, что он убил...
Гилберт показал глазами на дверь. На пороге стояла Эллен. Было
видно, что она едва держится на ногах, со страхом смотря на отца.
— Что случилось? — спросил он.
— Алисия... — шептали ее бледные губы.
Эллен подбежала к отцу, махнув рукой в сторону окна, откуда был
виден подъезд.
— Она нашла доказательства... Она знает, кто убил Айвора, и направ-
ляется к майору.
74
Глава 16
— И кого же она обвиняет? — спросил Гилберт.
— Не говорит.
— Очевидно, еще одна очередная сцена...
— Нет, папа, нет. Мы все сидели в гостиной, неожиданно она ворвалась
туда с диким криком, что у нее есть такая улика, которая убедит майора...
Любым способом надо задержать ее... Кей, папа, умоляю, сделайте.что-
нибудь!..
Странно, но Кей в тот момент не подумала, что Алисия может дей-
ствительно все знать. Ей казалось, что любой нормальный человек дол-
жен назвать убийцу, если он его знает.
Они поспешили в гостиную. Их встретила Мод и спросила:
— Что же нам делать? Ведь она хочет ехать к майору с доносом, го-
ворит, что у нее якобы есть неоспоримые доказательства. Я старалась
уговорить ее переждать бурю, но она и слушать не желает, побежала
наверх за плащом, сейчас отправится на велосипеде в полицию!
Все растерянно слушали, не зная, что предпринять.
Подобие усмешки появилось на бледном лице Гилберта. Он посмотрел на
Эллен:
— Разве можно ругать ее за то, что она хочет отдать убийцу в руки
правосудия? Именно так обязан поступать каждый честный человек.
Но Мод рассуждала иначе:
— Я знаю, что она ненавидит нас, но это не дает ей права кричать и
бежать в полицию, не поговорив с нами. Попытаюсь еще раз убедить ее.
Уходите все отсюда, при вас она больше раздражается, особенно она не
выносит Эллен. Мы с Кей постараемся удержать ее.
Испуганные и растерянные, они, понимая, что уже не смогут из-
менить ход событий, покорно вышли из гостиной.
А буря постепенно усиливалась, ослепительная молния то и дело
прорезала темно-лиловое небо от края до края. Загрохотал оглушитель-
ный гром, и хлынул ливень.
Раздались шаги Алисии Ламсден.
Она всегда производила впечатление чудаковатой особы, но сейчас
в ее костлявой фигуре было что-то зловещее...
Алисия облачилась в ярко-красный непромокаемый плащ и корич-
невую шляпу немыслимого фасона. В руке у нее был серый бумажный
пакет, перетянутый шнурком. С нарочитой медлительностью она спус-
калась по лестнице и остановилась на последней ступеньке. На некра-
сивом лице Алисии играла торжествующая усмешка.
Мод подошла к ней и заговорила холодным тоном:
— Вам не следует ехать в такой ливень. Подождите, буря скоро
кончится.
— Я не намерена ждать!
— Но в такую грозу просто опасно быть на улице.
75
— Вы считаете, что мне безопаснее находиться в этом доме? Нет, я
не хочу больше рисковать... Я с самого начала знала убийцу, но теперь
у меня есть вещественные доказательства, так что мне надо спешить.
— Следует все же быть человеком! Если вам на самом деле что-то
известно, то сначала об этом нужно сообщить нам.
— Зачем? Узнаете тогда, когда полиция предъявит обвинение убийце.
Повернувшись к Кей, она заявила:
— Не думайте, что я позволю вам обвинять себя. И не пытайтесь
уничтожить улику, ее отсутствие будет обвинять еще сильнее, чем ее
наличие.
Очевидно, медсестра была уверена, что Кей поймет ее таинственное
заявление.
— Мы даром теряем время, прошу меня пропустить.
— Поступайте как хотите, — тихо сказала Мод и отошла в сторону.
— Я скоро вернусь, но уже с майором Клиффордом и с ордером на
арест!
С этими словами она вышла.
— Пойду к Эллен, — сказала Мод, — она такая впечатлительная,
бедняжка.
Кей вернулась в библиотеку.
Гилберт сидел у камина. Увидев ее, спросил:
— Ну как?
— Ушла, не стала никого слушать, сказав, что если уничтожить ули-
ку, то это только усугубит вину убийцы.
— А не узнала ли она про письмо и чек? Господи, если бы я могла
попасть на остров! — в отчаянии сказала Кей. — Что же делать?
— Успокойся, Кей, паника — плохой советчик. Давай лучше закон-
чим партию...
Гилберт направил свое кресло к окну. Кей неохотно пошла за ним,
карточный столик у окна был залит дождем. Кей протиснулась к окну,
подтянула жалюзи, высунулась из окна, пытаясь закрыть фрамугу.
Через сплошную сетку дождя она видела сарай. Около него возилась
с велосипедом Алисия в ярко-красном плаще.
Кей тянула фрамугу изо всех сил, но та не поддавалась. На волосах и
ресницах Кей повисли дождевые капли. Смахивая брызги дождя с волос,
она заметила:
— Алисия выводит из сарая велосипед, но что-то у нее там не ладится.
Она и грозы не замечает, так ей хочется нам напакостить... Ох, Гилберт,
мне не закрыть окно. Сбегаю кого-нибудь позову...
Направляясь в гостиную, она услышала шаги на террасе. Потом по-
казался вымокший до нитки человек в дождевике. Когда он прибли-
зился, она узнала доктора. Он улыбнулся ей. Вода с его плаща стекала
прямо на ковер, но он этого не замечал.
— Нас с констеблем Мастерсом застала буря, он помчался домой,
будто черти за ним гнались.
76
— Будьте добры, помогите мне закрыть окно в библиотеке. Мне од-
ной не справиться, дождь льет прямо в окно.
Дождь снова усилился. Ветер дул в их сторону, но вдвоем им удалось
все же закрыть фрамугу.
Кей смотрела на смуглое лицо доктора, на его ласковые улыбающие-
ся глаза, и разом все неприятное отступило и показалось сущим пустяком.
— Я вам очень благодарна, — пробормотала Кей.
— Вижу, я появился весьма кстати. Вы бы тут без меня утонули...
Добрый вечер, Гилберт, я ехал на велосипеде, надеясь удрать от дождя,
но, как видите, ничего не получилось.
Мысли Кей снова вернулись к Алисии, которая, наверное, сейчас
тоже мчится под дождем по скользкой дороге, рискуя свалиться и сло-
мать себе шею... Сколько же ненависти у этой особы к людям, которые
не сделали ей ничего плохого. И почему она так спешила?
Тревожные мысли разрушили атмосферу тепла и покоя, которую соз-
дал своим приходом Тим Шорн. Сейчас он уговаривал Гилберта лечь в
постель и отдохнуть.
— На вас страшно смотреть, такой у вас измученный вид, лицо да-
же не бледное, а землисто-серое. Где же Алисия? Нужно отвезти его в
спальню...
— Вы же не знаете... — принялась было рассказывать Кей, но ее прер-
вал голос Гилберта:
— Она вышла.
Кей поняла, что он ничего не хочет говорить об этом доктору.
— Переждите здесь бурю, доктор, переоденьтесь. Вы совершенно
промокли.
— Спасибо за заботу, Гилберт, — ответил молодой врач и взгля-
нул на Кей. — Я поеду. Авось не растаю от дождя. Я же не Мастерс,
который при первых каплях дождя бросил свой пост и помчался под
крышу...
Учтиво раскланявшись, он ушел. А Кей с недоумением подумала о
том, что вот уже второй раз он дал ей понять, что полицейского на пляже
нет. Вряд ли это было случайным. Скорее всего, ради этого он сюда и
заезжал...
Гилберт пробормотал:
— Так и не понял, что ему было нужно... Но одно я сообразил: по-
скольку страж убежал с пляжа, значит, появилась возможность неза-
метно пробраться на остров.
— Вот именно. И поэтому я сейчас же поеду туда. Господи, помоги
мне уничтожить эти бумаги до того, как они попадут в руки майора.
— Ой, Кей, ехать туда в разгаре грозы очень опасно...
— Если бы не буря, не было бы у меня ни шанса попасть туда.
— Думаешь, на этот раз удастся?
— Я почему-то уверена, что сумею доставить тебе все бумаги и акции.
Я возьму твой дождевик.
77
— Кей, чем я смогу отплатить тебе?
— Мы ведь не чужие...
Она отвезла Гилберта в спальню и включила свет.
— Мой дождевик в шкафу, только ты в нем утонешь.
— Не имеет значения, зато он черный и укроет меня до пят.
Наклонившись, она поцеловала его в щеку.
— Выше голову! Не волнуйся и пожелай мне удачи.
На террасе Кей открыла дверь и храбро шагнула под ливень. Сплош-
ная стена дождя скрывала все предметы. Кей едва различала дорогу под
ногами. Ага, вот и светлое пятно. Это окно в библиотеке. Но что за яркое
пятно на сером песке возле подъезда?
Вдруг нога коснулась чего-то мягкого и мокрого. Кей вздрогнула, с
трудом сдерживая крик.
Страшные мысли пронеслись в голове. Господи, что же делать?..
И тут яркая молния осветила ярко-красный плащ и неподвижное
тело Алисии... Рядом валялся ее велосипед. Самым ужасным было ее
застывшее белое лицо.
Кей взяла руку Алисии. Пульс не прощупывался. Не было ни ма-
лейших признаков жизни...
Снова вспыхнула яркая молния. Кей увидела на виске Алисии глу-
бокую рану.
Кей почувствовала, как ее охватывает панический ужас.
— Ее тоже убили! Ее убили! — завопила она.
Глава 17
Дождь полил еще сильнее.
Сейчас надо немедленно вернуться в дом и позвонить майору Клиф-
форду. Но после второго убийства полиция еще строже будет следить
за домом, и тогда, конечно, она не сможет попасть на остров. А как
быть? Не достав бумаг, она невольно выдаст майору Терри... Она сдела-
ла несколько шагов к дому, но снова остановилась. Зачем звонить имен-
но сейчас? Ведь Алисия мертва. Ей ничем уже не поможешь. Зна-
чит, надо воспользоваться последним шансом и сначала съездить на
остров.
Неужели из-за каких-то принципов порядочности погубить Терри?
Теперь на основании фальшивого чека и письменного извинения майор
может обвинить его в двойном убийстве.
Как бы там ни было, но она должна попасть на остров. И невзирая
на дождь и темноту, Кей дошла до пристани, отвязала один каяк и по-
плыла в сторону острова.
Каяк был до половины заполнен водой и глубоко осел. Кей двигалась
медленно, с трудом преодолевая ветер и волны залива. А перед глазами
78
стояла мертвая Алисия в красном плаще, которую она оставила лежать
на песке под дождем.
Она гребла все быстрей и быстрей, ей все казалось, что Алисия гонится
за ней. Наконец впереди затемнел остров. Нос каяка ударился о берег. Под-
гоняемая страхом, она почти без памяти бежала от пристани к павильону.
Сердце ее бешено колотилось, пока она открыла дверь и вошла.
С минуту постояла, радуясь тому, что больше не под дождем. И лишь
когда заперла дверь на задвижку, пришла немного в себя.
В павильоне было темно. Она, осторожно ступая, двинулась в спаль-
ню. Под ногами слегка поскрипывал паркет.
Вдруг она почувствовала, что в павильоне кто-то есть и шагает рядом
с ней. Она резко остановилась, прислушалась. Теперь скрипа не было.
Кей осторожно подошла к спальне, распахнула ее дверь.
Там было немного светлее.
Она приблизилась к кровати и откинула покрывало. Заветная папка
лежала на месте. Схватив ее, Кей тут же метнулась к двери.
И вдруг вся кровь хлынула ей в голову: в гостиной раздавались чьи-
то шаги, которые приближались к спальне.
От. ужаса она утратила способность двигаться. Чья-то фигура возникла
в проеме двери. Кей от страха не могла понять: человек это или призрак...
Но тут она услышала знакомый, чуть насмешливый голос:
— Я был уверен, что застану вас здесь, мисс Бинярд.
— Так это вы, доктор?
Страх сразу исчез.
— Почему вы стоите в темноте? Ведь окна выходят на море, вас никто
не увидит.
Доктор щелкнул выключателем. Вспыхнул яркий свет.
Доктор посмотрел на нее, и улыбка исчезла с его лица.
— Что случилось? Я вас напугал? Простите: это вышло нечаянно.
Доктор посмотрел на папку, потом взглянул на смятое покрывало на
кровати и покачал головой.
— Как я не догадался, что вы сунули ее под матрас!
Кей возмутилась:
— Так вот для чего вы явились к нам и сказали, что на посту никого
нет. Вам было нужно поймать здесь меня с поличным?
— Вы ошибаетесь, мисс Бинярд. Я всего-навсего догадался, что вы
здесь что-то спрятали, и может, именно то, что нужно и мне.
Он подошел к ней и взял папку.
— Верните ее немедленно мне! — вне себя закричала Кей, как ни-
когда сознавая, что в ней заключалась судьба всех Чилтернов.
— Не спешите, одну минуточку, мисс Бинярд!
Он посмотрел на нее своим странным взглядом, одновременно неж-
ным и непреклонным. В этот момент она ненавидела Тима.
— О, какой низкий обман! — почти застонала она. — Это майор от-
правил вас сюда за папкой! И вам не стыдно смотреть мне в глаза?
79
— Вы ошибаетесь. Майор Клиффорд знает о существовании папки.
— Ага, так вы решили сыграть роль великого детектива?
— Нет, мисс Бинярд. Я просто хотел узнать, где спрятана папка. На-
прасно вы приписываете мне недостойные поступки. Я же вчера вам
рассказал, что меня связывало в прошлом с Роз-Мари. Ну как я мог быть
правой рукой Айвора, если его так ненавидел?
Он подошел к ней еще ближе, и ей вдруг захотелось, чтобы горячие
руки обняли ее. Кей давно не испытывала подобных чувств. Наверное,
с тех пор, как рассталась с Айвором. И за это она еще больше злилась
на доктора.
— Вы, видимо, решили войти ко мне в доверие, все выпытать, а по-
том доложить майору...
— Но зачем вы говорите то, чему сами не верите?
Лицо его стало суровым и хмурым.
— Моя особа вас ни чуточки не заинтересовала, не так ли? А мне,
глупцу, показалось... А для меня вы самая привлекательная женщина,
которую я когда-либо встречал! Я не старался скрыть от вас, что вы меня
очаровали... что я совершенно потерял голову...
Нежная улыбка тронула его губы.
Кей растерянно пробормотала:
— Просто невероятно! Забрать у меня папку, а теперь расточать
любезности... — И заметила, как от его слов ее сердце радостно
забилось.
— Вы правы, я на самом деле безумец...
Он положил папку на стол, нежно улыбаясь, посмотрел ей в глаза и
крепко прижал к себе.
— Сначала я сам себе не поверил, но теперь твердо знаю, что по-
любил вас по-настоящему, дорогая упрямица...
И стал целовать. Кей давно поняла, что такое должно было случиться,
не отталкивала его и отвечала на горячие поцелуи Тима.
Внезапно перед ее глазами возникла жуткая картина: мертвая Алисия
Ламсден лежит на сырой земле под проливным дождем. Кошмар пресле-
довал ее даже в объятиях доктора.
Кей решительно освободилась из объятий доктора и сказала:
— Все же вы ведете со мной какую-то непонятную игру. Чего вы до-
биваетесь? Эту папку я все равно не отдам!
Она схватила папку и прижала к себе. Зубы у нее часто стучали не то
от страха, не то от холода. Потом начала лихорадочно проверять ее со-
держимое: акции, сертификаты, вот злополучный чек, к нему скрепкой
приколото письменное извинение Терри.
Убедившись, что все на месте, она закрыла папку и только тогда по-
смотрела на опечаленное лицо молодого врача.
— Как странно ты ведешь себя, Кей- По-прежнему мне не веришь?
— Согласитесь, трудно поверить, что вы пригласили меня на остров
для объяснения в любви!
80
Тим Шорн вздохнул.
— В известной степени вы правы. Но мне действительно надо было
найти эту папку. В ней хранится такое, что может погубить меня.
— Вы ошибаетесь, тут нет ничего, что касается вас.
— Вы так думаете? Но вы же не просмотрели ее до конца. Разрешите, я
найду нужную мне бумагу, и вы убедитесь, насколько все это для меня важно.
Доктор сильно побледнел.
Кей молча протянула ему папку. Он принялся перебирать в ней бу-
маги, пока не дошел до конверта с письмом.
Увидев его, он посмотрел ей в глаза.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы... Мне не хочется, чтобы вы плохо
обо мне думали. Прочтите это письмо, и вы поймете, могу ли я дей-
ствовать по указке майора Клиффорда.
Надпись на конверте гласила:
Миссис Роз-Мари Дрейк, Нью-Орлеан, отель «Мирелла».
В углу были ясно видны бермудский штемпель и дата.
Письмо отправлено полтора года назад.
Кей извлекла из конверта листок и стала его читать.
Четким мужским почерком было написано:
«Роз-Мари, любовь моя...»
Кей смутилась, она не имела права читать.
Заметив это, он сказал:
— Нет, нет, читайте. Я хочу, чтобы вы знали правду.
И Кей прочитала горькое послание любящего и страдающего мужчи-
ны женщине, связанной брачными узами с настоящим подлецом, кото-
рый нравственными пытками из всех сил старался довести ее до само-
убийства. Своим письмом он хотел помочь избавиться от слепой любви
к Айвору.
«Брось его, беги, пока не поздно. Это твой последний шанс. Он же
убьет тебя изощренно, обдуманно, для себя совершенно безопасно. Бу-
дет действовать так же безжалостно, как человек, всаживающий нож в
своего врага, его ничто не остановит, раз задался целью уничтожить те-
бя. Я знаю, что вы возвращаетесь на Бермуды. Что ж, я буду спокойно
ждать, пока он не доведет тебя до самоубийства? Нет, конечно. Я пред-
почитаю, чтобы погиб он, а не ты. Я знаю, как можно незаметно устра-
нить его, на то я и врач...
Но это крайняя мера! Найди в себе силы, уйди от него, не доводи
меня до того, чтобы я вынес ему смертный приговор. Пожалей хотя бы
меня.
Тим»,
Потрясенная Кей посмотрела на него. Он горько усмехнулся и
вздохнул:
81
— Теперь вы видите: в этой папке кое-что касалось и меня. Полагаю,
вы больше не считаете, что я связан с полицией?
— Великий южс, но разве можно так писать? Наверное, в тот момент
вы просто сош. 1 с ума.
— Верно, я сходил с ума. Понимаете, на моем месте каждый реаги-
ровал бы точно так. Вы еще не знаете, каким был Айвор утонченным
садистом. Она не все описала в дневнике, но я умел читать между строк
и понимал, что жизнь Роз-Мари стала настоящим адом. Я хорошо знал
ее, она была еще ребенком и слишком ослеплена этим внешне обаятель-
ным, но психически извращенным тираном. Добровольно она никог-
да бы не ушла от него. Потому я и решился на крайнюю меру, ради ее
спасения был ~<'Тов на все...
Но, к несчастью, я слишком медлил. Роз-Мари не успела получить
моего письма. Сно пришло в Нью-Орлеан, когда ее уже не было. Она
выбросилась из окна, не выдержав его садистских пыток. Письмо, ес-
тественно, передали мужу. Он решил его сохранить: мол, еще одна рыбка
попалась на крючок.
Вернувшись на Бермуды, Айвор занялся своей излюбленной игрой в
кошки-мышки. Сначала он побаивался меня, ведь я как врач мог по
письмам Роз-Мари установить его вину.
Приехав на Бермуды после смерти Роз-Мари, он пригласил меня к
себе, сказал, что письмо находится у него, он, дескать, раздумывает над
тем, не отправить ли его во врачебную ассоциацию, пусть там рассудят,
достоин ли я врачебной практики. Боже, в каком восторге он был от той
призрачной власти, которую дала ему в руки моя жалость к Роз-Мари...
Иногда он обещал вернуть мне письмо, на протяжении целого года я
ожидал звонка из полиции.
Он измывался надо мной больше из спортивного интереса. Иногда
даже казалось, провоцировал на убийство, чтобы сразу же передать меня
в руки полиции.
А вчера он предупредил, что привез мое письмо с собой на Бермуды,
решил здесь повеселиться над таким преданным воздыхателем, новояв-
ленным Дон-Кихотом. Этим письмом я сам дал ему козыри в руки.
Я вынужден был отказаться от мести. Но его смерть в любом случае
приписали бы моему вмешательству.
Кей видела, как доктора расстроили и тяжелые воспоминания, и ее
недоверие к нему.
— Ох, Тим, я не знала... Такие переживания...
— Теперь вы не думаете, будто я работаю на полицию? Когда я узнал
о смерти Айвора, мне стало не по себе! Я приходил в отчаяние при мыс-
ли, что майор, разбирая бумаги покойного, может наткнуться на мое
письмо. Я думал только о том, как отыскать и уничтожить этот доку-
мент, но майор, как назло, не отпускал меня ни на шаг. Лишь утром мне
удалось сюда приехать, но здесь оказались вы с сестрой. Увидев вас, я
понял, что и вы тоже что-то ищете. А когда проверил чемоданы Айвора,
82
убедился, его папка с документами исчезла. Я решил, что вы спрятали
ее где-то здесь. Я сообщил вам, что путь свободен, и отправился сюда
следом за вами. Все очень просто.
— Я все поняла, Тим. Я вам верю и очень сочувствую... Столько
пережить...
— Умоляю, поймите и поверьте, я люблю вас. Нет, это не минутное ув-
лечение. Чувство пришло в такой тяжелый час, оно и поддержало меня...
Встретив вас, я понял, что Роз-хМари я только жалел, опекал, мне хотелось
защитить это беспомощное существо, спасти, а по-настоящему полюбил вас.
Услышав неожиданное признание в любви, Кей ощутила безумную
радость, что ее любят, что теперь она не одна, и бороться вдвоем легче...
— Кей, отдаю свою судьбу в твои руки. Возьми это письмо и делай с
ним все, что хочешь.
Вместо ответа она взяла со стола спички и стала жечь письмо.
Тим Шорн молча наблюдал, как пламя охватило листок. Кей держала
его, пока огонь не достиг пальцев и оно не сгорело полностью. А когда
пепел упал на пол, лицо Шорна прояснилось.
— Спасибо, дорогая... Надеюсь, мы одолеем все беды, теперь нас двое.
— Я так устала в одиночку бороться за Чилтернов. Тим, ты доверился
мне, я могу довериться тебе. Айвор подло поступил с тобой, не лучше
обошелся он и с Терри. В папке много материалов о его прошлом про-
ступке, ради этого я и приехала сюда.
Помолчав, она негромко сказала:
— Но я должна сообщить тебе кое-что похуже.
— Не надо! Зачем мне это знать? Я все равно не смогу помочь... Меня
угнетает, что майор может поставить меня во главе списка подозревае-
мых в убийстве.
— Ну что такое ты говоришь? Письма больше нет, у тебя алиби.
— Да, такое же, как и у Дона. Почему ты решила, что я сказал правду
майору? Дон заявил, будто пришел ко мне в половине двенадцатого.
Возможно, оно и верно, но меня-то дома не было.
Кей снова почувствовала неуверенность и страх перед будущим.
— Тим! Как это не было дома?
— Возвратился я около двенадцати, роковое время уже прошло. Дона
застал у себя, сказал ему, что гулял, вот и все.
— Но, Тим, Дон мог обмануть. Может, он пришел к тебе после...
Господи, но не мог же он убить Айвора, пока ты был на прогулке.
— На прогулке? Это тоже ложь...
— Где же ты был?
Он пытливо поглядел на нее.
— Был в заливе. Хотел попросить Айвора вернуть мне письмо. По-
дойдя к вилле, услышал шум мотора. Айвор отправлялся ночевать на
остров; Я обрадовался, что представился счастливый случай поговорить
без свидетелей, и надеялся, что перед свадьбой он станет добрее. Раз-
вернулся и поплыл на остров. Уже почти добрался до места, но тут уви-
83
дел Симону Морли. Она шла к павильону. Весь мой план рухнул, не мог
же я при ней унижаться. Вернулся к себе домой и застал там Дона.
— Так ты был в заливе в то время, когда убили Айвора?
— Да, моя дорогая. Вот почему я и сказал, что являюсь подозревае-
мым номер один.
Глава 18
Перед глазами снова представилась Алисия Ламсден, лежащая под
потоком воды. Жуткая картина...
Тим был в это время в «Шторме» и вышел в тот момент через двери
террасы. Именно когда Алисия возилась там со своим велосипедом. Он
мог понять цель ее поездки и убить...
Но разве можно подозревать его после того, как он открылся перед
нею? Прочь мерзкие мысли! И все же ее мучили сомнения.
— Скорее, дорогая. Пора возвращаться.
Она взяла со стола папку, но он сказал:
— У меня с собой сумка, сунь ее туда. Нельзя, чтобы ее видели у тебя
в руках.
Она какое-то мгновение колебалась, но все же протянула ему папку,
и он опустил ее в сумку.
Погасив в комнате свет, они вышли наружу. Дождь все еще лил во-
всю, но буря уже стихла.
Доктор взял Кей за руку, и они пошли к пристани. У нее не было сил
ответить на его ласковое пожатие, она только со вздохом произнесла:
— Господи, когда же все это кончится?
Скоро они добрались до пристани. В темноте огни виллы едва про-
свечивали.
—- Лучше нам вернуться порознь, — сказала она.
—- Правильно. Иди. Я помогу тебе.
Он усадил ее в каяк, сам сел в другую лодку. Сумку забрал с собой.
Она старалась не отставать от лодки Тима. В голове снова мелькали
страшные мысли. Тело Алисии наверняка уже обнаружили. Хватит ли у
нее сил выдержать новый допрос?
А если труп еще лежит там, ей будет в тысячу раз тяжелее... Что тогда
ей делать? Войти в дом и молчать?
Сверкнула молния. Скоро Тим направил лодку к пляжу, опасаясь, что
на пристани их могут заметить.
Наконец лодки уткнулись в песок. Тим помог Кей сойти на берег,
она едва держалась на ногах. Он оттолкнул оба суденышка в море. Пусть
подумают, что их сорвало.
— Ты постарайся через террасу сразу проскользнуть к Чилтерну...
Бедняга не может тебя дождаться. Я же спустя минуту-другую приду с
парадного входа.
84
Они стали осторожно обходить большую лужайку, чтобы не попасть
на свет от окон гостиной.
Кей снова представила Алисию в красном плаще под проливным
дождем. Если ее еще не обнаружили, она лежит где-то поблизости.
Внезапно Тим резко остановился и прошептал:
— Осторожно, впереди кто-то... Вроде бы я видел человека. Но, воз-
можно, мне показалось...
Он сделал несколько шагов и сказал едва слышно:
— Никого... Показалось...
Но тут же обо что-то споткнулся и пробормотал:
— Черт побери, чуть не растянулся. Что это лежит?
Кей замерла. Что еще может там лежать? Но, Боже мой, Алисия не
здесь...
Тим достал из кармана фонарик и направил его луч на землю. Кей
тихо вскрикнула. Оказалось, это была Алисия.
Тим хрипло сказал:
— Боже, Алисия Ламсден. Неужели мертвая?
Его пальцы быстро ощупали неподвижно лежащее тело.
Луч фонаря переходил с красного плаща на жуткое белое лицо, на
темную рану на виске, затем осветил раму велосипеда.
Кей не выдержала:
— Это невозможно! Ее кто-то перенес сюда. Раньше она лежала по
другую сторону сарая...
Тим, нс выключая фонарика, взял ее руку.
— Что ты такое говоришь? Почему считаешь, что ее кто-то сюда
перенес?
— Тим, сама не знаю, что говорю! Я ничего нс...
Тут Тим направил луч фонарика на дорогу к сараю и увидел, что кто-
то поспешно уходил от них.
— Да, ты права, кто-то сейчас был возле трупа.
Тим побежал за удаляющимся человеком, но тот вдруг свернул в сто-
рону и скрылся в сарае. Доктор тоже вошел в сарай и направил луч фо-
нарика на ряды велосипедов.
— Отвечайте, кто здесь?
Кей не ожидала такое увидеть: между велосипедами неподвиж-
но стояла Мод. На ней был дождевик с капюшоном. В одной руке
она держала размокшую бумагу, в другой — белые штаны от мужской
пижамы.
— Ах, Кей, я не узнала тебя... И доктор Шорн тоже здесь?
Кей спросила:
— Скажи, зачем ты перенесла тело в другое место?
— Милая Кей, я не понимаю тебя... Какое тело?
— Не надо обманывать меня, Мод. Мы только что видели тебя возле
трупа. Не опасайся Тима, он не выдаст нас.
— Но, дорогая моя, я не обманываю...
85
Кей перевела взгляд на белые штаны в руках Мод, на которых вы-
делялось бурое пятно от горячего утюга. Она сразу припомнила ночь,
кухню, Эллен... А потом Алисию с бумажным пакетом. Медсестра счи-
тала его «неоспоримой уликой», хотела показать полиции.
Кей посмотрела на сестру. В глазах ее было столько отчаяния и моль-
бы... А через минуту лицо ее снова стало спокойным, ничего не вы-
ражающим.
Она вежливо сказала:
— Прошу извинить меня, я хочу вернуться в дом.
И вышла из сарая. Они же с Тимом остались в полной растерянности.
Он посмотрел на Кей.
— Не понимаю, что это значит? Расскажи мне все, что тебе извест-
но, Кей.
Она подробно описала ему, где и как нашла тело Алисии и почему
оставила его лежать под дождем.
— Я спешила на остров, ведь в моих руках была судьба Терри, всей
семьи...
— А ты уверена, что тело перенесли?
— Конечно. Оно лежало по ту сторону сарая. И велосипед рядом...
— Раздумывать больше нечего, надо звонить майору, — сказал Тим.
— Нельзя медлить ни минуты. После смерти Алисии прошло боль-
ше часа.
Они быстро пошли к дому, нс опасаясь, что их могут видеть вместе.
Из холла Тим позвонил в полицию.
— Майор сейчас приедет... — сказал Он и ласково посмотрел на
Кей. — Возьми себя в руки. Прошу тебя, сейчас же переоденься во все
сухое и теплое.
Немного подумав, он попросил:
— Знаешь, нам надо поговорить. Пройдем-ка в библиотеку.
Там было пусто, Тим поплотнее прикрыл дверь.
— Понимаешь, я хочу, чтобы ты мне рассказала побольше об
Алисии.
Кей призадумалась.
— Да, вот еще что... Когда мы вошли утром в библиотеку с Гилбер-
том, то застали ее здесь. Она, увидев нас, испугалась, быстро что-то
спрятала под подушки дивана. По ее виду можно было предположить,
что она нашла нечто очень важное. После ее ухода я перебрала все по-
душки, но ничего не обнаружила.
Кей подошла к дивану и подняла оранжевые подушки.
— Внизу, под ними, была еще одна — зеленого цвета. Я тогда взяла
ее в руки. Она была мокрая, вся в пятнах... Тим, сейчас здесь нет этой
подушки, я хорошо ее запомнила.
Тим вдруг побледнел и словно застыл, лицо его окаменело. Потом он
прошептал:
— Боже, какой же я глупец! Зеленая подушка и следы на песке...
86
— О чем ты? — испуганно спросила Кей.
Он сказал ей твердо и решительно:
— Не сердись на меня и выслушай. Когда убили Айвора, я не слиш-
ком переживал, совесть меня не мучила... Я знал, что ты хочешь скрыть
убийцу, и не мешал тебе в этом.
Но убийца совершил второе преступление. Лишил жизни Алисию
только за то, что она много знала... Надеюсь, ты не простишь убийце
уже два преступления, кто бы это ни был?
— Тим, я не хочу... не могу...
— Разве ты не понимаешь, как теперь все изменилось? Айвор, так
сказать, за свои грехи заслужил такую смерть. Но Алисия.. Убить ее,
чтобы спасти собственную шкуру.
— Ты точно знаешь, кто их убил?
— Сейчас уже ничего нс поделаешь...
Он выбежал из библиотеки, так и не ответив на ее вопрос.
Кей в растерянности забыла про папку, которая так и осталась в сум-
ке Тима.
Глава 19
Все последующие события происходили как во сне. Кей не помнила,
как оказалась в своей комнате, как разделась и приняла горячую ванну,
чтобы поскорее согреться. Она одела шерстяной свитер и толстую юбку,
но дрожь не проходила.
Не помнила она, как вошла в гостиную и о чем там говорила. Соб-
ственный голос казался ей чужим.
Мелькали в гостиной встревоженные бледные лица. Потом все пере-
шли в комнату Айвора, которую занимала Алисия Ламсден.
Ей отчетливо запомнились лишь доктор Шорн, стоявший у двери,
и возвышающийся над всеми майор Клиффорд, суровый и неприс-
тупный.
Гнетущую тишину нарушал только громкий голос майора.
— Доктор Шорн сообщил мне результаты осмотра тела мисс Ламсден.
Она убита сильным ударом в висок в тот момент, когда садилась на вело-
сипед. Обнаружили ее недалеко от подъезда дома. Значит, напали на нее
почти сразу же, как началась буря. Возле сарая в кустах нашли сифон с
водой, вполне возможно, что он и явился оружием убийства.
Кей слушала его и думала, знает ли майор, что тело перенесли, сооб-
щил ли ему об этом Тим. Она твердо знала, что сделала это Мод. Но с
какой целью?
Майор, очевидно, действовал по раз и навсегда установленному по-
рядку, поочередно узнавая у каждого, где он был и чем занимался. Все
отвечали ему, в том числе и Кей, довольно правдоподобно. Гилберт-под-
твердил, что был все время в библиотеке с Кей, сестра ответила, что вместе
87
с Эллен сидела наверху. Дон Всрд, бледный и сердитый, утверждал, что не
выходил из дома, это может подтвердить констебль Мастерс.
Майор не удержался от замечания:
— Первое алиби — доктор Шорн, второе — констебль. Очевидно, у
вас все лервосортное, алиби тоже.
Кей подумала: первое алиби подтвердил доктор Шорн, которого и
дома-тэ не было. Не обстоит ли дело точно так же и со вторым?
Майор обратился к Терри:
— Очередь за вами и мисс Морли. Вы наверняка были вместе?
Бедняга Терри весь день терзался, что выплывет история с фальши-
вым чеком и тогда он окажется под сильным подозрением. Кей тоже
пережинала, документы-то были в руках Тима. Время от времени она
смотрела на него страдальческими глазами, но он держался холодно и
отчужденно.
Посмотрев на Симону, Терри ответил, что майор прав: они с Симо-
ной все время просидели в столовой, играли в карты. Та это подтвердила.
Майор поинтересовался, выходят ли двери столовой на террасу. Она отве-
тила «да», в упор глядя на майора, в ее глазах была нескрываемая насмешка.
— Прошу поверить, что мы не выскакивали под дождь, чтобы убить
ее. Да к тому же у нас не было сифона с водой.
Обозленный, майор повысил голос:
— Прежняя история. У вас всех имеется алиби на нужное время. Я в
этом не сомневался. Вот только еще не высказывал предположения, что
она поскользнулась, свалилась с велосипеда и ударилась головой о камень.
Никто не отозвался, да майор и не ждал ответа.
А Кей подумала о том, что у всех имелось алиби. У всех, кроме Тима.
Как он мог сохранять такое поразительное спокойствие, когда в лю-
бой момент ему могут задать опасный вопрос?
Майор продолжил:
— Мотив убийства ясен. Ее убили потому, что она знала, кто убил
Айвора Дрейка, и хотела это сообщить полиции. Короче, оба преступле-
ния тес но связаны, нужно снова вернуться к событиям прошлой ночи.
Там надо искать разгадку.
Он обвел взглядом собравшихся и спросил:
— Терри Чилтерн, вы подтверждаете, что после обеда находились на
паруснике в заливе вплоть до того времени, когда девушки нашли труп?
— Да, подтверждаю.
— Вы утверждаете, что с вами все время была сестра, но она позднее
заявила, что после обеда вас вообще не видела.
Бедный Терри силился сохранить спокойствие.
— Я тогда сказал неправду.
— Значит, все время вы были один?
-Да.
— Сестра ваша утверждала, что Айвор Дрейк был цел и невредим,
когда отплывал от пристани. Значит, его убили либо в море, либо на
88
острове. Но вы-то на паруснике находились как раз в этих местах. Рас-
скажите, где вы были?
— Я на лодке подплыл к паруснику, привязал ее и поднял парус.
— Когда гребли, трудностей не было?
— Нет, все как обычно. Сначала находился в районе пляжа и возле
дома, потом вышел в залив, ушел далеко за мыс позади виллы Морли.
— Вы не встретили моторку по дороге на остров? Возможно, вы выш-
ли вместе с Дрейком на берег?
— Нет, я его не видел.
— Спокойно! Я вовсе не утверждаю, что вы его видели. Но такое мог-
ло случиться?
— Нет, нс могло, ветер дул в противоположном направлении, я бы
не успел переставить паруса.
— Вы так говорите, но поскольку были совершенно один, доказать
это не можете.
Симона хотела вмешаться и протянула вперед руку, на которой, кста-
ти, больше нс было серебряного браслета. Но Терри отмахнулся и за-
кричал срывающимся голосом:
— Да, вы правы, не могу. У меня нет свидетелей.
— Выясним еще один пункт. Сегодня, до того как началась буря, при
осмотре замечено, что именно в вашей лодке не хватало одной уключины.
Вот почему я спросил, не тяжело ли вам было грести. Получается, что эта
уключина исчезла уже после того, как вы гребли к паруснику.
— Не понимаю, к чему вы клоните?
— Мы обследовали дно залива и нашли ее недалеко от пристани. Вода
в заливе совершенно прозрачная. Мы с доктором установили, что удар
Айвору был нанесен уключиной, судя по характеру раны. Айвор Дрейк
утонул потому, что потерял сознание от удара по голове. Что вы на это
скажете? И это более правдоподобно, чем то, что мы предполагали сна-
чала, будто на него напали на берегу, а потом по пляжу дотащили до
лодки. Давайте попробуем представить, как все происходило, — продол-
жал майор. — Кто-то, сидящий в лодке, окликает его. Дрейк выключает
мотор. Возможно, лишь снижает скорость. Окликнувший переходит в
лодку с заранее припрятанной уключиной. Дрейк ничего не подозревает.
Нападающий наносит удар по голове, выбрасывает тело за борт, туда же
летит и уключина. После чего он возвращается в свою лодку.
Неожиданно нога Дрейка запутывается в тросе акваланга, моторка
дрейфует, и прилив относит ее к пляжу.
Внимание Кей привлекли лица Гилберта и Мод. Вид у Гилберта был
страшно измученный. Мод же выглядела спокойной, как и тогда, когда
Кей с Тимом наткнулись на нее в сарае.
В голове Кей вдруг забилась еще одна страшная мысль. Если Айвор
погиб так, как предполагает майор, то надо не забывать, что не один
Терри в то время находился в заливе. Там же был и Тим!
Майор хмуро посмотрел на Терри:
89
— Как вы считаете, могло все так произойти?
Парень заметно побледнел.
— Допускаю, что так и было.
— Всего лишь допускаете?
— Это не первое высказанное вами предположение...
— Неужели мне нужно ставить все точки над «i»? Из слов вашей ис-
ключительно «правдивой» семьи явствует, что все они в момент смерти
Айвора Дрейка были на берегу. Никто не может подтвердить, где были
вы и что делали. Вы один пользовались лодкой, вам ничего не стоило
вынуть уключину. Теперь вам ясно, о чем я говорю?
Вид Эллен напугал Кей еще больше, чем вид ее брата. Она едва дер-
жалась на ногах.
— Но ведь это фантастическая мысль, майор Клиффорд! Неужели вы
допускаете, что Терри мог убить Айвора уключиной?
— Вы должны выбросить из головы эту нелепую выдумку, — неожи-
данно заговорила Симона. — Вы сказали, что, кроме Терри, все были
на берегу. Но я ведь тоже была в заливе...
Майор растерялся.
— Вы говорили, что катались по заливу вместе с мисс Бинярд, да?
— Вот-вот, любовались лунным светом, — насмешливо продолжала
Симона. — Вы уже убедились, что мы свора лжецов, почему же так легко
поверили сказочке, придуманной мисс Бинярд, дабы прикрыть меня
своим крылышком.
Глаза всех были обращены к Симоне, которая разошлась вовсю:
— Вы пытаетесь доказать, что парусник обогнул остров и наткнулся
на моторку у пристани, но это ведь исключено. До сих пор я молчала,
но дело зашло слишком далеко!
Так вот, вчера поздно вечером по сугубо личным делам я отправи-
лась на остров. Плыла в лодке от причала нашей виллы. И уже находи-
лась на полпути, когда услышала шум моторки, отходившей от пристани
«Шторма». Луна светила ярко, белый парус Терри был хорошо виден.
В то время, когда, по вашим расчетам, был убит Айвор, парусник на-
ходился далеко от острова. Как и говорил Терри.
Кей знала, Симона высадилась на остров, но не догадывалась, что та
видела Терри. Ее удивило, как горячо защищает она Терри, позабыв о
собственной безопасности.
Терри подошел к Симоне, лицо его стало спокойнее, глаза смотрели
на нее благодарно и влюбленно.
— Симона, ты видела меня или хочешь спасти?
Девушка фыркнула:
— Напрасно воображаешь, что я приношу себя в Жертву... Интересно,
майор Клиффорд, почему вы пренебрегли мной и подозреваете одних
только Чилтернов? А ведь я оказалась в роли обманутой и покинутой.
Так что у меня был серьезный мотив. Вчера ночью я находилась одна
в каяке и плыла от нашего дома к острову. Проплывая мимо лодки, я
90
могла бы при желании снять уключину... Скажу вам откровенно, что я
ни капельки не опечалена смертью Айвора!
Кей подумала, что Симоне было нелегко взять на себя роль поки-
нутой любовницы Дрейка.
В голосе Симоны явно звучал вызов. Кей не забыла, как накануне Симо-
на безудержно рыдала, проклиная Чилтернов. А теперь вдруг такая перемена!
Тишину прервал голос Эллен:
— Вы теперь не можете подозревать брата. У него не было повода
убивать Дрейка, и Симона...
Но ее перебил Тим Шорн:
— Такое алиби ровным счетом ничего не стоит. Мисс Морли и рань-
ше пыталась его выручить, когда речь шла о смерти мисс Ламсден. Со-
вершенно ясно, что и сейчас она лжет, спасая Терри.
Кей не верила своим ушам, она растерянно посмотрела на Тима. Ли-
цо у него было холодным и неприступным.
Боже мой, какой обман! Как она могла ошибиться!
Доктор наклонился и поднял сумку, лежащую у его ног.
— Полагаю, пришел час, когда я должен сказать все и доказать несос-
тоятельность рассуждений мисс Морли. У Терри имелся мотив, и весьма
серьезный.
Оцепенев от ужаса, Кей видела, как Тим взял в руки папку и извлек
оттуда чек и письменное признание Терри.
Стыд, гнев и страшная боль сжали сердце Кей. Так вот каков конец
ее недолгого романа с молодым врачом. Она сама дала ему в руки эту
папку, предала Терри. Более того, без всяких раздумий она уничтожила
документ, обвиняющий доктора. И фактически спасла его, а он отплатил
ей таким страшным предательством!..
Второй раз в жизни она так жестоко обманута. И за что? За свою до-
верчивость?
Тим Шорн стоял с бесстрастным лицом, держа чек в руке.
— Тяжело и горько мне выступать против Терри, но преступление
нельзя оставлять безнаказанным, тем более что совершено два убийства.
Я вынужден передать эти документы майору Клиффорду, хотя, должен
сознаться, многое для меня остается неясным. Я имею в виду факт пе-
ремещения тела Алисии в другое место, следы на песке пляжа, бурое
пятно на пижаме и то, что зеленая подушка оказалась мокрой. Все эти
моменты требуют объяснений.
Его слова казались Кей пустыми, никому не нужными. Но другие
реагировали иначе. Глаза Гилберта сверкнули. Мод едва дышала, ей не
хватало воздуха. Терри, видимо, вообще ничего не слышал. А Эллен
вдруг вскочила с места и медленно пошла к доктору. Совсем как луна-
тик, с широко раскрытыми глазами.
— Не могу! Больше не могу! Терри не должен страдать, он не вино-
вен. Хватит с меня этого ада!.. Я скажу правду...
Она упала в кресло и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
91
Г л а в a 2 О
Доктор молча подошел к Терри и отдал ему поддельный чек и пись-
менное признание.
Только одно это и запомнила Кей, ее поразило, что Тим Шорн нс
показал бумаги майору. Но гнев ее еще не остыл, ведь это он довел Эл-
лен до такой истерики.
Сейчас Кей видела все как в тумане. У нее перед глазами возникали
разные лица. И растерянный майор, не понимающий происходящего.
И бледный Терри, сжимавший в руке инкриминирующие его бумаги.
И Эллен, которая была не в силах справиться с истерикой и продолжала
безудержно рыдать. А вот и Тим подошел к Эллен и положил руку ей на
плечо.
— Вы хотели со мной поговорить, мисс Чилтерн? Прошу всех уда-
литься и оставить нас вдвоем.
Майор нахмурился.
— Следствие веду все-таки я, а вы — доктор! — пробурчал он.
— Вы скоро все поймете, но сперва мне необходимо поговорить с
мисс Чилтерн. Оставьте нас одних.
Майор согласился и первым вышел из комнаты.
Дон подошел к Эллен и, оттесняя доктора, спросил:
— Чего он от тебя хочет? Если нужно, я останусь с тобой.
Эллен тут же перестала плакать.
— Не переживай. Ничего не спрашивай. Умоляю тебя, уходи!
Симона и Терри подошли к Дону, и все вместе вышли из комнаты.
Остались Мод и Гилберт. Она стояла возле его кресла, положив руку
на плечо мужа. Гилберт взглянул на нее, перевел взгляд на доктора и
спокойно заявил:
— Как отец и ее юридический представитель считаю необходимым
остаться здесь.
— Я тоже остаюсь, — твердо произнесла Мод.
Тим внимательно посмотрел на них и произнес голосом, полным ува-
жения и сочувствия:
— Раз вы так решили, то оставайтесь.
Настала очередь Кей. Она поняла, что у нее больше нет сил вынести
все это, и молча выбежала из комнаты. Поднялась к себе наверх и бро-
силась на кровать.
В голове был хаос. Ей не хотелось ничего больше узнавать и слушать.
Немного успокоившись, Кей стала понимать, что произошло внизу. Тим
узнал правду об убийствах и, угрожая Терри, вынудил Эллен покончить
с обманом.
Кей стало легче, она почувствовала, что вдруг возникшая к Тиму
ненависть бесследно исчезла. Ведь он таким способом хотел уличить
убийцу. Он же сказал ей, что не может никому простить двойное
убийство...
92
Медленно тянулось время для Кей. Наконец кто-то постучал в дверь.
Она открыла ее, и вошла Эллен.
Совсем недавно она стояла на этом месте в нарядном свадебном пла-
тье, освещенная волшебным лунным светом.
Теперь она казалась совсем иной.
— Все кончено... Иди, тебя ждет доктор в доме Дона Верда. Он хочет
поговорить с тобой. Только не обвиняй меня за то, что все так полу-
чилось. Я не знала правды и старалась изо всех сил сделать так, чтобы
было всем лучше...
— Но, дорогая, объясни...
— Прости, Кей. У меня нет сил. Он все тебе расскажет.
Кей не стала настаивать, и Эллен ласково поцеловала ее и проводила
до двери.
Ей не хотелось ломать голову, гадать, о чем с ней будет говорить Тим.
Но она будет рада услышать его голос, и спокойно отнесется к словам
Тима.
Она спустилась вниз.
Та же пустая просторная гостиная с широко распахнутыми окнами,
так же доносится пьянящий запах цветущей камелии, но теперь везде и
во всем, казалось, главенствовали призраки.
Она сошла на газон. Впереди виднелся белый сказочный домик Дона.
Она быстро пробежала по дорожке, подошла к двери и распахнула ее.
Тим Шорн стоял у окна и просматривал книги Дона. Она испуга-
лась — на ней была куртка Терри. Чуть слышно она прошептала:
— Я пришла.
Он повернулся к Кей и посмотрел на нее печальными глазами.
Ей стало его жаль, захотелось его утешить, но она продолжала молчать.
— Ты сердишься, любимая? Я понимаю, мне не следовало этого де-
лать, я должен был сразу же уничтожить бумаги, как ты мое письмо. Но
пойми, не было другого способа добиться правды! Не сердись на меня,
я все отдал Терри, вернул Чилтернам их акции и облигации Мод. Гил-
берт сказал, что теперь все в порядке, ты можешь не волноваться за их
финансовые дела. Последние биржевые операции были весьма удач-
ными, видно, фортуна их пожалела. Кей, я хочу сказать тебе всю правду.
Будет лучше, если ты услышишь ее от меня.
— Тим, ты уже все знаешь?
— Да. Не надо так переживать. У меня в кармане лежит признание,
написанное для майора Клиффорда.
Я обо всем догадался, когда ты сказала, что тело Асилии Мод пе-
ренесли на другую сторону сарая. Потом от тебя же услышал о мокрой
подушке, а майор нашел уключину от лодки... Я-то не сомневался, но
надо было доказать, что все было так, как я предполагал.
Я подумал, что наименее болезненным способом будет использовать
компрометирующие Терри документы, чтобы заставить Эллен сказать
правду.
93
И это подействовало.
Кстати, майор почти правильно восстановил подробности убийства
Айвора, даже удар по голове уключиной. Он допустил всего одну ошиб-
ку. Айвора окликнули из воды, а не из другой лодки...
Кей, слушая его, припоминала слова Терри, рассказавшего ей, что
он видел, как кто-то плыл в воде возле пляжа. Он даже узнал серебрис-
тую шапочку Эллен, которая то показывалась, то исчезала в волнах. Он
вообразил, что плыла Эллен. И спасал ее как мог.
— Окликнули из воды? Выходит, убийца плыл в купальной шапочке
Эллен? Но кто же это, Тим?
— Все оказалось довольно просто, Кей. Я как врач должен был бы
догадаться об этом с самого начала. Понимаешь, когда Эллен на прис-
тани объяснялась с Айвором и они поссорились, убийца уже был в
воде и плыл к острову. Айвор поехал туда же, через какое-то время его
окликнули из воды. Тот не стал глушить мотор, ничего не подозре-
вая, перегнулся через борт, очевидно, хотел помочь забраться в лодку.
А тот одной рукой схватил его за плечо, второй же ударил уключиной
по виску.
Айвор потерял сознание и свалился за борт.
Убийца бросил уключину в воду и вернулся на пляж. Он не знал, что
Айвор не пошел ко дну, а запутался в тросе от акваланга, так что моторка
потащила его за собой.
Тим замолчал и посмотрел на Кей. Он выглядел больным и страшно
усталым.
— Значит, во время борьбы Айвор сорвал шапочку Эллен с головы
убийцы и крепко зажал ее в руке? Недаром Эллен что-то искала у берега
на острове, надеялась скрыть улику!
— Да, Кей. Бедняжка с самого начала знала, кто убийца, и всеми
силами старалась отвести от него подозрения. И не могла рассказать нам
правду. Понимаешь, она искала в кустах дневник Роз-Мари, находилась
на пляже, когда возвратился убийца. Разумеется, он не сказал ей правды.
Только сообщил, что Айвор умер, заверил, что трагедия произошла слу-
чайно. Якобы тот хотел помочь ему, но поскользнулся и упал, ударив-
шись головой о край борта, потерял сознание и сразу скрылся под водой.
Спасти его было невозможно.
Эллен, понятно, поверила, и только когда майор нашел уключину,
поняла правду. Бедная девушка, представляю, сколько она пережила.
Вначале, когда подозревали всех, она молчала и не могла помочь. Но
какое отчаяние охватило ее, когда она узнала, что тот, кого она спаса-
ла, оберегала, жертвуя другими близкими ей людьми, убийца. Дважды
убийца!
Она защищала его не только потому, что любила, но и потому, что
считала себя виновной во всем. Ибо она показала ему страшные записки
погибшей Роз-Мари, сказала, что идет к Айвору, покажет ему дневник
и разорвет помолвку.
94
Убийца хорошо знал Айвора и понимал, чем это закончится для всех.
Болезненно самолюбивый Айвор не остановится ни перед чем, чтобы
отомстить.
Беда не в том, что им придется уехать с Бермудов, вернуться к жалко-
му существованию в Питсбурге, что все их бумаги в руках Айвора, кото-
рый не постесняется их не вернуть. Самым ужасным и неотвратимым
было то, что в руках Айвора находилась также и судьба Терри.
Как только Эллен порвет с ним помолвку, он ответит ударом на удар,
предъявит подделанный чек, и Терри попадет в тюрьму.
Именно это и было причиной убийства.
Жизнь Айвора за жизнь Терри!
Кей ждала последнего слова.
Она тоже вела бой и проиграла его. Сейчас Тим как противник выиг-
рал сражение, еще немного — и она получит последний удар...
Доктор продолжал:
— Переодеться в купальный костюм убийца не мог, и он поплыл в
пижамных брюках. Бедная девушка их выстирала и выгладила, чтобы
скрыть следы морской воды. Все могло бы окончиться удачно, если бы
не вмешалась Алисия Ламсден. Она многое знала и о многом догады-
валась. А когда ей стало ясно, что странные следы на пляже оставлены
вовсе не телом Айвора, тогда понять остальное было несложно. Эллен
не удалась попытка выстирать пижаму, на ней остались следы утюга,
которые говорили Алисии о многом. Она с невероятным упорством ра-
зыскала подтверждение своей догадки и обнаружила на диване спря-
танную под другими подушками мокрую зеленую.
Тим вздохнул:
— Все звенья были у нее в руках, и она, захватив подушку, отправилась
к майору... Так ты поняла, о ком идет речь? Неужели я должен назвать
его имя?
Ну конечно же, как она не сообразила, к кому отправилась за советом
Эллен, когда они все, даже Алисия, играли в бридж... Кому она понесла
дневник Роз-Мари? Ну, конечно же, к человеку, который ее больше всех
любил и был ей ближе всех.
Растерянно посмотрев на Тима и почти не видя его, она прошептала:
— Да, Тим, я знаю. Это сделал Гилберт.
Глава 21
— Вот и все, — сказал Тим. — Алисия была медсестрой, она хоро-
шо знала о здоровье Гилберта, так что легко догадалась обо всем. Ты,
наверное, помнишь, когда они вернулись из больницы, она сказала, что
доктор Барнес диагностировал полный паралич ног, однако здоровье
Гилберта настолько окрепло, что ему рекомендовали упражняться в пла-
ванье. Алисия, естественно, это помнила.
95
Тим подошел к Кей и обнял се.
— Не горюй так, милая. Я нс мог поступить иначе.
Кей недоверчиво спросила:
— Так он задумал убить Айвора? Я хочу сказать, действовал обду-
манно или же в порыве гнева?..
— Точно не скажу... Его тоже можно понять. Когда Эллен явилась к
нему и все выложила, он пришел в отчаянье. Ибо он прекрасно понимал,
что девушка из-за любви к отцу решила принять предложение Айвора.
Позднее же как бы уговаривала себя, что поступила правильно, что брак
ее будет счастливым... Гилберт был возмущен, его первоначальное вос-
хищение бескорыстием и благородством Айвора давно уже прошло. Он
понимал, что вовсе не является даровым нахлебником в доме Дрейка,
честно отрабатывает пребывание его семьи в доме.
Не следует забывать, что незадолго до прихода Эллен к Гилберту вор-
вался разъяренный Айвор, которого привели в бешенство слова Терри
за столом. Он кричал на Гилберта, грозил предъявить полиции подде-
ланный чек, если Терри не смирится. Наверное, на этот раз Гилберт
понял, как мерзок Айвор, и возненавидел его. Разумеется, и дневник
подлил масла в огонь. И Гилберт, видно, задумал его прикончить. Но
Эллен, конечно, этого не знала.
— Как я понимаю, Тим, он все как следует обдумал.
— Скорее всего. Конечно, он действовал как безумный, однако как
еще он смог бы спасти своих детей? Ведь Терри поставил на карту свою
судьбу, когда речь шла о деньгах на лечение отца.
Выслушав Эллен, он постарался ее успокоить, сказал, что все ула-
дится. Наверное, в этот момент в его голове и созрел план действий.
От крыльца газон полого спускался к пляжу. По нему он скатится до
воды и без особого труда доплывет до острова. А ночью туда отправится
Айвор.
Гилберт был одет в пижаму, готовясь отойти ко сну. Но не стал ло-
житься. Сказал дочери, что будет ждать ее. Эллен отправилась искать
Айвора. Гилберт же спустился на кресле до пляжа, снял куртку и в одних
пижамных брюках пополз по песку к воде.
Кей расплакалась. Ей было безумно жаль беднягу. Что он испытывал,
таща свое тело?
— Не плачь, родная, у него не было иного выхода. Он в воде чув-
ствовал себя полноценным человеком и был уверен в успехе задуман-
ного. Он подплыл к причалу, взял со столба шапочку Эллен, чтобы не
замочить волосы, снял с лодки уключину и затаился в воде.
Его план был гениален, но не все прошло гладко. Айвор успел стя-
нуть с его головы шапочку, эта важная улика ушла вместе с ним под во-
ду. Нырять за нею не было времени, надо было поскорее возвращаться
домой.
Гилберт не хотел, чтобы его кто-то увидел, но в это время на пля-
же оказалась Эллен. Она была поражена, увидев, как он выбирается
96
из воды. И ему пришлось придумать правдоподобную сказку о смерти
Айвора.
Усадив его в кресло, она повезла его домой. Она поверила, что смерть
Айвора была случайной. И, побоявшись, как бы подозрение не пало на
кого-то из них, отправилась на поиски шапочки.
Эллен думала, что прилив уничтожит все следы на песке, но майор
обнаружил их. Ночью выстирала пижаму отца, про зеленую подушку она
ничего не знала. Та вся пропиталась морской водой. Когда Эллен это
увидела, спрятала ее на диване под ворохом других подушек. Отцу же
на кресло положила другую, желтую.
Все это не ускользнуло от глаз Алисии. Мне думается, она питала к
Айвору отнюдь не родственные чувства, ревновала его к Эллен и больше
всего старалась навредить ей.
Когда майор обнаружил на песке непонятные следы, Алисия сразу
же подумала о его парализованных ногах, о том, что он может плавать...
Она имела доступ к его белью, знала, что утром дала ему белую пижаму,
а он оказался в голубой... Все эти факты показались ей подозритель-
ными. Но прежде чем заговорить, она хотела подтвердить свои догадки,
отыскала мокрую зеленую подушку и отглаженные пижамные брюки с
бурым пятном от утюга. Решив, что собрала достаточно улик, она отпра-
вилась к майору с требованием арестовать убийцу.
— Да, теперь все понятно... Но как он мог убить Алисию? Ведь я была с
ним почти все время. Понимаешь, я ни на минуту не выходила, не покидала
комнаты.
— Он убил ее почти что на твоих глазах. У него не было никакого
плана, он и не собирался ее останавливать... Все произошло, можно ска-
зать, стихийно. Искусителем явилась ты, хочешь того или нет.
— Не понимаю...
— Припомни. Во время бури ты была с ним в библиотеке, дождь за-
ливал через открытое окно. Ты попыталась его закрыть и увидела Али-
сию, которая выходила из сарая с велосипедом. Ты сказала ему об этом,
а сама выбежала из комнаты, чтобы позвать кого-нибудь помочь закрыть
окно.
Возле кресла Гилберта на столике были стаканы и сифон с содовой.
Он подъехал к окну, подождал, когда Алисия будет проезжать мимо, и
метнул сифон через открытое окно. Он точно рассчитал все. Как опыт-
ный бейсболист он не промахнулся.
А когда мы с тобой через несколько минут закрыли окно, лил дождь
и ничего нельзя было увидеть. Так что мы с тобой создали ему железное
алиби.
Гилберт уверяет, что он решил понести наказание за жизнь Айвора,
хотя и не сожалеет о содеянном и не намеревался задерживать Алисию.
— Как же ей не повезло! Выходит, я подтолкнула Гилберта на прес-
тупление, ему и в голову не пришло бы смотреть в окно в такую погоду!
Конечно, она была особа недалекая, мечтала отомстить за Айвора, перед
4 П. Квентин 'Возвращение на Бермуды"
97
которым преклонялась, и не замечала всех его дурных сторон. И все же
мне жалко ее... До сих пор не могу забыть, как я оставила ее лежать в
луже под проливным дождем.
Тим покачал головой.
— Не глупи, дорогая. Ты бы ей все равно ничем не помогла, важнее
было спасти Терри... Да ты и сама это понимаешь.
— Все так, но на душе у меня гадко. И мне жаль Мод. Представляю,
что она чувствовала, перетаскивая тело.
Тот согласно кивнул.
— Она нс отпиралась, сама все рассказала. Когда дождь утих, она вы-
глянула в окно и с ужасом увидела, что Алисия лежит рядом с велосипедом.
Она подумала, что та свалилась, побежала к ней и первым делом обратила
внимание на пакет. Бумага размокла, были видны пижамные брюки мис-
тера Чилтерна.
Именно эти брюки помогли ей понять происшедшее. И тут непода-
леку она увидела сифон с водой.
Как бы потрясена они ни была, но первым делом подумала, что надо
как-то спасать мужа. Она перенесла труп на другую сторону, забрала
сифон и пакет, решив, что майор никак не заподозрит Гилберта. Но
когда она уносила велосипед, ее увидели мы. Она пришла в отчаяние.
«Бедная, бедная Мод!» — подумала Кей, вспомнив, как та стояла в
сарае бледная и испуганная. Какое отчаяние овладело ею и как самоот-
верженно она боролась за мужа и детей.
— Веришь, ведь мистер Чилтерн не знал, что она перетащила тело
Алисии. Только после того как Эллен заговорила, Гилберт во всем соз-
нался и оформил письменное признание.
Кей расплакалась.
— Ох, Тим, мне очень стыдно, я понимаю, что он убийца, но в из-
вестной мере оправдываю его... Ведь он защищал своих детей. И ты дол-
жен приложить все силы, чтобы они не пострадали... Бедная семья, они
так любят друг друга!
Все недавние сомнения в искренности его любви к ней исчезли, он
снова стал самым близким и родным, от него одного она ждала помощи.
— Я постараюсь сделать все возможное, уговорив майора избежать
шумного процесса. Родных и близких у Айвора Дрейка нет, письменное
признание мистера Чилтерна поможет закончить это дело без допол-
нительных допросов и выяснений. Все понятно и так.
Она подошла к окну. Ей еще никогда не приходилось смотреть на
открывавшийся отсюда вид. Перед ней раскинулась безбрежная гладь
залива, но сейчас она казалась ей угрожающей.
Сказочно красиво, конечно, но эта красота лишена жизни.
Больше некому посещать павильон на острове, некому ссориться из-
за умершего владельца. Вряд ли кому-то придет в голову отправиться
туда и... Она остолбенела. Какой-то небольшой темный предмет доволь-
но быстро передвигался по воде в призрачном лунном свете.
98
Непонятное чувство ужаса охватило се, она дернула Тима за руку и
едва слышно прошептала:
— Сметой, Тим, смотри вон туда. Там кто-то плызет...
Страшная мысль мелькнула в голове.
— Это Гилбсрг! Скорее же! Скорее!
Она выскочила из домика, за ней кинулся бежать Тим. Он настиг ее
уже у самой воды, догнал и молча повернул ее лицом к зарослям олеан-
дров. Там стояло инвалидное кресло-коляска Гилберта.
Он-, вырвалась и прямо в туфлях побежала. Ее глаза были прикованы
к темной голове, мелькавшей уже довольно далеко среди волн, посере-
бренных лунным сиянием.
— Его надо спасти, Тим! Плыви быстрее, догони, нс .медли! Он решил
утонуть!
— Смотри!
Из кустов тамариска кто-то медленно направлялся к воде. Кей уви-
дела сестру.
— Ох, Мод! Что же делать? Как его остановить?
Мод казалась окаменевшей, лунный свет придавал ей сходство со
статуей, но голос ее звучал твердо:
— Кей, дорогая, не надо его останавливать. Так лучше, чем дожидать-
ся майора Клиффорда. Тот все равно не поймет Гилберта... Он поступил
так, как счел нужным...
У Кей перехватило дыхание.
Мод следит за тем, как ее обожаемый муж уплывает все дальше и
дальше в морс, откуда уже никогда не возвратится...
Кей не могла перенести этот кошмар и расплакалась так сильно, как
плакала разве что в детстве.
— Не горюй так сильно и не жалей меня, милая. Мы не имеем пра-
ва его осуждать. Ведь он один знал, стоит ли цепляться за такую жизнь.
Лишившись ног, он не знал ни минуты счастья. До конца своих дней
быть прикованным к инвалидному креслу такому сильному и
деятельному человеку, как Гилберт, это же было для него настоящей
пыткой. Видимо, так лучше, ему было очень тяжело чувствовать себя
калекой...
Мод ласково погладила волосы сестры. Постепенно рыдания Кей
стихли. Когда они снова стали смотреть на залив, лунная дорожка была
пустынна. И луна равнодушно глядела в ничем не потревоженную гладь
моря. На воде больше ничего не удавалось разглядеть.
— Мы должны думать сейчас о детях, Кей... Я понимаю, что он со-
вершил тяжкие преступления, но он спасал сына и дочь. Теперь они
будут жить спокойно, Терри и Симона, Эллен и Дон...
Потом голос сестры смолк. И она незаметно скрылась, как и появи-
лась, за кустами тамариска, оставив их вдвоем. Кей взглянула на Тима,
и он понял, что она хочет знать.
— Мод права, так легче для Гилберта, — сказал он.
99
Она тяжело вздохнула и снова посмотрела на ласковое море, на эту
волшебную тропическую ночь.
Все было нереальным, каким-то призрачным миражом, созданным
ее воображением. Тим обнял ее, его горячие губы прижались к ее губам.
— Нет, это не сон, нс фантазия, моя любимая. Это реальная жизнь.
Притихшая, она замерла в его объятиях, внезапно вспомнив ту пе-
сенку, которую пел Терри в день ее приезда:
Возвращайся на Бермуды,
На волшебный этот остров,
Здесь любовь и наслажденье
Ждут тебя уже давно.
Здесь забудутся невзгоды,
Горе прошлое уйдет...
*
РОМАН
Часть 1
ЮКАТАН
Глава 1
Сначала я увидел се руку. Она положила ее на открытое боковое стек-
ло машины как раз около моего плеча. Рука была тонкая, довольно кра-
сивая и неожиданно белая в этой стране смуглой кожи и тропического
солнца. В то же время это была решительная рука. Она крепко вцепилась
в машину, будто машина и я были нужны ей для какой-то цели и она
ни в коем случае не могла допустить, чтобы мы исчезли. Она сказала:
— Извините.
Я высунулся из машины, чтобы получше разглядеть ее. Она стояла в
блеске залитого солнцем тротуара. Сзади нее через открытую входную
дверь отеля «Юкатан» виднелся пол, выложенный голубыми и белыми
плитками.
Блондинка. Стандартного колера. Таких блондинок полно в Голливу-
де или на Бродвее, но здесь, в Мексике, она могла бы явиться причиной
мятежа. По крайней мере таково было мое первое впечатление.
На ней был серебристо-серый костюм, безупречная, однако лишен-
ная индивидуальности модель. В руках большая красная сумочка. Она
сказала:
— Я слышала, вы говорили бою, что собираетесь поехать на разва-
лины Чичен-Ица.
-Да.
Рука еще крепче вцепилась в машину.
— Я опоздала на экскурсионную машину. Правда, туда пойдет го-
родской автобус, но, вероятно, он будет битком набит индейцами и по-
росятами.
— Что ж, прыгайте сюда.
— А это ничего?
— Конечно.
Она обошла вокруг машины, бросила свой чемодан на заднее сиденье
рядом с моим габардиновым дорожным саквояжем и села рядом со
мной. Ножки у нее модельные. Серебристые волосы, чисто вымытые,
хорошо расчесанные, распущенные по плечам, тоже модельные. Словом,
103
все стандартное. Тем более неожиданным оказался ее профиль. Мне
пришлось несколько раз взглянуть на нее, чтобы убедиться, что зрение
меня не обманывает. Совершенно необычный профиль. Какой-то уг-
ловатый, с выдающимися скулами и прямым носом. Она являла собой
образец красавицы-космополитки, которую может произвести только
Америка: одна черта от одной расы, другая — от другой. Эффект полу-
чился поразительный. Вероятно, ей не более двадцати. Слишком моло-
да, чтобы одной болтаться по диким пустыням и джунглям Юкатана.
Если только она была одна.
— Интересуетесь майамскими развалинами?
Она пожала плечами:
— Все едут смотреть их.
Потом повернулась ко мне лицом. Глаза у нее тоже серебристо-серые.
— Ну, как насчет того, чтобы тронуться, если вы, конечно, не хотите,
чтобы мы сварились в машине заживо?
В Мериде даже в поздний послеполуденный час стоит жара, доводя-
щая до изнеможения. Мне не очень-то понравился диктаторский тон
девушки, но тем нс менее я включил мотор и направил машину мимо
белых, розовых и голубых домиков с их наглухо закрытыми деревянны-
ми дверями, охраняющими священную неприступность частных внут-
ренних двориков — патио.
Она прислонилась к горячей от солнца обивке сиденья и равнодуш-
но смотрела на дряхлую повозку, которая тащилась впереди. Достала из
красной сумочки сигарету и прикурила от серебряной зажигалки. Она
обращалась со мной как с наемным шофером. Я никак не мог понять
причину. Что это: наглость красивой женщины, знающей цену своим
чарам, или просто очень молоденькая девчонка скрывает свою робость
под напускной развязностью? Да, собственно говоря, мне это было со-
вершенно безразлично. Я уже не в том возрасте, когда любая незнакомая
девушка может привести в трепет.
Шесть самых трудных месяцев моей жизни только что благополуч-
но завершились. Здесь, в Мексике, мы с женой вдруг вообразили себя
влюбленными каждый в кого-то другого. Наше примирение было еще
очень молодым и непрочным, как новая кожица на едва затянувшейся
ране. В те несколько недель, которые мы после ссоры провели вместе,
чувствовалась некоторая неловкость в наших отношениях, чреватая но-
выми опасностями. И когда Айрис получила приглашение от киносту-
дии, мы решили, что будет очень полезно некоторое время пожить врозь.
Она уехала в Голливуд одна.
И, кажется, этот эксперимент оправдал себя. Оставшись в одиночест-
ве в Мехико-сити, я написал пьесу. Вообще-то я больше занимаюсь ре-
жиссерской работой, чем драматургией. Но на сей раз вполне доволен
результатом. Во всяком случае Айрис пьеса очень понравилась, и она
собирается зимой на Бродвее играть в ней главную роль. Мы написа-
ли друг другу массу писем по поводу наших планов, и благодаря этой
104
деловой переписке исчезла некоторая неестественность в наших отно-
шениях. Сейчас ее контракт с Голливудом почти закончился, и мы соби-
раемся через десять дней встретиться в Нью-Йорке.
Мысль о том, что я снова ее увижу, была столь же волнующей и ес-
тественной, как и в старые дни.
Я прилетел в Юкатан неделю назад, потому что мне показалось глу-
пым уехать из Мексики, не взглянув на самые знаменитые в мире раз-
валины. В Мериде я взял напрокат машину, убедился на собственном
опыте, как мало в этой стране мест, связанных с центром доступными
дорогами, и получил сильнейший ожог от тропического солнца и рас-
каленных песков в Прогрессе. Несколько последних дней я провел здесь
и уже привык к дружественной компании юкатанских индейцев. Мод-
ная высокомерность сидящей рядом со мной девушки мне очень не по-
нравилась. Если у меня и были какие-нибудь желания, то только одно:
лучше бы она не попадалась на моем пути.
Она отшвырнула сигарету и смотрела на проплывающие мимо нас
обработанные поля агавы, правильные геометрические линии планта-
ций этих растений, распластавшихся, подобно гигантским артишокам,
на красной земле. Вдруг совершенно неожиданно она сказала:
— Я Дебора Бранд.
— А мое имя Питер Дьюлет.
Она никак не прореагировала на мое имя, что меня страшно обрадо-
вало. Значит, она не одна из тех будущих актрис, которые знают номера
телефонов всех известных продюсеров лучше, чем английский алфавит.
Я спросил:
— Из Штатов на каникулы?
— Я только что прилетела из Бальбоа. Я опоздала на самолет в Мехико-
сити. Вот почему и поехала на развалины. Надо же как-то убить время.
Она была слишком молода, чтобы проявлять такую пресыщенность
в отношении времени. Я с любопытством взглянул на нее.
— Американка?
— Вроде этого. А вы?
-Да.
-О’
Она порылась в красной сумочке и достала еще одну сигарету. Ее аб-
солютное невнимание ко мне задело мое самолюбие. Я начал злиться.
— Я работаю в театре. Ставлю пьесы.
Она взглянула на меня, опустив руку с еще не зажженной сигаретой.
— О! — опять произнесла она.
Она закурила. Черный мексиканский гриф-стервятник неохотно
оторвался от трупа собаки, лежавшего впереди нас по дороге.
— Живете в Центральной Америке? — спросил я.
— Нет. В Перу, в данный момент. Мы вечно переезжаем. Отец выка-
пывает разные вещи.
— Археолог?
105
— Так они себя называют. Он и в этих краях много копался.
— В Чичен?
-Да.
— Значит, вам знакомы эти места?
— В те дни я с матерью жила в Канзас-сити и грызла резиновую соску.
— Такая молодая и путешествуете в одиночестве.
— Я не молодая.
— Сколько же вам лет?
— Двадцать.
Я засмеялся.
—- Смешно?
— Пожалуй, не очень. Но ваши слова заставляют меня, тридцати-
семилетнего, почувствовать себя дряхлым стариком. Только и всего.
— Разве вы такой старый?
Она вполне серьезно стала внимательно рассматривать меня.
— Вы хорошо сохранились.
Комбинация из наивности и явного позирования была совершенно
очевидной. Я вдруг почувствовал к ней интерес. Нечто новое, свежее.
Мне очень хотелось спросить ее, почему двадцатилетняя девушка при-
летела из Бальбоа в Мехико-сити одна? Но, пожалуй, этот вопрос был
бы слишком нескромным. Вместо этого я спросил:
— Вы родились в Штатах?
— Да. Моя мать была американка. Она умерла.
— А отец?
— Финн. Забавная национальность, но ничего не поделаешь.
— Вы говорите по-фински?
— Конечно.
— И по-испански?
— Именно по-испански я большей частью и разговариваю в
последнее время.
— Вы очень талантливы. Не правда ли?
Она стряхнула пепел прямо на пол машины.
— А вы очень любопытны. Не правда ли?
— Извините. Это просто интерес вежливости.
Она наблюдала за стайкой желтых бабочек, кружившихся над доро-
гой впереди машины.
— О! — снова произнесла она.
Некоторое время она не обращала на меня внимания. Потом бросила
косой взгляд на расстегнутую на груди рубашку.
— А вы здорово сожглись.
-Да.
— Надо чем-нибудь помазать.
— Я забыл купить чего-нибудь.
С совершенно неожиданно появившейся у нее материнской заботой
она сказала:
106
— У меня есть кое-что. Я вам дам, когда мы приедем, — и снова по-
грузилась- в молчание.
Мы уже далеко отъехали от города. Е Юкатане нет рек. Вода залегает
глубоко под почвой и только изредка показывается на поверхности в
причудливых кратерообразных прудах, окаймленных разрушающимся
известняком. Навстречу нам попадались ветряные мельницы. Их крутя-
щиеся лопасти сверкали в лучах заходящего солнца. Вдоль пустынной
дороги тащился мальчик с огромной вязанкой дров, вдвое превышавшей
его самого.
Сзади нас раздался сигнал машины. С поспешностью, которая даже
немного испугала меня, Дебора Бранд повернулась и посмотрела в зад-
нее стекло. Потом снова спокойно уселась. Набитый пассажирами авто-
бус с грохотом обогнал нас.
— Автобус, — сказал я. — Рады, что вы не в нем?
— Да, — затем добавила более вежливо: — Благодарю вас.
Мы подъехали к деревне. Очаровательные майанские коттеджи, по-
добные продолговатым коробкам из-под ботинок, накрытые тростнико-
выми крышами, дремали в тихих патио, в которых тенистые тропические
деревья роняли желтые и розовато-лиловые цветы на разгуливавших под
ними кур и индеек. В центре деревни около магазина стояла бензиновая
колонка.
— Пожалуй, мне следует заправиться. У меня меньше четверти бака.
Я остановил машину и вышел из нее. На другой стороне улицы, перед
школой, индейские мальчики с обнаженными торсами цвета жженого
сахара играли в баскетбол. Это зрелище показалось мне столь же нео-
бычным, как если бы группа учеников средней школы в Америке затеяла
на улицах бой быков.
Я кивнул на магазин.
— Вероятно, у них есть холодная кока-кола. Хотите выпить?
Она покачала головой. Она была совершенно равнодушна к окру-
жающей обстановке, как будто майанская деревня не стоила того, чтобы
она уделила ей хотя бы чуточку внимания.
На моем скудном испанском я объяснил хозяину магазина, что мне
нужно. Пока мы возились со шлангом, я услышал звук приближающе-
гося от Мериды автомобиля. Я взглянул.
Машина остановилась на другой стороне улицы. За рулем сидел вы-
сокий красивый мексиканец в рубашке с засученными рукавами. С зад-
него сиденья показалась женщина с кинокамерой.
Судя по ее уверенной поступи, по тому, как твердо она ставила ногу
на землю, — это американка. Маленького роста, на вид лет пятидесяти.
Ярко-зеленый дорожный костюм сморщился на спине, а совершенно не
гармонирующий с костюмом букетик пурпурных орхидей, приколотый
к лацкану жакета, имел какой-то усталый вид. Глядя на нее, я вспомнил
партии в бридж в Нью-Джерси, завтраки у Шрафтса и пакеты от Альт-
мана, которыми вас стукают по коленям в переполненном автобусе.
107
— Землячка, — повернулся я к Деборе.
Но она исчезла. Вероятно, передумала насчет кока-колы.
Было совершенно ясно, что маленькая женщина отлично знает, че-
го она хочет от жизни. В данный момент ее интерес был направлен
на игру в баскетбол. Она навела камеру на команду, почувствовавшую
чье-то внимание, и катушка затрещала. Затем она сунула камеру под
мышку и вернулась к машине. Шофер указывал на огромную мрачную
церковь.
— Ну, я уже досыта насмотрелась на эти церкви. — Слегка гнуса-
вящий нью-йоркский говор женщины разбудил во мне теплое чувство
ностальгии.
Произнося эти слова, она увидела меня и решительной походкой на-
правилась в мою сторону. Она едва доходила мне до плеча.
— Хэлло, — сказала она. — Вы едете в Чичен-Ица?
Я ответил утвердительно. На лбу у нее выступили капельки пота, а
ее круглые черные глаза были глазами маленького мальчика, стараю-
щегося ничего не пропустить. Она мне понравилась так, как иногда нра-
вятся самые неподходящие люди в самые неподходящие моменты.
Она спросила:
— Вы остановитесь в гостинице?
— Собираюсь.
— Сколько они с вас запросили? С меня хотят содрать семьдесят пять
песо за ночь. Дело не в деньгах. Но я терпеть не могу, когда меня обма-
нывают.
Она с подозрением посмотрела на меня, как будто я сумел немного
выторговать и не хочу выдать ей секрет, как мне это удалось.
— Боюсь, что я ничего не могу сказать вам о цене. Я не заказывал
номер. Еду без предупреждения.
— О, — она взглянула на машину. — Путешествуете в одиночестве?
Я не знал, как мне объяснить присутствие Деборы.
— Вроде этого.
— Сами за рулем?
— Да. Я взял машину напрокат.
Она вздохнула.
— Какой вы умник. Эта огромная красивая дубина мужского по-
ла, — она указала на шофера, — стоит еще пятьдесят песо. Все так и
норовят ограбить вас, — по лицу скользнула заразительная улыбка. —
Но, пожалуй, их трудно в этом винить. Ведь мы в их представлении бан-
да слабоумных праздношатающихся.
— Конечно.
Она протянула руку.
— Что ж, очень рада познакомиться с вами. Мое имя Лена Снуд,
Ньюарк. Идиотское имя. Но до замужества я была Хагенхофер, так что
вряд ли есть основание жаловаться. Ну, увидимся в гостинице.
— Позвольте мне угостить вас чем-нибудь?
108
— Нет, уж лучше я вас угощу. С какой стати вы будете тратить деньги
на такую старую каргу, как я?
Маленькая девочка в рваном платьице подошла к нам и молча про-
тянула крепко связанный букетик полевых цветов. Увидев ее, миссис
Снуд пролаяла на ломаном испанском:
— Нет. Не надо цветы. Есть цветы. Орхидеи, — она ткнула пальцем
в лацкан жакета. Потом, ворча, открыла сумочку и всунула девочке в
руку одно песо. — Вот тебе. Теперь иди, играй. Или дои корову. Или
что там еще делают мексиканские девочки, — она пожала плечами и по-
вернулась ко мне. — Видите, так и норовят на каждом шагу ограбить
американцев.
Она заковыляла обратно к машине. Когда машина тронулась, она
помахала мне рукой. Я увидел пурпурные орхидеи, нелепо болтающиеся
у ее плеча.
Бак был наполнен. Я оплатил бензин и вошел в магазин за Деборой.
Она стояла в глубине маленькой, погруженной в полумрак комнаты.
Красная сумочка торчала у нее под мышкой. В руке она держала бутылку
кока-колы, но не пила ее.
Страх — это одна из эмоций, которую легче всего обнаружить. Хотя
в ее внешней маске спокойствия не было никаких видимых изменений,
как только я взглянул на нее, я понял, что она чего-то боится.
Это меня удивило. Маленькая лавочка, пропитанная ароматами са-
мых безобидных сельских товаров — брынзы, бананов, — была поистине
мирной гаванью. Казалось совершенно невозможным, чтобы что-то
могло испугать ее в этой безвестной юкатанской деревушке. И тут я
вспомнил, как она оглядывалась, сидя в машине, на сигнал автобуса и
как она сразу исчезла при приближении машины миссис Снуд.
Так, значит, она боится кого-то, кто может догнать ее на машине?
Вероятно, так. Кого же это? Миссис Снуд? Можно ли предположить
что-либо внушающее страх в миссис Снуд, с ее ядовито-зеленым кос-
тюмом и увядающей бутоньеркой? Дебора все больше и больше воз-
буждала мой интерес.
Я подошел к ней. И почувствовал, что по мере того, как я прибли-
жаюсь к ней, ее страх исчезал. Она поборола его с моей помощью. Вы-
глядывающий из-под серебристых локонов подбородок по-прежнему
был вздернут вверх. Я не мог себе представить, какие опасности могут
ей угрожать, однако меня чрезвычайно тронуло то, что такая молодень-
кая девушка, чем-то до смерти перепуганная, ни в коем случае не хочет
обнаружить свой испуг. Борьба с отцом? Или слишком навязчивым лю-
бовником? Мне очень хотелось спросить ее, в чем дело. Но это не такая
девушка, которой можно задавать такие вопросы.
Я спросил:
— Готовы ехать дальше?
— Да.— Неторопливым жестом она поставила на прилавок неотку-
поренную бутылку кока-колы. Некоторое время она молча смотрела на
109
меня из-под полуопущенных ресниц. Стандартный трюк кинозвезд, дав-
но приевшийся и отнюдь не чреватый роковыми последствиями.
— Я слышала, вы разговаризали ло-аяглинскп с какой-то женщиной?
— Да. Это туристка. Едет на те же развал* !?:м.
— Одна?
— Да. С шофером. Она утке уехала.
Она говорила с таким зилом, буд^о ей зсс это з зысшсй степени без-
различно. Однако на сей раз ей не удались меня обмануть. С'кт збошла
спящую на лолу собачонку и, направляясь к двери, эбернузшись, сказала:
— Что это за женщина?
— Просто очень смешная маленькая женщина с орхидеями.
Дебора зышла на яркий солнечный сзет. Налице никакого выраже-
ния. Почти глупое лицо. Это напоминало мне лица, которые я видел на
войне. Лица пленных, которые знали, что их .жизнь часто зависит от вы-
ражения лицо, и далеко прятались за эту линию обороны.
Она не спеша села в машину. Когда я садился за руль, то заметил,
какой пристальный взгляд бросила она на свой серебристо-серый чемо-
дан, лежавший на заднем сиденье.
Вообще-то говоря, это вполне нормальное явление — проверить, цел
ли твой багаж. Но взгляд Деборы Бранд, пожалуй, был слишком уж вни-
мательным.
Она боится, что ее кто-то догонит. Она боится, что ее чемодан укра-
дут. Кто же она такая?
Конечно, не просто туристка, едущая ради удовольствия осматривать
развалины.
Глава 2
Начало постепенно смеркаться. Деревень больше не попадалось, и
по мере того, как мы углублялись в однообразные джунгли, дорога ста-
новилась все хуже и хуже. Настроение мое сделалось совсем паршивым,
очевидно, под влиянием непонятного страха сидевшей рядом со мной
девушки. На любого человека, выросшего в городе с ярким уличным
освещением и светофорами на каждом углу, Юкатан ночью невольно
навевает ужасы. Дикие джунгли, сплошь ничейная земля, никакой част-
ной собственности. Растут деревья, вьются лозы дикого виноградника,
в тусклом освещении чуть заметно пестрят цветы. И никаких тропинок.
Покажется вдали с трудом различимый во мраке холм, ты знаешь, что
это на самом деле не холм — это давно забытый, занесенный землей
храм, который, вероятно, никогда и не пытались откопать местные влас-
ти, недостаточно богатые для того, чтобы позволить себе роскошь раз-
гадывания погребенных тайн.
Стало совсем темно. Дебора молчала, но мысли мои были только о
ней. Я никак не мог успокоиться: чего она так боится? И, отбрасывая
ПО
одну за другой различные совершенно фантастические причины ее стра-
ха, я все больше подпадал под влияние ее чар, чего со мной не случилось
бы, будь я в менее экзотическом окружении. Ее волосы сияли в пустоте,
как огромные бледные цветы. Аромат ее духов, который в ночном клубе
Нью-Йорка или в «Реформе» в Мехико-сити показался бы просто обык-
новенным ароматом, здесь являлся неотъемлемой составной частью этой
волшебной обстановки. Он вполне мог быть запахом джунглей, влив-
шимся через открытое окно машины.
Я перестал терзать себя сомнениями по поводу причин ее страха и
подумал: а что, если поцеловать ее сейчас? Надо признаться, вряд ли
можно назвать похвальным такое желание для мужчины, который все
еще находится в муках примирения с собственной женой. И я прогнал
от себя эту мысль.
Впереди на пыльной дороге показалась пара маленьких красных глаз,
зловеще сверкавших в свете автомобильных фар. Неизвестная птица, си-
девшая на дороге, взмахнула крыльями и улетела в темноту.
— Ах, эти птицы на дороге, — вдруг проговорила Дебора. — Отец
говорил мне о них. Индейцы считают, что это душа майанской прин-
цессы. Ей сказали, что ее возлюбленный умер, а она не поверила. Вот и
сидит до сих пор в ожидании.
— А почему ей сказали, что он умер?
— Здесь кругом смерть. Отрезают головы животным. Вырывают сердце
у живого человека. Вечно кровь. Всюду кровь. Папа говорил, это потому,
что здесь нет воды. В жертву Богам приносят кровь в обмен на дождь.
Резким щелчком зажигалки она закурила сигарету. Ее профиль на
короткое время осветился. Она посмотрела на меня с любопытством и
интересом, как будто она задумала что-то.
— Хотите закурить?
— Благодарю.
Она наклонилась и сунула мне в рот сигарету. Я почувствовал мяг-
кое прикосновение пальцев к моей щеке. Она снова откинулась на спин-
ку сиденья и закурила другую сигарету.
Еще две птицы, ожидавшие своих возлюбленных, сверкнули крас-
ными глазами и, взмахнув серыми крыльями, исчезли в темноте.
В иссиня-черном небе показалась луна, тонкая, как обрезок ногтя.
Слева от нас мы увидели возвышающуюся в джунглях огромную тупо-
угольную пирамиду, черную, мрачную. При виде ее у меня холодок
побежал по спине. Серп луны висел сзади пирамиды, как эмблема.
Я мысленно представил себе массивные, высеченные из камня ступени,
подумал о крови жертв, стекавшей по ним.
Впереди показался электрический свет, и сразу справа от нас на-
чалась железная изгородь. Наконец-то мы из ничейной земли въехали
в частную собственность. Над причудливо вырезанными деревянными
воротами с тростниковой крышей горел фонарь. Мы приехали в гос-
тиницу.
111
Вероятно, шум нашей машины был слышен, так как у ворот нас уже
ожидал официант в белой куртке. Он забрал наши вещи и на мой вопрос
ответил, что я могу оставить машину прямо на дороге. Мы пошли за ним
по дорожке через тропический сад. Здесь дикие джунгли рукой человека
были превращены в великолепный парк с лоснящимися листьями пальм,
цветущим виноградником и цитрусовыми деревьями. Мы подошли к ши-
рокой террасе. По всей вероятности, это очень комфортабельный отель.
Миссис Снуд нечего было беспокоиться: ее расходы окупятся сполна.
Но лично я не сказал бы, что от него в восторге. Он был слишко эле-
гантен и роскошен и поэтому казался совершенно неуместным здесь, в
такой близости к мрачному чудовищу пирамиды.
Мы зарегистрировались у дежурного. На столе у него было много от-
крыток и американских журналов. Оказывается, большая часть комнат
была в отдельных коттеджах, расположенных в саду. Очевидно, они ре-
шили, что мы путешествуем вместе, и поэтому дали нам номера в одном
и том же коттедже. Слуга отвел нас к нашему коттеджу в глубине сада.
Это было очаровательное здание в майанском стиле.
Когда мы расставались у дверей наших комнат, я сказал Деборе*
— Я надеюсь, вы пообедаете со мной? Как насчет того, чтобы выпить
что-нибудь?
— Благодарю. Я только переоденусь. Я быстро.
В моей комнате с высоким тростниковым потолком было две кровати
с сетками от москитов и изящная раскрашенная мебель.
Когда я, сняв рубашку, обмывал в ванной комнате сожженные до
боли руки и грудь, в дверь постучали. Я открыл. Это была Дебора. Она
держала в руке баночку крема от ожогов.
— Вот, — сказала она. — Я не забыла.
Она осмотрела мой торс, затем взяла за руки и повернула, чтобы ос-
мотреть спину. По-видимому, она совершенно не придавала значение
тому, что перед ней стоял полуобнаженный почти незнакомый мужчина.
— Ну и ожог, — посочувствовала она. — Давайте лучше я вам сама
все сделаю. — Она закрыла дверь. — Пойдемте к окну.
Я подошел. Я слышал, как она отвинтила крышку баночки, после
чего ее пальцы начали ритмично массировать мою спину. Иногда моего
плеча касались ее мягкие прохладные волосы. Меня обуревали странные
чувства: во всем этом была какая-то интимность, и в то же время — это
полнейшее безразличие ко мне с ее стороны.
Сзади меня раздался ее голос:
— Женаты?
—• Да, — сказал я.
— Вашу жену не интересуют развалины? Или это вы ее не интересуете?
— Она работает. В Голливуде. Актриса.
Последовало ее характерное равнодушное «О». Руки продолжали ис-
кусно обрабатывать мою спину.
— Теперь повернитесь.
112
Я повернулся. На юном лице по-прежнему никаких эмоций. Между
зубками показался кончик ее язычка — признак сосредоточенной рабо-
ты. Она намазала мазью мою грудь, потом руки одну задругой, начиная
растирать от плеча вниз, к запястью. Когда все было закончено, она
задержала мою левую руку в своих руках и посмотрела на меня. Прис-
тально и вызывающе.
К моему крайнему изумлению, вдруг она спросила:
— А что, продюсеры способны на романтические похождения в тем-
ном Юкатане?
У меня слегка кольнуло сердце.
— Все возможно. При наличии достаточного повода.
Она взяла меня за обе руки, наклонилась ко мне и поцеловала пря-
мо в губы. Это был продолжительный поцелуй, с претензией на пылкую
страсть, однако не очень убедительный. Он напомнил мне поцелуи, ко-
торыми награждают выигравшего этот приз кинозвезды в лотерее с бла-
готворительными целями.
Она отстранилась от меня.
— Ну, как? Достаточный повод?
— Подойдет.
Я обнял ее за талию, но она выскользнула от меня со словами:
— Только не сейчас, когда вы кругом обмазаны мазью.
Она подошла к кровати, завинтила крышку баночки и поставила ее
на ночной столик.
— Завтра нужно будет еще раз помазать. Ну, пока, увидимся через
несколько минут. На террасе.
В замешательстве, заинтригованный, и в то же время не в силах за-
глушить возникшие подозрения, я стал одеваться. Надел чистую рубаш-
ку, завязал галстук, надел пиджак и прошел по саду в центральное здание
отеля. Мазь утишила боль. Я с удовольствием думал о своей исцеленной
коже и о Деборе.
За исключением группы официантов, столпившихся в Одном углу,
длинная терраса была пуста. Вероятно, сейчас не сезон для туристов.
Я заказал ромовый коктейль и сидел, потягивая его и наблюдая за
крупными мотыльками, порхающими в темном саду, и думал о девуш-
ке, которая может быть в один момент такой напуганной до смерти, а
буквально через несколько минут такой неубедительно страстной. Но я
ничуть не боялся попасть в ловушку. Она была слишком молода.
Сзади меня послышались чьи-то шаги. Я повернулся. Ко мне при-
ближалась миссис Снуд в кричащем красном вечернем платье. Она под-
правила косметику, и все же, несмотря на все ее великолепие, по-преж-
нему оставалось впечатление неряшливости.
При виде меня в ее черных пытливых глазах вспыхнула радость. Она
бухнулась на стул рядом со мной и сказала с укоризной:
— Ах вы плут этакий. Ведь я собиралась оплатить этот ваш бо-
кал, — и быстро добавила: — Сколько с вас взяли?
113
— Они ничего мне не сказали.
Я думал о Деборе, о том, как она спряталась в деревенской лавоч-
ке. Если миссис Снуд является причиной ее страха, я об этом скоро
узнаю.
Подошел официант. Миссис Снуд заказала шотландское с содой и
на уморительном испанском пыталась объяснить ему, что она заплатит
и за мое вино тоже. Когда официант ушел, она обратилась ко мне:
— Как вам нравится мое платье? В Штатах мне сказали, что оно ис-
ключительно подойдет для Мексики. Обратите внимание на оттенок.
Самый модный. Семьдесят пять долларов пятьдесят центов. Вы думаете,
меня надули? Ну да ладно, не беда.
Официант принес виски. Поток болтовни миссис Снуд не прекра-
щался. Она рассказала мне о дороговизне в Гватемале, откуда она только
что приехала, высказала предположение относительно цен в отелях Ака-
пулько, куда она обязательно заглянет перед тем, как вернуться в
Ньюарк. Я подумал, до чего же типичными туристами могут быть не-
которые люди. Она казалась какой-то искусственной, как иностранная
актриса, изображающая американку, причем американок-то она изучала
по страничкам юмора в журналах.
Дебора не появлялась. Я услышал сзади на темной дороге звук авто-
мобиля. Вероятно, официанты тоже услышали его, так как один из них
поспешил встретить вновь прибывших.
Вскоре они показались на дорожке, идущей к нам. Приехали три гос-
тя: одинокий американец и пара. Мужчина из этой пары, вероятно, тоже
американец. Огромный, лет сорока, с розовым, пышущим здоровьем ли-
цом, красно-рыжими волосами и слишком длинными руками, которые
неловко болтались, когда он шел. Идущая рядом с ним девушка пред-
ставляла собой резкий контраст. Вероятно, она из латиноамериканской
страны. Маленькая, хорошенькая, индейского типа с красивыми огром-
ными глазами и довольно толстыми ногами.
Вместе с ними шел мужчина, в котором я узнал шофера экскурсион-
ной машины из отеля «Юкатан». Вновь прибывшие столпились у стола
портье. А я вспомнил, что Дебора говорила мне, что она опоздала на
экскурсионную машину. Собственно, это и явилось предлогом для ее
поездки со мной.
Сознание того, что она солгала — сам по себе факт пустяковый, —
вдруг насторожило меня. Я стал по-другому воспринимать все проис-
ходящее здесь на террасе. У меня появилось такое ощущение,.что все
кажется не тем, чем является на самом деле. Голоса людей у стола портье
казались мне нереальными, болтовня миссис Снуд — воркотней какого-
то животного. Даже сад показался мне декорацией, вырезанной из кар-
тона, нечто искусственное, предназначенное для того, чтобы скрыть зло-
вещую действительность.
Мои размышления были прерваны голосом американца:
— Не возражаете, если ваш земляк присоединится к вам за столом?
114
Я оглянулся. То же самое сделала миссис Снуд, прервав свое щебе-
танье. Около нас стоял только что прибывший американец. На нем был
сиортизный пиджак довольно неряшливого вида, мешковатые флане-
лсиъи брюки и желтая рубашка с расстегнутым воротом. Он был или
чересчур сзетлый блондин, или просто седой. Я не был уверен. И вооб-
ще он производил странное, неопределенное впечатление: ему могло
быть и сорок пять, и пятьдесят пять лет. У него могла быть любая про-
фессия, начиная от инженера, кончая агентом по рекламе. Лицо с ог-
ромными очками з черепаховой оправе тоже было какое-то неопреде-
ленное. Он как-то странно улыбался, от чего глаза у него почти совсем
закрывались, а с обеих сторон рта с довольно тонкими губами неожи-
данно появлялись девичьи ямочки.
— О, конечно, садитесь.
Миссис Снуд рассматривала его, не скрывая своего интереса. Раду-
шие, которым она, очевидно, совершенно не могла управлять, заставило
ее сказать:
— Выпейте с нами.
— Так, так. Это идея. Неплохая идея.
Незнакомец уселся в кресло, а затем, слегка приподнявшись, про-
тянул руку миссис Снуд:
— Мое имя Билл Холлидей, Кливленд, Огайо.
Миссис Снуд и я в свою очередь представились ему. Он осмотрелся
с видом человека, знающего всему цену.
— А у них здесь отлично.
— Жульническое заведение, — вставила миссис Снуд.
— Well, — произнес он это слово так, как произносят люди, соби-
рающиеся сказать или что-нибудь глубокомысленное, или очень забав-
ное. — Но вы знаете, как это быйает. С их точки зрения, мы, амери-
канцы, страшно глупый народ: приезжаем сюда смотреть на развалины.
А эта гостиница единственное место, где можно остановиться, вот они
и дерут с нас любую цену.
Я был слегка огорчен тем, что на протяжении такого короткого про-
межутка времени встретился еще с одним индивидуумом, который
денежные расчеты ставит превыше всего. Но зато его присутствие до
некоторой степени сняло с меня бремя общества миссис Снуд. Они, ви-
димо, с первого взгляда понравились друг другу. Халлидей заказал виски
с содовой, и они начали трещать о сестре миссис Снуд, которая когда-
то жила в Акроне.
Как это бывает на сцене, они затеяли банальный разговор для того, что-
бы скрыть истинное впечатление от выхода главного лица пьесы. Так как
я все время думал о Деборе, то решил, что они ожидают именно ее выхода.
И вот она появилась.
На ней было длинное белое вечернее платье, в котором она выглядела
как нечто нереальное, дух, видение. Одним небесам известно, как это
ей удалось сохранить в чемодане совсем не измятое платье.
115
На пороге террасы она помедлила немного и затем подошла к нам.
Сейчас она выглядела как первоклассная модель с Пятой авеню, некая
красочная реклама нового сорта папирос или нового средства для поли-
ровки ногтей «Хотите выглядеть очаровательной по вечерам?®.
Я удивился: откуда у нее столько шика, у девчонки, которая всю свою
жизнь болталась с отцом-археологом по пустыням Центральной и Юж-
ной Америки?
Я ожидал проявления какой-нибудь неловкости при встрече ее с мис-
сис Снуд, но абсолютно ничего не заметил. Дебора села на пустой стул
рядом со мной, без всякого любопытства взглянула на моих двух собе-
седников и пробормотала:
— Хэлло.
Если она и боялась чего-то, никаких признаков ее страха заметно не
было. Не было также ни малейшей тени чего-то скрытного в чисто жен-
ском разглядывании ее Леной Снуд. Мистер Холлидей встретил проце-
дуру представления с широкой, с ямочками у уголков рта, улыбкой. Он
сказал:
— Это не вас я видел сегодня в аэропорту?
Ага, кажется, появилась какая-то зацепка. Я взглянул на Дебору и
увидел ее профиль — этот любопытный, своеобразный профиль. Ника-
ких эмоций. Только длинные ресницы чуть заметно затрепетали над
серебристо-серыми глазами. Больше никаких изменений в застывшей
холодной маске.
— Возможно, — ответила она. — Я была там.
Подскочил официант. Дебора заказала дейкуири с крошеным льдом —
именно этот напиток и следовало заказать модели с Пятой авеню.
— Возвращаетесь домой в Штаты? — полюбопытствовал Холлидей.
—- Да, — Дебора слегка пожала плечами. — Вроде этого.
Без малейших признаков невежливости ей все же удалось заморозить
дальнейшие расспросы личного характера.
На террасе появились красно-рыжий джентльмен с маленькой лати-
ноамериканской девушкой. Проходя мимо нашего столика, он приветст-
вовал нас легким поклоном и занял отдельный столик в дальнем углу.
Очевидно, миссис Снуд считала для кого бы то ни было жизнь вне
общества невыносимой, поэтому она крикнула:
— Идите сюда! Выпейте с нами.
Мужчина вернулся к нам. Он двигался с грацией тяжелоатлета, толь-
ко недавно покинувшего ковер. Подойдя к нам, он улыбнулся. Это была
необыкновенная, обезоруживающая, мальчишеская улыбка, которая
снимала с его лица по крайней мере десять лет. Глаза голубые, взгляд
прямой открытый.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал он, — но дело в том,
что мы только сегодня поженились, — он кивнул в сторону Девушки с
красивыми глазами, сидевшей за столом в углу. — Нам хотелось бы по-
быть одним.
116
Миссис Снуд сказала:
— Ага, медовый месяц. О, поздравляю.
Мы все пробормотали какие-то поздравления. Мужчина снова улыб-
нулся и вернулся к своей молодой жене.
Миссис Снуд посмотрела ему вслед.
— Слава Богу, отказался. Иначе мне пришлось бы покупать шам-
панское.
Она опять углубилась в разговор с Холлидеем, а ко мне вновь вер-
нулось скверное настроение. Я никак не мог отделаться от навязчивой
идеи, что я что-то упустил. Какую-то маленькую улику. Ключ, который
мог бы связать всех этих случайных людей и случайные слова, так что
все приобрело бы совершенно неожиданное значение. И это чувство все
укреплялось во мне. И тут я понял, что беспокойство передается мне
от Деборы, сидевшей рядом. Я понял, что ошибался относительно ее
спокойствия. За ее невозмутимой внешностью могло скрываться любое
напряжение, в том числе и страх. А если так, то страх этот внушал ей
кто-то, сидящий здесь, на террасе.
Кого она боится? Холлидея, который видел ее в аэропорту? Джентль-
мена, справляющего медовый месяц? Миссис Снуд?
Вскоре объявили, что обед готов, и все разошлись. Мы с Деборой
обедали в полном молчании, сидя за столом в углу. При наличии всего
лишь небольшой горстки людей огромный зал ресторана навевал уны-
лую тоску. Во время обеда хозяин гостиницы, веселый подвижный мек-
сиканец, с наигранной бодростью директора туристического бюро
объявил, что завтра утром в 8.30 к услугам гостей будут гиды для осмотра
развалин.
После обеда Дебора заказала коньяк и кофе, и мы снова пошли на
террасу. Я опять не замечал в ней никакого волнения или напряжения
и снова подумал, что, вероятно, я ошибаюсь. Вероятно, то, что я квали-
фицирую как страх, всего-навсего лишь некоторая робость девушки,
попавшей в незнакомое общество. А может быть, я неправильно истол-
ковываю ее гнетущее молчание? Может быть, она просто по молодости
лет такой сдержанностью, намеками на глубоко скрытые чары надеется
околдовать меня, зажечь как мужчину?
Но прежде чем я пришел к окончательному заключению по этому
поводу, она вдруг порывисто встала и сказала:
— Я страшно устала. Вы не возражаете, если я сейчас уйду, я хочу
лечь.
Молодожены вышли из зала ресторана на террасу. Дебора сказала
«спокойной ночи» и при появлении набросившихся на меня миссис
Снуд и Холлидея ушла с террасы. Я смотрел вслед легкой сверкающей
фигурке, удаляющейся по тропинке по направлению к коттеджу.
Я присутствовал при диалоге Холлидей—Снуд ровно столько, сколь-
ко у меня хватило сил, и затем, сославшись на желание спать, покинул
их. Но на самом деле я не чувствовал никакой усталости. Как только я
117
скрылся с их глаз, я повернул на другую тропинку, вышел за ворота гос-
тиницы и пошел по темной дороге.
Мой автомобиль стоял на прежнем месте, а за ним пристроилась ту-
ристская машина из Мериды. Поскольку я стоял спиной к гостинице,
только эти два предмета — автомобили были представителями двадца-
того столетия на фоне открывшейся панорамы.
Ярко светился тонкий серп луны. Впереди на фоне более светлого
неба чернели причудливо перевитые свисающими плетями дикого вино-
градника верхушки деревьев. А за ними, в жутком великолепии смутно
вырисовывался бледный силуэт огромной разрушающейся башни. Этот
силуэт произвел на меня странное, магнетизирующее впечатление. Те-
перь, когда я, присмотревшись, лучше различал предметы в темноте,
я заметил впереди железную изгородь с грубо сделанными воротами.
Я толкнул их и пошел по протоптанной тропинке через джунгли. Треща-
ли цикады, кружились мотыльки. Ночной воздух трепетал от присут-
ствия притаившихся живых существ.
Затем тропинка круто повернула направо, и совершенно неожидан-
но передо мной раскинулась огромная, поросшая травой арена, окру-
женная высокими мрачными храмами. Я вышел на открытую, залитую
лунным светом арену.
Ощущение жизни здесь полностью отсутствовало. Я вступил в мерт-
вый мир с его собственными могущественными чарами.
Я не мог разглядеть деталей: видел только длинные массивные фаса-
ды храмов и таинственную, похожую на маяк, башню справа. Вокруг
нее, помигивая холодным светом, кружились светлячки.
Я закурил и бросился на сухой дерн. Вот зачем я сюда приехал! Не
за тем, чтобы жить в гостинице и решать загадку серебристоволосой де-
вушки, которая так порывисто проявляла свою любовь ко мне и которая
боялась (или не боялась?) кого-то.
Хотя я не был знаком с майанскими легендами, я, как работник теат-
ра, живо представлял себе былое величие этих руин и наполнял их вычи-
танными из книг образами, смутно сохранившимися в моей памяти с
мальчишеских времен: священнослужители в белых одеяниях, замершая
в благоговейном трепете молчаливая толпа, обнаженная жертва...
Некоторое время я сидел так, дав волю своей фантазии, и разгляды-
вал дряхлые, выветренные фасады храмов. И тут постепенно, так посте-
пенно, что я едва почувствовал его приближение, меня охватил страх.
Не перед каким-либо определенным предметом или событием. Просто
безотчетный страх выползал откуда-то из глубоких тайников моего су-
щества. Мне вдруг показалось, что мне на спину легла тень какой-то
враждебной силы. Храмы, соблазнительно белые и гладкие при лунном
свете, показались мне теперь дворцами ужасов, откуда в любой момент
может с криком появиться нечто древнее, необъяснимое.
Я вскочил и поспешил обратно на дорогу к таким милым, знакомым
предметам, как автомобили. Их вид подействовал на меня успокаивающе.
118
Теперь гостиница была погружена в темноту. Вероятно, все рано лег-
ли спать, чтобы как следует отдохнуть перед завтрашним осмотром руин.
Увлеченный разыгравшейся фантазией, я спутал дорожки и оказался
в самой глубине сада. Оглядевшись вокруг, я увидел справа свой коттедж
и повернул к нему. Нов нескольких сотнях футов от коттеджа остано-
вился в тени апельсиновых деревьев.
При лунном свете хорошо была видна южная сторона коттеджа. Бли-
жайшее окно было Деборино, следующее мое. Под самым окном Деборы
шевелился силуэт человека.
Окно было открыто, и человеческая фигура копошилась под ним, как
будто собираясь залезть в комнату. Вдруг залаяла собака. Неожиданно,
злобно. И фигура исчезла в темноте.
Этот эпизод занял всего несколько секунд, и почти так же быстро мое
волнение улеглось. Я подумал, ведь в отеле работает довольно много слу-
жащих. Возможно, я видел фигуру одного из них, когда он возвращался
из отеля в дом прислуги, находившийся за садом. Я был почти уверен,
что только моя одинокая прогулка к развалинам придала зловещий ха-
рактер факту появления этого человека у окна Деборы.
Когда я дошел до коттеджа, я уже почти забыл об этом инциденте.
Чувствуя приятную усталость, я разделся, надел пижаму и забрался под
сетку от москитов на одну из кроватей. Читать мне было нечего. Я ле-
жал, докуривая последнюю на сегодня сигарету и думая об Айрис.
Когда я, докурив сигарету, выключил лампочку на ночном столике,
кто-то постучал в дверь.
Я сел. Снова постучали. Я выбрался из-под сетки и пошел открывать
дверь.
В дверях, одетая в белую пижаму, стояла Дебора Бранд. По плечам
разметались волосы, еще более светлые при лунном свете. Она вошла в
комнату и заперла за собой дверь.
— Ну, вот я и пришла, — сказала она. — Надеюсь, вы не переду-
мали?
Глава 3
Я включил свет. Она, поджав под себя ноги, уселась на маленькую
кушетку, стоявшую напротив кровати. Она добавила губной помады и
еще гуще подвела ресницы, чтобы придать себе вид femme fatale. Но
у нее ничего не получилось. Это была хорошенькая молоденькая и нем-
ножко смешная девочка.
Она сказала:
— Вероятно, у вас нет вина?
— Нет.
— А сигарет?
Я нашел пачку, передал ей и щелкнул зажигалкой/
119
Она взяла меня за руку, прикурила сигарету, но руки моей не вы-
пускала. Потом взглянула на меня со своим обычным трюком — сквозь
полуопущенные ресницы. Это было немного чересчур.
Она сказала:
— Именно так и поступают девушки с режиссерами, чтобы получить
ангажемент на Бродвее?
— В кинокартинах — да.
— Только в кино?
Она потянула меня за руку. Я позволил ей нагнуть меня. Затем она
обхватила меня обеими руками за плечи и поцеловала в губы. Хотя она
старалась сделать это грубо, как опытная женщина, я почувствовал неж-
ный аромат ее девичьих губ. Все было бы трогательно, если бы не было
так неестественно. Она дрожала. Но это тоже было неубедительно.
Когда она закончила поцелуй, я спросил:
— В чем дело? Хотите получить ангажемент на Бродвее?
— Нет, — резко ответила она. — Нет. Конечно, нет.
— Тогда зачем же... это?
— А почему бы и нет?
— Ну, кроме всего прочего, я — женатый мужчина. И брак наш счаст-
ливый.
Ее лицо все еще было около моего.
— А разве бывают на свете счастливые браки?
— Боюсь, это слишком сложный вопрос для меня.
Она сказала:
— Я пришла потому, что я так хотела. Вы мне нравитесь.
— И вы так ходите в спальни ко всем мужчинам, которые вам нравятся?
Она вспыхнула.
— Может быть, мне нравится не так уж много людей.
Я выпрямился. Она лежала на кушетке. Серебристые волосы сверка-
ли, красные губы полураскрылись, глаза пристально наблюдали за мной.
Полусердитая, полунеловкая.
Я сказал:
— Почему бы вам не сбросить с себя маску Мата Хари и не сказать
мне правду?
— Правду? Какую правду?
— Какую игру вы затеяли?
Она вскочила.
— Я не собираюсь оставаться здесь и слушать ваши оскорбления.
— Тогда возвращайтесь в свою собственную комнату.
— Нет! — Поза роковой соблазнительницы исчезла, плечи опусти-
лись. Передо мной стояла просто молоденькая испуганная девушка, ко-
торая сегодня почему-то наложила слишком толстый слой космети-
ки. — Лет!
Я взял ее за руку и, стараясь придать своему голосу отеческий тон,
сказал:
120
— Слушайте, я нс людоед. Если вам нужна моя помощь, необязатель-
но отдать за нее всю себя. Я вам и так помогу. Бесплатно.
Она упрямо продолжала:
— Мне не нужно никакой помощи! Зачем она мне?
— Вы думаете, я вам поверю?
— А почему вы не можете мне поверить?
— Видите ли, я ведь не вчера родился.
— Не говорите глупостей. Никто вчера нс родился. Только грудные
младенцы.
— Прежде всего, вы солгали мне относительно того, что опоздали на
экскурсионную машину.
Она была готова к этому:
— Я знаю. Извините. Я ошиблась. Я думала, что она уже уехала.
— Во-вторых, пугались каждой машины, которая нас догоняла. Сна-
чала автобуса. Потом, когда нас нагнала миссис Снуд, вы улизнули в
лавочку. Спрятались.
— Нет, нет. Ничего подобного. Просто я хотела выпить кока-колы.
— Но вы не пили се.
— Я передумала.
— И вы боитесь кого-то здесь. Я почти уверен в этом. Кого именно?
— Я никого не боюсь.
— Я только что видел, как какой-то мужчина копошился около ва-
шего окна. Вы его боитесь?
Она топнула ногой, как рассердившаяся маленькая девочка.
— Я вам сказала, что я никого и ничего не боюсь. К чему устраивать
драмы? Это ваша режиссерская натура заговорила в вас?
— О'кей, — сказал я. — Если вы так хотите, пожалуйста, я согласен:
вы ничего не боитесь. Да, собственно, это и не мое дело. Но я имею
право знать одну вещь: какую роль во всей этой истории вы отводите
мне?
Ее серебристо-серые глаза смотрели мне в лицо. O|ia вдруг выпалила:
— Пожалуйста, позвольте мне провести эту ночь здесь.
— Почему?
— Здесь две кровати. Я не буду мешать. Я обещаю, я не буду вам ме-
шать.
Нелепо было предполагать какую-нибудь ловушку. Ведь здесь мек-
сиканские джунгли, а не Таймс-сквер.
Но я не сдавался.
— По-моему, это не совсем обычная вещь для мужчины: предлагать
девушке постель в то время, как она имеет отличную свою собственную.
— А разве на свете бывают только обычные вещи?
— Если только нет уважительной причины на то, чтобы их не было.
Она все еще пристально серьезно смотрела на меня. И вдруг ее губы
затряслись.
— Хорошо. Я скажу вам правду. Я лгала вам. Я боюсь.
121
— Вот так-то лучше.
— Одна в комнате, в такой темноте, за окном джунгли, какие-то не-
понятные звуки. Это ужасно. Я не знаю почему, но все это пугает меня.
Это... О, я не хотела, чтобы вы это знали. Это так по-детски, а я не хочу,
чтобы кто-то знал, что я поступаю как ребенок.
Мне не верилось, чтобы эта девушка, прожившая жизнь с отцом-
археологом, скитавшаяся по самым глубинным районам Перу, до сих
пор не привыкла к ночи в джунглях. Конечно, предлагать любовную
связь незнакомому мужчине — довольно оригинальный путь подыска-
ния общества на ночь. Но, вероятно, она все же говорит правду. Иначе
какой в этом может быть смысл?
— Пожалуйста...— продолжала она, — пожалуйста, позвольте мне ос-
таться. Пожалуйста, не отсылайте меня обратно в мою комнату.
Я знал, что, вероятно, позволяю вовлечь себя в какую-то историю, о
которой буду потом сожалеть, но я не захотел отправить ее одну, чтобы
она всю ночь тряслась от страха. Даже если единственной угрожавшей
ей опасностью была одинокая темная комната. И она мне нравилась, вот
в чем беда.
— О’кей. — Я указал на другую кровать. — В полном вашем распо-
ряжении.
Она весело, с благодарностью улыбнулась.
— Благодарю вас.
— Не за что. Всегда рад.
Она сбросила туфли, нашла разрез в москитной сетке и забралась на
кровать. Я видел смутные очертания ее силуэта. Она лежала на спине,
на подушке сияли ее волосы. Это напоминало ранние фильмы Ван
Стернбурга.
За окном в джунглях печально стонала птица. Вероятно, одна из тех,
которые ожидают своего возлюбленного. Я потушил свет.
Наступила темнота и тишина. Вдруг она сказала:
— Я ненавижу гидов. Давайте завтра встанем пораньше и пойдем на
развалины до того, как туда приедет экскурсия.
— Но ведь я абсолютный профан в этом деле, — сказал я. — Мне
нужны объяснения.
— Я все знаю о них. Я буду вашим гидом.
— О’кей.
— Вы очень добрый.
-Да?
— Я очень благодарна вам.
— Очень рад.
В течение нескольких минут молчание не нарушалось. Я слышал, как
она вздохнула и повернулась на бок. Потом странным тихим голоском
пробормотала:
— Птицы на дорогах. Ожидают своих возлюбленных.
— Да, — сказал я.
122
Потом, засыпая, начала бормотать нечто совсем невразумительное:
— Жанна д’Арк короновала его в тысяча четыреста шестьдесят вто-
ром году.
— Кого короновала? — спросил я.
Она опять вздохнула:
— Моего дядю.
— Вероятно, это ему очень приятно.
— Конечно. Новая Жанна д'Арк, — прошептала она. — Только ни-
кому не говорите. Никогда. Это секрет.
— О’кей.
— Обещаете?
— Обещаю.
— Чудесно. Спокойной ночи, милый принц. И пусть над вами витают
ангелы.
Слова превратились в удовлетворенную воркотню. Тарабарщина пре-
кратилась. Я был уверен, что она уже уснула. Она была достаточно мо-
лода, чтобы засыпать так быстро и беспечно, как животные.
Вскоре я тоже заснул.
Глава 4
Я проснулся от того, что меня трясли за плечо. В окно вливался яр-
кий солнечный свет. Москитная сетка моей кровати была откинута, око-
ло меня стояла Дебора в белой пижаме.
— Вас ужасно трудно разбудить, — сказала она. — Уже почти семь.
Я взглянул на нее и вспомнил и ее, и все с ней связанное.
— Развалины, — сказала она. — Вы обещали мне встать пораньше,
до того, как туда отправится экскурсия.
— Отлично.
— Я пойду в свою комнату, оденусь. Вы будете готовы к тому времени?
— Думаю, что да.
Она посмотрела на меня.
— Вы всегда по утрам в таком скверном настроении?
~ В конце концов, чья это комната? — спросил я.
— Извините, — сказала она. — Меньше всего мне хотелось бы сейчас
разозлить вас.
Она ушла, спокойно хлопнув дверью, ничуть не смущаясь тем, что
могут увидеть, как она выходит из моей комнаты. Я встал и умылся. Боль
от ожога почти совсем прошла. Когда я уже заканчивал одеваться, вошла
Дебора. На ней был серебристо-серый костюм, а под мышкой все та же
красная сумочка. В это утро она выглядела удивительно свежей.
— Пошли, — сказала она. — Пока еще никого не видно.
Мы вышли в сад. Я запер за собой дверь. За апельсиновыми дере-
вьями и виноградником, переливающимся ярко-красными и бурыми
123
красками, в лучах утреннего солнца сверкало главное здание гостиницы.
Терраса была пуста.
— Начнем с большой пирамиды, — сказала она. — Я отлично знаю
это место, так хорошо, как будто я здесь родилась. Папа буквально про-
звенел мне все уши рассказами об этих местах.
Мы вышли из ворот гостиницы на дорогу, где стояли наши машины.
Дебора была необычно оживленной. Я полностью отказался от всяких
попыток понять причины смены ее настроений.
В нескольких сотнях футов вниз по дороге в джунглях показался мас-
сивный силуэт большой пирамиды, которую мы видели вчера ночью.
Зловещий характер, который придавала ей ночь, исчез, но величие оста-
лось — серое, холодное, отталкивающее.
Мы подошли к постепенно затягивающимся землей развалинам
майанских построек. И здесь никаких признаков жизни, за исключе-
нием желтого смирного на вид пса, который сначала посмотрел на нас
как-то искоса, а потом покорно поплелся вслед за нами. Мы вошли в
ворота железной изгороди и очутились на арене, покрытой сухой жест-
кой травой, усеянной желтыми точечками цветов. Тропинка, идущая
вокруг огромных кустов, привела нас прямо к основанию пирамиды.
Вокруг нас, замыкая со всех сторон арену, стояли огромные разрушен-
ные дворцы.
Но это не те развалины, к которым я приходил ночью. Те находились с
другой стороны гостиницы. Дебора рассказывала мне об отдельных зда-
ниях: вот длинные массивные стены священного двора с развалинами хра-
ма Тигров. Вот храм Черепов. Гробница Чакмула — великого Бога дождя,
который держал судьбы майанской расы в своих жаждущих жертвенной
крови руках. А сзади огромный храм Воинов, окруженный остатками тыся-
чи каменных колонн, которые в свое время обрамляли площадь.
Дебора объяснила мне мистическую связь между количеством пло-
щадок и ступеней в гигантской пирамиде и майанским календарем.
Я только наполовину прислушивался к ее словам. Меня буквально при-
водил в ужас тот факт, что такая величественная цивилизация была пол-
ностью поглощена джунглями. Вокруг нас порхали бабочки все-
возможных оттенков и форм. Огромная белая цапля показалась на фоне
голубого неба над храмом Воинов и исчезла.
Мы пошли по священному двору. Желтый пес робко тащился за на-
ми. По крутым ступеням мы взобрались на площадку храма Тигров и
посмотрели оттуда вниз на общую панораму двора. Стены двора были
покрыты искусно выполненными панелями с изображением обрядовых
сцен. Посередине каждой стены сверху было приделано огромное ка-
менное кольцо.
Пес взобрался вместе с нами и теперь стоял на почтительном рас-
стоянии, слегка помаргивая и почесываясь.
Мы пришли к храму Воинов. Поднялись на вершину, где две огром-
ные каменные змеи — их хвосты развевались в воздухе, а злые морды
124
приникли к подножию статуи — стояли часовыми перед каменным изо-
бражением самого Чакмула. Он сидел, повернув голову в сторону пира-
миды, и держал в руках блюда, готовый принять жертвенное челове-
ческое сердце.
Ощущение надвигающейся беды, охватившее меня вчера ночью, сно-
ва возвращалось.
Окружавшие нас стены были украшены скульптурными лицами
Чакмула с традиционным носом, увеличенным до размеров огромного
крючковатого хобота, который торчал со всех каменных стен. И вдруг
меня охватил ужас перед чудовищной глупостью этой мертвой религии
и мрачной извращенностью культа, при котором специально выращи-
вали детей в клетках, откармливали их до такой степени, чтобы они
могли удовлетворить жажду жертвенной крови этого безглавого Бога,
сделанного из извести и больной фантазии.
Из-за угла показался желтый пес, посмотрел на нас, слегка прижав
уши, потом прошел мимо каменных змей, обнюхал каменные ягодицы
Чакмула и приподнял на него заднюю ногу.
Мне сразу стало веселее. Стоявшая рядом со мной Дебора посмотрела
на часы.
— Пойдемте к сеноту. В свое время папа считался экспертом по се-
ноту. Он убьет меня, если я ничего не расскажу ему о нем.
Сначала мы подошли к большому жертвенному столу. Вокруг него
росли прелестные маленькие желтые цветы. Я подумал: интересно, как
они чувствовали себя, когда с алтаря на землю стекали капли крови?
А может быть, именно поэтому они росли здесь? Может быть, эти цветы
любят кровь?
— А что такое «сенот*? — спросил я.
— Естественный источник, или озеро, которых здесь вообще-то
очень много. Но это один из самых знаменитых в Юкатане. Священный
источник. Со всей округи за несколько миль приходили сюда принцы и
бросали в него драгоценные камни, мужчин и девушек. Особенно де-
вушек. Вечно бросали девушек.
Мы спустились вниз, прошли мимо полуразрушенных колонн, ок-
ружавших большую площадь, и вышли на равнину.
— Это там, к северу от пирамиды, — указала Дебора. — В джунглях.
Там. Вероятно, вот эта тропинка ведет туда.
Мы пересекли открытую поляну и свернули на узкую тропинку, иду-
щую в самое сердце джунглей. В этом месте джунгли отличались исклю-
чительно бурной растительностью, как будто они набирали здесь силы,
чтобы продвинуться вперед и покрыть собою все развалины. Бабочки —
теперь огромные, с острыми оранжевыми крыльями — порхали кругом.
Поперек тропинки в полном боевом порядке маршировала огромная ар-
мия воинственных муравьев. Мы все больше углублялись в джунгли, а
вокруг нас кричали и заливались смехом, похожим на звук металличес-
кого колокольчика, какие-то неизвестные птицы.
125
Тропинка становилась более широкой и наконец вывела нас на по-
ляну. Груда разбить:< камней — вот все, что осталось от стоявшего здесь
когда-то храма.
Мы прошли к сенот/ жертвоприношений, озеру жертвоприношений.
Мне этот cchgt показался самым чудовищным из всех ужасов древ-
ности. может быть, потому, что создан он был природой, но з полном
соответствии с угрюмой майянской архитектурой.
?Лы стояли перед круглой воронкей, кратером, примерно сто пять-
десят футов з диаметре, — зияющей дырой, как будто з этом месте про-
валилась поверхность земли. Я подошел к самому краю. Стены ворон-
ки — белые, зазубренные, кое-где заросшие папоротником и случайно
попавшим сюда кустарником, — круто, буквально отвесно, спускались
вниз примерно на восемьдесят футов, к зеленым, спокойным водам.
Солнечный свет, пробивающийся сквозь нависающие деревья, оставлял
на воде таинственные золотистые узоры.
Царила атмосфера холода, застоя, смерти. Я подумал о замирающих
от ужаса девушках, когда их, сопротивляющихся, громко кричащих,
сбрасывали с обрывистого берега. После чего наступали секунды мол-
чания, и затем громкий всплеск воды...
Дебора стояла на самом краю, слегка наклонившись вперед.
— Там на дне скелеты, сотни скелетов, — проговорила она. — Том-
сон, археолог, как-то установил здесь драгу. Сколько он всего вытащил!
Золото, нефрит, аметисты и черепа, черепа, черепа...
Она помолчала.
— Оттуда нельзя выбраться. Там подводная река, подводное течение.
Если вы упадете туда и в этот момент не окажется никого с веревкой,
вы обязательно утонете.
— Веселенькая перспектива.
Снова появился желтый пес, тревожно посмотрел на нас, затем за-
брался в тень и стал разглядывать свои лапы. Дебора отступила от края
воронки, открыла свою красную сумочку и с досадой взглянула на меня.
— Черт возьми. Я обещала папе сделать здесь несколько снимков.
Я ощупала сумочку и думала, что аппарат здесь, а это, оказывается,
книга.
Я смотрел на маленькую кучку камней, бывших когда-то храмом, и
воображал, какие грандиозные шабаши, вероятно, устраивают здесь
ведьмы.
— Питер, — она взяла меня за руку. Я повернулся, взглянул на нее и
почувствовал какую-то фальшь в се лице.
— Питер, вы не сбегаете в отель, не принесете мне его? Мой фото-
аппарат? Это займет у вас не больше пяти минут. Я обещала папе при-
везти фотографии.
Она порылась в сумочке.
— Вот ключ от моей комнаты. И... — Она достала из сумочки ма-
ленькую книжку карманного размера, детективный роман в красочной
126
обложке. — Я читала эту книгу в самолете. Поскольку вы все равно пой-
дете в отель, захватите се с собой, а то очень туго будет набита сумочка.
Я положил книжку в карман и взял из ее рук ключ. Я попытался про-
анализировать, что именно навело меня на мысль, будто за ее словами
скрывается фальшь? Мне вдруг стало казаться, что все ее сегодняшнее
поведение, после того как мы утром вышли из отеля, было сплошной
игрой, подготовкой к тому, чтобы дать мне это пустяковое поручение.
Но я ничего не мог прочитать на ее юном, прелестном лице.
— Мне страшно неприятно беспокоить вас, — сказала она. — А я
здесь пока что как следует осмотрю берега. Найду точку, откуда лучше
всего будет делать снимки. Ну, идите.
— Хорошо. — Я пошел по тропинке.
Пес посмотрел на меня, слегка приподнялся, но потом, бросив взгляд
на Дебору, снова углубился в осмотр своих лап.
— Только не долго, — крикнула мне вслед Дебора.
— Хорошо.
Я оглянулся. Она карабкалась по краю испускающего миазмы майан-
ского кратера. Нечто яркое и энергичное, нечто принадлежащее двад-
цатому веку, с ее красной сумочкой и высокими каблуками-гвоздиками.
Когда я через узкую полоску джунглей вышел на арену, дневная жизнь
там уже шла вовсю. За пирамидой два индейца в белых куртках рубили трост-
ник своими мачете. На фундаменте храма Черепов играла маленькая девочка.
По тропинке, направляясь ко мне, шел мужчина в светло-сером костюме.
Когда он подошел немного ближе, я узнал в нем менеджера гости-
ницы. Поравнявшись, он весело приветствовал меня:
— Вы рано встали, мистер Дьюлет.
. — Мы осматривали сенот.
— Интересно, не правда ли?
— Очень.
Маленькая девочка начала карабкаться вверх по ступеням, ведущим
в храм Черепов. Одному из индейцев, видимо, надоело работать, и он
растянулся на траве, надвинув на глаза шляпу.
— Мне надо вернуться в отель, взять там... — начал я. Но я не успел
закончить фразу. Сзади нас в джунглях раздался пронзительный жен-
ский крик.
Я замер. Менеджер повернулся и уставился на тропинку, ведущую
сквозь джунгли к сеноту.
Эхо этого дикого крика жутко раскатилось по джунглям. У меня по
спине пробежал холодок. И потом раздался еще более ужасный звук —
более ужасный потому, что он находился в связи с только что услышан-
ной жуткой майанской легендой, — раздался громкий всплеск воды.
В панике я побежал к джунглям, бросив менеджеру через плечо:
— Мисс Бранд. Она там. Одна.
Менеджер побежал вслед за мной. Я бежал изо всех сил. Виноград-
ник, будто побуждаемый какой-то внутренней демонической силой, оп-
127
летал меня, впереди, сверкая как драгоценные камни, беспокойно кру-
жились бабочки. Казалось, все было объято ужасом. В глазах мелькала
картина: Дебора на высоких каблучках карабкается по краю кратера,
карабкается, спотыкается...
Наконец показался просвет. Я увидел желтого пса. Он сидел на краю
кратера, насторожив уши и пристально глядя вниз. Когда я подбежал к
нему, он бросил на меня равнодушный взгляд и поймал пастью какую-
то букашку.
— Дебора! — крикнул я.
Менеджер догнал меня. Мы вместе подбежали к краю пропасти.
Далеко внизу зловещая зеленая вода медленно колыхалась, прикрывая
подводное течение.
— Дебора! — снова крикнул я.
Менеджер схватил меня за руку. Он схватил так крепко, что мне по-
казалось, что его пальцы впились до самой кости. Он показал мне на
что-то. Но не надо было его указания, потому что я уже видел все сам.
В восьмидесяти футах внизу под нами, блестя и сверкая, колыхались
под водой, подобно водорослям, серебристые волосы Деборы.
Я даже успел мельком увидеть ее лицо. Оно было бледное, безжиз-
ненное и зеленое под слоем зеленой воды. И она не двигалась. Она ле-
жала спокойно, пропитанная водой, а медленное течение вытянуло во
всю длину ее серебристые волосы.
Глава 5
Моей первой реакцией быль злость. Проклятая дурочка, подумал я.
Карабкалась по самому краю пропасти. Неужели у нее не хватило ума?..
И вдруг охватил ужас. Она лежала там, под водой, неподвижная. Ве-
роятно, она при падении стукнулась головой о стенки кратера. Или,
может быть, от удара при вхождении в воду просто потеряла сознание?
Я опустился на колени и попытался сползти вниз по гладкой скале.
Менеджер схватил меня сзади. Руки у него были сильные, как у борца.
Он отдернул меня от края пропасти. ?
— Вы не сможете слезть вниз. Никто не сможет.
— Но она там умрет, захлебнется!
— Вы только сами туда упадете. А здесь восемьдесят футов. Нам при-
дется и вас спасать.
Из джунглей выбежал один и:- индейцев. Менеджер что-то прокричал
ему по-испански. Тот снова скрылся.
— Сейчас принесут веревку, — сказал менеджер. — Там на пирамиде
есть веревка, чтобы помогать экскурсантам взбираться наверх. Сейчас
он принесет ее.
Он был гораздо ниже меня ростом, но этот человек был сплошные
мускулы, и я немало удивился, когда почувствовал, что он скрутил меня
128
искусным нельсоном. Между нами завязалась борьба. Желтый пес за-
рычал. Вероятно, кто-нибудь из нас наступил ему на лапу.
Я вел борьбу бессознательно, чисто инстинктивно, и я все время ви-
дел Дебору внизу под нами. Она спускалась все глубже. Ее бледное лицо
становилось все менее различимым. Вытянутые течением серебристые
волосы теряли блеск, и медленно, очень медленно ее тянуло течением к
скале, где ее поглотит и унесет с собой подземная река.
— Бесполезно. По-моему, она уже умерла. Ее тело уносит подводное
течение.
Послышались шаги бегущего человека. Возвращался индеец. За ним,
как огромная змея, тянулась веревка. Вместе с ним прибежал и другой
индеец. Менеджер что-то крикнул им по-испански. Индейцы с веревкой
в руках подбежали к краю пропасти как раз в том месте, где тело девушки
медленно погружалось все глубже и глубже. Один из индейцев привязал
веревку к дереву и перегнулся через край кратера.
Я прекратил борьбу, и менеджер ослабил борцовскую хватку. Я по-
нял, что теперь я уже ничего не могу сделать. И никто никогда ничего
не сможет сделать. Менеджер прав. Она уже, вероятно, мертва. Я ста-
рался осознать этот факт, не поддающийся осознанию. Теперь уже тело
внизу становилось почти невидимым под толстым слоем вязкой воды.
Индеец, маленький и гибкий, как мальчишка, раскачивался на веревке.
Другой наверху придерживал веревку и смотрел вниз. Мне вдруг не захо-
телось смотреть на все это. Я отвернулся.
Желтый пес, испугавшись моего порывистого движения, укоризнен-
но посмотрел на меня и поплелся прочь от воды на поляну.
Мысли мои прояснились. Я походил по краю пропасти, поискал
красную сумочку Деборы. Ее не было. Вероятно, она упала, крепко за-
жав ее в руках. Я представил себе эту элегантную американскую сумочку,
медленно погружающуюся сквозь мутную воду, чтобы присоединиться
на дне к древним индейским браслетам и другим золотым безделушкам.
На тропинке в джунглях послышались шаги, и через несколько се-
кунд показалась неуклюжая фигура Билла Халлидея. Косые солнечные
лучи освещали его седые (или чересчур белокурые) волосы. Он подбежал
ко мне. Лицо строгое, озабоченное.
— Что случилось? Я был там, наверху, на развалинах, и услышал крик.
Менеджер подошел к индейцу, державшему веревку наверху, и вы-
крикивал что-то другому индейцу, спустившемуся вниз. Холлидей на-
правился к нему.
Я сказал:
— Это Дебора Бранд. Она упала туда.
— Упала?
— Она собиралась фотографировать, послала меня за аппаратом...
Холлидей подошел к менеджеру. Я видел, как он осторожно посмо-
трел вниз. Потом вернулся ко мне. Он явно был озабочен.
С ужасом в голосе он спросил:
5 П. Квентин 'Возвращение на Бермуды"
129
— Она умерла? Умерла? От удара при падении? Утонула?
— Думаю, что да.
Теперь из джунглей показался рыжий молодожен. И тут же вслед за ним
запыхавшаяся миссис Снуд. Значит, все они тоже рано поднялись, подумал
я, и пошли на развалины, нс дожидаясь официальной экскурсии.
Вновь пришедшие присоединились к нам. Вопросы посыпались как
из пулемета. Все эти люди казались мне туманными, бесформенными
образами: самоуверенное лицо миссис Снуд, ее ярко-зеленый костюм,
полные жизни голубые глаза молодожена, тонкий безгубый рот Хол-
лидея.
К нам подошл менеджер.
— Пожалуйста, прошу вас всех возвратиться в гостиницу. Вы здесь
ничем не можете помочь.
Я думал о Деборе и о своей ответственности. Это я привел ее сюда.
Я попытался было протестовать, но менеджер не хотел и слушать.
— Пожалуйста, мистер Дьюлет. Вы только будете еще более расстраи-
вать себя.
— О'кей, — сказал Холлидей. — Мы заберем его с собой.
Холлидей энергично взял меня за руку и повел по тропинке сквозь
джунгли. В какой-то степени я был рад уйти отсюда. Мне не хотелось
видеть то, что индейцы вытащат из этого чудовищного водоема.
Молодожен шел впереди, за ним мы с Холлидеем, миссис Снуд суе-
тилась вокруг нас. Мы вернулись в гостиницу. Одетые в забавные кос-
тюмы официантки бездельничали на террасе.
Миссис Снуд сказала:
—- Мне кажется, нам следует позавтракать. После еды мы почувст-
вуем себя значительно лучше.
— Нет, — сказал я.
— Пожалуйста, мистер Дьюлет. Вам будет лучше.
— Нет. Благодарю вас.
Я поторопился уйти от них в свой коттедж. Войдя в комнату, я обна-
ружил, что ее еще не убирали. Кровать, в которой спала Дебора, все еще
представляла собой груду простынь под москитной сеткой. У меня мель-
кнула мысль о необходимости соблюдения приличий. Горничная не дол-
жна знать, что Дебора провела ночь здесь. С педантичной аккуратностью
я застелил вторую постель и задернул москитную сетку.
Я повалился на другую кровать, нащупал в кармане пачку сигарет и
вытащил ее. Но оказалось, что это книга Деборы. Это был двадцати-
пятицентовый детективный роман «Убийство по ошибке» Крег Рейс.
Я взглянул на яркую обложку, швырнул книжку на ночной столик, на-
шел сигареты и закурил.
Я все еще ощущал присутствие Деборы в комнате, как будто она ос-
тавила здесь свою тень. Мне снова послышался ее голос, как она в прош-
лый вечер упрямо повторяла: «Чего мне бояться? Конечно, я ничего не
боюсь».
130
Но она боялась. А сейчас она мертва.
И тут моя мысль начала лихорадочно работать. Несмотря на то, что
она так категорически все отрицала, Дебору Бранд, пока она была жива,
окружала целая цепь самых таинственных вещей. А разве ее смерть тоже
не была таинственной? Разве можно поверить, что разумная, ловкая
девушка может среди бела дня упасть в пропасть в тот момент, когда
она просто искала удобную позицию для предполагаемого фотографиро-
вания? А при падении еще ударилась головой о скалу и, потеряв созна-
ние, упала в воду, как будто для гарантии, чтобы смерть обязательно
наступила. Не слишком ли много совпадений?
Я вспомнил, как фальшиво выглядела она сама и ее поручение при-
нести ей фотоаппарат. А может быть, она сознательно отослала меня в
отель, потому что должна была встретиться у сенота с кем-то другим?
Но если так, то зачем она так упорно уговаривала меня пойти с ней туда?
И, конечно, теперь совершенно ясно, что в отеле был кто-то, кого она
знала, и она страшно боялась его или ее. А тогда зачем же назначать
свидание с тем, кого она боялась, в опасном месте?
По-видимому, моя теория не имеет под собой оснований, и все же
оставалось какое-то ощущение чего-то зловещего, чего я никак не могу
пока понять. Я едва знал Дебору Бранд, но почему-то сейчас она стала
для меня вполне реальной. Реальная юная девушка с реальным страхом,
девушка, которая обратилась ко мне за защитой.
А может быть, я как-то способствовал тому, что она погибла? Вернее,
не воспрепятствовал ее гибели?
Раздался стук в дверь. Я встал и открыл ее. На пороге стояла миссис
Снуд с чашкой кофе в руках. Она заботливо взглянула на меня. Сейчас
к ее лацкану был приколот букетик каких-то других цветов, еще менее
гармонирующих с этим костюмом, чем вчерашние орхидеи.
— Я принесла вам чашечку кофе. Зачем пропадать завтраку?
Она буквально влетела в комнату и, поставив чашку, окинула ее вни-
мательным взором. Вероятно, она прикидывала в уме, не получил ли я
лучшую, чем она, комнату за те же деньги. Я был очень благодарен ей
за кофе. А также и за добросердечный порыв.
Я сел на кушетку, на которой вчера вечером Дебора разыгрывала сце-
ну соблазнения. Миссис Снуд села рядом со мной. Она положила свою
маленькую ручку мне на колено и смотрела на меня полувопросительно,
полусочувственно.
— Кажется, она вам очень нравилась? Не правда ли?
— Это была очень милая девушка.
— В самом деле? И не больше? Я хочу сказать, вы не были знакомы
с ней раньше?
— Нет.
— Вернулся менеджер, — сказала она. — Пока ничего не получилось.
Он говорит, что вряд ли им удастся достать ее тело.
Я проглотил кофе. Он был горький.
131
— Не удастся?
— Течение. Все дело в течении. Ее затянуло под скалу.
Я поставил чашку.
Ее рука все еще лежала на моем колене.
— Не надо так расстраиваться. Вы ничего нс могли поделать. Там по-
гибло много людей. Не расстраивайтесь.
От этой избитой фразы меня покоробило. Я проворчал:
— Да, действительно. На дне сенота покоится много девушек. Что из
того, что к ним добавилась еще одна?
Она, кажется, немного обиделась.
— Не считайте меня бессердечной. Все это, конечно, ужасно. Я знаю.
Я только хотела немного облегчить ваше состояние.
— Я знаю, — сказал я. — Извините меня.
— Менеджер говорит, что здесь нет никакой полиции. Вам, вероятно,
придется поехать в Мериду и дать показания там в полицейском мест-
ном управлении. Это ведь рассматривается как несчастный случай.
-Да.
Я встал.
— Еще чашечку кофе?
— Нет, благодарю. Это было чудесно.
— Что ж, я полагаю, мы все пойдем сейчас на экскурсию с гидом.
Правда, может показаться ужасным, что после того, что случилось, мы
все же пойдем рыскать по развалинам, но поскольку я заехала так далеко
и истратила так много...
— Да, конечно.
Вошел менеджер. Он держался так, будто во всем был виноват лично
он. Он повторил все, что уже рассказала мне миссис Снуд, и добавил,
что он распорядился, чтобы после ленча нас всех отправили в Мериду.
Юкатанские методы извещения полицейских органов о происшедшем
несчастном случае значительно более либеральны, чем у нас в Штатах.
Меридскую полицию вполне удовлетворит объяснение менеджера отеля
о том, что он сообщает об инциденте с некоторым опозданием из-за не-
возможности покинуть гостей раньше ленча. Миссис Снуд сновала вок-
руг нас, запуская во все углы свои черные глазки.
Когда менеджер ушел, она сказала:
— Мне кажется, с меня будет вполне достаточно прожить здесь до
ленча, к тому же мой самолет в Мехико-сити летит завтра. Мистер Хол-
лидей и молодожены тоже возвращаются, так что гостиничная машина
будет полна. А если опять вызвать этого типа из Мериды, это обойдется
еще в пятьдесят песо. Вы не можете подбросить меня?
— Конечно, могу. Мне будет очень приятно ваше общество.
— Спасибо.
Миссис Снуд подошла к ночному столику и взяла «Убийство по
ошибке».
— Интересно?
132
— Не знаю. Это книга Деборы.
— Вы читаете ее?
— Нет.
— Не возражаете, если я ее возьму? Не могу заснуть без чтения, а
здесь совсем нет английских книг.
— Конечно, не возражаю. Возьмите.
Миссис Снуд засунула книгу под мышку и приветливо посмотрела
на меня.
— Вы очень милый молодой человек. Вы мне нравитесь. От всей ду-
ши желаю вам счастья.
Я улыбнулся ей.
— Со мной все будет о’кей.
— Вероятно, вы ничего не знаете о ее родственниках?.. Я так говорю
потому, что надо бы их известить.
— Ее отец в Перу. Археолог.
— А где в Перу?
— Не знаю.
— А еще что-нибудь?
— Во всяком случае мне неизвестно.
— Она не сказала, куда она собиралась поехать отсюда?
— В Мехико-сити. Но мне неизвестно, есть ли там у нее знакомые.
Миссис Снуд пожала плечами.
— Что ж, это не ваша забота. Я думаю, что полиция все разыщет. Бед-
няжка! Как все это ужасно! — Однако она оставалась верной своей на-
туре. — Что же, я побегу. Сейчас идет экскурсия, а мне бы не хотелось
ее пропустить.
Она быстро ушла, держа под мышкой книгу в яркой обложке.
Я остался один и вспомнил, что Дебора дала мне ключ от своей ком-
наты. Мои подозрения были все еще достаточно сильными, поэтому мне
было любопытно посмотреть, что там у нее есть. Я вышел на террасу.
В главном здании отеля никого не было видно. Я вошел в комнату Де-
боры.
Меня тронул царящий здесь беспорядок. В беспорядке есть что-то
юное и оптимистическое, очевидно потому, что человек считает, что у
него еще будет достаточно времени, чтобы во всем навести порядок. Бе-
лое вечернее платье, в котором она была вчера вечером, перекинуто на
спинке стула. Предметы туалета — кстати, их оказалось не так уж мно-
го — запиханы в один из ящиков туалетного стола. Ящик был открыт.
Все атрибуты туалета —духи, кольд-крем, щетка — свалены в кучу. Там
же был и фотоаппарат. Чемодан из папашютного шелка стоял в ногах
накрытой постели, из плохо закрытого чемодана торчало белье и чулки.
Это все, что он нее осталось: несколько поношенных платьев и чемодан.
Я тщательно обыскал всю комнату. Не нашел ничего необычного.
Нет никаких намеков, откуда она приехала или что собиралась делать в
Мехико-сити. Когда я просматривал ее скудный багаж, мне вдруг при-
133
шла к голову мысль: а что, сама Дебора оставила комнату в таком бес-
порядке, или кто-то другой рыскал здесь после?
Конечно, никакого ответа на этот вопрос я получить не мог, но мои
подозрения скорее увеличились, чем уменьшились. Они не покидали
меня все утро, когда за неимением лучшего способа провести оставшееся
время я ходил вокруг развалин, стараясь держаться подальше от компа-
нии экскурсантов. Подозрения не покинули меня и тогда, когда пришло
время возвращаться в Мериду.
Я ехал с миссис Снуд вслед за машиной менеджера и экскурсион-
ной машиной. Я боялся, что ее болтовня будет раздражать меня, однако,
как это ни странно, наоборот, она подействовала на меня успокаиваю-
ще. С чувством такта, которого я никак от нее не ожидал, она в своей
болтовне совсем не касалась Деборы, а запрягла неисчерпаемую тему:
историю своей собственной жизни, рассказывала о покойном мистере
Снуде, каким уважением он пользовался в Ньюарке, о своих двух доче-
рях. Одна из них вышла замуж за государственного служащего из Алба-
ни, другая — очаровательная образованная девушка, на последнем курсе
у Барнарда, у нее уже есть кавалер, тоже очаровательный и образован-
ный молодой человек, и он уже издал один коротенький рассказ. От ее
болтовни повеяло чем-то домашним, как от кукурузной лепешки. Это
несколько нейтрализовало яркое тропическое сияние Юкатана.
Все три машины встретились у отеля «Юкатан». Молодожены сра-
зу вошли в отель, а мистер Холлидей и миссис Снуд захотели пойти в
полицию как дополнительные свидетели. Мы все уселись в машину ме-
неджера и поехали к большому колониальному зданию, которое, воз-
можно, когда-то было чьим-то дворцом, а теперь в нем расположилась
меридская полиция.
Мы предстали перед важным господином. Он сидел за огромным
письменным столом, на котором стояло две чернильницы. Ни Холлидей,
ни миссис Снуд, ни я не разговаривали по-испански. Менеджер (оче-
видно, его в этом деле волновала репутация отеля больше, чем что бы
то ни было) давал показания первым. Затем он перевел мой подробный
отчет о том, что произошло во время нашего с Деборой пребывания у
сенома. Стенограф записывал наши показания и отпечатал их на ма-
шинке, чтобы мы могли подписать их. Холлидей и миссис Снуд дали
более короткие показания, подтверждающие наши слова.
Затем менеджер сообщил нам, что полиция немедленно выезжает на
место и предпримет все меры, чтобы достать труп. В заключение он выс-
казал свои сожаления по поводу того, что наша поездка была несколько
омрачена, и говорил нам, что подобных прецедентов у них никогда до
этого не случалось. Если полиция сочтет это желательным, он готов ог-
радить забором весь сенот.
— Власти, — сказал он, — склонны рассматривать нас как случайных
свидетелей трагедии и не собираются задерживать нас в Мериде для ка-
ких бы то ни было дальнейших формальностей.
134
Ничто не должно нарушать планы американских туристов! И так
повсюду.
Лично мне такое поспешное будничное завершение дела о смерти
Деборы показалось ужасным. Возникло желание выпалить им мои амор-
фные подозрения и потребовать дальнейшего расследования. Но поли-
цейский офицер с равнодушным видом ковырял в зубах. Миссис Снуд и
Холлидей что-то забеспокоились, очевидно, торопились поскорее уйти.
У меня не было абсолютно никаких данных, которые хотя бы отдаленно
напоминали доказательства, подтверждающие мои подозрения. Да ведь
и сама Дебора все время отрицала, что ей угрожает какая-то опасность.
При подобных обстоятельствах у меня не было никакого права задержи-
вать всех остальных на неопределенное время. Кроме того мне хотелось
поскорее завершить свои дела в Мехико-сити и возвратиться к Айрис в
Нью-Йорк.
И когда Холлидей сказал:
— Как насчет того, чтобы вернуться в отель? — я ответил:
— Что ж, я готов.
По дороге к машине я старался уверить себя, что сделал все, что можно
было от меня ожидать. Но, к сожалению, я не был в этом полностью убежден.
Какое-то внутреннее чувство говорило мне, что я предаю Дебору Бранд.
Глава 6
Подъехав к отелю «Юкатан», менеджер гостиницы с облегчением
распрощался с нами и укатил. Миссис Снуд и Холлидей поднялись в
свои комнаты, чтобы переодеться. Я остановился у стола дежурного пос-
мотреть, нет ли писем от жены. Писем не было, но, передавая мне ключ
от комнаты, клерк сказал:
— Я вижу, ваш друг догнал вас вчера, сэр?
— Какой друг?
Он кивнул в сторону лестницы, по которой поднимались миссис
Снуд и Холлидей.
— Американский джентльмен, мистер Холлидей.
— Холлидей? — Я изо всех сил старался придать своему голосу обыч-
ную интонацию. — Разве он меня вчера спрашивал?
— Он приехал из аэропорта в тот момент, когда вы с юной леди уез-
жали в Чичен. Он увидел, как вы поехали, и спросил, куда это вы соб-
рались. Я сказал ему. Он сказал мне, что вы старые друзья.
— О да, конечно, — подтвердил я.
Я пошел вдоль пышно цветущего тропического патио. Значит, вчера,
совершенно не зная меня, Холлидей расспрашивал о моих передвиже-
ниях и выдал себя за моего старого приятеля. Наконец-то мои подозре-
ния обрели какую-то определенную почву. Холлидей был в аэропорту,
когда Дебора прилетела туда из Бальбоа. Он приехал в отель на несколь-
135
ко минут позже нее и увидел, как мы с ней уехали на моей машине.
Очевидно, он гнался за ней от самого аэродрома, а мое имя использовал
только в качестве прикрытия.
И мне теперь совершенно ясно, что Дебора попросила меня подбро-
сить ее потому, что она хотела удрать от него, значит, все, что произошло
после этого, приобретает смысл. Дебора боялась всякой машины, иду-
щей из Мериды, потому что она думала, что, возможно, в одной из них
находится Холлидей. Позже на террасе ее страх достиг апогея, потому
что она встретилась лицом к лицу с Холлидеем.
Я опустился на плетеный стул около плетеного столика, под стек-
лянной крышкой которого были разложены фотографии развалин Чи-
чен-Ица. Официант включил радио, и заревела танцевальная музыка.
Если бы страх Деборы перед Холлидеем был самым обыкновенным стра-
хом (ну, например, если бы она убежала из дома, а Холлидей был другом
ее отца, который попросил его доганть Дебору), все проблемы разре-
шились бы на террасе майанской гостиницы. Но тот факт, что они сде-
лали вид, что не знают друг друга, указывает на то, что ситуация была
гораздо более сложная и, вероятно, таящая в себе значительно больше
потенциальных опасностей, чем простой побег от отца.
Я вспомнил крадущуюся под окном Деборы фигуру. Может быть, это
был Холлидей? А Дебора так настаивала на том, чтобы провести ночь со
мной, потому что она боялась того, что Холлидей сделает с ней, если она
останется одна, беззащитная, в своей комнате? И хотя она не доверяла мне
полностью, не посвятила в свою тайну, она все же решила прибегнуть к
моей защите, и как только она осталась без меня, она погибла.
Толстая юная мексиканка в розовом платье бухнулась на стул рядом
со мной, поболтала голыми ногами, заказала кока-колу и стала с шумом
тянуть ее через соломинку.
Теперь вся ситуация получила в моем представлении совершенно но-
вую, зловещую окраску.
Послышалась американская речь. Я взглянул. Холлидей и миссис
Снуд спускались по широкой лестнице. Они присоединились ко мне.
Миссис Снуд подозвала официанта, заказала вино для всех нас и начала
раскачиваться не совсем в такт музыке.
— Я без ума от румбы. Даже брала уроки когда-то. Пять долларов в
час. Конечно, меня и здесь надули. Не дали правильной постановки мое-
го derriere.
Холлидей сидел прямо напротив меня. На нем по-прежнему был тот
же поношенный спортивный пиджак и белая рубашка с расстегнутым
воротом. За очками в роговой оправе — пустые глаза. Он улыбнулся
своей бессмысленной улыбкой. Несмотря на мои подозрения, невоз-
можно было воспринимать его как нечто коварное, зловещее.
— Здесь все определенно влюблены в румбу, — заметил он. — Невоз-
можно включить радио без того, чтобы не услышать румбу. Румба, рум-
ба, румба.
136
Пристально глядя ему в глаза, я сказал:
— Мне сказали, что вы спрашивали обо мне вчера.
Реакция Холлидея была самая обычная для него. Его лицо осветилось
приветливой улыбкой, но он явно не собирался сдавать позиции.
— Ах, да... Что вы скажете? Совсем выскочило из головы. — Он нак-
лонился вперед и похлопал миссис Снуд по коленке^ — Вам будет инте-
ресно послушать, Лена. Вчера, когда я подъехал к отелю из аэропорта, я
увидел за рулем голубого седана Питера. Я успел только бросить на него
мимолетный взгляд, в профиль. Я мог бы поклясться, что это мой старый
приятель, Джонни Росс. Работает в рекламном бюро в Кливленде. Чудес-
ный парень Джонни! Незаменимый собеседник, особенно после отличного
обеда. Знаю его много лет. Я спросил у портье, куда отправился голубой
седан. И когда мне сказали: в Чичен, я поехал туда же, в надежде встре-
титься там с Джонни. — 0н повернулся ко мне. — Вы никогда не встре-
чались с ним? С Джонни Россом? Работает у Пирс-Долан энд Стзйле?
— Нет, — сказал я.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Пожалуй, если внимательно на вас посмотреть, вы не очень-то по-
хожи на него. Вероятно, оптический обман, я ведь видел только ваш
профиль в машине. Но я бы мог поклясться...
— Забавно, — вмешалась миссис Снуд, — но знаете, когда я встре-
чаюсь с незнакомыми людьми, мне всегда кажется, что я их уже где-то
видела, знала раньше. Знаете, в Гватемала-сити на рынке — о, там чу-
десный рынок! — была одна американка. Блондинка, лет тридцати. До
тех пор, пока она не повернулась ко мне, я могла бы поклясться...
Миссис Снуд подняла паруса. Официант принес вино. Холлидей взял
бокал, прищелкнул языком и сказал:
— О, мы, кажется, собираемся кутить?
Разговор был окончен.
Объяснение Холлидея было так естественно, произнесено оно было
так бойко, что я мог бы поверить ему. Но я не поверил, потому что я
вообще перестал верить в его маску безобидного делового человека.
Слишком уж она подчеркнута. А когда я более внимательно посмотрел
на него, то увидел, что в бесцветных глазах за роговыми очками светится
интеллект. Мне также показалось, что в его небрежных манерах про-
ступала скрытая враждебность. Я был более чем уверен, что независимо
от того, был ли он связан с Деборой Бранд или нет, — Билл Холлидей
совсем не тот, за кого себя выдает.
И в то время, как он продолжал беззаботно болтать и тянуть из бокала
вино, у меня вдруг появилось чувство неловкости. Мне стало казаться,
что он все время тайком наблюдает за мной. Как будто после моего упо-
минания о его вчерашних расспросах наши отношения резко измени-
лись. Как будто начался — да так оно и было на самом деле — второй
раунд. Хотя в чем заключался первый раунд и чем окажется второй, у
меня не было ни малейшего представления.
137
На следующий день мы все уезжали в Мехико-сити, а пока что мис-
сис Снуд и Холлидей проводили меня до гаража, куда я отвел взятую
напрокат машину.
Мы встали довольно рано. Холлидей был первым, кого я встретил на
следующее утро. Меня разбудил его стук в дверь. Я впустил его. На нем
был серый костюм и галстук неопределенного цвета. В руках у него был
такой же коричневый габардиновый саквояж, как у меня.
— Советую вам поторопиться, — сказал он. — Миссис Снуд уже вни-
зу, завтракает. Молодожены тоже там, — он окинул взглядом мою ком-
нату. — Хотите, я помогу вам уложиться?
— Нет, благодарю. Спускайтесь вниз. Я сейчас вас догоню.
Я оделся, уложил чемодан и спустился в ресторан. Меня приветство-
вал рыжеволосый молодожен. Очаровательная новобрачная с огромны-
ми бездонными глазами улыбнулась мне. Я присоединился к Холлидею
и миссис Снуд. К тому времени, как мы окончили завтрак и оплатили
счета, прибыл автобус за аэропорта.
До сих пор еще нет дорог, соединяющих Юкатан с остальной терри-
торией Мексики. Поэтому аэропорт является как бы узловым пунктом
всего движения. Но в этот день народу было сравнительно мало. Кроме
нас, всего только несколько других пассажиров в огромном четырех-
моторном самолете, отправляющемся в Мехико-сити. Миссис Снуд нас-
’ тояла на том, чтобы мы были все вместе, поэтому мы уселись на диван
для троих.
Сон не рассеял мои сомнения относительно смерти Деборы. Точно
так же ничуть не уменьшилось мое глубокое убеждение в том, что Хол-
лидей связан по крайней мере с ее страхом, а теперь и ко мне проявлял
явно нездоровый интерес. В то время, как самолет тащился над унылыми
джунглями, а миссис Снуд неустанно щебетала, близость его колена к
моему начала определенно раздражать меня. Насколько спокойнее чув-
ствовал бы я себя, знай я про него что-нибудь определенное. Тогда я мог
бы хоть что-нибудь предпринять. А пока что, кроме моего собственного
недоверия, я не располагал абсолютно никакими данными. Да еще этот
пустяковый факт, когда он спрашивал обо мне у портье.
Его поведение было совершенно нормально. Он довольно неуклюже
забился в угол дивана и издредка поддразнивал миссис Снуд, которая
читала Деборин детективный роман и рассказывала длинные скучные
истории относительно своих скучных родственников, проживающих в
Огайо.
Не являлась ли таинственность, окружавшая его, лишь плодом моего
воображения, или она дейстительно существовала, но он мне ужасно на-
доел, я устал от него. Мне также начали надоедать и мысли о бледном
призраке бедняжки Деборы Бранд. Собственно говоря, почему я должен
о ней беспокоиться? Ведь она не доверила мне свою тайну. Я был для
нее просто некто с машиной, чтобы довезти ее до Чичен, и некто со
спальней, чтобы защитить ее... от чего?
138
Моим единственным желанием было как можно скорее добраться до
Мехико-сити и отделаться от них от всех, особенно от Холлидея.
Но когда мы приземлились, оказалось, что Холлидей еще больше,
чем я, горит желанием избавиться от нашего общества. Едва показались
наши чемоданы, он подхватил свой и быстро исчез в толпе.
Миссис Снуд хлопотала вокруг своего багажа и бормотала:
— Славный мужчина. Однако какой-то странный. Вы заметили? Он
так и не сказал нам, чем он занимается. И, подумайте только, даже не
дал нам своего адреса в этом городе. Может быть, он вам его дал?
— Нет, — сказал я.
Она наконец собрала весь свой багаж и теперь присматривала за но-
сильщиком.
— Между прочим, — она приветливо улыбнулась мне, — я надеюсь,
мы с вами не потеряем контакт. Верно ведь? Я хочу сказать, что, когда
мы вернемся в Штаты, вы не будете считать себя слишком важным и
высокопоставленным, чтобы приехать ко мне в Ньюарк?
— Конечно, нет. Я обязательно приеду.
Мимо нас прошли молодожены. Он помахал нам рукой. Миссис
Снуд ответила ему тем же.
— Я дам вам адрес сейчас же, пока не забыла.
Она порылась в сумочке.
— Черт возьми, вечно теряю карандаш.
— У меня в саквояже есть.
Я нагнулся и расстегнул «молнию» габардинового саквояжа, стояв-
шего у моих ног. Когда я его открыл, там оказался наспех засунутый туда
спортивный пиджак. Я приподнял его. Под ним лежали серые флане-
левые брюки, грязная желтая рубашка и пара ботинок. Я догадался, что
это был не мой саквояж. Это был саквояж Холлидея.
Не тратя времени на то, чтобы снова запереть его, я схватил сак-
вояж и, пробормотав миссис Снуд: «Я сейчас вернусь», пустился бегом
к выходу из аэропорта. За воротами на гравиевой площадке стояли такси.
Я прибежал как раз вовремя: Холлидей уже залезал в одно из них.
Я подскочил к такси и просунул голову в окно.
— Эй, Холлидей, вы взяли мой саквояж.
Он глупо улыбнулся в ответ.
— Да что вы говорите? Это правда?
Я открыл дверцу такси и показал ему саквояж. Он взглянул на его
содержимое.
— Вы правы. Как хорошо, что вы вовремя спохватились. — Он взял
саквояж, лежащий рядом с ним на сиденье, и передал его мне. — Я еще
утром заметил, что у нас с вами одинаковые саквояжи. Чертовски невни-
мательные носильщики.
— Да, пожалуй.
У менй нет никаких оснований утверждать, что он нарочно убежал с
моим саквояжем. У меня нет ни малейшего представления, зачем ему
139
понадобился этот обман. Он в свою очередь смотрел на меня. Потом
улыбнулся своей бессмысленной улыбочкой:
— Ну что ж, до свиданья, Питер. До свиданья.
— До свиданья.
Он назвал шоферу адрес, и такси тронулось с места.
А я стоял, смотрел ему вслед и... думал...
Часть 2
МЕХИКО
Глава 7
Я подъехал на такси к дому с меблированными квартирами на калле
Лондрс, где мы с Айрис прожили эту осень. Вид этого дома, с величавы-
ми европейскими домами, расположенными по соседству, с тенистыми
деревьями вокруг, подействовал на меня благотворно.
Меня ожидало письмо от жены, в котором она написала, что Голливуд
приводит ее в уныние, картина, которая почти закончена, получилась
ужасно глупая и она очень скучает обо мне. Она спрашивала, смогу ли
приехать в Нью-Йорк к ее возвращению, то есть ровно через три дня.
Она с энтузиазмом отозвалась о моей новой пьесе. Вид ее почерка и
мысль о том, что я увижусь с ней даже скорей, чем я предполагал,
наполнили меня теплотой. Образ Деборы Бранд стал блекнуть. И миссис
Снуд тоже. И Холлидея тоже.
Я пошел в контору аэролинии и перенес заказ на билет в Нью-Йорк
на понедельник. Это значит, что в Мексике я пробуду еще два с поло-
виной дня, и этого более чем достаточно для меня. Я послал Айрис вос-
торженную телеграмму, вернулся домой, позвонил в бюро по найму
квартир — я через них арендовал эту квартиру — и попросил их найти
подсъемщика на оставшиеся два месяца.
Остаток дня я с удовольствием провел в одиночестве. Мысль о Хол-
лидее вернулась ко мне, когда я распаковывал чемодан. Я разложил его
содержимое на кровати и решил, что если только моя одежда не нра-
вится ему больше, чем его собственная, нет никакой видимой причины
к тому, чтобы умышленно перепутать чемоданы.
Теперь, когда его не было перед моими глазами, зловещая атмосфера,
которой я его наделил, рассеялась. Он просто был очень скучный, нуд-
ный человек, а Дебора — девушка со склонностями к драматизму. И она
умерла. Я лег спать и начал думать о проблемах, связанных с постанов-
кой моей пьесы. Когда я проснулся на следующий день, Юкатан был уже
для меня пройденным этапом. Без Айрис мне не хотелось возиться с
едой дома. Около десяти утра я вышел из дома позавтракать. Яркие лучи
солнца разрисовывали тротуары причудливыми узорами. В конце улицы
стоял красивый новенький автомобиль. С рынка возвращалась женщина
с огромным букетом лилий. Две огромные бабочки летели вслед за ней,
141
наткнулись на движущиеся желтые лилии, слегка отстали от женщины,
а потом с новой силой пустились ее догонять. Босоногий индеец хо-
дил от двери к двери, предлагая перовые щетки на длинной ручке. Было
обычное мексиканское утро.
На другой стороне улицы, прислонившись к дереву, стоял мальчишка
в комбинезоне из грубой хлопчатобумажной ткани. Через плечо был пе-
рекинут холщовый мешок, а под мышкой — газета. Когда я проходил
мимо, он равнодушно взглянул на меня своими огромными карими, как
растопленный шоколад, глазами. Хотя я отлично знал, что никогда в
жизни не видал его, его лицо показалось мне как будто знакомым. Я знал
эти глаза, и пухлую нижнюю губу, и темную пассивную красоту линий.
Красивый, как юный цветок.
Я попытался мысленно проследить, откуда мне может быть знакомо
подобное лицо. Вероятно, оно является как бы прототипом лица индей-
ца, загадочного и ожидающего. Пли, может быть, оно ассоциируется с
картиной Коварубиаси? Эта проблема некоторое время занимала мои
мысли, так бывает иногда с полувоспоминаниями, а затем — потому что
я был голоден — она выскользнула из головы.
Я следовал здесь мексиканской привычке брать на завтрак кофе со
сладкими булочками. В двух кварталах от моей квартиры было малень-
кое кафе, которое я и избрал для своего завтрака.
Когда я подошел ближе, я увидел, что на оконных стеклах были нари-.
сованы желтые стилизованные скелеты. Под костлявой рукой одного из
них было написано: «Нау pan de los muertos*.
Сам «хлеб для усопших» грудой лежал на окне, а рядом аккуратная
пирамида маленьких, сделанных из карамели черепов с глазами из крас-
ной глянцевой бумаги. Розовые причудливые завитушки из сахара вен-
чиком украшали черепа. Там были черепа и больших размеров. На них
сахаром написаны различные имена: Карлос, Атртуро, Кармен...
Я совсем забыл, что в этот день мексиканцы справляют свою еже-
годную фиесту по усопшим. Когда я входил в дверь кафе, оттуда вы-
шел маленький мальчик. Он с аппетитом слизывал правую скулу черепа.
Сзади него шла женщина с плетеной корзинкой, наполненной «хлебами
для усопших». Эти круглые булочки, как кофейные, с сахарной по-
мадкой.
В День Всех Святых американцы напиваются и до хрипоты поют, в
то время как дети играют тыквенными головами. Мексиканцы же про-
водят день в том, что едят карамельные черепа и маленькие карамельные
трупы в карамельных гробиках и отвозят на кладбище огромные сладкие
булки для своих покойных родственников. Их обычай, хотя и более жут-
кий, все же отличается большой фантазией. Но в тот день смешение
сардонического юмора с безнадежным отрицанием жизни произвело на
меня удручающее впечатление. Меня охватило уныние. Даже солнечный
свет показался каким-то пустым. И я начал сомневаться, действительно
ли моя пьеса так хороша, как об этом пишет Айрис.
142
Я оглянулся. Мальчишка с холщовым мешком и пустыми, невыра-
зительными глазами плелся сзади меня.
Я вошел в кафе, выпил стакан кофе с горячим молоком и съел два
кусочка хлеба для усопших. Вкусный хлеб, сладкий. Я представил себе
мексиканцев по всей стране, возлагающих сейчас этот хлеб на усыпан-
ные цветами могилы своих «дорогих покойников». Этот обычай свиде-
тельствует о трогательной учтивости к незабвенным друзьям и родствен-
никам. И это также довольно практичный обычай, потому что позже,
когда покойники выказывали абсолютное безразличие к творениям ис-
кусных рук кондитеров, семьи возвращались домой и съедали весь хлеб
сами.
В кафе вошла девушка, села на табурет рядом со мной и что-то за-
казала на испанском языке. Я взглянул на нее и затем быстро взглянул
еще раз, потому что она в высшей степени была не похожа на девушку,
которая могла бы завтракать в таком маленьком мексиканском кафе.
Славянский тип. Вероятно, русская белоэмигрантка из Парижа. Я был
почти уверен в этом, судя по ее довольно широким скулам, молочно-
белой коже, огромным фиолетово-синим глазам и ресницам, которые,
казалось, были сотканы из черной шерсти. Отлично подобранная на-
кидка из меха серебристой лисы была изящно накинута поверх черно-
го костюма красивого фасона. Но, пожалуй, на запястье было слишком
уж много жемчуга и каких-то финтифлюшек из меха, что придавало ей
несколько простоватый вид. На черных блестящих волосах кокетливо
сидела меховая казацкая шапочка. Она сильно надушилась, и казалось,
что капельки духов со стуком стекали с нее на пол. Ножки, одетые в
тонкий нейлон, были очень красивы — длинные, стройные, крепкие,
как у балерины.
И вообще у нее был вид балерины. Я отлично знаю этот тип девушек
по Нью-Йорку — экзотические создания с интеллектом орхидеи, кото-
рые без конца переругиваются из-за пустяков в их излюбленном мес-
те — русской чайной комнате — и перед каждым спектаклем в Мет-
рополитен-опера пьют стимулирующее в баре театра.
Как большинство балерин, она обладала страшным аппетитом. Когда
я оплачивал свой счет, она уже разделывалась с третьим пирожным. Она
взглянула на меня уголком своих огромных сияющих глаз. Это был ти-
пичный женский взгляд, говорящий: я девушка. Вы мужчина.
Когда я выходил, она все еще ела.
Выйдя на улицу, я заметил, что парнишка с холщовым мешком бол-
тался на противоположном углу, равнодушно поглядывая по сторонам.
Он меня заинтересовал. В это утро у меня не было никаких дел. Я пошел
к авениде Чапультепек. Сначала повернул направо, потом налево и оста-
новился за углом. Через некоторое время появился и парнишка. Он шел
по тротуару на другой стороне улицы.
Если вы американец — а значит, непременно, с их точки зрения,
миллионер, — нет ничего удивительного, если мексиканец будет гнаться
143
за вами несколько кварталов, чтобы продать вам серебряную цепочку
для часов или, может быть, сумочку с фигурой маленького крокодиль-
чика. Но этот парнишка не делал никаких попыток заговорить со мной.
Поэтому он вызвал у меня любопытство и подозрения.
Я вернулся, подошел к нему и спросил:
— Что вы желаете?
Он едва доходил мне до плеча. Чистый комбинезон от частой стирки
из голубого превратился в почти белый. На вид ему было лет 15—16, од-
нако он, безусловно, был старше. Он был красив красотой индейского
мальчика — похож на девушку, только чуть грубее.
Он пожал плечами.
Я повторил:
— Что вы желаете?
Не сводя с меня темных невыразительных глаз, он вынул из-под
мышки газету и развернул ее. Там лежало несколько потрепанных фо-
тографий довольно полных женщин, на которых были надеты только
чулки с круглыми в оборочках резинками.
Я улыбнулся и сказал на ломаном испанском:
— Не надо грязных картинок.
Он свернул газету и снова засунул ее подмышку. Смотрел он в сто-
рону, но не собирался уходить от меня. В конце улицы показалось целое
семейство, все одетые в черное и у всех в руках огромные букеты оран-
жевых бархатцев — традиционных цветов для покойников. Они печаль-
но направлялись к чапультепекскому троллейбусу, чтобы поехать на
кладбище.
Я подумал, что будет очень интересно пойти сейчас на кладбище,
посмотреть, что там происходит в «День поминовения усопших».
Когда я повернулся, чтобы уйти от парнишки, он тоже слегка по-
вернулся и прислонился к фонарному столбу в такой позе, при кото-
рой правый карман его брюк слегка выпятился вперед. Солнечные лучи
осветили небольшой металлический предмет, высовывавшийся из кар-
мана. Эта была ручка револьвера.
Я страшно удивился. Мексиканские мальчишки в поношенных комби-
незонах из грубой хлопчатобумажной ткани обычно не носят револьверов.
Револьвер здесь роскошь. Покупка даже ножа требует огромных затрат.
Что-то — может быть, смутное воспоминание, которое он разбудил, или
рецидив юкатанской тревоги — навело меня на мысль о Холлидее. Во вся-
ком случае у меня не было никакого желания вертеться около мальчишки
с револьвером. Я ушел от него вниз по улице к авениде Чапультепек. Впере-
ди показалась троллейбусная остановка, на которой в ожидании троллей-
буса стояла целая толпа мексиканцев, все с букетами оранжевых цветов и
разноцветными корзинками, наполненными всякой снедью.
Дойдя до остановки, я оглянулся. Мальчишка вывернул из-за угла и
упорно двигался вслед за мной. В это время, дребезжа, подкатил желтый
троллейбус и с резким толчком остановился. Он был уже по крайней
144
мере в два раза плотнее набит пассажирами, чем любой нью-йоркский
автобус в часы пик. Я целиком отдался на милость толпы, которая и
втиснула меня среди груды человеческих тел в троллейбус.
Расчет времени был правильный. Парнишка находился еще по край-
ней мере за полквартала, а троллейбус уже тронулся. Меня прижали к
стеклу, и когда мы проезжали мимо парнишки, я заметил, что его по-
ведение резко изменилось. От прежней инертности не осталось и следа.
Он с беспокойством оглядывался во все стороны.
Я понял, что порнографические открытки были предлогом, алиби.
Он гнался за мной по причине гораздо более серьезной. Может быть,
его наняли шпионить за мной? Мои подозрения в отношении Холлидея
возросли. Неужели он действительно окажется зловещей фигурой, как
я это, собственно говоря, и подозревал раньше? И он сознательно украл
мой саквояж, а теперь нанял мальчишку с револьвером повсюду сле-
довать за мной?
А, пусть! Я уже устранился от «дела» Деборы Бранд, мне осталось
пробыть в Мехико всего каких-нибудь два дня. До тех пор, пока они не
вздумают воспользоваться услугами револьвера, любой парнишка может
носить его в кармане и следовать за мной по пятам, сколько ему будет
угодно. Но меня разбирало любопытство. Да и злость тоже. Мне было
противно, что я пошел на такой недостойный поступок: нырнул в пе-
реполненный троллебус для того, чтобы удрать от хорошенького пар-
нишки, у которого лицо как цветок.
Хотя я от него сбежал и хотя я все время уверяю себя, что меня ни-
сколько не интересует все это дело, меня вновь охватили старые юкатан-
ские чувства и сомнения. Необычный состав пассажиров в троллейбусе
только усугублял мое настроение. Мне в лицо все время совали оран-
жевые покойницкие цветы с их терпким осенним запахом. Какая-то
старуха лет восьмидесяти с лишним, в черной кружевной накидке на
голове, уцепилась рядом со мной за верхнюю перекладину и разразилась
нескончаемым потоком Aves. Какой-то парень где-то среди массы разго-
ряченных тел бренчал на гитаре и распевал веселую ковбойскую песню.
Религиозное уныние и бесшабашное веселье фиесты шагали бок о бок.
Можно было задохнуться от зловонной атмосферы, пропитанной запа-
хом пива, чеснока, цветов и пота.
Когда троллейбус слегка притормозил, на меня навалилась целая масса
народа: старая леди с ее нескончаемыми Aves, девушка в американском
свитере, молодой человек — студент, который ухитрялся с приводив-
шей меня в восхищение сосредоточенностью штудировать медицинский
учебник, иллюстрированный рисунками печени и почек.
Время от времени раздавался выкрик «bajando». Троллейбус резко тор-
мозил. По толпе пробегала судорога, которая напоминала мне движение
червяка, переворачивающегося в коробке. Кто-то как-то умудрялся вы-
ходить. Лично я не предпринимал никаких попыток выйти до тех пор,
пока мы не доехали до конечной остановки, где я был силой вытолкнут
145
из троллейбуса со всеми остальными пассажирами. При посадке я не
посмотрел место назначения троллейбуса, но, как я и предполагал, он
прибыл в Пантеон Долорес, самое большое кладбище в Мехико.
Казалось, все латиноамериканское население земного шара собра-
лось сейчас на сделанных уступами тротуарах у главных ворот кладбища.
Присев на корточки, за грудами оранжевых и пурпурных цветов сидели
индейцы — торговцы. Сзади них на наскоро сколоченных деревянных
прилавках продавались фрукты, огромные куски ростбифа, финики, раз-
ноцветное желе и живые куры. Взад и вперед сновали бездомные собаки.
В ближайшей пивной ревело радио.
А еще дальше на фоне чистого голубого неба медленно двигалось
колесо обозрения, у подножия которого шумел карнавал. Как всегда,
Мексика смешивала жизнь и смерть в таком сложном переплетении, что
трудно было их разделить.
Я уже забыл о парнишке, мне стало весело. Я присоединился к тол-
пе, продвигавшейся к высоким железным воротам кладбища. Мимо нас
быстро протолкалась вперед группа бродячих музыкантов, одетых в опе-
реточные костюмы. Мы подошли к накрытому балдахином киоску, тор-
гующему образами и карамелью. Сзади него одетые в хлопчатобумажные
комбинезоны мексиканцы торговали птицами в клетках.
Когда я проходил мимо них, что-то в гладкой линии щеки одного из
них привлекло мое внимание. Он слегка повернул голову, и я увидел
темный, похожий на цветок профиль. Это было вопреки всякой логике.
Но тем не менее никаких сомнений быть не могло.
Мой приятель с авениды Чапультепек находился там среди клеток с
птицами. Одна из птиц запела — чудесная, весенняя мелодия в этом
вавилонском столпотворении. Парнишка повернулся и в упор посмотрел
на меня. Длинные черные ресницы притворно застенчиво опустились.
Ко мне вернулось раздражение. Так же, как и любопытство.
Птица все еще пела.
Парнишка сунул руку в карман штанов.
Глава 8
Единственное, на чем парнишка мог обогнать мой троллейбус, была
собственная машина. Но мексиканские мальчишки в хлопчатобумажных
штанах не имеют собственных машин, хорошо, если у них есть запасная
пара штанов. Вряд ли также у него были деньги на такси. Вероятнее все-
го, его кто-то нанял.
Загадочная тень Билла Холлидея снова приблизилась ко мне.
У меня мелькнула мысль: протолкаться между птичьими клетками,
надавать парнишке громких подшлепников и отослать домой. Револьвер
меня нисколько не пугал, пока мы находимся в общественном месте.
И он еще достаточно мал, так что я смогу перекинуть его через колено
146
одной рукой. Вероятно, это было бы очень ловко. Только я для этого
недостаточно ловок.
Помня о том, что мне осталось прожить в Мехико всего два дня, я
не придавал этому событию серьезного значения. Если кто-то хочет ус-
тановить за мной слежку, что ж, о'кей. Только мне очень интересно было
узнать, чем все это вызвано.
Парнишка полностью игнорировал меня. Он следовал блестящему
правилу слежки, высказанному каким-то блестящим мыслителем: не
смотри на парня, и он не догадается, что ты за ним следишь. Что ж, пусть
парнишка подумает, что я его не заметил. Поэтому я продолжал вместе
с остальной толпой продвигаться к воротам кладбища. Невольно перед
моими глазами вновь появился образ Деборы Бранд, такой, какой я ви-
дел ее в Юкатане — испуганным ребенком, убегающим от опасности
прямо в капкан. Если слежка этого парнишки имеет какой-то смысл,
тогда и моя теория относительно Деборы полна смысла.
Она убежала.
Что же, теперь они стараются и меня обратить в бегство?
В воротах полицейские отбирали всю принесенную индейцами пишу
и складывали ее в угол, отгороженный веревкой. Очевидно, министер-
ство народного здравоохранения издало закон, запрещающий кормле-
ние покойников.
Я вошел на кладбище. Часть его, расположенная непосредственно за
воротами, имела холодный официальный вид, с многочисленными на-
пыщенными памятниками в честь национальных героев. Все быстро
проходили мимо этих памятников, стремясь поскорее приветствовать
своих нежно любимых покойников.
За этими монументами, сколько я мог окинуть взглядом, простира-
лось огромное кладбище. Под спокойной тенью деревьев и цветущих
олеандров, в лучах утреннего солнца дремали тысячи скромных могилок.
Воздух был напоен запахом увядших листьев и печалью. Но не было
ничего похожего на монастырскую безмятежность кладбищ Новой Ан-
глии. Здесь кладбище колыхалось от стремительного движения, было
наполнено громкими голосами и пестрело от ярких цветов.
Я пошел вдоль одной из довольно широких дорог. У самой дороги
зацементированная яма, похожая на открытую могилу, была наполнена
грязной водой. Женщина в ярко-красной шали, с длинными индейски-
ми косичками, зачерпывала воду керосиновой банкой и поливала бли-
жайшую могилку. Мужчина с торчащей из уголка рта сигаретой под-
новлял красной краской надпись на деревянном кресте. Они делали это
как нечто обычное, будничное, как будто работали — поливали и краси-
ли — около своего дома.
Я знал, что мальчишка идет за мной. Я чувствовал это. Знаете, как
бывает, когда кажется, что сзади, на шее, появляется дополнительный
орган чувств. Я не оглядывался, но не переставал задавать себе вопрос:
почему? Если за всем этим стоит Холлидей, то что он от меня хочет?
147
Если это он убил Дебору, очевидно, у нее было что-то, что ему было
нужно, какой-то предмет или информация. Может быть, после того, как
ее убили, они ничего не нашли? Может быть, потому что я был с ней,
они решили, что я действую с ней заодно? Может быть, они предпола-
гают, что она отдала мне этот предполагаемый предмет?
Я знал, что я с ней не сотрудничал, и я знал, что она мне ничего
не дала за исключением двадцати пятицентового детективного романа.
Убийства не совершаются с целью завладения подобной книгой. Но ведь
Холлидей не знает, что она мне ничего не дала, и он также не знает, что
красная сумочка Деборы утонула вместе с нею в священном источнике,
сеноте. Может быть, он думает, что я ее подобрал и вытащил из нее тот
самый предмет, — я уж не знаю, что там могло быть? Я вспомнил о ключе
от комнаты Деборы. Она дала его мне. Если Холлидею это известно, у
него есть все основания предполагать мою причастность к этому делу.
А к какому именно?
Да, много всяких вопросов возникает. И мой интерес все возрастал.
С чисто мексиканским терпением женщина украшала деревянную
могильную ограду розовыми гвоздиками. Она обрывала их головки и
привязывала к каждому колышку по головке.
Я оглянулся. Парнишка в хлопчатобумажном комбинезоне спокойно
брел за мной. Холщовый мешок все еще болтался у него на плече, а га-
зеты уже не было. Вместо этого он нес птичью клетку. Я подумал, что
птичья клетка — один из его «потрясающих» элементов камуфляжа, или
ему действительно нужна клетка и он воспользовался случаем и купил
ее? Он начинал действовать на нервы. Преследование было слишком
наглым. И я подумал о револьвере, и о мешке тоже. Почему-то мешок
мне тоже не понравился.
Я вышел на маленькую площадь, на которой стоит каменное здание
с лестницей, идущей вдоль фасада. Узенькая тропинка вела мимо могил
к боковой двери этого здания. Одна доска в двери была выломана, и ка-
кая-то девушка нагнулась, чтобы посмотреть, что находится внутри.
Взглянув на нее попристальней, я, к величайшему своему изумле-
нию, обнаружил, что я ее узнаю. Хотя я смотрел на нее сзади, не могло
быть никакой ошибки: те же как отлитые ноги, накидка из серебристой
лисы и высокая казацкая шапочка.
Когда я подошел к ней ближе, она, очевидно, удовлетворившись ос-
мотром, выпрямилась и пошла по тропинке прямо ко мне. Мы встре-
тились. Черные густые ресницы быстро заморгали. Она взглянула на
меня более внимательно, и ее лицо озарилось широкой улыбкой.
— Ая уже видела вас, — сказала она по-английски с акцентом. Голос
был сочный и твердый, как русская папироса. — Вы — человек из пи-
рожковой. Вы ели хлеб для усопших.
Да, — сказал я. — Я тоже заметил вас там.
Очень приятно встретить такую девушку на кладбище. И кроме то-
го, ее общество может оказаться небесполезным. Во всяком случае оно
148
явится некоторой мерой предосторожности в отношении моего пресле-
дователя.
Она протянула руку и, указывая на все кладбище, сказала:
— Вам нравится? Могилы. Цветы. Покой. Все необычно. Нет? Кар-
тинно.
— Очень.
Она указала на дверь, в которую только что заглядывала.
— Я смотрела внутрь. Там большая плита. Дверь на петлях. Я думаю,
что — как это вы называете? — крематорий? Туда спускают покойников.
Потом «пуфф». Сжигают.
Она вздохнула.
— Вы посмотрите сами. И помните слова: «Настанет день, когда она
придет и ко мне». Смерть. Так печально.
Нельзя себе представить более живого существа, чем она. Я никогда
не встречал таких девушек. У нее буквально через край брызжет жизнь,
активность, витамины.
Я сказал:
— В вас так явно проступают русские черты.
Большие глаза слегка округлились.
— Вы говорите — я русская? Почему так говорите?
Она засмеялась. Ее смех был похож на звук колокольчика из оперы
Римского- Корсакова.
— Ах, вы так обо мне думаете? По-вашему, я большой, древний,
дряхлый монумент?
Она была очень молода, очаровательна и полна жизни. И она знала
это. Вот почему она так смеется, подумал я. Потому что считает — очень
мило быть молодой, красивой и делать вид, что ужасно боишься старости
и смерти.
Я не давал ей никакого повода составить мне компанию. Но она со-
вершенно непринужденно и естественно просунула свою руку под мою
и продолжала:
— Вы пойдете со мной. Да? Ненавижу быть одна. Скучно, скучно,
скучно. Вдвоем будем смотреть, как люди украшают могилки.
Накидка из чернобурки коснулась моего плеча. Она пахла туберо-
зами. Я оглянулся. Парнишка с мешком и птичьей клеткой упорно шел
за мной.
Одетая в глубокий траур большая семья печально окружила малень-
кую могилку. Рядом с ними одинокая женщина стояла на коленях перед
могилой, на которой горели четыре свечи, украшенные белыми, блестев-
шими на солнце сатиновыми бантами.
Девушка прижалась ко мне ближе. Ее красивые губы раскрылись в
очаровательной улыбке.
— Вы скажете мне свое имя? Это глупо — идти с мужчиной и не знать
его имя.
— Я Питер Дьюлет.
149
— А я? Я Вера Гарсиа.
— Испанское имя.
— Только мой муж. — Она энергично жестикулировала. — Я бале-
рина. Знаменитая артистка балета. Критики говорят, что надо работать,
работать, работать, и тогда сделаешься много лучше, чем Маркова и Да-
нилова. Я моложе этих старых лам.
Итак, мой диагноз относительно ее профессии оказался правильным.
Я подумал: есть ли на свете хоть одна балерина, котороя не была бы в
тысячу раз лучше, чем все знаменитые балетные звезды вместе взятые?
— Вероятно, мистер Юрок засыпал вас телеграммами? — спросил я.
— Меня? Засыпал? — Ее глаза сверкнули. — Пусть лучше не пробует.
Балет? Он мне надоел. Все время ногу на стойку, ногу вверх, встать на
пальчики, ногу вниз. Фу. Устаешь, всегда устаешь.
Она картинно опустила плечи, приняв позу крайней усталости.
— Ничего интересного. — Ее лицо вдруг оживилось. — Два года
назад мы приехали сюда. Балет. Мексика. И здесь был этот человек.
Politico. Он старый-старый. И богатый. Очень богатый. И он захотел
меня в жены. Он сказал, даст мне все. Дом здесь, дом в Акапулько. —
Она пожала плечами. —• Танцы? Критики? Хватит с меня критиков.
Я вышла замуж.
Я сказал:
— И вы счастливы с вашим старым мужем?
— Счастлива? Я всегда, всегда счастлива.
— Он хорошо к вам относится?
— Он умер. Через три месяца после свадьбы он умер. Пуфф. От ста-
рости. — Она прижалась ко мне. — Теперь я вдова. И богатая, богатая.
Я богатая вдова.
— That's cozy, — сказал я.
— Cozy? Что такое cozy?
— Мило, — ответил я.
Она наивно кивнула в знак согласия.
— Да, очень мило. — Она довольно грубым жестом — большим паль-
цем через плечо — показала на целый ряд элегантных памятников. —
Сегодня я принесла цветы на могилу бедного старичка. Она там. Боль-
шая мраморная штука с ангелом. Много, много тубероз я принесла и
лилий. Я разбросала их на могилке. Красиво? Очень красиво. Как вы
думаете, он нюхает эти цветы, мой бедный старичок? Он всегда нена-
видел этот запах — тубероз и лилий.
Жизнь била из нее неудержимым фонтаном, как жар из пылающего
камина. Она казалась мне чудесным лекарством против уныния клад-
бища.
Но она не разрешала проблему юноши в светло-голубых джинсах.
Но, пожалуй, надо все-таки что-нибудь с ним сделать. Он начал на-
доедать мне. Время от времени, стараясь делать это почти незаметно, я
оглядывался. Он продолжал идти вслед за нами. Один раз, когда я огля-
150
нулся, Вера, как обезьянка, повторявшая мои движения, тоже огляну-
лась. Через некоторое время, когда я остановился под предлогом рас-
смотреть памятник, она вдруг сказала:
— Вы нервничаете? Да? Все время он идет за нами, этот мальчик с
клеткой для птиц?
Я удивился ее проницательности. Я не собирался доверять ей все то
малое, что мне было известно об этом парне, однако вряд ли можно было
отрицать такое явное преследование.
— Кажется, так, — сказал я.
— Ах, эти мексиканцы. — Она сердито сверкнула глазами. — Я все
устрою.
Она резко повернулась и помчалась к парнишке. Добравшись до не-
го, она разразилась таким потоком слов, от которого даже он, кажется,
немного струсил. Один раз он помахал перед ее глазами клеткой для
птиц, но Вера Гарсиа с чисто русской непринужденностью потрясла пе-
ред его носом кулаком, и парень поспешил скрыться.
Когда она вернулась ко мне, она глубоко дышала от негодования.
— Клетка для птиц! — воскликнула она. — Он сказал, что шел за
нами, чтобы продать нам клетку для птиц. Кто мы такие, по его мнению,
спросила я. Два попугая, что нам нужна клетка для птиц?
Она снова взяла меня под руку и улыбнулась своей восхитительной
улыбкой.
— Когда меня разозлят, я становлюсь ужасной. Я испугала его. Он
испугался, испугался.
Я был глубоко тронут таким бурным проявлением ее негодования,
однако ни на минуту не сомневался в том, что я видел этого мальчишку
не в последний раз.
Некоторое время мы молча бродили между могилами. И вдруг она
сказала:
— Мне надоели покойники. Отсюда я иду в Лос Ремедиос — к гробнице
Чудотворной Девы. Каждый год я хожу к ней, прошу дать там, в небесах,
моему бедному старичку, моему мужу, красивого ангела. За воротами у
меня машина. Вы поедете? Да? Вместе, к чудотворной гробнице?
Это показалось мне отличной идеей. Я снова убью двух зайцев. Прежде
всего, я подольше пробуду с Верой, если мне, конечно, удастся благопо-
лучно выбраться с кладбища, и, кроме того, я отделаюсь от юноши.
Я проводил Веру по узкой, обрамленной с обеих сторон кустарником
тропинке к главным воротам. Если только это вообще возможно, она,
пожалуй, болтала еще больше, чем миссис Снуд, и пока мы пробирались
по этой тропинке, она буквально утопила меня в потоке не всегда пра-
вильно выговариваемых английских слов. Когда мы дошли до площади,
на которой стояли памятники героям, я поискал глазами юношу. Но его
нигде не было видно.
Его также не было видно и тогда, когда я с трудом протащил Веру
сквозь многочисленную толпу за воротами кладбища. Мы прошли мимо
151
груд цсетов и пивнушек к машине Веры. Это был сверкающий но-
вый двухместный автомобиль, который я видел сегодня утром на калле
Лондрс. Усаживаясь за руль, Вера Гарсиа вдруг увидела колесо обозрения.
— О. большое колесо. Обожаю большое колесо. Вверх, вверх, в воз-
дух. Ну, пойдем на колесо? мы?.. — Длинные ресницы благочестиво
опустились. — Нет. Сначала мой бедный старичок. Мой муж.
Пренебрегая всеми правилами езды, она сначала лихо подала машину
назад, а потом так же лихо стала лавировать в куче маленьких детей и
собак. Я старался усесться на сиденье пониже, и все же прежде чем мы
уехали, я снова оглянулся.
Юноши и след простыл.
Я пс’<увствовал страшное облегчение и, может быть, несколько преу-
величенную благодарность к своей новой подруте. Она оказалась именно
тем, что я и предполагал, — довольно пустенькая балерина, однако от-
нюдь не испорченная натура. Несмотря на напяленные на нее финти-
флюшки, в ней была грубоватая твердость. Она была свежая и аппетитная,
как стакан парного молока, выпрошенного путешественником у хозяина
молочной фермы.
Выехав на главное шоссе, она помчалась с самоубийственной ско-
ростью вопреки всем правилам, через выжженные солнцем луга к се-
рым, покрытым пылью горам, вершины которых маячили на горизонте.
Я терпеливо выслушивал ее щебетанье, пока наконец мы не подъехали
к огромной мрачной церкви, возвышавшейся на холме. Впереди нее,
поддерживаемая высокой каменной колонной, красовалась громадная
корона.
— Ах, Корона Чудотворной Девы, — воскликнула Вера. — Мы уже
приехали. Быстро я гнала? Нет? Я хорошо вожу машину? Да?
— Как jet propulsion plane.
— Что такое jet propulsion?
— Быстро, — ответил я.
Хотя я никогда не бывал в Л ос Ремедиос, я много слышал о нем. Там
одна из наиболее почитаемых в Мексике гробниц. Вера поставила ма-
шину около неизбежного в таких местах базара, и мы вышли на большую
церковную площадь. Индейцы непрерывным потоком входили в колос-
сальный собор. Несшиеся из собора пискливые звуки органа не могли
заглушить рев патефонов-автоматов на базаре.
Мы вошли в высокую, погруженную в полумрак церковь с целой гру-
дой цветов у алтаря. Службы не было, но церковь была переполнена. Все
скамьи были заняты. Группы коленопреклоненных мужчин, женщин и
детей или забылись в молитвах, или таращили широко открытые глаза
на образа богато разряженных святых, перед которыми ярко пылали свечи.
Вера Гарсиа прошептала:
— Гробница сзади.
Мы прошли по проходу и затем через дверь с аркой вошли в заднюю
комнату* Она была полна одетых в яркие одежды индейцев-паломников
152
из всех штатов республики. Они толпились, ожидая своей очереди, у
подножия каменной лестницы, ведущей к гробнице, в которой лежала
маленькая чудотворная фигурка Богородицы. Говорят, эту фигурку при-
вез из Испании Кортес, а се последующая история, пышно разукрашен-
ная легендами, создала ей репутацию могущественной исцелительницы.
На стенах — сотни наивных рисунков, присланных в знак благодар-
ности от получивших исцеление паломников. На картинках были изо-
бражены различные несчастные случаи и болезни, от которых
Богородица милостиво спасла их, — кровавые автомобильные катастро-
фы, больные, с позеленевшими лицами беби в колыбелях, изможденные
калеки на костылях.
— Я пойду попросить за моего старичка, — прошептала мне Вера.
Она улыбнулась ослепительной, чисто мирской улыбкой и поспешила
занять место в очереди жаждущих милостей Богородицы паломников.
Сзади меня была открытая дверь на железный балкон, выходящий на
залитое солнцем патио. Я знал, что там находится заброшенный фран-
цисканский монастырь, соединенный с собором узкой галереей. Предо-
ставив Веру ее заботам о покойном старичке, я вышел на балкон. Он вел
в монастырь. На балконе никого не было. Приятно было очутиться в
таком величественном уединенном месте. Я медленно шел по узкой
галерее, делавшей два поворота. С обеих сторон галереи расположены
узкие кельеобразные комнаты. Я подошел к двери, украшенной в маври-
танском стиле гвоздями с крупными шляпками. Она была полуоткрыта.
Я вошел туда и очутился в огромной кладовой, набитой различной цер-
ковной утварью, которая или просто была выброшена, или лежала в
ожидании ремонта: старые исповедальни, скамьи, потемневшие мрач-
ные полотна и разбитые гипсовые статуи святых — все было свалено в
кучу и покрылось толстым слоем пыли. Сквозь забранное решеткой ок-
но, находящееся у самого потолка, вливался солнечный свет. Лениво
жужжала одинокая муха.
Я остановился; чтобы получше рассмотреть трехфутовую гипсовую
фигурку монаха. Она стояла на старом трапезном столе около самой две-
ри. Я не знал, кого должна была изображать эта статуя. Но у нее были
настоящие волосы и настоящая сутана из грубой коричневой материи.
Одна рука была отломана — может быть, революционными солдатами,
а может быть, из-за неосторожности служительницы, стиравшей с нее
пыль. Другая рука была вытянута ко мне, как бы для благословления.
Я нагнулся, чтобы получше рассмотреть эту руку. И вдруг почувствовал
легкий шорох сзади меня. Я повернулся; В этот момент в ярком солнечном
свете блеснул металл. И прежде чем я успел выпрямиться, почувствовал
мощный удар в висок. Я пошатнулся, но пока еще не потерял способ-
ность видеть. На какую-то долю секунды с необычайной отчетливос-
тью увидел фигурку мальчика в хлопчатобумажном комбинезоне, юного,
очаровательного, как цветок. Его глаза, наблюдавшие за мной, по-пре-
жнему не выражали никаких эмоций, как глаза гипсовой статуи.
153
Он держал револьвер за дуло. Под мышкой был какой-то предмет.
Что это?
Мешок? Холщовый мешок?
Я хотел подойти к нему, но вдруг в глазах у меня потемнело, все за-
кружилось. Я попятился назад, стараясь схватиться за трапезный стол.
Но не дотянулся. В моем помутившемся сознании четко зафиксиро-
валась протянутая ко мне рука монаха с мертвыми гипсовыми пальцами.
Я понял, что падаю.
И потом наступила темнота.
Глава 9
Я почувствовал тепло солнечных лучей на закрытых глазах, боль в го-
лове и озноб. Я открыл глаза. Надо мной стояла гипсовая фигура монаха,
довольно эксцентричная, если смотреть под тем углом, под которым я сей-
час смотрел на нее, одетая в кукольное платье и с оторвавшейся рукой. Это
помогло мне вспомнить все. Я вспомнил пустой безразличный взгляд пар-
нишки, сверкающий револьвер и удар. Я потрогал рукой висок. Пальцы
нащупали опухоль, вероятно, просто обыкновенная шишка. Но когда я
увидел свою руку, я застыл от недоумения. Она была голая. Я слегка при-
поднял голову и взглянул на свое дело. Я понял причину озноба.
За исключением трусов я был совершенно голый.
Я с трудом поднялся с влажного каменного пола и потряс головой,
чтобы она хоть немного прояснилась. Я думал о холщовом мешке. Так
вот зачем он был нужен. Юноша все утро преследовал меня затем, чтобы
украсть мою одежду. Очевидно, он считал мой костюм образцом с точки
зрения фасона и линий.
— Ах, — решил он (а может быть, и Холлидей?), — какой красивый
костюм! Дай-ка я стукну этого парня по башке и заберу костюм себе.
Во мне поднималась черная ярость. Я злился на себя за то, что не-
дооценил таланта юноши как преследователя. И еще больше я злился
за это унижение: меня оставили голым здесь, в заброшенном францис-
канском монастыре.
Я посмотрел по сторонам в надежде найти себе что-нибудь подходя-
щее из одежды. Ничего нет. Только скамьи, поломанные исповедальни,
равнодушные гипсовые фигуры и поток солнечных лучей, вливавшихся
сквозь решетчатое окно под потолком. И тут я вспомнил, что у меня в
бумажнике был билет на самолет, туристская карта и около восьмисот
песо. Я смачно выругался.
Отойдя немного от трапезного стола, я поддал ногой какой-то пред-
мет. Я посмотрел. Под кукольным монахом на каменном полу лежал мой
бумажник.
Я нагнулся, поднял его и проверил содержимое. Все было на месте.
Туристская карта, билет на самолет и деньги. Ничего не тронуто.
154
Сначала я почувствовал огромное облегчение и больше ничего. А по-
том подозрения вспыхнули с новой силой. Бумажник находился в засте-
гнутом кармане брюк. Я уверен в этом. Как бы неловок ни был юноша,
раздевая меня, бумажник не мог вывалиться из кармана случайно.
Он сознательно оставил его мне. Восемьсот песо и билет на самолет
в Америку могли бы явиться для парнишки, подобного этому юноше,
гораздо большим соблазном, чем яблоко для Евы. Очевидно, он работает
по чьему-то строгому предписанию. Кто-то, очевидно, Холлидей, велел
забрать мою одежду и ни в коем случае не красть бумажник. Почему?
Из чувства доброты? Я громко рассмеялся. От злости. Они оставили
мне бумажник, потому что по каким-то причинам они хотели, чтобы
билет и деньги остались при мне. Вот единственный ответ на эту загадку.
А зачем они взяли мою одежду? Потому что эта «вещь», которую, как
они полагали, я взял или которую мне дала Дебора, была достаточно
маленькой, чтобы я мог спрятать ее где-то у себя в костюме?
Я был слишком зол, чтобы пытаться разгадать их действия. Но одна
мысль настойчиво сверлила мое сознание: они убили Дебору и ударили
меня для того, чтобы получить что-то, что им очень нужно. Тот факт,
что у меня нет этого предмета, отнюдь не меняет положения. Я не могу
пойти к ним и сказать: «Слушайте, ребята! Вы гонитесь не за тем пар-
нем». Но они-то считают, что я именно тот парень и, что бы я им ни
сказал, будут продолжать думать так же. Так что, хочу я этого или не
хочу, я по уши увяз в этом деле.
Теперь вопрос уже стоял не так, что «через два дня я отсюда уеду».
Вопрос был в том: останусь ли я в живых до того, как придет время сесть
в самолет? В волнении ходил я по комнате, замерзший, растерянный,
обуреваемый дикой яростью.
Скрипнула дверь. Я повернулся. Влетела Вера Гарсиа. Лисья накидка
трепыхалась на ее плечах. Она сделала два шага ко мне и воскликнула:
— Боже! Что с вами? Принимаете солнечную ванну?
— Да, — сказал я. — Говорят, самый модный колер получается, если
загораешь в монастыркой келье.
— Правда? — спросила она.
— Нет. Это наш приятель, юноша. Он притащился за мной сюда, уда-
рил по голове и украл мою одежду.
— Хорошенький мальчик с клеткой для птиц?
— Хорошенький мальчик с клеткой для птиц.
Она захихикала. Видите ли, ей было смешно!
— Я пришла от гробницы. Я ждала. Я долго ждала вас и удивлялась.
— Вы не видели, как он прошел с мешком?
— Я никого не заметила. Так много народа проходило все время. Впе-
ред и назад. Вперед и назад.
Она подошла и взяла меня за руку, не без удовольствия оглядела мою
фигуру, и на губах у нее появилась откровенная женская улыбка.
— У вас красивое тело. Мужское тело. Сильный.
455
Она увидала шишку над ухом, и улыбка уступила место славянскому
негодованию:
— Бедняжка. Он избил вас?
— А что, вы думаете, он со мной делал? Попросил позировать для фото?
— Вор! — крикнула она. — Убийца! Мы его поймаем.
— В данный момент будет лучше всего, если вы принесете мне что-
нибудь надеть. Мне надоело быть рекламой для журнала «Сила и здо-
ровье».
— Да, да. — Она сорвала с плеч лисью накидку и накинула ее на ме-
ня. — Возьмите моего зверя.
Я посмотрел на себя. Это выглядело не очень-то мило.
— Накидка из серебристой лисы и трусы, — сказал я. — Какой это
туалет? Вечерний? Утренний?
В знак согласия со мной она покачала головой.
— Нет. Это нехорошо для мужчины. Подождите. Я найду что-нибудь.
Она убежала. Через несколько минут за дверью послышался шум то-
ропливых шагов и возбужденные голоса. Голос Веры звучал громче всех.
Говорили по-испански. Дверь открылась, и священник в белой сутане,
четыре черноглазых маленьких прислужника, трое рабочих в хлопчато-
бумажных комбинезонах и старая-старая женщина с голубой косынкой
на голове вошли в комнату.
Со сверкающими глазами Вера указала на меня, как будто я был экс-
понатом выставки, и что-то тараторила, размахивая руками. Ее русская
душа не признавала скромности. Я уверен, ей и в голову не приходило,
что перед такой аудиторией я мог чувствовать себя неловко. Прислуж-
ники захихикали, старая женщина осенила себя крестным знамением.
Священник подошел ко мне, торжественно осмотрел мою голову и вер-
нулся к Вере. Все кричали и жестикулировали.
Я не мог следить за ходом их беседы, но заметил, что из-под комби-
незона одного из рабочих выглядывали кальсоны. Я достал ассигнацию
в двадцать песо и подал ее Вере.
— На нем кальсоны, — сказал я. — Купите у него комбинезон.
Вера взяла деньги и, подойдя к одному из рабочих, начала разма-
хивать ассигнацией перед его носом. Низко опустив голову, он глупо
улыбался.
Через плечо она крикнула мне:
— Я говорю ему, сними штаны. Он говорит, что стесняется.
Священник, не принимавший участия в споре, с неодобрением наб-
людал за этой сценой сквозь очки в стальной оправе. Один из прислуж-
ников дернул священника за сутану. Тот дал ему подзатыльник. Старуха
села на пол и, помаргивая, смотрела на меня из-под своей косынки.
Вера решила переменить тактику: от уговоров она перешла к актив-
ным действиям. Она налетела на застенчивого индейца и расстегнула на
плечах пуговицы комбинезона. Комбинезон упал на пол, и, оставшись
в одних кальсонах, застенчивый индеец с глупым видом переступил че-
156
рез него. Вера всунула ему в руки деньги и торжественно подала мне
комбинезон. Она не переставала смеяться своим колокольчикообразным
смехом.
— Молодец, — сказал я.
— Я говорила вам, что, когда я рассержусь, все меня боятся.
Я надел брюки и с трудом застегнул на плечах пуговицы. Брюки были
мне до смешного малы. Они туго обтягивали мои бедра, а сами брючины
кончались где-то между коленкой и ступней.
Вера с одобрением посмотрела на меня. Я был бос.
— О, очень мило, как Нижинский.
— Большое спасибо.
Священник воспользовался случаем и улизнул от беспокойных экс-
центричных иностранцев. Прислужники ушли с ним. Раздетый индеец
вдруг решил, что все это очень смешно. Вероятно, до его сознания на-
конец-то дошло, что на двадцать песо он может купить себе на рынке
по крайней мере три или четыре новых комбинезона. Он, довольный, с
радостью показывал ассигнацию своим товарищам. Все улыбались.
Постепенно комната опустела, осталась одна старуха, сидевшая на
полу. Я думаю, она забыла, зачем пришла сюда, и сидит теперь, потому
что просто устала.
Вера была страшно беспокойной натурой. Сейчас она с материнской
заботливостью принялась за мою шишку.
— Быстро, — говорила она. — Быстро. Мы едем к доктору.
— Но мне не нужен доктор, — сказал я. — У меня крепкий череп. Что
мне сейчас нужно, так это костюм и пара ботинок. Если вам не нужно
выполнить еще какой-нибудь долг перед мертвецами, отвезите меня
скорее домой.
Мы вернулись в комнату, в которой стояла гробница, протолкались
через толпу терпеливо ожидавших своей очереди паломников и вошли
в церковь. Она все еще была полна молящимися. Они не проявили ни-
какого интереса к такому изумительному зрелищу: роскошная девушка,
одетая в чернобурку, идет с босоногим человеком в штанах, до непри-
личия обтягивающих его ноги. Даже на базаре никто не обратил на нас
внимания. Мексиканцы ожидают и спокойно принимают от иностран-
цев любую выходку.
Но Вера Гарсиа не была мексиканкой, и в ее жилах текла кровь теат-
рального человека. Поэтому она упивалась создавшейся ситуацией. Это
было Ее Приключение. По дороге она засыпала меня своими вопросами
и предположениями.
Мои ответы были довольно уклончивыми, так как я был занят мыс-
лью: что мне теперь делать? Я не мог просто забыть все происшедшее.
Это совершенно очевидно. Слишком велика опасность того, что со мной
случится что-то, еще менее приятное. Ведь кроме всего прочего они,
наверное, знают, где я живу, потому что паренек начал преследовать
меня от моей двери. И даже если бы это было возможно, мне ни в коем
157
случае не хотелось съезжать со своей квартиры и поселяться в каком-
нибудь отеле до момента отлета аэроплана.
Чрезвычайно трудно придумать какой-нибудь план, когда ты не
знаешь, чего от тебя добиваются. Вера щебетала относительно полиции
и посольства. Но, пожалуй, это мне ничего не даст. Полиция сделает
вид, что они разыскивают этого паренька. Они даже, может быть, найдут
мой костюм в «Монте де Пиэдад» — национальном ломбарде. Посоль-
ство, конечно, хотя и скептически, выразит мне сдои симпатии и начнет
разговор о необходимости проявлять деликатность в отношениях двух
стран, надо, мол, сохранять баланс дружественных отношений и т. д. и
т. д.
Ни то ни другое не приблизит меня к разгадке тайны Деборы Бранд
и Холлидея и не обеспечит мне безопасность в дальнейшем.
Нет. Плохо ли, хорошо ли, но я буду действовать один. Только теперь
я все время буду начеку, буду готов к любой неожиданности. Если мис-
тер Холлидей предпримет что-нибудь еще, он получит от меня сполна
все, что заслужил.
Когда мы подъехали к моей квартире, Вера Гарсиа без всякого приг-
лашения зашла ко мне. В данный момент я отнюдь не был расположен
к приему у себя головокружительно очаровательной девушки. Мне хоте-
лось побыть одному, еще раз все обдумать. Но она проявила такую доб-
лесть в оказании мне помощи, что у меня не хватило духа вышвырнуть
ее. Я отпер входную дверь и пропустил ее впереди себя в холл.
Пока я возился у двери, вынимая из замка ключ, она, очевидно сго-
рая от любопытства, влетела в комнату.
— Боже, — услышал я ее возглас. — Какой беспорядок. Вам обяза-
тельно нужна женщина.
Я остановился рядом с ней на пороге гостиной и понял, о чем она
говорит. Кто-то обыскивал мою комнату. Все ящики стола были откры-
ты. Бумаги разбросаны по полу. Подушки выдернуты из кушетки и тоже
разбросаны.
Я поспешил в спальню. Здесь хаос был еще более чудовищный. Все
мои костюмы вытащены из шкафа и свалены в кучу на одну из кроватей.
Из ящика туалетного стола торчат носовые платки и трусы. Даже че-
моданы были сдернуты со шкафа и теперь валялись открытыми на полу.
Вся подкладка у них разрезана.
Вместо того чтобы рассвирепеть от злости, меня вдруг охватил ужас.
Всего можно ожидать от Холлидея, если только это был Холлидей. В то
время как один из его подручных шпионил за мной по всему городу,
другой ворвался в мою квартиру. Конечно, ему что-то нужно от меня,
что-то очень важное.
Я вспомнил серебристые волосы Деборы, вытянувшиеся под зеленой
водой сенота. Одна половина моего «я» начала сожалеть, что я не уехал
с Айрис в Голливуд, и в этом случае я никогда бы не видел Юкатана. Но
другая половина — та, что буквально задыхалась от бешенства, — нас-
158
тойчиво твердила мне, что я должен бороться за дело Деборы. Теперь я
начинаю на собственной шкуре понимать се состояние, и мне стало ис-
кренне жаль ее. Это было слишком жестоко для девушки в двадцать лет.
Я вспомнил прикосновение ее юных губ к моим. Я не буду чувствовать
себя счастливым до тех пор, пока не сделаю что-нибудь жестокое с че-
ловеком, который сбросил ее в сенот.
В спальню вошла Вера. Я слышал ее голос, визгливый от негодования:
— Что случилось? Это не просто беспорядок. Грабеж? Нет? Они
избили вас. А теперь ограбили?
Она подошла ко мне, взяла меня за руку и посмотрела мне в глаза.
— Что с вами происходит? Почему за вами сначала следили, потом
избили вас и ограбили? Может быть, вы иностранный шпион? Да? Или
крупный гангстер?
Я не собирался посвящать ее во все подробности. Пожалуй, еще
слишком рано искать себе союзников.
— Насколько мне известно, — сказал я, — я просто обыкновенный
турист.
— И вы не понимаете, почему вас избили и ограбили?
— Нет.
Она направилась к телефону.
— Мы позвоним полиции.
— Нет.
— Почему нет?
Я улыбнулся.
— Потому что...
Она внимательно посмотрела на меня.
— Тогда вы лжете. Вы все понимаете. Это большой, большой секрет.
Нельзя звать полицию.
Я должен был знать, что она слишком умна и слишком назойливо
любопытна, чтобы мне удалось обмануть ее. Я взял ее руку.
— О'кей. Это большой секрет. Мое личное дело. А теперь как насчет
того, чтобы помочь мне привести в порядок все? И установить, что у
меня стащили?
Она была столь же послушна, сколь и умна. Она больше не задавала
мне никаких вопросов и принялась смиренно помогать мне в уборке.
Сначала мы убрали гостиную, потом спальню. Как я и ожидал, ничего
не было взято, насколько я мог заметить.
Смиренное поведение Веры продолжалось до тех пор, пока она не
нашла фотографию Айрис, которая была выброшена из рамки. Она под-
няла ее и принялась рассматривать сверкающими глазами. Повелитель-
ным тоном она спросила:
— Кто это? Эта красивая женщина?
— Моя жена, — сказал я.
Она круто повернулась и с укором посмотрела на меня.
— Вы женаты?
159
— А кто я такой, по-вашему? Как вы — богатая вдова?
— Боже! — Она швырнула фотографию на туалетный стол с чисто
русской неспособностью скрывать свое раздражение. — И всегда так.
Всегда, как только встретишь настоящего мужчину, его уже успела заб-
рать какая-нибудь дешевеньк'
— Осторожнее с существ и ,ным.
— А мне плевать на существительные!
— Да, но мне не плевать, — сказал я. — Вы грубая, невыдержанная и
obstzcperous.
Она заморгала:
— А что такое obstzeperous?
— Гадкая, — сказал я.
— Пуфф. — Она пожала плечами и бухнулась на кушетку. — За это
дайте мне выпить.
Он надула губки, как маленькая девочка, и злилась, как шершень.
Я подумал, что, в сущности, она очень милая. Я налил ей кубинского
рома и, оставив ее одну, пошел в спальню, чтобы снять с себя этот ин-
дейский комбинезон. Пока я принимал горячий душ и одевался, я все
время думал о Холлидее.
Когда я вошел в гостиную, Вера допила ром, сняла с себя казацкую
шапочку и лису и теперь в экзотической позе лежала на кушетке и ку-
рила. Вспышки ее характера, очевидно, были столь же быстротечными,
сколь и буйными. Она уже была в отличном настроении и, увидев меня,
засмеялась заразительным смехом.
— Ах, теперь он опять красивый, этот женатик. — Она похлопала по
краю кушетки. — Идите. Сядьте во мной.
Я все еще думал о Деборе и Холлидее. Я сел. Она нежно погладила
мою шишку над ухом.
— Она уже лучше? Да? Меньше стала? Вам очень больно?
— Нет, не очень.
Она была совсем близко. Ее колени прикасались ко мне. Она пре-
лестна и, очевидно, столь же сексуальна, как француженка в старинной
альковной комедии. А я в это время думал о Холлидее и о том, что, по
его мнению, может быть у меня. Вероятно, что-то очень маленькое, что-
бы носить с собой, но, вероятно, не такое маленькое, чтобы поместить
в бумажнике. Бриллиант? Трудно поверить, чтобы Дебора участвовала
в краже и перевозке через границу драгоценных камней. Может быть,
это какая-нибудь ценная реликвия инков? Поскольку отец Деборы ар-
хеолог в Перу, это предположение имеет определенный смысл. Но какая
именно реликвия инков может быть достаточно маленькой? Бриллиант?
Опять я вернулся к бриллиантам.
Теперь уже Вера гладила не шишку на лбу, а мое ухо.
— Я хорошая? Нет? — мурлыкала она при этом. — Я не спрашиваю
ничего. Внутри у меня все горит от любопытства, но я не задаю никаких
вопросов.
160
— Молодец.
Она продолжала нежно гладить мое ухо.
— Я обещала старику целый год после его смерти не иметь друзей.
— Обещала?
— Год кончился в прошлый вторник.
Ес лицо придвигалось ко мне все ближе и ближе. От нее пахло ду-
хами, как от парфюмерной фабрики. А улыбка ее была бесстыдная.
— Ну, ты, которого преследуют, которого избили и ограбили, ты, ко-
торый женат на этой... на этой... которая не желает жить с тобой и от-
давать тебе свою любовь, ты хочешь быть моим другом?
Мягкое прикосновение ее пальцев к моему лицу напомнило мне о
Деборе. Между ними никакого сходства. Дебора была маленькая, нео-
пытная девушка, разыгрывающая из себя сирену. А Вера — это нечто
настоящее, достаточно красивая, чтобы зажечь сердце даже гипсового
монаха со сломанной рукой.
Эти воспоминания вновь воскресили мои подозрения. Дебора пред-
ложила мне свою любовь через пару часов после того, как мы с ней
встретились. Теперь Вера делает то же самое. Я никогда не был до такой
степени неотразим для женщин.
Я повернулся и внимательно посмотрел на нее. Она взглянула на
меня. Ее лицо потемнело от негодования. Она грубо отдернула свою руку
от моего уха.
— В чем дело? Вы кто, мужчина? Или вареное яйцо? Вы считаете, что
я урод? Да? Отвратительный урод?
— Не говорите глупостей. Вы красивая. Вы scrumptions.
— Что такое scrumptions?
— Красивая.
Она драматически пожала плечами.
— Конечно, я красивая. Но вам не нравлюсь. Почему?
— А вам не кажется, что в последнее время было слишком много быс-
тро сменяющихся событий?
Она полностью игнорировала это мое замечание.
— Вы все время думаете о своей жене?
— Конечно, я думаю о ней.
— Вы что, рехнулись? Вы думаете о женщине, которой здесь нет,
в то время, как другая женщина здесь? — Ее глаза сверкнули. — Ах,
я знаю. Это все косметика. Весь день я ходила среди покойников,
гробниц и ни разу не подкрашивалась. Конечно, все дело в этом.
Все краски размазались по лицу. Вероятно, это отвратительно. Я сейчас
все подправлю.
Она вскочила и побежала в спальню. На пороге повернулась и пос-
лала мне милую улыбку — дружественную и прощающую.
— Я вернусь с новым лицом. Тогда все будет по-другому. Вы забудете
свою жену, эту...
— Не надо так говорить.
6 П. Квентин "Возвращение на Бермуды"
161
Все еще раздираемый сомнениями, я ожидал ее возвращения. Вдруг
раздался звонок в дверь. По возвращении в Мехико-сити со мной прои-
зошло столько непонятных вещей, что я решил проявить осторожность.
Позвонили еще раз. Я подошел к окну, спрятался за портьеру и посмот-
рел вниз на улицу. Перед дверью, маленькая и решительная, в своем
ядовито-зеленом костюме стояла миссис Снуд.
Никто другой не мог доставить мне большего удовольствия своим
визитом. Миссис Снуд, с ее дочерьми, ее экономией, поистине является
воплощением нормальности в этом сумасшедшем мире. И ее визит от-
ложит решение вопроса о том, быть или не быть мне «другом» Веры,
отложит хотя бы на некоторое время, чтобы я мог все как следует об-
думать. К тому же, может быть, она знает, где я могу найти Холлидея?
Я должен узнать, где он живет.
Я прошел в кухню и нажал кнопку замка от входной двери. Раздался
щелчок, и я открыл дверь для миссис Снуд. При виде меня ее маленькое
личико озарилось искренней радостью. Опять к лацкану небрежно был
приколот букетик орхидей, на сей раз желтых. Прическа, как всегда, в
беспорядке.
— А, наконец-то вы явились? Я звонила вам два раза и один раз захо-
дила сегодня утром. Вас не было.
— Извините, я уходил.
Она увидела шишку у меня над ухом.
— Боже мой! Вас избили?
— Я стукнулся о дверь.
Она сочувственно улыбнулась.
— А, текила. Она и со мной выкидывает иногда такие же штучки.
Она'прошла мимо меня в гостиную и окинула ее оценивающим
взглядом.
— Неплохо. Сколько они дерут с вас в месяц?
Я сказал. Она увидела на диване Верину лису и черную казацкую
шапочку.
— О, у вас гости. Извините. Я...
— Ерунда, — сказал я. — Я рад, что вы пришли. Садитесь. Сейчас
выпьем.
— Что ж, но только одну рюмочку. Меня ждет такси у подъезда.
Я возвращаюсь с этих пирамид, ну этих... как их там? Забыла, как они
называются. Я решила, что гораздо удобнее возвратиться на такси, чем
тащиться с экскурсионным автобусом. И думаю, что меня опять обжу-
лили, как всегда.
— Как вам нравятся пирамиды? — спросил я.
— Ох уж эти мне пирамиды.
Я налил ей кубинского рома. Она с жадностью выпила его.
— Собственно, я зашла к вам, — сказала она, — чтобы пригласить
вас сегодня вечером на обед. Конечно, в качестве моего гостя. Я запла-
чу. — Она с беспокойством взглянула на меня, очевидно, испугавшись,
162
как бы я не понял ее превратно. — У Сиро. Это лучший ресторан в го-
роде. Шикарный ресторан, шикарный оркестр и вообще все.
Она мне нравилась, но при теперешних обстоятельствах я не был уве-
рен, что она нравилась настолько, чтобы я выдержал с нею вечер у Сиро.
Но прежде чем я успел ответить ей что-либо, она слегка наклонилась и
положила свою лапочку мне на колено.
— Пожалуйста. Будьте хорошим мальчиком. Приходите. Я сегодня
утром встретила Билла Холлидея, он завтракал с какой-то девушкой у
Санборна. Я пригласила и его. Он тоже очень хочет видеть вас.
Ага, значит, Холлидей выразил желание видеть меня. Очень мило с
его стороны. Неожиданно-вся картина изменилась. Я улыбнулся.
— Конечно, конечно. Я с удовольствием приду, Лена.
— О, чудесно. Около восьми. Приходите ко мне в «Реформу».
Миссис Снуд допила рюмку и встала:
— Знаете, такси, которое ждет меня внизу, действует мне на нервы.
Хотя я знаю, что у них здесь нет счетчиков, но я как-то по привычке все
думаю, что там отщелкиваются мои доллары и...
Ее речь оборвалась: из спальни вышла Вера Гарсиа. Вера основатель-
но потрудилась над своим лицом, пожалуй, даже уж слишком. Она выг-
лядела как русская белоэмигрантка, подделывающаяся под Линн Фон-
тейн, подделывающуюся под русскую белоэмигрантку.
Я встал и сказал:
— Миссис Снуд, это сеньора Гарсиа.
При виде миссис Снуд лицо Веры расплылось в очаровательную
улыбку. Она подбежала к ней.
— Как мило, — заворковала она. — Как я рада снова встретиться.
Я в изумлении смотрел на них.
— Вы знакомы?
— Конечно, — сказала Вера.
— Конечно, — подтвердила миссис Снуд. — Какое забавное совпаде-
ние. Миссис Гарсиа — это как раз та девушка, с которой Билл Холлидей
завтракал сегодня утром.
Я изо всех сил старался овладеть своим лицом. Вера, разв лившись
в кресле и-положив ногу на ногу, лениво закурила сигарету.
— Холлидей? — повторила она. — Кто это — Холлидей?
— Мужчина, который завтракал сегодня с вами у Санборна, — ска-
зала миссис Снуд. — Разве это не ваш друг?
— Ах, он? — Вера засмеялась. — Кажется, он очень хотел сделаться
моим другом. — Она подмигнула мне. — Я сидела у Санборна, пила
кофе, как всегда. Все столики были заняты. Тогда он, этот человек, под-
ходит к моему столику и просит разрешения сесть за мой стол. Я сказала:
а почему нет? И он говорил, говорил, говорил. Об Айове. Да? Или это
было Айдахо? Или Огайо? Это какой-то большой малонаселенный штат
в Америке. Все время он говорил. — Она опять подмигнула. — И все это
время его нога под столом тоже говорила.
163
— О Боже, — сказала миссис Снуд. — Я никак не ожидала, что он
может так вести себя с девушками. — Она вздохнула. — Его нога. Ох, к
сожалению, она ни разу не пыталась заговорить со мной под столом. Но
я ведь всего только старая карга.
Очевидно, ей в голову пришла отличная идея. Она улыбнулась Вере.
— Слушайте. Я только что пригласила Питера сегодня вечером
пообедать со мной и мистером Холлидеем. Почему бы и вам тоже не
прийти, миссис Гарсиа? У нас будет квартет. Это будет гораздо веселее.
Но, конечно, это в том случае, если вы не боитесь большого серого волка
из Кливленда.
Онатюжала плечами, совсем как Линн Фонтейн.
— Я? Боюсь? А зачем же тогда мужчинам ноги, как не разговаривать
с нами под столом? Она кокетливо взглянула на меня. — Если Питер
пойдет, я пойду. Я буду очень рада.
Миссис Снуд продолжала трещать о своих планах, но я ее не слышал.
«Какое забавное совпадение», — сказала миссис Снуд. Конечно,
можно и так истолковать это. Если хотите, можно также сказать, что
это было простое совпадение, что Вера сначала пила кофе с Холлидеем
у Санборна, потом случайно забежала в кафе для второго завтрака,
оставив машину почти у моих дверей. Если вам так нравится, вы мо-
жете также назвать простым совпадением то, что я снова увидел ее в
Пантеон Долорес. Если хотите, вы также можете назвать простым сов-
падением то, что, когда Вера Гарсиа привезла меня к чудотворной
гробнице, там оказался юноша, который воспользовался этим случаем
и избил меня.
Я посмотрел на Верины блестящие черные волосы, на благородную
красоту ее бело-розового лица. До замечания миссис Снуд «о забавном
совпадении» Вера казалась мне самой непосредственной, самой неслож-
ной натурой, которую я когда-либо встречал.
Теперь я ничего не понимал.
Мне казалось, что, глядя сейчас на нее, я вижу рядом с ней этого
долговязого американца с глупой улыбкой и очаровательного мексикан-
ского мальчика, упрятавшего в холщовый мешок мою одежду.
Глава 10
Я приехал в туристский отель-люкс «Реформа* в точно назначенное вре-
мя. Миссис Снуд провела меня в свой номер с плюшевыми портьерами и
обстановкой, цена которого, вероятно, стоила ей не одной бессонной ночи.
На ней было то же красное вечернее платье (75 долларов 50 центов), волосы
уложены в форме птичьего гнезда. Вид у нее был счастливый и праздничный.
— О, Питер! Вы — первый. Как мило!
У кушетки стоял молчаливый официант с бутылкой рома и другими
напитками.
164
— Я думаю, что мы лучше здесь сначала выпьем коктейли. Гораздо
приятнее. Да и значительно дешевле. По крайней мере я на это надея-
лась, пока не увидела, сколько они поставят в счет за услуги.
Она налила из шейкера дейкуири и подала мне.
— Я так рада, что Вера Гарсиа придет. Такая очаровательная девушка.
Очаровательная.
— Очаровательная.
— Я не знала, что она ваша приятельница. — Она вопросительно пос-
мотрела на меня. — Давно знакомы?
— Мы встретились сегодня утром, — сказал я. — На кладбище.
— На кладбище? Боже, как романтично.
Она присела на край постели и потягивала коктейль.
— Вы знаете, я думала, что они с Холлидеем друзья. А оказывается,
он просто шаловливый старичок.
— Кажется, да.
— Надеюсь, они не будут здесь ссориться. Я люблю, когда мои гости
нравятся друг другу. Это так мило, когда люди нравятся друг другу.
Мучаясь сомнениями по поводу зловещей роли в моей жизни ее предпо-
лагаемых гостей, меня несколько покоробили ее слова. Я представил себе,
как она в роли хозяйки угощает гостей коктейлем на острове Бикини и, ука-
зывая на небо, говорит: «Ах, посмотрите, какая очаровательная маленькая
атомная бомбочка. Надеюсь, будет очень мило, когда она приземлится».
Вера ушла от меня вместе с миссис Снуд. Я до сих пор еще не пришел
к окончательному решению: что, действительно Вера является одной из
марионеток Холлидея? Или, может быть, просто у меня катастрофи-
чески прогрессирует мания преследования? У меня нет веских доказа-
тельств в подтверждение того или другого предположения. Можно сойти
с ума от этих мыслей. Все улики, которыми я располагаю, могут в одина-
ковой степени служить подтверждением и того и другого. Я надеюсь, что
сегодня за обедом произойдет что-нибудь, что натолкнет меня на пра-
вильное решение.
Она пришла через несколько минут, сразу наполнив комнату ожи-
влением, ароматом крепких духов и взрывами смеха. Ее туалет был рас-
считан на эффект, но, как и утром, он отличался излишествами. Для
пользы дела неплохо было бы его немного упростить. Черное вечернее
платье, лоснящееся, как морская водоросль, было, конечно, великолеп-
но, но она зачем-то нацепила на себя бесконечное количество жемчуга,
огромную аметистовую брошь и по крайней мере дюжину серебряных
браслетов. Даже в волосы был воткнут большущий красный цветок.
Если бы она не была так красива, она выглядела бы нелепо, как пер-
сонаж из фарса. Даже и сейчас, глядя на нее, невольно приходили на ум
комедийные героини. Она была великолепна, но в ней было что-то, чего
вы никогда не увидите в витринах фирмы «Братья Маркс».
Она была в самом лучшем настроении. Ей нравилось наше общество,
она безумно рада снова видеть нас, она обожает дейкуири.
165
Когда я слушал се болтовню, очаровательную, простодушную, мысль
о том, что она ведет двойную игру, казалась чудовищной, абсурдной.
Мон подозрения в отношении нее постепенно рассеивались. В конце
концов у меня было очень мало оснований подозревать ее — только
встреча в ресторане с Холлидеем. Но на это у нее было очень убедитель-
ное объяснение. Я снова почувствовал к ней теплую, нежную симпатию.
И тут я вспомнил простодушие Холлидея и опять заколебался.
Я ожидал его прихода со всевозрастающим нетерпением. Больше все-
го меня раздражала неизвестность. До тех пор, пока я не буду иметь хотя
бы самый слабый намек на то, чего он от меня хочет, или хотя бы до тех
пор, пока я не буду уверен в том, что именно он стоит за всем этим
делом, я не могу проявлять какой-нибудь активности.
Я все больше и больше взвинчивал себя. Наконец, примерно через
двадцать минут, он пришел.
Хотя я был готов к этому, но исключительная обыденность его поя-
вления почти обезоружила меня. Это не был выход на сцену злодея. Он
неуклюже втиснулся в комнату, в сером неглаженом костюме и грубых
поношенных башмаках. Светлые волосы в беспорядке свесились на лоб,
а глупая улыбочка под скрывающими глаза очками была самой друже-
любной.
Он обнял миссис Снуд и, пародируя мексиканский обычай, с силой
хлопнул меня по руке.
— Эй, вы, Питер, старина!
Когда он увидел Веру, от такого приятного сюрприза его лицо рас-
плылось в широчайшей улыбке. Он вел себя так, как будто уже хлебнул
несколько рюмочек и готов продолжить так хорошо начатое дело. Мис-
сис Снуд сказала:
— Это приятельница Питера. — Она потрепала Холлидея по руке. —
И она рассказала нам, как вы вели себя сегодня утром.
Казалось, его привели в восторг эти слова, как будто этим самым
миссис Снуд похвалила его мужские достоинства.
— А? Она рассказала обо мне? Да? Отлично. Ну и что же вам извест-
но? — Он подмигнул мне. — Вероятно, Питер, в вас есть что-то, чего
нет во мне, братец. Сегодня утром я даже не мог взобраться на первую
ступень.
Он улыбнулся Вере, как бы давая понять, что он шутит, бухнулся ря-
дом с ней на кушетку, поднял бокал дейкуири и сказал:
— За ваше здоровье.
Он рассказывал бесконечные анекдотические случаи о всяких Джи-
мах, Биллах и Джо из Кливленда. А потом, когда коктейль ударил ему в
голову, он перешел к другим историям с налетом непристойности.
После пары рюмок дейкуири он вдруг заявил:
— Маленький Билл должен пойти в одно место, о котором не говорят
вслух. — Он пошел через спальню в ванную комнату миссис Снуд. Ког-
да он вышел оттуда, его анекдоты носили еще более глупый характер.
166
Я был готов к чему угодно, но только не к этой скуке — провести
вечер в неинтересной компании в номере отеля. Как режиссер, я от-
лично чувствую актеров, но в этом спектакле — если только это был
спектакль — я не чувствовал никакой фальши. Все было естественно.
Холлидей был одним из весельчаков Чарли, и он превратил нашу ком-
панию в точную копию по крайней мере еще дюжины подобных вече-
ринок, происходивших в этом отеле в данный момент.
Так продолжалось и после того, как с коктейлем было покончено и
мы спустились вниз в настоящий американский ресторан, с настоящим
американским оркестром, который играл настоящую американскую тан-
цевальную музыку, стараясь заглушить настоящий американский шум,
царящий в ресторане. Лена Снуд, которая все время повторяла: «Ну раз-
ве Билл нс самый смешной человек на свете? Я умру от смеха», — с нео-
жиданной для нее расточительностью заказала шампанское. Оно шипе-
ло в тон с шипящим жарким и с бесконечными «А вы слышали этот...»
Холлидея. И я почувствовал, что окончательно одурел.
Время от времени я танцевал с Верой или миссис Снуд, но Вера, оче-
видно, полностью израсходовала запас живости и веселья, хохоча над
шутками Холлидея, а миссис Снуд без умолку тараторила о вещах, о ко-
торых я больше ничего не хотел слышать.
Я отказался найти какую-либо тайную связь между ними, какие-ни-
будь общие секреты. Да, вероятно, ничего этого и не было. Возможно,
я безнадежно плутаю не по тому следу.
Во время очередного танца с миссис Снуд я как сквозь туман заме-
тил, что она, подражая Вере, воткнула в волосы совершенно не гармони-
рующий со всем остальным розовый гладиолус. Она по обыкновению
что-то болтала. До меня доносились только ее знакомые слова:
— ...такой смешной человек этот Билл Холлидей.
— Да, — автоматически согласился я.
— Он рассказывал вам о кошке, ослепшей на один глаз?
— Нет, — так же автоматически ответил я.
Вероятно, после этого она сама начала рассказывать мне о кривой
кошке, но вдруг оборвала рассказ на полуслове, что-то крикнула кому-
то и помахала рукой в направлении бара.
Я обернулся. Высокий мужчина с рыжими волосами сидел один на
табурете, печально склонившись над бокалом. Миссис Снуд еще раз что-
то крикнула и потом улыбнулась мне:
— Питер, это же мистер Джонсон, молодожен из Юкатана.
Я провел ее между танцующими парами и увидел, что она права. Мы
подошли к нему, и миссис Снуд схватила его за руку.
— Эй, вы! Это что такое за безобразие? Гуляете без жены? Как не
стыдно?
Мистер Джонсон взглянул на нас, и лицо его озарилось неожидан-
ной улыбкой. Но ненадолго. Оно сделалось печальным, как и его голу-
бые глаза.
167
— Люп в госпитале, — сказал он. — Чертовски неприятная история.
Боли начались, как только мы приехали в отель. Я сразу отвез ее в боль-
ницу, и ее немедленно оперировали: аппендицит.
Сочувственно глядя на мистера Джонсона, эта добрейшая женщина
сразу поникла.
— Бедная девочка. Как она сейчас?
— Все будет о’кей. Но она страшно испугалась, бедняжка, да и больно
было. Я сидел у нес целый день, но в десять часов меня оттуда выс-
тавили.
Он крепко сжимал стакан в своих огромных лапах. У него был тос-
кливый, растерянный вид, как у сенбернара, когда он никак не может
найти нуждающегося в помощи альпиниста.
— Чертовски неприятная вещь в медовый месяц.
—- Ужасно, — вздохнула миссис Снуд. — Да и дорого, вероятно.
Сколько собираются с вас содрать доктора?
— Вероятно, очень много. — Слабая тень милой улыбки скользнула
по его лицу. — Вот сижу здесь в одиночестве, праздную медовый месяц.
— Что вам нужно — это шампанское. — Миссис Снуд взяла его под
руку. — У нас на столе сеть бутылка.
Он колебался, посматривая то на нее, то на меня.
— Не стоит беспокоиться из-за...
Но миссис Снуд с решительным видом вела его мимо танцую-
щих пар.
Все;-что связано с любым из бывших в то время в Юкатане, безуслов-
но, заслуживает внимания. Но в то время, как миссис Снуд вела мистера
Джонсона к нашему столику, я никак не мог вообразить себе что-либо
подозрительное в этой совершенно, очевидно, случайной встрече.
Сообщение миссис Снуд о только что перенесенной операции но-
вобрачной на некоторое время несколько утихомирило веселье. Но как
только ей самой надоело это новое настроение, автором которого до не-
которой степени являлась она сама, миссис Снуд решила развеселить
компанию, радостно заявив:
— Ну, по крайней мере теперь ей не угрожает никакая опасность,
мистер Джонсон. Вы должны быть благодарны, что не случилось чего-
нибудь худшего. Она ведь не свалилась в сенот, как мисс Бранд.
— Мисс Бранд? — послышался совершенно неожиданный вопрос Ве-
ры. — Кто это мисс Бранд, которая упала в сенот?
— Как? Разве Питер ничего вам не рассказывал? — Миссис Снуд пос-
мотрела на меня своими птичьими глазами. Потом, повернувшись к Ве-
ре, сказала:
— А они были в таких приятельских отношениях. Это было ужасно.
Мы все ужасно переживали это событие.
Достаточно подвыпившая, чтобы быть способной к быстрой смене
настроений, она, по-видимому, теперь испытывала неподдельный ужас.
Пока она рассказывала всю эту историю, я внимательно наблюдал за
168
Холлидеем. Если он чувствует за собой вину, он непременно во время
этого рассказа выдаст себя. Но на его лице можно было прочесть только
одно: скуку опьяневшего человека. Один раз его рука как бы случайно
упала на гладкое обнаженное плечо Веры. Она отодвинулась. Вот и все.
Миссис Снуд закончила свой рассказ:
— Боже, это было ужасно. И как раз перед смертью бедняжка дала
Питеру один детективный роман. И когда я теперь читаю об убийствах,
я всегда вспоминаю об этой бедняжке, которая утонула в сеноте. Ужас-
но. Вот как все это было.
Она опять умудрилась впасть в печальное настроение, но опять же
ненадолго. Ее природная веселость взяла верх, и со словами: «Пошли,
мистер Джонсон, давайте немного потанцуем», она потащила молодоже-
на в зал.
Веселье и танцы продолжались до двух ночи. Затем, после тщатель-
ной, по пунктам, проверки счета, миссис Снуд оплатила его, оставила
довольно крупную сумму на чай официанту и освободила нас.
Мы все вместе вышли в холл. Первым из отеля ушел молодожен. По-
том собрался Холлидей. Он расцеловал миссис Снуд, церемонно рас-
кланялся с Верой и снова крепко, с размаха пожал мою руку.
— Ну, Питер, старина! Будьте хорошим мальчиком, не шалите. Не
делайте того, что я бы сделал, ха-ха-ха.
Он качался от выпитого шампанского.
У меня было какое-то смутное чувство, что что-то очень важное усколь-
знуло от моего внимания, просочилось сквозь пальцы. А может быть, я
ошибаюсь. В конце концов, может быть, связь между смертью Деборы и
тем, что произошло со мной в Мехико, это плод моей фантазии? Или —
если эта связь действительно существует — подлинная опасность надвигает-
ся на меня совсем с другой стороны? Я пытался ассоциировать убийство,
нанесение мне увечья и тайный заговор с этим типичным провинциальным
туристом, стоящим передо мной. Я подумал, как было бы смешно и нелепо,
если бы я сейчас выдвинул против него все эти обвинения.
Его рука выскользнула из моей. Он оглянулся через плечо, чтобы
бросить плотоядный взгляд пожилого человека на обнаженную спину
Веры, и потом, навалившись на меня, прошептал:
— Вот это я понимаю, девушка. Питер, мой мальчик. Очаровательная
девушка. Но смотрите не делайте того, что я сам собираюсь сделать. Ха-ха.
Это была дикая, неприятная шутка. Он разразился громким смехом
и ущипнул меня за руку. Потом повернулся и шатающейся походкой на-
чал спускаться с лестницы..
— Спокойной ночи, — крикнул он. — Спокойной ночи всем, спок-
ноч, милмой, спокноч.
Он дошел до двери, осторожно толкнул ее и вышел на ночную улицу.
Вскоре мы с Верой произнесли свои благодарственные речи в адрес
миссис Снуд и тоже ушли. Вера сказала, что она живет в двух кварталах
от ресторана. На ссй раз она была без машины и попросила меня про-
169
водить меня ее до дома. Мы шли по величавым, залитым лунным светом
улицам. Она буквально повисла у меня на руке.
— Фу, какие люди, — говорила она. — Такая скука! Болтовня, бол-
товня, болтовня. О Боги!
Мы подошли к большому, во французском стиле дому на углу, окру-
женному железным забором с воротами в центре. Она остановилась:
— Вот здесь я живу. Большой дом? Нет? Ужасно большой. Миссис Снуд
обязательно сказала бы: посмотрите, как дорого он стоит. Зайдете выпить?
Я никак не мог отделаться от смущения. В голове у меня была полная
неразбериха. Если бы это приглашение было сделано немного раньше,
когда я был полон подозрений в отношении ее, я бы подумал, что это
какая-то ловушка и что, возможно, Холлидей или тот юноша ожидает
меня за этими воротами. Теперь же, если только я приму это пригла-
шение, я знаю, что меня ожидает очередная страстная любовная сцена
с двумя действующими лицами: мужчина — женщина. А я сейчас не был
расположен к участию в такой сцене.
— Благодарю вас, — сказал я. — Пожалуй, я лучше зайду к вам как-
нибудь днем.
Она с силой выдернула свою руку.
— Ах, вы все еще так ведете себя? Все еще считаете меня назойливой,
пристающей к вам женщиной?
— Но, Вера...
Но ее русский темперамент снова вышел из-под контроля. Несколь-
ко театрально она закричала:
— Тогда убирайтесь. И пусть вас опять изобьют, пусть вас разденут
догола, и тогда можете сколько влезет дожидаться, чтобы я вам помогла.
Этого не будет. Вы меня с ума сводите. Вы оскорбили мою душу. Ну,
быстро! Быстро убирайтесь отсюда!
Она потянула старинный звонок, приделанный к столбу ворот. По-
вернувшись ко мне спиной, она стояла в зловещем молчании, притоп-
тывая от злости ногой, до тех пор, пока ворота нс отворились и на пороге
не появился древний привратник, одетый в серале. Она протараторила
ему что-то по-испански, и он ушел.
Некоторое время она продолжала стоять ко мне спиной, полностью
игнорируя мое присутствие. Потом вдруг повернулась. При лунном све-
те я увидел дружескую улыбку на ее лице. Злости как не бывало.
— Я все еще злюсь, — сказала она. — Ужасно злюсь. Но делаю вид,
что не злюсь. Я могу хорошо владеть собой. Я знаю. Я ненавижу вас, но
все же говорю: будьте осторожны. Нет? Не давайте им снова догнать вас,
с этой клеткой попугаев. Обещаете?
— Обещаю.
Она взглянула в конец улицы. Улица была пуста, за исключением светло-
синего седана, который стоял в полквартале от нас, под уличным фонарем.
— Это такси, я думаю. На улице темно и пусто. Возьмите такси для
безопасности.
170
Я взглянул на такси, стоявшее в тени деревьев у тротуара. Такси в
Мехико выглядят как обыкновенные автомобили, только под дворником
прикреплена маленькая дошечка с надписью «Свободен». Я увидел эту
надпись. Значит, это действительно такси.
— Конечно, — сказал я. — Я возьму такси.
Она подошла ко мне и страстно поцеловала меня в губы.
— Может быть, завтра я не буду такой злой. Я не знаю. Посмотрим.
Но, о... Сегодня я вся горю. Спокойной ночи, ненавистный.
— Спокойной ночи, Вера.
Она проскользнула в железные ворота на погруженный в темноту па-
тио. И тут же из темноты прошаркал привратник. Он закрыл ворота и
наложил на них цепь.
Оставшись на мрачной ночной улице, я почувствовал себя страшно
одиноким. Я был недоволен собой. Надо было бы принять ее приглаше-
ние. Хотя сейчас никакой опасности мне не угрожало, мне недоставало
теплоты Веры. Я постоял некоторое время у ворот и потом направился
к светло-синему седану. Водитель увидел меня и включил свет. Я по-
дошел к нему и, не наклоняясь к окну, спросил: «Сколько до калле
Лондрс?» Он ответил: «Два песо».
Что ж, отлично. Я открыл дверцу и начал усаживаться. При этом мой
взгляд упал на водительское зеркальце. Отражающиеся в нем два черных
невыразительных глаза внимательно наблюдали за мной. Тогда мой взгляд
упал на самого водителя. В слабом мерцании света уличных фонарей я уви-
дел очаровательную линию щеки и длинные девичьи ресницы.
На какое-то мгновение у меня мелькнула мысль: вероятно, я рехнул-
ся, у меня уже галлюцинации. И я вышел из машины. В тот же момент
шофер повернулся и взглянул на меня.
Это, конечно, не галлюцинация. И такси было не такси. Это частная
машина, только на ветровое стекло нацепили маленькую пластинку с
надписью «Свободен».
Нацелив мне в живот револьвер, за рулем сидел юноша. Меня ох-
ватила паника. Все происходящее казалось мне чем-то нереальным.
— В чем дело? — крикнул я. — Понадобился еще один костюм?
Он открыл противоположную дверцу на переднем сиденье.
— Su base, — что значит «входите». Я понял это. Юноша говорил тоном,
не терпящим возражений. Я это тоже понял. Я отказался от мысли нырнуть
под защиту Вериных ворот. Это было слишком рискованно. Было также
совершенно безнадежно привлечь к себе внимание ее ночного сторожа.
Сверкнул револьвер.
— Su base, — послышалось снова.
Мне не нравилось спокойствие в его голосе. Мне не нравилось так-
же, что опасность угрожает мне таким нелепым образом: в лице очарова-
тельного парнишки, вооруженного непонятной мне враждебностью и
револьвером. Я все еще колебался, стараясь найти правильное решение,
хотя знал, что я ничего не придумаю.
171
— Su base, — сказал он в третий раз. Взгляд его мечтательных, ус-
тремленных на меня с непонятной для меня враждебностью глаз был
тверд, как револьвер.
— О’кей, — сказал я. — Как вам будет угодно.
Я сделал шаг к открытой дверце. Он прищурил глаза. Я был уверен,
что в этот момент он думал: «А не собирается ли этот парень напасть на
меня?» К сожалению, у меня не было такой возможности: нас разделяла
открытая дверца, рычаг передачи и рулевое колесо.
Я сделал еще один шаг и вдруг почувствовал, как кто-то взял меня
за плечо и слегка оттащил назад. Знакомый невнятный американский
голос сказал:
— Эй, Питер, старина. Что за идея брать такси? Становишься лени-
вым? После шампанского необходимо прогуляться. Вот что тебе нужно.
Небольшая прогулка.
Я позволил ему повернуть меня. Сзади меня стоял сияющий добро-
душием Билл Холлидей.
Он махнул таксисту, чтобы уехал. Взяв меня под руку, он потащил
меня вниз по улице.
— Хм, такси! — говорил он с укоризной. — Парень в вашем возрасте
берет такси! Дряхлая старуха, вот вы кто.
Я не знаю, откуда он пришел и как он здесь очутился. Мне было со-
вершенно безразлично. Впереди показался бледный свет уличного фо-
наря, означавший конец квартала. Когда мы поравнялись с ним, я, тер-
заемый страхом, ожидал, что юноша сейчас выстрелит.
Но ничего не произошло. Мы завернули за угол. Такси не двигалось
с места.
Холлидей шел зигзагами, цепляясь за меня.
— Стаканчик на сон грядущий, — бормотал он. — Живу близко. Вон
там, за углом. Зайдите выпить стаканчик на сон грядущий, старина. Нет
ничего лучше стаканчика на ночь. Как это говорила Гертруда Стайн?
Стаканчик на сон грядущий — есть стаканчик на сон грядущий...
Ндааа-а. А человек, который спас тебя от вооруженного револьвером
мальчишки, есть человек, который спас тебя от вооруженного револь-
вером мальчишки.
Глава 11
Завернув за угол, мы прошли полквартала. Впереди виднелись безо-
пасные просторы авениды Инсерджентс. Такси, очевидно, не собирается
преследовать нас. Я почему-то был уверен в этом. Напряженное состояние
несколько ослабло. В голове царила мешанина из различных вопросов, на
которые я не мог найти ответы. Почему юноша позволил Холлидею вы-
хватить меня из-под его револьвера? Потому что он действовал по чьему-
то приказу и у него не было указаний, как следует поступить с другим
172
американцем? Или потому, что сам Холлидей был его хозяином? Но если
Холлидей послал юношу для того, чтобы похитить меня, зачем ему вдруг
понадобилось спасать меня? И что, он спас меня преднамеренно, или это
опять одно из тех семидесяти семи случайных забавных совпадений?
В то время как захмелевший Холлидей, спотыкаясь, тащил меня вперед
и лепетал свой бесконечный пьяненький веселый монолог, мне казалось
немыслимым представить его способным на что-либо более хитроумное,
чем просто, надев на голову бумажный колпак, свистеть в дудочку.
Я вспомнил, как Вера несколько минут тому назад, надув губки и
целуя меня, говорила, указывая на светло-синее такси: «Обязательно
возьмите такси». Меня охватила дрожь. Я снова сомневался. Вера ука-
зывала на такси, в котором юноша ожидал меня.с револьвером в руке.
Вера отвезла меня в Лос Ремедиос, где юноша ожидал меня с револь-
вером в руке.
А может быть, это Вера, а не Холлидей? Вера работает с кем-то при
помощи юноши?
Мы подошли к обдуваемому сквозняками углу авениды Инсер-
джентс. В темноте все еще мелькал неоновый свет нескольких ночных
клубов и элегантных ресторанов. Мимо нас проехали две машины, нап-
равляясь куда-то за город. Я подумал: куда бы меня сейчас везли, если
бы я сел в светло-синий седан? Не к Вере. И не к Холлидею. Это совер-
шенно ясно. Меня везли бы к таинственной смерти где-нибудь в канаве
на пустырях за Ксошимилко? Или на свидание с моим противником?
А кто он, этот мой противник? Мистер Джонсон, огорченный ап-
пендицитом своей молодой жены? Миссис Снуд, отдыхающая сейчас в
постели с детективным романом в руках?
Выбор ответов на мои вопросы был небольшим, и все они не стоили
и гроша. Я надеялся, что вечер решит все мои сомнения.
А оказывается, сомнения мои только еще более усилились.
Мы пересекли авениду Инсерджентс и оказались на одной из темных
боковых улиц, вдоль тротуара которой стояли огромные тенистые де-
ревья. «Вероятно, это Динамарка», — подумал я. Холлидей, который
казался сейчас значительно более пьяным, чем он был в «Реформе»,
споткнувшись, остановился около дома с меблированными квартирами,
построенного в стиле модерн.
— Маленькая квартирка, — сказал он. — Смотреть не на что, видеть
нечего. Принадлежит моему другу. Сдал мне ее. Стаканчик на сон гряду-
щий, мой мальчик. Старина!
Он порылся в кармане в поисках ключа. Зазвенела мелочь. Потом
нашел ключ и неуверенной рукой всунул его в замочную скважину.
— Исключительно освежает голову стаканчик на сон грядущий, —
настойчиво продолжал бормотать он.
От толкнул стеклянную в стальной оправе дверь и с пьяным рыцар-
ством пропустил меня вперед. Это могло быть и ловушкой. Я отлично
понимал это. Но если только это ловушка, то меня заманили в нее таки-
173
ми утонченными методами, которые могут показаться невероятными.
Улицы были для меня достаточно опасными. Никто не мог гаранти-
ровать, что. как только я останусь один, из-за угла снова не появится
юноша со своим револьвером. Словом, из двух перспектив я выбрал ви-
зит к Холлидею, как сопряженный с меньшим риском.
Кроме того, еще в начале вечера я решил непременно побеседовать
с Холлидеем наедине. И хотя мои подозрения перешли на кого-то дру-
гого, неизвестного мне, я все же не хотел упустить такой благоприятный
случай пощупать Холлидея.
Я вошел в холл, который вполне мог бы явиться экспонатом выс-
тавки «Меблировка дома в будущем*. Холлидей шел за мной. Он с шу-
мом захлопнул дверь.
На втором этаже он остановился перед квартирой номер три и, после
того как его ключ достаточно продолжительное время протанцевал танец
попадания в замочную скважину, открыл дверь. Он вошел первым и
нашарил рукой выключатель. Мы очутились в маленькой, очень эле-
гантной гостиной с полосатыми зеброобразными драпировками и
темно-желтыми стульями. На кофейном столике в вазе стоял огромный
букет розовых гвоздик. Комната благоухала ароматом цветов.
И в ней никого не было, что меня несколько удивило.
— Садитесь, старина.
Холлидей шлепнул меня по плечу и подвел к одному из желтых стульев.
После сбросил с себя пальто, оно упало на пол, и перешагнул через него,
направляясь к двери, ведущей в какое-то другое помещение.
— Куфффня. Это моя куфффня. Посмотрим, что тут удастся мне нас-
крести.
Он исчез за дверью.
Послышался стук посуды.
Я решил, что сейчас подходящий момент. Если Холлидей невиновен,
тогда, значит, его опьянение не притворное и тогда, что бы я ему ни
сказал, к завтрашнему утру улетучится из его головы вместе с винными
парами. Если же он виновен, если это он убил Дебору Бранд и теперь
имеет какие-то намерения в отношении меня, значит, он просто при-
творяется пьяным. Но тогда все равно. Если он виновен, значит, я не
расскажу ему ничего такого, чего бы он сам не знал. Если только у него
нет револьвера, все будет о’кей.
Я встал и потихоньку осмотрел комнату, пока не услышал, что он выхо-
дит из кухни. Когда он показался в дверях, неся с преувеличенной осторож-
ностью два бокала кубинского рома, я уже спокойно сидел на своем стуле.
— Ром, старина, — пропел он, — ио-хо-хо и бутылка рома.
Он подал мне бокал, пошатываясь, прошел мимо столика с розовыми
гвоздиками и бухнулся на кушетку. Широко взмахнув рукой с напол-
ненным до краев бокалом, он сказал:
— Ваше здоровье.
Я поднял свой бокал.
174
— Спасибо, — сказал я и решил сразу же приступить к делу. —
А также спасибо за то, что вы только что спасли меня.
— Не стоит благодарностей. Всегда рад спасти парня. И всегда был
таким. Да, таков я, Билл Холлидей. — Потом слегка скосил глаза и вни-
мательно посмотрел на меня, чуть склонив голову набок. — Спасибо за
то, что я спас вас? От чего?
— От такси. Вы ведь знали, что это не такси? Знали? Вы знали, что
водитель нацелил на меня револьвер?
— Нацелил на вас?.. Вы что, шутите?
— Я нс шучу.
Прищурив глаза, он наклонился ко мне.
— Нацелил на вас револьвер? Почему?
— Все по той же причине, по которой он шпионил за мной все утро
и, наконец, добрался до меня и избил около чудотворной гробницы в
Лос Ремедиос. Все по той же причине, по какой кто-то произвел обыск
в моей квартире.
Казалось, он проявляет величайшие усилия, чтобы понять мои слова.
Он отказался от этой затеи, уставившись на меня тупым взглядом.
— Обыскали, избили, — бормотал он. — Ничего не понимаю. О чем
вы говорите?
— Я думал, что, может, вы мне кое-что разъясните.
— Я? — Голос прозвучал воинственно. — Почему я? Слушайте, о чем
тут речь? Чью квартиру обыскали? Мою никто не обыскивал?
Я сказал:
— Вы знаете мальчишку, хорошенького мексиканского мальчишку?
Лет девятнадцати?
— Как его имя? — спросил Холлидей.
— Вы сами должны знать, если это вы выдаете ему зарплату.
Он, видимо, старался понять, о чем я говорю.
— Зарплату? — тупо повторил он.
Я решил испробовать другой путь.
— Помните, в аэропорту вы взяли мой саквояж вместо своего? Помните?
Это он помнил.
— Конечно, конечно. Ваш саквояж. Оба габардиновые. Габардино-
вые, габардиновые, — запел он. — Оба одинаковые. Ошибся носильщик.
Глупый носильщик.
— И вы спрашивали обо мне у портье отеля «Юкатан», хотя еще не
были со мной знакомы.
— Я спрашивал?
Он казался озадаченным, потом по лицу расплылась широкая улыбка.
— Эй, Питер, старина. Вы меня разыгрываете.
Я решил перейти к лобовой атаке.
— И вы гнались за Деборой Бранд до самого Чичен-Ица.
Улыбка исчезла.
— За кем гнался?
175
— За Деборой Бранд.
— Кто гнался за Деборой Бранд?
— Вы.
— Да вы с ума сошли.
Он говорил, старательно подчеркивая каждое слово. Потом добавил:
— Дебора Бранд умерла. Я не мог гнаться за мертвой девушкой. За-
чем мне гоняться за покойницей?
— Вы гнались за ней, чтобы забрать у нее кое-что, — сказал я. —
И убить ее.
— Убить ее?
Впервые за время нашего разговора у него появились признаки от-
резвления. Рот как-то глупо приоткрылся.
— Ес никто не убивал. She fell in well.1
Очевидно, ему понравилось благозвучие этой фразы, потому что он
повторил:
— She fell in well.
— Ее могли туда столкнуть.
— Столкнуть? Зачем?
Зачем?
— Я не знаю.
Он удобнее уселся на кушетку и начал перебирать какие-то свои документы.
— Значит, ее столкнули в источник.
Он присвистнул.
— А откуда вам это известно?
Неожиданно лицо его прояснилось.
— Ах, вы вечно шутите.
— Я не шучу.
— Нет, вы шутите, мой милый, — пропел он. Я ничуть не верю
вам. Да, да, вы шутите. Потому что... Знаете, почему я так думаю? Если
бы вы думали, что ее убили, знаете, что бы вы сделали? Вы сообщили
бы об этом меридской полиции.
Он торжествующее посмотрел на меня, считая, что нанес мне за-
вершающий удар.
— Я не обратился тогда в полицию, потому что у меня не было ника-
ких доказательств.
Он кивнул в подтверждение того, что понял меня.
— А теперь у вас есть даказательства?
— Только то, что за мной гонятся с револьвером.
— А зачем они гонятся за вами с револьвером? Зачем?
— Я полагал, потому что они думают, что я взял у нее что-то, что они
ищут. А между прочим, у меня ничего нет.
Его губы скривилсь в легкую гримасу, как будто он собирался сос-
редоточиться. Некоторое время он молчал. Я надеялся, что после этой
1 Она упала в источник
176
паузы я добьюсь от него более трезвого разговора. Но я ошибся. Он все
больше и больше пьянел, а теперь даже закрыл глаза.
Я понял, что бесполезно продолжать это нелепое интервью. Я был
совершенно уверен в его невиновности, так же как и в том, что он окон-
чательно опьянел. Нс могло быть и речи о притворстве. Голова у него
свесилась, глаза по-прежне.му были закрыты.
Я встал и сказал:
— Ну, спасибо за вино. Я пошел.
Он открыл глаза, посмотрел на меня затуманенным взором, потом с
трудом поднялся, пошел к окну и откинул одну из зеброобразных портьер.
— Что-то душно. Да. Ужасно душно здесь.
Он пошарил по рамс в поисках крючка.
Я подошел к нему и протянул руку.
— Ну, еще и еще раз спасибо, Холлидей. Время идти домой.
Он проворчал что-то и наконец открыл окно.
— Что такое? — Он посмотрел на меня осоловелыми глазами. — Не
уходите, какой смысл? Здесь масса кроватей. Масса кроватей. Слишком
уж вы задаетесь, не хотите остаться со мной. Вы...
Он так и не закончил фразу. Его качнуло, и он едва удержался за
занавеску. Он был уже на волоске.
— Мне надо... — начал я. И замолчал.
С того места, где я стоял, мне в тусклом освещении хорошо была
видна вся улица.
За несколько домов от нас в тени деревьев стоял знакомый светло-
синий седан. Я видел, как кто-то выбросил прямо на тротуар горящую
сигарету.
Я не мог видеть, но я хорошо представлял себе, как он сидит сейчас
там, за рулем, со своим гладким мальчишеским лицом, и терпеливо сле-
дит своими огромными глазами за входной дверью Халлидея. Ожидающий.
Итак, юноша опять здесь.
Меня охватил страх. Я повернулся к Холлидею и сказал:
— Я передумал. Поскольку вы так добры, что пригласили меня...
Он что-то промычал, уставив на меня из-за черепашьих очков пустой
взгляд. Рука медленно соскользнула с занавески. Он наклонился, пытаясь
обнять меня, но туг колени его подогнулись, и он бухнулся на ковер.
Для Халлидея вечер был окончен. Завтра его ожидало мучительное
похмелье.
Я видел дверь, ведущую в спальню, в которой стояли две кровати.
Я перетащил его туда, уложил на одну из кроватей, снял ботинки и на-
бросил на него одеяло.
Просто ради того, чтобы не упускать благоприятной возможности,
я быстро обыскал комнату. Но ничего нс нашел. Я вернулся в спальню
и взглянул в окно. Светло-синий седан все еще ожидал меня внизу. Не
без удовлетворения я отметил, что на долю юноши сегодня выпал тяже-
лый денек. К завтрашнему дню он будет безумно уставшим.
177
Я тоже устал. Не было никаких причин продолжать бодрствовать.
Я разделся до трусов и забрался на другую кровать. Холлидей тяжело ды-
шал, но, слава Богу, не храпел.
Я выключил свет и почти тут же заснул.
Утро было веселое, солнечное. Я проснулся в половине девятого. Вспом-
нив вчерашний вечер, я взглянул на другую кровать. Холлидей все еще лежал
так же, как я его уложил, только одеяло свалилось. Я встал и подошел кокну.
На улице шла приятная дневная жизнь. Чопорная няня катила в ко-
лясочке беби, какой-то мужчина вез на довольно примитивной тележке
огромный кусок льда. Две собаки обнюхивали друг другу носы и при
этом помахивали хвостами.
Светло-синего седана не было.
Голова у меня была легкая, и, как это ни странно, на сердце тоже
было легко. Я пошел в ванную комнату и принял горячий душ. Потом в
шкафчике нашел бритву и бритвенный прибор. Пока брился, я испыты-
вал к Холлидею чувство, которое почти можно было назвать любовью.
Правда, он довольно скучноватый старикан с бесконечными сомнитель-
ными остротами, он не знал меры в выпивке, но зато он спас меня от
довольно неприятной ситуации и предоставил мне на ночь отличную
кровать.
И он знал о Деборе Бранд не больше того, что знал я.
В мыльных пальцах бритва слегка скользнула, и я порезал щеку.
Кровь потекла по подбородку. Я выругался, поискал вату, не нашел ее
и вытер кровь полотенцем.
Потом нашел кровоостанавливающий карандаш и смазал им ранку.
Но на полотенце осталось кровяное пятно.
Корзина для грязного белья стояла направо от меня в углу. Я открыл
ее и бросилгтуда полотенце. И вдруг под грязными полотенцами и ру-
башками я увидел что-то красное, блестящее. Я взглянул еще и еще раз.
Затем запустил руку в корзинку и вытащил оттуда блестящий крас-
ный предмем.
Это была красная сумочка Деборы Бранд.
Я держал ее в своих руках, смотрел на нее, и юкатанские воспомина-
ния вихрем;пронеслилсь в моей памяти. Я открыл сумочку. Внутри ле-
жали белый носовой платок, губная помада, пудреница, зеркальце,
мелочь. Но мое внимание было приковано к носовому платку.
В углу изящными буквами были вышиты инициалы: D. В.
Глава 12
Я не отводил глаз от красной блестящей сумочки. Мне показалось,
что покрытые белыми плитками стены этой уютной маленькой ванной
сжимаются и давят на меня. Значит, сумочка не упала в сенот вместе с
Деборой. Она была здесь. Именно здесь, в квартире Билла Холлидея.
178
Я отлично помню, что ее не было на берегу, когда мы с менеджером,
услышав крик Деборы, прибежали туда. Очевидно, Холлидей взял ее в
те несколько минут, которые прошли со времени се падения и до того
момента, когда мы туда прибежали.
Если этот факт ешс не доказывает, что Холлидей — убийца Деборы, нет
никаких сомнеий, что он тесно связан с этим делом. Достаточно тесно.
В свете этого нового факта я попытался понять смысл вчерашнего
поведения Холлидея.
Ну, прежде всего, совершенно очевидно, он заставил меня разыграть
из себя стопроцентного сосунка. Он притворился пьяным. Он созна-
тельно спас меня от юноши и сознательно привел к себе на квартиру.
Но зачем?
Чтобы спасти меня от того, кто нанял юношу? И именно поэтому он
псевдопьяным жестом раздвинул оконную портьеру? Он хотел показать
мне, что светло-синий седан здесь и что для меня гораздо более безо-
пасно провести эту ночь у него? Почему ему так хотелось спасти ме-
ня? Может быть, существуют две клики, две группы, которые охотятся
за тем, что привезла Дебора? Одну группу представляет юноша, а дру-
гую — Холлидей? И одна группа старается защитить меня от другой?
Во всяком случае, что бы там ни было, то, за чем они охотятся, это,
вероятно, очень важная вещь. Но если Холлидей хочет завладеть этой
важной вещью, которая, как он полагает, находится у меня, почему он
не попытался взять ее у меня вчера вечером? Почему он направил всю
свою энергию на разыгрывание сцены опьянения?
Эти бесплодные размышления пронеслись в моем мозгу с быстротой
молнии.
Ситуация создалась совершенно непонятная. Единственное, что бы-
ло совершенно ясно, это то, что я оказался по уши увязшим в этом деле.
Я подумал о Холлидее, который лежит сейчас в соседней комнате,
одуревший от рома. Как велико было искушение пойти сейчас к нему,
показать эту сумочку и покончить с этой ложью раз и навсегда. Но, с
другой стороны, поскольку мне уже кое-что известно из того, что скры-
вается за этим делом, весьма заманчиво ри( кнуть и довести :го до конца.
Я решил взять себя в руки, не торопиться.
Такого хитреца, как Холлидей, трудно застать врасплох, чтобы он
проговорился о том, чего он не хочет говорить. Пока что он думает, что
обдурил меня. Что ж, мне кажется, разумно будет оставить его в этом
заблуждении.
Я внимательно проверил все содержимое сумочки, даже открыл губ-
ную помаду и пудреницу. Ничего тайного, просто обыкновенные вещи,
которые носят с собой все девушки. Только там не было одной вещи,
которая должна была там быть. Дебора говорила мне, что она опоздала
на самолет, уходящий в Мехико-сити. Но его там не было. Может быть,
она хранила его где-нибудь еще? Или, может быть, она врала? Или Хол-
лидей вытащил его?
179
Я бросил сумочку обратно в корзину под грязные полотенца и вер-
нулся в спальню. Холлидей все еще спал или притворялся, что спит.
Пока я одевался, он еще не пошевелился.
Я-нацарапал ему маленькую записку: «Спасибо, что не храпели».
Я приставил записку к букету гвоздик в гостиной и вышел из квартиры.
Плаца Вашингтон находилась в двух кварталах отсюда. Я пошел по
утренней, залитой солнцем улице по направлению к этой маленькой
площади, завернул в кафе и заказал апельсиновый сок и кофе. Кафе
было выдержано в американском стиле. Как приятно было попасть в
американскую обстановку. Это напомнило мне, что уже завтра я буду в
Штатах. Может быть.
Несколько посетителей сидели за маленькими красными столиками.
Царила атмосфера безмятежного покоя. Однако тревожные мысли о Де-
бориной красной сумочке, которую я только что видел; не покидала ме-
ня. Я старался понять, зачем Холлидей хранит ее. Ведь в ней не оказа-
лось ничего существенного, а наличие этой сумочки у него на квартире
полностью выдает его. Правда, он постарался спрятать ее в таком месте,
где я, по его мнению, не смог бы ее найти. Но я нашел ее. И в одну
секунду разлетелись в прах его так тщательно разработанные усилия ра-
зыграть из себя глупого туриста, ничего не знающего о деле Деборы.
Поскольку Холлидей — кто бы он ни был — ни в коем случае не был
дураком, должна быть какая-то уважительная причина, почему он не
забросил сумочку в юкатанских джунглях.
Но какая причина?
Бойкая официантка в высокой накрахмаленной наколке принесла
мне апельсиновый сок и довольно неаккуратно салфеткой смахнула со
стола крошки.
Я мог представить себе только одну причину. Холлидей хранил эту сумоч-
ку потому, что, несмотря на то, что при беглом осмотре в ней вроде ничего
нет, у него все же не было полной уверенности в том, что то, что он ишет,
не находится в сумочке. Когда юноша украл у меня костюм, я понял, что
вещь, которую они ищут, должна быть очень маленькой. Но не может же она
быть до такой степени маленькой, даже невидимой простым глазом?
Или может? А почему это не может быть что-нибудь написанное?
Например, какое-нибудь сообщение, написанное невидимыми чернила-
ми? Которое можно отлично нацарапать где-нибудь на самой сумочке?
Может, Холлидей хранит эту сумочку, чтобы потом где-нибудь в лабора-
тории произвести соответствующий анализ или проявить чернила?
Официантка принесла мне кофе, быстрым ловким движением по-
ставила его передо мной и поправила прическу. Когда я взглянул на нее,
я обратил внимание на человека, сидящего за соседним столом. Это был
полный, отлично выбритый человек в модных солнечных очках. Перед
ним, приставленный к сахарнице, был один из мексиканских детектив-
ных романов в оранжевой обложке. В Мексике считается особым шиком
читать детективные романы.
180
Вид этой книги напомнил мне о том, что Дебора тоже дала мне де-
тективный роман. Я уже несколько раз думал об этой книге, не далее
как вчера, но ничего не придумал, поскольку я считал, что речь может
идти о бриллианте или еще каком-нибудь осязаемом предмете, который
нельзя спрятать в книге. Поэтому я и не придал серьезного значения
книге. Я был уверен, что Дебора не давала мне ничего, за чем мог бы
охотиться кто бы то ни было. Как я уже говорил, убийства не совершают
ради того, чтобы завладеть просто обыкновенной книгой.
Но, вероятно, я ошибался.
В книге можно послать любые сведения. Роман Крег Райс «Убийство
по ошибке», может быть, как раз и является тем предметом, за которым
они охотятся все время.
Кто-то опустил жетон в неизбежный в подобных заведениях авто-
матический магнитофон, и «Ля Барка до Оро», исполняемая в танце-
вальном ритме, заглушила нежный стук кофейных чашечек. Я впервые
нашел объяснение бессмысленному, как мне в свое время казалось, по-
ведению Деборы в утро ее смерти.
Предположим, она назначила кому-то свидание перед завтраком.
Возможно, это было свидание с человеком, который копошился под ее
окном накануне вечером. Поскольку сенот находился в некотором отда-
лении от развалин, было вполне естественным избрать именно это место
для тайного рандеву. Предположим также, что свидание у нее было с
человеком, которому она не вполйе доверяла. Она привела меня с собой
к сеноту в качестве некоторого средства обеспечения безопасности. Не
для того, чтобы я принял участие в этом интервью, а чтобы человек,
с которым она собиралась встретиться, просто видел меня. Предполо-
жим, он еще до нас спрятался в джунглях где-то около сенота. Он уви-
дит, что она пришла со мной и потом куда-то отослала меня. Он может
подумать, что я, в качестве ее охранника, нахожусь где-то поблизости.
Я вспомнил выражение фальши на лице Деборы, когда она посылала
меня в отель за фотоаппаратом. А может быть, я ошибаюсь? Может
быть, никакой фальши не было? Просто внезапно изменила план?
В последнюю перед свиданием минуту ее недоверие к предполагаемому
собеседнику настолько возросло, что она отдала мне на сохранение наи-
более ценную вещь, которой она обладала, — книгу.
Это также может объяснить, почему она была убита. Человек, который
встретил её у сенота, хотел получить важную информацию, запрятанную где-
то в тексте детективного романа. Она обманула его, придумала какую-то неу-
бедительную причину, почему она не принесла эту книгу, и он убил ее.
Я вспомнил Холлидея, как он сквозь очки в роговой оправе смотрел
вниз, в сенот, на растянувшиеся от подводного течения серебристые во-
лосы Деборы: Я представил себе, как он до этого схватил красную су-
мочку, обыскал ее и ничего не нашел.
Наконец-то магнитофон замолчал. Теперь на площади раздавались
звуки медных инструментов, заглушаемые ударами барабанов. Я увидел
181
обнаженные загорелые руки и ярко-синие с оранжевым костюмы. Ве-
роятно, это был парад футболистов, чтобы продемонстрировать, до чего
спортолюбива мексиканская нация.
И вся эта игра в догонялки, которая велась за последние двадцать
четыре часа, приобрела теперь несколько комический характер. Они
произвели у меня обыск, избили меня, словом, сделали все, чтобы запо-
лучить двадцатипятицентовую книжонку с детективным романом. И все
это время Лена Снуд, забравшись в теплую постельку, читала ее, чтобы
убаюкать себя.
Я был очень рад, что наконец-то додумался до чего-то. Еще больше
я был рад тому, что теперь у меня есть какое-то определенное дело. По-
тому что совершенно очевидно: мне необходимо немедленно же забрать
книгу у Лены Снуд.
Я крикнул группе хихикающих у прилавка официанток: «Счет, си-
ньорита». Девушка подошла ко мне, вытащила из прически карандаш и
нацарапала на листочке счет.
И вдруг мысль, неожиданная и острая, как зубная боль, пронзила
мой мозг. Вчера вечером за столом, в присутствии Холлидея, Веры и
молодожена, миссис Снуд говорила об этой книге. Я вспомнил ее птичье
личико, раскрасневшееся от шампанского. Я снова услышал ее голос:
— Это было ужасно. Бедная девочка. Как раз перед смертью она дала
Питеру детективный роман. Он дал его мне. Каждый раз, когда я читаю...
Холлидей, Вера и молодожены — единственные люди, которые могли
быть связанными с убийством, — все узнали вчера вечером, что книга
«Убийство по ошибке» находится в настоящее время не у меня, а у мис-
сис Снуд.
Одним таким пустяковым замечанием Лена Снуд поставила себя под
угрозу смертельной опасности.
Трясущимися руками я оплатил счет. Наконец-то я понял вчераш-
нюю игру Холлидея. Он настаивал на том, чтобы миссис Снуд при-
гласила меня на обед потому, что он считал, что книга все еще у меня.
И поэтому он приказал юноше усадить меня в свой светло-синий седан
после конца обеда. Может быть, и Вера тоже — если она была замешана
в этом деле — попросила меня проводить ее до дома для того, чтобы
предоставить юноше возможность разделаться со мной на темной пус-
тынной улице. Но, поскольку Лена Снуд выдала тот факт, что книга
теперь у нее, его интерес переключился на нее. Вот почему Холлидей
спас меня от юноши, которого не успел предупредить об изменении
планов, и вот почему он продержал меня всю ночь у себя на квартире —
чтобы я не мог связаться с Леной Снуд, потому что — я в этом почти
уверен — Холлидей полагает, что мне известно гораздо больше, чем есть
на самом деле. Вероятно, он полагает, что я нарочно отдал книгу миссис
Снуд, что это просто хитрая уловка, чтобы сохранить книгу в целости.
Я спросил официантку:
— Где телефон?
182
Она карандашом указала на телефонную будку у входной двери.
Я подбежал к будке, лихорадочно перелистал телефонную книгу, нашел
номер отеля «Реформа» и позвонил.
Все что угодно может случиться с этой милой женщиной из Ньюарка.
И хотя и косвенно, но я являюсь тому причиной.
У мексиканских телефонов еще более капризный характер, чем у мод-
ных сопрано. Я набрал номер, контакта не получилось. Снова набрал. Наб-
рал в третий раз. Сначала тишина, затем пискливый звук контакта. Хотя
футбольный парад с его оркестром перешел на другую сторону улицы, му-
зыка все же была достаточно громкой. Я заткнул ухо пальцем.
Наконец женский голос сказал:
— Отель «Реформа». Буэнос диас.
— Миссис Снуд, — сказал я. — Миссис Лена Снуд. — Я вспомнил
номер ее комнаты. — Семьдесят четыре.
— Буэно? — сказал голос, очевидно не понявшей меня телефонистки.
— Сеньору Снуд. — Я старался перекричать медные трубы оркест-
ра. — Номер семьдесят четыре.
— Одну минутку, — ответили на отличном английском. — Сейчас я
соединю вас, сэр.
Послышался зуммер. В трубке продолжали раздаваться монотонные
гудки, и мое настроение падало.
Снова послышался голос:
— Извините, сэр, номер не отвечает. Желаете оставить какое-нибудь
поручение?
— Никаких поручений.
Я швырнул трубку и бросился на площадь. Около статуи Вашингтона
на узкой полоске травы боролись, катались, бегали и играли дети. Ма-
шины на большой скорости огибали статую и летели дальше. Я увидел
такси, не светло-синее. Махнув шоферу рукой, вскочил в машину и кри-
кнул: «Отель «Реформа».
Водитель свернул на Лондрс. Впереди, полностью парализовав движе-
ние, проходил парад сине-оранжевых футболистов. На протяжении двух
кварталов мы тащились за ними, в то время как я буквально сгорал от
нетерпения. Потом шофер свернул на калле Берлин и увеличил скорость.
Примерно через две минуты мы остановились у подъезда «Реформы».
Я заплатил ему чудовищную сумму, которую он потребовал, — два с
половиной песо, и вбежал в холл. Обжуливаемые на каждом шагу (по
мнению Лены Снуд) американцы, тщательно снарядившиеся для утрен-
ней прогулки, кружились по холлу, разыскивая гидов. Я внимательно
разглядывал всю эту толпу. Никаких признаков неутомимой маленькой
фигурки Лены Снуд.
Я поспешил к конторке портье. Элегантный молодой человек с эле-
гантными усиками и огромным аметистовым кольцом подошел ко мне.
Я сказал:
— Мне нужна миссис Снуд. Вы не знаете, она дома?
183
— Миссис Снуд? Маленькая леди, сэр? — Он показал, какого она
роста. — В зеленом костюме?
— Да. Это она.
Он покачал головой.
— Извините, сэр, она ушла примерно с полчаса назад.
По крайней мере самые страшные мои подозрения не оправдались.
Она не умерла ночью. Я спросил:
— Вы не знаете, куда она ушла?
— О, конечно, сэр. Она меняла деньги на туристскую карту. Очень
приятная добродушная леди, сэр. Она сказала, что едет на плавающие
сады Ксошимилко.
— С экскурсией?
Он улыбнулся.
— Думаю, что нет, сэр. Она говорила мне, что, по се мнению, эк-
скурсия с гидом... слишком дорого обходится, сэр. Она поехала на такси.
Да, такова миссис Снуд. Я еще удивился, что она не поехала на ав-
тобусе.
Просто так, наудачу, я спросил:
— Вы не заметили, у нее была какая-нибудь книга с собой?
— Да, сэр, была. Она положила ее на стол, когда подписывала турист-
скую карту.
Он был слегка удивлен.
— Но это обыкновенная маленькая книжонка, сэр. Один из детек-
тивных романчиков в яркой обложке.
Несколько удивленный, он постоял, наблюдая за мной, потом кашлянул.
— Простите, сэр. Вы мистер Дьюлет?
— Да, я Дьюлет, — ответил я с внезапно вспыхнувшим подозре-
нием. — А почему вы это спрашиваете?
— Человек, которого вы послали справиться относительно миссис
Снуд, только что ушел отсюда, сэр.
— Человек?
— Да, мальчик, сэр. Ваш... посыльный.
С лицом, похожим на цветок, и с револьвером в кармане. Юноша.
Я быстро проговорил:
— Вы сказали ему, куда она уехала?
— Конечно, сэр. Он сказал, что это очень важно, что вам необходимо
немедленно же видеть ее.
Видимо, он немного расстроился.
— Я сделал что-нибудь не так, сэр?
Я попытался улыбнуться.
— Нет, ничего. Ничего. Я совсем забыл, что я его посылал.
Но по крайней мере у нее в запасе двадцать минут, подумал я. Это
несколько ослабило мое беспокойство.
Во всяком случае она жива...
Пока еще...
184
Глава 13
Я пошел к выходу, проталкиваясь сквозь толпу элегантно одетых аме-
риканских туристов. Миссис Снуд уехала на двадцать минут раньше, но
у юноши светло-синий седан. При большой скорости он сможет прие-
хать в Ксошимплко почти одновременно с нею.
Моим первым желанием было прыгнуть в такси и погнаться за ними.
Но я не слишком-то доверял испанцам, не считал, что они могут спра-
виться с таким тонким поручением, как преследование машины. И тут
я вспомнил о Вере Гарсиа. Я все еще не выяснил, была ли она связана с
этим таинственным делом. Но невзирая на это, я решил воспользоваться
ее автомобилем.
Я поспешил к телефонной будке, стоящей в углу холла, быстро нашел
в телефонной книге ее номер, набрал его, и почти тотчас она ответила:
— Это Питер? Нет? — Голос довольный, веселый. — Я ожидала вас.
О, вчера вечером я так разозлилась. Да? Но сегодня я совсем нс злая.
— Это очень мило, — сказал я. — Слушайте, Вера, хотите мне помочь?
— О, конечно, да.
— Отлично. Слушайте. Я сейчас в отеле «Реформа*. Немедленно
приезжайте сюда на машине. Дело очень срочное.
— Сейчас же еду.
— Да побыстрее. Забудьте на сей раз, что вы балерина, и не торчите
слишком долго перед зеркалом.
— Вы хотите, чтобы я приехала в таком виде, как я есть сейчас?
-Да.
Она захихикала.
— Я только что вышла из ванны. На мне нет никакой одежды.
Ничего. Голая-голая.
— Тогда наденьте какое-нибудь платье. Но только платье.
— Хорошо, Питер. Я быстро.
Я вышел из будки и остановился на ступенях отеля. От волнения я
жевал сигарету. Они избили меня и хотели похитить, потому что думали,
что книга у меня. Теперь они знают, что книга у Лены. Что они с нею
сделают? Особенно если подумают, что она мой партнер. Я очень пожа-
лел. что не спросил Веру, нет ли у нее револьвера.
Вдоль Пассо де ла Реформа проносился бесконечный поток машин.
К отелю подъехала одна из мексиканских киноактрис. Она держалась
еще более высокомерно, чем какая-нибудь голливудская звезда двадцать
лет назад. Чернобурка, белозубая улыбка и суетящиеся стайки поклон-
ников. В конце улицы послышался стук барабана и грохот медных труб.
Вскоре показался и сам футбольный парад. Они повернули на Пасео.
Все те же сине-оранжевые колонны, только несколько поредевшие со
времени нашей последней встречи.
Я взглянул на часы. С тех пор, как я позвонил Вере, прошло десять
минут.
185
С калле Милан эффектно вылетел Верин автомобиль, пересек Пасео
де ла Реформа и, чуть не врезавшись в какую-то машину, затормозил
у входа в отель. Раздался оглушительный звук сигнала Вериной машины.
Одетая в элегантную серую перчатку ручка энергично помахала мне из
машины. Я сбежал со ступеней и прыгнул в машину рядом с Верой.
— Вот это девушка! — воскликнул я. — Молодец. Ксошимилко. Пла-
вающие сады. И жмите так, будто за вами гонится Сол Юрок.
Она рванулась прямо на красный свет и обогнула Пасео. Видимо, она
почувствовала, что дело очень срочное.
В это утро у нее был чудесный вид. Сизо-серый костюм обтягивал ее
как ножны, и, к счастью, у нее не было времени нацепить на себя обыч-
ные драгоценные побрякушки. У нее также не было времени наложить
косметику. Ее кожа была чистая, как солнечный свет. Шерри-бар из
Метрополитен-опера уступил место чистоте русской деревни.
И вдруг я поймал себя на желании, чтобы все было по-иному, чтобы
не было этой фатальной погони, чтобы была только одна Вера.
Когда машина мчалась уже по пригородам Мехико, она, оторвавшись
от руля, повернулась ко мне:
— Пожалуйста, скажите: мы убегаем от кого-то или гонимся за кем-то?
— В данном случае мы гонимся.
— За мальчиком с клеткой для птиц?
— Между прочим, и за ним.
— А за кем еще?
— За миссис Снуд.
— Миссис Снуд? — Длинные густые ресницы затрепетали. — Это
миссис Снуд столкнула девушку в сенот?
Но прежде чем я успел ответить, она добавила:
— Но вы не хотите никаких вопросов. Я знаю. Сегодня я хорошая.
Мне очень жаль, что вчера я так разозлилась. Сейчас я просто веду ма-
шину. Быстро-быстро.
Она со свистом обогнала второклассный автобус, битком набитый
мужчинами, женщинами, детьми и цветами. Она целиком отдалась
машине.
Но она толкнула мою мысль в совершенно новом направлении. До
сих пор я никогда не сомневался в личности Лены Снуд с ее покойным
мужем, прелестным домиком в Ньюарке и двумя очаровательными, об-
разованными дочерьми. Она казалась мне символом доброй старой аме-
риканки. Но почему бьгей не быть такой же искусной актрисой, как
Холлидей? Я почему-то вспомнил ее спину в Юкатане, когда она при-
несла мне в комнату кофе после смерти Деборы. Конечно, она могла
сделать это из самых обыкновенных дружеских побуждений. Но она так-
же могла использовать это как предлог для того, чтобы войти в мою
комнату. Я вспомнил, как она щебетала и порхала по комнате, как под-
хватила «Убийство по ошибке». Конечно, может быть, она взяла книгу
без всякой задней мысли. Но... Может быть, она оказалась гораздо умнее
186
всех остальных. Она с самого начала поняла, что книга эта не случайно
попала в сумочку Деборы, что в ней заключено что-то очень важное.
Я за последнее время так привык подозревать всех и вся, что мое
мнение о Лене Снуд внезапно круто изменилось на сто восемьдесят гра-
дусов. Может быть, она приходила ко мне на квартиру, чтобы шпио-
нить? Может быть, она пригласила меня на обед для того, чтобы зама-
нить меня в светло-синий седан юноши? И может быть, юноша только
что, воспользовавшись моим именем в «Реформе», приходил к ней не
как враг, а как ее подручный?
В двадцатый раз за последние дни все снова встало вверх дном. Мо-
жет быть, она умышленно упомянула о книге за обедом? Просто услов-
ная фраза, адресованная, скажем, рыжеволосому молодожену?
Кажется, я сойду с ума. Вероятно, именно так чувствуют себя люди,
когда сходят с ума, когда они уже не могут различить, где действитель-
ность, а где фантазия.
Мы приехали в маленькую деревушку Ксошимилка немного позже
одиннадцати часов, то есть через двадцать минут после того, как выехали
из отеля «Реформа». Впереди виднелась деревянная розово-коричневая
церковь с нелепо длинными контрфорсами.
Индейские девушки, проживающие в окрестных селах на богатых пло-
дородных лугах, толпились перед железной оградой базара с огромными
букетами красных, розовых и кремовых гвоздик, которыми славился
этот город. Вера промчалась мимо них и свернула на дорогу, которая шла
вдоль выкрашенных масляной краской и осыпающихся глинобитных до-
мов, вокруг которых кишели целые стада свиней. Она направилась к
примитивной пристани, где давались напрокат лодки.
Как только она остановила машину, ее тотчас же окружила огромная
толпа — лодочников, девушек, продающих цветы, мужчин, торгующих кожа-
ными хлыстами для верховой езды и уродливыми религиозными безделуш-
ками. Мы с трудом протиснулись сквозь эту толпу к тому месту причала,
откуда отправлялись туристские лодки. Внизу на спокойной зеленоватой
воде беспорядочно, как стадо коров, сгрудились дюжины прогулочных лодок.
Там были и античные плоскодонки с установленными на четырех длинных
тонких ножках тентами. На тентах цветочными гирляндами были написаны
различные имена — Розита, Люпита, Амелия, Кармен. На берегу толпились
гуляющие, владельцы прокатных лодок и маленькие мальчишки, готовые
выполнить любое мелкое поручение любого, кто их попросит. Все болтали,
смеялись и торговались как сумасшедшие.
Я искал в этой толпе Лену Снуд. Никаких следов. Да я и не надеялся
на это. Сейчас она уже должна быть где-то на канале, если только она
благополучно добралась сюда.
Нас окружили владельцы прокатных лодок. Это были смуглые индей-
цы в соломенных шляпах и белых хлопчатобумажных штанах. А белые
рубашки были узлом завязаны у них на бедрах. Все одновременно тара-
торили, указывая на свои лодки, и назначали свою цену.
187
— Опишите им миссис Снуд, — попросил я Веру. — Узнайте, не ви-
дел ли ее кто-нибудь из них. Американка, одна.
Вера затрещала по-испански. Мужчины окружили ее еще более тес-
ным кольцом.
— В зеленом костюме, — подсказал я.
Так же одновременно все заболтали с новой силой. Маленький маль-
чишка потянул меня за рукав и предложил купить у него совершенно
несуразную лошадиную голову, выкрашенную серебряной краской.
Неуклюжие лодки, безвкусно украшенные цветами, слегка покачива-
лись от легкого бриза, так же как и высокие серебристые деревья, напо-
минавшие тополя, растущие на другом берегу канала.
Один из окруживших Веру мужчин, старый морщинистый индеец в
разорванной рубахе, сказал что-то Вере, после чего все остальные ра-
зошлись в поисках других заработков.
— Она здесь, — повернулась ко мне Вера. — Он видел маленькую
американскую женщину в зеленом костюме. Она приехала сюда на такси
примерно четверть часа назад. Она взяла лодку у его приятеля —
«Кармелиту».
— Одна? — спросил я.
— Да, одна.
Я почувствовал огромное облегчение.
— О'кей. У этого парня есть лодка?
— Да, — Вера показала на лодку, — «Люпита». Это его.
— Тогда пошли. Дайте ему что-нибудь. Скажите, чтобы греб как черт.
И когда мы ее найдем, заплатим двойную плату.
Мы с Верой быстро пошли вслед за стариком к лодке. «Люпита» стоя-
ла довольно далеко от берега, почти на самой середине канала. Чтобы
добраться до нее, нам пришлось пройти по другим лодкам, как по мосту.
Под тентом стояло два деревянных стула и деревянный столик. Мы усе-
лись на стулья. Старик индеец отвязал причальную веревку, взял в руки
длинный шест и принялся отталкивать лодку, направляя ее к общему
потоку лодок, идущих вдоль канала.
Было воскресенье — большой гала-день в Ксошимилко, когда почти
все жители Мехико приезжают сюда, чтобы покататься на лодке среди
цветущих островков, поесть, попить, потанцевать и попеть под музыку
плавающих оркестров. Впереди нас лодки сгрудились плотной стеной,
как бабочки в жаркий солнечный день в летнем саду. Мимо нас проплы-
ла баржа с только что прибывшими музыкантами. Они сидели в своих
ярких костюмах на деревянных стульях и настраивали свои инструмен-
ты. Навстречу нам попалась девушка на каноэ, доверху нагруженном
красными и белыми маками. Она торопилась на базар.
Мое напряжение несколько ослабло. Теперь опасность совсем не-
значительна. Ничего не может случиться с миссис Снуд, пока она нахо-
дится на шумном канале. Все, что от нас требовалось, это непременно
догнать ее.
188
Музыканты начали играть. Под неистовые аккорды гитары низкий
грудной баритон воспевал достоинства Гвадалахары. Мелодию подхва-
тили на всех соседних лодках.
Я опустил руку в прохладную темную воду канала. Сквозь пальцы
просачивался водяной сорняк, маленький и круглый, как конфетти.
Завтра вечером я буду в Нью-Йорке с Айрис. Я старался представить
себе, как это будет. Я подумал: будет ли мне недоставать Веры? Сознание
того, что я почти покончил с Мексикой, набросило дымку нереальности
на все это таинственное дело. Возможно, что, даже когда я возьму у миссис
Снуд книгу, я все еще не узнаю, в чем дело. Возможно, я так никогда и не
узнаю, была ли Вера просто милая, очаровательная балерина с характерцем
или... или что? Этот эпизод полностью изгладился из моей памяти.
Вдруг лодочник закричал: «Кармелита!» — и начал работать шестом с
удвоенной энергией. Мы протащились мимо «Вива Мехико», на котором
пара толстых мексиканцев отплясывала румбу, мимо баржи с музыкантами.
Я взобрался на тупой нос «Люпиты» и наклонился вперед, чтобы пос-
мотреть. Я увидел нос «Кармелиты», а затем мелькнул зеленый костюм.
Лодочник сделал последний решающий толчок шестом. Мы обогнали
несколько лодок и поравнялись борт о борт с лодкой его друга.
Я махал рукой, улыбался и уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но
тут же закрыл его. На другой плоскодонке сидела американка. Малень-
кая* американка в светло-зеленом костюме. Так как мы чуть не столкну-
лись-, она испугалась и посмотрела в мою сторону. Я взглянул на нее.
Она на меня. У нее были совсем седые как снег волосы. Пенсне без оп-
равы укоризненно запрыгало на тонком носу старой девы.
Этого я никак не предполагал.
Она действительно была американка, маленького роста, в зеленом
костюме.
Но это была не Лена Снуд.
Я не мог винить лодочника. Можно ли от него ожидать, чтобы он
смог отличить одну одетую в зеленый костюм женщину-гринго от дру-
гой. Меня охватила паника. Может быть, юноша догнал Лену Снуд до
того, как она доехала до Ксошимилко? Может быть, мы уже опоздали?
Но это казалось невероятным. Лена уехала в такси примерно на двад-
цать минут раньше него. Даже если юноша догнал ее, то, какой бы наг-
лостью он ни обладал, весьма сомнительно, чтобы он мог что-нибудь
сделать в присутствии водителя такси. И конечно, он ничего не мог с
ней сделать на переполненном людьми причале. Вероятнее всего, она
все же здесь, на канале, только значительно дальше.
На нормальную прогулку по каналу требуется около часа време-
ни. Нечего рассчитывать на то, что мы сможем догнать ее на своей
неуклюжей «Люпите». Лучше вернуться к причалу и перехватить
ее там.
Я сказал Вере:
— Скажите ему, чтобы он возвращался к причалу, да поскорее.
189
По-видимому, лодочник вошел во вкус, понял идею, как именно раз-
влекаются эти сумасшедшие американцы. Он гнал вовсю. Ему был
известен каждый дюйм водного пространства канала. Он энергично
проталкивался по каким-то пустынным боковым каналам, срезая та-
ким образом примерно две трети пути, и не больше чем за десять минут
доставил нас к последнему этапу туристского маршрута.
В этой части главного канала затор был еще больше, чем там, откуда
мы только что приплыли.
Лодочник весь обливался потом, но мужественно держался и продви-
гал нас вперед, несмотря на протесты и увещевания со стороны других
лодочников. Я стоял на носу, держась за украшенный цветами столб тен-
та. Баржа с музыкантами была впереди нас. Они пели, притопывали и
размахивали шляпами.
«Кукарача...»
Мы подплыли к излучине. Последней перед причалом. Стукнувшись
о борт лодки с фоторепортером и чуть не свалив его камеру в канал, мы
сделали последний поворот.
Впереди множество лодок, а за ними причал, от которого мы от-
плыли.
«Кукарача...» — ревели музыканты.
Впереди нас на лодке сидели три девушки с распущенными по спи-
нам густыми черными волосами. Они обхватили друг друга за талию и
подпевали: «Кукарача...»
Я выпрямился, чтобы посмотреть поверх тента. Одна из них сделала
мне глазки и бросила в меня гвоздикой. Все три разразились хихика-
нием, русалочьим смехом.
Какая-то лодка подплывала к причалу. Мне не было видно ее пасса-
жира. И вдруг я увидел в этой лодке маленький кусочек чего-то ядовито-
зеленого.
Сердце мое так и подпрыгнуло. Вот опять этот зеленый цвет. И нако-
нец, я увидел ее всю. Сомнений не было. Никаких сомнений не могло
быть.
На пристани стояла Лена Снуд. Хотя она была примерно в пятиде-
сяти футах от нас, я видел ее до малейших деталей. К непричесанным
волосам приколота розовая камелия.
В одной руке она держала огромный пучок ярко-красных гвоздик.
Она рылась в сумочке. Достала деньги и заплатила лодочнику. Потом
повернулась и пошла вдоль по причалу. Под мышкой у нее сверкало что-
то маленькое, яркое.
«Убийство по ошибке» Крег Райс.
С нетерпением я сделал шаг вперед, потерял баланс и чуть не упал
за борт, одна нога уже окунулась в воду. Все три девушки на лодке впе-
реди захихикали.
Хотя я был слишком далеко, чтобы она могла меня услышать, я все
же закричал:
190
— Лена!
Три девушки хором передразнили меня:
— Лена, Лена.
Снова раздался взрыв смеха.
— Быстро, — крикнул я Вере. — Она здесь. Скажите ему, пусть жмет
из последних сил.
«Кукарача... Тра-ля-ля...»
Глупый прилипчивый мотивчик перебрасывался от лодки к лодке.
Проклятая музыка. Если бы не этот шум, Лена услышала бы меня.
Я видел, как она шла вверх по лестнице. Если она успеет сесть в такси
до того, как мы причалим к берегу, все будет кончено.
«Кукарача... Тра-ля-ля...»
Я опять закричал, три девушки, теперь уже сзади нас, снова как эхо
передразнили меня. Я достал носовой платок и начал яростно размахи-
вать им, как на бое быков.
Но я увидел только спину Лены. Она не повернулась.
Вот она уже скоро выйдет с территории пристани. Ее хорошо было
видно благодаря ярко-зеленому костюму. Вдруг она остановилась. Я ви-
дел, как она повернулась и стала разговаривать с кем-то, кто обратился
к ней.
Я не видел, кто это был. Во всяком случае, сразу не увидел. Высокая
женщина в черном с двумя детьми на руках загородила мне вид. Я видел,
как Лена жестикулировала и качала головой, очевидно, торговалась. Или
она покупала что-нибудь, или нанимала такси. Я молил Бога, чтобы она
покупала что-нибудь.
Женщина, тащившая в каждой руке по ребенку, прошла, и я увидел,
с кем разговаривала миссис Снуд.
Я увидел блестящие от бриолина, сверкающие на солнце черные во-
лосы. Я увидел широкие мужские плечи на маленьком теле мальчика.
Мне даже была видна гладкая изящная линия щеки.
Я был слишком далеко, чтобы видеть глаза — огромные красивые
глаза. У меня по спине пробежал холодок.
Юноша...
Наша плоскодонка мощным рывком обогнала баржу с музыкантами
и остановилась. Альт ворчал, гитары неистовствовали в кубано-вера-
круцком ритме. Высокий тенор выкрикивал: «Се Мурио...»
— Лена! — кричал я. — Лена Снуд!...
Я слышал, как мой голос уносился в сторону, натыкаясь на звуковую
волну, идущую от оркестра. Мне страшно хотелось прыгнуть в воду и
поплыть. Но все равно это не помогло бы. Я ничего не мог поделать ни
с расстоянием, ни с шумом, ни с толпой.
Лена Снуд закивала головой в знак согласия с юношей. Она одобрила
плату за такси.
Она снова пошла по берегу. Юноша почтительно следовал сзади в
нескольких шагах от нее.
191
Вера прыгнула рядом со мной на нос лодки. Она тоже псе видела и
все поняла.
— Миссис Снуд! — кричала она. — Миссис Снуд, Лс-е-на!
«Се Мурио...»
Юноша догнал миссис Снуд на верхней ступени, идущей от прис-
тани. Они пошли вместе и вместе скрылись из вида...
Глава 14
Прошло примерно пять минут, прежде чем мы причалили к пристани.
Я бросил обливающемуся потом, не верящему своим глазам лодочнику
пятьдесят песо и побежал вверх по лестнице. Вера бежала вслед за мной.
У нас не было никаких шансов хотя бы увидеть светло-синий седан.
Я отлично понимал это. И я оказался прав.
В то время как Вера расспрашивала толпу, я побежал к сс машине.
Да, они видели, как юноша уехал, но это нам нисколько не помогло,
потому что хотя отсюда шла только одна дорога к центру городка, оттуда
они могли повернуть в любом направлении. Я вел машину как дьявол.
Мы снова ехали мимо осыпающихся домов к центру города. Вера вышла
из машины порасспросить продавцов цветов, но они в ответ только со-
вали ей в лицо свои фиалки и гвоздики. Несколько девушек подбежали
к машине, кокетливо улыбаясь и просовывая в открытое окно машины
букеты прелестных роз и незабудок.
— Купите...
Они ничего не видели. Их интересовали только песо.
Отсюда дороги шли в трех направлениях: одна обратно в Мехико, две
дороги — в глубь страны. Я тоже вышел из машины. Мы останавливали
каждого встречного и расспрашивали. Но вскоре убедились в безнадеж-
ности своего предприятия. Эти пять минут принесли нам такой же
ущерб, как если бы мы опоздали на пять часов.
В отчаянии я хотел обратиться в полицию, но почти тут же отбросил
эту мысль. Лена подвергалась смертельной опасности, но действовать
надо немедленно. Даже если бы нам удалось заставить полицию пове-
рить в нашу невероятную историю, было бы слишком поздно предот-
вратить то, что сейчас уже совершается или вот-вот совершится в этом
светло-синем седане.
Я знал только одно-единственное место, куда ее могли бы повезти:
на квартиру Холлидея на калле Динамарка. И хотя мне казалось совер-
шенно невероятным, чтобы Лену повезли именно туда, все же лучше де-
лать хоть что-нибудь, чем ничего. Лучше поехать туда. Я помчался с
бешеной скоростью обратно в Мехико.
Но это отвратительное утро сделало одно доброе дело: оно оконча-
тельно прогнало последние паутинки моих подозрений в отношении Ве-
ры. Если бы она действовала с Холлидеем заодно, она бы ни за что так
192
быстро и охотно не откликнулась на мой призыв «к оружию». Или не
проявляла бы такое беспокойство теперь.
По дороге обратно я рассказал ей все. Это не может мне повредить.
Конечно, мне трудно чего-нибудь добиться, действуя в одиночку. А она
умная и подходила ко всему менее драматично, чем я ожидал. И кроме
того, большое утешение найти сейчас союзника. У нее был револьвер,
она сказала, подарок ее старичка, который в свое время до психоза боял-
ся грабителей. Мы решили, что когда я поеду к Холлидею, то захвачу
револьвер с собой.
Она захотела пойти вместе со мной. Но я запретил ей это.
По дороге к ней мы проезжали мимо моего дома. Одна брючина у
меня была еще мокрая, поэтому я зашел домой переодеться, и мы до-
говорились, что она принесет мне револьвер. Когда я открыл дверь, то
увидел на ковре листок бумаги. Я поднял его. Это было напоминание
из аэропорта: самолет в Нью-Йорк отправляется завтра в семь тридцать
утра. Я должен быть в аэропорту в шесть тридцать.
Пока я переодевался, мое беспокойство о Лене сделалось прямо-таки
невыносимым. Но вот раздался звонок, Вера взбежала вверх по лестнице.
— Принесли? — спросил я.
— Да, да.
Она вошла в квартиру, вынула из еумочки маленький кольт тридцать
второго калибра, и передала его мне.
— Все в порядке?
Я осмотрел револьвер, он был заряжен, и положил его в карман.
В это время раздался телефонный звонок. Я бросился и схватил трубку.
— Говорит Питер Дьюлет.
На другом конце провода послышался голос. Я остолбенел. Это зна-
комый голос с нью-йоркским гнусавящим голосом. И он был веселый
и оживленный как всегда.
— Питер, слава Богу, вы дома.
— Лена! Где вы, ради всего святого?
Я слышал, как Вера глубоко вздохнула. Голос Лены продолжал дре-
безжать в трубке:
— О, со мной произошел досадный случай... I am a damsel in distress,
если только можно назвать девицей женщину в пятьдесят с лишним...
Я взглянул на Веру.
— Что случилось, Лена?
— Ой, утром я поехала в Ксошимилко. И так как у меня оставалось
еще масса времени, я решила съездить на пирамиду Тлалпам. Вы знаете
ее? Кикилко. О ней написано в туристском справочнике. Я слышала, что
она стоит того, чтобы поехать туда. А я думаю, что она отвратительна.
-Да?
— А теперь я застряла, Питер. Шофер хотел обжулить меня, запросил
двойную цену за то, что он будет ожидать, пока я посмотрю эти против-
ные развалины. Поэтому я его отослала, а теперь никак не могу найти
7 П. Квентин ~ Возвращение на Бермуды*
другую машину. Это в нескольких милях от чего бы то ни было. Вероят-
но, здесь ходят автобусы, но меня никто не понимает, я никак не могу
растолковать им, что мне нужно. Ох, я просто беспомощная старая карга.
Как насчет того, чтобы договориться с Верой и приехать сюда, спасти меня?
Конечно, это была ложь. Я чувствовал, как из телефонной трубки
повеяло опасностью. Но что это за ложь? Может быть, мои догадки ока-
зались правильными? И Лена с самого начала была моим врагом? Может
быть, сейчас она стоит рядом с юношей и они пытаются завлечь меня в
западню? Или, может быть, юноша действительно стоит там, но... прис-
тавив дуло револьвера к ребрам Лены?
Я не решался задать этот вопрос. Если она преступница, ни в коем
случае нельзя показывать ей, что у меня возникли подозрения. Это мо-
жет оказаться гибельным для меня.
Я осторожно спросил:
— А что вы хотите от меня, Лена?
— Чтобы вы спасли меня. Пожалуйста. Я звоню из какой-то лавочки. Бог
знает, где она находится. Это... О, я не могу объяснить. Лучше я прогуляюсь
на пирамиду. Там вам будет легче найти. Я буду ждать вас у пирамиды.
Она засмеялась.
— В конце концов, если это действительно красивое место, надо же
оправдать затраченные деньги.
— А где она находится?
— Это очень просто. Поезжайте по дороге на Тлалпам. Немного нс
доезжая до Тлалпама стоит маленькая хижина, это в Пена Побре. Доез-
жайте до нее и там спросите любого.
Ее голос сделался печальным.
— Питер, мне ужасно стыдно, что я такая глупая. Вы действительно
ничего не имеете против?
Я старался уловить хоть какой-нибудь намек в ее голосе. Но ничего
не понял. Может быть, именно только может быть, в нем звучала, по-
жалуй, чересчур уж лихорадочная веселость. Но я не был уверен в этом.
Надо было принять решение. И я принял его.
— О'кей, Лена, — сказал я. — Я сейчас приеду.
— Это у вас займет не больше получаса. Я буду ждать у пирамиды.
— О’кей.
— И, Питер?
-Да?
— Вы увидите ее с дороги. На ней фигура, похожая на мою, как бу-
лочка с корицей. Вы ее сразу увидите.
— Конечно. Я сейчас буду там.
— Слава Богу, — раздался пискливый смешок. — Как же я буду рада,
когда и если снова вернусь в Ньюарк!
Я положил трубку. Последняя фраза не выходила у меня из головы.
Когда и если. Это что, крик о помощи? Револьвер действительно
приставлен к ее ребрам?
194
Вера сказала:
— Расскажите мне.
Я рассказал.
— Это ловушка, — сказала она.
— Конечно, ловушка.
— И они хотят, чтобы я тоже приехала?
— По-моему, они считают, что вы мой лучший друг. Оказывается, со
мной очень опасно водить дружбу.
— Ах, эта Снуд, — воскликнула Вера. — Она не знает, что мы видели
ее в Ксошимилко с этим парнем. Она преступница. Она выдумала этот
предлог, чтобы заманить нас.
— Может быть. А может быть, ее принудили позвонить нам. Вот по-
чему я еду.
— Едете? Вы что, с ума сошли?
— Может быть. Как говорится, шансы пятьдесят на пятьдесят. Ее
могли похитить. Я не могу позволить, чтобы эта бедная маленькая жен-
щина приняла на себя удар, предназначенный мне.
— Но, Питер...
— Молчать! — крикнул я. — Можете оставаться здесь. Я возьму вашу
машину.
Она тряхнула своими черными волосами.
— Если вы едете, я еду.
— Но, Вера...
— Я сказала, я еду. — Она опять топнула ножкой. — Вы знаете,
чего вы хотите. Я знаю, чего я хочу. Вам нужен водитель. Все может
случиться.
— Совершенно верно. Ничего не должно случиться с вами из-за меня.
— Я еду.
— Нет.
— Да. Если вы сядете в машину без меня, я закричу: «Вор!» и позову
полицию.
Я понял, что побежден.
Вот за что я ее люблю. Конечно, моя новая союзница немного сума-
сшедшая, но ей нельзя отказать в смелости.
— О’кей, honey banch, поехали.
— Что такое?..
— Милая, — сказал я.
Глава 15
Густые вечерние облака, которые довольно часто собираются над Ме-
хико, быстро распространились по всему небу. Дневной свет померк.
К тому времени, как мы выехали в Тлалпам, город погружался в холод-
ные, бесцветные сумерки.
195
За рулем сидела Вера. Она отлично знала город и его окрестности.
Она даже знала пирамиду на Пена Побре Кикилко.
Я как-то видел фотографию ее, и у меня при виде ее мороз по коже
пошел. Собственно, это даже и не пирамида. Это низкий приземистый
курган с широкими, спиралью окружающими его витками. До сих пор
археологи не могли прийти к единодушному мнению, когда и зачем он
построен. Но во всяком случае это самое старое строение в Америке.
Вероятно, когда-то там процветала жестокая цивилизация, до тех
пор, пока несколько столетий назад, в результате извержения, все не
было затоплено потоками лавы. Остался только курган. Только иногда
случайные, непросвещенные туристы совершали поездки на этот курган.
Однако он не был включен в туристский маршрут. Слишком уж там без-
радостно.
Пока мы ехали в зловещих сумерках, спускавшихся на шоссе в Ака-
пулько, мы выработали план действий. Вера сказала, что курган был ок-
ружен со всех сторон застывшей лавой. Где-то там имеется хижина, в
которой сторож, назначенный Департаментом охраны национальных
памятников, собирает плату за вход. Других зданий в радиусе полумили
там не было. Туда шла единственная дорога от Пена Побре.
Поскольку у них нет никаких оснований думать, что мы что-то подо-
зреваем, они, естественно, будут ожидать нас со стороны этой един-
ственной известной дороги от Пена Побре. Но Вере была известна и
другая дорога, которая проходила сзади кургана, примерно на расстоя-
нии четверти мили. Я решил оставить машину там и пешком взобраться
на пирамиду сзади.
Чем ближе мы подъезжали к нашей цели, тем больше я осознавал,
до какой степени я сумасшедший. Я совершенно сознательно еду в за-
падню. В западню, установленную неразборчивым в средствах челове-
ком с умом Маккиавелли.
Если бы я не был так упрямо убежден в своей способности распоз-
навать честных людей, я бы, вероятно, повернул обратно. Но чем больше
я думал о Лене Снуд, тем больше она нравилась мне и тем больше я был
уверен в ее честности. Мне нравилась ее щедрость. Мне нравилась ее
доброта. Мне даже нравились ее вечно непричесанные волосы и ужас-
ный вкус в отношении бутоньерок. Я убедил себя, что, поскольку она
теперь знает о них слишком много, ее оставили в живых только как при-
манку для Веры и меня.
Я никогда не буду счастлив в Нью-Йорке с Айрис, если из-за того,
что я не откликнулся на ее зов, миссис Снуд не вернется к своим оча-
ровательным образованным дочерям в свой очаровательный дом в
Ньюарке.
Мы были теперь за городом и проезжали по пыльным уродливым
ландшафтам, окружающим город. Надвигалась ночь. В домах, располо-
женных в пригородах Мехико, появились огоньки. Серый, бесформен-
ный период: ни день, ни ночь.
196
Вскоре все дома оказались далеко позади.
На каменистых пустырях с трудом пробивалась редкая растительность,
высохший сорняк, хилый кустарник и кактусы. У самой дороги журчал
узкий канал, а за ним шла целая гряда эвкалиптовых деревьев.
— Мы почти доехали до пирамиды, — сказала Вера.
Она поставила машину в тени эвкалиптов и выключила мотор. Она
показала мне на застывшую лаву. Но я уже сам видел Кикилко.
В паре сотен ярдов от нас, на фоне темнеющего неба чернело ши-
рокое выпуклое здание.
Я взял в руку револьвер и вышел из машины.
— Будьте осторожны. Ради Бога.
— Хорошо. Буду.
Я перепрыгнул через канал и пошел по низкой щетинистой траве.
Я был в темном костюме, который сливался с окружающей темнотой.
Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь видел, как мы подъехали. Мне сейчас
нужно было во что бы то ни стало подойти как можно ближе к ним,
чтобы увидеть Лену Снуд. Если они используют ее в качестве приманки,
может быть, мне удастся как-то подать ей сигнал и помочь ей убежать.
Низко пригнувшись, я прошел приблизительно сто футов. Дальше
шел пологий склон, ведущий в неглубокий овраг, похожий на миниа-
тюрный каньон. Я с благодарностью нырнул в него. Теперь я шел без
риска быть видимым с кургана. Здесь было очень темно, почти как но-
чью. Цикады или какие-то другие вечерние насекомые стрекотали вок-
руг меня подобно телефонным проводам. Это была унылая, мертвая,
гнетущая местность. Я был на Кикилко.
Когда я осторожно продвигался вперед, старательно обходя высуну-
вшиеся корни деревьев, чахлые и низкие колючие заросли кактусов,
меня охватил ужас. Ведь я действовал, основываясь на предположении
о полной невиновности Лены Снуд. А если я ошибаюсь? Бог знает, что
со мной произойдет.
Овраг круто повернул влево, в сторону от кургана. Он был теперь
бесполезен для меня. Держа в руке револьвер, я начал карабкаться
по склонам холма до тех пор, пока не увидел курган в полном объеме.
Я был теперь примерно в ста десяти ярдах от него. Он был невысокий.
Около пятидесяти футов. Никаких деталей не было видно, только стены,
по которым шли витки спиралевидной дороги. Это было нечто зловещее.
Жуть. Вот самое подходящее слово.
Я окончательно выбрался из оврага, лег на жесткую колючую траву
и сквозь мрак всматривался в это доисторическое чудовище. Не заметно
никакого движения, только одинокая тонкая веточка кустарника колы-
халась на фоне неба. Я подумал: а что они сделали со сторожем? Или,
может быть, сторож вообще уходит отсюда с наступлением темноты?
Наконец мне показалось, что я заметил какое-то движение на тре-
тьем витке, почти у самой вершины кургана. Сердце учащенно забилось.
Я вгляделся еще более внимательно и увидел, что я прав. Что-то даи-
197
галось по витку вокруг кургана. Двигалось в правую сторону. И вдруг
остановилось. Вспыхнула спичка. Во мраке показалась красная точка
сигареты.
Это был человек.
Я пристально наблюдал за движением сигареты. Я хотел по огоньку
установить рост человека. И решил, что он или она были низкого роста.
Лена Снуд была маленького роста. Юноша тоже. Но поскольку они уста-
новили для нас западню и ожидают нас с минуты на минуту, вряд ли они
будут такими дураками, чтобы закурить сигарету и тем самым обнару-
жить себя. Если только это не входит в их планы.
Я остановился на этом предположении. Хотя мне ничего не было
видно, кроме нечеткого впечатления о движении человека и двигаю-
щейся сигареты, я решил, что сигарета была в руках Лены Снуд.
Приманка...
Я подождал, пока сигарета исчезнет за поворотом витка кургана. Тог-
да я снова начал продвигаться по колючей траве. Во время войны мне
приходилось пробираться сквозь джунгли в Новой Гвинее, и я вспомнил
технику ползания. Цикады застрекотали еще громче, как будто чувство-
вали мои передвижения и давали предупреждающий сигнал.
Я подошел ближе к основанию кургана. Человеческая фигура вновь
появилась. Слева. Теперь я отчетливо видел, что это человеческая фи-
гура. Пройдя несколько шагов, она остановилась. Сигарета упала на
землю. Я услышал кашель и тихое восклицание.
Я задрожал от волнения. Даже в этих бессмысленных односложных
восклицаниях я узнал ее голос.
Это была Лена Снуд.
Притаившись на земле, я выработал план действий. Лена была при-
манкой, говорил я себе. Бедняжка. Милая женщина, которая хотела пол-
ностью окупить свои затраты на мексиканскую экскурсию и которую зама-
нили в мертвую петлю силы, с которыми она не в состоянии была бороться.
И ее заставляли ходить по виткам спирали на виду у всех с сигаретой
в руках. На вершине кургана производились раскопки, об этом мне рас-
сказала Вера. Они отлично могут использовать их в качестве амбразуры.
Вероятно, там притаился юноша, нацелив на нее револьвер. Если их
здесь двое или больше, кто-нибудь другой устроился в дальнем конце
кургана, чтобы наблюдать за единственной дорогой от Пена Побре.
Чиркнула еще одна спичка и тут же, упав на землю, погасла. Вспых-
нул огонек сигареты. Лена Снуд продолжала свой путь вокруг кургана.
Я подумал: интересно, что она сейчас чувствует, зная, что на нее нацелен
револьвер и что она используется в качестве приманки для того, чтобы
завлечь своих друзей в западню? Думает ли она сейчас обо мне? Или о
Ньюарке? Или?..
Приступ злобы утопил конец мысли. Ей незачем было приезжать сю-
да. Лучше бы сидела в гостиной «Реформы», пила свой дейкуири и сето-
вала другим туристам на дороговизну.
198
На ночном небе сияла большая веселая звезда. Что это? Венера? Она
была справа от кургана. Я снова стал продвигаться вперед, спотыкаясь
о корни кустарников и обходя колючие кактусы.
Я почти дополз до основания кургана и тут смачно выругался. Архео-
логи прокопали сквозь лаву ров, чтобы лучше видеть основание кургана.
И этот ров отделял теперь меня от самого нижнего витка. Он был не
очень широкий и не очень глубокий, но он, безусловно, может явиться
препятствием, если Лена будет убегать. Я подумал о том, чтобы обойти
вокруг пирамиды в надежде, что ров где-то кончится. Но это было слиш-
ком опасно. Если я буду двигаться вправо или влево, я могу попасть в
поле зрения человека, наблюдавшего за дорогой из Пена Побре.
Постараюсь добиться максимума возможного из того, что есть.
Слева надо мной виднелось смутное очертание фигурки миссис Снуд
и ее горящей сигареты. Будь проклята эта сигарета! Это же отличная ми-
шень! Она шла по направлению ко мне. Через несколько секунд она
была над моей головой. Я приоткрыл рот и сделал судорожное глота-
тельное движение, чтобы прочистить горло и подать ей сигнал. И я все
время держал палец на курке кольта.
Раз... два... три... Вот она прямо надо мной, примерно в тридцати фу-
тах в высоту.
— Лена, — зашептал я. — Лена, это Питер.
Звук моего голоса почти оглушил меня. Раздалось эхо. Оно подхвати-
ло мой шепот и обнесло его вокруг пирамиды, как шипение гигант-
ской змеи.
Она остановилось прямо надо мной.
— Бегите, — шептал я, проклиная эхо. — На дорогу. Там Верина машина.
Змея-эхо опять зашипело. Воздух вокруг этой чудовищной, дьяволь-
ской булочки с корицей, как ее назвала Лена, прямо-таки бурлил от
звука моего голоса.
Лена молча стояла наверху.
— Бегите, Лена. Бросьте сигарету. Бегите.
Вдруг она тихонько вскрикнула, как будто сдерживаемые ею долгое
время эмоции оказались сильнее ее воли.
— Питер! — крикнула она.
Этот крик, подобно вою тысячи дьяволов, закружился вокруг пирамиды.
Теперь я уже ничего не мог поделать.
— Питер! — крикнула она опять. — Осторожно. Он сзади вас. Быстро...
Я среагировал на это предупреждение инстинктивно. Бросился навз-
ничь на землю. В этот момент сзади меня из темноты раздался выстрел.
Лена была права. Один из них, вероятно, заметил меня и подкрался сза-
ди, через колючую растительность. Ее крик, возможно, спас мне жизнь.
Я обернулся и послал в темноту ответный выстрел.
Надо мной Лена побежала по витку пирамиды. Она не слышала, что
я ей сказал относительно сигареты, или, может быть, не придала этому
значения. Она все еще держала ее в руке, размахивая ею как маяком.
199
— Бросьте сигарету! — кричал я.
И в это время раздалось еще два выстрела. На сей раз стреляли с вер-
шины кургана. Я видел, как огонек сигареты подпрыгнул в воздухе, по-
добно светлячку. Раздался пронзительный крик. И топот бегущих ног
смолк.
Похолодев от волнения и напряжения, я послал еще один выстрел в
темноту колючек, находящихся сзади меня. Я услышал, как кто-то выру-
гался и затем стремительно побежал. Я увидел смутные очертания фигу-
ры бегущего через кактусы и застывшую лаву к дороге на Пена Побре.
Я его спугнул. Пара выстрелов — и он удрал как дурак. Я выстрелил
в третий раз. Конечно, не могло быть и речи о погоне. Нужно было по-
заботиться о Лене. Я помню се крик и как внезапно прекратился топот
бегущих ног.
Я спрыгнул в ров. Затем, цепляясь за выступавшие камни, подтя-
нулся на первый виток. Ничего не слышно. Никаких звуков. Ничего, не
считая щебетания цикад. Надо подтянуться еще на два витка, прежде чем
я доберусь до Лены и до второго стрелка на вершине кургана.
Я взобрался на следующий виток. Затем на третий. На долю секунды
остановился, нарочно выставив на фоне более светлого неба свой тем-
ный силуэт в качестве мишени. Выстрела не последовало. Я выстрелил
на вершину кургана. Ответа не последовало.
Значит, второй стрелок тоже убежал. Не думая больше о стрелках, я
поспешил к тому месту, где, по моим расчетам, должна была быть Лена.
На небе сияла все та же единственная звезда. От нее шел свет, как от
миниатюрной луны. Впереди на повороте что-то лежало. Темное и рас-
пластавшееся на земле.
Я подбежал и встал на колени. Я услышал стон и протянул руку. Рука
нащупала волосы. Потом еще что-то, гладкое, восковое.
Камелия. Розовая камелия, которую Лена Снуд купила в Ксошимилко.
К горлу подступил комок.
— Лена!
Я обхватил ее обеими руками и приподнял в сидячее положение.
Я не мог ее видеть. Было слишком темно. Я видел только ее бледное
лицо и бессильно повисшую руку.
Она шевельнулась.
— Питер.
— Да, Лена. Все о'кей. Это я.
— Питер. — Голос слабел. — Я должна была это сделать. Они зас-
тавили меня. Они заставили меня позвонить вам. Я...
— Я знаю, Лена. Я знаю.
Я услышал шум автомобиля на дороге в Пена Побре. Я весь дрожал
с головы до ног от бешеной ярости, которой я еще никогда в жизни не
испытывал. Они надеялись, что я покорно войду в их западню. Но, пос-
кольку я пришел с револьвером, они испугались. Они удрали, спасая
свою шкуру, добившись своей цели лишь наполовину. Они убили Лену.
200
Вот на что их только хватило — застрелить беззащитную женщину. Но
они убежали от парня с револьвером.
— Питер...
Это уже не было «Питер». Это был нечленораздельный звук. Попытка
произнести слово «Питер».
Она вся поникла на моих руках. Мне не было видно, куда попали
выстрелы. Мне вообще ничего не было видно. Но я знал, что они сде-
лали то, что хотели.
Она не сможет рассказать мне то, что она узнала.
Во рту у меня пересохло, я дрожал, не в силах владеть собой. Мне
хотелось убить их. Если бы они все еще были здесь, я бы непременно
это сделал: схватил их голыми руками и разбил их черепа о камни.
— Лена, — попытался я заговорить с ней. — Лена, не беспокойтесь.
Все будет хорошо.
Но она не отвечала. Безжизненное тело повисло на моих руках.
Где-то на дороге раздался выстрел. Я зажег спичку. Но, не успев осве-
тить лицо Лены Снуд, потушил ее.
Какой смысл смотреть теперь на нее?
Мне не хотелось видеть лицо женщины, которая, как я знал, уже
умерла.
Глава 16
Но я должен все же увидеть его. Я зажег другую спичку. Чуть замет-
ный огонек затрепетал в темноте. Я посмотрел на Лену. Я заставил себя
посмотреть на нее. Я не хотел дать волю своим чувствам. Оба выстрела
попали в цель. Один прямо в сердце, другой чуть пониже. Удачный выс-
трел меткого стрелка.
Удачный?
Я осмотрел все вокруг. Детективного романа не было видно. Так же,
как и гвоздики. Вероятно, они сначала отвезли ее куда-то, откуда она
мне позвонила. И теперь книга у них. Они привезли Лену сюда только
для того, чтобы заманить нас в западню.
Но они оказались трусами, пара выстрелов из темноты — и они пос-
тыдно удрали.
Спичка в моей руке догорела. Злость вспыхнула с новой силой, я
буквально задыхался от злости. Я сделал все, что мог. Но какой смысл
произносить теперь эти слова? А может быть, я убил ее? Может быть,
если бы я не пришел, она осталась бы жива?
Я думал: вот она лежит здесь мертвая, на древней заброшенной пира-
миде. Она никогда больше не вернется в Ньюарк. Но в моем сознании,
охваченном бешеной яростью, не осталось места для сожалений.
Потом под стрекотание невидимых цикад я начал постепенно при-
ходить в себя и вспомнил выстрел на дороге. Вероятно, они стреляли в
201
Веру. Это единственное объяснение. И это типично для них: убегая от
меня, стрелять в невооруженную женщину.
Я вскочил. Этот новый повод для волнений придал мне удвоенную
энергию. Теперь я уже ничего не мог сделать для Лены. Теперь я больше
нужен Вере. Я спрыгнул на следующий виток, затем еще на два, переско-
чил через ров и побежал к Вере. Я без конца спотыкался и исколол себе
о кактусы все руки.
В голове никаких мыслей. Во мне клокотали ненависть и злоба.
Больше не оставалось места ни для каких эмоций. Впереди на фоне неба
показались эвкалипты, растущие на краю дороги. Я подбежал к ним.
Верина машина стояла все на том же месте. Но Веры за рулем не было.
Задыхаясь от волнения, я закричал:
— Вера!
Из-за машины раздался ее голос. Я поспешил к ней. Она, присев на
корточки, возилась с задним колесом. Гаечный ключ и другое колесо
лежали на дороге рядом с ней. Она встала и подбежала ко мне.
— Когда они проезжали мимо, они выстрелили в машину. Простре-
лили камеру, чтобы задержать нас. Но я сменила колесо. Все готово.
— А с вами все в порядке?
— Да, да. Но эти крики, выстрелы?
Радость по поводу того, что Вера цела и невредима, несколько смяг-
чила чувство ужаса от смерти Лены.
— Кто был в машине? — спросил я.
— Мальчишка. Юноша. Он был за рулем. Но там был еще кто-то.
На заднем сиденье. Я только видела его шляпу. Больше ничего. Это он
стрелял.
— Холлидей.
— А как Лена?
— Лена умерла. Она крикнула, чтобы предупредить меня. Спасла
мою жизнь. Она бежала с горящей сигаретой, и они выстрелили в нее.
Теперь мой гнев был направлен на Холлидея. И зачем это я все вре-
мя усложнял картину? Все было очень просто с самого начала. Дебора
Бранд убежала от Холлидея. Она привела его за собой в Чичен-Ица. Он
хотел забрать у нее детективный роман. Она не отдала его добровольно,
и он убил ее.
А теперь он убил Лену.
Я снова перестал владеть собой и задрожал.
— Они убили ее, как собаку. Не дали возможности защищаться. Это
моя вина. Это я виноват... я... я...
— Питер, — Вера взяла меня за руку. — Вы ни в чем нс виноваты.
Кто вы такой, чтобы спасти весь мир? Жанна д’Арк? Вы сделали все, что
было в ваших силах. Вы рисковали собственной жизнью.
Но меня не покидали мысли о Лене. Она лежит сейчас там, в пус-
тыне, распластавшись на проклятом кургане, одна, с розовой-камелией
вместо венка. Я сказал:
202
— Я должен верлуться к ней.
— Нет,— крикнула она. — Оставьте ее в покое.
Я побежал в сторону деревьев. Она побежала вслед за mi ой.
— Питер, вы совсем сошли с ума от всего пережитого. 41- вы сможе-
те сделать? Отвезти тело в полицию? Вы думаете, они вам по ерят, когда
вы принесете им ее тело и расскажете эту неправдоподобна’ о историю?
Оставьте ее, говорю я вам.
— Я не могу оставить ее там.
— Но она уже умерла. Это ужасно, но это так. Она как мой бедный
старичок на кладбище. Он чувствует аромат лилий и тубероз? Нет. Пой-
демте. — Она тащила меня к машине.
— Позже, когда мы вернемся в город, я позвоню из автомата,
расскажу им, как ее найти, и они позаботятся о ее теле. Но сейчас не
ходите к ней.
Она говорила довольно убедительно. Из ее слов я понял, что дей-
ствую как шут. Я абсолютно ничего не мог достигнуть тем, что вернусь
сейчас на место, где лежит Лена. И конечно, ничего хорошего не полу-
чится из того, что мы заявимся с нашей неправдоподобной историей в
министерство иностранных дел, где всегда с подозрением относились к
американцам.
И конечно, с этим делом ни в коем случае нельзя обращаться в мест-
ную полицию. Это выше их понимания.
Я чувствовал смертельную усталость, как будто пробежал по край-
ней мере десять миль. Но рассудок полностью вернулся ко мне. Я подоб-
рал проколотое колесо и гаечный ключ, спрятал их в багажник и сел в
машину рядом с Верой. По дороге я только краем уха прислушивался к
ее голосу. Я знал, что она говорит только для того, чтобы как-нибудь
отвлечь меня от моих мыслей. Но я был вполне спокоен, и я знал, что
мне теперь делать.
Как только мы приедем в Мехико, я пойду к Холлидею и выведу его
на чистую воду. Пришло время поменяться ролями. Теперь просто так,
для развлечения, я буду охотником, а он — преследуемым.
— Питер, — прервал мои мысли ее голос.
— Да, Вера?
— Слушайте.
— Я слушаю.
— Они забрали у миссис Снуд эту книгу и все-таки хотели заманить
нас в западню. Зачем?
— Чтобы убить нас.
— Нет. Если бы они хотели убить нас, почему они не убили ме-
ня, когда я была одна машине? Или вас, когда вы были на курга-
не? Или раньше в монастыре? Дело совсем в другом. Очевидно, да-
же с книгой в руках они еще не получили всего, что им нужно. Есть
что-то еще.
— Еще?
203
— Они думают, что вы что-то знаете. Вот почему они хотели заманить
вас на пирамиду и заставить вас все рассказать им. Подумайте, Питер,
вы уверены, что эта Дебора Бранд больше ничего вам не давала и ничего
не сказала?
— Абсолютно уверен.
— Подумайте хорошенько. Расскажите мне все. Начните с самого
начала. Все. Мы постараемся догадаться.
Это все-таки было какое-то занятие. Это хоть немного отвлечет меня
от мысли о том, что я хочу убить Холлидея. Когда мы проезжали по тем-
ным пригородам, я старался восстановить в памяти все, что Дебора ска-
зала мне, начиная с того, как она села ко мне в машину у юкатанского
отеля, как она натирала мне спину, и до того, как провела ночь у меня в
комнате перед своей последней прогулкой на сенот.
Вера все время задавала мне вопросы:
— Она сказала вам, что собирается поехать в Мехико?
— Да, так она говорила.
— Но вы не видели у нее билет на самолет?
— Нет. Его не было и в ее сумочке.
— Тогда, может быть, она лгала?
— Наверное.
— Она рассказывала вам об отце, финне, археологе в Перу. Она рас-
сказывала об американке-матери, которая уже умерла. А она не говорила
вам, к кому она едет? К брату, к сестре, к тете, к дяде?
При слове д я д я у меня появилось смутное воспоминание. Я всячес-
ки старался осознать, какое именно. Это было мучительное состояние:
воспоминание вертелось где-то буквально на грани сознания. Затем, без
всякой видимой причины, я вспомнил замечание Веры, которое она
сделала всего несколько минут назад:
«Кто вы такой? Жанна д’Арк?»
Жанна д'Арк — дядя. В сознании всплывала дикая комбинация этих
слов. И наконец, я вспомнил. Я вспомнил Дебору, лежащую под москит-
ной сеткой на соседней кровати в Чичен-Ица. Я вспомнил, что, засыпая,
Дебора бормотала какую-то тарабарщину:
«Птицы на дорогах ожидают своих возлюбленных».
«Жанна д'Арк короновала его в тысяча четыреста шестьдесят втором
году* (кажется, такую дату она называла).
Короновали кого?
«Моего д я д ю».
Вероятно, это было ему очень приятно.
«Да. Новая Жанна д'Арк. Не говорите. Никогда. Это секрет».
Вера вопросительно взглянула на меня.
—- Что случилось? Вы что-нибудь вспомнили?
— Может быть, да. Но это совершенно сумасшедшая связь. Я думал,
что она уже заснула, и вдруг она пробормотала какую-то чушь. Вот что
она сказала.
204
Я рассказал все Вере. Она ничего не поняла.
— Новая Жанна д'Арк короновала ее дядю? Что это может быть? Это
какая-то чушь.
Внезапно у меня мелькнула мысль.
— Кого короновала Жанна д'Арк?
— Откуда я знаю? Я вообще ничего о ней не знаю.
— Зато я знаю. Она короновала дофина Франции. Она короновала
его в Орлеане. А теперь новая Жанна д'Арк. В Новом Орлеане есть
Дофин-стрит.
Теперь Вера тоже оживилась.
-Да? Но...
— Тысяча четыреста шестьдесят два. Я не помню точно, в каком году
Жанна д’Арк короновала его, но во всяком случае это было не в тысяча
четыреста шестьдесят втором году. Где-то в пятнадцатом столетии. «Не
говорите никому, — сказала она. — Это секрет*. Может быть, мы до-
копаемся до истины, Вера? Может быть, этим она хотела сказать мне,
куда она едет? К своему дяде, мистеру Бранду, дом тысяча четыреста
шестьдесят два, Дофин-стрит, Новый Орлеан?
— Но к чему эта загадка? Если она хотела сказать вам это, она просто
так бы и сказала. К чему усложнять? Припутывать Жанну д'Арк?
По-моему, я догадался почему.
— Вероятно, она так говорила, чтобы я не понял в тот момент. Но
Дебора знала, что ей угрожает какая-то опасность. Может быть, тогда, в
постели, ей пришла в голову мысль сделать меня дублером в случае, если
ей самой не удастся выполнить задание.
— Но к чему все-таки эта загадка? — повторила Вера.
— Потому что в этом случае, если я ей не понадобился бы, она не
выдала бы никакого секрета. Но если бы ей не удалось самой доставить
книгу и мне пришлось бы принять участие в выполнении ее задания, то
я, прочитав этот детективный роман, вероятно, вспомнил бы и понял
всю болтовню о Жанне д’Арк.
— И этим объясняется то, что они все время так стремились похитить
вас? А теперь, когда вы пришли с револьвером, они убежали. Но это не
потому, что они трусы. Вы им нужны живой. И они испугались, что в
перестрелке они могут убить вас.
— Вероятно, так.
— Книга у них. Но без информации книга сама по себе не имеет
значения. Они не знают адреса. Они не знают, куда она направлялась.
Я все больше приходил к заключению, что мы наконец-то нащупали
истину. И теперь все, что делала-Дебора Бранд, имеет смысл. Речь шла
о чем-то очень важном. Я понял это с той поры, как Холлидей превратил
мою жизнь в сплошной ад. Дебору мучили сомнения. С одной стороны,
она не доверяла никому, боялась довериться, с другой стороны, она по-
нимала, что над ней нависла опасность. И она могла сделать только то,
что она и сделала. Она сказала единственному подходящему, с ее точки
.205
зрения, человеку то, что не могло иметь значения до тех пор, пока она
решит передать этому же человеку книгу. Она держала меня в резерве,
на случай нужды.
И нужда пришла.
И если бы я был хоть чуточку умнее и просмотрел бы «Убийство по
ошибке» до того, как передал эту книгу Лене, я, вероятно, убедился бы
в том, что Дебора мне доверяла.
И тогда Лена не умерла бы.
Мы въезжали в город. Образ серебристоволосой Деборы опять при-
близился ко мне. Я все еще не имел ни малейшего представления, в чем
заключалась ее миссия. Но после того, как мне пришлось столкнуться с
ее врагами, я целиком встал на ее сторону. В этом у меня не могло быть
никаких колебаний.
И постепенно у меня в мозгу стала формироваться новая идея. Может
быть, все-таки я смогу сделать что-нибудь из того, что она хотела мне по-
ручить? Во всяком случае возможно, мне хотя бы удастся разрушить планы
Холлидея? Новый Орлеан находится по пути домой. Если я остановлюсь
там на пару часов, я смогу повидаться с мистером Брандом. К сожалению,
я ничего не смогу ему передать и очень мало смогу сообщить об интересую-
щем его деле, но по крайней мере я смогу предупредить его об опасности
и рассказать о том, что случилось с его племянницей.
И я решил:
— Вера, — сказал я. — Завтра я еду в Новый Орлеан.
Она приняла это заявление совершенно спокойно, как будто ожида-
ла его.
— Я тоже поеду.
- Вы?
— Я начала. Я закончу.
— Но, Вера...
Она сверкнула глазами.
— Вечно это «но, Вера...». Вы не хотели взять мою любовь. Это я
знаю. Вы любите эту... эту женщину в Нью-Йорке. Но кто я такая, по
вашему мнению? Так, собачонка? Погладить по голове? А потом пинком
под зад? Я начала, я и закончу.
Я открыл было рот, но она перебила:
— Если вы скажете опять «но, Вера...», я закричу. Мне здесь в Мехи-
ко тоже опасно оставаться. Из-за вас они могут убить и меня. Вы хотите
оставить меня здесь, чтобы они прострелили меня пулями, как беднень-
кую миссис Снуд? Пуфф.
Я больше не спорил с ней, я понял, что мне самому хочется, чтобы
она поехала со мной. После того как я вернусь в Нью-Йорк, я, вероятно,
больше никогда не увижу ее. А мне все меньше и меньше нравилась эта
перспектива. А так у меня, по крайней мере, будет еще завтра...
— Но как насчет визы? Вы ведь мексиканка? Вы сможете так быстро
получить визу?
206
— Кто сказал, что я мексиканка? По мужу — да. Но и только.
— Тогда русскую визу, или украинскую, или кто вы там такая?
Она засмеялась воркующим смехом.
— У меня уже есть паспорт. Не нужна никакая виза. Я американка.
— Американка?
Она повернулась ко мне и мило улыбнулась:
— Вы что думаете, все балерины обязательно приехали из России?
Я родилась в Куине-Тауне.
Некоторое время я тупо смотрел на нее. Казацкая шапочка. Шехере-
зада Римского-Корсакова. Акцент Линн Фонтейн. Эта грубоватость. Но
я давно должен был бы догадаться, что она выросла на американских
кукурузных лепешках.
И за это я люблю ее еще больше.
Она все еще улыбалась. Затем с убийственной русской имитацией
бруклинского акцента запела:
East ride, west side
All around the town.
Глава 17
Я сказал:
— А откуда у вас взялся этот акцент? Просто милая шутка?
— Откуда взялся? Акцент? Так, как я говорю? Но я так говорю.
-Да?
— Моя мать тоже танцовщица. Когда я родилась, она была в Нью-
Йорке. Когда мне исполнилось четыре года, мы уехали в Буэнос-Ай-
рес. — Она робко взглянула на меня. —- Вам не нравится? Мой акцент?
Он вас раздражает?
— Он ужасен.
— Я постараюсь, — покорно сказала она. — Всегда, когда я стараюсь,
получается лучше. Но это трудно. Ведь я все время разговариваю с ис-
панцами.
Мы были уже в центре города, проехали мимо места для гуляний,
освещенного разноцветными лампочками. Я прочитал название улицы.
Калле Мерида. Мы уже почти дома.
К этому времени я почти овладел своей злостью. Но мысль о Ленс
Снуд все еще не покидала меня. И я никогда ее не забуду. Перспектива
поездки в Новый Орлеан действовала успокаивающе. Может быть, нако-
нец-то с этим делом будет покончено. По крайней мерс, я, вероятно,
что-нибудь узнаю у мистрера Бранда.
Ноя еще нс приехал в Новый Орлеан. Я все еще в Мексике. Мне все
еще надо свести счеты с Холлидеем.
Мы вошли в отель «Реформа», чтобы воспользоваться телефоном.
Вера анонимно позвонила в полицию и поехала ко мне на квартиру.
207
Я пошел в кухню, чтобы приготовить что-нибудь выпить. Нам это было
совершенно необходимо. Там же л нашел ветчину, брынзу и хлеб и на-
делал сандвичей. Мы ведь целый день ничего не ели.
Когда я вошел в гостиную, Вера причесывалась у каминного зеркала.
Я подумал, как это странно: вот уже несколько раз за такое короткое
время я в корне меняю свое мнение о ней. Сначала я считал ее очаро-
вательной девушкой с птичьими мозгами, обожающей приключения.
Потом она стала в моих глазах хитрой расчетливой сиреной. А теперь
мне казалось совершенно естественным, что она находится у меня в до-
ме и со шпильками в зубах причесывается перед моим зеркалом. Менее
чем за день она сделалась неотъемлемой частью моей жизни. И как будто
всегда так и было.
Мы уселись рядом на кушетке, ели сандвичи и запивали их вином.
Мы почти не разговаривали, но мне приятно было ее присутствие, оно
исключительно благотворно действовало на меня. Я за всю свою жизнь
ни разу не встречал девушки, которая была бы столь экзотической и в
то же время такой милой, уютной и приятной.
Когда я все допил, я посоветовал ей позвонить в аэропорт и заказать
билет на завтрашний самолет. Пока она пыталась дозвониться, я тихонь-
ко выскользнул из комнаты. Мне очень хотелось, чтобы она не знала,
что я пошел к Холлидею. Она была достаточно упряма, чтобы настоять
на том,.чтобы пойти вместе со мной, а на сей раз мне не хотелось, чтобы
рядом со мной была женщина.
Калле Динамарка находилась всего в нескольких кварталах от меня.
Я вышел на плаца Вашингтон. Во всех магазинах уже были спущены на
ночь железные шторы. Я свернул на Динамарка и вскоре очутился перед
домом Холлидея.
Я взглянул на окно квартиры номер три. За задернутыми наполовину
занавесками виднелся свет. Значит, он дома. Может быть, и юноша тоже
там. А, все равно. Я даже почти хотел, чтобы он был там.
Я не собирался предупреждать их о своем визите. Нажал звонок квар-
тиры номер один, находившейся на первом этаже. Когда замок отщел-
кнулся, я быстро проскользнул в холл-модерн и пошел вверх по лест-
нице, прежде чем квартирант из номера один успел увидеть меня.
Я поднялся на второй этаж и пошел к двери, на которой была приби-
та дощечка с цифрой три. Я вытащил из кармана револьвер и держал его
на уровне замочной скважины. Как я уже сказал, этот дом был построен
в современном стиле модерн, с очень тонкими стенами. Я постоял нем-
ного, прислушиваясь к голосам изнутри. Но ничего не услышал.
Я нажал звонок.
К двери прошаркали чьи-то шаги. Я видел, как повернулась ручка
двери. Я нацелил револьвер. Дверь открылась. На пороге стоял мекси-
канец, которого я никогда в жизни не видел. Это был полный мужчина
средних лет. Он был в домашних туфлях и в роскошном ярком шелковом
халате.
208
— Да? — спросил он по-английски. Потом увидел револьвер, и глаза
его буквально полезли на лоб.
— Поднимите руки вверх и идите в комнату, — сказал я.
Его двойной подбородок задрожал. Он быстро поднял руки над голо-
вой и испуганно попятился в комнату.
— Что я сделал? — лепетал он. — Пожалуйста. Вы не имеете права.
У меня есть документы. Пожалуйста.
Я вошел вслед за ним и ногой захлопнул дверь. Я снова увидел эту
роскошную желтую мебель. Ваза с гвоздиками по-прежнему стояла на
кофейном столике. Повсюду разложены чемоданы. Некоторые из них
открыты.
На ковре лежала одежда, всякие безделушки и скомканные газеты.
Но Холлидея не было.
Я нацелил револьвер в мексиканца в красивом халате.
— Идите в спальню.
По его лицу струился пот. Рот был все еше открыт, но, по-видимому,
он совершенно потерял дар речи. Неуклюже пробираясь между чемода-
нами, он подошел к двери в спальню и толкнул ее. Я шел за ним.
В спальне раздался пронзительный женский крик. Я вошел в спаль-
ню. На кровати, в которой я провел прошлую ночь, прислонившись к
подушкам, сидела полная женщина. Она читала журнал. Сейчас он ле-
жал у нее на коленях. С искаженным лицом она смотрела на меня из-за
жирной спины мужа.
Здесь тоже было два дорожных сундука и несколько чемоданов. Оде-
жда аккуратно разложена на другой кровати. Шкафы открыты.
— Что вы хотите? — совершенно неожиданно обрел он дар речи, и
слова вдруг хлынули бурным потоком. — Деньги? Я дам деньги. Пожа-
луйста. Я отдам гее, что имею. Только не трогайте жену. Пожалуйста,
только не жену.
Все еше держа револьвер нацеленным на него, я прошел в ванную
комнату, толкнул ногой двери и заглянул внутрь. Она была пуста.
Женщина хныкала. На ней был какой-то нелепый розовый чепчик,
который съехал на один глаз. Они с мужем начали что-то лопотать по-
испански. По-видимому, муж старался успопокоить ее.
Я очутился в ужасно глупом положении.
— О’кей, — я кивнул на гостиную. — Пойдемте туда.
Все еще лепеча жене какие-то утешения, мужчина суетливой поход-
кой перешел в гостиную. Я за ним. Я заглянул на кухню. Тоже пусто.
Я сел на ручку одного из кресел и сказал:
— Когда вернется Холлидей?
Мексиканец заморгал.
— Холлидей?
— Мне нужен Холлидей. Я...
— Ох. — По его лицу расплылась улыбка надежды. — Это другой
квартирант? Американец, который уехал сегодня утром?
209
Чемоданы и женщина в спальне... Все объясняется страшно просто.
— Он уехал, — говорил между тем мексиканец. — Я не знаю его имя.
Но этот человек уехал сегодня утром. Несколько месяцев мы с женой ис-
кали меблированную квартиру. Наконец-то нашли ее. Я заплатил швейца-
ру сто песо. Только сегодня после обеда мы въехали сюда. А теперь...
Не было никакого смысла продолжать эту сцену. Я понял, где я про-
махнулся. Я должен был предвидеть, что, поскольку я знал об этой квар-
тире, Холлидей больше не мог в ней оставаться. Мне не нужно было
никаких доказательств того, что мексиканец не врет. Невинность только
что въехавшего в квартиру жильца была написана на обоих его дрожа-
щих подбородках.
Я убрал револьвер в карман. Он не верил своим глазам. Руки все еще
были подняты.
— Извините, — сказал я. — Передайте также мои извинения вашей
жене.
Он отрыл было рот, но слова опять, должно быть, застряли.
— Вероятно, вы не знаете, куда он уехал?
Он энергично затряс головой.
— Советую вам отнестись к этой сцене с юмором. По крайней мере,
теперь вам есть что рассказать своим друзьям.
Я ушел, а он, все еще не веря своему счастью, кричал:
— Мамочка, мамочка, все хорошо! Он искал американца, который
уехал.
Грузные шаги потопали к спальне.
Я бегом сбежал с лестницы. Я не думал, чтобы он позвонил в поли-
цию, но все-таки нс следует рисковать. Я тихонько выскользнул на улицу.
Меня охватило унылое чувство беспомощности. Где-то в темноте про-
стиравшегося передо мной города сейчас находится Холлидей. Со своим
очаровательным оруженосцем. Где-то. А где? Через восемь часов я отсю-
да уеду. Нет никаких шансов, разве только один из миллиона, что я най-
ду сегодня Холлидея, если только он сам меня не найдет.
Со времени прошлой ночи колесо проделало полный оборот. Теперь
я возвращался домой и страстно хотел, чтобы у моего дома меня под-
жидал светло-синий седан.
Но его там не было.
Меня снова мучительно преследовал образ Лены Снуд. Неужели она
все еще лежит там, в темноте, на Богом забытом кургане? Или полиция
уже приехала туда? Я бросил ее ради того, чтобы найти Холлидея.
И я его не нашел.
Я старался подбодрить себя мыслями о Новом Орлеане. Нов моем
теперешнем мрачном настроении даже это казалось мне безнадежным.
Конечно, я могу найти дядю Деборы. Но что я ему предложу? Един-
ственно важная вещь — книга — исчезла. Я могу только принести ему
известие о том, что его племянница умерла.
И предупредить его в отношении Холлидея.
210
Когда я поднимался по лестнице, мои мысли перенеслись к Вере, и
мне как-то стало веселее. По крайней мере я хоть что-то приобрел в эти
кошмарные дни смертельной гонки. И это что-то была Вера.
Я подошел к двери своей квартиры и достал из кармана ключ. Но тут
я услышал голоса внутри. Мои нервы тотчас же откликнулись на опас-
ность. Что же это, меня опять одурачили? Холлидей и юноша видели,
как я вышел из квартиры и, воспользовавшись моим отсутствием, про-
скользнули к Вере? Я достал из кармана револьвер и подошел к две-
рям ближе. Говорила Вера. Я слышал звук ее голоса, но слов разобрать
не мог.
Я осторожно вставил ключ в замочную скважину и повернул его. По-
том тихонько нажав ручку, я чуть приоткрыл дверь.
Теперь Верин голос был слышен совершенно отчетливо. Моей пер-
вой реакцией на это была радость. Она говорила по телефону. Не знаю
почему, но всегда можно догадаться, что человек говорит по телефону.
Но радость моя- исчезла. Вместо нее меня чуть не хватил удар. Потому
что я услышал, как она говорила:
— Он мне ничего не сказал, но, по-моему, он пошел к вам на Ди-
намарка.
Она засмеялась воркующим смешком.
— О, он буквально бесится. Он зол на вас за то, что вы убили Снуд.
Но не волнуйтесь. Все будет о’кей. Во всяком случае он доверяет мне.
Он едет в Новый Орлеан и берет меня с собой...
Глава 18
Пауза. Она слушает, что ей говорит на другом конце провода Хол-
лидей. Я слышал, как колотилось мое сердце. Не знаю, как мне удалось
сдержать себя и не ворваться в квартиру, чтобы застать ее на месте пре-
ступления.
— О’кей. Значит, обо всем договорились. До свидания, мистер Хол-
лидей.
Она произнесла это имя с иронической торжественностью и захи-
хикала.
Она положила трубку. Я слышал щелчок рычага.
Это был кульминационный момент сегодняшнего тяжелого дня за-
говоров и контрзаговоров.
Обнаружить, что Вера так чудовищно обманула меня, значит поте-
рять все на свете. Я верил ей, она нравилась мне. Я почти влюбился в
нее. Это, конечно, ужасно. Но еще более ужасно то, что она узнала те-
перь адрес мистера Бранда в Новом Орлеане. Поскольку я потерял де-
тективный роман, моим преимуществом перед Холлидеем был адрес в
Новом Орлеане.
Но, рассказав все Вере, я тем самым рассказал о нем Холлидею.
211
Теперь все зависит оттого, как мне вести себя в ближайшие несколь-
ко минут. Я стоял у приоткрытой двери и думал. Конечно, мне остается
только одно. Я отлично понимаю это. Мое преимущество заключается
в том, что Вере неизвестно о том, что я узнал, что она является помощ-
ницей Холлидея. Если я потеряю это преимущество, значит, я проиграл.
Очень трудно будет держаться с ней так же, как было до сих пор. Я с
радостью вцепился бы сейчас в ее гладкую белую шею и задушил ее.
Но все же надо приложить все усилия, чтобы она ничего не заметила.
Я на цыпочках немного спустился по лестнице и подождал минуты
три. Затем, громко стуча ногами, вернулся к двери, вставил ключ и во-
шел в холл.
Из гостиной послышался голос Веры:
— Питер, это вы?
— Я.
Я вошел в гостиную. Она сидела на кушетке, курила сигарету, спо-
койная как статуя. При виде меня она встала. На лице — беспокойство,
во всяком случае она пыталась изобразить его.
— Куда вы ушли? Я так испугалась. Куда вы ушли и почему не сказали?
Хотя во мне клокотала злоба, я все же смог держаться совершенно
спокойно. Оказывается, это гораздо легче, чем я предполагал.
— Я ходил к Холлидею.
— Холлидею? Подвергались такой опасности? Вы пошли один?
— Его не было.
— Ушел куда-нибудь?
— Удрал. Там теперь новый жилец.
Губы растянулись в сочувственной, понимающей улыбке.
— О, бедняжка Питер. Вы совсем с ума сошли. Вы что, хотели драться
с ним? Отомстить за Лену Снуд? Вам плохо сейчас?
— Конечно, плохо.
— Успокойтесь. Только держитесь подальше от опасности теперь,
когда мы собираемся поехать в Новый Орлеан.
— Да, пожалуй, надо поостеречься. Заказали билет на самолет?
— Я как раз только что говорила по телефону перед тем, как вы при-
шли. Сначала я никак не могла дозвониться. Все занято, занято. Но
теперь все о’кей. Я и ваш маршрут изменила. Сказала, что вы сделаете
остановку в Новом Орлеане.
Она все предусмотрела. И потому, что был один миллионный шанс, что
я могу услышать, как она разговаривала по телефону, она заранее приду-
мала объяснение, которое должно было вполне удовлетворить меня.
— Отлично, — сказал я. — Как насчет того, чтобы выпить?
Она покачала головой.
— Лучше я пойду. Уже поздно. А мы так рано уезжаем завтра. Еще
надо уложить вещи.
Она знала, где находится Холлидей. Вероятно, у них назначего сви-
дание. Вот почему она уходит. Я подумал: а не проследить ли мне за
212
ней? Но как? У нее машина. В такой поздний час вряд ли найдешь такси
на тихой безлюдной калле Лондрс. Пока я проищу такси, ее и след про-
стынет.
Тогда что же делать? Постараться задержать ее здесь на всю ночь?
Конечно, можно было бы разыграть любовную сцену, но, пожалуй, это
не пойдет. Совершенно очевидно, раз она едет в Новый Орлеан, ей надо
уложить чемодан. Я тоже еще не подготовил чемодан. Если я сейчас, не
собрав вещи, пойду к ней, чтобы провести у нее ночь, это может пока-
заться ей подозрительным.
Пожалуй, мне придется ее отпустить. Это единственное, что я могу
сделать. Интересно, что они теперь задумали с Холлидеем? Попытаются
не пустить меня в Новый Орлеан? Не думаю. Потому что, насколько я
могу судить из ее разговора по телефону, в ее планы безусловно входит
моя поездка в Новый Орлеан. Вероятно, она будет сопровождать меня в
качестве тюремной охраны. Я был почти уверен, что Холлидей тоже ока-
жется в Новом Орлеане. Если только есть ночной самолет, он непременно
полетит на нем.
Но поездка в Новый Орлеан не означает ликвидацию опасности.
Наоборот, я снова попаду в самое пекло.
— Вы уверены, что не хотите выпить стаканчик на сон грядущий? —
спросил я.
— Конечно, уверена. Я пойду. — Огромные глаза наблюдали за
мной. — Сегодня, когда я уйду, вы будете скучать обо мне?
— Вы знаете, что буду.
— Я была такая хорошая сегодня. Нет?
— Nonpareil.
Она прикусила губу.
— А что такое nonpareil?
Этот трюк с «а что такое?..» был самой очаровательной ее выдумкой.
Я понимал теперь, что это просто было разыгрывание тщательно про-
думанной роли.
—- Отлично, — объяснил я, якобы принимая всерьез ее вопрос.
— О, Питер, я так рада. Конечно, глупо быть счастливой, потому
что женатый человек будет по тебе скучать. Я знаю. Но это правда.
Она обняла меня и прильнула губами к моим губам. Поцелуй был
горячий, убедительный. И перед моими глазами проплывала полная па-
норама ее обманов: сцена любовного обольщения, постепенное завое-
вание доверия, острожные наводящие вопросы, преследующие цель —
вытянуть из меня по кусочку все, что я знаю. Мне хотелось повернуть
ее и дать ей хороший пинок под зад. Вместо этого я поцеловал ее в ответ,
потом перевел губы на ее щеки, на глаза.
Послышался легкий, воркующий смешок, тот самый, которым она
только что смеялась, разговаривая по телефону с Холлидеем. Она вы-,
вернулась из моих объятий.
— Нет, Питер, я должна идти.
213
Она взяла меня за руку и повела к двери. Дойдя до двери, она небреж-
ным тоном, как будто только что об этом вспомнила, сказала:
— Ах, да, револьвер. Я заберу его. Хорошо?
Она впервые так явно выдала себя.
Я улыбнулся.
— Нет, револьвер останется у меня.
Очевидно, она поняла, что допустила ошибку, потому что момен-
тально согласилась со мной.
— Да, да, так гораздо лучше. Конечно. Ну... — Она нежно ласкала мое
ухо. — Спокойной ночи, Питер. Встретимся в аэропорту завтра утром в
шесть тридцать.
— Спокойной ночи, Вера.
— Спокойной ночи. И не беспокойтесь, и гоните прочь всякие жут-
кие мысли о Лене. Обещаете?
— Обещаю.
Она ушла. Я закрыл за ней дверь. На двери была цепочка. Раньше я
никогда не пользовался ею. Теперь я наложил ее.
Я поспешил к окну. Вот она выбежала из подъезда, прыгнула в ма-
шину и уехала.
Я пошел на кухню что-нибудь выпить. Теперь, когда я остался один,
во мне с новой силой вспыхнула злоба. Когда я наливал ром, руки мои
дрожали. Я взял с собой стакан в гостиную. Мне ведь надо еше уложиться.
Правда, у меня не так уж много вещей, только то, что я брал в Юкатан, да
еще один большой чемодан. Большую часть вещей я отослал с Айрис.
Я опустился на кушетку и постарался придумать наилучший выход из
создавшейся ситуации. До событий последнего часа мой визит к мисте-
ру Бранду представлялся мне ничем иным, как простой формальностью.
А теперь приобретал исключительную важность. Мне необходимо пови-
даться с ним и предупредить его до того, как там появится Холлидей.
И медленно, по мере того, как вино согревало меня, я приходил к
убеждению, что Вера опять может сыграть роль моей помощницы. Она
повезет меня в Новый Орлеан в качестве своего узника. Но я, в свою
очередь, смогу использовать ее в качестве заложника. Все это дело пре-
вратилось в фантастическую игру в кошки-мышки.
И моя задача сделать из Веры мышку.
Я уложил свои вещи, побрился, чтобы у меня завтра утром было больше
свободного времени. Потом освободил шкафчик, висящий в ванной ком-
нате, и уложил все в юкатанский габардиновый саквояж. У агента по найму
домов есть ключ от моей квартиры. Нет необходимости заносить свой пор-
тье. Я положил его в конверт, который оставил на столе в холле.
Было еще не поздно, всего одиннадцать часов. Но мне завтра рано
вставать. Пожалуй, лучше лечь отдохнуть. Я разделся, поставил будиль-
ник на пять пятнадцать и забрался в постель.
Стоявшая напротив кровать Айрис была сейчас какая-то унылая и
холодная. Айрис, Нью-Йорк казались мне сейчас такими далекими...
214
«И гоните прочь всякие жуткие мысли о Лене».
Так сказала Вера. Она сказала это перед тем, как пойти к убийце
Лены. Я раздавил окурок в пепельнице. С каким удовольствием я раз-
давил бы его о Верино лицо!
Я выключил свет, но спать мне нс хотелось. Я лежал в темноте, и мои
мысли кружились и кружились, как зубчатое колесо. Вера — владелица
огромного дома. Она богата. Персона с положением. Халлидей мог нанять
себе сколько угодно юношей. Таких юношей в Мексике можно нанимать
по гривеннику, за дюжину. Но как ему удалось нанять Веру? А может быть,
он ее и не нанимал? Может быть, она полноправный партнер?
Но кто бы она ни была, теперь мне ее роль абсолютно ясна. Холлидей
применял в отношении меня два метода одновременно — прямой и косвен-
ный. Вера — косвенный, самый обыкновенный древний метод Далилы.
Но она все время являлась и прямым методом тоже. Ей было по-
ручено забрать меня на кладбище и привезти в Лос Ремедиос, где меня
ожидал юноша в своем светло-синем седане.
Но в ее стремлении добиться моего доверия ей частенько приходи-
лось довольно тяжко. У нее бывали весьма неприятный моменты. На-
пример, когда она откликнулась на мой телефонный звонок и тем самым
окончательно рассеяла все мои подозрения в отношении ее. Это чуть не
разрушило их план похищения Лены в Ксошимилко.
Конечно, чуть не разрушило. С самого начала их совместная работа
была отлично организована. И они узнали у меня все, что им нужно
было узнать.
Или нет?
Интересно, зачем они завлекли меня на Кикилко в тот вечер? Я те-
перь отлично понимаю, почему они заставили Лену Снуд вызвать и Веру
тоже. Они сделали вид, что Вере тоже угрожает опасность, и этим самым
укрепили мое доверие к ней. Но все-таки, зачем им понадобился я?
Я был почти уверен, что они все время считали, что я не простой
турист, который случайно впутался в их темные дела. Для них я был
соучастником Деборы Бранд, который разыгрывает из себя святую не-
винность. Весьма возможно, они думали, что мне известен адрес Бранда,
и надеялись, что, когда схватят меня, они выжмут его из меня.
И это все, что они от меня хотели? Только адрес Бранда? Когда Хол-
лидей убил Дебору и украл ее сумочку, вероятно, он нашел в ней билет
на самолет в Новый Орлеан. А если так, то ему давно было известно, ку-
да она направлялась. Вряд ли можно предположить, что они хотели по-
хитить меня только для того, чтобы узнать номер дома мистера Бранда,
ведь его легко можно найти в любой телефонной книге Нового Орлеана.
Вероятно, одного детективного романа с заключенным в нем сооб-
щением и адреса было недостаточно для расшифровки секрета такой
огромной важности, каким он, по всей вероятности, является. Вероятно,
есть еще что-нибудь, чего им не хватает и что, по их мнению, дала, мне
Дебора. И может быть, это самая важная вещь из всего остального.
215
Я долго обдумывал эту мою новую идею, пока наконец не задремал
и не уснул.
Меня мучили ужасные сновидения. За мной гнались женщины: Вера
Гарсиа, Лена Снуд и Дебора Бранд. Дебора Бранд — привидение. Лена
Снуд — труп.
А Вера? Вера — ацтекская змея с перьями и красивым женским лицом.
Глава 19
Меня разбудил резкий звонок будильника. Было еще темно. Я одел-
ся и положил в карман кольт. В холодильнике был апельсиновый сок.
Я сварил кофе. После завтрака я забрал свой чемодан и габардиновый
саквояж и вышел на улицу.
Светало. Тонкая серая полоска света возвращала город к дневной
жизни. Улица была пуста. Я прошел несколько кварталов до Пасео и
около отеля «Реформа» взял такси.
Я приехал в аэропорт раньше шести тридцати — слишком рано, что-
бы сдать багаж. Вера еще не приезжала. Я обменял свой билет, с тем
чтобы сделать остановку в Новом Орлеане, и оптимистически зака-
зал место в самолете на Нью-Йорк на сегодня же, на десять часов.
Я спросил, не было ли вчера вечером самолета на Новый Орлеан после
дясяти вечера. Мне сказали, что обычный вечерний рейс был задержан
в связи с каким-то ремонтом, и поэтому самолет вылетел около полу-
ночи. Почти с уверенностью можно сказать, что Холлидей сейчас уже в
Новом Орлеане.
Кажется, я уже проиграл, еще не начиная игры. Кажется, мои шансы
увидеться с Айрис сегодня же вечером весьма и весьма невелики. В ожи-
дании Веры я сидел на чемодане.
Ко мне подошел босоногий мальчишка в серапе со вчерашними но-
мерами «Мексикан Геральд», местной английской газетой. Я купил ее,
просмотрел заголовки и положил на колени.
Мне никогда не нравилась обстановка в учреждениях, связанных с
воздушными сообщениями. Какая-то сухая деловитость. В это утро
аэропорт произвел на меня особенно гнетущее впечатление. Взволно-
ванные пассажиры, поеживаясь от утреннего холода, как обычно, слоня-
лись по залу в поисках багажа, который не пропадал, давая друг другу
бесполезные советы, в которых никто не нуждался; обращаясь за справ-
ками не в те окошечки. Мимо меня прошла хорошенькая стюардесса со
стандартной внешностью, такой же, как у всех остальных стюардесс на
всех остальных авиалиниях. Она шла в сопровождении двух пилотов п
над чем-то весело смеялась. Дежурный в белой куртке неохотно сметал
в пыльную кучу окурки и бумажки от конфет.
Ко мне вернулись мои вчерашние мысли. Интересно, они все еще
считают, что я могу быть им чем-нибудь полезным? И почему они дали
216
мне возможность улететь в Новый Орлеан? Они могли хотя бы попы-
таться задержать меня.
Считают ли они, что у меня есть что-то, без чего все то, что они дос-
тали, теряет смысл?
Минуты тянулись удивительно тягостно.
Чтобы чем-нибудь отвлечь свои мысли от этих мучительных разду-
мий, я начал читать «Геральд». Поскольку это была вчерашняя газета, я
знал, что в ней нет еще сообщения о том, что найден труп Лены. Я читал
сообщения о том, что кто-то разводится с кем-то, что что-то случилось
в Парагвае, 470 такого-то числа состоялся сенсационный мексиканский
дебют мисс Леэны такой-то, блестящей певицы, только что прибывшей
сткуда-то.
Мои глаза привлекла маленькая заметка на третьей странице газеты.
Я прочитал:
«Исчезновение американского археолога.
Лима, Перу... Сегодня получено сообщение из лагеря археологичес-
кой экспедиции Бранд—Лиддон, находящейся в глубине страны, что
мистер Джозеф Бранд, известный финско-американский археолог, ис-
чез. Он исчез из лагеря вчера ночью, и хотя были высланы поисковые
партии, не было найдено никаких следов мистера Бранда. Как опаса-
ются, с ним произошел несчастный случай в джунглях или, возможно,
его захватили дикие племена индейцев. Мистер Бранд и мистер Лиддон
вели раскопки давно погребенного в джунглях и до сих пор не найденно-
го города инков. Мистера Лиддона, который вместе с мистером Брандом
возглавлял экспедицию, не было в лагере во время похищения мистера
Бранда. Он выехал в Аргентину неделю тому назад».
Я снова прочитал эту заметку. Эта заметка доказывала, что Дебора
говорила правду. Во всяком случае, относительно ее отца и его местона-
хождения. Но это заметка давала также новый тревожный сигнал.
Против каких же это врагов мне приходится бороться? Кто они, те,
которые похитили отца Деборы в Перу, в то время как Холлидей убил
ее в Юкатане?
Сзади меня раздался возглас:
— Питер!
Я бросил газету на пол и повернулся. Среди небольшой группки пас-
сажиров шла Вера. Шедший сзади нее носильщик нес нарядный чемо-
дан из свиной кожи. Вид у нее был прямо-таки сенсационный: красный
костюм, маленькая черная соломенная шляпка и накидка из чернобур-
ки. Все смотрели на нее. Глядя на нее, любая женщина чувствовала себя
безвкусно одетой. Все думали, что это какая-то знаменитость, например,
мексиканская кинозвезда. И она действительно могла быть ею. На ней
всегда был какой-то штрих знаменитости.
Интересно, она действительно была когда-нибудь балериной или это
тоже блеф?
Она сияла лучезарной улыбкой. Я тоже улыбнулся.
217
— Доброе утро, Питер.
— Доброе утро, Вера.
Носильщик поставил ее чемодан рядом с моим и ушел. Она была
необычайно оживлена.
— Я точная? Нет? Я нравлюсь вам сегодня? Шикарная? Или нет?
Может быть, я слишкои много на себя нацепила? Да?
— Нет, наоборот. Вы очень элегантны.
Сделавшись вовсем серьезной, она спросила:
— У вас есть план, что мы будем делать в Новом Орлеанс?
Меня так и подмывало спросить: «А как насчет твоих планов, беби?»
Я сказал:
— Думаю, что нужно просто повидаться с этим парнем, Брандом. Что
еще мы можем сделать? У вас есть какие-либо предложения?
— У меня? — Она взяла меня под руку. — Это вы умная голова. А я?
Я просто глупая корова, смирная, послушная.
Кто-то что-то сказал по радио сначала по-испански, потом по-ан-
глийски. Но это нас не касалось. Хорошенькая стюардесса снова прошла
мимо, но уже без пилотов.
— Питер.
— Да, Вера?
— Я думаю.
Я насторожился. Вот именно так она всегда начинает, когда хочет
выудить у меня что-нибудь.
— Думаете, Вера?
— Вы полагаете, дело только в этой книге? В этом детективном рома-
нс? Вы думаете, больше ничего нет?
Мое сердце затрепетало, как рыба, выброшенная из воды на берег. Она
спрашивает меня, есть ли что-нибудь еще, кроме книги. Значит, мои подоз-
рения правильны. Им чего-то не хватает. Они не все получили от Деборы
Бранд. Конечно, это нс значит, что это что-то находится у меня. Это только
значит, что они думают, что «оно» находится у меня. Но...
— А что, например, Вера?
— О’ — Она пожала плечами. — Я не знаю. Только это, вероятно, что-
то очень маленькое. Не может быть, чтобы вся эта погоня была только
ради детективного романа и адреса.
Уборщик потыкал щеткой вокруг наших чемоданов и ушел. Высо-
кий мужчина поставил рядом с нами маленькую девочку с корзинкой и
ушел куда-то. Девочка захныкала. Высокая американка с длинным ост-
рым носом, подстриженная по-мужски, подошла к окошечку кассы.
Вероятно, она только что вернулась из Акапулько. Ее лицо пылало
багровой краской. Кожа на носу облупилась, и, вероятно, не один раз.
Вот это, я понимаю, загорела.
Вера захихикала.
— Боже, что это за вид. Это что, непрожаренный бифштекс? Нет?
Такой загар...
218
Я не слышал конца фразы.
Загар. Это слово как стрелой пронзило мой мозг. То, что дала мне
Дебора Бранд. Она приходила ко мне в комнату в Чичен-Ица и принесла
баночку мази от солнечных ожогов. Мази от загара. После того, как она
помазала мне спину, она поставила баночку на ночной столик около
моей кровати.
Е е баночка с мазью от загара. А раньше, когда мы ехали с нею в
машине, именно Дебора завела разговор о том, что я сжегся. Я вспом-
нил нервный взгляд, который она бросила на свой чемодан, лежавший
на заднем сиденье. Еще тогда мне показалось это немного подозритель-
ным. Это так не похоже на обыкновенную туристку. Она опасалась за
свою баночку с кремом? Может быть, самая важная вещь спрятана имен-
но там? Может быть, она ухватилась за мои ожоги, как за предлог, чтобы
вручить мне эту баночку на сохранение? У меня она была бы, по ее мне-
нию, в большей безопасности?
Опять ко мне вернулась эта фантастическая идея: бриллианты. Брил-
лиант легко можно спрятать в баночке с мазью.
Я никогда не вспоминал об этой баночке с того момента, как Дебора
поставила ее на мой ночной столик. Но, вероятно, когда я уезжал из
Чичен-Ица, я положил ее вместе со всеми моим вещами в саквояж. Ве-
роятно, когда я вернулся в Мехико, она стояла в шкафчике в ванной
комнате. И вероятно, поскольку я вчера полностью освободил шкафчик,
сейчас эта баночка находится у меня в габардиновом саквояже.
Когда у меня в квартире делали обыск, ванную комнату не трону-
ли. Возможно, человек Холлидея поленился обыскивать ее или, может
быть, ему кто-то помешал. Но теперь это не важно. Главное то, что
они, очевидно, не нашли ее, иначе Вера не стала бы спрашивать меня
«о чем-то».
Я изо всех сил старался припомнить все, что я положил вчера в свой
саквояж. Не помню, была ли там эта баночка или нет?
Но она должна быть там, я, конечно, взял ее с собой.
Вероятно, она лежит в габардиновом саквояже, который стоит сей-
час между Вериными и моим ногами. Габардиновый саквояж, который
даже не запирается.
Эти мысли вихрем пронеслись в моей голове в какую-то долю секун-
ды. Я все еще смотрел на женщину с облупленным носом. Потом повер-
нулся к Вере и увидел, что она тоже внимательно смотрит на женщину.
Она задумалась и, вероятно, не заметила, что я смотрю на нее. В ее
глазах было сначала раздумье, потом они сверкнули от с трудом сдер-
живаемого волненья.
Это выражение исчезло так же быстро, как и появилось. Но это вы-
дало ее мысли, как будто она высказала мне их вслух.
В свое время я рассказал ей и об этом юкатанском эпизоде. Она тоже
смотрела на женщину, и ей тоже в голову пришла та же мысль, что и мне.
Она тоже поняла значение баночки с мазйю от загара.
219
Мои нервы до предела натянулись, как резина, готовая вот-вот лоп-
нуть. Я хотел под каким-нибудь предлогом уйти, чтобы в мужской убор-
ной проверить содержимое своего саквояжа. Но вряд ли это теперь
возможно. Все, что я теперь буду делать со своим багажом, даст Вере
понять, что я тоже догадался о важности этой мази.
Стоявший около меня габардиновый саквояж буквально обжигал мне
ноги. Мне казалось, что все, кто находится сейчас в зале аэровокзала,
смотрят на мой саквояж.
Вера разыгрывала высшую степень беззаботности. Именно так она пос-
тупает, когда задумает что-то. Она порылась в сумочке и достала пачку
сигарет и пачку спичек. Она взяла сигарету в руки, чиркнула спичкой и
вдруг вскрикнула. От ее неосторожного движения загорелась вся пачка.
— Черт, — воскликнула Вера, она бросила сгоревшую пачку спичек
и наподдала ее ногой.
Я понял ее игру. Я видел все так ясно, как будто я сам это придумал.
И я не на шутку испугался.
Она повернулась ко мне и показала почерневшие от дыма пальцы.
Глаза пылали псевдорусским гневом.
— Черт! Черт! Как я могла быть такой дурой? О, Питер, пожалуйста.
Ой,- как жжет, ужасно жжет. У вас нет ничего в саквояже? Чем-нибудь
смазать?
— Подождите, — сказал я. — Вот нам аптечный киоск. Я попрошу у
них какую-нибудь мазь.
— Нет. Он еще закрыт. Еще рано, Питер. Я видела у вас в ванной
комнате мазь от ожогов. Крем от загара. Он очень хороший. Он у вас в
саквояже?
Я не мог сказать «нет». Я мог бы сказать, что я оставил все лекарства
на квартире. Но это будет означать конец Веры в моей жизни. Одним небе-
сам известно, как бы она это устроила, но она ни за что не полетела бы со
мной в Новый Орлеан. Она не могла оставить баночку в Мехико.
В течение нескольких секунд у меня было большое желание посту-
пить именно так. Мне очень хотелось посмотреть, как бы она тогда заме-
талась. Но я отказался от этой мысли, потому что я считал, что мне необ-
ходимо встретиться в Новом Орлеане с Холлидеем лицом к лицу. А для
этого лучше держать Веру при себе, даже ценой того, чтобы она увидела
. эту баночку с мазью от загара.
Лучше держать ее заложницей.
— Питер, — продолжала кричать она. — Пожалуйста. Мне больно.
Посмотрите в саквояже. Пожалуйста.
Я нагнулся и расстегнул «молнию» габардинового саквояжа. Порылся
там с рубашках, нащупал ручку бритвы и колючую щетину щетки.
Там или не там баночка? Если нет, я проиграл. Если там, то, хотя
меня и ожидает серьезная опасность, я все-таки имею шанс на победу.
Мои пальцы дотронулись до чего-то гладкого и круглого. Я вытащил
этот предмет. Баночка с мазью здесь. Все в порядке.
Часть 3
НОВЫЙ ОРЛЕАН
Глава 20
Я никогда не разглядывал эту баночку. Это была круглая баночка из-
под кольд-крема. Американского производства, но с испанской над-
писью на этикетке.
Тяжелая, с волнением заметил я. Тяжелее, чем можно было ожидать
от обыкновенной баночки с кремом.
— Скорее, Питер, — капризно кричала Вера. — Дайте мне.
Я взглянул на нее. Несмотря ни на что, я невольно восхищался ею.
Успех всей ее отчаянной деятельности зависит оттого, передам я ей эту
баночку или нет, и тем не менее она отлично владела своим лицом. Вы-
ражение лица было самое правильное: немного волнения, немного до-
сады на свою собственную глупость и неловкость и на свою медли-
тельность.
— Я помажу вам, — сказал я. — Я с отличием окончил курс первой
помощи. Давайте вашу руку.
Она протянула руку. Обожжен был только один палец. Я отвинтил
крышку. Вероятно, банка была полная до того, как Дебора израсходо-
вала немного, смазывая мою спину. Это была пытка: знать, что решение
всех проблем находится сейчас в моих руках и я ничего не могу сделать.
Я помазал ей палец. Руки се дрожали. Все еще держа баночку в руке,
я пошарил в саквояже и нашел бинт. Аккуратно завязал ей палец.
— Вот так. Пальчик как новенький.
Я завинтил крышку. Вера только смеялась.
— Какая же я дура. Такая неловкая. Питер, дайте мне мазь. Она будет
у меня в сумочке. Хорошо?
Я ожидал эту просьбу.
— Я бы на вашем месте не стал с ней так возиться. Эта мазь хороша
только для солнечных ожогов. Потерпите до Браунсвилля. Там мы купим
какое-нибудь более подходящее средство.
Я знал, что она не сможет возражать против этого. Она не решится
поднимать из-за нее спор из боязни вызвать мои подозрения.
По радио сначала сказали что-то по-испански, потом по-английски:
«Пассажиры рейса номер пятьсот шестьдесят четыре на Браунсвиллъ,
Новый Орлеан и Нью-Йорк, пожалуйста, сдайте ваш багаж».
221
Еще раз я долю секунды поколебался, прежде чем принять решение:
взять баночку с собой или положить ее обратно в саквояж? Она была
слишком велика для кармана. Если я ее оставлю, Вера непременно пред-
ложит спрятать ее у нее в сумочке. И вероятно, мне будет трудно отка-
заться от такого разумного предложения. Лучше я оставлю ее в саквояже.
Мне выдадут квитанцию, и я буду ее хранить.
Я положил мазь обратно в саквояж и застегнул «молнию*. Потом
подсунул его под мышку, взял свой чемодан в одну руку, Верин — в
другой и сказал:
— Пошли.
После того, как наш багаж взвесили и наклеили ярлычки, мне выдали
три квитанции. Номер квитанции на ее чемодан отличался от номера
квитанции на габардиновый саквояж. Если я отдам квитанцию ей, как
бы она в Новом Орлеане не подменила мне ее каким-нибудь образом.
Поэтому я все три квитанции оставил у себя. Я знал, что она не сможет
возражать. Когда мужчина путешествует с дамой, вполне естественно,
что заботу о багаже берет на себя мужчина.
Когда вы выезжаете из страны, таможенный осмотр — пустая фор-
мальность. Пока таможенный чиновник осматривал наш багаж, я все
время вертелся около габардинового саквояжа. Вскоре я увидел, что но-
сильщик понес все три места в самолет.
До Браунсвилля мазь была в такой же сохранности, как если бы я
положил ее в банковский сейф.
Я купил целую кипу журналов, чтобы нейтрализовать Верину бол-
товню в самолете. Но она сделала вид, что ей хочется читать еще больше,
чем мне. Когда самолет стартовал, набирая высоту, и пролетал над рас-
пластавшимся под нами городом Мехико, она проявляла чрезвычайный
интерес к журналу, который рассказывал, как сделать ваш дом более
красивым, чем чей бы то ни было, и всего за сорок долларов в неделю.
И она не поднимала от него носа до тех пор, пока внизу не показался
город Браунсвилль.
Пожалуй, сейчас ее положение было хуже моего. Это сознание давало
мне некоторое удовлетворение. Во всяком случае контроль над баночкой
в данный момент в моих руках. А для нее это морковка, привязанная над
носом осла.
У нее было много времени, чтобы выработать план, как перехитрить
меня в Браунсвилле. Поэтому я удвоил бдительность. Но она не пред-
принимала никаких шагов. Наши чемоданы прошли таможенный ос-
мотр, и теперь уже представители Американской Восточной линии взве-
сили их, наклеили новые ярлычки и погрузили на самолет, который
должен отвезти нас в Новый Орлеан. Все три новые квитанции я снова
убрал в свой бумажник.
Пока что счет в мою пользу. Правда, победа невелика, но все же.
Подлинная опасность ожидает меня в Новом Орлеане, где в игру вступит
Холлидей.
222
Перед тем как сесть в самолет, я купил какую-то мазь и снова пере-
вязал палец Веры. Как только мы очутились в воздухе, она углубилась в
другой журнал. Изредка я заговаривал с ней, чтобы казаться вполне ес-
тественным, но большую часть времени я думал о Новом Орлеане. Если
я сразу поеду к мистеру Бранду, Вера захочет пойти со мной, и, пос-
кольку мы официальные союзники, я не смогу остановить ее. Пожалуй,
лучше сначала взять номер в отеле. Может быть, в отеле я что-нибудь
придумаю.
Пока наш самолет тащился над монотонным Техасом, я придумал
план. Этот план поможет мне обезвредить Веру. Но он ни в коем случае
не обеспечивает безопасность баночки. Насколько я знаю Холлидея, он
может так же спокойно убить мистера Бранда, как он уже убил Дебору
и Лену. Если я повезу баночку сразу на Дофин-стрит, дом тысяча четы-
реста шестьдесят два, я могу доставить ее прямо в руки врагу.
Я начал нервничать. К тому времени, когда мы пролетали над пус-
тынной болотистой местностью Луизианы и приближались к аэропорту,
я все еще не принял окончательного решения. Когда мы спускались по
трапу, меня охватило чувство, похожее на панику.
Теперь, когда мы приземлились, Вера была что-то уж очень подозри-
тельно спокойна. Она взяла меня под руку и веселым голосом, который
звучал ужасно фальшиво, спросила:
— Ну, Питер, что мы сначала будем делать?
— Поедем в отель, я полагаю. Нам нужна база для начала наших опе-
раций.
— Да-да. В отель «Сент-Чарльз»? Да?
Она что-то уж очень быстро назвала этот отель. Вероятно, Холлидей
велел ей остановиться именно в этом отеле.
— Давайте лучше поедем в «Монтедеро», — сказал я. — Я всегда там
останавливаюсь.
— Но «Сент-Чарльз»...
Ее голос замер. Снова она побоялась показаться мне слишком нас-
тойчивой. Боязнь возбудить у меня подозрение все время связывала ей
руки. Пока что счет все еще был в мою пользу.
Я так долго пробыл в Мексике, что уже привык к звуку испанской
речи, к яркой, мишурной, неофициальной атмосфере. И мне странно
было вернуться в страну, где нет нищих, нет бездомных собак, бродящих
в поисках отбросов. Мы продвигались вместе с дружелюбной толпой
людей, которые выглядели феноменально изящными и процветающими.
За стойкой бара американский бармен подавал американские напитки.
Я с удовольствием выпил бы стаканчик виски, но каждую минуту могут
подать багаж.
Мы направились с Верой, все еще державшей меня под руку, к ба-
гажному залу. Я все время осторожно посматривал по сторонам: нет ли
тут Холлидея. Хотя я не думаю, чтобы он действовал так грубо, чтобы
показаться мне в аэропотру. Его здесь не было.
223
Но я до сих пор был в нерешительности, что мне делать с баночкой.
Она была слишком большая, чтобы хранить ее в кармане. Как бы осто-
рожен я ни был, Вера непременно улучит момент и украдет ее у меня,
когда мы приедем в отель.
К нам подошел носильщик-негр.
— Чемодан, сэр?
— Да. — Я выдернул свою руку из Вериной.
— Подождите здесь. Я сейчас вернусь.
Я передал носильщику квитанцию, и мы с ним пошли в багажный
зал. Вера пошла за нами. У прилавка толпилось довольно много народа.
Очевидно, только недавно прибыло еще несколько самолетов. Чемоданы
вносили в зал из двери, находящейся в левом углу. Все что-то кричали,
указывали свой багаж, словом, царила обычная суматоха. Показался Ве-
рин чемодан из свиной кожи.
— Вот один, — сказал я носильщику.
Он подхватил его, даже не взглянув на квитанцию. Затем подали мой
большой чемодан. Я указал на него, и носильщик подхватил и его. При-
везли новую порцию багажа. Я увидел свой габардиновый саквояж. Он
был сверху на груде других чемоданов. Служащий переложил его вниз.
Когда он это сделал, я увидел на багажной тележке точно такой же габар-
диновый саквояж.
Оба саквояжа были совершенно одинаковые. Вероятно, таких мил-
лионы. Но я хорошо знаю свой по масляному пятну с одной стороны.
Я вспомнил, как Холлидей когда-то в Мехико хотел обменять наши сак-
вояжи. И вдруг догадался, что мне надо делать.
Я протолкался сквозь толпу, наклонился над барьером и подхватил
чужой саквояж.
— Вот. — Я прошел мимо Веры и отдал саквояж носильщику. Тот
опять не взглянул на квитанцию. Я знал это, потому что он не смотрел
на них и в тех двух случаях.
Как-то однажды я взял в аэропорту чужой чемодан, и я хорошо знаю
всю процедуру, которая следует за этим. Человек, чей чемодан я возьму,
вероятно, скоро заметит ошибку и вернет мой саквояж. И пока авиа-
линия буигт разыскивать меня, чемодан будет автоматически отправлен
в бюро находок в Атланту, Джорджия.
Когда носильщик нес наши чемоданы к такси, я торжествовал. Ко-
нечно, эт^ было жестоко по отношению к невинному путешественнику,
чей саквояж я стащил. Но не это было главной причиной моего бес-
покойства. Если только каким-нибудь совершенно невероятным спо-
собом баночку уже не извлекли из моего саквояжа, Холлидей никак не
сможет ее получить. А когда я установлю связь с дядей Деборы, я могу
позвонить в аэропорт, и через два часа мне из Атланты пришлют мой
багаж.
Вера уселась в такси. Я заплатил носильщику и сказал шоферу адрес
отеля «Монтедеро». Минут через дясять мы проезжали мимо массивного
224
здания отеля «Сент-Чарльз». Вера бросила на него быстрый взгляд и тут
же отвернулась.
Интересно, ждет ли нас Холлидей в вестибюле отеля?
Мы подъехали к «Монтедеро». Из отеля выбежал за багажом носиль-
щик. Я попросил дать нам два соседних номера, и, пока мы поднимались
в лифте, я снова еще раз мысленно проверил план, который я составил
в самолете. Я не видел причин, почему бы он мне не удался. У двери
своей комнаты я сказал Вере:
— Когда вы окончите распаковывать свои реши, Вера, приходите ко
мне на «военный» совет.
Она радостно улыбнулась. Ей это очень понравилось.
— Да, Питер. Быстро приду.
Лифтер проводил ее в комнату, потом внес багаж в мою. Я дал ему
на чай и закрыл дверь. Комнаты были с телефонами. Я знал, что Вера
сейчас позвонит Холлидею. Я никак не мог помешать этому, да мне,
собственно, было безразлично, позвонит она или нет. Мы с ней ни о чем
определенном не договаривались. Она ничего не сможет сказать ему, за
исключением того, что мы приехали и где мы остановились. Конечно,
расскажет ему о баночке. И он скажет ей, что она должна обязательно
любыми средствами добыть ее.
Если только я не ошибаюсь, на некоторое время Холлидей уйдет со
сцены. Вера будет действовать в одиночку.
Спальня была обыкновенной гостиничной спальней с ванной
комнатой в углу. Я посмотрел, запирается ли ванная комната на
ключ. Да, запирается. И стены здесь не мексиканские. Никто не
услышит голос Веры. Я раскрыл большой чемодан и начал вынимать
оттуда вещи.
Как я июжидал, через несколько минут раздался стук в дверь. Я от-
крыл. Вошла Вера без шляпки и без лисьей накидки. -На ней все еще
был красный костюм. Она только что заново причесалась и подправила
косметику. Выглядела она великолепно — голливудская модель бале-
рины в цветном широкоэкранном фильме. Я подумал: почему бы ей не
поехать на побережье и не произвести там сенсацию в киномире вместо
того, чтобы вертеться с убийцами?
Я взял связку галстуков и понес их в шкаф.
Она сказала:
— Я уже все распаковала. Я быстро, быстро. Помочь вам? Нет?
Я ожидал этого. Очевидно, приказ Холлидея уже получен. Я кивнул
на габардиновый саквояж.
— Как насчет того, чтобы потрудиться над ним? Хотя лучше отне-
сите его в ванную комнату, в нем в основном предметы туалета.
Она так и подпрыгнула к саквояжу. Я теперь так хорошо ее знал, что,
кажется, мог прочитать ее мысли. «Вот сосунок, — вероятно, думала она
своим хитрым умом, — наконец-то подает мне баночку на серебряном
блюдечке».
8 П. Квентин ‘Возвращение на Бермуды*
225
Она понесла саквояж в ванную комнату. Я пошел вслед за ней с гал-
стуками в руках. Когда она нагнулась, чтобы открыть саквояж, я взял ес
за локоть и повернул к себе лицом:
— Знаете что, Вера?
Черные ресницы затрепетали. Она с трудом сдерживала свое нетер-
пение.
— О, Питер?
— Вы такая девушка, от которой любой парень может сойти с ума.
Как это ни абсурдно, я совсем этого не хотел, но был такой момент,
когда этим парнем мог оказаться и я.
Она захихикала грудным смешком.
— Действительно вы так думали? Вы, который так привязан к своей
жене?
— Я мог бы развязаться с ней.
Я наклонился к ней. Она подняла кверху свое лицо и положила руки
мне на плечи.
— Питер...
Ее губы почти касались моих. Они казались мне сейчас чересчур тол-
стыми, но ртличной формы.
Я заткнул ей рот рукой. Она издала приглушенный крик и начала
брыкаться. Я вставил ей между зубами носовой платок. Она чуть не уку-
сила меня. Я зажал ей голову под мышкой и галстуком связал ее руки за
спиной.
Очень легко справиться с женщиной, даже если она брыкается, как
мул. Через пару минут я связал и ее ноги тоже. Потом сделал отличный
кляп, чтобы она могла дышать, но и только.
— Гоп-ля, детка.
Я подхватил ее и положил в ванну. Даже не будучи связанной, трудно
выбраться из скользкой ванны.
Она смотрела на меня пылающими от негодования и страха глазами.
Я улыбался.
Я дружелюбно помахал ей рукой и забрал чужой саквояж. Он может
мне понадобиться. Потом вышел из ванной комнаты и запер за собой
дверь.
Операция «Вера» прошла успешно.
Теперь предстоит гораздо более опасная операция. Операция «Бранд».
Гл а в а 2 1
Я разделался с Верой. Но я еще не разделался с Холлидеем, а он го-
раздо более опасен. Вероятно, он находится в Новом Орлеане вот уже в
течение шести или семи часов. Времени совершенно достаточно, чтобы
поступить с мистером Брандом так же, как он поступил с Деборой и
Леной... и что его друзья, возможно, сделали с отцом Деборы.
226
Однако после моего хотя и маленького, но все же успеха я был нас-
троен весьма оптимистически. К тому же находящийся в кармане кольт
придавал мне уверенности.
Надо же когда-то покончить с этим делом. Может быть, именно сей-
час настал самый подходящий момент для этого. Может быть, я найду
мистера Бранда в целости и сохранности в доме номер тысяча четыреста
шестьдесят два на Дофин-стрит.
Я вышел из комнаты, запер за собой дверь и отдал ключ портье.
Я взял с собой чужой габардиновый саквояж, потому что, если мне
удастся установить контакт с мистером Брандом, я, возможно, верну его
в аэропорт раньше, чем получу свой.
Холл отеля был переполнен веселой туристской публикой. По до-
роге к выходу я увидел несколько телефонных будок. Хотя мне казалось
совершенно невероятным, чтобы в этой кутерьме, где мне все давалось
с таким огромным трудом, я смог бы легко найти номер телефона Бран-
да, я все же просмотрел в телефонной книге фамилии на «Б». И как это
ни невероятно, увидел имя «Бранд Уильям С. 1462. Дофин-стрит».
Такой быстрый успех окрылил меня. Это был добрый знак. Совер-
шенно очевидно, было более благоразумно и безопасно, прежде чем
пойти на квартиру к мистеру Бранду, которая может быть в настоящее
время превращена в очередную западню, — позвонить ему. Я вошел в
будку и набрал номер телефона Бранда. Почти тотчас уе мне ответил
низкий хрипловатый голос. Этот голос принадлежал не Холлидею.
Я сказал:
— Мистер Бранд?
Голос ответил:
— Да, это я.
Что-то уж слишком легко все получается. Я сказал:
— Говорит Питер Дьюлет. Вы меня не знаете. Я друг Деборы.
— Деборы? — Видимо, Бранд старался говорить спокойно, однако в
его голосе слышалось трудно сдерживаемое волнение.
— Мне нужно сообщить вам нечто очень важное. От Деборы. Можно
зайти к вам сейчас?
— Конечно, мистер Дьюлет.
Хотя это, вероятно, звучало несколько мелодраматически, но я счел
нужным добавить:
— Возможно, вам ничего неизвестно, но есть люди, которые могут
причинить вам большие неприятности. Я позвоню три раза. Не впу-
скайте никого до моего прихода.
Я ожидал, что он удивится, однако мистер Бранд продолжал гово-
рить все тем же спокойным голосом:
— Да, мистер Дьюлет, мне все известно об этом. Значит, три раза?
— Три раза.
Я положил трубку. Руки дрожали от волнения. Наконец-то я у цели,
дело заканчивается. И заканчивается оно не очередной «перестрелкой,
227
погоней и грабежом». Оно заканчивается спокойно в мирной квартире
одного из американских городов. Может быть, я смогу еще успеть на
сегодняшний вечерний самолет и в назначенное время явиться на свида-
ние с Айрис в Нью-Йорке? Когда я записывал номер телефона на лис-
точке бумажки, я обратил внимание, что около имени Бранд дано два
адреса: домашний и служебный. «Бранд Уильямс С., минералог». И ад-
рес на Докер-стрит.
Значит, дядя Деборы минералог. Проходя по залитой солнцем ули-
це, я думал, какая может быть связь между тем, что я только что узнал,
и делом Деборы, как я его называл.
Часы показывали четыре тридцать. Я оглянулся, чтобы быть уверен-
ным, что Холлидей не следует за мной. Его нигде не было видно. Я по-
шел по улице, внимательно вглядываясь в лица прохожих и изредка обо-
рачиваясь, чтобы посмотреть, не идет ли за мной «хвост».
Конечно, если бы Вера успела предупредить Холлидея, за мной не-
пременно кто-нибудь следовал бы. С чувством огромного удовлетво-
рения вспомнил я о Вере, как она лежит сейчас связанная в запертой
ванной комнате.
Я раньше несколько раз бывал в Новом Орлеане и достаточно хорошо
знаю этот город. Вье Карре — довольно маленькая полоска, я уже шел
по Ройял-стрит. Насколько я помню, Дофин-стрит идет параллельно
этой улице, кажется, в двух кварталах отсюда.
После Мексики французский квартал Нового Орлеана показался мне
довольно фальшивым с бесчисленными дутыми американизированными
рекламами. Старые дома с изящными завитушками и железными балко-
нами были, конечно, очаровательны, но и здесь чувствовалась какая-то
фальшь, подделка. Повсюду броские, чисто американские рекламы:
«Лавка античных древностей» с современными витринами из стекла и
стали; «Куриная кухня матушки Хусид», «Единственная пивная с нас-
тоящим абсентом». Америка не может не вторгнуться в любое хорошее
дело с тем, чтобы не оставить на нем свой отпечаток американизма.
Я прошел мимо старинной аптеки, похожей на декорацию спектакля
«Капризная Мариетта» в постановке братьев Шуберт. Меня ни на мину-
ту не оставляла мысль о том, что мистер Бранд минералог. У меня поя-
вилась новая идея, она порхала где-то около моего сознания, как голубь
вокруг голубятни. Южная Америка исключительно богата полезными
ископаемами. Отец Деборы — археолог. Археологи выкапывают разные
вещи.
Может быть, разрешение этой таинственной истории каким-то об-
разом связано с рудниками?
Я дошел до Дофин-стрит. Вот еще одна чрезвычайно живописная
улица. Какая-то женщина в блузе в богемском стиле устроилась на тро-
туаре перед мольбертом и рисовала с натуры «Добрый старый Новый
Орлеан». Мои мысли-голуби все еще порхали. Что, если мистер Бранд
в своих археологических раскопках наткнулся на залежи какого-либо
228
минерала, на какой-нибудь пласт, который имеет колоссальную цен-
ность? Однако археологи на месте, без лабораторной проверки специа-
листов-минералогов, не могли установить, что это за минерал? Отец
Деборы послал ее к своему брату, и послал ее секретно, потому что есть
какие-то другие люди, имеющие свои виды на этот рудник. И эти другие
люди всячески старались не допустить Дебору к мистеру Бранду. Такая
вещь, как рудник, сулящий колоссальное состояние человеку, владею-
щему им безусловно, может быть достаточно веской побудительной при-
чиной для совершения убийств и похищения людей. До сих пор у меня
не было ни малейшего, хотя бы приблизительного, представления о том,
что скрывается за этой драмой, в которую оказался вовлеченным и я.
А может быть, именно в этом и состоит дело? Брат Бранда и Дебора
против Холлидея — Веры Гарсиа?
Номера домов на Дофин-стрит начинаются от Канад-стрит. Я вышел
к кварталу с номерами домов второй сотни, прошел мимо женщины с
мольбертом и дальше, вниз по Дофин-стрит.
В детективном романе могла быть зашифрована какая-нибудь очень
важная информация об этом руднике. А баночка? Что может быть в ба-
ночке? Образец руды?
Наконец-то несколько фантастическое объяснение насилия и ужа-
сов последних дней — когда я думал, что речь идет о бриллиантах или
реликвиях инков — уступило место грубой и опасной борьбе во имя
чисто коммерческих интересов. Но кто были соперники мистера Бран-
да? Очевидно, это довольно многочисленная организация, если они
смогли одновременно похитить отца Деборы в Перу, послать Холлидея
за Деборой в Юкатан и нанять в качестве агента Веру Гарсиа в Мехико?
Агент. Это слово открывает еще более широкие перспективы. Мо-
жет быть, за всем этим стоит какое-нибудь правительство? В наш век,
знаменующий собой эпоху самоуничтожения, по всему земному шару
происходят миниатюрные неофициальные войны за право контроля над
некоторыми минералами. Неужели все это время я невольно принимал
участие в этой войне?
Я дошел до квартала с номерами домов тысяча четыреста. Никто за
мной не тащился. И никого не было видно около дома тысяча четыреста
шестьдесят два. Это был старый особняк, реконструированный под дом.
с меблированными квартирами. Железные балконы, выкрашенные
красной краской, были украшены кустами дикого винограда. В горшоч-
ках стояла герань. Первый этаж здания занимал магазин, торгующий
книгами по искусству. На окнах гравюры парусных судов.
Рядом с магазином дверь подъезда с жилыми квартирами. Я подошел
к подъезду. На дощечке рядом с кнопками зуммеров имена жильцов.
Около кнопки квартиры номер четыре фамилия Бранд Уильям С.
Настроение у меня было приподнятое. Я три раза нажал кнопку звон-
ка. Почти тотчас же замок отщелкнулся. Я вошел в маленький холл,
отделанный желтой краской, и начал подниматься по лестнице.
229
Поднявшись натри марша, я очутился на самом верхнем этаже. Оче-
видно, Бранд занимал весь этаж. К единственной двери прибита дощеч-
ка с его именем.
Все оказалось до крайности просто.
Я постучал в дверь. Дверь открылась. На пороге стоял высокий муж-
чина с красно-рыжими волосами и удивительно голубыми глазами. Он
застенчиво улыбнулся мне и протянул руку.
— Ну, мистер Дьюлет, наконец-то вся эта неразбериха закончилась,
и я очень рад видеть вас.
Сначала я предполагал встретиться здесь с опасностью и Холлидеем.
Затем я предвкушал мирную спокойную беседу с мистром Брандом. Но
такого сюрприза я никак не ожидал.
А именно это чувство охватило меня сейчас: чувство глубочайшего
изумления. Это была потрясающая неожиданность. Потому что передо
мной стоял мистер Джонсон, молодожен из Юкатана.
Глава 22
•Знакомая милая улыбка, хотя сегодня как бы несколько изви-
няющаяся.
— Я действительно очень рад видеть вас. Если бы только я догадался
сам несколько дней тому назад! Входите.
Я немного задержался на пороге в нерешительности. В этом деле, в
котором рано или поздно все оказывалось не тем, чем было с самого
начала, было, пожалуй, вполне естественным, что даже юкатанский мо-
лодожен оказался действующим лицом этой драмы. Но мне почему-то
не верилось, что именно он оказался дядей Деборы, к которому она так
торопилась, рискуя своей жизнью.
Вероятно, он угадал мои мысли.
— Я вижу, вы не верите мне. Вы, вероятно, никак не можете сми-
риться с тем фактом, что я дядя Деборы.
Он кивнул в сторону находящихся сзади него комнат.
— Вы, вероятно, думаете, что я здесь устроил ловушку для вас. По-
чему бы нам не выяснить все наши дела где-нибудь в баре или в кафе?
Конечно, его откровенность могла быть просто игрой, но я не ду-
маю, чтобы это было так. Кроме того, у меня есть револьвер. Я сказал:
— Нет, все в порядке. Можно и здесь.
— Отлично. — Он повернулся и направился с грацией тяжелоатлета
через маленький-коридор в длинную комнату, в которой был страшный
беспорядок. Я пошел вслед за ним.
Около окна стоял огромный письменный стол, заваленный какими-
то бумагами и маленькими пузырьками, очевидно, содержащими раз-
личные металлы и руду. Через полуоткрытую дверь была видна следующая
комната.
230
— Это моя мастерская, — сказал он. — Конечно, серьезную работу я
веду в лаборатории. А здесь занимаюсь всякими мелочами. У меня есть
дом за городом, в котором царствует жена. А здесь моя старая холос-
тяцкая квартира. Садитесь.
Он указал на довольно старое, потертое кожаное кресло. Я сел и пос-
тавил габардиновый саквояж на ковер около своих ног. Он сел за пись-
менный стол.
— Конечно, мистер Дьюлет, теперь, оглядываясь назад, мне совер-
шенно ясно, как поступила Дебора. Но в то время я считал, что вы прос-
то обыкновенный турист. И не больше.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Вы догадываетесь, о чем я говорю?
— О том, что Дебору убили, — сказал я, — ради того, чтобы забрать
у нее что-то, что она везла из Перу?
— Совершенно верно, — обрадовался он.
— Что-то связанное с раскопками, не так ли?
Он положил свои громадные ручищи на письменный стол и вни-
мательно разглядывал их.
— Я вижу, Дебора доверяла вам.
— Нет. Нисколько не доверяла. Я просто сопоставил кое-какие фак-
ты и обдумал все — в периоды между очередными покушениями на мою
жизнь. Может быть, вы расскажете более подробно? Возможно, это
странно, но мне очень любопытно узнать все.
На его губах снова появилась улыбка.
— И я вас за это не упрекаю.
Он помолчал.
— Но прежде всего вот что: по телефону вы сказали, что вы мне
что-то принесете. Вы ведь принесли что-то? У вас была книга и...
образец.
Я действительно был прав в отношении баночки с кремом от загара.
— Нет, книги у меня нет. Ее взял Холлидей. И образца у меня тоже
нет. Но я могу его достать. Он в абсолютной сохранности.
Он взглянул на меня своими голубыми глазами. Я не мог понять: мои
слова о том, что книга находится у Холлидея, явились для него неожи-
данностью или нет?
— И вы готовы отдать его мне, как только удостоверитесь в моей
честности?
— Да, — сказал я.
— Тогда, пожалуй, будет лучше, если я расскажу вам все с самого
начала. Когда вы услышите всю историю, я полагаю, у вас не будет ни-
каких оснований сомневаться в моей честности.
Его губы слегка скривились.
—Я не знаю, одобрите ли вы мое поведение в этом деле. Я все ужасно
запутал. Но ведь в вопросах конспирации я простой любитель, не про-
фессионал.
231
Он предложил мне сигару из ящика, стоявшего на столс. Я отказался.
— Прежде все — о моем брате, — начал он. — Джозеф раньше тоже
был минералогом. Потом заинтересовался археологией и отказался от
всего ради этого нового увлечения. В течение последних пятнадцати лет
он жил в различных местах Южной и Центральной Америки, Гватемале,
Эквадоре, Перу. Три или четыре месяца тому назад Джозеф и другой
человек...
— Франк Лиддон, — перебил я его, вспоминая газетную заметку. —
Между прочим, я читал об исчезновении вашего брата.
Он печально посмотрел на меня.
— Читали? Да, Джозеф и Лиддон предприняли экспедицию в глу-
бинные районы Перу. Это дикая страна, находящаяся за много миль от
какой-либо цивилизации. Джозеф искал древний город инков. Между
прочим* этот город так и не нашли. Однако в течение довольно про-
должительного времени они что-то там копали. И вдруг, по-моему, это
было недели три тому назад, Джозеф совершенно случайно натолкнулся
на пласт какой-то руды. Он достаточно опытный минералог, чтобы не
приходить в восторг от любой найденной им руды, однако он понял, что
эта руда безумной ценности.
Он все время внимательно наблюдал за мной.
— Он полагает, что эта руда содержит очень высокий процент тория.
— Тория? — механически повторил я.
— Вы, вероятно, не знаете, что такое торий. Это нечто вроде двою-
родного брата урана, только более редко встречающийся. Его ценность,
а также политические последствия подобной находки в наш атомный век
трудно переоценить. Джозеф, естественно, сразу понял колоссальную
важность этой находки и немедленно же принял все меры предосторож-
ности, чтобы сохранить свое открытие в секрете.
Хотя он до этого долгое время работал с Линдоном и вполне доверял
ему, как своему старому другу, даже и ему он не рассказывал подробнос-
тей, отделался лишь легкими намеками. И конечно, он тотчас же вспом-
нил обо мне. Во время войны моя фирма работала в тесном контакте с
правительством Соединенных Штатов, мы и до сих пор сотрудничаем в
некоторых вопросах. Он знал, что если он сообщит об этом мне и если
его догадки оправдаются, то при моем посредстве полный контроль над
соответствующей территорией попадет в надлежащие руки, ибо через
меня правительство Соединенных Штатов и перуанское правительство
смогут начать совместные работы.
Он закурил.
— Казалось бы, все очень просто. Однако это не так. Потому что
незадолго до его открытия на сцене появилась другая археологическая
экспедиция. Она была организована группой, политическая благонадеж-
ность которой вызывала у Джозефа некоторые сомнения. И по несколь-
ким небольшим эипизодам Джозеф начал подозревать, что это открытие
или, по крайней мере, некоторые детали каким-то образом просочились
232
к этой группе. Он не мог понять, как это произошло, но, во всяком слу-
чае, он был уверен в этом. А тут еще через пару дней была совершена
попытка похитить его.
Я слушал теперь очень внимательно.
— Как? Другая попытка?
— Да. Но она была очень грубо организована. Ничего у них не по-
лучилось. Но этого было достаточно, чтобы он понял, что под видом
другой археологической экспедиции прибыла какая-то группа, заинте-
ресованная в этих копях. И вдруг совершенно неожиданно к нему прие-
хала Дебора. Она училась в колледже в Буэнос-Айресе и приехала на
каникулы повидаться с отцом. Джозеф отлично понимал, сколь велика
опасность для девушки оставаться там, особенно его дочери. И тогда он
захотел решить одновременно обе проблемы. Я не думаю, чтобы он мно-
го рассказал Деборе, — просто то, что было необходимо, чтобы она поня-
ла важность обстановки. Он начертил грубую схему прохождения плас-
тов на последней странице детективного романа. И отдал эту книгу ей.
Он дал ей также образец руды и велел ей немедленно же ехать прямо ко
мне в Новый Орлеан.
Да, действительно, все было очень просто, именно так, как я и пред-
полагал сегодня по дороге сюда.
И я был прав относительно того, что меня невольно вовлекли в ак-
тивные военные действия.
— Но прежде чем Дебора выехала, — продолжал мистер Бранд, —
Лиддон получил из ближайшего города телеграмму о том, что его брат
умирает в Аргентине. Следовательно, он должен был немедленно же
уехать. И только после того, как оба — и Лиддон и Дебора — уехали,
Джозеф совершенно случайно обнаружил, каким образом просочились
на сторону сведения об его открытии. Он прочитал в газетах — я не знаю
точно, как это было, — но, во всяком случае, из газет он узнал, что Лид-
дон, которому он абсолютно доверял, продался противной стороне. Лид-
дон, конечно, знал не все. Он не знал действительного местонахождения
пласта и не знал, какая именно руда в нем содержится. Но все же знал
достаточно. И, что хуже, он знал также о поручении, с которым отец пос-
лал Дебору ко мне.
Джозеф понял, что они сделают все, чтобы не дать возможности Де-
боре передать мне все эти сведения. Но предупреждать ее было уже по-
здно. Поэтому он подъехал к ближайшему телефону, позвонил мне и
рассказал все, что я только что рассказал вам. Он буквально с ума сходил,
страшно беспокоился о Деборе. Я предложил ему единственный план,
который пришел мне тогда в голову. Если за ней вышлют погоню, то
нападение-то совершат в самом Новом Орлеане. Я предложил следую-
щее: я полечу в Мериду, где у нее пересадка, и провожу ее сюда.
Он пожал плечами.
— Вот где на сцене появляюсь я. И вот где началась путаница, при-
нявшая такой драматический характер.
233
Было одно затруднение. Дебора давно уехала из Штатов, она уеха-
ла, когда была совсем ребенком. И она совсем не знала меня в лицо.
Единственное, что она обо мне знала, это то, что я недавно женился на
мексиканке. Я решил — хотя это оказалось совершенно бесполезным —
взять Люп с собой, частично для того, чтобы помочь Деборе опознать меня,
частично для того, чтобы вся моя поездка приобрела характер невинных
каникул. Я приехал в Мериду вовремя. Мы с женой были на аэродроме
до того, как туда прибыл самолет Деборы из Бальбоа. И тут произошло
первое недоразумение. Я никогда не видел Лиддона и не имел ни малей-
шего представления, как он выглядит. Конечно, версия об умирающем
брате была самая настоящая липа. Это именно Лиддона послали вслед за
Деборой. Он тоже был на аэродроме в Мериде, чтобы воспрепятство-
вать Деборе лететь дальше.
Теперь мне все стало совершенно ясно. Я уже догадывался об этом,
как только он начал свой рассказ.
— Лиддон, — сказал я, — Холлидей?
Уильям С. Бранд кивнул.
— Я могу только предполагать, что случилось дальше. Но все совер-
шенно ясно. Возможно, Лиддон откуда-то узнал, как я выгляжу. Во вся-
ком случае он узнал меня на аэродроме и понял, что Джозефу известно
о его предательстве и поэтому он связался со мной.
Как только Дебора сошла с самолета, он перехватил ее раньше, чем
я успел представиться ей. Поскольку она абсолютно доверяла ему, как
старому другу своего отца, ему очень легко было рассказать любую фаль-
шивую историю. Вероятно, он сказал ей, что Джозеф Бранд послал его
вдогонку, чтобы предупредить ее, что ее собирается похитить человек,
который выдает себя за ее дядю. Возможно, он рекомендовал ей для
большей безопасности скрыться на время в Чичен-Ица, пока он не раз-
делается с самозванцем. Его план преследовал цель отвезти ее в такое
место, где ему будет легче убить ее.
Я видел его затуманенные печалью голубые мальчишеские глаза. Те-
перь мне все было ясно. Дебору обманом заставили убежать от человека,
который пришел, чтобы спасти ее. Дебора подсела ко мне в машину и
боялась любой машины, ехавшей вслед за нами. Она обратилась ко мне
за защитой от воображаемой опасности, в то время как над ней безжа-
лостно нависла подлинная неминуемая опасность.
— Об остальном вы можете догадаться сами, мистер Дьюлет. Я упустил
ее в аэропоту, но мне удалось настигнуть ее в Чичен-Ица. К этому времени
она уже совершенно безнадежно боялась меня. Она не дала ни мне, ни
моей жене никакой возможности хотя бы на минуту остаться с ней наедине.
Он развел руками.
— И до того, как я осознал, что ей угрожает непосредственная опас-
ность, Лиддон столкнул ее в сенот.
Начиная с этого момента все остальное мне было известно лучше, чем
ему. Человеческая фигура под окном Деборы был Лиддон—Холлидей.
234
Очевидно, он назначил ей свидание у сенота. Возможно, он уверял ее,
что отец хочет, чтобы она через него вернула отцу и книгу, и образец
руды, поскольку слишком велика была опасность для такой юной де-
вушки. Но ему не удалось убедить ее. Во всяком случае, не вполне.
Потому что она оставила баночку с мазью у меня на столе и потому что
в последнюю минуту она решила отдать мне и книгу. Да, так оно все и
было. Дебора оказалась более умной, чем предполагал Лиддон, она на-
чала подозревать его. Она была достаточно умна, чтобы не передать ему
сведения, касающиеся руды, до тех пор, пока у нее не будет окончатель-
ной уверенности в нем, но недостаточно умна, чтобы спасти собствен-
ную жизнь.
Спокойный голос Бранда продолжал:
— Вероятно, вы считаете меня простофилей. Но сначала в Чичен-Ица
я никак не мог подозревать убийство. Я думал, это несчастный случай.
Только немного позднее я начал догадываться, что человек, который
называет себя Холлидеем, вероятно, на самом деле Лиддон. О вас я сов-
сем не думал. Я никак не мог предположить, что Дебора отдала вам и
книгу и руду. Я был уверен, что их взял Холлидей. И я понял, что для
моей жены создалась слишком опасная ситуация. Я отослал ее домой.
Когда миссис Снуд увидела меня в «Реформе», я выдумал эту историю
насчет госпиталя. Поскольку мы выдавали себя за молодоженов, путе-
шествующих в свой медовый месяц, я не мог сказать правду. В Мехико
я предпринимал всяческие уловки, чтобы забрать у Холлидея книгу и
руду. Стоит ли говорить о том, что он меня перехитрил. И вот вчера я
прочитал в газете, что им все-таки удалось похитить Джозефа в Перу.
Я знал, что они сделают все, чтобы выжать из него нужную информа-
цию, поэтому не было никакого смысла продолжать действовать в оди-
ночку. Дело приняло слишком серьезный оборот. Я вернулся сюда и
рассказал обо всем соответствующим властям.
— Значит, теперь правительству все известно?
Бранд улыбнулся своей милой обезоруживающей улыбкой.
— Да, мистер Дьюлст. Наконец-то дело находится в более компетент-
ных руках, чем мои. Они уже связались с перуанским правительством,
и скоро все будет закончено.
Улыбка исчезла с его лица.
— Надеюсь, они успеют спасти Джозефа.
— Да, но все еще остается Холлидей, — сказал я. Я чуть не упомянул
имя Веры тоже. Однако воздержался.
Уильям С. Бранд покачал головой.
— Вам нечего о нем беспокоиться. Вчера вечером, когда приземлил-
ся самолет, прямо на аэродроме его забрали федеральные власти.
Итак, значит, Холлидею конец. Опасность, которую я считал неми-
нуемой со времени моего приезда в Новый Орлеан, существовала только
в моем воображении. Я вспомнил Веру, которая лежала сейчас в ванной,
связанная, и мне стало немного жаль ее. Если она пыталась связаться с
235
Холлидеем по телефону, ей это не удалось. И в последний момент, когда
она была так близка к успеху, она, оказывается, уже действовала в оди-
ночку.
Все закончено. Я ужаснулся при мысли о размерах противоречий,
которые скрывались за этой «перестрелкой, погоней и грабежом» в Мек-
сике. И меня начали больше волновать мысли о себе самом. Может
быть, я им больше не нужен? Может быть, я все-таки смогу попасть на
десятичасовой самолет, чтобы сегодня же улететь к Айрис?
Бранд сказал:
— Ну, вот и все. Вероятно, вы пережили несколько удивительных
волнующих дней, мистер Дьюлет. Мне бы хотелось послушать, что
произошло за эти дни с вами. Но прежде всего скажите: вы теперь дове-
ряете мне настолько, чтобы вручить мне образец руды?
Я сам был очень рад наконец-то отделаться от него. Чем скорее он
попадет в правительственную лабораторию, тем лучше. Я рассказал ему
об обмене саквояжами и позвонил в аэропорт. Клерк сообщил мне, что,
к счастью, мой саквояж еще не отправили в бюро находок в Атланту.
Владелец того чемодана, который забрал я, поднял ужасную шумиху,
они открыли мой саквояж, нашли в нем мое имя, и так как они знали,
что я высадился в Новом Орлеане, они послали его в городское бюро
находок, а сами начали лихорадочно разыскивать меня по всем отелям.
Когда они узнали, что чужой саквояж при мне, они сказали, что немед-
ленно же вышлют ко мне посыльного с моим саквояжем.
В ожидании посыльного я дал мистеру Бранду подробный отчет о
том, что произошло со мной в Мехико-сити. Я еще не успел закончить
свой рассказ, как раздался звонок. Мы поспешили к двери. На лестнице
стоял посыльный с моим габардиновым саквояжем. Я отдал ему другой.
Мы с Брандом вернулись в гостиную. Я поставил саквояж на пись-
менный стол, открыл его, достал баночку с мазью от загара и извлек из
нее маленький твердый комочек.
Дрожащими от волнения руками Бранд взял его у меня, поспешил в
свою мастерскую и обмыл его под водопроводом. Когда он потом по-
казал его мне, для меня это был просто маленький кусочек блестящей
руды, нечто абсолютно не стоящее всех тех убийств и волнений, которые
он вызвал. Но мистер Бранд впал в исследовательский транс. Я чувство-
вал, что его пальцы так и рвутся, чтобы или расколоть молоточком, или
раздробить в ступке, или нагреть в пробирке, или что они там с ним
делают, эти минералоги.
Я тоже рвался. Рвался поскорее уйти отсюда. Я выполнил свое без-
молвное обязательство в отношении Деборы. Не оставалось ничего, что
могло бы продлить мое участие в этой маленькой частной войне, в кото-
рой теперь участвуют гораздо более компетентные люди, чем я. И стран-
но. Хотя волнения в связи с предстоящей встречей с Айрис должны были
занимать в моих чувствах первое место, однако образ Веры властвовал
над всеми моими мыслями.
236
Она обмазывала и предавала меня всеми возможными способами.
Она была, как и Холлидей, столь же опасна и враждебна моим идеям о
том, каким должен быть мир. И сейчас она целиком в моей власти. Все,
что мне надо было сделать, это сказать о ней пару слов, и о ней поза-
ботятся так же, как о Холлидее.
Но мне не хотелось говорить о ней Бранду. Я и сам сейчас не знал,
что я, собственно, буду с ней делать. Я только знал, что хочу как можно
скорее вернуться в свою комнату в отель.
Мистер Бранд все еще был погружен в рассматривание образца руды
глазами просвещенного минералога. Я сказал:
— Ну что ж, кажется, все. Я вам больше не нужен?
Он взглянул на меня.
— У вас есть еще какие-нибудь дела?
— У меня сегодня свидание с женой в Нью-Йорке, — сказал я. —-
Я хочу успеть на вечерний самолет.
Он положил образец на стол.
— Что ж, я не вижу никакой необходимости в том, чтобы вы остава-
лись здесь. Очевидно, позднее в Вашингтоне состоится частное слу-
шание этого дела. Конечно, вас непременно вызовут.
— Конечно.
— Будьте любезны, оставьте мне ваш нью-йоркский адрес...
Я нацарапал его на листочке бумажки. Он проводил меня до двери,
протянул мне свою огромную лапу и улыбнулся.
— Когда власти узнают о том, что вы сделали, мистер Дьюлет, вам
будут очень благодарны.
Я пожал ему руку.
— О, ерунда. Со мной всегда приключаются самые невероятные вещи.
Он улыбнулся.
— Желаю вам провести ваши следующие каникулы более спокойно.
Во всяком случае, не так колоритно. До свидания, мистер Дьюлет.
— До свидания.
Глава 23
Я быстро спустился с лестницы и вышел на улицу. Приближался ве-
чер, а вместе с ним вечерняя толпа. Маленький тротуар, на котором тут
и там попадались столбы, поддерживающие'нарядные железные балко-
ны, был заполнен веселой гуляющей толпой. В доме напротив на желез-
ном балконе с розовыми геранями и белой бегонией выставили маг-
нитофон. На углу беседовали два огромных солидных полисмена. Вье
Карре было почти так же живописно, как декорация в Бродвейском теат-
ре музыкальной комедии.
Я прошел мимо полисменов, направляясь вверх по улице к ♦Монте-
деро». Навстречу мне шла девушка. На ней был красный костюм, ко-
237
торый напомнил мне о Вере. И потому что я все время думал о Вере, я
обратил на эту девушку особое внимание. Она совсем не была похожа
на Веру. Она была меньше ростом и смуглая — вероятно, латиноамери-
канка. Но что-то в ее движениях, довольно толстых ногах и в ее деланной
застенчивости показалось мне знакомым. Она почти поравнялась со
мной. Когда она была всего в нескольких футах от меня, я узнал в ней
жену мистера Бранда. «Новобрачную» Джонсона из Чичен-Ица.
Я остановился и улыбнулся ей.
— Хэлло, миссис Бранд. Я только что был у вашего мужа.
Она испуганно оглянулась на меня, как будто почувствовала какую-
то опасность. Крепко прижав к себе белую сумочку, она хотела пройти
мимо меня. Я повернулся и пошел рядом с ней.
— Вы меня не помните? Я Питер Дьюлет из Чичен-Ица.
Она все еще ничего не отвечала. И тут я вспомнил, что никогда нс слы-
шал, чтобы она говорила. Может быть, она не понимает по-английски?
— Не помните меня? — пробормотал я по-испански.
Мы проходили мимо ярко освещенной витрины магазина сувениров.
Яркие неоновые лампочки осветили ее маленькую фигурку. Я внима-
тельно разглядывал ее: ее здоровенные ноги, красную юбку и довольно
плоскую грудь. Из-под белой шапочки были видны черные волосы, мел-
ко завитые. Довольно некрасивые. Под ними темное индейское лицо с
огромными невыразительными глазами. Оно было спокойно и прелест-
но, как цветок.
Прелестно, как цветок! Я несколько раз повторил в уме эти слова, и
с быстротой молнии весь мир, казалось, вдруг встал с ног на голову. На
какой-то момент страшная догадка почти парализовала меня.
Этого не может быть! Но это так.
Вот уже второй раз на протяжении всей этой истории, только на сей
раз более грубо и чудовищно, я был одурачен, классически одурачен.
Ибо жена «мистера Бранда, доверенного лица правительства Соединен-
ных Штатов, дяди Деборы», которому я только что доверил образец ру-
ды, была совсем не «жена».
Она была парнишкой в хлопчатобумажном комбинезоне, парниш-
кой с холщовым мешком под мышкой, парнишкой с клеткой для птиц,
парнишкой из светло-синего седана, парнишкой с револьвером в руке.
Я шел не с миссис Бранд, я шел с юношей, одетым в женское платье.
Я теперь понял, почему мальчишка с мешком под мышкой пока-
зался мне таким знакомым, когда я впервые увидел его у порога своего
дома в Мехико. И я понял еще тысячу других вещей. Но я также понял
и самое важное и существенное: я понял, что попал-таки в ловушку и в
конце все-таки предал Дебору. Я передал образец руды самозванцу, хо-
зяину юноши, убийце Деборы и Лены, самому ловкому мошеннику, ко-
торого я когда-либо встречал. Я передал его Врагу.
Юноша торопился, все время отворачиваясь от меня. Нужно было
действовать быстро и решительно. Иначе я пропал. Мимо меня про.м»-
238
дили люди в обоих направлениях. Болтающие, смеющиеся. Впереди на
углу два полисмена все еще продолжали свое тайное совещание.
Я сразу понял, что мне надо делать.
Теперь юноша почти бежал. Я все время держался рядом с ним. Мы
переходили улицу. Когда мы почти поравнялись с полицейскими, я
схватил белую сумочку юноши и бросил ее на тротуар. Вероятно, в ней
револьвер. Я знал это. Юноша всегда носит с собой револьвер.
Оба полисмена в удивлении повернулись к нам. В эту секунду я схва-
тился за белую шляпку и завитые локоны юноши и дернул их. И шляпка
и волосы остались у меня в руке. Перед нами стоял человек с подстри-
женными по-мальчишески волосами. Я отбросил шляпку и парик. Юно-
ша как-то вывернулся и побежал по боковой улице.
Я крикнул полисменам:
— Это человек, которого разыскивают.' Переодетый женщиной.
У него оружие.
Я побежал вслед за юношей, а оба полисмена за мной. Я догнал и
швырнул юношу в руки одного из них. По улице рассыпалось содер-
жимое его сумочки. Прохожие все видели и остановились. Вскоре соб-
ралась толпа. Все что-то кричали, суетились.
А мне как раз нужна была суматоха. Пока один полисмен кричал:
«Что здесь происходит?», а второй, схвативший юношу, свистел в свис-
ток, я нырнул в толпу и побежал к дому номер тысяча четыреста шесть-
десят два.
Юноша теперь в надежных руках. О нем теперь нечего беспокоиться.
Ни один полисмен в мире не отпустит мальчишку, пойманного на улице
переодетым в женскую одежду, без того, чтобы отвести его в полицию.
С ним можно будет заняться позже.
Теперь мне только надо позаботиться о руде и о «мистере Бранде».
Входная дверь дома номер тысяча четыреста шестьдесят два была
приоткрыта. Вероятно, это я ее не закрыл. Чувство удивления и униже-
ния за свою собственную доверчивость перешло теперь в злобу. Подни-
маясь по лестнице, я буквально задыхался от ярости.
Наконец-то четвертый этаж. Я постучал в дверь. Сейчас должен был
вернуться домой юноша. Вероятно, «мистер Бранд» ожидает его. Я рас-
считывал на это.
Я услышал шаги. Дверь открылась, и на пороге стоял огромный,
неуклюжий «мистер Бранд».
— Но, мистер Дью... — начал он.
Но он больше ничего не мог произнести. Из всех имеющихся у ме-
ня сил я ударил его в челюсть правой рукой. Раздался глухой звук.
Он глупо заморгал, неуклюже повернулся и бухнулся спиной на пол в
холле.
Я вошел и захлопнул за собою дверь. Я слышал его тяжелое дыхание.
Он барахтался на ковре. Я прыгнул на него и ударил раз, два, три, до
тех пор, пока он уже больше не двигался.
239
Я втащил его в гостиную. Он потерял сознание. Я обыскал его кар-
маны. Нашел револьвер и положил его в свой карман. Потом сорвал с
него галстук и связал ему руки. Сорвал ремень и связал ему ноги.
Я побежал в мастерскую. И меня обуяла прямо-таки головокружи-
тельная радость: образен руды все еще был там, тускло поблескивая на
столе у окна.
Все происходило так быстро, что у меня практически не было вре-
мени думать. Задыхаясь от чрезмерного напряжения, я схватил сигарету
и закурил.
Образец руды был цел. По крайней мере хоть этот на месте. А что еще
было? Со вновь вспыхнувшей тревогой я подумал: юноша где-то был.
Вряд ли он стал бы рисковать появляться публично на улице в перео-
детом виде, если только на это не было особых причин.
Может быть, он ходил в «Монтедеро»? В то время как «мистер Бранд»
занимался мною, он решил заняться Верой?
Я сейчас не был способен на то, чтобы сначала обдумать, потом дей-
ствовать. Я выбежал в гостиную, схватил телефонную трубку и вызвал
отель «Монтедеро».
Дежурной телефонистке я сказал:
— В ванной комнате номер шестьсот семнадцать лежит связанная
женщина. Пожалуйста, выпустите ее и скажите, чтобы она немедленно
шла в дом номер тысяча четыреста шестьдесят два на Дофин-стрит.
Я положил трубку. Теперь, когда я позвонил, мне уже не казалось,
что с Верой могло что-нибудь случиться. Может быть, юноша приходил
в ее комнату, но ее там не было. И конечно, никто, за исключением
ясновидящего, не мог догадаться, что она лежит связанная у меня в ван-
ной комнате.
Возможно, своим ошибочным нападением на нее я спас ее от смерти.
Меня мучила совесть. Потому что, хотя я все еще плохо соображал,
что происходит, я был абсолютно уверен, что Вера стояла на правиль-
ной стороне, на стороне настоящего мистера Бранда.
Настоящий Бранд. Я стоял посреди длинной комнаты, и потеряв-
ший сознание фальшивый Бранд лежал у моих ног. Это была квартира
Бранда, и все же фальшивый Бранд смог использовать ее в качестве ло-
вушки, для того чтобы вытянуть у меня образец руды. Что же произошло
с настоящим Брандом?
На этот вопрос был только один совершенно очевидный ответ: Бранд
или труп Бранда был здесь, в этой квартире.
Я выбежал в коридор, оттуда в спальню. Там было совсем темно.
Я зажег маленькую лампочку у кровати. Никого там не было. Сзади была
дверь, ведущая в ванную комнату. И там тоже пусто. Я собрался уже
идти в мастерскую, поискать там, когда увидел в углу огромный шкаф.
Я подошел к нему и хотел открыть дверцу. Шкаф был заперт, но ключ
оставался в скважине. Я повернул ключ и открыл дверцу.
Из шкафа к моим ногам вывалилось тело человека.
240
Я встал на колени и слега подтащил его на ковер. Руки и ноги у него
были связаны. Рот заклеен липким пластырем. Я отодрал пластырь.
Вероятно, это было больно, но это надо было сделать. Этого человека с
заклеенным ртом запихнули в шкаф, наполненный платьями, которые
могли помешать ему дышать носом.
Он мог уже умереть. И он, наверное, умер бы, если бы я не подоспел
вовремя. А теперь, наклонившись к нему, я обнаружил чуть слышное
дыхание.
И он двигался. Руки его дрожали. Он расправил одну ногу. Он лежал
на полу в тени стола. Поэтому я не мог видеть его лицо. Я подтащил его
поближе к свету. И в это время он открыл глаза. Он взглянул на меня.
Я взглянул на него.
Я должен был уже догадаться, и все же это было для меня большой
неожиданностью. Фальшивый Бранд в действительности, конечно, был
Франком Лиддоном. А теперь настоящий Бранд с изумлением смотрел
на меня.
И настоящий Бранд был Билл Холлидей.
Глава 24
Было восемь часов вечера. Уильям Бранд, Вера Гарсиа и я сидели в
неприбранной гостиной Бранда. Образец руды лежал на столе около
окна: Уильям Бранд, которого я знал в Мексике как Билла Холлидея,
вполне оправился от последствий неприятного часа, проведенного им в
шкафу. Вера с ее молниеносными славянскими переменами настрое-
ний уже больше не сердилась. Наоборот, она теперь восторгалась мной.
Как мы узнали в отеле, юноша действительно приходил в «Монтедеро».
Благодаря мне, ей, как и Бранду, удалось избежать весьма неприятной
смерти.
Так много произошло за такое короткое время. Мистер Бранд дей-
ствительно был тесно связан с правительственными органами. К нему
уже приходил человек из ФБР и забрал Франка Лиддона, бывшего «мо-
лодожена» из Юкатана. Представитель ФБР забрал также в полицейском
участке и юношу. Оба были надежно упрятаны.
Бранд, со своей стороны, тоже рассказал мне всю историю. Как я и
ожидал, версия Франка Лиддона относительно начала дела в Перу пол-
ностью соответствовала действительности. В своем рассказе он только
поменялся ролями с настоящим Брандом. Это Бранд под именем Хол-
лидея приехал из Нового Орлеана, чтобы охранять свою племянницу, а
Лиддон в образе «молодожена» восстановил ее против Холлидея, завлек
в Чичен-Ица и убил ее. Сегодня, когда он завлек меня на квартиру Бран-
да, «молодожен» оказался достаточно умным, чтобы понимать, что прав-
да будет звучать наиболее убедительно, она притупит мою бдительность,
поможет ему завоевать мое доверие к нему и я отдам ему образец руды.
241
Но слова Лиддона о событиях, происшедших после смерти Деборы,
ни в коей мере не отражали действительности. Они были придуманы им
только ради того, чтобы укрепить мое доверие к нему. Не зная Лиддона
в лицо, «Холлидей», увидев Дебору в Чичен-Ица в моем обществе, до-
пустил логическую ошибку. Он решил, что это я представляю угрозу для
Деборы. Он видел, как мы рано утром отправились на прогулку к сеноту,
и пошел вслед за нами. Он слышал крик и прибежал к сеноту слишком
поздно, чтобы увидеть, как «молодожен» убил Дебору, но все же нес-
колько раньше меня и менеджера. У него как раз хватило времени, чтобы
подобрать красную сумочку и скрыться в джунглях, прежде чем мы вы-
бежали к сеноту.
Он забрал сумочку, потому что надеялся, что, хотя Дебора и погибла,
он сможет еще спасти карту и руду. Ни он, ни Лиддон не знали, что карта
находилась в детективном романе, до тех пор, пока болтовня Лены в
«Реформе» не помогла им догадаться. И конечно, они никак не могли
догадаться, что Дебора спрятала образец руды в баночку с мазью от за-
гара. Только благодаря счастливой случайности Лиддон не заглянул в
ванную комнату, когда он обыскивал мою квартиру в Мехико.
Когда «Холлидей» обнаружил, что в сумочке нет ничего, то, хотя он
и не решился выбросить ее до соответствующих анализов в лаборатории
на предмет обнаружения тайнописи, он был убежден не только в том.
что я убил Дебору, но и в том, что карту и руду забрал я. Сконцентриро-
вав все свое внимание на мне, он совсем выпустил из виду «молодоже-
на». И вот почему он хотел украсть мой саквояж в аэропорту.
Позднее в Мехико он подослал ко мне Веру. И только после того, как
юноша избил меня Лос Ремедиос, он понял свою ошибку и понял также,
что «новобрачные» в действительности были Лиддон и его помощ-
ник. И с тех пор он никак не мог понять мою роль: был ли я еще один
независимый мошенник, работающий на себя, или я действительно
был невинный турист, который случайно оказался втянутым в это дело.
Но поскольку Лиддон и его подручный охотились за мной, было
очевидно, что именно у меня находятся и карта, и образец руды, которые
были им так необходимы. Поэтому я и представлял для них особый
интерес.
После эпизода в Лос Ремедиос отношение «Холлидея» ко мне еще
более усложнилось. Теперь перед ним стояли две задачи: первая — всеми
способами — путем ли завоевания доверия или путем обмана — забрать
у меня карту и образец. И вторая — сделать все, чтобы я не попал в лапы
Лиддона и юноши.
В функции Веры входило завоевание моего доверия. Сам же «Хол-
лидей» сконцентрировал все свои усилия на защите меня. Вот почему
он спас меня от юноши в такси, вот почему он притворился пьяным у
себя дома, чтобы я почувствовал, что он мне теперь не страшен и я впол-
не могу провести одну ночь в том единственном месте, где мне гаран-
тирована безопасность от любых происков юноши.
242
Мои собственные подозрения в отношении его и Веры еще больше
затруднили его положение. В последнее время Вера почти убедилась в
том, что я тот, за кого я себя выдаю. Она считала, что мне вполне можно
довериться и посвятить меня во все дело. Но, благодаря исключительной
важности задачи, стоящей перед ними, и потому что они знали, что я
слишком сильно подозреваю их, чтобы поверить их рассказу, они ре-
шили не посвящать меня в подробности и постараться каким-нибудь
путем забрать у меня образец руды.
И не удивительно, что мне в Мехико дали по зубам. Я все время ис-
полнял роль волана в игре в бадмингтон. Партия Лиддон и юноша про-
тив Холлидей — Вера со мной в роли волана.
— Если бы вы были хоть немного поглупее, мистер Дьюлет, — сказал
Бранд с усмешкой, — все было бы значительно проще. Но вы относи-
лись ко мне с таким подозрением, что было бы совершенно безнадежно
попытаться довериться вам. То же самое с Верой. Поскольку вы слы-
шали ее телефонный разговор со мной, она знала, что бы она ни сделала,
вы никогда не поверите ей. До тех пор„ пока вы находились в Мексике,
мы ничего не могли поделать. К счастью, вы вспомнили о Дебориной
криптограмме относительно Жанны д’Арк и решили поехать в Новый
Орлеан. Как только вы очутились бы на нашей территории, мы были бы
вполне спокойны за вас. Если бы Лиддон не ворвался сюда, не ударил
бы меня и не занял моего места, я сам рассказал бы вам всю правду.
Я взглянул на него. Перемена, происшедшая с ним с тех пор, как он
назвал свое настоящее имя, была поистине изумительной. Черты лица,
даже выражение лица были те же,но довольно плохо разыгрываемая
маска бизнесмена полностью исчезла. Он выглядел тем, кем он и был
на самом деле — образованным, умным, волевым человеком. И я глу-
боко уважал его как актера.
— Вы отлично сыграли роль в этом спектакле, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Нет, отнюдь не отлично. Я не смог обмануть вас. Вот Лиддон спра-
вился со своей ролью куда более успешно. Он трижды пытался похитить
вас, и вы никогда не подозревали его. Вы так и не узнали в мальчике
«новобрачную» из Чичен-Ица.
— Кстати, я никак не могу понять, зачем это? К чему это переоде-
вание в Чичен и здесь, в Новом Орлеане? Для того, чтобы еще более все
запутать?
— О нет. Это вызывалось настоятельной необходимостью. Через Пе-
руанское посольство ФБР уже установило личность этого мальчика. Это
известный в Лиме преступник. Кстати, полиция разыскивает его за
убийство. Когда Лиддон решил нанять его в качестве своего подручного,
он мог контрабандой перевозить его через границу только одним путем:
переодетым. Вы знаете, Лиддон принадлежит к довольно могущественной
организации. Им было очень легко подделать для мальчишки паспорт,
выдать его за жену Лиддона.
243
— Ах,.так вот почему он не носил женскую одежду в Мехико. Па-
рик и красный костюм были нужны ему только для переезда через
границу.
— Совершенно верно. — Лицо Бранда сделалось суровым. — Да, это
было очень печальное дело. Дебора и бедная миссис Снуд. Мне почему-
то особенно жаль ее. Да и Джозефа тоже.
Он помолчал.
— Перуанское правительство уже ликвидировало почти всю их груп-
пу. Я надеюсь, что они успели спасти Джозефа.
Он вздохнул.
— Но не следует слишком огорчаться. Если Джозеф прав в отноше-
нии тория — а я почти уверен, что он прав, — важность этого факта
трудно переоценить. Сейчас, по крайней мере, после всех ужасов и нес-
частий, мы получили то, что необходимо, — образец и карту.
— Карту? — переспросил я. — Значит, вы вернули детективный
роман?
— О да.
— Работник ФБР отобрал его у Лиддона?
Он хитро подмигнул.
— Нет, мистер Дьюлет. Эта книга у меня вот уже несколько дней.
Он достал из кармана маленькую книжонку в яркой обложке «Убий-
ство по ошибке». Он открыл ее на последней странице и, перегнувшись
через стол, показал мне. На краях страницы остались следы клея. Посе-
редине страницы карандашом аккуратно была нарисована карта.
— Вот площадь залегания пласта, — сказал он. — Мы примерно
знаем, где это находится. С этой картой в руках нам совсем нетрудно
будет установить точное местонахождение рудника.
Я с недоумением посмотрел на него.
—- Но каким образом эта карта попала к вам несколько дней назад?
Еще вчера она была у Лены. Ради этой книги Лиддон похитил Лену и
убил ее.
— Боюсь, что у Лены Снуд был не тот экземпляр. — Губы Бранда
растянулись в усмешку. — Помните, мы были у нее в гостях у Сиро,
когда я пришел к ней, слегка подвыпивши? По дороге из Мериды в са-
молете Лена сказала мне, что книга, которую она читает, принадлежала
Деборе. И я сразу понял значение этой книги. Я пришел к ней в гости с
другим экземпляром этой книги, я купил ее в городе. Когда я пошел в
ванную, то забрал у Лены с ночного столика Деборину книгу и подменил
ее другим экземпляром.
Мое восхищение Уильямом С. Брандом как актером возросло. Он
разыгрывал из себя подвыпившего человека, болтавшего спьяну всякую
чепуху, а на самом деле он ни на секунду не терял ясности рассудка.
Бедная Лена. Лиддон привез ее на курган и обнаружил, что книга не та.
Не удивительно, что он так настойчиво старался заманить меня на Ки-
килко и захватить меня живым.
244
— Да, мистер Дьюлет, — продолжал между тем Бранд. — Книга была
у меня. Нам нужен был только образец. Благодаря вашей изобретатель-
ности, ну, скажем лучше, настойчивости, он теперь у нас тоже.
Все было ясно. Почти все.
— Еще одна деталь. Каким образом вы попали на эту квартиру? На
Динамарка?
Бранд посмотрел на Веру и улыбнулся.
— Это очень легко. Вера очень богатая, у нее много недвижимого
имущества. А это один из ее домов с меблированными квартирами,
которые она сдает. И квартира оказалась в тот день свободной, новые
жильцы должны были переехать только на следующий день. И она дала
мне ключ от этой квартиры.
Он взглянул на часы и, положив образец руды в карман, встал:
— Ну, пожалуй, мне пора идти. У меня в лаборатории свидание с
одним минералогом из ФБР. Мы произведем анализ этого кусочка.
Он протянул мне руку.
— Вы, кажется, собирались успеть на десятичасовой самолет?
— Да, — сказал я.
— Нет никакой необходимости в том, чтобы болтаться здесь,- если вы
не хотите пожить в Новом Орлеане. Позже вы нам понадобитесь. На-
деюсь, вы понимаете, что подобные вещи не следует разглашать. Вы по-
нимаете всю важность этого для Америки, да и всего мира, фактичес-
ки. — Он улыбнулся. — Передайте привет вашей жене.
Он помахал рукой Вере и ушел.
Вера встала. Я тоже. На ней все еще был тот же самый красный кос-
тюм. Я не понимаю, как можно было сохранить цветущий вид, пробыв
столько времени связанной в ванне?
Она улыбалась своей милой приветливой улыбкой. Я подошел к ней
ближе и взял ее за руки.
— Бросать женщин в ванны — не относится к числу моих постоян-
ных привычек. Я надеюсь, вы простите меня.
Она откинула свои черные волосы.
— Простить? Вы говорите о прощении, в то время как я все время
лгала, обманывала и обжуливала вас? Это я должна просить у вас про-
щения.
— Примите также огромный букет от меня. Спектакль, который вы
разыграли, был всем спектаклям спектакль.
— Спектакль? — возмутилась она. — А что такое спектакль? Вы ду-
маете, я совсем не такая, какая я есть?
— Ну, ваш акцент, ваша...
— Вы все еще говорите об акценте? — Глаза засверкали. —• Вы все
еще думаете, что я поддельная? Нет, я не подделываюсь. Я так говорю.
И всегда так говорила. Неужели вы думаете, что, если бы я могла го-
ворить по-другому, я не стала бы так говорить?
— И вероятно, вы на самом деле балерина? Да?
245
— Конечно, я балерина. Артистка балета. И критик. Критики гово-
рят, что если я буду работать...
— И вы действительно вышли замуж за старого мексиканца?
— А что вы думаете? Вы думаете, он является мне только в снови-
дениях? Конечно, я вышла замуж за старика. Из-за денег. И он умер.
А почему, вы думаете, я ношу на кладбище туберозы и лилии?
— Значит, это действительно все правда? — сказал я. — И притом
работаете на правительство Соединенных Штатов? Что за девушка!
— Кто сказал, что я работаю для правительства Соединенных Шта-
тов? — Глаза все еще сверкали, но она уже смеялась своим заразитель-
ным смехом. — Вы думаете, они завербуют такую девушку, как я*’
С птичьими мозгами? Пуфф. Это смешно.
— Тогда каким же образом вы включились в эту историю? Я никак
не могу понять.
— Как я включилась? — Она пожала плечами. — Из-за мистера Бран-
да. Он позвонил мне по телефону в Мехико и сказал: Вера, мне нужна
твоя помощь. Вот каким образом я включилась.
— Он ваш друг?
— Кто? Мистер Бранд? — Она была, по-видимому, очень доволь-
на. — А вы что? Ревнуете? Вы вспомнили о ноге, которая разговаривай
под столом? Пуфф. Эго чепуха. Я это все выдумала. Никакого разговора
ногами между мной и мистером Брандом не было. Моя мать, вы пом-
ните, я говорила вам о ней? Она тоже танцовщица. Великая...
— Да, я знаю.
— Ну так вот: это моя мамочка год назад вышла замуж за мистера
Бранда.
— Значит, вы падчерица Холлидея?
— Падчерица? Ах, это так называется? Падчерица? — Она еще ближе
подошла ко мне и подняла вверх свое личико. — Но хватит говорить
об этих вещах. Я знаю, вы думаете об этой красивой женщине, которая
ждет вас.
Она была совсем близко. И такая очаровательная! Я думал о многих
вещах, которым никогда не суждено совершиться...
— Да, — сказал я. — Пожалуй, да.
— Тогда позвоните ей. — Она улыбнулась. — Всегда вы, красивые
мужчины, по-скотски обращаетесь с женщинами. Откуда ей известно,
когда вы приедете в Нью-Йорк? Вы ей сказали? Вы послали ей телеграм-
му? Нет. Она должна сидеть там и ждать, когда ее повелитель собла-
говолит прийти.
Она показала на письменный стол.
— Телефон.
Вера в качестве покровительницы жен? Это нечто новое. Но идея с
телефоном была неплохая идея. Я подошел к нему и заказал разговор с
Нью-Йорком. Пока я ожидал соединения, меня охватило странное чув-
ство — как будто я переселялся из одного мира в другой.
246
Послышался голос Айрис:
— Хэлло.
— Хэлло, — сказал я.
— Питер. — Голос радостный, и радость постепенно охватывала все
мое существо. —- Питер, где ты? В Мексике?
— Нет, — сказал я. — В Новом Орлеане. Я вылетаю с десятичасовым
самолетом.
— В Новом Орлеане? А что случилось? Вынужденная посадка?
Я взглянул на Веру.
— Нет, не вынужденная посадка. Это целая история.
— История? Что-нибудь случилось? Что-нибудь очень интересное?
— Да, очень интересное.
— С хорошими людьми?
Я снова взглянул на Веру.
— С чудесными людьми. Неземными.
— Ой, мне не терпится услышать. И вообще мне хочется, чтобы ты
поскорее приехал;
Я подумал о ней, находящейся на другом конце провода. И эта мысль
отдалила от меня все остальное. Все казалось нереальным.
— Мне тоже не терпится увидеться, Айрис.
— Тогда торопись. У тебя не много времени. Скорее клади трубку.
До свидания, милый.
— До свиданья.
Я положил трубку. Ко мне подошла Вера. Она с тоской смотрела на
меня из-под своих густых ресниц.
— Чудесные люди, — проговорила она, — это я?
Я улыбнулся ей.
— Да, вы.
По лицу скользнула тень сомнения.
— А что такое неземная?
Я обнял ее и поцеловал. Это был печальный поцелуй, напоминаю-
щий о том, чего так никогда и не случилось.
— Неземная, — сказал я, — это значит великолепная, красивая, оча-
ровательная, величайшая артистка во всех четырех полушариях,..
Через две недели мы с Айрис лежали в постели, завтракали и про-
сматривали воскресные газеты. Когда Айрис перегнулась через меня,
чтобы взять театральный раздел газеты и объявление о предстоящей пре-
мьере моей пьесы, я заметил внизу страницы маленькую статейку.
Я прочитал: «Американский археолог вернулся в джунгли>. И далее
сообщалось, что Джозеф Бранд, знаменитый финско-американский ар-
хеолог, таинственно появился опять в лагере своей экспедиции. Вот и
все, что так! было сказано. Но я прочитал между строк гораздо больше.
Это значит, что перуанское правительство поработало. Это значит, соу-
частники Лиддона в тюрьме.
247
— Милый,— сказала Айрис, размахивая листком с театральными но-
востями. — Посмотри, какой чудесный мой портрет. Посмотри. Верно
ведь, я хорошо получилась?
Я обнял ее и посмотрел.
— Lindissima, — сказал я.
Она подозрительно взглянула на меня.
— А что такое lindissima?
— Красивая, — сказал я.
Глава 1
Субботнее утро. Я еще лежал в постели, а Леора, прислуга, охотно
опекающая меня, принесла на подносе завтрак.
Я посмотрел почту, а потом принялся за рукопись. Леора, тяжело
ступая на цыпочках, убирала соседнюю комнату. В ее представлении
издатель — ужасно впечатлительное существо, вдохновение которого
может улетучиться даже от громкого вытряхивания тряпки для выти-
рания пыли. «Это вправду трудная вещь — работать головой, скажу я
вам. Это требует сосредоточенности...»
Телефон!
Я поднял трубку — и услышал голос Билла. Несмотря на все наши
бурные конфликты, я не смог сдержать глупую радость.
— Добрый день, па.
— Добрый день, Билл.
Наступило молчание. Я почувствовал озабоченность сына. Мне хоте-
лось помочь ему, но вдруг и мной овладело замешательство...
— Как дела, па?
— Отлично. А как ты?
— Хорошо.
Я не слышал его голос уже четыре месяца. Я много раз представлял
себе эту минуту, я ждал ее, даже оптимистично планировал, как буду
добиваться согласия между нами.
— Где ты сейчас?
— Здесь. В своей квартире. Ты занят, па?
— Конечно. Дел по горло. Ронни все еще в Англии. Но скоро вернется.
Когда речь заходит о моем старшем компаньоне, Билл обычно отпус-
кает саркастические замечания, но на этот раз он только буркнул:
— Ага.
Снова последовала пауза. Наконец он сказал:
— Сейчас сидишь над чем-нибудь?
— Нет.
— Знаешь... кое-что произошло. Это... это важное дело.
251
Я ощутил столь знакомое по прежним временам беспокойство.
— Что-то плохое?
— Да нет, ничего такого...
В его голосе прозвучало прежнее знакомое раздражение. Снова начи-
нает злиться. Но пытается сдерживаться. Почему-то на этот раз он ста-
рательно вежлив.
— Послушай, я могу сейчас к тебе приехать?
— Разумеется.
— И я ни на что не напорюсь?
— А на что ты мог бы напороться?
— Ладно, па. Благодарю. До свидания.
Он подождал немного, как если бы разговор не совсем удовлетворил
его и он раздумывал, что еще можно было бы добавить. Потом раздался
щелчок опущенной на рычаг трубки.
Я еще с минуту лежал в постели. Моя радость потускнела, а точнее —
ее парализовало осознание того, что я не сумел справиться с очередным
испытанием. Билл не попросит позволения вернуться. Это ясно по его
тону. А если бы он даже попросил... Я не уверен, что я сам этого хочу.
За четыре месяца после нашего самого горького бесплодного раз-
говора, после окончательного ухода Билла я успел привыкнуть к покою,
который обеспечивало мне его отсутствие...
Я знал, что это бесплодный покой. Мне сорок три года. Без сына жизнь
стала пустой, сводящейся к сумме работы в издательстве, путаных от-
ношений с Ронни, неглубокой привязанности к моему младшему брату
Питеру и его жене Айрис и кошмарных воспоминаний о Фелиции...
Но даже бесплодный покой имеет свои хорошие стороны после
трех лет неистовых стычек с сыном, которому я не мог помочь, которого
даже не мог понять, с сыном, который со сверхъестественным для его
возраста искусством держал меня в состоянии непрерывного унижения.
Леора запустила пылесос. Я слышал его раздражающее гудение. На-
дев купальный халат, я зашел в соседнюю комнату.
— Леора, звонил Билл. Сейчас он будет здесь.
Она неловко наклонилась и щелкнула выключателем.
— Что вы сказали?
— Билл будет примерно через полчаса.
Она нахмурилась, наморщила лоб.
— Он хочет сюда вернуться?
— Не думаю.
— Тогда чего он хочет?
— Не знаю.
Она стояла и смотрела на меня, а ее большие руки сжимали ручку
пылесоеа.
— Только не позволяйте ему снова сесть вам на голову. Вы уже
достаточно сделали для этого парня. Он получил собственную квартиру,
вы даете ему пятьдесят долларов в неделю. Пятьдесят долларов! Небла-
252
годарный сопляк! Ему только девятнадцать — и уже никакого уважения
к своему...
Я не чувствовал себя способным выслушать еще одну пламенную
тираду Леоры. Она знала Билла в течение трех последних лет. Она не
знала — и не желала знать, — каким он был до того, как погибла Фе-
лиция. А я знал это слишком хорошо! И поэтому никогда не мог по-
настоящему осуждать Билла за то, что было виной не его, а Фелиции...
Виной? Но не слишком ли однозначно определение. Скорее — за
то, чему Фелиция была причиной.
Я похлопал Леору по плечу.
— Ладно, ладно. Когда он приедет, впустите. Это все. А теперь я
приму душ.
Ее ворчливый голос доносился до меня и в спальне. Направляясь в
ванную, я прошел мимо фотографии Фелиции в серебряной рамке.
Я взглянул на нее так, как всегда смотрел в последнее время,, не пытаясь
уже разгадать тайну, скрытую в темных загадочных глазах и в нервном
изяществе чуть склоненной головы; я просто взглянул, мимоходом заре-
гистрировав в сознании факт ее пребывания здесь.
Наверное, многие удивлялись, почему я не спрятал ее фотографию.
Некоторые, возможно, полагали, что я еще люблю Фелицию. Но только
я... и, может быть, еще Билл... мы знали, что вопрос уже не в любви или
ненависти. Если спрятать фотографию, ничего не изменится. Я все
равно продолжал бы ощущать угнетающее присутствие Фелиции. Она
обеспечила себе бессмертие в солнечное июньское утро, три года назад,
когда выбросилась из окна. I
Я был тогда в Калифорнии, обсуждал условия договора(с каким-то
автором. Билл, неожиданно возвратившийся со школьным.товарищем
с уик-энда, застал квартиру забитой полицейскими...
Стоя под душем, я думал о Фелиции с той тупой горечью, которая
переживает любовь и даже любопытство. Сначала, когда я, получив
телеграмму, летел домой, мне легче было вынести обрушившееся на
меня несчастье: я был убежден, что произошел несчастный случай. Но
показания пяти свидетелей, которые видели из окон, как она сидела на
подоконнике и курила, прежде чем броситься вниз, положили конец
этому убеждению и вере в то, что моя жена была так же счастлива со
мной, как я с ней...
Теперь я уже больше не размышлял над тем, почему женщина, влю-
бленная в мужа и сына, внезапно в июньский солнечный день решает
оборвать предстоящие ей долгие годы супружества и материнства.
Я просто констатировал, что так случилось.
Это — факт, и хотя ни один из нас об этом не упомянет, он отравит
свидание с Биллом.
Чтобы отвлечься, я начал думать о Ронни в Англии.
Ронни Шелдон — не только миллионер, который дал мне работу
сразу же после окончания университета и затем сделал меня своим
253
компаньоном в издательстве «Шелдон и Дьюлат». Ронни — единст-
венный мой настоящий друг.
Своих знакомых он ослеплял главным образом обаянием и жизне-
стойкостью: он прямо-таки излучал уверенность в себе, свойственную
очень богатым людям.
Те же знакомые — я отдавал себе в этом отчет — считали меня его
тенью, прихвостнем, дорогостоящим ковриком для вытирания ног. Но
я никогда особо не заботился о том, что думают обо мне мои ближние.
Я играл маршала двора при цезаре Ронни, так как знал, что он нуждается
в этом. Кроме его сестры и, может быть, лакея, я был единственной
особой, которой было дозволено заглянуть за этот фасад и увидеть его
трогательную, почти детскую ранимость, увидеть иного Ронни Шелдо-
на — одинокого богача, всегда боящегося, что мир оттолкнет его, ни-
когда по-настоящему не убежденного в том, что он может быть желан-
ным сам по себе. Думаю, каждому польстит, что выдающийся человек
видит в нем свою опору. Но эти отношения не были односторонними,
потому что Ронни,- в свою очередь, был опорой для меня. Он никогда
не чувствовал себя свободно с Фелицией; но после ее самоубийства
именно Ронни, и только Ронни поставил меня на ноги благодаря неис-
тощимому терпению, чуткости и сердечности — человеческим достоин-
ствам, не часто присущим богачу, расположения которого все доби-
ваются.
Внезапная шестимесячная поездка — чтобы «без спешки изучить
литературный климат Англии, старина» — была для Ронни типичной
выходкой. Он умел впадать в энтузиазм, и когда он хватался за что-
нибудь новое, то нырял в него так, как рука девятилетнего мальчика
ныряет в бомбоньерку с конфетами.
Он решил податься в Европу — и уже через несколько дней был там,
повесив издательство на мою шею. Поток телеграмм, связанных с обес-
печением прав какого-то английского прозаика по имени Безил Лейтон
в США, был единственным признаком его существования. Это означало,
что все идет хорошо. Если бы ему в чем-то не повезло, немедленно
зазвонил бы трансатлантический телефон: «Бога ради, Джек, садись в
ближайший самолет... Это поражение, настоящий разгром, старина...
И зачем я вообще поехал в Англию?.. Как только тебя нет со мной,
всегда обязательно что-нибудь да случится, ты ведь знаешь...»
Мысль о Ронни, взывающем о помощи, вызвала улыбку на моем
лице, когда я, кончив вытираться, забирался в халат. И еще раз я, ка-
жется, улыбнулся, когда вернулся в спальню. На моей кровати сидел
Билл.
В первый момент он не заметил меня и, когда он так сидел, повер-
нувшись ко мне профилем и листая рукопись, он до абсурда напоминал
мое собственное отражение, которое я только что видел в ванной в
зеркале. И, как в прежние времена, это сходство тронуло меня и разору-
жило. Те же прямые светлые волосы, тот же высокий лоб, тот же нос с
254
тупым кончиком, те же челюсти, создававшие впечатление немалой
самоуверенности. Как будто какое-то смешение времени напрочь вы-
черкнуло двадцать лет и это я сам, молодой, упрямый, не мучимый
сомнениями, сижу в своей первой меблированной комнате в Манхэт-
тене, исполненный решимости покорить мир, ведь за плечами у меня
такие достижения, как издание газеты в колледже и два сезона в универ-
ситетской футбольной команде.
Заметив меня, он быстро встал и, отбросив волосы со лба, улыб-
нулся. Сходство немедленно стерлось. Улыбка и наклон головы — это
была Фелиция. И карие загадочные глаза тоже пугающе напоминают
Фелицию...
Он заговорил так, как если бы мы расстались вчера:
— Леора хотела встать в дверях спальни, как ангел с пылающим
мечом. Но я подумал, что ты не рассердишься... То есть из-за того, что
я сюда вошел.
Мы уже стояли рядом. Мы оба остро сознавали, что это трудный
момент, и внезапно пожали друг другу руки...
Но это ничего не меняло. Из-за этого рукопожатия настроение стало
еще более натянутым.
Желая разрядить напряжение, я задал несколько банальных вопросов
о его новой жизни в Гринвич-Виллидже*. Отвечал он мне вежливо, но
сдержанно, давая ясно понять, что явился сюда не для того, чтобы прийти
к согласию и даже не намерен как-то укрепить наши взаимоотношения.
Он до сих пор не давал мне своего адреса, не дал и теперь. Сказал только,
что квартира у него маленькая, но он ее любит, что встретил несколько
интересных людей, что с его повестью вроде бы все в порядке.
Билл решил стать писателем. Я ни на грош не верил ни в его писа-
тельский талант, ни в серьезность его литературных притязаний. Это
просто был еще один эксцесс, еще одна попытка бегства от себя и от
ужаса, угнетающего его с того дня, когда Фелиция совершила самоубий-
ство. Но его детские аргументы измотали меня, как пытка каплями
воды. А когда в глазах его появилось знакомое выражение — смесь
пренебрежения и жалости, — когда он, казалось, готов был сказать:
«Довёл мать, теперь доводишь меня», — я сдался. Этим путем он выиграл
себе независимость, квартиру и те пятьдесят долларов в неделю, которые
были занозой для Леоры.
Скудное описание своей новой жизни он закончил весьма быстро.
Мы были слишком близки и слишком чужды, чтобы спросить без обиня-
ков, зачем он сюда пожаловал. Я позволил ему продвигаться к цели его
визита так осторожно и так путано, как он сам того пожелает. Он снова
начал говорить о своих новых друзьях, но теперь уже конкретно: он
начал рассказывать о девушке.
1 Гринвич-Виллидж — район Нью-Йорка, являющийся центром
артистической богемы. (Здесь и далее примеч. перее.)
255
— Она необычайно одаренная. Настоящий талант. Немножко слиш-
ком интеллектуальная, для тебя, разумеется. Сильвия Раймер. Написала
роман в стихах. Ронни читал эту вещь — он чуть-чуть не издал ее. Мы
и познакомились на этой почве: заговорили о Ронни на какой-то вече-
ринке. Несколько ее стихотворений уже опубликовали в «Литературном
ревю» и ... Она необычайная, я никогда в жизни не встречал такого
необычайного человека.
Влюбился в какую-то девицу из богемы, подумал я уныло, и теперь
хочет на ней жениться... Сильвия Раймер! Я смутно помнил бесконечно
длинное творение в стиле Уитмена, которое болталось в нашей конторе
года два назад...
Я стиснул зубы. На этот раз я не уступлю!
Билл все еще не смотрел на меня. Вдруг он неожиданно повернулся
и взглянул мне прямо в глаза.
— В связи с этим я, собственно, и пришел, па. Выслушай меня, по-
жалуйста. Это самое важное из всего, что когда-либо случалось со мной.
Я никогда больше ни о чем тебя не попрошу, клянусь тебе в этом. Но это
ты должен сделать. Сильвия получила стипендию. Она едет в Рим.
-Да?
—- Через два месяца. Проведет там год. Разреши мне тоже поехать.
Я тебя прошу, разреши. Мне не потребуется там больше денег, чем ты
даешь теперь. А может, и меньше. Только проезд. Я поеду на торговом
судне. Это обойдется в несколько сотен долларов. Это... Папа, если бы
ты знал, чем будет для меня эта поездка! Новая страна, новые люди...
Его сияющие энтузиазмом глаза тронули меня до глубины души. Он
продолжал говорить с подъемом, видимо, повторяя слова Сильвии. Но
разве это имело значение? Его энтузиазм, даже если он перенял его от
кого-то другого, был искренним. Он твердил, что Рим — это единствен-
ная по-настоящему живая столица сегодняшнего мира. Туда съезжается
множество американских мастеров. Рим — это Париж сегодня. Если
только он сумеет туда попасть, он развернется по-настоящему. Он уве-
рен в этом. Сильвия уверена тоже.
Я слушал его с болезненным страхом неуверенности. В конце кон-
цов, это — меньшее бедствие, чем ранняя женитьба. Но как я должен
поступить? Все разрешать ему — нс слишком ли это безответственно и
опасно? Не слишком ли далеко завели меня любовь и страх его по-
терять? Не лучше ли сказать то, что я никогда не осмеливался прежде,
над чем даже не решался задуматься: что внезапная и необъяснимая
утрата матери привела к психическому сдвигу?
Он придерживал рукав моего халата. Вообще же он почти никогда
до меня не дотрагивался. И прикосновение его пальцев, к которому я
не привык, возбудило во мне внезапную волну чувств, затемняющую
сущность проблемы.
— Папа, ты позволишь? Дашь мне поехать? Я знаю, что не был особо
хорошим сыном. Все это так запуталось, мы ссорились, но...
256
Раздался стук в дверь, и в комнату вошла Леора. В руке она держала
телеграмму. Она подала ее мне, умышленно игнорируя Билла.
— Простите, что прервала вас, но это только что принесли. Телеграмму.
Когда она вышла, я развернул телеграмму и прочел:
ПРИЛЕТАЮ АЙДЛУАЛЬД РЕЙСОМ 124 СЕГОДНЯ ПОСЛЕ ПО-
ЛУДНЯ С НОВОЙ ЖЕНОЙ И ТРАНСПОРТОМ ЕЕ РОДСТВЕННИ-
КОВ. ВСТРЕЧАЙ МЕНЯ С ПРИВЕТСТВЕННЫМИ КЛИКАМИ И
БАРАБАННЫМ БОЕМ. ЦЕЛУЮ. РОННИ.
Уже одного того, что Ронни, завзятый старый холостяк, женился,
было достаточно, чтобы сбить меня с ног! Мысль, что я увижу его через
несколько часов на аэродроме, заставила забыть о Билле и его проб-
лемах. Ненадолго, разумеется. Я оторвал взгляд от телеграммы и сказал:
— Прости, Билл, но это от Ронни. Можешь себе представить?! Он
женился! Прилетает в Айдлуальд прямо сейчас. Я должен одеться...
Если бы этот сюрприз нс вышиб меня из колеи, я бы, конечно,
вовремя сообразил, что делаю наихудшую из возможных ошибок. Ведь
я знал о несколько болезненном отношении моего сына к Ронни и
всему, что было с ним связано. Билл окаменел. Его лицо, только что
столь воодушевленное, задергалось от внезапной ярости.
— Ронни! — крикнул он. — Мой Бог! Я прихожу к тебе с самым
важным вопросом в моей жизни, а ты думаешь только о своем Великом
Ронни! И, конечно же, ты должен немедленно мчаться на аэродром,
дабы приветствовать Великого Ронни!
— Ронни возвращается, — сказал я. — Что, по твоему мнению, я
должен сделать?
— По моему мнению? Я думаю, ты сам должен знать. Так что с
Римом? Бог мой, неужели ты не можешь сразу что-то решить?
Его внезапные приступы ярости всегда действовали на меня зара-
зительно.
— А кто я вообще, черт побери, по твоему мнению? Автомат, запро-
граммированный так, чтобы выбрасывать тебе доллары, как только тебе
стукнет в голову какая-нибудь идиотская фантазия? Каким образом я
могу немедленно что-нибудь решить с этим твоим Римом?
Он выпятил нижнюю губу.
— Сколько тебе потребуется времени, чтобы обдумать это?
— Не знаю.
— Но Сильвия хочет знать. Сильвия...
— Сильвия должна будет подождать. Пусть напишет еще несколько
стихотворений в «Литературное ревю», чтобы унять свои разбушевав-
шиеся страсти.
Внезапно я устыдился того, что так утратил контроль над собой, и
меня охватило знакомое, болезненное чувство жалости.
Я положил руку на его плечо. Он вздрогнул, но не попытался ос-
вободиться.
9 П. Квентин "Воипрлшение нз Бермуды"
257
— Я очень сожалею, — сказал я. — Нет смысла доводить друг друга
до исступления. Я подумаю над этим серьезно. И позвоню тебе через
день-другой. Оставь мне лучше номер телефона.
Он в упор разглядывал меня. Потом с театральной напыщенностью
подошел к постели, взял авторучку и нацарапал большими цифрами номер
телефона на обратной стороне одного из листов с машинописным текстом.
— Вот. По этому номеру ты всегда сможешь меня застать. Позвони
мне, когда окажешься в соответствующем настроении. А тем временем
передай мое поздравление своему драгоценнейшему другу Ронни Гит-
леру-Наполеону-Казанове-Шелдону!
Он проскользнул мимо меня, быстро вышел и с треском захлопнул
за собой дверь. Чуть позже я услышал, как грохнула наружная дверь.
Глава 2
Я заставил себя не думать о Билле. Слишком тяжело... Я вывел маши-
ну из гаража и поехал в Айдлуальд.
Может быть, я слишком мелочен и ревнив по отношению к Ронни,
но его внезапная, без предупреждения, женитьба, задела. Зная Ронни
почти двадцать лет, я никогда не видел его даже на полпути к алтарю.
Десятки женщин, засматривающихся на его миллионы, хотя расставля-
ли все мыслимые ловушки, но Ронни, ведомый безотказным инстинктом
самосохранения, всегда умел избежать увлечений, грозящих возыметь
опасные последствия, и возвращался к своему странному, почти мона-
шескому одиночеству. Разумеется, подходящая жена была бы для него
великим счастьем; но подходящую жену для очень богатого и чувстви-
тельного человека, отягощенного романтическим страхом перед кон-
куренцией с собственным банковским счетом, не найдешь на первом
уличном перекрестке. Я постарался представить новоиспеченную мис-
сис Шелдон — и потерпел полное фиаско.
Когда я доехал до Айдлуальда, самолет уже приземлился, но пасса-
жиры еще проходили таможенный досмотр. Возле двери, через которую
они должны были выйти, стояла Энджи Шелдон, сестра Ронни.
Энджи была старше Ронни — бледная, полноватая бесцветная жен-
щина, всегда одетая в очень дорогие и совершенно ей не идущие наряды.
Я хорошо знал ее и даже полюбил за время многолетней работы с Ронни.
Энджи была беззаветно предана Фелиции; в молодости, кажется, перс-
жила трагическую любовь к парню из Латинской Америки. Мрачная
фотография покойника, портрет в стиле Рудольфо Валентино, стоял на
столике возле ее кровати. Но даже это испытание не прибавило ей
выразительности. Она была просто Энджи Всегда Под Рукой, добрая
сестра Энджи, обожающая Ронни и добросовестно, хотя и немного
беспомощно, главенствующая на приемах, которые так часто устраивал
ее брат.
258
Она увидела меня и слабо улыбнулась.
— Как дела, Джек? Вы, наверное, тоже получили телеграмму.
— Да. Вот это событие! И на ком же он остановил свой выбор?
— Не имею ни малейшего понятия. — Энджи теребила в руках пер-
чатки; это’был единственный признак того, что она нервничает или
беспокоится. — Со своего отъезда он почти не писал мне. Это так на
него не похоже...
Это — одна из немногих индивидуальных черт характера Энджи.
Только невероятный катаклизм мог бы склонить Ронни к написанию
письма. Но когда он снова и снова делал что-либо особо для него типич-
ное, Энджи заявляла: «Это так на него не похоже». Я задумался над
тем, как вынесет Энджи вторжение новой женщины на Пятьдесят вось-
мую улицу. Я присматривался к ее одутловатому, но приятному лицу, к
несколько растрепанным волосам и великолепным голубым норкам, но
обнаружить какого-либо намека не смог.
Из-за барьера начали выходить люди.
Ронни я заметил почти сразу же. Он был одет во все темное, на голо-
ве — черная шляпа с жесткими полями, а в руке — зонтик. Как всегда,
более презентабельный и более самоуверенный, чем другие пассажиры,
и одновременно Ронни выглядел очень по-английски. Результат пяти-
месячного пребывания в Англии...
Он шел, ведя под руку женщину, выглядящую до абсурда неэле-
гантно...
Таким было мое первое впечатление. Ронни сразу же нас заметил и
помахал зонтиком, после чего поспешил к нам, приподнял своими силь-
ными руками Энджи, похлопал меня по плечу, начисто отбросив роль
британского посла. Как всегда после долгой разлуки, он вел себя как
большой, неуклюжий, охотничий пес.
— Энджи, милая... Джек, старина... Ну, вот...
Женщина семенила рядом. Маленькая, лет сорока, похоже — рас-
терянная.
В эти первые минуты мне не пришло на ум, что она чарующе кра-
сива. Я заметил только, что на ней хлопчатобумажные чулки, туфли на
низких каблуках, ужасный английский плащ с полоской меха вокруг
шеи и одна из тех соломенных шляпок, похожих на чепчики девушек-
телятниц, которые, как мне казалось, исчезли с горизонта в тридцатые
годы. «Это невозможно!» — подумал я. Ронни не мог жениться на чем-
то таком!
Ронни освободился из объятий Энджи и, полуобняв странную жен-
щину, нежно улыбнулся ей.
— Это, мои дорогие, моя теща, Нора Лейтон. Она прибыла из Шроп-
шира. Отлично управляется с серебряным чайником, умеет вовремя
спросить: «Вам немножко молока и сахара, не так ли?» и верит, что
если человек не будет внимателен, его на Мэдисон-авеню могут оскаль-
пировать.
259
Нора Лейтон покраснела, как маленькая девочка. Румянец высветил
прежде не замеченную красоту. Дивная маленькая роза...
— Ронни всегда меня дразнит, — сказала она. — Вы — Энджи, прав-
да? А вы — Джек. Я очень рада, что познакомилась с вами. И я вовсе
так не думаю об индейцах на Мэдисон-авеню.
«Лейтон...» — подумал я. Фамилия показалась мне знакомой. И тут
же я вспомнил: Безил Лейтон — это же английский писатель из телег-
рамм Ронни, на книги которого я должен был обеспечить американские
права.
К нам присоединились еще три человека. Мужчина примерно шести-
десяти лет с голым черепом и испанской бородкой, одетый в шерстяную
накидку, навевающую мысли о шотландских вересковых пустошах; ни-
зенькая женщина средних лет, с короткими седыми волосами, некраси-
вым лицом и бдительными глазами фокстерьера; третьей была малень-
кая темноволосая девушка, которую я принял за школьницу.
— Вот они. — Ронни повернулся к мужчине. — Это мой тесть, Безил
Лейтон. Это, — он указал на женщину, — леди Филлис Брент. А это, —
он наклонился и очень нежно поцеловал девушку в лоб, — это Джин,
миссис Шелдон.
Пусть меня сочтут за законченного недотепу, но мне и вправду даже
в голову не пришло, что эта маленькая девчушка может быть женой
Ронни. На первый взгляд ей можно было дать лет двенадцать. Теперь,
когда Ронни вытянул ее вперед, я понял, что моему первому впечатле-
нию в известной мере способствовал английский стиль ее наряда. На
голове у нее была маленькая фетровая шапочка в форме вывернутой
мисочки, которая вполне могла бы быть частью школьной формы, а ее
темно-синий костюм, не подогнанный к фигуре, весьма успешно сгла-
живал женственность бюста.
Джин Шелдон взглянула на Энджи и на меня. У нее были очень
голубые глаза, очень прямой нос и очень строго сжатые губы. Она не
улыбнулась, но и неприязни не выказала.
Меня ошеломила ее тонкая девичья красота, но, приведенный в
замешательство разницей в их возрасте, я подумал только: «Она ему
в дочери годится!» И внезапно Ронни, который всегда был для меня
квинтэссенцией мужской красоты и вечной молодости, показался мне
прискорбно постаревшим.
Ронни представил Энджи и меня. Миссис Шелдон протянула руку.
Я взял ее. Пожатие ее тоненьких пальцев было неожиданно сильным,
мальчишеским.
— Видишь, Джек, Лейтоны всегда странствуют дюжинами. — Ронни
улыбнулся мне; он сиял, как гончий пес, наивный, безмерно гордый
добычей, которую принес своему хозяину. — Они столь очаровательны,
что я не смог им отказать. Энджи, дорогая, ты запихнешь их всех в
апартаменты тети Лидии, наверху, правда? Ты отлично улаживаешь
такие дела.
260
Он болтал без перерыва, строил планы на будущее. Я много раз видел
Ронни, охваченного энтузиазмом, но таким он никогда еше не был.
Я поглядывал на окружавшую его тихую группку Лейтонов. Как долго
они намерены здесь оставаться? Или они прибыли сюда навсегда?
В доме на Пятьдесят восьмой авеню, напротив Сентрал-парка —
этот дом Ронни унаследовал от отца, — мы выпили все шампанское,
а потом сидели до ленча. Энджи по своему обыкновению без лиш-
него шума организовала вместе с кухаркой и камердинером Джонсоном
великолепный ленч, словно запланированный много дней назад. Ей
удалось также каким-то образом разместить багаж неожиданных гостей
в большой комнате на верхнем этаже и без лишней суеты обеспечить их
спальнями.
Ронни был безмерно весел, но, несмотря на это, я не мог избавиться
от плохих предчувствий. Даже для Ронни с его фанабериями и каприза-
ми приезд без всякого предупреждения с молоденькой женой и троицей
новых родственников был выходкой совершенно невероятной. Кро-
ме того, он с тревожащей последовательностью избегал упоминаний о
своем супружестве. Во время ленча он говорил исключительно о Безиле
Лейтоне; как оказалось, это действительно тот автор, права которого
Ронни поручил мне купить и произведения которого я, к моему сму-
щению, еще не удосужился просмотреть.
Главным вкладом Ронни в работу издательства всегда были его пред-
чувствия. Когда я осмотрительно и методично продвигался вперед, строя
то, что казалось мне продуманной и хорошо взвешенной подборкой
книг, Ронни держался вдалеке, пока неожиданно не совершал открытия
«гения», после чего начинал лезть из кожи. В истории фирмы «Шелдон
и Дьюлат» Ронни открыл дюжину или чуть больше гениев, из которых
по меньшей мере пять окупились вполне, а катастрофические ошибки
произошли всего лишь с двумя. Такое соотношение удовлетворило бы
любого издателя.
Стало очевидно, что Безил Лейтон — это его новое открытие.
— Это изумительно, Джек! Посмотри на этого человека! Он написал
три романа, три самые тонкие, самые проникновенные, самые зах-
ватывающие книги, какие я читал в последние годы. Все они были
изданы в Англии, но ни одна из них не вызвала сенсацию. Можешь ли
ты в это поверить? И вот этот человек — необычайная фигура, настоя-
щий гений — умирал с голоду вместе со своими женщинами в какой-
то ужасной хижине, где-то там, черт знает где. Это скандал, величайший
скандал в английской литературе со времен Джонни Китса1. Но это уже
в прошлом. — Улыбка Ронни была столь же ослепительной, как сереб-
ро и фарфор на его обеденном столе. — Теперь наступил час славы.
'Джон Китс (1795—1821) — английский поэт, автор великолепных «Од» и
поэмы «Эндимион*. Его ранней смерти способствовали, как считали друзья поэта,
острые, необъективные нападки критики на «Эндимиона».
. 261
В течение двух лет издательство «Шелдон и Дьюлат» выведет на мировую
арену нового Лоуренса!1
Я привык к импульсивной экзальтации Ронни и научился относиться
к ней уважительно. Но я не был заблаговременно приучен к реакции
Лейтонов на подобные тирады. Я всегда слышал, что англичане чувст-
вуют себя неловко, когда публично рассказывают об их нищете или
личных заслугах. Лейтоны, однако, принимали хвалебные гимны Ронни
как нечто совершенно естественное. Безил, без своей накидки, очень
худой, быстроглазый и интеллигентный, сидел с бокалом вина в руке,
улыбаясь слабой, «скромной» улыбкой. Почтенная и до сих пор не иден-
тифицированная Филлис Брент поднесла спичку к сигарете, потухшей
в его губах, и буркнула:
— Величайший талант Англии, и, однако, понадобился добрый аме-
риканец, чтобы это понять.
Жена и дочь Безила продолжали есть в молчании, как если бы ге-
ниальность Лейтона была фактом столь очевидным, что разговор о ней
банальнее замечания о погоде.
Может быть, виновата моя мнительность, но мне показалось, что
они относятся к Ронни покровительственно.
Ронни не утратил своего чуточку хмельного настроения и после лен-
ча, когда мы перешли в пресловутую большую гостиную, набитую до
отказа трофеями его коллекционерской мании. Именно эта гостиная
всегда приводила в ярость Фелицию; были там ошеломляюще вели-
колепный Брак2, Пикассо — конструкция из дерева и гипса, негри-
тянские статуэтки из Бенина и целая стена картин Тамайо3.
Ронни угостил нас ликерами и сообщил, что Безил написал пьесу. Пьеса
эта, как мы должны понимать, настоящий шедевр, и Ронни хотел, чтобы
мой брат Питер, руководивший театром на Бродвее, с ней познакомился.
Я знал, что Питер и Айрис ищут новую пьесу, и был уверен, что они
ухватятся за любую возможность. Я сказал, что позвоню им.
— Чудесно! Соорудим маленький приемчик. Но прийти должна вся
семья. Билл тоже. Должен же он познакомиться с женой своего крест-
ного отца.
У меня стало несколько неуютно на душе. Билл действительно был
крестником Ронни, и Ронни ничего не знал о нашей последней ссоре,
которая произошла уже после его отъезда в Англию. Кроме того, с доб-
родушием, которое меня всегда трогало, он раз и навсегда решил не
замечать грубостей Билла и из кожи вон лез, чтобы очаровать его и
завоевать. Я знал, что Билл будет упираться, и знал также, что Ронни
1 Давид Херберт Лоуренс (1885—1930) — английский поэт и прозаик, автор
романов «Сыновья и любовники», «Любовник леди Чаттерлсй». Лоуренс был поздно
признан критикой.
2 Жорж Брак (1882—1963) — французский художник-авангардист.
3 Руфино Тамайо (род. в 1899) — современный мексиканский художник-
авангардист.
262
будет глубоко задет, если мой сын не захочет поприветствовать молодую
миссис Шелдон. Я почувствовал себя неловко, и, наверное, поэтому
меня охватил гнев на Билла. Несносный щенок! На этот раз я заставлю
его вести себя так, как надлежит порядочному человеку!
— Я приведу его сюда, — сказал я.
— Отлично.
Ронни подошел к жене. Он смотрел на нее с тем полным изумления и
чуть ли не смирения обожанием, которое я заметил еще на аэродроме.
Внезапно миссис Лейтон испуганно вскрикнула. Вытаскивая из сумки
какое-то рукоделие, она задела спицей рюмку с коньяком, которая упала
с поручня стула на ее колени. Ронни подбежал и начал заботливо вытирать
пятно носовым платком. Миссис Лейтон покраснела от смущения.
— Ах, дорогой Ронни, я такая неловкая!
— Пустяки, не принимайте близко к сердцу! Все равно вы не будете
больше носить этот костюм, я уже обговорил все это в самолете с Бе-
зилом. Он дал мне карт-бланш. В понедельник я намерен начать: я
переодену весь клан Лейтонов с ног до головы. Грузовики с нарядами
потекут потоком со всех стран света. Конец приметам нужды! Они уйдут
в далекое прошлое вместе со всей жизнью в Шропшире.
— О нет, Ронни! — воскликнула миссис Лейтон. — Не будьте не-
разумны. Нужно ли это? Вы уже и так столько сделали для нас.
Я взглянул на Безила Лейтона, который любезно позволил Ронни
выделить солидную сумму на его семью. Писатель только улыбнулся
своей скромной улыбкой, как если бы кто-то похвалил особо утон-
ченный отрывок его прозы.
Внезапно я возжелал убраться отсюда. Я сказал Ронни, что мне пора
идти. Он проводил меня до холла. Мы задержались у стола, на котором
стояла маленькая эллинско-буддийская фигурка женщины необычайной
красоты — творение древних мастеров Халды*.
— Я был почти готов телеграфировать тебе, старина. Но я немножко
боялся, что ты не одобришь этого. Ты так любишь все порицать! Но
они великолепны все, без исключения! Я никогда не соприкасался с
такими людьми. Теперь ты это одобряешь? Когда узнал их?
Когда их узнал? Кого? Молчаливую девочку и кучку паразитов,
умеющих, как видно, пользоваться улыбкой судьбы? Я понимал, что
мои суждения в отношении случившегося мало чего стоят и что, по всей
вероятности, мной руководит ревность. И знал, что говорить уже слиш-
ком поздно. Если бы я сказал Ронни, что вся эта афера совершенно
сбила меня с толку, я по меньшей мере ничем не помог бы ему.
— Джин, как мне кажется, очень милая, — сказал я довольно бес-
помощно. — И она прекрасна.
1 X а д д а — древний город в Афганистане с руинами комплекса древних
буддийских монастырей. Для скульптур Халды характерно слияние местных,
бактрийских, эллинских и индийских традиций.
263
— Прекрасна, правда? — Из его глаз тотчас исчезло выражение неуве-
ренности. Его рука опустилась на маленькую статуэтку, легкую и пол-
ную очарования, дарующую ощущение движения юным, чуть улыбаю-
щимся лицом и развевающимися складками каменной одежды.
— Ты заметил сходство? Существует двойник этой хаддийской ста-
туэтки, не так ли? Я заметил это сразу же, как только увидел ее. Мне
даже трудно было в это поверить.
И мне показалось, что я понял...
Ронни способен с исключительной легкостью сопротивляться агрес-
сивным устремлениям женщин всех типов, но не произведению искус-
ства, которое его тронуло. Может ли быть, что он нашел в Шропшире
то, чего не было в лондонских музеях и галереях? Если это было так, то
я легко мог бы понять сущность его связи с Лейтонами. Но это не
ослабило мои дурные предчувствия.
Глава 3
Вернувшись домой, я позвонил Питеру и Айрис. Они знали его не
слишком хорошо, но я заинтриговал их, к тому же их интересовала
пьеса. Я позвонил также Биллу. Мне очень не хотелось это делать, и в
то же время меня сердила собственная трусость. Но мой сын оказался
на удивление сговорчивым. Наверное, он думал о Сильвии Раймер, о
Риме и отдавал себе отчет, что сейчас не самый лучший момент для
ссор со мной.
— О’кей, па. Ясно. Я буду там, и Ронни может рассчитывать на мой
салам.
Я приехал на Пятьдесят восьмую улицу в половине восьмого. Вся
семья собралась в вечерних туалетах. Лейтоны в соответствии с тради-
ционными представлениями об англичанах выглядели более изысканно
в праздничных нарядах, хотя изысканность эта производила впечатление
устаревшей. Безил Лейтон в старомодной визитке каждым своим дюй-
мом был человеком пера — чуточку в стиле короля Эдуарда. Миссис
Лейтон и леди Филлис Брент в сильно декольтированных платьях осно-
вательно напудрились. Миссис Лейтон трогательно старалась отвечать
требованиям времени. Филлис Брент вполне могла бы быть некрасивой,
но исполненной собственного достоинства супругой губернатора или
министра.
Однако наиболее поразительные перемены произошли с женой Рон-
ни. Как если бы естественный переход дня в вечер снял наложенное на
нее заклятие: из апатичной она стала удивительно оживленной. Одета
она была в немодное бальное платье из пунцового шифона, которым,
по всей вероятности, пользовалась еще ее мать. Но платье это она но-
сила, как молодая герцогиня. Выбор Ронни становился более понятным,
и я почувствовал себя чуточку лучше.
264
Вскоре явились Питер и Айрис, а затем, сразу после них, — Билл.
Мой сын знал, что Ронни пожелал, чтобы гости были в вечерних наря-
дах, но, несмотря на это, надел спортивную куртку в черно-белую клетку
й спортивные брюки, демонстрируя этим свою не столь уж продолжи-
тельную принадлежность к богеме. Зато его манеры были безукоризнен-
ны. Для меня, знающего его так хорошо, они были даже оскорбительно
безупречны. Он сказал Ронни все, что в таких случаях принято говорить,
с изысканной вежливостью прошел церемонию представления жене
своего крестного отца и ее родственникам, после чего — молодой, свет-
ловолосый и равнодушный — отступил на задний план и сел возле
Айрис, к которой был очень привязан.
Ужин удался главным образом благодаря Ронни, который лучился
счастьем, и Айрис, одной из немногих известных мне по-настоящему
хороших актрис, в равной мере восхищающих как в театре, так и вне
сцены. Сразу же после ужина было запланировано чтение пьесы. Безил
Лейтон пошел наверх за рукописью, а Ронни обратился к жене:
— Моя дорогая, твой отец наложил вето на присутствие младшего
поколения во время чтения. Может быть, ты взяла бы своего новоявлен-
ного, хотя и не совсем настоящего крестника и поговорила с ним в
библиотеке? Познай Билла Дьюлата, и ты окажешься на пути к понима-
нию того тревожного явления, каковым является молодой американец.
Джин покраснела. Билл, к моему удивлению, тоже. Оба встали и
вышли из комнаты.
Вскоре появился Безил со своей рукописью. Ронни произнес краткое
вступительное слово, и чтение пьесы началось. Несколько неожиданно
рядом с Безилом Лейтоном уселась не миссис Лейтон, а Филлис Брент,
захватившая это место достаточно уверенно. Каким бы странным ни
было положение ее в семье, было видно, что это она, а не миссис Лей-
тон, является музой гения. Миссис Лейтон выбрала стул в углу с таким
выражением лица, словно она ужасно соскучилась по своему вязанию.
Пьеса называлась «Безбрежная ночь смерти». Цитаты из Шекспира
в качестве названий всегда раздражают меня, так как это, по меньшей
мере, претенциозно. Хотя восторги Ронни и мои собственные почти
никогда не высказывались по одному и тому же поводу, я был, однако,
готов к тому, что пьеса мне понравится. Через некоторое время я, слу-
шая высокий менторский голос Безила Лейтона, ощутил озадачившее
меня сомнение; потом сомнение перешло в замешательство, и наконец
мне стало просто тошно.
Итак, группа людей в английской усадьбе. Они без конца говорят о
своей не слишком естественной, утонченной депрессии, а к середине
второго акта мы догадываемся, что это — умершие.
Идея напоминала «Корабль в никуда», приукрашенный изысканной
риторикой и провоцирующе необычной поэтикой. Возможно, пьеса
имела какие-то существенные литературные достоинства, но я не сумел
их осознать и оценить при первом слушании. В то же время в качестве
265
коммерческого начинания на Бродвее пьеса была абсолютно безнадеж-
на. Кроме того, чтение длилось бесконечно долго. Было уже за полночь,
когда Безил закончил читать.
Ронни, независимо от уровня энтузиазма, всегда отличался безупреч-
ными манерами. Он не поставил ни Питера, ни Айрис, ни меня в труд-
ное положение. Он предложил всем нам напитки, после чего начал
ораторствовать сам, с бурным восхищением обсуждая с Безилом раз-
личные моменты и втягивая в разговор исполненную фантастического
обожания Филлис Брент, речи которой вполне могли создать впечат-
ление, что чтение завершилось триумфально. Питер и Айрис выдавили
из себя несколько неубедительных похвал, но Ронни попридержал их.
прежде чем положение стало затруднительным.
— Нет, я не хочу, чтобы вы высказывали непродуманное мнение.
Это не обычный текст. Я хотел бы, чтобы вы над ним поразмыслили.
Это все. Встретимся через несколько дней.
После этого он весьма ловко перевел разговор на другую тему. Вскоре
мы начали собираться уходить. Я пошел в библиотеку за Биллом.
Дверь библиотеки была закрыта, но, поскольку я чувствовал себя в
доме Ронни почти так же, как в своем, мне и в голову не пришло, что
следует постучать. Я нажал ручку и вошел. Билли и Джин Шелдон си-
дели в другом конце комнаты на диване. Джин подобрала под себя ноги
Оба были обращены ко мне профилем. Они смотрели друг другу в глаза
В их позе не было и намека на то, что они пытаются что-то скрыть
ничего, что свидетельствовало бы о каком-либо чувстве вины. И руки их
разделяло расстояние не менее трех футов. Но в их отрешенности, в полном
напряжении их молодых тел было что-то столь неожиданное, что эта боль-
шая темноватая комната казалась заряженной дразнящей интимностью.
Я сказал много громче, чем следовало:
— Ну, Билл, нам уже время.
К моему удивлению и испугу, ни один из них даже не шевельнулся
Они просто не слышали меня.
— Билл! — позвал я снова.
И тогда они очень медленно повернули ко мне свои лица. Я говорю
«повернули лица», а не «посмотрели», так как уверен, что меня они ешс
какое-то время не видели.
Я испугался — эти два лица казались зачарованными. Только так
это можно назвать. Их глаза сияли. Губы были приоткрыты. Так должны
были выглядеть Ромео и Джульетта при первой встрече на балу у Ка-
пулетти. Помню, меня охватило ощущение полной беспомощности.
Я никогда не видел молодой любви столь обнаженной, совершенно
лишенной стыда или смущения.
Я подумал: «Ничего худшего не могло приключиться».
Все это длилось, очевидно, несколько секунд. Прежде чем я успел
что-нибудь сказать, следом за мной в комнату вошел Ронни. Он положил
руку мне на плечо.
266
— Уже время отправлять наших ребятишек по их детским, старина.
Я помню, как подумал тогда: «Бог мой, все потеряно!» Но Билл и
Джин уже успели несколько прийти в себя. Билл, во всяком случае,
овладел собой в достаточной мере, чтобы встать и подойти к нам.
— Спокойной ночи, Ронни. Великолепный прием. Хорошо, что вы
уже вернулись к нам.
Ронни улыбнулся дружелюбно; я был уверен, что он ничего не за-
метил.
Билл прошел за мной в холл, где нас уже ждали Питер и Айрис. Мы
вышли все вместе. Питер и Айрис пригласили нас к себе «распить про-
щальную». Я отказался, Билл — тоже.
Уже сидя в автомобиле, Айрис сказала:
— Боже, Джек, что за текст! — Она повернулась к мужу. — Питер,
дорогой, ты понял из этого хоть что-нибудь? Ты умный, разбираешься
в интеллектуальных пьесах.
— Полагаю, что это величайшее надувательство со времен изобре-
тения искусственных бюстов. — Он передернул плечами. — Ты и Ронни,
если у вас есть на то охота, можете выдавать это за великое произ-
ведение, но не настолько же вы спятили, чтобы не отдавать себе отчета
в том, что на Бродвее не сыскать ни одного директора театра, который
нашел бы для этой пьесы место хотя бы в корзине для мусора?
— Ронни легко заводится, — пробормотал я.
— На этот раз даже чересчур, — сказала Айрис. — Может, потому
что женился на его дочери. Джек, дорогой, тебе предстоит самому спра-
виться с этим. Я на это не отважусь, да и Питер тоже. Скажи ему, что
мы под большим впечатлением и так далее, но... Ну, пожалуйста!.. Боже
мой, неужели в самом деле никто не может написать хорошую, нор-
мальную пьесу с большой, интересной ролью для красивой стареющей
актрисы? Что за странные люди! А эта Филлис, она-то кто такая, черт
бы ее побрал? Его жена, по крайней мере, очаровательная девочка. Но
почему она так молода, Джек? Я не предполагала, что Ронни человек
такого склада.
— Разве можно хорошо знать другого человека?
— Верно, Джек, золотко мое. Ты уверен, что не хочешь выпить с
нами?
— Благодарю, нет. Я совершенно измотан.
— Кто не будет измотан после такого творения? Ну, тогда спокойной
ночи, дорогой, до скорого свидания. Спокойной ночи, Билл. Почему
ты никогда к нам не заходишь, ты, маленькое чудовище?
Питер и Айрис уехали. Я остался на тротуаре с Биллом. Билл стоял,
засунув руки в карманы брюк. Его светлые волосы поблескивали в свете,
падающем из окна над воротами дома Ронни. Никогда я не чувство-
вал себя более обескураженным, более скованным в его присутствии.
Я сказал:
— Билл, я позвоню тебе через пару дней относительно этого дела.
267
— Что, па?
— В отношении Рима. — И, прежде чем осознал, что говорю, до-
бавил: — Я думаю, что позволю тебе поехать, но я еще позвоню.
— Рим?.. Ах да, разумеется. Хорошо. Ну, доброй ночи, па.
Он не взглянул на дом Ронни. На меня он не взглянул тоже. Он
просто пошел вдоль улицы, как лунатик.
Лежа в постели, я долго не мог заснуть; я размышлял о том, что
увидел в библиотеке Ронни, пытаясь убедить себя, что придаю этому
слишком большое значение, и огорчаясь по поводу того, что окон-
чательно потерпел поражение как отец...
Эти мысли неизбежно приводили к столь хорошо знакомому мне
жуткому ночному анализу поражения, которое я потерпел как муж.
Я месяцами чувствовал себя относительно свободным от Фелиции,
но в эту ночь кошмар наяву вернулся с полной силой. Как обычно, он
начался с образа моей жены, сидящей на подоконнике с горящей сига-
ретой. Одна из особ, давая показания в комиссариате, сказала: «Она
казалась совершенно спокойной, как будто сидела в шезлонге на пляже
и загорала. Потом она отбросила сигарету, встала, по-прежнему совер-
шенно спокойная, разгладила платье и прыгнула». Из всех показаний
именно этот факт наиболее упорно меня преследовал. Я снова видел ее
в своем воображении: как она встает, как разглаживает платье, как затем
падает с подоконника. И снова возвращался все тот же разъедающий
душу и сознание вопрос: почему? Что случилось? Как я мог довести ее
до этого — и не в силах отыскать даже следа причины?
И снова наша семнадцатилетняя супружеская жизнь лежала передо
мной, расстеленная, как карта. Где-то здесь должен был находиться
ключ к разгадке, только сумею ли я найти его когда-нибудь? В течение
неисчислимых ночей это мне не удавалось...
Ведь наш роман с самого начала казался таким простым и идилличес-
ким. По крайней мере, я знал, что для меня это было так. Я влюбился
в Фелицию с первого взгляда. Тогда я работал с Ронни всего несколько
месяцев, и он взял меня с собой на Пятьдесят восьмую посидеть за
стаканчиком виски. Как раз в это время Фелиция была у Энджи, подруги
по литературному клубу. Она сразу показалась мне самой красивой и
самой милой девушкой на свете.
Фелиция была на три года старше меня и жила в Нью-Йорке одна.
Ее родители умерли, оставив ей немного денег. Мне было двадцать два
года, и я свято почитал правило, гласившее, что мужчина должен содер-
жать женщину: эти деньги лишали меня смелости. Но влюбленность
отодвинула денежный вопрос на задний план. Через месяц мы пожени-
лись, а годом позже родился Билл.
Ни я, ни она не были особо общительными. Жизнь мы решили
строить на принципе полной материальной независимости. Даже Ронни
и Энджи мы видели не чаще, чем это было необходимо, а Питер и Ай-
рис считали нас невероятными занудами. Питер всегда называл нас
268
«неразлучной парой». И я полагал, что это действительно так. Ей я верил
безгранично.
И вдруг, после семнадцати лет, прыжок...
Давно прошли те времена, когда я еще пытался внушить себе, что с
ней, где-то вне нас, должно было произойти нечто такое ужасное, чему
даже она не смогла противостоять. Потому что в глубине души я всегда
был уверен, что если бы на нее обрушилось что-нибудь извне, она дове-
рилась бы мне и призналась во всем. Ведь она знала, что не было ничего,
чего я не понял бы и не захотел бы с ней разделить. Но она мне не
доверилась. Не оставила даже письма. Убила себя, не позаботившись,
чтобы я узнал почему. А это значило, что причиной несчастья был я.
Или я требовал от нее слишком многого? Или она не вынесла тяжести
моей любви и веры в нее? Я лежал в постели, терзаемый все теми же
бесплодными вопросами.
Я включил свет и взял сигарету.
Не помогло. Теперь меня начали мучить мысли о Билле.
Если бы не тот трагический прыжок, если бы Фелиция была жива,
она знала бы, как противодействовать тому, что произошло между Билли
и женой Ронни и что сулило всем нам несчастье. Если бы Фелиция была
жива и если бы Билла не постигло это потрясение, он, пожалуй, смог
бы сам найти выход из положения.
Но теперь все зависело от меня. И что же я должен был делать?
Отослать Билла в Рим? Может, это безопасней? Но если я позволю ему
уехать в Рим, это будет равнозначно потере его навсегда, а я не научился
еще любить кого-нибудь другого.
«А может быть, все будет хорошо, — подумал я, окончательно изму-
ченный. — Ведь в конце концов ничего такого не произошло. Если я
ничего не буду делать... Если немного подожду...»
Я выключил свет и, цепляясь за эту жалкую надежду, наконец уснул.
Глава 4
В течение нескольких дней ни я не звонил Биллу, ни он мне. Я нем-
ного успокоился. Ронни пока в контору не заходил. Он звонил мне,
чтобы уведомить, что он счастлив, как никогда в жизни, и развлекается
игрой в волшебника в магазинах Картье и Тиффани1.
Из Англии пришли три романа Безила Лейтона, которые мы обя-
зались издать. Двое из моих рецензентов прочли их; на одного они
произвели большое впечатление, у другого вызвали глубокое отвраще-
ние. Поскольку сам я был занят другими делами, я дал их моей секретар-
ше, Мэгги Стейне, счастливой жене профессора математики нью-йорк-
1 Картье, Тиффани — фешенебельные ювелирные .магазины в Нью-
Йорке.
269
ского университета, с которой за многие годы нашей совместной работы
очень сдружился. Мэгги вернула их через несколько дней.
— Джордж на них помешался. (Джордж — это ее муж.) Но вы же
знаете Джорджа. «Поминки по Финнегану»1 — его любимое развле-
кательное чтение. Если же вас интересует мое личное мнение, то я
думаю, что это шарлатанство, но именно тот вид шарлатанства, на каком
можно надуть Ронни, который при всем своем чутье — это, конечно,
между нами — немножко наивен.
Я сам прочел эти книги и после этого не мог избавиться от раздра-
жающей неуверенности. Им были присуши те же черты, что и пьесе.
Были они ужасно трудными, ужасно учеными; да, это могло быть
блефом, но могло им и не быть. Думаю, что на свою ответственность я
не издал бы их, но я и не горевал, что это нужно сделать. Располагая
деньгами Ронни, фирма вполне могла предпринять попытку разрек-
ламировать их. Но я был разочарован и даже несколько обеспокоен:
ведь Ронни никогда еще не продвигал так далеко ни одного из своих
гениев. Никогда, например, не женился на их дочерях.
Мое беспокойство отнюдь не уменьшилось, когда в конце концов
Ронни как ураган влетел в контору. В головокружительном темпе он в
течение двух часов просмотрел по верхам все, что мы сделали за время
его отсутствия, после чего завел разговор о Безиле Лейтоне.
— Я уже все устроил с Безилом, старина. Даю ему даром квартиру
тети Лидии и гарантирую тысячу долларов ежемесячно в течение деся-
ти лет.
Он предполагал, что это заявление ужаснет меня. Чтобы в любом
случае не уступить мне, он постарался прикрыть свое решение высоко-
мерной болтовней.
— Не расстраивайся, старина, это не пойдет за счет фирмы. Я лично
все это покрою. Всю жизнь высматривал я настоящий талант — талант,
который не смог бы пробиться сам и которому требуется меценат. Бог
мой, что из того, что я сообразительный, культурный, сидящий на день-
гах миллионер, если я со всем своим капиталом не смогу хоть раз в
жизни сделать что-то по-настоящему важное? Может, потом я дам ему
больше. Но думаю, что для начала тысячи в месяц хватит. Понимаешь,
я не хочу его перекармливать. Кстати, ты прочел его повести? И как
обстоит дело с пьесой? Ты разговаривал с Питером и Айрис?
Я никогда не лукавил с Ронни, когда вопрос касался издательских
дел. Я поделился с ним моими подозрениями. Добавил также — осто-
рожно и вежливо, — что Питер и Айрис, хотя и находятся под глубоким
впечатлением, полагают, что «Безбрежная ночь смерти» им не подходит.
'«Поминки п о Финнегану» — роман ирландского писателя
Джеймса Джойса (1882—1941), автора знаменитого «Улисса». Основанный полнос-
тью на внутреннем монологе, он причислен к сложнейшим произведениям мировой
литературы.
270
Меня не удивило, что мне не удалось притушить его энтузиазм.
Ронни, когда речь шла о его «гениях», был непоколебим, как скала.
— Ага! Значит, эта пьеса не по зубам Питеру? Жаль. Но это понятно.
По правде говоря, меня это устраивает. Воспользуюсь случаем и сам ее
поставлю. Мне всегда хотелось попробовать нечто такое! А если речь
идет о тебе... — Он широко улыбнулся. — Помнишь Гвендолин Снейли,
старина?
Я так и предполагал, что он вспомнит о Гвендолин Снейли. Это была
дама из Джорджии с весьма трудным характером, которая лет двадцать
назад прислала нам свою рукопись. Я хотел отклонить ее, но Ронни
пришел в дикий восторг и настоял, чтобы книга была издана. Впослед-
ствии миссис Снейли представила нам еще три романа, которые были
восторженно встречены критикой. Теперь Гвендолин Снейли
причисляли к крупнейшим современным писателям Америки.
Сославшись на Гвендолин Снейли, Ронни, разумеется, выиграл, о
чем я знал заранее. Мы наметили контуры весьма искусной и дорогой
кампании в прессе перед публикацией первой, повести Безила, после
чего Ронни пригласил меня на ужин и надел шляпу.
— Ну, я иду помахать моей волшебной палочкой. Сегодня очередь
Филлис. Ей предстоит обновление с головы до ног.
— Кто такая Филлис?
— Разве она не фантастична? — Ронни просиял. — Это один из
необыкновеннейших продуктов Британии: старая дева, посвятившая
себя гению. Вообще-то это весьма именитая особа, дочь лорда и все
такое. Много лет назад она до безумия влюбилась в первую повесть
Безила и перебралась к ним. У нее есть небольшой собственный доход,
так что потом вся семья жила на ее деньги. Она выглядит немного
пугающе, правда? Ноу нее золотое сердце, и Безил не может без нее
работать. Он настоял, чтобы она с нами поехала, а я, разумеется, был
этим восхищен.
Он был уже у двери. Задержавшись на пороге, он помахал мне
рукой.
— Добрая старая Филлис! Для этих покупок подойдет не любой кон-
сультант. Только гений сумеет выдумать что-нибудь подходящее для ее
английских бедер. Но я возьмусь за это со всей ответственностью. Ты
меня знаешь. Шелдон На Все Руки Мастер с этим справится.
Он вышел, а на меня нахлынула депрессия. Я понемногу начал пони-
мать, почему именно Лейтоны показались ему столь очаровательными.
Несмотря на все свое огромное богатство — или по причине этого, —
Ронни жил в весьма замкнутом мире, вращаясь среди людей, более или
менее на него похожих. Лейтоны принадлежали к людям совершенно
иного сорта; они как будто были созданы специально для того, чтобы
подстрекнуть его щедрость, его восхищение новым и — знал ли он об
этом или нет — его тщеславие. Необычайно красивая девушка, ее ♦ге-
ниальный отец», да еще в придачу дочь лорда — каждый иной, каждый
271
на свой лад привлекательный, все без гроша, — и все готовы принять
все, что им будет пожертвовано. Ничего странного, что он попал в
ловушку и возжаждал стать их избавителем.
Может, я преувеличивал, назвав это ловушкой? Может, Лейтоны
вовсе нс были такими, какими представлялись мне? Может, резуль-
татом вылазки Ронни в Англию оказались любимая жена и куча обо-
жающих его родственников? Но мне не нравился этот новый, почти
исступленный энтузиазм, который — если использовать определение
Энджи — был «так не похож на Ронни». И не нравилось мне воспоми-
нание о слабой «скромной» улыбке Безила Лейтона. Мыслей о Джин и
Билле я старательно избегал.
Вечером я пошел на ужин к Ронни. Были мы только вчетвером:
Ронни, Джин, Энджи и я.
— Безил уже начал работу над новой книгой, старина. А когда он
работает, то никуда не выходит. Нора и Филлис, разумеется, тоже. Фил-
лис обеспечивает вдохновение, Нора обеспечивает чай.
Было видно, что Ронни основательно «махал своей волшебной па-
лочкой». Джин была ошеломляюще элегантна в черном платье, а при
виде гарнитура из отборных изумрудов даже у Картье дрогнуло бы серд-
це. Она изменилась до неузнаваемости. Ослепляющая элегантность как
бы приглушила ее девичью свежесть. Теперь ее можно было принять за
любую богатую и красивую дебютантку из Лонг-Айленда. И хотя она
должна была отдавать себе отчет, что я как лучший друг Ронни являюсь
гостем, на которого стоит затратить немножко внимания, она почти не
реагировала на мое присутствие. Энджи, разумеется, была молчалива,
как обычно, и сразу же после ужина заявила, что идет спать. К моему
удивлению, Джин тоже поднялась, заявив, что устала.
Я собрался уходить, но Ронни настоял, чтобы я остался, и, поцеловав
жену в лоб на прощание, перешел со мной в библиотеку. В первый раз
мы разговаривали свободно о Лейтонах, и я наконец узнал, как он на
них натолкнулся. Он жил в «Клэридже»1, рыскал по лондонским теат-
рам и посещал картинные галереи, когда однажды после полудня к нему
явилась миссис Лейтон.
— До этого я никогда не встречался с ней. Никогда даже не слышал
ни о ней, ни о Безиле. И вот она пришла. Сидела в холле «Клэриджа»
и выглядела как судомойка или как герцогиня. В таких местах их никогда
не отличишь одну от другой. Она подошла ко мне, краснея до корней
волос. «Простите, — сказала она, — я знаю, что поступаю ужасно нагло.
Но ведь вы — мистер Роналд Шелдон, правда? Я думаю, что мы можем
быть друг другу полезны. Видите ли, мой муж гениален».
Ронни был достаточно заинтригован, чтобы пригласить ее в свой
номер. При ней были три романа Безила. Она оставила их Ронни, ска-
зав: «Если они вам понравятся, вы можете приехать к нам с визитом.
Фешенебельный отель в Лондоне.
272
К сожалению, мы живем очень скромно, но Безил обрадуется. Я вос-
хищаюсь вами за издание Гвендолин Снсйли».
— Разумеется, книги привели меня в восторг. И, разумеется, я поехал
в Шропшир. И знаешь, Нора все это провернула на свой страх и риск.
Безил не имел об этом никакого понятия. Позже она сказала мне: «Это
был самый смелый шаг в моей жизни, поверьте мне. Все деньги, выру-
ченные за яйца, я уплатила за билет. Если бы книги вам не понравились,
нам не на что было бы купить Безилу бумаги для работы».
Хозяйство Лейтонов в Шропшире Ронни описал в манере живой,
но, пожалуй, несколько обидной: он говорил об этом так, как если бы
открыл какое-нибудь захватывающе примитивное племя в верховьях
Амазонки. Лейтоны жили на крохотную ренту Филлис, да еще держали
пару сотен кур. Курами занималась Джин. Нора вела хозяйство, под-
держивала порядок в полуразрушенном коттедже, шила всю одежду для
женщин, чтобы сэкономить деньги на пишу, которую сама готовила,
и — что самое важное — ухаживала со страстным самопожертвованием
за гениальным Безилом. Филлис, скорее всего, просто сидела и пос-
тавляла вдохновение.
— Если временами денег хватало только на одну котлету, она доста-
валась Безилу. Если оставалось одно ведро угля, им согревали кабинет
Безила. Его кабинет, понятное дело, был лучшей комнатой коттеджа, и
в нем стояло фамильное серебро, которое никогда не закладывали в
ломбард, потому что Безил любил хорошую сервировку при чаепитии.
В самом деле, это было фантастично. И среди всего этого — Джин. —
Ронни замурлыкал, как довольный кот. — Я всегда буду любить отель
«Клэридж». Может быть, даже упомяну его в своем завещании.
Было уже очень поздно. Когда я встал, чтобы наконец отправиться
домой, Ронни обнял меня.
— Знаешь, старина, в последние дни я много думал о тебе. Ты должен
жениться.
Ронни никогда не вспоминал о Фелиции — все эти годы. Поскольку
я сам очень болезненно относился ко всему, что было связано с моей
погибшей женой, я начал считать, что все, а особенно Ронни, отдают
себе отчет в том, что тема эта — табу. И я внутренне возмутился, когда
он неожиданно заговорил об этом.
— Знаешь, Джек, — продолжал он, словно подслушав мои мысли, —
я думаю, что мы уже можем поговорить об этом. Фелиция никогда не
была по-настоящему достойна тебя.
Меня охватил гнев, для которого, собственно, не было оснований.
Пусть себе радуется своей Джин, думал я, если ему это угодно. Но по
какому праву он говорит о Фелиции?
Ронни сердечно улыбнулся мне, и это была улыбка друга. Мне вдруг
стало'стыдно, и я ощутил благодарность Ронни. Наверное, уже действи-
тельно пришло время понять, что прошлое — это прошлое. И как это
типично для Ронни, что именно он осмелился мне об этом напомнить.
273
Через несколько дней, когда я находился в конторе, Мэгги вошла в
мой кабинет.
— Пришла миссис Нора Лейтон. Она хотела бы поговорить с вами.
Нора Лейтон вошла и села. На ней был скромный, но хорошо сши-
тый костюм, который, как я предположил, являлся компромиссом меж-
ду щедростью Ронни и ее застенчивостью. Глядя на нее, трудно было
поверить, что находишься в сердце Манхэттена. Когда она так сидела,
снимая перчатки и улыбаясь своей неуверенной, очень трогательной
улыбкой, она выглядела как примерная жена английского викария, ко-
торая пришла с визитом к новому прихожанину.
— Я надеюсь, что не очень помешала вам, но я проходила здесь... то
есть недалеко отсюда... Ну, я просто была поблизости и подумала, что...
Потому что вы лучший друг Ронни, и мы с вами, наверное, должны
лучше узнать друг друга. Я хотела спросить, не зайдете ли вы как-нибудь
к нам на чай?
Я был с ней настороже, как был настороже со всеми Лейтонами, но
отлично понимал, может, даже лучше, чем сам Ронни, почему он нс
отразил атаку миссис Лейтон в «Клэридже». Она держалась почти цере-
монно и явно не имела намерения никого очаровывать, но конечный
эффект был удивителен. Прежде чем я успел осознать, что я говорю, я
ответил, что приду на чай с большим удовольствием.
— Я очень рада. — Она встала. — Я не хотела бы отнимать у вас
время.
— О, я не так занят.
Она залилась своим внезапным румянцем, румянцем розы.
— Как любезно было с вашей стороны сказать это. Американцы такие
учтивые. Я сразу подумала об этом, когда познакомилась с Ронни... —
Она не закончила фразу, помолчала, а потом добавила: — Временами я
думаю, сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить его за то, что он для
нас сделал. И это пришло так внезапно... как циклон. Но... — Она снова
замолчала. — Но я думаю, что это тоже очень по-американски, правда?
Она произнесла это застенчиво, но в то же время я ощутил в ее голосе
нотки страха и понял, что она — сознательно или бессознательно —
пришла в мой кабинет, желая, чтобы я ободрил ее.
Я сказал осторожно:
— Это так. Американцы часто напоминают циклон, а Ронни — боль-
ше, чем иные его соотечественники.
— Я вам даже сказать не могу, какой он необыкновенный. Безил
всегда мечтал, что кто-нибудь когда-нибудь скажет о его книгах то, что
Ронни о них сказал. А кроме того, Джин... Сначала я не была уверена...
Понимаете, она такая молодая, а Безил, естественно, был полностью
погружен в свою работу.. Он такой непрактичный. Я... — Она зако-
лебалась. — Но ведь все получилось хорошо, правда?
Теперь она без обиняков апеллировала ко мне, чтобы я ее успокоил.
Смешная ситуация: она беспокоилась, каким мужем будет для Джин
274
Ронни, в то время как меня упорно мучила мысль о роли Лейтонов в
жизни Ронни. Но я верил в ее беспокойство. Эта женщина, столь отваж-
но рискнувшая деньгами, вырученными за яйца, наверняка не была
интриганкой; благодаря ей в моем сознании сложилась другая, менее
зловещая версия шропширского эпизода. Быть может, Безил и — на-
сколько я мог сориентироваться — Филлис были склонны продать Джин
за собственное благополучие. Однако не повлияла ли на мои подозрения
в отношении Джин обычная, низкая ревность? Почему дочь этой жен-
щины не могла влюбиться в Ронни без какой-либо задней мысли? Рон-
ни, несмотря на свой возраст, был наверняка куда более блистательным
и привлекательным, нежели любой другой мужчина, которого могла
привлечь куриная ферма.
Миссис Лейтон удалось обуздать мои опасения. И я сказал то, что от
меня ожидали услышать:
— Я не вижу поводов для беспокойства.
— Правда? — Она просияла. — Я так рада, что вы это сказали. Ну,
теперь я должна идти. Завтра после полудня я вас жду?
— Отлично.
Когда я провожал ее до двери, она сказала:
—' Я решительно настаивала на том, чтобы мы как можно реже ви-
делись с Ронни и Джин. Не очень хорошо было бы с нашей стороны
постоянно мозолить им глаза. А поэтому, — она задержалась на поро-
ге, — мы почти никого не видим. Нам будет очень приятно найти нового
друга.
На следующий день после полудня я отправился кЛейтонам на чае-
питие. Их квартира представляла собой совершенно самостоятельное
помещение. Старая тетушка Ронни, тетя Лидия, которая умерла не-
сколько лет назад, обитала там со своей компаньонкой. Ее смерть при-
несла Ронни несколько дополнительных миллионов.
Квартира имела отдельный вход и собственный лифт. Она была столь
же красива и почти столь же обширна, как апартаменты Ронни.
Нора Лейтон отворила дверь и проводила меня в гостиную с белыми
панелями и великолепным видом из окна. Всюду стояли цветы — боль-
шие букеты в цветочных вазах, явно дары Ронни. Коттедж в Шропшире
определенно канул в далекое прошлое. Филлис Брент сидела в широ-
ком кресле. Она читала, держа перед глазами вызывающе немодный
лорнет. На ней было дорогое черное платье, столь же несомненно проис-
ходящее от Ронни, как и цветы; ее шею обвивала нитка жемчуга. По-
скольку она сидела, я не мог установить, победил ли Ронни «английские
бедра», а вот сопротивление дочери лорда в отношении принятия подар-
ков он одолел наверняка. Когда мы вошли, она подняла взгляд, а лорнет
опустила на стол. Она даже не сочла необходимым скрыть выражение
недоумения и раздражения на своем некрасивом умном лице.
— Вижу, вы оказали нам честь своим визитом?
Нора неожиданно покраснела.
275
— Это я пригласила мистера Дьюлата, Филлис.
— Вы? Но Безил должен вскоре читать мне новую главу. Для него
это очень важно. Однако, — она пожала плечами, — это можно, пожа-
луй, перенести на более позднее время. Лучше приготовьте чай. Безил
сказал, что, видимо, закончит в половине пятого.
Нора выскользнула из комнаты. Больше, чем резкость Филлис в
отношении моей особы, меня удивило, как нагло она командовала Но-
рой, которая, по всей вероятности, мирилась с этим. Неужели этот
кукушонок так прочно поселился здесь, что Нора не осмеливается даже
пригласить гостя к чаю? Наверное, по мне было видно, что тон Филлис
задел меня, потому что она добавила ворчливо:
— Когда Безил работает, ритм его работы превыше всего.
— И мы не хотели бы этот ритм нарушать.
Филлис пропустила мои слова мимо ушей. Оценив меня продол-
жительным критическим взглядом, она сказала:
— Вы не говорили нам, что вы думаете о пьесе.
— Нет.
— О книгах тоже.
— Это скорее дело Ронни, чем мое.
— Почему? Ведь вы же его компаньон? Или, может, только под-
чиненный? В Америке никогда нельзя понять, кто есть кто. Подчи-
ненные имеют такие импонирующие титулы: младший руководитель,
Бог знает что.
Я решил не дать себя спровоцировать. Нельзя было не удивляться ее
безграничной самоуверенности; я размышлял над тем, является ли она
результатом ее благородного происхождения или хорошо укрепленной
позиции первой слушательницы гения. Поэтому я предоставил ей воз-
можность вести разговор по собственному усмотрению.
Она напоминала карикатуру на известного литературного агента.
Интересовалась, какие гонорары мы заплатим за три повести, анализи-
ровала последние заглавия нашего каталога, чтобы убедиться, являют
ли они собой достойное общество для Лейтона. Выразила мнение, — по
собственной инициативе, — что Питер и Айрис слишком коммерциали-
зованы в своей деятельности, чтобы им можно было доверить пьесу
Безила. Наконец, взглянув на часы, она резко поднялась.
у. — Будет лучше, если я предупрежу Безила. Он не любит неожи-
: данных гостей.
Когда она открывала дверь бывшей библиотеки старой мисс Шелдон,
i я с искренним удовлетворением убедился, что английские бедра не
побеждены.
Благодаря умелой режиссуре чай и Безил появились одновременно.
Во внешности Безила произошли еще более поразительные изменения,
нежели во внешности Филлис. Все следы литературной эксцентричнос-
ти, кроме эспаньолки, исчезли, будто их и не было. Костюм на нем был
много дороже тех, какие я могу себе позволить; шелковая рубашка и
276
галстук, несомненно, были куплены у Бронзини. Он был воплощением
благополучия и изысканности. В то время как Нора в смиренном мол-
чании разливала чай из серебряного чайника, а Филлис пребывала в
нескрываемой скуке, Безил любезно развлекал меня разговорами.
Он был остроумен, учтив, безукоризнен и вполне мог сойти за Томаса
Харди1, любезно дающего интервью неоперившемуся журналисту. Чело-
веку непосвященному даже в голову не пришла бы мысль, что перед
ним малоизвестный писатель без гроша в кармане, имущество которого
составляют три невзорвавшиеся бомбы. Писатель, которого вытянул из
беды каприз миллионера.
В потоке слов не было ни малейшего намека на то, что жизнь его
когда-то была другой; он ни разу не выразил даже тени благодарности
в адрес Ронни, хотя с превеликим удовлетворением говорил о его наме-
рении самолично поставить пьесу Безила и о своих опасениях в отноше-
нии американцев — сумеют ли они ощутить все тонкости произведения.
Для себя, как и для Филлис, да, пожалуй, и для Норы, он был Великим
Безилом Лейтоном, предназначение которого было столь же неотвра-
тимо, как путь кометы.
Помимо воли и я начал уступать силе его личности. Может, они
действительно правы? Может, он гениален? Но так или иначе, а я ис-
кренне радовался тому, что я не его жена, не его дочь, не дочь лорда и
не его зять.
'Когда я уходил, Нора проводила меня до холла.
— Это было так славно, что вы пришли.
— Я получил большое удовлетворение, — ответил я. — Но в следую-
щий раз я хотел бы поговорить с вами.
— Со мной? — Она казалась несколько сконфуженной. — О, я на-
деюсь, что Филлис не повела себя с вами невежливо. Она очень за-
стенчивая.
— Это главная ее черта?
Я предоставлял ей случай облегчить душу и выложить мне, что она
на самом деле думает об этом странном члене семьи; но,.как я вполне
мог бы предвидеть, Нора Лейтон даже не мечтала о защите своих прав.
Она только сказала:
— Филлис — это необыкновенный друг. Если бы не она, один Бог
знает, что случилось бы с нами.
— Зато теперь все сложилось великолепно.
— О да*
— И это вам они должны быть признательны за эти перемены.
— Мне? Каким образом?
Она, видимо, не хотела говорить о деньгах за яйца, а я не имел
намерения по своей инициативе о них вспоминать. Нора опустила на
1 Том ас Харди (1840—1928) — известный Английский писатель, автор
романов «Мэр Кэстербриджа», «Тэсс из рода д’ Эрбервиллей* и др.
277
дверную ручку свою руку, и я в первый раз заметил, что она жесткая и
потрескавшаяся. Уже много лет — в нашу эпоху мыльных хлопьев и
кремов — я не видел столь запущенной женской руки. Неожиданно на
меня нахлынула чуточку покровительственная нежность. Меня злило,
что у Безила Лейтона такая жена, и одновременно я ему завидовал.
— До свидания. Вы зайдете к нам как-нибудь снова, правда?
Это было обычной учтивостью. Я знал, что тем же тоном она говори-
ла бы с любым другим случайным гостем. Но я внезапно почувствовал,
что везде, где находится Нора Лейтон, создается хорошее настроение.
— Да, — ответил я. — Я охотно загляну к вам снова.
Я вернулся домой. Дверь мне отворила Леора. Лицо ее было угрюмо.
— Билл возвратился, — сообщила она. — Навсегда.
Билл лежал на диване в столовой и курил сигарету. Увидев меня, он
лениво поднялся. Не знаю точно, чего я ожидал, но, полный тревожных
мыслей о Джин Шелдон и Риме, был уверен, что впутаюсь в какую-
нибудь передрягу.
Меня ждала приятная неожиданность. Билл был чуточку смущен,
немного обескуражен и доброжелателен до невозможности.
— Сам не знаю, что на меня нашло, па, — сказал он с улыбкой. —
Понимаешь, временами я бываю... Ну, вроде сам в чем-то запутаюсь, а
свалю на тебя. Серьезно, па, я вовсе не хочу быть «трудным ребенком».
Я... Черт возьми, разве мы не могли бы покончить со всей этой исто-
рией? А писать я могу здесь с тем же успехом, что и там; здесь даже
лучше. В конце концов... Это просто глупо — продолжать грызться, не
так ли?
В дверь позвонили. Я слышал, как Леора идет отворить ее. Все это
было так неожиданно, что я успел ощутить лишь первую теплую волну
радости, еще не осмысленной.
Леора провозгласила:
— Мистер Шелдон с супругой.
В комнату вошли Ронни и Джин, оба в вечерних нарядах.
— Прости, что мы вваливаемся без приглашения, старина, но мы
как раз идем на какой-то унылый прием, вот я и решил заскочить к
тебе и поделиться роковыми новостями. Из Джорджии звонила Гвен-
долин Снейли. Она наконец закончила свою книгу. Ты знаешь, что это
означает.
Я знал это слишком хорошо. Гвендолин Снейли относилась к себе
так же серьезно — если только не серьезней, — как и почитающие ее
критики. Ее слово было равносильно приказу. Каждый раз, когда она
кончала новое произведение, Ронни, в котором она ценила его обстоя-
тельный, интеллектуальный подход, должен был мчаться в Джорджию
и страница за страницей обсуждать с ней великое творение. Это был
ритуал, известный литературному миру и немало способствовавший
упрочению престижа Ронни как издателя. Обычно такая сессия длилась
не менее двух недель.
278
Ронни жалобно улыбнулся.
— Ты знаешь, какая она, наша мадам Снейли, старина. К ней нельзя
брать с собой красивых молодых жен. Один взгляд на Джин, и она повер-
нется на каблуках, чтобы приземлиться у Харпера. Именно поэтому я и
пришел сюда. Эта жуткая зануда не могла закончить книгу в более подходя-
щий момент! Однако делать нечего. Завтра утром я еду в Джорджию.
Он нежно опустил руку на плечо жены и взглянул на Билла.
— Послушай, Билл. Безил по уши сидит в своей новой книге, в связи
с этим Нора и Филлис, естественно, тоже работают сверхурочно. А я не
могу вынести мысль об осовевшей Джин, бродящей одиноко по дому.
Каковы твои планы на ближайшие дни? Ты очень занят? Может, най-
дешь немного времени, чтобы показать Джин город?
Билл был крестником Ронни. И ровесником Джин. Теоретически
предложение Ронни было разумнейшим из разумных. Но меня вдруг
вновь охватило предчувствие несчастья. Они не обменялись ни одним
взглядом с того момента, как Шелдоны вошли в комнату, но легкий
румянец на лице Джин и абсолютное равнодушие, с которым Билл
рассматривал свои ногти, вызвали у меня тягостные подозрения. Не
были ли они слишком равнодушны? И — это лишь теперь пришло мне
в голову — не слишком ли своевременно прозвучало трогательное
«Я вернулся домой к папе» моего сына, чтобы это можно было объяснить
простым стечением обстоятельств? Неужели метаморфоза, которую пре-
терпел Билл, была только хитростью. Мог ли он быть в контакте с Джин?
Могла ли Джин позвонить ему и уведомить, что Ронни едет в Джорд-
жию? «Вернись к отцу, а уж я устрою так, чтобы Ронни попросил тебя
заняться мной».
Стыдясь своих подозрений, я смотрел на этих молодых загадочных
существ, упорно не обращающих друг на друга внимания. Ронни ждал
ответа Билла.
— Ну, так как? Мог бы ты за это взяться? Я был бы тебе очень
благодарен.
— Конечно, — заговорил наконец мой сын, — я могу сопровождать
миссис Шелдон.
— Ты славный парень, Билл. Покажешь ей все, для чего я слишком
стар и слишком ревматичен. Ночные клубы, Радио-Сити1, Кони-Ай-
ленд2, словом, всяческие чудеса.
— Ладно, — сказал Билл. Взгляд он от своих ногтей не оторвал.
Джин тоже не отрывада своих чистых, послушных, голубых глаз от
лица мужа. Шелдоны направились к двери. Ронни помахал нам рукой.
— До свидания, дорогие дети мои. Молитесь за меня, когда я буду
в когтях грозной Снейли.
1 Радио-Сити — группа небоскребов в Нью-Йорке, построенных в 1931—
1940 годах. Название происходит от центрального здания, в котором находится
радиостудия.
2 Кони-Айленд — городок аттракционов в Нью-Йорке.
279
Глава 5
Если бы я попытался обвинить Билла в сговоре с Джин, это ничего
бы мне не дало. Доказательств у меня не было, а опираться на одни
лишь подозрения — пустое дело. Мои отношения с сыном и так были
достаточно натянутыми. Его возвращение могло быть искренним. Я не
был намерен идти на риск нового, еще более горького разрыва.
Я попытался решить задачу единственно возможным, как мне казалось,
способом. На целую неделю после отъезда Ронни я практически отказался
от работы, привлек к этому делу Питера и Айрис и взял на себя развлечение
Джин Шелдон. Наша пятерка — потому что Билл, разумеется, был с на-
ми, — делала все, что кто-либо когда-либо мог придумать, чтобы по-
забавить и обогатить опытом новоприбывшего. Каждый вечер мы водили
Джин в театр, а потом в ночной клуб; мы посетили с ней Эмпайр-стейт-
билдинг, Уолл-стрит, Клоистерс, даже статую Свободы.
Джин покорно подчинилась нашему неистощимому гостеприимству.
Она была тиха, вежлива; происходящее, казалось, доставляло ей удо-
вольствие. Она никогда не давала понять, что предпочитает кому-либо
из нас общество Билла. А если она и выделяла кого-нибудь, то им,
пожалуй, был я. Билл — правда, необычно молчаливый и послушный —
вел себя в отношении нее именно так, как должен был вести себя в
отношении жены Ронни и вообще в отношении любой женщины, кото-
рую надлежит развлекать. Я почувствовал себя намного лучше. Я даже
начал верить, что просто дал волю своему воображению и снова оказался
болезненно мнительным отцом-неврастеником.
Но демонстрация достопримечательностей города — это изнури-
тельная процедура, так что Питер и Айрис в конце концов взбунтова-
лись. После шестой беспощадно веселой ночи подряд Айрис сказала:
— Джек, дорогой, это и в самом деле премилое занятие — показывать
Нью-Йорк жене Ронни. Но если я лично должна буду продолжить ос-
мотр этого проклятого города, я, наверное, подложу под него бомбу.
Благодарю, мой дорогой. Это было великолепно. Теперь мы с Питером
отправляемся на неделю в постель.
Вечером после капитуляции Питера и Айрис Билл предложил пока-
зать Джин Кони-Айленд. Я и сам был полужив, но решил выдержать
все до конца. Я поразмыслил над тем, не пригласить ли нам Энджи,
чтобы нас было четверо, но картина «Энджи и Кони-Айленд» была
слишком уж сюрреалистична. Потом я подумал, что было бы очень
приятно, если бы к нам присоединилась Нора Лейтон. Я позвонил ей.
Ее голос в трубке был натянутым и немного испуганным, как если бы
телефон был новомодным, осложняющим жизнь устройством.
— Это очень мило с вашей стороны. Кони-Айленд — это ведь такой
луна-парк, верно? Боюсь, что я буду выглядеть слишком старой и слишком
скучной на таком фоне. Кроме того, Безил не любит, если я ухожу, когда
он работает. А почему бы вам не поехать самому с молодежью?
280
И я поехал сам с Биллом и Джин. На метро. До этого мне не прихо-
дило в голову, что Питер и Айрис, директор театра и известная актриса,
могли смущать Джин. А теперь, когда мы были только втроем, она
ожила. И едва мы добрались до Бродуэлка, едва ощутили тухловатый
запах выброшенных водорослей и смешались с бесцельно перемещаю-
щейся толпой, ослепляемые яркими огнями и оглушаемые музыкой, ее
лицо прояснилось, как личико ребенка. Она хотела попробовать все:
есть мороженое, купить воздушный шарик с мордочкой Микки Мауса,
сыграть в электрический покер и прокатиться на карусели. Она под-?
труни в ал а надо мной и шутила, заражая меня своей веселостью. Билл
тоже ожил. Он стал непосредственным, свободным, раскованным. Лицо
его сияло. Много лет я не чувствовал такой близости с ним. Я уже забыл,
что такое вечер беспричинной радости...
Я потерял их возле чертова колеса. Я сдал после первой поездки,
а они вдвоем остались на вторую. Толпа здесь была особенно густой.
Я ждал у входа, но, очевидно, где-то был другой ход. В поисках их я
крутился вокруг аттракциона с полчаса. Наконец я наткнулся на них
совершенно случайно; я узнал голубой плащик Джин и шарик с Микки
Маусом.
Они стояли в тени около тира. На руке Джин висела какая-то жуткая
индейская кукла. Они стояли, обнявшись, тесно прижавшись друг к
другу. Билл целовал ее так, как ни один парень не целовал ни одну
девушку со дня сотворения мира.
Меня пронзил ледяной холод. Я подошел к ним. Они не замеча-
ли меня.
— Билл, — сказал я.
Они оторвались друг от друга и обернулись. Лицо Джин казалось
преображенным. Мой сын моргнул, взглянул мне прямо в глаза и вы-
зывающе полуобнял Джин.
— Я люблю ее, — сказал он.
— Вернемся лучше домой.
В подземке ни один из нас не произнес ни слова. Билл и я доставили
Джин на Пятьдесят восьмую улицу и поехали на такси к себе. Вошли в
квартиру. Я приготовил себе выпивку и налил Биллу тоже.
— Нет, — сказал он.
— Выпей это.
— Нет.
Его глаза пылали. Он смотрел на меня так, словно я совершил не-
виданное преступление. Я был так измотан, что уже перестал обра-
щать внимание на усталость. Мне казалось, что так будет всегда. Билл
сказал:
— Это не так, как ты думаешь. В этом нет ничего плохого.
— Откуда ты знаешь, что я думаю?
— Да, ничего плохого. Я только один раз ее поцеловал. Она никогда
бы нс позволила... Джин никогда...
281
— Ты так хорошо ее знаешь? Знаешь, что она позволила бы, а что нет?
— Я не встречался с ней... Тебя это интересует? Ты к этому клонишь?
Что я с ней... Это неправда... Это мерзко... предполагать, что Джин могла
бы что-нибудь сделать тайком... Это...
Он отвернулся. Протер рукой глаза. Он был как боксер, потрясенный
тяжелым ударом.
— В этом нет ничего плохого, — повторил он.
— Нет ничего плохого в том, что ты домогаешься жены Ронни?
— Ронни! При чем тут Ронни? Кого он интересует?
— Хотя бы меня.
— Тебя. Да, тебя! Можно сдохнуть со смеха! — Он сел на диван. —
Ты намереваешься рассказать ему?
— Это не имело бы никакого смысла.
— Наверное. Но ты делаешь много вещей, лишенных смысла.
Он сказал это с безмерной горечью, как будто я много лет беспри-
чинно срывал все его начинания! Но я овладел собой. Взрыв гнева был
бы бессмысленным. И вообще ссора бессмысленна. Не надо ссориться.
Просто — закончить. Оборвать.
— Нет смысла говорить об этом Ронни, потому что ты больше не
увидишь Джин.
Он взглянул на меня.
— Не увижу? Почему?
— Потому что я запрещаю тебе.
—- Ты мне запрещаешь? — Он встал. — Ты думаешь, что я еще ребенок?
— Не думаю.
— Но, отец... — Он протянул ко мне руку нервным движением, как
будто зная, что это безнадежно, еще раз пытался перебросить мост через
пропасть и прийти к взаимопониманию. — Ты не понимаешь. Я ее
люблю.
Любит ее. Ромео и Джульетта. Великое пламя любви девятнадца-
тилетних. Солома, горящая на ветру.
—- Пару недель назад ты был влюблен в Сильвию.
— В Сильвию? — Он покраснел. — Я был влюблен в Сильвию? Ты
с ума сошел? Если бы ты мог любить...
Я прервал его:
— Да что ты знаешь о любви?
Он неожиданно рассмеялся мне прямо в лицо.
— О, какой специалист нашелся! Ты и мать были великолепной
парой, не так ли?
Я вскочил.
— Обещаешь мне, что больше не будешь с ней видеться? — спро-
сил я.
— Нет, если она этого захочет. Нет, если она позволит мне...
— Позволит тебе целовать ее, не так ли? —• Меня пожирала ненависть
к этой тихой, застенчивой девушке, такой приятной в обращении, из
282
которой мой сын сотворил богиню благородства и чистоты. — Она лишь
не приняла во внимание, что меньше месяца назад вышла замуж за
другого, кто вырвал ее из нищеты и окружил роскошью, — ее и всю ее
свиту. Так что не горюй. Такая девушка позволит тебе совершить любое
грязное, предательское свинство, какое только придет тебе в голову.
Он смотрел на меня так, словно не мог понять, что кто-то может
быть настолько подлым.
— Я ухожу отсюда.
— Отлично.
— Немедленно. И уже не вернусь.
— Думаю, что ты великолепно обойдешься без моей денежной
помощи.
— Без денежной помощи! Без твоих жалких пятидесяти долларов!
Думаешь, что чертовски ловко прищучишь меня на этом? Не бойся, у
меня есть друзья.
— Я очень надеюсь, что они будут счастливы содержать тебя.
Он стоял примерно в двух футах от меня со сжатыми кулаками.
— Ты... — прохрипел он и выбежал из комнаты.
Входная дверь глухо хлопнула за ним. Я стоял неподвижно.
«Эта девушка! — подумал я. — Эта маленькая английская девка!»
И вдруг я понял, что все это потому, что она дочь Безила Лейтона.
Не Норы Лейтон, но Безила Лейтона с Богом данным правом гра-
бить все.
Я позвонил на Пятьдесят восьмую улицу. Я должен был это сделать,
прежде чем моя ярость остынет.
Джин немедленно подошла к телефону.
— Джин? — спросил я.
Она глубоко вздохнула. Потом прошептала:
— Билл...
— Нет, это не Билл. Это его отец. Я еду к вам...
— Нет, — прервала меня она. — Пожалуйста, не надо! — Она плакала
или делала вид, что плачет. — Пожалуйста, не нужно! Я вас очень прошу!
Проснется Энджи... Она... Ах, вам не следует приходить!
— Не следует?
— И не расстраивайтесь. Я его больше не увижу. Я не знаю, что со
мной случилось. Так страшно стыдно...
— Вам стыдно? Очень мило с вашей стороны.
— Ах, я знаю, что вы думаете, и у меня не может быть к вам пре-
тензий. Но прошу вас, прошу... поверьте мне. Я не позволю, чтобы это
повторилось. Нс позволю! Пожалуйста! Я говорю правду. Я прошу вас
поверить мне!
— На каком основании?
Сдавленное рыдание заглушило ее голос. Это был самый отчаянный
звук, какой я когда-либо слышал. Она не притворялась, не разыгрывала
отчаяние.
283
Я чувствовал это. И это сбило меня с пути. Гнев уступил место тупой,
усталой отрешенности. Я сказал:
— Билл ушел из дома. Умчался, как ураган. Сказал, что должен
увидеть вас.
Какое-то время я думал, что она недослышала. До меня доносились
только рыдания. Потом она ответила:
— Мне все равно, что он сказал. Я не увижу его больше. Скажите,
как это случилось? Пожалуйста, скажите мне... Объясните. Я этого не
хотела. Я... я вышла за Ронни. Папа и Филлис... и все... говорили, что
это великолепно, и я тоже так думала. Хотела, чтобы все было хорошо.
Я... поверьте, я вовсе не чудовище. А может, да?
Каким оружием мог я отразить эту атаку?
— Я больше не увижу его! Вы мне верите, правда? Не увижу его!
— Ладно, — сказал я. — Я верю вам.
— И вы не скажете ни папе, ни маме? Это их убило бы. Не скажете...
— Не скажу. Спокойной ночи.
Я положил трубку и потянулся за стаканом.
«Это мерзко... предположить, что Джин могла что-нибудь сделать
тайком...» В моих ушах звучал ожесточенный голос Билла, а перед гла-
зами стояло его молодое, взволнованное, пораженное лицо.
К дьяволу все это! Я отправился в спальню. С комода на меня смотре-
ли глаза Фелиции. Я взял фотографию и с силой швырнул ее на крышку
комода.
Глава 6
Леора, пришедшая утром, не сказала ни слова по поводу нового ухода
Билла. Я ожидал пространной тирады, но Леора умела быть тактичной,
когда знала, что я несчастен. Наверное, по мне это было видно.
Я отправился в контору, как если бы ничего не произошло. Три дня
я ходил туда, возвращался домой к шести и ложился в постель. Мэгги
должна была заметить, что со мной не все в порядке. Но, как и Леора,
она никогда не пыталась донимать меня. На четвертый день она при-
гласила меня на ужин. Они жили вместе с матерью Мэгги где-то на
краю света и по этой причине почти никогда никого не приглашали.
Я был тронут. И вдруг оказалось, что мне хочется пойти туда. Мэгги
ушла из конторы раньше, чтобы все подготовить. Около пяти я вернулся
домой, переоделся и пошел в гараж за машиной. Ее там не оказалось.
Спайк, механик, сказал:
— Мистер Дьюлат, а машину взял ваш сын часа три назад. Около
трех. Вы ничего не знали?
— Знал, конечно. Просто забыл, что одолжил ему автомобиль.
Я вернулся в квартиру. Позвонил Ронни. Мне ответила Филлис
Брент. Я узнал ее резкий, ворчливый голос.
•284
-Да?
Я спросил:
— Джин дома?
— Кто говорит? Мистер Дьюлат?
-Да.
— Разве Джин не с вами? Она вышла около трех. Сказала, что соби-
рается куда-то с вами и вашим сыном.
— Меня задержали в конторе. Я еще не был дома. Наверное, она
ждет меня там вместе с Биллом. Благодарю.
Я положил трубку на рычаг. От гнева мне стало скверно, я почувст-
вовал, что должен выпить чего-нибудь крепкого. А ведь я поверил этой
маленькой потаскухе. Она надула меня своим сдавленным, отчаянным
«прошу поверить мне, я его больше не увижу». Я попытался спокойно
обдумать, куда они могли поехать. И быстро обрел уверенность, что
угадал. У Фелиции был летний домик в местечке Уотер-Айленд на Файр-
Айленде. Когда-то мы ездили туда всей семьей каждое лето. После смер-
ти Фелиции дом пустовал. Билл всегда любил этот домик; в сущности,
я почти подарил его ему. Временами он ездил туда на день-другой.
Теперь, в апреле, местность эта практически была безлюдной. Это было
единственное место, куда они могли поехать на автомобиле и где могли
оказаться наедине со своей «великой любовью» в идеально романтичес-
кой обстановке. Сезон еще не наступил, и паром не ходил на остров
после полудня, но Билл с детства знал местных шкиперов. Он легко
мог уговорить кого-нибудь из них, чтобы его перевезли. Я, конечно, не
был абсолютно убежден, что они там, но это был мой единственный
шанс. А я должен был любой ценой как можно быстрее отыскать их.
Я позвонил Мэгги.
— Мэгги, я ужасно сожалею, но у меня кое-что произошло, так что
я должен отказаться от ужина.
— Ничего не поделаешь, Джек. — Мэгги никогда не задавала лишних
вопросов. — Пообщаемся в другой раз.
— Я очень хотел прийти.
— Да, я знаю. — Она помолчала немного. — Может, мы с Джорджем
могли бы чем-то помочь вам?
— Нет, благодарю. Но это снова одно из тех дел.
Она, конечно, догадалась, что речь идет о Билле. Мэгги знала, что
всегда, когда я озабочен, речь идет о Билле.
— Не поддавайтесь, Джек.
— Нет, не поддамся.
Я позвонил Питеру и попросил, чтобы он одолжил мне автомобиль.
— Билл взял мою машину, а я должен ехать к какому-то унылому
автору в Чаппагуа.
— Ты не развлекаешь сегодня вечером жену Ронни? Странно! Эй,
парень, у тебя все в порядке? Если ты спешишь, возьми машину прямо
в гараже. Я оставлю там ключи. Айрис кричит, чтобы я тебя поцеловал.
285
Я взял автомобиль Питера и поехал в Патчог. На это у меня ушло
около двух часов. На шоссе было интенсивное движение. В Патчоге я
нашел свою машину, припаркованную за темной пристанью для парома.
Нашел я также капитана Рейли, который пил пиво в баре. Я загово-
рил с ним.
— Добрый вечер, капитан. Вы видели Билла?
— Еще бы! Я отвозил его несколько часов назад на остров. С де-
вочкой. — Он усмехнулся над своей кружкой. — Он сказал, что вы
расплатитесь. Это верно?
— Верно. А вы меня перевезете?
Он залпом допил пиво.
— Почему нет?
В заливе было довольно сильное волнение. На меня ежеминутно
обрушивались ледяные брызги набегающих волн. Уже наступила темно-
та, но звезды светили ярко. Файр-Айленд — попросту длинный палец,
вытянутый на юг; Уотер-Айленд — одно из самых модных поселений
на этом пальце. Когда мы добрались до дамбы, то не увидели ни одного
огонька. Я попросил капитана подождать и пошел по прибрежному
бульвару. Мой домик был последним со стороны океана. Приблизив-
шись, я увидел в окне мигающий свет керосиновой лампы. Я поднялся
на крыльцо и открыл дверь.
В камине пылал огонь — горело собранное на пляже дерево. Они
сидели на стульях с плетеными сиденьями по обе стороны камина. Было
холодно. Джин набросила на плечи старое одеяло. Они слышали мои
шаги на крыльце и теперь смотрели на дверь. Убедившись, что это я,
они встали со стульев. Я вглядывался в них молча, ощущая гнетущую
безнадежность. Эта комната, весь этот дом всегда угнетали меня. Этот
дом был наполнен памятью о Фелиции...
Мой гнев был направлен в основном против Джин. Билл, по крайней
мере, не пытался меня обмануть. Джин в отблесках огня выглядела как
всегда: молодая и прекрасная, невинная и очаровательная. Я с удо-
вольствием убил бы ее.
— В следующий раз я буду знать цену ваших обещаний, Джин.
Она сжала губы, но ничего не сказала. Билл был одет в голубые
джинсы и голубой свитер. Его золотые волосы блестели в свете горящего
в камине огня. И глаза тоже.
— Это ты! — воскликнул он. — Ты гений, правда? Магический по-
печитель. С гарантией появления в нужную минуту. Причем без всякого
потирания лампы.
Я не обращал на него внимания. Я говорил с Джин.
— Зачем вы клялись по телефону, что никогда больше не увиди-
те его?
Она стояла очень тихо с опущенным взглядом. Потом с неистов-
ством, поразившим меня, крикнула Биллу:
— Скажи ему! Уж это ты можешь сделать!
286
До этого момента я был слишком захвачен моей собственной яростью,
моим собственным ощущением поражения. Я приехал сюда, чтобы за-
хватить их с поличным. Таково было мое предвзятое убеждение. Теперь ее
внезапный возглас вернул ясность моему разуму, и я вдруг осознал, что не
я являюсь причиной напряжения, царящего в этой обшарпанной ком-
натенке. Напряжение существовало и до моего появления.
— Быстрей! — добавила она. — Говори!
Билл снова сел на стул. Сиденье скрипнуло — так было всегда,
сколько я этот стул помню. Теперь, когда Билл сидел, я мог луч-
ше рассмотреть его лицо. Это было лицо маленького приблудного
мальчика.
— Что я должен ему сказать?
— Ты сам знаешь, что. Правду.
— Что, перетрусила?
— Билл!
— Ладно, ладно. — Он дико взглянул на меня. — Забери ее отсюда.
Прижми ее к груди. Можешь называть ее Королевой Добродетели. Доб-
родетель победила.
Джин упала на стул. Закрыла лицо руками. Билл окинул ее яростным
взглядом.
— А отрицательный герой здесь я. Черный злодей. Это я умолял ее,
чтобы она встретилась со мной еще один-единственный раз, — умолял
на коленях. Жаль, что ты не видел, как я говорил по телефону на ко-
ленях. Это был настоящий акробатический номер. Она согласилась, хотя
потребовалось тридцать шесть часов, чтобы убедить ее. Но она сог-
ласилась при условии, что мальчик будет воспитанным. Я сказал, что
возьму ее на автомобильную прогулку, а потом мы заедем в наш домик
на побережье. Она никогда не слышала о Файр-Айленде. У них в Шроп-
шире нет никакого океана. Я попросил капитана Рейли перевезти нас.
Джин не знала, что он нас не ждал. Думала, что успеет домой на ве-
черний чай. Тебе следовало бы посмотреть на нее, когда она узнала
страшную правду. Куда до нее Элизе на льдине!1 Она бегала взад и
вперед по пляжу. Удивляюсь, как она не бросилась в воду и не пустилась
вплавь к тому берегу. Ну, а теперь ты отлично уладишь транспортные
проблемы — добрый, честный пес Трей. — Он поднял руку. — Возьми
ее, няня! Отвези ее в ту твердыню невинности. Запри ее в холодильник
для твоего благородного хозяина и владыки!
Он замолчал. Джин сидела тихо, все так же прижимая руки к лицу.
Молчание мучило меня, как зубная боль. Потому что я вот так внезапно,
без всякой причины, в первый раз по-настоящему осознал, что они
любят. И это парализовало мою способность рассуждать здраво. Я ни-
когда не испытывал ничего подобного. Моя любовь к Фелиции была
1 Намек на сцену знаменитого романа Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди
Тома».
287
спокойной, мягкой,, упорядоченной. Их любовь была неистовой, как
вихрь над дюнами.
Я не знал, с чего начать. Мои добрые намерения пошли прахом.
— Ладно, мы можем двигаться. Катер ждет, — сказал я.
Джин тут же встала, положила одеяло на стул и подошла ко мне.
— Пойдем, Билл, — сказал я.
Мой сын не шевельнулся. Внезапно он резко засмеялся. В этой ат-
мосфере смех его прозвучал, как скрежет пилы:
— Я? Ты шутишь! Я останусь здесь. А то случайно, случайно коснусь
ее... Заражу.
— Билл! — Джин смотрела на него. — Билл, я прошу!
— Ладно, ладно.
— Билл! Пожалуйста! Не надо ненавидеть меня!
Мой сын хитро подмигнул мне.
— Послушай ее. Сласти, свет, пирожное — вот чего она хочет. Не
огорчайся, моя конфетка. Когда Ронни вернется домой, он купит тебе
новый гарнитур из изумрудов. Ты сможешь их дрессировать, чтобы они
тебя не ненавидели.
Джин сжалась в комок. Она дрожала, как лист. Я обнял ее плечи.
— Пошли. Уйдем отсюда.
Я вывел ее на крыльцо и захлопнул за собой дверь, оставив за ней
моего сына и жгучие, горькие, коварные воспоминания о Фелиции. Мы
с Джин переправились через залив, а потом я на машине довез ее до
дома. Один раз она пыталась что-то сказать, что-то объяснить. Ею овла-
дело желание объясниться.
— Пожалуйста... Если бы я только могла вам...
Я и так все понимал. Лучше, чем она или Билл. Они любили, а лю-
бить им было нельзя. Нельзя — независимо от самых диких идей Билла.
И это было все. Я устыдился моего прежнего отвращения к ней. Она
вышла замуж за Ронни потому, что была продана. Ей было всего девят-
надцать, и она не несла за это вины. А теперь она старалась как можно
лучше сыграть роль миссис Шелдон. Я ошибся в своей оценке ее. Она
не была дочерью Безила. Она была дочерью Норы и боролась с чем-то
более сильным, нежели все то, с чем должна была когда-либо бороться
Нора. Это нельзя было уладить с помощью денег, вырученных за яйца.
Мне стало жаль ее — почти так же, как мне было жаль Ронни.
Было еще детское время, когда я доставил ее на Пятьдесят восьмую
улицу. Примерно половина одиннадцатого. Ни она, ни я ничего не ели.
Ни она, ни я не заметили этого. На пороге она протянула мне руку.
Выглядела она ужасно: осунувшаяся, бледная.
— Вы были очень хорошим. Вы такой же, как моя мама. Добрый.
Прежде чем я понял, что я делаю, я обнял ее и поцеловал. Ее губы
были свежими, как лепестки цветов. Я хотел ее утешить. Только это
пришло мне в голову. Она отстранилась. У меня стало тяжело на сердце.
— Джин, все будет в порядке?
288
Она кивнула.
— Да. Есть только один способ, чтобы все было в порядке, правда?
Свою сумочку она оставила в домике Фелиции. У Джонсона был
выходной, а прислуга ночевала вне дома. Энджи проводила этот вечер
с приятельницей в Уэстпорте. У меня был свой ключ. Несколько лет
назад Ронни настоял, чтобы я взял его. Я впустил Джин в дом и по-
дождал на тротуаре, пока дверь за ней не закрылась.
На следующий день приехал Ронни. Сессия с Гвендолин Снейли
прошла великолепно.
Глава 7
Ронни зашел в контору в половине пятого по дороге из аэропорта на
Пятьдесят восььтую улицу.. Он был в отличном настроении. Новое произ-
ведение Гвендолин Снейли было за ним.
— Великолепная штука, старина. Лучшее из всего, что она написала.
Боже, она настоящая волшебница. Два дня у нее в волосах была паутина.
Настоящая паутина с пауком. Клянусь! Я сам видел паука два раза. Как
тут моя жена?
— Отлично, — сказал я.
— Твой сын старался ее развлечь?
— Мы все это делали.
— А Безил? Все еще точит перо?
— Думаю, что да. Я не видел никого из их клана.
— Гвендолин прочла все его книги и пьесу. Она с ума сходит от
восторга. Величайший талант Англии после Лоуренса. Она пишет о нем
эссе. И хочет ставить пьесу на пару со мной. Уговорила Живо, чтобы он
ее режиссировал, тот тоже загорелся. Она приехала со мной, чтобы
побыстрей закрутить это дело. Что ты скажешь на это, старина? — Он
сиял от удовольствия. — Снейли и Лейтон! Ты, может быть, и тянешь
здесь всю работу, но временами и я кое-что способен вытряхнуть, не
так ли? Тон, мой дорогой! Я придаю тон этой лавочке. Чарующий,
восхитительный! — Он похлопал меня по спине. — Так держать, парень!
А я с криками радости лечу отдохнуть в кругу семьи.
Он бросил рукопись романа Снейли на мой письменный стол.
— Держи! Прочтешь это. Я далек от мысли, что вы оба, ты и Мэгги,
способны одолеть это с вашим низким, заурядным, коммерческим вку-
сом. Но для порядка прочтите. И еще одна мелочь. Если позвонит мадам
Снейли — а она любит звонить издателям, — не делайте никаких неу-
местных намеков, касающихся мадам Шелдон. Все будет объяснено в
свое время вашим преданным Роналдом Шелдоном, Тренером Гениев.
Он вышел, насвистывая.
Я кончил свою работу, когда он позвонил. Голос его изменился на-
столько, что в первую минуту я не понял, кто у телефона.
10 П. Квентин "Возвращение на БсрыуаьГ
289
— Приходи сюда, — сказал он. — Немедленно.
— Ронни? В чем дело?
— Не задавай глупых вопросов, черт побери. Приходи.
С камнем на сердце я поспешил на Пятьдесят восьмую улицу. Мне
отворил Джонсон. В холле стояла Энджи. Она была в черном вечернем
платье и домашних туфлях. Энджи, как и Ронни, никогда нс появлялась
на людях, одетая хоть сколько-нибудь небрежно. Домашние туфли в еще
большей степени, чем бледное, растерянное лицо, вещали о катастрофе.
Когда лакей ушел, Энджи заговорила, заламывая руки:
— Я была в холле, когда Джонс впустил Билла. Билл сказал, что хочет
увидеться с Джин. Я никогда не предположила бы... В этом не было
моей вины. Вправду не было! Это так не похоже на Ронни, обвинить
меня... При Джонсоне!
«Свершилось!» — подумал я.
Энджи кудахтала, как курица:
— Лучше идите к нему. Это ужасно, Джек, это ужасно! Я ухожу.
Ухожу на весь вечер. Я...
Уходит в шлепанцах? Вообще-то я бы не удивился.
Я пошел наверх, в гостиную. Энджи осторожно следовала за мной
Я думал, непонятно почему, что Билл там, но его не было. У окна стояла
Джин. Она взглянула на меня и отвела глаза. Я тоже отвел взгляд. Ронни
стоял у камина. Он старался выглядеть грозно — настоящий олимпийский
громовержец. Эффект портил его слегка округлившийся живот. А я и не
заметил, что в Англии он прибавил в весе. Какое-то время он молча вгля-
дывался в меня. Потом заговорил холодным, колючим голосом:
— Я вернулся в собственный дом. Отпер дверь своим собственным
ключом. Вошел в собственную гостиную и застал мою жену в объятиях
твоего сына.
Он приоткрыл рот в издевательской гримасе, уподобившей его лицо
лисьей маске.
— Я хочу, чтобы ты знал, что я вышвырнул его из дома. Я хочу, чтобы
ты знал, что я приказал вызвать полицию, если он когда-нибудь суно
сюда свою грязную морду.
Я чувствовал, как меня охватывает знакомая усталость. Как всег-
да, когда происходило что-нибудь плохое, когда требовались все силы.
Я взглянул на Джин, которая продолжала смотреть неведомо куда неви-
дящими глазами. «Снова обманула меня, — подумал я. — Неужели я
никогда не научусь, что едва лишь поворачиваюсь к ней спиной, как
она становится такой же бесстыдной, как Билл? Неужели всегда буду
позволять, чтобы меня надували?»
Ронни продолжал:
— Я сказал тебе, что случилось. Теперь я жду, что ты сможешь сказать
в свою защиту.
Я был предельно расстроен, полон сочувствия к Ронни и, как ни-
когда, зол на Билла. Но Ронни говорил со мной так, словно я был
290
евнухом, нанятым, чтобы сторожить его гарем, и прежде чем я смог
удержаться, во мне вспыхнула обида. Ведь это предельно несправедливо!
Я старался, как мог. Только этим занимался последние десять дней.
Почему же вина должна ложиться на меня?
— Повторяю, — сказал он. — Я жду, что ты можешь сказать.
Не в силах сдержать раздражения, я буркнул:
— Какого дьявола я должен что-то говорить?
Это была ребяческая реакция, и я немедленно пожалел о своих сло-
вах. Но я не мог отступить. И тут неожиданно Ронни начал буквально
корчиться от бешенства.
— Да! Вот твоя благодарность! Я вытянул тебя из унылого прозябания
в какой-то занюханной дыре. Покупаю тебе издательство. Создаю фирму
исключительно собственными силами, благодаря собственному таланту
и собственным деньгам. Многие годы отношусь к тебе как к другу, как
к равному! И едва я на минуту отвернулся, как ты за моей спиной
поощряешь своего пакостного ублюдка подбираться к моей жене. — Он
театральным жестом выбросил палец в мою сторону. — Но теперь я все
знаю! Точно знаю, как обстоят дела. Завтра утром я изымаю мою долю
из издательства «Шелдон и Дьюлат», все, до цента. Интересно, как ты
справишься собственными силами! Ты обанкротишься в первую неделю!
Джин отвернулась от окна. Ее испуганное лицо было бледным от
изумления; казалось, она не может поверить, что Ронни способен так
говорить со мной. Я испугался, что она выступит в мою защиту. Только
этого мне не хватало.
— Не вмешивайтесь в это, Джин, — сказал я.
Ронни продолжал верещать, а я стоял и смотрел на него. На мину-
ту я опешил, но только на минуту. Потом уже не чувствовал злости.
Я достаточно хорошо знал Ронни, так что эта нелепая, детская, аб-
солютно несправедливая тирада была для меня прозрачна, как стекло.
Всю свою жизнь Ронни боялся, что люди любят его только за то, что
могут от него получить. Единственным человеком, в бескорыстие чувств
которого он сумел уверовать, был я'. И теперь из-за этого сопляка все
пошло прахом. Билл нанес удар в самое чувствительное сердце. Он
сделал из Ронни классическую фигуру из фарса: старый богатый муж,
которого надувает красивая молодая жена. Для человека столь вы-
сокомерного и обидчивого, как Ронни, это была невыносимо унизитель-
ная ситуация. И я, отец Билла, автоматически становился архиврагом,
чудовищем, Иудой. Он мне покажет! Он меня уничтожит! Он пустит по
миру издательство «Шелдон и Дьюлат»! Разумеется, сейчас он этого
жаждал всерьез. В этот момент не было такого несчастья, которого он
бы мне не желал. Но это не продлится долго. Позже он будет мучиться
от стыда.
— Билл вел себя отвратительно, — сказал я. — Я тоже такого мнения.
Нужно вбить ему в голову немного ума; я этим займусь.
Джин неожиданно сделала шаг в мою сторону.
291
— Мистер Дьюлат, вы должны понять... Билла не за что осуждать.
Он пришел, чтобы проститься и просить прощения за все. Мы поце-
ловались на прощанье.
Она смотрела на меня невиннейшими в мире глазами. Снова то же
самое: все так славно и просто объясняется. Вы должны понять, мистер
Дьюлат... Я был уже сыт по горло этими пониманиями. Меня уже не
интересовало, виновна ли Джин Шелдон фактически или нет. Я открыл
рот, чтобы что-то сказать. Не зная даже, что. И что тут можно было
говорить? Но я не успел произнести ни слова, как Ронни взорвался в
очередной раз.
— Ах так! Вы целовались на прощанье! Ужасно трогательно, должен
признать! На прощание после чего?
Она перевела взгляд на Ронни. Я ждал ее ответа с каким-то коварным
мрачным удовольствием. Пусть ее разок обложат по-настоящему. Пусть
померится с равным себе, а не с таким сентиментальным старомодным
дураком, как я. Это ей пойдет на пользу.
— Мы целовались на прощанье после ничего, Ронни. Между нами
ничего не было. Я уже говорила тебе это.
— Что ты мне говорила? Что, черт побери, ты говорила мне?
— Что Билл меня любит. Что он ничего не может с этим поделать. Ведь
это не преступление, правда? Человек может влюбиться. Мне очень жа:п..
что так случилось. Я глупо повела себя. Я не разбираюсь в таких делах.
Этим оружием можно было покорить меня. Но не Ронни.
— Ах, ты не разбираешься в таких делах? Никто в Шропшире не
сказал тебе, что молодым женам не подобает заводить любовников в
первые месяцы супружества? А может, у вас там не так? Может, это
живописный старый обычай уэльского пограничья?
Джин подняла руку в беспомощном жесте.
— Между нами ничего не произошло. Я снова повторяю тебе это.
Ничего не произошло и ничего не произойдет. Все уже кончилось. Зачем
устраивать сцену?
— Зачем устраиваю сцену, когда вхожу в свой дом и застаю тебя в
объятиях какого-то сопляка?
— Мы целовались на прощанье.
— И как раз вышло так, что я вошел в комнату, когда вы поцело-
вались на прощанье?
— Да, Ронни.
— И по счастливому стечению обстоятельств до этого между вами
ничего не произошло?
— Нет.
— Почему я должен в это верить?
— Потому что я это говорю.
— Сука! — выплюнул неожиданно Ронни.
Ярость так исказила его, что стало трудно узнать. Выглядел он ужас-
но и к тому же невероятно по-бабьи — точь-в-точь обычная старая
292
мегера. Это испугало меня. В большей мере для его блага, чем из-за
Джин, я должен был его удержать.
— Оставь ее в покое, Ронни, — сказал я.
Он крутнулся, как волчок.
— Почему?
— Просто оставь ее в покое.
— Бог мой! Ты тоже в нее втюрился?
Я почувствовал себя так, словно меня ударили. Я начал что-то гово-
рить, но Джин прервала, ее голос прозвучал, как щелчок бича.
— Ронни, как ты смеешь говорить так с мистером Дьюлатом?
Ее глаза пылали гневом. Ронни двинулся на нее.
— Ты? Ты спрашиваешь, как я смею? Ты, жалкая уборщица курят-
ников! Ты, дочка...
— Ронни, я тебя предупреждаю.
Он схватил ее за плечо.
— Ладно. Предупреждаешь меня. В отношении чего? Что ты на-
конец скажешь мне правду? А почему бы и нет? Почему нет, черт
побери? С тем же успехом это может уже быть позади. Почему ты вышла
за меня?
— Ронни, пожалуйста...
— Ради денег? Можно считать, что ты вышла за меня ради денег?
— Ронни...
— О, конечно, это омерзительное предположение для столь воз-
вышенной души. Джек наверняка оскорблен столь чудовищным об-
винением! Ты вышла за меня потому, что полюбила. Так сказала ты
за хлевом в старом добром Шропшире, а значит, это правда. Ничего
странного, что ты так геройски сопротивлялась искушению... — Он
замолчал, а потом заорал: — Сопротивлялась искушению?! Скажи! Ис-
кушение было? Ты влюблена в Билла?
Я мечтал оказаться в любом другом месте этого мира. Ронни про-
должал сжимать плечо безучастно молчавшей Джин. Я смотрел на нее,
как загипнотизированный. И подумал: «Она готова признаться, и тогда
все будет потеряно». Но, к моему изумлению, она не сказала ни слова.
Еще больше меня поразило то, что Ронни разжал свой захват и снова
повернулся к камину. Он стоял так, сжимая кулаки.
— Подождите, — сказал он. — Вы только подождите. Я вам всем
устрою... Наведу порядок со всеми проклятыми клянчащими тарака-
нами, лгунами, паразитами. Меня достаточно долго эксплуатировали!
Теперь я отправлю вас туда, откуда вы происходите, каждого на свое
место, каждого в собственную особую канаву. Я...
Он схватил с каминной полки дрезденскую фигурку негра и разбил
ее о мрамор топки.
— Ронни, ради Бога! — сказал я.
— Уйди отсюда!
— Ронни!..
293
— Ты слышал? Ты! Жена которого выпрыгнула из окна, а сын соб-
лазняет жену твоего благодетеля! Иди домой и приведи в порядок свою
жизнь. А потом начинай присматривать себе работу.
— Пожалуйста, не обращайте на него внимания. — Джин подошла
ко мне. Положила руку на мое плечо. Она выглядела старой. Впервые в
жизни я видел девятнадцатилетнюю девушку, выглядевшую старой. —
Я очень сожалею. Страшно сожалею. Но вы мне верите, правда?
Я дал бы бесконечно много, чтобы удержать ее от этого вопроса,
потому что должен был сказать еще раз:
-Да.
— Я знала. А теперь будет лучше, если вы уйдете.
— Вы уверены?
— Да. Извините. Это моя вина.
Я взглянул на Ронни. Он стоял возле камина, глядя на осколки
фарфора у ног. Никогда он не был для меня так далек, и одновремен-
но — хотя это звучит парадоксально — я никогда так не жалел его,
несмотря на все отталкивающие комедиантские жесты. Внезапно я ощу-
тил горькую антипатию ко всем Лейтонам: к Джин, к ее гениальному
отцу, к ее красивой тихой матери и к самоотверженной дочери лорда.
Почему, черт побери, они не остались в Шропшире? До их приезда все
было в порядке.
Но на самом деле я так не думал. Я только хотел так думать. Я не
обвинял Джин, как не обвинял и Ронни. Только Билл был виновен во
всем. С упрямой, безжалостной страстью испорченного ребенка он об-
манывал меня, изводил Джин, топча все вокруг, как молодой норо-
вистый бык. Билл был злодеем в этой пьесе.
Джин протянула руку. Я взял ее.
— Позвоните мне, если я буду вам нужен.
— Ладно. Но вы не беспокойтесь. Я как-нибудь улажу это.
Она стояла передо мной, стараясь выглядеть стойкой, корректной,
мужественной англичанкой.
Она как-нибудь это уладит! Как? Найдет ответ в герлскаутском ру-
ководстве?
Я вышел.
Глава 8
Я вернулся домой вконец расстроенный, разбитый и немного испу-
ганный. Леоры, как обычно во вторник, дома не было; это доставило
мне определенное облегчение. Я приготовил себе выпивку. Усевшись
на диван со стаканом в руке, я размышлял о том, стоило ли так остав-
лять Ронни. Для Ронни, при всей театральности его поведения, то, что
произошло, почти такая же катастрофа, как для меня гибель Фели-
ции. Но помогло мое присутствие? Я только ухудшал ситуацию. Энджи,
294
которая знала его лучше всех, была, пожалуй, права. Услыхав раскаты
грома, она попросту незамедлительно сбежала.
Я позвонил в гараж. Автомобиль был уже на месте. Мне сказали, что
Билл привел его примерно в четыре часа. Я представил себе моего сына
в прошлую ночь в этой страшной маленькой лачуге на Файр-Айленде.
Говорила ли Джин правду? Действительно ли Билл в конце концов
обдумал все и осознал, какой причиняет вред? Действительно ли он
пошел на Пятьдесят восьмую улицу, мучимый угрызениями совести,
единственно с целью попросить прощения и драматически воскликнуть:
«Прощай навсегда!»? Если так, то настоящая ирония судьбы — появле-
ние Ронни именно в этот момент. И, разумеется, если Билл, направляясь
на Пятьдесят восьмую улицу, действительно был готов уступить, по-
ведение Ронни должно было уничтожить все его добрые намерения.
Теперь Билл, конечно, бесится, а взрывы неистовства Билла были так
же безответственны, как приступы ярости Ронни.
Я подумал устало, что лучше его отыскать. Набрал номер в Виллидже.
Никто не отозвался. А где еще искать? Я принес из кухни сандвичи и,
механически жуя, вернулся к телефону; снова и снова с интервалами в
несколько минут я пытался дозвониться.
Около половины десятого позвонил брат.
— Джек?
— Да, Питер.
— Джек, Билл дома?
Его голос был очень спокоен и сдержан. Я догадался, что произошло
что-то скверное.
— Нет, его здесь нет. Я как раз пытаюсь найти его.
— Ты не знаешь, где он?
— Нет.
— Он был здесь. — Питер помолчал. — Пришел к нам около часа
назад. Может быть, мы должны были позвонить тебе раньше? Мы не
могли решиться... Джек, что с ним происходит?
До этого времени я нс говорил ничего ни Питеру, ни Айрис. Они
всегда искренне сочувствовали моим заботам, связанным с Биллом, но
на этот раз дело было слишком серьезным, чтобы о нем распростра-
няться даже в своем кругу. У меня перехватило горло.
— С Биллом?
— Вы что, снова поссорились?
— Что случилось?
— Сперва мы подумали, что он пьян. Он пришел без предупреж-
дения. Лючия, наша экономка, отворила ему. Мы как раз садились
за стол — у Лючии сегодня свободный вечер. Билл есть не захотел.
И было видно, что ему нечего сказать. Он просто сидел и смотрел, как
мы едим. Потом прошел в гостиную. Выглядел он так, словно в нем все
кипело. И руки у него тряслись. Так тряслись, что он едва смог закурить
сигарету. Айрис пошла за ним в гостиную. Спросила, не заболел ли он.
295
Он буркнул что-то бессмысленное и ушел. — Питер снова помолчал. —
Если вы поссорились, то мы не хотим быть навязчивыми. Ты знаешь,
мы никогда ни во что не вмешиваемся. Естественно, это скорее всего
стечение обстоятельств... и ты сочтешь, что это страшно глупо с моей
стороны... Но совершенно'случайно после обеда Айрис и Лючия что-то
там искали, какие-то рецепты, которые Лючия хотела показать своей
сестре. Они рылись в ящике письменного стола в гостиной. Я держу
там пистолет. Теперь его там нет.
У меня потемнело в глазах. Питер продолжал:
— По правде говоря, мы почти никогда не заглядываем в этот ящик.
Пистолет мог исчезнуть уже давно, но...
— Приезжайте ко мне, — сказал я. — Вы можете? Можете сейчас
приехать оба?
— Конечно. — Он был слишком тактичен и умен, чтобы задавать
вопросы. — Мы будем через десять минут.
Они приехали раньше. Айрис была в брюках. Она принципиально
никогда не выходила в брюках из дома, но теперь не захотела тратить
время на переодевание. Я рассказал все. Дела обстояли так плохо, что
мне нужна была помощь.
— Джек, дорогой! — воскликнула Айрис. — Бога ради, почему ты до
сих пор нам не сказал? Молодой идиот! И эта девчонка! Нужно быть
настоящим чудовищем...
— Нет. В этом нет вины Джин.
Я замолчал. Что-то в моем голосе прозвучало фальшиво. Питер и
Айрис посмотрели на меня удивленно.
— Думаешь, это он взял пистолет? — спросил Питер.
— Несомненно.
— Он знал, что пистолет лежит там? — спросил я.
Питер взглянул на Айрис. Она заговорила, не глядя на меня:
— Как-то в прошлом месяце я искала старую трубку Питера. При
этом был Билл. Он помогал мне искать и нашел ее — в этом ящике.
— Может, он не заметил пистолет?
— Заметил. Он сказал: «Я не знал, что у Питера есть пистолет. Он
заряжен?» И я ответила: «Вроде бы. На случай вора». — Она положила
руку мне на плечо. — Дорогой Джек, если бы ты видел его сегодня
вечером! Так он еще никогда не выглядел. Я думала, что он болен. Но
ведь он, наверное...
— Наверное?
— Джек, позвони лучше Ронни.
Питер покачал головой.
— Нет, мы сразу пойдем туда.
Он направился к двери. Айрис и я стояли, глядя друг на друга. Заз-
вонил телефон. Я поднял трубку. Голос Джин был сдавленным и тихим,
как с того света.
— Мистер Дьюлат?
296
Джин?
— Мистер Дьюлат, я в своей комнате. Ронни запер меня, когда вы
ушли. Я не могу отсюда выйти. Он дал Джонсону выходной. Энджи
ушла. Мамы и папы тоже нет дома. Мистер Дьюлат, я вас очень прошу...
я хотела бы, чтобы вы пришли, потому что...
— Почему?
— Потому что только что... перед тем, как я вам позвонила, я слы-
шала выстрелы. Два выстрела. Никаких голосов, ничего... Я должна
вызвать полицию?
— Нет... Нет.
Ее слова доходили до меня как через слой ваты.
— У вас есть ключ от наружной двери. Вы мне тогда ее отворили.
Пожалуйста, возьмите его с собой.
— Хорошо, — сказал я, — сейчас приеду.
Я положил трубку. Взглянул на часы. Двадцать пять минут десятого.
Я был в полубессознательном состоянии. Я мог думать единственно о
том, что она сказала мне о ключе. Ключ от дома Ронни был у меня в
кармане.
Айрис спросила севшим голосом:
— В чем дело, Джек?
Питер тоже подошел ко мне. Положил руку мне на плечо.
— Джек, тебе плохо? Ты можешь идти?
— Ничего со мной не случилось.
— Айрис, может, нам следует его оставить? Он совсем отключен. Он...
— Нет, — прервал я его, — я сказал тебе, что со мной ничего не
случилось. Идем.
— Айрис, иди первая и поймай такси. Я буду с Джеком.
Айрис выбежала из комнаты. Питер обнял меня. Я освободился.
— Ради Бога, оставь меня в покое.
— Тогда пошли.
Мы вышли вместе. Лифт ушел вниз с Айрис. Мы стояли на площадке
и ждали. Внезапно Питер прошипел:
— Фелиция! Эта стерва Фелиция!
Мне следовало удивиться тому, что Питер, который никогда не упо-
минал имени моей жены, это сказал. Но я не удивился. Я подумал
только: «Снова то же самое. Старое, заезженное оправдание. Виновата
Фелиция. Боже мой, неужели мы должны всю жизнь прощать этому
щенку все преступные безумства, которые он совершит? Бедный Билл!
Бедный маленький мальчик! Чего можно ожидать, если его мать...»
Подошла кабина лифта, и мы спустились вниз. Айрис ждала в такси.
Мы поехали на Пятьдесят восьмую улицу. Я сидел между Питером и
Айрис. Оба вели себя как сиделки, опекающие искалеченного старика.
Но я чувствовал себя лучше, чем можно было ожидать, уже был готов к
тому, что неотвратимо наступит. Не стоило обольщать себя надеждой.
Рука Айрис скользнула в мою.
297
— Все кончится хорошо, Джек.
— Закрой рот, малышка, — буркнул Питер.
Он расплатился с водителем и позвонил в дверь. Никакого ответа.
Я отпер дверь своим ключом. Мы вошли в гостиную. Питер опередил
нас. Он хотел защитить меня от первого шока. Я почти всегда мог уга-
дывать мысли моего брата. В гостиной горели все лампы. Питер, пере-
шагнув порог, резко остановился. !
Айрис вцепилась в меня. Я вывернулся из ее рук и подошел ближе.
Ронни лежал на спине напротив камина. Из его рта капала кровь;
кровью был пропитан перед его рубашки. На паркете около него лежал
пистолет. Я знал, что должен заняться пистолетом. Ведь от пистолета
зависело, насколько черным будет наше будущее. Но я не сумел на этом
сосредоточиться. Я мог думать только о Ронни. Лежа вот так у камина,
он вообще не выглядел как Ронни. Он выглядел просто как человек,
как тело, — труп, распростертый на паркете. А ведь это был Ронни
Шелдон — тот Ронни, которого я видел почти ежедневно в течение
двадцати лет, неуверенный, несдержанный, похожий на ребенка в своей
потребности в сочувствии, тот Ронни, которого я знал лучше, чем кого-
либо другого, и которого любил.
Питер опустился на колени возле трупа. Взглянул на его руки, ос-
торожно коснулся тела. Я думал о Джин, запертой в комнате наверху
О том, что ее нужно позвать. А может, не нужно? Наверное, нет. Это
Ронни запер ее. На ключе будут отпечатки его пальцев. Такие веши
теперь становятся важными. Нашей жизнью начинают управлять разные
ужасающие мелочи, которые раньше вообще ничего не значили, а теперь
будут означать либо надежду, либо гибель. Если на замке и ключе оста-
лись отпечатки пальцев Ронни, никто не сможет сказать, что Джин...
Айрис молча стояла возле меня. Питер взглянул на нас снизу вверх
— Он мертв.
— А пистолет? — спросила Айрис.
Питер встал.
— Это мой пистолет, — сказал он.
Глава 9
Я пытался сохранять спокойствие. Но чувствовал себя так, будто все
это уже происходило когда-то; словно не минули эти три года, словно
я вновь в душном кошмаре слушал показания свидетелей, живописую-
щих прыжок Фелиции. Я чувствовал тогда подавленность, отчаяние и
гнев — но прежде всего гнев на ужасный, не подозреваемый мною
прежде эгоизм, который привел к тому, что она убила себя, не думая,
каким кошмаром будет для нас ее смерть. Теперь, когда я смотрел на
труп Ронни, меня охватывал тот самый гнев, только более холодный и
более горький.
298
С глухой решимостью я думал: «Какова мать, таков и сын. Как он
смел? Кем считает себя, что посмел убить?..»
Айрис и Питер смотрели на меня. Их полная страха жалость при-
водила меня в еще большее бешенство. Чего они от меня ждали? Что я
сломаюсь и зальюсь слезами, потому что мос бедное, осиротевшее после
смерти матери дитя попало в передрягу?
— Нужно вызвать полицию, — сказал я.
Они смотрели на меня с недоверием, как если бы эти слова произ-
несли не мои губы.
— Но, Джек, — простонала Айрис, — если мы вызовем полицию,
они арестуют Билла.
— Ну и что? — спросил я. — Кто другой мог убить Ронни?
— Но... — начала Айрис.
— Но он мой сын? Ваш племянник? Кровь от крови нашей? Ты это
хочешь сказать? Что наш семейный долг состоит в том, чтобы скрыть
его? Может быть, мы, к примеру, должны спрятать пистолет, несмотря
на тот факт, что разрешение оформлено на фамилию Питера, а ваша
служанка знает, что пистолет был украден и что Билл побывал сегодня
вечером в вашей квартире? Или мы должны лгать и скрывать его визит
в этот дом, хотя и Энджи, и лакей были тому свидетелями? Полиция
отнюдь не состоит из кретинов. Они увидят, что мы лжем, через двадцать
секунд. И, наконец, почему мы должны его укрывать? Он пытался соб-
лазнить женщину; это ему не удалось, он обиделся и застрелил ее мужа.
Разве человек такого толка стоит вашей защиты? Он ведь не задумывался
над тем, что втянет вас во все это, не так ли? Тебя, известную актрису,
имя которой будет фигурировать теперь во всех газетах! Какое там! Ваш
дом был для него просто местом, откуда легко было стянуть пистолет.
А я! Он подумал обо мне? Что Ронни мой лучший друг, мой...
— Но, Джек, он еще ребенок!
— Ребенок?
Ноги подо мной подкашивались, страшно болела голова. Я присел
на поручень кресла. Прикрыл рукой глаза. Потом почувствовал аромат
духов Айрис, и ее руки обняли меня.
— Джек, милый, бедный, дорогой Джек!
— Почему бы вам с Питером не уйти? — спросил я. — Если вас не
будет при обнаружении трупа, пресса наделает чуточку меньше шума.
— Но ведь мы не оставим тебя здесь одного!
Я боялся ее сочувствия и успокаивающей мягкости ее рук. Я хотел
сохранить свой гнев. Я встал и подошел к Питеру. Возле него, у камина,
под лучшей картиной Брака лежал труп Ронни.
— Ты понимаешь, Питер, — сказал я.
Мой брат повернул ко мне свое печальное лицо.
— Конечно, Джек. Ты прав. Нельзя затирать следы. Это безнадежно.
Если бы это видели только мы трое... — Он пожал плечами. — Но дело
зашло слишком далеко.
299
— По крайней мере, поговорим сперва с Джин, — сказала Айрис. —
Может быть, она что-нибудь знает.
— Нет. Это Ронни запер ее. Его отпечатки пальцев должны быть на
замке. Нам следует сохранить их для полиции.
Питер облизал губы.
— Может, поговорим с ней через дверь?
— Зачем? Чтобы сказать, что ее муж мертв? Она достаточно скоро
узнает об этом. Ей ничего не известно. Она все сказала мне по телефону
Когда я ушел, Ронни запер ее в комнате и отослал прислугу. Потом она
услышала выстрелы.
Я точно знал, каковы границы моей выдержки, как если бы был врачом
наблюдающим со стороны за Джеком Дьюлатом. Самым плохим теперь
было промедление. Пусть будет то, что должно быть, коль скоро этого
нельзя избежать. Я направился к телефону. Питер двинулся за мной.
— Джек, ты уверен?..
— О чем, к дьяволу, может идти речь? Что мы можем сделать?
— Ладно. Но позволь позвонить мне. Я знаю одного полицейского.
— Лейтенанта Трэнта? — спросила Айрис.
-Да.
Он взял трубку из моей руки. Я не противился. Все равно, кто вы-
зовет полицию. Трэнт? Кто этот Трэнт? Я слышал, как мой брат тихо
разговаривал по телефону. Я сел на стул. С этого места я не мог видеть
Ронни. Но не умышленно. Я совершенно случайно выбрал именно этот
стул. Закурил сигарету. На стене напротив меня висели картины Тамайо.
Я смотрел на них и думал, какой это великолепный художник. И внезап-
но, может быть, из-за этой мысли, столь неуместной в данных обстоя-
тельствах, моя хрупкая защита треснула, и меня оглушила страшная
правда.
Ронни мертв. Его убил мой сын.
Полиция появилась через десять минут. Их было четверо: четыре
детектива и два полицейских в форме. Главный из детективов — лей-
тенант Трэнт — был высоким и неожиданно молодым. Он приветствовал
Питера и Айрис, может, не как закадычных друзей, но как знакомых из
общества, с которыми человек встречается на приемах. И вообще у не-
го были манеры человека, принадлежащего к общественной элите —
своеобразная элегантность и совершенно не профессиональная сдер-
жанность; казалось, он пытается скрыть тот факт, что находится здесь
единственно потому, что является полицейским и что кто-то был убит.
Его вид будил во мне протест. Меня раздражал его тихий безэмоцио-
нальный голос, когда он давал задания другим детективам.
Он отошел от Питера и Айрис, чтобы осмотреть труп Ронни. Он
вполне мог сойти за хорошо воспитанного, интеллигентного ботаника,
исследующего интересное растение. Я стоял возле моего стула в глубине
комнаты. Мне хотелось крикнуть ему: «Это Ронни, черт побери! Ронни,
а не вещественное доказательство номер один!»
300
В комнату торопливо вбежал человек с черной сумкой. Окинув поме-
щение взглядом, он опустился на колени возле Ронни. Полицейский
врач. Полицейские в форме стали около двери, крепкие, сдержанные,
кажущиеся здесь очень неуместными — слишком уж разительно от-
личались они от фона великолепной гостиной Ронни.
«Такими и должны быть полицейские», — подумал я. Катастрофа —
это грубые, резкие контрасты и стук тяжелых ботинок. Катастрофа не
должна выглядеть, как лейтенант Трэнт.
Питер рассказал Трэнту о Джин, запертой в комнате наверху, и до-
вольно невежливо намекнул, что следует осмотреть дверной замок, так
как на нем должны быть отпечатки пальцев Ронни. То, что жена Ронни
была заперта собственным мужем, выглядело достаточно интригующе,
но Трэнт не обнаружил любопытства. Он только сказал:
— В таком случае будет лучше, если я сперва увижусь с миссис
Шелдон.
— Я пойду с вами, — предложила Айрис. — Бедное дитя сидит там в
таком напряжении уже много часов. Пожалуй, будет лучше, если кто-
нибудь из вас уведомит ее.
Я выступил вперед.
— Я ей скажу.
Питер был заметно озабочен.
— Трэнт, это мой брат Джек.
Умные, непроницаемые глаза Трэнта на несколько секунд задер-
жались на мне.
— Мы пойдем все, — сказала Айрис.
Трэнт подозвал одного из детективов, и мы отправились наверх.
Я один знал, где находится комната Джин. А также, естественно, ком-
ната Ронни. Дверь была заперта, и ключ торчал в замке. Это был старин-
ный замок с массивной ручкой. У детектива был фотоаппарат. Сперва
он фотографировал замок с электровспышкой, потом покрыл его каким-
то порошом и снова сфотографировал. Когда мы в конце концов вошли
внутрь, я рассказал Джин о произошедшем. Боюсь-, что сделал это не
слишком тактично. Просто сказал ей, что Ронни мертв. Но хорошо, что
я там был. Джин прильнула ко мне, будто я — ее единственный близкий
человек на свете.
Я, естественно, не упомянул о Билле, но она должна была дога-
даться. Один Бог знает, что она думала. По ней не определить. Она
замкнулась в себе и выглядела так, как в первый день в Айдлуальде, с
сурово стиснутыми в узкую черточку губами. Лейтенант Трэнт отно-
сился к ней исключительно мягко. Собственно, он ни о чем ее не спра-
шивал.
— Я подойду к вам позже, миссис Шелдон.
Айрис осталась с ней. Питер, Трэнт, детектив и я спустились вниз.
Когда мы подошли к двери гостиной, наружная дверь отворилась и в
холл вошла Энджи. На ней была норковая шубка на черном, вышитом
301
стеклярусом платье, подол которого мел пол. Она не видела нас, хотя,
конечно, не могла не заметить полицейских автомобилей перед домом
и должна была понять, что случилось что-то плохое.
Она тяжело поднималась вверх по лестнице, держа в руке белые
перчатки из тонкой замши, и подошла очень близко, прежде чем нас
заметила. И тут у нее перехватило дыхание. Она смотрела на меня снизу
вверх с открытым ртом, и я подумал, что она очень похожа на рыбу —
бледная, нескладная, безвредная рыба.
— Джек, эти машины на улице... Что случилось?
Я спустился на несколько ступенек.
— Это Ронни.
— Ронни?.. Но что? Что случилось с Ронни? Что?..
Энджи всегда казалась мне немногословной. Теперь тоже. Но сейчас
именно она была самой реальной. Сестра Ронни. Для нее это было таким
же ужасным потрясением, как для меня. Даже худшим, потому что в
Ронни была вся ее жизнь. Я ощутил мучительную жалость, а мой гнев
на Билла запылал еще неистовей. Он причинил вред не только Джин,
Айрис, Питеру и мне. Энджи он тоже сделал несчастной.
Я положил руку на ее массивное плечо.
— Это ужасно, Энджи. Чудовищно. Его застрелили.
Она споткнулась, как если бы я внезапно выхватил из-под ее ног
ступеньку лестницы, и ухватилась за мое плечо. Перчатка упала на пол.
— Энджи, пожалуйста... — Я хотел представить ей Трэнта, который
крутился возле нас. — Энджи, это лейтенант...
Она окинула его невидящим взглядом. Я был уверен, что она ничего
не понимает. Трэнт прервал меня:
— Нет. Не сейчас. Пусть она лучше поднимется наверх к женщинам.
— Пойдемте, Энджи, — сказал я. — Джин наверху.
Я обнял ее за плечи — с трудом, так как мне мешали норки, — и
повел ее по лестнице.
— Мои перчатки, Джек, — сказала она. — Кажется, мои перчатки
упали.
Я отвел ее в спальню и оставил с Айрис. Потом вернулся в гостиную.
Питер и Трэнт стояли вместе с врачом возле трупа Ронни. Полицейские
по-прежнему стояли у двери, а два детектива бессмысленно рыскали по
комнате. Видимо, у них были причины. Врач сказал, поправляя манжеты
рубашки:
— Он умер между девятью и девятью тридцатью. Таково мое мнение,
Трэнт.
— Да, — вставил я. — Миссис Шелдон услышала выстрелы и позво-
нила мне в двадцать минут десятого.
Трэнт уже знал это. Мы рассказали ему об этом наверху. Он взглянул
на меня.
— Поскольку миссис Шелдон звонила вам, мистер Дьюлат, я думаю,
вы лучше других сможете рассказать о том, что здесь произошло.
302
Питер, как профессиональная сиделка, кружил вокруг меня, готовый
в любой момент прийти на помощь. А я хотел, чтобы он оставил меня
в покое. Я сам справлюсь.
— Естественно, я расскажу все, что вы хотите знать.
Трэнт пошел за мной в сторону дивана в дальнем конце комнаты.
Я всегда думал, что у полицейских должны быть блокнот и карандаш.
Но не у Трэнта. Или он считал себя таким умным, что ему не требуется
даже делать заметки? Мне было бы легче, если бы я мог чувствовать к
нему симпатию, если бы он не казался мне таким безразличным, спо-
койным, напрочь лишенным человечности.
— Вас зовут Джейкоб Дьюлат?
— Нет. Джонатан. Все называют меня Джек.
— Вы являетесь компаньоном издательства «Шелдон и Дьюлат*? Это
у вас издает свои произведения Гвендолин Снейли?
«Боже милостивый! — подумал я. — Он читает Гвендолин Снейли!»
— Совершенно верно.
— Вы женаты?
— Моя жена умерла.
— Да, — сказал он, — я помню. И у вас есть сын. Ему около де-
вятнадцати.
Он помнил, брал по вечерам домой полицейские рапорты о само-
убийствах, чтобы было что почитать перед сном. Мысль о том, что он
знает о Фелиции, внезапно сразила меня. Я вынул сигарету. Попытался
закурить. Рука моя дрожала. Трэнт подал зажигалку. Он был так же
мягок со мной, как перед этим с Джин. Но это не ввело меня в за-
блуждение. Мягкость пантеры!
— Как давно женился мистер Шелдон?
— Примерно месяц назад. Он познакомился со своей женой в Анг-
лии. Ее отец — писатель, которым Шелдон заинтересовался как из-
датель. Привез сюда всю семью. Они живут в этом же доме, на верхнем
этаже.
— Понимаю, — сказал лейтенант Трэнт. — Шелдон был женат
прежде?
— Нет.
— А та женщина, которая только что пришла?
— Это его сестра. Она здесь живет.
— Не могли бы вы сказать мне, почему миссис Шелдон оказалась
запертой в комнате?
— Ее запер Ронни.
— Но почему?
— Они поссорились.
— Из-за чего они поссорились?
Питер присел возле нас на стул. Он выглядел как человек, увидевший
привидение. Меня сердило то, что он так страдает. Разве нельзя дать
мне самому страдать за себя?
303
— Они поссорились из-за моего сына.
И внезапно — теперь, когда я уже это сказал, когда уже не было
возврата, — весь мой гнев на Билла растаял. Я чувствовал только глухую
боль, как если бы стоял над его могилой.
— Почему они поссорились из-за вашего сына?
— Потому что Билл влюбился в миссис Шелдон.
— Понимаю, — сказал лейтенант Трэнт.
Он уже во второй раз произнес это «понимаю» — как мудрец, которо-
го ничто не может удивить. Но если он все понимал, то какого дьявола
он продолжал задавать вопросы?
— Я делал, что мог. Ронни уехал в Джорджию. Я делал, что мог, чтобы
положить этому конец. Но сегодня вечером, когда Ронни вернулся, он
застал Билла целующим ее в комнате.
— Так.
— Ронни устроил жуткую сцену. Вышвырнул Билла. Понимаете,
Ронни был чрезвычайно возбудимым, он легко терял контроль над со-
бой... Он всегда был таким. Когда он впадает в неистовство, он не...
Я потерял нить разговора. И тут же почувствовал руку лейтенанта на
своем плече. Рука была легкая и сухая.
— Пожалуйста, придерживайтесь фактов. Мистер Шелдон устроил
сцену и вышвырнул вашего сына. Что дальше?
— Потом Ронни позвонил мне. Я пришел сюда. С ним была Джин.
Он устроил новую сцену, обвиняя меня в том, что я не сумел при-
смотреть за сыном, и угрожая, что ликвидирует наше издательство. Бог
мой, он в голос орал на меня. Потом начал кричать на Джин. И в заклю-
чение вышвырнул меня.
— Он угрожал, что ликвидирует издательство «Шелдон и Дьюлат»?
- Да.
— Что вы имеете в виду, говоря, что он «орал в голос»?
— Ну, он просто ошалел от бешенства. Он хотел отомстить. Он...
— Он был взбешен, поскольку его жена влюбилась в вашего сына?
Он задал этот вопрос так спокойно, что чуть было не подловил меня.
И все же ему это не удалось.
— Я вовсе не говорил, что миссис Шелдон влюбилась в Билла.
— Но вы дали это понять.
— Я не давал это понять.
— Вы сказали, что они целовались. Сказали, что сделали все, чтобы
положить этому конец. Если миссис Шелдон не любила его, почему
она позволила, чтобы он целовал, и зачем потребовалась ваша помощь?
Чему вы собирались положить конец?
Ничего не изменилось в его мягком, непосредственном обращении.
Но теперь он показал свое настоящее лицо. Ловкач с мягкими манерами1.
Умник, который не даст перехитрить себя «подозрительному свиде-
телю». Он наскучил мне, я почувствовал страшную усталость.
— Вы признаете, что это было?
304
— Кого касается, что я признаю? Я этого не сказал.
— Любила ли миссис Шелдон вашего сына?
— Не знаю. Она никогда мне этого не говорила. В конце концов,
почему вы меня об этом спрашиваете? Я — не ходячий учебник психо-
логии, как вы.
— Джек’ — воскликнул Питер.
— Какого дьявола? И какая в этом разница?
— Убит человек, мистер Дьюлат, — сказал лейтенант Трэнт. — Есть
определенная разница в том, любила ли его жена другого мужчину или
нет. Я понимаю ваше положение. Вы отец. Вы пытаетесь — и это можно
понять — умалить значение того, что происходило, придать ему вид
невинной, односторонней, детской любви. Но если миссис Шелдон...
— Я умаляю! Бог мой, вы думаете, что я стараюсь что-то умалить?
Или вас ничему не учили в ваших полицейских школах? Не учили,
например, что нужно дождаться конца показаний, прежде чем под-
вергать их анализу?
Я встал. У меня снова заболела голова. Питер также поднялся и стал
возле меня.
— Джек, ты лучше отдохни немного.
— Заткнись! — грубо сказал я, не отрывая глаз от лица Трэнта. —
Пожалуйста, спрашивайте дальше. Сперва разберитесь во всем, а потом
вы узнаете, стараюсь ли я что-то умалить или нет.
Трэнт не встал. В своем темно-сером, хорошо сшитом костюме он
сидел, заложив ногу за ногу и поглядывая на меня без тени враждеб-
ности.
— Хорошо, мистер Дьюлат. Я продолжу свои вопросы. Например,
не думаете ли вы, что ваш сын застрелил мистера Шелдона?
— Разумеется, я так думаю.
Его челюстные мышцы расслабились. Вообще-то это не была улыбка,
но мне показалось, что он улыбается в душе. Вот и пришла великая минута
его триумфа. Он вывел меня из равновесия, вынудил раскрыть карты.
— Не знаю, почему вы так довольны собой, — сказал я. — Никто не
намеревался это скрывать. Спросите Питера, откуда он здесь взялся.
Спросите его о пистолете.
— Да, — сказал Питер, — думаю, что теперь моя очередь.
Он начал рассказывать Трэнту о посещении Биллом их дома и об
исчезновении пистолета. Я особенно не прислушивался. Я знал, что он
предпочел бы промолчать об этом, но Питер достаточно рассудителен,
чтобы знать: это должно быть сказано.
Я больше не садился. Я не хотел оказаться вблизи лейтенанта Трэнта.
Детективы — оба со свисающими из уголков рта сигаретами — про-
должали шнырять по комнате. Врач вроде бы уже ушел. Труп Ронни
еще не забрали. Между ним и мной стоял стул, и я видел только один
ботинок. Они что, намерены оставить его здесь навсегда? Или у них нет
транспорта для перевозки трупов?
305
Вопреки моей воле тихий, напористый голос Трэнта доходил до моих
ушей.
— Значит, вы заметили, что пистолет исчез, и позвонили брату?
-Да.
— И поехали к нему вместе с женой?
-Да.
— И тогда позвонила миссис Шелдон?
-Да.
— Вы уверены, что пистолет принадлежит вам?
— Уверен.
Лейтенант Трэнт встал. Он обошел вокруг Питера и остановился
напротив меня.
— Я очень сожалею, мистер Дьюлат.
— О чем?
— Я не знал.
— Зато теперь вы знаете.
— Да, — сказал он, — теперь я знаю. — Он не отрывал глаз от моего
лица. Я думал, что они у него голубые. Они были серыми. — Вы, конеч-
но, понимаете, что если не случится какая-нибудь неожиданность, я
буду должен арестовать вашего сына?
— Я не предполагал, что вы намереваетесь дать ему награду.
Он облизал губы. Его христианское великодушие немного устыдило меня.
— Где ваш сын?
— Не знаю.
— Он живет с вами?
— Нет.
— А где он живет?
— Нс знаю.
На его лице появилась усталая мина, словно в первый раз его тер-
пение в отношении меня начало иссякать.
— Вы не знаете?
— Я ведь сказал.
— Почему вы не знаете?
— Потому, что мы поссорились.
— Ваш сын замешан во многих ссорах.
— Да, — сказал я.
— Значит, вы поссорились?
— Мы поссорились. Он хотел жить сам. Я назначил ему содержание.
И он снял квартиру.
- Где?
— В Гринвич-Виллидже.
— Где именно?
— Он мне не сказал. Не хотел, чтобы я знал.
Мне был Известен номер телефона. Имея номер телефона, можно
без труда установить адрес. Но я не собирался его давать. Я и так сделал
306
достаточно. Выполнил свой гражданский долг. Пусть теперь сам ищет
нужного ему убийцу.
— Понимаю, — сказал снова лейтенант Трэнт.
Я подумал саркастично, что в единственном случае, когда я ему
солгал, он не подверг сомнению мое заявление.
— Я должен буду его отыскать.
-Да.
— Может, миссис Шелдон об этом знает?
В этот момент вошли Лейтоны — вся троица. Моя голова так болела,
что я не особенно обращал внимание на то, что происходило вокруг
меня. И вдруг я их увидел. Бородатого Безила, Филлис Брент и Нору,
тихонькую, мягкую, так не подходящую своим видом жены английского
викария всей этой неразберихе.
Трэнт и Питер подошли к ним. Я снова сел на диван. До меня до-
летали обрывки их разговора, звучавшие в моих ушах, как диалог из
незнакомого романа.
— Мы увидели перед домом полицейского... мы были в театре... это
не... Ах, Безил, Безил, не смотрите...
«Ах, Безил, Безил, не смотрите!» Я, кажется, на какое-то время от-
ключился, а когда пришел в себя, увидел Питера и Трэнта, наклонив-
шихся надо мной. Питер сказал:
— Он совершенно измотан. Ему можно уже уйти отсюда, не так ли?
— Да, — сказал Трэнт. — Пусть лучше уйдет.
— Я заберу его к нам. Я, наверное, еще буду вам нужен, но...
— Нет, — сказал я. — Я сам пойду домой.
— Но, Джек...
Я встал.
— Отстань от меня, ладно?
— Но ведь именно сегодня ты не должен быть один!
Я повернулся к Трэнту.
— Есть ли закон, запрещающий оставаться в одиночестве?
— Вы можете делать все, что пожелаете. Я хотел бы только, чтобы
вы пришли завтра в комиссариат и дали официальные показания. Я вам
позвоню.
— Хорошо.
Вмешался Питер.
— Может, Айрис...
— Отцепись от меня.
Я отвернулся от него и пошел через бесконечно длинную комнату. Безил,
Филлис и Нора сгрудились у двери; Нора сделала шаг в мою сторону. Вид у
нее был расстроенный. Главным образом, конечно, из-за Ронни; однако мне
показалось, что немножко и из-за меня. Она протянула ко мне руку.
— Джек...
Я попытался улыбнуться, но не смог соответствующим образом сло-
жить губы.
307
— Со мной ничего, Нора. Пожалуйста, пойдите к Джин. Ей вы нужны.
Внезапно Безил преградил мне путь. Он пыжился так, словно ему
нанесли личное оскорбление и он намеревается написать письмо в ре-
дакцию «Лондон тайме».
— Это возмутительно! Это скандал! Как могло произойти такое? Кто
это сделал?
— Кто это сделал? — повторил я.
Естественно, это было возмутительно. Скандально. И то ли еще бу-
дет, когда сообщения об этом появятся в утренних газетах.
— Только никому не говорите, — сказал я, — но убийца — Гвендолин
Снейли.
Я почти бегом двинулся к двери, так как чувствовал, что еще минута,
и я заплачу...
Глава 10
Я вернулся домой. Принял несколько таблеток аспирина. Приготовил
стаканчик виски, но выпить не смог. Я думал, что когда наконец останусь
один, то почувствую себя лучше. Но чувствовал я себя так же плохо. Я сел
на диван. Напротив меня на стене висела акварель в стиле Дюфи1 с видом
церкви святого Захария в Венеции. Я купил ее во время поездки в Париж.
Теперь она напоминала мне Рим. Я стоял тогда у фонтана возле Дворца
Медичи. Солнечный свет наклонно прорезал кроны зеленых дубов. Слы-
шалось тихое журчание воды в каменном водоеме и сигналы мотороллеров.
Ниже виднелись купола, обелиски, крыши, крытые красной черепицей...
Внезапно я подумал: «Билл никогда не поедет в Рим». Перед моими глазами
встала картина его будущей жизни: шаги выстроенных рядами людей,
грохот захлопывающихся дверей камер; фильмы по субботам, унылые
сплетни тюремного двора. И это — еще наилучшая альтернатива!
Мне стало плохо. Я встал. Возле себя в комнате я ощущал присут-
ствие лейтенанта Трэнта с его быстрыми глазами и внимательным взгля-
дом. Гончий пес Правосудия.
Я подошел к телефону. Набрал номер Билла. Никто не ответил.
Сильвия! Билл называл ее фамилию. Сильвия... как? Да, Сильвия Рай-
мер. Я достал телефонную книгу. Пальцы у меня были как палки. Рай-
мер... Реймер... Раймер... Я нашел ее, вторично просматривая список
Раймеров. Сильвия Раймер. Адрес: Перри-стрит. Это, конечно, она.
Я набрал номер. Сигнал звучал бесконечно долго. Я чувствовал, как
остатки энергии покидают меня. Наконец, когда я уже потерял надежду,
кто-то поднял трубку.
1 Рауль Дюфи (1877—1953) — французский живописец, график, театральный
художник, для творчества Дюфи характерно подчеркнуто субъективное восприятие
мира, отражение радостных, праздничных сторон бытия.
308
— Да? — Голос был девичий.
— Миссис Сильвия Раймер?
-Да.
— Это Джек Дьюлат. Отец Билла. Билл у вас?
Последовало продолжительное молчание.
— А в чем дело?
— Если он у вас, я должен поговорить с ним.
— Зачем?
— Не все ли равно?
— Нет. Вы хотите с ним говорить, но откуда я могу знать, что он
хочет говорить с вами?
У нее был приятный, чистый голос. Меня угнетала ее бессмысленная
враждебность.
— Я должен с ним увидеться.
— Вы это уже говорили.
— Я повторяю это еще раз.
— А я повторяю: зачем?
— Бог мой! Его ищет полиция!
— Полиция?
— Полиция.
Она снова замолчала на несколько секунд.
— Будет лучше, если вы приедете. Мой адрес...
— Знаю, — сказал я.
Я хотел взять машину из гаража, но побоялся, что не смогу вести.
Я был как пьяный. Поэтому сел в такси. Водитель раздражающе долго
гонял машину по улицам, пока мы не нашли нужный дом.
Это был дом, типичный для Гринвич-Виллидж, из красного пес-
чаника. В скудном свете я с трудом разобрал надписи у кнопок звонков.
Сильвия Раймер жила на четвертом этаже. Я нажал звонок. Застеклен-
ная входная дверь скрипнула и отворилась. Я поднялся наверх. Почти
перед каждой квартирой стояли выставленные на ночь бочки для мусора
и бумажные мешки. Я позвонил в дверь с номером 4В. Дверь сразу же
отворилась.
На Сильвии Раймер были свободные брюки, свитер и скошенные
очки в черепаховой оправе. Около двадцати пяти; низенькая и не слиш-
ком изящная. Она выглядела так, как я и ожидал: примерно так выгля-
дит любая способная девушка из этого круга, имеющая на своем счету
роман в стихах, которым едва не заинтересовался Ронни.
В руке она держала стеклянную банку от джема, наполненную крас-
ным вином.
— Где он? — спросил я.
— Войдите, пожалуйста.
— Где он?
— Войдите. Я хочу закрыть дверь. У меня очень любопытные соседи.
Я вошел за ней в маленькую прихожую. Сильвия закрыла дверь.
309
— Билл в спальне. Он спит.
Мы вошли втемную комнату, выполнявшую, видимо, роль кабинета.
Здесь стояли две тахты и в изобилии были представлены все обычные
для таких комнат реквизиты: репродукции Тулуз-Лотрека, велосипед,
подвешенный под потолком, много книг. На одной тахте лежала разо-
бранная постель и китайская пижама. Сильвия подошла к столу, сдви-
нула рукописи и налила немного вина в горчичницу, разрисованную
голубыми цветочками.
— Пожалуйста, — сказала она. — Это все, чем я могу угостить.
Я взял вино — потому, что она мне его подала. Вдруг почувствовал
себя затерянным и испуганным — испуганным тем, что случилось, испу-
ганным этой девушкой, которая была совершенно незнакома мне, но
прежде всего испуганным тем, что должен увидеть Билла.
— Вам случайно не плохо?
— Плохо?
Она села на край стола. У нее были широкие бедра. Казалось, она
состоит из скошенных очков и бедер.
— Что натворил Билл?
— Он вам не сказал?
Вопрос прозвучал нелепо. Она отставила стакан с вином, вытащила
сигарету из пачки и, закурив, выпустила клуб дыма.
— Он пришел сюда... Который сейчас час? Половина первого? Пришел
примерно час назад. Он вообще ничего не говорил. Сказал только, что устал
и идет спать. Я догадалась, как обычно, что у него что-то не в порядке.
Сказал, что устал и идет спать! Он вел себя здесь как домочадец.
Сильвия Раймер и была тем «другом», который так охотно приютил его
и даже отдал ему спальню, перебравшись на тахту в кабинете! Вторжение
в уголок его жизни, который до этого момента был для меня землей
неведомой, вызвало у меня еще большее раздражение. Чтобы сохранить
равновесие, я решил придерживаться фактов. Ронни был убит в полови-
не десятого. Билл пришел сюда в половине двенадцатого. Где находился
он в течение этих двух часов?
Сильвия сказала:
— Наверное, речь идет о Джин?
— Так вы знаете о Джин?
— Боже! — В ее голосе прозвучала горечь. — А чем иным он кормит
меня днем и ночью? Я мама Билла.
Я был на краю нервного срыва, а слова «мама. Билла» означали для
меня исключительно Фелицию. Я снова увидел Фелицию на подокон-
нике, разглаживающую платье, прыгающую... Я схватил горчичницу.
Сильвия соскользнула со стола.
— Вам плохо?
— Нет.
— Тогда, ради Бога, скажите же наконец что-нибудь! Что он сделал?
Что-то серьезное? Или нет?
310
— Он убил Ронни.
Теперь, когда я выбросил из себя это, когда увидел, что ее это тоже
потрясло, я почувствовал себя уверенней. С минуту она смотрела на
меня с глупым, рыбьим выражением лица, совсем как Энджи на лест-
нице. Потом очень быстро спросила:
— Когда?
— В половине десятого.
— Он был здесь с семи. Провел со мной весь вечер. Я подтвержу это
под присягой! Клянусь, что буду стоять на этом, даже если меня целый
месяц будут лупить резиновыми дубинками.
Только молодость способна на столь непосредственную реак-
цию. Через две секунды после шока она уже приняла решение и точ-
но знала, что должна делать. Я почувствовал себя беспомощным и
старым.
— Он украл пистолет моего брата. Оставил его возле трупа. Ничто в
этом мире нс может ему помочь.
Сильвия повернулась на каблуках и побежала к двери в другую ком-
нату. Я последовал за ней.
— Куда вы идете?
— Увидеть его.
Я схватил ее за плечо.
— До того я должен сам с ним поговорить.
Она вырвалась.
— Нет. Нет... Вы не можете сделать это без меня!
— Почему?
С приоткрытым ртом она смотрела на меня через свои скошенные
очки. Ее намазанные помадой губы были такого же цвета, как и язык.
— Потому что я его люблю, глупый вы человек! Не будет мне от
этого добра, но я его люблю!
В спальню мы вошли вместе. Это было больше, чем я мог вынес-
ти — то, что он лежал здесь и спал, невинный и спокойный, как ребенок.
Я положил руку на его плечо. Он вздрогнул и тут же сел. На нем была
только трикотажная майка. Волосы упали ему на лоб. Он отбросил их
назад. Его взгляд сперва упал на Сильвию, а потом на меня. Он еще не
отошел от сна.
— Это ты? Откуда ты взялся?
— Он позвонил, — ответила Сильвия. — Номер есть в телефонной
книге.
— Я иду от Ронни.
Во взгляде Билла появилось знакомое мне выражение презритель-
ного неприятия.
— Ты должен всюду совать нос?
Сильвия закурила сигарету. Звук воспламенившейся спичечной го-
ловки прозвучал в моих ушах, как взрыв пэанаты. Билл подтянул под
одеялом колени и воинственно обвил их обнаженными руками.
311
— Итак, Великий Ронни прислал тебя с каким-то новыми громо-
гласными угрозами! Отлично! Можешь сказать Великому Ронни, чтобы
он отцепился от меня. Меня не касается, что он говорит. Меня не
касается, что он делает. Меня не касается, жив он или мертв. Это ка-
сается Джин и меня, это наше дело; Джин меня любит. Она намерена
развестись, а потом мы поженимся. Да, да, именно так мы и сделаем.
И к дьяволу Ронни, к дьяволу тебя, к дьяволу всех!
Он повернулся к Сильвии, тыча в меня пальцем.
— Сильвия, будь так добра, вышвырни из квартиры этого достойного
подхалимствующего издателя. Я устал. Хочу немного поспать.
Он орал и угрожал Ронни так, как если бы тот был еще жив... так,
как если бы он был жив... так, как если бы...
Мои ноги начали дрожать. Меня охватило странное чувство. Я ни-
когда не испытывал ничего подобного. Мне было трудно поверить в то,
что дрожат только мои ноги, а не дом, не весь город. Может быть, так
бывает всегда, когда человеку, пребывающему на дне отчаяния, вдруг
блеснет надежда.
Я должен был в конце концов ему это сказать.
— Ронни мертв.
На какую-то долю секунды на лице моего сына появилось выра-
жение величайшего изумления. И почти сразу оно исчезло, уступив
место другим эмоциям: потрясению, неверию, страху. Но в том, что в
первый миг он был изумлен, я был абсолютно уверен. Он не мог прит-
воряться — Билл, который с колыбели был самым неумелым, самым
наивным из всех лжецов.
Я сел на край постели. Минуту назад у меня не было никакой надеж-
ды, я даже не мечтал на что-то надеяться. И вдруг свершилось чудо.
— Значит, это не ты его убил?
— Я? Ронни?
Мне хотелось смеяться. Я с трудом подавил прилив этого идиотского,
конвульсивного веселья и взглянул на Сильвию Раймер.
— Он этого не делал, — сказал я. — Он не убивал Ронни.
Глава 11
Сильвия не обратила внимания на мои слова. Сомневаюсь, услышала
ли она меня вообще. Я догадался бы, что она любит Билла, даже без ее
признания. Вся комната казалась наполненной этой любовью — тяже-
лой, бескомпромиссной любовью некрасивой девушки. Она вынула из
кармана штанов пачку сигарет, раскурила одну и дала ее Биллу. Он взял
молча. Его лицо ожесточилось. Только теперь он осознал угрожающую
ему опасность и попытался скрыть страх под маской ожесточенного
упрямства. Так он обычно выглядел в детстве, когда Фелиция водила
его к зубному врачу.
312
— Как это произошло, па?
— Его застрелили.
— Когда?
— В девять двадцать. Джин позвонила мне. Мы отправились туда —
я, Питер и Айрис. Обнаружили труп и вызвали полицию.
Нелепое состояние эйфории не покидало меня. Мне казалось, что
самое страшное позади. Разумеется, дело будет тяжелым. Мы будем
иметь дело с лейтенантом Трэнтом. Но что мне лейтенант Трэнт, если
Билл невиновен? Я ни на минуту не задумывался над тем, что нет ни-
каких доказательств, подтверждающих невиновность, кроме мимолетно-
го выражения сыновьего лица.
Пепел с сигареты Билла упал на постель. Сильвия резко поднялась,
по-видимому, чтобы дать ему пепельницу, но удержалась. Билл не смо-
трел на меня. Он спросил охрипшим голосом:
— Его застрелили из пистолета Питера?
— Да. Ты его украл, не так ли?
— Ни в чем при нем не признавайся! — крикнула Сильвия.
Я взглянул на нее скорее рассеянно, чем зло.
— Почему? Вы считаете меня врагом?
— А кто вы? Вы вызвали полицию. Вы напустили их на него. Вы
пришли сюда и заявили, что он это сделал.
Она ненавидела меня. И я не мог ее осуждать. Но момент не был
подходящим для того, чтобы защищаться или объясняться с Сильвией
Раймер. Я снова повернулся к Биллу и повторил:
— Ты взял пистолет Питера?
Он кивнул.
— Сегодня?
Он кивнул снова:
— Пистолет лежал на ковре возле Ронни.
Билл облизал губы. Сильвия крикнула:
— А вы, как подобает любящему отцу, оставили пистолет там, чтобы
полиция его обнаружила, не так ли?
-Да.
— Так какого!..
Даже не взглянув на нее, Билл сказал:
— Отцепись от него, Сильвия. Они знают, что это пистолет Питера,
папа?
— Питер должен был это сказать.
— Ясно. —- Его лицо посерело. — А ты сказал им все... обо мне и о
Джин, и...
— Это все Джин! — Откровенная ревность в голосе Сильвии будила
жалость. — Это ее вина! Это Джин...
— Выйди отсюда! — рявкнул Билл.
— Но, Билл...
— Выйди отсюда! Отваливай и держи язык за зубами.
313
Она заморгала глазами за стеклами скошенных очков, собираясь
заплакать. Мне было жаль ее. Она необычайно способная девушка,
пишет поэмы для «Литературного ревю», но до сих пор не научилась
тому, что нельзя носить сердце на ладони, особенно если у тебя ши-
рокие бедра. Она стояла еще с минуту, стараясь принять вызываю-
щую позу, потом тяжело двинулась в сторону выхода. Дверь за ней
закрылась.
После се ухода Билл продолжал сидеть на кровати, подобрав ноги и
всматриваясь в постель.
— Значит, ты думаешь, что это сделал я? Так вот и думаешь?
Он вел себя не так, как Сильвия Раймер. Он не обвинял меня. Он
только констатировал факт, как если бы в этом не было бы ничего
удивительного, как если бы давно знал, что в любом случае я подозреваю
его в наихудшем. Я решил пока не думать о том, какой свет это бросао
на наши отношения. Это я оставил на потом.
— А полиция? — спросил он. — Она тоже так считает?
-Да.
— Они обнаружили пистолет и знают о Джин и обо мне?
-Да.
— И намерены меня арестовать?
— Не расстраивайся. Возьмем адвоката. Будем бороться. Отчаиваться
не следует.
Он посмотрел на меня, как если бы — и не без оснований — считал
мой оптимизм бессмысленным.
— Шутишь, папа?
— Бояться нечего. У нас не осуждают невиновных людей.
— А кто сказал, что я невиновен? — Он опустил голову на подог-
нутое колено. Его мышцы расслабились, словно он только что закончил
забег на большую дистанцию. — Конечно, ты прав, так подумав. Я это
сделал. Я убил Ронни.
На какую-то долю секунды я ощутил в позвоночнике ледяной холод
страха. Но только на долю секунды. И сразу же все понял. Бедный
упрямец! Маленький глупец!
— Ты не должен прикрывать Джин.
— О чем ты говоришь? При чем здесь Джин?
— С Джин все в порядке. Ронни запер ее в комнате. Его отпечатки
есть на ручке двери. Полиция сфотографировала...
Билл поднял голову с колен. Он смотрел на меня так, словно мои
слова до него не доходили. Наконец он спросил:
— Значит, с Джин все в порядке?
-Да.
— В отношении полиции?
-Да.
И он ожил.
— Ты этого не сделал, правда? — спросил я.
314
Он импульсивно положил руку мне на плечо. Во взгляде его не было
ни ожесточения, ни упрямства. Скорее сочувствие, как если бы это я
попал в беду.
— Папа, — сказал он, — бедный папа.
Я несмело накрыл ладонью его руку. Он не убрал ее.
— Я позвоню Артуру Фридленду. Правда, он не занимается уголов-
ными делами, но он очень компетентный юрист.
— Ладно, папа.
— А до того, как он приедет, ты расскажешь мне обо всем, что прои-
зошло на самом деле?
— Ладно. Я расскажу тебе все.
Он встал с постели. Был он в майке и шортах. Его одежда лежала на
стуле в углу.
— Ты одевайся, а я позвоню Артуру.
— Ладно. И, папа...
Он был смущен.
— Мне очень жаль... То есть я знаю, как ты был привязан к Ронни
и... ну, мне жаль...
Я вышел в другую комнату. Сильвия сидела на столе. В руке у нее
была банка с вином.
— Я позвоню адвокату.
Она не ответила. Я положил руку ей на плечо.
— Все будет хорошо, — сказал я.
— Черт бы все это побрал!
Я набрал номер Артура Фридленда. Артур был нашим юристом, моим
и Ронни. Его фирма занималась юридической стороной нашего из-
дательства. Он был более дружен с Ронни, чем со мной, и теперь это
меня несколько смущало. А тут только что возвратился из Балтимора
и еще не спал. Я сказал ему только, что дело очень важное, что он
должен прийти, и дал ему адрес Сильвии. И все. Он не задал ни одного
вопроса.
— Сейчас буду, Джек, v
— Благодарю, Артур.
Билл вышел из спальни; Он был без галстука, волосы не причесаны.
Выглядел он очень молодо. И испуганно. Он подошел к столу, на кото-
ром стояло вино. Бросил сигарету и поискал стакан. Не найдя, взял из
рук Сильвии банку, наполнил ее и выпил заплом.
— Мистер Фридленд приедет, папа?
~ Да-
Он сел на тахту.
— Мне скверно...
Он снова встал и пошел в ванную. Вернулся через несколько минут.
— Уже лучше. Теперь пожалуйста, я тебе все расскажу.
-Да.
Сильвия сползла со стола и сказала нелепо высокомерным голосом:
315
— Если вы желаете остаться наедине, я могу выйти и прогуляться по
улице.
— Не придуривайся. Она может здесь остаться, папа?
— Разумеется.
Внезапно Сильвия подбежала к Биллу и прижалась к нему.
— Ах, Билл, Билл...
Билл похлопал ее по плечу. Сильный, взрослый мужчина, успокаи-
вающий свою невесту, — промелькнула у меня мысль.
— Все в порядке, Сильвия.
Она оторвалась от него и села на тахту. Вытащила из кармана штанов
смятый платок и высморкалась.
— Ну, так как, папа? С самого начала?
— Да, начни с того, как ты пришел туда в первый раз, сегодня, после
полудня.
— Я приехал с Файр-Айленда около четырех. Оставил твою машину
в гараже.
— Знаю.
— Приехал на подземке сюда, к Сильвии. Потом... — Он покрас-
нел. — Я не должен рассказывать, что я думал о Джин, правда, па? Это
не нужно?
— Нет.
— Мне стало стыдно. Там, на острове, я отвратительно вел себя с ней.
Она не поняла. Это моя вина. Я не объяснил и решил, что должен пойти
и извиниться... объяснить... — Он помолчал. — Она оставила сумочку в
летнем домике. Так что у меня был предлог. Я взял сумочку и отправился
на Пятьдесят восьмую улицу. Отворил Джонсон. В холле была Энджи.
Я спросил, дома ли Джин. Энджи сказала, что да, что она в гостиной. Ну,
я пошел туда, Джин была там и... Она не ждала меня. Наверное, я ужасно
выглядел. То есть я не слишком много спал и был страшно взбудоражен.
Но попытался ей объяснить... ну, что сожалею, но что ничего не изме-
нилось. Сказал, что всегда буду любить ее и что она всегда будет любить
меня, и если она это поймет, то придет к выводу...
Сильвия громко высморкалась. Билл бросил на нее сердитый взгляд.
— Сначала она ничего не говорила. А потом... Ну, потом встала
и бросилась в мои объятия. Я пытался все объяснить... Но она толь-
ко плакала и повторяла снова и снова: «Как мне жаль, Билл, как мне
жаль...», — как будто сама совершила эти безумства. И я ее поцеловал...
И как раз тогда вошел Ронни...
Слушая его, я думал о лейтенанте Трэнте. Как он это примет? Слова
Билла были единственным нашим оружием против него.
— Отец, если бы ты его видел! Он просто чокнулся. Кричал, ругался.
Говорил гнусные вещи о Джин, обо всех. Я хотел его ударить. Боже, как
я хотел его ударить! Но Джин не позволила. Велела уйти. Сказала, что
будет лучше, если я уйду. Пожалуй, правильно. Без толку что-либо
объяснять в такой чертопляске. Ну, я и ушел. Джонсон стоял в холле и,
316
наверное, все слышал. Он открыл мне дверь. Я вышел и ходил, ходил...
Без всякой цели. Просто ходил. И был не в себе... совсем обалдев-
ший... и испуганный... — Он прикрыл лицо ладонью. — Я боялся себя.
Я чувствовал, что вот-вот сломаюсь или еще что-нибудь такое случит-
ся... Если бы ты знал, что я пережил, как мне было... Я решил искать
помощи... Я должен был кому-то все рассказать... хотел, чтобы мне
помогли.
Он сделал неопределенный жест в сторону Сильвии.
— Я подумал о Сильвии... Но, черт возьми, не хотел ее еще глубже
втягивать. Потом подумал о Питере и Айрис. Они всегда были на вы-
соте... То есть раньше они всегда помогали мне. Я решил, что пойду к
ним. Кроме них, у меня не было никого.
Он замолчал и опустил глаза. «У него не было никого!..» — И он
сказал это без всякого намерения задеть меня. Просто не подумал обо
мне — ни тогда, ни теперь.
— Ну, я пошел к Питеру и Айрис. Было, пожалуй, около семи. Точно
не знаю. Я вошел. Я намеревался им сразу все выложить. Но они сидели
за обедом... И служанка с ними... и... и вообще не получалось. То есть
они были такие какие-то... не знаю... ну, спокойные и вообще... Я дол-
жен был остаться один, чтобы все продумать. Я не мог просто так сидеть
за столом с Питером и Айрис. Ну, я, значит, встал и пошел в другую
комнату. И тогда вдруг понял, что должен идти обратно на Пятьдесят
восьмую улицу и все выяснить до конца. Ведь я и раньше хотел вернуть-
ся, это наш единственный шанс. Мой и Джин. Я должен вернуться и
забрать ее оттуда. Я знал, что если она пробудет еще немного с этой
скотиной, если еще немного уступит ему, погибнет. Мы оба погибнем.
Я встал. Собрался уходить. И...
Он поднял на меня глаза.
— И тогда я вспомнил о пистолете Питера. Ты не поверишь, каким
был Ронни. Как он угрожал, как он орал, что вызовет полицию... И вдруг
я подумал, что лучше будет взять пистолет... Я вынул его из ящика и сунул
в карман. Я как раз собирался выйти, когда вошла Айрис и начала спра-
шивать о разных разностях. Я как-то открутился от нее и ушел.
На его лбу показались капли пота. Одна из них покатилась по щеке.
— Отец, я не собирался стрелять. Честное слово! Только подумал:
«Бог знает, что может выкинуть Ронни, лучше я возьму пистолет...»
Я вернулся на Пятьдесят восьмую улицу. Позвонил в дверь, и... и Ронни
мне отворил. Я не ожидал этого. То есть я предполагал, что мне откроет
Джонсон. Но это был Ронни. Именно он. Вытаращился, словно не мог
поверить, что я осмелился снова прийти. И заорал: «Убирайся! Убирайся
отсюда!» — или что-то в этом роде. А я снова распсиховался. Я так
страшно его ненавидел. И... и вытащил пистолет из кармана, и при-
целился в него, и сказал: «Я должен увидеть Джин. Должен забрать ее
из этой вонючей мусорной ямы». И, угрожая пистолетом, погнал его по
лестнице. Папа, я даже не знал, что пистолет заряжен. Джин была в
317
гостиной. И я сказал: «Джин, дальше так продолжаться не может. Те-
перь ты поняла, правда? Пойдешь со мной?» Она взглянула на пистолет
и рассердилась. Я никогда не видел ее такой рассерженной. Она сказала:
«Брось! Отдай пистолет. Билл, отдай пистолет!» Я был тогда в полубес-
сознательном состоянии. Она приказала, — и я послушался, отдал ей
пистолет; она бросила его на стол. И Ронни меня ударил.
Джин ничего не говорила мне об этом по телефону. Она сказала
только, что Ронни запер ее наверху сразу после моего ухода. Или она
уже тогда хотела прикрыть Билла?
— Ронни бил меня, а Джин кричала: «Билл, пожалуйста! Иди отсюда!
Билл, ты слышишь меня? Иди отсюда!» А я внезапно совсем одурел. То
есть я знал, что Ронни меня бьет, но как-то не мог ответить. Я просто
позволял, чтобы он бил меня. Джин убежала из комнаты. Наверное, наверх.
А Ронни все бил меня... потом ухватил за воротник и штаны и потащил
меня по лестнице... а я все еще не мог... — Он закрыл лицо руками. — Не
знаю, почему я позволял. Он стащил меня с лестницы вниз, открыл дверь
и вышвырнул на улицу... и я упал, скатился в канаву...
Он расплакался. Я отдал бы все, чтобы его утешить. Но не осмелился
встать и подойти к нему. Мы слишком далеки. Сильвия попыталась его
обнять. Он со злостью оттолкнул. И прошептал как бы самому себе:
— Я чувствовал себя таким униженным. Я пошел туда, чтобы заб-
рать ее, а вместо этого позволил ему... Позволил Ронни... Я поднялся.
И пошел. Просто пошел. Зашел в кино, не знаю в какое. Сидел на
каком-то фильме, а когда вышел, то вернулся сюда. Я так устал...
Его голос сломался. Он взглянул на меня.
— Это, пожалуй, все. Вот как это было, отец.
— Когда ты вышел от Ронни?
— Ах, я не знаю. Но я пробыл там всего несколько минут.
— А пришел туда около восьми?
— Пожалуй, да.
Разумеется, я верил ему. Ни одно слово в его рассказе не прозвучало
фальшиво для того, кто знал их обоих — Билла и Ронни. Я верил ему,
сочувствовал ему до боли и ненавидел себя.
— Я должен буду все это рассказать полиции?
-Да.
— Думаешь, они мне поверят?
Мне не потребовалось вспоминать лейтенанта Трэнта. Я ни на ми-
нуту не забывал о нем. Я задумался. На пистолете не будет отпечатков
пальцев Билла. В любом случае они будут перекрыты отпечатками Джин.
Может быть, когда Трэнт это откроет... Но это была чахлая надежда.
Билл пошел туда с пистолетом. Билл угрожал Ронни. Правда, он ушел
оттуда за час до убийства, но в кино он пошел один... В какое кино?
— Ты уверен, что Джин выбежала из комнаты?
-Да.
— И что она не видела, как ты уходил?
318
— Нет, она не видела. Там был только Ронни.
Джин — не слишком ценный свидетель, но все же... Однако Джин
не видела, как он выходил.
— А пистолет? Где остался пистолет после того, как Джин взяла его
у тебя?
— Не знаю, папа. Я не думал о пистолете.
— Ты не помнишь, что это было за кино?
— Ну... Это было где-то на Третьей авеню.
— Ты нс заметил никого, кто мог бы тебя вспомнить?
— Откуда! Я ведь ни на кого не смотрел. Я... — Он замолчал, а потом
повторил без выражения: — Думаешь, они мне поверят?
— Поверят тебе? — неожиданно заговорила Сильвия. — Ты спятил?
Как тебе может поверить полиция, если ты оставил там пистолет и твой
собственный отец выложил всю правду о тебе и Джин?
Она повернулась ко мне. На ее лице снова отразилась непримиримая
ненависть.
— Вы поступили чудовищно! Я знаю, что вы никогда не были ему
хорошим отцом. Все друзья Билла об этом знают. Но почему вы оставили
там этот пистолет, почему выболтали все полиции? Чтобы отомстить за
Ронни? Принести надлежащую жертву Великому Роналду Шелдону?
Я не вслушивался в бранные слова Сильвии; самым страшным было
то, что она попала в яблочко. Айрис спрятала бы пистолет. Питер со-
действовал бы ей в этом. Мы могли бы перетянуть на свою сторону
прислугу. И тогда, может быть, удалось бы как-то замазать наиболее
отягчающие обстоятельства — происхождение пистолета и повторное
появление Билла в доме Ронни. Этому воспрепятствовал я. Я, охвачен-
ный справедливым гневом, настоял, чтобы все было передано полиции.
Конечно, были какие-то основания. Какие — теперь уже не вспомнить...
Меня снова навестила Фелиция... Из-за Фелиции я потерял веру в Бил-
ла. Я думал, что нужно сделать выбор между Биллом и Ронни, и посколь-
ку Билл был сыном Фелиции, я выбрал Ронни.
Я терпеливо ждал. Сильвия продолжала сетовать. Пусть сетует.
В дверь позвонили. Сильвия умолкла. Я встал.
— Это Артур. Я открою ему.
За дверью стоял лейтенант Трэнт. Он улыбнулся мне, как старый
приятель, заскочивший вечером на минутку.
— Добрый вечер. Я надеялся, что застану здесь вашего сына.
Глава 12
Он вошел в тесную прихожую и закрыл за собой дверь. Улыбнулся так,
словно хотел извиниться. Мне он показался без1ранично лицемерным.
— Я приказал одному из моих людей проследить за вами. Я подумал,
что это будет самый простой способ выйти на вашего сына.
319
Страх перед ним и отвращение вернулись с прежней силой. Ему
снова удалось перехитрить ненадежного свидетеля; он гордился, что так
ловко загнал меня в собственную ловушку, не зная, что только случай
подтвердил его кажущуюся проницательность. Я не был ненадежным
хитрым свидетелем. У меня не было разработанного плана спасения
Билла, когда я покидал дом Ронни. Я не был столь предприимчивым^
Я просто пошел домой...
Я знал, что сейчас наступает решительный момент, но был слишком
измучен и зол, чтобы пытаться взять на себя инициативу.
— Вы пришли арестовать Билла?
— Опасаюсь, что да.
— Он этого не делал.
— Нет? — Он выказал легкое удивление. — Вы изменили свое мнение?
— Да. Я изменил свое мнение.
— Почему?
— Потому что он этого не сделал. Он ушел оттуда за час до совер-
шения преступления.
Его серые глаза с интересом рассматривали меня.
— Какими доказательствами вы располагаете?
— У меня нет никаких доказательств. Ничего, что вы назвали бы
доказател ьством.
-Да?
— Но когда я сказал ему, что Ронни мертв, он был ошеломлен. Это
можно было понять по его лицу. Он понятия не имел об этом. Девушка,
которая здесь живет, может это засвидетельствовать.
Лейтенант Трэнт молчал.
— Он говорит правду, — настаивал я. — Легко узнать, когда кто-то
говорит правду.
— Вы говорите, легко? Мой опыт заставляет меня придерживаться
несколько иных взглядов. Впрочем, я не являюсь ходячим учебником
психологии.
Он сказал это без иронии, как будто не осознавал, что цитирует мои
собственные слова. Но, разумеется, знал об этом. Он помолчал, а потом
добавил:
— Кто-то, однако, убил мистера Шелдона.
— Действительно.
— Кто?
— Откуда я могу знать?
— Вам никто не приходит на ум?
Он терпеливо ждал моего ответа, внимательно глядя на меня, как
если бы это действительно был просто вопрос, а не смертельный удар.
Поскольку я ответил, он осторожно прошел мимо меня и вошел в ком-
нату. Я пошел за ним. Билл встал. Сильвия тоже. Трэнт окинул моего
сына раздражающе мягким взглядом.
— Лейтенант Трэнт.из криминальной полиции.
320
Билл испуганно посмотрел на него.
— Ничего не говори, пока не придет адвокат, — поспешно сказала
Сильвия.
Трэнт обратился ко мне:
— Вы пригласили адвоката?
— Вы имеете что-нибудь против?
— Напротив. Мне это представляется весьма разумным действием.
Кого вы вызвали?
— Артура Фридленда. Он будет здесь с минуты на минуту.
— Это юрист мистера Шелдона, не так ли?
-Да.
Он снова повернулся к Биллу. И снова Сильвия крикнула:
— Не говори ничего, Билл!
Трэнт взглянул на нее.
— Вы мисс Сильвия Раймер?
-Да-
— И вы, я полагаю, также не захотите сказать ни слова, пока не
приедет адвокат?
-Да.
Трэнт пожал плечами.
— И все же, мисс, может быть, вы позволите мне сесть? Я немного
устал.
Он окинул взглядом тахту, на которой лежала пижама, и сел на дру-
гую. На нас он не обращал ни малейшего внимания. Он просто сидел и
с интересом рассматривал велосипед Сильвии. Мне это действовало на
нервы.
Чтобы забыть на минуту о своих тревогах, я начал размышлять о
Трэнте, пытаясь согласиться с фактом, что он тоже человеческое сущест-
во. Что он делал до того, как, вызванный звонком Питера, появился в
доме Ронни? Ведь не вторгался зловеще в жизнь других людей. При
каких обстоятельствах он «немного устал»? Существовал ли такой чело-
век, который мог бы, глядя на открывающуюся дверь, сказать совершен-
но равнодушно: «А, это он»? Попытки реконструкции его личной жизни
ничем не кончились. Он просто сидел здесь на тахте, рассматривая
велосипед, и ожидал подходящего момента, чтобы арестовать моего
сына.
Вскоре пришел Артур Фридленд. Я сам ему отворил. Высокий, пред-
ставительный, элегантный мужчина с мешками под глазами, он наводил
на мысль о ночных клубах и кутежах. В действительности же он был
удачно женат и жил на Сентрал-парк-Зюйд с женой, ее родителями и
валлийским терьером по кличке Мисс Бу. Он находился в списке «нуд-
ных, но неизбежных» гостей Ронни. Через его руку был переброшен
непромокаемый плащ.
— Джек.
— Спасибо, что приехали, Артур.
11 (I. Kiietmiii *Bojnp.iiucniic на Ьсрмчлы’
321
— Не о чем говорить, старина.
Я забыл, что он перенял от Ронни это обращение ко мне. Оно напом-
нило мне о десятках приемов в доме Шелдонов с Артуром, разглаголь-
ствующим о своих успехах в гольфе. И вдруг... я осознал, что нельзя
надеяться на его помощь. Артур вошел в комнату. Увидев Трэнта, он
остановился.
— Трэнт?
— Приветствую вас, Фридленд.
— Вы знакомы, — констатировал я с горечью.
— Ну да. — Артуру явно было не по себе. — Все лица нашей профес-
сии знают лейтенанта Трэнта. Но... но в чем дело, старина? Надеюсь,
ничего важного?
Как будто я мог вытащить его из постели, чтобы получить совет в
связи с нарушением правил уличного движения!
Прежде чем я успел что-нибудь сказать, лейтенант Трэнт указал на
Билла.
— Это сын мистера Дьюлата, господин адвокат. Ваш клиент —- это
он. Я пришел сюда, чтобы арестовать его по обвинению в убийстве
Роналда Шелдона.
— Ронни! — Изумление и потрясение придали на минуту его вели-
чественному профилю почти идиотский вид. — Ронни убит!
— Я готов предъявить вам наши доказательства, — сказал Трэнт, —
но думаю, что ваш клиент пожелает сперва рассказать вам собственную
версию событий. — Он взглянул на Сильвию. — Есть ли еще какая-
нибудь комната? Я могу посидеть там, пока они будут совещаться.
— Нет, — сказал я. — Оставайтесь здесь. Артур, Билл, пойдем в
спальню.
Сильвия хотела пойти с нами, но с меня уже было достаточно ее
неумелых попыток защитить Билла. Так что в спальню мы прошли
втроем. Комната была очень мала, поэтому мы сели на разостланную
постель.
Артур почти гротескно не подходил к этому месту...
Сперва я, а потом Билл рассказали ему все, что следовало. Он слушал,
а я с возрастающим беспокойством наблюдал за его лицом. Профес-
сиональная маска юриста не могла скрыть следов переживаемого им
шока и, пожалуй, определенной антипатии. Билл описал ход событий
так же подробно, как до этого мне, но на этот раз его слова звучали
менее убедительно. Я продолжал верить ему, но не меня ему нужно было
убедить. Когда он закончил, я сказал:
— Итак, вы видите, Артур, что это выглядит достаточно мрачно, но
он этого не делал. Он вышел из дома за час до убийства.
Артур взглянул на часы. По правде говоря, я не видел связи между
трудной ситуацией, в которой мы оказались, и тем, который сейчас час.
— Я хотел бы услышать, что скажет Трэнт.
— Господин адвокат, вы мне верите, правда? — спросил Билл.
322
— Мы послушаем, что сможет сказать Трэнт, — повторил адвокат.
Мы вернулись в соседнюю комнату. Трэнт сидел на том же месте,
где мы его оставили. Сильвия Раймер упорно его игнорировала. Теперь
она встала и подошла к Биллу. Артур приблизился к Трэнту. Напы-
щенный и торжественный, он выглядел сейчас почти столь же враж-
дебной фигурой, как детектив.
— Я хотел бы познакомиться с вашими доказательствами.
— Вполне понятно. — Трэнт встал, демонстрируя уважение к чело-
веку, старшему по возрасту. — Сомневаюсь, найдете ли вы что-нибудь,
что можно будет подвергнуть сомнению. Мотив ясен. Как вы, наверное,
уже знаете, Билл Дьюлат и миссис Шелдон...
— Да, — быстро прервал его Артур, словно желая избежать бес-
тактности. — Да, да.
— Во-вторых, установлено, что оружие, использованное при совер-
шении убийства, было украдено Биллом Дьюлатом из квартиры его дяди
непосредственно перед преступлением. Правда, на пистолете не было
отпечатков пальцев, но Билл Дьюлат мог их стереть так же легко, как и
любой другой. -
Вот и все в отношении отпечатков, на которые я возлагал столько
надежд-
Артур натянуто кивнул; Трэнт перевел взгляд на Билла.
— Разумеется, я не выслушал еще показаний Билла Дьюлата, но
предполагаю, что алиби у нега нет. Если бы у него было алиби, он не
ждал бы совета адвоката.
Он умышленно сделал мелодраматическую паузу, чтобы подчерк-
нуть, как велико его превосходство. Так, во всяком случае, счел я в своем
отчаянии и ненависти к нему.?:
Артур Фридленд всматривался в старое красное одеяло Сильвии Рай-
мер. Трэнт продолжал: -
— Господин адвокат, намерены ли вы представить алиби своего клиента?
Сильвия схватила Билла за руку. Артур, глаза которого все еще были
прикованы к одеялу, сказал:
— Он утверждает, что покинул дом Шелдона за час до совершения
преступления и пошел в кино-Один. Он не может вспомнить точно, в
какое кино.
— Понимаю, — сказал Трэнт и снова обратился к Биллу: — Полагаю,
что теперь, в присутствии адвоката, вы не будете возражать, если я
предложу вам ответить на несколько вопросов?
Билл в панике взглянул на Артура. Артур молчал.
— Собственно, в данный момент у меня к вам есть только один
вопрос. Вы знаете Артура Джонсона, лакея Шелдонов?
Вопрос показался мне относительно малоопасным, но к моему удив-
лению и ужасу, лицо Билла побледнело. Он взглянул на меня — и это
был отчаянный взгляд тонущего человека. Трэнт, не отрывая от него
глаз, спокойно повторил вопрос, и Билл пробормотал, заикаясь:
323
— Да... Да, конечно. Я знаю Джонсона.
— В хороших ли вы с ним отношениях?
— Полагаю, что да. Я знаю его много лет. Я не думал об этом до сих
пор. Я...
— У Джонсона нет причин чувствовать на вас обиду?
Билл снова бросил на меня беспомощный взгляд, как если бы я один
мог спасти его от катастрофы. Я понятия не имел, в чем тут дело, но
очевидный страх сына передался мне.
— Нет. Джонсону не за что на меня обижаться.
Трэнт обратился к Артуру Фридленду:
— Я уже допросил Артура Джонсона. В шесть часов мистер Шелдон
отпустил его на весь вечер, но в пять, когда Билл Дьюлат пришел туда
в первый раз, Джонсон сперва впустил его в дом, а потом вывел. Он
засвидетельствовал, что Билл Дьюлат был в состоянии величайшего
возбуждения. Он показал также, что когда Билл Дьюлат, бледный от
ярости, выходил из дома, он сказал то ли самому себе, то ли ему —
Джонсон в этом не уверен, — словом, Билл Дьюлат сказал...
Он снова сделал мелодраматическую паузу. Билл спрятал лицо в
ладонях.
— Билл Дьюлат сказал: «Я убью его. Даже если это будет последним,
что я сделаю в жизни, я убью его!»
Вот он, козырь Трэнта. Теперь, когда он уже выложил его, Трэнт
казался таким же опасным. Билл медленно поднял голову. Он несколько
успокоился, словно заявление Трэнта принесло облегчение.
— Билл, ты сказал это? — спросил я.
Артур Фридленд оторвал взгляд от одеяла.
— На твоем месте, Билл, я не отвечал бы на этот вопрос.
— Отлично, — сказал Трэнт. — Я тоже на него не отвечал бы.
— Но он признает, что был зол на Ронни! — вмешался я. — Он не
пытается ничего скрыть. Он готов подтвердить все, что согласуется с
истиной. Но он его не убивал.
Трэнт одарил меня на какую-то долю секунды своим вниманием, а
потом обратился к Артуру:
— Итак, вы видите, господин адвокат, какими доказательными ма-
териалами мы располагаем в настоящую минуту: возможность совер-
шения, мотив, доступ к оружию, которым совершено преступление,
отсутствие алиби, угрозы. — Он помолчал. — Если версия, изложенная
вам Биллом Дьюлатом, не вносит ничего нового, о чем вы до сих пор
мне не сообщили, я думаю, вы согласитесь с тем, что мне остается
сделать только одно.
Надежда на то, что Артур нам поможет, уже развеялась, но сейчас
нам оставался только Артур. Я шагнул к нему.
— Сделайте что-нибудь, Артур.
Артур Фридленд без всякой необходимости помассировал свои се-
деющие виски.
324
— Послушайте, старина, нельзя рассчитывать на чудо, вы ведь понимаете.
— Я не рассчитываю на чудо. Я рассчитываю на то, что вы, как юрист,
найдете какой-нибудь выход.
— Я и говорю вам как юрист. Не... — он запнулся, — не как нахо-
дящийся во власти эмоций отец. И повторяю: я не вижу пока ничего,
что можно сделать.
Это «можно» он подчеркнул — деликатно, но достаточно опреде-
ленно. Меня охватил гнев, который, как всегда, еще более усиливало
присутствие Трэнта. Я крикнул Артуру:
— Я спрашивал, что вы можете сделать, а не что могу сделать я!
Артур покраснел. И тут я, наконец... до меня дошло:
— Вы намерены взяться за дело Билла?
Артур покраснел еще сильнее.
— Джек, вы знаете, что я не являюсь адвокатом по криминальным
делам. Это не моя область. Вообще не наша область. Естественно, я
могу рекомендовать вам отличных адвокатов, которые бы...
— Вы не верите, что Билл сказал правду. Поэтому и увиливаете?
— Я не советовал бы задавать юристу вопрос такого рода в при-
сутствии полицейского, — спокойно заметил Трэнт.
Артур взглянул на меня. Выражение профессионального бесстрастия
покинуло его лицо. Теперь оно было холодным, отталкивающим.
— Ронни Шелдон был моим лучшим другом.
Лучшим другом! Ронни ему даже не симпатизировал. Дурак. Пом-
пезный, лицемерный дурак!
— Ронни был и моим лучшим другом.
— Я знаю об этом.
— И я говорю вам, что Билл не...
— Я сожалею, Джек. Если хотите, чтобы я вам кого-нибудь реко-
мендовал...
Я повернулся к Биллу. Он стоял возле Сильвии. Казалось, он умень-
шился, съежился — как Джин на Файр-Айленде, когда он отчитывал ее.
— Нет, — сказал я, — нет, Бога ради! Мы сами найдем адвоката,
заслуживающего доверия.
Артур Фридленд пожал плечами, давая понять, что он в любом случае
умывает руки.
— Хорошо. Тогда... тогда прошу меня извинить... Уже поздно. Моя
жена будет беспокоиться.
— Да, — сказал я. — И Мисс Бу тоже.
— В самом деле, Джек! — Артур вопросительно взглянул на Трэн-
та. — Это все?
— Пока все, господин адвокат.
— Следовательно, я могу идти?
— Да.
Он направился к двери. Взял плащ. Оглянулся неуверенно, словно
чувствовал, что обязан сказать что-то, а потом так же неуверенно от
325
этого отказался. И вышел из комнаты. Я представил себе, как он едет
на такси домой, как будит миссис Фридленд и ее родителей. «Слушайте,
поверили бы вы когда-нибудь?..»
Глава 13
После ухода Фридлснда Трэнт продолжал тихо сидеть на стуле. Его
молчание становилось невыносимым. Наконец он встал.
— Ну, ладно. Пойдем.
Билл часто заморгал.
— Вы хотите... меня арестовать?
— К сожалению, да.
Билл нерешительно взглянул на короткие рукава своей рубашки.
— Но... Я думаю, что должен что-то на себя надеть?
-Да.
Он направился в спальню. Уже в дверях на мгновение заколебался.
— Сильвия, ты не могла бы мне помочь? Ну, собрать мои вещи и
вообще...
Сильвия поспешно сорвалась с места. Они вместе вошли в спальню.
Я остался с Трэнтом один на один. Неожиданно он улыбнулся мне.
У него была очень приятная улыбка. Я вдруг как-то смутно подумал,
что, пожалуй, мог бы даже полюбить его, если бы мы встретились при
других обстоятельствах. Разумеется, не теперь, когда меня душил бес-
сильный гнев.
— Я очень сожалею, мистер Дьюлат.
— Это прекрасно с вашей стороны.
— Я понимаю, что вы чувствуете.
— В самом деле?
— Да, в самом деле понимаю. И сожалею. Судьба не слишком балует вас.
Я понял по его глазам, по чуть заметному изменению голоса, что он
имеет в виду не только Билла; речь шла и о Фелиции. Мой гнев преоб-
разился в ненависть. Одного полицейского всевидения и всеведения
достаточно, нечего еще играть в ангела милосердия!
— Оставьте ваши сожаления при себе. Достаточно, что вы хватаете
моего сына! Моего сына, который невиновен!
— Если бы я думал, что он невиновен, я не арестовал бы его, —
ответил он очень мягко.
— И, конечно же, ошибиться вы не можете?
— Я очень легко могу совершить ошибку. Но в этом случае я, ве-
роятно, ее не совершил. Однако я не требую, чтобы вы разделяли мою
точку зрения.
— Конечно, нет! — подхватил я. — У нас царит свобода. Мы живем
в великолепной стране. Каждый может верить, во что захочет. Отец
может верить, что его сын невиновен. Может...
326
— Я знаю лучшего защитника в Нью-Йорке. Позволите ему по-
звонить?
Он говорил так тихо, что какое-то время я сомневался, что он вообще
это сказал.
— Я смогу с ним столковаться, — продолжал он. — Я уже говорил с
вашим братом. Он считает, что это хорошая мысль...
Он смотрел на меня так, словно просил об услуге. И я взорвался.
— Кого в этом мире больше всего ненавижу, так это жалостливых
полицейских! Выполняйте свою работу! Вы сами себе ее выбрали.
Вероятно, она доставляет вам удовольствие.
— Удовольствие! — воскликнул он. — Вы думаете, что мое дело дос-
тавляет удовольствие?
Он нахмурился. Теперь он выглядел совсем по-другому. Как совер-
шенно измотавшийся человек.
— Пожалуйста, позвольте мне позвонить этому адвокату.
Я осознал, что он говорит серьезно. Бог знает почему, но он тоже
хотел отшить Артура Фридленда, хотел помочь мне по мере возмож-
ности. Трудно было поверить, но в такую безумную ночь даже это не
показалось необычным. Страх и ненависть не угасли, но подчинились
обстоятельствам. Ему удалось разрушить естественный порядок вещей
и установить между нами временный нелепый союз.
— Ладно, — сказал я, — позвоните адвокату.
Он улыбнулся.
— Благодарю.
Трэнт вышел в прихожую, поговорил по телефону и, вернувшись,
сказал:
— Он встретится с нами в комиссариате.
Я все меньше понимал его.
— Скажите, почему вы стали полицейским?
Он пожал плечами.
— Временами я сам об этом задумываюсь...
Билл и Сильвия вышли из спальни. Билл надел галстук и куртку.
Это была та самая куртка в клетку, в которой он ходил к Ронни в тот
давний, в тот несчастливый первый вечер... Средняя пуговица была
вырвана с мясом. Наверное, в той унизительной драке с Ронни.
В руке Билл держал легкую сумку.
— Можно ли Сильвии пойти с нами? — спросил он.
— Если она хочет.
Сильвия надела плащ. Мы все спустились вниз. Возле тротуара стоя-
ла полицейская машина с полицейским за рулем. На заднем сиденье
сидел Питер. Видимо, он приехал с Трэнтом и ждал здесь все время.
Умница, он ничего не сказал...
Комиссариат. Миновав ночного дежурного, мы — все вместе — под-
нялись наверх в комнату детективов. В этом доме ожили воспоминания
о Фелиции, ужас.
327
Я попытался об этом не думать. Попытался вести себя как автомат,
лишенный мыслей и чувств.
Адвокат Трэнта был уже там. Звали его Элтон Макджайр. Фамилию
эту я уже где-то слышал. Я запомнил, что он рыжий, а кроме того, он
меня ничем не заинтересовал. Просто еще один из элементов кошмара...
Трэнт попросил, чтобы я первым дал показания, и отвел меня в
маленькую комнатку, куда пришел следователь с пишущей машинкой.
Я дал показания. Как это присходило, я помню смутно. Я просто выслу-
шивал вопросы и старался отвечать на них в соответствии с истиной.
Потом вызвали Билла.
Я сидел с Питером и Сильвией на деревянных стульях. Один из
детективов принес нам кофе в бумажных стаканчиках. Питер выпил,
я — нет. Сильвия тоже не стала пить. Пришел какой-то репортер и начал
нам надоедать. Питер, кажется, его наладил. Наконец Трэнт снова приг-
ласил нас в свой кабинет. Мы столпились, заняв почти все пространство.
Трэнт сидел за письменным столом, Билл и адвокат — напротив него.
Лейтенант подал мне несколько листков машинописного текста.
— Вот ваши показания. Вы можете подписать их сразу и избавить
себя от еще одного визита к нам.
Я прочитал свои показания. Я заставил себя читать их очень сосре-
доточенно, так как знал, что это важное дело. Каких-либо расхождений с
действительным ходом событий я не обнаружил и подписал показания.
Трэнт сложил листы.
— Благодарю. А теперь с прискорбием должен сказать, что вам нет
смысла здесь оставаться.
Сильвия Раймер заплакала. Билл сказал:
— Сильвия...
— Но мы сможем его снова увидеть? — спросил я.
— Разумеется, — ответил адвокат. — Разумеется. И не расстраи-
вайтесь. Все уладится. Мы встретимся завтра утром.
Я взглянул на Билла. Он нс смотрел на меня. Смотрел на Сильвию.
— Пока, Сильвия.
— До свидания, Билл.
— До свидания, Питер.
— Доброй ночи, Билл.
Теперь сын повернулся ко мне. Светлые волосы упали на лоб. Он не
откинул их.
— Скажешь Джин, что я чувствую себя хорошо, па.
— Скажу.
— И скажи ей... Скажи, что я сожалею... по поводу Ронни.
-Да.
— И еще, папа... Мне жаль, что я столько натворил... напортил.
У меня не было намерения... Я этого не хотел.
Я смотрел на него, и на Трэнта, и на тихую, страшную комнату,
которая бесповоротно отделила наше прошлое от нашего будущего.
328
И подумал: «Никогда не забуду этой минуты. И никогда уже не буду
счастлив».
— Вам лучше уйти, — сказал Трэнт.
Я положил руку на плечо Сильвии. Она отстранилась от меня. Втроем
мы вышли из кабинета, прошли мимо караульной, где по радио звучала
какая-то джазовая мелодия, и оказались на улице.
Сильвия ни разу нс обратилась ко мне, когда мы везли ее в Гринвич-
Виллидж. Выйдя из машины, она в молчании быстрым шагом напра-
вилась к дому: унылая фигура с развевающимися полами плаща.
— Джек, пойдем домой, — сказал Питер. — Айрис нас ждет.
— Нет.
— Джек, нс глупи. Ты не должен оставаться один.
Я отвернулся от него. Я знал, что он старается мне помочь. Он —
мой единственный брат; но хватит с меня людей, даже Питера.
— Я хочу пойти к себе. Прошу тебя, Питер. Я знаю, что делаю.
— Если ты в самом деле хочешь...
— В самом деле.
— Ничего не поделаешь, Джек. Мы позвоним тебе утром.
Мы оба чувствовали себя неловко. Я сказал:
— Он не убивал Ронни.
Питер опустил глаза.
— Макджайр — великолепный защитник. Он сделает все, что возможно.
— Но не Билл совершил это преступление. Ты его не слышал. Если
бы ты его слышал, если бы видел выражение его лица...
Я отвел от него взгляд. Боялся понять по лицу, что он тоже считает
Билла виновным; у меня не было сил, чтобы вынести и это. В моей
голове мелькали какие-то смутные планы.
— Я его вытяну... Найду убийцу Ронни. Я...
Я утратил контроль над своими словами. От нервного возбуждения
меня начало трясти.
— Когда я подумаю о нем... как он там, в участке, с этим проклятым
полицейским... а он невиновный. Он этого не делал! Он...
Питер взял меня за руку.
— Пойдем лучше со мной.
Я вывернулся и зашагал прочь.
— Джек!
Я не обернулся. Дошел до угла, миновал Третью авеню. Улица была
пустынна, как старый нежилой дом. Казалось невозможным, что через
несколько часов сюда придет шумное нью-йоркское утро. Все вокруг
было мертвым — как Фелиция, как Ронни.
И я вдруг ясно понял, что слова, сказанные Питеру, должны оказать-
ся правдой. Ронни нет. Ничто уже не может его спасти. Но я должен
спасти Билла. И не только его. Себя тоже. И для меня, и для Билла это
будет испытанием огнем. До сих пор моя жизнь — цепь унизительных
поражений. Я не состоялся как муж. Не состоялся как отец. Как друг —
329
тоже... Отступать некуда. Я знаю, что Билл невиновен. Безрассудный,
сумасбродный, безнадежно потерявший голову от непосильной любви.
Но убийство... Он слеплен из другого материала. Он так же неспособен
убить, как и я. Он невиновен. Я уверен.
Эта уверенность сидела во мне, как зерно чего-то нового, сулящего
исцеление. Если я отброшу, откажусь от нее, если поддамся апатии, —
погибну...
Я возвратился домой около четырех утра и решил позвонить Джин.
Билл сказал, что она была в гостиной, когда он вошел туда с пистолетом;
значит, она лгала, утверждая, что Ронни запер ее наверху сразу же после
моего ухода. Джин может что-то знать!
По крайней мере, я должен с чего-то начать...
Я пошел в спальню, к телефону. Сел на постель и протянул руку к
трубке. Но поднять не смог: сон свалил меня.
Глава 14
Я проснулся. За окном светило солнце. Восьмой час. Сон не принес
забвения. Я сразу же обрел полное ощущение действительности и по-
думал: «Нужно повидаться с Джин». Чувствовал я себя отвратительно.
Я разделся, принял душ и надел чистое белье. Хотелось кофе, но —
некогда. Если промедлить, здесь появится лейтенант Трэнт или адвокат,
или какая-нибудь другая помеха из моей новой жизни. Добраться до
Джин, пока со мной готовность сражаться, пока не охватило отчаяние,
подстерегающее, как волк, на пороге сознания!
Я пошел пешком: до Пятьдесят восьмой улицы недалеко. На улице
царило мягкое спокойствие утра. Или Нью-Йорк не знал, что пришел
конец света? Из-за угла выехал трузовик; на тротуар шлепнулась пачка
газет. Я заметил фамилию Дьюлат, напечатанную в заголовках боль-
шими буквами. Через несколько минут новость разлетится, и уже ни-
когда мы не будем прежними. Мы станем обычными персонажами из
спектакля, разыгрываемого на общественной арене: отец с разбитым
сердцем, вероломная молодая жена, жертва, убийца... Убийца — это
Билл. Мы стали общественным достоянием, как Фелиция...
Я предполагал, что перед домом Ронни увижу толпу зевак, а в лучшем
случае — несколько полицейских автомобилей. Но там никого не было.
Я нажал звонок. Джонсон сразу же открыл дверь. До сих пор я видел
его только в полной экипировке. Он всегда был идеальным лакеем.
Фелиция говорила, что он родился в ливрее и с серебряным подносом
в руке. Теперь же в рубашке с расстегнутым воротом, из-под которого
была видна майка, и в голубых подтяжках, он был просто обычным
старым человеком, ошеломленным и несчастным... Еще один человек,
понесший невосполнимую утрату. Всю жизнь Джонсона — кроме обо-
жаемой им Энджи — заполнял Ронни...
330
— Ужасное несчастье, Джонсон.
— Не могу в это поверить, сэр. Просто не могу поверить.
— Я должен увидеть миссис Шелдон. По очень важному делу.
— Да, сэр. Она в квартире наверху, в своей семье. Там она провела
ночь. — Он избегал моего взгляда. — Мистера Билла арестовали?
-Да.
— Я дал им кое-какие показания о мистере Билле. Должен был дать,
потому что он это сказал. В самом деле сказал, это правда, — повторил
он с заметным ожесточением.
Может быть, он меня ненавидит? Ведь отец «убийцы» Ронни должен
будить в нем лишь ненависть и презрение.
— Конечно. Вы должны были им это сказать. У меня нет к вам
никаких претензий.
Я направился к выходу. Джонсон несколько секунд стоял непод-
вижно, а потом догнал меня и положил свою старческую руку мне на
плечо.
— Сэр... Не могли бы вы поговорить с мисс Энджи?
Я обернулся. Он пытался улыбнуться мне, но губы не слушались.
— Может быть, вы с ней поговорите, сэр? Я в конце концов уговорил
ее лечь в постель. Но она не заснула. Ни на секунду. Она и сейчас сидит
в кровати, а к завтраку даже не притронулась. Я очень прошу, сэр; она
вас любит. Она только вам и симпатизирует. Может быть, вы зайдете к
ней, сэр? Пожалуйста, будьте так любезны, зайдите...
Я подумал об одиночестве Энджи, о ее отчаянии, и они заслонили
мое одиночество и мое отчаяние. Бедная Энджи! Мы оба принадлежали
к людям одного сорта. Я не предполагал, что Энджи может мне помочь.
Не представлял и того, как в подобных обстоятельствах ей может помочь
мое присутствие. Но если Джонсон думает так, я попробую. Это мой
долг перед Ронни.
Поднимаясь по лестнице, мы миновали дверь гостиной. Весь этот
дом, всегда наполненный жизнелюбием Ронни, теперь был пустой скор-
лупой.
Джонсон ввел меня в комнату Энджи, без стука, как в детскую. Это
меня тронуло; и то, что разговаривал он с ней, как с больным ребенком.
— Взгляните только, кого я привел к вам, мисс Энджи! Я сварю
свежий кофе, и вы выпьете чашечку с мистером Дьюлатом...
Он оставил нас одних, забрав поднос с завтраком. Мне было не по
себе, а на Энджи я смотрел почти со страхом, думая о том, какие кош-
марные изменения претерпела наша жизнь. Энджи, наверное, больше
не думала обо мне как о «Джеке», но как о человеке, который произвел
на свет чудовище...
А для меня всякий был теперь потенциальным врагом, потенциаль-
ным убийцей Ронни, потенциальным предателем, покушающимся на
жизнь моего сына. Ни на кого, даже на Энджи, я не мог смотреть без
болезненной, все деформирующей подозрительности.
331
Могла ли это быть она? Даже она?
Она сидела, опершись на подушки, смазывающие контуры ее плот-
ной, отяжелевшей фигуры; розовая ночная блуза придавала ее коже
почти серебряную бледность. Она казалась больной. Но я не заметил
на ее лице ожидаемой враждебности. Только странную нежность и со-
чувствие.
Я заходил в эту спальню и прежде и сразу же заметил: что-то измени-
лось, но что именно — понял позже: фотографии Ронни и умершего
жениха Энджи, которые всегда стояли на прикроватном столике, ис-
чезли. Я представил себе, как Энджи в прошлую ночь, когда полиция
наконец ушла, смотрит на обе фотографии и, решившись, запирает их
в ящик стола, — жизнь окончилась... Жизнь, которая принесла ей, бед-
няжке, так мало радостей.
— Энджи, дорогая!
— Джек!
Она указала на край постели. Я сел. Она сделала легкий, несмелый
жест рукой в мою сторону. Я взял ее руку. Она была холодной и бес-
сильной. Держал ли я ее когда-нибудь за все годы нашего знакомства за
руку? Скорее всего нет. Но хотя она всегда была для меня только туман-
ной, хотя и приятной тенью, эти годы не прошли без следа, и теперь —
главным образом потому, что она не проявила враждебности ко мне, —
она была близка мне, как самый старый друг.
— Вы знаете, что я чувствую, Энджи. Я любил Ронни. Вы знаете
об этом.
Она прервала меня.
— Вы были самым близким его другом, Джек.
—- Не лучшим, чем он для меня. Но, Энджи, — не выдержал я, — не
следует слишком сурово обвинять Билла. То, что он сделал, непрос-
тительно, но не он убил Ронни.
Выцветшие, близорукие глаза Энджи заморгали, но ее удивленный
взгляд сохранил доброжелательность.
— Но, Джек...
— Вчера вечером я думал, что он его убил. Был даже уверен в этом.
Но потом поговорил с ним, и он мне все рассказал. Энджи, пистолет —
ребяческий жест, потому что... потому что Билл знал, что Ронни имеет
полное право вышвырнуть его из дома. Но он вообще не имел намере-
ния убить Ронни. И не убивал. Он вышел оттуда за час до убийства.
И бросил там пистолет.
В этот момент я больше всего хотел убедить Энджи. Меня не от-
пускало воспоминание о спокойных, безжалостных глазах лейтенанта
Трэнта; растерянных, беспокойных глазах Артура Фридленда; я думал о
тысячах глаз, которые сейчас просматривают газеты, чтобы затем об-
винять Билла. Если бы мне удалось убедить хотя бы одного человека!
Если бы хоть Энджи поняла!
Она пыталась следить за моими словами.
332
— Но... но его арестовали.
— Разумеется. Трэнт имеет все мыслимые доказательства, а у меня
нет никаких. Но я докажу, что он этого не делал. Энджи, не могли бы
вы мне помочь?
— Помочь вам?
— Не мне, ему. Вам ничего не приходит на ум? Какие-нибудь допол-
нительные факты? Что вы делали вчера после того, как мы встретились
в холле?
— Что я делала? — своими пухлыми пальцами она мяла край одеяла,
устремив взгляд в пространство, как будто вчерашний кошмар вернулся
снова. — Я очень испугалась, Джек. Вы понимаете... Это страшная сцена
с Биллом! И потом... потом, когда пришли вы, Джек, я поднялась за
вами по лестнице. Я знала, что должна войти в гостиную... по крайней
мере, попытаться как-то это смягчить. Но я боялась. Я никогда не ви-
дела Ронни в таком состоянии. И когда я услышала, как он ругает вас,
Джек, как угрожает уничтожить издательство... больше я уже не хотела
слышать. Я вернулась в свою комнату. Сменила туфли и ушла. К Гвен-
долин Снейли.
— К Гвендолин?
— Да. Она пригласила меня на ужин. Мы с ней давно дружим.
Я пошла к ней. Поужинала с ней. У нее здесь есть квартира. Так вот,
я побыла у нее, а потом вернулась и застала здесь вас, Джек, и поли-
цию, и...
— И больше вы ничего не знаете?
— Нет, Джек. Я не знаю ничего, что могло бы вам помочь.
Вошел Джонсон со свежим кофе, налил две чашки. Он хорошо знал,
какой кофе любит Энджи. И так заботливо стоял над ней, как если бы
собирался поить ее с ложечки.
— Ну, хорошо, Джонсон. Я выпью. Обещаю.
Когда он вышел, снова отставила чашку и сказала очень мягко:
— Вы действительно думаете, что Билл невиновен?
— Я не думаю. Я знаю...
— Но ведь это вы его выдали, Джек... Так мне сказали. Когда вы
пришли сюда, обнаружили пистолет и... Ронни, вы сами вызвали по-
лицию.
— Верно. Тогда я думал, что это сделал он. И считал, что если Билл
убил Ронни, то должен за это заплатить. Я был не в себе, Энджи, вы
должны понять... После того, что случилось с Фелицией... после того,
как она это сделала, мои отношения с Биллом надломились. Я старался,
но... А потом начался их роман с Джин... Мне казалось, что на него уже
нет управы. Когда я обнаружил мертвого Ронни, когда я узнал, что Билл
украл пистолет, я подумал: «Все ясно. Неопровержимое доказательство.
Какова мать, таков и сын...» И ведь это Ронни погиб! Меня ослепила
ярость... Билл... и мое собственное поражение... Ах, теперь я сам себя
проклинаю! Я...
333
— Проклинаете себя! — Энджи стремительно повернулась ко мне. —
Джек, почему вы всегда берете вину на себя? Вы сдали Билла полиции,
убежденный, что он убил Ронни. Это — долг. Не вините себя. Джек,
вы — очень добрый...
Эта неожиданная похвала сбила меня с толку. «Что может знать обо
мне Энджи?» — подумал я. И сказал:
— Ясно, что я парень первого класса, просто великолепный парень...
потому что моя жена выбросилась из окна, а сын арестован по обви-
нению в убийстве, которого он не... которого не...
— Джек! Бедный, дорогой Джек!
— Энджи, Бога ради...
Ее рука выскользнула из моей руки. Она схватила меня за плечо.
— Джек, послушайте. Почему вы взваливаете все грехи на свои пле-
чи? Послушать вас, так выходит, что вы виноваты во всем. Нет, нет, не
так, Джек! Ведь это Фелиция, правда? Ее самоубийство? Ах, если бы вы
могли хотя бы понять...
Я взглянул — в ее глазах застыло отчаяние.
— Что понять?
— Вы любили Фелицию; я — тоже. Хорошая любовь. А теперь...
- Что?
— Теперь вы ее ненавидите. И ненавидите себя. Позволяете, чтобы
это обратилось против вас. Если бы вы только могли понять.
— Я стараюсь не думать о Фелиции.
— Но это вас пожирает. Сломало ваши отношения с Биллом. И, воз-
можно, стало причиной этого кошмара...
Я не мог продолжать разговор о Фелиции. Сейчас главное — Билл.
Хватает нынешней горечи — без прошлой. Пора уйти от Энджи. Мы
оба слишком придавлены страданиями. Мы не помогали друг другу.
Скорее взаимно растравляли раны.
— Энджи, пожалуйста, перестаньте, Фелиция — это старая ис-
тория.
— Потому что она мертва? — спросила она вызывающе. — Вы это
имеете в виду? Но тогда и Ронни — это тоже старая история?
— Ну нет!
Я встал, но ее рука продолжала удерживать мою руку. Я взглянул на
нее. Она старалась быть сердечной, но...
— Энджи, я должен увидеться с Джин. Она может что-нибудь знать.
Вы понимаете?
— Разумеется.
— Спасибо вам, Энджи.
— Не за что меня благодарить. А я буду молиться и мечтать, чтобы
вам удалось найти какую-нибудь точку опоры.
— Потому что вы думаете, что Билл невиновен?
Моя настойчивость не имела смысла. Но я настаивал, так как чув-
ствовал, как важен для меня хотя бы один союзник. Она отвела от меня
334
взгляд, как будто я поверг ее в замешательство, и наконец сказала почти
шепотом:
— Потому что хочу этой невиновности больше всего на свете. Из-за
вас, Джек! Жизнь не должна быть ужасной. Она не может дважды ли-
шить вас всего.
Ее тоже жизнь дважды лишала всего: первый раз в молодости, когда
умер ее жених, и второй раз вчера вечером, со смертью Ронни. Но
Энджи не жалела себя. Она думала обо мне. Энджи — много лучше, чем
я когда-либо предполагал. Намного лучше меня.
Я направился к двери, но еще раз оглянулся. Она подносила ко рту
чашку с кофе. Джонсона здесь не было, но я был уверен, что она пьет
только из-за него.
— До свидания, Энджи.
— До свидания, Джек. И, Джек...
-Да?
— Не надейтесь на слишком многое.
Я взглянул на нее с внезапным беспокойством.
— Почему вы это сказали?
— Потому что я не вынесу, если это разорвет вам сердце. А это
случится, если вы убедитесь, что ошиблись. Джек, вам следует все вре-
мя думать: «Может быть, это все же сделал он...» Так вам будет легче.
Я вас знаю, Джек, очень хорошо знаю. Прислушайтесь к моим словам.
Она отставила чашку.
— Что прошло, то уже не воротится. А я и дальше должна о ком-то
заботиться, ведь так? У меня остались только вы. До свидания, Джек.
— До свидания, Энджи.
Глава 15
Я прошел мимо Джонсона, все еще бродившего по холлу, вышел и
свернул за угол ко входу в квартиру Лейтонов. Я продолжал с грустью
думать об Энджи, доброжелательной и отзывчивой, но ее таинственное
«не надейтесь на слишком многое» угнетало меня.
Даже ее не удалось убедить. Она уверена, что Билл виновен. И имен-
но это хотела сказать со столь типичной для нее беспомощной сердеч-
ностью.
Я поднялся наверх на лифте и позвонил в квартиру Лейтонов. Мне
открыла Нора. Она выглядела измученной, словно вообще не спала эту
ночь, но осталась спокойной и мягкой, как всегда. На ней был одет
фартучек. «В этом она вся, — подумал я. — Весь свет может перевер-
нуться вверх ногами, но Нора Лейтон будет продолжать обслуживать
других».
Один се вид вселял бодрость. Ей как-то удавалось рассеять наст-
роение ужаса.
335
— Я могу поговорить с Джин, миссис Лейтон?
— Конечно. — Когда я вошел, она положила руку мне на плечо. Ее
светлую кожу окрасил слабый румянец. — Скажите, у вас нет никаких
новостей о вашем сыне? То есть хороших новостей?
— К сожалению, нет.
— Я надеюсь, что еще дождусь их. Что вы... вы... — Она не закончила
фразу. — Я ужасно огорчена. Из-за Джин. Если бы я хоть знала...
— Вы не смогли бы предотвратить это. Никто не смог бы это предот-
вратить.
— Я не должна была позволить этот брак. Джин так молода. Как
могла она разобраться в своих чувствах? И еще уговоры Филлис... Ну,
и Безил, для которого все так прекрасно складывалось, и...
В холле послышались энергичные шаги и прозвучал резкий, высоко-
мерный голос леди Филлис Брент:
— Кто пришел, Нора?
Она появилась из коридора. В руке она держала наполовину выку-
ренную сигарету. Увидев меня, она окаменела. На меня она смотрела
так, словно я был каким-то отвратительным червяком.
— Что вы здесь делаете?
— Мистер Дьюлат пришел к Джин, Филлис, — сказала Нора.
Филлис, сверлившая меня глазами, не обратила на нее никакого
внимания.
— Вы отличный отец, нечего сказать! Я полагаю, что это вовсе не
то прославленное прогрессивное американское воспитание, о котором
столько болтают. Дай любимому шалунишке все, что он пожелает! Если
он хочет жену друга, подать ему на серебряном подносе. Вы же знали
об этом все уже давно. Этот полицейский сказал мне вчера вечером, что
вы все знали. Почему же вы их не удержали? Ну, а если вы и на это не
способны, то сказали бы нам. Мы бы в пять секунд вбили в голову Джин
немного ума.
— Филлис, пожалуйста... — перебила ее Нора. — Мистер Дьюлат
пытался...
— Пытался! И в придачу ко всему это идиотство случилось как раз
теперь, когда Безил наконец устроился, когда он начал работу над кни-
гой! Боже мой, если это Америка...
Я не хотел выслушивать мнение леди Филлис Брент об Америке. Не
хотел выслушивать ее жалобы на возникшие в жизни Безила Лейтона
неудобства. Я был по горло сыт женщинами, охваченными праведным
гневом. В этом плане с меня было вполне достаточно вчерашней ночи
с Сильвией Раймер. Я отвернулся от Филлис и шагнул к Норе — от
скорпиона к розе.
— Вы проводите меня к Джин?
— Разумеется. Пожалуйста.
Филлис громко и презрительно откашлялась и ушла. Нора, которая
вела меня по коридору в другую сторону, сказала:
336
— Мне очень жаль, Джек. Но это только потому, что она...
— Я знаю, — сказал я. — Она застенчива.
— Нет, вы в самом деле ее нс понимаете. Я тоже вначале ее не
понимала. Дело в том, что Безил — это просто вся ее жизнь. Никогда
ничего другого у нее не было. Это страшно: жить в глухой деревне с
матерью, прикованной к постели, и отцом, презирающим ее за то, что
она не парень и не продлит род. Творчество Безила для нее все.
— Знаю. И понимаю, как это должно быть невыносимо, когда люди
позволяют себя убивать, арестовывать и...
— Ах, Джек! Но я не такая.
— Вы, разумеется, нет.
— И Безил тоже нет. Он тоже сломленный человек.
Я попытался представить Безила Лейтона как сломленного человека.
Это было нелегко.
Нора отворила дверь. Мы вошли. Джин не лежала в постели. Она
стояла у окна в своем новом черном платье. Я уже забыл о том, что
Ронни проводил в жизнь решение «одеть свой клан с ног до головы» —
еще несколько дней назад это казалось мне скорее раздражающей ко-
медией. Забыл я и о том, что при виде Джин у меня всегда перехватывало
дыхание. Теперь я не заботился о том, что ее молодость меня тронет.
Слишком много важных событий произошло за последнее время.
Она резко обернулась, услышав мои шаги.
— Мистер Дьюлат!
— Добрый день, Джин.
—* Мама, пожалуйста, оставь нас одних!
Нора заколебалась.
— Может быть, ты что-нибудь съела бы? Выпей хотя бы чая.
— Нет, мама. Пожалуйста...
— Хорошо, дорогая.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Джин сделала шаг в мою сто-
рону. Она была так молода, что даже эта трагедия не смогла замутить ее
свежесть. Но взгляд ее был невидящим и измученным. Взгляд Д жульет-
ты. Можно было негодовать по этому поводу: ее муж только что умер,
а она явно уже забыла о нем, как если бы он был сломанной куклой. Но
ее искренность делала невозможным любое возмущение. Она думала
только о Билле. Она ничего не могла с этим поделать. Это было как
болезнь.
Вот я и нашел наконец союзника. Правда, не слишком подходящего,
так как Джин, как жена Ронни, как «мотив убийства» — по выражению
лейтенанта Трэнта, — в плане союзнических отношений могла быть
скорей помехой, чем помощью.
— Вы его видели?
— Я видел его вчера ночью. Я пошел с ним, когда его арестовали.
— Лейтенант Трэнт?
— Лейтенант Трэнт.
337
— Как он себя чувствует? Пожалуйста, расскажите мне, как он себя
чувствует!
— Он пережил тяжелые минуты, — ответил я осторожно.
— Бедный Билл, — прошептала она с любовью. Так, как если бы
сказала это на ухо своему возлюбленному. Она схватила меня за плечо.
Ее рука, в отличие от руки ее матери, была гладкая и ухоженная. Моло-
дость умеет сопротивляться. Даже куриная ферма не сумела оставить на
ней следов.
— Скажите, что мы будем делать?
— Мы должны его спасти.
Она взглянула на меня недоверчиво. Неужели даже Джин чувство-
вала, что борьба бесполезна?
— Как? — спросила она.
— Прежде всего расскажите мне, что здесь происходило на самом
деле. Вчера по телефону вы сказали, что Ронни запер вас в комнате
сразу же после моего ухода. Но ведь это неправда. Я говорил с Бил-
лом. Он рассказал мне все. Вы были в гостиной, когда он вернулся с
пистолетом.
Она побледнела.
— Билл вам это сказал?
-Да.
— Но... — Она колебалась. — Вы не уведомили об этом полицию?
— Билл сам это показал. Он рассказал им все, всю правду.
Ее рука все еще лежала на моем плече — и тут она покачнулась и
оперлась на меня всей тяжестью. Лицо ее стало белым как мел. Я думал,
что она потеряет сознание.
— Значит... значит, он признался?
— Как это признался? Что вы имеете в виду?
— Но ведь вы говорите, что он им все рассказал?
— Естественно. Как пришел сюда с пистолетом, как вы приказали
ему отдать оружие, как Ронни его вышвырнул.
— Ах... — Она отстранилась от меня и снова выпрямилась. — Понимаю.
— Именно так было на самом деле?
Она неуверенно кивнула головой.
— Конечно, именно так. Я не сказала вам по телефону, что была при
этом. Думала... Думала, что так будет лучше для Билла... если я об этом
не расскажу. Тогда они не смогут доказать, что он пришел с писто-
летом... так мне казалось.
— Но они должны были понять это. Пистолет лежал там, Питер и
Айрис знали, что Билл его украл.
— Да, — сказала она покорно. — Теперь понимаю.
— Будет лучше, если вы подробно расскажете мне обо всем, что
произошло.
— После того, как вы ушли? Когда Ронни стоял у камина?
— Да.
338
Она присела на край кровати. Волосы падали на ее лоб, как тогда у
Билла. Она не откинула их.
— Когда вы ушли, он продолжал там стоять. Ронни. Он ничего не
говорил. Стоял, как статуя. И вошел Джонсон. Он услышал, как Ронни
грохнул на пол статуэткой. Джонсон принес щетку и совок для мусора.
Никто ничего не говорил. Джонсон опустился на колени у ног Ронни и
смел осколки фарфора. Потом собрался уходить, и Ронни буркнул
ему, как капрал солдату: «Джонсон, возьмите себе сегодня выходной».
И Джонсон ответил: «Благодарю вас, мистер Шелдон, благодарю».
И вышел. Так он избавился от Джонсона.
— Понятно, — сказал я. — А потом?
Откинув назад волосы, она подняла на меня взгляд.
— Я была очень зла. Вы знаете об этом. Никогда в жизни я не была
так зла. До того времени я чувствовала, что виновата, думала, что то,
что я чувствую к Биллу, — это ужасно, недостойно. Я пыталась по-
кончить с этим. Делала все, чтобы и у него это прошло... Но вчера, когда
я увидела, каким может быть Ронни, когда услышала, что он говорил
вам, я перестала чувствовать себя виновной. У меня открылись глаза.
Я была слепа. Когда он появился в Шропшире — я думала, что он такой
добрый, возвышенный, такой благородный, такой заботливый, такой
необычайно умный... Думала, что это судьба послала его для блага моего
отца. И вдруг я увидела, какой он на самом деле — готовый уничтожить
вас, своего лучшего друга, который изо всех сил старался ему помочь,
только потому, что уязвлена гордость, только потому, что почувствовал
себя выставленным на посмешище. Если бы речь шла только о Билле и
обо мне, я поняла бы. Но вы! И я подумала: «О чудовище. Билл прав.
Он спесивый и злой — настоящее чудовище». Так мы и стояли... и
смотрели друг на друга, и это молчание было страшным. Я старалась
переломить себя. Старалась думать, что он не может быть таким злым.
Что на самом деле он не намерен вас уничтожить, а сказал это потому,
что был разъярен. И... И тогда...
Она замолчала, словно у нее перехватило дыхание, а потом про-
должила с вызовом:
— Но он действительно намеревался все это сделать. Он был намерен
осуществить все, о чем говорил... все, что обещал. Неожиданно он бро-
сился к телефону и позвонил своему адвокату.
— Артуру Фридленду?
— Да. Мистера Фридленда дома не было, но тот, кто поднял трубку,
видимо, сказал, что он должен скоро быть, потому что Ронни крикнул
голосом, полным яда: «Пожалуйста, скажите ему, чтобы он пришел сюда
немедленно, как только вернется. Скажите ему, что речь идет о деле
величайшего значения. Я намерен разорвать соглашение с Дьюлатом и
изменить завещание».
Я представил себе жену Артура, его тестя и тещу на другом кон-
це телефонной линии. Представил себе, как они спешат засыпать
339
новостями Артура, вернувшегося из Балтимора. Ничего удивительного,
что Артур был смущен вчера вечером. Ничего удивительного, что он
так холодно отреагировал на мои просьбы о помощи.
В голосе Джин звучало молодое, неумолимое отвращение. Но я,
конечно, лучше, чем она, понимал разыгравшуюся сцену. Разумеется,
Ронни должен был позвонить Артуру. Он был оскорблен, взбешен; он
должен был найти выход ненависти ко мне. Но это вовсе не означало,
что он реализовал бы свой план. Завтра утром или через день он пришел
бы ко мне, скрывая стыд под маской беззаботности — обычный улыбаю-
щийся Ронни. «Привет, старина, вчера вечером меня немножко занесло,
правда?» Но я не требовал от Джин, чтобы она поняла это. Как могла
бы влюбленная, девятнадцатилетняя девушка постичь запутанный, бо-
лезненно впечатлительный, полный противоречий характер Ронни?
И тут ее слова снова привлекли мое внимание.
— Он швырнул телефонную трубку и повернулся ко мне. В первый
раз после того, как вы ушли, он посмотрел на меня. Он усмехнулся, и
лицо у него было страшное. Он сказал: «Надеюсь, ты удовлетворена.
Семейство Дьюлатов будет уничтожено под корень. Совсем неплохое
достижение для девятнадцатилетней девушки, которая три недели на-
зад еще кормила кур, не так ли?» Я ненавидела его. Я посмотрела ему в
глаза и сказала: «Ты не можешь поступить так с мистером Дьюлатом.
Что плохого он тебе сделал?» Он ответил: «Джек произвел на свет Билла.
Это достаточное преступление». И тогда я поняла, что это конец, что
ничто, ничто не вынудит меня еще когда-нибудь находиться с ним в
одной комнате. И еще я увидела, что нет ничего плохого в том, что я
люблю Билла. И вообще в этом нет ничего низкого. Это прекрасно.
И правильно. И только это могло меня спасти. Я подумала: «Я уйду из
этого дома! Сейчас. Сию минуту». Я оставила его в гостиной, побежала
наверх и начала укладываться. Я не огорчалась из-за мамы. Я знала, что
она поймет меня, когда я ей все объясню. А о папе и Филлис я вообще
не заботилась. Я повытаскивала ящики. Собрала свои вещи. Я чув-
ствовала себя такой счастливой. Я думала: «Скоро я буду с Биллом».
Она снова взглянула на меня. Она была так молода... так молода и
так уверена в своей моральной правоте.
— И тогда, может, через минут двадцать, ко мне вошел Ронни. Оста-
новился в дверях, наблюдая за мной. Спросил: « Что ты делаешь?» А я
ответила: «Собираюсь. И ухожу. Иду к Биллу». Не могу вам передать,
что с ним произошло. Он стал еще страшнее, чем прежде.
Орал, рычал, осыпал меня ругательствами. Кричал, что я не увижу
Билла никогда в жизни — даже если это будет стоить ему всего сос-
тояния. Что он прикажет меня депортировать, прикажет выслать всех
нас. Он... О, это длилось бесконечно, он проклинал меня, оскорблял,
вел себя как безумный. А потом кто-то позвонил в дверь.
Она умолкла. Мне было жаль Ронни, и я стыдился за него. И, кро-
ме того, я был по-настоящему поражен. Никогда — может быть, без
340
оснований — я не предполагал, что он влюблен в Джин. Возможно,
разговор о хаддийской статуэтке создал у меня впечатление, что Джин
для него скорее драгоценный предмет, нежели человеческое существо.
Неужели я ошибался? Разве эта демонстрация ребячливой злости не
доказывала, что дело здесь было в чем-то более глубоком, чем уяз-
вленное самолюбие? Может, он и в самом деле любил Джин и в первый
раз за прожитые пятьдесят лет почувствовал, что такое настоящая утрата?
— Когда прозвучал звонок, он рассмеялся, — продолжала Джин. —
Схватил меня за плечо и потянул вниз по лестнице. Он сказал: «Это
Артур. Ты должна быть там. Не могу же я изменить завещание в отсут-
ствие моей любимой супруги». Он затащил меня в гостиную, велел ждать
и пошел открывать дверь. А потом он вернулся с Биллом и у Билла был
пистолет.
С этого места ее рассказ точно совпадал с рассказом Билла. Увидев
оружие, она так испугалась за Билла, что не. смогла думать ни о чем
другом, кроме пистолета. Она умоляла, чтобы он положил его. Билл
казался одурманенным. Казалось, он не понимает, что делает, но в
конце концов он отдал ей пистолет, и тогда Ронни на него набросился.
И Билл сломался. Он даже не пытался защищаться. Джин, испуганная
и униженная, убежала наверх.
— Я хотела сказать Биллу, что уйду с ним. Громко крикнуть это. Но
меня удержал пистолет и... Как он мог позволить, чтобы Ронни бил его
и бил... — Она закрыла лицо руками. — Я побежала наверх. Встала возле
своего чемодана. Я ничего не могла сделать. Я слышала, как Ронни
осыпает Билла ругательствами и тащит его по лестнице. Потом грохнула
входная дверь. Спустя несколько минут Ронни снова появился в моей
комнате. Он усмехался. Щерил зубы, как гиена. Он сказал: «Ну, покон-
чено с рыцарем, который приехал на белом коне тебя вызволить. Боюсь,
что сэр Уильям сегодня не в форме, не так ли, моя любимая? Ну, ладно.
Похоже, ты очень привязана к этой комнате, так почему бы в ней не
остаться?» Он помахал рукой — такой залихватский, циничный жест, —
вышел, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Вот тогда-то он меня
и запер.
В первый раз я увидел проблеск надежды.
— Вы слышали, как он тащил Билла по лестнице? Слышали, как
хлопнула входная дверь?
-Да.
Значит, я нашел свидетеля! Эта мысль билась у меня в голове. Нет,
слишком просто, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я взял ее за руку.
— Джин, расскажите все Трэнту. Ведь это доказательство. Это дока-
зывает, что Билл вышел за час до убийства. Это дает ему алиби.
Меня удивило, что она не догадалась об этом раньше. Еще больше
удивило, что ее губы сжались в тонкую черточку страха, которую я знал
так хорошо.
— Нет, — сказала она.
341
— Но...
— Нет! — вырвалось у нее. — Этот лейтенант Трэнт... он хитрый. Если
я расскажу ему все, он перехитрит меня и вынудит рассказать все остальное.
— Остальное?
Она в упор смотрела на меня с суровой бдительностью в глазах. По
моей спине поползли мурашки.
— Вы не догадались?
— О чем?
— Билл вернулся.
— Нет, — сказал я. — Нет.
— Я была заперта в этой комнате, но она находится как раз над
лестницей. Сюда доносятся звуки. Можно слышать все, что происходит
в холле. Я сидела на кровати, ждала и думала, что мне делать, с чего
начать. И тогда — было точно девять — я услышала, как кто-то вошел.
Кто-то повернул ключ в замке, дверь отрылась и закрылась. И еще я
услышала, как кто-то поднимается по лестнице в гостиную.
— Кто-то, — сказал я. — Всего лишь кто-то. Вы не видели, кто
именно. И не слышали голоса вошедшего.
— Нет, голоса я не слышала. Но этот кто-то имел ключ.
— Энджи.
— Энджи провела весь вечер с Гвендолин Снейли.
— Твой отец, или Филлис, или твоя мать.
— У них нет ключа. Мы договорились об этом сразу же после приез-
да. Мама настояла, чтобы они не могли постоянно заглядывать к нам.
Ни у кого из них нет ключа.
Она говорила с холодной сдержанностью, как если бы хотела убедить
меня, что в отношении этого не может быть никаких иллюзий. Я почти
закричал на нее:
— Но, Бога ради, у Билла не было ключа!
— Был! Разве вы не помните? Я оставила на Файр-Айленде мою
сумочку. В ней был ключ. Когда мы вернулись, дверь отперли вы. Билл
вчера отдал сумочку. — Она апатично повернулась на кровати и подала
темно-синюю сумочку. — Проверьте. Ключа нет.
Я обшаривал сумочку, а Джин продолжала:
— Когда я услышала, что кто-то входит, я тут же подумала, что это
Билл. Что он вернулся и на этот раз убьет Ронни. И вспомнила о су-
мочке. Обыскала — ключа нет, и тогда я... Ну, я уже не сомневалась.
Я знала, что должна колотить в дверь и кричать, чтобы удержать его. Но
все поплыло в глазах, на мгновение потеряла сознание. Потом начало
тошнить. Я побежала в ванную. Мне было ужасно плохо. Думала, что
умираю. В ванной услышала выстрелы. Только выстрелы и ничего боль-
ше. Из ванной не слышно, идет ли кто-нибудь по лестнице, выходит ли
из дома и вообще. После этих выстрелов я и позвонила вам.
Ключа в сумочке не было. Я дважды обыскал. И теперь, глядя на
Джин, боролся с отчаянием.
342
— Но вы не знаете, что это был Билл.
— Это Билл. — Ее взгляд снова стал взглядом Джульетты, молодой,
влюбленной Джульетты, заранее готовой к трагическому исходу своей
великой любви. — Билл меня любит. Он знает, что Ронни — чудовище.
Он пришел с пистолетом, чтобы спасти меня. Я велела бросить писто-
лет. И тогда Ронни... Но Билл не мог так оставить. Совершенно ясно.
И вспомнил о ключе...
На какую-то страшную минуту перед моими глазами возникла кар-
тина: Билл поднимается из канавы, куда его швырнул Ронни, чистит
брюки... Вот он стоит перед домом, осматривается, мучимый любовью,
гневом и стыдом... Я вспомнил слова, сказанные им Джонсону: «Даже
если это будет последним, что я сделаю в жизни, я.убью его». Я видел,
как он бредет по улице, словно слепой, шарит по карманам и находит
ключ. Видел, как он возвращается на Пятьдесят восьмую улицу.
Мне вспомнилась Энджи. «Не надейтесь на слишком многое. Ду-
майте: «Может быть, это все же сделал он...» И внезапно с болезненной
самокритичностью я задал себе вопрос: действительно ли я считаю его
невиновным? Или, может быть, это только упорство, трусость, страх
перед осознанием факта, что мой сын, как и моя жена...
Я подавил в себе эти мысли, словно затоптал клопа. Я не должен так
думать. Иначе все будет потеряно... Джин ухватилась за мое,плечо.
— Разве вы не понимаете? Вы должны взглянуть правде в глаза. Это
единственное спасение, или мы оба тронемся умом. Билл его убил.
И это моя вина. Только моя... Это... — Она разрыдалась. — О Боже,
зачем я вышла замуж за Ронни? Зачем приехала сюда? Зачем...
Я прижал ее к себе.
— Билл этого не делал. Это не Билл отпер дверь ключом. Если это
не Энджи, значит, это был ваш отец, или Филлис, или ваша мать. —
Я крепче прижал ее к себе. — Послушайте, Джин, Ронни сказал, что
выселит всю вашу семью?
— Да. Я уже говорила вам об этом.
— И он намеревался поступить именно так. Во всяком случае, когда
говорил. После того, как Ронни вас запер, он стал ждать Артура Фрид-
ленда. Он все еще был разъярен, взбешен, полон злобы. И ему не на
кого было излить свой гнев. И он позвонил им.
Разговаривал с кем-то из них — с отцом, с Филлис или с матерью.
Разговаривал так же, как со мной или с вами. Он сказал: «Хватит! Соби-
райте свое барахло! Бал окончен. Завтра я отошлю всех вас обратно в
Шропшир, в ту же канаву, из которой я вас вытащил». Поверьте, Джин,
он поступил именно так. Он позвонил им. Издевался над ними. Они
поверили. И перепугались. Они не могли согласиться с утратой всего
того, что обрели таким чудом. Значит, один из них...
Эта сцена представилась мне в моем воображении так живо, как если
бы я действительно был свидетелем ее. Я даже не заметил, что бесчело-
вечно обвиняю перед Джин ее родителей в убийстве.
343
— Разве вы не понимаете, Джин? Все было именно так. Ясно, что
Ронни должен был им позвонить и...
Она прервала меня.
— Но папа был один. Филлис и мама во второй половине дня отпра-
вились за покупками. Они вообще не возвращались домой.
— Но там был ваш отец.
— Но когда Ронни был убит, папа был в театре с мамой и Фил-
лис. Все они были в театре. Спектакль начался без двадцати девять.
А выстрелы прозвучали в двадцать минут десятого. — Она взглянула на
меня, в глазах безнадежность. — Или вы считаете, что я об этом не
подумала? И не можете понять, что я обвинила бы их — даже их! —
если бы это могло спасти Билла? Но это не может спасти Билла, потому
что они этого не сделали. Не могли этого сделать. Никто не мог, кроме
Билла.
Она говорила с пугающей убежденностью. Ее слова обвивали меня,
как щупальца спрута, выдавливая остатки энергии. «Не надейтесь на
слишком многое...» Энджи была теперь Эринией1, толкавшей меня в
пропасть отчаяния.
Я сразился с ее губительным влиянием — и выиграл! Преступление
совершил Безил Лейтон, именно таким должен был быть ход событий,
и я это докажу. Я одолею Трэнта, Энджи, Джин, хотя они в своем ослеп-
лении думают, что уже знают все...
Джин продолжала:
— Но а если мы расскажем полиции правду? Если мы все расскажем,
расскажем, каким чудовищем был Ронни, каким страшным потрясением
это было для Билла и... насколько я во всем этом виновата? Должны же
они понять? Может, они согласятся взять меня вместо него, может...
В ней тоже говорило отчаяние. Даже сама она не принимала всерьез
эти театральные фразы. Хотя и была готова это сделать. Никаких сом-
нений. Я не сомневался в ее любви, но, несмотря на это, она, как и
Энджи, из союзника стала врагом.
— Послушайте, сейчас сюда придет лейтенант Трэнт. Наверняка.
Я должна что-то сделать?
— Ничего ему не говорить.
— Ничего?
— Только первую часть. Что вы были в гостиной, когда Билл пришел
с пистолетом, что слышали, как Ронни его вышвырнул и захлопнул за
ним дверь. И еще расскажите, как кто-то в девять отпер дверь ключом.
И это все. Не говорите ему ничего о Билле и о вашем ключе.
Она боялась Трэнта еще больше, чем я. Я мог догадаться по дрожи
ее век.
— Если сумею, — прошептала она.
— Вы должны суметь. Если вы скажете о ключе, Билл погиб.
1 Эринии — богини мщения в древнегреческой мифологии.
344
Я отдавал себе отчет в том, что Джин находится на грани срыва. Она
была мужественной, но, как и Билл, дошла до предела. Я со страхом
думал о той минуте, когда Трэнт начнет свой спокойный, безжалостный
допрос. Хрупкая прослойка отваги и ловкости Джин — это было все,
что отделяло Билла от окончательной гибели. Я повторил с нажимом:
— Вы должны, Джин, не так ли? Понимаете, как это важно, чтобы
Трэнт не узнал о вашем ключе?
— Да. Понимаю, — сказала она и совсем неожиданно добавила: —
Я его смогу увидеть?
— Билла?
— Если бы я могла его увидеть! Если бы только могла ему сказать...
— Джин, вы являетесь мотивом преступления. Вы ведь понимаете
это. Все газеты уже об этом пишут. Билл убил Ронни из-за любви к вам.
Это их отправной тезис. Если вы пойдете к нему в тюрьму...
Я смотрел на нее и чувствовал себя палачом.
— Но я... я не могу так... Не могу только сидеть и ждать лейтенанта
Трэнта.
— Вы должны.
Она прижалась ко мне.
— Пожалуйста... ну, пожалуйста!
Мне было жаль ее, если я вообще в этот момент мог кому-то со-
чувствовать. Но мне хотелось поскорее уйти от нее, вырваться из этой
угнетающей атмосферы поражения.
— Вы сможете. Сумеете справиться с Трэнтом.
— Я постараюсь. Вы знаете, что постараюсь. — Она приблизила ко
мне свое лицо. — А вы? Что вы будете делать?
— Я найду убийцу Ронни.
Когда я говорил это, мне показалось, что я вижу спокойные серые
глаза лейтенанта Трэнта, наблюдающие за мной с недоверием, легкой
иронией и одновременно с сочувствием. Да, если бы он увидел меня
теперь, он бы посочувствовал. Именно поэтому я так не любил его.
И поэтому исполнился решимости.
Я отстранился, Джин стояла, глядя на меня, словно высеченная из
камня. И Энджи, и Джин — обе, хотя каждая на свой лад, — покинули
меня в момент, когда я особо нуждался в поддержке.
Теперь на стороне Битша был только Джек Дьюлат.
Глава 16
Выйдя из комнаты Джин, я наткнулся в коридоре на Нору Лейтон.
— Безил очень хотел бы поговорить с вами. У вас найдется минутка?
Минутка нашлась. Я прошел за Норой через гостиную, еще полную
цветочных приношений Ронни, в бывшую библиотеку мисс Шелдон.
Нора тихо сказала: <Безил, это мистер Дьюлат», — и оставила нас одних.
345
Безил сидел за небольшим письменным столом в стиле Чиппен-
дейла1, на котором располагались педантично разложенные аксессуары
работы писателя. Так же изысканно одет, как и тогда, когда я прихо-
дил к ним на чаепитие, а на лице — выражение смирения с примесью
легкого раздражения. Лицо Великого Человека, который сознает, что
случаются моменты, когда даже гению следует прервать ход всецело
поглощающей работы. Его удлиненное интеллигентное лицо со светло-
голубыми, подвижными глазами отражало беспредельное себялюбие...
«Этот человек мог совершить преступление», — подумал я. Если его
новая, столь комфортабельная жизнь оказалась под угрозой, он мог
убить Ронни, и при этом не дрогнул бы ни один волосок в его
эспаньолке.
Он не улыбнулся, считая, видимо, что в данных обстоятельствах это
неуместно, но было видно, что он готов одарить меня улыбкой. Во
всяком случае, он слегка наклонился над столом в мою сторону.
— Мне нелегко говорить с вами в такую минуту, мистер Дьюлат.
— Понимаю.
Он сложил свои холеные руки, словно для молитвы.
— Я уверен, вы понимаете, что я глубоко сочувствую вам. Такая
страшная трагедия может сокрушить любого отца.
-Да.
Он еще явственней дал мне понять, что если бы мог, то улыбнулся
бы мне вежливо и совсем непокровительственно.
— И я надеюсь, что вы не станете обвинять меня в бесчувствен-
ности, если я думаю немного и о себе. Вам, как издателю, наверное
известно, что писатель — механизм предельно деликатный, который
нельзя подвергать слишком сильным потрясениям. А я только что начал
новую книгу.
— Да, — сказал я. — Я знаю.
— В связи с этим нет необходимости говорить, что в настоящее время
самым важным для меня являются покой и тишина. Самым важным и
абсолютно необходимым. И еще ощущение относительной безопасности.
Издатели, я полагаю, знают эту несколько скучную правду о писателях.
— Да, — сказал я. — Это мне известно.
— Отлично. — Он снова склонился над письменным столом, стараясь
создать более интимное настроение. — В таком случае вы поймете, поче-
му я ищу у вас поддержки и даже осмеливаюсь беспокоить вас, несмотря
на ваши заботы и огорчения в столь мучительные минуты. — Он откаш-
лялся. — Договоры натри мои книги были подписаны Ронни. Я, разу-
меется, не сомневаюсь ни на минуту, ’по Ронни и «Шелдон и Дью-
лат» — это одно и то же. Но я хотел бы для собственного спокойствия
убедиться, что теперь, когда Ронни уже нет, фирма «Шелдон и Дьюлат»
1 Томас Чиппендейл (1718—1779) — знаменитый английский мастер
мебельного искусства.
346
будет надлежаще относиться к данным обязательствам и издаст эти
книги на условиях, предусмотренных договором.
Я посмотрел на него недоверчиво. Однако, вопреки очевидности, я
не ослышался.
— Полагаю, что да, — ответил я.
Он заметно расслабился и под влиянием чувства облегчения стал
общительней.
— Великолепно. И еще пьеса, мистер Дьюлат. Ронни загорелся идеей
поставить ее самолично, но, насколько я понял, мисс Снейли и еще
один джентльмен по фамилии Живо тоже полны энтузиазма. Не знаете
ли вы случайно...
— Нет, — ответил я, силясь не дать воли нервам, — случайно не знаю.
— Ну, ничего не поделаешь. Но я и так уверен, что все будет о’кей,
как говорите вы’, американцы. — Он изменил молитвенное положение
рук. — И еще одно дело. Не знаю, говорил ли вам Ронни, что он предос-
тавил мне это помещение и назначил месячное жалованье на десять
лет. Существует, я полагаю, какой-то подписанный документ. Я отдаю
себе отчет, что сейчас наступил период определенного замешательства.
Но, надеюсь, я могу здесь остаться? И мое жалованье, естественно, будет
мне выплачиваться, не так ли?
— Я ничего не знаю о частных делах Ронни. Об этом вы должны
поговорить с его адвокатом Артуром Фридлендом.
— Да, да, понимаю. Но... — Он вопросительно приподнял брови. —
Но разве вы не предполагаете, что произойдут определенные перемены?
Он в конце концов добил меня полным отсутствием наблюдательнос-
ти и абсолютной неспособностью осознать то, что со мной происходит.
— Пожалуй, можно назвать определенными переменами то, что Рон-
ни убит, что мой сын арестован и что полиция усматривает мотив прес-
тупления во взаимной любви моего сына и вашей дочери.
На его лице промелькнуло выражение внезапной мучительной боли,
словно для человека столь тонкой организации сама мысль о том, что
он мог нечаянно уязвить меня, была невыносима.
— Конечно, конечно. Мне казалось, что я уже достаточно определен-
но выразил мое сочувствие. Это в самом деле ужасно. Вам следовало бы
довериться нам. Я почти уверен, что, по крайней мере, нашу дочь мы
сумели бы уговорить вести себя благоразумно. Но вы предпочли держать
все это в себе. И это я могу понять. Но ужасно думать, что эту бессмыс-
ленную трагедию можно было предотвратить. Возможно, вам следовало
бы прибегнуть к родительской власти. И не могли бы вы...
Мне хотелось его ударить.
— Билл этого не делал.
Он вытаращил на меня глаза.
— Билл не убивал Ронни, — повторил я.
Минута замешательства уступила место полному пониманию стра-
дающего отца.
347
— Я, естественно, полностью понимаю ваше нежелание...
— Билл этого не делал.
Глубоко убежденный, что относится ко мне с деликатностью, на
какую способен только Безил Лейтон, он попытался осторожно и щадя-
ще призвать меня к голосу разума.
— Но ведь кто-то убил Ронни, не так ли?
-Да.
— Так кто же другой мог это сделать?
— Ронни звонил вам в этот вечер? — спросил я.
Лицо Безила Лейтона выражало лишь легкую озабоченность.
— Ронни звонил мне?.. Речь идет о телефонном звонке?
— Да. Сразу же после восьми. Вы работали над книгой. В квартире
вы были одни, так как ваша жена и мисс Брент ушли.
— Моей жены и мисс Брент действительно не было дома. Они от-
сутствовали всю вторую половину дня. Насколько я знаю, они делали
покупки, а потом ходили к парикмахеру.
— И в восемь часов вы были здесь один?
— Ну да, если еще не отправился в театр.
— Ронни позвонил вам и заявил, что вы можете укладываться и
возвращаться в Англию. Он сказал вам, что аннулирует ваш договор.
Я глядел на легкую морщинку на его лбу, на беспокойные ру-
ки и чувствовал себя авантюристом, и к тому же авантюристом бес-
сильным.
— Я вас не понимаю.
— Но Ронни сделал это, разве не так?
— Может, он и звонил. — Он смотрел серьезно, явно стараясь прий-
ти мне на помощь. — Но я действительно не могу припомнить, слышал
ли я звук звонка. Видите ли, мистер Дьюлат, когда я один и работаю, я
принципиально не отвечаю на телефонные звонки. Ну, а ваши странные
предположения, что Ронни, человек с незаурядным вкусом й по-настоя-
щему обширными знаниями, позволил бы, чтобы чисто личные, хотя и
очень мучительные недоразумения между ним и Джин в какой-то мере
изменили его отношение ко мне...
— Он звонил вам, — сказал я.
— Но, мистер Дьюлат, я в самом деле...
Я был уже так взбешен, что без колебаний атаковал его прямо в лоб:
— А потом вы пошли к нему и застрелили его.
Безил Лейтон встал. Выглядел он весьма импонирующе: изумление
и возмущение, старательно сдерживаемые неизмеримым гуманизмом,
сверхчеловеческое понимание страданий терзаемого болью отца... Он
помолчал, а потом сказал очень спокойно:
— В какое время точно должен был мистер Шелдон позвонить мне?
— Сразу же после восьми.
— А когда было совершено преступление?
— В девять двадцать.
348
Он протянул руку за маленьким серебряным звонком и позвонил
два раза. Почти немедленно вошли Нора и Филлис Брент. Двукрат-
ный звонок был, видимо, в этом доме сигналом, что вызываются обе
прислужницы гения. Нора бросила на меня неуверенный, но полный
сочувствия взгляд. Леди Филлис Брент вообще не обратила на меня
внимания. Она в упор смотрела на Безила — неуклюжий, но пылкий
Ариэль, внимательно ожидающий инструкций Просперо1.
Тем же спокойным, тихим великолепно модулированным голосом
Безил сказал:
— Я прошу вас не задавать никаких вопросов и только отвечать в соот-
ветствии с истиной. Мистер Дьюлат хочет узнать некоторые вещи. Как я
веду себя, когда нахожусь в доме один и в это время звонит телефон?
— Как это? Ведь ты не берешь трубку. Думаю, ты не поднимал трубку
ни разу в жизни, — сказала Нора.
— Расскажите нам, что вы делали вчера после полудня.
Слово взяла Филлис.
— Около трех Нора и я пошли за покупками. Мы хотели найти пись-
менный стол, который больше подходил бы вам; что-нибудь похожее
на стол, который был у вас дома. В пять мы пошли вдвоем к парикмахе-
ру. Потом в ресторан — это был, кажется, «Лонгчэмпс» — пообедать.
Нора оставила ужин для вас в холодильнике. Мы должны были встре-
титься в театре в половине девятого.
— В котором часу я пришел в театр?
— В половине девятого.
— Какая шла пьеса?
— «Встреча в городе». Ее поставил Питер Дьюлат, и мы хотели пос-
мотреть образец его работы.
— Кто доставал билеты?
— Я.
- Как?
— Мне сказали, что их очень трудно достать, а потому я позвонила
утром в контору мистера Дьюлата. — В первый раз Филлис отметила
мое присутствие легким кивком. — Его там не было, но секретарша
весьма учтиво обещала, что для нас изыщут места из резерва директора
театра и оставят билеты в кассе на нашу фамилию.
— Когда я пришел в театр в половине девятого, как долго вы с Норой
уже были там?
Филлис взглянула на Нору.
— Как вы думаете? Пожалуй, минут десять? Мы пришли раньше,
чтобы получить билеты и расплатиться.
— А потом, когда мы прошли в фойе, встретили ли мы там кого-нибудь?
На этот вопрос ответила Нора:
1 Ариэль и Просперо — персонажи из «Бури» В. Шекспира. Проспе-
ро — владыка острова, Ариэль — дух воздуха, выполняющий его приказы.
349
— Да. Миссис Стейне, секретаршу мистера Дьюлата. Она и ее муж
тоже пришли на спектакль. Мы поговорили несколько минут и по-
благодарили за билеты.
— Разговаривали ли мы с кем-нибудь в антракте?
— Да. Мы снова наткнулись на миссис Стейне и ее мужа. Выкурили
с ними по сигарете и обсудили спектакль.
Безил снова повернулся ко мне. На этот раз он поднял вопросительно
левую бровь, одновременно придав своему лицу раздражающе учтивое
выражение.
— Хотели бы вы спросить еще о чем-нибудь?
Да, он уложил меня на обе лопатки. Я понял это с самого начала.
Это идеальное, непоколебимое алиби было столь же результативным
оружием против меня, как огнемет.
— Нет, — сказал я. — Это все.
Безил небрежным движением руки отпустил обеих женщин.
— Это все. Благодарю вас.
Нора и Филлис вышли. Безил стоял, глядя на меня с чуть заметной
улыбкой; казалось, он больше всего на свете желает любой ценой защи-
тить меня от ощущения, что мое поведение было недостойным. Теперь
он уже не был Великим Светилом Литературы; он был благородным
коллегой, членом клуба, которого каждый хотел бы усадить за свой стол.
Я ненавидел его еще больше, чем лейтенанта Трэнта.
— Я сожалею. Очень сожалею. Поверьте, что я страдаю вместе с
вами, что я безмерно стыжусь за свою дочь, которая тоже причастна к
этой чудовищной трагедии, и что я сделал бы все, что в моих силах,
чтобы вам помочь. Но... — Он легонько повел плечами, выражая этим
жестом полную нереальность моих надежд на помощь откуда-то, а потом
неожиданно протянул мне руку. — Поскольку теперь мы будем так тесно
связаны, не полагаете ли вы, что мы должны попробовать подружиться?
Ронни относился к вам с огромным уважением. А я уважаю мнение
Ронни больше, чем кого-либо другого.
Я смотрел на его тонкую, ухоженную руку и был ближе к тому, чтобы
окончательно сломаться, чем когда-либо с того момента, как увидел труп
Ронни, лежащий у камина. Все пути и все двери вели в тупик. На моей
стороне никого не было. Лейтенант Трэнт одержал полную победу.
Я пожал руку Безила Лейтона.
— Благодарю вас, — сказал я.
Отпустив его руку, я вышел из комнаты.
Глава 17
Я рассчитывал на то, что в коридоре меня будет ждать Нора. Она и
Филлис были причиной того, что последний клочок твердой почвы ушел
из-под моих ног, но, несмотря на это, мягкая доброжелательность,
350
сопутствующая Норе, могла бы несколько прояснить окружающий меня
со всех сторон мрак. Но ее не было. А почему она должна меня ждать?
Я сам отворил себе дверь наружу, спустился вниз на лифте и вышел на
улицу, светлую и равнодушную в блеске солнца.
Перед домом Ронни стоял полицейский автомобиль. Когда я при-
близился, из машины появился лейтенант Трэнт. Я переживал полный
упадок духа. Трусливый инстинкт нашептывал постараться его избежать,
но было уже поздно. Он заметил меня, и через минуту мы встретились
на тротуаре. Он был не так высок, как мне вчера показалось, а его лицо
в свете дня выглядело совсем молодым. Это было приятное лицо, не-
смотря на выражение обостренной бдительности; в принципе в нем не
было ничего, что могло бы быть объектом ненависти. Оно не соот-
ветствовало тому грозному образу, который запечатлелся в моей памяти,
и я почувствовал, что сбит с толку этой разницей. Трэнт вежливо обра-
тился ко мне — так говорят со случайным, но симпатичным знакомым.
— Посетили подозреваемых?
В прошлую ночь я счел бы его слова за умышленный сарказм, за
попытку без необходимости повернуть нож в ране и отреагировал бы
вспышкой ярости. Но теперь — неужели я дошел до такого смире-
ния? — я не мог не признать доброжелательность искренней, без каких-
либо оскорбительных намеков. Я не ответил. Трэнт продолжал:
— Боюсь, что вам не посчастливилось. Я изучил их алиби очень
тщательно. Мисс Шелдон провела вечер с Гвендолин Снейли. Миссис
Шелдон несомненно была заперта мужем в комнате. На замке иден-
тифицированы вполне четкие отпечатки его пальцев. А господа с верх-
него этажа в самом деле были в театре. Как вы знаете, это подтверждает
ваша собственная секретарша.
Мне было еще хуже потому, что я уже не мог его ненавидеть. Когда
он открыто смотрел в глаза, то казался почти всемогущим. Он уже ус-
пел побывать не только у Гвендолин Снейли, но даже в моей конторе.
Я представил себе его с Мэгги. Наверное, она хотела помочь, но вы-
нуждена была сообщить факты, очищающие от подозрений семейство
Лейтонов. Что Мэгги думала о нем? Очаровал ли он ее? Очаровал ли он
даже суровую, невыносимую Гвендолин Снейли? Да. Вчера вечером я,
кажется, ошибся. Не ловкость была его самым грозным оружием, а
обаяние. Даже я не мог ему в этом отказать.
— Виделись ли вы с мистером Макджайром?
— С Макджайром?
— С адвокатом вашего сына.
Я совершенно забыл об адвокате.
— Нет.
— Он очень хочет поговорить с вами. Отправился к вам домой.
— Мы должны были разминуться.
До этого моя фатальная ненависть несколько заглушала мой страх
перед ним. Теперь я с ужасом подумал о Джин, показания которой могут
351
дать фатальные для Билла доказательства, о Джин, которая могла бы
противостоять ловкости, но которую так легко может обмануть обаяние.
Лейтенант Трэнт взглянул на часы, неожиданно спросил:
— Что вы намерены сейчас делать?
Зачем он спросил об этом? Чтобы снова перечеркнуть мои планы?
Моя подозрительность вернулась. Трэнт продолжал:
— Я пришел сюда, чтобы поговорить с миссис Шелдон, но у меня
есть и другие дела, которые следует уладить, и нет причин, чтобы я не
начал с них. Я должен увидеться с вашим сыном. — Он замялся. —
Хотите пойти со мной?
Выражение его лица изменилось; могло показаться, что он искренне
хочет быть мне полезным; более того, что он на моей стороне. Но теперь
в каждом его жесте я усматривал ловушку. Если он пригласил пойти с
ним повидать Билла, то при этом, конечно, он преследовал какую-то
цель — свою цель. Внезапно мысль о том, что я увижу Билла, испугала
меня. Идти к нему, когда у меня нет ничего, совсем ничего такого, что
могло бы ободрить? Я буду чувствовать себя, как на пытке. Рецидив
подозрительности, однако, сделал меня осторожным; я отдавал себе
отчет в том, что, отправившись с ним к Биллу, я смогу дольше удер-
живать его вдали от Джин и тем самым дам ей больше времени, чтобы
подготовиться к испытанию. Если это провокация, я дам себя спро-
воцировать для моих целей.
— Да, — сказал я. — Я охотно поеду с вами.
Он казался чуточку удивленным, но и удовлетворенным, как если
бы не надеялся, что это ему удастся так легко.
— Отлично. Мы можем отправиться немедленно.
Мы сели в полицейскую машину и поехали на Сентер-стрит. Неко-
торое время Трэнт ничего не говорил. Откинувшись на подушки си-
денья, он внешне совершенно отключился. Я почти осязаемо ощушал
его силу как некий конкретный предмет, который он мог носить с собой,
как, скажем, портфель. Я позавидовал... Но зависть не обостряет вообра-
жения. Он оставался загадкой. Не было ключа к его мыслям и чувствам,
он казался мне свободным от всех человеческих слабостей.
Внезапно он обернулся, вынудив меня смотреть ему в глаза. Он
наблюдал за мной со все тем же спокойным, почти дружеским инте-
ресом.
— Вы продолжаете считать, что ваш сын невиновен?
Почему он не может оставить меня в покое? Почему должен без
перерыва работать? Я не дал подловить себя на нотке симпатии в его
голосе.
— Да, — сказал я. — Я считаю, что он невиновен и...
— Может быть, — прервал он меня, — вы сумеете теперь представить
мне свои аргументы несколько яснее и обстоятельнее, чем вчера ночью?
Что я мог ему ответить? Что наперекор Джин, наперекор Энджи,
наперекор всему свету, я знаю, что Билл нс убивал Ронни, потому что?..
352
Почему? Судьба составила заговор против меня, целясь, как всегда, в
самое чувствительное место. Почему ты веришь в Билла, если сам выдал
его полиции, если еще вчера думал о нем как о беспощадном, поры-
вистом, развращенном эгоисте? Почему... почему... почему?.. Моим
единственным оружием был гнев.
— Он сказал мне, что не делал этого, и я верю ему. Достаточно?
Ничто не могло вывести лейтенанта Трэнта из равновесия. Его взгляд
по-прежнему был заинтересованным, искренним, понимающим.
— Вообще-то я предпочел бы не удовольствоваться этим. Несмотря
на все, вы знаете его лучше всех. Предполагаю, что нам не удалось
подтвердить его алиби. Если бы вы нашли это кино, то наверняка ска-
зали бы. Может быть, вы так уверены в его невиновности потому, что
по сути он не имел мотива?
«Странный полицейский», — промелькнуло у меня в голове. Он не
щадит сил на то, чтобы уничтожить Билла, и одновременно постоянно
пытается помочь мне его защитить. Внезапно благодаря его подсказке
то, что смутно, эмоционально пыталось выразить мое подсознание,
начало обретать устойчивые корни. Хватаясь за брошенную мне соло-
минку, я сказал:
— Да. Я действительно нс вижу мотива. Джин его любила. Она была
готова бросить все и уйти с ним. Победа была на стороне Билла. Зачем
убивать Ронни?
— Следовательно, вы признаете, что миссис Шелдон его любила?
— Не понимаю.
— Вчера вечером вы не хотели признать это.
Вчера не хотел признать? Вчерашняя ночь была замазанным
пятном.
— Теперь признаю.
— И миссис Шелдон намеревалась покинуть мужа ради вашего сына?
Нс сделал ли я ложный шаг? Пожалуй, нет. Все равно во время
допроса Джин Трэнт заметит ее любовь к Биллу столь же быстро, как и
цвет ее платья.
— Да, — сказал я.
— Поскольку она его любила?
— Да.
— Но ваш сын взял с собой оружие.
— Он объяснил это. Он не имел намерения использовать его.
— Значит, вы считаете, что он не имел мотива?
-Да.
— Определенного, конкретного, обдуманного мотива, какой всегда
стоит за убийством?
— Именно.
Он еще минуту присматривался ко мне с интересом и очень вдум-
чиво. Потом отвел взгляд.
— Понимаю, — сказал он.
12 П. Квентин "Возвращение на Бермуды"
353
На короткий момент я дал себя провести. Я поверил, что он и вправду
доброжелателен. Но теперь начало проясняться, я понял, что под маской
доброжелательной учтивости он вел со мной поединок и в этом поедин-
ке одержал победу. Он дал мне все шансы обосновать мою точку зрения.
Он даже подсунул мне линию обороны. А я оказался способным лишь
бессмысленно бормотать: «Он этого не делал. Он не мог этого сделать.
Мой сын не мог этого сделать».
Мы прибыли на Сентер-стрит. Трэнт провел меня через комнаты, в
которых кипела работа. Наконец мы добрались до маленькой унылой
комнатушки, в которой стояли письменный стол и три стула. Мы сели,
и почти сразу же полицейский ввел Билла, а сам остался у закрытой
двери.
Вид моего сына, такого маленького и хрупкого на фоне огромной
фигуры полицейского, едва не сбил меня с ног. В предыдущую ночь
напряжение ужаса блокировало чувства. А теперь я безоружен перед
моей любовью — и это страшно. Та же одежда; хотя на куртке все так
же не хватало пуговицы, он выглядел опрятным. Волосы тщательно
приглажены. Он производил впечатление мальчика из школьного ла-
геря, подготовленного к приезду родителей. Но его лицо — угловатое,
искреннее, так навязчиво напоминавшее мне мою молодость, — бы-
ло мертво. Он казался совершенно отупевшим. Именно так выглядел
он — бледный, оцепеневший, со стиснутыми губами, — когда я вернулся
из Калифорнии и нашел его в доме, где сновали полицейские, около
окна, из которого выбросилась его мать. Если во мне и шевелились
опасения, что я могу утратить веру в него, то теперь на меня нахлынула
новая волна любви и доверия.
Он не сразу осознал, что и я здесь присутствую. В этом я уверен. Он
смотрел на Трэнта. Потом, очень медленно, его взгляд переместился на
меня, и показалось, что в глазах Билла появилась искорка мучительного
осознания. Казалось, они говорили: «Значит, даже ты теперь на их
стороне».
Я хотел что-нибудь сказать, дать ему понять, что лейтенант Трэнт —
это и мой враг, но у меня перехватило горло, и я подумал: «Лучше ничего
не говорить, чем сломаться. Если я сломаюсь, он потеряет последнюю
поддержку».
Трэнт рассматривал Билла без видимого интереса. Он просто сидел
в молчании, которое, казалось, длилось века. Наконец он сказал:
— Я хотел бы выяснить некоторые моменты, Билл.
Меня затрясло от этого «Билл». По какому праву он расставляет
ловушки, используя в качестве приманки дружелюбие и сердечность?
— Я побывал в конторе мистера Фридленда, — продолжал он, — и
разговаривал с ним.
Артур Фридленд. Я попытался мыслить логически. Снова Артур на
переднем плане. Почему? В связи с завещанием, разумеется. Ведь Ронни
собирался изменить завещание.
354
Билл молчал. Трэнт продолжал:
— Вчера вечером, в шесть пятнадцать, мистер Шелдон позвонил
мистеру Фридленду. Мистера Фридленда не было дома. Мистер Шелдон
попросил передать ему, чтобы он приехал на Пятьдесят восьмую улицу
немедленно после возвращения. Сказал, что хочет изменить завеща-
ние. — Трэнт помолчал. — Разумеется, завещание не было изменено,
так как прежде чем Фридленд вернулся, мистер Шелдон был убит.
Полицейский у двери переступил с ноги на ногу. Устал.
— Когда я это услышал, — продолжал Трэнт, — мне пришло на ум,
что наследники, упомянутые в завещании, которое покойный хотел
изменить, тоже могут быть причислены к подозреваемым. Я попросил
мистера Фридленда, чтобы он разрешил мне взглянуть на завещание.
Мистер Фридленд согласился, хотя завещание еще не оглашено. Не буду
надоедать вам, Билл, подробностями — завещание довольно сложное.
Но не в главных пунктах. Мисс Шелдон, имеющая солидные собствен-
ные средства, получает ренту. К вашему отцу переходят права на фирму
«Шелдон и Дьюлат» со значительным операционным капиталом. Но все
это лишь незначительная часть наследства.
В этом была ирония, которую Трэнт наверняка оценил. Он дол-
жен был понимать, что я, друг Ронни и мститель за него, не пере-
стал быть платежеспособным издателем лишь благодаря его убийству.
Но это была проблема этики, которой можно было заняться позже, не
теперь.
Трэнт рассматривал свои руки, лежавшие на краю стола. Хотя недол-
го я его знал, но чувствовал, что вижу его насковозь. В этом внезапном
отвлечении внимания от Билла я увидел ловушку и чувствовал, что она
вот-вот захлопнется. Не поднимая взгляда, Трэнт сказал:
— Мистер Фридленд объяснил/ что мистер Шелдон был категори-
чески против дробления крупных состояний. Он хотел, чтобы его бо-
гатство по возможности осталось ненарушенным. Непосредственных
наследников он не имел, а потому решил оставить все состояние своему
единственному крестнику, то есть вам, Билл.
Я должен был это предвидеть... Мог бы догадаться, что Трэнт без
умысла вообще не заговорил бы о завещании. Я никогда не задумывал-
ся о последней воле Ронни. Мне даже не снилось, что он оставит все
Биллу... Но растерянность сменилась отчаянием. Ронни дотянулся до
Билла из могилы! Теперь я окончательно понял цель разговора в ав-
томобиле. Ловушка. Трэнт сказал: «Вы считаете, что он не имел конкрет-
ного, обдуманного мотива?» И я подтвердил. А теперь Трэнт повесил
на шею Билла самый тяжелый, самый конкретный из всех возможных
мотивов. Он снова надул меня, использовав мое неведение. Ловкость...
и обаяние!
Трэнт достал портсигар и закурил. В первый раз я видел его курящим.
Выглядело это несколько ритуально: он как бы подчеркивал, что пришел
момент полного триумфа.
355
— Еще один вопрос, Билл. Вы знали, что мистер Шелдон оставил
вам все свои деньги, не так ли?
Это был удар ниже пояса.
— Ради Бога! — воскликнул я. — Конечно же не знал! Даже я нс
имел об этом понятия!
Трэнт не обратил на меня внимания. Он смотрел на Билла.
— Мистер Фридленд сказал, что, составив завещание — это было
примерно два с половиной года назад мистер Шелдон специально
пригласил вас в свой офис, — уведомить, что вы — его наследники. Это
правда?
Я ждал ответа Билла, отчаянно цепляясь за остатки надежды. Билл,
наверное, слушал Трэнта внимательно, но это трудно было определить
по его мертвому, пустому лицу. Наконец он поднял глаза и облизал губы.
— Я не хотел его денег, — сказал он.
— Но вы знали?
Вопрос Трэнта прозвучал, как выстрел.
— Билл... — вмешался я.
Он не прореагировал. Он смотрел на Трэнта, как загипнотизиро-
ванный.
— Я сказал ему, что не хочу. Сказал, что он сошел с ума. Сказал,
что никогда не трону ни цента из его вонючих денег. Именно так и
сказал.
— Но вы знали.
— Да.
— Билл, почему ты мне ничего не сказал?
Он взглянул на меня апатично, как на чужого.
— А зачем? Ведь ничего не произошло. Он сказал, что оставляет мне
деньги; я ответил, что не хочу их. Я не предполагал, что он упрется.
— Но Шелдон это сделал, — сказал лейтенант Трэнт.
Он все еще курил. Потом резко поднялся. Допрос был закончен. Не
стоило продолжать — и так выигрыш по всем статьям...
Он направился к двери, и полицейский ожил. Внезапно Трэнт об-
ратился к Биллу:
— Может, хотите на минутку остаться наедине с отцом?
Он сказал это как-то неуверенно, словно под неожиданным при-
ливом симпатии. Его лицемерие приводило меня в ярость. Зачем играть
в великодушие? Зачем? Чтобы снова и снова подчеркивать, как он пре-
небрежительно относится ко мне? «Пусть поболтает немного со своим
бедным, старым отцом; их это немного утешит, а делу повредить не
может».
Я смотрел на Билла, и мне казалось, что я гляжу в глубь длинного,
пустого коридора, на отравленные ссорами, безнадежно испорченные
годы нашей общей жизни после смерти Фелиции. Робость обессиливала
меня, но одновременно я надеялся, что на этот раз Билл не оттолкнет
меня, примет предложение Трэнта.
356
Он молчал с минуту, старательно избегая моего взгляда и рассмат-
ривая ступни. Старые заключенные, как я слышал, всегда глядят на свои
ноги. Или ему уже передалась эта тюремная привычка?
Я едва не крикнул: «Да, Билл, да!» Но я овладел собой: важно, чтобы
он согласился по своей воле, без принуждения. Очень медленно он
поднял глаза на Трэнта.
— Да, — сказал он, — благодарю.
Теперь, когда это произошло, мне уже не казалось, что я что-то
выиграл.
Трэнт отпустил полицейского и обратился ко мне:
— Ничего не опасайтесь, мистер Дьюлат. Это не ловушка. Здесь нет
диктофонов, никто не будет подслушивать.
Он вышел. Мы с Биллом остались одни. Мне было очень скверно.
К горлу подступала тошнота.
— У меня нет ничего общего с Трэнтом, Билл. Он пригласил меня,
и я воспользовался случаем, чтобы тебя увидеть.
Он молчал.
— Я знаю, что ты невиновен. Ничего не изменилось. Меня не тро-
гает, что он вынюхал в этом завещании и вообще... Я знаю, что ты этого
не сделал.
Только теперь он взглянул на меня.
— Папа...
— Я не намерен отступать. И я не отступлю, пока не докажу, что ты
невиновен.
Он чуть заметно повел плечами. У него было утомленное, измятое
лицо старого человека — старого заключенного.
— Зачем все это, папа? Они уже все решили...
— Нет, — сказал я. — Это так не пройдет.
Он снова провел языком по губам.
— Этот адвокат, папа... Он был здесь. Спрашивал меня обо мне, о
маме... о... — Он приблизился ко мне и положил руку мне на плечо. —
Папа, зачем он обо всем этом спрашивал? Чего он хочет? Или он тоже
думает, что я виновен?
— Не знаю, — признался я. — Я еще с ним не разговаривал.
— Все эти вопросы... Расспрашивал меня, как недоумка... Эти вопросы...
Его рука доверчиво лежала на моем плече; прикосновение пробужда-
ло теплое чувство благодарности, почти надежды.
— Билл, ты ничего больше не помнишь?
— Что я должен помнить?
— Ты не можешь вспомнить кино, в котором был?
— Какой-то вестерн. Не знаю.
— Но, Билл, ты должен вспомнить. Ты...
Он прервал меня.
— Они мне не верят. А если не верят, то зачем все это? Зачем?.. —
Его голос прервался. — Ты один мне веришь.
357
— Я верю тебе.
— Никогда бы не предположил. Мне и не снилось никогда, что
именно ты...
— Это потому, что я был никудышным отцом.
— Нет, папа. Нет. Ты старался. Это из-за меня. Я нс мог понять.
Я... — Его голос сломался. — Ты видел Джин?
-Да.
— Она... она тебе сказала?
— Что она должна была мне сказать?
Я ждал в напряжении. Не признается ли он теперь, что все же воз-
вращался туда? Но Билл молчал, глядя на меня тоскливо и жалобно.
Наконец он сказал:
— Она говорила, как переносит все это? Ведь она не верит в мою
вину, правда?
Он вдруг приободрился, словно наконец нашел опору, которой мож-
но доверить себя. Что я мог ему ответить?
— Она любит тебя. Что бы ни произошло, она не изменится.
— Она не должна меня любить! — почти крикнул он. — Чем, черт
возьми, я заслужил ее любовь?
Он замолчал. Я снова услышал знакомый голос Энджи Шелдон:
«Почему вы все берете на себя, Джек?» И вдруг впервые до меня дошло:
мой сын совсем такой же, как я: за проклятой буффонадой и внешней
агрессивностью — такая же неуверенность и ранимость.
И не только вокруг Билла — вокруг меня тоже затягивается сеть.
И я должен спасти его — или умереть.
Мысли прояснились. Я вспомнил о ключе Джин; только Билл знал,
где он находится. Нужно изъять ключ, прежде чем его обнаружит Трэнт.
Что сказал Трэнт? «Это не ловушка». И на этот раз я ему ве-
рил. Я был уверен, что здесь нет диктофонов. Трэнт мог сражаться
со мной не на жизнь, а на смерть, но такой метод не станет исполь-
зовать.
И я сказал тихо:
—Джин рассказала мне о своем ключе. Если Трэнт обнаружит его...
Ты понимаешь. Где он? Я уничтожу...
Билл округлил глаза:
— Ключ?
— Теперь ты можешь мне доверять. Во всем. Может ли Трэнт его
обнаружить?
Он молчал долгую минуту. Потом сказал:
— Я не знаю, о каком ключе идет речь.
— Он был в сумочке, в той сумочке, которую Джин оставила на Файр-
Айленде.
Он покачал головой.
— Я ничего не знаю ни о каком ключе.
— Он был в сумочке.
358
— Я отнес ей сумочку.
— И ты не вынимал из нее ключ?
— Я даже не знал, что там лежит ключ.
— Билл, ты поклянешься, что ничего не знаешь о ключе?
— Да, папа, клянусь. Я не солгал бы тебе. Теперь — не солгал бы.
Внезапно он перестал владеть собой, сделал быстрый шаг в мою
сторону и прижался ко мне.
— Папа, спаси меня!
Я забыл о ключе. Забыл обо всем, кроме того, что он прильнул ко
мне и опустил голову на мое плечо.
— Все будет хорошо, — сказал я.
— Папа, если бы тогда... Если бы я смог понять, я... Не надо бы-
ло стараться возненавидеть. Я не хотел тебя ненавидеть. Это из-за
мамы...
Я обнял его крепче. У меня сдавило горло, но на душе было необычно
легко. Стена меж нами рухнула, и это было как чудо. Впервые за много
лет я почувствовал, что жить стоит; и вместе со счастьем я ощутил почти
сверхчеловеческий прилив силы.
Я могу его спасти. Я могу все — потому что он снова мой!
— Не расстраивайся, Билл. Ничего...
Вошедший Трэнт задержался в дверях.
— К сожалению,.вам уже пора, — сказал он.
За его спиной возник полицейский. Билл сразу же ушел с ним. Мы
с ним даже не взглянули друг на друга.
Но Трэнт на меня смотрел. В первый раз его лицо казалось совер-
шенно обнаженным, а в глазах я увидел непритворное сочувствие.
— Теперь вы понимаете, зачем я вас сюда пригласил.
Я машинально прислушивался к его словам.
— Я хочу помочь. Не надо пытаться прошибить лбом стену. Вы слы-
шали, Билл наследует состояние. Он знал, что наследует. Поверьте мне,
мистер Дьюлат. Вы должны мне верить. Нет в этом мире суда, который
бы его оправдал. — Он сделал шаг в мою сторону и прибавил резко: —
Вам следует смириться. Бога ради, оставьте это в покое. И прошу вас,
поговорите с адвокатом. Сделайте то, что вам посоветует Макджайр.
Кончайте с фантазиями. Это убьет вас...
Полицейский, опечаленный победой... Ошибка природы. Испол-
ниться признательности? Считать его лучшим из людей? Меня уже не
растрогаешь. Неожиданная, нежеланная сердечность, но Трэнт — просто
еще один враг, — как Энджи, как Джин, как все, кто старается убить
Билла своей доброжелательностью.
— Я еду в город. Я отвезу вас домой.
В этот момент я открыл, что умею безгранично ненавидеть. Мне
осталась только ненависть.
— Идите к дьяволу, — сказал я.
Я отвернулся и вышел.
359
Глава 18
Домой добрался на такси. Я знал, что должен связаться с адвокатом
Билла, но хотел сперва несколько минут побыть в одиночестве, немного
остыть.
Леора отворила дверь, прежде чем я успел повернуть ключ в замке.
Она возникла передо мной — грозная фигура матери, бросающей вызов
всему свету.
— Мистер Дьюлат, Билл наверняка этого не делал!
— Конечно.
— Он немного шалый. Дикарь. Временами так хочется вздуть его
как следует. Но этого — не делал. Наверняка.
Леора и я. Два защитника...
Когда я прошел мимо нее, направляясь к холлу, она сказала поспешно:
— Здесь ваш брат. Пришел какой-то адвокат. Хотел говорить с вами.
Я не знала, где вы. И не собираюсь разговаривать ни с одним адвокатом.
Я позвонила вашему брату.
— Адвокат еще здесь?
— Нет. Пару минут как уехал.
Я вошел в комнату. Питер стоял возле камина. Айрис, на диване,
курила. На подушках вокруг нее были разбросаны газеты.
«Люди театра! — подумал я с горечью. — Купили все газеты, как
если бы речь шла о рецензии на новую пьесу...» Я знал, что они меня
любят, что они умные й хотят помочь. Но сейчас их отсутствие пред-
почтительнее.
При виде меня Айрис встала. На лицах обоих — знакомое выра-
жение. Выражение лица лейтенанта Трэнта. Пора привыкать.
Питер заговорил первым:
— Добрый день, Джек.
— Добрый день.
— Где ты был?
Я сел, потому что очень устал. При этом выбрал самый дальний стул.
— Легко угадать: в городе; пытался кое-что сделать.
— Джек, дорогой, здесь был адвокат Макджайр, — сказала Айрис.
— Я знаю, Леора сказала.
— Это отличный парень, Джек, — вступил в разговор Питер. —
Я знаю его по своей работе...
Слышал. Ночью. На углу, перед комиссариатом...
— Ты это уже говорил.
Питер взглянул на меня озабоченно. Сейчас разразится тирадой —
во имя моего благополучия. Пришлось попросить:
— Я очень устал. Давай на время отложим разговоры.
— Макджайр хочет увидеться с тобой, Джек. Это очень важно. Он,
наверное, уже добрался до своей конторы. Может, позвонить ему и
сказать, что ты здесь?
360
— Почему это так важно?
— Потому что... — Питер смешался.
— Разреши, Питер, я скажу. — Айрис подошла ко мне. Красива
и оГлятельна, как всегда, но, как и Леора, сейчас она прежде всего
мать. — Джек, дорогой, ты продолжаешь считать, что Билл невиновен,
не так ли?
— Неужели все люди на земном шаре должны меня об этом спра-
шивать? Да, он невиновен.
— И сегодня утром ты искал доказательства?
-Да.
Она положила руку на мое плечо.
— Тебе удалось что-нибудь найти, Джек?
Прижавшийся ко мне Билл. Это видение уже не прибавляло
мне мужества, наоборот, оно наполняло меня ужасом. «Папа, спаси
меня!»
— Я ничего не нашел.
Айрис минуту молчала.
— У всех других есть алиби. Адвокат нам сказал.
-Да.
— И... Джек, адвокат сказал нам еще кое-что. О завещании Ронни.
— Знаю.
— Знаешь? Откуда? — вмешался Питер.
— От Трэнта.
Снова заговорила Айрис:
— Ронни завещал все деньги Биллу. — Она сильней стиснула мое
плечо. — Джек/дорогой, это очень трудно... Я прошу тебя, постарайся
не возненавидеть меня за то, что я сейчас скажу. Я знаю, что ты чув-
ствуешь. И я, и Питер тоже верим... Но одна только убежденность в его
невиновности... понимаешь, налицо все доказательства... Джек, ведь это
его не спасет?
Вся она была любовь и сочувствие, но меня это уже не могло тронуть.
Я знал, что враг — это враг.
— Нет, — сказал я. — Одна только убежденность в его невиновности
не спасет.
— Так вот, Джек, этот адвокат... он отличный специалист. Это точно.
И тебе нужно понять, что он должен прежде всего иметь в виду правовые
аспекты проблемы. Он знает законы. И знает суд присяжных. Он сказал
нам, что при таких доказательствах нет и одного шанса на миллион, что
Билл будет оправдан. Разве что...
Ее голос прервался.
— Ах, ну как мне это сказать? — Она беспомощно посмотрела на
Питера. — Джек, дорогой, пожалуйста, выслушай меня. Может, что-
нибудь переменится. Никогда нельзя предвидеть... Но пока Макджайр
считает... Для этого потребуется твое согласие... Макджайр считает...
Она закрыла лицо руками. Питер тихо, но решительно закончил:
361
— Макджайр утверждает, что, принимая во внимание Фелицию и
неуравновешенность Билла, нашей единственной надеждой является
зашита по линии душевного заболевания — временной невменяемости.
На это ты должен дать свое согласие, Джек. Макджайр должен под-
готовить психиатров... и вообще. Он заверил нас, что при нашем
материале временная невменяемость может обеспечить нам неплохо!!
шанс.
Неужели я всегда буду ошибаться? Неужели, когда я подумаю^ что
уже упал на дно пропасти, предо мной разверзнется следующая бездна?
Я снова увидел Фелицию, прыгающую из окна...
Меня захлестнуло отчаяние. Я смотрел на Питера, но думал о Биллс.
«Этот адвокат, папа... Все эти вопросы... Расспрашивал меня, как идиота
или недоумка...» И о Трэнте: «Вам следует смириться... Делайте то, что
вам посоветует адвокат».
То, что посоветует адвокат!
Айрис сказала:
— Джек, я знаю, что это ужасно. Но мы оба с Питером много ду-
мали... Это единственная надежда...
— Да, — сказал Питер.
— Доказать, что Билл ненормальный? — спросил я.
— Временная невменяемость.
— Лучше — смерть.
Я встал. Держаться! Если теперь не повернуть волну, она поглотит
навсегда и Билла, и меня...
Я смотрел на брата и его жену, и ненавидел их не потому, что это
были Питер и Айрис, но потому, что успел научиться очень важной
вещи: когда ты прижат к стене, единственным оружием становится
ненависть.
— Думать надо, а не подлаживаться к юридическим зацепкам. Пой-
мите главное: Билл невиновен. Все думают, что я просто пытаюсь об-
мануть себя, чувствуя вину, потому что Фелиция... К черту, меня не
касается, о чем вы думаете! Но Билл невиновен — потому, что он не-
виновен! А раз невиновен, это можно доказать. А если можно доказать,
я это докажу. А если какой-нибудь юрист будет здесь крутиться и болтать
о невменяемости, я его с лестницы спущу.
Теперь фора за мной, но надолго ли? Последние резервы исчер-
пываются быстро...
Они оба смотрели на меня. Лицо Айрис по-прежнему выражало толь-
ко жалость. Но выражение лица Питера изменилось. Его глаза заблес-
тели по-новому; я знал его очень хорошо — и ощутил легкую дрожь
триумфа.
Питера нелегко убедить — но еще труднее вогнать в отчаяние.
Я почти мог прочесть его мысли: «Бог мой, если Джек так уве-
рен, то...»
Так мы и стояли втроем, и вдруг Питер сказал:
362
— О’кей, Джек. Мы спустим адвоката с лестницы. Что будем делать
дальше?
— Но, Питер... — воскликнула Айрис.
Айрис уже не в счет. Если я добыл Питера, то добуду и Айрис.
Брат намного практичнее меня. Через минуту инициатива перешла к
нему, полному новых идей.
...Прежде всего — алиби всех заинтересованных. Ясно. Пробовал ли
кто-нибудь по-настоящему изучить вопрос об алиби Билла? Поискать
кинотеатр? Мы знаем, что шел вестерн, знаем примерно, где кинотеатр
находится. Билл, наверное, бросался в глаза. Может, кто-нибудь из
кассирш опознает его? Проверял ли кто-нибудь алиби Джонсона? Нет
ли сомнений в том, была ли Джин заперта в комнате? И как обстоит
дело в отношении Энджи и Гвендолин Снейли? Может, только гово-
рят, что были вдвоем? Ну и, наконец, театр. Лейтоны и Трэнт утвер-
ждают, что Мэгги их там видела. Но разговаривал ли я непосредственно
с Мэгги?
Его свежий энтузиазм подействовал на меня живительно. Я позвонил
в контору Мэгги. Да, она и ее муж встретились с Лейтонами у входа в
театр, а потом разговаривали с ними в антракте. Однако это меня не
обескуражило. Когда я кончил задавать вопросы, Мэгги спросила:
— Джек, вы придете сегодня? Я хотела бы, чтобы вы зашли в контору.
— У вас есть что-то важное, Мэгги?
— Сама не знаю. Но, пожалуй, вам следует об этом знать, а я не могу
говорить по телефону... вы понимаете...
— Сейчас буду.
Я рассказал Питеру о Лейтонах и билетах. Его это тоже не смутило.
Он заявил, что этот факт следует проверить. Наше настроение изме-
нилось поразительно; даже Айрис нельзя было узнать. Мы принялись
за составление плана. Айрис должна была заняться Джонсоном. Питер
возьмет фотографию Билла и начнет обходить с ней кинотеатры.
Чувствуя прилив энергии, я подумал р ключе Джин. Подозрения,
что Билл мог мне лгать, теперь исчезли окончательно. Он наверняка не.
лгал. Следовательно, кто-то другой вынул ключ из сумочки. Кто? Кто
имел к ней доступ до того, как она была возвращена Джин? Ответ на-
шелся немедленно. Никто на Файр-Айленде не мог вынуть ключ. Но
Билл оставил мой автомобиль в гараже и поехал на метро к Сильвии
Раймер. И уже от Сильвии пошел на Пятьдесят восьмую улицу. Значит,
Сильвия Раймер могла вынуть ключ — Сильвия Раймер, одна из не-
доношенных «гениев» Ронни, тайно ненавидящая Ронни так же сильно,
как и Билл. Сильвия, которая любила Билла и отчаянно ревновала его
к Джин!..
Голос Питера прервал поток моих мыслей.
— А что ты будешь делать?
Я удержался: не стоит пока посвящать Питера и Айрис в историю с
ключом. Они начнут сомневаться в Билле, и тогда я потеряю все, чего
363
добился. Нет, пусть пока Сильвия Раймер останется моей частной соб-
ственностью.
— Я еду к Сильвии Раймер, — сказал я.
— К Сильвии Раймер? — повторил Питер. — Зачем?
— Она самая близкая приятельница Билла. Она может кое-что
знать. — И для отвода глаз добавил: — А потом я поеду к Мэгги.
— Отлично. Потом мы встретимся здесь и сравним результаты.
-Да.
— И набросаем план дальнейших действий.
-Да.
Я уже хотел выйти, но Айрис подбежала ко мне и обвила руками
мою шею.
— Джек, дорогой мой, мне так неприятно... Именно я оказалась
пессимисткой. Это я думала, что дело безнадежно. Адвокат убедил меня,
Джек...
— Все в порядке, дорогая.
— Мы спасем его, Джек.
— Да, — сказал я. — Мы спасем его.
Теперь мой голос не звучал глухо.
Глава 19
До Перри-стрит я добрался на такси. После тьмы отчаяния — ис-
кра надежды... Подумал ли кто-нибудь вообще о Сильвии Раймер как
о подозреваемой? Проверил ли Трэнт хотя бы ее алиби? Она обви-
няла меня — но возмущение может быть притворным. Она с головой
втянута в недобрую любовь Билла к Джин. Она сама сказала: «Я — мама
Билла».
А если это она взяла ключ — и расправилась с ненавистным Ронни?
Все это не особенно хорошо стыковалось в моих мыслях, но прене-
брегать этим я не мог. Во всяком случае, это — первая приоткрытая
дверь, через которую Билл, может быть, вырвется на свободу. Но надо
быть осторожным. Преждевременное обвинение может все испортить.
Нужно дождаться подходящего момента.
Я прибыл на место. Днем этот район куда оживленнее, чем ночью.
На тротуаре играли дети; молодежь сидела на ступеньках, бездельничая
на весеннем солнышке. Может, Билл также сидел здесь — в далекие
дни, отсеченные от настоящего прошлой ночью? Может быть, именно
здесь он выслушивал монологи Сильвии Раймер о поэзии, о ее стипен-
дии, о «Риме — Париже сегодня»? Я припомнил сцену из доисторичес-
кого прошлого: наш разговор, когда я впервые услышал от Билла имя
этой девушки. «Она необычайная, я никогда в жизни не встречал такого
необычайного человека».
Сильвия Раймер...
364
Я поднялся по запущенной лестнице на четвертый этаж и нажал
звонок. Дверь отворилась сразу же. Она стояла на пороге все в той же
блузе и том же поношенном свитере, всматриваясь в меня через стекла
скошенных очков, Она узнала меня только через несколько секунд.
Должно быть, слепа, как крот. Осознав наконец, кто я такой, она спро-
сила поспешно:
— Что-нибудь новое?
— Нет.
— Войдите, пожалуйста.
Она почти втолкнула меня в прихожую и закрыла дверь. Мы вошли
в комнату. Постель не убрана. Письменный стол по-прежнему завален
бумагами; банка с остатками вина... Словно всего минуту назад закон-
чился кошмар прошлой ночи, словно машина лейтенанта Трэнта только
что тронулась к комиссариату.
Сильвия сунула в рот сигарету и закурила. Руки ее тряслись.
— Вы его, наверное, не видели?
— Видел.
— В самом деле? — Она уставилась на меня пылающими ненавистью
глазами. — Странно. Я думала, что вы скорее проведете сегодняшний
день, скорбя над останками Ронни Шелдона.
Еще несколько часов назад неумолимая мстительность Сильвии по-
действовала бы на меня угнетающе. Однако теперь я уже был невос-
приимчив к ней. Я сел на край незастеленной тахты.
— Скажите, почему вы меня так не любите?
— А разве трудно догадаться? Я дружу с Биллом.
— И каждый, кто дружит с Биллом, должен не любить меня?
— А разве может быть иначе? Не думаете же вы, что Билл был счаст-
лив с вами? Бог мой, ведь ему только исполнилось девятнадцать! Если
бы он нашел дома крупицу понимания или любви...
— А разве я ему отказывал в этом?
Она выдохнула струйку дыма, словно это была отравленная стрела.
— Сын должен уважать отца, если находит в нем опору. Разве не это
лежит в основе психологии ребенка?
— А он меня не уважал?
— Как он мог уважать вас, если вы всю жизнь лизали ботинки Ронни
Шелдону и продали душу этому чудовищу?
Я пришел сюда не для того, чтобы реабилитировать себя как отца, и
не для того, чтобы защищать свою дружбу с Ронни, и все же ее молодое,
упорное презрение огорчило меня. Я сказал:
— К чему вся эта болтовня о чудовищах? Или вы думаете, что мой
сын — тепличное создание, требующее нежности двадцать четыре часа
в сутки? Ваш отец так любил вас, мисс Раймер? И не желал иметь
другого друга, кроме вас?
— Друг! — воскликнула она. — Ронни Шелдон — друг!
— Вы можете упрекнуть его в чем-нибудь?
365
Она стремительно повернулась.
— Вы хотите знать, могу ли я в чем-то упрекнуть Ронни Шелдона?
Вы хотите услышать, как поступил он со мной?
Я не хотел этого слышать. Я уже был сыт по горло заявлениями
Сильвии, я просто устал от них. Но я знал, что это единственно верная
линия поведения: только этим путем я мог что-то узнать от нее.
— Да, я хочу знать, почему вы считаете Ронни Шелдона таким
плохим?
Она начала метаться по неубранной комнате, захлестнутая гневом
и ненавистью. Бог мой, что мог ей сделать Ронни? Пробудил в ней
надежду относительно «длинного романа в стихах»? «Писатели!» — по-
думал я. И во мне проснулся редактор. Писатели с их кичливостью
и претенциозностью! Безил Лейтон, Гвендолин Снейли, Сильвия
Раймер...
— Это было несколько лет назад. Мне тогда было двадцать лет...
почти двадцать один. Я как раз приехала из Покателло в штате Айдахо.
Жаль, что вы тогда меня не видели. Я была гибридом Шелли и ма-
ленькой Нелл1. И уже. написала роман в стихах. Не Бог весть что, ра-
зумеется, но тогда я думала, что это величайшее произведение со времен
«Фауста». Я посылала рукопись в разные издательства. Роман возвра-
щался с непоколебимым постоянством. Наконец он попал в издатель-
ство «Шелдон и Дьюлат». И на этот раз не возвратился. Вместо него я
получила письмо, в котором мне сообщили, что мистер Шелдон очень
заинтересовался романом; меня приглашали зайти в контору. Вы можете
себе представить, какой это был Великий День! Шелли признан! А ма-
ленькая Нелл дрожала от эмоций! Знаменитый издатель, знаменитый
открыватель гениев, знаменитый миллионер! Я разоделась с головы до
ног. Одолжила длинный мундштук для сигарет. Оставила очки дома,
хотя без них не могу в трех шагах заметить корову... Вы знаете: «Из-
вестно, мужчины девицам в очках внимание редко дарят...» Итак, я
отправилась в его -контору, готовая побеждать талантом и обаянием —
воительница из Покателло. Могла ли я проиграть?
Она остановилась напротив меня с сигаретой, свисающей из угол-
ка рта. Когда она присела на край стола, ширина ее бедер стала еще
заметней.
— И я не проиграла. И это самое смешное! Я влетела в контору,
постукивая высокими каблуками и размахивая мундштуком, — и там
был Он: Перевозчик из Страны Снов. И он заговорил. Мой роман. —
достижение в мировом искусстве. Похвалы изливались из него, как пиво
из теплой бутылки. Ах, он намерен издать этот роман, поднять вокруг
него шум, подарить миру новую Гвендолин Снейли. И это еще не конец.
1 Перси Биши Шелли (1792—1822) — знаменитый английский поэт-лирик;
маленькая Нелл — героиня романа Ч. Диккенса «Лавка древностей», воплощение
сентиментальной наивности.
366
Он явно поддался моим женским чарам. Пригласил меня на ленч. Мы
были созданы друг для друга во всех отношениях. Вы никогда не ви-
дели ничего подобного! И когда я с трудом добиралась до дома, малость
окосевшая от бесчисленных мартини, до меня вдруг дошло, что он при-
гласил меня на ужин вдвоем и что я приняла приглашение. Я побежала
к зеркалу, кстати, треснувшему. Я пялила на себя глаза и напевала: «Он
меня любит! Великий Ронни меня любит!»
Теперь я слушал внимательно. Но особенно растроган не был. Эн-
тузиазм Ронни, когда дело касалось открытых им гениев, приобретал
самые экзальтированные формы. Конечно, печально, что двадцати-
летняя провинциалка приняла обдуманную охоту на автора за начало
романа. Но не так уж и печально. Я, естественно, знал, как закончится
эта история. Сильвия Раймер надеялась на любовные объяснения, а ее
ожидала дискуссия относительно пунктов договора, скорее всего не
слишком выгодного.
— Я отправилась на эпохальное свидание в черном вечернем платье,
которое одолжила на четвертом этаже, все с тем же мундштуком для
сигарет и снова без очков. Я даже поехала в ресторан на такси. Ах, что
за шик! Какой ужин! Какие прекрасные вина, какие долгие взгляды,
полные восхищения! Без очков мне нелегко их ловить, и все же уда-
валось. И наконец неизбежный финал: «Зайдем ко мне на рюмочку».
Естественно, я ничего не имела против. Против? Да я была на седьмом
небе! Швейцар и портье с поклонами усадили нас в такси, и мы поехали
на квартиру Ронни.
— На квартиру? — прервал я ее. — Но у Ронни есть дом.
— Разумеется, у него есть дом. Но тут речь шла о романе. В его доме
сестра и множество старых верных слуг...
Мы приехали. О, это была настоящая Сладкая Жизнь. Притушенные
лампы, приглушенная музыка, бутылка шампанского, скромно выгля-
дывающая из ведерка со льдом. Жаль, что вы не видели, как я опускалась
на роскошные диванные подушки... И жаль, что вы не видели сидевшего
рядом со мной Ронни, губы которого жаждали моих губ. Только вот сел
он рядом со мной не сразу. Сперва он взглянул на часы. Не спрашивайте
меня, как я это заметила, но я заметила. И подумала: «Боже, не ждет ли
он кого-нибудь?» Но я не успела огорчиться, так как именно тогда, когда
дрожь моей молодой любви начала замирать, Ронни опустился на диван,
бормоча какие-то нежные слова. И как раз, когда он приступил к делу,
часы пробили одиннадцать. И как раз, когда часы пробили одиннад-
цать, я услышала движение в холле...
Дрожащая рука вынула сигарету изо рта.
— Я сказала поспешно: «Кто там?» и хотела отодвинуться. Но Шел-
дон прижал меня крепче и впился в мои губы. И тогда, именно тогда из
холла донесся женский голос. Это был самый страшный звук, какой я
слышала в своей жизни. Как если бы кто-то ее душил. «Ронни, — пов-
торяла она. — Ронни, Ронни...»
367
Сильвия раздавила сигарету в пепельнице.
— Этот момент Ронни выбрал для того, чтобы вздрогнуть и сорваться
с места, словно его застали врасплох. Я продолжала сидеть на диване.
Голос этой женщины звучал в моих ушах, как похоронный колокол.
А Ронни никогда не был таким невинным, таким благовоспитанным.
«Добрый вечер, дорогая, — сказал он. — Я забыл, что это наша ночь».
Женщина все еще стояла там, недоступная для моих глаз, — темный
силуэт на фоне двери в холл. «Ронни...» — снова простонала она. И он
ответил: «Моя дорогая, вышло не совсем ладно. Но ты современная
женщина. Понимаешь, что даже в случае самой приятной связи мужчине
необходимы время от времени маленькие перемены. Свежесть моло-
дости...» Женщина не сказала ничего; она повернулась и выбежала.
Я услышала, как хлопнула наружная дверь. А Ронни снова опустился
на диван. «Это будет для нее хорошей наукой, — буркнул он. — Незачем
разыгрывать роль супруги, если речь идет о мимолетном увлечении».
И снова сноровисто начал гладить мои плечи и волосы.
Ее губы сжались в тонкую линию.
— Я отскочила от него, как от прокаженного. «Вы знали, что она
должна прийти! И поэтому вы привели меня сюда!» Он ответил: «Это
лишь одна из причин, дорогая. Тебя саму по себе я тоже считаю не-
плохим кусочком, превосходным изделием Покателло в штате Айдахо,
края, который по странному стечению обстоятельств до сегодняшнего
вечера не сыграл большой роли в моей жизни». И начал подталкивать
меня обратно к дивану. А я сказала... Не важно что. Кого это касается?
И — сбежала. Полдороги до дома промчалась бегом, всхлипывая и насту-
пая время от времени на мою черную юбку. Жутко тянуло на рвоту...
Она помолчала, передернула плечами.
— Это был конец маленькой Нелл. А также Шелли. На следующий
день мне прислали от «Шелдона и Дьюлата» мою рукопись с отказом
по форме, на печатном бланке.
Она взглянула на свои неухоженные, испачканные чернилами руки
и подняла взгляд.
— Теперь ясно, почему я считаю Ронни Шелдона чудовищем?
Я слушал в тягостном напряжении, болезненном, как зреющий на-
рыв. Я отдал бы не знаю что, чтобы не поверить ей, счесть ее попросту
злой, докучливой неврастеничкой. Но я знал с безнадежной уверен-
ностью, что эта печальная история не выдумана. В ее рассказе звучала
искренность столь же подлинная, как и ее естественное, здоровое отвра-
щение. А если этот жестокий эпизод достоверен, то существуют и другие
подобные факты.
Признания Джин о муже меня не потрясли, и в определенном смыс-
ле я был готов даже отпустить его грехи. Ронни в гневе, Ронни в горячке
уязвленной гордости. Можно понять и пожалеть. Но это!
Господи, как же я легковерен? Считал себя лучшим другом Ронни —
и ничего не знал о его истинной жизни! Мне даже в голову не
368
приходило, что у него есть квартира — любовное гнездышко. Я наив-
но предполагал, что женщины не играют заметной роли в его жизни.
А ведь он все время относился ко мне как к задушевному другу, своему
советчику, своему второму я. Бесчисленное множество раз он «обнажал
свою душу» передо мной — с покаянной улыбкой, с этой неуверенной,
мальчишеской озабоченностью в глазах. «Как хорошо, Джек, что я могу
тебе все сказать. Человек без друга — пропащий человек...»
Я не моралист. У всех есть слабости. Но теперь... Он обманывал меня
без всякой необходимости! Он вырастил во мне веру в собственную
необходимость, а сам... Зачем? Это не укладывалось в голове. Я чувст-
вовал себя задетым, униженным и испачканным, словно заразился
скверной болезнью. Прошлая жизнь показалась лишенной всякого смы-
сла. Даже Ронни у меня отобрали.
«Джек, почему вы всегда берете вину на себя? Вы очень добрый
человек». Слова Энджи Шелдон вспомнились как издевательство. Доб-
рый человек! Разве отпетый дурак, сентиментальный недоумок может
быть добрым человеком? Я виновен. Сильвия Раймер имеет право меня
презирать. И, что куда важнее, мой сын — тоже.
— И Билл об этом знал? — прошептал я.
— Разумеется. Вообще-то он и так уже давно разглядел Ронни. И эту
историю тоже знает. Я рассказала.. В первый же вечер нашего зна-
комства.
Билл разглядел Ронни. г
Он точно знал, от какой жизни-надо спасти Джин. И чего стоят
другие мотивы убийства — личное унижение и завещанное наследст-
во, — по сравнению с этим?
Прежде чем я успел сдержаться, прежде чем подумал, что говорю, я
спросил:
— А вы, Сильвия... вы считаете, что это Билл его убил?
Она откинула волосы назад.
— Бог мой, не спрашивайте об этом. Откуда я могу знать? Но считаю,
что если он это сделал, его следует с триумфом пронести по Бродвею.
У меня болела голова. Я снова чувствовал себя так, как в прошлую
ночь.
— И все эти дни, все эти недели он знал, что Ронни таков... и что он
должен думать о Джин...
— Да. Именно так. А его отец сидел вечерами дома, штопал носки
Ронни! И это было одной из причин, почему я его любила, бедного
неудачника. И не поймите меня плохо. Я знала, что моим он никогда
не будет. Я — старое чучело. Свои иллюзии я оставила в Покателло. Не
знаю даже, хочу ли я его вообще. Но кто-то должен его любить, кто-то
должен вознаградить его за преступную мать, которая выбрасывается
из окна без мысли о сыне, и отца — раболепствующего, трусливого
подхалима.
Я уже не обижался.
369
— Почему он никогда мне ничего не говорил? — спросил я.
— О чем?
— О Ронни. Что он был таким.
Она приоткрыла рот от удивления.
— Значит... значит, вы об этом не знали? Это не входило в круг ваших
обязанностей? Вы не занимались доставкой птенчиков в любовное гнез-
дышко Великого Ронни?
— Я не знал даже, что у него есть квартира! — вырвалось у меня. —
Я вообще не догадывался, что его интересуют женщины. Я...
Внезапно она оказалась рядом со мной на тахте.
— Вы...
Я хотел отстраниться, но она вдруг обняла меня испачканными чер-
нилами руками. Ее шерстяной свитер щекотал мне нос.
— Значит, вы не знали? И теперь это свалилось на вас! Боже, что за
кошмар! Верить в Ронни все эти годы, вкладывать так много в эту друж-
бу... А я думала... и Билл думал...
Чтобы в придачу ко всему Сильвия Раймер и меня окружила мате-
ринской заботой — этого я не мог вынести. Я отодвинулся от нее.
— А что вы думали? Что я цинично помогал ему? И поэтому вы меня
презирали? А то, что я был идиотом, меня, стало быть, оправдывает?
— Но это совсем другое! О Боже, если бы вы знали, что я сейчас
чувствую...
Ее рука продолжала сжимать мое плечо. Я встал.
Никогда в жизни я не чувствовал себя так глупо.
— Подумать только, что я пришел сюда, чтобы обвинить вас в
убийстве!
— В убийстве?
— Это из-за ключа. Я не хочу в это вдаваться, но я считал, что вы его
взяли и...
— И убила Ронни? — Она невесело рассмеялась. — Это не так смеш-
но, как кажется. Я давно убила бы Ронни, если бы хватило мужества.
Но я этого, увы, не сделала. И придется согласиться. Вчера вечером
здесь торчали трое приятелей. Ушли за несколько минут до прихода
Билла. Лейтенант Трэнт уже проверил. Алиби твердое, как скала.
Сильвия встала. Она понимала: сочувствие унизительно. Несколько
смущенно она сказала:
— Извините меня. Я скверно себя вела. Я должна была понять рань-
ше. Должна была уяснить, что вы — единственная поддержка Билла.
Потому что я...
— Потому что вы?
Она повела плечами, словно издеваясь над собой.
— Вчера ночью я отлично отвела душу, осыпая вас оскорблениями.
Потом досыта наревелась, пока не заснула. Сегодня утром я выглядела,
как смерть. «Билл! — думала я. — Бедный, дорогой Билл, если бы я
могла спасти!» И что же я сделала? Съела скромный обед: коробку сар-
370
дин. Выкурила пачку сигарет. Даже написала стихотворение. — Она
перевела дыхание. — И все. Только у вас хватило храбрости, чтобы
действовать. Только вы один боролись.
Я чувствовал, что между нами протянулась нить симпатии, а ведь
еще минуту назад это было невозможно.
«Как я все запутал? — подумал я. — Трэнт на моем месте твердо и
последовательно стремился бы к цели — отыскать убийцу и загнать его
в западню. Я же до сих пор только и открыл, что Сильвия Раймер —
очень славная девушка со стопроцентным алиби. А это мне сейчас ни к
чему. Я должен продолжать поиски убийцы».
Без всякой надежды я задал все тот же вопрос:
— Знаете ли вы что-нибудь, что могло бы мне помочь?
Она слабо улыбнулась.
— Нет, мистер Дьюлат, я ничего не знаю. Ну, разве что о его секрете.
— О его секрете?
— Да. Я не знаю, что это, но он это очень ценил. Прятал в кровати,
в закрытой коробке. Вчера, когда он пошел к Джин, я заметила, что
коробка открыта и пуста. Думаю, что это была...
- Что?
— Наверное, какая-то памятная вещица, оставшаяся от матери. Билл
никогда не говорил о ней, даже не упоминал, но я уверена, что постоян-
но о ней думал.
Даже теперь призрак Фелиции появился рядом со мной...
Я направился к двери. Сильвия — за мной. В холле она спросила несмело:
— Ничего не изменилось? Вы по-прежнему считаете, что Билл не
виновен?
-Да-
Она протянула мне руку.
— Если вы простите меня, я поклянусь, что никогда не буду ни о
ком судить опрометчиво.
Я пожал ее руку.
— Прощаю, — сказал я.
Она отворила дверь. Упала на бок пустая коробка для мусора.
— Спасите Билла. Вы сможете. Вы стоите десяти таких, как я.
Глава 2 О
Я дошел до ближайшего перекрестка. Сильвия Раймер — не прес-
тупница. Я подозревал ее потому, что мне отчаянно требовался убийца,
а я не находил никого другого. Наш разговор отбросил меня на не-
сколько шагов назад. У Сильвии — несокрушимое алиби; она не брала
ключ. Неужели Билл мне соврал? Билл, который знал о Ронни много
больше, чем я, и у которого имелся куда более серьезный мотив убий-
ства, нежели полагал лейтенант Трэнт?
371
«Думаете, что он мог это сделать...»
Бросив вызов Питеру и Айрис, я победил отчаяние. Теперь я чувствовал,
как оно снова вползает в меня, словно червь. Нет, нс как червь. Оно — нс
только во мне. Весь мир заражен им; оно исказило все: детей, играющих
на улице, женщин, идущих за покупками, даже солнечный свет.
Схватка не на жизнь, а на смерть; должен выстоять! «Вы сможете.
Вы стоите десяти таких, как я». Я цеплялся за эти слова Сильвии — но
понимал, что они не имеют особого значения. Поверхностный энту-
зиазм, как и предшествующее ему отвращение. Но нельзя пренебрегать
каждой соломинкой.
«Вы сможете».
Я остановил такси и хотел ехать домой, но вспомнил Мэгги и ее
слова: «Пожалуй, вам следует об этом знать». Какая-то цель — лучше,
чем ничего. Я назвал водителю адрес издательства.
Я не предполагал, что посещение конторы окажется столь тягостным
испытанием. Телефонистка и служащие смотрели на меня, как на при-
видение. Я шел к своему кабинету, как сквозь строй. В душе я молился,
чтобы не натолкнуться на одного из редакторов: они непременно оде-
нут сочувствие в слова. Но Мэгги в этот момент я мог вынести. Она
сочувствует мне; и чувство сохранит в себе.
При виде меня она встала.
— Я рада, что вы пришли, Джек.
Я кивнул.
— Я должна была сказать этому полицейскому о Лейтонах и о театре.
К сожалению, так оно и было. С этим ничего не поделаешь.
— Я знаю.
— Джек, дорогой, то, что я хочу вам сказать... Возможно, говорить
об этом не в интересах издательства. Но вы должны знать.
Я сел. Ну и вымотали меня сегодня! Сил, как у немощного старика...
— Речь идет о Гвендолин Снейли.
— О Гвендолин?
— Помните, Ронни велел нам не выболтать Гвендолин Снейли, что
он женат?
Вчера! Это было только вчера!
-Да.
— Я думала, что это просто выходка в его стиле; мисс Снейли при ее
характере вполне могла бы распушить перья, узнав о том, что Ронни
женился, когда она в поте лица работала над новым произведением.
Я полагала, что речь шла только об этом, а Ронни снова разводит свою
дипломатию. — Она посуровела. — Но речь, оказывается, шла о серьез-
ном деле. Это мне Арлена сказала...
Арлена с незапамятных времен — секретарша Ронни.
— Сегодня утром из газет мы узнали... Арлена и я, мы обе уверены,
что Билл не виноват. И Арлена мне сказала. Я позову ее сюда, ладно?
Пусть лучше она сама расскажет.
372
— Разумеется, позовите Арлену.
Мэгги вышла и через минуту возвратилась. Арлена всегда считалась
главной занудой нашей конторы. Она никого не признавала, кроме
Ронни, но отличалась компетентностью и скрытностью врача. Она вош-
ла в кабинет, держа в руке пачку бумаг, и замерла с равнодушным лицом,
словно я собирался диктовать ей письмо.
— Расскажите ему, Арлена, — сказала Мэгги.
— Ну что ж. Теперь, когда мистер Шелдон мертв, а ваш сын в столь
затруднительном положении, я не вижу причин, чтобы это скрывать.
Мистер Шелдон обещал Гвендолин Снейли жениться на ней.
Я остолбенел. Арлена продолжала:
— Он много лет писал ей любовные письма. Точнее, не писал, а
диктовал мне. Естественно, это не всерьез. Он был слишком хитер. Он
лишь побуждал ее к работе. «У нашей курицы снова запор, Арлена, —
говорил он мне, — думаю, что пришло время прописать ей очередную
дозу слабительного. Как вы считаете? Что мы скажем ей на этот раз?
Что-нибудь о родстве наших душ? Насколько я помню, это всегда дей-
ствовало, а мы уже довольно долго не эксплуатировали эту жилу». Она
всегда отвечала ему — умиленная, мурлыкающая от удовольствия; она
шалела от одного имени Ронни и искренне считала его Настоящим
Мужчиной. Такой у нее пунктик.
А перед отъездом Ронни в Европу она чокнулась по-настоящему. Это
было страшное письмо; она писала о своем истощающемся таланте, о
том, что видит выход лишь в самоубийстве и еще Бог знает о чем...
И Ронни понял, что попал в настоящую-передрягу. Он сказал мне: «Это
уже война, Арлена. Если мы хотим иметь этот роман на осенний сезон,
мы должны использовать последнее -средство. Попросим ее выйти за
нас замуж». И попросил. Написал письмо. Это была классная работа.
Роберт Браунинг и Элизабет Барретт1 позавидовали бы такому посла-
нию. Сейчас он едет в Европу, — писал Ронни. — Они должны на
некоторое время расстаться. Но его вера в ее великий талант непоколе-
бима. Она наверняка сумеет закончить книгу. Ее неверие в собственные
силы объясняется тем, что она чувствует себя одинокой. До этого време-
ни она жила исключительно для искусства. Однако пришла пора, когда
она должна разделить жизнь со своим-самым большим поклонником.
И когда он вернется из Европы, почему бы в штате Джорджия не зазву-
чать свадебным колоколам? Продиктовав письмо, он спросил: «Вы не
думаете, что мы зашли слишком далеко, Арлена?» Я ответила: «Да».
А он сказал: «Ах, мы как-нибудь выкарабкаемся. Но только этим спосо-
бом мы можем заставить старую курицу снести яичко». И... В конце
концов вы можете прочитать-это письмо.
1 Элизабет Барретт Браунинг (1806—1861) и Роберт Браунинг
(1812—1889) — выдающиеся английские поэты, супружество которых в 1846 году
явилось сенсацией в европейском литературном мире. Их взаимная любовь в
течение многих лет была для них источником вдохновения.
373
Она подала мне одну из копий, которые держала в руке. Минуло
время, когда какие-нибудь заявления, касающиеся Ронни, могли меня
поразить или потрясти. Я пробежал письмо взглядом. Это было напи-
санное неповторимым стилем Ронни: нежное, шутливое, деликатное,
глубоко искреннее, недвусмысленное предложение.
— И она совершенно обезумела, Джек, — сказала Мэгги. — Ее ответ
был полон благодарности, любви и Бог знает чего еще. Она писала, что
снова принялась за книгу. Что ее жизнь наполнилась светом. И как
вообще сумеет она перетерпеть шесть месяцев его отсутствия? Ничего
удивительного, что, возвратившись женатым, он оказался в сложной
ситуации. Из Англии он, естественно, ей не писал. Думаю, что хотел
любой ценой склонить ее создать книгу.
Пока он был в Джорджии, как-то удавалось выкрутиться. Но когда
она приехала в Нью-Йорк, Ронни должен был ей сообщить. Но... был
убит. Джек, пожалуй, в этом что-то есть, а? Если она открыла обман —
а это возможно, раз она покинула свою башню из слоновой кости, — не
могла ли убить она? Эта история может быть мотивом убийства?
Мотив? Разумеется, это мотив.
Я встал.
— Я пойду к ней.
Мэгги, видимо, терзали угрызения совести.
— Будьте осторожны, Джек. Если вы ее обвините напрасно, то как
автор для нашего издательства она будет потеряна.
— Черт с ней, как с автором нашего издательства!
Арлена была несколько шокирована.
— Я... я хорошо сделала, что рассказала вам?
— Да, вы поступили хорошо. Благодарю, девушки.
Я попрощался с ними. Взял такси и поехал к Гвендолин Снейли.
Я знал, что мне не следует питать иллюзий: у нее алиби. Алиби это
подтверждала Энджи — такая же, как и я, недотепа, которая думала,
что Ронни стоит того, чтобы посвятить ему жизнь. Энджи никогда не
стала бы покрывать убийцу своего брата. Уверен. Но мне нужна надеж-
да — и я надеялся. И не чувствовал ни малейшей жалости. Может быть,
потом, когда я найду время, чтобы перестроиться, когда привыкну нена-
видеть Ронни, я открою, что Гвендолин Снейли не менее несчастная
жертва, чем Сильвия Раймер. Но сейчас пусть дьявол поберет все это!
Когда я приехал на место, портье сказал мне, что Гвендолин Снейли
вышла полчаса назад. Он не знал, куда она отправилась. Я настроил себя
на то, что встречусь с ней лицом к лицу. Ее случайное отсутствие сбило
меня с толку. Рацдраженнный, я вспомнил о Питере и Айрис. Может, они
до чего-нибудь добрались? Может, они уже ждут меня? Я вернулся домой.
Подойдя к почтовому ящику, я увидел, что, кроме обычной почты,
в щель засунуто письмо. Я вынул его вместе со всем остальным. На
конверте не было никакого адреса, даже моей фамилии. Кто-то должен
был принести его прямо сюда.
374
Я вскрыл его еще в лифте. Внутри оказался другой конверт. Вскры-
тый конверт старого письма, адресованного мне в отель «Беверли-Уил-
шир» в Голливуде и возвращенного обратно...
Я смотрел на этот конверт — и мне казалось, что лифт не подни-
мается, а падает вниз... вниз...
Потому что адрес на конверте был написан почерком Фелиции.
Лифт остановился. Я отворил дверь. Письмо жгло руку. Я позвал
Леору. Подумал: если Леора дома, я не смогу прочесть. Только в одино-
честве. В квартире — никого.
Я вошел в комнату. Сел.
Внезапно на стуле напротив меня оказалась Фелиция. Не та Фели-
ция, которую я помнил, но призрак — жуткая, разлагающаяся Фелиция
из могилы...
Я вынул письмо из конверта — три листка голубой бумаги. Эту бума-
гу Фелиция купила когда-то на Рождество...
Мои руки дрожали, когда я начал читать письмо.
«Джек, любимый!
Что я тебе скажу? Я знаю, что никогда не сумею тебе все объяснить.
Я сама ничего не понимаю — ничего, кроме того, что я гнилая и всегда
была гнилой, и что гниль эта рано или поздно должна разъесть человека
до костей...
Ты не знал о том, что когда мы встретились в первый раз, я была
влюблена в Ронни. Я считала его самым очаровательным, самым обая-
тельным человеком. И, естественно, безнадежно недоступным. Это не
было точно определенное чувство, но оно было реальностью, и я пос-
тоянно страдала от него, как от раны, которая никогда не заживает.
И тогда я встретила тебя. Я подумала: «Это мое избавление». И это
стало избавлением, Джек, мой дорогой, ты должен в это верить. Если я
вообще могла быть спасена, то лишь тобой. Ты милый, теплый и доб-
рый — такой, каким должен быть мужчина. И было чудесно. Я была
счастлива. И миллион раз благодарила Бога за то, что он послал тебя.
Я забыла о Ронни, Джек. Проходили недели, месяцы, целые годы,
когда я вообще почти не думала о нем, разве что лишь ради сравнения
с тобой: он казался таким самонадеянным, таким испорченным, таким
пустым. Таким я видела его. А точнее думала, что таким его вижу. Но
почему же тогда... почему? Джек, как это могло случиться? После сем-
надцати лет, после семнадцати лет без изъяна! Я должна была все по-
терять, но ничего не выиграть. Я знала об этом. Все время знала, но
когда он пришел ко мне... Боже, неужели это было только на прош-
лой неделе? В четверг, в день, когда я проводила тебя до самолета.
Из аэропорта я возвратилась домой, Джек. Я была такой, как всегда.
Я думала о тебе, о тех трудах и заботах, которые предстоят тебе в Кали-
форнии. Думала о Билле, который поехал на Побережье. Я даже была
немного рада, что вас обоих нет дома и что я смогу без помех отдать
375
ковер в чистку. Итак, я вернулась, приготовила себе обед, и тогда... тогда
пришел Ронни...
Как мне рассказать тебе об этом? Как могу я сейчас хотя бы думать
об этом? Как могу поверить, что вообще согласилась его слушать? Ах,
я полагаю, что говорил он хорошо. Он дал мне понять, что для него
никогда не существовало никого, кроме меня: но непрерывной мукой
было все эти годы видеть меня женой единственного друга; он сражался
с собой, делал все, чтобы вычеркнуть меня из памяти, клялся себе, что
никогда не попытается ничего мне сказать, пока не стало слишком
поздно...
Он сидел здесь, в этом кресле с фиолетовой обивкой, глядя на меня
покорно, как маленький мальчик. Как если бы вся душа его заключалась
в глазах... как если бы он даже не мечтал сказать мне правду.
И... Джек, что я тогда чувствовала? Пожалуй, я чувствовала себя в
какой-то мере виноватой в том, что жила так счастливо с тобой и Бил-
лом, когда он — моя первая любовь — год за годом втайне страдал.
И еще я чувствовала... Джек, была ли это жалость? Он был такой беспо-
мощный, так нуждался во мне, а ты всегда был таким сильным, дос-
таточно сильным для нас обоих. Хотя ты любил меня, ты никогда, в
сущности, ничего от меня не требовал — ты мог бы обойтись без моей
силы. Да, это была жалость. А также гордость. Я говорила себе: «По-
думать только! Ронни Шелдон, которому может принадлежать любая
женщина... Ронни Шелдон все эти годы сох от любви ко мне!» Вот что
это было: жалость, гордость и то давнее очарование, которое, наверное,
до конца никогда не отпускало меня...
Джек, я не хочу, чтобы ты это понял. Не хочу, чтобы ты жалел меня.
Хочу только, чтобы ты меня выслушал. Трудно в это поверить, однако
так случилось. Мы стали любовниками, и гниль, скрыто бередящая меня
столько лет, снова пробилась на поверхность. При нем меня охватывало
безумие. Все теряло значение. Все, кроме желания снова увидеть его.
И я встречалась с ним снова и снова... И потом... Джек, если бы я не
любила тебя, я не смогла бы это написать; понимаешь? Я бы не захо-
тела, чтобы ты знал об этом позоре, об этом кошмаре, об этом последнем
унижении. Потому что так это кончилось.
Это была четвертая ночь. Мы условились встретиться в его квартире.
В одиннадцать. Он дал мне ключ. Джек, Джек, не жалей меня! Ты дол-
жен меня только презирать. Я пошла. Пришла точно в одиннадцать, и
он знал, что это я вхожу, когда открылась дверь. Я вошла в комнату: он
сидел на диване с девушкой. С молоденькой девушкой, которую сжимал
в объятиях. Он посмотрел на меня и сказал: «Добрый вечер, дорогая.
Я забыл, что это наша ночь. Получилось не совсем ладно, но ты со-
временная женщина. Ты...»
И тогда я поняла. Очень хорошо поняла. Я осознала, что все это
было страшной, коварной ложью. Ронни меня не любил; он ненавидел
тебя. Все эти годы он ненавидел тебя за твою силу и ненавидел меня за
376
мое счастье с тобой и Биллом. Именно в этом все дело. Его радовало,
его приятно возбуждало то, что он сумел уничтожить меня, уничтожить
тебя, что ему достаточно было шевельнуть пальцем, чтобы привести к
падению самую добродетельную жену... Джек, это случилось вчера. Всю
ночь я провела з!десь одна. И уже много часов знаю, что мне остается
сделать. Я не могу вернуться к тебе. Не могу даже взглянуть в глаза тебе
и Биллу. Вы оба любили меня, принимая за другую: сильную и добрую,
за того, кто помогал и вам становиться лучше.
Ах, Джек, любимый! Ты простил бы меня. Но я сама никогда не
смогу простить себя. Я никогда не смогу вынести саму себя, свое тело,
ту гниль, которая живет во мне.
Джек, помни, что я тебя люблю.
Попробуй объяснить это Биллу.
Джек, любимый, попробуй объяснить это Биллу!
Прощай, мой дорогой!
Фелиция».
Глава 21
Я сидел с письмом в руке. Я знал, что для того, чтобы осознать его
содержание, я должен прочесть еще не раз. Но не мог решиться — не
теперь! Я понял достаточно, чтобы объяснить все, что в течение трех
лет оставалось во мраке. Письмо бросило луч света на действительную
трагедию, которая таилась за воображаемыми кошмарами.
Теперь, после рассказов Сильвии Раймер, Мэгги, Арлены, этот пос-
ледний, самый трагический эпизод казался почти неотвратимым.
Я должен был догадаться, что женщина на пороге, черты лица кото-
рой смазала близорукость Сильвии, женщина, призывающая Ронни, —
Фелиция!
«Это был самый страшный звук, какой я слышала в жизни. Как если
бы кто-то ее душил!»
Но я не догадался. Это свалилось на меня без подготовки, и я сидел с
письмом в руке, раздираемый щемящей жалостью к жене и страшным,
запоздалым пониманием истинной натуры Ронни Шелдона. Его неуве-
ренность, с которой я так часто сталкивался и которая делала его таким
дорогим мне, была в действительности ужасающей болезнью. Его дружба,
потребность в моем обществе бь(ли лживыми, как и все остальное. Ему
нужен был друг, чтобы предавать его, чтобы снова и снова убеждаться
в своем могуществе. Все эти годы он жил, как вампир, питаясь нашей
кровью. И внезапно, когда он собрал новый квартет жертв в виде семейства
Лейтонов, роли поменялись; из-за Билла, из-за его любви и молодости,
Ронни сам стал жертвой. Ничего удивительного, что в сцене с Джин, ко-
торую я, идиот, столь неверно истолковал, его защитный слой кажущейся
доброжелательности лопнул, и Ронни в первый раз открылся.
377
«Фелиция никогда не была по-настоящему достойна тебя!» Теперь,
когда наконец все выяснилось, я оценил всю мерзость этой случайной
фразы, прозвучавшей несколько дней назад. Эти слова — и терпеливая,
мягкая заботливость Ронни после самоубийства Фелиции!
Меня охватила ненависть к Ронни Шелдону, такая же бессильная,
как и болезненная.
Если бы он ожил! Чтобы я смог его убить...
«Он сидел здесь, в этом кресле с фиолетовой обивкой, глядя на меня
покорно, как маленький мальчик. Как если бы вся душа его заключалась
в глазах...» Я видел эту сцену так живо, как если бы сам при ней присут-
ствовал. Фелиция со своей девичьей влюбленностью в Великого Ронни
Шелдона, Фелиция, которая обратилась ко мне за помощью, Фелиция,
которая меня любила, Фелиция, которую я несправедливо осуждал и
которую теперь уже не мог винить. Филиция, которая считала, что яв-
ляет собой воплощение чудовищной гнили, в действительности была
попросту жертвой, жертвой безумца, который мог жить, только опусто-
шая других; безумца, пережившего в ту ночь самый большой и самый
никчемный триумф!
Моя жена, сидящая на подоконнике... В последний раз она курит
сигарету, встает, разглаживает платье... Падает вниз. И теперь я также
падал вместе с ней, ибо теперь я знал ее мысли. Я мог ощутить ее
отчаяние, унижение, ее любовь, глубокую и все же недостаточно силь-
ную. «Джек, ты простил бы меня. Но я никогда не смогу вынести саму
себя, свое тело, ту гниль, которая живет во мне».
Прыжок... Под руку попалась пепельница. Я шваркнул ее о стену.
Грохот немного привел меня в чувство. Сейчас не время приводить в
порядок свое отношение к Фелиции. По иронии судьбы мои проблемы
в данный момент — только побочное дело. Сейчас главное — Билл.
Как письмо попало в мой почтовый ящик? Очевидно одно: когда
оно вернулось из Калифорнии, кто-то должен был получить его,
вскрыть, прочесть и спрятать от меня. Это мог сделать только Билл.
Билл, потрясенный самоубийством Фелиции, Билл, обожавший мать,
Билл, мучения которого усугублялись отсутствием какого-либо объясне-
ния. Билл увидел письмо, понял, что в нем, и...
Билл, пятнадцатилетний тогда Билл, читающий это письмо!
«Джек, любимый, попробуй объяснить это Биллу!»
Даже Фелиция, захлестнутая отчаянием, понимала, как трудно будет
объяснить Биллу, не повредив ему. Человеку тоньше и мудрее меня это
могло бы не удаться. А Билл не имел даже моей поддержки. Он в оди-
ночестве проглотил этот яд. Как пятнадцатилетний мальчик мог с этим
справиться?
Теперь я уже не удивлялся, почему мой сын столь непримиримо
ненавидел Ронни, почему его отношения ко мне были путаными и про-
тиворечивыми. Как вести себя в пятнадцать лет с отцом, оказавшимся
в столь унизительной ситуации?
378
Пришел наконец момент ясности, когда все фрагменты чудовищной
головоломки легли на соответствующие места. Снова я мысленно нахо-
дился в тесной комнатке Трэнта вместе с Биллом. «Если бы я смог
понять... Не надо было стараться возненавидеть. Я не хотел тебя ненави-
деть. Это из-за мамы...» Билл не хотел меня ненавидеть! Если бы он мог
понять! Но каким чудом мог бы понять? Он спрятал от меня письмо —
отчасти, может быть, чтобы пощадить меня, но, в основном, потому,
что оно было слишком ужасным для мира понятий пятнадцатилетнего
мальчика. Это был его секрет, страшная, позорная тайна, которая долж-
на быть навсегда скрыта... и которая неустанно бередила его раненую
душу. Разумеется, он не мог меня понять. Со мной ни на минуту не мог
он освободиться от мучительного замешательства, жалости и... презрения.
Не Фелиция и я были главными жертвами Ронни. Главная жерт-
ва — Билл.
И Ронни отдавал себе в этом отчет. Доказательство — его завещание.
С сатанинской злобной глумливостью он завещал все свои деньги парню,
мать которого погубил, за что и намеревался заплатить... после своей смерти.
Нет более горькой муки, чем бесплодная ненависть. Мне мучительно
хотелось забраться в какой-нибудь угол и зализать раны. Но я знал, что
сейчас я нужен Биллу более чем когда-либо. Я должен идти к намечен-
ной цели, я имею право думать только о том, что способствует дос-
тижению этой цели.
Билл спрятал письмо; но сейчас оно оказалось в моем почтовом
ящике. Естественно, Билл не мог его туда сунуть. Что он мог с ним
сделать? Я вспомнил упоминание Сильвии Раймер о «сокровище» Бил-
ла, которое он хранил в коробке в кровати. «Памятка о матери» — навер-
ное, именно это письмо. Сильвия сказала, что коробка была уже пуста,
когда Билл в первый раз пошел на Пятьдесят восьмую улицу. Я вспом-
нил обрывки фраз из рассказа Билла в квартире Сильвии: «Я не объяс-
нил ей... Я решил, что должен пойти... Я пытался объяснить ей...
Я решил, что должен пойти... Я пытался объяснить ей...» А потом, сегод-
ня утром, он спросил меня: «Джин тебе сказала?» Я испугался, что
сейчас он признается, что заходил туда в третий раз. Но когда я спросил:
«Что она должна была мне сказать?», он сбил меня своим ответом: «Она
говорила, как переносит все это?»
Теперь все было горестно очевидно: Билл хотел знать, упоминала ли
Джин о письме. Вначале, когда Билл влюбился, он рассчитывал вызво-
лить ее просто силой своей любви. Он все время знал, что письмо яв-
ляется оружием, которое наверняка разрушит ее чувство супружеского
долга. Но письмо было его тайной, позором, который должен был быть
скрыт навсегда. Он не мог решиться раскрыться даже ради Джин. Только
когда все иные средства не дали результата, он понял, что письмо яв-
ляется его последней надеждой.
Итак, он взял его с собой, отправляясь к Джин. И естественно, ниче-
го не сказал об этом Трэнту. Не только заботясь о памяти матери и обо
379
мне, но и под влиянием обычного инстинкта самосохранения. Совсем
нетрудно догадаться, как отреагирует Трэнт на то, что Билл пошел с
пистолетом к соблазнителю своей матери.
Я никогда в жизни ничего так не желал, как увидеть сейчас Билла,
снять с его плеч часть тяжести. Я смогу. Уверен, дни наших бесплодных
недоразумений уже минули. Нам будет легче найти общий язык теперь,
когда никакая тайна уже не разделяла нас. Наша любовь может возро-
диться снова. Но если я сейчас пойду к Биллу, то поступлю эгоистично.
Джин — важнее. Я должен идти к Джин.
Я пошел на Пятьдесят восьмую улицу. Джонсон отворил мне дверь.
Джин в гостиной, сказал он мне. Ее только что кончил допрашивать
лейтенант Трэнт. Я поспешил по лестнице наверх. Джин сидела возле
окна. При моем появлении она встала. На ее лице еще сохранилось
напряженное выражение.
— Здесь был лейтенант Трэнт. Я сказала ему, что кто-то вошел сюда
в девять часов, но не упоминала о Билле и о моем ключе.
Ключ! Я совсем о нем забыл!
— Билл приносил вам письмо моей жены, Джин?
Она непонимающе смотрела на меня.
— Письмо?
— Он принес его вам, чтобы вы убедились, каков Ронни на самом деле.
— Мистер Дьюлат, я не знаю ни о каком письме. Билл не давал мне
ничего такого. — Она смотрела на меня с беспокойством и несомненно
искренним изумлением.
Внезапно в моих ушах прозвучал голос Билла, скорчившегося на
кровати Сильвии Раймер: «Я пытался ей все объяснить... И как раз тогда
вошел Ронни...» Конечно! Он пробыл с Джин всего несколько минут до
прихода Ронни. У него не было времени показать письмо. Потом зака-
тил сцену Ронни и вышвырнул Билла из дома — с письмом, все еще
лежащим в кармане. И что тогда?
И я догадался. Когда Трэнт, допрашивая Билла в присутствии Артура
и Сильвии, спросил его о Джонсоне, Билл едва не грохнулся в обморок.
А потом, когда Трэнт обвинил его в том, что он в присутствии Джонсона
сказал, что намерен убить Ронни, Билл снова обрел равновесие. Теперь
ясно, чего он испугался: что Трэнт знает о письме.
У него не было времени показать письмо Джин, но он хотел, чтобы
она его прочла. Любой ценой. Уходя, он оставил письмо Джонсону,
чтобы тот передал его Джин.
Джин продолжала недоуменно смотреть на меня. Я сказал:
— Все в порядке, Джин. Извините меня, я уже все понял.
Я двинулся к двери. Она крикнула мне вслед:
— Но, мистер Дьюлат...
— Нет. Не сейчас.
— Я иду наверх, к маме. Пожалуйста, зайдите ко мне туда. Очень вас
прошу.
380
Я спустился в холл. Джонсон еще был там.
— Что вы сделали с письмом, которое мой сын просил передать
миссис Шелдон? — обратился я к нему.
Он вздрогнул. Его совесть явно была нечиста.
— С каким письмом?
— Вы прочли его, нс так ли? — нажимал я. — И, открыв наконец
правду о мистере Шелдоне, вы убили его!
Это было совершенно нелепое, вздорное обвинение, но оно подейст-
вовало. Его старое лицо посерело от страха.
— Я его не читал... Я...
Внезапно все стало для меня ясно. Джонсон, вся жизнь которого
состояла в выполнении поручений, не имел ни малейшего повода скры-
вать письмо от Джин. Существовала только одна особа, для которой он
сделал бы все, не задавая вопросов. Энджи крутилась около двери гос-
тиной, слушая крики Ронни. Энджи, которая сказала мне сегодня утром
о Фелиции: «Теперь вы ее ненавидите. Если бы вы только могли по-
нять!» Что я должен был понять? Что Фелиция была не врагом, а жертвой?
Это Энджи взяла письмо. А потом подбросила его в мою квартиру.
— Вы отдали письмо мисс Шелдон, да?
Он совсем растерялся от страха. Я продолжал:
— Миссис Шелдон слышала то, что происходило в гостиной. Когда
Билл вышел, она спустилась в холл. Увидев вас, Джонсон, с письмом в
руках, она спросила, что это такое. Взяла его... Где она?
Он повторил мой вопрос:
— Где она?
— Где мисс Шелдон?
— Мисс Энджи в своей комнате. Она...
Я взбежал по лестнице, провожаемый голосом Джонсона:
— Но, сэр, она ничего не сделала! И я ничего не сказал лейтенанту'
Трэнту. Для блага мистера Билла. Это было...
Я бежал по ступенькам и думал, думал... Энджи, для которой, как и
для меня, Ронни был идеалом, прочла письмо Фелиции. У Энджи был
ключ. Правда, Энджи располагала алиби, но кто его обеспечивал? Гвен-
долин Снейли, узнавшая, что Ронни Шелдон обманул ее, унизил и
предал.
В подобной ситуации алиби, подтвержденное только Гвендолин
Снейли, стоило не слишком много.
Глава 22
Я постучал в дверь.
— Войдите, пожалуйста, — прозвучал голос Энджи.
Она сидела, одетая в одно из своих очень дорогих и совершенно
не идущих ей платьев, которое, наверное, отлично выглядело на
381
манекенщице do время демонстрации. Энджи нс встала, но повернула
голову в мою сторону.
— Джек.
Я не хотел, чтобы что-нибудь нарушило поток моих мыслей, а потому
заявил без промедления:
— Вы прислали мне письмо Фелиции.
Пожалуй, я ожидал, что она выкажет растерянность или даже чувство
вины. Но она смотрела на меня точно так же, как и утром, с отре-
шенностью очень больного человека, находящегося в недосягаемости
удивления или страха.
— Теперь вы понимаете, — сказала она. — В сущности, здесь не было
ни вашей вины, ни вины Фелиции. Вы уже не можете ненавидеть ее,
Джек, правда? И себя вы тоже перестанете ненавидеть.
Снова та же самая сердечность и искренняя озабоченность. Может
быть, она права. Может быть, со временем я пойму, что письмо Фели-
ции вызволило меня из трясины сомнений. Но я пришел к Энджи не
для лечения своей психики. Я пришел... Зачем? Чтобы обвинить ее?
Для блага Билла я должен склонить ее дать показания.
— Вы взяли письмо у Джонсона, не так ли?
— Разумеется. И приказала отнести его в вашу квартиру сегодня
после полудня. Когда я видела вас утром, Джек, вы были еще таким
разбитым, еще так ненавидели Фелицию, еще считали Ронни своим
лучшим другом... — Она смотрела на свои руки. На среднем пальце она
носила большой безобразный бриллиант. — Я не могла больше выно-
сить, что вы так заблуждаетесь. Это слишком ужасно...
— Но до того вы взяли это письмо... Вы узнали о Фелиции до того,
как Ронни умер. И утверждаете, что пошли к Гвендолин Снейли.
Она подняла глаза. Ничто не замутило их мягкой доброжелательности.
— Утверждаю? Джек, дорогой, не уподобляйтесь Трэнту. Я и так вам
все скажу. Я не рассказала сегодня утром, потому что вы были очень
измучены, а я еще сохранила что-то от инстинкта самосохранения. Во
всяком случае, тогда еще так было. А теперь я все обдумала...
Она махнула рукой с бриллиантом.
— Садитесь, дорогой Джек, вы, наверное, устали.
Я сел на кровать. Неужели должна снова повториться сцена с Силь-
вией Раймер? Неужели мне, который пришел сюда как лев, предстоит
превратиться в ягненка? На этот раз я должен быть решительней. Энджи
взяла письмо; у Энджи был ключ; Энджи могла вернуться и убить Рон-
ни. Это мое оружие, и нельзя допустить, чтобы сочувствие затупило его.
Энджи опустила пухлую руку на колени. В своем нелепом, вычурном
платье она выглядела так, словно позировала для парадного старомод-
ного портрета.
— В течение последних двадцати пяти лет — с того дня, когда приш-
ло известие о смерти Луиса, — я жила для Ронни. Вы знаете об этом,
Джек.
382
Луисом звали ес жениха из Южной Америки, фотография которого
исчезла с прикроватного столика. Единственная любовь в жизни Энджи.
— В самом деле, для меня в мире не существовало никого, кроме
Ронни... Ну и еще, в определенной мере, Джонсон. И, конечно, Фели-
ция. И вы, Джек. Я любила Фелицию, потому что всегда чувствовала,
что моя любовь ей нужна, и любила вас, Джек, потому что благодаря
вам она была счастлива. Но я не позволяла себе любить вас слишком
сильно. У вас была собственная жизнь. Я не могла в нее вторгаться.
Значит, мне оставался только Ронни. И, несмотря на все его недостатки,
мне это удавалось. Когда решишь любить кого-то, на многое закры-
ваешь глаза. Ронни — это Ронни. И конец. Пожалуй, вы это понимаете.
С вами было подобное, не так ли? После смерти Фелиции, когда нача-
лись эти неустанные хлопоты с Биллом, вам тоже требовался кто-ни-
будь, а поскольку Ронни был под рукой...
— Да, — сказал я осторожно. — Со мной было подобное.
— Ну вот, такой и была моя жизнь, Джек. До вчерашнего дня. Я не
задумывалась особо над супружеством Ронни. Видимо, он хотел заполу-
чить Джин — и получил ее. И, разумеется, мне даже не снилось, что
такое может приключиться с Биллом. Так вот, вчера, когда произошел
взрыв, когда я, находясь в холле, услышала, что Ронни орет на них, как
сумасшедший, я испугалась. Мне не хотелось верить, что он может так
себя вести, но сначала, как вы понимаете, я была все же на его стороне.
Я думала: «Это естественно. Он должен быть взбешен. Сейчас он возьмет
себя в руки». Но он продолжал скандалить, он вообще не собирался
успокаиваться. Я слышала, как он ругал Билла последними словами;
слышала его угрозы; слышала, как он клялся, что уничтожит вас, Джек,
и издательство. Я стояла там и думала: «Ронни, Ронни, ты сам себе
вредишь! Пожалуйста, перестань...» И тут я услышала, как Джин умоляет
Билла, чтобы он ушел. Я знала, что он послушается, уйдет, — и застанет
меня за подслушиванием. Поэтому я немного поднялась по лестнице.
Я видела, как Билл вышел в холл. Видела, как он дал что-то Джонсону.
Позже, когда он ушел, я спустилась вниз. Джонсон держал в руке пись-
мо. Я не могла поверить своим глазам: на конверте я узнала почерк
Фелиции.
Она заколебалась.
— Я спросила Джонсона, что это. Он ответил, что Билл оставил
письмо для Джин. Тогда я заявила, что сама отдам письмо, и забрала
его. Я в самом деле намеревалась. Во всяком случае, я.так тогда думала
и решила дождаться подходящей минуты, когда рядом не будет Ронни.
Пора было собираться — Гвендолин пригласила меня на ужин. Я оде-
лась, но все время думала о письме и — прочла его.
Она встала. На каминной полке лежала пачка сигарет. Энджи заку-
рила, неумело выпуская дым.
— Понимаете, Джек... Несколько минут перечеркнули всю мою
прежнюю жизнь. Ах, я знала, что у Ронни есть эта квартира. Временами
383
он вообще не возвращался домой на ночь. Я никогда не задавала вопро-
сов. Мужчина, холостяк... Словом, я не придавала этому большого зна-
чения. Но... то, что Ронни оказался способен на такую подлость и что
он так поступил именно с Фелицией! А я все эти годы думала... Вы
понимаете, Джек. Наверное, понимаете.
Я понимал. Даже слишком хорошо.
— Я снова сошла вниз. Собственно, не знаю зачем, но меня тянуло...
И тогда пришли вы, Джек. Может, я должна была рассказать тогда? Не
знаю. Знаю только, что была слишком потрясена, слишком задета,
слишком испугана, чтобы вообще мыслить здраво. Но я пошла за вами
по лестнице, и тут опять все началось снова: Ронни орал на вас, Джек,
угрожал, что ликвидирует издательство. А я снова стояла за дверью и
думала: «Как он смеет?» После того зла, которое он причинил Фелиции,
как он смеет так обращаться с вами? Ведь он испортил вам жизнь...
Я почувствовала себя совсем больной, как если бы таящееся в нем зло
отравляло весь дом. Я хотела что-то сделать, но не знала что. Потом вы
вышли, Джек. Ронни и Джин остались одни в гостиной; туда вошел
Джонсон, и я слышала, как Ронни велел ему взять выходной. Джонсон
ушел. До меня донесся голос Ронни, который звонил Артуру Фридленду,
чтобы тот пришел, потому что он намерен ликвидировать фирму «Шел-
дон и Дьюлат». И я подумала: «Он говорит серьезно. Он хочет унич-
тожить Джека».
Сигарета, которую она держала в руке, потухла. Я смотрел на нее,
сожалея, что знаю ее так давно и что ее доброта и сердечность не позво-
ляют мне ее ненавидеть.
— Я не могла без конца стоять под дверью. Я не хотела, чтобы меня
кто-нибудь увидел. Я прошла в маленькую ванную с другой стороны
лестницы. Оттуда я слышала все так же четко. Когда Ронни положил
трубку, Джин возмутилась. Она была великолепна. Такая молодая и
такая смелая! Она сказала: «Я покидаю тебя. Ухожу навсегда». И побежа-
ла наверх. Тогда я поняла, что должна сделать. Если Джин может быть
стойкой, то и я сумею на это решиться. Должен же кто-то его удержать.
Джин это нс удалось, а мне удастся, потому что есть надежное оружие:
это письмо. Я не раздумывала долго, чтобы не утратить храбрость, и
направилась в гостиную. И сказала: «Позвони Артуру еще раз, Ронни,
и скажи, чтобы он не приезжал». Он бросился ко мне, а его лицо было
искажено удивлением и презрением. Он крикнул: «Ты спятила!» А я
повторила: «Позвони Артуру и скажи, чтобы он не приходил. Иначе я
разглашу, что ты сделал с Фелицией. Ты убил ее так, как если бы собст-
венноручно вытолкнул ее из окна. Ты отвратителен. Я ухожу навсегда.
Но прежде чем уйти, удержу тебя от совершения новой подлости».
Она села, совершенно опустошенная, и прижала ладони к лицу.
— Это было ужасно. Он был так взбешен, так ослеплен злобой, гне-
вом и яростью, что даже не удивился, откуда я все знаю; он даже нс
понял, что я ему чем-то угрожаю. Он видел столько меня, Энджи —
384
старую, толстую, бедную мышь, — которая осмелилась себя противопо-
ставить ему. Он засмеялся и сказал: «И ты тоже! Это начинает становить-
ся забавным. Я теряю в головокружительном темпе жену и домохозяйку,
одну за другой. Ну что ж, ничего не поделаешь, никто не в силах удер-
жать домохозяйку навсегда. Во всяком случае, двадцать пять лет экстра-
службы ты мне выдала». По его лицу было видно, что он намерен облить
меня какой-то мерзостью, едкой, как серная кислота. И я предчувствова-
ла, что это будет, потому что в этом году исполнилось двадцать пять лет
со... со смерти Луиса. Я спросила: «Двадцать пять лет?» И он ответил:
«А разве не столько лет прошло с тех пор, как я заплатил этому напома-
женному альфонсу? Ты так хорошо вела мой дом, что не стоило терять
тебя ради семейного счастья где-нибудь в Перу или в Эквадоре. Сделка
стоила пару тысяч долларов. Никогда не видел человека, столь восхи-
щенного перспективой собственной «смерти»! Интересно, что с ним
стало? Наверняка у него сейчас дюжина сыновей и все они живут в
роскоши благодаря удачно помещенным деньгам Шелдонов».
Последнее слово она выбросила из себя хрипло, как рыдание. Боль
и стыд исказили ее мягкие черты.
Теперь я сообразил, почему на столике возле кровати больше нет
фотографии.
— Ронни солгал, — прошептала она. — Я знаю, что это неправда.
Луис не был альфонсом. Он хотел на мне жениться. Я уверена. Но Ронни
смог до него добраться. Он мог деморализовать любого. Даже Фели-
цию... Он... Он...
Да, то, что рассказала мне Энджи, было куда горше, чем я подозревал.
Я не чувствовал ничего, кроме жалости. Подлость Ронни не имеет границ.
Двадцать пять лет назад молодой человек ради собственных удобств испор-
тил жизнь своей сестры. И вчера с удовлетворением бросил ей в лицо прав-
ду, чтобы наказать за попытку вступиться за меня. Это и был настоящий
Ронни. Любой: лучший друг, сестра, жена лучшего друга — все должны
быть наказаны, чтобы Ронни мог постоянно упиваться своим могуществом.
Бедная Энджи! Мне хотелось обнять ее, утешить, хотя для этого было
слишком поздно. Но я знал, что должен убить в себе сочувствие. Я не
мог стать сразу на сторону всех. Я приказал себе думать о Билле, сидя-
щем в камере и неотрывно глядящем на носки своих туфель. Энджи
снова повернула ко мне свое лицо. Глаза у нее покраснели, кожа под
ними припухла и была влажной от слез.
— Джек, я трусиха. Если бы я была мужественной, то не позволила
бы ему вот так стоять и смеяться, и глумиться надо мной. Я наверняка
бы что-нибудь сделала. Но я чувствовала себя побитой собакой. Я не
могла там оставаться. Не могла на него смотреть. Я не могла думать
даже о вас, Джек. Я просто сбежала. Поднялась наверх, надела плащ и
туфли. Я вышла из дома и, поскольку Гвендолин меня ожидала, а мне
ничего другого не приходило в голову, я пошла к Гвендолин. А когда
пришла туда...
• 3 II. Kik'iiiiiii "IJo ni)>.iiucniic h i Ьсрмуды*
385
Она не закончила фразу, но мне уже все было ясно. Я сказал мягко:
— Когда вы пришли к Гвендолин, вы застали ее в гневе на Ронни.
Она открыла, что он женился и...
— Вы знаете об этом? — Она взглянула на меня с изумлением.
— Да. И Гвендолин призналась вам, Энджи, как обошелся с ней
Ронни, а вы в свою очередь рассказали ей о том, что здесь открыли.
Две старые женщины, выставленные на все четыре стороны, соеди-
ненные общим унижением и гневом!
— Да. Мне немного помог этот разговор с Гвендолин, осознание
того, что с ней случилось то же самое. Я показала ей письмо. Рассказала
ей все. Она объяснила мне, какой трусихой я была, объяснила, что я
должна по меньшей мере спасти вас, Джек, что мой моральный долг —
спасти издательство «Шелдон И Дьюлат». Она велела вернуться. Сказала,
что я не должна отступать. Я обязана убедить Ронни, что готова на все.
И вот...
Теперь, когда я достиг цели, я должен был ощущать радость победы.
Но не ощущал, хотя все дело стало простым, как решенная матема-
тическая задача. Энджи, лишенная иллюзий, ненавидящая брата, под-
стрекаемая Гвендолин Снейли, возвращается, чтобы выполнить свой
«моральный долг»!
Полный отвращения к себе, к комнате, в которой мы сидели, ко
всему свету, но прежде всего к Ронни, я сказал:
— И вот вы вернулись...
— Да, — кивнула она. — Я вернулась.
— Вы отперли дверь своим ключом?
-Да.
— И Ронни был здесь.
Она посмотрела мне в глаза.
— Ронни лежал на полу... мертвый, а рядом с ним пистолет.
Я был так уверен, что сейчас последует признание, что на минуту
опешил. На бледном, грустном лице Энджи сохранилось выражение
трогательной сердечности. Но я попытался противиться этой внешней
искренности. Ведь Джин слышала, как в девять часов убийца отпер
дверь.
Я спросил:
— Это было около девяти, да?
— В девять? О нет, значительно позже. Около половины десятого.
Я вышла от Гвендолин уже после девяти.
Заметила ли она ловушку и хитро избежала ее? Или же...
Она продолжала странно тусклым голосом:
— Никогда прежде не видела убитых. Но никакого потрясения, ис-
пуга, ошеломления. Я просто стояла и смотрела. И чувствовала огромное
облегчение, словно свершила правосудие.
Я не хотел ей верить, но, вопреки собственному желанию, начал
колебаться. Если бы я был Трэнтом или хотя бы Питером, я, наверное,
386
неумолимо стремился бы к поставленной цели. Но я был, к сожалению,
только самим собой. Не было смысла верить, что Энджи убила Ронни,
если она его не убивала.
Но все же я спросил:
— Но почему вы тогда не вызвали полицию?
— Я хотела вызвать! Сразу же подошла к телефону. Подняла трубку,
но... телефон был занят. Я услышала голос Джин, а потом ваш, Джин
говорила: «Я слышала выстрелы. Никаких голосов, ничего... Я должна
вызвать полицию?» И вы ответили: «Нет». А Джин сказала: «У вас есть
ключ от наружной двери. Вы мне тогда отворили. Пожалуйста, возьмите
его с собой».
Действительно, она точно воспроизвела наши слова. Не было сом-
нений в том, что Энджи поднимала трубку. А если бы именно она зас-
трелила Ронни, то наверняка не подошла бы к телефону.
— Так я узнала, что вы придете, Джек, и подумала, что так лучше. Чтобы
вы пришли и сами решили с полицией. И я возратилась к Гвендолин.
Рассказала ей обо всем, и мы договорились об обеспечении моего алиби.
Я решился на последнее усилие:
— Алиби? Чтобы уберечься от ареста?
— От ареста? Вы думаете, я заботилась об этом? Зачем? Нет, Джек,
нет! Я заботилась не о себе. Это из-за...
Она встала. Подошла к кровати. На ней лежала сумочка. Она открыла
ее и что-то вынула. Я не мог разглядеть, что это. Так она стояла некото-
рое время, и выражение ее лица напугало меня. Такое выражение может
появиться на лице мягкосердечного судьи, который должен вынести
смертный приговор.
— Я хотела, чтобы полиция не знала, что я сюда возвращалась...
Сейчас вы поймете почему...
Она протянула ко мне раскрытую ладонь.
— Вот это, Джек, я нашла в руке Ронни. Он лежал мертвый на полу
и сжимал это в руке.
Пуговица — пуговица от куртки с клочком вырванного вместе с ней
клетчатого твида. Разумеется, я узнал.- Это пуговица от спортивной
куртки Билла.
— Джек, дорогой, вы понимаете теперь, почему я просила не на-
деяться на слишком многое. Вы думали, что Билл вышел отсюда за час
до убийства. И так действительно было. Но он вернулся. Если у Ронни
оказалась в руках эта пуговица, значит, Билл вернулся. Билл каким-то
образом раздобыл ключ. Он ворвался сюда, схватил пистолет и, когда
Ронни бросился на него, выстрелил.
Она подала мне пуговицу.
— Она ваша, Джек, сделайте с ней то, что сочтете наилучшим.
Пуговица была холодной, очень холодной, твердой и страшной.
— Вы должны взглянуть правде в глаза, Джек. Теперь вы все пони-
маете. Вы не можете дальше жить надеждой. Билл убил его.
387
— Нет.
Она положила руку мне на плечо — как Айрис, как Джин, как Сильвия
Раймер, — жестом, который одновременно и утешал и парализовывал.
— Джек, дорогой, пожалуйста, выслушайте меня. Не лучше ли приз-
наться, сказать всю правду? Они схватили Билла и наверняка его не
отпустят. Но если мы скажем им правду, если они увидят, каким чудо-
вищем был Ронни, узнают, что он сделал с матерью Билла... Джек, если
мы скажем правду о Ронни, любой суд присяжных это поймет! И Биллу
вынесут самый мягкий приговор...
Отступи, поддайся! Ведь ты только глупый, бедный, слепой отец, ко-
торый слишком поздно открыл, что мог быть счастлив со своим сыном...
Я встал с кровати. Ноги отказывались повиноваться.
— Джек, дорогой, я вас умоляю, не смотрите на меня так...
Я пошел в сторону двери.
— Я должна была вам сказать! Это ужасно, но ведь вы должны знать!
Мне казалось, что дверь находится в миле от меня. Голос Энджи
был хриплым от муки. Но я не хотел его слышать.
Я спустился по лестнице вниз.
Глава 23
Я не мог освободиться от мысли об Энджи. Ес слова — приговор
моим иллюзиям. Теперь, когда вся горькая правда раскрылась мне,
развитие событий казалось неотвратимым, как в греческой трагедии.
Убийца матери, убитый сыном! Прыжок... Затем годы, в течение кото-
рых постепенно вызревала ненависть — и потом месть! Не рассказать
ли все лейтенанту Трэнту? Как все жалко закончится. Сдаться на ми-
лость Трэнта. Выставить напоказ свои раны, показать, как обидел нас
Ронни? «Смотрите, что сделал он Джеку Дьюлату, Фелиции Дьюлат,
Энджи Шелдон, Гвендолин Снейли, Сильвии Раймер! Это чудовище!
Присмотритесь к нему и поаплодируйте его убийце!»
Наконец я добрался до холла. Услышал шаркающие шаги Джонсона,
направлявшегося в мою сторону. Нет, сейчас Джонсона я не вынесу.
Я сам открыл входную дверь.
—• Джек! Мы пытались найти тебя!
Питер и Айрис. А позади них у края тротуара остановилась полицей-
ская машина. Из нее вышел лейтенант Трэнт и какой-то полицейский.
Трэнт верен себе. Он всегда появлялся в те минуты, когда я нс в
силах сопротивляться.
Он подошел, встал рядом с Питером и спросил меня очень серьезно:
— Мистер Дьюлат, вы разговаривали с мистером Макджайром?
Он хотел знать, решил ли я сдаться, выразил ли согласие признать
Билла идиотом! Как всегда, Трэнту удалось привести меня в ярость.
— Нет, — ответил я. — Я не разговаривал с мистером Макджайром.
388
На какую-то долю секунды он опустил взгляд, а потом внезапно
посмотрел мне в глаза.
— Миссис Шелдон сказала мне о ключе.
— О ключе?
— Что она слышала, как убийца в девять часов открыл ключом дверь.
Новая ловушка! Ошеломленный и испуганный, я все же попытался
собрать остатки своих умственных способностей. Трэнт продолжал:
— Вы об этом знаете, не так ли? Из слов миссис Шелдон я понял,
что она говорила вам об этом.
У меня не было причин отрицать этот факт.
-Да.
— У вас есть ключ от этого дома? — бросил он как бы мимоходом.
-Да.
— Но ведь вы не давали его своему сыну? И ваш сын не мог...
— Наверняка нет, — прервала его Айрис. — Ключ был при Джеке, когда
мы обнаружили Ронни. Благодаря этому ключу мы и попали в дом.
По лицу Трэнта скользнула легкая улыбка — та улыбка, которой я
научился бояться.
— Я тоже так думал. — Он продолжал присматриваться ко мне. —
Вы понимаете, что это первый факт, свидетельствующий в пользу ва-
шего сына? Как ясно следует из показаний миссис Шелдон, Билл по-
кинул дом после эпизода с пистолетом. Убийца самолично отпер дверь.
Я допросил лакея Шелдона. Он уверен, что мистер Шелдон никогда не
давал ключа Биллу, и пока что ничто не указывает на то, что Билл
вообще имел доступ к ключу. Это очень благоприятное обстоятельство.
Вы должны обсудить его с адвокатом.
Снова та же сбивающая с толку раздражающая честность и искренняя
заботливость!
Как обычно, я не мог отделаться от впечатления, что он всеведущ и
вполне понимает иронию ситуации: советует мне подчеркнуть факт
отсутствия ключа, хотя и догадывается, что у Билла был доступ к ключу
и что я об этом знаю.
Я почти готов был последовать совету Энджи и раскрыть перед ним
карты. Но не смог пересилить себя. Я думал: «Пока он не знает о ключе
Джин, еще есть надежда, а пока есть надежда, я буду ждать».
Трэнт продолжал:
— Сейчас я иду к Лейтонам. После разговора с миссис Шелдон я искал
вас в вашей квартире. Там я застал мистера Дьюлата, — он указал на
Питера, — и его жену. Они оба выразили желание сопровождать меня.
— Ты тоже иди с нами, — сказал Питер.
— Да, Джек. — Айрис взяла меня под руку. — Пожалуйста, дорогой,
ты нам нужен.
— Вы должны пойти, — поддержал их Трэнт.
Я знал, чем грозит мне общество Трэнта. Он никогда не приглашал
без скрытой цели. Но Джин сказала, что идет наверх к родителям, а
389
Трэнт всерьез взялся за выяснение вопроса о ключе. Больше шансов,
что Джин сумеет устоять, если я буду рядом.
— Хорошо, — ответил я. — Я иду с вами.
Наверх мы поднялись на лифте. Дверь нам отворила Филлис Брент,
смерившая нас подозрительным взглядом.
— В чем дело?
— Мы хотели бы задать несколько вопросов, — сказал Трэнт.
Мисс Брент продолжала воинственно стоять на пороге.
— Безил работает.
Можно было заранее предвидеть и то, что Безил будет работать, и
то, что Филлис нас об этом факте оповестит. Безил работал бы, прозвучи
даже трубы Страшного суда, а Филлис отчитывала бы ангелов за из-
лишний шум.
— Может, он согласится прервать работу на несколько минут? —
спросил Трэнт.
— Что случилось, Филлис?
Из коридора появилась Нора Лейтон. Увидев нас, она сказала:
— Добрый вечер. Входите, пожалуйста. Безил работает, но...
Не обращая внимания на негодующую Филлис, мы все прошли за
Норой в гостиную. Джин, очень бледная и тихая, сидела на стуле. Фил-
лис вошла следом за нами. Полицейский, несколько растерянный, оста-
новился в дверях.
— Вы хотите, чтобы я уведомила Безила, лейтенант? — спросила Нора.
— Если я могу вас об этом попросить.
Нора постучала в дверь библиотеки, проскользнула внутрь и минуту
спустя вышла вместе с мужем. Джин встала. Может быть, ее вышколили
всегда вставать, когда отец входит в комнату? Я чувствовал, как гнетет
меня атмосфера культа Великого Патриарха из Шропшира, гротескно
перенесенная на Манхэттен. Безил Лейтон и его жрицы! Безил Лей-
тон — это нечто вроде Ронни, а Нора — нечто вроде Энджи, тень,
рабыня, тратяшая зря свою доброту...
— Добрый вечер, лейтенант. Добрый вечер, господа. — Безил был
куртуазен и очарователен. Он четко давал понять, что разрешает нам не
чувствовать себя особо виноватыми, хотя мы и прервали его работу. —
Чем могу служить?
— Прежде всего, — сказал Трэнт, — есть несколько вопросов, кото-
рые хотел бы обсудить с вами мистер Дьюлат.
В первый момент мне показалось, что речь идет обо мне. Я рас-
терялся. Но вперед выступил Питер. До этого времени я его, собственно
говоря, не замечал. Я был слишком оглушен отчаянием и страхом перед
Трэнтом. Только сейчас я разглядел тонкую усмешку на лице моего
брата и подумал: <Боже, неужели он что-то открыл?»
Я ждал в напряжении. Краем глаза я взглянул на Айрис. Было видно,
что и она с трудом сдерживает возбуждение. Но я не хотел обольщать
себя надеждой. Я уже настрадался из-за этого.
390
Питер сказал:
— Если вы ничего не имеете против, мистер Лейтон, я хотел бы еще
раз проанализировать ваше алиби.
Безил Лейтон взглянул на него, после чего с изысканной
вежливостью обратился к Трэнту:
— Разумеется, я всецело склонен сделать все, что в моих силах, чтобы
помочь вам, лейтенант. Но правомочен ли мистер Дьюлат?.. — Жест
ухоженной руки дополнил фразу.
— Мистер Дьюлат не проинформировал меня, в чем дело. Но я не
вижу никаких оснований запретить ему задать вам несколько вопросов,
если он этого хочет. А вы?
Нора присела на ручку кресла. Филлис закурила. Безил пожал плечами.
— Ну что ж, пусть будет так. Если вы это санкционируете...
— Конечно, санкционирую.
Заговорил Питер:
— Мисс Брент получила для вас билеты на «Встречу в городе» от
миссис Стейне. Ваша семья прибыла в театр около восьми тридцати.
Вы разговаривали с миссис Стейне и с мужем сперва у входа, а потом
во время антракта. Я не ошибаюсь?
— Мне кажется, что эти факты не могут быть предметом дискус-
сии, — ответил Безил с заметным раздражением.
— Именно так. Как вам известно, «Встреча» — моя постановка. Се-
годня утром я позвонил в кассу. Миссис Стейне взяла три места. Но
места резервируются всегда по четыре подряд. Осталось еще одно мес-
то. — Питер помолчал немного. — Дело происходило вчера, администра-
тор все отлично помнит. Четвертое место в последнюю минуту занял
кинорежиссер из Голливуда; он прилетел из Европы, а в двенадцать
часов ночи отправился самолетом в Калифорнию. Я случайно знаю этого
режиссера. Зовут его Роберт Альден. Я позвонил ему в Беверли-Хилл.
Это человек, заслуживающий полного доверия. За это я ручаюсь. И... —
Он замолчал, глядя на Безила Лейтона с доброжелательностью, которая
никого бы не обманула. — Роберт Альден со всей категоричностью
сказал по телефону, что вчера вечером в течение первого акта место
справа от него было пустым. А во время второго акта это место занимал
высокий, худой мужчина с эспаньолкой.
Он взглянул на Айрис, которая ответила ему улыбкой. Потом обра-
тился к Трэнту.
— Это все, что я хотел выяснить. Занавес после первого акта опус-
кается в девять сорок пять. Это давало мистеру Лейтону достаточно
времени, чтобы увидеться с Шелдоном после первого разговора с миссис
Стейне и возвратиться до второго разговора в антракте.
— Это несколько меняет дело, не так ли? — спросила Айрис. —
Оказывается, мистер Лейтон вообще не имеет алиби.
— По моему мнению, — продолжал Питер, — вчера вечером Ронни
пришел сюда перед уходом Лейтона в театр. Он сказал Лейтону, что
391
шутки кончены и что вся семья будет отправлена в Англию. Лейтону
это по меньшей мере не понравилось. Потерять комфортабельное бес-
платное жилище и двенадцать тысяч долларов в год! Он пошел в театр,
где его ждали женщины; благодаря встрече с миссис Стейне и ее мужем
обеспечил себе алиби. Потом вернулся и убил Ронни, зная, что ему
ничего не угрожает, так как все заподозрят в убийстве Билла.
Это было свыше моих сил. Я не мог поверить в столь внезапную
перемену. Я видел Питера и Айрис, спокойных и уверенных, стоя-
щих между Трэнтом и Лейтоном. Видел Нору, бледную и растерянную.
Видел Филлис, напряженную и подозрительную. И все они казались
нереальными. Как будто я переживал все это во сне, как будто, убегая от
отчаяния, я выдумал для себя эту сцену. Я хотел, чтобы все кончилось
именно так, но это невозможно. Такая развязка не учитывала суть вещей:
измену Ронни, страдания Билла, мои мучения, трагический прыжок
Фелиции.
Нет! Правда, Питер выигрывал там, где не удалось мне, но и это
окажется еще одним блуждающим огоньком. Мы не могли так легко
выпутаться.
Я взглянул на Трэнта, пытаясь угадать по выражению лица ход его
мыслей, и, как обычно, мне это не удалось. Ничто не могло возмутить
его спокойствия и самообладания. Как ни в чем не бывало^ он обратился
к Безилу Лейтону:
— Не хотели бы вы объяснить нам это, мистер Лейтон?
Невозмутимость и полное душевное спокойствие Безила тоже встре-
вожили меня. С учтивой улыбкой он выслушал обвинения Питера, а
после слов лейтенанта обворожительно улыбнулся Трэнту.
— Я могу только признать, лейтенант, что не был с вами полностью
искренен. — Он ненадолго переадресовал свою ослепительную улыбку
Норе и Филлис, как бы желая придать им отваги. — Однако я надеюсь,
что, услышав то, что я могу сказать в свое оправдание, вы поймете, что
моя сдержанность, может быть, в некоторой мере неожиданная, во вся-
ком случае извинительна, если принять во внимание присущие всем
нам человеческие слабости.
Он помолчал немного. Разумеется, для того, чтобы сосредоточить
на себе внимание, — и я с отвращением убедился, что это доставляет
ему удовольствие. Он играл главную роль. Безил Лейтон любил играть
главные роли независимо оттого, на какой сцене разыгрывалась драма.
— Действительно, лейтенант, мистеру Дьюлату при его театральном
нюхе удалось сделать несколько правильных выводов. Правда то, что
мистер Шелдон приходил сюда вчера вечером, как раз когда я должен
был идти в театр. Правда и то, что он был в отвратительном настроении.
Ах, он швырялся ужаснейшими угрозами. Моя дочь опозорила всю нашу
семью! Мы злоупотребили его великодушием! Мы будем немедленно
высланы в Англию, как тюки гнилой соломы! Могу вас заверить, что он
очень мало напоминал человека, которого я научился ценить и которым
392
восхищался. Могу также заверить вас, лейтенант, что я не привык к
неприятностям такого рода и был совершенно неподготовлен к тому,
чтобы отразить этот приступ истерии. — Он обратился к Питеру: —
Действительно, как вы и предполагали, я отправился в театр к моим
женщинам. Я рассказал им о том, что произошло. По воле случая мы
встретили миссис Стейне и ее мужа. Но... — Он снова оборвал фразу.
Его голубые глаза блестели. Даже эспаньолка, казалось, поблескива-
ла. — Но с этого места ваша театральная реконструкция расходится с
истиной. Догадываюсь, что ваш разговор с этим вашим другом, мистер
Дьюлат, не был достаточно детальным. Или, может, этот господин менее
ответственен, чем вы предполагаете, менее наблюдателен, чем можно
было бы ожидать от джентльмена этого круга общества. Действительно,
место возле него во время первого акта пустовало, тогда как во втором
акте я в самом деле его занял. Но это, не правда ли, не доказывает, что
в течение первого акта меня не было в театре? Напротив, должен вам
сказать, я там присутствовал. Так сложилось, что в первом акте я сидел
на последнем кресле в этом ряду, то есть на кресле, наиболее удаленном
от этого режиссера... Я уверен, что если вы повторно позвоните ему и
освежите его память, он вспомнит это с легкостью. Так как я великолеп-
но его помню. Это невысокий полный мужчина. Он даже споткнулся о
мои ноги и был достаточно вежлив, чтобы извиниться... «Простите,
пожалуйста». А я ответил: «Пустяки». Я оптимистично уповаю на то,
что он не забыл этот короткий, но весьма учтивый разговор.
Он переместился и стоял теперь за Норой, которая сидела тихо, как
мышка, на ручке кресла. Безил положил правую руку на плечо жены и
взглянул на Трэнта.
— Да, во время первого акта я сидел на боковом кресле, и рядом
со мной, около пустого кресла, отделяющего ее от вашего друга, си-
дела... мисс Брент. Понимаете, лейтенант, тогда с нами не было моей
жены. — Он погладил бородку пальцами левой руки. — В течение мно-
гих лет нашей супружеской жизни моя жена неизменно и отважно при-
нимала на себя все наши семейные кризисы. Это одна из тех черт ее
характера, которыми я восхищаюсь. Именно моя жена, как вы, воз-
можно, знаете, ввела мистера Шелдона в наш дом в очень трудный для
нас период. Вот и вчера вечером она заявила, что попробует справиться
с возникшей ситуацией. Она была уверена, что ей удастся умиротворить
мистера Шелдона. Она предложила немедленно отправиться к нему,
чтобы поговорить с ним рассудительно, и я согласился, ибо считал, что
никто не может лучше Норы решать такие проблемы. — Его рука про-
должала покоиться на плече жены. Он милостиво улыбнулся ей — бо-
жество, поощряющее верную служительницу. — Так вот, лейтенант, я
убежден, что вы понимаете, почему я позволил себе некоторые недого-
ворки. В связи с тем, что случилось прошлой ночью у мистера Шелдона,
изложение всей правды в беседе с вами бесчеловечно в отношении моей
жены. И к тому же совершенно ненужная бесчеловечность, так как
393
этот незначительный эпизод не столь важен, как предполагает мистер
Дьюлат. — Безил одарил мягким взглядом сперва Питера, а потом ме-
ня. — Я, разумеется, как никто другой сочувствую этим господам в
их столь тягостном положении. Из вполне понятных побуждений они
горячо желают спасти молодого Дыолата от последствий его ужасного
поступка. Но, — он пожал плечами, — несмотря на всю симпатию,
которую я к ним питаю, они не могут ни в коей мере ожидать от меня
искажения истины единственно для того, чтобы утолить их желание.
Разумеется, моя жена пошла к мистеру Шелдону. Она успела вернуться
в театр до перерыва и тем самым совершенно случайно обрела алиби
благодаря миссис Стейне. Но моя жена не убивала мистера Шелдо-
на. Сразу же после возвращения в театр, как только она оказалась в
состоянии говорить, она уведомила нас о том, что произошло. И, ес-
тественно, нет никаких причин, чтобы усомниться в ее словах. Когда
она пришла на Пятьдесят восьмую улицу, мистер Шелдон уже был
мертв!
Я был напряжен, как пружина. Когда это же сказала мне Энджи, я
поверил ей. Все, что мне было известно, подтверждало ее слова — и
факты, и психологическая подоплека событий. Но Безил Лейтон!.. Как
он мог держаться с таким самодовольством, быть настолько уверенным,
что он уже выиграл? Как?.. Он снова умолк, но его рука, поднятая
словно для благословения, приказывала нам еще помолчать.
— А теперь, — продолжал он, — я чувствую себя обязанным сообщить
вам нечто такое, что, опасаюсь, окончательно подтвердит вину Билла
Дьюлата. Когда моя жена обнаружила труп мистера Шелдона, она заме-
тила что-то в его сжатой руке. Она наклонилась, чтобы лучше разглядеть
этот предмет. Это была пуговица — пуговица с клочком твида в черно-
белую клетку. Я видел Билла Дьюлата только один раз, но тогда он был
именно в такой куртке. Я уверен, лейтенант, что при аресте его вы
заметили отсутствие этой пуговицы.
Он умолк, великодушно позволяя Трэнту взять слово. Поскольку
лейтенант смолчал, Безил заговорил снова:
— Видимо, пуговицы уже не было в руке мистера Шелдона,
когда вы, лейтенант, осматривали труп. Но о чем это свидетель-
ствует? Единственно о том, что присутствующие здесь господа в своем
упорном стремлении спасти молодого Дьюлата устранили эту пуговицу
до того, как вызвали вас на место преступления. — Он улыбнулся спер-
ва мне, а потом Питеру. Он давал нам уразуметь, что такие люди,
как Безил Лейтон, могут все понять и все предвидеть. — Я очень
сожалею, господа, очень сожалею. Но когда речь идет о безопасности
моей жены, я не могу думать о лояльности в отношении кого-либо
другого.
Мне было трудно поверить, что даже Безил Лейтон при всей своей
смехотворной самонадеянности не видит дыр в том, что он сейчас пы-
тается выдать за надежную сеть. Как мне хотелось добраться до него!
394
Айрис и Питер тоже вышли на тропу войны, Питер тут же бросил вы-
зывающе:
— Тогда почему же ваша жена не вызвала полицию?
Одновременно Айрис сказала:
— Если мистер Шелдон был мертв, как она туда попала? Или у нее
был ключ?
Безил предпочел начать с отражения атаки Айрис. Все с той же столь
раздражающей теперь самонадеянностью он сказал:
— Нет, я не думаю, чтобы моя жена имела ключ. Насколько я помню,
она сказала мне, что наружная дверь была открыта.
— Открыта! — повторила Айрис. — И почему же наружная дверь была
открытой?
— На этот вопрос, даже взывая' к господу Богу, я не в состоянии
ответить.
— Итак, вы утверждаете, — прервал его Питер, — что когда ваша
жена туда пришла, мистер Шелдон был убит не раньше чем в девять
двадцать. Театр находится на углу Пятьдесят четвертой улицы и Шестой
авеню. Даже если ваша жена шла пешком, а не воспользовалась такси,
дорога не могла занять у нее больше двадцати минут. Как следует из
ваших слов, ей потребовалось для этого сорок минут. Почему? Что она
так долго делала?
Сила личности Безила Лейтона была так велика, что никому из нас
не пришло в голову взглянуть на саму Нору. Она была невидима в его
тени — точно так же, как Филлис и Джин.
Безил спокойно принял вызов Питера.
— Никто не утверждает, что моя жена пошла прямо к мистеру Шел-
дону. Вполне очевидно, что ее ждал там трудный разговор. И столь же
очевидно, что она должна была все продумать, упорядочить аргументы,
которые ей предстояло использовать.
— И это заняло сорок минут? Блуждания по улицам и упорядочение
аргументов?
— Именно так, мистер Дьюлат.
Теперь пришла моя очередь. Со сладостной дрожью сатисфакции я
спросил Безила:
— Значит, ваша жена пришла к Ронни в двадцать минут десятого?
-Да.
— А самое позднее — в девять двадцать пять, поскольку она успела
в театр к антракту, который начинается в девять сорок пять?
— Пожалуй, да.
— И она могла пробыть в доме Ронни только несколько минут? На
большее у нее не было времени, не так ли?
— Да, всего лишь несколько минут.
Я встал. В первый раз я мог взглянуть лейтенанту Трэнту прямо
в глаза, так как теперь, наконец, в моей руке была козырная карта.
Я сказал:
395
— Я могу доказать, что миссис Лейтон не была у Ронни в девять
двадцать пять. В девять двадцать пять туда вернулась миссис Шелдон.
Она скрыла это от вас, лейтенант Трэнт, но я знаю, что теперь она
охотно даст показания. Нет сомнений в том, что она там была, так как
она слово в слово повторила мой телефонный разговор с Джин, кото-
рый слышала по параллельному аппарату ровно в девять двадцать пять.
А если миссис Шелдон была там в девять двадцать пять, то миссис
Лейтон в это время там не было. А это означает, что миссис Лейтон
побывала там до того, как Ронни был убит.
— Нонсенс! — Голос Безила Лейтона заглушил мой голос. — Это
коварный обман, лейтенант! Еще одна бесплодная попытка перенести
ответственность на невиновного! Моя жена пришла туда уже после
убийства. Мистера Шелдона убил Билл Дьюлат. Пуговица...
На этот раз его прервал Питер:
— Именно пуговица. — Он говорил с преувеличенным спокойст-
вием: его голос всегда так звучит, когда он сдерживает возбуждение. —
Это правда, что на куртке Билла отсутствует пуговица. Была ли когда-
нибудь эта пуговица в руке Ронни, не знаю. Однако со всей определен-
ностью заявляю, что ни я, ни моя жена, ни Джек ее не прятали. А если
она действительно была там, легко догадаться, как это случилось. Убий-
ца нашел пуговицу на лестнице или в гостиной, где Ронни до того
теребил Билла. Обнаружив ее, убийца умышленно вложил пуговицу в
руку Ронни, подбросив полиции ложный след в надежде, что пуговица
и пистолет будут достаточными доказательствами виновности Билла. —
Его взгляд, остановившийся на лице Безила Лейтона, был столь же
непроницаем, как взгляд Трэнта. — Думаю, что пришла пора проинфор-
мировать вас о том, что нам еще удалось открыть. После того, как я
поговорил по телефону с Голливудом, я взял фотографию Билла и обо-
шел все кинотеатры в районе дома Ронни. На Третьей авеню я нашел
кассиршу, которая сразу же опознала Билла по фотографии. Вчера вече-
ром он купил у нее билет в половине девятого. Девушка отлично за-
помнила его, так как сказала ему, что фильм уже начался, а он никак не
отреагировал на ее слова. Он производил впечатление человека в полу-
бессознательном состоянии. Значит, вот так! — Питер повел плеча-
ми. — Билл имеет алиби. В любом случае он не мог убить Ронни. По-
скольку же Билл невиновен, а ваша жена не могла появиться там в
указанное вами время...
Я перестал слушать. Мне вдруг показалось^ что это происходит во
сне. Питер не мог этого сказать! Это невозможно, чтобы после стольких
часов мук и отчаяния Билла спасло банальное свидетельство кассирши,
продающей билеты в кино!
Но ситуация требовала предельной собранности. Речь шла не только
о Билле, речь шла не только о моей радости. Был еще лейтенант Трэнт,
очень спокойный, очень сдержанный; была Нора Лейтон, съежившаяся
на ручке кресла; и был еще Безил Лейтон.
396
И именно Безил Лейтон с присущей ему театральностью принял на
себя главную роль. Слушая Питера, он вздрагивал, словно каждая фраза
была ударом бича. Но теперь он овладел собой и обрел новый стиль.
И стиль этот, не трудно догадаться, был почти божественным. Он с
достоинством обратился к Трэнту:
— Должны ли мы признать, лейтенант, что мистер Дьюлат говорит
правду?
Трэнт смотрел на него так, как много раз до этого смотрел на меня:
без тени враждебности, с безучастностью куда более опасной, чем от-
крытое обвинение.
— В эту минуту я в первый раз услышал об этом алиби, мистер
Лейтон. Но я довольно давно знаю Питера Дьюлата и отношусь к нему
с большим уважением. Если речь идет обо мне, я склонен верить ему
без оговорок.
— В связи с этим Билл Дьюлат должен быть признан невиновным?
— Мне представляется, что да.
— Тогда...
Безил очень медленно повернулся и взглянул сверху вниз на свою
жену. Он уже не держал руку на се плече. Его пальцы трепетали над
ручкой кресла, словно боялись заразиться. Его лицо выражало жа-
лость — ибо Безил Лейтон был милосердным человеком, — но также
ужас и трагическое понимание. Это была фигура Обманутого Патриарха.
— Нора! — произнес он тоном мягкого упрёка. — Нора! Бедная,
несчастная женщина! Почему ты мне солгала? Почему не сказала мне,
что убила мистера Шелдона?
Глава 24
Безил Лейтон умолк. Мы все замерли неподвижно во внезапно насту-
пившей тишине, словно кадр фильма, заклинившегося в проекционном
аппарате. Все смотрели на Нору Лейтон. Она по-прежнему сидела на
ручке кресла, съежившаяся, с прижатыми к груди руками — казалось,
она старается укрыться от жалящих порывов ледяного ветра. За эти
секунды она изменилась до неузнаваемости; сейчас она выглядела как
увядшее растение.
Первой очнулась Джин. Она подбежала к Норе, опустилась на пол
возле кресла и взяла мать за руку. И эта рука, потрескавшаяся, загрубе-
лая от многих лет тяжелой работы, стала как бы символом ее жизни.
И внезапно я понял. Убийство Ронни было попросту повторением дела
о деньгах за яйца, еще одной попыткой добыть для Безила Лейтона то,
чего Безил Лейтон желал, — последняя, адски последовательная услуга
преданной жены.
А значит, женщина, о которой я думал как о воплощении сердеч-
ности и человеческой теплоты, на деле оказалась чудовищем, таким же
397
ужасающим, как и ее муж. Но пока я не мог об этом думать. Трэнт и
Безил Лейтон — вот кто полностью завладели сейчас моим вниманием.
Питер двинулся с места. Он медленно — мы оставались неподвиж-
ными — пересек комнату и остановился возле Норы. И протянул ей
театральную программу.
— Это программа «Встречи в городе». Будьте так добры, откройте ее
на перечне действующих лиц.
Нора взглянула сперва на него, а потом на программу. Казалось, она
не слышит, что ей говорят.
— Я вас очень прошу, найдите список действующих лиц, — пов-
торил он.
Джин взяла программу, открыла ее и вложила матери в руку, Питер
наклонился.
— Действующие лица перечислены в порядке их появления на сцене.
Прочтите первую фамилию.
Нора молча смотрела на программу.
— Мамочка, любимая, сделай то, о чем просит мистер Дьюлат, —
заговорила Джин. — Прочти первую фамилию.
— Борден, — произнесла Нора.
— Отлично. Кто был этот Борден, миссис Лейтон?
Рука, в которой она держала программу, начала трястись. Выглядела
Нора страшно. Она посмотрела на мужа. Это был взгляд пытаемого узника.
— Нет, — простонала она. — Нет!
— Кто он, этот Борден, миссис Лейтон? Прошу вас, скажите, кто он?
Нора всматривалась в программу. Выражение ее лица медленно из-
менялось. Около губ появились глубокие, горькие линии. Было видно,
что она борется с собой. И наконец она пересилила себя.
— Ладно... Борден — это почтальон. Он вошел с письмом... Ему
хотелось пить. Женщина дала ему... что это было?.. Да, она дала ему
холодного чая. Борден занес на башмаках немного сора и сконфузился.
Сказал: «Такой вот я неряха. Моя старуха всегда кричит на меня за...»
Не знаю, что-то в этом роде. И это все. Он появляется на сцене только
один раз...
Трэнт, остановившийся возле Питера, тоже присматривался к Норе.
Питер сказал:
— Будьте добры, прочтите громко третью фамилию.
Руки Норы дрожали по-прежнему.
— Изабел Страттон. Это приятельница главной героини, соседка.
Она пришла за содой.
— Как она была одета?
— На ней был голубой фартук, на котором была нарисована красная
мышка... Она даже подчеркнула это, сказав: «Чего только не выдумают!
И я должна это носить, коль скоро это подарок. Да, да, представьте себе:
Марион дарит мне эту штуку в Сочельник! Но каждый раз, когда я его
надеваю, мне хочется кричать».
393
Она замолчала, и программа выпала из ее пальцев. Нора закрыла
лицо руками.
— Боже... — прошептала она. — Боже!
Питер спокойно наклонился и поднял программу. Затем он перешел
на другую сторону комнаты и подал ее Филлис Брент.
— Не прочтете ли вы нам четвертую фамилию?
— Нет моих очков. Без них я не прочту ни слова.
— Тогда я попрошу вас их принести.
Филлис с возмущением обратилась к Трэнту:
— Этот человек в самом деле имеет право надоедать мне?
— На вашем месте я принес бы очки, миссис Брент, — сказал Трэнт.
Филлис неохотно подошла к столику и вернулась со своим лорнетом.
Она приложила его к глазам и взяла программу.
— В чем дело? Чего вы от меня хотите?
— Четвертая фамилия, пожалуйста.
— Марион Страттон.
— Хорошо. Расскажите нам, пожалуйста, об этом действующем лице.
Филлис пожала плечами.
— Бог мой, я не смогу. Неужели вы полагаете, что я думала об этом
вздоре? Моя голова была занята более важными делами.
— Но кем является Марион? Думаю, это действующее лицо трудно
было не запомнить.
— Почему?..
— Сколько ей лет? Маленькая ли это девочка или взрослая женщина?
— Это дочь той соседки, о которой говорила Нора.
— Хорошо. Значит, это маленькая дочурка миссис Страттон. Она
вошла в слезах, потому что какой-то ребенок украл ее обруч. Это вы,
наверное, помните. Она подняла такой визг, что уши пухли.
— Я помню, как она ревела, но в чем там было дело, о чем болтала
эта отвратительная девчонка...
— Достаточно, — прервал ее Питер. — Я знаю, что в Англии Ма-
рион — это исключительно женское имя, но в Штатах дело обстоит
иначе: Марион — это не маленькая девочка, прошу меня извинить.
Марион — это сын соседки, двадцатилетний парень. И еще должен
заметить, что в пьесе никто не визжит, хотя вы, леди Брент, так хорошо
это запомнили. Марион — это мужчина.
— Значит, это маленькая девочка...
— В первом акте не было никакой маленькой девочки. — Питер
наклонился и взял программу из ее руки. — Ситуация снова изменилась,
не так ли? Миссис Лейтон, как оказалось, знает все о первом акте. Тогда
как вы, миссис Брент, — ничего.
Он повернулся к Трэнту. Филлис продолжала держать лорнет перед
глазами. Как и я, она смотрела на Трэнта. Хотя он умышленно ушел в
тень, предоставив Питеру свободу действий, мы чувствовали, что до-
минирующей фигурой здесь является он. Когда Трэнт заговорил, его
399
лицо оставалось безучастным, как всегда, а серые глаза оставались та-
кими же непроницаемыми.
— Итак, мистер Дьюлат, вы придерживаетесь мнения, что это миссис
Брент, а не миссис Лейтон покидала театр во время первого акта?
— Да, я действительно так считаю, — сказал Питер.
Трэнт на какую-то долю секунды сомкнул веки.
— Так сложилось, что я в состоянии это подтвердить. Естественно,
что мои люди столь же тщательно изучали вопрос о местах в театре. Мы
пока не добрались до этого голливудского режиссера, но я поручил им
навести справки в театральных агентствах. Агент из отеля «Пикадилли»
продал два места непосредственно за Лейтонами. Он продал их своим
постоянным клиентам, супругам Фенуик из Юнион-Сити в Нью-Джер-
си. Один из моих людей съездил туда. Показания этой супружеской
пары подтверждают сказанное мистером Дыолатом о том, что одно место
пустовало во время первого акта, а также утверждение мистера Лейтона,
что он сидел на боковом кресле, а рядом с ним сидела женщина. Наш
сотрудник не имел при себе фотографий ни мисс Брент, ни миссис
Лейтон, так что окончательная идентификация еще предстоит. Но я не
думаю, что с ней будут затруднения. Супруги Фенуик помнят, что жен-
щина, сидевшая во время первого акта рядом с мистером Лейтоном,
просматривала программу при свете зажигалки. Они уверены, что она
не пользовалась при этом очками. А вы, — обратился он к Филлис, —
только что признались, что не можете прочесть без очков ни слова.
Это, пожалуй, проясняет дело, не так ли? Мистер Дьюлат доказал свою
правоту.
Итак, Трэнт знал, что Филлис не имеет алиби, до того, как мы приш-
ли сюда; он знал об этом, еще когда говорил со мной о Билле. А теперь
воспользовался этим, чтобы нанести последний удар нашим противни-
кам. Я совершенно не понимал этого человека, но это было не так уж
важно. Чудесным образом мрак рассеивался.
Питер снова обратился к мисс Брент. Это уже был финал.
— Собственно, мы и так могли бы догадаться, что именно вы ходили
к Ронни. Это задание не для мягкой и кроткой миссис Лейтон, но для
сильной мисс Брент, которая могла с ним разговаривать, как мужчина
с мужчиной. Творчество Лейтона для вас, мисс Брент, — это все, не
так ли? И вы не собирались допустить, чтобы ваше божество потеря-
ло преотличную бесплатную квартиру, да еще и двенадцать тысяч дол-
ларов в год, чтобы Великий Лейтон лишился своего великого шанса
и позорно возвратился в убогую захолустную дыру в Шропшире. Вы
пошли на Пятьдесят восьмую улицу; думаю, пяти минут разговора со
взбешенным Ронни вам хватило, чтобы понять, что в создавшейся
ситуации единственным выходом является убийство. И, отлично
понимая, что Билл будет великолепным козлом отпущения, вы долго
не раздумывали. Вот мы вас и расшифровали, мисс Брент. Ничего
загадочного.
400
Наглое, вызывающее безразличие покинуло Филлис Брент. Она, как
оглушенная, бессмысленно смотрела на Питера, а Питер продолжал
говорить с презрительной иронией, обращаясь уже к Безилу Лейтону.
— А вот в отношении вас, мистер Лейтон, еще многое предстоит
расшифровать. Я понимаю ваши мотивы. Вы сознавали, что одна из
двух ваших женщин должна быть принесена в жертву, и вы решили
пожертвовать менее необходимой. Ваша жена — прекрасная хозяйка
дома, но хозяйку дома можно заменить. Трудней найти кого-нибудь на
место мисс Брент, которая фанатично поклоняется вам и вашим произ-
ведениям и к тому же имеет определенный доход, которым не следует
пренебрегать. Ну да! Я понимаю, почему вы предпочли сохранить мисс
Брент. Но... — На его лице, кроме презрения, появилось теперь выра-
жение удивления. — Но, Бога ради, как вы могли надеяться, что вам
это удастся? Неужели вы полагали, что ваша жена покорно позволит
арестовать себя за преступление, которое не совершала, только потому,
что это устраивает вас?
— Именно так он и полагал! Наверняка! — В голосе Джин звучала
многие годы сдерживаемая ненависть. — Или вы не понимаете, что это
за дом? Сколько я себя помню, всегда так было! Эта пара — отец и
Филлис... они постоянно эксплуатировали маму, изводили ее, отно-
сились к ней, как сестры к Золушке: «Нора, сделай то, Нора, сделай
это! Разве ты не отдаешь себе отчета в том, какое это счастье служить
гению! Не понимаешь, что мизинец Безила Лейтона стоит вдвое больше,
чем все твое тело?» Они внушили ей это. И мне пробовали внушить... и
это им почти удалось. Это они склонили меня к супружеству с Ронни.
А теперь думали, что заставят маму взять на себя вину... — Она сжала
руку матери. — Мамочка, милая, видишь, что они сделали с Биллом
и что хотят сделать с тобой! Теперь ты наконец поняла, какие это
чудовища?
Нора не поднимала глаз, но лицо ее напомнило мне лицо Энджи.
На нем можно было видеть то же унижение и то же разочарование. Со
все растущим чувством жалости к ней и презрением к Лейтону и Филлис
я понял, что мое сравнение было правильными Тот же самый взгляд.
Нора была другой Энджи, а Безил — другим Ронни. Преступным Ронни,
лишенным присущего Ронни обаяния, пассивным, трусливым Ронни,
которому для роли палача потребовалась Филлис Брент; ему была при-
суща, как и Ронни, болезненная убежденность в собственном превос-
ходстве над всеми смертными, мерзкая вера в то, что он имеет право
требовать безграничного обожествления, служения и жертв.
Разгаданная головоломка! Чудовище, столкнувшееся с равным себе!
Чудовище А, убитое паразитом чудовища Б...
— Мамочка, — настаивала Джин, — скажи правду!
Питер продолжал неотрывно смотреть на Безила Лейтона. Когда он
заговорил, его голос был сух и бесстрастен, но я улавливал в нем стран-
ное напряжение.
401
— Мне интересно, отдаете ли вы себе отчет в своем поступке, Лейтон.
Отдаете ли вы себе отчет, что подумает любой суд присяжных, когда
услышит, что вы умышленно старались возложить вину на свою жену,
хотя знали, что она невиновна? Присяжные будут возмущены. Да, они
будут возмущены, будут исполнены омерзения. Но это не все. Нет, не
все! Они начнут рассуждать: «Почему, черт возьми, он это сделал?»
Только одна причина может быть признана в этом случае достаточной,
не так ли? Они выйдут на нее в течение десяти минут. Придут к выводу,
что вы пытались спасти мисс Брент потому, что вы так же виновны.
Они придут к выводу о сговоре; когда вы послали ее на Пятьдесят вось-
мую улицу, то велели убить Ронни, если понадобится. Именно так они
подумают. Два соучастника, старающихся переложить вину за совер-
шенное ими преступление на невиновного. Вы, мистер Лейтон, тоже
будете наказаны, а не только мисс Брент. Вот чем это для вас кончится:
казнью! — Питер повернулся к Трэнту. — Прав ли я, лейтенант? Разве
не отреагирует любой суд именно так?
— Я тоже так считаю, — сказал Трэнт. — В подобных обстоятельствах
прокурор наверняка потребует двух обвинительных приговоров.
Безил Лейтон смотрел теперь на Трэнта. Выражение собственного
превосходства сошло с его лица. Его место занял откровенный, мерзкий
страх, тот страх, от которого у человека начинают бегать глаза. Пожалуй,
впервые он оказался под обстрелом без защиты своих женщин. По его
лицу пробегал нервный тик, руки с дрожащими пальцами совершали
бесцельные движения.
— Но, лейтенант, я... я...
— Что — вы? — прервал его Питер. — Вы возражаете? Вы не посы-
лали мисс Брент убить Ронни?
— Я... я...
— Вы возражаете?
— Да, да! Возражаю!
— И вы узнали, что она его убила, только после совершения прес-
тупления?
— Да, да! Клянусь, я не знал...
— Значит, только после прихода полиции мисс Брент сломалась и
призналась в том, что убила Ронни, оставила пистолет и вложила в руку
трупа пуговицу, чтобы создать неопровержимую улику против Бил-
ла? — К моему удивлению, на лбу Питера выступили капли пота. — Так
было? Если это действительный ход событий, вы ответите только за
помощь постфактум; полиция оценит вашу готовность сотрудничать с
ней; вам ничего не будет. Но вы должны сказать правду. Это един-
ственный способ спасти свою голову. Так как же?
Филлис Брент стояла возле стола у окна. Она неотрывно смотрела
на Безила. Но Безил не смотрел на нее. Он беспокойно взглянул на
Трэнта и, не найдя у него поддержки, перевел взгляд на Питера. Трус-
ливый взгляд доносчика.
402
— Да... — прошептал он. — Это было так. — Он упал на стул и закрыл
глаза руками. — Только после того как полиция ушла, мисс Брент сказа-
ла мне, что убила Шелдона. Я ужаснулся. Я никогда не предполагал...
Я был в ужасе! Но... я... я... не знал, что делать. Я не разбираюсь в этом.
Это не моя область. ЯЛ.
— И она сказала вам, что у нее был ключ, да? — вступил в разговор
Трэнт. — Она отперла дверь своим ключом?
— Не знаю. — Безил Лейтон начал всхлипывать. — Пожалуйста,
перестаньте меня мучить. Я ничего не знаю о ключе. Я плохо себя
чувствую. Я...
— Миссис Шелдон слышала, как убийца в девять часов отпер дверь
своим ключом, — настаивал Трэнт. — Мисс Брент должна иметь ключ.
Советую вам сказать, откуда она его взяла.
— Я могу вам сказать... — прозвучал голос Норы.
Все еще сжимая руку дочери, она обратила к Трэнту свое застывшее
лицо — лицо женщины, которая пережила полную утрату иллюзий и
уже с этим согласилась.
— У Филлис был ключ Джин. За день до возвращения Ронни Джин
во второй половине дня вышла из дома. У Ронни был сорт шампанского,
который Безил особенно любил. Какой-то особый сорт. Прежде Филлис
брала по паре бутылок, когда ей представлялся случай. В этот день она
знала, что Безил закончил трудную главу и, пожалуй, захочет по этому
случаю выпить шампанского. А имевшийся запас мы использовали.
Филлис подумала об этом как раз тогда, когда Джин пришла к нам
попрощаться, но ей не хотелось просить Джин... то есть она не хотела
признаться, что несколько раз брала шампанское Ронни. Поэтому она
просто вытащила ключ из сумочки Джин.
Вот какова правда о ключе Джин, который причинил мне столько
терзаний! Теперь в голове просветлело, так что я смог представить кар-
тину в целом.
Когда я позвонил Джин накануне возвращения Ронни, трубку под-
няла Филлис Брент. Потом, после возвращения Джин с Файр-Айленда,
я должен был отпереть ей дверь моим ключом, потому что Энджи была
в Уэстпорте, а прислуга ушла после ленча..В забытой Джин сумочке
ключа уже не было, он был в руках Филлис.
Наконец все стало на свои места.
Я смотрел на Филлис Брент, женщину, которая старалась погубить
моего сына, о жизни которой до встречи с Безилом Лейтоном Нора сказала:
«Это страшно: жить в глухой деревне с матерью, прикованной к постели,
и отцом, презирающим ее за то, что она не парень и не продлит род».
Потом я смогу подтвердить рассказ Норы о ключе. Но пока в этом
нет необходимости. Ничего уже не нужно.
Питер сел. Он казался предельно измотанным. Трэнт очень спокойно
спросил Безила Лейтона:
— Вы готовы дать официальные показания в комиссариате?
403
Безил кивнул.
— Хорошо. — Трэнт подозвал стоящего у двери полицейского. —
Прошу вас отвести мисс Брент в комиссариат. И мистера Лейтона тоже.
Официальные показания нам, в сущности, не нужны, так как у нас есть
семь свидетелей, но все же составить протокол следует.
Полицейский подошел к Филлис и с некоторым смущением сковал
наручниками ее руку со своей. Она не пыталась сопротивляться. Каза-
лось, она вообще этого не заметила. Она продолжала смотреть на Безила
Лейтона. Безил встал и, постанывая, двинулся к двери. Когда он прохо-
дил мимо Филлис, он вдруг припал к ней со сдавленным рыданием.
— Не позволяй им обижать меня! Пожалуйста, не позволяй, чтобы
они меня обижали!
Филлис полуобняла его свободной рукой и прижала к себе, она была
мужчиной, а он — женщиной.
— Не огорчайся, не огорчайся, любимый. Я не позволю тебя обидеть.
Я скажу им правду и не буду тебя ни в чем винить. У тебя не будет
забот. Ты закончишь книгу.
Она продолжала покровительственно обнимать его, когда они
втроем — третьим был полицейский — покидали комнату. В опреде-
ленном смысле у ее отца вырос сын.
Итак, несмотря ни на что, пришел час победы. Я знал, что вскоре
обрету способность радоваться счастливому повороту судьбы. Но еще
не сейчас. Слишком многое нужно забыть...
Питер и Айрис подошли ко мне.
Ни с того ни с сего вместо радости начала подниматься знакомая
волна депрессии. Прошлой ночью, погруженный в отчаяние, я осознал,
что спасение Билла — это мой единственный шанс обрести уважение к
самому себе. Теперь Билл был спасен... Но что совершил я лично для
достижения победы? Блуждал на ощупь и становился все более несчаст-
ным, в то время как Питер, Айрис и Трэнт...
— Джек, дорогой, и все же мы победили! — сказала Айрис.
— Благодаря тебе и Питеру.
— Нет, — прервал меня Питер, — благодаря тебе, Джек. Я напугал
Лейтона болтовней о сговоре, чтобы заставить его сдать мисс Брент.
Это я готов признать. И это подействовало: он оказался еще большим
трусом, чем я думал. Но у меня не было ничего, совсем ничего, на что
мог опереться. Я нашел этого парня из Калифорнии, но это оказалось
ошибкой, так как Лейтон все же был в театре. Вдохновение подтолк-
нуло меня на тот номер с программой, но даже когда Трэнт подтвер-
дил, что мисс Брент не было во время первого акта, это еще ничего
не доказывало. Ведь у нас не было ровным счетом ничего, свидетель-
ствующего о ее возвращении на Пятьдесят восьмую улицу. И Билл,
независимо от всего, продолжал оставаться отягченным уликами, как
дьявол. Но я брел дальше — благодаря тебе, благодаря твоей сумасшед-
шей, несокрушимой вере. «Джек так уверен. Билл невиновен, в этом
404
должно что-то быть, — думал я. — Я должен попытаться». — Он смотрел
на меня очень серьезно. — Поэтому я брел дальше, Джек. Я поставил
на тебя.
Меня снова охватило чувство горечи. Или им еще продолжает казать- ‘
ся, что они должны поддерживать мой дух этими детскими приемчи-
ками? Я сказал:
— Послушай, как это ты мог считать, что Билл виновен, если кас-
сирша из кино подтвердила его алиби?
Питер усмехнулся несколько смущенно.
— Ты поверил? Конечно же, мне не удалось подтвердить алиби Бил-
ла. Я выдумал эту кассиршу. Вас-то ведь я не обманул, правда? — обра-
тился он к Трэнту, который к нам присоединился.
— Ну, если говорить правду, меня несколько насторожило, что кас-
сирша, бывшая на службе вчера вечером, работает еще и сегодня утром.
Но вы отлично проворачивали это дело, так что я предпочел не вме-
шиваться. У меня не было причин не поддержать вас.
Я растерянно смотрел на них обоих.
— Значит, это был только большой блеф?.. Поэтому ты так доби-
вался признания Безила?
— Конечно, — подтвердил Питер. — Без его признания все кон-
чилось бы ничем. Я отдавал себе в этом отчет. Но все же мне удалось
этого добиться, к тому же в присутствии семи свидетелей. Этого нам
достаточно, мистер Трэнт?
— Думаю, что да. — Улыбка Трэнта была чуточку извиняющейся. —
К счастью, я не поддался этой атмосфере и не начал тоже придумывать
факты. Супруги Фенуик из Юнион-Сити — это вполне реальные люди,
и у них сохранились вполне реальные билеты на этот спектакль. Их
показания плюс признание Лейтона не оставят защите никаких шан-
сов. — Он обратился ко мне: — Знаете, что я вам скажу, мистер Дьюлат?
Никогда я еще не натыкался на такую абсолютную веру. До сегодняш-
него утра я был совершенно уверен, что ваш сын виновен. Но когда на
Сентер-стрит, имея против себя весь мир, вы послали меня к дьяволу и
ушли, вам удалось поколебать мою уверенность. Я начал сомневаться.
И это хорошо, потому что, не будь сомнений, я не отважился бы прийти
сюда. Питер совершенно прав. Вы являетесь героем этой истории — вы
с вашим новым методом двигать горы.
Ни подавленность, ни ощущение собственной неполноценности еще
не оставили меня, но я знал, что навсегда запомню необычную похвалу
Трэнта, как не забуду и слова Энджи: «Теперь вы уже не можете себя
ненавидеть, Джек». Может быть, я даже ему поверю, и в результате
лейтенант Трэнт навсегда оставит след в моей жизни. Я сказал им-
пульсивно:
— Извините меня, лейтенант. Я сожалею, что недостаточно доверял вам.
— Недостаточно доверяли? Мне? Но ведь я с самого начала свалял
дурака в этом деле. Хорошо бы мы выглядели, если бы вы доверились
405
мне. — Он похлопал меня по плечу. — Сейчас я должен идти в управ-
ление, а вы, наверное, захотите забрать своего сына. Я позвоню туда.
Билл может выйти в любую минуту.
Только теперь я ощутил настоящее облегчение. Через несколько
минут я буду с Биллом. В приливе счастья я вспомнил о Джин.
— Пойдемте со мной за Биллом, Джин.
Она оторвалась от матери. Ее глаза блестели. Она подбежала к двери,
где стояли уже Питер, Айрис и Трэнт. Я остался один на один с Норой
Лейтон. И хотя я рвался к Биллу, вдруг к собственному удивлению
убедился, что сейчас Нора мне ближе тех, кто так торопливо отталкивал
от себя прошлое. Я чувствовал, что мне ближе Нора Лейтон, которая
всю жизнь пожертвовала чудовищу; Нора Лейтон, преданная так же
мерзко, как и я.
Я подошел ближе. Она казалась изваянной из камня. А ведь когда-
то я думал о ней, что она выглядит как роза.
— Может быть, вы поедете с нами, Нора?
Она подняла на меня взгляд.
— Куда?
— Джин и я едем за Биллом. Поедем с нами?
Каменная маска начала трескаться. Ее губы дрогнули. Быстрым дви-
жением она повернула ко мне голову.
— Как же я могла быть так слепа... После всех этих лет...
— Вам нужно забыть об этих годах, — сказал я.
Я был так счастлив. Мое счастье оказалось так велико, что я отныне
вспоминал Фелицию только с нежностью; так велико, что я обрел уве-
ренность: мы с Биллом будем любить и понимать друг друга; так велико,
что я мог оделить им Нору Лейтон.
И не надо мне так спешить к Биллу. Он, наверное, захочет сперва
увидеть Джин.
Теперь, когда все стало хорошо, не надо превращаться в преуве-
личенно нежного папашу.
Я положил руку на плечо Норы Лейтон.
— Идите одна, Джин! — сказал я. — Возьмите Билла, отвезите его
домой. Мы приедем к вам позже.
Глава 1
Самым удивительным во всем этом было то, что именно тогда мне
вспомнилась Анжелика. В тот вечер я был с женой и Фаулерами в
театре. После спектакля Пол и Сандра зашли к нам пропустить по ста-
канчику, а потом я отвез их в Гринвич-Виллидж1. Понятия не имею,
почему именно тогда, отвозя их, я подумал об Анжелике. Минули меся-
цы, может быть, даже годы, как я излечился от того, что было; к тому
же сегодняшний вечер ничем не мог напомнить мне тот бурный «ев-
ропейский» период моей жизни, когда Анжелика была моей женой и —
как мне тогда казалось — единственной в моей жизни любовью. Пол и
Сандра знали ее именно по тем временам, причем у Пола, как мне всегда
казалось, несмотря на блестящую карьеру и важное положение, которого
он добился, до сих пор сохранилось что-то от беззаботной веселости
Анжелики. Но ведь с Полом я виделся часто, и он никогда не будил во
мне мысли о моей первой жене. Скорее во всем была виновата ат-
мосфера Гринвич-Виллиджа. Хотя мы никогда не жили здесь вместе,
именно Виллидж был самым подходящим местом для Анжелики. Да,
наверное, именно потому она так живо возникла перед моими глазами,
как если бы только вчера бросила меня и моего сына там, в Портофино* 2,
уехав с Кэролом Мейтлендом.
И вдруг — это уж совсем невероятно!— я увидел ее из окна автомо-
биля, словно духа, вызванного на спиритическом сеансе.
Она стояла на тротуаре возле серого, обшарпанного дома на Запад-
ной Десятой улице и расплачивалась с водителем такси.
Только глубокое изумление, потому что ничем иным это просто не
могло быть, явилось причиной того, что я остановил машину и выско-
чил, чтобы поздороваться с ней. Такси как раз отъехало, а. Анжелика
стояла и что-то искала в своей сумочке.
— Хэлло, Анжелика! — окликнул я ее.
’Гринвич-Виллидж — район Нью-Йорка, являющийся центром
артистической богемы. (Здесь и далее примеч. перев.).
2Портофино — портовый городок в Провансе (Франция).
409
Одной из характерных черт Анжелики было то, что она никогда не
показывала удивления. Она только взглянула на меня своими огром-
ными глазами и сказала:
— О, Билл... Билл...
Прежде, сразу же после развода и в начале моего второго супружест-
ва, я тысячи раз старался представить себе такую встречу, и мне всегда
казалось, что это будет Великий Момент, исполненный драматического
напряжения. Но теперь, когда Анжелика стояла передо мной, она не
будила во мне никаких чувств.
— А я не предполагал, что ты в Нью-Йорке, — сказал я.
— Я приехала только неделю назад.
Я не допытывался, относится ли этот срок и к Кэролу Мейтленду.
— Ты вышла вторично замуж?
— Нет, не выходила.
Она повернулась, намереваясь уйти, и только тогда, в свете фонаря, я
смог лучше рассмотреть ее. Она была так же прекрасна, как и прежде.
Я всегда считал, что она самая красивая женщина из всех, которых я
встречал в жизни. Поразительным было то, что на ее лице отсутствовали
столь типичные для Анжелики беззаботность и уверенность в том, что она
лучше всех знает, что ей нужно. Она выглядела больной и встревоженной.
— Ты неважно себя чувствуешь?— спросил я.
— Да, мне не по себе. Я недавно перенесла грипп. Вообще-то мне не
следовало еще выходить, но я была должна...
Наконец Анжелика обнаружила в сумочке ключ, который все время
искала.
— Ты живешь в этом доме?
— И да и нет. В сущности, это квартира какого-то приятеля Джейми.
Сейчас он отдыхает в Мексике и на это время сдал мне свое жилище.
— Ты живешь здесь одна?
— Да. Джейми предпочитает жить в восточном районе, там он чув-
ствует себя свободнее. — Анжелика старательно избегала моего взгля-
да. — Джейми — писатель, — пояснила она,— и переживает теперь
неудачный период. Но я уверена, что это пройдет и он напишет что-
нибудь по-настоящему стоящее.
Я подумал, что Анжелика, в сущности, ничуть не изменилась. Или она
никогда не перерастет эту манию преклонения перед очередным литератур-
ным гением? Ведь даже я не вылечил ее от этого... И Кэрол Мейтленд тоже.
Я почувствовал легкую неприязнь к этому Джейми, хотя вообще-то
мне до него не было никакого дела.
Анжелика стояла передо мной с ключами в руке. Она не приглашала
меня зайти, но и не обнаруживала желания попрощаться. Сухим, без-
различным тоном она спросила:
— Думаю, ты уже бросил писать?
— Угадала. Я действительно теперь ничего не пишу. Понял, что из
меня никогда не получится хороший писатель.
410
Анжелика играла с ключами, легонько подбрасывая их. Я заметил
на среднем пальце ее правой руки перстень с гранатами, уложенными
в форме дельфина. Это было обручальное кольцо моей матери, которое
я подарил Анжелике шесть лет назад, перед нашей свадьбой. Вид кольца
и то, что она продолжает его носить, совершенно выбили меня из колеи.
Анжелика продолжала говорить все тем же безучастным тоном:
— Я слышала, ты женился на Бетси Коллингхем, это правда? Кажет-
ся, я читала в газете о вашем обручении.
— Да. Это правда. Я руковожу отделом рекламы.
— Руководишь... чем?
Анжелика покачнулась, и у меня мелькнула мысль, не пьяна Ли она,
но я помнил, что она никогда не пила больше одного коктейля, да и то
в самых исключительных случаях.
— И ты счастлив, не так ли? Потому что это самое важное. То есть
я хотела сказать, что...
Она покачнулась так сильно, что упала бы, если б я вовремя не
подхватил ее. Тело ее было горячим и безвольным — я чувствовал это
через рукав ее плаща.
— Но ты совсем больна! — воскликнул я обеспокоенно.
— Нет, это ничего, это сейчас пройдет. Просто недолеченный грипп.
Извини меня, Билл.
— Ты должна немедленно лечь. Давай я провожу тебя домой, —
сказал я, вынимая из ее руки ключи.
— Нет... нет... В самом деле... Я сейчас...
Я помог ей подняться по лестнице и отпер застекленную входную
дверь. Квартира находилась на четвертом этаже; прямо с лестничной
площадки мы попали в маленькую прихожую, а оттуда —- в гостиную со
стенами цвета лососины. Там не было никакой мебели, кроме разбол-
танного стола и смешного викторианского кресла, украшенного оленьи-
ми рогами — довольно странная идея. Через открытую дверь видна была
спальня и разбросанная одежда Анжелики.
Она тяжело опустилась в кресло, а я пошел в спальню и принес ей
оттуда пижаму.
— Ты сможешь сама раздеться? — спросил я.
— Конечно... и прошу тебя, Билл... В самом деле в этом нет необ-
ходимости!
Из спальни я прошел в кухню, совмещенную с ванной. На столе
валялись банки из-под джема и грязные тарелки. Когда мы расста-
вались, Анжелика категорически отказалась взять у меня деньги. Одна-
ко я знал, что незадолго до нашего развода она унаследовала что-то
после смерти своего деда. Я подумал, что сейчас она, скорее всего, сидит
без денег.
Когда я вернулся в спальню, Анжелика уже лежала в постели в пи-
жаме, застегнутой под самый подбородок. Она была похожа на усталого,
беспомощного ребенка... на нашего сына Рики.
411
— Может, вызвать врача? — спросил я.
— Нет, нет! Врач мне не нужен! Я чувствую себя нормально.
Она слабо улыбнулась и добавила:
— А теперь уходи, Билл, пожалуйста! Спасибо тебе за все, но нам не
следует устанавливать дипломатические отношения...
Анжелика откинулась на подушки. При этом движении ее пижама
приоткрылась. Я увидел шею, покрытую синяками. Подушки лежали
неровно, неудобно, и я приподнял ее голову, чтобы их поправить. Когда
я взялся за угол подушки, моя рука наткнулась на что-то холодное и
твердое. Через секунду я уже держал в руке кольт сорок пятого калибра.
Я не верил своим глазам. Пистолет у Анжелики! Она всегда была на-
столько лишена всякой театральности, что вид пистолета под подушкой
удивил меня так же, как если бы я обнаружил в ее постели маленького
леопарда.
— Зачем ты его здесь держишь? — спросил я.
Она не заметила, что я вынул пистолет. Услыхав вопрос, она повер-
нулась в мою сторону и сделала слабое движение той рукой, на которой
носила мое кольцо, как если бы хотела отобрать у меня оружие.
— Дай сюда, — сказала она.
— Зачем тебе пистолет?
— Тебя это не касается! — сказала она неприязненно. — Просто он
мне нужен.
Я снова взглянул на ее шею. Анжелика поймала мой взгляд и подняла
руку, чтобы застегнуть пуговицу, однако я опередил ее и сильнее распах-
нул пижаму. На всей шее Анжелики были видны огромные сине-черные
синяки.
— Тебя кто-то хотел задушить? — спросил я.
— Билл, прошу тебя...
— Когда это было?
— Ах, я не помню... может, несколько дней назад. Ничего серьезного.
Просто он был пьян. Видишь ли, он...
— Кто он? Этот твой Джейми?
-Да.
— И ты не обращалась в полицию?
— Разумеется, нет.
В этот момент в кухне раздался звонок. Звонивший не отрывал паль-
ца от кнопки.
— Он будет так звонить всю ночь, — сказала Анжелика усталым
голосом.
— Джейми?
Она кивнула.
— Я не хотела, чтобы он приходил сюда. Я вышла из дому, чтобы
встретиться с ним в баре... Но он не пришел. Я могла бы догадаться,
что он заявится сюда!
— Сейчас я избавлю тебя от него, — сказал я.
412
Маска, которую она с таким усилием старалась удержать на лице,
внезапно исчезла. Ее гордость, ее неприязнь, чувства, которые она ко
мне питала, — все это теперь не имело никакого значения.
— Умоляю тебя, Билл, объясни ему. Скажи, что я ждала его в баре,
что я больна... что не могу с ним увидеться. Во всяком случае сегодня.
Бьющий по нервам звонок на секунду прервался, но только для того,
чтобы возобновиться снова. Положив пистолет на постель, я вернулся
в гостиную. Голос Анжелики догнал меня:
— Не делай ему ничего плохого, Билл. Это не его вина. Ему вернули
рукопись, над которой он работал два года. Поэтому, если он немного
пьян, не обижайся на него. Он мне нужен! Он любит меня по-своему...
Любит ее по-своему! Я не хотел больше ничего слышать. Это было
слишком пошло. Я спустился вниз. Через застекленную входную дверь
я увидел мужчину; опершись о стену, он держал палец на кнопке звонка.
Я отворил дверь, подошел к нему и оттолкнул в сторону. Он покачнулся,
утратил на какой-то миг равновесие, но тут же выпрямился.
В свете маломощной лампочки над дверью ему можно было дать не
более девятнадцати лет. И хотя он был пьян, я должен был признать,
что передо мной один из самых красивых парней, каких я когда-либо
видел. У него были вьющиеся черные волосы и такие же черные глаза.
Я представил себе его вместе с Анжеликой, и во мне пробудились какие-
то остатки дремлющей в неведомых уголках моей души абсурдной рев-
ности.
— Я прошу вас немедленно уйти отсюда, — сказал я.
Он продолжал смотреть на меня, хлопая глазами и покачиваясь.
Потом он отодвинулся от меня и снова прижал пальцем кнопку звонка.
Я схватил его за плечо и резко развернул в свою сторону. Он бросился
на меня и попытался ударить. Я отступил на шаг в сторону, а когда он
хотел миновать меня и войти в квартиру, съездил ему по физиономии,
отчего он тяжело повалился на порог.
Я смотрел на поверженного Джейми, а сердце в моей груди билось
в триумфальном ритме победы.
Однако я тут же подумал, что не смогу его так оставить. Я вышел из
холла на улицу. Как раз в эту минуту перед домом остановилось такси,
из которого вышла какая-то женщина. Я махнул рукой водителю и
вернулся к Джейми, вывернул карманы его плаща и обнаружил бумаж-
ник с более, чем скромным содержимым — в нем было всего три долла-
ра. Я вынул деньги, а бумажник сунул обратно в карман.
В это время приехавшая на такси женщина вошла в холл. Это была
высокая блондинка с большими нагловатыми глазами.
— Ой!.. Мальчики... мальчики! — сказала она. — Это плохая игра.
Она вынула ключ и начала подниматься по лестнице, а я за это время
успел поднять Джейми и поставить его на ноги. Он уже пришел в себя,
но все еще был оглушен. Я усадил его в такси и, назвав какой-то адрес
в Бруклине, вручил ему десятидолларовый банкнот.
413
— Пожалуйста, не позволяйте ему вылезти, пока не доставите на
место, — попросил я таксиста. — Дома его ждет старушка-мать.
Когда я снова вернулся в квартиру, Анжелика продолжала лежать в
кровати, но пистолет исчез.
— Ты ничего ему не сделал? — спросила она.
— Нет, — сказал я. — Успокойся, я ничего ему не сделал.
Я рассказал ей немудреную историю, придуманную, когда я подни-
мался по лестнице, как мне удалось уговорить его перестать скандалить
и вернуться домой. Не знаю, поверила ли она, но мне это было совер-
шенно без разницы.
— Я не хотела вмешивать тебя во все это, — сказала она. — Правда,
не хотела. Ни за что на свете. Но... если бы ты его знал! В сущности, он
очень порядочный парень. Просто он очень несчастлив. Да, просто
несчастлив... Джейми...
Вдруг она начала плакать, уткнувшись лицом в подушку.
— Анжелика... — сказал я робко.
— Уходи, — ответила она, приподнимаясь. Ее лицо так перемени-
лось, что мне показалось, будто я вижу совершенно чужую женщину. —
Возвращайся к яхтам Коллингхема, к его «кадиллакам»!
Чары рассеялись немедленно. Здесь не было ничего моего. Даже не
оглянувшись, я вышел из спальни в гостиную, бросил на столик ключи
и выбежал на улицу.
Я чувствовал себя так, словно чудом избежал катастрофы.
Глава 2
Когда я наконец вернулся домой на Бикмен-плейс, шел второй час
ночи. Бетси в очках на носу лежала в постели. Увидев меня, она сняла
очки и улыбнулась. Всю жизнь она считала себя безобразной и заявляла,
что если кто-нибудь захочет жениться на ней, то исключительно ради
ее состояния. Это просто было ее навязчивой идеей, от которой она
страдала, пока на ней не женился я.
При виде Бетси и ее теплой улыбки я ощутил внезапно захлестнув-
шую меня волну нежности.
Она не спросила меня о причине моего позднего возвращения. Бетси
всегда подчеркивала мое право на полную независимость и свободу.
Делала она это потому, что Коллингхемы были просто непристойно
богаты, а я работал в их отделе. Она не хотела дать мне почувствовать,
что она дочь моего шефа.
— Рики еще не спал, когда я вернулась из театра, — сказала она. —
Элен никак не могла с ним справиться. Мне пришлось петь ему, пока
он не заснул.
Возвращаясь на автомобиле домой, я решил рассказать ей все об
Анжелике, потому что до этого я ничего не скрывал от Бетси. Однако
414
теперь, когда я начал раздеваться, все это показалось мне далеко не столь
простым. Я знал, что Бетси всегда чувствовала себя уязвленной красотой
Анжелики, которую я когда-то так сильно любил. Знал я также, что в
глубине души она все время боится, что Анжелика как мать Рики когда-
нибудь захочет отобрать его. Бетси не могла иметь детей; Рики она
любила столь же искренне, как и меня. В конце концов я убедил себя,
что нет необходимости упоминать о моей встрече с Анжеликой, тем
более, что я ее, по всей вероятности, никогда больше не увижу.
Я лег в постель, и мы начали говорить о завтрашней встрече с моим
тестем и о Фонде борьбы с лейкемией имени Бетси Коллингхем, ко-
торый Бетси основала после смерти матери, умершей от белокровия.
Когда мать Бетси скончалась, ее отец решительно и безжалостно перенес
всю свою любовь на младшую дочь, Дафну. До замужества Фонд был
единственной вещью на свете, интересовавшей Бетси; теперь же он
уступил первое место мне и Рики.
Сейчас приближалось время весеннего отчета комитета Фонда, и
наша завтрашняя встреча с Си Джеем должна была иметь весьма сущест-
венное значение, поскольку Бетси и Пол Фаулер, выполняющий там
обязанности директора, собирались начать новый финансовый год, рас-
считывая на солидный чек Си Джея. Бетси отдавала себе отчет в том,
что этот орешек будет не легко раскусить, поскольку ее отец, финансо-
вый магнат, столь же капризный, сколь и деспотичный, умел выскаль-
зывать из подобных ловушек. В глубине души Бетси была, однако, убеж-
дена, что дело это удастся, и настроение у нее было отличное.
Ее радость была так заразительна, что вскоре я совершенно забыл об
Анжелике и Западной Десятой улице. Я был у себя дома, а рядом со
мной была жена, которую я любил... В прекрасном настроении я заснул.
Мне приснилась Анжелика. Это был какой-то жуткий кошмар, от
которого я проснулся с неистово бьющимся сердцем. Рядом со мной
спокойно спала Бетси. Но продолжение моего сна было очень реальным,
и внезапно этот контраст между моим счастливым существованием и
путаной жизнью Анжелики показался мне ужасным. Вопреки моей воле
наши совместно прожитые годы теперь снова стояли перед глазами,
словно страницы забытой рукописи, найденной на дне старого сундука.
Все началось очень невинно, когда я после демобилизации закончил
оплаченное ВМФ Соединенных Штатов обучение в университете. Билл
и Анжелика! Прекрасная, темпераментная дочь овдовевшего профессора
английского языка Клакстонского университета. Вся наша жизнь пере-
вернулась благодаря «Жару Юга». Я написал этот первый роман меньше
чем за шесть месяцев. Непонятно, каким чудом некое издательство
выразило готовность выпустить «Жар Юга» в свет, после чего мы с
Анжеликой поженились. Когда на меня посыпались еще менее ожидае-
мые восторги со стороны критики, когда роман был куплен для экрани-
зации в Голливуде, мы отряхнули сног своих пыль маленького Клаксто-
на в штате Айова и отплыли завоевывать Европу. После фантастического
415
путешествия по Испании, Италии и Франции мы сняли маленький
домик в Провансе. Там должна была начаться наша богатая событиями
новая жизнь.
Я уже много лет не думал об этом доме, однако сейчас, когда я лежал
без сна, воображение каким-то образом перенесло мою кровать в тот
прованский домик. Это не Бетси, а Анжелика, спокойно дыша, спала
возле меня. Теплая рука лежала в моей руке. Я был уверен, что это рука
Анжелики.
— Ты не спишь, дорогой? — спросила Бетси.
— Нет.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, девочка.
Рука жены легонько сжала мои пальцы. Я продолжал вспоминать
все, что произошло за первый год нашего пребывания в Провансе. Ан-
желика родила сына, нашего Рики, а я произвел на свет половину моего
второго романа, которую затем изодрал в клочья. В течение следующих
двух лет я с тем же результатом брался за новые книги и каждый раз в
конце концов отправлял рукопись в корзину, переживая последователь-
но периоды озлобления, возвращения надежды и откровенной паники.
Наконец под предлогом того, что мне необходимы стимулы для рабо-
ты, мы начали таскаться с места на место. Я просиживал до поздней
ночи в различных бистро, а Анжелика терпеливо торчала там со мной.
Рики в это время спал в отеле под опекой французской горничной.
В тот год вокруг Анжелики крутилось несколько представителей между-
народной золотой молодежи, из числа которых особо выделялся молодой
литератор Кэрол Мейтленд. Он был еще больше, чем я, убежден в своем
незаурядном писательском таланте. Анжелика, однако, игнорировала
их заигрывания и себя так, словно всем миром для нее был я. Для меня
же, не имевшего в жизни ничего, кроме ее любви, она была столь же
необходима, как воздух и вода.
И наступил день, когда все кончилось. Мы находились в то время
вместе с Кэролом Мейтлендом в Портофино, когда туда явился на яхте
мультимиллионера К. Дж. Коллингхема мой коллега по службе на фло-
те, очаровательный и богатый Пол Фаулер. С ним была Сандра — они
только что вступили в брак. Никогда до того времени я не имел случая
побывать в обществе столь богатых людей; невероятная самоуверенность
американского набоба, покорителя мира, ужасно мне импонировала,
но одновременно я еще глубже осознавал собственное ничтожество. Все
это общество уже с неделю развлекалось в Портофино, когда однажды
вечером я явился на яхту один, без Анжелики, которая осталась с Рики
в отеле. Так случилось, что великий Си Джей выкопал где-то экземпляр
моего романа «Жар Юга» и развлекался его чтением. С обычной для
богатых людей бесцеремонностью он не дал себе труда узнать, что я
являюсь автором этого романа, и начал достаточно крепко подшучи-
вать и над автором, и над его творением. Это была последняя капля,
416
переполнившая чашу. Покинув после обеда яхту Коллингхемов, я засел
в каком-то портовом кабаке и основательно там надрался. В соответ-
ствующем настроении я, пошатываясь, добрел до отеля. Помню, как,
взбираясь по крутой лестнице к двери нашего номера, я думал о том,
что, если бы на свете не было Анжелики, я охотно пустил бы себе пулю
в лоб.
Я включил свет в нашей маленькой, скудно меблированной спальне;
Рики лежал на своей кроватке, но Анжелики нигде не было. Я нашел
только листок, на котором было написано несколько слов:
«Извини меня, Билл. Я уезжаю с Кэролом. Можешь начать дело о
разводе. Рики оставляю тебе — я отказываюсь от всех прав на него.
Анжелика*.
Даже сейчас, когда я лежал в темноте рядом с Бетси, горечь этой
измены, совершенной несколько лет назад, показалась мне такой же
чудовищной и ничуть не притупленной, как тогда, в маленьком гости-
ничном номере в Портофино. И я чувствовал, как во мне угасает волне-
ние, вызванное сегодняшней встречей с Анжеликой. Не было, разумеет-
ся, смысла винить ее в чем-то — просто она пошла своей дорогой, а
я — своей. Счастливым случаем было то, что моя дорога пересеклась с
дорогой Коллингхемов и что с их помощью — а особенно с помощью
Бетси — я совершенно вылечился от Анжелики.
Я повернулся на кровати, чтобы коснуться плеча моей жены. Она
спала. Я осторожно поцеловал ее, обнял ее плечи и спокойно заснул.
В настоящее время мое положение в издательском комплексе Кол-
лингхема было еще более сложным и деликатным, чем обычно. Ока-
залась вакантной должность вице-председателя по делам рекламы, и
старый Си Джей обещал ее одновременно мне и Дейвиду Маннерсу,
который работал в фирме дольше меня и, разумеется, от всего сердца
меня ненавидел как любимчика шефа.
Однако в действительности я вовсе не был его любимчиком, а то,
что Бетси была моей женой, только ухудшало дело. Несмотря на то,что
Си Джей лишь частично отдавал себе в этом отчет, его постоянно злили
независимость и самостоятельность Бетси и ее успехи как на почве
Фонда борьбы с лейкемией, так и в супружестве. Я был глубоко убежден,
что, если бы я сделал какой-нибудь опрометчивый шаг или допустил
какую-нибудь ошибку, он немедленно заявил Бетси: «Вот видишь? Разве
я не говорил тебе? Вот результаты того, что серьезную работу поручили
какому-то бумагомарателю только потому, что он твой муж».
На следующее утро ситуация стала еще более напряженной. Дейвид
Маннере был вызван его величеством единожды, а я — даже два раза.
Я был убежден, что Си Джей упомянет о вице-председательстве. Однако
каждый раз он как-то откручивался от этого вопроса. В первый раз он
вызвал меня, собственно говоря, без всякого повода; а когда я пред-
стал перед ним вторично, он сидел, усмехаясь, за своим огромным
14 П Квентин "Возвращение на Бермуды* 417
письменным столом. У него был широкий рот и блестящие выпученные
глаза, что придавало ему сходство с жабой.
— Я как раз вспомнил, — начал он, — что это вроде бы сегодня Бетси
собирается зайти ко мне, чтобы подоить меня во благо ее проклятой
благотворительности.
Он великолепно знал, как я отреагирую на его слова, так как Си Джей
всегда знает, что и с какой целью он делает. Он разработал свою собствен-
ную систему испытания людей, держа их в состоянии неопределенности.
Если бы я не знал его так хорошо, я охотно прикончил бы его в эту минуту.
— Я надеюсь, что и ты придешь,— сказал он.— Мне пригодится любая
моральная поддержка. Ох, уж мне эти занудные бабы! Я боюсь их, как огня!
— А как же, — ответил я спокойно. — Мы собираемся прийти вдвоем.
— Это отлично, мой мальчик. И, Бога ради, скажи своей женушке,
чтобы она воздержалась от всех этих возвышенных разговоров, пока я
не съем обед. Такие вещи фатально действуют на мое пищеварение.
Итак, точно в семь?
Мы явились в Оистер-Бей точно в семь в полном параде, хотя до
этого должны были еще заскочить за Полом и Сандрой, машина которых
была в ремонте.
Меня очень радовало, что Пол тоже будет на этом обеде.
По странной иронии судьбы Бетси именно в те минуты, когда она
больше всего зависела от поддержки отца, становилась удивительно
неловкой и скованной, да и на меня чопорная, исполненная велико-
лепия атмосфера этого дома действовала угнетающе. А Пол велико-
лепно умел сочетать в себе легкий цинизм с детской беззаботностью и
юмором — все это привлекало меня к нему еще во времена нашей сов-
местной службы на флоте. Он являл собой великолепное противоядие
в отношении Си Джея. Этот калифорниец, происходящий из очень
старой и богатой семьи, был, возможно, единственной особой, позво-
ляющей себе подшучивать над старым Си Джеем, который не только
сносил такие шутки, но даже любил их. Кроме того, Си Джей питал
слабость к Сандре, эффектной и очень красивой жене Пола. Это была
симпатия старого знатока и женолюба.
— Скажу тебе, Билл, под большим секретом, — заявил мне Пол, —
как старому другу и испытанному товарищу, что Сандра создана не из
плоти и крови, а из самого дорогого пластика. А кем? Коварной рек-
ламной братией ваших журналов. С какой целью? Чтобы она являла
собой самую совершенную и самую очаровательную вешалку для норок
и драгоценностей, а также для перевозки всего этого в «кадиллаке».
Я же, бедный, обычный смертный, должен ей все это доставлять! По-
жалей меня, старина.’.. Право же, следовало бы скорее создать «Мехо-
Бижу-Авто-Фонд имени Сандры Фаулер»!
Этот вечер ничем не отличался от всех других вечеров у Си Джея:
слишком много прислуги, слишком много еды, слишком много напит-
ков и ужасно много... Дафны.
'418
Дафна Коллингхем, младшая дочь Си Джея, девушка девятнадцати
лет, была самой разболтанной соплячкой, какую мне только доводилось
видеть. Разумеется, во всем был виноват Си Джей. Если бы он не обожал
ее так слепо и некритично, если бы не вбивал ей постоянно в голову,
что любой мужчина должен почитать за честь лечь перед ней ниц, она
была бы вполне милой девушкой. Во всяком случае она была очень
красива: у нее были огромные голубые глаза и грива рыжих волос. Мо-
жет быть, она даже была по-своему добра и великодушна, но только
«по-своему*, то есть при условии, что это не требовало от нее какого-
либо беспокойства.
В тот вечер за обедом она сидела рядом со мной, в силу чего именно
я оказался мишенью для ее достаточно нелепых обольстительных трю-
ков. Она всегда старалась очаровать меня, и я великолепно знал, что
делает она это главным образом потому, что хочет досадить Бетси. Эта
черта се характера страшно раздражала меня. С первой минуты моего
соприкосновения с Коллингхемами Дафна старалась подчеркнуть, что
она красавица, а Бетси — скромная серая мышка. Я здорово злился на
нее за это, так как даже сейчас Бетси была весьма чувствительна к
подобным вещам.
Си Джей в минуты, свободные от ухаживания за Сандрой, мурлыкал,
как кот, с немалым удовольствием поглядывая через широкий стол на
свою любимицу Дафну. Но и Пол, искушенный политик, все время
любезничал с ней, умело выставляя ее в самом выгодном свете. Все это
отодвигало Бетси в тень. Временами я старался поднять ее настроение,
посылая ей улыбку, на которую она с благодарностью отвечала. Однако
я знал, что Бетси чувствует себя несчастной.
До сих пор никто ни словом не обмолвился о Фонде. Только позже,
когда мы, мужчины, отдав должное старому портвейну и сигарам, при-
соединились к дамам в гостиной, Полу удалось блокировать Дафну и
усесться с ней в отдаленном уголке, тогда как я расположился на софе
рядом с Сандрой, в результате чего Бетси и ее отец оказались в какой-
то мере изолированными от остального общества. Но даже и в этих
условиях Си Джей старался затруднить ситуацию со всем коварством, на
какое был способен. Однако Бетси мобилизовала всю свою отвагу и
начала заранее подготовленную речь. Си Джей немедленно прервал ее.
— Дорогая Бетси, — сказал он, — прошу тебя избавить меня от этих
возвышенно-занудных тирад... У меня нет никаких иллюзий относи-
тельно цели, которую ты перед собой поставила. Да и ты наверняка не
думаешь, будто фейерверк твоего красноречия может склонить меня к
благоприятному решению.
Си Джей построил свою речь свободно и аргументированно. При
этом он усмехался широкими жабьими губами и вертел в пальцах ножку
хрустальной рюмки. Он поведал Бетси, что в. отношении финансов
каждый человек должен рассчитывать, только на себя. Он напомнил ей
также, что с момента основания Фонда именно он, Си Джей, финан-
419
сировал его развитие. Бетси, которая заслуженно гордится расцветом
своего дела, должна, однако, понимать, что не может всегда рассчи-
тывать на великодушие отца.
Я слушал эту лекцию с негодованием. Его доводы были не только
неприятными, но и абсолютно лживыми. Бетси основала Фонд исклю-
чительно на деньги, полученные ею в наследство после смерти матери;
она сама занималась его организацией. К отцу она обращалась только
за ежегодной дотацией и соответствующей рекламой в каком-нибудь из
журналов Коллингхема. Си Джей знал об этом так же хорошо, как и я.
В противоположном углу гостиной Пол, склонившись над Дафной,
что-то шепнул ей на ухо. И почти сразу же они оба присоединились к
нам. В этот момент Си Джей как раз закончил свою проповедь:
— Итак, дорогая, тщательно взвесив все обстоятельства, я пришел к
выводу, что в этом году ты должна доказать, что великолепно сумеешь
справиться с этим сама, без чьей-либо помощи!
Лицо Бетси не отражало никаких чувств, однако я в полной мере
осознавал, как хитро нанес ей удар Си Джей. Я был так взбешен, что
начал что-то говорить в защиту Бетси. В ответ на это Си Джей недоволь-
но наморщил лоб. Во время моего выступления я перехватил отчаянный
взгляд Пола и умолк, смущенный и сбитый с толку. Последовала долгая
минута гнетущего молчания.
— Па! — воскликнула вдруг Дафна. — Неужели ты в самом деле не
хочешь ничего дать бедной Бетси на ее Фонд?
— Нет, котеночек! Пусть справляется сама! .
— Ах, но почему, мой старый котище? — Дафна хитро хихикнула и,
сев отцу на колени, обвила руками его шею. — В самом деле, — про-
должала щебетать она, — я никогда в жизни не слышала ничего более
бессмысленного! Бедная старая Бетси! Что она имеет в жизни, кроме
этого занудного Фонда? А ведь ты знаешь, па, что без твоей помощи
все это пойдет прахом и Фонд обанкротится! Как ты можешь быть таким
жестоким?
Бросив быстрый взгляд на Бетси, она потянула отца за ухо. Выходка
Дафны была продиктована в равной мере желанием похвастаться своей
властью над старым миллионером и вполне искренним намерением
помочь сестре. Я чувствовал себя глубоко задетым, и чувство это еще
более усилилось, когда по выражению лица Си Джея я понял, что он
намерен уступить любимой дочери. Его щеки порозовели, губы, каза-
лось, стали еще толще; он захохотал, явно наслаждаясь поведением Дафны.
Не прошло и четверти часа, как он соблаговолил сойти с амвона, с
которого провозглашал проповедь о «стоянии на собственных ногах», и
подписал чек, не преминув, однако, добавить: «Это в последний раз,
только чтобы доставить удовольствие моему котеночку».
Когда он вручал чек Бетси, я заметил в его глазах блеск злобного
удовлетворения и еще раз удостоверился, каким великолепным актером
является этот человек. Как его велеречивые поучения в адрес Бетси, так
420
и шутливо-отеческое отношение к Дафне были только игрой, извра-
щенным, затейливым капризом миллионера. Он с самого начала решил
дать Бетси этот чек; дело заключалось лишь в том, чтобы как можно
сильнее унизить ее и использовать Дафну, чтобы уладить дело наиболее
мучительным для Бетси способом.
В такие минуты атмосфера дома Коллингхемов просто давила меня,
а потому остальная часть вечера — во всяком случае так мне казалось —
прошла весьма натянуто. Только Си Джей пребывал в отличном настрое-
нии — ситуация явно развлекала его. К счастью, он имел обыкновение
рано ложиться спать, так что в десять тридцать мы уже разошлись.
Когда я надевал пальто, Дафна потянула меня в сторону и с победо-
носной улыбкой показала мне двадцатипятицентовую монету.
— Пол поспорил со мной на четверть доллара, что мне не удастся
умилостивить старого Си Джея. Признайся, Билл, ловко я это устроила, а?
Ее длинные, густые ресницы затрепетали.
— Я собираюсь завтра в город, — добавила она. — Теперь, когда я
спасла Фонд, столь обожаемый Бетси, она могла бы по меньшей мере в
виде компенсации одолжить мне тебя на завтрашний ленч.
Ленч в обществе Дафны означал очень долгое и изматывающее меро-
приятие. Однако я знал, что если я попробую открутиться от этого, то
еще более осложню Бетси ее и так не простые семейные отношения.
— Ну конечно! — ответил я.
В автомобиле Бетси была просто чудесной. Она ни словом не обмол-
вилась ни о моей неудачной попытке поддержать ее, ни о том, насколько
глубоко уязвил ее Си Джей. Я знал, что ее гордость не позволит ей
сделать это. Пол тоже был очень мил. Он ничего не сказал о своем пари
с Дафной и предпочел рассматривать все случившееся просто как исклю-
чительно удачно осуществленную сделку.
Фаулеры первоначально намеревались завернуть к нам на выпивку,
однако, когда мы добрались до Бикмен-плейс, Сандра вдруг заявила,
что у нее разболелась голова. После каждого вечера, на котором не она
была объектом всеобщего внимания, у нее начинался приступ мигрени.
Это был лучший способ реванша. Пол, как и всегда в своих отношениях
к ней, был мягким и кротким, как ягненок.
— Моя бедная малышка! Ты, наверное, перетрудила свою очаро-
вательную головку.
— Нет, Пол! — ответила она. — Это все мерзкие ликеры Си Джея.
Бетси вышла возле нашего дома на Бикмен-плейс, а я снова, как и
вчера, поехал отвозить Фаулеров. На обратном пути я почувствовал себя
угнетенным и подавленным. Даже после трех лет счастливой супружес-
кой жизни с Бетси случались минуты, когда я особо остро осознавал,
что Бетси и я, вопреки всем внешним проявлениям независимости, в
сущности, являемся рабами Си Джея. И вообще весь этот день был для
меня исключительно неудачным! В отношении моего вице-председа-
тельства все кончилось ничем; я вынужден был пассивно наблюдать,
,421
как Си Джей третирует мою жену... И ко всему этому мне предстоит
ленч с этой чокнутой девятнадцатилетней девчонкой, на который она
велела мне ее пригласить. Мне показалось, что меня, как и Сандру,
охватывает непреодолимое желание стать какой-нибудь важной фи-
гурой.
Я взглянул в окно и с удивлением сообразил, что нахожусь перед
домом Анжелики.
Глава 3
Я прекрасно понимал, что с моей стороны крайне неразумно оста-
навливаться перед домом Анжелики. И я отнюдь не старался убедить
себя, что должен нанести Анжелике визит вежливости. Я даже не ощу-
щал потребности снова увидеть ее. Просто под влиянием импульса мне
захотелось сделать что-нибудь, что не имело бы никакой связи с се-
мейством Коллингхемов, нечто такое, чем великий Си Джей мог бы
быть недоволен.
Я припарковал машину возле дома, вылез, нажал кнопку у входной
двери, а когда замок щелкнул, поднялся по лестнице. Дверь мне отвори-
ла Анжелика. Я ожидал увидеть больную, в лучшем случае начавшую
поправляться после событий вчерашнего вечера женщину, но... меня
ожидало нечто совершенно иное! Перемена была поразительной. Пере-
до мной стояла Анжелика, одетая для выхода, в черном костюме, с
желтым шарфиком на шее. Костюм ее не был ни новым, ни специально
сшитым, но то, как она его носила, и ее великолепная, не имеющая
изъянов красота не оставляли сомнений в том, что Сандра рядом с ней
померкла бы, как свеча перед солнцем, а Дафна выглядела бы маленькой
вульгарной выскочкой. Я вдруг, Бог знает почему, почувствовал себя
счастливым.
— Проезжал мимо, — сказал я ей, — и заскочил узнать, как ты себя
чувствуешь.
Выражение ее лица не изменилось ни на йоту при виде моего вечер-
него костюма. В ее глазах не было ни удивления, ни радости.
— Может, зайдешь на минуточку? — спросила она равнодушно.
Я вошел следом за ней в старательно убранную гостиную. Дверь в
спальню была открыта; я заметил, что и эта комната убрана. В моем
настроении, вызванном поведением Си Джея, эта скромная квартирка,
столь резко отличающаяся от великолепия, окружавшего меня лишь
недавно, подействовала на меня успокаивающе.
Анжелика достала сигарету и закурила. Со мной она держалась офи-
циально, всячески избегая каких-либо намеков на наши прежние от-
ношения.
— Вчера я вела себя как глупая истеричка, — сказала она, — и должна
была произвести на тебя ложное впечатление.
422
— Ты произвела на меня впечатление больного человека.
— Я говорю о Джейми... и что я страшно все преувеличила. Предста-
вила ситуацию ужасно мелодраматично — а на самом деле все обстоит
не так. Я хочу прежде всего, чтобы между нами не было никаких недо-
молвок: мне не требуется твоя помощь. Я всегда сумею за себя пос-
тоять... если, конечно, возникнет такая необходимость.
— Неужели?
— Джейми, конечно, нелегкий человек, я готова это признать. Осо-
бенно когда выпьет хотя бы немного, а он пил уже с неделю. Но теперь
он снова в форме. Он был здесь после обеда; чувствует себя прекрасно,
и вообще все в порядке.
Ее неуклюжая попытка обелить Джейми и явное желание поскорее
захлопнуть за мной дверь задело меня.
— Звучит как сказка, — сказал я с иронией. — И как давно это длится?
Или такое положение установилось еще с Кэролом Мейтлендом?
Анжелика была скорее удивлена, чем обижена моими словами.
— Я уже почти забыла, что Кэрол Мейтленд существовал когда-то
на свете, — сказала она. — С Джейми мы познакомились два года назад
в Поситано.
— Пожалуй, вполне достаточно времени, чтобы сделать из него по-
рядочного человека, а?
— Ты хочешь сказать, что он должен на мне жениться? Нет, Джейми
никогда не женится на мне... никогда! Пусть хоть сто лет пройдет! Он
женится только на наследующей миллионы владелице собственной яхты
и коллекции бриллиантов в сейфе своего папочки. Разве не это предел
желаний всех литераторов... и экс-литераторов тоже?
Хотя я великолепно знал, что этот камешек брошен в мой огород с
вполне определенной целью, я почувствовал ярость, ясно понимая, что
с яростью опоздал на целых три года. Я всегда чувствовал себя оби-
женным судьбой, не позволившей мне сыграть финальную сцену тогда,
в Портофино. Случай сделать это представился только сегодня.
— И для тебя достаточно связи такого рода?
— Вполне.
— Но меня тебе достаточно не было!
— Билл!..
— Теперь я, конечно, все понимаю. Вначале я тебе подходил. Еще
бы! Известный американский романист — вполне приемлемый това-
рищ, чтобы шляться по Европе. Но я не был еще вполне на уровне, не
так ли? Кэрол Мейтленд был лучше! Он стоял выше меня. Ну, а если
речь идет о Джейми, то он, видимо, обошел на дистанции нас обоих!
Я пробовал тебя душить, например! Я старался содержать тебя и, ра-
зумеется, совершил самую банальную, самую примитивную ошибку,
женившись на тебе!
Ее лицо сделалось белым, как бумага, однако мной овладело дикое
желание причинить ей боль, задеть за живое, отплатить за все, что я из-
423
за нее вытерпел. Теперь, спустя столько лет, когда все это не имело и
не могло иметь никакого значения.
— Поздравляю!.. Ты великолепно устроилась в жизни! Не удиви-
тельно, что ты бросила своего ребенка, а сейчас даже не сочла нужным
спросить, как поживает Рики! Не удивительно, что...
Я не закончил фразу, заметив, что ее. рука быстро направляется к моей
щеке. Я успел ее перехватить и задержать в воздухе. Не менее минуты
стояли мы лицом к лицу, словно два смертельных врага. Потом моя ярость
развеялась, опала, как проколотый булавкой воздушный шарик.
— Прости меня, — сказал я. — Пожалуй, нужно идти...
— Да, Билл, иди. Так будет лучше.
Я смотрел на Анжелику, а она стояла передо мной дурманяще прек-
расная и непоколебимо упрямая. Уверенная в себе и в том, что все что
она делает, правильно.
— Если я когда-нибудь буду тебе нужен...— начал я.
— Ты не будешь мне нужен. Ни ты, ни кто-либо другой.
— И все же, если... Тогда позвони мне. Обещаешь?
— Ну ладно. Обещаю...
Я наклонился и поцеловал ее в губы. Это должен был быть дружеский
поцелуй, исключающий раз и навсегда какое-либо проявление страсти,
но тут се губы крепко прижались к моим. Я испытал такое потрясение,
как если бы меня внезапно пронзила электрическая искра. Я крепко
обнял ее плечи.и притянул к себе. Долгую минуту мы стояли, при-
жавшись друг к другу. И почти одновременно разжали объятия.
Анжелика стояла передо мной и смотрела своими серыми загадоч-
ными глазами. Даже противный розовый фон комнаты не мог повредить
ее красоте.
Постепенно мое физическое возбуждение начало угасать, а вместо
него появилось чувство ненависти к Анжелике. Я от всей души желал,
чтобы она попросила меня остаться: тогда я мог бы категорически отка-
заться и тем самым унизить ес. Однако она открыла передо мной дверь
и сказала:
— До свидания, Билл.
— До свидания, Анжелика, — ответил я.
Когда я возвратился домой, Бетси уже спала.
На следующий день около половины первого я ждал в своем кабинете
Дафну. Секретарша доложила мне о каком-то мистере Джеймсе Ламбе.
Я впервые слышал эту’ фамилию, однако он настаивал на личной встрече
со мной. Я согласился его принять, и в следующую минуту в мой кабинет
вошел... Джейми собственной персоной. Он был совершенно трезв и, я
должен с сожалением это признать, со своими вьющимися, блестя-
щими, аккуратно причесанными волосами, в отлично сшитом костюме
выглядел безупречно. Сейчас он напоминал молодого, популярного
киноактера, звезду экрана с той разницей, что его бархатные черные
глаза прямо-таки лучились интеллигентностью, а сексуальности у него
424
было поменьше. К сожалению, мой кулак не оставил никаких следов
на его физиономии. Под мышкой Джейми держал папку. Он сел без
приглашения и сразу же начал говорить, называя меня «мистер Билл».
Сперва он шутливо упомянул о нашем позавчерашнем поединке, после
чего вынул из папки машинописный экземпляр своего романа и заме-
тил, что я, вероятно, умираю от любопытства, желая познакомиться с
его творчеством. Он заявил, что Анжелика рассказала ему все обо мне
и что он даже читал роман «Жар Юга».
— Это отличный роман, мистер Билл, — сказал он, — очень жаль,
что вы бросили писать.
С неописуемой самоуверенностью он положил роман на мой стол и
начал осматривать мой кабинет. Его взгляд задержался на большом
полотне Дюфи1.
— Но, может быть, вы поступили разумно, — сказал он. — Атмо-
сфера вашего кабинета здорово отличается от обстановки, в которой
мы привыкли представлять литератора. — Он обнажил в понимающей
улыбке свои неправдоподобно белые ровные зубы. — Мистер Билл,
расскажите мне что-нибудь о Коллингхемах. Старый Коллингхем — это
вам не кто-нибудь! Я слышал, что его дворец в Оистер-Бей просто
фантастичен.
Именно в эту минуту в кабинет с громким смехом влетела Дафна в
развевающихся норках.
С самой первой минуты моего знакомства с Дафной я причислил ее
к типу агрессивных женщин. Она всегда хотела все загрести для себя.
Сейчас, когда я представил ей Джейми, выражение алчности и желания
заполучить его в собственность мелькнуло в ее взгляде. Почти с таким
же успехом это мог быть дорогой браслет в витрине Картье. Переведя
взгляд с Дафны на Джейми, я увидел в его глазах те же самые чувства.
Я сидел за столом и наблюдал, как эта пара, совершенно игнорируя
мою особу, взаимно чарует друг друга. Наконец Дафна повернулась ко
мне с ослепительной улыбкой.
— Билл, дорогой мой! Должна тебе сказать, что ты невыносимый
зануда! Это твое важное заседание именно сегодня, когда мы догово-
рились пойти на ленч!
Никогда в жизни мне не приходилось видеть столь ловко заброшен-
ный и не менее ловко схваченный крючок.
— Извините меня, мисс! — воскликнул Джейми. — Если вы сво-
бодны, я был бы счастлив...
— Ах, мистер Ламб! Вы настоящий ангел! — Дафна по-детски выпя-
тила губы и обратилась ко мне с сожалением, которое не показалось бы
искренним даже пятилетнему ребенку. — Ничего не поделаешь, Билл.
По крайней мере, я не буду отягощать твою совесть.
1 Д и ф и Рауль ( 1877 — 1953 ) — французский живописец, график, театральный
художник. Для живописи Дюфи характерно подчеркнуть субъективное восприятие
мира с тенденцией к воплощению жизнерадостно-праздничных сторон бытия.
425
— Вы можете не спешить с моим романом, мистер Билл, — добавил
Джейми. —• У нас есть время.
Они, как ураган, вылетели из моего кабинета.
Я от всего сердца развлекался, наблюдая за этой комедией, но, при-
знаюсь, что к этому чувству примешивалась капелька злорадства. В мои
обязанности ни коим образом не входило блюсти нравственность моей
чокнутой свояченицы, а тем более следить за верностью дружка моей
экс-супруги. Я спокойно съел ленч в обществе коллеги по издательству,
попутно обсуждая с ним текущие редакционные дела.
В течении следующих недель я не думал ни о Джейми, ни о Дафне,
ни даже об Анжелике. Мы с Бетси были очень заняты. Она совещалась
с Полом по вопросам, связанным с деятельностью Фонда, а я корпел в
издательстве, где коварный Си Джей продолжал играть в кошки-мышки
со мной и Дейвидом Маннерсом. Так что я с немалым удивлением
услышал как-то вечером вопрос Бетси, адресованный мне:
— А кто, собственно, такой этот Джеймс Ламб? Сегодня Дафна забе-
жала на минутку в контору Фонда и восторгалась им. Она сказала, что
это твой друг.
— Мой друг?.. А, это один молодой литератор. Вообще-то я почти ни-
чего о нем не знаю. Дафна познакомилась как-то с ним в моем кабинете.
— Но Дафна очень интересуется им. Взяла его с собой на последний
уик-энд в ОистертБей, где он совершенно очаровал папу. Дафна хочет,
чтобы я с ним непременно познакомилась, и поэтому пришлось пригла-
сить их к нам. На четверг. И Фаулеров. Тебя это устраивает?
— Вполне.
Бетси взглянула на меня, слегка нахмурив брови; в ее глазах был вопрос.
— Ты что-то имеешь против, не так ли?
Я вспомнил Джейми, пьяного, охваченного убийственной яростью,
тогда, в холле дома на Западной Десятой улице, а потом потрясающее
впечатление, которое произвело на меня прикосновение губ Анжелики.
— Нет, — ответил я. — Ничего против я не имею.
В четверг первыми к нам явились Пол с Сандрой, а за ними —
Джейми с Дафной. Все прошло как по маслу. Джейми держался гораздо
свободнее, чем я ожидал. Оказалось, что он родом из того же самого
маленького городка в Калифорнии, что и Сандра. Их общие воспомина-
ния о детстве привели Сандру в отличное настроение, чем Джейми сразу
же завоевал симпатии Пола. Даже Бетси, всегда очень сдержанная в
отношении людей, с которыми недавно познакомилась, была очарована
Джейми, не говоря уже о Дафне, которая была на седьмом небе.
После обеда Дафна отвела меня в сторону и сказала взволнованно:
— Ну... скажи сам, разве он не чудо? Билли, мой дорогой, любимый
Билли, ты знаешь, что я выхожу за него замуж?
— Замуж? За Джейми?
— О, он еще ничего об этом не знает, но уже на крючке, бедняжка.
Мой дорогой, мой славный Билли, ты всегда был на моей стороне.
426
У него нет ни цента, а потому папа и Бетси обязательно начнут чинить
нам препятствия, но ведь ты мне поможешь, правда?
В тот же вечер меня увлек в сторону Джейми:
— Билл, старина, я хотел вас кое о чем попросить. У меня сложилось
впечатление, что Анжелика не относится к постоянным гостям вашего
дома. То есть я имею в виду, что обе дамы не поддерживают приятель-
ских отношений, не так ли? Я почти уверен, что вы даже не разговари-
ваете с Бетси об Анжелике. Я угадал? — спросил он с легкой усмешкой.
— Ну... пожалуй, — ответил я.
— Поэтому сделайте мне одолжение и не говорите Анжелике ничего
о Дафне, хорошо? Видите ли... Я не хотел бы ее обидеть, а поэтому бу-
дет лучше, если я сам расскажу все в подходящий момент. Вы меня
понимаете?
Все это было сказано совершенно невинно. Этакий маленький пакт
о доброжелательном нейтралитете. Мне внезапно ужасно захотелось
немного попортить его классический нос.
Когда все разошлись и мы остались одни, Бетси сказала:
— Дорогой Билл, ты можешь сказать, что я преувеличиваю, но при-
знаюсь тебе искренне, что Джейми показался мне очаровательным.
Я попросила его и Дафну заходить к нам запросто.
В течение следующей недели они посетили нас еще два раза. Правда,
во второй раз заскочили лишь на минутку перед приемом, который мы
устроили в честь известной актрисы Елены Рид, которая должна была
поехать с Бетси в Филадельфию, чтобы помочь ей рекламировать там
Фонд. Именно во время этого визита молодые люди официально объя-
вили о своем обручении. Си Джей еще ничего не знал об их планах. Мы
были первыми, с кем они поделились этой новостью. Разумеется, я мог
бы кое-что рассказать относительно Джейми, но, с другой стороны, кто,
как не я, больше всех поспособствовал этой помолвке? Я полностью
положился на рассудительность и трезвость Бетси, хотя, должен приз-
наться, не учел личного обаяния Джейми. Кроме того, Бетси всегда
неохотно выступала в роли старшей, брюзгливой сестры. Словом, она
дала молодой паре свое благословение.
Они вышли от нас в то время, когда начали сходиться гости, так что
только в третьем часу, когда с ними попрощалась Елена Рид, я смог
свободно поговорить с Бетси.
— Я знаю, что папа будет взбешен, — сказала Бетси. — Ведь он
считает, что никто рангом ниже герцога не достоин стать мужем его
дочери.
— Но ведь я не герцог, — заметил я.
— Так ведь и я не Дафна. Папу всегда раздражало мое присутствие
в доме, и он не мог дождаться, когда же наконец от меня избавится.
Я уже много месяцев не слышал в голосе Бетси того специфического
тона, каким она произносила «я никому не нужна» и который так часто
звучал до того, как мы поженились.
427
— Ты сама знаешь, дорогая, что преувеличиваешь, — сказал я.
— Напротив. Это истинная правда. Я напоминала отцу нашу мать,
он ее не выносил. Он женился на ней до того, как сделал состояние, и
всегда считал ее камнем на шее. Но мама его любила... Мама верила в
любовь...
Бетси резко повернулась в мою сторону и спросила почти вызывающе:
— Билл... но ведь мы поженились потому, что любим друг друга, правда?
.Я обнял ее и поцеловал в губы.
— Малышка! — сказал я. — Как ты можешь задавать такие глупые
вопросы?
Она крепко прижалась ко мне, но уже через минуту снова была
сдержанной и спокойной, как всегда.
— Ну и что? — сказала она. — Дафна влюблена в этого мальчика.
Любовь совершенно изменила ее — это бросается в глаза. Так же как и
то, что если она и дальше будет жить с папой, то наверняка испортит
себе жизнь. Поэтому мы должны им помочь, Билл.
Она помолчала немного, а потом закончила свою мысль:
— И это ты должен будешь взять на себя, Билл. Ведь они познако-
мились при твоем посредничестве, и именно тебя папа будет считать
ответственным за все.
Я превосходно знал, что Си Джей будет считать ответственным за
все именно меня, потому что в конце концов так оно и было. Только
теперь я осознал во всей полноте, в какое щекотливое положение попал.
Я понимал также, что маленькое приключение с Анжеликой будет те-
перь выглядеть намного серьезней, чем было в действительности, и что
Бетси воспринимает это значительно болезненней, чем если бы я ис-
кренне рассказал ей все с самого начала. Ничего не поделаешь, придется
рассказать все сейчас.
Я уже собирался приступить к этому, но меня спас звонок в дверь.
Я пошел отворить и с изумлением увидел Дафну.
Я едва узнал ее. Правый глаз был подбит и наполовину заплыл, лицо
было синевато-белым, а вечернее платье под распахнутым норковым
манто кто-то разодрал сверху донизу. От нее здорово разило алкоголем.
Я и Бетси повели Дафну в комнату для гостей, после чего постепен-
но, частями, вытянули у нее всю правду. Оказалось, что после ухода от
нас Джейми затянул ее в какой-то кабак, где они крепко набрались.
Затем Джейми предложил пойти к нему и там внезапно с пьяной ярос-
тью набросился на Дафну и начал ее душить. Ей чудом удалось вырвать-
ся и убежать. Какой-то мужчина, случайно встретившийся с ней на лест-
ничной площадке, вызвал такси. Си Джей имел в городе великолепные
апартаменты, но Дафна, боявшаяся прислуги, приехала к нам. Она была
в ужасном состоянии, ее захлестнули ужас и паника — больше всего
она боялась отца, потому что обещала ему, что к часу будет дома. Теперь
было около трех... К тому же в таком состоянии она просто не может
ему показаться!..
428
— Папа убил бы меня, если бы узнал обо всем, — рыдала она. —
О, Бетси, Бетси, ты должна как-то уладить это с папой!
Бетси прямо-таки трясло от негодования. Очарование, внушаемое
Джейми, рассеялось как дым. Она позвонила по телефону Си Джею,
который еще не спал и сходил с ума от злости, и выдумала какой-то
предлог, объясняющий, почему мы оставили Дафну на ночь у нас. Шел
уже четвертый час ночи, когда мы наконец легли спать.
—- Какое счастье, что это случилось сейчас, — сказала Бетси, — а не
после замужества! По крайней мере, мы узнали, что это за тип! Подумать
только, а меня так трогала и радовала перспектива этого брака! Во вся-
ком случае очевидно одно: с Джейми Ламбом покончено!
— Ты права, — сказал я и вздохнул с облегчением.
Бетси убедила Дафну остаться у нас еще на три дня, а эта соплячка,
как только поняла, что мы готовы в случае чего защитить ее от отца,
заявила нам, что это был «волнующий, безумный эпизод». Когда она
уже должна была ехать домой, она показала на свой припухший глаз,
захохотала и сказала мне:
— Скажу папе, что наткнулась в темноте на какую-то дверь. Вот
увидишь, Билл, с моей подачи он поверит во что угодно.
Я в этом не сомневался.
Спустя три дня я увидел Дафну и Джейми за одним из столиков в
«Клубе Двадцати одного». Они весело разговаривали и, судя по всему,
пребывали в отличном настроении. Возвратившись в издательство, я
позвонил Бетси, которая сперва не хотела в это поверить, а потом заяви-
ла, что лично займется этим делом.
Вечером она рассказала мне, что пережила драматическую сцену с
Дафной, которая заявила, что любит Джейми и что никто не имеет пра-
ва вмешиваться в ее дела. Дафна утверждала, что это безумная любовь
к ней довела Джейми до такого состояния. Только когда Бетси при-
грозила, что расскажет все отцу, Дафна пообещала перестать встречать-
ся с Джейми.
На следующий день Бетси уехала с Еленой Рид, и я остался в доме
один, если не считать Рики и Элен — его бонны, импортированной из
Англии блондинки, которую я не выносил. Жалованье ей платила Бетси,
в силу чего Элен была готова стлаться перед семейством Коллингхемов;
ко мне же она относилась примерно как к лакею. В сущности, Бетси не
любила ее так же, как и я, но Элен имела опыт, а Бетси со своим трога-
тельным «комплексом мачехи» хотела, чтобы возле Рики была такая
няня, которая не соперничала бы с ней за место в сердце мальчика.
Теперь, когда бразды правления оказались в руках Элен, наше уют-
ное жилище казалось мне совсем другим.
На следующий вечер после отъезда Бетси я в одиночестве сидел дома.
Рики в это утро вырвали зуб, и он, стараясь извлечь все, что только можно,
из своих мучений, потребовал, чтобы я почитал ему перед сном. У кухарки
был свободный вечер, но Элен что-то приготовила мне на ужин. К вечеру
429
позвонил Пол и предложил мне сходить с ним в какой-нибудь ресторан,
но я отказался — не подходящее настроение. После ужина я еще немного
почитал, а в полночь отправился в спальню. Я как раз раздевался, когда
зазвонил телефон. И сразу же узнал голос Анжелики. Захваченный врас-
плох, я почувствовал, как у меня неистово забилось сердце.
— Билл? Извини, что звоню так поздно, но я знаю, что ты один дома,
верно? Я читала в газете о поездке Бетси в Филадельфию.
В голове у меня шумело, мысли путались.
— Да, — ответил я, — один.
— А я здесь, внизу, рядом с твоим домом. Произошло нечто важное.
Билл, ты позволишь мне на минутку подняться к тебе?
— Разумеется, — сказал я. — Приходи сейчас. Пятый этаж.
Я произносил эти слова, понимая, что предаю себя и Бетси, но одно-
временно уже подыскивая себе оправдание. Ведь я не могу оставить мою
бывшую жену, если она оказалась в трудном положении. Никто об этом
не узнает. Элен спит в другом конце коридора, а ночью лифтеры, как
правило, не любопытны.
Я был пьян от волнения. Набросив на пижаму халат, я прошел в
гостиную. Когда я поправлял огонь в камине, мне бросились в глаза
лежащие на маленьком столике очки Бетси. Видимо, она забыла их.
Она начала пользоваться очками для чтения совсем недавно и стеснялась
носить их в моем присутствии. При виде их мое волнение развеялось,
и я вдруг прозрел. Что здесь происходит? Если называть вещи своими
именами, я, несостоявшийся писатель, намерен изменить женщине,
которая меня любит, причем с особой, которой совершенно безраз-
лично, существую ли я на свете или нет.
Раздался звонок. Я подошел к двери и впустил в квартиру Анжелику.
Глава 4
На Анжелике был старый черный плащ; она была без шляпы, а в
руке держала чемодан. Бледная, измученная, она казалась испуганной.
— Я поднялась наверх пешком, — сказала она. — Подумала, что будет
лучше, если лифтер не увидит меня.
Я взял из ее рук чемодан, помог снять плащ, а потом проводил в
гостиную. Она села перед камином, открыла сумочку и начала искать
сигареты. Я подал ей свои. Когда я поднес зажигалку, то коснулся ее руки.
Анжелика заговорила, и голос ее звучал отрывисто и резко.
— Прости меня за все, Билл, но я займу у тебя не более минуты.
Дело вот в чем: не мог бы ты одолжить мне немного денег? Много мне
не нужно, двадцати долларов будет достаточно. Мне нужны деньги... на
гостиницу.
Она улыбнулась, словно старалась подчеркнуть, что все это очень
забавно.
430
— Джейми явился ко мне сегодня вечером и вышвырнул меня из
квартиры, — продолжала она. — Он сказал, что этот его приятель неожи-
данно возвращается из Мексики и требует освободить квартиру.
— В двенадцать ночи?
— Видимо.
Мое мнение о Джейми давно было таким, что его поступок не смог
бы меня удивить, однако меня задело то, как Анжелика приняла это
последнее унижение.
— Значит, ты вообще без денег? — спросил я.
— Мне хватило только на то, чтобы позвонить тебе из автомата. Сюда
пришла пешком. Мой чек — я же унаследовала ренту, ты помнишь, —
придет лишь в среду.
— И Джейми знал, что у тебя осталась только мелочь на телефон?
— Джейми всегда знает с точностью до цента, сколько у кого в кар;
мане. Это один из его многочисленных талантов. Но почему он должен
заботиться обо мне? Нас уже ничто не связывает! Все кончилось три
дня назад драматической сценой...
— Как это кончилось?
— Не изображай изумление. Вы же сами несколько дней назад от-
праздновали помолвку Джейми с Дафной.
В ее голосе не было ни нотки обвинения, но под маской кажущейся
беззаботности таилась безнадежность. Я сознавал, что до некоторой
степени несу ответственность за все, что произошло. Понимая, что это
никому из нас не поможет, я сказал не слишком уверенно:
— ОНИ никогда не допустят этого брака.
— Уверяю тебя, что Джейми женится на Дафне. Если Джейми чего-
то возжелает, он всегда добивается этого. Всю жизнь он жаждал женить-
ся на миллионерше, и вот он нашел ее. Я в его жизни уже ничего не
значу. Я хотела уехать из Нью-Йорка и ждала только чек, чтобы было
на что купить билет до Клакстона.
Она начала нервно разминать сигарету.
— Наверное, он просто выдумал сегодня это возвращение своего
приятеля, чтобы найти предлог как можно скорей избавиться от меня.
Джейми большой любитель проделок такого рода. Но в конце концов...
не все ли равно?
Она поднялась из кресла и сказала:
— Если ты будешь добр и дашь мне немного денег, то я, пожалуй,
пойду.
Итак, Анжелика едет домой... Собственно говоря, если Анжелика
покинет Нью-Йорк, для меня это будет наилучшим выходом из создав-
шегося положения. Но когда я посмотрел на нее, стоявшую у камина и
старавшуюся казаться свободной и беззаботной, меня охватило чувство
жалости и одновременно осознание огромной утраты.
— Ты решила вернуться в Клакстон? — спросил я, и уже одно наз-
вание города принесло с собой волну воспоминаний.
431
— Неделю назад я получила письмо от отца. Экономка умерла; он
совсем не знает, что ему делать в домашнем хаосе. Я пригожусь ему...
хотя бы для того, чтобы мести полы.
— Ты едешь надолго?
— Навсегда! Почему бы и нет? — Уголки ее губ начали легонько
дрожать. — Разве я гожусь для чего-нибудь другого? Испортила собст-
венную жизнь и едва не испортила твою. А может... — Она рассмеялась
с деланной веселостью. — А может, мне не следует ехать в Клакстон:
вдруг я деморализую весь факультет английской филологии, где ра-
ботает папа!
Анжелика снова опустилась в кресло. Хватаясь за первый попав-
шийся предлог, я спросил, не голодна ли она, и прежде чем Анжелика
успела ответить или удержать меня, быстро прошел в кухню. Я долго
возился в кухне, боясь взглянуть Анжелике в глаза.
Когда я наконец вернулся, Анжелика уже вполне владела собой, а
когда я подал ей поднос, то в ответ получил обаятельную улыбку.
Я уже не помню, кто из нас первым начал говорить о Клакстоне: эта
тема, казалось, сама собой вплелась в наш разговор. Мы припоминали
самые мелкие события; Анжелика даже смеялась иногда, как, впрочем,
и я сам. Лицо ее слегка порозовело, а я все сильнее поддавался оча-
рованию ее красоты. Подсознательно я отдавал себе отчет в том, что
ситуация становится очень опасной, но мысль эта лишь мимолетно
мелькнула в моей голове и легко позволила себя отогнать. Мы снова
были вместе, словно не было разлуки, не было Портофино, не было
вообще тех ужасных дней.
Анжелика курила без перерыва, а коробка с сигаретами стояла до-
вольно далеко от нее. Каждый раз, когда я передавал ей сигарету, наши
руки соприкасались, и я чувствовал, как дрожат мои пальцы. Но когда
в коробке осталась последняя сигарета и я протянул ее Анжелике, она
резко отдернула свою руку, прежде чем наши руки встретились.
— Как тут красиво и уютно, — сказала она. — Я полагаю, что это...
Бетси?
— Конечно.
— Она, наверное, идеальная жена для тебя, не так ли?
Я понял, что со стороны Анжелики это предупреждающий сигнал,
но одновременно почувствовал, что она так поступает против своей
воли. Я придвинулся ближе к ней, чувствуя, что у меня голова идет
кругом.
— Да, — сказал я. — Бетси действительно идеальная жена.
— А как Рики?
— Рики? С Рики все в полном порядке.
— Я... — Она встала и отступила от меня. — Я могла бы увидеть его?
Ее глаза явно призывали меня держать себя в руках, приказывали
вернуться к роли чужого мужа. И желание увидеть Рики она выразила
только для того, чтобы разорвать нить, протянувшуюся между нами.
432
Анжелика считала, что посещение Рики отрезвит меня, и, конечно,
заблуждалась. Если бы она мыслила разумно, то поняла бы, что вид Рики
будет еще одним ударом, а если бы разумно мыслил я, то понял бы, что
посещение Анжеликой комнаты мальчика — это самая худшая измена
Бетси. Но я был далек от того, чтобы мыслить разумно, я просто жил
настоящей минутой.
— Конечно, — сказал я. — Пойдем к нему.
В комнате мальчика на маленьком столике горела ночная лампа.
Рики спал, и темная челка падала ему на глаза. Внезапно мальчик широ-
ко открыл свои большие черные глаза. Он взглянул на меня, а потом
перевел взгляд на Анжелику.
В этот момент из висящих на стене швейцарских часов выскочила
кукушка и прокуковала время — два раза.
Рики внимательно взглянул на часы и сказал:
— О-о! Два часа! Это очень поздно, правда, па?
— Конечно, — ответил я.
Рики снова посмотрел на Анжелику.
— А кто эта тетя? — спросил он.
— Это наша знакомая, — ответил я.
— А у меня сегодня вырвали зуб, — похвастался Рики, обращаясь к
Анжелике.
— Пойдем отсюда, — вдруг сказала Анжелика и направилась к вы-
ходу. Я поцеловал Рики, пожелал ему доброго сна и последовал за Ан-
желикой. Я нашел ее в холле у двери.
— Дай мне деньги, Билл. Я должна идти!
Мысль о том, что Анжелика через минуту уйдет отсюда навсегда,
показалась мне чудовищной.
— Может быть, выпьем? — предложил я.
— Нет, Билл.
— В самом деле, всего один коктейль. Как-никак, но ведь это наш
прощальный вечер.
Я смешал в гостиной два коктейля и принес их в холл. Когда Анже-
лика брала стакан из моей руки, я почувствовал, что одержал победу.
— Ты знаешь, что уже третий час ночи? Не слишком подходящее
время, чтобы искать номер в гостинице.
- Но ведь это совсем не важно, который сейчас час. В доме есть
очень хорошая комната для гостей.
— Нет, Билл.
— Почему нет? Какая разница?
В стакане Анжелики льдинка звякнула о стекло, а когда я взглянул
на ее руку, то увидел, что она дрожит. Я отобрал у нее стакан с коктейлем
и поставил на стол.
Потом я обнял ее за плечи, не ощущая ни малейших угрызений
совести, ни малейшего ощущения вины. Это было просто неизбежно.
Не отрывая своих губ от губ Анжелики, я потянул ее к стоявшему рядом
433
дивану. Она нс сопротивлялась. Когда мы упали на диван, она тихо
вскрикнула и прижалась ко мне. Я услышал ее тихий вскрик, понял,
что мое тело одержало победу над рассудком, что Бетси и вся моя даль-
нейшая жизнь ничто без Анжелики...
Я первым услышал сдержанный кашель. Хотя он и прозвучал очень
тихо, я услышал его, так как это был неожиданный, неуместный звук.
И снова кашель... На этот раз громче... значительно громче.
Я оторвался от Анжелики и увидел Элен, стоявшую почти рядом с
диваном. На ней был белый купальный халат, а заплетенную на ночь
косу она перебросила через плечо; ее заливал пунцовый румянец.
— Извините, — пробормотала она, запинаясь. — Я не знала...
Анжелика села, а я, как идиот, спросил:
— Ах, это вы, Элен?
— Рики проснулся и позвал меня, — пролепетала она в замеша-
тельстве. — Я пошла в кухню, чтобы принести ему немного теплого
молока, и не знала, что...
Она повернулась к нам спиной и выбежала из холла.
Долгую минуту мы сидели рядом в молчании. Потом Анжелика вста-
ла, поправила платье, вытянула из-под меня свой плаш и, набросив его
на плечи, сказала бесцветным голосом:
— Дай мне денег, Билл. ;
Я пошел в спальню, где на столике лежал мой бумажник. В нем было
около тридцати долларов. Минута ошеломления миновала, и теперь
меня охватили страх и тревога. Я вынул почти все деньги, оставив
несколько долларов, и отнес их Анжелике. Я полностью отдавал себе
отчет в том, что виноват во всем я — полностью и исключительно. Это
я, тот, кому было что терять, так упорно и решительно стремился к тому,
что произошло. Теперь я восстал против этого: я хотел считать себя
жертвой, потому что это было выгодно мне. Анжелика была врагом,
который нагло вторгся в мою жизнь, чтобы испортить ее во второй раз.
Она спрятала деньги в сумочку и спросила:
— Как ты полагаешь, она расскажет Бетси?
— Понятия не имею. Скорее всего расскажет.
— Мне ужасно неприятно.
Анжелика подняла чемодан, стоявший на полу, и отворила дверь.
Все еще охваченный беспокойством за судьбу моего супружества, чув-
ствуя себя виноватым, я смотрел на нее и удивлялся, какая она малень-
кая, невзрачная и бесцветная... Я просто не мог поверить, что минуту
назад безумно желал ее. Теперь я хотел лишь одного: чтобы она как
можно скорей ушла.
— Будь здорова, Анжелика, — сказал я.
Она задержалась в дверях.
— Может, ты знаешь какой-нибудь приличный отель поблизос-
ти? — спросила она. — Я совсем не ориентируюсь в нью-йоркских
отелях.
434
— Пожалуй, подойдет «Уилтон». Это совсем рядом — нужно пройти
меньше квартала по Мэдисон-стрит.
— «Уилтон»... Благодарю тебя, Билл. И прощай!
Анжелика шагнула через порог и аккуратно закрыла за собой дверь.
Оба коктейля так и остались стоять нетронутыми на столе. Я взял свой
стакан и осушил его одним глотком. Уход Анжелики не принес ожидае-
мого облегчения. Меня душил стыд и угрызения совести. Какую-то
минуту я думал о том, чтобы пойти в комнату Элен и просить ее не
разрушать счастье мое и Бетси.
Однако ни на миг меня не оставляла мысль, что я все так драма-
тизирую потому, что хочу сохранить какие-то остатки самолюбия и
гордости. Бетси это пойдет на пользу. Наверняка пойдет.
На следующее утро я проснулся трезвым и спокойным. Я вполне
отдавал себе отчет в возможных последствиях вчерашнего вечера и преж-
де всего в том, что через минуту взгляну в лицо Элен.
В детской Рики ел овсяные хлопья, а Элен, сидя рядом с ним, вязала
на спицах один из своих безобразных свитеров, которыми одаряла неис-
числимых племянниц в Англии. Она была одета в накрахмаленную
форму английской бонны, которую носила постоянно. Она подняла
глаза с выражением ледяной вежливости.
— Элен, в отношении вчерашней ночи я хотел бы только объяснить...
— Извините, но мне не пристало требовать от вас объяснений.
Я попытался продолжить:
— Это наша старая приятельница. Она оказалась в затруднительном
положении...
— Но... прошу вас! — Элен сорвалась со стула и театральным жестом
обняла своими накрахмаленными рукавами Рики. — Пожалуйста, не
при ребенке!
Рики издал боевой индейский клич и повторил за Элен, как попугай:
— Пожалуйста, не при ребенке!
— Я намерен рассказать все миссис Хардинг, — начал я снова, но в
это время зазвонил телефон. Я поспешил воспользоваться случаем и
поспешил в спальню, где поднял трубку. Звонил Си Джей. Я знал, что
предыдущий вечер он провел в Бостоне на какой-то пресс-конферен-
ции. Видимо, он только что приехал.
— Билл, — спросил он, — что ты делал вчера вечером?
Голос Си Джея звучал необычно’ — его явно что-то взволновало.
Прежде чем я ответил, он отрывисто задал следующий вопрос:
— Ты был один?
Меня молнией пронзила мысль: могло ли случиться так, что Си Джей
каким-то образом успел узнать об Анжелике?
— Да, — солгал я. — Я был один.
— Так вот, приезжай сейчас же ко мне» Я у себя, здесь, в Нью-Йорке.
Возьми такси. Приезжай немедленно!
— Ладно, но...
435
— Ты знаешь, что произошло? Ты читал утренние газеты?
— Нет, не читал, — ответил я, предчувствуя какое-то несчастье.
— Этот твой дружок... этот Джейми Ламб... этот самозваный писатель,
которого вы с Бетси превозносили до небес... Сегодня он был убит...
Глава 5
Положив трубку, я тупо уставился на нее. Мне показалось, что земля
уплывает из-под ног. Потом меня охватила паника, я почувствовал, как
все мое тело покрывается гусиной кожей.
Джейми убит! Почему его убили и кто это сделал — эти вопросы в
первый момент оставили меня равнодушным. Я думал единственно о
том, что полиция неминуемо допросит Анжелику, которой, конечно,
предназначена роль первого свидетеля. И Анжелика должна будет дать
отчет о каждом своем шаге в течение предыдущего вечера и ночи. И я
тоже, наверное, должен буду давать показания. И Элен... Да, Элен навер-
няка расскажет все. То, что случилось вчера ночью, перестанет быть
унизительным мелким происшествием, которое не трудно будет объяс-
нить Бетси. Вмешается пресса; она раздует эту историю до чудовищных
размеров... Меня передернуло от мысли о газетных статьях с сенса-
ционными заголовками.
Да, я дрожал за собственную шкуру, но прежде всего я думал о Бетси.
Эти события сломают ее. Достойная сожаления жена, не сумевшая удер-
жать собственного мужа, богатая старая дева, на которой ради денег же-
нился какой-то авантюрист. Женился затем, чтобы, используя ее, сделать
карьеру, а потом при первом удобном случае предать ее ради бывшей жены.
Моя любовь к Бетси, столь легкомысленно отодвинутая вчера на
второй план, ожила с новой силой. Стыд жег меня, как кислота.
Я начал одеваться, стараясь сохранить хладнокровие. Еще одним
гвоздем в мой гроб, несомненно, была Элен. Если бы она не застукала
нас, я мог бы вместе с Анжеликой придумать какой-нибудь невинный
предлог, объясняющий ее визит. Нельзя ли как-то повлиять на Элен?
Должна же она понять, что своим рассказом больше навредит Бетси,
нежели мне! А Элен всегда преклонялась перед Бетси. С замиранием серд-
ца вспомнил я ту Элен, которую видел несколько минут назад в комнате
Рики — враждебную, профессионально вежливую и ненавидящую.
Среди всех этих невеселых размышлений я вдруг вспомнил, что Си
Джей просил, чтобы я. приехал немедленно. Я оказался на распутье, не
в силах решить, кто же важнее в настоящий момент, Элен или Си Джей.
И все же я выбрал тестя. Он был более опасен. «Что ты делал вчера
вечером?» Лучше будет в первую очередь узнать, что ему известно.
Я быстро покончил со сборами и вышел на улицу в поисках такси.
В последнюю минуту я подумал так же об утренней прессе и в угловом
киоске на Пятой авеню купил газету.
436
Я просмотрел ее, когда ехал в такси.
Первым, что бросилось мне в глаза, был-отчет о вчерашней кон-
ференции в Бостоне и изложение содержания речи моего тестя. Наконец
я нашел небольшую заметку в отделе городских новостей. Редакция
ограничилась тем, что сообщила факты без каких-либо комментариев.
В квартире на Восточной Двадцатой улице был обнаружен труп молодо-
го мужчины; установлено, что это труп владельца квартиры, Джеймса
Ламба, двадцатипятилетнего писателя-романиста. Смерть наступила в
результате огнестрельного ранения. И ничего больше. Ничего о предпо-
лагаемом времени, когда наступила смерть. Долгую минуту всматривал-
ся я в эти строки, и в моем сознании Джейми обрел реальные черты: я
чуть ли не видел его тело, лежащее где-то... но где? Может быть, в морге?
Внезапно новая мысль возникла в моем сознании, и эта мысль —
если такое вообще было возможно — еще больше усилила мою панику.
А что, если это Анжелика застрелила его? Не следовало ли это логически
из их странных отношений и часто повторяющихся диких, скандальных
сцен? Что, если она застрелила его, а затем пришла ко мне и стала лгать,
желая уничтожить меня и увлечь в пропасть вместе с собой? Может,
полиция уже что-то знает об этом? А может, знает и Си Джей? Ведь при
своих связях он может узнать все, что пожелает...
Такси остановилось перед домом Си Джея на Парк-авеню — он
снимал здесь роскошные апартаменты на самом верхнем этаже. Я вошел
в дом, предчувствуя неминуемый крах, пересек великолепный вести-
бюль и на лифте поднялся наверх. Дверь квартиры отворил старый
Генри, постоянно пребывающий в Нью-ИОрке. Он приветствовал меня
старомодным поклоном.
— О, мистер Хардинг! Прошу вас, сэр!
Из библиотеки до меня донесся голос Си Джея:
— Билл? Это ты, Билл?
Я прошел по длинному, мрачному коридору, стены которого были
увешаны полотнами Дюфи, как если бы Коллингхем хотел показать
всем, что он достаточно богат, чтобы собирать дорогие картины. Дверь
библиотеки была открыта, и я вошел без стука.
Даже в наилучшие периоды наших взаимоотношений я ощущал ро-
бость в присутствии. Си Джей. Теперь, когда он стоял передо мной —
широкий в плечах, почти квадратный, — на фоне дорогой, обитой крас-
ной кожей мебели и стен с книжными полками от пола до потолка,
заставленными книгами, большую часть которых Си Джей, как это ни
странно, прочел, он казался мне символом грозной, неуклонно прибли-
жающейся кары.
Когда он быстрым шагом подошел ко мне, я был уже окончательно
уверен, что стою перед лицом своей неотвратимой гибели.
— Билл! Благодарение Богу, что ты наконец явился, мой мальчик!
Мы не можем терять ни минуты! В любой момент они могут быть здесь.
Он положил обе руки мне на плечи.
.437
По этому рефлекторному движению и по возгласу «Билл, мой маль-
чик!» я начал понимать, что его гнев вовсе не направлен против моей
особы. Это несколько ободрило меня, так что теперь я мог смелее
смотреть на него и видеть в нем существо из плоти и крови, а не символ
гибели. Он был совершенно измотан и подавлен; никогда за все эти
годы он не казался мне таким старым. Однако его жабьи глаза были —
как всегда — быстрыми и блестящими. Я знал его достаточно хорошо,
чтобы понимать, что до такого состояния его мог довести только по-
настоящему чувствительный удар. Если он даже питал ко мне неприяз-
ненные чувства, в данную минуту это не имело ни малейшего значения.
Я был нужен ему сейчас для того, чтобы мы вместе обдумали тактику и
организовали контратаку.
— Послушай, Билл, — начал он. — Я изложил тебе только факты,
так как у нас нет времени на абстрактные рассуждения. Вчера я был в
Бостоне, вернулся только сегодня утром в семь тридцать и прочел в
утренней газете заметку о смерти Ламба. Я приехал домой и не застал
Дафну — ее постель не была разостлана на ночь. Она пришла только
через полчаса после моего приезда. Я потребовал, чтобы она все мне
рассказала. Так вот, часть прошлого вечера она провела в обществе
Ламба; остальное время она была одна. Дафна не имеет ничего общего
с этим преступлением, ты должен мне поверить на слово. Дафна не
имеет с этим ничего общего. Абсолютно.
Я должен был с самого начала догадаться, что только беспокойство
об обожаемой дочери могло привести Си Джея в такое состояние. Одна-
ко я не думал о Дафне; моя голова была забита исключительно мыслями
о самом себе и об Анжелике.
— Бедная малышка, — продолжал Си Джей. — Бедная маленькая
замороченная глупышка! Боже мой! Когда она мне все рассказала, когда
я узнал, как возмутительно поступили с ней вы с Бетси!..
Внезапная волна ярости не дала ему закончить фразу; однако эта
волна так же быстро прошла, и спустя минуту Си Джей уже снова обрел
способность говорить достаточно спокойно. Я знал, что когда-нибудь
позже мы все за это дорого заплатим, но это случится несколько позже.
Си Джей властвовал над своими рефлексами, как великолепно отре-
гулированный аппарат. Он смотрел на меня испытующе, я бы даже
сказал, в какой-то мере умоляюще.
— Билл! Полиция не должна и не может знать, что делала Дафна
вчера вечером. Это невозможно. Об этом не может быть и речи! В этом
вся суть дела. Вот над этим мы должны теперь поразмыслить.
Его даже хватило на улыбку — правда, это была лишь малоубе-
дительная тень улыбки, умышленная попытка показать, что вот, мол,
какие мы с тобой близкие люди. Си Джей, однако, не обладал даром
очаровывать подчиненных.
— Все ясно и просто, — продолжил он. — Нам не следует терять
голову. Полиция знает, что Дафна встречалась с Ламбом. Похоже, что
438
между ними имел место какой-то драматический эпизод и соседи рас-
сказали об этом полиции, по никто ничего не знает о вчерашнем вечере.
В этом я совершенно уверен, так как прозондировал их по телефону.
Не отрывая взгляда от моего лица, Си Джей взял с ближайшего
столика какой-то иллюстрированный журнал и свернул его в трубку.
— Как только я связался с тобой и узнал, что вчерашний вечер ты
провел дома в одиночестве, я несколько успокоился. Все может сло-
житься наилучшим образом. Я уже разговаривал с Дафной, а также на-
правил нужный материал в прессу. Спустя минуту после моего разговора
с тобой мне позвонили из редакции «Ньюс», так что мне представился
благоприятный случай провести такую версию, которая нам нужна.
Он легонько хлопнул меня по плечу бумажной трубкой. Захваченный
своим планом, он стал словоохотливым. При этом он явно восхищался
собой. Си Джей снова производил впечатление человека, которого никто
не в силах одолеть.
Я смотрел на него и чувствовал, что на меня накатывает тошнота.
— Значит, так, Билл, вот какой должна быть твоя версия. Расскажешь
ее кратко, сжато, подробности мы обсудим позже. Слушай внимательно:
вчера вечером Дафна была здесь, в моей нью-йоркской квартире, одна.
Она не выносит одиночества, особенно в этих огромных комнатах, когда
здесь нет никого, кроме прислуги. И вот Дафна, которая нс договарива-
лась ни с кем в отношении этого вечера, зная, что Бетси уехала в Фила-
дельфию и ты тоже остался один, позвонила тебе и попросила приютить
ее на ночь. Ваша квартира для нее как бы второй дом. Она пришла около
семи, вы вместе спокойно поужинали, послушали пластинки, поиграли
в карты или еще во что-нибудь. Это очень важно, запомни! Мы должны
что-то придумать, чтобы объяснить, почему вы легли спать так поздно,
так как мы не знаем, в котором часу Ламб был убит. Ведь полиция может
заподозрить, что Дафна ускользнула из дома после того, как ты пошел
спать — на такой риск мы идти не можем. Итак, вы с ней просидели до
половины третьего, даже до трех. Запомни! На первых допросах полиция
не будет особо сильно нажимать. Предоставь это мне!
Он снова хлопнул меня по плечу свернутым журналом.
— Ну как, мой мальчик? Можно ли тут за что-нибудь зацепиться?
У вашей кухарки был свободный вечер; об этом я знаю от моей кухар-
ки — они вместе ходили в кино. Словом, в доме оставалась только Элен.
И Элен приготовила вам обед. Считаю это счастливым -стечением об-
стоятельств, так как Элен — девушка порядочная и рассудительная.
У тебя не будет с ней никаких трудностей. Сунешь ей, конечно, тысячу
долларов, а если потребуется, то и больше... для тех ее племянниц из
Англии, или где там они у нее. Она о них все время болтает. Но за это
она должна показать, что Дафна была у вас весь вечер и всю ночь.
Элен — это самый важный свидетель. Все будет зависеть от того...
Он не закончил фразу, так как в дверях библиотеки возник Генри и
доложил:
439
— Лейтенант Трэнт из полицейского управления.
Спустя минуту в комнату вошел мужчина с пухлым конвертом в руке.
Высокий, молодой, безукоризненно одетый, он совершенно не соот-
ветствовал моему представлению о полицейском. Все в нем дышало
спокойствием. Но мне лейтенант Трэнт показался достаточно опасным.
Теперь мне все казалось опасным. Мой тесть и эта огромная, темная
комната с мебелью, обитой красной кожей, массивными, тяжелыми
полками с книгами, темными драпри — все казалось мне из кошмарного
сна. И ситуация, в которой я оказался, была неопределенной, пугающей
и тоже напоминала ночной кошмар. Я видел, как моя первая ложь,
сказанная по телефону, распространяется с пугающей логичностью.
Я сказал, что был один. Ясное дело, что Си Джей тут же ухватился за
•представившуюся идеальную возможность спасти Дафну от последствий
величайшего безумия, какое она могла совершить. Только я мог обеспе-
чить ей алиби. В его глазах любимая дочь была в безопасности, а я как
инструмент, предназначенный для спасения Дафны, временно оказался
в фаворе. Если теперь я скажу полиции правду, то не только ском-
прометирую Дафну, но и стану в глазах Си Джея лгуном и предателем,
поведение которого лишило его возможности найти другой путь спасе-
ния дочери. Но, с другой стороны, если я соглашусь на план Си Джея
и буду идти с ним плечом к плечу... «Элен — порядочная и рассуди-
тельная девушка... У тебя не будет с ней трудностей. Элен — это самый
важный свидетель...»
Перед моими глазами возникло лицо Элен, затем Анжелики и, нако-
нец, Бетси. Я видел их всех трех, они теснились вокруг меня, смотрели
на меня, как будто чего-то ожидая. Но еще отчетливей я видел свой
собственный крах. Все, что я делал после вчерашнего вечера, казалось
мне разумным, а между тем в результате я все глубже погружался в
трясину... Если бы я имел хоть немного больше времени!
Си /Джей встал, чтобы поприветствовать детектива. Теперь он был
совсемдругим — улыбающимся, собранным, деловым. Словом, образцо-
вый гражданин, жаждущий с максимальным усердием помочь властям
в раскрытии преступления.
Мною овладело безудержное желание сбежать отсюда. Вылететь из
этой огромной комнаты, промчаться по коридору и оказаться на улице...
Я был близок к этому шагу, я уже начал искать в мыслях какой-нибудь
предлог, когда Си Джей повернулся ко мне, еще не отпустйв руку де-
тектива.
— Билл, я хотел бы представить тебя лейтенанту Трэнту. Господин
лейтенант, это мой зять, Билл Хардинг.
Глаза молодого детектива на какой-то момент задержались на моем
лице. Глаза спокойные, умные и в этот момент банально вежливые. Он
протянул мне руку, я подал свою.
— Я полагаю, лейтенант Трэнт, что вы хотели бы поговорить с моей
дочерью? — спросил Си Джей.
440
— Если ваша дочь пожелает уделить мне немного времени...
— Для полиции каждый обязан найти время! — Си Джей добродушно
рассмеялся, но его пронзительные жабьи глаза все время следили за
моим лицом.
— Приведи сюда Дафну, Билл. Она должна быть где-то здесь, скорее
всего в своей комнате.
Я прекрасно понимал, о чем идет речь и что он старается проси-
гналить мне своими глазами. «Это твой шанс, — без слов говорил он
мне. — Хватай его! Убедись, что Дафна помнит свою роль, согласуйте
ваши слова так, чтобы ни на шаг не уклониться с выбранного пути.
Теперь или никогда. Пришла минута решающего испытания».
Лейтенант Трэнт отвернулся от меня: теперь он рассматривал карти-
ну Брака1. Си Джей продолжал гипнотизировать меня своим сверлящим
взглядом.
«Если преступление совершила Анжелика, то я в безвыходной ситуа-
ции... Но если это не Анжелика, если она будет для полиции только
одной из многих подозреваемых, одной из многих знакомых убитого,
тогда...»
— Билл, — нетерпеливо проговорил Си Джей, — мы не можем злоу-
потреблять столь ценным временем лейтенанта Трэнта, не так ли? Иди
же наконец. Поспеши!
— Да, конечно, — сказал я. — Извините меня. Я сейчас же приведу
ее сюда.
И я быстро вышел из комнаты. Итак, решение принято! Жребий брошен.
Глава 6
Я быстро шел по коридору. В огромном салоне служанка стирала
пыль с какой-то абстрактной скульптуры; контраст между обычной еже-
дневной уборкой и ситуацией, в которой я оказался, странным образом
поразил меня. Я знал, что должен постараться составить какой-нибудь
разумный план поведения, однако мысли об убитом Ламбе парализовали
мою волю. Казалось, жуткий осьминог притаился где-то совсем близко
и одно из его щупальцев уже вытянуто, чтобы схватить меня.
Дафна сидела в своей комнате на кровати. Я не знал, была ли она
виновна или нет, но в любом случае я ожидал застать ее подавленной и
испуганной. Она же совершенно спокойно сидела у туалетного столика
и делала маникюр. Ногти одной руки она покрыла ярко-красным лаком
и теперь, вытянув руку перед собой, проверяла эффект. Услышав, что я
вошел, она резко повернулась, и рыжие волосы упали на ее лицо.
— О, Билл! — воскликнула она. — Как поживаешь? Что ты скажешь
об этом оттенке? Это последний крик моды.
•Брак Жорж <1882 — 1963) — французский художник-авангардист.
441
Ес фривольное настроение окончательно вывело меня из равновесия.
— Это ты его застрелила? — спросил я грубо.
— Билл, мой дорогой? Ты собираешься заподозрить меня в этом?
Ничего более глупого не слышала в жизни. Ведь ты знаешь, что я не
смогла бы убить даже муху.
— Пришла полиция...
— В самом деле?
— Что ты делала вчера вечером?
— Ах, это длинная история! Боюсь, что я вела себя не слишком
серьезно. Как-нибудь я расскажу тебе обо всем этом подробно. Однако
предполагаю, что сейчас я должна буду предстать перед лицом закона.
Разве не так?
Она встала и начала размахивать руками, чтобы лак поскорее высох.
— Отец сказал, какие показания ты должен давать?
-Да.
— Папа был взбешен! — Дафна глубоко вздохнула. — Когда он по-
казал мне в газете заметку о Джейми, я потеряла голову и рассказала
ему почти все. Папа пришел в ярость. Особенно на Бетси и на тебя за
то, что вы допустили, чтобы я попала в когти Джейми... Ты только
подумай, этот глупый бедный парень дал себя застрелить! Это в самом
деле ужасно! И что я... Но не будем сейчас говорить об этом. Бетси уже
знает обо всем?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Она наверняка начнет кудахтать надо мной, как старая наседка,
как только узнает. И надо же было, чтобы подобное случилось именно
со мной!
Дафна взяла меня под руку и улыбнулась с видом девочки, раскаи-
вающейся в неуместной шалости.
— Я позвонила тебе около семи вечера. Потом пришла к вам, и Элен
приготовила ужин. После ужина мы слушали пластинки, потом болтали.
Спать пошли около трех. Какие пластинки мы слушали? Пожалуй, Баха,
как ты думаешь? А что было на обед? Мы и об этом должны подумать.
Ведь эти типы могут пошарить в нашем холодильнике и найти остатки.
Билл, дорогой, что это было? Что мы ели?
— Жареную курицу, — ответил я.
— Ага! И соус! Наверное, белый, ведь Элен чистопородная англ и -
чанка!
— Пусть будет так.
— Уфф! А ты не очень на меня полагаешься, а? — спросила она и
потянула меня к двери. Ее самоуверенность и беззаботность прибавили
мне бодрости. Если уж нам предстояло пройти через это испытание, то
Дафна, казавшаяся выкованной из железа копией Си Джея, вполне
соответствовала сложившейся ситуации.
В библиотеке Си Джей и лейтенант Трэнт сидели рядом на красном
кожаном диванчике. Они абсолютно не подходили друг другу и выгля-
442
дели как именитый гость и молодой кузен хозяина дома, которые слу-
чайно встретились на коктейле и присели на один диван. При виде нас
лейтенант Трэнт быстро встал. Мой тесть представил его дочери; при
этом детектив был столь учтив, столь исполнен уважения, что казалась
невероятной даже мысль о том, что он знает что-нибудь нелестное о
ней или об Анжелике... или обо мне.
Сейчас Дафна ничем не напоминала девушку, которую я минуту
назад видел в ее комнате. В ее поведении не было и тени претенциознос-
ти — она выглядела в меру спокойной, в меру взволнованной и даже,
по-своему, обаятельной. Всю свою жизнь она разыгрывала комедию
перед отцом, так что нет ничего удивительного в том, что в конце концов
это стало ее второй натурой.
Она прошла по комнате и села на стул, старательно разгладив на
коленях свою юбку. Улыбнулась Си Джею, который ответил ей такой
же улыбкой. Во всем этом не было ни тени конспирации. Все перед
вами... Отец и дочь позволили постороннему человеку заглянуть в их
нежные семейные взаимоотношения.
Лейтенант Трэнт присел на ручку кресла. Я всегда был убежден, что
полицейские имеют при себе карандаши и записные книжки, в которые
постоянно что-то записывают. Но в этот раз я ни одного из этих пред-
метов не увидел. Трэнт просто сидел на ручке кресла и смотрел не на
Дафну, а на свои скрещенные ноги.
— Вы понимаете, мисс Коллингхем, что речь идет о чистой формаль-
ности. Я знаю, что это неприятно, но, к сожалению, таковы уж мои
служебные обязанности — доставлять людям неприятности...
Он чуть заметно усмехнулся, позволив этой шуточке упасть на пол,
как падает булавка.
— Вы знали Джеймса Ламба, не так ли?
— Конечно, я его знала! Последнее время я часто бывала в его об-
ществе. Он был очень забавным. — Дафна взглянула на меня и добави-
ла: — Джейми был другом мужа моей сестры.
— Моя дочь привозила его недели две назад на уик-энд ко мне в Оистер-
Бей, — вставил Си Джей, слегка подавшись вперед, как бы давая тем самым
родительскую санкцию на знакомство дочери. — Он показался мне доволь-
но приятным и рассудительным молодым человеком. Очень культурный...
На меня он произвел самое лучшее впечатление!
— О да, именно так! Мы все почувствовали его обаяние. Бетси и
Билл даже устроили ужин в его честь. Бетси он ужасно нравился... так
же, как и Фаулерам, да и любому, кто его знал.
Лейтенант Трэнт по-прежнему не отрывал глаз от своих коленей,
как если бы заметил на них что-то исключительно интересное.
— Мне кажется, — заметил он тем же исполненным учтивости голо-
сом, — что несколько дней назад в его квартире имело место неприятное
происшествие, мисс Коллингхем. Я не знаю точно, в чем там было дело.
Во всяком случае произошло какое-то досадное недоразумение между
443
вами, мисс Коллингхем, и мистером Ламбом. Об этом вспомнили су-
пруги Брауны, снимающие соседнюю квартиру. Кажется, в тот вечер
вы выбежали в состоянии сильного волнения? Супруги Брауны как раз
поднимались по лестнице. Вы сказали им, кто вы, и мистер Браун помог
вам найти такси.
Трэнт, разумеется, знал, о каком «эпизоде» шла речь. Однако в осто-
рожных формулировках лейтенанта происшествие настолько не было
похоже на дикий скандал, закончившийся синяком под глазом, распух-
шей физиономией Дафны и ее истерическим, пьяным вторжением под
утро в нашу квартиру, что я невольно взглянул на Дафну, чтобы посмот-
реть, как она на это отреагирует.
— Ах! Если речь идет об этом... — Она позволила себе чуть заметно
улыбнуться. — Действительно, это было ужасно глупо. Джейми выпил
слишком много шампанского и... и... ну, он был излишне настойчив. —
Она повернулась с той же улыбкой к Си Джею. -Ия сочла, папа, что
самым лучшим для меня будет вовремя улетучиться!
— Понятно, — сказал Трэнт и помолчал немного. — Это именно
Брауны обнаружили прошлой ночью труп Ламба. Кроме них и Ламба, в
том доме нет других квартиросъемщиков. Все нижние этажи сдаются
под офисы. Вчера вечером Брауны были на какой-то вечеринке и вер-
нулись домой очень поздно, около четырех. Проходя мимо квартиры
Ламба, они заметили струйку крови, просочившуюся из-под двери. Разу-
меется, они взломали дверь и нашли Ламба мертвым на полу, возле
калорифера, с тремя пулями в теле.
— Ох!.. — тихо сказала Дафна.
Казалось, что к этому времени лейтенант Трэнт уже разрешил про-
блему, связанную с его коленями. Он поднял глаза и посмотрел на нас,
явно довольный тем, что поведал нам драматическую историю, причем
с эффектными недомолвками. Было в этом много наивности, даже за-
стенчивости, и простодушия. И мне сразу стало ясно то, на что я до сих
пор не отваживался надеяться. Трэнт вовсе не был опытным полицей-
ским. В действительности это был просто желторотый юнец с хорошими
манерами, в спешке присланный сюда, потому что никого другого под
рукой не оказалось. Его единственной целью было произвести впечат-
ление на прославленных, сказочно богатых Коллингхемов, чтобы потом
хвастаться этим среди коллег.
Хотя я продолжал отдавать себе отчет в том, что и мне и Си Джею
продолжает грозить опасность, я перестал бояться лейтенанта Трэнта.
И это странно отразилось на моем настроении. Зная, что рано или
поздно я должен буду узнать это, я спросил импульсивно:
— В котором часу Ламба застрелили, господин лейтенант?
— Между половиной второго и половиной третьего, — ответил
он. — Во всяком случае, таково заключение судебного врача.
Значит, Анжелика не могла убить его, так как до момента убийства
она уже не менее часа провела в моей квартире. Следовательно, для
444
полиции Анжелика могла иметь значение лишь как особа, которая име-
ла какую-то связь с Джейми и которую следовало допросить, но не
более. Я ощутил чувство облегчения. Мой мозг, парализованный до этой
минуты страхом и чувством вины, снова начал функционировать нор-
мально. В моей голове сформировался конкретный план — полагаю,
это произошло тем же путем, каким обычно рождались планы Си Джея.
Ясно, что Анжелика должна представить алиби, но почему основой
этого алиби обязательно должен быть я? Пола и Сандру я знаю еще со
времен Портофино. Фаулеры никуда не выходили в тот вечер, по край-
ней мере, это утверждал Пол, предлагая провести вечер с ним. Почему
Анжелика не могла быть в их обществе? Если ей все как следует объяс-
нить, она, наверное, согласится — такую мелочь она может для меня
сделать. Что же касается Пола, то он наверняка станет на мою сторону,
в этом у меня не было ни малейшего сомнения. Пол сочтет мой поступок
смешным и даже забавным. Да и Бетси он знает лучше, чем кто-либо
другой, а потому не хуже меня поймет, что все это нужно сохранить от
нее в тайне.
Разумеется, оставалась еще Элен. Но в моем теперешнем оптимисти-
ческом настроении Элен перестала казаться мне опасной в связи с пози-
цией, занятой Си Джеем. До сих пор я не думал об этом, но теперь все
это обрело полную ясность. Элен с ее снобизмом, конечно же, покорит-
ся желанию великого Си Джея. Если бы мне удалось склонить Си Джея
к тому, чтобы он сам, а не я, вступил в переговоры с Элен, чтобы он
похвалил ее, а затем подкупил, Элен наверняка услужливо подтвердила
бы алиби Дафны и никогда даже не заикнулась бы о визите Анжелики.
Лейтенант Трэнт — в моих глазах он был теперь не опаснее контор-
ского рассыльного — смотрел на Дафну.
— Мисс Коллингхем, — сказал он, — я хотел бы еще раз подчеркнуть,
что речь идет об обычной формальности. Однако я убежден, что вы
найдете для меня оправдание и поймете, что мы должны поступить так
в отношении всех, знавших мистера Ламба...
Дафна с беспримерной простотой и искренностью прервала его:
— О да, я понимаю. Вы хотели бы знать, что я делала вчера вечером.
Так вот, эту ночь я провела в квартире Бетси и Билла Хардингов. Папа
был в Бостоне, а я не выношу ночевать здесь в одиночестве. Так уж
сложилось, что каждый раз, когда папа куда-нибудь уезжает, я иду ноче-
вать к Биллу и Бетси. Вчера вечером Бетси — это моя сестра и жена
Билла — уехала в Филадельфию, так что мы с Биллом остались вдвоем.
Мы пообедали, поболтали, послушали пластинки, а потом стали играть
в карты. Так что спать мы пошли где-то около трех.
— Ага, — сказал лейтенант Трэнт и повернул голову в мою сторону.
Его вежливые манеры были настолько лишены индивидуальности, что
я усомнился, узнаю ли я его, если встречусь с ним на улице.
— Итак, вы были только вдвоем? — продолжал он. — А что, кто-
нибудь случайно не заходил к вам в тот вечер? Или же...
445
— Мне кажется, что там была еще Элен, не так ли, Билл? — Си Джеи
снова легонько подался вперед, оставаясь в роли этакого старшего,
уравновешенного члена семьи. — Если я не ошибаюсь, у вашей кухарки
в четверг выходной? Разве не Элен готовит вам по четвергам обед?
Именно теперь наступил момент, мысль о котором еще несколько
минут назад наполняла меня паническим страхом. Но теперь это была
просто мелочь.
— Конечно, — сказал я. — Элен тоже была дома. Это бонна моего
сынишки, — пояснил я Трэнту. — Она-то и приготовила нам поесть.
— Ага, — повторил еще раз Трэнт и снова сделал короткую паузу,
разглядывая на этот раз ковер. Может быть, он хотел запомнить его
цвет, чтобы знать, какие ковры сейчас в моде? — Мисс Коллингхем
сказала, что вы были хорошим знакомым мистера Ламба. Это так, мистер
Хардинг?
— Ну, я бы так не сказал, — ответил я. — Я знал его весьма поверх-
ностно. Это только так случилось, что Дафна и Джейми познакомились
через меня.
— И вы не знаете, не догадываетесь, кому могло понадобиться его
убийство?
— Нет, не имею понятия.
— А вы, мисс Коллингхем?
— К сожалению, я тоже ничего не знаю об этом, — ответила Даф-
на. — Все это выглядит просто фантастично! Понимаете, до сих пор я
не знала ни одного человека, который был бы убит. К тому же, если
говорить искренне, он не был человеком нашего круга. Он скорее при-
надлежал к богеме. Может быть, поэтому он и казался мне таким нео-
бычным... и привлекательным.
— Да... разумеется, — сказал, вставая, лейтенант Трэнт.
Мы все тоже встали — может быть, немного поспешно.
— Ну, я, пожалуй, нс буду больше отнимать у вас время, — сказал
Трэнт. — Я очень благодарен вам всем.
Он взял со стула свой конверт и направился к двери. По пути он
обернулся и бросил в мою сторону:
— Да, еще одно, мистер Хардинг! Может быть, вы дадите мне ваш
адрес?
Я выполнил его просьбу, и тогда.он спросил:
— А фамилия этой л/исс Элен?.. Этой бонны?
На краткий миг, когда наши глаза встретились, мне показалось, что
в его взгляде под внешним равнодушием и спокойствием мигнул огонек
недоброжелательности. Однако это впечатление тут же растаяло.
— Элен Ходжкине, — ответил я.
— Элен Ходжкине, — повторил он медленно. — Я, разумеется, дол-
жен буду поговорить с ней. И может быть, использую этот случай, чтобы
встретиться еще раз с вами, мистер Хардинг.
Он продолжал путь к двери, ступая почти беззвучно.
446
«У него кошачья походка», — подумал я.
На пороге он поклонился.
— До свидания, — сказал он.
— До свидания, — ответили мы хором.
Долгую минуту после того, как дверь за ним закрылась, мы стояли
неподвижно в молчании. А потом вдруг сбились в кучку, как заговор-
щики, обсуждающие покушение.
— Ну и ну! — захохотала Дафна. — Вот потеха!
— Билл! Сейчас же возвращайся домой и поговори с Элен, а то он
опередит тебя, — коротко приказал Си Джей.
Под влиянием еще не угасшей уверенности в себе я ответил:
— А может, было бы лучше предварительно поговорить с ней по
телефону?
— Так звони сейчас же!
- Я подошел к аппарату, делая вид, что намерен набрать номер, но,
взяв в руку трубку, обратился к Си Джею со словами:
-г А может быть, будет лучше, если с ней поговорите вы?
По лицу Си Джея разлился румянец гнева; так бывало всегда, когда
кто-нибудь из подчиненных осмеливался критиковать его планы или
вмешиваться в них. Однако годы, проведенные в его издательстве, нау-
чили меня дипломатии. Я разыграл роль молодого, неискушенного про-
куриста1 и сказал:
— Видите ли... разговор с Элен — это деликатное дело. Ведь жало-
ванье ей платит Бетси, а не я. Вы сами понимаете, как ведут себя в
таком случае служащие. Элен не слишком высоко меня ставит, тогда
как перед вами она благоговеет. Любое ваше слово...
С Си Джеем никогда не знаешь, настроит ли его лесть ожидаемым
образом, примет ли он ее благосклонно или просто сочтет за нечто
вполне заслуженное. Во всяком случае лоб его разгладился, он слегка
выпятил губы, как если бы задумался над моими словами. Кожа на его
шее начала надуваться, как у жабы, которую дразнят соломинкой.
— Ну... не знаю, что и сказать тебе, мой мальчик. Может быть, ты и
прав... Ладно, я поговорю с ней сам!
Он сделал неопределенное движение в сторону телефонного аппа-
рата; это должно было означать, что мне следует соединить его с моим
домом. Си. Джей некогда не набирал номер сам, если л комнате был
кто-нибудь, кроме него. Я набрал свой номер, все время в полной мере
сознавая, какому риску я подвергаюсь. Неприязнь Элен ко мне и ее
негодование могли оказаться сильнее обожания Си Джея. Она могла
просто выложить ему все об Анжелике, разыграв перед моим тестем
оскорбленную моим гнусным поведением добродетель. Однако я не
считал, что она зайдет так далеко.
‘Прокурист — в торговом праве поверенный, полномочия которого по
закону не ограничены.
447
Я услышал ее басистый носовой голос: «Квартира Хардингов» — и
передал трубку Си Джею. Лицо его тут же приобрело выражение добро-
душного демократа, произносящего речь на официальном банкете.
— Элен? Говорит Коллингхем... Как поживаете, Элен? Боюсь, дитя
мое, что мы оказались в затруднительном положении и нам понадобится
ваша помощь. Мистер Хардинг вскоре все вам объяснит, но до того я
хочу сам поговорить с вами. Один знакомый Дафны был убит этой
ночью. В связи с этим полиция проводит расследование. Мы решили,
что проще всего будет, если мы скажем, что мисс Дафна провела вчераш-
ний вечер с мистером Хардингом в его квартире и что она там заноче-
вала. Так вот, Элен, если к вам заявится некий лейтенант Трэнт из
криминальной полиции, скажите ему, что готовили для мистера Хардин-
га и мисс Дафны обед и что мисс Дафна провела ночь в комнате для
гостей. Вы хорошо меня поняли?
Он произнес все это так гладко и естественно, как если бы речь шла
о том, чтобы одолжить у соседки немного муки. Сделав паузу, он загово-
рил снова, и голос его звучал, как мурлыканье кота:
— Да, я хочу воспользоваться случаем и спросить вас, Элен, как
поживает ваша племянница, та, что недавно тяжело болела... Она все
еще больна? О-о! Это нехорошо. Послушайте, Элен, я очень рад, что
мне представился случай обстоятельно поговорить с вами. Я думал о
болезни малышки и пришел вот к какому выводу: может быть, лучше
всего будет доставить ее сюда самолетом? Я знаю, что в Англии есть
хорошие врачи, но если девочка будет здесь, рядом, мы сможем создать
для нее куда более лучшие условия. Да и вашей сестре будет поспо-
койней.
Он слушал долгую минуту голос, звучащий в трубке, а выражение
его лица тем временем менялось — он вдруг стал толстым, добродушным
Санта Клаусом.
— Но, мое дорогое дитя, не говорите глупости! Ваши заботы — наши
заботы; все мы относимся к вам как к члену нашей семьи. Вы сами
прекрасно это знаете и, конечно, не считаете, что расходы на авиабилет
из Англии до Нью-Йорка меня разорят. Не благодарите, Элен, не за
что! И... ах, да, Элен! Не забудьте, что вы должны сказать лейтенанту
Трэнту.
Он опустил трубку на рычаг, и одновременно с его лица сползла
маска жизнерадостного завсегдатая банкетов.
— Как только вернешься домой, Билл, объяснишь ей все подробно.
А я увижусь с ней на будущей неделе и подпишу чек для ее племянницы.
Он буркнул что-то себе под нос; видимо, это должно было означать,
что серьезная опасность предотвращена и что он больше не желает
говорить на эту тему. Этот человек изумлял меня. И с лейтенантом
Трэнтом, и с Элен он уладил дело без малейших усилий... и без ма-
лейших угрызений совести. Это были всего лишь мелкие препятствия,
которые следовало устранить, чтобы идти дальше по намеченному пути.
448
Вот до чего довели его многие годы, в течение которых он подкупал и
покупал людей.
Но я изумлялся и себе. После многих удачных маневров я достиг
наконец относительной безопасности.
Дафна закурила сигарету и растянулась на диване.
— Ну и что? — спросила она лениво. — Вы должны признать, что я
великолепная актриса, не так ли? Талант из меня так и прет. Разве ты
не гордишься мной, па?
Она перевернулась на бок и провокационно улыбнулась Си Джею,
который, расхаживая по комнате, как раз оказался рядом с диваном.
Внезапно он остановился и неожиданно, не произнеся ни слова, отвесил
дочери крепкую пощечину.
— Я должен гордиться тобой после этой последней выходки? — Его
трясло от злости. — Вон отсюда! Убирайся сию минуту! Прочь с глаз моих!
— Но, па..; — пролепетала, запинаясь, испуганная Дафна.
— Я сказал вон! Убирайся в свою комнату!
-Дафна, видимо, колебалась, оказать ли сопротивление отцу или усту-
пить. Наконец-она, бледная и дрожащая, встала и вышла из библиотеки.
Си Джей, повернувшись, некоторое время смотрел ей вслед. Он был
взбешен, но, кроме бешенства, на его лице отразилось нечто большее;
я сказал бы, что это было... страдание.
«Как он любит ее», — подумал я.
В первый раз я наблюдал в нем проявление обычного человеческого
чувства. Это потрясло меня, и одновременно я ощутил растерянность.
Казалось, он совсем забыл о моем присутствии. Он стоял неподвижно,
сгорбившись, а его жабье лицо выражало только странную смесь любви
и муки.
— Ну, я тоже пойду, пожалуй, — сказал я наконец.
Звука моего голоса оказалось достаточно, чтобы он немедленно
стряхнул с себя оцепенение и повернулся ко мне. Теперь на его лице не
отражалось ничего, кроме высокомерного гнева, столь типичного для
Си Джея и столь хорошо мне знакомого.
— Ах, ты!.. — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ты и твоя Бетси!
Вы что, остатки ума порастеряли, потакая ей, обманывая меня и закры-
вая на все глаза?
Он орал на?меня минут пять. Я слушал его и удивлялся, как хитрая
Дафна сумела-обставить дело так, что вся вина и вся ответственность
падали на Бетси и на меня.
— Я знал, что это опасный идиот! А вы без колебаний бросили Дафну
в его руки! Провоцировали их на самые дикие безумства. А когда он
раскрылся, когда однажды вечером он напал на нее как дикий зверь,
как ты на это отреагировал? Никак! Совсем никак! И Бетси тоже об-
манывала меня. Тогда, по телефону. Боже милосердный, да если бы вы
тогда обратились ко мне! Если бы хоть одним словам намекнули на то,
что происходит!..
15 Л. Квентин "Возвращение на Вермуды"
449
Я слушал этот поток упреков и обвинений, не пытаясь защищаться.
Во-первых, потому, что так было для меня безопасней, если учесть все
то, что я продолжал от него скрывать; а во-вторых, мне было искренне
жаль его, и я знал, что, извергнув из себя все эти претензии, он почувст-
вует некоторое облегчение. Действительно, спустя некоторое время его
ярость стала ослабевать. С Си Джеем всегда было так. Каждый раз,
когда он обрушивался на кого-нибудь, он делал это с театральной напы-
щенностью. Однако я знал, что самое худшее уже миновало и теперь он
начнет играть свою другую из-любленную роль — роль монарха, не-
сказанно милостивого и все-прощающего.
— Ну, ладно, Билл, ты и Бетси — люди интеллигентные. Теперь,
когда несчастье уже произошло, я уверен, что вы осознали, какими
недоумками были вы оба. Нет смысла дальше распространяться об этом!
В сущности, ничего очень уж плохого не произошло.
— Да, не произошло, — как эхо, подтвердил я.
Уголки его рта искривились в слабой усмешке.
— По правде говоря, мне кажется, что я не худшим образом справился
с этой проблемой, а? Этот полицейский не много вытянет из Элен...
— Я тоже так полагаю.
— И не думай, что я — человек неблагодарный. Если бы не ты, в
славной ситуации мы оказались бы!
— Возможно.
Он в упор посмотрел мне в глаза.
— Я доволен, что вы с Бетси поженились, — сказал он. — Я всегда
был убежден, что она останется старой девой или, что еще хуже, попадет
в когти какому-нибудь охотнику за приданым, который будет прене-
брегать ею, содержа на стороне целую команду танцовщиц. Иными
словами, что будет кто-то, от кого потребуется поскорее избавиться.
Однако случилось иначе. Ты славный, порядочный парень, Билл.
Я горжусь таким зятем!
На мгновение мне снова показалось, что я нахожусь на краю про-
пасти. А Си Джей опять стал энергичным, резким, но справедливым
шефом, служащим примером для своих подданных.
— Однако мы не можем бездельничать, мой мальчик. Нас ждет рабо-
та. Я должен идти в офис. Как тебе известно, Блэндон сегодня прилетает
из Лос-Анджелеса. Я хотел бы, чтобы ты пошел на ленч с нами. А теперь
тебе следует пойти домой и окончательно уладить все с Элен.
Он направился к двери, но внезапно весьма театрально, как если бы
эта мысль только что пришла ему в голову, обернулся ко мне с прямо-
таки пленительной миной.
— Ах да, Билл! Совсем забыл тебе сказать. Вчера я получил последнее
сообщение о состоянии здоровья бедного старого Лэмберта. Он должен
подать в отставку.
Во время короткой паузы, которой надлежало подчеркнуть вес его
последних слов, зазвонил телефон. Си Джей жестом велел мне взять
450
трубку. Я подошел к аппарату, заранее предвидя, что намерен сказать
мне Си Джей, и испытывая в связи с этим смешанное чувство волнения
и стыда. Звонили из отеля «Бельвья Стратфорд» в Филадельфии. Через
несколько секунд я услышал голос Бетси.
Я был очень удивлен тем, что звук ее голоса не вызвал у меня ни рас-
каяния, ни сожаления. Мне было очень приятно слышать ее — и все.
— Я звонила домой, и Элен сказала мне, что ты у отца, Билл... Ты
читал сегодняшние газеты?
— Читал. Мы уже все знаем.
— Я только что узнала об этом из газет. И страшно перепугалась.
Все ли у вас в порядке? Я хотела только убедиться, что у вас нет не-
приятностей с Дафной.
— Нет, — ответил я. — Все в порядке.
— Это точно?
— Точно! Ни о чем не беспокойся. Я расскажу тебе обо всем, как только
мы встретимся. Ты придешь, как мы договорились, сегодня вечером?
— Да. Здесь все прошло отлично. Елена Рид просто великолепна.
Ах, Билл! Не могу тебе сказать, какой камень свалился с моего сердца.
Я просто с ума сходила от беспокойства. Думала...
Си Джей похлопал меня пальцем по плечу. Обернувшись, я увидел,
что он протягивает руку за трубкой. Я подал ему ее.
— Привет, Бетси, — сказал он. — У меня есть для тебя интересная
новость. Я как раз намеревался сообщить ее Биллу, но хотел бы, чтобы
и ты одновременно узнала обо всем. Старый Лэмберт должен уйти с
работы, я вчера получил медицинское заключение. И я принял решение
о его преемнике. В моем деле есть только один человек, который спосо-
бен его заменить. Бетси, дорогая... Ты жена вице-председателя издатель-
ства Коллингхема по делам рекламы!
Он торжественно опустил трубку на рычаг. Ослепительная улыбка
разлилась по его лицу.
— Держи пока это при себе, Билл, — сказал он. — Я не хотел бы,
чтобы эта новость распространилась, прежде чем я объявлю об этом
официально. Но это факт. Вот тебе мое слово.
У меня не было никаких иллюзий. Это было снова то же лицо завсег-
датая банкетов, что и при разговоре с Элен. Ей он заплатил авиацион-
ным билетом; теперь пришла моя очередь. Хотя я и был опутан частой
сетью лжи, остатки собственного достоинства и гордости я сохранил.
И эта гордость обернулась теперь гневом.
— Когда вам пришла в голову эта мысль? — спросил я. — Десять
минут назад? Если так, то я не хочу принимать в этом никакого участия.
Если я не заслуживаю того, чтобы стать вице-председателем благодаря
собственным заслугам и квалификации, то пусть дьявол забирает это
вице-председательство!
Вопреки здравому смыслу, этот взрыв принес мне колоссальное удов-
летворение. Банкетная улыбка исчезла с лица Си Джея; казалось, что
451
он вот-вот обрушит громы на мою голову. И тут по огонькам, заблес-
тевших! в его жабьих глазах, я вдруг осознал, что происходящее забав-
ляет его.
— Ну и ловкий же ты парень, Билл, — сказал он. — Знаешь, как со
мной нужно поступать! Конечно же, Билл! Твое назначение связано
исключительно с твоей квалификацией. И это ты засвидетельствовал
минуту назад. Дейвид Маннере никогда не отважился бы так заговорить
со мной!
Он стоял и смотрел на меня. Однако теперь в его взгляде отражалась
растерянность, даже усталость. А потом, совершенно игнорируя меня,
он вышел из комнаты, не попрощавшись.
Глава 7
Выйдя из дома шефа, я поймал такси и поспешил домой, охвачен-
ный сильнейшим беспокойством. Было уже десять с минутами, а в час
дня Си Джей ждал меня на ленч со своим представителем. До этого я
должен был увидеться с Элен, поскольку Си Джей непременно захочет
узнать, как обстоят наши дела на этом участке обороны. Пока я не
свяжусь с Полом и Анжеликой, ее алиби останется единственно не-
реализованным проектом в моей голове, а моя безопасность останется
весьма проблематичной.
Когда я своим ключом отпер входную дверь, то сразу же услышал
голос Элен. Сперва я подумал, что она разговаривает с Рики, но тут же
вспомнил, что она должна была отвести его в детский сад по меньшей
мере час назад. Я вошел в гостиную и увидел лейтенанта Трэнта, сидя-
щего на ручке кресла.
Его вид привел меня в замешательство, так как я не предполагал,
что он столь быстро окажется здесь. При виде меня Элен сорвалась со
стула с выражением преувеличенного почтения. Она всегда считала, что
ей не пристало сидеть в присутствии своих работодателей, разве что в
детской. И свое пребывание сейчас в гостиной она явно считала неу-
местным. То, что она в обычной своей манере демонстрировала свою
лояльность, должно было ободрить меня. Но царящая в комнате атмо-
сфера не имела ничего общего с Элен. Здесь доминировала исключи-
тельно и очень заметно индивидуальность лейтенанта Трэнта. Он тоже
встал при виде меня, улыбнулся так же вежливо и доброжелательно,
как и в квартире Си Джея. Меня удивило только то, что теперь он не
выглядел так молодо, как тогда, и не казался таким наивным.
— Хэлло, мистер Хардинг, — сказал он. — А мы как раз беседуем, я
и мисс Ходжкине! Я всегда стараюсь сделать дело как можно скорее.
Он повернулся к Элен, которая вглядывалась в паркет, демонстрируя
лейтенанту, какой должна быть настоящая английская бонна при до-
стойном ее профессиональных умений ребенке.
452
— Ну, мисс Ходжкине, — продолжал лейтенант Трэнт, — теперь мне
все представляется ясным и понятным. Полагаю, что у меня нет причин
задерживать вас здесь.
После этих слов Элен немедленно вышла, а я обрел уверенность,
что она точно выполнила поручение Си Джея. Однако в присутствии
лейтенанта Трэнта мне было не по себе... Я жаждал отделаться от него
как можно скорее, чтобы остаться один на один с Элен. Однако он не
спешил — он даже снова присел на ручку кресла.
— Конечно, с момента совершения преступления прошло совсем
немного времени, чтобы можно было заметно продвинуться в рассле-
довании, — сказал он.
— Это очень досадно, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
— Наибольшие затруднения состоят в том, что до сих пор нам не удалось
обнаружить никого, кто бы хорошо знал мистера Ламба. У нас есть только
эти Брауны, его соседи, но для них это было лишь случайное знакомство.
Квартиру эту он снял у матери миссис Браун. В Нью-Йорк он переехал
совсем недавно, а до того, как мне кажется, жил в Калифорнии.
— И мне так кажется, — сказал я. Сам не знаю почему, но я считал,
что полиция незамедлительно откроет связь Джейми с Анжеликой. Вне-
запно я вспомнил, что Анжелика говорила мне во время нашего второго
свидания в ее доме, что она никогда не была в квартире Джейми — это
он всегда приходил к ней. Следовательно, пока лейтенант Трэнт будет
контактировать с Браунами, он, он возможно, вообще не выйдет на след
Анжелики.
Трэнт не смотрел на меня; он смотрел на картину, висящую над камином.
— Разумеется, может быть, мы имеем дело с обычным убийством,
совершенным каким-нибудь уголовником. На двери нет никаких следов
взлома, нет отпечатков пальцев чужих людей. Меня страшно разоча-
ровало то, что никто из окружающих не может сообщить об убитом что-
либо интересное. Вы тоже сказали, что мало знали его.
— Да, это действительно так.
— Вы познакомились с ним в Нью-Йорке?
Этот вопрос показался мне случайным; он задал мне его тем же
вежливым тоном, что и все предыдущие. При этом он даже не смотрел
на меня. Я был почти убежден, что все это мелочи, что он просто посту-
пает в соответствии с полицейским ритуалом, обязательным в таких
случаях. Но все же... Хотя я временно перестал беспокоиться об Анже-
лике, мне все еще было не по себе.
Стараясь впасть в такой же непринужденный тон, я сказал:
— Да, мы познакомились здесь, в Нью-Йорке. Ламб — знакомый
моих знакомых из Европы. Он пришел ко мне в издательство с руко-
писью своего романа; просил, чтобы я помог ему издать его. Именно
тогда он и познакомился в моем кабинете с Дафной.
— Не могли бы вы назвать мне имя вашего общего знакомого в
Европе?
453
— Охотно. Это Кэрол Мейтленд, — ответил я быстро. — Но, к со-
жалению, я понятия не имею, где он сейчас находится и чем зани-
мается.
— Так... — На лице детектива снова появилась учтивая, банальная
улыбка. Он соскользнул с ручки кресла и подошел ближе к камину, как
если бы хотел лучше рассмотреть картину.
— Мне кажется, это Бюффе1, я не ошибся?спросил он.
— Совершенно верно, — ответил я, немного растерявшись.
«Что за странный полицейский?» — подумал я.
Трэнт,'не переставая любоваться картиной, продолжал:
— Однако кое-что мы уже знаем. Правда, совсем немного, но все
же... Вчера вечером, примерно около шести, Брауны постучали в квар-
тиру Ламба и спросили, не желает ли он пойти с ними на вечеринку.
Ламб ответил, что, к сожалению, пойти не может, так как условился с
кем-то встретиться. Итак, в тот вечер он ждал кого-то... разве что ему
просто не улыбалось провести вечер в обществе Браунов и он исполь-
зовал такой предлог, чтобы отделаться от них.
Лейтенант Трэнт покончил наконец с инспектированием картины и
повернулся ко мне. Сунул руку в карман пиджака, немного помолчал,
а потом сказал:
— Единственным предметом из всего того, что мы обнаружили в
квартире мистера Ламба, показавшимся нам явно неуместным у моло-
дого неженатого мужчины, является вот это, мистер Хардинг. Правда, я
не думаю, что эта вещь покажется вам знакомой.
Он вынул руку из кармана, и я увидел, что он держит в пальцах
кольцо моей матери, то самое кольцо с дельфином, которое я подарил
перед нашей свадьбой Анжелике.
И тогда я еще отчетливей осознал, что этот человек может быть для
меня опасен. Я еще не имел конкретных поводов для опасений. В его
голосе не прозвучала даже самая легкая нотка подозрительности. Он
смотрел на меня очень буднично и открыто, как один доброжелательный
человек смотрит на другого, без профессионального недоверия. Однако
я был убежден, что этот человек абсолютно не верит в то, что я говорю,
как не верит и в то, что мы говорили ему сегодня утром.
— Кольцо, несомненно, дамское, — сказал я.
— Конечно, — согласился Трэнт и, помолчав немного, добавил: —
По всей вероятности, память о ком-то. А может, оно досталось ему от
бабушки — в то время такие вещицы были в моде.
Он сунул кольцо обратно в карман пиджака. Затем подошел своей
кошачьей походкой к столу и взял лежащий там конверт — тот самый,
с которым он появился в квартире Си Джея. Осторожно открыв его, он
вынул какой-то предмет, завернутый в носовой платок.
'Бюффе Бернар (род. в 1928 г.) — современный французский художник,
пишущий в реалистической манере. Б. Бюффе последовательно выступает против всех
направлений авангардизма.
454
— Кроме всего прочего, мы нашли там еще и это, мистер Хар-
динг, — сказал он и с несколько преувеличенной осторожностью начал
приподнимать край платка. — Сам не знаю, почему я обращаюсь с этим
так деликатно, ведь мы не нашли на нем никаких отпечатков пальцев,
хотя искали очень тщательно. Но во всяком случае, как я уже сказал,
мы что-то имеем. Он лежал на полу рядом с трупом. Его владельца мы
установим без особого труда. А если мы его отыщем, то будем иметь
важную улику.
Угол платка был откинут настолько, что я мог видеть, что находится
внутри. Это был кольт сорок пятого калибра, старый, изношенный пис-
толет. И хотя я не думал о нем в течение трех последних недель, я узнал
его сразу же.
Это был пистолет Анжелики.
Я слышал голос лейтенанта Трэнта, звучавший странно нереально,
как если бы он был записан на запыленной грампластинке.
— Он очень старый. Куплен, наверное, в какой-нибудь лавке
старьевщика. Разумеется, на это потребуется какое-то время, но в конце
концов мы выйдем на след его владельца. — Он коротко рассмеялся. —
Возможен, конечно, и такой вариант, что эта ниточка заведет нас в тупик
и в конце концов окажется, что это сам Ламб приобрел его когда-то.
Он снова старательно завернул пистолет в платок и вложил в конверт,
который затем сунул под мышку.
— Да... еще одно, мистер Хардинг, о чем я хотел бы вас спросить...
Я смотрел ему в глаза, напряженно думая о том, удается ли мне
сохранять спокойное выражение лица. Он снова улыбнулся, но на этот
раз его улыбка была почти сконфуженной.
— Скажите, пожалуйста, вы случайно не тот Уильям Хардинг, кото-
рый написал роман «Жар Юга»?
Из всех возможных на свете вопросов это был тот, который я ожидал
меньше всего.
— Да, — ответил я. — Это я и есть.
— Вы уж простите меня, я отлично знаю, как навязчивы бывают
поклонники и охотники за автографами... Однако признаюсь, что ваш
роман я прочел три раза. По моему мнению, это один из лучших рома-
нов, написанных после войны. — Он постучал пальцем по конверту и
добавил: — Ну, у нас обоих не так уж много времени, так что я пой-
ду. — Он направился к двери и уже с порога кивнул мне. — До свидания,
мистер Хардинг!
— До свидания, мистер Трэнт.
Хотя дверь за ним закрылась, я все еще продолжал чувствовать при-
сутствие этого человека в комнате. Кольцо Анжелики было обнаружено
в квартире Джейми, и убит он был пулей из ее револьвера. Однако я
абсолютно точно знал, что в те часы Анжелика не могла совершить
преступление. Тем не менее Трэнт почти наверняка выйдет на Анжелику
и установит, что пистолет принадлежит ей. И что будет тогда?
455
Я перестал думать о Трэнте и отправился на поиски Элен. Я нашел
ее, как и ожидал, в детской, то есть там, где, по се мнению, было се
законное место. Кухарка и кухня были настолько ниже ее достоинства,
насколько Бетси, я и гостиная — выше.
Она снова что-то вязала на спицах: какую-то жуткую розовую трубу.
Может, это была детская юбочка?
Я предполагал, что она встретит меня холодным, осуждающим взгля-
дом, каким я уже был награжден сегодня утром. Но ничего подобного!
Выражение ее лица было конспиративным и, я бы сказал, даже несколь-
ко фривольным. Я ведь мог этого ожидать. Налицо был результат цар-
ского подкупа Си Джея. Я уже не был в ее глазах ужас-ным, развратным
мистером Хардингом, я стал зятем ее любимого, дорогого мистера Кол-
лингхема! Это прибавило мне духа.
— Ну и как? Все прошло хорошо, Элен?
— О да, мистер Хардинг! Я рассказала все именно так, как пожелал
мистер Коллингхем.
— И Трэнт поверил?
— Я совершенно уверена в этом, мистер Хардинг.
Коль скоро она была настроена мирно и открыто, то и я принял такой
же тон.
— Мистер Коллингхем очень вам благодарен, Элен. Видите ли, Даф-
на была вчера вечером в доме одна, а в последнее время она часто бывала
в обществе этого молодого человека, мистера Ламба. Мистер Коллинг-
хем считает, что мы избавимся от многих забот, если скажем, что Дафна
провела эту ночь у нас.
Она кивнула головой, демонстрируя свою готовность служить вели-
кому мистеру Коллингхему.
— Разумеется, мистер Хардинг. Я отлично все понимаю. Речь идет
об этом красивом мистере Ламбе, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил я. — Да, я забыл вам сказать, что
мистер Коллингхем просил предупредить вас, что хочет встретиться с
вами в начале следующей недели, чтобы обговорить детали приезда
вашей племянницы.
Я сказал это и сам испугался своих слов: не сделал ли я ложный шаг,
заговорив столь откровенно о взятке? Но я недооценил ее преданность.
Опустив рукоделие на колени, она сложила руки как для молитвы. Каза-
лось, ее лицо расплылось от волнения.
— Ах, мистер Хардинг! Если бы вы знали, какое это благодеяние для
моей сестры и для бедной маленькой Глэдис! Мистер Коллингхем —
святой человек, мистер Хардинг! Да, да, настоящий святой!
Новая Элен казалась мне менее опасной, чем прежняя, и я отважился
затронуть ту, другую тему, тему действительно опасную, вопрос, от
которого существенно зависела моя судьба.
— А что касается того, другого дела, Элен, — сказал я, — то, коль
скоро мистер Коллингхем так настаивает на том, чтобы все считали,
456
что Дафна и я были здесь вчера только вдвоем, пожалуй, будет наиболее
разумно, если мы забудем о том...
— О да, мистер Хардинг. Конечно, так будет лучше всего. Я уверена
в этом.
Губы ее приоткрылись в широкой улыбке, обнажившей розовые дес-
ны. Никогда до сих пор я не видел нашу бонну в столь фривольном
настроении. Выглядело это жутковато.
— Ведь такого рода вещи случаются, не так ли? — сказала она.
— Разумеется, — подтвердил я.
— А кроме того, мы ведь не хотели бы огорчить миссис Хардинг?
Она всегда такая добрая, такая снисходительная...
Я вдруг вспомнил, что Бетси уже возвращается домой, и мне стало
легче.
— Вы правы, Элен. Она очень добра и снисходительна.
Розовые десны демонстрировались по-прежнему, но в глазах Элен
отразилось осознание преимущества ее теперешнего положения.
— Я убеждена, что вы очень полюбите маленькую Глэдис, — сказала
она. — Она славненькая и такая скромная, и тихая, как мышка. Когда
она вылечится и выйдет из больницы, я уверена, что ни миссис Хардинг,
ни вы не заметите ее присутствия в доме. А девочка смогла бы получить
такое удовольствие — провести долгие, приятные каникулы у своей тети.
Она была бы со мной, а Рики приобрел бы подружку для игр.
Я мог бы догадаться, что взятка, полученная от Си Джея, пробудит
у Элен аппетит к деяниям такого рода. Теперь, когда она так четко
назвала свою цену, я подумал, что все могло быть куда хуже. Маленькая
выздоравливающая Глэдис маячила где-то в далеком будущем. Во вся-
ком случае это не слишком тяжелое бремя в обмен на молчание, столь
необходимое для моего спокойствия и даже существования. Я улыбнулся
ей, правда, не очень искренне, скрепив тем самым печатью наш договор.
— Ну, разумеется... Ваша Глэдис может оставаться у нас так долго,
как вы того пожелаете.
Элен подняла с колен рукоделие и начала постукивать спицами.
— И вы поговорите об этом с миссис Хардинг после ее возвращения?
— Обязательно.
— Глэдис такое доброе, милое дитя. Она всегда думает только о
других. Все в доме называют ее ангелочком.
Я не имел ничего против того, чтобы меня шантажировали, но вы-
слушивать повествование о маленькой Глэдис было выше моих сил.
К тому же на это пошло бы слишком много ценного времени. Не пере-
ставая лучезарно улыбаться, я сказал Элен, что, к сожалению, должен
идти, и вышел из детской. После этого я позвонил Полу в офис Фонда
и спросил, могу ли я заглянуть к нему.
— Конечно! — ответил он. — Приходи сейчас же и принеси чек
посолиднее. Потому что «Мехо-Бижу-Авто-Фонд имени Сандры Фау-
лер» постоянно требует деньги, деньги и еще раз деньги.
457
Глава 8
Было уже одиннадцать пятнадцать, а офис Фонда находился доволь-
но далеко, на Лексингтон-авеню, 30. Моя машина с трудом продвига-
лась по забитой автомобилями улице. Черепаший темп действовал мне
на нервы, но одновременно давал возможность обдумать план дальней-
ших действий в отношении Анжелики. Несмотря на все мое уважение
к лейтенанту Трэнту, существенно возросшее после его визита ко мне
домой, я не считал, что с нами может случиться что-нибудь плохое. Пол
и Сандра не имели никаких связей с Джейми. Трэнт даже не будет знать,
что такие люди существуют на свете, пока они не будут названы как
лица, которые могут подтвердить алиби Анжелики. Нам только нужно
будет разработать в деталях этот воображаемый вечер.
Пол сидел в своем кабинете, водрузив ноги на письменный стол,
жевал резинку и обольщал кого-то по телефону. При моем появлении
он сделал знак рукой, предлагая присесть.
— ...Но это очевидно, дорогая миссис Мэллет! Абсолютно. Дело это
ясное, как солнце, а если у вас есть какие-нибудь сомнения или опа-
сения в отношении этого, то вы можете убедиться, справившись в на-
логовом управлении.
У Пола самые голубые и самые умные глаза, какие мне только доводи-
лось видеть. Уже один его вид в помятом, хотя и неимоверно дорогом
костюме, с десятидолларовым, криво завязанным галстуком, в шелковых
носках, спускающихся на ботинки, подействовал на меня ободряюще.
Я чувствовал, как меня покидают остатки озабоченности и ощущения вины.
— Тысяча долларов, миссис Мэллет? О!.. Это великолепно! Такие
клиенты, как вы, дорогая миссис Мэллет, это золото! Фонд имени Бетси
Коллингхем прославит вас до небес... Да, да, дорогая миссис Мэллет!
Я счастлив, я готов вспорхнуть под потолок. Впрочем, это нормальное
состояние людей, работающих исключительно для других. До свидания,
дорогая миссис Мэллет!
Он положил трубку и состроил ужасающую гримасу явно в адрес
дорогой миссис Мэллет, с которой я не имел чести быть знакомым.
Затем, копируя манеру Си Джея, он окинул меня снисходительно-вели-
чавым взглядом.
— Хардинг, мой дорогой мальчик! Ты уже, наверное, слышал, что
Американская медицинская академия нашла наконец-то первопричину
не только лейкемии, но и всех иных болезней, терзающих человечество?
Так вот, все, буквально все болезни вызываются злым вирусом, на-
зываемым Коллингхемом, который переносится на кончиках пальцев
людьми, читающими газеты, указанным Коллингхемом издаваемые. Во
имя науки, мистер Хардинг, во имя грядущих поколений мы не можем
позволить себе ни минуты покоя, пока эта угроза человечеству... Ха-ха!
Пол еще ничего не знал об убийстве Джейми. Когда я рассказал ему
об этом, он снял ноги со стола и сел прямо, внимательно всматриваясь
458
в мое лицо. Тогда я начал рассказывать ему все с самого начала об
Анжелике. И давалось мне это с необычайной легкостью, а мое самочув-
ствие по мере того, как я высказывался, менялось. Я рассказывал, а Пол
все чаще кивал головой и улыбался. А когда я дошел до момента, как
Элен подловила нас на диване, он громко захохотал. Он чуть не корчил-
ся от смеха, когда я рассказывал ему, какие осложнения возникли для
меня в связи с спланированным Си Джеем алиби для Дафны. Но его
смех не был бездушным. С необычайной живостью ума и искренним
сочувствием Пол вмиг оценил ситуацию и все вытекающие из нее по-
следствия. Первая его мысль была о Бетси — ее нужно уберечь от всего.
Он подумал даже об Анжелике, чего я от него не ожидал.
— Бедная малышка, — сказал он. — И такая славная! Самая красивая
девочка, какую я когда-либо видел. Ну и натворил ты дел, а ведь это
серьезно, даже очень серьезно. Что мы должны теперь делать?
Я изложил ему свой план, соответственно которому он и Сандра
должны обеспечить алиби Анжелики. Он согласился без колебаний,
даже с энтузиазмом. Потом тень сомнения затуманила его голубые глаза.
— Ну хорошо, а как быть с Сандрой? Она же глупа до непрохо-
димости. Как ты думаешь, она сумеет продержаться на высоте?
— Ну... пожалуй...
— Впрочем, не будем ломать над этим голову! Прежде чем полиция
доберется до нас, она наверняка забудет, что делала вчера вечером.
А если она начнет обнаруживать какие-нибудь подозрения, мы заклеим
ее мордашку лейкопластырем, а твоему лейтенанту объясним, что у нее
пунктик в отношении вирусных инфекций.
Он переглянулся через стол и похлопал меня по плечу.
— Не принимай все это близко к сердцу, мой мальчик! — сказал
он. — Экс-супруга Хардинга провела вечер с нами. Это бетонная стена!
Мы были втроем. Ни одна живая душа нам не помешала. Мы велико-
лепные специалисты по фабрикации алиби, лучшие в христианском
мире! — Он немного помолчал, а потом спросил: — А где, собственно,
сейчас находится Анжелика?
Это может показаться невероятным, но до этой минуты я даже не
думал об этом. Я предложил ей пойти в отель «Уилтон» и предпола-
гал, что она туда и отправилась. Но теперь меня вдруг охватило бес-
покойство.
— Думаю, что она в отеле «Уилтон», — сказал я.
— Думаешь! Лучше позвони и проверь! Скажи, чтобы она сразу же
шла сюда. Веришь или нет, но Сандра запланировала поход за покуп-
ками сегодня, после полудня. Через минуту она будет здесь, чтобы я
повел ее на ленч, а потом она выбросит наши последние сбережения за
какие-нибудь убийственные черные панталоны. Так пойдем на ленч
вчетвером! Проинформируем обо всем Анжелику и сразу уладим дело.
— К сожалению, я не смогу пойти с вами на ленч: я условился с Си
Джеем и его клиентом.
459
Я взглянул на часы. Было двенадцать тридцать, и я почувствовал,
как ко мне возвращается прежнее беспокойство.
— Но вы можете пойти на ленч с Анжеликой и все ей рассказать, —
предложил я. — А потом, когда я избавлюсь от Си Джея...
Я протянул руку за телефонной трубкой, но в этот момент телефон
вдруг зазвонил. Пол взял трубку с миной человека, только что явив-
шегося на Землю из космоса.
— Пол Фаулер собственной персоной... О, как поживаешь, дорогая?
Откуда ты звонишь? Да? Но, девочка, ведь... Что такое?
По мере того как он слушал, его лицо становилось все серьезнее.
— Что? В самом деле, девочка? — продолжал он. — Нет, дорогая, это
никому не повредит. Нет, нет. Не думай об этом. Просто приходи сейчас
же сюда. Да, дорогая, ты знаешь, что я люблю тебя, хотя это может
показаться невероятным.
Он положил трубку. Этот разговор так изменил его, что я испугался,
хотя он и старался беззаботно улыбнуться мне.
— Ничего не выйдет, — сказал он. — Мы должны придумать что-
нибудь другое.
— Но почему? Что случилось?
— Этот твой лейтенант — первосортный ловкач. Оказывается, Дафна
в разговоре с ним что-то сболтнула о нас. Он только что был у нас и
разговаривал с Сандрой. Кроме всего прочего, он спросил ее, что мы
делали вчера вечером. Сандра, как и следовало ожидать, сказала ему
правду — что мы провели вечер дома одни.
Я внезапно ощутил присутствие лейтенанта Трэнта столь явственно,
как если бы он стоял рядом со мной — спокойный, скромный, ничего
не высматривающий. Вспомнил я также, что Дафна при мне упомянула
о Фаулерах — просто так, мимоходом. Она сказала только, что Бетси и
я принимали у нас Джейми и что Бетси и Фаулеры просто помешались
на нем. И это все. Однако лейтенант Трэнт все это запомнил. Каким-то
чудом за столь короткое время он узнал, кто они такие, эти Фаулеры,
где они живут, а потом, руководствуясь своей дьявольской интуицией,
направился к ним прямо от меня. Тем самым он раз и навсегда исклю-
чил из моего плана Фаулеров, и теперь Анжелика оказалась без прикры-
тия, одна, лицом к лицу с врагом, что создавало угрозу и всем нам.
Под влиянием страха перед Трэнтом вся моя неприязнь к Анжелике
ожила с новой силой. Ведь во всем была виновата она!
Пол не переставал всматриваться в меня. Белки его глаз резко кон-
трастировали с интенсивно-голубым цветом радужки.
— Ну и что, Билл? Что мы теперь будем делать?
— Я не знаю...
— В любом случае ты должен ей позвонить.
Он в’ ащил телефонную книгу и начал листать страницы. Наконец
он нашел то, что искал, поднял трубку и набрал номер.
— Отель <Уилтон>? Я попросил бы соединить меня с Анжеликой Хардинг.
460
Я пассивно стоял рядом и смотрел на него, разъедаемый неуверен-
ностью. «Что мне делать, — думал я, — если ее не окажется в отеле,
если в придачу ко всему Анжелика окажется недосягаемой?»
— У вас нет такой клиентки? Нет Анжелики Хардинг?
Я услышал его слова, и сердце замерло у меня в груди.
— Подождите минутку. — Пол взглянул на меня и спросил, прикрыв
трубку ладонью: — Какая у Анжелики девичья фамилия?
Я вообще не подумал об этом. Я сказал Полу, что девичья фамилия
Анжелики — Робертс. Пол снова заговорил в трубку:
— А миссис Анжелика Робертс? — Его лицо стало менее напря-
женным.— Такая есть? Отлично! — Он снова улыбнулся и после минут-
ной паузы сказал: — Анжелика? Подождите немного.
Он подал мне трубку. Я ощутил дикое желание наказать Анжелику за
все мои муки и тревоги. Ко всему прочему она еще и фамилию сменила...
— Анжелика?
— Алло, Билл? — Ее голос напомнил мне, что речь идет не об аб-
страктной угрозе, а о живом человеке, и это несколько сбило меня с
толку.
— Ты уже знаешь о Джейми? — спросил я.
— Что именно?
— Ты не читала утренние газеты?
— Газеты? Я еще не выходила из номера. Но что может быть о Джей-
ми в газетах?
— Джейми мертв, — сказал я грубо. — Тело обнаружено прошлой
ночью в его квартире.
Я услышал, как она отчаянно хватает ртом воздух. Потом наступила
полная тишина. Наконец голосом столь тихим и слабым, что я с трудом
смог его расслышать, она выдохнула в трубку:
— Нет, нет! Это невожможно!
— И однако, это правда.
— Кто его убил? Кто...
— Это уже менее важно.
— Билл! Где ты? Я могу прийти к тебе?
— Это исключено, — сказал я. — Я условился с тестем пойти вместе
с ним на ленч. Но не выходи из отеля.
— Ладно.
— Что бы ни случилось, не выходи. Сиди у себя. Я загляну в отель,
как только освобожусь после ленча.
— Хорошо, Билл.
— А если с тобой захочет повидаться человек из полиции, некий
лейтенант Трэнт, то, ради Бога, любой ценой постарайся избежать встре-
чи с ним.
— Полицейский? Ну... да. Понимаю. Ладно.
— Сиди в номере, ничего не делай и никого не принимай, пока не
повидаешься со мной.
461
Я опустил трубку на рычаг и обратился к Полу:
— Я должен идти на встречу с Си Джеем.
— Разумеется, Билл. Чем я могу тебе помочь?
— Ничем.
— Билл, ты должен что-нибудь придумать.
— Ты так считаешь?
— Конечно, должен.
В эту минуту он был единственным человеком, лицо которого было
лицом друга, человеком, которому я мог довериться целиком. Пол смот-
рел на меня с беспокойством.
— Я только хотел обратить твое внимание на один момент, Билл. Не
забывай о надсмотрщике на плантации... о Си Джее! Я знаю, что случив-
шееся между тобой и Анжеликой — это глупость. Во всем Манхэттене
не сыскать мужчины, который не желал бы время от времени разря-
диться на стороне. И тебе не следует грызть себя по этому поводу. Но
не забывай о Бетси. Женщины мыслят иначе, чем мы, а особенно жен-
щины типа Бетси. Если она узнает о твоей вчерашней эскападе, если
Элен расскажет ей об этом, то для тебя случившееся может иметь не-
предсказуемые последствия. Это может даже... — Он оборвал фразу. —
К черту! Не мне описывать тебе характер твоей жены!
Пол положил руку мне на плечо.
— Не горюй! Все как-нибудь обойдется. А теперь будь примерным
вице-председателем и мчись к своему тестю.
Он проводил меня до лифта. Прежде чем я вошел в кабину, Пол
сказал:
— И держи со мной связь. Старая, почтенная Мама-Фонд всегда в
твоем распоряжении со своим широким лоном и материнской сни-
сходительностью .
Я явился в кабинет Си Джея точно в час, на секунду опередив мистера
Блэндона. Я даже успел отчитаться перед Си Джеем о моем разговоре с
Элен — результаты вроде бы удовлетворили Си Джея. Мистер Блэндон
был очень важной особой. То, что Си Джей решил включить мою скромную
персону в столь ответственное мероприятие, как этот ленч, было, несом-
ненно, первым шагом признания во мне преемника старого Лэмберта.
Я знал, что должен показать себя с лучшей стороны, а потому во
время ленча не расставался с самой обаятельной улыбкой, на какую был
способен, говорил то, что должен был сказать, чтобы показать, что я не
только первоклассный специалист и славный парень, но и способен
поступать достаточно разумно там, где это нужно. По тому, как вел себя
за столом Си Джей, я пришел к выводу, что сыграл свою роль не худшим
образом; однако это не препятствовало тому, что этот долгий ленч был
для меня мукой.
Мистер Блэндон был горазд по части выпивки: он пил так, как пьют
в Беверли-Хиллз. Перед едой мы выпили по четыре гибсона, за ленчем
пили вино, а в заключение — коньяк. После второй рюмки коньяка
462
мистер Блэндон заметно оживился и выразил желание весело закончить
столь удачно начавшуюся встречу. К моему ужасу, Си Джей немедленно
предложил ему мое общество для экскурсии по городу. Перед моими
глазами замаячила кошмарная перспектива турне по коктейль-барам и
ночным ресторанам в компании мистера Блэндона. Однако, к счастью,
наш гость в последнюю минуту пришел к заключению, что устал, и
решил, что будет лучше, если он вернется в отель и отдохнет от уто-
мительного путешествия.
Когда мне наконец удалось вырваться, было почти четыре.
До отеля «Уилтон» я добрался на такси. У меня не было никакого
конкретного плана, я вообще не мог думать ни о каком плане, так как
был предельно измотан и одновременно возбужден алкоголем.
«Уилтон» был отелем средней руки, добропорядочным, заботящимся
о своем реноме. В холле, оформленном в современном стиле, я спра-
вился у администратора об Анжелике.
— Не назовете ли вы ваше имя?
— Уильям Хардинг.
— Да, да. Мистер Хардинг. Мадам ожидает вашего визита.
Я вошел в кабину лифта, навевающую мысли о старых джентльменах
и комнатных собачках чуточку моложе их, например, о скайтерьерах.
Нервы мои были натянуты, и мне вдруг показалось, что в номере Анже-
лики окажется лейтенант Трэнт.
Я постучал, и Анжелика открыла мне дверь.
— Еще никого из полиции у меня не было,— сказала она.
Глава 9
Я вошел следом за ней в унылую комнату. На комоде стоял радио-
приемник, но это был автомат, в который нужно было бросить монету,
чтобы он заработал. Потертый чемодан Анжелики стоял на складном
стульчике. Все это, казалось, принадлежало другому миру, даже сама
Анжелика с тяжелыми прядями густых черных волос, с ее красотой, так
часто заставлявшей меня предавать самого себя, красотой, которая те-
перь действовала на меня угнетающе, как, впрочем, и сам факт ее су-
ществования.
Анжелика казалась очень утомленной, как если бы в течение всей
ночи не сомкнула глаз. Прежде всего она, разумеется, закурила сигарету.
Звук трущейся о коробку спичечной головки еще более усилил овладев-
шее мной раздражение. Она стояла, безучастно глядя на меня, и ждала,
чтобы я заговорил первым. Я вдруг подумал о том, что не далее как
вчера сходил по ней с ума и, как последний идиот, воображал, что только
она может дать мне истинное счастье, а моя предыдущая жизнь с Бетси
и Рики — это сплошное лицемерие. Я чувствовал, как от этих воспо-
минаний меня охватил гнев. К черту! Ведь это она где-то откопала
463
Джейми. Так почему же она не удержала его возле себя? Почему одного
сказанного им слова оказалось достаточно, чтобы она послушно собрала
свои тряпки и свалилась на шею именно мне?
— Ну, — сказал я со злостью, — мне кажется, что ты достаточно
намутила воды.
Я чувствовал, что обвиняю ее незаслуженно, что она имеет право бро-
сить точно такой же упрек мне. Однако Анжелика этого не сделала. Она
стояла у окна с падающими на плечи волосами, спокойная и печальная.
— Расскажи мне о Джейми, — попросила она.
— Что я могу тебе сказать? Его кто-то застрелил. В ту ночь, в квар-
тире, которую он снимал.
— Но кто?
— Откуда я могу это знать? — И что я вообще знаю об этом твоем
Дамбе? Ты должна разбираться в этом лучше меня.
— Ты думаешь, что это... я? — спросила она чуть слышно.
Меня так и подмывало бросить ей в лицо: а почему бы и нет? Ведь ты
с ума сходила по нему, а он обращался с тобой как с собакой; не прошло
и суток, как он вышвырнул тебя из дома и из своей жизни. Однако мне
еще хватило рассудка на то, чтобы понять, что сейчас не время для упреков.
Анжелика не была преступницей — она была только помехой на пути.
Нужно было только обезвредить ее — для блага Бетси, для блага Дафны и
Си Джея, а прежде всего для моего собственного блага.
— Я знаю, что ты его не убивала, — сказал я наконец. — Полиция
установила, что Джейми был застрелен между половиной второго и двумя
часами. Значит, до момента убийства ты минимум час провела в моем доме.
— Значит, ты уже разговаривал с полицией?
— Разумеется.
— А эта... эта женщина? Эта бонна?
— Она тоже.
— Тогда ты должен был рассказать им обо мне. Газеты начнут труб-
ить об этом, и Бетси все узнает. Да, натворила я дел. О Билл!..
На ее лице отражалась исключительно забота обо мне. «Бог мой! —
подумал я. — Неужели она начнет теперь разыгрывать кающуюся греш-
ницу?» И вдруг план, который, когда я излагал его Полу, казался мне
столь надежным и практичным, утратил в моих глазах свои положи-
тельные качества.
— По правде говоря, — сказал я, — я ни слова не сказал о тебе. Элен
тоже.
Затем я рассказал ей обо всем, что сделал до настоящей минуты. И по
мере того как я говорил, я все меньше выглядел в собственных глазах
ловким политиком и триумфально коронованным вице-председателем.
Я видел себя как кого-то другого; жалкого, покорного работника управ-
ленческого аппарата, непостоянного, как флюгер. Может быть, мне было
бы легче, если бы Анжелика не смотрела на меня так внимательно. Но эти
огромные серые глаза были неотрывно прикопаны к моему лицу, и, хотя в
464
них нс было ни тени упрека, мне все равно казалось, что в них я читаю
свой приговор, что я без труда угадываю ее мысли: «А ведь это человек,
которого я когда-то любила!» Хотя я и знал, что сам навязываю ей эту
роль, я невольно считал ее в эту минуту моральным арбитром и из-за этого
чувствовал к ней ненависть. Кто она сама, чтобы иметь право судить меня?
Наконец я закончил. Анжелика, закурив очередную сигарету, сказала
почти деловым тоном:
— Значит, дело это теперь выглядит так?
— Да, все обстоит так, как я тебе сказал.
— Итак, я поставлена в зависимость от Дафны. Если полиция начнет
меня допрашивать и у меня не будет никакого алиби, я буду вынуждена
сказать правду, а это будет гибельно для тебя и для Коллингхемов. Но...
если я не скажу правду, они придут к заключению, что это я совершила
убийство. Тогда они арестуют меня, ведь так?
Эта простая констатация факта прозвучала в моих ушах как обвинение.
Но голос Анжелики совсем не изменился... и она продолжала смотреть на
меня с той же приводящей меня в бешенство кротостью, как будто она
просила простить ее за что-то. А когда я промолчал, она спросила:
— Как ты хочешь, чтобы я поступила?
«Лучше всего умри! —- подумал я. — Исчезни... пропади!» Передо
мной стояла Анжелика, мое проклятие. Женщина, всегда преследо-
вавшая одну и ту же цель: уничтожить, погубить меня!
Она отвернулась к окну и взглянула на раскинувшуюся перед ней пано-
раму крыш и каминных труб. Потом снова взглянула на меня и сказала:
— Ты знаешь, что я никогда не была в квартире Джейми. Он не хотел,
чтобы я к нему приходила. В Нью-Йорке мы провели всего несколько
недель, у нас здесь нет общих знакомых или друзей. Может быть, поли-
ция не выйдет на мой след.
— К сожалению, уже вышла... Джейми был убит из твоего пистолета.
— Из моего пистолета?
— Из того, который лежал у тебя под подушкой. Трэнт нашел его
возле трупа и показал мне. Я сразу узнал его. Ты знала, что он у Джейми?
— О да. — Она подтверждающе кивнула головой. — Он забрал его у
меня три дня назад.
— Зачем?
— Это было в тот день, когда он пришел ко мне и сказал, что женится
на Дафне. Он ожидал, что я устрою ему сцену, а когда увидел, что я не
собираюсь этого делать, впал в страшную ярость и... Но мы были тогда
в спальне, и мне удалось вытащить пистолет из-под подушки. Это при-
вело его в чувство. Позже, когда Джейми уже уходил, он спросил, не
могу ли я дать его ему. У него не было ни гроша, и он хотел заложить
пистолет. Так он и забрал его.
Анжелика говорила об этом совершенно естественно, как если бы
речь шла о нормальных отношениях между нормальными людьми. Пол-
ный хаос и бессмысленность жизни Анжелики были очевидны. Мысль,
465
что я в какой-то мере виновен перед ней, совершенно меня покинула.
Желание причинить ей боль снова вернулось ко мне вместе с презре-
нием. сюль выгодным мне в эту минуту.
— Полагаю, что мое кольцо ты тоже отдала Джейми, чтобы он зало-
жил его? Полиция нашла это кольцо в его квартире.
Румянец сперва окрасил ее щеки, а потом разлился по всему лицу.
— Да, я дала ему твое кольцо.
— Чтобы он его заложил?
— А почему бы и нет? — Ее лицо, залитое румянцем, стало совсем
молодым и особенно красивым, но глаза метали молнии. — Надеюсь,
ты не предполагал, что я храню его как драгоценную память о прошлом?
— Оно было у тебя на пальце в тот первый вечер.
— Ну и что с того?
— Ах ты... — Я вовремя остановился. Было бы безумием сейчас отпускать
вожжи. Я только спросил на всякий случай: — Где ты купила этот пистолет?
— В какой-то лавчонке на Третьей авеню.
— И зарегистрировала его на свою фамилию?
— Конечно.
— Как Анжелика Хардинг?
— Нет. Как Анжелика Робертс.
Я мог бы этого ожидать. Уже тогда, когда Пол звонил по телефону в
отель, возникло недоразумение с фамилиями. Однако я всегда думал о
ней как о женщине, носящей мою фамилию. И тут мой мозг начал
лихорадочно работать.
— Какой адрес ты указала?
— Западную Десятую улицу. Ведь я там жила.
И снова меня пронзило ощущение, что лейтенант Трэнт находится
в этой комнате, оставаясь невидимым для нас. Однако на этот раз он не
представлял для меня угрозы. Ни он, ни Анжелика. Они оба перестали
иметь для меня какое-либо значение, так как я видел, что смогу манипу-
лировать ими, как пешками. Трэнт найдет эту лавку на Третьей авеню,
с этим он наверняка справится. Там он установит фамилию покупателя
пистолета. Но что дальше? Он ничего не узнает об Анжелике Хардинг,
связь которой со мной подсказывает элементарная логика; ему расска-
жут только о некоей Анжелике Робертс, проживающей на Западной
Десятой улице. Он пойдет туда и установит, что ни с кем близко не
знакомая женщина с этой фамилией прожила несколько недель в квар-
тире другого квартиросъемщика, откуда недавно выехала. Возможно,
он заподозрит ее... он даже наверняка ее заподозрит хотя бы потому,
что она купила пистолет и исчезла именно в день убийства. Но при
всем при том он будет не в состоянии ее отыскать, если не застанет ее
на Западной Десятой по имеющемуся у него адресу.
А там он не застанет ее наверняка. И в Нью-Йорке ее не будет тоже.
Пусть прочесывают Соединенные Штаты в поисках женщины со столь
распространенной в нашей стране фамилией. Даже Трэнт с его пугаю-
466
щей проницательностью не сможет найти ее в маленьком Клакстоне в
штате Айова.
Чувство облегчения и разрядки настроило меня даже слишком опти-
мистично. Новый план казался мне теперь ясным и логичным. А для
его осуществления требовалось всего лишь, чтобы Анжелика сделала
именно то, что она намеревалась сделать. И даже эта минимальная
опасность не будет угрожать ей сколько-нибудь долго, потому что Трэнт,
несомненно, найдет другое объяснение убийству — виновным окажется
какой-нибудь бродяга или незадачливый собутыльник надравшегося
Джейми, — и имя Анжелики навсегда погрузится в забвение.
Я почувствовал себя так бодро, как если бы я был самим Си Джеем.
Анжелика тем временем села на кровать. Румянец исчез с ее лица, а вместе
с ним и следы гнева. Вернулось прежнее выражение покорности судьбе,
как если бы она хотела сказать или спросить: «Зачем я вообще родилась?»
— На Западной Десятой никто тебя не знает? — спросил я.
— Только одна женщина из квартиры напротив.
— А она знает, что ты из Клакстона?
— Конечно же, нет!
— Тогда слушай...
Охваченный энтузиазмом, я не сомневался, что Анжелика согласится
с моим планом. И действительно, так оно и случилось. Когда я объяснил
ей все это, она слушала в полном молчании и, только когда я закончил,
сказала тихим, напряженным голосом:
— Сегодняшний поезд отправляется в пять тридцать пять. Я звонила
в справочное бюро Пэнн-Стейшн1.
Я взглянул на часы и убедился, что сейчас только пять минут пятого.
— Ты что-нибудь оставила на той квартире?
— Да. Большую часть моих вещей.
— Там есть чемоданы?
-Да.
— Тогда дай мне ключ. Я поеду за вещами... Нет, это слишком риско-
ванно. Нельзя недооценивать Трэнта. Лучше пошлю туда Пола. А ты
начинай упаковывать вещи здесь. Мы без спешки успеем на поезд.
Не задав ни одного вопроса, Анжелика подошла к комоду, взяла сумочку
и вынула из нее ключи. И тогда я подумал о деньгах; вчера я отдал ей все,
что имел при себе, а идти за деньгами в банк было слишком поздно.
— Тебе хватит денег, чтобы оплатить гостиничный счет? — спросил я.
— Я еще не истратила ничего из тех денег, что ты мне дал. А оплатить
я должна только номер и бутерброд, который съела на завтрак.
— Тогда денег хватит. Все в порядке. А деньги на билет я одолжу у Пола.
Я позвонил Полу, чтобы убедиться, что он уже возвратился после
ленча. Он был на месте. Когда, поговорив с ним, я положил трубку,
Анжелика послушно укладывала в чемодан какие-то платья.
‘Железнодорожный вокзал в Нью-Йорке.
467
— Как только будешь готова, бери такси и поезжай на Пэнн-Стейшн.
Жди меня и Пола у окна для справок.
Она не ответила, продолжая укладывать чемодан. Выйдя из отеля, я
поспешил в контору Фонда. Времени мне хватило лишь на то, чтобы в
самых общих чертах рассказать обо всем Полу; узнать подробности
разговора Сандры с Трэнтом я не успел. Пол одолжил мне из кассы
Фонда двести долларов, а сам поспешил с полученным от меня ключом
не Западную Десятую улицу.
Такси доставило меня на Пэнн-Стейшн ровно в пять. Анжелика в
старом черном плаще и шарфике, завязанном под подбородком, ждала
меня около справочного окна. Я пошел в кассу, купил билет до Клак-
стона, а потом несколько иллюстрированных журналов. Вернувшись к
Анжелике, я отдал ей билет и остаток денег. Все это она без слов поло-
жила в свою сумочку. Мы стояли и ждали Пола.
Он появился в пять пятнадцать, неся два чемодана. Улыбнувшись
чуть сконфуженно Анжелике, он сказал:
— Привет, Анжелика!
— Привет, Пол!
Он поставил чемоданы на пол и сказал:
— Я побросал сюда все, что, на мой взгляд, могло бы принадле-
жать женщине. В том числе трубку из морской пенки. Никогда не
знаешь... — Он улыбнулся нам. — Ну, дети мои, желаю вам счастья,
успеха, удачи эсетера1. Увы, я должен немедленно вернуться в контору,
где мне предстоит незамедлительно ощипать одну милую, богатую даму.
Позвони мне, Билл, как только сможешь, и я расскажу тебе все о Сандре.
Пол помахал нам рукой й ушел, прежде чем я успел его поблаго-
дарить. Поезд уже был подан, и люди устремились на перрон. Мы пошли
за ними. Я нашел место для Анжелики, положил ее чемоданы на полку,
журналы — на сиденье. До отправления поезда оставалось десять минут.
Выйдя из вагона, мы стояли рядом на перроне. Еще десять минут!
Я сам не знаю, почему Анжелика вышла вслед за мной, как не знаю,
почему я не ушел сразу. Какая-то часть моего существа желала как
можно скорее освободиться от нее, тогда как другая часть не позволяла
с ней расстаться до последней минуты. Теперь, когда пробле-ма была
решена, когда Анжелика не могла причинить мне никакого вреда, меня
вдруг охватило теплое чувство жалости.
— Хочешь ли ты еще что-нибудь сказать мне? — спросил она.
— Пожалуй, нет. Я напишу тебе, какой оборот примет дело.
— А я верну тебе деньги.
— О, об этом можешь не задумываться!
— Нет! — упрямо заявила она. — Это мой долг!
Мне вспомнилось, с какой алчностью сглотнула взятку Элен и как
охотно я сам принял вице-председательство. Сравнение было не слиш-
*И так далее (фр.).
468
ком лестным для меня. Но я просто перестал об этом думать. Толпа на
перроне начала редеть; мимо нас прошел человек с тележкой, нагружен-
ной газетами и иллюстрированными журналами.
— Передай мой привет отцу, — сказал я.
— Передам.
Она была такая красивая и такая потерянная! Я задумался было над
тем, о чем можно думать в такую минуту, но постарался побыстрее
прогнать эту мысль.
— Я надеюсь, что ты будешь там счастлива.
— Счастлива? — Ее огромные серые глаза остановились на моем
лице. — Ты полагаешь, что я могу быть счастлива?
— Может быть, ты пока еще не можешь это знать, но, наверное,
тебе будет лучше в жизни без Джейми.
— Ты так думаешь?
Ее безнадежность приводила меня в отчаяние. Поэтому я сказал
довольно жестко:
— Бога ради, ведь мир на этом не кончается.
— Для тебя, возможно, нет. — Ее глаза смотрели на меня теперь
твердо и пренебрежительно, почти с ненавистью. — Для тебя ничего
нигде не кончается, потому что ты умеешь все как-нибудь уладить...
Кто-то был убит. Нужно это как-то уладить... Кто-то слишком много
знает. Уладь это как-нибудь, Билл! Кто-то препятствует нашим планам.
Посади его в поезд, уладь и это дело! Ты многому научился в жизни,
Билл, — сказала она. — О-о... очень многому. Ты и Коллингхем — это
удивительно удачный марьяж! Трудно даже представить лучший!
Она резко отвернулась от меня и пошла к своему вагону. Я после-
довал за ней.
— Анжелика!
Она не обернулась. Взбежала по ступенькам и исчезла в вагоне.
Я возвращался медленно, один, по пустому теперь перрону. Мое
сердце билось учащенно от обиды и злости. «Да ну ее к дьяволу!» —
думал я. Но гнев мой вскоре угас. Я смешался с толпой, покидающей
вокзал, думая о том, что домой попаду уже после шести. Может, Бетси
уже будет дома? Мысль о Бетси принесла мне чувство облегчения.
Анжелика принадлежала прошлому. Я в последний раз видел мою
Немезиду. Там, на перроне, я попрощался с ней навсегда.
Глава 10
Я позвонил Полу из телефонной будки. Он лишь минуту назад вер-
нулся в контору.
— Во время ленча я Сандре ни слова не сказал об этой истории.
Лучше не перегружать ее мозговые клетки, — сказал он.
— Правильно поступил.
469
— Этот тип из полиции, как мне кажется, большого вреда не при-
чинил. И говорил-то он с Сандрой всего несколько минут. Сандра даже
не сказала ему, что знала Джейми в Калифорнии. Я предложил выпить
за ее эспри1. На она только спросила меня, что такое эспри, и объяснила,
что не сказала об этом Трэнту единственно потому, что забыла. Кажется,
она подумала, что эспри — это какой-то очень дорогой мех, который я
собираюсь ей подарить. Ну, а как дела у тебя? Все прошло гладко?
— Похоже, что да.
— Ты дельный парень, Билл. Звони мне всегда, когда я буду тебе нужен.
Старая Мама-Фонд трудится двадцать четыре часа в сутки без перерыва.
— Благодарю тебя за все, Пол.
— Ну же! И еще одно! Белая госпожа вернулась к своим рабам-нег-
рам! Когда я возвратился в офис, меня ждала записка, что она звонила
мне. Билл, напоминаю тебе! Поделикатней с Бетси!
— Конечно, конечно!
— Ты любим женщинами, Билл. Такой шарм, такая внешность!
— Привет, Пол. Завтра утром я пришлю тебе чек на сумму, которую
ты мне отвалил.
— Да, да, это не следует откладывать... Двести долларов — это почти
столько, сколько стоит ежедневная порция парфюмерии Сандры.
В чудесном настроении я ехал на такси домой. Открыв входную
дверь, я сразу же услышал разговор в гостиной. Через минуту я увидел
Бетси в обществе Елены Рид, а с ними лейтенанта Трэнта, который пр
своему обыкновению сидел на ручке кресла и дегустировал коктейль.
Его образ так долго и так настойчиво преследовал меня, что в первый
момент я подумал, что это фата-моргана, вызванная моей нечистой
совестью. К сожалению, он был вполне вещественен.
— Билл, — сказала Бетси, — ты, кажется, уже знаком с лейтенантом
Трэнтом, не так ли? Он зашел на минутку, чтобы узнать, не могу ли я
ему чем-нибудь помочь... Речь идет о Джейми.
— Дамы уговорили меня выпить коктейль. — Трэнт учтиво покло-
нился. — Но я уже убегаю.
— Подумать только! — сказала Елена Рид. — Убийство в кругу зна-
комых Коллингхемов. А еще говорят, что нет чудес на свете.
Я постарался внушить себе, что этот визит Трэнта продиктован всего
лишь обычными формальными правилами ведения расследования. Про-
фессиональная рутина, не более! Ведь он должен допросить Бетси как
одну из немногочисленных особ, соприкасающихся с Джейми в послед-
ние недели. Как обычно, он оказался здесь раньше меня. Однако теперь
мне это было безразлично. Он не сможет ничего вытянуть у Бетси.
Было видно, что Бетси очень устала, но счастливая улыбка на ее лице
обрадовала меня и сгладила страх перед Трэнтом. Я подошел к ней и от
всего сердца поцеловал ее.
‘Ум (фр.).
470
— Билл, дорогой, ради Бога, заставьте свою неутомимую жену хоть
немного отдохнуть, — сказала Елена. — Если говорить обо мне, то я
выведена из строя по меньшей мере на год! Если бы вы знали, как мы
вымотались! Разговоры, разговоры, разговоры, чарующие улыбки напра-
во и налево до самого вечера. В десять вечера мы совершенно выбились
из сил, но дело было сделано. А сколько мы выпили, этого никто не
измерит! Сколько знаменитостей мы очаровали своими улыбками! Если
я увижу еще одно черное платье в сочетании с жемчужным ожерельем,
я, пожалуй, взвою!
— Елена была чудесной! — воскликнула Бетси.
— Чудесной? — повторила Елена. — Ты, наверное, хотела сказать,
что я была божественной! Но что мы все болтаем о наших победах? Билл,
дорогой! Бетси поделилась со мной великой новостью. От всего сердца
поздравляю вас! Я понятия не имею, что делают вице-председатели по
делам рекламы, но уверена, что это нечто великолепное. Такое событие
необходимо вспрыснуть.
Бетси смотрела на меня со счастливой улыбкой.
— Да, да, Билл! Тост в честь этого события!
Все выпили за мое здоровье, не исключая и Трэнта.
Вскоре после этого он ушел, а через несколько минут его примеру
последовала Елена. Когда мы проводили ее до двери и наконец остались
одни, я спросил Бетси:
— Чего добивался от тебя Трэнт?
— Собственно говоря, ничего особенного. Он спрашивал только о
Джейми. Но я не много смогла сказать ему.
— Ты не сказала ему, что Джейми как-то побил Дафну?
— Ясное дело, нет. Трэнт вообще не интересовался Дафной. Ведь
она провела вчерашний вечер здесь, с тобой.
Я с самого начала намеревалась сказать ей правду об алиби Дафны:
у меня не было ни малейших сомнений, что я должна так поступить.
— Вчера вечером Дафны здесь не было, — сказал я.
— Как это не было? Ведь лейтенант сказал...
— Это была идея твоего отца и моя.
— Но, Билл...
В этот момент вошедшая кухарка пригласила нас к столу. Когда она
вышла, я сказал:
— Давай сперва спокойно пообедаем, а потом я все тебе расскажу.
В конце концов, в этом нет ничего серьезного. И не из-за чего огор-
чаться.
Бетси с сомнением поглядела на меня. Я обнял ее за плечи и поце-
ловал. Она крепко прижалась ко мне, как если бы наша разлука длилась
месяцы.
— Мне страшно тебя не хватало, Билл. Как ты думаешь, я никогда
не поумнею в отношении тебя?
— Надеюсь, что нет.
471
Когда я снопа поцеловал ее, глаза мои задержались на диване, на
котором я вчера целовал Анжелику. Странно, но это не произвело на
меня никакого впечатления. Анжелика перестала быть для меня чем-то
реальным.
После обеда я рассказал Бетси обо всем, что придумал Си Джей для
обеспечения алиби Дафны. Я знал, что этот обман ей нс понравится.
Но я знал, что, в противоположность Анжелике, она поймет, что по-
ступить иначе нельзя. Для такого заключения в ее жилах крови Кол-
лингхемов было достаточно. Поскольку я должен скрывать от нее зна-
чительную часть правды, эта часть моего повествования показалась мне
невинной и почти скучной. Поэтому я был удивлен, когда она спросила
с беспокойством:
— Послушай, а что в действительности Дафна делала вчера вечером?
— Понятия не имею.
— Она сказала, что была где-то с Джейми?
— Об этом я знаю только от Си Джея. Похоже, что часть вечера она
провела в обществе Джейми, а часть — одна.
— Но отец... он-то, по крайней мере, знает, что делала Дафна?
— Даже этого я не могу тебе сказать. Дафна в разговоре со мной
упомянула только, что сказала ему почти всю правду.
— В таком случае она сказала ему столько, сколько захотела. Ведь
ты ее знаешь! — Бетси поднялась с кресла. — Не понимаю, как можете
вы, отец и ты, принимать это так спокойно. Алиби — это еще не все,
так как если Дафна была с Джейми и кто-то видел их вместе... Ведь ты
ее знаешь... Она способна совершить любое безумство...
Ее беспокойство передалось мне. Ведь она была совершенно права.
Просто до сих пор у меня не было времени подумать о Дафне. Однако
теперь я в полной мерс осознал, насколько легко может Трэнт развалить
алиби Дафны.
— Она должна рассказать нам все о том, что произошло вчера между
ними, — решила моя жена. — Билл, прошу тебя, позвони ей — ты ведь
знаешь, как она ко мне относится. Попроси, чтобы она пришла сейчас
сюда, или предупреди, что мы сейчас явимся к ней.
— Ладно, — согласился я.
Я без проволочек связался с апартаментами Си Джея; трубку взял
Генри. Он сказал, что Дафна находится в своей комнате и что он сейчас
соединит меня с ней.
Спустя минуту я услышал голос Дафны:
— Билл? Это чудесно, что ты мне позвонил. Я под домашним арестом.
Па стал совсем невозможным! Никогда в жизни я так ужасно не скучала!
— Бетси уже вернулась, — сказал я.
— Пусть Бог возьмет нас под свою защиту! Предполагаю, что она по
самую макушку преисполнена возмущением?
— Бетси считает, что мы должны обсудить события прошлого вечера.
Кстати, это и мое мнение.
472
— О Боже! — простонала Дафна. — Боже, Боже! Хотя почему бы и
нет? Все лучше этой адской скуки!
— Можем ли мы сейчас приехать к тебе?
— А ты нс мог бы оставить Бетси дома?
— Это исключено, Дафна!
— Печально. Ладно, тащи и ее сюда. Пусть выплеснет все, что пере-
полняет ее нутро. Но, Билл, дорогой...
— Слушаю...
— Только, Бога ради, держись подальше от библиотеки. Па сидит
там в кресле и переживает все это в одиночестве. Если ему кто-нибудь
подвернется — безразлично, кто это будет, — он растерзает его, как...
как... Как называются эти псы?
— Полицейские?
— Да нет же, Билл! Нс строй из себя идиота! Я говорю о других
собаках... С такими кривыми ногами и здоровенными зубами...
— Бульдоги? — подсказал я.
— Ага! Именно так! Бульдоги! Как это здорово, что ты все знаешь!
Она положила трубку, м я сделал то же самое.
— Ну и что? Мы идем к ней? — спросила Бетси.
— Идем. Си Джей запретил ей выходить из комнаты. Дафна говорит, что
он пребывает в воинственном настроении, и советует избегать встречи с ним.
— А она сама? В каком она настроении?
— Ах, так ведь это же Дафна!
— Тебе не приходило в голову, что она... — Бетси пристально смот-
рела на меня, а беспокойство на ее лице сменилось выражением испуга.
Я был поражен.
— Что ты имеешь в виду, Бетси?
— Что... если это она его убила? — вдруг вырвалось у нес.
Наверное, и мне приходила в голову такая мысль, только она не
произвела на меня такого впечатления. Было столько других, худших
вещей, которые по-настоящему пугали меня. Однако теперь, когда слово
было произнесено, мне следовало над этим поразмыслить.
Разумеется, Дафна могла его убить. Пожалуй, не было на свете веши,
которую Дафна не могла бы сделать, когда впадала в коллингхемовское
настроение. Я вспомнил выражение лица Си Джея сегодня утром — эту
смесь любви и отчаяния. Тот факт, что теперь он сидит один в биб-
лиотеке и терзается, приобретал новое, пугающее значение. Однако
поскольку Бетси и так была расстроена, а для меня значение имела
прежде всего она, я постарался скрыть от нее свои мысли.
. — Я спрашивал ее, — сказал я. — Она решительно отрицает это.
Даже в моих устах это прозвучало не слишком убедительно. Я снова
обнял Бетси и поцеловал.
— Мы не должны забивать себе голову такими мыслями, — ска-
зал я. — Обещаю тебе, что все кончится благополучно. Надевай плащ,
мы должны идти туда.
473
Она замерла в моих объятиях; я видел, как страх и беспокойство
медленно исчезают с ее лица, и ощутил легкие угрызения совести. Опа-
сения Бетси, что Дафна могла убить Джейми, были вполне основа-
тельными, но теперь, только потому, что я возразил ей, она перестала
бояться, хотя мои заверения не содержали ничего конкретного.
Вот доказательство того, как Бетси доверяет мне.
Она пошла в спальню за плащом; я тем временем достал свой из
шкафа в холле и стал ждать ее. И тут я осознал, что далеко не достаточно
избавиться от Анжелики, чтобы чувствовать себя в безопасности. Всякие
мелкие факты, хотя бы такие, как этот последний, всегда будут напо-
минать мне о моей двуличности.
«Для тебя никогда ничего не кончается, потому что ты все сумеешь
уладить...» Голос Анжелики, твердый, полный презрения, звучал в моих
ушах, как эхо. «Что она делает сейчас в поезде?» — вдруг подумал я.
Читает журналы? А может, просто сидит? Сидит, смотрит в окно и
думает с горечью, каким жалким может быть человек...
Усилием воли я заставил себя думать о чем-нибудь другом. Думать
следовало о Дафне, так как именно здесь таилась наибольшая опасность,
хотя и не для меня лично. Дафна ничем не могла скомпрометировать
меня.
Но вдруг, когда я уже услышал шаги Бетси, меня молнией пронзила
новая мысль. А что будет, если Дафна знает об Анжелике? Ведь в один-
надцать вечера Джейми заявился к Анжелике и вышвырнул ее из квар-
тиры. А что, если Дафна тогда была с ним, если она посвящена во все?
«Знаешь, Дафна, а ведь Анжелика — это бывшая жена Билла... Он не
говорил тебе, что она теперь в Нью-Йорке? И что они часто видятся?»
Я повернулся в сторону Бетси. Чувствовал я себя ужасно, так как,
хотя я любил ее и нуждался в ней, может быть, больше, чем когда-либо
до этого часа, она перестала быть для меня спокойной пристанью. По-
добно Анжелике, она теперь утрожала мне. Она стала женщиной, кото-
рая может разочароваться во мне, которой одно опрометчиво брошенное
Дафной слово может открыть на все глаза.
Не видя пока другого выхода, я сказал ей, чувствуя себя заправским
дипломатом:
— Дорогая, ты выглядишь очень неважно! Вспомни, что говорила
Елена Рид. Может, будет лучше, если ты ляжешь в постель, а я один
улажу с Дафной это дело?
— Нет, нет! Я чувствую себя вполне хорошо.
— Но ты сама говорила минуту назад, что Дафна относится к тебе с
предубеждением, что она не доверяет тебе. Может, мне легче будет
справиться с этим в одиночку?
Бетси улыбнулась мне.
— Ничего подобного, — сказала она. — Я хорошо знаю, мой дорогой,
что я нудная. Однако если Дафна наделает слишком много глупостей,
то я буду единственным членом нашей семьи, который сумеет призвать
474
ес к порядку. — Она взяла меня под руку и закончила решительным
тоном: — Идем, Билл!
Автомобиль Бетси, на котором она привезла из Филадельфии Елену
Рид, еще стоял перед домом. На нем мы отправились к Си Джею. Бетси
сидела прямая как струна.
— Мы не можем позволить, чтобы Дафна снова вышла сухой из воды.
Мы должны заставить ее рассказать всю правду!
— Конечно.
Бетси положила руку мне на колено.
— Билл, любимый, — сказала она. — Все это время ты вел себя
чудесно! Для отца это должно было быть кошмаром. Я не представляю,
как бы он справился без тебя...
Г л а в а 11
Дверь нам открыл Генри, проводивший нас прямо в комнату Дафны.
Она лежала на розовом диване, а домашние туфельки, соскользнувшие
с ее ног, валялись на ковре. Она перевернулась на бок, чтобы увидеть,
кто вошел, и окинула нас недоброжелательным взглядом.
— Надеюсь, вы додумались прихватить для меня напильник в буханке
хлеба? — Этими словами она приветствовала нас. — В самом деле, па-
па — это настоящее чудовище. Ларри Мортон зашел сюда за мной, чтобы
отвезти меня к Лисдонам, а папа знал, как ужасно я хотела побывать у
них, но он велел сказать Ларри, что я больна. Больна! Как же! Конечно же,
туг разболеешься, может быть, даже смертельно, на этих тюремных харчах!
Она не шевельнулась и не встала, когда Бетси подошла к ней и
поцеловала ее в лоб. Она лишь окинула ее критическим взглядом.
— Дорогая! Я должна сказать тебе, что ты выглядишь просто жутко.
Что ты там делала, в этой Филадельфии, чтобы довести себя до такого
состояния?
Бетси, сжав губы, села на край дивана. Я видел, что она с трудом
владеет собой; Дафна явно старалась вывести ее из равновесия.
— Дафна, — сказала Бетси, — мы должны знать все о том, что проис-
ходило вчера вечером. Для этого у нас достаточно причин. Даже ты
должна это понять.
Дафна не переставала критически рассматривать Бетси; затем она
перевела свои красивые глаза на мою персону. Теперь я чувствовал себя
немного лучше. В автомобиле я вспомнил свой разговор с Ламбом, когда
он был у нас, и его просьбу, чтобы я ничего не говорил Дафне об Анже-
лике. Тогда он четко дал мне понять, что предпочитает иметь дело с
каждой из своих женщин отдельно. Так что с высокой вероятностью
можно полагать, что Дафна ничего не знает об Анжелике. Однако я не
был окончательно спокден. Я без особой охоты улыбнулся Дафне и
повторил слова моей жены:
475
— Да, расскажи нам все, Дафна. Мы должны быть уверены, что Трэнт
не сможет придраться к твоему алиби.
— Ах, дался вам этот лейтенант Трэнт! — Дафна передернула пле-
чами. — Зря волнуетесь, мои дорогие! Трэнт не может оспаривать наше
рандеву!
Спустив с дивана одну ногу в шелковом чулке, она старалась попасть
ею в туфельку.
— А вообще-то какая разница! Если уж вы такие любопытные, то я
могу вам все рассказать. Только договоримся сразу, никаких проповедей.
В самом деле, после папы я не в силах выдержать еще одну порцию
душеспасительных поучений!
— Мы не будем тебя пилить, дорогая, — сказала Бетси. — Ты только
расскажешь нам все, чтобы мы знали, как вести себя.
Дафна перестала искать туфлю и поджала обе ноги.
— В конце концов, во всем виноваты вы сами. Если бы не вы, ничего
бы этого не было. Спустя какое-то время Джёйми надоел бы мне, потому
что мне все мужчины когда-нибудь надоедают. Так нет!.. Вы должны
были вмешаться в наши дела, поднять идиотский крик, начать сканда-
лить только потому, что он один раз в пьяном виде немножко потрепал
меня. Вы навалились на меня, когда я хотела — разумеется, движимая
обычным христианским милосердием — простить его. А вы вынуждали
меня прекратить с ним видеться, грозили, что расскажете все папе, и
так далее, и так далее!
Она отбросила со лба свою рыжую гриву.
— На выношу, когда люди суют нос в чужие дела! — Она со злостью
взглянула на Бетси. — Ну, а последней каплей была та лекция, которой
ты, сестричка, угостила меня перед отъездом в Филадельфию. Послушав
эту возвышенную, мудрую проповедь «мамочки Бетси», я сказала себе:
«Да пусть они все катятся к дьяволу!» Они твердят, что я не выйду замуж
за Джейми, а я назло им выйду! Вы понимаете, о чем я говорю? Да в
наше время любая, уважающая себя девушка поступила бы так же.
Именно этого можно было ожидать от Дафны Коллингхем. И тем не
менее лоб моей жены прорезали легкие морщины изумления.
— Значит, ты в самом деле была так влюблена в него? — спросила она.
— Влюблена? А кто здесь говорит о любви? Он был очень красив, и
я хотела получить его. Даже образцово воспитанных девушек из самых
лучших домов временами охватывает страсть! Если это не была любовь,
то при всех условиях — вызов!
Прищурив глаза, она рассматривала Бетси с надеждой, что наконец-
то сумела шокировать ее. А потом заговорила снова:
— Действительно... Все это кажется мне теперь глупым и бессмыс-
ленным, но тогда представлялось ужасно умным. Во всяком случае это
было мое дело. Когда ты, Бетси, уехала — слава Богу! — в Филадельфию,
я туг же встретилась с Джейми. Я сказала ему, что хочу выйти за него
замуж и что наверняка добьюсь этого, только мы должны начать кое-
476
что делать в этом направлении. Теперь, когда я об этом думаю, я считаю,
что Джейми был очень глуп. Хотя бы потому, что был так чертовски
самоуверен. Он сказал, что нет причин для беспокойства, что все сло-
жится великолепно. Через несколько недель все снова будут сходить по
нему с ума — и вы, и папа, — и все вы приползете на наше бракосочета-
ние на коленях и с цветами флендоранжа в зубах. Этот мальчик, дорогие
мои, был безгранично тщеславен и самоуверен. Он был уверен, что
своим обаянием сумеет околдовать любого хищника, даже акулу, и обез-
вредить его. Такое вот поражающее, невиданное тщеславие!
Дафна повернулась ко мне и повелительным жестом простерла ру-
ку — так всегда делал Си Джей, когда хотел, чтобы ему подали сигарету.
Я дал ей сигарету и зажег спичку. Выпустив клуб дыма, Дафна про-
должала свой рассказ.
— Я сказала ему, конечно, что он лопух, что он не знает вас и не
знает папу... особенно папу. Сказала, что если вы хотя бы намекнете
папе о том, что он меня побил, папа не только не допустит никакого
оглашения, или как там называется эта формальность перед вступле-
нием в брак, но и собственноручно вышвырнет его из дома ко всем
чертям, так что потом ему, возможно, придется собирать себя по частям.
Но он только рассмеялся. Так вот и обстояли дела до вчерашнего вечера.
Дафна взглянула на тлеющую сигарету и буркнула в мою сторону:
— Уфф! Что за мерзость с фильтром! Дай мне приличную папиросу,
я уже взрослая.
У меня ничего другого не было; Бетси порылась в сумке и вынула из
нее пачку папирос.
— Вчера вечером, — продолжала Дафна, — я была здесь у себя. Папа,
слава Богу, поехал в Бостон. Я ни о чем не договаривалась с Джейми.
Дело в том, что я перепутала даты и была убеждена, что именно в этот
день состоится прием у Лисдонов. Я ждала, что за мной заедет Ларри.
Ясное дело, он не явился, так как это был не тот день, и я здорово
разозлилась. Я немного выпила — у меня есть здесь свой запасец спирт-
ного, о чем папа, естественно, ничего не знает. Я держу бутылки джина
и вермута в библиотеке, за книжками, так что мне достаточно было
велеть Генри принести мне льда и кока-колы. Ну, значит, выпила я
немного, разозлилась на Ларри за то, что он меня подвел, и на вас, а
еще больше на Джейми за то, что он такой осел. И вдруг на меня нашло
какое-то озарение. В моей голове сложился великолепный план. Все,
конечно, закручивалось вокруг папы. Вы же знаете, какой он... О Бог
мой! Не будем распространяться о папе в столь поздний час. Известно,
что он самый хитрый ловкач под солнцем, но сам он считает себя по
мень-шей мере королевой Викторией! И вдруг меня осенила мысль, что
из этой ситуации есть выход. Что могло бы больше разъярить папу, чем
неподходящий, несуразный зять? На этот вопрос, естественно, есть
только один ответ. Недаром ребенком я терпела несказанные муки,
когда папочка часами читал мне вслух Диккенса. Единственное, что
477
привело бы папу в еще большее отчаяние и ярость, чем несуразный зять,
это... — она драматически подалась вперед, показав свои мелкие белые
зубы, — опозоренная дочь.
Она снова тихо засмеялась.
— Это была великолепная идея. Чудесная мысль, достойная дочери
двадцатого века! Я пойду к Джейми домой, — подумала я, — проведу
там ночь, скомпрометирую себя безнадежнейшим способом, а потом
поставлю папу перед свершившимся фактом. И скажу ему так: «Послу-
шай, папа! Разреши мне выйти замуж за Джейми, так как в противном
случае все репортеры конкурирующих газет и журналов, которые безум-
но тебя любят, узнают, что любимая дочка Си Джея была позорно ском-
прометирована вчера ночью в однокомнатной холостяцкой квартире
наименее фешенебельного района Манхэттена». Разве этот замысел не
божественен? Ведь он как будто живьем взят со страниц «Давида Коп-
перфилда». А что касается результативности...
Глядя на Дафну, я думал о том, что фривольность и легкомыслие,
перейдя определенные границы, становятся просто великолепными!
— Значит, ты пошла к Джейми домой? — с беспокойством спро-
сила Бетси.
— Разумеется. Я вывела свою машину из гаража и подъехала к его
дому. Поднялась наверх. Позвонила. Но поверите ли вы, что этот чело-
век делал? Он был в кухне, в этой мерзкой маленькой кухоньке! Жаль,
что вы никогда не видели. Он был там и готовил себе на обед спагетти!
Разве не трогательная картина? У него не было ни цента за душой,
форменный нищий! И к тому же голый до пояса. Правда, в этой кухон-
ьке, когда включена газовая плита, любой должен был бы раздеться,
чтобы не задохнуться от жары и отсутствия воздуха. Можете себе пред-
ставить, как он был похож на идеального мужа. И к тому же он уже был
после нескольких мартини. Я вытянула его из кухни в комнату и тоже
принялась за мартини, одновременно излагая ему свой план.
— В котором часу это было? — спросил я.
— Я выехала к нему где-то в семь с минутами. А все вместе это длилось
около часа. Я говорю о лакании мартини и изложении моего плана.
Дафна раздавил папиросу в пепельнице.
— Он оказался ужасным занудой, — продолжала она. — Вы всегда
утверждали, что Джейми — это опасный тип с замашками дегенерата.
Мои дорогие! Никогда вы не были так далеки от истины! Сначала он
просто перепугался. Сделать такую ужасную вещь! Подложить такую
свинью! И кому? Великому Си Джею! Я была так взбешена, что с удо-
вольствием убила бы его, но не сделала этого. Я просто начала его
убеждать. И убеждала, убеждала... А вы хорошо знаете, что если я захочу,
то своим упрямством сумею провертеть дырку в камне. И на этот раз
мой метод не подвел. Примерно в десять часов, а может, немного позже,
я переупрямила его и убедила. О, это была картина, достойная бо-
гов! Жаль, что там не было вас и вы не могли этого видеть! Я в роли
478
мужчины, подкручивающего демонические усики, и маленький, расте-
рянный Джейми, хлопающий своими длинными ресницами и стыдливо
защищающий свою добродетель! «Ах нет! Все, только не это!»
— Но он согласился с твоим планом? —- прервала ее Бетси.
— Разумеется, в конце концов он согласился. Но он странным обра-
зом все усложнял. Все время болтал о соседях... О каких-то знакомых
из соседней квартиры. Будто бы они пошли куда-то на вечеринку, но
он пригласил их после возвращения зайти к нему пропустить перед сном
стаканчик. А переиграть это дело он не может, потому что снял квартиру
у матери этой соседки чуть ли не даром. Они придут к нему вечером, и
если увидят меня в его квартире, будет жуткий скандал, потому что они
малость сдвинуты на почве дамских визитов в квартиру холостяка. Нач-
нут орать, выгонять его из квартиры... и уже не помню, что еще они
могли бы с ним сделать. Одним словом, он разволновался так, словно
близился конец света. Я же думала тогда о том, что любой квартиро-
съемщик должен быть в восторге от перспективы вырваться из этой
убогой дыры. Но это не важно. Во всяком случае Джейми сказал мне
тогда, что у него есть друг и что мы можем воспользоваться его квар-
тирой, но я должна подождать, пока он сходит к этому другу и все
подготовит. Он смешал мне еще несколько мартини и вышел, оставив
меня одну в квартире.
В этом месте рассказа Дафны я навострил уши, так как события
затронули Анжелику и меня. Другом, у которого Джейми собирался
одолжить квартиру, могла быть только Анжелика, потому история о
неожиданном возвращении владельца квартиры была — как это и пред-
полагала Анжелика — высосана из пальца. Дафна протянула руку и,
схватив сумочку Бетси, начала искать в ней папиросы. Найдя пачку,
она жестом приказала мне, чтобы я зажег спичку.
— В этой фазе моего приключения я была уже крепко под газом, —
продолжала Дафна. — Все происходящее казалось мне фантастически
забавным. И особенно то, что Джейми вел себя как старая дева... Мне
даже пришло в голову, что я, наверное, напугала его своим предло-
жением, ставящим под угрозу его добродетель, и он просто смылся от
меня, как раненая серна. Однако спустя совсем немного времени он
вернулся и заявил мне, что все уладил и что его друг перебрался к
какому-то там следующему другу, так что мы можем туда ехать. Мы сели
в мой автомобиль и поехали.
— А где находится эта другая квартира?— спросила Бетси.
— О, не спрашивай меня об этом! Понятия не имею! Где-то в конце
Виллиджа. За рулем сидел Джейми. А я, Бетси, помню только, что квар-
тира эта была омерзительной! Стены там были цвета семги, и во всем
помещении было лишь одно кресло! Ты не поверишь, но это правда!
Разве что это алкоголь так ударил мне в голову или у меня начались
галлюцинации, но скажу тебе, что это единственное кресло... бы-
ло... рогатое! С оленьими рогами! Джейми, значит, водрузил меня в это
479
кресло и начал снова трепаться о своих чертовых соседях. В сущности,
в ту минуту мне было почти безразлично, о чем он болтает, потому что
меня начали одолевать жутчайшие сомнения. В какую историю я, соб-
ственно, впуталась? До этого вечера, когда Джейми был со мной, мне
казалось, что он мужчина хоть куда. Он сопел мне в шею, а один раз
даже... тогда... крепко меня побил. А теперь он топтался на месте, как
желторотый скакун. Я начала думать, действительно ли я этого хочу. Не
поступаю ли я глупо, желая сотворить супружескую чету с еще одним
пай-мальчиком, вторым изданием Билла Хардинга?
Она улыбнулась мне.
— Прости меня, дорогой Билл, я вовсе не думаю о тебе плохо, Просто
хочу сказать, что вела себя как последняя кокотка. А Джейми оконча-
тельно зациклился на своих соседях: что они вернутся с вечеринки около
полуночи, что они обязательно заглянут к нему, что поэтому он должен
ждать их в той квартире... а потому он должен уже туда отправляться —
с ними он управится за полчаса, тут же вернется, и уж тогда начнется
наша ночь любви... И действительно, он тут же вышел, а меня оставил
одну. Сдается мне, что это было в половине двенадцатого. Я оказалась
в положении заключенной в этой ужасной розовой квартире, в кресле
с оленьими рогами... и даже без единого мартини в утешение. И тогда,
мои дорогие, произошло самое унизительное, что только можно вооб-
разить. Я начала ощущать последствия нервного истощения и реакции
на выпитый алкоголь. Я легла на кровать, чтобы спокойно надо всем
поразмыслить и... увидела за окном серый полумрак. Было шесть три-
дцать утра, я лежала на кровати одетая, отнюдь не обесчещенная, но
без зубной щетки, одна во всей квартире и с жутким похмельем...
Глава 12
Я слушал рассказ Дафны с большим вниманием, хотя уже совсем
перестал беспокоиться о том, что она что-то знает об Анжелике. Дафна
или говорила правду, или фантазировала, а что она умеет мастерски
лгать, в этом я убедился сегодня утром, когда ее допрашивал Трэнт. По
крайней мере, одна часть этого повествования должна была быть прав-
дой: Дафна наверняка побывала в квартире Анжелики. Она просто не
могла выдумать кресло с оленьими рогами. Но возможно ли, чтобы она
там уснула? А что, если, разозлившись на Джейми за то, что он нс
возвращается, она поехала к нему, вошла в квартиру, устроила пьяный
скандал и... увидела револьвер? Я постарался отогнать это предполо-
жение. Куда приятней было верить без оговорок во все, что рассказала
Дафна.
Но все равно во всем этом было немало противоречий.
Брауны сказали лейтенант) Трэнту, что Джейми отказался пойти
с ними на вечеринку потому, что условился с кем-то о встрече. Это
480
рандеву нс могло относиться к Дафне, которая заявилась к нему без
предупреждения. Брауны также ни словом не обмолвились о том,
что были приглашены Джейми на выпивку после возвращения домой.
И кстати, вернулись не в полночь, а около четырех часов утра. Не было
никаких оснований полагать, что Брауны так остро реагируют на визи-
ты дам в холостяцкие квартиры. Если Джейми в самом деле упоминал
об этом разговоре с Дафной, то можно быть почти уверенным в том,
что он назначил у себя свидание с кем-то другим, а неожиданный визит
Дафны перечеркнул его планы. Он не имел возможности избавиться от
нее каким-либо иным способом и был вынужден придумать хоть какой-
нибудь предлог, чтобы куда-нибудь поместить ее на это время — потому
он и вышвырнул Анжелику из квартиры.
Если Дафна говорит правду, Джейми поспешил возвратиться к себе
на условленное свидание и там был убит. Если она сказала нам правду...
Я еще раз отбросил навязчивую мысль и взглянул на Бетси. Вы-
ражение ее лица свидетельствовало, что она испытывает огромное об-
легчение.
— И это все? — спросила она. — Больше ничего не случилось?
— Все, моя дорогая, — ответила Дафна. — Я ведь сказала вам, что
тут не за что зацепиться. Утром я сама вела автомобиль. Не было такси,
не было шофера, который мог видеть меня с Джейми. Или вы считаете,
что я могла так, на ходу, все это выдумать? Я рассказала вам абсолютно
все, что случилось вчера. Я не упомянула только о том, что дико злилась
на Джейми и тряслась от страха при мысли, что папа к тому времени
мог уже приехать из Бостона. Я как можно скорее возвратилась домой.
Разумеется, я опоздала: папа уже был там и знал обо всем из газет. Он
налетел на меня сразу, как только я появилась в дверях. Я была так
измотана, а папа жутко злился и так взял меня в оборот, что вытянул из
меня все.
— Все? — спросила Бетси.
— Ну, пусть будет не совсем все, — засмеялась Дафна. — Не такая
уж я идиотка! Разумеется, я ни слова не сказала о моем плане. Сказала
только, что была в городе с Джейми, что немного перебрала и побоялась
в таком виде показаться дома. А поэтому попросила его, чтобы он помог
мне. И он отвез меня к своему другу, где я и переночевала. Но и этого
для папы было слишком-много. Вы сами знаете, какого мнения может
быть наш папа о почти взрослой девушке, которая позволила себе на-
драться. При таких обстоятельствах вышли на свет и те давние дела...
Ясно, что я старалась свалить все на тебя и Билла, но он все равно...
Дафна встала с дивана, лениво потянулась и зевнула.
— Но зачем, собственно, возвращаться еще раз ко всему этому? Ни-
чего серьезного не произошло, папа пока еще бесится, но вскоре успо-
коится. Уверяю вас, что завтра он будет шелковым, явится сюда и будет
мурлыкать мне: «Мой дорогой котеночек... Милая моя девочка... Может
быть, я был с тобой слишком суров...»
16 П. Квентин ’Возвращение на Бермуды**
481
Потом она обратилась к Бетси:
— Ну вот, теперь ты знаешь все. И ты обещала, что не будешь тра-
вить меня этой возвышенной болтовней о долге, чести и американском
образе жизни. А вообще будет лучше, если вы оба вымететесь отсюда.
Я чувствую себя ужасно и хочу лечь!
Бетси поднялась, а я подошел к ней и встал рядом, глядя на Дафну.
И вдруг она улыбнулась — искренней, сердечной улыбкой.
— Мои милые бедняжки! И чего вы так волнуетесь? Вы что, еще не
свыклись со мной? Еще не знаете Дафны Коллингхем?
Она подошла к Бетси, обняла ее и поцеловала в щеку.
— Бетси, дорогая... ты же моя честная, скучная старшая сестричка,
и я всегда любила тебя.
Потом она повернулась ко мне и поцеловала в губы. Это был долгий,
нежный поцелуй.
— А ты, Билл... ты просто чудо! Я вовсе не имела тебя в виду, когда
говорила о том скауте. И вообще из тебя был бы плохой скаут. Что ты
знаешь о повадках птиц? Но все равно ты чудесный.
Она отстранилась от меня и махнула рукой, как бы отстраняя кого-то.
— Ну, а теперь в самом деле исчезайте, — сказала она. — Я займусь
собственными делами. Хватит с меня этих откровений.
Дафна, когда захочет, умеет быть обезоруживающей и очарователь-
ной, о чем, конечно, великолепно знает.
К Си Джею мы не стали заходить. Бетси была смертельно утомлена,
да и я, по правде говоря, тоже. На обратном пути домой она спросила:
— Ты веришь в то, что рассказала нам Дафна?
— Пожалуй, да. А ты?
— Очень может быть, что все выглядело именно так, как она нам описала.
— Разумеется.
— Слава Богу, что вы с папой так быстро начали действовать, —
сказала Бетси. Я почувствовал, что она вздрогнула. — Подумать только,
что было бы, если был пресса и полиция вмешались в эту историю!
Я отличнб'мог себе представить и теперь, думая о событиях сегод-
няшнего дня, поздравлял себя в душе с тем, что совладал со своими
нервами и поддержал Си Джея в отношении алиби Дафны.
Бетси взглянула на меня и спросила:
— Дафна ведет себя ужасно, правда, Билл?
— Действительно, временами она просто пугает меня.
— Это вина папы. И все же... все же мне его жаль. Как тебе кажется,
отец подозревает Дафну в этом преступлении?
— Возможно. Но мы никогда не узнаем правду. Он ни за что не
признается в этом.
— Может, было бы лучше, если бы мы задержались еще немного и
повидались с ним? Хотя в глубине души я уверена, что особой пользы
это не принесло бы.
— Да, наверное, ты права, — согласился я.
482
Бетси какое-то время сидела молча, а потом спросила:
— А каково твое мнение, Билл? Что там произошло?
— Если Дафна не лжет, то Джейми должен был с кем-то встретиться
у себя. Поэтому он и перевез ее в другую квартиру, а сам вернулся и
стал ждать.
— И был убит...
— Да. И был убит...
— Будем надеяться, что все произошло именно так.
Бетси придвинулась ко мне и положила голову мне на плечо.
— Хорошо, что все это у нас уже позади...
— Не вижу причины сомневаться в этом.
Этот опасный день миновал вполне благополучно, и ни одна из
подстерегающих меня бед не разбила мою жизнь. В эту минуту, чувствуя
на плече голову моей жены, спокойный и уверенный, я был действи-
тельно убежден в собственной безопасности. Дафна ничего не знает об
Анжелике. А сама Анжелика исчезла из моей жизни навсегда. Если мне
чуточку повезет, то окажется, что лейтенант Трэнт — это просто обыч-
ный полицейский и я больше не встречусь с ним. Наконец — и это
самое важное — Бетси вернулась домой. Бетси ничего не подозревает.
Бетси никогда не узнает об Анжелике.
«Для тебя никогда ничего не кончится... потому что ты все и всегда
сумеешь уладить», — вспомнились мне слова, сказанные Анжеликой,
когда мы расставались. Теперь, однако, я отнесся к ним со снисходи-
тельным сочувствием. Я сравнил ее жизнь с моей. Возможно, что и для
нее все сложилось куда благоприятней, чем могло быть, именно благо-
даря моему умению улаживать неприятные дела. Бедная Анжелика...
Когда мы входили в нашу квартиру, в конце коридора, ведущего в
кухню, показалась Элен. При виде нас она замерла с легким, приглу-
шенным возгласом удивления. Впрочем, она всегда так делала. Видимо,
у нее были тщательно отработаны нормы поведения, соответственно
которым надлежало выражать изумление, если случайно столкнешься
со своим работодателем. Однако я был убежден, что на этот раз встреча
с нами была запланирована. Она стояла, обстреливая нас улыбками, а
глаза ее поблескивали расчетливо и пронырливо.
— А я и не знала, что вы выходили, мисс Хардинг.
— Я ездила повидаться с Дафной, — ответила Бетси.
Затем Элен с той же улыбкой обратилась ко мне:
— Я не знаю, мистер Хардинг, имели ли вы случай поговорить с
миссис Хардинг о моей Глэдис?
— Мистер Хардинг упомянул, что ее доставят сюда на самолете,
чтобы сделать ей операцию, — быстро ответила Бетси.
— Ах, это еще не все! — Элен прищурилась, как довольная кошка. —
Мистер Хардинг предложил, чтобы после операции Глэдис осталась
ненадолго здесь, со мной. .Что за радость будет и для меня, и для Рики.
У него будет подружка для игр!
483
С этими словами Элен исчезла в глубине коридора. Бетси стояла,
глядя на меня. Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но не
сделала этого. Мы вошли в спальню, после чего Бетси сразу отправилась
в ванную, а я тем временем начал раздеваться. Выходя из ванной, Бетси
приостановилась в дверях и смотрела на меня долгую минуту, прежде
чем спросила:
— Билл... ты в самом деле сказал Элен, что эта девочка может у нас
остаться?
Не помню, чтобы я когда-нибудь краснел, однако теперь я почув-
ствовал, как горячий румянец выступает на моих щеках.
— Понимаешь, мне пришло в голову, что коль скоро Си Джей решил
привезти ее сюда, мы тоже должны сделать какой-то жест.
Я чувствовал, как фальшиво звучит то, что я говорю. Кроме того, я
знал, что Бетси при своем «комплексе мачехи» чувствует себя удив-
ленной и задетой за живое тем, что я, не посоветовавшись с ней, пошел
на такие изменения в жизни мальчика.
Бетси подошла к кровати и откинула одеяло.
— Но ведь мы... мы ничего не знаем об этом ребенке. Может ока-
заться, что это какая-нибудь ужасная девочка. Потому что если она хоть
немного похожа на Элен, то должна быть ужасной. В самом деле, Билл,
я действительно тебя не понимаю. Почему ты это сделал?
— Пожалуй, я просто поторопился. Прости меня, пожалуйста. Но, к
сожалению, я не вижу, как мы могли бы из этого выпутаться. С легким
вздохом Бетси легла в постель; она успокоилась, даже улыбнулась мне.
— Ах, все это ерунда! Просто я слишком мнительна, когда дело ка-
сается Рики. Глэдис, наверное, окажется маленьким чудовищем, но, воз-
можно, для мальчика это будет хорошо.
Я мог бы догадаться, что все закончится именно так. Бетси не устраи-
вала сцен, не осложняла жизнь. Вместе с раскаянием я чувствовал, что
глубоко благодарен ей. Я вошел в ванную, а когда вернулся, лампа у кровати
уже была погашена. Бетси прижалась ко мне, и я крепко обнял ее.
— Мой славный, — вздохнула она. — Как хорошо оказаться снова
дома!
Моя рука скользнула по ее телу, как если бы я еще раз хотел вспо-
мнить то, что было мне так хорошо знакомо, как если бы я был изумлен
тем, что она так близко и что каким-то чудом все снова хорошо.
— Бетси, — прошептал я тихо.
— Филадельфия была ужасна... — сказала Бетси.
— Знаю.
Бетси минуту лежала спокойно, расслабившись и отключившись, а
потом сказала:
— Я так рада, что ты сказал мне правду...
— Правду?
— Ведь ты мог не сказать мне, что Дафна не приходила сюда вчера
вечером.
484
— А почему я не должен был бы сказать тебе правду?
— Потому что это было бы так на тебя похоже... Ты ведь стараешься
защитить меня от малейших неприятностей. Но ты напрасно так посту-
паешь. Я достаточно закалена. И меня очень радует, что на этот раз ты
поступил иначе. В результате я оказалась завязанной в этом деле наравне
с тобой и папой. А я именно этого и хочу...
Совесть снова начала мучить меня. Бетси придвинулась ближе.
— Билл...
— Что, девочка?
— Скажи мне, что ты на самом деле делал вчера вечером? Ты был
все время дома? — Она заколебалась, а потом добавила каким-то робким
шепотом: — Может быть, тебе не хватало меня?
Ощущение вины стало столь конкретным, словно нечто осязаемое
лежало между мной и Бетси... Скажем, Анжелика. Совершенная мной
подлость причиняла мне физическую боль. Но ведь это никогда, ни-
когда больше не повторится! Наверняка! Все зло уже ушло. Вскоре я
забуду об этом, а мою жену постараюсь отблагодарить стократно. Лежа
рядом с ней и сжимая ее в объятиях, я клялся себе, что она будет воз-
награждена.
— Да, девочка, — сказал я. — Мне очень тебя не хватало.
Бетси поцеловала меня неожиданно крепко, почти до боли.
— У меня есть ты, Билл! — прошептала она. — Я не должна вести
себя, как Дафна. У меня есть муж, который любит меня. Я счастлива и
спокойна. У меня есть ты...
Глава 13
Предчувствие, что я быстро забуду обо всем, оправдалось. Через
несколько дней я уже чувствовал себя так, как будто ничего не слу-
чилось — мне даже казалось, что жизнь наша стала лучше, чем прежде.
Мое выдвижение на пост вице-председателя по делам рекламы было
принято всеми, не исключая и Дейвида Маннерса, вполне доброжела-
тельно. Великий Си Джей был в отличном настроении, я много работал,
Бетси тоже проводила целые дни с Полом в офисе своего Фонда. Но
вечера принадлежали нам. Как-то нам даже удалось провести один ис-
ключительно солнечный и теплый уик-энд вместе с Рики в Оистер-Бей.
Пол и Сандра были тоже там, а Дафна привезла с собой из Нью-Йорка
Ларри Мортона, очень богатого и весьма безалаберного парня. Нас-
троение у всех было легкое, чуточку фривольное, и все было органи-
зовано по высшему классу — как должно быть у Коллингхемов.
Время от времени, хотя очень мимолетно, я думал об Анжелике, и
всякий раз меня охватывало удивление, как вообще я мог принимать
так близко к сердцу такие глупости. Моя любовь к Бетси стала еще
сильнее, а эпизод с Анжеликой казался мне теперь чуть ли не благом:
485
наконец-то я избавился от всего, что имело какую-то связь с моим
первым браком, не причинив при этом никому вреда.
Мы начали уже готовиться к приезду маленькой Глэдис, о которой
Элен ни на минуту не позволяла нам забыть. И это был единственный
факт, напоминавший нам еще о Джейми.
Но спустя десять дней, вечером, после ужина, зазвонил телефон.
Бетси подняла трубку и, повернувшись в мою сторону, сказала:
— Это к тебе, Билл. Лейтенант... Трэнт.
Бетси передала мне трубку и придвинулась ближе, чтобы слышать,
что будет говорить лейтенант. Чувство тревоги снова проснулось во мне;
ее еще более усугубило сознание того, что Бетси наверняка услышит
все, что скажет Трэнт. С деланным равнодушием я тихо шепнул ей
на ухо:
— Дорогая, принеси мне что-нибудь выпить...
Когда Бетси отошла к бару, я поднес трубку к уху и сказал:
— Алло! Как поживаете, лейтенант Трэнт?
— Добрый вечер, мистер Хардинг. — Его голос звучал так же спо-
койно, как и во время нашей последней встречи. — Выяснились новые
обстоятельства в деле об убийстве мистера Ламба. Думаю, что вас это
заинтересует...
— Да, конечно.
- Мы установили, кому принадлежит пистолет, из которого был
застрелен Ламб. Так вот, его купила в лавчонке, где торгуют старыми
вещами, на Третьей авеню некая женщина, занесенная в регистрацион-
ную книгу как Анжелика Робертс, проживающая на Западной Десятой
улице.
С самого начала разговора я был готов к чему-нибудь такому и вну-
шал себе, что не имею никаких поводов для беспокойства. Но теперь,
слыша Трэнта, назвавшего имя и фамилию Анжелики, я испытал потря-
сение. А когда я в придачу ко всему подумал, что если бы не моя преду-
смотрительность, то Бетси услышала весь этот разговор с Трэнтом, моя
правая рука почти приклеилась к трубке. Я бросил взгляд в сторону
Бетси. Она еще стояла у бара, смешивая мне коктейль. Трэнт продолжал:
— Я как раз вернулся с Десятой улицы; в указанном доме мне сооб-
щили, что квартиросъемщица с такой фамилией там вообще не живет.
Правда, я не застал всех жильцов дома, но те, с кем мне удалось пого-
ворить, не слышали ни о какой Анжелике Робертс. Видимо, эта жен-
щина дала фальшивый адрес.
— Вполне возможно, — сказал я, стараясь сдержать свое волнение.
— Попробую сходить туда еще раз завтра утром, — заявил Трэнт,
сделал короткую паузу, а потом добавил: — Может быть, вы что-нибудь
слышали об этой особе? Об Анжелике Робертс?
— Нет, — ответил я. — Во всяком случае не могу вспомнить.
— А вы не могли бы при случае спросить об этом мисс Коллингхем.
когда увидитесь с ней? Я не хотел бы беспокоить вас такими мелочами.
486
но если она об этом что-нибудь знает, попросите, чтобы она связалась
со мной по телефону, ладно?
— Разумеется, — ответил я.
Бетси сунула мне в руку стакан.
— Я позвонил, так как знаю, что вы и вся семья Коллингхемов ин-
тересуетесь этим делом. Я буду и дальше поддерживать с вами контакт.
И если всплывет что-нибудь новое...
— Да, разумеется, — повторил я еще раз. — Благодарю вас, лейте-
нант Трэнт.
Я опустил трубку на рычаг, стараясь скрыть от Бетси влажные следы
моих пальцев.
— Чего хотел Трэнт? — спросила Бетси.
— Он сказал, что полиция установила, кому принадлежит пистолет,
из которого был застрелен Джейми. Говорит, что какая-то женщина
приобрела его в лавке старьевщика.
— Женщина? Что за женщина?
— Понятия не имею. Я впервые слышал ее фамилию.
Комната пошла колесом перед моими глазами вместе с Бетси, кото-
рая смотрела на меня мягко, с выражением спокойного интереса. Чув-
ствуя, что самообладание изменяет мне, я старался внушить себе, что
ничего страшного не случилось. Напротив, все сложилось на удивление
удачно благодаря моему слепому счастью. Ведь Трэнт мог с тем же
успехом сообщить все Бетси и попросить, чтобы она передала это мне...
Он мог также предпочесть лично поговорить с Дафной, а не просить
меня о посредничестве. А если бы Бетси или Дафна услышали фамилию
Анжелики...
До вечера я не переставал думать о том, что могло бы произойти,
хотя, к счастью, не произошло. Я снова осознал, что безопасность запла-
нированная — это еще не безопасность реальная. Если звонок Трэнта в
силу счастливой случайности не погубил меня, то в любую минуту ка-
кие-то другие неожиданности вполне могли к этому привести.
Время беззаботности миновало бесповоротно. Теперь от меня требо-
валась постоянная бдительность.
На следующий день, в пятом часу, когда я собирался покинуть изда-
тельство, в мой кабинет вошла Молли Макклинток и сказала с деланным
ужасом: -
— Господин вице-председатель!.. Полиция!.. Некий лейтенантТрэнт!
Я успел подзабыть, какое впечатление производит лейтенант Трэнт,
но когда он вошел в кабинет, спокойный, скромный, ничем не вы-
дающий своей сущности, я сразу осознал, что передо мной мой про-
тивник.
Я пригласил его сесть, но он отказался. Он стоял по другую сторону
моего письменного стола и улыбался.
— Зачастил я к вам, не так ли? — сказал он. — Я только что снова
побывал на Десятой улице\ и на этот раз мне посчастливилось больше.
487
Его непроницаемые глаза — серые или голубые? — переместились с
моего лица на стену, как если бы он искал там картины, которыми
можно было бы повосхищаться.
Однако на стене не было никаких картин. Я недавно переселился в
кабинет Лэмберта и не успел что-либо изменить в нем. Единственным
украшением на стене была голова лося, которого Лэмберт когда-то за-
стрелил в Канаде. Трэнт рассматривал ее и, казалось, ждал, когда я
заговорю.
— Удалось ли вам напасть на след той женщины? — спросил я, изо
всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
Глаза Трэнта немедленно переселились с головы лося на меня.
— Мы не нашли ее, мистер Хардинг. Однако мы узнали о ней инте-
ресные вещи... очень интересные.
— Интересные?
Лейтенант Трэнт вдруг решил сесть. Он опустился в кресло, стоящее
возле моего стола, достал портсигар, вынул из него сигарету и закурил.
До сих пор я не замечал, чтобы он курил. Он все делал так, словно
выполнял какой-то ритуал.
— На этот раз, когда я был на Десятой улице, я застал дома некую
миссис Шварц, снимающую квартиру на четвертом этаже.
Он вынул изо рта сигарету, осмотрел маленький столбик пепла на ее
конце, а потом перевел взгляд на письменный стол. Я пододвинул ему
пепельницу; он поблагодарил и положил сигарету на край.
— Миссис Шварц оказалась очень ценным свидетелем, — заявил он.
Я старался уверить себя, что его размеренные движения, паузы, ма-
нера произносить обычные фразы так, словно в них кроется какое-то
неслыханно важное значение, — все это зауряднейший полицейский
прием, которым Трэнт пользуется автоматически. Нет ни малейшего
повода предполагать, что это предназначено специально для меня.И все
же — может, потому, что я чувствовал себя виновным, — эти штучки
здорово выбивали меня из колеи.
— Как я уже сказал, — продолжал Трэнт, — миссис Шварц живет на
четвертом этаже. Кроме нее там снимает квартиру еще один жилец —
мужчина, который сейчас отдыхает в Мексике. Миссис Шварц расска-
зала мне, что два месяца назад его квартиру заняла некая мисс Анжелика
Робертс. Эту мисс Робертс, как утверждает миссис Шварц, часто посе-
щал один мужчина. Когда я спросил ее, знает ли она его фамилию,
миссис Шварц ответила утвердительно, и заявила, что этого человека
зовут Джейми Ламб.
Вопреки здравому рассудку меня вдруг охватил прежний страх перед
ним, и одновременно ожила обида на Анжелику. Неужели она вечно
будет осложнять мою жизнь? Ведь она говорила, что эта соседка ничего
о ней не знает. А она знала фамилию Джейми, разве этого мало?
— Миссис Шварц, — продолжал Трэнт, — вдова и, как это бывает с
вдовами, не имея много работы, интересуется соседями. Мисс Робертс
488
очень заинтриговала ее. Она не только отличалась красотой, но и при-
влекала внимание своими весьма бурными отношениями с Ламбом.
В ее квартире часто разыгрывались шумные сцены. Миссис Шварц
особо на это не жаловалась; напротив, эти драмы разнообразили ее
жизнь и предоставляли ей случай разыгрывать роль доброй соседки.
Примерно через месяц после вселения мисс Робертс слегла с какой-то
вирусной инфекцией, может, с гриппом. Поскольку не было никого,
кто стал бы возиться с ней во время болезни, миссис Шварц приняла
на себя роль ангела-хранителя. Она приносила ей еду, перестилала по-
стель, оказывала другие подобные услуги. Чтобы мисс Робертс не нужно
было вставать, когда к ней приходила соседка, по обоюдному согласию
был сделан дополнительный ключ. Как-то вечером, вернувшись из
кино, миссис Шварц решила заглянуть к мисс Робертс и спросить, не
нужно ли ей чего. Она застала там пьяного Ламба, который в спальне
душил мисс Робертс.
Трэнт рассказывал все это с увлечением, необычным для полицей-
ского; он походил сейчас на сплетничающую кумушку и поэтому казался
мне еще более опасным. Я слушал его, чувствуя, как от нервного напря-
жения мой рот заполняется слюной, и проклинал в душе Анжелику за.
ее безответственное, идиотское поведение. Почему она не сказала мне,
что соседка была до такой степени обо всем информирована?
— Вторжение миссис Шварц, видимо, в какой-то мере обескуражило
Ламба, поскольку он сразу же вышел. Когда на другой день миссис
Шварц посетила свою подопечную, она увидела на ее шее и груди боль-
шие темные пятна. Мисс Робертс, однако, ни словом не упомянула об
этом происшествии. Затем, хотя она еще чувствовала себя не совсем
здоровой, она на несколько часов ушла из дома. Через день или два
миссис Шварц, поправляя подушку, увидела под ней пистолет. Тогда
она сказала: «Ах, значит, вы выходили, чтобы это купить?», и мисс
Робертс это подтвердила.
Уголки губ Трэнта слегка опустились, как если бы он сожалел о
случившемся.
— Извините за столь драматическую историю. Все это, наверное,
очень далеко от мира, в котором живете вы и семейство Коллингхемов.
А еще более странным вам покажется то, что через несколько дней Дамб
вернулся как ни в чем не бывало, после чего скандалы, ссоры и сцены
начались снова.
Теперь лейтенант Трэнт внимательно рассматривал свои пальцы, как
будто размышляя, не следует ли ему сделать маникюр.
— Миссис Шварц не слышала о том, что Дамб был убит. Когда я
проинформировал ее об этом и назвал день убийства, она оказалась
очень ценной помощницей. Она великолепно помнит последний визит
Ламба в квартиру Анжелки Робертс. Это было за три дня до преступ-
ления. В тот вечер, по ее словам, Дамб закатил ужасную сцену, но
миссис Шварц слышала ее только частично. Речь шла о том, что Дамб
489
влюбился в какую-то другую особу и намерен на ней жениться, а потому
между ним и миссис Робертс все кончено. Этой другой женщиной,
сдается мне (а вам?), могла быть мисс Коллингхем. Наш знакомый,
видимо, намеревался улучшить свои жизненные условия.
Трэнт непринужденно откинулся в кресле, так, что передние ножки
кресла оторвались от пола; лейтенант, казалось, был убежден, что эта
история из «низших сфер Манхэттена» так же интересна для меня, как
и для него.
— Миссис Шварц не было дома с тот вечер, когда было совершено
убийство. Она ездила к сестре за город. В Нью-Йорк она возвратилась
на следующий день после происшествия и клянется, что, когда она
уезжала, мисс Робертс была у себя. А вернувшись, она застала квартиру
мисс Робертс пустой, исчезли все ее вещи. Она предоставила мне воз-
можность осмотреть эту квартиру; она действительно пуста, и в ней
трудно обнаружить какие-нибудь следы.
Кресло лейтенанта со стуком вернулось в нормальное положение.
Трэнт, помолчав немного, сказал:
— Вот какой представляется вся эта история. Анжелика Робертс имела
пистолет, она была, мягко говоря, особой бурного темперамента, была
брошена и... исчезла в тот самый вечер, когда было совершено престу-
пление. Похоже на то, что нам не придется долго искать виновного.
Я старался, как мог, не утратить власть над собой. На душе у меня
скребли кошки. Этого я не ожидал. Я предполагал, что Трэнт, узнав
фамилию и адрес, отправится на Десятую улицу и вернется с пустыми
руками. Все сложилось иначе из-за этой миссис Шварц, а потому не
может на этом закончиться. В результате подозрение должно пасть на
Анжелику. Боже мой, почему она ничего не сказала об этой миссис
Шварц, почему не подготовила к такой возможности? Теперь Анжелика
перестала быть лишь одной из нитей расследования и стала его главной
фигурой. Трэнт перевернет небо и землю, чтобы отыскать ее.
Я сидел за письменным столом, внешне спокойный, и ждал, когда
инквизиция примется за дело.
Трэнт без предупреждения встал и протянул мне руку.
— Вот и все, что я мог вам рассказать. А теперь я исчезаю.
Я сжал его руку, не веря, что это уже конец визита.
— Надеюсь, вы на меня не в обиде за мое вторжение. Я предпочел
прийти сюда, а не к мистеру Коллингхему, так как будет неплохо, — он
улыбнулся мне понимающе, — если вы немного сориентируетесь в этой
истории до того, как я расскажу это вашему тестю и золовке. Полагаю,
что они вовсе не будут обрадованы, узнав, что Ламб не был благонрав-
ным и воспитанным молодым человеком, каким они его считали. Во
всяком случае вы можете их успокоить: похоже на то, что это дело можно
считать раскрытым. Разумеется, нам предстоит найти эту Анжелику
Робертс, которая исчезла, не оставив после себя следов. Но мы ее най-
дем! Скажите им это, и пусть они не волнуются!
490
Уже возле самой двери он остановился и оглянулся.
— Скажите... вы еще не спрашивали мисс Коллингхем, знает ли она
что-нибудь об Анжелике Робертс?
Я смотрел на него и повторял в душе: «Уходи... уходи!»
— Конечно, спрашивал, — солгал я, — но это имя ей ничего не
говорит.
— Чему в этих обстоятельствах не приходится удивляться. Превос-
ходно! Я очень вам за все благодарен.
Его глаза снова переместились с моего лица на голову лося.
— Чья это? — спросил он. — Одного из предыдущих вице-пред-
седателей?
Махнув мне на прощание рукой, он вышел из комнаты и закрыл за
собой дверь. Его сигарета с длинным валиком пепла и тлеющим концом
догорала в пепельнице.
Глава 14
После ухода Трэнта я еще долго сидел за письменным столом, ста-
раясь унять внутреннюю дрожь. Я силился внушить себе, что все в
порядке, что Трэнт не сможет отыскать Анжелику, что даже он не найдет
ее в Клакстоне. Но я в то же время старался наиболее реалистично
представить себе, каким образом он может что-нибудь узнать о ней.
Возможно, что, обстоятельно проверив все отели, он узнает, что она
останавливалась в отеле «Уилтон». Но даже если это ему удастся, то что
дальше? Из этого наверняка ничего не следуем. Потом я подумал о том,
что портье может вспомнить о визите к Анжелике Робертс некоего Хар-
динга. Иногда человеку снится, что он стоит в каком-то доме, стены
которого выгибаются, покрываются трещинами и готовы в любой мо-
мент рухнуть. В эти минуты я наяву переживал такой кошмар. Мой столь
тщательно построенный план вдруг показался мне сетью, в которой я
сам и запутался.
Я подумал, что только Пол сможет отвлечь меня от этих мрачных
мыслей и хоть немного поднять мой дух. Он еще сидел в офисе Фонда,
как и Бетси. Явившись туда под предлогом, что я приехал забрать жену
домой, я сумел найти возможность поговорить с ним несколько минут
с глазу на глаз. Я не ошибся, желая повидаться с ним. Когда я рассказал
ему о последних событиях, он отнесся к ним с величайшим спокой-
ствием. Он заявил, что Трэнт никогда в жизни не найдет Анжелику,
пусть хоть сто лет занимается только этим. Что же касается портье из
отеля «Уилтон», то если он начнет забивать себе голову подобными
пустяками, то наверняка свихнется. Я подозревал, что оптимизм его в
значительной мере связан с желанием успокоить меня, но все равно
почувствовал огромное облегчение.
Внезапно в комнату вошла Бетси.
4 491
— Хэлло! — сказала она. — О чем шушукаются здесь мужчины?
— О вас, Бетси, — тут же ответил Пол. — Мы как раз обсуждали проект
воздвижения вам памятника как патронессе денежных мешков. Только вот
не можем прийти к согласию относительно места, где он должен стоять.
Билл придерживался мнения, что для этой цели отлично подойдет сцена
Мюзик-холла, тогда как я утверждаю, что много лучше было бы поместить
его на факеле, который держит в своей руке статуя Свободы.
Он проводил меня и Бетси до самой двери.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Спокойной ночи, мои дорогие,
почтенные, образцовые супруги!
После встречи с Полом я почувствовал себя намного лучше. По
крайней мере, внутренняя дрожь, бившая меня, прекратилась. И все же
я чувствовал себя не в своей тарелке в ожидании новых сюрпризов. Так
что когда спустя два дня Трэнт позвонил мне в издательство, я был готов
ко всему и относительно спокоен.
Голос его звучал дружелюбно, как всегда. Я чувствовал, что начинаю
ненавидеть эту неизменную ровную учтивость.
— Алло! Это мистер Хардинг? Не могли бы вы прийти ко мне в
управление как можно быстрее?
Мне ужасно хотелось отказаться под каким-нибудь весомым пред-
логом, однако я знал, что это лишь отсрочит неприятную встречу, и
нечего больше.
— Ну конечно, — ответил я, а потом, не выдержав, спросил: —
Произошло что-то интересное?
— Да, произошло что-то интересное. Могу я увидеть вас, скажем,
через полчаса? Вы успеете?
— Вполне.
В такси тревога охватила меня с новой силой. Я старался подавить
ее. «Да, произошло что-то интересное». Он сказал только это, ничего
больше. И это еще не значит, что произошло что-то скверное. Слова
Трэнта могут быть истолкованы по-разному.
Я никогда еще не был в полицейском управлении. От его угрюмых
коридоров и комнат кровь застывала в жилах. Какой-то полицейский,
сидевший за письменным столом, направил меня наверх, в большую
пустую комнату, в которой несколько детективов читали газеты, писали
отчеты, слушали приглушенное радио. Один из них проводил меня в
кабинет Трэнта. Поскольку его там не было, полицейский предложил
мне подождать.
Вообще-то комнату, в которой я оказался, трудно было назвать каби-
нетом; это был квадратик, отгороженный от помещения побольше, кото-
рый удивительно напоминал маленькую келью монаха-аскета. К моему
удивлению, я увидел на столе экземпляр своего романа. Годы прошли с
тех пор, как я перестал считать себя писателем. Я несколько смешался
при виде этой книги, но в то же время это доставило мне удовольствие.
Может быть, он хочет, чтобы я надписал ему ее?
492
Трэнт вскоре пришел и, как обычно, приветствовал меня в своей
учти во-дружелюбной манере. Он с самого начала относился ко мне как
к хорошему старому знакомому. В данную минуту эта кажущаяся добро-
желательность казалась мне особенно раздражающей.
Он сел на кресло у стола и сидел так какое-то время в молчании,
поглядывая на меня. Потом, как бы случайно, взял в руку книгу так,
чтобы наверху оказалась задняя сторона обложки, и протянул ее через
стол мне.
— Я слышал, что авторы никогда не читают своих биографий. Ви-
димо, это правда.
Если бы кто-нибудь минуту назад спросил меня, что находится на
обложке моего романа, я не сумел бы ответить на этот вопрос — я
говорю это совершенно искренне. Но в тот момент, когда я коснулся
книги, я вспомнил все и мной овладело чувство бесповоротного, абсо-
лютного поражения, не оставляющего места даже для самой слабой
надежды. Я подумал только: «Это уже конец».
Я не мог оторвать глаз от обложки. Так вот откуда должна ударить
молния! Мой собственный роман погубил меня. На задней стороне об-
ложки была помещена фотография, а на ней — я и Анжелика. Мы стояли
рядом, оба молодые, довольные собой, под развесистым деревом на
территории университета в Клакстоне. Я припомнил все подробности,
как был сделан этот снимок, словно это происходило вчера. Это я на-
стоял, чтобы Анжелика сфотографировалась со мной. Я тогда так гор-
дился ею! И вот она передо мной... На пальце Анжелики виден даже
перстень с дельфином. А под снимком краткая биография, которую я
некогда читал с таким наивным самодовольством, о чем потом совер-
шенно забыл.
«Уильям Хардинг, молодой автора превосходного романа, — демо-
билизованный моряк; ему всего двадцать четыре года. Свой роман он
написал сразу же после демобилизации во время учебы в университете
в Клакстоне, штат Айова. Недавно он вступил в брак с мисс Анжеликой
Робертс, дочерью профессора кафедры английской филологии упомя-
нутого университета. Молодой писатель намерен вместе с женой про-
вести год во Франции и Италии...»
Мне казалось, что голос лейтенанта Трэнта доносится до меня из-
далека, и я отрешенно констатировал, что голос этот так же мягок и
дружелюбен, так же тих и деликатен, как всегда.
— Ваш роман оказался очень полезным, — * говорил он. — Книга
попала мне в руки, когда я возвращался из вашего офиса. А на обложке
была фотография и фамилия. Я не могу приписать себе какой-либо
заслуги. Мне просто посчастливилось. Подарок фортуны.
Я с трудом заставил себя смотреть ему в глаза.
— Вы ее отыскали?
— Было не трудно связаться с полицией в Клакстоне. — Трудно
поверить, но лейтенант Трэнт продолжал улыбаться. — Откровенно
493
говоря, мистер Хардинг, я удивлен и растерян, в чем готов вам при-
знаться. Я слышал о разных формах потери памяти, но забыть фамилию
своей жены... это явно редчайшее явление. Я, естественно, усомнился
в ваших показаниях, мистер Хардинг. Я дал волю своей фантазии —
готов признать, что это большой порок для работника полиции. Я всегда
себе твержу, но если бы вы знали, как трудно было мне от этого изле-
читься! Простите меня...
Трэнт наклонился ко мне, взял книгу из моей руки и положил ее на
стопку аккуратно сложенных бумаг.
— Не оставляет сомнений тот факт, что вы великолепно помнили,
что девичья фамилия вашей первой жены — Робертс. Но, с другой сто-
роны, вы ни на секунду не связывали ее с убийством Ламба. Вы не
виделись с ней уже три года, не так ли? Вы предполагали, что она в
Европе и не может иметь никакой связи с этим Ламбом!
Я смотрел на него, окончательно потеряв почву под ногами. Действи-
тельно ли эти слова слетают с его губ? Или он так безгранично глуп, как
мне показалось в первую минуту? А может, это новый, утонченный, мерз-
кий прием, использованный для того, чтобы окончательно загнать меня в
ловушку? Или он все же ошибается? Вероятность последнего была ничтож-
но мала, но я все отчаянно цеплялся за свой последний шанс и поэтому
задал самый безразличный вопрос, какой смог придумать:
— Значит, вы ее обнаружили?
— Разумеется... Что может быть проще. Она находится у отца в Клак-
стоне. Полиция немедленно направила к ней сотрудника, а потом сооб-
щила нам все по телефону. С той минуты вы перестали быть для меня
загадкой, мистер Хардинг. Показания Анжелики Робертс — в той части,
которая касается вас, — предельно очевидны. Она знала, что вы живете
в Нью-Йорке, и согласилась, чтобы мистер Ламб пошел к вам со своим
романом. Однако она потребовала от него обещания, что он ни словом
не упомянет о ней. Даже позже, когда он начнет вращаться в кругу
Коллингхемов, она не освободила его от этого обещания. Она заявила,
что после разрыва ни разу не видела вас и никогда не пыталась с вами
связаться. Она хотела, чтобы прошлое было погребено навсегда.
«Анжелика!» — подумал я. Мне казалось, что она совсем близко, как
если бы она стояла рядом со мной в этой тесной келье Трэнта. Я, разу-
меется, понимал ее состояние, но не мог понять ее безумного, потря-
сающего великодушия. С той минуты, когда полиция арестовала ее
в Клакстоне, Анжелика знала, что держит в своих руках мою судьбу.
И повела игру так, чтобы для меня все сложилось самым выгодным
образом. Вопреки рассудку, вопреки ее последним полным презрения
словам, сказанным на перроне, она решила спасти меня, мою семейную
жизнь... Анжелика! Я думал об этом с удивлением и чувствовал, что
восхищаюсь ею.
Я снова взглянул на Трэнта, и в моем взгляде наверняка можно было
прочесть страх за Анжелику.
494
— Значит, это она была вашей Анжеликой Робертс?
— О да. Она призналась во всем. Что купила пистолет, что поссо-
рилась с Ламбом, что он вышвырнул ее из квартиры и что она покинула
Нью-Йорк на следующий день после убийства. Она призналась во всем.
Меня охватила странная тревога за Анжелику, намного более силь-
ная, чем беспокойство за собственную безопасность.
— Но не в убийстве?
— О, нет! Это было бы слишком много, дорогой мистер Хардинг.
Она показала, насколько мне известно, что мистер Ламб пришел к ней
около одиннадцати часов ночи в день преступления и сказал, что она
должна немедленно покинуть квартиру. Похоже, что он сам снял для
нее это помещение, а тут вдруг заявил, что его приятель, хозяин кварти-
ры, неожиданно вернулся из Мексики. Тогда она уложила чемодан и,
так как ей некуда было податься, пошла в кино, а потом отправилась в
отель. На следующей день она забрала свои остальные вещи и выехала
в Клакстон.
Его лицо было очень серьезно, он явно сочувствовал мне.
— Я очень сожалею. Представляю, каким потрясением явилось для
вас все это. После таких показаний полиция должна была задержать ее.
Ее доставят сюда поездом — скорее всего уже сегодня вечером. Если
она пожелает увидеться с вами, вы, разумеется, можете ее посетить.
— То есть... Это значит, что она арестована?
Трэнт встал и протянул мне руку. Он всегда делал это в наименее
подходящий момент. Внезапно я ощутил ненависть к нему за то, что он
не хочет поступать так, как пристало настоящему полицейскому, за его
ничем не объяснимое сочувствие, за то, что он никогда не использует
свои преимущества... и даже за обыкновение становиться скорее на
сторону клиента, чем на свою собственную. Ведь я реагировал на проис-
ходящее так, что у него нашлась бы тысяча причин догадаться, как
глубоко я потрясен. Любой другой полицейский тут же начал бы меня
допрашивать. Но не Трэнт. Этот человек не может поступать обычно и
просто.
— Я немедленно дам вам знать, как только ее привезут. Я вам по-
звоню. Вы будете дома?
В этот вечер я должен был быть с Бетси на обеде у Коллингхемов, но
я решил как-нибудь от этого открутиться.
— Да, — сказал я. — Я буду дома.
Трэнт снова улыбнулся мне.
— На вашем месте я не принимал бы так близко к сердцу все это.
Ведь случается же и так, что кто-нибудь идет в кино один. Может быть,
она действительно сказала правду. И если она сможет представить али-
би, то, разумеется, будет немедленно освобождена.
Если сможет представить алиби! Это что, умышленно брошенный
вызов? Может быть, он знает больше, чем говорит? Я чувствовал, что
не в состоянии раскусить его. Постепенно я все глубже осознавал мое
. 495
собственное положение. Она было много хуже, чем мне показалось
вначале. Потому что Анжелика, желая спасти меня, должна была при-
нести в жертву себя. Единственное, что могло бы спасти се, это алиби.
Но одновременно ее алиби было гибелью для меня.
Лейтенант Трэнт продолжал протягивать мне руку. Я взглянул на
нее и подумал, что должен немедленно сказать ему всю правду. Я не
мог позволить Анжелике идти на столь безумный риск. Если я ему
сейчас не скажу все, я все равно не смогу с этим жить...
Я уже открыл рот, но прежде чем я успел вымолвить слово, Трэнт
сказал:
— Значит, я вам позвоню. Думаю, что это будет около десяти вечера.
Затем он сделал движение рукой в сторону двери, давая мне тем
самым понять, что наш разговор закончен.
Глава 15
Итак, я ничего не сказал Трэнту. Возвращаясь на такси домой, я
размышлял над этим и уговаривал себя, что я в какой-то мере реабили-
тирован. Признаюсь со стыдом, что я начал придумывать причины,
оправдывающие мое молчание. В конце концов это была идея Анже-
лики, а не моя. Она должна сама подтвердить свое алиби, связанное с
кино, а со мной это не имеет ничего общего. Было бы бессмысленной
глупостью с моей стороны, если бы я сейчас опроверг ее версию и дал
совсем иные показания. Во всяком случае до этого я должен с ней
посоветоваться. Я знал, что она невиновна, а ведь — я старался убедить
себя в этом — людей не карают за преступления, которые они не совер-
шили. Трэнт за несколько дней наверняка найдет настоящего убийцу и
освободит Анжелику. Если она сочла уместным защищать меня, челове-
ка, которому есть что терять, то у меня должно хватить здравого смысла,
чтобы принять эту жертву и идти собственным путем.
И мне почти удалось убедить себя, так что, когда я входил в свою
квартиру, совесть уже почти перестала меня мучить. В будущем я должен
буду сделать какой-то решающий шаг, но в данный момент мне не
остается ничего иного, как ждать. Я должен рассказать Бетси об аресте
Анжелики — все равно пресса будет писать об этом. Но ничего, кроме
этого. Все будет хорошо, пока я не дам волю своим нервам, а ведь я
чуть не сломался там, у Трэнта.
Бетси переодевалась в спальне к ужину у Си Джея. Когда я рассказал
ей об Анжелике, на ее лице отразилось искреннее изумление. Мои
усилия, направленные на то, чтобы полностью исключить в разговорах
с ней этот период моей жизни, явно были успешными: прошло немало
времени, прежде чем Бетси наконец поняла, что речь идет о той Анже-
лике, об Анжелике, которая, по ее мнению, до сих пор находилась в
Европе.
496
— Но если Джейми был знаком с Анжеликой и знал, что она в Нью-
Йорке, то почему он никогда не говорил нам об этом?
— Мне кажется, что она потребовала от него такого обещания. Бетси,
сегодня вечером ее должны привезти в Нью-Йорк. Трэнт сказал, что я
могу увидеться с ней, если захочу. Я полагаю, что должен это сделать.
Тебе не будет очень неприятно, если ты пойдешь на ужин без меня?
— Ну конечно же, Билл, я пойду одна... И мне кажется, будет лучше,
если мы скажем об этом папе, прежде чем он прочтет в газетах. Он и.
так будет взбешен из-за того, что все узнают, что она была когда-то
твоей женой.
Какое-то время она внимательно смотрела на меня, а потом спросила:
— Билл... это она его убила?
— Не спрашивай меня об этом, Бетси...
— Ах, ну зачем эта женщина вернулась сюда! Почему она должна
всегда все портить! Почему не могла... О, прости меня, Билл, она прежде
всего несчастная женщина, и ты должен сделать для нее все, что в твоих
силах.
Она. села на кровать и начала обувать туфли.
— Это так ужасно для тебя, — снова заговорила она. Ее стиснутые
губы казались тонкой линией. — И для Рики. Что бы ни случилось, мы
должны держать Рики вдалеке от всего этого. Рики не должен узнать об
этом. Никогда!
Я нервно ходил по комнате, а Бетси заканчивала одеваться. Закон-,
чив с туфлями, она пошла в кухню, чтобы поручить кухарке приготовить
мне что-нибудь на ужин. Потом я поводил ее до входной двери. Она
поцеловала меня и сказала:
— Не расстраивайся, Билл, дорогой мой.
Стоя рядом с ней и обнимая ее плечи, я вдруг заметил, что на ее лбу
появилась маленькая морщинка.
— Ты говоришь, что это Анжелика купила тот пистолет?
-Да-
— Значит, тогда вечером, когда Трэнт звонил тебе, он еще не знал,
что речь идет об Анжелике?
— Кажется, была названа другая фамилия.
— Ах, так... Понимаю. — Она улыбнулась мне, мои слова вполне ее
убедили. — До свидания, дорогой. Я постараюсь как можно осторожней
рассказать обо всем папе. И передай от меня Анжелике, что я верю в
благополучное окончание всего этого.
Трэнт позвонил в половине одиннадцатого.
— Анжелика Робертс уже в Нью-Йорке. Она находится в управлении
на Сентре-стрит и готова увидеться с вами.
— Хорошо. Сейчас я там буду, — сказал я.
— На вашем месте я не расстраивался бы чрезмерно, мистер Хардинг.
Мы найдем для нее адвоката. Сделаем все, что в наших силах, чтобы ей
помочь.
17 П. KocimiH "Возвращение на Бермуды"
497
Полицейское управление на Сентре-стрит выглядело так же безлично
и непривлекательно, как контора Трэнта... только что было значительно
больше.
Я надеялся застать там Трэнта, но его не было. Однако там уже знали
о моем визите и ждали меня. Какой-то полицейский довольно долго
вел меня по коридорам со множеством поворотов, а потом оставил од-
ного в маленькой пустой комнате. Вскоре другой полицейский привел
сюда же Анжелику и оставил нас наедине.
Впрочем, я этого не чувствовал. Я отдавал себе отчет в том, что Трэнт
может ждать под дверью, что Анжелику привели сюда прямо из камеры
и что закон втиснулся между нами, словно сам лейтенант Трэнт. Одно-
временно я остро, почти до боли, ощущал собственную растерянность.
Анжелика была одета в тот самый черный костюм, который я видел
на ней тогда, на вокзале, провожая ее. Я подумал, что трудно представить
себе человека, которого не изменили бы такие события. Однако Ан-
желика, хотя и была бледна и утомлена, нс утратила ни капли своей
красоты. И эта ее непреходящая красота доводила меня до отчаяния.
Она не поздоровалась со мной; на ее лице застыло выражение ожес-
точенного упорства. Я хорошо знал это выражение из прошлых лет.
Это было столь характерное для нее: «Я сама лучше знаю, что должна
делать».
— Я не намерена ничего им говорить, — сказала она. — Ты уже
знаешь об этом, не так ли?
— Да... Более или менее.
— Долго это не продлится. Я хочу только все тебе объяснить, а потом
можешь уходить. Я очень долго размышляла надо всем этим, и теперь
для меня все ясно. Это не твоя вина. Во всем виновата я. Если бы в тот
вечер я не позвонила тебе, ты не влип бы в эту историю. И совершенно
нс нужно впутывать тебя в это сейчас, тем более что у меня нет поводов
для беспокойства. Я невиновна и таковой буду долго, пока мне нс дока-
жут, что дело обстоит иначе. А они не смогут доказать, что я не была в
кино. Кроме того, я это преступление не совершала. Ты знаешь это не
хуже меня. Они подержат меня здесь несколько дней, и на том все
кончится.
При ней была сумочка; она потянулась к ней, но тут же отвела руку
назад.
— У тебя есть сигареты? — спросила она.
Я вынул из кармана пачку, Анжелика взяла сигарету, я дал ей огня
и сказал неловко:
— Оставь себе всю пачку.
Она взяла ее и сунула в сумочку, не переставая смотреть на меня
решительным, спокойным взглядом.
— Думаю, ты и сам все понимаешь, не так ли? Наверное, через
несколько дней виновный будет найден и на том все кончится. А кроме
того, если бы я сказала правду или если бы ты сам ее сказал, ты до
498
конца дней своих ненавидел бы меня и самого себя. Итак, пусть будет
так, как есть. Все, что я хотела тебе сказать, сказано. Теперь возвращайся
домой, а остальное предоставь мне.
Она говорила именно то, что я много раз повторял себе в душе. Она
даже использовала идентичные аргументы. А поскольку я горячо желал,
чтобы меня в этом убедили, аргументация Анжелики полностью удо-
влетворила меня. Но уже через минуту я ощутил презрение к себе.
Анжелика, как бы читая мои мысли, добавила:
— Не думай, что я делаю это для тебя. Ничего подобного. Я действую
только исключительно для себя.
— Для себя?
— Разве это так трудно понять? Что я делала в течение всех этих лет?
Кэрол Мейтленд! Джейми Ламб! Я обманывала себя, считая, что мой
долг — исправлять людей облагораживающим влиянием моей любви.
Я не сознавала, что это не более чем удобная отговорка, попытка оправ-
дать себя, оправдать то, что я сама все глубже увязаю в этом болоте.
Пришло время сделать для разнообразия что-нибудь разумное. Я захо-
тела связаться с Джейми, значит, я обязана отвечать загвее последствия
этого знакомства. Мне уже давно следовало получить от жизни хороший
пинок — и вот судьба мне его отмерила...
Она помолчала и закончила с неожиданной улыбкой:
— И ты совсем не должен чувствовать угрызения совести, Билл! Все
в полном порядке. Все обстоит так, как я сама хотела. Если ты по-
требуешься, я дам тебе знать, но не думаю, что такое случится. А те-
перь,— прощай!
Быстро, не дав мне возможности произнести хотя бы слово, она
вышла из комнаты.
Я стоял в растерянности, нс зная, на что решиться. Она повернула
все так тактично, что какая-то часть моего «я» поспешила ухватиться за
мысль, что это дело следует оставить в том состоянии, в каком оно
находится сейчас. Разве Анжелика, в сущности, не оценила себя совер-
шенно справедливо?
Очевидно то, что она испортила себе жизнь... И что этот арест только
открыл ей глаза. Она получит моральное удовлетворение, расплатившись
за свою вину, причем цена будет относительно невелика. Немного не-
приятностей и отсутствие удобств...
Однако я не мог долго сам себя обманывать. Возможно, я лучше
понимал ее поведение, чем она сама.
. . Вопреки патетическим заверениям о переменах, не изменилось ров-
ным счетом ничего. Она только перенесла свое морализующее влияние
с Кэрола Мейтленда и Джейми Ламба на меня! Я был теперь тем, к
кому она могла относиться как к пропавшему ребенку, которого соби-
рается спасти своим благородством. Теперь ей потребовался я!
Отличнейший способ унизить меня! Я не хотел оказаться в зависи-
мости от нее, не хотел, чтобы она меня спасала! Я содрогнулся от мысли,
499
что с этой поры я буду обязан своей совместной жизнью с Бетси Анже-
лике! Если бы я поддался первому импульсу и вылетел бы в коридор,
вернул бы ее и полицейского и выложил бы ему всю правду. Но, разу-
меется, я ничего такого не сделал. Я просто вернулся домой на такси.
Бетси еще не было. Я плеснул себе в стакан виски и в сотый раз
принялся объяснять себе, что все обстоит так, как должно быть, что
любой на моем месте поступил бы так же. •
Бетси вернулась только около полуночи и, даже не сняв плаща, вле-
тела в гостиную.
— Билл! — крикнула она с порога. — Что случилось?
— Ничего, — ответил я спокойно. — Я повидался с ней. И это все.
— И она ничего не сказала?
— Ничего конкретного.
Она сняла плащ и бросила его на ближайший стул.
— Я рассказала обо всем папе. Сначала он готов был землю рыть от
ярости, но потом успокоился. Позвонил по телефону шефу полиции —
это его приятель. Отец попросил его, чтобы в прессе не указывали, что
Анжелика Робертс была твоей первой женой. Мне кажется, что в этом
направлении все будет улажено.
Бетси подошла ко мне и села на ручку кресла.
— Билл, дорогой! К чему такая удрученная мина? Ведь ты сделал для
нее все, что мог. Я знаю и понимаю, как ужасно для тебя все это. Но...
но ведь это не потому, что... что...
— Что именно?
— Я хотела спросить, не потому ли ты так расстроен, что до сих пор
еще не совсем к ней равнодушен? Я знаю, что я нс... не... Но... Ах, Билл!
Она прижалась щекой к моему лицу. Мне стало ясно, что весь вечер
ее терзала мысль о том, что в связи с последними событиями ожила моя
прежняя любовь к Анжелике. И теперь все, что я делаю, ранит ее! Желая
успокоить Бетси, я обнял ее и притянул к себе на колени.
— Ах, Бетси, Бетси, маленькая глупышка! Ты же великолепно
знаешь, что это никак не может повлиять на нас.
Она поцеловала меня — горячо, жадно.
— Мне страшно жаль ее, это правда, я искренне ее жалею. Но ведь
тут все дело в тебе и Рики. Я думаю только о тебе.
Мы легли спать. Но еще долго после того, как Бетси заснула, я лежал
без сна, размышляя о Бетси, о Рики и об Анжелике, которая сейчас
была там, в маленькой камере полицейского управления на Сентре-
стрит. Я старался пробудить в себе благодарность к ней и не мог.
Я чувствовал только ненависть. Я проклинал ее за то, что она вообще
родилась на свет.
Наконец я уснул, а проснувшись утром, не почувствовал себя лучше.
С трудом заставил себя поехать в издательство, где имел разговор с Си
Джеем, во время которого он помпезно заявил мне,что не держит на
меня зла за мой первый брак с Анжеликой. Вечер, проведенный с Бетси,
500
был тяжелым испытанием. Как и ночь, которая за этим вечером после-
довала. И следующие два дня.
Сообщения об аресте Анжелики появились в печати; о ней, однако,
писали как об Анжелике Робертс, так что особого впечатления они не
произвели. Она была просто одной из женщин, допрашиваемых по делу
об убийстве какого-то никому не знакомого лица. Без связи с Кол-
лингхемами в этом не было ничего сенсационного. Трэнт не проявлял
признаков жизни, а поскольку я был убежден, что он подозревает меня
и только ждет подходящего момента, его молчание так же действовало
на нервы, как непосредственная атака. Сотни раз я чувствовал, что не
в состоянии выносить гнетущую неопределенность, что должен пойти
к нему и во всем сознаться. Но остатки инстинкта самосохранения и
вид Бетси каждый раз удерживали меня.
На третий день, как раз в тот момент, когда я выходил из своего
кабинета на ленч, позвонил Трэнт. Я узнал его голос почти с облег-
чением.
— Мне очень жаль, мистер Хардинг, но у меня для вас плохие новос-
ти. Адвокат Анжелики Робертс делает все, чтобы подтвердить ее алиби,
точно так же, как и полиция. Но у нас нет никаких оснований считать,
что то, чем она располагает, можно назвать алиби. Сегодня утром окруж-
ной прокурор принял решение выдвинуть обвинение и начать процесс.
— Это значит, что Анжелика должна будет предстать перед судом?
— Да. К сожалению, сама она не старается нам помочь. Окружной
прокурор убежден в ее виновности и в том, что без труда добьется обви-
нительного вердикта.
Мое решение было принято совершенно неожиданно. Для меня са-
мого это был сюрприз, как если бы я поступил вопреки своей воле.
— Через минуту я буду у вас, мистер Трэнт!
— Приезжайте, мистер Хардинг. Я на Сентре-стрит и жду вас.
После короткой паузы он добавил:
— Меня очень радует, что вы наконец решились. В конечном счете
это наверняка окажется полезным всем.
Глава 16
До Сентре-стрит я добрался на такси. Я не предполагал, что поступлю
так, не посоветовавшись с Бетси и не предупредив ее отца. Я не старался
расшифровать таинственную фразу Трэнта, которой он закончил наш
разговор. Важно было только одно: уплатить долг Анжелике, сбежать
раз и навсегда от этого давящего чувства отвращения к самому себе.
В управлении на Сентре-стрит полицейский препроводил меня в ту
самую комнатенку, в которой я уже раз был, а если и не в ту самую, то
во всяком случае весьма на нее похожую. Вскоре явился Трэнт со своей
дружелюбной, немного сконфуженной улыбкой.
501
— Я надеюсь, что вы не изменили свое решение, — сказал он.
— Нет, нс изменил.
В комнате стоял деревянный столик, а рядом с ним стул. Он сел и
целую минуту не спускал с меня взгляда.
— Чтобы убедиться, что вы действительно не изменили свое наме-
рение, — начал он, — я хотел бы прежде всего выяснить несколько
моментов. Боюсь, что я не был до конца искренен с вами. К сожалению,
полиция не всегда может поступать в соответствии с общепринятыми
правилами. Я знаю почти все уже довольно давно. Видите ли, когда
мистер Коллингхем назвал в телефонном разговоре вашу фамилию, я
подумал, не идет ли речь о том Уильямсе Хардинге, который написал
«Жар Юга». Прежде чем увидеться с вами, я прочел вашу биографию на
обложке романа. Я как раз возвращался после осмотра квартиры Ламба,
и в кармане у меня было то кольцо с дельфином. Я с первого взгляда
установил тождественность его с кольцом на руке вашей супруги на
общем снимке. Итак, я знал, что она замешана в деле Ламба, да и вы,
мистер Хардинг, по всей вероятности, тоже. Позднее, когда вы не приз-
нались, что узнали это кольцо, я понял, что вы что-то скрываете. А еще
через несколько дней, после моего разговора с миссис Шварц, которой
я показал вашу фотографию и которая сразу узнала на ней человека,
повздорившего однажды с мистером Ламбом, я уже знал, что именно
вы скрываете.
С каким-то притупленным любопытством, как если бы речь шла о
ком-то другом, я подумал: «Ага, значит, блондинка с торчащими изо
рта зубами, которая в тот вечер вышла из такси перед домом Анжелики,
это и есть миссис Шварц».
Лейтенант Трэнт продолжал так же вежливо и спокойно:
— Я мог бы сразу уличить вас во лжи, но мне кажется, что я пра-
вильно оценил ваш характер — хотя бы на основании вашего романа.
Я сказал себе, что вы романтик, мистер Хардинг, но в то же время вы
ответственный человек. Вы не любите, чтобы на вас давили, чтобы вами
управляли и руководили; в конце концов вы всегда поступите так, как
сочтете правильным. Если я начну загонять вас в угол, это ни к чему не
приведет. В то же время, если я предоставлю вам свободу, позволю вам,
так сказать, тушиться в-собственном соку, вы сами сумеете все правиль-
но осмыслить и обратитесь ко мне в соответствующую минуту, поняв,
что гражданские обязанности важнее романтического рыцарства.
Я с трудом следил за ходом его мыслей, стараясь преодолеть свинцо-
вую усталость, навалившуюся на меня, и хоть что-то понять из того,
что он говорит. А он не спускал своих умных глаз с моего лица.
— Ну, и я был прав. Произошло это, правда, несколько позже, чем
я надеялся. Когда вы узнали, что Анжелика Робертс предстанет перед
судом и что вы ничего не можете с этим поделать, вы решили сказать
правду. Хочу заверить вас, что окружной прокурор будет удовлетворен
этими показаниями. Они позволят многое уладить.
502
Я продолжал с усилием слушать Трэнта. Как сквозь плотный туман
доносился до меня его спокойный голос — кто бы мог подумать, что
это говорит полицейский.
— Вы видели свою жену после ее возвращения в Нью-Йорк, не так
ли? Вы старались помочь ей в том трудном положении, в котором она
оказалась, по вине своего небезопасного и абсолютно никчемного лю-
бовника. Когда он был застрелен, вы с первой минуты знали, что это
она убила его. Я не допускаю мысли, что вы непосредственно связаны
с преступлением, но вы достаточно знали об их отношениях, чтобы быть
уверенным в ее виновности. Л поскольку вы считали, что «он это за-
служил», вы решили молчать... стать на ее сторону и не посвящать в это
полицию. Вы даже помогли ей бежать из Нью-Йорка.
Я не мог оторвать глаз от его лица.
— Да, мистер Хардинг, — продолжал он со спокойной, самоуве-
ренной улыбкой, — я знаю даже, что на следующий день после убийства
Ламба вы ходили в отель «Уилтон». По всей вероятности, вы дали ей
денег, а потом посадили в поезд. По-видимому, вы — ибо это заложено
в вашем характере — были готовы создать ей алиби, если бы не провели
тот вечер с мисс Коллингхем.
Я настолько отупел, что только теперь, когда он расставил все точки
над «Ь>, понял, что он хочет сказать. Боже! Он проявил фантастические
ловкость и проницательность, дознался буквально обо всем, чтобы затем
сделать Из этого совершенно неправильные выводы.
— Значит, вы полагаете, мистер Трэнт, что я пришел к вам для того,
чтобы свидетельствовать против Анжелики? — спросил я.
— А разве это не так?
— Великий Боже! А я считал вас таким умным! Я просто пришел
сказать, что Анжелика невиновна. В два часа, то есть тогда, когда Джей-
ми Ламба застрелили, Анжелика была у меня, в моей квартире.
Я рассказал ему все: об эпизоде с Элен, о том, как я лгал Си Джею,
разговаривая с ним по телефону и как был втянут в фальшивое алиби
Дафны, о подробностях в отношениях Джейми и Дафны, о ее соб-
ственной версии событий того вечера. Наконец я заявил, что, по моему
мнению, Ламба застрелил кто-то, с кем он договорился встретиться в
этот вечер. Рассказывая, я чувствовал злорадное удовлетворение: я мог
доказать Трэнту, как крепко он ошибся. Я не забывал, что теряю все:
должность, связь с семейством Коллингхемов, может быть, и Бетси то-
же — но все это казалось мне ничем в сравнении с вновь обретенным
самоуважением. Это была изощреннейшая ирония судьбы: отвергая
жертву Анжелики, я мог наконец освободиться он нее.
Во время моего долгого рассказа я ни разу не взглянул на Трэнта.
Он перестал существовать для меня как человек, он был только ухом,
безличным исповедником.
— Вот как выглядит это дело, — заключил я, — и я был бы безумным,
если бы не сказал вам всю правду.
503
— Вот как выглядит это дело, — повторил Трэнт мои слова, и это
было первое, что он сказал после моей исповеди. При звуке его голоса
я поднял глаза.
К моему удивлению, я нс заметил на его лице ни следа замеша-
тельства или смущения по поводу того, что он свалял такого дурака. По
нему нельзя было также прочитать, что он думает сейчас обо мне. Он
выглядел так, словно укрылся за какой-то вуалью или маской; во всяком
случае его лицо было лишено всякого выражения.
— Значит, мисс Коллингхем лгала?
-Да.
— И мистер Коллингхем тоже?
-Да.
— И Элен?
— Да. И Элен.
— И Анжелика Робертс тоже лгала, хотя ей грозит процесс по обви-
нению в убийстве?
— Конечно, лгала. Она вбила себе в голову, что должна меня защи-
тить. Она прекрасно понимает, чем было бы все это для Коллингхемов...
ну, и для моей жены.
— Та-ак... понимаю. — Трэнт с минуту сидел неподвижно, поло-
жив руки на крышку и глядя в пространство. Вдруг он резко встал и
сказал: — Одну минуту, я сейчас вернусь.
Я остался один. Куда он отправился и когда вернется, над этим я не
задумывался. Я знал только одно: это уже позади. Я мог представить
себе мою встречу с Си Джеем и Бетси. Однако теперь это не имело для
меня большого значения. Наконец-то я чувствовал себя чистым и в
согласии с собой. Уже много недель мне не было так хорошо.
Вскоре вернулся Трэнт.
— Я виделся с вашей бывшей женой. Она хотела бы поговорить с
вами. Я велел, чтобы ее привели сюда.
Этого я не ожидал. Вдруг я почувствовал, что моя обида на нее воз-
вращается с новой силой. Я сделал то, что мне надлежало сделать.
Я вытянул ее из западни. Но чтобы я теперь оказался с ней лицом к
лицу — это было бы уж слишком.
— Вы можете говорить с ней так долго, как пожелаете, —• сказал
Трэнт. — И пожалуйста, не думайте о каких-нибудь ловушках. Никто
не будет подслушивать. Вы будете совсем одни.
В эту минуту дверь открылась и вошла Анжелика в сопровождении
полицейского. Трэнт и полицейский вышли и тщательно закрыли за
собой дверь. Анжелика подбежала ко мне.
— Билл! Ты, конечно же, ничего ему не сказал? Трэнт просто хочет
вытянуть у меня побольше сведений, верно?
— Я сказал ему все.
— Но... зачем?
— Потому что тебя обвиняют в совершении убийства.
504
— Знаю, но ведь это не доказано. Даже если они будут меня судить,
то осудить не смогут. Сколько раз я должна повторять тебе это, Билл?
Она с минуту молчала; на ее лице появилось выражение того упрям-
ства, которое доводило меня до бешенства.
— Трэнт передал мне то, что ты ему говорил, но я сказала, что ты
соврал. Сказала, что у тебя идефикс в отношении меня, что ты хочешь
стать мучеником.
Я взглянул на нее с яростью.
— Ты что, спятила?
— Почему? Ведь ты должен держаться Коллингхемов, в твоей жизни
это самое важное, верно? Ты все делал ради этого. Ты не имел ни ма-
лейшего намерения давать такие показания; только когда ты услышал,
что я должна предстать перед судом, тебя начала мучить совесть. Я очень
тебе благодарна, Билл, но я вовсе не требую каких-либо благо-родных
жестов с твоей стороны.
В этом была вся Анжелика! Снова то же самое! Упрямая, как мул,
она одна на свете имела право быть мученицей. И вдруг я перестал ее
ненавидеть, потому что она уже не имела надо мной никакой власти и
не могла быть для меня искушением. Теперь я был свободен от нее, она
стала просто одной из многих женщин — неумных, беспокойных, ис-
полненных наилучших, но никогда не реализуемых намерений, — ко-
торые, в сущности, являются женщинами и ничем более.
— Здесь не о чем спорить, — сказал я. — Сейчас я позову сюда
Трэнта, ты возьмешь назад свое идиотское заявление о моем самоого-
воре и расскажешь ему правду.
Анжелика какое-то время стояла неподвижно, внимательно присмат-
риваясь ко мне, как если бы видела меня впервые в жизни.
— Ты серьезно говоришь все это?
— Разумеется. Очень серьезно.
Мне очень хотелось ответить: «Потому что тем самым я раз и на-
всегда вычеркну тебя из моей жизни». Но я этого не сказал. Я только
спросил:
— Разве это важно, Анжелика?
— Может быть...
Вдруг все упрямство и высокомерие с ее лица исчезли. Слабым, чуть
слышным голосом она сказала:
— Билл...
Я взглянул на нее, удивленный и растерянный, а она неожиданно
быстро шагнула ко мне.
— Ах, Билл, теперь я могу тебе признаться, что ужасно боялась.
Я была убеждена, что ты никогда не пойдешь на риск, чтобы помочь
мне...
Ощутив прикосновение ее рук, которые некогда имели надо мной
такую власть, которые даже теперь вызвали во мне идиотскую реакцию,
я сказал, чувствуя, как во мне пробуждается страх:
505
— Бога ради, Анжелика! Неужели ты считаешь, что я сделал это из-
за любви к тебе?
Она резко отстранилась от меня, как если бы я ударил ее по лицу. Ее
улыбка угасла, а на лице проявились замешательство и смущение.
— Я думала... Когда ты это сказал... Тогда почему ты решил рас-
сказать все Трэнту?
— Потому, что хочу спокойно смотреть на себя.в зеркало, — ответил
я. — И еще хочу спокойно смотреть в лицо Бетси, не чувствуя себя
законченной дрянью.
Я знал, что сказанное мной для нее ужасно; но я знал и то, что
должен поступить ужасно, чтобы уйти от этой трогательной, но совер-
шенно ложной интерпретации ею всего, что между нами возникло. Но
когда я это сказал, облегчение и удовлетворение, которые я должен был
обрести в этой путаной ситуации, куда-то ушли. Все, что теперь должно
было произойти, стало пустым, тщетным, унылым.
Спина Анжелики сгорбилась; теперь она казалась старой и изму-
ченной. Она сказала очень тихим голосом:
— Я... я-то думала, сидя там, в камере, что уже упала на самое дно...
А ведь я только теперь начинаю туда скатываться!
Она взглянула на меня.
— Ладно, вызови Трэнта. Я скажу ему все, что ты хочешь. Никогда
не предполагала, что люди делают подобные вещи просто ради какой-
то абстракции. Склоняю перед тобой голову. Ты самый благородный из
всех мучеников, каких я знала в своей жизни.
Глава 17
Я вышел из комнаты. Обратился к стоявшему в коридоре поли-
цейскому, чтобы он попросил лейтенанта Трэнта прийти сюда. Когда
полицейский ушел, я остался в коридоре, так как даже мысль о том, что
я снова окажусь один на один с Анжеликой, казалась мне невыно-
симой. Я вошел в комнату вместе с Трэнтом и тут же объявил ему, что
Анжелика готова подтвердить мои показания. Через минуту в комнату
вошел полицейский с машинкой для стенографирования. Трэнт велел
мне подождать в коридоре, пока Анжелика будет давать показания.
Затем он вызвал еще одного полицейского, который спустя некоторое
время вышел из комнаты вместе с Анжеликой. Они прошли мимо меня
и исчезли за поворотом коридора. Анжелика на меня даже не взглянула,
я тоже старался избегать ее взгляда. Затем я вошел в комнату и еще раз
повторил свои показания, которые полицейский отстучал на машинке.
Это длилось не особенно долго, хотя мне казалось, что я нахожусь здесь
уже века.
После ухода полицейского я спросил:
— Ее освободят сейчас же?
506
— Это не так просто, дорогой мистер Хардинг. Сперва нужно собрать
все показания. Я полагаю, что мисс Ходжкине подтвердит ваши слова.
Я должен с ней увидеться.
Он должен еще раз допросить Элен! Я уже видел ее лицо, выра-
жающее злобное удовлетворение: наконец-то ей представился случай
разоблачить этого негодяя Хардинга. С этой минуты начнутся мои новые
муки.
— Должен ли я вызвать ее сюда? — спросил я Трэнта.
— Нет, мистер Хардинг. Но мы можем вместе поехать к вам на
квартиру.
Мы воспользовались полицейским автомобилем. Трэнт, погружен-
ный в свои мысли, молчал, и это было мне на руку. Бетси, к счастью,
была в своем офисе. Мы застали Элен одну в детской комнате. При
виде нас она тут же встала, опустила глаза и приняла исполненную
уважительности позу образцового и готового к сотрудничеству граж-
данина, ожидающего вопросов со стороны должностного лица.
— Вам, наверное, известно, мисс Ходжкине, — начал Трэнт, — что
некая Анжелика Робертс была задержана полицией в связи с убийст-
вом Джеймса Ламба. Эта особа была первой женой мистера Хардинга.
Мистер Хардинг только что дал показания в полицейском управлении;
он заявил, что вместе с мистером Коллингхемом склонил вас утаить
правду в отношении событий той ночи, когда было совершено прес-
тупление.
Элен взглянула на Трэнта, потом на меня и спросила:
— Склонил утаить правду, вы говорите?
— Мистер Хардинг показал, что мисс Коллингхем вообще не была в
его квартире в тот вечер и что это Анжелика Робертс находилась здесь,
когда было совершено убийство. Если говорить точнее, он показал", что
вы застали их обоих ин флагранти1. Вы, конечно, понимаете, как это
важно для Анжелики Робертс, и вам не нужно опасаться, что изменение
ваших первоначальных показаний повлечет какие-нибудь неприятности
для вас. Я хочу от вас одного: чтобы вы сказали правду!
По лицу Элен разлился горячий румянец. Я ожидал увидеть в ее
глазах блеск злорадного удовлетворения, но не обнаружил ничего по-
добного. Она была только удивлена и смущена.
— Простите, господин лейтенант, но мне кажется, что я плохо поняла
вас. Мистер Хардинг показал, что?..
Она оборвала фразу, не закончив ее, и замолчала, переплетая пальцы.
Трэнт терпеливо повторил ей все с самого начала. Когда он закончил,
Элен взглянула на меня, как если бы не поняла, о чем идет речь. Взгляд
этот был предельно искренним.
— Я еще раз прошу простить меня, господин лейтенант, но я в самом
деле не понимаю, о чем говорит мистер Хардинг. Мисс Дафна была'
*На месте преступления (лат.).
507
здесь. Какие в этом могут быть сомнения, если я сама подавала ей ужин.
А если речь идет о другой женщине и... других обстоятельствах... то если
даже кто-то здесь и был... то я ничего об этом не знаю и никого чужого
не видела.
Какое-то мгновение я не верил собственным ушам, но длилось это
только мгновение. Потому что я сразу сообразил, что именно этого и
следовало от нее ожидать. Чувствуя, как меня охватывает бешенство, я
обратился к Трэнту:
— Она лжет, и это совершенно ясно. Мистер Коллингхем подкупил
ее, пообещав привезти сюда из Англии ее больную племянницу. Элен
боится, что, если она скажет правду, мистер Коллингхем откажется от
своего обещания.
После моих слов румянец на лице Элен стал еще заметнее, в то время
как Трэнт не выразил ни малейшего удивления.
— Это правда, мисс Ходжкине?
Ответом ему был поток слов:
— Да, мистер Коллингхем доставит сюда мою племянницу — самоле-
том, на операцию. Но делает он это потому, что всегда был благородным
и великодушным. Мне трудно передать, как добры ко мне все Коллинг-
хемы — и миссис Хардинг, и мисс Дафна, все! Но чтобы на основании
этого заявлять, что мистер Коллингхем подкупил меня, чтобы я утаила
правду, — это чересчур! Как будто мистер Коллингхем в состоянии
сделать что-нибудь подобное! — Она обратилась ко мне с выражением
уязвленного достоинства. — Я... Я так старалась, чтобы заслужить одоб-
рение! А в результате...
От негодования у нее перехватило горло, и последние слова она
произнесла невразумительно.
— Следовательно, вы утверждаете, что в показаниях мистера Хардин-
га нет ни слова правды?
— Разумеется! Именно это я утверждаю. Никогда в жизни на меня
так не клеветали! Если бы не миссис, если бы не это милое дитя, то...
Она подняла руки, обтянутые накрахмаленными рукавами, и спря-
тала в них лицо.
— Отлично. Благодарю вас, мисс Ходжкине. Пока это все.
— Но, лейтенант! — воскликнул я.
— На сегодня этого достаточно.
Он вышел из детской, а я последовал за ним в гостиную, разъярен-
ный и возмущенный.
— Но ведь вы не верите в то, что она говорила! Вы не можете быть
столь наивны!
Трэнт сел на ручку кресла и сказал совершенно спокойно:
— Дело не в том, верю ли я в это или нет, мистер Хардинг. Важно то,
что она не подтвердила ваши показания. Если вы хотите, чтобы я при
расследовании опирался на ваши показания, вы должны поискать како-
го-нибудь другого свидетеля.
508
— Мои слова подтверждает Анжелика Робертс!
— Я не сказал бы, что этого достаточно. До сих пор Анжелика Ро-
бертс все отрицала. Она изменила показания только после разговора с
вами, который длился достаточно долго, чтобы вы могли условиться с
ней обо всем. А кроме того, такого рода изменения в показаниях ей
полезны, не так ли?
Это был полный абсурд! Но ведь не могло же все так кончиться!
— Полагаю, вы еще ничего не говорили об этом жене?
— Конечно, нет.
— Вы должны придумать что-нибудь другое.— Трэнт сидел на ручке
кресла и наблюдал за мной. Его лицо выражало легкий интерес и ничего,
кроме этого. — Ну, а лифтер, например? Вы говорили, что Анжелика
Робертс пришла к вам с чемоданом. Вы живете на пятом этаже, значит,
она должна была воспользоваться лифтом.
Я вспомнил слова Анжелики в тот вечер, когда она явилась ко мне:
«Я поднялась наверх пешком. Подумала, что будет лучше, если лифтер
не увидит меня».
— Нет, — ответил я. — Она поднялась наверх пешком.
— На пятый этаж? Почему?
— Она сочла, что так будет лучше. Не хотела, чтобы кто-нибудь видел
ее здесь в такое позднее время.
— Ага... понимаю, — сказал Трэнт.
И вдруг в этом зыбком кошмаре мне пришел на ум Пол. И мне стало
легче. Пол знает обо всем.
— На следующий день после убийства я разговаривал об этом с моим
другом, Полом Фаулером.
— В самом деле?
— Если мы пригласим его сюда и он повторит все то, что я говорил
только что, этого будет достаточно?
— Я очень прошу вас пригласить его.
Я позвонил Полу и попросил, чтобы он немедленно приехал. Как
обычно, он был готов исполнить любую мою просьбу.
— Конечно, я сейчас же буду у тебя! Надеюсь, что не произошло
ничего плохого?
— Приезжай поскорее!
Нс прошло и двадцати минут, как он уже звонил в дверь — веселый,
улыбающийся, беззаботный. Моя преувеличенная радость при его поя-
влении еще раз высветила всю парадоксальность ситуации: ведь теперь
я должен был бороться за каждый шаг на пути, ведущем не к спасению
моей жены, а к гибели.
— Пол, это лейтенант Трэнт. Анжелика арестована и должна будет
предстать перед судом...
— Извините, — коротко прервал меня Трэнт. — Садитесь, пожа-
луйста, мистер Фаулер, — обратился он к Полу.
— Охотно, лейтенант.
509
— В связи с убийством Джеймса Ламба мистер Хардинг дал опреде-
ленные показания. Он утверждает, что на следующий день после смерти
Ламба обо всем подробно рассказал вам. Не пожелаете ли вы повторить
то, что тогда услышали?
Пол бросил на меня быстрый взгляд.
— Все в порядке, Пол. Расскажи лейтенанту всю правду!
— Всю правду? — Пол повернулся к Трэнту с несколько растерянным
выражением лица. — Я обожаю говорить правду, лейтенант, это мое
хобби. Но... О чем именно я должен говорить?
— Правда ли то, что мистер Хардинг посетил вас на следующий день
после убийства?
— Очень может быть. Билл всегда заглядывает ко мне, когда у него
есть время.
— И он говорил что-нибудь при этой встрече о себе и Анжелике
Робертс?
— Ой-ой! — Пол сделал дурашливую мину и начал с преувеличенной
озабоченностью чесать затылок. — Я действительно того, или это мне
только кажется? Билл... и Анжелика? Да разве Билл виделся с Анже-
ликой после ее приезда в Нью-Йорк?
В конце концов я мог пережить предательство Элен. Уже в ту минуту,
когда она отказалась подтвердить мои показания, я понял, что не мог
ожидать от нее ничего другого. Преданность великому Си Джею непре-
менно должна была перевесить желание унизить столь незначительную
особу, как я. Но то, как вел себя сейчас Пол, превысило мои силы. Я нс
мог его понять. Совершенно выбитый из колеи, я смотрел на честное,
искренне смущенное лицо Пола.
— Боже мой, Пол! Говори правду! Неужели ты не понимаешь, что
это единственный способ спасти Анжелику?!
Пол смотрел на меня, и в его голубых глазах отражалась глубокая
преданность.
— Побойся Бога, Билл, почему ты меня не предупредил? Разумеется,
я сделал бы все, что в моих силах. Впрочем, ты и сам об этом велико-
лепно знаешь. Но, к сожалению, я не умею читать чужие мысли, а свой
магический хрустальный шар оставил дома. Я...
— Вы не понимаете, о чем говорит мистер Хардинг, не так ли? —
прервал его Трэнт.
— Что за черт!.. Лейтенант, вполне возможно, что он что-то мне
говорил, а я... Люди обычно рассказывают мне о самых разных вещах,
а я это в одно ухо впускаю, а в другое выпускаю. — Он взволнованно
подался вперед. — Но Билл абсолютно прав, утверждая, что это не
Анжелика убила Ламба. Это ясно и ежу! Анжелика — последняя особа
на свете, которую можно было бы заподозрить в подобном! Признаюсь
вам, что полиция доводит меня до отчаяния. Почему вы всегда все
делаете наоборот? Ведь Ламб был законченным негодяем, разве не так?
Он жил, а точнее паразитировал за счет Анжелики, а в последнее время
510
перебрался на Коллингхемов. Такие типы всегда имеют врагов. Ламб,
по всей вероятности, шантажировал кого-то, да, наверное, не одного, а
десятки людей. А потому для полиции самым простым было бы...
— Пол, — прервал я его отчаянно. — Скажи же ему!
Пол глуповато взглянул на меня, а потом отвел глаза куда-то в сторону.
Воцарилось долгое, неловкое молчание. Наконец Трэнт встал и сказал:
— Все в порядке, мистер Фаулер! Я сожалею, что побеспокоил вас.
Пока что мне нечего больше вам сказать.
Пол встал со все той же несчастной, покаянной миной. Никогда в
жизни ни на одном человеческом лице я не видел столь невинного
удивления... разве что у Элен. Кошмар, в котором я оказался, про-
должался.
— Не уходи пока, Пол. Я хочу, чтобы ты остался и объяснил лей-
тенанту...
— Если мистер Хардинг хочет, чтобы вы остались, то я лично ничего
против этого не имею. Однако я хотел бы прежде поговорить с мистером
Хардингом с глазу на глаз. Не оставите ли вы нас на минуту одних,
мистер Фаулер?
— Конечно, конечно, я останусь с тобой, Билл, если ты этого хо-
чешь. — Пол направился к двери, но не дойдя да нее, приостановился
и обернулся. — Мне ужасно жаль, — бросил он в мою сторону, — жаль
и тебя и Анжелику. Но... что может сделать такой парень, как я, если
случилось то, что случилось?
Он вышел и закрыл за собой дверь.
— Позвольте мне поговорить с ним, — обратился я кТрэнту. — Одна
минута, и я добьюсь... я уговорю его сказать правду.
— Я убежден, что вы сумеете его уговорить. Видно, что он очень
предан вам. Когда вы объясните ему, в чем дело, он подтвердит все.
— Но он лгад!
— Я уже один раз слышал это от вас. Мисс Ходжкине лгала, потому
что ее подкупил мистер Коллингхем. С какой целью или по какому
поводу лжет теперь мистер Фаулер?
— Потому что он... он вбил себе в голову, что должен меня спасти.
Он прекрасно понимает, чем мне это грозит со стороны Коллингхема и
моей жены. Пол решил, что для меня будет полезней, если подозрение
падет на Анжелику. Если бы вы только позволили...
— Ваш друг весьма усердно защищает вас, мистер Хардинг...
В его голосе не было даже тени иронии, а только констатация факта.
Но его непоколебимое спокойствие и упорное отбрасывание всего, что
не является конкретным фактом, доводили меня до бешенства. В конце
концов я сам произнес слова, которые он до сих пор не счел нужным
сказать мне:
— Вы мне не верите, лейтенант? Да?
— Я этого не сказал. Я убежден, что вы рассказали правду об отно-
шениях, связывающих мисс Коллингхем с Ламбом; я даже склонен
511
поверить, что се не было здесь в ту ночь, когда было совершено убий-
ство. Я верю в это хотя бы потому, что вы нс стали бы опровергать се
алиби, если бы оно было.подлинным. Вполне возможно также, что мисс
Ходжкине была, как вы утверждаете, подкуплена Коллингхемом для
подтверждения этого злополучного алиби. Но если говорить об Анже-
лике Робертс...
— Ладно, — прервал я его. — Но тогда скажите мне. одно: зачем,
черт побери, я стал бы лгать? Зачем стал бы призывать сюда свидетелей,
зная, что они будут опровергать мои слова? С какой целью стал бы я
валить алиби мисс Коллингхем и признаваться в таких вещах, как по-
пытка изменить жене с другой женщиной, если не,..
— Дорогой мистер Хардинг, — спокойно прервал меня Трэнт. —
Знаете ли вы, сколько лиц обращается в полицию, чтобы признать себя
виновными всякий раз, когда на Манхэттене совершается убийство или
другое серьезное преступление? В среднем в совершении одного престу-
пления признаются четыре человека. Всего неделю назад в Бронксвилле
была убита молодая девушка. И что же? Какой-то директор банка, распо-
ложенного на Мэдисон-авеню, признался, что он ее убил. А он никогда
в жизни ее не видел!
— Бог мой, но ведь это же психи! — крикнул я.
— Я не сказал бы этого обо всех. И к тому же... вы ведь не признае-
тесь в совершении убийства.
— Так зачем же мне говорить неправду?
— Вы спрашиваете, зачем вам лгать? По очень простой причине....
— А именно?
— Потому что вы любите свою первую жену.
Пожалуй, это мгновение было для меня самым тяжелым. До сих пор
я, хотя и знал, чем мне все это грозит, не верил, несмотря на упорное
противодействие Элен и Пола, что это идиотское недоразумение может
длиться долго. Я знал правду, и мне казалось очевидным, что, когда я
эту правду открою, все сразу постигнут и примут ее. Однако теперь,
глядя на Трэнта, сидящего передо мной со столь присущим ему выраже-
нием всеведения, я начал смотреть на дело с его точки зрения. Когда-
то я считал, что он безгранично наивен; однако оказалось, что он ловок
и расчетлив. И в этом состояла вся трудность. Он не хотел принять
мою версию, поскольку его собственная была во сто крат убедительней.
И почему он должен был мне верить, коль скоро все свидетельствовало
против Анжелики; даже я, который мог ее защитить сразу же после
ареста, медлил со своими показаниями до сегодняшнего дня... И вдоба-
вок ко всему, он, как и Анжелика, мотивировал мое поведение самы-
ми правдоподобными побуждениями... и столь же ложными. Любовь к
Анжелике!
Я должен был взглянуть в глаза действительности. Здание лжи было
сконструировано мной так солидно, что теперь я был не в состоянии
развалить его. Мой широкий жест позволил лишь пошатнуть выдуман-
512
ное Си Джеем алиби Дафны. А если говорить об Анжелике, то для нее
ситуация не изменилась ни на йоту.
Я искоса посматривал на Трэнта, не ощущая даже гнева, который
должна была бы вызвать моя беспомощность.
— Вы считаете, что Анжелика Робертс виновна, да? — спросил я.
— Так считает окружной прокурор. И начальник полиции тоже. Даже
с учетом того, что вы сказали мне о мисс Коллингхем, все обстоятельства
однозначно свидетельствуют против Анжелики Робертс за исключением,
разумеется, этих ваших новых показаний, которые вы дали только что.
— Неужели вы, полицейские, не обладаете ни малейшей гибкостью
мышления? Почему эти новые показания, данные мной сегодня, дол-
жны быть показаниями ложными? Почему вы готовы пренебречь ими
только потому, что у вас возникла бессмысленная идея, будто я продол-
жаю любить Анжелику? А я люблю мою жену! Анжелика для меня всего
лишь вторгшийся в мою жизнь человек. Я говорю это не потому, что
хочу защитить себя, а потому, что это правда. Да, я сделал это только
сейчас, это правда, но лишь потому, что был слишком большим трусом,
чтобы сделать это раньше. Почему вы не хотите приложить немного
усилий, чтобы поверить мне? Или моя версия настолько неправдо-
подобна? Поинтересуйтесь Дафной Коллингхем — не потому, что ее
можно будет заподозрить в убийстве, но потому, что она может что-то
знать. Анжелика.невиновна. Я полагаю, что суд над невиновной особой
не должен доставить вам особого удовольствия?
Трэнт смотрел на меня со своим обычным спокойствием. Если бы
он хоть раз разозлился, вспылил!
— Не требуете ли вы от меня слишком многого, мистер Хардинг?
Вы сказали, чтобы я поинтересовался мисс Коллингхем, но вы не выдви-
нули против нее-никаких обвинений, у вас нет никаких улик. И вообще
вы не подозреваете ни одно конкретное лицо. Больше того, вы утверж-
даете, что она не может быть виновной, не усматриваете каких-либо
мотивов к совершению преступления со стороны мисс Коллингхем.
Просто возникла ситуация, когда она может ославить себя и своего отца,
а коль так, то нет ничего удивительного в том, что они хотели бы, чтобы
об этом никто не узнал. Я отнюдь не являюсь гениальным детективом,
я просто человек, который выбрал профессию полицейского и у кото-
рого —• как и у вас — есть шеф. Так сложилось, что мой шеф — это
начальник полиции. И он случайно дружит с мистером Коллингхемом.
Начальник полиции уже звонил мне. Он пожелал, чтобы все, насколько
возможно, держалось в тайне; мы не должны допускать публикации
материалов, указывающих, что Анжелика Робертс имеет что-то общее с
семейством Коллингхемов. Это доказывает, какими возможностями
обладает мистер Коллингхем и как далеко простирается его влияние.
А теперь поразмыслите, что будет со мной, если я Бог знает по какому
поводу, только на основании ваших не подтвержденных свидетелями
показаний, начну вдруг обвинять мистера Коллингхема в подкупе свиде-
513
телей и позволю, чтобы газетчики наперебой выкрикивали: «Мистер
Коллингхем пытается вывести свою дочь из дела об убийстве, — утверж-
дает его зять!» Или вы вправду надеетесь, что я — только потому, что вы
этого хотите, — поверю, что женщина, против которой свидетельствуют
все улики, невиновна? Я очень сожалею, мистер Хардинг. При расследо-
вании криминальных дел я всегда ста-раюсь подходить к людям бес-
пристрастно, по-человечески. По этому поводу мои коллеги даже под-
шучивают надо мной. Однако все на свете имеет пределы. Я постараюсь
как можно деликатней и тактичней допросить мисс Коллингхем еще
раз. Я наверняка сделаю это. Я привык расследовать и анализировать
все так долго, пока есть что расследовать. И хотя это может показаться
вам странным, проявляю при этом некоторую гибкость ума. Я хотел бы
вам кое-что посоветовать: возможно, что вы говорите правду, но это
уже ваше дело; однако если это только и исключительно благородный
жест странствующего рыцаря, то отстранитесь от этого, прежде чем
встретитесь с серьезными неприятностями. Я человек исключительно
терпеливый, но ни окружной прокурор, ни мой шеф такой терпеливос-
тью не обладают. Если вы и дальше будете так поступать, то откроется,
что вы не опознали кольцо с дельфином, укрывали подозреваемых и
даже способствовали бегству жены из Нью-Йорка. И поскольку ваш
тесть не заступится за вас — а в том, что он поведет себя именно так,
можно не сомневаться, — вы будете вовлечены в процесс как соучаст-
ник. Поэтому вам следует хорошенько подумать, прежде чем сделать
следующий шаг. Подумайте о сыне и о вашей теперешней жене.
Трэнт изрек это поучение как многоопытный, седовласый пропо-
ведник. А я чувствовал, что готов убить его.
— Да, еще одно, мистер Хардинг. Вы узнали от меня, что я могу и
что не могу сделать. Если то, что вы сообщили об Анжелике Робертс,
правда, то я прошу вас помнить, что вам незачем обращаться ко мне,
пока вы не будете располагать достаточными доказательствами. Но если,
несмотря ни на что, вам удастся их добыть, то я буду восхищен, потому
что — боюсь, вам снова будет трудно поверить, — я люблю, чтобы правда
выходила на свет, а справедливость побеждала.
Он протянул мне руку. В уголках его губ таилась улыбка.
— Но... Впрочем; думаю, что пока этого будет достаточно!
Я пожал протянутую мне руку — в конце концов, какая разница?
Спокойно, как если бы это было для него нормальным завершением
обычного допроса, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Глава 18
Злость была бесполезным оружием в борьбе с лейтенантом Трэнтом.
Она просто не производила на него никакого впечатления. Оставал-
ся, однако, еще Пол, на которого я мог выплеснуть свое негодование.
514
Я вышел из комнаты и обнаружил Пола в нашей спальне — он сидел на
кровати. При виде меня он вскочил с покаянной миной на лице. Прежде
чем я успел произнести слова, он рассыпался в извинениях. Он заявил,
что заботился исключительно о моем благе. Он пришел к заключению,
что меня слишком заносит и что он обязан спасти друга от него самого.
Он проникновенно объявил мне, что, с моей стороны, было безумием
нарываться на гнев Си Джея и ссориться с Бетси. Анжелика невиновна.
Процесс лишь маячит где-то в далеком будущем. Анжелика взяла все
на себя добровольно, а немного неприятностей ей, в конце концов, не
повредят. Конечно, когда-нибудь... может быть...
Я еще раз прослушал те самые аргументы — старые, потертые, — которые
использовал и я сам, и Анжелика, и которые когда-то казались мне столь
убедительными. Теперь они, однако, вообще перестали быть аргументами.
— По какому праву, черт возьми, ты считаешь, что можешь распоря-
жаться моей судьбой? — спросил я, охваченный яростью.
Пол улыбнулся своей искренней, обезоруживающей улыбкой.
— Ну... потому что я тебя люблю, старого дуралея! Как вам это нра-
вится! Я буду равнодушно наблюдать, как ты пилишь себе горло брит-
вой, да еще и помогать тебе в этом деле? — Он помолчал, глядя на.меня
с сокрушенным выражением лица. — Наконец, я должен был подумать
и о себе. Потому что я, точно так же, как и ты, зависим от Си Джея и
от Бетси, а Коллингхемы — да спасет нас от них Бог — не слишком
податливы в отношении глубоких рефлексий и многоумных объясне-
ний. Если бы я присоединился к твоему крестовому походу и бегал бы
по улицам Манхэттена с криками «Долой Си Джея Коллингхема, гнус-
ного обманщика», как ты думаешь, что стало бы с моей должностью?
Или ты хочешь, чтобы Сандра торговала яблоками на углу улицы?..
— Но ведь ты не зависишь от своей дурацкой должности! — прервал
я его, так как всегда был убежден, что Пол, как последний из Фаулеров,
обладает солидным состоянием.
Пол взглянул на меня с нескрываемым удивлением.
— О мой бедный мечтатель! — вздохнул он. — Ты и вправду считаешь,
что богатства Фаулеров сохранились в неприкосновенности? О, этот ма-
ленький золотой запас уже давно трансформировался в норки. А я пред-
ставляю почтенную старую Маму-Фонд исключительно ради огромных
финансовых возможностей, с ней связанных. Кроме зарплаты, которую
выплачивает мне Фонд, на моем банковском счете нет и ломаного гроша.
Только тут я понял, что им руководили исключительно личные моти-
вы и страх за собственную шкуру, что и он, подобно Элен, являлся лишь
одним из наемников Коллингхема. Моя злость переросла в отвращение,
хотя я вполне сознавал, что имею не так уж много прав презирать его.
Давно ли я стал таким благородным рыцарем без страха и упрека?
И мне расхотелось пинать Пола. Он никогда не претендовал на роль
героя. А кроме того, он всегда был искренне ко мне привязан. В отно-
шении этого у меня не было никаких сомнений.
515
— Билл! — сказал он взволнованно. — Извини меня, но я понятия
не имел, что ты придаешь этому такое значение.
— Ну, ладно, ладно!
— Я уже забыл, как чувствует себя человек в первую минуту, когда
становится подлецом, — продолжал Пол, — но еще не освоился с этим
состоянием. Зови этого попа и скажи ему, что все в порядке. Пусть
дьявол заберет все это! Я готов подтвердить твои показания. Считай
меня раскаявшимся грешником.
Я чувствовал, что он говорит искренне. Мое старое чувство симпатии
к нему воротилось с удвоенной силой, но одновременно перед моими
глазами неотрывно стояла вся ирония моего положения.
— К сожалению, для этого уже слишком поздно, — сказал я. — Если
говорить о Трэнте, то в его глазах я как свидетель уже покойник. Даже
если ты повторишь ему все слово в слово, он все равно тебе не поверит!
Разве что сделает пометку на полях дела, что ты человек с чувстви-
тельным сердцем, который готов сделать все для своего спятившего
друга. И это вовсе не мое личное предположение — он сам это сказал,
причем в самых недвусмысленных выражениях. Так что нет смысла идти
на это.
По лицу Пола было видно, что он почувствовал облегчение.
— Ну что ж... в таком случае... — Он улыбнулся с необычным для него
смущением. — В таком случае раб, пожалуй, вернется на плантацию, а?
— Иди.
— Ну, тогда будь здоров, Билл. Успешного тебе самоубийства!
Пол быстро вышел из комнаты, и я услышал его удаляющиеся шаги
в коридоре.
Я сел на кровать и закурил. Я не ощущал злости ни к Полу, ни к
Трэнту, ни даже к самому себе. Более того, теперь я мог взглянуть на
эти невероятные события с холодной объективностью. Пугающе ясно
видел я теперь все перипетии жизни, какую до сих пор вел я, вел Пол,
вел Дейвид Маннере — каждый, придавленный деспотизмом Си Джея.
И почувствовал, что больше так жить не хочу.
Еще недавно я приветствовал бы такой оборот дела как благосло-
вение. Даже полиция советовала мне отступить и укрыться в безопасной
норке. Меня пожурили, но мне ничего не грозило. Да, я должен приз-
нать, что был такой период, когда я услужливо поспешил бы последовать
этому совету. Но теперь я не хотел так поступать!
И дело тут было не в Анжелике. Мне было жаль ее только потому,
что она, не будучи виновной, оказалась затянутой в очень скверное дело.
А в остальном я был к ней равнодушен. Все это я сделал только ради
самого себя. Я припомнил как сквозь туман, что Анжелика сказала мне
что-то в этом смысле, а я ее высмеял. Однако это почему-то зацепилось
в моей памяти. Если жизнь не сможет ничему научить человека, то
лучше ему не жить совсем. Так вот, в течение нескольких последних
очень тяжелых дней жизнь наконец чему-то научила меня. Теперь, на-
516
пример, я знал, что не хочу быть вице-председателем по делам рекламы,
потому что Си Джей одарил меня этой должностью в награду за самую
большую ложь в моей жизни. Я не хотел принимать любовь Бетси, если
она будет опираться на ложь. Я не хотел, чтобы Рики прятался в таком
зловонном убежище, каким стал теперь мой дом. Я не хотел быть ни
Дейвидом Маннсрсом, ни Элен Ходжкине, ни, наконец, Полом Фау-
лером.
Коль скоро судьбой было предопределено, что на каком-то этапе я
смог взглянуть на себя объективно, я знал, что теперь для меня воз-
можен лишь один путь: работать локтями и выкрикивать во весь голос
правду, чтобы в конце концов люди — хотя бы потому, что они устанут
и им надоест слушать меня, — мне поверят. Я четко знал, как буду
поступать дальше. Прежде всего я должен отказаться от всего, на что не
имел права и что к тому же теперь совершенно не представляло для
меня интереса. Я пойду к Си Джею и заявлю ему, что обманул его и
намерен публично признаться в этом. Затем я откажусь от занимаемого
поста и расскажу все Бетси. Если она оставит меня, то ничего не поде-
лаешь... Тогда я останусь один. Теперь, когда я видел все ясно, а не в
кривом зеркале, я был почти уверен, что Бетси меня не оставит. Если
она действительно такая, какой я ее считаю, он поймет меня, поймет,
что, только спасая любой ценой Анжелику, я смогу вновь обрести поря-
дочность, смогу быть достойным ее, Бетси, мужем. А потом, когда я
закончу все это, мы сможем жить, основываясь на честных принципах.
Я найду себе где-нибудь работу, подальше от развращающих милостей
Си Джея. Мы начнем новую, честную жизнь.
Я взглянул на часы. Было только три тридцать. Наверное, я еще
застану Си Джея в его офисе. Если я хочу что-то предпринять, я должен
действовать быстро.
В кабинете Си Джея я-провел целый час. Впрочем, он уже все знал
от Элен. Я мог бы догадаться, что она немедленно, как только я выйду,
бросится к телефону, чтобы доказать Си Джею, что в ее лице он имеет
самую покорную, самую верную, самую преданную рабыню на свете.
Странно, но факт: если человек решит воспротивиться чему-то, чего
он до сих пор боялся, то страх и ужас вдруг исчезают. Си Джей был куда
хуже, куда более агрессивен и намного мстительней, чем я предполагал.
Он выходил из себя, рычал, грозил мне кулаками. Он заявил, что когда
полиция будет взвешивать мои показания, то на одну чашу весов лягут
мои слова, а на другую — его и Дафны. Вывод он предоставил сделать
мне. Уж не полагаю ли я, что начальник полиции, его старый, испы-
танный друг, поверит мне? И вообще, кто я, собственно, такой? Чело-
век без роду и племени, прощелыга, которого он по доброте душевной
вытащил из канавы! Я законченный идиот, если считаю, что после этого
я найду где-нибудь работу. Он меня... Он будет меня преследовать, ку-
да бы я ни подался, он доведет меня до тюрьмы! Вот судьба, которая
постигнет меня от его руки. Если я осмелюсь произнести хоть слово
517
кому-нибудь из газетной братии, то он знает отличных психиатров...
А если мне кажется, что я смогу жить за счет Бетси, то вскоре мне
предстоит убедиться, что адвокаты сумеют оспорить завещание матери
Бетси. Когда же все эти угрозы не принесли результата, он ударился в
сентиментальный тон ранимого, снисходительного тестя... Как мог я
причинить такое зло бедной, маленькой Дафне?
— Послушай, Билл. Ты человек умный и разговариваешь сейчас тоже
с разумным человеком. Если ты считаешь, что твоя зарплата низка, я
тебе прибавлю... и это будет солидная прибавка. Разреши мне позво-
нить Трэнту и сказать, что ты просто пережил потрясение, потому что
ты же был когда-то мужем этой женщины...
Все это было постыдно и одновременно смешно. И не больше.
Я чувствовал себя так, как будто слушал человека совершенно иного
культурного склада, например, вождя племени людоедов или малайского
охотника за головами...
Когда я выходил из кабинета, он снова впал в бешенство и рычал
так громко, как только мог. Проходя мимо стола его секретарши, я
заметил, что она смотрит на меня с нескрываемым ужасом. Это было то
самое выражение, которое очень часто появлялось на лицах всех ра-
ботников Коллингхема и которое я надеялся больше никогда не увидеть.
Я искренне молился об этом в душе.
— Мистер Хардинг! — спросила секретарша. — Бога ради, что вы
ему сказали?
— Я сказал ему «прощайте». И это все, — ответил я.
Прощайте! Это слово показалось мне чудесным! На обратном пути
домой я наслаждался его вкусом. Я уже не был вице-председателем по
делам рекламы. Теперь я никем не был — только самим собой. Я чув-
ствовал себя моложе по меньшей мере на десять лет. Все вокруг каким-
то чудесным образом изменилось. Теперь, после разговора с Си Джеем,
даже перспектива разговора с Бетси не было такой страшной. Напротив,
она даже казалась мне желанной. Наконец-то рухнет разделяющий нас
барьер. Сегодня вечером мы снова станем мужем и женой — в первый
раз за много, много недель.
Когда я вошел в квартиру, в холле были Элен и Рики. Видимо, они
только что возвратились с послеобеденной прогулки. При виде меня
Элен покраснела и поспешно начала тянуть мальчика в детскую. Однако
он крикнул: «Добрый день, папа!» и, вырвавшись из ее рук, бросился
ко мне. Я поднял его вверх. Элен постояла немного, взглянула на меня
и удалилась в детскую. Рики обвил мою шею руками.
— Знаешь, папа, у меня теперь есть друг по имени Безил. Смешное
имя, правда?
Держа Рики перед собой и птядя на его торжественно серьезное
личико, я подумал с радостным подъемом: «Слава Богу, скоро уже не
будет никаких Элен и никаких великолепных апартаментов с изыс-
канной детской. Будем только мы: я, моя жена и мой сын». Мне вспом-
518
пилась Элен в длинной ночной рубашке и переброшенной через плечо
косой. «Что-то разбудило Рики», — сказала она, стоя возле дивана надо
мной и Анжеликой. Под впечатлением этого воспоминания я вдруг
спросил мальчика:
— Рики, гы помнишь ту даму, которую я как-то приводил в детскую,
когда ты спал?
— Ты говоришь, папа, о той ночи, когда, я проснулся в два часа,
потому что мне вырвали зуб?
— Да, именно о той ночи, Ты можешь вспомнить се, эту даму?
— Ну... она... — Рики с глубокой сосредоточенностью накрутил на
палец прядь моих волос. — Конечно же, я помню. Это была та моя мамоч-
ка, правда? Та, которая была у меня, прежде чем мы перебрались сюда.
И тут я почувствовал, что сама судьба решила помочь мне. Потому
что казалось невероятным, что Рики смог узнать Анжелику спустя три
года после того, как она ушла от нас. И все же он узнал ее. Вспомнил.
И не только это: он вспомнил, сколько раз прокуковала тогда кукушка.
И день, когда ему вырвали зуб — эту дату так легко будет проверить по
записи в регистрационном журнале дантиста. День... час... Значит, у
меня есть свидетель! Я держу его в своих руках. Все выйдет по-моему!
Я чувствовал, как меня охватывает возбуждение. И тут за моей спи-
ной прозвучал щелчок ключа, поворачивающегося в замке. Я повер-
нулся, не выпуская из рук Рики.
На пороге стояла Бетси. При виде нас ее лицо осветила теплая улыбка.
— Ну-ну, — сказала она. — Я вижу, что вся семья собралась, чтобы
приветствовать меня!
Глава 19
«Сейчас! Сейчас я расскажу ей все!» — подумал я.
Рики выскользнул из моих рук и подбежал к Бетси, которая наклони-
лась к нему, чтобы поцеловать его своим торопливым, почти отчаянным
поцелуем — казалось, она каждый раз, видя его, боится, что кто-то
может украсть мальчика.
— Билл, мой дорогой, будь так добр, принеси мне что-нибудь выпить.
У меня сегодня был адский день в Фонде. Я переоденусь и сразу же вернусь.
Она вышла, держа за руку малыша, который уже начал рассказывать
ей о своем новом приятеле Безиле. Я пошел в гостиную, чтобы пригото-
вить мартини. Ожидая Бетси, я испытывал нервное напряжение, но чув-
ство это в какой-то мере было приятным — оно напоминало волнение,
испытываемое актером перед премьерой, укрощенное осознанием того,
что бегство ничего не даст, тогда как, оставшись на месте, я могу приоб-
рести многое. Бетси вошла в комнату с улыбкой на лице. Она переоде-
лась в зеленое платье, в котором выглядела молодой и посвежевшей.
— Ну, — сказала Она, — где мой коктейль?
519
Я подал ей стакан, и она поцеловала меня в знак признательности.
— Билл, дорогой, ты не знаешь, что ударило в голову Элен? Когда я
вошла в детскую, она рванула оттуда, как вспугнутая серна. Не думаешь
ли ты, что это имеет что-то общее с маленькой Глэдис? Может, с ней
случилось что-то плохое?
— Нет, — ответил я. — Дело тут не в Глэдис.
Бетси села на диван и, неторопливо потягивая коктейль, взглянула
на меня.
— Значит, ты знаешь, в чем дело? — спросила она.
— Да. Знаю.
В этот миг мне неожиданно пришла в голову мысль, на которой я,
пребывая в настроении великого морального возрождения, до сих пор
не задерживал внимания. А ведь Си Джей, наверное, уже никогда не
выдаст субсидию Фонду Бетси, а может даже, в своей коварной мсти-
тельности захочет его уничтожить! Это был бы серьезный удар для Бет-
си... второй чувствительный удар. Я отдавал себе отчет в том, чем будет
для Бетси правда, которую она от меня услышит, а стыд за мое пове-
дение по-прежнему отравлял мне всю радость предполагаемого искуп-
ления вины. Бетси присматривалась ко мне, слегка наморщив лоб, как
если бы она была чем-то удивлена.
— Билл, в чем, собственно, дело?
— Ты помнишь, Бетси, как когда-то сказала мне, что не желаешь,
чтобы я ограждал тебя от неприятных вещей, случающихся в жизни?
— Конечно, помню, Билл. Но в чем дело? И это... это имеет какую-
то связь с Анжеликой?
Тот факт, что первой особой, пришедшей ей на ум в связи с чем-то
неприятным, была Анжелика, еще раз подтвердил мне, как глубоко
укоренились в сознании Бетси неуверенность и страх перед моей быв-
шей женой. Я снова почувствовал угрызения совести; меня охватила
злость на самого себя, что в сочетании с любовью и сочувствием к Бетси
создало странный хаос в моем сердце.
— Да, — сказал я, — это связано с Анжеликой.
— Значит ли это, что она должна будет предстать перед судом?
— Да, но не это самое важное. И не об этом я хотел говорить с тобой,
Бетси. Однако прежде чем приступить к делу, я хотел бы объяснить тебе
одно. Я знаю, о чем ты думаешь, и поэтому хочу ответить тебе на это
ясно и определенно. Я не люблю Анжелику, я не питаю к ней никаких
чувств. Я хочу это сказать, хотя слова эти, может быть, и не звучат
достаточно убедительно...
Она поставила коктейль на столик и встала. Лицо ее, белое, как
полотно, странно сжалось.
— Ты веришь мне, правда?
— Говори, Билл. Скажи мне, что случилось?
— Сегодня после полудня я около часа провел в кабинете твоего отца.
Я отказался от поста, который занимаю.
520
— Отказался от... Но что общего имеет это с Анжеликой?
— Я отказался потому, что должен был сказать Си Джею, что не могу
продолжать лгать относительно алиби Дафны. Видишь ли, Анжелика
должна предстать перед судом главным образом потому, что не может
представить никакого алиби. А ведь у Анжелики алиби есть, причем
несокрушимое. В два часа, то есть тогда, когда Джейми был убит, Анже-
лика было со мной в этой квартире. Сегодня днем я отправился на
Сентре-стрит и рассказал все Трэнту.
На Бетси было страшно смотреть. Не потому, что она была близка к
обмороку — страшны были нечеловеческие усилия, которые она при-
лагала, чтобы владеть собой.
Она сказала сухим и бесстрастным голосом:
— Но ведь ты вообще ее не видел... Даже не знал, что она в Нью-
Йорке. Ты сам говорил, что она взяла с Джейми обещание...
Я подошел к ней и положил обе руки на ее бессильно опустившиеся
плечи.
— Я не говорил тебе об этом, хотя хотел, честное слово, хотел все
тебе рассказать, а потом откладывал со дня на день. Но теперь, Бетси,
поверишь ли ты мне, если я скажу тебе правду? Действительно
поверишь? Если я еще раз поклянусь, что совершенно равнодушен к
Анжелике?
— Прошу тебя... — сказала она, отстраняясь от меня. — Прошу тебя,
скажи мне. Я хочу все знать.
Я рассказал ей обо всем, что произошло, начиная с моей первой,
случайной встречи с Анжеликой и до переломного момента, когда она
явилась ко мне в нашу квартиру. Я нс скрыл ничего. Потому что только
теперь я увидел все в надлежащем свете и все понял. Я даже смог при-
знаться ей в моих иллюзорных эмоциях, вызванных воспоминаниями,
даже в последнем унизительном эпизоде, когда нам помешала Элен.
Я знал, что пришло время извергнуть из себя все это. Ибо мы пережива-
ли истинный кризис нашего супружества. Я должен был объяснить все.
Все это время Бетси нс присела ни на минуту; она стояла возле
дивана, неестественно выпрямившаяся, неподвижная, и смотрела на
меня. Я чувствовал облегчение и тревогу — облегчение, так как я нако-
нец срывал слой за слоем наросшую корку лжи, и тревогу, потому что
я нс знал, как Бетси это примет. По ес лицу я ничего не мог прочесть.
Оно было каменным, непроницаемым лицом спартанца, лицом, нети-
пичным даже для Коллингхемов, которых с колыбели научили считать,
что жизнь трудна и враждебна и что это необходимо переносить. Теперь
и я тоже стал частью этого враждебного мира, противостоящего ей.
В эти минуты я ненавидел себя больше, нежели когда-нибудь до сих пор.
— Я хотел тебе все рассказать, — продолжал я. — После этого эпизода
с Элен я ощутил такое отвращение к себе, что поклялся признаться тебе
во всем сразу же после твоего возвращения из Филадельфии. Но потом
произошло это убийство, мне позвонил Си Джей, так что я, не успев
521
сориентироваться, уже был втянут в сети лжи в связи с этим алиби
Дафны. Бетси... можешь ли ты меня понять? Всю мою глупость... гнус-
ное мое поведение? Ты можешь?
И вдруг напряженность на ее лице начала таять; с безмерным облег-
чением я увидел, что она улыбается.
— Бедняга! — сказала она.
— Я вовсе не бедняга! — бурно отреагировал я. — Я просто не слиш-
ком ловкий, довольно ординарный подлец.
Мне хотелось подойти к ней, обнять ее, но я был слишком присты-
жен и унижен. Я ощущал мелодраматичность происходящего, и все же
я не мог сейчас подойти к ней, потому что... не чувствовал себя дос-
тойным ее.
Бетси очень серьезно и без улыбки спросила:
— И как же принял это папа?
— Он осыпал меня угрозами, какие только смог выдумать.
— Но ты сам отказался от должности, ты не Позволил, чтобы он тебя
вышвырнул?
— Конечно, нет. Я отказался сам. у
— По крайней мере, хоть этому я могу порадоваться. В сущности,
ты никогда не относился к людям, которые умеют есть из его рук. По
этой причине я всегда очень тревожилась о тебе и чувствовала угрызения
совести — ведь в это тебя втянула я.
— Пожалуй, Си Джей перестанет финансировать твой Фонд, — вдруг
сказал я.
— Ты думаешь, мне было приятно ползать перед ним на коленях, вы-
маливая каждый цент? Я не нуждаюсь в нем. Справлюсь сама, без него.
Несмотря на все эти заверения, я знал, что Бетси в отце нуждается.
Всю жизнь она упорно старалась снискать его одобрение и признание.
Но теперь она была готова отвергнуть все это ради меня. Я смотрел на
нее с чувством, близким к страху, и одновременно с восхищением. «Вряд
ли кто-нибудь еще может похвастаться такой женой»,— подумал я.
— Ты хорошо поняла все, что я сказал тебе об Анжелике? — спросил
я еще раз.
Ее стакан все еще стоял на столе. Она отпила глоток и поставила
стакан на прежнее место.
— Да, Билл, я поняла. Когда женщина так прекрасна, как Анжелика...
Ее голос прервался. Видя, куда ее повело, я быстро подошел к ней и
обнял ее за плечи.
— Нет, это не то. Это не имеет ничего общего с красотой. Это просто
воспоминания молодости. Мне было жаль се, она оказалась в такой
передряге... и тогда...
— Билл, — прервала меня она, — прошу тебя, не будем больше гово-
рить на эту тему...
Несколько мгновений Бетси всматривалась в мое лицо, но тут же
отвела взгляд. Я притянул ее ближе и поцеловал. Она на миг застыла в
522
моих объятиях, а потом расслабилась. Все снова было хорошо, а мое
счастье и благодарность не имели границ.
Спустя минуту Бетси отстранилась от меня и сказала:
— Только одну вещь я не могу понять. Ведь Анжелика не выложила
полиции всю правду, когда была арестована?
— Нет. Она не хотела поставить меня в затруднительное положение.
— Не хотела ставить тебя в затруднительное положение... Но теперь
ее освободят?
— Не так сразу. Когда сегодня днем я сказал Трэнту правду, он не
поверил мне.
— Не поверил?
— Я знаю, что это звучит парадоксально, но видишь ли, Анжелика
сначала противоречила моим показаниям. А потом, когда я препроводил
Трэнта сюда, к нам, Элен также отказалась подтвердить мои слова.
Разумеется, она боялась Си Джея — и за себя, и за маленькую Глэдис.
Ну, а потом Пол... он поступил точно так же, как и Элен; а ведь он знал
все об этом деле с самого начала. Но Трэнту он заявил, что я ничего не
говорил ему об Анжелике.
Бетси резко повернулась ко мне.
— Пол не подтвердил твои слова?
— Но ведь ты же знаешь его. Он счел, что должен оградить меня от
неприятностей. К тому же он боялся Си Джея. Пол полагал, что Трэнт
с самого начала ведет себя очень скептично. И его действительно можно
обвинить в этом. Трэнт вбил себе в голову, что я выдумал все это, чтобы
спасти Анжелику, потому что я ее люблю. Он сказал, что не может
опираться на мои показания, пока я не буду располагать убедительными
дока зател ьствам и.
Если бы я не был так ослеплен обретенным счастьем и душевным
покоем, я обратил бы внимание на то, что с Бести что-то происходит.
Однако я ничего не заметил.
— Но все будет хорошо, — продолжал я. — Я убедился в этом только
что, перед самым твоим приходом, когда разговаривал с Рики. Оказа-
лось, что я все же имею свидетеля. В ту ночь я повел Анжелику в спаль-
ню Рики. Днем он был у дантиста, и ему вырвали зуб. Когда мы были
в его комнате, кукушка в часах прокуковала два. Рики помнит все это и
также помнит Анжелику. Он назвал ее своей «той мамочкой>, с которой
жил раньше, прежде чем...
— Билл! — Это был почти крик. Я смотрел на нее, очнувшись вне-
запно от эйфории, в которую впал. Лицо ее стало серым, губы сжались
в тонкую прямую линию. — Ты что, намерен втянуть во все это Рики?
— Но, Бетси...
— Ты, наверное, свихнулся! Ведь он маленький ребенок! Ему только
шесть лет! Тащить его в полицию с какой-то неправдоподобной, явно
отрепетированной заранее историей! Ты до смерти напугаешь ребенка!
— Но, Бетси, ведь это единственный способ спасти Анжелику!
523
— Спасти Анжелику! Это единственное, что тебя интересует, не так
ли? Рики в расчет не идет! Ты не задумываешься над тем, как это от-
разится на ребенке. Он до конца жизни будет помнить, что его мать
сидела в тюрьме за убийство. Если ты препроводишь его к Трэнту и все
пойдет дальше нормальным путем, Рики должен будет давать показания
на процессе как свидетель. И это никогда не сотрется из его памяти!
Никогда!
Бетси по-настоящему была в ярости. Но не это вышибло меня из
равновесия, а выражение ее глаз, полных отчаяния и предчувствия ка-
тастрофы. Как мог я не подумать, что через Рики нанесу ей удар в самое
чувствительное место? Как мог быть таким идиотом, чтобы к той правде,
которую она должна была выслушать, добавить еще и это?
Я протянул к ней руки, однако она резко отстранилась и опустилась
на диван.
— Иди! — крикнула она. — Делай как считаешь нужным. Я не в со-
стоянии запретить тебе это. Это твой сын... твой и Анжелики. Не мой...
Если бы Бетси принадлежала к несдержанным женщинам, этот пис-
клявый, почти истеричный голос не произвел бы на меня такого страш-
ного впечатления. Конечно же, она была права в отношении Рики и
процесса. Мне это вообще не пришло в голову, поэтому я с болью в
сердце сказал:
— Бетси, мне ужасно неприятно, поверь мне! И мне очень тяжело,
но, как я говорил, это единственный способ спасти женщину, которая
ни в чем не виновата.
— Ни в чем не виновна? Как я могу быть уверена, что она невиновна?
— Но, Бетси, дорогая, ведь я говорил тебе, что... Боже мой! Уж не
подозреваешь ли ты, что я выдумал все это?
Бетси взглянула на меня; она уже овладела собой, но лицо ее было
подобно холодной каменной маске.
— Я не знаю, выдумал ли ты это или нет. В конце концов это не
имеет значения. Жаль, однако, что ты лгал мне...
— Лгал?
— Жаль, что ты говорил, что любишь меня. Какое-то время мне
казалось, что это правда. — Взяв со стола стакан, она тупо смотрела на
него. — Может быть, Анжелика невиновна, а может, и виновата. Может
быть, ты выдумал всю эту историю, а может, нет. В одном только я
уверена. Впрочем, я всегда об этом знала. Я старалась обмануть себя —
временами мне это даже удавалось. О да! Ты восхищаешься мной! Счи-
таешь, что я идеальная жена и мать, но единственная женщина, которую
ты любишь, это Анжелика...
И она подняла стакан как бы в ироническом тосте.
Стоя у дивана и глядя на Бетси, я вспоминал слова Анжелики, ска-
занные ею сегодня утром: «Я-то думала, что уже упала на самое дно...
А ведь я только теперь начинаю туда скатываться...» Эти слова столь же
успешно можно было отнести и ко'мне. Как оказалось, бить себя в грудь,
524
повторяя «меа пульпа»1 — это еще не все. Исповедь еще не означает
отпущения грехов. Это лишь начало познания себя. Пройдут годы, пре-
жде чем я сумею выплатить свой долг Бетси. В самом мрачном на-
строении я сел рядом с ней на диван.
— Дорогая...
— Ну, ладно, ладно... Это не твоя вина, — сказала она. — Не думай,
что я осуждаю тебя за это. Я как-нибудь привыкну...
— Но, Бетси...
В этот момент появилась наша кухарка и сказала, что обед на столе.
Бетси, взглянув на нее, ответила приветливо и спокойно:
— Спасибо, Мэри.
Она встала, взяла свой стакан и с такой же вежливой улыбкой обра-
тилась ко мне:
— Коктейли мы заберем с собой в столовую, ладно?
Глава 20
Когда мы ели, Бетси сохраняла спокойствие и приветливость. Прису-
щее ей самолюбие требовало, чтобы она вела себя именно так. Само-
любие и гордость были теми чертами, которые я особенно ценил в ней.
Но именно они заставили меня сейчас еще сильнее почувствовать, как
должна она страдать.
После обеда я пытался снова вернуться к нашему разговору, но она
категорически отказалась говорить об Анжелике. Но во всем остальном
она была вполне благоразумна. Не упрекнула меня ни в чем, не угрожала,
что бросит меня. По собственной воле, без каких-либо принуждений зая-
вила, что я, конечно, должен буду устроить встречу Рики с Трэнтом, так
как это мой долг. Однако она говорила о мальчике, как о некоей аб-
стракции, а когда, подавая ей кофе, я коснулся ее ладони, она постаралась
незаметно убрать свою руку. Мне казалось, что нас разделяет стена. Однако
я был убежден, что она ведет себя так не для того, чтобы меня наказать;
она просто замкнулась в себе, так как произошло то, чего она всегда больше
всего боялась: Бетси Коллингхем, эта дурнушка, обреченная исключи-
тельно на благотворительные дела, опять проиграла.
Когда кофе был выпит, она сразу же встала.
— Пожалуйста, извини меня, у меня ужасная мигрень. Будет лучше,
если я лягу. — Она даже заставила себя улыбнуться. — Тебе, наверное,
следует сейчас позвонить Трэнту и договориться, в котором часу завтра
ты привезешь Рики. О его детском саде не беспокойся, я позвоню туда
утром и предупрежу, что он не придет.
Она вышла, оставив меня одного. Как мне хотелось побежать за ней,
схватить за плечи и сказать, что. пусть все дьяволы заберут Анжелику!
*Моя вина (лат.).
525
И что я не буду втягивать в это дело Рики, и пусть все останется, как
есть... Но я не мог так поступить. Я чувствовал, что и Бетси первой не
согласилась бы на это. Я сделал выбор, и теперь не время отступать!
Я позвонил на Сентре-стрит. Трэнта не было, и мне посоветовали,
чтобы я искал лейтенанта в его отделе. Но и там его не застал, Однако
как только я назвал свою фамилию, мне дали его личный телефон. Мне
показалось совершенно неправдоподобным, что Трэнт, как любой нор-
мальный человек, имеет свою квартиру и свою частную жизнь. Он сам
поднял трубку. Я начал рассказывать ему о Рики. Он слушал, ни разу не
прервав меня. Когда я кончил, он сказал:
— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете, мистер Хардинг? Если
окружной прокурор решит передать дело в суд, ваш сынишка должен
будет давать показания как свидетель.
— Да. Я отдаю себе в этом отчет.
Он помолчал немного. Мне показалось, что он хочет сказать еще
что-то. Но он только бросил устало:
— О’кей. Привезите его завтра утром на Сентре-стрит. Около по-
ловины десятого.
— Хорошо.
— Спокойной ночи.
Какое-то время я ходил по комнате — мне не хватало смелости идти
спать. Вскоре, однако, я осознал всю бессмысленность хождения из угла
в угол и пошел в спальню. Бетси оставила включенной ночную лампу с
моей стороны кровати; сама лежала на боку с закрытыми глазами. Од-
нако я знал, что она не спит. Вид ее бледного, несчастного лица потряс
меня до глубины души. Я разделся в ванной, выключил свет и лег рядом
с ней. Нервное напряжение, в котором она находилась, было почти
осязаемым. Импульсивно, хотя я и знал, что эту пропасть мне не преодо-
леть, я протянул к ней руку.
Она резко вздрогнула и сказала:
— Нет, Билл. Нет...
Ее голос был пронзительным, руки отталкивали меня. Какое-то вре-
мя я лежал возле нее, такой же напряженный и, может быть, такой же
несчастный, как она. Потом встал и отправился в комнату для гостей.
Я долго не мог заснуть. Я уговаривал себя, что все как-нибудь устроится.
Когда показания Рики у Трэнта будут позади, я снова сумею вернуть
Бетси ее семейное счастье. Я найду другую работу, мы выставим Элен,
переберемся в маленькую квартиру. Начнем новую жизнь, и тогда я буду
давать Бетси то, что до сих пор она давала мне. Наши теперешние стра-
дания — временные.
Однако меня все время преследовал образ Рики, дающего свиде-
тельские показания. А напротив, на скамье подсудимых, сидит его мать.
Когда я наконец заснул, мне приснилась Анжелика. Она шла ко мне,
протягивая руки, со счастливым лицом. «Я не была безумной, когда так
любила тебя...» Она обняла меня своими руками, которые вдруг начали
526
менять свой цвет и форму, постепенно превращаясь в отвратительные
черно-зеленые щупальца, затягивающие меня куда-то в темноту.
Проснулся я в восемь и почему-то начал с того, что застелил постель.
Бетси в спальне уже не было. Я оделся и пошел в детскую. Я намеревался
сказать Элен, чтобы она оставила меня наедине с Рики. Однако в этом
не оказалось необходимости, так как при виде меня Элен улетучилась.
Рики уже позавтракал, он сидел за столиком и махал ножками. В эту
минуту я чувствовал себя палачом.
— Доброе утро, Рики, — сказал я. — Мы пойдем с тобой к одному
человеку, которому ты расскажешь о той своей мамочке.
— А зачем?
— Потому что он хочет что-то о ней узнать.
— А когда мы пойдем?
— Сейчас.
— Но ведь я иду в садик.
— Нет, сегодня ты в садик не пойдешь. Это ведь будет здорово —
разок вместо садика пойти на прогулку, не так ли?
— Нет, — ответил он.
Тем не менее мои слова он воспринял совершенно спокойно, без
какого-либо протеста. Я помог ему надеть пальто, а когда мы уже были
в дверях, он спросил:
— Мамочка тоже пойдет с нами?
— Нет, только я и ты.
— А почему?
— Потому что у нее сегодня другие дела.
— И у меня тоже. Я должен был идти в садик, а вот не иду. Можно
мне взять с собой ламу?
— Конечно, — ответил я.
В такси, отвозившем нас на Сентре-стрит, я еще раз навел разговор
на ту ночь и Анжелику. Рики повторил все так же, как и в первый раз.
Он знал, что его ждет какой-то человек, который будет задавать ему
вопросы. Все это его совершенно не заинтересовало, так что, когда мы
прибыли на место, он даже не спросил, куда мы приехали.
— Здесь очень много полицейских, па, — сказал он.
-Да.
— Значит, здесь не нужно ничего бояться, а?
— Пожалуй, да.
Один из полицейских провел нас по лабиринту коридоров в какую-
то унылую комнату. Рики, крепко прижимая к себе плюшевую ламу,
сел на стул.
Вскоре появился Трэнт, спокойный и бодрый, но без улыбки на ли-
це. Было видно, что присутствие Рики сковывает его, что он не знает,
как вести себя с детьми. Я подумал, что он, видимо, вообще не умеет
с ними общаться, и эта его беспомощность даже доставила мне удо-
вольствие.
527
— Папа сказал тебе, почему мы хотели, чтобы ты сюда пришел?
— Да, — ответил Рики.
— Я хочу попросить тебя ответить на несколько вопросов.
— Ладно.
— Приводил ли папа в твою комнату какую-то даму однажды ночью,
когда ты был в постельке?
— Да, приводил. Это была моя та, прежняя мамочка.
— Ты спал, когда она вошла в комнату?
— Да... Но я проснулся, правда, папа?
— Да, — ответил я.
— А ты уверен, что это тебе не приснилось?
— Что мне не приснилось? — повторил Рики. — Да мне такие ве-
щи никогда не снятся... Мне снятся слоны или ламы... а иногда даже
белки.
Трэнт, казалось, несколько смешался.
— И ты знаешь, который час был тогда, когда твой папа с этой дамой
вошли в комнату?
— Было два часа. Я еще никогда в жизни нс просыпался ночью в два
часа. А два часа было потому, что так сказала кукушка: она выско-чила
и прокуковала два раза. Кукушка красная, а часы зеленые... и в ее домике
есть окна и дверка, правда, папа?
— Да, — подтвердил я, не спуская глаз с лица Трэнта.
— А когда это было?
— В тот день мне вырвали зуб. — Рики серьезно смотрел на Трэн-
та над головой ламы. — Это был большой, огромный зуб, и я сказал
о нем моей мамочке. Я сказал: «А мне сегодня вырвали зуб», но ей
это вроде бы было неинтересно. Она вдруг вышла из комнаты, правда,
папа?
— Да, — подтвердил я снова, а потом обратился к Трэнту: — Вы
можете позвонить дантисту и проверить, когда у него был Рики. Эт<»
было именно в тот день.
Трэнт сидел неподвижно и смотрел на ребенка.
— Ты говорил об этом кому-нибудь? — спросил он после паузы.
— О да, говорил, — ответил малыш. — Я говорил Элен. Я спросил у
Элен, почему моя мамочка пришла и сразу же ушла... и почему она не
живет с нами. А Элен ответила, что у меня теперь другая мамочка, и
она лучше прежней. А мама может быть только одна.
Ага, значит, он даже говорил об этом Элен. Этого я не знал. И это
очень убедительно свидетельствовало о том, что ее показания были
ложными. Я испытующе взглянул на Трэнта, но его лицо, как всегда,
ничего не открыло мне.
— А если бы ты еще раз увидел эту даму, ты узнал бы ее? — спросил
он мальчика.
— Конечно, узнал бы, — с жаром заявил Рики. — А вы нет?
Трэнт внезапно встал и снял мальчика со стола.
528
— Пойдем со мной, — сказал он, не глядя на меня. — Если вы хотите,
то тоже можете пойти с нами, мистер Хардинг, — добавил он.
Мы прошли в другую комнату, побольше. За столом сидел поли-
цейский. Трэнт что-то ему сказал, и полицейский тут же вышел. Спустя
несколько минут он привел четырех молодых женщин и Анжелику.
Трэнт отлично проявил себя. У всех женщин были темные волосы, все
они были примерно того же возраста, что и Анжелика, такого же роста
и похоже одеты. Полицейский расставил их у стены. Анжелика даже не
взглянула ни на меня, ни на Рики.
— Ну, Рики, — спросил Трэнт, — видишь ли ты здесь эту даму?
Не колеблясь ни секунды, Рики подошел к Анжелике и сказал:
— Хэлло!
Анжелика наклонилась и подняла его.
— Хэлло, Рики, — сказала она.
Рики показал ей свою ламу.
— Это лама, — объяснил он. — Она из Перу. И если ее разозлить,
она может плюнуть прямо в лицо. Только не моя, а настоящая.
Я повернулся к Трэнту, наслаждаясь этой горькой победой.
— Ну? — спросил я тихо.
Трэнт кивнул полицейскому, и тот начал выводить женщин. Анже-
лика опустила малыша на пол.
— Ты уже должна идти? — спросил он.
-Да.
— Ну... тогда до свидания.
Анжелика покинула комнату вместе с остальными женщинами, а
Трэнт, Рики и я прошли по коридору в какую-то комнату, где за столом
сидели пять или шесть детективов. Трэнт сказал мальчику:
— Посиди здесь минутку один. Я должен поговорить с твоим
папой.
Мы вернулись в первую комнату, и Трэнт уселся за большим пустым
столом. Все прошло неожиданно удачно, и я немного приободрился.
Рики опознал Анжелику в присутствии нескольких свидетелей. А ведь
этого достаточно для ее освобождения. А если это так, то ему не при-
дется быть свидетелем в суде, против чего так горячо протестовала Бетси
и что стало причиной разлада между нами.
Трэнт смотрел на меня. Его губы приоткрылись в слабой ус-
мешке.
— Ну что ж... мистер Хардинг, — сказал он, — я должен извиниться
перед вами.
— Теперь вы мне верите?
— Конечно. Я верю, что Анжелика Робертс была в вашей квартире в
два часа той ночи, когда было совершено убийство.
— И благодаря Рики мы можем доказать, что Элен лгала, не так ли?
— Да. мистер Хардинг. По всей вероятности, вы сможете это
доказать.
18 II. Квентин "Возвращение на Бермуды"
529
— А значит... значит, вы можете приказать немедленно освободить
Анжелику?
Улыбка на лице Трэнта угасла.
— Окружной прокурор позвонил мне сегодня утром и сказал, что
определен срок начала процесса. Суд начнется через неделю.
Я смотрел на него, не понимая, в чем дело.
— Но ведь вы только что слышали, что говорил Рики! Бог мой, или
вы до такой степени боитесь их? Или великий Коллингхем начал на вас
давить?
— Мистер Коллингхем звонил начальнику полиции минимум двад-
цать раз. Звонил он и окружному прокурору. Он заявил им, что вы
являетесь опасной особой с неустойчивой психикой и что вы мстите
ему за то, что он вышвырнул вас с занимаемой должности в связи с
профессиональной непригодностью и некомпетентностью. Он готов
созвать целую армию первоклассных врачей-психиатров, которые дока-
жут, что ни одно ваше слово нельзя принимать всерьез. Но... — Он
сделал паузу. — Но не это является причиной. Настоящая причина не
имеет ничего общего с вашим тестем; она связана с тем, что я узнал
вчера вечером уже после того, как вы звонили мне.
Лицо Трэнта было лишено какого-либо выражения.
— Когда судебный врач установил, что смерть наступила между по
ловиной второго и половиной третьего ночи, он руководствовался тем,
что труп лежал возле горячего калорифера. Вчера вечером я пришел к
выводу, что ваше свидетельство обеспечивает для Анжелики Робертс
алиби на два часа ночи. А потом мне вдруг пришла в голову вот какая
мысль: очень странно, что в квартире Ламба калорифер был так сильно
нагрет в четыре часа утра. Я занялся этим вопросом и убедился, что
никому не пришло в голову допросить смотрителя дома. С этой целью
я отправился на место... и хорошо сделал. Оказалось, что в ту ночь, когда
было совершено убийство, смотритель навещал свою дочь. Там он нем-
ного выпил и ушел от нее только в третьем часу. Вернувшись домой —
это было примерно в половине четвертого, — он увидел, что печь по
гасла уже несколько часов* назад. Смотритель этот, что случается не
часто, был человеком обязательным; он немедленно разжег печь, и
именно поэтому, когда полиция нашла труп, калориферы были такими
горячими. Но только каких-нибудь полчаса, не дольше. До этого они
были холодными, в связи с чем в квартире было прохладно, а это, раз\
меется, меняет состояние дела. Когда я уведомил об этом судебной»
врача, он заявил, что в таком случае' Ламб был убит между одиннадцатью
тридцатью и часом. Окружной прокурор, разумеется, читал ваши показа-
ния и показания Анжелики Робертс. В свете новых обстоятельств он
пришел к заключению, что ее алиби на два часа ей не поможет, потому
что преступление было совершено в другой час..
Я слушал Трэнта, и мне казалось, что стены комнаты обрушиваются
на меня.
530.
— Но ведь Анжелика позвонила мне из аптеки, которая находится
по соседству с моим домом, в двенадцать часов. До того она должна
было пройти пешком не менее сорока кварталов. Значит, она никак не
могла быть поблизости от квартиры Ламба в одиннадцать тридцать.
— Это вы так утверждаете, мистер Хардинг. Впрочем, возможно, что
и она так говорила. Но почему вы уверены, что она не приехала на такси?
Вы должны отдавать себе отчет в том, что это заявление совершенно
голословно. Я очень сожалею, мистер Хардинг. Вы действительно сде-
лали все, что было в ваших силах... Но...
Он снова взглянул на свои руки с той самой сосредоточенностью,
которую я подметил у него при первой нашей встрече.
— И еще об одном я хотел бы с вами поговорить. Окружной прокурор
и начальник полиции предоставили мне завершение этого дела, и, дол-
жен признаться, мне очень льстит их доверие. Теперь оказалось, что
ход процесса поставлен в зависимость от вас. Перед вами два пути.
Выбор, как я уже сказал, зависит только от вас.
Взгляд его глаз, остановившихся теперь на моем лице, был тверд,
как сталь.
— Итак, первый путь. Вы будете и дальше прилагать все усилия,
чтобы спасти обвиняемую. Никто не в состоянии удержать вас от этого.
Но позвольте мне, по крайней мере, обратить ваше внимание на по-
следствия, которые эти действия повлекут за собой. Прежде всего вы
должны будете отказаться от всех попыток вывести из судебного раз-
бирательства мисс Коллингхем. Все, разумеется, выйдет наружу и не-
медленно будет подхвачено прессой. Процесс начнется в назначенный
срок, причем и вы и ваш сын выступите как свидетели защиты. Я знаю,
какое фатальное влияние может оказать на ребенка участие в процессе,
на котором его мать обвиняют в убийстве. Он является единственным
свидетелем с вашей стороны, и хотя его показания не могут поддержать
алиби Анжелики Робертс, мне кажется, что вы захотите этим восполь-
зоваться. Вы покажете, что она пришла в вашу квартиру чуть позже
двенадцати, причем все время шла пешком — с Западной Десятой ули-
цы — и несла с собой чемодан. А чтобы подкре-пить это утверждение,
вы не будете иметь ничего, кроме собственных слов. Следовательно,
вы должны будете убедить присяжных исключи-тельно силой своего
красноречия.
Он снова взглянул на свои руки.
— Скажу вам искренне, мистер Хардинг, это дело не будет легким.
Прокурор будет иметь на своей стороне мистера Коллингхема, который
использует все, что только могут сделать деньги и колоссальное влияние,
чтобы дискредитировать вас. Но не только это. С той минуты, когда
алиби мисс Коллингхем будет официально аннулировано, мисс Ходж-
кине уже не будет иметь повода лгать. Иными словами, если вы захотите
опереться на показания вашего ребенка, мистер Колингхем, несом-
ненно, будет настаивать, чтобы мисс Ходжкине сказала все, и суд узнает,
531
что через несколько часов после убийства она, мисс Ходжкине, поймала
вас с поличным. Вы будете заклеймены как неверный муж, а когда
получит огласку ваше дальнейшее поведение, то ни у кого не останется
сомнений, что вы безумно влюблены в свою первую жену и делаете вес.
что в ваших силах, чтобы ее спасти. Прокурор может обвинить вас в
соучастии и заявить, что вы умышленно организовали все так, чтобы
Анжелика Робертс пришла к вам после совершения убийства, дабы
таким способом обеспечить себе алиби. Ему будет легко убедить суд и
присяжных, что вы послужили обвиняемой ширмой, что она исполь-
зовала вашу любовь и ваше ослепление. И я должен сказать, мистер
Хардинг, что если вы выберете этот путь, то шанс вашей тактики защиты
на успех я оценил бы как один на миллион, а может, даже меньше..
Я уже упоминал о фатальных последствиях всего этого для вашего сына.
Нет необходимости говорить, каким мучительным унижением будет это
для вашей жены, если дело получит широкую огласку. Что же касается
вас, то я думаю, что вам не легко будет найти какую-нибудь работу после
этих событий.
Он говорил так тихо, что я с трудом мог расслышать его слова.
— Вот что ждет вас, мистер Хардинг, если вы будете упорно про-
должать идти этим путем. Ну, а второй путь... он совсем прост. Вы
признаете, что потерпели поражение. Вы позволяете, чтобы процесс ше.1
без участия вас и вашего сына. Похождения мисс Коллингхем вообще
не получат огласки. Мы не выдвинем в отношении вас никаких об-
винений. И... насколько я могу судить, мистер Коллингхем готов даже
принять вас обратно на работу или, если вы того пожелаете, он гаран-
тирует обеспечение вас равноценной должностью где-нибудь в другом
месте. Вот то, о чем я должен был проинформировать вас по просьбе
начальника полиции и окружного прокурора. Мы не имеем ни ма-
лейшего намерения влиять на ваше решение. И наконец, скажу вам
открыто, что в эту минуту эти господа вдвоем ожидают в окружной
прокуратуре моего телефонного звонка: я должен сообщить им о при-
нятом вами решении.
Я слушал, что он говорит, хотя вообще-то это было необязательно.
С первой минуты, когда он упомянул об изменении заключения судеб-
ного врача, я понял, что Анжелика могла меня обмануть. Она могла
приехать на такси. Могла позвонить мне по телефону исключительно
для того, чтобы создать столь необходимое для нее алиби. А значит, вес
мои усилия бесцельны! Для того ли я поломал свою карьеру и измучил
жену, чтобы в конечном счете оказаться недоумком, которого убийца
без труда обводит вокруг пальца. Меня охватила страшная депрессия, а
вместе с ней и сильнейшее искушение. Ведь существует и другой выход,
правда, трудный и страшный для меня. Си Джей все еще ждет, пряча за
пазухой самую заманчивую из возможных взяток. Если я признаю, что
Анжелика виновна, я смогу отступить, и жизнь моя будет продолжаться
так, как будто ничего не случилось. А чтобы мое самолюбие не слишком
532
страдало, меня переведут на равноценную должность куда-нибудь в
другое место. Но я не принял во внимание одно: сидя так вот напротив
Трэнта, я сильнее ощущал ярость — непримиримую ярость, обращен-
ную на Си Джея за его бесчестную уверенность, что все люди, и я в том
числе, продажны, на тактичную, безликую нейтральность Трэнта, даже
на Бетси за то давление, которое оказывало на меня ее страдание. Хватит
подталкивать меня то в одну, то в другую сторону! С этой минуты я сам
буду принимать решения о каждом моем шаге, я все буду делать соб-
ственными руками и на свой счет. К дьяволу апокалиптические про-
рочества Трэнта об ожидающем меня будущем. Я не хочу позволить им
зарезать меня своими подозрениями, усомниться в невиновности Анже-
лики! Ведь я знал, хотя упорно не хотел признаться в этом, что с минуты
своего ареста Анжелика делала все, чтобы защитить меня. Если в ту ночь
она пришла ко мне, чтобы обеспечить себе алиби, то почему же она
не старалась им воспользоваться? И разве истина всегда должна быть
сложной? Почему хоть раз она не может быть простой? А если истина
проста...
— Я могу увидеться с ней? — спросил я Трэнта.
—- Конечно, — ответил он, вставая. — Я предполагал, что вы этого
захотите. Она вас ждет.
Он подошел к двери и отворил ее. В коридоре стоял полицейский.
Трэнт обратился к нему:
— Проводите мистера Хардинга к обвиняемой.
Полицейский провел меня по коридору, открыл какую-то дверь и
впустил меня в небольшую комнату. Анжелика сидела одна у столика.
Полицейский запер за мной дверь.
Она встала. Она была измучена и выглядела очень скверно.
— Они сказали тебе об изменении времени смерти? — спросила
она.
-Да.
— Значит, все напрасно. Ты не можешь мне ничем помочь. Ты и
сам это понимаешь, разве не так? Твое выступление на суде было бы
безумием.
Я хотел казаться безучастным, так мне был о.бы легче. Но не сумел.
Я наконец понял: то, что мне пришлось из-за нее пережить, ничто в
сравнении с ее переживаниями. Если бы тогда, в Клакстоне, она сказала
правду обо мне, то, возможно, ее здесь вообще бы не было. По моей
вине сидела она сейчас в камере, глядя, как ее все плотнее окутывают
сети, угрожая смертью. Но даже теперь, в этот критический момент,
она думала не о себе, а обо мне. Значит, она любит меня, или думает,
что любит, или считает, что я ее люблю. В конце концов, какая разница?
Только чудовище могло бы в таких обстоятельствах остаться безучаст-
ным и неблагодарным.
— Анжелика... — начал я. — Ты его не убила, правда?
— Нет, Билл.
533
— И всю дорогу с Десятой улицы до моего дома ты шла пешком, верно?
— Да. У меня не было денег. Едва хватило не телефон.
Я смотрел на нее и думал: что, собственно, со мной происходит?
Ведь я знал ее лучше, чем Бетси. Несмотря на разделяющую нас теперь
пропасть, мы ведь были когда-то настолько близки, насколько это воз-
можно между двумя людьми. Я знал все ее слабости. Она всегда была
безответственной, романтичной, упрямой и такой же непрактичной, как
и ее отец. Но я также хорошо знал и ее достоинства. В ней не было ни
капли мстительности — она не могла бы убить муху, а тем более чело-
века. И за что? За то, что она надоела ему. Это несовместимо с ее приро-
дой... И внезапно все показания, мнение прокурора, запутанные уловки
Трэнта стали в моих глазах очевидной бессмыслицей.
— И я и Рики будем давать показания в суде, — сказал я.
-— Но, Билл...
— Если они настолько глупы, что хотят судить невиновную женщину,
то я не намерен стоять и поглядывать на это со стороны. Пусть они все
катятся к дьяволу! Пусть все выйдет наружу!
Одновременно с волной гнева ко мне пришла новая мысль.
— Но я сделаю больше! Я найду того, кто совершил это преступ-
ление! Ведь должен же был кто-то его совершить. До сих пор никто
как-то не подумал о такой мелочи. Если я открою, кто это сделал, отпа-
дает необходимость в моем выступлении в суде... И вообще не будет
никакого суда.
Анжелика стояла передо мной, слабая и безвольная, как если бы
жизнь покидала ее. Странно, но беззащитность и уязвимость на ее лице
вызвали во мне мысли о Рики. И меня захлестнула еще более могучая
волна ярости. Все умеют кричать, как это ужасно; все умеют доказывать,
что нужно уберечь от этого ребенка... Как можно допустить, чтобы
бедное, впечатлительное маленькое создание выступало в суде? А мать?
Как насчет его матери?
— Анжелика, я это сделаю... Я найду убийцу! Поверь мне!.. Все будет
хорошо. Я найду его!
Я вернулся к Трэнту. Он даже не пытался дискутировать со мной,
когда я заявил ему, что намерен выступить на суде. Он только улыбнулся
своей спокойной улыбкой.
— Я ожидал, что вы примете такое решение. Я позвоню прокурору.
С этой минуты вы уже не будете часто видеть нас. Зато вы вступите в
контакт с защитником обвиняемой. Его фамилия Макджайр. Это от-
личный адвокат. — Он вынул из кармана листок и вручил его мне. —
Вот его адрес. Я советую вам обратиться к нему без проволочек. Сейчас
для вас время дороже всего. Вы помните, как пройти в комнату, где
находится ваш сынишка? Уходя отсюда, зайдите за ним, пожалуйста.
Я почти не слушал его, так я был захвачен мыслями о Бетси и о том.
как ей все это расскажу. А потом заметил, что Трэнт протягивает мне
руку. Я машинально пожал ее и сказал:
534
— До свидания, лейтенант.
— Прощайте.
Он на секунду сбросил с лица профессиональную маску и теперь
выглядел как обычный человек. И улыбка его была почти человеческая.
— Но прокурор будет взбешен, — сказал он. — И вот что я еще хочу
вам сказать, мистер Хардинг. Вы славный парень!
Глава 21
Мое решение родилось внезапно, под влиянием ярости. Но теперь,
когда я возвращался с Рики домой, думая с беспокойством о пред-
стоящем разговоре с Бетси, я пришел к выводу, что выступление в суде
ничего не даст и только обнаружение настоящего убийцы может спасти
всех нас. В самом ли деле это будет неслыханно трудно? У меня были
определенные подозрения относительно особы, которую ожидал у себя
Джейми, хотя Трэнт отнесся к этому без внимания. Может быть, что-
нибудь знают Брауны? Вообще-то Трэнт их допрашивал, но он со свои-
ми упорными, направленными исключительно в одну сторону подо-
зрениями мог проглядеть что-то важное. А кроме того, была еще Дафна.
Если после всего, что произошло за вчерашний день, она захочет со
мной разговаривать — в чем я сомневался, — она может дать мне какую-
нибудь путеводную нить. Потому что мне абсолютно не за что было
ухватиться, я схватился за эту возможность, как утопающий хватается
за соломинку. Любой ценой я открою, кто убил Ламба. Я не допу-
щу процесса. По крайней мере, я уберегу Бетси от этого последнего
унижения.
Когда я вошел в квартиру, я не застал там Бетси, а я надеялся, что к
моему возвращению она уже будет дома. В результате предстоящее мне
тяжкое испытание на некоторое время откладывалось. Я позвонил Мак-
джайру и договорился с ним, что немедленно к нему приеду. У него я
задержался на час. Это был молодой человек, вежливый и очень прони-
цательный. Мое решение выступить на суде он встретил с энтузиазмом,
но и с недоверием. Однако когда я сообщил ему, что намерен найти
преступника и рассчитываю на его помощь, его улыбка стала несколько
натянутой и даже, я бы сказал, испуганной.
— Разумеется, мистер Хардинг, я сделаю все, на что способен, я
приложу все старания. Конечно, вы можете попробовать сделать что-
нибудь в этом направлении. Опасаюсь, однако, что вы вскоре са-
ми убедитесь, что детектив-любитель только в криминальных романах
добивается успехов, а в реальной жизни разоблачение преступника —
это дело полиции. Пожалуйста, не относитесь легкомысленно к Трэнту.
Что бы ни думали, что бы ни предпринимали высшие круги, он всегда
будет держать глаза открытыми и не оставит без внимания ни одной
улики. Уж я-то знаю его, он мой коллега по Принстону. Это, несом-
535
ненно, лучший детектив в нашей полиции. Я искренне советую вам
доверять ему.
Итак, я должен доверять Трэнту только потому, что он коллега Мак-
джайра по Принстону! Я должен был сразу догадаться, что он воспитан-
ник этого заведения. Это там, наверное, он научился совершать ошибки
с умной миной на лице. Я еще раз взглянул в проницательные гла-
за адвоката и вычеркнул его как возможного помощника из списка.
Я получил от него адрес Браунов и отправился к ним.
Мистера Брауна я не застал, однако его жена была дома — малень-
кая, приятная блондинка, мучимая сильнейшим насморком. Когда я
объяснил ей, что являюсь бывшим мужем Анжелики, она отнеслась ко
мне доброжелательно и с сочувствием. Она подробно рассказала мне
обо всем, но это было лишь детализированное повторение того, что
Трэнт уже рассказывал мне и Коллингхему.
— Скажите, вам больше ничего не приходит в голову в связи с этим
делом? — спросил я.
— Пожалуй, нет. Но мы с мужем постоянно разговариваем об этом.
Мы убеждены, что Джейми договорился с кем-то встретиться и что это
свидание было связано с денежным интересом.
— С денежным интересом?
— Видите ли... С тех пор как он вселился в квартиру мамы, он не
заплатил ни цента. Однако речь шла не о такой уж большой сумме, а
мы к тому же полюбили этого парня; поэтому никто не настаивал, чтобы
он немедленно рассчитался с долгами. В тот вечер, когда мы приглаша-
ли его пойти с нами на вечеринку, он отказался, сославшись на это
свидание, и сказал: «Вам лучше не искушать меня, так как ваша мама
никогда бы вам этого не простила». Мы оба, муж и я, пришли к выводу,
что он имел в виду квартплату, которую задолжал нам, и что в связи с
этим свиданием рассчитывал на какие-то деньги. Это было не много,
но все же кое-что... Кроме этого, миссис Браун ничего не смогла мне
сообщить. Она проводила меня до самой двери.
— Желаю успехов, — сказала она на прощание.
Не имея пока никакого дела, я позвонил Дафне. Трубку поднял Генри;
мне показалось, что он был очень удивлен, услышав мой голос. Я не питал
особой надежды, что Дафна подойдет к телефону, однако она подошла.
— Билл, а ты, однако, нахал! Или ты не знаешь, что в доме тебя
считают зачумленным?
— Я очень прошу извинить меня, Дафна. И ужасно сожалею, что так
вышло с этим твоим алиби...
— Ага, значит, ты признаешь, что поступил по-свински, а? Я в курсе!
Полицейские отчеты все прибывают и прибывают к папе: их на его столе
уже целая стопка. Я слышала, что ты окончательно решил явиться на
процесс и раскрыть все тайны, свои и папины, да и мои тоже, а потом
все это поместят на первых страницах, газет! И в наших краях я буду
заклеймена как распутница!
536
Неожиданно она расхохоталась.
— Однако нужно признать, что ты крутой парень. Начав дело, идешь
до самого конца.
Раньше не раз бывало, что я ненавидел ее за пошловатое легко-
мыслие. Но в эту минуту я прямо-таки обожал Дафну.
— Я должен поговорить с тобой, — сказал я. — Ты согласишься
встретиться со мной?
— Ну разумеется, дорогой Билл! После всего этого я просто влюби-
лась в тебя. Совершенно не понимаю, почему ты женился на Бетси, а
не на мне! Где мы встретимся? В каком-нибудь клевом ресторане, где я
могла бы выпить шампанское за твое здоровье, ладно?
Я пригласил ее в очень модный коктейль-бар, который Дафне
нравился; к тому же он находился недалеко от дома Си Джея. Я прие-
хал туда первым, а вскоре появилась и Дафна, ослепляя присутствую-
щих норками и улыбками. Я заказал шампанское, Дафна подняла свой
бокал.
— За здоровье первого человека, который не растекся перед папой!
Да здравствуют скандалы! Я просто дождаться не могу, когда же я появ-
люсь на первых страницах газет. А теперь скажи, чем я могу тебе по-
мочь. Это самое важное. Милый Билл, ведь я твоя союзница. Отважная
женщина рядом с обреченным на поражение героем, которого все по-
кинули!
Ее улыбка была искренней и очень дружелюбной. Это в равной сте-
пени й удивило меня, и потрясло. Я рассказал ей все о моем решении
и упомянул о том, что, по моему мнению, Ламб оставил ее пьяной
в квартире Анжелики потому, что у него было назначено свидание с
кемто другим. Она очень серьезно выслушала меня и заявила, что я,
наверное, прав.
— Понимаешь, я тогда так надралась, что все происходящее казалось
мне совершенно естественным. Но ты, вероятно, прав... Джейми должен
был с кем-то встретиться, а я была ему помехой.
— А ты не догадываешься, с кем он должен был встретиться?
— Понятию не имею. Джейми был жутким вруном, он всегда утвер-
ждал, что никого не знает в Нью-Йорке. Ни одной живой души, за
исключением, разумеется, Сандры.
— Сандры?
— Ну да. Ведь они оба из одной местности в Калифорнии. После
встречи у вас на вечеринке они стали видеться постоянно.
— Но с какой целью?
— Если бы я знала! Как-то он сказал мне, что благодаря ей получит
то ли место, то ли еще что-то такое.
— Место?
— Ну, может, не дословно место, но во всяком случае что-то в этом
роде. — Она снова захохотала. — Но, ради Бога, честный Билл, не подумай
ничего плохого! Он с ней не спал. В этом я стопроцентно уверена.
537
В ее глазах вспыхнули странные огоньки.
— А почему ты так уверена в этом? — спросил я.
— Потому что знаю. Знаю, и все тут.
Дафна смотрела на меня исподлобья, а огоньки в ее глазах все еще
поблескивали. После довольно долгой паузы она заговорила снова:
— А почему бы, в конце концов, мне не рассказать тебе об этом?
Папа повел себя так мерзко в отношении тебя... И все те козни, которые
он против тебя затевает — им уже счету нет. А чем ты, бедняга, можешь
с ним сражаться? Ведь у тебя нет ничего, буквально ничего, кроме разве
что твоих десяти пальцев... Ведь их у тебя пока десять?
Она склонилась над столом и похлопала меня по плечу.
— Если я тебе кое-что скажу, ты пообещаешь мне, что не пере-
дашь это Бетси?.. Она всегда ставит папу на пьедестал. Один Бог
знает для чего. Если теперь она узнает еще и это, то сломается окон-
чательно.
— Конечно же, я ей ничего не скажу, — пообещал я, удивленный и
заинтригованный. — Клянусь тебе.
— Я уже столько лет мечтаю поделиться этой тайной с кем-нибудь,
но все боялась. — Она подняла бокал с шампанским так, словно произ-
носила тост. — Я знаю, что Джейми не мог крутить любовь с Сандрой,
потому что никто этого не может. В этом качестве она не фигурирует на
рынке. Исключительное право на нее имеет папа.
Эти слова обрушились на меня как гром с ясного неба. Онемев, я
вытаращил глаза на Дафну, которая, явно довольная произведенным
эффектом, продолжала:
— Я узнала об этом случайно, когда еще была подростком. Если
говорить точнее — на яхте. Это было перед нашей поездкой в Порто-
фино, где мы познакомились с тобой. Я вошла в каюту и увидела их.
Я была тогда совсем девчонкой, и эта картина просто сбила меня с ног.
Но только на минуту. — Она язвительно усмехнулась. — Я тут же со-
риентировалась, какую выгоду может мне это принести. С той поры я
стала любимицей папы и могла делать с ним все, что захочу. И это
продолжается по сегодняшний день.
Да, это было открытие! Сперва я думал о нем как об информации, в
свете которой сам Си Джей и Дафна предстают в совершенно новом
свете. Однако постепенно я со все усиливающимся возбуждением сооб-
разил, что это может иметь очень большое значение для дела.
— И их связь продолжает длиться? — спросил я.
— О да! Очень аккуратно, два раза в неделю, когда Пол пребывает в
конторе Фонда. Это уже стало ритуалом. Папа знает, что мне известно
об этом, но мы с ним никогда не говорим об этом вслух. Просто я
временами получаю от него то новую машину, то что-нибудь из драго-
ценностей — видимо, это успокаивает его совесть. А если учесть, что
независимо от этого папа обожает меня, я пользуюсь им вдвойне: и за
счет его любви, и за счет угрызений совести.
538
Я чувствовал, как во мне поднимается волна возбуждения. Мне
вспомнились слова миссис Браун: после этого свидания Джейми пред-
полагал разжиться деньгами.
— А тогда, когда ты пошла к Джейми с этой сумасшедшей идеей о
браке, не говорил ли он, что тебе не о чем заботиться, потому что не
пройдет и недели, как ваш брак состоится, а твой отец будет есть из его
рук? Не потому ли он так противился твоему плану, что боялся, как бы
из-за тебя не сорвался его гораздо лучший план?
На лице Дафны появилось тревожное выражение.
— Как это? Или ты предполагаешь, что он вытянул у Сандры правду?
И что он хотел этим путем шантажировать папу, чтобы тот согласился
на наш брак? Билл... Боже мой... куда мы идем?
— Действительно... куда мы идем?
— Мне бы никогда и в голову не пришло... Но что ты думаешь делать
дальше?
— Позвоню Сандре.
Я встал из-за стола и нашел телефонную кабину. Сандра была дома.
— Ну, конечно же, Билл, — ответила она мне. — Приходи прямо
сейчас. Я смертельно скучаю.
Я вернулся к Дафне и спросил ее довольно резко:
— Дафна, все что ты мне сказала, это правда? Да?
— Конечно, Билл!
— И ты не имеешь ничего против того, чтобы я это использовал?
Дафна тряхнула своей рыжей гривой.
— У тебя нет другого пути, Билл. Я хорошо это понимаю. Но ради
Бога, будь осторожен!
— Я немедленно иду к Сандре, — сказал я.
Я кивнул официанту, но Дафна удержала меня.
— Все улажено, дорогой Билл. Я расплатилась, когда ты звонил по
телефону.
Она все еще была немного испугана, но уже снова пыталась улыбаться.
— Как-никак ты в эту минуту безработный, Билл. Вовсе не требова-
лось ставить мне шампанское. И не беспокойся обо мне. Я еще немного
побуду здесь. Сидеть одной за бутылкой шампанского в ресторане —
это тоже неплохой способ, чтобы меня назвали «прекрасной, но испор-
ченной мисс К.».
Я стоял и смотрел на нее, думая о том, как мало, в сущности, я знал
до этого дня о Дафне Коллингхем. Я наклонился и легонько поцеловал
ее в щеку.
— Дафна! — шепнул я ей. — Ты ангел.
— О нет! Ничего подобного! Я стою совсем немного, и ты сам хорошо
об этом знаешь. Вообще и в частностях. Между прочим, не можешь ли
ты уведомить меня, какие еще неприятности ты прячешь для меня за
пазухой? Я теперь коллекционирую неприятности — так, как другие
собирают табакерки или почтовые марки.
539
Глава 22
Фаулеры жили на Вашингтон-сквер. Этот район нельзя назвать особо
фешенебельным, но их квартира выглядела так, как выглядят в фильмах
апартаменты на Парк-авеню. Дверь мне отворила горничная. Человек,
пришедший к Фаулерам, всегда прежде всего наталкивается на горнич-
ную, которая либо стирает, либо гладит, либо подгоняет какую-нибудь
вещь для Сандрьь Это была вежливая и очень терпеливая девушка. Она
проводила меня в гостиную, где Сандра в элегантной пижаме смотре-
ла телевизор, лежа на диване. Увидев меня, она встала. Сандра бы-
ла единственной знакомой мне женщиной, которая умела перейти из
лежачего положения в стоячее так, чтобы на ее голове не дрогнул ни
один волос, а на одежде не образовалось ни одной складки. Когда я
последний раз видел ее, у нее были рыжие волосы, а сегодня она была
платиновой блондинкой. Платиновые волосы ни на йоту не выгляде-
ли естественнее рыжих. Впрочем, Сандра в целом тоже не выглядела
естественно. Пол всегда утверждал, что Сандра не является существом
из плоти и крови, а скорее напоминает цветную фотографию известной
манекенщицы.
Она выключила телевизор и обернулась, чтобы поцеловать меня.
Сандра всегда была очень сердечной. Сегодня на ней были великолеп-
ные аметисты, и от нее пахло очень тонкими и очень дорогими духами.
Она была немножко помешана на аметистах и всегда утверждала, что
всего приятнее носить их дома, после обеда. То, что сказала о ней мне
Дафна, было столь свежо в моей памяти, что я не успел с этим освоиться.
Я все еще продолжал смотреть на нее как на прежнюю Сандру — урав-
новешенную, спокойную, любимую жену, для которой самым глубоким
эмоциональным переживанием были колебания, связанные с изме-
нением цвета лака на ногтях.
Она, разумеется, знала об аресте Анжелики, но не более т.ого. Я по
возможности простыми словами познакомил ее с ситуацией, в которой
оказался, а ее удивительно красивое, лишенное выражения лицо без
следа морщинок, к моему удивлению, сумело выразить сочувствие.
— Ой-ой, мое золотко, — сказала она. — Все, что как-то связано
с судом, воняет. Это будет ужасно неприятно для тебя и для Бетси.
А кроме того, Бетси будет в отчаянии из-за Рики. Ты же знаешь, ка-
кая она.
— Есть только один выход из этой ситуации, Сандра, — сказал я. —
Нужно не допустить, чтобы процесс начался. А для этого я должен
отыскать настоящего убийцу Джейми. Понимаешь?
— Ясное дело, понимаю. Но как ты это сделаешь? Ты же не рас-
считываешь, что он сам придет к тебе и заявит, что убил Джейми. Таких
людей нет.
— Заходил ли сюда лейтенант Трэнт, чтобы поговорить с тобой?
После того первого раза?
540
— Да, он был здесь несколько дней назад.
— Ты сказала ему, что знала Джейми еще с Калифорнии?
— Ой-ой! А что, я должна была сказать? Нет. Не говорила. И вообще
это был совсем короткий разговор. Пол постоянно предостерегает меня,
чтобы я не разговаривала слишком много с полицейскими, так как это
рано или поздно кончается какой-нибудь неприятностью и человек
потом только жалеет.
— Но ты действительно знала Джейми в Калифорнии?
— Естественно! Он работал в супермаркете. Относил покупки клиен-
тов к их автомобилям. Сколько себя помню, столько знаю его. Потом
какая-то старая, но очень богатая идиотка влюбилась в Джейми и заб-
рала его с собой в Европу.
Ага, вот, значит, с чего началось! А потом Анжелика попробо-
вала его изменить. Перевоспитать любовью! Любовью облагоражи-
вающей!
— После первой встречи у нас ты с ним виделась?
— О да! Он часто приходил сюда после обеда. Мне он очень нравился.
Он всегда был немножко сумасбродным, но милым. Мы с удовольствием
болтали о прежних временах. О том о сем...
— О чем, например?
— Ах, я же сказала тебе, что о том о сем!
Мне было неприятно атаковать ее в лоб, так как это было то же самое,
что нападать на ребенка. Ноя должен был это сделать.
— Ты разговаривала с ним о себе и Си Джее? — спросил я.
Реакции Сандры всегда были запаздывающими, но зато искренними.
Она не менее минуты сидела молча, выпрямившись на диване и моргая
с легким удивлением своими огромными голубыми глазами. Наконец
она спросила:
— А откуда ты об этом знаешь? Ведь это тайна.
— Сандра, мне ужасно неприятно, что я должен вмешиваться в твои
личные дела. Но это может быть как-то связано с делом Анжелики, и
поэтому я должен знать все.
— Ты хочешь спросить, правда ли это? Конечно,, правда. Но я все
думаю, кто бы мог тебе об этом рассказать! Ведь это наверняка не Си
Джей?
— Нет.
— И ты считаешь, что если я тебе все расскажу, то это каким-то
образом поможет тебе?
— Да. Сандра.
— Ну что ж... Собственно, и рассказать-то я могу совсем немного.
Все это началось вскоре после моего приезда в Нью-Йорк. Я тогда
позировала в качестве модели для иллюстрированных журналов, в том
числе и издаваемых Коллингхемом. Меня сфотографировали как-то
читающей журнал Коллингхема — молодая хозяйка на фоне потря-
сающего интерьера. Что-то в этом роде. Си Джей увидел снимок и велел
541
мне прийти в офис. Так все началось. И длится по сегодняшний день.
Он никогда не скрывал, что не имеет ни малейшего намерения жениться
на мне. Он очень долго объяснял мне это. Что он такая выдающаяся
личность и все такое. А мне кажется, что просто его покойная жена
имела характер совсем не ангельский, да и я ему была нужна как дырка
в голове. Он не хотел, чтобы это повторилось еще раз, вот и все... Так
оно и сложилось между нами. Он в самом деле забавный... иначе говоря,
ужасно старомодный! Постоянно твердит мне, что мы не должны ни-
когда показываться вместе и так далее. Поэтому он всегда посещает меня
здесь. И раньше, до того, как я вышла за Пола, он приходил в мою
маленькую квартирку.
После всех моих забот и переживаний, связанных с Бетси и Анже-
ликой, простота и деловитость Сандры были так же освежающи, как и
неправдоподобны. Уже одна мысль о том, как чувствовал бы себя я в
подобной ситуации, выводила меня из равновесия.
— И тебе столько лет удавалось скрывать это от Пола? — спросил я.
— О, Пол обо всем знает!
— Как это знает?
— Видишь ли, мы с Полом и познакомились, собственно говоря,
при посредничестве Си Джея. Было это тогда, когда Си Джей нанял
яхту для путешествия по Европе. Конечно же, он хотел, чтобы я с ним
поехала, но со своими принципами, да еще учитывая присутствие двух
дочерей, он не мог на это решиться. А Пол уже тогда был влюблен в
меня, и Си Джей об этом занл. Пол не имел приличного места, у него
не было ни гроша за душой, и Си Джей по-быстрому это уладил. Он
уговорил Бетси, чтобы она пригласила Пола на работу в правление
Фонда. После этого мы быстренько поженились и смогли принять учас-
тие в этой поездке по Европе — и все было в порядке.
Если бы я не знал Сандру так хорошо, я бы не поверил в се рассказ.
Я был бы убежден, что она выдумала все это, чтобы наказать меня за
излишнее любопытство. Но я слишком хорошо знал Сандру, чтобы
заподозрить ее в притворстве. Наверняка все было именно так, как она
говорила.
Но поверить в то, что Пол столько лет работал на Бетси, будучи
некоторым образом компаньоном Си Джея на описанных Сандрой усло-
виях! Мысль о Поле и странной ситуации, в которой он оказался, це-
ликом поглотила меня — но только на минуту, потому что я тут же
сообразил, что идея, недавно пришедшая в голову мне и Дафне, когда
мы сидели в баре, может иметь под собой реальную почву. Стараясь
сдержать волнение, я спросил:
— Ты говорила обо всем этом Джейми?
— Нет, — она тряхнула головой, — но он сам догадался. Однажды
днем, когда он шел ко мне, он увидел СиДжея, выходившего из лифта.
Джейми в самом деле жутко ловкий, так что, прежде чем я разобралась,
что к чему, я уже выболтала ему все.
542
Ах, значит, это было так! Возбужденный и одновременно испуганный
тем, какие последствия может все это повлечь, я спросил:
— Видишь, Сандра, как все это просто? Джейми решил во что бы
то ни стало жениться на Дафне. Но это было стопроцентно исключено:
у него не было ни одного шанса пролезть в клан Коллингхемов. Но с
той минуты, когда он открыл правду о тебе и Си Джее, в его руках
оказалось мощное оружие и он мог вступить в переговоры. Он мог
вынудить Си Джея прийти к нему ночью для заключения договора. Либо
Си Джей даст согласие на брак Ламба с Дафной, либо его ждет скандал
в прессе.
Сандра легким движением склонилась ко мне, одновременно про-
верив одной рукой, хорошо ли сидит серьга в ее ухе.
— То есть, ты считаешь, что это Си Джей условился тогда встретиться
с ним и что это он убил Джейми?
— Вполне возможно. Разве ты так не считаешь? Можешь ли ты пред-
ставить себе, чтобы Си Джей выпустил из рук шантажиста, который
осмелился бы угрожать ему? Можешь?
— Но, Билл, дорогой мой, ведь Си Джей в ту ночь был в Бостоне.
Там он произнес речь на банкете работников прессы, который продол-
жался до поздней ночи. Я читала об этом в газетах. И текст его речи
читала тоже. Его речи я всегда читаю. Он великолепный оратор. Из него
получился бы отличный политик, ты так не считаешь? Во всяком случае,
это великий человек! Вот кто мог бы взобраться на самую вершину.
Может быть, он смог бы даже стать... президентом?
Наивная гордость, прозвучавшая в ее голосе, была так же фантастич-
на, как и все в этой истории. Но сейчас не это занимало мое внимание:
я чувствовал себя глубоко разочарованным из-за того, что моя теория
лопнула, как мыльный пузырь. Ведь я сам читал отчет об этом банкете!
Если бы я не был так поглощен этой неотвязчивой мыслью, я знал
бы с самого начала, что Коллингхема следует исключить из списка
подозреваемых лиц. А так понадобилась Сандра, чтобы вернуть мне
ясность ума.
Я чувствовал себя глубоко униженным: ворваться в частную жизнь
моего лучшего друга только для того, чтобы оказаться снова на том же
месте, откуда я стартовал.
Окружавшая меня роскошь раздражала меня.
— Наверное, все это от Си Джея? — спросил я.
— О, ничего подобного! Ты думаешь, что квартира и все, что
здесь находится?.. Это было бы ужасно! Выглядело бы так, будто я
его содержанка... что-то в это роде. Си Джей никогда не пошел бы
на это.
— Как это? Ты хочешь сказать, что он никогда тебе ничего не дает?
— Конечно, он дарит мне подарки. Личные вещи — ну, такие на-
пример, как меха, браслет или ожерелье... Он всегда так поступает..
Временами мне хочется, чтобы он не делал этого, потому что Пол...
543-
— Что Пол?
— Пол тоже очень забавный. Видишь ли, мы никогда не разгова-
риваем о Си Джее. Я не припомню, чтобы он хоть раз когда-нибудь
упомянул в разговоре его имя. Но я подозреваю, что он не перестает о
нем думать и вбил себе в голову, что если Си Джей дарит мне какую-
нибудь вещь, то он, Пол, должен подарить мне что-нибудь еще лучше,
еще дороже. Наверное, он думает, что, поступая так, он тоже будет
казаться мне важной шишкой и я буду больше его любить. Совершен-
ный идиот. Он должен знать, что я и так его люблю. Просто он — это
одно дело, а Си Джей — другое. Уж так сложилась моя жизнь. И это
все. Бывают минуты, когда мне хочется убедить его, чтобы он не тратил
на меня столько денег, но, видишь ли, он очень упрям, когда речь идет
о таких вещах, а я не умею убеждать. Пол... Ну что ж! Он такой, ка-
кой есть!
Я ощутил новую волну возбуждения.
— У Пола, кажется, нет никаких личных доходов, не так ли? По
крайней мере, так он мне когда-то говорил.
— Конечно, нет! С той поры, как я его знаю, у него не было ни
цента собственного дохода. Раньше он спасался тем, что брал в долг, а
теперь — нет.
— Черт возьми, каким же образом он добывает деньги на эти по-
дарки?
На лице Сандры отразилось неподдельное изумление.
— Странная вещь: Джейми тоже часто спрашивал меня об этом.
Наверное, это из его жалованья. Полагаю, это Фонд платит ему...
Я понятия не имел, сколько Пол зарабатывает в Фонде. Я никог-
да не спрашивал об этом Бетси. Однако теперь я осознал, что
никакая зарплата не была бы в состоянии покрыть те потря-
сающие доказательства любви, которыми он одаривал Сандру.
«Джейми тоже спрашивал об этом...» И вдруг все стало ясным как
день. Я только удивлялся тому, что не подумал об этом раньше. «Ме-
хо-Бижу-Авто-Фонд Сандры Фаулер!» Пол обычно упоминал его,
когда в шутку намекал, что обкрадывает Фонд Бетси. Разве не в
стиле Пола было делать будто бы в шутку циничные, насмешливые
замечания о том, что, в сущности, было правдой? Головоломка сло-
жилась сама собой в тот момент, когда я меньше всего этого ожидал.
Свидание, после которого Джейми надеялся оказаться при деньгах.
Не Коллингхема намечал он в качестве жертвы, так как тот был для
него слишком крупным зверем. Но Пол, растратчик, который поз-
волил ему так же легко схватить себя за руку, как й мне, — это совсем
другое дело. Для такого жалкого, подлого шантажиста, как Джейми,
Пол, надлежащим образом обработанный, мог на долгие годы стать
источником дохода.
— Сандра, ты можешь вспомнить ту ночь, когда было совершено
преступление? — спросил я.
544
— Разумеется, я се помню. Это было в четверг, а по четвергам я всегда
крашу волосы.
— Красишь волосы?..
— Ах, Билл, скажу тебе, это ужасное и страшно серьезное дело. Одна
знакомая девушка из Беверли-Хиллз научила меня, как это делают.
А я не могу найти никого, кто мог бы как следует покрасить волосы,
хотя, скажу тебе честно, пробовала сотни раз. Вот и приходится делать
это самой. Пол этого не выносит, и, знаешь, я никогда не показываюсь
ему, когда крашу волосы. Я выгляжу тогда ужасно, ты не поверишь, как
ужасно! Я совершаю эту процедуру в ванной, а потом запираюсь на ключ
в спальне. Длится все это четыре часа — четыре часа возни с эти-
ми жидкостями, полосканием и прочими каверзами. Потому Пол и не
выносит этого. Ты же знаешь его, он не в состоянии долго усидеть на
одном месте. Он даже телевизор не в состоянии смотреть в одиночку.
Пол всегда упрекает меня за то, что я не делаю это в течение дня. Но я
как-то никак не могу со всем управиться; у меня постоянно столько
работы...
Вот, значит, каково оно, алиби Пола! Вечер, проведенный до-
ма с женой, но Сандра несколько часов находилась в спальне
за запертой дверью. Она красила волосы! Как все просто, невероят-
но просто! Я встал, хотя и чувствовал, что ноги отказываются мне
подчиняться.
— Благодарю тебя за все, Сандра. Извини меня. А теперь я должен
бежать.
— Мне очень жаль, Билл. Я так хотела чем-нибудь помочь
тебе.
Она проводила меня до самой двери. Во время нашего свидания я
все время видел в ее глазах легкую тень то ли замешательства, то ли
растерянности. Только когда мы задержались у двери, это выражение
исчезло, уступив место искренней, сердечной улыбке.
— Я все время размышляла над тем, кто мог сказать тебе обо мне и
Си Джее. Это Дафна, верно?
-Да.
— Когда-то на яхте она некстати вошла в каюту. Это было давно,
несколько лет назад. Я почти забыла об этом. Уфф!.. Мне здорово полег-
чало! Ты представить себе не можешь, как меня все время мучила мысль,
кто мог тебе рассказать об этом...
Она легонько поцеловала меня на прощание.
— На твоем месте я не говорила бы об этом Бетси. Потому что она
так же старомодна, как и ее отец... А к тому же еще и Пол у нее ра-
ботает... и все это вместе... Понимаешь?
— Разумеется. А ты не говори Полу, что я здесь был. Ему лучше не
знать об этом.
— Нет, нет, — пообещала Сандра, — я не скажу ему ни слова. Ну, до
свидания, мое золотко. До свидания!
545
Глава 23
Я был убежден, что нашел разгадку. В моих руках еще не было кон-
кретных доказательств, но тот факт, что Пол растрачивает деньги Фон-
да, был очевиден, а кроме того, я знал, что в случае необходимости
добуду доказательства в бухгалтерских книгах Фонда. Дорт, главный
бухгалтер издательства Коллингхема, был моим добрым знакомым; хотя
он и считал меня прокаженным, я все же был уверен, что он сделает это
для меня и проревизует книги. А достать их может Бетси. Уже пять с
минутами. Бетси должна быть дома.
Я поймал такси. Вначале я чувствовал только удовлетворение от
победы, одержанной над Трэнтом и Макджайром, и разочарование в
сочетании с изумлением в отношении Пола. Но когда я уже подъезжал
к дому, в моем сознании мелькнула новая мысль: а чем все это будет
для Бетси? С одной стороны, я сделал все возможное, чтобы защитить
ее от неприятностей, чтобы Рики не пришлось давать показания, чтобы
газеты и журналы не стирали публично наше грязное белье. Однако, с
другой стороны, я делаю это ценой уничтожения ее любимого Фон-
да, который она ценит больше всего на свете. В любом случае самый
чувствительный удар будет нанесен Бетси. Бедная Бетси... Единственная
среди нас, не заляпанная грязью!
Когда я отворил дверь нашей квартиры, я услышал, как она зовет меня
по имени, а потом в холле зазвучал стук ее высоких каблучков. Во второй
раз за этот день я почувствовал себя палачом, выполняющим приговор.
Я ожидал увидеть холодную каменную маску, как вчера вечером, и
вдруг я с чувством радостного изумления обнаружил, что Бетси тепло
улыбается мне.
— О Билл! — сказала она, целуя меня. — Мне так стыдно за вче-
рашний.вечер. Ты простишь меня?
— Простить тебя?
— Сегодня вторую половину дня я провела у папы. Он мне сказал,
что ты все же решил выступить в суде вместе с Рики. Невозможно
представить, как он вел себя. Он кричал, метался, сходил с ума, вы-
крикивал угрозы в твой адрес... впрочем, в мой адрес тоже. Он стремился
заставить меня удержать тебя от этого шага. И все время, слушая его, я
думала о том, что вчера вечером вела себя так же чудовищно, как он
теперь. Ты считаешь, что Анжелика невиновна, и это самое важное. Ведь
ты должен бороться за правду. Как я упрекала себя за то, что была такой
низкой и беспощадной!
Почему так получается, что Бетси всегда застает меня врасплох?
Ведь я должен был бы уже привыкнуть к тому, что она идеальная же-
на и идеальная женщина. Я поцеловал ее в губы, в щеку, в ухо.
Мне было стыдно перед самим собой за то, что я. боялся разговора
с ней. Теперь я мог спокойно рассказать ей все, что только мог рас-
сказать.
546..
— Возможно, что выступать на суде не потребуется, — сказал я. —
Ни нам, ни Анжелике. Мне кажется, что я уже знаю, кто застрелил
Джейми.
Я обнял плечи Бетси и потянул ее в гостиную, держась подальше от
дивана, символа моего второго, взбунтовавшегося «я» и всего, что мне
удалось преодолеть. А потом я рассказал ей абсолютно все. Собственно
говоря, я намеревался обойти отношения ее отца и Сандры, но в конце
концов рассказал ей и об этом, чувствуя, что всякое умалчивание сейчас
было бы для Бетси оскорблением. Когда я перешел к своим подозрениям
в отношении Пола, то по выражению ее лица понял, каким страшным
ударом было это для нее. Однако и этот удар она приняла так, как я от
нее и ожидал. Только слегка вздрогнула.
— Но если это правда, то что нам делать? Мне трудно поверить,
однако...
— Это Пол ведет книги Фонда?
— Конечно. Он улаживает все административные и коммерческие
дела. Так было определено с самого начала.
— Ты знаешь образ жизни Фаулеров. Допускаешь ли ты, чтобы Пол
мог жить на столь высоком уровне за свою зарплату?
— Нет, не допускаю. Его вознаграждение скорее чисто символично.
Я была убеждена, что Пол располагает какими-то средствами.
— Каким образом у вас проводят контроль книг?
— У Пола есть знакомый, он профессиональный ревизор-бухгалтер.
Я его даже не знаю. Но Пол всегда настаивал, чтобы эту работу поручали
ему, потому что он беден, нуждается в заработке и к тому же является
его старым другом.
— Можешь ли ты достать эти книги, Бетси?
— Разумеется, могу. Они хранятся в кассе нашего офиса.
— Я уверен, что Джордж Дорт согласится проверить, правильно ли
они ведутся. Я понятия не имею, как может Пол творить свои махи-
нации, но...
Внезапно новая мысль посетила меня.
— Ты знаешь некую миссис Мэллет? — спросил я.
— Франциску Мэллет? Разумеется, знаю. И ты тоже ее знаешь. Это
сестра миссис Годфри.
— Жертвовала ли она в этом году что-нибудь в твой Фонд?
— Конечно.
— И сколько?
— Миссис Мэллет не фигурирует в моем списке, только у Пола. Мы
поделили жертвователей. Я видела ее фамилию только в отчете Пола.
Она внесла пятьсот долларов.
— Послушай, — сказал я взволнованно, — во время твоего пребы-
вания в Филадельфии я навестил Пола в офисе Фонда. Он как раз го-
ворил по телефону с миссис Мэллет и благодарил ее за пожертвование
тысячи долларов.
547
— Тысяча? Ты в этом уверен?
— Абсолютно. Именно эту сумму он назвал в разговоре.
—- Может, она изменила свое намерение? Так часто бывает.
— Позвони ей и проверь!
— Но это будет страшно глупо выглядеть, — сказала Бетси. Потом
она улыбнулась чуточку жалобно и прибавила: — Ну и что? Меня и так
оставили в дураках, почему я должна этим ограничиться?
Она подошла к телефону и позвонила миссис Мэллет. Абсолютно
спокойным голосом Бетси очень тактично объяснила ей, что в бумагах
Фонда обнаружен некоторый беспорядок, а потому ей хочется убедить-
ся, правильно ли записана в списке сумма, соответствующая фамилии
Мэллет. Спустя немного времени она положила трубку и обратилась
ко мне:
— Она внесла тысячу. И очень разнервничалась, когда я упомянула
о ее фамилии в списке, так как хотела, чтобы этот дар остался ано-
нимным. Большинство самых богатых наших членов предпочитают вы-
ступать инкогнито и вносят пожертвования анонимно. Они не хотят
огласки: тем самым они избегают этих назойливых писем, в которых
Бог знает какие люди просят денег. Ну и... значит, это так выглядит,
Билл.
— По крайней мене, один прием мы выяснили. Очень ловко приду-
мано! Полные финансовые отчеты, разумеется, публикуются. Однако
Пол имеет своего ревизора. Пусть десять особ заплатили анонимно по
тысяче долларов, а в отчете фигурирует лишь одно тысячедолларовое
пожертвование. Этого вполне достаточно, чтобы любой из этих десяте-
рых подумал, что это именно он внес эту тысячу. Даже если все эти
дамы и господа знакомы друг с другом и знают тебя, Бетси, эта проце-
дура совершенно безопасна, так как все они слишком хорошо воспи-
таны, чтобы хвастаться друг перед другом, кто из них больше жертвует
):а благотворительные цели.
Бетси, все еще стоявшая у телефона, со стиснутыми губами слушала
мои объяснения.
— Жалкий конец Фонда, — сказала она горько.— Какой унизитель-
ный вариант ухода со сцены для этой великой благотворительницы
Бетси Коллингхем. Она вовсе не была крепкой общественной деятель-
ницей, но всего лишь ширмой для растратчика и мошенника, я к тому
же еще и негодяя: сверхтерпимого супруга любовницы ее отца! И что
ты намерен делать теперь, Билл?
— Пожалуй, я позвоню Макджайру. Пусть с этой минуты он возьмет
все в свои руки. — Мое сердце истекало кровью, когда я смотрел на нее.
Я подошел к ней и крепко обнял ее. — Бетси, девочка моя! Я не в
состоянии выразить, как мне тяжело.
— Не принимай это близко к сердцу, дорогой. Не знаю, судьба ли
это или предназначение, но так бывает: человек делает, что может,
борется изо всех сил, но из этого ничего не выходит. — Она постаралась
548
улыбнуться, а потом пальцем дотронулась до моей щеки. — Делай свое
дело, Билл! Звони Макджайру.
Я вынул из кармана листок, который дал мне Трэнт, и набрал
номер телефона. Потом снова обнял Бетси. Макджайр был еще в своей
конторе, и я рассказал ему все. Со злорадным удовлетворением я
почувствовал, что он с трудом скрывает волнение, столь не соот-
ветствующее его профессии. Это же просто чудесно! Изумительно!
Это совершенно меняет положение вещей. Он сейчас же позвонит
Трэнту.
— Вы можете раздобыть бухгалтерские книги Фонда? — спросил он
затем.
— Да. Могу.
— Тогда, пожалуйста, подготовьте их. А что с Фаулером? Вы можете
затянуть его в свою квартиру?
— Разумеется.
— Тогда позвоните ему и пригласите к себе. Пусть придет в шесть
тридцать. А я уж все улажу как надлежит. Только чтобы он ничего не
заподозрил. Пригласите его на выпивку.
— Ладно.
— Итак, у нас уже кое-что есть! Благодарю вас, мистер Хардинг.
Я положил трубку.
— Может, мне теперь сходить за книгами? — спросила Бетси.
— Пожалуй, да...
— Но сперва позвони Полу: нужно знать наверняка, дома ли он.
Я позвонил. Пол сам поднял трубку. Когда я услышал его веселый,
дружелюбный, так хорошо знакомый голос, происходящее вдруг показа-
лось мне нереальным. Я сказал, что хотел бы с ним повидаться, что
сейчас я в городе, но вернусь в половине седьмого. Не сможет ли он
заглянуть ко мне в это время?
— Конечно! Да, кстати, о вчерашнем дне. Я не перестаю грызть себя
за то, что вел себя как свинья.
За это время столько призошло, что я не сразу сориентировался, что
она имеет в виду.
— Вчерашний день?
— Ну, что я так подвел тебя с этим полицейским. Я честно говорю
тебе это, Билл. Если хочешь, я пойду к нему и...
— Нет, нет, Пол. Приходи ко мне в половине седьмого.
— Буду согласно приказу.
Бетси без слов вышла из комнаты и через минуту вернулась уже в
плаще. Я взглянул на нее и подумал, что, наверное, никогда не смогу
с ней сравняться... никогда в жизни. Храбрости в ней больше, чем в
бригаде коммандос.
— Я сейчас привезу книги, Билл. На это не потребуется много <
времени.
Я снова привлек ее к себе.
549
— Девочка, — сказал я. — Ты в самом деле необыкновенная!
— Необыкновенная? — повторила она. — И тебя это удивляет?
Да ведь это очевидная черта всех Коллингхемов. Разве мой отец
не необыкновенный? В одиночку построил чудо-империю. Воспи-
тал двух необыкновенных дочерей, содержит самую очарователь-
ную любовницу в Манхэттене, подбросил в мою контору ее супруга.
И он...
Я закрыл ее рот поцелуем.
— Перестань, перестань, девочка!
— Как тебе представляется, Билл, он сделал это умышленно? Может
быть, он именно потому сунул Пола в Фонд, что знал, к какому концу
это должно привести? Чтобы потом посмеяться надо мной! Чтобы снова
задеть меня и унизить...
Разумеется, так могло быть. Си Джей, при своей безграничной извра-
щенности, мог сделать это умышленно.
— Я ненавижу его, — сказала она тоном почти деловым. — Это еще
одно ослепительное открытие, которое я сделала. Я ненавижу собст-
венного отца.
Выражение глубокого разочарования на ее лице очень расстрои-
ло меня. Я пытался утешить себя мыслью, что все то, что она сей-
час переживает, послужит ей во благо, даже ликвидация Фонда. Только
одну Бетси из всех нас Си Джей не сумел подкупить. Истинное' чу-
до, что она смогла выдержать так долго упорное презрение, сохраняя
при этом свое чуть ли не маниакальное стремление добиться уваже-
ния отца. О да, ей будет значительно легче теперь, когда она научилась
его ненавидеть. За такую цену стоило бы потерять не один, а сотню
таких фондов! Наконец-то мы оба освободимся от этого ужасного
человека.
— Отлично, дорогая! Ненавидь его! А потом забудь о существовании
отца и Фонда. Тебе не потребуется ни один, ни другой.
Я хотел еще добавить: «Потому что ты будешь иметь меня», но вспом-
нил Анжелику и нашел в себе достаточно такта, чтобы замолчать. Я не
произнесу этих слов, пока не заслужу этого.
Бетси еще немного постояла, испытующе глядя на меня.
— Я всегда желала стать достойной дочерью моего великого отца, —
сказала она. — Когда я теперь смотрю на это в перспективе времени, я
вижу, что это стремление недорого стоило! Правда?
Я улыбнулся ей, а в душе сказал себе: «Кажется, все в порядке.
С Бетси все будет хорошо».
— Ну а теперь, моя девочка, поспеши за этими книгами. Я хотел бы,
чтобы ты присутствовала при завершении охоты.
Я проводил ее до выхода, а потом возвратился в гостиную и приго-
товил себе выпивку. Я чувствовал внутреннюю дрожь, но не столь силь-
ную, чтобы она могла заглушить во мне убежденность, что вместе с
Макджайром мы одержим победу. Подумал я и о том, что еще сегодня
550
вечером Анжелика будет на свободе. Мне было приятно .ощущать в
отношении нее спокойные дружеские чувства. Все случившееся было
для нее тяжелым испытанием, которое она, однако, выдержала. И меня
тоже испытывала судьба... Мы оба одержали победу и теперь можем
идти каждый своим путем.
Вскоре появился Макджайр в чемоданом в руке. Он тут же изло-
жил мне свой план: я буду разговаривать с Полом один на один, тог-
да как он в соседней комнате включит магнитофон. Этот магнитофон
и находился в чемодане. Все это мне показалось весьма смахивающим
на кино, но Макджайру было виднее, что следует предпринимать в та-
кой ситуации. Он расположился в столовой, смежной с гостиной.
Едва он успел прикрепить к стене маленький микрофон, как в дверь
позвонили.
— Мистер Хардинг, я попрошу вас вести себя так, будто вы
уже просмотрели книги. Держитесь решительно. Вы должны испу-
гать его.
Макджайр был еще более взволнован, чем я. Я направился к двери,
чувствуя себя так, словно я предавал лучшего друга.
Глава 24
Пол широко улыбнулся с самым невинным выражением лица и не-
брежно швырнул плащ на пресловутый диван в холле.
— Бетси дома? — спросил он.
— Нет, но вот-вот придет.
— Следовательно, здесь состоится нечто вроде совета по делу Ан-
желики?
— Что-то в этом роде...
Мы вошли в гостиную. Не ожидая приглашения, Пол сел на диван,
стоящий у стены, соседствующей со столовой. Я приготовил два марти-
ни. Я не должен был сейчас думать о том, как я люблю этого челове-
ка, и еще меньше о том, что Джейми Ламб был никчемным, подлым
шантажистом, смерть которого никого не огорчила. В конце концов
я делал все это не ради собственных принципов, не ради торжества
истины и справедливости. Я должен был это сделать, чтобы спасти
Бетси, Анжелику и самого себя/Было бы безумием руководствоваться в
такие минуты сантиментами.
Пол взял стакан, который я протянул ему, присматриваясь ко мне
своими голубыми глазами.
— Значит, окружной прокурор все же решил начать процесс? —
спросил он.
— Да, суд должен начаться на следующей неделе.
— Боже мой! А ты упорно продолжаешь придерживаться своего ре-
шения? Намерен выступить в суде как свидетель защиты?
551
Я сел напротив его. Мне было очень скверно; к тому же меня нс
отпускала мысль о том, что там, за стеной, сидит Макджайр со своим
магнитофоном.
— Если буду вынужден, то, конечно, выступлю, — сказал я. — Но
дело не дойдет до процесса. Я не допущу его. Это в моих силах.
— В твоих силах?
— Я знаю, кто убил Джейми...
Мои слова потрясли Пола так сильно, что я едва мог поверить в
такое. Трудно перевоплотиться в убийцу, однако я всегда полагал, что
для того, чтобы стать убийцей, нужно иметь крепкие нервы плюс солид-
ную дозу бесчувственности.
— Ты знаешь кто?.. Великий Боже! Каким образом ты мог это
узнать?
— Через Дафну. Дафна знает о Си Джее и Сандре. Она знает об этом
очень давно. Сегодня утром она рассказала мне обо всем...
На его шее сильно пульсировала набухшая вена, выглядевшая стран-
но в сочетании с побледневшем лицом.
— После разговора с Дафной я пошел к Сандре. Ты знаешь, она
вскоре выболтала мне все. Не нужно быть великим мыслителем, чтобы
понять, что ты не в состоянии дарить ей такие подарки на свою зарп-
лату. Ну, а коль скоро я на это вышел, ревизия бухгалтерских книг
Фонда была сущей безделицей. И не только это. Я знаю также о миссис
Мэллет. Я присутствовал при твоем телефонном разговоре с ней, когда
ты благодарил ее за щедрость. В списках сумма ее пожертвования сос-
тавляет пятьсот долларов, тогда как миссис Мэллет подписала чек на
тысячу.
Я сделал паузу, чтобы взглянуть, какое впечатление производят на
него мои слова, хотя вообще-то смотреть на его лицо мне не было
приятно.
— Пожалуй, этого достаточно, а? Дафна, Сандра, книги, миссис
Мэллет. «Мехо-Бижу-Авто-Фонд имени Сандры Фаулер»...
Пол сидел неподвижно со стаканом в руке. Наконец он проговорил
бесцветным голосом:
— Ага, значит, вот ты о чем?
— Ты признаешься?
— Ясное дело, признаюсь. В любом случае это была самая диле-
тантская растрата в истории криминалистики. Никогда не смогу понять,
почему мне это так долго сходило с рук.
В его глазах промелькнул слабый отблеск прежнего веселого
цинизма.
— Тебе не придется особо долго выяснять психологические моти-
вы, толкнувшие меня на это! Ты сам был рабом Коллингхема. Мо-
жет быть, не таким преданным, но был. Только что ты не должен был
сносить визиты великого Си Джея два раза в неделю в свое жилище.
Месяц за месяцем, год за годом, без огласки, но так, словно он обза-
552
велся абонементом в филармонию. — Пол передернул плечами. — Черт
возьми, я не собираюсь перед тобой оправдываться, я не так глуп.
Я полез в эту историю с широко раскрытыми глазами. Счел, что
лучше иметь Сандру на таких условиях, чем не иметь ее вообще.
Но попробуй так пожить шесть лет рядом с бедной недоразвитой
девицей, восхищенной сложившейся ситуацией, считающей, что Си
Джей — это какой-то гибрид Наполеона с Господом Богом, читающей
тебе за завтраком речи Коллингхема в газетах! «Ой-ой! Золотко! Ты
только послушай... Си Джей обратился с речью к скаутам в Уорчестере!
Свобода!.. Вот, смотри, в газете пишут!.. Дети — бесценное сокровище
Америки...»
Он поднес руку к глазам.
— Разве ты не считал бы при таком раскладе, что стократно отработал
каждый проклятый цент, выжатый из этого семейства? «Мехо-Бижу-
Авто-Фонд имени Сандры Фаулер!» Да если бы я мог...
Пол опустил руки на колени и поморщился, качая головой.
— Эх, Билл, мне очень неприятно, но вести такой образ жизни...
Однако же пойдем дальше, сбросим с себя все! Закончим это трога-
тельное моральное очищение.
Слушая его слова, я чувствовал, как во мне крепнут симпатия и
сочувствие к Полу. Я представил себе, как там, за стеной, тихонько
крутится магнитофон Макждайра.
— О’кей, — ответил я. — Итак, как я уже сказал, я узнал довольно
много от Дафны. Потом вытянул у Сандры остальное, а именно то, что
Джейми случайно узнал о визитах Си Джея и о злоупотреблениях в
Фонде. Она, разумеется, не думала о последствиях, когда рассказыва-
ла мне об этом, но факты остаются фактами. Это ты первым назвал
Джейми шантажистом, так как он действительно был им, не так ли? Он
пытался тебя шантажировать, и тогда... Сандра, не желая того, все мне
объяснила, рассказав о том, как она красит волосы. В ту ночь, когда
было совершено убийство, а ты, по твоим словам, сидел дома с Сандрой,
она запиралась на ключ одна на четыре часа.
По мере того как я говорил, лицо Пола менялось. Теперь он был
искренне удивлен и немного растерян.
— Билл!.. Ты что... Ты предполагаешь, что это я... что это я убил
Джейми?
Я был готов к тому, что он, признавшись в растрате, не захочет
признаться в убийстве Ламба. Я был бы идиотом, если бы предполагал,
что все пройдет так гладко. И все же меня неприятно поразило выра-
жение искреннего изумления на его лице.
Ах ты бедный, слепой идиот! — сказал он тихо. — Значит, на самом
деле ты вообще не знаешь правды!
— Какой правды?
— Правдой является то, что Джейми напал на след моих махинаций
в Фонде, и я не собираюсь отрицать этого. Он пришел с этим ко мне в
553
контору и выложил карты на стол. Но Джейми не интересовала моя
особа. Кем я был для него? Просто мелкой, маленькой рыбкой. Про-
хвостом, занимающимся мошенничеством мелкого масштаба. Ламба же
интересовала только одна вещь — брак с Дафной.
Я боролся с одолевающим меня сомнением.
— Как же это? Или ты хочешь сказать, что Си Джей?.. Что Джейми
намеревался потрошить его?
— Си Джей... — повторил он как эхо. — Бог мой, у этого Ламба в
голове было больше ума, чем ты думаешь, и он бы никогда не отважился
бы покуситься на Си Джея. А кроме того... что бы ему это дало? Ведь он
сумел так ловко окрутить Си Джея, что тот прямо-таки возлюбил его.
Си Джей понятия не имел, что этот подонок, напившись до невме-
няемости, избил Дафну. Так что Коллингхем не представлял для него
проблемы. Только две особы стояли на его пути к супружескому союзу
с Дафной — ты и Бетси.
Он допил остатки коктейля и поставил стакан на столик. Его глаза
были прикованы к моему лицу.
— Сначала я подумал, что ты обо всем догадался и поэтому поз-
волил арестовать Анжелику. Уверенности в этом у меня, конечно, не
было. В конце концов все это было мне абсолютно безразлично.
Я был заинтересован в том, чтобы полиция как можно дольше была
занята Анжеликой. Ведь до тех пор, пока глаза полиции были
устремлены на нее, то, другое дело, расследование которого безуслов-
но вытянуло бы на свет божий мою фондовую деятельность, можно
было считать похороненным. — Он помолчал немного. — Но трудно
быть таким умным, не так ли? И тебя сейчас я не назвал бы особо
умным. Несколько минут назад, когда ты сказал, что знаешь, кто убил
Джейми, я подумал, что ты и вправду знаешь это. И ошибся. А я это
знаю уже давно. Можно сказать, знал до того, как произошло убийство.
Джейми не потребовалось морочить себе голову из-за меня. Он поймал
меня, так сказать, с поличным, а кроме того... я был ему нужен. Он
изложил мне план операции. О тебе вообще не было речи. Тебя он
всегда мог вынудить молчать угрозой рассказать все об Анжелике Си
Джею и, разумеется, Бетси, выбрав подходящую минуту. Проблему
составляла только Бетси. Ты, наверное, знаешь, что между Бетси и
Дафной произошла бурная сцена, во время которой Бетси в роли
Достойной Матери Рода Коллингхемов заявила сестре, что та долж-
на раз и навсегда перестать видеться с Джейми. Но ты, возможно, не
знаешь, что столь же бурная сцена произошла между Бетси и Джейми
перёд ее отъездом в Филадельфию. Джейми был ловким мальчиком
и по достоинству оценил Бетси. И он понял, что это сильная жен-
щина. Он великолепно понимал, что, пока Бетси будет против него,
у него не будет ни малейшего шанса повести Дафну к алтарю. Ула-
дить дело с Бетси — вот что было для него самой важной проблемой.
И благодаря счастливому стечению-обстоятельств, когда он увидел
554
Си Джея, выходившего из нашей квартиры, а также благодаря моей
слабой на голову Сандре он нашел идеальный выход. Все должно было
быть о’кей. Либо Бетси даст свое благословение на этот брак, либо
он раструбит во всех газетах, что ее чудесный, божественный, спа-
сительный для всего мира «Фонд борьбы с лейкемией имени Бетси
Коллингхем» — это всего лишь ширма, за которой скрываются финан-
совые надувательства.
Сердце в моей груди стучало, как молот. Я смотрел на Пола и сжимал
в руке пустой стакан.
— Таков был его план. Удар был направлен в самое чувствитель-
ное место. Он метил в ее извращенную гордыню. Открыть всем, что
она позволила, чтобы под ее чутким носом годами происходили рас-
траты и злоупотребление доверием. А что должен был делать я? Он
заявил, что если правда откроется, то для меня это будет много хуже,
чем для нее. Если у меня есть немного ума в голове, сказал он, я
присоединяюсь к его плану, и тогда мы вдвоем реализуем его, а Бетси
будет вынуждена уступить. А так как я никогда не был прекрасно-
душным мечтателем, я стал его сообщником и из бездонной боч-
ки моего житейского опыта предложил несколько практических со-
ветов. Я сказал: придумано неплохо, но все это можно сделать лучше.
Скажи ей, что обвинишь ее в газетах не только в том, что она со-
знательно допускала злоупотребления, но и была соучастницей. Ска-
жи, что в газетах будет напечатано, что она знала о разворовывании
средств Фонда с самого начала, но терпела подобное положение дел,
поскольку сходила с ума по мне, так как я много лет был ее любов-
ником. Я знал, чем будет такое обвинение для нее, этой Идеальной
Жены и Матери. Ее роскошное белье будут стирать публично. Ее
любимый партнер в Идеальном Супружестве вне всякого сомнения
бросит ее...
— Ты что, спятил? — прервал я его. — Ты думаешь, что она хотя бы
на секунду подумала, что в этот вздор поверят?
— Разумеется, да. Ведь она поверила бы, если бы все было наоборот
и речь шла о твоей измене. Потому что для Коллингхемов каждый ви-
новен, пока не докажет свою невиновность. Таков уж их фамильный
девиз. Это не люди, хотя считают себя людьми. Они имеют столько же
воображения; сколько и сострадания к людям. Конечно же, Бетси ду-
мала, что ты в это поверишь. И что бросишь ее. Она боялась увидеть,
как ее муж уходит от нее, как она навсегда теряет репутацию и доброе
имя. Все это вместе довело бы ее до сумасшествия.
Слушая все это, я не мог не видеть, что отдельные части мозаики
подходят одна к другой, и меня начала охватывать паника, но ее тут же
вытеснила ярость. И это был мой друг, Пол Фаулер! В паническом страхе
за собственную шкуру он использовал самое гнусное оружие, чтобы
спасти себя. Я был так потрясен, что ощутил неудержимое желание
броситься на него и размозжить ему голову. К счастью, в последнее
555
мгновение я подумал об адвокате и его магнитофоне. Я должен был
продолжать слушать его. Потому что в этом был наш последний шанс.
Я должен был демонстрировать спокойствие, должен был позволить ему
лить помои до тех пор, пока он не будет в моих руках. Голубые глаза,
всматривающиеся в мое лицо, были чертовски сердечны... я бы даже
сказал, сочувственны.
— Боже мой, Билл, мне никогда бы не пришло в голову, что я когда-
нибудь буду так с тобой разговаривать. Однако полагаю, что и ты никог-
да не думал, что когда-нибудь заподозришь меня в убийстве. Похоже,
что правда окажется для тебя удивительней любой фантастической по-
вести. Если это так, то ты вообще не знаешь Бетси. Я никогда не мог
понять почему. Должен же ты хотя бы иногда отдавать себе отчет в
том, что это за фрукт! Но тебе такое вообще не приходило в голову!
Конечно, я согласен, что в определенной мере Бетси необычна до фено-
менальности. Один раз ухватившись за мысль стать совершенством во
всех отношениях, она научилась играть эту роль безошибочно. Для тебя
это Идеальная Жена и Идеальная Мать точно так же, как в глазах об-
щественности это Ангел Милосердия. Альтруистка, которая никогда не
думает о себе. Та, которая всегда права, та, рядом с которой все чувст-
вуют себя эгоистами, не представляющими никакой ценности. Бог знает,
какая масса комплиментов таится под всем этим. А на самом дне, как я
подозреваю, можно обнаружить Си Джея. Так как все, что смердит в
нашем окружении, можно свести к Си Джею. Но вернемся к Бетси! Если
бы ты только попробовал поработать на нее! Если бы присмотрелся к
Ангелу Милосердия, когда им никто не восхищается, а вокруг только
наемные работники. Плантаторша и рабы — вот что это такое. Мой
Бог... если бы ей было поручено строительство пирамиды, то она при-
казала бы ее построить в двадцать четыре часа, и пусть бы вся пустыня
была усеяна трупами рабов. И в придачу она назвала бы ее своим име-
нем — «Мемориальная Пирамида Бетси Коллингхем». Потому что она...
— Молчи! — крикнул я. Эта чудовищная карикатура на мою же-
ну заставила меня утратить самообладание. Ярость застлала мне глаза
красной завесой. Я сорвался с места, перевернув кофейный столик.
Мои руки уже тянулись к его горлу, но Пол тоже вскочил и отпрянул
назад.
— Но, Билл... бедняга!..
Я прыгнул на него, но он перехватил меня и, погасив инерцию моего
тела, удержал на расстоянии вытянутой руки.
— Билл... мой дорогой! Ты должен согласиться с этим. Потому что
все было именно так. Джейми дал ей трехдневный срок на размыш-
ления. И третьим днем был день, когда произошло убийство. Она прие-
хала сюда из Филадельфии...
А потом все смешалось. Я вырвался из его рук и нанес ему удар в
челюсть. Он пошатнулся и опрокинулся на спину на диван. Из столовой
выбежал Макджайр, и одновременно зазвонил звонок входной двери.
556
«Бетси», — подумал я. Никто другой не пришел мне в голову. Все
остальное не имело значения. Но в комнату вошел лейтенант Трэнт.
— Мистер Хардинг!..
Я был взбешен до последних границ, но его вид в какой-то мере
привел меня в себя. Его неподвижное лицо было хмурым и очень серьез-
ным, как если бы это был не он, а его скульптура, изваянная из камня.
— Макджайр здесь, не так ли?
Не ожидая ответа, он миновал меня и прошел в гостиную. Я после-
довал туда за ним. Пол и Макджайр стояли, глядя на нас и не обращая
ни малейшего внимания друг на друга.
— Трэнт! У меня есть для вас все необходимое! На пленке. Призна-
ние в растрате и объяснение преступления!— воскликнул адвокат.
— Бога ради! — крикнул я, поворачиваясь в его сторону. — Неужели
вы верите в весь этот вздор?
— Я очень сожалею, мистер Хардинг, — сказал Трэнт, положив руку
мне на плечо. И его голос, и прикосновение были очень мягкими, но
мне показалось, что за этим кроется громкий крик, который должен
служить мне предостережением. — О каком вздоре идет речь?
— Ах, нет... Просто какие-то...
— Это миссис Хардинг! — прервал меня Макджайр. — Мистер Фау-
лер сказал, что этот Ламб хотел принудить ее дать согласие на браке ее
сестрой и что миссис Хардинг его застрелила.
Пол старательно избегал моего взгляда.
— В определенной мере в этом есть и моя вина, лейтенант, — сказал
он. — Ведь я знал ее. Я должен был предвидеть, что она не снесет угроз,
как не снес бы их и сам великий Коллингхем. Это второе издание Си
Джея. Та же наглость, то же «божье право Коллингхемов». Я должен
был предупредить Ламба, на что он нарывается. Но я этого не сделал.
И это все.
На фоне охватившей меня паники во мне начала поднимать голову
мерзкая змея сомнения. Рука Трэнта все еще лежала на моем плече.
Теперь он смотрел на меня.
— Знаете ли вы, куда отправилась ваша жена? — спросил он.
— Конечно, знаю. Она поехала в контору Фонда за бухгалтерскими
книгами.
— Вы сказали ей, что открыли растратчика и что вы вместе с'Мак-
джайром готовитесь к очной ставке с мистером Фаулером?
— Разумеется.
— Мистер Хардинг... Вы были глубоко убеждены в невиновности
Анжелики Робертс; вы все время давили на меня, убеждали, чтобы я не
дал обмануть себя внешнему виду событий... Я должен был сразу после-
довать вашему совету, а я сделал это только сегодня утром, после вашего
посещения Сентре-стрит.
Его серые глаза, обладающие почти гипнотической силой, были те-
перь полны сочувствия, даже жалости, как и глаза Пола.
557
— Именно по этой причине я обратил внимание на одно обстоятель-
ство; полагаю, что другой, лучший детектив заинтересовался бы им
раньше. Это были слова, сказанные здесь, в этой комнате, на следующий
день после убийства в присутствии вас, мистер Хардинг, и меня. Елена
Рид сказала: «Заставьте свою жену немного отдохнуть. Если бы вы зна-
ли, как мы вымотались! Разговоры, разговоры до самого вчерашнего
вечера. В десять вечера мы совершенно выбились из сил, но дело было
сделано». Итак, «вчера в десять вечера», мистер Хардинг. То, есть в ночь
убийства. Это очень четкая улика. В десять вечера, в ночь, когда было
совершено убийство, ваша жена покинула многолюдное общество,
вернулась в отель и легла в постель... Сегодня утром я связался по
телефону с полицией Филадельфии. Скажу честно, я считал это просто
обычной формальностью. Видя, как упорно вы стараетесь спасти Анже-
лику Робертс, я не хотел оставить в стороне то, что хоть как-то касалось
этого дела. Вечером, за пять минут до звонка Макджайра — он рассказал
мне тогда о растрате, — филадельфийская полиция прислала мне рапорт.
До того мне не приходило в голову связать Коллингхемов с этим убий-
ством. Влияние мистера Коллингхема было достаточно мощным. И не
было повода проследить за действиями миссис Хардинг. После моего
звонка было произведено расследование в отеле. Оказалось, что миссис
Хардинг действительно в десять часов отправилась в свой номер и распо-
рядилась, чтобы ее не беспокоили. Но один из работников гаража видел,
как в десять тридцать в ту же самую ночь она выводила свой автомобиль.
Он видел ее фотографии в газетах и поэтому сразу узнал ее. Кроме того,
на каждом этаже отеля есть ночная горничная. Так вот, ночная горнич-
ная с этажа миссис Хардинг может показать под присягой, что видела
вашу жену, возвращавшуюся в номер в пять пятнадцать.
Я ухватился за спинку кресла. Трэнт продолжал говорить — спо-
койно, объективно, сухо, как если бы читал скучный рапорт.
— Я немедленно сел в полицейский автомобиль, чтобы приехать
сюда. Однако, подъезжая, я увидел миссис Хардинг, которая садилась в
такси. Я велел ехать за ней. Она вошла в дом, в котором находится офис
Фонда. Я предоставил ей несколько минут времени, после чего после-
довал за ней наверх.
Он замолчал. В глубокой тишине, воцарившейся в комнате, я ощу-
щал только его руку, лежащую на моем плече.
— Мне очень жаль, мистер Хардинг, — снова заговорил он. — Для
меня нет ничего хуже вот такого окончания дела. Но может быть, при
таких обстоятельствах, когда в это дело замешано столько невиновных,
столько превосходных людей, которые могли бы предстать перед судом...
Он снова замолчал, оборвав фразу на середине.
Эту минуту невыносимого, напряженного ожидания прервал Пол:
— Но ведь вы не хотите сказать, что она...
— Я предполагаю, что миссис Хардинг знала, что мистер Фаулер
молчал только из опасений за собственную шкуру. А после того, как его
558
вынудили признаться в присвоении денег Фонда, он наверняка сказал
бы все. Она сознавала, что положение ее безнадежно. И она выбросилась
из окна на улицу. Я очень сожалею, что должен сообщить вам об этом.
Я завалил это дело...
— Ясное дело, она только так и могла поступить, — услышал я голос
Пола, звучавший словно в тумане. — Теперь все будет замазано. Улажено
по всем правилам, по-коллингхемовски.
Я больше не слушал их. Я стоял неподвижно, опираясь на кресло, и
думал: «Никогда, никогда я не смогу поверить в подобное». Но прошло
немного времени, и я почувствовал, что, несмотря на потрясение, ужас,
замешательство, я, к моему великому изумлению, начинаю верить...
Женщина, которая всегда была права, в присутствии которой каждый
казался глупым, виновным и нестоящим... Идеальная Жена. До самого
конца, до последней минуты. Ведь она еще позвонила миссис Мэллет,
она помогала мне во всем, она стойко играла до конца свою роль, хотя
и знала, что все это теперь всего лишь кошмарная комедия. И наконец,
прежде чем уйти, произнесла собственную эпитафию: «Я всегда желала
стать достойной дочерью моего великого отца...»
Я слышал, как сквозь вату, голос Трэнта, который продолжал оправ-
дываться, неловко пряча свое волнение.
— Ясно, что у нас больше нет никаких причин задерживать Анжелику
Робертс. Я позабочусь, чтобы ее немедленно освободили. Нет никаких
сомнений, что она всем обязана вам. Потому что если бы не вы...
А я в эту минуту думал о Бетси и о том, что она должна была пере-
жить за последние дни... Обреченность... ужас... И какие нечеловечес-
кие усилия требовались от нее, чтобы выглядеть так, как всегда. На-
сколько труднее было положение, в котором оказалась она, чем ситуация
в которой находился я... Но все это теперь ничего не значило. И я поч-
ти с ужасом подумал, что то, что должно было стать величайшей траге-
дией моей жизни, приобрело форму довольно смутного чувства жалости,
как если бы я стоял над трупом кого-то, кого я почти не знал, какого-
то наименее подозрительного, но и наиболее коварного из всех рабов
Си Джея, раба, который предпочел убить человека, нежели пойти на
риск восстановить против себя общественное мнение.
И вдруг мне вспомнилась Анжелика, которая всегда пренебрегала
общественным мнением; перед моими глазами возник ее образ: не рас-
плывчатое видение из сна, но Анжелика такая, как тогда, когда она
подбежала ко мне, сияя улыбкой и протягивая руки.
«...Я не была безумной, когда так любила тебя. Ты просто пошел по
одному неправильному пути, а я — по другому».
«Бога ради, Анжелика! Неужели ты считаешь, что я сделал это из-за
любви к тебе?!»
Так я ей тогда ответил. И так подумал... Я, муж другой женщины,
убежденный, что любовь и обязанность любить — это одно и то же.
Или тогда я тоже обманывал кого-то?
СОДЕРЖАНИЕ
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БЕРМУДЫ. Роман
Перевод с английского........................................... 5
ПОБЕГ К СМЕРТИ. Роман
Перевод с английского............................................ ЮЗ
МОЙ СЫН... УБИЙЦА? Роман
Перевод с английского Г. Михайлова .................«............ 251
ОН И ДВЕ ЕГО ЖЕНЫ. Роман
Перевод с английского Э. Гюннера ................................ 409
Литературно-художественное издание
Квентин Патрик
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БЕРМУДЫ
Детективные романы
Ответственный редактор И.А. Лазарев
Редактор Т.И. Медведева
Художественное оформление Е.Н. u С.В. Рудысо
Технический редактор Л.И. Витушкина
Корректор О.П. Иванова
Подписано к печати с готовых диапозитивов 20.08.93.
Формат 60 х 84 1/16. Бумага книжно-журнальная офсетная.
Гарнитура «Таймс». Печать офсетная. Усл. печ. л. 32,55.
Уч.-изд. л. 39,12. Тираж 50 000 экз. Заказ №4151
Торгово-издательское объединение "Центрполиграф".
127018, Москва, ул. Октябрьская, 18
Отпечатано с готовых диапозитивов в ГИПП "Нижполиграф".
603006, Нижний Новгород, ул. Варварская, 32
ПАТРИК КВЕНТИН
Р С) М А Н Ь