Автор: Бжезинский З.
Теги: международные отношения мировая политика внешняя политика дипломатия политика политика сша
ISBN: 978-5-17-082241-6
Год: 2015
Текст
зоигнев ьжьзиникии
Великая
шахматная доска
«Окончательная цель американской политики должна
быть доброй и высокой: создать действительно готовое
к сотрудничеству мировое сообщество в соответствии
с долговременными тенденциями и фундаментальными
интересами человечества»
Из книги «Великая шахматная доска»
«Америка должна играть ведущую роль!»
Збигнев Бжезинский
«Великая шахматная доска» Збигнева Бжезинского
стоит в одном ряду с важнейшими произведениями
политической мысли человечества - «Политикой»
Аристотеля и «Государем» Макиавелли, «О войне»
Клаузевица и «Столкновением цивилизаций»
Хантингтона.
Геополитические модели и прогнозы, которые
рассматривает Бжезинский, останутся актуальными
еще много лет.
В сборник включены также книги 3. Бжезинского
«Выбор» и «Еще один шанс».
www.ast.ru
ISBN 57fi517DfiEE41k
9 785170 822416
Збигнев БЖЕЗИНСКИЙ
Збигнев БЖЕЗИНСКИЙ
Великая
шахматная доска
Господство Америки и его
геостратегические императивы
ACT
москва
УДК 327 (73)
ББК66 4(7Сое)
Б58
Zbigniew Brzezinski
THE GRAND CHESSBOARD: AMERICAN PRIMACY AND ITS
GEOSTRATEGIC IMPERATIVES
THE CHOICE: GLOBAL DOMINATION OR GLOBAL LEADERSHIP
SECOND CHANCE: THREE PRESIDENTS AND THE CRISIS
OF AMERICAN SUPERPOWER
Перевод с английского О.Ю. Уральская, E.A. Нарочницкая (часть I),
Ю.Н. Кобяков (часть И), Ю.В. Фирсов
Оформление и компьютерный дизайн Г. В. Смирновой
Печатается с разрешения издательства Basic Books,
an imprint of Perseus Books, Inc. (США)
и Агентства Александра Коржгневского (Россия).
Подписано в печать 23.12.14. Формат 60x90 */16-
Усл. печ. л. 44, Доп. тираж 3000 экз. Заказ №179
Ьже |инский, Збигнев.
Б58 Великая шахматная доска: господство Америки и его геостра-
тегические императивы : [перевод с английского] / Збигнев
Бжезинский — Москва: ACT, 2015. — 702, [2] с.
В книге также: Выбор: мировое господство или глобальное
лидерство. Еще один шанс: три президента и кризис американ-
ской сверхдержавы.
ISBN 978-5-17-082241-6
«Великая шахматная доска> Збигнева Бжезинского стоит в одном ряду с важ-
нейшими произведениями политической мысли человечества — «Политикой»
Аристотеля и «Государем» Макиавелли, «О войне» Клаузевица и «Столкновением
цивилизаций» Хантингтона.
Геополитические модели и прогнозы, которые рассматривает Бжезинский,
останутся актуальными еще много лет.
В сборник включены также книги 3. Бжезинского «Выбор» и «Еще один
шанс».
УДК 327 (73)
ББК 66.4 (7Сое)
© Zbigniew Brzezinski, 1997, 2004, 2007
© ЗАО Издательство «Международные отношения», 2012
© Издание иа русском языке AST Publishers, 2015
Великая
шахматная доска
Господство Америки
и его геостратегические
императивы
Моим студентам —
чтобы помочь им
формировать очертания мира
завтрашнего дня
Предисловие
Эту книгу полезно прочитать всем, кто занимается внешней
политикой, увлекается или интересуется ею. Потому что никто
еще не рассказал нам проще, жестче и откровеннее об Америке
как «единственной сверхдержаве» и никто еще не раскрыл столь
обнаженно, какими способами удержать и упрочить ее исключи-
тельное положение.
Центральная идея книги — использование Соединенными Шта-
тами своего военного, экономического и культурного превосход-
ства для удержания контроля над Евразией. Почему именно Евра-
зия? 36. Бжезинский рассматривает ее как «великую шахматную
доску», на которой в ближайшие десятилетия будет утверждаться
и оспариваться господство США. И задача «управления» этим су-
перконтинентом со стороны Америки состоит в том, чтобы не до-
пустить возникновения соперничающей сверхдержавы, которая
угрожала бы интересам США, их «глобальному благополучию».
Именно с этой точки зрения — удержания Соединенными Шта-
тами мирового господства — рассматриваются все проблемы, в том
числе и региональные, от геостратегической роли крупнейших ев-
ропейских держав и Японии до особой заинтересованности Аме-
рики в «судьбе» Азербайджана и Украины.
Естественно, что фигурами на этой «великой шахматной дос-
ке» выступают евразийские государства. Однако среди этих фи-
гур активными (т.е. белыми?) оказываются Франция, Германия,
Россия, Китай и Индия, а, например, Великобритания и Япония
не попадают в эту группу. «Активные», как называет их автор, —
это те страны, которые имеют собственную геостратегию, и их
интересы могут столкнуться с интересами США. Это, по мнению
автора, «неугомонные» крупные державы со своими значитель-
ными внешнеполитическими амбициями.
10 • Збигнев Бжезинский
Что касается России, то автор объективно оценивает ее поло-
жение: «Россия... остается крупным геостратегическим действу-
ющим лицом, несмотря на ослабленную государственность и, воз-
можно, затяжное нездоровье... Она лелеет амбициозные геополи-
тические цели, которые все более и более открыто провозглаша-
ет. Как только она восстановит свою мощь, то начнет также
оказывать значительное влияние на своих восточных и западных
соседей...»
В связи с допускаемым автором подъемом России интересна
роль, которую он отводит Украине: «Украина, новое и важное го-
сударство на евразийской шахматной доске, является геополити-
ческим центром, потому что само ее существование как независи-
мого государства помогает трансформировать Россию. Без Укра-
ины Россия перестает быть евразийской империей. Без Украины
Россия все еще может бороться за имперский статус, но тогда она
стала бы в основном азиатским имперским государством...»
Другими словами, в отношении любого активного государства,
занимающего выгодные геостратегические позиции, 36. Бжезин-
ский исходит из презумпции имперских амбиций. Но возникает
вопрос: почему, восстановив свою-мощь, Россия обязательно бу-
дет искушена имперскими устремлениями? Пусть неявно, но Бже-
зинский формулирует некий закон политических джунглей: как
хищнику необходимо мясо, крупной державе — империя. Пожа-
луй, может вызвать шок постановка вопроса о политике США от-
носительно России: «Какой должна быть Россия, чтобы соответ-
ствовать интересам Америки, и что и как должна Америка для
этого сделать?» Ответу на этот вопрос автор посвящает специаль-
ную главу. Он называет ее «черной дырой». И, строго говоря, это
странно и вовсе не отвечает тому, о чем идет речь. Ведь в астрофи-
зике «черная дыра» — это некое тело, которое безвозвратно погло-
щает окружающую материю. Россия, напротив, теряет части свое-
го «тела». А в книге, говоря о России, 36. Бжезинский формули-
рует двойственную проблему американской политики: каким об-
разом оказать поддержку демократическим преобразованиям в
России и ее экономическому восстановлению и в то же время «не
допустить вновь возрождения евразийской империи, способной
помешать американской геостратегической цели формирования
более крупной евро-атлантической системы, с которой в будущем
Россия могла бы быть прочно и надежно связана».
Великая шахматная доска «11
Однако вот что интересно — ответ автора весьма скуп: России
надо повернуться лицом к Европе. Зато вся глава — блестящий
исторический очерк, увы, распада СССР и его последствий. Из
него читатель может почерпнуть весьма интересные нюансы, свя-
занные с Беловежской Пущей. Вот один из них в описании Бже-
зинского: «Именно действия Украины — объявление ею незави-
симости в декабре 1991 года, ее настойчивость в ходе важных пе-
реговоров в Беловежской Пуще о том, что Советский Союз сле-
дует заменить более свободным сотрудничеством независимых
государств и особенно неожиданное навязывание, похожее на пе-
реворот, украинского командования над подразделениями Совет-
ской Армии, размещенными на украинской земле, — помешали
СНГ стать новым наименованием более федерального СССР».
Поэтому Бжезинский считает, что «потеря Украины явилась
«центральным геополитическим событием» и «геополитическим
катализатором» в процессе распада СССР и последующего ослаб-
ления России».
Между прочим, анализируя «козыревскую» внешнюю поли-
тику, питавшую иллюзии «зрелого партнерства» России и США
(т.е. совместного «управления миром»), Бжезинский без обиня-
ков, с солдатской прямолинейностью заявляет, что Америка ни-
когда не собиралась делиться властью с Россией...
Разумеется, концепции многополярного мира чужды Бжезин-
скому по самой его природе. И тем более интересно, что свою книгу
он заключает разделом, который назван: «После последней миро-
вой сверхдержавы». Да, автор признает, что США — первая и по-
следняя глобальная сверхдержава. Что наступит время, когда «ми-
ровой политике непременно станет все больше не свойственна
концентрация власти в руках одного государства». А может быть,
это время уже наступает?
Конец «холодной войны» значительно осложнил позицию
США как лидера «свободного мира». Книга 36. Бжезинского, од-
ного из кузнецов американской внешней политики, — это поиск
новой стратегии мирового господства США. Слон в посудной
лавке старается разбить как можно меньше тарелок.
Генерал-майор СВР
Ю.Г. Кобаладзе
Введение
' ПОЛИТИКА СВЕРХДЕРЖАВЫ
- С того момента, как приблизительно 500 лет назад континен-
ты стали взаимодействовать в политическом отношении, Евра-
зия становится центром мирового могущества. Различными пу-
тями, в разное время народы, населяющие Евразию, главным об-
разом народы, проживающие в ее западноевропейской части, про-
никали в другие регионы мира и господствовали там, в то время
как отдельные евразийские государства добивались особого ста-
туса и пользовались привилегиями ведущих мировых держав.
Последнее десятилетие XX в. было отмечено тектоническим
сдвигом в мировых делах. Впервые в истории неевразийская дер-
жава стала не только главным арбитром в отношениях между
евразийскими государствами, но и самой могущественной дер-
жавой в мире. Поражение и развал Советского Союза стали фи-
нальным аккордом в быстром вознесении на пьедестал державы
Западного полушария — Соединенных Штатов — в качестве
единственной и действительно первой подлинно глобальной дер-
жавы.
Евразия тем не менее сохраняет свое геополитическое значе-
ние. Не только ее западная часть — Европа — по-прежнему место
сосредоточения значительной части мировой политической и эко-
номической мощи, но и ее восточная часть — Азия — в последнее
время стала жизненно важным центром экономического разви-
тия и растущего политического влияния. Соответственно вопрос
о том, каким образом имеющая глобальные интересы Америка
должна справляться со сложными отношениями между евразий-
Великая шахматная доска «13
скими державами и особенно сможет ли она предотвратить появ-
ление на международной арене доминирующей и антагонистич-
ной евразийской державы, остается центральным в плане способ-
ности Америки осуществлять свое мировое господство.
Отсюда следует, что в дополнение к развитию различных но-
вейших сторон могущества (технологии, коммуникаций, систем
информации, а также торговли и финансов) американская внеш-
няя политика должна продолжать следить за геополитическим
аспектом и использовать свое влияние в Евразии таким образом,
чтобы создать стабильное равновесие на континенте, где Соеди-
ненные Штаты выступают в качестве политического арбитра.
Евразия, следовательно, является «шахматной доской», на ко-
торой продолжается борьба за мировое господство, и такая борь-
ба затрагивает геостратегию — стратегическое управление гео-
политическими интересами. Стоит отметить, что не далее как в 1940 г.
два претендента на мировое господство — Адольф Гитлер и Иосиф
Сталин — заключили недвусмысленное соглашение (во время
секретных переговоров в ноябре 1940 г.) о том, что Америка
должна быть удалена из Евразии. Каждый из них сознавал, что
инъекция американского могущества в Евразию положила бы
конец их амбициям в отношении мирового господства. Каждый
из них разделял точку зрения, что Евразия является центром
мира и тот, кто контролирует Евразию, осуществляет контроль
над всем миром. Полвека спустя вопрос был сформулирован по-
другому: продлится ли американское преобладание в Евразии и в
каких целях оно может быть использовано?
Окончательная цель американской политики должна быть
доброй и высокой: создать действительно готовое к сотрудниче-
ству мировое сообщество в соответствии с долговременными тен-
денциями и фундаментальными интересами человечества. Одна-
ко в то же время жизненно важно, чтобы на политической арене
не возник соперник, способный господствовать в Евразии и, сле-
довательно, бросающий вызов Америке. Поэтому целью книги яв-
ляется формулирование всеобъемлющей и последовательной евра-
зийской геостратегии.
Збигнев Бжезинский
Вашингтон, округ Колумбия,
апрель 1997 г.
Глава 1
ГЕГЕМОНИЯ НОВОГО ТИПА
Гегемония так же стара, как мир. Однако американское миро-
вое превосходство отличается стремительностью своего станов-
ления, своими глобальными масштабами и способами осуществ-
ления. В течение всего лишь одного столетия Америка под влия-
нием внутренних изменений, а также динамичного развития меж-
дународных событий из страны, относительно изолированной в
Западном полушарии, трансформировалась в державу мирового
масштаба по размаху интересов и влияния.
Короткий путь к мировому господству
Испано-американская война 1898 г. была первой для Амери-
ки захватнической войной за пределами континента*. Благода-
ря ей власть Америки распространилась далеко в Тихоокеан-
ский регион, далее Гавайев, до Филиппин. На пороге нового столе-
тия американские специалисты по стратегическому планирова-
нию уже активно занимались выработкой доктрин военно-морского
господства в двух океанах, а американские военно-морские силы
начали оспаривать сложившееся мнение, что Британия «пра-
вит морями». Американские притязания на статус единствен-
ного хранителя безопасности Западного полушария, провозгла-
шенные ранее в этом столетии в «доктрине Монро» и оправды-
* В результате развязанной Соединенными Штатами испано-американ-
ской войны 1898 г. они захватили Филиппины, Пуэрто-Рико, Гуам и превра-
тили Кубу фактически в свою колонию. — Примеч. ред.
Великая шахматная доска «15
ваемые утверждениями о «предначертании судьбы», еще более
возросли после строительства Панамского канала, облегчивше-
го военно-морское господство как в Атлантическом, так и в Ти-
хом океане.
Фундамент растущих геополитических амбиций Америки
обеспечивался быстрой индустриализацией страны. К началу
Первой мировой войны экономический потенциал Америки уже
составлял около 33% мирового ВНП, что лишало Великобрита-
нию роли ведущей индустриальной державы. Такой замечатель-
ной динамике экономического роста способствовала культура,
поощрявшая эксперименты и новаторство. Американские поли-
тические институты и свободная рыночная экономика создали
беспрецедентные возможности для амбициозных и не имеющих
предрассудков изобретателей, осуществление личных устремле-
ний которых не сковывалось архаичными привилегиями или же-
сткими социальными иерархическими требованиями. Короче го-
воря, национальная культура уникальным образом благоприят-
ствовала экономическому росту, привлекая и быстро ассимили-
руя наиболее талантливых людей из-за рубежа, она облегчала
экспансию национального могущества.
Первая мировая война явилась первой возможностью для мас-
сированной переброски американских вооруженных сил в Евро-
пу. Страна, находившаяся в относительной изоляции, быстро пе-
реправила войска численностью в несколько сот тысяч человек
через Атлантический океан: это была трансокеаническая военная
экспедиция, беспрецедентная по своим размерам и масштабу, пер-
вое свидетельство появления на международной арене нового
крупного действующего лица. Представляется не менее важным,
что война также обусловила первые крупные дипломатические
шаги, направленные на применение американских принципов в
решении европейских проблем. Знаменитые «четырнадцать пунк-
тов» Вудро Вильсона представляли собой впрыскивание в евро-
пейскую геополитику американского идеализма, подкрепленно-
го американским могуществом. (За полтора десятилетия до этого
Соединенные Штаты сыграли ведущую роль в урегулировании
дальневосточного конфликта между Россией и Японией, тем са-
мым также утвердив свой растущий международный статус.)
Сплав американского идеализма и американской силы, таким об-
разом, дал о себе знать на мировой сцене.
16» Збигнев Бжезинский
Тем не менее, строго говоря, Первая мировая война была в пер-
вую очередь войной европейской, а не глобальной. Однако ее раз-
рушительный характер ознаменовал собой начало конца европей-
ского политического, экономического и культурного превосход-
ства над остальным миром. В ходе войны ни одна европейская
держава не смогла продемонстрировать решающего превосход-
ства, и на ее исход значительное влияние оказало вступление в
конфликт приобретающей вес неевропейской державы — Амери-
ки. Впоследствии Европа будет все более становиться скорее
объектом, нежели субъектом глобальной державной политики.
Тем не менее этот краткий всплеск американского мирового
лидерства не привел к постоянному участию Америки в мировых
делах. Наоборот, Америка быстро отступила на позиции лестной
для себя комбинации изоляционизма и идеализма. Хотя к сере-
дине 20-х и в начале 30-х годов на Европейском континенте наби-
рал силу тоталитаризм, американская держава, к тому времени
имевшая мощный флот на двух океанах, явно превосходивший
британские военно-морские силы, по-прежнему не принимала
участия в международных делах. Американцы предпочитали ос-
таваться в стороне от мировой политики.
С такой позицией согласовывалась американская концепция
безопасности, базировавшаяся на взгляде на Америку как на кон-
тинентальный остров. Американская стратегия была направлена
на защиту своих берегов и, следовательно, была узконациональ-
ной по своему характеру, причем международным или глобаль-
ным соображениям уделялось мало внимания. Основными меж-
дународными игроками по-прежнему были европейские держа-
вы, и все более возрастала роль Японии.
Европейская эра в мировой политике пришла к окончатель-
ному завершению в ходе Второй мировой войны, первой подлин-
но глобальной войны. Боевые действия велись на трех континен-
тах одновременно, за Атлантический и Тихий океаны шла также
ожесточенная борьба, и глобальный характер войны был симво-
лично продемонстрирован, когда британские и японские солда-
ты, бывшие представителями соответственно отдаленного запад-
ноевропейского острова и столь же отдаленного восточноазиат-
ского острова, сошлись в битве за тысячи миль от своих родных
берегов на индийско-бирманской границе. Европа и Азия стали
единым полем битвы.
Великая шахматная доска • 17
Если бы война закончилась явной победой нацистской Гер-
мании, единая европейская держава могла бы стать господствую-
щей в глобальном масштабе. (Победа Японии на Тихом океане
позволила бы ей играть ведущую роль на Дальнем Востоке, одна-
ко, по всей вероятности, Япония по-прежнему оставалась бы ге-
гемоном регионального масштаба.) Вместо этого поражение Гер-
мании было завершено главным образом двумя внеевропейски-
ми победителями — Соединенными Штатами и Советским Со-
юзом, ставшими преемниками незавершенного в Европе спора за
мировое господство.
Следующие 50 лет ознаменовались преобладанием двухпо-
люсной американо-советской борьбы за мировое господство. В
некоторых аспектах соперничество между Соединенными Шта-
тами и Советским Союзом представляло собой осуществление
излюбленных теорий геополитиков: оно противопоставляло ве-
дущую в мире военно-морскую державу, имевшую господство
как над Атлантическим океаном, так и над Тихим, крупнейшей
в мире сухопутной державе, занимавшей большую часть евра-
зийских земель (причем китайско-советский блок охватывал
пространство, отчетливо напоминавшее масштабы Монгольской
империи). Геополитический расклад не мог быть яснее: Север-
ная Америка против Евразии в споре за весь мир. Победитель
добивался бы подлинного господства на земном шаре. Как толь-
ко победа была бы окончательно достигнута, никто не смог бы
помешать этому.
Каждый из противников распространял по всему миру свой
идеологический призыв, проникнутый историческим оптимиз-
мом, оправдывавшим в глазах каждого из них необходимые шаги
и укрепившим их убежденность в неизбежной победе. Каждый
из соперников явно господствовал внутри своего собственного
пространства, в отличие от имперских европейских претенден-
тов на мировую гегемонию, ни одному из которых так и не уда-
лось когда-либо установить решающее господство на террито-
рии самой Европы. И каждый использовал свою идеологию для
упрочения власти над своими вассалами и зависимыми государ-
ствами, что в определенной степени напоминало времена рели-
гиозных войн.
Комбинация глобального геополитического размаха и провоз-
глашаемая универсальность соревнующихся между собой догм
18» Збигнев Бжезинский
придавали соперничеству беспрецедентную мощь. Однако допол-
нительный фактор, также наполненный глобальной подоплекой,
делал соперничество действительно уникальным. Появление ядер-
ного оружия означало, что грядущая воина классического типа
между двумя главными соперниками не только приведет к их вза-
имному уничтожению, но и может иметь гибельные последствия
для значительной части человечества. Интенсивность конфлик-
та, таким образом, сдерживалась проявляемой со стороны обоих
противников чрезвычайной выдержкой.
В геополитическом плане конфликт протекал главным обра-
зом на периферии самой Евразии. Китайско-советский блок гос-
подствовал в большей части Евразии, однако он не контролиро-
вал ее периферию. Северной Америке удал< >сь закрепиться как на
крайнем западном, так и на крайнем восточном побережье вели-
кого Евразийского континента Оборона этих континентальных
плацдармов (выражавшаяся на западном «фронте» в блокаде Бер-
лина, а на восточном — в Корейской войне) явилась, таким обра-
зом, первым стратегическим испытанием того, что потом стало
известно как «холодная война».
Карта 1
Великая шахматная доска «19
На заключительной стадии «холодной войны», на карте Евра-
зии появился третий оборонительный «фронт» — южный (см.
карту I). Советское вторжение в Афганистан ускорило обоюдоост-
рую ответную реакцию Америки: прямую помощь со стороны
США национальному движению сопротивления в Афганистане
в целях срыва планов Советской Армии и широкомасштабное
наращивание американского военного присутствия в районе Пер-
сидского залива в качестве сдерживающего средства, упреждаю-
щего любое дальнейшее продвижение на юг советской политиче-
ской или военной силы. Соединенные Штаты занялись обороной
района Персидского залива в равной степени с обеспечением сво-
их интересов безопасности в Западной и Восточной Евразии.
Успешное сдерживание Северной Америкой усилий евразий-
ского блока, направленных на установление прочного господства
над всей Евразией, причем обе стороны до конца воздерживались
от прямого военного столкновения из-за боязни ядерной войны,
привело к тому, что исход соперничества был решен невоенными
средствами. Политическая жизнеспособность, идеологическая
гибкость, динамичность экономики и привлекательность культур-
ных ценностей стали решающими факторами.
Ведомая Америкой коалиция сохранила свое единство, в то
время как китайско-советский блок развалился в течение менее
чем двух десятилетий. Отчасти такое положение дел стало воз-
можным в силу большей гибкости демократической коалиции по
сравнению с иерархическим и догматичным и в то же время хруп-
ким характером коммунистического лагеря. Первый блок имел
общие ценности, но без формальной доктрины. Второй же делал
упор на догматичный ортодоксальный подход, имея только один
веский центр для интерпретации своей позиции. Главные союз-
ники Америки были значительно слабее, чем сама Америка, в то
время как Советский Союз определенно не мог обращаться с Ки-
таем как с подчиненным себе государством. Исход событий стал
таковым также благодаря тому факту, что американская сторона
оказалась гораздо более динамичной в экономическом и техноло-
гическом отношении, в то время как Советский Союз постепенно
вступал в стадию стагнации и не мог эффективно вести соперни-
чество как в плане экономического роста, так и в сфере военных
технологий. Экономический упадок, в свою очередь, усиливал
идеологическую деморализацию.
20 • Збигнев Бжезинский
Фактически советская военная мощь и страх, который она вну-
шала представителям Запада, в течение длительного времени скрыва-
ли существенную асимметрию между соперниками. Америка была
гораздо богаче, гораздо дальше ушла в области развития техноло-
гий, была более гибкой и передовой в военной области и более
созидательной и привлекательной в социальном отношении. Ог-
раничения идеологического характера также подрывали созидатель-
ный потенциал Советского Союза, делая его систему все более кос-
ной, а его экономику все более расточительной и менее конкурен-
тоспособной в научно-техническом плане. В ходе мирного соревно-
вания чаша весов должна была склониться в пользу Америки.
На конечный результат существенное влияние оказали также
явления культурного порядка. Возглавляемая Америкой коали-
ция в массе своей воспринимала в качестве положительных мно-
гие атрибуты американской политической и социальной культу-
ры. Два наиболее важных союзника Америки на западной и восточ-
ной периферии Евразийского конт инента — Германия и Япония —
восстановили свои экономики в контексте почти необузданного вос-
хищения всем американским. Америка широко воспринималась
как представитель будущего, как общество, заслуживающее вос-
хищения и достойное подражания.
И наоборот, Россия в культурном отношении вызывала пре-
зрение со стороны большинства своих вассалов в Центральной
Европе и еще большее презрение со стороны своего главного и
все более несговорчивого восточного союзника — Китая. Для пред-
ставителей Центральной Европы российское господство означа-
ло изоляцию от того, что они считали своим домом с точки зре-
ния философии и культуры: от Западной Европы и ее христиан-
ских религиозных традиций. Хуже того, это означало господство
народа, который жители Центральной Европы, часто несправед-
ливо, считали ниже себя в культурном развитии.
Китайцы, для которых слово «Россия» означало «голодная
земля», выказывали еще более открытое презрение. Хотя перво-
начально китайцы лишь тихо оспаривали притязания Москвы на
универсальность советской модели, в течение десятилетия, по-
следовавшего за китайской коммунистической революцией, они
поднялись на уровень настойчивого вызова идеологическому гла-
венству Москвы и даже начали открыто демонстрировать свое
традиционное презрение к северным соседям-варварам.
Великая шахматная доска • 21
Наконец, внутри самого Советского Союза 50% его населения,
не принадлежавшего к русской нации, также отвергало господ-
ство Москвы. Постепенное политическое пробуждение нерусского
населения означало, что украинцы, грузины, армяне и азербайд-
жанцы стали считать советскую власть формой чуждого импер-
ского господства со стороны народа, который они не считали выше
себя в культурном отношении. В Средней Азии национальные ус-
тремления, возможно, были слабее, но там настроения народов
разжигались постепенно возрастающим осознанием принадлеж-
ности к исламскому миру, что подкреплялось сведениями об осу-
ществлявшейся повсюду деколонизации.
Подобно столь многим империям, существовавшим ранее, Со-
ветский Союз, в конечном счете, взорвался изнутри и раскололся
на части, став жертвой не столько прямого военного поражения,
сколько процесса дезинтеграции, ускоренного экономическими и
социальными проблемами. Его судьба стала подтверждением мет-
кого замечания ученого о том, что
а»
«империи являются в основе своей нестабильными, потому что
подчиненные элементы почти всегда предпочитают большую степень
автономии, и контрэлиты в таких элементах почти всегда при возник-
новении возможности предпринимают шаги для достижения большей
5 автономии. В этом смысле империи не рушатся; они, скорее, разру-
i шаются на части, обычно очень медленно, хотя иногда и необыкно-
ч венно быстро»*.
Первая мировая держава
В результате краха соперника Соединенные Штаты оказались
в уникальном положении. Они стали первой и единственной дей-
ствительно мировой державой. И все же глобальное господство
Америки в некотором отношении напоминает прежние империи,
несмотря на их более ограниченный, региональный масштаб. Эти
империи опирались в своем могуществе на иерархию вассальных,
зависимых государств, протекторатов и колоний, и всех тех, кто не
входил в империю, обычно рассматривали как варваров. В какой-
то степени эта анахроничная терминология не является такой уж
неподходящей для ряда государств, в настоящее время находящихся
* Donald Puchala. The History of the Future of International Relations //
Ethics and International Affairce. — 1994. — No 8. — P. 183.
22 • Збигнев Бжезинский
под влиянием Америки Как и в прошлом, применение Америкой
«имперской» власти в значительной мере является результатом
превосходящей организации, способности быстро мобилизовать
огромные экономические и технологические ресурсы в военных
целях, неявной, но значительной культурной притягательности аме-
риканского образа жизни, динамизма и прирожденного духа сопер-
ничества американской социальной и политической элиты.
Прежним империям также были свойственны эти качества.
Первым приходит на память Рим. Римская империя была созда-
на в течение двух с половиной столетий путем постоянной терри-
ториальной экспансии вначале в северном, а затем и в западном и
юго-восточном направлениях, атакже путем установления эффек-
тивного морского контроля над всей береговой линией Средизем-
ного моря. В географическом отношении она достигла своего мак-
симального развития приблизительно в 211 г. н.э. (см. карту II).
Римская империя представляла собой централизованное государ-
ство с единой самостояте иьной экономикой. Ее имперская власть
осуществлялась осмотрительно и целенаправленно посредством
Карта II
Великая шахматная доска • 23
сложной политической и экономической структуры. Стратегиче-
ски задуманная система дорог и морских путей, которые брали на-
чало в столице, обеспечивала возможность быстрой перегруппи-
ровки и концентрации (в случае серьезной угрозы безопасности)
римских легионов, базировавшихся в различных вассальных го-
сударствах и подчиненных провинциях.
Во времена расцвета империи римские легионы, развернутые
за границей, насчитывали не менее 300 тыс. человек: это была ог-
ромная сила, становившаяся еще более смертоносной благодаря
превосходству римлян в тактике и вооружениях, а также благода-
ря способности центра обеспечить относительно быструю перегруп-
пировку сил. (Удивительно, что в 1996 г. гораздо более густонасе-
ленная сверхдержава Америка защищала внешние границы своих
владений, разместив за границей 296 тыс. солдат-профессионалов.)
Имперская власть Рима, однако, также опиралась на важную
психологическую реальность. Слова «Civis Romanussum» («Я есть
римский гражданин») были наивысшей самооценкой, источни-
ком гордости и тем, к чему стремились многие. Высокий статус
римского гражданина, в итоге предоставлявшийся и лицам нерим-
ского происхождения, был выражением культурного превосход-
ства, которое оправдывало чувство «особой миссии» империи. Эта
реальность не только узаконивала римское правление, но и скло-
няла тех, кто подчинялся Риму, к ассимиляции и включению в
имперскую структуру. Таким образом, культурное превосходство,
которое воспринималось правителями как нечто само собой ра-
зумеющееся и которое признавалось порабощенными, укрепля-
ло имперскую власть.
Эта высшая и в значительной степени неоспаривавшаяся им-
перская власть просуществовала около трех столетий. За исклю-
чением вызова, брошенного на определенном этапе соседним Кар-
фагеном и на восточных границах Парфянской империей, внеш-
ний мир, в основном варварский, плохо организованный и в
культурном отношении явно уступающий Риму, большей частью
был способен лишь к отдельным нападениям. До тех пор пока им-
перия могла поддерживать внутреннюю жизнеспособность и един-
ство, внешний мир не мог с ней конкурировать.
Три основные причины привели в конечном счете к краху Рим-
ской империи. Во-первых, империя стала слишком большой для
управления из единого центра, однако ее раздел на Западную и
24 • Збигнев Бжезинский
Восточную автоматически уничтожил монополистический харак-
тер ее власти. Во-вторых, продолжительный период имперского
высокомерия породил культурный гедонизм, который постепен-
но подорвал стремление политической элиты к величию. В-треть-
их, длительная инфляция также подорвала способность системы
поддерживать себя без принесения социальных жертв, к которым
граждане больше не были готовы. Культурная деградация, поли-
тический раздел и финансовая инфляция в совокупности сдела-
ли Рим уязвимым даже для варваров из прилегающих к границам
империи районов.
По современным стандартам, Рим не был действительно ми-
ровой державой, он был державой региональной. Но, учитывая
существовавшую в то время изолированность континентов, при
отсутствии непосредственных или хотя бы отдаленных соперни-
ков, его региональная власть была полной. Таким образом, Рим-
ская империя была сама по себе целым миром, ее превосходящая
политическая организация и культура сделали ее предшествен-
ницей более поздних имперских систем, еще более грандиозных
по географическим масштабам.
Однако даже с учетом вышесказанного Римская империя не
была единственной. Римская и Китайская империи возникли по-
чти одновременно, хотя и не знали друг о друге. К 221 г. до н.э.
(период Пунических войн между Римом и Карфагеном) объеди-
нение Цинем существовавших семи государств в первую Китай-
скую империю послужило толчком для строительства Великой
Китайской стены в Северном Китае, с тем чтобы оградить внут-
реннее королевство от внешнего варварского мира. Более поздняя
империя Хань, которая начала формироваться примерно в 140 г.
до н.э., стала еще более впечатляющей как по масштабам, так и по
организации. К наступлению христианской эры под ее властью
находилось не менее 57 млн. человек. Это огромное число, само
по себе беспрецедентное, свидетельствовало о чрезвычайно эф-
фективном центральном управлении, которое осуществлялось
через централизованный и репрессивный бюрократический аппа-
рат. Власть империй простиралась на территорию современной
Кореи, отдельные районы Монголии и большую часть нынешне-
го прибрежного Китая. Однако, подобно Риму, империя Хань так-
же была подвержена внутренним болезням, и ее крах был уско-
рен разделом на три независимых государства в 220 г. н.э.
Великая шахматная доска • 25
Дальнейшая история Китая состояла из циклов воссоедине-
ния и расширения, за которыми следовали упадок и раскол. Не
один раз Китаю удавалось создавать имперские системы, которые
были автономными, изолированными, которым с внешней сторо-
ны не угрожали никакие организованные соперники. Разделу го-
сударства Хань на три части был положен конец в 589 г. н.э., в ре-
зультате чего возникло образование, схожее с имперской системой.
Однако момент наиболее успешного самоутверждения Китая как
империи пришелся на период правления маньчжуров, особенно в
начальный период династии Цзинь. К началу XVIII в. Китай вновь
стал полноценной империей, в которой имперский центр был ок-
ружен вассальными и зависимыми государствами, включая сегод-
няшние Корею, Индокитай, Таиланд, Бирму и Непал. Таким об-
разом, влияние Китая распространялось от территории современ-
ного российского Дальнего Востока через Южную Сибирь до озера
Байкал и на территорию современного Казахстана, затем в юж-
ном направлении в сторону Индийского океана и на восток через
Лаос и Северный Вьетнам (см. карту III).
Карта III
26 • Збигнев Бжезинский
Как и в случае с Римом, империя представляла собой слож-
ную систему в области финансов, экономики, образования и бе-
зопасности. Контроль над большой территорией и более чем 300
млн. людей, проживающими на ней, осуществлялся с помощью
всех этих средств при сильном упоре на централизованную поли-
тическую власть при поддержке замечательно эффективной курь-
ерской службы. Вся империя была разделена на четыре зоны,
расходившиеся лучами от Пекина и определявшие границы рай-
онов, до которых курьер мог добраться в течение одной, двух, трех
или четырех недель соответственно. Централизованный бюро-
кратический аппарат, профессионально подготовленный и подо-
бранный на конкурентной основе, обеспечивал опору единства.
Единство укреплялось, узаконивалось и поддерживалось — как
и в случае с Римом — сильным и глубоко укоренившимся чув-
ством культурного превосходства, которое усиливалось конфу-
цианством, целесообразным с точки зрения существования импе-
рии философским учением с его упором на гармонию, иерархию и
дисциплину. Китай — Небесная империя — рассматривался как
центр Вселенной, за пределами которого жили только варвары.
Быть китайцем означало быть культурным, и по этой причине
остальной мир должен был относиться к Китаю с должным по-
чтением. Это особое чувство превосходства пронизывало ответ
китайского императора — даже в период усиливающегося упадка
Китая в конце XVIII в. — королю Великобритании Георгу III, по-
сланцы которого пытались вовлечь Китай в торговые отношения,
предложив кое-какие британские промышленные товары в каче-
стве даров:
«Мы, волею небес император, предлагаем королю Англии принять
во внимание наше предписание:
Небесная империя, правящая на пространстве между четырьмя мо-
рями... не ценит редкие и дорогое вещи... точно так же мы ни в малей-
шей степени не нуждаемся в промышленных товарах вашей страны...
Соответственно мы... приказали находящимся в вашем услуже-
нии посланникам благополучно возвращаться домой. Вы, о Король,
просто должны действовать в соответствии с нашими пожеланиями,
укрепляя вашу преданность и присягая в вечной покорности».
Упадок и гибель нескольких китайских империй также объяс-
нялись в первую очередь внутренними факторами. Монголь-
Великая шахматная доска • 27
ские и позднее восточные «варвары» восторжествовали вследствие
того, что внутренняя усталость, разложение, гедонизм и утрата
способности к созиданию в экономической, а также военной об-
ластях подорвали волю Китая, а впоследствии ускорили его крах.
Внешние силы воспользовались болезнью Китая: Британия — во
время «опиумной» войны в 1839—1842 гг.*, Япония — веком позд-
нее, что, в свою очередь, вызвало глубокое чувство культурного
унижения, которое определяло действия Китая на протяжении
XX столетия, унижения тем более сильного из-за противоречия
между врожденным чувством культурного превосходства и уни-
зительной политической действительностью постимперского
Китая.
В значительной степени, как и в случае с Римом, имперский
Китай сегодня можно было бы классифицировать как региональ-
ную державу. Однако в эпоху своего расцвета Китай не имел себе
равных в мире в том смысле, что ни одна другая страна не была
; бы в состоянии бросить вызов его имперскому статусу или хотя
бы оказать сопротивление его дальнейшей экспансии, если бы у
Китая было такое намерение. Китайская система была автоном-
; ной и самоподдерживающейся, основанной прежде всего на об-
щей этнической принадлежности при относительно ограничен-
’ ной проекции центральной власти на этнически чуждые и геогра-
фически периферийные покоренные государства.
Многочисленная и доминирующая этническая сердцевина по-
зволяла Китаю периодически восстанавливать свою империю. В
этом отношении Китай отличается от других империй, в которых
небольшим по численности, но руководствующимся гегемонист-
скими устремлениями народам удавалось на время устанавливать
и поддерживать свое господство над гораздо более многочислен-
ными этнически чуждыми народами. Однако если доминирую-
щее положение таких империй с немногочисленной этнической
сердцевиной подрывалось, о реставрации империи не могло быть
и речи.
Для того чтобы найти в какой-то степени более близкую ана-
логию сегодняшнему определению мировой державы, мы долж-
ны обратиться к примечательному явлению Монгольской импе-
рии. Она возникла в результате ожесточенной борьбы с сильны-
* Англо-китайская «опиумная» война происходила в 1840—1842 гг. —
Примеч. ред.
28 • Збигнев Бжезинский
ми и хорошо организованными противниками. Среди потерпев-
ших поражение были королевства Польши и Венгрии, силы Свя-
той Римской империи, несколько русских княжеств, Багдадский
халифат и позднее даже китайская династия Сунь.
Чингисхан и его преемники, нанеся поражение своим регио-
нальным противникам, установили централизованный контроль
над территорией, которую современные специалисты в области
геополитики определили как «сердце мира», или точку опоры для
мирового господства. Их евразийская континентальная империя
простиралась от берегов Китайского моря до Анатолии в Малой
Азии и до Центральной Европы (см. карту IV). И лишь в период
расцвета сталинского китайско-советского блока Монгольской
империи на Евразийском континенте нашелся достойный сопер-
ник в том. что касалось масштабов централизованного контроля
над прилегающими территориями.
Римская, Китайская и Монгольская империи были региональ-
ными предшественниками более поздних претендентов на мировое
Карта IV
Великая шахматная доска • 29
господство. В случае с Римом и Китаем, как уже отмечалось, им-
перская структура достигла высокой степени развития как в по-
литическом, так и в экономическом отношении, в то время как
получившее широкое распространение признание культурного
превосходства центра играло важную цементирующую роль. На-
против, Монгольская империя сохраняла политический контроль,
в большей степени опираясь на военные завоевания, за которыми
следовала адаптация (и даже ассимиляция) к местным условиям.
Имперская власть Монголии в основном опиралась на воен-
ное господство. Достигнутое благодаря применению блестящей
и жестокой превосходящей военной тактики, сочетавшейся с за-
мечательными возможностями быстрой переброски сил и их свое-
временным сосредоточением, монгольское господство не несло
с собой организованной экономической или финансовой систе-
мы, и власть монголов не опиралась на чувство культурного пре-
восходства. Монгольские правители были слишком немногочис-
ленны, чтобы представлять самовозрождающийся правящий класс,
и в любом случае отсутствие четко сформированного, укоренив-
шегося в сознании чувства культурного или хотя бы этнического
превосходства лишало имперскую элиту столь необходимой лич-
ной уверенности.
В действительности монгольские правители показали себя до-
вольно восприимчивыми к постепенной ассимиляции с часто бо-
лее развитыми в культурном отношении народами, которых они
поработили. Так, один из внуков Чингисхана, который был импе-
ратором китайской части великого ханства, стал ревностным рас-
пространителем конфуцианства; другой превратился в благочес-
тивого мусульманина, будучи султаном Персии; а третий с точки
зрения культуры стал персидским правителем Центральной Азии.
Именно этот фактор — ассимиляция правителей с теми, кто
находился под их правлением, вследствие отсутствия доминиру-
ющей политической культуры, а также нерешенная проблема пре-
емника великого Хана, основавшего империю, привели в итоге к
гибели империи. Монгольское государство стало слишком боль-
шим для управления из единого центра, но попытка решения этой
проблемы путем раздела империи на несколько автономных час-
тей привела к еще более быстрой ассимиляции и ускорила распад
империи. Просуществовав два столетия — с 1206 по 1405 г., круп-
нейшая сухопутная мировая империя бесследно исчезла.
30 • Збигнев Бжезинский
После этого Европа стала средоточием мировой власти и аре-
ной основных битв за власть над миром. В самом деле, примерно в
течение трех столетий небольшая северо-западная окраина Евра-
зийского континента впервые достигла с помощью преимущества
на морях настоящего мирового господства и отстояла свои пози-
ции на всех континентах Земли. Следует отметить, что западноев-
ропейские имперские гегемоны не были слишком многочисленны-
ми, особенно по сравнению с теми, кого они себе подчинили. И все
же к началу XX в. за пределами Западного полушария (которое
двумя столетиями раньше также находилось под контролем Запад-
ной Европы и которое было в основном населено европейскими
эмигрантами и их потомками) лишь Китай, Россия, Оттоманская
империя и Эфиопия были свободны от господства Западной Евро-
пы (см. карту V).
Тем не менее западноевропейское господство не было равно-
ценно достижению Западной Европой мировой власти. В реаль-
ности имели место мировое господство европейской цивилиза-
ции и фрагментарная континентальная власть Европы. В отличие
от сухопутного завоевания «евразийского сердца» монголами или
впоследствии Российской империей, европейский заокеанский им-
периализм был достигнут за счет беспрерывных заокеанских гео-
графических открытий и расширения морской торговли. Этот про-
цесс, однако, также включал постоянную борьбу между ведущими
европейскими государствами не только за заокеанские доминио-
ны, но и за господство в самой Европе. Геополитическим следстви-
ем этого обстоятельства было то, что мировое господство Европы
не являлось результатом господства в Европе какой-либо одной
европейской державы.
В целом до середины XVII в. первостепенной европейской дер-
жавой была Испания. К концу XV столетия она стала крупной
имперской державой с заокеанскими владениями и претензиями
на мировое господство. Объединяющей доктриной и источником
имперского миссионерского рвения была религия. И в самом деле,
потребовалось посредничество папы между Испанией и Португа-
лией, ее морским соперником, для утверждения формального раз-
дела мира на испанскую и португальскую колониальные сферы в
Тордесильясском (1494 г.) и Сарагосском (1529 г.) договорах. Тем
не менее, столкнувшись с Англией, Францией и Голландией, Испа-
ния не смогла отстоять свое господство ни в самой Западной Ев-
ропе, ни за океаном.
Карта V
Великая шахматная доска
ы
32 • Збигнев Бжезинский
Испания постепенно уступила свое преимущество Франции.
До 1815 г. Франция была доминирующей европейской державой,
хотя ее постоянно сдерживали европейские соперники как на кон-
тиненте, так и за океаном. Во времена правления Наполеона Фран-
ция вплотную приблизилась к установлению своей реальной ге-
гемонии над Европой. Если бы ей это удалось, она также смогла
бы получить статус господствующей мировой державы. Однако
ее поражение в борьбе с европейской коалицией восстановило от-
носительное равновесие сил на континенте.
В течение следующего столетия до Первой мировой войны ми-
ровым морским господством обладала Великобритания, в то вре-
мя как Лондон стал главным финансовым и торговым центром
мира, а британский флот «властвовал на волнах». Великобрита-
ния явно была всесильной за океаном, но, как и более ранние ев-
ропейские претенденты на мировое господство, Британская им-
перия не могла в одиночку доминировать в Европе. Вместо этого
Британия полагалась на хитроумную дипломатию равновесия сил
и, в конечном счете, на англо-французское согласие для того, что-
бы помешать континентальному господству России или Герма-
нии.
Заокеанская Британская империя была первоначально созда-
на благодаря сложной комбинации из географических открытий,
торговли и завоеваний. Однако в значительной мере, подобно сво-
им предшественникам Риму и Китаю или своим французским и
испанским соперникам, она черпала стойкость в концепции куль-
турного превосходства. Это превосходство было не только вопро-
сом высокомерия со стороны имперского правящего класса, но и
точкой зрения, которую разделяли многие подданные небритан-
ского происхождения. Как сказал первый чернокожий президент
ЮАР Нельсон Мандела, «я был воспитан в британской школе, а в
то время Британия была домом всего лучшего в мире. Я не отвер-
гаю влияния, которое Британия и британская история и культу-
ра оказали на нас». Культурное превосходство, которое успешно
отстояли и которое легко признали, сыграло свою роль в умень-
шении необходимости опоры на крупные воинские формирова-
ния для сохранения власти имперского центра. К 1914 г. лишь
несколько тысяч британских военнослужащих и гражданских слу-
жащих контролировали около 11 млн. квадратных миль и почти
400 млн. небританцев (см. карту VI).
Карта VI
Великая шахматная доска
-J
ы
34 • Збигнев Бжезинский
Короче говоря, Рим обеспечивал свое господство в основном
с помощью более совершенной военной структуры и культурной
притягательности. Китай в значительной степени опирался на эф-
фективный бюрократический аппарат, управляя империей, пост-
роенной на общей этнической принадлежности, и укрепляя свой
контроль за счет сильно развитого чувства культурного превос-
ходства. Монгольская империя в качестве основы своего правле-
ния сочетала применение в ходе завоеваний передовой военной
тактики и склонность к ассимиляции. Британцы (так же как ис-
панцы, голландцы и французы) обеспечивали себе превосходство
по мере того, как их флаг следовал за развитием их торговли; их
контроль также поддерживался более совершенной военной струк-
турой и культурным самоутверждением. Однако ни одна из этих
империй не была действительно мировой. Даже Великобритания
не была настоящей мировой державой. Она не контролировала
Европу, а лишь поддерживала в ней равновесие сил. Стабильная
Европа имела решающее значение для международного господ-
ства Британии, и самоуничтожение Европы неизбежно ознаме-
новало конец главенствующей роли Британии.
Напротив, масштабы и влияние Соединенных Штатов Аме-
рики как мировой державы сегодня уникальны. Они не только
контролируют все мировые океаны и моря, но и создали убеди-
тельные военные возможности для берегового контроля силами
морского десанта, что позволяет им осуществлять свою власть на
суше с большими политическими последствиями. Их военные
легионы надежно закрепились на западных и восточных окраи-
нах Евразии. Кроме того, они контролируют Персидский залив.
Американские вассалы и зависимые государства, отдельные из
которых стремятся к установлению еще более прочных офици-
альных связей с Вашингтоном, распространились по всему Евра-
зийскому континенту (об этом свидетельствует карта VII).
Экономический динамизм Америки служит необходимым
предварительным условием для обеспечения главенствующей
роли в мире. Первоначально, непосредственно после Второй ми-
ровой войны, экономика Америки была независимой от эконо-
мики всех других стран и в одиночку обеспечивала более 50%
мирового ВНП. Экономическое возрождение Западной Европы
и Японии, за которым последовало более широкое явление эко-
номического динамизма Азии, означало, что американская доля
Карта1 Ч
го
г
el
Ы
сл
36 • Збигнев Бжезинский
от мирового ВНП в итоге должна была сократиться по сравне-
нию с непропорционально высоким уровнем послевоенного пе-
риода. Тем не менее к тому времени, когда закончилась «холод-
ная война», доля Америки в мировом ВНП, а более конкретно —
ее доля в объеме мирового промышленного производства стаби-
лизировалась примерно на уровне 30%, что было нормой для боль-
шей части этого столетия, кроме исключительных лет непосред-
ственно после Второй мировой войны.
Что более важно, Америка сохранила и даже расширила свое
лидерство в использовании новейших научных открытий в воен-
ных целях, создав таким образом несравнимые в техническом от-
ношении вооруженные силы с действительно глобальным охва-
том, единственные в мире. Все это время Америка сохраняла свое
значительное преимущество в области информационных техно-
логий, имеющих решающее значение для развития экономики.
Преимущество Америки в передовых секторах сегодняшней эко-
номики свидетельствует о том, что ее технологическое господство,
по-видимому, будет не так-то легко преодолеть в ближайшем бу-
дущем, особенно с учетом того, что в имеющих решающее значе-
ние областях экономики американцы сохраняют и даже увеличи-
вают свое преимущество по производительности по сравнению со
своими западноевропейскими и японскими конкурентами.
Несомненно, Россия и Китай относятся к числу держав, бо-
лезненно воспринимающих гегемонию Америки. В начале 1996 г.
в ходе визита в Пекин президента России Бориса Ельцина они
выступили с совместным заявлением на эту тему. Кроме того, они
располагают ядерными арсеналами, которые могут угрожать жиз-
ненно важным интересам США. Однако жестокая правда заклю-
чается в том, что на данный момент и в ближайшем будущем, хотя
эти страны и могут развязать самоубийственную ядерную войну,
никто из них не способен в ней победить. Не располагая возмож-
ностями по переброске войск на большие расстояния для навязы-
вания своей политической воли и сильно отставая в технологи-
ческом отношении от Америки, они не имеют средств для того,
чтобы постоянно оказывать (или в ближайшее время обеспечить
себе такие средства) политическое влияние во всем мире.
Короче говоря, Америка занимает доминирующие позиции в че-
тырех имеющих решающее значение областях мировой власти', в
военной области она располагает не имеющими себе равных гло-
Великая шахматная доска • 37
бальными возможностями развертывания; в области экономики
остается основной движущей силой мирового развития, даже не-
смотря на конкуренцию в отдельных областях со стороны Япо-
нии и Германии (ни одной из этих стран не свойственны другие
отличительные черты мирового могущества); в технологическом
отношении она сохраняет абсолютное лидерство в передовых об-
ластях науки и техники; в области культуры, несмотря на ее неко-
торую примитивность, Америка пользуется не имеющей себе рав-
ных притягательностью, особенно среди молодежи всего мира, —
все это обеспечивает Соединенным Штатам политическое влия-
ние, близкого которому не имеет ни одно государство мира. Имен-
но сочетание всех этих четырех факторов делает Америку един-
ственной мировой сверхдержавой в полном смысле этого слова.
Американская глобальная система
Хотя американское превосходство в международном масшта-
бе неизбежно вызывает представление о сходстве с прежними им-
перскими системами, расхождения все же более существенны. Они
выходят за пределы вопроса о территориальных границах. Аме-
риканская мощь проявляется через глобальную систему явно аме-
риканского покроя, отражающую внутренний американский опыт.
Центральное место в этом внутреннем опыте занимает плюрали-
стический характер как американского общества, так и его поли-
тической системы.
Прежние империи были созданы аристократическими поли-
тическими элитами и в большинстве случаев управлялись по сути
авторитарными или абсолютистскими режимами. Основная часть
населения имперских государств была либо политически индиф-
ферентна, либо, как совсем недавно, заражена имперскими эмо-
циями и символами. Стремление к национальной славе, «бремя
белого человека», «цивилизаторская миссия», не говоря уж о воз-
можностях персонального обогащения, — все это служило для
мобилизации поддержки имперских авантюр и сохранения иерар-
хических имперских пирамид власти.
Отношение американской общественности к внешней демон-
страции американской силы было в значительной мере двойствен-
ным. Общественность поддерживала участие Америки во Второй
мировой войне в основном по причине шока, вызванного нападе-
38 • Збигнев Бжезинский
нием Японии на Пёрл-Харбор. Участие Соединенных Штатов в
«холодной войне» первоначально, до блокады Берлина и последу-
ющей войны в Корее, поддерживалось очень вяло. После окончания
«холодной войны» статус Соединенных Штатов как единствен-
ной глобальной силы не вызвал широкого торжества обществен-
ности, а, скорее, выявил тенденцию к более ограниченному тол-
кованию американских задач за рубежом. Опросы общественно-
го мнения, проведенные в 1995 и 1996 гг., свидетельствовали о том,
что в целом общественность предпочитает, скорее, «разделить»
глобальную власть с другими, чем использовать ее монопольно.
В силу этих внутренних факторов американская глобальная
система уделяет гораздо больше особого внимания методам ко-
оптации (как в случае с поверженными противниками — Герма-
нией, Японией и затем даже Россией), чем это делали прежние
имперские системы. Она, вероятно, широко полагается на косвен-
ное использование влияния на зависимые иностранные элиты, од-
новременно извлекая значительную выгоду из притягательности
своих демократических принципов и институтов. Все вышеупо-
мянутое подкрепляется широким, но неосязаемым влиянием аме-
риканского господства в области глобальных коммуникаций, на-
родных развлечений и массовой культуры, а также потенциально
весьма ощутимым влиянием американского технологического
превосходства и глобального военного присутствия.
Культурное превосходство является недооцененным аспектом
американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о
своих эстетических ценностях, американская массовая культура
излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всем
мире. Ее привлекательность, вероятно, берет свое начало в жиз-
нелюбивом качестве жизни, которое она проповедует, но ее при-
тягательность во всем мире неоспорима. Американские телеви-
зионные программы и фильмы занимают почти три четверти ми-
рового рынка. Американская популярная музыка также занимает
господствующее положение, и увлечениям американцев, привыч-
кам в еде и даже одежде все больше подражают во всем мире. Язык
Internet — английский, и подавляющая часть глобальной компь-
ютерной «болтовни» — также из Америки и влияет на содержа-
ние глобальных разговоров. Наконец, Америка превратилась в
Мекку для тех, кто стремится получить современное образование;
приблизительно полмиллиона иностранных студентов стекают-
Великая шахматная доска • 39
ся в Соединенные Штаты, причем многие из самых способных так
и не возвращаются домой. Выпускников американских универ-
ситетов можно найти почти в каждом правительстве на каждом
континенте.
Стиль многих зарубежных демократических политиков все
больше походит на американский. Не только Джон Ф. Кеннеди
нашел страстных почитателей за рубежом, но даже совсем недав-
ние (и менее прославленные) американские политические лиде-
ры стали объектами тщательного изучения и политического под-
ражания. Политики таких различных культур, как японская и анг-
лийская (например, японский премьер-министр середины 90-х
годов Р. Хасимото и британский премьер-министр Тони Блэр —
и отметьте: «Тони» — подражали «Джимми» Картеру, «Биллу»
Клинтону или «Бобу» Доулу), находили весьма уместным копи-
ровать домашнюю манеру, популистское чувство локтя и такти-
ку отношений с общественностью Билла Клинтона.
Демократические идеалы, связанные с американскими поли-
тическими традициями, еще больше укрепляют то, что некоторые
воспринимают как американский «культурный империализм». В
век самого широкого распространения демократических форм
правления американский политический опыт все больше служит
стандартом для подражания. Распространяющийся во всем мире
акцент на центральное положение написанной конституции и на
главенство закона над политической беспринципностью, не важ-
но, насколько преуменьшенное на практике, использует силу
американского конституционного образа правления. В последнее
время на признание бывшими коммунистическими странами гла-
венства гражданских над военными (особенно как предваритель-
ное условие для членства в НАТО) также оказывала сильное вли-
яние американская система отношений между гражданскими и
военными.
Популярность и влияние демократической американской по-
литической системы также сопровождаются ростом привлекатель-
ности американской предпринимательской экономической моде-
ли, которая уделяет особое внимание мировой свободной торгов-
ле и беспрепятственной конкуренции. По мере того как западное
государство всеобщего благосостояния, включая его германский
акцент на «право участия в решении вопросов» между предпри-
нимателями и профсоюзами, начинает терять свой экономиче-
40 • Збигнев Бжезинский
ский динамизм, все больше европейцев высказывают мнение о
том, что необходимо последовать примеру более конкурентоспо-
собной и даже жестокой американской экономической культуры,
если не хотят, чтобы Европа откатилась еще больше назад. Даже
в Японии больший индивидуализм в экономическом поведении
признается как необходимое сопутствующее обстоятельство эко-
номического успеха.
Американский акцент на политическую демократию и эконо-
мическое развитие, таким образом, сочетает простое идеологиче-
ское откровение, применимое во многих случаях: стремление к лич-
ному успеху укрепляет свободу, создавая богатство. Конечная смесь
идеализма и эгоизма является сильной комбинацией. Индивиду-
альное самовыражение, как говорят, — это Богом данное право,
которое одновременно может принести пользу остальным, пода-
вая пример и создавая богатство. Это доктрина, которая притяги-
вает энергетикой, амбициями и высокой конкурентоспособностью.
Поскольку подражание американскому пути развития посте-
пенно пронизывает весь мир, это создает более благоприятные ус-
ловия для установления косвенной и на вид консенсуальной аме-
риканской гегемонии. Как и в случае с внутренней американской
системой, эта гегемония влечет за собой комплексную структуру
взаимозависимых институтов и процедур, предназначенных для ч
выработки консенсуса и незаметной асимметрии в сфере власти
и влияния. Американское глобальное превосходство, таким обра-
зом, подкрепляется сложной системой союзов и коалиций, кото-
рая буквально опутывает весь мир.
Организация Североатлантического договора (НАТО) связы-
вает наиболее развитые и влиятельные государства Европы с Аме-
рикой, превращая Соединенные Штаты в главное действующее
лицо даже во внутриевропейских делах. Двусторонние полити-
ческие и военные связи с Японией привязывают самую мощную
азиатскую экономику к Соединенным Штатам, причем Япония
остается (по крайней мере в настоящее время), в сущности, аме-
риканским протекторатом. Америка принимает также участие в
деятельности таких зарождающихся транстихоокеанских много-
сторонних организаций, как Азиатско-Тихоокеанский форум эко- .
комического сотрудничества (АРЕС), становясь главным действу-
ющим лицом в делах региона. Западное полушарие в основном
защищено от внешнего влияния, позволяя Америке играть глав-
Великая шахматная доска • 41
ную роль в существующих многосторонних организациях полу-
шария. Специальные меры безопасности в Персидском заливе,
особенно после краткой карательной операции против Ирака в
1991 г., превратили этот экономически важный регион в амери-
канскую военную заповедную зону. Даже на бывших советских
просторах нашли распространение различные поддерживаемые
материально американцами схемы более тесного сотрудничества
с НАТО, такие как программа «Партнерство во имя мира».
Кроме того, следует считать частью американской системы гло-
бальную сеть специализированных организаций, особенно «меж-
дународные» финансовые институты. Международный валютный
фонд (МВФ) и Всемирный банк, можно сказать, представляют
глобальные интересы, и их клиентами можно назвать весь мир. В
действительности, однако, в них доминируют американцы, и в их
создании прослеживаются американские инициативы, в частно-
сти на конференции в Бреттон-Вудсе в 1944 г.
В отличие от прежних империй, эта обширная и сложная гло-
бальная система не является иерархической пирамидой. Напро-
тив, Америка стоит в центре взаимозависимой Вселенной, такой,
в которой власть осуществляется через постоянное маневрирова-
ние, диалог, диффузию и стремление к формальному консенсусу,
хотя эта власть происходит в конце концов из единого источника,
а именно: Вашингтон, округ Колумбия. И именно здесь должны
вестись политические игры в сфере власти, причем по внутрен-
ним правилам Америки. Возможно, наивысшим комплиментом,
которым мир удостаивает центральное положение демократиче-
ского процесса в американской глобальной гегемонии, является
степень участия самих зарубежных стран во внутриамериканских
политических сделках. Насколько это возможно, правительства
зарубежных стран стремятся привлечь к сотрудничеству тех аме-
риканцев, с которыми у них имеются общие этнические или ре-
лигиозные корни. Большинство иностранных правительств так-
же нанимают американских лоббистов, чтобы продвинуть свои
вопросы, особенно в Конгрессе, в дополнение к приблизительно
тысяче иностранных «групп интересов», зарегистрированных и
действующих в американской столице. Американские этнические
общины также стремятся оказывать влияние на американскую
внешнюю политику, причем еврейское, греческое и армянское
лобби выступают как наиболее эффективно организованные.
42 • Збигнев Бжезинский
Американское превосходство, таким образом, породило новый
международный порядок, который не только копирует, но и вос-
производит за рубежом многие черты американской системы. Ее
основные моменты включают:
• систему коллективной безопасности, в том числе объединен-
ное командование и вооруженные силы, например НАТО,
Американо-японский договор о безопасности и т. д.;
• региональное экономическое сотрудничество, например
APEC, NAFTA (Североамериканское соглашение о свобод-
ной торговле) и специализированные глобальные органи-
зации сотрудничества, например Всемирный банк, МВФ,
ВТО (Всемирная организация труда);
• процедуры, которые уделяют особое внимание совместно-
му принятию решений, даже при доминировании Соединен-
ных Штатов;
• предпочтение демократическому членству в ключевых со-
юзах;
• рудиментарную глобальную конституционную и юридиче-
скую структуру (от Международного Суда до Специального
трибунала по рассмотрению военных преступлений в Бос-
нии).
Большая часть этой системы возникла в период «холодной
войны» как часть усилий Соединенных Штатов, направленных
на сдерживание своего глобального соперника — Советского Со-
юза. Таким образом, она уже была готова к глобальному приме-
нению, как только этот соперник дрогнул и Америка стала пер-
вой и единственной глобальной державой. Ее суть хорошо изло-
жена политологом Дж. Джоном Айкенберри:
«Она была гегемонистской в том смысле, что была сконцентри-
рована вокруг Соединенных Штатов и отражала политические меха-
низмы и организационные принципы американского образца. Это был
либеральный порядок в том, что он был законен и характеризовался
обоюдным взаимодействием. Европейцы (можно добавить, и япон-
цы) смогли перестроить и объединить свои общества и экономики
таким образом, чтобы они соответствовали американской гегемонии,
но также и оставили место для эксперимента со своими собственны-
ми автономными и полунезависимыми политическими системами...
Великая шахматная доска • 43
Эволюция этой комплексной системы служила для «одомашнивания»
отношений среди ведущих западных стран. Время от времени между
этими странами возникали напряженные конфликты, но суть в том,
что конфликт вмещался в рамки незыблемого, стабильного и все бо-
лее красноречивого политического порядка... Угрозы войны больше
не существует»*.
В настоящее время эта беспрецедентная американская глобаль-
ная гегемония не имеет соперников. Но останется ли она неиз-
менной в ближайшие годы?
*John Ikenberry. Creating Liberal Order: The Origins and Persistence of the
Postwar Western Settlement. — Philadelphia: University of Pennsylvania. — 1995.
Глава 2
ЕВРАЗИЙСКАЯ ШАХМАТНАЯ ДОСКА
Главный геополитический приз для Америки — Евразия. По-
ловину тысячелетия преобладающее влияние в мировых делах
имели евразийские государства и народы, которые боролись друг
с другом за региональное господство и пытались добиться гло-
бальной власти. Сегодня в Евразии руководящую роль играет не-
евразийское государство и глобальное первенство Америки непо-
средственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет
сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте.
Очевидно, что это условие временное. Но его продолжитель-
ность и то, что за ним последует, имеют особое значение не толь-
ко для благополучия Америки, но и в общем плане для мира во
всем мире. Внезапное возникновение первой и единственной гло-
бальной державы создало ситуацию, при которой одинаково быст-
рое достижение своего превосходства — либо из-за ухода Аме-
рики из мира, либо из-за внезапного появления успешного сопер-
ника — создало бы общую международную нестабильность. В дей-
ствительности это вызвало бы глобальную анархию. Гарвардский
политолог Сэмюэль П. Хантингтон прав в своем смелом утверж-
дении:
«В мире, где не будет главенства Соединенных Штатов, будет
больше насилия и беспорядка и меньше демократии и экономиче-
ского роста, чем в мире, где Соединенные Штаты продолжают больше
влиять на решение глобальных вопросов, чем какая-либо другая стра-
на. Постоянное международное главенство Соединенных Штатов яв-
ляется самым важным для благосостояния и безопасности американ-
Великая шахматная доска • 45
цев и для будущего свободы, демократии, открытых экономик и меж-
дународного порядка на Земле»*.
В связи с этим критически важным является то, как Америка
«управляет» Евразией. Евразия является крупнейшим континентом
на земном шаре и занимает осевое положение в геополитическом
отношении. Государство, которое господствует в Евразии, контро-
лировало бы два из трех наиболее развитых и экономически продук-
тивных мировых регионов. Один взгляд на карту позволяет предпо-
ложить, что контроль над Евразией почти автоматически повлечет
за собой подчинение Африки, превратив Западное полушарие и
Океанию в геополитическую периферию центрального континента
мира (см. карту VIII). Около 75% мирового населения живет в Евра-
зии, и большая часть мирового физического богатства также нахо-
дится там как в ее предприятиях, так и под землей. На долю Евразии
приходится около 60% мирового ВНП и около трех четвертей изве-
стных мировых энергетических запасов (см. таблицы).
В Евразии также находятся самые политически активные и
динамичные государства мира. После Соединенных Штатов сле-
дующие шесть крупнейших экономик и шесть стран, имеющих
самые большие затраты на вооружения, находятся в Евразии. Все,
кроме одной, — легальные ядерные державы и все, кроме одной,
нелегальные находятся в Евразии. Два претендента на региональ-
ную гегемонию и глобальное влияние, имеющие самую высокую
численность населения, находятся в Евразии. Все потенциальные
политические и/или экономические вызовы американскому пре-
обладанию исходят из Евразии. В совокупности евразийское мо-
гущество значительно перекрывает американское. К счастью для
Америки, Евразия слишком велика, чтобы быть единой в полити-
ческом отношении (см. карту IX).
Евразия, таким образом, представляет собой шахматную дос-
ку, на которой продолжается борьба за глобальное господство.
Хотя геостратегию — стратегическое управление геополитиче-
скими интересами — можно сравнить с шахматами, на евразий-
ской шахматной доске, имеющей несколько овальную форму, иг-
рают не два, а несколько игроков, каждый из которых обладает
различной степенью власти. Ведущие игроки находятся в запад-
ной, восточной, центральной и южной частях шахматной доски.
* Samuel Р. Hantington. Who International Primacy Matters // International
Security. — Spring 1993. — P. 83.
ь
О)
NORTH PASIFIC OCEAN
South pASific ocEaN
и Карта перевернутая, в отдичне от традиционного
изображения, с целью большей наглядности
Центральный в геополитическом отношении
континент мира и сто жизненно
важные периферии
Збигнев Бжезинский
Карта VIII
Великая шахматная доска • 47
Континенты: площадь (в млн. кв. м)
Восток
Континенты: население (в млн. человек)
Ближний Америка Америка
Восток
48 • Збигнев Бжезинский
Карта IX
Как в западной, так и в восточной части шахматной доски имеют-
ся густонаселенные регионы, образующие на относительно пере-
населенном пространстве несколько могущественных государств.
Что касается небольшой западной периферии Евразии, то амери-
канская мощь развернута непосредственно на ней. Дальневосточ-
ный материк — местонахождение становящегося все более могу-
щественным и независимым игрока, контролирующего огромное
население, хотя территория его энергичного соперника — зато-
ченного на нескольких близлежащих островах — и половина не-
большого дальневосточного полуострова открывают дорогу для
проникновения американского господства.
Пространство между западно! и восточной оконечностями
имеет небольшую плотность населения, является в настоящее
время политически неустойчивым и организационно расчленен-
ным обширным средним пространством, которое прежде занимал
могущественный соперник американского главенства — соперник,
который когда-то преследовал цель вытолкнуть Америку из Ев-
разии. На юге этого большого центральноевразийского плато ле-
жит политически анархический, но богатый энергетическими ре-
сурсами регион, потенциально представляющий большую важ-
ность как для западных, так и для восточных государств, имею-
щий в своей южной части густонаселенную страну, претендующую
на региональную гегемонию.
Великая шахматная доска • 49
Континенты: ВНП (в Mjip.i. долл.)
На этой огромной, причудливых очертаний евразийской шах-
матной доске, простирающейся от Лиссабона до Владивостока,
располагаются фигуры для «игры». Если среднюю часть можно
включить в расширяющуюся орбиту Запада (где доминирует
Америка), если в южном регионе не возобладает господство од-
ного игрока и если Восток не объединится таким образом, что
вынудит Америку покинуть свои заморские базы, то тогда, мож-
но сказать, Америка одержит победу. Но если средняя часть даст
отпор Западу, станет активным единым целым и либо возьмет
контроль над Югом, либо образует союз с участием крупной вос-
точной державы, то американское главенство в Евразии резко су-
зится. То же самое произойдет, если два крупных восточных иг-
рока каким-то образом объединятся. Наконец, если западные парт-
неры сгонят Америку с ее насеста на западной периферии, это
будет автоматически означать конец участия Америки в игре па
евразийс кой шахматной доске, даже если и о, вероятно, будет так-
же означать, в конечном счете, подчинение западной оконечнос-
ти ожившему игроку, занимающему среднюю часть.
Маспиабы американской глобальной гегемонии, по общему
признанию, велики, но неглубоки, сдерживаются как внутренни-
ми, так и внешними ограничениями. Американская гегемония под-
разумевает оказание решающего влияния, но, в отличие от импе-
рий прошлого, не осуществление непосредственного управления.
Именно размеры и многообразие Евразии, а также могущество не-
которых из ее государств ограничивав т глубину американского
влияния и масштабы контроля над ходом событий. Этот мегакон-
тинент просто слишком велик, слишком густо населен, разнооб-
50 • Збигнев Бжезинский
разен в культурном отношении и включает слишком много исто-
рически амбициозных и политически энергичных государств, что-
бы подчиниться даже самой успешной в экономическом и выдаю-
щейся в политическом отношении мировой державе. Это обуслов-
ливает большое значение геостратегического мастерства, тщатель-
но избранного и очень взвешенного размещения американских
ресурсов на огромной евразийской шахматной доске.
Фактом является также то, что Америка слишком демократич-
на дома, чтобы быть диктатором за границей. Это ограничивает
применение американской мощи, особенно ее возможность воен-
ного устрашения. Никогда прежде популистская демократия не
достигала международного господства. Но стремление к могуще-
ству не является целью, которая направляет народный энтузиазм,
за исключением тех ситуаций, когда возникает неожиданная уг-
роза или вызов общественному ощущению внутреннего благосо-
стояния. Экономическое самоотречение (т.е. военные расходы) и
человеческое самопожертвование (жертвы даже среди професси-
ональных военнослужащих), требующиеся в ходе борьбы, несов-
местимы с демократическими инстинктами. Демократия враждеб-
на имперской мобилизации.
Более того, большинство американцев в целом не получают
никакого особого удовлетворения от нового статуса их страны как
единственной мировой сверхдержавы. Политический «триумфа-
лизм», связанный с победой Америки в «холодной войне», встре-
тил, в общем, холодный прием и стал объектом некоторого рода
насмешек со стороны части наиболее либерально настроенных
комментаторов. Пожалуй, два довольно различных взгляда на по-
следствия для Америки ее исторической победы в соревновании
с бывшим Советским Союзом являются наиболее привлекатель-
ными с политической точки зрения: с одной стороны, существует
мнение, что окончание «холодной войны» оправдывает значитель-
ное снижение американской активности в мире, независимо от
последствий для репутации Америки на земном шаре; с другой —
существует точка зрения, что пришло время для подлинно интер-
национальной многосторонней деятельности, ради которой Аме-
рика должна даже уступить часть своего суверенитета. Обе идей-
ные школы имеют своих убежденных сторонников.
Дилеммы, стоящие перед американским руководством, ослож-
няются изменениями в характере самой мировой ситуации: пря-
Великая шахматная доска • 51
мое применение силы становится теперь не таким легким делом,
как в прошлом. Ядерные вооружения существенно ослабили по-
лезность войны как инструмента политики или даже угрозы. Ра-
стущая экономическая взаимозависимость государств делает по-
литическое использование экономического шантажа менее успеш-
ным. Таким образом, маневрирование, дипломатия, создание ко-
алиций, кооптация и очень взвешенное применение политических
козырей стали основными составными частями успешного осу-
ществления геостратегической власти на евразийской шахматной
доске.
Геополитика и геостратегия
Использование американского глобального главенства долж-
но тонко реагировать на тот факт, что в международных отноше-
ниях политическая география остается принципиально важным
соображением. Говорят, Наполеон как-то заявил, что знание сво-
ей географии есть знание сйоей внешней политики. Однако наше
понимание значения политической географий должно адаптиро-
ваться к новым реалиям власти.
Для большей части истории международных отношений фо-
кусом политических конфликтовлвлялся территориальный кон-
троль. Причиной большинства кровопролитных войн с момента
возникновения национализма было либо удовлетворение своих
национальных устремлений, направленных на получение больших
территорий, либо чувство национальной утраты в связи с поте-
рей «священной» земли. И не будет преувеличением сказать, что
территориальный императив был основным импульсом, управля-
ющим поведением государства-нации. Империи также строились
путем тщательно продуманного захвата и удержания жизненно
важных географических достояний, таких как Гибралтар, Суэц-
кий канал или Сингапур, которые служили в качестве ключевых
заслонок или замков в системе имперского контроля.
Наиболее экстремальное проявление связи между национализ-
мом и территориальным владением было продемонстрировано на-
цистской Германией и императорской Японией. Попытка пост-
роить «тысячелетний рейх» выходила далеко за рамки задачи по
воссоединению всех немецкоговорящих народов под одной поли-
тической крышей и фокусировалась также на желании контро-
52 • Збигнев Бжезинский
лировать житницы Украины, равно как и другие славянские зем-
ли, чье население должно было предоставлять дешевый рабский
труд имперским владениям. Японцы также страдали навязчивой
идеей, заключавшейся в том, что прямое территориальное владе-
ние Маньчжурией, а позднее важной нефтедобывающей Голланд-
ской Ост-Индией было существенно важно для удовлетворения
японских устремлений к национальной мощи и глобальному ста-
тусу. В аналогичном русле веками толкование российского наци-
онального величия отождествлялось с приобретением территорий,
и даже в конце XX в. российское настойчивое требование сохра-
нить контроль над таким нерусским народом, как чеченцы, кото-
рые живут вокруг жизненно важного нефтепровода, оправдыва-
лось заявлениями о том, что такой контроль принципиально ва-
жен для статуса России как великой державы.
Государства-нации продолжают оставаться основными звень-
ями мировой системы. Хотя упадок великодержавного национа-
лизма и угасание идеологического компонента снизили эмоцио-
нальное содержание глобальной политики, в то время как ядер-
ное оружие привнесло серьезные сдерживающие моменты в пла-
не использования силы, конкуренция, основанная на владении
территорией, все еще доминирует в международных отношениях,
даже если ее формы в настоящее время и имеют тенденцию к при-
обретению более цивилизованного вида. В этой конкуренции гео-
графическое положение все еще остается отправной точкой для
определения внешнеполитических приоритетов государства-на-
ции, а размеры национальной территории по-прежнему сохраня-
ют за собой значение важнейшего критерия статуса и силы.
Однако для большинства государств-наций вопрос террито-
риальных владений позднее стал терять свою значимость. В той
мере, в какой территориальные споры остаются важным момен-
том в формировании внешней политики некоторых государств,
они, скорее, являются не стремлением к укреплению националь-
ного статуса путем увеличения территорий, а вопросом обиды в
связи с отказом в самоопределении этническим братьям, которые,
как они утверждают, лишены права присоединиться к «родине-
матери», или проблемой недовольства в связи с так называемым
дурным обращением соседа с этническими меньшинствами.
Правящие национальные элиты все ближе подходят к призна-
нию того, что не территориальный, а другие факторы представля-
Великая шахматная доска • 53
ются более принципиальными в определении национального ста-
туса государства или степени международного влияния этого го-
сударства. Экономическая доблесть и ее воплощение в технологи-
ческих инновациях также могут быть ключевым критерием силы.
Первейшим примером тому служит Япония. Тем не менее все еще
существует тенденция, при которой географическое положение
определяет непосредственные приоритеты государства: чем боль-
ше его военная, экономическая и политическая мощь, тем больше
радиус, помимо непосредственных его соседей, жизненных геопо-
литических интересов, влияния и вовлеченности этого государства.
До недавнего времени ведущие аналитики в области геополи-
тики дебатировали о том, имеет ли власть на суше большее значе-
ние, чем мощь на море, и какой конкретно регион Евразии пред-
ставляет собой жизненно важное значение в плане контроля над
всем континентом. Харольд Маккиндер,_ од ин из наиболее выдаю-
щихся геополитиков, в начале этого века стал инициатором дискус-
сии, после которой появилась его концепция евразийской «опор-
ной территории» (которая, как утверждалось, должна была вклю-
чать всю Сибирь и большую часть Средней Азии), а позднее — кон-
цепция «сердца» Центральной и Восточной Европы как жизненно
важного плацдарма для обретения доминирования над континен-
том. Он популяризировал свою концепцию «сердцевины Земли»
знаменитым афоризмом:
Тот, кто правит Восточной Европой, владеет Сердцем Земли;
Тот, кто правит Сердцем Земли, владеет Мировым островом (Ев-
разией);
Тот, кто правит Мировым островом, владеет миром.
Некоторые ведущие германские политические географы при-
бегли к геополитике, чтобы обосновать «Drang nach Osten»
(стремление на Восток) своей страны, в частности адаптацию
концепции Маккиндера Карлом Хаусхофером применительно
к германским стратегическим потребностям. Более вульгаризи-
рованный отголосок этой концепции можно уловить в подчер-
кивании Адольфом Гитлером потребности немецкого народа в
«Lebensraum» (жизненном пространстве). Некоторые европейс-
кие мыслители первой половины XX века предвидели сдвиг гео-
политического баланса в восточном направлении, при этом реги-
54 • Збигнев Бжезинский
он Тихого океана, в частности Америка и Япония, должен был
превратиться в преемника Европы, вступившей в пору упадка.
Чтобы предупредить подобный сдвиг, французский политиче-
ский географ Поль Деманжон, как и прочие французские геополи-
тики, еще перед Второй мировой войной выступал за более тес-
ное единство европейских государств.
Сегодня геополитический вопрос более не сводится к тому,
какая географическая часть Евразии является отправной точкой
для господства над континентом, или к тому, что важнее: власть
на суше или на море. Геополитика продвинулась от регионально-
го мышления к глобальному, при этом превосходство над всем
Евразийским континентом служит центральной основой для гло-
бального главенства. В настоящее время Соединенные Штаты,
неевропейская держава, главенствуют в международном масшта-
бе, при этом их власть непосредственно распространена на три
периферических региона Евразийского континента, с позиции
которых они и осуществляют свое мощное влияние на государ-
ства, занимающие его внутренние районы. Но именно на самом
важном театре военных действий земного шара — в Евразии — в
какой-то момент может зародиться потенциальное соперничество
с Америкой. Таким образом, концентрация внимания на ключе-
вых действующих лицах и правильная оценка театра действий
должны явиться отправной точкой для формулирования геостра-
тегии Соединенных Штатов в аспекте перспективного руковод-
ства геополитическими интересами США в Евразии.
А поэтому требуются два основных шага:
• первый: выявить динамичные с геостратегической точки
зрения евразийские государства, которые обладают силой,
способной вызвать потенциально важный сдвиг в междуна-
родном распределении сил и разгадать центральные внеш-
неполитические цели их политических элит, а также воз-
можные последствия их стремления добиться реализации
поставленных целей; точно указать принципиально важные
с географической точки зрения евразийские государства, чье
расположение и/или существование имеют эффект катали-
затора либо для более активных геостратегических действу-
ющих лиц, либо для формирования соответствующих усло-
вий в регионе;
Великая шахматная доска • 55
• второй: сформулировать конкретную политику США для
того, чтобы компенсировать, подключить и/или контроли-
ровать вышесказанное в целях сохранения и продвижения
жизненных интересов США, а также составить концепцию
более всеобъемлющей геостратегии, которая устанавлива-
- ет взаимосвязь между конкретными политическими курса-
ми США в глобальных масштабах.
Короче говоря, для Соединенных Штатов евразийская геостра-
тегия включает целенаправленное руководство динамичными с
геостратегической точки зрения государствами и осторожное об-
ращение с государствами-катализаторами в геополитическом пла-
не, соблюдая два равноценных интереса Америки: в ближайшей
перспективе — сохранение своей исключительной глобальной
власти, а в далекой перспективе — ее трансформацию во все более
^Институционализирующееся глобальное сотрудничество. Упот-
ребляя терминологию более жестоких времен древних империй,
^три великие обязанности имперской геостратегии заключаются в
Предотвращении сговора между вассалами и сохранении их зави-
симости от общей безопасности, сохранении покорности подчи-
ненных и обеспечении их защиты и недопущении объединения
^варваров».
Геостратегические действующие лица
и геополитические центры
1 •: Активными геостратегическими действующими лицами явля-
Ются государства, которые обладают способностью и националь-
ной волей осуществлять власть или оказывать влияние за преде-
лами собственных границ с тем, чтобы изменить — до степени,
когда это отражается на интересах Америки, — существующее гео-
политическое положение. Они имеют потенциал и/или склон-
ность к непостоянству с геополитической точки зрения. По какой
бы то ни было причине — стремления к национальному величию,
идеологической реализованности, религиозному мессианству или
экономическому возвышению — некоторые государства действи-
тельно стремятся заполучить региональное господство или пози-
ции в масштабах всего мира. Ими движут глубоко укоренившие-
ся, сложные мотивации, которые лучше всего объясняются фра-
56 • Збигнев Бжезинский
зой Роберта Браунинга: «...возможность человека дотянуться до
чего-либо должна превосходить его возможность это что-то схва-
тить, иначе для чего же существуют небеса?» Таким образом, они
тщательнейшим образом критически оценивают американскую
мощь, определяют пределы, в рамках которых их интересы совпа-
дают или за которыми вступают в противоречие с американски-
ми и после этого формируют свои собственные более ограничен-
ные евразийские задачи, иногда согласующиеся, а иногда и проти-
воречащие американской политике. Соединенные Штаты должны
уделять особое внимание евразийским государствам, движимым
такими мотивами.
Геополитические центры - - это государства, чье значение вы-
текает не из их силы и мотивации, а, скорее, из их важного место-
положения и последствий их потенциальной уязвимости для дей-
ствий со стороны геостратегических действующих лиц. Чаще всего
геополитические центры обусловливаются своим географическим
положением, которое в ряде случаев придает им особую роль в
плане либо контроля доступа к важным районам, либо возмож-
ности отказа важным геополитическим действующим лицам в
получении ресурсов. В других случаях геополитический центр
может действовать' как щит для государства или даже региона,
имеющего жизненно важное значение на геополитической арене.
Иногда само существование геополитического центра, можно ска-
зать, имеет очень серьезные политические и культурные послед-
ствия для более активных соседствующих геостратегических дей-
ствующих лиц. Идентификация ключевых евразийских геопо-
литических центров периода после «холодной войны», а также
их защита являются, таким образом, принципиальным аспектом
глобальной геостратегии Америки.
С самого начала следует также отметить, что, хотя все геостра-
тегические действующие лица чаще являются важными и мощ-
ными странами, далеко не все важные и мощные страны автома-
тически становятся геостратегическими действующими лицами.
Так, в то время как идентификация геостратегических действую-
щих лиц представляется относительно легкой, отсутствие в таком
перечне некоторых очевидно важных стран может потребовать
обоснования.
В текущих условиях в масштабе всего мира по крайней мере
пять ключевых геостратегических действующих лиц и пять гео-
Великая шахматная доска • 57
политических центров (при этом два последних, возможно, так-
же частично квалифицируются как действующие лица) могут
идентифицироваться на новой евразийской политической карте.
Франция, Германия, Россия, Китай и Индия являются крупны-
ми и активными фигурами, в то время как Великобритания, Япо-
ния и Индонезия (по общему признанию, очень важные страны) не
подпадают под эту квалификацию. Украина, Азербайджан, Южная
Корея, Турция и Иран играют роль принципиально важных геопо-
литических центров, хотя и Турция, и Иран являются в какой-то
мере — в пределах своих более лимитированных возможностей —
также геостратегически активными странами. О каждой из них
будет сказано подробнее в следующих главах.
На данной стадии достаточно сказать, что на западной око-
нечности Евразии ключевыми и динамичными геостратегически-
ми действующими лицами являются Франция и Германия. Для
них обеих мотивацией является образ объединенной Европы, хотя
они расходятся во мнениях относительно того, насколько и ка-
ким образом такая Европа должна оставаться увязанной с Аме-
' рикой. Но обе хотят сложить в Европе нечто амбициозно новое,
изменив таким образом статус-кво. Франция, в частности, имеет
свою собственную геостратегическую концепцию Европы, такую,
которая в некоторых существенных моментах отличается от кон-
цепции Соединенных Штатов, и она склонна участвовать в так-
тических маневрах, направленных на то, чтобы заставить Россию
проявить себя с невыгодной стороны перед Америкой, а Велико-
британию — перед Германией, даже полагаясь при этом на фран-
ко-германский альянс, чтобы компенсировать свою собственную
относительную слабость.
Более того, и Франция, и Германия достаточно сильны и на-
пористы, чтобы оказывать влияние в масштабах более широкого
радиуса действия. Франция не только стремится к центральной
политической роли в объединяющейся Европе, но и рассматри-
вает себя как ядро средиземноморско-североафриканской груп-
пы стран, имеющей единые интересы. Германия все более и более
осознает свой особый статус как наиболее значимое государство
Европы — экономический «тягач» региона и формирующийся
лидер Европейского союза (ЕС). Германия чувствует, что несет
особую ответственность за вновь эмансипированную Централь-
ную Европу, что в какой-то мере туманно напоминает о прежних
58 • Збигнев Бжезинский
представлениях о ведомой Германией Центральной Европе. Кро-
ме того, и Франция, и Германия считают, что на них возложена
обязанность представлять интересы Европы при ведении дел с
Россией, а Германия в связи с географическим положением, по
крайней мере теоретически, даже придерживается великой кон-
цепции особых двусторонних договоренностей с Россией.
Великобритания по контрасту не является геостратегической
фигурой. Она придерживается меньшего количества значимых кон-
цепций, не тешит себя амбициозным вйдением будущего Европы,
и ее относительный упадок также снизил ее возможности играть
традиционную роль государства, удерживающего баланс сил в Ев-
ропе. Двойственность в отношении вопроса об объединении Ев-
ропы, а также преданность угасающим особым взаимоотношени-
ям с Америкой превратили Великобританию в никому неинтерес-
ное государство в плане серьезных вариантов выбора будущего
Европы. Лондон в значительной степени сам исключил себя из
европейской игры.
Бывший высокопоставленный британский деятель в Европей-
ской комиссии сэр Рой Денман в своих мемуарах вспоминает, что
еще на конференции в Мессине в 1955 г., где в предварительном
порядке рассматривался вопрос о создании Европейского союза,
официальный представитель Великобритании категорически за-
явил собравшимся архитекторам Европы:
«Будущий договор, который вы обсуждаете, не имеет шанса по-
лучить общее одобрение; если согласование по нему будет достигну-
то, то у него не окажется шанса быть реализованным. А если он будет
реализован, то окажется совершенно неприемлемым для Велико-
британии... До свидания, господа! Успеха»*.
Более 40 лет спустя вышеупомянутая фраза в значительной
степени остается определением принципиального отношения Ве-
ликобритании к созданию истинно объединенной Европы. Неже-
лание Великобритании участвовать в Экономическом и монетар-
ном союзе, который начнет, как намечено, функционировать с
января 1999 г., отражает нерасположенность этой страны иденти-
фицировать свою судьбу с Европой. Суть этого отношения была
блестяще суммирована в начале 90-х годов:
Roy Denman. Missed Chances. — London: Cassel, 1996.
Великая шахматная доска • 59
• Великобритания отвергает цель политического объедине-
ния;
• Великобритания отдает предпочтение модели экономиче-
ской интеграции на основе свободной торговли;
• Великобритания предпочитает координацию внешней по-
литики, безопасности и обороны вне структурных рамок ЕС
(Европейского сообщества);
• Великобритания редко полностью использует свой автори-
тет в ЕС*.
Великобритания, будьте уверены, все еще сохраняет свое зна-
Цение для Америки. Она продолжает оказывать определенное гло-
бальное влияние через Сообщество, но уже не является неугомон-
ной крупной державой, равно как и ее действия не мотивируются
амбициозными мечтами. Она является основным сторонником
Америки, очень лояльным союзником, жизненно важной военной
базой и тесным партнером в принципиально важной разведыва-
тельной деятельности. Ее дружбу нужно подпитывать, но ее по-
литический курс не требует неусыпного внимания. Она — ушед-
шая на покой геостратегическая фигура, почивающая на роскош-
ных лаврах, в значительной степени устранившаяся от авантюр
великой Европы, в которых Франция и Германия являются ос-
новными действующими лицами.
Прочие средние по своим масштабам европейские государства,
большинство из которых являются членами НАТО и/или Евро-
пейского союза, либо следуют ведущей роли Америки, либо по-
тихоньку выстраиваются за Германией или Францией. Их поли-
тика не имеет особо широкого регионального влияния, и они не в
том положении, чтобы менять свою основную ориентацию. На
этой стадии они не являются ни геостратегическими действую-
щими лицами, ни геополитическими центрами. Это же правомер-
но и в отношении наиболее важного потенциального централь-
ноевропейского члена НАТО и ЕС — Польши. Польша слишком
слаба, чтобы быть геостратегическим действующим лицом, и у нее
есть только один путь: интегрироваться с Западом. Более того,
исчезновение старой Российской империи и укрепляющиеся свя-
зи Польши как с Атлантическим альянсом, так и с нарождающей-
* Robert Skidelsky. Great Britain and the New Europe // From the Athlantic to
the Urals / Ed. David P. Calleo and Philip H. Gordon. — Arlington, 1992. — P. 145.
60 • Збигнев Бжезинский
ся Европой все более и более наделяют Польшу исторически бес-
прецедентной безопасностью, одновременно ограничивая ее стра-
тегический выбор.
Россия, что едва ли требует напоминания, остается крупным
геостратегическим действующим лицом, несмотря на ослаблен-
ную государственность и, возможно, затяжное нездоровье. Само
ее присутствие оказывает ощутимое влияние на обретшие неза-
висимость государства в пределах широкого евразийского про-
странства бывшего Советского Союза. Она лелеет амбициозные
геополитические цели, которые все более и более открыто про-
возглашает. Как только она восстановит свою мощь, то начнет
также оказывать значительное влияние на своих западных и вос-
точных соседей. Кроме того, России еще предстоит сделать свой
основополагающий геостратегический выбор в плане взаимоот-
ношений с Америкой: друг это или враг? Она, возможно, прекрас-
но чувствует, что в этом отношении имеет серьезные варианты
выбора на Евразийском континенте. Многое зависит от развития
внутриполитического положения и особенно от того, станет Рос-
сия европейской демократией или — опять — евразийской импе-
рией. В любом случае она, несомненно, остается действующим
лицом даже несмотря на то, что потеряла несколько своих «кус-
ков», равно как и некоторые из ключевых позиций на евразий-
ской шахматной доске.
Аналогичным образом едва ли стоит доказывать, что Китай
является крупным действующим лицом на политической арене.
Китай уже является важной региональной державой и, похоже, ле-
леет более широкие надежды, имея историю великой державы и
сохраняя представление о китайском государстве как центре мира.
Те варианты выбора, которым следует Китай, уже начинают вли-
ять на геополитическое соотношение сил в Азии, в то время как его
экономический движущий момент несомненно придаст ему как
большую физическую мощь, так и растущие амбиции. С воскреше-
нием «Великого Китая» не останется без внимания и проблема
Тайваня, а это неизбежно повлияет на американские позиции на
Дальнем Востоке. Распад Советского Союза привел к созданию
на западных окраинах Китая ряда государств, в отношении кото-
рых китайские лидеры не могут оставаться безразличными. Та-
ким образом, на Россию также в значительной степени повлияет
более активная роль Китая на мировой арене.
Великая шахматная доска • 61
В восточной периферии Евразии заключен парадокс. Япония
явно представляет собой крупную державу в мировых отношени-
ях, и американо-японский альянс часто — и правильно — опреде-
ляется как наиболее важные двусторонние отношения. Как одна
из самых значительных экономических держав мира, Япония, оче-
видно, обладает потенциалом политической державы первого клас-
са. Тем не менее она его не использует, тщательно избегая любых
стремлений к региональному доминированию и предпочитая вме-
сто этого действовать под протекцией Америки. Япония, как и Ве-
ликобританияВ-Случае Европы, предпочитает не вступать в по-
литические перипетии материковой Азии, хотя причиной тому,
по крайней мере частичной, является давняя враждебность мно-
гих собратьев-азиатов в отношении любой претензии Японии на
ведущую политическую роль в регионе.
В свою очередь, такая сдержанная политическая позиция Япо-
нии позволяет Соединенным Штатам играть центральную роль
по обеспечению безопасности на Дальнем Востоке. Таким обра-
зом, Япония не является геостратегическим действующим лицом,
хотя очевидный потенциал, способный быстро превратить ее в
таковую, особенно если Китай или Америка неожиданно изме-
нят свою нынешнюю политику, возлагает на Соединенные Шта-
ты особое обязательство тщательно пестовать американо-япон-
ские отношения. И это вовсе не японская внешняя политика, за
которой Америке следует тщательно наблюдать, а японская сдер-
жанность, которую Америка должна очень бережно культивиро-
вать. Любое существенное ослабление американо-японских по-
литических связей непосредственно повлияло бы на стабильность
в регионе.
Легче обосновать отсутствие Индонезии в перечне динамич-
ных геостратегических действующих лиц. В Юго-Восточной Азии
Индонезия является наиболее важной страной, но ее возможнос-
ти оказывать влияние даже в самом регионе ограничены относи-
тельной неразвитостью экономики, продолжающейся внутрипо-
литической нестабильностью, рассредоточенностью входящих в
архипелаг островов и подверженностью этническим конфликтам,
которые усугубляются центральной ролью китайского меньшин-
ства во внутренних финансах страны. В чем-то Индонезия могла
бы стать серьезным препятствием для китайских южных устрем-
лений. В конце концов, Австралия признала это. Она какое-то
62 • Збигнев Бжезинский
время опасалась индонезийского экспансионизма, но позднее на-
чала приветствовать более тесное австралийско-индонезийское
сотрудничество в области безопасности. Но потребуется период
консолидации и устойчивого экономического успеха, прежде чем
Индонезию можно будет рассматривать как доминирующее в ре-
гионе действующее лицо.
Индия, наоборот, находится в процессе своего становления как
региональной державы и рассматривает себя как потенциально
крупное действующее лицо в мировом масштабе. Она видит в себе
и соперника Китаю. Возможно, это переоценка своих стародавних
возможностей, но Индия, несомненно, является наиболее сильным
государством Южной Азии, и стала она таковой не столько для того,
чтобы запугать или шантажировать Пакистан, сколько чтобы сба-
лансировать наличие у Китая ядерного арсенала. Индия облада-
ет геостратегическим вйдением своей региональной роли как в
отношении своих соседей, так и в Индийском океане. Однако ее
амбиции на данном этапе лишь периферически вторгаются в ев-
разийские интересы Америки, и, таким образом, как геостратеги-
ческое действующее лицо Индия не представляет собой, по край-
ней мере не в такой степени, как Россия или Китай, источник гео-
политического беспокойства.
Украина, новое и важное пространство на евразийской шах-
матной доске, является геополитическим центром, потому что
само ее существование как независимого государства помогает
трансформировать Россию. Без Украины Россия перестает быть
евразийской империей. Без Украины Россия все еще может бо-
роться за имперский статус, но тогда она стала бы в основном ази-
атским имперским государством и скорее всего была бы втянута
в изнуряющие конфликты с поднимающей голову Средней Ази-
ей, которая, произойди такое, была бы обижена в связи с утратой
недавней независимости и получила бы поддержку со стороны
дружественных ей исламских государств Юга. Китай, похоже, так-
же воспротивился бы любого рода реставрации российского до-
минирования над Средней Азией, учитывая его возрастающий
интерес к недавно получившим независимость государствам это-
го региона. Однако если Москва вернет себе контроль над Украи-
ной с ее 52-миллионным населением и крупными ресурсами, а
также выходом к Черному морю, то Россия автоматически вновь
получит средства превратиться в мощное имперское государство,
Великая шахматная доска • 63
раскинувшееся в Европе и в Азии. Потеря Украиной независимо-
сти имела бы незамедлительные последствия для Центральной
Европы, трансформировав Польшу в геополитический центр на
восточных рубежах объединенной Европы.
Несмотря на ограниченные территориальные масштабы и не-
значительное по численности население, Азербайджан с его ог-
ромными энергетическими ресурсами также в геополитическом
плане имеет ключевое значение. Это пробка в сосуде, содержа-
щем богатства бассейна Каспийского моря и Средней Азии. Не-
зависимость государств Средней Азии можно рассматривать как
практически бессмысленное понятие, если Азербайджан будет
полностью подчинен московскому контролю. Собственные и весь-
ма значительные нефтяные ресурсы Азербайджана могут также
быть подчинены контролю России, если независимость этой стра-
ны окажется аннулированной. Независимый Азербайджан, соеди-
ненный с рынками Запада нефтепроводами, которые не проходят
через контролируемую Россией территорию, также становится
крупной магистралью для доступа передовых и энергопотребля-
ющих экономик к энергетически богатым республикам Средней
Азии. Будущее Азербайджана и Средней Азии почти в такой же
степени, как и в случае Украины, принципиально зависит от того,
кем может стать или не стать Россия.
Турция и Иран заняты установлением некоторой степени вли-
яния в каспийско-среднеазиатском регионе, используя потерю
Россией своей власти. По этой причине их можно было бы счи-
тать геостратегическими действующими лицами. Однако оба эти
государства сталкиваются с серьезными внутренними проблема-
ми и их возможности осуществлять значительные региональные
подвижки в расстановке сил власти ограничены. Кроме того, они
являются соперниками и, таким образом, сводят на нет влияние
друг друга. Например, в Азербайджане, где Турция добилась вли-
ятельной роли, позиция Ирана (вытекающая из обеспокоеннос-
ти возможными национальными волнениями азербайджанцев на
собственной территории) для России оказалась более полезной.
Однако и Турция, и Иран являются в первую очередь важны-
ми геополитическими центрами. Турция стабилизирует регион
Черного моря, контролирует доступ из него в Средиземное море,
уравновешивает Россию на Кавказе, все еще остается противояди-
ем от мусульманского фундаментализма и служит южным яко-
64 • Збигнев Бжезинский
рем НАТО. Дестабилизированная Турция, похоже, дала бы боль-
шую свободу насилию на Южных Балканах, одновременно обес-
печив России восстановление контроля над недавно получивши-
ми независимость государствами Кавказа. Иран, несмотря на свое
двойственное отношение к Азербайджану, аналогичным образом
обеспечивает стабилизирующую поддержку новому политиче-
скому разнообразию Средней Азии. Он доминирует над восточ-
ным побережьем Персидского залива, а его независимость, несмот-
ря на сегодняшнюю враждебность к Соединенным Штатам, игра-
ет роль барьера для любой перспективной российской угрозы аме-
риканским интересам в этом регионе.
И наконец, Южная Корея — геополитический центр Дальнего
Востока. Ее тесные связи с Соединенными Штатами позволяют
Америке играть роль щита для Японии и с помощью этого не да-
вать последней превратиться в независимую и мощную военную
державу без подавляющего американского присутствия в самой
Японии. Любая существенная перемена в статусе Южной Кореи
либо в связи с объединением, либо из-за перехода в расширяю-
щуюся сферу влияния Китая непременно коренным образом из-
менила бы роль Америки на Дальнем Востоке, изменив, таким
образом, и роль Японии. Кроме того, растущая экономическая
мощь Южной Кореи также превращает ее в более важное «про-
странство» само по себе, контроль над которым приобретает все
большую ценность.
Вышеприведенный перечень геостратегических действующих
лиц и геополитических центров не является ни постоянным, ни
неизменным. Временами некоторые государства могут быть вне-
сены или исключены из него. Безусловно, с какой-то точки зре-
ния могло бы так сложиться, что Тайвань или Таиланд, Пакистан
или, возможно, Казахстан или Узбекистан нужно было бы также
внести в последнюю категорию. Однако на данном этапе ситуа-
ция вокруг каждой из вышеупомянутых стран не принуждает нас
к этому. Изменения в статусе любой из них представляли бы зна-
чительные события и повлекли за собой некоторые сдвиги в рас-
становке сил, но сомнительно, чтобы их последствия оказались
далеко идущими. Единственным исключением мог бы стать Тай-
вань, если кто-нибудь предпочтет рассматривать его отдельно от
Китая. Но даже тогда этот вопрос встал бы лишь в том случае,
если Китай вознамерился бы использовать значительную силу для
Великая шахматная доска • 65
завоевания острова, бросая вызов Соединенным Штатам и таким
образом в более широком плане угрожая политической репута-
ции Америки на Дальнем Востоке. Вероятность такого хода со-
бытий представляется небольшой, но эти соображения все же сто-
ит иметь в виду при формировании политики США в отношении
Китая.
Важный выбор и потенциальные проблемы
Выявление центральных действующих лиц и ключевых цент-
ров помогает определить дилеммы общей американской полити-
ки и предвосхитить возникновение крупных проблем на Евразий-
ском суперконтиненте. До всестороннего обсуждения в последу-
ющих главах все эти моменты можно свести к пяти основным во-
просам:
• Какая Европа предпочтительнее для Америки и, следова-
тельно, созданию какой Европы она должна способствовать?
• Какой должна быть Россия, чтобы соответствовать интере-
сам Америки, и что и как должна Америка для этого делать?
• Каковы перспективы возникновения в Центральной Евро-
пе новых «Балкан» и что должна сделать Америка, чтобы
свести до минимума опасность, которая может в результате
возникнуть?
• На какую роль на Дальнем Востоке следует поощрять Ки-
тай и каковы могут быть последствия вышеупомянутого не
только для Соединенных Штатов, но также и для Японии?
< • Каковы возможные евразийские коалиции, которые в наи-
большей степени могут быть опасными для интересов Со-
единенных Штатов, и что необходимо сделать, чтобы пре-
дотвратить их возникновение?
США всегда заявляли о своей приверженности делу создания
единой Европы. Еще со времен правления администрации Кен-
неди обычным призывом является призыв к «равному партнер-
ству». Официальный Вашингтон постоянно заявляет о своем же-
лании видеть Европу единым образованием, достаточно мощным,
чтобы разделить с Америкой ответственность и бремя мирового
лидерства.
j'.,.
66 • Збигнев Бжезинский
Это обычная риторика. Однако на практике Соединенные Штаты
не так определенны и не так настойчивы. Действительно ли Вашинг-
тон искренне хочет видеть в Европе настоящего равного партнера в
мировых делах или же он предпочитает неравный альянс? Напри-
мер, готовы ли Соединенные Штаты поделиться лидерством с Ев-
ропой на Ближнем Востоке, в регионе, который не только в геогра-
фическом плане расположен ближе к Европе, чем к Америке, и в
котором несколько европейских стран имеют свои давние интере-
сы? Сразу же приходят на ум вопросы, связанные с Израилем. Раз-
ногласия между США и европейскими странами по поводу Ирана
и Ирака рассматриваются Соединенными Штатами не как вопрос
между равными партнерами, а как вопрос неподчинения.
Двусмысленность относительно степени американской под-
держки процесса объединения Европы также распространяется на
вопрос о том, как должно определяться европейское единство, и
особенно на вопрос о том, какая страна должна возглавить объ-
единенную Европу (и вообще должна ли быть такая страна). Ва-
шингтон не имеет ничего против разъединяющей позиции Лон-
дона по поводу интеграции Европы, хотя Вашингтон отдает яв-
ное предпочтение скорее германскому, чем французскому лидер-
ству в Европе. Это понятно, учитывая традиционное направление
французской политики, однако этот выбор имеет также опреде-
ленные последствия, которые выражаются в содействии появле-
нию время от времени тактических франко-британских догово-
ренностей с целью противодействовать Германии, равно как и в
периодическом заигрывании Франции с Москвой с целью проти-
востоять американо-германской коалиции.
Появление по-настоящему единой Европы — особенно если это
должно произойти с конструктивной американской помощью —
потребует значительных изменений в структуре и процессах бло-
ка НАТО, основного связующего звена между Америкой и Евро-
пой. НАТО не только обеспечивает основной механизм осуще-
ствления американского влияния в европейских делах, но и яв-
ляется основой для критически важного с точки зрения полити-
ки американского военного присутствия в Западной Европе.
Однако европейское единство потребует приспособления этой
структуры к новой реальности альянса, основанного на двух бо-
лее или менее равных партнерах, вместо альянса, который, если
пользоваться традиционной терминологией, предполагал наличие
Великая шахматная доска • 67
гегемона и его вассалов. Этот вопрос до сих пор большей частью не
затрагивается, несмотря на принятые в 1996 г. крайне скромные
меры, направленные на повышение роли в рамках НАТО Западно-
европейского союза (ЗЕС), военной коалиции стран Западной Ев-
ропы. Таким образом, реальный выбор в пользу объединенной
Европы потребует осуществления далеко идущей реорганизации
НАТО, что неизбежно приведет к уменьшению главенствующей
роли Америки в рамках альянса.
Короче говоря, в своей долгосрочной стратегии в отношении
Европы американская сторона должна четко определиться в во-
просах европейского единства и реального партнерства с Европой.
Америка, которая по-настоящему хочет, чтобы Европа была еди-
ной и, следовательно, более независимой, должна будет всем сво-
им авторитетом поддержать те европейские силы, которые дей-
ствительно выступают за политическую и экономическую интег-
рацию Европы. Такая стратегия также должна означать отказ от
последних признаков однажды освященных особых отношений
между США и Великобританией.
Политика в отношении создания объединенной Европы долж-
на также обратиться — хотя бы и совместно с европейцами — к
крайне важному вопросу о географических границах Европы. Как
далеко на восток должен расширяться Европейский союз? И долж-
ны ли восточные пределы ЕС совпадать с восточной границей
НАТО? Первый из этих двух вопросов — это, скорее, вопрос, по
которому решение должно приниматься в Европе, однако мнение
европейских стран по этому вопросу окажет прямое воздействие
на решение НАТО. Принятие решения по второму вопросу, од-
нако, предполагает участие Соединенных Штатов, и голос США
в НАТО по-прежнему решающий. Учитывая растущее согласие
относительно желательности принятия стран Центральной Евро-
пы как в ЕС, так и в НАТО, практическое значение этого вопроса
вынуждает фокусировать внимание на будущем статусе Балтий-
ских республик и, возможно, на статусе Украины.
Таким образом, существует важное частичное совпадение меж-
ду европейской дилеммой, которая обсуждалась выше, и второй,
которая касается России. Легко ответить на вопрос относительно
будущего России, заявив о том, что предпочтение отдается демо-
кратической России, тесно связанной с Европой. Возможно, демо-
кратическая Россия с большим одобрением относилась бы к цен-
68 • Збигнев Бжезинский
ностям, которые разделяют Америка и Европа, и, следовательно,
также, весьма вероятно, стала бы младшим партнером в создании
более стабильной и основанной на сотрудничестве Евразии. Од-
нако амбиции России могут пойти дальше простого достижения
признания и уважения ее как демократического государства. В
рамках российского внешнеполитического истеблишмента (состо-
ящего главным образом из бывших советских чиновников) до сих
пор живет глубоко укоренившееся желание играть особую евра-
зийскую роль, такую роль, которая может привести к тому, что
вновь созданные независимые постсоветские государства будут
подчиняться Москве.
В этом контексте даже дружественная политика Запада рас-
сматривается некоторыми влиятельными членами российского
сообщества, определяющего политику, как направленная на то,
чтобы лишить Россию ее законного права на статус мировой дер-
жавы. Вот как это сформулировали два российских геополитика:
«Соединенные Штаты и страны НАТО — хотя и уважают чувство
самоуважения России в разумных пределах, но тем не менее неук-
лонно и последовательно уничтожают геополитические основы, ко-
торые могли, по крайней мере теоретически, позволить России на-
деяться на получение статуса державы номер два в мировой полити-
ке, который принадлежал Советскому Союзу».
Более того, считается, что Америка проводит политику, в рам-
ках которой
«новая организация европейского пространства, которое созда-
ется в настоящее время Западом, по существу строится на идее ока-
зания помощи в этой части мира новым, относительно небольшим и
слабым национальным государствам через их более или менее тес-
ное сближение с НАТО, ЕС и т.д.»*.
Приведенные выше цитаты хорошо определяют — хотя и с не-
которым предубеждением — ту дилемму, перед которой стоят
США. До какой степени следует оказывать России экономиче-
скую помощь, которая неизбежно приведет к усилению России
* Богатуров А., Кременюк В. Современные отношения и перспективы вза-
имодействия между Россией и Соединенными Штатами Америки // Незави-
симая газета. — 1996. — 28 июня. (Оба автора являются ведущими учеными,
работающими в Институте США и Канады.)
Великая шахматная доска • 69
как в политическом, так и в военном аспекте, и до какой степени сле-
дует одновременно помогать новым независимым государствам в
их усилиях по защите и укреплению своей независимости? Мо-
жет ли Россия быть мощным и одновременно демократическим
государством? Если она вновь обретет мощь, не захочет ли она
вернуть свои утерянные имперские владения и сможет ли она тог-
да быть и империей, и демократией?
Политика США по отношению к важным геополитическим
центрам, таким как Украина и Азербайджан, не позволяет обойти
этот вопрос, и Америка, таким образом, стоит перед трудной ди-
леммой относительно тактической расстановки сил и стратеги-
ческой цели. Внутреннее оздоровление России необходимо для
демократизации России и в конечном счете для европеизации.
Однако любое восстановление ее имперской мощи может нанес-
ти вред обеим этим целям. Более того, именно по поводу этого
вопроса могут возникнуть разногласия между Америкой и неко-
торыми европейскими государствами, особенно в случае расши-
рения ЕС и НАТО. Следует ли считать Россию кандидатом в воз-
можные члены в обе эти структуры? И что тогда предпринимать
в отношении Украины? Издержки, связанные с недопущением
России в эти структуры, могут быть крайне высокими — в рос-
сийском сознании будет реализовываться идея собственного осо-
бого предназначения России, — однако последствия ослабления
ЕС и НАТО также могут оказаться дестабилизирующими.
Еще одна большая неопределенность проявляется в крупном
и геополитически неустойчивом пространстве Центральной Ев-
разии; эта неопределенность доведена до предела возможной уяз-
вимостью турецкого и иранского центров. В районе, граница ко-
торого показана на карте X, она проходит через Крым в Черном
море прямо на восток вдоль новых южных границ России, идет
по границе с китайской провинцией Синьцзян, затем спускается
вниз к Индийскому океану, оттуда идет на запад к Красному морю,
затем поднимается на север к восточной части Средиземного моря
и вновь возвращается к Крыму, там проживает около 400 млн.
человек приблизительно в 25 странах, почти все из них как в эт-
ническом плане, так и в религиозном являются разнородными, и
практически ни одна из этих стран не является политически ста-
бильной. Некоторые из этих стран могут находиться в процессе
приобретения ядерного оружия.
70 • Збигнев Бжезинский
Этот огромный регион, раздираемый ненавистью, которую лег-
ко разжечь, и окруженный конкурирующими между собой могу-
щественными соседями, вероятно, является и огромным полем
битвы, на котором происходят войны между национальными го-
сударствами, и зоной (это скорее всего), где царит затянувшееся
этническое и религиозное насилие. Будет ли Индия выступать в
качестве сдерживающего фактора или же воспользуется некото-
рыми возможностями, чтобы навязывать свою волю Пакистану,
в большой степени скажется на региональных рамках возможных
конфликтов. Внутренняя напряженность в Турции и Иране, ве-
роятно, не только усилится, но значительно снизит стабилизиру-
ющую роль, которую эти государства могут играть во взрывоопас-
ном регионе. Такие события, в свою очередь, возможно, затруднят
процесс ассимиляции международным сообществом новых госу-
дарств Центральной Азии, а также отрицательно повлияют на бе-
зопасность в Персидском заливе, в обеспечении которой домини-
рующую роль играет Америка. В любом случае и Америка, и меж-
дународное сообщество могут столкнуться здесь с проблемой, по
сравнению с которой недавний кризис в бывшей Югославии по-
кажется незначительным (см. карту X).
Частью проблемы этого нестабильного региона может стать
вызов главенствующей роли Америки со стороны исламского фун-
даментализма. Эксплуатируя религиозную враждебность к аме-
риканскому образу жизни и извлекая выгоду из арабо-израиль-
ского конфликта, исламский фундаментализм может подорвать
позиции нескольких прозападных ближневосточных правительств
и в итоге поставить под угрозу американские региональные ин-
тересы, особенно в районе Персидского залива. Однако без по-
литической сплоченности и при отсутствии единого по-настоя-
щему мощного исламского государства вызову со стороны ис-
ламского фундаментализма будет не хватать геополитического
ядра и, следовательно, он будет выражаться скорее всего через
насилие.
Появление Китая как крупной державы ставит геостратеги-
ческий вопрос крайней важности. Наиболее привлекательным ре-
зультатом было бы кооптирование идущего по пути демократии
и развивающего свободный рынок Китая в более крупную азиат-
скую региональную структуру сотрудничества. А если Китай не
станет проводить демократических преобразований, но продол-
Великая шахматная доска • 71
Карта X
жит наращивать свою экономическую и военную мощь? Может
появиться Великий Китай, какими бы ни были желания и расче-
ты его соседей, и любые попытки помешать этому могут привести
к обос'1 рению конфликта с Китаем. Такой конфликт может вне-
сти напряженность в американо-японские отношения, поскольку
совсем необязательно, что Япония захочет следовать американ-
скому примеру в сдерживании Китая, и, следовательно, может иметь
революционные последствия для определения роли Японии на ре-
гиональном уровне, что, возможно, даже приведет к прекращению
американского присутствия на Дальнем Востоке.
Однако достижение договоренностей с Китаем потребует сво-
ей собственной цены. Признать Китай в качестве региональной
Державы не означает простого одобрения одного лишь лозунга.
Такое превосходство на региональном уровне должно иметь и сущ-
ностное содержание. Откровенно говоря, в каком объеме и где
готова Америка признать китайскую сферу влияния, что необхо-
димо сделать в качестве составной части политики, направлен-
72 • Збигнев Бжезинский
ной на успешное вовлечение Китая в мировые дела? Какие райо-
ны, находящиеся в настоящее время за пределами политического
радиуса действия Китая, можно уступить в сферу влияния вновь
появляющейся Поднебесной империи?
В этом контексте сохранение американского присутствия в
Южной Корее становится особенно важным. Трудно представить
себе, что без него американо-японское соглашение в оборонной
области будет существовать в нынешней форме, поскольку Япо-
ния вынуждена будет стать более независимой в военном плане.
Однако любое движение в сторону корейского воссоединения, ве-
роятно, разрушит основу для продолжения американского воен-
ного присутствия в Южной Корее. Воссоединенная Корея может
счесть необходимым отказаться от американской военной защи-
ты; это фактически может стать ценой, которую потребует Китай
за то, что он всем своим авторитетом поддерживает объединение
полуострова. Короче говоря, урегулирование США своих отно-
шений с Китаем неизбежно непосредственным образом скажется
на стабильности отношений в области безопасности в рамках аме-
рикано-японо-корейского «треугольника».
И в заключение следует кратко остановиться на некоторых воз-
можных обстоятельствах, которые могут привести к созданию бу-
дущих политических союзов; более полно этот вопрос будет рас-
смотрен в соответствующих главах. В прошлом на международные
дела оказывала влияние борьба между отдельными государствами
за господство на региональном уровне. Впредь Соединенные Шта-
ты, вероятно, должны будут решать, как справляться с региональ-
ными коалициями, стремящимися вытолкнуть Америку из Евра-
зии, тем самым создавая угрозу статусу Америки как мировой дер-
жавы. Однако будут или не будут такие коалиции бросать вызов
американскому господству, фактически зависит в очень большой
степени от того, насколько эффективно Соединенные Штаты смо-
гут решить основные дилеммы, обозначенные здесь.
Потенциально самым опасным сценарием развития событий
может быть создание «антигегемонистской» коалиции с участи-
ем Китая, России и, возможно, Ирана, которых будут объединять
не идеология, а взаимодополняющие обиды. Такое развитие со-
бытий может напоминать по своему размеру и масштабу пробле-
му, которая однажды уже была поставлена китайско-советским
Великая шахматная доска • 73
блоком, хотя на этот раз Китай, вероятнее всего, будет лидером, а
Россия — ведомым. Чтобы предотвратить создание этого блока,
как бы маловероятно это ни выглядело, США потребуется про-
явить геостратегическое мастерство одновременно на западной,
восточной и южной границах Евразии.
Географически более ограниченную, но потенциально даже бо-
лее важную проблему может представлять собой китайско-япон-
ская «ось», которая может возникнуть вслед за крушением аме-
риканских позиций на Дальнем Востоке и революционными из-
менениями во взглядах Японии на мировые проблемы. Такой блок
может объединить мощь двух чрезвычайно продуктивных наро-
дов и использовать в качестве объединяющей антиамериканской
доктрины некую форму «азиатчины» («asianism»). Однако пред-
ставляется маловероятным, что в обозримом будущем Китай и
Япония образуют такой альянс, учитывая их прошлый истори-
ческий опыт; а дальновидная американская политика на Дальнем
Востоке, конечно же, должна суметь предотвратить реализацию
подобных изменений.
Существует также возможность — хотя и маловероятная, но
которую нельзя полностью исключить — серьезной перегруппи-
ровки сил в Европе, заключающейся или в тайном германо-рос-
сийском сговоре, или в образовании франко-российского союза.
В истории есть подобные прецеденты, и каждая из этих двух воз-
можностей может реализоваться в случае, если остановится про-
цесс европейского объединения и произойдет серьезное ухудше-
ние отношений между Европой и Америкой. Фактически в слу-
чае реализации последней из упомянутых возможностей можно
представить, что произойдет налаживание взаимопонимания меж-
ду Европой и Россией с целью выдавливания Америки с конти-
нента. На данной стадии все эти варианты представляются неве-
роятными. Для их осуществления понадобились бы не только
проведение Америкой крайне неправильной европейской поли-
тики, но и резкая переориентация основных европейских госу-
дарств.
Каким бы ни было будущее, разумно сделать вывод о том,
что американское главенство на Евразийском континенте столк-
нется с различного рода волнениями и, возможно, с отдельны-
ми случаями насилия. Ведущая роль Америки потенциально не
74 • Збигнев Бжезинский
защищена от новых проблем, которые могут создать как регио-
нальные соперники, так и новая расстановка сил. Нынешняя
мировая система с преобладанием Америки, снятием «угрозы
войны с повестки дня» стабильна, вероятно, только в тех частях
мира, в которых американское главенство, определяемое долго-
срочной геостратегией, опирается на совместимые и родствен-
ные общественно-политические системы, связанные многосто-
ронними рамками.
Глава 3
ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПЛАЦДАРМ
Европа является естественным союзником Америки. Она раз-
деляет те же самые ценности; разделяет главным образом те же
самые религиозные взгляды; проводит ту же самую демократи-
ческую политику и является исторической родиной большинства
американцев. Прокладывая путь к интеграции государств-наций
в коллективный надгосударственный экономический и, в конеч-
ном счете, политический союз, Европа указывает также направ-
ление к образованию более крупных форм постнациональной
организации, выходящей за узкие представления и деструктив-
ные эмоции, характерные для эпохи национализма. Это уже са-
мый многосторонне организованный регион мира (см. схему).
Достижение успеха в области политического объединения этого
региона может привести к созданию единой структуры, объеди-
няющей 400 млн. человек, которые будут жить в условиях демо-
кратии и иметь уровень жизни, сравнимый с тем, который суще-
ствует в Соединенных Штатах. Такая Европа неизбежно станет
мировой державой.
Европа также служит трамплином для дальнейшего продви-
жения демократии в глубь Евразии. Расширение Европы на вос-
ток может закрепить демократическую победу 90-х годов. Е1а по-
литическом и экономическом уровне расширение соответствует
тем по своему существу цивилизаторским целям Европы, имено-
вавшейся Европой Петра, которые определялись древним и об-
щим религиозным наследием, оставленным Европе западной вет-
вью христианства. Такая Европа некогда существовала, задолго
0>
Европейские организации
- ЕС Ирландия Швеция Австрия Финляндия
ОБСЕ' Польша Чешская Республика Словакия Венгрия Болгария Румыния Эстония Латвия Литва Албания Словения Хорватия Босния-Герцеговина Югославия НАТО США Канада Турция Исландия Норвегия Греция Дания /ЗЕС \ / Бельгия \ / Германия \ Франция \ Италия 1 Люксембург \ Нидерланды / \ Португалия / \ Испания / \ Великобритания / Россия Белоруссия Украина Молдавия Казахстан Кыргызстан Узбекистан Туркмения Таджикистан Грузия
Мальта Ватикан Сан-Марино Монако Швейцария Лихтенштейн Кипр
Збигнев Бжезинский
Великая шахматная доска • 77
до эпохи национализма и даже задолго до последнего раздела Ев-
ропы на две части, в одной из которых господствовало американ-
ское влияние, в другой — советское. Такая Большая Европа смогла
бы обладать магнетической привлекательностью для государств,
расположенных даже далеко на востоке, устанавливая систему
связей с Украиной, Белоруссией и Россией, вовлекая их во все
более крепнущий процесс сотрудничества с одновременным вне-
дрением в сознание общих демократических принципов. В итоге
такая Европа могла бы стать одной из важнейших опор поддер-
живаемой Америкой крупной евразийской структуры по обеспе-
чению безопасности и сотрудничества.
Однако прежде всего Европа является важнейшим геополи-
тическим плацдармом Америки на Европейском континенте. Гео-
стратегическая заинтересованность Америки в Европе огромна.
В отличие от связей Америки с Японией, Атлантический альянс
укрепляет американское политическое влияние и военную мощь
на Евразийском континенте. На этой стадии американо-европей-
ских отношений, когда союзные европейские государства все еще
в значительной степени зависят от обеспечиваемой американ-
цами безопасности, любое расширение пределов Европы авто-
матически становится также расширением границ прямого аме-
риканского влияния. И наоборот, без тесных трансатлантических
связей главенство Америки в Евразии сразу исчезнет. Контроль
США над Атлантическим океаном и возможности распространять
влияние и силу в глубь Евразии могут быть значительно ограни-
чены.
Проблема, однако, заключается в том, что истинной европей-
ской «Европы» как таковой не существует. Это образ, концепция
и цель, но еще не реальность. Западная Европа уже является об-
щим рынком, но она еще далека от того, чтобы стать единым по-
литическим образованием. Политическая Европа еще не появи-
лась. Кризис в Боснии стал неприятным доказательством — если
доказательства все еще требуются — продолжающегося отсутствия
Европы как единого организма. Горький факт заключается в том,
что Западная Европа, а также все больше и больше и Централь-
ная Европа остаются в значительной степени американским про-
текторатом, при этом союзные государства напоминают древних
вассалов и подчиненных. Такое положение не является нормаль-
ным как для Америки, так и для европейских государств.
78 • Збигнев Бжезинский
Положение дел ухудшается за счет снижения внутренней жиз-
неспособности Европы. И легитимность существующей социо-
экономической системы, и даже внешне проявляемое чувство евро-
пейской идентичности оказываются уязвимыми. В ряде европей-
ских стран можно обнаружить кризис доверия и утрату созидатель-
ного импульса, а также существование внутренних перспектив,
которые являются как изоляционистскими, так и эскапистскими,
уводящими от решения крупных мировых проблем. Неясно, хо-
чет ли даже большинство европейцев видеть Европу крупной дер-
жавой и готовы ли они сделать все необходимое, чтобы она такой
стала. Даже остаточный европейский антиамериканизм, в насто-
ящее время очень слабый, является удивительно циничным: ев-
ропейцы сетуют по поводу американской «гегемонии», но в то же
время чувствуют себя комфортно под ее защитой.
Три основных момента явились когда-то политическим толч-
ком к объединению Европы, а именно: память о двух разруши-
тельных мировых войнах, желание экономического оздоровления
и отсутствие чувства безопасности, порожденное советской угро-
зой. К середине 90-х годов, однако, эти моменты исчезли. Эконо-
мическое оздоровление в целом было достигнуто; скорее, пробле-
ма, с которой все в большей степени сталкивается Европа, заклю-
чается в существовании чрезмерно обременительной системы со-
циального обеспечения, которая подрывает ее экономическую
жизнеспособность, в то время как неистовое сопротивление лю-
бой реформе со стороны особых заинтересованных кругов отвле-
кает европейское политическое внимание на внутренние пробле-
мы. Советская угроза исчезла, тем не менее желание некоторых
европейцев освободиться от американской опеки не воплотилось
в непреодолимый иМпульс к объединению континента.
Дело объединения Европы все в большей мере поддерживает*
ся бюрократической энергией, порождаемой большим организа-
ционным аппаратом, созданным Европейским сообществом и его
преемником — Европейским союзом. Идея объединения все еще
пользуется значительной народной поддержкой, но ее популяр-
ность падает; в этой идее отсутствуют энтузиазм и понимание важ-
ности цели. Вообще, современная Западная Европа производит
впечатление попавшей в затруднительное положение, не имею-
щей цели, хотя и благополучной, но неспокойной в социальном
плане группы обществ, не принимающих участия в реализации
Великая шахматная доска • 79
каких-либо более крупных идей. Европейское объединение все
больше представляет собой процесс, а не цель.
И все же политические элиты двух ведущих европейских
стран — Франции и Германии — остаются в основном преданны-
ми делу создания и определения такой Европы, которая может
стать действительно Европой. Таким образом, именно они явля-
ются главными архитекторами Европы. Работая вместе, они смо-
гут создать Европу, достойную ее прошлого и ее потенциала. Од-
нако у каждой стороны существуют свои собственные, в чем-то
отличные от других представления и планы, и ни одна из сторон
не является настолько сильной, чтобы добиться своего.
Это положение предоставляет Соединенным Штатам особую
возможность для решительного вмешательства. Оно делает необ-
ходимым американское участие в деле объединения Европы, по-
скольку в противном случае процесс объединения может приос-
тановиться и постепенно даже пойти вспять. Однако любое эф-
фективное американское участие в строительстве Европы долж-
но определяться четкими представлениями со стороны Америки
относительно того, какая Европа для нее предпочтительнее и ка-
кую она готова поддерживать — Европу в качестве равного парт-
нера или младшего союзника, а также определиться относитель-
но возможных размеров как Европейского союза, так и НАТО.
Это также потребует осторожного регулирования деятельности
этих двух основных архитекторов Европы.
Величие и искупление
Франция стремится вновь олицетворять собой Европу; Гер-
мания надеется на искупление с помощью Европы. Эти различ-
ные мотивировки играют важную роль в объяснении и определе-
нии сущности альтернативных проектов Франции и Германии для
Европы.
Для Франции Европа является способом вернуть былое вели-
чие. Еще до начала Второй мировой войны серьезные француз-
ские исследователи международных отношений были обеспокое-
ны постепенным снижением центральной роли Европы в миро-
вых делах. За несколько десятилетий «холодной войны» эта обес-
покоенность превратилась в недовольство «англосаксонским»
господством над Западом, не говоря уже о’презрении к связанной
80 • Збигнев Бжезинский
с этим «американизации» западной культуры. Создание подлин-
ной Европы, по словам Шарля де Голля, «от Атлантики до Урала»
должно было исправить это прискорбное положение вещей. И по-
скольку во главе такой Европы стоял бы Париж, это в то же время
вернуло бы Франции величие, которое, с точки зрения французов,
по-прежнему является особым предназначением их нации.
Для Германии приверженность Европе является основой на-
ционального искупления, в то время как тесная связь с Америкой
необходима для ее безопасности. Следовательно, вариант более
независимой от Америки Европы не может быть осуществлен. Гер-
мания придерживается формулы: «искупление + безопасность =
Европа + Америка». Этой формулой определяются позиция и по-
литика Германии; при этом Германия одновременно становится
истинно добропорядочным гражданином Европы и основным ев-
ропейским сторонником Америки.
В своей горячей приверженности единой Европе Германия ви-
дит историческое очищение, возрождение морального и полити-
ческого доверия к себе. Искупая свои грехи с помощью Европы,
Германия восстанавливает свое величие, беря на себя миссию, ко-
торая не вызовет в Европе непроизвольного возмущения и стра-
ха. Если немцы будут стремиться к осуществлению национальных
интересов Германии, они рискуют отдалиться от остальных евро-
пейцев; если немцы будут добиваться осуществления общеевро-
пейских интересов, они заслужат поддержку и уважение Европы.
Франция была верным, преданным и решительным союзни-
ком в отношении ключевых вопросов «холодной войны». В реша-
ющие моменты она стояла плечом к плечу с Америкой. И во вре-
мя двух блокад Берлина, и во время кубинского ракетного кризи-
са* не было никаких сомнений в непоколебимости Франции. Но
поддержка, оказываемая Францией НАТО, в некоторой степени
умерялась из-за желания Франции одновременно утвердить свою
политическую самобытность и сохранить для себя существенную
свободу действий, особенно в вопросах, относящихся к положе-
нию Франции в мире или к будущему Европы.
Есть элемент навязчивого заблуждения в том, что француз-
ская политическая элита все еще считает Францию мировой дер-
жавой. Когда премьер-министр Ален Жюпе, вторя своим предше-
* В советской литературе это событие известно под названием Карибско-
го кризиса. — Примеч. ред.
Великая шахматная доска • 81
^твенникам, заявил в мае 1995 г. в Национальном собрании, что
Франция может и должна доказать свое призвание быть миро-
вой державой», собравшиеся в невольном порыве разразились
аплодисментами. Настойчивость Франции в отношении развития
собственных средств ядерного устрашения в значительной степе-
ни мотивировалась точкой зрения, что таким образом Франция
сможет расширить свободу действий и в то же время получить
возможность влиять на жизненно важные решения Америки по
вопросам безопасности западного альянса в целом. Франция стре-
милась повысить свой ядерный статус не в отношении Советско-
го Союза, потому что французские средства ядерного устрашения
оказывали в лучшем случае лишь незначительное влияние на со-
ветский военный потенциал. Вместо этого Париж считал, что свое
собственное ядерное оружие позволит Франции сыграть роль в
процессах принятия весьма опасных решений на высшем уровне
во время «холодной войны».
По мнению французов, обладание ядерным оружием укрепи-
ло претензии Франции на статус мировой державы и на то, чтобы
к ее голосу прислушивались во всем мире. Оно ощутимо усилило
позицию Франции в качестве одного из пяти членов Совета Бе-
зопасности ООН, обладающих правом вето и являющихся ядер-
ными державами. В представлении Франции британские средства
ядерного устрашения были просто продолжением американских,
особенно если учесть приверженность Великобритании к особым
отношениям и ее отстраненность от усилий по созданию незави-
симой Европы. (То, что ядерная программа Франции получила
значительную тайную помощь США, не влечет за собой, как по-
лагают французы, никаких последствий для стратегических рас-
четов Франции.) Французские средства ядерного устрашения так-
же укрепили в представлении французов положение Франции как
ведущей континентальной державы, единственного подлинно ев-
ропейского государства, обладающего такими средствами.
Честолюбивые замыслы Франции на мировой арене также
проявились в ее решительных усилиях продолжать играть осо-
бую роль в области безопасности в большинстве франкоязычных
стран Африки. Несмотря на потери после долгой борьбы Вьетна-
ма и Алжира и отказ от обширной территории, эта миссия по под-
держанию безопасности, а также сохраняющийся контроль Фран-
ции над разбросанными тихоокеанскими островами (которые ста-
82 • Збигнев Бжезинский
ли местом проведения Францией вызвавших много споров испыу
таний атомного оружия) укрепили убеждение французской Элис-
ты в том, что Франция действительно продолжает играть роль в
мировых делах, хотя на самом деле после распада колониальной
империи она, по сути, является европейской державой среднего
ранга.
Все вышесказанное подкрепляет и мотивирует претензии Фран-
ции на лидерство в Европе. Учитывая, что Великобритания само-
устранилась и, в сущности, является придатком США, а Герма-
ния была разделенной на протяжении большей части «холодной
войны» и еще полностью не оправилась от произошедших с ней в
XX в. событий, Франция могла бы ухватиться за идею единой
Европы, отождествить себя с ней и единолично использовать ее
как совпадающую с представлением Франции о самой себе. Стра-
на, которая первой изобрела идею суверенного государства-нации
и возвела национализм в статус гражданской религии, тем самым
совершенно естественно увидела в себе — с тем же эмоциональ-
ным пафосом, который когда-то вкладывался в понятие «1а patrie»
(Родина), — воплощение независимой, но единой Европы. Вели-
чие Европы во главе с Францией было бы тогда величием и самой
Франции.
Это особое призвание, порожденное глубоко укоренившимся
чувством исторического предназначения и подкрепленное исклю-
чительной гордостью за свою культуру, имеет большой полити-
ческий смысл. Главное геополитическое пространство, на кото-
ром Франция должна была поддерживать свое влияние — или по
крайней мере не допускать господства более сильного государ-
ства, — может быть изображено на карте в форме полукруга. Оно
включает в себя Иберийский полуостров, северное побережье
Западного Средиземноморья и Германию до Центрально-Вос-
точной Европы (см. карту XI). Это не только минимальный ради-
ус безопасности Франции, это также основная зона ее политиче-
ских интересов. Только при гарантированной поддержке южных
государств и Германии может эффективно выполняться задача по-
строения единой и независимой Европы во главе с Францией. И
очевидно, что в этом геополитическом пространстве труднее все-
го будет управляться с набирающей силу Германией.
С точки зрения Франции, главная задача по созданию единой
и независимой Европы может быть решена путем объединения
Великая шахматная доска • 83
Карта XI
Европы под руководством Франции одновременно с постепенным
сокращением главенства Америки на Европейском континенте.
Но если Франция хочет формировать будущее Европы, ей нужно
и привлекать, и сдерживать Германию, стараясь в то же время по-
степенно ограничивать политическое лидерство Вашингтона в ев-
ропейских делах. В результате перед Францией стоят две глав-
ные политические дилеммы двойного содержания: как сохранить
участие Америки — которое Франция все еще считает необходи-
мым — в поддержании безопасности в Европе, при этом неуклон-
но сокращая американское присутствие, и как сохранить франко-
германское сотрудничество в качестве политико-экономическо-
го механизма объединения Европы, не допуская при этом заня-
тия Германией лидирующей позиции в Европе.
Если бы Франция действительно была мировой державой, ей
было бы несложно разрешить эти дилеммы в ходе выполнения
своей главной задачи. Ни одно из других европейских государств,
кроме Германии, не обладает такими амбициями и таким созна-
84 • Збигнев Бжезинский
нием своего предназначения. Возможно, даже Германия согласи-
лась бы с ведущей ролью Франции в объединенной, но независи-
мой (от Америки) Европе, но только в том случае, если бы она
чувствовала, что Франция на самом деле является мировой дер-
жавой и может тем самым обеспечить для Европы безопасность,
которую не может дать Германия, зато дает Америка.
Однако Германия знает реальные пределы французской мощи.
Франция намного слабее Германии в экономическом плане, тог-
да как ее военная машина (как показала война в Персидском за-
ливе в 1991 г.) не отличается высокой компетентностью. Она впол-
не годится для подавления внутренних переворотов в африкан-
ских государствах-сателлитах, но не способна ни защитить Евро-
пу, ни распространить свое влияние далеко за пределы Европы.
Франция — европейская держава среднего ранга, не более и не
менее. Поэтому для построения единой Европы Германия готова
поддерживать самолюбие Франции, но для обеспечения подлин-
ной безопасности в Европе Германия не хочет слепо следовать за
Францией. Германия продолжает настаивать на том, что централь-
ную роль в европейской безопасности должна играть Америка.
Эта реальность, крайне неприятная для самоуважения Фран-
ции, проявилась более четко после объединения Германии. До это-
го франко-германское примирение выглядело как политическое
лидерство Франции с удобной опорой на динамичную экономи-
ку Германии. Такое понимание устраивало обе стороны. Оно при-
глушало традиционные для Европы опасения в отношении Гер-
мании, а также укрепляло и удовлетворяло иллюзии Франции,
создавая впечатление, что во главе европейского строительства
стоит Франция, которую поддерживает динамичная в экономи-
ческом плане Западная Германия.
Франко-германское примирение, даже несмотря на неправиль-
ное его истолкование, стало тем не менее положительным собы-
тием в жизни Европы, и его значение трудно переоценить. Оно обес-
печило создание прочной основы для успехов, достигнутых на на-
стоящий момент в трудном процессе объединения Европы. Таким
образом, оно также полностью совпало с американскими интереса-
ми и соответствовало давнишней приверженности Америки про-
движению многостороннего сотрудничества в Европе. Прекраще-
ние франко-германского сотрудничества было бы роковой неуда-
чей для Европы и катастрофой для позиций Америки в Европе.
Великая шахматная доска • 85
Молчаливая поддержка Америки позволила Франции и Гер-
мании продвигать вперед процесс объединения Европы. Воссо-
единение Германии, кроме того, усилило стремление Франции
заключить Германию в жесткие европейские рамки. Таким образом,
6 декабря 1990 г. французский президент и немецкий канцлер
объявили о своей приверженности созданию федеральной Евро-
пы, а десять дней спустя Римская межправительственная конфе-
ренция по политическому союзу дала — несмотря на оговорки Ве-
ликобритании — четкое указание 12 министрам иностранных дел
стран Европейского сообщества подготовить проект договора о
политическом союзе.
Однако объединение Германии также резко изменило харак-
тер европейской политики. Оно стало геополитическим пораже-
нием одновременно и для России, и для Франции. Объединенная
Германия не только перестала быть младшим политическим парт-
нером Франции, но и автоматически превратилась в бесспорно
важнейшую державу в Западной Европе и даже в некотором от-
ношении в мировую державу, особенно через крупные финансо-
вые вклады в поддержку ключевых международных институтов*.
Новая реальность вызвала некоторое взаимное разочарование в
отношениях Франции и Германии, потому что Германия получи-
ла возможность и проявила желание формулировать и открыто
воплощать свое вйдение будущего Европы по-прежнему в каче-
стве партнера Франции, но больше не в качестве ее протеже.
Для Франции сокращение политического влияния вызвало
несколько политических последствий. Франции нужно было ка-
ким-то образом вновь добиться большего влияния в НАТО (от
участия в которой она в значительной степени воздерживалась в
знак протеста против господства США), в то же время компенси-
руя свою относительную слабость более масштабными диплома-
тическими маневрами. Возвращение в НАТО могло бы позволить
Франции оказывать большее влияние на Америку; имеющие мес-
то время от времени заигрывания с Москвой или Лондоном мог-
ли бы вызвать давление извне как на Америку, так и на Герма-
нию.
* Например, в процентном отношении к общему бюджету на долю Герма-
нии приходится 28,5% бюджета Европейского союза, 22,8% бюджета НАТО,
8,93% бюджета ООН; кроме того, Германия является крупнейшим акционером
Мирового банка и ЕБРР (Европейского банка реконструкции и развития).
86 • Збигнев Бжезинский
В результате этого, следуя, скорее, своей политике маневра, а
не вызова, Франция вернулась в командную структуру НАТО. К
1994 г. Франция снова стала фактическим активным участником
процессов принятия решений в политической и военной сфере; к
концу 1995 г. министры иностранных дел и обороны Франции
вновь стали регулярно присутствовать на заседаниях НАТО. Но
небескорыстно: став полноправными членами альянса, они вновь
заявили о своей решимости реформировать его структуру, чтобы
добиться большего равновесия между его американским руковод-
ством и европейскими участниками. Они хотели, чтобы коллектив-
ный европейский элемент занимал более активную позицию и иг-
рал более значительную роль. Как заявил министр иностранных
дел Франции Эрве де Шаретт в своей речи от 8 апреля 1996 г., «для
Франции главной целью [восстановления партнерских отношений]
является заслуживающее доверия и очевидное в политическом
плане самоутверждение в альянсе как европейского государства».
В то же время Париж был вполне готов тактически использо-
вать свои традиционные связи с Россией, чтобы сдерживать ев-
ропейскую политику Америки и возродить, когда это будет целе-
сообразно, давнее согласие между Францией и Великобритани-
ей, чтобы компенсировать роли Германии в Европе. Министр ино-
странных дел Франции сказал об этом почти открытым текстом в
августе 1996 г., заявив, что, «если Франция хочет играть роль на
международном уровне, ей выгодно существование сильной Рос-
сии и оказание ей помощи в повторном самоутверждении в каче-
стве сильной державы», и подтолкнув российского министра ино-
странных дел ответить, что «из всех мировых лидеров у француз-
ских руководителей самый конструктивный подход к взаимоот-
ношениям с Россией»*.
Изначально вялая поддержка Францией расширения НАТО
на восток — по сути едва подавляемый скептицизм по поводу его
желательности, — таким образом, явилась в некотором смысле так-
тикой, имеющей целью усилить влияние Франции в отношениях
с Соединенными Штатами. Именно потому, что Америка и Гер-
мания были главными сторонниками расширения НАТО, Фран-
цию устраивало действовать осмотрительно, сдержанно, выска-
зывать озабоченность возможным влиянием этой инициативы на
Россию и выступать в качестве самого чуткого европейского со-
Цит. по: Le Nouvel Observateur. — 1996. — Aug. 12.
Великая шахматная доска • 87
бесед ника, в отношениях с Москвой. Некоторым представителям
Центральной Европы даже показалось, что Франция дала понять,
что она не возражает против российской сферы влияния в Вос-
точной Европе. Таким образом, разыгрывание российской карты
не только послужило противовесом Америке и явственно показа-
ло Германии намерения Франции, но и усилило необходимость
положительного рассмотрения Соединенными Штатами предло-
жений Франции по реформированию НАТО.
В конечном счете, расширение НАТО потребует единогласия
среди 16 членов альянса. Париж знал, что его молчаливое согла-
сие было не только крайне необходимо для достижения этого еди-
ногласия, но и что от Франции требовалась реальная поддержка,
чтобы избежать обструкции других членов альянса. Поэтому Фран-
ция не скрывала намерения сделать свою поддержку расширения
НАТО залогом конечного удовлетворения Соединенными Штата-
ми стремления Франции изменить как баланс сил внутри альян-
са, так и основы его организации.
Поначалу Франция неохотно поддерживала расширение Ев-
ропейского союза на восток. В этом вопросе в основном лидиро-
вала Германия при поддержке Америки, но при меньшей степени
ее участия, чем в случае расширения НАТО. В НАТО Франция
была склонна утверждать, что расширение Европейского союза
послужит более подходящим прибежищем для бывших комму-
нистических стран, но, несмотря на это, как только Германия ста-
ла настаивать на более быстром расширении Европейского союза
и включении в него стран Центральной Европы, Франция выра-
зила беспокойство по поводу технических формальностей и по-
требовала, чтобы Европейский союз уделял такое же внимание
незащищенному южному флангу — европейскому Средиземно-
морью. (Эти разногласия возникли еще в ноябре 1994 г. на фран-
ко-германской встрече в верхах.) Упор, который Франция дела-
ет на этом вопросе, завоевал ей поддержку южноевропейских
стран — членов НАТО, таким образом максимально усиливая
способность Франции к ведению переговоров. Однако в резуль-
тате увеличился разрыв между геополитическими представлени-
ями Франции и Германии о Европе, разрыв, который удалось лишь
частично сократить благодаря запоздалому одобрению Францией
во второй половине 1996 г. вступления Польши в НАТО и Евро-
пейский союз.
88 • Збигнев Бжезинский
Этот разрыв был неизбежен, учитывая меняющийся истори-
ческий контекст. Еще со времени окончания Второй мировой вой-
ны демократическая Германия признавала необходимость прими-
рения Франции и Германии для создания европейского содруже-
ства в западной части разделенной Европы. Это примирение было
крайне важным для исторической реабилитации Германии. По-
этому принятие лидерства Франции было справедливой ценой.
В то же время из-за сохранявшейся советской угрозы по отноше-
нию к уязвимой Западной Германии преданность Америке стала
важнейшим условием выживания, и это признавали даже фран-
цузы. Но после развала Советского Союза подчинение Франции
для создания расширенного и в большей степени объединенного
Европейского сообщества не было ни необходимым, ни целесо-
образным. Равноправное франке-германское партнерство — при
этом Германия стала теперь, в сущности, более сильным партне-
ром — было более чем справедливой сделкой для Парижа; поэто-
му французам пришлось бы просто смириться с тем, что в сфере
обеспечения безопасности Германия отдает предпочтение своему
заокеанскому союзнику и защитнику.
После окончания «холодной войны» эта связь с Америкой стала
для Германии еще важнее. В прошлом она защищала Германию
от внешней, но непосредственной угрозы и была необходимым ус-
ловием для конечного объединения страны. После развала Совет-
ского Союза и объединения Германии связь с Америкой стала
«зонтиком», под прикрытием которого Германия могла более от-
крыто утверждаться в роли лидера Центральной Европы, не со-
здавая при этом угрозы для своих соседей. Связь с Америкой ста-
ла не просто свидетельством добропорядочного поведения, она
показала соседям Германии, что тесные отношения с Германией
означают также более тесные отношения с Америкой. Все это по-
зволило Германии более открыто определять свои геополитиче-
ские приоритеты.
Германия, которая прочно закрепилась в Европе и не представ-
ляла собой угрозы, оставаясь при этом в безопасности благодаря
видимому американскому военному присутствию, могла теперь
помогать освобожденным странам Центральной Европы влиться
в структуру единой Европы. Это была бы не старая «Миттель-
Европа»* времен германского империализма, а сообщество эко-
Mitteleuropa — Центральная Европа (нем.). — Примеч. пер.
Великая шахматная доска • 89
комического возрождения с более дружественными отношения-
ми между странами, стимулируемое капиталовложениями и тор-
говлей Германии, при этом Германия выступала бы также в роли
организатора в конечном счете формального включения новой
«Миттель-Европы» в состав как Европейского союза, так и НАТО.
Поскольку союз Франции и Германии позволял Германии играть
более значительную роль в регионах, ей больше не было необхо-
димости осторожничать в самоутверждении в зоне своих особых
интересов.
На карте Европы зона особых интересов Германии может быть
изображена в виде овала, на западе включающего в себя, конечно,
Францию, а на востоке охватывающего освобожденные постком-
' мунистические государства Центральной и Восточной Европы —
республики Балтии, Украину и Беларусь, а также частично Рос-
сию (см. карту XI). Во многих отношениях в историческом плане
эта зона совпадает с территорией созидательного, культурного
влияния Германии, оказываемого в донационалистическую эпо-
ху на Центральную и Восточную Европу и Прибалтийские рес-
публики городскими и сельскими немецкими колонистами, ко-
торые все были уничтожены в ходе Второй мировой войны. Еще
важнее тот факт, что зоны особых интересов французов (о кото-
рых говорилось выше) и немцев, если их рассматривать вместе на
карте, определяют, в сущности, западные и восточные границы
Европы, тогда как частичное совпадение этих зон подчеркивает
несомненную геополитическую значимость связи Франции и Гер-
мании как жизненной основы Европы.
Переломным моментом в вопросе более открытого самоутверж-
дения Германии в Центральной Европе стало урегулирование
Германо-польских отношений в середине 90-х годов. Несмотря на
первоначальное нежелание, объединенная Германия (при подтал-
кивании со стороны США) все-таки официально признала посто-
янной границу с Польшей по Одеру—Нейсе, и этот шаг ликвиди-
ровал для Польши самую важную из всех помех на пути к более
тесным взаимоотношениям с Германией. Благодаря некоторым
последующим взаимным жестам доброй воли и прощения эти вза-
имоотношения претерпели заметные изменения. Объем торгов-
ли между Германией и Польшей резко возрос (в 1995 г. Польша
заменила Россию в качестве самого крупного торгового партнера
Германии на востоке); кроме того, Германия приложила больше
90 • Збигнев Бжезинский
всего усилий для организации вступления Польши в Европейский
союз и (при поддержке Соединенных Штатов) в НАТО. Можно
без преувеличения сказать, что к середине 90-х годов польско-гер-
манское сотрудничество стало приобретать значение для Централь-
ной Европы, сравнимое со значением для Западной Европы про-
изошедшего ранее франко-германского урегулирования.
Через Польшу влияние Германии может распространиться на
север — на республики Балтии — и на восток — на Украину и Бела-
русь. Более того, рамки германо-польского сотрудничества в неко-
торой степени расширились благодаря тому, что Польша несколько
раз принимала участие в важных франко-германских дискуссиях по
вопросу будущего Европы. Так называемый «веймарский треуголь-
ник» (названный так в честь немецкого города, где были впервые
проведены трехсторонние франко-германо-польские консультации
на высоком уровне, ставшие впоследствии регулярными) создал
на Европейском континенте потенциально имеющую большое зна-
чение геополитическую «ось», охватывающую около 180 млн. че-
ловек, принадлежащих к трем нациям с ярко выраженным чувством
национальной самобытности. С одной стороны, это еще больше
укрепило ведущую роль Германии в Центральной Европе, но, с
другой стороны, эта роль несколько уравновешивалась участием
Франции и Польши в трехстороннем диалоге.
Очевидная приверженность Германии продвижению ключе-
вых европейских институтов на восток помогла странам Централь-
ной Европы, особенно менее крупным, смириться с лидерством
Германии. Взяв на себя такие обязательства, Германия предпри-
няла историческую миссию, сильно отличающуюся от некоторых
довольно прочно укоренившихся западноевропейских взглядов.
Согласно таким взглядам, события, происходившие восточнее
Германии и Австрии, воспринимались как не имеющие отноше-
ния к настоящей Европе. Этот подход — сформулированный в
начале XVIII в. лордом Болингброком*, который утверждал, что
политическое насилие на востоке не имеет значения для Запад-
ной Европы, — проявился во время мюнхенского кризиса 1938 г.,
а также нашел трагическое отражение в отношении Великобри-
тании и Франции к конфликту в Боснии в середине 90-х годов.
Он может проявиться и в проходящих в настоящее время дискус-
сиях по поводу будущего Европы.
См.: History of Europe, from the Pyrenean Peace to the Death of Louis XIV.
Великая шахматная доска • 91
В противоположность этому в Германии единственным суще-
ственным дискуссионным вопросом был вопрос о том, следует ли
сначала расширять НАТО или Европейский союз. Министр обо-
роны склонялся к первому, министр иностранных дел — ко вто-
рому, и в результате Германия стала считаться сторонницей рас-
ширенной и в большей степени объединенной Европы. Канцлер
Германии говорил о том, что 2000 г. должен стать годом начала
расширения Европейского союза на восток, а министр обороны
Германии в числе первых отметил, что 50-я годовщина создания
НАТО является подходящей символической датой для расшире-
ния альянса в этом направлении. Таким образом, германская кон-
цепция будущего Европы не совпала с представлениями главных
союзников Германии: англичане высказались за расширение Ев-
ропы, поскольку они видели в этом способ ослабить единство
Европы; французы боялись, что расширение Европы усилит роль
Германии, и поэтому предпочитали интеграцию на более узкой
основе. Германия поддержала и тех и других и таким образом за-
няла в Центральной Европе свое особое положение.
Основная цель США
Центральный для Америки вопрос — как построить Европу, ос-
нованную на франко-германском объединении, Европу жизнестой-
кую, по-прежнему связанную с Соединенными Штатами, которая
расширяет рамки международной демократической системы со-
трудничества, отчего в столь большой мере зависит осуществле-
ние американского глобального первенства. Следовательно, дело
не в том, чтобы выбрать между Францией и Германией. Европа
невозможна как без Франции, так и без Германии.
Из приведенного выше суждения следуют три основных вы-
вода:
1. Вовлеченность США в дело европейского объединения не-
обходима для того, чтобы компенсировать внутренний кри-
зис морали или цели, подрывающий жизнеспособность Ев-
ропы, преодолеть широко распространенное подозрение ев-
ропейцев, что Соединенные Штаты, в конечном счете, не
поддерживают истинное единство Европы, и вдохнуть в ев-
ропейское предприятие необходимый заряд демократиче-
92 • Збигнев Бжезинский
ского пыла. Это требует ясно выраженного заверения США
в окончательном принятии Европы в качестве американско-
го глобального партнера.
2. В краткосрочной перспективе тактическое противостояние
французской политике и поддержка лидерства Германии
оправданны; в дальнейшем же, если подлинная Европа на
самом деле должна стать реальностью, европейскому объ-
единению потребуется воспринять более характерную по-
литическую и военную идентичность. Это требует посте-
пенного приспособления к французскому видению вопроса о
распределении полномочий в межатлантических органах.
3. Ни Франция, ни Германия не сильны достаточно, чтобы по-
строить Европу в одиночку или решить с Россией неяснос-
ти в определении географического пространства Европы.
Это требует энергичного, сосредоточенного и решительно-
го участия США, особенно совместно с немцами, в определе-
нии европейского пространства, а следовательно, и в преодо-
лении таких чувствительных — особенно для России — во-
просов, как возможный статус в европейской системе рес-
публик Балтии и Украины.
Один лишь взгляд на карту грандиозных просторов Евразии
подчеркивает геополитическое значение для США европейско-
го плацдарма, равно как и его географическую скромность. Со-
хранение этого плацдарма и его расширение как трамплина для
продвижения демократии имеет прямое отношение к безопас-
ности Соединенных Штатов. Существующие расхождения меж-
ду соображениями американской безопасности в глобальном
масштабе и связанным с этим распространением демократии, с
одной стороны, и кажущимся безразличием Европы к этим во-
просам (несмотря на самопровозглашенный статус Франции как
глобальной державы) — с другой, необходимо снять, а сближе-
ние позиций возможно лишь в том случае, если Европа примет
более конфедеративный характер. Европа не может стать одно-
национальным государством из-за стойкости ее разнообразных
национальных традиций, но она способна стать формировани-
ем, которое через общие политические органы совокупно выра-
жает разделяемые им демократические ценности, определяет
свои собственные, унифицированные интересы и является ис-
Великая шахматная доска • 93
. точником магнетического притяжения для своих соседей по евро-
* азиатскому пространству.
Оставленные одни, европейцы рискуют оказаться поглощен-
< ными своими собственными социальными проблемами. Восста-
, новление европейской экономики заслоняет долгосрочную цену
его кажущегося успеха. Эта цена наносит экономический, а также
политический ущерб. Кризис политической легитимности и эко-
номической жизнеспособности, с которыми во все большей степе-
ни сталкивается — но которые не способна преодолеть — Запад-
ная Европа, коренится глубоко в повсеместном распространении
поддерживаемого государством общественного устройства, поощ-
, ряющего патернализм, протекционизм и местничество. В резуль-
тате — состояние культуры, сочетающее эскапистский гедонизм*
с духовной пустотой, состояние, которое может быть использова-
но в своих интересах националистически настроенными экстре-
мистами или идеологами-догматиками.
Такое положение, если оно примет характер эпидемии, ока-
жется смертельным для демократии и европейской идеи. Две по-
следние в действительности связаны с новыми проблемами Ев-
ропы — будь то иммиграция или экономико-технологическое сопер-
ничество с Америкой или Азией, не говоря уже о необходимости
политически стабильного реформирования существующих соци-
ально-экономических структур, — и эффективно заниматься ими
можно только в расширяющемся континентальном контексте.
Европа большая, чем сумма ее частей, — т.е. видящая свою гло-
бальную роль в продвижении демократии и более широкой про-
поведи гуманитарных ценностей, — с большей вероятностью бу-
дет Европой, твердо невосприимчивой к политическому экстре-
мизму, узкому национализму или социальному гедонизму.
Не стоит ни пробуждать старые опасения о германо-россий-
ском сближении, ни преувеличивать последствия тактического
флирта французов с Москвой, испытывая озабоченность геополи-
тической стабильностью в Европе — и местом Америки в ней, —
из-за возможной неудачи предпринимаемых в настоящее время
усилий европейцев по объединению. Любая подобная неудача на
самом деле, возможно, повлекла бы за собой возобновление неко-
торых традиционных для Европы маневров. Это, несомненно,
* Бегство от действительности через получение эгоистического удоволь-
ствия и наслаждения. — Примеч. пер.
94 • Збигнев Бжезинский
I
создало бы возможность для геополитического самоутверждения
как России, так и Германии, несмотря на то, что, если европей-
ская история чему-нибудь учит, ни та ни другая, вероятно, не дос-
тигли бы длительного успеха в этом отношении. Однако по край-
ней мере Германия, возможно, стала бы более напористо и недвус-
мысленно определять свои национальные интересы.
В настоящее время интересы Германии совпадают с интереса-
ми ЕС и НАТО и облагораживаются ими. Даже представители
левого «Альянса-90/зеленые» защищали расширение и НАТО, и
ЕС. Но если объединение и расширение Европы застопорится, есть
некоторые причины полагать, что всплывет более националисти-
ческое толкование немецкой концепции европейского «порядка»
и станет тогда потенциальным источником ущерба для европей-
ской стабильности. Вольфганг Шойбле, лидер христианских де-
мократов в Бундестаге и возможный преемник канцлера Коля,
выразил этот подход, когда заявил, что Германия не является боль-
ше «западным бастионом против Востока; мы стали центром Ев-
ропы», многозначительно добавив, что «на протяжении долгого
времени в Средние века... Германия была вовлечена в создание
порядка в Европе (курсив мой. — З.Б.)»*- Согласно этим представ-
лениям, «Миттель-Европа» вместо того, чтобы быть регионом
Европы, в котором Германия имеет экономический перевес, ста-
ла бы зоной явного немецкого превосходства, а равно и основой
для более односторонней политики Германии по отношению к
Востоку и Западу.
Европа тогда перестала бы быть евразийским плацдармом для
американского могущества и потенциальным трамплином для рас-
ширения глобальной демократической системы в Евразию. По-
этому совершенно необходимо подтвердить недвусмысленную и
ощутимую поддержку объединению Европы. Хотя как в течение
европейского экономического восстановления, так и в Атланти-
ческом оборонительном альянсе США, часто провозглашая свою
поддержку объединению Европы и поддерживая международное
сотрудничество в Европе, действовали так, как если бы предпо-
читали по затруднительным экономическим и политическим во-
просам иметь дело с отдельными европейскими государствами, а
не с Европейским союзом как таковым. Выдвигавшиеся время от
времени Соединенными Штатами претензии на право голоса в
Politiken Sondag. — 1996. — Aug. 2.
Великая шахматная доска • 95
процессе принятия решений вели к усилению подозрений евро-
пейцев, что США поощряют сотрудничество между ними только
тогда, когда они следуют американским указаниям, а не тогда,
когда они вырабатывают европейскую политику. Создавать такое
впечатление неверно и вредно.
Американская приверженность европейскому единству — вновь
убедительно заявленная в совместной американо-европейской
Мадридской декларации в декабре 1995 г. — будет выглядеть не-
искренней до тех пор, пока США не согласятся не только недвус-
мысленно провозгласить, что они готовы принять результаты пре-
вращения Европы в подлинную Европу, но и действовать соот-
ветственно. Для последней же крайне важно было бы истинное
партнерство с Соединенными Штатами вместо статуса привиле-
гированного, но все же младшего союзника. А истинное партнер-
ство означает разделение принятия решений, равно как и ответ-
ственности. Американская поддержка этих побуждений помогла
бы придать импульс межатлантическому диалогу и поощрила бы
европейцев к более серьезной сосредоточенности на той роли,
которую поистине значительная Европа могла бы играть в мире.
Возможно, в определенный момент действительно единый и
мощный Европейский союз мог бы стать глобальным политиче-
ским соперником для Соединенных Штатов. Он, несомненно, мог
бы оказаться экономико-технологическим конкурентом, интере-
сы которого на Ближнем Востоке и где-либо еще расходятся с аме-
риканскими. Но на самом деле такая мощная и политически еди-
нодушная Европа невозможна в обозримом будущем. В отличие
от условий, господствовавших в Америке во время образования Со-
единенных Штатов, существуют глубокие исторические корни жиз-
неспособности европейских государств-наций, а энтузиазм по по-
воду многонациональной Европы, несомненно, идет на убыль.
Реальными альтернативами на ближайшие од но-два десяти-
летия являются либо расширяющаяся и объединяющаяся Евро-
па, которая преследует — хотя и нерешительно, рывками — цель
континентального единства, либо Европа в состоянии пата, кото-
рая не пойдет много дальше своего нынешнего состояния интегра-
ции и пределов географического пространства, и, как вероятное про-
должение пата, постепенно дробящаяся Европа, где возобновится
старое соперничество держав. В ситуации пата самоотождествле-
ние Германии с Европой почти неизбежно ослабнет, вызвав более
96 • Збигнев Бжезинский
националистическое толкование немецких государственных ин-
тересов. Для Соединенных Штатов первый вариант, очевидно,
наилучший, но чтобы он был реализован, требуется стимулирую-
щая поддержка.
На данном этапе нерешительного строительства Европы Со-
единенным Штатам не обязательно прямо вмешиваться в запу-
танные дискуссии относительно таких вопросов: следует ли Ев-
ропе принимать внешнеполитические решения большинством
голосов (эту позицию поддерживает в особенности Германия);
стоит ли Европарламенту взять на себя функции верховной зако-
нодательной власти, а Еврокомиссии в Брюсселе стать, в сущнос-
ти, исполнительной властью Европы; необходимо ли смягчить
график выполнения соглашения по европейскому экономическо-
му и валютному союзу; наконец, должна ли Европа быть широ-
кой конфедерацией или многоуровневым образованием с феде-
ративным внутренним ядром и до некоторой степени более рас-
плывчатым внешним краем? Это вопросы, с которыми европей-
цам нужно совладать в своем кругу, и более чем вероятно, что
продвижение по всем этим проблемам будет неравномерным, ста-
нет прерываться паузами и, в конечном счете, продвигаться впе-
ред только за счет сложных компромиссов.
Тем не менее есть основания полагать, что экономический и
валютный союз возникнет к 2000 г., может быть, первоначально в
составе 7—10 из нынешних 15 членов ЕС. Это ускорит экономи-
ческую интеграцию Европы и за пределами валютного измерения,
стимулируя в дальнейшем ее политическую интеграцию. Таким
образом, мало-помалу единая Европа с внутренним более интег-
рированным ядром, а также более расплывчатым внешним слоем
будет все в большей степени становиться важным политическим
действующим лицом на евразийской шахматной доске.
Во всяком случае, Соединенным Штатам не следует создавать
впечатление, что они предпочитают более рыхлое, пусть даже и
более широкое, европейское объединение. Напротив, они долж-
ны словом и делом постоянно подтверждать свою готовность, в
конечном счете, иметь дело с ЕС как глобальным партнером Аме-
рики в сфере политики и безопасности, а не просто как с регио-
нальным общим рынком, состоящим из стран — союзниц США
по НАТО. Чтобы сделать эти обязательства более заслуживаю-
щими доверия и таким образом подняться в партнерстве выше
Великая шахматная доска • 97
риторики, можно было бы предложить и начать совместное с ЕС
планирование относительно новых двусторонних межатлантиче-
ских механизмов принятия решений.
Этот же принцип в равной мере относится к НАТО. Его со-
хранение жизненно важно для межатлантических связей. По это-
му вопросу существует единодушное американо-европейское со-
гласие. Без НАТО Европа стала бы не только уязвимой, но и по-
чти немедленно политически расколотой. НАТО гарантирует ей
безопасность и обеспечивает прочный каркас для достижения ев-
ропейского единства. Вот что делает НАТО исторически столь
жизненно необходимой для Европы.
Однако в то время как Европа будет постепенно и нерешитель-
но объединяться, необходимо урегулирование внутренних про-
цессов и устройства НАТО. По этому вопросу французы имеют
особое мнение. Невозможно однажды получить действительно еди-
ную Европу и при этом иметь альянс, остающийся объединенным
на основе одной сверхдержавы плюс 15 зависимых государств. Раз
Европа начинает обретать собственную подлинную политическую
идентичность с ЕС, во все большей степени берущим на себя функ-
ции наднационального правительства, НАТО придется изме-
ниться на основе формулы 1 + 1 (США + ЕС).
Это произойдет не скоро и не вдруг. Продвижение в этом на-
правлении, повторим, будет нерешительным. Но такое продви-
жение необходимо будет отразить в существующей организации
альянса, дабы отсутствие подобной корректировки само по себе
не стало препятствием для дальнейшего продвижения. Значи-
тельным шагом в этом направлении было принятое в 1996 г. ре-
шение НАТО об образовании Объединенной совместной опера-
тивной группы, что предусматривает, таким образом, возмож-
ность неких чисто европейских военных инициатив, основанных
на натовском обеспечении, а также на системе командования,
контроля, связи и разведки альянса. Большая готовность США
учесть требования Франции об увеличении роли Западноевро-
пейского союза в НАТО, особенно в отношении командования
и принятия решений, также явилась бы знаком более подлин-
ной поддержки Соединенными Штатами европейского единства
и помогла бы до некоторой степени сгладить расхождения меж-
ду США и Францией относительно будущего европейского са-
моопределения.
98 • Збигнев Бжезинский
В дальнейшем ЗЕС может включить в себя некоторые страны —
члены ЕС, которые по различным геополитическим или истори-
ческим причинам могут не стремиться к членству в НАТО. Это
могло бы коснуться Финляндии, Швеции или, возможно, даже
Австрии, каждая из которых уже получила статус наблюдателя в
ЗЕС*. Другие государства могут также преследовать цель подклю-
чения к ЗЕС в качестве предварительного этапа перед возможным
членством в НАТО. ЗЕС мог бы также в определенный момент
принять решение создать нечто подобное натовской программе
«Партнерство ради мира» с прицелом на потенциальных членов ЕС.
Все это помогло бы сплести более широкую сеть сотрудничества в
области безопасности в Европе, простирающуюся за формальные
границы Северо-атлантического альянса.
Между тем, пока возникает более обширная и единая Европа —
а это, даже при самых благоприятных условиях, произойдет не ско-
ро, — Соединенным Штатам придется тесно сотрудничать и с
Францией, и с Германией, с тем чтобы помочь возникновению
более единой и обширной Европы. Таким образом, в отношении
Франции главной дилеммой американской политики и далее бу-
дет вопрос: как вовлечь Францию в более тесную атлантическую
политическую и военную интеграцию, не подвергнув риску аме-
рикано-германские связи? А в отношении Германии — как исполь-
зовать доверие США германскому лидерству в атлантической
Европе, не вызвав тревоги во Франции и Великобритании, так же
как и в других европейских странах?
Более доказуемая гибкость Соединенных Штатов относитель-
но будущей модели альянса была бы, в конечном счете, полезна
для поддержки Францией его расширения в восточном направ-
лении. В конце концов, зона объединенной военной ответствен-
ности по обе стороны Германии более жестко закрепила бы по-
следнюю в многостороннем каркасе, а это имело бы значение для
* Примечательно, что и в Финляндии, и в Швеции влиятельные деятели
стали обсуждать возможность сотрудничества с НАТО. В мае 1996 г. коман-
дующий финскими вооруженными силами, по сообщениям шведских СМИ,
поднял вопрос о возможности определенного базирования НАТО на норвеж-
ской земле, в августе 1996 г. Комитет по обороне шведского парламента совер-
шил действие, симптоматичное для постепенного дрейфа к более тесному со-
трудничеству с НАТО в сфере безопасности, выдвинув рекомендацию о присо-
единении Швеции к Западноевропейской группе по вооружениям (ЗЕГВ), к
которой принадлежат только члены НАТО.
Великая шахматная доска • 99
Франции. Кроме того, расширение альянса увеличило бы возмож-
ность того, что «веймарский треугольник» (в составе Германии,
Франции и Польши) мог бы стать изящным средством для того,
чтобы уравновесить лидерство Германии в Европе. Несмотря на
то, что Польша полагается на германскую поддержку в своем стрем-
лении вступить в НАТО (и несмотря на недавние и продолжаю-
щиеся колебания Франции относительно подобного расширения),
будь она внутри альянса, общая франко-польская геополитическая
перспектива имела бы большие шансы на возникновение.
В любом случае Вашингтону не следует упускать из виду тот
факт, что Франция является единственным оппонентом в крат-
косрочной перспективе по вопросам, имеющим отношение к ев-
ропейской идентичности или к внутренней деятельности НАТО.
Важнее держать в уме тот факт, что Франция — необходимый
партнер в важном деле, и постоянно приковывать демократиче-
скую Германию к Европе. Такова историческая роль франко-гер-
манских взаимоотношений, и расширение на восток как ЕС, так
и НАТО увеличило бы важность этой взаимосвязи как внутрен-
него ядра Европы. Наконец, Франция недостаточно сильна, что-
бы препятствовать Соединенным Штатам по геостратегическим
принципам их европейской политики и чтобы самостоятельно
стать лидером Европы как таковой. Поэтому можно терпеть ее
странности и даже приступы раздражительности.
Также уместно отметить, что Франция играет поистине кон-
структивную роль в Северной Африке и франкоговорящих афри-
канских странах. Она является необходимым партнером Марокко
и Туниса, одновременно выполняя стабилизирующие функции в
Алжире. Для такой вовлеченности французов существует значи-
тельная внутренняя причина: в настоящее время во Франции про-
живает около 5 млн. мусульман. Таким образом, Франция сдела-
ла крайне важную ставку на стабильность и спокойное развитие
Северной Африки. Но эта заинтересованность полезна и в более
широком плане — для европейской безопасности. Без ощущения
(Францией своей миссии южный фланг Европы был бы гораздо
более нестабильным и угрожаемым. Весь юг Европы становится
все более озабоченным социально-политической угрозой, исхо-
дящей от нестабильности на всем протяжении южного берега Сре-
диземноморья. Значительная обеспокоенность Франции тем, что
творится по ту сторону Средиземного моря, имеет, таким обра-
100 • Збигнев Бжезинский
зом, непосредственное отношение к вопросам безопасности НАТО,
и это соображение должно приниматься в расчет, когда Соединен-
ным Штагам порой приходится справляться с преувеличенными
претензиями Франции на особый статус лидера.
Иное дело Германия. Ее доминирующая роль неоспорима, но
необходимо соблюдать осторожность при любой публичной под-
держке германского лидерства в Европе. Это лидерство может
быть выгодно некоторым государствам в Центральной Европе,
которые ценят германскую предприимчивость в интересах расши-
рения Европы на восток, оно может удовлетворять западноевро-
пейцев до тех пор, пока следует в русле первенства США, однако в
долгосрочной перспективе строительство Европы не может на нем
основываться. Слишком много воспоминаний еще живо, слишком
многие страхи могут выйти на поверхность. Европа, сконструиро-
ванная и возглавляемая Берлином, — просто неосуществимая
идея. Вот почему Германии нужна Франция, Европе нужна фран-
ко-германская взаимосвязь, а США не могут выбирать между Гер-
манией и Францией.
Существенным моментом в отношении расширения НАТО
является то, что это процесс, неразрывно связанный с расшире-
нием самой Европы. Если Европейский союз должен стать гео-
графически более широким сообществом — с более интегрирован-
ным франко-германским ведущим ядром и менее интегрирован-
ными внешними слоями — и если такая Европа должна основы-
вать свою безопасность на продолжении альянса с США, то отсюда
следует, что ее геополитически наиболее угрожаемую часть, Цен-
тральную Европу, нельзя демонстративно лишить ощущения бе-
зопасности, которое присуще остальной Европе благодаря на-
личию Североатлантического альянса. В этом Америка и Герма-
ния согласны. Для них импульс к расширению — политический,
исторический и созидательный. Этим импульсом не руководят
ни враждебность к России, ни страх перед нею, ни желание ее
изолировать.
Следовательно, Соединенные Штаты должны особенно тесно
работать с Германией, содействуя расширению Европы на восток.
Американо-германское сотрудничество и совместное лидерство
в этом вопросе необходимы. Расширение произойдет, если Соеди-
ненные Штаты и Германия будут совместно побуждать других со-
юзников по НАТО сделать шаг и либо эффективно находить он-
Великая шахматная доска • 101
ределсппые договоренности с Россией, если она желает пойти па
компромисс (см. главу 4), либо действовать напористо, в твердой
уверенности, что задача построения Европы не может зависеть от
возражений Москвы. Совместное американо-германское давле-
ние будет особенно необходимо для того, чтобы добиться обяза-
тельного единодушного согласия всех членов НАТО, и пи один
из последних не сможет отказать, если США и Германия вместе
будут этого добиваться.
В конечном счете, в процессе этих усилий па карту поставле-
на долгосрочная роль США в Европе. Новая Европа еще только
оформляется, и если эта новая Европа должна геополитически
остаться частью «евроатлантического» пространства, то расши-
рение НАТО необходимо. В самом деле, всеобъемлющая полити-
ка США для Евразии в целом будет невозможна, если усилия по
расширению НАТО, до сих пор предпринимавшиеся Соединенны-
ми Штатами, потеряют темп и целеустремленность. Эта неудача
дискредитировала бы американское лидерство, разрушнлабы идею
расширяющейся Европы, деморализовала бы центральноевропей-
цсв и могла бы вновь разжечь ныне спящие или умирающие гео-
политические устремления России в Центральной Европе. Для
Запада это был бы тяжелый удар по самим себе, который причи-
нил бы смертельный ущерб перспективам истинно европейской
опоры любого возможного здания евразийской безопасности, а
для США. таким образом, это было бы не только региональным,
по и глобальным поражением.
Основным моментом, направляющим поступательное расши-
рение Европы, должно быть утверждение о том, что ни одна сила
вне существующей межатлаптической системы безопасности не
имеет права вето па участие любого отвечающего требованиям го-
сударства Европы в европейской системе — а отсюда также в ее
межатлантической системе безопасности — и что пи одно отвеча-
ющее требованиям европейское государство не должно бы ть за-
ведомо исключено из возможного членства или в ЕС, или в 11А'ГО.
В особенности сильно уязвимые и все более удовлетворяющие тре-
бованиям государства Балтин имеют право знать, что со време-
нем они также могут стать полноправными членами обеих орга-
низаций и что тем временем не возникнет угрозы их суверените-
ту без того, чтобы были затронуты интересы расширяющейся Ев-
ропы п ('(' американского партнера.
102» Збигнев Бжезинский
По существу, Запад — в особенности США и их западноевро-
пейские союзники — должен дать ответ на вопрос, красноречиво
поставленный Вацлавом Гавелом в Аахене 15 мая 1996 г.:
«Я знаю, что ни Европейский союз, ни Североатлантический аль-
янс не могут вдруг открыть свои двери всем тем, кто жаждет вступить
в их ряды. Что оба они, несомненно, могут сделать и что им следует
сделать, пока еще не слишком поздно, — зто дать всей Европе, вос-
принимаемой как сфера общих интересов, ясную уверенность в том,
что они не являются закрытыми клубами. Им следует сформулиро-
вать ясную и обстоятельную политику постепенного расширения, ко-
торая бы не только содержала временной график, но также и объяс-
няла логику этого графика».
Историческое расписание Европы
Хотя на данном этапе окончательные восточные границы Ев-
ропы не могут быть ни твердо определены, ни окончательно уста-
новлены, в широком смысле слова Европа представляет собой ци-
вилизацию, ведущую свое происхождение от единых христиан-
ских традиций. Западное, более узкое, определение Европы ассо-
циируется с Римом и его историческим наследием. Однако к
христианской традиции Европы принадлежат также Византия и
ее русское ортодоксальное ответвление. Таким образом, в плане
культуры «Европа» вмещает в себя более весомое понятие, неже-
ли просто Европа Петра, а Европа Петра, в свою очередь, являет-
ся более объемным определением, нежели просто Западная Ев-
ропа, хотя в последние годы она узурпировала название «Евро-
па». Даже беглый взгляд на карту XII подтверждает тот факт, что
существующая ныне Европа просто не является целиком и пол-
ностью Европой. Хуже того, это Европа, на территории которой
находится нестабильная в плане безопасности зона между Евро-
пой и Россией, которая может иметь негативный эффект для обе-
их, неизбежно являясь ареной напряженности и соперничества.
Европа Карла Великого (ограниченная пределами Западной
Европы) в силу необходимости имела значение в период «холод-
ной войны», однако в настоящее время такая Европа является ано-
малией. Это так, потому что, будучи определенным типом циви-
лизации, образовавшаяся объединенная Европа, кроме того, пред-
ставляет собой определенный уклад и норму жизни, государствен-
Великая шахматная доска • 103
ное устройство по принципу совместного демократического прав-
ления, не обремененного пи этническими, ни территориальными
конфликтами. Эта Европа в рамках своих официально установ-
ленных территориальных границ в настоящее время в значитель-
ной степени меньше своего фактического потенциала. Некоторые
из наиболее прогрессивных и политически стабильных государств
Центральной Европы, приверженцы западных традиций Петра,
такие как Республика Чехия, Польша, Венгрия и, возможно, так-
же Словения, несомненно соответствуют европейским требова-
ниям и готовы к членству в «Европе» и ее трансатлантическом
объединении по проблемам безопасности.
При нынешних обстоятельствах расширение блока НАТО на
восток путем включения к 1999 г. в его состав Польши, Респуб-
лики Чехии и Венгрии представляется, по всей видимости, ве-
роятным. По завершении этого начального, но очень важного
шага любое последующее расширение Союза скорее всего бу-
дет либо совпадать по времени, либо последует за расширением
Карта ХП
104 • Збигнев Бжезинский
Членство в Европейском союзе:
заявление страны о вступлении в Союз*
* Схема подготовлена Центром стратегических и международных исследований
Трехсторонней комиссии США—ЕС—Польша.
Великая шахматная доска «105
Европейского союза, которое, однако, представляет собой более
сложный процесс как по числу подготовительных этапов, так и в
плане удовлетворения требований, необходимых для членства (см.
схему). Таким образом, даже первый прием в Европейский союз
государств из Центральной Европы представляется маловероят-
ным ранее 2002 г. или, видимо, даже в более поздние сроки. Тем
не менее только три первых новых члена НАТО присоединятся к
Европейскому союзу, так сразу как Европейский союз, так и НАТО
будут вынуждены заняться вопросом о членстве республик Бал-
тии, Словении, Румынии, Болгарии, Словакии и, в конце концов,
вероятно, и Украины.
Следует особо отметить, что перспектива возможного член-
ства уже оказывает конструктивное влияние на положение дел и
поведение стран-претендентов. Понимание того, что ни Европей-
1 ский союз, ни НАТО не желают обременять себя дополнитель-
\ ными конфликтами по поводу либо прав меньшинств, либо тер-
i риториальных притязаний стран — членов Союза друг к другу
; (противостояния Турции и Греции вполне достаточно), уже оз-
, начает для Словакии, Венгрии и Румынии необходимый стимул
для достижения между собой компромиссных решений, отвечаю-
щих нормам, установленным Советом Европы. Это же положе-
ние верно и для более общего принципа, заключающегося в том,
что только демократические государства могут удовлетворять
I критериям членства. Желание «не остаться за бортом» оказывает
важное положительное влияние на новые демократии.
В любом случае должно быть аксиомой, что политическое един-
. ство и безопасность Европы — понятия неделимые. В практическом
плане фактически трудно представить себе по-настоящему единую
! Европу без общих мер по обеспечению безопасности совместно с
Америкой. Из этого следует, что страны, готовые и приглашенные
к началу переговоров о вступлении в Европейский союз, автомати-
чески должны начиная с этого времени рассматриваться в качестве
субъектов вероятной защиты со стороны НАТО.
В соответствии с этим процесс расширения Европы и распро-
странение трансатлантической системы безопасности будут, по
всей видимости, носить продуманный поэтапный характер. При
условии продолжения Америкой и Западной Европой предпри-
нимаемых усилий умозрительный, но вместе с тем осторожно-ре-
алистический график этих этапов мог бы быть следующим:
106 • Збигнев Бжезинский
1. К1999 г. первые новые члены — страны Центральной Евро-
пы будут приняты в НАТО, хотя их вступление в Европей-
ский союз произойдет, вероятно, не ранее 2002—2003 гг.
2. Тем временем Европейский союз начнет переговоры с Бал-
тийскими республиками об их вступлении в блок, а НАТО
подобным же образом начнет продвигаться вперед в вопро-
се о членстве этих республик, а также Румынии, с тем что-
бы завершить этот процесс к 2005 г. В это же время другие
Балканские государства могут, по всей видимости, также по-
лучить право на допуск в блок.
3. Вступление в НАТО стран Балтии подтолкнет скорее всего
Швецию и Финляндию также к рассмотрению вопроса о
членстве в НАТО.
4. Где-то между 2005 и 2010 гг. Украина, особенно тогда, когда
она добьется значительного прогресса в проведении реформ
внутри страны и тем самым более четко определится как
страна Центральной Европы, должна быть готова к серьез-
ным переговорам как с Европейским союзом, так и с НАТО.
Тем временем франко-германо-польское сотрудничество с ЕС
и НАТО будет, вероятно, значительно расширено, особенно в об-
ласти обороны. Это сотрудничество могло бы стать своего рода
западной сердцевиной любых более широких европейских мер по
обеспечению безопасности, которые в конечном счете могут рас-
пространяться как на Россию, так и на Украину. Учитывая осо-
бую геополитическую заинтересованность Германии и Польши в
независимости Украины, вполне возможной представляется та-
кая ситуация, при которой Украина постепенно будет втянута в
особые франко-германо-польские отношения. К 2010 г. франко-
германо-польско-украинское сотрудничество, которое будет ох-
ватывать примерно 230 млн. человек, может, видимо, превратить-
ся в партнерство, углубляющее геостратегическое взаимодействие
в Европе (см. карту XIII).
Вопрос о том, будет ли вышеизложенный сценарий развивать-
ся в таком неопасном русле или в контексте нарастания напря-
женности с Россией, представляется чрезвычайно важным. Рос-
сию необходимо постоянно заверять в том, что двери в Европу
открыты, как и двери для ее окончательного участия в расширяю-
щейся трансатлантической системе безопасности и, вероятно в
Великая шалматная доска «107
Карта XIII
будущем, в новой трансъевразийской системе безопасности. Для
придания обоснованности таким заверениям следует обдуманно
и взвешенно способствовать развитию связей межд> Россией и
Европой в различных сферах. (О взаимоотношениях России с
Европой и о роли Украины в этом аспекте более подробно мы
поговорим в следующей главе.)
Если Европа преуспеет как в процессе объединения, так и в про-
цессе расширения и если Россия тем временем успешно справится
с процессом демократической консолидации и социальной модер-
низации, то в определенный момент Россия также может стать под-
ходящей кандидатурой для установления более органичных взаи-
моотношений с Европой. Это, в свою очередь, может сделать воз-
можным окончательное объединение трансатлангической системы
безопасности с трансконтинентальной евразийской системой бе-
зопасности. Однако вопрос об официальном членсп ве России как
о практической реальности до определенного времени не будет под-
ниматься, и это. помимо прочего, еще одна причина для того, что-
бы бессмысленно не захлопывать перед ней двери.
108» Збигнев Бжезинский
Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: с
концом Европы ялтинского образца чрезвычайно важно, чтобы
не было возврата к Европе образца Версаля. Конец раздела Евро-
пы не должен стать шагом назад, к Европе ссорящихся между со-
бой государств-наций. Наоборот, этот процесс должен стать от-
правным моментом для формирования более обширной и все в
большей мере объединяющейся Европы, усиленной благодаря
расширенному блоку НАТО и представляющейся еще более за-
щищенной за счет конструктивного сотрудничества с Россией в
области безопасности. Следовательно, главная геостратегическая
цель Америки в Европе может быть сформулирована весьма про-
сто: путем более искреннего трансатлантического партнерства
укреплять американский плацдарм на Евразийском континенте,
с тем чтобы растущая Европа могла стать еще более реальным
трамплином для продвижения в Евразию международного демо-
кратического порядка и сотрудничества.
Глава 4
«ЧЕРНАЯ ДЫРА»
Распад в конце 1991 г. самого крупного по территории госу-
дарства в мире способствовал образованию «черной дыры» в са-
мом центре Евразии. Это было похоже на то, как если бы цент-
ральную и важную в геополитическом смысле часть суши стерли
с карты Земли.
Для Америки эта новая и ставящая в тупик геополитическая
ситуация представляет серьезный вызов. Понятно, что незамед-
лительная ответная задача заключалась в уменьшении возмож-
ности возникновения политической анархии либо возрождения
враждебной диктатуры в распадающемся государстве, все еще
обладающем мощным ядерным арсеналом. Долгосрочная же за-
дача состоит в следующем: каким образом оказать поддержку де-
мократическим преобразованиям в России и ее экономическому
восстановлению и в то же время не допустить возрождения вновь
евразийской империи, которая способна помешать осуществле-
нию американской геостратегической цели формирования более
крупной евроатлантической системы, с которой в будущем Рос-
сия могла бы быть прочно и надежно связана.
Новое геополитическое положение России
Крах Советского Союза стал заключительным этапом посте-
пенного распада мощного китайско-советского коммунистиче-
ского блока, который за короткий промежуток времени сравнял-
ся, а в некоторых зонах даже превзошел границы владений Чин-
110 • Збигнев Бжезинский
гисхана. Однако более современный трансконтинентальный ев-
роазиатский блок просуществовал недолго; уже отпадение от него
Югославии Тито и неповиновение Китая Мао свидетельствова-
ли об уязвимости коммунистического лагеря перед лицом нацио-
налистических устремлений, которые, как оказалось, сильнее иде-
ологических уз. Китайско-советский блок просуществовал около
десяти, Советский Союз — примерно 70 лет.
Однако в геополитическом плане еще более значительным со-
бытием явился развал многовековой, с центром правления в Моск-
ве великой Российской державы. Распад этой империи был ус-
корен общим социально-экономическим и политическим крахом
советской системы, хотя большая часть ее болезней оставалась за-
тушеванной почти до самого конца благодаря системе секретнос-
ти и самоизоляции. Поэтому мир был ошеломлен кажущейся бы-
стротой саморазрушения Советского Союза. В течение всего лишь
двух недель декабря 1991 г. сначала о роспуске Советского Союза
демонстративно заявили главы республик России, Украины и Бе-
лоруссии, затем официально он был заменен на более неопреде-
ленное образование, названное Содружеством Независимых Го-
сударств, объединившим все советские республики, кроме балтий-
ских; далее советский президент неохотно ушел в отставку, а со-
ветский флаг был спущен с башни Кремля; и наконец, Российская
Федерация — в настоящее время преимущественно русское на-
циональное государство с общей численностью населения в 150
млн. человек — появилась на арене в качестве преемницы де-фак-
то бывшего Советского Союза, в то время как остальные респуб-
лики — насчитывающие еще 150 млн. человек — утверждали в
разной степени свои права на независимость и суверенитет.
Крах Советского Союза вызвал колоссальное геополитиче-
ское замешательство. В течение 14 дней россияне, которые вооб-
ще-то даже меньше, чем внешний мир, были осведомлены о при-
ближающемся распаде Советского Союза, неожиданно для себя
обнаружили, что они более не являются хозяевами трансконти-
нентальной империи, а границы других республик с Россией ста-
ли теми, какими они были с Кавказом в начале 1800-х годов, со
Средней Азией — в середине 1800-х и, что намного более драма-
тично и болезненно, с Западом — приблизительно в 1600 г., сразу
же после царствования Ивана Грозного. Потеря Кавказа способ-
ствовала появлению стратегических опасений относительно во-
Великая шахматная доска • 111
зобновления влияния Турции; потеря Средней Азии породила
чувство утраты значительных энергетических и минеральных ре-
сурсов, равно как и чувство тревоги в связи с потенциальной му-
сульманской проблемой; независимость Украины бросила вызов
притязаниям России на божественное предназначение быть зна-
меносцем всего панславянского сообщества.
Пространство, веками принадлежавшее царской империи и в
течение трех четвертей века Советскому Союзу под главенством
русских, теперь заполнено дюжиной государств, большинство из
которых (кроме России) едва ли готовы к обретению подлинного
суверенитета; к тому же численность населения этих государств
тоже разная: от довольно крупной Украины, имеющей 52 млн. че-
ловек, и до Армении, насчитывающей всего 3,5 млн. Их жизне-
способность представлялась сомнительной, в то время как готов-
ность Москвы постоянно приспосабливаться к новой реальности
также выглядела непредсказуемой. Исторический шок, который
испытали русские, был усилен еще и тем, что примерно 20 млн.
человек, говорящих по-русски, в настоящее время постоянно про-
живают на территории иностранных государств, где политиче-
ское господство находится в руках все более националистически
настроенных элит, решивших утвердить свою национальную са-
мобытность после десятилетий более или менее принудительной
русификации.
Крах Российской империи создал вакуум силы в самом цен-
тре Евразии. Слабость и замешательство были присущи не толь-
ко новым, получившим независимость государствам, но и самой
России: потрясение породило серьезный кризис всей системы,
особенно когда политический переворот дополнился попыткой
разрушить старую социально-экономическую модель советско-
го общества. Травма нации усугубилась военным вмешатель-
ством России в Таджикистане, обусловленным опасениями зах-
вата мусульманами этого нового независимого государства, но в
еще большей степени она была обострена трагическим, крова-
вым, невероятно дорогим как в политическом, так и в экономи-
ческом плане вторжением России в Чечню. Самым болезненным
в этой ситуации является осознание того, что авторитет России
на международной арене в значительной степени подорван;
прежде одна из двух ведущих мировых сверхдержав в настоя-
щее время в политических кругах многими оценивается просто
112 • Збигнев Бжезинский ।
I
как региональная держава «третьего мира», хотя по-прежнему)и
обладающая значительным, но все более и более устаревающем
ядерным арсеналом. {
Образовавшийся геополитический вакуум увеличивался в свя-
зи с размахом социального кризиса в России. Коммунистическое
правление в течение трех четвертей века причинило беспрецеден-
тный биологический ущерб российскому народу. Огромное чис-
ло наиболее одаренных и предприимчивых людей были убиты или
пропали без вести в лагерях ГУЛАГа, и таких людей насчитыва-
ется несколько миллионов. Кроме того, страна также несла поте-
ри во время Первой мировой войны, имела многочисленные жерт-
вы в ходе затяжной Гражданской войны, терпела зверства и ли-
шения во время Второй мировой войны. Правящий коммунисти-
ческий режим навязал удушающую ортодоксальную доктрину
всей стране, одновременно изолировав ее от остального мира. Эко-
номическая политика страны была абсолютно индифферентна к
экологическим проблемам, в результате чего значительно пост-
радали как окружающая среда, так и здоровье людей. Согласно
официальным статистическим данным России, к середине 90-х
годов только примерно 40% от числа новорожденных появлялись
на свет здоровыми, в то время как приблизительно пятая часть от
числа всех российских первоклассников страдала задержкой ум-
ственного развития. Продолжительность жизни у мужчин сокра-
тилась до 57,3 года, и русских умирало больше, чем рождалось.
Социальные условия в России фактически соответствовали ус-
ловиям страны «третьего мира» средней категории.
Невозможно преувеличить ужасы и страдания, выпавшие на
долю русских людей в течение этого столетия. Едва ли можно най-
ти хоть одну русскую семью, которая имела бы возможность нор-
мального цивилизованного существования. Рассмотрим соци-
альные последствия следующих событий:
• Русско-японская война 1905 г., окончившаяся унизитель-
ным поражением России;
• первая «пролетарская» революция 1905 г., породившая мно-
гочисленные акты городского насилия;
• Первая мировая война 1914—1917 гг., явившаяся причиной
миллионных жертв и многочисленных нарушений в эконо-
мике;
Великая шахматная доска • 113
• Гражданская война 1918—1921 гг., унесшая еще несколько
миллионов человеческих жизней и опустошившая страну;
• русско-польская война 1919—1920 гг., закончившаяся пора-
жением России;
• создание системы ГУЛАГа в начале 20-х годов, включая
уничтожение представителей элиты предреволюционного
периода и их массовое бегство из России;
• процессы индустриализации и коллективизации в начале и
середине 30-х годов породили массовый голод и миллионы
смертей на Украине и в Казахстане;
• «великая чистка и террор» в середине и конце 30-х годов,
когда миллионы заключенных находились в трудовых ла-
герях, более миллиона человек были расстреляны, несколь-
ко миллионов умерли в результате безжалостного обраще-
ния;
• Вторая мировая война 1941—1945 гг., принесшая многомил-
лионные военные и гражданские жертвы и сильные разру-
шения в экономике;
• возобновление сталинского террора в конце 40-х годов вновь
повлекло за собой массовые аресты и казни;
• 44-летний период гонки вооружений с Соединенными Шта-
тами, начавшийся в конце 40-х и продолжавшийся до конца
80-х годов, явился причиной разорения государства;
• попытки насаждения советской власти в зоне Карибского
бассейна, на Ближнем Востоке и в Африке в течение 70—
80-х годов подорвали экономику страны;
• затяжная война в Афганистане 1979—1989 гг. сильно подо-
рвала потенциал страны;
• неожиданный крах Советского Союза, сопровождавшийся
гражданскими беспорядками в стране, болезненным эконо-
мическим кризисом, кровопролитной и унизительной вой-
ной в Чечне.
Не только кризис внутри страны и потеря международного ста-
туса мучительно тревожат Россию, особенно представителей рус-
ской политической элиты, но и геополитическое положение Рос-
сии, также оказавшееся неблагоприятным. На Западе вследствие
процесса распада Советского Союза границы России существен-
но изменились в неблагоприятную для нее сторону, а сфера ее гео-
114 • Збигнев Бжезинский
политического влияния серьезно сократилась (см. карту XIV).
Прибалтийские государства находились под контролем России с
1700-х годов, и потеря таких портов, как Рига и Таллин, сделала
доступ России к Балтийскому морю более ограниченным, при-
чем в зонах, где оно зимой замерзает. Хотя Москва и сумела со-
хранить политическое главенствующее положение в новой, по-
лучившей официальный статус независимости, но в высшей сте-
пени русифицированной Беларуси, однако еще далеко не ясно,
не одержит ли в конечном счете и здесь верх националистическая
инфекция. А за границами бывшего Советского Союза крах Орга-
низации Варшавского договора означал, что бывшие сателлиты
Центральной Европы, среди которых на первое место выдвинулась
Польша, быстрыми темпами склоняются в сторону НАТО и Ев-
ропейского союза.
Самым беспокоящим моментом явилась потеря Украины. По-
явление независимого государства Украины не только вынудило
всех россиян переосмыслить характер их собственной политиче-
ской и этнической принадлежности, но и обозначило большую
геополитическую неудачу Российского государства. Отречение от
более чем 300-летней российской имперской истории означало по-
терю потенциально богатой индустриальной и сельскохозяйствен-
ной экономики и 52 млн. человек, этнически и религиозно наибо-
лее тесно связанных с русскими, которые способны были превра-
тить Россию в действительно крупную и уверенную в себе им-
перскую державу. Независимость Украины также лишила Россию
ее доминирующего положения на Черном море, где Одесса слу-
жила жизненно важным портом для торговли со странами Сре-
диземноморья и всего мира в целом.
Потеря Украины явилась геополитически важным моментом
по причине существенного ограничения геостратегического вы-
бора России. Даже без Прибалтийских республик и Польши Рос-
сия, сохранив контроль над Украиной, могла бы все же попытать-
ся не утратить место лидера в решительно действующей евразий-
ской империи, внутри которой Москва смогла бы подчинить сво-
ей воле неславянские народы южного и юго-восточного регионов
бывшего Советского Союза. Однако без Украины с ее 52-милли-
онным славянским населением любая попытка Москвы воссоз-
дать евразийскую империю способствовала бы, по всей видимос-
ти, тому, что в гордом одиночестве Россия оказывалась запутав-
Карта XIV
Утра>а идео югического контроля
и сокращение империи
Ml Утрата территориальных владений
Л Утрата идеологического коигг1 к
Великая шахматная доска • 115
116 • Збигнев Бжезинский
шейся в затяжных конфликтах с поднявшимися на защиту свот^х
национальных и религиозных интересов неславянскими народа-
ми; война с Чечней является, вероятно, просто первым тому прй-
мером. Более того, принимая во внимание снижение уровня рож-
даемости в России и буквально взрыв рождаемости в республиках
Средней Азии, любое новое евразийское государство, базирующе-
еся исключительно на власти России, без Украины, неизбежно с
каждым годом будет становиться все менее европейским и все
более азиатским.
Потеря Украины явилась не только центральным геополити-
ческим событием, она также стала геополитическим катализато-
ром. Именно действия Украины — объявление ею независимости
в декабре 1991 г., ее настойчивость в ходе важных переговоров в
Беловежской Пуще о том, что Советский Союз следует заменить
более свободным Содружеством Независимых Государств и осо-
бенно неожиданное навязывание, похожее на переворот, украин-
ского командования над подразделениями Советской Армии, раз-
мещенными на украинской земле, — помешали СНГ стать просто
новым наименованием более федерального СССР. Политическая
самостоятельность Украины ошеломила Москву и явилась при-
мером, которому, хотя вначале и не очень уверенно, затем после-
довали другие советские республики.
Потеря Россией своего главенствующего положения на Бал-
тийском море повторилась и на Черном море не только из-за по-
лучения Украиной независимости, но также еще и потому, что
новые независимые государства Кавказа — Грузия, Армения и
Азербайджан — усилили возможности Турции по восстановле-
нию однажды утраченного влияния в этом регионе. До 1991 г.
Черное море являлось отправной точкой России в плане проек-
ции своей военно-морской мощи на район Средиземноморья.
Однако к середине 90-х годов Россия осталась с небольшой бере-
говой полосой Черного моря и с неразрешенным спорным вопро-
сом с Украиной о правах на базирование в Крыму остатков совет-
ского Черноморского флота, наблюдая при этом с явным раздра-
жением за проведением совместных, Украины с НАТО, военно-
морских и морских десантных маневров, а также за возрастанием
роли Турции в регионе Черного моря. Россия также подозревала
Турцию в оказании эффективной помощи силам сопротивления
в Чечне.
Великая шахматная доска • 117
Далее к юго-востоку геополитический переворот вызвал ана-
логичные существенные изменения статуса России в зоне Кас-
пийского бассейна и в Средней Азии в целом. До краха Советско-
го Союза Каспийское море фактически являлось российским озе-
ром, небольшой южный сектор которого находился на границе с
Ираном. С появлением независимого и твердо националистиче-
ского Азербайджана, позиции которого были усилены устремив-
шимися в эту республику нетерпеливыми западными нефтяны-
ми инвесторами, и таких же независимых Казахстана и Турк-
менистана Россия стала только одним из пяти претендентов на
богатства Каспийского моря. Россия более не могла уверенно
полагать, что по собственному усмотрению может распоряжать-
ся этими ресурсами.
Появление самостоятельных независимых государств Сред-
ней Азии означало, что в некоторых местах юго-восточная грани-
ца России была оттеснена в северном направлении более чем на
тысячу миль. Новые государства в настоящее время контролиру-
ют большую часть месторождений минеральных и энергетиче-
ских ресурсов, которые обязательно станут привлекательными для
иностранных государств. Неизбежным становится то, что не толь-
ко представители элиты, но вскоре и простые люди в этих респуб-
ликах будут становиться все более и более националистически на-
строенными и, по всей видимости, будут все в большей степени
придерживаться мусульманской ориентации. В Казахстане, об-
ширной стране, располагающей огромными запасами природных
ресурсов, но с населением почти в 20 млн. человек, распределен-
ным примерно поровну между казахами и славянами, лингвисти-
ческие и национальные трения, по-видимому, имеют тенденцию
к усилению. Узбекистан — при более однородном этническом со-
ставе населения, насчитывающего примерно 25 млн. человек, и
лидерах, делающих акцент на историческое величие страны, —
становится все более активным в утверждении нового постколо-
ниального статуса региона. Туркменистан, который географиче-
ски защищен Казахстаном от какого-либо прямого контакта с Рос-
сией, активно налаживает и развивает новые связи с Ираном в
целях ослабления своей прежней зависимости от российской си-
стемы для получения доступа на мировые рынки.
Республики Средней Азии, получающие поддержку Турции,
Ирана, Пакистана и Саудовской Аравии, не склонны торговать
118* Збигнев Бжезинский
своим новым политическим суверенитетом даже ради выгодной
экономической интеграции с Россией, на что многие русские все
еще продолжают надеяться. По крайней мере некоторая напря-
женность и враждебность в отношениях этих республик с Росси-
ей неизбежны, хотя на основании неприятных прецедентов с Чеч-
ней и Таджикистаном можно предположить, что нельзя полно-
стью исключать и возможности развития событий в еще более худ-
шую сторону. Для русских спектр потенциального конфликта с
мусульманскими государствами по всему южному флангу Рос-
сии (общая численность населения которых, вместе с Турцией,
Ираном и Пакистаном, составляет более 300 млн. человек) пред-
ставляет собой источник серьезной обеспокоенности.
И наконец, в момент краха советской империи Россия столк-
нулась с новой угрожающей геополитической ситуацией также и
на Дальнем Востоке, хотя ни территориальные, ни политические
изменения не коснулись этого региона. В течение нескольких ве-
ков Китай представлял собой более слабое и более отсталое госу-
дарство по сравнению с Россией, по крайней мере в политиче-
ской и военной сферах. Никто из русских, обеспокоенных буду-
щим страны и озадаченных драматическими изменениями этого
десятилетия, не в состоянии проигнорировать тот факт, что Ки-
тай в настоящее время находится на пути становления и преобра-
зования в более развитое, более динамичное и более благополуч-
ное государство, нежели Россия. Экономическая мощь Китая в
совокупности с динамической энергией его 1,2-миллиардного на-
селения существенно меняют историческое уравнение между дву-
мя странами с учетом незаселенных территорий Сибири, почти
призывающих китайское освоение.
Такая неустойчивая новая реальность не может не отразиться
на чувстве безопасности России по поводу ее территорий на
Дальнем Востоке, равно как и в отношении ее интересов в Сред-
ней Азии. В долгосрочной перспективе подобного рода переме-
ны могут даже усугубить геополитическую важность потери
Россией Украины. О стратегических последствиях такой ситуа-
ции для России очень хорошо сказал Владимир Лукин, первый
посол посткоммунистического периода России в Соединенных
Штатах, а позднее председатель Комитета по иностранным де-
лам в Госдуме:
Великая шахматная доска • 119
«В прошлом Россия видела себя во главе Азии, хотя и позади Ев-
ропы. Однако затем Азия стала развиваться более быстрыми темпа-
ми... и мы обнаружили самих себя не столько между “современной
Европой” и “отсталой Азией”, сколько занимающими несколько стран-
ное промежуточное пространство между двумя “Европами”»*.
Короче говоря, Россия, являвшаяся до недавнего времени со-
зидателем великой территориальной державы и лидером идеоло-
гического блока государств-сателлитов, территория которых про-
стиралась до самого центра Европы и даже одно время до Южно-
Китайского моря, превратилась в обеспокоенное национальное го-
сударство, не имеющее свободного географического доступа к
внешнему миру и потенциально уязвимое перед лицом ослабля-
ющих его конфликтов с соседями на западном, южном и восточ-
ном флангах. Только непригодные для жизни и недосягаемые се-
верные просторы, почти постоянно скованные льдом и покрытые
снегом, представляются безопасными в геополитическом плане.
Геостратегическая фантасмагория
Таким образом, период исторического и стратегического за-
мешательства в постимперской России был неизбежен. Потряса-
ющий развал Советского Союза и особенно ошеломляющий и в
общем-то неожиданный распад великой Российской империи
положили начало в России процессу широкого поиска души, ши-
роким дебатам по вопросу о том, как в настоящее время должна
Россия определять самое себя в историческом смысле, появлению
многочисленных публичных и частных суждений по вопросам,
которые в большинстве крупных стран даже не поднимаются: «Что
есть Россия? Где Россия? Что значит быть русским?»
Это не просто теоретические вопросы: любой ответ на них на-
полнен значительным геополитическим содержанием. Является ли
Россия национальным государством, основу которого составляют
только русские, или Россия является по определению чем-то боль-
шим (как Великобритания — это больше, чем Англия) и, следова-
тельно, ей судьбой назначено быть империей? Каковы — истори-
чески, стратегически и этнически — действительные границы Рос-
сии? Следует ли рассматривать независимую Украину как времен-
Our Security Predicament // Foreign Policy. — 1992. — No 88. — P. 60.
120* Збигнев Бжезинский
ное отклонение в рамках этих исторических, стратегических и эт-
нических понятий? (Многие русские склонны считать именно так.)
Чтобы быть русским, должен ли человек быть русским с этниче-
ской точки зрения или он может быть русским с политической, а не
этнической точки зрения (т.е. быть «россиянином» — что эквива-
лентно «британцу», а не «англичанину»)? Например, Ельцин и не-
которые русские доказывали (с трагическими последствиями), что
чеченцев можно и даже должно считать русскими.
За год до крушения Советского Союза русский националист,
один из тех, кто видел приближающийся конец Союза, во всеус-
лышание заявил с отчаянием:
«Если ужасное несчастье, немыслимое для русских людей, все-
таки произойдет и государство разорвут на части, и люди, ограблен-
ные и обманутые своей 1000-летней историей, внезапно останутся
одни, когда их недавние “братья”, захватив свои пожитки, сядут в свои
“национальные спасательные шлюпки” и уплывут отдавшего крен ко-
рабля, что ж, нам некуда будет податься... Русская государственность,
которая олицетворяет собой “русскую идею” политически, экономи-
чески и духовно, будет создана заново. Она вберет в себя все лучшее
из долгих 1000 лет существования царизма и 70 советских лет, кото-
рые пролетели как одно мгновение»*.
Но как? Поиск ответа, который был бы приемлемым для рус-
ского народа и одновременно реалистичным, осложняется исто-
рическим кризисом самого русского государства. На протяжении
практически всей своей истории это государство было одновре-
менно инструментом и территориальной экспансии, и экономи-
ческого развития. Это также было государство, которое предна-
меренно не представляло себя чисто национальным инструмен-
том, как это принято в западноевропейской традиции, но опреде-
ляло себя исполнителем специальной наднациональной миссии,
с «русской идеей», разнообразно определенной в религиозных,
геополитических или идеологических рамках. Теперь же в этой
миссии ей внезапно отказали, когда государство уменьшилось
территориально до, главным образом, этнической величины.
Более того, постсоветский кризис русского государства (так .
сказать, его «сущности») был осложнен тем фактом, что Россия
* Проханов А. Трагедия централизма // Литературная Россия. — 1990. —
Янв. - С. 4—5.
Великая шахматная доска «121
не только внезапно лишилась своей имперской миссионерской
роли, но и оказалась под давлением своих собственных модерни-
заторов (и их западных консультантов), которые, чтобы сократить
зияющий разрыв между социально отсталой Россией и наиболее
развитыми евразийскими странами, требуют, чтобы Россия отка-
залась от своей традиционной экономической роли ментора, вла-
дельца и распорядителя социальных благ. Это потребовало ни
более, ни менее как политически революционного ограничения
роли Российского государства на международной арене и внутри
страны. Это стало абсолютно разрушительным для большинства
укоренившихся моделей образа жизни в стране и усилило разъе-
диняющий смысл геополитической дезориентации среди русской
политической элиты.
В этой запутанной обстановке, как и можно было ожидать, на
вопрос: «Куда идет Россия и что есть Россия?» — возникает мно-
жество ответов. Большая протяженность России в Евразии давно
способствовала тому, чтобы элита мыслила геополитически. Пер-
вый министр иностранных дел постимперской и посткоммунис-
тической России Андрей Козырев вновь подтвердил этот образ
мышления в одной из своих первых попыток определить, как но-
вая Россия должна вести себя на международной арене. Меньше
чем через месяц после распада Советского Союза он отметил:
«Отказавшись от мессианства, мы взяли курс на прагматизм... мы
быстро пришли к пониманию, что геополитика... заменяет идео-
логию»*.
Вообще говоря, как реакция на крушение Советского Союза
возникли три общих и частично перекрывающихся геостратеги-
ческих варианта, каждый из которых в конечном счете связан с
озабоченностью России своим статусом по сравнению с Амери-
кой и содержит некоторые внутренние варианты. Эти несколько
направлений мысли могут быть классифицированы следующим
образом:
1. Приоритет «зрелого стратегического партнерства» с Аме-
рикой, что для некоторых приверженцев этой идеи являлось
на самом деле термином, под которым зашифрован глобаль-
ный кондоминиум.
Российская газета. — 1992. — 12 янв.
122 • Збигнев Бжезинский
2. Акцент на «ближнее зарубежье» как на объект основного ин-
тереса России, при этом одни отстаивают некую модель эко-
номической интеграции при доминировании Москвы, а дру-
гие также рассчитывают на возможную реставрацию неко-
торого имперского контроля с созданием таким образом дер-
жавы, более способной уравновесить Америку и Европу.
3. Контральянс, предполагающий создание чего-то вроде ев-
разийской антиамериканской коалиции, преследующей цель
снизить преобладание Америки в Евразии.
Хотя первая идея первоначально доминировала среди членов
новой правящей команды президента Ельцина, второй вариант
снискал известность в политических кругах вскоре после первой
идеи частично как критика геополитических приоритетов Ельци-
на; третья идея возникла несколько позже, где-то в середине 90-х
годов, в качестве реакции на растущие настроения, что геострате-
гия постсоветской России неясна и не работает. Как это случает-
ся, все три варианта оказались неуклюжими с исторической точ-
ки зрения и разработанными на основе весьма фантасмагориче-
ских взглядов на нынешние мощь, международный потенциал и
интересы России за рубежом.
Сразу же после крушения Советского Союза первоначальная
позиция Ельцина отражала всегда лелеемую, но никогда не дос-
тигавшую полного успеха концепцию русской политической мыс-
ли, выдвигаемую «прозападниками»: «Россия — государство за-
падного мира — должна быть частью Запада и должна как можно
больше подражать Западу в своем развитии». Эта точка зрения
поддерживалась самим Ельциным и его министром иностранных
дел, при этом Ельцин весьма недвусмысленно осуждал русское
имперское наследие. Выступая в Киеве 19 ноября 1990 г. и выска-
зывая мысли, которые украинцы и чеченцы смогли впоследствии
обернуть против него же, Ельцин красноречиво заявил:
«Россия не стремится стать центром чего-то вроде новой импе-
рии.. . Россия лучше других понимает пагубность такой роли, поскольку
именно Россия долгое время играла эту роль. Что это дало ей? Стали
ли русские свободнее? Богаче? Счастливее?.. История научила нас,
что народ, который правит другими народами, не может быть счаст-
ливым».
Великая шахматная доска «123
Сознательно дружественная позиция, занятая Западом, осо-
бенно Соединенными Штатами, в отношении нового россий-
ского руководства ободрила постсоветских «прозападников» в
российском внешнеполитическом истеблишменте. Она усили-
ла его проамериканские настроения и соблазнила членов этого
истеблишмента. Новым лидерам льстило быть накоротке с выс-
шими должностными лицами, формулирующими политику
единственной в мире сверхдержавы, и они легко впали в заблуж-
дение, что они тоже лидеры сверхдержавы. Когда американцы
запустили в оборот лозунг о «зрелом стратегическом партнер-
стве» между Вашингтоном и Москвой, русским показалось, что
этим был благословлен новый демократический американо-рос-
сийский кондоминиум, пришедший на смену бывшему соперни-
честву.
Этот кондоминиум будет глобальным по масштабам. Таким
образом, Россия будет не только законным правопреемником быв-
шего Советского Союза, но и де-факто партнером в мировом уст-
ройстве, основанном на подлинном равенстве. Как не устают за-
являть российские лидеры, это означает не только то, что осталь-
ные страны мира должны признать Россию равной Америке, но и
то, что ни одна глобальная проблема не может обсуждаться или
решаться без участия и/или разрешения России. Хотя открыто
об этом не говорилось, в эту иллюзию вписывается также точка
зрения, что страны Центральной Европы должны каким-то обра-
зом остаться или даже решить остаться регионом, политически
особо близким России. Роспуск Варшавского договора и СЭВ не
должен сопровождаться тяготением их бывших членов к НАТО
или даже только к ЕС.
Западная помощь тем временем позволит российскому пра-
вительству провести реформы внутри страны, исключить вмеша-
тельство государства в экономику и создать условия для укреп-
ления демократических институтов. Восстановление Россией эко-
номики, ее специальный статус равноправного партнера Америки
и просто ее привлекательность побудят недавно образовавшиеся
независимые государства — благодарные России за то, что она не уг-
рожает им, и все более осознающие выгоды некоего союза с ней — к
самой тесной экономической, а затем и политической интеграции с
Россией, расширяя таким образом пределы этой страны и увели-
чивая ее мощь.
124 • Збигнев Бжезинский
Проблема с таким подходом заключается в том, что он лишен
внешнеполитического и внутриполитического реализма. Хотя
концепция «зрелого стратегического партнерства» и ласкает взор
и слух, она обманчива. Америка никогда не намеревалась делить
власть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже
если бы и хотела. Новая Россия была просто слишком слабой,
слишком разоренной 75 годами правления коммунистов и слиш-
ком отсталой социально, чтобы быть реальным партнером Аме-
рики в мире. По мнению Вашингтона, Германия, Япония и Китай
по меньшей мере так же важны и влиятельны. Более того, по не-
которым центральным геостратегическим вопросам, представля-
ющим национальный интерес Америки, — в Европе, на Ближнем
Востоке и на Дальнем Востоке — устремления Америки и России
весьма далеки от совпадения. Как только неизбежно начали воз-
никать разногласия — из-за диспропорций в сфере политической
мощи, финансовых затрат, технологических новшеств и культур-
ной притягательности, — идея «зрелого стратегического партнер-
ства» стала казаться дутой, и все больше русских считают ее вы-
двинутой специально для обмана России.
Возможно, этого разочарования можно было бы избежать, если
бы Америка раньше, во время американо-российского «медового
месяца», приняла концепцию расширения НАТО и одновремен-
но предложила России «сделку, от которой невозможно отказать-
ся», а именно — особые отношения сотрудничества между Россией
и НАТО. Если бы Америка четко и решительно приняла концеп-
цию расширения альянса с оговоркой, что Россия будет каким-либо
образом включена в этот процесс, можно было бы, вероятно, избе-
жать возникшего у Москвы впоследствии чувства разочарования
«зрелым партнерством», а также прогрессирующего ослабления по-
литических позиций «прозападников» в Кремле.
Временем сделать это была вторая половина 1993 г., сразу же
после того, как Ельцин в августе подтвердил, что стремление
Польши присоединиться к трансатлантическому альянсу не про-
тиворечит «интересам России». Вместо этого администрация Клин-
тона, тогда все еще проводившая политику «предпочтения Рос-
сии», мучилась еще два года, в течение которых Кремль «сменил
пластинку» и стал все более враждебно относиться к появляю-
щимся, но нерешительным сигналам о намерении Америки рас-
ширить НАТО. К 1996 г., когда Вашингтон решил сделать расши-
Великая шахматная доска *125
рение НАТО центральной задачей политики Америки по созда-
нию более крупного и более безопасного евроатлантического со-
общества, русские встали в жесткую оппозицию. Следовательно,
1993 г. можно считать годом упущенных исторических возмож-
ностей.
Нельзя не признать, что не все тревоги России в отношении
расширения НАТО лишены законных оснований или вызваны не-
доброжелательством. Некоторые противники расширения НАТО,
разумеется, особенно в российских военных кругах, воспользова-
лись менталитетом времен «холодной войны» и рассматривают
расширение НАТО не как неотъемлемую часть собственного раз-
вития Европы, а скорее как продвижение к границам России воз-
главляемого Америкой и все еще враждебного альянса. Некото-
рые представители российской внешнеполитической элиты —
большинство из которых на самом деле бывшие советские долж-
ностные лица — упорствуют в давней геостратегической точке
зрения, что Америке нет места в Евразии и что расширение НАТО
в большей степени связано с желанием американцев расширить
свою сферу влияния. В некоторой степени их оппозиция связана
с надеждой, что не связанные ни с кем страны Центральной Евро-
пы однажды вернутся в сферу геополитического влияния Моск-
вы, когда Россия «поправится».
Но многие российские демократы также боялись, что расши-
рение НАТО будет означать, что Россия останется вне Европы,
подвергнется политическому остракизму и ее будут считать не-
достойной членства в институтах европейской цивилизации. От-
сутствие культурной безопасности усугубляло политические стра-
хи, что сделало расширение НАТО похожим на кульминацию дав-
ней политики Запада, направленной на изолирование России,
чтобы оставить ее одну — уязвимой для различных ее врагов. Кро-
ме того, российские демократы просто не смогли понять ни глу-
бины возмущения населения Центральной Европы более чем
полувековым господством Москвы, ни глубины их желания стать
частью более крупной евроатлантической системы.
С другой стороны, возможно, что ни разочарования, ни ослаб-
ления российских «прозападников» избежать было нельзя. Но-
вая российская элита, не единая сама по себе, с президентом и его
министром иностранных дел, неспособными обеспечить твердое
геостратегическое лидерство, не могла четко определить, чего но-
126 • Збигнев Бжезинский
вая Россия хочет в Европе, как не могла и реалистично оценить
имеющиеся ограничения, связанные со слабостью России. Рос-
сийские демократы, ведущие политические схватки, не смогли
заставить себя смело заявить, что демократическая Россия не про-
тив расширения трансатлантического демократического сообще-
ства и хочет войти в него. Мания получить одинаковый с Амери-
кой статус в мире затруднила политической элите отказ от идеи
привилегированного геополитического положения России не толь-
ко на территории бывшего Советского Союза, но и в отношении
бывших стран-сателлитов Центральной Европы.
Такое развитие обстановки сыграло на руку националистам,
которые к 1994 г. начали вновь обретать голос, и милитаристам,
которые к тому времени стали критически важными для Ельцина
сторонниками внутри страны. Их все более резкая и временами
угрожающая реакция на чаяния населения стран Центральной
Европы лишь усилила решимость бывших стран-сателлитов —
помнящих о своем лишь недавно обретенном освобождении от
господства России — получить безопасное убежище в НАТО.
Пропасть между Вашингтоном и Москвой углубилась еще
больше из-за нежелания Кремля отказаться от всех завоеванных
Сталиным территорий. Западное общественное мнение, особен-
но в Скандинавских странах, а также и в Соединенных Штатах
было особо встревожено двусмысленным отношением России к
Прибалтийским республикам. Признавая их независимость и не
заставляя их стать членами СНГ, даже демократические россий-
ские руководители периодически прибегали к угрозам, чтобы до-
биться льгот для крупных сообществ русских колонистов, которых
преднамеренно поселили в этих странах во времена правления Ста-
лина. Обстановка была еще больше омрачена подчеркнутым не-
желанием Кремля денонсировать секретное германо-советское со-
глашение 1939 г., которое проложило дорогу насильственному
включению этих республик в состав Советского Союза. Даже че-
рез пять лет после распада Советского Союза представители Крем-
ля настаивали (в официальном заявлении от 10 сентября 1996 г.),
что в 1940 г. Прибалтийские государства добровольно «присое-
динились» к Советскому Союзу.
Российская постсоветская элита явно ожидала, что Запад по-
может или по крайней мере не будет мешать восстановлению гла-
венствующей роли России в постсоветском пространстве. Поэто-
Великая шахматная доска «127
му их возмутило желание Запада помочь получившим недавно
независимость постсоветским странам укрепиться в их самостоя-
тельном политическом существовании. Даже предупреждая, что
«конфронтация с Соединенными Штатами... — это вариант, ко-
торого следует избежать», высокопоставленные российские ана-
литики, занимающиеся вопросами внешней политики США, до-
казывали (и не всегда ошибочно), что Соединенные Штаты доби-
ваются «реорганизации межгосударственных отношений во всей
Евразии... чтобы в результате на континенте было не одно веду-
щее государство, а много средних, относительно стабильных и
умеренно сильных... но обязательно более слабых по сравнению с
Соединенными Штатами как по отдельности, так и вместе»*.
В этом отношении У краина имела крайне важное значение. Все
большая склонность США, особенно к 1994 г., придать высокий
приоритет американо-украинским отношениям и помочь Украине
сохранить свою недавно обретенную национальную свободу рас-
сматривалась многими в Москве — и даже «прозападниками» —
как политика, нацеленная на жизненно важные для России инте-
ресы, связанные с возвращением Украины в конечном счете в об-
щий загон. То, что Украина будет со временем каким-то образом
«реинтегрирована», остается догматом веры многих из россий-
ской политической элиты**. В результате геополитические и ис-
торические сомнения России относительно самостоятельного ста-
туса Украины лоб в лоб столкнулись с точкой зрения США, что
имперская Россия не может быть демократической.
Кроме того, имелись чисто внутренние доводы, что «зрелое
стратегическое партнерство» между двумя «демократиями» ока-
залось иллюзорным. Россия была слишком отсталой и слишком
* Богатуров А., Кременюк В. Американцы сами никогда не остановятся //
Независимая газета. - 1996. — 28 июня.
** Например, даже главный советник Ельцина Дмитрий Рюриков, которого
процитировал «Интерфакс» (20 ноября 1996 г.), считает Украину «временным
феноменом», а московская «Общая газета» (10 декабря 1996 г.) сообщила, что
«в обозримом будущем события в восточной части Украины могут поставить
перед Россией весьма трудную задачу. Массовые проявления недовольства...
будут сопровождаться призывами или даже требованиями, чтобы Россия за-
брала себе этот регион. Довольно многие в Москве будут готовы поддержать
такие планы». Озабоченность стран Запада намерениями России явно не стала
меньше из-за притязаний России на Крым и Севастополь и таких провокаци-
онных действий, как преднамеренное включение в конце 1996 г. Севастополя в
ежевечерние телевизионные метеосводки для российских городов.
128* Збигнев Бжезинский
уж опустошенной в результате коммунистического правления,
чтобы представлять собой жизнеспособного демократического
партнера Соединенных Штатов. И эту основную реальность не
могла затушевать высокопарная риторика о партнерстве. Кроме
того, постсоветская Россия только частично порвала с прошлым.
Почти все ее «демократические» лидеры — даже если они искрен-
не разочаровались в советском прошлом — были не только про-
дуктом советской системы, но и бывшими высокопоставленны-
ми членами ее правящей элиты. Они не были в прошлом дисси-
дентами, как в Польше или Чешской Республике. Ключевые ин-
ституты советской власти — хотя и слабые, деморализованные и
коррумпированные — остались. Символом этой действительнос-
ти и того, что коммунистическое прошлое все еще не разжало сво-
их объятий, является исторический центр Москвы: продолжает
существовать Мавзолей Ленина. Это равнозначно тому, что пост-
нацистской Германией руководили бы бывшие нацистские «га-
уляйтеры» среднего звена, которые провозглашали бы демокра-
тические лозунги, и при этом мавзолей Гитлера продолжал сто-
ять в центре Берлина.
Политическая слабость новой демократической элиты усугуб-
лялась самим масштабом экономического кризиса в России. Необ-
ходимость широких реформ — чтобы исключить государство из эко-
номики — вызвала чрезмерные ожидания помощи со стороны За-
пада, особенно США. Несмотря на то что эта помощь, особенно со
стороны Германии и США, постепенно достигла больших объемов,
она даже при самых лучших обстоятельствах все равно не могла
способствовать быстрому экономическому подъему. Возникшее в
результате социальное недовольство стало дополнительной поддерж-
кой для растущего круга разочарованных критиков, которые ут-
верждают, что партнерство с Соединенными Штатами было обма-
ном, выгодным США, но наносящим ущерб России.
Короче говоря, в первые годы после крушения Советского Со-
юза не существовало ни объективных, ни субъективных предпо-
сылок для эффективного глобального партнерства. Демократи-
чески настроенные «прозападники» просто хотели очень много-
го, но сделать могли очень мало. Они желали равноправного парт-
нерства — или скорее кондоминиума — с США, относительной
свободы действий внутри СНГ и с геополитической точки зрения
«ничьей земли» в Центральной Европе. Однако их двойственный
Великая шахматная доска «129
подход к советской истории, отсутствие реализма во взглядах на
глобальную власть, глубина экономического кризиса и отсутствие
широкой поддержки во всех слоях общества означали, что они не
смогут создать стабильной и подлинно демократической России,
наличие которой подразумевает концепция «равноправного парт-
нерства». России необходимо пройти через длительный процесс
политических реформ, такой же длительный процесс стабилиза-
ции демократии и еще более длительный процесс социально-эко-
номических преобразований, затем суметь сделать более суще-
ственный шаг от имперского мышления в сторону национально-
го мышления, учитывающего новые геополитические реальности
не только в Центральной Европе, но и особенно на территории
бывшей Российской империи, прежде чем партнерство с Амери-
кой сможет стать реально осуществимым геополитическим вари-
антом развития обстановки.
При таких обстоятельствах неудивительно, что приоритет в
отношении «ближнего зарубежья» стал основным элементом кри-
тики прозападного варианта, а также ранней внешнеполитиче-
ской альтернативой. Она базировалась на том доводе, что концеп-
ция «партнерства» пренебрегает тем, что должно быть наиболее
важным для России: а именно ее отношениями с бывшими совет-
скими республиками. «Ближнее зарубежье» стало короткой фор-
мулировкой защиты политики, основной упор которой будет сде-
лан на необходимость воссоздания в пределах геополитического
пространства, которое когда-то занимал Советский Союз, некоей
жизнеспособной структуры с Москвой в качестве центра, при-
нимающего решения. С учетом этого исходного условия широ-
кие слои общества пришли к согласию, что политика концент-
рирования на Запад, особенно на США, приносит мало пользы,
а стоит слишком дорого. Она просто облегчила Западу исполь-
зование возможностей, создавшихся в результате крушения Со-
ветского Союза.
Однако концепция «ближнего зарубежья» была большим
«зонтиком», под которым могли собраться несколько различных
геополитических концепций. Эта концепция собрала под своими
знаменами не только сторонников экономического функциона-
лизма и детерминизма (включая некоторых «прозападников»),
которые верили, что СНГ может эволюционировать в возглавля-
емый Москвой вариант ЕС, но и тех, кто видел в экономической
130» Збигнев Бжезинский
интеграции лишь один из инструментов реставрации империи,
который может работать либо под «зонтиком» СНГ, либо через
специальные соглашения (сформулированные в 1996 г.) между
Россией и Беларусью или между Россией, Беларусью, Казахста-
ном и Кыргызстаном; ее также разделяют романтики-славянофи-
лы, выступающие за «Славянский союз» России, Украины и Бе-
ларуси, и, наконец, сторонники до некоторой степени мистиче-
ского представления о евразийстве как об основном определении
постоянной исторической миссии России.
В его самом узком смысле приоритет в отношении «ближнего
зарубежья» включал весьма разумное предложение, что Россия
должна сначала сконцентрировать свои усилия на отношениях с
недавно образовавшимися независимыми государствами, особен-
но потому, что все они остались привязанными к России реалия-
ми специально поощряемой советской политики стимулирования
экономической взаимозависимости среди них. Это имело и эко-
номический, и геополитический смысл. «Общее экономическое
пространство», о котором часто говорили новые российские ру-
ководители, было реалией, которая не могла игнорироваться ли-
дерами недавно образованных независимых государств. Коопера-
ция и даже некоторая интеграция были настоятельной экономи-
ческой потребностью. Таким образом, содействие созданию об-
щих институтов стран СНГ, чтобы повернуть вспять вызванный
политическим распадом Советского Союза процесс экономиче-
ской дезинтеграции и раздробления, было не только нормальным,
но и желательным.
Для некоторых русских содействие экономической интегра-
ции было, таким образом, функционально действенной и поли-
тически ответственной реакцией на то, что случилось. Часто про-
водилась аналогия между ЕС и ситуацией, сложившейся после
распада СССР. Реставрация империи недвусмысленно отверга-
лась наиболее умеренными сторонниками экономической интег-
рации. Например, в важном докладе, озаглавленном «Стратегия
для России», опубликованном уже в августе 1992 г. Советом по
внешней и оборонной политике группой известных личностей и
высокопоставленных государственных чиновников, «постимпер-
ская просвещенная интеграция» весьма аргументированно от-
стаивалась как самая правильная программа действий для пост-
советского экономического пространства.
Великая шахматная доска «131
Однако упор на «ближнее зарубежье» не был просто полити-
чески мягкой доктриной регионального экономического сотруд-
ничества. В ее геополитическом содержании имелся имперский
контекст. Даже в довольно умеренном докладе в 1992 г. говори-
лось о восстановившейся России, которая в конечном счете уста-
новит стратегическое партнерство с Западом, партнерство, в ко-
тором Россия будет «регулировать обстановку в Восточной Ев-
ропе, Средней Азии и на Дальнем Востоке». Другие сторонники
этого приоритета оказались более беззастенчивыми, недвусмыс-
ленно заявляя об «исключительной роли» России на постсовет-
ском пространстве и обвиняя Запад в антироссийской политике,
которую он проводит, оказывая помощь Украине и прочим не-
давно образовавшимся независимым государствам.
Типичным, но отнюдь не экстремальным примером стало суж-
дение Ю. Амбарцумова, в 1993 г. председателя парламентского Ко-
митета по иностранным делам и бывшего сторонника приоритета
партнерства, который открыто доказывал, что бывшее советское
пространство является исключительно российской сферой геопо-
литического влияния. В январе 1994 г. его поддержал прежде энер-
гичный сторонник приоритета партнерства с Западом министр
иностранных дел России Андрей Козырев, который заявил, что
Россия «должна сохранить свое военное присутствие в регионах,
которые столетиями входили в сферу ее интересов». И действи-
тельно, 8 апреля 1994 г. «Известия» сообщили, что России уда-
лось сохранить не менее 28 военных баз на территории недавно
обретших независимость государств и линия на карте, соединяю-
щая российские военные группировки в Калининградской облас-
ти, Молдове, Крыму, Армении, Таджикистане и на Курильских
островах, почти совпадает с линией границы бывшего Советско-
го Союза, как это видно из карты XV.
В сентябре 1995 г. президент Ельцин издал официальный до-
кумент по политике России в отношении СНГ, в котором следу-
ющим образом классифицировались цели России:
«Главной задачей политики России по отношению к СНГ являет-
ся создание экономически и политически интегрированного сооб-
щества государств, которое будет способно претендовать на подо-
бающее ему место в мировом сообществе... консолидация России в
роли ведущей силы в формировании новой системы межгосудар-
132» Збигнев Бжезинский
ственных политических и экономических отношений на постсоюзном
пространстве».
Следует отметить политический размах этого усилия, указа-
ние на отдельный субъект права, претендующий на «свое» место
в мировой системе, и на доминирующ} ю роль России внутри это-
го нового субъекта права. В соответствии с этим Москва настаи-
вала на укреплении политических и военных связей между Рос-
сией и недавно возникшим СНГ: чтобы было создано единое во-
енное командование, чтобы вооруженные силы государств СНГ
были связаны официальным договором, чтобы «внешние» грани-
цы СНГ находились под централизованным контролем (читай:
контролем Москвы), чтобы российские войска играли решающую
роль в любых миротворческих операциях внутри СНГ и чтобы
была сформулирована общая внешняя политика стран СНГ, ос-
новные институты которого должны находиться в Москве (а не в
Минске, как первоначально было решено в 1991 г.), при этом пре-
зидент России должен председательствовать на проводимых СНГ
встречах на высшем уровне.
Карта XV
Великая шахматная доска *133
И это еще не все. В документе от сентября 1995 г. также заяв-
лялось, что
«в странах “ближнего зарубежья” должно гарантироваться распро-
странение программ российского телевидения и радио, должна ока-
зываться поддержка распространению российских изданий в регио-
не и Россия должна готовить национальные кадры для стран СНГ.
Особое внимание должно быть уделено восстановлению позиций
России в качестве главного образовательного центра на постсовет-
ском пространстве, имея в виду необходимость воспитания молодого
поколения в странах СНГ в духе дружеского отношения к России».
Отражая подобные настроения, Государственная Дума России
в начале 1996 г. зашла настолько далеко, что объявила ликвида-
цию Советского Союза юридически недействительным шагом.
Кроме того, весной того же года Россия подписала два соглаше-
ния, обеспечивающих более тесную экономическую и политиче-
скую интеграцию между Россией и наиболее сговорчивыми чле-
нами СНГ. Одно соглашение, подписанное с большой помпой и
пышностью, предусматривало создание союза между Россией и
Беларусью в рамках нового «Сообщества Суверенных Республик»
(русское сокращение «ССР» многозначительно напоминало со-
кращенное название Советского Союза — «СССР»), а другое со-
глашение, подписанное Россией, Казахстаном, Беларусью и Кыр-
гызстаном, обусловливало создание в перспективе «Сообщества
Объединенных Государств». Обе инициативы отражали недоволь-
ство медленными темпами объединения внутри СНГ и решимость
России продолжать способствовать процессу объединения.
Таким образом, в акценте «ближнего зарубежья» на усиление
центральных механизмов СНГ соединились некоторые элементы
зависимости от объективного экономического детерминизма с до-
вольно сильной субъективной имперской решимостью. Но ни то,
ни другое не дали более философского и к тому же геополитиче-
ского ответа на все еще терзающий вопрос: «Что есть Россия, како-
вы ее настоящая миссия и законные границы?»
Это именно тот вакуум, который пыталась заполнить все бо-
лее привлекательная доктрина евразийства с ее фокусом также
на «ближнее зарубежье». Отправной точкой этой ориентации, оп-
ределенной в терминологии, связанной, скорее, с культурой и даже
с мистикой, была предпосылка, что в геополитическом и культур-
134 • Збигнев Бжезинский
ном отношении Россия не совсем европейская и не совсем азиат-
ская страна и поэтому явно представляет собой евразийское госу-
дарство, что присуще только ей. Это — наследие уникального кон-
троля России над огромной территорией между Центральной Ев-
ропой и Тихим океаном, наследие империи, которую Москва со-
здавала в течение четырех столетий своего продвижения на восток.
В результате этого продвижения Россия ассимилировала много-
численные нерусские и неевропейские народы, приобретя этим
единую политическую и культурную индивидуальность.
Евразийство как доктрина появилось не после распада Совет-
ского Союза. Впервые оно возникло в XIX в., но стало более рас-
пространенным в XX столетии в качестве четко сформулирован-
ной альтернативы советскому коммунизму и в качестве реакции
на якобы упадок Запада. Русские эмигранты особенно активно
распространяли эту доктрину как альтернативу советскому пути,
понимая, что национальное пробуждение нерусских народов в
Советском Союзе требует всеобъемлющей наднациональной док-
трины, чтобы окончательный крах коммунизма не привел также
к распаду великой Российской империи.
Уже в середине 20-х годов XX столетия это было ясно сфор-
мулировано князем Н.С. Трубецким, ведущим выразителем идеи
евразийства, который писал, что
«коммунизм на самом деле является искаженным вариантом ев-
ропеизма в его разрушении духовных основ и национальной уникаль-
ности русского общества, в распространении в нем материалистиче-
ских критериев, которые фактически правят и Европой, и Америкой...
Наша задача — создать полностью новую культуру, нашу собствен-
ную культуру, которая не будет походить на европейскую цивилиза-
цию... когда Россия перестанет быть искаженным отражением евро-
пейской цивилизации... когда она снова станет самой собой: Росси-
ей-Евразией, сознательной наследницей и носительницей великого
наследия Чингисхана»*.
Эта точка зрения нашла благодарную аудиторию в запутанной
постсоветской обстановке. С одной стороны, коммунизм был за-
клеймен как предательство русской православности и особой, мис-
тической «русской идеи», а с другой стороны — было отвергнуто
* N.S. Trybetzkoy. The Legacy of Genghis Khan // Cross Currents. — 1990. —
No 9. - P. 68.
Великая шахматная доска «135
западничество, поскольку Запад считался разложившимся, анти-
русским с точки зрения культуры и склонным отказать России в ее
исторически и географически обоснованных притязаниях на экс-
клюзивный контроль над евразийскими пространствами.
Евразийству был придан академический лоск много и часто
цитируемым Львом Гумилевым, историком, географом и этно-
графом, который в своих трудах «Средневековая Россия и Вели-
кая Степь», «Ритмы Евразии» и «География этноса в историче-
ский период» подвел мощную базу под утверждение, что Евразия
является естественным географическим окружением для особого
русского этноса, следствием исторического симбиоза русского и
нерусских народов — обитателей степей, который в результате
привел к возникновению уникальной евразийской культурной и
духовной самобытности. Гумилев предупреждал, что адаптация к
Западу грозит русскому народу потерей своих «этноса и души».
Этим взглядам вторили, хотя и более примитивно, различные
российские политики-националисты. Бывший вице-президент
Александр Руцкой, например, утверждал, что «из геополитиче-
ского положения нашей страны ясно, что Россия представляет со-
бой единственный мостик между Азией и Европой. Кто станет хо-
зяином этих пространств, тот станет хозяином мира»*. Соперник
Ельцина по президентским выборам 1996 г. коммунист Геннадий
Зюганов, несмотря на свою приверженность марксизму-лениниз-
му, поддержал мистический акцент евразийства на особую духов-
ную и миссионерскую роль русского народа на обширных про-
странствах Евразии, доказывая, что России предоставлены, таким
образом, как уникальная культурная роль, так и весьма выгодное
географическое положение для того, чтобы играть руководящую
роль в мире.
Более умеренный и прагматичный вариант евразийства был
выдвинут и руководителем Казахстана Нурсултаном Назарбае-
вым. Столкнувшись в своей стране с расколом между коренными
казахами и русскими переселенцами, число которых почти оди-
наково, и стремясь найти формулу, которая могла бы как-нибудь
ослабить давление Москвы, направленное на политическую ин-
теграцию, Назарбаев выдвинул концепцию «Евразийского союза»
в качестве альтернативы безликому и неэффективному СНГ. Хотя
Interview with L’Espresso (Rome). — 1994. — July 15.
136 • Збигнев Бжезинский
в его варианте отсутствовало мистическое содержание, свойствен-
ное более традиционному евразийскому мышлению, и явно не
ставилась в основу особая миссионерская роль русских как лиде-
ров Евразии, он был основан на той точке зрения, что Евразия —
определяемая географически в границах, аналогичных границам
Советского Союза, — представляет собой органичное целое, ко-
торое должно также иметь и политическое измерение.
Попытка дать «ближнему зарубежью» наивысший приоритет
в российском геополитическом мышлении была в некоторой сте-
пени оправданна в том плане, что некоторый порядок и примире-
ние между постимперской Россией и недавно образовавшимися
независимыми государствами были абсолютно необходимыми с
точки зрения безопасности и экономики. Однако несколько сюр-
реалистический оттенок большей части этой дискуссии придали
давнишние представления о том, что политическое «объединение»
бывшей империи было некоторым образом желательным и осу-
ществимым, будь оно добровольным (по экономическим сообра-
жениям) или следствием в конечном счете восстановления Рос-
сией утраченной мощи, не говоря уже об особой евразийской или
славянской миссии России.
В этом отношении в часто проводимом сравнении с ЕС игно-
рируется ключевое различие: в ЕС, хотя в нем и наличествует осо-
бое влияние Германии, не доминирует какое-либо одно государ-
ство, которое в одиночку затмевало бы остальные члены ЕС, вме-
сте взятые, по относительному ВНП, численности населения или
по территории. Не является ЕС также и наследником какой-то
национальной империи, освободившиеся члены которой подозре-
вали бы, что под «интеграцией» закодировано возрожденное под-
чинение. И даже в этом случае легко представить себе, какой была
бы реакция европейских стран, если бы Германия официально
заявила, что ее задача заключается в укреплении и расширении
ее руководящей роли в ЕС, как это прозвучало в сентябре 1995 г.
в официальном заявлении России, цитировавшемся выше.
В аналогии с ЕС есть еще один недостаток. Открытые и отно-
сительно развитые экономические системы западноевропейских
стран были готовы к демократической интеграции, и большин-
ство западноевропейцев видели ощутимые экономические и по-
литические выгоды в такой интеграции. Менее богатые страны
Западной Европы также могли выиграть от значительных дота-
Великая шахматная доска «137
ций. В противоположность этому недавно обретшие независи-
мость государства видели в России политически нестабильное
государство, которое все еще лелеяло амбиции господствования,
и препятствие с экономической точки зрения их участию в миро-
вой экономике и доступу к крайне необходимым иностранным
инвестициям.
Оппозиция идеям Москвы в отношении «интеграции» была
особенно сильной на У крайне. Ее лидеры быстро поняли, что та-
кая «интеграция», особенно в свете оговорок России в отноше-
нии законности независимости Украины, в конечном счете при-
ведет к потере национального суверенитета. Кроме того, тяжелая
рука России в обращении с новым украинским государством: ее
нежелание признать границы Украины, ее сомнения в отношении
права Украины на Крым, ее настойчивые притязания на исклю-
чительный экстерриториальный контроль над Севастополем — все
это придало пробудившемуся украинскому национализму явную
антирусскую направленность. В процессе самоопределения во
время критической стадии формирования нового государства ук-
раинский народ, таким образом, переключился от традиционной
антипольской или антирумынской позиции на противостояние
любым предложениям России, направленным на большую интег-
рацию стран СНГ, на создание особого славянского сообщества
(с Россией и Беларусью) или Евразийского союза, разоблачая их
как имперские тактические приемы России.
Решимости Украины сохранить свою независимость способ-
ствовала поддержка извне. Несмотря на то что первоначально За-
пад и особенно Соединенные Штаты запоздали признать важное
с точки зрения геополитики значение существования самостоя-
тельного украинского государства, к середине 90-х годов и США,
и Германия стали твердыми сторонниками самостоятельности
Киева. В июле 1996 г. министр обороны США заявил: «Я не могу
переоценить значения существования Украины как самостоятель-
ного государства для безопасности и стабильности всей Европы»,
а в сентябре того же года канцлер Германии, невзирая на его мощ-
ную поддержку президента Ельцина, пошел еще дальше, сказав,
что «прочное место Украцны в Европе не может больше кем-либо
подвергаться сомнению... Больше никто не сможет оспаривать не-
зависимость и территориальную целостность Украины». Лица,
формулирующие политику США, также начали называть амери-
138 • Збигнев Бжезинский
кано-украинские отношения «стратегическим партнерством», со-
знательно используя то же выражение, которое определяло аме-
рикано-российские отношения.
Как уже отмечалось, без Украины реставрация империи, будь
то на основе СНГ или на базе евразийства, стала бы нежизнеспо-
собным делом. Империя без Украины будет в конечном счете оз-
начать, что Россия станет более «азиатским» и более далеким от
Европы государством. Кроме того, идея евразийства оказалась так-
же не очень привлекательной для граждан только что образовав-
шихся независимых государств Средней Азии, лишь некоторые
из которых желали бы нового союза с Москвой. Узбекистан про-
явил особую настойчивость, поддерживая противодействие Ук-
раины любым преобразованиям СНГ в наднациональное образо-
вание и противясь инициативам России, направленным на уси-
ление СНГ.
Прочие члены СНГ также настороженно относятся к намере-
ниям Москвы, проявляя тенденцию сгруппироваться вокруг Ук-
раины и Узбекистана, чтобы оказать противодействие или избе-
жать давления Москвы, направленного на более тесную полити-
ческую и военную интеграцию. Кроме того, почти во всех недавно
образовавшихся государствах углублялось чувство национально-
го сознания, центром внимания которого все больше становится
заклеймение подчинения в прошлом как колониализма и искоре-
нение всевозможного наследия той эпохи. Таким образом, даже
уязвимый с этнической точки зрения Казахстан присоединился к
государствам Средней Азий в отказе от кириллицы и замене ее
латинским алфавитом, как это ранее сделала Турция. В сущнос-
ти, для препятствования попыткам России использовать СНГ как
инструмент политической интеграции к середине 90-х годов нео-
фициально сформировался скрыто возглавляемый Украиной блок,
включающий Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан и иногда
Казахстан, Грузию и Молдову.
Настойчивость Украины в отношении лишь ограниченной и
главным образом экономической интеграции лишила понятие
«Славянский союз» какого-либо практического смысла. Распро-
страняемая некоторыми славянофилами и получившая извест-
ность благодаря поддержке Александра Солженицына идея авто-
матически потеряла геополитический смысл, как только была от-
вергнута Украиной. Это оставило Беларусь наедине с Россией; и
Великая шахматная доска «139
это также подразумевало возможное разделение Казахстана, по-
скольку заселенные русскими его северные районы могли потен-
циально стать частью этого союза. Такой вариант, естественно, не
устраивал новых руководителей Казахстана и просто усилил ан-
тирусскую направленность казахского национализма. Для Бела-
руси «Славянский союз» без Украины означал не что иное, как
включение в состав России, что также разожгло недовольство на-
ционалистов.
Внешние препятствия на пути политики в отношении «ближ-
него зарубежья» были в значительной степени усилены важным
внутренним ограничивающим фактором: настроениями русско-
'^го народа. Несмотря на риторику и возбуждение политической
, &литы по поводу особой миссии России на территории бывшей
^империи, русский народ — частично от явной усталости, но и из
। Здравого смысла — проявил мало энтузиазма по отношению к че-
столюбивым программам реставрации империи.
Русские одобряли открытые границы, свободу торговли, сво-
; боду передвижения и особый статус русского языка, но полити-
ческая интеграция, особенно если она была связана с затратами
или требовала проливать кровь, вызывала мало энтузиазма. О
распаде Союза сожалели, к его восстановлению относились бла-
госклонно, но реакция общественности на войну в Чечне показа-
ла, что любая политика, связанная с применением чего-то боль-
шего, чем экономические рычаги и/или политическое давление,
Поддержки народа не получит.
• Короче говоря, геополитическая несостоятельность приорите-
та ориентации на «ближнее зарубежье» заключалась в том, что Рос-
сия была недостаточно сильной политически, чтобы навязывать
свою волю, и недостаточно привлекательной экономически, чтобы
Соблазнить новые государства. Давление со стороны России про-
сто заставило их искать больше связей за рубежом, в первую оче-
редь с Западом, в некоторых случаях также с Китаем и исламскими
государствами на юге. Когда Россия пригрозила создать свой воен-
ный блок в ответ на расширение НАТО, она задавала себе болез-
ненный вопрос: «С кем?» И получила еще более болезненный от-
' вет: самое большее — с Беларусью и Таджикистаном.
Новые государства, если хотите, были все больше склонны не
доверять даже вполне оправданным и необходимым формам эко-
номической интеграции с Россией, боясь возможных политиче-
140 • Збигнев Бжезинский
ских последствий. В то же время идеи о якобы присущей России
евразийской миссии и о славянской загадочности только еще боль-
ше изолировали Россию от Европы и в целом от Запада, продлив
таким образом постсоветский кризис и задержав необходимую мо-
дернизацию и вестернизацию российского общества по тому прин-
ципу, как это сделал Кемаль Ататюрк в Турции после распада От-
томанской империи. Таким образом, акцент на «ближнее зарубе-
жье» стал для России не геополитическим решением, а геополи-
тическим заблуждением.
Если не кондоминиум с США и не «ближнее зарубежье», тог-
да какие еще геостратегические варианты имелись у России? Не-
удачная попытка ориентации на Запад для достижения желатель-
ного глобального равенства «демократической России» с США,
что больше являлось лозунгом, нежели реалией, вызвала разоча-
рование среди демократов, тогда как вынужденное признание, что
«реинтеграция» старой империи была в лучшем случае отдален-
ной перспективой, соблазнило некоторых российских геополити-
ков поиграть с идеей некоего контральянса, направленного про-
тив гегемонии США в Евразии.
В начале 1996 г. президент Ельцин заменил своего ориенти-
рованного на Запад министра иностранных дел Козырева более
опытным, но ортодоксальным Евгением Примаковым, специали-
стом по бывшему Коминтерну, давним интересом которого были
Иран и Китай. Некоторые российские обозреватели делали пред-
положения, что ориентация Примакова может ускорить попытки
создания новой «антигегемонистской» коалиции, сформирован-
ной вокруг этих трех стран с огромной геополитической ставкой
на ограничение преобладающего влияния США в Евразии. Не-
которые первые поездки и комментарии Примакова усилили та-
кое впечатление. Кроме того, существующие связи между Кита-
ем и Ираном в области торговли оружием, а также склонность
России помочь Ирану в его попытках получить больший доступ к
атомной энергии, казалось, обеспечивали прекрасные возможно-
сти для более тесного политического диалога и создания в конеч-
ном счете альянса. Результат мог, по крайней мере теоретически,
свести вместе ведущее славянское государство мира, наиболее
воинственное в мире исламское государство и самое крупное в
мире по численности населения и сильное азиатское государство,
создав таким образом мощную коалицию.
Великая шахматная доска «141
Необходимой отправной точкой для любого такого контраль-
янса было возобновление двусторонних китайско-российских от-
ношений на основе недовольства политической элиты обоих го-
сударств тем, что США стали единственной сверхдержавой. В
начале 1996 г. Ельцин побывал с визитом в Пекине и подписал
декларацию, которая недвусмысленно осуждала глобальные «ге-
гемонистские» тенденции, что, таким образом, подразумевало, что
Россия и Китай вступят в союз против Соединенных Штатов. В
декабре 1996 г. премьер-министр Китая Ли Пен нанес ответный
визит, и обе стороны не только снова подтвердили, что они про-
тив международной системы, в которой «доминирует одно госу-
дарство», но также одобрили усиление существующих альянсов.
Российские обозреватели приветствовали такое развитие собы-
тий, рассматривая его как положительный сдвиг в глобальном
соотношении сил и как надлежащий ответ на поддержку Соеди-
ненными Штатами расширения НАТО. Некоторые даже ликова-
ли, что российско-китайский альянс будет для США отповедью,
которую они заслужили.
Однако коалиция России одновременно с Китаем и Ираном
может возникнуть только в том случае, если Соединенные Шта-
ты окажутся настолько недальновидными, чтобы вызвать антаго-
низм в Китае и Иране одновременно. Безусловно, такая возмож-
ность не исключена, и действия США в 1995—1996 гг. почти оп-
равдывали мнение, что Соединенные Штаты стремятся вступить
в антагонистические отношения и с Тегераном, и с Пекином. Од-
нако ни Иран, ни Китай не были готовы связать стратегически
свою судьбу с нестабильной и слабой Россией. Оба государства
понимали, что любая подобная коалиция, как только она выйдет
за рамки некоторой преследующей определенную цель тактиче-
ской оркестровки, может поставить под угрозу их выход на более
развитые государства с их исключительными возможностями по
инвестициям и столь необходимыми передовыми технологиями.
Россия могла предложить слишком мало, чтобы быть по-настоя-
щему достойным партнером по коалиции антигегемонистской
направленности.
Лишенная общей идеологии и объединенная лишь «антигеге-
монистскими» чувствами, подобная коалиция будет по существу
альянсом части стран «третьего мира» против наиболее развитых
государств. Ни один из членов такой коалиции не добьется мно-
142 • Збигнев Бжезинский
того, а Китай в особенности рискует потерять огромный приток
инвестиций. Для России — аналогично — «призрак российско-ки-
тайского альянса... резко увеличит шансы, что она снова окажет-
ся почти отрезанной от западной технологии и капиталов»*, как
заметил один критически настроенный российский геополитик.
Такой союз в конечном счете обречет всех его участников, будь
их два или три, на длительную изоляцию и общую для них отста-
лость.
Кроме того, Китай окажется старшим партнером в любой серь-
езной попытке России создать подобную «антигегемонистскую»
коалицию. Имеющий большую численность населения, более раз-
витый в промышленном отношении, более новаторский, более ди-
намичный и потенциально вынашивающий определенные терри-
ториальные планы в отношении России Китай неизбежно при-
своит ей статус младшего партнера, одновременно испытывая не-
хватку средств (а возможно, и нежелание) для помощи России в
преодолении ее отсталости. Россия, таким образом, станет буфе-
ром между расширяющейся Европой и экспансионистским Ки-
таем.
И наконец, некоторые российские эксперты по международ-
ным делам продолжали лелеять надежду, что патовое состояние
в интеграции Европы, включая, возможно, внутренние разногла-
сия стран Запада по будущей модели НАТО, сможет в конечном
счете привести к появлению по меньшей мере тактических воз-
можностей для «флирта» России с Германией или Францией, но
в любом случае без ущерба для трансатлантических связей Евро-
пы с США. Такая перспектива вряд ли была чем-то новым, по-
скольку на протяжении всего периода «холодной войны» Москва
периодически пыталась разыграть германскую или французскую
карту. Тем не менее некоторые геополитики в Москве считали
обоснованным рассчитывать на то, что патовое положение в ев-
ропейских делах может создать благоприятные тактические ус-
ловия, которые можно использовать во вред США.
Но это почти все, чего можно достичь: чисто тактические ва-
рианты. Маловероятно, что Германия или Франция откажутся от
связей с США. Преследующий определенные цели «флирт», осо-
бенно с Францией, по какому-нибудь узкому вопросу не исклю-
* Богатпуров А. Современные отношения и перспективы взаимодействия
России и Соединенных Штатов // Независимая газета. — 1996. — 28 июня.
Великая шахматная доска «143
чен, но геополитическому изменению структуры альянсов долж-
ны предшествовать массированный переворот в европейских де-
лах, провал объединения Европы и разрыв трансатлантических
связей. Но даже тогда маловероятно, что европейские государства
выскажут намерение вступить в действительно всеобъемлющий
геостратегический союз с потерявшей курс Россией.
Таким образом, ни один из вариантов контральянса не явля-
ется при ближайшем рассмотрении жизнеспособной альтернати-
вой. Решение новой геополитической дилеммы России не может
быть найдено ни в контральянсе, ни в иллюзии равноправного
стратегического партнерства с США, ни в попытках создать ка-
кое-либо новое политически или экономически «интегрирован-
ное» образование на пространствах бывшего Советского Союза.
Во всех них не учитывается единственный выход, который на са-
мом деле имеется у России.
Дилемма единственной альтернативы
Для России единственный геостратегический выбор, в резуль-
тате которого она смогла бы играть реальную роль на междуна-
родной арене и получить максимальную возможность трансфор-
мироваться и модернизировать свое общество, — это Европа. И
это не просто какая-нибудь Европа, а трансатлантическая Европа
с расширяющимися ЕС и НАТО. Такая Европа, как мы видели в
главе 3, принимает осязаемую форму, и кроме того она, вероятно,
будет по-прежнему тесно связана с Америкой. Вот с такой Евро-
пой России придется иметь отношения в том случае, если она хо-
чет избежать опасной геополитической изоляции.
Для Америки Россия слишком слаба, чтобы быть ее партне-
ром, но, как и прежде, слишком сильна, чтобы быть просто ее па-
циентом. Более вероятна ситуация, при которой Россия станет
проблемой, если Америка не разработает позицию, с помощью
которой ей удастся убедить русских, что наилучший выбор для
их страны — это усиление органических связей с трансатланти-
ческой Европой. Хотя долгосрочный российско-китайский и рос-
сийско-иранский стратегический союз маловероятен, для Амери-
ки весьма важно избегать политики, которая могла бы отвлечь
внимание России от нужного геополитического выбора. Поэто-
му, насколько это возможно, отношения Америки с Китаем и
144 • Збигнев Бжезинский
Ираном следует формулировать также с учетом их влияния на
геополитические расчеты русских. Сохранение иллюзий о вели-
ких геостратегических вариантах может лишь отсрочить истори-
ческий выбор, который должна сделать Россия, чтобы избавить-
ся от тяжелого заболевания.
Только Россия, желающая принять новые реальности Европы
как в экономическом, так и в геополитическом плане, сможет из-
влечь международные преимущества из расширяющегося транс-
континентального европейского сотрудничества в области торгов-
ли, коммуникаций, капиталовложений и образования. Поэтому
участие России в Европейском союзе — это шаг в весьма правиль-
ном направлении. Он является предвестником дополнительных
институционных связей между новой Россией и расширяющейся
Европой. Он также означает, что в случае избрания Россией это-
го пути у нее уже не будет другого выбора, кроме как в конечном
счете следовать курсом, избранным пост-Оттоманской Турцией,
когда она решила отказаться от своих имперских амбиций и сту-
пила, тщательно все взвесив, на путь модернизации, европеиза-
ции и демократизации.
Никакой другой выбор не может открыть перед Россией та-
ких преимуществ, как современная, богатая и демократическая
Европа, связанная с Америкой. Европа и Америка не представ-
ляют никакой угрозы для России, являющейся неэкспансиони-
стским национальным и демократическим государством. Они не
имеют никаких территориальных притязаний к России, которые
могут в один прекрасный день возникнуть у Китая. Они также
не имеют с Россией ненадежных и потенциально взрывоопас-
ных границ, как, несомненно, обстоит дело с неясной с этни-
ческой и территориальной точек зрения границей России с му-
сульманскими государствами к югу. Напротив, как для Евро-
пы, так и для Америки национальная и демократическая Рос-
сия является желательным с геополитической точки зрения
субъектом, источником стабильности в изменчивом евразий-
ском комплексе.
Следовательно, Россия стоит перед дилеммой: выбор в пользу
Европы и Америки в целях получения ощутимых преимуществ
требует в первую очередь четкого отречения от имперского прош-
лого и во вторую — никакой двусмысленности в отношении рас-
ширяющихся связей Европы в области политики и безопасности
Великая шахматная доска «145
с Америкой. Первое требование означает согласие с геополити-
ческим плюрализмом, который получил распространение на тер-
ритории бывшего Советского Союза. Такое согласие не исключа-
ет экономического сотрудничества предпочтительно на основе
модели старой европейской зоны свободной торговли, однако оно
не может включать ограничение политического суверенитета но-
вых государств по той простой причине, что они не желают этого.
В этом отношении наиболее важное значение имеет необходи-
мость ясного и недвусмысленного признания Россией отдельно-
го существования Украины, ее границ и ее национальной само-
бытности.
Со вторым требованием, возможно, будет еще труднее согла-
ситься. Подлинные отношения сотрудничества с трансатланти-
ческим сообществом нельзя основывать на том принципе, что по
желанию России можно отказать тем демократическим государ-
ствам Европы, которые хотят стать ее составной частью. Нельзя
проявлять поспешность в деле расширения этого сообщества и,
конечно же, не следует способствовать этому, используя антирос-
сийскую тему. Однако этот процесс не может да и не должен быть
прекращен с помощью политического указа, который сам по себе
отражает устаревшее понятие об европейских отношениях в сфе-
ре безопасности. Процесс расширения и демократизации Европы
должен быть бессрочным историческим процессом, не подвержен-
ным произвольным с политической точки зрения географическим
ограничениям.
Для многих русских дилемма этой единственной альтернати-
вы может оказаться сначала и в течение некоторого времени в бу-
дущем слишком трудной, чтобы ее разрешить. Для этого потребу-
ются огромный акт политической воли, а также, возможно, и выда-
ющийся лидер, способный сделать этот выбор и сформулировать
видение демократической, национальной, подлинно современной
и европейской России. Это вряд ли произойдет в ближайшем бу-
дущем. Для преодоления посткоммунистического и постимпер-
ского кризисов потребуется не только больше времени, чем в случае
с посткоммунистической трансформацией Центральной Европы,
но и появление дальновидного и стабильного руководства. В на-
стоящее время на горизонте не видно никакого русского Ататюрка.
Тем не менее русским в итоге придется признать, что национальная
редефиниция России является не актом капитуляции, а актом ос-
146 • Збигнев Бжезинский
вобождения*. Им придется согласиться с тем, что высказывания
Ельцина в Киеве в 1990 г. о неимперском будущем России абсо-
лютно уместны. И подлинно неимперская Россия останется вели-
кой державой, соединяющей Евразию, которая по-прежнему явля-
ется самой крупной территориальной единицей в мире.
Во всяком случае, процесс редефиниции — «Что такое Россия
и где находится Россия» — будет, вероятно, происходить только
постепенно, и для этого Запад должен будет занять мудрую и твер-
дую позицию. Америке и Европе придется ей помочь. Им следует
предложить России не только заключить специальный договор
или хартию с НАТО, но и начать вместе с Россией процесс изуче-
ния будущей формы возможной трансконтинентальной системы
безопасности и сотрудничества, которая в значительной степени
выходит за рамки расплывчатой структуры Организации по бе-
зопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). И если Россия
укрепит свои внутренние демократические институты и добьется
ощутимого прогресса в развитии свободной рыночной экономи-
ки, тогда не следует исключать возможности ее еще более тесного
сотрудничества с НАТО и ЕС.
В то же самое время для Запада и особенно для Америки также
важно проводить линию на увековечение дилеммы единственной
альтернативы для России. Политическая и экономическая стаби-
лизация постсоветских государств является главным фактором,
чтобы сделать историческую самопереоценку России необходимо-
стью. Следовательно, оказание поддержки новым государствам —
для обеспечения геополитического плюрализма в рамках бывшей
советской империи — должно стать составной частью политики,
нацеленной на то, чтобы побудить Россию сделать ясный выбор в
пользу Европы. Среди этих государств три страны имеют особо
важное значение: Азербайджан, Узбекистан и Украина.
Независимый Азербайджан может стать коридором для дос-
тупа Запада к богатому энергетическими ресурсами бассейну Кас-
пийского моря и Средней Азии. И наоборот, подчиненный Азер-
байджан означал бы возможность изоляции Средней Азии от внеш-
него мира и политическую уязвимость при оказании Россией дав-
* В начале 1996 г. генерал Александр Лебедь опубликовал замечательную
статью «Исчезающая империя, или Возрождение России» (Сегодня. — 1996. —
26 апр.), для доказательства правильности которой потребовалось много вре-
мени.
Великая шахматная доска • 147
ления в целях реинтеграции. Узбекистан, который с националь-
ной точки зрения является наиболее важной и самой густонасе-
ленной страной Средней Азии, является главным препятствием
для возобновления контроля России над регионом. Независи-
мость Узбекистана имеет решающее значение для выживания
других государств Средней Азии, а кроме того он наименее уяз-
вим для давления со стороны России.
Однако более важное значение имеет У краина. В связи с рас-
ширением ЕС и НАТО Украина сможет в конечном счете решить,
желает ли она стать частью той или другой организации. Вероят-
но, для усиления своего особого статуса Украина захочет всту-
пить в обе организации, поскольку они граничат с Украиной и
поскольку вследствие происходящих на Украине внутренних пе-
ремен она получает право на членство в этих организациях. Хотя
для этого потребуется определенное время, Западу не слишком
рано — занимаясь дальнейшим укреплением связей в области эко-
номики и безопасности с Киевом — приступить к указанию на
десятилетний период 2005—2015 гг. как на приемлемый срок ини-
циации постепенного включения У краины, вследствие чего умень-
шится риск возможного возникновения у украинцев опасений от-
носительно того, что расширение Европы остановится на польско-
украинской границе.
Несмотря на протесты, Россия, вероятно, молча согласится с
расширением НАТО в 1999 г. и на включение в него ряда стран
Центральной Европы в связи со значительным расширением куль-
турного и социального разрыва между Россией и странами Цент-
ральной Европы со времени падения коммунизма. И напротив,
России будет несравнимо труднее согласиться со вступлением Ук-
раины в НАТО, поскольку ее согласие означало бы признание ею
того факта, что судьба Украины больше органически не связана с
судьбой России. Однако, если Украина хочет сохранить свою не-
зависимость, ей придется стать частью Центральной Европы, а не
Евразии, и, если она хочет стать частью Центральной Европы, ей
придется сполна участвовать в связях Центральной Европы с
НАТО и Европейским союзом. Принятие Россией этих связей тог-
да определило бы собственное решение России также стать закон-
ной частью Европы. Отказ же России стал бы равносилен отказу
от Европы в пользу обособленной «евразийской» самостоятель-
ности и обособленного существования.
148 • Збигнев Бжезинский
Главный момент, который необходимо иметь в виду, следую-
щий: Россия не может быть в Европе без Украины, также входя-
щей в состав Европы, в то время как Украина может быть в Евро-
пе без России, входящей в состав Европы. Если предположить,
что Россия принимает решение связать свою судьбу с Европой,
то из этого следует, что в итоге включение Украины в расширяю-
щиеся европейские структуры отвечает собственным интересам
России. И действительно, отношение Украины к Европе могло
бы стать поворотным пунктом для самой России. Однако это так-
же означает, что определение момента взаимоотношений России
с Европой — по-прежнему дело будущего («определение» в том
смысле, что выбор Украины в пользу Европы поставит во главу
угла принятие Россией решения относительно следующего этапа
ее исторического развития: стать либо также частью Европы, либо
евразийским изгоем, т.е. по-настоящему не принадлежать ни к
Европе, ни к Азии и завязнуть в конфликтах со странами «ближ-
него зарубежья»).
Следует надеяться на то, что отношения сотрудничества меж-
ду расширяющейся Европой и Россией могут перерасти из офи-
циальных двусторонних связей в более органичные и обязываю-
щие связи в области экономики, политики и безопасности. Таким
образом, в течение первых двух десятилетий XXI века Россия
могла бы все более активно интегрироваться в Европу, не только
охватывающую Украину, но и достигающую Урала и даже про-
стирающуюся дальше за его пределы. Присоединение России к
европейским и трансатлантическим структурам и даже определен-
ная форма членства в них открыли бы, в свою очередь, двери в
них для трех закавказских стран — Грузии, Армении и Азербайд-
жана, — так отчаянно домогающихся присоединения к Европе.
Нельзя предсказать, насколько быстро может пойти этот про-
цесс, однако ясно одно: процесс пойдет быстрее, если геополити-
ческая ситуация оформится и будет стимулировать продвижение
России в этом направлении, исключая другие соблазны. И чем бы-
стрее Россия будет двигаться в направлении Европы, тем быстрее
общество, все больше приобщающееся к принципам современно-
сти и демократии, заполнит «черную дыру» в Евразии. И действи-
тельно, для России дилемма единственной альтернативы больше
не является вопросом геополитического выбора. Это вопрос на-
сущных потребностей выживания.
Глава 5
«ЕВРАЗИЙСКИЕ БАЛКАНЫ»
В Европе слово «Балканы» вызывает ассоциации с этниче-
скими конфликтами и соперничеством великих держав в этом ре-
гионе. Евразия также имеет свои «Балканы», однако «Евразий-
ские Балканы» гораздо больше по своим размерам, еще более гус-
то населены и этнически неоднородны. Они расположены на ог-
ромной территории, которая разграничивает центральную зону
глобальной нестабильности, о чем говорилось в главе 2, и включа-
ет районы Юго-Восточной Европы, Средней Азии и части Южной
Азии, района Персидского залива и Ближнего Востока.
«Евразийские Балканы» составляют внутреннее ядро огром-
ной территории, имеющей удлиненную форму (см. карту XVI), и
имеют весьма серьезное отличие от внешней окружающей зоны:
они представляют собой силовой вакуум. Хотя в большинстве го-
сударств, расположенных в районе Персидского залива и Ближ-
него Востока, отсутствует стабильность, последним арбитром в
этом регионе является американская сила. Нестабильный регион
внешней зоны является, таким образом, районом гегемонии един-
ственной силы и сдерживается этой гегемонией. Напротив, «Ев-
разийские Балканы» действительно напоминают более старые,
более знакомые Балканы в Юго-Восточной Европе: в политиче-
ских субъектах не только наблюдается нестабильная ситуация, но
они также являются соблазном для вмешательства со стороны
более мощных соседей, каждый из которых полон решимости ока-
зать сопротивление доминирующей роли другого соседа в регио-
150* Збигнев Бжезинский
не. Именно это знакомое сочетание вакуума силы и всасывания
силы и оправдывает термин «Евразийские Балканы».
Традиционные Балканы представляли собой потенциальный
геополитический объект притязаний в борьбе за европейское гос-
подство. «Евразийские Балканы», расположенные по обе сторо-
ны неизбежно возникающей транспортной сети, которая должна
соединить по более правильной прямой самые богатые районы Ев-
разии и самые промышленно развитые районы Запада с крайними
точками на Востоке, также имеют важное значение с геополити-
ческой точки зрения. Более того, «Евразийские Балканы» имеют
важное значение с точки зрения исторических амбиций и амбиций
безопасности, по крайней мере трех самых непосредственных и
наиболее мощных соседей, а именно России, Турции и Ирана, при-
чем Китай также дает знать о своем возрас сающем политическом
интересе к региону. Однако «Евразийские Ба тканы» гораздо бо-
лее важны как потенциальный экономический выигрыш: в регио-
не помимо важных полезных ископаемых, включая золото, сосре-
доточены огромные запасы природного газа и нефти.
Карта XVI
Великая шахматная доска • 151
В течение следующих двух-трех десятилетий мировое потреб-
ление энергии должно значительно возрасти. По оценкам Мини-
стерства энергетики США, мировой спрос возрастет более чем на
50% в период между 1993 и 2015 гг., причем наиболее значитель-
ный рост потребления будет иметь место на Дальнем Востоке. Тол-
чок в экономическом развитии Азии уже порождает огромное дав-
ление в плане изучения и эксплуатации новых источников энер-
гии, а, как известно, в недрах региона Центральной Азии и бас-
сейна Каспийского моря хранятся запасы природного газа и нефти,
превосходящие такие же месторождения Кувейта, Мексиканско-
го залива и Северного моря.
В связи с доступом к этим ресурсам и участием в потенциаль-
ных богатствах этого региона возникают цели, которые возбуж-
дают национальные амбиции, мотивируют корпоративные инте-
ресы, вновь разжигают исторические претензии, возрождают им-
перские чаяния и подогревают международное соперничество.
Ситуация характеризуется еще большим непостоянством вслед-
ствие того, что регион не только является вакуумом силы, но и
отличается внутренней нестабильностью. Каждая из стран стра-
дает от серьезных внутренних проблем. Все они имеют границы,
которые являются либо объектом претензий соседей, либо зона-
ми этнических обид, немногие из них являются однородными с
национальной точки зрения, а некоторые уже вовлечены в терри-
ториальные, этнические и религиозные беспорядки.
Котел этнических противоречий
«Евразийские Балканы» включают девять стран, которые в той
или иной мере соответствуют вышеприведенному описанию, при-
чем еще две страны являются потенциальными кандидатами. К чис-
лу этих девяти стран принадлежат Казахстан, Кыргызстан, Таджи-
кистан, Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, Армения и Гру-
зия (прежде все они входили в состав бывшего Советского Союза),
а также Афганистан. Потенциальными кандидатами для включе-
ния в этот список являются Турция и Иран. Обе страны гораздо
более жизнеспособны по сравнению с другими с политической и
экономической точек зрения, обе активно борются за региональ-
ное влияние на «Евразийских Балканах» и поэтому являются важ-
ными геостратегическими игроками в этом регионе. В то же время
152» Збигнев Бжезинский
обе страны потенциально уязвимы с точки зрения внутренних эт-
нических конфликтов. Если произойдет дестабилизация обстанов-
ки в любой из них или в обеих сразу, внутренние проблемы регио-
на могут выйти из-под контроля, а усилия по восстановлению гос-
подства России в регионе даже оказаться бесполезными.
О трех закавказских государствах — Армении, Грузии и Азер-
байджане — можно сказать, что они образованы на основе под-
линно исторически сложившихся наций. В результате их нацио-
нализм имеет тенденцию как к распространению, так и к усиле-
нию, а внешние конфликты могли бы стать ключевой проблемой
для их благополучия. Напротив, пять новых государств Средней
Азии скорее находятся на этапе создания нации, причем в них по-
прежнему сильны настроения, связанные с племенной и этниче-
ской принадлежностью, вследствие чего главной проблемой ста-
новятся внутренние противоречия. В государстве любого типа эти
уязвимые моменты могут использоваться более сильными и име-
ющими имперские амбиции соседями.
«Евразийские Балканы» являются с этнической точки зрения
мозаикой (см. табл, и карту XVII). Границы этих государств были
произвольно обозначены советскими картографами в 20-х и 30-х
годах, когда официально создавались соответствующие советские
республики. (Афганистан, никогда не входивший в состав Совет-
ского Союза, является исключением.) Границы этих государств
были отмечены в основном в соответствии с этническим принци-
пом, но они также отражали интерес Кремля в сохранении внут-
ренних разногласий и таким образом большей подчиненности
южного региона Российской империи.
Соответственно Москва отклонила предложения националис-
тов Средней Азии объявить об объединении разных народов Сред-
ней Азии (большая часть которых все еще не имела националисти-
ческой мотивировки) в единое политическое целое, например «Тур-
кестан». Вместо этого она предпочла создать пять самостоятель-
ных «республик», каждая из которых имела новое отличительное
название и ажурные границы. Вероятно, руководствуясь аналогич-
ными расчетами, Кремль отказался от планов создания единой Кав-
казской федерации. Поэтому неудивительно, что после падения Со-
ветского Союза ни одно из трех государств Кавказа и ни одно из
пяти государств Средней Азии не были полностью готовы к при-
нятию нового независимого статуса, а также к развитию необходи-
мого регионального сотрудничества.
Население (в млн., 1995 г.) Афганистан Армения Азер- байджан Грузия Казахстан Кыргызстан Таджики- стан Туркмени- стан Узбекистан
21,3 3,6 7,8 5,7 17,4 4,8 6,2 4,1 23,1
Средняя продолжи-
тельность жизни 45,4 72,4 71,1 73,1 68,3 68,1 69,0 65,4 68,8
Национальности пуштуны армяне азербайд- грузины казахи кыргызы таджики туркмены узбеки
(1995 г.) (38%) (93%) жанцы (70,1%) (41,9%) (52,4%) (64,9%) (73,3%) (71,4%)
таджики азербайд- (90%) армяне русские русские узбеки русские русские
(25%) жанцы дагестанцы (8,1%) (37%) (21,5%) (25%) (9,8%) (8,3%)
хазарейцы (3%) (3,2%) русские украинцы узбеки русские узбеки таджики
(19%) русские русские (6,3%) (5,2%) (12,9%) (3,5%) (9%) (4,7%)
узбеки (2%) (2,5%) азербайд- немцы украинцы Другие казахи казахи
(6%) другие (2%) армяне (2,3%) другие (2%) жанцы (4,7%) (5,7%) узбеки осетины (3%) (2,1%) абхазцы татары (1,8%) (2%) другие (5%) другие (7%) (2,5%) немцы (2,4%) другие (8,3%) (6,6%) (2%) другие (5,9%) (4,1%) татары (2,4%) каракалпаки (2,1%) другие (7%)
ВВП
(в млрд, долл.)* данных иет 8.1 13,8 6,0 55,2 8,4 8,5 13.1 54.5
Главные статьи пшеница золото нефть, газ цитрусовые нефть шерсть хлопок природный хлопок
экспорта домашний алюминий химикалии чай черные химикалии алюминий газ золото
скот транспорт- нефтяное вина металлы хлопок фрукты хлопок** природный
фрукты ное обору- оборудо- машинное цветные черные расти- нефтепро- газ
ковры дование вание оборудо- металлы металлы тельное дукты** минераль-
шерсть электро- текстиль вание химикалии цветные масло электро- ные удоб-
драгоцен- ные камни оборудо- вание хлопок черные металлы цветные металлы зерно шерсть мясо уголь металлы обувь машинное оборудо- вание табак текстиль энергия текстиль ковры рения ненветные металлы текстиль продукты
* Паритет покупательной силы экстраполирован на основе оценок МБРР за 1992 г.
* * Туркменистан является десятым в мире крупнейшим производителем хлопка, занимает пятое место в мире по запасам природного газа и
обладает значительными запасами нефти.
Великая шахматная доска «153
Kazakstan
Карта XVII
и»
А
Збигнев Бжезинский
Великая шахматная доска *155
На Кавказе население Армении, составляющее менее 4 млн.
человек, и население Азербайджана, составляющее более 8 млн.
человек, сразу же вступили в открытую войну из-за статуса На-
горного Карабаха, находящегося на территории Азербайджана
анклава, населенного в основном армянами. В результате конф-
ликта возникли широкомасштабные этнические чистки, причем
сотни тысяч беженцев и высланных из страны лиц разбегались в
разных направлениях. Учитывая тот факт, что армяне являются
христианами, а азербайджанцы — мусульманами, конфликт имел
религиозную окраску. Губительная для экономики война в еще
большей степени затруднила становление этих стран как крепких
независимых государств. Армения была вынуждена полагаться
больше на Россию, оказывавшую ей значительную военную по-
мощь, в то время как за свою независимость и внутреннюю ста-
бильность Армения могла поплатиться потерей Нагорного Кара-
баха.
Уязвимость Азербайджана чревата более значительными по-
следствиями для региона, поскольку вследствие своего местопо-
ложения страна является геополитической точкой опоры. Азер-
байджан можно назвать жизненно важной «пробкой», контроли-
рующей доступ к «бутылке» с богатствами бассейна Каспийского
моря и Средней Азии. Независимый тюркоязычный Азербайджан,
по территории которого проходят нефтепроводы и далее тянутся
на территорию этнически родственной и оказывающей ей поли-
тическую помощь Турции, помешал бы России осуществлять мо-
нополию на доступ к региону и таким образом лишил бы ее глав-
ного политического рычага влияния на политику новых госу-
дарств Средней Азии. И все же Азербайджан весьма уязвим для
давления со стороны могущественной России с севера и Ирана с
юга. На северо-западе Ирана проживает в два раза больше азер-
байджанцев (по некоторым оценкам, около 20 млн. человек), чем
на самой территории Азербайджана. Это заставляет Иран боять-
ся потенциального сепаратизма среди проживающих на его тер-
ритории азербайджанцев, и поэтому в Иране сложилось двой-
ственное отношение к суверенному статусу Азербайджана, не-
смотря на то, что обе нации являются мусульманскими. В силу
этого Азербайджан стал объектом давления со стороны как Рос-
сии, так и Ирана в целях ограничения его деловых отношений с
Западом.
156» Збигнев Бжезинский
В отличие от Армении и от Азербайджана (оба государства до-
статочно однородны с этнической точки зрения), около 30%
6-миллионного населения Грузии являются нацменьшинствами.
Более того, эти небольшие сообщества, скорее похожие на племе-
на по своей организации и идентичности, резко возмущались гос-
подством грузин. После распада Советского Союза осетины и аб-
хазцы воспользовались внутренней политической борьбой в Гру-
зии, чтобы попытаться выйти из состава государства, что Россия
исподтишка поддерживала с целью заставить Грузию уступить
давлению России и остаться в составе СНГ (сначала Грузия хоте-
ла полностью выйти из ее состава), а также разрешить оставить
российские военные базы на территории Грузии и таким образом
закрыть доступ Турции к Грузии.
В Средней Азии внутренние факторы сыграли более значи-
тельную роль в создании нестабильности. С точки зрения куль-
туры и лингвистики четыре из пяти новых независимых госу-
дарств Средней Азии являются частью тюркоязычного мира. С
лингвистической и культурной точек зрения в Таджикистане пре-
обладают персы, в то время как для Афганистана (за пределами
бывшего Советского Союза) характерна такая этническая мозаи-
ка, как патоны, таджики, пуштуны и персы. Все шесть стран явля-
ются мусульманскими. Долгое время многие из них находились
под преходящим влиянием Персии, Турции и Российской импе-
рии, однако этот опыт не укрепил в них дух общих региональных
интересов. Напротив, вследствие разного этнического состава они
уязвимы для внутренних и внешних конфликтов, что в совокуп-
ности делает их привлекательными для вмешательства со сторо-
ны более могущественных соседей.
Из пяти новых независимых государств Средней Азии Казах-
стан и Узбекистан играют самую важную роль. Казахстан являет-
ся в регионе щитом, а Узбекистан — душой пробуждающихся раз-
нообразных национальных чувств. Благодаря своим географиче-
ским масштабам и местоположению Казахстан защищает другие
страны от прямого физического давления со стороны России, по-
скольку только он граничит с Россией. Однако, что касается на-
селения Казахстана, составляющего примерно 18 млн. человек,
приблизительно 35% приходится на долю русских (численность
русского населения в стране постепенно сокращается) и 20% —
на не казахов. Вследствие этого новым казахским правителям
Великая шахматная доска *157
было гораздо труднее — сами они все больше склоняются на по-
зиции национализма, однако представляют лишь около полови-
ны общего населения страны — проводить в жизнь политику со-
здания нации на этнической и языковой основе.
Проживающие в новом государстве русские, естественно, оби-
жаются на новое казахское руководство, а поскольку они принад-
лежат к бывшему правящему колониальному классу и поэтому
лучше образованы, занимают лучшее положение в обществе, то
боятся лишиться своих привилегий. Более того, они склонны рас-
сматривать новый казахский национализм с едва скрываемым
культурным презрением. В связи с тем, что в северо-западных и
северо-восточных регионах Казахстана в значительной степени
доминируют русские колонисты, Казахстан может столкнуться с
опасностью территориального отделения, если в отношениях меж-
ду Казахстаном и Россией будут наблюдаться серьезные ухудше-
ния. В то же самое время несколько сотен тысяч казахов прожи-
вают на российской стороне государственной границы и в севе-
ро-восточном Узбекистане, в государстве, которое казахи счита-
ют своим главным соперником в борьбе за лидерство в Средней
Азии.
Фактически Узбекистан является главным кандидатом на роль
регионального лидера в Средней Азии. Хотя Узбекистан меньше
по размерам своей территории и не так богат природными ресур-
сами, как Казахстан, он имеет более многочисленное (около 25
млн. человек) и, что гораздо важнее, значительно более однород-
ное население, чем Казахстан. Учитывая более высокие темпы
рождаемости узбеков и постепенный исход из страны ранее зани-
мавших доминирующее положение русских, скоро около 75% на-
селения страны станет узбекским, причем останется там жить
лишь незначительное русское меньшинство (главным образом в
столице страны, в Ташкенте).
Более того, политическая элита страны умышленно называет
новое государство прямым потомком огромной средневековой им-
перии Тамерлана (1336—1404), столица которого Самарканд ста-
ла известным региональным центром изучения религии, астро-
номии и искусств. Это обстоятельство укрепляет в современном
Узбекистане глубокое чувство своей исторической преемствен-
ности и религиозной миссии по сравнению с его соседями. И дей-
ствительно, некоторые узбекские лидеры считают Узбекистан
158 • Збигнев Бжезинский
национальным ядром единого, самостоятельного образования в
Средней Азии, вероятно с Ташкентом в качестве его столицы.
Более чем в любом другом государстве Средней Азии политиче-
ская элита Узбекистана и все чаще и его народ, уже разделяющий
субъективные достижения современного государства-нации, пол-
ны решимости, несмотря на внутренние трудности, никогда не
возвращаться к колониальному статусу.
Благодаря этому обстоятельству Узбекистан становится как
лидером в воспитании чувства постэтнического современного на-
ционализма, так и объектом определенного беспокойства у его со-
седей. Хотя узбекские лидеры и задают темп в создании нации и в
пропаганде идеи более широкой региональной самообеспеченно-
сти, относительно большая национальная однородность страны
и более активное проявление национального самосознания вну-
шают страх правителям Туркменистана, Кыргызстана и даже Ка-
захстана, что лидерство Узбекистана в регионе может перерасти
в его господство. Эта озабоченность препятствует развитию реги-
онального сотрудничества между новыми суверенными государ-
ствами, которое не поощряется русскими, и увековечивает уязви-
мость региона.
Однако, как и в других странах, внутренняя обстановка в Уз-
бекистане также отчасти характеризуется напряженными этни-
ческими отношениями. Часть Южного Узбекистана, в особенно-
сти вокруг важных исторических и культурных центров — Самар-
канда и Бухары, густо заселена таджиками, которые продолжают
возмущаться границами, определенными Москвой. Ситуация еще
больше осложняется из-за присутствия узбеков в Западном Тад-
жикистане, а также узбеков и таджиков в экономически важном
для Кыргызстана районе Ферганской долины (где в последние
годы имели место кровавые столкновения на этнической почве),
не говоря уже о присутствии узбеков в Северном Афганистане.
Из трех других государств Средней Азии, освободившихся от
колониального правления России, — Кыргызстана, Таджикиста-
на и Туркменистана — только третье является относительно од-
нородным в этническом отношении. Приблизительно 75% от его
4,5-миллионного населения являются туркменами, причем узбе-
ки и русские составляют по 10% с лишним от всего населения.
Туркменистан защищен в географическом плане: он находится на
относительно отдаленном расстоянии от России. Узбекистан и
Великая шахматная доска «159
Иран играют гораздо более важную геополитическую роль для
будущего этой страны. Как только по территории этого района
будет проложен нефтепровод, поистине огромные запасы природ-
ного газа Туркменистана обеспечат процветание его народу.
Население Кыргызстана (его численность — 5 млн. человек)
отличается гораздо большим этническим разнообразием. Сами
кыргызы составляют около 55% от всего населения страны, узбе-
ки — около 13%, а численность русских в последнее время снизи-
лась с 20% до немногим более 15%. До получения страной незави-
симости русские в основном составляли инженерно-техническую
интеллигенцию, и их исход из страны больно отразился на ее эко-
номике. Хотя Кыргызстан богат природными ископаемыми и име-
ет красивую природу, позволяющую называть страну Швейцари-
ей Средней Азии (в связи с чем здесь можно создать новый тури-
стический центр), из-за своего геополитического положения, бу-
дучи зажатым между Китаем и Казахстаном, он весьма зависит от
успехов Казахстана в сохранении независимости.
Таджикистан лишь несколько более однороден в этническом
отношении. Из 6,5-миллионного населения Таджикистана менее
двух третей являются таджиками и более 25% — узбеками (к ко-
торым таджики относятся с некоторой враждебностью), в то вре-
мя как русские составляют лишь около 3%. Однако, как и в дру-
гих странах, даже доминирующая этническая община резко ра-
зобщена в зависимости от племенной принадлежности, имеют
место даже насильственные действия, причем современный на-
ционализм исповедуется главным образом политической элитой
в городах. В результате независимость не только породила напря-
женность в городах, но и послужила для России удобным предло-
гом для сохранения присутствия своей армии в стране. Этниче-
ская ситуация еще больше осложняется из-за многочисленного
присутствия таджиков в районах за границей страны, в северо-
восточном Афганистане. Фактически в Афганистане проживает
столько же этнических таджиков, сколько и в Таджикистане, —
это еще один фактор, способствующий ослаблению региональной
стабильности.
Нынешнее состояние дезорганизации в Афганистане анало-
гично советскому наследству, хотя страна не является бывшей со-
ветской республикой. Разбитый на отдельные фрагменты в ре-
зультате советской оккупации и длительной партизанской вой-
160 • Збигнев Бжезинский
ны против нее Афганистан лишь на бумаге существует как наци-
ональное государство, а его 22-миллионное население резко ра-
зобщено по этническому принципу, причем разногласия между
проживающими на территории страны пуштунами, таджиками и
хазарами усиливаются. В то же время джихад против русских ок-
купантов превратил религию в доминирующий фактор полити-
ческой жизни страны, привносящий догматическую страсть в уже
и без того резкие политические разногласия. Таким образом, Аф-
ганистан следует рассматривать не только как часть этнической
головоломки в Средней Азии, но также с политической точки зре-
ния во многом скорее как часть «Евразийских Балкан».
Хотя все из бывших советских государств Средней Азии, а так-
же Азербайджан населены преимущественно мусульманами, по-
чти вся их политическая элита, по-прежнему являющаяся в ос-
новном продуктом советской эры, не придерживается религиоз-
ных взглядов и официально это светские государства. Однако,
поскольку их население переходит от первоначально кланового и
племенного самосознания к более широкому современному на-
циональному осознанию, оно, вероятно, вдохновится усиливаю-
щимся осознанием ислама. Фактически возрождение ислама —
распространению которого извне уже содействует не только Иран,
но также и Саудовская Аравия, — вероятно, станет мобилизую-
щим импульсом для активно распространяющихся новых устрем-
лений к национальной независимости, сторонники которых пол-
ны решимости выступить против любой реинтеграции под рос-
сийским контролем, а значит, контролем неверных.
Действительно, процесс исламизации, вероятно, окажется за-
разительным также для мусульман, оставшихся в самой России.
Их насчитывается около 20 млн., т.е. в два раза больше по сравне-
нию с численностью недовольных русских (около 9,5 млн.), про-
должающих жить в независимых государствах Средней Азии, где
правят иностранцы. Таким образом, российские мусульмане со-
ставляют примерно 13% от населения России, и почти неизбеж-
ны случаи предъявления ими более настойчивых требований в
отношении их прав на свою религиозную и политическую само-
бытность. Даже если такие требования не примут форму поиска
путей получения полной независимости, как это имеет место в
Чечне, они переплетутся с дилеммами, которые будут по-прежне-
му стоять перед Россией в Средней Азии, учитывая ее недавнее
Великая шахматная доска «161
имперское прошлое, а также наличие русских меньшинств в но-
вых государствах.
Причиной значительного усиления нестабильности на «Евра-
зийских Балканах» и того, что ситуация становится потенциаль-
но гораздо более взрывоопасной, является тот факт, что два круп-
ных соседних государства, каждое из которых имеет с историче-
ской точки зрения имперский, культурный, религиозный и эконо-
мический интерес к региону, — а именно Турция и Иран — сами
проявляют непостоянство в своей геополитической ориентации
и потенциально уязвимы во внутреннем плане. Если обстановка
в этих двух государствах дестабилизируется, вполне вероятно, что
весь регион будет охвачен массовыми беспорядками, причем име-
ющие место этнические и территориальные конфликты выйдут
из-под контроля и с трудом достигнутый баланс сил в регионе
будет нарушен. Следовательно, Турция и Иран являются не толь-
ко важными геостратегическими действующими лицами, но так-
же и геополитическими центрами: их внутренняя ситуация край-
не важна для судьбы региона. Обе страны являются средними по
своим масштабам державами с сильными региональными устрем-
лениями и чувством своей исторической значимости. Тем не ме-
нее, по-прежнему неясно, какой будет их геополитическая ориен-
тация и как будут обстоять дела даже с национальной сплоченно-
стью обеих стран.
Турцию — постимперское государство, которое все еще нахо-
дится в процессе определения своего выбора, — тянут в трех на-
правлениях: модернисты хотели бы видеть в ней европейское го-
сударство и, следовательно, смотрят на Запад; исламисты скло-
няются в сторону Ближнего Востока и мусульманского сообще-
ства и, таким образом, смотрят на Юг; обращенные к истории
националисты видят новое предназначение тюркских народов бас-
сейна Каспийского моря и Средней Азии в регионе, где домини-
рует Турция, и, таким образом, смотрят на Восток. Каждая из этих
перспектив вращается вокруг разных стратегических осей, и впер-
вые со времен революции кемалистов столкновение между сто-
ронниками этих позиций привносит некоторую неуверенность в
вопрос о региональной роли Турции.
Более того, сама Турция могла бы стать, по крайней мере от-
части, жертвой региональных этнических конфликтов. Хотя 65-
миллионное население Турции составляют в основном турки,
162 • Збигнев Бжезинский
причем 80% приходится на тюркские народы (хотя сюда включе-
ны черкесы, албанцы, боснийцы, болгары и арабы), около 20% или
более составляют курды. Проживающих в основном в восточных
регионах страны турецких курдов активно втягивали в борьбу за
национальную независимость, которую вели иракские и иран-
ские курды. Любая внутренняя напряженность в Турции по пово-
ду общего управления страной, несомненно, побудила бы курдов
оказать еще более отчаянный нажим с целью получения отдель-
ного национального статуса.
Будущая ориентация Ирана выглядит проблематичной в еще
большей степени. Фундаменталистская шиитская революция, по-
бедившая в конце 70-х годов, возможно, вступает в «термидори-
анскую» фазу, и это обстоятельство высвечивает неуверенность в
отношении геостратегической роли Ирана. С одной стороны, па-
дение атеистического Советского Союза открыло для новых не-
зависимых северных соседей Ирана возможность обратиться в
другую веру, но, с другой стороны, враждебность Ирана по отно-
шению к США склонила Тегеран занять, по крайней мере такти-
чески, промосковскую позицию, чему также способствовала оза-
боченность Ирана возможным влиянием полученной Азербайд-
жаном независимости на свою собственную сплоченность.
Эта озабоченность вызвана уязвимостью Ирана с точки зре-
ния этнических конфликтов. Из 65-миллионного населения стра-
ны (Иран и Турция имеют почти одинаковую численность насе-
ления) лишь немногим более половины населения являются пер-
сами. Примерно четвертую часть составляют азербайджанцы, а
остальное население включает курдов, балучи, туркменов, арабов
и другие народности. За исключением курдов и азербайджанцев,
в настоящее время другие народности не представляют опаснос-
ти для национальной целостности Ирана, в частности учитывая
высокую степень национального и даже имперского самосозна-
ния персов. Однако такая ситуация могла бы быстро измениться,
особенно в случае нового кризиса в политике Ирана.
Далее, сам факт, что в настоящее время в этом районе суще-
ствует ряд новых независимых государств и что даже миллион
чеченцев смог отстоять свои политические чаяния, несомненно,
заразит курдов, а также и все другие этнические меньшинства в
Иране. Если Азербайджан преуспеет в стабильном политическом
и экономическом развитии, среди иранских азербайджанцев, ве-
Великая шахматная доска *163
роятно, будет укрепляться идея создания Большого Азербайджа-
на. Следовательно, политическая нестабильность и разногласия
в Тегеране могут превратиться в проблему для сплоченности иран-
ского государства, тем самым резко расширив рамки и повысив
значение того, что происходит на «Евразийских Балканах».
Многостороннее соперничество
То, что традиционно считалось «Европейскими Балканами»,
было связано с прямым противоборством трех империй: Оттоман-
ской, Австро-Венгерской и Российской. Кроме того, в этой борьбе
было еще три косвенных участника, обеспокоенных тем, что их ев-
ропейские интересы будут ущемлены в случае успеха одного из кон-
кретных протагонистов: Германия опасалась российской мощи,
Франция противостояла Австро-Венгрии, а Великобритания пред-
почитала скорее видеть ослабление Оттоманской империи в во-
просе контроля над Дарданеллами, чем участие какого бы то ни
было из остальных соперников в контроле над Балканами. В XIX
столетии эти державы оказались в состоянии сдержать конфлик-
ты на Балканах без ущерба для интересов остальных конкурен-
тов, но в 1914 г. это оказалось им не по силам, при этом послед-
ствия оказались разрушительными для всех.
Нынешнее соперничество за «Евразийские Балканы» также
прямо увязывает три соседних государства: Россию, Турцию и
Иран, хотя одним из основных действующих лиц может в конеч-
ном счете стать и Китай. В это соперничество, хотя и более отда-
ленно, вовлечены Украина, Пакистан, Индия и далеко располо-
женная Америка. Каждым из трех основных и явно связанных с
этим вопросом соперников движет не только перспектива полу-
чения геополитических и экономических преимуществ, но и силь-
ные исторические мотивы. Каждый из них в свое время домини-
ровал в регионе в вопросах политики или культуры. Все они смот-
рят друг на друга с подозрением. Хотя открытые вооруженные
действия между ними маловероятны, кумулятивный эффект их
противостояния может усугубить хаос, сложившийся в регионе.
Что касается России, то ее враждебное отношение к Турции
граничит с навязчивой идеей. Российская пресса изображает ту-
рок как стремящихся к контролю над регионом, как провокато-
ров локального сопротивления России (что отчасти подтвержда-
164 • Збигнев Бжезинский
ется событиями в Чечне) и как угрозу общей безопасности Рос-
сии до степени, которая в общем и целом никак не соответствует
фактическим возможностям Турции. Турки отвечают тем же,
изображая себя освободителями своих братьев от долгого россий-
ского гнета. Турки и иранцы (персы) тоже исторически противо-
стоят друг другу в данном регионе, и в последние годы это проти-
востояние возродилось в обстановке, когда Турция выступает как
современный и извечный противник иранской концепции ислам-
ского общества.
Хотя о каждом из соперников можно сказать, что он стремит-
ся заполучить сферу влияния, тем не менее амбиции Москвы го-
раздо более широки, учитывая относительно свежие воспомина-
ния об имперском контроле, проживание в регионе нескольких
миллионов русских и устремления Кремля вернуть России ста-
тус одной из крупных держав глобального масштаба. Внешнепо-
литические заявления Москвы явно свидетельствуют о том, что
она рассматривает все пространство бывшего Советского Союза
как пространство своих особых геостратегических интересов, на
котором всякое политическое — и даже экономическое — влия-
ние извне недопустимо.
В отличие от этого, устремления Турции к региональному вли-
янию пусть и несут в себе определенные остатки имперского чув-
ства отдаленного прошлого (Оттоманская империя достигла апо-
гея своего развития в 1590 г., завоевав Кавказ и Азербайджан, хотя
в ее состав и не входила Средняя Азия), но у Турции более глубо-
кие корни для родства с тюркским населением данного региона с
этнолингвистической точки зрения (см. карту XVIII). Обладай
Турция гораздо более ограниченной политической и военной мо-
щью, какая бы то ни было сфера ее исключительного политиче-
ского влияния оказалась бы просто недостижимой. Наоборот, Тур-
ция видит в себе потенциального лидера расплывчатого сообще-
ства стран, говорящих на тюркских языках, играя для этого на
своем привлекательном и относительно современном уровне раз-
вития, языковом родстве, собственных экономических возможно-
стях, позволяющих стать наиболее влиятельной силой в процессе
формирования наций, происходящем в данном регионе.
Устремления Ирана пока что менее определенны, но в перс-
пективе они могут оказаться не менее угрожающими амбициям
России. Государство Ахеменидов — огромные владения персов —
Великая шахматная доска «165
Карта XVIII
появилось в еще более ранней истории. На вершине своего разви-
тия (примерно 500 г. до н. э.) оно охватывало территории трех ны-
нешних кавказских государств — Туркменистана, Узбекистана,
Таджикистана*, — а также Афганистана, Турции, Ирака, Сирии,
Ливана и Израиля. Хотя сегодняшние геополитические устрем-
ления Ирана более узки, чем у Турции, и направлены главным
образом на Азербайджан и Афганистан, гем не менее мусульман-
ское население региона — даже и в самой России — является объек-
том религиозных интересов Ирана. Действительно, возрождение
ислама в Средней Азии стало органической составной частью ус-
тремлений нынешних правителей Ирана.
Противоположный характер интересов России, Турции и Ира-
на отображен на карте XIX: в случае с Россией ее геополитиче-
ский нажим показан двумя стрелками, направленными строго на
юг — на Азербайджан и Казахстан; в случае с Турцией — одной
Гак е оригинале. — Примеч. пер
166 • Збигнев Бжезинский
Карта XIX
стрелкой, направленной на Среднюю Азию через Азербайджан и
Каспийское море; в случае с Ираном — двумя стрелками, направ-
ленными на север - - на Азербайджан и на северо-восток — на Турк-
менистан, Афганистан и Таджикистан. Эти стрелки не просто пе-
ресекаются, они могут и столкнуться друг с другом.
На нынешнем этапе роль Китая более ограниченна, а ее цели
менее очевидны. Само собой разумеется, что Китай предпочитает
иметь перед собой на западе несколько относительно независи-
мых государств, а не Российскую империю. Новые государства
служат как минимум буфером, но в то же время Китай обеспоко-
ен тем обстоятельством, что его собственные тюркские меньшин-
ства в провинции Синьцзян могут увидеть в новых среднеазиат-
ских государствах привлекательный для себя пример, и, исходя
из этих соображений, Китай стремится получить от Казахстана
гарантии в том, что активность заграничных меньшинств будет
подавляться. В конце концов, энергоресурсы рассматриваемого ре-
гиона должны войти в круг особых интересов Пекина, и получе-
ние прямого доступа к ним — без какого бы то ни было контроля
Великая шахматная доска • 167
со стороны Москвы — должно стать основной целью Китая. Та-
ким образом, общие геополитические интересы Китая имеют тен-
денцию войти в столкновение со стремлением России к домини-
рующей роли и являются дополняющими к устремлениям Тур-
ции и Ирана.
Что касается Украины, то для нее основными проблемами яв-
ляются будущий характер СНГ и получение более свободного до-
ступа к энергоисточникам, что ослабило бы зависимость Украи-
ны от России. Поэтому развитие более тесных связей с Азербайд-
жаном, Туркменистаном и Узбекистаном приобрело для Киева
важное значение, а поддержка более независимо настроенных го-
сударств является для Украины дополнением к ее усилиям упро-
чить собственную независимость от Москвы. В соответствии с
этим Украина поддержала усилия Грузии, направленные на то,
чтобы азербайджанская нефть транспортировалась на Запад по
ее территории. Кроме того, Украина вступила в сотрудничество с
Турцией, чтобы ослабить влияние России на Черном море, и под-
держала ее усилия направить потоки нефти из Средней Азии на
турецкие терминалы.
Вовлечение Пакистана и Индии представляется пока что бо-
лее отдаленным, но ни одна из этих стран не остается безразлич-
ной к тому, что может произойти на «Евразийских Балканах».
Пакистан в первую очередь заинтересован в том, чтобы геостра-
тегически укрепиться, оказывая политическое влияние на Афга-
нистан (предотвратив тем самым влияние на Афганистан и Тад-
жикистан со стороны Ирана), и, в конце концов, извлечь выгоду
от строительства какого-либо трубопровода, связывающего Сред-
нюю Азию с Аравийским морем. Индия, в ответ на устремления
Пакистана и, возможно, обеспокоенная перспективой гегемонии
Китая в регионе, относится к влиянию Ирана в Афганистане и
расширенному присутствию России на пространстве бывшего
СССР более благосклонно.
Хотя Соединенные Штаты расположены далеко, их роль со
ставкой на сохранение геополитического плюрализма в постсо-
ветской Евразии просматривается на общем фоне как постоянно
возрастающая по значимости в качестве косвенного действующе-
го лица, явно заинтересованного не только в разработке ресурсов
региона, но и в предотвращении того, чтобы только Россия доми-
нировала на геополитическом пространстве региона. Действуя
168 • Збигнев Бжезинский
таким образом, Америка не только преследует масштабные стра-
тегические цели в Евразии, но и демонстрирует свои растущие
экономические интересы, а также интересы Европы и Дальнего
Востока в получении неограниченного доступа к этому до сих пор
закрытому району.
Таким образом, на карту в этой головоломке поставлены гео-
политическое могущество, доступ к потенциально огромным бо-
гатствам, достижение национальных и/или религиозных целей и
безопасность. Тем не менее первоочередным объектом противо-
борства является получение доступа в регион. До распада Совет-
ского Союза доступ в него был монополией Москвы. Все транс-
портировки по железной дороге, газо- и нефтепроводам и даже
перелеты по воздуху осуществлялись через центр. Российские
геополитики предпочли бы оставить все по-прежнему, поскольку
они понимают, что тот, кто будет доминировать в вопросе досту-
па к данному региону, скорее всего и окажется в выигрыше в гео-
политическом и экономическом плане.
Именно эти соображения сделали таким важным для будуще-
го бассейна Каспийского моря и Средней Азии вопрос о проклад-
ке трубопровода. Если основные трубопроводы в регион будут по-
прежнему проходить по территории России к российским терми-
налам в Новороссийске на Черном море, то политические послед-
ствия этого дадут о себе знать без какой бы то ни было открытой
демонстрации силы со стороны России. Регион останется в поли-
тической зависимости, а Москва при этом будет занимать силь-
ные позиции, решая, как делить новые богатства региона. И на-
оборот, если еще один трубопровод проляжет через Каспийское
море к Азербайджану и далее к Средиземному морю через Тур-
цию, а другой протянется через Афганистан к Аравийскому морю,
то не будет никакого единовластия в вопросе доступа к региону
(см. карту XX).
Беспокоит то, что в российской политической элите есть люди,
которые действуют так, будто они предпочитают, чтобы ресурсы
региона вообще не разрабатывались, если Россия не в состоянии
всецело контролировать туда доступ. Пусть богатства останутся
неразработанными, если альтернативой является то, что иностран-
ные инвестиции приведут к более непосредственному удовлетво-
рению экономических, а следовательно, и политических интере-
сов других государств. Такой частнособственнический подход
Великая шахматная доска «169
Карта XX
имеет корни в истории, и требуются время и нажим извне, чтобы
он изменился.
Захват Кавказа и Средней Азии царской Россией происходил
на протяжении примерно трех столетий, а его недавний конец ока-
зался стремительным и внезапным. По мере того как существова-
ние Оттоманской империи клонилось к закату, Российская им-
перия расширялась на юг, в сторону Персии, вдоль берегов Кас-
пийского моря. В 1556 г. она поглотила Астраханское ханство и к
1607 г. достигла Персии. В результате войны 1774—1784 гг. был
захвачен Крым, затем в 1801 г. Грузинское царство, а во второй
половине XIX в. Россия подавила племена по обе стороны Кав-
казского хребта (только чеченцы сопротивлялись с поразитель-
ным упорством), завершив к 1878 г. захват Армении.
Захват Средней Азии заключался не столько в том, чтобы взять
верх над соперничающей империей, сколько в том, чтобы поко-
рить весьма изолированные и полупервобытные феодальные хан-
ства и эмираты, способные оказать лишь спорадическое и локаль-
ное сопротивление. Узбекистан и Казахстан были захвачены пос-
170* Збигнев Бжезинский
ле нескольких военных экспедиций, проведенных в период с 1801
по 1881 г., Туркменистан же покорили и присоединили в резуль-
тате кампании, длившейся с 1873 по 1886 г. Тем не менее к 1850 г.
захват основной части Средней Азии был завершен, хотя эпизо-
дические локальные вспышки сопротивления имели место даже
в советскую эпоху.
Распад Советского Союза породил поразительный историче-
ский обратный ход вещей. Всего за несколько недель азиатская со-
ставляющая территории России неожиданно сократилась пример-
но на 20%, а численность населения азиатской части, подвласт-
ной России, упала с 75 млн. до примерно 30 млн. человек. Кроме
того, еще 18 млн. человек, постоянно проживающих на Кавказе,
также оказались отрезанными от России. Такой поворот событий
означал еще более болезненное осознание политической элитой
России того, что экономический потенциал этих районов стано-
вится объектом интересов иностранных государств с их финан-
совыми возможностями для инвестиций, разработок и использо-
вания ресурсов, которые до совсем недавнего времени были до-
ступны только России.
И все же Россия стоит перед дилеммой: она слишком слаба
политически, чтобы полностью закрыть регион для внешних сил,
и слишком бедна, чтобы разрабатывать данные области исключи-
тельно собственными силами. Более того, здравомыслящие рос-
сийские лидеры осознают, что происходящий в настоящее время
в новых государствах демографический процесс означает, что их
неудача в вопросе поддержания экономического роста, в конце
концов, приведет к взрывоопасной ситуации на всем протяжении
южных границ России. Афганистан и Чечня могут найти свое
повторение вдоль всей границы от Черного моря до Монголии,
особенно если учесть возрождение национализма и исламизма
среди некогда порабощенных народов.
Отсюда следует, что Россия должна каким-то образом приспо-
собиться к постимперской реальности, если она стремится сдержать
турецкое и иранское присутствие, воспрепятствовать тяготению
новых государств к своим основным соперникам, не допустить воз-
никновения какого бы то ни было действительно независимого
сотрудничества в Средней Азии и ограничить геополитическое
влияние Америки на столицы новых суверенных государств. Та-
ким образом, вопрос больше не сводится к возрождению импе-
Великая шахматная доска • 171
рии — что было бы слишком накладно и вызвало бы ожесточен-
ное сопротивление, — наоборот, он предполагает создание новой
системы взаимоотношений, которая бы сдерживала новые госу-
дарства и позволила России сохранить доминирующие геополи-
тические и экономические позиции.
В качестве средства решения этой задачи выбор пал на СНГ,
хотя в некоторых случаях использование Россией вооруженных
сил и умелое применение политики «разделяй и властвуй» также
послужили интересам Кремля. Москва использовала свою систе-
му рычагов, чтобы добиться от новых государств максимального
соответствия ее представлениям о растущей интеграции «содру-
жества», и приложила усилия для создания управляемой из цен-
тра системы контроля за внешними границами СНГ, чтобы упро-
чить интеграцию в военной области в рамках общей внешней по-
литики и еще больше расширить существующую (первоначально
советскую) сеть трубопроводов во избежание прокладки каких-
либо новых, идущих в обход России. Стратегические анализы
России явно свидетельствуют о том, что Москва рассматривает
данный район как свое особое геополитическое пространство, хотя
оно уже не является составной частью ее империи.
Ключом к разгадке геополитических устремлений России яв-
ляется та настойчивость, с которой Кремль стремился сохранить
военное присутствие на территории новых государств. Ловко ра-
зыграв карту с сепаратистским движением в Абхазии, Москва по-
лучила права на создание баз в Грузии, узаконила свое военное
присутствие на землях Армении, играя на ее необходимости ис-
кать поддержки в войне с Азербайджаном, и оказала политиче-
ское и финансовое давление на Казахстан, чтобы добиться его со-
гласия на создание там российских баз; кроме того, гражданская
война в Таджикистане позволила обеспечить постоянное присут-
ствие войск бывшей Советской Армии на его территории.
Определяя свой политический курс, Москва переключилась на
явное ожидание того, что ее постимперская система взаимоотно-
шений со Средней Азией постепенно выхолостит суть сувереннос-
ти обособленных и слабых государств и что это поставит их в зави-
симость от командного центра «интегрированного» СНГ. Чтобы до-
стичь этой цели, Россия отговаривает новые государства от со-
здания собственных вооруженных сил, от возрождения их родных
языков, от развития тесных связей с внешним миром и от про-
172» Збигнев Бжезинский
кладки новых трубопроводов напрямую к терминалам на берегах
Аравийского и Средиземного морей. Окажись эта политика ус-
пешной, Россия смогла бы доминировать в вопросе их внешних
связей и имела бы решающий голос при распределении доходов.
Следуя этому курсу, российские политики часто ссылаются,
как это показано в главе 4, на пример с Европейским союзом. На
самом деле, однако, российская политика по отношению к сред-
неазиатским государствам и Кавказу гораздо более напоминает
ситуацию с сообществом франкоговорящих стран Африки, где
французские воинские контингенты и денежные субсидии опре-
деляют политическую жизнь и политический курс говорящих на
французском языке постколониальных африканских государств.
Если восстановление Россией максимально возможного по-
литического и экономического влияния в регионе является все-
общей целью, а укрепление СНГ — это основной способ достичь
ее, то первоочередными геополитическими объектами Москвы для
политического подчинения представляются Азербайджан и Ка-
захстан. Чтобы политическое контрнаступление России оказалось
успешным, Москва должна не только наглухо закрыть доступ в
регион, но и преодолеть его географические барьеры.
Азербайджан для России должен стать приоритетной целью.
Его подчинение помогло бы отрезать Среднюю Азию от Запада,
особенно от Турции, что еще более усилило бы мощь российских
рычагов для воздействия на непокорных Узбекистан и Туркме-
нистан. В этом плане тактическое сотрудничество с Ираном в та-
ких противоречивых вопросах, как распределение концессий на
бурение скважин на дне Каспийского моря, служит достижению
важной цели: вынудить Баку отвечать желаниям Москвы. Подо-
бострастие Азербайджана также способствовало бы упрочению до-
минирующих позиций России в Грузии и Армении.
Казахстан тоже представляет собой привлекательную перво-
очередную цель, поскольку его этническая уязвимость не позво-
ляет его правительству превалировать в открытой конфронтации
с Москвой. Москва может также сыграть на опасениях Казахста-
на в связи с растущим динамизмом Китая, равно как и на вероят-
ности усиления недовольства Казахстана расширением масшта-
бов китаизации населения соседней с Казахстаном китайской
провинции Синьцзян. Постепенное подчинение Казахстана при-
вело бы в результате к геополитической возможности почти ав-
Великая шахматная доска «173
тематического вовлечения Кыргызстана и Таджикистана в сферу
контроля Москвы, что сделало бы Узбекистан и Туркменистан
уязвимыми для более откровенного российского давления.
Однако стратегия России противоречит устремлениям почти
всех государств, расположенных на «Евразийских Балканах». Их
новая политическая элита добровольно не откажется от власти и
привилегий, которые они получили благодаря независимости. По
мере того как местные русские освобождают свои прежде приви-
легированные посты, вновь образовавшаяся элита быстро начи-
нает проявлять законный интерес к суверенитету — динамично-
му и социально заразительному процессу. Кроме того, некогда по-
литически пассивное население становится более националистич-
ным и (за исключением Грузии и Армении) более глубоко
осознающим свою исламскую принадлежность.
Что касается внешней политики, то и Грузия, и Армения (не-
смотря на зависимость последней от российской поддержки в борь-
бе с Азербайджаном) хотели бы постепенно больше ассоциировать-
ся с Европой. Богатые ресурсами среднеазиатские государства, а
наряду с ними и Азербайджан хотели бы до максимума расши-
рить экономическое присутствие на своих землях американско-
го, европейского, японского и с недавних пор корейского капита-
лов, надеясь с их помощью значительно ускорить свое собствен-
ное экономическое развитие и укрепить независимость. В этом
отношении они приветствуют возрастание роли Турции и Ирана,
видя в них противовес мощи России и мостик на Юг, в огромный
исламский мир.
Так, Азербайджан, поощряемый Турцией и Америкой, не толь-
ко отказал России в предложении о создании на его территории
военных баз, но и открыто проигнорировал предложение России
о прокладке единого нефтепровода к российскому порту на Чер-
ном море, выторговав при этом вариант с двойным решением, пре-
дусматривающий прокладку второго трубопровода — в Турцию
через территорию Грузии. (От строительства трубопровода на юг
через Иран, финансировать которое должна была американская
компания, вынуждены были отказаться, учитывая финансовое
эмбарго США на все сделки с Ираном.) В 1995 г. под громкие зву-
ки фанфар открыли новую железнодорожную линию, связавшую
Туркменистан и Иран, что позволило Европе торговать со Сред-
ней Азией, пользуясь железнодорожным транспортом в обход тер-
174 • Збигнев Бжезинский
ритории России. При этом имели место проявления символиче-
ского драматизма в связи с возрождением древнего «шелкового
пути» в условиях, когда Россия оказалась уже не в силах и даль-
ше отгораживать Европу от Азии.
Узбекистан тоже становится все более твердым в своей оппо-
зиции усилиям России в сторону «интеграции». В августе 1996 г.
его министр иностранных дел однозначно заявил, что «Узбеки-
стан против создания наднациональных институтов СНГ, которые
могут использоваться в качестве средств централизованного уп-
равления». Эта явно националистическая позиция сразу же выз-
вала резкие высказывания в российской прессе в адрес Узбекис-
тана с его
«подчеркнуто прозападной ориентацией экономики, резкими вы-
ступлениями против интеграционных соглашений в рамках СНГ, ре-
шительным отказом присоединиться даже к Таможенному союзу и
методичной антирусской националистической политикой (закрывают-
ся даже детские сады, в которых используется русский язык)... Для
Соединенных Штатов, которые в Азиатском регионе следуют полити-
ческому курсу на ослабление России, такая позиция весьма привле-
кательна»*.
Даже Казахстан в ответ на давление России приветствовал про-
кладку дополнительного трубопровода в обход России для транс-
портировки своих собственных потоков природных ресурсов.
Умирсерик Касенов, советник президента Казахстана, заявил:
«Это факт, что поиски Казахстаном альтернативных трубопроводов
были вызваны действиями самой России, такими как ограничение по-
ставок казахстанской нефти в Новороссийск и тюменской нефти на
Павлодарский нефтеперерабатывающий завод. Усилия Туркмениста-
на по строительству газопровода в Иран вызваны отчасти тем, что стра-
ны СНГ платят лишь 60% от мировых цен или не платят вообще»**.
Туркменистан, исходя во многом из тех же соображений, ак-
тивно изучал вопрос строительства нового трубопровода к бере-
гам Аравийского моря через Афганистан и Пакистан в дополне-
ние к энергичной прокладке новых железнодорожных линий, ко-
* Завтра. — 1996. — № 28.
** Чего хочет Россия в Закавказье и Средней Азии // Независимая газе-
та. — 1995. — 24 янв.
Великая шахматная доска «175
торые связали бы его на севере с Казахстаном и Узбекистаном и
на юге с Ираном и Афганистаном. Весьма предварительные пере-
говоры велись также между Казахстаном, Китаем и Японией по
поводу амбициозного проекта прокладки трубопровода, который
протянулся бы от Средней Азии к берегам Южно-Китайского
моря (см. карту XX). При наличии долгосрочных инвестицион-
ных обязательств в отношении нефтегазовой отрасли, достигаю-
щих в Азербайджане примерно 13 млрд, долл., а в Казахстане зна-
чительно превышающих 20 млрд. долл, (цифры 1996 г.), эконо-
мическая и политическая изоляция данного региона явно уст-
раняется в обстановке глобального экономического давления и
ограниченных финансовых возможностей России.
Опасения, связанные с Россией, подталкивали среднеазиат-
ские государства к более тесному региональному сотрудничеству.
Бездействовавший поначалу Среднеазиатский экономический
союз, созданный в январе 1993 г., постепенно стал деятельным.
Даже президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, сначала явный
приверженец создания «Евразийского союза», со временем пере-
шел в лагерь сторонников идеи более тесного кооперирования в
Средней Азии, более согласованного военного сотрудничества
между государствами региона, поддержки Азербайджана в во-
просе транспортировки каспийской и казахстанской нефти через
территорию Турции и совместной оппозиции усилиям России и
Ирана, направленным на то, чтобы предотвратить секторное де-
ление континентального шельфа Каспийского моря и природных
запасов между прибрежными государствами.
Учитывая тот факт, что режимы в данном регионе склонны к
сильному авторитаризму, возможно, еще большее значение при-
обрела проблема личного примирения между основными лиде-
рами. Общеизвестно, что президенты Казахстана, Узбекистана и
Туркменистана не питали особо теплых чувств друг к другу (о чем
они высокомерно и откровенно говорили иностранным визите-
рам) и что личный антагонизм изначально был на руку Кремлю,
чтобы сталкивать их друг с другом. К середине 90-х годов все трое
осознали, что более тесное сотрудничество между ними необхо-
димо для сохранения их собственного суверенитета, и ударились
в широкую демонстрацию своих якобы тесных связей, подчерки-
вая, что отныне они будут координировать свои внешнеполити-
ческие курсы.
176» Збигнев Бжезинский
Но еще более важным моментом все же явилось возникнове-
ние внутри СНГ неофициальной коалиции во главе с У крайней и
Узбекистаном, увлеченной идеей «кооперативного», а не «интег-
рированного» содружества. В этих целях Украина подписала с Уз-
бекистаном, Туркменией и Грузией соглашение о военном сотруд-
ничестве, а в сентябре 1996 г. министры иностранных дел Украи-
ны и Узбекистана даже участвовали в высшей степени символи-
ческой акции — опубликовании декларации, требующей, чтобы с
этого момента и впредь совещания на высшем уровне представи-
телей стран — членов СНГ проходили не под председательством
президента России, а возглавлялись в соответствии с системой
ротации лиц на этом посту.
Пример У краины и Узбекистана повлиял даже на лидеров, ко-
торые более почтительно относились к центристским устремле-
ниям Москвы. Кремль, должно быть, особенно встревожился, ког-
да услышал, как казахстанский лидер Нурсултан Назарбаев и гру-
зинский Эдуард Шеварднадзе в сентябре 1996 г. заявили, что их
республики покинули бы СНГ, «если их независимость была бы
поставлена под угрозу». В качестве противодействия СНГ госу-
дарства Средней Азии и Азербайджан повысили уровень своей
деятельности в Организации экономического сотрудничества —
все еще относительно вольной ассоциации региональных ислам-
ских государств, включающей Турцию, Иран и Пакистан и посвя-
тившей свою работу расширению финансовых, экономических и
транспортных связей среди своих членов. Москва публично вы-
ступила с критикой этих инициатив, расценив их, и совершенно
справедливо, как подрывающие суть членства государств в СНГ.
В аналогичном русле постепенно укреплялись и расширялись
связи с Турцией и в меньшей степени с Ираном. Тюркоязычные
страны с радостью восприняли предложение Турции о предостав-
лении военной подготовки новому национальному офицерскому
корпусу и приеме на обучение около 10 тыс. студентов. Четвер-
тая встреча в верхах представителей тюркоязычных государств,
проходившая в Ташкенте в октябре 1996 г. и подготовленная при
содействии Турции, в значительной мере сконцентрировала свое
внимание на вопросе о расширении транспортных связей, торгов-
ли, а также на выработке общих стандартов образования, равно
как и более тесном культурном сотрудничестве с Турцией. И Тур-
ция, и Иран проявили особую активность в плане предоставле-
Великая шахматная доска «177
ния новым государствам помощи с их телевизионными програм-
мами, оказывая таким образом непосредственное влияние на ши-
рокую аудиторию.
Церемония в столице Казахстана г. Алма-Ате в декабре 1996 г.
оказалась особенно символичной для идентификации Турции с
независимостью государств региона. По случаю 5-й годовщины
независимости Казахстана на церемонии открытия позолоченной
28-метровой колонны, увенчанной фигурой легендарного казах-
ского/тюркского воина верхом на похожем на грифона существе,
рядом с президентом Назарбаевым стоял турецкий президент
Сулейман Демирель. На праздновании представители Казахста-
на превозносили Турцию за то, что «она находилась рядом с Ка-
захстаном на каждом этапе его развития как независимого госу-
дарства», на что Турция ответила предоставлением Казахстану
кредитной линии в размере 300 млн. долл, помимо имеющихся
частных турецких капиталовложений в сумме около 1,2 млрд,
долл.
И хотя ни Турция, ни Иран не в состоянии лишить Россию ре-
гионального влияния, подобными действиями Турция и (в мень-
шей степени) Иран поддерживают готовность и возможности но-
вых государств сопротивляться реинтеграции с их северным со-
седом и бывшим хозяином. И это, безусловно, помогает сохранять
геополитическое будущее региона открытым.
Ни доминион, ни аутсайдер
Геостратегические последствия для Америки очевидны: Аме-
рика слишком далеко расположена, чтобы доминировать в этой
части Евразии, но слишком сильна, чтобы не быть вовлеченной в
события на этом театре. Все государства данного региона рассмат-
ривают американское участие как необходимое для своего выжи-
вания. Россия чересчур слаба, чтобы восстановить имперское до-
минирование над регионом или исключить других действующих
лиц из его судьбы, но она слишком близко расположена и слиш-
ком сильна, чтобы ею пренебрегать. Турция и Иран достаточно
сильны, чтобы оказывать влияние, но их собственная уязви-
мость могла бы помешать региону справиться одновременно и с
угрозой с Севера, и с внутрирегиональными конфликтами. Ки-
тай слишком силен, и его не могут не опасаться Россия и государ-
178» Збигнев Бжезинский
ства Средней Азии, тем не менее само его присутствие и экономи-
ческий динамизм облегчают реализацию стремления Средней
Азии к выходу на более широкую мировую арену.
Отсюда следует вывод, что первостепенный интерес Америки
состоит в том, чтобы помочь обеспечить такую ситуацию, при ко-
торой ни одна держава не контролировала бы данное геополити-
ческое пространство, а мировое сообщество имело бы к нему бес-
препятственный финансово-экономический доступ. Геополитиче-
ский плюрализм станет устойчивой реальностью только тогда, ког-
да сеть нефтепроводов и транспортных путей соединит регион
непосредственно с крупными центрами мировой экономической де-
ятельности через Средиземное и Аравийское моря так же, как и по
суше. Следовательно, усилия России по монополизации доступа
требуют отпора, как вредные для стабильности в регионе.
Однако исключение России из региона в равной степени не-
желательно и неосуществимо, как и раздувание противоречий
между новыми государствами этого региона и Россией. Действи-
тельно, активное экономическое участие России в развитии реги-
она является существенно важным для стабильности в этой зоне,
а наличие России в качестве партнера, а не исключительного гос-
подина также может принести существенные экономические вы-
годы. Большая стабильность и возросшее благосостояние в рам-
ках региона непосредственно послужили бы благополучию Рос-
сии и придали бы истинное значение «содружеству», обещанно-
му сокращенным термином «СНГ». Но такой кооперативный путь
станет российской политикой лишь тогда, когда наиболее често-
любивые, исторически устаревшие планы, которые болезненно
напоминают первоначальные планы в отношении Балкан, будут
успешно предотвращены.
Государствами, заслуживающими мощнейшей геополитиче-
ской поддержки со стороны Америки, являются Азербайджан, Уз-
бекистан и (вне данного региона) Украина; все три — геополити-
ческие центры. Роль Киева подкрепляет аргумент в пользу того,
что Украина является ключевым государством постольку, по-
скольку затрагивается собственная будущая эволюция России. В
то же время Казахстан (с учетом его масштабов, экономического
потенциала и географически важного местоположения) также
заслуживает разумной международной поддержки и длительной
экономической помощи. Со временем экономический рост в Ка-
Великая шахматная доска «179
захстане мог бы помочь перекинуть мосты через трещины этни-
ческого раскола, которые делают этот среднеазиатский «щит»
столь уязвимым перед лицом российского давления.
В данном регионе Америка разделяет общие интересы не толь-
ко со стабильной прозападной Турцией, но также с Ираном и Ки-
таем. Постепенное улучшение американо-иранских отношений
послужило бы значительному расширению глобального доступа
в данный район и, если еще конкретнее, снизило бы непосред-
ственную угрозу выживанию Азербайджана. Растущее экономи-
ческое присутствие Китая в регионе и его политическая ставка в
региональной независимости также соответствуют интересам Аме-
рики. Китайская поддержка пакистанских усилий в Афганистане
также является позитивным фактором, поскольку более тесные
пакистано-афганские отношения сделали бы международный до-
ступ в Туркменистан более вероятным, тем самым помогая укре-
пить как это государство, так и Узбекистан (в случае, если Казах-
стан будет колебаться).
Эволюция и ориентация Турции, похоже, играют определяю-
щую роль в будущем кавказских государств. Если Турция стойко
пройдет свой путь к Европе, а Европа не закроет перед ней двери,
то государства Кавказа также, похоже, будут вовлечены в евро-
пейскую орбиту, а это перспектива, которую они пламенно жела-
ют. Но если европеизация Турции потерпит провал по внешним
или внутренним причинам, тогда у Грузии и Армении не будет
выбора, кроме приспособления к интересам России. Их будущее
в этом случае станет функцией от эволюции собственно россий-
ских отношений с расширяющейся Европой, независимо от ее на-
правления.
Роль Ирана, похоже, даже еще более проблематична. Возвра-
щение на прозападные позиции, безусловно, обеспечило бы ста-
билизацию в регионе и его консолидацию, и поэтому со стратеги-
ческой точки зрения для Америки желательно содействовать та-
кому повороту в поведении Ирана. Но до тех пор, пока этого не
произойдет, Иран скорее всего будет играть негативную роль, ока-
зывая неблагоприятное влияние на перспективы Азербайджана,
даже если предпримет такие положительные шаги, как открытие
Туркменистана для остального мира, несмотря на сегодняшний
фундаментализм, усиливающий осознание среднеазиатами свое-
го религиозного наследия.
180* Збигнев Бжезинский
В конечном счете, будущее Средней Азии, похоже, будет сфор-
мировано еще более сложным комплексом обстоятельств, при
этом судьбу ее государств будет определять запутанное взаимо-
действие российских, турецких, иранских и китайских интересов,
равно как и степень, до которой Соединенные Штаты ставят свои
отношения с Россией в зависимость от российского уважения не-
зависимости новых государств. Реальность этого взаимодействия
исключает империю или монополию как существенную цель для
любой заинтересованной геостратегической фигуры. Скорее прин-
ципиальный выбор — между хрупким региональным равновеси-
ем (которое позволило бы постепенно вовлечь данный регион в
нарождающуюся глобальную экономику в то время, как государ-
ства региона постепенно консолидировались бы и, возможно, об-
ретали все более выраженные исламские черты) и этническим кон-
фликтом, политическим расколом и, возможно, даже открытыми
столкновениями вдоль южных границ России. Достижение и ук-
репление этого регионального равновесия должно стать суще-
ственной задачей всеобъемлющей геостратегии США в отноше-
нии Евразии.
Глава 6
ОПОРНЫЙ ПУНКТ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
Эффективная политика Америки в отношении Евразии за-
ключается в том, чтобы иметь опорный пункт на Дальнем Востоке.
Эта необходимость не будет обеспечена, если Америка будет из-
гнана или сама уйдет с Азиатского континента. Для глобальной
политики США важное значение имеют тесные отношения с мор-
ской державой — Японией, в то же время для американской евра-
зийской геостратегии необходимо плодотворное сотрудничество
с материковым Китаем. Следует иметь в виду возможные послед-
ствия этой реально сложившейся обстановки, так как существу-
ющее взаимодействие на Дальнем Востоке между тремя основ-
ными державами — Америкой, Китаем и Японией — создает по-
тенциально опасную региональную головоломку и почти неизбеж-
но вызовет серьезные геополитические перемены.
Для Китая расположенная через Тихий океан Америка долж-
на стать естественным союзником, так как Америка не имеет пла-
нов в отношении Азиатского материка и исторически противо-
действовала и японским, и российским посягательствам на более
слабый Китай. Для китайцев Япония была основным противни-
ком на протяжении всего XIX столетия; России, «голодной зем-
ле» в переводе с китайского, Китай всегда не доверял; Индия для
него также в настоящее время становится потенциальным про-
тивником. Таким образом, принцип «сосед моего соседа является
моим союзником» вполне подходит для геополитических и исто-
рических отношений между Китаем и Америкой.
Однако Америка больше не является заокеанским противни-
ком Японии. Напротив, она поддерживает с Японией тесные со-
182 • Збигнев Бжезинский
юзнические отношения. У Америки также установились прочные
связи с Тайванем и с рядом стран Юго-Восточной Азии. Кроме
того, китайцы болезненно относятся к содержащимся в доктрине
Америки оговоркам в отношении внутреннего характера нынеш-
него режима Китая. Таким образом, Америка также рассматрива-
ется как главное препятствие на пути стремления Китая к тому,
чтобы не только занять ведущее положение в мире, но и играть
доминирующую роль в регионе. Является ли вследствие этого
столкновение между США и Китаем неизбежным?
Для Японии Америка служила «зонтиком», под которым стра-
на могла спокойно прийти в себя после опустошительного пора-
жения, набрать темпы экономического развития и на этой основе
постепенно занять позиции одной из ведущих держав мира. Од-
нако сам факт существования этого прикрытия ограничивает сво-
боду действий Японии, создавая парадоксальную ситуацию, когда
держава мирового уровня одновременно является чьим-то протек-
торатом. Для Японии Америка по-прежнему является жизненно
важным партнером в процессе ее превращения в международного
лидера. Однако Америка также является основной причиной того,
что Япония по-прежнему не имеет национальной самостоятель-
ности в области безопасности. Как долго может сохраняться та-
кая ситуация?
Другими словами, в ближайшем будущем роль Америки на
Дальнем Востоке Евразии будет определяться двумя геополити-
ческими проблемами, имеющими центральное значение и непос-
редственно связанными между собой:
1. Насколько практически возможно и, с точки зрения Амери-
ки, насколько приемлемо превращение Китая в доминиру-
ющую региональную державу и насколько реально его уси-
ливающееся стремление к статусу мировой державы?
2. Так как Япония сама стремится играть глобальную роль, ка-
ким образом Америка может справиться с региональными
последствиями неизбежного нежелания Японии продол-
жать мириться со статусом американского протектората?
Для геополитической обстановки в Восточной Азии в настоя-
щее время характерны метастабильные отношения между стра-
нами. Метастабильность предусматривает состояние внешней ус-
Великая шахматная доска «183
тойчивости при относительно небольшой гибкости и в этом от-
ношении больше характерна для железа, чем для стали. Она уяз-
вима при разрушительной цепной реакции, вызванной мощным
резким ударом. Сегодняшний Дальний Восток переживает пери-
од чрезвычайного экономического динамизма наряду с растущей
политической неопределенностью. Экономическое развитие Азии
фактически может даже способствовать этой неопределенности,
так как экономическое процветание делает не столь явной поли-
тическую уязвимость региона, тем более что оно активизирует
национальные амбиции и приводит к росту социальных надежд.
О том, что Азия достигла экономического успеха, не имеюще-
го равных за всю историю человечества, не стоит и говорить. Вот
некоторые основополагающие статистические данные, которые
наглядно демонстрируют эту реальность. Менее четырех десяти-
летий назад доля Восточной Азии (включая Японию) составляла
лишь около 4% от всего мирового ВНП, в то время как Северная
Америка занимала ведущее положение в мире и ее доля составля-
ла 35—40% ВНП; к середине 90-х годов оба региона имели при-
мерно равные результаты (около 25%). Кроме того, Азия достиг-
ла темпов роста, беспрецедентных в истории. Экономисты отме-
чают, что в начальный период индустриализации Великобрита-
нии потребовалось более 50 лет, а Америке чуть менее 50 лет для
увеличения вдвое производства на душу населения, в то время
как и Китай, и Южная Корея добились этого результата пример-
но за десять лет. Если в регионе не произойдет какого-либо мас-
сового потрясения, в течение четверти века Азия, по-видимому,
по показателям ВНП обойдет и Северную Америку, и Европу.
Однако помимо того, что Азия стала экономическим центром
тяжести мира, она также потенциально может быть уподоблена
политическому вулкану. Хотя Азия и обошла Европу по эконо-
мическому развитию, она на редкость сильно отстала от нее с точ-
ки зрения регионального политического развития. Ей не хватает
многосторонних структур в области сотрудничества, тех, что оп-
ределяют европейский политический ландшафт и ослабляют, по-
глощают и сдерживают наиболее традиционные европейские тер-
риториальные, этнические и национальные конфликты. В Азии
нет ничего подобного ни Европейскому союзу, ни НАТО. Ни одна
из трех региональных организаций — АСЕАН (Ассоциация госу-
дарств Юго-Восточной Азии), АРФ (Азиатский региональный
184 • Збигнев Бжезинский
форум, платформа АСЕАН для диалога по вопросам политики и
безопасности) и АПЕК (Азиатско-Тихоокеанская группа эконо-
мического сотрудничества) — даже отдаленно не соответствует
той сети многосторонних и региональных связей в области сотруд-
ничества, которые объединяют Европу.
Напротив, сегодня Азия является местом концентрации про-
будившегося в последнее время и все более активизирующегося
массового национализма, который подпитывается внезапным по-
явлением доступа к массовым средствам связи, сверхактивизиру-
ется растущими социальными надеждами, порожденными ростом
экономического благосостояния, а также увеличивающимся нера-
венством в социальном положении, и становится более восприим-
чивым к политической мобилизации благодаря бурным темпам
роста населения и урбанизации. Эти факторы приобретают еще
более зловещий характер вследствие масштабов наращивания во-
оружений в Азии. В 1995 г. регион стал, согласно данным Между-
народного института стратегических исследований, крупнейшим
в мире импортером оружия, обогнав Европу и Ближний Восток.
Короче говоря, Восточная Азия охвачена энергичной деятель-
ностью, которая до сих пор направлялась по мирному руслу быст-
рыми темпами экономического развития региона. Однако кла-
пан безопасности в определенный момент может быть перехлест-
нут вырвавшимися на свободу политическими страстями, если
они будут спровоцированы каким-то событием, хотя бы относи-
тельно тривиальным. Потенциальная возможность такого собы-
тия таится в огромном количестве спорных вопросов, каждый из
которых вполне может быть использован в демагогических целях
и, таким образом, взрывоопасен:
• Недовольство Китая независимым статусом Тайваня рас-
тет по мере того, как позиции Китая укрепляются, а все бо-
лее процветающий Тайвань начинает пользоваться своим
формально независимым статусом как национальное госу-
дарство.
• Парасельские острова и острова Спрэтли в Южно-Китай-
ском море создают опасность столкновения между Китаем и
рядом государств Юго-Восточной Азии по поводу доступа
к потенциально ценным энергетическим ресурсам морско-
го дна, при этом Китай по-имперски рассматривает Южно-
Великая шахматная доска *185
Китайское море как свою законную национальную собствен-
ность.
• Острова Сенкаку оспариваются Японией и Китаем (при
этом соперники — Тайвань и материковый Китай — ярост-
но отстаивают единую точку зрения по этому вопросу), и
исторически сложившееся соперничество за господство в
регионе между Японией и Китаем придает этому вопросу
также символическое значение.
• Раздел Кореи и нестабильность, присущая Северной Корее,
которая приобретает еще более опасный характер вследствие
стремления Северной Кореи стать ядерной державой, созда-
ют опасность того, что внезапное столкновение может втя-
нуть полуостров в войну, что, в свою очередь, вовлечет в кон-
фликт Соединенные Штаты и косвенным образом Японию.
• Вопрос самых южных островов Курильской гряды, в од-
ностороннем порядке захваченных Советским Союзом в
1945 г., по-прежнему парализует и отравляет российско-
японские отношения.
• В число других скрытых территориально-этнических кон-
фликтов входят русско-китайские, китайско-вьетнамские,
японо-корейские и китайско-индийские пограничные во-
просы; этнические волнения в провинции Синьцзян, а также
китайско-индонезийские разногласия по поводу океанских
границ (см. карту XXI).
Расстановка сил в регионе также не сбалансирована. Китай со
своим ядерным арсеналом и огромными вооруженными силами
явно является доминирующей военной державой (см. табл.). ВМС
Китая уже приняли на вооружение стратегическую доктрину «ак-
тивной прибрежной обороны», стремясь в течение ближайших 15
лет приобрести океанские возможности «эффективного контро-
ля за морями в пределах первой цепочки островов», что означает
территорию Тайваньского пролива и Южно-Китайского моря. Не-
сомненно, военный потенциал Японии также растет, и в плане ка-
чества вооружений она не имеет себе равных в регионе. В настоя-
щее время, однако, японские вооруженные силы не являются сред-
ством осуществления внешней политики Японии и в значитель-
ной степени рассматриваются в рамках американского военного
присутствия в регионе.
186* Збигнев Бжезинский
Карта XXI
Укрепление позиций Китая уже способствовало тому, что его
соседи по Юго-Восточной Азии стали с особым уважением отно-
ситься к его интересам. Следует отметить, что во время мини-кри-
зиса в начале 1996 г., возникшего в связи с Тайванем (когда Ки-
тай затеял в какой-то мере угрожающие военные маневры и пере-
крыл воздушные и морские пути к зоне поблизости от Тайваня,
тем самым вызвав демонстративное развертывание военно-мор-
ских сил США), министр иностранных дел Таиланда поспешил
заявить, что такие действия являются нормальным явлением, его
индонезийский коллега подчеркнул, что это исключит ельно дело
Китая, а Филиппины и Малайзия объявили о своей политике ней-
тралитет а по этому вопросу.
Отсутствие равновесия сил в регионе заставило Австралию и
Индонезию, до этого достаточно настороженно относившихся
друг к другу, начать все более активное взаимодействие в воен-
ной области Обе страны не стали делать секрета из своей обеспо-
коенности долгосрочными перспективами военного господства
Великая шахматная доска «187
Вооруженные силы стран Азии
Личный состав Всего Танки Всего Истреби- тели Всего Надводные корабли Всего Подводные лодки Всего
Китай 3 030 000 9 400 (500)1 5 224 (124) 57 (40) 53 (7)
Пакистан 577 000 1 890 (40) 336 (160) И (8) 6(6)
Индия 1 100 000 3 500 (2700) 700 (374) 21 (14) 18 (12)
Таиланд 295 000 633 (313) 74 (18) 14 (6) 0 (0)
Сингапур 55 500 350 (0) 143 (6) 0(0) 0(0)
Северная Корея 1 127 000 4 200 (2225) 730 (136) 3(0) 23 (0)
Южная Корея 633 000 1 860 (450) 334 (48) 17 (9) 3(3)
Япония 237 700 1 200 (929) 324 (231) 62 (40) 17 (17)
Тайвань2 442 000 1 400 (0) 460 (10) 38 (И) 4 (2)
Вьетнам 857 000 1 900 (400) 240 (0) 7(5) 0(0)
Малайзия3 114 500 26 (26) 50 (0) 2 (0) 0(0)
Филиппины 106 500 41 (0) 7(0) 1 (0) 0 (0)
Индонезия 270 900 235 (110) 54 (12) 17 (4) 2(2)
1 Числа в скобках представляют передовые системы оружия.
2 Тайвань имеет в своем распоряжении 150 истребителей F-16, 16 истребителей
«Мираж» и 130 других видов реактивных истребителей; несколько военно-морских
судов находятся в стадии строительства.
3 Малайзия ведет переговоры о закупке восьми истребителей F-18 и, возможно,
18 истребителей МиГ-29.
Под личным составом имеются в виду все военнослужащие, состоящие на актив-
ной воинской службе; в число танков входят основные боевые танки и легкие танки,
в число истребителей — истребители класса «воздух — воздух» и штурмовые истреби-
тели наземного базирования, в число надводных кораблей — авианосцы, крейсеры,
эсминцы и фрегаты, в число подводных лодок — подводные лодки всех типов. К пе-
редовым системам оружия относятся системы, созданные не ранее середины 60-х годов
с использованием передовых технологий, таких как лазерные дальномеры для танков.
Источник: Отчет Главного контрольно-финансового управления «Последствия
модернизации вооруженных сил Китая для Тихоокеанского региона», июнь 1995 г.
188 • Збигнев Бжезинский
Китая в регионе и необходимостью сохранения присутствия воо-
руженных сил США. в регионе в качестве гаранта безопасности.
Эта озабоченность также вынудила Сингапур рассмотреть воз-
можность более тесного сотрудничества в области безопасности с
этими странами. Фактически во всем регионе центральным, но
до сих пор не получившим ответа вопросом, которым задаются
стратеги, стал следующий: «Как долго сотня тысяч американских
солдат сможет обеспечивать мир в самом густонаселенном и все
более вооружающемся регионе мира и, в любом случае, как долго
они будут оставаться в регионе?»
В этой нестабильной обстановке, характеризующейся расту-
щим национализмом, увеличивающейся численностью населения,
повышающимся благосостоянием, бурно растущими надеждами
и соперничеством за власть, происходят поистине тектонические
сдвиги в геополитическом ландшафте Восточной Азии:
• Китай, какими бы ни были его перспективы, представляет
собой приобретающую влияние и потенциально господству-
ющую державу.
• Роль Америки в обеспечении безопасности во все большей
степени зависит от сотрудничества с Японией.
• Япония ищет возможности обеспечить себе более четкую и
независимую политическую роль.
• Роль России значительно уменьшилась, в то время как ког-
да-то находившаяся под влиянием России Средняя Азия
стала объектом международного соперничества.
• Раздел Кореи становится менее прочным, в результате чего
ее будущая ориентация вызывает все больший геостратеги-
ческий интерес со стороны ее основных соседей.
Эти серьезные перемены придают особое значение двум цент-
ральным вопросам, вынесенным в начало главы.
Китай: не мировая, но региональная держава
История Китая является историей национального величия.
Нынешний активный национализм китайского народа можно на-
звать новым лишь в смысле его социального распространения, так
как он связан с самоопределением и эмоциями беспрецедентного
Великая шахматная доска «189
числа китайцев. Национализм более не является явлением, рас-
пространенным в основном среди студентов, которые в первые
годы XX столетия создали партии, ставшие предшественниками
Гоминдана и Коммунистической партии Китая. Китайский наци-
онализм в настоящее время представляет собой массовое явле-
ние, определяющее умонастроения наиболее многочисленного по
населению государства мира.
Эти умонастроения имеют исторические корни. История спо-
собствовала тому, чтобы китайская элита считала Китай есте-
ственным центром мира. На китайском языке слово, обозначаю-
щее Китай, — Chung-kuo, или «Срединное королевство», — пе-
редает значение центрального положения Китая в делах мира и
подчеркивает значение национального единства. Здесь также
подразумевается иерархическое распространение влияния от
центра к периферии, и, таким образом, Китай, будучи центром,
ожидает почтительного отношения со стороны других стран.
Кроме того, с незапамятных времен Китай с его огромным на-
селением имел собственную своеобразную и гордую цивилизацию.
Были хорошо развиты все области: философия, культура, искус-
ство, социальные навыки, техническая изобретательность и по-
литическая власть. Китайцы помнят, что приблизительно до 1600 г.
Китай занимал ведущие позиции в мире по производительности
сельскохозяйственного труда, промышленным нововведениям и
уровню жизни. Однако, в отличие от европейской и исламской
цивилизаций, которые породили около 75 государств, Китай боль-
шую часть своей истории оставался единым государством, кото-
рое во времена провозглашения независимости Америки уже на-
считывало более 200 млн. человек и было ведущей промышлен-
ной державой мира.
С этой точки зрения утрата Китаем величия — последние 150
лет унижения Китая — является отклонением, осквернением осо-
бого положения Китая и личным оскорблением для каждого ки-
тайца. Такого положения быть не должно, и его виновники заслу-
живают соответствующего наказания. Этими виновниками в раз-
личной степени прежде всего являются Великобритания, Япония,
Россия и Америка: Великобритания из-за «опиумной» войны и
последовавшего за ней позорного унижения Китая; Япония из-за
грабительских войн, не прекращавшихся на протяжении XX века
и принесших ужасные (до сих пор не изжитые) страдания Китай-
190 • Збигнев Бжезинский
скому народу; Россия из-за длительного вторжения на китайские
северные территории, а также из-за высокомерного равнодушия
Сталина к чувству собственного достоинства Китая; наконец, Аме-
рика из-за того, что благодаря своему присутствию в Азии и под-
держке Японии она стоит на пути осуществления внешних уст-
ремлений Китая.
С точки зрения китайцев, две из этих четырех держав уже на-
казаны, так сказать, историей: Великобритания перестала быть им-
перией, и спуск флага «Юнион Джек» в Гонконге навсегда зак-
рыл эту особенно болезненную главу в истории Китая; Россия по-
прежнему рядом, хотя она значительно утратила свои позиции,
престиж и территорию. В настоящее время наиболее серьезные
проблемы для Китая представляют Америка и Япония, и именно
во взаимодействии с этими странами в значительной степени оп-
ределится региональная и глобальная роль Китая.
Это определение, однако, будет зависеть в первую очередь от
того, как будет развиваться сам Китай, насколько могуществен-
ной экономической и военной державой он станет на самом деле.
На этот счет прогнозы для Китая в основном многообещающи,
хотя и не без некоторых существенных оговорок и неясностей. И
темпы экономического развития Китая, и масштабы иностранных
капиталовложений в Китае — и те и другие в числе самых высо-
ких в мире — обеспечивают статистическую основу для традици-
онного прогноза о том, что в течение примерно двух десятилетий
Китай станет мировой державой, равной Соединенным Штатам
и Европе (при условии, что последняя и объединится, и еще бо-
лее расширится). К этому времени по показателям ВВП Китай
может значительно обогнать Японию, и он уже намного опережа-
ет Россию. Этот экономический импульс позволит Китаю приоб-
рести военную мощь такого уровня, что он станет угрозой для всех
своих соседей, возможно, даже и для более удаленных географи-
чески противников осуществления чаяний Китая. Еще более ук-
репив свои позиции благодаря присоединению Гонконга и Макао
и, возможно, в конечном счете благодаря политическому подчи-
нению Тайваня, Великий Китай превратится не только в господ-
ствующее государство Дальнего Востока, но и в мировую держа-
ву первого ранга.
Однако в любом таком прогнозе о неизбежном возрождении
«Срединного королевства» как центральной мировой державы
Великая шахматная доска «191
имеются упущения, наиболее очевидным из которых является ме-
ханическая зависимость от статистического прогноза. Именно эта
ошибка была допущена много лет назад теми, кто предсказывал,
что Япония обойдет Соединенные Штаты как ведущая экономи-
чески развитая страна мира и что ей суждено стать новой сверх-
державой. Такой взгляд не принимал во внимание ни фактора эко-
номической уязвимости Японии, ни проблемы отсутствия непре-
рывности в политике, и та же ошибка повторяется теми, кто заяв-
ляет (и боится этого) о неизбежном превращении Китая в мировую
державу.
Во-первых, совсем не обязательно Китаю удастся сохранить бур-
ные темпы роста в течение двух ближайших десятилетий. Нельзя
исключать возможности уменьшения темпов экономического раз-
вития, и это само по себе снижает надежность прогноза. Факти-
чески для сохранения этих темпов в течение исторически продол-
жительного периода времени потребуется необычно удачное со-
четание эффективного национального руководства, политической
стабильности, социальной дисциплины внутри страны, высокого
уровня накоплений, сохранения очень высокого уровня иностран-
ных капиталовложений и региональной стабильности. Сохране-
ние всех этих позитивных факторов в течение длительного вре-
мени проблематично.
Кроме того, высокие темпы экономического роста Китая, по-
видимому, будут иметь побочные политические последствия, ко-
торые могут ограничить его свободу действий. Потребление Ки-
таем энергии уже растет такими темпами, что они намного пре-
вышают возможности внутреннего производства. Этот разрыв
будет увеличиваться в любом случае, но он ускорится, если тем-
пы экономического роста Китая будут оставаться очень высоки-
ми. Такое же положение сложилось и с продовольствием. Даже с
учетом снижения темпов демографического роста население Ки-
тая продолжает увеличиваться в абсолютном выражении и им-
порт продовольствия приобретает все более важное значение для
внутреннего благополучия и политической стабильности. Зави-
симость от импорта не только увеличит нагрузку на экономиче-
ские ресурсы Китая из-за более высоких цен, но и сделает его бо-
лее уязвимым к внешнему давлению.
В военном отношении Китай частично мог бы быть назван ми-
ровой державой, так как сами масштабы его экономики и ее высо-
192 • Збигнев Бжезинский
кие темпы роста должны позволить его руководству направить
значительную часть ВВП страны на существенное расширение и
модернизацию вооруженных сил, включая дальнейшее наращи-
вание стратегического ядерного арсенала. Однако, если усилия
будут чрезмерными — а согласно некоторым западным оценкам,
в середине 90-х годов на эти нужды уже пошло около 20% ВВП
Китая, — это может оказать такое же негативное влияние на дол-
госрочный экономический рост Китая, какое неудавшаяся попыт-
ка Советского Союза конкурировать в гонке вооружений с Со-
единенными Штатами оказала на советскую экономику. Кроме
того, активная деятельность Китая в этой области, по-видимому,
ускорит ответное наращивание вооружений Японией и тем самым
сведет на нет политические преимущества растущего военного
совершенства Китая. И не следует игнорировать тот факт, что, за
исключением своих ядерных сил, Китай, по-видимому, еще в те-
чение какого-то периода времени не будет располагать возмож-
ностями для оказания военного влияния за пределами своего ре-
гиона.
Напряженность внутри Китая также может возрасти в резуль-
тате неизбежно неравномерного характера ускоренного экономи-
ческого роста, который в значительной степени обеспечивается
неограниченным использованием преимуществ прибрежного го-
сударства. Прибрежные южные и восточные районы Китая, а так-
же важнейшие городские центры — более доступные для иност-
ранных капиталовложений и внешней торговли — до сих пор были
в наибольшем выигрыше от впечатляющего экономического рос-
та Китая. Напротив, сельскохозяйственные районы, расположен-
ные в глубине страны, и некоторые из отдаленных районов в це-
лом отстают в развитии (в них насчитывается около 100 млн. без-
работных сельскохозяйственных рабочих, и эта цифра продолжа-
ет расти).
Недовольство неравенством различных районов может допол-
ниться возмущением по поводу социального неравенства. Быстрое
развитие Китая увеличивает социальное неравенство. В определен-
ный момент либо ввиду того, что правительство может попытаться
ограничить это неравенство, либо в результате проявления соци-
ального недовольства снизу неравенство в развитии отдельных рай-
онов и неравенство в уровне жизни могут, в свою очередь, оказать
влияние на политическую стабильность в стране.
Великая шахматная доска «193
Второй причиной осторожного скептицизма в отношении по-
лучившего широкое распространение прогноза о превращении
Китая в течение ближайшей четверти века в доминирующую дер-
жаву в мировых делах, безусловно, является дальнейшее полити-
ческое развитие Китая. Динамичный характер экономической
трансформации Китая, включая его социальную открытость ос-
тальному миру, в далекой перспективе начнет противоречить от-
носительно замкнутой и бюрократически жесткой коммунисти-
ческой диктатуре. Провозглашенные коммунистические цели этой
диктатуры во все большей степени перестают быть делом идеоло-
гической приверженности и во все большей степени становятся
вопросом имущественных интересов бюрократического аппара-
та. Политическая элита Китая по-прежнему организована как ав-
тономная, жесткая, дисциплинированная и по-монополистичес-
ки нетерпимая иерархия, по-прежнему ритуально заявляющая о
своей верности догме, которая как бы оправдывает ее власть, но
которую та же элита больше не претворяет в жизнь в социальном
плане. В какой-то момент эти два жизненных измерения придут к
фронтальному столкновению, если только китайская политиче-
ская жизнь не начнет постепенно приспосабливаться к социальным
императивам китайской экономики.
Таким образом, нельзя будет бесконечно долго избегать во-
проса демократизации, если только Китай внезапно не примет то
же решение, что и в 1474 г., т.е. изолировать себя от мира, в какой-
то степени подобно Северной Корее. Для этого Китай должен бу-
дет отозвать более 70 тыс. своих студентов, в настоящее время обу-
чающихся в Америке, изгнать иностранных бизнесменов, отклю-
чить свои компьютеры и снять спутниковые антенны с миллионов
китайских домов. Это было бы актом сумасшествия, напомина-
нием о «культурной революции». Возможно, на какой-то крат-
кий момент в рамках внутренней борьбы за власть догматическое
крыло правящей, но утрачивающей свои позиции Коммунисти-
ческой партии Китая может попытаться последовать примеру
Северной Кореи, цо это возможно лишь как краткий эпизод. Ско-
рее всего, это послужило бы причиной экономического застоя, а
затем вызвало бы политический взрыв.
В любом случае самоизоляция положила бы конец любым се-
рьезным надеждам Китая не только на то, чтобы стать мировой
державой, но даже на то, чтобы занять ведущее положение в реги-
194* Збигнев Бжезинский
оне. Кроме того, страна слишком заинтересована в том, чтобы со-
хранить доступ в мир, и этот мир, в отличие от мира 1474 г., про-
сто слишком навязчив, чтобы от него можно было успешно изо-
лироваться. Вследствие этого у Китая практически нет экономи-
чески продуктивной и политически жизнеспособной альтернати-
вы сохранению своей открытости миру.
Таким образом, необходимость демократизации будет все в
большей степени преследовать Китай. Просто невозможно слиш-
ком долго избегать этого процесса и связанного с ним вопроса прав
человека. Будущий прогресс Китая, так же как и его превращение
в одну из главных держав мира, будет в значительной степени за-
висеть от того, насколько умело правящая элита Китая сумеет ре-
шить две взаимосвязанные проблемы, а именно проблему пере-
дачи власти от нынешнего поколения правителей более молодой
команде и проблему урегулирования растущего противоречия
между экономической и политической системами страны.
Китайским лидерам, возможно, удастся осуществить медлен-
ный и постепенный переход к очень ограниченному электораль-
ному авторитаризму, при котором будет проявлена терпимость к
некоторому политическому выбору на низком уровне, и только
после этого сделать шаг в сторону настоящего политического плю-
рализма, включая уделение большего внимания зарождающему-
ся конституционному правлению. Такой контролируемый пере-
ход был бы в большей степени совместим с императивами все бо-
лее открытой экономики страны, чем упорное сохранение исклю-
чительной монополии партии на политическую власть.
Для осуществления такой контролируемой демократизации
политическая элита Китая нуждается в чрезвычайно умелом ру-
ководстве, прагматическом здравом смысле, в сохранении отно-
сительного единства и в желании уступить часть своей монопо-
лии на власть (и личные привилегии), в то время как население в
целом должно быть и терпеливым, и не слишком требовательным.
Такого стечения благоприятных обстоятельств трудно достигнуть.
Опыт учит, что требование демократизации, исходящее снизу: со
стороны тех, кто чувствует себя ущемленным в политическом
плане (интеллигенция и студенты) или экономически эксплуа-
тируемым (новый городской рабочий класс и сельская беднота),
как правило, опережает готовность правителей пойти на уступки.
В какой-то момент политическая и социальная оппозиция в Ки-
Великая шахматная доска «195
тае скорее всего присоединится к силам, требующим расшире-
ния демократии, свободы самовыражения и соблюдения прав че-
ловека. Этого не произошло в 1989 г. на площади Тяньаньмэнь
(Tiananmen), но вполне может случиться в следующий раз.
Таким образом, едва ли Китаю удастся избежать этапа поли-
тической нестабильности. Принимая во внимание размеры стра-
ны, реальную возможность разрастания региональных противо-
речий и наследство в виде почти 50 лет догматической диктату-
ры, эта фаза могла бы стать разрушительной с точки зрения как
Политики, так и экономики. Даже сами китайские руководители
ожидают чего-то подобного, поскольку в проведенном Коммуни-
стической партией Китая в начале 90-х годов исследовании про-
Гнозируется возможность серьезных политических волнений*.
Некоторые китайские эксперты даже пророчили, что Китай мо-
жет оказаться на одном из исторических кругов внутреннего дроб-
ления, что может окончательно остановить его продвижение к
величию. Однако вероятность подобного экстремального разви-
тия событий уменьшается благодаря двойному воздействию мас-
сового национализма и современных средств связи, поскольку и
to и другое работает на единое китайское государство.
Существует, наконец, и третий повод для скептицизма отно-
сительно возможностей превращения Китая в течение ближай-
ших двух десятилетий в действительно мощную — и, по мнению
некоторых американцев, уже представляющую опасность — ми-
ровую державу. Даже если Китай избежит серьезных политиче-
ских кризисов и даже если ему каким-то образом удастся удержать
невероятно высокие темпы экономического роста в течение чет-
верти века — а оба эти условия уже являются трудновыполнимы-
ми, — страна тем не менее все равно останется очень бедной по
сравнению с другими государствами. Даже при увеличении в три
раза внутреннего валового продукта население Китая останется в
последних рядах государств мира по доходам на душу населения,
не говоря уже о действительной бедности значительной части
* Official Document Anticipates Disorder During the Post-Deng Period //
Cheng Ming (Hong Kong). — 1995. — Febr. 1. Журнал дает краткое содержание
двух аналитических исследований^ подготовленных партийным руководством
и касающихся различных форм возможных волнений. Западный прогноз на
ту же тему приведен в статье: Richard Baum. China After Deng: Ten Scenarios in
Search of Reality // China Quarterly. — 1996. — March.
196* Збигнев Бжезинский
китайского народа*. Сравнительный уровень доступа к телефо-
нам, автомашинам и компьютерам на душу населения, не считая
потребительские товары, будет очень низок.
Подытожим сказанное: весьма маловероятно, что к 2020 г. даже
при наиболее благоприятном стечении обстоятельств Китай ста-
нет по ключевым показателям действительно мировой державой.
Но и при таком раскладе страна делает значительные шаги, по-
зволяющие стать доминирующей региональной державой в Вос-
точной Азии. Китай уже является наиболее влиятельным в гео-
политическом плане государством на материке. Его военная и эко-
номическая мощь не идет ни в какое сравнение с возможностями
ближайших соседей, за исключением Индии. Поэтому вполне ес-
тественно, что Китай будет все больше упрочивать свои позиции
в регионе, сообразуясь с требованиями своей истории, географии
и экономики.
Китайские учащиеся знают из истории своей страны, что еще
в 1840 г. Китайская империя простиралась по территории Юго-
Восточной Азии, по Малаккскому проливу, включала Бирму, рай-
оны сегодняшней Бангладеш, а также Непал, районы сегодняш-
него Казахстана, всю Монголию и регион, который в настоящее
время называется российским Дальним Востоком, к северу от того
места, где река Амур впадает в океан (см. карту Ш). Эти районы
либо находились в какой-то форме под китайским контролем,
либо платили Китаю дань. В 1885—1895 гг. франко-британская
колониальная экспансия ослабила китайское влияние в Юго-Во-
сточной Азии, в то время как договоры, навязанные Россией в 1858
и 1864 гг., привели к территориальным потерям на Северо-Восто-
ке и Северо-Западе. В 1895 г., после китайско-японской войны,
Китай потерял и Тайвань.
Почти наверняка история и география заставят китайцев со
временем проявлять все большую настойчивость — даже эмоцио-
нально окрашенную — в отношении необходимости воссоедине-
ния Тайваня с материковой частью Китая. Разумно было бы так-
* В довольно оптимистичном докладе, озаглавленном «Экономика Китая
в преддверии XXI века» («Zou xiang 21 shi ji de Zhongguo jinji»), опублико-
ванном в 1996 г. Китайским институтом количественных экономических и
технологических исследований, было подсчитано, что в 2010 г. доход надушу
населения в Китае составит приблизительно 735 долл., или будет примерно
на 30 долл, выше, чем цифра, установленная Всемирным банком для стран с
низким уровнем доходов.
Великая шахматная доска *197
же предположить, что Китай по мере роста своего могущества сде-
лает это главной задачей первого десятилетия XXI века, после эко-
номического поглощения и политического «переваривания» Гон-
. конга. Возможно, мирное объединение — скажем, по формуле
(«одна нация, несколько систем» (вариант лозунга, выдвинутого
i Дэн Сяопином в 1984 г.: «одна страна, две системы») — окажется
привлекательным для Тайваня и не вызовет возражений со сто-
роны Америки, но только в том случае, если Китаю удастся со-
хранить темпы экономического роста и провести важные демо-
кратические реформы. В противном случае даже у доминирующе-
го в регионе Китая не будет военных средств для навязывания
своей воли, особенно ввиду противодействия США, и в этом слу-
чае проблема по-прежнему будет подпитывать китайский нацио-
—нализм, отравляя американо-китайские отношения.
|' : Географический фактор также является важной составляющей
Интереса Китая к созданию союза с Пакистаном и обеспечению
своего военного присутствия в Бирме. В обоих случаях геостра-
' тегической целью является Индия. Тесное военное сотрудниче-
ство Китая с Пакистаном осложняет решение стоящих перед Ин-
дией проблем безопасности и ограничивает ее возможности стать
лидером в Южной Азии и геополитическим соперником Китая.
Военное сотрудничество с Бирмой открывает для последнего до-
ступ к военным объектам на нескольких бирманских прибрежных
островах в Индийском океане, тем самым предоставляя ему но-
вые стратегические рычаги в Юго-Восточной Азии вообще и в
Малаккском проливе в частности. Если бы Китай контролировал
Малаккский пролив и геостратегическую «артерию» в Сингапу-
ре, он удерживал бы под своим контролем подходы Японии к
ближневосточной нефти и европейским рынкам.
Географический фактор, подкрепленный историей, диктует
Китаю и интерес к Корее. Объединенная Корея, некогда государ-
ство, платившее Китаю дань, в качестве зоны распространения
американского (и косвенным образом также японского) влияния
стала бы невыносимым ударом для Пекина. Самое меньшее, на
, чем настаивал бы Китай, это чтобы объединенная Корея была ней-
тральным буфером между-Китаем и Японией, и, кроме того, Ки-
тай рассчитывал бы, что имеющая исторические корни враждеб-
ность Кореи по отношению к Японии сама по себе втянет Корею
в сферу китайского влияния. Пока, однако, разделенная Корея
198* Збигнев Бжезинский
больше устраивает Китай, и, таким образом, Китай, по всей види-
мости, будет выступать за сохранение северокорейского режима.
Экономические соображения также обязательно повлияют на
активное проявление честолюбивых региональных замыслов. В
этом отношении быстро усиливающаяся потребность в новых ис-
точниках энергии уже заставила Китай предпринимать настой-
чивые попытки добиться лидирующих позиций в области экс-
плуатации странами региона месторождений прибрежного шель-
фа в Южно-Китайском море. По той же причине Китай начинает
демонстрировать все больший и больший интерес к вопросам не-
зависимости богатых ресурсами стран Средней Азии. В апреле
1996 г. Китай, Россия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан под-
писали совместное соглашение о границах и безопасности, а во
время визита в Казахстан в июле того же года председатель Цзян
Цзэминь, как утверждают, гарантировал поддержку Китаем «пред-
принимаемых Казахстаном усилий по защите своей независимо-
сти, суверенитета и территориальной целостности». Сказанное
выше ясно показывает все более активное вмешательство Китая
в геополитику в Среднеазиатском регионе.
История и экономика, кроме того, сообща подпитывают инте-
рес имеющего более сильные позиции в регионе Китая к россий-
скому Дальнему Востоку. Впервые с тех пор, как Россию и Китай
стала разделять официальная граница, последний является более
динамичной и политически более сильной стороной. Проникно-
вение на российский Дальний Восток китайских иммигрантов и
торговцев уже приняло значительные масштабы, и Китай прояв-
ляет все большую активность, развивая экономическое сотрудни-
чество в Северной Азии, в котором большую роль играют также
Япония и Корея. В этом сотрудничестве у России в настоящий
момент значительно более слабые позиции, в то время как рос-
сийский Дальний Восток испытывает все большую зависимость
от укрепления связей с китайской Маньчжурией. Те же экономи-
ческие силы определяют и характер отношений Китая с Монго-
лией, которая больше не является союзницей России и чью офи-
циальную независимость Китай нехотя признал.
Китайская сфера регионального влияния, таким образом, на-
ходится в стадии становления. Однако сферу влияния не следует
смешивать с зоной исключительного политического доминиро-
вания, с характером отношений, которые были у Советского Со-
Великая шахматная доска «199
юза с Восточной Европой. В социально-экономическом плане это
влияние является более свободным, а в политическом — менее мо-
нополистическим. Тем не менее в результате формируется гео-
графическое пространство, в котором различные государства при
разработке собственной политики с особым уважением относят-
ся к интересам, мнению и предполагаемой реакции доминирую-
, щей в этом регионе державы. Короче говоря, китайскую сферу
влияния — возможно, точнее было бы ее назвать «сферой уваже-
. ния» — можно определить как район, где первым задаваемым в
столицах находящихся на этой территории стран в случае возник-
новения любой проблемы является вопрос: «Что думает по этому
чповоду Пекин?»
' На картах XXII и XXIII показаны зоны возможного региональ-
* ного доминирования Китая в ближайшую четверть века, а также
Китая в качестве мировой державы в том случае, если — несмот-
ря на отмеченные выше внутренние и внешние препятствия — он
действительно таковой станет. Имеющий преобладающее влия-
ние в регионе Большой Китай, который бы мобилизовал полити-
ческую поддержку своей чрезвычайно богатой и экономически
, сильной диаспоры в Сингапуре, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Ма-
ниле и Джакарте, не говоря уже о Тайване и Гонконге (некоторые
1 поразительные данные см. ниже в сноске)* *, и который бы проник
1 как в Центральную Азию, так и на российский Дальний Восток,
приблизился бы по своей площади к размерам Китайской импе-
рии до начала ее упадка примерно 150 лет назад и даже расширил
* По сообщению «Yazhou Zhoukan» (Asiaweek) (1994. Sept., 25), совокуп-
1. ные активы 500 ведущих компаний Юго-Восточной Азии, владельцами кото-
' рых являются китайцы, составили около 540 млрд. долл. По другим оценкам,
I они еще значительнее: по сообщению «International Economy» (1996. Nov.,
: Dec.), ежегодный доход 50 млн. китайцев, живущих за рубежом, примерно со-
ставлял указанную выше цифру и, таким образом, по грубым расчетам, был
; равен валовому внутреннему продукту самого Китая. Утверждалось, что про-
' живающие за границей китайцы контролируют около 90% экономики Индо-
i незии, 75% экономики Таиланда, 50—60% малазийской экономики, а также
полностью контролируют экономику Тайваня, Гонконга и Сингапура. Озабо-
! ценность таким положением дел даже заставила бывшего посла Индонезии в
’ Японии публично предупредить об «экономической интервенции Китая в ре-
• гионе», результатом которой может стать не только извлечение пользы из та-
кого китайского присутствия, но и создание поддерживаемых Китаем «мари-
онеточных правительств» (Saydiman Suryohadiprojo. How to Deal with China
and Taiwan // Asahi Shimbun (Tokyo). — 1996. — 23 Sept.).
200 • Збигнев Бжезинский
бы свою геополитическую зону в результате союза с Пакистаном.
По мере того как Китай будет набирать мощь и укреплять свой
престиж, проживающие в других странах богатые китайцы, по-
видимому, все больше будут отождествлять свои интересы с уст-
ремлениями Китая и, таким образом, станут мощным авангардом
китайского имперского наступления. Государства Юго-Восточной
Азии могут найти разумным учет политических настроений и эко-
номических интересов Китая, и они все чаще принимают их во
внимание*. Точно так же и молодые государства Средней Азии
все больше рассматривают Китай как страну, кровно заинтересо-
ванную в их независимости и в том, чтобы они играли роль буфе-
ра в отношениях между Китаем и Россией.
Сфера влияния Китая как мировой державы, вероятнее всего,
будет в значительной мере вытянута на юг, причем и Индонезия,
и Филиппины вынуждены будут смириться с тем, что китайский
флот господствует в Южно-Китайском море. Такой Китай может
испытать большое искушение решить вопрос с Тайванем силой,
игнорируя позицию США. На Западе в поддержку выравниваю-
щего расстановку сил Китая может выступить Узбекистан, госу-
дарство Средней Азии, которое проявляет наибольшую решимость
противостоять посягательствам России на свои бывшие владения;
такую же позицию может занять Туркменистан. Китай также мо-
жет почувствовать себя увереннее и в этнически расколотом и,
следовательно, в области национальных отношений более уязви-
мом Казахстане. Став настоящим политическим и экономиче-
ским гигантом, Китай сможет также оказывать более откровен-
ное политическое влияние на российский Дальний Восток, в то
же время поддерживая объединение Кореи под своим покрови-
тельством (см. карту XXII).
Однако такое разрастание Китая может встретить и сильную
внешнюю оппозицию. На предыдущей карте ясно видно, что на
западе как у России, так и у Индии были бы серьезные геополи-
* «В этой связи симптоматичным был опубликованный в Бангкоке в анг-
лоязычной ежедневной газете -«The Nation» (1997. March 31) отчет о визите
в Пекин тайского премьер-министра Чавалита Ёнгчайюдха (Chavalit
Yongchaiyudh). Цель визита была определена как создание прочного страте-
гического союза с Большим Китаем. Сообщалось, что руководство Таиланда
«признало Китай сверхдержавой, обладающей влиянием в мире», и что оно
изъявило желание сыграть роль «моста между Китаем и АСЕАН». Сингапур
пошел еще дальше, подчеркивая свою общность с Китаем.
Великая шахматная доска • 201
тические причины для заключения союза с тем, чтобы заставить
Китай отказаться от его притязаний. Интерес к сотрудничеству
между ними, по-видимому, будет вызван главным образом райо-
нами Средней Азии и Пакистана, где Китай больше всего yi ро-
жал бы им. На юге наибольшее противодействие исходило бы от
Вьетнама и Индонезии (возможно, при поддержке Австралии).
На востоке Америка, возможно, при поддержке Японии будет
проявлят ь отрицательную реакцию на любые попытки Китая до-
биться превосходства в Корее и силой присоединить к себе Тай-
вань, действия, которые ослабили бы американское политическое
присутствие на Дальнем Востоке, ограничив его потенциально
нестабильным и единственным форпостом в Японии.
В конечном счете, вероятность полной реализации любого из
перечисленных выше сценариев, отраженных на картах, зависит
не только от хода развития самого Китая, но в значительной сте-
пени и от действий США и их присутствия. Оставшаяся не у дел
Америка сделала бы наиболее вероятным развитие событий в со-
ответствии со вторым сценарием, однако даже полная реализа-
Карта XXII
202 • Збигнев Бжезинский
ция первого сценария потребовала бы от США приспособления и
самоограничения. Китайцам это известно, и, таким образом, ки-
тайская политика должна быть главным образом направлена на
оказание влияния на действия Соединенных Штатов и особенно
на крайне важные связи между США и Японией, при этом во вза-
имоотношениях Китая с другими государствами тактика должна
меняться с учетом этого стратегического интереса.
Главная причина нелюбви Китая к Америке в меньшей степе-
ни связана с поведением США, скорее она вызвана тем, что Аме-
рика представляет собой в настоящее время и где она находится.
Китай считает современную Америку мировым гегемоном, одно
только присутствие которого в регионе, основанное на его авто-
ритете в Японии, сдерживает процесс расширения китайского
влияния. По словам китайского исследователя, сотрудника отде-
ла исследований Министерства иностранных дел Китая, «страте-
гической целью США является стремление к господству во всем
мире, и они не могут смириться с появлением любой другой круп-
ной державы на Европейском или Азиатском континенте, кото-
рое будет представлять собой угрозу их лидирующему положе-
нию»*. Следовательно, просто из-за того, что США являются тем,
что они есть, и находятся на том уровне развития, на котором на-
ходятся, они непреднамеренно становятся противником Китая,
вместо того чтобы быть их естественным союзником.
Поэтому задача китайской политики — в соответствии с древ-
ней стратегической мудростью Сунь Цзы (Sun Tsu) — использо-
вать американскую мощь для того, чтобы мирным путем «нанес-
ти поражение» ее гегемонии в регионе, однако не пробуждая при
этом скрытых японских региональных устремлений. В конечном
счете, геостратегия Китая должна одновременно преследовать две
цели, в несколько завуалированном виде определенные в августе
1994 г. Дэн Сяопином: «Первое — противостоять гегемонизму и
политике силы и защищать мир; второе — создать новый между-
народный политический и экономический порядок». Первая за-
* Song Yimin. A Discussion of the Division and Grouping of Forces in the World
After the End of the Cold War // International Studies. — 1996. — No 6—8. — P.
10 (Китайский институт международных исследований). О том, что эта оцен-
ка Америки отражает мнение высшего руководства Китая, свидетельствует
тот факт, что более сжатый вариант анализа появился в выпускаемом массо-
вым тиражом печатном органе Коммунистической партии Китая «Жэньминь
жибао» от 29 апреля 1996 г.
Великая шахматная доска • 203
дача, очевидно, направлена против интересов США и имеет сво-
ей целью уменьшить американское превосходство, тщательно из-
бегая при этом военного столкновения, которое положило бы ко-
нец продвижению Китая вперед к экономическому могуществу;
вторая задача — пересмотреть расстановку сил в мире, используя
недовольство некоторых наиболее развитых государств нынеш-
ней неофициальной иерархией, в которой наверху располагают-
ся США, при поддержке Европы (или Германии) на крайнем за-
паде Евразии и Японии на крайнем востоке.
Вторая цель Китая предполагает воздержание Пекина от ка-
ких-либо серьезных конфликтов с ближайшими соседями, даже
продолжая вести поиск путей достижения регионального превос-
ходства. Особенно своевременно налаживание китайско-россий-
ских отношений, в частности потому, что Россия в настоящее вре-
мя слабее Китая. В связи с этим в апреле 1997 г. обе страны осуди-
ли «гегемонизм» и назвали расширение НАТО «непозволитель-
ным». Однако едва ли Китай будет всерьез рассматривать вопрос
о долгосрочном и всеобъемлющем российско-китайском альянсе
против США. Это бы углубило и расширило американо-япон-
ский союз, который Китаю хотелось бы постепенно расстроить,
кроме того, это оторвало бы Китай от жизненно важных для него
источников получения современной технологии и капитала.
Как и в российско-китайских отношениях, Китаю удобно из-
бегать каких-либо прямых столкновений с Индией, даже продол-
жая сохранять тесное военное сотрудничество с Пакистаном и
Бирмой. Политика открытого антагонизма сыграла бы плохую
службу, осложнив тактические выгоды сближения с Россией и в
то же время толкая Индию на расширение сотрудничества с Аме-
рикой. Поскольку Индия также разделяет глубоко лежащие и в
определенной степени антизападные настроения, направленные
против существования мировой «гегемонии», снижение напря-
женности в китайско-индийских отношениях также гармонично
вписывается в более широкий геостратегический спектр.
Те же соображения в целом применимы и к нынешним отно-
шениям Китая со странами Юго-Восточной Азии. Даже заявляя
в одностороннем порядке о своих притязаниях на Южно-Китай-
ское море, китайцы в то же время поддерживают отношения с ру-
ководителями стран Юго-Восточной Азии (за исключением ис-
торически враждебно относящегося к Китаю Вьетнама), исполь-
204 • Збигнев Бжезинский
зуют самые откровенно выраженные антизападные настроения (в
частности, по вопросу о западных ценностях и правах человека),
которые в последние годы демонстрировали руководители Ма-
лайзии и Сингапура. Они с особой радостью приветствовали по-
рой откровенно резкие антиамериканские выпады премьер-мини-
стра Малайзии Датука Махатхира, который в мае 1996 г. на фору-
ме в Токио даже публично поставил под сомнение необходимость
американо-японского договора о безопасности, поинтересовав-
шись, от какого врага альянс предполагает защищаться, и заявив,
что Малайзия не нуждается в союзниках. Китайцы явно рассчи-
тывают, что их влияние в данном регионе автоматически усилит-
ся в результате ослабления позиций США.
Аналогичным образом настойчивое давление, похоже, явля-
ется основным мотивом нынешней политики Китая в отношении
Тайваня. Занимая бескомпромиссную позицию по вопросу о меж-
дународном статусе Тайваня — в такой степени, что он даже го-
тов преднамеренно нагнетать международную напряженность,
чтобы убедить всех в серьезном отношении Китая к данному во-
просу (как в марте 1996 г.), — китайские руководители, по-види-
мому, осознают, что в настоящее время им по-прежнему не по си-
лам добиться устраивающего их решения. Они понимают, что
необдуманный расчет на силу лишь ускорит самоубийственное
столкновение с Америкой, одновременно укрепляя роль США как
гаранта мира в регионе. Более того, сами китайцы признают, что
от успешности сделанного первого шага — присоединения Гон-
конга к Китаю — будет в значительной степени зависеть, станет
ли реальным создание Большого Китая.
Сближение, которое имеет место в отношениях Китая с Юж-
ной Кореей, также является частью политики консолидации по
флангам с тем, чтобы иметь возможность сосредоточить основ-
ные силы на главном направлении. Принимая во внимание ки-
тайскую историю и настроения масс, само по себе китайско-ко-
рейское сближение способствует ослаблению роли, которую Япо-
ния может сыграть в регионе, и готовит почву для восстановления
более традиционных отношений между Китаем и (либо объединив-
шейся, либо все еще расколотой) Кореей.
Наиболее важно то, что мирное укрепление позиций Китая в
регионе облегчит ему достижение главной цели, которую древ-
ний китайский стратег Сунь Цзы (Sun Tsu) сформулировал бы
Великая шахматная доска • 205
следующим образом: размыть американскую власть в регионе до
такой степени, чтобы ослабленная Америка почувствовала необ-
ходимость сделать пользующийся региональным влиянием Китай
своим союзником, а со временем иметь Китай, ставший влиятель-
ной мировой державой, своим партнером. К этой цели нужно стре-
миться и ее нужно добиваться таким образом, чтобы не подстег-
нуть ни расширения оборонительных масштабов американо-
японского альянса, ни замены американского влияния в регио-
не японским.
Дабы ускорить достижение главной цели, Китай старается по-
мешать упрочению и расширению американо-японского сотруд-
ничества в области обороны. Китай был особо обеспокоен пред-
полагаемым расширением масштабов американо-японского со-
трудничества в начале 1996 г. от более узких рамок — «Дальний
Восток» до более широких — «Азиатско-Тихоокеанский регион»,
видя в этом не только непосредственную угрозу своим интересам,
но и отправную точку для создания азиатской системы безопас-
ности под патронажем США, направленной на сдерживание Ки-
тая (в которой Япония играет ведущую роль*, очень похожую на
ту, которую играла Германия в НАТО в годы «холодной войны»).
Соглашение было в целом расценено в Пекине как способ, облег-
чающий в дальнейшем превращение Японии в крупную военную
державу, возможно, даже способную сделать ставку на силу для
самостоятельного преодоления остающихся нерешенными эконо-
мических и морских разногласий. Таким образом, Китай, по-ви-
димому, будет энергично подогревать все еще сильные в Азии
опасения сколь-либо важной военной роли Японии в регионе с
тем, чтобы сдержать США и запугать Японию.
* Тщательное изучение якобы существующего у США намерения создать
подобную антикитайскую азиатскую систему содержится в работе Ван Чунь-
ина (Wang Chunyin. Looking Ahead to Asia — Pacific Security in the Early
Twenty — first Century // World Outlook. — 1996. — Febr.).
Другой китайский аналитик утверждает, что американо-японский дого-
вор о безопасности был видоизменен и превратился из «оборонительного
щита» в «острие атаки» против Китая (Yang Baijiang. Implications of Japan —
US. Security Declaration Outlined // Contemporary International Relations. —
1996. — June 20). 31 января 1997 г. авторитетный ежедневный печатный орган
Коммунистической партии Китая «Жэньминь жибао» опубликовал статью под
названием «Укрепление военного альянса не соответствует духу времени», в
которой пересмотр масштабов американо-японского военного сотрудничества
был осужден как «опасный шаг».
206 • Збигнев Бжезинский
Однако в более отдаленном будущем, по китайским стратеги-
ческим расчетам, американская гегемония не сможет удержаться.
Хотя некоторые китайцы, особенно военные, склонны рассмат-
ривать Америку как непримиримого врага, в Пекине надеются,
что Америка окажется в большей изоляции в регионе из-за того,
что, чрезмерно полагаясь на Японию, она будет все больше зави-
сеть от нее при одновременном усилении американо-японских
противоречий и боязни американцами японского милитаризма.
Это даст Китаю возможность натравить США и Японию друг на
друга, как он уже это делал раньше, столкнув США и СССР. По
мнению Пекина, наступит время, когда Америка поймет, что для
того, чтобы сохранить свое влияние в Азиатско-Тихоокеанском
регионе, ей ничего больше не остается, как обратиться к своему
естественному партнеру в материковой Азии.
Япония: не региональная, а мировая держава
Таким образом, для геополитического будущего Китая имеет
решающее значение то, как развиваются американо-японские от-
ношения. После окончания гражданской войны в Китае в 1949 г.
американская политика на Дальнем Востоке опиралась на Япо-
нию. Сначала Япония была лишь местом пребывания американо
ских оккупационных войск, но со временем стала основой амерж.
канского военно-политического присутствия в Азиатско-Тихо-
океанском регионе и важным глобальным союзником Америки,
хотя одновременно и надежным протекторатом. Возникновение
Китая, однако, ставит вопрос: могут ли — и с какой целью — вы-
жить тесные американо-японские отношения в изменяющемся
региональном контексте? Роль Японии в антикитайском союзе
была бы ясна, но какой должна быть роль Японии, если с окреп-
шим Китаем следует каким-то образом найти взаимопонимание,
даже если бы это и ослабило американское первенство в регионе?
Как и Китай, Япония является государством-нацией с глубо-
ко врожденным сознанием своего уникального характера и осо-
бого статуса. Ее островная история, даже ее имперская мифоло-
гия предрасполагают очень трудолюбивых и дисциплинирован-
ных японцев к тому, что они считают, будто им ниспослан свыше
особенный и исключительный образ жизни, который Япония за-
щищала сперва блестящей изоляцией, а затем, когда мир вступил
Великая шахматная доска • 207
в XIX в., последовав примеру европейских империй в стремле-
нии создать свою собственную на Азиатском материке. После это-
го катастрофа во Второй мировой войне сосредоточила внимание
японцев на одномерной задаче экономического возрождения, но
также оставила их в неуверенности относительно более широкой
миссии их страны.
Нынешняя американская боязнь господства Китая напоминает
относительно недавнюю американскую паранойю в отношении
Японии. Японофобия превратилась теперь в синофобию. Всего
лишь десятилетие назад предсказания неизбежного и надвигаю-
щегося появления Японии как мировой сверхдержавы — готовой
не только свергнуть с трона Америку (даже выкупить ее долю!),
но и навязать своего рода «японский мир» (Pax Nipponica) — были
настоящей разменной монетой среди американских комментато-
ров и политиков. Да и не только среди американских. Сами япон-
цы стали вскоре страстными подражателями, причем в Японии
появилась серия бестселлеров, выдвигавших на обсуждение те-
зис о том, что предназначение Японии в том, чтобы одержать по-
беду в соперничестве с Соединенными Штатами в области высо-
ких технологий, и что Япония скоро станет центром мировой «ин-
формационной империи», в то время как Америка якобы будет
скатываться вниз из-за исторической усталости и социального
сибаритства.
Этот поверхностный анализ помешал увидеть, до какой сте-
пени Япония была и остается уязвимой страной. Она уязвима
перед малейшими нарушениями в четком мировом потоке ресур-
сов и торговли, не говоря уж о мировой стабильности в более об-
щем смысле, и ее постоянно донимают внутренние слабости —
демографические, социальные и политические. Япония одновре-
менно богатая, динамичная и экономически мощная, но также и
регионально изолированная и политически ограниченная из-за сво-
ей зависимости в области безопасности от могущественного со-
юзника, который, как оказалось, является главным хранителем
мировой стабильности (от которой так зависит Япония), а также
главным экономическим соперником Японии.
Вряд ли нынешнее положение Японии — с одной стороны, как
всемирно уважаемого центра власти, а с другой — как геополити-
ческой пролонгации американской мощи — останется приемле-
мым для новых поколений японцев, которых больше не травми-
208 • Збигнев Бжезинский
рует опыт Второй мировой войны и которые больше не стыдятся
ее. Как по причинам историческим, так и по причинам самоува-
жения Япония — страна, которая не полностью удовлетворена
глобальным статус-кво, хотя и в более приглушенной степени, чем
Китай. Она чувствует, с некоторым оправданием, что имеет пра-
во на официальное признание как мировая держава, но также осо-
знает, что регионально полезная (и для ее азиатских соседей обна-
деживающая) зависимость от Америки в области безопасности
сдерживает это признание.
Более того, растущая мощь Китая на Азиатском континенте
наряду с перспективой, что его влияние может вскоре распрост-
раниться на морские районы, имеющие экономическое значение
для Японии, усиливает чувство неопределенности японцев в от-
ношении геополитического будущего их страны. С одной сторо-
ны, в Японии существует сильное культурное и эмоциональное
отождествление с Китаем, а также скрытое чувство азиатской общ-
ности. Некоторые японцы, возможно, чувствуют, что появление
более сильного Китая создает эффект повышения значимости
Японии для Соединенных Штатов, поскольку региональная пер-
востепенность Америки снижается. С другой стороны, для мно-
гих японцев Китай — традиционный соперник, бывший враг и
потенциальная угроза стабильности в регионе. Это делает связь с
Америкой в области безопасности важной как никогда, даже если
это усилит негодование некоторых наиболее националистически
настроенных японцев в отношении раздражающих ограничений
политической и военной независимости Японии.
Существует поверхностное сходство между японским поло-
жением на евразийском Дальнем Востоке и германским на евра-
зийском Дальнем Западе. Обе страны являются основными реги-
ональными союзницами Соединенных Штатов. Действительно,
американское могущество в Европе и Азии является прямым след-
ствием тесных союзов с этими двумя странами. Обе имеют значи-
тельные вооруженные силы, но ни одна из них не является неза-
висимой в этом отношении: Германия скована своей интеграцией
в НАТО, в то время как Японию сдерживают ее собственные (хотя
составленные Америкой) конституционные ограничения и аме-
рикано-японский договор о безопасности. Обе являются центра-
ми торговой и финансовой власти, доминирующими в регионе, а
также выдающимися странами в мировом масштабе. Обе можно
\
Великая шахматная доска • 209
классифицировать как квазиглобальные державы, и обеих раздра-
жает то, что их формально не признают, отказывая в предостав-
лении постоянного места в Совете Безопасности ООН.
Но различия в геополитических условиях этих стран чреваты
потенциально важными последствиями. Нынешние отношения
Германии с НАТО ставят страну на один уровень с ее главными
европейскими союзниками, и по Североатлантическому договору
Германия имеет официальные взаимные военные обязательства с
Соединенными Штатами. Американо-японский договор о безопас-
ности оговаривает американские обязательства по защите Японии,
но не предусматривает (даже формально) использование японских
вооруженных сил для защиты Америки. В действительности дого-
вор узаконивает протекционистские отношения.
Более того, из-за проактивного членства Германии в Европей-
ском союзе и НАТО те соседи, которые в прошлом стали жерт-
вами ее агрессии, больше не считают ее для себя угрозой, а, на-
оборот, рассматривают как желанного экономического и поли-
тического партнера. Некоторые даже приветствуют возможность
возникновения возглавляемой Германией Срединной Европы
(Mitteleuropa), причем Германия рассматривается как неопасная
региональная держава. Совсем не так обстоит дело с азиатскими
соседями Японии, которые испытывают давнюю враждебность к
ней еще со Второй мировой войны. Фактором, способствующим
обиде соседей, является возрождение иены, которое не только
вызывает горькие жалобы, но и мешает примирению с Малайзи-
ей, Индонезией, Филиппинами и даже Китаем, у которых 30%
долгосрочного долга Японии исчисляется в иенах.
У Японии также нет в Азии такого партнера, как Франция у
Германии, т.е. подлинного и более или менее равного в регионе.
Правда, существует сильное культурное притяжение к Китаю, сме-
шанное, пожалуй, с чувством вины, но это притяжение полити-
чески двусмысленно в том, что ни одна сторона не доверяет дру-
гой и ни одна не готова принять региональное лидерство другой.
У Японии нет эквивалента германской Польши, т.е. более слабо-
го, но геополитически важного соседа, примирение и даже сотруд-
ничество с которым становятся реальностью. Возможно, Корея,
особенно после будущего объединения, могла бы стать таким эк-
вивалентом, но японо-корейские отношения только формально
хорошие, так как корейские воспоминания о прошлом господстве
I
210 "W Збигнев Бжезинский /
/
и японское чувство культурного превосходства препятствуют под-
линному примирению*. Наконец, отношения Японии с Россией
стали гораздо прохладнее, чем отношения Германии с Россией.
Россия все еще удерживает силой южные Курильские острова,
которые захватила накануне окончания Второй мировой войны,
замораживая тем самым российско-японские отношения. Короче
говоря, Япония политически изолирована в своем регионе, в то
время как Германия — нет.
Кроме того, Германия разделяет со своими соседями как об-
щие демократические принципы, так и более широкое христиан-
ское наследие Европы. Она также стремится идентифицировать
и даже возвысить себя в рамках административной единицы и
общего дела, значительно большего, чем она сама, а именно Евро-
пы. В противоположность этому не существует сопоставимой
«Азии». Действительно, островное прошлое Японии и даже ее
нынешняя демократическая система имеют тенденцию отделять
ее от остального региона, несмотря на возникновение демокра-
тий в некоторых азиатских странах в последние годы. Многие ази-
аты рассматривают Японию не только как национально эгоистич-
ную, но и как чрезмерно подражающую Западу и не склонную
присоединяться к ним в оспаривании мнения Запада относитель-
но прав человека и важности индивидуализма. Таким образом,
Япония воспринимается многими азиатами не как подлинно ази-
атская страна, даже несмотря на то, что Запад иногда интересует-
ся, до какой степени Япония действительно стала западной.
В действительности, хотя Япония и находится в Азии, она не
в достаточной степени азиатская страна. Такое положение значи-
тельно ограничивает ее геостратегическую свободу действий. Под-
линно региональный выбор, выбор доминирующей в регионе Япо-
нии, которая затмевает Китай, — даже если базируется больше не
на японском господстве, а скорее на возглавляемом Японией пло-
дотворном региональном сотрудничестве — не кажется жизнеспо-
собным по веским историческим, политическим и культурным
причинам. Более того, Япония остается зависимой от американ-
ского военного покровительства и международных спонсоров.
Отмена или даже постепенное выхолащивание американо-япон-
* «The Japan Digest» (25 февраля 1997 г.) сообщила, что, согласно прове-
денному правительством опросу общественного мнения, только 36% японцев
дружелюбно относятся к Южной Корее.
Великая шахматная доска *211
ского договора о безопасности сделали бы Японию постоянно
уязвимой перед крахом, который могли бы вызвать любые серь-
езные проявления региональных или глобальных беспорядков.
Единственная альтернатива тогда: либо согласиться с региональ-
ным господством Китая, либо осуществить широкую — и не толь-
ко дорогостоящую, но и очень опасную — программу военного
перевооружения.
Понятно, что многие японцы находят нынешнее положение
их страны — одновременно квазиглобальной державы и протек-
тората в части безопасности — аномальным. Но важные и жизне-
способные альтернативы существующему устройству не являются
очевидными. Если можно сказать, что национальная цель Китая,
невзирая на неизбежное разнообразие мнений среди китайских
стратегов по конкретным вопросам, достаточно ясна и региональ-
ное направление геостратегических амбиций Китая относитель-
но предсказуемо, то геостратегическая концепция Японии кажет-
ся относительно туманной, а настроение японской общественно-
сти — гораздо более неопределенным.
Большинство японцев понимают, что стратегически важное и
внезапное изменение курса может быть опасным. Может ли Япо-
ния стать региональной державой там, где она все еще является
объектом неприязни и где Китай возникает как регионально до-
минирующая держава? Должна ли Япония просто молча согла-
ситься с такой ролью Китая? Может ли Япония стать подлинно
обширной глобальной державой (во всех проявлениях), не рис-
куя американской поддержкой и не вызывая еще большую враж-
дебность в регионе? И останется ли Америка в Азии в любом слу-
чае, и если да, то как ее реакция на растущее влияние Китая ска-
жется на приоритете, который до сих пор отдавался американо-
японским связям? В течение большого периода «холодной войны»
эти вопросы никогда не поднимались. Сегодня они стали страте-
гически важными и вызывают все более оживленные споры в
Японии.
С 50-х годов японскую внешнюю политику направляли четы-
ре основных принципа, провозглашенные послевоенным премьер-
министром Сигеру Ёсидой. Доктрина Ёсиды провозглашает: 1)
основной целью Японии должно быть экономическое развитие;
2) Япония должна быть легко вооружена и избегать участия в меж-
дународных конфликтах; 3) Япония должна следовать за поли-
212 • Збигнев Бжезинский
тическим руководством Соединенных Штатов и принимать во-
енную защиту от Соединенных Штатов; 4) японская дипломатия
должна быть неидеологизированной и уделять первоочередное
внимание международному сотрудничеству. Однако, поскольку
многие японцы чувствовали беспокойство из-за степени участия
Японии в «холодной войне», одновременно культивировался вымы-
сел о полунейтралитете. Действительно, в 1981 г. министр иност-
ранных дел Масаёси Ито был вынужден уйти в отставку из-за того,
что использовал термин «союз» («домей») для характеристики
американо-японских отношений.
Все это теперь в прошлом. Япония была в стадии восстанов-
ления, Китай самоизолировался, и Евразия разделилась на про-
тивоположные лагеря. Сейчас наоборот: японская политическая
элита чувствует, что богатая Япония, экономически связанная с
миром, больше не может ставить самообогащение центральной
национальной задачей, не вызвав международного недовольства.
Далее, экономически могущественная Япония, особенно та, ко-
торая конкурирует с Америкой, не может быть просто продол-
жением американской внешней политики, одновременно избе-
гая любой международной политической ответственности. Бо-
лее влиятельная в политическом отношении Япония, особенно
та, которая добивается мирового признания (например, посто-
янного места в Совете Безопасности ООН), не может не зани-
мать определенной позиции по наиболее важным вопросам бе-
зопасности или геополитическим вопросам, затрагивающим мир
во всем мире.
В результате последние годы были отмечены многочисленны-
ми специальными исследованиями и докладами, подготовленны-
ми различными японскими общественными и частными органи-
зациями, а также избытком часто противоречивых книг извест-
ных политиков и профессоров, намечающих в общих чертах но-
* Например, Комиссия Хигути, консультативный совет при премьер-ми-
нистре, который наметил «три столпа японской политики безопасности» в
докладе, опубликованном летом 1994 г., подчеркнула первостепенность аме-
рикано-японских связей в области безопасности, но также выступила и в
защиту азиатского многостороннего диалога по безопасности; доклад Комис-
сии Одзавы 1994 г. «Программа для Новой Японии», напечатанный в мае
1995 г. в «Иомиури симбун»; план «Всеобъемлющая политика безопаснос-
ти» , отстаивающий среди прочих вопросов использование японских воен-
нослужащих в миротворческих операциях за границей; доклад японской
Великая шахматная доска *213
вые задачи для Японии в эпоху после «холодной войны»*. Во мно-
гих из них строились догадки относительно продолжительности
и желательности американо-японского союза в области безопас-
ности и отстаивалась более активная японская дипломатия, осо-
бенно в отношении Китая, или более энергичная роль японских
военных в регионе. Если бы пришлось оценивать состояние амери-
кано-японских связей на основании общественного диалога, то был
бы справедливым вывод о том, что к середине 1990-х годов отно-
шения между двумя странами вступили в критическую стадию.
Однако на уровне народной политики серьезно обсуждаемые
рекомендации были в целом относительно сдержанными, взве-
шенными и умеренными. Радикальные альтернативы — альтерна-
тива открытого пацифизма (носящая антиамериканский оттенок)
или одностороннего и крупного перевооружения (требующая пе-
ресмотра Конституции, чего добиваются, вероятно, не считаясь с
неблагоприятной американской и региональной реакцией) — на-
шли мало сторонников. Притягательность пацифизма для обще-
ственности, во всяком случае, пошла на убыль в последние годы, и
одностороннее ядерное разоружение и милитаризм также не смог-
ли получить значительной поддержки общественности, несмотря
на наличие некоторого числа пламенных защитников. Обществен-
ность в целом и, конечно, влиятельные деловые круги нутром чув-
ствуют, что ни одна из альтернатив не дает реального политиче-
ского выбора и фактически может только подвергнуть риску бла-
госостояние Японии.
ассоциации управляющих («кейдзай доюкаи»), подготовленный в апреле 1996 г.
при содействии мозгового треста Фудзи банка, требующий большей сим-
метрии в американо-японской системе обороны; доклад, озаглавленный
«Возможности и роль системы безопасности в Азиатско-Тихоокеанском ре-
гионе», представленный премьер-министру в июне 1996 г. Японским фору-
мом по международным делам, а также многочисленные книги и статьи, опуб-
ликованные за последние несколько лет, часто гораздо более полемичные и
резкие в своих рекомендациях и наиболее часто цитируемые западными сред-
ствами массовой информации, чем вышеперечисленные основные доклады.
Например, в 1996 г. книга, выпущенная одним японским генералом, вызва-
ла широкие комментарии в прессе, когда он осмелился сделать предположе-
ние, что при некоторых обстоятельствах Соединенные Штаты, вероятно, не
смогут защитить Японию и, следовательно, Япония должна повышать свою
обороноспособность (см.: Ясухиро Морино. Будущее поколение обосновы-
вает силы самообороны (и комментарии в «Мифах о том, как Соединенные
Штаты придут к нам на помощь») // Санкей симбун. — 1996. — 14 марта).
214 • Збигнев Бжезинский
Политические дебаты общественности первоначально по-
влекли за собой разногласия в принципиальной оценке между-
народного положения Японии, а также некоторых второстепен-
ных моментов в изменении геополитических приоритетов. В
широком смысле можно выделить три основных направления и,
возможно, менее значимое четвертое: беззастенчивые привер-
женцы тезиса «Америка — прежде всего», сторонники глобаль-
ной системы меркантилизма, проактивные реалисты и междуна-
родные утописты. Однако при окончательном анализе все четыре
направления разделяют одну, скорее, общую цель и испытывают
одно и то же основное беспокойство: использовать особые отно-
шения с Соединенными Штатами, чтобы добиться мирового при-
знания для Японии, избегая в то же время враждебности Азии и
не рискуя преждевременно американским «зонтиком» безопас-
ности.
Первое направление берет своим исходным пунктом предпо-
ложение, что сохранение существующих (и, по общему призна-
нию, асимметричных) американо-японских отношений должно
остаться стержнем японской геостратегии. Его сторонники жела-
ют, как и большинство японцев, более широкого международного
признания для Японии и большего равенства в союзе, но их основ-
ной догмат, как его представил премьер-министр Киити Миядзава
в январе 1993 г., состоит в том, что «перспектива мира, вступающе-
го в XXI в., в значительной степени будет зависеть от того, смогут
или нет Япония и Соединенные Штаты... обеспечить скоордини-
рованное руководство на основе единой концепции». Эта точка
зрения господствует среди международной политической элиты
и внешнеполитических ведомств, удерживавших власть в течение
последних двух десятилетий или около того. В ключевых геостра-
тегических вопросах о региональной роли Китая и американском
присутствии в Корее это руководство поддерживается Соединен-
ными Штатами; оно также видит свою роль в том, чтобы сдержи-
вать американскую склонность к позиции противоборства с Ки-
таем. В действительности даже эта группа все больше склоняется
к тому, чтобы уделять особое внимание необходимости более тес-
ных японо-китайских отношений, ставя их по важности лишь не-
много ниже связей с Америкой.
Второе направление не отвергает геостратегическое отождеств-
ление японской политики с американской, но считает, что япон-
Великая шахматная доска *215
ские интересы сохранятся наилучшим образом в случае искренне-
го признания и принятия того факта, что Япония — это в первую
очередь экономическая держава. Данная перспектива наиболее
часто ассоциируется с традиционно влиятельной бюрократией
Министерства внешней торговли и промышленности и с ведущи-
ми торговыми и экспортными кругами страны. С этой точки зре-
ния относительная демилитаризация Японии — это капитал, ко-
торый стоит сохранить. Поскольку Америка гарантирует безопас-
ность страны, Япония свободна в проведении политики глобаль-
ных экономических обязательств, которая понемногу усиливает
свои позиции в мире.
В идеальном мире второе направление тяготело бы к полити-
ке нейтралитета, по крайней мере де-факто, причем Америка со-
здавала бы противовес региональной мощи Китая, защищая тем
самым Тайвань и Южную Корею, позволяя, таким образом, Япо-
нии развивать более тесные экономические отношения с матери-
ком и Юго-Восточной Азией. Однако, учитывая существующие
политические реальности, сторонники глобальной системы мер-
кантилизма принимают американо-японский союз как необходи-
мую структуру, включая относительно скромные бюджетные рас-
ходы на японские вооруженные силы (которые все еще ненамного
превышают 1% от ВВП страны), но они не стремятся наполнить
этот союз сколь-либо значительной региональной сущностью.
Сторонники третьего направления — проактивные реалисты —
представляют новую категорию политиков и геополитических мыс-
лителей. Они считают, что, будучи богатой и развитой демокра-
тией, Япония имеет как возможности, так и обязательства, чтобы
произвести действительные изменения в мире после окончания
холодной войны. Осуществляя это, она может также добиться
мирового признания, на которое имеет право как экономически
могущественная держава, исторически находящаяся в рядах не-
многих подлинно великих наций мира. У истоков этой более силь-
ной японской позиции в 80-е годы стоял премьер-министр Ясу-
хиро Накасонэ, но, возможно, более известное толкование этой
перспективы содержалось в противоречивом докладе Комиссии
Одзавы, опубликованном в 1994 г. и названном с намеком: «Про-
грамма для Новой Японии: переосмысление нации».
Названный по имени председателя комиссии Итиро Одзавы,
быстро идущего в гору центристского политического лидера, док-
216 • Збигнев Бжезинский
лад отстаивал как демократизацию иерархической политической
культуры страны, так и переосмысление международного поло-
жения Японии. Убеждая Японию стать «нормальной страной»,
доклад рекомендовал сохранение американо-японских связей в
области безопасности, но также советовал Японии отказаться от
своей международной пассивности, принимать активное участие
в глобальной политике, особенно исполняя главную роль в меж-
дународных миротворческих операциях. С этой целью доклад ре-
комендовал снять конституционные ограничения на отправку
японских военнослужащих за границу.
Акцент на необходимость стать «нормальной страной» подра-
зумевал также более значительное геополитическое освобожде-
ние от американского «щита безопасности». Сторонники этой
точки зрения утверждают, что по вопросам глобальной важности
Япония без колебаний должна говорить от имени Азии, вместо
того чтобы автоматически следовать примеру Америки. Однако
показательно, что они высказались неопределенно по таким важ-
ным вопросам, как растущая региональная роль Китая или буду-
щее Кореи, ненамного отличаясь от своих более приверженных
традициям коллег. Таким образом, в том, что касается региональ-
ной безопасности, они разделяют все еще сильную тенденцию в
политических взглядах Японии оставить оба вопроса в компетен-
ции Америки, в то время как роль Японии просто состоит в сдер-
живании любого чрезмерного рвения Америки.
Ко второй половине 90-х годов эта проактивная реалистиче-
ская ориентация начала преобладать в общественном мышлении
и влиять на формулирование японской внешней политики. В пер-
вой половине 1996 г. японское правительство заговорило о япон-
ской «независимой дипломатии» («дзюсю гайко»), несмотря на
то, что всегда осторожное Министерство иностранных дел стра-
ны предпочитало переводить это выражение более туманным (и
для Америки, вероятно, менее резким) термином «проактивная
дипломатия».
Четвертое направление — направление международных уто-
пистов — менее влиятельно, чем любое из предыдущих, но оно
иногда используется для добавления идеалистической риторики
в японскую точку зрения. Она публично ассоциируется с таки-
ми видными деятелями, как Акио Морита из «Сони», который, в
частности, считает особенно важной для Японии демонстративную
Великая шахматная доска • 217
приверженность нравственно приоритетным глобальным целям.
Часто прибегая к понятию «новый глобальный порядок», утопи-
сты называют Японию — именно потому, что она не связана геопо-
литическими обязательствами, — глобальным лидером в разработ-
ке и продвижении подлинно гуманной программы для мирового
сообщества.
Все четыре направления сходятся в главном: более многосто-
роннее азиатско-тихоокеанское сотрудничество отвечает интере-
сам Японии. Такое сотрудничество со временем может иметь три
положительных последствия: оно может помочь воздействовать
на Китай (а также осторожно сдерживать его); может помочь Аме-
рике остаться в Азии, даже несмотря на постепенное ослабление
ее господства; может помочь смягчить антияпонские настроения
и тем самым увеличить влияние Японии. Хотя оно вряд ли со-
здаст японскую сферу регионального влияния, но сможет, веро-
ятно, принести Японии некоторую долю регионального уважения,
особенно в приморских странах, которые, возможно, испытыва-
ют беспокойство по поводу растущей мощи Китая.
Все четыре точки зрения также совпадают в том, что осторож-
ное воспитание Китая намного предпочтительнее, чем любая
возглавляемая Америкой попытка его прямого сдерживания. Фак-
тически понятие возглавляемой Америкой стратегии сдерживания
Китая или даже идея неофициальной уравновешенной коалиции,
ограниченной островными государствами (Тайванем, Филиппина-
ми, Брунеем и Индонезией) и поддерживаемой Японией и Амери-
кой, не имеют особой привлекательности для внешнеполитиче-
ского истеблишмента Японии. В представлении Японии любая
попытка такого рода не только потребовала бы неограниченного
и значительного американского военного присутствия как в Япо-
нии, так и в Корее, но, создав взрывоопасный геополитический
перехлест китайских и американо-японских региональных инте-
ресов (см. карту XXIII), вероятно, стала бы оправдавшимся про-
рочеством столкновения с Китаем*. Результатом были бы сдер-
живание эволюционной эмансипации Японии и угроза экономи-
ческому процветанию Дальнего Востока.
* Некоторых японских консерваторов прельщает понятие особых японо-
тайваньских связей, и в 1996 г. для достижения этой цели была создана Япо-
но-тайваньская ассоциация парламентариев. Реакция Китая, как и ожидалось,
была враждебной.
218 • Збигнев Бжезинский
Карта XXIII
К тому же немногие выступают за противоположное — вели-
кое примирение между Японией и Китаем. Региональные послед-
ствия такого классического изменения союзов были бы слишком
тревожными: уход Америки из региона, а также немедленное под-
чинение Тайваня и Кореи Китаю, оставление Японии на милость
Китая. Эта перспектива непривлекательна ни для кого, за исклю-
чением, пожалуй, немногих экстремистов. Поскольку Россия гео-
политически нейтрализована и исторически презираема, нет аль-
тернативы единодушному мнению о том, что связь с Америкой
остается единственной надеждой для Японии. Без этого Япония
не сможет ни обеспечить себе постоянное снабжение нефтьи >; ни
защититься от китайской (и, возможно, вскоре также корейской)
атомной бомбы. Единственный вопрос реальной политики: как
наилучшим образом манипулировать американскими связями с
тем, чтобы соблюсти японские интересы?
Соответственно японцы следуют желанию американцев укре-
пить американо-японское военное сотрудничество, включая, по-
Великая шахматная доска • 219
видимому, все более расширяющиеся границы: от более узкой
«дальневосточной» до более широкой «азиатско-тихоокеанской
формулы». В соответствии с этим в начале 1996 г. при рассмотре-
нии так называемых японо-американских принципов обороны
японское правительство также расширило ссылку на возможное ис-
пользование японских сил обороны, изменив фразу «чрезвычай-
ная ситуация на Дальнем Востоке» на «чрезвычайная ситуация в
соседних с Японией регионах». Японской готовностью помочь
Америке в данном вопросе также движут известные сомнения от-
носительно давнего американского могущественного присутствия
в Азии и беспокойство по поводу того, что взлет Китая и видимая
тревога Америки в связи с этим могли бы в какой-то момент в бу-
дущем все же навязать Японии неприемлемый выбор: остаться с
Америкой против Китая или без Америки и в союзе с Китаем.
Для Японии эта фундаментальная дилемма также содержит
исторический императив: поскольку превращение в доминирую-
щую региональную державу не является практически осуществи-
мой целью и поскольку без региональной базы приобретение ис-
тинно всеобъемлющей глобальной силы нереально, следует, что
Япония может по крайней мере приобрести статус глобального
лидера посредством активного участия в миротворческих опера-
циях на земном шаре и экономического развития. Воспользовав-
шись преимуществом американо-японского военного союза, что-
бы обеспечить стабильность на Дальнем Востоке, но не позволяя
втянуть себя в антикитайскую коалицию, Япония может без рис-
ка добиться для себя особой и влиятельной роли в мире как дер-
жава, которая способствует возникновению подлинно интерна-
ционального и более эффективно организованного сотрудниче-
ства. Япония могла бы, таким образом, стать более могуществен-
ным и влиятельным эквивалентом Канады в мире: государством,
которое уважают за конструктивное использование своего богат-
ства и могущества, но таким, которого не боятся и которое не вы-
зывает раздражения.
Геостратегическая адаптация Америки
Задача американской политики должна была бы состоять в
том, чтобы быть уверенными, что Япония следует такому выбору
и что степень подъема Китая до получения превосходства в реги-
220 • Збигнев Бжезинский
оне не мешает стабильному трехстороннему балансу сил Восточ-
ной Азии. Усилие управлять как Японией, так и Китаем и под-
держивать стабильное трехстороннее взаимодействие, которое
включает и Америку, потребует от нее серьезного напряжения
дипломатического умения и политического воображения. Отказ
от прошлой зациклинности на угрозе, исходящей якобы от эко-
номического подъема Японии, и преодоление страха перед китай-
скими политическими мускулами помогли бы вдохнуть холодный
реализм в политику, которая должна базироваться на тщатель-
ном стратегическом расчете: как направить энергию Японии в меж-
дународное русло и как управлять мощью Китая в интересах ре-
гиона.
Только в такой манере Америка будет в состоянии выковать
на востоке материковой части Евразии эквивалент, родственный
в геополитическом плане роли Европы на западной периферии
Евразии, т.е. структуру региональной мощи, основанной на об-
щих интересах. Однако, в отличие от европейского случая, демо-
кратический плацдарм на востоке материка скоро не появится.
Вместо этого переориентированный союз с Японией должен слу-
жить на Дальнем Востоке основой для достижения Америкой уре-
гулирования с преобладающим в регионе Китаем.
Из анализа, содержащегося в двух предыдущих разделах этой
главы, для Америки вытекают несколько следующих важных гео-
стратегических выводов.
Распространенная житейская мудрость, что Китай — это сле-
дующая мировая держава, рождает паранойю по поводу Китая и
способствует развитию в Китае мании величия. Страхи перед аг-
рессивным и антагонистическим Китаем, которому суждено вско-
ре стать еще одной мировой державой, в лучшем случае прежде-
временны, а в худшем — могут стать самоосуществляющимся пред-
сказанием. Следовательно, организация коалиции, направленной
на противодействие подъему Китая до уровня мировой державы,
привела бы к обратным результатам. Это гарантировало бы толь-
ко, что регионально влиятельный Китай стал бы враждебным. В
то же время любое подобное усилие привело бы к напряжению
американо-японских отношений, поскольку большинство япон-
цев наверняка были бы против подобной коалиции. Соответствен-
но Соединенным Штатам следует воздерживаться от оказания
давления на Японию с целью заставить ее возложить на себя боль-
Великая шахматная доска • 221
ше ответственности в области обеспечения обороны в Азиат-
ско-Тихоокеанском регионе. Усилия в этом направлении просто
помешают возникновению стабильных отношений между Япо-
нией и Китаем и одновременно еще больше изолируют Японию
в регионе.
Но именно потому, что Китай в действительности вряд ли ско-
ро поднимется до мировой державы — и по этой самой причине
было бы неразумно проводить политику регионального сдержи-
вания Китая, — желательно обращаться с Китаем как с глобально
важным действующим лицом. Втягивание Китая в более широ-
кое международное сотрудничество и предоставление ему стату-
са, которого он жаждет, может иметь эффект притупления более
острых моментов национальных амбиций Китая. Важным шагом
в этом направлении было бы включение Китая в ежегодный сам-
мит ведущих стран мира, так называемую «большую семерку»,
особенно потому, что Россию тоже пригласили туда.
Несмотря на видимость, у Китая на деле нет большого страте-
гического выбора. Длительные экономические успехи Китая ос-
таются в большой зависимости от притока западного капитала и
технологий, а также от доступа на иностранные рынки, а это су-
щественно ограничивает его выбор. Союз с нестабильной и обни-
щавшей Россией не увеличил бы экономических или политиче-
ских перспектив Китая (а для России это означало бы подчинение
Китаю). Таким образом, этот геостратегический выбор на прак-
тике неосуществим, даже если в тактическом плане как Китаю,
так и России соблазнительно поиграть с этой идеей. Более непос-
редственное региональное и геополитическое значение для Ки-
тая имеет его помощь Ирану и Пакистану, но это также не служит
отправным пунктом для серьезного поиска статуса мировой дер-
жавы. Вариантом в качестве последнего средства могла бы стать
«антигегемонистская» коалиция, если бы Китай почувствовал, что
его национальные или региональные устремления блокируются
Соединенными Штатами (при поддержке со стороны Японии).
Но это была бы коалиция бедняков, которые тогда наверняка ос-
тавались бы бедными довольно продолжительное время.
Большой Китай возникает как регионально доминирующая
держава. Будучи таковым, он может попытаться навязать себя со-
седям в манере, которая носит дестабилизирующий характер в ре-
гионе, или может удовлетвориться оказанием влияния более кос-
222 • Збигнев Бжезинский
венным образом, следуя прошлой китайской имперской истории.
Возникнет ли гегемонистская сфера влияния или более туманная
сфера уважения, будет зависеть частично от того, насколько жес-
токим и авторитарным останется китайский режим, а частично и
от того, как ключевые посторонние действующие лица, а именно
Америка и Япония, отреагируют на появление Большого Китая.
Политика простого умиротворения могла бы способствовать бо-
лее твердой позиции Китая, но политика простого препятствова-
ния появлению такого Китая наверняка также дала бы похожий
результат. Осторожное сближение по одним вопросам и четкое раз-
граничение по другим помогло бы избежать обеих крайностей.
В любом случае в некоторых областях Евразии Большой Ки-
тай может оказывать геополитическое влияние, которое совмес-
тимо с большими геостратегическими интересами Америки в ста-
бильной, но политически плюралистической Евразии. Например,
растущий интерес Китая к Средней Азии неизбежно ограничива-
ет свободу действий России в стремлении добиться любой фор-
мы политической реинтеграции региона под контролем Москвы.
В связи с этим и в связи с Персидским заливом растущая потреб-
ность Китая в энергии диктует общность интересов с Америкой в
поддержании свободного доступа к нефтедобывающим регионам
и политической стабильности в них. Подобным же образом оказы-
ваемая Китаем поддержка Пакистану сдерживает амбиции Индии
подчинить себе эту страну и компенсирует намерение Индии со-
трудничать с Россией по Афганистану и Средней Азии. И наконец,
участие Китая и Японии в развитии Восточной Сибири может ана-
логичным образом помочь усилить региональную стабильность.
Эти общие интересы следует выяснить путем длительного стра-
тегического диалога*.
Существуют также области, где амбиции Китая могли бы столк-
нуться с американскими (а также японскими) интересами, осо-
* Во время встречи в 1996 г. с высшими представителями национальной
безопасности и обороны Китая я установил (используя время от времени на-
меренно туманные формулировки) следующие области взаимных стратеги-
ческих интересов в качестве основы для такого диалога: 1) мирная Юго-Вос-
точная Азия; 2) неприменение силы в решении вопросов, связанных с при-
брежной зоной; 3) мирное воссоединение Китая; 4) стабильность в Корее; 5)
независимость Средней Азии; 6) равновесие между Индией и Пакистаном; 7)
экономически динамичная и международно кроткая Япония; 8) стабильная,
но не очень сильная Россия.
Великая шахматная доска • 223
бенно если эти амбиции должны были бы реализовываться по-
средством более знакомой с исторической точки зрения тактики
сильной руки. Это относится, в частности, к Юго-Восточной Азии,
Тайваню и Корее.
Юго-Восточная Азия потенциально слишком богата, геогра-
фически имеет слишком большую протяженность и просто слиш-
ком большая, чтобы ее легко мог подчинить даже мощный Китай,
но она слишком слаба и политически слишком раздроблена, что-
бы не стать для Китая по меньшей мере сферой уважения. Влия-
ние Китая в регионе, которому способствует его финансовое и эко-
номическое присутствие во всех странах этого района, обязатель-
но будет расти по мере возрастания его мощи. Многое зависит от
того, как Китай применит эту мощь, но не вполне очевидно, есть
ли у Америки какой-либо интерес прямо выступать против нее
или быть втянутой в такие вопросы, как разногласия по Южно-
Китайскому морю. Китайцы располагают значительным истори-
ческим опытом умело управлять отношениями неравноправия
(или зависимости), и, конечно, в собственных интересах Китая
было бы проявлять сдержанность во избежание региональных
страхов перед китайским империализмом. Этот страх мог бы поро-
дить региональную антикитайскую коалицию (и некоторые скры-
тые намеки на это уже присутствуют в нарождающемся индоне-
зийско-австралийском военном сотрудничестве), которая потом,
наиболее вероятно, добивалась бы поддержки со стороны Соеди-
ненных Штатов, Японии и Австралии.
Большой Китай, особенно после переваривания Гонконга, по-
чти определенно будет более энергично добиваться воссоедине-
ния Тайваня с материком. Важно по достоинству оценить тот факт,
что Китай никогда не соглашался на бессрочное отделение Тай-
ваня. Поэтому в какой-то момент этот вопрос мог бы вызвать пря-
мое столкновение американцев с китайцами. Последствия этого
были бы для всех вовлеченных сторон самыми пагубными: эко-
номические перспективы Китая были бы отодвинуты, связи Аме-
рики с Японией могли бы стать очень напряженными, а усилия
американцев по созданию стабильного равновесия сил в Восточ-
ной Евразии могли бы быть сорваны.
Соответственно важно добиться и взаимно поддерживать наи-
большую ясность в этом вопросе. Даже если в обозримом буду-
щем Китай вряд ли будет испытывать недостаток в средствах
224 • Збигнев Бжезинский
эффективного принуждения Тайваня, Пекин должен понимать —
и быть надежно убежден в этом, — что согласие Америки с попыт-
ками насильственной реинтеграции Тайваня, достигнутой с по-
мощью военной мощи, было бы настолько разрушительно для
позиции Америки на Дальнем Востоке, что она просто не могла
бы позволить себе оставаться пассивной в военном плане, если
Тайвань будет не в состоянии защитить себя.
Другими словами, Америке пришлось бы вмешаться не ради
обособленного Тайваня, а ради американских геополитических
интересов в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это важная раз-
ница. У Соединенных Штатов нет, по сути, особого интереса к
обособленному Тайваню. В действительности их официальной
позицией была и должна оставаться мысль о том, что существует
только один Китай. Но то, как Китай добивается воссоединения,
может ущемить жизненно важные интересы Америки, и китайцы
должны это ясно сознавать.
Вопрос о Тайване служит также Америке законной причиной
для того, чтобы в своих отношениях с Китаем поднимать вопрос о
правах человека, не оправдываясь в ответ на обвинения во вме-
шательстве во внутренние дела Китая. Совершенно уместно вновь
повторить Пекину, что воссоединение завершится только тогда,
когда Китай станет более процветающим и более демократиче-
ским. Только такой Китай сможет привлечь Тайвань и ассимили-
ровать его в Большом Китае, который тоже готов к тому, чтобы
быть конфедерацией, основанной на принципе «одна страна, раз-
ные системы». В любом случае из-за Тайваня в собственных ин-
тересах Китая повысить уважение к правам человека, и потому
Америке уместно поднять эту проблему.
В то же время Соединенным Штатам надлежит — выполняя
обещание, данное Китаю, — воздерживаться от прямой или кос-
венной поддержки любого международного повышения статуса
Тайваня. В 90-х годах некоторые американо-тайваньские контак-
ты создавали впечатление, что Соединенные Штаты, не афиши-
руя, начинают обращаться с Тайванем как с отдельной страной, и
китайцев по этому поводу можно было понять, как и их негодова-
ние по поводу интенсификации усилий официальных лиц полу-
чить международное признание статуса Тайваня как отдельного
государства.
Великая шахматная доска • 225
1' Соединенным Штатам поэтому следует ясно заявить, что на
их отношениях к Тайваню будут крайне отрицательно сказываться
усилия последнего изменить давно установившуюся и намерен-
ную двусмысленность в отношениях между Китаем и Тайванем.
Более того, если Китай действительно процветает и действитель-
но становится демократическим и если поглощение им Гонконга
не сопровождается регрессом в области прав человека, стимули-
рование американцами серьезного диалога через пролив о сроках
окончательного воссоединения способствовало бы также оказа-
нию давления на Китай с целью демократизации, одновременно
развивая более широкое стратегическое взаимопонимание меж-
ду Соединенными Штатами и Большим Китаем.
Корея, геополитически центральное государство в Северо-Во-
сточной Азии, снова могла бы стать источником раздора между
Америкой и Китаем, и ее будущее также напрямую скажется на
связях между Америкой и Японией. Пока Корея остается разде-
ленной и потенциально уязвимой для войны между нестабиль-
ным Севером и все богатеющим Югом, американским силам при-
дется оставаться на полуострове. Любой уход американцев в од-
ностороннем порядке, вероятно, не только ускорил бы новую вой-
ну, но и, по всей вероятности, сигнализировал бы об окончании
американского военного присутствия в Японии. Трудно понять,
почему японцы продолжают полагаться на длительное дислоци-
рование американских войск на японской земле вслед за их ухо-
дом из Южной Кореи. Наиболее вероятным результатом с широ-
ко дестабилизирующими последствиями в регионе в целом яви-
лось бы быстрое перевооружение японцев.
Однако объединение Кореи, вероятно, поставило бы также се-
рьезные дилеммы. Если бы американские войска должны были
оставаться в объединенной Корее, они неизбежно расценивались
бы китайцами как нацеленные на Китай. Действительно сомни-
тельно, что китайцы согласились бы с объединением на таких ус-
ловиях. Если бы объединение происходило поэтапно, с примене-
нием так называемой мягкой посадки, Китай выступил бы про-
тив нее политически и поддержал бы те элементы в Северной Ко-
рее, которые противились объединению. Если бы это объединение
совершалось насильственным путем и Северная Корея «призем-
лилась бы с грохотом», нельзя было бы исключать даже военное
вмешательство Китая. С точки зрения перспективы Китая объе-
226 • Збигнев Бжезинский
диненная Корея была бы приемлема толькр в том случае, если бы
она не означала одновременного распространения американской
власти (с Японией на заднем плане в качестве плацдарма).
Однако объединенная Корея без американских войск на ее
земле, вполне вероятно, тяготела бы сначала к форме нейтрали-
тета между Китаем и Японией, а затем постепенно — движимая
частично остаточными, но все еще сильными антияпонскими на-
строениями — либо к китайской сфере политически более поло-
жительного влияния, либо к сфере более деликатного отношения.
Тогда встал бы вопрос: захотела ли бы Япония все еще оставаться
единственной азиатской опорой для американской силы? Самое
меньшее, что вызывал бы этот вопрос, — это серьезные разногла-
сия в рамках внутренней политики Японии. В результате любое
сокращение военного радиуса действия американцев на Даль-
нем Востоке сделало бы, в свою очередь, более трудным под-
держание в Евразии стабильного баланса сил. Эти соображения,
таким образом, повышают американские и японские ставки в
корейском статус-кво (хотя в каждом случае по несколько раз-
ным причинам), и если этот статус-кво должен измениться, то
это должно происходить очень медленно, предпочтительно на
фоне углубления американо-китайского регионального взаимо-
понимания.
Тем временем настоящее примирение между Японией и Ко-
реей внесло бы значительный вклад в создание более стабильной
обстановки в регионе для любого окончательного объединения.
Различные международные осложнения, которые могли бы воз-
никнуть в результате реинтеграции двух Корей, могли бы быть
смягчены истинным примирением между Японией и Кореей, при-
ведшим в итоге к расширению отношений сотрудничества и вза-
имообязывающей политики между этими двумя странами. Соеди-
ненные Штаты могли бы сыграть решающую роль в содействии
такому примирению. Можно было бы испробовать много конкрет-
ных шагов, предпринятых ранее для примирения между Германи-
ей и Францией, а позднее между Германией и Польшей (например,
от совместных университетских программ и до объединенных во-
инских формирований). Всеобъемлющее и в региональном плане
стабилизирующее японо-корейское партнерство облегчило бы
дальнейшее американское присутствие на Дальнем Востоке даже,
возможно, после объединения Кореи.
Великая шахматная доска • 227
Й ; Почти само собой разумеется, что в рамки глобальных геостра-
тегических интересов Америки входит тесное политическое со-
трудничество с Японией. Но будет ли Япония вассалом, соперни-
ком или партнером Америки, зависит от способности американ-
цев и японцев более точно определить, каких международных це-
лей этим странам следует добиваться сообща, и резче обозначить
линию раздела между геостратегической миссией США на Даль-
нем Востоке и стремлениями Японии к роли мировой державы.
Несмотря на внутренние дебаты о внешней политике, отношения
с Америкой все еще остаются центральным маяком для междуна-
родной ориентации Японии. Дезориентированная Япония, накре-
нившаяся в сторону либо перевооружения, либо обособленного
сближения с Китаем, означала бы конец роли американцев в Ази-
атско-Тихоокеанском регионе и сорвала бы появление региональ-
но стабильного трехстороннего соглашения с участием Америки,
Японии и Китая. Это, в свою очередь, помешало бы формирова-
нию в Евразии политического равновесия, управляемого амери-
канцами.
Короче говоря, дезориентированная Япония была бы похожа
на кита, выброшенного на берег: она металась бы угрожающе, но
беспомощно. Она могла бы дестабилизировать Азию, но не смог-
ла создать жизненную альтернативу стабилизирующему равно-
весию между Америкой, Японией и Китаем. Только через тесный
альянс с Японией Америка смогла бы направить в нужное русло
региональные устремления Китая и сдержать их непредсказуемые
проявления. Только на этой основе можно умудриться осуще-
ствить сложное трехстороннее урегулирование — урегулирование,
которое затрагивает мировое могущество Америки, региональное
преобладание Китая и международное лидерство Японии.
Следовательно, сокращение в обозримом будущем существу-
ющих уровней войск США в Японии (а следовательно, и в Ко-
рее) нежелательно. Кроме того, так же нежелательно и любое зна-
чительное увеличение в геополитическом масштабе и реальном
исчислении объема военных усилий Японии. Вывод значитель-
ного числа американских войск, вероятнее всего, заставит поду-
мать о крупной японской программе вооружений, в то время как
давление Америки на Японию с целью заставить ее играть более
крупную военную роль может только навредить перспективам
региональной стабильности, помешать более широкому сближе-
228 • Збигнев Бжезинский
нию с Большим Китаем, уведет Японию в сторону от принятия
на себя более конструктивной международной миссии и таким
образом осложнит усилия по содействию развитию в Евразии ста-
бильного геополитического плюрализма.
Отсюда следует также, что Япония — если она, в свою очередь,
повернет свое лицо к миру и отвернется от Азии — должна быть
значительно поощрена и получить особый статус, чтобы таким об-
разом были вполне удовлетворены ее собственные национальные
интересы. В отличие от Китая, который может добиться статуса
мировой державы, став сначала региональной державой, Япония
может добиться мирового влияния, отказавшись от стремления
стать региональной державой. Но для Японии тем более важно
почувствовать, что она является особым партнером Америки в ми-
ровых делах, а это не только приносит плоды в политическом пла-
не, но и экономически выгодно. Для этого Соединенным Штатам
было бы полезно рассмотреть вопрос о заключении американо-
японского соглашения о свободной торговле, создав, таким обра-
зом, общее американо-японское торговое пространство. Такой шаг,
придав официальный статус все более тесным связям между дву-
мя странами, обеспечил бы геополитическую опору как для дли-
тельного присутствия Америки на Дальнем Востоке, так и для кон-
структивных глобальных обязательств Японии*.
Вывод. Для Америки Япония будет жизненно важным и глав-
ным партнером в создании все более объединенной и всепрони-
кающей системы мирового сотрудничества, а не только в первую
очередь ее военным союзником в региональных урегулировани-
ях, направленных на противодействие региональному превосход-
ству Китая. В действительности Японии следовало бы быть ми-
ровым партнером Америки в энергичной работе над новой повест-
кой дня мировых отношений. Китай, имеющий преобладание в
регионе, должен стать опорой Америки на Дальнем Востоке в бо-
лее традиционной области силовой политики, помогая таким об-
разом формированию евразийского баланса сил, при этом роль
Большого Китая на востоке Евразии в этом смысле будет равнять-
ся роли расширяющейся Европы на западе Евразии.
* Убедительный довод в пользу этой инициативы, указывающий на вза-
имные экономические выгоды, приведен Куртом Тонгом в его публикации
Revolutionizing America’s Japan Policy // Foreign Policy. — Winter 1996/1997.
Заключение
, Для США пришло время выработать и применять комплекс-
ную всеобъемлющую и долгосрочную геостратегию по отноше-
нию ко всей Евразии. Эта необходимость вытекает из взаимодей-
ствия двух фундаментальных реальностей: Америка в настоящее
время является единственной супердержавой, а Евразия — цент-
ральной ареной мира. Следовательно, изменение в соотношении
сил на Евразийском континенте будет иметь решающее значение
для мирового главенства Америки, а также для ее исторического
наследия.
Американское мировое первенство уникально по своим мас-
штабам и характеру. Это гегемония нового типа, которая отража-
ет многие из черт, присущих американской демократической сис-
теме: она плюралистична, проницаема и гибка. Эта гегемония фор-
мировалась менее одного столетия, и основным ее геополитиче-
ским проявлением выступает беспрецедентная роль Америки на
Евразийском континенте, где до сих пор возникали и все претен-
денты на мировое могущество. Америка в настоящее время вы-
ступает в роли арбитра для Евразии, причем нет ни одной крупной
евразийской проблемы, решаемой без участия Америки или враз-
рез с интересами Америки.
Каким образом Соединенные Штаты управляют главными гео-
стратегическими фигурами на евразийской шахматной доске и
расставляют их, а также как они руководят ключевыми геополи-
тическими центрами Евразии, имеет жизненно важное значение
для длительной и стабильной ведущей роли Америки в мире. В
Европе основными действующими лицами останутся Франция и
Германия, и главная задача Америки будет заключаться в укреп-
лении и расширении существующего демократического плацдар-
230 • Збигнев Бжезинский
ма на западной окраине Евразии. На Дальнем Востоке Евразии,
вероятнее всего, центральную роль все больше и больше будет
играть Китай, и у Америки не будет политического опорного пун-
кта на Азиатском материке до тех пор, пока не будет достигнут
геостратегический консенсус между ней и Китаем. В центре Ев-
разии пространство между расширяющейся Европой и приобре-
тающим влияние на региональном уровне Китаем будет оставать-
ся «черной дырой» в геополитическом плане, по крайней мере до
тех пор, пока в России не завершится внутренняя борьба вокруг
вопроса о ее постимперском самоопределении, в то время как ре-
гион, расположенный к югу от России, — «Евразийские Балка-
ны» — угрожает превратиться в котел этнических конфликтов и
великодержавного соперничества.
В этих условиях в течение некоторого периода времени — свы-
ше 30 лет — вряд ли кто-либо будет оспаривать статус Америки
как первой державы мира. Ни одно государство-нация, вероятно,
не сможет сравняться с Америкой в четырех главных аспектах
силы (военном, экономическом, техническом и культурном), ко-
торые в совокупности и определяют решающее политическое вли-
яние в мировом масштабе. В случае сознательного или непредна-
меренного отказа Америки от своего статуса единственной реаль-
ной альтернативой американскому лидерству в обозримом буду-
щем может быть только анархия в международном масштабе. В
связи с этим представляется правильным утверждение о том, что
Америка стала, как определил президент Клинтон, «необходи-
мым» для мира государством.
Здесь важно подчеркнуть как факт существования такой необ-
ходимости, так и реальную возможность распространения анархии
в мире. Разрушительные последствия демографического взрыва,
миграции, вызванной нищетой, радикальной урбанизации, а так-
же последствия этнической и религиозной вражды и распростра-
нения оружия массового уничтожения могут стать неуправляемы-
ми, если развалятся опирающиеся на государства-нации основные
существующие структуры даже элементарной геополитической ста-
бильности. Без постоянного и направленного американского учас-
тия силы, которые способны вызвать беспорядок в мире, уже давно
бы стали господствовать на мировой арене. Возможность развала
таких структур связана с геополитической напряженностью не
только в современной Евразии, но и вообще в мире.
Великая шахматная доска «231
В результате этого может возникнуть опасность для мировой
стабильности, и эта опасность, вероятно, будет усиливаться перс-
пективой все более ухудшающихся условий человеческого суще-
ствования. В частности, в бедных странах мира демографический
взрыв и одновременная урбанизация населения приводят не толь-
ко к быстрому росту числа неимущих, но и к появлению главным
образом миллионов безработных и все более недовольных моло-
дых людей, уровень разочарования которых растет внушительны-
ми темпами. Современные средства связи увеличивают разрыв
между ними и традиционной властью и в то же время все в боль-
шей степени формируют в их сознании чувство царящей в мире
несправедливости, что вызывает у них возмущение, и поэтому они
наиболее восприимчивы к идеям экстремизма и легко пополня-
ют ряды экстремистов. С одной стороны, такое явление, как миг-
рация населения в мировом масштабе, уже охватившая десятки
миллионов людей, может служить временным предохранитель-
ным клапаном, но с другой — также вероятно, что она может быть
средством переноса с континента на континент этнических и со-
циальных конфликтов.
В результате возможные беспорядки, напряженность и по край-
ней мере эпизодические случаи насилия могут нанести удар по
унаследованному Америкой руководству миром. Новый комплек-
сный международный порядок, который создан американской ге-
гемонией и в рамках которого «угроза войны не существует», веро-
ятно, будет распространяться на те части света, где американское
могущество укрепляется демократическими социополитическими
системами и усовершенствованными внешними многосторонними
структурами, но также руководимыми Америкой.
Американская геостратегия в отношении Евразии, таким об-
разом, вынуждена будет конкурировать с силами турбулентнос-
ти. Есть признаки того, что в Европе стремление к интеграции и
расширению ослабевает и что вскоре могут вновь возродиться ев-
ропейские националисты традиционного толка. Крупномасштаб-
ная безработица сохранится даже в самых благополучных евро-
пейских странах, порождая чувство ненависти к иностранцам, что
может привести к сдвигу во французской и германской политике
в сторону существенного политического экстремизма и ориенти-
рованного вовнутрь шовинизма. Фактически может даже сло-
житься настоящая предреволюционная ситуация. Историческое
232 • Збигнев Бжезинский
развитие событий в Европе, изложенное в главе 3, будет реализо-
вано лишь в том случае, если Соединенные Штаты будут не толь-
ко поощрять стремление Европы к объединению, но и подталки-
вать ее к этому.
Еще большая неопределенность существует относительно бу-
дущего России, и здесь перспективы позитивного развития весь-
ма туманны. Следовательно, Америке необходимо создать гео-
политическую среду, которая благоприятствовала бы ассимиля-
ции России в расширяющиеся рамки европейского сотрудниче-
ства и способствовала достижению такой независимости, при
которой новые суверенные соседи России могли бы полагаться
на свои собственные силы. Однако жизнеспособность, к приме-
ру, Украины и Узбекистана (не говоря уже о разделенном на две
части в этническом отношении Казахстане) будет оставаться под
сомнением, особенно если внимание Америки переключится на
другие проблемы, такие, например, как новый внутренний кри-
зис в Европе, увеличивающийся разрыв между Турцией и Евро-
пой или нарастание враждебности в американо-иранских отно-
шениях.
Возможность окончательного серьезного урегулирования от-
ношений с Китаем также может остаться нереализованной в слу-
чае будущего кризиса, связанного с Тайванем, или из-за внутрен-
него политического развития Китая, которое может привести к
установлению агрессивного и враждебного режима, или из-за того,
что американо-китайские отношения просто испортятся. Китай в
таком случае может стать крайне дестабилизирующей силой в
мире, внося огромную напряженность в американо-японские от-
ношения и, возможно, вызывая разрушительную геополитиче-
скую дезориентацию в самой Японии. В этих условиях стабиль-
ность в Юго-Восточной Азии, конечно же, окажется под угрозой,
и можно только предполагать, как стечение этих обстоятельств
повлияет на позицию и единство Индии, страны, крайне важной
для стабильности в Южной Азии.
Эти замечания служат напоминанием о том, что ни новые гло-
бальные проблемы, которые не входят в компетенцию государ-
ства-нации, ни более традиционные геополитические вопросы, вы-
зывающие озабоченность, не могут быть решены, если начнет раз-
рушаться основная геополитическая структура мировой власти.
В условиях, когда на небосклоне Европы и Азии появились упре-
Великая шахматная доска • 233
дительные сигналы, американская политика, чтобы быть успеш-
ной, должна сфокусировать внимание на Евразии в целом и ру-
ководствоваться четким геостратегическим планом.
Геостратегия в отношении Евразии
Отправным пунктом для проведения необходимой политики
должно быть трезвое осознание трех беспрецедентных условий,
которые в настоящее время определяют геополитическое состоя-
ние мировых дел: 1) впервые в истории одно государство являет-
ся действительно мировой державой; 2) государством, превосхо-
дящим все другие в мировом масштабе, является неевразийское
государство и 3) центральная арена мира — Евразия — находится
под превалирующим влиянием неевразийской державы.
Однако всеобъемлющая и скоординированная геостратегия в
отношении Евразии должна опираться на признание границ эф-
фективного влияния Америки и неизбежное сужение с течением
времени рамок этого влияния. Как отмечалось выше, сам масш-
таб и разнообразие Евразии, равно как потенциальные возможнос-
ти некоторых из ее государств, ограничивают глубину американ-
ского влияния и степень контроля за ходом событий. Такое положе-
ние требует проявления геостратегической интуиции и тщательно
продуманного выборочного использования ресурсов Америки на
огромной евразийской шахматной доске. И поскольку беспрецедент-
ное влияние Америки с течением времени будет уменьшаться, при-
оритет должен быть отдан контролю за процессом усиления дру-
гих региональных держав, с тем чтобы он шел в направлении, не
угрожающем главенствующей роли Америки в мире.
Как и шахматисты, американские стратеги, занимающиеся ми-
ровыми проблемами, должны думать на несколько ходов вперед,
предвидя возможные ответные ходы. Рассчитанная на длитель-
ное время стратегия должна быть сориентированной на кратко-
срочную (следующие пять или около пяти лет), среднесрочную (до
20 или около 20 лет) и долгосрочную (свыше 20 лет) перспекти-
, вы. Кроме того, эти стадии необходимо рассматривать не как со-
; вершенно изолированные друг от друга, а как части единой сис-
' темы. Первая стадия должна плавно и последовательно перейти
во вторую (конечно же, это должна быть заранее намеченная цель),
а вторая стадия должна затем перейти соответственно в третью.
234 • Збигнев Бжезинский
В краткосрочной перспективе Америка заинтересована укре-
пить и сохранить существующий геополитический плюрализм на
карте Евразии. Эта задача предполагает поощрение возможных
действий и манипуляций с тем, чтобы предотвратить появление
враждебной коалиции, которая попыталась бы бросить вызов ве-
дущей роли Америки, не говоря уже о маловероятной возможнос-
ти, когда какое-либо государство попыталось бы сделать это. В
среднесрочной перспективе вышеупомянутое постепенно должно
уступить место вопросу, при решении которого больший акцент
делается на появление все более важных и в стратегическом плане
совместимых партнеров, которые под руководством Америки мог-
ли бы помочь в создании трансъевразийской системы безопаснос-
ти, объединяющей большее число стран. И наконец, в долгосрочной
перспективе все вышесказанное должно постепенно привести к об-
разованию мирового центра по-настоящему совместной полити-
ческой ответственности.
Ближайшая задача заключается в том, чтобы удостовериться,
что ни одно государство или группа государств не обладают по-
тенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные
Штаты из Евразии или даже в значительной степени снизить их
решающую роль в качестве мирового арбитра. Укрепление транс-
континентального геополитического плюрализма должно рас-
сматриваться не как самоцель, а только как средство для дости-
жения среднесрочной цели по установлению по-настоящему стра-
тегических партнерств в основных регионах Евразии. Вряд ли де-
мократическая Америка захочет постоянно выполнять трудную,
требующую большой отдачи и дорогостоящую задачу по контро-
лю за Евразией путем осуществления манипуляций и действий,
обеспеченных американскими военными ресурсами с тем, чтобы
помешать любому другому государству добиться регионального
господства. Первая стадия, таким образом, должна логично и про-
думанно перейти во вторую, такую, на которой оказывающая бла-
готворное влияние американская гегемония все еще удерживает
других от попыток бросить вызов не только демонстрацией того,
насколько высоки могут быть издержки такого вызова, но и тем,
что не угрожает жизненно важным интересам потенциальных ре-
гиональных претендентов на важную роль в Евразии.
Среднесрочная цель представляет собой содействие установ-
лению настоящих партнерских отношений, главенствующее по-
Великая шахматная доска • 235
ложение среди которых должны занимать отношения с более объе-
диненной и в политическом плане более оформленной Европой и
с Китаем, превосходящими другие страны на региональном уров-
не, а также (можно надеяться) с постимперской и ориентирован-
ной на Европу Россией, а на южной окраине Евразии — с демо-
кратической Индией, играющей стабилизирующую роль в регио-
не. Однако именно успех или провал усилий, направленных на
установление более широких стратегических отношений с Евро-
пой и Китаем, соответственно сформирует определяющие усло-
вия для роли России — позитивной или негативной.
Из этого следует, что расширенные Европа и НАТО будут спо-
собствовать реализации краткосрочных и долгосрочных целей по-
литики США. Более крупная Европа расширит границы амери-
канского влияния — и через прием в новые члены стран Цент-
ральной Европы также увеличит в европейских советах число
государств с проамериканской ориентацией, — но без одновре-
менного образования такой интегрированной в политическом
плане Европы, которая могла бы вскоре бросить вызов Соединен-
ным Штатам в геополитических вопросах, имеющих крайне важ-
ное для Америки значение, в частности на Ближнем Востоке.
Политически оформленная Европа также необходима для про-
грессивной ассимиляции России в систему мирового сотрудни-
чества.
Допустим, что Америка не может самостоятельно создать еще
более единую Европу (это дело европейцев, особенно французов
и немцев), но Америка может помешать появлению такой более
объединенной Европы. И это может оказаться пагубным для ста-
бильности в Евразии и, следовательно, для собственных интере-
сов Америки. Действительно, если Европа не станет более еди-
ной, то она скорее всего вновь станет более разобщенной. Следо-
вательно, как утверждалось ранее, представляется важным, что-
бы Америка тесно сотрудничала как с Францией, так и с Германией
в деле создания Европы, которая в политическом отношении была
бы жизнеспособной, Европы, которая сохраняла бы связи с Со-
единенными Штатами Америки, и Европы, которая расширяет
границы общей демократической международной системы. Вы-
бор между Францией или Германией не стоит в повестке дня. Как
без Франции, так и без Германии не будет Европы, а без Европы
не будет никакой трансъевразийской системы.
236 • Збигнев Бжезинский
В практическом плане все вышесказанное потребует постепен-
ного перехода к совместному руководству в рамках НАТО, боль-
шего признания обеспокоенности Франции в отношении роли Ев-
ропы не только в Африке, но также и на Ближнем Востоке, даль-
нейшей поддержки процесса расширения ЕС на восток, даже если
при этом ЕС станет в политическом и экономическом плане бо-
лее независимым мировым действующим лицом*. Трансатланти-
ческое соглашение в области свободной торговли, в защиту кото-
рого уже выступили ряд выдающихся лидеров стран, входящих в
Атлантический блок, может также уменьшить риск растущего эко-
номического соперничества между более объединенным ЕС и
США. В любом случае возможный успех ЕС в уничтожении сто-
летиями существовавшего в Европе националистического анта-
гонизма вместе с его разрушительными для всего мира послед-
ствиями стоит некоторого постепенного ослабления решающей
роли Америки в качестве нынешнего арбитра Евразии.
Расширение НАТО и ЕС может служить средством для обре-
тения Европой начинающего ослабевать чувства своего значитель-
ного предназначения, в то время как происходит укрепление — с
выгодой как для Америки, так и Европы — демократических по-
зиций, завоеванных в результате успешного окончания «холод-
ной войны». Ставкой в этих усилиях являются отнюдь не долгосроч-
ные отношения с самой Европой. Новая Европа все еще приобре-
тает форму, и если эта новая Европа останется в геополитиче-
ском плане частью «евроатлантического» пространства, то расширение
НАТО станет необходимым. Кроме того, неосуществление расши-
рения НАТО теперь, когда уже взяты обязательства, может разру-
шить концепцию расширения Европы и деморализовать страны
* Ряд конструктивных предложений для достижения этой цели был вы-
двинут на конференции по проблемам Америки и Европы, проведенной в фев-
рале 1997 г. в Брюсселе Центром по международным и стратегическим вопро-
сам. Эти предложения включают широкий спектр инициатив, начиная от со-
вместных усилий, направленных на проведение структурной реформы, пред-
назначенной для сокращения государственных дефицитов, до создания
расширенной европейской оборонно-промышленной базы, которая могла бы
укрепить трансатлантическое сотрудничество в области обороны и повысить
роль Европы в НАТО. Полезный список подобных и других инициатив, на-
правленных на повышение роли Европы, содержится в издании: David С.
Gompert and F. Stephen Larrabee, eds. America and Europe: A Partnership for a
New Era. — Santa Monica: RAND, 1997.
Великая шахматная доска • 237
Центральной Европы. Это может даже привести к возрождению
скрытых или угасающих геополитических устремлений России в
Центральной Европе.
Действительно, провал направляемых Америкой усилий по
расширению НАТО может возродить даже более амбициозные же-
лания России. Пока еще не очевидно — а исторические факты го-
ворят о другом, — что российская политическая элита разделяет
стремление Европы к сильному и длительному американскому по-
литическому и военному присутствию. Следовательно, хотя ус-
тановление основанных на сотрудничестве отношений с Росси-
ей, безусловно, желательно, тем не менее для Америки важно от-
крыто заявить о своих мировых приоритетах. Если выбор необхо-
димо сделать между более крупной евроатлантической системой и
улучшением отношений с Россией, то первое для Америки должно
стоять несравнимо выше.
По этой причине любое сближение с Россией по вопросу рас-
ширения НАТО не должно вести к фактическому превращению
России в принимающего решения члена альянса, что тем самым
принижало бы особый евроатлантический характер НАТО, в то
же время низводя до положения второсортных стран вновь при-
нятые в альянс государства. Это открыло бы для России возмож-
ность возобновить свои попытки не только вернуть утраченное
влияние в Центральной Европе, но и использовать свое присут-
ствие в НАТО для того, чтобы сыграть на американо-европей-
ских разногласиях для ослабления роли Америки в Европе.
Кроме того, очень важно, поскольку Центральная Европа вой-
дет в НАТО, чтобы гарантии безопасности, данные России в от-
ношении региона, действительно были взаимными и, таким об-
разом, взаимоуспокаивающими. Запрет на развертывание войск
НАТО и ядерного оружия на территории новых членов альянса
может быть важным фактором для устранения законных волне-
ний России, однако ему должны соответствовать равноценные
российские гарантии, касающиеся демилитаризации таящего в
себе потенциальную угрозу выступающего района Калининграда
и ограничения развертывания крупных воинских формирований
вблизи границ возможных будущих членов НАТО и ЕС. В то вре-
мя как все вновь обретшие независимость западные соседи Рос-
сии хотят иметь с ней стабильные и конструктивные отношения,
факт остается фактом: они продолжают опасаться ее по истори-
238 • Збигнев Бжезинский
чески понятным причинам. Следовательно, появление равноправ-
ного договора НАТО/EC с Россией приветствовалось бы всеми
европейцами как свидетельство того, что Россия наконец делает
долгожданный после развала империи выбор в пользу Европы.
Этот выбор мог бы проложить путь к более широкомасштаб-
ной деятельности по укреплению статуса России и повышению
уважения к ней. Формальное членство в «большой семерке» на-
ряду с повышением роли механизма ОБСЕ (в рамках которого
можно было бы создать специальный комитет по безопасности,
состоящий из представителей США, России и нескольких наибо-
лее влиятельных стран Европы) откроют возможности для кон-
структивного вовлечения России в процесс оформления полити-
ческих границ Европы и зон ее безопасности. Наряду с финансо-
вой помощью Запада России, параллельно с разработкой гораздо
более амбициозных планов создания тесных связей России с Ев-
ропой путем строительства новых сетей автомобильных и желез-
ных дорог процесс наполнения смыслом российского выбора в
пользу Европы может продвинуться вперед.
Роль, которую в долгосрочном плане будет играть Россия в
Евразии, в значительной степени зависит от исторического вы-
бора, который должна сделать Россия, возможно еще в ходе ны-
нешнего десятилетия, относительно собственного самоопределе-
ния. Даже при том, что Европа и Китай расширяют зоны своего
регионального влияния, Россия несет ответственность за круп-
нейшую в мире долю недвижимости. Эта доля охватывает 10 ча-
совых поясов, и ее размеры в два раза превышают площадь США
или Китая, перекрывая в этом отношении даже расширенную
Европу. Следовательно, потеря территорий не является главной
проблемой для России. Скорее, огромная Россия должна прямо
признать и сделать нужные выводы из того факта, что и Европа, и
Китай уже являются более могучими в экономическом плане и
что, помимо этого, существует опасность, что Китай обойдет Рос-
сию на пути модернизации общества.
В этой ситуации российской политической верхушке следует
понять, что для России задачей первостепенной важности явля-
ется модернизация собственного общества, а не тщетные попыт-
ки вернуть былой статус мировой державы. Ввиду колоссальных
размеров и неоднородности страны децентрализованная полити-
ческая система на основе рыночной экономики скорее всего вы-
Великая шахматная доска • 239
свободила бы творческий потенциал народа России и ее богатые
природные ресурсы. В свою очередь, такая в большей степени де-
централизованная Россия была бы не столь восприимчива к при-
зывам объединиться в империю. России, устроенной по принци-
пу свободной конфедерации, в которую вошли бы Европейская
часть России, Сибирская республика и Дальневосточная респуб-
лика, было бы легче развивать более тесные экономические связи
с Европой, с новыми государствами Центральной Азии и с Восто-
ком, что тем самым ускорило бы развитие самой России. Каждый
из этих трех членов конфедерации имел бы более широкие воз-
можности для использования местного творческого потенциала,
на протяжении веков подавлявшегося тяжелой рукой московской
бюрократии.
Россия с большей вероятностью предпочтет Европу возврату
империи, если США успешно реализуют вторую важную часть
своей стратегии в отношении России, то есть усилят преобладаю-
щие на постсоветском пространстве тенденции геополитическо-
го плюрализма. Укрепление этих тенденций уменьшит соблазн вер-
нуться к империи. Постимперская и ориентированная на Европу
Россия должна расценить предпринимаемые в этом направлении
усилия как содействие в укреплении региональной стабильности
и снижении опасности возникновения конфликтов на ее новых, по-
тенциально нестабильных южных границах. Однако политика ук-
репления геополитического плюрализма не должна обусловливать-
ся только наличием хороших отношений с Россией. Более того, она
важна и в случае, если эти отношения не складываются, поскольку
она создает барьеры для возрождения какой-либо действительно
опасной российской имперской политики.
Отсюда следует, что оказание политической и экономической
помощи основным вновь обретшим независимость странам явля-
ется неразрывной частью более широкой евразийской стратегии.
Укрепление суверенной Украины, которая в настоящее время ста-
ла считать себя государством Центральной Европы и налаживает
более тесное сотрудничество с этим регионом, — крайне важный
компонент этой политики, так же как и развитие более тесных свя-
зей с такими стратегически важными государствами, как Азербай-
джан и Узбекистан, помимо более общих усилий, направленных
на открытие Средней Азии (несмотря на помехи, создаваемые Рос-
сией) для мировой экономики.
240 • Збигнев Бжезинский
Широкомасштабные международные вложения во все более
доступный Каспийско-Среднеазиатский регион не только помо-
гут укрепить независимость новых государств, но и в конечном
счете пойдут на пользу постимперской демократической России.
Начало использования энергетических и минеральных ресурсов
региона приведет к процветанию, породит в этом районе ощуще-
ние большей стабильности и безопасности и в то же время, воз-
можно, уменьшит риск конфликтов наподобие балканского. Пре-
имущества ускоренного регионального развития, финансируемого
за счет внешних вложений, распространились бы и на пригранич-
ные районы России, которые, как правило, недостаточно развиты
экономически. Более того, как только новые правящие элиты реги-
онов поймут, что Россия соглашается на включение этих регионов
в мировую экономику, они будут меньше опасаться политических
последствий тесных экономических связей с Россией. Со време-
нем не имеющая имперских амбиций Россия могла бы получить
признание в качестве самого удобного экономического партнера,
хотя и не выступающего уже в роли имперского правителя.
Для обеспечения стабильности и укрепления независимости
стран, расположенных на юге Кавказа и в Средней Азии, США
должны проявлять осторожность, чтобы не вызвать отчуждения
Турции, и должны изучить возможность улучшения американо-
иранских отношений. Турция, продолжающая чувствовать себя
изгоем в Европе, куда она стремится войти, станет более ислам-
ской, назло всем проголосует против расширения НАТО и едва ли
будет сотрудничать с Западом ради того, чтобы стабилизировать
и включить советскую Среднюю Азию в мировое сообщество.
Соответственно Америка должна использовать свое влияние
в Европе, чтобы содействовать со временем принятию Турции в
Европейский союз, и обратить особое внимание на то, чтобы от-
носиться к Турции как к европейской стране, при условии, что во
внутренней политике Турции не будет сделан резкий крен в ис-
ламском направлении. Регулярные консультации с Анкарой по
вопросу о будущем Азии способствовали бы возникновению у
этой страны ощущения стратегического партнерства с США. Аме-
рике также следует активно поддерживать стремление Турции
построить нефтепровод из Баку в Джейхан (Ceyhan) на турецком
побережье Средиземного моря, который служил бы главным вы-
ходом к энергетическим ресурсам бассейна Каспийского моря.
Великая шахматная доска • 241
Кроме того, не в американских интересах навсегда сохранять
враждебность в американо-иранских отношениях. Любое сближе-
ние в будущем должно основываться на признании обоюдной
стратегической заинтересованности в стабилизации неустойчи-
вого в настоящее время регионального окружения Ирана. Конеч-
но, любое примирение между этими странами должно осуществ-
ляться обеими сторонами и не выглядеть как одолжение, которое
одна сторона делает другой. США заинтересованы в сильном, даже
направляемом религией, но не испытывающем фанатичных ан-
тизападных настроений Иране, и в итоге даже иранская полити-
ческая элита, возможно, признает этот факт. Между тем долго-
срочным американским интересам в Евразии сослужит лучшую
службу отказ США от своих возражений против более тесного
экономического сотрудничества Турции с Ираном, особенно в
области строительства новых нефтепроводов, и развития других
связей между Ираном, Азербайджаном и Туркменистаном. Дол-
госрочное участие США в финансировании таких проектов отве-
чало бы и американским интересам*.
Необходимо также отметить потенциальную роль Индии, хотя
в настоящее время она является относительно пассивным действу-
ющим лицом на евразийской сцене. В геополитическом плане Ин-
дию сдерживает коалиция Китая и Пакистана, в то время как сла-
бая Россия не может предложить ей той политической поддерж-
ки, которую она оказывала ей в прошлом. Однако выживание де-
мократии в Индии имеет важное значение в том плане, что оно
опровергает лучше, чем тома академических дискуссий, понятие
о том, что права человека и демократия — это чисто западное и
характерное лишь для Запада явление. Индия доказывает, что
* Здесь уместно процитировать мудрый совет, данный моим коллегой по
Центру международных стратегических исследований Энтони Г. Кордесма-
ном в его работе «The American Threat to the United States» (February, 1997),
представленной в виде выступления в армейском военном колледже, который
предостерегал США против склонности изображать в устрашающем виде про-
блемы и даже народы. По его словам, «Иран, Ирак и Ливия представляют со-
бой случаи, когда США создали из них врагов, не разработав при этом какого-
либо приемлемого среднесрочного или долгосрочного эндшпиля для своей
стратегии. Американские стратеги не могут рассчитывать на полную изоля-
цию этих стран, и не имеет смысла относиться к ним так, как если бы они
были одинаковыми «государствами-мошенниками» или «государствами-тер-
рористами»... США существуют в морально сером мире, и им не удастся до-
биться успеха, разделяя его на черное и белое».
242 • Збигнев Бжезинский
антидемократические «азиатские ценности», пропагандируемые
представителями стран от Сингапура до Китая, являются просто
антидемократическими, но они необязательно являются характер-
ными для Азии. К тому же провал Индии нанес бы удар по перс-
пективам демократии и убрал бы со сцены силу, способствующую
большему равновесию на азиатской сцене, в особенности с уче-
том усиления геополитического превосходства Китая. Из этого
следует, что постоянное участие Индии в дискуссиях по вопросу
региональной стабильности, особенно по вопросу о судьбе Сред-
ней Азии, своевременно, не говоря о стимулировании развития
более прямых двусторонних связей между военными сообщества-
ми Америки и Индии.
Геополитический плюрализм в Евразии в целом недостижим
и не будет иметь устойчивого характера без углубления взаимо-
понимания между Америкой и Китаем по стратегическим вопро-
сам. Из этого следует, что политика привлечения Китая к серьез-
ному диалогу по стратегическим вопросам, а в итоге, возможно, к
трехсторонним усилиям, включающим также и Японию, являет-
ся необходимым первым шагом в повышении интереса Китая к
примирению с Америкой, что отражает те самые геополитиче-
ские интересы (в частности, в Северо-Восточной и Средней Азии),
которые действительно являются общими для двух стран. Кроме
того, Америке надлежит устранить любые неясности в отноше-
нии приверженности США политике одного Китая, дабы не усу-
губить проблему Тайваня, в особенности после того, как Гонконг
был поглощен Китаем. К тому же в собственных интересах Китая
превратить это событие в успешную демонстрацию принципа, в
соответствии с которым даже Великий Китай может допустить и
гарантировать более широкое многообразие в своих внутренних
политических урегулированиях.
Хотя — об этом говорилось в главах 4 и 6 — любая предполага-
емая китайско-российско-иранская коалиция, направленная про-
тив Америки, вряд ли выйдет за рамки какого-то временного по-
зирования по тактическим соображениям, для Соединенных
Штатов важно строить свои отношения с Китаем таким обра-
зом, чтобы не подтолкнуть Пекин в этом направлении. В любом
подобном «антигегемонистском» союзе Китай стал бы чекой. Он,
вероятно, будет самым сильным, самым динамичным и, следова-
тельно, ведущим компонентом. Такая коалиция могла бы возник-
Великая шахматная доска • 243
нуть только вокруг недовольного, разочарованного и враждеб-
ного Китая. Ни Россия, ни Иран не располагают необходимыми
средствами, чтобы стать центром притяжения для подобной ко-
алиции.
Поэтому диалог между Америкой и Китаем по стратегиче-
ским вопросам, касающимся тех областей, которые обе страны хо-
тят видеть свободными от господства других жаждущих гегемо-
нов, настоятельно необходим. Однако для достижения прогресса
диалог должен быть длительным и серьезным. В ходе такого об-
щения можно было бы более мотивированно обсудить и другие
спорные вопросы, касающиеся Тайваня и даже прав человека. Дей-
ствительно, можно было бы достаточно откровенно отметить, что
вопрос внутренней либерализации в Китае — это не только внут-
реннее дело самого Китая, поскольку только ставший на путь де-
мократизации и процветающий Китай имеет перспективу привле-
чения к себе Тайваня мирным путем. Любая попытка насильствен-
ного воссоединения не только поставила бы американо-китайс-
кие отношения под угрозу, но и неизбежно оказала бы негативное
воздействие на способность Китая привлекать иностранный ка-
питал и поддерживать экономическое развитие в стране. Соб-
ственные стремления Китая к региональному превосходству и
глобальному статусу были бы поэтому принесены в жертву.
Хотя Китай превращается в доминирующую силу в регионе,
он вряд ли станет такой силой в мире, и это не произойдет еще в
течение долгого времени (по причинам, перечисленным в главе
6), а шизофренические страхи в отношении Китая как глобаль-
ной силы порождают у Китая манию величия, что, возможно, так-
же становится источником самоисполняемого пророчества об уси-
лении враждебности между Америкой и Китаем. Поэтому Китай
не следует ни сдерживать, ни умиротворять. К нему следует от-
носиться с уважением как к самому крупному развивающемуся
государству в мире и — по крайней мере пока — как к добивающе-
муся достаточных успехов. Его геополитическая роль не только
на Дальнем Востоке, но и в Евразии в целом, вероятно, также воз-
растет. Следовательно, было бы целесообразно кооптировать Ки-
тай в члены «большой семерки» на ежегодном саммите ведущих
стран мира, особенно после того, как включение России в эту груп-
пу расширило спектр обсуждаемых на саммите вопросов — от эко-
номических до политических.
244 • Збигнев Бжезинский
Поскольку Китай все активнее интегрируется в мировую сис-
тему и, следовательно, в меньшей степени способен и склонен ис-
пользовать свое главенство в регионе в тупой политической ма-
нере, из этого следует, что фактическое возникновение китайской
сферы влияния в районах, представляющих для Китая историче-
ский интерес, вероятно, станет частью нарождающейся евразийской
структуры геополитического примирения. Будет ли объединенная
Корея двигаться в направлении подобной сферы, во многом зави-
сит от степени примирения между Японией и Кореей (Америке
следует более активно поощрять этот процесс), однако воссоеди-
нение Кореи без примирения с Китаем маловероятно.
На каком-то этапе Великий Китай неизбежно станет оказы-
вать давление в целях решения проблемы Тайваня, однако сте-
пень включения Китая во все более связывающий комплекс меж-
дународных экономических и политических структур также может
положительно отразиться на характере внутренней политики Ки-
тая. Если поглощение Китаем Гонконга не окажется репрессивным,
формула Дэн Сяопина для Тайваня «одна страна, две системы»
может быть переделана в формулу «одна страна, несколько сис-
тем». Это может сделать воссоединение более приемлемым для
заинтересованных сторон, что еще раз подтверждает мысль о не-
возможности мирного воссоздания единого Китая без некоторой
политической эволюции самого Китая.
В любом случае как по историческим, так и по геополитиче-
ским причинам Китаю следует рассматривать Америку как своего
естественного союзника. В отличие от Японии или России, у Аме-
рики никогда не было территориальных замыслов в отношении
Китая, и, в отличие от Великобритании, она никогда не унижала
Китай. Более того, без реального стратегического консенсуса с
Америкой Китай вряд ли сможет продолжать привлекать значи-
тельные зарубежные капиталовложения, так необходимые для его
экономического роста и, следовательно, для достижения преоб-
ладающего положения в регионе. По той же причине без амери-
кано-китайского стратегического урегулирования как восточной
опоры вовлеченности Америки в дела Евразии у Америки не бу-
дет геостратегии для материковой Азии, а без геостратегии для
материковой Азии у Америки не будет геостратегии для Евразии.
Таким образом, для Америки региональная мощь Китая, вклю-
Великая шахматная доска • 245
ценная в более широкие рамки международного сотрудничества,
может быть жизненно важным геостратегическим средством — в
этом отношении таким же важным, как Европа, и более весомым,
чем Япония, — обеспечения стабильности в Евразии.
Однако, в отличие от Европы, демократический плацдарм в
восточной части материка появится не скоро. Поэтому тем бо-
лее важно, чтобы усилия Америки по углублению стратегиче-
ских взаимоотношений с Китаем основывались на недвусмыслен-
ном признании того, что демократическая и преуспевающая в
экономическом плане Япония является важнейшим тихоокеан-
ским и главным мировым партнером Америки. Хотя Япония не
может стать главенствующей державой в Азиатском регионе,
учитывая сильную антипатию, которую она вызывает у стран
региона, она может стать ведущей державой на международном
уровне. Токио может добиться влияния на мировом уровне пу-
тем тесного сотрудничества с Соединенными Штатами в облас-
ти решения современных мировых проблем, избегая бесплодных
и потенциально контрпродуктивных попыток стать ведущей дер-
жавой в регионе. Поэтому американское руководство должно по-
могать Японии двигаться в этом направлении. Американо-япон-
ское соглашение о свободной торговле, в котором говорилось бы
о создании общего экономического пространства, могло бы укре-
пить связь между двумя странами и способствовать достижению
указанной цели, и по этой причине следует совместно рассмот-
реть его выгодность.
Именно через тесные политические отношения с Японией Аме-
рика сможет более уверенно пойти навстречу стремлениям Китая
в регионе, противодействуя при этом проявлениям его самоуп-
равства. Только на этой основе может быть достигнут сложный
трехсторонний компромисс, включающий в себя мощь Америки
на мировом уровне, преобладающее положение Китая в регионе
и лидерство Японии на международном уровне. Однако этот
общий геостратегический компромисс может быть разрушен не-
разумным расширением военного сотрудничества Америки и
Японии. Япония не должна играть роль непотопляемого амери-
канского авианосца на Дальнем Востоке, она также не должна
быть главным военным партнером Америки в Азии или потен-
циально ведущей державой в Азиатском регионе. Ложно направ-
246 • Збигнев Бжезинский
ленные действия в одной из вышеназванных областей могут от-
резать Америку от континентальной Азии, ослабить перспекти-
вы достижения стратегического консенсуса с Китаем и таким
образом подорвать способность Америки укрепить стабильность
геополитического плюрализма в Евразии.
Трансъевразийская система безопасности
Стабильность геополитического плюрализма Евразии, препят-
ствующая появлению одной доминирующей державы, должна
быть укреплена созданием трансъевразийской системы безопасно-
сти, что, возможно, произойдет в начале XXI века. Такое транскон-
тинентальное соглашение в области безопасности должно вклю-
чать расширившуюся организацию НАТО — что связано с подписа-
нием хартии о сотрудничестве с Россией — и Китай, а также Японию
(которая будет по-прежнему связана с Соединенными Штатами дву-
сторонним договором о безопасности). Однако для этого прежде
предстоит добиться расширения НАТО, в то же время подключив
Россию к более широкой региональной системе сотрудничества в
области безопасности. Кроме того, американцы и японцы долж-
ны активно консультироваться и тесно сотрудничать друг с дру-
гом для обеспечения трехстороннего диалога по проблемам по-
литики и безопасности на Дальнем Востоке с участием Китая.
Трехсторонние переговоры по вопросам безопасности между Аме-
рикой, Японией и Китаем могут в конечном счете проводиться с
участием большего числа азиатских участников и позднее приве-
сти к диалогу между ними и Организацией по безопасности и со-
трудничеству в Европе. В свою очередь, такой диалог может про-
ложить путь серии конференций с участием всех европейских и
азиатских стран, что послужит началом создания трансконтинен-
тальной системы безопасности.
Со временем могла бы начать формироваться более формаль-
ная структура, стимулируя появление трансъевразийской систе-
мы безопасности, которая впервые в жизни охватила бы весь кон-
тинент. Формирование такой системы — определение ее сути, а
затем наделение законным статусом — могло бы стать главной ар-
хитектурной инициативой следующего десятилетия, поскольку
намеченный ранее политический курс создал необходимые пред-
посылки. Такая широкая трансконтинентальная структура могла
Великая шахматная доска • 247
бы также иметь постоянный комитет безопасности, состоящий из
основных евразийских субъектов, чтобы повысить способность
трансъевразийской системы безопасности оказывать содействие
эффективному сотрудничеству по вопросам, существенно важным
для стабильности в мире. Америка, Европа, Китай, Япония, кон-
федеративная Россия и Индия, а также, возможно, и другие стра-
ны могли бы сообща послужить сердцевиной такой более струк-
турированной трансконтинентальной системы. Окончательное
возникновение трансъевразийской системы безопасности могло
бы постепенно освободить Америку от некоторого бремени, даже
если одновременно и увековечило бы ее решающую роль как ста-
билизатора и третейского судьи Евразии.
После последней мировой сверхдержавы
В конце концов, мировой политике непременно станет все
больше несвойственна концентрация власти в руках одного госу-
дарства. Следовательно, США не только первая и единственная
сверхдержава в поистине глобальном масштабе, но, вероятнее все-
го, и последняя.
Это связано не только с тем, что государства-нации постепен-
но становятся все более проницаемыми друг для друга, но и с тем,
что знания как сила становятся все более распространенными, все
более общими и все менее связанными государственными грани-
цами. Вероятнее всего, что экономическая мощь также станет бо-
лее распределенной. Маловероятно, чтобы в ближайшие годы ка-
кое-либо государство достигло 30% уровня мирового валового
внутреннего продукта, который США имели на протяжении боль-
шей части нынешнего столетия, не говоря уже о 50%, которых они
достигли в 1945 г. Некоторые расчеты показывают, что к концу
нашего десятилетия США все равно будут располагать почти 20%
мирового ВВП и эта цифра, возможно, упадет до 10—15% к 2020 г.,
когда другие государства — Европа*, Китай, Япония — увеличат
соответственно свои доли примерно до уровня США. Но миро-
вое экономическое господство одной экономической единицы, по
типу достигнутого в XX веке США, маловероятно, и это явно
имеет чреватое серьезными последствиями военное и политиче-
ское значение.
Так в оригинале. — Примеч. пер.
248 • Збигнев Бжезинский
Кроме того, весьма многонациональный состав и особенный
характер американского общества позволили США распростра-
нить свою гегемонию так, чтобы она не казалась гегемонией ис-
ключительно одной нации. Например, попытка Китая добиться
первенства в мире неизбежно будет рассматриваться другими
странами как попытка навязать гегемонию одной нации. Проще
говоря, любой может стать американцем, китайцем же может
быть только китаец, что является дополнительным и существен-
ным барьером на пути мирового господства по существу одной
нации.
Следовательно, когда превосходство США начнет уменьшать-
ся, маловероятно, что какое-либо государство сможет добиться
того мирового превосходства, которое в настоящее время имеют
США. Таким образом, ключевой вопрос на будущее звучит так:
«Что США завещают миру в качестве прочного наследия их пре-
восходства?»
Ответ на данный вопрос частично зависит от того, как долго
США будут сохранять свое первенство и насколько энергично они
будут формировать основы партнерства ключевых государств, ко-
торые со временем могут быть более официально наделены закон-
ным статусом. В сущности, период наличия исторической возмож-
ности для конструктивной эксплуатации Соединенными Штата-
ми своего статуса мировой державы может оказаться относитель-
но непродолжительным по внутренним и внешним причинам.
Подлинно популистская демократия никогда ранее не достигала
мирового превосходства. Погоня за властью и особенно экономи-
ческие затраты и человеческие жертвы, которых зачастую требу-
ет реализация этой власти, как правило, несовместимы с демо-
кратическими устремлениями. Демократизация препятствует им-
перской мобилизации.
В самом деле, имеющими важное значение в смысле неопре-
деленности в отношении будущего вполне могут оказаться во-
просы: могут ли США стать первой сверхдержавой, неспособной
или нежелающей сохранить свою власть? Могут ли они стать сла-
бой мировой державой? Опросы общественного мнения показы-
вают, что только малая часть (13%) американцев выступает за то,
что «как единственная оставшаяся сверхдержава США должны
оставаться единственный мировым лидером в решении между-
народных проблем». Подавляющее большинство (74%) предпо-
Великая шахматная доска • 249
читает, «чтобы США в равной мере с другими государствами ре-
шали международные проблемы»*.
По мере того как США все больше становятся обществом,
объединяющим многие культуры, они могут также столкнуться с
тем, что все труднее добиться консенсуса по внешнеполитиче-
ским вопросам, кроме случаев действительно большой и широко
понимаемой внешней угрозы. Такой консенсус был широко рас-
пространен на протяжении всей Второй мировой войны и даже в
годы «холодной войны». Однако он базировался не только на ши-
роко разделяемых демократических ценностях, которые, как счи-
тала общественность, были под угрозой, но и на культурной и эт-
нической близости с жертвами враждебных тоталитарных режи-
мов, главным образом европейцами.
В отсутствие сопоставимого с этим вызова извне для амери-
канского общества может оказаться более трудным делом дости-
жение согласия по внешнеполитическим действиям, которые
нельзя будет напрямую связать с основными убеждениями и ши-
роко распространенными культурно-этническими симпатиями, но
которые потребуют постоянного и иногда дорогостоящего импер-
ского вмешательства. Если хотите, два очень различных мнения о
значении исторической победы США в «холодной войне», веро-
ятно, могут оказаться наиболее привлекательными: с одной сто-
роны, мнение, что окончание «холодной войны» оправдывает зна-
чительное уменьшение масштабов вмешательства США в дела в
мире, невзирая на последствия такого шага для репутации США;
по другую сторону находится понимание, что настало время под-
линного международного многостороннего сотрудничества, ради
которого США должны поступиться даже частью своей верхов-
ной власти. Обе крайние точки зрения имеют своих сторонников.
Вообще говоря, культурные изменения в США также могут ока-
заться неблагоприятными для постоянного применения действи-
тельно имперской власти за рубежом. Это требует высокой степе-
* An Emerging Consensus — A Study of American Public Attitudes on Ame-
rica’s Role in the World. — College Park: Center for International and Security
Studies at the University of Maryland, 1996. Заслуживает внимания, хотя это и
не согласуется с вышесказанным, что исследования, проведенные указанным
выше центром в начале 1997 г. (под руководством ведущего исследователя
Стивена Калла), также показали, что значительное большинство американ-
цев поддерживают расширение НАТО: 62% — за (из них 27% — безоговороч-
но за) и только 29% — против (из них 14% — безоговорочно против).
250 • Збигнев Бжезинский
ни доктринальной мотивировки, соответствующих умонастроений
и удовлетворения патриотических чувств. Однако доминирующая
в стране культура больше тяготеет к массовым развлечениям, в ко-
торых господствуют гедонистские мотивы и темы ухода от соци-
альных проблем. Суммарный эффект этого делает все более труд-
ной задачу создания необходимого политического консенсуса в
поддержку непрерывного и иногда дорогостоящего лидирующего
положения США в мире. Средства массовой информации играли
в этом отношении особенно важную роль, формируя у людей силь-
ное отвращение к любому избирательному применению силы, ко-
торое влечет за собой даже незначительные потери.
К тому же, и США, и странам Западной Европы оказалось
трудно совладать с культурными последствиями социального ге-
донизма и резким падением в обществе центральной роли ценно-
стей, основанных на религиозных чувствах. (В этом отношении
поражают кратко изложенные в главе 1 параллели, относящиеся
к упадку империй.) Возникший в результате кризис культуры
осложнялся распространением наркотиков и, особенно в США,
его связью с расовыми проблемами. И наконец, темпы экономи-
ческого роста уже не могут больше удовлетворять растущие ма-
териальные потребности, которые стимулируются культурой, на
первое место ставящей потребление. Не будет преувеличением
утверждение, что в наиболее сознательных кругах западного об-
щества начинает ощущаться чувство исторической тревоги и, воз-
можно, даже пессимизма.
Почти полвека назад известный историк Ганс Кон, бывший
свидетелем трагического опыта двух мировых войн и истощаю-
щих последствий вызова тоталитаризма, опасался, что Запад мо-
жет «устать и выдохнуться». В сущности, он опасался, что
«человек XX века стал менее уверенным в себе, чем его предше-
ственник, живший в XIX веке. Он на собственном опыте столкнулся с
темными силами истории. То, что казалось ушедшим в прошлое, вер-
нулось: фанатичная вера, непогрешимые вожди, рабство и массовые
убийства, уничтожение целых народов, безжалостность и варварство»*.
Эта неуверенность усиливается получившим широкое распро-
странение разочарованием последствиями окончания «холодной
Hans Kohn. The Twentieth Century. — New York, 1949. — P. 53.
Великая шахматная доска • 251
войны». Вместо «нового мирового порядка», построенного на кон-
сенсусе и гармонии, «явления, которые, казалось бы, принадле-
жали прошлому», внезапно стали будущим. Хотя этнонациональ-
ные конфликты больше, возможно, и не угрожают мировой вой-
ной, они стали угрозой миру в важных районах земного шара.
Таким образом, еще на какое-то время война, по-видимому, так и
не станет устаревшим понятием. Вследствие того, что для более
обеспеченных стран сдерживающим фактором являются их бо-
лее развитые технологические возможности саморазрушения, а
также их собственные интересы, война может стать роскошью,
доступной лишь бедным народам этого мира. В ближайшем буду-
щем обедневшие две трети человечества не смогут руководство-
ваться в своих поступках ограничениями, которыми руководству-
ются привилегированные.
Следует также отметить, что до сих пор в ходе международ-
ных конфликтов и террористических действий оружие массово-
го поражения в основном не применялось. Как долго может со-
храняться это самоограничение, невозможно предсказать, однако
растущая доступность средств, способных привести к массовым
жертвам в результате применения ядерного или бактериологиче-
ского оружия, не только для государств, но и для организованных
группировок также неизбежно увеличивает вероятность их при-
менения.
Короче говоря, перед Америкой как ведущей державой мира
открыта лишь узкая историческая возможность. Нынешний мо-
мент относительного международного мира может оказаться крат-
косрочным. Эта перспектива подчеркивает острую необходимость
активного вмешательства Америки в дела мира с уделением осо-
бого внимания укреплению международной геополитической ста-
бильности, которая способна возродить на Западе чувство исто-
рического оптимизма. Исторический оптимизм требует демонст-
рации возможностей одновременно заниматься и внутренними со-
циальными, и внешними геополитическими проблемами.
Тем не менее возрождение западного оптимизма и универсаль-
ность западных ценностей зависят не только от Америки и Евро-
пы. Япония и Индия являются примерами того, что понятия прав
человека и центральное значение демократического эксперимен-
та реальны и в азиатских странах — как развитых, так и до сих пор
развивающихся. Дальнейший успех в демократическом строитель-
252 • Збигнев Бжезинский
стве Японии и Индии, таким образом, также имеет огромное зна-
чение для сохранения большей уверенности в отношении поли-
тического будущего земного шара. Действительно, опыт этих двух
стран, а также опыт Южной Кореи и Тайваня дают основания
предполагать, что сохранение темпов экономического роста Ки-
тая приведет при наличии давления извне в пользу необходимос-
ти перемен и вследствие большей причастности к делам между-
народного сообщества, возможно, к постепенной демократизации
китайского строя.
Решение этих проблем является и бременем Америки, и ее уни-
кальной обязанностью. С учетом реальности американской демо-
кратии эффективные действия неизбежно потребуют понимания
общественностью важной роли американского государства в фор-
мировании все более широкой системы стабильного геополити-
ческого сотрудничества, которая будет одновременно предотвра-
щать возможность глобальной анархии и успешно препятствовать
возникновению новой угрозы со стороны какой-либо из стран. Эти
две цели — предотвращение анархии и появления державы-сопер-
ницы — неотделимы от определения более долгосрочной цели гло-
бальной деятельности Америки: создания прочной сети между-
народного геополитического сотрудничества.
К сожалению, до сегодняшнего дня усилия, направленные на
то, чтобы четко сформулировать новую центральную и глобаль-
ную цель Соединенных Штатов после окончания «холодной вой-
ны», были однобокими. Не удалось увязать потребность улучше-
ния жизни людей с необходимостью сохранения центрального
положения Америки в мировых делах. Можно выделить несколь-
ко таких попыток, предпринятых в последнее время. В первые два
года пребывания у власти администрации Клинтона в выступле-
ниях в поддержку «позитивного принципа многосторонних отно-
шений» недостаточно принималось во внимание реальное поло-
жение в области расстановки сил. Позднее в качестве альтерна-
тивы основное внимание стало уделяться мнению, что Америка
должна сосредоточить свои усилия на «распространении демо-
кратической системы» во всем мире, при этом уделялось недоста-
точно внимания тому, что для Америки по-прежнему большое
значение имеет сохранение стабильности в мире и даже развитие
практически целесообразных отношений с некоторыми странами
(к сожалению, «недемократическими»), например с Китаем.
Великая шахматная доска • 253
В качестве главной приоритетной задачи США призывы бо-
лее узкого характера были еще менее удовлетворительными, на-
пример призыв к сосредоточению усилий на устранении суще-
ствующей несправедливости в распределении доходов в мире, к
формированию особых «зрелых стратегических партнерских от-
ношений» с Россией или сдерживанию распространения оружия.
Другие альтернативы, а именно: Америка должна сконцентриро-
вать свои усилия на защите окружающей среды или, в более уз-
ком плане, на борьбе с локальными войнами, также не учитывали
основных реальностей, связанных со статусом мировой державы.
В результате ни одна из указанных выше формулировок не отра-
жала в полной мере необходимости создания минимальной гео-
политической стабильности в мире как основы для одновремен-
ного обеспечения более длительного существования гегемонии
США и эффективного предотвращения международной анархии.
Короче говоря, цель политики США должна без каких-либо
оправданий состоять из двух частей: необходимости закрепить
собственное господствующее положение по крайней мере на пе-
риод существования одного поколения, но предпочтительно на
еще больший период времени, и необходимости создать геополи-
тическую структуру, которая будет способна смягчать неизбеж-
ные потрясения и напряженность, вызванные социально-полити-
ческими переменами, в то же время формируя геополитическую
сердцевину взаимной ответственности за управление миром без
войн. Продолжительная стадия постепенного расширения сотруд-
ничества с ведущими евразийскими партнерами, стимулируемо-
го и регулируемого Америкой, может также способствовать под-
готовке предварительных условий для усовершенствования су-
ществующих и все более устаревающих структур ООН. Тогда при
очередном распределении обязанностей и привилегий можно бу-
дет учесть новые реалии расстановки сил в мире, столь изменив-
шиеся с 1945 г.
Эта деятельность обеспечит и дополнительное историческое
преимущество использования в своих интересах вновь созданной
сети международных связей, которая заметно развивается вне ра-
мок более традиционной системы национальных государств. Эта
сеть, сотканная многонациональными корпорациями, неправи-
тельственными организациями (многие из которых являются
транснациональными по характеру) и научными сообществами и
254 • Збигнев Бжезинский
получившая еще большее развитие благодаря системе Интернет,
уже создает неофициальную мировую систему, в своей основе бла-
гоприятную для более упорядоченного и всеохватывающего со-
трудничества в глобальных масштабах.
В течение нескольких ближайших десятилетий может быть со-
здана реально функционирующая система глобального сотрудни-
чества, построенная с учетом геополитической реальности, кото-
рая постепенно возьмет на себя роль международного «регента»,
способного нести груз ответственности за стабильность и мир во
всем мире. Геостратегический успех, достигнутый в этом деле, над-
лежащим образом узаконит роль Америки как первой, единствен-
ной и последней истинно мировой сверхдержавы.
Выбор
Мировое господство
или глобальное лидерство
Предисловие
Мой главный тезис относительно роли Америки в мире прост:
американское могущество — решающий фактор в обеспечении на-
ционального суверенитета страны — является сегодня высшей га-
рантией глобальной стабильности, между тем американское об-
щество стимулирует развитие таких глобальных социальных тен-
денций, которые подвергают эрозии традиционный государ-
ственный суверенитет. Мощь Америки и движущие силы ее
общественного развития во взаимодействии могли бы способство-
вать постепенному созданию мирного сообщества, основанного
на совместных интересах. При неправильном же использовании
и столкновении друг с другом эти начала способны ввергнуть мир
в состояние хаоса, а Америку превратить в осажденную крепость.
На заре XXI века американская мощь достигла беспрецедент-
ного уровня, о чем свидетельствуют глобальный охват военных
возможностей Америки и ключевое значение ее экономической
жизнеспособности для благополучия мирового хозяйства, инно-
вационный эффект технологического динамизма США и ощуща-
емая во всем мире притягательность многоликой и часто незатей-
ливой американской массовой культуры. Все это придает Амери-
ке не имеющий аналогов политический вес глобального масшта-
ба. Плохо это или хорошо, но именно Америка определяет сейчас
направление движения человечества, и соперника ей не предви-
дится.
Европе, пожалуй, под силу составить конкуренцию США на
экономической ниве, но пройдет немало времени, прежде чем она
достигнет той степени единства, которая позволила бы ей всту-
пить в политическое состязание с американским колоссом. Со-
шла с дистанции Япония, которую одно время прочили на роль
следующей сверхдержавы. Китаю, несмотря на все его экономи-
258 • Збигнев Бжезинский
ческие успехи, похоже, предстоит оставаться относительно бед-
ной страной в течение жизни по крайней мере двух поколений, а
тем временем его могут подстеречь серьезные политические ос-
ложнения. Россия же — больше не участник забега. Короче гово-
ря, у Америки не имеется и вскоре не появится равного ей проти-
вовеса в мире.
Таким образом, нет никакой реальной альтернативы торже-
ству американской гегемонии и роли мощи США как незамени-
мого компонента глобальной безопасности. В то же время под воз-
действием американской демократии — и примера американских
достижений — повсюду происходят экономические, культурные
и технологические изменения, содействующие формированию
глобальных взаимосвязей, как поверх национальных границ, так
и сквозь эти границы. Эти изменения могут подрывать ту самую
стабильность, которую призвана охранять американская мощь, и
даже возбуждать враждебность по отношению к Соединенным
Штатам.
В итоге Америка сталкивается с необыкновенным парадок-
сом: она представляет собой первую и единственную подлинно
глобальную сверхдержаву, а между тем американцев все больше
беспокоят угрозы, исходящие от намного более слабых недру-
гов. Тот факт, что Америка обладает не имеющим аналогов гло-
бальным политическим влиянием, делает ее объектом зависти,
негодования, а иногда и жгучей ненависти. К тому же, эти анта-
гонистические настроения могут не только эксплуатироваться,
но и разжигаться традиционными соперниками Америки, даже
если сами они вполне осмотрительно не идут на риск прямого
столкновения с ней. А этот риск достаточно реален для безопас-
ности Америки.
Следует ли отсюда, что Америка правомочна притязать на бо-
лее надежную безопасность, чем другие национальные государ-
ства? Ее руководители — как управляющие, в чьих руках нахо-
дится национальное могущество, и как представители демокра-
тического общества — должны стремиться к тщательно выверен-
ному балансу между двумя ролями. Упование исключительно на
многостороннее сотрудничество в мире, где угрозы национальной
и в конечном счете глобальной безопасности, бесспорно, растут,
создавая потенциальную опасность для всего человечества, спо-
собно обернуться стратегической летаргией. Напротив, упор
Выбор • 259
главным образом на самостоятельное использование суверенной
мощи, особенно в сочетании со своекорыстным определением
новых угроз, может вылиться в самоизоляцию, прогрессирующую
национальную паранойю и все большую уязвимость на фоне по-
всеместного распространения вируса антиамериканизма.
Америку, поддавшуюся тревоге и одержимую интересами соб-
ственной безопасности, вполне вероятно, ожидала бы изоляция в
окружении враждебного мира. А если в поисках безопасности для
одной себя ей случилось бы потерять самоконтроль, то земле сво-
бодных людей грозило бы превращение в государство-гарнизон,
насквозь пропитанное духом осажденной крепости. Между тем
окончание «холодной войны» совпало с широчайшим распрост-
ранением технических знаний и возможностей, позволяющих из-
готовить оружие массового поражения, не только среди госу-
дарств, но и среди политических организаций с террористически-
ми устремлениями.
Американское общество храбро держалось в устрашающей си-
туации «двух скорпионов в одной банке», когда Соединенные
Штаты и Советский Союз сдерживали друг друга посредством по-
тенциально сокрушительных ядерных арсеналов, но ему оказалось
труднее сохранять хладнокровие в условиях всепроникающего на-
силия, повторяющихся актов терроризма и расползания оружия
массового уничтожения. Американцы чувствуют, что в этой поли-
тически неясной, порой двусмысленной и нередко сбивающей с тол-
ку обстановке политической непредсказуемости кроется опасность
для Америки, причем именно потому, что она является главенству-
ющей на планете силой.
В отличие от держав, обладавших гегемонией раньше, Амери-
ка действует в мире, где временные и пространственные связи
становятся все теснее. Имперские державы прошлого, такие как
Великобритания в XIX веке, Китай на различных этапах своей
насчитывающей несколько тысячелетий истории, Рим на про-
тяжении пяти столетий и многие другие, были относительно не-
досягаемы для угроз извне. Мир, в котором они господствовали,
делился на отдельные, не сообщавшиеся друг с другом части. Па-
раметры расстояния и времени открывали простор для маневра и
служили залогом безопасности территории государств-гегемонов.
В противоположность им Америка, пожалуй, располагает беспре-
цедентным могуществом в глобальном масштабе, но зато и сте-
260 • Збигнев Бжезинский
пень безопасности ее собственной территории небывало мала.
Необходимость жить в состоянии незащищенности, похоже, при-
обретает хронический характер.
Ключевой вопрос, следовательно, заключается в том, сумеет
ли Америка проводить мудрую, ответственную и эффективную
внешнюю политику — политику, которая избегала бы заблужде-
ний в духе психологии осадного положения и одновременно со-
ответствовала бы исторически новому статусу страны как верхов-
ной державы мира. Поиск формулы мудрого внешнеполитическо-
го курса должен начинаться с осознания того, что «глобализация»
по своей сути означает глобальную взаимозависимость. Взаимоза-
висимость не гарантирует равного статуса или даже равной безо-
пасности всем странам. Но она предполагает, что ни одна страна
не обладает полным иммунитетом от последствий научно-техни-
ческой революции, которая многократно расширила возможнос-
ти человека в применении насилия и вместе с тем скрепила узы,
все теснее связывающие человечество воедино.
В конечном счете кардинальный политический вопрос, сто-
ящий перед Америкой, звучит следующим образом: «Гегемония
во имя чего?» Будет ли страна стремиться построить новую ми-
ровую систему, основанную на совместных интересах, или станет
использовать свою суверенную глобальную мощь главным обра-
зом для упрочения собственной безопасности?
Нижеследующие страницы посвящены тому, что я считаю
главными вопросами, на которые необходимо дать стратегически
всеобъемлющий ответ, а именно:
• каковы главные опасности, угрожающие Америке?
• есть ли у Америки, учитывая ее господствующий статус, пра-
во на большую степень безопасности, чем у остальных стран?
• каким образом Америке следует противостоять потенциаль-
но смертоносным угрозам, которые все чаще исходят не от
сильных соперников, а от слабых недругов?
• в состоянии ли Америка конструктивно регулировать свои
долгосрочные отношения с исламским миром, насчитыва-
ющим 1 миллиард 200 миллионов человек, многие из кото-
рых все больше видят в Америке заклятого врага?
• может ли Америка решающим образом содействовать уре-
гулированию израильско-палестинского конфликта при на-
Выбор «261
. личии сталкивающихся, но законных притязаний двух на-
родов на одну и ту же землю?
• что требуется для достижения политической стабильности
в неспокойной зоне новых Мировых Балкан, протянувшей-
ся вдоль южной оконечности центральной Евразии?
• способна ли Америка наладить подлинное партнерство с Ев-
ропой, учитывая, с одной стороны, медленные темпы поли-
тического объединения Европы, а с другой — очевидное воз-
растание ее экономического могущества?
• возможно ли вовлечь Россию, которая уже не является со-
перником Америки, в атлантическую структуру под амери-
канским руководством?
• какова должна быть роль Америки на Дальнем Востоке, при-
нимая во внимание сохраняющуюся, но неохотную зависи-
мость Японии от Соединенных Штатов и увеличение ее во-
енной мощи, а также усиление Китая?
• насколько вероятно, что глобализация породит логически
законченную контрдоктрину или контральянс, направлен-
ные против Америки?
• становятся ли демографические и миграционные процессы
новыми источниками угроз для глобальной стабильности?
• совместима ли американская культура с ответственностью
имперского характера?
• как Америка должна реагировать на новое углубление не-
равенства между людьми, которое может резко ускориться
в результате происходящей научно-технической революции
и стать еще отчетливее под воздействием глобализации?
• совместима ли американская демократия с ролью, суть ко-
торой составляет гегемония, сколь бы тщательно эта геге-
мония ни маскировалась; каким образом императивы безо-
пасности, неотъемлемые от этой особой роли, скажутся на
традиционных гражданских правах американцев?
Итак, настоящая книга представляет собой отчасти прогноз и
отчасти — набор рекомендаций. В качестве исходного пункта взя-
то следующее утверждение: недавно начавшаяся революция в пе-
редовых технологиях, прежде всего в сфере коммуникаций, бла-
гоприятствует постепенному становлению глобального сообще-
ства, опирающегося на все более широко признаваемые единые
262 • Збигнев Бжезинский
интересы, — сообщества, в центре которого находится Америка.
Но потенциально не исключаемая самоизоляция единственной
сверхдержавы способна погрузить мир в пучину нарастающей
анархии, особенно губительной на фоне распространения оружия
массового уничтожения. Поскольку Америке — принимая во вни-
мание ее противоречивую роль в мире — предначертано быть ка-
тализатором движения либо к глобальному сообществу, либо к
глобальному хаосу, на американцах лежит уникальная историче-
ская ответственность за то, каким из двух этих путей пойдет чело-
вечество. Нам предстоит сделать выбор между господством над
миром и лидерством в нем.
30 июня 2003 г.
ЧАСТЬ I
Американская гегемония
и глобальная безопасность
Уникальное положение Америки в мировой иерархии сегод-
ня широко признано. Первоначальные удивление и даже гнев, с ко-
торыми была встречена за рубежом открытая констатация главен-
ствующей роли Америки, уступили место более сдержанным — хотя
все еще отмеченным печатью обиды — попыткам обуздать, ограни-
чить, направить в иное русло или подвергнуть осмеянию ее геге-
монию1. Даже русские, которые по причинам ностальгического
порядка менее всех склонны признавать масштабы американско-
го могущества и влияния, согласились с тем, что в течение неко-
торого времени Соединенные Штаты будут оставаться определя-
ющим игроком в мировых делах2. Когда 11 сентября 2001 г. Аме-
рика подверглась террористическим ударам, британцы во главе с
премьер-министром Тони Блэром приобрели авторитет в глазах
Вашингтона, немедленно присоединившись к объявлению амери-
канцами войны против международного терроризма. Их приме-
ру последовала значительная часть планеты, включая страны, ко-
торые ранее на себе испытали боль террористических атак, удосто-
ившись лишь малой толики сочувствия с американской стороны.
Прозвучавшие во всех уголках мира заявления в духе декларации
«мы все — американцы» были не просто выражениями искренне-
го сопереживания, они стали еще и своевременными заверения-
ми в политической лояльности.
Современному миру может не нравиться американское пре-
восходство: он может относиться к нему с недоверием, негодовать
и время от времени даже составлять направленные против него за-
говоры. Однако прямо оспаривать верховенство Америки в прак-
264 • Збигнев Бжезинский
тическом ключе остальному миру не по силам. В течение прошлого
десятилетия предпринимались отдельные попытки сопротивле-
ния, но все они потерпели неудачу. Китайцы и русские пофлир-
товали с идеей стратегического партнерства, ориентированного
на формирование «многополярного мира» — понятие, истинный
смысл которого легко расшифровывается с помощью слова «ан-
тигегемония». Из этого мало что могло выйти, учитывая отно-
сительную слабость России по сравнению с Китаем и прагматизм
китайских руководителей, прекрасно осознающих, что в настоя-
щий момент Китай больше всего нуждается в иностранных капи-
талах и технологиях. Ни на то, ни на другое Пекину не приходи-
лось бы рассчитывать, приобрети его отношения с Соединенны-
ми Штатами антагонистический оттенок. В завершающем году XX
столетия европейцы, и в первую очередь французы, с помпой про-
возгласили, что Европа вскоре обзаведется «автономными воз-
можностями в области глобальной безопасности». Но, как не за-
медлила показать война в Афганистане, обещание это было срод-
ни некогда знаменитому советскому заверению в исторической
победе коммунизма, «виднеющейся на горизонте», то есть на во-
ображаемой линии, неумолимо отодвигающейся по мере прибли-
жения к ней.
История — летопись изменений, напоминание о том, что все-
му наступает конец. Но она же подсказывает, что некоторым ве-
щам дарован долгий век, а их исчезновение отнюдь не означает
возрождения предшествовавших реальностей. Так будет и с се-
годняшним мировым преобладанием Америки. Однажды оно тоже
начнет клониться к закату, возможно, позднее, чем кое-кому хо-
телось бы, но раньше, нежели полагают, ничтоже сумняшеся, мно-
гие американцы. Что придет ему на смену? — вот ключевой во-
прос. Внезапный конец американской гегемонии, без сомнения,
погрузил бы мир в хаос, в обстановке которого международная
анархия сопровождалась бы взрывами насилия и разрушениями
подлинно грандиозного масштаба. Сходный эффект, только рас-
тянутый во времени, имел бы и неуправляемый постепенный упа-
док господства США. Но поэтапное и контролируемое перерасп-
ределение власти могло бы привести к оформлению структуры
глобального сообщества, основанного на совместных интересах и
располагающего своими наднациональными механизмами, на ко-
торые в возрастающем объеме возлагались бы некоторые специ-
Выбор • 265
альные функции в сфере безопасности, традиционно принадле-
жащие национальным государствам.
В любом случае эвентуальное окончание американской геге-
монии не повлечет за собой восстановления многополярного ба-
ланса между знакомыми нам великими державами, которые за-
правляли мировыми делами в последние два столетия. Не увенча-
ется оно и воцарением на месте Соединенных Штатов другого
гегемона, обладающего аналогичным политическим, военным,
экономическим, научно-техническим и социокультурным гло-
бальным превосходством. Известные крупные державы прошло-
го века слишком утомлены или слабы, чтобы справиться с ролью,
которую сегодня играют Соединенные Штаты. Примечательно,
что начиная с 1880 года в иерархической табели мировых держав
(составленной на основе совокупной оценки их экономического
потенциала, военных бюджетов и преимуществ, населения и т.д.),
менявшейся с интервалами в двадцать лет, верхние пять строк за-
нимали всего лишь семь государств: Соединенные Штаты, Вели-
кобритания, Германия, Франция, Россия, Япония и Китай. Одна-
ко только Соединенные Штаты неоспоримо заслуживали вклю-
чения в ведущую пятерку в каждый 20-летний период, а в 2002
году разрыв между государством, занявшим самую верхнюю по-
зицию, — Соединенными Штатами — и остальными странами
оказался намного больше, чем когда-либо прежде3.
Бывшие великие европейские державы — Великобритания,
Германия и Франция — слишком слабы, чтобы принять на себя
удар в схватке за гегемонию. Маловероятно, что в ближайшие два
десятилетия Европейский союз достигнет той степени политиче-
ского единства, без которой народам Европы никогда не обрести
воли к соперничеству с Соединенными Штатами на военно-по-
литической арене. Россия уже не представляет собой имперскую
державу, и главным вызовом для нее является задача социально-
экономического возрождения, не выполнив которую она будет
вынуждена уступить свои дальневосточные территории Китаю.
Население Японии стареет, ее экономическое развитие замедли-
лось; типичная для 1980-х годов точка зрения, сулившая Японии
превращение в следующее «сверхгосударство», выглядит сегодня
исторической иронией. Китай, даже если ему удастся сохранить
высокие темпы экономического роста и не утратить внутриполи-
тическую стабильность (и то и другое сомнительно), станет в луч-
266 • Збигнев Бжезинский
шем случае региональной державой, потенции которой по-преж-
нему будут лимитироваться бедностью населения, архаичной
инфраструктурой и отсутствием универсально притягательного
образа этой страны за рубежом. Все это относится и к Индии, труд-
ности которой, сверх того, усугубляются неясностью долгосроч-
ных перспектив ее национального единства.
Даже коалиции всех этих стран — образование которой край-
не маловероятно, учитывая историю их взаимных конфликтов и
взаимоисключающих территориальных притязаний — не хвати-
ло бы сплоченности, силы и энергии, ни чтобы столкнуть Амери-
ку с ее пьедестала, ни чтобы поддерживать глобальную стабиль-
ность. Как бы то ни было, если бы Америку попробовали сбро-
сить с трона, часть ведущих государств подставила бы ей плечо.
И в самом деле, при первых же осязаемых признаках заката аме-
риканского могущества нам, вполне возможно, довелось бы на-
блюдать спешные попытки упрочить лидерство Америки. Но са-
мое главное, даже общее недовольство американской гегемонией
бессильно приглушить столкновения интересов различных госу-
дарств. В случае же упадка Америки наиболее острые противоре-
чия могли бы разжечь пожар регионального насилия, который в
условиях распространения оружия массового поражения чреват
самыми страшными последствиями.
Все сказанное позволяет сделать двоякий вывод: в предстоя-
щие два десятилетия американское могущество будет являться не-
заменимой опорой глобальной стабильности, а принципиальный
вызов мощи США может возникнуть лишь изнутри: либо если
американская демократия сама отвергнет силовую роль, либо если
Америка неправильно распорядится своим глобальным влияни-
ем. Американское общество при всей достаточно очевидной узос-
ти его интеллектуально-культурных интересов твердо поддержи-
вало продолжительное миромасштабное противостояние угрозе
тоталитарного коммунизма, а сегодня полно решимости бороть-
ся с международным терроризмом. Пока эта вовлеченность в ми-
ровые дела сохраняется, Америка будет играть роль глобального
стабилизатора. Но стоит антитеррористической миссии потерять
смысл — потому ли, что терроризм исчезнет, потому ли, что аме-
риканцы устанут либо утратят чувство общей цели, — глобаль-
ной роли Америки быстро настанет конец.
Злоупотребление своим могуществом со стороны США так-
же способно подорвать их глобальную роль и поставить под во-
Выбор • 267
прос ее легитимность. Поведение, воспринимаемое в мире как про-
извол, может стать причиной прогрессирующей изоляции Аме-
рики и лишить ее если не потенциала самообороны, то возможно-
сти воспользоваться своей властью для вовлечения других стран
в общие усилия по формированию более безопасной международ-
ной среды.
Общественность в целом понимает, что новая угроза безопас-
ности, которую столь драматическим образом выявило 11 сентяб-
ря, нависла над Америкой на долгие годы. Богатство страны и ди-
намизм ее экономики делают относительно приемлемым оборон-
ный бюджет на уровне 3—4% ВВП: это бремя значительно легче
того, что довелось нести в годы «холодной войны», не говоря уже
о временах Второй мировой войны. Вместе с тем в процессе гло-
бализации, способствующей переплетению американского обще-
ства с остальным миром, национальная безопасность Америки ока-
зывается все менее отделимой от вопросов общего благополучия
человечества.
Согласно логике искусного государственного управления, за-
дача заключается в том, чтобы преобразовать существующий фун-
даментальный общественный консенсус в сфере безопасности в
долгосрочную стратегию, которая встретила бы в мире не всеоб-
щее неодобрение, а всеобщую поддержку. Этого нельзя добиться,
ни апеллируя к шовинизму, ни провоцируя панику. Здесь требу-
ется такой подход к новым реальностям глобальной безопаснос-
ти, в котором воедино слились бы традиционный американский
идеализм и трезвый прагматизм. Ведь с обеих точек зрения оче-
виден один и тот же вывод: укрепление глобальной безопасности
является для Америки принципиально важным компонентом ее
собственной национальной безопасности.
1 Когда в 1997 году я опубликовал книгу «Великая шахматная доска: гос-
подство Америки и его геостратегические императивы», бывший канцлер
Германии Гельмут Шмидт в рецензии, под которой стояла его подпись, вы-
разил возмущение в связи с признанием мною исторически нового факта
мировой гегемонии Америки. Несколько позже французский министр ино-
странных дел того времени Юбер Ведрин иронически окрестил гегемонию
США «гипермощью».
2 В недавно опубликованных российских исследованиях, посвященных
мировым тенденциям, недвусмысленно признается, что период американско-
268 • Збигнев Бжезинский
го главенства продлится как минимум еще два десятилетия или около того,
причем никакая другая держава не сможет даже приблизиться к подобному
статусу. (См. Мир на рубеже тысячелетий. — М., 2001, коллективная моно-
графия Института мировой экономики и международных отношений.) Реше-
ние президента Путина недвусмысленно занять после событий 11 сентября
сторону Америки было явно продиктовано осознанием того, что открытая
враждебность к США могла бы только осложнить для России ее собственные
дилеммы безопасности.
3 Хотя такое распределение мест в международном иерархическом списке
вызывает споры, в 1900 году в нем фигурировали, последовательно, Велико-
британия, Германия, Франция, Россия и Соединенные Штаты, причем все они
располагались относительно близко друг к другу. В 1960 году лидировали Со-
единенные Штаты и Россия (СССР), а Япония, Китай и Великобритания на-
ходились далеко позади. В 2000 году список возглавили Соединенные Штаты,
за которыми с большим отрывом следуют Китай, Германия, Япония и Россия.
Глава 1
ДИЛЕММЫ УТРАЧЕННОЙ
НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ*
На протяжении большей части истории Америки как суверен-
ной страны ее граждане считали безопасность нормой, а отдель-
ные периоды незащищенности — отклонением от нормы. Отныне
же все будет наоборот. В эпоху глобализации отсутствие безопас-
ности превратится в долговременную реальность, а поиск путей
укрепления национальной безопасности — в предмет постоянной
заботы. Придется решать, какая степень уязвимости допустима;
этому вопросу предстоит стать весьма непростой политической
проблемой для Соединенных Штатов как современного мирово-
го гегемона, а также культурной дилеммой для американского об-
щества.
Конец суверенной безопасности
Становление Америки произошло в эпоху, когда нацио-
нальный суверенитет и национальная безопасность были почти
синонимами. Именно ими определялась международная жизнь.
В течение нескольких последних столетий международный по-
рядок покоился на фундаменте национально-государственного
суверенитета, каждое государство выступало в пределах своей
территории верховным и абсолютным арбитром собственных тре-
бований к национальной безопасности. Хотя юридически сувере-
* Автор использует понятие «insecurity» — в буквальном переводе «небе-
зопасность», «отсутствие безопасности». — Примеч. пер.
270 • Збигнев Бжезинский
нитет считался абсолютным, явное неравенство национальных
потенциалов не только делало неизбежными существенные ком-
промиссы, прежде всего со стороны слабых государств, но и ска-
зывалось в серьезных нарушениях суверенитета отдельных стран
по воле более сильных держав. Тем не менее, когда в качестве ре-
акции на опыт Первой мировой войны была учреждена первая
всемирная организация межгосударственного сотрудничества —
Лига Наций, в угоду абстрактному понятию абсолютного сувере-
нитета все государства-члены получили равное право голоса. Симп-
томатично, что Соединенные Штаты, относясь особенно трепет-
но к своему суверенному статусу и уверенные в преимуществах
своего географического положения, предпочли остаться за рам-
ками этого объединения.
К моменту создания в 1945 году Организации Объединенных
Наций у ведущих государств уже не осталось сомнений в том, что
если ООН предназначено играть сколько-нибудь ощутимую роль
в сфере безопасности, ее устройство не должно игнорировать ре-
альности мирового соотношения сил. И все-таки принцип равен-
ства суверенных государств не мог быть отвергнут полностью. В
итоге остановились на компромиссном варианте, предусмотрев и
равные права всех стран-членов при голосовании на Генеральной
Ассамблее, и право вето в Совете Безопасности ООН для пяти
лидеров, которыми стали державы-победительницы во Второй ми-
ровой войне. Найденная формула скрывала молчаливое призна-
ние того обстоятельства, что национальный суверенитет все боль-
ше обращается в иллюзию для всех, за исключением горстки силь-
нейших государств.
Для Америки связь между государственным суверенитетом и
национальной безопасностью традиционно являлась еще более
органичной, чем для большинства других стран. Ее отразила идея
особого предназначения, которую проповедовала американская
революционная элита, стремившаяся оградить свое отечество от
межгосударственных конфликтов далекой Европы и одновремен-
но представить Америку образцовой носительницей принципиаль-
но новой и универсально значимой концепции государственной
организации. Эту связь подкрепляло понимание географических
реальностей, сделавших Америку заповедной территорией. Распо-
лагая двумя безбрежными океанами в качестве уникальных буфе-
ров безопасности и гранича с гораздо более слабыми соседями на
Выбор • 271
севере и юге, американцы рассматривали суверенитет своей стра-
ны и как естественное право, и как естественное следствие не име-
ющей аналогов национальной безопасности. Даже когда Америка
оказалась вовлечена в две мировые войны, именно американцы
пересекали океанские просторы, чтобы сразиться с противником в
дальних краях. Не война приходила в Америку — американцы ухо-
дили на войну1.
После завершения Второй мировой войны и с наступлением
во многом неожиданной «холодной войны» против враждебно на-
строенного идеологического и стратегического неприятеля боль-
шинство американцев поначалу чувствовали себя надежно защи-
щенными монополией США на атомную бомбу. Стратегическое
авиационное командование (САК), обладавшее (по крайней мере
до середины 1950-х годов) способностью нанести в односторон-
нем порядке опустошительный удар по Советскому Союзу, взяло
на себя функцию защитного покрова страны, которую прежде вы-
полнял базирующийся на двух океанах военно-морской флот.
САК символизировало и увековечивало представление о безопас-
ности как неотъемлемом атрибуте особого положения Америки,
хотя почти для всех других национальных государств отсутствие
безопасности в XX столетии уже стало нормой. Разумеется, аме-
риканские войска в Германии и Японии защищали и другие на-
роды, обороняя одновременно Америку, но тем самым они также
удерживали опасность на удаленных от Америки географических
рубежах.
Только в конце 1950-х годов, а возможно, лишь в ходе Кубин-
ского ракетного кризиса (известного в советской историографии
как Карибский кризис 1962 г. — Примеч. пер.) Америка ошеломлен-
но обнаружила, что современная техника сделала неуязвимость
принадлежностью прошлого. В 1960-е годы в стране поднялась
мощная волна беспокойства из-за «отставания по ракетам» (со-
ветские лидеры намеренно завышали данные о качественных ха-
рактеристиках и количестве своих ракет). Это выразилось в уси-
лившемся страхе перед неизбежной нестабильностью ядерного
сдерживания, в озабоченности стратегов по поводу возможного
разоружающего ядерного удара со стороны СССР и возрастаю-
щего риска случайного пуска ядерной ракеты, а позже — и в рабо-
тах над новыми видами высокотехнологичных оборонительных
систем космического базирования, в частности противоракетных
272 • Збигнев Бжезинский
комплексов. Интенсивная общенациональная дискуссия по этим
вопросам в конце концов завершилась общим признанием: обес-
печивающие стратегическую стабильность отношения с Совет-
ским Союзом достижимы только на основе взаимной сдержаннос-
ти. Тем самым был проложен путь к подписанию в 1970-х годах
Договора по противоракетной обороне (ПРО) и соглашений об
ограничении стратегических вооружений (ОСВ), а затем, в 1980-х
годах, к подготовке договоров о сокращении стратегических
наступательных вооружений (СНВ).
Эти договоры, по сути, явились признанием того, что безопас-
ность Америки уже не находится исключительно в руках амери-
канцев, а частично зависит и от договоренностей со смертельно
опасным антагонистом. То, что этот антагонист был в равной мере
уязвим и его поведение, судя по всему, определялось аналогич-
ным осознанием собственной уязвимости, вселяло некоторую
надежду и психологически облегчало признание общей уязвимо-
сти для американской общественности. Конечно, договореннос-
ти не устраняли риск взаимного уничтожения, но их очевидная
рациональность и привносимая ими предсказуемость несколько
успокоили американцев. В итоге предпринятая в начале 1980-х
годов попытка администрации Рейгана восстановить неуязви-
мость Америки с помощью «стратегической оборонной инициа-
тивы» (СОИ) — проекта развертывания в космосе оборонитель-
ных комплексов, предназначенных для защиты территории Со-
единенных Штатов от ударов советских баллистических ракет, —
не получила поддержки подавляющего большинства населения.
Неожиданная умеренность американской общественности, вне
всякого сомнения, была отчасти следствием прогресса разрядки в
советско-американских отношениях, благодаря которому страхи
перед ядерным столкновением несколько поутихли. Но она так-
же объяснялась возникшим в обществе ощущением, что совет-
ский блок и сам Советский Союз переживают масштабный внут-
ренний кризис. Угроза, в восприятии американцев, шла на убыль.
И в самом деле, после крушения в 1991 году Советского Союза со-
ветские ракеты, перестав быть предметом соглашений о сокраще-
нии вооружений, попали в сферу внимания американских служб
по демонтажу оружия, ибо США начали предоставлять деньги и
методики для обеспечения безопасного складирования некогда
внушавших ужас советских ядерных боеголовок. Превращение
Выбор • 273
советского ядерного арсенала в объект, обслуживаемый американ-
ской системой защиты, свидетельствовало о том, до какой степе-
ни ликвидация советской угрозы стала свершившимся фактом.
Исчезновение советского вызова, совпавшее с впечатляющей
демонстрацией возможностей современной американской воен-
ной техники в ходе войны в Персидском заливе, естественным
образом привело к восстановлению уверенности общества в уни-
кальной мощи Америки. Возглавляемая США и обусловленная
техническим прогрессом революция в военном деле (РВД) поро-
дила не только новые виды оружия и новые тактические концеп-
ции, которые предопределили однозначный исход двух мини-войн
1991 и 2003 годов против вооруженного Советским Союзом Ира-
ка, но и новое ощущение глобального военного превосходства
американцев. На краткий миг Америка вновь почувствовала себя
почти неуязвимой.
Этот новый настрой совпал с широким осознанием того, что
за крахом Советского Союза скрываются более кардинальные
сдвиги в глобальном распределении политического могущества.
В то время как операции против Ирака в 1991 году и в Косово в
1999 году красноречиво демонстрировали крепнущее первенство
Америки в военном применении высоких технологий и ее способ-
ность относительно безнаказанно наносить удары по другим стра-
нам, американское превосходство все больше воспринималось за
рубежом как явление далеко не только военного порядка. Оно
было по меньшей мере столь же очевидным в плане «мягких» из-
мерений силы, научных инноваций и их технического внедрения,
экономического динамизма и, что хуже поддается оценке, социо-
культурного экспериментирования. К началу 1990-х годов мно-
гие иностранные комментаторы — порой не скрывая крайнего
раздражения — признали Америку не только мировым гегемоном,
но и уникальной (и нередко нарушающей привычный покой) со-
циальной лабораторией человечества. Стремительное распрост-
ранение нового типа связи через Интернет явилось лишь одним
из многих выражений огромного глобального влияния Америки
как мирового первопроходца в сфере общественного развития.
В процессе этих изменений роль Америки на мировой арене
стала «диалектичнее», чем когда-либо: американское государ-
ство, полагаясь на свою превосходящую мощь, выступает в ка-
честве бастиона международной стабильности в традиционном
274 • Збигнев Бжезинский
смысле этого понятия; американское общество же, оказывая на
окружающий мир громадное разноплановое воздействие, облег-
чаемое глобализацией, преодолевает национально-территори-
альные барьеры и разрушает традиционный общественный по-
рядок.
Сочетание двух этих обстоятельств, с одной стороны, усили-
вает известную склонность Америки считать себя моделью для
всех остальных народов, поскольку американское превосходство
еще больше укрепляет представление американцев о моральном
призвании их страны свыше. Стремление Конгресса США упол-
номочить Государственный департамент выносить оценки пове-
дению других государств весьма симптоматично для нынешней
позиции Соединенных Штатов, которые все более пренебрежи-
тельно относятся к чужому суверенитету, по-прежнему тщатель-
но оберегая свой.
С другой стороны, под совокупным воздействием американ-
ской мощи и глобализации меняется природа национальной безо-
пасности США. Современные технологии стирают эффект гео-
графического расстояния, многократно увеличивают разнообра-
зие и радиус действия средств поражения, а также число субъек-
тов, способных на неординарные акты насилия. При этом лавина
гневных протестов против глобализации устремляется на Соеди-
ненные Штаты, превращая их в первоочередную мишень. Но гло-
бализация ведет к всеобщей уязвимости, даже если главным объек-
том ненависти оказывается Америка.
Неодолимой силой, уравнивающей общества в смысле уязви-
мости, является технический прогресс. Революционное сокраще-
ние расстояний благодаря современным коммуникационным тех-
нологиям и радикальному увеличению радиуса действия средств
намеренного причинения смерти пробило брешь в традиционном
защитном зонтике национального государства. Более того, и воз-
можности приобретения вооружений, и дальность их действия
придают им постнациональные черты. Даже неправительствен-
ные субъекты, такие как подпольные террористические органи-
зации, постепенно налаживают каналы доступа к оружию боль-
шой разрушительной силы. Совершение в том или ином месте акта
подлинно высокотехнологичного терроризма — лишь вопрос вре-
мени. Но и это не все: в результате того же «уравнивающего» про-
цесса бедные государства, вроде Северной Кореи, получают ин-
/ Выбор • 275
струменты для нанесения противнику ущерба в таком объеме, в
каком прежде это было доступно лишь горстке богатых и мощ-
ных государств.
В определенный момент эта тенденция способна привести к апо-
калиптическим последствиям. Впервые в истории становится воз-
можным рассматривать небиблейский вариант «конца света» — не
деяния Божьего, но преднамеренно развязываемой, творимой че-
ловеком цепной реакции глобального катаклизма. Армагеддон, опи-
санный в последней книге Нового Завета (Откровение, гл. 16),
вполне может сойти за картину планетарного ядерно-бактерио-
логического самоубийства2. Хотя в предстоящие несколько деся-
тилетий вероятность подобного события, возможно, останется сла-
бой, с развитием науки неуклонно будет расти и способность че-
ловека к актам самоуничтожения, которые организованное обще-
ство не всегда может оказаться в состоянии предотвратить или
ограничить.
Помимо апокалиптического исхода существует и неминуемо
будет расширяться список других сценариев эскалации насилия,
которые могут воплотиться в жизнь вследствие обострения меж-
дународных противоречий или в качестве побочного продукта ма-
нихейских страстей. В их перечень, начиная с более традицион-
ных сценариев и заканчивая самыми инновационными варианта-
ми, входят:
1) полномасштабная, несущая массовые разрушения стратеги-
ческая война между Соединенными Штатами и Россией —
что на настоящем этапе все еще теоретически возможно, хотя
и маловероятно — либо, предположительно через пример-
но 20 лет, между Соединенными Штатами и Китаем, а так-
же между Китаем и Россией;
2) крупные региональные войны с применением наиболее смер-
тоносного оружия, например между Индией и Пакистаном
или между Израилем и Ираном;
3) ведущие к фрагментации обществ этнические военные кон-
фликты, угрожающие прежде всего многоэтническим госу-
дарствам, подобным Индонезии или Индии;
4) различные формы подавляемого «национально-освободи-
тельного» движения против реального или предполагаемо-
го расового угнетения, такие как борьба индейского кресть-
276 • Збигнев Бжезинский
янства Латинской Америки, российских чеченцев или сра-
жающихся против Израиля палестинцев;
5) неожиданные акты агрессии против соседних государств
либо, анонимно, против Соединенных Штатов со стороны
стран, слабых во всех иных отношениях, но сумевших изго-
товить оружие массового уничтожения и найти способы его
доставки;
6) приобретающие все более разрушительный эффект терро-
ристические операции подпольных групп против целей, воз-
буждающих у них особую ненависть; повторение того, что
произошло 11 сентября в Соединенных Штатах, а в конеч-
ном итоге — теракты с использованием оружия массового
уничтожения;
7) кибернетические атаки, анонимно предпринимаемые госу-
дарствами, террористическими организациями или даже
анархистами-одиночками против операционной инфраструк-
туры высокоразвитых обществ в расчете погрузить их в со-
стояние хаоса.
Общеизвестно, что инструментарий насилия становится все
разнообразнее и доступнее. Он охватывает широкую палитру
средств — от сверхсложных систем оружия, в частности различных
типов ядерных вооружений, разрабатываемых для выполнения
специфических военных задач и доступных лишь нескольким го-
сударствам, до менее эффективных, но столь же смертоносных
ядерных зарядов, предназначенных для массового уничтожения
городского населения; от ядерных боеприпасов до химического
(менее смертоносного) оружия и бактериологических веществ
(прицельное применение которых затруднено, но поражающий
эффект которых обладает высокой динамикой самораспростра-
нения). Чем беднее государство или чем изолированнее группа,
готовящаяся использовать оружие подобных видов, тем вероят-
нее, что они прибегнут к хуже всего поддающимся контролю и
наименее избирательно действующим средствам массового унич-
тожения.
Таким образом, дилеммы глобальной безопасности первых де-
сятилетий XXI столетия качественно отличаются от дилемм века
XX. Традиционная связь между национальным суверенитетом и
национальной безопасностью разорвана. Впрочем, традиционные
Выбор • 277
стратегические соображения, конечно же, остаются основополага-
ющими для безопасности Америки, поскольку в ситуации круше-
ния международной структуры потенциально враждебные США
крупные государства — такие, как Россия и Китай, — по-прежне-
му могли бы нанести колоссальный урон американской террито-
рии. Более того, коль скоро ведущие государства не прекратят со-
вершенствовать имеющиеся вооружения и разрабатывать новые
их виды, поддержание технологического превосходства над ними
будет и впредь оставаться важным императивом национальной
безопасности США3.
Тем не менее крупномасштабные войны между высокоразви-
тыми государствами уже стали редкостью. Две мировые войны,
вспыхнувшие в самой передовой тогда части мира — Европе, —
являлись «тотальными» в том смысле, что они велись с примене-
нием самых совершенных для своего времени средств, сеявших
смерть в равной мере как среди участников боевых действий, так
и среди мирного населения. Но, даже добиваясь полного разгро-
ма противника, каждая из сторон рассчитывала уцелеть в проти-
воборстве. Тотальные в своих целях, те войны все же не были са-
моубийственными.
После Хиросимы и Нагасаки, где слово «тотальный» обрело
совершенно новый смысл, и с распространением атомного ору-
жия, в круг обладателей которого вошли не только главные анта-
гонисты «холодной войны», но и другие государства, понятие по-
беды в тотальной войне превратилось в оксюморон — словосоче-
тание, объединяющее взаимоисключающие идеи. Признанием и
институционализацией этого факта стал переход Соединенных
Штатов и Советского Союза к стратегии взаимного сдерживания
путем устрашения. Именно тем странам, которым создание само-
го разрушительного оружия больше всего по карману, его исполь-
зование угрожает максимальными потерями, поэтому если еще
можно представить себе тотальную войну между Индией и Паки-
станом, то между Францией и Германией она уже немыслима. Не
будет чрезмерным преувеличением сказать, что тотальные войны
оказываются бессмысленными актами, которые могут позволить
себе только бедные государства.
Войны между высокоразвитыми государствами (впрочем, ма-
дрвероятные), как и военные операции развитых государств про-
Яцв более отсталых (вероятность которых выше), станут отныне
278 • Збигнев Бжезинский
вестись посредством все более высокоточных вооружений, а их
задача будет состоять не в полном уничтожении общества про-
тивника (что могло бы спровоцировать опустошающий контр-
удар), а в его разоружении и последующем подчинении. Военные
кампании США против «Талибана» в конце 2001 года и против
Ирака в 2003 году представляют собой прототип военных столк-
новений будущего, в которых станут применяться самые передо-
вые виды оружия, способные выборочно поражать отдельные осо-
бо важные военные и экономические объекты.
Вялотекущее противоборство вперемешку с судорожными
схватками становится гораздо вероятнее организованных, продол-
жительных, формальных войн. Война как формально объявлен-
ное положение вещей — дело прошлого. Последнее торжествен-
ное уведомление о предстоящем вступлении в состояние войны
было сделано в адрес нацистского правительства послами Брита-
нии и Франции 3 сентября 1939 г. в Берлине вслед за нападением
нацистов (без объявления войны) на Польшу. После Второй ми-
ровой войны Соединенные Штаты участвовали в двух крупных
войнах, в которых погибло 100 000 американцев, и примерно в
полудюжине относительно серьезных военных операций, сопро-
вождавшихся ограниченными потерями для американской сто-
роны, а также в одностороннем порядке подвергли авиационным
ударам как минимум три столицы иностранных государств, ни
разу не объявляя формального состояния войны. Не сопровож-
дались объявлением войны и три кровопролитных конфликта
между Индией и Пакистаном. В 1967 году Израиль нанес упреж-
дающий удар по соседним арабским странам, а в 1973 году был
сам атакован ими также без какого-либо официального преду-
преждения. Ирак и Иран в 1980-е годы вели затяжную кровопро-
литную войну друг с другом, не признавая того официально.
В противоположность эпохе традиционной международной
политики, когда войны и объявлялись, и завершались формаль-
ным образом, сегодня они воспринимаются как отклонение от нор-
мального поведения, сравнимое чуть ли не с уголовными преступ-
лениями. Сам по себе этот факт — мерило прогресса. Тем не ме-
нее в эру глобализации «война» лишь уступает место неформаль-
ному, не знающему территориальных границ и часто анонимному
противоборству. Насилие такого рода может порождаться ситуа-
цией геополитической нестабильности, подобной той, что сложи-
Выбор • 279
лась в результате крушения Советского Союза. В других обстоя-
тельствах раздоры становятся следствием этнического и религи-
озного антагонизма, выливаясь в неистовую оргию массового
умерщвления людей, — так случилось в Руанде, Боснии и на Бор-
нео. Чем бы ни обусловливалось насильственное противоборство,
его широкое распространение в наши дни очевидно4. А ответные
реакции на него иногда предполагают «полицейские» акции, вро-
де операции 1999 года в Косово.
Со временем демографическое давление со стороны перена-
селенных и бедных регионов на богатые части мира может при-
дать более насильственный характер и нелегальной иммиграции.
Помимо этого акты организованного насилия могут быть порож-
дением фанатизма, насаждаемого некоторыми неправительствен-
ными силами и нацеливаемого на первоочередные объекты их не-
нависти, — примером являются террористические организации,
избравшие своей мишенью Америку. Многие из вышеупомяну-
тых факторов насилия могли бы получить дополнительный им-
пульс, если бы на почве неприятия глобального неравенства сло-
жилась некая новая интегральная идеология, которая, по всей
видимости, была бы направлена против страны, воспринимаемой
в качестве оплота существующего статус-кво, — Соединенных
Штатов (подробнее об этом см. Часть II).
Короче говоря, дилеммы безопасности Америки в XXI веке на-
чинают походить на беспорядочные и многообразные вспышки
преступности, против которой вот уже долгие годы ведут борьбу
крупные мегаполисы, где существует свой особый подпольный
мир, где постоянно тлеющее и всюду проникающее насилие есть
норма жизни. Между тем риск, связанный с подобным положе-
нием, многократно увеличился с появлением смертоносных тех-
нологий, при использовании которых маховик насилия может
внезапно выйти из-под контроля и спровоцировать их массиро-
ванную эскалацию. Невозможность во всех случаях быстро и точ-
но установить источник угрозы еще больше подрывает способ-
ность Америки к эффективному ответу. В сущности, ее нацио-
нальная безопасность, которая в XIX столетии зижделась на изо-
лированном положении страны, а во второй половине XX — на
стратегии оборонительных альянсов с заокеанскими партнерами,
оборачивается сегодня уязвимостью, присущей современному
миру в целом.
280 • Збигнев Бжезинский
В таких обстоятельствах и особенно в свете событий 11 сен-
тября вполне понятно все более откровенное желание американ-
цев добиваться укрепления национальной безопасности. Их
стремление найти защиту от реально существующих, прогнози-
руемых, мыслимых и даже воображаемых угроз оправдывается
не только тем, что с момента окончания «холодной войны» на
Соединенные Штаты возложена уникальная роль в сфере гло-
бальной безопасности, но и тем, что образ Америки как социо-
культурного центра мира притягивает к ней взоры всего челове-
чества. А следовательно, у Америки есть причины претендовать
на большую безопасность, чем у преобладающего числа других го-
сударств.
Но даже если мы согласимся с этим утверждением, насколько
тогда осуществима концепция узко понимаемой национальной бе-
зопасности в эпоху, когда на смену межгосударственным войнам
приходит стихия множественных раздоров? И где та точка, в ко-
торой даже обоснованная озабоченность внутренней безопасно-
стью пересекает невидимую грань, отделяющую осмотрительность
от паранойи? В какой мере безопасность Америки зависит от мно-
гостороннего сотрудничества и в какой мере ее возможно — или
должно — гарантировать в одностороннем порядке? Эти простые
вопросы создают исключительно сложные проблемы выбора в об-
ласти национальной безопасности, решение которых будет иметь
далеко идущие последствия и для внутреннего конституционно-
го устройства страны. А динамичный, стремительно меняющий-
ся характер как современной технологии, так и международной
среды в конечном счете неизбежно делает любые ответы на по-
добные вопросы временными и условными.
Национальная мощь
и интернациональное противоборство
Понятие абсолютной национальной безопасности сегодня не
более чем миф. В век глобализации полная безопасность и тоталь-
ная оборона недостижимы. Фактически вопрос заключается в том,
какая именно степень незащищенности не помешает существова-
нию Америки и удовлетворению ее интересов во все более тесно
взаимодействующем и взаимозависимом мире. Отсутствие безо-
пасности, к сожалению, является уделом многих стран на протя-
Выбор «281
жении столетий. Отныне нет ее и у Америки: даже если утрата
безопасности вызывает ропот общественности, политикам при-
дется научиться справляться с этой проблемой.
Размышляя о влиянии нового положения на проблемы безо-
пасности, важно не упустить из виду то, о чем уже говорилось
выше. Америка представляет собой общество, преобразующее мир,
более того — источник революционных импульсов, подтачиваю-
щих построенный на началах суверенитета международный по-
рядок. В то же время она является традиционной державой, кото-
рая сама, односторонними методами защищает свою безопасность,
поддерживая — не только в собственных интересах, но и в инте-
ресах всего мирового сообщества — международную стабильность.
Вторая задача заставляет творцов американской политики кон-
центрировать внимание на традиционной для США роли оплота
глобальной стабильности. Несмотря на новые реальности всеоб-
щей взаимозависимости и растущую озабоченность международ-
ного сообщества такими новыми глобальными проблемами, как
экологическое неблагополучие, глобальное потепление, СПИД
или бедность, ничто не имеет столь кардинального значения для
сохранения мира во всем мире, как мощь Америки. Чтобы убе-
диться в этом, достаточно задаться простым гипотетическим во-
просом: что сталось бы, если бы Конгресс США постановил неза-
медлительно вывести американские вооруженные силы с трех
главных плацдармов их зарубежного базирования — из Европы, с
Дальнего Востока и из района Персидского залива?
С уходом оттуда США планета, вне всякого сомнения, почти
немедленно оказалась бы во власти стихии политического кризи-
са. В Европе часть государств бросилась бы лихорадочно перево-
оружаться и искать особых соглашений с Россией. На Дальнем
Востоке, по всей вероятности, вспыхнула бы война на Корейском
полуострове, а Япония приступила бы к капитальному перевоо-
ружению, не преминув обзавестись в том числе и ядерным потен-
циалом. В зоне Персидского залива доминирующие позиции за-
хватил бы Иран, внушая страх сопредельным арабским государ-
ствам.
Ввиду вышесказанного у Америки имеются две долгосрочные
стратегические альтернативы: либо начать процесс постепенно-
го, тщательно контролируемого преобразования собственного пре-
восходства в саморегулирующуюся международную систему, либо
282 • Збигнев Бжезинский
положиться главным образом на национальную мощь в расчете
на то, что страна сумеет обезопасить себя от международной анар-
хии, которая могла бы последовать за ее отказом от своих обяза-
тельств. В ситуации выбора между двумя этими вариантами боль-
шинство американцев инстинктивно склоняются к некоей ком-
бинации политики односторонних действий и интернационализ-
ма. Наиболее консервативные сегменты американского общества
и национальных элит отдают явное предпочтение всемерному
сохранению верховенства Америки — выбор, отражающий инте-
ресы традиционных структур власти и ориентированных на обо-
рону секторов американской экономики. Готовность же передать
часть власти партнерам — единомышленникам в вопросах строи-
тельства глобальной системы безопасности — более свойственна
тем элементам американского общества, которые обычно ассоци-
ируются с либеральными идеями и для которых стремление к со-
циальной справедливости внутри страны предполагает аналогич-
ную ориентацию на международном уровне.
Превосходство, однако, не означает всесилие. Какую бы стра-
тегическую формулу ни избрала Америка, ей придется тщатель-
но продумать, какие регионы мира принципиально важнее с точ-
ки зрения ее безопасности, каким образом лучше определить и
отстаивать свои интересы и какова допустимая для нее степень
международного беспорядка. Задача тех, кому надлежит вынести
суждения по всем этим вопросам, чрезвычайно осложняется не
только двойственной природой глобальной роли Америки, но и
непрерывными изменениями в международной сфере. Хотя на-
циональное государство формально остается главным субъектом
на мировой арене, интернациональная (а не международная в тра-
диционном смысле) политическая жизнь все больше приобрета-
ет форму трансграничного, беспорядочного и часто сопряженно-
го с насилием глобального процесса.
Из вышеприведенных соображений следуют некоторые выво-
ды применительно к безопасности самой Америки. Номер один в
перечне главных угроз международной безопасности (см. с. 26) —
полномасштабная стратегическая война — по-прежнему представ-
ляет серьезную опасность высшего порядка, хотя уже и не явля-
ется наиболее вероятной перспективой. В предстоящие годы од-
ной из главных задач американского политического руководства
в области безопасности будет оставаться сохранение стабильное-
Выбор • 283
ти взаимного ядерного сдерживания США и России. В течение
примерно десяти лет Китай также вполне может обрести способ-
ность нанести непоправимый ущерб американскому обществу в
случае стратегической войны с США.
Американская политическая элита полностью осознает этот
вызов. Следовательно, есть основания считать, что Соединенные
Штаты не прекратят масштабных и дорогостоящих усилий по со-
вершенствованию своего стратегического потенциала. Как мини-
мум, это предполагает повышение надежности, точности и спо-
собности к преодолению обороны противника американских стра-
тегических и тактических ядерных вооружений с различными
вспомогательными системами.
В то же время следует ожидать, что возглавляемая Соединен-
ными Штатами и обусловленная научно-техническим прогрессом
революция в военном деле будет выдвигать на передний план раз-
нообразные средства ведения боевых действий ниже ядерного по-
рога и, в более общем плане, способствовать девальвации цент-
ральной роли ядерного оружия в современном конфликте. Впол-
не вероятно, что Соединенные Штаты произведут — если потре-
буется, то и в одностороннем порядке, — значительное сокращение
своего ядерного арсенала при одновременном развертывании того
или иного варианта противоракетной оборонительной системы.
Привлечение наряду с традиционными союзниками США Рос-
сии и Китая к серьезному обсуждению вопросов обороны от «пе-
риферийных» ракетных ударов со стороны государств, не распо-
лагающих иными стратегическими возможностями, могло бы раз-
веять опасения тех, кто подозревает Америку в стремлении вос-
становить посредством противоракетной обороны стратегическое
превосходство, принадлежавшее ей в начале 1950-х годов.
Следующие сценарии, угрожающие миру, — крупные регио-
нальные войны, чреватые дроблением государств этнические кон-
фликты и революционные вызовы снизу — не обязательно пред-
ставляют прямую опасность для Соединенных Штатов. Даже
ядерная война между, скажем, Индией и Пакистаном или Ира-
ном и Израилем, как бы ужасающа она ни была, вряд ли создаст
серьезную угрозу территории США. Но в любом случае можно
предположить, что Соединенные Штаты воспользуются имеющи-
мися у них политическими и даже военными рычагами влияния,
чтобы предотвратить или остановить подобные конфликты. Спо-
284 • Збигнев Бжезинский
собность Америки выполнить такую задачу в большой мере зави-
сит от того, насколько энергичной будет ее превентивная дипло-
матия и насколько весомыми и реальными покажутся ее предуп-
реждения о намерении вмешаться в ход событий ради прекраще-
ния насилия в соответствующем регионе.
Необходимость выглядеть убедительно в данной роли явля-
ется для США веским доводом в пользу содержания сил, способ-
ных под прикрытием американского стратегического «зонта» бы-
стро и результативно проводить операции вмешательства в ло-
кальные войны, вне зависимости от территориальной удаленнос-
ти очага конфликта от Соединенных Штатов. Ключевыми здесь
являются слова «быстро» и «результативно». Действительно, для
безопасности США способность к быстрой и решающей интер-
венции важнее возможности вести одновременно две локальные
войны (неопределенной длительности), на которой скорее из те-
оретических соображений настаивают некоторые эксперты по
военному планированию. Способность в краткий срок выиграть
одну локальную войну является более эффективным средством
против развязывания где бы то ни было другого локального кон-
фликта, чем дорогостоящие усилия по поддержанию численнос-
ти войск, необходимой для параллельного ведения двух локаль-
ных войн.
Основополагающая формула возможности решающего вмеша-
тельства заключается в комбинации технологических преиму-
ществ, которые дают революционные инновации в военном деле,
в первую очередь в том, что касается точности и подавляющей
огневой мощи вооружений, и авиатранспортных средств, доста-
точных для быстрого развертывания контингента, способного
вести интенсивные боевые действия. Наличие надлежащего по-
тенциала на случай чрезвычайной ситуации было бы весьма це-
лесообразно, поскольку оно обеспечило бы Соединенные Шта-
ты, которые уже контролируют пространство Мирового океа-
на, средствами реагирования на почти любой локальный кон-
фликт, потенциально угрожающий жизненно важным интересам
Америки.
О таком потенциале глобального охвата — в пределах досяга-
емости для Соединенных Штатов — ни одна другая держава мира
бесспорно не может даже и мечтать. Этот разрыв между США и
остальными странами сам по себе свидетельствует об уникальных
Выбор • 285
масштабах сегодняшнего превосходства Америки. Таким образом,
очевидны геополитические преимущества, вытекающие из обла-
дания Соединенными Штатами возможностями решающего вме-
шательства.
Вызовы безопасности, с которыми Соединенные Штаты стал-
киваются на своей собственной территории, не столь отчетливы
и гораздо сложнее. С одной стороны, речь идет о менее бесспор-
ных источниках опасности, нежели вышеописанные угрозы; с дру-
гой стороны, плохо поддающиеся выявлению и нейтрализации,
эти факторы могут получить дальнейшее распространение. Имен-
но здесь начинается та темная зона, где не так просто провести
черту между осторожностью и паранойей и где просматриваются
более неоднозначные внутриполитические последствия для Аме-
рики.
До событий 11 сентября американцы были озабочены главным
образом вероятностью ракетного нападения либо угрозы нападе-
ния на Соединенные Штаты со стороны «государств-изгоев», та-
ких как Иран или Северная Корея5. В конце 2000 года админист-
рация Клинтона даже назвала дату, когда, по ее мнению, опасность
подвергнуться удару северокорейских межконтинентальных
баллистических ракет с ядерными боеголовками должна была стать
реальной, — 2005 год, — и объявила о планах строительства радар-
ной установки в рамках предполагаемого развертывания противо-
ракетной оборонительной системы, предназначенной для компен-
сации этой угрозы. Впоследствии администрация Джорджа У. Бу-
ша ясно продемонстрировала решимость продолжать работы по
созданию еще более основательного варианта национальной сис-
темы противоракетной обороны, хотя вопросы ее технических ха-
рактеристик и радиуса действия подлежали обсуждению с основ-
ными партнерами США, а также с Россией и предположительно
Китаем.
И администрация Клинтона, и сменившая ее администрация
Буша учитывали искреннюю обеспокоенность общественности
тем, что враждебные Америке страны однажды получат в свое рас-
поряжение оружие массового поражения и средства его доставки.
Обе администрации были небезразличны и к политическим ди-
видендам, которые сулил любой проект, обещавший восстановить
традиционное для Америки чувство особой защищенности. Тех-
нически инновационные оборонительные системы, призванные
286 • Збигнев Бжезинский
скрасить жестокую реальность взаимной уязвимости, выглядели
по определению привлекательным решением. К тому же, досто-
инства противоракетной обороны отстаивали отдельные заинте-
ресованные группы американского общества, от кругов, связан-
ных с аэрокосмической промышленностью, до определенной час-
ти электората, озабоченной тем, что Ирак или Иран получат воз-
можность угрожать разрушительным ракетным ударом Израилю.
Таким образом, идея противоракетной обороны пришлась весьма
ко времени.
Однако потенциальные выгоды любой системы противоракет-
ной обороны с точки зрения безопасности надо сопоставить с
преимуществами противодействия другим аспектам уязвимости.
Каждый доллар, потраченный на противоракетную оборону, озна-
чает, что остается меньше средств на борьбу с иными опасностями,
угрожающими Соединенным Штатам. Само по себе это не явля-
ется аргументом против разработки и последующего развертыва-
ния противоракетных комплексов, учитывая наличие синергиче-
ской взаимосвязи между наступательными и оборонительными во-
оружениями. Тем не менее нельзя не отметить, что развертыванию
любой системы противоракетной обороны должна предшествовать
тщательная оценка альтернативных потребностей США в сфере
безопасности. Это тем более важно, что некоторые другие угрозы
могут доставить куда больше хлопот.
Например, чрезвычайно трудно поддаются отражению и по-
литически дезориентируют внезапные нападения, источник ко-
торых неизвестен. Вызывает сомнения, что даже среди так назы-
ваемых «государств-изгоев», обладающих ракетным потенциалом,
найдется настолько безрассудное правительство, чтобы ударить
по Америке средствами, раскрывающими обратный адрес атаку-
ющего, как это, безусловно, случится при запуске ракеты. Ракет-
ное нападение почти наверняка спровоцировало бы сокрушитель-
ную акцию возмездия со стороны США, которая, ко всему проче-
му, уменьшила бы вероятность второго удара по Соединенным
Штатам.
Напротив, внезапный ядерный взрыв на борту неприметного
судна в каком-то американском порту — возможно, на одном из
тех кораблей, более тысячи которых ежедневно бороздят Атлан-
тику, — мог бы стереть с лица Земли прилегающий город. И не
оказалось бы никого, кто поставил бы себе это в заслугу и кого
Выбор • 287
можно было бы покарать за содеянное. Совершить подобную ак-
цию проще, чем оснастить межконтинентальную баллистическую
ракету надежной боеголовкой точного наведения, а происшедшее
гораздо тяжелее сказалось бы на моральном духе американцев.
Притом выбрать объект для возмездия было бы отнюдь не легко,
а страх перед повторением трагедии мог бы мгновенно охватить
все американские города, вызвав там панику.
То же можно сказать и о террористическом акте со стороны
организации, полной решимости причинить вред американскому
обществу, дезорганизовать и запугать его. Особенно заманчивую
цель для нападения представляют собой густонаселенные круп-
ные города. Анонимное нападение посеяло бы там панику и мог-
ло бы спровоцировать неадекватно жесткие ответные действия
против других государств или религиозных и этнических групп;
нависла бы угроза над гражданскими свободами в США. Как ярко
показала паника по поводу возможной эпидемии сибирской язвы
вскоре после событий 11 сентября, широкомасштабное примене-
ние бактериологических веществ могло бы дать толчок цепной
реакции летальных эпидемий и массовой истерии, для борьбы с
которыми ресурсы имеющихся в США служб здравоохранения
недостаточны. Аналогичным образом, всеобъемлющая атака на
компьютеризированные энергетические сети, системы связи и
авиалинии США способна буквально парализовать американское
общество и привести его к социальному и экономическому краху.
Короче говоря, присущие современному обществу высокая сте-
пень концентрированности и техническая взаимозависимость де-
лают его удобной мишенью для анонимных актов громадной раз-
рушительной силы, которые чрезвычайно трудно предвосхитить.
Все эти угрозы — от стратегически известных до самых нетра-
диционных — должны быть предметом самого пристального вни-
мания при составлении планов на случай чрезвычайных ситуа-
ций, а возможно, и основанием для превентивных акций. Готов-
ность системы национальной безопасности должна перекрывать
все реальные потребности, и было бы заблуждением чрезмерно
драматизировать одну угрозу в ущерб остальным. К безотлагатель-
но необходимым мерам в целях укрепления безопасности отно-
сятся, среди прочего, повышение уровня готовности внутренних
служб страны к преодолению чрезвычайных последствий ударов
по городским центрам, повышение эффективности пограничного
288 • Збигнев Бжезинский
контроля для предотвращения ввоза в Соединенные Штаты ком-
понентов оружия массового уничтожения и совершенствование
защиты жизненно важных с экономической и военной точек зре-
ния национальных компьютерных систем6.
Но если мы хотим по-настоящему поднять уровень обороны
национальной территории, вместо того чтобы заниматься перета-
совкой бюрократических ведомств, то первейшим приоритетом
должно стать получение надежной разведывательной информа-
ции. В конце концов, невозможно обезопасить от террористиче-
ской атаки каждое сооружение, каждую футбольную площадку,
каждый торговый центр в стране. Неизбежно настанет момент,
когда все попытки сделать это рухнут под грузом обременитель-
ных правил надзора и чрезмерных затрат. А террористы могут
ликовать, всего лишь организуя раз за разом ложные сообщения
о готовящихся терактах. Возможно, именно это они и делают,
вынуждая Америку поспешно вывешивать вызывающие смятение
цветные ленты — сигналы тревоги.
Гораздо более продуктивным для укрепления безопасности
был бы подход, предполагающий масштабные организационные
и финансовые меры, расширяющие возможности национальных
разведывательных служб. Главными направлениями этих усилий
должны стать обновление технических средств наблюдения, не-
медленное выявление подозрительной деятельности, более эф-
фективная и повсеместная работа по вербовке агентуры для про-
никновения в правительственные структуры недружественных
стран и в террористические организации, а также тайные насту-
пательные операции с целью сорвать направленные против Аме-
рики заговоры, положив им конец на ранней стадии. Каждый дол-
лар, потраченный на активную превентивную разведывательную
деятельность, стоит, пожалуй, десяти долларов, истраченных по
сути вслепую в рамках общего ужесточения мер безопасности на
потенциально привлекательных для террористов объектах.
Кроме того, при наличии подлинной готовности нации к от-
ражению вызовов безопасности общественность должна осоз-
нать, что определенная степень уязвимости является принадлеж-
ностью современной жизни. Нагнетание в стране паники неко-
торыми заинтересованными кругами американского общества,
периодические кампании в средствах массовой информации про-
тив той или иной «страны-изгоя», избранной на роль очередно-
Выбор • 289
го «врага года» для Америки, — Ливии, Ирака, Ирана, Северной
Кореи и даже Китая — рискуют сформировать параноидальное
видение места Америки в мире и вряд ли отвечают потребнос-
тям широкомасштабной национальной стратегии, призванной
направить глобальное противоборство в более стабильное и кон-
тролируемое русло.
Определение новой угрозы
Дилеммы, проистекающие из нового для Америки неблагопо-
лучия в сфере безопасности, позволяют утверждать, что Соеди-
ненные Штаты находятся на пике третьей в своей истории боль-
шой волны судьбоносных дебатов о национальной обороне. В пер-
вый раз вскоре после завоевания независимости споры разгоре-
лись вокруг того, пристало ли только что добившемуся свободы
американскому государству иметь в мирное время регулярную
армию и какие меры предосторожности надлежит принять, что-
бы ее наличие не привело страну к деспотизму. Конгресс США
первоначально был не склонен дать согласие на создание постоян-
ной армии, и Александру Гамильтону пришлось обратиться к нему
с предостережением на страницах «Федералиста», предупреждая,
что без такой армии «Соединенные Штаты будут являть собой са-
мое необычайное зрелище, какое только наблюдал мир, — зрелище
страны, которую ее Конституция лишает возможности готовить-
ся к обороне прежде, чем она окажется захвачена неприятелем»7.
Вторая волна продолжительной полемики, имевшей столь же
фундаментальные последствия, поднялась после Первой мировой
войны из-за отказа Америки от членства в Лиге Наций. Дискус-
сия увенчалась достигнутым почти 30 лет спустя, уже после Вто-
рой мировой войны, решением Соединенных Штатов взять на себя
бессрочные обязательства в отношении безопасности Европы в
соответствии со статьей 5 Североатлантического договора. Одоб-
рение Договора Конгрессом предполагало коренной пересмотр
смысла и границ национальной безопасности США: оборона Ев-
ропы отныне должна была рассматриваться в качестве передовой
линии обороны самой Америки. Атлантический альянс стал крае-
угольным камнем американской оборонной политики.
Третья волна дебатов тоже, по-видимому, схлынет нескоро и
вызовет жестокие раздоры как внутри страны, так и за рубежом.
290 • Збигнев Бжезинский
В сущности, предстоит ответить на вопрос, насколько далеко мо-
гут зайти Соединенные Штаты в стремлении максимизировать
собственную безопасность, какие финансовые и политические из-
держки при этом допустимы и в какой мере дозволительно рис-
ковать стратегическими связями с союзниками Америки. Хотя
открытые баталии разразились после событий 11 сентября, при-
знаки, предвещавшие третью «великую дискуссию», забрезжили
еще в середине 1980-х годов, когда предложенная президентом
Рейганом «стратегическая оборонная инициатива» (СОИ) тут же
вызвала вспышку острых внутриполитических и международных
разногласий. Проект СОИ отражал своевременное осознание того
факта, что динамика технологического развития меняет соотно-
шение между наступательными и оборонительными вооружени-
ями, а периметр системы национальной безопасности перемеща-
ется в космическое пространство. СОИ, однако, концентрирова-
лась в основном на одной, отдельно взятой угрозе, исходившей от
Советского Союза. С исчезновением угрозы лишился смысла и
сам проект.
Десятилетие спустя в процессе третьего в истории США прин-
ципиального пересмотра приоритетов национальной безопаснос-
ти в фокусе внимания постепенно оказывается более широкая про-
блема — способность общества к выживанию на фоне почти неиз-
бежного распространения и диверсификации оружия массового
уничтожения, непрерывных волнений в мире и растущего страха
перед терроризмом. Совокупное воздействие этих факторов дела-
ет гораздо более тесной взаимозависимость между безопасностью
американской территории и общим состоянием дел на планете.
Хотя роль Америки в обеспечении безопасности ее союзни-
ков и — в более широком плане — в поддержании глобальной ста-
бильности оправдывает ее притязания на большую степень наци-
ональной безопасности по сравнению с реальными возможностя-
ми других государств, все-таки — и это непреложный факт — вре-
мена абсолютной безопасности миновали. Оборона территории
заокеанских союзников США перестала служить дальним щитом
для самой Америки. Но если военные специалисты уже давно
встревожены складывающимся положением, то широким обще-
ственным слоям истина открылась лишь 11 сентября.
Безопасность Америки впредь должна рассматриваться в не-
разрывной связи с глобальной обстановкой. Неудивительно, что
Выбор • 291
после событий 11 сентября очередность волнующих обществен-
ность вопросов изменилась: отчетливо снизилась значимость иде-
алистических целей, тогда как озабоченность собственной безо-
пасностью заметно усилилась. Тем не менее планирование на од-
носторонней основе и готовность к единоличному отстаиванию
внутренней и международной безопасности не обеспечат долго-
временной безопасности. Поддержание не имеющего аналогов все-
объемлющего военного потенциала США и повышенной способ-
ности американского общества к выживанию обязательно следу-
ет подкрепить систематическими усилиями, направленными на
расширение зон глобальной стабильности, устранение некоторых
наиболее вопиющих причин политического насилия и поддерж-
ку политических систем, признающих основополагающую цен-
ность прав человека и конституционных механизмов. Отныне
уязвимость Америки будет возрастать всегда, когда демократия
за ее пределами окажется под угрозой отступления, а такая де-
мократия, в свою очередь, будет более уязвимой, если Америка
позволит себя запугать.
Центральный вопрос третьей «великой дискуссии» о нацио-
нальной безопасности Америки — как определить угрозу? От ис-
толкования вызова во многом зависит ответ. Следовательно, его
интерпретация представляет собой не просто интеллектуальное
упражнение, а стратегически важное действие, имеющее несколь-
ко аспектов. Определение угрозы должно стать трамплином для
мобилизации национальных усилий. С его помощью предстоит
выявить, что именно поставлено на карту, а также не только об-
наружить сущность угрозы, но и хотя бы отчасти уловить ее слож-
ную природу. Оно должно позволить провести грань между не-
отложными и более долгосрочными задачами. И наконец, такое
определение поможет разграничить долговременных союзников,
временных партнеров, скрытых оппонентов и открытых врагов.
Коль скоро Америка является демократией, определение уг-
розы должно быть понятным общественности, чтобы та могла вы-
держать материальные лишения, необходимые для отражения
опасности. Для этого нужны ясность и конкретность, но вместе с
тем возникает соблазн прибегнуть к демагогии. Мобилизовать об-
щество на длительное напряжение сил проще, если угрозу персо-
нифицировать, идентифицировать как зло и тем более создать ее
визуальный стереотип. В человеческом бытии и особенно в
292 • Збигнев Бжезинский
международной жизни ненависть и предубеждение обладают го-
раздо более мощным эмоциональным зарядом, чем сочувствие или
привязанность. К тому же эти отрицательные чувства легче под-
даются выражению, нежели куда более близкая к истине картина
неизбежно сложных исторических и политических мотивов, ко-
торые влияют на поведение государств и даже террористических
группировок.
Публичные дискуссии, развернувшиеся в Соединенных Шта-
тах после 11 сентября, подтверждают эти соображения. Реакция
общественности в той мере, в какой ее отражают выступления по-
литических лидеров и редакционные статьи в ведущих изданиях,
в основном сосредоточилась на терроризме как таковом, на его
природе, неустанно ассоциируемой со злом, и на пресловутой лич-
ности Усамы бен Ладена, приковавшей к себе всеобщее внима-
ние. Президент Буш (вероятно, в силу своей религиозности) про-
явил склонность трактовать угрозу едва л и не в богословских тер-
минах, рассматривая ее как схватку между «добром и злом». Он
даже воспользовался ленинской формулой «кто не с нами — тот
против нас» — принцип, который всегда импонирует возбужден-
ной общественности, но несет в себе черно-белое видение мира,
игнорирующее все те оттенки серого, в которые окрашено боль-
шинство глобальных дилемм.
В претендующих на более высокий интеллектуальный уровень
размышлениях о событиях 11 сентября чаще всего указывалось в
неопределенно-обобщенной форме на исламский образ мышле-
ния, который изображался религиозно и культурно враждебным
западным (и особенно американским) представлениям о совре-
менности. Конечно, администрация США благоразумно избега-
ла отождествления терроризма с исламом в целом, всячески ста-
раясь подчеркнуть, что на ислам как таковой вина не возлагается.
Однако некоторые сторонники администрации оказались не столь
щепетильны в отношении подобных нюансов. Они сразу иници-
ировали кампанию, в ходе которой обществу внушалось: вся ис-
ламская культура настолько враждебна Западу, что она неизбеж-
но создает питательную почву для террористических нападений
на Америку. Подобные рассуждения старательно обходили сто-
роной проблему выявления каких-либо реальных политических
мотивов, стоящих за феноменом терроризма.
Выбор • 293
Теологический по большей части подход президента Буша
имел, помимо политически-мобилизующего эффекта, дополни-
тельное тактическое преимущество, позволив объединить в од-
ной простой формуле несколько источников угрозы, независимо
от того, связаны они друг с другом или нет. Произнеся в начале
2002 года свои знаменитые слова об «оси зла», президент ритори-
чески смешал воедино самостоятельные проблемы, создаваемые
Северной Кореей для стабильности в Северо-Восточной Азии,
Ираном с его еще более широкомасштабными амбициями в райо-
не Персидского залива, а также наследием незавершенной кампа-
нии 1991 года против иракского правителя Саддама Хусейна. Та-
ким образом, зловещие дилеммы, порождаемые стремлением этих
государств обзавестись ядерным оружием, оказались скрыты за
общей ширмой морального осуждения трех конкретных, но не
объединенных союзом режимов (два из которых на самом деле
считают друг друга врагами) и были привязаны к болезненному и
только что пережитому американским народом опыту непосред-
ственного столкновения с терроризмом.
Что касается американского народа, то он, пожалуй, на какое-
то время удовольствовался бы и «осью зла» в качестве прибли-
зительного определения нависшей угрозы. Но встают две другие проб-
лемы. Во-первых, коль скоро безопасность Америки связана те-
перь с глобальной безопасностью и кампания против террориз-
ма нуждается во всемирной поддержке, важно, чтобы другие
народы за пределами Америки согласились с таким определени-
ем. Произойдет ли это? Во-вторых, содержит ли выдвинутое оп-
ределение адекватный диагноз и закладывает ли оно надлежа-
щий фундамент для долговременной успешной стратегии отве-
та на вызов, который бросают как по отдельности, так и в сочета-
нии друг с другом терроризм и распространение оружия массового
поражения?
Трудность заключается в том, что предложенное администра-
цией определение того явления или тех сил, с которыми амери-
канцев призывают сражаться в ходе «войны с терроризмом», сфор-
мулировано крайне туманно. Ясности не прибавилось и после того,
как президент низвел (либо возвысил, в зависимости от критери-
ев оценки) террористов до «творцов зла», о которых больше буд-
то бы ничего неизвестно и чьи мотивации, оказывается, просто
294 • Збигнев Бжезинский
внушены сатаной. Называть в качестве врага терроризм — значит
расписаться в блаженном неведении относительно того, что тер-
роризм является используемым индивидуумами, группами и го-
сударствами смертоносным методом устрашения. Войны не ве-
дут против метода или тактики действий. К примеру, никто не
стал бы провозглашать в начале Второй мировой войны, что она
ведется против блицкрига.
Терроризм в качестве метода борьбы применяется конкретны-
ми людьми, как правило, в политических целях, вполне поддаю-
щихся расшифровке. И следовательно, почти за каждым терро-
ристическим актом скрывается политическая проблема. Террори-
сты намеренно прибегают к жестоким и не совместимым с мора-
лью атакам на гражданское население, на символизирующих те
или иные институты отдельных лиц или материальные объекты,
рассчитывая на политический эффект8. Чем слабее и фанатичнее
политические экстремисты, тем больше они склонны предпочесть
другим методам борьбы самые бесчеловечные формы терроризма.
Их безжалостный расчет состоит в том, чтобы спровоцировать воз-
мездие со стороны более сильного противника в таких масштабах,
которые обеспечат террористам дополнительную поддержку и даже
легитимность. Перефразируя Клаузевица, можно сказать, что тер-
роризм есть продолжение политики иными средствами.
Соответственно, имея дело с терроризмом, необходимо про-
тивопоставить ему продуманную кампанию, в рамках которой тре-
буется не только ликвидировать самих террористов, но также вы-
являть их и учитывать (в любой подходящей форме) лежащие в
основе их действий политические побуждения. Настаивать на
этом — не значит оправдывать террористов или призывать к их
умиротворению. Деятельность почти всех террористических сил
вырастает на почве политических конфликтов: конфликты ее по-
рождают, и они же служат ее питательной средой. Так обстоит
дело с действующей в Северной Ирландии Ирландской респуб-
ликанской армией (ИРА), испанскими басками, палестинцами
Западного берега и Газы, российскими чеченцами и всеми осталь-
ными подобными движениями9.
Будучи внове для Америки, терроризм — отнюдь не новое яв-
ление в других частях планеты. Начиная с середины XIX века и
примерно до Первой мировой войны он был широко распростра-
Выбор • 295
нен в Европе и царской России. Происходили тысячи вооружен-
ных нападений, в том числе убийства высокопоставленных особ
и взрывы зданий. Пожалуй, в одной только России от рук терро-
ристов погибли не менее 7000 государственных лиц и полицей-
ских чинов, включая царя. Что касается других стран, то самый
впечатляющий из совершенных там актов терроризма — убийство
в Сараево австро-венгерского (австрийского. — Примеч. пер.)
эрцгерцога Франца Фердинанда — оказался той самой искрой, из-
за которой заполыхал пожар Первой мировой войны.
В недавнем прошлом британцам довелось на протяжении не-
скольких десятилетий страдать от терроризма ИРА: потери сре-
ди гражданского населения, которыми сопровождались взрывы,
организованные активистами ИРА в Британии, исчисляются сот-
нями людей, не избежали гибели даже представители высшей вет-
ви королевской семьи. Убийства официальных лиц высокого ран-
га произошли за последние годы в нескольких европейских госу-
дарствах, прежде всего в Испании, Италии, Германии, и перечень
подобных событий можно продолжать еще очень долго10. Отнюдь
не пассивно ведут себя террористические группировки как лево-
го, так и правого направления в Латинской Америке, где их жерт-
вами стали десятки тысяч человек.
Терроризм, вырастающий на почве этнического, националь-
ного или религиозного протеста, особенно живуч и менее всего
поддается искоренению путем уничтожения террористов. Терро-
ризм, истоки которого заключаются в социальном недовольстве,
пусть даже подкрепляемом идеологическими догмами в духе ра-
дикального марксизма, в целом имеет тенденцию к спаду, если дело
террористов не встречает сочувствия в данном обществе. Соци-
альная изолированность в конечном счете деморализует часть тер-
рористов, облегчая поимку остальных. Несколько большей устой-
чивостью (как свидетельствует опыт Китая и Латинской Амери-
ки) обладает терроризм, располагающий специфической опорой
в лице отчужденного и географически отделенного социального
класса, например крестьянства, особенно когда он поддерживает-
ся партизанским движением. Но максимальную сопротивляемость
физическому подавлению выказал терроризм, черпающий вдох-
новение в подкрепляемом историческими мифами общем этни-
ческом происхождении и подогреваемый религиозным рвением.
296 • Збигнев Бжезинский
Сами террористы скорее всего неисправимы, но с порождаю-
щими их условиями дело не обязательно обстоит так же. Об этом
различии важно помнить. Террористам свойственно жить в соб-
ственном мире, заслонившись от реальности патологической ве-
рой в свою правоту. Насилие становится для них не просто сред-
ством достижения определенной цели, но raison d’etre, смыслом
существования. Вот почему без устранения террористов не обой-
тись. Но чтобы их ряды не пополнялись вновь, требуется взве-
шенная политическая стратегия, призванная ослабить весь комп-
лекс благоприятствующих терроризму политических и культур-
ных факторов. Корни всего, что питает террористические движе-
ния, должны быть политически подрублены.
Очевидно, что неистовость совершенных И сентября актов
террора и особенно выбор Америки в качестве объекта этих вопи-
ющих преступлений во многом объясняются политической исто-
рией Ближнего Востока. Вдаваться в ее детальный анализ необя-
зательно, ведь и террористы явно не углубляются в изучение ис-
торических текстов, прежде чем встать на путь насилия. Нена-
висть, толкающая их в конечном итоге к террору, формируется
скорее общим эмоциональным контекстом недовольства и обид,
которые они ощущают, наблюдают или знают из рассказов окру-
жающих.
Политические настроения арабского населения Ближнего Во-
стока являются продуктом столкновения стран региона с фран-
цузским и британским колониализмом, провала попыток араб-
ского сообщества предотвратить возникновение Израиля, соответ-
ствующего обращения Израиля с палестинцами, а также установ-
ления прямого и косвенного контроля Америки над регионом. Ее
присутствие рассматривается наиболее экстремистскими полити-
ческими и религиозными силами региона как оскверняющее свя-
щенную чистоту исламских святынь святотатство (совершенное
вначале в Саудовской Аравии, а теперь в Ираке), как препятствие
к благоденствию арабского народа и инструмент пристрастной
поддержки Израиля в его конфликте с палестинцами. Хотя поли-
тическое рвение экстремистов возбуждается религиозным пылом,
примечательно, что часть террористов, причастных к событиям
11 сентября, вела явно нерелигиозный образ жизни. Таким обра-
зом, нападение на Всемирный торговый центр во второй раз на
протяжении пяти лет имело очевидный политический подтекст.
Выбор • 297
От исторической реальности не уйти: главной причиной, по
которой острие терроризма оказалось направлено на Америку,
стала, несомненно, вовлеченность США в ближневосточные дела,
точно так же как английское присутствие в Ирландии спровоци-
ровало многочисленные акции ИРА против объектов в Лондоне
и самой королевской семьи. Британцы признали этот основопо-
лагающий факт и постарались учесть его в своих ответных шагах
как на силовом, так и на политическом уровне. Америка же, на-
против, продемонстрировала поразительное нежелание задумать-
ся над политическими измерениями терроризма и идентифици-
ровать его политический контекст.
Чтобы одержать победу в войне с ближневосточными терро-
ристами, требуются усилия сразу по двум главным направлени-
ям: уничтожая террористов, необходимо одновременно налажи-
вать политический процесс, направленный на преодоление тех ус-
ловий, в которых они появляются. Именно так, а не иначе, ведут
себя британцы в Ольстере и испанцы в Стране Басков. Именно
так русских призывают действовать в Чечне. Внимание к поли-
тической подоплеке возникновения терроризма является не ус-
тупкой террористам, а непременной составной частью стратегии
ликвидации и изоляции террористического подполья.
Неготовность Америки признать зависимость между событи-
ями 11 сентября и современной политической историей Ближне-
го Востока, где бурные политические страсти, бушующие на почве
религиозного фанатизма и неистового национализма, сочетаются
с политической слабостью и нестабильностью, представляет собой
опасную форму отрицания действительности. Достаточно вспом-
нить весну 2002 года, когда Соединенные Штаты проявили готов-
ность одобрять даже самые жесткие меры, предпринимаемые Из-
раилем для подавления палестинского движения, рассматривая
их в качестве элементов борьбы с терроризмом. Нежелание при-
знать историческую связь между подъемом антиамериканского
терроризма и присутствием Америки на Ближнем Востоке чрез-
вычайно затрудняет разработку формулы эффективного страте-
гического ответа на террористический вызов.
Первоначальная поддержка, которую мир оказал Америке пос-
ле преступления 11 сентября, была, как уже отмечалось выше, и
отражением искреннего сочувствия, и своевременным подтверж-
дением лояльности. Но солидарность тем не менее не означала
298 • Збигнев Бжезинский
согласия с американским толкованием характера угрозы. И по
мере того как оно облекалось в риторические одежды и форму-
лировалось во все более жестких выражениях, которые достигли
кульминации в момент провозглашения «оси зла», в американ-
ском понимании терроризма все больше видели оценку, оторван-
ную от политического контекста этого феномена.
Неудивительно, что уже через полгода после событий 11 сен-
тября почти единодушная всемирная поддержка Америки смени-
лась усиливающимся скептицизмом в отношении официальных
формулировок США по поводу общей угрозы. Америка рискует
постепенно остаться в одиночестве во всем, что касается поли-
тических аспектов тревожащих ее опасностей. Тем временем уг-
роза может приобрести еще более пугающий масштаб, так как
средства высокой поражающей способности становятся все бо-
лее доступными не только для государств, но и для подпольных
организаций.
Соединение терроризма с распространением оружия массового
уничтожения (ОМУ) представляет собой по-настоящему устра-
шающую перспективу. Но и к этой проблеме нельзя подходить с
позиций абстрактных рассуждений на тему «зла» или уповая лишь
на американское могущество. Дело осложняется тем, что поведе-
ние самой Америки в сфере распространения ОМУ не столь уж
безупречно. Соединенные Штаты содействовали усилиям Вели-
кобритании в создании ядерного потенциала, исподтишка помо-
гали в том же Франции, попустительствовали, а возможно, более
чем попустительствовали ядерным программам Израиля, закры-
ли глаза на аналогичные действия Китая, Индии и Пакистана и,
наконец, проявили неразборчивую беспечность в отношении соб-
ственных ядерных секретов. Когда критики укоряют США в том,
что все их нынешние опасения по поводу распространения ОМУ
запоздали, в этом есть доля правды.
К тому же очень многие за рубежом, прежде всего в Западной
Европе, ставят под сомнение побуждения Америки, подозревая,
что ее внезапная глубокая озабоченность распространением таких
видов оружия лишь отчасти продиктована шоковым эффектом 11
сентября. Одной из причин обеспокоенности Америки потенциаль-
ным появлением оружия массового уничтожения и средств его до-
ставки у Ирана и Ирака, которая так ярко контрастирует с ее рав-
нодушием к наличию ядерного оружия у Израиля, считают по-
Выбор • 299
нятную заинтересованность Израиля в разоружении этих госу-
дарств и недопущении их перевооружения в будущем. Включе-
ние Северной Кореи в «ось зла» часто интерпретировалось как
намеренный ход в расчете скрыть более узкий, односторонний
характер позиции Америки, которую тревожит процесс распрост-
ранения ОМУ именно в ближневосточном регионе.
Стремление некоторых иностранных государств связать с
объявленной Америкой войной против терроризма свои собствен-
ные задачи внесло еще больше неясности в определение угрозы,
создав дополнительный риск превращения этой войны в объект
политического пиратства со стороны других держав. Знаменатель-
но, что и премьер-министр Израиля Ариэль Шарон, и президент
России Владимир Путин, и бывший председатель КНР Дзян Цзэ-
минь ухватились за понятие «терроризм», чтобы реализовать соб-
ственные замыслы. Для всех троих расплывчатое американское
определение «глобального терроризма» пришлось как нельзя бо-
лее кстати, служа удобным оправданием операций по подавлению
соответственно палестинцев, чеченцев и уйгуров.
Отправной точкой в поиске эффективного ответа на угрозу
террора в комбинации с распространением ядерного оружия долж-
но стать признание связанности обоих этих явлений с конкрет-
ными региональными проблемами. Никакие разговоры о «гло-
бальном терроризме» не помогут заслонить национальное проис-
хождение террористов, вполне конкретную направленность их
ненависти или их религиозные корни. Аналогичным образом уг-
роза распространения ОМУ, особенно в ее соотношении с поощ-
ряемым на государственном уровне терроризмом, имеет преиму-
щественно региональную, а не глобальную подоплеку.
Из этого следует, что эффективно противостоять все более
опасному стремлению Северной Кореи к обладанию ядерным по-
тенциалом, чреватому цепной реакцией дальнейшего распростра-
нения, можно лишь с учетом сложившегося в Северо-Восточной
Азии регионального контекста и принимая во внимание как спе-
цифические, так и коллективные интересы Южной Кореи, Китая
и Японии. Независимо от формулы «оси зла», успешное решение
проблемы может быть достигнуто только на основе признания и
удовлетворения особых интересов ведущих государств региона.
Верность этого тезиса подтверждается настойчивостью, с которой
Америка пытается вовлечь Северную Корею в многосторонний
300 • Збигнев Бжезинский
региональный диалог по вопросам нераспространения и которая
так резко контрастирует с американской политикой в отношении
Ирака и Ирана.
Ответы на вызовы терроризма и распространения ОМУ не мо-
гут быть найдены без Америки, но они, бесспорно, не могут исхо-
дить исключительно от одной Америки. Война против ближне-
восточного терроризма увенчается реальным уничтожением тер-
рористических организаций лишь тогда, когда они утратят соци-
альную опору и, следовательно, способность пополнять свои ряды,
когда наконец иссякнут источники их финансирования. Даже одер-
жав подобную победу, едва ли можно будет ощутить ее плоды не-
медленно. Поставить же под контроль распространение ОМУ уда-
стся, если усилия подозреваемых государств либо станут объек-
том эффективных международных инспекций, либо будут жест-
ко пресекаться внешней силой. В обоих случаях решающую роль
будет играть деятельное участие Америки, но добиться результа-
та окажется намного легче, если американские инициативы заво-
юют искреннюю международную поддержку.
Разумеется, Соединенные Штаты достаточно могущественны,
чтобы сокрушить Северную Корею или любое ближневосточное
государство, помочь Израилю обеспечить свою безопасность и со-
хранить контроль над всем Западным берегом и Газой, чтобы под-
держать антитеррористические карательные силовые операции
против Сирии и удержать египтян или саудитов от антиамери-
канских либо антиизраильских действий. Что касается военной
кампании против Ирана, то ее можно было бы свести к выбороч-
ным ударам по иранским объектам, причастным к работам над
оружием массового уничтожения, ограничив тем самым масшта-
бы необходимых военных усилий.
Шаги подобного рода могли бы поставить заслон распростра-
нению ядерного оружия по крайней мере на ближайший период.
Гораздо сомнительнее их способность излечить террористический
недуг. Безусловно, они вызовут еще более мощную волну негодо-
вания в адрес Америки и будут рассматриваться как насаждение
нового порядка в регионе в духе неприкрытого колониализма. Бо-
лее того, такие меры скорее всего подвергнутся резкому между-
народному осуждению, особенно в Европе, не говоря уже о реак-
ции исламского мира. В итоге на карту могли бы быть поставле-
ны американские позиции в Европе, а «война с терроризмом» пре-
Выбор • 301
вратилась бы в сугубо американское и преимущественно антиис-
ламское предприятие. Нарисованная Сэмюэлем Хантингтоном
картина «столкновения цивилизаций» стала бы самоисполняю-
щимся пророчеством.
И наконец, последнее, но не менее важное соображение: поли-
тика одностороннего принуждения породила бы в международ-
ном сообществе такие умонастроения, при которых государства,
не желающие подвергнуться шантажу, считали бы своей перво-
очередной задачей тайное приобретение ОМУ. Причем у этих го-
сударств появился бы дополнительный мотив поддерживать тер-
рористические группировки, а те, одержимые жаждой мести, с
еще большей вероятностью могли бы анонимно применить ору-
жие массового поражения против Америки. Принцип выжива-
ния сильнейших, который в той или иной мере всегда присут-
ствовал в международной политике (хотя его роль постепенно
ослаблялась регулирующими поведение государств международ-
ными соглашениями), утвердился бы в качестве высшего закона
глобальных джунглей. В долгосрочном плане все это могло бы
обернуться для Америки фатальным разрушением основ ее наци-
ональной безопасности.
Вот почему один из призывов, звучащих в ходе третьей «ве-
ликой дискуссии» о безопасности Америки, — отказаться от Ат-
лантического альянса в пользу новой «коалиции убежденных со-
юзников» — глубоко ошибочен. Хотя об этом не говорят открыто,
речь идет о попытке определенной, весьма твердо настроенной
группы в администрации Буша и части наиболее консервативных
политических кругов предпринять стратегический маневр, на-
правленный на смену фундаментальных геополитических приори-
тетов Америки. В сущности, данная группа стремится предложить
обоснование, мотивацию и стратегию образования под руковод-
ством Америки новой глобальной коалиции взамен той, что была
ею выпестована после 1945 года, в период «холодной войны».
Фундаментом коалиции времен «холодной войны» являлось
противостояние советской мощи, которое зижделось на общих
ценностях и неприятии коммунистической диктатуры. Главным
воплощением коалиции стал Атлантический союз (получивший
формальное выражение в структурах НАТО), призванный сдер-
живать дальнейшую советскую экспансию; затем последовал от-
дельный «договор безопасности» с Японией. Крушение Совет-
302 • Збигнев Бжезинский
ского Союза в 1991 году не только ознаменовало исторический
триумф демократического альянса, но и поставило на. повестку
дня вопрос о его будущей миссии. В ответ в течение примерно
десяти последних лет происходило расширение Союза при одно-
временных попытках постепенно распространить зону его дей-
ствия за пределы Европы.
Террористическая атака 11 сентября сыграла на руку тем кру-
гам, по убеждению которых естественными и первоочередными
партнерами Америки следует считать государства, находящиеся
так или иначе в состоянии конфликта с мусульманами, будь то
Россия, Китай, Израиль или Индия. Кое-кто даже утверждает, что
Америка должна задаться целью переустройства Ближнего Вос-
тока и, используя собственную мощь во благо демократии, под-
чинить своей воле арабские государства, сокрушить исламский
радикализм и сделать регион безопасным для Израиля. В амери-
канском обществе эти идеи разделяют различные правые, неокон-
сервативные и религиозно-фундаменталистские течения. А бла-
годаря страху перед терроризмом они пользуются немалой попу-
лярностью у населения.
Однако, в отличие от предыдущей коалиции, предлагаемая
стратегическая формула имеет мало шансов на длительную по-
литическую жизнь. Подобное партнерство, основанное не столько
на долговременных общих ценностях, сколько на совпадении так-
тических целей, носило бы конъюнктурный характер. В лучшем
случае оно может привести к краткосрочному соглашению — со-
глашению, способному лишь разрушить, но никак не заменить
великий демократический альянс, который Америка успешно кре-
пила на протяжении более чем 40 лет.
Не исключено, что к риску такого перестроения добавится
обильно приправленный риторикой пересмотр американской стра-
тегической доктрины. О подобной тенденции свидетельствовала
речь, с которой президент Буш выступил 1 июня 2002 г. в Уэст-
Пойнте. Рассылая ее текст представителям внешнеполитическо-
го сообщества по электронной почте, пресс-служба Белого дома
сопроводила его следующим комментарием: в выступлении «фор-
мулируется новая доктрина внешней политики Америки (упреж-
дающие действия в случае необходимости защитить нашу свобо-
ду, защитить наши жизни)... Речь в Уэст-Пойнте дает представ-
Выбор • 303
ление об убеждениях и образе мышления Президента и его адми-
нистрации...»
В этом выступлении президент отверг традиционную страте-
гию сдерживания как неадекватную угрозам терроризма и распро-
странения ОМУ, имеющим приоритетное значение после окон-
чания «холодной войны». Он объявил о своей решимости «пере-
нести сражение на территорию противника, сорвать его планы и
противостоять наиболее серьезным угрозам еще до их появления».
Примечательно, что Буш так и не назвал «противника», оставляя
полный простор для произвольного выбора мишеней. В новопро-
возглашенной доктрине «упреждающей интервенции» не уточня-
лось, ни с помощью каких критериев будет определяться терро-
ризм, ни при каких обстоятельствах распространение ОМУ ста-
нет расцениваться в качестве зла, заслуживающего упреждающей
военной акции со стороны Соединенных Штатов.
По существу, Соединенные Штаты тем самым присвоили себе
право идентифицировать противника и наносить первый удар, не
заботясь о достижении международного консенсуса в отношении
согласованного определения угрозы. Прежняя доктрина «взаим-
ного гарантированного уничтожения» (известная под аббревиа-
турой MAD — mutual assured destruction) сменилась новой кон-
цепцией «единоличного гарантированного уничтожения» (solitary
assured destruction — SAD). Неудивительно, что переход от MAD
к SAD был воспринят многими как стратегический регресс.
Не улучшило положения дел и отождествление двух разных
понятий — «упреждение» и «предотвращение». В разработанном
Советом национальной безопасности документе 2002 года о стра-
тегии национальной безопасности, а именно в главе 5 «Предот-
вращение угрозы применения нашими противниками оружия мас-
сового поражения против нас, наших союзников и наших друзей»,
оба термина употребляются как взаимозаменяемые понятия. За-
меститель министра обороны внес еще больше неясности, заявив
2 декабря 2002 г. в Международном институте стратегических ис-
следований (IISS): «Все, кто думает, что мы будем ждать точных
сведений о неминуемости нападения на нас, не сумели извлечь
урок из событий 11 сентября».
Между тем грань между упреждением и предотвращением
весьма существенна с точки зрения международного порядка и
304 • Збигнев Бжезинский
ни в коем случае не должна стираться. Речь идет, например, о раз-
нице между решением Израиля в июне 1967 года упредщпь напа-
дение арабов, к которому завершавшие передислокацию арабские
вооруженные силы были почти готовы, и воздушным ударом Из-
раиля в 1981 году по атомному реактору «Осирак» с целью пре-
дотвратить перспективу появления у Ирака ядерного потенци-
ала. Первая акция была ответом на неминуемую угрозу; вторая
служила недопущению самого возникновения угрозы. Аналогич-
ным образом, нападение США на Ирак в 2003 году, возможно,
диктовалось потребностью предотвращения будущей «серьезной
и требующей быть начеку угрозы» (как выразился президент
Буш), но никак не упреждения неотвратимой угрозы удара с ирак-
ской стороны.
Упреждение может оправдываться высшими национальными
интересами перед лицом неминуемой угрозы и, следовательно, по-
чти по определению осуществляется в основном в односторон-
нем порядке. Чтобы обосновать (хотя бы задним числом) подоб-
ный произвол, нужны исключительно надежные разведыватель-
ные данные. Напротив, предотвращению должно, по возможнос-
ти, предшествовать настойчивое политическое давление (в том
числе с привлечением международного сообщества), призванное
предупредить нежелательный ход событий, причем применение
силы допустимо лишь тогда, когда все другие средства исчерпа-
ны и сдерживание перестало быть эффективной альтернативой.
Отказ от разграничения двух этих видов действия, тем более со
стороны сверхдержавы, обладающей максимумом средств сдер-
живания, способен развязать цепную реакцию односторонних
«предотвращающих» войн, маскируемых под «упреждающие»
акции.
В итоге столь радикальные перемены в доктрине и конфигу-
рации союзов могли бы нанести наибольший урон самой Аме-
рике. Они привели бы к изменению как ее мировой историче-
ской роли, так и ее образа в мире. Перестав быть маяком свободы
для народов планеты, пробуждающихся к политическому бытию,
Америка воспринималась бы как лидер нового «Священного со-
юза», равнодушный к поиску баланса между порядком и спра-
ведливостью, безопасностью и демократией, национальной мо-
щью и социальным прогрессом. Оттолкнув старых друзей своим
высокомерием и променяв их на новых, не способных ни по-на-
Выбор • 305
стоящему воспринять основополагающие американские ценнос-
ти, ни стать подлинными партнерами в борьбе с истоками гло-
бального насилия, Америка могла бы попасть в положение геге-
мона в изоляции. Несмотря на все свое могущество, изолирован-
ная Америка сделалась бы жертвой всевозможных враждебных
ей альянсов с участием не только ее врагов, но также покинутых
ею бывших союзников и новых, но неверных друзей.
Фундаментальная опасность, угрожающая как Америке, так и
миру в целом, заключается в политическом беспорядке, которо-
му все больше сопутствует насилие и который может однажды
перерасти в глобальную анархию. Терроризм — одно из самых
уродливых его выражений. Распространение оружия массового
уничтожения — одна из самых грозных перспектив. Но оба явле-
ния — не что иное, как симптомы одной и той же главной миро-
вой болезни. Только настойчивое проведение глобальной страте-
гии, направленной на устранение глубоких причин раздирающих
мир конфликтов, способно укрепить утраченную национальную
безопасность Америки. А для этого нужно заручиться повсемест-
ной международной поддержкой, которая своими масштабами
затмила бы даже союз, нанесший поражение тоталитарным режи-
мам XX столетия. Глобальное могущество Америки является не-
обходимой исходной предпосылкой такой мировой стратегии, но
не оно составляет ее историческое предназначение.
1 После Пёрл-Харбора война с Японией велась на отдаленных островах
Тихого океана.
2 «Седьмый Ангел вылил чашу свою на воздух: и из храма небесного от
престола раздался громкий голос, говорящий: совершилось!
И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясе-
ние, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Так
великое!
И город великий распался на три части, и города языческие пали...
И всякий остров убежал, и гор не стало.
И град, величиною в талант, пал с неба на людей; и хулили люди Бога за
язвы от града, потому что язва от него была весьма тяжкая. (На языке ориги-
нала цитата приводится в версии короля Якова I, то есть в англиканском ка-
ноническом переводе. — Примеч. пер.)
3 Например, успешно осуществляемая Америкой революция в военном
деле уже сама по себе побудила Китай провозгласить «революцию в военном
деле по-китайски», определяемую как «народная война в условиях высоких
306 • Збигнев Бжезинский
технологий», причем некоторые китайские военные руководители и экспер-
ты усматривают в этом «один из важнейших аспектов трансформации в стра-
тегической области». См. Кун Шаньинь. Обеспечение развития посредством
прорывов и скачков в сфере национальной обороны (на кит. яз.) // Дагунбао. —
2003. - 23 мая.
4 По данным ежегодного отчета, подготовленного в 2002 году в Лейдене
(Нидерланды) в рамках Междисциплинарной программы исследований при-
чин нарушения прав человека (РЮОМ) и посвященного конфликтам, в 2001
году в мире имело место 23 «конфликта высокой интенсивности», унесших
примерно 125 000 человеческих жизней. 79 «конфликтов малой интенсивнос-
ти» (в каждом из которых погибло от 100 до 1000 человек) и 38 «политиче-
ских конфликтов с элементами насилия» (число жертв которых составило от
25 до 100 в каждом случае). Относительное отсутствие насильственной поли-
тической борьбы констатировалось всего в 35 странах.
5 В принципе, следует с большой долей осторожности относиться к так
называемой разведывательной информации о разрабатываемом другими стра-
нами оружии, особенно когда подобные сведения поступают из зарубежных
источников. Показательным примером является корреспонденция под заго-
ловком «Иран может оказаться способным создать атомную бомбу через пять
лет — опасаются официальные лица США и Израиля», напечатанная в «Нью-
Йорк тайме» с пометкой «Тель-Авив, 3 января 1995 г.». В газете приводились
слова «высокопоставленного официального лица», заявившего, что, «если
какая-нибудь иностранная держава не воспрепятствует Ирану в выполнении
этой программы, он будет иметь ядерный заряд примерно через пять лет». Семь
лет спустя, 19 марта 2002 г., директор ЦРУ заверял Конгресс в том, что, «по
оценкам большинства ведомств разведывательного сообщества, к 2015 году
США скорее всего столкнутся с угрозой межконтинентального ракетного уда-
ра со стороны Северной Кореи и Ирана» и что «Тегеран может оказаться в
состоянии самостоятельно произвести достаточное для производства ядерного
оружия количество расщепляющихся материалов к концу текущего десяти-
летия». Более того, как показывает опыт всех ядерных держав, при создании
надежной ядерной боеголовки и средств доставки достаточной точности не
обойтись без многочисленных испытаний. Скрыть такие испытания почти
невозможно. Единственное исключение может составлять Израиль, который,
как утверждается, тайно обзавелся ядерным арсеналом. Но Израиль имел не-
формальные каналы доступа к технической информации, добытой в резуль-
тате испытаний, проведенных Соединенными Штатами и, ранее, — Франци-
ей. И даже несмотря на это, многие подозревают Израиль в том, что в конце
1970-х годов он провел как минимум одно ядерное испытание совместно с
правительством Южной Африки, при режиме апартеида.
6 Масштабы проблемы ярко иллюстрируют две цитаты из статьи Стивена
Е. Флинна «Уязвимая Америка»: «...большая часть материальной структуры
промышленных предприятий, телекоммуникационных и энергетических си-
стем, систем водоснабжения и транспортных сетей на территории США либо
не защищена вовсе, либо снабжена защитой, достаточной лишь для того, что-
Выбор • 307
бы остановить случайных вандалов, воров или хакеров-непрофессионалов...
Только в 2000 году через пункты пограничного контроля США прошло 489
миллионов человек, 127 миллионов пассажирских автомобилей, 11,6 мил-
лиона морских контейнеров, 11,5 миллиона грузовых автомобилей, 2,2 мил-
лиона железнодорожных вагонов, 829 000 самолетов и 211 000 судов». (Flynn
S.E. America the Vulnerable // Foreign Affairs. — N.Y., 2002. — Jan.—Febr. — P.
63-64).
7 Uncm G. The Army of the Constitution: The Historical Context // ...to insure
domestic Tranquility, provide for the common defence... / Ed. by Manwaring M. —
Carlisle: Strategic Studies Institute, 2000. — P. 45.
8 Иными словами, «терроризм и связанная с ним асимметрия появляются
тогда, когда чувство безысходности у части маргинализированной самопро-
возглашенной элиты, вызываемое тем, что воспринимается ею как несправед-
ливость, угнетение и неравенство, переходит в стремление к насилию... Эти
конкретные мужчины и женщины готовы убивать и разрушать, а возможно,
умереть при этом во имя достижения целей, которые они перед собой поста-
вили» (ManwaringM. The Inescapable Global Security Arena. — Carlisle: Strategic
Studies Institute, 2002. — P. 7).
9 Автор исследования о действиях террористов-смертников за период с
1980 по 2001 год политолог Роберт Пэйп из Чикагского университета устано-
вил, что из 188 рассмотренных им терактов «179, возможно, имели отноше-
ние к масштабным и последовательно проводимым политическим либо воен-
ным кампаниям». Он также отмечает, что «существует лишь слабая связь меж-
ду действиями террористов-самоубийц и исламским фундаментализмом, как
и любыми другими религиозными убеждениями. В реальности главными под-
стрекателями совершаемых смертниками акций выступают «тамильские тиг-
ры» в Шри-Ланке — организации марксистско-ленинского толка, члены ко-
торой происходят из индуистских семей, но категорически отрицают любую
религию (на их долю приходится 75 из 188 исследуемых акций)». (См. Раре
R. Dying to Kill Us // The New York Times. — 2003. — Sept. 22.)
1( 1 Достаточно примера одной только Италии: Франко Феракути насчи-
тал не менее 14 569 террористических актов, совершенных в Италии в период
между 1969 и 1986 годами, в результате которых погибли 415 человек. Макси-
мальное число террористических инцидентов — 2513 — произошло в 1979 году.
(Feracuti F. Ideology and Repen-tance: Terrorism in Italy // Origins of Terrorism
/ Ed. by Reich W. — Wash.: Woodrow Wilson Center Press, 1998. — P. 59.)
Глава 2
ДИЛЕММЫ НОВОГО ГЛОБАЛЬНОГО БЕСПОРЯДКА
Начиная с последнего десятилетия XX века центральной про-
блемой безопасности, вызывающей наибольшую обеспокоенность
в мире, стал конфликтный потенциал Евразии. Юго-Восточная
оконечность Евразии представляет собой арену опасных этниче-
ских и религиозных межгосударственных войн, средоточие экст-
ремистских режимов, рвущихся заполучить оружие массового
поражения, место возникновения наиболее фанатичных мировоз-
зрений и воинственных движений, с которыми кое-какие государ-
ства могут однажды поделиться своими вооружениями. Здесь со-
средоточены более половины жителей планеты (включая оба са-
мых населенных государства) и приблизительно три четверти
мирового населения, страдающего от бедности; именно этот реги-
он является главным генератором демографического взрыва на
планете и важнейшим источником миграционных процессов, уже
порождающих трудности и чреватых еще большим ростом меж-
дународной напряженности1.
На протяжении четырех десятилетий «холодной войны» фун-
даментальный геостратегический вызов для Америки заключал-
ся в том, что враждебная идеологическая сила, контролировав-
шая около двух третей Евразийского мегаконтинента, могла бы
распространить свое господство и на остальную его часть. Евра-
зия являлась и гигантской ареной этого соревнования, и главной
ставкой в борьбе, ибо именно на ее просторах расположено боль-
шинство наиболее динамичных и политически амбициозных го-
сударств мира, а также два из трех самых высокоразвитых в эко-
Выбор • 309
номическом отношении региона Земли — Западная Европа и Даль-
ний Восток. Полное главенство во всей Евразии было бы равно-
сильно мировому господству.
Решимость Америки не допустить подчинения Евразии враж-
дебной державе была сопряжена с риском развязывания апока-
липтической ядерной войны. Поэтому приоритетными сферами
политики безопасности США должны были стать проблемы гон-
ки вооружений, конкуренция в наращивании ядерных арсеналов
и даже разработка планов ведения полномасштабной ядерной
войны. Устрашение служило организующим принципом, призван-
ным исключить военный конфликт, а сдерживание — формулой
предотвращения захвата противником западной и дальневосточ-
ной окраин Евразии.
Чтобы справиться с новым глобальным беспорядком, Амери-
ка нуждается в более изощренной стратегии, чем требовалось для
ведения «холодной войны», и в подходе более многогранном, не-
жели развернутая после 11 сентября антитеррористическая кам-
пания. Борьба с терроризмом не может являться центральным, си-
стемообразующим принципом американской политики безопас-
ности в Евразии или внешнеполитического курса США в целом.
Эта идея слишком узка по своей направленности, слишком рас-
плывчата в определении противника, и, что важнее всего, она бес-
сильна повлиять на фундаментальные причины интенсивного по-
литического брожения в простирающейся между Европой и Даль-
ним Востоком ключевой зоне Евразии, среди населения которой
преобладают мусульмане и которую можно было бы обозначить
термином «новые Мировые Балканы»2.
В свете событий 11 сентября для Америки исключительно важ-
но тщательно и спокойно проанализировать весь комплекс отно-
шений, связывающих ее с быстро меняющим свой облик миром
ислама. В этом состоит непременное предварительное условие пе-
рехода к тому или иному варианту эффективной долгосрочной
политики, в рамках которой США предстоит перед лицом двой-
ной угрозы — терроризма и распространения ОМУ — взять на себя
ответственность за восстановление мира в беспокойной зоне но-
вых Мировых Балкан. Одновременно творцы американской по-
литики должны предвидеть весь спектр опасных перспектив, ко-
торыми чреваты чрезмерное расширение американских обяза-
тельств и политика единоличного вмешательства, провоцирую-
310 • Збигнев Бжезинский
щие нарастание враждебных США политических и религиозных
умонастроений.
Кроме того, свойственный современному миру беспорядок яв-
ляется в более широком плане следствием еще одной новой ре-
альности: мир пробуждается к политическому осознанию нера-
венства в обстоятельствах человеческого бытия. До сравнительно
недавнего времени огромное большинство человечества безропот-
но мирилось с социальной несправедливостью. Хотя крестьянские
восстания порой нарушали состояние народной покорности тому,
что казалось предписанным порядком вещей, они вспыхивали глав-
ным образом тогда, когда местные условия жизни становились уже
совершенно невыносимыми. И даже эти вспышки протеста про-
исходили на фоне фундаментального незнания мира в целом, в
относительной изоляции и в отсутствие трансцендентального со-
знания неравенства.
Теперь положение принципиально изменилось. Распростра-
нение грамотности и особенно воздействие современных средств
коммуникации привели к беспрецедентному росту уровня поли-
тического мышления широких масс, сделав их несравненно вос-
приимчивее к эмоциональному потенциалу национализма, соци-
ального радикализма и религиозного фундаментализма. Притя-
гательность этих идеологий поддерживается окрепшим осозна-
нием различий в материальном благосостоянии, возбуждающих
вполне понятные чувства зависти, возмущения и враждебности.
Еще больше ее усиливает утешительное для самолюбия и фор-
мулируемое в культурно-религиозных понятиях презрение к
тому, что именуется гедонизмом привилегированной части че-
ловечества. В таком контексте демагогическая обработка и моби-
лизация слабых, бедных и угнетенных становятся все более лег-
ким делом.
Сила слабости
11 сентября 2001 г. является эпохальным событием в истории
политики, основанной на факторе силы. Девятнадцать распола-
гавших скудными ресурсами фанатиков, часть которых не имела
западного образования, заставили содрогнуться в панике самую мо-
гущественную и технологически высокоразвитую державу мира и
ввергли мир в глобальный политический кризис.
Выбор «311
; Спровоцированные этим актом процессы привели к милита-
ризации внешней политики США, ускорили переориентацию Рос-
сии на Запад, создали постепенно углубляющиеся трещины в от-
ношениях между Америкой и Европой, обострили недуги амери-
канской экономики и вызвали изменение традиционных амери-
канских представлений о гражданских правах. Оружие, с помощью
которого удалось всего этого добиться, заключалось в несколь-
ких ножах для разрезания картонных коробок и готовности по-
жертвовать своей жизнью. Никогда еще столь немощное меньшин-
ство не причиняло столько боли такому могущественному боль-
шинству.
В свете этого опыта перед единственной сверхдержавой мира
встает дилемма: как одолеть физически слабого неприятеля, ко-
торым руководят фанатичные побуждения? До тех пор пока бу-
дут сохраняться источники таких побуждений, все попытки вос-
препятствовать противнику и уничтожить его останутся тщетны-
ми. Ненависть поможет ему восполнить свои потери. Уничтожить
врага можно, только уловив и признав те его мотивы и страсти,
которые не подлежат точному определению, а проистекают из
общего для слабых участников противоборства стремления лю-
бой ценой разрушить объект их безудержного возмущения.
В этой войне — а терроризм в действительности есть беспо-
щадная война слабых против сильных (оценка, которая не имеет
ничего общего с признанием моральной легитимности террора), —
слабые располагают одним важным психологическим преимуще-
ством: им почти нечего терять, но приобрести, по их убеждению,
они могут все. Они черпают силы в религиозном рвении или фа-
натичном утопизме и выражают свои убеждения с пылом ожес-
точенности, продиктованной безнравственностью их ущемленно-
го положения. Некоторые готовы принести себя в жертву, потому
что их жизни, в их представлении, обретают смысл именно тогда,
когда они вырываются за рамки своего жалкого существования,
совершая самоубийственные акты ради уничтожения объекта сво-
ей ненависти. Отчаяние порождает неистовство и служит движу-
щей силой террора.
Тем, кто занимает господствующие позиции, напротив, есть
что терять; прежде всего то, что они ценят превыше всего, — соб-
ственное благополучие, и их силы подтачиваются страхом. Силь-
ные держатся за свою жизнь и дорожат ее хорошим качеством.
312 • Збигнев Бжезинский
Как только среди тех, кто обладает привилегированным статусом,
поселяется паника, она заставляет их преувеличивать реальный
потенциал неведомого, но, в сущности, слабого врага, и по мере
того, как последнему приписываются несуществующие потенции,
коллективное чувство безопасности, столь необходимое для ком-
фортного существования общества, подвергается эрозии. Позво-
лив же паническим настроениям подтолкнуть себя к неадекват-
ным ответным мерам, господствующее сообщество само превра-
щает себя в заложников своего немощного противника.
Слабые фанатики не могут изменить собственное положение,
но в их власти делать жизнь стоящих выше себя все более незавид-
ной. Сила слабости является политическим эквивалентом того, что
военные стратеги окрестили асимметричными боевыми действия-
ми. Фактически революция в военном деле, доводящая до макси-
мума физическую силу того, кто главенствует в технологической
сфере, компенсируется резким возрастанием социальной уязви-
мости, увеличивающим страх сильных перед слабыми.
Сила слабости открывает простор для эксплуатации четырех
новых реальностей современной жизни. Во-первых, круг тех, кому
доступны средства гигантской поражающей силы, уже не ограни-
чивается мощными высокоорганизованными государствами. Как
отмечалось в главе 1, способность нанести масштабный социальный
ущерб и в еще большей степени лишить покоя массы людей стано-
вится все более досягаемой даже для сравнительно небольших,
но решительно настроенных группировок. Во-вторых, мобиль-
ность населения в планетарном масштабе, которой способствует
не только наличие скоростных транспортных средств, но и нарас-
тающая миграция, уничтожающая барьеры между некогда обособ-
ленными обществами, в сочетании с появлением всемирной ком-
муникационной инфраструктуры упрощает планирование и ко-
ординацию для подпольных ячеек, которые в иных обстоятель-
ствах действовали бы разрозненно. В-третьих, проницаемость
демократических систем, облегчая проникновение и внедрение в
открытые общества, делает чрезвычайно трудным выявление уг-
роз и в конечном итоге ведет к повреждению самой социальной
ткани демократии. В-четвертых, системная взаимозависимость
современного общества образует благоприятную среду для раз-
вития цепных реакций. Даже если пострадает один из ключевых
Выбор • 313
элементов системы, это вызовет эскалацию социального беспоряд-
ка и взрыв панических настроений.
Короче говоря, тактика «шока и трепета», провозглашенная
стратегами революции в военном деле, получает противовес в виде
парализующей паники, которую слабая сторона в состоянии без
особых стараний посеять в рядах своего могущественного против-
ника. Примером является колоссальная переоценка обществен-
ностью возможностей террористической сети «Аль-Каида», в ко-
торой видят прекрасно организованную, высоко дисциплиниро-
ванную, способную проникать в любую точку планеты тайную
армию террористов, владеющих новейшими технологиями и дей-
ствующих под эффективным руководством единого центра коман-
дования и управления. Часто звучащие после 11 сентября упоми-
нания о «50 тысячах хорошо подготовленных террористов» «Аль-
Каиды» многих убедили в том, что Америка да и весь Запад бук-
вально наводнены подпольными ячейками технически обученных
боевиков, готовых нанести серию скоординированных опустоши-
тельных ударов и нарушить общественную жизнь. Периодиче-
ское вывешивание в Соединенных Штатах цветных лент в каче-
стве сигналов тревоги разной степени тоже внесло свою лепту в
представления, многократно преувеличивающие мощь призрач-
ной организации и наделяющие ее лидера Усаму бен Ладена зло-
вещей способностью проникать всюду, куда он ни пожелает3.
Гораздо правильнее рассматривать «Аль-Каиду» в качестве
аморфного объединения групп исламских фундаменталистов, чьи
главные заговорщики нашли на время безопасное пристанище в
Афганистане под покровительством примитивно фундаментали-
стского режима «Талибан». Продукт разрушения афганского об-
щества Советским Союзом и внезапной взрывоподобной реакции
на советское вторжение со стороны разных мусульманских наро-
дов, исламский фундаментализм позже обратил свою распален-
ную враждебность против Америки, которую фундаменталисты
стали презирать за поддержку Израиля, за покровительство не-
популярным режимам ближневосточного региона и более всего
за осквернение священных исламских земель размещением там
американских военных баз. «Аль-Каида» выступила с вдохнов-
ляющей на борьбу проповедью, разработала идеологическую плат-
форму, организовала сбор финансовых средств для повсеместно-
314 • Збигнев Бжезинский
го формирования новых групп, наладила начальную полевую под-
готовку боевиков, а также взяла на себя функцию широкого стра-
тегического планирования деятельности разнообразных террори-
стических ответвлений, жаждущих нанести удар по «большому
сатане»4.
В результате в разных точках мира была предпринята серия
отдельных террористических нападений на американские объек-
ты, среди которых самые дерзкие, впечатляющие и разрушитель-
ные пришлись, бесспорно, на 11 сентября. Однако масштаб одно-
временных и явно согласованных ударов по целям в Нью-Йорке
и Вашингтоне не был типичным ни по грандиозности замысла,
ни по неожиданным результатам (поскольку даже организаторы
этих акций, по всей вероятности, не могли предвидеть полного
обрушения башен Всемирного торгового центра). То, что за напа-
дениями 11 сентября не последовал, пусть даже с большим пере-
рывом, новый столь же сокрушительный удар, например взрыв в
центре какого-нибудь города «грязной бомбы», чего многие так
опасаются, лишний раз напоминает об ограниченности физиче-
ских и организационных возможностей «Аль-Каиды», еще боль-
ше ослабленных благодаря операции США против руководства и
баз организации в Афганистане.
Тем не менее события 11 сентября показали, как один-един-
ственный, но психологически ошеломляющий удар, нанесенный
невидимым противником, может менять мировосприятие и даже
поведение мировой сверхдержавы. Трудно представить, что Со-
единенные Штаты начали бы весной 2003 года войну против Ира-
ка, если бы раньше, осенью 2001 года, Америке не довелось пере-
жить психологический шок. Определение Америкой ее роли в
мире изменилось не из-за вызова, брошенного могущественным
соперником, а из-за действий нескольких неизвестных фанати-
ков-самоубийц, воодушевленных и поддержанных далекой, но
радикально настроенной подпольной группой, не имеющей ни-
каких атрибутов власти современного государства.
Нападение «Аль-Каиды» продемонстрировало еще один важ-
ный парадокс, обнаруживающий себя в силе слабости: слабые об-
ретают силу, всячески упрощая образ объекта своей ненависти, в
то время как сильные, поступая подобным образом, ослабевают.
Демонизируя все, что вызывает у них презрение, слабые находят
истовых последователей, проникнутых готовностью к самопожерт-
Выбор «315
вованию. Достаточно воскликнуть «большой сатана», чтобы все
объяснить и внушить желание сражаться. С помощью этих слов
пополняются ряды борцов и замышляются жестокие акции, в ходе
которых насилие над невинными людьми само по себе наполняет
преступников ощущением триумфа. Победу определяет не столько
результат, сколько действие как таковое.
В отличие от слабых, сильные не могут позволить себе рос-
кошь упрощения. Упрощая причину своих страхов, они обрекают
себя на немощь. Коль скоро у тех, кто силен, широкие интересы,
коль скоро различные аспекты их положения взаимозависимы, а
их представление о благополучной жизни носит и субъективно, и
объективно многогранный характер, им нельзя демонизировать
брошенный слабым противником вызов или сводить его к одно-
мерному явлению. Поступая таким образом, сильная сторона рис-
кует сосредоточиться лишь на поверхностных составляющих вы-
зова, упустив из виду его более сложные и имеющие историче-
ские корни компоненты.
Все это имеет практическое отношение к сплетенным в еди-
ный клубок дилеммам глобального беспорядка, с которыми се-
годня сталкивается Америка. Одной только власти и мощи мало,
чтобы удержать гегемонию Америки, ибо ее враги исполнены фа-
натизма, меньше дорожат своими жизнями и готовы, не мучаясь
угрызениями совести, воспользоваться американскими демокра-
тическими принципами в собственных целях. Принуждение пло-
дит новых недругов, но едва ли имеет шанс помешать им проник-
нуть на американскую территорию через оставляемые демокра-
тией лазейки и нанести удар изнутри. Если Соединенные Штаты
желают сохранить у себя дома уклад жизни и свободу, которым
они столь привержены, им надо обеспечить легитимность своего
господства за пределами Америки. Это означает не что иное, как
подлинное сотрудничество с союзниками, а не только помощь
просителям, и самое главное — настойчивые совместные усилия
в постижении сложной природы сегодняшнего глобального бес-
порядка.
Слабые могут вести борьбу с «большим сатаной», потому что
упрощенность их подхода помогает им компенсировать свою сла-
бость. Сильным же непозволительно просто демонизировать вра-
га, им надлежит противостоять противнику, поняв его во всей его
сложности.
316 • Збигнев Бжезинский
Беспокойный мир ислама
Безотлагательная проблема, которая встает в этой связи пе-
ред Америкой, заключается в неустойчивом состоянии ее отно-
шений с миром ислама. Эти отношения отягощаются сильными
эмоциями и немалой долей взаимного предубеждения. Террори-
стические эксцессы и еще раньше революция в Иране с ее заведо-
мо антиамериканской направленностью привели к тому, что об-
раз ислама в восприятии многих американцев является почти зер-
кальным отражением исламско-фундаменталистского представ-
ления об Америке как о «большом сатане».
Этот призрачный образ даже получил свое персональное во-
площение. На телевизионных экранах в домах американцев в ка-
честве олицетворения зла часто возникает Усама бен Ладен, в чьих
внешности и одежде угадывается символическое указание на то,
что ислам, арабы и терроризм органически неотделимы друг от
друга5. Индустрия развлечений предлагает общественности в ос-
новном стереотипные версии исламского, и прежде всего араб-
ского, «следа» в делах, связанных с террором. Еще в 1995 году,
когда произошел террористический взрыв в Оклахома-Сити, глав-
ными подозреваемыми в глазах многих оказались американцы
арабского происхождения. Прозрачные намеки средств массовой
информации на виновность мусульман стали причиной пример-
но 200 безобразных инцидентов, прежде чем был установлен на-
стоящий преступник.
Появление тенденции рассматривать последствия волнений
в исламском мире для безопасности Америки в алармистском клю-
че и смешивать разнородные политические проблемы под маской
упрощенных формулировок было почти неизбежным. Поэтому
Соединенным Штатам становится все труднее проводить после-
довательную долгосрочную политику, которая опиралась бы на
вдумчивую и беспристрастную оценку современного состояния
доктринальных и культурных амбиций исламского мира, а также
действительной угрозы, которую они представляют для глобаль-
ной безопасности. Между тем, не проведя такого дифференциро-
ванного анализа, Америка не сможет регулировать поведение слож-
носоставных и разнородных сил, действующих в исламских регио-
нах, а также эффективно противостоять намеренному разжиганию
религиозной неприязни к Соединенным Штатам среди внуши-
Выбор • 317
тельной и политически все более активной части населения зем-
ного шара.
Дар аль-Ислам — «Обитель ислама» — представляет собой до-
статочно сложное явление. Его постоянные атрибуты — разнооб-
разие условий бытия, политическая хрупкость и взрывоопасность.
Географически исламский мир можно приблизительно обозна-
чить линией, которая ведет вдоль побережья Индийского океана
от Индонезии к Персидскому заливу, затем поворачивает вниз к
Танзании, следует через Африку по центральной части Судана до
Нигерии и вдоль Атлантического побережья к берегам Средизем-
ного моря, затем пересекает это море до пролива Босфор и про-
должается до северной границы Казахстана, поворачивая здесь в
южном направлении, чтобы охватить Западный Китай и части
Индии, прежде чем вернуться к исходной точке, обогнув Борнео.
В пределах очерченного этой линией полумесяца проживает боль-
шинство мусульман мира — около 1,2 миллиарда человек, при-
близительно столько же, сколько насчитывает все население Ки-
тая. Из этого количества примерно 820 миллионов человек нахо-
дится в Азии и 315 миллионов — в Африке, около 300 миллионов
сосредоточено в геополитически неустойчивой зоне Леванта, Пер-
сидского залива и Центральной Азии. В противоположность ти-
ражируемому американскими средствами массовой информации
пародийному образу мусульман, отождествляемых с арабами-се-
митами, наибольшая их часть в действительности обнаруживает-
ся в Южной и Юго-Восточной Азии: в Индонезии, Малайзии,
Бангладеш, Пакистане и преимущественно индуистской Индии.
Другие крупные массивы мусульманского населения с четко вы-
раженной этнической принадлежностью включают иранских пер-
сов, турок (этнические турки проживают также в Азербайджане
и нескольких центральноазиатских странах), а также египтян и
нигерийцев.
По последним подсчетам, в 32 государствах — членах ООН му-
сульмане составляют не менее 86% населения, еще в 9 — от 66 до
85%, что в сумме дает 41 страну, где доминируют мусульмане. Ни
одна из них не фигурирует в ежегодном издании организации
«Фридом хаус» «Свобода в мире» среди «подлинно свободных»
стран, то есть тех, где уважают и политические права, и граждан-
ские свободы. Восемь стран квалифицированы как «отчасти сво-
бодные», все остальные считаются «несвободными»; из числа по-
318 • Збигнев Бжезинский
следних 7 принадлежат к 11 наиболее «репрессивным» государ-
ствам. Кроме того, в 19 государствах мусульмане либо составля-
ют немногим более половины населения, либо образуют крупные
меньшинства (не менее 16% жителей), как в Индии, где, по при-
близительным оценкам, проживают 120—140 миллионов мусуль-
ман. До 35 миллионов мусульман проживает в Китае, где-то око-
ло 20 миллионов — в России, примерно 11 миллионов — в Запад-
ной и Юго-Восточной Европе, от 5 до 8 миллионов — в Северной
Америке и около 2 миллионов — в Латинской Америке.
Благодаря высокой рождаемости и обращению в мусульман-
ство представителей иных конфессий исламский мир в настоя-
щее время является самым быстрорастущим религиозным сооб-
ществом мира. В последние годы Ближний Восток обогнал все
остальные регионы по темпам роста населения, которые состави-
ли в среднем 2,7% в год по сравнению с 1,6% в остальной части
Азии и 1,7% в Латинской Америке. Сходное положение наблюда-
ется в мусульманских государствах, образующих пояс вдоль юж-
ных рубежей России; их население, насчитывающее сейчас около
295 миллионов человек, к 2025 году, вероятно, достигнет как ми-
нимум 450 миллионов. Существенную часть жителей мусульман-
ских государств уже составляет молодежь, и ее доля будет увели-
чиваться. От того, насколько успешно эти молодые люди интег-
рируются в экономическую систему и какими путями произой-
дет их социализация, в значительной степени будут зависеть их
политическая ориентация и поведение.
Почти каждое государство с преимущественно мусульманским
населением, независимо от того, провозглашает ли оно себя ис-
ламским или нет, сталкивается с теми или иными формами рели-
гиозного вызова, которые часто сопровождаются требованием
ввести шариат (строгий исламский кодекс поведения). Даже та-
кие официально светские государства, как Египет, Алжир и Ин-
донезия, не избежали потрясений на почве религиозно окрашен-
ного брожения в обществе. Чтобы подавить движение «Братьев-
мусульман» в Египте, потребовались годы борьбы, в ходе кото-
рой казни главарей организации чередовались с драматическими
убийствами первых лиц государства, таких как президент Анвар
ас-Садат. В Алжире исламские активисты, чьи надежды на созда-
ние исламской республики путем победы на выборах были сорва-
ны правительственным указом, развязали кровопролитную парти-
Выбор • 319
занскую войну против светского военного режима. В Индонезии
две крупные конкурирующие религиозные партии располагают,
по некоторым оценкам, поддержкой 70 миллионов верных сто-
ронников, многие из которых получили образование в школах с
религиозным уклоном (что часто подразумевает обучение на араб-
ском языке), открытых этими партиями по всей стране.
Вследствие хрупкости светских политических институтов, сла-
бости гражданского общества и удушения творческой мысли зна-
чительная часть исламского мира переживает заметный соци-
альный застой6. Отчасти это положение является наследием не-
давней деколонизации, которая не оставила после себя жизне-
способных конституционных структур; отчасти — результатом
постоянных трудностей, вызываемых необходимостью соотно-
сить политику с религией в условиях, когда политическое созна-
ние масс находится под сильным религиозным воздействием. От-
части это также продукт возрастающих, но не находящих удовлет-
ворения социально-экономических запросов и в какой-то мере —
конечное последствие конкретных региональных или даже гло-
бальных политических конфликтов. Однако степень тяжести этой
проблемы в отдельных странах неодинакова, и, следовательно,
любые поспешные суждения обобщающего или детерминистско-
го характера о политическом будущем всего исламского мира нео-
боснованны.
К тому же даже если главным катализатором политического
брожения является, судя по всему, религия, такие нерелигиозные
факторы, как коррупция и неравенство в распределении матери-
альных благ, также вносят немалую лепту в сохранение полити-
ческой нестабильности. Несколько мусульманских стран страда-
ют от крайней нищеты. В Афганистане ВНП не достигает и 200
долларов на душу населения, в Пакистане — колеблется вокруг
500 долларов, в то время как в близлежащем Кувейте этот показа-
тель превышает 20 тыс. долларов. Разрыв в уровне жизни еще
более разителен внутри обществ, а в некоторых странах правя-
щая элита без зазрения совести предается пороку обогащения (и
часто, скрывая это, купается в роскоши), несмотря на социальную
неустроенность подавляющего большинства населения.
Более того, бросающаяся в глаза практика сколачивания лич-
ных состояний правителями ряда мусульманских государств —
самые вопиющие примеры являют Саудовская Аравия, Пакистан
320 • Збигнев Бжезинский
и Индонезия — привела к тому, что осуществление функций по-
литической власти стало полностью отождествляться с доступом
к богатству — поведение, не вполне соответствующее строгим ис-
ламским канонам. Подобные впечатляющие случаи ненасытного
стяжательства в сочетании с повсеместной слабостью граждан-
ского общества и действиями раздутых и неэффективных бюрок-
ратических аппаратов, напоминающих социальных паразитов,
которые препятствуют динамичному развитию экономики и уве-
ковечивают массовую нищету, неизбежно порождают широкое
возмущение и усиливают притягательность исламистского попу-
лизма. Строгое соблюдение законов шариата, внушают проповед-
ники народу, навсегда покончит с лицемерием элиты.
Коррупция, надо признать, является характерной чертой боль-
шинства развивающихся стран, и особенно государств с так на-
зываемой «нефтяной экономикой». В этом отношении Нигерия
(которая в составленном «Трансперенси Интернэшнл» Индексе
восприятия коррупции за 2001 год заняла по честности чинов-
ничества 90-ю позицию среди 91 страны), Индонезия (88-е мес-
то) и Пакистан (79-е место) попадают в одну категорию с такими
немусульманскими странами, как Россия (делит с Пакистаном
79-е место), Индия (71-е место) и некоторые наркогосударства
Латинской Америки.
В любом случае не приходится сомневаться, что большинству
мусульманских государств предстоит и в дальнейшем оставаться
слабыми и неэффективными, часто испытывать политические по-
трясения и с обидой смотреть на Запад, но более всего их внима-
ние будет поглощено внутренними проблемами или распрями с
соседями. Положение дел в мусульманском мире будет служить
источником угроз международной безопасности, периодически
порождать вспышки терроризма и создавать атмосферу повсеме-
стной напряженности. И поскольку слабости сопутствуют соци-
альные бедствия, яростный антиамериканизм будет здесь скорее
всего не только следствием враждебности на общей религиозной
почве, но и в не меньшей мере побочным продуктом либо недо-
вольства в конкретных странах, либо региональных конфликтов.
Наиболее очевидным примером такого политического недо-
вольства является возмущение, которое вызывает у арабов под-
держка Израиля Соединенными Штатами7. Негодование по это-
му поводу постепенно охватило и мусульман неарабского проис-
Выбор • 321
хождения в Иране и Пакистане. А в последнее время у афганцев и
мусульманских народов Центральной Азии возникли подозрения,
что Америка поощряет попытки России ограничить распростра-
нение ислама среди своих новых южных соседей. Все это способ-
ствует формированию у мусульман транснационального полити-
ческого самосознания, отличающегося как откровенным, так и
подсознательным антиамериканизмом.
С точки зрения международной безопасности кардинальный
вопрос, от которого зависит будущее, состоит в том, какое поли-
тическое направление примет охватившее «Обитель ислама» бро-
жение. Является ли нынешняя волна религиозного фундамента-
лизма предвестницей будущего господства этой философии? Или
верх одержит радикализм под маской ислама? Действительно ли
мусульманские общества не способны ввиду своих религиозных
традиций и учений трансформироваться в демократические по-
литические системы? Существует ли фундаментальная несовме-
стимость между исламом и современностью, притом что смысл
этого понятия определяется главным образом современным (ока-
завшимся привлекательным для всего мира) опытом Америки,
Европы и Дальнего Востока, в развитии которых религиозные
начала играют все меньшую роль? По мере рассмотрения этих
вопросов сложность проблемы становится все явственнее.
В течение двух последних десятилетий — с момента захвата
теократией власти в Иране — внимание Запада было в значитель-
ной мере приковано к исламскому фундаментализму. В услови-
ях, когда в террористической деятельности светской Организа-
ции освобождения Палестины наметился спад, а к терроризму
начали все чаще обращаться либо поддерживаемые Ираном ши-
итские организации, либо их суннитские двойники, получающие
помощь от ваххабитов (символом которых стала знаменитая фи-
гура Усамы бен Ладена), в западных средствах массовой инфор-
мации сложилась традиция выделять именно фундаментализм в
качестве силы, получающей все более широкое распространение
и вес в исламском мире. Подспудное брожение даже в самых ста-
бильных мусульманских странах часто представлялось как пред-
знаменование перехода власти в руки фундаменталистов.
Однако в действительности до оккупации Соединенными Шта-
тами Ирака в 2003 году, в результате которой шиитские теократи-
ческие устремления получили мощный импульс, феномен фун-
322 • Збигнев Бжезинский
даментализма находился, скорее, в стадии заката. Даже в Иране
громче зазвучал голос умеренных представителей теократического
режима, которые подвергли критике жесткий догматизм и «соци-
альную цензуру» имамов. Через 20 лет после фундаменталист-
ской революции доминирующие позиции в общественной дискус-
сии в этой стране все больше захватывают политические и теоло-
гические реформаторы. Хотя общий контекст, в котором развора-
чивается полемика о будущем Ирана, по-прежнему определяется
свойственным теократии соединением политики и теологии, идей-
ное состязание постепенно смещается в направлении сужения
сферы религии и расширения рамок свободного выбора. На про-
тяжении 1999 и 2000 годов общественная жизнь Ирана протека-
ла под знаком громких публичных судебных процессов над не-
сколькими видными духовными лицами, которые, принимая де-
ятельное участие в политических спорах, открыто выступали за
ограничение религиозного контроля над политической жизнью,
призывая, в частности, признать гражданское право на критику те-
ократии. Их взгляды пробудили широкое сочувствие в кругах иран-
ской интеллигенции.
Пока не ясно, какова будет дальнейшая эволюция Ирана, но
дни фундаменталистской теократии в этой стране сочтены. Она
уже вступила в «фазу термидора». А без Ирана фундаментализм
в других обществах лишится оплота, которую представлял для
него этот государственный режим. Фундаменталистские движе-
ния могут создавать серьезные осложнения (как в Пакистане) и
вносить вклад в обострение внутренних конфликтов (как в Суда-
не), они могут быть причастными к отдельным террористическим
акциям за рубежом (как в Индонезии) или становиться очагами
сопротивления иностранной оккупации (как в Ливане и затем в
Ираке). Однако им недостает внутреннего потенциала и истори-
ческой значимости, без которых этим движениям не удастся на-
долго сохранить политическую привлекательность в глазах сотен
миллионов молодых мусульман, начинающих проявлять интерес
к политике.
Исламский фундаментализм по своей сути реакционен — и в
этом источник как его кратковременной популярности, так и его
долговременной слабости. Его позиции наиболее сильны в самых
изолированных и отсталых уголках мусульманского мира, будь
то районы разрушенного советскими войсками Афганистана или
Выбор • 323
цитадели ваххабизма в Саудовской Аравии. Однако молодое по-
коление мусульман, как бы ни воодушевляли его горькие обиды на
внешних врагов или гнев против лицемерия собственных правите-
лей, отнюдь не безразлично к соблазнам телевидения и кино. Идея
разрыва с современным миром имеет шанс привлечь лишь фанатич-
ное меньшинство. Подобный долгосрочный выбор не пригоден для
всех тех, кто вовсе не склонен отказываться от преимуществ со-
временной жизни. Большинство людей хотят перемен, но таких,
которые отвечали бы и их собственным чаяниям.
Правда, исламскому фундаментализму удается разжигать ан-
тизападную ксенофобию, которая и составляет основной источ-
ник его политической жизнеспособности. Но стоит отметить, что
за пределами шиитского Ирана и оккупированного Израилем
Южного Ливана с их весьма специфическими условиями только
опустошенный советской интервенцией Афганистан и часть Су-
дана оказались в руках крайне реакционных и радикально анти-
западных фундаменталистских сил. Если Соединенные Штаты
не будут соблюдать осторожность, то же может случиться и в
некоторых районах Ирака. Попытки же фундаменталистов взять
власть в таких светских мусульманских государствах, как Еги-
пет, Алжир и Индонезия, были в основном пресечены; да и более
консервативные режимы, якобы избравшие религиозно-ислам-
ский путь самоопределения, например, правительство Марокко или
придерживающиеся более догматичной традиционной ориента-
ции власти Саудовской Аравии, оказались в состоянии противо-
стоять росту политического влияния религиозного фундамента-
лизма.
Более долгосрочный политический вызов, прежде всего в му-
сульманских странах с преобладанием суннитского населения, мо-
жет исходить от популистских движений, которые исповедуют
«исламизм»8 в качестве всеобъемлющей политической идеологии,
не преследуя цель установления теократии как таковой. Возглав-
ляемые обычно представителями светской интеллигенции, эти
движения отличаются наступательным популизмом с религиоз-
ным оттенком. Исламисты нередко открыто критикуют религи-
озный фундаментализм, считая его реакционным и в конечном
итоге обреченным на поражение, они стррмятся предложить свой,
основанный на мусульманских ценностях путь решения современ-
ных социальных и политических дилемм, которые, по их мнению,
324 • Збигнев Бжезинский
почти полностью игнорируются фундаменталистами-теократами.
Неудивительно, что дело популистов, у которых интенсивность
религиозных чувств дополняется социально-политической докт-
риной, находит, похоже, больший отклик в мятущихся душах мо-
лодого поколения.
Почти в каждой мусульманской стране имеется современная,
нередко получившая западное образование интеллигенция, в среде
которой неустанно обсуждается проблема соотношения между ис-
ламом, демократией и современностью. Во многих случаях эти
споры, изобилующие ссылками на исламское учение, носят не-
развитый и политически противоречивый характер. Политиче-
ская риторика исламистов нередко имеет привкус давно вынаши-
ваемой обиды на Запад, которому ставится в вину его господство.
Более ориентированные на Запад круги мусульманской интелли-
генции в большинстве своем с особой подозрительностью отно-
сятся к таким понятиям, как «столкновение цивилизаций». В их
представлении подобные категории выдают присущее Европе,
Америке и Израилю ощущение собственного превосходства. Не
стоит забывать, что за время, прошедшее с тех пор, как большая
часть исламского мира освободилась от колониального гнета, ус-
пели вырасти лишь два поколения. Память о колониальном прош-
лом неизбежно накладывает отпечаток на современные дискус-
сии, придавая им эмоциональный накал.
Следуя веяниям времени, исламистские идеологи часто упо-
минают о «демократии», впрочем, ровно настолько часто, насколь-
ко это подобает плебисцитарному по своей сути популизму, ру-
ководствующемуся религиозными принципами. Стоящие перед
мусульманскими странами экономические проблемы, острота ко-
торых усугубляется быстрым ростом населения, также не нахо-
дят достойного места в их политических рассуждениях. Правда, в
последнее время после очевидного провала этатистской экономи-
ческой системы некоторые теоретики исламизма, которые преж-
де по религиозным соображениям в целом отдавали предпочте-
ние национализации экономики, были вынуждены признать, что
некоторая степень экономической свободы, опирающейся на част-
ную собственность и рыночные механизмы, является непремен-
ным условием экономического роста.
Соотношение между политической свободой и религией еще
сложнее. Концепция западной светской демократии вызывает осо-
Выбор • 325
бое беспокойство исламистов, ибо для многих из них она предпо-
лагает, по существу, атеистическое общество. Процессы секуля-
ризации Запада означают в их представлении отказ от признания
высшего авторитета религии. Превалирующая в западных стра-
нах тенденция считать неэтичным и аморальным лишь то, что
признается незаконным, полагают исламисты, лишает Запад спо-
собности выносить моральные суждения. Таким образом, их при-
верженность шариату усиливается убежденностью в том, что от-
деление церкви от государства равнозначно уничтожению рели-
гиозной сферы светскими началами. В итоге исламистам чрезвы-
чайно трудно установить, где надлежит провести черту между
гражданской свободой и религиозным содержанием в исламском
государстве. На эту тему исламисты ведут напряженный диалог,
который, впрочем, так и не помог им прийти к какому-либо за-
ключению9.
Религиозно мотивированный социальный радикализм исла-
мистских политических движений в чем-то напоминает ранние
этапы деятельности массовых популистских партий левого и пра-
вого толка, в изобилии возникших полтора века тому назад по всей
Европе в качестве реакции на начавшуюся промышленную рево-
люцию и сопутствовавшую ей социальную несправедливость. Под
влиянием негативных социальных тенденций зародилась, в част-
ности, идея отвести центральную роль в экономической жизни
общества государству, чтобы оно гарантировало более справед-
ливое социальное устройство. Звучало и другое, сходное утверж-
дение: даже современное общество нуждается в системе религи-
озных ценностей, внедрять которую надлежит государству. Но в
Европе нередко болезненные дилеммы отношений между церко-
вью и государством, стоявшие перед христианско-демократичес-
кими партиями, решались легче, потому что и общество, и госу-
дарство постепенно подчинялись здесь верховенству религиозно
нейтрального закона. Во взглядах же исламистов, предполагаю-
щих, что построенное на исламских ценностях государство по сво-
ей природе будет более справедливым, а послушное законам ша-
риата общество — морально более чистым^ политический посыл
подкрепляется гораздо более сильным религиозным пылом.
Ввиду потенциальной привлекательности таких идей для ши-
роких масс радикальный исламистский популизм создает нешу-
точную проблему и для консервативных формально религиозных
326 • Збигнев Бжезинский
режимов типа правительства Саудовской Аравии, и для более
светских (чаще всего опирающихся на армию) режимов таких го-
сударств, как Алжир, Египет и Индонезия. В несколько меньшей
степени и не столь непосредственно это касается Турции. Но воз-
можно, исламизм есть нечто большее, нежели просто удачливый
соперник исламского фундаментализма. Это движение может
оказаться симптомом того, что некогда полная жизни, но дрем-
лющая в последние столетия цивилизация начинает обретать но-
вое дыхание.
Склонность Запада, и в первую очередь Америки, концентри-
ровать внимание на крайностях и реакционных проявлениях ис-
ламского фундаментализма, прежде всего в Иране и Афганиста-
не при талибах, отражает широко распространенное незнание тех
интенсивных и впечатляющих интеллектуальным размахом дис-
куссий, которые ведет неравнодушная к политике мусульманс-
кая интеллигенция. Эти споры вовсе не укладываются в стерео-
типное представление об исламе как о застывшем средневековом
учении, имманентно враждебном современности и не способном
к восприятию демократии.
Тем не менее дебаты в исламском мире не всегда протекают в
форме мирного диалога. Не только исламскому фундаментализ-
му, но и исламистскому популизму свойственны экстремистские
проявления, от традиционного насилия с целью захвата власти
до терроризма. В значительной мере этот экстремизм имеет внут-
реннюю направленность, сказываясь в периодических кровопро-
литиях в отдельных мусульманских государствах. Отсутствие
демократических традиций в большинстве исламских стран бла-
гоприятствовало расцвету там всевозможных тайных обществ и
движений, которые занялись организацией убийств своих сопер-
ников. В последние десятилетия расширение мусульманского
присутствия в Западной Европе сопровождалось «экспортом»
терроризма, в частности, во Францию, Соединенное Королевство,
Германию и Испанию.
И все-таки в некоторых мусульманских странах, к числу ко-
торых принадлежат Индонезия, Бахрейн, Тунис, Марокко и даже
фундаменталистский Иран, не говоря уже о Турции, произошли
мирные политические перемены, а это свидетельствует, что даже
беспокойные мусульманские массы могут мало-помалу прони-
каться более умеренной политической культурой. В этом неус-
Выбор • 327
тойчивом контексте исламистский популизм и исламский фун-
даментализм следует рассматривать в качестве диалектически вза-
имосвязанных явлений, отражающих брожение умов внутри му-
сульманского мира. Исламский фундаментализм («теза») явля-
ется несовременной по существу, но все же постколониальной
формой ислама, которая возникла как реакция протеста против
господства светского Запада; исламистский популизм («антите-
за») представляет собой попытку преодолеть наследие западного
господства путем приспособления некоторых привнесенных им
современных элементов, которые при этом получают догматиче-
скую исламскую интерпретацию и часто демагогически использу-
ются в качестве символов противопоставления Западу.
«Синтез» еще предстоит. Вероятнее всего, он воплотится во
множестве форм, и первоначально лишь малая их доля, если та-
ковые вообще найдутся, имеют шанс оказаться подлинно демо-
кратическими. Тем не менее многообразный мир ислама отнюдь
не защищен от влияния глобальных коммуникаций и последствий
массового образования. Пусть постепенно и порой отнюдь не без-
болезненно, но мусульманские страны, одна за другой, по-види-
мому, все же пройдут свой собственный путь адаптации ислам-
ских заповедей к политике более современного типа, предполага-
ющей вовлечение широких общественных слоев в политический
процесс.
Адаптация будет совершаться различными способами, пото-
му что, в отличие от марксизма, исламизм не является всесторон-
ней идеологией, содержащей ориентиры и руководство к действию
во всех сферах общественного бытия. О пробелах исламистов в эко-
номике уже говорилось. Их желание воспользоваться современны-
ми технологическими достижениями в интересах наращивания
национальной мощи неминуемо повлечет за собой незаплани-
рованные результаты. Даже фальшивая риторика в духе демо-
кратии будет прокладывать дорогу для легитимации со временем
гражданских прав и их отделения от религиозной сферы. Следо-
вательно, будут постепенно раздвигаться рамки светского измере-
ния жизни, а исламистский популизм будет выступать движущей
силой общественно-политических перемен, даже если содержание
этих изменений в конечном счете определят иные факторы.
Процесс, разумеется, не будет равномерным. Временами ис-
ламистский популизм не избежит фанатичного экстремизма, осо-
328 • Збигнев Бжезинский
бенно если масло в огонь подольют вполне конкретные обиды и
претензии на этнической либо национальной почве. Тем не менее
с теологической точки зрения нет оснований считать ислам более
враждебным демократии, чем христианство, иудаизм или буддизм.
Исповедующим эти религии обществам доводилось сталкивать-
ся с собственными версиями фундаменталистского сектантства,
но во всех случаях возобладала тенденция к становлению поли-
тического плюрализма посредством постепенного согласования
между светским и религиозным началами.
Таким образом, Соединенным Штатам следует поостеречься
создавать впечатление, что они считают ислам неспособным, вви-
ду его якобы принципиально иной культурной природы, пройти
те же этапы политического развития, что и христианский и буд-
дистский миры. Шестьдесят лет тому назад было отнюдь не оче-
видно, что Германия и Япония станут сегодня оплотами демокра-
тии. В том, что демократия утвердится в Южной Корее и на Тай-
ване, уверенности не было еще в начале 1980-х годов. А то, что
индонезийцы сумеют мирным путем сместить двух своих прези-
дентов, виновных в должностных преступлениях, казалось мало-
вероятным всего пять лет назад. И совсем недавно было абсолют-
но невозможно представить, что в Иране состоятся относительно
свободные выборы. Америка нуждается сейчас в политически тон-
ком экуменизме, который позволил бы не только преодолеть ан-
тизападные настроения во многих мусульманских странах, но и
избавиться от свойственных американскому общественному мне-
нию стереотипов, мешающих США проводить гибкую политику
обеспечения национальной безопасности.
В конечном счете интересы национальной безопасности Аме-
рики требуют, чтобы последователи мусульманства начали рас-
сматривать себя как такую же часть формирующегося глобально-
го сообщества, что и ныне процветающие демократические стра-
ны планеты с другими религиозными традициями. Не менее важ-
но, чтобы в глазах политически активных элементов исламского
мира Соединенные Штаты не выглядели фундаментальным пре-
пятствием на пути к возрождению исламской цивилизации, глав-
ным покровителем социально отсталых и поглощенных собствен-
ными экономическими интересами элит или пособником других
держав, которые пытаются увековечить либо восстановить полу-
колониальный статус тех или иных мусульманских народов. Но
Выбор • 329
еще важнее добиться того, чтобы усилиями умеренных мусуль-
манских течений исламские экстремисты оказались в изоляции.
Построение более безопасного мира просто не достижимо без кон-
структивного участия 1 миллиарда 200 миллионов проживающих
на планете мусульман. Лишь проводя тщательно дифференциро-
ванную политику, учитывающую многообразные реальности му-
сульманских обществ, Соединенные Штаты могут приблизиться
к осуществлению этой пусть все еще далекой, но желанной цели.
Зыбучие пески гегемонии
В предстоящие несколько десятилетий самым нестабильным
и опасным регионом мира, взрывного потенциала которого дос-
таточно, чтобы ввергнуть планету в состояние хаоса, будут новые
Мировые Балканы. Именно здесь Америка может незаметно ока-
заться втянутой в столкновение с исламским миром, именно здесь
несовпадение ее курса с политикой Европы рискует расколоть
даже Атлантический союз. При совпадении же двух этих перспек-
тив под вопрос может быть поставлена сама мировая гегемония
Америки.
Вот почему принципиально важно признать: процессы броже-
ния в мусульманском мире должны рассматриваться прежде все-
го в региональном, а не глобальном контексте и, скорее, через гео-
политическую, чем теологическую призму. Мир ислама разобщен
как политически, так и религиозно. Он лишен политической ста-
бильности и слаб в военном отношении и, по-видимому, останет-
ся таковым в течение еще некоторого времени. Неприязнь к Со-
единенным Штатам, поголовно охватившая население ряда му-
сульманских стран, порождена не столько общей религиозной
предвзятостью, сколько конкретными политическими претензи-
ями: иранские националисты, к примеру, возмущены покрови-
тельством, которое США оказывали шаху, предубеждения арабов
объясняются американской поддержкой Израиля, а пакистанцам
кажется, что Соединенные Штаты отдают предпочтение Индии.
Сложность вызова, с которым сегодня сталкивается Америка,
затмевает проблемы, вставшие перед ней полвека назад в Запад-
ной Европе. В то время стратегически решающая фронтовая ли-
ния, разделившая Европу по Эльбе, являлась источником макси-
мальной опасности, ибо в любой день вероятная стычка в Берли-
330 • Збигнев Бжезинский
не могла спровоцировать ядерную войну с Советским Союзом.
Тем не менее Соединенные Штаты признали масштаб поставлен-
ных на карту интересов и взяли на себя обязательства по обороне,
умиротворению, реконструкции и возрождению жизнеспособно-
го европейского сообщества. Поступая таким образом, Америка
приобрела естественных союзников, разделяющих ее собственные
ценности. По окончании «холодной войны» Соединенные Шта-
ты возглавили процесс преобразования НАТО из оборонитель-
ного альянса во все более широкий союз безопасности, заполучив
при этом нового горячего сторонника в лице Польши, а также
поддержали включение новых членов в состав Европейского со-
юза (ЕС).
В течение срока жизни по крайней мере одного поколения важ-
нейшая задача Соединенных Штатов в деле укрепления глобаль-
ной безопасности будет состоять в умиротворении и затем реор-
ганизации на началах сотрудничества региона, представляющего
собой главную в мире зону политической несправедливости, со-
циальных лишений, высокой плотности населения и к тому же
обладающего громадным потенциалом насилия. Здесь же сосре-
доточена большая часть мировых залежей нефти и природного
газа. В 2002 году на обозначаемый понятием «Мировые Балка-
ны» ареал приходилось 68% разведанных мировых запасов нефти
и 41% — природного газа; его доля в мировой добыче нефти со-
ставляла 32%, газа — 15%. Ожидается, что в 2020 году на этой тер-
ритории (вместе с Россией) будет добываться примерно 49 млн.
баррелей нефти ежедневно, то есть 45% от общего объема мирово-
го производства (107,8 миллиона баррелей в день). Потребителя-
ми же 60% добываемой в мире нефти, согласно прогнозам, будут
являться три ключевых региона — Европа, Соединенные Штаты и
Дальний Восток (16, 25 и 19% соответственно).
Сочетание нефтяного фактора и неустойчивости не оставляет
Соединенным Штатам выбора. Америке брошен вызов, требую-
щий выдержки и бесстрашия: она должна помочь сохранить не-
кий уровень стабильности в далеких от устойчивости государ-
ствах, чьи народы все больше подвержены политическим волне-
ниям, все меньше склонны к социальной пассивности и исполне-
ны религиозным пылом. Ей надлежит предпринять еще более
титаническое начинание, нежели то, что было осуществлено ею
свыше полувека тому назад в Европе, ибо на этот раз американ-
Выбор • 331
цам предстоит действовать на территории культурно чуждого, по-
литически неспокойного и этнически смешанного мира.
Прежде этот отдаленный регион был предоставлен собствен-
ной судьбе. До середины прошлого столетия преобладающая его
часть находилась под властью имперских и колониальных держав.
Сегодня же игнорировать проблемы этой территории и недооце-
нивать их потенциальную способность вызвать мировой разлом
было бы равнозначно объявлению об открытии там «сезона» на-
растающего насилия, распространения по всему региону терро-
ристической заразы и состязания в приобретении оружия массо-
вого поражения.
Итак, перед Соединенными Штатами стоит монументальная
по масштабам и сложности задача. С кем и каким образом надле-
жит взаимодействовать Америке, чтобы помочь стабилизировать
эту зону, утвердить там мир и в конечном счете переустроить ее
на принципах сотрудничества — ответы на основополагающие
вопросы подобного рода далеко не самоочевидны. Опробованные
в Европе рецепты, наподобие «плана Маршалла» или НАТО, ус-
пеху которых немало способствовали глубокие культурно-поли-
тические узы трансатлантической солидарности, не вполне при-
годны для разнородного в культурном отношении региона, все еще
раздираемого историческими распрями. Национализм пока нахо-
дится здесь на более ранней и эмоциональной стадии развития,
чем это было в уставшей от ратных трудов Европе (истощенной
двумя грандиозными междоусобными войнами, разразившими-
ся в течение всего лишь трех десятилетий). Особый накал нацио-
налистическим чувствам придают и религиозные страсти, напо-
минающие 40-летнюю войну между европейскими католиками и
протестантами почти 400-летней давности.
К тому же у Америки нет естественных, связанных с ней ис-
торически и культурно союзников в этой части мира, в отличие
от Европы, где таковые нашлись в лице Великобритании, Фран-
ции, Германии и даже, с недавних пор, Польши. В сущности, Аме-
рику ожидает плавание в неведомых водах без надежных навига-
ционных карт, плавание, в ходе которого ей придется самой про-
кладывать курс, внося разнообразные поправки, но не позволяя
ни одной региональной державе диктовать себе направление дви-
жения и выбор приоритетов. Разумеется, в регионе есть несколь-
ко государств, которых нередко называют потенциальными клю-
332 • Збигнев Бжезинский
чевыми партнерами Америки в переустройстве Мировых Балкан:
Турция, Израиль, Индия и примыкающая к данной зоне Россия.
Но, к сожалению, у всех этих стран имеются либо серьезные изъя-
ны, подрывающие их способность содействовать региональной
стабильности, либо собственные цели, вступающие в противоре-
чие с более широкими американскими интересами в регионе.
Турция является союзником Америки вот уже на протяжении
полувека. Доверие и признательность Соединенных Штатов она
заслужила еще своим непосредственным участием в корейской
войне. Эта страна показала себя прочным и надежным южным
форпостом НАТО. После крушения Советского Союза Турция
взялась активно поддерживать Грузию и Азербайджан в их стрем-
лении упрочить новоприобретенную независимость. К тому же
она стала настойчиво рекламировать собственную модель поли-
тического развития и социальной модернизации в качестве под-
ходящего эталона для центральноазиатских государств, чье насе-
ление в большинстве своем принадлежит к ареалу тюркских куль-
турно-лингвистических традиций. В этом смысле заметная стра-
тегическая роль Турции удачно дополняет политику Америки,
направленную на укрепление недавно обретенной независимос-
ти постсоветских государств региона.
Однако два немаловажных негативных обстоятельства, име-
ющих отношение к внутренним проблемам Турции, ограничива-
ют ее роль в регионе. Первое касается все еще неясных перспек-
тив наследия Ататюрка: удастся ли Турции трансформироваться
в светское европейское государство вопреки тому, что подавляю-
щее большинство ее населения исповедует мусульманство? Имен-
но это стало ее целью с того самого момента, как в начале 1920-х
годов Ататюрк приступил к претворению в жизнь своих реформ.
С тех пор Турция добилась выдающихся успехов, но и по сей день
ее грядущее вступление в Европейский союз (которого она упор-
но добивается) остается под вопросом. Если перед Турцией окон-
чательно захлопнутся двери ЕС, нельзя будет исключить возрож-
дения в этой стране исламских религиозно-политических тради-
ций и, как следствие, радикальной (и, вероятно, сопряженной с
внутренними потрясениями) смены ее международного курса.
Недооценивать эту вероятность не стоит.
Европейцы нехотя одобрили идею присоединения Турции к
Европейскому союзу, в основном ради того, чтобы не допустить
Выбор • 333
серьезного регресса в политическом развитии этой страны. Евро-
пейские лидеры признают, что преобразование Турции из государ-
ства, руководствующегося мечтой Ататюрка об обществе европей-
ского типа, в исламскую теократию неблагоприятно повлияло бы
на безопасность Европы. В противовес данному соображению мно-
гие европейцы убеждены, что строительство Европы должно зиж-
диться на ее общем христианском наследии. Поэтому Европей-
ский союз, вероятно, постарается как можно дольше оттягивать
момент четкого обязательства открыть двери для Турции. Но та-
кая перспектива, в свою очередь, повлечет недовольство Турции,
увеличив риск ее превращения в недружественное исламское
государство со всеми вытекающими отсюда потенциально губи-
тельными последствиями для Юго-Восточной Европы10.
Второе обстоятельство, связывающее Турции руки и лими-
тирующее ее роль, заключается в проблеме Курдистана. Значи-
тельную долю более чем 70-миллионного населения Турции со-
ставляют курды. Их фактическая численность, как и сама наци-
ональная принадлежность турецких курдов, служит предметом
споров. Согласно официальной точке зрения турецких властей, в
Турции проживают не более 10 миллионов курдов, и все они яв-
ляются, по существу, турками. По словам же курдских национа-
листов, курдское население Турции достигает 20 миллионов че-
ловек и мечтает жить в независимом Курдистане, который объе-
динил бы всех курдов (насчитывающих, как утверждается, от 25
до 35 миллионов человек), пребывающих в настоящее время под
турецким, сирийским, иракским и иранским господством. Како-
во бы ни было реальное положение вещей, курдская этническая
проблема и потенциальная вероятность возвращения на религи-
озно-исламскую стезю во многом делают Турцию, независимо от
ее конструктивной роли в качестве модели регионального масш-
таба, одним из источников фундаментальных дилемм региона.
Другим, казалось бы, очевидным кандидатом на роль приви-
легированного союзника США в регионе является Израиль. Бу-
дучи демократической и культурно родственной Америке стра-
ной, Израиль автоматически пользуется ее расположением, не
говоря уже о внушительной политической и финансовой поддерж-
ке со стороны американской еврейской общины. Став в момент
своего создания убежищем для жертв холокоста, израильское го-
сударство с тех пор вызывает сочувствие у американцев. Когда
334 • Збигнев Бжезинский
Израиль оказался объектом враждебности арабов, Америка тут
же отдала предпочтение жертве несправедливости. Начиная при-
близительно с середины 1960-х годов Израиль находится под осо-
бым покровительством Америки, получая от нее беспрецедентную
финансовую помощь (80 млрд, долларов за период после 1974 г.).
США предоставили ему защиту, действуя практически в одиноч-
ку, вопреки неодобрению и санкциям ООН. При возникновении
серьезного регионального кризиса Израиль в качестве ведущей
военной державы Ближнего Востока в состоянии не только ис-
полнять функцию американской военной базы, но и внести весо-
мый вклад в любые военные действия, которые могли бы потре-
боваться от Соединенных Штатов.
Между тем американские и израильские интересы в регионе
совпадают не полностью. У Америки имеются крупные стратеги-
ческие и экономические интересы на Ближнем Востоке, продик-
тованные наличием здесь колоссальных энергетических ресурсов.
Америка не только извлекает экономические выгоды из относи-
тельно низких цен на ближневосточную нефть. Ее роль в обеспе-
чении региональной безопасности дает ей косвенные, но в поли-
тическом смысле решающие рычаги влияния на экономику евро-
пейских и азиатских стран, которая также зависит от экспорта
энергоносителей из этого региона. Следовательно, национальным
интересам США отвечают хорошие отношения с Саудовской Ара-
вией и Объединенными Арабскими Эмиратами, подразумеваю-
щие, что эти государства и в дальнейшем будут полагаться в во-
просах безопасности на Америку. С позиций Израиля, однако, обус-
ловленные данными соображениями американо-арабские связи
являются неблагоприятным обстоятельством: они не только ста-
вят предел поддержке, которую Соединенные Штаты готовы ока-
зывать Израилю в территориальных вопросах, но и делают Аме-
рику более восприимчивой к недовольству арабов израильской
политикой.
Среди причин этого недовольства первое место занимает па-
лестинский вопрос. То, что проблема окончательного статуса па-
лестинского народа остается неурегулированной на протяжении
более чем 35 лет после оккупации Израилем сектора Газа и За-
падного берега, вне зависимости от того, кто на самом деле несет
за это ответственность, усиливает и оправдывает в глазах арабов
неприязненное отношение многих мусульман к Израилю11. В со-
Выбор • 335
знании арабов нерешенность палестинской проблемы поддержи-
вает представление об Израиле как о навязанном региону чуж-
дом и временном колониальном образовании. И то, что арабы
видят в Америке государство, поощряющее репрессии Израиля
против палестинцев, снижает ее шансы погасить волну антиаме-
риканских эмоций в странах региона. Все это затрудняет совмест-
ное выдвижение конструктивных американо-израильских ини-
циатив, способных содействовать развитию многостороннего ре-
гионального сотрудничества в политической и экономической
областях, а также не позволяет США возложить на вооруженные
силы Израиля выполнение сколько-нибудь серьезных задач в ре-
гионе.
После событий И сентября на передний план выдвинулась
идея стратегического регионального партнерства с Индией. Спи-
сок ее достоинств выглядит по меньшей мере столь же внушитель-
но, что и «послужные списки» Турции или Израиля. Благодаря
одним только своим размерам и мощи Индия влияет на ситуа-
цию в регионе, а заслуги на демократическом поприще делают ее
привлекательным союзником и с идеологической точки зрения.
Более 50 лет с момента обретения независимости ей удается со-
хранять демократическое устройство. Она сумела остаться вер-
ной демократии, невзирая на массовую бедность и социальное
неравенство, а также ярко выраженную этническую и религиоз-
ную неоднородность населения, большинство которого составля-
ют индусы (официально индийское государство носит светский
характер). Длительная конфронтация между Индией и ее ислам-
ским соседом Пакистаном, которой сопутствуют кровопролитные
столкновения с партизанскими силами в Кашмире и террористи-
ческие акты в этом штате, организуемые пользующимися благо-
склонностью Пакистана мусульманскими экстремистами, заста-
вила Индию после 11 сентября особенно категорично заявить о
своей солидарности с Америкой в борьбе против терроризма.
Тем не менее альянс между США и Индией в регионе в любом
случае вряд ли выйдет за рамки ограниченного соглашения. Две
немаловажные преграды препятствуют более масштабному парт-
нерству. Одна из них обусловлена религиозной, этнической и линг-
вистической мозаичностью индийского общества. Несмотря на
все усилия сплотить миллиардное культурно неоднородное насе-
ление страны в единую нацию, Индия по-прежнему является ин-
336 • Збигнев Бжезинский
дуистским в своей основе государством, наполовину окруженным
мусульманскими соседями; притом в пределах ее границ обитает
крупное, насчитывающее 120—140 миллионов человек мусуль-
манское меньшинство, отношения с которым могут стать весьма
напряженными. Религия и национализм, воспламеняя друг дру-
га, способны разжечь здесь нешуточные страсти.
До сих пор Индии удавалось исключительно успешно справ-
ляться с задачей сохранения структуры единого государства и де-
мократической системы, но немалая часть ее населения остава-
лась, по сути, политически пассивной и (в первую очередь в сель-
ских районах) неграмотной. Есть опасность, что с постепенным
ростом политического сознания и общественной активности уве-
личится и интенсивность раздоров на этнической и религиозной
почве. Происходящее в последнее время развитие политического
сознания как индуистского большинства Индии, так и ее мусуль-
манского меньшинства рискует поставить под угрозу сосущество-
вание различных общин страны. Удержать под контролем внут-
ренние трения и напряженность может оказаться особенно труд-
ным, если под войной с терроризмом будет подразумеваться в
первую очередь борьба против ислама, а именно так пытаются ее
интерпретировать наиболее радикальные индуистские политики.
Во-вторых, внимание Индии во внешнеполитической сфере
приковано к соседям — Пакистану и Китаю. Пакистан восприни-
мается не только как главный виновник многолетнего конфлик-
та в Кашмире, но и в некоем высшем смысле — как государство,
истоки национальной идентичности которого коренятся в рели-
гиозном самоутверждении, как символ отрицания индийского
пути самоопределения. Тесные узы между Пакистаном и Китаем
обостряют ощущение угрозы, тем более что Индия и Китай явля-
ются естественными соперниками в борьбе за геополитическое до-
минирование в Азии. Индию до сих пор терзают мучительные вос-
поминания о военном поражении, которое Китай нанес ей в ходе
кратковременного, но яростного пограничного столкновения 1962
года, получив в итоге в свое владение спорную территорию Ак-
сайцзин.
Соединенные Штаты не могут поддержать Индию ни против
Пакистана, ни против Китая, не заплатив при этом неприемлемо
высокую стратегическую цену в другом месте: в Афганистане, если
они изберут антипакистанский курс, или на Дальнем Востоке, если
Выбор • 337
речь пойдет об альянсе антикитайского характера. Ввиду всех этих
внутренних и внешних факторов Индия лишь в ограниченной сте-
пени способна быть союзником Соединенных Штатов в долго-
срочной политике формирования, не говоря уже о силовом уста-
новлении более стабильной системы отношений в пределах Ми-
ровых Балкан.
И наконец, остается вопрос: в какой мере на роль главного стра-
тегического партнера Америки в улаживании региональных ев-
разийских противоречий годится Россия? Нет сомнений, что она
располагает средствами и опытом для оказания помощи в таком
деле. Хотя, в отличие от других рассмотренных кандидатов, Рос-
сия уже не является в точном смысле слова частью региона — вре-
мена ее колониального господства в Центральной Азии минова-
ли. Москва тем не менее оказывает значительное влияние на все
непосредственно примыкающие к южным российским границам
страны и имеет тесные связи с Индией и Ираном; ко всему проче-
му, на российской территории проживает примерно 15—20 мил-
лионов мусульман.
В то же время Россия с некоторых пор видит в своих мусуль-
манских соседях потенциально взрывоопасный источник поли-
тических и демографических угроз, а российская политическая
элита обнаруживает все большую восприимчивость к антиислам-
ским призывам религиозного и расистского характера. В таких
обстоятельствах Кремль с готовностью ухватился за события 11
сентября, воспользовавшись ими как возможностью вовлечь
Америку в противостояние исламу под лозунгом «войны с терро-
ризмом».
И все же Россия в качестве потенциального партнера США
тоже не лишена недостатков, унаследованных от прошлого, при-
чем совсем недавнего прошлого. Афганистан был опустошен
10-летней войной, которую вела там российская армия, Чечня
находится на грани вымирания в результате политики геноцида, а
недавно получившие независимость центральноазиатские госу-
дарства все больше расположены отождествлять смысл современ-
ного периода своей истории с борьбой за освобождение от рос-
сийского колониализма. Поскольку подобные исторические обиды
по-прежнему живо ощущаются в регионе, а Россия, как явствует из
множества признаков, считает в данный момент своим приорите-
том консолидацию связей с Западом, она во все большей степени
338 • Збигнев Бжезинский
воспринимается региональными государствами в качестве быв-
шей колониальной европейской державы и все меньше — в каче-
стве родственного евразийского образования. То, что сегодняшней
России почти нечего предложить соседям в плане общественной
модели для подражания, также сужает ее роль в любом междуна-
родном партнерском объединении под американским руковод-
ством, которое могло бы быть сколочено в интересах стабилиза-
ции, развития и в последующем — демократизации региона.
В конечном счете Америке остается рассчитывать лишь на од-
ного подлинного партнера в обустройстве Мировых Балкан — Ев-
ропу. Хотя ей понадобится помощь ведущих восточноазиатских
государств, таких как Япония и Китай (Япония предоставит не-
которую, пусть не слишком внушительную, материальную под-
держку и миротворческий контингент), маловероятно, что кто-
либо из них примет на данном этапе полноценное участие в этих
усилиях. Только Европа, постепенно самоорганизующаяся в Ев-
ропейский союз и интегрированная в рамках НАТО, обладает
надлежащим потенциалом в политической, военной и экономи-
ческой сферах, чтобы совместно с Америкой взять на себя задачу
вовлечения различных евразийских народов на дифференциро-
ванной гибкой основе в процесс укрепления региональной ста-
бильности и постепенного раздвижения рамок трансъевразий-
ского сотрудничества. Именно связанный с Америкой наднацио-
нальный Европейский союз имеет больше шансов избежать по-
дозрений в рецидиве колониалистских мотивов и намерении
утвердить либо восстановить в регионе прежде всего собственные
экономические позиции.
Сообща Америка и Европа располагают разносторонним опы-
том и обширным спектром материальных преимуществ, которые
позволяют им внести определяющий вклад в формирование по-
литического будущего Мировых Балкан. Вопрос заключается в
том, найдется ли у Европы, озабоченной в основном вопросами
собственного единства, достаточно воли и великодушия, чтобы
вместе с Америкой действительно приняться за общее начинание,
которое по сложности и размаху намного превосходит предыду-
щий успешный совместный американо-европейский проект, на-
правленный на сохранение мира в Европе и последовательное
преодоление раскола Европейского континента. Но сотрудниче-
ства с Европой не получится, если полагать, что оно должно сво-
Выбор • 339
диться к ее следованию американским директивам. Война с тер-
роризмом может быть первой вехой, знаменующей переход к ак-
тивному вмешательству в дела Мировых Балкан, но она никак не
может составлять его смысл. Европейцы, не столь травмирован-
ные трагедией 11 сентября, понимают это лучше американцев. Вот
почему помимо других причин при организации каких бы то ни
было совместных действий Атлантического сообщества не обой-
тись без широкого стратегического консенсуса относительно дол-
госрочного характера стоящей перед союзниками задачи.
В какой-то мере те же соображения применимы и к потенци-
альному вкладу Японии. Она тоже может и должна стать важным
действующим лицом, пусть и не из числа бесспорных исполните-
лей ведущих партий. В течение некоторого времени Япония бу-
дет остерегаться брать на себя заметную военную роль за предела-
ми непосредственных потребностей национальной самообороны.
Однако несмотря на стагнацию последних лет, Япония остается вто-
рым государством мира по экономической мощи. Финансовая под-
держка ею усилий, предназначенных расширить зону мира на пла-
нете, имела бы ключевое значение и в конечном счете соответ-
ствовала бы ее собственным интересам. Таким образом, Япония
наряду с Европой должна рассматриваться в качестве вероятного
партнера Америки в предстоящей длительной схватке с многочис-
ленными разнородными силами на территории Мировых Балкан.
Короче говоря, чтобы справиться с взрывоопасным потенциа-
лом региона, Америке потребуется широко спланированная стра-
тегия сотрудничества. Как свидетельствует успешный опыт фор-
мирования евроатлантического сообщества, разделить неизбеж-
ное бремя нельзя, не разделив право принимать решения. Только
привлекая своих основных партнеров к совместному моделиро-
ванию всеобъемлющей стратегии действий, Америка сумеет не
увязнуть в зыбучих песках единоличной гегемонии.
Стратегия разделенной ответственности
Коль скоро проблемы Мировых Балкан представляют собой
практически нерасчленимое сплетение накладывающихся друг на
друга конфликтов, первым шагом в определении комплексной
стратегии ответа на этот вызов должно стать выявление приори-
тетов. На общем фоне выделяются три центральные взаимосвя-
340 • Збигнев Бжезинский
занные задачи: 1) урегулирование арабо-израильского конфлик-
та, который столь пагубно влияет на положение в Ближневосточ-
ном регионе; 2) изменение стратегического расклада в нефтедо-
бывающей зоне, простирающейся от района Персидского залива
до Центральной Азии; 3) привлечение ведущих стран к участию в
региональных соглашениях по вопросам нераспространения ОМУ
и сдерживания террористической эпидемии.
Установление мира между Израилем и его арабским окруже-
нием является самой настоятельной необходимостью, ибо без это-
го принципиально невозможно приступать к выполнению двух
остальных задач. Непосредственным предметом раздоров служит
израильско-палестинский конфликт, отдельное урегулирование
которого должно составлять ближайшую цель. Однако существует
более широкая проблема враждебности арабского сообщества по
отношению к Израилю — явления, которое порождает напряжен-
ность на Ближнем Востоке и рикошетом возбуждает неприязнь
мусульман к Америке12. Единственный способ улучшить положе-
ние — добиться справедливого и жизнеспособного мира, который
в последующем стал бы основой конструктивного сотрудничества
между Израилем и Палестиной и, таким образом, развеял бы пре-
дубеждения арабов, заставив их признать Израиль в качестве по-
стоянного неотъемлемого фигуранта на ближневосточной сцене.
Улаживание этого вопроса тем более безотлагательно, что
столкновение с подводными камнями Ближнего Востока грозит
евроатлантическому альянсу расколом. Хотя доминирующей ино-
странной державой на Ближнем Востоке является Америка, ее от-
ношения с Европой могут подвергнуться тяжкому испытанию из-
за того, что по обе стороны Атлантики по-разному смотрят на то,
как лучше действовать в регионе. На протяжении нескольких де-
сятилетий после провала франко-британской авантюры 1956 года
район Суэцкого канала и Персидского залива фактически нахо-
дится под американским протекторатом. Покровитель постепен-
но сменил проарабский курс на произраильскую линию, одновре-
менно добившись устранения сколько-нибудь ощутимого поли-
тического влияния в регионе со стороны Европы, а затем и Со-
ветского Союза. Убедительные военные победы, одержанные в
ходе кампаний 1991 и 2003 годов против Ирака, утвердили Со-
единенные Штаты в роли единственного внешнего арбитра в этой
зоне.
Выбор • 341
После трагедии 11 сентября у наиболее консервативных эле-
ментов политического истеблишмента Америки, прежде всего у
тех, чьи симпатии явно принадлежат олицетворяемой «Ликудом»
части израильского политического спектра, появилось искушение
осуществить идею абсолютно нового порядка на Ближнем Восто-
ке, который, как предполагается, Соединенные Штаты навяжут
региону, мотивируя это необходимостью ответить на новые вы-
зовы терроризма и распространения ОМУ. Стремление воплотить
эту мысленную конструкцию в жизнь уже привело к насильствен-
ному свержению диктатуры Саддама Хусейна в Ираке и предве-
щает возможные дальнейшие акции против баасовского режима
в Сирии либо теократии в Иране. Одновременно раздаются при-
зывы к Соединенным Штатам дистанцироваться во имя демо-
кратии от нынешних правителей Саудовской Аравии и Египта и
оказать давление на эти страны, требуя их внутренней демокра-
тизации, пусть даже в ущерб американским интересам в регионе.
Уже очевидно, что Европейский союз, у которого понемногу
обнаруживаются собственные внешнеполитические интересы, не
останется лишь пассивным наблюдателем или сговорчивым сто-
ронником всего, что бы ни предприняли США на Ближнем Вос-
токе. На самом деле именно на ближневосточном направлении
Европейский союз впервые начинает не только нащупывать кон-
туры по-настоящему единой и полномасштабной европейской
стратегии, но и оспаривать монополию Америки на роль регио-
нального арбитра. В Севильской декларации от 22 июня 2002 г.
ЕС сделал важный шаг вперед, сформулировав концепцию мир-
ного урегулирования палестино-израильского конфликта, кото-
рая существенно расходится с американской концепцией13. Нара-
стающие между США и ЕС разногласия в отношении послевоен-
ного обустройства в Ираке и возможной политической эволюции
Ирана могут придать самоутверждению Европы дополнительный
импульс.
В ближайшей перспективе у Америки хватит сил и воли, что-
бы игнорировать мнение европейцев. Опираясь на свою военную
мощь, она сможет одержать верх и вынудить Европу временно
пойти на уступки. Однако Европейский союз располагает эконо-
мическими ресурсами и финансовыми средствами, привлечение
которых кардинальным образом повысит шансы на достижение
долгосрочной стабильности в регионе. Следовательно, подлинно
342 • Збигнев Бжезинский
долговременного решения этой проблемы не добиться, если Со-
единенные Штаты и Европа не станут действовать более согласо-
ванно. Коль скоро Ближний Восток имеет для Европы по мень-
шей мере такое же жизненно важное значение, как Мексика для
Америки, ЕС, мало-помалу определяя собственное политическое
лицо, будет все больше порываться выступать здесь с собствен-
ных позиций. И не где-то, а именно на Ближнем Востоке евро-
пейская внешняя политика впервые после фиаско 1956 года в
Суэце способна приобрести отчетливую антиамериканскую на-
правленность.
Между тем наметившийся в евроатлантическом сообществе
раскол из-за Ближнего Востока вполне обратим. Не часто наблю-
дается такой международный консенсус, какой существует отно-
сительно сути будущего договора о мире между Израилем и Па-
лестиной. Имеются даже проекты возможного мирного договора,
которые идут значительно дальше, нежели расплывчатая «дорож-
ная карта», неохотно одобренная администрацией Буша весной
2003 года. Загвоздка в действительности состоит в том, как найти
способ убедить израильтян и палестинцев поставить все точки над
i, и этот поиск будет непростым испытанием, несмотря на реаль-
ные настроения в поддержку мирного компромисса среди изра-
ильского и палестинского народов. Предоставленные самим себе,
они оказались не в состоянии ни преодолеть свои давние проти-
воречия, ни оставить в прошлом взаимные подозрения и ожесто-
ченность.
Только Соединенным Штатам и Европейскому союзу, высту-
пающим заодно, под силу по-настоящему ускорить этот процесс.
Для этого им придется заняться обстоятельной проработкой ос-
новных содержательных положений, а не только процедурных ас-
пектов израильско-палестинского мирного соглашения. В общих
чертах в соответствии с существующим международным консен-
сусом его главные пункты должны заключаться в следующем:
признание двух государств в границах 1967 года, но со взаимны-
ми уступками, которые позволят включить в территорию Израи-
ля пригородные поселения вблизи Иерусалима; создание двух
столиц непосредственно в Иерусалиме; предоставление палестин-
ским беженцам лишь номинального или символического права
вернуться на прежнее место жительства с размещением основной
массы возвращающихся беженцев на территории Палестины, воз-
Выбор • 343
можно, в покинутых израильских поселениях; демилитаризация
Палестины и предположительно размещение там миротворческих
сил НАТО либо иного международного контингента; полное и
недвусмысленное признание Израиля его арабскими соседями.
Одобрение при содействии международного сообщества жиз-
неспособной формулы сосуществования Израиля и Палестины не
устранит всего комплекса разнообразных конфликтов в регионе,
но принесет тройную пользу. Несколько поутихнет ненависть
ближневосточных террористов к Америке; будет обезврежена
«мина», с наибольшей вероятностью способная стать детонато-
ром общерегионального взрыва; а Соединенные Штаты и Евро-
пейский союз смогут более согласованно подходить к проблемам
региональной безопасности, не создавая впечатления, что затева-
ется «крестовый поход» против исламского мира. Урегулирова-
ние арабо-израильского конфликта стараниями Америки способ-
ствовало бы постепенной демократизации прилегающих арабских
государств, ибо инициативы США уже не выглядели бы в глазах
арабов как попытка воспользоваться проблемой демократизации
в качестве очередного предлога для отсрочки всеобъемлющего
палестино-израильского примирения.
Построение стабильного Ирака после военного вторжения
2003 года точно так же представляет собой грандиозную и долго-
временную задачу, единственным способом облегчить выполне-
ние которой является сотрудничество между США и ЕС. Не ис-
ключено, что с падением прежнего иракского режима вновь обо-
стрятся латентные пограничные споры этой страны с Ираном,
Сирией и Турцией. Лишние осложнения по ходу дела может вне-
сти курдская проблема, а внутренняя вражда между иракскими
суннитами и шиитами рискует привести к затяжной нестабиль-
ности, сопровождаемой все более ожесточенным насилием. К тому
же, 25-миллионный народ Ирака, имеющий репутацию наиболее
националистически настроенного из всех арабских народов, мо-
жет оказаться менее расположенным мириться с иностранным
господством, чем ожидается. Программу долгого, дорогостояще-
го и трудного восстановления этой страны предстоит осуществ-
лять в изменчивом и потенциально недружественном окружении.
В более общем смысле сотрудничество Америки и Европы в
строительстве стабильного демократического Ирака и в деле па-
лестино-израильского примирения — фактически своего рода «ре-
344 • Збигнев Бжезинский
тональная дорожная карта» — создало бы более благоприятные
политические предпосылки для изменения неудовлетворитель-
ного стратегического расклада в нефте- и газодобывающих райо-
нах, охватывающих Персидский залив, Иран и Каспийский бас-
сейн. В отличие от тоже богатой энергетическим сырьем России,
государства этой зоны — от Казахстана и Азербайджана до Сау-
довской Аравии — являются почти исключительно экспортерами,
но никак не крупными потребителями добываемых из их недр энер-
гоносителей. Между тем здесь сконцентрированы крупнейшие в
мире месторождения нефти и природного газа, намного превосхо-
дящие запасы других нефте- и газоносных территорий. А коль ско-
ро надежный доступ к энергоносителям по разумным ценам жиз-
ненно важен для трех наиболее динамичных в экономическом от-
ношении регионов — Северной Америки, Европы и Восточной
Азии, стратегическое господство над этой зоной, пусть даже замас-
кированное соглашениями о сотрудничестве, было бы определяю-
щим с точки зрения мировой гегемонии преимуществом.
С позиций американских интересов существующее геополи-
тическое положение дел в самой богатой энергоресурсами зоне
мира оставляет желать лучшего. Несколько ключевых государств-
экспортеров — особенно Саудовская Аравия и Объединенные
Арабские Эмираты — слабы и политически несостоятельны. Ира-
ку предстоит длительный период стабилизации, реорганизации и
восстановления сил. Еще один крупный производитель энерге-
тического сырья — Иран — пребывает под властью недружествен-
ного Соединенным Штатам режима, противодействующего по-
пыткам США установить мир на Ближнем Востоке. Не исключе-
но, что этот режим норовит заполучить ОМУ, и его подозревают
в связях с террористами. Соединенные Штаты пробовали добить-
ся международной изоляции Ирана, но их усилия увенчались
лишь ограниченным успехом.
Севернее, в Закавказье и в Центральной Азии, недавно полу-
чившие независимость государства — экспортеры энергоносите-
лей все еще находятся на ранних стадиях политической консоли-
дации. Системы управления в этих странах остаются слабыми, по-
литические процессы отмечены печатью деспотического произ-
вола, государственность отличается непрочностью. К тому же, они
наполовину изолированы от мировых энергетических рынков, ибо
американское законодательство запрещает использовать терри-
Выбор • 345
торию Ирана для прокладки трубопроводов к побережью Персид-
ского залива, а Россия проявляет агрессивное стремление моно-
полизировать пути международного доступа к энергетическим
ресурсам Туркменистана и Казахстана. Только через несколько
лет, после завершения финансируемого США строительства тру-
бопровода Баку — Джейхан, Азербайджан и его закаспийские со-
седи получат независимый канал связи с мировой экономикой.
До тех пор эта территория будет уязвима для происков России и
Ирана.
Масштабное и исключительное военное присутствие США в
Персидском заливе, а также фактически монопольное обладание
ими мощным потенциалом ведения боевых действий на большом
удалении от национальной территории открывают перед Амери-
кой широчайшие возможности единолично принимать нужные
политические решения. На тот случай, если потребуется исклю-
чить потенциальную связь между распространением ОМУ и тер-
роризмом конспиративных групп, Соединенные Штаты распола-
гают средствами действовать самостоятельно, как это и было про-
демонстрировано в ходе свержения последнего иракского режи-
ма. Однако если принять во внимание долгосрочные последствия
переворота в стратегии насилия, то проблема выглядит более мно-
госложной, а шансы Америки на единоличный успех — куда бо-
лее эфемерными.
Трудно представить себе, чтобы Соединенным Штатам уда-
лось в одиночку принудить Иран к радикальной переориентации.
Ввиду гигантского разрыва в военной мощи между двумя этими
государствами открытое военное давление могло бы сперва прине-
сти желаемый результат, но было бы огромной ошибкой недооце-
нивать накал националистических и религиозных эмоций, кото-
рые подобные методы, по всей видимости, возбудили бы у 70 мил-
лионов иранцев. Иран представляет собой страну с величествен-
ной имперской историей и чувством национальной самоценности.
И в то время как религиозный угар, который привел к власти те-
ократическую диктатуру, похоже, понемногу развеивается, пря-
мое столкновение с Америкой почти наверняка приведет к новой
вспышке народного неистовства, вдохновляемого фанатичным
шовинизмом.
Россия не чинила помех энергичным военным инициативам
США по изменению стратегических реальностей в регионе, но
346 • Збигнев Бжезинский
охватившее сегодня район Персидского залива геополитическое
землетрясение способно свести на нет старания Америки укре-
пить независимость прикаспийских государств. Поглощенность
США переустройством Ирака, не говоря уже о нарастании аме-
рикано-иранских трений, может создать у Москвы соблазн возоб-
новить давление на Грузию и Азербайджан в расчете заставить их
отказаться от намерения примкнуть к евроатлантическому сооб-
ществу, а также активизировать попытки воспрепятствовать дол-
говременному военно-политическому присутствию США в Цен-
тральной Азии. Все это существенно осложнило бы для Соеди-
ненных Штатов вовлечение центральноазиатских государств в
широкие региональные инициативы, направленные против ислам-
ского фундаментализма в Афганистане и Пакистане. Не исклю-
чено, что в этом случае возрождение мусульманского экстремиз-
ма в духе «Талибан» произошло бы уже на общерегиональном
уровне.
Уменьшить риск подобного развития событий может тесное
стратегическое взаимодействие между США и ЕС в отношении
Ирака и Ирана. Добиться его будет, вероятно, нелегко, принимая
во внимание расхождения в позициях Америки и Европы, одна-
ко выгоды сотрудничества перевешивают издержки любого ком-
промисса. Для Соединенных Штатов совместный курс означал
бы сужение свободы единоличных действий, для Европейского
союза — сокращение возможностей своекорыстного бездействия.
Но, выступая согласованно, а это предполагает, что угроза приме-
нения военной мощи США будет подкрепляться политической,
финансовой и (в какой-то мере) военной поддержкой ЕС, евроат-
лантическое сообщество сумеет поставить на ноги подлинно ста-
бильный и, быть может, даже демократический режим в постсад-
дамовском Ираке.
Действуя сообща, Соединенные Штаты и Европейский союз
оказались бы в более выигрышном положении и с точки зрения
улаживания широкого комплекса региональных последствий пе-
реворота в Ираке. Существенный прогресс в деле палестино-из-
раильского примирения успокоил бы опасения арабов, подозре-
вающих, что действия США против иракского режима были инс-
пирированы Израилем, жаждущим ослабить все соседние араб-
ские государства и увековечить свой контроль над палестинским
Выбор • 347
населением. Кроме того, стратегическое сотрудничество США с
Евросоюзом помогло бы Турции избежать болезненного выбора
между союзнической верностью США и надеждами на членство
в ЕС.
Активное стратегическое партнерство между Соединенными
Штатами и Европейским союзом увеличило бы также шансы на
то, что Иран в конце концов превратится из регионального мон-
стра в оплот региональной стабильности. В настоящее время Иран
поддерживает сотрудничество с Россией, но в его отношениях со
всеми остальными соседями преобладают недоверие либо враждеб-
ность. С Европой Иран сохраняет относительно нормальные кон-
такты, но его антагонизм с Америкой, которая, со своей стороны,
ввела законодательные ограничения в торговле с этой страной, ме-
шает настоящему процветанию экономических связей Ирана с Ев-
ропой и Японией. Все это не могло не нанести ущерб внутреннему
развитию Ирана, где острота социально-экономических проблем
усугубляется демографическим взрывом, в результате которого
численность населения страны превысила 70 миллионов человек.
Положение во всем этом регионе, экспортирующем энергети-
ческое сырье, было бы стабильнее, если бы его географический
центр, Иран, вновь интегрировался в мировое сообщество, а иран-
ское общество возобновило бы движение в направлении модер-
низации. Но этого не произойдет, доколе Соединенные Штаты не
отступятся от намерения изолировать Иран. Куда полезнее было
бы сделать так, чтобы иранская элита увидела в изоляции страны
не результат американских происков, а плод собственного добро-
вольного и, следовательно, контрпродуктивного выбора. Европей-
цы давно убеждают Соединенные Штаты руководствоваться та-
ким подходом. И, если бы Америка в этом вопросе последовала
рекомендациям Европы, американские стратегические интересы
только выиграли бы.
В более отдаленной перспективе, вопреки образу, который
сформировали правящие этой страной муллы, — общества рели-
гиозных фанатиков, — Иран имеет лучшие в регионе шансы всту-
пить на стезю, ранее проторенную Турцией. Здесь достигнут вы-
сокий уровень грамотности (73%), существует давняя традиция
масштабного участия женщин в профессиональной и политиче-
ской жизни, по-настоящему высокообразованный класс интелли-
348 • Збигнев Бжезинский
генции, осознание обществом своей неповторимой исторической
индивидуальности. Как только догматичная власть, установлен-
ная аятоллой Рухоллой Хомейни, исчерпает свой потенциал и
иранские светские элиты почувствуют, что Запад отводит Ирану
конструктивную роль в регионе, Иран может очутиться на пути к
успешной модернизации и демократизации.
Неуклонное изменение преобладающего в регионе стратеги-
ческого расклада сил позволит претворить в жизнь выдвинутый
в 2000 году Турцией Пакт стабильности для Кавказа, подразуме-
вающий разнообразные формы общерегионального сотрудниче-
ства14. Чтобы он был эффективным, потребуется не только вклад
Турции и России, но и привлечение Ирана. Переориентация Ира-
на также даст возможность гарантировать более широкий доступ
к энергетическим ресурсам Центральной Азии. Наряду с трубо-
проводами, которые пролягут через территорию Ирана к Персид-
скому заливу, со временем могут появиться аналогичные трубо-
проводы, связывающие Центральную Азию с Индийским океа-
ном через Афганистан и Пакистан, с ответвлениями, проведен-
ными в Индию. Реализация таких проектов принесет крупную
экономическую (и потенциально политическую) выгоду не толь-
ко Южной и Центральной Азии, но и испытывающему все боль-
ший энергетический голод Дальнему Востоку.
Прогресс на этих направлениях, в свою очередь, благотворно
скажется на выполнении третьей стратегически приоритетной
задачи, стоящей перед регионом и продиктованной необходимо-
стью противостоять распространению ОМУ и эпидемии терро-
ризма. Ни та, ни другая проблема не подлежит скорому разре-
шению. Но ощутимые достижения в двух первых приоритетных
областях — палестино-израильского примирения и преобразо-
вания регионального стратегического ландшафта — в какой-то
мере лишат антизападный, в частности антиамериканский, тер-
роризм поддержки населения. Станет легче сосредоточить силы
на борьбе с ближневосточными террористами, риск масштабного
культурно-религиозного столкновения между Западом и ислам-
ским миром отойдет на задний план.
Далее к востоку серьезные вызовы с точки зрения общерегио-
нальной стабильности и нераспространения ОМУ создает продол-
жающийся конфликт между Пакистаном и Индией. Этому необ-
Выбор • 349
ходимо уделить более пристальное внимание. В сложившихся об-
стоятельствах ни Индия, ни Пакистан не имеют стимулов к сдер-
жанности в развитии своих ядерных арсеналов — напротив, у обе-
их стран есть веские, хотя и не во всем совпадающие причины на-
ращивать ядерные потенциалы15. Для Пакистана ядерное оружие
играет роль мощного рычага, уравнивающего его с соседом, кото-
рый в ином случае был бы несравненно сильнее в военном отноше-
нии; для Индии же оно является средством сдерживания потенци-
альной угрозы со стороны Китая — еще одной региональной дер-
жавы, связанной дружественными отношениями с Пакистаном, —
и предотвращения ядерного шантажа со стороны Пакистана. Кро-
ме того, новоприобретенный статус ядерных держав приносит как
Пакистану, так и Индии символическое удовлетворение.
В настоящий момент главные задачи США состоят в том, что-
бы не допустить развязывания ядерной войны между Пакиста-
ном и Индией, а также воспрепятствовать дальнейшему распро-
странению ОМУ в регионе. Последнее особенно актуально, ибо
не приходится сомневаться, что некогда владевший империей и
не утративший национальных амбиций Иран с понятной завис-
тью взирает на соседей, сумевших обзавестись ядерными воору-
жениями. Из двух целей несколько более легко достижимой яв-
ляется, пожалуй, первая — предотвращение ядерного конфлик-
та, так как сам факт обладания ядерным оружием вынуждает как
пакистанских, так и индийских военных более тщательно взве-
шивать потенциальные последствия периодических стычек на
границе.
Тем не менее неулаженная проблема Кашмира неизбежно при-
водит к постоянным конфликтам, каждый из которых разжигает
пламя взаимной вражды между легко возбудимыми мусульман-
скими и индуистскими массами. В этой ситуации Пакистан в ко-
нечном счете может даже превратиться в фундаменталистское му-
сульманское государство (что, по-видимому, предопределит и
судьбу Афганистана), а Индия — попасть во власть фанатичных
индуистов. При таком исходе иррациональные чувства могут во-
зобладать над стратегической сдержанностью, свойственной ло-
гике ядерных вычислений.
Точно так же, как Запад годами проявлял относительное без-
различие к неурегулированному палестинскому вопросу, он иг-
350 • Збигнев Бжезинский
норировал и проблему Кашмира. Индия сумела настоять на том,
что официально кашмирского вопроса не существует ни в индо-
пакистанских отношениях, ни для международного сообщества в
целом, иными словами, на том, что это ее внутреннее дело. В свою
очередь, Пакистан, не желая, чтобы вопрос потерял остроту, сде-
лал ставку на едва замаскированную государственную поддерж-
ку партизанских действий и террористических акций, направлен-
ных против контроля Индии над провинцией, и тем самым спо-
собствовал все более жестоким репрессиям индийских властей в
отношении заподозренных в нелояльности кашмирцев. Но, как
только обе страны получили в свое распоряжение ядерное ору-
жие, кашмирская проблема неизбежно приобрела более широкое
международное значение.
Вопрос о Кашмире является сегодня компонентом более об-
щей проблемы нестабильности в зоне Мировых Балкан. Скорее
всего, поиск мирных путей его решения будет как минимум столь
же трудным, что и урегулирование арабо-израильского конфлик-
та. В противоборство втянуты два крупных государства, населе-
ние которых в совокупности составляет почти 1,2 миллиарда че-
ловек — приблизительно одну пятую народонаселения планеты,
причем значительная часть этих людей сохраняет традиционный
уклад жизни, остается полуграмотной и отличается восприимчи-
востью к демагогическим призывам (которая наблюдается даже
среди элиты). Чтобы прийти к компромиссу в такой ситуации,
потребуются упорные старания внешних сил, значительное меж-
дународное давление, мощные политические и финансовые сти-
мулы и немало терпения.
Итак, политическая солидарность Соединенных Штатов и Ев-
ропейского союза, весомую поддержку которым могла бы оказать
Япония, сделала бы конечный успех более вероятным. Важную
дипломатическую роль в силу исторических причин способна
сыграть Великобритания, особенно в координации с Соединен-
ными Штатами. Полезный вклад в состоянии внести Россия и
Китай, тем более что обеим этим странам невыгодна ядерная вой-
на в непосредственной близости от их границ, и притом каждая
из них имеет шанс деликатно повлиять на главного покупателя
экспортируемого ею оружия (Россия — на Индию, Китай — на
Пакистан). Однако на деле серьезные коллективные международ-
Выбор «351
ные усилия вероятны лишь перед лицом непосредственной угро-
зы войны, так как обеспокоенность международного сообщества
стремительно рассеивается, стоит только угрозе отступить.
Отсутствие согласованных международных обязательств ме-
шает и достижению эффективной региональной договоренности
по противодействию приобретению и распространению ОМУ в
зоне новых Мировых Балкан. Долговременное решение может
быть найдено только на общерегиональной основе, при условии
постепенного урегулирования конкретных конфликтов: то есть
только тогда, когда Индия и Пакистан, а также Израиль и все его
арабские соседи уладят соответствующие конфликты16. Но даже
в этом случае Иран, учитывая его ресурсы и размеры, а также уже
накопленный с помощью России потенциал, позволяющий ему
изготовить ядерное оружие, по-видимому, будет настаивать на
равенстве с ядерными государствами вблизи своих границ: Паки-
станом, Индией и Израилем (помимо России и Китая).
В конечном счете, только опираясь на договоренность регио-
нального масштаба, удастся поставить действенную преграду на
пути дальнейшего распространения ядерного оружия в этом со-
трясаемом конфликтами регионе. Если какие-то страны должны
отказываться от приобретения ядерных вооружений, им необхо-
дим доступ к альтернативным средствам обеспечения безопасно-
сти: либо предполагающий твердые обязательства альянс с союз-
ником, владеющим ядерными средствами, либо надежные между-
народные гарантии. Предпочтительным вариантом было бы обще-
региональное соглашение о запрете ядерного оружия по образцу
конвенции, принятой несколько лет назад государствами Южной
Америки. Однако в отсутствие регионального консенсуса един-
ственная реальная альтернатива состоит в том, чтобы Соединен-
ные Штаты и, возможно, другие постоянные члены Совета Безо-
пасности ООН предоставили гарантию защиты от ядерного на-
падения каждому государству региона, отказавшемуся от ядерного
оружия.
Усилия по стабилизации Мировых Балкан займут несколько
десятилетий. Даже при самых благоприятных обстоятельствах
прогресс будет происходить крайне медленно и непоследователь-
но, периодически сменяясь заметным движением вспять. Не дать
оборваться этому начинанию удастся только в том случае, если
352 • Збигнев Бжезинский
две наиболее преуспевающие части мира — политически ответ-
ственная Америка и экономически интегрирующаяся Европа —
будут в растущей мере видеть в нем свой совместный долг перед
лицом угроз всеобщей безопасности.
' Приводимые ниже красноречивые данные говорят сами за себя:
Зона наибольшего социального неблагополучия. Не менее 85% населения
Южной Азии живут на 2 доллара в день. В тех районах Евразии, где жизнь
парализована региональными или внутренними конфликтами, — в Северной
Корее, Афганистане, Ираке, на оккупированных арабских территориях — мас-
штабы бедности, вероятно, еще более удручающи. В начале 2002 года безрабо-
тица на территории Западного берега реки Иордан составляла 38%, а в секто-
ре Газа — свыше 46%; в Чечне число безработных превышает 90% населения.
Наиболее густонаселенная зона. Независимо от того, насколько точны и
достоверны имеющиеся демографические данные, отражаемые ими общие
тенденции ошеломляют. Совокупная численность населения только четырех
стран этой части Евразии — Индии, Пакистана, Китая и Бангладеш — увели-
чится к 2050 году на 1,05 млрд, человек. Если оценивать демографический рост
за тот же период в процентном отношении, то наиболее быстрыми темпами
увеличивается население девяти стран, шесть из которых, включая три лиди-
рующих в этом отношении государства, образуют единый массив, простира-
ющийся от Палестины до побережья Персидского залива.
Зона наиболее взрывоопасных этнических «мин замедленного действия».
К их числу относятся, среди прочего, разделение примерно 25 миллионов кур-
дов между Турцией, Ираком, Ираном и Сирией; подчиненность более чем че-
тырех с половиной миллионов палестинских арабов пяти миллионам евреев-
израильтян; отрезанность приблизительно 15—25 миллионов тюрков-азербай-
джанцев Ирана от Азербайджана; расчленение усилиями Индии и Пакистана
как минимум 8-миллионного населения Кашмира и осуществляемый Росси-
ей геноцид чеченской нации.
Зона жесточайшего религиозного насилия. Кровопролитные акты взаим-
ной мести мусульман и индуистов в индийском Гуджарате или христиан и
мусульман в Индонезии; порождающая насилие на Ближнем Востоке нена-
висть евреев и мусульман друг к другу; и, пожалуй, столь же взрывоопасная
вражда между шиитским мусульманским большинством и суннитским мень-
шинством в Ираке — все это свидетельствует о повсеместности, глубине и ин-
тенсивности религиозных противоречий на территории Евразии.
Зона самых деспотических политических режимов. Согласно опублико-
ванному организацией «Фридом хаус» изданию «Свобода в странах мира
(2001—2002)», из 10 стран, имеющих наихудшие показатели в области поли-
тических прав и гражданских свобод, 7 расположены между Суэцким кана-
лом и Южно-Китайским морем. 59% стран, находящихся в этой окаймляю-
щей Евразию полосе, относятся к разряду «несвободных». Среди остальных
Выбор • 353
28% классифицированы как «частично свободные» и только 13% считаются
«свободными».
2 Смысл наименования «Мировые Балканы» заключается в том, чтобы
привлечь внимание к геополитическому сходству между традиционным для
XIX—XX веков состоянием европейских Балкан и нынешней нестабильно-
стью региона, своими очертаниями на карте напоминающего треугольник и
простирающегося от Суэцкого канала до Синьцзяна и от российско-казахстан-
ской границы до юга Афганистана. В обоих случаях внутренняя нестабиль-
ность порождала или порождает соблазн вмешательства со стороны более
сильных внешних держав и их взаимное соперничество. (Подробнее об этом
см.: Бжезинский 3. Великая шахматная доска. — М.: Междунар. отношения,
1998. - Гл. 5.)
3 Атмосфера, сложившаяся осенью 2002 года в Вашингтоне, где из-за
«снайперских» выстрелов двух преступников едва не возникла паника, в том
числе из-за того, что многие приписывали происходившее террористам, сви-
детельствует, насколько страх перед неведомым в сочетании с истерией в сред-
ствах массовой информации способен нагнетать настроения, невольно помо-
гающие террористам добиваться своих целей.
1 Здравая оценка возможностей «Аль-Каиды» содержится в работе: Smith
Р. Transnational Terrorism and the al Qaeda Model: Confronting New Realities /
/ Parameters / U.S.Army War College Quarterly. — 2003. — Summer. Яркое пред-
ставление о международном влиянии «Аль-Каиды», которое подтверждается
захваченными архивами этой организации, дает отчет, опубликованный 17
марта 2002 г. в «Нью-Йорк тайме». В статье Д. Роуда и К. Чайверса говорит-
ся, что «начиная с середины 1990-х годов в Афганистан регулярно прибывали
новобранцы из более чем 20 стран, включая такие непохожие государства, как
Ирак и Малайзия, Сомали и Британия. Молодые мужчины прибывали в Аф-
ганистан при содействии нескольких военизированных организаций, каждая
из которых располагала своими лагерями боевой подготовки». «Однако, по-
пав в Афганистан, все они проходили поразительно схожие курсы религиоз-
ной обработки и боевой подготовки... Различные мусульманские группиров-
ки присоединились к провозглашенному г-ном бен Ладеном всемирному джи-
хаду. Иногда они, в свою очередь, искали у него помоши в решении собствен-
ных проблем у себя на родине» {Rohde D., Chivers CJ. A Nation Challenged:
Qaeda’s Grocery Lists and Manuals of Killing // The New York Times. — 2002. —
17 March.)
5 Даже респектабельные американские газеты внесли свою лепту в созда-
ние такого стереотипа. Реагируя на события 11 сентября, отмечает профессор
Нью-Йоркского городского университета Эдвард Абрахэмиэн, «ведущие га-
зеты, вроде «Нью-Йорк тайме», публиковали одну за другой статьи под заго-
ловками: «Это — религиозная война»; «Да, это имеет отношение к исламу»;
«Ярость исламского мира»; «Ярость мусульман»; «Гнев приверженцев исла-
ма»; «Гнев мусульман»; «В чем суть яростной реакции исламского мира?»;
«Джихад 101»; «Глубокие интеллектуальные корни исламского террора»;
«Вера и светское государство»; «Сила ислама»; «Киплингу было известно то,
354 • Збигнев Бжезинский
с чем США имеют возможность познакомиться сегодня»; «“Аль-Джазира”: что
смотрит по телевидению мусульманский мир?»; «Реальные культурные вой-
ны»; «Восстание ислама»; «Единственная истинная вера»; «Первая священ-
ная война»; «Истоки яростных протестов против Запада коренятся в давних
и новых обидах». ...Современная политика осталась за кадром — странное упу-
щение для ежедневных газет. (Middle East Report. — 2002. — Summer. — No.
223. - P. 62.)
6 Эта суровая оценка признается и подтверждается применительно к араб-
скому миру в замечательно объективном Докладе по гуманитарным аспектам
развития арабского сообщества за 2002 год, подготовленном группой видных
арабских общественных деятелей и представителей интеллигенции при фи-
нансовой поддержке Арабского фонда экономического и социального разви-
тия (г. Эль-Кувейт) и Программы развития ООН. В состав группы вошли:
Торайя Обейд (Исполнительный директор Фонда ООН по народонаселению),
Кловис Максоуд (бывший представитель Лиги арабских государств в ООН),
Мервет Таллави (исполнительный секретарь Экономической и социальной
комиссии ООН для Западной Азии), Надер Фергани (директор каирского
Центра исследований и обучения Аль-Мишкат и руководитель данного ав-
торского коллектива) и целый ряд ведущих профессоров. Отмечая некото-
рые позитивные факты (например, уровень нищеты среди арабов является
самым низким в мире), авторы доклада подвергают уничтожающей критике
положение в сфере интеллектуального и социального творчества, а также ин-
теллектуальную самоизоляцию арабского мира. В докладе приводятся крас-
норечивые статистические данные, свидетельствующие о ничтожном коли-
честве переводов иностранных книг на арабский язык; подчеркивается, что
общее ежегодное число таких изданий, составляющее около 330 книг, соот-
ветствует примерно одной пятой от количества книг, переводимых в одной
только соседней Греции на греческий язык. Авторы доклада осуждают склон-
ность к ностальгии по славному прошлому, видя в ней контрпродуктивную
позицию, уводящую от решения сложных проблем современности (Arab
Human Development Report. — 2002).
7 По результатам многочисленных опросов общественного мнения, дан-
ный фактор порождает наиболее сильные антиамериканские эмоции. Это за-
ключение подтверждается материалами авторитетных журналистов. В начале
осени 2002 года Джейн Перлез, приводя в своем репортаже ряд подробностей,
сообщала: «Гнев против Соединенных Штатов, вызванный убеждением в том,
что администрация Буша оказывает всемерную поддержку Израилю в ущерб
палестинцам, достиг беспрецедентного накала во всем арабском мире». (Perlez
J. Anger at U.S. Said to Be at New High // The New York Times. — 2002. — 11
Sept.). Об этом же писала Карен Деянг, по словам которой неприязнь арабов к
Америке «во многом продиктована ее действиями, в которых они увидели
несправедливый по своей сути подход к проблемам региона, непонимание его
реальностей, а также особую благосклонность к Израилю в арабо-израиль-
ском конфликте» (DeYoungК. Poll Finds Arabs Dislike U.S. Based on Policies It
Pursues // The Washington Post. — 2002. — 7 Oct.). Враждебное отношение
Выбор • 355
США к Ираку во времена Саддама Хусейна арабы также в основном воспри-
нимали как проявление односторонней линии Америки в поддержку Израи-
ля, о чем свидетельствуют результаты опросов общественного мнения, прове-
денных в середине марта 2003 года в ряде арабских стран социологической
службой «Зогби Интернэшнл».
8 Термин «исламизм» используется здесь как обозначение возникшей на
почве ислама политической идеологии, в отличие от исламских религиозных
вероучений как таковых. Исламисты призывают к проведению политики, ос-
нованной на исламе, в противоположность исламским фундаменталистам,
выступающим за прямое установление теократии. Следует отметить, что су-
ществует иная оценка, высказанная французским ученым Жилем Кепелем,
по мнению которого исламизм, особенно в его радикальном варианте, уже на-
ходится в стадии спада. (Kepel G. Jihad: The Trail of Political Islam. — Cambr.,
Harvard University Press, 2002.)
9 Лишь немногие западные ученые следят за воздействием инновацион-
ных и часто весьма смелых споров, меняющих параметры политической дис-
куссии в исламском мире. Западные и особенно американские средства мас-
совой информации не уделяют им практически никакого внимания. Даже
все более противоречивая роль катарского канала спутникового телевиде-
ния «Аль-Джазира», который выступает инициатором дебатов по самым жгу-
чим вопросам, от прав женщин до проблем демократии и ее соотношения с
верой, осталась почти незамеченной. В еще большей степени это относится к
публикациям и речам наиболее деятельных и видных исламистских мысли-
телей и идеологов. Ограничиваясь здесь самым кратким перечнем, можно упо-
мянуть учение влиятельного иранского философа Абдул-Карима Соруша, ра-
тующего за свободный выбор веры; весьма популярный, имеющий обширный
круг читателей труд сирийского автора Мухаммада Шарура, озаглавленный
«Al-Kitab wa-al-Qur’an» («Книга и Коран»), в котором предпринимается по-
пытка приспособить религиозные требования ислама к современному обще-
ству; учения живущего в Катаре египтянина Юсуфа аль-Карави, а также Ра-
шида аль-Гануши по вопросам религии и политики. Примечательно, что два
ведущих и весьма популярных исламистских идеолога, ливанский шейх Му-
хаммед Хусейн Фадлаллах и суданский деятель Хасан Абдаллах ат-Тураби,
отмежевались от иранской теократии (и от терроризма), осудив вместе с тем
и религиозное лицемерие саудовского режима. Как и остальные вышеупомя-
нутые исламистские мыслители, они, похоже, пытаются нащупать определя-
ющие принципы некоей популистской политической системы, которая опи-
ралась бы на религиозные ценности и законы шариата в качестве альтернати-
вы светским конституционным структурам.
10 Отчетливое представление о том, насколько далеко может зайти Тур-
ция при таких обстоятельствах, дают слова генерального секретаря Совета
национальной безопасности генерала Тунчера Килинча, который, выступая
7 марта 2002 г. в Военной академии Анкары, без обиняков заявил, что в своих
усилиях стать частью Европы «Турция не встретила ни малейшего содействия
со стороны ЕС» и что, следовательно, Турции в ее стремлении обрести союз-
356 • Збигнев Бжезинский
ников лучше было бы «начать поиск в новых направлениях, которые охва-
тывали бы в том числе Иран и Российскую Федерацию» (Christian Science
Monitor. — 2002. — 21 March.); анализ значимости этого выступления содер-
жится в статье: Hemani Н. Turkey Hints at Shifting Alliance // The Asia Times. —
2002. - 19 June.
11 Свою роль играют также демографические факторы: тот факт, что чуть
более пяти миллионов израильских евреев господствуют над почти 5 милли-
онами палестинских арабов (из них примерно 1,2 миллиона являются граж-
данами Израиля), численность которых к тому же растет гораздо более вы-
сокими темпами, негативно сказывается на безопасности Израиля и усилива-
ет недовольство арабов.
12 См. сноску 20.
13 В Севильской декларации гораздо более определенно формулировались
конкретные параметры мирного соглашения между Израилем и Палестиной,
особенно по таким вопросам, как раздел Иерусалима, границы 1967 года и
право палестинцев самим избирать собственных руководителей, включая Ара-
фата. нежели в соответствующих американских заявлениях того времени, в
которых предъявлялись конкретные требования к палестинской стороне, но
не затрагивались наиболее важные и неотложные спорные проблемы.
14 В январе 2000 года президент Турции Сулейман Демирель предложил
Пакт стабильности для Кавказа, в основу которого был бы положен успеш-
ный опыт Пакта стабильности для Юго-Восточной Европы, одобренного в
июне 1999 года. Благодаря данной программе при решительной поддержке
США и ЕС и гарантиях безопасности с их стороны удалось в итоге собрать
значительные денежные суммы на восстановление Балканских стран. Подоб-
ная инициатива в отношении Кавказского региона, предполагающая участие
трех новых независимых государств, а также Соединенных Штатов, ЕС, Рос-
сии и Турции (к которым на каком-то этапе мог бы присоединиться Иран),
способна сыграть важную роль в организации многосторонних усилий, на-
правленных на стабилизацию неспокойного Кавказского региона, оказание
помощи в урегулировании его многочисленных этнических конфликтов, а
также содействие в поиске путей мирного разрешения таких трагических кон-
фликтов, как война, ведущаяся Россией в Чечне.
15 В целом профессиональные военные ведомства отдают предпочтение
ядерным системам оружия, которые включают надежные средства доставки,
по сравнению с менее эффективным химическим оружием и труднее контро-
лируемым бактериологическим оружием. Поскольку обнаружить производ-
ство и развертывание ядерного оружия, а также определить вероятный ради-
ус действия систем его доставки относительно легко и ввиду того, что при его
применении всегда можно установить источник нападения, стратегия ядер-
ного сдерживания, возможно, будет давать некоторую гарантию стабильнос-
ти и впредь, даже в условиях распространения данного вида оружия среди
стран региона. Этого нельзя сказать о бактериологическом оружии, которое
имеет шансы стать самым привлекательным видом ОМУ для террористиче-
ских группировок, подходящих к поражению целей менее избирательно, чем
Выбор • 357
военные. Следовательно, уже в самом ближайшем будущем более сложная
проблема бактериологического оружия потребует особого международного
внимания.
16 Примечательно, что Израиль не исключает в перспективе возможности
создания на Ближнем Востоке зоны, свободной от ОМУ (WMDFZ). «В 1991
году между Израилем и арабскими государствами состоялось беспрецедент-
ное прямое обсуждение проблем контроля над вооружениями в целом и вопро-
са о создании на Ближнем Востоке зоны, свободной от ОМУ в частности». Это
произошло сразу после официального заключения мира и установления мир-
ных отношений в регионе. См.: Zak Ch. Iran’s Nuclear Policy and the LAEA. —
Wash.: The Washington Institute for Near East Policy. — 2002. — P. 63—64.
Глава 3
ДИЛЕММЫ УПРАВЛЕНИЯ СОЮЗАМИ
События 11 сентября оказали существенное влияние на меж-
дународную жизнь, но не потому, что они изменили мир, а боль-
ше из-за того, что они преобразили Америку. Америка была по-
трясена внезапным осознанием собственной уязвимости. В резуль-
тате незамедлительных ответных военных шагов США непосред-
ственная сфера американской гегемонии, установившейся после
окончания «холодной войны», расширилась, охватив простран-
ство от Ирака и Афганистана до Центральной Азии. Одновремен-
но в военных акциях Вашингтона отразилась усилившаяся неза-
щищенность американского общества. Оба обстоятельства — и
возросшая вовлеченность в мировые дела, и ослабление безопас-
ности — демонстрируют потребность Америки в стратегически
важном консенсусе с Европой и Восточной Азией относительно
долгосрочной стратегии управления сложной и переменчивой
ситуацией в зоне Мировых Балкан.
Совершенные 11 сентября нападения ускорили развитие тех
фундаментальных международных тенденций, которые к тому
времени были уже достаточно заметными. К их числу относятся:
— увеличение разрыва в военных возможностях не только
между Соединенными Штатами и их бывшими коммунис-
тическими соперниками, но и между Америкой и ее глав-
ными союзниками;
— заметное отставание военно-политического объединения
Европы от интеграции в экономической сфере;
Выбор • 359
— все более ясное понимание кремлевскими руководителями
того факта, что у России, если она хочет сохранить в непри-
косновенности свою территорию, нет иного выбора, кроме
как примкнуть к Западу в качестве его младшего партнера;
— формирование среди китайских руководителей единого
мнения о том, что Китай нуждается в некоей паузе — пери-
оде минимальной внешнеполитической активности, чтобы
справиться с задачами очередной фазы трудного переход-
ного процесса в стране;
— крепнущее стремление японской политической элиты пре-
вратить Японию в могучую по международным меркам во-
енную державу;
— повсеместное распространение опасений, связанных с тем,
что склонная к единоличным решениям Америка, будучи
стержнем коллективной стабильности, способна непредна-
меренно стать источником угроз для всей планеты.
В этой обстановке у Америки появляются новые варианты по-
ведения, но в то же время ей надлежит остерегаться некоторых
новых соблазнов. Было бы неразумно бросить почти все силы на
антитеррористическую кампанию, упуская из виду долговремен-
ную заинтересованность Америки в формировании мира, кото-
рый подчинялся бы общим правилам и был бы привержен искрен-
не разделяемым, а не только риторически провозглашаемым де-
мократическим ценностям. Войну с терроризмом нельзя считать
самоцелью. В конечном счете узловой стратегический вопрос зву-
чит так: с кем и каким образом Соединенные Штаты могут до-
биться успеха в строительстве более совершенного мира? Пред-
полагаемый ответ: США нуждаются в исторически устойчивой
трансатлантической и тихоокеанской стратегии.
То, что события 11 сентября подтолкнули американцев к раз-
мышлениям о необходимости стратегической смены союзов, было
почти неизбежным. Разочарование в европейцах, желание нанес-
ти сокрушительный удар по неуловимым агентам терроризма,
одержимость Ираком и страх перед очередными ударами по тер-
ритории США — все это породило призывы к международному
разводу и вступлению в новый брак. Почему бы Америке не объе-
диниться с режимами, исполненными решимости без колебаний
обрушиться на «терроризм», даже если при этом они преследуют
360 • Збигнев Бжезинский
корыстные цели? Как уже кратко отмечалось в главе 1, аргумен-
ты в пользу подобной коалиции просматриваются в риторике наи-
более воинственно настроенных американских аналитиков, ком-
ментирующих международные темы, прежде всего тех, кто при-
надлежит к крайне правому флангу политического спектра. В их
представлении традиционные союзники Америки, утратившие
волю и поглощенные собственными интересами, больше не име-
ют желания противостоять суровым и требующим мужества ре-
альностям глобальной силовой политики.
Объединяющей идеей этих рассуждений является тезис, ко-
торый чаще всего подразумевается, но порой излагается вполне
открыто: ислам как таковой имеет внутренне присущую ему ан-
тизападную, антидемократическую направленность и обладает
органической предрасположенностью к фундаменталистскому эк-
стремизму. Корень проблемы, утверждается далее, заключен в
культуре и тем паче в философии, а отнюдь не в сложных истори-
ко-политических дилеммах связанных друг с другом, но все же
отдельных регионов. А значит, недавнее столкновение Америки с
терроризмом следует рассматривать не как политический вызов,
обусловленный недавним историческим прошлым Ближнего Во-
стока, а как часть более общей, глобальной, направленной в адрес
западной цивилизации исламской угрозы, которая требует столь
же глобального антиисламского ответа. (Читателю следует учи-
тывать, что в главе 2 данной книги изложен совершенно иной
взгляд на ислам.)
Между тем любая серьезная перестройка стратегических со-
юзов, если вести речь о чем-то большем, нежели просто времен-
ная тактическая перегруппировка, должна опираться на доста-
точно объемный и долговечный комплекс совместных целей и
единых ценностей. В политике порой не обойтись без логики так-
тической целесообразности, но, исходя из сиюминутных забот,
она является плохим советчиком в выборе долгосрочных обяза-
тельств. Со временем беспринципный оппортунизм способен при-
нести не пользу, а вред, ведя к нестабильности и непредсказуемо-
сти, которые подорвут основу вынужденного, но прочного при-
знания международным сообществом лидерства Америки. Что-
бы ее лидирующая роль считалась легитимной, она должна
выражать всеобщие глобальные интересы; чтобы быть эффектив-
ной, эта роль должна поддерживаться союзными странами, населе-
Выбор *361
ние которых разделяет сходные убеждения и социальные ценнос-
ти.
Поэтому более чем сомнительно, что долгосрочным интере-
сам Америки пошла бы на пользу замена давно существующего
альянса демократических государств некоей новой большой коа-
лицией, сколоченной ради подавления ислама или терроризма. В
лучшем случае подобная реорганизация могла бы послужить ле-
карством кратковременного действия. Новому союзу недостава-
ло бы того стабильного запаса могущества, который требуется для
согласованной, широко спланированной деятельности, призван-
ной решать несметное число проблем, стоящих перед пробудив-
шимся к активной политической жизни миром. К примеру, не-
взирая на стратегическую желательность и историческую сво-
евременность углубления сотрудничества с Россией (подробнее
этот вопрос рассматривается в следующим разделе), у этой стра-
ны пока не хватает экономических, финансовых и технологиче-
ских средств, чтобы противостоять нарастающим опасностям
широкомасштабных социальных волнений и политических потря-
сений в зоне новых Мировых Балкан. То же относится и к Ин-
дии. Ни та ни другая не в состоянии заменить Европу или Япо-
нию в качестве партнеров Америки в ее долговременных усилиях
по сохранению минимального мирового порядка.
К тому же любая такая смена союзников сопряжена с рис-
ком скомпрометировать моральную репутацию Америки в мире.
Американская гегемония устраивает многих, ибо в Америке ви-
дят подлинно демократическое государство, приверженное ук-
реплению прав человека. Неразборчивость Америки, ее готов-
ность признать своими союзниками репрессивные государства
на том простом основании, что они тоже, по их утверждению,
ведут войну с терроризмом, предполагали бы молчаливое одоб-
рение их своеобразного понимания терроризма, независимо от
наличия причинной связи между поддерживаемым этими го-
сударствами этническим, религиозным или расовым гнетом и
подъемом отвратительного в нравственном отношении террориз-
ма. Наш выбор союзников во времена «холодной войны» порой
грешил именно такой неразборчивостью, и эта привычка нанес-
ла серьезный ущерб нашим моральным позициям в борьбе про-
тив коммунизма.
362 • Збигнев Бжезинский
Более того, само заигрывание с идеей подобной переориен-
тации, пусть просто из тактических соображений, в расчете под-
вигнуть традиционных союзников Америки на более весомые
проявления солидарности, угрожает превратиться в самоиспол-
няющееся пророчество. Такое поведение способно спровоциро-
вать ответное стремление европейцев и японцев ослабить давние
узы и заняться изучением иных, еще не вполне ясных альтерна-
тив. Последствия могли бы повлечь дестабилизацию обстановки
в мире и полностью лишить Америку богатых партнеров, в помо-
щи которых она нуждается, чтобы справиться со стремительно ме-
няющимися и разнохарактерными проблемами Евразийского ма-
терика.
В этой связи требуется рассмотреть три группы широких, но
имеющих кардинальное значение геостратегических вопросов:
1. Может ли Европа оставаться главным союзником Амери-
ки, принимая во внимание напряженное противостояние,
возникшее в 2003 году между Соединенными Штатами, с
одной стороны, и Францией и Германией — с другой, по
поводу войны с Ираком? Если да, то какова наиболее эф-
фективная формула пусть асимметричного, но оправданного
партнерства между Америкой и формирующейся единой
Европой, которой, впрочем, все еще далеко до политиче-
ской сплоченности? Кроме того, насколько глубокой может
быть интеграция России в евроатлантическое сообщество и
каким образом эта страна в состоянии содействовать стаби-
лизации Евразии?
2. Что надлежит делать Америке для поддержания равновесия
между неуклонно приумножающим свою мощь Китаем,
Японией, все еще зависимой от США, но подумывающей о
стремительном старте в качестве военной державы, неста-
бильным Корейским полуостровом, где нарастает национа-
листическое нетерпение, и Индией, вынашивающей амби-
циозные внешнеполитические планы?
3. И наконец, может ли расширение европейского простран-
ства стабильности, связанное с вступлением новых членов
в евроатлантическое сообщество и потенциальным включе-
нием в него России, быть со временем использовано для
решения проблем безопасности Дальнего Востока?
Выбор • 363
Ответы на эти вопросы, возможно, помогут установить, осу-
ществимо ли построение более гармоничной системы для проти-
востояния новому глобальному беспорядку.
Глобальное ядро
Вместе Соединенные Штаты и Европейский союз составляют
ядро глобального пространства политической стабильности и эко-
номического благосостояния. Выступая заодно, Америка и Евро-
па были бы всесильны в любой точке мира. Между тем они неред-
ко плохо ладят друг с другом. Еще до громкой ссоры, вспыхнув-
шей в 2003 году из-за Ирака, со стороны Америки особенно часто
раздавались жалобы на то, что Европа не прилагает «достаточных»
усилий в сфере коллективной обороны. Европа же больше всего
сетовала на склонность Америки чересчур часто поступать по сво-
ему усмотрению. Поэтому, оценивая атлантические взаимоотно-
шения, есть основания начать с вопроса: что было бы, если бы ев-
ропейцы прилагали «достаточные» усилия, а американцы реже
действовали, не прислушиваясь к союзникам?
Недовольство Америки подкрепляется статистикой. Европей-
ский союз, в состав которого в настоящий момент входят 15 госу-
дарств с населением, насчитывающим 375 миллионов человек
(тогда как население США составляет 280 миллионов), и сово-
купным ВВП, примерно равным ВВП Америки, тратит на оборо-
ну несколько менее половины суммы, расходуемой на те же цели
Соединенными Штатами. Более того, в течение последних 50 лет
на европейской земле находятся американские войска, разверну-
тые для защиты Европы от советской угрозы. Правда состоит в
том, что на протяжении всего периода «холодной войны» Европа
де-факто являлась американским протекторатом. Даже после «хо-
лодной войны» именно войска США сыграли роль головного от-
ряда в военных операциях по прекращению насилия на Европей-
ских Балканах. К тому же, Европа извлекает экономическую вы-
году из стабилизирующей военно-политической роли США как
на Ближнем, так и на Дальнем Востоке (от ближневосточной неф-
ти Европа зависит даже в большей степени, чем Америка, а с
дальневосточным регионом ее связывает торговый обмен, объем
которого непрестанно возрастает). Неудивительно, что среднему
американцу Европа представляется нахлебницей.
364 • Збигнев Бжезинский
Но что, если Европа перестанет быть ею? Разбогатеет ли от
этого Америка? Станут ли отношения атлантических союзников
здоровее и ближе? Чтобы получить ответы на эти вопросы, надо
вообразить, какие обстоятельства должны возобладать, чтобы Ев-
ропа обрела политическую волю, которая позволит ей удвоить
расходы на оборону и обзавестись военным потенциалом под стать
американской мощи. Для военных усилий такого масштаба пона-
добятся радикальный прорыв в деле политического объединения
различных европейских государств и непоколебимая решимость
большинства европейского населения сделать Европу, по приме-
ру Америки, самодостаточной в оборонительном плане. Коль ско-
ро советской угрозы больше нет, а Россия низведена до уровня
державы среднего ранга, импульс к складыванию обоих условий
могут дать лишь единодушное заключение о том, что проводимая
Америкой политика безопасности подвергает европейские стра-
ны серьезной угрозе, и страстное желание европейской обществен-
ности избавить Европу от зависимости в этой области.
Учитывая, что по экономическому потенциалу ЕС уже срав-
нялся с Америкой и что два эти субъекта нередко сталкиваются,
на финансовой и торговой почве, Европа с возрождением воен-
ной мощи может превратиться в грозного соперника для Амери-
ки. Она не преминет бросить вызов американской гегемонии. Ус-
тановить подлинно равноправное партнерство между двумя сверх-
державами будет отнюдь не просто, поскольку такая корректиров-
ка отношений потребует радикального сокращения преобладающей
роли Америки и столь же радикального расширения функций
Европы. НАТО перестанет быть союзом, руководимым Америкой,
а может быть, и вовсе прекратит свое существование. И если по-
туги Франции выглядеть великой державой время от времени
вызывают у Америки замешательство, притом что она в состоя-
нии отклонять французские претензии как экстравагантные, но
бесполезные демонстрации пустых амбиций, то Европа, предпри-
нимающая-таки «достаточные» оборонные усилия, неизбежно
заставит Америку испытать острое чувство дискомфорта, есте-
ственное в положении бывшего гегемона.
Европа, полагающаяся в военном отношении на саму себя,
ставшая, подобно Америке, политической и экономической дер-
жавой глобального масштаба, поставила бы Соединенные Шта-
ты перед мучительным выбором: либо расторгнуть союз с Евро-
Выбор • 365
пой, либо разделить с ней ответственность за осуществление ми-
ровой политики. Уход могущественной Америки с западной пе-
риферии Евразийского континента был бы равнозначен согласию
на превращение Евразии в арену новых непредсказуемых конф-
ликтов между главными евразийскими соперниками. Но и разде-
ление власти в рамках симметричного глобального партнерства
было бы нелегким и небезболезненным.
Политически мощная Европа, способная конкурировать с Со-
единенными Штатами на экономическом поприще и притом не
зависящая от них в военном отношении, неотвратимо принялась
бы оспаривать верховенство Америки в двух регионах, имеющих
для США жизненно важное стратегическое значение, — на Ближ-
нем Востоке и в Латинской Америке. Сперва евро-американское
соперничество дало бы о себе знать на Ближнем Востоке, не толь-
ко по причине географической близости этого региона к Европе,
но и прежде всего ввиду ее большей зависимости от добываемой
там нефти. Принимая во внимание неприятие арабами американ-
ской политики, авансы со стороны Европы имели бы все шансы
встретить здесь сочувствие, тогда как Израиль наверняка ожида-
ла бы потеря привилегированного положения, которым он пользу-
ется в качестве главного фаворита США.
За этим, вероятно, не замедлил бы последовать европейский
вызов позициям США в Латинской Америке. Испанцы, португаль-
цы и французы имеют давние исторические и культурные связи с
латиноамериканскими обществами. Националистические силы
Латинской Америки приветствовали бы укрепление политиче-
ских, экономических и культурных уз с уверенной в себе Европой,
в результате чего пострадало бы традиционное господство США
в этом регионе. Следовательно, стань Европа экономическим ги-
гантом и крупной военной силой в одном лице, сфера главенства
США, возможно, ограничилась бы в основном пространством
Тихого океана.
Очевидно, что серьезное соперничество между Америкой и Ев-
ропой было бы пагубно для них обеих. Однако на настоящем эта-
пе у европейцев отсутствуют мотивы и сплоченность, необходи-
мые для создания мощной военной державы. А пока это так, стыч-
ки между Америкой и Европой вряд ли выльются в масштабное
геополитическое состязание. Жалобами и беззубой критикой не-
заживающих ран не нанести. Тем не менее, памятуя о взаимных
366 • Збигнев Бжезинский
обидах, причиненных трансатлантическими разногласиями вокруг
Ирака, для американцев было бы, пожалуй, благоразумнее помень-
ше укорять Европу в «недостаточности» ее военных усилий.
Европейцам тоже стоит аккуратнее взвешивать слова, изли-
вая свое недовольство Америкой. Помимо традиционно присущих
европейской элите претензий культурного характера (которые
сейчас стремительно теряют почву в связи с широкой популяр-
ностью в Европе американской массовой культуры), излюблен-
ной темой для европейских критиков Америки является ее уси-
лившееся стремление действовать на международной арене без
оглядки на союзников. Упреки такого рода не новы: во времена
«холодной войны» Америке часто пеняли на ее будто бы прими-
тивный антикоммунизм, нежелание идти на компромиссы с Совет-
ским Союзом и чрезмерное внимание к вопросам военной готовнос-
ти. Двадцать с лишним лет тому назад канцлер ФРГ Гельмут Шмидт
пренебрежительно отзывался о политике США в области прав че-
ловека, благосклонно взирая на подавление диссидентов коммуни-
стическими режимами. Ему не уступали французский президент
Жискар д’Эстен, который позже с неменьшим высокомерием оце-
нивал воинственность Рейгана, и его преемник Франсуа Митте-
ран, не сомневавшийся в тщетности усилий Буша по воссоедине-
нию Германии.
По окончании «холодной войны» критические выпады Евро-
пы в адрес Америки, именуемой мировым слоном в международ-
ной посудной лавке, участились и приобрели более изощренный
характер. Исчезновение советской угрозы сделало антиамерикан-
скую критику менее рискованной, а достижения европейской эко-
номической интеграции выдвинули на передний план трансатлан-
тические конфликты на экономическом фронте. Принятые Кон-
грессом США непродуманные законодательные акты, новые дота-
ции фермерам и введение тарифов на импорт стали заметно
укрепили уверенность европейцев в том, что приверженность Аме-
рики идее открытой глобальной экономики неискренна.
К этой точке зрения добавилось еще одно широко распростра-
ненное в Европе убеждение: Америка занимает удручающе несо-
стоятельную позицию по глобальным вопросам, которые затра-
гивают принципиально значимые долгосрочные перспективы че-
ловечества и посему требуют разработки общепринятых надна-
циональных правил поведения. Особую ярость европейцев вызвал
Выбор • 367
неожиданный категорический отказ США подписать Рамочную
конвенцию ООН об изменении климата (Киотский протокол) —
решение, которое на данном этапе похоронило надежды на сколь-
ко-нибудь эффективные шаги в связи с болезненной для между-
народного сообщества и политически взрывоопасной проблемой
глобального потепления. Отказ Америки признать Международ-
ный уголовный суд также был воспринят как поступок, несовме-
стимый с постоянно провозглашаемой Соединенными Штатами
приверженностью правам человека, не говоря уже о том сильном
давлении, которое сами США оказывали на Европу, настаивая по
завершении нескольких конфликтов в бывшей Югославии на меж-
дународных процессах по обвинениям в военных преступлениях.
Аналогичным свидетельством американского своенравия и произ-
вола европейцы посчитали введение Соединенными Штатами эко-
номических санкций против Ирана, Ирака, Ливии и Кубы, тем бо-
лее что соответствующие администрации США вопреки собствен-
ной более здравой позиции пошли на поводу у определенных по-
литических групп давления внутри страны.
Критика односторонней линии Америки и ее безразличия к
заботам европейцев звучала в полный голос еще до появления
иракской проблемы. Даже обычно проамерикански настроенная
Германия время от времени отдавала дань поднимающейся волне
отношения к Америке как к стране, ведущей себя по своему ус-
мотрению и не гнушающейся произволом, причем это мнение воз-
никло еще до избрания президентом Джорджа У. Буша. Как пра-
вило, умеренная «Франкфуртер альгемайне цайтунг» (в опубли-
кованной 2 марта 2000 г. статье под названием «Американский
кулак») безоговорочно осудила Америку за непризнание «поли-
тического веса Европы». Причина, по утверждению газеты, за-
ключается в следующем: «Два эти континента функционируют в
соответствии с разными системами политических ценностей, за-
коны же глобализации написаны державой-гегемоном. Только
Америка может мириться с нарастающими противоречиями в об-
ществе и зияющим разрывом между бедными и богатыми. Поли-
тический разум нашего континента, напротив, требует большего
контроля и регулирования, примирения конфликтующих инте-
ресов и ограничения власти. В основе европейской политической
жизни лежат уважение и взаимная поддержка партнеров». Неде-
лей позже ведущий немецкий еженедельник либерального направ-
368 • Збигнев Бжезинский
ления «Цайт» обвинил американцев в том, что они отдают пред-
почтение «закону джунглей» и к тому же «с головой ушли в по-
иски новых врагов».
Возросшая озабоченность глобальными проблемами, контра-
стирующая с эгоистической самонадеянностью американцев, была
не единственной причиной нелестных суждений об Америке, как
это порой пытались дать понять европейцы. В условиях военной
слабости и политической разобщенности Европы порицание Аме-
рики выполняло роль столь нужной европейцам компенсации за
асимметричное распределение могущества между двумя сторона-
ми Атлантики. Вынуждая Америку обороняться в нравственном
и правовом отношениях, европейцы рассчитывали создать не-
сколько более ровное игровое поле и вооружиться вселяющим уве-
ренность сознанием собственной правоты.
Однако дальше этого их претензии не идут. Европейцы лучше
американцев знают, что по-настоящему серьезный разлад в атлан-
тических отношениях был бы гибельным для новой Европы. Он
не только повлек бы возобновление внутриевропейских раздоров
и возрождение угроз извне, но и, вполне вероятно, создал бы опас-
ность крушения всей сложившейся европейской архитектуры.
Пробуждение традиционных страхов перед германской мощью и
исторических межнациональных антагонизмов не заставило бы
себя долго ждать. Без американского присутствия Европа, вне
всякого сомнения, вновь стала бы Европой, но только не в том
смысле, в каком это видится европейским мечтателям.
В конце концов стратегически мыслящие европейцы, даже не-
смотря на открытую полемику вокруг самовластного решения
США свергнуть Саддама Хусейна, прекрасно понимают, что од-
носторонний характер американской политики отчасти обуслов-
лен исключительной ролью Америки в сфере безопасности и что
вынужденное согласие с такой политикой есть та цена, которую
другим странам приходится платить за сохранение готовности
Америки к действиям в мире, где не столь просто провести грань
между отдельными мотивациями, касающимися экономики, пра-
ва, морали и безопасности. Это состояние готовности проистека-
ет из исторически свойственного Америке представления о себе
как мировом образце воплощения свободы. Если бы Америка скру-
пулезно соблюдала международные правила, если бы она стара-
Выбор • 369
тельно избегала демонстраций силы при решении экономических
вопросов, представляющих особый интерес для серьезных кате-
горий американских избирателей, или проявляла покорную го-
товность ограничить собственный суверенитет и подчинить свои
вооруженные силы юрисдикции международного права, то она,
возможно, не была бы державой, действия которой способны стать
последним спасительным средством предотвращения глобальной
анархии. Короче говоря, стоило бы посоветовать европейцам тща-
тельно взвесить все те последствия, которые имело бы (как для
них, так и для остального мира) превращение Америки в сговор-
чивого партнера, склонного легко жертвовать своим руководящим
статусом ради достижения минимального коллективного консен-
суса.
Однако полемика 2003 года вокруг Ирака, столкнувшая Ва-
шингтон с Парижем и Берлином, преподнесла еще более тревож-
ный урок. Эта размолвка должна послужить сигналом, предуп-
реждающим об уязвимости трансатлантических отношений, ко-
торая вполне может напомнить о себе, если взаимные укоры и
недостаток обоюдного понимания когда-нибудь подтолкнут ев-
ропейцев к антиамериканским позициям, дав им мотив всерьез
взяться за создание независимой военной мощи. Европа, положив-
шая в основу своего политического объединения откровенное са-
моопределение в качестве «противовеса» Соединенным Штатам
(т.е. де-факто антиамериканской силы), разрушит Атлантический
союз.
Пока ни мечты, ни кошмары обеих сторон не имеют больших
шансов стать явью. Ни одна из них не станет удовлетворять все
чаяния другой, но и худшие опасения каждого из партнеров едва
ли оправдаются. В течение по меньшей мере десяти лет, а может
быть, и дольше у Европы не будет достаточного политического
единства и стимулов, чтобы пойти на финансовые жертвы, необ-
ходимые для превращения в военную державу глобального уров-
ня’. Европа не создаст угрозы первенству Америки хотя бы пото-
му, что процесс становления европейского политического един-
ства будет в самом лучшем случае очень медленным и постепен-
ным. Увеличение числа членов ЕС до 27 еще более усложнит и
без того чрезмерно громоздкие и весьма бюрократизированные
структуры европейской интеграции, напоминающие гигантский
экономический конгломерат.
370 • Збигнев Бжезинский
У конгломератов не бывает исторических мечтаний — у них
есть материальные интересы. Безликие бюрократические инсти-
туты Европейского союза бессильны пробудить народные чувства,
необходимые для политического признания. Как язвительно вы-
разился один французский комментатор, «первородный грех Ев-
ропы, от которого она еще не очистилась, состоит в том, что ее
зачали в служебных кабинетах; да еще в том, что именно там про-
исходил ее расцвет. Построить общую судьбу на таком фундаменте
так же невозможно, как влюбиться в коэффициент роста или в
квоты на молоко»2. Превыше всего для Европы — ее заинтересо-
ванность в глобальной стабильности, в отсутствие которой евро-
пейское здание ожидает обвал. Поэтому со временем Европей-
ский союз обзаведется атрибутами военно-политической державы,
точь-в-точь как многие гигантские многонациональные корпора-
ции заводят для охраны своих жизненно важных интересов соб-
ственную вооруженную службу безопасности. Но даже после этого
военные усилия Европы будут в течение какого-то периода в ос-
новном дополнять военные возможности Америки, не составляя
им конкуренции.
Не исключаемые в перспективе военные доблести Европы едва
ли станут вдохновляться транснациональным европейским шо-
винизмом, что тоже вселяет надежду. Это означает, что даже бо-
лее могучая в политическом и военном отношении Европа будет
выказывать в международных делах сдержанность, продиктован-
ную ограничениями, которые органически вытекают из сложной
природы ее континентального единства и нечеткости ее полити-
ческого профиля. Лишенная миссионерского пыла и самоуверен-
ного фанатизма, будущая Европа могла бы явить вдохновляющий
пример политики ответственного многостороннего взаимодей-
ствия, в которой в конечном счете и нуждается человечество.
Выплеснувшиеся наружу в связи с проблемой Ирака острые
трансатлантические разногласия не должны заслонять того, что
Европа, по своей природе ориентированная на многостороннее со-
трудничество, и Америка, тяготеющая к самостоятельной линии,
идеально подходят для глобального брака по расчету. Действуя в
одиночку, Америка может первенствовать, но ей не достичь все-
могущества; Европа, действуя аналогичным образом, может на-
слаждаться богатством, но ей не преодолеть своего бессилия. Эта
истина осознается по обе стороны Атлантики. Америка, даже не-
Выбор • 371
смотря на ее однобокую сосредоточенность на терроризме, нетер-
пеливость в отношении союзников, уникальную роль в сфере гло-
бальной безопасности и представление о своей исторической мис-
сии, понемногу все же приспосабливается к постепенному разви-
тию региональных и других международных консультативных
механизмов. Ни Америка, ни Европа не добились бы столь вну-
шительных успехов друг без друга. Вместе они образуют ядро си-
стемы глобальной стабильности.
Жизнеспособность этого ядра зависит от соответствующей
повестки дня американо-европейского взаимодействия, которая
не должна исчерпываться разделяющими стороны вопросами. И
такая повестка дня имеется, вопреки печальному опыту весны
2003 года. Ее самым неотложным пунктом является остро необ-
ходимое трансатлантическое сотрудничество в стабилизации си-
туации на Ближнем Востоке. Как утверждается в главе 2, если
такое совместное стратегическое начинание не будет предпри-
нято, интересы безопасности и Америки, и Европы в Ближнево-
сточном регионе пострадают. А объединенные усилия позволят
привнести в атлантические отношения общую геополитическую
цель.
В более долгосрочной перспективе единой магистральной за-
дачей останется расширение Европы, которому более всего спо-
собствовала бы политическая и географическая взаимодополня-
емость структур ЕС и НАТО. Расширение есть наилучшая гаран-
тия таких неуклонных изменений в ландшафте европейской бе-
зопасности, которые позволят раздвинуть периметр центральной
зоны мира на планете, облегчить поглощение России расширяю-
щимся Западом и вовлечь Европу в совместные с Америкой уси-
лия во имя упрочения глобальной безопасности.
Расширение ЕС и НАТО является логическим и неизбежным
результатом благоприятного исхода «холодной войны». После ис-
чезновения советской угрозы и освобождения Центральной Евро-
пы от советского господства сохранение НАТО в качестве оборо-
нительного союза против уже несуществующей советской угрозы не
имело бы никакого смысла. Кроме того, отказаться от продвиже-
ния в Центральную Европу — значило бы бросить на произвол судь-
бы по-настоящему нестабильный пояс не очень благополучных и
плохо защищенных европейских государств, зажатых между про-
цветающим Западом и охваченной смутой постсоветской Росси-
372 • Збигнев Бжезинский
ей, со всеми вытекающими отсюда потенциально разрушитель-
ными последствиями для всех сторон.
Итак, у Европейского союза и НАТО нет выбора: чтобы не уте-
рять приобретенные в «холодной войне» лавры, они вынуждены
расширяться, даже если с вступлением каждого нового члена на-
рушается политическая сплоченность Евросоюза и осложняется
военно-оперативное взаимодействие в рамках атлантической орга-
низации. Что касается ЕС, то раскол между так называемой «ста-
рой Европой», в большинстве своем воспротивившейся лихора-
дочному стремлению администрации Буша к войне с Ираком, и
поддержавшей Вашингтон «новой Европой» рельефно выявил
возросшие трудности становления общей европейской внешней
политики. В ответ Франция и Германия могут попытаться сколо-
тить внутри ЕС неофициальную группу, призванную говорить и
действовать от имени Европы, однако в ближайший период Ев-
ропейскому союзу как таковому предстоит оставаться в гораздо
большей степени экономической, нежели политической реально-
стью.
В рамках НАТО усилия в области военно-оперативной взаи-
модополняемости и интеграции также получат иное направление.
Интеграция регулярных национальных армий в целях террито-
риальной обороны была оправданна, когда Западной Европе уг-
рожало потенциальное нападение со стороны СССР. Теперь, ког-
да задачи территориальной обороны потеряли первостепенное
значение, интегрировать 26 национальных армий бессмысленно.
Поэтому НАТО сосредоточит внимание на уточнении конкрет-
ного вклада каждого союзника, а также на развитии и укрепле-
нии по-настоящему боеспособных интегрированных сил быстро-
го реагирования для проведения операций за пределами террито-
рии членов альянса.
Расширение как ЕС, так и НАТО будет продолжаться. С оче-
редной его волной по мере отступления Востока и наступления
Запада опасности, порождаемые наличием геополитически «ни-
чейной земли», просто отодвигаются в восточном направлении.
В то же время прогресс в отношениях Запада с Россией и ясно
выраженное желание У краины примкнуть со временем к евроат-
лантическому сообществу не оставляют места сомнениям в пре-
имуществах дальнейшей экспансии. Посему увеличение числа
членов ЕС, который объединит к 2005 году 27 государств (после
Выбор • 373
предполагаемого присоединения новых кандидатов), и НАТО,
куда должны войти 26 стран (согласно постановлениям, приня-
тым в конце 2002 г. на Пражском саммите), вряд ли ограничится
этими цифрами.
Экспансия тем не менее не обязательно означает бесконеч-
ный процесс механического приема все новых и новых членов,
вплоть до китайских границ. В сфере безопасности могут потре-
боваться гораздо более длительные периоды развития сотрудни-
чества между НАТО и вероятными кандидатами на вступление в
эту организацию, углубления военно-политических связей и уси-
ливающейся вовлеченности альянса в укрепление региональных
договоренностей по вопросам безопасности. В каких-то случаях
эти процессы могут завершиться присоединением к НАТО, в дру-
гих случаях речь пойдет о совместном участии отдельных членов
этой организации и стран, не входящих в ее состав, но тесно ассо-
циированных с альянсом, в проводимых под эгидой НАТО опе-
рациях безопасности. Хорошим примером является развертыва-
ние в 2003 году в польском оккупационном секторе на террито-
рии Ирака украинских подразделений, тыловую поддержку ко-
торых осуществляет НАТО.
В любом случае с завершением второго крупного расширения
состава Атлантического союза подвести окончательную черту под
этим процессом не удастся. Развивающееся между НАТО и Рос-
сией сотрудничество, получившее мощный импульс благодаря об-
разованию Совета Россия — НАТО, мешает Москве выдвигать
возражения против желания Украины примкнуть к альянсу. В мае
2002 года, вскоре после того, как было реализовано решение об
учреждении Совета, Украина объявила о своем твердом намере-
нии добиваться в будущем членства в НАТО (а также на опреде-
ленном этапе — приема в ЕС). Хотя она вряд ли сумеет в скором
времени удовлетворить установленным критериям, очевидно, что
со стороны альянса было бы стратегически неразумно пренебре-
гать чаяниями Украины, рискуя разжечь тем самым имперские
амбиции России. Соответственно процесс целенаправленного
поощрения Украины к подготовке к вступлению в НАТО (кото-
рое могло бы состояться до окончания текущего десятилетия) ста-
нет следующим логичным шагом.
Сходные соображения применимы и к неустойчивому Кавказ-
скому региону. Прежде входивший в орбиту исключительного им-
374 • Збигнев Бжезинский
перского контроля России, он в настоящее время насчитывает три
независимых, но плохо защищенных государства (Грузию, Арме-
нию и Азербайджан), а также множество мелких этнических анк-
лавов Северного Кавказа, все еще находящегося под властью Рос-
сии. Терзаемый изнутри острыми этническими и религиозными
противоречиями, регион, к тому же, традиционно является цент-
ром борьбы за влияние между Россией, Турцией и Ираном. В по-
стсоветский период к этим давним конфликтам примешалось ин-
тенсивное соперничество вокруг раздела энергетических ресур-
сов Каспийского моря. Кроме того, не исключено, что весьма мно-
гочисленное азербайджанское население северо-западного Ирана
подольет масло в огонь региональных пожаров, потребовав вос-
соединения со своей недавно получившей независимость и име-
ющей лучшие шансы на процветание родиной: вопрос, вероятно,
лишь в том, когда это случится.
Никто из трех традиционных претендентов на главенствую-
щую роль в этом пространстве, то есть ни Россия, ни Турция, ни
Иран, не обладает сейчас такой мощью, чтобы в одиночку навя-
зать свою волю региону в целом. Даже совместного выступления
двоих из них против третьего игрока, скажем России и Ирана про-
тив Турции, было бы недостаточно, поскольку в глубине сцены про-
ступают силуэты еще двух фигур — Соединенных Штатов (при-
сутствующих здесь через посредство НАТО, одним из ведущих
членов которой является Турция) и Европейского союза (вступ-
ления в который Турция добивается). Между тем без энергично-
го вмешательства извне тлеющее на Кавказе пламя внутренних
социальных, политических, этнических и религиозных конфлик-
тов не только не угаснет, но и, судя по всему, будет приводить к
периодическим вспышкам насилия, как это уже неоднократно
случалось после 1990 года.
Все большая очевидность этого положения может даже заста-
вить Россию признать, пусть и скрепя сердце, что ее интересам
скорее соответствовала бы та или иная форма взаимодействия с
евроатлантическим сообществом, направленного на превращение
Кавказа в более стабильный, приверженный сотрудничеству и
процветающий регион. За десять лет, истекших после распада ее
исторической империи, Россия испытала две кровопролитные
войны, которые она с жестокостью вела против рвущейся к неза-
висимости Чечни, и они не только нанесли огромный урон мо-
Выбор • 375
ральной репутации России, но и продемонстрировали физиче-
ские пределы ее способности вести имперскую войну в послеим-
перскую эпоху.
В 90-х годах XX века НАТО выступила в новой роли, устано-
вив стабильность на охваченном волнениями и насильственны-
ми конфликтами Балканском полуострове. К началу следующего
десятилетия стало ясно, что не удастся обойтись без своего рода
Пакта стабильности для Кавказа — программы по образцу Пакта
стабильности для Юго-Восточной Европы. И коль скоро шансы
заручиться со временем поддержкой России возросли, учитывая
ее общую заинтересованность в координации с возглавляемым
Америкой альянсом, а также расширение ее экономических и по-
литических связей с Турцией, стабилизация Кавказа может — и
должна — во все большей степени считаться в том числе обязан-
ностью НАТО.
В данных обстоятельствах как Грузия, так и Азербайджан, чьи
руководители уже открыто выразили интерес к перспективе вступ-
ления в Атлантический союз, скорее всего активизируют усилия,
добиваясь официального членства в этой организации. Тогда вряд
ли останется в стороне и Армения; с удвоенной энергией возоб-
новится поиск формулы урегулирования армяно-азербайджан-
ского этнотерриториального конфликта, а это, в свою очередь, об-
легчит нормализацию турецко-армянских отношений и в итоге
откроет дверь для приобщения Армении к НАТО. Дополнитель-
ный импульс такому раздвижению географических пределов ста-
билизирующей миссии НАТО дает, как уже отмечалось, приня-
тое Россией ее собственное стратегическое решение признать вер-
ховенство атлантического сообщества в структуре глобальной
безопасности. Как только Россия смирилась с неизбежностью,
если не с желательностью, дальнейшего расширения НАТО и пред-
почла подсластить горькую реальность, заявив о своем дружествен-
ном равенстве с альянсом в рамках Совета Россия — НАТО, все
преграды на пути прогрессирующего проникновения НАТО внутрь
бывшего советского пространства рухнули.
К тому же, совершенный после 11 сентября прорыв амери-
канских военных в бывшие советские республики Центральной
Азии — Узбекистан, Казахстан и Кыргызстан — и первоначально
неохотное решение Москвы закрыть глаза на этот факт облегчи-
ли разным постсоветским государствам выяснение возможностей
376 • Збигнев Бжезинский
установления более тесных военно-политических связей с евро-
атлантическим сообществом во имя совместной борьбы против
терроризма. Государства региона, несомненно, обратили внима-
ние на то, что российское правительство, пожалуй, не без затаен-
ного недовольства, но проявляя немалый реализм, не только мол-
чаливо согласилось с участием Америки в обеспечении безопасно-
сти своего доселе священного и неприкосновенного «ближнего за-
рубежья», но и даже признало ее участие в Совместной декларации
Президента В.В. Путина и Президента Дж. Буша о новых страте-
гических отношениях между Российской Федерацией и Соеди-
ненными Штатами Америки от 24 мая 2002 г. Язык документа не
оставлял места для двусмысленных толкований: «В Центральной
Азии и на Южном Кавказе мы признаем наш общий интерес в
содействии стабильности, суверенитету и территориальной цело-
стности всех государств этого региона». Важные геостратегиче-
ские последствия такого заключения очевидны.
Хотя сам Кремль выказывал расположение к Западу еще до
11 сентября, события этого дня помогли оправдать его позицию в
обстановке критики со стороны тех представителей российской
политической элиты, которые считали правительство чересчур ус-
тупчивым по отношению к напористой Америке. Стратегическое
решение президента Путина проистекало из реалистичных гео-
политических расчетов: в условиях возвышения Китая на Восто-
ке (по объему производства Китай превосходит Россию уже в пять,
а по численности населения — в девять раз), нарастающей враж-
дебности со стороны 300 с лишним миллионов мусульман на Юге
(чья численность за два десятилетия вполне может превысить 400
миллионов), экономической слабости самой России и пережива-
емого ею демографического кризиса (российское население уже
сократилось до 145 миллионов человек и продолжает уменьшать-
ся) у России в буквальном смысле слова нет выбора. Соперни-
чать с Америкой было бы бесполезно, а заключить союз с Китаем
означало бы подчиниться ему.
Разумеется, совершенно невероятно, чтобы в ближайшем бу-
дущем, например в течение десяти лет, Россия стала членом НАТО.
Ей потребуется время, чтобы построить общество, отвечающее
предъявляемым к членам организации демократическим крите-
риям, но есть и другие препятствия: свойственная России носталь-
гическая гордыня и ее традиционная склонность к секретности.
Выбор • 377
Нынешнюю политическую элиту страны слишком больно заде-
вает мысль о том, что прием России в НАТО зависит теперь от
голосования ее прежних вассалов — балтийских государств. А рос-
сийским генералам было бы тяжело стерпеть необходимость до-
пускать натовских контролеров и экспертов к изучению россий-
ских военных бюджетов и инспекции вооружений.
И все же в более отдаленной перспективе Россия, возможно,
уразумеет, что присоединение к НАТО упрочит безопасность ее
границ, в особенности на Дальнем Востоке, где российское насе-
ление стремительно редеет. Не исключено, что в конце концов это
соображение окажется самым убедительным. А в какой-то момент,
в зависимости от эволюции Китая, крепнущее сотрудничество
России с НАТО по вопросам, касающимся различных конкрет-
ных угроз глобальной безопасности (как предусмотрено Советом
Россия — НАТО), могло бы заложить фундамент для построения
трансъевразийской системы безопасности, которая простиралась
бы на значительную часть континента, охватывая даже Китай
(подробнее эта тема рассматривается ниже).
Еще более длительный срок понадобится России, чтобы под-
готовиться к вступлению в ЕС, если таковое вообще когда-ни-
будь состоится3. Членство в Союзе потребует полной реоргани-
зации социально-экономических и правовых структур этой стра-
ны. Здесь не существует коротких путей: речь идет о многоплано-
вом и комплексном процессе, и ни Европейский союз, ни Россия
ни в малейшей степени не готовы к подлинной интеграции. Все
это, однако, не обязательно является преградой к предваритель-
ной частичной координации, направленной на создание самых
благоприятных возможностей для обеих сторон в области торгов-
ли, инвестиций и все более свободного перемещения рабочей силы
и ориентированной на постепенную интеграцию России в евро-
пейскую систему. Калининградская область Российской Федера-
ции вскоре окажется целиком в кольце территории членов НАТО
и ЕС. Особые договоренности по поводу Калининграда, главным
образом об упрощении доступа его жителей в соседние страны,
могли бы стать прологом к окружению России (на началах сотруд-
ничества) расширяющимся евроатлантическим сообществом.
Кремль, несомненно, надеялся, что сближение с Америкой —
особенно Америкой, контуженной ударами 11 сентября и, следо-
вательно, более склонной сочувственно отнестись к российским
378 • Збигнев Бжезинский
интересам, — принесет ему материальные и геополитические вы-
годы. Предполагалось, что согласие с США усилит позиции Рос-
сии в диалоге с Китаем, поможет привлечь инвестиции для воз-
рождения российской экономики, укрепить влияние России в
пределах ее бывшей империи и к тому же втянуть Соединенные
Штаты в затяжной конфликт с мусульманским миром, который
отвлечет враждебные помыслы исламских сил от России. Одна-
ко, невзирая на подобные прагматические расчеты, сближение с
Америкой подразумевало готовность очутиться в одной упряжке
с ней, причем слабая сторона была обречена оказаться гораздо
более прочно скованной, нежели сильная.
Таким образом, сделанный Россией и единственно доступный
для нее выбор, пусть даже продиктованный тактическими моти-
вами, предоставил Западу стратегический шанс. Он создал пред-
посылки для прогрессирующей геополитической экспансии запад-
ного сообщества все дальше и дальше в глубь Евразии. Расшире-
ние уз между Западом и Россией открыло для проникновения
Запада, и в первую очередь Америки, в некогда заповедную зону
российского «ближнего зарубежья». Но в конечном счете у Рос-
сии просто не остается альтернативы, если она желает сберечь
ценнейшее из своих территориальных владений. Неисчислимые
природные богатства Сибири — вот что сулит России наиболее
радужные перспективы, а без западной помощи Россия не может
быть всецело уверена в сохранении своего суверенитета над этой
землей4.
Соответственно транснациональные усилия по развитию и за-
селению Сибири способны стимулировать подлинное сближение
между Европой и Россией. Для европейцев Сибирь могла бы обер-
нуться тем, чем Аляска и Калифорния, вместе взятые, стали в свое
время для американцев: источником огромных богатств, полем вы-
годного приложения капиталов, своего рода «эльдорадо» для са-
мых предприимчивых поселенцев. Чтобы удержать Сибирь, Рос-
сии понадобится помощь; ей не под силу одолеть эту задачу само-
стоятельно в условиях переживаемого ею демографического спа-
да и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному
европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превра-
титься в общеевразийское достояние, использование которого
происходило бы на многосторонней основе (стоит вспомнить, что
Поволжье осваивалось приглашенными для этого немецкими ко-
Выбор • 379
лонистами) и открыло бы перед пресыщенным европейским об-
ществом увлекательную перспективу покорения «новых рубе-
жей».
До тех пор одной из главных задач евроатлантической поли-
тики будет оставаться целенаправленная поддержка усилий по
консолидации России в качестве постимперской страны, разви-
вающей демократию. Учитывая отсутствие в России глубоко
укоренившейся демократической политической культуры, сохра-
няющиеся у значительной части ее политической элиты импер-
ские амбиции и авторитарные наклонности российских власт-
ных структур, серьезные отступления назад здесь все еще воз-
можны. По-прежнему не исключена вероятность поворота к на-
ционалистической диктатуре. Европе надлежит зорко следить за
тем, чтобы ее складывающееся «энергетическое партнерство» с
Россией не давало Кремлю новых рычагов политического воздей-
ствия на соседей. Сотрудничеству с Россией должны сопутство-
вать одновременные усилия по укреплению геополитического
плюрализма в пределах ее бывшего имперского пространства,
которые поставят непреодолимый заслон любым попыткам вос-
становить империю. Так что НАТО и ЕС следует сделать все для
включения новых независимых постсоветских государств, преж-
де всего Украины, в орбиту расширяющегося евроатлантическо-
го сообщества.
На карту поставлена будущая глобальная роль евроатланти-
ческого сообщества в обеспечении безопасности. Включение со
временем в евроатлантическую систему России в качестве нор-
мального европейского государства среднего ранга (которое уже
не является имперским Третьим Римом) позволило бы заложить
гораздо более прочную и всеобъемлющую основу для улажива-
ния нарастающих конфликтов в западно- и центральноазиатской
части Мировых Балкан. Тем самым удалось бы утвердить мировое
первенство евроатлантических институтов, а благодаря их главен-
ству было бы бесповоротно покончено с ожесточенной борьбой за
превосходство, которую столь долго, с таким напряжением сил и
такими разрушительными последствиями вели между собой ев-
ропейские нации.
Но нельзя медлить и с повышением роли Европы в поддержа-
нии глобальной безопасности. Острие новых угроз всеобщей бе-
зопасности в настоящий момент направлено не столько на Евро-
380 • Збигнев Бжезинский
пу, сколько на Америку, прежде всего в связи с углубляющейся и
все более однобокой вовлеченностью США в дела Ближнего Во-
стока, обуреваемого жаждой отмщения. Однако в конечном счете
эти угрозы неделимы: когда над Америкой нависает опасность, это
означает большую уязвимость Европы. Посему их ответ должен
быть совместным, и Америка с Европой располагают общим ин-
струментом — НАТО. Вопрос в том, как этим инструментом рас-
порядиться, принимая во внимание основную миссию НАТО,
политические проблемы американо-европейского партнерства и
желание Европы приобрести некоторый автономный военный
потенциал.
Во времена «холодной войны» союзники по обе стороны Ат-
лантики исходили из единого понимания характера угрозы и при-
знания взаимозависимости своей уязвимости. Оборона Западной
Европы была тождественной обороне Америки, и наоборот. Пос-
ле событий 11 сентября на обоих берегах океана преобладали те
же ощущения, но лишь до поры до времени. Первой реакцией
Европы на нападение была безоговорочная солидарность с Аме-
рикой. Впервые за всю свою историю НАТО ввела в действие ста-
тью 5 (Вашингтонского договора), единодушно заявив, что все
члены организации участвуют в совместной обороне против об-
щей угрозы. Хотя в ходе военной кампании в Афганистане Со-
единенные Штаты предпочли не опираться на силы НАТО, сочтя
за лучшее использовать собственные войска и несколько отбор-
ных, обладающих высокой способностью к оперативному взаи-
модействию частей из союзных англосаксонских государств, позд-
нее контингенты стран НАТО, развернутые для поддержания
мира в освобожденном от талибов Афганистане, превысили по
численности дислоцированные в этой стране американские под-
разделения.
В первые месяцы после 11 сентября европейские союзники
Америки поддержали Вашингтон также в том, что двумя главны-
ми (и потенциально взаимосвязанными) угрозами глобальной бе-
зопасности являются терроризм и распространение оружия мас-
сового уничтожения. Но вскоре выяснилось, что некоторые не
сразу заметные, но важные различия в точках зрения Америки и
Европы создают препоны на пути к подлинному трансатланти-
ческому сотрудничеству в сфере глобальной безопасности. Рас-
Выбор *381
хождения касаются двух ключевых вопросов: природы угрозы и
масштаба надлежащих ответных действий.
История уже познакомила европейцев с терроризмом, и, воз-
можно, оттого они видят в нем в меньшей степени воплощение
зла и в большей степени — порождение политики. А раз так, счи-
тают они, то и противостоять террористической угрозе следует,
признав взаимосвязь между прямыми мерами по истреблению
террористов и политическими действиями, призванными унич-
тожить политические и социальные корни этого явления. Ины-
ми словами, борьба с терроризмом не может быть центральным
организующим принципом политического курса Запада в облас-
ти глобальной безопасности; этот курс должен иметь более широ-
кую политическую и социальную направленность и охватывать
усилия по устранению глубоко скрытых факторов, способствую-
щих появлению террористов и используемых ими в своих инте-
ресах. Пожалуй, наиболее острые противоречия между предста-
вителями континентальной Европы и американцами наблюдают-
ся в оценке ими палестинского терроризма: многие американцы,
включая некоторых членов администрации, видят в нем зло, по
большей части не имеющее отношения к оккупации Израилем
палестинских земель, тогда как многие европейцы склонны ду-
мать, что оккупация и особенно создание на этих землях еврей-
ских поселений подстегивают террористическую деятельность.
Во-вторых, как выразился один из ведущих германских ана-
литиков по международным вопросам, «американцам свойствен-
но смотреть на весь мир как на поле деятельности Атлантическо-
го сообщества, европейцы же хотят действовать в пределах Евро-
пы и на подступах к ней, то есть в пространстве, рамки которого
пока весьма расплывчаты, но в любом случае гораздо уже»5. Раз-
личия в подходах, которые после окончания «холодной войны»
мало-помалу становились все отчетливее, в еще более острой фор-
ме прорвались наружу после 11 сентября. В представлении Со-
единенных Штатов, борьбу с «глобальным терроризмом» надле-
жало вести на всей планете, и для НАТО было бы вполне естествен-
но включиться в глобальное противоборство, защищая «цивили-
зацию как таковую», если прибегнуть к эмоциональным словам
президента Буша. В глазах европейцев это походило на нажим в
расчете принудить Европу поступиться ее общей заинтересован-
382 • Збигнев Бжезинский
ностью в глобальной стабильности в угоду сиюминутной одер-
жимости Америки «осью зла», и в частности Ираком.
Коль скоро Европа будет шаг за шагом приближаться к поли-
тическому объединению, потихоньку (пусть даже очень медлен-
но) обзаводясь собственным военным потенциалом, разрыв меж-
ду нею и Америкой во взглядах на глобальную безопасность мо-
жет еще больше увеличиться, тем более что определяемый Ев-
ропой периметр ее собственной сферы безопасности будет
неминуемо раздвигаться. Но даже тогда способность Европы вы-
полнять сколько-нибудь серьезные боевые задачи вне зоны сво-
ей ответственности останется весьма ограниченной. В ближай-
шие несколько лет у планируемого европейского корпуса быст-
рого реагирования в количестве 60 тысяч человек, если только он
не будет существенно усилен, по-прежнему будет отсутствовать
полный спектр военных средств, необходимых для ведения мас-
штабных боевых действий на большом удалении от европейских
границ. А это значит, что суть постепенно расширяющейся роли
Европы в области безопасности можно сжато выразить простой
формулой: взаимодополняемость с Америкой, но не независи-
мость от нее.
Проблемой, наиболее способной побудить Европу взять на
себя более весомые функции в обеспечении безопасности за пре-
делами континента и даже стимулировать формирование у нее
чувства своего особого стратегического предназначения, являет-
ся положение на Ближнем Востоке6. Учитывая близость этого
региона к Европе и ее исторически сложившиеся политические и
экономические интересы в ближневосточном пространстве, Ев-
ропейскому союзу придется играть более активную роль в уми-
ротворении этой территории. Однако, чтобы утвердиться в таком
амплуа, Европе надо также захотеть возложить на себя часть бре-
мени по совместному с Америкой финансированию и осуществ-
лению направленных на установление мира усилий.
Фактически у европейцев есть шансы выполнять постепенно
возрастающую, но по-прежнему вспомогательную роль в сфере
глобальной безопасности, как они это делали в Афганистане и,
возможно, вскоре станут делать в Ближневосточном регионе. Если
на Ближнем Востоке будет развернут объединенный американо-
европейский контингент, пусть даже частично состоящий из под-
разделений европейского корпуса быстрого реагирования, коор-
Выбор • 383
динация его действий и командование им, вероятно, будут осу-
ществляться структурами НАТО, в свете чего открывшиеся пе-
ред альянсом горизонты, новые масштабы его миссии в сфере бе-
зопасности предстанут еще рельефнее. Эффект европейского уча-
стия и связанная с ним неизбежность для Америки более тесно
консультироваться с Европой по политическим проблемам реги-
она укрепят роль расширяющегося евроатлантического сообще-
ства в качестве ядра глобальной стабильности. Но все это про-
изойдет при условии, что как Вашингтон, так и Брюссель научат-
ся находить равновесие между разделением совместного бремени
и совместным принятием политических решений.
Метастабильность Восточной Азии
Восточной Азии еще предстоит определить, будет ли ее геопо-
литическое будущее походить на судьбу Европы в первой поло-
вине XX века или на европейскую историю второй половины того
же столетия. Кое-чем сегодняшняя Азия навевает мрачные вос-
поминания о Европе в канун 1914 года. Впрочем, это еще не зна-
чит, что регион обречен воспроизвести трагический европейский
опыт саморазрушения. Быть может, Азия избежит повторения
ошибок Европы, не сумевшей справиться с междоусобным сопер-
ничеством своих держав. Но надо отметить, что регион метаста-
билен, то есть находится в том состоянии прочной устойчивости,
от которого не останется и следа, как только под внезапным воз-
действием некоего фактора наступит разрушительная цепная ре-
акция.
Стабильность региона может оказаться под угрозой из-за рос-
та могущества ряда азиатских государств. Здесь нет никаких сдер-
живающих «кооперативных» структур, отвечающих за региональ-
ную безопасность. Жгучие взаимные обиды ближайших соседей
в сочетании с острыми национальными переживаниями выгля-
дят особенно зловеще на фоне стратегической уязвимости соот-
ветствующих стран. Современные азиатские державы действуют
в быстро меняющемся и преимущественно неструктурированном
региональном контексте, которому недостает многосторонних
механизмов сотрудничества в области политики, экономики и
безопасности, подобных тем, что существуют в сегодняшней Ев-
ропе и даже в Латинской Америке. Посему Азия объединяет в сво-
384 • Збигнев Бжезинский
ем лице символ все более впечатляющего экономического успе-
ха, социальный вулкан и воплощение политического риска.
На ее просторах находящийся на подъеме Китай соперничает
за региональное первенство с союзником Америки — Японией;
противоестественно разделенная Корея представляет собой мину,
готовую взорваться в любой момент; будущее Тайваня служит яб-
локом раздора; Индонезия уязвима внутренне; а считающая себя
ровней Китаю Индия встревожена угрозой с его стороны. Китай
и Индия (равно как и недруг Индии — соседний Пакистан) офи-
циально являются ядерными державами. Северная Корея дерзко
притязает на ядерный статус, а Япония едва противостоит иску-
шению в сжатые сроки создать собственный ядерный потенциал.
Восходящая держава, Китай, напоминает кайзеровскую Герма-
нию, которая завидовала Великобритании, враждовала с Фран-
цией и презирала Россию; сегодняшний Китай, все более прагма-
тично подходя к роли Америки в Тихоокеанском регионе, нервно
реагирует на Японию, свысока взирает на Индию и ни во что не
ставит Россию.
На состоянии глобальной безопасности неминуемо отзовется
то, как в реальности будет развиваться международная обстанов-
ка на Дальнем Востоке. А это, в свою очередь, будет во многом
зависеть от образа действий двух ведущих восточноазиатских го-
сударств — Китая и Японии, а также от того, какое влияние на их
поведение окажет Америка. Стабильная Восточная Азия, пору-
кой которой был бы постепенно институционализирующийся и
тщательно сбалансированный стратегический треугольник в со-
ставе США, Китая и Японии, обеспечила бы критически важный
восточный плацдарм для противостояния стихии беспорядка на
обширных евразийских пространствах. Индия, Россия и Европей-
ский союз тоже могут внести соответствующий вклад во взаимо-
действие участников главной триады, но лишь в качестве пери-
ферийных фигур.
Взаимным жалобам и претензиям, отягощающим отношения
между азиатскими государствами, несть числа. Они связаны с ис-
торическим прошлым, территориальными спорами и культурным
несходством. Китайцы негодуют из-за сохраняющего отдельный
статус Тайваня, виня в том Америку, со страхом и неусыпным вни-
манием наблюдают за перевооружением Японии, осуждают япон-
цев за то, что те недостаточно покаялись в злодеяниях военного
Выбор • 385
времени, и они не забыли о территориях, которые Россия отхва-
тила у них в период их исторической слабости. Японцы видят в
Китае источник потенциальной угрозы своей безопасности и при-
обретающего вес конкурента, собирающегося оспаривать эконо-
мическое и политическое преобладание Японии в регионе. А то,
что Россия по-прежнему удерживает южные острова Курильской
гряды, наполняет японцев такой злобой, что спустя свыше 55 лет
после завершения Второй мировой войны формальный россий-
ско-японский мирный договор все еще ждет своего подписания.
К тому же японцы все больше рассматривают свою зависимость
от Соединенных Штатов не как желанный долговременный вы-
бор, а скорее как временную стратегическую необходимость, про-
диктованную опасной нерешенностью проблемы Кореи, расчле-
ненной в результате Второй мировой войны. Индонезийцы с тре-
вогой следят за ростом китайского могущества, а индийцев возму-
щает высокомерный отказ китайцев признать Индию равновеликой
Китаю силой в Азии и пугает угроза со стороны неформального
китайско-пакистанского альянса.
Не облегчают положения имеющие глубокие корни нацио-
нальные комплексы, обостряемые мучительными историческими
воспоминаниями. Японцы достигли вершин имперского величия
и скатились в бездну сокрушительного поражения на протяже-
нии одного и того же столетия. Они остаются единственными жер-
твами применения атомного оружия. Им прекрасно известно, что
они обделены природными ресурсами, и их все больше беспокоят
социально-экономические последствия быстрого старения насе-
ления страны (по этому показателю Япония занимает второе ме-
сто в мире). Китайцы с горькой обидой перебирают в памяти дли-
тельную историю национальных унижений, которые им причи-
няли японцы, американцы, русские, британцы и французы, а так-
же — в меньшей степени — немцы и итальянцы, внесшие свою
лепту в подавление «боксерского» (Ихэтуаньского. — Примеч.
пер.) восстания. С отмиранием официальной коммунистической
идеологии главной опорой политического единства Китая станет,
вероятно, набирающий силу китайский национализм. На пери-
ферии региона индийцы, озабоченные усиливающимися межоб-
щинными распрями у себя дома, с ревностью обнаруживают, что
Китай обладает гораздо большей привлекательностью для пря-
мых инвестиций иностранного капитала. А русских терзает мысль,
386 • Збигнев Бжезинский
как бы в более отдаленной перспективе им не пришлось уступить
свои дальневосточные территории более могущественному и гус-
тонаселенному Китаю.
К этому водовороту страхов, антагонизмов и комплексов до-
бавляется стратегическая уязвимость всех и каждого. Экономи-
ческое выживание любого из главных игроков на азиатской сцене
целиком обусловливается беспрепятственным доступом морских
торговых судов всего лишь к двум-трем крупным портам. Доста-
точно заблокировать несколькими магнитными минами подход к
Шанхаю, Иокогаме или Бомбею (и еще к одному-двум портовым
городам), чтобы буквально застопорить экономическую жизнеде-
ятельность Японии, Китая или Индии. Экономика этих стран за-
висит почти исключительно от доставляемых морским путем гру-
зов, в том числе от импортируемой нефти, без которой их суще-
ствование абсолютно невозможно. Железнодорожные каналы
торгового сообщения не только не пригодны для островных го-
сударств, вроде Японии или Индонезии, но и мало что значат для
Китая и Индии. Жизненно важный, особо ценный морской путь
представляет собой расположенный вблизи от Сингапура Малак-
кский пролив, ибо через этот узкий проход осуществляются тор-
говый обмен дальневосточных стран с Европой и доставка ввози-
мой с Ближнего Востока нефти.
Неудивительно, что в Азии понемногу набирает обороты гон-
ка военно-морских вооружений. Параллель с военно-морским со-
перничеством, наблюдавшимся в прошлом веке в Европе, напра-
шивается сама собой. Без громких речей все главные протагонис-
ты усиливают свои подводные флоты, обзаводятся надводными
кораблями, оборудованными для размещения ударных вертоле-
тов, изучают возможности приобретения авианосцев и жаждут
увеличить дальность действия авиации. Китай и Индия усердно
трудятся над созданием могучих, способных патрулировать оке-
анские просторы военно-морских сил и ведут энергичные перего-
воры с Россией о закупке одного из крупных авианосцев, строи-
тельство которых не успел завершить Советский Союз. Обе дер-
жавы проводят модернизацию флотилий эскадренных миноносцев
(оснащая их в том числе приобретенными у России современными
моделями) и наращивают мощь своих подводных флотов, рассмат-
ривая их как основу контроля над морским пространством. В сво-
их работах по вопросам стратегии китайские специалисты в обла-
Выбор • 387
сти военно-морского планирования настаивают на расширении
зоны патрулирования китайских военно-морских сил в юго-за-
падном направлении, тогда как индийские эксперты все более
упорно подчеркивают не только особую ответственность ВМС
страны в Индийском океане, но и необходимость утвердить при-
сутствие Индии к востоку от Малаккского пролива.
Не теряют даром времени и японцы. В 2001 году они оповес-
тили о том, что Япония начинает регулярно направлять воору-
женные патрульные корабли в Малаккский пролив для участия в
защите японских танкеров и грузовых судов, подвергающихся на-
падениям местных пиратов. Располагая современным флотом ве-
ликолепно оснащенных эсминцев, японцы, помимо этого, задались
целью увеличить радиус действия своих военно-морских сил за счет
приобретения так называемого десантного корабля-дока (LPD),
приспособленного для размещения ударных вертолетов, а возмож-
но, и самолетов с неподвижным крылом. С завершением запла-
нированного строительства дополнительных эсминцев водоиз-
мещением 13 500 тонн Япония получит на вооружение корабли,
превосходящие итальянский авианосец «Гарибальди», способ-
ный нести 16 реактивных истребителей «Харриер». Располагая
дозаправляемыми в воздухе истребителями большого радиуса
действия (эти средства, обладающие способностью при условии
дозаправки покрывать большие расстояния, по официальной ма-
лоправдоподобной версии, предназначены для «гуманитарных»
целей) и современным подводным флотом, японские военно-мор-
ские силы, которые все еще скромно выглядят по сравнению с
ВМС США, уже являются самыми технически передовыми и мо-
гучими в Азии.
В конечном счете ответ на вопрос, что ждет Дальний Восток —
война или мир, — во многом зависит от того, каким образом Ки-
тай и Япония будут взаимодействовать друг с другом и с Соеди-
ненными Штатами. Если бы Соединенным Штатам довелось вы-
вести свои войска из этого региона, повторение сценария европей-
ской истории XX столетия было бы весьма вероятным. У Японии
почти не оставалось бы иного выбора, кроме как незамедлительно
рассекретить свою уже осуществляемую программу перевооруже-
ния и ускорить ее выполнение; Китай скорее всего ринулся бы
стремительно наращивать свои ядерные силы, которые до сих пор
были предназначены служить лишь минимальным средством
388 • Збигнев Бжезинский
сдерживания; Тайваньский пролив стал бы ареной национально-
го самоутверждения китайцев; Корея, по всей видимости, пере-
жила бы кровопролитие, в ходе которого наступил бы конец ее
разделению, а, воссоединившись, возможно, превратилась бы в
ядерную державу; и наконец, под прикрытием опасного ядерного
зонта в китайско-индийско-пакистанском треугольнике могли бы
возобновиться открытые боевые действия с применением обыч-
ных вооруженных сил. И вот тогда хватило бы одной-единствен-
ной спички, чтобы вызвать взрыв.
Однако в ближайшее десятилетие или около того наиболее ве-
роятна модель, определяемая взаимодействием таких факторов,
как возвышение Китая, откровенно рвущегося к статусу могуще-
ственной региональной державы, неуклонное наращивание Япо-
нией все более внушительной военной мощи в неясных пока це-
лях и старания Америки держать под контролем оба вышеуказан-
ных процесса. Такие усилия потребуют от нее скрупулезных стра-
тегических расчетов и по-настоящему тонкого понимания чаяний
как китайской, так и японской стороны. Китай вступает в пост-
коммунистическую фазу своего развития в качестве все более на-
ционалистически настроенной державы, а Японии (все еще зани-
мающей второе место в мире по экономическому потенциалу)
начинает досаждать степень зависимости ее безопасности от Аме-
рики, которая временами позволяет себе произвол и может ока-
заться перегруженной обязательствами.
Китайский взгляд на мир и на роль в нем самого Китая стал
гораздо прагматичнее и свободнее от доктринальных предубеж-
дений, в особенности после событий 11 сентября. Столкнувшись
с очевидным намерением России бросить заигрывание с идеей рос-
сийско-китайской коалиции, направленной против американского
«гегемонизма», китайцы явно озаботились опасностью очутить-
ся в международной изоляции. Они отказались от своих неисто-
вых разоблачений американской агрессивности и от громоглас-
ных обвинений в адрес Соединенных Штатов в том, что те замыш-
ляют войну против Китайской Народной Республики. Если еще
в первой половине 2001 года подобные словоизлияния в изоби-
лии встречались в китайских средствах массовой информации7,
то к 2002 году черно-белая картина глобальной конфронтации
между миролюбивыми государствами и поджигателями войны
уступила место гораздо более нюансированным интерпретациям.
Выбор • 389
Весьма показателен в этом отношении здравый анализ ситуации
в номере от 4 февраля 2002 г. издания «Цзефанцзюнь бао», офи-
циального органа Генерального политического управления Народ-
но-освободительной армии Китая (НОАК), где было сделано сле-
дующее заключение: «Основополагающими характеристиками в
развитии международной обстановки в настоящее время и на бли-
жайшее будущее являются: всеобщий мир в сочетании с локаль-
ными войнами, всеобщее спокойствие в сочетании с очагами на-
пряженности и всеобщая стабильность в сочетании с локальны-
ми беспорядками».
Далее китайские аналитики утверждали, что «проблематика
международной безопасности все более диверсифицируется, про-
исходит переплетение традиционных и нетрадиционных факто-
ров безопасности, а ущерб, причиняемый такими нетрадицион-
ными вызовами безопасности, как терроризм и торговля нарко-
тиками, приобретает более серьезный масштаб». Отражая подход,
в большей мере отмеченный доктринальными клише, печатный
орган НОАК выступил с предостережением: несмотря на выше-
сказанное, отмечалось в газете, Соединенные Штаты все более
расположены придать союзам с их участием, прежде всего НАТО
и оборонительному договору с Японией, наступательный харак-
тер, что не может не вызывать озабоченности у Китая. Нет нужды
добавлять, что именно альянс между Японией и Америкой более
всего тревожил пекинских стратегов.
То, что китайцы испытывают здоровое чувство почтения к по-
тенциальному могуществу Японии, понятно. То, что они намерен-
но преувеличивают ее мощь, также неудивительно, ибо тем самым
националистические эмоции китайских масс направляются в над-
лежащее русло, избавляя от осложнений отношения Китая с Аме-
рикой. Китайцы отдают себе отчет в том, что непрерывный при-
ток прямых иностранных инвестиций и передовых технологий в
страну, а также доступ экспортируемой продукции китайской про-
мышленности на один из важнейших зарубежных рынков зави-
сят от сохранения неантагонистических отношений с Соединен-
ными Штатами. Напротив, приглушенное и тщательно контро-
лируемое недружественное соперничество с Японией не только
исторически естественно, но и политически целесообразно: оно
позволяет укрепить национальную сплоченность, избежав непо-
мерно высоких международных издержек.
390 • Збигнев Бжезинский
Посему массмедиа неустанно твердят китайскому народу, что
Япония уже снова превратилась в крупную военную державу, что
ее военные возможности, и без того значительные, продолжают бы-
стро увеличиваться, а более специализированные издания НОАК
постоянно информируют о том же политическую элиту страны.
Мощь Японии, как говорится, представляет все более серьезную
угрозу безопасности Китая и региона в целом, особенно учиты-
вая наращивание ею технологически передовых средств для веде-
ния наступательных операций. Более того, воинственные заявле-
ния любого японского политика, как правило, широко обыгрыва-
ются в китайских СМИ, которые к тому же скрупулезно фикси-
руют каждый малейший признак тяготения Японии к отказу от
ее формального конституционного обязательства исходить в во-
енной политике из сугубо оборонительных потребностей в узком
смысле слова.
Согласно китайским политическим и военным изданиям, Япо-
ния, помимо того, что она имеет сверхсовременные военно-мор-
ские и военно-воздушные силы и занимает второе место в мире
по объему ассигнований на национальную оборону, наращивает
внушительный арсенал баллистических ракет, который в качествен-
ном отношении уже превосходит аналогичные силы Франции и
самого Китая и даже сопоставим с потенциалом Америки. Разра-
ботанная в конце 90-х годов японская ракета М-5 представляет
собой, как утверждается, усовершенствованный вариант послед-
ней и самой мощной американской модели МБР — твердотоп-
ливной ракеты MX, а новейшая модель, якобы предназначенная
для космических исследований, ракета Н-2А, имеет радиус дей-
ствия 5000 км, что обеспечивает Японии способность, используя
обычную двухтонную боеголовку, поразить любую цель на тер-
ритории Китая. В то же время очевидный интерес Японии к со-
трудничеству с Соединенными Штатами в создании оборонитель-
ной системы на базе управляемых ракет и приобретение ею сверх-
современных эсминцев ПВО «Эгис» рассматриваются как свиде-
тельство ее намерения добиться стратегического превосходства
над Китаем8.
В более мрачных китайских прогнозах дело выглядит так, буд-
то Япония вот-вот превратится в мощную ядерную державу. В до-
казательство этого предположения приводятся следующие аргу-
менты: Япония располагает когортой высококвалифицированных
Выбор «391
ученых, способных произвести полностью готовые детали ядер-
ных зарядов и быстро («всего за одну неделю», по словам китай-
ского репортера) собрать их; Япония с ее 44 атомными реакторами
уже является третьим в мире производителем атомной энергии;
по объему перерабатываемого ядерного топлива (до 800 с лиш-
ним тонн) Япония удерживает третье место в мире, уступая толь-
ко Америке (2100 тонн) и Франции (1200 тонн); предполагается,
что этот объем значительно увеличится в ближайшее десятиле-
тие и к тому времени Япония будет располагать самыми больши-
ми запасами плутония в мире, хотя даже имеющегося сегодня ко-
личества вполне достаточно для изготовления тысяч ядерных
боеголовок. Короче говоря, Япония изображается как «де-факто
ядерная держава, стоящая на пороге создания ядерного оружия»9.
Учитывая рост военного потенциала Японии, китайцы счита-
ют наиболее пугающими два сценария. Согласно первому из них,
Япония вырывается из всех пут либо потому, что ей удается до-
биться независимости от Америки, либо ввиду внезапного ухода
США с Дальнего Востока. Опираясь на свою крепнущую военно-
морскую мощь и ядерный потенциал, она встает на путь откро-
венно враждебной политики по отношению к Китаю и заключает
островной альянс с Тайванем. В представлении китайцев Тайвань
в этом случае превратится в новый, образца XXI века эквивалент
государства Маньчжоу-Го, образованного в первые десятилетия
XX века в китайской Маньчжурии под нажимом и протектора-
том японских милитаристов. Вслед за этим может пробить час во-
енного столкновения между Китаем и Японией.
Второй сценарий предусматривает, что существующие в сфе-
ре безопасности узы, связывающие США с Японией, Южной Ко-
реей и Тайванем, которые формально носят двусторонний харак-
тер, а в случае с Тайванем являются в основном неофициальны-
ми, будут открыто преобразованы Соединенными Штатами в союз
антикитайской направленности. Политический статус Тайваня
окажется таким же, как и в первом сценарии, даже если Соеди-
ненные Штаты, по-видимому, будут в меньшей степени, нежели
националистическая Япония, расположены поощрять формаль-
ное отделение Тайваня от Китая. В любом случае Китай попадет
в геополитическое окружение, и тогда Индия, вероятно, не усто-
ит перед соблазном воспользоваться ситуацией и станет оказы-
вать давление на Китай, требуя вернуть территории, насильствен-
392 • Збигнев Бжезинский
но от нее отторгнутые, по ее утверждению, в ходе пограничного
конфликта начала 1960-х годов.
То, что некоторые политически влиятельные круги Тайваня
охотно приветствовали бы оба варианта развития событий, про-
зрачно дал понять тайваньский президент Чэнь Сюйбянь, кото-
рый в начале 2002 года призвал к совместной разработке противо-
ракетных оборонительных комплексов усилиями США, Японии и
Тайваня. Тайваньские СМИ благосклонно освещали комментарии
японских и тайваньских военных специалистов в поддержку «мол-
чаливого союза» между Японией и Тайванем, призванного сдер-
живать Китай. Как заметил один тайваньский эксперт по вопро-
сам обороны, «для Японии, имеющей дело с Тайванем как с мол-
чаливым союзником, самое важное будет знать, что Тайвань — на-
стоящий союзник»10.
Принимая во внимание вышеупомянутые опасности, китай-
цы будут крайне скрупулезно оценивать эволюцию американо-
японских связей и их воздействие на традиционную конкурен-
цию между Китаем и Японией. Может обнаружиться, как это ни
парадоксально, что по мере отхода Китая от коммунистической
идеологии и прагматического признания им своей заинтересован-
ности в относительно стабильных отношениях с Соединенными
Штатами рост японской военной мощи заставит китайцев боль-
ше ценить неизменную зависимость Японии от США. Тогда прак-
тическая значимость подлинно стабильного американо-китайско-
японского сближения перевесит прежде свойственную китайцам
тенденцию рассматривать мир в навеянных доктринальными
убеждениями категориях дихотомического противостояния.
Имеются признаки того, что такая перемена уже происходит.
В последнее время некоторые китайские эксперты публично за-
являют, что, проводя умелую тонкую политику и бдительно сле-
дя за секретными аспектами американо-японских связей, Китай
сумел бы не просто избежать развития событий в русле вышеопи-
санных мрачных сценариев, но и добиться большего. Подобный
курс благоприятствовал бы формированию в японском обществе
чувства принадлежности к общему азиатскому миру, препятствуя
поощряемому Америкой долговременному отчуждению Японии от
Азии. Ее отчуждение, как опасаются китайцы, может стать след-
ствием неустанных стараний Америки, жаждущей превратить
Выбор • 393
Японию из азиатской страны в тихоокеанский эквивалент Соеди-
ненного Королевства — страну со своим отдельным, островным,
отличающим ее от государств континента самосознанием, кото-
рая служила бы Америке в качестве ее привилегированного парт-
нера в Тихоокеанском регионе и ключевой миссией которой было
бы оказание помощи Америке в сдерживании «китайской угро-
зы». Желая подтолкнуть Японию к тому, чтобы она, напротив,
отождествляла свое будущее с Азией, один китайский специалист
в области внешней политики прибегнул к следующему утверж-
дению: «Для Китая самым идеальным результатом улучшения
китайско-японских отношений является благотворный, равносто-
ронний и предполагающий активное взаимодействие прогресс в
отношениях между Китаем, США и Японией»11.
С этой целью Пекин все более упорно добивается улучше-
ния своих отношений как с Соединенными Штатами, так и с Япо-
нией, невзирая на военные усилия последней. Сдвиг в позиции
Китая позволяет извлечь важный стратегический урок: плавное,
тщательно дозированное укрепление роли Японии в сфере бе-
зопасности в действительности повышает заинтересованность
Китая в сохранении стабильного сотрудничества с Соединенны-
ми Штатами, в неизменности американо-японских связей и под-
держании сбалансированности китайско-японо-американского
треугольника.
Тем не менее со стороны руководства США было бы заблуж-
дением считать, что столь же ощутимое наращивание вооружен-
ных сил Тайваня аналогичным образом имело бы положитель-
ный эффект. Постепенно обретающая могущество Япония, если
только она не отдалится полностью от США, вряд ли употребит
свои совершенствующиеся военные навыки на то, чтобы бросать
прямой вызов жизненно важным интересам Китая. Иначе обсто-
ит дело с Тайванем. Существует немалый риск, что сепаратист-
ски настроенные политические силы Тайваня не устоят перед ис-
кушением воспользоваться любым существенным ростом воен-
ного потенциала как благоприятной возможностью провозгласить
формальную независимость острова от Китая. В такой ситуации
ни одно китайское правительство, даже самое авторитарное, не
сможет остаться пассивным, особенно учитывая возросшее влия-
ние национализма на сознание китайских масс. Ярость китайско-
394 • Збигнев Бжезинский
го народа в этом случае в состоянии спровоцировать военное стол-
кновение между Китаем и Америкой с дестабилизирующими по-
следствиями для всего региона.
Помимо тайваньского вопроса, китайских руководителей во
внешнеполитической сфере и впредь будет волновать главным об-
разом то, насколько динамичный характер примет наращивание
Японией военной мощи, в какой мере ему будет сопутствовать ее
политическое самоутверждение и каковы международные амби-
ции этой страны, а также в какой степени союз с Америкой будет
оказывать сдерживающее воздействие на военное усиление Япо-
нии. В этой связи имеются основания для осторожного оптимиз-
ма. Едва ли Соединенные Штаты или Япония ринутся менять
стратегическую ориентацию. Периодические кампании в амери-
канских массмедиа, в ходе которых Китай пытаются изобразить в
качестве будущей сверхдержавы, грядущего соперника и источ-
ника главной угрозы для Америки, не привели к серьезному дав-
лению со стороны Конгресса или общественности, с тем чтобы
заставить США занять более враждебную позицию по отноше-
нию к Китаю. Никто не призывает к срочному перевооружению
Японии, как это было в отношении Западной Германии в 1950-е
годы — в опасное десятилетие «холодной войны».
Сами японцы демонстрируют глубокое понимание озабочен-
ности Китая и, вероятно, будут по-прежнему держаться в тени, даже
продолжая неуклонно укреплять свои военные возможности. Их
военные усилия, похоже, продиктованы не страстным стремлени-
ем японской нации обрести независимую военную мощь, а во мно-
гом осмотрительностью и нежеланием оказаться совершенно без-
защитными в случае внезапного отказа США от своих обяза-
тельств. В конечном счете Япония скорее руководствуется целью
иметь надежный запасной вариант, чем замышляет неожиданный
разрыв союзнических отношений.
На самом деле то, что демократические ценности и ярко выра-
женная антимилитаристская этика глубоко укоренились в мыш-
лении японцев, делает большую честь японскому народу и его по-
литической элите. Ведущиеся сейчас в Японии дискуссии о масш-
табах и геостратегических целях национальных военных программ,
неизменная поддержка общественностью строгих конституцион-
ных запретов на использование японских вооруженных сил за ру-
бежом — все это отражает рациональное и ответственное видение
Выбор • 395
международной роли Японии. Короче говоря, сегодняшняя Япо-
ния — конституционная демократия истинного образца — явля-
ется добропорядочным гражданином мира.
Конечно, в Японии раздаются голоса, ратующие за более уве-
ренное поведение на международной арене, и особенно слышны
они стали после событий 11 сентября. Но, за исключением не име-
ющего заметного влияния крикливого меньшинства, те, кто на-
стаивает на более активной роли страны, делают упор главным
образом на обязанность Японии как второй по экономическому
потенциалу державы мира взять на свои плечи соразмерную долю
ответственности за обеспечение глобальной безопасности. В общем
и целом такая линия не подразумевает призывов к полной воен-
ной независимости и разрыву уз, связывающих Японию с Соеди-
ненными Штатами. Растущая склонность отказаться от интерна-
ционалистского пацифизма, возможно, присутствует, но это не
означает намерения встать на путь националистического мили-
таризма.
Типичными являются взгляды, высказанные после событий
11 сентября председателем постоянного комитета по внешней по-
литике и обороне верхней палаты японского парламента. «Про-
стое пацифистское представление о том, что военная мощь есть
зло, сложилось в послевоенной Японии в результате страшного
опыта, пережитого страной в годы Второй мировой войны, — от-
метил он. — Эта идея, получившая преувеличенное толкование,
переросла в так называемый пацифизм одной страны, и мы долж-
ны критически переосмыслить свои позиции в этом отноше-
нии». «Японии как ответственному члену международного со-
общества, — продолжал японский политик, — надлежит обрести
способность играть свою роль в противодействии новым угрозам,
возникшим в эпоху после окончания «холодной войны». Далее,
мы должны создать систему, которая защитит наши жизни, соб-
ственность и землю от традиционных угроз (таких, как вооружен-
ное нападение со стороны других стран)... И наконец, нам надо
внести поправки в законодательство, чтобы обеспечить успешное
функционирование альянса между Японией и США, необходи-
мого для сохранения общего военного равновесия в Восточной
Азии»12.
Это и многие другие подобные заявления отражают крепну-
щие в обществе настроения в поддержку более напористой поли-
396 • Збигнев Бжезинский
тической линии Японии на мировой арене. Япония явно отходит
от пассивной пацифистской позиции, тяготея к более активной
вовлеченности в международную жизнь, включая не только опе-
рации по поддержанию мира, но и прямое военное участие в при-
нуждении к миру (как в Ираке). Тем не менее такая ориентация
далека, как небо от земли, от независимой, националистической,
милитаристской внешней политики, которая имеет шансы стать
реальной только вследствие фундаментального и угрожающего
изменения военно-политической обстановки вокруг Японии.
В отличие от европейских стран накануне 1914 года, ни Ки-
тай, ни Япония не ударились в националистические разглаголь-
ствования о своем великодержавном буду!цем. В отличие от со-
ветских руководителей, которые нередко похвалялись, что Россия
вот-вот выроет могилу Соединенным Штатам, китайцы склонны
подчеркивать (и совершенно справедливо) свою относительную от-
сталость и то, как много времени понадобится на ее преодоление13.
Японцы, пережив в 1980-х годах недолгое суетливое упоение,
во многом вызванное опасениями Америки, испугавшейся, что
Япония вот-вот станет «следующим сверхгосударством», столь же
скромны в оценке своих долгосрочных перспектив. Они прекрас-
но отдают себе отчет не только в уязвимости собственной страны
в случае глобальных беспорядков, но и в том, какие помехи ее бла-
годенствию создают затянувшаяся экономическая депрессия и
старение населения Японии.
Еще одно обстоятельство крайне важно: китайцы лучше, чем
кто бы то ни было, знают, что у них нет и в течение определенного
времени не появится достаточных сил, чтобы позволить себе серь-
езные военные провокации. Любой военный сценарий, способ-
ный перерасти в столкновение с Соединенными Штатами, озна-
чал бы для Китая катастрофу. При желании Соединенные Шта-
ты могли бы установить блокаду вокруг Китая, полностью пара-
лизовав тем самым его внешнюю торговлю и поставки нефти в
страну14. Но даже если этого не случится, серьезный конфликт в
регионе, как уже отмечалось, чреват воплощением в жизнь еще
одного кошмара китайских стратегов — появлением обладающей
сверхсовременным военным потенциалом Японии, рвущейся к
новой политической роли и не связанной опекой США.
Гораздо более правильным курсом для Китая было бы эконом-
но расходовать свои силы, создавать условия для дальнейшего эко-
Выбор • 397
комического роста, терпеливо работать над укреплением эконо-
мической зависимости Тайваня от материка и осторожно куль-
тивировать рост особого азиатского политического самосознания,
пестуя экономическое сообщество азиатских стран, куда со вре-
менем удалось бы заманить и Японию. Политический интерес
Китая к формированию такого отдельного, не связанного с Аме-
рикой сообщества явно растет. Там-то, ожидают китайцы, их по-
литический голос будет звучать громче всех — и Америке придет-
ся прислушаться к нему.
Китайцам ведомо не только то, что для осуществления всех
этих замыслов нужен мир на Дальнем Востоке. Они также пони-
мают, что в мирной обстановке Китай имеет шанс стать в букваль-
ном смысле глобальной фабрикой — всемирным центром произ-
водственных инвестиций и главным в мире экспортером готовой
промышленной продукции. По его вине уже разоряются некото-
рые традиционные секторы промышленности высокоразвитых
стран, включая Америку, и даже экономически быстроразвиваю-
щихся конкурентов Китая наподобие Индии. К тому же китай-
ские фирмы начинают скупать обанкротившиеся японские компа-
нии в Юго-Восточной Азии. Китайцы чувствуют, что приблизи-
тельно через два десятка лет благодаря совокупному эффекту этих
тенденций Китай может превратиться в доминирующую торго-
вую державу и политического лидера Азии.
В любом случае период неизменно осмотрительного поведе-
ния Китая во внешних делах продлится не менее чем до 2008 года.
Олимпийские игры 2008 года, которые предстоит принимать у
себя Пекину, слишком значимы для самовосприятия Китая и
слишком существенны с точки зрения его социально-экономиче-
ского преуспевания, чтобы он мог допустить их срыв в результате
спровоцированного им самим международного кризиса. Это в
одинаковой степени касается Тайваньского пролива и Северной
Кореи.
Кроме того, китайская элита ощущает, что внутри страны уси-
ливается политическая и социальная напряженность, создающая
потенциальную угрозу стабильности системы в целом. Среди мно-
гочисленных обстоятельств, способных привести к политическим
и социальным беспорядкам, особое место занимают два фактора:
возросшая доступность Интернета для молодого поколения и все
более видимые признаки социального неравенства. Первый фак-
398 • Збигнев Бжезинский
тор подрывает давнюю монополию Коммунистической партии на
информацию. Около 35 миллионов китайцев пользуются Интер-
нетом, и, как показывают исследования, это главным образом мо-
лодые, относительно состоятельные, образованные и, следователь-
но, полные социальных и политических стремлений мужчины.
Склонные доверять Всемирной паутине в качестве основного
источника информации, они предпочитают искать нужные им све-
дения не в отечественных базах данных. Любопытно следующее
сравнение: в то время как только 4% японских пользователей Ин-
тернета посещали неяпонские сайты, в Китае число пользовате-
лей, посещающих некитайские сайты, составило 40%15.
Второй фактор — растущее социальное неравенство, — по-ви-
димому, будет порождать все более трудноразрешимые дилеммы
с точки зрения формально эгалитарной доктрины режима. Даже
официальный печатный орган Коммунистической партии откры-
то признал, что «разрыв между богатыми и бедными начал и про-
должает увеличиваться, а дисбалансы в распределении будут ста-
новиться все очевиднее... Противоречия и конфликты приобре-
тают все более антагонистический характер»16. В других китай-
ских исследованиях отмечается, что социальное неравенство уже
достигло «опасного уровня»17.
В общем, на протяжении по крайней мере ближайшего деся-
тилетия, а может быть, и дольше Китай вряд ли окажется гото-
вым бросить серьезный политический вызов существующему на
международной сцене иерархическому международному поряд-
ку. Благодаря этому у Америки остается время, чтобы не дать
Восточной Азии воспроизвести катастрофический европейский
опыт 1914 года и последующих лет, а повести ее в том направле-
нии, где азиатским странам предстоит по-своему повторить ус-
пех, выпавший на долю Европы после 1950 года. В распоряжении
Соединенных Штатов есть приблизительно десять лет, чтобы пре-
образовать складывающееся между ними, Японией и Китаем не-
формальное политическое равновесие в более структурированные
отношения в сфере безопасности, способные выдержать всевоз-
можные трения и соперничество, свойственные уже восставшей
от политического сна, но институционально неразвитой Восточ-
ной Азии. Однако необходимые структуры и партнерские дого-
воренности не возникнут сами собой. Только Соединенным Шта-
там по плечу дать импульс их появлению и побудить присоеди-
Выбор • 399
ниться к ним другие страны, включая динамично развивающую-
ся Южную Корею.
Возможно, это выглядит парадоксальным, но, для того чтобы
такое трехстороннее равновесие было устойчивым, Японии над-
лежит расширить свои политические обязательства. Постепенно
Японии придется взять на себя полномасштабную ответствен-
ность в сфере международной безопасности, а это подразумевает
более обширный спектр военных возможностей. Японский паци-
физм не должен принимать форму бесконечного одностороннего
отречения от истинных атрибутов региональной державы. В дол-
госрочной перспективе для сохранения мира на Дальнем Востоке
нужна такая Япония, которая, не угрожая Китаю, вместе с тем не
чувствовала бы себя ни уязвимой перед китайской мощью, ни
униженной своей зависимостью от Америки. Если Япония будет
полноценным в военном отношении союзником Америки в Ти-
хоокеанском регионе, а не американским протекторатом в плане
безопасности, это повысит заинтересованность Китая в мирной
Восточной Азии и в то же время уменьшит его шансы, используя
паназиатские настроения, направить японский национализм в
антиамериканское русло.
Соответственно Соединенным Штатам следует поощрять ос-
торожное, но непрерывное укрепление японского военного потен-
циала, которое должно координироваться в том, что касается ис-
пользования высоких технологий, с оборонными ведомствами
США и осуществляться с упором на военно-воздушные и воен-
но-морские силы, а не на создание крупной сухопутной армии,
предназначенной действовать на материке. Необходимо также
убедить Японию развивать элитные ударные силы, приспособлен-
ные для проведения специальных операций, и участвовать с их
помощью в непосредственных акциях за пределами страны в це-
лях содействия миру на планете. Деятельность в интересах всеоб-
щего мира должна считаться совместимой с конституционными
полномочиями Японии, ограничивающими ее военную роль са-
мообороной.
Одновременно наряду с активизацией эпизодического, доволь-
но скромного и в основном неформального трехстороннего диа-
лога между США, Японией и Китаем в сфере безопасности этим
трем странам надлежит организовать официальный процесс ре-
гулярных трехсторонних консультаций по военным вопросам.
400 • Збигнев Бжезинский
Если каждая сторона получит возможность свободно делиться
своими опасениями и расспрашивать остальных об их стратеги-
ческих замыслах, то такие обсуждения положат начало зарожде-
нию хотя бы крупиц взаимного доверия. В свое время рамки про-
цесса можно будет раздвинуть, вовлекая в него другие азиатские
государства и обращаясь к более обширному кругу вопросов ре-
гиональной безопасности.
Например, вопросы безопасности на Корейском полуострове
могли бы стать мотивом для включения в круг участников кон-
сультаций военных из Южной и Северной Кореи. Постепенно и
другие азиатские страны получили бы возможность присоеди-
ниться к расширяющемуся и получившему более официальный
статус диалогу. Проблема ядерного вызова, столь дерзко брошен-
ного Северной Кореей, может быть разрешена мирным образом
только на основе многостороннего сотрудничества, в котором
предстоит принять участие всем примыкающим к обеим Кореям
государствам. Если же такой ответ в духе регионально-го сотруд-
ничества не искать, то остается два почти одинаково непривлека-
тельных варианта развития событий: закрывая глаза на претен-
зии Северной Кореи, США усилят расположенность японцев по-
лагаться на собственные силы в области безопасности, а в случае
единоличной военной реакции со стороны Америки, которая уже
последовала бы, если бы не занятость США Ираком, весь регион
может оказаться втянутым в военные действия.
Не стоит недооценивать такой осложняющий положение фак-
тор, как поднимающий голову корейский национализм, который
на протяжении десятилетий сдерживался расчленением Кореи
между двумя конкурировавшими блоками. В Южной Корее на-
ционализм естественным образом нашел свое выражение в про-
американской ориентации, не утратив притом резких антияпон-
ских акцентов. Но с окончанием «холодной войны» и появлением
нового поколения корейцев, которое рассматривает войну 1950 года
между Севером и Югом как событие далекого прошлого, начало
формироваться более ярко выраженное сознание отдельной корей-
ской общности. В глазах многих Америка выглядит не столько за-
щитницей, сколько державой, заинтересованной в сохранении раз-
дела страны. Хотя пока эти настроения нехарактерны для боль-
шинства населения, само их возникновение свидетельствует, что
Выбор «401
военное присутствие США в Южной Корее все больше становит-
ся спорным вопросом.
Между тем ядерный вызов со стороны Северной Кореи стал
лакмусовой бумагой для проверки перспектив эффективного ре-
гионального сотрудничества в Северо-Восточной Азии. Если Со-
единенные Штаты не сумеют добиться реального прогресса в та-
ком сотрудничестве, региону не избежать постепенного нараста-
ния напряженности, не говоря уже о дальнейшем распростране-
нии ядерного оружия. Очевидно, что на карту поставлено многое.
Неспособность справиться с этой проблемой могла бы нанести не-
поправимый ущерб позициям Америки в Северо-Восточной Азии,
тогда как, обеспечив единый подход Китая, Японии и России к
сложившейся ситуации, США создали бы прецедент для более
масштабного сотрудничества в области безопасности и на более
обширных евразийских пространствах.
С развитием регионального сотрудничества в Северо-Восточ-
ной Азии существующая Организация по безопасности и сотруд-
ничеству в Европе (ОБСЕ) могла бы быть преобразована в струк-
туру, охватывающую всю Евразию. Несмотря на ограниченность
своих полномочий, ОБСЕ в ее нынешнем виде сыграла полезную
роль в наблюдении за осуществлением ряда миротворческих ини-
циатив, предпринятых в связи с этническими конфликтами, ко-
торые разразились в Европе после окончания «холодной войны».
Расширение географических рамок этой организации привело бы
к появлению общеевразийского форума по вопросам безопаснос-
ти, в задачу которого входило бы отражение таких новых вызо-
вов, как транснациональный терроризм и распространение ору-
жия массового уничтожения.
В гораздо более отдаленном будущем этот процесс мог бы увен-
чаться становлением трансконтинентальной евразийской систе-
мы безопасности. С расширением НАТО, особенно если к ней в
той или иной форме будет приобщена Россия, могут сложиться
условия для создания трансъевразийской структуры коллектив-
ной безопасности, охватывающей также Китай и Японию. Хотя
подобному форуму будет недоставать сплоченности НАТО, он
способен превратиться в центральный институт по обеспечению
мира в Евразии. Круг его ведущих участников, расширяясь, мог
бы постепенно включить и другие государства, например Индию.
402 • Збигнев Бжезинский
Имеющие стабилизирующий эффект долговременные союзы Аме-
рики с Японией и Южной Кореей еще долго останутся необходи-
мыми, но это — реальность, которую все больше признают как
Китай, так и Россия.
Тем временем в интересах предстоящего начинания стоило бы
также придать ежегодным саммитам «большой восьмерки» харак-
тер политико-экономического консультативного процесса, кото-
рый более точно отражал бы новые мировые реальности. Перво-
начально встречи в верхах «большой семерки» задумывались для
того, чтобы предоставить возможность консультироваться друг с
другом руководителям ведущих и экономически самых мощных
демократических государств. Включение России (и, следователь-
но, переход к «большой восьмерке») мотивировалось политиче-
ским стремлением дать переживающей трудные времена постсовет-
ской России — хотя она не является ни подлинной демократией,
ни одной из главных экономических держав — ощущение достой-
ного статуса и причастности. Принимая во внимание этот преце-
дент, бессмысленно по-прежнему отстранять от участия в этих
встречах Китай и Индию, с включением которых образовавшаяся
«большая десятка» превратилась бы в значимый механизм эконо-
мических и политических консультаций в масштабах Евразии.
В контексте поэтапного расширения сотрудничества, опира-
ющегося на крепнущий институциональный фундамент, вероят-
но, улучшатся перспективы конструктивного урегулирования как
тайваньского, так и корейского вопросов. Только по-настоящему
распростившийся с коммунистическим прошлым Китай (если не
формально, то по крайней мере де-факто порвавший со своими
прежними доктринами) в состоянии сделать воссоединение при-
влекательной идеей для Тайваня. Но благодаря быстрому разви-
тию экономических связей между островом и материком, внутрен-
ним переменам в Китае и его постепенному вовлечению в широ-
кую трансконтинентальную систему безопасности вероятность вос-
соединения в том или ином варианте на основе некоей новой
формулы будет расти. Точно так же Корея будет объединена лишь
тогда, когда ее воссоединение сочтет выгодным для себя Китай и
когда он также перестанет видеть в Соединенных Штатах и Япо-
нии источники потенциальной угрозы.
Таким образом, на Дальнем Востоке Соединенным Штатам
предстоит выполнять повестку дня, требующую последователь-
Выбор • 403
ности и долговременной стратегической ответственности. Но не-
уклонная интеграция Дальнего Востока в более широкие евразий-
ские структуры безопасности со временем улучшит шансы на бо-
лее эффективное устранение как привычных, так и новых угроз,
подстерегающих Восточную Азию.
Реванш Евразии?
Этот обнадеживающий сценарий исходит из того, что трансат-
лантическая и транстихоокеанская стратегии Америки будут и
впредь строиться на основе здравого подхода как к стилю, так и к
существу глобального лидерства Америки. Если ситуация изме-
нится, нельзя будет исключить опасность того, что Америка стол-
кнется с широким недовольством стран континента ее мировым
первенством и в итоге утратит свое стратегическое верховенство
в Евразии.
На протяжении последних 60 лет Америка играла столь кар-
динальную роль в мировых делах, что в настоящее время как ев-
ропейские, так и азиатские государства едва ли могут думать о
заключении каких-либо международных договоренностей, не под-
разумевающих тем или иным образом политическое участие Аме-
рики. Для Европы это положение дел было освящено Организа-
цией Североатлантического договора и в предстоящие годы, по-
видимому, дополнительно закрепится установлением связи меж-
ду ответственностью НАТО и неспешно создаваемыми военными
возможностями Евросоюза. На Дальнем Востоке военные узы,
связавшие Америку с Японией, Южной Кореей и неофициально
с Тайванем, сделали безопасность этих трех государств неотдели-
мой от безопасности Америки. Даже сам Китай, десятилетиями
критиковавший военное присутствие Америки в Азии, в после-
дние годы сменил позицию, признав, что (по выражению ответ-
ственного чиновника КНР) «цели политики Китая и Соединен-
ных Штатов, относящиеся к поддержанию стабильности в Азии,
в основном идентичны»18.
Это положение может пошатнуться, если Европа и Азия по-
падут под власть популистского антиамериканского движения, ко-
торое именует себя панъевропеизмом на Западе и паназиатским
течением — на Востоке. У каждого из этих движений имеются
предшественники, впрочем, ни то ни другое по сию пору не пре-
404 • Збигнев Бжезинский
успело в битве за сердца и умы большинства европейцев или жи-
телей Азии. Оба представляют собой зарождающиеся формы над-
национального регионализма. В Европе панъевропейское движе-
ние громко заявило о себе после ужасных бедствий Первой миро-
вой войны, но оказалось бессильно преодолеть националистиче-
ский партикуляризм европейских народов. В годы Второй мировой
войны Гитлер, особенно в ходе нападения на Советский Союз, пы-
тался заручиться поддержкой профашистски настроенных фран-
цузов, бельгийцев, голландцев и норвежцев, апеллируя к защите
«общей Европы» от большевистских орд. Его старания увенча-
лись минимальным успехом. На Дальнем Востоке японские ми-
литаристы вынашивали идею «великой восточноазиатской сфе-
ры общего процветания» и, эксплуатируя паназиатские лозунги,
пробовали взывать к антиколониальным чувствам китайцев, тай-
цев, яванцев, бирманцев и индийцев. Но и здесь эти потуги оказа-
лись напрасными, даже если они внесли свою незначительную
лепту во взлет антиколониальных настроений.
Нельзя полностью отметать вероятность, как бы мала она ни
была в настоящий момент, антиамериканской реакции, рядящей-
ся в европейские и азиатские одежды. Она может стать реально-
стью, если панъевропейское и паназиатское движения соберут под
свои знамена всех, кто видит в Америке общую угрозу. В этом
случае антиамериканизм будет осознанно выражать себя в форме
регионального национализма, а объединяющей платформой по-
служат старания сократить американское присутствие или даже
полностью вытеснить Америку с западной и восточной окраин
Евразии.
В Европе образцовым воплощением панъевропеизма, черпа-
ющего политическое вдохновение в недовольстве американской
гегемонией в целом и ее последствиями на Ближнем Востоке в
частности, может стать франко-германский альянс —- своего рода
возрожденная империя Карла Великого. Раздражение, досада,
ропот, вызываемые политическим, стратегическим и культурным
преобладанием Америки, сольются тогда в едином русле борьбы
за дело самостоятельной пан-Европы. Первое представление о ха-
рактере столь экстремального курса дают вопли протеста, которы-
ми европейцы встретили предпринятую Соединенными Штата-
ми в 2003 году войну против Ирака19.
Выбор • 405
На Дальнем Востоке, где идеология сдает свои позиции и на-
бирает силу национализм, Китай начинает заново определять свое
место, на этот раз не в качестве «революционной державы», а как
предполагаемый лидер Азии. Он уже является главным торговым
партнером большинства государств Юго-Восточной Азии, и его
экономическое и политическое присутствие становится все более
ощутимым в прежде подконтрольной России Центральной Азии.
Китайские официальные лица говорят о растущей роли Азии и
связывают будущее этой части мира с будущим Китая. Избран-
ный в марте 2003 года новый председатель КНР Ху Цзинтао, на-
ходясь в мае 2002 года с визитом в Малайзии (в качестве вице-
председателя), заявил, что «Азия не может достичь процветания
без Китая». «История уже доказала и будет доказывать и впредь,
что Китай является активной движущей силой развития азиат-
ских стран», — отметил китайский лидер. Упоминания о миссии
Китая в Азии, подчеркивающие его особую роль, все чаще при-
сутствуют и во внешнеполитических декларациях китайского
руководства.
Азиатская политическая ориентация уже отчетливо проявля-
ется в растущей институциализации собственно азиатского реги-
онального сотрудничества. Китай, Япония и Южная Корея еже-
годно проводят сепаратные трехсторонние встречи на высшем
уровне; существует тенденция формирования азиатского эконо-
мического блока; обсуждаются перспективы сотрудничества в
области безопасности на азиатской региональной основе. Неко-
торые азиатские лидеры не делают секрета из того, что все это
направлено на высвобождение из-под верховенства Соединенных
Штатов. Китайцы достаточно открыто выражают свой замысел.
«...Создание организации сотрудничества в восточноазиатском
регионе стало одной из долгосрочных стратегических целей Ки-
тая... Китай уже понял, что интеграция региона означает не толь-
ко социальную и экономическую интеграцию, но и политическую,
равно как интеграцию в области безопасности. В то же время он
понял и другое: для того, чтобы завоевать доверие стран, находя-
щихся на периферии региона, и играть ту роль, которую должна
принять на себя в регионе крупная держава, необходимо во всех
отношениях смешаться и слиться с обществом, господствующим
в регионе, и вместе с другими странами определить единый план
игры и следовать ему»20.
406 • Збигнев Бжезинский
Все это не осталось незамеченным японскими наблюдателя-
ми, некоторые из которых многозначительно объясняют китай-
ские усилия намерением создать «экономическую сферу велико-
го Китая». «Существует опасность возникновения в Азии зоны
великого Китая, — предостерегают также японские комментато-
ры, — а это, в свою очередь, может привести к политике региона-
лизма, исключающей присутствие внешних держав»21. К тому же,
из обсуждения внешнеполитических проблем в японском обще-
стве явствует, что японцев все больше беспокоит, как бы действу-
ющие на Дальнем Востоке договоренности в области безопасности
не были поколеблены и Япония не оказалась перед необходимо-
стью фундаментального выбора. Как уже отмечалось, наиболее ве-
роятной реакцией Японии на серьезный дестабилизирующий удар
по метастабильной системе отношений в Восточной Азии — на-
пример на неспособность Америки успешно и в контексте регио-
нального подхода справиться с брошенным Северной Кореей вы-
зовом — был бы резкий и ни с кем не согласованный поворот к
ремилитаризации. А это само по себе усилило бы и склонность
Китая более открыто выступить во главе континентально-азиат-
ского движения, направленного на вытеснение из региона внеш-
них сил.
Неустойчивый характер японского и корейского национализ-
ма вносит опасный элемент неопределенности. Обе страны были
сперва усмирены, а затем возвышены — и все это произошло в
результате сложившейся после Второй мировой войны зависи-
мости от Америки. Зависимость этих стран от США получила свое
рациональное обоснование, поскольку она была признана исто-
рической, а также стратегической необходимостью. Но стоит та-
кому признанию уступить место недовольству, и радикальный на-
ционализм в обеих странах может приобрести антиамериканскую
направленность, стимулируя становление регионального азиат-
ского самосознания, которое будет выражать себя через стремле-
ние к независимости от американской гегемонии. Потенциал для
подобного развития событий имеется в обеих странах, и некий
неожиданный, но травмирующий сдвиг способен привести его в
действие22.
Возникновение антиамериканских панъевропейских и пана-
зиатских тенденций, особенно если США будут разжигать страс-
ти, проводя политику единоличных решений, помешает форми-
Выбор • 407
рованию требуемой структуры глобальной безопасности. Даже
если эти движения не приобретут доминирующего влияния, они
способны повернуть вспять процесс глобального строительства,
поступательно развивавшийся в последние несколько десятиле-
тий. А возобладав, они могут вытеснить Америку из Евразии.
Понимание этой опасности должно побудить США приложить
еще больше усилий к углублению и расширению стратегических
связей Америки с имеющими жизненно важное значение запад-
ными и восточными регионами Евразии.
1 В реальности происходит увеличение разрыва в военной мощи между
Соединенными Штатами и Европейским союзом. Системный сравнительный
анализ расходов США и Западной Европы на исследования и опытно-конст-
рукторские разработки (НИОКР) военного назначения, выполненный в на-
чале 2003 года в Министерстве обороны Франции, показал, что Европа стоит
на пороге «настоящего технологического разоружения», поскольку совокуп-
ные расходы европейских стран составили всего 40% от расходов США в 1980
году, 30% — в 1990 году и менее 23% — в 2000 году. См.: IsnardJ. L’Europe
menacee par le desarmement technologique // Le Monde. — 2003. — 15 avr.
2 Ze Gendre B. L’Europe de demain se cherche un passe // Le Monde. — 2002. -
23 nov.
3 В начале 2001 года тогдашний председатель ЕС и премьер-министр Шве-
ции Горан Перссон, вопреки модным веяниям, безоговорочно отверг даже эвен-
туальную возможность членства России в Евросоюзе. Без всяких церемоний
он заявил: «Россия — не европейская, а континентальная страна, занимающая
обширные части Европы, а также Азии... Я могу себе представить, что когда-
то мы будем поддерживать весьма широкомасштабное экономическое сотруд-
ничество с Россией, потому что обе стороны нуждаются в этом... Но принять
Россию — значило бы фундаментально изменить характер ЕС». См.: Zecchini L.
Relations avec la Russie sont d’une extreme importance // Le Monde. — 2001. — 23
mars.
4 Если провести прямую линию от Каспия к Сахалину, то азиатская тер-
ритория Евразии окажется разделенной на две части: севернее — крайне ма-
лонаселенные Сибирь и российский Дальний Восток, где проживает 30—35
миллионов человек, и непосредственно к югу — крайне густонаселенная зона,
где сосредоточено приблизительно 3 миллиарда китайцев, индийцев и му-
сульман.
5 Sommer Т. Die deutsche AuBenpolitik: unterwegs Entwurf einer Reiseroute
fur die Diplomatie der Berliner Republik // Die Zeit. — 2001. — N 10.
6 По выражению одного французского обозревателя, «главной слабостью
внешней политики «пятнадцати» (стран ЕС. - Примеч. пер.) является преж-
де всего бесхребетность... Чего недостает «пятнадцати»? Ответ очевиден: по-
литического проекта и общего видения» (Zecchini L. Les complexes de l’«Europe-
408 • Збигнев Бжезинский
puissance» // Le Monde. — 2001. — 20 avr.). После 11 сентября подобные сето-
вания получили широкое распространение в Европе, что подчеркивает зияю-
щий контраст между однобокой целеустремленностью Америки и отсутстви-
ем у европейцев стратегической миссии даже на Ближнем Востоке -- в непо-
средственно примыкающем к Европе регионе.
7 С типичным для того времени яростным осуждением Соединенных Шта-
тов выступил 20 апреля 2001 г. официальный орган Центрального комитета
Коммунистической партии Китая (ЦК КПК) газета «Жэньминь жибао», в
которой утверждалось, что «войска США неустанно сеют смуту по всему миру,
создавая огромную угрозу миру и стабильности на планете», и все это — под
аккомпанемент своих «гангстерских мелодий». Публичная полемика о поли-
тике Америки, представленная на страницах того же самого официального
печатного органа спустя почти год, 23 марта 2002 г., не оставляла сомнений в
произошедшей перемене. Когда один из участников дискуссии стал доказы-
вать, что Америка использует войну с терроризмом ради сохранения собствен-
ного глобального превосходства, он получил отповедь от одного из собесед-
ников, заявившего, что определяющая американскую позицию «главная тен-
денция направлена на взаимное сотрудничество и доверие» в отношениях
между США и КНР. Еще одним примером трезвого анализа взаимоотноше-
ний между США и КНР является статья под заголовком «Пять больших раз-
личий между Китаем и Соединенными Штатами требуют надлежащего обра-
щения», опубликованная 21 февраля 2002 г. в принадлежащей КНР ежеднев-
ной газете «Вэньвэй бао», выходящей в Гонконге.
8 Примечательно, что Япония решилась на развертывание двухуровневой
системы противоракетной обороны, состоящей из ракет-перехватчиков мор-
ского (SM3) и наземного базирования (РАСЗ), для которой требуется как
минимум восемь эсминцев «Эгис». Стоимость этой системы может составить
от 500 млрд, до 1 трлн, иен с лишним (примерно от 4,2 до 8,4 млрд, долларов).
(См. редакционную статью: Япония упорно выполняет политическое реше-
ние развернуть ракетную оборону до 2006 бюджетного года (на кит. яз.) //
Санкэй симбун. — 2003. — 23 июня.)
9 В числе многочисленных рассуждений в обоснование вышеуказанного за-
ключения можно отметить материал о японских ракетных технологиях в газете
«Цзефанцзюнь бао» за 12 февраля 1999 г.; статью в «Жэньминь жибао», появив-
шуюся 11 декабря 2000 г. и посвященную общим размерам японского оборонно-
го ведомства и его масштабному бюджету; публикацию от 17 июня 2002 г. в об-
щетематическом еженедельнике официального китайского агентства новостей
«Ляован», в которой главное внимание уделялось ядерной проблеме.
10 См. репортаж Моники Чжу: Chu М. Taiwan and Japan «Silent Allies» //
Taipei times. — 2001. — 24 July.
11 Пан Чжуньин. Обсуждение американского фактора в китайско-япон-
ских отношениях (на кит. яз.) // Жэньминьван. — 2002. — 23 апр. (интернет-
издание ЦК КПК).
12 Кейдзо Такеми (цит. по: Санкэй симбун. — 2001. — 27 дек.). Конферен-
ция представителей японского частного бизнеса выступила с рекомендацией,
Выбор • 409
во многом созвучной заявлению Такеми: учредить при кабинете министров
Национальный стратегический совет, который помогал бы разрабатывать пла-
ны, предназначенные обеспечить более эффективное реагирование Японии
на чрезвычайные ситуации в мире, и параллельно организовать японо-амери-
канскую стратегическую конференцию в составе официальных лиц и веду-
щих фигур частного сектора «в целях расширения союзнических отношений
между Японией и США» (редакционная статья в газете «Санкэй симбун», 10
марта 2002 г.). Кроме того, как свидетельствуют опросы общественного мне-
ния в Японии, несмотря на то что идея внесения поправок в японскую кон-
ституцию имеет сторонников, преобладающее большинство (даже среди тех,
кто поддерживает некоторые изменения) по-прежнему выступает за неизмен-
ность статьи 9, в которой Япония отказывается от права войны.
13 В исследовании, подготовленном Китайской академией наук и представ-
ленном общественности в марте 2001 года, сделан вывод, что к 2050 году Ки-
тай станет всего лишь «умеренно развитой» страной.
14 Начиная с 1993 года Китай импортирует нефть во все более значитель-
ном количестве; если в настоящее время 20% его потребностей в этом сырье
обеспечиваются за счет поставок из-за рубежа, то к 2010 году эта цифра, веро-
ятно, превысит 40%, а по объему ввозимой нефти Китай обгонит Японию.
(Положение в области нефтяной безопасности Китая (на кит. яз.) // Дагун-
бао. — 2000. — 10 нояб.) Связанное с этим ощущение уязвимости заставило
Китай задуматься о создании мощной национальной системы стратегических
запасов нефти. См.: Инвестировать 100 миллиардов долларов в строительство
стратегической нефтяной системы (на кит. яз.) //Дагунбао. — 2002. — 13 нояб.
15 Согласно газетным сообщениям. См.: South China Morning Post. —
2001. — 27July; 2002. — 8July. Конечно, не исключено, что эти цифры отража-
ют всего лишь недостаточное количество имеющихся в Китае национальных
сайтов либо недостаток там сайтов определенного рода, наподобие новостных
лент, по сравнению с Японией и другими странами.
16 См. подробное сообщение: Политический вопрос, заслуживающий серь-
езного изучения (на кит. яз.) // Жэньминь жибао. — 2001. — 31 мая.
17 См. обзор исследований китайских специалистов: South China Morning
Post. — 2001. — 20 June; 2002. — 7 Jan. Если использовать коэффициент Джи-
ни — международно признанный показатель неравенства доходов, то опас-
ный уровень составляет 0,4; к 2002 году неравенство между городскими и
сельскими жителями достигло в Китае 0,59, то есть уровня, который пред-
ставляет угрозу социальной стабильности. Изменению этого индикатора в
последние два десятилетия в обществе с эгалитарной идеологией вполне
может сопутствовать недовольство людей внезапным появлением богатства
у немногочисленной группы, особенно если известно о широком распрост-
ранении коррупции.
18 Эти слова принадлежат Фу Ин (директору департамента по делам Азии
Министерства иностранных дел) (см.: Китай и Азия в новый период (на кит.
яз.) //Дагунбао. — 2003. — 11 янв.). Он также отметил, что «присутствие США
в этом регионе есть объективная исторически сложившаяся реальность».
410 • Збигнев Бжезинский
19 «В течение нескольких недель европейская общественность громко из-
ливает свои чувства... Между тем эта общественность говорит не на одном язы-
ке. Она говорит по-испански, по-французски, по-итальянски, по-английски,
по-немецки или по-польски... Значительное большинство приходит к одному
и тому же выводу: иракская война, которую ведут и возглавляют Соединен-
ные Штаты, незаконна и опасна... И возможно, через 10 или 20 лет люди будут
вспоминать, что именно весной 2003 года на улицах и площадях Европы была
написана преамбула к Европейской конституции». (См. редакционную ста-
тью: So students, come rally // Sueddeutsche Zeitung. — 2003. - 26 Mar.)
20 Еще один крупный шаг китайской дипломатии // Женьминь жибао. —
2003. — 9 окт.
21 См. редакционную статью: АСЕАН плюс три: необходимо остерегаться
лидирующей роли Китая (на яп. яз.) // Санкэй симбун. — 2002. — 2 нояб. Да-
лее в статье следовал призыв к Японии «сотрудничать со странами, располо-
женными за пределами региона... чтобы не допустить усиления азиатского
регионализма, главным идеологом которого является Китай». См. также ре-
дакционную статью: Год, когда предстоит сделать важный выбор — распро-
щаться с «инактивизмом» (на яп. яз.) // Санкэй симбун. — 2003. — 1 янв.
22 Хотя это явление пока не затронуло большинство населения, в обеих
странах наблюдаются усилившееся чувство близости к другим азиатским на-
родам и некоторая обеспокоенность нынешним статусом. В Южной Корее эти
нарождающиеся настроения проявляются в более откровенном и настойчи-
вом признании принадлежности всех корейцев к единой нации, а в японском
обществе — в рассуждениях о том, что Японии следует тверже стоять на соб-
ственных ногах и играть более активную роль в Азии. Как показали опросы
общественного мнения в Японии, проведенные в 2001 году правительством и
в начале 2002 года — газетой «Асахи симбун», явное большинство японцев
предпочитают, чтобы Япония оказывала экономическую помощь главным
образом другим азиатским странам. Второй опрос выявил также высокую сте-
пень интереса японцев, жителей Южной Кореи и китайцев к более тесному
региональному сотрудничеству. Согласно помещенному в Интернете обзору,
посвященному 56 «новым азиатским лидерам» (как они были названы на
Мировом экономическом форуме), более половины из них считают желатель-
ным дальнейшее развитие экономического сотрудничества в Азии и около двух
третей находят наиболее предпочтительной моделью интеграции формулу
«АСЕАН+3» (Китай, Япония, Корея) или «АСЕАН+4» (Китай, Япония, Ко-
рея, Индия). См.: So Chi-yon. Korea to Become Research Base for Asia // The
Korea Times. — 2003. — 21June.
ЧАСТЬ II
Американская гегемония
и всеобщее благо
Роль Америки в мире определяется двумя главными реалия-
ми современности: беспрецедентными масштабами американской
глобальной мощи и беспрецедентной глобальной взаимозависи-
мостью. Первая отражает фактор монополярности в развитии
международных отношений под американской гегемонией — не
важно, провозглашается ли это громогласно или осуществляется
исподволь, но такова мировая реальность. Вторая подтверждает
ощущение того, что всеобщий, хотя, может быть, и не всегда бла-
готворный процесс глобализации постепенно лишает конкретные
государства их священного суверенитета. Сочетание этих двух
факторов приводит к далеко идущим изменениям в сфере между-
народных отношений, вызывает не только отмирание традицион-
ной дипломатии, но и, что более важно, рождение неформально-
го глобального сообщества.
Эти изменения не просто символически, а фактически подтверж-
даются появлением первой мировой столицы. Эта столица, одна-
ко, не Нью-Йорк, где периодически заседает Генеральная Ассамб-
лея всех национальных государств. Нью-Йорк мог бы стать такой
столицей, если бы новый мировой порядок возник на основе все-
объемлющего сотрудничества суверенных государств, опирающе-
гося на правовую фикцию равенства суверенитетов. Но такого ми-
рового порядка не сложилось, и само это понятие стало неким ана-
хронизмом на фоне транснациональной глобализации и историче-
ски уникального масштаба суверенной американской мощи.
И все же мировая столица появилась, но не между Гудзоном и
Ист-Ривер, а на берегах реки Потомак в Вашингтоне, — первая
412 • Збигнев Бжезинский
глобальная политическая столица в мировой истории. Ни Рим,
ни древний Пекин — бывшие столицами региональных империй,
ни даже викторианский Лондон (за исключением, может быть,
международной банковской сферы) не приблизились к тому сре-
доточию глобальной мощи и возможностям принятия решений,
которые теперь сконцентрированы в нескольких кварталах цент-
ральной части Вашингтона. Решения, принимаемые внутри от-
части перекрывающих друг друга, но очень четко ограниченных
треугольников, распространяют американскую мощь на весь мир
и весьма существенно влияют на то, как идет процесс глобализа-
ции. Линия, прочерченная от Белого дома до монументального
здания Капитолия, затем к напоминающему крепость Пентагону
и обратно к Белому дому, образует периметр этого треугольника
власти. Другая линия — от Белого дома до расположенного в не-
скольких кварталах от него Всемирного банка, затем к Государ-
ственному департаменту и обратно к Белому дому (это простран-
ство также включает Международный валютный фонд и Орга-
низацию американских государств) — обозначает треугольник
глобального влияния. Взятые вместе, эти два треугольника сви-
детельствуют о том, до какой степени «мировые дела» в их тра-
диционном понимании стали для Вашингтона внутренними де-
лами, замкнутыми в пределах его окружной дороги.
Сегодня наиболее выдающимся событием в области внешней
политики большинства государств является визит главы этого го-
сударства в Вашингтон. Такие визиты подробнейшим образом ос-
вещаются национальной прессой этих стран как исторические со-
бытия, о каждом шаге путешествующего лидера сообщается в
мельчайших деталях. Иностранный посол считает высшим дос-
тижением своей карьеры, если ему удается организовать получа-
совую встречу своего лидера с президентом США. Многим при-
ходится довольствоваться пятиминутной встречей в Овальном
кабинете и фотографией на память, о которой сообщается в наци-
ональной прессе (без указания продолжительности) как об исто-
рическом событии1. Поскольку мировую столицу сейчас посеща-
ет в среднем один иностранный лидер в неделю, большинство
визитов вообще игнорируется национальной и даже местной ва-
шингтонской прессой.
Один весьма солидный итальянец, друг Америки, ухватил суть
этого явления. Он приводит воспоминания стареющего римско-
Выбор «413
го императора о его путешествии в Грецию в юности из замеча-
тельного романа «Воспоминания Адриана» франко-бельгийской
писательницы Маргарит Юорсенар:
«Среди заполненной науками жизни в Афинах, где оставалось
место и для удовольствий, я жалел не о самом Риме, а о царящей там
атмосфере, в которой постоянно решаются мировые дела, где слы-
шен шум приводных ремней и шестерен машины государственной
*' власти... В сравнении с этим миром активных действий милая сердцу
греческая провинция казалась мне дремлющей в легкой дымке идей,
где изменения были редкостью и политическая пассивность греков
казалась какой-то рабской формой самоотречения».
Итальянский наблюдатель добавляет: «Эти слова нередко вспо-
минали посетители Вашингтона, как и автор данной статьи, евро-
пеец из Рима»2.
Отметить сказанное — вовсе не значит упиваться всесилием
американской власти. Тем не менее необходимо признать главен-
ствующую роль США в мировых делах и сосредоточение в Ва-
шингтоне глобальных институтов, отражающих историческую
связь между глобальной мощью США и глобальной взаимозави-
симостью в век мгновенной связи. Традиционная дипломатия,
проводившаяся «чрезвычайными и полномочными послами» в со-
ответствии с подробнейшими инструкциями своих министров
иностранных дел (часто полагавшихся на элегантных аристокра-
тов, владевших иностранными языками), уступила место глобаль-
ному интерактивному процессу, центр которого находится глав-
ным образом в Вашингтоне. Прямые телефонные переговоры глав
государств и министров иностранных дел при синхронном пере-
воде стали повседневным явлением. Все чаще проводятся консуль-
тации по замкнутым телевизионным сетям. Прямой официаль-
ный диалог с широким кругом американских и международных
учреждений, расположенных в мировой столице, стал привычным
делом для старшего звена иностранных правительственных чи-
новников по всему миру.
Эта новая реальность также отражается в расширении и ук-
реплении личных связей иностранных политических деятелей и
бизнесменов с Америкой. Многие из них учились в американ-
ских университетах. Обучение в ведущем американском универ-
ситете в последнее время стало просто социально необходимым
414 • Збигнев Бжезинский
для элиты даже в странах с давними интеллектуальными тради-
циями и чувством национальной гордости, таких как Франция.
Пройдет некоторое время, и эта практика распространится на та-
кие до недавнего времени изолированные общества, как Россия и
Китай. Это явление еще больше распространено в среде между-
народной деловой элиты и руководства расположенных в США
глобальных финансовых институтов. Мероприятия таких пре-
стижных организаций, как Трехсторонняя комиссия (собрание
элит неправительственных организаций Северной Америки, Во-
сточной Азии и Европы), все чаще напоминают встречи выпуск-
ников колледжей.
Сопутствующий, но более распространенный феномен — по-
явление ярко выраженной глобальной элиты, с глобалистскими
взглядами и транснациональной лояльностью. Представители
этой элиты свободно говорят по-английски (обычно в американ-
ском варианте) и пользуются этим языком для ведения дел; эта но-
вая глобальная элита характеризуется высокой мобильностью, кос-
мополитическим образом жизни; ее основная привязанность —
место работы, обычно это какой-либо транснациональный бизнес
или финансовая корпорация. Типично, что высокие должности в
таких корпорациях занимают уроженцы других стран; около 20%
крупнейших европейских компаний возглавляют лица, которых
ранее считали бы иностранцами. Ежегодные встречи Всемирного
экономического форума стали, по существу, партийными съезда-
ми новой глобальной элиты: ведущие политики, финансовые маг-
наты, крупные коммерсанты, владельцы СМИ, известные ученые
и даже рок-звезды. Эта элита все более явно демонстрирует по-
нимание своих собственных интересов, дух товарищества и само-
сознание3.
Она знаменует собой появление глобальной заинтересован-
ности в сохранении стабильности, процветания и в конечном сче-
те демократии. В фокусе ее внимания находится Америка. Тем
самым признается, что даже глобальное сообщество нуждается в
центре сосредоточения идей и интересов, фокусной точке крис-
таллизации каких-то форм консенсуса, источнике последователь-
но направленных инициатив. Даже если формально все это не дает
Вашингтону особого статуса мировой столицы, сосредоточение
внимания на Америке является признанием двоякой реальности
Выбор • 415
нашего времени: мощи одной страны и транснациональной гло-
бализации.
Однако эта беспрецедентная комбинация включает два кри-
тически важных фактора, может быть, даже противоречия: во-пер-
вых, между динамикой процесса глобализации и заинтересован-
ностью США в сохранении собственного суверенитета и, во-вто-
рых, между демократическими традициями Америки и обязаннос-
тями власти. Америка провозглашает плодотворные и отвечающие
интересам всего мирового сообщества блага глобализации, но сама
соблюдает эти правила главным образом тогда, когда это ей выгод-
но. Она редко признает, что глобализация расширяет и укрепляет
ее собственные национальные преимущества, даже несмотря на
то, что эта глобализация порождает бурлящее и потенциально
опасное недовольство в мире. Кроме того, американская глобаль-
ная мощь противоречит американской демократии, как внутрен-
ней, так и экспортированной. Внутренняя американская демок-
ратия затрудняет осуществление национальной мощи на между-
народной арене, и наоборот, глобальная мощь Америки может
создать угрозу демократии в США. Более того, Америка, считая
себя историческим поборником демократии, подсознательно эк-
спортирует демократические ценности по каналам глобализации.
Но это порождает в мире ожидания, которые плохо согласуются с
иерархическими требованиями гегемонистской державы. В ре-
зультате действия этой двойственной диалектики Америке все еще
необходимо определить собственную роль в мире, причем такую,
которая выходила бы за пределы противоречивых факторов гло-
бализации — демократии и доминирующей державы.
В недалеком прошлом роль Америки было легко определить в
политически четких и приемлемых категориях. Эта страна выш-
ла из разрухи Второй мировой войны экономически более могу-
щественной, чем в начале войны. Но она еще не была мировой
доминирующей державой. В военной и в еще более важной — по-
литической сфере у США был грозный противник: победоносный,
могущественный в военном отношении и идеологически агрес-
сивный Советский Союз.
Таким образом, отношения с Советским Союзом стали опре-
деляющим фактором американской внешней политики. Перво-
начально это не было столь очевидно для американской внеш-
416 • Збигнев Бжезинский
неполитической элиты, сохранявшей на протяжении нескольких
лет иллюзии о послевоенном сотрудничестве победителей. Более
того, упадок Британской империи некоторое время маскировал-
ся воспоминаниями о победоносной «Большой тройке», собирав-
шейся в Тегеране и Ялте и обсуждавшей результаты победы в
Потсдаме после поражения Германии. Однако вскоре стало ясно,
что ключевым является вопрос о том, будут ли отношения Амери-
ки с Россией определяться духом партнерства или станут откро-
венно враждебными.
К 1950 году вопрос уже заключался в том, приведет ли конф-
ликт с Советским Союзом к открытой войне. В результате на про-
тяжении последующих четырех десятилетий глобальные обяза-
тельства Америки имели четкую цель: не допустить военной экс-
пансии Советского Союза и нанести ему поражение в идеологи-
ческом плане. Это была глобальная по масштабности задач, но
региональная по форме политика, с главным акцентом на Атлан-
тическом альянсе, предназначенном для сдерживания коммунис-
тической империи.
Эта всеобъемлющая и вполне реалистическая стратегия соче-
тала политические и военные аспекты. Она делала упор на поли-
тическое единство демократий и военное сдерживание против-
ника. Ее ключевым моментом была свобода (на определенном
этапе даже «освобождение»), а требования соблюдения прав че-
ловека в конечном счете стали мощным инструментом подрыва
коммунистического соперника изнутри. Она сочетала американ-
ское лидерство с признанием важной роли союзников. В конф-
ликтном мире государств-наций эта стратегия способствовала
развитию политической взаимозависимости, признанию новых
реалий конкурирующих транснациональных идеологий и возра-
станию интерактивности глобальной экономики. Но самое важ-
ное — она победила.
С 1990 года, всего лишь за одно десятилетие, Соединенные
Штаты выдвинули три главные проблемы, определяющие прин-
ципы их взаимодействия с миром. При президенте Джордже
Буше-старшем они заключались в трех словах: новый мировой
порядок. В некотором смысле эта концепция напоминала сохра-
нявшиеся после 1945 года иллюзии о том, что коалиция времен
Второй мировой войны сохранится и станет основой более спо-
Выбор • 417
койного и проникнутого духом сотрудничества мира под эгидой
только что созданной Организации Объединенных Наций. Но-
вый мировой порядок 1990-х годов был также основан на лож-
ных посылках: победа Америки в «холодной войне» будет зна-
меновать появление новой мировой системы, основанной на ле-
гитимной и распространяющейся от одного субъекта к другому
демократии. Заявление Буша по этому поводу — как это имело
место в ходе его обращения к Конгрессу 6 марта 1991 г. — звуча-
ло почти лирически: «Итак, мы являемся свидетелями появле-
ния нового мира. Мира, в котором перспектива нового мирового
порядка является реальностью... Мира, в котором Объединен-
ные Нации, освобожденные от бремени «холодной войны», смо-
гут реализовать историческое видение своих основателей. Мира,
в котором свобода и уважение прав человека найдут свое место
в каждой стране».
Президент Билл Клинтон, несмотря на то что он разделял эту
оптимистическую оценку, подчеркивал приоритет экономико-тех-
нологической революции в определении облика мира с меньшим
количеством более прозрачных границ, с большей экономической
взаимозависимостью и меньшей опорой на политическую мощь.
Для него вопрос был не столько в новом мировом порядке, сколь-
ко (вероятно) в плодотворной динамике и глобализации. «Это ос-
новная реальность нашего времени», — отметил Клинтон в по-
слании Конгрессу 27 января 2000 г. В новом явлении он видел
главную надежду человечества и огромную возможность для Аме-
рики стать его знаменосцем, основным движителем и получате-
лем наибольшей выгоды от самого процесса. Глобализация стала
излюбленной темой Клинтона.
Однако и Буш-старший, и Клинтон недооценили степень на-
растающего глобального недовольства, которое как-то затмевалось
затянувшимся конфликтом с Советским Союзом. Это недоволь-
ство, проистекающее из национальных и религиозных конфлик-
тов и усиливаемое нарастающей социальной нетерпимостью к раз-
личным формам неравенства и угнетения, долго бродило подспуд-
но и вырвалось наружу только после окончания «холодной вой-
ны». Надежды на новый мировой порядок и на плодотворное
глобальное сотрудничество умерли насильственной смертью 11
сентября 2001 г.
418 • Збигнев Бжезинский
Уже через год следующий президент — Джордж У. Буш нари-
совал более зловещую картину будущего и изложил новую кон-
цепцию американской внешней политики: глобальная гегемония
и борьба с терроризмом. Представления о мировом порядке, ос-
нованном на сотрудничестве, уступили место обеспокоенности по
поводу «глобального терроризма». На смену возглавляемой Аме-
рикой глобализации пришла «коалиция желающих» с манихей-
ским принципом «кто не с нами, тот против нас», который стал
некоей глобальной линией, начерченной на песке. Заявления пред-
ставителей администрации по вопросам национальной безопасно-
сти в 2002 году отражали как ее решимость поддерживать военное
превосходство США по сравнению с любой другой державой, так и
особое стратегическое право противодействовать угрозам путем
нанесения превентивных военных ударов.
И все же президент Буш, при всем его скептицизме в отноше-
нии принципа многосторонности и меньшем по сравнению с его
предшественниками энтузиазмом относительно тенденций разви-
тия обстановки в мире, вынужден был признать, что американ-
ская мощь реализуется в условиях складывающегося глобального
сообщества. Он сделал больший акцент на глобальных угрозах
Америке, но в то же время признал основополагающую реальность
всемирной взаимозависимости. Основная дилемма Америки в век
глобализации заключается в том, чтобы определить верный ба-
ланс между суверенной гегемонией и нарождающимся мировым
сообществом и найти пути разрешения опасного противоречия
между демократическими ценностями и обязанностями глобаль-
ной державы.
1 Каждый американский президент создает свой личный стиль приема
важных посетителей. Неофициальный протокол, установившийся в период
президентства Джорджа Буша, имел следующие градации: 30-минутная
встреча в Овальном кабинете свидетельствовала о серьезном отношении к
гостю и его стране; государственный обед означал особые национальные от-
ношения (в первые два года администрации Буша было только два государ-
ственных обеда - один в честь президента Мексики и другой в честь
Польши); встреча в Кэмп-Дэвиде (с нарочитой неофициальностью) означа-
ла личную близость к американскому президенту (например, премьер-ми-
нистр Блэр); приглашение в гости на ранчо Буша в Кроуфорде, штат Техас,
было знаком признания важности страны, представляемой гостем, и его лич-
Выбор *419
ных отношений с президентом США (кроме Блэра там бывали председатель
КНР Цзян Цзэминь, наследный принц Саудовской Аравии Абдулла и пре-
зидент России Путин).
2 Cesare Merlini. US Hegemony and the Roman Analogy: A European View //
The International Spectator. — No. 3 (2002). — P. 19.
3 По некоторым оценкам, этот форум объединяет лидеров глобального
бизнеса, которые в совокупности контролируют более 70% мировой торгов-
ли. См.: Jenni Russell. Where the Elite Preens Itself //New Statesman. — 2002. —
28 Jan.
Глава 4
ДИЛЕММЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Для Америки громкое слово «глобализация» имеет противо-
речивое значение. Оно означает наступление новой эры всемир-
ной доступности информации, прозрачности и сотрудничества и
в то же время символизирует моральную глухоту и безразличие к
проявлениям социальной несправедливости, что, как считают, ха-
рактеризует богатейшие страны мира, в первую очередь Соеди-
ненные Штаты Америки.
Первоначально термин «глобализация» возник как нейтраль-
ная характеристика процессов, связанных с глобальными послед-
ствиями технологической революции. Полное определение было
предложено в 2000 году профессором Чарльзом Дораном, кото-
рый описал этот феномен как «взаимодействие информационной
технологии и мировой экономики. Этот процесс можно характе-
ризовать в плане интенсивности, глубины, объема и стоимости
международных операций в информационной, финансовой, ком-
мерческой, торговой и административной сферах во всемирном
масштабе. Резкое увеличение масштаба этих операций в послед-
нее десятилетие и повышение их уровня составляет наиболее под-
дающиеся измерению проявления процесса глобализации»1. Сто-
ит отметить ссылку на «поддающиеся измерению» аспекты гло-
бализации, что подразумевает, по крайней мере отчасти, объек-
тивный характер этого процесса.
Однако к 2001 году этот на первый взгляд нейтральный эко-
номический термин приобрел характер эмоционально окрашен-
ной политической установки. Первоначально глобализация озна-
Выбор • 421
чала макроэкономическую реструктуризацию, которая в мировом
масштабе отражала основной опыт промышленной революции на
национальном уровне: специализация и экономическая опти-
мальность порождают относительную выгоду, заставляющую пе-
реносить производство туда, где интенсивное использование
труда позволяет получать наибольшую прибыль, или туда, где
имеется относительно дешевая квалифицированная рабочая
сила, или где имеются хорошие условия для инноваций. Неуди-
вительно, что Китай стал излюбленным примером для сторон-
ников глобализации.
Но в период промышленной революции критерии эффектив-
ности масштаба операций и сравнительной выгоды действовали
в рамках внутренне не ограниченных экономик. Мир, однако, до
сих пор является политически разделенным на национальные
государства, которые могут либо соглашаться с требованиями,
выдвигаемыми глобализацией, либо пытаться действовать воп-
реки им. Глобализация предлагает таким странам смешанный
набор стимулов. С одной стороны, она создает возможности для
экономического роста, притока иностранного капитала и посте-
пенного преодоления широко распространенной бедности. С
другой стороны, она нередко грозит массовыми беспорядками,
утратой национального контроля над основными экономиче-
скими ценностями и социальной эксплуатацией. Для группы из-
бранных она обеспечивает выход на новые рынки и возможность
политического доминирования. Чем более продвинуты в тех-
нологическом отношении страны, чем больше их капитал и эко-
номический инновационный потенциал, тем больший энтузиазм
вызывает у национальных элит этих стран распространение гло-
бализации.
Таким образом, концепция глобализации приобретает несколь-
ко значений и служит нескольким целям. Этот термин дает якобы
объективный диагноз положения в мире; отражает концептуаль-
ные преференции; опровергает контркредо (или антитезис), от-
рицающее эти преференции; генерирует политико-культурную
критику, направленную на изменение сложившейся в мире иерар-
хии власти. В каждом из этих проявлений концепция глобализа-
ции служит определяющим критерием эмпирической или норма-
тивной реальности. Одним она позволяет анализировать реаль-
422 • Збигнев Бжезинский
ность, другим показывает, какой эта реальность должна быть,
третьим — какой она не должна быть. А для многих концепция
выполняет все эти функции одновременно.
Естественная доктрина глобальной гегемонии
С падением коммунизма и возникновением иллюзий отно-
сительно прекращения всех идеологических конфликтов вооб-
ще глобализация стала для Америки удобным обобщением и при-
влекательным образом складывающихся в мире условий. Она от-
ражала новую реальность возрастающей глобальной взаимоза-
висимости, движимой в основном новыми технологиями связи,
когда национальные границы, оставаясь демаркационными ли-
ниями на карте, перестают быть реальным препятствием для сво-
бодной торговли и движения капитала. В этом смысле глобали-
зация вызвала к жизни прямо-таки половодье публикаций, ко-
торые превозносят наступление нового славного века (часто за-
бывают, что мир до 1914 г. был почти так же свободен от торговых
и финансовых барьеров и еще более открыт для миграции) и ус-
матривают в глобализации главную суть того, что происходит в
мире в XXI веке.
Таким образом, для большей части американской политиче-
ской и экономической элиты глобализация является не просто до-
стойным внимания фактом, но и четкой нормой, определяя как
содержание этой нормы, так и механизм ее толкования, не только
инструментом диагностики, но и программой действий. В систе-
матизированной форме эти аспекты глобализации составляют
доктрину, основанную на морально прочном утверждении исто-
рической неизбежности глобализации.
Симптоматично, что глобализация как в ее диагностическом,
так и в доктринальном значении пользуется наибольшей поддерж-
кой крупных глобальных корпораций и финансовых институ-
тов, которые до недавнего времени предпочитали называть себя
«многонациональными». Для них это магическое слово имеет
вполне определенную ценность: преодоление традиционных ог-
раничений на экономическую деятельность в мировом масштабе,
которая была характерна для национального периода современ-
ной мировой истории. Некоторые сторонники глобалистских кон-
цепций делают восторженные заявления не только об экономи-
Выбор • 423
ческих,. но, как утверждается, и неизбежных политических выго-
дах этого процесса2.
Неудивительно, что в 1990-х годах глобализация из экономи-
ческой теории превратилась в национальное кредо. Ее достоин-
ства разъяснялись в многотомных академических исследовани-
ях, провозглашались на международных конференциях бизнесме-
нов, рекламировались глобальными финансовыми и торговыми
организациями. Диагностическая функция концепции глобализа-
ции и ее кажущаяся объективность использовали американские
традиции антиидеологии, подобно тому как это имело место в ходе
борьбы с коммунизмом: отрицание доктрины было возведено в
ранг альтернативной доктрины. Таким образом, глобализация
стала неофициальной идеологией политической и деловой эли-
ты США; она определяет роль Америки в мире и отождествляет
Америку с предполагаемыми благами, которые несет новая эра.
Президент Клинтон был особенно неутомим в пропаганде ис-
торической неизбежности, социальном предпочтении и потреб-
ности человечества в американском политическом лидерстве на
пути в новую эру глобализации. Выступая в различных аудито-
риях, от Государственной Думы России до Национального уни-
верситета Вьетнама, не говоря уже о бесчисленных американских
собраниях, Клинтон провозглашал:
Глобализацию нельзя ни задержать, ни предотвратить. Это эко-
номический эквивалент таких сил природы, как ветер, вода... и
мы не можем ее игнорировать — она не исчезнет сама собой (На-
циональный университет Вьетнама, 17 ноября 2000 г.).
Сегодня мы должны принять неумолимую логику глобализа-
ции, заключающуюся в том, что все, от прочности нашей экономи-
ки до безопасности наших городов и до здоровья наших людей, за-
висит от происходящего не только внутри наших границ, но и на
другом конце планеты (Сан-Франциско, 26 февраля 1999 г.).
Те, кто хочет остановить силы глобализации, потому что они
боятся их разрушительных последствий, на мой взгляд, ошиба-
ются. Опыт 50 лет показывает, что большая экономическая ин-
теграция и более тесное политическое сотрудничество являются
позитивными силами. Те, кто считает, что глобализация касается
только рыночной экономики, тоже ошибаются... Мы должны при-
знать, что глобализация сделала нас всех более свободными и
424 • Збигнев Бжезинский
взаимозависимыми (Всемирный экономический форум, 29 янва-
ря 2000 г.).
Россия, как и все страны, стоит перед лицом сильно изменив-
шегося мира. Его определяющей чертой является глобализация
(российская Государственная Дума, 5 июня 2000 г.).
Поезд глобализации нельзя повернуть вспять... Если мы хо-
тим, чтобы Америка была на правильном пути... нам не остается
ничего другого, как взять на себя управление этим поездом (Уни-
верситет штата Небраска, 8 декабря 2000 г.).
Как только глобализацию стали популяризировать как ключ
к пониманию происходящих в наше время перемен, как вектор,
определяющий их направление, и как только это понятие стало
восприниматься как нечто отвечающее американским интересам,
стало легче рассматривать глобализацию одновременно как бла-
готворный и неизбежный процесс. Может быть, не столь сложная
и догматическая, как марксистская идеология, послужившая от-
ветом на развитие промышленного капитализма, глобализация
стала модной идеологией постидеологической эпохи. Она несет в
себе все черты идеологии: она оказалась исторически своевремен-
ной, была обращена к ключевым властным элитам, обладающим
общими интересами, содержала критику того, что следовало от-
рицать, и обещала лучшее будущее.
Таким образом, глобализация заполнила основной пробел в
новом статусе Америки как единственной мировой сверхдержа-
вы. Международная мощь в ее политическом и экономическом
измерении — даже когда она концентрируется в каком-то одном
национальном государстве — нуждается в социальной легитим-
ности. Эта легитимность необходима как руководящей, так и под-
чиненной стороне. Первые добиваются признания, потому что оно
дает им чувство уверенности, ощущение миссии и моральную силу
для достижения собственных целей и защиты своих интересов.
Последним это необходимо для оправдания своего подчинения,
для облегчения приспособления к этому статусу и пребывания в
нем. Доктринальная легитимность снижает издержки, связанные
с осуществлением власти, приглушает протест со стороны тех, кто
является объектом этой власти. В этом смысле глобализация яв-
ляется естественной доктриной глобальной гегемонии.
Выбор • 425
Такая констатация отнюдь не снижает привлекательности гло-
бализации относительно идеалистической традиции американ-
ского политического поведения. Защищая собственный суверени-
тет как национального государства, американское общество все-
гда испытывало некоторую антипатию в отношении междуна-
родной силовой политики. Глобализация, с ее утопическими
представлениями о всемирной открытости и сотрудничестве, иг-
рает на этих чувствах, создавая политический противовес настро-
ениям большей части организованной рабочей силы, чья насто-
роженность в отношении глобализации, объяснимая вполне по-
нятной тревогой по поводу того, что некоторые производства бу-
дут выведены за рубеж, приводя к сокращению рабочих мест, а
сама Америка пойдет по пути деиндустриализации, все больше
воспринимается как эгоистический анахронизм, который угаснет,
когда Америка завершит свой переход в постиндустриальный тех-
нотронный век3.
Враждебность профсоюзов, а также некоторых национальных
отраслей промышленности в отношении глобализации, таким об-
разом, представляется провинциальной и близорукой по сравне-
нию с видением мира без границ, мира, в котором стремление к
личному благополучию не заслоняется узким национализмом и
становящимися все более архаичными государственными грани-
цами. В таком варианте национальный американский опыт с его
переменчивыми, не связанными географическими границами мо-
делями экономической деятельности воспринимается как универ-
сальный и просто экстраполируется на весь земной шар. Это при-
водит к парадоксальному результату, когда строго заботящееся о
своем суверенитете американское государство становится страст-
ным пропагандистом экономической доктрины, превращающей
суверенитет в анахронизм.
Кроме того, идеалистическое представление о глобализации
подкрепляется некоторыми ее бесспорно положительными ре-
зультатами. Многонациональные корпорации довольно чувстви-
тельно относились к таким вопросам, как недопустимость экс-
плуатации детского труда, традиционно распространенного во мно-
гих слаборазвитых и наиболее бедных государствах. Привлекае-
мые рынками с дешевой рабочей силой западные компании не
могут игнорировать риск общественного осуждения их практики
426 • Збигнев Бжезинский
развитыми странами. И они практически отказались от исполь-
зования детского труда. Помимо этого, предлагая чуть вышеоп-
лачиваемую работу, чем принято на местном рынке, глобальные
компании внесли некоторый вклад в борьбу с бедностью, особен-
но в Китае, который привлек наибольшие прямые иностранные
инвестиции. Некоторые многонациональные корпорации пошли
еще дальше и взяли на себя определенные обязательства в соци-
альной сфере. В некоторых случаях открытие границ иностран-
ным компаниям в известной мере способствовало повышению
внимания к вопросам охраны окружающей среды, к которым ме-
стное общество было равнодушно.
Из всего вышеизложенного наиболее существенным по сво-
им социальным и политическим последствиям является спор о
том, что глобализация способствовала заметному сокращению ми-
ровой бедности. И хотя многие экономисты это оспаривают, по-
хоже, что количество очень бедных людей (живущих на 1 доллар
или менее того в день) в последнее время несколько сократилось
как в процентном отношении, так и в абсолютном исчислении.
Но эта позитивная тенденция не касается особой ситуации в Ки-
тае, хотя другие крупные регионы «третьего мира» выигрывают
от этого меньше4.
Вопрос о том, приводит ли сокращение наиболее острой ни-
щеты к сглаживанию неравенства в мировом масштабе или гло-
бализация, наоборот, обостряет это неравенство, принося плоды
в непропорциональных масштабах наиболее богатым странам, яв-
ляется предметом острых споров. В конечном счете аргумент о
том, что глобализация помогает сократить разрыв между богаты-
ми и бедными или по крайней мере как-то улучшает положение
бедных по сравнению с тем, что могло быть, является ключевым
аргументом в пользу этой теории. Известно также (как это пока-
зано в следующем разделе), что противники глобализации отвер-
гают эти аргументы в принципе, считая глобализацию весьма не-
однозначным процессом, а то и вообще рассматривая эту доктрину
как прикрытие западной, в первую очередь американской, импе-
риалистической эксплуатации.
Как бы то ни было, для Соединенных Штатов в их новой роли
доминирующей мировой державы доктрина глобализации явля-
ется полезной системой координат для определения современно-
го мира и взаимоотношений Америки с этим миром. Она привле-
Выбор • 427
кает своей интеллектуальной незамысловатостью, дает понятные
объяснения сложностей постиндустриального и постнациональ-
ного периода: свободный доступ к мировой экономике представ-
ляется естественным и неизбежным следствием новых техноло-
гий, а Всемирная торговая организация (ВТО), Всемирный банк
и Международный валютный фонд (МВФ) служат институцио-
нальным воплощением этого факта в глобальном масштабе. Сво-
бодный рынок должен быть глобальным по своему масштабу, и
на нем конкурируют смелые и трудолюбивые. Страны должны
оцениваться не только по степени их внутренней демократизации,
но и по тому, насколько они глобализированы.
Привлекательность идеологии определяется не только тем ви-
дением будущего, которое она предлагает, но и ее мифами о на-
стоящем. Здесь одно легитимирует и усиливает другое. Глобали-
зация предлагает несколько таких мифов. Один из них имеет отно-
шение к постсоветской России, в отношении которой политика
США в период администрации Клинтона основывалась на меха-
нистических и даже догматических представлениях, выведенных
из доктринального определения глобализации. Администрация
часто провозглашала свою уверенность в том, что чем скорее Рос-
сия примет принципы рыночной и глобально взаимозависимой
экономики, тем скорее ее политика станет отвечать «всеобщим»
стандартам по меркам западной цивилизации.
Таким образом, почти с марксистским детерминизмом разви-
тие демократии в России рассматривалось в основном как резуль-
тат действия рыночных сил, а не как следствие действия более
глубинных философских и духовных ценностей. «Избрание» пре-
зидента Путина было даже провозглашено главными экспертами
Клинтона по России как высшее доказательство того, что демо-
кратия в России стала свершившимся фактом. К сожалению, по-
следовавшее отступление России от норм открытого общества и
подлинной демократии стало отражением риска, присущего све-
дению сложных процессов глобализации к простым формулам.
Другой миф представляет Китай как зеркало глобализации.
Ожидания Америки, связанные с Китаем, в отличие от России,
сводились главным образом к экономике. Не было никаких офи-
циальных заявлений на тот счет, что автоматическая связь между
глобализацией и демократией подведет Китай к рубежу демокра-
тической эры. Тем не менее Китай постоянно приводят как при-
428 • Збигнев Бжезинский
мер успешной глобализации — модели быстрого экономического
развития, достигнутого за счет международной либерализации и
открытости внешнему капиталу. Сочетание этих факторов дей-
ствительно вызвало весьма заметный устойчивый экономический
рост, что создало предпосылки для вступления Китая в ВТО —
крупный шаг на пути прогрессивной глобализации. Однако эти
результаты были достигнуты в рамках авторитарного государства
с экономикой, в которой доминирующее положение занимал го-
сударственный сектор, и в государственных границах, которые
только в отдельных случаях можно считать прозрачными. Китай
обязан своим экономическим успехом не столько глобализации,
сколько просвещенной диктатуре.
Пожалуй, самым распространенным аргументом сторонников
глобализации в деловом мире является утверждение о том, что
она создает равные условия для конкурентной экономической
деятельности. Точно так же как миф о бесклассовом обществе
был составной частью коммунистической идеологии (несмотря
на строго стратифицированную советскую реальность), представ-
ление о том, что глобализация способствует созданию равных кон-
курентных условий для всех игроков, является важным источни-
ком легитимизации новой доктрины вне зависимости от существу-
ющей реальности.
А эта реальность, безусловно, не настолько однозначна. Неко-
торые государства явно более равны, нежели другие. Более бога-
тые, сильные и развитые государства, особенно Америка, есте-
ственно, находятся в лучшем положении, позволяющем им зани-
мать главенствующее место в этой игре. В ВТО, Всемирном бан-
ке или МВФ голос США слышен громче всех5. Таким образом,
глобальная гегемония и экономическая глобализация превосход-
но дополняют друг друга: США выступают за открытую глобаль-
ную систему, но они же в основном и определяют правила, решая,
насколько они хотят быть зависимыми от этой системы.
Преимущества для Америки многочисленны. Сам по себе мас-
штаб американской экономики, где США как потребитель опере-
жают все другие страны, дает американским представителям на
торговых переговорах мощные рычаги. В то же время американ-
ская экономика является самой конкурентоспособной и самой ин-
новационной в мире (в 2002 г. она снова занимала первое место
по индексу роста конкурентоспособности и по индексу макроэко-
Выбор • 429
номической конкурентоспособности, которые ежегодно опреде-
ляются Всемирным экономическим форумом). Соединенные ТТТтя-
ты тратят больше на научно-исследовательские разработки и за-
нимают значительно больший сегмент глобального рынка высоких
технологий, чем любое другое государство. Американские много-
национальные корпорации непосредственно контролируют не-
сколько триллионов долларов иностранных активов, в то время
как американская экономика — гораздо большая по масштабам и
более диверсифицированная, чем любая другая, — является ло-
комотивом глобальной экономики.
Неудивительно, что Соединенные Штаты могут официально
заявлять, что не собираются менять свои законы, понижать тор-
говые барьеры или компенсировать другим странам убытки в со-
ответствии с правилами ВТО6. Исходя из внутриполитических со-
ображений, США последовательно сохраняли высокие протек-
ционистские барьеры для сельскохозяйственной продукции и ус-
танавливали жесткие квоты на импорт стали и текстиля из более
бедных стран, отчаянно добивавшихся выхода на американский
рынок. Развивающиеся страны продолжают просить Америку
снизить торговые барьеры, но им недостает силы, чтобы быть ус-
лышанными.
О равных возможностях реально можно говорить только при-
менительно к Соединенным Штатам и Европейскому союзу. Когда
имеется согласие обеих сторон, они могут диктовать всему миру
свои условия финансовой деятельности и торговли. В противном
случае это становится настоящим поединком тяжеловесов. На-
пример, в один из таких моментов ЕС выдвинул обвинение, что
коды Службы внутренних доходов США обеспечивали американ-
ским бизнесменам неоправданные преимущества. Сначала США
просто проигнорировали этот протест, но когда ЕС пригрозил
ввести ответные меры и отменить преимущества, которые озна-
чали для американцев потерю почти 4 млрд, долларов, Соединен-
ные Штаты немедленно потребовали арбитража ВТО. Соперни-
чая с ЕС, Соединенные Штаты могут использовать свои отноше-
ния с торговыми партнерами в Азии в качестве рычага давления с
целью заставить европейцев пойти навстречу интересам США.
Таким образом, «ровная» игровая площадка перекашивается
каждый раз, когда это затрагивает интересы США. Более того,
Америка, в отличие от ее экономического партнера — ЕС, облада-
430 • Збигнев Бжезинский
ет огромной военной мощью, а сочетание военной и экономиче-
ской мощи генерирует непревзойденное политическое влияние.
Это влияние может быть использовано для продвижения амери-
канских интересов при сочетании приверженности экономиче-
ской глобализации (потому что это экономически выгодно) и пос-
ледовательного отстаивания американского государственного су-
веренитета (когда это политически выгодно). Могущество позво-
ляет Америке — права она или нет — преодолевать это очевидное
противоречие.
Понятно, что эта своекорыстная доктрина применяется изби-
рательно, и эта непоследовательность распространяется на свя-
занную с ней проблему многосторонности. Администрация Клин-
тона, несмотря на свою приверженность концепции глобализации
как ключевой доктрине США, решила по политическим причи-
нам отказаться от выполнения Киотского протокола, который она
подписала в 1998 году. В конечном счете ей не удалось достичь
соглашения по сдерживанию глобального потепления, она также
подписала политически противоречивый договор о Международ-
ном уголовном суде, но с оговорками, требующими поправок Се-
ната. Впоследствии при администрации Буша эти колебания пре-
вратились в прямую оппозицию. Это подало миру четкий сигнал:
когда международные соглашения приходят в противоречие с ин-
тересами американской гегемонии и могут ущемить американ-
ский суверенитет, приверженность США глобализации и много-
сторонности имеет четкие пределы.
Наконец, сам масштаб американского доминирования озна-
чает, что новые моменты в процессе экономической глобализа-
ции почти автоматически воспринимаются в мире как обратная
сторона всепроникающей американской массовой культуры. На
самом деле глобализация в большей степени является результа-
том неуправляемого проникновения современных технологий
через традиционные барьеры времени и пространства, чем наме-
ренным результатом реализации американских доктрин. И все же
историческое совпадение нарождающегося интерактивного гло-
бального сообщества и политически доминирующей экономиче-
ски динамичной и привлекательной в культурном отношении на-
ции образует некий сплав глобализации и американизации.
Клеймо «Сделано в США» четко и неотвратимо проступает
на глобализации. И эта глобализация как национальная доктри-
Выбор *431
на мирового гегемона в конечном счете отражает и выражает свое
национальное происхождение. Без этой национальной базы гло-
бализация — даже если этот термин кому-то нравился как анали-
тическая концепция — не смогла бы стать политически могуще-
ственной доктриной, вызывающей международные противоречия.
Она становится таковой только после институализации, как ре-
лигия стала силой после того, как она была воплощена в церкви,
или коммунизм, когда он отождествился с советской системой.
Подобный симбиоз с уже существующей и могущественной ре-
альностью — к худу или к добру — становится неотъемлемым эле-
ментом, определяющим эту доктрину.
Цель контрсимволизма
В силу отмеченных выше причин глобализация порождает
мощные антиамериканские настроения и главным образом из-за
широко распространенных представлений о том, что она являет-
ся не только инструментом для осуществления социально-эконо-
мических перемен, но и для культурной гомогенизации и поли-
тического доминирования. Доктрина глобализации, таким образом,
порождает собственную антитезу, в которой сращивание глобали-
зации с американизацией выступает в качестве контркредо, явля-
ющегося одновременно антиглобалистским (по существу противо-
стоящим американскому политическому верховенству) и анти-
глобализационным (критически оценивающим экономические и
социальные последствия глобализации как таковой).
Победа в «холодной войне» поставила Америку во главе мира.
Она оказалась в доминирующем положении, но без какого-либо
интеллектуально убедительного обоснования привлекательнос-
ти американской системы. Утверждения марксизма об «истори-
ческой неизбежности движения человечества к коммунизму», зву-
чавшие на протяжении большей части беспорядочного XX века,
были драматически опровергнуты распадом советского блока.
Часто раздававшаяся критика капитализма также показала свою
несостоятельность: капитализм доказал, что он более продукти-
вен и лучше вознаграждает людей, чем социализм. Сегодня даже
коммунистический Китай пытается сохранить политический ре-
жим «коммунизма» за счет внедрения капитализма. Ничто не
432 • Збигнев Бжезинский
может сравниться с демократией и свободным рынком. Некото-
рые даже считают, что наступил конец истории.
Но история еще не закончилась. Именно потому, что мораль-
ное содержание глобализации в лучшем случае остается расплыв-
чатым, а восприимчивость ее сторонников к вопросам социальной
справедливости не всегда просматривается, у многих существует
желание заклеймить глобализацию как новую универсальную док-
трину эксплуатации7. Морально инертная и духовно пустая глоба-
лизация обвиняется ее критиками как идеология высшего матери-
ализма, превосходящая в этом плане даже марксизм. Она подвер-
гается осмеянию как своекорыстная идеология членов советов ди-
ректоров корпораций, лишенная всякой заботы о социальной
справедливости, патриотизма, морали и этики.
Это обвинение вызвало прилив сил у ранее разочаровавших-
ся марксистов, а также симпатии популистов, анархистов, защит-
ников окружающей среды, представителей разного рода культов,
шовинистов правого толка, не говоря уже о более серьезных скеп-
тиках — на экономическом и даже теологическом уровнях, — от-
носительно предполагаемых благ глобализации. Взрывы насилия
в первом году XXI века во время конференции ВТО в Сиэтле, за-
седаний Всемирного банка в Вашингтоне и МВФ в Праге, а так-
же в других местах стали первыми признаками появления контр-
кредо.
Контрсимволизм — явление в политике не новое. Это проис-
ходит тогда, когда более слабая сторона принимает (по крайней
мере внешне) правила игры, применяемые более сильной сторо-
ной, и направляет их против сильной стороны. Классическим при-
мером является мобилизация индийских масс партией ИНК Ма-
хатмы Ганди, который использовал тактику мирного граждан-
ского неповиновения и призывы к британскому либерализму для
завоевания политических симпатий в Великобритании и нейтра-
лизации возражений британских правителей против независимо-
сти Индии. Движение за гражданские права в Америке в итоге
победило за счет использования тактики, связанной с американ-
скими конституционными традициями. В Польше «Солидарность»
сбросила навязанный Советами коммунистический режим, моби-
лизовав «пролетариат» на защиту прав рабочих, прежде чем она
открыто взяла курс на национальное освобождение. Одним из
главных просчетов Организации освобождения Палестины явля-
Выбор • 433
ется то, что она никогда последовательно не придерживалась так-
тики контрсимволизма, чтобы вызвать в Израиле симпатии к ее
усилиям по достижению независимости Палестины от Израиля.
Отрицание глобализации аналогичным образом связано с по-
пыткой превратить в контрсимволы ключевые с исторической
точки зрения постулаты глобализации. К ним относятся: мораль-
ная подоплека глобализации, в какой степени она на самом деле
преследует (или не преследует) цель улучшить условия жизни
людей; ее экономические достижения в области социальной по-
литики и выполнения роли социального регулятора в мире, где
экономическое неравенство, несмотря на осуждение, становит-
ся все более явственным. Короче говоря, антиглобализация в ин-
теллектуальном плане развивается от неясного ощущения в на-
правлении контркредо, эмоционально подпитываемого антиаме-
риканизмом.
В этом качестве она заполняет пустоту, создавшуюся после
коллапса коммунизма. Новое контркредо сосредоточивает вни-
мание одновременно на главных политических и экономических
реалиях современного мира, а именно гегемонии и глобализации,
и подвергает их критике. Оно также объединяет различные про-
тестные движения, особенно направленные против Америки, и
туманно намекает на какое-то альтернативное видение будущего.
Не будучи столь же систематическим и всеобъемлющим, как марк-
сизм, оно тем не менее успешно апеллирует к разуму и чувствам.
Одной из движущих сил нового контркредо являются прин-
ципиальные противоречия между обычно прагматичными сторон-
никами глобализации и их более эмоциональными оппонентами.
Воинственные социально-политические движения зачастую при-
водятся в действие не столько материалистическими импульса-
ми, сколько острым ощущением социальной несправедливости.
Коммунизм получил свой первый толчок в этом направлении
именно от таких ощущений, и потребовалось семь десятилетий
советского лицемерия, чтобы дискредитировать его привлекатель-
ность. В той мере, в какой глобализация воспринимается как дви-
жимая силами свободного рынка, она трактуется ее противника-
ми как своекорыстная и антигуманистическая. Экстремальные
проявления контркредо привлекают самодовольных догматиков
и безнадежных идеалистов, способных объяснить любые прояв-
ления бурных политических страстей8.
434 • Збигнев Бжезинский
Для оправдания своего возмущения критики глобализации
иногда использовали осторожные и морально мотивированные
возражения относительно ничем не ограниченного капитализма,
высказывавшиеся римским папством с конца XIX века. В наше
время, в 1961 году, папа Иоанн XXIII в своей энциклике Mater et
Magistra сосредоточился на «возрастающей важности социальных
отношений», свойственной современному миру, что, по его мне-
нию, требовало большего внимания к вопросам «социализации».
Эта ссылка (и особенно само слово) широко толковалась как прин-
ципиальная критика капитализма. Через четыре десятилетия папа
Иоанн Павел II в своем выступлении 27 апреля в Папской акаде-
мии социальных наук подчеркнул, что «глобализация, как и вся-
кая другая система, должна служить человеку, она должна служить
солидарности и общему благу». Он предостерег, что «изменения
технологий и трудовых взаимоотношений происходят слишком
быстро, чтобы культура могла за ними угнаться», и призвал че-
ловечество «уважать разнообразие культур». Вместе с тем папа
осторожно отметил, что «сама глобализация a priori ни хороша,
ни плоха. Она будет такой, какой ее сделают люди». Его обеспо-
коенность только высветила широко распространенную тревогу
в отношении основных причин, которыми мотивируется глоба-
лизация.
В основе формирующегося контркредо лежат разнообразные
проявления недовольства, но у него пока еще нет главного теоре-
тика и официальной доктрины. Эта идеология — в процессе фор-
мирования, но и в этом качестве она занимает определенное мес-
то. Помимо серьезной академической критики глобализации как
экономической теории очень большое влияние оказали взгляды
скончавшегося в 2002 году видного французского социолога Пьера
Бурдье, сформулировавшего свой приговор глобализации в виде
главного тезиса о том, что «объединение выгодно доминирующе-
му», и утверждавшего, что мировой рынок является политическим
явлением — «продуктом более или менее осознанно проводимой
политики». Он не оставил своим поклонникам сомнений в том,
кто осуществляет это планирование.
«Модель экономики, имеющая исторические корни в традициях
конкретного общества, а именно американского, одновременно ста-
новится неизбежной, становится судьбой и проектом всеобщего ос-
Выбор • 435
вобождения, преподносится как конец естественной эволюции, как
гражданский и этический идеал, который во имя предполагаемой свя-
зи между демократией и рынком сулит политическую свободу наро-
дам всех стран.
То, что предлагается и навязывается всем как универсальный
стандарт любой рациональной экономики, в действительности явля-
ется универсализацией конкретных характеристик одной экономиче-
ской системы, укоренившейся в истории и социальной структуре кон-
кретной страны — Соединенных Штатов Америки»9.
Из этого приверженцы нового кредо делают вывод, что глоба-
лизация «не является выражением эволюции» и продуктом со-
временной технологии, а «придумана и создана людьми с конк-
ретной целью — отдать примат экономическим ценностям (кор-
поративным) перед всеми другими ценностями»10. Глобализация,
таким образом, представляет собой всеобщий империализм эко-
номически наиболее конкурентоспособных и политически могу-
щественных, в первую очередь Соединенных Штатов.
Дело, однако, не ограничивается Соединенными Штатами.
Против глобализации как политики, выгодной сильным и приви-
легированным мира сего, могут выступать и некоторые слои на-
селения слаборазвитых стран, находящиеся в подчинении бога-
тых меньшинств. По словам одного проницательного аналитика
глобализации, пока еще не все замечают, что некоторые местные
«рынки сосредоточивают несметные богатства в руках «посторон-
них меньшинств»... что вызывает этническую зависть хронически
бедного большинства»11. Эти меньшинства в силу лучшего обра-
зования и более широких контактов располагают большими воз-
можностями привлекать иностранные инвестиции и становиться
партнерами иностранного бизнеса. Глобализация помогает им
извлечь максимум пользы из своего привилегированного поло-
жения, что влечет дальнейшее углубление национального нера-
венства и обостряет межнациональную напряженность. Неутеши-
тельная реальность заключается в том, что экономические при-
вилегии этнического меньшинства создают весьма взрывоопас-
ную политическую ситуацию; этническая зависть может стать
мощной ксенофобской силой, вызывающей враждебное отноше-
ние к порождаемой глобализацией несправедливости.
Неудивительно, что атака на глобализацию и особенно на ее
связь с Америкой имеет существенную культурную составляю-
436 • Збигнев Бжезинский
щую. По мнению критиков, продвигая глобализацию по эконо-
мическим и политическим причинам, Америка также преследует
своекорыстные цели культурного империализма. В глазах этих
критиков глобализация является синонимом американизации,
означает навязывание другим американского образа жизни, вы-
зывающего прогрессирующую культурную гомогенизацию мира
по американскому образцу. Такое политическое обвинение напо-
минает лозунг французских коммунистов о том, что США зани-
маются «кокаколонизацией» мира.
Этот культурный фактор привносит в дискуссию острый иде-
ологический момент. Он не только сводит вместе различные от-
тенки антиглобалистской идеологии, но и обеспечивает поддер-
жку элит некоторых ключевых государств, особенно Франции и
России.
Для французской политической и культурной элиты нынеш-
нее американское глобальное превосходство — пусть даже и пе-
реносимое как неизбежное зло ради международной безопасно-
сти — представляется формой культурной гегемонии. Многие
представители этой элиты рассматривают глобализацию как аме-
риканский план распространения всепроникающей массовой
культуры, пагубно действующей на национальное культурное на-
следие конкретных стран. Подобная перспектива вызывает глу-
бокое неприятие у элиты, которая не только безгранично гордит-
ся собственным культурным наследием, но и считает его имею-
щим мировое значение. Ее самозащита против предполагаемого
вульгаризирующего и гомогенизирующего влияния последствий
глобализации почти неизбежно принимает антиамериканскую ок-
раску.
Французы часто и открыто заявляют, что глобализация озна-
чает гомогенизацию. Любые появления глобализации рассматри-
ваются через призму их совпадения с угрозой распространения
американской культуры. Считается, что эта угроза охватывает ди-
апазон от использования английского языка как средства межна-
ционального общения — будь то в области контроля за воздушным
сообщением или как рабочий язык международных чиновников —
до опасного влияния на традиции французской кулинарии со сто-
роны проводимой американцами линии на использование в сель-
скохозяйственном производстве и животноводстве технологий ген-
ной инженерии, считающихся вредными для человека.
Выбор • 437
i. Правда, следует отметить, что Франция и Америка дорожат
своей исторической дружбой, основанной на искренней и прове-
ренной временем приверженности демократическим ценностям.
Тем не менее на смену затухающему вызову марксизма пришла
новая напряженность во франко-американских культурных отно-
шениях, которая затронула даже официальный диалог двух стран.
Например, в 2000 году Соединенные Штаты организовали встре-
чу в Варшаве «Сообщества демократических государств» (с учас-
тием министров иностранных дел более 100 стран), в ходе кото-
рой министр иностранных дел Франции утверждал, что амери-
канский способ поддержки демократии в глобальном масштабе
плохо сочетается с необходимостью уважения международного
культурного многообразия. Он призывал участников не «ставить
знак равенства между универсализмом и навязыванием западных
ценностей» и осуждал «доминирование англо-американской мо-
дели свободного рынка»12.
Подобная критика со стороны французов придала антиглоба-
лизму некоторый налет интеллектуальной элегантности. Тем вре-
менем российская элита все чаще предлагает более антагонистич-
ное политическое определение контркредо. Большая часть этой
элиты инстинктивно испытывает антиамериканские настроения,
но ей недостает системности в формулировках для оправдания
этой враждебности и придания ей конкретного направления. Здесь
присутствуют вполне понятные сожаления Москвы по поводу
утраты ею своего места на верху глобальной иерархии и недоволь-
ство эксклюзивным местом, которое занимают США. Большая
часть российской элиты понимает неоспоримый факт, что ком-
мунизм дискредитирован и возврата к нему быть не может. Ставка
на национализм, чтобы не сказать шовинизм, может способство-
вать внутриполитической консолидации, но не принесет России
внешних союзников. Было бы затруднительно, а по сути бесполез-
но соревноваться с Америкой на основе национализма, который фо-
кусирует внимание на ужасающих условиях в самой России. Для
противостояния американской «гегемонии» Россия должна зару-
читься международной поддержкой, а это, в свою очередь, требу-
ет солидного интеллектуального обоснования.
г Поэтому представления о том, что глобализация — это пря-
мое продолжение американского глобального политического пре-
восходства, являются ниспосланной Богом идеологической воз-
438 • Збигнев Бжезинский
можностыо, которая дает основание для всеобъемлющей косвен-
ной критики единственной сверхдержавы и без явного антиаме-
риканизма создает предпосылки для объединения сбитых с толку
и деморализованных сегментов посткоммунизма, антикоммуниз-
ма, псевдокоммунизма, националистических и шовинистических
элементов в российской элите. Она даже позволяет использовать
остаточные явления старой советской кампании «борьбы с космо-
политизмом» для выработки такой позиции, в которой антиглоба-
лизм фактически станет антиамериканизмом. Россия не может
экономически соперничать с Америкой, но контраст между россий-
ской бедностью и американским изобилием может быть сведен к
обвинению, что Америка, в отличие от России, в культурном от-
ношении бесплодна, материалистически алчна и лишена духов-
ного призвания.
В политическом плане подобного рода взгляды приобщают
Россию к другим распространенным проявлениям антиглобализ-
ма в мире. Российская элита традиционно претендовала на какую-
то особую роль для России сначала как для Третьего Рима хрис-
тианского мира и позже как центра мировой революции, симво-
лом которой являлся развевавшийся над Кремлем красный флаг.
Когда в декабре 1991 года этот флаг был спущен, статус России в
глазах многих понизился до статуса простого национального го-
сударства, которое больше уже не олицетворяет какие-то транс-
цендентальные и транснациональные ценности. Таким образом,
идея контркредо обладает для России определенной привлека-
тельностью и отвечает ее чаяниям на восстановление самоуваже-
ния и более эффективное идеологическое противодействие гло-
бальному превосходству американского бизнеса и массовой куль-
туры13.
Есть также еще одна своекорыстная и чисто внутренняя при-
чина настороженного отношения московской элиты к возглавля-
емой США глобализации. Эта элита традиционно испытывала
сильные предпочтения в отношении высокоцентрализованной си-
стемы управления. Централизованная власть отвечает ее интере-
сам, в то время как глобализация угрожает ослаблением этой вла-
сти и снижением эффективности национальных политических
институтов. Российская элита инстинктивно отвергает идею де-
централизованной нации, в которой регионы в меньшей степени
Выбор • 439
зависят от Москвы и в большей степени напрямую взаимодей-
ствуют с «заграницей»14.
1 Официальная позиция Китая тоже отражает явственную
культурологическую враждебность в отношении поддерживае-
мой США глобализации. В условиях, когда марксизм утратил свое
значение как во внутриполитическом контексте, так и в глобаль-
ном масштабе, политическое руководство Китая нуждается в аль-
тернативном доктринальном обосновании своей монополии на
власть в стране, в то время как в международном плане оно стре-
мится выработать общее интеллектуальное видение близких по
Духу противников американского «гегемонизма». Последний ас-
пект, касающийся утверждений об изначальном антидемократиз-
ме глобализации, играющей на руку сильным, дает весьма удоб-
ный аргумент в защиту отстаиваемой Китаем идеи «многополяр-
ности»15.
Можно также уловить некоторые элементы формирующейся
контрдоктрины в частых заявлениях китайцев относительно кон-
цепции «азианизма» (предположительно при главенстве Китая),
которую надо развивать в интересах независимого обеспечения
коллективных интересов стран Азии перед угрозой гегемонист-
ской глобализации. Поддерживаемая Китаем концепция «азианиз-
ма» может стать привлекательной альтернативой глобализации,
использующей общность взглядов влиятельной китайской диас-
поры в Юго-Восточной Азии и китайцев в КНР. Два недавних
китайских бестселлера: «Китай может сказать “нет”» (явное под-
ражание очень популярному антиамериканскому памфлету, на-
писанному видным японским националистом и озаглавленному
«Япония, которая может сказать “нет”») и «Китайский путь: в тени
глобализации» отражают представления о том, что глобализация
двляется продолжением американского политического и эконо-
мического гегемонизма.
; Парадоксально, но именно приверженность Китая глобализа-
ции, а не противодействие ей может стать препятствием для ми-
рового экономического господства США. Как уже отмечалось,
Китай является излюбленным примером для всех, кто пытается
рекламировать глобализацию. Китай не только привлекает аме-
риканский капитал, который видит все меньше возможностей для
приложения в сфере национального производства в самих США,
440 • Збигнев Бжезинский
но и вообще становится все более притягательным для прямых
иностранных инвестиций, привлекаемых низкой себестоимостью
производимой продукции, высокой производительностью труда
и избыточной дешевой рабочей силой Китая. Если эту тенденцию
связать с заметным падением уровня прямых иностранных инве-
стиций в экономику США, которые сокращают дефицит торгово-
го баланса, и прогрессирующим падением прибыльности амери-
канской промышленности, успех глобализации, превратившей
Китай в главную промышленную фабрику мира, может стать ос-
новным фактором в крахе американской промышленности16.
И наконец, возражения антиглобалистов имеют еще один впол-
не практический аспект. Контридеологи понимают, что американ-
ская экономика является локомотивом глобального развития и
американская мощь является основой мировой стабильности. За-
метный экономический спад в США и его отрицательное воздей-
ствие на мировую экономику могут повернуть вспять тенденцию
развития свободной мировой торговли (эта тенденция энергично
поддерживается находящимися в Вашингтоне всемирными орга-
низациями). Учитывая, что американская мощь не отделима от
жизнеспособной американской экономики, экономический кри-
зис приведет к ослаблению влияния Америки в мире, ослабит явно
позитивную связь между глобализацией и интересами безопас-
ности США и стимулирует пагубное национальное экономиче-
ское соперничество. Многие мощные группировки, выражающие
национальные экономические интересы, от немецких угольщиков
до японских производителей риса и американских сталелитейщи-
ков, по крайней мере в краткосрочом плане, только выиграют от
возрождения протекционизма.
Эта смесь мотиваций и убеждений еще не составляет после-
довательную и систематичную антиглобалистскую идеологию по
типу марксистской связи псевдоисторического детерминизма и
идеалистического фанатизма. Это, скорее, протест против пугаю-
щего будущего и возмутительного настоящего, чем альтернатив-
ный план для человечества. Короче говоря, глобализация осуж-
дается по различным причинам, многие из которых связаны с ле-
жащим на ней негативным отпечатком Америки, но контркредо
пока еще не предлагает цельного, идеологически привлекатель-
ного альтернативного плана установления мирового политиче-
ского и экономического порядка. Сторонники контркредо могут
Выбор «441
нападать на своего доминирующего противника, но они пока не в
состоянии перейти в решительное контрнаступление.
Со временем, однако, может возникнуть целостная концепция
контркредо, которая даст интеллектуальный импульс для возник-
новения откровенно враждебного США политического климата.
В период, когда стало модно считать, что век идеологий закон-
чился, антиглобализация, сплавляя в единое марксистский эко-
номический детерминизм, христианский туманизм и тревогу о
состоянии окружающей среды, подогреваемая сознанием глобаль-
ного неравенства и обыкновенной завистью, имеет шансы стать
цельной и глобально привлекательной антиамериканской докт-
риной.
Если это случится, то контркредо может превратиться в мощ-
ное орудие для всемирной мобилизации масс. В какой-то момент
оно может стать объединяющей идеологической платформой для
создания коалиции не только различных политических течений,
но и государств, которые объединятся для противодействия аме-
риканской гегемонии. Наиболее фанатично настроенные идео-
логические и политические лидеры могут использовать в своих
целях бытующие представления об американском эгоизме, рав-
нодушии к интересам более бедных и слабых, произвольном ис-
пользовании Америкой силы для того, чтобы представить ее как
глобального врага номер один.
Ключевое слово здесь «мотут». Опросы общественного мне-
ния показывают нарастание критического и даже враждебного вос-
приятия Америки. Однако эта тенденция скорее отражает недо-
вольство поведением США как единственной мировой сверхдер-
жавы, чем отрицание американского образа жизни как такового
или доктрины глобализации17. Примечательно, что когда глоба-
лизация определялась как «расширение торговли между страна-
ми в сфере товаров, услуг и инвестиций», большинство населе-
ния 25 стран выражало надежду, что это положительно скажется
на их будущем. Однако мнения сильно расходились в отношении
влияния глобализации на существующее в мире неравенство, что
предположительно явилось результатом противоречивых сообще-
ний средств массовой информации по этому вопросу. Но самым
любопытным и потенциально самым значительным оказалось то,
что при общей оптимистической оценке глобализации значитель-
ная часть респондентов также выразила некоторое одобрение ан-
442 • Збигнев Бжезинский
тиглобалистских движений на том основании, что «они действу-
ют в моих интересах»18.
Это удивительное сочувствие критикам глобализации может
быть предупредительным сигналом. Возможно, общество ощуща-
ет, что глобализация, разрушая связь между жизненно важными
экономическими решениями и теми, кого они непосредственно
касаются, может подорвать веру общества в демократию. Наибо-
лее слабые и бедные страны, особенно остро уязвимые в социаль-
ном отношении группы, могут решить, что их отсекают от приня-
тия политических решений, непосредственно затрагивающих их
благополучие. Если национальная экономика пошатнется, ник-
то, никакие далеко расположенные многосторонние институты
(вроде ВТО или МВФ), никакие наднациональные образования
(вроде ЕС), никакие гигантские глобальные корпорации и финан-
совые институты (расположенные в далеких городах богатых
стран) не будут нести политическую ответственность. Для мно-
гих экономическая глобализация будет означать утрату государ-
ственности.
Распространяющееся чувство социального бессилия создаст
исключительно благоприятный климат для разного рода демаго-
гов. Они будут повторять националистические лозунги, распрос-
транять марксистскую риторику, разоблачать пороки новой гло-
бальной реальности, ответственность за которые можно возло-
жить на алчных эксплуататоров из далекой Америки и Европы, и
при этом контрсимволично прикрываться флагом демократии.
Глобализация, вместо того чтобы восприниматься как результат
сжавшегося вследствие технологической революции мира, превра-
тится в глобальный заговор против народов19.
Признание этого риска вовсе не означает одобрение крити-
ки демагогов или игнорирование связи между феноменом гло-
бализации и возникновением нового типа политической гегемо-
нии. Однако неоднозначная реакция общества на глобализацию
свидетельствует о наличии потенциально серьезной проблемы.
Глобализация имеет как положительные, так и отрицательные
стороны, и если американские политики сознательно не привне-
сут в нее политически очевидное моральное содержание, сосре-
доточенное на улучшении условий жизни людей, их некрити-
ческая поддержка этого процесса может вызвать негативную ре-
акцию.
Выбор • 443
Сердцевину этого морального компонента должно составлять
развитие демократизации. Для всех стран, затронутых процес-
сом глобализации, должны быть созданы возможности выражать
свое мнение. Если менее развитым странам позволить высказы-
ваться, то у них будет меньше оснований и желания критико-
вать моральную легитимность глобализации. Демократизация
глобализации будет долгим, сложным и трудным процессом,
который часто может идти вспять и потребует твердого амери-
канского лидерства. Тем не менее Америка в состоянии привне-
сти необходимую моральную составляющую в свой подход к
проблеме глобализации, приглушая доктринальные импульсы,
делая на практике то, к чему она призывает, и ставя в центр вни-
мания всеобщее благо.
Соединенным Штатам следует как в политической риторике,
так и в практической политике преподносить глобализацию не как
священное писание, а как возможность улучшения условий жиз-
ни людей. Это несколько смягчит нынешний излишне идеоло-
гизированный подход к глобализации. Стремление к открытос-
ти рынков и снижению торговых барьеров должно быть не са-
моцелью, а средством улучшения экономического климата в
мире. «Свобода торговли» и «мобильность капитала» сохранят
свою роль основополагающих принципов, но их нельзя без раз-
бора навязывать всем странам без учета местных политических,
экономических, социальных и других особенностей. Приглуше-
ние идеологии в пользу более индивидуализированного и диф-
ференцированного подхода к глобализации продемонстрирует
восприимчивость Америки к конкретным нуждам других стран,
одновременно внушая такую же восприимчивость лидерам аме-
риканского бизнеса.
Сейчас Америка подрывает свои шансы на моральное лидер-
ство, требуя от других того, что сама для себя отвергает. Когда
какие-то правила оказываются экономически невыгодны или по-
литически неудобны Америке, она их часто нарушает. Подобная
непоследовательность увеличивает подозрения к мотивам Аме-
рики, делая ее господство еще менее терпимым, и усиливает стрем-
ление других аналогичным образом нарушать системные прави-
ла. Учитывая роль Америки как главного локомотива глобали-
зации, некоторые послабления могут быть оправданы, но они
444 • Збигнев Бжезинский
должны быть четко ограничены и не быть своекорыстным лице-
мерием.
Поскольку глобализация является благом для Америки, она
должна принять участие в смягчении ее отрицательных проявле-
ний. Сегодня благополучие Америки во многом зависит от того,
как мир видит свое благо. Чем равнодушнее Америка относится к
страданиям людей в мире, тем больше мир противится американ-
скому лидерству. Поэтому Америка должна проявить готовность
взять на себя известную долю расходов по улучшению условий в
мире, не ожидая для себя немедленной отдачи20. И наконец, идя
на односторонние, но хорошо просчитанные жертвы в интересах
глобального блага, Америка может убедить мир, что ее глобаль-
ное доминирование имеет доброкачественный характер, что она
непосредственно занимается теми проявлениями неравенства,
которые порождают антиамериканизм.
В конечном счете политическая притягательность контркре-
до зависит от того, как Америка осуществляет свое лидерство и в
каком состоянии находится мировая экономика. Неустойчивость
мировой экономики будет подпитывать сопротивление глобали-
зации, поощрять введение новых барьеров на пути свободной тор-
говли, усугублять социальные трудности бедных стран, наносить
ущерб американскому политическому лидерству и глобальной
привлекательности демократии.
Для Америки дилемма глобализации создает не только риск
изоляции в философском плане, но и риск возникновения докт-
рины, которая может вызвать подъем антиамериканизма в мире.
В этой связи американскому руководству важно понять, что в наш
век всеобщего политического пробуждения и общей международ-
ной уязвимости к современным средствам массового разрушения,
безопасность зависит не только от военной мощи, но также и от
преобладающего общественного мнения, от политического во-
площения общественных страстей и от очагов фанатической нена-
висти.
Учитывая важную роль в международных делах Соединенных
Штатов и Европейского союза, тесное сотрудничество между ними
в экономической и политической областях будет иметь критиче-
ски важное значение для решения вопроса о том, станет ли контр-
кредо мощной политической силой. Серьезный конфликт между
Выбор • 445
этими двумя экономическими гигантами, которые, к тому же, яв-
ляются мировыми центрами демократии, создаст угрозу не толь-
ко их экономикам. Он поставит под удар процесс проведения спра-
ведливой, упорядоченной и развивающейся в демократическом
русле глобализации.
Мир без границ, но не для людей
Глобализация предполагает существование мирового сообще-
ства без границ для денег и товаров. Однако когда речь заходит о
людях, ее сторонники и противники не могут сказать ничего оп-
ределенного. И все же в течение нескольких предстоящих деся-
тилетий сочетание миграционного давления, создаваемого нерав-
номерностью демографических процессов и неравномерным рас-
пределением мировой бедности, а также социальных последствий
неравномерного старения населения различных стран, может ре-
ально изменить политическое лицо планеты.
Сторонники и противники глобализации принимают как дан-
ность мир, разделенный на национальные государства с соответ-
ствующими требованиями к гражданству и праву проживания.
Некоторые критики глобализации сентиментально рассуждают
о национальных границах как «важных гарантиях ничем не ог-
раниченной экономической деятельности, когда каждая нация
имеет свои законы, которые поощряют собственную экономику,
обеспечивают здоровье и безопасность граждан, устойчивое ис-
пользование природных и других ресурсов и т.п.»21. Действитель-
но, в некоторых богатых государствах те же самые люди, кото-
рые решительно осуждают глобализацию, в то же время выдви-
гают резкие антииммиграционные лозунги, потому что хотят
сохранить привычный для них облик национального государ-
ства.
Так было не всегда. До возникновения национальных госу-
дарств, а фактически до появления относительно эффективных
систем пограничного контроля передвижение людей ограничива-
лось не столько требованиями законов, сколько соглашением сто-
рон, предубежденностью против чужаков, географическими пре-
пятствиями к переселению и отсутствием информации об усло-
виях жизни за пределами собственного узкого круга. В Европе с
446 • Збигнев Бжезинский
раннего Средневековья и до XIX века передвижение ремесленни-
ков и расселение колонистов (например, немцев в Восточной Ев-
ропе и даже России) было относительно свободно от политиче-
ских ограничений и часто даже поощрялось просвещенными пра-
вителями. Однако со временем заокеанские географические от-
крытия создали огромные возможности для спонтанного пере-
селения.
В широком плане можно отметить, что до XX века миграция
определялась социально-экономическими условиями, а не поли-
тическими решениями. И в этой связи национальный паспорт —
всемирно распространенный атрибут XX века — символизирует
утрату человечеством своего права (даже если его трудно было
реализовать на практике) рассматривать Землю как свой общий
дом. Последствием стал национализм, с гуманитарной точки зре-
ния явившийся шагом назад.
Сейчас этот вопрос снова встает в болезненной форме. Уже
сейчас становится достаточно острой внутри- и внешнеполити-
ческой дилеммой, насколько непроницаемыми должны быть гра-
ницы расширяющегося Европейского союза. Вопрос о том, как
скоро нынешние государства — члены Европейского союза бу-
дут готовы отменить существующие ограничения на свободное
передвижение рабочей силы из вновь принимаемых государств,
был одной из самых трудных проблем при принятии Евросою-
зом в 2002 году решения о приглашении десяти новых членов.
Серьезным вызовом Евросоюзу в сфере международных отно-
шений является и вопрос о том, как его расширение повлияет на
миграцию русских или украинцев (не только в страны Союза,
но и через расширившееся пространство Союза между Россией
и Калининградом).
Соединенные Штаты, как наиболее вожделенный объект гло-
бальной миграции, стоят перед лицом аналогичных проблем. По-
чти одна четверть от насчитывающихся в мире 140 миллионов миг-
рантов находится в США, из которых 30 миллионов имеют ста-
тус рожденных за рубежом резидентов, а одна треть — выходцы
из Мексики, которая также является основным источником неле-
гальной миграции в США. Вопрос о регулировании потока миг-
рантов, выгодном обеим сторонам, является постоянным раздра-
жителем в двусторонних отношениях. Адаптация американцев к
Выбор • 447
постоянно расширяющемуся культурному и лингвистическому
присутствию латиноамериканской общины является для США
серьезной внутренней проблемой.
Если рассматривать глобализацию как естественное след-
ствие всемирной технологической революции, а не как доктри-
нальную дискуссию, она делает весьма актуальной проблему
глобальной миграции. Приведенные в таблице данные показы-
вают усиливающийся демографический дисбаланс между бога-
тыми Европой и Америкой и более бедными Азией, Африкой и
Латинской Америкой.
Доля совокупного населения Европы и Северной Америки в
мире не только уменьшилась с 30% в 1900 году до 17% в 2000 году,
но в следующие 20 лет она упадет до 14% от общего числа жите-
лей Земли. Е1аселение Европы фактически сократится, в то время
как население Азии вырастет на 910 миллионов. Одновременно на-
селение самых богатых стран мира будет стареть. Таким образом,
иммиграция является экономической и политической необходи-
мостью для более процветающих стран со стареющим населением,
а эмиграция может выполнять роль клапана для регулирования
поднимающегося демографического давления в более бедных и
густонаселенных странах «третьего мира».
Большая часть «третьего мира» становится огромным тлею-
щим фитилем, раздуваемым антизападной и антиамериканской
враждебностью, и глобальные демографические процессы могут
поджечь его. Существует огромная разница в доходах надушу на-
селения между богатым Западом, который сокращается в разме-
рах и стареет, и более бедными Востоком и Югом, которые растут
и будут оставаться относительно молодыми. В то время как годо-
вой доход на душу населения в Северной Америке (выраженный
через покупательную способность) значительно превышает 30 тыс.
долларов, а в странах Евросоюза он колеблется от 17 до 30 тыс.
долларов, в самых густонаселенных странах «третьего мира» он
составляет: 875 долларов в Е1игерии, 2100 долларов в Пакистане,
2450 долларов в Индии, 3100 долларов в Индонезии, 3900 долла-
ров в Египте и 4400 долларов в Китае. В 2001 году в 15 странах
Африки годовой доход на душу населения был меньше 1 тыс. дол-
ларов — это менее 3 долларов в день.
448 • Збигнев Бжезинский
Таблица 1
Изменение распределения мирового населения
(в миллионах)
1900 г. 2000 г. Абсо- лютный прирост (1900- 2000 гг.) 2020 г. Абсо-
насе- ление % от всего насе- ление % от всего насе- ление % от всего лютный прирост (2000- 2020 гг.)
Азия 947 57 3,672 61 2,725 4,582 60 910
Африка 133 8 794 13 661 1,231 16 437
Латинская Америка 74 5 519 9 445 664 9 145
Европа 408 25 727 12 319 695 9 -32*
Северная Америка 82 5 314 5 232 370 5 56
Весь мир 1,650 6,056 4,406 7,579 1,523
* С 1999 года в 18 европейских странах смертность превышает рождаемость,
в России и на Украине соотношение этих показателей имеет наибольшее отри-
цательное значение (базовые данные предоставлены ООН, Департаментом на-
родонаселения).
В глобальном контексте этого бросающегося в глаза неравен-
ства население, больше всего страдающее от бедности, будет ис-
пытывать и наибольший демографический стресс. Страны с наи-
более высокими темпами роста населения в следующие 50 лет
будут находиться в экономически наименее выгодных, полити-
чески наименее стабильных и наиболее подверженных соци-
альным взрывам условиях. Эта зона охватит Палестину, Персид-
ский залив и самые неустойчивые районы Южной Азии22. Если
эти государства не смогут удовлетворить политические чаяния и
экономические потребности своего «разбухающего» населения,
что вполне возможно, то антизападные силы, стремящиеся деста-
билизировать эти режимы и имеющие международные амбиции,
могут найти здесь много сторонников.
Тот факт, что к 2020 году население беднейших регионов бу-
дет состоять в основном из молодежи — контингента наиболее бес-
покойного в политическом и социальном плане, — еще больше уси-
лит социальную напряженность. Ожидается, что к 2020 году на-
Выбор • 449
селение в возрасте до 30 лет составит, соответственно: в Азии —
47%, на Ближнем Востоке и в Северной Африке — 57%, в зоне к
югу от Сахары — 70%. По сравнению с этими цифрами в Север-
ной Америке этот контингент будет составлять 42% и в Европе —
31%. Молодежный «выступ» будет особенно заметен на Ближ-
нем Востоке и в Северной Африке, что в силу близости к Евро-
союзу будет создавать для него особую угрозу. Как отмечается в
докладе ЦРУ за 2001 год, «беднейшие и в силу этого политичес-
ки наименее стабильные страны мира, включая среди прочих Аф-
ганистан, Пакистан, Колумбию, Ирак, сектор Газа и Йемен, к
2020 году будут иметь наибольшее молодежное население. В
большинстве стран не будет условий для успешной интеграции
этой молодежи в общество»23. Бесправная и разгневанная моло-
дежь, лишенная всякой надежды, будет самым яростным оппо-
нентом международного порядка, который Америка хочет уста-
новить.
Эта асимметрия становится особенно взрывоопасной из-за бес-
прецедентной осведомленности бедных благодаря СМИ, в пер-
вую очередь телевидения, о лучших условиях жизни у других.
Более того, мировая беднота все более концентрируется в хаоти-
чески растущих мегатрущобах, которые весьма уязвимы для воз-
действия со стороны политических радикалов или религиозных
фундаменталистов, подогреваемых ксенофобскими настроениями.
Таким образом, Америка, Европа, некоторые богатые страны и, воз-
можно, в скором времени Япония становятся для обездоленных, с
одной стороны, притягательным магнитом, а с другой — объектом
ненависти.
На этом фоне миграция начинает менять социально-культур-
ную структуру Западной Европы. В некоторых европейских стра-
нах, таких как Австрия, Германия и Бельгия, доля граждан ино-
странного происхождения ненамного отстает от Америки, за ними
следуют Франция и Швеция. В результате во многих европей-
ских государствах возникли очаги политической и социальной на-
пряженности, а антииммигрантские движения стали набирать
силу. И все же ни Западная Европа сегодня, ни Япония завтра не
могут позволить себе остановить иммиграцию. Экономика этих
стран все больше нуждается в импорте молодой рабочей силы,
отчасти оттого, что процветание сделало тяжелый труд менее при-
влекательным для местных уроженцев, но особенно в силу фено-
450 • Збигнев Бжезинский
мена, который только недавно привлек внимание общества, — из-
за прогрессирующего и ускоряющегося глобального старения24.
Феномен старения общества имеет далеко идущие послед-
ствия для экономической глобализации и мировой геополитики.
В составе населения увеличивается доля ничего не производяще-
го населения и иждивенцев, одновременно возрастает политиче-
ская власть этих граждан. Это общемировая тенденция, хотя в на-
циональном разрезе она идет неравномерно в связи с различным
уровнем рождаемости и смертности. По данным Американского
бюро переписи и статистике ООН, в 2000 году средний возраст
жителя Америки составлял 35,5 года; Европы (включая страны,
не входящие в Евросоюз, и Россию) — 37,7 года; Японии — 41,2
года; Китая — 30 лет; Индии — 23,7 года, но к 2050 году средний
возраст жителя Америки уже составит 39,1 года; Европы — 49,5
года; Японии — 53,1 года; Китая — 43,8 года и Индии — 38 лет.
С прогрессирующим уменьшением доли населения, занятого
в производстве, и ростом числа иждивенцев увеличение бюджет-
ной нагрузки, вызванное растущими потребностями социально-
го обеспечения и связанное с этим замедление темпов экономи-
ческого роста, видимо, получат глобальное распространение. Во
всех странах увеличится количество людей, чей возраст превы-
шает 65 лет, но в богатых странах станет меньше людей моложе
30 лет. Положение станет усугубляться тем, что богатые страны
будут вынуждены расширить приток молодых иммигрантов, в
основном более образованных, а это, в свою очередь, обострит со-
циальные проблемы более бедных и менее развитых стран. Они
будут «нести потери» в наиболее продуктивных, образованных и
инициативных сегментах трудоспособного населения. По имею-
щимся оценкам, в настоящее время в США, странах Евросоюза,
Австралии и Японии работает около 1,5 миллиона квалифициро-
ванных мигрантов из слаборазвитых стран. За последнее десяти-
летие только Африка потеряла 200 тысяч так необходимых ей
квалифицированных профессионалов и около 30 тысяч докторов
наук25.
Долгосрочный эффект старения населения будет иметь гло-
бальный характер, но в первую очередь он проявится в более бо-
гатых и развитых странах, особенно в Европе и Японии. В насто-
ящее время Италия, Испания и Япония являются самыми «ста-
рыми» странами в смысле соотношения престарелых к общему
Выбор *451
населению. Но феномен старения общества распространяется, и
его эффект усиливается параллельным процессом депопуляции,
в результате которой к середине века население более чем 30 стран
сократится. В таких странах, как Испания и Италия, оно, вероят-
но, сократится на 20%, ненамного от этого отстанет и Япония.
Таким образом, для более богатых и «старых» стран эта проблема
будет становиться все острее. В сочетании со значительным со-
кращением рождаемости это может сдвинуть соотношение соци-
ально зависимой старшей группы к опасной в финансовом плане
черте, приведет в не слишком отдаленном будущем к резкому воз-
растанию общественного долга и даже к дефолтам26.
Население США, наоборот, будет увеличиваться, хотя и бо-
лее медленными темпами, особенно иммигрантское, с характер-
ным для него более высоким уровнем рождаемости. (По имею-
щимся оценкам, иммигранты и рождающиеся у них дети составят
две трети ежегодного прироста населения США.) В результате
Америка, видимо, окажется в более благоприятном положении по
сравнению со своими основными союзниками и даже некоторы-
ми развивающимися странами в плане доли нетрудоспособного
населения и пополнения своих трудовых ресурсов27.
Самой болезненной стороной этого процесса будет то, что ни
Европа, ни Япония не смогут сохранить свой уровень жизни и со-
циальные обязательства в отношении пожилых граждан без зна-
чительного притока «свежей крови», так называемой «миграции
замещения», но и это решение будет только частичным. На самом
деле представляется маловероятным, что указанные страны раз-
решат иммиграцию в таких масштабах, которые обеспечат хотя
бы поддержание существующего соотношения между активным
населением и иждивенцами. Число иммигрантов, которых этим
странам пришлось бы принять, исчислялось бы многими милли-
онами28.
Первоначально Евросоюз может облегчить демографическую
проблему за счет простого расширения в восточном направлении.
Процесс ассимиляции иммигрантов облегчается, если они имеют
общее культурное наследие и на их пути нет правовых барьеров.
Например, для Франции или Германии интеграция иммигрантов
из Польши будет проходить гораздо более быстро и социально
приемлемо, чем выходцев из Северной Африки или Турции, не
говоря уже о возрастающем числе мигрантов из Южной Азии. Но
452 • Збигнев Бжезинский
даже Восточная Европа (особенно Украина и Россия) будут зат-
ронуты процессами старения населения и депопуляции, что умень-
шит численность людей, которые могли бы эмигрировать на За-
пад.
Присутствие в Европе выходцев из Северной Африки, Тур-
ции и Ближнего Востока будет неизбежно возрастать, а вместе с
этим будут углубляться связанные с этим процессом социальные
и культурные конфликты. Недавняя острая реакция в Голландии
на прибывающих иностранцев была связана с представлениями о
том, что 5% населения — иммигранты из мусульманских стран
(главным образом марокканцы и турки), численность которых за
последние 30 лет возросла в 10 раз — отвергают существующие в
Голландии мораль и образ жизни. Подобная реакция имела место
и в других европейских странах.
Сочетание миграционных процессов и старения населения мо-
жет вызывать в более богатых, «старых» и постепенно теряющих
свое население странах пересмотр традиционных концепций на-
ционального государства. Это болезненный, но неизбежный про-
цесс, связанный с глобализацией. В настоящее время почти все
более богатые страны мира (за исключением США, Канады и Ав-
стралии) имеют четко выраженный национальный облик. Асси-
миляция предусматривает не только формальное принятие граж-
данства и четкую приверженность общему будущему, как это име-
ет место в случае с Америкой, но также подлинное принятие об-
щего и часто мистического прошлого. В Америке иммигранты
обычно начинают считать себя американцами еще до того, как
получат гражданство. В Европе дело обстоит иначе даже во Фран-
ции, известной своей традицией языковой ассимиляции. Для до-
статочно изолированной и культурно уникальной Японии сама
идея абсорбции миллионов мигрантов выглядит почти немысли-
мой. В этих странах национальная история, язык, культурное и
религиозное самосознание так тесно переплетены, что принятие
национального прошлого имеет почти такое же важное значение
для полной ассимиляции, как и чувство общего национального
будущего.
Возникающая головоломка влечет и другие последствия, при-
чем некоторые из них имеют существенное геополитическое зна-
чение для Америки. В широком плане их можно разделить на три
категории по последствиям старения населения и иммиграции:
Выбор • 453
(1) на национальный характер стран «первого мира»; (2) на роль
этих стран в сфере международной безопасности и, что самое важ-
ное, (3) на глобальный политический вес Америки.
Разница между Германией 1900 и Германией 2000 года была
очень метко определена одним (неназванным) источником как
разница между страной, в которой «больше половины населения
моложе 25 лет и бедно», и страной, в которой «больше половины
населения старше 50 лет и богато». Оставляя в стороне некото-
рые статистические преувеличения, это определение отражает
сущность происшедших перемен в национальном характере нем-
цев: переход от энергичного и эмоционально заряженного к более
сонному и удобному [gemiietlich] существованию. Таким образом,
национальный характер отражает, скорее, образ жизни, чем на-
правленную на самоутверждение модель поведения; здесь обла-
дание летним домиком в соседней стране является более важным,
чем захват территории этой страны.
Такого рода жизненная позиция, олицетворяющая западно-
европейский опыт, наводит на мысль, что Евросоюз не будет
склонен трансформировать свое будущее политическое единство
в способность использовать военную силу в глобальном мас-
штабе. Более того, финансовые трудности, связанные с возраста-
нием доли экономически зависимого пожилого населения, могут
усилить антимилитаристские настроения и затруднить получе-
ние согласия электората на любое увеличение военных расходов
Европы. К тому же, отрицательные демографические тенденции
еще более сократят контингент лиц, пригодных к военной служ-
бе. Обе эти тенденции, по всей видимости, затруднят привлече-
ние в армию добровольцев.
Вскоре у Евросоюза, а затем, возможно, и Соединенных Шта-
тов не останется другого выбора, как возродить практику комп-
лектования вооруженных сил, которая имела место в период до
образования национальных государств. Теперь, когда основан-
ные на воинской повинности граждан армии (истоки которых
восходят к временам Французской революции) заменяются спе-
циалистами военного дела с высокой технической подготовкой,
высокоразвитым странам, по-видимому, придется все больше
ориентироваться на вербовку добровольцев из числа мигран-
тов. Национальная гордость уже не является определяющим
фактором боевого духа, и профессиональные армии богатых
454 • Збигнев Бжезинский
стран все в большей степени будут комплектоваться хорошо под-
готовленными наемниками из числа граждан «третьего мира»,
лояльность которых будет простираться не дальше их следую-
щей зарплаты.
Некоторое время у Соединенных Штатов будет преимущество,
заключающееся в том, что они в меньшей степени, чем другие стра-
ны, будут подвергаться действию «ножниц», вызывающих старе-
ние населения и резкое снижение рождаемости. Если существую-
щие прогнозы оправдаются, то Америка сохранит прочную демо-
графическую базу, позволяющую ей осуществлять глобальное ли-
дерство в соответствии со своими представлениями о глобализации.
Ее богатые партнеры, по всей видимости, сохранят внутреннюю ста-
бильность, но будут нуждаться в американской защите в плане обес-
печения глобальной безопасности. Эти же страны, с их не расту-
щим или сокращающимся населением, будут все в большей степе-
ни испытывать нарастание этнической напряженности, вызван-
ной расширяющимся использованием иностранной рабочей силы.
Глобализация может потерять для них свою привлекательность.
Однако большая часть Азии, Ближнего Востока и Африки, а так-
же отдельные регионы Латинской Америки будут испытывать воз-
растающее давление политических и экономических факторов де-
мографической ситуации.
В этом контексте опыт американского общества, с его куль-
турным разнообразием и обращенными в будущее традициями ас-
симиляции, может стать обнадеживающей моделью для тех, кто
еще находится в плену менее гибких национальных концепций.
Более того, у Америки в силу ее относительной живучести будут
неплохие возможности для выработки каких-то программ совме-
стных действий глобального масштаба, направленных на смягче-
ние неблагоприятных последствий неравномерно идущих демо-
графических процессов. Точно так же как ВТО стала необходимой
для придания глобализации разумной упорядоченности, может
потребоваться какой-то инструмент для регулирования (и гума-
низации) глобальных миграционных процессов (всемирная миг-
рационная организация?), который поможет ввести некие общие
стандарты взамен произвола и непоследовательности в обраще-
нии с мигрантами. Конечно, национальные государства будут нео-
хотно уступать право контроля над доступом на их территорию.
Со временем, однако, неравномерная демографическая динамика
Выбор • 455
заставит их искать более приемлемые решения, чем могут быть
приняты любой отдельной страной.
В конечном счете глобализация, отдающая предпочтение бо-
гатым и занимающаяся проблемой нищих мигрантов таким обра-
зом, что это приносит пользу только тем же привилегированным,
будет глобализацией, которая оправдывает ее критиков, мобили-
зует ее противников и еще больше раскалывает мир. Только мир,
который будет все больше проникаться общим социальным со-
знанием и становиться более открытым к передвижению, пусть
даже регулируемому, — причем не только товаров и капиталов,
но и людей, — сможет реализовать положительный потенциал
глобализации.
да
---------------
1 Charles Doran. Globalization and Statecraft. SAISphere (Winter 2000); Paul
H. Nitze. School of Advanced International Studies.
2 Взять, к примеру, широко распространенное исследование, подготовлен-
ное в начале 2001 года ведущей международной консультативной компанией
А.Т. Керни совместно с престижным журналом «Форин полней», посвящен-
ное международным отношениям и озаглавленное «Индекс глобализации»,
которое, как утверждается, представляет собой «полный путеводитель по гло-
бализации в 50 развитых и ключевых складывающихся рынках». Сопровож-
давший публикацию пресс-релиз компании Керни провозгласил «одним из
самых драматических выводов» этого исследования, что в более глобализи-
рованных странах отмечается «большее равенство в доходах, чем в менее гло-
бализированных странах». В доказательство этого тезиса приводятся приме-
ры Польши, Израиля, Чешской Республики и Венгрии. Правда, нигде не от-
мечается, что в этих странах всегда были сильны традиции социального ра-
венства. Точно так же утверждается, что «в наиболее глобализированных
странах мира больше гражданских свобод и политических прав, как они еже-
годно оцениваются организацией «Фридом хаус». В «Индексе» также утвер-
ждается, что во всех приведенных случаях (Нидерланды, Швеция, Швейца-
рия и др.) демократия и законность глубоко укоренились и подразумеваемая
причинная связь имела место, но с обратным знаком. «Индекс», между про-
чим, назвал Сингапур самой глобализированной страной мира, что, предпо-
ложительно, должно было как-то отразиться на положении с правами челове-
ка в этой стране. В очередном издании того же исследования («Индекс глоба-
лизации» 2002 г.) снова утверждалось, что «самые глобальные страны мира
обеспечивают большее равенство доходов, чем их менее глобальные партне-
ры... За некоторыми исключениями, страны с высоким значением «Индекса
глобализации» обеспечивают большую степень политических свобод... Срав-
нение позиций нашего «Индекса» с «Международным обзором прозрачнос-
ти», касающимся предполагаемой коррупции, показывает, что чиновники в
456 • Збигнев Бжезинский
наиболее глобальных странах менее коррумпированы, чем их коллеги в стра-
нах с закрытой экономикой». Из чего следует, что глобализация способствует
развитию равенства, политических свобод и порядочности.
3 Лидеры профсоюзов часто ссылаются на то, что в 1979 году в производ-
ственной сфере был занят 21 миллион американцев, что составляло 30% от
всех работающих; к 2001 году число занятых в производстве сократилось до
16 миллионов, хотя общая численность рабочей силы увеличилась на 15 мил-
лионов человек.
4 Сами китайцы оспаривают плодотворное влияние глобализации. Под-
робный анализ в официальном печатном органе Коммунистической партии
(Two Major Trends in Today’s World // People’s Daily. — 2002. — 3 apr.) отме-
чает, что «глобализация привела к увеличению разрыва между бедным Югом
и богатым Севером... в последние 30 лет, число наименее развитых стран уве-
личилось с 25 до 49, число жителей Земли, находящихся в условиях абсолют-
ной нищеты, возросло за последние пять лет с 1 миллиарда до 1 миллиарда
200 миллионов человек».
5 Повестка встреч министров стран — членов ВТО составляется так на-
зываемым «квадратом», состоящим из Соединенных Штатов, Канады, Япо-
нии и Евросоюза, на долю которых приходится около 2/3 мировой торговли.
Более того, вопрос доступа на американский рынок дает представителям США
беспрецедентные возможности оказания влияния на позиции других госу-
дарств. Президентом Всемирного банка является американец, поскольку это
удобно, и США имеют здесь наибольший процент голосов. В МВФ для при-
нятия важных решений требуется 85% голосов в поддержку предложения, а
доля голосов США составляет 17,11%, что дает, таким образом, США факти-
ческое право вето. Неудивительно, что некоторые называют МВФ и Всемир-
ный банк «дочерними предприятиями Министерства финансов США».
6 Согласно заявлениям аппарата торгового представителя США, «реше-
ния комитета по спорным вопросам не могут заставить нас изменить наши
законы... Америка оставляет за собой право выполнять или не выполнять реко-
мендации этого комитета». См.: America and the World Trade Organization. —
http://www.ustr.gov/html/wto usa.html.
7 Это иллюстрируется результатами первого ежегодного «Индекса при-
верженности развитию», сформулированными Центром глобального разви-
тия и журналом «Foreign Policy», который «ранжирует самые богатые страны
по тому, насколько их политика помогает или мешает развитию бедных стран»,
основываясь на сочетании экономической помощи, торговли, инвестиций,
внимания к вопросам охраны окружающей среды, открытости для миграции
и вклада в миротворчество. Страны «большой семерки», на которые прихо-
дится 2/3 мирового производства, в целом занимают в этом «Индексе» невы-
сокое положение, причем Соединенные Штаты занимают 20-е, а Япония —
21-е место (Ranking the Rich // Foreign Policy. — 2003. — May—June).
e В одном из самых злобных откликов на события 11 сентября 2001 г., свя-
завших их с глобализацией, известный французский философ Жан Бодрилар
провозгласил в своем памфлете «L’Espirit du Terrorisme» (Париж, 2001), что
<; Выбор • 457
«терроризм аморален... и он является ответом на столь же аморальную глоба-
лизацию», причем последняя вызывает чувство сопричастности к «большому
торжеству по случаю разрушения мировой сверхдержавы, или, скорее, по
случаю ее в каком-то смысле саморазрушения, восхитительного самоубий-
ства». По его мнению, человечество в настоящее время переживает четвер-
тую мировую войну, причем если первая была направлена против колониа-
лизма, вторая — против нацизма, третья — против «советизма», то нынеш-
няя, четвертая — против глобализма. Этот памфлет широко тиражировался
газетой «Le Monde» 3 ноября 2001 г., которая напечатала его полностью на
двух полосах.
9 Bourdieu Р. Uniting to Better Dominate // Conflicts over Civilization, Items
& Issues, 2, No. 3—4. — Winter 2001. — P. 1—6.
10 Alternatives to Economic Globalization: A Better World is Possible, ed. Cavanagh
J. et al. (San Francisco: Berrett-Koehler. — 2002. — P. 18.)
11 Этот аргумент очень убедительно использован Эми Чуа в статье «А
World on the Edge» (The Wilson Quarterly (Autumn 2002), предваряющей вы-
ход в свет ее книги «А World on Fire: How Free Market Exporting Democracy
Breeds Ethnic Hatred and Global Instability». Несколько примеров, подтверж-
дающих ее точку зрения: на Филиппинах китайское население, составляю-
щее 1% от общего числа, контролирует 60% экономики (причем около 60%
филиппинцев живут на 2 доллара в день); в Индонезии китайцы, составляю-
щие 3% населения, владеют 70% экономики частного сектора (проблема ан-
тикитайских выступлений периодически обостряется); аналогичную роль
китайцы играют в других странах Юго-Восточной Азии и в Бирме. В Запад-
ной Африке ливанские эмигранты занимают господствующее положение в
некоторых отраслях торговли. В 1994 году в Руанде большинство из племени
хуту убило около 800 тысяч из меньшинства тутси, традиционно занимавше-
го монопольное положение в скотоводстве. В Восточной Африке доминиру-
ющее положение в сфере коммерции занимали индийцы, пока их оттуда не
вытеснили. В Зимбабве до недавнего времени небольшое количество белых
фермеров владело большей частью сельскохозяйственных угодий.
12 Vedrine Н. Democracy has many hues // Le Monde Diplomatique. — 2000. —
Dec. Сама газета «Le Monde» печатала многочисленные антиглобалистские
статьи. Типичной была статья Игнацио Рамоне (The Other Axis of Evil // Le
Monde Diplomatique. — 2002. — 15 mars, в которой автор утверждал, что «су-
ществует целая индустрия, направленная на то, чтобы убедить человечество,
что глобализация принесет ему счастье... Вооруженные этой идеологией ры-
цари глобализации создали диктатуру, которая зависит от пассивного сообщ-
ничества тех, кого она порабощает». Эта тема получила дальнейшее развитие
в книге того же автора «Propagandes Silencieuses» (Paris Galilfte, 2000). Спра-
ведливости ради следует отметить, что некоторые французы выступают с кри-
тикой подобной национальной ограниченности и тяги к прошлому тех, кто
выступает с критикой глобализации, видя в этом чрезмерно обостренное вос-
приятие гегемонистских тенденций США и «ищут убежища в традиционных
формах мышления, делают шаг вперед и два шага назад». См.: Milleron J.-C. La
458 • Збигнев Бжезинский
France et la mondialisation // Commentaire. — No. 100. — Winter 2002—3. — P.
817.
13 Связь глобализации с американским глобальным империализмом весь-
ма энергично аргументируется российским историком Александром Волко-
вым в примечательно озаглавленной статье: «Международный тоталитаризм:
никогда доселе в истории условия не были так благоприятны для реализации
идеи мирового господства одной державы, которая когда-либо возникала»
(Rossiyskaya Gazeta. 2003. - 30 jan.). Предвестником такого подхода яви-
лось совместное заявление в начале 2001 года президентов России и Ниге-
рии. Это была попытка сформулировать идейную платформу, которая связа-
ла бы интересы «третьего мира» (представленного группой примерно из 135
стран — членов ООН) с Россией, объединенных стремлением противодейство-
вать американскому глобализму и проявлениям глобализации.
14 См. откровенную дискуссию в: Актуальные вопросы глобализации. —
МЭиМО. - 1999. - № 4. - С. 39-47.
15 Этот подход подробно обоснован в: Two Major Trends in Today’s World
// People’s Daily. — 2002. — 3 apr., где утверждается, что глобализация поли-
тически антидемократична и экономически дискриминационна.
16 «Китай, на который восторженные управленцы когда-то смотрели как
на бездонный рынок, вместо этого быстро становится мировой мастерской...
Одно из последствий превращения Китая в производственного гиганта: он
быстро становится ведущим мировым дефляционным фактором. Производ-
ственный потенциал Китая приводит к снижению цен на постоянно расширя-
ющийся круг промышленных, потребительских и даже сельскохозяйственных
товаров, которые он продает по всему миру». Более того, в отличие от моло-
дых промышленно развитых государств, Китай «не отказывается от произ-
водства дешевой продукции: игрушек, текстиля, одновременно расширяя свои
позиции в высокоприбыльной и высокотехнологичной сфере». И последнее
по порядку, но не по значению: «Влияние Китая на мировые цены и мировую
стратегию, очевидно, будет возрастать. Вступление Китая в ВТО приводит к
появлению весьма экономичных и остроконкурентных частных компаний, ко-
торые устремляют свои взоры за границу с целью облегчить ценовой пресс
внутри страны». См.: Leggett К. Burying the Competition // Far Eastern Economic
Review. — 2002. — 17 Oct. Сами китайцы начали задумываться над своей воз-
можностью стать «мировой фабрикой». Директор Национального экономиче-
ского исследовательского института Фэнь Гань в статье «China Must Fight to
Strengthen Its Manufacturing Industry Even As It Pursues High-Tech Industries,
Services» (принадлежащая КНР газета «Та Kung Рао». — Hong Kong, 2002. —
15 Nov.) пишет, что, «если он хорошо использует свою силу, то есть людские
ресурсы, в виде огромной рабочей силы, состоящей из крестьян, мы считаем,
что в предстоящие одно-два десятилетия Китай сможет стать глобальной про-
изводственной базой».
17 Глобальный обзор точек зрения («The Pew Global Attitudes»), прове-
денный исследовательским центром «The Pew Research Center» в 44 странах
и опубликованный в конце 2002 года, выявил, что «большинство опрошен-
Выбор • 459
ных в обследовавшихся странах выражают недовольство американской одно-
сторонностью». Более того, в целом имидж Америки ухудшился, в некоторых
случаях довольно значительно. Основные исключения: Нигерия (положитель-
ный прирост 31%) и Россия (24%), что заставляет предположить, что на опро-
шенных сильно повлияло состояние официальных отношений между прави-
тельствами этих стран и США. Обзор также выявил, что «американское об-
щественное мнение резко расходится с мировым в оценке роли США в мире и
глобальных результатов действий США».
16 Согласно опросам, проведенным для Всемирного экономического фо-
рума компанией «Environics International Ltd.» в 24 странах в период между
октябрем и декабрем 2001 года, соотношение между теми, кто считал, что ан-
тиглобалисты действуют в их интересах против тех, кто был с этим не согла-
сен, составило, соответственно: в Турции — 73 и 8%, в Индии — 60 и 34%, во
Франции — 54 и 35%, в Италии — 41 и 49%, в США 39 и 52%, в Южной
Корее — 35 и 65%, в Японии — 24 и 50%.
19 Критики вопрошают: «Можно ли позволить узкой правящей элите, тай-
но заседающей вне поля зрения общественности, устанавливать правила, оп-
ределяющие будущее людей?.. Главным свойством жизнеспособной демокра-
тии является отчетность... Так не может быть, когда управленческие решения
принимаются в иностранных корпорациях, директора которых живут за ты-
сячи миль и, более того, перед которыми стоит задача обеспечения максималь-
ной прибыли акционеров». См.: Alternatives in Economic Globalization: A Better
World is Possible / Ed. John Cavanagh et al. — San Francisco: Berrett-Koehler,
2002. - P. 4,57.
20 Это, например, может означать создание более действенной системы
поощрений, которая побуждала бы американские фармацевтические компа-
нии поставлять свои лекарства дешевле туда, где в этом есть потребность, или
создание более эффективной системы перераспределения продовольствия так,
чтобы направить излишки западного продовольствия в страны, испытываю-
щие в нем наибольшую необходимость, и в то же время осуществлять допол-
нительные инвестиции с целью создания и развития их собственной произ-
водственной базы. Кроме того, это может включать такие менее бросающиеся
в глаза меры, как создание неких структурных буферных звеньев в основных
международных учреждениях, особенно в финансовых, например в МВФ,
которые создавали бы определенный зазор между процессом принятия реше-
ний и точками приложения неофициального давления со стороны США, изо-
лируя таким образом эти учреждения от чрезмерного влияния американских
внутриполитических интересов и позволяя им более последовательно действо-
вать в направлениях, приносящих глобальную пользу.
21 Nader R. in preface to Wallach L. and Sfoza M. Whose Trade Organization?
Corporate Globalization and the Erosion of Democracy. — Washington DC: Public
Citizen Foundation, 1999. - P. x.
22 К регионам, в которых ожидается наибольший прирост населения к 2025
и 2050 годам, относятся: Йемен, оккупированные палестинские территории,
Оман, Афганистан, Саудовская Аравия, Бутан, Пакистан, Иордания, Ирак и
460 • Збигнев Бжезинский
Камбоджа. См.: United Nations, Population Division, Department of Economic
and Social Affairs //World Population Prospects: 2000 Revision. — 2001. — Febr.
23 Central Intelligence Agency // Long Term Demographic Trends: Reshaping
the Political Landscape. — 2001. — July. — P. 36.
24 Поистине первопроходческое исследование в области возникающей
реальности последствий глобального старения было проведено группой ис-
следователей Центра стратегических и международных исследований (ЦСМИ)
во главе с доктором Полом Хьюиттом. Аннотацию работы см. в отчете ЦСМИ
(«Meeting the Challenge of Global Aging». — 2002. — March), на котором осно-
вывается вышеприведенная дискуссия.
25 Growing Global Migration and Its Implications for the United States //
Central Intelligence Agency. — 2001. — 23 March. Некоторой компенсацией этих
потерь служит то, что часть заработка этих людей возвращается в их страны и
помогает экономике.
26 По оценкам Организации экономического сотрудничества и развития,
соотношение доли работающего населения к тем, кто старше 65 лет, составля-
ющее в 2000 году в странах Евросоюза и в Японии 5:1, к 2015 году уменьшит-
ся до 3:1.
27 В 1950 году США вместе с четырьмя другими развитыми странами за-
нимали 4-е место среди 12 стран мира с наибольшей численностью населе-
ния, в 2000 году США вместе с тремя другими развитыми странами уже зани-
мали 3-е место в той же группе. К 2050 году они все еще могут быть на 3-м
месте, но остальные места в первой группе уже не будут занимать развитые
страны.
28 Существующие оценки потребностей имеют широкий разброс. Соглас-
но вышеупомянутому докладу ЦРУ от марта 2001 года, Японии для поддер-
жания нынешнего соотношения работающих и иждивенцев придется в тече-
ние нескольких лет подряд принимать ежегодно по 3,2 миллиона мигрантов, а,
по оценке журнала «Economist» (2002. — 31 Oct.), только для поддержания
численности трудоспособного населения на нынешнем уровне Японии потре-
буется 5 миллионов мигрантов в год, Германии — 6 миллионов и Италии —
6,5 миллионов, что, очевидно, является совершенно неосуществимым. Но в
более осторожном анализе Кеннета Превитта (Demography, Diversity, and
Democracy // The Brookings Review. — 2002. — Winter. — P. 6) делается вы-
вод, что «для поддержания стабильного уровня трудоспособного населения
Италии... потребуется ежегодно 370 тысяч новых мигрантов, а Германии чуть
меньше полумиллиона».
Глава 5
ДИЛЕММЫ ГЕГЕМОНИСТСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
Сегодня Америка — это одновременно и ведущая мировая дер-
жава, и демократическое государство. Такое уникальное сочета-
ние позволяет задаться вопросом: как сочетается экспорт амери-
канской массовой демократии с ее квазиимперской ответствен-
ностью; может ли американская демократическая система прав-
ления стать ориентиром для меняющегося мира, который сегодня
намного сложнее, чем это имело место в период биполярного про-
тивостояния; и насколько внутренняя американская демократия
совместима с ролью державы-гегемона, как бы тщательно это ни
маскировалось демократической риторикой.
Гегемония может защищать и даже развивать демократию, но
она также может стать и угрозой для нее. Американская мощь сыг-
рала решающую роль в нанесении поражения Советскому Союзу
и остается определяющим фактором в плане как обеспечения на-
циональной безопасности США, так и поддержания стабильнос-
ти в мире. Гегемонистская держава может способствовать распро-
странению демократии за рубежом, если только это делается при
уважении прав и чаяний других и не дискредитируется лицемер-
ным и демагогическим использованием демократических лозун-
гов. Однако гегемония может создать угрозу демократии в своей
собственной стране, если она в своих претензиях, определяемых
новой уязвимостью, перейдет границу, отделяющую разумные
требования национальной безопасности от фантасмагорий, по-
рожденных возникшими в обществе паническими настроениями.
462 • Збигнев Бжезинский
В конечном счете именно сбалансированное сочетание амери-
канской демократии и американской гегемонии дает человечеству
наилучший шанс избежать изнурительной глобальной борьбы.
Признание того факта, что демократия является основным ком-
понентом американского мирового господства, позволяет поставить
несколько вопросов. Каково политическое значение совершенно
очевидной глобальной привлекательности американской массовой
культуры? Какое влияние оказывает происходящий процесс пре-
образования США в мультикультурное общество на целостность
американского стратегического видения? Какой риск для амери-
канской внутренней демократии несет осуществление внешней
гегемонистской роли Америки?
Америка и глобальный культурный соблазн
Термин «культурная революция» возник на фоне большой че-
ловеческой трагедии, вызванной чудовищным политическим пре-
ступлением: жестокой попыткой Мао Цзэдуна перевернуть поли-
тические структуры коммунистического Китая с целью возрож-
дения жизненных сил коммунистической революции, которые, по
его представлениям, пошли на убыль. Взбудоражив молодежь и
направив ее против правящей элиты и ее образа жизни, против
исторических и культурных традиций самого Китая, стареющий
диктатор надеялся разжечь пожар перманентной революции.
Социальное влияние Америки на мир в чем-то сродни фено-
мену «культурной революции», но оно более привлекательно и
не связано с насилием, а оказываемое им воздействие более стой-
ко в плане долгосрочных интересов и в силу этого обладает боль-
шим преобразующим потенциалом. Вдохновляемая Америкой
глобальная культурная революция не преследует политических
целей и не строится на демагогии, но она изменяет социальную
мораль, культурные ценности, личные вкусы, сексуальное пове-
дение и материальные запросы молодого населения почти всего
мира. Это молодое поколение, особенно его городская часть, все в
большей степени характеризуется унификацией интересов, спо-
собов развлечений и приобретательских инстинктов. Материаль-
ные возможности, доступные 2,7 миллиарда молодых людей в
возрасте от 10 до 34 лет, существенно различаются от одной стра-
ны к другой, отражая неравномерность уровня жизни. Но суще-
Выбор • 463
ствует весьма примечательное единство вкусов в отношении мод-
ных компактных дисков, американских фильмов и телевизионных
сериалов, магнетической привлекательности рок-музыки, распро-
странения цифровых игр, во всеобщем проникновении джинсов и
влиянии на местные традиции американской массовой культуры.
В результате может произойти смешение местных особенностей
с универсальными культурными ценностями, а связь последних
с Америкой является вполне очевидной.
В основе необычайной привлекательности американской мас-
совой культуры лежит американская демократия, придающая осо-
бое значение социальному эгалитаризму, сочетающемуся с нео-
граниченными возможностями для самореализации и личного
обогащения. Стремление к личному богатству — сильнейший со-
циальный импульс в американской жизни и основа американского
мифа. Однако наряду с ним существует и истинная эгалитарная
этика, превозносящая индивидуума как главную единицу общества,
поощряющая индивидуальное творчество и конструктивное сопер-
ничество. Она предоставляет каждому равные возможности для
личного успеха или (о чем чаще всего предпочитают умалчивать)
для поражения. Число неудачников неизбежно превышает число
добившихся успеха, но именно последних пропаганда популяри-
зирует, фокусируя индивидуальные мечты многих миллионов на
заманчивой Америке.
Движимая этой притягательной силой Америка стала «внепла-
новым» и политически неуправляемым средством культурного соб-
лазна, который просачивается, захватывает, меняет поведение и
в конечном счете духовную жизнь все более значительной части
человечества. Буквально ни один континент, ни одна страна (за
исключением, может быть, Северной Кореи) не защищены от не-
преодолимого проникновения многопланового и мощного воздей-
ствия этого образа жизни.
Даже на пике «холодной войны», когда советская система все
еще находилась в тисках сталинизма, иностранцам было ясно, что
«железный занавес» не может оградить советскую молодежь от
«пагубного» и «разлагающего» западного (и особенно американ-
ского) влияния. КГБ было легче изолировать советскую интел-
лигенцию от иностранной доктринальной «заразы», чем заставить
комсомольцев не носить джинсы или отбить вкус к джазу и поме-
шать им расспрашивать иностранцев о последних увлечениях
464 • Збигнев Бжезинский
американцев. А когда Советы ослабили контроль, подражание
всему запрещенному, иностранному стало массовым явлением.
Сегодня в условиях распространения глобальной связи и от-
сутствия убедительной альтернативной идеологии осуществлять
идеологический контроль стало гораздо труднее. Сейчас массо-
вой культуре могут сопротивляться только страны с глубоко тра-
диционной культурой, большинство населения которых прожи-
вает в сельских общинах. Фактически единственным эффектив-
ным способом противодействия новым культурным соблазнам
является историческая отсталость и самоизоляция. В остальном
даже такие гордящиеся своей культурой и национальными тра-
дициями страны, как Франция1 или Япония не могут изолиро-
вать себя или отвлечь свою молодежь от заманчивых новых увле-
чений и всяких модных «штучек», которые в конечном счете, даже
если не всегда явно, несут на себе клеймо «Сделано в США». Это
притяжение стало частью виртуальной реальности, смутно ассо-
циируемой с Америкой, одновременно близкой и далекой.
Подобная ситуация не является результатом какого-то поли-
тического замысла. Она — динамичный продукт открытой, пред-
приимчивой и высококонкурентной американской демократичес-
кой системы. В этой системе гарантией успеха почти в любой сфе-
ре является новаторство, включая те сферы деятельности, кото-
рые в совокупности создают массовую культуру. В результате мы
имеем глобальное доминирование США в области кино, популяр-
ной музыки, Интернете, узнаваемости брэндов, массовых гастро-
номических привычках, в языке, в сфере высшего образования и
менеджменте, короче говоря, в том, что ученые называют «мяг-
кой властью» американской гегемонии.
Исторически беспрецедентный масштаб американского куль-
турного превосходства не имеет себе равных. Не видно соперни-
ков и на горизонте. Наоборот, американское культурное домини-
рование только усиливается по мере того, как мир урбанизирует-
ся, усиливаются глобальные связи человечества и более отсталые
районы сокращаются в размерах. Это так же справедливо в отно-
шении Лагоса, как и Шанхая.
По-видимому, самое явное и ощутимое глобальное воздей-
ствие американская массовая культура оказывает через фильмы
и телевизионные сериалы. Голливуд стал не только глобальным
символом промышленности, которая в XX веке превратилась в
Выбор • 465
самый важный источник развлечений (так же, как и культурного
влияния); фильмы американского производства наиболее попу-
лярны в прокате и дают наибольшую финансовую отдачу. Аме-
риканские фильмы приносят до 80% от всего сбора мирового ки-
нематографа. Даже во Франции американские фильмы составля-
ют от 30 до 40% проката и дают до 60% кассового сбора. В Китае
первоначальный импорт ограниченного количества голливудских
фильмов обернулся таким мгновенным кассовым успехом, что
заставил правительство отказаться от попыток собственного про-
изводства «политически корректных», а по сути пропагандист-
ских фильмов. То же самое можно сказать о влиянии американ-
ских телевизионных сериалов, некоторые из них («Даллас» и
«Пляж») уже дали сотням миллионов зрителей по всему миру
представление об американском образе жизни (идеализирован-
ное и искаженное).
Для молодежи новая популярная музыка служит захватыва-
ющей средой для погружения и самовыражения. Большая часть
ее происходит из Соединенных Штатов. Согласно еженедельным
рейтингам, проводимым музыкальной индустрией в январе 2003
года, даже в Индии 9 из 20 самых популярных дисков были аме-
риканскими; аналогичная или более высокая статистика отмеча-
ется в других странах. В довершение к этому телевизионные про-
граммы MTV с ее 33 каналами всемирного вещания, VH1 (музы-
кальные программы, ориентированные на чуть более старшее по-
коление) и детские программы «Nickelodeon» собирают около
1 миллиарда слушателей в 164 странах. Так же как в кино и на
телевидении, новая музыка связана с почитанием кумиров и
конкретных суперзвезд, активным интересом к их личной жизни,
намеренно превращаемой в сенсации популярными журналами,
которые нередко издаются на средства самой этой индустрии.
Интернет также вносит свою лепту в виртуальное и непосред-
ственное отождествление мира с Америкой. Учитывая, что при-
мерно 70% всех сайтов «всемирной паутины» находятся в Амери-
ке, а английский язык является самым распространенным для
общения в Интернете как в деловом, так и в развлекательном плане
(96% всех коммерческих сайтов исполнены на английском язы-
ке), эта постоянно расширяющаяся мировая аудитория находит-
ся под сильным влиянием Америки. Будучи сам по себе культур-
но «нейтральным», Интернет обеспечивает быструю, прямую и
466 • Збигнев Бжезинский
неформальную связь, ускоряет коммерческий процесс, затрудня-
ет политический контроль за движением информации и в целом
создает более тесную глобальную информационную среду, в ко-
торой гораздо труднее как-то ограничить распространение аме-
риканской массовой культуры.
Американское культурное влияние распространяется даже на
сферу питания, где основной акцент делается на удобство приго-
товления пищи. Представления о том, что быстрое поглощение
пищи может быть экономически оправдано, относительно эсте-
тично и общедоступно, лежат в основе индустрии «фаст-фуд», воз-
никшей в Америке, но быстро распространяющейся по миру и
даже вызывающей подражание некоторых местных предприни-
мателей. «Быстрое питание» оставляет больше времени для ра-
боты; аккуратно упакованные продукты привлекают многих лю-
бителей, а их относительная дешевизна — массового потребите-
ля, главным образом трудящееся население городов и молодое
поколение. В 1950-х годах антиамериканским лозунгом европей-
ских левых была «кокаколонизация», спустя полвека торговый
знак компании «Макдоналдс» можно встретить почти в каждом
городе, что часто — хорошо это или плохо — ассоциируется с звезд-
но-полосатым американским флагом.
В более общем плане динамизм и новаторство американского
бизнеса серьезно повлияли на постоянно растущее мировое сооб-
щество потребителей. В ходе одного из типичных международных
опросов, проведенных журналом «Бизнес уик» осенью 2002 года,
респондентов попросили идентифицировать различные брэнды.
Восемь из десяти самых узнаваемых в мире брэндов, в том числе
вошедших в первую пятерку, оказались американскими. Заслу-
живает внимания то, что четыре из восьми самых известных аме-
риканских брэндов были прямо связаны с продуктами, определя-
ющими стиль жизни («Кока-Кола», занявшая первое место, «Дис-
ней», «Макдоналдс» и «Мальборо»), в то время как остальные
наиболее узнаваемые американские брэнды имели связь с техно-
логическими инновациями («Майкрософт», «Ай-Би-Эм», «Дже-
нерал электрик» и «Интел»),
Даже стиль мировой политики меняется под влиянием Аме-
рики. В какой-то мере подражание американскому политическо-
му стилю отражает общее укрепление позиций демократии после
победы над тоталитаризмом. Однако это в такой же мере резуль-
Выбор • 467
тат массового американского маркетинга, экспорта за рубеж аме-
риканских технологий рекламы в средствах массовой информации
(включая агрессивную политическую платную рекламу) и систе-
мы манипуляции обликом политических деятелей. Растущая по-
пулярность среди политиков практики использования уменьши-
тельных имен (Джимми вместо Джеймс, Билл вместо Уильям) от-
ражает влияние продуманной неформальности американской
массовой культуры.
Всемирное культурное обольщение облегчается быстрым рас-
пространением английского языка как средства международного
общения. Среди тех, кто занимается обучением молодого поколе-
ния, английский все чаще рассматривается не просто как иност-
ранный язык, а как базовый навык, что-то сродни арифметике.
Английский является рабочим языком международных воздуш-
ных сообщений и путешествий в целом; он также все больше ста-
новится официальным внутренним языком большинства актив-
ных в международной сфере (не обязательно расположенных в
США) корпораций. Следует также отметить, что используемая
разговорная версия не является, строго говоря, английским язы-
ком, она все больше приобретает черты его американского вари-
анта. Американский диалект получает глобальное распростра-
нение, причем чисто американские слова и выражения часто про-
никают в национальные языки и, как утверждают пуристы, кале-
чат их.
В этих условиях неудивительно, что социально привилегиро-
ванные и амбициозные представители молодого поколения во
всем мире стремятся поступить в американские университеты.
Наиболее престижные американские вузы являются мировой ака-
демической Меккой, а дипломы этих учебных заведений дают их
обладателям высокий статус. И даже обучение в среднем амери-
канском колледже открывает перед выпускником большие лич-
ные возможности. Многие иностранные студенты, приезжающие
на учебу в США с намерением возвратиться в свою страну, со-
блазняются более заманчивыми профессиональными перспекти-
вами и более высокими заработками, что идет только на пользу
Америке.
Рост количества иностранных студентов в США огромен. В
1954/55 учебном году общее число иностранных студентов в аме-
риканских колледжах составляло 34 232 (1,4% от общего числа
468 • Збигнев Бжезинский
студентов)2. В 1964/65 году — 82 045 (1,5%); в 1974/75 году —
154 580 (1,5%); в 1984/85 году-343 113 (2,7%); в 1994/95 году-
452 653 (3,3%); и к 2001/02 году эта цифра выросла до 582 996
человек (4,3%). Наибольшее число студентов было из Индии и
Китая, в 2001/02 году примерно по 60 тысяч из каждой страны.
На долю Западной Европы и Японии приходилось около 130 ты-
сяч человек. Это наглядно свидетельствует, что Америка стала
основным центром подготовки будущих лидеров для стран Азии,
Ближнего Востока, Африки и Латинской Америки.
За рубежом это соприкосновение с американской массовой
культурой, иногда личное, но чаще виртуальное, оказывает поис-
тине революционное воздействие. Оно раскрепощает личность,
опрокидывает существующие обычаи, вызывает — чаще всего не-
осуществимые — социальные амбиции и подрывает основы суще-
ствующего порядка. Оно также сглаживает культурные различия,
но это вопрос личного выбора: массовая культура распространя-
ется не за счет навязывания, а за счет подражания — свидетельство
того, что массам нравится эта благотворная культурная революция.
Если в политическом плане она дестабилизирует сложившийся со-
циальный уклад, то это связано с тем, что приходящие из Америки
ценности представляются более привлекательными по сравнению
с существующими на местном уровне. Эстеты могут осуждать мас-
совую культуру, но их вкусы не передаются другим. Америку как
источник культурного соблазна нельзя остановить политическим
указом.
По оценке одного проницательного европейского наблюдате-
ля, «первая в истории мировая цивилизация несет на себе клеймо
«Сделано в США», и, чтобы путешествовать, ей не нужно иметь
оружие»*. Однако каковы могут быть политические последствия?
Способствует ли это реализации политической мощи Америки?
Что вызывает более интимное знакомство человечества с Амери-
кой — симпатии или антагонизм? У цитировавшегося европей-
ского наблюдателя сомнений на этот счет нет: «Искушение хуже
навязывания. Оно заставляет человека чувствовать свою слабость
и ненавидеть искусителя с мягкой хваткой так же, как и самого
себя»3. Но реальность еще более двусмысленна.
* Здесь проницательный европейский наблюдатель тонко намекает на
девиз американских авантюристов-первопроходцев: «Have a gun, will travel»
(англ. — «имею оружие, готов путешествовать». — Примеч. пер.).
Выбор • 469
Знакомство мира с Америкой определяется комплексным вза-
имодействием американского культурного проникновения и гло-
бального роста ее мощи. Точно так же, как привлекательность аме-
риканской культуры искушает зарубежные общества, так и аме-
риканская политика оказывает глубокое воздействие на внешнюю
политику других стран. Виртуальное взаимодействие мира с Аме-
рикой и его реакция на этот опыт зависят от динамического соче-
тания двух указанных факторов.
Проводимые в мире опросы общественного мнения показы-
вают, что виртуальное знакомство вызывает симпатии в отно-
шении основных аспектов американского образа жизни, даже
если оно и усиливает недовольство политикой США. Вообще,
подобные опросы отражают некую мгновенную реакцию опра-
шиваемых людей на меняющиеся обстоятельства, и в силу этого
их результаты непостоянны, но все-таки некоторые типовые
модели просматриваются. Анализ результатов нескольких оп-
росов4 показывает, что подавляющее большинство жителей мно-
гих стран, включая даже Францию, Китай и Японию (здесь в
основном исключениями являются Россия, Ближний Восток и
в меньшей степени Пакистан, Индия и Бангладеш), положитель-
но относится к американской массовой культуре. Однако в то
же время распространение американских «обычаев» в большин-
стве стран рассматривается преимущественно как негативное
явление (даже 50% жителей Великобритании относятся к этому
критически). Единственным серьезным исключением является
Япония, которая резко отрицательно реагирует на американскую
внешнюю политику, в отличие от американской культуры. При
этом часто делаются ссылки на произраильский акцент в амери-
канской внешней политике, проводимой в ущерб палестинцам,
а также на равнодушие Америки к интересам других стран. Зна-
чительная часть населения многих стран считает, что Соединен-
ные Штаты на самом деле увеличивают разрыв между богатыми
и бедными странами.
Таким образом, культурное воздействие виртуального зна-
комства с Америкой вступает в противоречие с политическим.
Главным результатом привлекательности американской куль-
туры является то, что от Америки ждут большего, чем от всех
других государств. В принципе действия «в национальных ин-
тересах» считаются нормой международного поведения, но к
470 • Збигнев Бжезинский
Америке предъявляются более высокие требования. По резуль-
татам международных опросов, те, кто выражал недовольство
состоянием дел в собственной стране, были склонны более кри-
тически относиться к Америке, подтверждая тем самым предпо-
ложение, что они ожидают от Америки большего и считают ее
ответственной за все беды мира. Это отчасти может объяснять-
ся самодовольной риторикой американских политических лиде-
ров с их частыми ссылками на идеалы и религиозные принципы.
Опросы мирового общественного мнения свидетельствуют, что в
этом, по сути, есть некий двусмысленный комплимент Америке
со стороны тех, кто действительно многого ждет от нее и недово-
лен тем, что она не оправдывает этих надежд, когда дело касается
реальной политики. Антиамериканизм несет в себе некоторые
черты разочарования.
Таким образом, Америку одновременно любят и ненавидят.
Определенную роль играет и чувство зависти, но это не един-
ственная причина неприязни. Эти чувства обусловлены ощуще-
нием того, что глобальная роль Америки задевает интересы каж-
дого и особенно тех, кто в силу своего виртуального опыта стал
неким продолжением Америки. Они являются пленниками и чаще
даже активными участниками американской массовой культуры,
но в то же время у них остается ощущение, что их голос не слы-
шат те, кто принимает решения. Исторический (американский)
лозунг: «Нет налогообложения без представительства интере-
сов» (No taxation without representation) получает свой глобаль-
ный эквивалент: «Нет американизации без представительства
интересов».
Глобальная американизация способствует появлению ее соб-
ственного антитезиса, но не как массового, а как элитарного фе-
номена. Намеренное отрицание американского образа жизни рас-
пространено главным образом в среде интеллигенции, которая
осуждает культурную гемогенизацию и девальвацию традицион-
ных ценностей, связывая эти процессы с распространением аме-
риканской массовой культуры. Однако отсутствие привлекатель-
ной альтернативной массовой культуры заставляет эти элиты в
поисках культурной контридентификации или обращаться к ме-
стным традициям, или вставать на позиции общего отрицания
глобализации. В случаях, когда американская политика становит-
Выбор • 471
ся особенно одиозной, именно сторонники культурной контр-
идентификации склонны брать на себя политическое руководство,
вызывая всеобщее недовольство масс неспособностью Америки
оправдать популистские надежды.
Дилемма американской внешней политики состоит в том, что
инициированные США культурные перемены вступают в конф-
ликт с традиционной стабильностью. Эти перемены несут мощ-
ный потенциал демократии и эгалитаризма, но сам акцент на пе-
ременах как непременном условии индивидуального и коллектив-
ного успеха является по своей динамике революционным. Во мно-
гих частях мира кумулятивный эффект американской массовой
культуры приводит к политической дестабилизации, даже если
внешняя политика США направлена на достижение стабильнос-
ти. Стоит отметить, однако, что США всегда выступают за мир-
ные (и, следовательно, стабильные) перемены, но во многих час-
тях мира перемены обязательно связаны с беспорядками. Послед-
ствия этого могут иметь негативное значение для важных страте-
гических интересов США.
Более того, зачарованность мира Америкой не оставляет мес-
та для нейтралитета или безразличия. В отличие от Британской
империи, которой все тихо завидовали, но откровенно враждебно
к ней относились только соперники, Америка вызывает такие же
чувства — как непосредственно, так и виртуально — у элит и ши-
рокой общественности всего мира. Ею могут восхищаться и воз-
мущаться повсеместно, но интенсивность этих чувств пропор-
циональна степени ее присутствия.
Провоцируя политическую нестабильность и одновременно
неизбежно приковывая к себе мировое внимание, глобальная
культурная привлекательность США ограничивает поле для ма-
невра внешнеполитического эшелона и возможности проведения
политики исходя из узкого понимания национальных интересов
Соединенных Штатов. Америка находится в эпицентре культур-
ного водоворота, созданного ею самою, и ее безопасность зависит
от того, сможет ли она успокоить эту бурю. Америка может из-
влечь политическую выгоду из своего распространяющегося по
всему миру культурного влияния только в том случае, если она
будет придавать больше значения растущему пониманию общно-
сти глобальных интересов.
472 • Збигнев Бжезинский
Множественность культур
и стратегическая сплоченность
Стратегическая сплоченность общества является необходи-
мым условием для эффективного проведения внешней политики
любого демократического государства. Диктатура может прово-
дить внешнюю политику на основе сплоченности элиты и твер-
дого личного руководства в высшем эшелоне. Демократия, одна-
ко, должна выработать консенсус не только в направлении сверху
вниз, но и давать общее, принципиальное, почти на уровне ин-
стинкта представление о национальных интересах электорату,
который не особенно склонен следить за тонкостями и сложнос-
тями происходящих в мире событий. Восприятие электората от-
ражает его прочно укоренившиеся инстинкты, общие симпатии и
антипатии и, в случае Америки, весьма примечательный опыт ори-
ентированной в будущее ассимиляции. Эта основополагающая
стратегическая сплоченность по большей части находится как бы
в состоянии спячки, но ее можно активизировать и даже манипу-
лировать ею в периоды кризиса.
Трудно сказать, удастся ли сохранять эту стратегическую
сплоченность по мере того, как утверждающаяся в глобальном
масштабе и искушающая всех Америка превратится в мульти-
культурное общество, в котором самоидентификация граждан
будет напрямую связана с их этническим происхождением, а
внешнеполитические проблемы, относящиеся к их конкретной
самоидентификации, приобретут больший вес. В этих условиях
определение национальных интересов и осуществление глобаль-
ного лидерства может сильно осложниться. Грядущий парадокс
заключается в том, что по мере того как Америка все в большей
степени превращается в альтернативный дом для каждого (ре-
альный или виртуальный), проведение внешней политики мо-
жет стать все более затруднительным, поскольку она начнет ис-
пытывать на себе влияние специфических этнических интере-
сов. Если это действительно произойдет, то, несмотря на всемир-
ную популярность Америки, ее внешняя политика не сможет
последовательно отражать интересы всеобщего блага на глобаль-
ном уровне.
Трансформация американской национальной сути на протя-
жении прошедших двух столетий следовала определенной тра-
Выбор • 473
ектории: от единства к разнообразию в единстве и снова к разно-
образию. По данным первой переписи населения в Америке, про-
веденной в 1790 году, преобладающее белое население составля-
ло 80% от общей численности (остальную часть составляли аф-
риканские рабы и «туземные» американцы — все лишенные граж-
данских прав), а сегмент белых на 87% состоял из англосаксов и
на 13% из немцев. Таким образом, Америка была типичным наци-
ональным государством, социально сплоченным историческими
и языковыми связями, а также самопровозглашенным первопро-
ходчеством и надеждой на реализацию огромных возможностей
завтрашнего дня.
Но даже тогда ее лидеры — вполне оправданно — заботились о
том, что «каждый гражданин должен гордиться тем, что он аме-
риканец, и действовать исходя из понимания важности этого свой-
ства и сознания того, что теперь мы являемся самостоятельной
нацией, достоинство которой будет унижено или даже вообще
уничтожено, если мы будем выступать под знаменами каких-то
других стран... Мы должны быть настороже в отношении интриг
со стороны любых других зарубежных государств, которые будут
пытаться вмешиваться (тайно или открыто) в наши внутренние
дела»5. То, что Джордж Вашингтон намеревался использовать эти
слова в своем прощальном обращении (в конечном счете он этого
не сделал), наводит на мысль: он остро ощущал, что некоторые
отцы-основатели не только сохраняли связи с зарубежными стра-
нами, но в какой-то мере были благорасположены к иностранно-
му влиянию.
Большую часть следующего века молодая Америка, оставаясь
в основном однородной нацией, состоявшей из белых англосак-
сонских протестантов (WASP), приобретала и расширяла свою
территорию, защищенная от серьезного внешнего вмешательства
двумя океанами. В политическом и культурном плане тон задава-
ла самонадеянная элита с ярко выраженным чувством своей иден-
тичности. Следует отметить, что внутренняя структура нации су-
щественно изменялась, хотя внешне это было не очень заметно. К
1850 году католики (главным образом из Ирландии) стали самой
крупной христианской общиной. В конце века в их ряды влилось
значительное количество итальянских иммигрантов, а в начале
следующего — растущее число поляков. Пришедшая одновремен-
но волна немцев, евреев, представителей Скандинавских стран и
474 • Збигнев Бжезинский
православных христиан в целом «разбавляла» этническую и ре-
лигиозную однородность ранней Америки, преобразуя ее в некий
трансъевропейский сплав с социальной элитой, сохранявшей преж-
ний налет белого англосаксонского протестантизма. В соответ-
ствии с теорией так называемого «плавильного тигля», чтобы стать
настоящим американцем, лучше всего было сменить имя и влить-
ся в ряды белых англосаксонских протестантов.
И только в XX веке этот «налет» поистерся, состав элиты стал
отражать новое этническое многообразие, и давние табу были пре-
одолены. Первая попытка в 1928 году избрать президентом США
католика провалилась в силу явной предубежденности, но вто-
рая — в 1960 году — увенчалась успехом. В 1930-е годы евреи уже
входили в состав президентского кабинета, но первоначально они
стремились не акцентировать свое еврейское происхождение6.
Однако во второй половине XX века фактическое социальное
признание нового разнообразия Америки отразилось в назначе-
нии в конце 1960-х годов еврейского беженца немецкого проис-
хождения на пост советника президента по национальной безо-
пасности, а затем — госсекретаря, за которым в середине 1970-х
годов последовало назначение нового советника по националь-
ной безопасности, американца польского происхождения (с труд-
нопроизносимым не англосаксонским именем)*. Еще спустя два
десятилетия конец постыдного отстранения афроамериканцев от
полноценного участия в американской жизни — запоздало ини-
циированный революцией в сфере гражданских прав 1960-х го-
дов — был ознаменован еще более драматическим назначением
двух афроамериканцев на посты соответственно госсекретаря и
советника по национальной безопасности президента США.
Новое американское разнообразие в единстве все еще остава-
лось по своему происхождению трансъевропейским. Примерно с
середины XIX по середину XX века подавляющее большинство
иммигрантов прибывало в Америку из Европы. Их относитель-
ная доля сокращалась медленно: в начале указанного периода со-
отношение было 9 из 10, а примерно к 1950 году оно стало 3 из 4.
Две мировые войны по-разному отразились на отдельных евро-
пейских компонентах постоянно расширяющейся американской
мозаики. Конфликт с имперской Германией в период Первой ми-
* Добавим, что последний к тому же родился еще в Советском Союзе, в
г. Харькове, правда, в семье польского дипломата. — Примеч. пер.
Выбор • 475
ровой войны побуждал постоянно растущее число американцев
немецкого происхождения демонстративно становиться англосак-
сами и протестантами. В то же время поляки и другие славяне
открыто выражали свою заинтересованность, особенно после зна-
менитых «четырнадцати пунктов» Вильсона, в приобретении их
родными странами политической независимости. Противоборство
с державами «оси» в период Второй мировой войны (и возникно-
вение как ее следствия еврейского государства) стимулировало у
американских евреев стремление отождествлять себя с интереса-
ми Израиля, в то время как итальянские и японские иммигранты
старались подчеркивать отсутствие у них каких-либо политиче-
ских связей с прежней родиной.
Однако с середины XX века американская мозаика, идущая
на смену «плавильному тиглю» как сути американского опыта,
стала выходить за свойственные ей ранее европейские рамки.
Новая американская мозаика — мультикультурная этническая
смесь, представители которой одновременно сохраняют свою обо-
собленность, более напористы и отражают как никогда ранее раз-
нообразную глобальную палитру. Революция в сфере граждан-
ских прав положила конец игнорированию и дискриминации аф-
роамериканцев, в то время как иммиграция перестала быть пре-
имущественно европейским явлением. По данным переписи 2000
года, каждые 3 из 4 иностранных уроженцев, проживающих в
США, происходят из Латинской Америки и Азии, и это соотно-
шение растет. Америка становится микрокосмом мира.
Эти перемены в Америке не просто отражают беспрецедент-
ное разнообразие так называемых «меньшинств»; на каком-то эта-
пе возникает вопрос: может ли конкретное расовое или этниче-
ское меньшинство занять в Америке господствующее положение?
Население США в настоящее время насчитывает 285 миллионов,
из которых 37 миллионов латинского происхождения, около 37
миллионов афроамериканцев, 11 миллионов выходцев из Азии,
более 3 миллионов американских индейцев, гавайцев и жителей
Аляски. Европейская составляющая общей массы американского
населения резко сокращается, в то время как латиноамерикан-
ские и азиатские составляющие, для которых характерны более
высокий уровень рождаемости и иммиграции, растут. Вскоре Ка-
лифорния станет первым штатом, в котором не будет преоблада-
ющего расового большинства.
476 • Збигнев Бжезинский
Еще более важным с политической точки зрения является про-
буждение самосознания и, как следствие этого, рост политиче-
ской активности этнических групп, проявляющих особый интерес
к конкретным аспектам внешней политики. Группы особых по-
литических интересов являются естественной реальностью демо-
кратического плюрализма, такие же свои интересы имеют бизнес,
профсоюзы и другие профессиональные группы. Тем не менее
возрастание роли этнических приоритетов как главного фактора
влияния на внешнюю политику может на каком-то этапе серьез-
но осложнить ее, особенно если это будет сопровождаться общим
«разжижением» американского самосознания и приведет к изме-
нению процесса политизации возникающей новой мультикуль-
турной американской мозаики.
За последнее столетие этнические лобби проявили себя раз-
личными способами. Чаще всего они используют потенциал сво-
его электората в целом по стране (например, центральноевропей-
цы проживают главным образом на Северо-Востоке и Среднем
Западе) или концентрацию своих земляков в некоторых ключе-
вых регионах (евреи — в Нью-Йорке, кубинцы — во Флориде).
Кроме того, они проявляют готовность финансировать близкие
им политические движения (армяне, греки и евреи). Во время
Второй мировой войны американцы польского происхождения
проявили настолько глубокую озабоченность судьбой своей ис-
торической родины, что президент Рузвельт вынужден был объяс-
нить Сталину, что Америка не сможет поддержать советские пла-
ны в отношении Польши, пока не пройдут президентские выбо-
ры 1944 года. Аналогичным образом президент Клинтон выбрал
Детройт, город с большим польским населением, чтобы объявить
в 1996 году о расширении НАТО в Центральной Европе.
В широком смысле сегодня наиболее активными, влиятель-
ными и богатыми этническими лобби с внешнеполитическими
приоритетами являются: еврейское, кубинское, греческое и армян-
ское. Каждое дает почувствовать свое присутствие в вопросах
внешней политики, будь то арабо-израильский конфликт, эмбар-
го кастровской Кубы, статус Кипра или запрет на оказание помо-
щи Азербайджану. Среди других этнических групп существенный
избирательный потенциал имеют центральноевропейцы, но им
недостает организационной сплоченности и серьезных финансо-
вых ресурсов. В будущем к этим лобби может присоединиться
Выбор • 477
находящееся в процессе формирования испаноговорящее (глав-
ным образом мексиканское), а также лобби темнокожих амери-
канцев, испытывающих все большую тревогу по поводу Африки,
и, возможно, даже выходящие на политическую арену иранское,
китайское и индийское (индуистское) лобби, так же как и рели-
гиозное мусульманское.
В недалеком будущем эти и другие этнические группы, воз-
можно, будут играть все возрастающую роль в формировании аме-
риканской внешней политики на тех направлениях, которые име-
ют для них большое значение. И хотя у американцев азиатского
происхождения есть определенные достижения в области соци-
ального развития, в политическом плане они остаются относитель-
но пассивными. Пока они более склонны, как в свое время немцы,
японцы и итальянцы, лишь подчеркивать свой американизм как
способ преодоления социального недоверия в отношении степе-
ни их ассимиляции. По данным исследования, проведенного в
апреле 2002 года журналом «Ньюсуик», около ‘/3 опрошенных
подозревают, что американцы китайского происхождения более
лояльны к Китаю, чем к Америке, а 23% признались, что им было
бы неловко голосовать за кандидата на пост президента США из
числа американцев азиатского происхождения (более высокая
степень предубежденности, чем в отношении кандидата-еврея).
Но со временем, вполне вероятно, американцы азиатского проис-
хождения будут все более определенно высказываться по вопро-
сам, имеющим отношение к роли США в Азии.
Весьма значительной этнической общиной, которая вскоре
даст о себе знать в вопросе формирования мультикультурной аме-
риканской внешней политики, является испаноговорящая, осо-
бенно ее мексиканская составляющая. Более 10 миллионов жи-
вущих в США уроженцев Мексики составляют самую большую
иммигрантскую группу, у нее есть четкая географическая база и
растущее чувство осознания своей политической силы. Преиму-
щественно мексиканская испаноязычная фракция в Конгрессе
США и ее калифорнийский эквивалент уже провозгласили: «Проб-
лемы латиноамериканцев — проблемы Америки». Они поддер-
живают мультикультурность и даже двуязычие. Если американо-
мексиканские отношения осложнятся, то американцы мексикан-
ского происхождения могут стать главным и весьма заинтересо-
ванным участником внутри- и внешнеполитического диалога.
478 • Збигнев Бжезинский
Аналогичным образом, афроамериканская община в США мо-
жет стать более напористой в том, что касается политики США в
Африке. Первый американский темнокожий госсекретарь открыто
связал себя с целым рядом гуманитарных проблем, которые угро-
жают миллионам африканцев, и оказал существенное влияние на
систему американских приоритетов за рубежом. Вполне вероят-
но, что внимание афроамериканцев будет сосредоточено на всем
Африканском континенте, а не на конкретных странах, что более
характерно для других этнических лобби7.
Возрастание роли культурного и политического самосознания
конкретных этнических групп сопровождается распадом когда-то
замкнутой англосаксонской белой протестантской элиты и более
терпимым отношением к многообразию в Америке, ранее ориен-
тировавшейся преимущественно на ассимиляцию. За уменьше-
нием влияния англосаксонских белых протестантов последовал
подъем социального статуса и политического влияния еврейской
общины. Вообще история еврейской общины является удивитель-
ным примером того, как на протяжении жизни почти одного по-
коления эта этническая группа, бывшая объектом широко распро-
страненной, хотя и не всегда открыто выражаемой предубежден-
ности, заняла влиятельные позиции в важных сферах американ-
ской общественной жизни: в академических кругах и средствах
массовой информации, в сфере развлечений, а также в области
сбора средств на политические цели. Пять-шесть миллионов че-
ловек, принадлежащих к этой группировке, имеют лучший обра-
зовательный уровень и более высокие доходы, чем в среднем по
стране.
Но более важно то, что на фоне складывающегося социально-
этнического разнообразия евреи больше не испытывают необхо-
димости подавлять свое чувство самосознания — что еще лет 50
назад было вполне ощутимо — или приглушать свою естествен-
ную заинтересованность в благополучии Израиля. Если несколь-
ко десятилетий назад роль еврейской общины в формировании
ближневосточной политики США сводилась к пассивному наблю-
дению, то теперь она приобретает все большее, возможно, решаю-
щее значение8. Естественные противники американской еврей-
ской общины — нефтяные компании и мусульманская община —
не могут с ней тягаться. Нефтяная промышленность, с ее высоки-
ми прибылями, не может соревноваться на морально-чувствен-
Выбор • 479
ном уровне, а американская мусульманская община, хотя и более
многочисленная по сравнению с еврейской, плохо организована,
бедна и очень слабо представлена в институтах, формирующих
американское общественное мнение.
В XIX веке американские цели за рубежом сначала определя-
лись как надменная изоляция (не впутываться), а затем как рас-
ширение сферы влияния, подкрепляемое время от времени изряд-
ными порциями ура-патриотизма. В XX веке американская внеш-
няя политика стала трансокеанской, и ее внимание было сосре-
доточено главным образом на Европе с возрастающим акцентом
на общие демократические чаяния. В обеих мировых войнах аме-
риканская этническая сплоченность, даже несколько «разжижен-
ная» притоком европейских иммигрантов, позволила англосак-
сонскому белому протестантскому руководству США выработать
согласованную с народом национальную стратегию. В период «хо-
лодной войны» европейский акцент в политике США был связан
с мощной поддержкой, которую оказывали ей антикоммунисти-
чески настроенные выходцы из стран Центральной Европы.
После окончания «холодной войны» масштабы и сложность
происходящих глобальных перемен еще больше затрудняют чет-
кое определение приоритетов внешней политики даже при нали-
чии национального согласия. Но теперь, когда этнические груп-
пы фактически приобретают право вето по важнейшим вопросам
региональной политики, причем все это легитимируется выхоло-
щенными представлениями о плюрализме, а в последнее время и
превосходством идей мультикультурности над традиционной и
обращенной в будущее ассимиляцией, выработка национальной
политики становится все более затруднительной. В век американ-
ской гегемонии и глобализации ни одна конкретная группа не
может глубоко выражать общеамериканские национальные ин-
тересы.
Более того, многие из наиболее трудных проблем, которые
Америка должна решать как мировой гегемон, сталкивают инте-
ресы различных этнических групп в США. Какая из этнических
групп имеет право определять политику США в отношении Из-
раиля и арабского мира? В отношении Китая и Тайваня? В отно-
шении Индии и Пакистана? При отсутствии базовой сплоченно-
сти, в центре которой стоит понимание общего будущего Амери-
ки, американская мозаика может превратиться в состязание меж-
480 • Збигнев Бжезинский
ду этническими группами, каждая из которых будет утверждать
(и убеждать в этом других), что обладает какими-то особенными
знаниями и правами для выработки политического курса среди
множества противоречащих друг другу внешнеполитических ин-
тересов.
Эта тенденция уже прослеживается в Конгрессе США. Груп-
пы специальных этнических интересов уже научились инспири-
ровать резолюции и вносить поправки к законам, ограничиваю-
щим американскую глобальную политику. Денежные средства из-
бирательных кампаний открыто используются для обеспечения
поддержки Конгрессом тех или иных этнических проблем, будь
то отказ в предоставлении помощи Азербайджану или создание
благоприятного финансового режима для Израиля. Этнические
фракции в Конгрессе стали обычным явлением. Конгрессмены и
сенаторы, ставшие выразителями интересов и даже послушными
орудиями конкретных этнических лобби, уже не редкость. И эта
практика, судя по всему, может расшириться, по мере того как
страна будет продвигаться в направлении более напористой, со-
циально приемлемой и политически определенной мультикуль-
турности.
На самом деле Конгресс как коллективный и довольно пест-
рый по составу орган с большим трудом — если только дело не
касается острых национальных проблем — формулирует основ-
ные стратегические направления политики США, которая была
бы последовательно глобальной по своему масштабу. Исполни-
тельная власть лучше справляется с этой задачей, особенно если
у президента есть достаточно четкое видение мира. Но если у пре-
зидента нет самостоятельной точки зрения, он сам может стать
заложником какой-то особенно влиятельной группы. В любом
случае способность президента выполнять свою роль лидера ог-
раничивается системой разделения властей и решающей ролью
Конгресса в вопросах финансирования. Но именно при выполне-
нии своей функции финансового контроля Конгресс наиболее
подвержен влиянию со стороны различных лобби, в результате
чего выделение финансовых средств конкретным странам стало
отражать степень влияния конкретных группировок больше, чем
национальные интересы.
Введение институционных ограничений для спорных резуль-
татов реализации мультикультурных политических притязаний
Выбор • 481
будет непростым. Вместо этого может потребоваться более чет-
кое и целеустремленное внедрение как самим президентом, с ис-
пользованием авторитета его должности, так и частным сектором,
в том числе образовательными фондами, объединяющей, этничес-
ки нейтральной и обращенной в будущее концепции американ-
ского гражданства. Любые усилия в этом направлении будут серь-
езным вызовом, причем далеко не последним станет вопрос о по-
ощрении внедрения унифицированной системы гражданского
образования на различных уровнях: на федеральном, на уровне
штатов и на местном. Более того, эта общая концепция граждан-
ства должна учитывать нарастающую американскую мультикуль-
турность и в то же время способствовать укреплению стратеги-
ческой сплоченности американского общества.
Иногда говорят, что канадская политика мультикультурнос-
ти — это будущее Америки. Но у Канады нет необходимости в
проведении последовательной глобальной внешней политики. В
Америке противоречивое взаимодействие мультикультурных ин-
тересов с неизбежно снижающимся уровнем согласия в отноше-
нии общих национальных интересов может привести к росту на-
пряженности, что в конечном счете отрицательно скажется на ее
способности выполнять роль глобального лидера. Без основопо-
лагающей и инстинктивно ощущаемой стратегической сплочен-
ности Америке, вовлеченной в глобальное взаимодействие, будет
трудно проложить свой исторический курс.
Гегемония и демократия
Американская глобальная гегемония управляется американ-
ской демократией; никогда прежде глобальная гегемония не осу-
ществлялась по-настоящему демократическим и плюралистиче-
ским государством. Однако требования гегемонии могут вступить
в принципиальное противоречие с достоинствами демократии,
противопоставить гражданские права и национальную безопас-
ность, стремление действовать решительно и осмотрительно. По-
этому вполне своевременно задаться вопросом: может ли глобаль-
ная гегемония создать угрозу американской демократии?
Демократия глубоко укоренилась в самой ткани американ-
ского общества. Свобода выбирать своих политических лидеров,
голосовать и свободно высказываться, равенство перед законом и
482 • Збигнев Бжезинский
признание всеми верховенства закона (включая президента, как
это на себе ощутили Никсон и Клинтон) являются священными
принципами, составляющими суть американской демократии. Го-
сударственная политика формулируется в соответствии с требо-
ваниями конституции и в этом смысле отражает волю американ-
ского народа. Отсюда следует, что осуществление гегемонистской
власти за рубежом тоже должно находиться в поле зрения демо-
кратической общественности.
Опросы общественного мнения показывают, что принципиаль-
ное отношение американского народа к идее осуществления геге-
монистской власти остается достаточно трезвым, разумным, хотя
и окрашенным некоторым идеализмом. Американцы ошибочно
считают, что Америка предоставляет больше иностранной по-
мощи, чем другие богатые страны (так считает 81% опрошенных
в рамках Программы отношения к внешней политике, ноябрь
2002 г.), но большинство все-таки относится одобрительно к та-
кой щедрости (преувеличенной). Американцы в целом поддержи-
вают ООН, но в 2002 году около 30% опрошенных считали, что
«Америке следует самой решать свои международные проблемы»
(в 1995 г., по данным опроса центра «Pew», эта цифра составляла
41%).
Можно утверждать, что после окончания «холодной войны»
большинство американцев разделяли многостороннее вйдение
мира. Они выступали за законность процессуальных норм, при-
знавали становящуюся все более реальной глобализацию и счи-
тали необходимым действовать через международные организации.
В опросах общественного мнения, проведенных в конце истекшего
столетия, около 67% опрошенных высказались за усиление ООН;
60% — за усиление ВТО; 56% — за усиление роли Международно-
го Суда и 44% — за укрепление МВФ; 66% поддержали идею Меж-
дународного уголовного суда9. Очевидно, что умонастроения аме-
риканцев относительно гегемонистской роли США в мире были
по большей части не агрессивны, и односторонний подход не
пользовался популярностью.
А потом наступило 11 сентября 2001 г. Последовавшее изме-
нение перспектив, когда на смену относительно мягкому представ-
лению о роли Америки в мире пришла озабоченность ее собствен-
ной безопасностью, проявилось не столько на уровне обществен-
ного мнения, сколько в высшем политическом сознании. И в са-
Выбор • 483
мом деле, несмотря на продолжительную пропагандистскую кам-
панию относительно, как утверждалось, неминуемой угрозы со
стороны Ирака, даже в феврале 2003 года, за месяц до начала вой-
ны, большинство американцев считали, что военная сила должна
применяться только в рамках мандата ООН. В конце 2002 года
85% населения США считали, что Америка «должна прислуши-
ваться к мнению своих основных союзников»10. Однако точка зре-
ния Белого дома была иной, и именно Белый дом, в первую оче-
редь президент США, задавал тон.
Этот тон был одновременно паническим и самоуверенным. На
фоне естественной реакции на жестокое преступление админист-
рация подчеркивала общую враждебность обстановки в мире пос-
ле 11 сентября, где неуловимые силы зла создавали смертельную
угрозу для национальной безопасности. Сам президент рисовал
черно-белую картину мира, четко разделенного на силы добра и
зла. Не поддерживать Америку -- означало относиться к ней враж-
дебно.
Компьютерная обработка высказываний президента после 11
сентября показывает, что к февралю 2003 года, то есть примерно
на протяжении 15 месяцев, он публично не менее 99 раз исполь-
зовал различные варианты манихейской фразы «кто не с нами —
тот против нас» (особую популярность ей придал Ленин!). Аме-
риканский народ призвали ни мало ни много как защищать саму
цивилизацию от апокалиптической угрозы глобального террориз-
ма. Новая миссия неизбежно увеличила давление на американ-
скую демократию, которое уже и так было заложено в самой идее
глобальной гегемонии Америки.
Даже в самых благоприятных условиях трения между тради-
циями внутренней американской демократии и требованиями гло-
бальной гегемонии были бы неизбежными. В прошлом импер-
ская мотивация была по своей природе элитарной, и имперское
лидерство требовало наличия элиты, проникнутой духом особой
миссии, особой судьбы и даже особых прав. Это, безусловно, было
справедливо в отношении Британской империи, а также ее вели-
ких предшественников — римской и китайской, не говоря уже о
других менее ярких имперских наследиях. Ответственность пе-
риода «холодной войны» и последующая гегемонистская роль
произвели на свет некий эквивалент подобной элиты. Это наибо-
лее ярко символизируют власть и статус нескольких региональ-
484 • Збигнев Бжезинский
ных американских главнокомандующих, фактически играющих
роль вице-королей в некоторых ключевых внешних зонах безо-
пасности, и находящаяся за рубежом огромная профессиональ-
ная американская бюрократия. Самым последним примером яв-
ляется американская оккупация Ирака и назначение американца
главой Временного совета в Багдаде.
Появление американской гегемонистской элиты является не-
избежным следствием роста американской мощи в последние пол-
века. В то время как США в период «холодной войны» и после ее
окончания выполняли свои глобальные обязательства, постепен-
но складывалась соответствующая всемирная военно-политиче-
ская структура, управляемая исполнительной властью и обеспе-
чивавшая реализацию постоянно усложнявшейся роли Америки
в мире. Со временем колоссальный дипломатический аппарат, во-
енные инфраструктуры, системы сбора разведывательной инфор-
мации и бюрократические интересы объединились для управле-
ния этим всеобъемлющим присутствием Америки в мире. Вооду-
шевленные концентрацией знания, интересов, власти и ответ-
ственности, имперские бюрократы стали смотреть на себя как на
людей, обладающих всем необходимым для того, чтобы опреде-
лять поведение Америки в этом сложном и опасном мире.
Влияние новой гегемонистской элиты на национальную по-
литику, однако, ограничивается сохраняющимся контролем — осо-
бенно через «власть кошелька» — со стороны Конгресса, весьма
чувствительного к настроениям американского общества. Коми-
теты Конгресса, наблюдающие за осуществлением дипломатиче-
ского курса, за системой приоритетов и организацией военного ис-
теблишмента, деятельностью разведывательного сообщества, ока-
зались мощным препятствием на пути формирования полуавто-
номной имперской бюрократии в сфере исполнительной власти.
Без таких законодательных сдержек и свободной прессы гегемо-
нистские настроения, отражающие гегемонистские интересы от-
носительно однородной бюрократической элиты, могли стать пре-
обладающими в обширных бюрократиях Министерства обороны,
Госдепартамента, ЦРУ и других зависящих от них правитель-
ственных учреждениях и получастных организациях, которые они
финансируют.
Тем не менее реализация военно-политической мощи США не-
сет в себе присущие ей огромные возможности использования на-
Выбор • 485
копленного опыта и информации, связанной с зарубежными инте-
ресами. Сам масштаб этой деятельности приводит к появлению
многогранного сообщества, способного в любой момент мобилизо-
> вать обширную комбинацию фактов и аргументов в обоснование
какого-то особого политического курса. Тонко сбалансированная
система разделения властей применительно к сфере внешней по-
литики отдает некоторое предпочтение исполнительной власти.
Этот дисбаланс становится еще более очевидным, если речь идет
об эмоционально окрашенной проблеме и сам президент непосред-
ственно включается в процесс обработки общественного мнения.
Отчасти так и должно быть. Президент является тем институ-
\ том, который определяет национальные интересы в неспокойном
'мире. Конгрессу бесполезно пытаться выработать основы внеш-
" ней политики США, учитывая противоречивые интересы различ-
ных этнических и коммерческих групп. Только исполнительная
власть, бюрократически организованная и подчиненная президен-
ту, может это сделать. И она должна делать это в интересах наци-
ональной безопасности.
Однако для того, чтобы такая политика имела поддержку в
обществе и соответствовала основополагающим демократическим
ценностям, необходимо участие в этом процессе Конгресса. Ина-
, че американская политика обретет откровенно грубый имперский
i облик. Поэтому все более актуальным становится вопрос повы-
шения роли Конгресса в процессе формирования, а не только по-
следующего рассмотрения политики, чтобы его функции не сво-
дились лишь к автоматическому утверждению неожиданно пред-
ставленных ему стратегических решений.
; Именно так и случилось, когда в 2002 году Конгресс США ре-
шил предоставить президенту полную свободу в отношении воен-
1 ных действий против Ирака — с мандатом или без мандата ООН —
: и без обязательного последующего одобрения этих действий Кон-
г грессом. Лидеры Конгресса не справились с неожиданно возник-
шей ситуацией, в то время как президент вел весьма эмоциональ-
. ную обшественную кампанию, связав вопрос о терроризме с от-
казом иракского режима подчиниться ряду принятых ранее резо-
’ люций ООН, обвинявших его в обладании оружием массового
>! уничтожения. Но каковы бы ни были аргументы, итог — отказ
i Конгресса от своего конституционного права объявлять войну —
продемонстрировал масштабы, до которых требования и динами-
486 • Збигнев Бжезинский
ка гегемонистской власти изменили тонко отлаженное конститу-
ционное равновесие двух главных ветвей власти, определяющих
политику.
Эта тенденция является неизбежным следствием глобальной
роли Америки, и ее трудно сгладить. Проблема усугубляется так-
же отсутствием в госаппарате США центрального органа страте-
гического планирования, который бы вел постоянный диалог с
соответствующими лидерами Конгресса. Бюро по планированию
политики в Госдепартаменте вполне оправданно занимается в ос-
новном вопросами дипломатии, которые он склонен рассматри-
вать как главную составляющую внешней политики. Министер-
ство обороны имеет свой внушительный механизм планирования,
но результаты его деятельности неизбежно сильно милитаризи-
рованы. Совет национальной безопасности в Белом доме пытает-
ся интегрировать мнения военных и дипломатов, но его главная
ответственность связана с оперативной координацией политики.
У него не хватает времени и ресурсов для систематического стра-
тегического планирования, и его ориентация, безусловно, отра-
жает влияние политических интересов президента. Результаты
этого довольно спонтанного процесса в конечном счете и состав-
ляют политику президента, которую Конгресс может поддержать
или не поддержать.
Положение может быть улучшено путем установления более
строгого порядка официальных консультаций с руководством ко-
митетов Конгресса, занимающихся вопросами внешней полити-
ки, и создания четко структурированного органа глобального пла-
нирования в аппарате Совета национальной безопасности. Авто-
ритетная и хорошо известная группа стратегического планирова-
ния в Белом доме, возглавляемая ответственным представителем,
на которого замыкались бы ответственные за планирование в Гос-
департаменте и Министерстве обороны, могла бы служить фору-
мом для периодических консультаций с соответствующими ли-
дерами Конгресса в отношении долгосрочных планов, возникаю-
щих новых проблем и необходимых инициатив. Это могло бы в
какой-то мере снизить существующий риск того, что осуществле-
ние полуимперской власти может постепенно выйти из-под де-
мократического общественного контроля.
После 11 сентября этот риск возрос. Упреждающий характер
решения администрации о войне против Ирака, принятого в се-
Выбор • 487
редине 2002 года, показал, насколько возникновение угрозы гло-
бального масштаба в виде международного терроризма подстег-
нуло ее стремление принимать далеко идущие стратегические
решения узким кругом лиц, подлинные мотивы которых скрыты
от общественности. Личные причины, особые групповые интере-
сы и политический расчет, публично оправдываемые драматиче-
ской, но подчас демагогической риторикой, привели к появлению
скрытого, но существенного политического крена, чреватого серь-
езными международными последствиями. Неожиданное и по-
чти одновременное появление новой стратегической доктрины
«превентивной войны», противоречащей проверенным временем
международным конвенциям, лишь укрепило подозрения, что
находящаяся в осаде гегемонистская бюрократия, отягощенная
проблемами внутренней безопасности, не может быть совмести-
ма с открытым и демократическим процессом выработки внеш-
ней политики11.
После 11 сентября взаимодействие глобальной гегемонии и
внутренней демократической реальности вызывает особую обес-
покоенность. Сердцевину американской демократии составляют
гражданские права американцев. События 11 сентября запусти-
ли цепь событий, когда исполнительная и законодательная влас-
ти в чрезвычайном порядке должны были реагировать на вообра-
жаемую угрозу, а также на вполне реальную тревогу общества. Но
действия в отношении первого лишь усугубляли второе. Возник-
шей угрозе было не просто дать точное определение, но она пред-
ставлялась столь серьезной, что было трудно соблюсти баланс
между предусмотрительностью и паникой. И хотя такого намере-
ния не было, возник определенный риск нарушения гражданских
прав.
Положение осложнялось весьма эмоциональной риторикой
высокопоставленных деятелей, кричавших о возникшей угрозе12,
и опасениями бюрократов, что повторение инцидента, подобного
тому, что произошел 11 сентября, может сделать их мишенью для
обвинений в некомпетентности. Периодически объявлявшаяся на-
циональная тревога в связи с совершенно неконкретными угро-
зами лишь нагнетала обстановку, в которой забота о личной безо-
пасности перевешивала традицию соблюдения гражданских прав.
В истории Америки это уже случалось. Принятие в 1878 году во
время конфликта с Францией Закона об иностранцах и подстре-
488 • Збигнев Бжезинский
кательстве к мятежу, приостановление действия положений акта
«Хабеас корпус» в период Гражданской войны, принятие в 1918
году Закона о шпионаже, гонения на радикалов и пацифистов во
время Первой и Второй мировых войн, интернирование около 120
тысяч японцев и прочих иностранцев — это такие моменты в ис-
тории, которыми Америка не может гордиться. Хотя эти меры и
пользовались поддержкой общества, их в конечном счете рассмат-
ривали как чрезмерные.
Нынешняя реакция на события 11 сентября может оказаться
более стойкой в связи с вызовами, которые ставит перед Америкой
ее новая глобальная роль. Даже если бы Америка после 11 сентяб-
ря использовала свою мощь с большим учетом мирового обществен-
ного мнения, сам факт американской гегемонии неизбежно должен
был вызывать недовольство, а затем и сопротивление, и, как след-
ствие этого, усилить сознание грозящей американцам опасности.
Таким образом, ужесточение режима безопасности становится дол-
госрочной реальностью, а вытекающий из этого риск для граждан-
ских прав американцев не просто преходящим явлением.
Результатом принятия в 2001 году, после событий 11 сентяб-
ря (под сильным давлением президента), закона — Акта об усиле-
нии и объединении Америки средствами, необходимыми для борь-
бы с терроризмом (Patriot Act), — стало ограничение юрисдик-
ции судов по таким важным вопросам, как негласное прослуши-
вание, ущемление привилегированного характера отношений
между адвокатом и клиентом, расширение доступа правитель-
ственных органов к частной информации, касающейся медицин-
ских вопросов, кредитной истории и путешествий, — все во имя
национальной безопасности. Этот Акт также расширил полномо-
чия правительственных органов в области негласного наблюде-
ния, понизив требования, необходимые для получения санкций
на эти меры. Хочется надеяться, что некоторые из принятых пос-
ле 11 сентября мер по борьбе с терроризмом окажутся временны-
ми, как это случалось с другими крайностями в американской
истории. Закон о патриотизме предусматривает некоторые пре-
дельные сроки действия отдельных его статей, требуя нового го-
лосования по нему каждые четыре года, в противном случае они
автоматически теряют силу.
Тем не менее наметилась четкая тенденция ограничения граж-
данских прав, особенно в отношении проживающих в США ино-
Выбор • 489
странцев, не являющихся американскими гражданами. Сейчас ми-
нистру юстиции достаточно прийти к выводу, что у него есть «ра-
зумные основания считать», что подозреваемый «занимается де-
ятельностью, создающей угрозу Соединенным Штатам», и этого
. подозреваемого можно арестовать на неопределенный срок. Бо-
лее того, исполнительная власть установила правила, позволяю-
щие на длительный срок задерживать лиц, не являющихся граж-
данами США, даже если иммиграционный судья принял реше-
ние об их освобождении. Она также создала военные трибуналы
для рассмотрения дел иностранцев без права обжалования при-
: говоров в гражданских судах. Дополнительные предложения в
атом плане включали расширение одностороннего и произволь-
ного доступа правительственных ведомств к частной электрон-
. ной почте и коммерческим базам данных, всем этим сужая сферу
частной жизни граждан, особенно иностранцев13.
Учитывая взбудораженность политической атмосферы после
11 сентября, некоторые крайности и даже нарушения законов
были неизбежны. Основной удар пришелся на проживающих в
США иностранных граждан; некоторые из них были подвергну-
ты произвольным арестам и продолжительное время содержались
В заключении без предъявления обвинений, в то время как дру-
, Гих просто выдворили в административном порядке (в некоторых
случаях после продолжительного периода проживания в Амери-
ке) без учета их прав, интересов семьи или материального положе-
ния. Предвзятые и унизительные иммиграционные процедуры
были навязаны представителям некоторых национальностей, пы-
тавшихся посетить Соединенные Штаты.
Эти перегибы нельзя сравнивать с тем, что было на более ран-
них стадиях американской социальной истерии. Тем не менее они
способствуют дискредитации имиджа Америки и дают пищу для
зарубежных критиков, всегда ищущих повод для клеветы на де-
мократический строй этой страны. Если эти представления полу-
чат широкое распространение, они усилят чувство враждебности
к Соединенным Штатам. Даже друзья Америки задаются вопро-
сом: не затмевает ли ее гегемонистская роль, особенно после 11
сентября, внутренние демократические устои?
Более долгосрочная проблема заключается в том, не приведет
ли вполне понятная острая реакция США после 11 сентября к пе-
ресмотру традиционного, очень тонкого баланса между индиви-
490 • Збигнев Бжезинский
дуальными свободами и национальной безопасностью. Подобный
фундаментальный пересмотр, особенно в сочетании с современ-
ными техническими возможностями в области безопасности, мо-
жет со временем превратить США в некий изолированный, со-
средоточенный на собственной безопасности ксенофобский гиб-
рид демократии и автократии, может быть, даже с признаками
государства-крепости14.
Уже существуют два государства, которые, возможно, явля-
ются провозвестниками такого будущего: Израиль и Сингапур.
Оба, в принципе, являются демократиями, но в обоих есть силь-
ные автократические элементы, обусловленные требованиями бе-
зопасности и ставшие возможными в силу имеющегося в этих
странах интеллектуального и технологического потенциала. В
каждом из них используются весьма изощренные методы для за-
щиты собственного населения от внешних угроз, дающие госу-
дарству возможность быстро реагировать на такие угрозы. А граж-
данские права их жителей в какой-то мере ограничиваются, осо-
бенно это касается 1,2 миллиона израильских граждан палестин-
ской национальности и в еще большей степени палестинцев на
оккупированных Израилем территориях.
Учитывая уязвимость к террористическим нападениям, Из-
раилю ничего не оставалось, как пойти по пути создания государ-
ства-крепости. Для наблюдения за подозрительной активностью
используются самые последние достижения техники, доступ в об-
щественные (в том числе правительственные) учреждения тща-
тельно контролируется, граждане и транспортные средства под-
вергаются обыскам и многие жители в целях обороны носят ору-
жие. Видеонаблюдение, радиационный и биологический монито-
ринг, электронные и инфракрасные системы выявления даже
надувных резиновых плотов вдоль побережья, оснащенные слож-
ными техническими устройствами зоны вокруг важных промыш-
ленных и инфраструктурных объектов, личные идентификацион-
ные карты, упреждающее разведывательное проникновение во
враждебные группы и жесткая техника допросов задержанных —
все это помогает предвидеть и предотвращать большую часть тер-
рористических актов.
Географическое положение Израиля несравненно более уяз-
вимо, чем положение Соединенных Штатов, но у американцев
более низкий порог терпимости к террористическим нападени-
Выбор «491
ям. Кроме того, обеспечение внутренней безопасности США ос-
ложняется вследствие одновременной вовлеченности Америки в
различные национальные, этнические и религиозные конфликты
в мире, каждый из которых может вызывать враждебную реак-
цию. Вероятность этого возрастает, если Америка будет исполь-
зовать свою глобальную мощь в одностороннем порядке, без кол-
лективного одобрения и, следовательно, без глобальной легитим-
ности. Таким образом, всеобщая враждебность в мире может
представлять такую же угрозу для США, какой региональная
враждебность оказалась для Израиля.
В более отдаленном будущем помимо непосредственных про-
блем обеспечения безопасности следует ожидать возникновения
совершенно новой дилеммы. Она связана с возможностью возник-
новения действительно широкой дифференциации условий жиз-
ни людей. В нынешнем веке достижения науки в таких областях,
как геномное профилирование, биомедицинская инженерия и ге-
нетическое модифицирование, могут не только существенно про-
длить продолжительность жизни человека, но и решительно улуч-
шить условия его жизни и даже интеллектуальные качества. Бо-
лее богатые страны и их более богатые граждане станут первыми,
кто воспользуется этими новыми возможностями. Страны и люди
победнее будут следовать за ними, если это вообще когда-либо
произойдет. Америка, как самая богатая и социально продвину-
тая страна, скорее всего окажется среди тех, где преимущества
передовой человеческой инженерии будут использоваться в со-
циально значимых масштабах. Для тех, кто будет в состоянии себе
это позволить, перспектива экстраординарного улучшения лич-
ного здоровья, продления жизни и расширения интеллекта и (на
более тривиальном уровне) улучшения внешности станет иску-
шением, перед которым трудно устоять.
В результате существующие в глобальном масштабе проявле-
ния неравенства будут обостряться и приобретать все более яв-
ные и потенциально опасные политические черты. Такое разви-
тие событий может стать вызовом Америке как ведущей демокра-
тии мира и даже самому понятию демократии.
В глобальной реакции на любое проявление новых форм не-
равенства людей, без сомнения, будет использоваться и дальше
углубляться существующее недовольство более привычными
формами неравенства. По мере увеличения разрыва в условиях
492 • Збигнев Бжезинский
жизни различных народов правительства более бедных стран
будут испытывать все большее давление в плане проведения
политики, направленной на устранение нового неравенства и
выхода на какие-то альтернативные концепции глобального раз-
вития. И здесь антиглобалистское контркредо приобретет допол-
нительную и исключительно мощную привлекательность. Как
показал опыт марксизма в XX веке, массовое недовольство про-
явлениями социального неравенства особенно поддается потен-
циальной мобилизации, если оно фокусируется на ненависти. В
условиях, когда контридеологи представляют американское го-
сударство связанным с жестким курсом глобализации как его
универсальной доктриной, антиамериканизм получает дополни-
тельную легитимность.
Потенциальное появление нового неравенства в условиях жиз-
ни людей будет иметь важные последствия не только для амери-
канской гегемонии, но и для американской демократии. Когда в ав-
густе 2001 года президент Буш объявил, что правительство США
не будет поддерживать прямой запрет на исследования в области
изучения стволовых клеток — за такой запрет весьма принципи-
ально высказывались его консервативные сторонники, — он сде-
лал заявление исторической важности. Фактически он признал
неизбежность наступления новой эры в эволюции человека. Это
решение символизировало вынужденное согласие человечества с
развертывающейся революцией в области человеческого бытия,
движимой растущим научным потенциалом, который со вре-
менем может по-новому определить значение и даже суть че-
ловеческой жизни. Куда это в конечном счете приведет человече-
ство — никто пока сказать не может, но мы знаем, что открылись
двери, которые через десятилетия могут серьезно изменить само-
го человека.
Поэтому существует серьезный риск, что по мере продвиже-
ния вперед XXI века революция в биотехнологии поставит перед
нами целый ряд совершенно неожиданных психологических, ин-
теллектуальных и религиозно-философских дилемм. Это будет
очень серьезный вызов традиционным великим религиям, так же
как и традиционным демократическим принципам.
В плане демократии могут возникнуть новые вопросы в отно-
шении политического определения самого человеческого суще-
Выбор • 493
ства. Традиционная связь политической свободы и политическо-
го равенства — основополагающая правовая концепция, на кото-
рой строится демократия, — была выведена из идеи о том, что «все
люди созданы равными», и убежденности в том, что процесс раз-
вития человека по своей сути эгалитарен. Но выборочное улуч-
шение человека путем манипуляции кодом, определяющим чело-
веческие параметры и возможности, может поставить эту идею
под сомнение, а вслед за этим и все основанные на ней политиче-
ские и правовые конструкции. Что останется от аксиомы о равен-
стве, если интеллектуальные и даже моральные качества некото-
рых индивидуумов будут многократно искусственно усилены по
сравнению с тем, чем наделены другие?
Существует опасность, что некоторые государства будут ис-
пытывать искушение проводить курс на улучшение человече-
ской породы как государственную политику. В прошлом эгоцен-
тричное представление о врожденном превосходстве некоторых
народов служило оправданием для колониальной эксплуата-
ции, рабства и — в самом экстремальном случае — для чудо-
вищной расовой доктрины нацизма. Что, если подобное пре-
восходство не останется простым самообольщением, а станет
реальностью? Ощутимые различия в интеллекте, здоровье и
продолжительности жизни между различными народами могут
бросить вызов единству человечества, которое, как говорят, дол-
жна укреплять глобализация, и демократии, которую Америка
хочет распространять.
Следует еще раз повторить, что появление такого рода нового
неравенства людей, по всей видимости, будет процессом медлен-
ным, и он может контролироваться и ограничиваться по многим
аспектам. Лучшее понимание этой проблемы обществом может
само по себе заставить более глубоко задуматься над будущим че-
ловечества и приглушить демагогию относительно существующей
в настоящее время угрозы. У американцев еще есть время поду-
мать более серьезно, чем они это делали раньше, о сложной и хруп-
кой взаимосвязи между традиционными демократическими цен-
ностями и требованиями национальной безопасности и о влия-
нии научной революции на использование Америкой своей но-
вой глобальной гегемонии. Однако они уже больше не могут
позволить себе роскоши совсем не думать об этом.
494 • Збигнев Бжезинский
1 Весьма показательна в этом плане судьба французского магната Жана-
Мари Месьера, возглавлявшего конгломерат развлекательных компаний
«Vivendi Universal». Его попытки приобрести киностудию в Голливуде и рас-
ширить американские активы компании и, наконец, его решение перевести
штаб-квартиру из Парижа в Нью-Йорк вызвали крупный конфликт и в ко-
нечном счете вынудили его уйти в отставку. Его публичное заявление в том
духе, что «франко-французская культурная исключительность мертва», выз-
вало отповедь со стороны самого президента Жака Ширака, осудившего «пси-
хическое расстройство» Месьера. Министр культуры Франции признал, что
был «шокирован», а ведущий французский журнал вынес на обложку заголо-
вок: «Месьер спятил?».
2 По данным Института международного образования «Open Doors». 2002,
доступен по адресу: http://opendoors.iienetwork.org/.
^Joffe J. Who’s Afraid of Mr. Big? //The National Interest. — Summer 2001.
4 Notably: «What the World Thinks in 2002», released December 4, 2002, by
the Pew Research Center for the People and the Press, as well as «Worldviews
2002» polls released in September 2002 jointly by the Chicago Council on Foreign
Relations and the German Marshall Fund of the United States. See specially pp.
6.3 69 of the Pew polling data.
5 Из проекта прощального обращения Джорджа Вашингтона, датирован-
ного маем 1796 года и цитируемого в: Smith Т. Foreign Attachments: The Power
of Ethnic Groups in the Making of American Foreign Policy. — Cambr., MA:
Harvard University Press, 2000. — P. 23.
6 Особенно захватывающей и красноречивой в этом плане является исто-
рия службы Генри Моргентау в качестве первого еврея — министра финансов
в кабинете Франклина Д. Рузвельта, в частности открытое и частое использо-
вание антисемитской риторики конфликтовавшими членами кабинета. См.:
Beschloss М. The Conquerors. — N.Y., Simon & Schuster, 2002.
7 Отчасти это наследие рабовладения: многие темнокожие американцы не
знают африканских реалий и даже не знают, из какой части Африки пришли
их предки.
8 Американцы арабского происхождения часто жалуются на то, что в по-
следние годы американские евреи занимали высшие посты в тех звеньях ап-
парата Совета национальной безопасности, Госдепартамента и Министерства
обороны, которые связаны с Ближним Востоком, а доступ туда лицам араб-
ского происхождения практически был закрыт.
9 Согласно опросам «Р1РА» в октябре 1999-го и в марте 2000 года.
10 Pew. - 2002. - Dec.
11 Куда подобная риторика и создаваемая ею атмосфера могут привести
американскую внешнюю политику, показывает статья, опубликованная в на-
учном журнале бывшим помощником главного юрисконсульта ЦРУ и адъ-
юнкт-профессором Джорджтаунского университета. В статье говорится:
«Убийства иностранных лидеров как средство достижения внешнеполитиче-
ских целей в борьбе с распространением оружия массового поражения и в по-
Выбор • 495
рядке самообороны являются при определенных условиях не только вполне при-
емлемой, но и наиболее предпочтительной альтернативой... В отсутствие эф-
фективно действующей системы коллективной безопасности в мире, где все
более опасные виды вооружений оказываются в руках тех, кто готов пустить их
в ход, убийство лидеров таких режимов, как это ни прискорбно, может быть
вполне приемлемым вариантом политики». См.: Lotrionte С. When to Target
Leaders // The Washington Quarterly. — Summer 2003. — P. 73, 84. Как считает
автор, решение об убийстве будет приниматься на «политическом уровне». О
том, что подобное решение может иметь далеко идущие внешнеполитические
последствия или послужить примером для подражания, автор не говорит.
12 К сожалению, пример был подан самим президентом, который слиш-
ком часто прибегал к откровенной демагогии, чтобы настроить общественное
мнение лично против Саддама Хусейна и иракского режима, используя в этих
целях угрозу терроризма. За 15 месяцев после 11 сентября президент 224 раза
публично упоминал о неких неконкретных «убийцах» (killers), 53 раза — о
«душегубах» (murderers) и т.п., заявляя: «Они ненавидят все, что нам дорого»
(2 августа 2002 г.). Его горячо поддержал министр юстиции: «В нашем мире
появилось расчетливое и разрушительное зло» (Robert F. Worth. Truth, Right
and the American Way // The New York Times. — 2002. — Febr. 24). Здесь тоже
не было сделано никакой попытки как-то конкретизировать в практическом
плане источник зла.
13 Пока еще рано говорить, какими могут быть долгосрочные последствия
для гражданских прав Закона о внутренней безопасности 2002 года. По этому
закону Министерство внутренней безопасности должно создать специальное
подразделение, куда будут стекаться сведения о террористических угрозах,
добываемые разведывательными службами и правоохранительными органа-
ми. Предложенный законопроект об обеспечении безопасности киберпрост-
ранства должен дать этому министерству возможность быстро получать не-
обходимую информацию от провайдеров сети Интернет относительно их кли-
ентуры. Одновременно по предложению Министерства обороны, которое пер-
воначально было сформулировано в виде законопроекта о «полном раскрытии
информации», но после протестов общественности было изменено на «рас-
крытие информации о терроризме», команда специалистов по разведке этого
ведомства будет «иметь возможность получать информацию из баз данных,
исследовать связи между конкретными лицами и группами лиц, реагировать
на автоматические сигналы тревоги и обмениваться информацией со своих
персональных компьютеров. Они смогут обрабатывать различные виды ин-
формации: видеосигналы с камер слежения в аэропортах, операции по кре-
дитным картам, резервацию авиабилетов и разговоры с мобильных телефо-
нов». См.: Clymer A. Congress Agrees to Bar Pentagon from Terror Watch of
Americans // The New York Times. — 2003. — Febr. 12.
14 Вызывающие тревогу представления на этот счет дают многочислен-
ные электронные табло вдоль вашингтонской окружной автострады, на кото-
рых вспыхивают неясные предупреждения: «Сообщайте о подозрительной
деятельности».
Заключение и выводы:
мировое господство или лидерство
Американская глобальная гегемония в настоящее время яв-
ляется фактом жизни. Ни у кого, в том числе и у самой Америки,
нет выбора в этом вопросе. Если бы Америка, как Китай более
500 лет назад, решила изолироваться от мира, она поставила бы
под угрозу свое собственное существование. Но, в отличие от
Китая, Америка не сможет изолировать себя от глобального хао-
са, который немедленно возникнет. Однако в политике, как и в
жизни, все когда-то проходит. Гегемония тоже является преходя-
щей исторической фазой. В конечном счете, пусть даже не очень
скоро, американское глобальное доминирование пойдет на убыль.
Поэтому для американцев было бы своевременным попытаться
представить, какое наследие оставит эта гегемония.
Реальный выбор состоит в том, как Америка должна осуще-
ствлять свою гегемонию, с кем она этой гегемонией может делить-
ся и какова должна быть конечная цель, на которую она должна
быть направлена. Какова главная цель беспрецедентной амери-
канской глобальной мощи? Ответ на этот вопрос определит, бу-
дет ли американское лидерство опираться на международный кон-
сенсус или же в основе американского верховенства будет само-
уверенное доминирование, основанное на мощи Америки. Всеоб-
щее согласие усилит главенствующую роль Америки в мировых
делах, а легитимность этой роли укрепит ее статус как единствен-
ной мировой сверхдержавы; доминирование потребует от Амери-
ки больших затрат для укрепления ее мощи, хотя она по-прежне-
му будет обладать уникальным превосходством. Другими слова-
ми, в первом случае Америка будет сверхдержавой-плюс, а во вто-
ром — сверхдержавой-минус.
Выбор • 497
Само собой разумеется, что первой и главной целью нацио-
нальной мощи Америки является обеспечение ее собственной бе-
зопасности. В условиях, когда обстановка в мире становится все
более неопределенной в плане обеспечения безопасности, особен-
но с учетом возрастающей способности не только государств, но
и подпольных организаций наносить удары, приводящие к мно-
гочисленным жертвам, обеспечение безопасности американского
народа должно быть главной целью глобальной политики США.
Однако в наш век безопасность одной отдельно взятой страны
является химерой. Стремление к безопасности должно включать
усилия, направленные на мобилизацию глобальной поддержки
этих усилий. В противном случае международное недовольство и
зависть по поводу верховенства Америки могут стать угрозой ее
безопасности.
В каком-то смысле эта зловещая тенденция уже пробивает себе
дорогу. Америка с триумфом вышла из «холодной войны», стала
подлинной сверхдержавой-плюс. Спустя десятилетие она риску-
ет стать сверхдержавой-минус. За два года, истекшие после 11 сен-
тября 2001 г., первоначальная глобальная солидарность с Амери-
кой все больше превращается в изоляцию Америки и глобальные
симпатии уступают место широко распространяющимся подозре-
ниям в отношении подлинных мотивов использования ею своей
мощи.
В этом плане особенно показательно, что увенчавшееся воен-
ным успехом, но вызвавшее противоречивую международную ре-
акцию вторжение в Ирак привело к возникновению ставящего в
тупик парадокса: военный авторитет Америки никогда не был так
высок, а ее политический авторитет так низок. Все признают, что
Соединенные Штаты являются единственной державой, способ-
ной организовать и победоносно завершить военную операцию в
любой части мира. Однако оправдание войны в Ираке — катего-
рические утверждения президента и его высших советников, что
Ирак обладает оружием массового поражения, — оказалось не со-
ответствующим действительности. Это нанесло ущерб престижу
США в мире не только среди антиамерикански настроенных ле-
вых, но и среди правых. Поскольку международная легитимность
в значительной степени основывается на доверии, ущерб, нане-
сенный глобальному авторитету США, нельзя рассматривать как
незначительный.
498 • Збигнев Бжезинский
В этой связи представляется особенно важным, как Америка
определяет для себя и для всего мира главную цель своей гегемо-
нии. Это определение должно отражать главный стратегический
вызов, стоящий перед Америкой, на борьбу с которым она хочет
мобилизовать мир. От того, насколько ясно и морально оправдан-
но она это сделает, какое при этом будет проявлено понимание
нужд и чаяний других, в значительной степени будут зависеть
масштабы и границы эффективного использования американской
мощи. Короче говоря, это определит, будет ли Америка сверхдер-
жавой-плюс или сверхдержавой-минус.
После 11 сентября большинству в мире представляется, что
основной акцент во внутренней и внешней политике США сде-
лан на «глобальной борьбе с терроризмом». Основной заботой
администрации Буша было стремление приковать внимание обще-
ственности к этому явлению. С терроризмом, который был обозна-
чен нечеткими контурами, осужден преимущественно в теологи-
ческих и моралистических терминах, лишен связи с какими-либо
нерешенными региональными проблемами, но в целом привязан
к исламу, следует бороться с помощью создаваемых для выпол-
нения определенных задач коалиций единомышленников-партне-
ров, разделяющих (или делающих вид, что разделяют) схожую
озабоченность по поводу терроризма как главного вызова нашего
времени. Таким образом, искоренение этого зла выглядит как са-
мая неотложная задача, успешное решение которой будет способ-
ствовать укреплению глобальной безопасности.
Сосредоточение усилий на терроризме политически привле-
кательно в краткосрочной перспективе. Главное достоинство та-
кого подхода заключается в простоте. Демонизируя неизвестного
врага и спекулируя на смутных страхах, можно получить поддер-
жку в обществе. Но как долгосрочная стратегия такой подход ма-
лоперспективен, он может вызвать международные разногласия
и пробудить в других нетерпимость («кто не с нами — тот против
нас»), всколыхнуть урапатриотические эмоции и послужить от-
правной точкой для произвольного определения Америкой дру-
гих государств как «находящихся вне закона»1. Это чревато тем,
что Америку станут воспринимать за рубежом как целиком по-
глощенную своими собственными интересами, а антиамерикан-
ски настроенные идеологи получат основание заклеймить Аме-
рику как самозваного стража порядка.
Выбор • 499
\
Из определения терроризма как главной угрозы безопасности
Америки вытекают три важных стратегических вывода, вызыва-
ющие серьезное беспокойство за рубежом: «кто не с нами — тот
против нас»; упреждающий военный удар так же оправдан, как и
предотвращение; долгосрочные союзы могут быть заменены коа-
лициями ad hoc, создаваемыми для выполнения определенных
задач. Первый представляет опасность в плане поляризации, вто-
рой создает ситуацию стратегической непредсказуемости, а тре-
тий вызывает политическую нестабильность. В совокупности они
лишь усиливают представление об Америке как о сверхдержаве,
склонной к произвольным действиям.
Один опытный европейский наблюдатель, сравнивая совре-
менную Америку с античным Римом, сделал глубокое замечание:
«Мировые державы, не имеющие себе равных, составляют само-
стоятельный класс. Они никого не считают себе равными и очень
легко зачисляют своих сторонников в число друзей — amicuspopuli
Romani*. У них уже больше нет врагов, есть только бунтовщики,
террористы и государства-изгои. Они уже не воюют, а только ка-
рают. Они искренне возмущаются, когда вассалы отказываются
вести себя так, как это положено вассалам»2. (К этому хочется
добавить: они не вторгаются в чужие страны, они их только осво-
бождают.) Эти слова написаны автором до 11 сентября, но они
удивительно точно выразили позицию некоторых американских
политиков, с которой те отстаивали в ходе обсуждения в ООН в
2003 году решения о войне против Ирака.
Альтернативным подходом к определению главного стратеги-
ческого вызова могла бы стать ориентация в более широком пла-
не на глобальные беспорядки и их некоторые региональные и со-
циальные проявления, среди которых терроризм является дей-
ствительно угрожающим симптомом. Такой подход позволил бы
США создать прочный и расширяющийся альянс близких по духу
демократий и повести его на последовательную борьбу за ликви-
дацию условий, вызывающих эти беспорядки. В этом плане при-
влекательность успеха американской демократии и ее влияние на
окружающий мир через более гуманное определение глобализа-
ции будут подкреплять эффективность и легитимность американ-
ской мощи и усиливать возможности преодоления — вместе с дру-
гими — причин и последствий глобальных беспорядков.
Amicus populi Romani {латп.) - друг народа Рима. — Примеч. пер.
500 • Збигнев Бжезинский
Сегодня эти беспорядки проявляются в различных формах.
Они обостряются и углубляются массовой нищетой и социаль-
ной несправедливостью, хотя это и не является единственной при-
чиной такого процесса. В некоторых регионах определенную роль
играет национальное угнетение, в других — межплеменная рознь,
в третьих — религиозный фундаментализм. Они проявляются
вспышками насилия и брожением по всему юго-восточному по-
ясу Евразии, Ближнего Востока, большей части Африки и неко-
торых регионов Латинской Америки. Они вызывают ненависть и
зависть к господствующим и процветающим и в дальнейшем, ви-
димо, будут становиться все более смертоносными, особенно с
распространением оружия массового поражения. Некоторые про-
явления этого насилия еще более неразборчивы в выборе жертв,
чем терроризм: каждый год гибнут десятки тысяч людей, сотни
тысяч получают увечья, а миллионы людей страдают от послед-
ствий обычных военных действий.
Признание глобальных беспорядков в качестве основного вы-
зова нашего времени требует понимания сложных проблем. Но в
этом как раз и заключается главная слабость американской поли-
тической среды. Этот процесс трудно свести к хлестким лозун-
гам, и, в отличие от терроризма, его нельзя использовать на инту-
итивном уровне для мобилизации американского общества. Его
гораздо труднее персонализировать при отсутствии какой-то де-
монической фигуры, вроде Усамы бен Ладена. Его так же трудно
использовать в целях самовозвышения, как эпическую конфрон-
тацию между добром и злом по типу титанической борьбы с на-
цизмом и коммунизмом. Но оставлять в стороне глобальные бес-
порядки — значит игнорировать главную реальность нашего вре-
мени: массовое глобальное политическое пробуждение человече-
ства и углубляющееся понимание им невыносимого неравенства
условий жизни людей.
Ключевая проблема будущего заключается в том, смогут ли
ненавидящие Америку демагоги использовать это пробуждение
или это приведет к осознанию мировым сообществом общности
своих интересов, отождествляемой с глобальной ролью Америки.
Следует признать, что, как и в случае более узкой проблемы борь-
бы с терроризмом, успешный ответ на глобальные беспорядки
будет в большой степени зависеть от американской мощи как ос-
новной предпосылки глобальной стабильности. Вместе с тем это
Выбор «501
потребует долгосрочных обязательств, вытекающих из чувства
моральной справедливости, а также из национальных интересов
США, направленных на постепенную трансформацию подавляю-
щей американской мощи в некую добровольно принимаемую геге-
! монию, в которой лидерство осуществляется через общие убежде-
ния совместно с долгосрочными союзниками, а не просто за счет
: доминирования.
Общие интересы всего мирового сообщества не следует путать
с мировым правительством. На данном историческом этапе идея
мирового правительства лишена практического смысла. В мире,
где отсутствует даже минимальное согласие, необходимое для
общего правительства, Америка, безусловно, не может поступить-
- ся своим суверенитетом в пользу какой-то наднациональной вла-
сти, и она не должна этого делать. Сегодня единственным возмож-
ным (в самом приблизительном смысле этого понятия) «миро-
вым правительством» может быть только американская глобаль-
ная диктатура, но это будет очень нестабильная и в конечном счете
порочная затея, которая сама себя погубит. Мировое правитель-
ство может либо остаться прекраснодушной мечтой, либо стать
кошмаром, но еще на протяжении жизни нескольких поколений
оно не станет серьезным проектом.
С другой стороны, общность интересов мирового сообщества
не только желательна, но она уже пробивает себе дорогу. Отчасти
это результат спонтанного процесса, присущего динамике глоба-
лизации, отчасти следствие целенаправленных усилий, в первую
очередь со стороны Соединенных Штатов и Евросоюза, по созда-
нию целостной и всеобъемлющей системы международного сотруд-
ничества3. Двусторонние и многосторонние соглашения о свобод-
ной торговле, региональные политические форумы и формальные
союзы — все это способствует созданию системы взаимозависи-
мых отношений, на данном этапе в большей степени на региональ-
ном уровне, но с тенденцией к расширению глобального сотруд-
ничества. В совокупности все это составляет естественный про-
цесс эволюции межгосударственных отношений в направлении
создания международной неофициальной системы управления.
Этот процесс надо поощрять, расширять и институциализи-
ровать и тем самым укреплять представление об общей судьбе че-
ловечества. Общие интересы предполагают баланс выгод и ответ-
ственности, означают передачу полномочий, а не диктат. Амери-
502 • Збигнев Бжезинский
ка обладает уникальной возможностью возглавить этот процесс,
поскольку она одновременно могущественна и демократична по
системе правления. Поскольку эгоистическая гегемония неизбеж-
но порождает противодействие, а демократия — подражание, эле-
ментарный здравый смысл подсказывает, что Америка должна
ответить на это призвание.
Таким образом, в практическом плане сохранение позиций Аме-
рики связано с характером ее глобального лидерства. Лидерство
предполагает определение лидером того направления, которое по-
зволяет мобилизовать других. Власть ради самой власти, домини-
рование ради увековечения этого доминирования не могут приве-
сти к устойчивому успеху. Доминирование само по себе ведет в ту-
пик. В конечном счете оно мобилизует оппозицию, в то время как
его высокомерие порождает самообман и историческую слепоту.
Как отмечалось в предыдущих главах, перспективой человечества
в ближайшие два десятилетия станет либо устойчивое движение к
сообществу взаимных интересов, или ускоряющееся падение в пу-
чину глобального хаоса. Принятие другими американского лидер-
ства является непременным условием избежания хаоса.
В практическом плане мудрое лидерство в мировых делах тре-
бует прежде всего рациональной и взвешенной политики само-
обороны, способной нейтрализовать наиболее вероятные и опас-
ные угрозы американскому обществу, не вызывая параноидально-
го чувства национальной беззащитности. Во-вторых, необходимы
продолжительные и последовательные усилия по умиротворению
наиболее острых очагов насилия в мире, которые являются источ-
никами эмоциональной вражды, разжигающей насилие. В-треть-
их, потребуется длительная работа по вовлечению наиболее жиз-
неспособных и дружественных регионов мира в создание общей
системы мер локализации и, там где возможно, ликвидации ис-
точников наибольшей опасности. В-четвертых, необходимо при-
знать глобализацию не просто как возможность для расширения
торговли и увеличения прибыли, но и как явление, имеющее бо-
лее глубокое моральное измерение. И в-пятых, нужно воспиты-
вать внутреннюю политическую культуру, которая даст четкое
представление о многоплановой ответственности, которой сопро-
вождается глобальная взаимозависимость.
Необходимое глобальное лидерство может быть выработано
только в результате сознательных, стратегически осмысленных и
Выбор • 503
требующих больших интеллектуальных затрат усилий со сторо-
ны того, кого американский народ изберет своим президентом.
Президент должен не просто будоражить американский народ, он
должен просвещать его. Политического просвещения и большей
демократии нельзя добиться одними лозунгами, разжиганием
страхов или самодовольства. Любой политик испытывает подоб-
ное искушение, и следование этому курсу приносит свои полити-
ческие выгоды. Но беспрерывные разговоры о терроризме иска-
жают представление общества о мире. Они создают риск защит-
ной самоизоляции, мешают обществу получить реалистическое
представление о сложности мира и усугубляют раздробленность
стратегической ориентации нации. В долгосрочном плане Аме-
рика сможет осуществлять стратегическое лидерство только при
наличии более глубокого понимания обществом взаимной зави-
симости между национальной безопасностью США и глобальной
безопасностью, так же как и бремени, которое налагают глобаль-
ное верховенство и связанная с этим необходимость создания
стойких демократических альянсов, направленных на преодоле-
ние глобальных беспорядков.
Стоящий перед Америкой великий стратегический выбор дает
основание для нескольких важных выводов. Самым главным яв-
ляется признание критической важности взаимовыгодного и по-
стоянно укрепляющегося американо-европейского глобального
партнерства. Взаимовыгодный, хотя все еще асимметричный, Ат-
лантический союз, способный действовать в глобальном масшта-
бе, несомненно, отвечает интересам обеих сторон. С таким союзом
Америка становится сверхдержавой-плюс, а Европа может после-
довательно объединяться. Америка без Европы все еще будет об-
ладать подавляющим преимуществом, но она не будет глобально
всемогущей, в то время как Европа без Америки будет оставаться
богатой, но бессильной. Некоторые европейские страны и лидеры
могут поддаться искушению сплотиться на антиамериканской или,
скорее, на антиатлантической основе, но от этого в конечном счете
проиграют и Америка, и Европа. В качестве сверхдержавы-минус
Америка будет вынуждена пойти на гораздо большие затраты для
осуществления своего глобального лидерства, а шансы на объеди-
нение Европы значительно уменьшатся, поскольку антиатланти-
ческая платформа не сможет привлечь на свою сторону большин-
ство стран Евросоюза и тех, кто хотел бы вступить в этот союз.
504 • Збигнев Бжезинский
Только совместная работа по обеим сторонам Атлантики даст
возможность выработать подлинно глобальный подход, который
позволит существенно улучшить обстановку в мире. Для дости-
жения этого Европа должна выйти из своего нынешнего состоя-
ния спячки, понять, что ее безопасность в гораздо большей степе-
ни зависит от обстановки в мире, чем безопасность Америки, и
сделать из этого неизбежные практические выводы. Без Америки
она никогда не будет чувствовать себя в безопасности, она не смо-
жет объединиться вопреки Америке, она даже не сможет сколь-
ко-нибудь существенно влиять на Америку, если не будет готова
действовать вместе с Америкой. Еще достаточно продолжитель-
ное время «автономная» военно-политическая роль Европы за
пределами Европейского континента, о которой так много гово-
рят в последнее время, будет оставаться весьма ограниченной,
потому что лозунги Европы на этот счет намного опережают ее
готовность платить за эту роль.
В то же время Америка должна удержаться от искушения раз-
делить своего самого важного стратегического партнера. Нет Ев-
ропы «старой» или «новой». Это тоже только лозунг без какого-
либо географического или исторического содержания. Более того,
постепенное объединение Европы никак не угрожает Америке, на-
оборот, это может принести ей только пользу, поскольку увели-
чивает вес Атлантического сообщества. Политика divide et impera*,
даже если она представляется привлекательной в тактическом
плане для сведения счетов, в итоге окажется близорукой и приво-
дящей к противоположным результатам.
Надо также учитывать, что в реальности Атлантический союз
не может быть строго паритетным — 50 на 50 — партнерством.
Сама идея такого тщательно выверенного равенства является по-
литическим мифом. Даже в бизнесе, где акции могут быть строго
поделены в соотношении 50 на 50, такая схема не работает. Более
молодая в демографическом отношении, более энергичная и по-
литически единая Америка не может быть полностью состыкова-
на в политическом и военном плане с более разнообразной по сво-
ему составу Европой, состоящей из государств солидного возрас-
та, которые объединяются, но еще далеко не едины. Тем не менее
каждая сторона Атлантики имеет то, в чем нуждается другая. Аме-
Divide et impera (лат.) — разделяй и властвуй. — Примеч. пер.
Выбор • 505
рика еще какое-то время останется высшим гарантом глобальной
безопасности, даже если Европа постепенно будет наращивать свой
пока незначительный военный потенциал. Европа может допол-
нить американскую военную мощь, в то время как объединенные
экономические ресурсы США и Евросоюза делают Атлантическое
сообщество глобально всемогущим.
Таким образом, единственным вариантом является не евро-
пейский партнер в той же весовой категории и тем более не про-
тивовес, а европейский партнер, обладающий реальным весом в
процессе выработки и реализации общей глобальной политики.
Оказание этого критически важного влияния, даже если это не
связано со строго паритетным участием в процессе принятия ре-
шений, требует от обеих сторон готовности действовать вместе,
когда в этом появляется необходимость. Это также означает, что
когда возникает потребность в таких действиях, то сторона, обла-
дающая большими возможностями для действий или в большей
степени заинтересованная в конечном результате, должна иметь
решающее слово. Американское верховенство не должно пони-
маться как предполагающее автоматическое подчинение Европы,
и партнерство не следует понимать как полный паралич при от-
сутствии первоначального согласия. Обе стороны должны разви-
вать дух взаимных уступок, вырабатывать общие стратегические
перспективы, создавать новые атлантические механизмы для ус-
тойчивого глобального политического планирования4.
Экономическое объединение Европы будет опережать ее по-
литическое объединение, но уже сейчас можно рассмотреть неко-
торые меры, направленные на реструктуризацию процесса при-
нятия решений в НАТО, для того чтобы учесть складывающийся
политический облик Евросоюза. По мере того как отдельные эле-
менты структур Евросоюза будут становиться частью ткани ев-
ропейского общества, начнет формироваться и общая политиче-
ская ориентация Европы. Учитывая, что подавляющее большин-
ство стран — членов НАТО также входит в Евросоюз, процедуры
альянса должны отражать тот факт, что он во все меньшей степе-
ни становится объединением 26 государств-наций (одни из них
сильнее, другие слабее), а в большей степени — североамерикано-
европейской структурой. Игнорирование этого обстоятельства
будет лишь играть на руку тем, кто выступает за создание само-
стоятельной и дублирующей европейской военной структуры.
506 • Збигнев Бжезинский
Представляется вполне своевременным созыв трансатланти-
ческой конференции для обсуждения перспектив этой нарожда-
ющейся реальности. Она должна рассмотреть не только долго-
срочную стратегическую программу действий для обновленно-
го и, возможно, реструктуризированного альянса, но также и
более широкие последствия того факта, что Америка вместе с
Европой становятся действительно всемогущими. Из этого вы-
текает обязательство Европы более предметно участвовать в обес-
печении глобальной безопасности. Горизонты европейской безо-
пасности больше не могут ограничиваться границами континен-
та и его периферией. НАТО уже присутствует в Афганистане, а
также косвенно в Ираке, а вскоре, возможно, будет присутство-
вать и на израильско-палестинской границе. В конечном счете
стратегические интересы НАТО будут охватывать всю Евразию.
Прочный трансатлантический альянс США и Евросоюза, ос-
нованный на общем вйдении глобальных перспектив, должен опи-
раться на такое же общее стратегическое понимание характера на-
шей эпохи, главной угрозы миру, роли и миссии Запада в целом.
Это требует серьезного и глубокого диалога, а не взаимных упре-
ков, часто связанных с надуманными представлениями о том, что
Америка и Европа дрейфуют в диаметрально противоположных
направлениях. Истина заключается в том, что Запад в целом мо-
жет дать миру очень много, но осуществить это можно лишь в том
случае, если у него будет единое представление об этом. Сегодня
Запад не испытывает недостатка в военной мощи (у Америки она
в избытке) или в финансовых ресурсах (в этом Европа может срав-
ниться с Америкой). Дело, скорее, в способности выйти за преде-
лы узкого круга собственных забот и интересов. В момент, когда
человечество стоит перед лицом беспрецедентных вызовов с точ-
ки зрения безопасности и благосостояния, лидеры Запада в ин-
теллектуальном плане нередко оказываются бесплодными. Осоз-
нанная стратегическая дискуссия может пробудить необходимый
дух политического новаторства.
Во всяком случае, если такой генеральный пересмотр страте-
гических концепций окажется неосуществимым, трансатлантиче-
ский альянс должен сосредоточиться на конкретных проблемах. В
Европе это касается устойчивых и взаимодополняющих процес-
сов расширения Евросоюза и НАТО. Это расширение сейчас всту-
пает в свою третью фазу. Первая — варшавская фаза — была свя-
Выбор • 507
зана с непосредственными геостратегическими последствиями
«холодной войны» и предусматривала быстрое принятие в НАТО
Польши, Чехии и Венгрии; вторая — вильнюсская фаза — была
связана с почти одновременным и географически совпадающим
решением о расширении НАТО и Евросоюза за счет, соответствен-
но, семи и десяти новых государств; следующий (киевский?) ра-
унд может быть обращен дальше на восток, на Украину и, воз-
можно, на Кавказ, а вероятно даже в конечном счете и на приня-
тие в НАТО России.
За пределами собственно Европы большой интерес для Аме-
рики представляет регион Ближнего Востока, который также бес-
покоит Европу. План «дорожная карта» для палестино-израиль-
ского мирного урегулирования, во многом зависящий от настой-
чивых и совместных усилий Америки и Европы, не отделим от
«дорожной карты» возрождения Ирака как стабильного, незави-
симого, идущего по пути демократизации государства. Без того и
другого мир в регионе невозможен. Совместные действия США
и Евросоюза будут также способствовать более эффективному
проведению курса на избежание лобового столкновения между
Западом и исламом, в поощрении позитивных тенденций в му-
сульманском мире, которые в конечном счете ведут к его включе-
нию в современный и демократический мир.
Однако согласованное движение к достижению этой общей
цели требует глубокого понимания различных течений внутри
ислама, и в этом у Европы есть определенное преимущество пе-
ред Америкой. Кроме того, забота Америки о безопасности Из-
раиля уравновешивается симпатиями европейцев к бедственно-
му положению палестинцев. Без полного учета той и другой оза-
боченности мирное разрешение израильско-палестинского кон-
фликта невозможно5. Мирный исход этого конфликта, в свою
очередь, будет способствовать необходимому и давно назревше-
му преобразованию соседних арабских обществ, снижению ан-
тиамериканской враждебности. Нежелание нескольких амери-
канских администраций попытаться решить эту проблему яви-
лось одним из факторов, способствовавших росту экстремизма
в этом регионе.
Америке также предстоит сыграть уникальную роль в разви-
тии демократии в арабском мире. На протяжении более двух ве-
ков Америка была колыбелью свободы, центром притяжения тех,
508 • Збигнев Бжезинский
кто хотел жить в условиях свободы. Она также была источником
вдохновения для тех, кто стремился сделать свою собственную
страну такой же свободной, как Америка. В период «холодной вой-
ны» только Америка четко провозгласила через радио «Свободная
Европа», что она отказывается признать как окончательное подчи-
нение Центральной Европы контролю из Москвы. Именно Аме-
рика при президенте Картере выступила в защиту прав человека
и тем самым идеологически поставила Советский Союз в поло-
жение обороняющегося. Америка, таким образом, не стремилась
навязать другим свою политическую культуру, она пропаганди-
ровала общие чаяния.
Об этом важно вспомнить именно теперь, когда доминирую-
щая в глобальном масштабе Америка заявляет о своей решимос-
ти демократизировать мусульманские страны. Цель это благород-
ная и практичная в том смысле, что распространение демократии
способствует укреплению мира. При этом, однако, важно не за-
бывать главного урока истории: любое справедливое дело в руках
фанатиков превращается в свою противоположность. Так случи-
лось с религией в Средние века, когда религиозное рвение превра-
тило проникнутую состраданием и кротостью религию в кошмар
инквизиции. То же самое случилось в более близкие нам времена,
когда олицетворением «свободы, равенства и братства» Француз-
ской революции стала гильотина. Ушедший век принес человече-
ству неслыханные страдания, когда идеалы социализма выроди-
лись в бесчеловечный ленинизм-сталинизм.
Продвижение демократии, если этим заниматься с фанатич-
ным рвением, игнорируя исторические и культурные традиции
ислама, также может привести к отрицанию самой демократии.
Ссылка на то, что после Второй мировой войны Америка успеш-
но установила демократический режим в Германии и Японии, не
учитывает исторически важных фактов. Можно назвать только
два из них: в 2003 году в Берлине торжественно отметили столе-
тие победы германской Социалистической партии на муниципаль-
ных выборах, не где-нибудь, а в столице имперской Германии.
Американские реформы в Японии получили общественное при-
знание, потому что их открыто поддержал император Японии. В
обоих случаях социальная база позволила Соединенным Штатам
после Второй мировой войны ввести там демократическое уст-
ройство.
Выбор • 509
Некоторые предпосылки в этом же плане, хотя и более огра-
ниченные, есть и на Ближнем Востоке, но их реализация потребу-
ет исторического терпения и такта. Опыт нескольких исламских
стран, расположенных на периферии Запада, — особенно Турции,
а также Марокко и (несмотря на фундаменталистский привкус)
Ирана — наводит на мысль, что, когда демократизация является
результатом органичного развития, а не догматического навязыва-
ния со стороны чуждой силы, исламское общество постепенно ос-
ваивает и принимает политическую культуру демократии.
Учитывая возросшую роль Америки в политической жизни
арабского Ближнего Востока после оккупации Ирака, важно, что-
бы творцы американской внешней политики не пошли на поводу
у доктринерски настроенных и нетерпеливых сторонников навя-
зываемой извне демократизации, можно сказать, «демократиза-
ции сверху». Злоупотребление лозунгами на этот счет во многих
случаях может отражать неуважение традиций ислама. У других
это может быть просто тактическим приемом, который использу-
ется в надежде, что акцент на демократизации позволит снизить
политическое давление на арабов и израильтян и даст им возмож-
ность уйти от компромисса, необходимого для мирного урегули-
рования. Каковы бы ни были эти мотивы, остается фактом, что
подлинная и жизнеспособная демократия успешнее развивается
в условиях, которые приводят к постепенным спонтанным пере-
менам, без спешки и принуждения. Первый из названных подхо-
дов может реально изменить политическую культуру, а второй
может лишь навязать некую политическую корректность, кото-
рая по своей природе будет недолговечной.
Стратегический диапазон Атлантической повестки простира-
ется в восточном направлении за пределы Ближнего Востока. Но-
вые Мировые Балканы — дуга кризиса от Персидского залива до
Малаккского пролива — станет менее взрывоопасной, если ресур-
сы трех наиболее процветающих регионов мира — политически
энергичной Америки, экономически объединяющейся Европы и
коммерчески динамичной Восточной Азии — будут согласован-
но использованы для совместного противодействия угрозам бе-
зопасности, которые создаются волнениями в этом обширном ре-
гионе. Эта угроза усугубляется наличием ядерного оружия у двух
враждующих соседних государств — Индии и Пакистана, в каж-
дом из которых существует и серьезная внутренняя напряжен-
510 • Збигнев Бжезинский
ность. Америка и Европа должны вместе добиваться от Японии и
особенно от Китая их более тесного участия в совместных усили-
ях по сдерживанию тенденций распада. Учитывая, что оба эти го-
сударства уже в большой степени зависят от поступления энерго-
носителей из Персидского залива и Центральной Азии — и эта
зависимость постоянно растет, — они не могут стоять в стороне
от общих проблем, существующих в этом подверженном насилию
регионе, который для одной Америки может стать зыбучими пес-
ками.
Америка уже существенно расширила свои военные обязатель-
ства в Европе. В военном отношении она постоянно присутству-
ет в Афганистане и некоторых новых независимых государствах
Центральной Азии. Принимая во внимание расширяющуюся ком-
мерческую активность Китая в Центральной Азии, зоне, которая
до последнего времени находилась под исключительным влияни-
ем России, необходимость более широкого международного со-
трудничества для противодействия местным дестабилизирующим
тенденциям становится все более актуальной. Надо добиваться
от Японии и Китая конкретного участия в политической и соци-
альной стабилизации этого региона.
Глобальная стабильность также будет зависеть от того, как ди-
намика соотношения сил на Дальнем Востоке будет влиять на вза-
имоотношения Америки, Японии и Китая. Соединенные Штаты
должны позаботиться о том, чтобы трансформировать складыва-
ющееся равновесие между США, Японией и Китаем в структури-
рованные отношения безопасности. Геополитически Азия чем-то
напоминает Европу до Первой мировой войны. Америке удалось
стабилизировать Европу, но перед ней маячит перспектива потен-
циального структурного кризиса в Азии, где все еще сопернича-
ют несколько крупных держав, хотя этот процесс сдерживается
стратегическим присутствием США на периферии этого региона.
В основе такого присутствия лежат американо-японские отноше-
ния, но рост регионального влияния Китая и непредсказуемость
Северной Кореи требуют более активной политики США по раз-
витию системы как минимум трехсторонних отношений безопас-
ности. Как уже отмечалось, такое трехстороннее равновесие бу-
дет устойчивым, оно потребует более активного участия в между-
народных делах Японии и постепенно будет играть более значи-
тельную роль в военном плане.
Выбор • 511
Создание этого равновесия может, в свою очередь, потребо-
вать создания трансъевразийской многосторонней структуры бе-
зопасности для реагирования на это новое измерение глобальной
безопасности. Если не удастся хотя бы де-факто вовлечь Китай и
Японию в общую структуру обеспечения безопасности, это в ко-
нечном счете может вызвать опасный тектонический сдвиг, воз-
можно, включающий одностороннюю ремилитаризацию Японии,
уже обладающей потенциалом для того, чтобы в очень короткий
срок стать ядерной державой. Это еще больше усугубит угрозу
стремления Северной Кореи к созданию собственного ядерного
, арсенала. Необходимость коллективной реакции на действия Се-
верной Кореи лишь подчеркивает общий принцип: только под-
держиваемая союзниками и партнерами американская гегемония
может эффективно противодействовать все более интенсивному
распространению оружия массового поражения, идет ли речь об
отдельных государствах или об экстремистских организациях.
Америка должна решать эти дилеммы в контексте историче-
ского по своему значению взаимодействия между американской
глобальной мощью и глобальной взаимозависимостью в век мгно-
венной связи. Главной дилеммой Америки будет нахождение пра-
вильного баланса между существующей односторонней гегемо-
нией и складывающимся мировым сообществом, с одной сторо-
ны, и демократическими ценностями и обязанностями, вытекаю-
щими из глобальной мощи, — с другой. Глобализация, за которую
выступает Америка, может помочь смягчить глобальные беспо-
рядки — при условии, что она не ухудшит, а улучшит положение
беднейших стран и будет руководствоваться не только собствен-
ными экономическими, но и гуманитарными интересами. Пози-
щия США в отношении многосторонних обязательств, особенно
тех, которые не совпадают с более узкими и односторонними аме-
риканскими целями, является показателем ее готовности к гло-
бализации, действительно способствующей развитию равноправ-
ной взаимозависимости, в отличие от неравной зависимости6.
Позиция США в отношении многосторонних обязательств в по-
следние годы создала широко распространенное впечатление, что
создание равных условий для всех членов мирового сообщества
не относится к числу приоритетов Америки.
Америка должна более тонко чувствовать риск того, что ее
отождествление с несправедливой моделью глобализации может
512 • Збигнев Бжезинский
вызвать мировую реакцию, ведущую к появлению нового анти-
американского кредо. В наш век глобального политического про-
буждения социальных страстей и фанатичной ненависти безо-
пасность зависит не только от военной мощи. В долгосрочном
плане непосредственное влияние на нее будет оказывать и то,
как Америка определит и будет проводить в жизнь политику гло-
бализации.
Аналогичным образом Америке следует более вдумчиво от-
носиться к неожиданным политическим последствиям своего уни-
кального культурного воздействия на мир. Глобальная привле-
кательность американской мощи порождает непредвиденный эф-
фект в виде завышенных ожиданий со стороны жителей различ-
ных стран. Они предъявляют к Америке более высокие требования,
чем к другим странам, в том числе нередко своим собственным. На
самом деле антиамериканизм несет в себе немало признаков разо-
чарования. В результате те, кто разочаровался в Америке, именно
в силу слишком больших ожиданий особенно возмущаются тем,
что она недостаточно делает для исправления невыносимых ус-
ловий, в которых они находятся. В итоге культурная привлека-
тельность Америки оборачивается политической дестабилизаци-
ей, в то время как Америка стремится укреплять политическую ста-
бильность, исходя из своих долгосрочных стратегических интере-
сов. Таким образом, Америка может получить политические
дивиденды от вызванной ею мировой культурной революции толь-
ко в том случае, если она сделает ставку на действительно общие
глобальные интересы.
Поскольку другим критически важным источником глобаль-
ного образа Америки является магнетическая привлекательность
ее демократической системы, американцы должны столь же бе-
режно соблюдать хрупкий баланс между соблюдением граждан-
ских прав и требований национальной безопасности. Это сделать
легче, когда войны идут далеко и их издержки социально прием-
лемы. Но острая реакция общества на преступление 11 сентября,
которую, возможно, намеренно подогревали по политическим
причинам, может привести к серьезному пересмотру этого балан-
са. Менталитет осажденной крепости способен отравить любую
демократию. То, что сделала с Израилем вражда в окружающем
его регионе, с Америкой может сделать страх, подогреваемый су-
ществующей в мире враждебностью.
Выбор • 513
Отсюда следует, что внутренняя безопасность Америки долж-
на обеспечиваться таким способом, который одновременно ук-
реплял бы ее суверенную мощь и глобальную легитимность этой
мощи. Стоит еще раз повторить то, о чем уже говорилось ранее. В
настоящее время в Америке развернулась третья в ее истории с
момента обретения ею независимости большая дискуссия отно-
сительно требований ее национальной обороны. По понятным
причинам в центре этой дискуссии стоит вопрос о выживании
общества в новой обстановке развития и распространения ору-
жия массового поражения, нарастающих глобальных волнений и
усиливающегося страха перед терроризмом.
Америка оказалась в новых исторических условиях, которые
характеризуются весьма тонким взаимодействием между ее внут-
ренней безопасностью и общей обстановкой в мире. Принимая во
внимание ее роль в обеспечении глобальной безопасности и ее ис-
ключительную глобальную вездесущность, Америка вправе тре-
бовать для себя большей безопасности, чем другие страны. Ей
нужна сила, которую можно с решимостью применять в глобаль-
ном масштабе. Она должна укреплять свою разведку (а не тра-
тить огромные ресурсы на содержание бюрократического аппа-
рата внутренней безопасности) так, чтобы можно было упреждать
угрозы Америке. Она должна сохранять всеобъемлющее техно-
логическое преимущество в отношении всех своих соперников в
стратегических и обычных вооруженных силах. Но она также дол-
жна определять свою безопасность в таких категориях, которые
отвечали бы интересам других. Эта многоплановая задача может
решаться более успешно, если мир поймет, что траектория боль-
шой американской стратегии ведет в направлении глобального
сообщества взаимных интересов.
Крепость на вершине холма может стоять в одиночестве, бро-
сая тень на все, что находится ниже. В таком качестве Америка
может быть только объектом глобальной ненависти. В отличие
от этого, город на вершине холма может освещать мир надеждой
на прогресс человечества, но только в такой среде, где прогресс
одновременно является точкой сосредоточения общих надежд и
реальностью, достижимой всеми. «Не может укрыться город, сто-
ящий на верху горы... Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы
они видели ваши добрые дела...»7. Так пусть Америка светит.
514 • Збигнев Бжезинский
1 Дополнительные сложности вызывает официальное определение терро-
ризма, которым руководствуются Соединенные Штаты. Подчеркивая, что тер-
роризм представляет собой насильственные действия, направленные против
невинного гражданского населения со стороны стоящих вне закона частных
группировок и предпринимаемые для достижения политических целей, оно
снимает ответственность за государственный терроризм, примером которого
являются массированные российские бомбардировки в Чечне и «зачистки»,
призванные запугать чеченское население, а также другие государства, кото-
рые в целях борьбы с терроризмом произвольно используют силу против граж-
данского населения.
2 Bender Р. America: The New Roman Empire? // Orbis. — Winter 2003. — P. 155.
3 Масштабы вовлеченности Америки в этот процесс не очень хорошо из-
вестны американской общественности. За первые 150 лет своего существова-
ния, с 1789 по 1939 год, США заключили 799 формальных договоров и 1182
соглашения по линии исполнительной власти. В промежутке между 1939 и
1999 годами, то есть только за последние 60 лет, США заключили 951 договор
и 14 555 соглашений на уровне исполнительной власти. См.: Treaties and Other
International Agreements: The Role of the United States Senate // Congressional
Research Service. — 2001. — Jan. — S. Prt. 106—71.
4 Многие европейцы относятся к этому вполне реалистически. Например,
очень сильную аргументацию в пользу возрождения атлантического альянса
сделал Лоран Коэн-Таньюи: Les Sentinelles de la Liberte: L’Europe et L’Amerique
a seuil de XXI siecle. — Paris: Jacob, 2003.
5 Когда данная книга уже была в типографии, отсутствие глобальной под-
держки усиливающегося произраильского акцента в политике США было
наглядно продемонстрировано «сухим счетом» при голосовании 19 сентября
2003 г. резолюции Генеральной Ассамблеи ООН «О незаконной деятельнос-
ти Израиля на оккупированной палестинской территории». Поддержали ре-
золюцию 153 делегата, «против» проголосовали 4 и 15 воздержались. Четверо
голосовавших «против» были: Соединенные Штаты, Израиль, Микронезия и
Маршалловы Острова. Все ближайшие союзники США в Европе (в том чис-
ле Великобритания) и в Азии голосовали за эту резолюцию. Среди них были
Индия, Россия, Бразилия и многие другие.
6 Некоторые возражения США против отдельных международных согла-
шений могут быть обоснованы, но список соглашений, отвергнутых США за
последние годы, символичен и вызывает тревогу: Киотский протокол о конт-
роле климата, Соглашение о Международном уголовном суде, Конвенция о
правах ребенка (возражения США поддержало только Сомали), проект про-
токола о создании механизма по контролю за соблюдением запрета биологи-
ческого оружия, договор о ПРО, договор о запрете мин и т.п.
7 Евангелие от Матфея. — Гл. 5. — стих 14—16.
Благодарности
Я хотел бы выразить свою признательность двум учреждени-
ям и нескольким близким сотрудникам, которые помогли мне
сделать эту книгу реальностью.
На протяжении более чем двух десятилетий Центр стратеги-
ческих и международных исследований (CSIS) предоставлял мне
глобально ориентированную политическую среду, в которой об-
суждение большой стратегии США является повседневным де-
лом для необычайно хорошо информированных и обладающих
уникальным опытом коллег. Это действительно стратегический
центр Вашингтона.
Я также получил очень много полезного от своих связей со
Школой продвинутых международных исследований (SAIS) уни-
верситета Джонса Гопкинса. Его исключительно одаренный пре-
подавательский состав, а также штатные и иностранные научные
сотрудники регулярно присоединялись ко мне в проводившихся
раз в два месяца обзорах текущих внешнеполитических проблем,
в ходе которых я проверял некоторые аргументы, приводимые в
данной книге.
Мой административный помощник Труди Вернер организует
работу офиса CSIS. Она работала со мной в Белом доме, а ранее в
Трехсторонней комиссии, а также в CSIS с 1981 года. Я полага-
юсь на нее в серьезных и менее серьезных вопросах и знаю ее на-
дежность. Она привносит порядок и плановость в мое часто бес-
порядочное расписание. Без нее я стал бы жертвой хаоса — гораз-
до более масштабного, чем тот, о котором говорится в этой книге,
считая его главной угрозой глобальной стабильности.
Два ассистента-исследователя существенно помогли мне упо-
рядочить несколько логических линий, которые я развиваю в этом
моем личном определении роли Америки в мире. Скотт Линдсей
516 • Збигнев Бжезинский
присутствовал при формировании замысла, а Никхил Пейтел —
при его реализации. Первоначальные исследовательские меморан-
думы Скотта восполнили основные пробелы в моем знании, а
Никхил был очень полезен своей весьма конструктивной крити-
кой и важными дополнениями во время тщательной проработки
всей рукописи. Они оба систематически информировали меня о
развитии текущих событий в мире, готовили базовые справки по
затронутым в книге темам и помогали мне расширить горизонты.
Их преданность делу была выше всяких похвал, и они оказали
мне просто неоценимую помощь.
Мой редактор в издательстве «Бейзик букс» Уильям Фракт
правил книгу на заключительной стадии работы. Он был идеаль-
ным редактором, оттачивал аргументы, делал изложение более
связным и элегантным, не меняя ее содержания. Он также сыграл
важную роль в выборе окончательного названия книги.
Как всегда, моя жена была неутомима в своей критике, но по-
настоящему поддерживала меня. Ее главную роль трудно опреде-
лить конкретно, но она, пожалуй, точнее всего выражена подзаго-
ловком книги!
Еще один шанс
Три президента
и кризис американской
сверхдержавы
Глава 1
ПЕРЕД ЛИЦОМ ГЛОБАЛЬНОГО ЛИДЕРСТВА
Самочинная коронация президента США в качестве первого
глобального лидера была историческим моментом, хотя и не от-
меченным особой датой в календаре. Произошло это вслед за раз-
валом Советского Союза и прекращением «холодной войны». Аме-
риканский президент просто начал действовать в своем новом ка-
честве без всякого международного благословения. Средства мас-
совой информации Америки провозгласили его таковым,
иностранцы выразили ему свое уважение, и визит в Белый дом
(не говоря уже о Кэмп-Дэвиде) стал апогеем в политической жиз-
ни любого иностранного лидера. Поездки президента за границу
приобрели все имперские атрибуты, затмевающие по своим мас-
штабам и мерам безопасности выезды любого другого государ-
ственного деятеля.
Эта коронация де-факто была менее импозантной и тем не
менее более значительной, чем ближайший исторический преце-
дент подобного рода — провозглашение в 1876 году британским
парламентом королевы Виктории императрицей Индии. На бли-
стательной церемонии, проведенной через год после этого в Нью-
Дели и ставшей событием, символизирующим уникальный ми-
ровой статус Великобритании, присутствовали, как об этом было
официально объявлено, «князья и представители высшей адми-
нистрации и индийской знати, в лице которых великолепие прош-
лого соединялось с процветающим настоящим и которые столь
достойно служили величию и стабильности великой империи».
С тех пор выражение «солнце над Британской империей никогда
520 • Збигнев Бжезинский
не заходит» стало гордым рефреном преданных служителей пер-
вой глобальной империи.
Увы, верноподданные льстецы недооценили, сколь перемен-
чива может быть история. Руководствуясь больше имперской спе-
сью, чем историческим предвидением, Британская империя ме-
нее чем за четверть века запуталась в саморазрушительном и про-
исходившем далеко от нее конфликте. Две последовавшие одна
за другой англо-бурские войны, которые дискредитировали «ли-
беральную» Британскую империю, дали Гитлеру образец концен-
трационных лагерей и тюрем для пленных на отдаленных остро-
вах, принадлежащих Великобритании, вовлекли британскую ар-
мию в затяжную партизанскую войну и привели к политическо-
му расколу и финансовой напряженности в самом центре империи.
Затем последовали две опустошительные и изматывающие ми-
ровые войны, и вскоре после этого великая империя стала всего
лишь младшим партнером занявших ее место Соединенных Шта-
тов Америки.
Возведение Америки в ранг мирового лидера в некотором от-
ношении напоминает коронацию императора Наполеона, который
выхватил имперскую корону из рук папы и возложил ее на соб-
ственную голову, увидев в себе избранника истории, направляю-
щего революционное пробуждение французских масс на путь ве-
ликой реконструкции Европы. Свобода, равенство, братство нуж-
но было навязать всем европейцам силой, независимо от того, хо-
тят они этого или нет. И примерно десятилетие спустя после того,
как президент США провозгласил, что исторической миссией Аме-
рики (и его собственной) становится ускорение трансформации —
ни много ни мало — культуры и политики всего исламского мира.
Все говорило о том, что новое столетие — это столетие Америки,
и задача Америки состоит в том, чтобы формировать его.
Симптоматично, что полтора десятилетия верховенства Аме-
рики стали периодом присутствия вооруженных сил США во всем
мире, и они все чаще участвуют в военных действиях и операциях
принуждения. Присутствуя на всех континентах и доминируя на
всех океанах, Соединенные Штаты не имеют себе равного в поли-
тическом или военном отношении. Любая другая держава в это
время была в сущности региональной. И, так или иначе, большин-
ство стран мира должны были жить, имея у себя под боком сухо-
путные или морские силы США (см. схему на с. 522—523).
Еще один шанс • 521
Пятнадцать лет — всего лишь эпизод в масштабах истории.
Но мы живем в то время, когда история ускоряет свое развитие
темпами, невообразимыми еще несколько десятилетий назад. По-
этому сейчас уже не рано дать стратегическую оценку междуна-
родной роли Америки в годы, прошедшие со времени (пример-
но в 1990-х годах), когда она стала единственной мировой сверх-
державой. Никогда еще прежде в истории не было, чтобы одна
держава занимала столь верховенствующее положение. Поэто-
му для безопасности и благополучия не только самой Америки,
но и для всего мира в целом жизненно важен вопрос, осуществ-
ляет ли Америка свое всемирное руководство ответственно и эф-
фективно.
Помимо совершенно очевидной потребности в обеспечении
своей собственной национальной безопасности, возвышение Аме-
рики до уровня самого могущественного государства в мире воз-
ложило на Вашингтон три главные миссии:
1. Руководить, направлять и формировать основные силовые
отношения в мире меняющегося геополитического равно-
весия и возрастающих национальных ожиданий, с тем что-
бы могла возникнуть глобальная система более активного
сотрудничества.
2. Сдерживать или прекратить конфликты, воспрепятствовать
терроризму и распространению оружия массового уничто-
жения и способствовать коллективному поддержанию мира
в регионах, раздираемых гражданскими войнами, чтобы на-
силие в мире не распространялось, а шло на убыль.
3. Найти более эффективные решения проблем неравенства в
сфере человеческих отношений, которое становится все бо-
лее нетерпимым, сделать это в соответствии с новыми ре-
альностями возникающего «глобального сознания» и побу-
? i дить к совместным действиям в связи с новыми угрозами
загрязнения окружающей среды и другими экологически-
ми угрозами глобальному благополучию.
Каждая из этих задач существовала пятнадцать лет назад и сей-
; час продолжает сохранять свое масштабное значение. И все вмес-
' те они служат испытанием способности Америки быть мировым
лидером.
522 • Збигнев Бжезинский
ВОЕННЫЕ ОПЕРАЦИИ И РАЗВЕРТЫВАНИЕ
ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ
11>95 — операция
«Обдуманная сила»
Подготовили Томас Уильямс и Бретт Эдкинс
Еще один шанс • 523
ВООРУЖЕННЫХ СИЛ США
«ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ-*
Ш Крупные боевые, рсенизиръ»«тые Ц Ю ООО человек и более
или миротворческие операции
| 1000 человек и более
1999 — операция
«Союзнические силы
| 100 человек и более
1991 — операции «Щпт пустыни, и «Лис пустыни»
1998 - операция «Лпс пустыни»
"'.003 — операция «Свобода Ирака»
>01 — операция
«Несокрушимая
свобода»
1998 — операци,
Длинные ругиг
,X*1W5 — 1996 — кризис
I в Тайваньском проливе
1 Военно-морско.
* флот
Военно-Морской
флот
1992 - 1995 — операция
«Возрождение нале гды«
524 • Збигнев Бжезинский
Грандиозность этого исторического испытания неизбежно под-
водит к более острому вопросу: как понимали реальность новой
эры три первых глобальных лидера — президенты Америки
Джордж Г.У. Буш, Уильям Дж. Клинтон и Джордж У. Буш? Ру-
ководствовались ли они историческим предвидением, и была ли
адекватной проводимая ими стратегия? Какие их решения в об-
ласти внешней политики были наиболее важными? Улучшили
они или ухудшили положение в мире, и усилилось или ослабло
положение самой Америки? И какие главные уроки для будуще-
го должны быть извлечены из американского доминирования в
мире в качестве первой глобальной сверхдержавы за пятнадцать
прошедших лет?
В сущности, если говорить кратко, в центре внимания этой
книги находятся одна сверхдержава, пятнадцатилетний период и
три президента.
Но вытекающая из нее оценка не сводится лишь к критике. В
дополнение к аналитическим погрешностям, связанным с возмож-
ными пробелами и сферой охвата, в книге сформулированы не-
которые базисные стратегические выводы и фундаментальные
тенденции, наблюдаемые в текущий момент истории, осознание
которых полезно для будущих американских президентов. Даже
самая могущественная сверхдержава мира может сбиться с пра-
вильного пути и поставить свое первенство под угрозу, если ее
стратегия окажется неверной, а ее понимание мира ошибочным.
Более того, американцам необходимо спросить самих себя: ру-
ководствуется ли американское общество теми ценностями, а его
правительство действует ли таким образом, которые соответству-
ют эффективному и долговременному глобальному лидерству?
И понимают ли они смысл самого исторического момента, когда
их страна оказалась в роли глобального лидера? Эти жизненно
важные вопросы ставятся в заключительной главе, следующей за
критическим обзором происходивших событий. В этой главе из-
влекаются уроки из недавнего прошлого, содержатся размышле-
ния о том, что может произойти, и формулируются основные прин-
ципы, которые должны направить Америку на успешное выпол-
нение своего исторического предназначения.
Таким образом, эта книга содержит субъективные утвержде-
ния. В ней не рассматривается в деталях ход истории, хотя и дает-
ся обзор событий, необходимый для того, чтобы ответить на из-
Еще один шанс • 525
лЬженные выше вопросы. Моя личная оценка вытекает также из
моего опыта в политике и в анализе международных событий в
качестве заинтересованного наблюдателя. В ней нашли отраже-
ние некоторые из моих прежних суждений, но одновременно в них
вносятся изменения в свете полученного опыта.
Хотя эта книга дает общую критическую оценку как поло-
жительных результатов, достигнутых Америкой, так и неудач,
имевших место в ходе выполнения Америкой новой роли, в ней
уделяется особое внимание руководящей деятельности трех пре-
зидентов. В своей новой глобальной роли именно они персони-
фицировали и воплощали в конкретных делах особый статус
Америки в современном мире, и именно они принимали окон-
чательные решения. Но поскольку их успехи и неудачи являют-
ся также успехами и неудачами страны, последствия этих реше-
ний означают значительно больше, чем просто отчеты о деятель-
ности трех центральных действующих лиц. В конечном счете
речь идет о результатах, достигнутых Америкой в положении
глобального лидера.
Лидерство — частично вопрос характера, частично интеллек-
та, частично организации, а частично того, что Макиавелли назы-
вал «фортуной» — понятие, выражающее мистическую взаимо-
связь судьбы и случая. В системе США с ее разделением властей
внешняя политика является той сферой, в которой президенты
обладают самой большой свободой действий. Нигде слава, пом-
пезность и власть президента не ощущаются столь сильно, как в
международных делах. Каждого президента захватывает и пленя-
ет то, что он обладает такой уникальной властью и уникальным
доступом к информации, которыми кроме него не обладает ни-
кто. И конечно, есть особая привлекательность, если это государ-
ственный деятель глобального масштаба, а тем более — самый
влиятельный в мире.
Тем не менее президенты в различной степени вовлечены в
эту деятельность. Некоторые уделяют внешним делам основное
внимание, хотя редко говорят об этом. Они обычно во многом по-
лагаются на своих советников по национальной безопасности и
повышают их роль. Эти люди всегда у президента под рукой, встре-
чаются с ним по нескольку раз в день и помогают формировать
перспективные планы. Совет национальной безопасности (СНБ)
пользуется поэтому особым статусом в Белом доме в качестве ис-
526 • Збигнев Бжезинский
полнительного инструмента президентской воли в обеспечений
интересов страны и в общении с внешним миром.
Другие президенты, считающие, что главной сферой их деятель-
ности являются внутренние дела, полагаются в международных
вопросах на своих государственных секретарей. Госсекретарь, та-
ким образом, получает большую свободу действий в формирова-
нии политического курса и в команде президента, занимающейся
внешней политикой, и играет роль «первого среди равных». Совет-
ник по вопросам национальной безопасности становится в этом
случае управляющим директором администрации и координато-
ром политики, в то время как президент больше склонен полагать-
ся на мнение госсекретаря и его департамента. Президент Никсон
и его советник по вопросам национальной безопасности Киссинд-
жер относились к первой категории, при главенствующей роли
Совета национальной безопасности, работающего под непосред-
ственным руководством президента, а президент Форд и госсекре-
тарь Киссинджер — ко второй, с Государственным департаментом,
приобретшим ведущую роль. Президент Картер (несмотря на его
вначале ограниченный опыт в международных делах) также был в
первой категории, возвысив СНБ, тогда как президент Рейган, на-
значив руководителем Совета сначала генерала Александра Хейга
и затем Джорджа Шульца, совершенно определенно делегировал
вопросы внешней политики своему государственному секретарю.
Совершенно ясно, что все эти комбинации не представляют
какие-то особые системы, но они помогают нам лучше понять раз-
личие стилей руководства внешней политикой. Джордж Г.У. Буш,
первый глобальный лидер, стал президентом, имея значительный
опыт в международных делах, так как прежде возглавлял неофи-
циальное посольство США в Китайской Народной Республике,
был представителем США в ООН и директором ЦРУ. Он знал,
что он хочет делать, и избрал своим советником по вопросам на-
циональной безопасности человека, разделявшего его взгляды и
способного быть опытным и эффективным «вторым я» самого
президента, а к тому же еще бывшим и другом его семьи.
Второй глобальный лидер — Билл Клинтон не имел опыта в
международных делах. Он стал главой администрации, не имея
ясного представления о новой американской роли в мире и, как
он сам подчеркивал во время избирательной кампании, считал,
что пришло время отказаться от недостаточно внимательного от-
Еще один шанс • 527
ндшения к внутренним делам Америки. Сначала внешняя поли-
тика была у него на втором месте, и в течение его первого прези-
дентского срока ни один из двух ключевых внешнеполитических
постов — ни пост советника по национальной безопасности, ни
пост государственного секретаря не был занят теми, кто склонен
доминировать в разработке стратегической линии.
Во время второго президентского срока Клинтона внешняя по-
литика совершенно определенно стала более важным направле-
нием президентской деятельности. Оба ключевых поста заняли
политически более активные фигуры, а сам президент стал при-
нимать непосредственное участие в проведении внешней поли-
тики, не позволяя ни одному из советников играть доминирую-
щую роль. Иногда такая организационная сбалансированность,
отличавшаяся от обеих указанных выше моделей, отражалась на
качестве разработки стратегического курса.
Третий глобальный лидер, Джордж У. Буш, первое время был
склонен доверить внешнюю политику признанной национальной
фигуре, генералу в отставке, в свое время рассматривавшемуся
многими в качестве привлекательного кандидата на пост президен-
та. Таким образом, казалось, что Буш склоняется ко второй моде-
ли. Но это продолжалось недолго. События 11 сентября, имевшие
место уже в течение первого года его первого президентского сро-
ка, вывели президента из состояния внешнеполитической летар-
гии. Центр, генерирующий политику, переместился в Белый дом,
где доминирующую роль должен был играть не советник по во-
просам национальной безопасности, а вице-президент и группа
высокопоставленных сотрудников Белого дома и министерства
обороны. Они имели свободный доступ к президенту и помогали
ему пересматривать политику в качестве главнокомандующего
«страной, ведущей войну».
Эта модель сохранялась и в течение второго президентского
срока Буша. Замена первого при Буше государственного секрета-
ря Колина Пауэлла Кондолизой Райс, занимавшей во время пер-
вого президентства Буша пост советника по национальной безо-
пасности, повысила роль Государственного департамента в сис-
теме принятия внешнеполитических решений, в которой на стра-
тегическом уровне доминирующее положение все еще продолжала
занимать та же самая группа официальных лиц. Они отреагиро-
вали на 11 сентября тем, что убедили президента в необходимое-
528 • Збигнев Бжезинский
ти выполнения им личной исторической миссии чуть ли не рели-
гиозного значения.
Так выглядит в общих чертах бюрократический контекст, в ро-
тором формировалась политика США с момента возвышения
Америки до уровня государства, стоящего в мире над всеми дру-
гими государствами. В результате роль президента в сфере наци-
ональной безопасности чрезвычайно возросла и возникли серь-
езные и весьма спорные конституционные последствия.
Каждый из трех президентов Америки со времени ее победы в
«холодной войне» был самым важным игроком в самой важной
мировой игре, и каждый играл свою роль, избирая свой собствен-
ный путь. Достаточно сказать, что глобальный лидер № 1 был
наиболее опытным и искусным в дипломатии, не имевшим, одна-
ко, какого-либо четкого плана действий в очень необычный мо-
мент исторического значения. Глобальный лидер № 2 был наибо-
лее ярким и футуристически мыслящим, но ему не хватало стра-
тегической последовательности, чтобы использовать мощь Аме-
рики. Глобальный лидер № 3 обладал сильным природным чутьем,
но не знал всей сложности глобальных проблем и был склонен к
догматичным формулировкам.
Ниже в конспективном плане дается краткое резюме, обобща-
ющее фундаментальные изменения, произошедшие в глобальной
среде в течение первых пятнадцати лет беспрецедентного амери-
канского первенства. Эти события являются той основой, на ко-
торой будет оцениваться деятельность первых трех американских
глобальных лидеров в последующих главах книги. Приводимый
ниже перечень в предельно сжатой форме отражает возможнос-
ти, которыми располагала Америка, и действия, ведущие к все
более сложному кризису, перед которым в настоящее время сто-
ит американская сверхдержава.
ДЕСЯТЬ ГЛАВНЫХ ПОВОРОТНЫХ ТОЧЕК
В 1990—2006 ГОДАХ
Следующие ключевые события меняют мировую систему.
1. Советский Союз вынужден уйти из Восточной Европы и на-
ходится в состоянии распада. Соединенные Штаты стоят на
вершине мира.
Еще один шанс • 529
2. Военная победа США во время первой войны в Персид-
ском заливе не принесла политических результатов. Мир на
Ближнем Востоке не достигнут. Враждебность исламист-
ских сил по отношению к США начинает нарастать.
3. Происходит расширение НАТО и Европейского союза на
Восточную Европу. Атлантическое сообщество становится
доминирующим фактором на мировой арене.
4. Создание Всемирной торговой организации, новая роль
Международного валютного фонда с его резервным фондом
и развернутые антикоррупционные мероприятия Всемир-
ного банка представляют собой систему институтов и мер,
институционно оформляющих глобализацию. «Сингапур-
ские проблемы» становятся основой «раунда Дохи» в пере-
говорах под эгидой ВТО.
5. Финансовый кризис в Азии заложил основу для возникно-
вения восточноазиатского регионального сообщества, харак-
тер которого будет определяться либо доминирующей ролью
Китая, либо конкуренцией между Китаем и Японией. Вступ-
ление Китая в ВТО способствует возвышению Китая и пре-
вращению его в ведущего глобального экономического игро-
ка и центр региональных торговых соглашений с политичес-
ки напористыми и нетерпеливыми более бедными странами.
6. Две чеченские войны, участие НАТО в косовском конфлик-
те и избрание Владимира Путина президентом усиливают
авторитарную и националистическую тенденцию в России.
Россия использует свои нефтяные и газовые ресурсы, что-
бы занять прочные позиции энергетической супердержавы.
7. Пользуясь снисходительно-либеральным отношением со
стороны Соединенных Штатов и других государств, Индия
и Пакистан бросают вызов мировому общественному мне-
нию, стремясь стать ядерными державами. Северная Корея
и Иран усиливают свои маскируемые попытки создать соб-
ственный ядерный потенциал при непоследовательных и
слабых попытках США побудить их к самоограничению.
8. События И сентября 2001 года повергли США в состояние
страха и подтолкнули к проведению односторонней и жест-
кой политики. Соединенные Штаты объявили войну террору.
530 • Збигнев Бжезинский
9. Атлантическое сообщество раскололось по вопросу войнах
США в Ираке. Европейский союз не сумел выработать свою
собственную линию или программу.
10. Всеобщее впечатление, возникшее после 1991 года о гло-
бальном военном всемогуществе США, и иллюзии Ваший-
гтона о силе Америки были поколеблены неудачами США
в побежденном ими Ираке. Соединенные Штаты признают
необходимость сотрудничества с Европейским союзом, Ки-
таем, Японией и Россией по основным вопросам глобаль-
ной безопасности. Ближний Восток становится испытани-
ем решимости США сохранить свое мировое лидерство.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
По уже объясненным причинам, в последующих главах книги
три президента США упоминаются по имени, в то время как их
главные советники часто фигурируют только как официальные
лица по выполняемым ими функциям, которые указаны в приве-
денном ниже списке.
ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Джордж Г.У. Буш Президент Соединенных Штатов
1989-1993
Глобальный лидер № 1
Билл Клинтон Президент Соединенных Штатов
1993-2001
Глобальный лидер № 2
Джордж У. Буш Президент Соединенных Штатов
2001-2009
Глобальный лидер № 3
КЛЮЧЕВЫЕ СОВЕТНИКИ:
Администрация Буша Первого
Советник по национальной безопасности:
Брент Скоукрофт
1989-1993
Еще один шанс *531
Государственный секретарь: Джеймс Бейкер
1989-1993
Министр обороны: Ричард Чейни
1989-1993
. Администрация Клинтона
Советник по национальной безопасности:
Энтони Лейк
1993-1997
Государственный секретарь:
Уоррен Кристофер
1993-1997
Министр обороны: Лес Аспин
1993-1994
Министр обороны: Уильям Перри
1994-1997
Советник по национальной безопасности:
Сэнди Бергер
1997-2001
Государственный секретарь:
Мадлен Олбрайт
1997-2001
Министр обороны: Уильям Коэн
1997-2001
Администрация Буша Второго
Советник по национальной безопасности:
Кондолиза Райс
2001-2004
Государственный секретарь: Колин Пауэлл
2001-2004
Министр обороны: Дональд Рамсфелд
2001-2006
Глава 2
ТУМАН ПОБЕДЫ
(и противоречивые оценки истории)
История может быть сведена к фарсу, особенно если это отве-
чает целям политики. После окончания «холодной войны», насту-
пившего неожиданно и столь внезапно, миллионам американцев
неоднократно говорили, что поражение советского коммунизма
было делом всего лишь одного человека. В своем простейшем вы-
ражении такое толкование истории могло бы напомнить волшеб-
ную сказку, ну, например, такую:
Однажды на Планете Земля существовала Империя Зла, стремив-
шаяся к глобальному доминированию. Но, столкнувшись с принцем
Рональдом из Республики Свободы, Империя отпрянула в ужасе и че-
рез короткое время — 26 декабря 1991 года ее кроваво-красный флаг
был спущен на башне бастиона Кремлевского замка. Империя Зла
униженно признала свое поражение, а Республика Свободы с тех пор
зажила счастливою жизнью.
Было, однако, не совсем так. И менее романтическое изложе-
ние того, что случилось, необходимо в качестве отправного пунк-
та для понимания новых трудных для интерпретации дилемм, с
которыми столкнулась Америка, оказавшись на волне своего стре-
мительного возвышения до положения единственной сверхдер-
жавы мира.
Поражение Советского Союза было результатом сорокалет-
них двухпартийных усилий, предпринимавшихся в течение пре-
зидентства Гарри Трумэна, Дуайта Эйзенхауэра, Джона Кеннеди,
Еще один шанс • 533
Линдона Джонсона, Ричарда Никсона, Джеральда Форда, Джим-
ми Картера, Рональда Рейгана и Джорджа Г.У. Буша. Каждый аме-
риканский президент по-своему внес существенный вклад в та-
кой исход дела. Но делали это и другие фигуры — такие, как Папа
Иоанн Павел II, лидер польского движения «Солидарность» Лех
Валенса и инициатор разрушительной перестройки советской
системы Михаил Горбачев.
Иоанн Павел II зажег огонь духовной энергии в политически
задавленной Восточной Европе, раскрывая людям пустоту идео-
логической обработки, проводившейся коммунистами в течение
десятилетий. В поисках путей динамичного оживления советской
системы Горбачев неожиданно для самого себя вывел на поверх-
ность основные противоречия стерильного бюрократического
тоталитаризма. И что еще хуже для советской расшатавшейся дик-
татуры, он дал свободу диссидентскому движению, воздержавшись
от сталинских репрессий. Движение «Солидарность» в Польше по-
чти в течение десятилетия успешно выстояло введенное комму-
нистами военное положение и добилось политического компро-
мисса, завершившегося концом коммунистической монополии на
власть, что, в свою очередь, ускорило перемены в соседних Чехо-
словакии и Венгрии и закончилось кульминационным разруше-
нием Берлинской стены.
Чрезвычайно важно, что несколько президентов США разде-
ляли общее понимание длительное время нависавшей угрозы, ко-
торую представлял собой советский коммунизм. Они удержива-
ли советский режим от применения военной силы в целях расши-
рения своего господства, навязывая ему соперничество в полити-
ческой и социально-экономической сферах, где Советский Союз
находился в невыгодном для себя положении. Дуайт Эйзенхауэр
укрепил альянс НАТО. Джон Кеннеди решительно отразил по-
пытки Кремля добиться стратегического прорыва как во время
берлинского, так и кубинского кризисов в начале 60-х годов. Он
также запустил драматическую гонку за лидерство в полете на
Луну, которая отвлекла советские ресурсы и лишила Советский
Союз потенциально возможного идеологического и политиче-
ского триумфа. Материалы недавно открытых советских архивов
показали, с какой решимостью советские лидеры готовились по-
бедить Америку в этой гонке, как велика была их политическая
уверенность в ее исходе и какой огромный переворот вызвал аме-
534 • Збигнев Бжезинский
риканский успех в мировой оценке советского технологического
превосходства в период, наступивший после запуска спутника.
Провал американских военных усилий во Вьетнаме и возник-
шее в связи с этим стремление сократить военные расходы побу-
дили президента Никсона искать пути к достижению разрядки в
отношениях с Советским Союзом на базе признания статус-кво.
Но вскоре другой президент — Джимми Картер развернул кампа-
нию в защиту прав человека, которая в соединении с духовным
призывом Иоанна Павла II загнала советскую систему в идеологи-
ческую оборону. Картер также возобновил и технологические уси-
лия США в военной области. После вторжения русских в Афга-
нистан он стал первым президентом за все годы «холодной войны»,
который предоставил вооружение тем, кто воевал против Сове-
тов, и одновременно стал создавать инфраструктуру для военно-
го присутствия США в Персидском заливе. Вслед за Картером
Рональд Рейган четко и более откровенно бросил вызов совет-
ским устремлениям во всех сферах и проводил свою линию с по-
литической решимостью, обратившись ко всему миру с широким
и эффективным призывом. Все эти действия в совокупности спо-
собствовали тому, что проводимая Горбачевым перестройка пе-
решла в общий кризис советской системы. Преемник Рейгана
Джордж Г. У. Буш, который с дипломатическим искусством ис-
пользовал ситуацию крушения коммунизма, стал тем, кому дос-
талось пожинать ее исторические плоды.
И все же через пятнадцать лет после того, как пала Берлин-
ская стена, Америку, в то время гордую и вызывавшую во всем мире
восхищение, теперь повсюду встречают открытой враждебностью,
ее легитимность и доверие к ней рушатся, ее вооруженные силы
увязли в болоте новых «глобальных Балкан», простирающихся
от Суэца до Синьцзяна (см. схему на стр. 648), ее прежние верные
союзники дистанцируются от нее, и опросы мирового обществен-
ного мнения свидетельствуют о широко распространенной враж-
дебности по отношению к Соединенным Штатам. Почему?
Неясные ожидания
К 2006 году было трудно вспомнить благоприятные возмож-
ности, которыми могла воспользоваться Америка накануне XXI
века. Кровавое состязание XX века за мировое господство — са-
Еще один шанс • 535
мый жестокий и смертоносный конфликт в истории — только что
завершился в результате двух эпических противоборств. Капиту-
ляция нацистской Германии и имперской Японии, соответствен-
но в мае и августе 1945 года, стали финалом самой дикой попыт-
ки добиться глобальной гегемонии прямой силой оружия. А почти
через пол века, в конце декабря 1991 года, спуск красного флага над
Кремлем стал сигналом не только развала Советского Союза, но и
концом упорствующей в своей неправоте идеологии, также стре-
мившейся к глобальному доминированию.
Май 1945 года уже обозначил новую позицию Америки в ка-
честве главной демократической державы мира; декабрь 1991 года
утвердил Америку как первую в мире подлинную глобальную дер-
жаву. Парадоксально, что разгром нацистской Германии повысил
международный статус Америки, хотя она и не сыграла решаю-
щей роли в военной победе над гитлеризмом. Заслуга достиже-
ния этой победы должна быть признана за сталинистским Совет-
ским Союзом, одиозным соперником Гитлера. И напротив, роль
Америки в политическом поражении Советского Союза была дей-
ствительно центральной.
Но крушение Советского Союза не было ни столь четко обо-
значенным, ни столь внезапным, как капитуляция нацистской
Германии и имперской Японии. Оно было беспорядочным, за-
тянувшимся, проблематичным в смысле возможных послед-
ствий, вызванным противоречивыми причинами, и двусмыслен-
ным по своим проявлениям. Даже само переименование Совет-
ского Союза в Содружество Независимых Государств вызывало
вопросы. Было ли это «Содружество» лишь новым названием
старой российской имперской системы или новая империя, ко-
торая управлялась столь длительное время из Кремля, действи-
тельно распалась?
Усиливало неопределенность и то, что дискредитация совет-
ского коммунизма и дезинтеграция Советского Союза не могли
быть объяснены лишь одной причиной или обозначены точной
датой. Декабрь 1991 года был по существу символической датой,
кульминацией целой серии событий, неудач, ошибок и действий,
как внутренних, так и внешних, которые, сложившись вместе, раз-
несли все более загнивавшее сооружение, догматически претен-
довавшее на непобедимость и историческую неизбежность. Толь-
ко позднее мир оказался в состоянии полностью оценить геопо-
536 • Збигнев Бжезинский
литическое и идеологическое значение этого тектонического раз-
лома.
Последствия произошедшего, столь явственно видимые в
1945-м, не были столь ясными в 1991-м. В 1945 году возможнос-
ти, принесенные победой, были наивно охарактеризованы как
нечто, по словам Франклина Делано Рузвельта, означающее «один
мир», хотя это нечто уже было разделено на два лагеря. От радо-
сти, что пришел конец кровавой бойне, и от надежд на всеобщий
мир люди буквально танцевали на улицах. Четыре с половиной
десятилетия спустя их реакция была менее ясной. В столицах
победоносного Атлантического союза не было танцев на улицах,
когда распался Советский Союз. Конечно, еще до этого прояв-
лялась радость в новой Варшаве, освободившей сама себя, а
позднее — в Праге и Будапеште и во вновь воссоединенном Бер-
лине, но Запад выражал скорее чувство облегчения, нежели энту-
зиазма.
Усложняло официальное восприятие событий и сдерживало
ожидания людей то, что к концу «холодной войны» мир, который
приняла Америка накануне XXI века, не находился в состоянии
покоя и подлинного мира. Избавившись от призрака третьей гло-
бальной войны между двумя возглавлявшими два лагеря сверх-
державами, вооруженными до зубов ядерным оружием, мир об-
ратился к более узким заботам. Он стал более чувствительным к
усиливающимся националистическим страстям и этнической не-
терпимости, более склонным погружаться в эгоистическое удо-
вольствие традиционных антагонизмов и религиозное неистов-
ство. Таким образом, конец «холодной войны» не только возбу-
дил надежды; он также разжег новые страсти, менее масштабные
по сути, но более примитивные по своим побуждениям.
Тем не менее возможности, которыми фактически располага-
ла Америка, были гораздо большими, чем в 1945 году, хотя и ме-
нее ясными. Американская держава не имела себе равного сопер-
ника; никакая угроза не исходила больше для нее ни с западного,
ни с восточного, ни с южного фронта великой «холодной войны»
на огромной шахматной доске Евразии. Европа в 1991 году, хотя
все еще и полуразделенная, активно «атлантизировала» себя. Ее
западная часть была прочно привязана к США узами НАТО, в то
время как восточная, только что освободившись от советского до-
минирования и снова став Центральной Европой, жаждала допус-
Еще один шанс • 537
f ка в привилегированное и во многом идеализированное ею Евро-
| атлантическое сообщество. Воссоединение Германии происходи-
j ло в атмосфере восторгов от выхода из-под опеки и одновремен-
! но серьезной недооценки долговременных социальных трудностей
< и финансовых затрат.
Более того, Атлантический союз был примерно столь же силь-
ным, как и всегда. На последнем этапе «холодной войны», в 1989—
1990 годах, имели место разногласия по поводу воссоединения Гер-
мании, когда в силу исторических причин ни Маргарет Тэтчер, ни
Франсуа Миттеран не разделяли решимости Джорджа Г.У. Буша
и Гельмута Коля как можно скорее положить конец разделению
страны. Но этот вопрос не выходил на уровень общественного не-
согласия, и вскоре воссоединение Германии стало свершившимся
фактом. То, что объединенная Германия в действительности будет
означать конец франко-германского лидерства в возникающей но-
вой Европе (в которой Франция имела возможность извлекать
выгоду из раздела Германии), еще не было столь очевидным.
Более обещающим было общее состояние отношений между
Америкой и Европой. Европейское сообщество последовательно
углубляло свое единство, готовясь ввести общую валюту и стать
обновленным и расширенным Европейским союзом в атмосфере
трансатлантической политической сердечности. Понятие атлан-
тического партнерства выглядело как стратегическая реальность
не только благодаря НАТО, для которой победа в «холодной вой-
не» была сама по себе его историческим утверждением, но и рас-
пространялось на отношения между Соединенными Штатами и
, Европейским сообществом, выходя за географические границы
Европы. Шли разговоры и о более масштабном партнерстве, ко-
торое придало бы конструктивное направление развитию мира,
освободившегося от нависшего ужаса третьей мировой войны.
Америка и Европа могли бы теперь совместно продолжать выпол-
; нять традиционную для Запада роль глобального руководства.
, Такова была риторика времени, обещание исторического мо-
мента, манящая возможность будущего, которая полтора десяти-
1 летия спустя будет казаться отдаленной и нереальной. Подъем
Азии все еще воспринимался как далекая перспектива, и главным
кандидатом в Азии на ведущую роль была Япония, все чаще ха-
рактеризуемая как «западная» демократия и член трехсторонне-
го клуба вместе с Америкой и Европой. Движение Европы в на-
538 • Збигнев Бжезинский
правлении еще большего единства порождало спекуляции отно-
сительно будущей мировой роли такого союза, и французские гео-
политические стратеги занимались многообещающими проекта-
ми реставрации французско-европейского величия. Равенство с
Америкой еще не воспринималось как предзнаменование отделе-
ния, и немногие тогда представляли себе сегодняшнюю Европу,
увеличившую свое пространство, еще более отдаленной от Аме-
рики и в то же время беспомощной в глобальном смысле.
Эта возбуждавшая надежды новая реальность вряд ли была все-
общей. Советский Союз, бывший империей, испытывал острые при-
ступы националистического сепаратизма, быстро приводившие к
вспышкам этнического насилия. Дезинтеграция многонациональ-
ной Югославии была вызвана теми же причинами. Такие акты на-
силия, симптоматичные для этого времени, проводились от имени
демократии и самоопределения, ассоциируемых с победоносной
Америкой и часто провозглашаемых их приверженцами в надежде,
что это вызовет симпатию и поддержку Соединенных Штатов.
Бывшие советские лидеры также были заняты собственным пре-
вращением в лидеров России или других новых независимых госу-
дарств. Наиболее внушавшим доверие путем к завоеванию народ-
ной популярности для бывших коммунистических руководителей,
особенно в Армении и Азербайджане, стали территориальные пре-
тензии к некоторым постсоветским соседям, подобным же образом
ставшим новыми независимыми национальными государствами.
На Дальнем Востоке ни Китай, ни Япония еще не представля-
ли собой серьезного вызова американскому влиянию и не подо-
шли еще к грани регионального кризиса. Но они тщательно и
вдумчиво оценивали новую глобальную ситуацию. Китай, все еще
находившийся в начальной стадии своей поразительно продуман-
ной и политически управляемой социальной трансформации, рас-
ширял сферу частной инициативы от сельского хозяйства до мел-
кой торговли и производства, а затем и до сферы крупномасштаб-
ной индустриальной деятельности, все еще плохо сознавая, что
через пятнадцать лет он будет восприниматься потенциально как
еще одна сверхдержава. Его главной государственной задачей
было не допустить отделения Тайваня путем получения на это
полной международной санкции. Геополитически Китай все еще
пожинал плоды своего успешного, наполовину закрытого страте-
гического сотрудничества с Америкой в нанесении окончатель-
Еще один шанс • 539
ного поражения советской агрессии в Афганистане. Китайско-
американские взаимоотношения были гибкими и с американской
точки зрения стратегически продуктивными.
Соседом Китая, едва соприкасающимся с дальневосточной гра-
ницей распадающегося Советского Союза, был находящийся в изо-
ляции северокорейский режим. Внезапно лишенный советской за-
щиты и уже с огромным подозрением следивший за китайско-аме-
риканской стратегической солидарностью, закрепленной совершен-
ным за десять лет до этого советским нападением на Афганистан,
диктаторский режим Северной Кореи исподтишка начинал искать
доступ к обладанию собственным ядерным оружием.
Легко также забыть, насколько иначе виделась Америке пят-
надцать лет назад та же Япония. Во второй половине 80-х годов
прошлого века Япония считалась восходящим супергосударством.
Покупка Японией Рокфеллеровского центра в Нью-Йорке вы-
звала в Америке опасения, что Япония очень скоро может занять
место Америки в качестве самой жизнеспособной и инновацион-
ной экономической державы. Хотя такое беспокойство не отра-
зилось на политике, оно тем не менее способствовало тому, что в
сознании японской элиты все более укреплялась мысль, что мес-
то Японии в мире не может целиком определяться статьей 9 раз-
работанной Америкой японской Конституции, приговорившей
Японию к пацифизму, или Американо-японским договором об
обороне. Этот договор, возлагающий на Америку обязательства
обеспечивать оборону Японии, фактически превратил Японию в
протекторат США, поскольку он не содержал взаимных обяза-
тельств Японии, касающихся обороны Америки, какие существу-
ют в НАТО. Но в этом отношении положение складывается ана-
логичным образом, и Токио во все возрастающей степени призна-
валось частью нового трехстороннего партнерства с Соединенны-
ми Штатами и Европейским союзом.
За советским поражением в Афганистане последовало при-
скорбное американское пренебрежение в отношении будущего
этой страны, симптом более широкого безразличия к региону,
который в течение десятилетия остается «глобальными Балкана-
ми» Америки, — огромная территория, простирающаяся от Суэца
до Синьцзяна в Китае, раздираемая внутренними конфликтами
и являющаяся зоной иностранного вторжения. Иран упорно сто-
ит на позиции своей фундаменталистской враждебности к Аме-
540 • Збигнев Бжезинский
рике и представляет потенциальную региональную проблему, но
его способность создать серьезную угрозу была подорвана длив-
шейся почти десятилетие войной, развязанной Ираком. Среди
иранской интеллигенции и молодежи имеют место проявления
оппозиции религиозному экстремизму, дающие надежду на по-
степенную эволюцию в сторону более умеренного курса.
Исчезновение Советского Союза наиболее сильно отразилось
на положении арабских стран, в особенности на положении Ира-
ка и Сирии, которые опирались на советскую военную помощь и
политическую поддержку в их враждебных действиях против Из-
раиля. Лишившись своего стратегического покровителя, непри-
миримые арабские государства теперь пребывают в состоянии
стратегической растерянности. Разумность игры Анвара Садата
на условиях, предложенных Америкой, начатой Никсоном и до-
веденной до конца Картером, казалась признанной, и этот урок
не прошел даром даже для Организации освобождения Палести-
ны с ее ошибочной стратегией и близорукой тактической линией.
Впервые за все время, прошедшее с момента посредничества Кар-
тера в Кэмп-Дэвиде в 1978 году, перспектива мира на Ближнем
Востоке перестала быть миражом.
И наконец, в непосредственной близости от отчего дома каст-
ровская Куба стала теперь стратегически изолированным аван-
постом. Не являясь больше трамплином для революции на кон-
тиненте, перестав быть наглядным свидетельством глубокого
проникновения Советского Союза в сферу влияния США и даже
утратив значение базы для более скромных региональных устрем-
лений в Центральной Америке, кубинский режим теперь лишен
своего главного союзника, своего спонсора, поставщика воору-
жений и субсидий. Кастро счел зачарованность Китая исполь-
зованием прибыли в качестве стимула экономического развития
идеологически подозрительной, и распад Советского Союза, ка-
залось, подтвердил его страхи, что либерализация была крайне
заразной инфекцией, которая должна быть подавлена в самом
начале. Поскольку кастровская Куба больше не выглядит буду-
щим латиноамериканской политики, самосохранение диктует са-
моизоляцию.
Окончание «холодной войны» изменило также представление о
глобальной безопасности. По мере того как вероятность ядерной
войны между двумя сверхдержавами быстро шла на спад, пробле-
Еще один шанс • 541
ма распространения ядерного оружия стала по-новому настоя-
тельной, и международная договоренность относительно того,
каким путем остановить его, по-видимому, стала более достижи-
мой. В то время ни Северная Корея, ни Иран еще не выглядели
претендентами на обладание ядерным оружием, которыми они
стали позднее. Но отказ Индии от нераспространения был более
чем подозрительным, и его заразительное влияние на Пакистан
было вполне очевидным. Тайное приобретение Израиля также
вряд ли было секретом. Тщательно отслеживались и постоянные
усилия, предпринимаемые Южной Африкой. Проблема явно ста-
новилась все более значительной.
Необходимость сохранения мира в странах и регионах, неспо-
собных сделать это собственными политическими усилиями или
подвергнувшихся сильным разрушительным воздействиям извне,
стала еще одной трудной проблемой. В течение «холодной войны»
любая реакция на возникшую гражданскую войну неизбежно ста-
новилась расширением конфликта сверхдержав, и это само по себе
оказывало сдерживающее влияние на развитие ситуации. После
«холодной войны» коллективные усилия по поддержанию мира
осуществлялись как законные и практикуемые действия, предпри-
нимаемые на региональной или международной основе. Но воз-
никали бесконечные вопросы относительно обязательств участ-
ников операций по сохранению мира, распределения полномочий
и того, за кем остается политическое руководство.
И наконец, не менее важным было то, что так называемый «тре-
тий мир» вследствие исчезновения «второго мира» утратил свою
политическую роль. «Третий мир», который часто называют бло-
ком неприсоединившихся стран, также потерял стратегическое
значение потому, что само понятие «неприсоединение» потеряло
смысл после того, как не стало Советского Союза. Но его огром-
ные социальные и экономические трудности все увеличивались,
становясь проблемами глобальной политики, часто из-за нарас-
тающего нетерпения его многочисленного и политически все бо-
лее пробуждающегося населения. В то же время возрастающее
политическое значение нескольких ключевых развивающихся
государств, прежде всего Индии, Бразилии и Нигерии, означало,
что центральные политические, экономические, финансовые и
социальные проблемы более бедной части человечества становят-
ся все более важной глобальной проблемой.
542 • Збигнев Бжезинский
В поисках уверенности
Сразу по окончании «холодной войны» еще не было ясно, что
нас ожидает. Закончилась ли эра революций? Настал ли вечный
мир вместо «холодной войны»? Стала ли триумфальная победа
американской демократии в ее длительной борьбе с советским тота-
литаризмом свидетельством возникновения всеобщего демокра-
тического сообщества? Или появляются новые угрозы? Какое по-
нятие могло бы определить смысл и суть этого времени и придать
целеустремленность новому глобальному статусу Америки? В са-
мом деле, в чем же должна заключаться ее глобальная роль?
Эти вопросы не встали со всей определенностью, по крайней
мере сразу, как последствия появления Америки в качестве ми-
ровой сверхдержавы. Коронация Америки глобальным лидером
стала ситуационным фактом, а не глобальным миропомазанием.
Но необходимость политически ориентированной интерпретации
новой эры, безусловно, возникла, даже если она еще и не была
осознана на общественном уровне из-за туманной неясности, ок-
ружающей Америку, оказавшуюся на столь высокой глобальной
вершине рода человеческого. Ответы на все вопросы не могли быть
получены сразу.
Карл Маркс однажды заметил, что сознание обычно отстает
от реальности. Другими словами, понимание сути социально-по-
литических изменений наступает после того, как они произошли,
а не предшествует им и даже не сопровождает их. Так и случи-
лось с новыми историческими дилеммами, вставшими перед Аме-
рикой. Появилась настоятельная потребность в ясной перспекти-
ве, которая могла бы заменить теперь уже устаревшие формулы,
определявшие поведение Америки на мировой арене в течение де-
сятилетий «холодной войны». Учитывая ограниченность челове-
ческих возможностей осознавать сложный комплекс реальностей
и угадывать направление развития, потребовалось около десяти-
летия, чтобы перспектива могла быть ясно очерчена и были най-
дены ее приверженцы.
Вначале были лишь короткие формальные рассуждения о но-
вой глобальной ситуации и возможностях, которые она заключа-
ет, и все ограничивалось туманным, но позитивно звучащим ло-
зунгом «новый мировой порядок». Его преимущество было в том,
что он означал многое для многих. Для тех, кто стоит за традици-
онные ценности, «новый порядок» предполагает стабильность и
Еще один шанс • 543
преемственность, а для реформаторов прилагательное «новый» оз-
начало пересмотр приоритетов; для идейно убежденных интер-
националистов ударение на слове «мировой» звучало как отрад-
ное известие о том, что теперь путеводной звездой становится все-
общность. Однако американская администрация, выдвинувшая
этот лозунг, была переизбрана прежде, чем его значение могло
быть полностью осознано, а приход к власти новой администра-
ции совпал с появлением более четко сформулированных и целе-
направленно продуманных альтернатив.
После этого недолгого интеллектуального замешательства по-
явились две все более несовместимые версии прошлого и виде-
ния будущего глобального устройства, доминирующие в амери-
канском представлении. Их не следует считать идеологическими
системами в том виде, в котором они существовали в течение два-
дцатого столетия. В них не было доктринерской сути, и они не были
формально провозглашены как непогрешимые и основополагаю-
щие документы или маленькие красные книжечки-цитатники. В
отличие от жестких тоталитарных предшественников они были
смесью мнений, верований, лозунгов и излюбленных изречений.
Каждая точка зрения отражала предрасположение и создавала
рамки для сравнительно гибких формулировок, основанных на
широко разделяемых убеждениях, изложенных в самом общем
виде, извлеченных из истории, или социальной науки, или даже
религии. Их склонность к догматизму смягчалась прагматиче-
скими традициями американской политической жизни.
Первая из этих двух организующих мировую систему вер-
сий лучше всего может быть охарактеризована одним словом,
тесно связанным с самим предметом: глобализация. Название
второй вытекает из источника ее доктринерского содержания —
неоконсерватизм. Обе идеи претендовали на выражение внут-
реннего содержания истории. Первая, лишенная интеллектуаль-
ного изящества своего противника и не пропагандируемая столь
рьяно, происходила из нескольких источников вдохновения. Ее
сторонники сконцентрировались на общем значении техноло-
гии, коммуникационных систем и торговли, а также финансо-
вых потоков, из анализа которых они извлекали уроки, имею-
щие значение для положения и роли Америки в мире. Два слова
лучше всего передают смысл этой версии: взаимозависимость и
соединенность.
544 • Збигнев Бжезинский
Глобализация была во всем мире интригующим, сверхмодным
и привлекательным словом. Она подразумевала прогресс или про-
цесс, противоположный статичности, и к тому же процесс, кото-
рый считался неизбежным. Таким образом, она органично соеди-
няла объективный детерминизм с субъективной способностью
принимать решение. Утверждение, что взаимозависимость была
новой реальностью международной жизни, в свою очередь, утвер-
ждало глобализацию как легитимную политику нового века. Аме-
риканские представления о глобализации предполагали иннова-
цию, движущую силу истории, конструктивное использование
возможностей, а также соединение американских национальных
интересов с глобальными. Поэтому глобализация была подходя-
щей доктриной (и прекрасным источником лозунгов) для побе-
дителя в только что закончившейся «холодной войне».
Поскольку глобализация предполагала американское лидер-
ство, Америка не выдвигала его настойчиво. Но по своему опре-
делению глобализация подразумевала какой-то главный источ-
ник, отправное начало, стимулирующее и генерирующее движе-
ние, и Америка — хотя и не названная прямо — была единствен-
ным наиболее вероятным кандидатом. Глобализация также не
имела сходства с мертвой коммунистической доктриной с ее ус-
тановленным центром мировой революции, являющимся непо-
грешимым источником доктринерской правды в мире, обречен-
ном на классовую борьбу. Глобализация лишь намекала на то, что
Америке предназначено быть источником энергии и центром, сти-
мулирующим мировой процесс, который является подлинно ин-
терактивным и в любом случае спонтанным в самой своей осно-
ве. Включаясь в глобализацию, Америка отождествляла бы себя с
тенденцией исторического развития, всеобщей по своему охвату,
никого не исключающей, не устанавливающей какие бы то ни
было лимиты на потенциальные выгоды.
Конечно, где-то какие-то группы были бы отодвинуты, чьи-то
’ узкие интересы могли бы пострадать, и болезненные изменения в
структуре занятости и производства могли бы иметь место. Но
для энтузиастов новой эры эти болезненные ограничения были
проходящей фазой, исправляемой почти автоматически саморе-
гулированием. Глобализация виделась как путь к всеобщему рав-
новесию, перераспределяя для многих выгоды и компенсируя пер-
воначальные трудности немногих. А Америка как передовой от-
Еще один шанс • 545
ряд глобализации осуществляла бы свое глобальное лидерство,
усиленная материально и одновременно получая моральную под-
держку.
Глобализация обладала еще одним преимуществом: она обе-
щала быть обнадеживающе оптимистичной. После тревог «холод-
ной войны» и неуверенностей, вызванных ее последствиями, гло-
бализация выглядела жизнерадостной и вселяла уверенный оп-
тимизм в благотворное воздействие динамической взаимозави-
симости. С энтузиазмом воспринятая президентом Клинтоном,
она давала надежду в мире растущей взаимозависимости, идуще-
му по пути многосторонней кооперации «в будущее». Ее наибо-
лее пылкие адвокаты даже объясняли развал Советского Союза
не столько последствиями сталинских преступлений или резуль-
татом сопротивления антикоммунистических сил, сколько неуда-
чей советских попыток эффективно ответить на экономические и
технологические требования нового времени.
И наконец, немаловажно и то, что глобализация находила го-
товую и мощную поддержку не только среди деловой элиты Аме-
рики, но и в мире многонациональных корпораций, который ши-
рился и рос в ущербные десятилетия «холодной войны». Факти-
чески значительная часть этой элиты, озабоченная направлением
и постоянством быстро усиливавшейся в мире социальной и эко-
номической нестабильности, возлагала большие надежды на то,
что единственная оставшаяся сверхдержава воспримет глобали-
зацию почти как мантру.
Глобализация не сразу стала доминирующим фактором в аме-
риканском видении мира. Она ускорялась за счет расширения сво-
его пространства, став привычным словечком среди знатоков
международных дел, воспринятая бесчисленными частными и го-
сударственными организациями, постепенно становясь любимой
политической концепцией верящего в свое историческое предназ-
начение американского президента. С этого времени идея много-
сторонней кооперации опиралась не столько на угрозы междуна-
родной безопасности, сколько на благостные обещания глобаль-
ной взаимозависимости.
Уделив сначала внимание только экономической перспективе,
сторонники глобализации быстро поняли, что ее привлекательность
может быть значительно усилена за счет политической составляю-
щей, и тогда в качестве дополнительного довода в пользу глобали-
546 • Збигнев Бжезинский
зации было выдвинуто мнение, что она непременно приведет к
усилению демократии. В результате глобализация стала логиче-
ским доводом, особенно полезным, когда критики доктрины стали
утверждать, что она служит средством оправдания максимизации
прибыли и инструментом инвестиционной политики в отноше-
нии экономически успешных стран с деспотическими режимами.
Кровавая бойня на площади Тяньаньмэнь в 1989 году вызвала
резкую критику со стороны правозащитников, заявлявших, что эн-
тузиасты глобализации безразличны к правам человека.
Интеллектуальную родословную глобализации нельзя свес-
ти лишь к какой-то конкретной и общепризнанной интеллекту-
альной классике и, конечно, к какому-либо единственному дог-
матическому источнику. Она завоевала признание в большей сте-
пени благодаря пропаганде средствами массовой информации,
лозунгам, газетным передовицам, международным конференци-
ям и встречам и изданию книг, предназначенных для общего чте-
ния.
Наиболее заметными были публиковавшиеся в «Нью-Йорк
тайме» статьи журналиста Томаса Фридмана: «The Lexus and Olive
Tree: Understanding Globalization» (2000), за которыми последова-
ла известная публикация Бенджамина Барбера «Jihad vs. McWorld:
How the Planet Is Both Falling Apart and Coming Together and What
This Means for Democracy» (1995). После этого появились более
академические работы Джозефа Стиглица «Globalization and Its
Discontent» (2002), Джагдиша Бхагвати «In Defense of Globalization»
(2004) и еще одно весьма популярное эссе Томаса Фридмана «The
World Is Flat» (2005). Таким образом, глобализация была одно-
временно популяризирована и получила интеллектуальное раз-
витие, почти став доктриной.
Новая доктрина, которая расцвела при президенте Джордже
У. Буше, была более сухой по своему выражению, более пессими-
стической по направленности и более манихейской по своему на-
строению. В противоположность экономическому детерминизму,
почитаемому сторонниками глобализации («марксистами» в сво-
ем роде), приверженцы неоконсерватизма были более воинству-
ющими (и таким образом, «ленинистами»), В вопросе происхож-
дения доктрины Буш сознательно возвращался назад к феномену
Рейгана и узаконивал себя ретроспективной исторической интер-
претацией этого феномена, осмеянной в начале этой главы.
Еще один шанс • 547
В течение своей политической карьеры Рональд Рейган уме-
ло и успешно использовал широко распространенное среди аме-
риканцев мнение, что Америка ведет напряженную борьбу, состя-
заясь с советским коммунизмом. К середине 70-х годов Рейган
уже воспринимался многими американцами как политик, пред-
лагающий более решительный альтернативный курс, чем истори-
чески пессимистическая концепция разрядки Никсона—Киссин-
джера. К концу десятилетия республиканцы, выбирая кандидата
в президенты, отдали предпочтение Рейгану, обошедшему Дже-
ральда Форда. В 1980 году Рейган выиграл президентские выбо-
ры, победив вторично выдвинувшего свою кандидатуру демокра-
тического президента Джимми Картера, которого сочли недоста-
точно сильным противником советскому вызову и репутация ко-
торого пострадала из-за унизительного захвата американских
заложников в Тегеране.
Коалиция, игравшая ведущую роль в выработке общей меж-
дународной позиции, получившей название доктрины Рейгана
(которая имеет неоконсервативные корни), не была по своему про-
исхождению преимущественно республиканской. Хотя Рейган и
получил на выборах значительное дополнительное число голосов
вследствие недовольства многих консервативных республиканцев
внешней политикой Никсона—Киссинджера, а также вследствие
широко распространенного недовольства итогами президентства
Картера, на стратегическое содержание его новой доктрины очень
сильное влияние оказали несколько представителей демократов,
связанных с президентом Трумэном или с яростным антикомму-
нистом сенатором Генри Джексоном. Видные специалисты по
внешней политике, включая Пола Нитце и Юджина Ростоу, ра-
ботавшие с несколькими президентами-демократами, Ричарда
Перла, близкого к сенатору Джексону, а также политические те-
оретики, в частности Джин Киркпатрик, образовали в конце 1970-х
годов инициативную группу хорошо известных консерваторов,
организовавших комитет по проблеме «Насущная угроза», вы-
ступавший за более силовой подход и выработку жесткой доктри-
ны в отношении Советского Союза.
Распад Советского Союза, произошедший десять лет спустя,
стал интеллектуальным подтверждением победоносной роли Аме-
рики не только в недавнем прошлом, но еще больше в будущем.
Советское поражение должно рассматриваться впредь не как ис-
548 • Збигнев Бжезинский
ход длительных двухпартийных усилий, а как национальное спа-
сение, достигнутое харизматическим лидером, руководимым груп-
пой верных сторонников. Такой мистический пересмотр истории
сводил весь период «холодной войны» к одному десятилетию.
Только при Рейгане Советскому Союзу был дан настоящий от-
пор и восторжествовало дело прав человека. Даже Иоанн Павел
II изображался новобранцем Рейгана в их тайных усилиях по нис-
провержению Советского Союза.
То, что в действительности стояло за таким карикатурным
изображением истории, соответствовало туманным и запутанным ре-
алиям, с которыми столкнулась Америка после победы в «холодной
войне». Для того чтобы быть успешной, американская внешняя
политика должна была основываться на четких моральных уста-
новках и проводиться с ясным пониманием добра и зла в таких
исторических обстоятельствах, которые сами по себе были дву-
смысленными и не поддавались точному учету. Широкая обще-
ственность не может позволить себе пребывать в замешательстве,
компромисс — это свидетельство несостоятельности агностиков,
а неуверенность — интеллектуальная дисквалификация тех, кто
проводит политику. Сила и ясность должны были руководить
Америкой, как это и было, когда будто бы один Рейган выиграл
«холодную войну».
Перевод этих посылок в связанную единую доктрину требо-
вал времени. Новое видение мира возникает постепенно, по мере
приведения в соответствие с новыми обстоятельствами периода,
наступившего после «холодной войны» усилиями более молодых
членов комитета «Насущная угроза» и группы энергичных твор-
цов политики, связанных с консервативными журналами, и по-
литических аналитиков. Они разделяли убеждение, что вызов, ис-
ходивший от Советского Союза и коммунизма, теперь исходит от
арабских государств и воинствующего ислама. Их стратегический
взгляд на эти проблемы целиком совпадал с мнением израиль-
ской партии «Ликуд» и пользовался значительной поддержкой
среди христианских фундаменталистов Америки. Последние об-
разуют более широкую политическую основу для стратегических
взглядов, исходящих от более элитарной первой группы.
В течение десятилетия разделяемое ими мнение о перспективе,
которое характеризуется как неоконсервативное, было система-
тизировано, расширено и нашло выражение в сериях книг, ста-
Еще один шанс • 549
тей, совместных публичных манифестах ряда авторов, иногда ад-
ресуемых президенту США или премьер-министру Израиля. Вы-
ражая все более критические настроения в отношении послево-
енного Атлантического союза на том основании, что европейцы
изнежены и безвольны (поддаваясь влиянию Венеры, в отличие
от сильных, находящихся под влиянием Марса американцев),
новая доктрина призывает решительнее полагаться на американ-
скую политическую и военную мощь. Большей частью неоконсер-
ватизм оглашается в коротких, часто воинственных заявлениях и
статьях, но одной из первых попыток развернутого изложения этой
позиции стала книга, изданная Робертом Каганом и Уильямом
Кристолом «Present Dangers: Crisis and Opportunity in American
Foreign and Defense Policy» (2000 г.), в которой развивается со-
держание их статьи «Toward a Neo-Reaganite Foreign Policy», опуб-
ликованной в «Форин афферс» в 1996 году.
Хотя эта статья и написана с пылом, свойственным истинно
верующим, то, что стали называть «неоконсервативной» доктри-
ной, не содержит широкой картины изменений, происходивших
в мире после «холодной войны». В основном в ней излагается
модернизированная версия империализма, не связанная прежде
всего с новой глобальной реальностью и новыми социальными
тенденциями. Скорее, книга отражает специфические представ-
ления неоконсерваторов о приоритетах на Ближнем Востоке.
Среди страха и гнева, вызванного нападением 11 сентября, нео-
консервативный выбор выражается в том, чтобы, воспользовав-
шись моментом, изложить лишь свои собственные проблемы.
Без 11 сентября доктрина, вероятно, по-прежнему выглядела
бы малозначительным явлением, но произошедшее катастрофиче-
ское событие придало ей видимость актуальности. Вскоре предста-
вители неоконсервативного направления в администрации Буша
Второго преобразовали свое мнение в официальную политиче-
скую и военную доктрину. По следам 11 сентября доктрина пере-
местилась и в сферу внутренней политики. Интенсивно пропа-
гандируемый страх перед терроризмом создал новую политиче-
скую культуру, в которой моральная убежденность находится на
грани социальной нетерпимости, в особенности по отношению к
тем, чье этническое происхождение или внешность выглядят да-
ющими основание для подозрений. Неустанная бдительность в
отношении иммигрантов или даже сбившихся с пути профессо-
550 • Збигнев Бжезинский
ров, особенно с проарабскими взглядами на ближневосточные
дела, также отражает желание оправдать собственные тревоги.
Даже гражданские права некоторые уже рассматривают как по-
меху эффективной национальной безопасности.
Стремясь получить более широкое общественное признание,
такой альтернативный взгляд на мир, отстаиваемый неоконсерва-
торами как исторически оправданный новыми глобальными обсто-
ятельствами, приобрел респектабельность благодаря непреднаме-
ренной интеллектуальной преемственности с двумя подлинно про-
ницательными академическими работами. Их совокупное влияние
на формирование исторического восприятия сквозь туман, еще
оставшийся от «холодной войны», придает новому видению эпохи близ-
кий по духу интеллектуальный контекст. Первой из этих двух была
книга «Конец истории» — «The End of History and the Last Man»
(1992) Фрэнсиса Фукуямы, который сначала был близок к неокон-
сервативным кругам, но позднее стал самым активным противни-
ком взглядов Чарлза Краутхаммера, ведущего популяризатора нео-
консерватизма. Другой, еще более серьезной работой была книга
«Столкновение цивилизаций и перестройка мирового порядка» —
«The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order» (1996),
написанная Сэмюэлем П. Хантингтоном, который с самого начала
выступал с критикой неоконсервативных рекомендаций. Каждая
из этих книг содержала широкую характеристику переживаемого
уникального момента истории, раскрывая его глубинную сущность
и фундаментальные противоречия.
Книга Фукуямы, написанная в традиции гегельянской и мар-
ксистской диалектики, блестяще, но в отдельных местах вводя в
заблуждение, показывала, что политическая эволюция человече-
ства увенчалась победой демократии. Этот вывод, встреченный
шумным одобрением, был многими истолкован как доказатель-
ство того, что демократия стала теперь неизбежной судьбой чело-
вечества. (Неоконсерваторы после 11 сентября использовали эту
интерпретацию для обоснования своих активистских рекоменда-
ций.) Возможно, только само название книги вводило в заблуж-
дение, учитывая, что автор позднее выразил сожаление о том, что
был неправильно понят, и утверждал, что его выводы относитель-
но эволюционной модернизации были не столь далеко идущими.
Но его драматическое проникновение в предполагаемую истори-
ческую неизбежность демократии служило мощным основанием
Еще один шанс • 551
для тех, кто настаивал на том, чтобы Америка всеми доступными
ей средствами выступала за продвижение демократии в качестве
центрального направления политики США на Ближнем Востоке.
Таким образом, догматический активизм сочетался с историче-
ским детерминизмом.
Неоконсерваторы различными путями использовали и вели-
кую цивилизационную интерпретацию Хантингтона (который, в
свою очередь, обращался к «Закату Европы» Освальда Шпенгле-
ра и «Постижению истории» Арнольда Тойнби: первая была на-
писана вскоре после Первой мировой войны, а вторая — после
Второй мировой) для обоснования их представлений об экзис-
тенциальном конфликте с исламом по проблемам основных цен-
ностей. В этом отношении непреднамеренное политическое вли-
яние Хантингтона было даже более сильным, чем влияние Фу-
куямы. Его концепция, доказанная с большой изощренностью и
убедительным обоснованием, послужила предупреждающим про-
рочеством, что нельзя позволить себе стать самодостаточными.
Однако в течение нескольких лет, особенно после 11 сентября,
«столкновение цивилизаций» стало широко признанным диагно-
зом глобальной реальности, которая еще совсем недавно, в 1990
году, казалась отдаленной.
Результатом стала манихейская доктрина, с которой ни один
из двух исследователей не мог бы примириться: демократия, столь
убедительно провозглашаемая неотвратимой целью развития че-
ловечества, вступала в экзистенциальный конфликт в вопросе ос-
новных ценностей. Но такая участь нередко постигает великие
умы; в свои поздние годы Джордж Кеннан нередко жаловался на
то, что его широко признанный и открывающий новый путь на-
учный труд, обосновывающий политику сдерживания сталинист-
ской России, был искажен теми, кто прославлял его анализ и стре-
мился проводить его рекомендации в жизнь. Во всяком случае,
понятие «демократический конец истории» как заключительный
момент великой коллизии с фундаменталистским исламом стал
для неоконсерваторов лучом света, пронзившим туманы после
«холодной войны».
Эти два явления — глобализация как поднимающаяся волна
и неоконсерватизм как призыв к действию — стали доминирую-
щими на политической сцене, оттеснив альтернативные точки зре-
ния. Тем не менее первоначально смятенное чувство облегчения
552 • Збигнев Бжезинский
в конце «холодной войны» вызвало некоторое беспокойство от-
носительно более глубинных проблем Запада, особенно в сфере
морали и культуры. Возникали вопросы о перспективной жизне-
способности западной культуры, которой, казалось, все больше
не хватало морального компаса. Отсутствие этого компаса и ста-
ло для меня поводом публично поставить вопрос (это было в 1990-м,
в университете в Джорджтауне на лекции, озаглавленной «Пос-
лепобедный блюз»), действительно ли поражение коммунизма
означает победу демократии.
Этот вопрос сразу же возникал в связи с будущим прежних
коммунистических стран Восточной Европы и крушением Совет-
ского Союза. Для восточноевропейских стран привлекательность
Европы служила маяком и идеалом. Историческая и географи-
ческая близость объединенной Европы могла бы помочь преодо-
леть сорокалетнее подчинение коммунистической доктрине. Для
России коммунистическое наследие было вдвойне тяжелым, уко-
ренившимся более прочно и к тому же усугублявшимся импер-
скими традициями старой России и длительной ностальгией по их
возрождению. Можно было бы полагать, что логическим курсом
для Запада должно быть поэтому проведение долговременной
политики, направленной на вовлечение России в более тесные
отношения с Европой, но было мало признаков, что кто-либо в
Вашингтоне серьезно и конструктивно думает над этим вопросом.
Терзающее Запад философское беспокойство, особенно в Аме-
рике, о настроениях, доминирующих в обществе, вызвало у меня
озабоченность в связи с тем, что ни одна из двух соперничающих
концепций не была в историческом плане достаточной для того
вызова, перед которым оказалась Америка. Это был вызов и стра-
тегический, и философский. К какой важнейшей цели теперь,
после поражения коммунизма, должны стремиться граждане де-
мократического Запада? Для многих представителей высшего и
среднего класса ответ заключался в двух словах: гедонистский
релятивизм — без глубоких убеждений, без трансцендентального
сознания, с хорошей жизнью, определяемой главным образом
промышленным индексом Доу Джонса и ценой бензина. Если это
так, то тогда дихотомия между гедонистским релятивизмом За-
пада и абсолютизмом внезапно обнищавших жителей прежнего
советского пространства и политически пробудившегося разви-
вающегося мира только увеличит глобальное разделение. Ответ
Еще один шанс • 553
должен быть найден путем более глубокого морального опреде-
ления мировой роли Америки. Без этого глобальное лидерство
Америки было бы недостаточно легитимным.
Привлекательной моральной основой политики в конечном
счете должны быть гуманитарные соображения. В этом случае
права человека превращаются в глобальный приоритет. Это отве-
чает устремлениям политически активной массы людей. Просве-
щенная политика, основанная на моральной убежденности, дол-
жна также усилить способность руководства добиваться общего
согласия, а не вызывать манихейское разделение. Напротив, от-
сутствие моральной убежденности сохраняет возможность для
демагогов использовать внезапно возникающие кризисы и новые
страхи. Именно опасения такого рода побудили меня написать
(«Вне контроля», 1993 г.), что «затруднения Америки в осуществ-
лении эффективного глобального руководства... могут породить
ситуацию, которая усилит глобальную нестабильность... и приве-
дет к возвращению тысячелетней демагогии», и даже высказать
мнение, что «фаза американского превосходства, возможно, не
будет длительной, несмотря на очевидное отсутствие кандидата
на ее замещение».
По существу, уже начиная с 1990 года стоял вопрос: обладает
ли Америка достаточными способностями для того, чтобы осу-
ществлять руководство миром в то время, когда политические и
социальные ожидания человечества перестали быть пассивными,
а сосуществование различных религий и культур происходит, как
в компрессорной скороварке, под давлением, создаваемым их вза-
имодействием? Три следующих один за другим американских пре-
зидента — Джордж Г. У. Буш, Уильям Дж. Клинтон и Джордж У.
Буш имели возможность ответить на этот вопрос не в форме фи-
лософской абстракции, а реальными политическими делами. Пер-
вый из этих глобальных лидеров-президентов стремился прово-
дить традиционную политику, находясь в нетрадиционных усло-
виях, в то время как два соперничающих взгляда на мировое уст-
' ройство еще находились в стадии кристаллизации. Второй
руководствовался мифологизированной версией глобализации,
находясь в положении вершителя судеб человечества. Третий
принял на себя военные обязательства, чтобы руководить в мире,
догматически представляемом двухполюсной системой, образуе-
мой добром и злом.
Глава 3
ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
(и тупики ограниченного мышления)
Сегодня мы вступили в эпоху, когда в основе про-
гресса будет лежать общечеловеческий интерес. Осо-
знание этого требует, чтобы и мировая политика оп-
ределялась в первую очередь общечеловеческими цен-
ностями... Дальнейший мировой прогресс возможен
теперь лишь через поиск консенсуса в движении к но-
вому мировому порядку.
МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ,
из выступления на Генеральной Ассамблее ООН
7 декабря 1988 г.
Началось новое партнерство стран, и мы пере-
живаем сегодня уникальный и необычный момент
истории... Из волнений этого тревожного времени...
может возникнуть новый мировой порядок... в кото-
ром государства всего мира — Восток и Запад, Се-
вер и Юг — смогут процветать и жить в состоянии
гармонии.
ДЖОРДЖ Г.У. БУШ,
из выступления на объединенной сессии Конгресса США
И сентября 1990 г.
«Новый мировой порядок» стал брендом Джорджа Г.У. Буша —
часто цитируемое определение его видения мира. Но эта фраза не
принадлежала ему и недостаточно четко характеризовала его
внешнеполитический курс. В своей речи в Конгрессе, провозгла-
Еще один шанс • 555
шая свою приверженность «новому мировому порядку», Буш, не
давая каких-либо четких обязательств в отношении того, что он
намерен делать, признался, что «разделял это мнение с президен-
том Горбачевым», когда они «встречались несколько недель на-
зад». Но Горбачев использовал эту фразу задолго до этой встре-
чи. Буш не был мечтателем, он был искусным практиком силовой
политики и традиционной дипломатии в нетрадиционное время.
Не обладая историческим воображением, он воспринял лозунг
Горбачева, но никогда серьезно не пытался его осуществлять.
Президентство Буша Первого совпало с целым каскадом по-
трясений, прошедших по Евразии. Несколько кризисов либо раз-
вивались, либо внезапно возникали на этом обширном простран-
стве, которое в течение предшествовавших четырех десятилетий
было главной ареной грандиозного стратегического соперниче-
ства между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это
соперничество выражалось в конфронтации на трех стратегиче-
ских фронтах: на западе оно обозначалось границами НАТО, на
востоке — демаркационной линией, разделяющей Корею, и Фор-
мозским проливом, на юге, в районе Персидского залива, — докт-
риной, провозглашенной Картером в ответ на советское вторже-
ние в Афганистан. Это разделение теперь дополнялось возникав-
шими на флангах политическими, этническими и религиозными
волнениями на Балканах, Ближнем Востоке, в Восточной Азии и
особенно внутри самого советского блока.
В отношении этих очагов конфликтов Буш проявил как силу,
так и сдержанность. Он был мастером кризисного урегулирова-
ния, но не был стратегическим провидцем. Он уверенно действо-
вал в связи с распадом Советского Союза и в ответ на агрессию
Саддама Хусейна сумел с большим дипломатическим искусством
и военной решимостью организовать ответную международную
акцию. Но ни один свой триумф он не превратил в длительный
исторический успех. Уникальное политическое влияние Амери-
ки и ее моральная легитимность не нашли стратегического при-
менения ни в трансформации России, ни в умиротворении на
Ближнем Востоке. Справедливости ради стоит сказать, что Буш,
как ни один из президентов США за весь период с конца Второй
мировой войны, сталкивался с такими глубокими и масштабны-
ми беспорядками на мировой арене. К счастью, он был опытным
и знающим политиком и не нуждался в подсказках. Он был хоро-
556 • Збигнев Бжезинский
шо известен большинству иностранных государственных деяте-
лей и обычно пользовался их уважением. Он быстро сформиро-
вал свою внешнеполитическую команду и уверенно руководил ею.
Какие бы оговорки ни делались в последующем в отношении его
наследия, он подобрал себе хороших главных советников по внеш-
неполитическим вопросам. Буш выбирал людей, близких к нему,
следующих его лидерству, способных работать в команде и прини-
мавших установленное им разделение труда. Совет по вопросам
национальной безопасности возглавил Брент Скоукрофт, выпол-
нявший обязанности советника президента по вопросам внутрен-
ней политики и друг семейства Бушей, в то время как государ-
ственный секретарь Джеймс Бейкер действовал как надежный
переговорщик за пределами США.
Совершенно очевидно, что внешней политикой США руко-
водил сам Буш. Стратегические решения шли сверху вниз, а не
наоборот — от аппарата СНБ или Государственного департамен-
та. Буш работал в тесном контакте с тремя ключевыми советни-
ками высшего уровня (два упомянутых выше и министр обороны
Ричард Чейни). Все они были людьми, которых он знал лично.
Но, консультируясь с ними, он время от времени приглашал к себе
для беседы в Овальном зале наедине аутсайдеров (я приглашался
для консультаций по Советскому Союзу и Польше). Буш, несом-
ненно, был первым среди равных, хорошо информированным и
уверенным государственным деятелем, принимавшим окончатель-
ное решение. СНБ работал ровно, сосредоточенно, в четкой иерар-
хической системе, своевременно реагируя на подлинно беспреце-
дентные крупные исторические повороты событий.
Мир, в котором работала команда Буша, разносило на части,
и поддающаяся определению и исторически понятная эпоха под-
ходила к своему концу. Но курс, который предстояло проводить,
не был самоочевиден. Буш должен был определить свои приори-
теты, заглянуть подальше, за сегодняшний и завтрашний день,
иметь ясность в отношении направления движения и действовать
соответственно. Этого он никогда как следует не делал. Он преж-
де всего сконцентрировал внимание на деликатной задаче мир-
ного управления процессом демонтажа советской империи, а за-
тем на устранении чрезмерных амбиций Саддама Хусейна. Обе
задачи он решил блестяще, но ни одну из них как следует не ис-
пользовал.
Еще один шанс • 557
Прогрессирующий распад Советского Союза как раз совпал с
серединой президентства Буша в декабре 1991 года. Эта дата от-
метила начало глобального верховенства США. Но этому собы-
тию предшествовали и продолжались после него усиливавшиеся
беспорядки во всем советском блоке. Любая политическая реак-
ция на эти беспорядки осложнялась тем, что она могла вызвать
вспышки насилия и политические взрывы за пределами совет-
ской сферы в различных частях Евразии. (Возможно, читатель по-
желает ознакомиться с основной хронологией событий, происхо-
дивших в годы президентского срока Буша, которая приводится
ниже, чтобы почувствовать чрезвычайно высокий темп измене-
ний, с которым столкнулась команда Буша в первые четыре года.)
МЕЖДУНАРОДНАЯ ХРОНОЛОГИЯ
С ЯНВАРЯ 1989-го ПО ДЕКАБРЬ 1991 ГОДА
Февраль 1989. Через несколько дней после прихода Буша в
Белый дом советские войска были выведены из Афганистана, куда
они вторглись в конце 1979 года, так и не сумев подавить упорное
афганское сопротивление,-поддержанное полузамаскированной
коалицией США, Великобритании, Пакистана, Китая, Саудов-
ской Аравии и других стран.
Сентябрь 1989. Движение «Солидарность» в Польше форми-
рует первое в советском блоке некоммунистическое правитель-
ство. Подавленная введенным в 1981 году военным положением
«Солидарность» в конце 1980-х поднимается, как Феникс из пеп-
ла, и летом 1989-го (менее чем через полгода после инаугурации
Буша) добивается проведения первых во всем советском блоке
свободных выборов. Этому беспрецедентному событию предше-
ствует стихийное массовое движение, начавшееся повсюду в Вос-
точной Европе, — в Венгрии, нечто подобное в Польше — в октяб-
ре, в Чехословакии — в ноябре, в Болгарии и Румынии (в послед-
ней с актами насилия) — в декабре.
4 июня 1989. Протест на площади Тяньаньмэнь. В Китае на-
чатая Дэн Сяопином за десятилетие до этого и все более дина-
мичная программа социально-экономических реформ привела к
бурному росту производительности, инновациям, ускорению эко-
558 • Збигнев Бжезинский
комического развития, а также усилению политического броже-
ния. Социальные выступления, особенно среди интеллектуаль-
ной части молодежи и студентов университета, вызвали вспыш-
ку внезапной активности, вылившуюся через несколько дней в
демонстрацию, требующую демократизации. Этот самый серьез-
ный вызов режиму за весь период с 1949 года был кроваво подав-
лен танками на площади Тяньаньмэнь.
9 ноября 1989. Падение Берлинской стены. Коллапс совет-
ского контроля в Польше, Венгрии и Чехословакии изолирует во-
сточно-германский режим и ускоряет драматическое разрушение
Берлинской стены. Еще около года Буш будет успокаивать своих
главных западноевропейских союзников и получит вынужденное
советское согласие на воссоединение Германии в октябре 1990
года.
Июнь 1989. Аятолла Рухолла Хомейни, духовный и полити-
ческий лидер и отец фундаменталистского режима в Иране, уми-
рает спустя десять месяцев после окончания почти десятилетней
бесплодной войны между Ираном и Ираком. Начатая Ираном в
сентябре 1980 года, это была длительная и чрезвычайно кровавая
война на истощение, в которой ни одна из сторон не добилась пе-
ревеса. Конфликт безрезультатно закончился в августе 1988 года.
Число погибших составило почти миллион человек.
Август 1990. Саддам Хусейн, видимо, пытаясь возместить цену
своей неудавшейся иранской авантюры, захватывает Кувейт. В се-
редине января 1991 года Соединенные Штаты начинают воздуш-
ную войну против сил Саддама, за которой в феврале последова-
ло наступление на суше, приведшее к разгрому иракской армии и
освобождению Кувейта.
1990. Кризис советской системы развязывает руки Соединен-
ным Штатам, чтобы разделаться с поддерживаемым Кастро анти-
американским популистским повстанческим движением в Цент-
ральной Америке. Авантюристический правитель Панамы Ману-
эль Норьега оказался без союзников. После высадки американ-
ских парашютистов в столице Панамы в декабре 1989 года Норьега
в цепях оказался в американской тюрьме. В 1990 году организо-
ванное левыми повстанческое движение в Сальвадоре и граждан-
ский конфликт в Никарагуа сошли на нет, а прекращение советской
Еще один шанс • 559
экономической помощи Кубе ввергло режим Кастро в жесточай-
ший экономический кризис. Осенью 1992 года, за месяц до начала
президентских выборов в США, президентами Соединенных Шта-
тов и Мексики и премьер-министром Канады было подписано Со-
глашение о североамериканской зоне свободной торговли.
Июнь 1991. На Балканах Хорватия и Словения объявили о
своей независимости. Югославское многонациональное государ-
ство, возникшее после Первой мировой войны, находилось в со-
стоянии внутреннего кризиса со времени смерти маршала Тито в
1980 году. Теперь оно начинает повторять судьбу Советского Со-
юза. Заявив о своем несогласии с доминирующим положением
Сербии, Хорватия и Словения положили начало цепной реакции,
которая постепенно разрушает Югославию и через несколько лет
приводит к операции НАТО против Сербии.
1990—1991. Еще до окончательной агонии Советского Союза
в декабре 1991 года Литва, захваченная Сталиным в 1940 году в
результате тайного соглашения с Гитлером, начинает вызываю-
ще требовать возвращения своей независимости. В начале 1991
года то же делают Эстония и Латвия. Подобные вспышки нацио-
налистических выступлений происходят в советских Азербайд-
жане и Грузии, которыми Россия владела почти два столетия.
Август 1991. Неудавшийся путч против Горбачева, предпри-
нятый советскими сторонниками твердой линии, политически ук-
репляет позиции Ельцина, который объявляет о роспуске Ком-
мунистической партии Советского Союза (КПСС). Четыре меся-
ца спустя прекращает свое существование и сам Советский Союз,
и Горбачев становится безработным.
1 декабря 1991. В ходе национального референдума совет-
ская Украина с ее 50 миллионами жителей проголосовала за неза-
висимость. В течение второй половины 80-х годов после трехсот
лет российского правления агитация за независимость на Украи-
не усилилась. В ноябре 1990 года Борис Ельцин, незадолго до этого
объявленный лидером России — но во все еще существующем
СССР во главе с Горбачевым, — в исторической речи, произне-
сенной в Киеве, отрекся от имперского наследия России. Рефе-
рендум подтверждает желание украинского народа стать полно-
стью независимым.
560 • Збигнев Бжезинский
Большинство событий, перечисленных в хронологии, были
чреваты сложными международными последствиями, заслужива-
ющими заголовков на первых полосах газет. Они требовали вни-
мательной оценки и трудных политических решений. Один или
два крупных международных кризиса в год, наверное, можно счи-
тать обычной вещью для современных президентов, но много кри-
зисов и к тому же почти совпадающих — явление экстраординар-
ное. Целая эпоха внезапно подошла к концу. Развал первой ком-
мунистической державы и сопровождающий его каскад революци-
онных событий захлестнули весь процесс политических решений.
В этой обстановке понятие нового мирового порядка по крайней
мере могло служить некоторым руководством и удобной, даже це-
лесообразной программой действий. Оно давало уверенность и
хотя бы слабую надежду и создавало пространство для разнооб-
разных политических вариантов.
Победоносная дипломатия
Самой неотложной задачей было отрегулировать прогресси-
рующий развал коммунистического мира таким образом, чтобы
он не мог привести к мощному международному взрыву, кото-
рого пока удавалось избежать. В совместно написанных мемуа-
рах «Мир стал иным» Буш и Скоукрофт откровенно признают,
что они не хотели повторения беспорядков в Восточной Европе,
которые имели место в 1953, 1956 и 1968 годах, когда начинав-
шаяся либерализация вызывала ответную реакцию советской
стороны. Теперь же целью была трансформация, а не просто ста-
билизация.
В этой связи команда Буша была озабочена тем, чтобы бес-
прецедентный призыв Горбачева к новым формам глобального со-
трудничества не посеял семена разногласий в Атлантическом со-
обществе. Они опасались, что Горбачев может даже соблазнить
Францию, руководимую Франсуа Миттераном, и Великобрита-
нию, руководимую Маргарет Тэтчер, испытывавших опасения
перед воссоединенной Германией, и втянуть их в сделку, которая
укрепила бы разваливавшуюся советскую структуру. Команда
Буша понимала, что европейская и американская пресса была
крайне отрицательно настроена в связи с явным отсутствием ка-
кой-либо инициативы со стороны США в отношении привлека-
Еще один шанс • 561
тельных предложений Горбачева и усиливавшегося советского
кризиса.
Волнения в коммунистическом мире не ограничивались толь-
ко советской сферой. Китай также, казалось, находился на грани
взрыва. В то время как летом 1989 года навязанный Советами ре-
жим терпел поражение в Польше, социальное недовольство вы-
шло на поверхность и в Китае. С размыванием четких границ меж-
ду политическим контролем и социально-экономической либе-
рализацией беспрецедентная волна студенческих выступлений за
демократию выглядела в тот момент так, как будто и китайский
коммунистический режим мог взорваться.
События в конце мая и начале июня 1989 года, кульминацией
которых стала кровавая расправа над студентами на площади Тя-
ньаньмэнь в Пекине, давала важный ключ к стратегии, проводи-
мой администрацией Буша в отношении общего кризиса комму-
низма. Возведение статуи, названной «Богиня Демократии», пора-
зительно напоминавшей Статую Свободы, в самом сердце столи-
цы коммунистического государства было событием символического
значения. Является ли усиливающаяся болезнь советской системы
такой же разрушительной, как и демократическая революция про-
тив укрепившегося режима в Китае? Должны ли Соединенные
Штаты связывать себя с этим, делая рискованную ставку на стра-
тегически выгодное китайско-американское сотрудничество, на-
чатое администрацией Никсона и получившее значительное раз-
витие при Картере? И что будет, если взрыв приведет к граждан-
ской войне в Китае?
Прежде чем на эти вопросы могли быть даны ответы, восста-
ние студентов было 4 июня безжалостно подавлено танками и
смертельным огнем — как раз в тот день, когда коммунисты ли-
шились власти в Польше. Подавление в Китае было грубым, ре-
шительным и эффективным. (Примерно за год до этого я обедал
в Пекине с Ху Яобаном, бывшим тогда генеральным секретарем
Коммунистической партии Китая, и был поражен либеральными
реформами, за которые он открыто высказывался на считавшей-
ся закрытой встрече. Излагавшиеся им взгляды показывали, что
по крайней мере часть высшего руководства выступает за далеко
идущие изменения в политической системе. Вскоре после нашей
встречи Ху был отстранен от власти и умер еще до происшедших
562 • Збигнев Бжезинский
студенческих выступлений. Но в высшем китайском руководстве
явно были разногласия и во время тяньаньмэньского кризиса.)
Казавшееся окончательным подавление выступлений облег-
чило выбор Буша, и ответные меры США отражали традицион-
ный подход его администрации. Он был осторожным, диплома-
тическая реакция была закрытой, были соответствующие завере-
ния, подтверждение преемственности и в то же время уклонение
от какого-либо ассоциирования с требованиями демонстрантов.
Справедливости ради стоит сказать, что беспорядки в Китае, со-
впавшие с растущей неопределенностью в советском блоке, ста-
вили Буша перед дилеммой. Он не хотел подвергать риску стра-
тегические отношения, получившие развитие между США и Ки-
таем после решительных действий президента Картера в сторону
нормализации отношений в конце 1970-х годов, но он знал, что
симпатии американского народа и Конгресса были на стороне сту-
дентов.
Соответственно он избрал сравнительно мягкое выражение
осуждения, за которым последовала секретная миссия в Пекин
Скоукрофта, заверившего китайцев, что американская реакция
будет формальной. Поразительно, что осуществленная менее чем
через месяц после трагических событий на площади Тяньаньмэнь
миссия осталась секретной. Возможно, что она не была событи-
ем столь драматическим, как это изображено в воспоминаниях
Буша—Скоукрофта, в которых утверждается, что китайцы по
ошибке чуть не сбили самолет советника президента по нацио-
нальной безопасности. (Цянь Цичэнь, в то время китайский ми-
нистр иностранных дел, решительно оспаривает это утверждение
в своих мемуарах «10 эпизодов из дипломатии Китая».) Секрет-
ный визит достиг своей цели: он убедил китайцев, что американ-
ская поддержка демократического переворота в Польше непри-
менима к Китаю.
Несколько месяцев спустя, в начале декабря, состоялась но-
вая поездка Скоукрофта в Пекин, на этот раз открытая, с публич-
ными обменами дружественными тостами, которую американ-
ские СМИ (все еще остававшиеся в неведении о первом визите)
подвергли резкой критике и называли расшаркиванием. И снова
целью Буша было стремление не допустить развития отношений
по нисходящей спирали, особенно ввиду возмущения обществен-
Еще один шанс • 563
ного мнения Америки в связи с продолжавшимися в Китае реп-
рессиями против активистов событий на Тяньаньмэнь. Надежды
американцев на смягчение репрессий не осуществились, но адми-
нистрация объясняла китайскую бескомпромиссность опасения-
ми, вызванными свержением и казнью коммунистического дик-
татора Румынии Николае Чаушеску, произошедшими практичес-
ки в то же самое время.
Согласно свидетельству Цянь Цичэня, вскоре после смерти Ча-
ушеску верховный китайский лидер Дэн Сяопин попросил быв-
шего в Китае с визитом президента Египта Хосни Мубарака пе-
редать Бушу послание: «Не слишком воодушевляйтесь по пово-
ду того, что случилось в Европе, и не относитесь к Китаю таким
же образом». Оценивая ретроспективно, обе миссии ближайшего
помощника Буша, судя по всему, были восприняты китайскими
лидерами как одобрительные и признательные жесты уважения,
не имеющие, однако, большого значения. Для китайских либера-
лов, даже внутри Коммунистической партии, они были свидетель-
ством безразличного отношения к их делам.
Но Китай не был Восточной Европой, где события имели свою
внутреннюю силу и свою динамику. Здесь они вызывали далеко
идущие изменения, которые ни Буш, ни Горбачев не могли конт-
ролировать. После поразительного успеха «Солидарности» в
Польше в середине 1989 года разделение Германии становилось все
более невыносимым. Происходивший процесс разрушения комму-
нистических режимов привел к падению Берлинской стены и твер-
до поставил воссоединение в повестку дня. Стратегическая зада-
ча Горбачева состояла в том, чтобы сдержать распад советского
блока и не допустить его пагубного влияния на все еще функцио-
нировавшую советскую систему. В конечном счете ему не удалось
воспрепятствовать этому, но до этого момента будущее Германии
оставалось центральной проблемой. Оно было главной темой на
исторической встрече Буша и Горбачева в декабре 1989 года, про-
водившейся на двух военных кораблях вблизи Мальты. Состояв-
шаяся всего лишь через несколько недель после падения Берлин-
ской стены, встреча началась в плохо замаскированной атмосфе-
ре капитуляции советского лидера в центральном спорном во-
просе «холодной войны» в Европе — о будущем Германии.
Это был звездный час Буша. Здесь было не только официаль-
но оформлено советское согласие на признание политических пе-
564 • Збигнев Бжезинский
реворотов в Восточной Европе, но и приведен в действие процесс
консультаций, который в течение года привел к воссоединению
Германии практически целиком на условиях Запада. На встрече
в Белом доме 31 мая Горбачев полностью согласился как с вос-
соединением Германии, так и с продолжением ее членства в НАТО.
Взамен он получил серию выражающих добрые намерения пред-
ложений, подчеркивающих конструктивную роль Советского Со-
юза в формировании системы глобального сотрудничества, кото-
рая должна была заменить разделение на два лагеря времен «хо-
лодной войны». Была предложена и финансовая помощь советской
экономике. Во всем этом была заложена идея, что новый мировой
порядок будет иметь в основе сотрудничество ведущих держав.
Советский Союз отказывался от своей империи за пределами соб-
ственных границ, но по-прежнему рассматривался в качестве од-
ного из главных глобальных игроков.
Невозможно переоценить значение мирного воссоединения
Германии в октябре 1990 года, последовавшего за этой встречей.
Осуществленное годом раньше разрушение Берлинской стены, ка-
залось, сделало воссоединение неизбежным, но только при том
условии, что в дальнейшем на это не будет отрицательной совет-
ской реакции. Советская армия все еще оставалась в Восточной
Германии, и пока восточногерманский режим находился в состо-
янии деморализации и замешательства от явного согласия на все
это Горбачева: изменение настроения в Кремле (или просто сме-
на кремлевского руководства) могло бы развязать руки совет-
ским противникам. Однако распад навязанных Восточной Евро-
пе просоветских режимов, произошедший за несколько месяцев
до этого, делал для Кремля гораздо более трудным решиться при-
бегнуть к насилию — и возможно, вплоть до кровопролития — в
отношении гражданского населения Германии, пусть даже толь-
ко в Берлине. Восточная Германия стала изолированным совет-
ским аванпостом.
Именно мужество движения «Солидарность» в Польше, его
воодушевляющее влияние на другие страны Восточной Европы
создали стратегическую изоляцию восточногерманского режима.
Таким образом, поляки не только освободили себя; они ускорили
воссоединение Германии, поставив Горбачева перед трудным вы-
бором. Для советского народа лучшим выходом стало вступить в
переговоры о таком устройстве, которое давало бы возможность
Еще один шанс • 565
стабилизировать ситуацию, превращая в то же время Советский
Союз в равного партнера Соединенных Штатов в процессе фор-
мирования «нового мирового порядка». Для Горбачева это было
как раз то, что в наибольшей степени отвечало его собственной
склонности, которую Буш искусно использовал в ходе перегово-
ров на Мальте, а позднее и в Вашингтоне.
Действия Буша заслуживают высочайшей похвалы. Он уго-
варивал, заверял, льстил, прибегал в мягкой форме к угрозам в
беседах со своим советским партнером. Он должен был соблаз-
нить Горбачева, рисуя ему картины глобального партнерства и од-
новременно поощряя его согласиться с распадом советской импе-
рии в Европе. В то же время Бушу было необходимо убедить сво-
их британских и французских союзников в том, что Германия не
создаст угрозы их интересам, и ради этого принуждая канцлера
Западной Германии признать линию Одер—Нейссе (до того вре-
мени защищаемую только Советским Союзом) в качестве запад-
ной границы вновь освобожденной Польши.
Воссоединение Германии в конце 90-х годов влекло за собой
важный сдвиг в самом центре европейской политики, а вследствие
этого также и в системе глобального геополитического равнове-
сия. Буш не только добивался согласия Горбачева на воссоедине-
ние, но и (вместе с канцлером Западной Германии Гельмутом
Колем, обещавшим это согласие экономически подсластить) убеж-
дал его в том, что объединенная Германия с ее 80-миллионным
населением должна будет обладать свободой выбора в вопросах
политики и национальной безопасности. Это означало ее член-
ство в НАТО и в Европейском сообществе (которое в скором вре-
мени станет Европейским Союзом). С уходом из Германии и де-
монтажом коммунизма в Восточной Европе (которую вскоре бу-
дут называть Центральной Европой) большинство советских вы-
год от Второй мировой войны становились утраченными.
Более того, воссоединенная и снова обретшая уверенность в
себе Германия создавала дополнительный стимул для нового по-
рыва европейской интеграции, а спустя недолгое время и для рас-
ширения НАТО. Вряд ли можно было сомневаться в том, что Ев-
ропа, включающая возрождающуюся Германию с сильным аме-
риканским присутствием, скоро охватит и прежнюю Восточную
Европу. Неясным и тревожным было одно: останется ли процесс
приспособления к этой новой реальности столь же удивительно
566 • Збигнев Бжезинский
мирным, учитывая нарастающие волнения в Советском Союзе.
Эта неуверенность усиливала возраставшее внутреннее напряже-
ние в послетитовской Югославии, которая, как и Советский Союз,
была многонациональным государством с доминирующим поло-
жением одной этнической общины.
Вот в таком контексте понятие «новый мировой порядок» ста-
ло для Буша средством поиска традиционной стабильности. Пре-
дотвращение распада Советского Союза или Югославии стало
приоритетной задачей для администрации Буша, о чем она была
не склонна заявлять публично. Позднее Буш в собственном отче-
те об итогах своего президентства отрекся от своих усилий сохра-
нить Советский Союз.
Недооценив потенциал насилия в Югославии и переоценив
жизнеспособность ее федеральной системы, сохранявшейся толь-
ко благодаря уже ушедшему из жизни маршалу Тито, админист-
рация Буша была застигнута врасплох эскалацией кризиса в Юго-
славии. Неспособность Югославии пересмотреть полномочия цен-
трального правительства стала причиной лобового столкновения
между доминирующей Сербской Республикой и двумя ключевы-
ми членами федерации — Хорватией и Словенией. Их деклара-
ции независимости в июне 1991 года вызвали быстрое сербское
вторжение, приведшее к длительной и кровавой войне.
Эти события усилили страх администрации Буша по поводу
того, что Горбачев утратит контроль за процессом распада совет-
ского блока и что его перестройка может перейти в насилие в са-
мом Советском Союзе. Возможно, самым существенным было то,
что Буш недооценил подлинную глубину проявлений антирус-
ского национализма со стороны других этнических групп в усло-
виях расшатанного государства и поддался соблазну считать Со-
ветский Союз синонимом России.
(Представления о том, что Советский Союз сумел сформиро-
вать советскую нацию, особенно закрепились среди бюрократии
Государственного департамента. В качестве помощника президен-
та в конце 70-х годов, глубоко убежденного в том, что многонаци-
ональный характер Российской империи был ее ахиллесовой пя-
той, я предложил скромную закрытую программу, направленную
на поддержку стремлений к независимости со стороны нерусских
национальностей Советского Союза. В ответ ведущие эксперты
Госдепа по советским делам убедили государственного секретаря
Еще один шанс • 567
в том, что в действительности «советская нация» как мультиэт-
ническое множество, подобное Америке, стала уже фактом и что
такая программа была бы контрпродуктивной. Программа все-
таки стала осуществляться.)
Ошибочные представления администрации на этот счет нашли
свое отражение в стяжавшей дурную славу речи президента Буша,
с которой он выступил в августе 1991 года в столице Украины и
которую ведущий обозреватель «Нью-Йорк тайме» Уильям Са-
фир безжалостно назвал «котлетой по-киевски». Эту речь тыся-
чи украинцев слушали в надежде, что президент ведущей демо-
кратической страны мира поддержит их стремление к независимо-
сти. К своему огорчению, они вместо этого услышали, что «сво-
бода и независимость — не одно и то же. Американцы не поддержат
тех, кто стремится к независимости, чтобы заменить уходящую
тиранию местным деспотизмом. Они не будут помогать тем, кто
распространяет самоубийственный национализм, основанный на
этнической ненависти».
Эта бестактная речь была широко прокомментирована как по-
пытка сохранить Советский Союз, отговаривая украинцев от стрем-
лений к независимости. В свое оправдание Буш и его советник по
национальной безопасности доказывали в мемуарах, что это за-
явление имело в виду совсем не украинцев, а Югославию, а также
те части Советского Союза, где националистические выступле-
ния превратились в акты насилия. Они также уверяли, что доми-
нирующая точка зрения в команде президента выражала поддер-
жку «мирного распада Советского Союза».
Но такая версия (особенно в совместных мемуарах) также рас-
крывает значительное опасение, имевшееся тогда в Белом доме,
1 относительно последствий возможного коллапса «сильного цент-
ра» в Москве и соответственно готовность помочь его сохране-
нию. Джеймс Бейкер, государственный секретарь Буша, даже на-
стаивал на том, чтобы Соединенные Штаты «сделали все, что мы
.можем, чтобы усилить центр». Единственным несогласным, по-
стоянно выступавшим за распад Советского Союза, был министр
обороны Чейни.
Несмотря на эти разъяснения, сделанные задним числом, Буш
в своей речи, обращенной к украинцам, по существу одобрял про-
водившуюся в Советском Союзе реформу и даже пытался убедить
своих скептически настроенных слушателей — «она обещает, что
568 • Збигнев Бжезинский
республики будут сочетать большую автономию с более свобод-
ным взаимодействием — политическим, социальным, культурным,
экономическим, а не стремиться к безнадежной изоляции». Пос-
ле признания достоинств «большей автономии» (но не независи-
мости) Буш заверил растерянных украинцев, что Америка наме-
рена «развивать бизнес в Советском Союзе, включая Украину».
В заключение своей речи президент, обращаясь к аудитории как
к «советским гражданам, стремящимся создать новый социальный
договор», заверил, что «мы соединимся с этими реформаторами и
вместе пойдем по пути, ведущему к тому, к чему мы призываем,
энергично призываем, — к новому мировому порядку».
Речь ненамеренно дала возможность проникнуть в суть стра-
тегии и инстинктивные устремления, определявшие поведение
Буша. Его ориентация на статус-кво, к тому времени значительно
отставшая от событий, привела к безразличию к чувствам ауди-
тории, ожидавшей от него сочувствия и поддержки и вместо это-
го встретившей холодный прием. Эта речь, несмотря на последо-
вавшее позднее отречение, по существу, была сильным и явным
аргументом в пользу сохранения Советского Союза и, таким об-
разом, была против украинских устремлений к независимости.
К счастью, она не была последним словом, и администрация
не осталась связанной ею. Вскоре события вышли из-под контро-
ля Буша и Горбачева и лишили эту речь всякого значения. Всего
через несколько дней провал путча против Горбачева, организо-
ванного советскими сторонниками твердой линии, вызвал стихий-
ное движение к независимости, к которому Соединенные Штаты
не могли уже больше оставаться безразличными. Украина про-
возгласила независимость, и у администрации не было другого
выбора, кроме как согласиться. Грохот развала Советского Союза
начался с решительной и многозначительной серии последова-
тельных выступлений балтийских республик. С явным нежела-
нием Горбачев в конце концов признал эту реальность в начале
сентября, и Соединенные Штаты, предварительно предупредив
Москву, что не могут больше ждать, немедленно признали неза-
висимость балтийских государств.
Короче говоря, политические события намного обогнали по-
литические решения. Этот разрыв дополнительно усилил неуве-
ренность относительно развития ситуации, и те, кто принимал по-
литические решения, сами оказались в плену событий. К концу
Еще один шанс • 569
1991 года Горбачев и Советский Союз стали историей. Борис Ель-
цин и урезанная Россия (примерно с 70 процентами прежней тер-
ритории СССР и 55 процентами населения) теперь должна была
получить помощь, чтобы выбраться из обвала, который с удиви-
тельно небольшим проявлением насилия сразу разрушил идео-
логию, имперскую систему, амбиции глобальной атомной держа-
вы и некогда жизнеспособную тоталитарную структуру.
Неудивительно, что теперь главными приоритетами для ад-
министрации Буша стало обретение уверенности в том, что со-
ветский ядерный арсенал не попадет в ненадежные руки госу-
дарств-наследников, на территориях которых он размещался, и
предотвращение того, чтобы это «выпущенное на волю» ядерное
оружие не оказалось проданным и не исчезло где-нибудь за гра-
ницей. В последний год администрации Буша главное внимание
американская дипломатия уделяла временами трудным перего-
ворам с независимыми Украиной, Белоруссией и Казахстаном
относительно передачи всего этого оружия самой России. Этот
вопрос потребовал много времени и больших усилий, и команда
Буша занялась им с энергией и искусством, используя престиж
Соединенных Штатов, возросший до небывалого уровня в резуль-
тате кончины Советского Союза.
К сожалению, стремительность развития событий и сложность
возникших задач в условиях драматически меняющихся амери-
кано-советских отношений в течение предшествующих трех лет
(не говоря уже о вызове, возникшем в конце 90-х годов в резуль-
тате захвата Саддамом Кувейта и беспрецедентной военной опе-
рации в начале 1991 года) оставили администрацию Буша в ин-
теллектуально истощенном состоянии и творчески обессиленной.
Буш и его команда успешно справились с демонтажом «империи
зла», но у них было мало времени, чтобы разработать план пос-
ледующего за победой развития, которое они — так же, как и дру-
гие, — не смогли предвидеть в полной мере. До новых президент-
ских выборов оставалось немного времени, и искушение почить
на лаврах и положиться на туманные лозунги оказалось слишком
сильным, чтобы ему противостоять.
Поэтому политика в отношении новой России была богата ри-
торикой, великодержавными жестами и стратегической пустотой.
Борис Ельцин прославлялся как великий демократический ли-
дер, отчасти чтобы компенсировать холодный прием, оказанный
570 • Збигнев Бжезинский
ему Бушем во время его восхождения к власти, из-за нежелания
обидеть Горбачева. Но не очень много думали о создании широ-
кой программы политической и социально-экономической транс-
формации, которая надежно связала бы Россию с Европой. Фи-
нансовая помощь действительно пошла в Россию, но бездумно,
без направляющей концепции, не связанной с какой-либо обязы-
вающей программой экономической и финансовой реформы (на-
пример, такой, какую смог предложить Польше ее министр фи-
нансов Лешек Бальцерович). Оказанная правительству Ельцина
финансовая помощь не была тривиальной. К концу 1992 года было
выделено свыше 3 миллиардов долларов для продовольственных
и медицинских грантов, свыше 8 миллиардов долларов на сбалан-
сирование платежного баланса и почти 49 миллиардов долларов
экспортных и других кредитов и гарантий. Большая часть этих
денег была просто украдена.
В то время как прославляли Ельцина, а Америка и Европа за-
ключали в объятия Россию с ее политическим хаосом, увидев в нем
братскую демократию, российское общество погружалось в бес-
прецедентную бедность. К 1992 году экономические условия уже
были сравнимы с тем, что было в годы Великой депрессии. Еще
больше ухудшала дело целая стая западных, большей частью аме-
риканских, экономических «консультантов», которые слишком
часто вступали в сговор с российскими «реформаторами» в целях
быстрого самообогащения путем «приватизации» российской про-
мышленности и особенно энергетических ресурсов. Хаос и кор-
рупция превращали в насмешку российские и американские за-
явления о «новой демократии» в России. Реальные последствия
коррупции сказались на российской демократии уже немалое вре-
мя спустя после того, как истекло пребывание Буша у власти.
Еще большие затруднения возникали из-за неясности статуса
российского государства. Эта проблема требовала, но не сделалась
предметом серьезного внимания. Сначала считали, что за распа-
дом Советского Союза в декабре 1991 года последует новое обра-
зование, названное Содружеством Независимых Государств
(СНГ). Тесный союз, возглавлявшийся Кремлем, должен был ре-
формироваться в свободную конфедерацию, все еще координи-
руемую из Москвы, но эта концепция была отторгнута нацио-
нальными устремлениями нероссийских государств, для которых
конец Советского Союза означал как минимум государственный
Еще один шанс • 571
суверенитет. Первым из них была Украина, и ее решимость стать
независимой сделала СНГ умирающей фикцией.
Администрация Буша не знала, что к 1992 году останется мало
времени, чтобы рассматривать эти новые проблемы в рамках ши-
рокой стратегической перспективы. Испытывая законную гор-
дость своим искусным руководством демонтажа советской им-
перии, но удивленная ее столь быстрым распадом, команда Буша,
понимая, что до следующих президентских выборов остается
меньше года, на некоторое время дала событиям в постсоветской
России идти своим чередом, имея в виду заняться ими в период
второго президентского срока, который, однако, так и не состоял-
ся. Новый мировой порядок риторически был видоизменен, что-
бы включить в него ельцинскую Россию, но без каких-либо суще-
ственных изменений и без долговременного плана в отношении
постсоветского мира.
Точно так же команда Буша, которая была введена в заблуж-
дение высокопоставленными чиновниками, полагавшими, что
Югославия продолжит свое существование без Тито, а затем вне-
запно столкнулась с враждой между возникшими новообъявлен-
ными республиками, позволила югославскому кризису идти своим
ходом. Чрезвычайно примечательно, что в мемуарах Буша—Скоук-
рофта, насчитывающих свыше 590 страниц, где детально описыва-
ются все главные проблемы, с которыми столкнулись их авторы,
содержатся лишь четыре коротких упоминания о Югославии, даже
изложенных неполно. Поскольку Соединенные Штаты проявили
безразличие, а сама Европа оказалась не в состоянии что-либо пред-
принять, югославский кризис развивался бесконтрольно и стано-
вился чудовищным и кровавым. Можно предположить, что в слу-
чае вторичного избрания президентом Буш уделил бы этому во-
просу должное внимание, но случилось так, что мучительный и
сопровождавшийся все большим насилием конфликт достался его
наследнику в виде незавершенного дела.
Позиция американского правительства по Афганистану так-
же была пассивной. Когда в феврале 1989 года Советская армия
после почти десятилетней беспрецедентно жестокой войны ушла
из Афганистана, страна была опустошена, а ее экономика разва-
лена и почти 20 процентов населения стали беженцами в райо-
нах, прилегающих к Пакистану и Ирану. Не было и эффективно-
го центрального правительства. Установленный советской сторо-
572 • Збигнев Бжезинский
ной режим в Кабуле через несколько месяцев был сброшен анти-
советскими силами сопротивления, которые затем раскололись
на несколько враждующих фракций. Соединенные Штаты, кото-
рые при президентах Картере, Рейгане и Буше оказывали поддерж-
ку силам сопротивления, мало что сделали для того, чтобы меж-
дународное сообщество помогло Афганистану осуществить поли-
тическую стабилизацию и восстановить экономику. Последствия
этой беззаботности стали ощутимыми позже, уже после ухода
Буша с поста президента.
Тем не менее то, что Буш сумел договориться с Горбачевым,
чьи запоздалые попытки реформировать больной Советский Союз
привели к кризису, которым Буш и воспользовался, было исто-
рическим достижением, имевшим далеко идущие последствия,
особенно если подумать о том, что могло бы случиться, если бы
американский президент оказался менее искусным и менее удач-
ливым. В Восточной Европе могли бы быть кровавые советские
репрессии, в Советском Союзе — насилие в массовых масштабах
или даже непреднамеренные коллизии между Востоком и Запа-
дом. Но вместо этого последовало мирное возникновение демок-
ратической Европы, связанной с НАТО и поглощенной нарожда-
ющимся Европейским союзом, которое изменило исторический
баланс в пользу Запада.
Бесплодный триумф
К осени 1990 года команде Буша, занятой трудными пробле-
мами, связанными с кризисом в советском блоке, пришлось так-
же обратиться к другому вопросу, оказавшемуся в повестке дня
президента, — вопросу, отнимающему много времени и требую-
щему большого внимания. Испытываешь невольный страх, если
вспомнить, что помимо чрезвычайно сложных усилий, направлен-
ных на мирный демонтаж советской империи, администрация
Буша одновременно столкнулась с внезапной угрозой безопасно-
сти в Персидском заливе и должна была дать дипломатический и
военный ответ на захват Ираком Кувейта. Как и в случае с Совет-
ским Союзом, проблема была не только в том, как реагировать на
возникшую ситуацию, но и в том, чтобы найти долговременное
решение в разрываемом конфликтами регионе, что было не менее
важно.
Еще один шанс • 573
Парадоксально, что именно совпадение по времени этих двух
крупных кризисов обеспечило Бушу большую свободу действий,
потребовавшихся для решения второго из них. Читатель должен
иметь в виду хронологию развития событий: иракское вторжение
в Кувейт произошло в августе 1990 года, в то время, когда Горба-
чев для спасения лица все еще маневрировал в вопросе о его со-
гласии на воссоединение Германии на условиях Запада. Его труд-
ности увеличивал внутренний кризис, приведенный в действие
развалом режимов советских сателлитов в Восточной Европе, про-
изошедшим годом ранее и теперь перераставшим в угрозу суще-
ствованию самого Советского Союза. К концу 1990 года совет-
ская империя перестала существовать, и только год отделял ша-
тающийся Советский Союз от распада. Россия отчаянно нужда-
лась в экономической помощи Запада; советский лидер был всего
лишь своей собственной тенью, и Америка задавала тон в мире.
Президент США мог действовать, не опасаясь того, что Советский
Союз станет на его пути.
У Саддама Хусейна, должно быть, были другие расчеты. Воз-
можно, он считал, что наносит удар в момент, когда и Соединен-
ные Штаты, и Советский Союз поглощены другими делами. Мо-
жет быть, он также думал, что все еще можно полагаться на то,
что советское участие в Совете Безопасности ООН обеспечит ему
вето на любое принудительное решение, исходящее от США. В
течение предыдущих трех десятилетий Советский Союз предпри-
нимал все более активные политические и военные действия на
Ближнем Востоке. Он потерял некоторые позиции в Египте,
особенно в результате сотрудничества Картера с Садатом в конце
70-х годов, но Ирак и Сирия продолжали получать советское ору-
жие в виде щедрого дара, и военные структуры и действия Ирака
находились под сильной опекой советских военных советников.
Казалось логичным, что Советский Союз может предоставить
международное прикрытие региональным амбициям Ирака.
Саддам мог также прийти к заключению, что Соединенные
Штаты не только заняты в Восточной Европе, но еще и сохраня-
ют свежие воспоминания о Вьетнаме, чтобы не иметь склонности
прибегнуть к силе. Он мог быть также введен в заблуждение раз-
говором с послом США, который, казалось, дал знать о безраз-
личном отношении США, когда Саддам намекнул на свое наме-
рение осуществить вторжение в Кувейт. Но более неверного за-
574 • Збигнев Бжезинский
ключения он не мог бы сделать. Его главная ошибка состояла в
том, что он не понял новых геополитических реальностей. После
событий 1989 и 1990 годов Буш возвышался над миром, став пер-
вым в истории глобальным лидером, и Соединенные Штаты по-
лучили едва ли не всеобщее признание в качестве единственной
сверхдержавы.
В этих условиях действия Саддама были не только вызовом
традиционной роли США в Персидском заливе — и особенно аме-
риканским нефтяным интересам в Саудовской Аравии и Объе-
диненных Арабских Эмиратах, — но, вероятно, и даже в еще боль-
шей степени для новой доминирующей роли США в мире и для
нового глобального статуса Буша. Каковы бы ни были правовые
основания для иракских исторических претензий к Кувейту, акт
вторжения был прямым вызовом. Буш понимал, что Америка
должна дать ответ, хотя вполне осознавал, что этот ответ должен
уважать международное право и интересы других стран.
Буш узнал об иракском вторжении рано утром 1 августа 1991
года. По его собственному признанию, его постоянная занятость
советским кризисом не давала ему возможности уделять много
внимания Персидскому заливу. Но он и его главные советники
быстро пришли к выводу, что Соединенные Штаты должны взять
на себя ведущую роль в организации международных ответных
действий, узаконенных коллективным осуждением ООН, усилен-
ных санкциями и поддержанных наращиванием вооруженных сил.
Международные обстоятельства благоприятствовали такой стра-
тегии. Советский Союз, бывший не в состоянии выступить с воз-
ражениями, присоединился к Соединенным Штатам в осуждении
Ирака 3 августа. Несколькими днями позже король Саудовской
Аравии, опасаясь, что иракцы бросятся на юг, пошел на беспреце-
дентный шаг (учитывая саудовскую религиозную чувствитель-
ность), дав согласие на размещение на территории Саудовской
Аравии оборонительного контингента американских войск. Вско-
ре после этого Лига арабских стран также приняла решение на-
править арабские силы для защиты Саудовской Аравии.
Великобритания с самого начала решительно поддержала
Действия Буша, направленные на то, чтобы вынудить Ирак от-
вести свои войска. Поддержала Соединенные Штаты и Фран-
ция. Премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, все
еще в состоянии торжества, вызванного ее победоносной конф-
Еще один шанс • 575
ронтацией с Аргентиной по поводу Фолклендских островов, была
особенно тверда, настаивая на решительных действиях. Буш так-
же обратился за поддержкой к китайцам, которым напомнили о
своей терпеливой реакции на бойню на площади Тяньаньмэнь.
Всего лишь через две недели после вторжения международная
изоляция и осуждение Ирака стали фактом: Совет Безопаснос-
ти ООН тринадцатью голосами при отсутствии воздержавших-
ся принял резолюцию, требующую вывести иракские войска из
Кувейта.
Однако международная солидарность сама по себе не решила
вопрос о том, должны ли быть использованы против Ирака воен-
ные силы, и если должны, то когда. Сам Буш, согласно его мемуа-
рам, уже к середине августа пришел к выводу, что это необходимо
сделать, несмотря на то, что некоторые из его консультантов из
Совета национальной безопасности настаивали на том, что под-
готовке санкций должно быть отведено больше времени. Такую
же позицию занял и Горбачев, несмотря на выраженную им ранее
готовность осудить иракскую агрессию. Китайский министр ино-
странных дел в своих воспоминаниях пишет о том, что Китай так-
же настаивал на том, что, прежде чем прибегнуть к вооруженной
силе, необходимо проявить терпение.
Буш несколько следующих месяцев действовал по своей про-
грамме, состоявшей из трех пунктов. Во-первых, он готовился к
применению санкций. Во-вторых, продолжал дипломатическое
маневрирование, чтобы избежать попыток со стороны обществен-
ности, а главное, со стороны некоторых лиц, особенно представи-
телей России, найти какую-нибудь формулу, спасающую лицо
Саддама в обмен на вывод войск из Кувейта. В-третьих, он сле-
дил за наращиванием в Саудовской Аравии огромного экспеди-
ционного контингента войск США, готовых к наступлению и уси-
ленных контингентами британских, французских и некоторых
арабских стран, что было политически важно. К концу года чис-
ленность американских войск в Саудовской Аравии возросла до
500 тысяч человек.
Дипломатические меры, направленные на то, чтобы изолиро-
вать и заклеймить Саддама, были столь же необходимы для успе-
ха операции, как и военное наращивание. К концу 1990 года со-
лидная международная поддержка, включая жесткую резолюцию
Совета Безопасности, помогла гарантировать согласие Конгресса
576 • Збигнев Бжезинский
на использование вооруженной силы в случае несогласия Ирака
выполнить предъявленные ему требования.
Несмотря на предпринятую в последнюю минуту попытку со-
ветской стороны выступить в роли посредника, крупная и разру-
шительная операция против иракских войск началась в ночь с 15
на 16 января, за которой в ночь с 23 на 24 февраля последовала
операция наземных войск, главным образом американских. В ка-
честве символического жеста арабский контингент должен был
вступить в Кувейт-сити, и 27 февраля иракские вооруженные
силы капитулировали.
С этого момента оценка в исторической перспективе того, что
было сделано, и того, что не было сделано, становится сложной и
в какой-то степени умозрительной. Можно считать, что ответ
Буша на агрессию Саддама против Кувейта стал одновременно и
его величайшей военной победой, и его наиболее незавершенной,
УЧАСТИЕ ВОЕННЫХ КОНТИНГЕНТОВ ДРУГИХ СТРАН
В ОПЕРАЦИИ В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ
Пакистан
Саудовская
фавия
Общая численность — 771 тыс.
Из них не-США — 230 тыс.
Сирия
Египет
Соединенное
Королевств»
Подготовил Бретт Эдкинс
Еще один шанс • 577
не давшей результатов политической акцией. Решение вступить
в войну в начале 1991 года, посылать людей на смерть, добивать-
ся путем применения силы желаемого результата было самым
критическим испытанием Буша как человека и его способности
быть лидером. Но геостратегические последствия этого личного
триумфа Буша стали для него более проблематичными. Саддам
был разгромлен и унижен, но он не был лишен власти. И положе-
ние в регионе продолжало ухудшаться.
Сам Буш вспоминает, что был удивлен, узнав о том, что у Сад-
дама осталось еще более двадцати дивизий, включая элитные ча-
сти его Республиканской гвардии. Он также утверждает, что был
«разочарован» тем, что Саддам остался у власти, но это ничего не
говорит нам об усилиях — если они и были предприняты, — на-
правленных на достижение иного результата. Во всяком случае,
то, что Саддам по-прежнему удерживал власть в своих руках, вы-
зывало раздражение у американцев, и существует трагическая
связь между тем, что не произошло зимой 1991 года, и тем, что
произошло весной 2003-го. Если бы результат первой войны в
Заливе был иным, следующему президенту США не пришлось бы
вести войну в Ираке.
Но мы теперь доподлинно знаем, что быстрое прекращение
огня в феврале 1991 года оставило Саддаму достаточно военных
сил для того, чтобы подавить восстание шиитов, вспыхнувшее из-
за понесенного им военного поражения, а ведь это восстание, воз-
можно, было вызвано призывами США к действию, обращенны-
ми к народу. Результатом стали острейшие столкновения между
суннитами и шиитами, которые очень сильно осложнили поли-
тическое положение в последние годы в Ираке после свержения
Саддама. Все это способствовало тому, что США, по представле-
нию арабов, ведут с ними игру, пытаясь на самом деле сохранить
свой контроль над нефтяными ресурсами региона.
Мог ли Буш прибегнуть к политическому торгу: добиться из-
гнания Саддама Хусейна в обмен на сохранение иракской армии?
Буш и его команда доказывали, что отстранение Саддама потре-
бовало бы штурма Багдада и изменение их целей в процессе втор-
жения раскололо бы созданную коалицию и привело бы к отчуж-
дению ее арабских участников. Но решительная попытка повернуть
находившуюся в шоке деморализованную военную верхушку Ира-
ка против Саддама могла бы сработать. Иракские вооруженные
578 • Збигнев Бжезинский
силы ко времени прекращения огня находились в состоянии хао-
тического отступления. Ультиматум Саддаму: откажись от влас-
ти и отправляйся в изгнание или твоя армия, которая бежит, бу-
дет вся уничтожена, — усиленный официально заявленной или
тайно доведенной до высшего военного руководства Ирака (и даже
до некоторых лидеров партии «Баас») гарантией того, что им бу-
дет дана возможность принять участие в правительстве, — мог бы
перевести военный триумф в политический успех.
Заслуженная победа в Ираке, таким образом, осталась неис-
пользованной в стратегическом отношении ни в Ираке, ни в ре-
гионе в целом. Тесное и совершенно явное англо-американское
сотрудничество в противостоянии вызову Саддама, персонифи-
цированное дуэтом Буша и Тэтчер, дало толчок распространен-
ному на Ближнем Востоке мнению об Америке как стране, стре-
мящейся стать наследницей британской имперской мантии и дей-
ствующей по указке Великобритании. Большинство американцев
остается в блаженном неведении о старых обидах, нанесенных
арабам британским господством, невыполненными обещаниями
об освобождении от оттоманского правления и периодическими
жестокими репрессиями по отношению к нараставшему арабско-
му национализму. В глазах многих арабов, склонных к объясне-
нию всего заговорами, Америка действует под влиянием Даунинг-
стрит и подбирает все, что оставили после себя британские импе-
риалисты.
Это вызывает особое сожаление, учитывая успехи Буша в при-
влечении арабских стран к участию в кампании против Саддама
Хусейна. Коалиция создала для Америки возможность использо-
вать свое исключительное положение для энергичных действий
по урегулированию напрямую самого мучительного конфликта в
этом регионе, ставшего причиной многих страданий и главным
источником усиления антиамериканских настроений, а именно
израильско-палестинского конфликта. Как отмечал Денис Росс,
главный представитель президента Клинтона в переговорах по
Ближнему Востоку и известный как верный друг Израиля, «ни
один вопрос не вызывал такого гнева и столь глубокого чувства
несправедливости на всем Ближнем Востоке, как израильско-па-
лестинский конфликт».
Первоначально казалось, что Буш готов осуществить широ-
кую инициативу, чтобы положить конец этому конфликту. Еще
Еще один шанс • 579
до войны 1991 года он выразил свое намерение сделать это не-
смотря на то, что правительство партии «Ликуд» в Израиле про-
водило политику расширения еврейских поселений на палестин-
ских территориях. В мае 1989 года, четыре месяца спустя после
инаугурации, государственный секретарь Буша прямо сказал в
Американо-израильском комитете общественных отношений, глав-
ном израильско-американском лобби, что «для Израиля пришло
время раз и навсегда отказаться от нереалистических представле-
ний о Великом Израиле... Отрекитесь от аннексии. Прекратите
политику строительства поселений... Протяните руку палестин-
цам как соседям, заслуживающим политических прав». В марте
1990 года сам Буш заявил: «Моя позиция такова: внешняя поли-
тика США исходит из того, что на Западном берегу или в Восточ-
ном Иерусалиме не должно быть новых поселений».
Но вскоре внимание Белого дома было поглощено оккупаци-
ей Саддамом Кувейта. В течение военного конфликта, последо-
вавшего в начале 1991 года, главной заботой Буша было удержать
Израиль от нанесения удара в ответ на предпринятый Саддамом
с явно провокационной целью ракетный обстрел Тель-Авива. Буш
опасался, что израильский контрудар приведет к выходу араб-
ских участников из антисаддамской коалиции. В награду за та-
кую терпимость Израилю была предоставлена срочная помощь в
размере 650 миллионов долларов сверх ежегодной военной по-
мощи, составляющей 3 миллиарда долларов.
6 марта 1991 года, вскоре после прекращения огня, Буш сде-
лал публичное заявление о том, что он намерен добиваться все-
объемлющего мирного соглашения между Израилем и его соседя-
ми. В то же время он повторил известную позицию США, что мир
должен основываться на 242-й и 338-й резолюциях ООН (форму-
ла, против которой решительно возражал премьер-министр Изра-
иля Шамир) и должен обеспечить «безопасность и признание су-
ществования Израиля, равно как и законные палестинские пра-
ва». Обращает на себя внимание, что палестинское государство
еще не было упомянуто.
В середине 1991 года Шамир потребовал гарантию предостав-
ления займа в размере 10 миллиардов долларов, отказываясь в то
же время прекратить строительство новых поселений. Посколь-
ку бюджетом уже была предусмотрена помощь Израилю, запро-
шенная Шамиром на 1992 год, произраильские лоббисты развер-
580 • Збигнев Бжезинский
нули в печати широкую кампанию, призывающую Конгресс удов-
летворить новую просьбу. Буш решительно выступил против и
не только добился одобрения Конгрессом постановления о замо-
раживании на 120 дней предоставлявшейся помощи по уже выде-
ленным ассигнованиям, но и введения эмбарго на предоставле-
ние гарантий по займам Израилю, которое оставалось в силе до
тех пор, пока Шамир не потерпел поражение на выборах 1992 года
и премьер-министром стал лидер Рабочей партии Ицхак Рабин.
Рабин принял требование Буша о прекращении строительства
поселений, и эмбарго было снято за месяц до того, как сам Буш
проиграл президентские выборы.
На какой-то момент казалось, что Соединенные Штаты ис-
пользуют имеющиеся у них рычаги, чтобы привести все страны
региона к окончательному длительному урегулированию. К осе-
ни 1991 года Буш уже заручился согласием Горбачева (который,
однако, через два месяца утратил власть) направить от имени
США и Советского Союза приглашение всем конфликтующим
странам — Израилю, Сирии, Иордании, Ливану и Организации
освобождения Палестины — принять участие в мирной конферен-
ции, которая должна была начать работу 30 октября в Мадриде.
Эта конференция привела в движение длительный процесс мно-
госторонних и двусторонних переговоров при организующей и
посреднической роли США с участием Москвы по существу в
качестве наблюдателя. В конце концов была создана Палестин-
ская администрация, и Арафат вернулся на Западный берег, но
только после того, как Рабин сменил Шамира. Тем не менее мир-
ный процесс увяз в сварливых перебранках, не приведя к фунда-
ментальному прорыву.
Между военным поражением Саддама в феврале 1991 года и
политическим поражением Буша в ноябре 1992-го Соединенные
Штаты предпочли воздержаться от передачи Израилю и палес-
тинцам четкой американской формулы общего урегулирования,
выходящего за рамки заявления Буша, сделанного в марте 1991
года. Хотя переговорный процесс между участниками еще про-
должался, им не удалось преодолеть различия во взглядах по чрез-
вычайно трудному вопросу о том, каковы должны быть послед-
ствия окончательного урегулирования. Предоставленные самим
себе израильтяне и палестинцы не смогли преодолеть враждеб-
ной подозрительности по отношению друг к другу.
Еще один шанс • 581
В результате, несмотря на большие ожидания и значительные
усилия, предпринятые администрацией Буша, окончательным
итогом Мадридской мирной конференции было признание Орга-
низацией освобождения Палестины права Израиля на существо-
вание в обмен на разрешение ООП иметь подчиненную админис-
трацию на оккупированном Израилем Западном берегу и в Газе.
«Обширное мирное урегулирование», о котором говорил Буш, по-
прежнему осталось призрачным, как это было и раньше.
Мы никогда не узнаем, могла бы привести к желаемому согла-
шению более значительная и более четко изложенная идея мирно-
го урегулирования по принципу «quid pro quo» (одно вместо дру-
гого), публично и твердо сформулированная президентом США.
Для любой из сторон было бы нелегко не согласиться на предло-
жение американского руководства, престиж которого после раз-
вала Советского Союза и поражения Ирака был беспрецедентно
высоким. Америка стала объектом восхищения и, что еще более
важно, рассматривалась как страна, получившая легитимацию ис-
тории. Если бы этот престиж и легитимация были использованы
для отстранения Саддама и для более сильного нажима в пользу
мирного урегулирования на Ближнем Востоке, регион десятиле-
тие спустя мог бы выглядеть совсем иначе. Возможно, Буш счи-
тал, что было бы неразумно проявить такую твердость в год пре-
зидентских выборов, и надеялся сделать это после выборов. В 1991
году у него были все основания думать, что он вернется в Белый
дом, но к середине 1992 года его рейтинг понизился, так как он
воспринимался большинством как президент, пренебрегающий
внутренними делами.
Подводя итог, можно сказать, что в 1991-м и начале 1992 года
Буш имел больше возможностей добиться решительного проры-
ва в установлении мира, чем любой из американских президен-
тов со времен Эйзенхауэра. Но он никогда не пытался использо-
вать свое исключительное положение в регионе, чтобы вынудить
заинтересованные стороны принять четкие принципы по ключе-
вым спорным вопросам, и не хотел связывать Америку такими
принципами, заявив о них публично. Это был момент, когда сле-
довало официально заявить о нескольких основных американ-
ских требованиях: не может быть права возвращения для палес-
тинцев, не может быть значительного расширения территории
Израиля за линию 1967 года, должна быть территориальная ком-
582 • Збигнев Бжезинский
пенсация за любые изменения, необходима формула раздела Иеру-
салима и демилитаризации будущего палестинского государства.
Неудачным было и то, что не доведенный Бушем до конца ус-
пех в Ираке стал первородным грехом его наследия — незавершен-
ная, вызывающая все большее недовольство и наносящая ущерб
ей самой — роль Америки на Ближнем Востоке. В течение дюжи-
ны последовавших лет Соединенные Штаты — правильно или не-
правильно — воспринимались в регионе не только как страна, об-
лаченная в империалистическую мантию Великобритании, но и
как страна, которая — чем дальше, тем больше, — действует в ин-
тересах Израиля, проповедуя мир, но проводя тактику затягива-
ния урегулирования, способствующую расширению строитель-
ства поселений.
Для религиозных фанатиков размещение американских войск
на священной земле Саудовской Аравии становилось стимулом к
тому, чтобы проповедовать доктрину ненависти в отношении Аме-
рики. Суннитские ваххабиты, используя лишь несколько иную
терминологию, вторили иранским шиитам, клеймившим Амери-
ку «Великим Сатаной», а таинственный саудовский борец за веру
(из богатого саудовского семейства) вынес приговор Америке как
осквернительнице священных исламских мест и главному опеку-
ну Израиля. Таким образом на мировой сцене появилась «Аль-
Каида».
Второй президентский срок мог бы дать Бушу время, чтобы
стать подлинно президентом-новатором, строителем новой исто-
рической эры. Нет сомнения в том, что его деятельность в период
агонии советской империи заслуживает рукоплесканий, и сомни-
тельно, что его предшественник Рональд Рейган смог бы действо-
вать столь же успешно. Но на Ближнем Востоке блестящая воен-
ная победа превратилась в тактический успех, стратегическое зна-
чение которого постепенно становилось негативным. Оба неза-
вершенных дела — израильско-арабский конфликт и прекращение
огня в Ираке стали постоянной заботой преемников Буша. Ара-
бы все более расценивали роль Америки в регионе не как оздо-
равливающее влияние, а как возвращение в колониальное про-
шлое.
Наследие Буша страдало и другими недостатками. Мало того
что он оставил после себя неиспользованные возможности на
Ближнем Востоке и не создал стратегии, направленной на консо-
Еще один шанс • 583
лидацию демократии в России; он промедлил с принятием мер,
когда становилось все очевиднее, что существующая система сдер-
живания распространения ядерного оружия начинает давать тре-
щину. Из опыта войны в Заливе потенциальные сторонники рас-
пространения пришли к пагубному заключению, что в качестве
бесценного средства противостояния Соединенным Штатам или
одному из своих соседей может служить атомная бомба. Вполне
понятно, что поглощенная делами, связанными с советским бло-
ком и Ираком, администрация Буша не приложила серьезных уси-
лий — ни своих собственных, ни путем мобилизации междуна-
родного общественного мнения — к тому, чтобы пресечь в корне
все более явные попытки Индии и Пакистана и еще более сомни-
тельную активность Северной Кореи, старавшихся приобрести
ядерное оружие.
В конце 1989 года большинством голосов в ООН была приня-
та резолюция, внесенная Пакистаном и Бангладеш, о создании в
Южной Азии зоны, свободной от ядерного оружия, но эта иници-
атива провалилась, потому что Индия выступила против. В апре-
ле следующего года индийский премьер-министр дал понять, что
Индия намерена стать ядерной державой, утверждая, что у нее нет
«другого выбора, кроме как дать достойный отпор» будто бы уси-
ливающемуся вызову со стороны Пакистана. Тогда Соединенные
Штаты в основном приостановили оказание экономической и
военной помощи Пакистану, но эти меры не остановили усилия
Индии. Индийцы и пакистанцы некоторое время занимались ма-
неврами, рассчитанными на то, чтобы в глазах мирового обще-
ственного мнения переложить друг на друга ответственность за
гонку к обладанию ядерным оружием. К 1992 году, последнему
году пребывания Буша в Белом доме, оба правительства открыто
признавали, что они стремятся создать ядерный потенциал, но,
конечно, только для того, чтобы иметь возможность противосто-
ять противоположной стороне.
Возникло беспокойство и по поводу того, что Северная Корея
также стремится иметь ядерное оружие. Чтобы убедить северо-
корейский режим согласиться на международный контроль, Со-
единенные Штаты в конце 1991 года вывезли свое ядерное ору-
жие из Южной Кореи, а правительство Южной Кореи выступило
с Декларацией о превращении Корейского полуострова в безъя-
дерную зону, по которой оно брало на себя обязательство о доб-
584 • Збигнев Бжезинский
ровольном отказе от ядерного оружия. Эти шаги были предпри-
няты для того, чтобы удовлетворить требования северокорейско-
го режима о предоставлении ему необходимых заверений и полу-
чить согласие Международного агентства по атомной энергии на
осуществление контроля. В ответ Северная Корея в 1992 году ра-
тифицировала соглашение с МАГАТЭ о гарантиях, подписанное
шесть лет назад при заключении договора о нераспространении.
Уступив требованиям МАГАТЭ, она также официально призна-
ла, что занимается переработкой небольшого количества урана и
имеет немного плутония, и представила доклад о своей ядерной
программе и начале инспекции своих объектов представителями
МАГАТЭ.
К этому времени администрация Буша уже была поглощена
предвыборной кампанией и не проявляла склонности к тому, что-
бы использовать монопольную власть и престиж Америки в меж-
дународной сфере, и еще меньше к тому, чтобы самой заниматься
сдерживанием устремлений Северной Кореи, Индии и Пакиста-
на к овладению ядерным оружием. Между тем Иран потихоньку
извлекал из всего этого необходимые ему уроки. Кроме того, не-
достаток внимания к приоритетному вопросу нераспространения
стал особенно очевиден, когда к концу зимы 1992 года в прессу
просочилась информация о подготовленном администрацией про-
екте рекомендаций по оборонному планированию.
Этот документ рассматривал новые реальности, возникающие
из нового статуса Америки в качестве единственной глобальной
сверхдержавы. Он заключал в себе разумные и тщательно обо-
снованные рекомендации в целях использования новых обстоя-
тельств, возникших вследствие развала Советского Союза и по-
ражения Ирака. Зона доминирования США должна была расши-
ряться в Европе на восток и консолидироваться на Ближнем Во-
стоке. Документ четко формулировал точку зрения, в которой
сильно ощущалось влияние традиционной политики силового
баланса с резким упором на американское глобальное военное
превосходство.
Такой акцент, судя по всему, был сязан с ничем не оправдан-
ным безразличием администрации к распространению ядерного
оружия и отражал отсутствие более широкого и более целеуст-
ремленного взгляда на мир, который в тот момент в основном при-
ветствовал американское лидерство. Военное превосходство Аме-
Еще один шанс • 585
рики само по себе не могло дать необходимых ответов на вопро-
сы, возникшие вследствие широкого политического пробуждения,
растерявшемуся миру, взбудораженной Азии, Европе, неуверен-
ной в своей миссии, или России, находившейся в состоянии за-
мешательства. После общественного протеста по поводу мартов-
ского проекта документа, в его окончательной версии, официаль-
но представленной в мае, была сделана попытка учесть неблаго-
приятную реакцию других стран, смягчив властные интонации.
Тем не менее документ сеял интеллектуальные семена поли-
тики, ориентированной на односторонние преимущества и пре-
вентивные действия, которая сформировалась десятью годами
позже. Но авторы рабочего проекта, бывшие в 1992 году чинов-
никами среднего уровня, вновь появились в качестве представи-
телей министерства обороны и Совета национальной безопасно-
сти, а их главный инициатор, министр обороны Чейни, предстал
в 2001 году уже как вице-президент Соединенных Штатов. Одна-
ко в 1992 году понятие нового мирового порядка признавалось
только на словах, и, таким образом, окончательный документ, как
бы успокаивая всех и вся, подтверждал обязательства США пе-
ред существовавшими союзами и намерение расширять сотруд-
ничество с государствами, которые раньше рассматривались как
противники.
Несмотря на эти изменения, определяющая характеристика до-
кумента, сформулированная более четко в проекте, но нашедшая
отражение и в окончательном варианте, делала упор на силу Аме-
рики и на ее обязательства в традиционном понимании. Авторы
уделили много внимания тому факту, что распределение сил в
мире изменилось с исчезновением Советского Союза. Но как но-
вые возникающие параметры глобальной политики, так и возмож-
ности внести новое содержание в существующие международные
институты, ослабленные «холодной войной», были проигнориро-
ваны. После окончания «холодной войны» мир ждал чего-то более
целенаправленного, более драматического, более зримого. Одна
только сила не могла больше сдерживать пробудившиеся устрем-
ления народов, которые хорошо знали, что именно им не нравит-
ся, но чьи желания были куда более смутными, противоречивы-
ми и подверженными манипулированию ложными пророками.
Короче говоря, главный недостаток Джорджа Г.У. Буша состо-
ял не в том, что он сделал, а в том, чего он не сделал. Он оставил
586 • Збигнев Бжезинский
пост президента, завоевав беспрецедентное уважение во всем мире.
И он заслужил его. Но в качестве глобального лидера он не ис-
пользовал имевшиеся у него возможности сформировать взгляд
на будущее или оставить обязывающее понимание направления
развития. Исторический момент требовал нового представления
о мире в целом и решительного политического вмешательства
США на Ближнем Востоке. Он требовал резкого структурного
обновления в глобальном масштабе, подобного тому, который
последовал за Второй мировой войной, с учетом новых возмож-
ностей международного сотрудничества, охватывающего Россию,
Китай и другие новые государства. Окажись Буш переизбранным
на второй срок, у него не было бы ясной картины будущего и не-
многое было намечено.
Роберт Браунинг писал: «Предел человека должен быть боль-
ше того, что он имеет, иначе для чего же Небо». К 1992 году добив-
шийся замечательных успехов дипломат и победоносный воин пре-
вратил свой многообещающий призыв к новому мировому поряд-
ку в переиздание более знакомого старого имперского порядка.
Глава 4
БЕССИЛИЕ БЛАГИХ НАМЕРЕНИЙ
(и цена потворства собственным слабостям)
Нет больше разделения между внешним и внутренним — есть
мировая экономика, мировая окружающая среда, мировой кризис
распространения СПИДа, мировая гонка вооружений — они затраги-
вают всех нас. (21 января 1993 г.)
На заре XXI века свободный народ должен теперь избрать путь для
формирования институтов информационной эры и глобального об-
щества. (20 января 1997 г.)
Сегодня мы должны усвоить неумолимую логику глобализации.
(26 февраля 1999 г.)
Глобализация — это нечто, от чего нельзя остаться в стороне, что
невозможно остановить. Это экономический эквивалент силы приро-
ды, как ветер или вода. (17 ноября 2000 г.)
Поезд глобализации невозможно повернуть вспять. (8 декабря
2000 г.)
В отличие от своего предшественника, президент Билл Клин-
тон обладал глобальным видением. Исторический детерминизм,
свойственный концепции глобализации, превосходно сочетался
с глубоким убеждением Клинтона в том, что Америка, для того
чтобы подтвердить свое наименование «незаменимой глобальной
державы», должна также обновить и саму себя. Внешняя полити-
ка для Клинтона была в основном продолжением внутренней.
Через несколько лет он вспоминал, как был удивлен тем, что пре-
зидент Буш в ходе предвыборной кампании 1992 года уделял так
мало внимания внутренним делам. Вся страна видела, как однаж-
ды во время президентских дебатов Буш нетерпеливо погляды-
588 • Збигнев Бжезинский
вал на часы. Казалось, что внутренние вопросы нагоняли на него
скуку. Это впечатление помогло Клинтону формировать свою
предвыборную стратегию и политику в период его президентства.
Внутреннее обновление стало, таким образом, центральной за-
дачей первого президентского срока Клинтона. Но поскольку внеш-
ние дела нельзя было игнорировать, Клинтон сделал акцент на
глобализацию, придав ей удобную формулу, соединяющую внут-
ренние и внешние дела в единую, совершенно очевидно взаимо-
связанную задачу, а это как бы освобождало его от обязанности
определять и проводить четко сформулированную, строго опре-
деленную внешнеполитическую стратегию. Поэтому глобализа-
ция стала темой, которую Клинтон проповедовал с апостольской
убежденностью как дома, так и за границей. Во время визита во
Вьетнам в ноябре 2000 года он назвал глобализацию «экономи-
ческим эквивалентом силы природы», а несколькими месяцами
раньше он заявил, выступая в Думе России, что «глобализация —
это черта, определяющая сегодняшний мир».
Относительное снижение международных дел в ряду приори-
тетов политики Клинтона весьма четко подчеркивается (хотя, ве-
роятно, и непреднамеренно) поразительным контрастом между
мемуарами Джорджа Г.У. Буша и Клинтона. Почти шестисот-
страничный том Буша, написанный вместе с его советником по
национальной безопасности, посвящен — с вполне обоснованной
гордостью за достижения авторов — исключительно внешним де-
лам. Даже о вполне заслуживающей упоминания армейской служ-
бе Буша во время войны в мемуарах не говорится ничего. Клинтон
же (на 1008 страницах!) написал длинный отчет о своей жизни, так-
тично-осторожный в некоторых личных вопросах, в котором вось-
милетнее руководство внешней политикой второго глобального
лидера в истории изложено в довольно поверхностном обобще-
нии, занимающем всего около 15 процентов всего объема книги.
Даже госсекретарь Клинтона во время его второго срока, гораздо
более активная и напористая, чем ее предшественник, посвятила
относительно большую часть ее собственных мемуаров воспоми-
наниям, не относящимся непосредственно к внешнеполитической
стратегии и ее осуществлению.
Перефразируя знаменитый афоризм Клаузевица «война есть
продолжение политики другими средствами», можно сказать, что
Клинтон, в отличие от Буша, действительно рассматривал внеш-
Еще один шанс • 589
ние дела как продолжение внутренней политики. Это отрази-
лось и на внешнеполитических решениях, принимавшихся при
нем, и на подборе главных фигур, занимавшихся внешней поли-
тикой. Уже первые сделанные Клинтоном назначения — совет-
ника по вопросам национальной безопасности (Энтони Лейк), го-
сударственного секретаря (Уоррен Кристофер) и министра обо-
роны (Лес Аспин) — создавали двойственное представление: его
команда была явно либеральной по своим взглядам, проявляла
внимание к гуманитарным вопросам, была восприимчивой в от-
ношении проблем внутренней политики, но не была склонна к
персональной, бюрократической или военной зацикленности.
Лейк был особенно озабочен углублением гуманитарного кризи-
са в Африке. Кристофер, значительно старше Клинтона по возра-
сту, пользовался большим уважением как человек, избегавший
подчеркивать свое положение и известный своей общительно-
стью (в Вашингтоне о нем в шутку говорили: «он у нас такой жиз-
нелюб»), Аспин был опытным политиком, хорошо знавшим внут-
ренние вопросы, с быстрым и ищущим умом, но не имел опыта в
стратегическом планировании или в решении крупномасштабных
организационных проблем. Ни все вместе, ни в отдельности они
не имели желания торопить президента с разработкой програм-
мы внешней политики.
Во втором сроке с небольшим запозданием произошли неко-
торые изменения. К тому времени президенту пришлось занимать-
ся делами более интенсивно, и его внешнеполитическая команда
активизировала свою деятельность. Новым советником по на-
циональной безопасности стал Сэнди Бергер, политически ис-
кушенный приятель Клинтона еще со школьных лет и поэтому
более уверенный в себе и энергичный. Новый госсекретарь Мад-
лен Олбрайт была решительной сторонницей расширения НАТО
и внесла более четкую геополитическую ориентацию в деятель-
ность СНБ с упором на Европу. В последующем, когда югослав-
ский кризис вылился в крупномасштабное насилие, эта ориента-
ция сыграла важную роль. Билл Перри, ставший министром обо-
роны еще в период первого президентства, был известным специ-
алистом в военных вопросах. Во время второго срока его сменил
Билл Коэн, бывший сенатор-республиканец, который до некото-
рой степени придал работе в сфере обороны и национальной бе-
зопасности двухпартийный оттенок.
590 • Збигнев Бжезинский
Еще более заметные различия по сравнению с президентством
Буша произошли в механизме управления. Характерной чертой
стиля Буша было управление сверху по вертикали, осуществляв-
шееся узким кругом лично известных президенту лиц под его не-
посредственным контролем или под контролем «второго я» пре-
зидента — его сдержанного и осторожного советника по вопросам
национальной безопасности. Нельзя даже представить стиля бо-
лее отличного от стиля Буша, чем тот, который ввел Клинтон. Он
нарушал большинство принятых правил, и его было даже трудно
охарактеризовать. Обсуждения внешнеполитических вопросов в
Белом доме при Клинтоне больше походили на то, что немцы на-
зывают «кафеклатч» — обменом сплетнями, чем на процедуру при-
нятия политических решений высокого уровня. Они выливались
в долгие совещания без строгой повестки, редко начинавшиеся и
редко кончавшиеся в назначенное время, с неожиданным появле-
нием на них в качестве участников различных сотрудников аппа-
рата Белого дома. Некоторые занимались главным образом внут-
ренними вопросами и присутствовали на заседаниях СНБ по соб-
ственному желанию, произвольно включаясь в обсуждение во-
просов внешней политики. Президент, особенно в течение первого
срока, скорее был одним из участников, чем руководителем с ре-
шающим голосом, и когда совещание наконец заканчивалось, ча-
сто оставалось неясным, какие же решения были приняты и были
ли они вообще приняты. Это делало трудной жизнь советника по
национальной безопасности, потому что не было уверенности, что
последуют необходимые скоординированные действия по выпол-
нению решений.
Колин Пауэлл, бывший при Клинтоне председателем Коми-
тета начальников штабов, вкратце сказал об этом Дэвиду Рот-
копфу, который в обстоятельном очерке о системе СНБ, озаг-
лавленном «Управляя миром», писал: «Если вы, например, при-
летели с Марса и не знаете, кто есть кто, то вы включились бы в
разговор, не зная, кто является президентом». Пауэлл описал
атмосферу просто: «Как будто мы были в кафе». И хотя со вре-
менем все это улеглось и приняло более обычную форму, другие
высшие чиновники все же вспоминают, что даже в течение вто-
рого президентского срока Клинтона на заседаниях по внешней
политике не было доминирующего голоса. Ни президент, ни
вице-президент, ни советник по национальной безопасности, ни
Еще один шанс «591
государственный секретарь не брали на себя этой функции. Лич-
ные влияния были очень изменчивы, и проистекавший отсюда
бюрократический разброд так и не удавалось полностью преодо-
леть. Новообразованный Национальный экономический совет
(НЭС), в противоположность СНБ, работал в более четком и
профессиональном режиме, возможно, вследствие того, что внеш-
няя политика казалась сферой, в которой каждый может выс-
казать какое-то мнение, в то время как вопросы экономики и фи-
нансов доверены лишь посвященным. Во главе Совета был по-
ставлен ответственный представитель на министерском уровне
и с четкими полномочиями, и это сразу дало результат, когда ад-
министрация Клинтона столкнулась с финансовым кризисом в
Мексике и Юго-Восточной Азии.
Приоритетность внутренних вопросов и понимание внешней
политики как продолжения внутренней имело и существенный
побочный эффект: Конгресс, подвергавшийся все усиливающему-
ся давлению лоббистов внешней политики, имевших зарубежные
связи, расширил свои попытки законодательного регулирования
внешней политики. Нельзя сказать, что это было чем-то совер-
шенно новым. В прошлом, особенно когда внешняя политика фор-
мировалась на двухпартийной основе, исполнительная власть
время от времени вступала в контакт с Конгрессом, чтобы создать
законы, способствующие достижению внешнеполитических це-
лей США и усилению переговорного механизма исполнительной
власти путем кажущегося ограничения ее прав. В период после
вьетнамской войны акцент переместился на законодательную
власть, что имело целью возложить на власть исполнительную
специфические задачи, решения которых добивалось внешнепо-
литическое лобби, или просто ограничить свободу действий ис-
полнительной власти. Такая тенденция отмечалась и в 90-е годы,
и она сохранилась до настоящего времени, проявив себя в приня-
тии серии законодательных актов под энергичным давлением весь-
ма влиятельных лоббистов, продвигавших внешнеэкономические
вопросы, в которых заинтересована та или иная этническая общ-
ность, но которые не отражают точки зрения Белого дома или
Государственного департамента. Наиболее активными и наибо-
лее успешными из них были израильско-американское и кубин-
ско-американское лобби, имевшие ресурсы для того, чтобы добить-
ся желаемых изменений при решении вопросов распределения
592 • Збигнев Бжезинский
Конгрессом финансовых средств и обеспечения большой избира-
тельной поддержки в двух главных штатах — Нью-Йорке и Фло-
риде.
Все более осложняя процесс принятия внешнеполитических
решений, отчасти пользуясь упрощенным оптимистическим
взглядом Клинтона на положение в мире, Конгресс, средства мас-
совой информации и заинтересованные лоббисты периодически
организовывали пропагандистские кампании, избирая в качестве
мишени тех, кто мог бы быть назван американским «врагом года».
Кампании в прессе сопровождались враждебными резолюциями
Конгресса и речами, также избирая в качестве мишени, например,
Ливию, затем Ирак, затем Иран, затем Китай и всякий раз под-
черкивая угрозу для Соединенных Штатов, якобы исходящую от
каждой из этих стран. Это был парадокс: объективно безопасная
и мощная Америка, выигравшая «холодную войну», занималась
поисками глобальных демонов, чтобы оправдать свою субъектив-
ную уязвимость, возникшую на благодатной почве страхов, став-
ших столь навязчивыми после 11 сентября.
Проблема, с которой столкнулся Клинтон и возникновению
которой он косвенно способствовал, полностью так и не решив
ее, состояла в том, что мир после «холодной войны» не был столь
благополучным, каким он изображался в бодрых детерминист-
ских представлениях о глобализации. Но, отдавая должное Клин-
тону, следует отметить, что весьма изменчивое состояние в мире
делало очень трудным четкое определение приоритетов во внеш-
ней политике и выявление основных геополитических угроз. В
отличие от Буша Первого, в критических ситуациях, с которы-
ми столкнулся президент Клинтон, не было явного преоблада-
ния добра или зла, как это происходило в ходе смертельного кри-
зиса советского блока и Советского Союза или вследствие вы-
зывающего акта агрессии, совершенного вторжением Саддама в
Кувейт.
Вместо этого Клинтон оказался перед рядом самых различ-
ных и в то же время иногда пересекающихся проблем, мирных и
немирных, отражавших все более тревожные и доходившие до
кипения ситуации в мире, которые возникли вслед за американо-
советской «холодной войной». Возникло два новых явления, отсут-
ствовавших в период президентства Буша. Помимо многочислен-
ных сложных кризисов, происходивших в отсутствие подлинно
Еще один шанс • 593
глобальных вызовов, нижеприведенная хронология дает представ-
ление о более конструктивных внешнеполитических инициати-
вах США в сфере глобальных проблем, выходивших за пределы
традиционной сферы силовой политики.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ХРОНОЛОГИЯ
ЯНВАРЬ 1993-го — ДЕКАБРЬ 2000 ГОДА
1993. После обвинений в обмане общественного мнения,
предъявленных МАГАТЭ Северной Корее, ее намерение иметь
ядерное оружие становится очевидным. Соединенные Штаты на-
чинают длительный процесс расширения НАТО, в то время как
Маастрихтский договор устанавливает этапы трансформации Ев-
ропейского сообщества в Европейский союз. Предпринимается по-
пытка взорвать Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Вспы-
хивает насилие в Боснии. После кровопролитных столкновений
миротворческие войска США выводятся из Могадишо в Сомали.
Соглашения в Осло кажутся признаком продвижения вперед в
урегулировании израильско-палестинских отношений.
1994. Благодаря энергичным законодательным усилиям Клин-
тона вступает в действие Соглашение о североамериканской зоне
свободной торговли (НАФТА). В феврале НАТО начинает на-
ступательные действия в Боснии. Россия неофициально включе-
на в «Большую семерку» — ежегодную встречу на высшем уровне
главных промышленно развитых демократических государств.
США предоставили Китаю статус наиболее благоприятствуемой
нации. Разгораются страсти вокруг вопроса о стремлении Север-
ной Кореи к обладанию ядерным оружием, но в октябре США и
Северная Корея заключают Рамочное соглашение о взаимных
уступках. В сентябре Клинтон убеждает Россию в необходимос-
ти расширения НАТО. В этом же месяце США направляют ми-
ротворцев на Гаити, в то время как в Руанде продолжается никем
не пресекаемый геноцид. В конце года Россия начинает войну в
Чечне.
1995. Учреждена ВТО. В результате заключения соглашения
с Россией о строительстве АЭС в Бушере Иран наряду с Север-
ной Кореей становится источником угрозы распространения
594 • Збигнев Бжезинский
ядерного оружия. В Израиле убит премьер-министр Рабин. В Тай-
ваньском проливе произошло первое из двух столкновений Япо-
нии с Китайской Народной Республикой. В администрации Клин-
тона достигнут неофициальный консенсус по вопросу расшире-
ния НАТО на восток. Россия заявляет энергичный протест в свя-
зи с началом воздушных бомбардировок Боснии авиацией НАТО,
но военная интервенция приводит в ноябре к Дейтонскому со-
глашению и прекращению военных действий в Боснии.
1996. США подписывают Договор о всеобъемлющем запре-
щении ядерных испытаний. Происходят первые официальные
двусторонние американо-северокорейские переговоры. Второе
столкновение в Тайваньском проливе заканчивается мирной «ни-
чьей» и укреплением союза между США и Японией. Талибы за-
хватывают Кабул. Накануне выборов в американский Конгресс
Клинтон делает публичное заявление, выражая намерение рас-
ширить НАТО.
1997. Смерть бывшего лидера Китая Дэн Сяопина. Гонконг
возвращается Китаю. В мае подписан Основополагающий акт о
взаимоотношениях между Россией и НАТО. Шестью неделями
позже Польше, Чешской Республике и Венгрии направлено офи-
циальное предложение о присоединении к НАТО. Пакистан за-
являет о потенциальной возможности стать ядерной державой.
Разражается азиатский финансовый кризис. Подготовлен Ки-
отский протокол о снижении выбросов окиси углерода в атмо-
сферу, но Сенат США девяносто пятью голосами при отсутствии
воздержавшихся или голосов «против» одобряет оговорки к
нему.
1998. Россия формально вошла в «Большую восьмерку». США
предприняли карательную бомбардировку Ирака. Индия и Па-
кистан провели у себя испытания ядерных бомб. Переговоры меж-
ду Израилем и палестинцами, проходившие под эгидой США в
Вай-Ривер, дали незначительные результаты. «Аль-Каида» совер-
шила нападение на посольство США в Восточной Африке. США
ответили бомбардировками Афганистана и Судана. Япония и Ки-
тайская Народная Республика приняли совместную декларацию
о достигнутом примирении. США подписывают Киотский про-
токол, но он не представлен в Сенат для ратификации.
Еще один шанс • 595
1999. НАТО ведет кампанию, направленную на изгнание Сер-
бии из Косово. Происходит формальное расширение НАТО. Меж-
дународные силы с участием США устанавливают мир в Восточ-
ном Тиморе. Сенат США отвергает Договор о всеобъемлющем за-
прещении ядерных испытаний. Русское наступление в Чечне —
начинается вторая чеченская война. Президент России Ельцин
уходит в отставку. Международная агитация против глобализа-
ции усиливается. Индекс Доу Джонса превышает 10 000. В США
распространяются страхи сбоя компьютерных систем с наступле-
нием нового тысячелетия.
2000. Владимир Путин избран президентом России. Начина-
ется вторая интифада. Умирает президент Сирии Асад. «Аль-Каи-
да» совершает нападение на американский военный корабль
«Коул». Визит государственного секретаря США в Северную
Корею, а заместитель Ким Чен Ира посещает Вашингтон. Начало
резкого падения фондового рынка США. Длительное время от-
кладывавшийся второй раунд переговоров в Кэмп-Дэвиде, про-
ведение которого намечалось накануне президентских выборов в
США, завершается провалом. В конце декабря Клинтон подпи-
сывает Римский статут Международного Суда, но отмечает, что
не намерен представлять его на одобрение Сената.
Формирование будущего
Молодость, ум и красноречие Клинтона, так же как и его ярко
выраженный идеализм, сделали его превосходным символом доб-
рой, но всемогущей Америки, признанной мировым лидером. Он
предложил миру то, что Буш не мог или не успел предложить:
привлекательную картину будущего. Под воздействием картины
истории, нарисованной Клинтоном в розовых тонах, и неопровер-
жимой логики глобализации гонка вооружений должна была бы
уступить дорогу контролю над вооружениями и ядерному нерас-
пространению, война — сохранению мира и национальному стро-
ительству, соперничество между странами - организованному
глобальному сотрудничеству, основанному на наднациональных
правилах поведения.
596 • Збигнев Бжезинский
Даже если Клинтон переоценил и мифологизировал благо-
творный эффект глобализации, он все равно, повышая свой авто-
ритет, подтвердил новые глобальные возможности, открывающи-
еся Америке. Придав этому подтверждению красноречивую ри-
торическую форму, помогавшую узаконить в международном об-
щественном мнении новый сверхдержавный статус Америки,
Клинтон создал привлекательный образ молодого лидера, воспри-
имчивого к технологическим и экологическим проблемам, сто-
ящим перед человечеством, которое сознает моральную ущерб-
ность глобального статус-кво и готово мобилизовать человечество
на совместные усилия для того, чтобы вместе решить проблемы,
не поддающиеся решению отдельными странами.
Исчезновение Советского Союза с его приверженностью к гло-
бальному идеологическому единообразию открывало Клинтону
три существенные возможности для реализации его программы
упрочения глобальной безопасности и сотрудничества:
• Во-первых, это создавало условия для более широких аме-
риканских и российских инициатив в ограничении гонки во-
оружений между двумя государствами, которая так много
лет истощала возможность использования средств на соци-
альные цели, усиливая международную напряженность. Ме-
нее антагонистические отношения позволяли ввести более
эффективные ограничения на испытания, производство и
распространение ядерного оружия.
• Во-вторых, исчезновение биполярного мира делало возмож-
ным создание более широкой глобальной системы совмест-
ной безопасности. Начало ей могло бы быть положено бо-
лее решительными мерами, препятствующими распростра-
нению ядерного оружия среди все большего числа стран.
• В-третьих, конец разделения Европы означал, что теперь мо-
жет появиться более обширная и жизнеспособная Европа,
тесно связанная с Америкой узами Атлантического сообще-
ства. И это богатое демократическое сообщество могло бы
стать внутренним политическим и экономическим ядром,
генерирующим глобальное сотрудничество.
Администрация Клинтона стремилась использовать все эти
три возможности, но с различными результатами. Некоторые цели
Еще один шанс • 597
оказались слишком амбициозными, и их риторика выходила за
пределы возможного. Достижение других наталкивалось на уко-
ренившееся наследие прошлого, которое выявилось после пре-
кращения «холодной войны». Возникали проблемы и в связи с тем, что
способность президента воодушевлять и руководить падала из-за
личных трудностей и вследствие нежелания Америки преодолеть
свои социальные привычки к самоудовлетворению и пойти на
некоторое ограничение национального суверенитета, которое она
ожидала со стороны других.
Развал советской сверхдержавы и экономический провал в
России создали особенно благоприятные условия для достиже-
ния первой цели — сдерживания гонки вооружений между Со-
единенными Штатами и Россией. Сначала здесь был заметен ре-
альный прогресс. Программа Нанна—Лугара выделяла финансо-
вые средства для консолидации советского ядерного арсенала в
пределах территории самой России. Начатая в последний год пре-
зидентства Буша и завершенная в 1996 году, эта программа по-
зволяла избежать появления Украины, Белоруссии и Казахстана
в качестве стран, обладающих ядерным оружием. Трудно даже
представить себе, как бы выглядела безопасность Европы десять
лет спустя, если бы эти три страны превратились в ядерные дер-
жавы.
Второй Договор об ограничении стратегических наступатель-
ных вооружений, заключенный с Россией в 1993 году, также пре-
дусматривал существенное снижение ядерных арсеналов Амери-
ки и России и означал еще один важный шаг к прекращению гон-
ки вооружений, продолжавшейся более сорока лет. Примерно
через год за ним последовал и Договор о взаимном перенацелива-
нии ракет, еще более снизивший страх перед разрушающим об-
меном ядерными ударами. Были предприняты шаги к обеспече-
нию безопасности российских сооружений для хранения ядерных
боеголовок и других ядерных материалов. Более того, тысячи еди-
ниц ядерного оружия и систем доставки были дезактивированы
и демонтированы. Соединенные Штаты также добились обяза-
тельства Украины присоединиться к Договору о нераспростране-
нии в качестве государства, не имеющего ядерного статуса, в об-
мен на увеличение экономической помощи.
Украину также удалось убедить расторгнуть заключенный в
последние дни существования Советского Союза контракт с Ира-
598 • Збигнев Бжезинский
ном о строительстве ядерного реактора в Бушере. Однако Соеди-
ненные Штаты в последующем не выполнили своего обещания о
компенсации украинскому заводу в Харькове, которому пришлось
отказаться от строительства реактора в Иране. Вопрос этот еще
более осложнился в начале 1995 года, когда Россия договорилась
с Ираном о завершении частично уже построенного объекта.
Совокупным результатом всех этих шагов был перевод порож-
дающей угрозу безопасности гонки за стратегическое превосход-
ство в состояние более предсказуемого стабильного уровня про-
тивостояния. Каждая из сторон сохраняла способность нанесения
устрашающего ущерба другой. Обе сохраняли свободу для повы-
шения эффективности их теперь уже количественно ограничен-
ных арсеналов. Обе могли бы даже рассчитывать, что способны
добиться значительного стратегического преимущества путем тех-
нологического совершенствования своих вооружений или путем
каких-то новых возможностей, способных подорвать контроль над
системами другой стороны. Но на данном отрезке времени как
Америка, так и Россия освобождались от угрозы, что бесконечная
и неконтролируемая гонка вооружений может внезапно поставить
одну из них перед выбором: или капитулировать перед подавля-
ющей мощью противника, или стать жертвой одностороннего раз-
рушения.
Таким образом, в середине 90-х годов от Советского Союза уже
не исходило политического вызова и вслед за тем была останов-
лена самая опасная и потенциально разрушительная гонка во-
оружений в истории человечества. В то время как окончание «хо-
лодной войны» не привело к разоружению в более широком меж-
дународном масштабе, установление разумного предела на самое
расточительное и вызывавшее политическую неустойчивость со-
перничество дало миру уверенность в том, что «холодная война»
действительно окончена.
Ограничение гонки вооружений при Клинтоне указывало так-
же на осторожный пересмотр доктрины стратегического превос-
ходства Буша. Де-факто это означало обещание Америки, данное
России, что Соединенные Штаты не воспользуются своим пре-
имуществом, которое дают им богатство и технологическое ноу-
хау, чтобы получить решающее стратегическое превосходство, до-
стижение которого одной стороной вызывало опасения у другой.
В то же время, учитывая общее превосходство американской эко-
Еще один шанс • 599
номики, усиленное одновременным провалом российской эконо-
мики, Соединенные Штаты могли направить свои ресурсы на
быстрое увеличение и развертывание по всему миру обычных во-
оруженных сил и повысить их боеспособность. Америка могла
таким образом получить повсюду в мире свободу рук, о достиже-
нии которой Россией не могло даже быть и речи. Короче говоря,
Америка и Россия обе выигрывали в безопасности, но Америка
одновременно обретала несопоставимое глобальное военное вли-
яние.
Несмотря на то что весь мир существенно выигрывал от этой
стратегической сделки между двумя государствами, обладавши-
ми способностью в течение нескольких минут развязать чудовищ-
ное опустошение, во всем мире происходило растущее понима-
ние необходимости более широкой и более эффективной систе-
мы безопасности. Угрожающе нараставшая перспектива того, что
обнищавшие страны могут приобрести ядерное оружие и исполь-
зовать его в политических конфликтах с соседями, оправдывала
новую форму сдерживания. Как отмечалось в предыдущей главе,
такая опасность во время президентства Буша исходила от Се-
верной Кореи, Индии, Пакистана, Ливии и, возможно, также от
Ирана. Только энергичная реакция со стороны Америки, не свя-
занной больше «холодной войной», могла преградить путь тако-
му развитию.
Открытый вызов со стороны Северной Кореи возник уже пару
недель спустя после первой инаугурации Клинтона. Международ-
ное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ), не убежденное в
том, что Северная Корея подчинится его атомной программе, выд-
винуло требование проведения специальных проверок. Северо-
корейский режим не только отказался пойти на это, но вызыва-
юще заявил, что намерен выйти из Договора о нераспростране-
нии, процитировав статью 10, которая предусматривает возмож-
ность выхода по причинам национальной безопасности. Этот акт
открытого пренебрежения стал первым кризисом, с которым
столкнулась Америка в ее роли нового мирового лидера, влеку-
щим за собой осложнения, выходившие далеко за пределы Се-
верной Кореи.
О мотивах, которыми при этом руководствовалась Северная
Корея, можно только догадываться, но некоторые соображения,
связанные с осуществлением Америкой ее роли глобального ру-
600 • Збигнев Бжезинский
ководителя, вполне уместны. Северная Корея не могла не при-
нять во внимание быструю одностороннюю военную победу Аме-
рики во время войны в Заливе в 1991 году, одержанную над про-
тивником, не обладавшим серьезным средством сдерживания пре-
восходящей мощи обычных вооруженных сил Америки. Более
того, распад Советского Союза и последующее американо-россий-
ское стратегическое урегулирование, возможно, вызвало у Север-
ной Кореи тревогу, что роль ядерных сил России теперь сведена к
сдерживанию ядерной американской угрозы лишь в отношении
самой России и российский ядерный зонтик больше не является
защитой для оставшихся коммунистических государств. Китай-
цы, между тем, совершенно намеренно заняли позицию минималь-
ного стратегического сдерживания, достаточного, с их точки зре-
ния, лишь для того, чтобы сдерживать американскую угрозу Ки-
таю, но недостаточно широкую, чтобы служить защитой своего
воинственного и непредсказуемого соседа. Не имея ядерной за-
щиты, Северная Корея, надо полагать, пришла к заключению, что
ее интересам лучше всего будет отвечать тайное приобретение
собственного ядерного потенциала, достаточного для нанесения
существенного ущерба интересам США, даже если на первых по-
рах только в Южной Корее или Японии.
За этим последовала игра в кошки-мышки, и здесь админист-
рации Клинтона вряд ли есть чем гордиться. На выход Северной
Кореи из Договора о нераспространении Соединенные Штаты от-
реагировали резонным предложением оказать ей помощь в осу-
ществлении мирной ядерной программы. Графитовые ядерные ре-
акторы Северной Кореи, способные создавать компоненты для из-
готовления ядерного оружия, предлагалось заменить реакторами
на легкой воде. Кроме того, Соединенные Штаты брали на себя
обязательство не применять силу против Северной Кореи. Одна-
ко это конструктивное предложение не было сбалансировано на-
дежной карательной угрозой, например угрозой морской блока-
ды северокорейского судоходства, тем более при полной свободе
действий Америки и почти полной изоляции Северной Кореи. К
концу 1993 года, согласно оценке ЦРУ, Северная Корея уже на-
работала около двенадцати килограммов плутония, количества,
достаточного для одной или двух бомб.
Следующие несколько лет были свидетелями периодических
успокаивающих жестов со стороны Северной Кореи, за которы-
Еще один шанс • 601
ми следовали вызывающие действия. В 1994 году Северная Ко-
рея дала согласие на инспекции, затем отказалась их принять, за-
тем заявила о своем выходе из МАГАТЭ, а затем заключила с США
«согласованную программу», предусматривавшую прекращение
северокорейской ядерной программы в обмен на экономические
льготы и обещание нормализации экономических и дипломати-
ческих отношений. В течение нескольких следующих лет США и
Северная Корея вели бесплодные дебаты о северокорейских ра-
кетных программах, включая экспорт северокорейской ракетной
технологии. Однажды, а именно в 1996 году, администрация Клин-
тона затеяла игру с идеей превентивного удара по ядерным объек-
там Северной Кореи, но решила прибегнуть вместо этого к огра-
ниченным экономическим санкциям. Потом начались более ши-
рокие региональные консультации по северокорейской пробле-
ме, сначала с Японией и Южной Кореей, а позднее с Китаем.
Незавершенный характер всех этих инициатив побудил Юж-
ную Корею установить прямой канал общения с Севером, что по-
лучило название «политика солнечного света». Эта инициатива
отражала и стимулировала подъем как панкорейского национа-
лизма среди южных корейцев, так и растущую неудовлетворен-
ность статусом страны как американского протектората. Китай
был главной стороной, получившей от этого геополитические
выгоды, потихоньку эксплуатировавшей эти настроения наряду
с корейским антагонизмом в отношении Японии, чтобы повысить
свое влияние в регионе. В 1999 году бывший министр обороны
Клинтона посетил столицу Северной Кореи с целью неофициаль-
ных переговоров для выяснения возможности широкомасштаб-
ного американо-северокорейского урегулирования. В конце 2000
года, как раз за две недели до президентских выборов в США, гос-
секретарь Клинтона Мадлен Олбрайт также встретилась с лиде-
ром Северной Кореи, пытаясь добиться какого-либо сдвига в от-
ношениях. В качестве сладкой приманки она затронула возмож-
ность визита в Пхеньян для встречи с диктатором самого прези-
дента Клинтона, оказав тем самым на собеседника скорее
успокаивающее, чем побуждающее воздействие.
Из всего сказанного можно сделать три вывода. Во-первых, для
Северной Кореи ни разу не возникло заслуживающей доверия
перспективы, что цена решимости приобрести ядерное оружие
может перевесить выгоды от его приобретения. Во-вторых, коле-
602 • Збигнев Бжезинский
бания США дали Пхеньяну возможность эксплуатировать расту-
щее желание Южной Кореи к примирению с Севером, тем самым
ухудшая совместную позицию на переговорах США и Южной
Кореи. И в-третьих, что самое важное, в течение всего этого вре-
мени Северная Корея была в состоянии продолжать усилия, на-
правленные на получение ядерного оружия, в результате чего к
2001 году американские чиновники пришли к выводу, что Север-
ная Корея тайком создала несколько единиц ядерного оружия.
Вызов Северной Кореи таким образом восторжествовал.
Американское сопротивление индийским и пакистанским по-
пыткам иметь ядерное оружие оказалось в такой же степени тщет-
ным, хотя в данном случае следует признать, что Америка распо-
лагала еще меньшими возможностями. По мере того как развива-
лась история отношений с Северной Кореей, Соединенные Шта-
ты прилагали все новые усилия к тому, чтобы добиться
дальнейшего продления действия Договора о нераспростране-
нии, который администрация Клинтона рассматривала как проч-
ную основу своих попыток не допустить появления этого оружия
у других стран. Эти действия вызывали заметное негодование у
стран, которые считали, что Америка стремится к сохранению
постоянного глобального неравенства в вопросе национальной
безопасности. Критики этих попыток США отмечали, что стара-
ния сделать действие Договора о нераспространении бесконечным
не сопровождались достаточными усилиями уменьшить число
государств, владеющих ядерным оружием, или способствовать
большему равенству в программах по использованию атомной
энергии.
Два события, связанные с этой темой, увеличивали трудности
администрации Клинтона. Во-первых, французское правитель-
ство провело серию ядерных испытаний в Тихом океане, настаи-
вая, что они были необходимы для подтверждения роли «евро-
пейского» средства сдерживания, которое фактически явно было
французским средством сдерживания. Хотя к 1995 году Соеди-
ненным Штатам удалось добиться признания Договора о нерас-
пространении возобновляемым в течение неопределенного
срока, французы тем не менее провели свои испытания, игнори-
руя протесты Пакистана и Индии, предпринимавшиеся ими в це-
лях самооправдания. Вскоре и Китай провел свои подземные ис-
пытания.
Еще один шанс • 603
Французские испытания еще больше ослабили политическую
поддержку в Конгрессе усилий администрации Клинтона рати-
фицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных ис-
пытаний, который администрация считала существенной частью
системы одобренных на международном уровне мероприятий про-
тив распространения ядерных вооружений. В ходе желчных и все
более однопартийных дебатов Конгресс США неожиданно откло-
нил законопроект о ратификации Договора, усилив за границей
представление о том, что американские попытки добиться нерас-
пространения мотивированы главным образом монополистиче-
скими соображениями.
В этом контексте Индия и Пакистан сочли себя вправе завес-
ти собственные ядерные арсеналы. Еще в 1993 году администра-
ция США осознала, что проводимая ею политика односторонних
санкций против Пакистана неэффективна. Предоставив Индии
свободу осуществлять свои ядерные программы, санкции выну-
дили пакистанское правительство ответить таким же образом; и в
то же время санкции, направленные исключительно против Па-
кистана, нанесли ущерб другим американским интересам в реги-
оне (особенно американо-пакистанскому сотрудничеству в лик-
видации послевоенной смуты в Афганистане).
Таким образом, к 1997 году в мире появились еще две ядер-
ные державы, несмотря на настойчивые, но совершенно очевидно
безуспешные усилия США воспрепятствовать этому. Осенью премь-
ер-министр Пакистана официально заявил, что «ядерные воз-
можности Пакистана стали свершившимся фактом». В начале сле-
дующего года Пакистан осуществил пробный запуск своей бал-
' листической ракеты дальнего действия, способной нести ядерную
боеголовку, что снова привело к введению в отношении Пакиста-
на американских санкций. В мае Индия в ответ провела пять ис-
пытаний ядерного оружия, одно из которых совершенно опреде-
ленно было термоядерным. Через две недели Пакистан ответил
, шестью подземными ядерными взрывами. В связи с этим Соеди-
ненные Штаты, Япония и несколько других стран заявили о на-
мерении ввести более строгие санкции, но было уже поздно; в эк-
склюзивном ядерном клубе, в котором до недавнего времени со-
стояло пять стран, появилось два новых члена.
Явные успехи Индии и Пакистана и скрытый успех Северной
Кореи явились заразительным примером для Ирана. В течение
604 • Збигнев Бжезинский
90-х годов в основном под давлением Конгресса, подстрекаемого
израильским лобби, Соединенные Штаты приняли серию зако-
нодательных актов, направленных в первую очередь против Ира-
на, что воспрепятствовало серьезному американо-иранскому ди-
алогу. Закон 1995 года о нефтяных санкциях в отношении Ирана,
предусматривавший дополнительные нефтяные и торговые санк-
ции, принятый почти сразу за одобрением весьма жесткого за-
кона о санкциях против Ирана и Ливии, сделал для администра-
ции Клинтона практически невозможным реагировать на жесты
(хотя и неясные), которые время от времени шли с иранской сто-
роны, к налаживанию более конструктивного диалога с Соеди-
ненными Штатами. Трудно сказать, мог бы такой диалог поме-
шать Ирану предпринимать усилия к осуществлению ядерной
программы, но вполне разумно заключить, что иранцы находи-
лись под впечатлением успеха своих восточных соседей. Во вся-
ком случае, ясно, что ядерная программа Ирана, начатая за много
лет до этого, еще при шахе, и на самом раннем этапе при помощи
французов и, возможно, даже Израиля, станет главным яблоком
раздора в американо-иранских отношениях.
Неудачная попытка сдержать распространение ядерного ору-
жия на Дальнем Востоке и в Южной Азии явилась отрезвляю-
щим уроком. Без односторонней военной акции, со всеми ее не-
предсказуемыми последствиями, даже единственная сверхдержава
в мире оказалась не в состоянии одна убедить страну, твердо ре-
шившую иметь ядерное оружие, отказаться от осуществления ее
планов. Успешные превентивные усилия потребовали бы забла-
говременной концентрации внимания на проблеме решительных
и скоординированных действий других заинтересованных стран
и быстрого создания программы, включающей как стимулы к са-
моограничению, так и риск слишком серьезных последствий в
случае продолжения попытки овладеть ядерным оружием. На
ранней стадии в опьяняющие дни американского односторонне-
го превосходства было легко игнорировать только еще начинав-
шую нарождаться тенденцию к распространению ядерного ору-
жия, находясь в уверенности, что самой угрозы ответных действий
США будет достаточно, чтобы ее пресечь. Урок, завещанный на-
следникам администрации Клинтона, состоял в том, что даже при
огромной асимметрии силовых потенциалов Соединенных Шта-
тов и страны, претендующей на роль ядерной державы, единствен-
Еще один шанс • 605
ной альтернативой военной акции может быть подлинное меж-
дународное сотрудничество, организованное по крайней мере в
региональном масштабе уже на ранней стадии ядерного вызова.
Третий вариант возможного конструктивного укрепления гло-
бальной безопасности и сотрудничества в период после «холодной
войны» появился в Европе. Конец разделения Европы означал,
что американо-европейское партнерство могло бы теперь поднять-
ся на новый уровень и приобрести действительно великое гло-
бальное значение. Реализация такой возможности предполагала
экономическую и политическую интеграцию всех стран Европы
с одновременной мобилизацией влияния Атлантического сооб-
щества для решения общих глобальных проблем.
Внезапный конец разделения Европы привел к возникнове-
нию у посткоммунистических государств, вновь ставших свобод-
ными, страстного желания стать неотъемлемыми и, сверх того,
надежно защищенными членами Атлантического сообщества. Для
того чтобы дать ответ на эту дилемму, Клинтону потребовалось
несколько лет, но в конце концов она стала наиболее конструк-
тивной и весомой частью его внешнеполитического наследия. Пе-
ресекающиеся реальности альянса НАТО, объединившего двадцать
семь стран (из них двадцать пять европейских), и двадцати пяти
стран, объединенных в Европейском союзе, означают, что старый
лозунг «трансатлантического партнерства» наконец приобрел ре-
альное содержание. Это партнерство создало потенциал для того,
чтобы влить политическую жизненную энергию в постоянные
усилия, направленные на формирование мировой системы с бо-
лее высокой степенью сотрудничества.
Катализатором обновления альянса стало расширение НАТО.
Сначала это казалось отдаленной перспективой. Войска России
все еще находились в центре Европы, даже когда центральноев-
ропейские страны (до этого их обычно называли восточноевро-
пейскими) быстро переориентировались на Запад. Последние во-
енные части бывшего Советского Союза ушли из Польши в сен-
тябре 1993 года, спустя несколько лет после воссоединения Гер-
мании, и до лета 1994 года оставались в балтийских республиках.
До этого времени любые официальные обсуждения вопроса о рас-
ширении НАТО были преждевременными, хотя некоторые офи-
циальные лица в Госдепартаменте Клинтона начали продвигать
эту идею раньше. Однако на более высоком уровне администра-
606 • Збигнев Бжезинский
ция продолжала считаться с российской чувствительностью. И
тем не менее некоторые стратегические мыслители вне департа-
мента открыто говорили о расширении НАТО как логичном и
необходимом действии, которое укрепило бы новую политиче-
скую реальность Европы.
Поразительно то, что, когда президент Валенса выразил же-
лание Польши стать членом НАТО, реакция российского прези-
дента Ельцина была положительной. Во время своего визита в
Варшаву в августе 1993 года, с еще не выведенными войсками из
Восточной Германии, Ельцин публично заявил, что не считает
такую перспективу противоречащей интересам России. Главные
советники Клинтона по российским делам, так же как и его госу-
дарственный секретарь, однако, призывали к осторожности. По-
этому в течение примерно еще года усилия США концентрирова-
лись на широкой «подготовке» к расширению НАТО, не без лу-
кавства именовавшейся «Партнерством ради мира», достоинство
которого состояло в том, что оно делало расширение более веро-
ятным, откладывая в то же время решение о его начале. Между
тем отношение России изменилось, она перешла на позицию от-
крытого противостояния, и к концу 1994 года Клинтон должен
был заверить Ельцина в том, что будет соблюдено тройное «нет»:
не будет неожиданностей, не будет спешки и не будет исключе-
ния России.
Тем не менее внутри администрации Клинтона баланс посте-
пенно смещался в пользу мнения, что долговременная стабиль-
ность в Европе и здоровые американо-европейские отношения не
могут быть достигнуты, если значительная часть Европы останет-
ся ничейной землей. Это мнение усиливалось по мере постепен-
ного осознания, что Россия находится в состоянии длительного
кризиса и это делает ее поведение в долгосрочной перспективе
крайне непредсказуемым. Эту точку зрения разделяла воссоеди-
ненная Германия и несколько сдержаннее — Великобритания. Но
в Соединенных Штатах против нее все сильнее возражала группа
бывших американских дипломатов, исследователей и ученых му-
жей, выступавших за создание в Европе своего рода нейтрально-
го пояса в самом ее центре. В отсутствие сильного и ясного мне-
ния по этому вопросу и при сохранении двойственной позиции
самого Клинтона перспектива расширения НАТО казалась более
сомнительной, чем она была в действительности.
Еще один шанс • 607
Вопрос стал еще более сложным вследствие разгоравшегося
конфликта в постюгославской Боснии. Попытки НАТО смягчить
насилие и беспрецедентное решение использовать авиацию про-
тив сил Сербии, вызвавшее резкие возражения со стороны Ель-
цина, оказали парадоксальное влияние на вопрос расширения
НАТО. То, что военная акция НАТО была необходима, чтобы
приостановить, хотя бы временно, военные действия в геополи-
тически нестабильном регионе, было совершенно очевидным. Но
тот факт, что Россия, сначала осудив действия НАТО, через не-
которое время в конце 1995 года согласилась участвовать в мир-
ном урегулировании в Боснии и в поддержании достигнутого
мира, свидетельствует также о том, что России необходимо было
в какой-то форме установить более официальные отношения с
НАТО.
В результате возникла двойная политика, имеющая целью ук-
репить связи России с НАТО и одновременно осуществить его
дальнейшее расширение. В конце 1996 года, накануне президент-
ских выборов, Клинтон публично заявил о намерении Соединен-
ных Штатов расширять НАТО, и после его избрания этот про-
цесс ускорился. Его госсекретарь первого срока был заменен бо-
лее динамичной и имевшей более широкие политические связи
Мадлен Олбрайт, протеже первой леди (и другом, и в прошлом
коллегой автора этой книги). Лично связавшая себя с расшире-
нием НАТО на восток, она придала этому направлению стратеги-
I ческое значение.
s' Теперь двойная политика осуществлялась с меньшими коле-
' баниями. В мае 1997 года был подписан Основополагающй акт о
i взаимоотношениях между Россией и НАТО, целью которого было
заверить Россию в том, что отныне НАТО становится ее партне-
, ром по безопасности. Клинтон снова воспользовался возможно-
стью, чтобы подтвердить дружественное отношение Америки к
России Ельцина. В июле Польше, Чешской Республике и Венг-
рии были направлены официальные приглашения о вступлении
; в НАТО. Вскоре последовали приглашения и балтийским респуб-
ликам, Румынии и Болгарии. Это расширение НАТО сделало
логичным и неизбежным и расширение самой Европы. После того,
как бывшее Европейское сообщество превратило себя в Европей-
ский союз, сами европейцы решили, что теперь нет смысла ис-
ключать их новых демократических соседей, уже связавших себя
608 • Збигнев Бжезинский
посредством НАТО как с Соединенными Штатами, так и с Евро-
пейским союзом, из состава фактических членов Союза. Завер-
шение этого процесса в первые годы XXI века создало — несмот-
ря на его критику — единое наиболее важное и тесно взаимодей-
ствующее сообщество в масштабах всего мира.
Результат этот был наиболее важным, но также и парадоксаль-
ным достижением эры Клинтона. Первоначально расширение
НАТО и Европейского союза не было для Клинтона приорите-
том. Расширение НАТО имело мало общего с его центральной за-
дачей — глобализацией. Не было оно и столь эмоциональным обя-
зательством, каким была, например, его попытка поддерживать
личные отношения с Ельциным. Последнее было его личной мис-
сией, в то время как первое было стратегической обязанностью и
актом исторической справедливости.
Тем не менее Клинтон осуществил это расширение в значи-
тельной степени благодаря усердию главных членов его команды
и не входивших в нее сторонников этой идеи, которые сообща до-
бились обсуждения вопроса и ускорили его решение. Явный эн-
тузиазм удовлетворенных центральноевропейцев также оказал-
ся заразительным. Клинтон был уже подлинно новообращенным
в эту идею, когда в июле 1997 года, стоя перед Королевским зам-
ком в восстановленной Варшаве, он объявил восторженной тол-
пе народа и торжествующему Леху Валенсе о том, что Польша и
ее два центральноевропейских соседа приглашены к участию в
альянсе.
Если бы Клинтон взял на себя меньшие обязательства, можно
было бы лишь гадать, насколько неуверенной и нестабильной мог-
ла бы быть Европа десять лет спустя, когда Америка и Европа ра-
зошлись во мнениях по Ираку, движение Европы к политическо-
му единству замедлилось бы из-за внутренних разногласий, а Рос-
сия снова начала бы играть мускулами в Украине, Грузии и даже
в балтийских государствах и в Польше. «Холодная война», закон-
чившаяся в 1990 году, могла бы возобновиться в какой-то новой
форме, с новым идеологическим или территориальным поворо-
том, если бы большие пространства посткоммунистической Ев-
ропы остались вне Атлантического сообщества.
Итак, прорыв — которого могло и не быть — в процессе пост-
роения Европы, произошедший в 1990-е годы в результате дей-
ствия различных движущих сил и включавший подписание Маа-
Еще один шанс • 609
стрихтского договора, который формально зафиксировал образо-
вание Европейского союза; принятие в него прежде нейтральных
западноевропейских государств — Швеции и Финляндии; введе-
ние евро; отмену пограничного контроля внутри Европейского
союза (Шенгенские соглашения); начало общеевропейской обо-
ронной политики и создание сил быстрого реагирования Евросо-
юза, — все это означало, что во многих отношениях последнее де-
сятилетие XX века было отмечено возросшей позитивной ролью
Запада в мировых делах. Не было ничего, чего Америка и Европа,
геополитическая сверхдержава и экономический гигант с нарож-
дающейся общей политической идентичностью, действуя сообща,
не могли бы добиться при наличии желания.
Ну а пока — да, увы, только пока — новая реальность способ-
ствует тому, чтобы объединенными усилиями следовать конст-
руктивной глобальной повестке дня, придерживаясь доброжела-
тельного и оптимистически детерминистского взгляда Клинтона
на проблему глобализации. Совокупное влияние Америки и Ев-
ропы привело к успешному завершению в 1994 году невероятно
сложного переплетения конфликтных торговых переговоров, из-
вестных как Уругвайский раунд, по Генеральному соглашению о
тарифах и торговле. Итогом его стало создание 1 января 1995 года
Всемирной торговой организации, которое обозначило важный
шаг в направлении формирования глобального экономического
порядка, соответствующего растущему пониманию наднациональ-
ной солидарности. То, что создание ВТО внесло в складывающий-
ся механизм урегулирования конфликтных интересов вклад, без
которого проблема огромного неравенства в экономических ус-
ловиях, существующих в мире, не может найти решения, уже яв-
ляется значительным шагом вперед.
Последовавшее в 2001 году принятие в ВТО Китая, ставшее
возможным после нескольких лет терпеливых переговоров, нача-
тых Соединенными Штатами и Европейским союзом, было еще
одним шагом на долгом, но очень нужном пути, ведущем к вклю-
чению потенциального экономического генератора в более тесно
взаимодействующую и более управляемую мировую экономиче-
скую систему. Вступление Китая подтолкнуло образование так
называемой «Большой двадцатки» — блока развивающихся госу-
дарств, руководимого Китаем, Индией, Южной Африкой и Бра-
зилией. Экономически более слабые государства, таким образом,
610 • Збигнев Бжезинский
РАСШИРЕНИЕ НАТО И ЕС
ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»
НАТО в 1989 г.
Новые члены НАТО Л Новые гое ударства —
члены ЕС
Подготовил Бретт Эдкинс
впервые приобрели подлинный политический вес в процессе про-
должавшихся переговоров о более равноправной глобальной си-
стеме торговли Тем самым утверждение Клинтона, что глобали
зация «не может быть обращена вспять», постепенно приобрета
ло правовое значение.
Однако вступ. гение Китая в ВТО имело и свою политическую
цену. Для того чтобы способствовать прогрессирующей интегра
ции китайской экономики в мировую систему, Соединенные Шгг
ты в 1999 году предоставили Китаю режим наибольшего благе
приятствования, но не стали обуслов тивать это обычным требе
ванием признания прав человека. Клинтон с некоторой неохотой
пошел на такое решение, резонно полагая, что в перспективе Ки
Еще один шанс «611
тай, принявший международные правила и вовлеченный в более
тесные отношения взаимозависимости, неизбежно постепенно
придет к уважению прав человека. Глобализация, пришел к логи-
ческому заключению Клинтон, в конечном счете компенсирует
моральную обеспокоенность, вызванную уступками*.
Но если растущая вовлеченность Китая в глобальную взаи-
мозависимость давала в целом положительный результат, то два
других события, занесенных в хронику президентства Клинтона,
потенциально были более опасными для Атлантического сообще-
ства с точки зрения его перспективной роли в международных
делах. Этими событиями были финансовый кризис в Азии и уси-
ление разногласий между Америкой и Европой относительно над-
национальных правил.
Жесточайший кризис ликвидности в Юго-Восточной Азии в
1997 году, вызванный ухудшением финансового состояния Япо-
нии и масштабом спекулятивных операций недвижимостью и ва-
лютой (включая агрессивные операции американских валютных
трейдеров на валютном рынке Таиланда, затрагивающие его го-
сударственные резервы), быстро распространился на Тайвань и
Южную Корею. На первом этапе США промедлили с реакцией,
но в начале 1998 года министр финансов США Роберт Рубин про-
вел операции, закончившиеся запоздалой стабилизацией. Тем не
менее в Азии возобладало мнение, что в кризисе была виновата
Америка.
Тот факт, что многие возлагали вину на политику, проводи-
мую Международным валютным фондом, в котором США играли
доминирующую роль, в сочетании с осторожностью и конструк-
тивными действиями Китая (включая его решение не девальвиро-
вать свою валюту), вызвал в Восточной Азии растущий интерес к
поиску формы регионального сотрудничества, руководимого Ки-
таем и/или Японией, и к сотрудничеству с регионом, менее зави-
симым в финансовом отношении от США и Европейского союза.
* То, что Клинтон был обеспокоен этой проблемой и переживал за исход
дела, нашло отражение в той настойчивости, с какой он старался советовать-
ся по нему даже с аутсайдерами. Вернувшись в США после поездки в Китай,
я был на пляже на Гавайях, куда мне позвонил президент, который хотел ус-
лышать мое мнение, можно ли считать целесообразным введение целенаправ-
ленных санкций, например, в отношении промышленности, контролируемой
китайской армией.
612 • Збигнев Бжезинский
Вторым событием, разочаровавшим тех, кто надеялся на то,
что эффективное лидерство Америки сформирует мир, подчинен-
ный единым правилам, было появление разногласий между Аме-
рикой и Европой относительно наднациональных правил. Соеди-
ненные Штаты возражали против таких политически чувствитель-
ных соглашений, как Оттавский договор, запрещавший пехотные
мины (отвергнутый на представленном военными законном осно-
вании, что войска США в Южной Корее развернули широкие
минные заграждения вдоль линии перемирия с чисто оборони-
тельными целями), и Римский статут нового Международного
уголовного суда (МУС), в соответствии с которым военный пер-
сонал США мог бы быть подвергнут международному судебному
преследованию за военные преступления. Клинтон действитель-
но подписал последний договор в самом конце своего президент-
ства, но не представил его на ратификацию. Такая попытка, бе-
зусловно, потерпела бы неудачу в Конгрессе, настроенном все
более подозрительно в отношении взглядов Клинтона.
Еще больший вред репутации Клинтона как прозорливого ли-
дера нанесла неудачная попытка Соединенных Штатов поддер-
жать международные усилия, направленные на принятие мер про-
тив возрастающей угрозы глобального потепления. Киотский про-
токол — продукт длительных переговоров, начавшихся в середи-
не 90-х годов, стал в США объектом широких партийных дебатов
и вызвал открытое противодействие групп, представляющих круп-
ные экономические интересы. В середине 1997 года, когда пер-
вый срок президентства Клинтона подходил к концу, Сенат США
произвел выстрел в его сторону, одобрив поразительным боль-
шинством голосов — 95 «за» и ни одного «против» — резолюцию,
отвергающую Протокол на том основании, что он не является ни
целесообразным, ни справедливым. И хотя вице-президент Гор,
главный американский адвокат протокола, подписал его от име-
ни Америки в конце 1998 года, Клинтон, правильно оценив обще-
ственное мнение, пустил это дело на самотек.
К концу эры Клинтона многообещающая повестка его прези-
дентства находилась под большим сомнением. Лишь расширение
и консолидация Атлантического сообщества по-прежнему оцени-
вались как стратегическое достижение. Но его способность пла-
нировать всеобщую глобальную цель уже шла на спад, и вскоре
односторонняя сконцентрированность преемника Клинтона на-
Еще один шанс *613
несла ей серьезный ущерб. Но центральное направление полити-
ки Клинтона — глобализация как «экономический эквивалент
силы природы» — подвергалось интенсивной критике. Антигло-
балистские настроения питали зарождавшийся антиамериканизм
и во время третьей сессии ВТО, проходившей на министерском
уровне в Сиэтле в 1999 году, массовые демонстрации воспрепят-
ствовали проведению нового раунда многосторонних торговых
переговоров.
Америка также становилась все более скептически настроен-
ной в отношении далеко идущего глобального сотрудничества.
Росло число американцев, у которых понятие «наднациональ-
ность» вызывало большие подозрения. В середине первого срока
президентства Клинтона (1994 г.) во время выборов в Конгресс
Республиканская партия добилась больших успехов и в резких
националистических тонах пошли разговоры о «Революции Гин-
грича»*, а к возникшему вызову лидерству президента добавились
его личные неприятности. Его репутации нанес ущерб длитель-
ный скандал, доминировавший в политической жизни Вашинг-
тона (и бывший основной темой частных разговоров) в течение
целого года с начала 1998 до начала 1999 года, серьезно понизив
способность Клинтона получить поддержку собственных изби-
• рателей. Ирония заключалась в том, что меняющееся восприя-
тие американской политики и одновременно снижение личной
( репутации Клинтона делали трудноприемлемым провозглашен-
ный им принцип, согласно которому «внешние дела являются
продолжением внутренней политики другими средствами». По
мере того как внутренняя политика все сильнее отстаивала свои
права, идеалистическая повестка Клинтона все более станови-
лась ее жертвой.
Конфронтация с прошлым
Многие глобальные проблемы, с которыми столкнулся Клин-
тон, имели глубоко уходившие корни. Устоявшиеся интересы, на-
циональное соперничество, культурный гедонизм богатых, силь-
ная озлобленность бедных и уверенность в своих правах этниче-
* Ньют Гингрич — лидер Республиканской партии, ставший после побе-
ды на выборах в Конгресс в 1994 г. спикером Палаты представителей и под-
вергавший нападкам президента Клинтона. — Примеч. ред.
614 • Збигнев Бжезинский
ских и религиозных антагонистов стали препятствиями на пути
превращения глобального верховенства Америки в добрые дея-
ния. Для того чтобы справиться с такими отвратительными, но
стойкими реальностями, нужно было воспользоваться традици-
онными силовыми инструментами, плохо сочетающимися с вы-
сокими сантиментами. Это могло быть сделано только при усло-
вии сильной внутренней поддержки, обеспечиваемой ясной стра-
тегической программой.
Борьба с наследием прошлого потребовала от Клинтона всту-
пить в конфронтацию и с некоторыми из тех, с кем он уже сталки-
вался по вопросам объединения Европы и нераспространения
ядерного оружия. Предметом озабоченности снова стала Россия,
а европейский национализм свирепствовал на Балканах, в то вре-
мя как тупик на Ближнем Востоке отражал непримиримость глу-
боко укоренившихся этнических и религиозных антагонизмов. С
окончанием «холодной войны» наружу вышли давно тлевшие ло-
кальные конфликты, которые внезапно превратились в очаги по-
жаров и потрясений.
Почти сразу после принятия на себя обязанностей президен-
та Клинтон столкнулся со взрывами насилия в нескольких час-
тях мира. Эти события отвлекли его от намеченной программы и
поставили перед мучительной перспективой кровопролития. Со-
мали и Руанда в Африке находились в состоянии хаоса; распад
Югославии привел к эскалации насилия почти в самом центре
новой Европы. Вскоре Россия оказалась увязшей в войне в Чеч-
не; Китай подверг испытанию предел решимости Америки защи-
щать Тайвань от военных посягательств. И сверх всего этого в те-
чение двух сроков президентства Клинтона Ближний Восток ос-
тавался кровоточащей раной с незначительными улучшениями и
серьезными откатами в израильско-палестинском мирном процес-
се, Ирак стал источником периодической конфронтации, появил-
ся на свет антиамериканский терроризм, все более усиливающий-
ся по мере повышения политической температуры в регионе.
Почти во всех этих случаях первой реакцией Клинтона было
нежелание быть вовлеченным. Эти вопросы не были приоритет-
ными в его повестке и не соответствовали ни его идеализму, ни
его интеллектуальным наклонностям. Они попахивали скверным
прошлым, и он знал, что эффективное решение потребует либо
лоббирования, либо применения силы. Некоторые из проблем,
Еще один шанс • 615
как, например, конфликт в Чечне, нельзя решить, не отказавшись
от оптимистических надежд и от соприкосновения с отвратитель-
ными реальностями. И наконец, последнее, но не менее важное,
что связано, по-видимому, с наиболее значительными трудностя-
ми, — израильско-палестинский конфликт, чреватый риском по-
литических трудностей в самих США.
Эти вызовы требовали значительно большего, чем просто веры
в исторический динамизм глобализации или убеждения, что ми-
ровая политика может рассматриваться как продолжение внут-
ренней. Критики Клинтона вполне обоснованно настаивали на
том, что «глобалония»* не заменяет геостратегии. А геостратегия
означает установление приоритетности геополитических вызовов,
чтобы могли быть приняты быстрые и решительные меры. Аме-
риканское лидерство еще не было доведено до столь высокого
уровня. К чести Клинтона следует сказать, что, несмотря на от-
сутствие у него желания, он все-таки пытался найти средства для
ликвидации балканского кризиса и в конце концов преуспел в
этом. К несчастью, этого нельзя было сказать о Сомали и Руанде.
Вскоре после вступления в должность Клинтон оказался в поло-
жении, когда нужно было принять решение в связи с эскалацией
насилия в Сомали, куда его предшественник направил небольшой
контингент американских вооруженных сил в рамках междуна-
родной санкции по поддержанию мира. Но в конце 1993 года в
ходе широко разрекламированной прессой операции, названной
«Удар черного ястреба», отчаянная попытка американских воен-
ных спасти окруженную и находившуюся в осаде в центре Мога-
дишо команду специальных сил окончилась тяжелыми потерями
американского персонала, и Клинтон поспешно свернул амери-
канское участие в Сомали. Контраст между американским учас-
тием в Югославии и замалчиванием того, что произошло в Афри-
ке, не остался незамеченным.
Впечатление о безразличии Америки к Африке связывалось
также с ее продолжительной пассивностью к бедствиям геноци-
да, происходившего в Руанде в 1994—1995 годах. Международ-
* «Глобалония» — термин, введенный американским политэкономом Май-
клом Весетом в изданной в 2005 г. книге (Michael Veseth. Giobaloney: Unraveling
the Miths of Globalization — Глобалония: разгадывая мифы глобализации) для
обозначения далекого от действительности, одномерного, рассчитанного на мас-
совый спрос представления о глобализации. — Примеч. ред.
616 • Збигнев Бжезинский
ное сообщество по существу было лишь наблюдателем. Новые не-
зависимые африканские государства не желали предпринимать
какие-либо действия, а бывшие европейские колониальные дер-
жавы делали только самое минимальное. Соединенные Штаты,
по-видимому, считали, что эта проблема не имеет более широких
геополитических последствий и сами африканцы, может быть, с
помощью бывших европейских колониальных держав должны
будут ее решить.
В противоположность этому на балканский кризис в его на-
чальной фазе, который Клинтон унаследовал от Буша, он реаги-
ровал с большой решительностью и эффективно. Сначала Соеди-
ненные Штаты медлили с осознанием того, насколько потенциаль-
но опасен кризис в многонациональной Югославии. В то время как
объединенная Германия быстро признала (и втайне приветствова-
ла) независимость Словении и Хорватии, Франция и Россия не
сделали этого, мотивируя свою позицию традиционной близо-
стью к Сербии. Такие конфликтные обстоятельства быстро приве-
ли к войне в Боснии с ее смешанным населением, состоявшим из
хорватов-католиков, боснийских мусульман и сербских ортодок-
сальных боснийцев. Госсекретарь Буша Джеймс Бейкер, выражая
ошеломляющее безразличие, часто цитировал поговорку: «В этой
драке нет нашей собаки».
Эскалация войны быстро привела к зверствам, каких Европа
не видела с конца Второй мировой войны, как, например, массо-
вые казни, проводившиеся сербской армией в Сребренице, взвол-
новавшие западное общественное мнение. Обеспокоенный воз-
можными осложнениями советник по национальной безопаснос-
ти Клинтона откровенно предостерег своего шефа (по информа-
ции журналиста Роберта Вудворда), что «слабая и беспорядочная
стратегия в Боснии становится раковой опухолью всей внешней
политики Клинтона, разрастаясь и пожирая всяческое доверие к
ней». Вскоре первоначальные колебания Америки и разногласия
среди западных держав были преодолены, частично благодаря
предпринимавшимся усилиям по укреплению Атлантического
альянса, расширению НАТО и росту Европейского союза, создав-
шим атмосферу, благоприятную для образования единой общей
позиции.
Несмотря на резкие протесты России и сохранявшуюся отстра-
ненность некоторых европейских союзников, короткая, но интен-
Еще один шанс «617
сивная воздушная война НАТО против сил, поддерживаемых Сер-
бией, привела к прекращению военных действий. В конце 1995
года за этим последовала мирная конференция в Дейтоне (штат
Огайо), символически отразившая центральную роль Америки в
урегулировании кризиса. Однако резолюция конференции не по-
ложила конец насилию, которое вскоре снова вспыхнуло — на этот
раз в Косово, части бывшей Югославии, населенной в основном
албанцами. Сербская политика этнических чисток, направленная
против албанского большинства в Косово и рассчитанная на то,
чтобы упрочить национальную консолидацию Сербии, снова выз-
вала массовые убийства гражданского населения и насильствен-
ное изгнание людей с мест их постоянного проживания.
На этот раз Соединенные Штаты действовали более решитель-
но, и госсекретарь Олбрайт приняла на себя ведущую роль, дей-
ствуя от имени правительства Соединенных Штатов. Она актив-
но использовала политический момент, созданный расширением
НАТО, для того, чтобы сформировать политическую‘коалицию,
поставившую Сербию перед четким выбором: либо уйти из Косо-
во, либо быть из него изгнанной. При единой позиции Америки и
Европы длительные бомбардировки нанесли серьезный ущерб ин-
фраструктуре Сербии (включая ее столицу), пока экспедицион-
ный корпус НАТО формировался в Албании и Греции, готовясь
к решающим наземным операциям.
Россия, которая резко возражала против этой акции, в послед-
нюю минуту пыталась принять участие в урегулировании конф-
ликта, внезапно направив небольшое военное подразделение в
аэропорт столицы Косово Приштины, возможно, надеясь сохра-
нить часть территории Косово для Сербии или создать в Косово
отдельную чисто российскую зону оккупации. Но ввиду полити-
ческой решимости НАТО из этой попытки ничего не вышло. По-
литика расширения и усиления Атлантического сообщества, та-
ким образом, подтвердила свою действенность, и заключитель-
ная фаза югославского кризиса разрешилась к середине 1999 года
на условиях Запада и под американским руководством. Сербия
была вынуждена оставить Косово.
Решение Клинтона послать в Боснию войска, принятое во-
преки резолюции, внесенной в Конгресс республиканцами, а затем
снова применить силу, чтобы вынудить Сербию уйти из Косово,
имело ключевое значение для стабилизации в бывшей Югосла-
618 • Збигнев Бжезинский
вии. Оно также укрепило успешное американо-европейское со-
трудничество в проведении совместных операций по обеспечению
безопасности. В 2004 году, после ухода Клинтона с поста прези-
дента, возглавляемые Америкой вооруженные силы НАТО в Бос-
нии были преобразованы в европейские силы, что свидетельство-
вало об укреплении трансатлантических связей.
Но политика Клинтона в отношении самой России на фоне
напряженности, уже возникшей из-за расширения НАТО, была
осложнена вследствие югославского кризиса. Как и его предше-
ственник, Клинтон придавал очень большое значение своим лич-
ным отношениям с Ельциным, которого он горячо одобрял и пре-
возносил публично как убежденного демократа. Учитывая поли-
тическую неразбериху в России, затяжной спад ее экономики и ее
финансовый кризис, имело смысл поддерживать лидера, который
открыто отрекся от имперского прошлого России й деклариро-
вал свою приверженность демократии. Кроме того, экономическая
и финансовая помощь была компенсацией России за унизившую
ее потерю власти над Центральной Европой.
Клинтон и его главные советники по России сделали полное
и всестороннее примирение между Америкой и Россией своей
главной стратегической целью. Но жестокий финансовый кризис
1998 года вынес на поверхность внутренний конфликт между без-
застенчиво самообогащающимися экономическими реформатора-
ми (и их различными американскими партнерами) и возмущен-
ным этим российским населением, резко обнищавшим из-за про-
должавшегося финансового потрясения. Попытка Международ-
ного валютного фонда, управляемого Соединенными Штатами,
помочь России выйти из краха ее финансовой структуры в основ-
ном свелась к бегству западных инвесторов и спекулянтов. Все
это вызвало глубокий сдвиг в психологии и сознании русского
народа в сторону самодостаточного экономического национализ-
ма и привело к дискредитации ельцинского режима.
Для Кремля, страдающего от потери статуса, самой горькой
пилюлей стала независимость государств, бывших частью импер-
ской России задолго до революции 1917 года. Особенно чувстви-
тельной для Москвы была американская поддержка независимо-
сти Украины, поскольку без Украины Россия не могла бы наде-
яться на восстановление славянской империи. В данный момент,
однако, Россия мало что могла бы сделать, столкнувшись с этой
Еще один шанс «619
проблемой. Иначе обстояло дело в Чечне. Эта небольшая нерус-
ская народность, живущая на Центральном Кавказе, была поко-
рена давно, но настойчиво стремилась к свободе. В 1944 году Ста-
лин депортировал почти все население Чечни в Казахстан, где
половина его погибла. До 60-х годов им не разрешали вернуться в
родные места. Вскоре после того, как в 1991 году Советский Союз
был распущен, чеченцы объявили о своей национальной незави-
симости.
Первая война между Чечней и Россией разразилась в 1995 году
после многократных взаимных провокаций и кровавых столкно-
вений, включая бесплодные с российской стороны усилия восста-
новить контроль над Чечней путем использования местных ло-
яльных чеченцев, вооруженных российскими службами безопас-
ности. Так продолжалось около года, в течение которого чеченцы
яростно отстаивали свою независимость. Ненадежное прекраще-
ние огня нарушилось после попыток чеченцев стимулировать
движение за независимость других кавказских народов. В конце
1999 года Ельцин передал своё президентство — чем дальше, тем
все менее эффективное, — премьер-министру Владимиру Пути-
ну, возобновившему войну, которая продолжалась с еще большим
ожесточением несколько следующих лет. В ходе войны, когда обе
стороны прибегали к тактике террора, погибло до 25 процентов
чеченского населения.
Мы никогда не узнаем, могло ли более активное посредниче-
ство США привести к какой-либо компромиссной формуле, осо-
бенно во время первой российско-чеченской войны. Фактом яв-
ляется то, что Клинтон вообще предпочел оставаться в стороне и
даже сравнивал эту войну с Гражданской войной в Америке, а
Ельцина — с Авраамом Линкольном. Получилось так, что внутри
все еще не устоявшейся российской политической системы вой-
на в Чечне привела в движение прогрессирующее усиление тра-
диционных инструментов власти в России — сил безопасности и
военщины. Она создала также общественную атмосферу, благо-
приятную для изменения в обратном направлении первоначаль-
ного движения России в сторону демократии. Победу в войне
Путин сделал своей главной целью. Ассоциируя свое президент-
ство с энергичными усилиями к достижению победы, он был в
состоянии использовать поднимающийся российский национа-
лизм и растущее недовольство американским глобальным влия-
620 • Збигнев Бжезинский
нием для того, чтобы способствовать появлению более авторитар-
ного и националистического российского государства. Сладким
мечтам Клинтона о всеобъемлющем американо-российском при-
мирении не суждено было сбыться.
Тем не менее Клинтон заслуживает признания за инициати-
ву, которая в последующем стала препятствием для возрождения
российского империализма. Таким препятствием является спон-
сируемый Соединенными Штатами нефтепровод Баку—Джейхан.
Смысл этого нефтепровода в том, чтобы дать Западу прямой дос-
туп к каспийской и среднеазиатской нефти. В октябре 1995 года
Клинтон и его советник по национальной безопасности попроси-
ли меня, полагаю потому, что я еще раньше выступал за такую
американскую инициативу, доставить личное письмо Клинтона
президенту Азербайджана Гейдару Алиеву и вступить с ним в
диалог относительно долговременных выгод для Азербайджана
от такого нефтепровода. Благоприятное решение азербайджанцев
потребовало бы отказа от удовлетворения требований России о
том, чтобы вся азербайджанская нефть экспортировалась исклю-
чительно через российскую территорию. Алиев и я несколько дней
подряд вели поздно вечером длительные переговоры, а в дневное
время азербайджанский президент встречался с влиятельной рос-
сийской делегацией, настаивавшей на принятии обязательства ис-
ключительно в пользу России. До своего отъезда из Баку я смог
сообщить Клинтону, что Азербайджан принял на себя обязатель-
ство поддержать американскую инициативу и официально зая-
вить об этом до моего отъезда. Сегодня нефтепровод Баку—Джей-
хан является важной помощью усилиям Европы (так же как и
Америки) диверсифицировать свои энергетические источники.
В стремлении найти модус вивенди с Китаем Клинтон встре-
тился с меньшими трудностями и использовал с этой целью по-
степенное включение Китая в ВТО. В середине 90-х годов имели
место два преходящих кризиса в Тайваньском проливе в связи с
тем, что китайцы действительно были встревожены возможно-
стью того, что Тайвань при поддержке США объявит о своей не-
зависимости, и сознательно подвергали испытанию американскую
решимость, стремясь спровоцировать Клинтона подтвердить обя-
зательство, данное президентами Никсоном и Картером, о прове-
дении политики «одного Китая». Направив корабли американ-
ского флота в пролив, Клинтон продемонстрировал, что Соединен-
Еще один шанс • 621
ные Штаты не останутся пассивными в случае возникновения
военных действий, но в то же время США подтвердили ранее до-
стигнутое понимание того, что окончательное воссоединение Ки-
тая и Тайваня является вопросом, который будет решен самими
китайцами без применения силы.
Последовавший за этим обмен визитами на высшем уровне
(ни один из них не был столь теплым, сколь теплыми были встре-
чи Клинтона с Ельциным) восстановил нормальные взаимоотно-
шения, несмотря на то, что контролируемый республиканцами
Конгресс и некоторые средства массовой информации распрост-
раняли страхи о развивающемся и враждебном Китае. Админист-
рация Клинтона оказалась способной смягчить наиболее острые
проявления неизбежных американо-китайских коллизий, одно-
временно продолжая свои усилия, направленные на то, чтобы
втянуть Китай в связывающие его международные обязательства.
Тем не менее имевшая место военная конфронтация в проливе,
по-видимому, еще больше подтолкнула Китай к модернизации
своих сил, так чтобы они могли оспаривать американский конт-
роль на водах, отделяющих Китай от Тайваня.
Вероятно, наиболее разочаровывающим и важным событием
политики Клинтона была неудавшаяся попытка извлечь выгоду
из быстро меняющихся текущих обстоятельств, возникавших по
крайней мере дважды из-за тупика в израильско-палестинских от-
ношениях и один раз в отношениях между Ираном и Америкой.
Первая возможность для того, чтобы продвинуть вперед мирное
израильско-палестинское урегулирование, возникла вскоре пос-
ле вступления Клинтона в должность; вторая — незадолго до его
ухода из Белого дома. Промежуточные годы прошли впустую —
политика США постепенно переходила от нейтрального призна-
ния необходимости справедливого урегулирования ко все более
односторонней произраильской позиции.
Ближневосточная команда Клинтона отражала эту эволюцию.
По мере того как шло время, ключевые фигуры, занимавшиеся
переговорами об израильско-палестинском урегулировании, рек-
рутировались во все большей степени из произраильских иссле-
довательских институтов и из израильских лоббистов. Хотя у них
и не было единого мнения, наиболее известные из них были про-
тив любой конкретной американской мирной инициативы, лю-
бого «американского мирного плана» на том основании, что долж-
622 • Збигнев Бжезинский
но пройти время, прежде чем с обеих сторон будет готовность к
подлинному урегулированию. Этот аргумент, однако, играл на
руку наиболее непреклонным представителям Израиля, которые
использовали время для того, чтобы расширять и укреплять по-
селения израильтян на оккупированных территориях в убежде-
нии, что «свершившиеся факты» в конечном счете вынудят пале-
стинцев к более односторонним уступкам.
Первая возможность появилась после соглашений в Осло, под-
писанных 13 сентября 1993 года на официальной — и лично для
Клинтона триумфальной — церемонии на лужайке Белого дома,
кульминационным моментом которой было историческое руко-
пожатие между премьер-министром Рабином и лидером ООП
Ясиром Арафатом. Соглашения предусматривали установление
де-факто палестинского самоуправления на оккупированных тер-
риториях и, таким образом, становились начальной точкой дви-
жения к окончательному решению о двух государствах, факти-
чески основанному на линии прекращения огня 1967 года. На це-
ремонии в сентябре Арафат отрекся от «использования террориз-
ма и других актов насилия», но Рабин, со своей стороны, не заявил
об обязательстве прекратить строительство поселений на палес-
тинской территории.
Вслед за этими соглашениями в течение года последовал Из-
раильско-иорданский мирный договор, который означал, что Из-
раиль теперь имеет нормальные отношения с двумя из трех его
мусульманских соседей.
Годы 1993—1995 были, таким образом, периодом благоприят-
ных возможностей. Израильские поселения на палестинских зем-
лях были еще мало заселены, а Рабин и Арафат осуществляли эф-
фективный контроль на своих территориях. Между этими двумя
людьми установилось прохладное, но конструктивное рабочее со-
трудничество, и перспективы мира улучшались. В следующем году
они оба поделили Нобелевскую премию мира.
Этому обнадеживающему состоянию отношений внезапно был
положен конец вечером 4 ноября 1995 года, когда израильский
правый фанатик убил героя войны премьер-министра Рабина.
Менее года потребовалось для того, чтобы власть в Израиле ока-
залась в руках откровенного противника соглашений — Бинья-
мина Нетаньяху, твердо и с немалой долей демагогии выступав-
шего за расширение израильских поселений. В окружении
Еще один шанс • 623
Клинтона он у многих не вызывал доверия. Мирный процесс ока-
зался в состоянии драматического сползания вниз, строительство
поселений ускорилось, а акты насилия со стороны палестинцев
стали более частыми. Неудивительно, что сдержанные посредни-
ческие усилия США в октябре 1998 года ни к чему не привели.
Вторая возможность для Клинтона появилась в конце его прав-
ления, во второй половине последнего года второго президент-
ского срока. Премьер-министром Израиля снова был герой войны
Эхуд Барак, глава Партии труда, придерживающейся более при-
мирительной линии. Его избрание в середине 1999 года оживило
возможность возобновления мирного процесса, и Барак в своей
победной речи четко представил себя последователем решитель-
ного курса Рабина на урегулирование израильско-палестинского
конфликта. Но поскольку ни израильтяне, ни палестинцы не были
в состоянии решить разделявшие их вопросы, касающиеся терри-
тории, контроля в Иерусалиме и права на возвращение палестин-
ских беженцев, то к середине 2000 года обе стороны снова оказа-
лись запутавшимися в усилившихся разногласиях и взаимных
обвинениях. В этот момент Клинтон решил попытаться пойти
напролом — организовать встречу глав в Кэмп-Дэвиде (почти так
же, как это сделал президент Картер более двадцати лет назад),
чтобы помочь израильтянам и палестинцам найти выход из их
длительного и мучительного для обеих сторон конфликта.
Но в отличие от встречи, проведенной Картером, Кэмп-Дэви-
ду-2 не хватало организующей американской схемы, основанной
на независимой позиции США, и американского плана перегово-
ров. Переговоры были значительно менее официальными и бо-
лее свободными, притом что американская и израильская сторо-
ны чередовались, внося неформальные, часто даже устные пред-
ложения, по мере того как неровно развивались дискуссии. В ка-
кой-то момент Клинтон зачитал текст, который потом называли
«параметры Клинтона», — общие наметки конкретных договорен-
ностей по территориальному урегулированию и разделу Иеруса-
лима, в особенности в том, что касается еврейских и мусульман-
ских Святых мест. Они могли бы послужить основой для подлин-
ного урегулирования, если бы было время для их развития и не
подчеркивалась бы столь сильно ответственность сторон за про-
вал встречи в случае ее завершения без достижения соглашения.
624 • Збигнев Бжезинский
То, что Клинтон предложил свои параметры, без сомнения,
было очень важным и замечательным шагом. Важным потому, что
впервые американская сторона на самом высоком уровне пред-
ставила свое мнение по ключевым вопросам для справедливого
урегулирования. Замечательным потому, что до этого времени
главные фигуры, занимавшиеся этими вопросами в команде Клин-
тона, в основном были против внесения такого рода американ-
ской инициативы. Но, к их чести, нельзя не сказать, что они помог-
ли Клинтону создать смелую формулу, которая могла бы призвать
умеренных израильтян и палестинцев к будущему миру, основан-
ному на компромиссе, а не на победе.
Оценка того, что произошло вслед за этим, вызывает споры.
Арафат подвергся многочисленным обвинениям в том, что он от-
казался принять «щедрое предложение Израиля»; палестинская
сторона заявила, что это предложение никогда не было четко из-
ложено и показано на картах ни американцами, ни израильтяна-
ми. Позднее министр иностранных дел в правительстве Барака
сказал, что на месте Арафата он отверг бы такое предложение как
слишком неопределенное. Клинтон обычно склонялся к израиль-
ской версии, особенно потому, что Арафат отказался рассмотреть
беспрецедентную компромиссную формулу о разделении сфер в
Иерусалиме, которую он предложил.
Более того, учитывая приближение президентских выборов в
США и опасения вице-президента Гора, что любое впечатление,
что на Израиль оказывается давление, может повредить его шан-
сам в ключевых штатах, американская сторона присоединилась к
кампании, которая развернулась в средствах массовой информа-
ции в расчете на то, что вся ответственность ляжет целиком на
Арафата. Палестинский лидер сам помог этому, изложив свои
возражения в чрезвычайно негативной форме. Он потребовал
подробных разъяснений, а его довод, что он должен проконсуль-
тироваться с другими мусульманскими лидерами по вопросу о
разделении в Иерусалиме, рассматривался скорее как «нет», чем
как «да». В результате отклонение палестинцами совместного
американо-израильского мирного предложения вызвало широкое
разочарование в Соединенных Штатах. А так как и в США, и в
Израиле приближались выборы, такое восприятие было полити-
чески выгодным.
Еще один шанс • 625
Будь подобная попытка добиться прорыва к миру предприня-
та раньше, вскоре после избрания Барака, возможно, было бы вре-
мя для того, чтобы пыль осела и недоведенная до конца кэмп-дэ-
видская формула в итоге одержала бы победу. В тех обстоятель-
ствах за неудачей достичь соглашения в Кэмп-Дэвиде последовала
вскоре новая волна насилия, ускоренная политическим соперни-
ком Барака Ариэлем Шароном, который под прикрытием поли-
цейского эскорта совершил свой провокационный визит в Хаа-
рам аль-Шариф* в Иерусалиме — к месту, священному для му-
сульман. Насилие сопровождалось потерями у палестинцев и при-
вело к взрыву второй интифады.
Тем не менее миротворческие усилия продолжались. Непос-
редственно накануне президентских выборов в США возобнови-
лись переговоры в Шарм-эль-Шейхе, но оказались незавершен-
ными. Клинтон и Арафат встретились еше раз, и в конце января
2001 года в Таба снова начались прямые израильско-палестин-
ские переговоры. Несмотря на некоторый прогресс, они заглохли
из-за приближения выборов в Израиле. К тому времени Клинтон
был уже бывшим президентом, а через несколько дней Барака на
посту премьер-министра Израиля сменил Шарон, непримиримый
критик мирных усилий Барака.
Поскольку Арафат участвовал в этих продолжавшихся пере-
говорах, вполне логично предположить, что мирный процесс мог
бы быть возобновлен, если бы Шарон не одержал победу на выбо-
рах. Но Шарон выиграл выборы, потому что насилие интифады
воспламенило общественное мнение в Израиле. В свою очередь,
интифады могло бы и не быть, если бы Шарон не устроил спек-
такль со своим появлением на Храмовой горе, чтобы дискредити-
ровать мирные усилия Барака. И сам этот визит мог бы не состо-
яться, если бы не приближение выборов в Израиле и если бы из-
раильские правые не стремились опорочить мирную игру Барака.
Вскоре после того, как правые на выборах одержали победу, же-
лание отделаться от Арафата стало целью, преследуемой во имя
мира в равной мере и преемником Барака в Израиле, и преемни-
ком Клинтона в Америке.
На протяжении этих так и не завершившихся успехом восьми
лет вовлеченности Америки в израильско-палестинские отноше-
Так мусульмане называют Храмовую гору. — Примеч. ред.
626 • Збигнев Бжезинский
ния над ними продолжала тяготеть иракская проблема. Админи-
страция Клинтона периодически прибегала к ударам с воздуха по
военным объектам Саддама и более чем в два раза увеличила чис-
ленность американских войск в Саудовской Аравии (подсыпая
зерно для помола на мельницу антиамериканских фундамента-
листов, особенно Усамы Бен Ладена). В самой Америке в пред-
вкушении грядущих событий неоконсервативные деятели нача-
ли кампанию за одностороннюю вооруженную акцию с целью
отстранения Саддама от власти. В июне 1998 года Клинтон полу-
чил обращение с настойчивым призывом (которое было опубли-
ковано) осуществить военную интервенцию от восемнадцати
энергичных сторонников такой меры, которые требовали от него
«решительных действий», чтобы, пока не поздно, предотвратить
возможность получения Ираком оружия массового поражения.
(Около двух третей, подписавших это обращение, стали сотруд-
никами будущей американской администрации*.)
Между тем отношения с Ираном оставались замороженными
в состоянии взаимной враждебности. Дипломатические инициа-
тивы Клинтона были ограничены решениями Конгресса, поли-
тически враждебного ему и подверженного активному влиянию
лоббистов, заинтересованных в недопущении любого американо-
иранского диалога. В 1995 году в ответ на иранское предложение
об инвестировании американского капитала в иранские нефтя-
ные месторождения президент Клинтон в речи на Всемирном ев-
рейском конгрессе объявил о принятых им двух распоряжениях,
запрещающих торговлю с Ираном. В 1997 году в результате про-
шедших выборов в парламенте Ирана образовалось поразитель-
но крупное большинство более умеренно настроенных депутатов,
и на короткое время могло открыться окно для выяснения воз-
можности улучшения американо-иранских отношений. Но, опа-
саясь внутренних политических осложнений под воздействием
израильско-американского и ирано-американского лобби, Клин-
тон снова решил не предпринимать позитивных шагов. И вскоре
баланс политических отношений в Иране вновь качнулся в сто-
рону фундаменталистов и крайних антиамериканских элементов.
* Обращение подписали: Элиот Абрамс, Ричард Л. Армитедж, Уильям Дж.
Беннет, Джеффри Бергнер, Джон Болтон, Паула Добрянски, Фрэнсис Фуку-
яма, Роберт Каган, Залмай Халилзбад, Уильям Кристол, Ричард Перл, Питер
У. Родман, Дональд Рамсфелд, Уильям Шнейдер-мл., Вин Вебер, Пол Вулфо-
виц, Р. Джеймс, Вулси и Роберт Зеллик.
Еще один шанс • 627
Все это, взятое вместе, привело к существенному изменению
преобладавшей в регионе оценки роли Америки. Многие мусуль-
мане рассматривали политическое участие Америки в делах Ближ-
него Востока после Второй мировой войны как освободительную
силу, способствующую устранению англо-французского колони-
ального господства. Но пять десятилетий спустя растущее число
арабов, египтян и иранцев все больше склонялось к мнению, что
регион вновь становится объектом иностранного господства в но-
вом его обличье.
Многие факторы способствовали появлению возникшего вслед-
ствие этого чувства обиды: устойчивая, распространявшаяся подоб-
но религии иранская враждебность к Америке; возбуждающие лю-
дей доклады международных организаций о возрастающей смер-
тности среди иракских детей вследствие введения американских
санкций в ответ на невыполнение Саддамом требований со сто-
роны проводившихся инспекций после 1991 года; и продолжаю-
щийся израильско-палестинский конфликт, в ходе которого аме-
риканская политика все более выглядит как направленная скорее
на сохранение статус-кво, а не на достижение справедливого мира.
Эти усиливающиеся настроения, в свою очередь, побуждали
к осуществлению все более частых террористических актов с че-
ловеческими жертвами, направленных на военный и дипломати-
ческий персонал США в регионе. Более того, попытка совершить
по крайней мере один крупный террористический акт была пред-
принята в 90-е годы в самих Соединенных Штатах — готовился
взрыв Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, который уда-
лось предотвратить. Таким образом, «Аль-Каида» заявила о сво-
ем присутствии на американской земле. В качестве возмездия ад-
министрация Клинтона подвергла бомбардировке объекты в Су-
дане, которые, по имевшимся данным, были базами «Аль-Каиды»,
а через некоторое время и некоторые объекты в Афганистане, проч-
но удерживаемые талибами, предоставляющими убежище «Аль-
Каиде».
Но мало фактов, которые свидетельствовали бы, что растущая
террористическая угроза и усиливающийся антиамериканизм ус-
корили какую-либо серьезную попытку США выработать всесто-
роннюю упреждающую стратегию. Это потребовало бы мобили-
зации арабских правящих элит, чтобы общими усилиями выявить
и ликвидировать террористов, а также изолировать их в социаль-
628 • Збигнев Бжезинский
ном и религиозном отношениях. Общий геополитический тупик
в регионе, в основном умиротворявшемся Америкой, делал такие
усилия очень затруднительными, и мало что говорит о том, что в
Вашингтоне серьезно задумывались, к чему должны привести та-
кие усилия. Проблема оставалась в запущенном состоянии до тех
пор, пока американское общественное мнение однажды утром,
семь с половиной месяцев спустя после ухода Клинтона из Бело-
го дома, не было взбудоражено чудовищным шоком.
Клинтон оставил израильско-палестинские отношения в худ-
шем состоянии, а положение на Ближнем Востоке более неустой-
чивым, чем оно было, когда он стал президентом. К несчастью,
его небрежная система принятия внешнеполитических решений
вкупе с внутренними политическими расчетами привела к стра-
тегической неуверенности, имевшей опасные последствия для
долгосрочных интересов Америки. Если бы Клинтону удалось
привести израильско-палестинский конфликт к конструктивно-
му и справедливому завершению, он достиг бы для себя и, что еще
важнее, для Америки успеха подлинно исторического значения.
Восхождение Америки на вершину глобальной власти про-
изошло примерно в 1990 году. К 1995 году ее глобальный статус,
по-видимому, достиг своей высшей точки. Мир принял эту но-
вую реальность, и большинство человечества даже приветствова-
ло это событие. Власть Америки не только рассматривалась как
безусловно доминирующая, но и легитимная, а голос Америки
заслуживал доверия. В этом, безусловно, заслуга Клинтона. Если
старт американского верховенства состоялся в 1990 году, то гло-
бальный престиж Америки в его историческом апогее был дос-
тигнут ко второй половине десятилетия.
Клинтон также заслуживает признательности и за успех во
внутренних делах, который если и не связан непосредственно с
внешней политикой, то тем не менее имеет для нее большое зна-
чение. Благодаря принятым под его управлением экономическим
и финансовым мерам зловещее нарастание бюджетного дефици-
та, происходившее при его предшественниках, сменилось значи-
тельным профицитом. И этот разворот придал новому глобаль-
ному положению Америки впечатляющий блеск. Американская
модель выглядела теперь как успешное соединение эффективно-
го политического руководства и свободного предпринимательства,
заслуживающего всеобщего подражания. Контраст с развалом
Еще один шанс • 629
советской экономики, слабым экономическим ростом некоторых
западноевропейских стран и лопнувшим пузырем экономики Япо-
нии упрочивал первенство Америки и положение Клинтона в ка-
честве второго глобального лидера.
Клинтон вызывал восхищение, он всем нравился, и его лич-
ное обаяние было сравнимо с обаянием Франклина Рузвельта и
Джона Кеннеди. Но он не использовал восемь лет, проведенных
им в Белом доме, чтобы утвердить Америку в новой глобальной
роли путем четкого определения ее курса, которому захотели бы
следовать другие страны. Он никогда не предпринимал целенап-
равленных усилий, чтобы развивать, четко выражать и осуществ-
лять широкую всеобъемлющую стратегию, соответствующую от-
ветственной роли Америки в изменчивом мире, перед которым
он оказался. У него были для этого интеллектуальные и личност-
ные качества. Но небрежный и не совпадавший с традиционным
стиль принятия решений не делал его стратегию ясной, а его вера
в исторический детерминизм глобализации, казалось, делала та-
кую стратегию ненужной.
В результате полюс глобального тотема, на вершине которого
возвышался Клинтон, покоился на шаткой основе. Конечно, ког-
да Клинтон перестал быть президентом, Америка все еще остава-
лась надежно доминирующей и уважаемой державой, ее союзни-
ческие отношения были вполне здоровыми, а ее международные
усилия были подчинены уже тому, чтобы исправить несправед-
ливые социальные условия в мире. Но к концу последнего деся-
тилетия XX века нарастающая волна враждебности в отношении
Америки не ограничивалась Ближним Востоком. Некоторые из ее
союзников начинали противиться верховной власти США. После
восьми лет безрезультатных переговоров и тщетных протестов в
мире происходило распространение ядерного оружия. Благие на-
мерения все чаще не могли заменить отсутствия ясной и опреде-
ленной стратегии.
Тем временем харизма Клинтона в США несколько померкла
не только из-за его личных трудностей, но также из-за нарастав-
ших в обществе настроений против установки на то, что глобаль-
ное лидерство требует существенного социального самоограни-
чения. Социальный гедонизм, порожденный внутренними эко-
номическими успехами, не сочетался с пониманием того, что гло-
бальное лидерство может потребовать пожертвовать личной
630 • Збигнев Бжезинский
привилегией или несколько ограничить национальный суверени-
тет. Наднациональное сотрудничество и глобализация вызывали
все больше вопросов и в самой Америке. Несмотря на впечатляю-
щие победы как в 1992-м, так и в 1996 году, партия Клинтона ус-
тупила контроль в Конгрессе республиканцам в 1994 году и уже
не могла его вернуть в период его президентства. Поддержка Кон-
грессом снижения налогов на состоятельных граждан и более уз-
кого определения национальных интересов отражала степень под-
чинения в социальной сфере собственным устремлениям, кото-
рое свело к нулю все усилия использовать моральный и полити-
ческий капитал Америки во имя глобального общего блага.
В общем, второй глобальный лидер не оставил в мире истори-
чески значимого следа. Благодушный детерминизм, личные про-
махи и возраставшие внутренние политические препятствия пе-
ревесили его добрые намерения. Наследство, которое Клинтон ос-
тавил в 2001 году своему преемнику, выступившему с противо-
положной доктриной, было неубедительным и уязвимым.
Глава 5
КАТАСТРОФА ЛИДЕРСТВА
(и политика страха)
Этот крестовый поход, эта война против терроризма потребует
времени.
16 сентября 2001 г.
Кто не с нами — тот против нас.
Неоднократно после 11 сентября 2001 г.
В жизни каждой страны бывают моменты затишья, когда от ее ру-
ководителей многого не ожидают. Сейчас другие времена. Это вре-
мя, когда необходимы — нам необходимы — твердая решимость, яс-
ное видение и глубокая вера в ценности, которые делают нас великой
нацией.
День труда, 4 сентября, 2004 г.
Немезида карает за гордыню. Три приведенные цитаты, при-
надлежащие президенту Джорджу У. Бушу, характеризуют его
взгляд на самого себя как на третьего глобального лидера и его
намерения осуществлять свое лидерство. Он видит себя облада-
ющим «твердой решимостью, ясным видением и глубокой верой»
в новой глобальной конфронтации между добром и злом, способ-
ным даже призвать к крестовому походу в одиночку. Нельзя пред-
ставить себе более резкого контраста с двумя его предшественни-
ками: по его мнению, ни тактический реализм первого глобального
лидера, ни самоуверенный оптимизм второго глобального лидера
не могли бы спасти Америку от разрушения руками ее смертель-
ных врагов.
632 • Збигнев Бжезинский
События 11 сентября стали для Буша прозрением. После од-
ного дня уединения новый президент возник преображенным. С
этого момента он будет решительным лидером страны, ведущей
войну против прямой и смертельной угрозы, главнокомандующим
единственной в мире сверхдержавы. Америка сама будет прини-
мать решения, независимо от мнений ее союзников. Находясь в
состоянии шока от совершенного преступления и заботясь о сво-
ей безопасности, американская общественность сплотилась вокруг
президента.
Появившаяся на свет стратегия представляла собой смесь под-
черкнуто имперских формулировок из проекта документа о на-
циональной безопасности 1991 года, подготовленного чиновни-
ками министерства обороны во время администрации Буша Пер-
вого (многие из которых стали советниками Буша Второго), и во-
инственных заявлений сторонников неоконсервативной политики
со свойственной ей особой пристрастностью к Ближнему Востоку.
В стратегическом плане «война с террором» отражала, таким об-
разом, имперские заботы о сохранении контроля над ресурсами
Персидского залива и желание представителей неоконсерватив-
ного направления укрепить безопасность Израиля путем устра-
нения угрозы со стороны Ирака.
Первоначальные результаты такой комбинации безусловно
вели к гордыне. Правительство движения «Талибан» в Афганис-
тане, предоставившее убежище для «Аль-Каиды», было быстро
ниспровергнуто военной интервенцией США, а менее чем восем-
надцать месяцев спустя режим Саддама Хусейна в Ираке был
уничтожен американским наземным наступлением всего в тече-
ние трех недель. Настроение в Белом доме было триумфальное.
Воодушевленный президент Буш иронически спрашивал губер-
натора оккупированного Ирака: «Хотите то же самое сделать в
Иране?»
Высокомерие, охватившее при Буше Белый дом, достаточно
точно отразил Рон Саскинд в материале, опубликованном в ок-
тябре 2004 года в «Нью-Йорк тайме магазин», в котором один из
старших помощников Буша едко урезонивал критиков, выступав-
ших от той части общественности, которую он называл «сообще-
ством реалистов». Этот чиновник сказал: «Мир больше так не
живет... Мы теперь империя, и когда мы что-то делаем, мы созда-
ем нашу собственную реальность. И пока вы будете изучать эту
Еще один шанс • 633
реальность — как всегда вдумчиво, — мы снова будем действовать,
создавая новые реальности, которые вы можете также изучать, и
вот так и будет все это продолжаться. Мы являемся действующи-
ми лицами истории... а вы, все вы, будете изучать то, что мы дела-
ем». Можно представить себе фантазии, порождавшие такого рода
декларации: сначала Ирак, потом Сирия, потом Иран, а потом и
Саудовская Аравия...
Неудивительно, что возмездия не пришлось долго ждать. Всего
через несколько месяцев внешняя политика первой глобальной
державы мира диктовалась истощающими последствиями войны
в отдаленной стране, которую Соединенные Штаты сами начали,
но которую не могли закончить. В то же время война против тер-
рора все более приобретала зловещую окраску столкновения со
всем миром ислама. Корабль внешней политики США снялся с
якоря после полувековой остановки в Атлантическом сообществе.
В скором времени эта политика стала объектом осуждения обще-
ственным мнением всего мира. Смесь неоконсервативного мани-
хейства и обретенной Бушем склонности к катастрофическим
решениям привела к тому, что всеобщая солидарность с Амери-
кой, возникшая после 11 сентября, с точки исторического зенита
। упала до самого низкого уровня.
Было мало причин ожидать таких сильных исторических
сдвигов от нового президента. Его предвыборная кампания не
уделяла серьезного внимания проблемам внешней политики. Не-
1 которые из его публичных заявлений, резко контрастируя с его
. предшественниками, свидетельствовали о незнании элементар-
ных вещей в международных делах. Первые два месяца его пре-
зидентства не были отмечены какими-либо признаками, обозна-
чающими направление его внешней политики. Но его критика
итогов политики Клинтона была выдержана отнюдь не по об-
разцам неоконсерватизма. Избирательная кампания Бушадела-
ла упор на сострадание, национальные интересы и необходи-
мость простой внешней политики, напоминая указатели на пе-
рекрестке дорог, оставляющие неясным вопрос, по какой из них
следует ехать дальше.
1 Его выбор ведущих фигур подразумевал продолжение реализ-
ма, свойственного внешней политике Буша Первого. В качестве
своего вице-президента он избрал Ричарда Чейни, бывшего при
его отце министром обороны. Его госсекретарь Колин Пауэлл за-
634 • Збигнев Бжезинский
нимал в администрации Клинтона важный официальный пост
председателя Объединенного комитета начальников штабов и
также рассматривался как потенциальный кандидат Республикан-
ской партии на пост президента. Министр обороны Дональд Рамс-
фелд занимал этот пост и при президенте Форде и в свое время
тешил себя надеждой участвовать в президентских выборах.
Это была закаленная команда, которая значительно превос-
ходила президента в профессиональном статусе и опыте по край-
ней мере до тех пор, пока он не завоевал доверие, не приобрел уве-
ренности и не проникся сознанием своей миссии. Сначала новая
команда сосредоточилась на незавершенных делах Буша Перво-
го: противоракетной обороне, преобразованиях в военной сфере
и отношениях с ведущими странами. Ни распродажа ядерного
оружия, ни терроризм не котировались высоко, и советник по на-
циональной безопасности Кондолиза Райс даже отклонила пер-
вое предупреждение разведки о возможных ударах террористов,
расценив его как главным образом «историческое» исследование.
После 11 сентября второй эшелон президентской команды, бо-
лее молодой и с более жесткими неоконсервативными убеждени-
ями, вышел вперед, став интеллектуальным источником творче-
ского вдохновения и самоопределения. Ключевую роль играли три
фигуры: К. Райс, И. Льюис Либби, бывший руководителем аппа-
рата вице-президента, и заместитель министра обороны Пол Вул-
фовиц. Райс представляла в Белом доме новое поколение. В про-
шлом член Совета национальной безопасности при Буше Первом
и признанная как ученый, она во время избирательной кампании
обучала нового президента внешней политике, и установивший-
ся между ними личный контакт компенсировал ее младший ста-
тус в отношениях с другими главными членами президентской
команды. Хотя Райс и не считается автором какой-либо принци-
пиальной линии политики, ей свойственны четкое понимание
сложности международных проблем, близкая новому президен-
ту склонность к моралистской дихотомии в их оценке и подкреп-
ление (а также обоснование) предрасположенности президента к
упрощающей риторике о добре и зле.
В качестве советника по национальной безопасности она иг-
рала менее эффективную роль в координации системы принятия
решений, потому что и государственный секретарь, и министр обо-
роны оба были старше ее и не были склонны считаться с ее мне-
Еще один шанс • 635
ниями. Более того, вице-президент создал свой собственный ма-
ленький эквивалент Совета национальной безопасности, позво-
лявший Либби, извлекая пользу из тесных отношений между пре-
зидентом и вице-президентом, приобрести бюрократическое вли-
яние, ограничивая полномочия Райс. Но хотя это и снижало бю-
। рократическую эффективность, ни одна из этих мер не помешала
; Президенту все более полагаться на Райс и тем самым сильнее и
i Псе более самоуверенно проявлять собственные способности.
* Вулфовиц и Либби способствовали росту влияния Райс на пре-
зидента. Оба они в 1991 году принимали участие в разработке
| Гтратегического документа, формулирующего значение реально-
| Го глобального военного превосходства Америки, и оба занимали
$ решительную позицию по Ближнему Востоку, особенно по Ира-
j'ky и Израилю. Как и некоторые из их подчиненных, которых они
5 Привели на ключевые посты в Белом доме и министерстве оборо-
Ны, они были в числе тех, кто в конце 90-х годов подписал письма,
| Адресованные президенту Клинтону и премьер-министру Израи-
Ля Нетаньяху, настаивая на более жесткой силовой конфронта-
ции с затянувшимся режимом Саддама Хусейна в Ираке. Эта груп-
па людей, поддерживаемая активными сторонниками, не входив-
шими в состав администрации, создала стратегический стимул для
тех инициатив, которые были развернуты после 11 сентября и
полтора года спустя завершились военным вторжением в Ирак.
Хотя полная картина внутренних обсуждений не будет извест-
на еще длительное время и после окончания президентства Буша,
то, что известно уже сейчас из сопоставления противоречивых вос-
поминаний и рассекреченных официальных документов, дает воз-
можность сделать выводы о том, как возникла и сформировалась
реакция Буша на 11 сентября. Помимо самого президента в фор-
мировании этой реакции принимали участие его основные со-
ветники по внутренней политике, его мыслящие имперскими ка-
тегориями старшие советники и их наиболее близкие сотрудни-
ки. Все они и были главными теоретиками радикального измене-
ния представлений о роли Америки в мире.
Главные советники Буша по внутренней политике ухватились
за 11 сентября как за событие, дающее им возможность претендо-
вать на высокое политическое положение. Возвысив преступле-
ние до уровня аллегорического объявления войны, они наделили
президента статусом главнокомандующего военного времени, об-
636 • Збигнев Бжезинский
леченного расширенными полномочиями исполнительной влас-
ти. Распространяя страх и паранойю и апеллируя к неистовому
патриотизму общественности, они рассчитывали получить поли-
тические выгоды, и результаты выборов 2004 года укрепили их в
этом. Бесконечная война с террором стала, таким образом, инст-
рументом и внутренней политики, и собственно внешней поли-
тикой.
Среди членов внешнеполитической команды, естественно, пре-
обладало мнение в пользу жесткого силового ответа. Было до-
стигнуто единодушное согласие о необходимости — и праве на это
Америки — уничтожить режим талибов в Афганистане, которые
предоставили убежище главным преступникам, совершившим чу-
довищный акт 11 сентября. Это предложение встретило и почти
всеобщую международную поддержку. Возникли, однако, разно-
гласия относительно того, что делать дальше. Через несколько
дней после 11 сентября в откровенном и весьма мотивированном
выступлении Вулфовиц решился публично поразмышлять о не-
обходимости доведения до конца операции против Ирака, но го-
сударственный секретарь Пауэлл, имея в виду непредсказуемые
риски большой войны, выступил резко против, заявив, что замес-
титель министра обороны высказал лишь свое мнение. Не выска-
зывавший до тех пор своей точки зрения президент отвел в сторо-
ну того, чьи слова, казалось, нанесли обиду, тихо сказав ему: «Про-
должайте, продолжайте!», выразив таким образом свое первона-
чальное предрасположение.
Роль Пауэлла оставалась двусмысленной. Публично он был
одним из наиболее активных политиков, кто выступал за войну в
Ираке и доказывал, что ее необходимость диктуется возрастаю-
щей стратегической угрозой, создаваемой имеющимся, как пред-
полагалось, у Ирака оружием массового поражения. Поскольку
он считался человеком умеренных взглядов, его аргументы име-
ли больший вес, чем поджигательские, иногда апокалипсические
выступления вице-президента, советника по национальной безо-
пасности и министра обороны. Однако в Совете национальной
безопасности он, по-видимому, настаивал на сдержанности и це-
лесообразности международных санкций. И в неофициальных
беседах, включая вечерние встречи с известным в стране журна-
листом, проводившиеся не для публикации в печати, он высказы-
вал глубокие сомнения относительно предпосылок и последствий
Еще один шанс • 637
курса, которому, по-видимому, решил следовать президент. Мож-
но лишь догадываться о том, что могло бы произойти, если бы
вместо того, чтобы делиться своими опасениями с писателем, за-
думавшим писать книгу, он публично заявил бы о своей позиции
по столь важному для национальных интересов вопросу.
Позже в различных своих заявлениях Буш подтвердил, что для
него 11 сентября стало призывом к принятию на себя особой мис-
сии, личным прозрением, близким к божественному призванию.
Убежденность в этом придала ему уверенность, граничащую с са-
монадеянностью и вселявшую наивный манихейский догматизм.
Его спичрайтеры, некоторые с сильными неоконсервативными
пристрастиями, воспользовались этой его склонностью, чтобы
включать в публичные заявления президента хвастливые оборо-
ты вроде «сметем их с лица земли», размашистые характеристики
вроде «оси зла», а время от времени даже исламофобскую демаго-
гию. Это дает основания предполагать, что традиционная для СНБ
скрупулезная выверка проектов президентских речей утратила
свое значение.
Трудно также не сделать вывод, что в какой-то момент в 2002
году СНБ перестал выполнять присущую ему функцию тщатель-
ной проверки и оценки потока разведывательной информации,
поступающей к президенту. Альтернативные и скептические
оценки информации, поступающей от других источников, либо
вообще игнорировались, либо не передавались. Советник по на-
циональной безопасности Райс сама стала воодушевляющим об-
щественным лидером, утверждавшим, что Ирак, несомненно,
имеет оружие массового уничтожения. СНБ, таким образом, стал
ретранслятором взглядов, о которых политически сговорчивый
директор Центрального разведывательного управления лично
информировал президента. Вице-президент Чейни и шеф его ка-
бинета также оказывали давление на аналитиков ЦРУ, ставя пе-
ред ними соответствующие вопросы или же (особенно это свой-
ственно Чейни) публично навязывая якобы не подлежащие со-
мнению факты и заключения, которые в лучшем случае являют-
ся гипотетическими или продуктом экстраполяции. И наконец,
последнее, но отнюдь не по важности, — министерство обороны
обзавелось своей собственной разведывательной организацией,
работающей по Ираку. Руководимая одним из наиболее осведом-
ленных неоконсервативных чиновников министерства, эта орга-
638 • Збигнев Бжезинский
низация, как и следовало предвидеть, подкрепляла заключения
и выводы, которые публично излагали президент и вице-прези-
дент.
Поскольку президент явно выступал за военную акцию, вице-
президент высказывал самые мрачные гипотезы насчет угрозы со
стороны Ирака и его якобы существующих связей с «Аль-Каи-
дой», а деятели второго эшелона настойчиво проводили свою стра-
тегическую линию, общий консенсус в пользу военной акции де-
факто возник уже в начале 2002 года. К июню в обращении к ве-
теранам войн, в которых участвовали США, вице-президент уже
объяснял стране выгоды, которые даст насильственное устране-
ние Саддама Хусейна: «Люди во всем регионе, придерживающи-
еся умеренных взглядов, будут воодушевлены, а наши возможнос-
ти ускорить процесс мирного израильско-палестинского урегули-
рования увеличатся». Даже добиваясь в конце 2002-го и начале 2003
года одобрения войны Конгрессом и Организацией Объединенных
Наций, Буш в ходе конфиденциальных переговоров с премьер-
министром Тони Блэром, как это засвидетельствовал советник по
вопросам внешней политики Блэра, заигрывал с идеей устройства
намеренной военной провокации для того, чтобы иметь казус бел-
, ли — повод к войне. Сама постановка такого вопроса для прези-
дента равносильна ходьбе по тонкому льду.
В течение следующих трех или четырех лет одержимость проб-
лемой Ирака в высшем эшелоне власти затмила все другие внеш-
неполитические вопросы, с которыми столкнулась Америка. И по-
следствия решительного лидерства Буша оказались отнюдь не
тривиальными.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ХРОНОЛОГИЯ:
ЯНВАРЬ 2001-го ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ
2001. Во время первой встречи в Любляне Буш заглядывает в
душу Путина. Американо-китайский инцидент с самолетом-шпи-
оном усиливает напряженность. Киотский протокол не представ-
лен на ратификацию в Конгресс США. Террористами-самоубий-
цами разрушен Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и повреж-
дено здание Пентагона в Вашингтоне. Объявлена война террору.
НАТО выступает в поддержку США, принимая обязательства по
Еще один шанс • 639
? коллективной обороне. Соединенные Штаты осуществляют во-
енную операцию в Афганистане, направленную на свержение ре-
жима движения «Талибан». В Дохе начинается раунд торговых
переговоров. Китай вступает в ВТО. Пакистан и Индия на грани
войны.
2002. Вспышка конфликта в Дарфуре. Буш вешает на Север-
ную Корею, Иран и Ирак ярлык «ось зла». США отзывают свою
подпись под договором об учреждении Международного уголов-
ного суда. Премьер-министр Израиля Ариэль Шарон с одобре-
ния США разрушает резиденцию палестинского правительства и
Изолирует Ясира Арафата. После этого Буш призывает к созда-
нию палестинского государства. США выходят из Договора об ог-
раничении систем противоракетной обороны. Введение в обра-
щение евровалюты. Буш получает одобрение Конгресса и ООН
на использование силы в Ираке. Северная Корея отвергает обра-
щение МАГАТЭ и заявляет о том, что проблема ее ядерных воз-
можностей является исключительно предметом переговоров меж-
ду Северной Кореей и США. Россия приступает к строительству
в Иране первого ядерного реактора в Бушере.
2003. Израиль начинает сооружать защитную стену от про-
никновения террористов, несколько выходя за линию прекраще-
ния огня, установленную в 1967 году. Турция отказывается раз-
решить размещение войск США на ее территории для войны в
Ираке. США подвергают быстрому разгрому иракские вооружен-
ные силы и оккупируют Ирак в ходе войны, против которой от-
крыто выступают Франция, Германия и Россия. Оружие массо-
вого поражения в Ираке не найдено. Северная Корея заявляет о
выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия. США
призывают к коллективной реакции со стороны стран региона, но
Россия и Китай блокируют резолюцию ООН, осуждающую Се-
верную Корею. НАТО принимает командование международны-
ми силами по обеспечению безопасности в Афганистане. На пе-
* реговорах шести стран достигнуто соглашение относительно ядер-
”^ной программы Кореи. Иран обещает приостановить обогащение
' урана. Ливия отказывается от своей ядерной программы.
2004. Начало шестисторонних переговоров. Террористические
взрывы в Мадриде. Иран пересматривает свое обязательство не
640 • Збигнев Бжезинский
обогащать уран. Скандал в Абу-Грейб*. В Ираке разворачивается
сопротивление против американской оккупации и нарастает кон-
фликт между суннитами и шиитами. В НАТО вступают еще семь
стран, а число членов Евросоюза возрастает на десять. Иран со-
гласен прекратить обогащение урана, рассматривая этот шаг как
временную договоренность с Евросоюзом. «Оранжевая револю-
ция» на Украине одерживает победу. Цунами вызывает опусто-
шительные разрушения на побережье Юго-Восточной Азии, и
США предоставляют крупную помощь для компенсации ущерба.
2005. Вступает в силу Киотский протокол без участия в нем
США. Госсекретарь США называет Северную Корею и Иран
«аванпостами тирании». Махмуд Аббас избирается президентом
Палестинской автономии, заканчивается вторая интифада, Изра-
иль уходит из сектора Газы. Ахмадинежад избирается президен-
том Ирана. Террористы устраивают взрывы в Лондоне. Северная
Корея заявляет о наличии у нее ядерного оружия, но конферен-
ция шести стран возобновляет переговоры. Французы и голланд-
цы на референдумах отказываются признать конституцию Евро-
союза. Иран возобновляет обогащение урана. На конференции
ВТО на уровне министров не удается достигнуть соглашения по
итогам «раунда Дохи». Суннитско-шиитский конфликт в Ираке
усиливается.
2006. Буш признает Индию членом ядерного клуба. Предста-
вители Америки и Европы ставят Иран перед выбором: компро-
миссное урегулирование либо санкции. Происходят эскалация на-
силия в Ираке и Палестине, возмущения в Ливане и выступле-
ния в Афганистане.
«Центральный фронт» как кладбище
мечты неоконсерваторов
Война в Ираке, более чем любая другая война в американской
истории, внезапно породила обширную библиографию информа-
тивных и раскрывающих суть происходящего книг. Подробно, с
* Американской и мировой общественности стали известны факты о пыт-
ках и издевательствах американских солдат над иракскими пленниками в
тюрьме Абу-Грейб, близ Багдада. — Примеч. ред.
Еще один шанс • 641
приведением бессчетного числа деталей описываются история
вопроса, принятие политических решений, намеренное манипу-
лирование общественными тревогами, стратегия и проведение
военной кампании, последующий хаос и массовые выступления,
а также нарастающая борьба религиозных сект. Право обществен-
ности знать факты было удовлетворено, оставив мало места для
извинений за неосведомленность тех или иных лиц по ключевым
вопросам войны. Каждый вполне может составить собственное
мнение относительно последствий этого исторически противоре-
чивого предприятия для положения Америки в мире. (Свои соб-
ственные личные предпочтения я отдаю книгам Уильяма Полка
«Understanding Iraq», Джорджа Пакера «The Assassins’ Gate», Май-
кла Гордона и Бернарда Трейнора «Cobra II» и «Imperil Hubris»
анонимного автора.)
К 2006 году было ясно, что цена, уже заплаченная за войну,
намного превышает ее единственный позитивный аспект: отстра-
нение Саддама Хусейна, который в любом случае уже превратил-
ся в бессильную фигуру. Подсчитать понесенные издержки не со-
ставляет большого труда, поскольку они говорят сами за себя и в
основном известны.
Во-первых, эта война нанесла пагубный ущерб положению Аме-
рики в качестве глобальной державы. Глобальный престиж Аме-
рики был поколеблен. До 2003 года мир привык верить слову пре-
зидента Соединенных Штатов. Когда он говорил о чем-то как о
факте, предполагалось, что он знает факты и то, что он говорит, —
правда. А два месяца спустя после падения Багдада Буш продол-
жал решительно уверять (в одном из интервью, предназначенном
для европейской аудитории), что «мы нашли оружие массового
поражения». В результате способность Америки получить дове-
рие и поддержку по таким вызывающим споры международным
проблемам, какядерная программа Ирана и Северной Кореи, пла-
чевно пострадала.
Недоверие подорвало также международную легитимность
Америки — важный источник «мягкой», а не силовой политики
страны. Раньше мощь Америки считалась легитимной, потому что
она так или иначе идентифицировалась с основными интересами
человечества. Сила, которую считают незаконной, по самой сво-
ей сути слабее, потому что ее применение требует более значи-
тельных ресурсов для достижения желаемого результата. Таким
642 • Збигнев Бжезинский
образом, когда «мягкая» политика слабеет, слабее становится и
«жесткая», силовая политика.
Моральная позиция Америки в мире, важная составляющая
ее легитимности, также была скомпрометирована тюрьмами в Абу-
Грейб и Гуантанамо, а также все новыми и новыми случаями, сви-
детельствующими о том, что деморализация, присущая психоло-
гической грубости мер, применяемых против враждебного граж-
данского населения, начинает заражать оккупационные войска.
Зверства, задокументированные в Абу-Грейб и Гуантанамо, не-
вольно затрагивают репутацию министра обороны и его замести-
теля за разрешение, а возможно, даже и за создание такой атмо-
сферы, которая привела к подобным злоупотреблениям. Отсут-
ствие ответственности за это на высоком уровне превращает на-
рушение законности отдельными солдатами в акты государ-
ственного значения, становясь пятном на моральной репутации
Америки.
И важнее всего то, что эта война дискредитировала глобаль-
ное лидерство Америки. Америка оказалась неспособной ни спло-
тить мир в связи с поставленной задачей, ни одержать решитель-
ную победу силой оружия. Ее действия разделили ее союзников,
сплотили врагов и создали дополнительные возможности для ее
соперников и недоброжелателей. Исламский мир был возбужден
и приведен в состояние ярой ненависти. Уважение к американ-
скому государственному руководству резко упало, и способности
Америки быть лидером был нанесен тяжелый урон.
Во-вторых, война в Ираке стала геополитическим бедствием.
Она отвлекла ресурсы и внимание от террористической угрозы, и
в результате за первоначальным успехом в Афганистане последо-
вало возрождение режима «Талибан», создавшего новые потен-
циальные убежища для «Аль-Каиды». Подобная тенденция име-
ет место и в Сомали. Политическая стабильность остается сомни-
тельной, и экстремистские элементы в этой стране эксплуатиру-
ют тесные связи ее режима с Соединенными Штатами.
Физические потери в войне постоянно растут. В то время как
число убитых американцев приблизилось к трем тысячам, а чис-
ло искалеченных и получивших увечья составляет более двадца-
ти тысяч и эти потери тщательно регистрируются, число убитых
иракцев намеренно остается неподсчитанным. Ясно, что оно ис-
числяется многими десятками тысяч человек, не говоря уже о
Еще один шанс • 643
раненых, и многочисленные родственники погибших возлагают
вину за свои страдания на Америку.
Прямые финансовые расходы могут быть подсчитаны с доста-
точной точностью и, согласно оценкам Конгресса, уже превыша-
ют 300 миллиардов долларов. А косвенные затраты в несколько
раз больше. Совершенно очевидно, что эти вовлечения в военные
конфликты наносят вред и военной мощи, и экономическому здо-
ровью Америки.
Вопреки предсказаниям вице-президента антиамериканские
настроения стали распространяться по всем ближневосточным
странам. Политически радикальные и религиозные фундамента-
листские силы находят широкую поддержку и осложняют поло-
жение режимов, дружественных Соединенным Штатам. Разгром
Ирака устранил из региональной политической игры единствен-
ное арабское государство, которое было способно противостоять
Ирану, тем самым облагодетельствовав самого свирепого против-
ника Америки в регионе. С геополитической точки зрения война
стала поражением, нанесенным себе самой Америкой, и прямой
выгодой для Ирана.
В-третьих, нападение на Ирак увеличило террористическую уг-
розу Соединенным Штатам. Когда первое упоение победой про-
шло («миссия завершена!») и стало ясно, что главный аргумент
демагогического свойства в пользу войны был ложным — оружия
массового уничтожения в Ираке не оказалось, продолжающийся
конфликт был переименован, и не кем иным, как самим прези-
дентом, в «центральный фронт войны с терроризмом». Другими
словами, упорно сражающиеся иракцы, выступающие против аме-
риканской оккупации, теперь и определяют характер войны, ту-
манно названной войной с террором — понятием, означающим
убийство, но вряд ли способным определить врага. И если Аме-
рика вознамерилась бы прекратить эту войну, то, как предостерег
президент, иракцы каким-то образом пересекли бы Атлантиче-
ский океан и развернули бы кампанию террора на американской
земле.
Война с террором без ясного определения врага, но с сильно
подразумевающимся антиисламским содержанием объединила
сторонников ислама в их растущей враждебности к Америке, тем
самым создав плодотворную почву для рекрутирования новых
террористов — для террора против Америки или Израиля. Она
644 • Збигнев Бжезинский
усилила побуждение к экстремизму, распространяя политическую
враждебность по отношению к иностранцам и обостряя религи-
озный антагонизм по отношению к «неверным». В свою очередь,
все это сделало более трудным для умеренной части мусульман-
ской элиты, ставшей также объектом угрозы со стороны растуще-
го исламского экстремизма, вести борьбу с террористическими
ячейками путем объединения своего народа против экстремист-
ских политических и религиозных настроений.
(Осенью 2003 года в ходе опроса общественного мнения в му-
сульманских странах респондентам задавался вопрос, не сожале-
ют ли они о том, что с самого начала военное сопротивление Ира-
ка было малоэффективным, — фактически их спрашивали, сожа-
леют ли они о том, что не было убито больше американцев. Число
сожалевших в Марокко составило 93 процента опрошенных, в
Иордании — 91, в Ливане — 82, в Турции — 82, в Индонезии — 82,
в Палестине — 81 и в Пакистане — 74 процента.)
Мировое общественное мнение в своем подавляющем боль-
шинстве с самого начала отвергло название, данное обеим вой-
нам — и войне с террором в целом, и войне в Ираке в частности. К
концу второго года войны большинство американцев также при-
шло к этой негативной оценке. Явная абсурдность названных при-
чин войны была выражением безрассудства: даже твердолобые
консерваторы в администрации не могли не заметить, что авто-
ритет Америки в мире катастрофически упал, а участие в сраже-
ниях на так называемом «центральном фронте» войны с терро-
ром превратилось в основном в одиночное американское предпри-
ятие.
Три убеждения, глубоко укоренившиеся в сознании админис-
трации и имеющие своим источником главным образом неокон-
сервативную точку зрения, служат основой политических реше-
ний, которые превратили первоначальный военный успех США
в Афганистане в катастрофу в Ираке. Первое из них состоит в том,
что акты террора, зародившиеся на Ближнем Востоке, отражают
бешеный органический нигилизм в отношении Америки, не име-
ющий связи с конкретными политическими конфликтами или
новейшей историей. Второе: политическая культура региона, осо-
бенно арабов, более всего уважает силу, делая применение чисто
американской силы (или силы, уполномоченной США) самым
важным компонентом надежного решения проблем региона. И
Еще один шанс • 645
третье, несколько запоздалое: выборная демократия может быть
привнесена извне. Арабов-де можно принудить отойти от нена-
висти к свободе и перейти к любви к ней, даже если пока придет-
ся силой проводить такое умиротворение в культурном и религи-
озном отношениях.
Но вопреки частым утверждениям самого Буша, широко рас-
пространенный антагонизм в отношении Америки имеет место не
потому, что мусульмане «ненавидят свободу», а потому, что исто-
рическая память вызывает у них чувство возмущения, когда они
власть Америки в регионе все теснее связывают с британским ко-
лониальным прошлым или нынешней политикой Израиля. Бри-
танское прошлое в Ираке 20—30-х годов поразительно напомина-
ет действия американцев начиная с 2003 года: отчет за отчетом,
восхваляющие прогресс в навязывании дикарям просвещенной де-
мократии, с последующими запоздалыми признаниями провалов,
интервалы между которыми заполнялись карательными рейдами
королевских ВВС. (Уинстон Черчилль, британский министр ко-
лоний в начале 20-х годов, даже настаивал, чтобы королевские
ВВС применили против восставших иракцев бомбы с отравляю-
щим газом.)
Однако нынешняя американская интервенция происходит в
более трудное время. В начале XX века страны Ближнего Восто-
ка только что освободились от оттоманского господства, но все
еще оставались в колониальной эпохе. Социальное возмущение
иностранным правлением не было всеобщим. Идеи националь-
ного освобождения ограничивались узким кругом элит, а религи-
озные страсти против иностранных пришельцев еще не воспла-
менились. Теперь дело обстоит не так. Американская политиче-
ская опека не только не приветствуется большинством, но даже
вызывает резкое возмущение у многих. Пол Бремер, назначенный
губернатором Ирака, которого уж никак нельзя назвать успеш-
ным правителем, пришел в своих мемуарах к заключению, что
американская оккупация стала «неэффективной», но американ-
ская политика по-прежнему не видит, почему это произошло.
Военные проблемы администрации, ведущей войну, у кото-
рой нет исторической перспективы, еще более осложняются тем,
что психологически и даже просто визуально американское пове-
дение отождествляется с действиями Израиля. Сцены на экранах
телевизоров, на которых с головы до ног вооруженные и защи-
646 • Збигнев Бжезинский
щенные бронежилетами американские солдаты вышибают двери
в иракских домах, врываются к перепуганным семьям и уводят в
наручниках с завязанными глазами их мужчин, слишком напо-
минают действия войск Израиля, делающих то же самое в окку-
пированной Палестине. То, что израильтяне часто делают это в
ответ на террористические акты против мирных граждан Израи-
ля, в данном случае не имеет значения. Для миллионов мусуль-
манских телезрителей сходство таких сцен только подкрепляет
фанатичные обвинения «Аль-Каиды» в адрес американского им-
периализма и экспансионистского сионизма, идущих по стопам
британских колонизаторов. Справедливо или несправедливо, но
политическим результатом этого стало интенсивное и целенап-
равленное возмущение.
Антиисторический характер провалившейся американской
авантюры в Ираке делает еще более ясной и ограниченность стра-
тегии, основанной преимущественно на силе. Такая взаимосвязь
убежденно проповедуется стратегами, направлявшими британ-
скую политику в регионе, реакцию Франции на алжирский вызов
в Северной Африке и реакцию Израиля на арабскую воинствен-
ность. Для всех трех было характерно представление, что араб-
ская ментальность особенно склонна уважать силу и рассматри-
вать готовность к компромиссу как признак слабости. Превосхо-
дящая военная сила неоднократно предписывалась как единствен-
ное надежное средство для решения конфликтов и навязывания
прочного урегулирования.
В такого рода аргументах есть своя доля рационального при
условии, что соблюдается один фундаментальный принцип: есть
кто-то, кто обладает достаточной мощью и ресурсами, чтобы при-
менять силу до тех пор, пока другая сторона не будет сломлена.
Также вполне разумно считать, что более слабая сторона может в
какой-то момент понять, что она подвергнется полному разруше-
нию со стороны решительного, непоколебимого и более мощного
противника и что унизительная капитуляция является наилуч-
шим способом действий. Проблема Америки в том, что несмотря
на то, что ее мощь несравнимо превосходит мощь любого госу-
дарства или религиозной группы в данном регионе, она по внут-
ренним причинам не может быть мобилизована в масштабах, до-
статочных для того, чтобы навязать свою волю на всем Ближнем
Востоке и за его пределами.
Еще один шанс • 647
Я уже писал о регионе, простирающемся от Суэца до Синьцзя-
на, как о новых Глобальных Балканах, как о геополитически важ-
ном пространстве с интенсивными этническими и религиозными
противоречиями и насилием, возникающими вследствие полити-
ческого возмущения против внешнего господства, особенно если
оно навязывается посредством военной силы и к тому же общества-
ми, чуждыми в религиозном и культурном отношениях. Этот ре-
гион имеет притягательную силу для крупных держав. Учитывая,
что население Глобальных Балкан составляет около 500 миллионов
и что конфликты на Ближнем Востоке разжигают политические
страсти во всем регионе, Соединенным Штатам пришлось бы про-
вести всеобщую национальную мобилизацию, чтобы они могли
одержать победу только благодаря своей военной моши.
Короче говоря, Соединенные Штаты сталкиваются здесь — но
в гораздо большем масштабе — с той же проблемой, что и Израиль
во взаимоотношениях со своими арабскими соседями: каждому не-
достает средств, чтобы навязать прочное одностороннее решение,
всецело отвечающее их собственным целям и интересам. Британ-
цы мудро поняли это и ушли с Ближнего Востока, не вступив в
затяжной конфликт; французы пришли к такому решению только
после затянувшейся и изматывающей войны в Алжире. Америка
неохотно усваивает тот же самый урок посредством своей вовле-
ченности в Ираке и Афганистане, а потенциально повсюду в слу-
чае, если эти два конфликта распространятся по всему региону.
Мнение, что решение проблемы, с которой здесь сталкивается
Америка, заключается в том, чтобы ускорить становление в этом
регионе демократии, является также неправильным. Демократия
исторически утверждала себя в ходе длительного процесса утвер-
ждения прав человека, сначала в сфере экономики, затем и поли-
тики, сначала среди некоторых привилегированных классов, а за-
тем и в более широком масштабе.
Этот процесс, в свою очередь, влечет за собой поступательное
движение — возникновение власти закона и постепенное утверж-
дение правового, а затем и конституционного верховенства по от-
ношению к структурам власти. В этом контексте введение сво-
бодных выборов шаг за шагом ведет к возникновению системы
управления, основанной на фундаментальных понятиях компро-
мисса и взаимоприспособления, с правилами игры, которые ува-
жаются политическими оппонентами, не рассматривающими их
состязательность как игру с нулевой суммой.
648 • Збигнев Бжезинский
ГЛОБАЛЬНЫЕ БАЛКАНЫ
Простираясь от Суэцкого канала в Египте до Синьцзяна в Китае, от Северного
Казахстана до Аравийского моря, сегодняшние Глобальные Балканы являются
зеркалом традиционных Балкан XIX и XX столетий именно потому, что им свой-
ственна внутренняя нестабильность, а их геополитическая значимость служит
причиной иностранного соперничества. Современные Балканы, как они пока-
заны на схеме, имеют население около 500 миллионов человек и характери-
зуются внутренней нестабильностью, возникающей как следствие этнической
и религиозной напряженности, бедности и авторитарных правительств. В эт-
нический конфликт внутри Глобальных Балкан вовлечены 5,5 миллиона евреев
Израиля и 5 миллионов палестинских арабов; 25 миллионов курдов и разде-
ляющие их государства - Турция, Ирак и Сирия, а также Индия и Пакистан,
ведущие спор о Кашмире, наряду с многочисленными и потенциально острыми
конфликтами этнических меньшинств в Иране и Пакистане. Религиозные кон-
фликты имеют место между мусульманами и индусами шиитами и суннитами
и рядом других конфессий. В 2005 году безработица среди экономически ак-
тивного населения составляла 50 процентов в Газе, 40 - в Афганистане, 25 -
в Ираке, 20 - на Западном берегу р. Иордан и 18 процентов в Кыргызстане.
В отличие от такого развития, быс трое внедрение демократии
в традиционных обществах, не готовых к последовательному рас-
ширению гражданских прав и постепенному возникновению вла-
сти закона, вызывает острые конфликты с появлением неприми-
римых экстремистов и актами насилия. Именно так — вследствие
политической близорукости американских попыток способство-
вать введению демократии — и произошло не только в Ираке, но
Еще один шанс • 649
и в Палестине, Египте и Саудовской Аравии. Результатом их ста-
ло не упрочение стабильности, а усиление социальной напряжен-
ности. В лучшем случае такие усилия могли привести к пылкому,
но нетерпеливому популизму, внешне демократическому, но фак-
тически означающему тиранию большинства.
Невозможно полностью избавиться от подозрения, что боль-
шинство пылких адвокатов «демократии» на Ближнем Востоке
знают об этом, но видят в продвижении дела демократии удобное
средство для того, чтобы в будущем прибегнуть к силе. Демокра-
тия становится подрывным орудием, дестабилизирующим статус-
кво, она ведет к вооруженной интервенции, которую в дальней-
шем оправдывают тем, что демократический эксперимент прова-
лился и экстремизм, вызванный таким провалом, узаконивает од-
ностороннее применение грубой силы.
Три основные описанные выше концепции должны были бы
заставить американцев серьезно подумать о долговременных по-
следствиях расширения американского военного вовлечения на
Глобальных Балканах. То, что уже случилось в Ираке, и расту-
щие проблемы, с которыми сталкивается Израиль, продолжая
ошибочно руководствоваться подобными идеями в отношении
соседних стран, предвещают также трудности, которые могут со-
здать серьезную угрозу глобальному статусу Америки. Глобаль-
ные Балканы могут стать болотом, из которого Америка будет не
в состоянии выбраться.
В то время как исламский мир все больше захлестывают анти-
американские страсти, другие государства, которые считают себя
конкурентами Америки, будут испытывать искушение восполь-
зоваться неправильно избранными Америкой направлениями в
ее политике. Возникающее партнерство между Китаем и Россией
по ряду международных вопросов подсказывает, что такой риск
не является делом отдаленного будущего. Производители нефти
в районе Персидского залива в поисках политической стабильно-
сти и надежных потребителей могут все более испытывать притя-
жение со стороны Китая. Не уподобляясь Америке Буша, Китай
предпочитает делать упор на политическую стабильность, а не на
демократию и может стать надежным источником чувства уверен-
ности. Политический сдвиг на Ближнем Востоке от Америки к
Китаю мог бы поколебать связи Европы с Америкой, создавая тем
самым угрозу главенству Атлантического сообщества.
650 • Збигнев Бжезинский
Поэтому есть срочная необходимость в том, чтобы Америка
перестала рассматривать «центральный фронт» как своего рода
уникальное историческое призвание, а начала видеть в нем урок,
из которого следует необходимость фундаментальной ревизии ее
подхода к проблемам Ближнего Востока. Иракская война во всех
ее аспектах превратилась в бедствие — и в том, как было принято
решение о ее начале, и в том, какую внешнюю поддержку она по-
лучила и как она велась. Она уже засвидетельствовала президен-
тство Буша как историческую неудачу.
Даже если бы война каким-то образом была бы окончена до ухо-
да президента Буша, исправление его исторического наследия по-
требует огромных усилий и займет много времени. Возможно, един-
ственный извиняющий аспект этой войны состоит в том, что она
сделала Ирак кладбищем неоконсервативных мечтаний. Будь она
более успешной, Америка уже сегодня могла бы оказаться в состо-
янии войны с Сирией и Ираном, следуя политике, которая побуж-
дается скорее манихейскими представлениями и сомнительной мо-
тивацией, чем трезвым пониманием ее национальных интересов.
И остальной мир
В самом начале второго президентского срока Буша Кондо-
лиза Райс оставила пост советника по национальной безопаснос-
ти и стала государственным секретарем. В своем интервью она
заявила: «Когда я смотрю на то, что происходит сегодня, я пони-
маю, что во всем этом нет ничего похожего на крупный систем-
ный замысел». Но заявив ранее, что в ответ на недостаточную
международную поддержку своему рискованному предприятию
в Ираке Америка должна будет «наказать Францию, игнориро-
вать Германию и простить Россию», ближайший советник прези-
дента по внешней политике тем самым выразила свое презрение
и к системности внешней политики, и к системе коллективного
принятия решений союзниками. Эта точка зрения была домини-
рующей в течение первого президентского срока Буша.
Ко времени перехода из Белого дома в Государственный де-
партамент Райс перестала быть младшей среди старших государ-
ственных деятелей. Четыре года работы с президентом, ставшим
более самоуверенным и убежденным в своей особой миссии, по-
степенно повысили ее статус. Более того, назначение на пост го-
Еще один шанс *651
сударственного секретаря переместило ее из доктринерского ок-
ружения Белого дома в министерство, в котором было широко рас-
пространено убеждение, что ни война в одиночку в Ираке, ни воз-
ведение односторонних действий в моральную добродетель не
являются продуктивными.
Но прежде чем необходимость переосмысления была осозна-
на, политика администрации в отношении остального мира (ко-
торому президент уделял значительно меньше внимания, чем
Ираку) металась от одного лозунга к другому без четко постав-
ленной цели и стратегии. Отсутствие таковых было очевидным в
политике США в отношении израильско-палестинского конфлик-
та, России и Китая, возрастающего риска распространения ядер-
ного оружия, а также из-за по сути дела полного отсутствия заин-
тересованности в поддержании мира, проблемах глобальной бед-
ности и экологии. Все эти вопросы оказались отодвинутыми из-
за того, что время, усилия, работа с общественным мнением и все
жизненные силы президента были сконцентрированы исключи-
тельно (или по крайней мере в основном) на одном предприятии,
отмеченном его личным замыслом.
Глобальная политика США, таким образом, оказалась пере-
кошенной и лишена динамики. Приоритеты Буша должны были
измениться, даже если он не стремился к этому сознательно. Глав-
ной задачей американской дипломатии стало обеспечение между-
народной военной поддержки кампании в Ираке, включая самые
далекие страны, почти на символическом уровне, скажем всего лишь
в виде одного взвода. Достижение — в основном надуманной —
«добровольной коалиции» требовало энергии, соответствующего
механизма и финансовых стимулов. В отличие от войны в Заливе
1991 года, военная кампания 2003-го велась практически в оди-
ночку и была односторонним американским начинанием. За ис-
ключением Великобритании, военное участие других стран све-
лось к минимуму, хотя Белый дом опрометчиво заявлял в пресс-
релизе в марте 2003 года о том, что 49 государств приняли реше-
ние участвовать в коалиции, «которая уже начала военные
операции, чтобы лишить Ирак оружия массового поражения». Ре-
альные факты свидетельствовали как раз о противоположном и
выглядели поразительным контрастом по сравнению с войной в
Заливе 1991 года. В той войне имело место существенное присут-
ствие войск ряда арабских стран, а также Пакистана, что помогло
652 • Збигнев Бжезинский
придать легитимность вторжению в мусульманском мире (срав-
ните рис. на с. 576 и 653).
Помимо дестабилизации положения на Ближнем Востоке ирак-
ская война имела и более важные последствия. Успех или пора-
жение американской политики на Ближнем Востоке стали теперь
испытанием американского глобального лидерства. Во время «хо-
лодной войны» ведущая роль Америки в свободном мире зависе-
ла от положения на «центральном фронте» борьбы — в самой
Европе. И окончательная победа Америки была одержана имен-
но здесь. Вторжение Америки в Ирак превратило мучительный кри-
зис на Ближнем Востоке, продолжавшийся при Рейгане, Буше и Клин-
тоне, из хронической проблемы в жесткую дилемму: победить или
потерпеть поражение. Потеря Соединенными Штатами их доми-
нирующей роли в регионе имела бы катастрофические последствия
для политики Америки в Европе и на Дальнем Востоке. Ни трансат-
лантические союзники Америки, ни Китай и/или Япония не оста-
лись бы безразличными, если бы политика Америки на Ближнем
Востоке подхлестывала крайне радикализированный, явно анти-
американский сдвиг, ведущий к затяжному асимметричному про-
тивоборству алжирского типа против Америки и ее клиента в ре-
гионе — Израиля. Государства Ближнего Востока, особенно экс-
портеры нефти, должны были бы предпринять какие-то действия,
искать новые области для приложения своих капиталов, терпели-
во добиваться защиты со стороны таких поднимающихся держав,
как Китай, чтобы выжить в столь бурной обстановке.
События 11 сентября привели не только к Багдаду. Они так-
же заставили Буша фундаментальным образом изменить поли-
тику США в затянувшемся, трагическом и все более жестоком из-
раильско-палестинском конфликте. Пристрастное отношение
Клинтона к Израилю — эмоциональное, но неубедительное с гео-
политической точки зрения перешло в открытое солидаризиро-
вание с его подходом, а именно в стремление взять за основу окон-
чательного урегулирования односторонне толкуемые как «свер-
шившиеся факты». Такие «факты» быстро повлекли за собой:
американо-израильский сговор относительно вытеснения палес-
тинского лидера Ясира Арафата с политической сцены, потому
что он рассматривался как препятствие для американо-израиль-
ской политики; применение израильтянами постоянного физичес-
кого давления на палестинцев; безразличное отношение США к
Еще один шанс • 653
ЮЕННОЕ УЧАСТИЕ ВО ВТОРЖЕНИИ В ИРАК,
МАРТ 2003 ГОДА
США 250 тыс. (84%)
Соединенное Королевство 45 тыс. (15%)
Австралия 2 тыс. (0,7%)
Польша 200 (0,07%)
ВОЕННОЕ УЧАСТИЕ В ПОСЛЕВОЕННОМ УМИРОТВОРЕНИИ,
АВГУСТ 2006 ГОДА
Польша Румыния
Италия\ I 18 других стран
Южная Корея
Соединенное
Королевство
США
Всего войск — 150 тыс.
Из них не-США — 16 тыс.
Подготовил Бретт Эдкинс
654 • Збигнев Бжезинский
продолжающемуся расширению поселений на Западном берегу;
и превентивное применение силы для физического устранения
намеченных лиц, невзирая на жертвы и «косвенный ущерб» в от-
вет на палестинские акты террористического произвола.
Один из таких актов разрушил инициативу, которая могла бы
повести к конструктивному прорыву в израильско-арабских от-
ношениях. В середине февраля 2002 года члены Лиги арабских
государств по внушению саудовского принца Абдаллы предложи-
ли в полном объеме установить с Израилем дипломатические от-
ношения и нормальные торговые связи, а также предоставить га-
рантии безопасности в обмен на мир, основанный на взаимном
признании израильской и палестинской сторонами границ, суще-
ствовавших в июне 1967 года. Буквально через несколько дней
перспектива даже самого обсуждения этого предложения была
пущена под откос кровавым актом против израильских граждан,
совершенным террористом-смертником. Это, в свою очередь, по-
будило премьер-министра Шарона провести акт возмездия про-
тив всей Палестинской автономии путем широкой военной опе-
рации на Западном берегу. Палестинская автономия перестала
функционировать, а Арафат оказался под домашним арестом (и
оставался в этом положении до тех пор, пока не был переведен в
госпиталь, где и скончался). Президент Буш оказал полную под-
держку действиям израильтян, и это по существу означало, что
автономный палестинский партнер в переговорном процессе пе-
рестал существовать.
Взамен этого американо-израильского политического альян-
са, основанного на убежденности, что мир в конце концов насту-
пит, когда более слабая сторона осознает, что у нее нет иного вы-
бора, Соединенные Штаты получили согласие Израиля на воз-
можное в будущем решение на основе двухгосударственной фор-
мулы, предусматривающее сосуществование Израиля с новым
палестинским государством. Это предложение официально было
сделано Бушем в его выступлении в розарии Белого дома в июне
2002 года, хотя американская сторона воздерживалась от того,
чтобы занять четкую позицию по таким трудным вопросам, как
подлинное территориальное урегулирование и разделение Иеру-
салима. В качестве даты осуществления этого плана был назван
2005 год, но его параметры в соответствии с предпочтением Изра-
иля сознательно остаются туманными.
Еще один шанс • 655
Вскоре всему региону стало ясно, что совместное определе-
ние политической линии США дуэтом Буша—Шарона — это все-
го лишь игра, рассчитанная на выигрыш времени. После того как
Буш провозгласил Шарона «человеком мира», следующие не-
сколько лет прошли под знаком вялых американских мирных
инициатив, террористических убийств, периодически совершае-
мых разочарованными палестинцами, смертоносных акций воз-
мездия разъяренных израильтян, продолжающейся радикализа-
ции палестинцев и расширения израильских поселений. Через год
после начала войны в Ираке план создания палестинского госу-
дарства к 2005 году был сведен к тому, что Соединенные Штаты
одобрили предложение премьер-министра Шарона, сделанное в
апреле 2004 года, об одностороннем уходе Израиля из сектора Газа.
Президент Буш с энтузиазмом поддержал его как дающее «палес-
тинцам шанс создать реформированное, справедливое и свобод-
ное правление», уже без всякого упоминания о сроках создания
палестинского государства.
Зеленый свет, зажженный Бушем, означал, что пока это госу-
дарство не будет создано, израильтяне смогут создать больше
«свершившихся фактов», которые будут определять характер
окончательного урегулирования. Одностороннее решение о стро-
ительстве массивной стены вдоль всей линии израильско-палес-
тинской границы, проходящей главным образом с палестинской
стороны на некотором расстоянии от линии 1967 года, стало од-
ним из решающих фактов. Давая согласие на это и на продолже-
ние строительства поселений, Соединенные Штаты отказались от
подлинно посреднической роли в конфликте, который вместе с
войной в Ираке продолжал формировать политическое отноше-
ние к Соединенным Штатам со стороны политически активизи-
ровавшегося населения региона.
При Буше политика США на Ближнем Востоке в целом ста-
ла, таким образом, стратегически направленной против самих себя.
Она не только игнорировала факт, что предоставленные себе из-
раильтяне и палестинцы никогда не смогут решить сами своих
разногласий; она игнорировала и то, что Израиль, насколько бы
его военная мощь ни превосходила мощь его соседей, никогда не
будет в состоянии навязать прочное урегулирование, опираясь
только на силу. Такое урегулирование не может быть принято,
оно вызовет возмущение и будет провоцировать периодическое
656 • Збигнев Бжезинский
насилие. И все это будет идти в ущерб американским интересам в
регионе.
Превращение Соединенных Штатов из посредника между из-
раильтянами и арабами в сторонника Израиля имело парадоксаль-
ный эффект: оно снизило способность США оказывать решаю-
щее влияние на развитие событий (то есть на достижение мира)
или же укреплять в долговременном плане безопасность Израи-
ля. Напротив, Соединенные Штаты просто еще сильнее втягива-
лись в дела региона, который все более радикализируется, и по
мере этого обозначаются пределы американской военной мощи.
Израиль между тем поощряется в своем упорстве продолжать
строительство поселений в момент, когда его намерение полагать-
ся на силу лишь увеличивает число арабов, готовых умирать в
затяжном историческом конфликте с Израилем.
К 2006 году даже для администрации Буша должно было быть
ясно, что ни Соединенные Штаты, ни Израиль ни в одиночку, ни
вместе не имеют силы сокрушить и переделать Ближний Восток
полностью так, как им этого хотелось бы. Регион этот слишком
велик, его народы все менее и менее запуганы и все более и более
охвачены ненавистью, гневом и отчаянием. Все больше людей го-
товы участвовать в организованном сопротивлении или безрассуд-
ном терроре. И чем больше Соединенные Штаты и Израиль реаги-
руют на это расширением и повышением уровня своих встречных
насильственных мер, тем глубже они будут вовлечены в продол-
жительную и ширящуюся войну.
Эта ошибочная позиция США чревата двумя опасностями дол-
госрочного характера. Во-первых, Соединенные Штаты в конеч-
ном счете потеряют всех своих арабских друзей, а вместе с этим и
способность оказывать на них влияние, в результате чего все на-
мерения и цели Соединенных Штатов на Ближнем Востоке бу-
дут политически отторгнуты. Во-вторых, Израиль окажется втя-
нутым в продолжительное асимметричное военное противобор-
ство, сводящее на нет его технологическое военное преимущество
и подвергающее его смертельному риску.
Более того, учитывая внутренние политические реалии Амери-
ки, такого рода риски подталкивают США к увеличению военного
участия в регионе, чтобы иметь возможность в дальнейшем сдер-
живать более далекие угрозы, возникающие для Израиля. В тече-
ние 90-х годов нормативное законодательство Конгресса вводило
Еще один шанс • 657
эмбарго на американские сделки с Ираном. При Буше антагонизм
в отношении Ирана еще более усилился, и сам Иран был объявлен
одним из основателей «оси зла», государством, играющим роль
главного спонсора терроризма и представляющим собой потен-
циально смертельную угрозу не только для Израиля (несмотря
на наличие у того секретного ядерного арсенала), но даже для са-
мих США, вооруженных десятками тысяч единиц ядерного ору-
жия и располагающих множеством средств его доставки.
Введенный нами самими запрет на серьезные сделки с Тегера-
ном вскоре после падения Багдада привел к резко отрицательной
реакции Соединенных Штатов на иранский зондаж относительно
возможности широкого диалога, охватывающего как вопросы бе-
зопасности, так и экономические вопросы, включая проблему ядер-
ных гарантий и даже решения на основе двухгосударственной фор-
мулы израильско-палестинского конфликта. В конце 2001 года это-
му зондажу предшествовали удивительно полезные усилия Ира-
на по консолидации афганского правительства после того, как
Соединенные Штаты лишили власти режим талибов.
Общий эффект политики (или скорее позиции), основанный
на остракизме, должен был усилить фундаменталистские элемен-
ты в иранском правлении, в то время как Иран продолжал после-
довательно и втайне осуществлять ядерную программу, которая
была в лучшем случае двусмысленной. Хотя иранцы и горячо за-
веряли, что их целью не является приобретение ядерного оружия,
значительное продвижение программы в течение примерно про-
шедшего десятилетия дает Ирану возможность приобрести такое
оружие. Риторические осуждения Буша и его попытки изолиро-
вать Иран мало способствовали прояснению ситуации или созда-
нию основы для ее эффективного рассмотрения.
В конце весны 2006 года Соединенным Штатам пришлось на-
конец занять другую позицию под воздействием двух внешних
факторов: понимания того, что дорогостоящая война в Ираке де-
лает применение силы против Ирана менее привлекательным вы-
бором, и растущего осознания бесплодности американских попы-
ток, предпринятых в основном в одиночку при Клинтоне и Буше,
справиться с подобной же ядерной проблемой, созданной Север-
ной Кореей. В последнем случае к началу 2004 года Соединенные
Штаты обнаружили, что были вынуждены под давлением стран
региона существенно изменить свой подход. Ни Китай, ни Рос-
658 • Збигнев Бжезинский
сия не были готовы следовать за Америкой в применении жест-
кого международного остракизма к Северной Корее. Таким обра-
зом, стало ясно, что только многосторонние региональные уси-
лия побудить северных корейцев к самоограничению дают надеж-
ду на достижение приемлемого решения. Переговоры с участием
шести стран, начавшиеся официально в 2004 году, в составе Со-
единенных Штатов, Китайской Народной Республики, Японии,
Российской Федерации, Южной Кореи и Северной Кореи, были
убедительным подтверждением того, что безопасность Дальнего
Востока требует той или иной формы согласованных междуна-
родных действий.
Та же самая логика, но воспринятая гораздо более неохотно в
Белом доме Буша, наконец возобладала и в отношении Ирана. Ре-
шение прозондировать возможность переговоров с Ираном рас-
сматривалось как предательство неоконсервативными фанати-
ками администрации, которые надеялись на прямую военную ак-
цию со стороны США, чтобы уничтожить основные ядерные
объекты Ирана или даже «изменить режим в стране». Военные
ограничения (результат влияния на вооруженные силы США не-
удачной иракской войны) и политические соображения, а имен-
но возражения со стороны Европейского союза и России против
применения Америкой силы, вынудили принять решение изучить
возможность серьезных переговоров, основанных как на заман-
чивых предложениях, так и на применении санкций. Тем не ме-
нее сохраняющаяся нестабильность на Ближнем Востоке означа-
ет, что более воинственный вариант все-таки может возникнуть в
случае дальнейшего развития кризиса. Из-за внезапного столк-
новения между Израилем и Ираном или просто иранского упор-
ства и грубого просчета могли бы вспыхнуть страсти, толкающие
к односторонним действиям со стороны США.
Но иранская проблема показала, что даже администрация Буша
не могла до бесконечности уклоняться от необходимости прове-
дения реально обоснованной политики. Пять лет «создания дру-
гих новых реальностей» оказались значительно более дорогими
и во внутреннем, и во внешнем отношении, чем президент и его
советники могли ожидать. Мучительная для администрации си-
туация, которая возникла в Ираке, оказала сильное давление в
пользу согласованного урегулирования, восстановления трансат-
лантического взаимоуважения и более тесного стратегического со-
Еще один шанс • 659
трудничества. При активных выступлениях за поиск какого-либо
компромисса с Тегераном не только Великобритании, Германии
и Франции, но и России и Китая иранский вопрос стал катализа-
тором для потенциально весьма существенного изменения нашей
стратегии, хотя и без особого на то желания.
«Основанные на реальности» урегулирования стали необхо-
димы и в отношениях США с Россией и Китаем. Хотя в октябре
2004 года Кондолиза Райс, в то время советник по национальной
безопасности Буша, в интервью ведущей американской газете и
заявила, не забывая о собственных интересах, что при Буше Со-
единенные Штаты достигли «наилучших отношений с Россией, чем
любая другая администрация США», а также «наилучших отно-
шений с Китаем, чем когда-либо имела другая американская адми-
нистрация», ни в том, ни в другом случае отношения не были столь
тесными, как в недавнем прошлом. Более того, стратегические от-
ношения между Россией и Китаем становились более близкими,
чем отношения любой из этих стран с Соединенными Штатами.
Развитие отношений между США и Россией началось с нео-
бычного старта вскоре после первой инаугурации Буша. В сере-
дине 2001 года новый президент совершил поездку в Европу, в
ходе которой в столице Словении у него состоялась короткая
встреча с новым президентом России Владимиром Путиным, быв-
шим полковником КГБ. Встреча продолжалась 90 минут. По-
скольку половину этого времени занял официальный перевод, это
значит, что каждая из сторон высказывалась немного более два-
дцати минут. После встречи президент сообщил изумленным пред-
ставителям мировой прессы, что «я посмотрел этому человеку в
глаза. И мне удалось почувствовать его душу». Короче говоря, ни
история, ни геополитика, ни жизненные ценности не имели зна-
чения, а имели значение личные отношения, во многом похожие
на те, которые были между Клинтоном и Ельциным.
В течение нескольких следующих лет Россия последовательно
отходила от хаотического прыжка в демократию, который она со-
вершила в начале 90-х годов. Хотя этот политический регресс и со-
ответствовал публично заявленной Путиным точке зрения, что
«распад Советского Союза был величайшей геополитической ка-
тастрофой века», Буш не изменил его оценки Путина, несмотря на
возрождение авторитарных тенденций. Принимая его в Кэмп-Дэ-
виде в 2003 году, Буш превозносил российского лидера за его «ви-
660 • Збигнев Бжезинский
дение России как страны, живущей в мире в ее новых границах, с ее
соседями и со всем миром, как страны, в которой процветают де-
мократия, свобода и верховенство закона». Это было примерно че-
тыре года спустя после того, как Путин начал жестокое подавление
чеченцев, стоившее им тогда жизни двухсот тысяч человек.
То, что Россию следовало шаг за шагом включать в консуль-
тации по Ближнему Востоку и втягивать в конструктивные отно-
шения с НАТО, то, что она получила согласие на вступление в
ВТО и даже была включена в «Большую семерку» (которая та-
ким образом стала «Большой восьмеркой»), имело практический
смысл (то есть было политикой, «основанной на реальности»).
Труднее находить оправдание политике, основанной на оценке
души лидера, если такая оценка ведет к тому, чтобы не замечать
участившихся попыток России навязать свою волю нескольким
новым независимым государствам, образовавшимся после распа-
да Советского Союза (особенно Украине, Грузии и Молдове), и
ее попечительства над Беларусью — последней диктаторской ав-
тократией в Европе.
Еще больше опасений должно вызывать растущее стратеги-
ческое сближение России с Китаем, которое ни Буш, ни госсекре-
тарь Райс, по-видимому, не заметили. После прихода Буша к вла-
сти отношения между Америкой и Китаем развивались несколь-
ко неустойчивым образом. Инцидент, возникший из-за столкно-
вения американского разведывательного самолета, совершавшего
облет вблизи побережья Китая, и китайского истребителя-пере-
хватчика, вызвал короткий взрыв напряженности. После вынуж-
денного приземления поврежденного американского самолета
(китайский истребитель упал в море, а его пилот погиб) его ко-
манда на короткое время была арестована, и правительства обеих
стран обменивались обвинениями и контробвинениями. Инци-
дент, однако, был приглушен, команда освобождена, и вопрос вско-
ре был исчерпан, хотя Соединенные Штаты были вынуждены
принести извинения.
Вслед за этим кислым началом последовали сравнительно нор-
мальные отношения, ранее поддерживавшиеся администрацией
Клинтона, пока они не подверглись испытанию неоконсерватив-
ной инициативой, направленной на укрепление неофициальных,
но глубоких связей Америки с Тайванем. Особую активность про-
явило министерство обороны в лице заместителя министра, выс-
Еще один шанс «661
тупавшего за то, чтобы не только повысить оборонные возможно-
сти Тайваня, но также вступить в почти официальный диалог с
военными представителями Тайваня относительно обеспечения
безопасности в непосредственной близости от Китая. (Это про-
тиворечило позиции Пекина, рассматривавшего Тайвань как часть
«одного Китая», признанной ранее республиканской и демокра-
тической администрациями.) Делу не помогли и интенсивные
усилия тайваньских представителей, подстрекаемых их американ-
скими сторонниками как в самой администрации, так и вне ее к
тому, чтобы сделать шаг в сторону независимости от материково-
го Китая.
Однако стрелки часов нельзя было повернуть вспять, и «пре-
зренная реальность» снова продиктовала необходимость урегу-
лирования. В дальнейшем состоялся обмен мнениями на высшем
уровне. Быстро расширяющиеся экономические связи Америки с
Китаем и возрастающая роль Китая в Восточной Азии и в гло-
бальной экономике побудили администрацию в конце 2001 года
выступить за принятие Китая в ВТО. Вслед за тем Китай стал и
главным игроком в шестисторонних переговорах с Северной Ко-
реей, демонстрируя свое возвышение в качестве одной из вели-
ких держав мира. Вскоре Китай стал также и ключевым участни-
ком дискуссий, ведущихся между США, Великобританией, Фран-
цией, Германией и Россией по вопросу о риске, связанном с ядер-
ной программой Ирана.
Но все же даже успех администрации Буша в поддержании
американо-китайских отношений не должен затемнять факта, что
к середине президентства Буша внешнеполитические курсы Ки-
тая и России по самым актуальным вопросам были ближе друг к
другу, чем каждого из них к американской политике. Интересы
Китая и России по самым актуальным вопросам ближе друг к дру-
гу, чем каждого из них к американской политике. Если взять в
целом Северную Корею, Иран, Ближний Восток и Центральную
Азию, то интересы Китая и России стали более совместимыми.
Оба режима с неприязнью наблюдают за воинствующим поощре-
нием Америкой выборной демократии. Каждый из них видит в
таком развитии явную угрозу его собственной политической ста-
бильности. Между Владимиром Путиным и Ху Цзинтао возник-
ло чувство личного родства, корни которого в одинаково холод-
ных, но эффективных стилях бюрократического руководства.
662 • Збигнев Бжезинский
Стоит отметить, что в случае с Китаем давнее историческое
чувство обиды могло быть усилено вследствие личной чувстви-
тельности, затронутой совершенно нелепым отношением адми-
нистрации Буша к визиту президента Ху Цзинтао в Вашингтон в
конце весны 2006 года. Белый дом отказался дать официальный
обед в его честь; на церемонии по прибытии в Белый дом нацио-
нальный гимн Китая был объявлен как гимн Республики Китая
(так называет себя Тайвань); официальная речь Ху в ответ на ока-
занный ему прием прерывалась криками и репликами, и службе
безопасности Белого дома потребовалось некоторое время, что-
бы удалить крикунов. Поздно вечером у Блэр-хаус, где остано-
вился Ху, была разрешена демонстрация протеста, сопровождав-
шаяся криками; во время неофициального обеда, который был дан
в городе, не предусматривалось традиционного исполнения на-
циональных гимнов и церемонии «внесения знамени». Учитывая,
что вопросы формы имеют особое значение в китайской культу-
ре, эти знаки неуважения делу не помогли.
Во всяком случае, возрастающая роль Китая в мире и про-
цесс восстановления России создают новый элемент в геополи-
тической расстановке сил, не направленной открыто против Со-
единенных Штатов, как прежний китайско-советский альянс, но
вызванный к жизни совпадающими региональными интересами,
а также общим желанием (открыто не провозглашенным) под-
резать распростертые крылья Америки. Китайцы, не поднимая
шума, развивают сотрудничество в ведомом Китаем азиатском
сообществе, в котором Соединенные Штаты в лучшем случае
могли бы играть вторую роль, а Китай и Россия тайно договари-
ваются о том, чтобы снизить военное присутствие в Централь-
ной Азии, которое создала Америка в связи со своим вхождени-
ем в Афганистан после 11 сентября. Китайское политическое и
экономическое влияние ощущается и на Ближнем Востоке, и в
Африке, развиваются и экономические отношения между Кита-
ем и Бразилией.
Между тем Россия расширяет свои политические и военные
связи с Венесуэлой, стараясь в то же время уменьшить влияние
Америки на бывшем советском пространстве. Возрастающая за-
висимость от российских источников энергии также создает риск
для атлантической солидарности. Так, проект трубопровода Се-
верная Европа — Балтика между Россией и Германией усилил
Еще один шанс • 663
страхи в Литве и Польше из-за возрастающей уязвимости перед
лицом российского энергетического шантажа.
Способность Америки привлечь Китай или Россию к долговре-
менной поддержке усилий, направленных на ограничение ядерных
программ Северной Кореи и Ирана, была также подорвана одно-
сторонним решением администрации Буша (мотивируемым глав-
ным образом ее желанием учредить коалицию для борьбы с ислам-
ским террором) отказаться от противодействия индийской про-
грамме овладения ядерным оружием. Обращает на себя внима-
ние то, что Соединенные Штаты достигли такого соглашения с
Индией без принятия ею требования Договора о нераспростране-
нии ядерного оружия, которое было признано пятью ядерными
державами (Америкой, Россией, Великобританией, Китаем и Фран-
цией), — подписать договор о запрещении всех ядерных испыта-
ний и прекратить производство плутония и высокообогащенного
урана для ядерного оружия. (Китай официально не принял вто-
рое из этих условий.)
Решение укрепить американо-индийское стратегическое парт-
нерство на условиях, способствующих расширению ядерного ар-
сенала Индии, должно было стать особенно неприемлемым для
Китая, который до того времени исходил из концепции минималь-
ного стратегического средства устрашения. Значительное увели-
чение ядерного арсенала Индии могло только побудить Пекин от-
казаться от стратегического самоограничения. Этот шаг США, без
сомнения, также делал Пекин менее склонным откликнуться на при-
зыв Америки в отношении позиции по Северной Корее и Ирану.
Неравный и своевольный подход Америки к ядерной пробле-
ме, по-видимому, усиливал стремление Китая к перестройке
структуры международных отношений. С ростом его авторитета
Китай все больше видит себя в роли одного из главных глобаль-
ных игроков, который не желает быть связанным правилами игры,
придуманными в основном в эпоху верховенства Америки. Сле-
дуя политике мира, Китай стал более открыто выражать намере-
ние по-новому подойти к сложившемуся механизму международ-
ного урегулирования. Как писал ведущий китайский журнал по
вопросам внешней политики, Китай должен «проявить инициа-
тиву и принять активное участие в реформе и перестройке меж-
дународной системы, с тем чтобы она полнее отражала интересы
и требования Китая. В противном случае он будет вынужден либо
664 • Збигнев Бжезинский
выйти из такой международной системы, либо согласиться на
контроль других, либо ему придется бросить вызов системе “fait
accompli”»*.
Осторожно, но настойчиво стремясь повысить свою междуна-
родную роль, Пекин, выходя за пределы Восточной Азии, по всей
вероятности, делает своей следующей целью Ближний Восток.
Чтобы здесь обеспечить себе достойное место, Китай подчерки-
вает, что он может стать надежным потребителем нефти, конку-
рентоспособным поставщиком потребительских товаров, а также
вооружений и дружественным политическим партнером. В отли-
чие от США в последние годы Китай не третирует авторитарных
правителей и не допускает высокомерного отношения к религии
и культуре других народов. Арабы вряд ли могут услышать от
Китая заявления в менторском тоне, ставшем торговой маркой
внешнеполитических деклараций администрации Буша. Если
политика США в отношении этого региона, которая проводится
после 11 сентября, не будет пересмотрена, нетрудно представить
себе, что Китай приобретет здесь доминирующее влияние.
Долговременным интересам Америки также вредит то, что в
американском лидерстве недостает внимания к проблемам обще-
ственного блага в их глобальном масштабе. В период с 2001 по
2006 год, когда развертывалась гуманитарная трагедия в Дарфу-
ре, отношение США к этим событиям было в основном безраз-
личным. США не только отвернулись от Международного уго-
ловного суда, видя в нем угрозу своему суверенитету, но и исполь-
зовали свои политические рычаги, чтобы добиться от дружествен-
ных стран специального статуса для американского военного
персонала, исключающего возможность применения в отношении
него санкций. Киотский протокол стал козлом отпущения для
скептиков из Белого дома, не верящих в глобальное потепление,
хотя большая часть американской общественности разделяет от-
вращение администрации к этому вопросу. Как показали резуль-
таты международного опроса, проведенного среди тех, кто слы-
шал о глобальном потеплении, только 19 процентов американцев
заявили, что серьезно обеспокоены проблемой, по сравнению с 46
процентами во Франции, 66 процентами в Японии, 65 процента-
ми в Индии и 34 процентами в России. При столь безразличном
отношении, поощряемом официальным скептицизмом, неуди-
Fait accompli (франц.) — свершившийся факт.
Еще один шанс • 665
вительно, что серьезное сравнительное исследование Йельского
и Колумбийского университетов, подготовленное в начале 2006
года Всемирным экономическим форумом, поместило Соединен-
ные Штаты позади большинства передовых стран по степени вни-
мания, уделяемого проблемам защиты окружающей среды.
В период президентства Буша переговоры о ВТО, проводив-
шиеся в продолжение «раунда Дохи», оказались в тупике из-за
столкновения американской и европейской точек зрения по во-
просу сельскохозяйственных субсидий, ставшему препятствием для
более широкого глобального урегулирования вопросов торговли,
безотлагательное решение которых крайне необходимо для наи-
более бедных и зависимых от сельского хозяйства стран. Еще в
2001 году наиболее богатые страны мира обещали, что «раунд
Дохи» будет «раундом развития», непосредственно нацеленным
на исправление неравенств, возникших в прошлом, и на создание
новых возможностей для более бедных стран. При явной недо-
статочности американского лидерства и из-за перебранок между
США и Европейским союзом о либерализации в аграрном секто-
ре это обещание стало походить на линию горизонта, которая ото-
двигается по мере продвижения к ней. (Между тем и Соединен-
ные Штаты, и Европейский союз, так же как и Япония, выделяют
огромные субсидии своим фермерам: в 2005 году США предоста-
вили им 43 миллиарда долларов, Япония — 47 миллиардов, а Ев-
ропейский союз — 134 миллиарда.) Более того, узкие эгоистичес-
кие интересы сделали американцев и европейцев безразличными
к проблеме незащищенности нарождающейся промышленности
более бедных стран от конкуренции передовых.
И последнее по порядку, но не по значению: Соединенные
Штаты просто не выполнили свои обязательства, взятые ими в
2002-м в Монтеррее, «предпринять конкретные усилия, чтобы
существенно повысить уровень помощи, оказываемой развитию».
В то же время Соединенные Штаты держат под крепким контро-
лем Всемирный банк на том основании, что являются его крупней-
шим донором, и весьма сдержанно отнеслись к программе ООН
«Тысячелетие развития», ставящей целью снижение глобальной
нищеты, голода и болезней. Несмотря на официальную риторику
о «сострадании», Соединенные Штаты, исходя из определения
размера экономической помощи по уровню дохода на душу насе-
ления, остаются одним из наименее щедрых доноров для бедней-
666 • Збигнев Бжезинский
ших стран мира. (Мало утешает и то, что богатая нефтью Россия
в этом отношении выглядит еще хуже. С другой стороны, актив-
ность Китая, наоборот, возрастает.)
Учитывая все это, неудивительно, что глобальное отчуждение
Америки и распространившиеся в мире сомнения в лидерстве
Буша постоянно растут. Одно весьма знаменательное явление про-
исходит совсем близко от нас: в Латинской Америке усиливается
связь между развитием демократии и ростом антиамериканских
настроений. В прошлом наиболее интенсивные проявления мас-
сового антиамериканизма в основном ограничивались странами
с коммунистическим режимом кастровского типа или национа-
листическим режимом перонистского типа. В последнее время,
однако, массовая политическая активность в Латинской Америке
приняла формы популистской демократии, а Соединенные Шта-
ты стали мишенью для социального, экономического и полити-
ческого недовольства. Две страны Латинской Америки с самым
многочисленным населением уже открыто выражают свое возму-
щение американской политикой. Это Бразилия, недовольная ту-
пиком «раунда Дохи», и Мексика, выступающая против иммиг-
рационной политики США и обоюдоострых последствий заклю-
чения Североамериканского соглашения о свободной торговле,
особенно для сельского хозяйства Мексики. Скоро популистская
инфекция может распространиться на Центральную Америку и
все карибские государства.
Эти негативные международные тенденции еще более усили-
ваются из-за алармистского тона внутренних заявлений админис-
трации Буша по поводу новых глобальных вызовов терроризма. Она
решила нагнетать атмосферу всеобщего страха перед лицом неяс-
ной и непредсказуемой угрозы. В прошлом президенты Соединен-
ных Штатов во времена национальной опасности стремились про-
явить твердую решимость и создать атмосферу уверенности. Так
было после Пёрл-Харбора и в худшие моменты «холодной войны»,
когда ядерное столкновение (сознательно начатое или возникшее
вследствие технологического сбоя) могло в течение нескольких ча-
сов привести к гибели более 150 миллионов человек.
Современная угроза терроризма даже не приближается к та-
кому уровню. И все же, столкнувшись с возможностью опасных,
но единичных актов терроризма, Буш счел нужным объявить себя
президентом «военного времени». Этот официальный шаг разжег
Еще один шанс • 667
в обществе тревогу и произвел на свет великое множество «экс-
пертов» по терроризму, занимающихся апокалипсическими пред-
сказаниями. Средства массовой информации состязались чуть ли
не в ежедневном изобретении различных ужасных сценариев. В
результате стойкость национального духа превратилась в одер-
жимость страхом. С распространением настроений, свойственных
осажденному гарнизону, Америка рискует превратиться в обще-
ство людей, боящихся выйти из дома, изолированных от всего
мира. Национальная традиция гражданских прав и способность
стать примером воодушевляющей уверенности в достоинствах
демократии пошли на спад.
В качестве третьего глобального лидера Джордж У. Буш не
понял исторического момента и всего за пять лет опасно подо-
рвал геополитическое положение Америки. В поисках политики,
основанной на иллюзии, что «мы теперь империя и, когда мы дей-
ствуем, мы создаем нашу собственную реальность», Буш вверг
Америку в состояние опасности. Европа все больше отчуждается
от нас. Россия и Китай стали более уверенными и действуют бо-
лее скоординированно. Азия отворачивается от нас и самоорга-
низуется, в то время как Япония спокойно размышляет о том, как
лучше обеспечить свою безопасность. Латиноамериканская демо-
кратия становится популистской и антиамериканской. Ближний
Восток раскалывается и находится на грани взрыва. Мир ислама
разжигают поднимающиеся религиозные страсти и антиамерикан-
ский национализм. Опросы общественного мнения во всем мире
показывают, что американская политика вызывает опасения и
даже становится объектом презрения.
Отсюда вытекает, что следующий американский президент
должен будет предпринимать монументальные усилия, чтобы вос-
становить легитимность Америки в качестве главного гаранта бе-
зопасности, и вновь направить Америку по общему пути, ведуще-
му к решению социальных проблем мира, который уже полити-
чески пробудился и не поддается имперскому доминированию.
Арнольд Тойнби в своем классическом исследовании истории
отнес причины падения империй в конечном счете к «самоубий-
ственному управлению государством» их лидерами. Спаситель-
ным шансом Америки может быть то, что в отличие от императо-
ров президенты Америки, включая катастрофических неудачни-
ков, ограничены восемью годами пребывания в должности.
Глава 6
ПОСЛЕ 2008-ГО
(и второй шанс Америки)
Каждый из трех глобальных лидеров сам определил свое пред-
назначение: Буш Первый был полицейским, полагавшимся на
силу и законность, чтобы сохранить традиционную стабильность;
Клинтон был адвокатом социального благоденствия, рассчиты-
вавшим использовать глобализацию для достижения прогресса;
Буш Второй был человеком действия, воспользовавшимся воз-
никшими в отечестве страхами, чтобы вести войну против сил зла,
провозглашенную из-за возникших реальностей им самим.
Каждый президент, таким образом, по-своему исходил из по-
буждений американского народа, реакция которого увеличивала
силы или слабости лидера. Каждый мог эффективно выступать в
роли глобального лидера, только если его ощущение историче-
ского момента совпадало с инстинктивным ощущением американ-
ского народа и если (хотя это очень трудно определить) его пред-
ставление о глобальном вызове совпадало по духу и по сути с про-
исходящими в мире политическими и социальными изменения-
ми. Вывод, который следует из этого, является поэтому косвенной
оценкой способности Америки осуществлять эффективное гло-
бальное лидерство в течение длительного периода.
Более трех десятков лет назад выдающийся французский по-
литолог и историк Раймон Арон в своей монументальной работе
«Имперская республика» писал о роли Америки в мире;
«Национальные интересы Соединенных Штатов не будут рас-
полагать к себе или вызывать лояльные чувства до тех пор, пока
Еще один шанс • 669
они в целом не будут восприниматься как соответствующие меж-
дународному порядку, порядку как силы, так и закона... Вполне
разумно сожалеть о прошедшем времени, когда хладнокровная и
аморальная дипломатия была лишь изощренным средством вли-
яния и искусством управления. В XX столетии сила великой дер-
жавы снижается, если она перестает служить идее (курсив наш)».
Последняя фраза имеет очень большое значение. Сегодня фун-
кция глобального лидерства требует глубокого понимания духа
времени в условиях мира, насыщенного событиями, интерактив-
ного, мотивируемого неясным, но все более общим ощущением
преобладающей несправедливости в условиях жизни. Возраста-
ющая интенсивность политических эмоций может быть либо на-
правлена в конструктивное русло, либо будет использована де-
магогами и фанатиками в глобальном огне конфликтов. В эпоху,
наступившую после окончания «холодной войны», Америка может
быть решающим фактором, определяющим, какая из этих двух
тенденций возобладает. Поэтому пришло время, когда необходи-
мо дать оценку, насколько удачно действовала сверхдержава Аме-
рика на мировой сцене в период с 1990 года, руководимая ее тре-
мя первыми глобальными лидерами.
Как Америка руководила?
Если ответить кратко, то — плохо. Несмотря на то что по ряду
параметров — таким, как военная сила, — американская мощь в
2006 году, вероятно, стала больше, чем в 1991-м, способность стра-
ны привести в действие, воодушевить, задать общее направление
и таким образом формировать глобальные реальности значитель-
но ослабла. Пятнадцать лет спустя после своей коронации в гло-
бальные лидеры Америка становится одинокой, внушающей страх
демократией в политически враждебном ей мире.
ОСНОВНЫЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ,
НЕБЛАГОПРИЯТСТВУЮЩИЕ СОЕДИНЕННЫМ ШТАТАМ, 2006 ГОД
Усиление враждебности к Западу во всем мире ислама.
Взрывоопасный Ближний Восток.
670 • Збигнев Бжезинский
Доминирующий Иран в зоне Персидского залива.
Неустойчивый, имеющий ядерное оружие Пакистан.
Нелояльная и недовольная Европа.
Разобиженная Россия.
Китай, занятый организацией восточноазиатского сообщества.
Япония, более изолированная в Азии.
Популистская антиамериканская волна в Латинской Америке.
Развал режима нераспространения ядерного оружия.
Оглядываясь назад, следует признать, что действия Америки
на трех главных направлениях ее глобального лидерства не до-
стигли возможного. Ощущение небезопасности стало более все-
проникающим, несмотря на то, что число происходящих в мире
конфликтов после окончания «холодной войны» в действительно-
сти уменьшилось. Ядерные потенциалы появились еще у четырех
стран — у двух совершенно явно, а у двух замаскированно. Про-
гресс в сфере социального благосостояния был ограниченным и
случайным, а проблемы охраны окружающей среды не стали вы-
сокоприоритетными. Частично в результате всех этих неудач аме-
риканское лидерство утратило во многом свою легитимность, до-
верие к американскому руководству во всем мире было подорва-
но и моральная позиция Америки стала неубедительной.
Если бы в начале 90-х годов мировое общественное мнение
получило возможность выбрать одно государство в качестве наи-
более желаемого организатора глобальной безопасности, то по-
давляющее большинство выбрало бы Америку. В 2006 году, бе-
зусловно, было бы иначе. Вина за это ложится на плечи трех пре-
зидентов, руководивших первой глобальной сверхдержавой каж-
дый по-своему. Первый не сумел воспользоваться возможностью,
предоставившейся Америке, второй был слишком благодушен,
пытаясь это делать, а третий превратил имевшуюся у него воз-
можность в нанесенную им самим незаживающую рану, опромет-
чиво вызвав всеобщую враждебность по отношению к Америке.
Буш Первый правильно реагировал на опасный процесс рас-
пада Советского Союза, проявив искусство и дипломатическую
Еще один шанс *671
тонкость. Главный недостаток его администрации заключался в
том, что она не сумела придать какое-либо серьезное содержание
столь часто используемому ею лозунгу «новый мировой порядок»
в то время, когда вся мировая система была не только податли-
вой, но и активно откликавшейся на политическое и моральное
лидерство Америки.
Парадоксально, что Буш Первый потерпел неудачу в сфере,
где он имел явное превосходство, — в силовой политике. Он до-
пустил, что его главный успех — изгнание Саддама Хусейна из
Кувейта в 1991 году, осуществленное с поразительной военной
эффективностью и поддержанное искусно организованной им
политической коалицией, включавшей арабские государства, ока-
зался стратегически незавершенным. Эту победу нужно было ис-
пользовать для прорыва возникшего ближневосточного тупика.
Вместо этого израильско-палестинская вражда обострилась и не-
решенные конфликты были унаследованы преемниками Буша
несмотря на то, что регион в тот момент был восприимчив к ре-
шительной дипломатической инициативе, подкрепленной успеш-
ным применением силы. Ирак в состоянии раздоров был предо-
ставлен самому себе. Поражение Саддама не было использовано
для того, чтобы начать диалог с Ираном. Афганистан, только что
освобожденный от советского вторжения, был вообще проигно-
рирован. В регионе продолжал распространяться антиамерика-
низм.
Клинтон, первоначально менее заинтересованный в мировых
делах, заменил новый мировой порядок концепцией «необрати-
мой» глобализации. Но утверждения о ее неизбежности удобно
освобождали нового глобального лидера от обязательства создать
целенаправленную стратегию и заниматься ее претворением в
жизнь. Тем не менее он удачно преодолел две геополитические
проблемы. После продолжительных колебаний в течение своего
второго срока он приступил к расширению НАТО, прокладывая
путь к последующему расширению Евросоюза, и постепенно орга-
низовал коллективную военную операцию на Балканах в ответ
на происходившие там жестокие этнические чистки.
Однако в отсутствие более решительной стратегической оп-
ределенности он поддался возобладавшему в то время «врагу се-
годняшнего дня» — непостоянству, поощряемому различными
группами давления, и лишь время от времени уделял внимание
672 • Збигнев Бжезинский
Ближнему Востоку. Его ответ на каждую из трех тлевших в реги-
оне ситуаций был серьезно осложнен внутренними давлениями,
оказывавшимися в Америке: иранская проблема была искусствен-
но связана с Ливией законотворческой деятельностью Конгрес-
са, предоставленный самому себе Ирак плыл по течению, а нере-
шенный израильско-палестинский конфликт после убийства премь-
ер-министра Рабина находился в состоянии тупика.
Смерть Рабина была в Израиле сигналом для поворота впра-
во, который постепенно вел в Соединенных Штатах к союзу, быст-
ро, как грибы после дождя, возникавшему между неоконсерва-
тивными группами давления и христианскими правыми. В ходе
этого процесса позиция США, опять-таки под воздействием внут-
ренних обстоятельств, особенно израильского лобби, сместилась
от беспристрастного посредничества к поддержке Израиля в его
желании затянуть окончательное урегулирование. В результате
посредническая способность Америки значительно понизилась.
Клинтон унаследовал Америку без глобального соперника, но
не использовал имевшуюся возможность создать более широкую
основу для урегулирования, которое могло бы предотвратить не-
которые нависающие опасности. Подход к проблеме распростра-
нения ядерного оружия также был нерешительным. Серьезная по-
пытка заняться глобальными социальными проблемами означа-
ла бы для американского народа необходимость некоторого са-
моограничения, но собственные наклонности президента едва ли
могли способствовать такому изменению настроения граждан.
Страна вряд ли сознавала поднимавшуюся во всем мире волну
возмущения и возраставшего нетерпения в ожидании перемен,
причиной которой она являлась.
При Буше Втором внешняя политика в течение шести меся-
цев находилась в дремотном состоянии, прежде чем была гальва-
низирована террористическим нападением 11 сентября. Мир спло-
тился вокруг Америки, предоставляя Вашингтону уникальную
возможность выковать глобальную коалицию. Увы, внешняя по-
литика, которую ковал президент, становилась откровенно одно-
сторонней («кто не с нами — тот против нас»), демагогической,
порожденной страхом и порождающей страх, политически экс-
плуатирующей лозунг «мы — нация, ведущая войну». Это оконча-
тельно погрузило Америку в войну в одиночестве, выбор которой
был сделан в Ираке.
Еще один шанс • 673
Из-за одностороннего, самоуверенного курса внешней поли-
тики Буша после 11 сентября Статуя Свободы перестает быть сим-
волом Америки в глазах многих людей во всем мире, и этим сим-
волом становится концентрационный лагерь в Гуантанамо. Аме-
рика оправдывает свою войну в Ираке демагогией, которая под-
крепляется сомнительными голословными утверждениями и
сопровождается дорогостоящими самообманами, усиливающими
многие конфликты в регионе, несмотря на декларации, что все это
ведет к рождению нового, более демократического Ближнего Во-
стока. Американское общественное мнение, сначала горячо под-
державшее воинственную риторику президента, раскололось на
противоположные группы по своим большей частью не очень яс-
ным взглядам на будущее. Прошлые тревоги и опасения еще бо-
лее усиливались.
ГЛОБАЛЬНОЕ ЛИДЕРСТВО:
ОТЧЕТНАЯ КАРТА ПРЕЗИДЕНТА
Буш Первый Клинтон Буш Второй
Атлантический союз А А D
Постсоветское пространство В В- В-
Дальний Восток с+ В- С+
Ближний Восток в- D F
Распространение ядерного оружия в D D
Сохранение мира Нет данных В+ С
Экология С В- F
Глобальная торговля/ бедность В- А- С-
Общая оценка Прочное В Неуверенное С Провальное F
Заключение Тактическое искусство при отсутствии стратегических возможностей Огромный разрыв между возможностью и осуществле- нием Упрощенное догматическое представление о мире, вызы- вающее само- разрушаюгцую изоляцию
674 • Збигнев Бжезинский
В связи с этим теперь уместно задать вопрос: а что вообще мог-
ло бы быть? Мог ли мир стать иным, если бы три глобальных ли-
дера вели себя по-другому? Хотя историю невозможно перемо-
тать, как ленту магнитофона, вдумчивое размышление, основан-
ное на известных фактах, имеет свои плюсы.
Можно, например, считать, что в период, начавшийся после
«холодной войны», политика США упустила две великие истори-
ческие возможности. Первая, вина за которую должна быть поде-
лена с другими, состоит в том, что не удалось извлечь выгоду из
победы, одержанной в «холодной войне», сформировать — или
даже в некотором роде организационно оформить — Атлантичес-
кое сообщество с общим стратегическим видением глобальной
перспективы. После 1991 года были моменты, когда обе части Ат-
лантического сообщества были заняты общим делом: во время
первой войны в Заливе, в период вмешательств НАТО в Боснии
и Косово и в Афганистане после 11 сентября. В этих случаях пред-
принимались сознательные усилия к укреплению сотрудничества,
и это обеспечивало успех.
Расширение НАТО и Европейского союза создало оптимис-
тическую историческую перспективу, которая могла бы более це-
ленаправленно побуждать к трансатлантическому процессу при-
нятия решений, нацеленных на поддержание мира и нераспрост-
ранение ядерного оружия. Таким путем могла бы быть закрепле-
на привычка вырабатывать политику сообща и разделять бремя
ее осуществления. То же самое можно сказать и о долговремен-
ных интересах Америки и Европы в совместном создании глобаль-
ного экономического порядка, который становился бы все более
восприимчивым к требованиям большего равенства и возможно-
стей, выдвигаемых развивающимися странами.
Америка и Европа вместе могли бы навсегда стать решающей
силой в мире. Действуя раздельно, и особенно споря друг с дру-
гом, они окажутся в тупике и вызовут беспорядки. В течение пят-
надцати лет своего превосходства Соединенные Штаты, к сожа-
лению, не предприняли согласованных усилий к тому, чтобы при-
влечь Европейский союз к совместной попытке придать организо-
ванную форму глобальному сотрудничеству, осуществляя сообща
более продуманное планирование и принятие решений в сфере
внешней политики. Более того, в ряде случаев реакция США на
процессы расширения и укрепления Европы указывала на беспо-
Еще один шанс • 675
койство и даже страх, вызываемые тем, что Европа, руководимая
совместно Германией и Францией, может не отвечать интересам
Америки. Эти опасения побудили Вашингтон исподтишка поощ-
рять Великобританию быть более «атлантической», чем «европей-
ской». (Лондон с готовностью шел на это.)
По общему признанию, европейцы нуждались в американ-
ском побуждении соединить усилия в подлинном партнерстве.
Стремление к политической интеграции быстро пошло на спад
после введения евро, и в конечном счете результатом стал отказ
принять предлагавшуюся Европейскую конституцию. Франция
почувствовала, что ее роль основоположника европейского един-
ства принижена с появлением объединенной и политически це-
леустремленной Германии и поддалась искушению разыграть кар-
ту особых отношений Парижа с Москвой. В конце концов она воз-
главила движение за неприятие Европейской конституции, кото-
рую ранее она и продвигала.
Более сознательное сотрудничество между США и Евросою-
зом могло бы получить развитие и по другим стратегическим на-
правлениям. Попытка втянуть Россию в более тесные отношения
с Атлантическим сообществом могла бы быть более успешной,
если бы Соединенные Штаты и Европейский союз проявили об-
щее стремление к этому, лишая в то же время Россию иллюзий,
вызываемых ее имперской ностальгией, в отношении новых не-
зависимых государств, образовавшихся на месте бывшего Совет-
ского Союза.
С обеих сторон позиция Запада была двусмысленной и разно-
речивой. Хотя было ясно, что Россия не готова к подлинному член-
ству ни в Европейском союзе, ни в НАТО, ей ни разу не дали по-
чувствовать, что она могла бы иметь хотя бы какие-то особые от-
ношения с ключевыми институтами этих сообществ. И что еще
хуже, западные союзники никогда не разъясняли Москве, что она
рискует оказаться в изоляции, если изберет восстановление авто-
ритаризма в качестве пути своего внутреннего развития и будет
следовать неоимпериалистической тактике в отношении Молдо-
вы, Украины и Грузии, не говоря уже о трагической проблеме
Чечни. Вместо этого Россию постоянно восхваляли как новую
демократию, а ее лидерам постоянно оказывалась поддержка.
Единая и подлинно скоординированная трансатлантическая
политика могла бы также иметь своим результатом своевремен-
676 • Збигнев Бжезинский
ный, более эффективный ответ на угрозу ядерного распростране-
ния, прежде всего со стороны I Трана, а затем, вероятно, и со сто-
роны Индии и Пакистана. Прискорбно, что Соединенные Штаты
были весьма избирательны в подходе к нераспро' транению, под-
держивая или закрывая глаза на приобретение ядерного оружия
их друзьями. В середине 2006 года ме ждунаро щая комиссия, орга-
низованная Швецией, информировала Генерального секретаря
ООН, что усилия воспрепятствовать распространению ядерного
оружия застопорились главным образом из-за отсутствия лидер-
ства США. Позиция Вашингтона в отношении распространения
была подвергнута критике, и доклад предупреждал, что, если Аме-
рика «не будет выпо. шять роль лидера, будут иметь место новые
ядерные испытания и новая гонка ядерных вооружений».
ЦЕНТРАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ АТЛАНТИЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
НАТО/гос-ва ЕС
Экономическая и военная мощь \пмнтического сообщества делает его центром
притяжения мира. На страны НАТО и Евросоюза, всего лишь с 13 процентами
населения Земли, проживающими в них, приходится 63 процента мирового ВВП.
В 2005году они произвели товаров и услуг на сумму более 27 триллионов долларов,
а их доля в глобальных военных расходах составила свыше 77 процентов, ассиг-
нования з 2005 году только на содержание вооруженных сил превысили 780 мил-
лиардов долларов.
Подготовил Бретт Эдкинс
Еще один шанс • 677
Но вместо того, чтобы принять на себя руководящую роль, Со-
единенные Штаты молчаливо одобрили наращивание ядерного
вооружения Индией и стойко противились попыткам Ирана сде-
лать то же самое. Европейские союзники Америки выступили за
проведение переговоров с Ираном, но убедили Вашингтон рас-
смотреть эту возможность только в 2006 году. Согласованные
трансатлантические усилия решить ближневосточный конфликт
могли бы также послужить основой для создания на Ближнем
Востоке зоны, свободной от ядерного оружия, что могло бы по-
мочь решению взаимосвязанных проблем, вызванных наличием
необъявленного ядерного арсенала у Израиля и сомнительным
намерением Ирана продолжать свою ядерную программу.
Привычная процедура откровенных трансатлантических кон-
сультаций, сознательно направленных на усиление взаимного до-
верия, могла бы также способствовать преодолению не поддаю-
щегося решению тупика, который возник в отношениях Севера и
Юга по вопросу о правилах глобализации. «Раунд Дохи» — пере-
говоры в рамках ВТО — «застрял» в основном из-за разногласий
между Америкой и Европой, которые облегчили для таких стран,
как Япония и Китай, защиту их непосредственных интересов в
ущерб глобальному благополучию. Большая гибкость, проявлен-
ная Атлантическим сообществом, могла бы воздействовать на
Японию (в вопросе о сельскохозяйственных субсидиях) и Китай
(в вопросе девальвации национальной валюты и экспорта про-
мышленных товаров), чтобы они заняли более справедливую по-
зицию в переговорах о торговле.
В атлантическом понимании «как все должно было бы быть»
есть также аспект, связанный с обеспечением безопасности. Если
бы Япония непосредственно участвовала в осуществлении трансат-
лантической стратегии, и она, и США были бы менее склонны кон-
центрировать внимание на повышении обороноспособности Япо-
нии, чтобы противостоять растущей мощи Китая. А это, в свою
очередь, дало бы возможность избежать усиления настроений
внутри китайской политической элиты, в особенности военной, в
пользу укрепления китайско-российских связей по вопросам бе-
зопасности.
Тот факт, что Америке не удалось добиться более решитель-
ного продвижения в израильско-палестинской проблеме в тече-
ние пятнадцати лет ее глобального руководства, представляет еще
678 • Збигнев Бжезинский
одно значительное «если бы». Если бы такое продвижение имело
место и если бы оно сопровождалось совместным усилием двух
сторон принять сбалансированную компромиссную формулу, чет-
ко изложенную Соединенными Штатами и Европейским союзом,
то на Ближнем Востоке удалось бы избежать последующего ухуд-
шения положения и роста насилия и трансатлантические отно-
шения определялись бы общей стратегической целью и завершен-
ностью.
Решительный и успешный трансатлантический нажим в 90-х
годах в пользу израильско-палестинского урегулирования позво-
лил бы избежать рискованного военного предприятия в Ираке,
ставшего поражением для самих Соединенных Штатов. Вместо
этого возник израильско-палестинский тупик, за которым пос-
ледовало вторжение США в Ирак, вызвавшее американо-евро-
пейский раскол. Утверждать, что усилившийся израильско-пале-
стинский конфликт не был причиной враждебности к США, ох-
ватившей арабов, могут только те, кто лично заинтересован в этом.
Дестабилизирующий эффект этой враждебности, усиленный вой-
ной в Ираке, создает в перспективе риск постепенного выдавли-
вания США из этого региона. Ни правящие в регионе элиты, ни
китайцы не проигнорируют эту перспективу. Уязвимые элиты
Ближнего Востока нуждаются в иностранном защитнике, а Ки-
тай нуждается в стабильном доступе к источникам нефти, кото-
рые эти элиты контролируют. Каждая из сторон, таким образом,
имеет что предложить другой. То, что соглашение, не отвечаю-
щее интересам США, может появиться, не следовало бы игнори-
ровать.
Будет ли у Америки еще один шанс?
Безусловно. В значительной мере это так, потому что ни одна,
ни другая сторона не способна играть роль, которую потенциаль-
но способна играть Америка и которую она должна играть. Евро-
пе все еще не хватает необходимого политического единства и
воли, чтобы быть глобальной державой. Россия не может решить,
хочет ли она быть авторитарным империалистическим, социаль-
но отсталым евразийским государством или действительно совре-
менной европейской демократией. Китай быстро поднимается как
доминирующая держава на Дальнем Востоке, но у него есть про-
Еще один шанс • 679
тивник, которым является Япония, и все еще не ясно, каким обра-
зом Китай разрешит основное противоречие между свободным
экономическим развитием и бюрократическим централизмом его
политической системы. Индия еще должна доказать, что она смо-
жет сохранить единство и демократию, если ее религиозное, эт-
ническое и лингвистическое многообразие станет для нее поли-
тическим бременем.
Америка обладает монополией военной мощи в глобальном
масштабе, ее экономика не имеет себе равной, а ее способность к
технологическому обновлению является несравнимой, и все это
вместе обеспечивает ей уникальное мировое влияние. Более того,
существует широко распространенное, хотя и не выражаемое от-
крыто практическое признание, что международная система нуж-
дается в эффективной стабилизирующей силе и что наиболее ве-
роятной альтернативой конструктивной роли Америки в скором
времени был бы мировой хаос. Разумный глобальный лидер IV
должен был бы суметь использовать это понимание, чтобы из-
влечь из запаса доброжелательного расположения к Америке все,
что еще осталось. И хотя враждебность в отношении Соединен-
ных Штатов поднялась до беспрецедентного уровня и все еще
не достигла вершины, Америка, которая сознает свою ответствен-
ность, выраженную в президентской риторике, чувствительна к
сложностям международной обстановки и скорее ищет согласо-
ванности, чем резкости в своих внешнеполитических отношени-
ях (короче, совершенно не похожая на ту, которая предприняла
недавнюю авантюру), это та Америка, которую большая часть
мира все еще хотела бы видеть стоящей у руля современного
мира.
Но не следует заблуждаться: потребуются годы целеустрем-
ленных усилий и подлинное искусство, чтобы восстановить по-
литический авторитет и легитимность Америки. Следующий пре-
зидент должен извлечь стратегические уроки из недавних оши-
бок Америки, так же как и из ее прошлых успехов. Безусловно,
исторические умозаключения не могут служить основой для кон-
кретных политических рекомендаций, которые должны учитывать
изменившиеся обстоятельства, неожиданные события, новые вы-
зовы. Но критическое осмысление имевших место фактов — как
это кратко было изложено на предыдущих страницах — действи-
тельно поможет нам определить приоритеты и напомнит о фун-
680 • Збигнев Бжезинский
даментальных реальностях. Это в особенности относится к неис-
пользованному потенциалу Атлантического сообщества и ко все
возрастающим издержкам промедления с установлением мира на
Ближнем Востоке.
Америка должна извлечь дополнительные уроки из того, что
было достигнуто ею ранее. В течение длительной «холодной войны»
Европа была главной политической ареной и главной ставкой в
политической игре. Влияние Америки было преобладающим, по-
тому что ее политику отличали мудрость и сдержанность. Эта
политика опиралась на прочные союзы и была осознанно направ-
лена на объединение друзей и разделение врагов. Америка реши-
тельно проводила в жизнь стратегическую доктрину сдержива-
ния и делала это, несмотря на высокий уровень опасности (осо-
бенно в период, когда Советский Союз достиг стратегического
паритета с Соединенными Штатами), в условиях которой проис-
ходила «холодная война». И несмотря на то что ядерная война меж-
ду Соединенными Штатами и Советским Союзом могла в любой
момент привести к гибели 150 миллионов человек в течение все-
го нескольких часов, американские лидеры не прибегали к страху
как средству поддержания решимости страны (трудно предста-
вить себе, что Эйзенхауэр или Рейган могли провозгласить себя
«президентами войны») и терпеливо сочетали сбалансированную
стратегическую твердость с дипломатической гибкостью.
Эта политика существенно отличалась от той позиции, кото-
рую заняла страна, особенно после 11 сентября, в отношении вы-
зовов, исходивших от Ближнего Востока — региона, ставшего но-
вой центральной ареной и новой ставкой для американской сверх-
державы. Эта политика разъединила друзей Америки и объеди-
нила ее врагов, страх стал средством обеспечения поддержки
политики, и нетерпение, проявляемое в стратегических вопросах,
и изоляционистский самоостракизм сузили для США возможно-
сти дипломатического маневра.
Но вне сферы этих конкретных проблем приемлемость Аме-
рики в качестве будущего мирового лидера зависит от ответов на
крупные и сложные вопросы:
1. Природа самой американской системы. Готова ли американ-
ская система в структурном отношении к тому, чтобы сфор-
мулировать и проводить глобальную политику, которая не
Еще один шанс • 681
только защищала бы американские интересы, но и способ-
ствовала глобальной безопасности и благополучию?
2. Американская социальная модель в мире растущих ожида-
ний. Готово ли американское общество к тому, чтобы вы-
полнять роль глобального лидерства, которая предполагает
определенную степень ответственного самоограничения,
вытекающего из принципиального понимания глобальных
тенденций?
3. Американская оценка нового положения в мире. Есть ли у
страны интуитивное осознание, что глобальное политиче-
ское пробуждение означает для собственного будущего Аме-
рики?
Внешнеполитический процесс
Структурные препятствия, которые ограничивают способ-
ность Америки формулировать и выполнять долговременные
обязательства глобального лидера, частично коренятся в уни-
кальных обстоятельствах возникновения Америки как государ-
ства. Но они также являются результатом перерождения, про-
исходившего под влиянием, которое оказывают на американ-
скую политическую жизнь современные коммуникационные воз-
можности и деньги.
Американская конституционная система с ее разделением вла-
стей была гениальным достижением. Она создала непревзойден-
ную конструкцию, защищающую индивидуальную свободу и то
же время обеспечивающую процесс перекрестного контроля за
процессом принятия общенациональных решений. Этот сложный
механизм был защищен географической изоляцией Америки, и
вследствие этого не было непосредственной угрозы для безопас-
ности страны. Более чем 250 лет спустя Америка-сверхдержава
прочно переплетена со всем миром и занимает в этом переплете-
нии центральное место. И все же ее лидеры, чувствительные к
изменениям внутри страны, но часто замедленно воспринимаю-
щие изменение глобальных реальностей, склонны формировать
политику глобального значения в основном в соответствии с внут-
ренними стимулами. Это способствует широкому распростране-
нию во внешнем мире (небезосновательно) мнения, что местни-
чески настроенная Америка выходит на мировую арену со свои-
682 • Збигнев Бжезинский
ми собственными предпочтениями, злободневными лозунгами
и своими особыми интересами. И распространившийся скепти-
цизм по поводу объявления Соединенными Штатами «войны с
террором» является лишь отражением этой тенденции в послед-
нее время.
Отсутствие организационного механизма глобального плани-
рования как в исполнительной, так и в законодательной ветвях
власти осложняет эту проблему. Ни исполнительная, ни законо-
дательная власть не выработали какого-либо официального про-
цесса формирования перспективного взгляда на глобальное бу-
дущее и консультаций относительно необходимых политических
мероприятий. Исполнительная власть, известная своей слабостью
в сфере координации планирования, старается проводить эти во-
просы через Совет национальной безопасности, в результате чего
долговременные интересы заменяются краткосрочными. А зако-
нодательная власть концентрирует внимание почти исключитель-
но на возникающих внутренних проблемах.
Более того, и исполнительная, и законодательная власть, рев-
ностно относясь к своим традиционным прерогативам, не сотруд-
ничают в выработке большой национальной стратегии. Ежегод-
ное послание президента Конгрессу могло бы готовиться при се-
рьезных консультациях с Конгрессом. Вместо этого оно стало в
основном ежегодным представлением патриотических лозунгов,
партийной гимнастикой, украшенной определенным количеством
оваций и участием в церемонии различных «героев», сидящих
рядом с первой леди. Слушания в Конгрессе вряд ли выглядят
лучше. Их главная цель — выявить последние недостатки испол-
нительной власти, реальные или нереальные.
Полезным нововведением могло бы стать учреждение посто-
янного консультативного органа из представителей законодатель-
ной и исполнительной ветвей власти для планирования внешней
политики, имеющего общий аппарат. Поскольку его главная за-
дача состояла бы в подготовке планирования, а его главная роль —
в том, чтобы обеспечивать содержательные консультации между
президентом и руководством Конгресса, то деятельность этого
органа не создавала бы угрозы разделению властей. Такой орган
не подменял бы исполнительских полномочий президента, по-
скольку он не принимает решений. Но периодические глубокие
совместные рассмотрения вопросов глобальной политики с учас-
Еще один шанс • 683
тием руководителей Конгресса помогали бы кристаллизации бо-
лее широких и согласованных направлений.
Большая согласованность государственной политики также
требует создать распространившееся впечатление, возникшее не
только в стране, но и за границей, что некоторые аспекты внеш-
ней политики США существуют как предмет торга. Возрастаю-
щая роль лоббистов внешней политики в Вашингтоне является
как причиной такого восприятия, так и его отражением. Хотя лоб-
бисты, представляющие значительную часть избирателей с силь-
ными иностранными связями, уже давно являются частью зако-
нодательного процесса, природа их влияния, направление их уси-
лий и их состав сильно изменились, создавая структурные поме-
хи для внешней политики США.
В прошлом этнические лобби, связанные с иностранными ин-
тересами, черпали свое влияние от лояльных им и многочислен-
ных, как они утверждали, избирателей в округах. Будь это ирлан-
дское или польское лобби, американские политики, особенно кан-
дидаты в президенты, весьма серьезно относились к их настрое-
ниям. ФДР (Рузвельт) в период Второй мировой войны во время
деликатных переговоров со Сталиным о месте Польши в после-
военной Европе откровенно объяснил свое нежелание официаль-
но подтвердить уступки, которые он устно обещал советскому дик-
татору, тем, что, делая это, он может вызвать раздражение амери-
канских избирателей польского происхождения накануне прези-
дентских выборов 1944 года.
В более близкие времена возможность мобилизации финан-
совых средств для проведения выборов в заранее определенных
размерах стала более важной причиной влияния лоббистов в сфе-
ре внешней политики, чем их заявления о поддержке избирате-
лей в ходе голосования. Причина этого коренится в возросшей
зависимости конгрессменов от значительных расходов при почти
непрерывно проводимых выборах. Высокая стоимость телеком-
паний превратила сбор финансовых средств в намеченном объе-
ме для поддержки кандидата (или, наоборот, для его критики) в
важнейший способ усиления влияния лоббистов. Этим и объяс-
няется возрастающая роль влиятельных в Америке израильско-
го, кубинского, греческого, армянского и некоторых других лоб-
би, весьма эффективных в мобилизации финансовой поддержки
ради своих особых целей.
684 • Збигнев Бжезинский
Учитывая столь очевидный успех лоббистской деятельности,
появление в Америке индийского, китайского или российского
лобби, которые также располагают значительными ресурсами для
оказания влияния на законодательную деятельность Конгресса,
это лишь вопрос времени. (Возникает и мексиканское лобби, но,
по-видимому, оно будет оказывать влияние традиционным спо-
собом — числом голосов на выборах.) Российская пресса, напри-
мер, откровенно рассуждает о потенциальных возможностях в
сфере внешней политики российского нефтяного лобби, способ-
ного нанять лоббистские компании, спонсировать исследователь-
ские институты и участвовать в организации других форм дея-
тельности в целях продвижения российских интересов.
Эффективность такого лоббизма проявляется в расширении
законодательной деятельности Конгресса, сознательно направлен-
ной на ограничение исполнительной ветви власти в вопросах
внешней политики. Первые примеры появились еще в 1974 году
с введением эмбарго на поставки оружия в Турцию, организован-
ного греческим лобби, и поправки Джексона—Вэника, устанав-
ливавшей ограничения на торговлю с Советским Союзом до тех
пор, пока не будут приняты меры к беспрепятственной эмигра-
ции евреев из СССР. В последнее время законодательные акты
такого рода становятся более частыми. Примерами за минувшие
15 лет, в частности, могут служить акты, проведенные через Кон-
гресс соответственно кубинскими, израильскими, тайваньскими
и армянскими лоббистами: Акт о кубинской демократии (1992) и
Акт Хелмса—Бертона (1996); Ирано-иракский акт о нераспрост-
ранении оружия (1992); Акт об ирано-ливийских санкциях (1996);
Акт об ответственности Сирии (2003) и Палестинский акт про-
тив терроризма (2006); Тайваньский акт об усилении безопасно-
сти (2000) и поправка 907 к Акту о поддержке свободы, касающа-
яся главным образом Азербайджана. Христианское лобби прояви-
ло активность в продвижении Международного акта о религиоз-
ной свободе (1998).
Такое дробление внешней политики оказывает негативное
влияние на американские национальные интересы. В своей не-
давно вышедшей книге «Нужна ли Америке внешняя политика?»
Генри Киссинджер писал, что из-за деятельности внутренних
групп давления в Америке «Конгресс не только принимает зако-
ны, определяющие вопросы внешнеполитической тактики, но и
Еще один шанс • 685
пытается с помощью набора санкций навязать кодекс поведения
другим странам. Десятки стран почувствуют теперь на себе эти
санкции». В дополнение к более систематическому процессу пла-
; нирования и консультаций между исполнительной и законода-
тельной ветвями власти в отношении лоббирования должны быть
приняты более строгие законы, устанавливающие пределы для
иностранцев спонсировать и финансировать действующих в Аме-
рике иностранных лоббистов. Более того, сами лоббисты долж-
ны подвергаться более тщательной проверке, а финансовое вли-
яние — более детальной финансовой отчетности.
Американская социальная модель
\ Материальное потакание слабостям, постоянные социальные
! затруднения и незнание внешнего мира оказывают совокупное
влияние, увеличивая трудности, с которыми сталкивается амери-
канская демократия в создании глобально привлекательной плат-
' формы, обеспечивающей ее эффективное мировое лидерство. Аме-
, риканцы должны осознать, что их стандарты потребления скоро
й. придут в открытое столкновение со все более нетерпеливыми эга-
й литарными устремлениями. Так или иначе, но эксплуатация ес-
тественных ресурсов, чрезмерное потребление энергии, безразли-
•* чие к глобальной экологии, как и непомерные размеры жилищ для
’ состоятельных людей, пристрастие к самоудовлетворению и удо-
вольствиям свидетельствуют о безразличии к лишениям, которые
испытывает большинство людей мира. (Попробуйте представить
,1 себе мир, в котором 2,5 миллиарда китайцев и индийцев потреб-
ляют на душу населения столько же энергии, сколько потребля-
ют американцы.) Эту реальность американской общественности
еще предстоит усвоить.
Для того чтобы руководить, Америка должна не только быть
чувствительной к глобальным реальностям. Она еще должна быть
и социально привлекательной. Это требует широкого националь-
ного согласия в отношении главных недостатков американской
социальной модели. Написав «Вне контроля» около десяти лет
) назад, я перечислил двадцать главных недостатков, которые ме-
шают Америке стать примером, привлекательным для всего мира.
* С тех пор девять из четырнадцати характеристик, которые могут
i быть количественно измерены, показали регрессивную тенден-
686 • Збигнев Бжезинский
цию*. В течение этого времени неравенство в доходах, например,
значительно возросло: величина самых высоких доходов достиг-
ла почти неприличного уровня, в то время как средняя зарплата
едва возросла.
Необходимая социальная переоценка не может быть осуще-
ствлена быстро, потому что привычки и ожидания глубоко уко-
ренились. Но она может поощряться продуманным гражданским
воспитанием, которое придает значение работе во имя более вы-
сокой цели, чем работа только на самих себя. Как иногда говорят,
главным шагом в этом направлении было бы введение для каждо-
го взрослого обязательной национальной службы в течение како-
го-то периода, для чего, возможно, потребуются соответствующие
законодательные решения относительно характера таких обязан-
ностей внутри страны или за границей. В настоящее время един-
ственной гражданской обязанностью всех американцев является
уплата налогов (с лазейками для крупных корпораций и богатых).
Даже участие в национальной обороне, за исключением лишь
крайних случаев чрезвычайного положения, является доброволь-
ным актом, к тому же в финансовом отношении привлекатель-
ным для менее привилегированных.
Период национальной службы в интересах глобального общего
блага помог бы привить гражданское сознание, что весьма суще-
ственно, если Америка должна осуществлять разумное и проник-
нутое сочувствием глобальное лидерство. Это отвечало бы идеа-
листическим наклонностям молодежи и давало бы ей возможность
получить опыт работы во имя более широкой и самоотверженной
цели и могло бы способствовать развитию в обществе понимания
долгосрочных внутренних или глобальных выборов, которые нуж-
но будет делать Америке.
Учитывая, что Америка является подлинно демократической
страной, ее способность проводить конструктивную глобальную
* Так, за прошедшие 15 лет национальный долг США возрос в абсолютном
выражении и в процентах к ВВП; дефицит внешней торговли вырос экспонен-
циально; чистые накопления значительно снизились как в абсолютном выра-
жении, так и в процентном отношении; возрос процент людей в возрасте до 65
лет, не имеющих страхования жизни; доля богатых в структуре доходов возрос-
ла; почти удвоился ущерб от гражданских правонарушений; процент американ-
цев африканского происхождения, живущих за чертой бедности, возрос так же,
как и процент американцев, прибегающих к незаконному потреблению нарко-
тиков; возможности социального продвижения бедных понизились.
Еще один шанс • 687
политику должна в конечном счете опираться на хорошо инфор-
мированное общественное мнение. Однако граждане единствен-
ной в мире глобальной страны, принимающей свои решения на
основе народной воли, чудовищно не осведомлены о положении
в мире. Широкое большинство американского народа мало что
знает о мировой истории и географии. Ни печать, ни телевидение
не исправляют положения, а система образования особенно сла-
ба именно в этих двух дисциплинах.
Только один процент американских студентов учится за гра-
ницей, и большинство не имеет даже смутного представления о
том, где находятся другие страны. Исследование Национального
географического общества, проведенное в 2002 году, показало, что
85 процентов молодых американцев не могли найти на карте Ирак
или Афганистан, 60 процентов не могли найти Великобританию,
а 29 процентов — показать Тихий океан. Более того, в настоящее
время мало американцев изучают языки, которые, по-видимому,
будут в будущем важными в международном плане, такие, как
китайский или арабский. Общественное невежество, легко уси-
ливаемое страхом, создает неблагоприятную обстановку для лю-
бой серьезной дискуссии о том, что нужно Америке для того, что-
бы играть конструктивную роль в мире.
В ближайшие годы президент должен будет оказать сильное
личное влияние в деле просвещения общественности. Нужно, что-
бы он чаще говорил о глобальной ответственности Америки и при
этом в такой форме, чтобы не усиливать опасений, а направлять
внимание на решение проблемы. Полезную роль, возможно, мог-
ли бы играть ежегодные выступления президента о положении
дел в мире, публичные комментарии, которые привлекали бы к
себе внимание, редакционные статьи и (хотелось бы надеяться)
более глубокое понимание, что не только Америка влияет на мир,
но и мир оказывает влияние на Америку таким образом, который
до недавнего времени невозможно было себе представить.
Глобальное политическое пробуждение
Наиболее трудная, но в историческом плане наиболее важная
задача, стоящая перед Америкой, заключается в том, чтобы дове-
сти до мира в целом идею, определяющую суть нового времени.
Дважды за историю своего существования Америка уже делала
688 • Збигнев Бжезинский
это с всеобщим позитивным результатом. В 1776 году Америка
определила значение свободы для мира, который еще только на-
чинал стремиться к ней. В XX веке Америка стала главным за-
щитником демократии от тоталитаризма. В сегодняшнем неспо-
койном мире Америке необходимо отождествить себя с поиском
универсального человеческого достоинства, в котором воплоще-
ны свобода и демократия, но которое одновременно предполагает
уважение к культурному многообразию и признает, что существу-
ющие социальные несправедливости должны быть устранены.
Всеобщая устремленность к обретению человеческого досто-
инства — это стержень самого феномена глобального политиче-
ского пробуждения. Как я уже говорил об этом («Американский
интерес»), такое пробуждение является социально мощным, по-
литически радикализирующим и географически всеобщим. Хотя
глобальный его охват представляет собой новый момент, история
самого пробуждения началась с Французской революции 1789
года, которая вызвала сначала во Франции, а затем и во всей Ев-
ропе заразительную популистскую активность беспрецедентной
интенсивности и социального размаха. Рост массового полити-
ческого сознания стимулировался распространением грамотнос-
ти и привычкой к чтению (особенно популярных памфлетов),
страну приводили в возбуждение популистские митинги, мани-
фесты с пламенной риторикой на площадях и в городских цент-
рах, в многочисленных политических клубах и даже в отдален-
ных деревнях. Этот взрыв активности охватил не только новую
буржуазию и новые низшие городские слои (санкюлотов), но и
крестьян, духовенство и аристократов.
В течение последующих веков политическое пробуждение по-
степенно, но неумолимо распространялось. Либеральные револю-
ции 1848 года в Европе и более широкие националистические дви-
жения в конце XIX и начале XX века отражали новые популист-
ские страсти и нарастающее массовое брожение. Такое же полити-
ческое пробуждение привело к продолжавшейся несколько
десятилетий гражданской войне в Китае, включая Боксерское вос-
стание в начале XX века, вызвавшее националистическую рево-
люцию, которая завершилась в середине века победой коммунис-
тов. Антиколониальные настроения электризовали Индию, где
тактика гражданского неповиновения эффективно обезоружила
имперское правление. После Второй мировой войны антиколо-
Еще один шанс • 689
ниальные политические волнения повсюду положили конец ос-
таткам европейских империй.
В XXI веке население большей части развивающегося мира
находится в состоянии политического брожения. Это результат
осознания населением социальной несправедливости, доведенной
до беспрецедентной степени, его возмущения лишениями, кото-
рым оно подверглось, и пренебрежением достоинством личнос-
ти. Почти повсюду доступ к радио, телевидению и Интернету со-
здает сообщество людей, охваченных чувствами негодования и
зависти, которые пересекают государственные границы и стано-
вятся вызовом существующим государствам и глобальной иерар-
хии, на вершине которой все еще располагается Америка.
Попытки проанализировать будущее Китая или Индии долж-
ны учитывать подобное поведение населения, на социальные и
политические устремления которого влияют теперь не только фак-
торы исключительно местного происхождения. То же самое про-
исходит и на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии и Север-
ной Африке, а также среди индейского населения Латинской Аме-
рики, настроения которого все больше становятся реакцией на
враждебное, как ему представляется, отношение к нему внешнего
мира. Многие из тех, кого не устраивает статус-кво, склонны объе-
диняться против тех, кого они воспринимают как заинтересован-
ных в его сохранении.
Особенно неустойчива молодежь «третьего мира». Демогра-
фический взрыв, происшедший в возрастной группе до 25 лет,
создал огромную массу людей, заряженных нетерпением. Рево-
люционная заостренность этой группы рождается среди милли-
онов студентов, сосредоточенных в вузах развивающихся стран,
часто весьма сомнительного интеллектуального уровня. Полуор-
ганизованные в крупные объединения и общающиеся посредством
Интернета, они готовы не только повторить то, что происходило
в Мехико несколько лет назад и на площади Тяньаньмэнь, но и
пойти намного дальше. Потенциальные революционеры, они пред-
ставляют собой эквивалент воинствующего пролетариата XIX и
XX веков.
Подводя итог, следует сказать, что политическое пробужде-
ние в настоящее время является глобальным по своей географии,
всеохватывающим по социальной структуре (только отдаленные
крестьянские общины все еще остаются политически пассивны-
690 • Збигнев Бжезинский
ми), поразительно юным по своему возрастному составу и поэто-
му восприимчивым к политическим призывам, поступающим из
транснациональных источников, вследствие совокупного воздей-
ствия грамотности и средств массовых коммуникаций. В резуль-
тате современные популистские политические страсти могут быть
разогреты и направлены даже на отдаленные цели, несмотря на
отсутствие такой объединяющей доктрины, как марксизм.
Только идентифицируя себя с идеей всеобщего чувства чело-
веческого достоинства с его основным принципом уважения к куль-
турному многообразию проявлений этого чувства в политической,
социальной и религиозной сферах, Америка была бы в состоянии
преодолеть риск того, что глобальное политическое пробуждение
обратится против нее. Человеческое достоинство подразумевает
свободу и демократию, но идет дальше этого. Оно также включает
социальную справедливость, равенство полов и, сверх всего этого,
уважение к культурной и религиозной мозаике мира. Это еще одна
причина того, что поспешная демократизация, навязываемая из-
вне, обречена на неудачу. Устойчивая либеральная демократия вы-
ращивается постепенно и укрепляет себя изнутри.
Геополитика глобального политического пробуждения
Глобальное политическое пробуждение исторически являет-
ся антиимперским, политически антизападным и эмоционально
все более антиамериканским. В своем развитии оно вызывает сме-
щение центра глобального притяжения. А это, в свою очередь, в
глобальном масштабе меняет расположение центров власти и ока-
зывает серьезное влияние на роль Америки в мире.
Главным геополитическим эффектом глобального политиче-
ского пробуждения становится кончина имперской эры. Империи
существовали на протяжении всей истории, и с недавних пор аме-
риканское преобладающее влияние часто изображалось как но-
вая глобальная империя. На самом деле это скорее неверное ис-
пользование понятия, подразумевающего преемственность качеств
прежней имперской системы. Но некоторое сходство неоспоримо,
и это делает Америку мишенью антиимпериалистических настро-
ений.
Имперская стабильность исторически зависела от искусства
власти, высокой военной организации и, что важнее всего, поли-
Еще один шанс • 691
тической пассивности со стороны угнетаемых народов в отноше-
нии их менее многочисленных, но более активных поработителей.
(Британцы в свое время контролировали Индию всего лишь с че-
тырьмя тысячами государственных чиновников и полицейских.)
Первоначально империи развивались путем территориальной эк-
спансии, распространяемой на сопредельные территории, — ме-
тод, который в недавние времена использовала Российская (а за-
тем советская) империя. Более поздние западноевропейские им-
перии возникали главным образом путем использования превос-
ходящих возможностей морского флота ради интересов торговли
и удовлетворения потребностей в ценном сырье. Современный им-
периализм, таким образом, в основном западного происхождения.
) Это развитие достигло своего апогея к концу XIX века и в те-
- чение XX века находилось в состоянии спада. Хотя непосредствен-
ными причинами упадка империй были две мировые войны, ре-
шающее значение имело политическое пробуждение угнетенных
народов: националистическая агитация, растущее стремление к
политической самостоятельности, осознание социальной ущем-
ленности, которое усиливалось иностранным господством, уни-
жающим достоинство личности. Антиимперские и антиколони-
альные движения, таким образом, вызывались накалом полити-
ческих страстей.
Приводимая ниже таблица дает представление о том, как дра-
матично сокращалась продолжительность жизни последних им-
перий. И кроме того, из нее следует, что в наше время междуна-
родное влияние, вероятно, обойдется слишком дорого и в конеч-
ном счете может оказаться контрпродуктивным, если другие бу-
дут видеть в нем возвращение к имперскому господству. В этом
заключается важный урок для страны, доминирующей в мире в
настоящее время: единственным реальным путем осуществления
лидерства становится не прямое, а косвенное, гибкое и согласо-
ванное управление. Американская модель не является ни Римс-
кой, ни Британской империей; возможно, в будущем китайцы
смогут извлечь более полезный урок из своего имперского прош-
лого, изучив, как может работать система дифференцированного
обложения данью.
Во всяком случае, совокупное воздействие глобального поли-
тического пробуждения и современной технологии способствует
ускорению политической динамики. То, что раньше требовало сто-
692 • Збигнев Бжезинский
летий, сегодня требует лишь десятилетия, а то, что требовало де-
сятилетия, теперь происходит в течение одного года. Отныне
верховенство любой державы будет подвергаться все возрастаю-
щему давлению — необходимости адаптации, изменения и в кон-
це концов упразднения. Динамизм популистско-политического
пробуждения, охватывающего прежде на любом континенте пас-
сивное большинство человечества, свидетельствует не только о
том, что время традиционных империй уже позади, но и о том,
что деспотическое глобальное господство какого-то одного госу-
дарства исторически непродолжительно.
Помимо этого, глобальная системная нестабильность во многих
частях мира может возникнуть вследствие споров о существующих
государственных границах. Государственные границы, особенно в
Азии и Африке, часто представляют собой имперское наследие и не
совпадают с этническими или лингвистическими границами. Эти
границы становятся ненадежными перед напором растущего по-
литического сознания, которое ведет к более настойчивым тер-
риториальным притязаниям. В длительной перспективе даже ки-
тайско-российская граница непригодна для обороны, учитывая
резкие демографические несоответствия на Дальнем Востоке.
В основном антизападный характер популистского активиз-
ма мало связан с идеологическими или религиозными пристрас-
тиями, а скорее — с историческим опытом. Западное (или евро-
пейское) доминирование является частью живой памяти сотен
миллионов азиатов и африканцев, а частично и латиноамерикан-
цев (хотя в данном случае острие недовольства направлено на
Соединенные Штаты). Такая память может быть неточной, даже
фактически неверной, но это часть исторического опыта, опреде-
ляющего политическое содержание нового самосознания. В боль-
шинстве государств национальная идентичность и национальная
эмансипация ассоциируются с концом иностранного имперского
господства, и конец его часто изображается как героический эпос
самоотверженного жертвоприношения. Так обстоит дело не толь-
ко в таких крупных и самоутверждающихся странах, как Индия
или Китай, но и в таких, как Конго или, скажем, Гаити.
Таким образом, антизападничество — это больше, чем просто
популистское отношение. Это неотъемлемая часть сдвигов гло-
бального демографического, экономического и политического
баланса. Незападное население уже намного превышает числен-
Еще один шанс • 693
СНИЖЕНИЕ ИМПЕРСКОГО ДОЛГОЛЕТИЯ
О 200 400 600 800 1000 1200 1400 1600 1800 2000
1200
Византийская
- 1000
800 -
Священная Римская
- 800
Арабская
Оттоманская
600
Римская
Испанская
200 -
Династии Цин и Хан
Сасанидская
Династии Суй н Тан
Португальская
Британская _ 400
Французская «.
‘ ---Голланд :кая
л Моголов^ российская
Династии Мин •династии Цин
- 200
Монгольская
и государства-
преемники
Австро-Венгерская
Японская «---
Итальянская
Германская *
0 200 400 600 800 1000 1200 1400 1600 1800 2000
Годы
Приводятся данные о длительности существования основных империй,
определяемых как институционализированные системы управления мно-
гоязычными и многоэтническими сообществами администраторами, спо-
собными усваивать и практически осуществлять письменные указания,
исходящие из центра. Таблица не включает кратковременные имперские
образования, возникавшие в результате завоеваний и существовавшие лишь
в течение жизни завоевателя. Начало возникновения империи совпадает с
появлением первого акта об управлении иноземным населением, а конец -
с утратой большинства иностранных владений.
Подготовили Томас Вильямс и Бретт Эдкинс
694 • Збигнев Бжезинский
ность населения евро-атлантического мира (к 2020 году населе-
ние Европы и Северной Америки, по-видимому, составит только
15 процентов населения мира) Но политически активизировав-
шаяся часть незападного населения существенным образом вли-
яет на происходящее в мире перераспределение власти. Возму-
щение, эмоции и стремление к утверждению статуса миллиардов
людей стали качественно новыми факторами власти.
Самым убедительным свидетельством такого изменения яв-
ляется возросшая экономическая мощь азиатских государств. Ка-
ковы бы ни были подлинные перспективы Китая, Японии, Индии
и Южной Кореи, так же как и Индонезии, Пакистана и Ирана,
большинство этих стран скоро встанут в один ряд с европейски-
ми государствами в качестве наиболее динамичных и расширяю-
щихся экономик. К ним следует также отнести Бразилию и Мек-
сику и, возможно, некоторые другие неазиатские государства, и
не приходится удивляться тому, что контролируемые Западом
глобальные финансовые институты, такие как Всемирный банк,
МВФ и ВТО, начинают испытывать возрастающее давление в
сторону пересмотра существующих правил принятия решений
этими организациями.
По-видимому, Восточная Азия будет следующим регионом,
который станет определять свои экономические и политические
ГЛОБАЛЬНОЕ НАСЕЛЕНИЕ, 2005 ГОД
Китай и Ю.-В. Азия
США и
Подготовил Бретт Эдкинс
Еще один шанс • 695
интересы на транснациональной основе либо с Китаем у руля во-
сточноазиатского сообщества при некоторой маргинализации
Японии или (что менее вероятно) с Китаем и Японией, если они
сумеют создать какую-то форму партнерства. (Японцы, стремясь
ослабить огромное превосходство Китая, настаивают на возмож-
ности членства в возникающем азиатском сообществе Соединен-
ных Штатов и Австралии.) Но даже суженный вариант такой кон-
фигурации представлял бы серьезное изменение в мировых делах
и значительно понизил бы традиционное евро-атлантическое до-
минирующее положение. По существу, происходит формирование
тройной конфигурации, состоящей из Соединенных Штатов, Ев-
ропейского союза и Восточной Азии с Индией, Россией, Бразили-
ей и, может быть, Японией, предпочитающими действовать как го-
сударства, меняющие свои позиции согласно своим национальным
интересам. Сохраняющееся у России чувство ущемленности в связи
с особым статусом Америки вызывает у Москвы искушение ассо-
циироваться с усиливающимися соперниками Америки.
Не исключено, что в какой-то момент мы столкнемся с коали-
цией, более четко направленной против США, возглавляемой Ки-
таем в Восточной Азии и Индией и Россией в Евразии. Затем в нее
может быть вовлечен и Иран. Хотя сейчас все это может показать-
ся очень отдаленным, нелишне вспомнить, что после впервые про-
водившейся летом 2006 года в С.-Петербурге встречи Китая, Ин-
дии и России на высшем уровне некоторые китайские специалис-
ты по внешней политике ностальгически вспоминали, что в свое
время Ленин выступал за антизападный альянс именно этих трех
стран. Они указывали, что такой альянс охватил бы 40 процентов
населения Земли, 44 процента ее территории и 22 процента ВВП.
В сегодняшнем значительно усложненном глобальном контек-
сте многое зависит от того, удастся ли Америке восстановить не-
которую степень взаимного доверия в ее отношениях с исламс-
ким миром. Затянувшаяся неспособность сделать это создаст для
Китая возможности повысить свою роль не только в отношении
Индонезии и Пакистана, но и в отношении Ирана и государств
Персидского залива.
Если позиции Америки в регионе будут ухудшаться и дальше,
китайское политическое присутствие здесь будут горячо привет-
ствовать. Это значительно повысило бы глобальное влияние Ки-
тая и могло бы подвергнуть некоторые европейские страны иску-
696 • Збигнев Бжезинский
ГЛОБАЛЬНЫЙ ВВП,
2005 ГОД
Подготовил Бретт Эдкичс
ГЛОБАЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ
РАСХОДЫ, 2005 ГОД
шению считать, что укрепление особых отношений с энергично
развивающимся сообществом стран Восточной Азии отвечает дол-
говременным интересам Европейского союза.
При нынешней растущей глобальной задолженности Амери-
ки (она сейчас заимствовала примерно 80 процентов мировых на-
коплений) и огромном внешнеторговом дефиците финансовый
кризис большого масштаба, особенно в эмоционально накален-
ной атмосфере, повсеместно пронизанной антиамериканскими на-
строениями, мог бы иметь тягчайшие последствия для благососто-
яния и безопасности Америки. Евро становится серьезным сопер-
ником доллару, и возникают разговоры об азиатском сопернике как
для евро, так и для доллара. Враждебная Азия и поглощенная со-
бой Европа в какой-то момент могут стать менее склонными про-
должать финансировать задолженность США.
Для Соединенных Штатов из этого следует несколько выво-
дов. Во-первых, для Америки важно сохранять и укреплять ее осо-
бые трансатлантические связи. Соединенные Штаты нуждаются
в политически целеустремленной Европе в качестве глобального
партнера. Но если Америка нуждается в помощи Европы для того,
чтобы формировать глобально ответственную политику, то Ев-
ропа нуждается в Америке в еще большей степени. Иначе она мо-
Еще один шанс • 697
жет впасть в эгоцентричный и вызывающий разногласия нацио-
нализм, уходя от решения крупных глобальных задач. Если Тур-
ция и Украина будут убеждены, что дорога в Европу для них за-
крыта, то Турция может оказаться в неспокойном и охваченном
религиозными страстями Ближнем Востоке, а Украина в силу
своей уязвимости будет возбуждать все еще не изжитые имперс-
кие амбиции России.
Но учитывая, что новые глобальные политические реальнос-
ти указывают на упадок традиционного западного доминирова-
ния, Атлантическое сообщество должно стать открытым для уча-
стия в нем успешных незападных государств настолько, насколько
это возможно. Перво-наперво это диктует необходимость серьез-
ных усилий, направленных на привлечение Японии (а расширяя
их, и Южной Кореи) к участию в важнейших трансатлантиче-
ских консультациях. Это также должно предусматривать особую
роль Японии в планировании безопасности расширенным НАТО,
так же как и ее добровольное участие в некоторых миссиях НАТО.
Короче говоря, избирательно привлекая наиболее развитые и де-
мократические неевропейские государства к более тесному сотруд-
ничеству по глобальным вопросам, доминирующий центр сдер-
живания, богатства и демократии может и впредь оказывать свое
конструктивное международное влияние.
Почти с уверенностью можно сказать, что Япония в скором
времени выйдет из своего пацифистского состояния, что было
вполне понятной реакцией на ужасы Хиросимы и Нагасаки, в по-
следующем освященной в ее Конституции, которую составляла
Америка, и перейдет к системе безопасности, в большей мере по-
лагающейся на собственные возможности. Сделав такой шаг, Япо-
ния неизбежно станет значительной военной силой. Ее участие в
мероприятиях, проводимых НАТО, и в некоторых миротворче-
ских миссиях представляло бы собой менее враждебный вызов
Китаю, чем Япония, рассматриваемая в Пекине как продолжение
американского военного присутствия на Дальнем Востоке или как
страна, наращивающая собственную военную мощь.
Америка также заинтересована в китайско-японском прими-
рении, так как это поможет вовлечь Китай в более широкую гло-
бальную систему безопасности, снижая перспективы потенциаль-
но опасного китайско-японского соперничества. Хотя Япония,
тесно связанная с Западом, и отвечает американским интересам,
698 • Збигнев Бжезинский
из этого не следует, что враждебность между Японией и Китаем
выгодна Америке или Восточной Азии. Напротив, маловероятно,
что китайско-японское примирение имело бы своим результатом
превращение Японии в страну, выступающую за восточноазиат-
ское сообщество, в котором в основном в его материковой части
доминирует Китай и из которого будет все более вытесняться
Америка. Контакт с Китаем, союз с Японией и стабильное китай-
ско-японское урегулирование поэтому взаимосвязаны.
Китайцы терпеливы и расчетливы. Это дает Америке и Япо-
нии, так же как и расширяющемуся Атлантическому сообществу,
время, чтобы привлечь Китай к совместной ответственности за
глобальное лидерство. В предстоящие годы Китай станет либо
ключевым игроком в более справедливой глобальной системе,
либо главной угрозой стабильности этой системы из-за внутрен-
него кризиса или какого-либо внешнего вызова. Исходя из это-
го, Соединенные Штаты должны поощрять возрастающее учас-
тие Китая в различных международных институтах и предприя-
тиях.
Пришло время признать, что встреча мировых лидеров «Боль-
шой восьмерки» стала анахронизмом. Вопреки утверждениям,
членство в ней не означает, что страны, входящие в нее, являются
передовыми в экономическом отношении и подлинными демо-
кратиями. Россия не отвечает ни одному из этих критериев, а от-
сутствие Китая, так же как и Индии, Бразилии, Индонезии и
Южной Африки, показывает, что «Восьмерка» стала пережитком
прошлого и должна уступить место новым структурам. Новая
ежегодная консультативная встреча в верхах должна объединять
ключевые политические и экономические державы для очень нуж-
ного диалога о глобальных условиях и тенденциях. Учитывая от-
сутствие Китая в «Большой восьмерке», Соединенным Штатам
следует особенно консультироваться с Китаем относительно член-
ства и повестки по наиболее важным проблемам.
Более представительный орган — даже если и не формальный,
и не входящий в систему ООН — мог бы, действуя методами, ко-
торые больше отвечают духу времени, заняться такими пробле-
мами, как справедливость в вопросе нераспространения ядерного
оружия, разделение бремени, связанного с облегчением глобаль-
ной бедности или общей необходимостью и для богатых, и для
бедных стран рассмотреть проблемы глобального потепления.
Еще один шанс • 699
Сегодня обсуждение этих вопросов в «Большой восьмерке» ве-
дется в условиях, уже исторически изжитых.
Однако даже с этой новой организацией именно Америке все
еще предстоит направлять движение к общей цели в этом неспо-
койном мире. Америка есть и на некоторое время еще останется
единственной державой, обладающей достаточным потенциалом,
необходимым для того, чтобы глобальное сообщество развивалось
в нужном направлении. Но ее способность делать это может по-
требовать своего рода национального прозрения, которое, навер-
ное, лучше всего можно было бы выразить (возможно, с риском
некоторого преувеличения) двумя понятиями, пользующимися
дурной славой: «культурная революция» и «смена режима». То,
что и Америка, и американская политика нуждаются в обновле-
нии, вытекает из понимания американским народом революци-
онного воздействия политически более активного человечества.
Основные требования, предъявляемые к глобальному руко-
водству, сегодня сильно отличаются от тех, которые были во вре-
мена Британской империи. Военной силы, даже подкрепленной
экономической мощью и изощренной стратегией высшей элиты,
уже недостаточно, чтобы обеспечить имперское доминирование.
В прошлом сила контроля превышала силу разрушения. Требо-
валось меньше усилий и затрат, чтобы управлять миллионом лю-
дей, чем для того, чтобы убить миллион человек.
Сегодня наоборот: сила разрушения превышает силу управ-
ления. И средства разрушения становятся более доступными для
большего числа действующих лиц — как для государств, так и по-
литических движений. В результате при абсолютной безопаснос-
ти для немногих (особенно для Америки) безопасность для всех
становится лишь относительной, коллективная уязвимость ста-
вит во главу угла интеллектуальные качества умного совместного
руководства, подкрепленного силой, которая считается законной.
Теперь глобальное лидерство должно сопровождаться социальной
сознательностью, готовностью к компромиссам, касающимся соб-
ственной суверенности, культурной привлекательностью, не сво-
дящейся к гедонистскому содержанию, и подлинным уважением
к разнообразным человеческим традициям и ценностям.
С наступлением глобальной эры доминирующая держава не
имеет другого выбора, кроме как проводить внешнюю политику,
подлинно глобалистскую по своему духу, содержанию и масшта-
700 • Збигнев Бжезинский
бу. Ничего не может быть хуже для Америки и в конечном счете
для всего мира, чем восприятие американской политики в постим-
перскую эру как самонадеянно имперской, увязшей в колониаль-
ном прошлом вопреки наступившему постколониальному време-
ни, эгоистически безразличной в условиях беспрецедентной
глобальной взаимозависимости и уверенной в собственной
культурной ценности в религиозно разделенном мире. Кри-
зис американской сверхдержавы стал бы тогда смертельным.
Необходимо, чтобы после 2008 года второй шанс Америки был
реализован более успешно, чем первый, потому что третьего шан-
са не будет. Америке нужно безотлагательно сформировать вне-
шнюю политику, действительно соответствующую обстановке,
сложившейся в мире после окончания «холодной войны». Она еще
может это сделать при условии, что следующий американский пре-
зидент, сознавая, что «сила великой державы уменьшается, если
она перестает служить идее», ощутимо свяжет силу Америки с ус-
тремлениями политически пробудившегося человечества.
Выражение признательности
Авторы традиционно выражают признательность за помощь,
оказанную им при написании книг. Я с удовольствием это делаю,
полагая, что краткость не является неуважением традиции. По-
этому я буду краток.
В течение последней четверти века Центр стратегических и
международных исследований (ЦСМИ) был моим интеллекту-
альным домом. Свойственный ему дух двухпартийности и твор-
ческого соединения стратегии, дипломатии и экономики, а также
его уникальное сочетание академизма и практического участия в
ключевых вопросах политики принесли мне большую пользу.
В течение более чем десятилетия я председательствовал на лан-
чах, устраивавшихся два раза в месяц в связи с обсуждениями те-
кущих проблем в Институте внешней политики Школы углуб-
ленных международных исследований при Университете Джона
Гопкинса. Разнообразный состав участников этих ланчей созда-
вал идеальную обстановку для обстоятельных обзоров наиболее
важных текущих проблем, возникавших перед Америкой.
Кэндис Весслинг, мой специальный помощник по ЦСМИ,
была исключительно эффективной, установив надежный и в то
же время удобный порядок для выполнения моих различных обя-
занностей, тем самым давая мне возможность сосредоточиться на
написании этой книги.
Томас Уильямс, мой помощник по научным исследованиям в
период написания этой книги, и Бретт Эдкинс, его преемник на
заключительной стадии подготовки к публикации, обеспечили
крайне необходимую помощь для этого дела. Том подготовил тща-
702 • Збигнев Бжезинский
тельнейшие детальные материалы, на основе которых я заканчи-
вал книгу, а также предложил ряд дополнительных важных на-
правлений исследования. Бретт разработал большинство схем и
диаграмм и так же, как и Том, внимательно прочитал мои перво-
начальные наброски. Я надеюсь, что оба они сделают много по-
лезного в предстоящие годы.
Уильям Фрухт, мой редактор, улучшил мои рукописи, не пе-
реписывая их, подчеркивая мои акценты и поощряя новые линии
исследования, и делал все это с уважением к моим первоначаль-
ным намерениям. Он — безупречный редактор.
И наконец, моя жена — она была терпелива и воодушевляла
меня.
Содержание
ВЕЛИКАЯ ШАХМАТНАЯ ДОСКА............5
ВЫБОР............................255
ЕЩЕ ОДИН ШАНС....................517
Исключительные права на публикацию книги
на русском языке принадлежат издательству AST Publishers.
Любое использование материала данной книги,
полностью или частично, без разрешения
правообладателя запрещается.
Массово-политическое издание
16+
Бжезинский Збигнев
Великая шахматная доска
Господство Америки и
его геостратегические императивы
Сборник
Компьютерная верстка: Р.В. Рыдалин
Технический редактор О. В. Панкрашина
Общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2;
953004 — научная и производственная литература
Наш электронный адрес: WWWAST.RU
E-mail: astpub@aha.ru
ООО «Издательство ACT»
129085, г. Москва, Звездный бульвар, д. 21, строение 3, комната 5
Наш электронный адрес: www.ast.ru
E-mail: astpub&aha.ru
«Басла Аста» деген ООО
129085, г. Москву, жулдызды гулзар, д. 21,3 курылым, 5 белме
Б1зд1ц электрондык мекенжайымыз: www.ast.ru
E-mail: astpub@aha.ru
Казахстан Республикасында дистрибьютор
жене ен1м бойынша арыз-талаптарды кабылдаушыныц
•К1Л1 «РДЦ-Алматы* ЖШС, Алматы К-, Домбровский кеш., 3«а». литер Б, офис 1.
Тел.: 8(727) 2 51 59 89,90,91,92
Факс: 8(727)251 58 12, вн. 107; E-mail: ROC-Almaty@eksmo.kz
GhimhIh жарамдылык мерз!м! шектелмеген.
бндрген мемлекет: Ресей
Сертификация карастырылмаган
Отпечатано с готовых файлов заказчика
в ОАО «Первая Образцовая типография»,
филиал «УЛЬЯНОВСКИЙ ДОМ ПЕЧАТИ»
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14