Текст
«в
ЮНАЯ
ISSN 0130-3864
и
НОВЕЙШАЯ
ИСТОРИЯ
В номере
РОССИЙСКИЕ ПОЛИТЭМИГРАНТЫ В США В XIX в.
ПОРТРЕТЫ ИСТОРИКОВ. АКАДЕМИК М. Н.
ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ В СЕМЬ
ЕВРОПЕЙСКИХ МОНАРХОВ
'Ж
У ИСТОКОВ «ЧЕРНОГО» ХРИСТИАНСТВА В США
ЛЮДОВИК XVI. ОТ ТРОНА К ГИЛЬОТИНЕ
НЕИЗВЕСТНЫЙ Г. В. ЧИЧЕРИН.
ИЗ РАССЕКРЕЧЕННЫХ АРХИВОВ МИД РФ
ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ: ГОТОВИЛ ЛИ СТАЛИН
ПРЕВЕНТИВНЫЙ УДАР В 1941 г.
О ВВОДЕ СОВЕТСКИХ ВОЙСК В АФГАНИСТАН
ПЕРЕГОВОРЫ ИДЕНА СО СТАЛИНЫМ В МОСКВЕ В 1941 г.
ИЗ АРХИВА ПРЕЗИДЕНТА РФ
МОСКВА И СОБЫТИЯ В ГЕРМАНИИ В 1923
НОВЫЕ АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
ТИХОМИРОВ
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
НОВАЯ
НОВЕЙШАЯ
ИСТОРИЯ
ИНСТИТУТ
ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
№ 2
МАРТ — АПРЕЛЬ
1994
ЖУРНАЛ ОСНОВАН
В МАЕ 1957 ГОДА
ВЫХОДИТ 6 РАЗ В ГОД
СОДЕРЖАНИЕ
СТАТЬИ
Соколов В. В. Неизвестный Г. В. Чичерин. Из рассекреченных архивов МИД РФ 3
Весгад О. А. (Норвегия). Накануне ввода советских войск в Афганистан. 1978—
1979 гг 19
Орлова М. И. Канцлер Брюнинг как консервативная альтернатива Гитлеру. Споры
германских историков 36
Гросул В. Я. Российская политическая эмиграция в США в XIX в 49
Нитобург Э. Л. У истоков «черного» христианства в США 70
ИЗ АРХИВА ПРЕЗИДЕНТА РФ
Ржешевский О. А. Визит А. Идена в Москву в декабре |941 г. Переговоры с
И. В. Сталиным и В. М. Молотовым 85
ИЗ ИСТОРИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
Самарская Е. А. Жорж Сорель — вечный еретик (1847—1922) 103
ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ОЧЕРКИ
Бабиченко Л. Г. Политбюро ЦК РКП (б), Коминтерн и события в Германии в
1923 г. Новые архивные материалы 125
Попов Н. В. Династия Романовых в семье европейских монархов 158
Лабутина Т. Л. Свифт и Темпль. Из истории раннего английского Просвещения 184
ПИСЬМА И ЗАМЕТКИ
Генерал армии Гареев М. А. Еще раз к вопросу: готовил ли Сталин превентивный
удар в 1941 г 198
ПОРТРЕТЫ ИСТОРИКОВ
Чистякова Е. В; Академик М. Н. Тихомиров (1893—1965) и изучение всемирной
истории 203
«НАУКА» • МОСКВА
ФАКТЫ. СОБЫТИЯ. ЛЮДИ
Кучеренко Г. С. Людовик XVI (1754—1793). От трона до гильотины 219
РЕЦЕНЗИИ
Академик Трухановский В. Г. Г. Н. С е в о с т ь я н о в. Европейский кризис и позиция США.
1938—1939. М., 1992 225
Кандель Е. П. М. Хундт. История Союза коммунистов. 1836—1852 гг. Франкфурт-на-
Майне — Берлин, 1993 231
Сергунин А. А. (Нижний Новгород). А. Даллес. План Маршалла. Провиденс—Оксфорд,
1993 234
Кондратьев С. В. (Тюмень). Р. Г р и в с, Р. Ц а л л е р, Дж. Робертс. Цивилизации Запада:
человеческие достижения. Нью-Йорк, 1992 237
КОРОТКО О КНИГАХ
Телюкова Т. И. XX век: основные проблемы и тенденции международных отношений. М.,
1992; Предвоенный кризис 1939 года в документах. М., 1992 240
Волкова О. Ю. Дж. Р. Бенджамин. Соединенные Штаты и происхождение кубинской
революции: империя свободы в век национального освобождения. Принстон (Нью-Джерси),
1990 242
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Профессору Евгению Федоровичу Язькову — 70 лет 244
Мягков Г. П. (Казань). Историческая наука в меняющемся мире 246
Всеволодов В. А., Купцова Н. С. (Красногорск). 50-летие образования Национального комитета
«Свободная Германия» 248
ХРОНИКА
Поздеева Л. В. Памяти А. М. Некрича 250
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
Г. Н. Севостьянов (главный редактор)
А. В. Адо, В. А. Виноградов, В. Д. Вознесенский
(ответственный секретарь), Т. М. Исламов, Н. П. Калмыков,
Ф. Н. Ковалев, И< И. Орлик, В. С. Рыкин, Н.И. Смоленский,
В. В.* Согрин, Е. И. Тряпицын (зам. главного редактора),
Л. Я. Черкасский, Е. Б. Черняк, А. О. Чубарьян, Е. Ф. Язьков
Рукописи представляются в редакцию в трех экземплярах.
В случае отклонения рукописи автору возвращаются два экземпляра,
один остается в архиве редакции.
Адрес редакции: 103717, ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., 21.
Тел. 916-19-93, 916-04-45
© Российская академия наук,
Институт всеобщей истории РАН, 1994 г.
СТАТЬИ
© 1994 г.
В. В. СОКОЛОВ
НЕИЗВЕСТНЫЙ Г. В. ЧИЧЕРИН.
ИЗ РАССЕКРЕЧЕННЫХ АРХИВОВ МИД РФ
За 30 лет, прошедшие с тех пор, как имя Георгия Васильевича Чичерина
было возвращено из небытия, о нем написано довольно много. Здесь и монографии,
и очерки, и статьи’. Однако мы пока знаем о нем, о его взглядах далеко не
все. А личность этого выдающегося представителя русского дворянства, ушедшего
в революцию, а затем служившего российскому народу на посту наркома ино¬
странных дел в течение 12 лет, постоянно привлекала внимание историков, в
том числе зарубежных 1 2.
Сам же Георгий Васильевич не переоценивал своей роли в истории. В письме
председателю Совнаркома А. И. Рыкову от 21 сентября 1929 г. он отмечал: «Но
зачем Вы называете меня «крупной политической фигурой»? Это фактически
неверно. Я был полезен в период Мирбаха 3, при нашей мирной оффензиве и
возобновлениях отношений, затем в Генуе и Лозанне» 4. Конечно, это всего лишь
обычная для Г. В. Чичерина скромность. В действительности с его именем связана
целая эпоха в советской внешней политике. Безусловно, благотворное влияние
на его деятельность оказывали постоянное внимание и поддержка со стороны
В. И. Ленина, который умел ценить умных людей и объединять их в интересах
дела. Ленинская характеристика Георгия Васильевича хорошо известна, и она
по-прежнему остается справедливой: «Чичерин — работник великолепный, до¬
бросовестнейший, умный, знающий. Таких людей надо ценить» 5.
Нам еще предстоит переосмыслить многие устоявшиеся положения в истории
советской внешней политики, которые сложились под влиянием господствовавшей
в те годы идеологии, не допускавшей каких-либо иных оценок пройденного пути,
кроме как данных в «Кратком курсе» истории партии. Отсутствие альтернативности
как при разработке самой политики, так и при ее истолковании не позволяло
поднять некоторые архивные документы, которое не укладывались в давно
разработанную схему. В этом отношении личные письма Чичерина, одного из
1 Чичерин Г. В. Статьи и речи по вопросам международной политики. Составитель Л. И.
Трофимова. М., 1961; Заргищкий С., Сергеев А. Чичерин. М., 1975; Горохов И., Замятин Л.,
Земсков И. Г. В. Чичерин — дипломат ленинской школы. М., 1978; Ховратович И. М. Г. В.
Чичерин. М., 1980; Белевич Е., Соколов В. Наркоминдел Георгий Чичерин.— Международная жизнь,
1991, № 2, с. 100—109.
2 Fischer L. Men and Politics. London, 1941; Hilger G. Wir und der Kreml. Frankfurt a. M., 1956.
3 В апреле—июле 1918 г. германский посланник в советской России. 6 июля был убит в Москве
левыми эсерами.
4 Архив внешней политики Российской Федерации (далее—АВП РФ), ф. 08, оп. 12, п. 74,
д. 55, л. 96.
3 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 50, с. 111.
3
официальных представителей тогдашних властных структур, могли бы послужить
отправной точкой для пересмотра некоторых наших представлений о «гибкой и
мудрой политике» партии. Конечно, критическое слово «ленинского наркома» не
есть истина в последней инстанции. Сквозит здесь и элемент разочарования,
поскольку угас романтизм революционной эпохи и начались прозаические будни,
и ностальгия по ушедшему навсегда образу .жизни, который для потомка ари¬
стократического рода был очень дорог, и активное неприятие «орабочивания»
наркомата иностранных дел, и многое другое. Возможно, прав был В. М. Молотов,
сказавший на склоне лет о Георгии Васильевиче без обычной присущей ему
жесткости: «А Чичерин вначале был крепче. Из большевистских рядов, но
переродившийся»6.
Но дело было все же в том, что талант Чичерина как человека интеллигентного
мог проявиться лишь в особых условиях его востребования. Такие условия смог
создать для него Ленин, несмотря на все трудности первых лет советской власти.
Сохранившаяся переписка Чичерина с ним свидетельствует о большой близости
их взглядов по важнейшим политическим вопросам. Многочисленные ленинские
записки и просьбы «черкануть пару слов» с отзывом на ту или иную статью
или документ показывали, что он ценил знания и опыт Чичерина, который,
однако, никогда не был вхож в узкий круг руководства партии.
Более сложно складывались у него отношения с другими членами политбюро
ЦК партии —Л. Д. Троцким, Г. Е. Зиновьевым и Л. Б. Каменевым, а также с
некоторыми крупными работниками Наркоминдела (НКИД) — А. А. Иоффе,
М. М. Литвиновым, В. Л. Коппом и др. Именно эти люди сыграли, к сожалению,
немалую роль в том, что Чичерин слишком рано отошел от активной диплома¬
тической работы.
Чичерин не представлял угрозы для Сталина в его борьбе за власть, поэтому
тот терпимо относился к «чудачествам» наркома, пытаясь использовать его
громадный международный авторитет в своих интересах. В 1925 г. он впервые
ввел наркома в состав ЦК партии. Но возросший авторитет Чичерина отнюдь
не означал роста его влияния во внутреннем ядре руководства партии. Пришедшие
в политбюро ЦК партии новые «вожди» из рабочих — К. Е. Ворошилов, М. И. Ка¬
линин, Я. Э. Рудзутак — еще более не понимали его. Он по-прежнему был далек
от партийных интриг, которые особенно возросли после смерти Ленина, и жил
в каком-то своем обособленном дипломатическом мире, не всегда реально пред¬
ставляя житейские будни. Этим воспользовались люди, стремившиеся к руко¬
водству Наркоминделом. Началась скрытая травля Чичерина. Наркоминдел как
бы разделился на два лагеря.
Атмосферу, царившую в НКИД, довольно точно, со знанием дела отразил в
воспоминаниях бывший советский дипломат Г. 3. Беседовский 7, еще в 1929 г.
покинувший полпредство в Париже, резко осудивший сталинский режим произвола
и навсегда тем самым распрощавшийся с Родиной. Не питая особого почтения
к наркому, он тем не менее признавал, что «Чичерин был, несомненно, выдающейся
фигурой, с крупным государственным размахом, широким кругозором и пони¬
манием Европы. ...С 1922 г. Чичерин быстро выдвигается на арену мировой
политики и приобретает громадную известность. Этому способствовала Генуэзская
конференция, на которой Чичерин проявил себя как европейски образованный
дипломат, говорящий свободно на трех языках, искусный переговорщик и та¬
лантливый политик. Но эта популярность Чичерина несколько встревожила
центральный комитет коммунистической партии, не питавший к нему абсолютного
политического доверия. И с этого же момента начался острый период борьбы
6 Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991, с. 187.
7 Беседовский Г. 3. На путях к термидору. Париж, 1931.
4
Литвинова с Чичериным, борьбы, которая проходит красной нитью через всю
историю Наркоминдела и которая окончилась, в конце концов, победой Литвинова
и отъездом Чичерина за границу весной 1928 года»8.
Не будем в данной статье приводить не всегда лестные суждения автора
воспоминаний о Литвинове, поскольку в нашу задачу входит показ обстановки,
в которой работал Чичерин в последние годы пребывания в Наркоминделе.
Беседовский писал: «Начав с 1923 г. ожесточенную борьбу с Чичериным, Литвинов
вел эту борьбу, не стесняясь в средствах. Он открыто третировал Чичерина перед
чиновниками Наркоминдела, отменял его распоряжения, зачеркивал на офици¬
альных докладах его распоряжения и ставил свои. Весь аппарат Наркоминдела
принял участие в этой борьбе, разделившись на две группы: «чичеринцев» и
«литвиновцев», причем обе группы вели борьбу, очень мало заботясь об интересах
работы»9 10 11 12.
На это обстоятельство указывал в воспоминаниях и германский дипломат в
Москве Г. Хильгер ,0. Но наиболее полно эта тема отражена у Беседовского,
поэтому да простят читатели за несколько растянутое цитирование его воспо¬
минаний. Они являются4 тем введением, без которого трудно понять многие
публикуемые ниже письма Чичерина тогдашним руководителям советского го¬
сударства.
«Первые годы нэпа,— отмечал Беседовский,— особенно пробудили энтузиазм
работы у Чичерина. В эти годы даже постоянные интриги Литвинова не убивали
в нем воли к работе. И столь же несомненно, что процесс хозяйственной
деградации страны, вызванный преступной политикой последних годов сталинского
режима, внес глубокое разочарование в его душу и вызвал в нем ряд болезненных
психологических процессов, которые в сочетании с физическим недомоганием
наполовину убили в нем работоспособность» 11.
«Борьба Чичерина с Литвиновым,— подчеркивал автор,— приняла к 1927 г.
настолько острые формы, что дальнейшая работа Чичерина в Наркоминделе
сделалась совершенно невозможной. Он несколько раз ставил в политбюро вопрос
о своем уходе, но Сталин боялся того впечатления за границей, которое может
вызвать уход Чичерина из Наркоминдела. Тогда Чичерин решил действовать
хитростью. Весной 1928 г. он уехал за границу, сообщив оттуда, что, пока
Литвинов остается в Наркоминделе, он отказывается вернуться к работе. Это
письмо вызвало панику в политбюро. От Чичерина категорически потребовали
возвратиться в Москву. Он снова отказался» ,2.
В целом довольно верно освещая причины отъезда Чичерина за границу,
автор воспоминаний допустил ряд передержек и неточностей 13, которые вызваны
были простой неосведомленностью в силу его служебного положения и незнанием
особенностей характера Чичерина, строго соблюдавшего партийную дисциплину.
Нынешние перемены в России, рассекречивание архивных документов, про¬
изошедшее за последние два года, позволили предпринять попытку внести ясность
в этот вопрос. Наша задача упрощается тем, что Чичерин оставил громадное
эпистолярное наследие в виде личных писем И. В. Сталину, В. М. Молотову,
Н. Н. Крестинскому и, конечно же, своему близкому другу и соратнику, заме¬
стителю наркома иностранных дел Л. М. Карахану. Эти автографы писем,
написанных, как правило, черными чернилами, трудным для чтения чичеринским
почерком, сохранились в фонде секретариата Карахана. Георгий Васильевич
8 Там же, с. 212—213.
9 Там же, с. 219.
10 Hilger G.t Meyer A. G. The Incompatible Allies. New York, 1953, p. 110.
11 Беседовский Г. 3. Указ, соч., с. 213—214.
12 Там же, с. 217.
13 Так, Чичерин выехал за границу не весной, а в начале сентября 1928 г.
5
нередко нумеровал свои письма к Карахану и ставил на них гриф: «лично»,
«секретно», «в. секретно», хотя они и не проходили положенную официальную
регистрацию. Возможно, что это обстоятельство способствовало их сохранности
в условиях строжайшего надзора за режимом секретности в НКИД со стороны
органов безопасности даже после ареста Карахана и смерти Чичерина. Не
случайно, что именно «простая», т. е. несекретная, ценнейшая переписка
Чичерина с деятелями культуры и представителями международного рабочего
движения сгорела летом 1941 г. при эвакуации НКИД из Москвы. А эти
письма остались...
Они свидетельствуют об особой позиции Георгия Васильевича по ряду
вопросов, касавшихся чистки и сокращения госаппарата, в частности Нарком-
индела, отношения к Коминтерну, оценки германского фашизма, политики
«советизации» Китая и др. И, конечно, важно отметить его личное отношение
к работе наркома.
Поскольку этих писем много, то ограничимся приведением или цитированием
некоторых из них. Так, Чичерин писал в апреле 1924 г. полпреду Карахану в
Пекин:
«№ 28
22.IV.24. Лично
т. Карахану
У. т.14 М. М.’5 все сильнее болеет. Это ослабляет его комбативность. Р. и К.16 17 18
оба едут в отпуск, и очень больны.
В центре всего чистка. Рабочие тройки чистят нерабочие ячейки. Происходят
ужасные вещи. Впрочем, идем во все инстанции, чистка за чисткой, борьба и
борьба. Все это расстраивает до крайности.
С товарищеским приветом
Георгий Чичерин» ,7.
Два месяца спустя нарком, затрагивая вопрос о чистке аппарата НКИД,
писал:
«№ 55
17/VI.24
т. Карахану
Многоуважаемый Лев Михайлович,
В Вашем собственноручном письме от 2/VI Вы напрасно думаете, что какие-то
«представители НКИД» входят в комиссию. Тройка «от Сталина» решает все.
Вы не сознаете положения. То, что было остро летом 1923 г., теперь ушло
совсем на задний план. Совсем новую роль играет верхушка ЦКК и РКИ и
новая сила — рядовые члены от Сталина...»
Далее, отметив, что «им дают на съедение, кто подвернется», например,
«Копп слишком хорошо одевается», Чичерин писал о текущих кадровых вопросах **.
14 Уважаемый товарищ.
15 M. М. Литвинов.
16 Члены коллегии НКИД Ф. А. Ротштейн и В. Л. Копп.
17 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 11.
18 Там же, л. 12.
6
В следующем письме он уже сообщал некоторые подробности о работе комиссии
по чистке НКИД.
«Лично. В. секретно
29 июня 1924 г.
Тов. Карахану
Многоуважаемый Лев Михайлович,
Вы, вероятно, уже знаете, что ЦКК восстановила тов. Канторовича |9. Возможно
только, что Оргбюро его перекинет на внутреннюю работу. Решения в этом
смысле еще нет.
В ЦКК наши товарищи сначала попали к весьма свирепой тройке с ультра-
свирепым Подвойским во главе. Но линия свирепой тройки встретила возражения
в президиуме ЦКК, и после немногих отрицательных приговоров остальные наши
товарищи были переданы другой тройке. Приговоры тройки Подвойского должны
были быть пересмотрены. В результате целый ряд товарищей восстановлены и
очень возможно, что в конечном счете окажутся исключенными только пара
лиц, действительно совершивших грязные поступки» 19 20.
Далее в письме затрагивались текущие вопросы деятельности наркомата.
На попытки Карахана как-то успокоить наркома и призвать его действовать
более энергично по защите сотрудников Георгий Васильевич указывал в ответном
личном письме (без номера) от 11 августа 1924 г.
«Многоуважаемый Лев Михайлович,
Bania оторванность проявляется во многом. Меня удивляет Ваша способность
удивляться. Алгебраическая задача: если 1 левая нога приносит и вреда, то сколько
вреда приносят х левых ног? Горячая защита ведет к противоположному результату —
тоже сентенция, требующая усвоения. Еще историческая справка: в разгар Ренессанса
Эразм Роттердамский написал «Похвалу глупости». А Вы чего захотели?
Вы не сознаете, насколько все переместилось. Теперь наиболее сильны люди,
не любящие красивых наружностей и хороших сигар» 21.
Далее он писал о новом стиле работы, когда в его текст пытаются вставить
«кусок Рудзутака, кусок Сталина и т. д.»22
Все эти письма Чичерина, в которых он не одобрял проводившуюся чистку
Наркоминдела, особенно контрастировали с официальными высказываниями Ста¬
лина, сделанными им, в частности, на XIII съезде РКП (б) в 1924 г.: «Дело с
госаппаратом обращает на себя особое внимание. Неудовлетворительное положение
в этой области едва ли может вызвать какое-либо сомнение.
Сокращение наркоматских аппаратов на 2—3 сотни тысяч служащих — нельзя
назвать, собственно говоря, ни сокращением, ни упрощением аппарата» 23.
А в другом месте он еще более определенно выразил эту мысль: «Мы пошли
бы против ленинизма, если бы отнеслись отрицательно к чистке вообще» 24.
Как мы видим, Георгий Васильевич шел явно не в ногу с генсеком. Чичерин
понимал, что его особая позиция по ряду вопросов не может оказаться незаме¬
ченной и не исключал возможности своего устранения. Массовые репрессии еще
были впереди, когда он писал Карахану 3 февраля 1923 г.:
19 Б. И. Канторович — управляющий делами НКИД.
20 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 16.
21 Это явный намек на отношение к таким людям, как Л. М. Карахян.
22 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 18.
23 Сталин И. В. Соч., т. 6. М., 1947, с. 212.
24 Там же, с. 228.
7
«Многоуважаемый Лев Михайлович,
Я могу якобы попасть под автомобиль или якобы упасть с лестницы — ко
мне якобы будет ходить врач, потом можно будет сказать, что организм не
вынес,— и назначить меня в Госиздат в коллегию или на маленькую должность
в НКПрос. Пожалуйста, поддержите при разговорах со Сталиным. Где мне можно
будет поселиться? Вам м. б. известна какая-нибудь семья? Это будет дешевле.
Сколько получают члены коллегии Госиздата? Я буду Вам очень благодарен,
если Вы отзоветесь.
С коммунистическим приветом
Георгий Чичерин» 25.
Чистка Наркоминдела, которая следовала одна за другой, была не единственным
вопросом, вызывавшим озабоченность наркома. Не менее резко он высказывался
в отношении противоправной деятельности ГПУ/ОГПУ, осуждал политические
процессы над священниками, социалистами-революционерами, так называемый
шахтинский процесс (1928 г.) и другие, рассматривая их с точки зрения ущерба,
который они наносят интересам советской внешней политики. Будучи государ¬
ственником, он неизменно выступал против всего того, что наносило вред госу¬
дарственным интересам советской России.
С середины 1927 г. Чичерин все чаще находился на лечении за границей. У
него развивались тяжелые болезни — диабет и полиневрит. Оттуда он писал
гневные письма в адрес руководства страны. Так, в письме от 3 июня 1927 г.
из Франкфурта он сообщал Сталину и А. И. Рыкову, бывшему в то время
председателем Совнаркома СССР, следующее: «Компартии относятся самым лег¬
комысленным образом к существованию СССР, как будто он им не нужен.
Теперь, когда ради существования СССР надо укреплять положение прежде
всего в Берлине, ИККИ (Исполнительный Комитет Коммунистического Интер¬
национала.— В. С.) не находит ничего лучшего, как срывать всю нашу работу
выпадами против Германии, портящими все окончательно. Я еду в Москву, с
тей чтобы просить об освобождении меня от должности Наркоминдела» 26.
Вспоминая эти резкие письма Чичерина, бывший секретарь ЦК партии Молотов
говорил: «Помню одно письмо он написал: «Что же это делается? Проституиро¬
ванный Наркоминдел! Хулиганизированный Коминтерн! Зиновьевцы руководят
делами!». Ему казалось, что не так все делается» 27.
Но это было действительно так. Чичерин, многие годы проживший за границей,
острее видел и воспринимал то чуждое, зачастую ненужное, что творили Сталин
и его окружение, и не пытался скрывать свое неодобрение. В то же время он
видел негативное отношение руководства партии к его взглядам и образу жизни.
Поэтому он предлагал назначить нового наркома из руководящего ядра партии,
называя, в частности, фамилию Молотова.
В совсекретном письме Молотову от 9 августа 1928 г., в копии, направленной
Сталину и другим членам политбюро, он, в частности, писал:
«Уважаемый товарищ,
В данный момент я переехал в Кремлевскую больницу, после чего врачебный
консилиум требует для меня заграничного лечения.
Считаю неправильным затрату валюты на мое заграничное лечение, ибо она
будет выброшена. В настоящее улучшение я не верю, ибо прошлый раз после
25 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 8.
26 Там же, ф. 04, оп. 59, п. 425, д. 56959, л. 80.
27 Сто сорок бесед с Молотовым, с. 187.
8
7-ми месяцев заграничного лечения я вернулся с большим упадком сил, чем до
поездки, но даже если бы улучшение наступило, оно исчезнет через две недели
после возвращения, как только я попаду в настоящие условия. Во-первых, при
нынешнем внутреннем составе коллегии я не в состоянии больше работать, за
10 лет это положение обострилось выше всяких пределов, это форс мажор.
Во-вторых, моя перегрузка после сокращения конца 1927 г. настолько возросла,
что я уже, во всяком случае при своем возрасте и болезнях, фактически не
могу ее вынести. Бросать валюту на мое заграничное лечение, таким образом,
все равно ни к чему. Экономия в деньгах означает расход в людях. Я один из
израсходованных.
Я должен вообще заметить, что положение будет нормальным и здоровым
лишь тогда, когда во главе внешней политики будет лицо из внутреннего круга
руководящих товарищей. Вы сами, Вячеслав Михайлович, весьма регулярно после
почти каждого моего разговора на крупные темы с послами упрекали меня в
слабости: наши представления в этом отношении, очевидно, далеко расходятся.
Тов. Ворошилов говорил на заседании политбюро, что я больше защищаю интересы
других правительств, и упрекал меня моим происхождением; это ясно доказывает
невозможность продолжения моей работы. Тов. Рудзутак писал мне, что от моих
писаний веет глупостью: такой человек, очевидно, даже номинально не может
быть во главе НКИД. Тов. Томский почти на каждом заседании политбюро
доказывал, что я не на высоте. Тов. Калинин при всяком удобном случае
выдвигал плохое соблюдение интересов СССР. Тов. Бухарин называет меня
антагонистом. Совершенно ненормально, когда руководящие товарищи — с одной
стороны, а с другой стороны — номинально стоящее во главе НКИД лицо,
имеющее с ней контакт только в течение 5-минутного доклада о сложнейшем
вопросе, после чего выступает другой член коллегии, обладающий более громким
голосом и более значительными контактами, и сразу пробуждает внимание
членов, шептавших между собой или читавших свои бумаги, после чего голосование
членов, перегруженных каждый своей работой, носит элемент случайности. Этому
положению будет положен конец лишь тогда, когда Наркоминдел будет из
внутреннего круга.
Это более широкий аспект. Независимо от этого, как только я вернусь в
нынешнюю обстановку внутри НКИД и в нынешнюю перегрузку, валюта окажется
выброшенной без цели.
Предлагаю поэтому немедленно выполнить мое неоднократно выраженное
желание, в результате этого поставить меня в лечебном отношении в обычные
условия, немного подлечить меня в санатории обычного типа и дать мне потом
спокойно работать так, как я о том давно прошу.
С коммунистическим приветом
(Чичерин)» 28.
К его призыву не прислушались, и он был решением политбюро отправлен
осенью 1928 г. на лечение за границу. Но, видимо, в душе он был доволен. И
вновь письма...
11 ноября 1928 г. Чичерин писал Карахану:
«Московские врачи не учли результатов того, что они сами установили.
Трудность в том, что никак нельзя быть наркомом на 1/2 или на 3/4. Или
нужна полнота сил для наркомства, или надо совсем уйти. Положение наркома
не терпит частичной работы. Но в данный момент у меня нет даже сил для
маленькой работы» 29.
28АВП РФ, ф. 08, оп. 11, п. 43, д. 7, л. 1—2 (машинописная копия).
29 Там же, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 71.
9
Отвечая на успокаивающие письма своего друга, нарком через две недели
вновь возвратился к этой мысли. В письме от 28 ноября 1928 г. он излил душу:
«Когда я говорю, быть библиотекарем, это не пессимизм, а оптимизм. Теперь
я вообще ничего не могу — могу только лежать в убежище каком-нибудь. Оп¬
тимизм — надеяться, что я поправлюсь настолько, чтобы быть библиотекарем.
Но быть наркомом?? 18 ч. в сутки не то что работать, а 18 часов нервной
пытки. 18 часов быть на дыбе.
[... ] Сколько стоило мне трудов, треволнений, нервных припадков, скандалов,
чтобы спасти комиссариат! Я не могу проделать это вторично. [... ] Если не
будет нового наркома, то никто не будет спасать комиссариат. Нужен скорее
новый нарком. Мне слишком ясно положение вообще, и предстоящий ураган в
частности. Ни в коем случае не перенесу. Но уйти там, в Москве, будет
демонстрацией [... ]. Сама судьба направляет меня на путь неизбежности, создавая
здесь у меня расстроенное здоровье, действительно объективно расстроенное. Но
к чему тогда тратить валюту?»
И, переходя затем к вопросам текущей политики, он спрашивал: «Каких
«левых» испугался Сталин? Ломинадзе!!! Что он восстание в Москве устроить
хочет?? Левые!!! Да, крепкие нервы нужны для такой атмосферы»30.
Чичерин все больше был недоволен, в его письмах нередко проскальзывали
грубости в отношении людей, которых он в принципе уважал, но которые по
неосторожности не поняли дипломатического характера его болезни. Он возму¬
щался, «когда идиот Суриц31 находил, что у наркома прекрасный вид» 32. Примерно
теми же словами он обругал торгового представителя в Берлине Р. П. Аврамова.
На предложения работать не полный рабочий день он отвечал: «Я ни в коем
случае не соглашусь на «сокращенную работу», не соглашусь быть декорацией» 33.
Происходившие в стране события, за которыми он внимательно следил, не
способствовали росту энтузиазма. Напротив, многие публикации советских газет
вызывали у него чувство неприятия и постепенно утверждали его в мысли об
уходе с поста наркома.
14 февраля 1929 г. он писал Карахану:
«Уважаемый товарищ,
Одно время мне казалось, что состояние делается более нормальным, видны
перспективы улучшения, но теперь произошло резкое падение, и я уже весьма
сильно сомневаюсь в возможности вернуться к работе (объективно сомневаюсь).
Статьи в наших газетах и выступления Ярославского34 о чистке потрясли
меня всего, ибо НКИД этого не может вынести. Замена хороших испытанных
работников НКИД Шацкиными, Ломинадзе35 и [...] означает невозможность
нашей работы. Пусть делают со мной что хотят, но я не-буду работать при
таких условиях. Пошла опять полоса условно добродетельного спартанского языка
(Шкирятов, что ли, накричал?), как в циркуляре Молотова и Орджоникидзе.
Большое уважение, дескать, будет заслужено отсутствием излишеств. Знают же
они, что никаких излишков нет, это все демагогия, живут и теперь плохо. Это
будет нищета и невозможность прилично сноситься. Это самоотгораживание, как
и в XVII веке [...]
30 Там же, 73 об, л. 74—76.
31 Полпред в Турции Я. 3. Суриц.
32 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1; л. 91.
33 Там же, л. 87.
34 К М. Ярославский — член президиума и секретарь ЦКК ВКП(б).
35 Л. А. Шацкин — член ЦКК ВКП(б); В. В. Ломинадзе — секретарь исполкома Коммунистического
Интернационала Молодежи.
10
Очень плохо, что т. Сталин сказал, что я должен быть наркомом, если только
буду работать даже два часа. Никогда, никогда, ни в коем случае, ни за какие
коврижки не буду декоративной фигурой при фактическом наркоме Литвинове
или еще ком-либо»36.
Длительное пребывание Чичерина за границей вызывало недоуменные вопросы
и у иностранных дипломатов, и у советских граждан. Так, 25 марта 1929 г.
полпред в Германии Крестинский писал Карахану:
«По-моему, Г. В. чрезвычайно вредит себе не только с точки зрения своего
здоровья, но и с точки зрения своей будущей работы, с точки зрения своей
популярности за границей тем, что он сидит полгода в Берлине. Ни один
нормальный человек не поймет такого способа лечения. Если человек настолько
болен, что нуждается в серьезном клиническом лечении под строгим врачебным
надзором с соблюдением тягчайшего режима, тогда его определяют в клинику,
держат там месяца 2—3, а затем посылают за город, в курорт, на море, в горы.
[...] Если же человек сидит полгода в большом городе в санатории для выздо¬
равливающих, бегает по городу, по магазинам и пр., то никто не верит в
серьезность его болезни, и отсюда начинаются слухи об его отставке, об его
изгнании и пр.» 37 И далее полпред делал такой вывод: «Получается впечатление,
что человек окончательно решил уйти от работы и хочет измором взять Москву,
сделать, может быть, невозможным свое возвращение на работу» 38.
Как теперь ясно, Крестинский был недалек от истины.
Такое же беспокойство высказал в письме Карахану преданный помощник
Чичерина Борис Ильич Короткий, возвратившийся из Кисловодска, где проводил
свой отпуск. Он рассказал о тех многочисленных вопросах, которые задавали
ему в санатории «не просто обыватели», а ответственные работники областного
и краевого масштаба из «разных мест Союза». «Правда ли, что т. Ч. (Чичерину.—
В. С.) не разрешается въезд в СССР из-за его расхождений с ЦК?», «Правда
ли, что т. Ч. уклонист и поэтому отстранен от работы?», «Правда ли, что т. Ч.
следует по пути Шейнмана 39 и не желает вернуться?» В лучшем случае, продолжал
Б. И. Короткий, спрашивают, «что с Чичериным и почему он не приступает к
работе и где он»40.
Как бы отвечая на эти упреки и, безусловно, нервничая, Чичерин писал 17
апреля 1929 г. Карахану: «Идиоты, идиоты, как Суриц, кричали о моем хорошем
состоянии... Никогда не прощу ему этого легкомысленного, преступно легкомыс¬
ленного отношения. Я сказал осенью Мих. Иван. (Калинину.— В. С.): буду
лечиться с пессимизмом. И лечусь, а пессимизм остался» 41.
Учитывая появившиеся кривотолки, а также совет Крестинского, Карахан
направил Сталину 1 апреля 1929 г. записку, в которой вызвался поехать в
Берлин, чтобы ознакомиться с состоянием здоровья Чичерина, переговорить с
врачами и создать «у него настроение в пользу быстрейшего возвращения» 42.
Но генсек не согласился отпустить Карахана. Видимо, он надеялся сам оказать
воздействие на Чичерина.
Георгий Васильевич тоже понимал несуразность создавшегося положения и
по своей инициативе написал несколько писем Сталину и Молотову, в которых,
прикрываясь разговорами о своей болезни, наглядно указал на ряд расхождений
его позиции с официальной политикой руководства партии.
36 АВП РФ, ф. 08, оп. 20, п. 170, д. 1, л. 102—103.
37 Там же, оп. 12, п. /4, д. 55, л. 10об.— 11.
38 Там же, л. 11 об.
39 А. Л. Шейнман — зам. председателя Госбанка.
40 АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 36.
41 Там же, л. 14.
42 Там же, л. 12.
11
22 марта 1929 г. он сообщил Сталину, что «ни к какой работе я сейчас пока
не способен... Развалина... Разложившаяся материя... Безграничная слабость...
Если читаю или разговариваю, сразу теряю нить. Когда читаю, я постоянно
должен возвращаться назад, ибо мысль отлетела. Даже самой маленькой работы
не могу произвести» 43. И все это говорилось в письме, напечатанном на шести
страницах убористого текста, где речь шла о серьезных вопросах внешней поли¬
тики, работе НКИД, о едва скрытых стрелах в адрес руководящих деятелей
партии и правительства!
Вот несколько выдержек из этого письма:
«В наших московских выступлениях говорится, что обострилась опасность
войны между капиталистическими государствами, а следовательно, и нападения
на нас. Что за вздор, как можно говорить такие вещи!! Благодаря войне между
капиталистическими государствами мы захватили власть и укрепились, и всякое
обострение антагонизмов Германия — Антанта, Франция — Италия, Италия —
Югославия, Англия — Америка означает упрочение нашего положения, умень¬
шения всяких опасностей для нас» 44.
А ведь упомянутый «вздор», как известно, произносил Сталин. Достаточно
посмотреть на его выступления на пленумах и съездах партии. Нет, неосторожно
высказывался Георгий Васильевич!
«Сокращение 1927 г. (имеется в виду аппарата НКИД.— В. С.),— говорилось
далее в письме Чичерина Сталину,— было для меня лично очень тяжелым
ударом, на меня лично тем самым пало слишком большое бремя. Совершенный
вздор, когда говорят, что якобы я не возлагаю работу на других, а все делаю
сам. Это просто неправда. К нашему комиссариату и его работникам я привык,
знаю, кто и что должен делать. Но совсем Не то получилось, когда сокращение
ослабило комиссариат. [...] Поэтому я пал жертвой сокращения, мои тяжелые
патологические явления стали быстро развиваться. Руководители других комис¬
сариатов говорили мне, что это моя вина — я недостаточно отстаивал комиссариат.
Когда разрушают комиссариат, надо грызться. Я же впал в безграничное отчаяние.
Вместо отстаивания мною комиссариата у меня росли патологические состояния,
питаемые также отношениями с Литвиновым. Меня все больше превращала в
развалину вся эта внутренняя обстановка — миллион страхов, неприятностей,
конфликтов, волнений (от одного только инцидента с Ворошиловым 45 у меня
долго продолжались ужасные состояния), опасений дальнейшего разрушения
комиссариата [...].
Когда я сейчас думаю и пишу вам об этом, вспоминаю Ройзенмана 46, Лит¬
винова, Мифа47 и т. д., у меня уже сразу обостряются боли и ночью будут
ужасные состояния. Я от всего оторван, но не могу не читать газет, и от этих
постоянных науськиваний против работников советского государства у меня
делаются настоящие судороги. Наш комиссариат не может вынести замену хо¬
роших, знающих, испытанных, приспособленных работников новыми, неприспо¬
собленными, непригодными. Я лично этого не могу вынести даже в случае
максимального выздоровления. Если вместо хороших работников нам навяжут
учеников Ломинадзе, Шацкина, Андрея, Семенова и Мифа, я могу быть лишь
за тысячу верст. Мне достаточно будет маленькой пенсии [... ].
Моя полная изолированность, жизнь отшельника спасает меня от критических
положений между двух огней — с одной стороны спартанские циркуляры ЦКК,
с другой стороны — повелительные объективные требования нашего международ¬
43 Там же, л. 86.
44 Там же.
45 См. вышеуказанное на стр. 8—9 письмо В. M. Молотову от 9.VIII 1928 г.
46 Б. А. Ройзенман — член президиума ЦКК партии с 1924 г.
47 П. А. Миф (Михаил Александрович Фортус) — зав. Восточным секретариатом аппарата Ко¬
минтерна.
12
ного положения. «Простота, вызывающая уважение» — гласит спартанская фор¬
мула тт. Молотова и Орджоникидзе (Спарту насадить в Европе XX в.). Если
ЦКК прикажет сморкаться в кулак, я буду сморкаться в кулак в гостиной
Штреземана, я не вызову его уважения, но испорчу наше международное по¬
ложение — и без сморканья в кулак я мог достаточно убедиться за все эти годы,
что наша простота .или бедность вызывают не «уважение», но насмешки и вредят
нашей кредитоспособности, торговой и политической, ибо торгуем мы с буржуазией
и кредиты получаем от буржуазии, а не от компартий. Или нам не нужны
торговля и кредиты??? [... ] Итак, предстоит Висбаден. Главная надежда. Но все
ни к чему, если будет осуществлено разрушение комиссариата. Пусть уж лучше
меня сейчас пенсионируют и предоставят мне спокойно агонизировать где-нибудь
в Тифлисе и потом на могильном камне напишут: «Чичерин, жертва сокращений
и чисток» 48.
Все эти сентенции Георгия Васильевича шли вразрез с тем, что как раз в
те же дни, в апреле 1929 г., говорил Сталин в речи на пленуме ЦК ВКП(б)
«о правом уклоне». «Я говорю о таких лозунгах, как лозунг самокритики, лозунг
заострения борьбы с бюрократизмом и чистки соваппарата... Некоторым товарищам
эти лозунги показались сногсшибательными и головокружительными. А между
тем ясно, что эти лозунги являются самыми необходимыми и актуальными
лозунгами партии в данный момент» 49 *.
Удивительно, но Сталин отвечал на его письма, придавая каждый раз им
деловой политический характер, особо не задерживаясь на болезнях Георгия
Васильевича. Видимо, он прекрасно понимал их дипломатический характер.
«Все Ваши письма получаю,— писал он Чичерину 31 мая 1929 г.,— и большую
часть из них рассылаю для сведения членам инстанции. Ввиду перегрузки в
связи со всякими съездами я не мог до сих пор ответить Вам. Прошу извинения.
Когда думаете вернуться в Москву на работу? Было бы хорошо вернуться немедля
по окончании курса лечения в Висбадене. Что скажете Вы на этот счет?
Я думаю, что, несмотря на ряд бестактностей, допущенных нашими людьми
в отношении немцев (бестактностей немцев по отношению к СССР имеется не
меньше), дела с немцами пойдут у нас хорошо. Им до зарезу нужны большие
промышленные заказы, между прочим, для того, чтобы платить по репарациям.
А они, т. е. заказы, конечно, на улице не валяются, причем известно, что мы
могли бы им дать немаловажные заказы. Дела с немцами должны пойти [...].
С комм, приветом
И. Сталин» 30.
20 июня 1929 г. Чичерин вновь написал длинное письмо Сталину. В нем
говорилось (приводятся лишь фрагменты):
«Благодарю Вас за письмо 31.V, которое я получил только сегодня, п[отому]
ч [то ] почта с нарочным посылается мне один раз в три недели. Знаки внимания
меня всегда очень радуют. К сожалению, в Москве не имеют представления о
моем состоянии. Меня глубоко смущает громадная затрата средств на мое лечение.
Но я тут ни при чем, я в августе перед отъездом писал в политбюро, что не
стоит пытаться лечить меня. Политбюро постановило, что я должен лечиться,
и я выполняю это абсолютно добросовестно. [...].
Я вполне признаю правильность общей линии нашей крестьянской политики,
хотя о деталях вследствие оторванности судить не могу. (... ].
Но вот я решительно утверждаю, что у нас недостаточно оценивают значение
советского государства: все эти нелепые разговоры в Коминтерне о борьбе против
48АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 88.
49 Сталин И. В. Вопросы ленинизма. М., 1947, с. 215.
^АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 89.
13
мнимой подготовки войны против СССР только портят и подрывают международное
положение СССР. [... ]. Именно с точки зрения мировой революции я считаю
глубоко ложным, когда международное положение СССР подрывается и подвер¬
гается опасности только для того, чтобы плохо клеящаяся агитация т. Тельмана
могла пойти чуть-чуть получше. [... ]
[... ] Афганские посланники много лет настойчиво доказывали, что Аманулла
не удержится без надежных частей, для которых нужны наши субсидии. А
политбюро — глухая стена. Мало того, когда речь шла об одном только шоссе,
т. Калинин заявил, что надо сначала провести шоссе в Московской губернии.
Мировой стык между СССР и британской империей казался ему менее важным,
чем Коломна и Бронницы. Вот национальная ограниченность. Проморгали, про¬
моргали. А какой козырь давала в руки история! 51 [... ]
Как хорошо бы было, если бы Вы, т. Сталин, изменив наружность, поехали
на некоторое время за границу, с переводчиком настоящим, не тенденциозным.
Вы бы увидели действительность. Вы бы узнали цену выкриков о наступлении
последней схватки. Возмутительнейшая ерунда «Правды» предстала бы перед
Вами в своей наготе. Ложная информация из Китая повела к нашим колоссальным
ошибкам 1927 г. (после прекрасной политики 1923—1926 гг.), вследствие которых
так называемый «советский период китайской революции» уже два года заклю¬
чается в ее полной подавленности. Буддийские деревянные мельницы молитв,
то есть механически пережевывающие заученные мнимореволюционные формулы
тт. Л ом и над зе, Миф, Андрей, Семенов 52, Шацкин и прочие комсомольцы этого
факта не изменили. Ложная информация из Германии принесет еще несравненно
бблыпий вред. Нет хуже несоответствия между тактикой и существующими
силами. Первой ошибкой были призывы ГКП (КПГ — коммунистическая партия
Германии.— В, С.) перед 1 мая, не соответствующие состоянию сил. Еще хуже
кампания коммунарной печати после 1 мая, когда преступное вранье германской
с [оциал-1д [емократической ] полиции мы сделали своим. Полиция расстреляла
30 старух, стариков и случайных прохожих, из полицейских никто не был убит,
один получил огнестрельную рану. Цергибель53 кричит о баррикадных боях
200 000 рабочих с тайными складами оружия, и мы тоже. Под баррикадами
разумеются сооружения, за которыми скрываются, чтобы стрелять. Между тем
баррикады 1 мая были такие, что через них ребенок перешагнуть мог. На суде
их высота была определена в 30 сантиметров. В «Огоньке» было их изображение.
Маленькие камешки чуточек навалены, срезано молоденькое чахоточное деревцо.
Не баррикады, а деградация и дискредитация. Невероятный блеф. Это значит
вести Коминтерн к гибели. И действительно, генеральная стачка провалилась
оглушительно. Выборы в саксонский ландтаг — полный неуспех для коммунистов,
уменьшение числа поданных голосов. В Париже традиционная демонстрация на
кладбище была неожиданно бледной. Французские коммунальные выборы —
топтанье на месте. В Англии из 22 миллионов поданных голосов оказалось
коммунистических 50 тысяч, т. е. ничто. ГКП сократилась с 500 тыс. до 100 тыс.
И этому надо принести в жертву беспримерно колоссальный факт создания
СССР, подрывать его положение, ежедневно портить отношения с Германией и
врать об ее переориентировке, чтобы дать немножко больше агитационного
материала т. Тельману? «Ставка на нуль» — изумительно!
Тактика относительно Герм. с. д.— странная. Она сводится к дискредитации
лидерского слоя. Как будто в этом дело. Герм. с. д. стала мелкобуржуазной
демократической партией (крики о социал-фашизме — нелепый вздор), как ан¬
глийская раб. партия стала массовой либеральной партией вместо прежней ли¬
51 Там же, л. 90, 91.
52 С. С. Семенов — директор издательства «Правда».
53 Полицай-президент Берлина.
14
беральной партии. Но есть нечто еще более важное. Не кучка лидеров изменила,
а целый исторический слой рабочей аристократии перешел на другую сторону.
Во время войны английские революционно настроенные металлисты мне говорили:
«У нас полный переворот; квалифицированные перешли на положение хорошо
оплачиваемых служащих, рядом создалась масса необученных, женщин, детей».
Индустриальная революция превратила рабочую аристократию в составную часть
среднего класса. Отсюда контрреволюционность с. д.-тии. Отсюда же громадная
трудность создания новых революционных рабочих партий. Отсюда также страшная
опасность искажения движения эрвеитскими методами 54.
Если бы можно было сделать так: пусть, скажем, Молдавская автономная
совреспублика объявит себя самостоятельной, выйдет из СССР и заключит с
СССР оборонительный союз, чтобы мы ее охраняли; публика подумает, что это
шаг к созданию независимой Бессарабии; ИККИ официально переедет в Балту
и заведет там секретаря; все остается по-прежнему, только на документах будет
писаться «Балта», а мы не ответственны за то, что происходит на чужой
территории».
И, как бы спохватившись, Георгий Васильевич заключает: «Вы подумаете,
что у меня мозг работает. Это искусственное возбуждение. Сейчас потушу свет,
и начнется ночь первых мучений. Вернусь ли когда-либо к жизни и работе?
Вопрос, вопрос, вопрос...
С коммунистическим приветом
Г. Чичерин» 55
Мысли, высказанные Чичериным в письмах Сталину, повторяются неодно¬
кратно в его письмах другим деятелям партии и государства. В этом смысле
особый интерес представляет его письмо к тогдашнему главе советского прави¬
тельства Рыкову, который уже подвергался активной критике со стороны Сталина
и его окружения за так называемый «правый уклон». И тем не менее эта критика
не помешала Чичерину написать Рыкову осенью 1929 г.: «Воспоминания о работе
с Вами принадлежат к наилучшим в моей жизни».
Далее в письме Чичерина говорилось: «Нынешняя линия Коминтерна кажется
мне гибельной. Кампания против госаппарата приводит меня в ужасное состояние.
В Китае мы расхлебываем результаты роковой линии 1927 г. В Афганистане мы
упустили великолепный козырь десятью годами равнодушия и бездействия. В
Турции и Персии гадят наши торгаши и наше равнодушие, а также нелепые
выходки. Линию китайской политики 1927 г. перенесли на Запад, это ужасно,
всеми силами портим отношения с Германией. Ах, не глядел бы ни на что!
Развалины, развалины»56.
Но особенно смелой для того времени, когда шла борьба с троцкизмом и так
называемым «правым уклоном» в партии, представляется критика Чичериным
известного тезиса Сталина о социал-демократии как левом или умеренном крыле
фашизма. В этой связи вспоминается речь Сталина на пленуме ЦК партии в
апреле 1929 г., когда он говорил о «заострении борьбы против социал-демократии,
и прежде всего против ее «левого» крыла, как социальной опоры капитализма» 51.
В июне 1929 г. X пленум Коминтерна не без влияния руководства ВКП(б)
охарактеризовал всю социал-демократию как «социал-фашизм». И в этой обста¬
новке Георгий Васильевич в личном письме секретарю ЦК ВКП(б) Молотову
54 Гюстав Эрве — французский политический деятель, выступал за идею стачки и восстания в
ответ на войну. Позднее — сторонник национал-социализма.
55 АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 92—93.
56 Там же, л. 96.
51 Сталин И. В. Вопросы ленинизма, с. 218.
15
писал о своем неприятии термина «социал-фашизм», которое можно было только
расценить как его несогласие с политикой, проводившейся тогдашним руководством
партии на международной арене. Нарком писал:
«СЕКРЕТНО
Лично
18 октября 1929 года
Тов. Молотову
Уважаемый товарищ!
[...] Меня крайне все волнует: иллюзии Москвы о мнимом революционном
движении, гибельное руководство Коминтерна, стремление Москвы во что бы то
ни стало испортить в угоду Тельману отношения с Германией, все эти отвра¬
тительные лживые статьи Номада, Политикуса и т. д. Какая, например, нелепость:
«социал-фашизм...»!!! Эсдеки — буржуи, мещане, реакционеры, это плоховатая
массовая либеральная партия, но фашистов (как Винниг — фашист) среди них
очень мало. Между тем у нас теперь привыкли всякую вообще реакционную
меру окрещивать кличкой фашизм. Но ведь не всякая диктатура есть фашизм.
Не всякая реакция — фашизм, не всякий деспотизм — фашизм. Военно-полевые
суды Столыпина не были фашизмом. Фашизм есть государство в государстве.
Старое полицейское государство — не фашизм. Плеве — не фашизм. Бисмарк —
не фашизм. Людовик XIV — не фашизм. Если же почему-либо всякая реакция
и всякое полицейское государство будут названы фашизмом, в таком случае
надо придумать другой термин для настоящего, специфического фашизма Мус¬
солини, Пилсудского и Стального Шлема. Настоящему специфическому фашизму
присущи организованные банды, применяющие насилие в интересах господству¬
ющего класса, и в форме партии, захватившей государственную власть; им
необходимы герои, вожди. Между германской с.-д. и настоящим специфическим
фашизмом нет абсолютно ничего общего. Очень просто кричать везде, где налицо
реакционная мера: «фашизм, фашизм». Но это только путаница понятий. Умс¬
твенная смазь.
Специфический фашизм резко отличается от старого полицейского государства.
Он у нас очень слабо проанализирован в результате господства у нас шаблонов
и малого знания зап. евр. жизни. Тут требуется настоящий марксизм, а не
простое повторение плохо понятых формул. Практика фашизма в Германии
представлена гитлеровцами, Стальным Шлемом и подобными организациями;
теорию же фашизма лучше всех сформулировал Шпенглер. Его взгляды, вообще,
касаются двух областей: 1) относительно прошлого — его теория «гибели западного
мира» есть почти буквальное повторение теорий неославянофилов времени По¬
бедоносцева — Данилевского и Константина Леонтьева, которых теория «куль¬
турно-исторических типов» приводила к тому, что русский культурно-историче¬
ский тип все свое уже дал, его творчество в прошлом, впереди только разложение
и пустота, отсюда формула «надо Россию заморозить, чтобы не жила», причем
сами неославянофилы в своих взглядах во многом вытекали из клерикальных
философов — традиционалистов французской реставрации (Бональд, де Меестр);
2) относительно настоящего теория Шпенглера (которой у нас вследствие нашей
оторванности совсем не занимались) базируется на том, что через посредничество
акционерной системы собственность оторвалась от нации, одновременно вследствие
новой военной техники добровольные соединения идейно убежденных людей,
овладевших этой новой техникой, оттеснили всенародные армии, причем эти
вооруженные соединения идейно убежденных людей связываются культом их
вождей, которые таким образом вершат судьбами народов...
16
Этот специфический фашизм, или шафизм 38, идет в Германии на убыль —
это явление в его развитии, росте и убывании надо было бы изучать в связи
вообще с течениями и перипетиями германских общественных настроений, с
послевоенным культом разочарования и лишних людей, с возрождением неоро¬
мантизма и теперешним возвращением к гетеанству и культу реальности и
активности. Без изучения общественных настроений и течений в целом нельзя
характеризовать состояние какой-нибудь страны. Только статистика, цифры про¬
изводства и торговли — мало. Но я смотрю на все эти пестрые картины, как
путник на расстилающуюся перед ним долину, но путник, уже опустившийся
на землю на краю дороги, выпустивший из рук посох и ожидающий наступления
ночи, которая для него будет вечной ночью.
С товарищеским приветом
Г. Чичерин» 39.
В приведенном письме нарком недвусмысленно призывал партийных «вождей»
изучать «настоящий марксизм», а не просто повторять «плохо понятые формулы»,
знакомиться с новыми философскими течениями. Надо отдать ему должное, он
оказался смелым человеком.
Выступать против «социал-фашизма», когда Сталин дал в журнале «Большевик»
свою оценку этого политического явления: «Фашизм есть боевая организация
буржуазии, опирающаяся на активную поддержку социал-демократии» или
же высказываться против деятельности Коминтерна, и в частности против Эрнста
Тельмана, руководителя германской компартии, в то время, когда Сталин только
в апреле 1929 г. выступил с речью о «правом уклоне» в ВКП(б), в которой,
критикуя Бухарина, заявил: «Получилась борьба с революционным руководством
германской компартии, борьба с т. Тельманом, борьба, имеющая своей целью
прикрытие правого уклона и утверждение примиренчества в рядах германских
коммунистов... Бухарин предлагает отдать КПГ примиренцам, а т. Тельмана
вновь ошельмовать в печати, сделав еще раз заявление о его виновности» * 59 60 61,
было тогда с его стороны довольно смелым шагом.
Эта сталинская критика Бухарина могла быть с таким же основанием отнесена
и к Чичерину, которого тоже можно было обвинить в «правом уклоне». Но
следует признать, что Георгию Васильевичу, который не участвовал в борьбе за
власть, прощалось многое, что не прощалось другим. В то же время Сталин, по
словам американского историка Л. Фишера, «был слишком чувствителен к пре¬
небрежению», которое испытывал Чичерин к «сталинским способностям и мето¬
дам», «чтобы не заметить этого»62. Естественно, он ничего не забывал. Сталин
не любил представителей старой русской интеллигенции, к которой относился
и Чичерин. Но в отношении больного наркома он проявил достаточно такта и
выдержки. Бывает такое и у тиранов.
Продолжавшееся многомесячное пребывание Чичерина за границей становилось
ненормальным. Постепенно он отрывался от текущих дел. Руководство внешней
политикой страны переходило к его заместителю Литвинову, который выступил
с рядом инициатив, поставивших его в ряд наиболее известных европейских
политиков.
Георгий Васильевич и сам хорошо представлял свое ложное положение. За
8 Предложенное Чичериным новое обозначение настоящего фашизма по имени немецкого фи¬
лософа О. Шпенглера в отличие от применявшегося советскими идеологами термина «фашизм» в
отношении социал-демократии.
59 АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 97—99.
60 Сталин И. В. Соч., т. 6, с. 282.
61 Сталин И. В. Вопросы ленинизма, с. 223.
62 О'Коннор Т. Э. Георгий Чичерин и советская внешняя политика. 1918—1930. М., 1991, с. 228.
17
многие месяцы жизни за границей он уже отвык от российских бытовых неудобств
и боялся возвращения на Родину. В письме Карахану от 16 августа 1929 г. из
Висбадена он писал, что невозможно «возобновить работу наркома»: «Нарком
же все-таки не соломенное чучело», «я не могу быть трупом в мундире». В то
же время он понимал: «Возвращение в СССР есть моя ликвидация — или не¬
медленная официальная или фактическая с помещением для отвода глаз где-либо
на юге. После отставки поездка за границу будет невозможностью. Итак, вопрос!
Настал ли момент ликвидации? Это я писал много раз всем в Москву. А что
потом? Я не могу есть хлеба, каши, крупы, сала, жиров, капусты, свеклы... что
будет? Там Вам 4 Jahreszeitenб3. Ломаю голову». 64
Не сразу, но он все же решился. В сентябре 1929 г. кремлевский врач
Л. Г. Левин, который постоянно наблюдал за здоровьем Чичерина, выехал в
Висбаден, где лечился Георгий Васильевич, сделал его осмотр и пришел к
заключению, что Чичерин действительно болен и не подлежит транспортировке
в Москву.
Газета «Известия» опубликовала 22 октября 1929 г. подробное заключение
лечащих врачей о ходе болезни Чичерина, в котором отмечалось: «Можно,
однако, надеяться, что при дальнейшем прогрессировании достигнутого уже улуч¬
шения через некоторое время будет поднят вопрос о возвращении тов. Чичерина
в СССР».
Действительно, через месяц был вновь поднят этот вопрос. Во второй половине
ноября в Берлин выехал личный друг наркома, его заместитель Карахан. По¬
следнему удалось убедить наркома вернуться на Родину. Какие слова и аргументы
нашел Лев Михайлович, не известно. Но только в декабре Чичерин начал
готовиться к отъезду. 6 января 1930 г. поезд, на котором его перевезли, прибыл
в Москву. Но тяжелая болезнь постоянно давала о себе знать. В июле 1930 г.
в связи с резким ухудшением его здоровья он был освобожден от работы, а
7 июля 1936 г. Георгий Васильевич скончался.
Тем не менее письма и работы Г. В. Чичерина продолжают жить.
63 4 времени года (нем.).
64 АВП РФ, ф. 08, оп. 12, п. 74, д. 55, л. 56.
18
© 1994 г.
ОДД АРНЕ ВЕСТАД
(Директор по научно-исследовательской работе
Норвежского Нобелевского института)
НАКАНУНЕ ВВОДА СОВЕТСКИХ ВОЙСК
В АФГАНИСТАН. 1978—1979 гг.
/'Ввод советских войск в Афганистан 27 декабря 1979 г. привел к резкому
обострению «холодной войны» и стал символом международной напряженности
начала 80-х годов. Десятилетняя война привела к разорению многих афганских
провинций, стоила СССР более 50 тыс., а Афганистану — 1,2 миллиона жертв.
По мнению многих, афганская война в конечном итоге способствовала подрыву
власти КПСС и стала одним из факторов, обусловивших распад советского
государства*.
Афганская война сразу же привлекла интерес ученых, что привело к появлению
нескольких важных работ о советском вторжении и его результатах. Нам уже
многое известно о ходе войны, о советских внешнеполитических инициативах
по прекращению ее и об ужасных испытаниях, которые принесла политика
Москвы целому поколению молодежи в обеих странах* 1 2.
Однако до последнего времени мы гораздо меньше знали, чем сейчас, о
предыстории ввода советских войск в Афганистан. Некоторые аналитики описали
бурные процессы, происходившие внутри Народно-демократической партии Аф¬
ганистана (НДПА), основываясь прежде всего на свидетельствах перебежчиков3.
Другие ученые стремились проследить процесс наращивания советской военной
мощи в регионе, выделить этапы вовлечения Вооруженных Сил СССР в афганские
Перевод с английского М. Л. Коробочкина
1 О воздействии афганской войны на международную обстановку см.: Garthoff R. L. Detente and
Confrontation: American-Soviet Relations from Nixon tp Reagan. Washington, 1985, p. 939—965. Данные
о потерях см.: Arnold G. Wars in the Third World Since 1945. London, 1991, p. 131 —132. Мнение о
том, как война в Афганистане повлияла на распад СССР, см.: Arnold G. The Fateful Pebble:
Afghanistan’s Role in the Fall of the Soviet Empire. Presidio, 1993.
2 Снегирев В., Гай Д. Вторжение: неизвестные страницы необъявленной войны. М., 1991;
Корниенко Г. ^М. Как принимались решения о вводе советских войск в Афганистан и их выводе.—
Новая и новейшая история, 1993, № 3; Bradsher Н. Afghanistan and the Soviet Union. Durham, 1985;
Urban M. War in Afghanistan. New York, 1988; The Afghan Tragedy. London, British Refugee Council,
1988; Westad O. A. Afghanistan: Perspectives on the Soviet War.—Bulletin of Peace Proposals, v. 20,
№ 3, September 1989, p. 281—293; Khani M. Untying the Afghan Knot: Negotiating Soviet Withdrawal.
Durham, 1991; Hyman A. Afghanistan under Soviet Domination, 1964—91. London, 1992; Alexijewitsch
S. Zinkjungen: Afghanistan und die Folgen. Frankfurt a. M., 1992.
3 Halliday F. Revolution in Afghanistan.—New Left Review, № 112, 1978, p. 23—24; idem. A
Revolution Consumes Itself.— The Nation, № 229, 1979, p. 492—494; idem. War and Revolution in
Afghanistan.— New Left Review, № 11, 1980, p. 20—41; Sen Gupta B. The Afghan Syndrome: How to
Live with Soviet Power. London, 1982, p. 30—41; Male B. Revolutionary Afghanistan: A Reappraisal.
London, 1982; Arnold A. Afghanistan’s Two-Party Communist. Stanford, 1983.
19
события4. Однако эти исследования серьезно ограничивались отсутствием доку¬
ментальной Источниковой базы и мало что дали для понимания механизма
советско-афганских отношений. В 1992 г. с открытием архивов в Москве и
падением режима Наджибуллы положение с источниками по советско-афганским
отношениям диаметрально изменилось. Теперь мы можем использовать не только
воспоминания ряда советских и афганских руководителей того времени, но и
архивы и донесения советских представителей в Кабуле5.
Данная статья является попыткой на основе новых материалов дать ответ на
ряд важнейших вопросов относительно процесса, приведшего к советскому втор¬
жению в 1979 г. Оставляя в стороне проблему непосредственного планирования
военной акции, мы сосредоточим внимание на развитии советско-афганских
отношений в 1978—1979 гг.6
Как оценивали в Москве последствия апрельского переворота 1978 г.? Каковы
были цели воздействия СССР на политику НДПА? Что значил союз с СССР
для афганских лидеров? Как события в регионе влияли на политику СССР и
НДПА? И почему Москве в конечном счете не удалось удержать руководство
НДПА под своим контролем, что вызвало необходимость прямого военного вме¬
шательства в декабре 1979 г.?
♦ ♦ ♦
Для Александра Михайловича Пузанова, занимавшего пост советского посла
в Кабуле с 1972 г., захват власти лидерами НДПА в апреле 1978 г. явился
такой же неожиданностью, как и для других зарубежных дипломатов в афганской
столице7. В первом же аналитическом донесении в Москву после переворота
Пузанов дал трезвую оценку новому режиму и тому, как была установлена
новая власть^Переворот, объяснял Пузанов, был подготовлен плохо, а его главные
организатор^ — Нур Мухаммад Тараки и Хафизулла Амин — были склонны к
левацким авантюрам. Тем не менее НДПА стала выразителем недовольства
«трудящихся масс» режимом Мухаммада Дауда, который приобретал все более
буржуазный характер. Приход нового правительства, отмеча/j Пузанов, будет
способствовать «росту симпатий» к СССР, «дальнейшему закреплению и усилению
4 Подробный обзор см.: Cordesman A. H.t Wagner A. R. The Lessons of Modem War, 3 v. Boulder,
1990—1991. V. 1. The Afghan and Falklands Conflicts, p. 3—237.
5 Одним из основных источников для данной статьи стали документы международного отдела
ЦК КПСС. В настоящее время эти документы находятся в Центре хранения современной документации
(далее — ЦХСД), фонды которого составили материалы бывшего Архива ЦК КПСС начиная с 1953 г.
Фонд международного отдела ЦК КПСС представляет собой весьма обширное собрание различных
материалов, представляющих большую ценность для исследования внешней политики СССР, среди
них имеются донесения посольств, документы подготовленные для политбюро и секретариата ЦК,
аналитические обзоры разведслужб, записи бесед с зарубежными политическими деятелями.
, 6 Имеющиеся в распоряжении исследователей архивные материалы пока не позволяют проследить
процесс принятия политбюро ЦК КПСС решения о вторжении в Афганистан в ноябре—декабре
1979 г. Ныне здравствующие советские политики, занимавшие ответственные посты в конце 70-х
годов, отрицают свою причастность к этому решению. Бывшие послы в Кабуле A. M. Пузанов и
Ф. А. Табеев, заместитель министра иностранных дел M. С. Капица, курировавший «азиатское
направление», бывший глава международного отдела ЦК Б. Н. Пономарев заявляют, что не были
даже предупреждены о готовившемся вторжении. Такое положение, на наш взгляд, отражает как
характер принятия решений советским руководством в конце 70-х годов, так и значение, которое
до сих пор имеет поражение в Афганистане для российской общественности.
7 А. М. Пузанов до назначения в Кабул уже занимал пост посла в СФРЮ, КНДР, НРБ, кроме
того, он являлся членом ЦК КПСС. О реакции американцев на переворот в Кабуле см.: National
Security Archives. Afghanistan: The Making of US Policy, 1973—1990. H. H/Saunders to C. R. Vance.
Briefing Memorandum: The Coup in Afghanistan, 27 April, 1978. Сондерс был помощником госсекретаря,
ответственным за политику на Ближнем Востоке и в Юго-Восточной Азии. Об общих тенденциях
политики СССР см.: David S. R. Soviet Involvement in Third World Coups.— International Security
v. 11, № 1, Summer 1986, p. 3—36.
20
наших позиций в Афганистане». Судя по всему, революционное правительство
контролирует все провинции страны, оно также «приняло меры» против сторон¬
ников Дауда 8.
/ Главным недостатком нового режима, по мнению Пузанова, являлась беско¬
нечная фракционная борьба внутри самой НДПА. Посол объяснял московскому
руководству, что две основные группировки в партии — «Хальк» («Свобода») и
«Парчам» («Знамя») — больше напоминают две самостоятельные партии, а мно¬
голетние подозрения и враждебность посеяли рознь между лидерами обеих групп.
«Революция» не привела к ликвидации этих противоречий, особенно если учесть,
что основные руководящие посты в новом правительстве достались представителям
«Халька». Пузанов, однако, обещал Москве немедленно принять меры для «пре¬
одоления трений» и «укрепления единства» в афганском руководстве9.
Эти «меры» стали началом пути, которым Пузанов следовал все оставшиеся
19 месяцев своего пребывания в Кабуле. Путь этот оказался тернистым и привел
он не к «укреплению единства» в НДПА, а к убийству двух афганских президентов
и декабрьскому вторжению 1979 г. НДПА была слишком расколота, слишком
раздираема изнутри, чтобы стать эффективно действующей политической орга¬
низацией. «Хальк» и «Парчам» формально объединились лишь в 1977 г. после
почти десятилетнего конфликта.ЛПарчамовцы утверждали, что «Хальк» и его
лидеры — Тараки и Амин — революционные мечтатели, плохо разбиравшиеся в
политических реалиях Афганистана.^Калькисты в свою очередь считали Бабрака
Кармаля и других парчамовцев «монархо-коммунистами» и ставили им в вину
первоначальный союз с Даудом.
Конфликт между фракциями только усиливался из-за личных качеств их
лидеров. Ставший президентом после апрельского переворота 57-летний Тараки
происходил из бедной крестьянской семьи, был поэтом и отличался мягкостью
в общении с людьми. В политической деятельности, однако, Тараки проявил
себя как авторитарный доктринер и претендовал на роль единоличного лидера
в правящей партии. Хафизулла Амин, которого даже отрицательно относившийся
к нему Пузанов описывал как умного, энергичного и трудолюбивого человека,
родился в 1929 г. в семье мелкого чиновника в деревне неподалеку от Кабула10 11.
Образование Амин получил в США, где и стал марксистом. Он считал себя
главным организатором в партии. Самомнение Амина вскоре привело его к ссоре
со своим одногодком Бабраком Кармалем, талантливым оратором и популярным
в студенческой среде лидером, чья семья принадлежала к древнему роду пуш¬
тунской аристократии. Кармаль, основатель «Парчама», считал Амина безответ¬
ственным и жестоким, а единственный путь к успеху видел в широком альянсе
между НДПА и другими группами11. <
Обе группировки уже несколько лет боролись за право получения советской
поддержки, и эта конкуренция не прекратилась и после апрельского переворота.
Амин, ставший вице-премьером и министром иностранных дел, тайно связался
с советскими дипломатами, агитируя в пользу своей фракции. Не скрывая
господства «Халька» в новом правительстве, Амин подчеркивал, что СССР «ра¬
ботать с хальковцами... легко, они воспитаны в духе «советизма», если у руко¬
водства «Халька» и советских товарищей, например, возникнут разные мнения,
то хальковцы скажут, не задумываясь, что правы советские товарищи... В ана¬
8 Письмо А. М. Пузанова «О внутриполитическом положении в ДР А» от 5 мая 1978 г.— ЦХСД,
ф. 5, оп. 75, д.1179, л. 2—6, 16. Большинство донесений Пузанова поступало как в Министерство
иностранных дел, так и в международный отдел ЦК КПСС.
9 ЦХСД, ф. 5, оп. 75, д. 1179, л. 13—14, 16.
10 Высказывание Пузанова цитируется по: Гай Д, Снегирев В. Вторжение. Опыт журналистского
расследования.— Знамя, 1991, № 3, с. 200.
11 Биографические данные о Тараки, Амине и Кармале см.: Male В. Op. cit., р. 20—51. О
биографии Кармаля см. также его интервью.— Труд, 24.Х. 1991.
21
логичной ситуации парчамовцы скажут, что право руководство «Парчама»»12.
Затем министр иностранных дел познакомил советских дипломатов со своим
планом реорганизации НДПА, предусматривавшим лишение конкурирующей
фракции какого бы то ни было влияния13.
Первые же официальные беседы Пузанова с Тараки не оставили сомнений
в том, каким именно образом халькистские лидеры намеревались строить союз¬
нические отношения с Москвой. Впервые встретившись с Пузановым 29 апреля,
Тараки начал с заявления, что «Афганистан, следуя марксизму-ленинизм у, пойдет
по пути строительства социализма и будет принадлежать к социалистическому
лагерю». В то же время, отметил председатель НДПА, эту линию следует
проводить «осторожно» и какое-то время партии придется скрывать от народа
свои подлинные цели. Тараки предложил СССР тесное политическое и эконо¬
мическое сотрудничество, прибавив, впрочем, что не видит необходимости вступать
в конфликт с Западом — за исключением «реакционных мусульманских стран»14.
Встретившись с послом 17 мая, Тараки попросил у СССР помощи в строительстве
партии и укреплении ее позиций, особенно в армии. Тараки подчеркнул, что
им необходимы также советские специалисты по «государственной безопасности»,
которых Пузанов пообещал прислать15.
Парчамовцы также попытались завоевать симпатии Москвы. В беседе с со¬
ветским послом 11 июня Нур Ахмад Нур, министр внутренних дел и ближайший
соратник Кармаля по «Парчаму», предупредил Пузанова, что Амин стремится
узурпировать пост Тараки и готовит репрессии против представителей «Парчама»
в правительстве. В политбюро все боятся Амина, заметил Нур. Без советской
поддержки никто не сможет противостоять Амину, даже Бабрак Кармаль, зани¬
мавший странную должность вице-премьера без портфеля. «Есть одна руководящая
сила в стране — Хафизулла Амин»,— заявил Нур16.
Неделей позже Пузанов встретился с другим ближайшим сподвижником Кар¬
маля — Султаном Али Кештмандом. Последний сообщил послу, что политический
кризис внутри НДПА обостряется. «К сожалению,— заявил Кештманд,— несколь¬
ко человек считают, что партия — это они и никто больше... Некоторые лица
в руководстве (Кештманд, несомненно, имел в виду Амина и Тараки) считают
курс на всемерную опору и безоговорочное развитие и укрепление связей с
СССР политикой временной, как бы тактическим моментом». Кештманд, как и
Нур, обратился к Пузанову с просьбой спасти Бабрака Кармаля17.
Советский посол ответил согласием. На следующий день он встретился с
Тараки, чтобы обсудить положение Кармаля. Посол рассказал президенту о своей
недавней беседе с Кармалем, который превозносил Тараки и Амина, и заверял,
что видит свой долг перед революцией в том, чтобы не создавать трудностей ее
нынешним лидерам. Тараки, однако, остался непреклонен. Решившись раз и
навсегда покончить с влиянием «Парчама», он заявил Пузанову, что «партия
едина и единство ее все больше укрепляется». Затем сердито добавил: «По тем,
кто будет выступать против единства, мы пройдемся железным катком»18.
1 июня было объявлено о чистке, проведенной Амином с согласия Тараки.
12 ЦХСД, ф. 5, оп. 75, д. 1181, л. 7. Донесение Симоненко, Ганковскова и Смирнова в
международный отдел ЦК КПСС, 23 мая 1978 г.
13 Там же, д. 1182, л. 1—8. Письмо Амина в ЦК КПСС, 23 мая 1978 г. Амин посетил Москву
с кратким визитом в середине мая.
14 Там же, д. 1179, л. 7, 9—10. Политписьмо Пузанова, 5 мая 1978 г.
15 Там же, д. 1181, л. 1—3. Донесение Пузанова в международный отдел ЦК КПСС, 17 мая
1978 г. >
16 Там же, л. 10—11, 13. Донесение Пузанова, 11 июня 1978 г.
17 Там же, л. 18—19. Донесение Пузанова, 17 июня 1978, л. 13. Донесение Пузанова, 11 июня
1978 г.
18 Там же, л. 25—26, 27. Донесение Пузанова, 18 июня 1978 г.
22
Кармаль, Нур и Кештманд были сняты с руководящих постов, после чего Кармаля
отправили послом в Прагу — настоящая ссылка для человека, считавшего себя
вождем революции. Впрочем, Кармалю, наверно, следовало благодарить Пузанова
и советское руководство за то, что он легко отделался. Вечером в день объявления
о репрессиях Кармаль, опасаясь за свою жизнь, вместе с семьей укрылся в
квартире одного из своих советских друзей. Боясь оказаться втянутым в самый
центр конфликта, Пузанов отклонил настойчивую просьбу парчамовского лидера
о встрече следующим утром. После нескольких часов размышления посол даже
позвонил Амину и сообщил о местонахождении Кармаля. Однако советские
представители использовали свое влияние, чтобы спасти Кармалю жизнь, и
проследили за тем, чтобы он беспрепятственно отбыл в Чехословакию19.
Но и после этого фракционная борьба в НДПА не давала Пузанову покоя.
Доложив в Москву о своем успешном вмешательстве в июльские события, посол
уже в августе вынужден был информировать министра иностранных дел СССР
А. А. Громыко и заведующего международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарева
о том, что /калькисты начали широкомасштабную кампанию репрессий против
парчамовцев в руководстве страны. Под предлогом раскрытия заговора Кармаля
против халькистского режима Тараки и Амин арестовали Кештманда и нескольких
других лидеров НДПА. Б последующие недели они устроили настоящую охоту
за дарчамовцами и подозревавшимися в сочувствии «Парчаму» по всей стране20.
^Москва всегда с бдлыпим сочувствием относилась к Кармалю и его группе,
чем к халькистам. Тем не менее советский. посол понимал, что на какое-то
время «Парчам» полностью разгромлен и Москва вряд ли что-то выиграет,
пытаясь вмешаться на стороне Кармаля21. Поэтому, встречаясь с Тараки и
Амином, он не выразил открытого протеста против их действий, ограничившись
сомнениями в необходимости некоторых арестов и казней, состоявшихся осенью
1978 г.22 Тем не менее согласно инструкциям из Москвы, посол заявил Тараки
следующее: «Когда в стране наших близких друзей складывается сложная об¬
становка, у нас есть проверенная жизнью практика — по договоренности с ру¬
ководством этой страны с неофициальным визитом приезжает один из руково¬
дителей советского государства — член политбюро ЦК КПСС». Афганский пре¬
зидент согласился с предложением Пузанова23.
В качестве эмиссара Москва направила Б. Н. Пономарева, более 20 лет
возглавлявшего международный отдел ЦК КПСС и являвшегося одной из ключевых
фигур в выработке решений по вопросам внешней политики. Пономарев прибыл
в Кабул с тем, чтобы призвать Тараки и Амина прекратить репрессии. «Нас
тревожила эта конфронтация,— вспоминал Пономарев.— Было ясно, что ни к
чему хорошему она не приведет. ...Возможно у него (Амина) и были основания
кого-то наказать, но не так же круто... Сама революция из-за этого представала
в каком-то неприглядном свете»24. Вдобавок ко всему перед отъездом Б. Н.
Пономарев получил донесение КГБ, где утверждалось, что Амин связан с аме¬
риканскими разведслужбами25. По мнению Москвы, в НДПА царила «полная
неразбериха»26.
19 Там же, л. 77. Донесение Пузанова, 26 августа 1978 г.
20 Там же, л. 75—76.
21 Там же, л. 76—77.
22 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 201.
23 ЦХСД, ф. 5, оп. 75, д.1181, л 77. Донесение Пузанова, 26 августа 1978 г.
24 Цит. по: Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 201.
25 Там же. О подозрениях КГБ в отношении Амина см. также: Морозов А. Кабульский резидент.—
Новое время, 1991, № 41, с. 29. Морозов был заместителем резидента КГБ в Кабуле с 1975 по
1979 г.
26 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 201. Интервью автора с бывшим заместителем министра
иностранных дел СССР М. Капицей 7 сентября 1992 г.— Архив автора.
23
Визит Пономарева не привел к каким-либо изменениям в Кабуле. «Он (Тараки)
соглашался с тем, что мои упреки справедливы, благодарил за советы. Но все
там продолжалось по-прежнему»27. Москве ничего не оставалось, как признать
победу халькистов, и в конце осени — начале зимы 1978 г. Пузанов получил
указание обсудить с Тараки и Амином вопрос о частичном расширении военной
и экономической помощи в рамках подготовки к подписанию советско-афганского
договора о дружбе, запланированному на декабрь28/Лидеры «Парчама» так и
остались в тюрьме или в «почетной» ссылке в Восточной Европе.
Обсуждая с Пузановым советскую помощь Афганистану, «сильные лидеры»
НДПА зачастую требовали поставок и технического содействия в больших мас¬
штабах, чем тот считал целесообразным рекомендовать Москве. Однажды в ответ
на просьбу Тараки организовать крупномасштабную программу обучения офицеров
армии и погранвойск, Пузанов сказал ему, что считает этот запрос раздутым,
а если президент настаивает, то пусть сам обратится в Москву. Афганцы уступили,
и в середине ноября Амин сообщил послу, что халькистский режим активно
работает «над привлечением к более широкому сотрудничеству братских соци¬
алистических стран, а также тех дружественных государств, которые пойдут на
оказание такой помощи». «Однако,— добавил он,— афганское руководство, есте¬
ственно, рассчитывает в этом плане прежде всего на Советский Союз»29.
Визит Тараки и Амина в Москву в середине декабря 1978 г. стал поворотным
пунктом в отношениях между советским руководством и халькистским режимом.
Как видно из бесед Пузанова с афганскими лидерами после их возвращения в
Кабул, возросшее стремление советской стороны к сотрудничеству во многом
было связано с развитием иранской революции, вступившей в конце 1978 —
начале 1979 г. в решающую стадию. Лидеры «Халька» вернулись из Москвы
убежденные в личной поддержке со стороны генерального секретаря ЦК КПСС
Л. И. Брежнева. Они немедленно пожелали обсудить с советским послом новые
заявки о предоставлении помощи. В некоторых из этих предложений уже учи¬
тывались происходившие в регионе перемены. 28 декабря Амин объяснил Пузанову,
для какой цели он запрашивает 20 млн. руб. на «специальные расходы». Эти
средства, сказал он, позволили бы «покрывать расходы органов безопасности и
разведки министерства обороны за границей», в первую очередь в Иране30.
У Пузанова были сомнения относительно последствий пробудившегося у со¬
ветского руководства желания заключить долгосрочные соглашения с халькистами.
30 декабря он упрекнул Тараки в неэффективности советско-афганского сотруд¬
ничества. Так, многие заявки на экономическую помощь присылались в посольство
«с большой задержкой» и были составлены так плохо, что много времени терялось
на дополнительные согласования. «Чувствовалось,— докладывал он в Москву,—
что Н. М. Тараки глубоко в этих вопросах не разобрался и не представляет
всей сложности подготовки соответствующих решений»31.
Но в Кремле больше не разделяли осторожности посла. На заседании политбюро
7 января 1979 г. глава советского правительства А. Н. Косыгин представил для
одобрения новые указания Пузанову, с предписанием уделять больше внимания
разработке планов военной и экономической помощи Афганистану32. В ходе
27 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 201.
28 ЦХСД, ф. 5, оп. 75, д. 1181, л. 123—129. Донесение Пузанова, 14 ноября 1978 г.
29 Там же, оп. 76, д. 1044, л. 8. Донесение Пузанова, 17 декабря 1978 г.; оп. 75, д. 1181, л.
125. Донесение Пузанова, 14 ноября 1978 г.
30 Там же, оп. 76, д. 1045, л. 1—5. Донесение Пузанова, 28 декабря 1978 г.; л. 13. Донесение
Пузанова, 15 января 1979 г.; д. 1044, л. 1—3. Донесение Пузанова, 17 декабря 1978 г.; д. 1045,
л. 5. Донесение Пузанова 28 декабря 1978 г.
31 Там же, д. 1044, л. 6—7, 9. Донесение Пузанова, 30 декабря 1978 г.
32 ЦХСД, ф. 89 — коллекция, перечень 14, док. 24. Из протокола № 137 заседания политбюро
ЦК КПСС, 7 января 1979 г. Особая папка.
24
визита заместителя председателя совета министров И. В. Архипова в Кабул в
конце февраля был окончательно согласован ряд новых программ помощи. Одоб¬
ренные Архиповым планы дали значительное расширение масштабов сотрудни¬
чества: Афганистан теперь получал больше советской помощи, чем любая другая
страна. Тараки, однако, требовал большего: теперь он хотел отложить осущест¬
вление ряда гражданских проектов, чтобы использовать освободившиеся средства
на военные нужды. Он также попросил предоставить дополнительные займы
непосредственно афганскому министерству обороны33.
После апрельского переворота лидеры НДПА были озабочены в первую очередь
внутрипартийными проблемами и мало заботились об укреплении своей власти
в провинциях. Советская сторона неоднократно пыталась заставить партию пред¬
принять что-либо для завоевания поддержки в глубинке — не трогать местных
традиций, уделять больше внимания налаживанию связей с беспартийными ме¬
стными лидерами. К концу февраля 1979 г. даже самим представителям режима
стало ясно, что вооруженные отряды исламистов, действовавшие на иранской и
пакистанской границах, превратились в серьезную угрозу34.
Эту опасность осознали все — ив самом Афганистане, и за его пределами —
после восстания в Герате, городе на западе страны, которое началось 15 марта.
Объединенные силы горожан, исламских партизан и перебежчиков из местного
гарнизона четыре дня сопротивлялись лучшим частям афганской армии, руко¬
водимым советскими военными советниками. В ходе боев погибло до 50 тыс.
человек, \в том числе около 50 советских специалистов и членов их семей,
вырезанных восставшими. Большинство жертв составили мирные жители, убитые
в результате предпринятой по приказу Амина бомбардировки города самолетами,
снаряженными советским оружием35.
19 м^рта, в день подавления гератского восстания, Пузанов встретился с
Тараки. Посла сопровождала группа советских офицеров, прикомандированных
к афганской армии. Вместе они попытались внушить президенту, насколько
серьезно положение в провинциях, и убеждали лидеров НДПА изменить поли¬
тическую линию. В конце беседы Пузанов «в тактичной форме» посоветовал
Тараки «наряду с вооруженной борьбой» принять срочные меры по «разъясни¬
тельной и пропагандистской работе, по привлечению населения на свою сторону»36.
Гератский мятеж вызвал настоящий шок как в НДПА, так и в Москве. Вопрос
об укреплении НДПА стал предметом обсуждения на секретариате ЦК КПСС,
а прямая критика Тараки и Амина со стороны Пузанова стала еще острее. Посла
особенно обеспокоила настойчивость халькистов, утверждавших, что причиной
восстания было иранское «вмешательство». Он предостерег Тараки от провоци¬
рования открытого афгано-иранского конфликта и сообщил, что Москва попытается
предпринять «новые демарши» перед Хомейни — духовным лидером Ирана. По
мнению Пузанова, афганскому президенту следовало бы заняться обеспечением
«строгой охраны» советского вооружения, чтобы оно не попадало из правитель¬
ственных частей в руки их противников, а также ускорить обучение афганских
солдат обращению с этим оружием37.
Несмотря на открытую критику посла, Москва решила усилить содействие
Афганистану. Пытаясь добиться большего участия СССР во внутриафганском
конфликте, вплоть до прямого использования советских войск, Тараки 20 марта
33 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1044, л. 20—23, 26—27. Письмо Архипова в международный отдел
ЦК КПСС, 28 февраля 1979 г.
34 Там же, оп. 75, д. 1181, л. 31, 64—69. Донесение Пузанова от 1 июля и 22 августа 1978 г.;
оп. 76, д. 1045, л. 23—24. Донесение Пузанова, 19 февраля 1979 г.
35 Hyman A. Op. cit., р. 100—101.
36 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д.1044, л. 36—38, 37. Донесение Пузанова, 19 марта 1979 г.
37 ЦХСД, картотека секретариата ЦК КПСС, протокол № 151 (20 марта 1979 г.), пункт 25;
ф. 5, оп. 76, д. 1044, л. 40—41. Донесение Пузанова, 25 марта 1979 г.
25
вылетел в Москву для секретных переговоров с советским руководством. Во
второй половине дня он встретился с Косыгиным, Громыко, Устиновым и По¬
номаревым. Косыгин начал беседу с критики в адрес Тараки за то, что он
чересчур полагается на советскую помощь, а не на собственные силы в борьбе
с внутренними и внешними врагами. Советский премьер привел Тараки в пример
Вьетнам, который победил и США, и Китай, мобилизовав силы собственного
народа. «Вьетнамцы сами мужественно защищают свою родину против агрессивных
посягательств»,— заметил он. О вводе советских войск в Афганистан не может
быть и речи, прежде всего из-за негативных последствий такого шага на мировой
арене. Кроме того, отметил Косыгин, даже если бы Иран и захотел спровоцировать
конфликт с Кабулом, иранские лидеры не в состоянии это осуществить из-за
политического хаоса в стране.
Помимо этого советские лидеры заявили Тараки, что гератское восстание
отрицательно отразилось на престиже режима внутри страны и за рубежом и
что такое не должно повториться впредь. Косыгин и министр обороны Д. Ф.
Устинов изложили детальный план советской помощи афганской армии с целью
предотвращения дальнейших мятежей. В их предложениях содержалось все, что
Тараки надеялся получить в Москве, кроме использования советских войск и
публичных гарантий безопасности Афганистана от нападения иранцев или па¬
кистанцев38.
В ходе встречи с Брежневым вечером 20 марта Тараки пришлось выслушать
еще одну лекцию о том, как ему следует управлять Афганистаном. В обычной
покровительственной манере Брежнев принялся поучать афганского президента,
говоря о необходимости «единого национального фронта» и завоевания поддержки
в армии. Советский лидер привел несколько примеров использования армии для
построения социализма в странах Азии и Африки — один раз даже намекнул,
что армия по самой своей природе создает «особые условия» для распространения
социалистических идей. Брежнев убеждал Тараки усилить политическую работу
в массах, используя в качестве образца опыт Советской России в первые годы
после Октябрьской революции39.
Афганский президент вернулся в Кабул с целым «пакетом» новых советских
обязательств. Советские лидеры обещали афганцам политическую и военную
поддержку в случае агрессии со стороны Пакистана или Ирана, ускорить поставки
оружия по воздуху, отложить на неопределенный срок все выплаты по кредитам
и поставить Кабулу 100 тыс. т пшеницы. Тараки не без злорадства сообщил
Пузанову, что он весьма удовлетворен позицией советской стороны40.
Наряду с наращиванием помощи Афганистану СССР пытался разрядить на¬
пряженность между Кабулом и соседними государствами. Помимо демарша в
Иране, Москва попробовала добиться улучшения отношений Афганистана с во¬
сточным соседом — Пакистаном. После встречи Косыгина с пакистанским мини¬
стром иностранных дел Якуб Ханом в Москве Пузанов в разговоре с Тараки
подчеркнул необходимость поисков соглашения с Исламабадом. Он предостерег
президента от осуществления афганского плана крупномасштабных диверсионных
операций на пакистанской территории41.
После гератского восстания конфликт между афганским руководством и ис¬
38 ЦХСД, ф. 89 — коллекция, перечень 14, док. 26. Запись беседы Косыгина, Громыко, Устинова
и Пономарева с Тараки 20 марта 1979 г.
39 Там же, док. 25. Запись беседы Брежнева с Тараки, 20 марта 1979 г.
40 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1044, л. 29. Донесение Пузанова, 22 марта 1979 г. В ходе гератского
кризиса Тараки неоднократно использовал предоставленную ему прямую телефонную связь с Кремлем.
Запись его телефонного разговора с Косыгиным 18 марта.— Московские новости, 7.VI.1982, с. 12.
Об установлении прямой связи с Москвой см. ЦХСД, картотека секретариата ЦК КПСС, протокол
№ 150 (13 марта 1979 г.), пункт 10.
41 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д.1044, л. 43, 45—46. Донесение Пузанова, 10 апреля 1979 г.
26
ламской оппозицией перерос в полномасштабную гражданскую войну. В этой
войне правительственные войска с самого начала преследовали неудачи: тысячи
солдат дезертировали, присоединяясь к исламским оппозиционерам, армия стала
терпеть поражения в мелких стычках с отрадами исламистов. Везде — на западе
страны, и в восточных провинциях Кунар и Пактия — правительственной армии
постепенно пришлось перейти к обороне, ограничиваясь защитой крупных опорных
пунктов. Даже в самом Кабуле положение стремительно ухудшалось: оппозиция
начала вооруженные действия в Старом Городе42.
Заседание политбюро ЦК КПСС 12 апреля было посвящено ситуации в
Афганистане. Члены политбюро Громыко, Андропов, Устинов и Пономарев пред¬
ставили записку, где подчеркивалась серьезность положения в Кабуле. «Вспышка
религиозного фанатизма на всем мусульманском Востоке* и «события в Иране*
стали «толчком к активизации антиправительственных выступлений духовенства
в Афганистане*, сообщали они участникам заседания. Пока оппозиция НДПА
организована плохо, но у нее имеется немало потенциальных сторонников на
местах. Халькистскому режиму удалось одолеть своих соперников в Кабуле, но
его ждут огромные трудности, если он не укрепит своих позиций в стране. В
армии растет недовольство, и есть опасение, что летом произойдут новые мятежи.
Четверка предложила план действий из десяти пунктов. В первую очередь
предполагалось укрепить армию — как в политическом, так и в военном отно¬
шении — с помощью программ обучения и поставок оружия. Авторы записки
призывали расширить также и экономическую помощь, в особенности для сельских
районов. И наконец, международному отделу ЦК и посольству в Кабуле пред¬
лагалось выработать меры по расширению политической базы афганского пра¬
вительства43.
Реакцией советского посольства в Кабуле на поручение Москвы и очевидные
провалы халькистского режима стала попытка создания коалиционного прави¬
тельства с участием нескольких парчамовцев и представителей старого режима.
По утверждению В. Сафрончука, советника посольства, отвечавшего за «поли¬
тические вопросы*, советская сторона даже обдумывала возможность подключения
к переговорам о новом правительстве представителей некоторых исламских груп¬
пировок. Но режим отказался идти на уступки и отверг советскую инициативу44.
«Нас окружают враги,— заявил Амин Пузанову,— надо быть очень бдительным»45.
Не сумев заставить халькистский режим согласиться на включение в прави¬
тельство парчамовцев и беспартийных, советские дипломаты разработали новый
план — поощрять соперничество между двумя руководителями «Халька», Тараки
и Амином. В конце июля, выслушав сетования Амина, что его отстраняют от
руководства армией, а президент сосредоточивает все больше власти в своих
руках, Пузанов предложил лишить Тараки доступа к текущим военным делам
и создать чрезвычайную группу управления во главе с Амином.
Поскольку посол считал Амина опасной фигурой, целью этих предложений
вероятнее всего было возбудить подозрения Тараки в отношении намерений
42 Urban М, Op. cit., р. 32—36.
43 ЦХСД, ф. 89 — коллекция, перечень № 14, док. 27. Протокол № 149 заседания политбюро
ЦК КПСС от 12 апреля 1979 г. Записка «О нашей дальнейшей линии в связи с положением в
Афганистане», подписанная Громыко, Устиновым, Андроповым и Пономаревым.
44 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1046, л. 38—40. Донесение Сафрончука в международный отдел ЦК
КПСС, 2 июля 1979 г. National Security Archive. Afghanistan: The Making of US Policy, 1973—1990.
B. J. Amstutz to State et al., 18 July, 1979, Confidential Cable 5433; Amstutz to State, 19 July 1979,
Confidential Cable 5463. Сафрончук сообщил американскому поверенному в делах Амштуцу о советских
планах перестройки» афганского правительства, возможно, пытаясь тем самым дезавуировать критику
американцами советского военного присутствия в Афганистане. См. также: Сафрончук В. Афганистан
времен Тараки.— Международная жизнь, 1990, № 12, с. 86—96.
45 Высказывание Амина в изложении Пузанова. Цит. по: Гай Д, Снегирев В, Вторжение, с. 202.
27
последнего. Советские представители стремились склонить Тараки к отстранению
Амина от власти46.
В конце лета 1979 г. Пузанов предпринял еще две попытки заставить Тараки
больше прислушиваться к своим предложениям. Он попросил Москву направить
два батальона советских войск для размещения соответственно в Кабульском
аэропорту и Старой крепости — резиденции халькистского правительства. Однако
Устинов отверг этот план, заявив, что «ни в коем случае» не поддержит размещение
советских подразделений в афганской столице. Помимо этого, Пузанов организовал
еще один визит Пономарева, состоявшийся, по всей вероятности, в начале августа.
Но он и на этот раз не сумел убедить Тараки в необходимости перемен47.
Мало того, что афганские лидеры не желали понимать необходимость рас¬
ширения опоры режима: в августе советское посольство получило сведения, что
Амин собирается казнить Кештманда и других деятелей «Парчама». Пузанов
выразил Тараки самый энергичный протест. Эти люди, сказал посол, «были
видными участниками революции, членами НДПА и руководства ДРА». Советское
руководство, подчеркнул он, обращает внимание Тараки на необходимость «ос¬
торожности» в проведении репрессий, особенно в отношении руководителей пар¬
тии48.
В добавление к действиям Пузанова, Москва направила в Кабул две специ¬
альные военные делегации с целью оказать давление на Тараки. Первая из них,
прибывшая в середине апреля и возглавлявшаяся генералом А. А. Епишевым,
начальником главного политического управления советской армии, предложила
ряд мер по укреплению боеспособности афганских войск.
Вторая во главе с Заместителем министра обороны И. Г. Павловским (тем
самым генералом, что командовал советскими войсками в ходе вторжения в
Чехословакию в 1968 г.) прибыла в Кабул 17 августа и находилась там почти
два месяца. Павловскому было поручено добиваться полной реорганизации аф¬
ганской армии, а при отсутствии соответствующей реакции со стороны Тараки —
пригрозить приостановлением военной помощи49.
К концу августа Тараки вроде бы понял, что ему следует делать. Он решил
избавиться от Амина, чтобы укрепить престиж своего режима в глазах советских
партнеров. Последующие события пока невозможно в точности проследить по
документам, но их наиболее вероятный сценарий был таков.
£/9 сентября на обратном пути с конференции неприсоединившихся стран в
Гаване Тараки прибыл в Москву. Брежнев и Громыко пообещали ему увеличить
военную помощь, если режим проявит большую гибкость в вопросах земельной
реформы и реформы образования, а также произведет перестановки в прави¬
тельстве — избавится от Амина и предоставит ряду парчамовских лидеров посты
в кабинете. Тараки согласился.
Однако по возвращении в Кабул президент струсил. Видя, что Амин готовит
контрмеры, он снова отказался выполнить требования Москвы50.
В Кремле потеряли терпение. Получив срочную телеграмму Громыко, Пузанов
46 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 94. Донесение Пузанова, 6 августа 1979 г.
47 Там же, д. 1044, л. 95—97; Гай Д., Снегирев В. Вторжение, с. 201, 218, 223.
48 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д.1044, л. 81—84. Донесение Пузанова, 6 августа 1979 г.
49 О миссии Епишева см.: National Security Archives. Afghanistan: The Making of US Policy,
1973—1990. Cuide and Index, p. 77; а также Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 221—222; Донесение
Горелова Огаркову от 14 марта 1979 г.— Там же, с. 216. О миссии Павловского. — Гай Д.г Снегирев В.
Вторжение, с. 218—219; Донесение Павловского Устинову от 20 и 25 августа.— Там же, с. 217. О
точках зрения в военном руководстве см.: Боровик А. Афганистан: подводя итоги. Интервью с
генералом В. Варенниковым.— Огонёк, 1989, № 12, с. 6—8, 30—31.
50 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, С. 204—208; Интервью автора с М. Капицей 7 сентября
1992 г.— Архив автора; Sen Gupta В. Afghanistan: Politica, Economica and Society. London, 1986,
p. 82.
28
и генерал Павловский вместе с главами советской военной миссии и миссии КГБ
после полуночи 12 сентября разыскали Тараки в его резиденции. Они потребовали
немедленной встречи с президентом и с Амином. Амин, также находившийся во
дворце, явился в апартаменты Тараки и терпеливо слушал, пока Пузанов одно
за другим предъявлял ему обвинения в военной несостоятельности, политической
некомпетентности и чудовищных личных амбициях. Когда посол закончил, Тараки
взглянул на него и спокойно произнес: «Доложите советским друзьям, что мы
благодарим их за участие и твердо заверяем: все будет в порядке». В разговор
вступил Амин: «Я согласен со всем тем, что сказал здесь дорогой товарищ
Тараки... Если мне вдруг придется уйти на тот свет, я умру с именем Тараки
на устах»51.
Но эта демонстрация единства была лишь видимостью. На следующий день,
узнав, что Амин попросил нескольких армейских генералов поддержать его
против Тараки, президент обратился к советским дипломатам за помощью. «Он
с горечью говорил об Амине то, что мы безрезультатно- пытались внушить ему
не один раз»,— вспоминает Пузанов52. На следующее утро люди Тараки попы¬
тались убить Амина, когда тот прибыл во дворец на совещание. Пузанов,
принимавший в совещании участие, утверждает, что ничего не знал о готовящемся
убийстве53.
Покушение было неудачным. Амин уцелел, отдал приказ верным ему частям
окружить дворец и собрал политбюро, которое немедленно отстранило Тараки
и. назначило Амина главой НДПА.
/>?Амин тут же начал новую кампанию репрессий, направленных как против
сторонников Тараки, так и других политических противников. Было казнено
немало заключенных из числа деятелей даудовского режима и фракции «Парчам».
Сам Тараки был убит в тюрьме 9, октября54.
Советские интриги с целью убрать Амина рикошетом ударили по самим
организаторам. Теперь им приходилось иметь дело с Амином в качестве главы
партии и государства. Хуже того, Амин, который годом раньше, судя по всему,
искренне восхищался советскими лидерами, теперь по понятным причинам ис¬
пытывал недоверие к Москве и ненависть к ее представителям в Кабуле. Тем
временем, пока афганские коммунисты были заняты новым раундом братоубий¬
ственной борьбы, исламские повстанцы все ближе подходили к Кабулу.
В Москве при политбюро ЦК КПСС была создана специальная группа для
изучения ситуации в Афганистане. Эта комиссия, в состав которой вошли Устинов,
Андропов, Громыко и Пономарев, первоначально рекомендовала занять в отно¬
шении Амина выжидательную позицию при одновременном наращивании военной
помощи Афганистану. В Кабуле отношения между Амином и Пузановым оставались
ледяными. На встрече 27 октября посол попытался вынудить Амина прекратить
кампанию террора, угрожая приостановкой советской помощи. После этой беседы
Амин официально потребовал, чтобы Пузанова отозвали. Посол и сам понимал,
что его время в Кабуле истекло, и попросил Громыко о переводе55. Его просьба
была удовлетворена.
Перед тем как покинуть афганскую столицу, Пузанов посетил почти всех
высокопоставленных деятелей халькистского режима. Главной целью этих встреч
было напомнить лидерам НДПА о полной зависимости режима от поддержки
СССР. Министру финансов было сказано, что в Москве обеспокоены ростом
51 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 205. Советским военным атташе был генерал-лейтенант
Л. Горелов, резидентом КГБ — генерал-лейтенант Б. Иванов.
52 Там же, с. 207.
53 Морозов А. Указ, соч., с. 28—31.
54 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 210.
55 Там же, с. 205; ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 112. Донесение Пузанова, 27 октября 1979 г.
29
расходов на помощь Кабулу в будущем году. Беседуя с министром планирования,
Пузанов подчеркивал необходимость использовать опыт государства развитого
социализма — СССР. Начальник генерального штаба получил обещание, что
СССР рассмотрит вопрос об увеличении помощи непосредственно самим военным,
а также о расширении программы обучения афганских офицеров в СССР. Намек
был ясен: только при улучшении отношений с Москвой эти люди сохранят
привычные им блага56.
Амин понимал, что ниточка, связывавшая его с Москвой становится все
тоньше. Он предпринимал отчаянные усилия для укрепления своих позиций,
вступив в контакт с американцами и одновременно призывая Кремль признать
новое руководство НДПА — он, похоже, не осознавал, насколько рискованна
такая комбинация в обстановке «холодной войны»57. В Москве Устинов, Андропов
и Громыко, фактически руководившие внешней политикой вместо слабевшего
Брежнева, раз за разом отказывали Амину во встрече.
В ходе последней беседы с Пузановым, 19 ноября, афганский лидер не уставал
подчеркивать, сколь многого добилась его страна в результате сотрудничества с
СССР. Но у опального посла не нашлось для Амина прощального подарка58.
Лидеры КПСС понимали, что ситуация в регионе с точки зрения советских
интересов резко ухудшается. Конфликт Ирана с США из-за заложников не
развеял опасений в Кремле, что Иран превращается во враждебное Москве
государство. В середине октября КГБ сообщал: иранские лидеры убеждены, что
СССР «не откажется от идеологической борьбы и попыток поставить у власти
в Иране левое правительство». Целью Исламской республики, по мнению советской
разведки, было ослабить правящий в Афганистане режим, оказывать влияние
на мусульманские республики СССР и не допустить распространение коммунизма
в регионе59.
Что касается Афганистана, то там иранцы были как никогда близки к
достижению своей цели. В октябре и ноябре исламские повстанцы добились
значительных успехов, а боевой дух афганской армии был подорван переворотом
и беспощадным террором Амина. В Москву стали поступать неформальные до¬
несения от советских офицеров в Афганистане о том, насколько плохо обстоит
реальное положение дел. В. П. Капитанов, главный военный советник при 12-й
дивизии афганской армии, действовавшей в провинции Пактия, писал о том,
что военная инициатива перешла к оппозиции, что жестокость афганских офицеров
озлобляет население, что советское военное снаряжение сплошь и рядом унич¬
тожается или распродается60.
Член ЦК КПСС Ф. А. Табеев, назначенный новым послом в Афганистан,
прибыл туда в конце ноября, когда в Москве уже. разрабатывались планы ввода
войск. Его первая и единственная встреча с Амином состоялась 6 декабря. Амин
56 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 125—126, 134—136, 140—143. Запись беседы Пузанова с
Абдул Карим Мисаком (министром финансов) от 5 ноября 1979 г.; с Мухаммадом Сиддик Алимяром
(министром планирования) от 10 ноября; с майором Якубом (начальником генштаба) от 13 ноября
1979 г. Пузанов встретился также с Мухмудом Сомой (министром высшего образования), Факир
Мухаммад Факиром (министром внутренних дел) и Шахом Вали (министром иностранных дел).
57 National Security Archives. Afghanistan. The Making of US Policy, 1973—1990. Amstutz to
Department of State, 30 September 1979, Cable № 7232; A. K, Blood to Department of State, 28 October
1979, Cable № 7726. В одной из бесед с Сафрончуком Амин особо подчеркнул свои контакты с
американцами: см.: ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 144—146. Донесение Сафрончука от 29 октября
1979 г.
58 Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 222; ЦХСД, ф. 5, оп. 7, д. 1045, л. 144—146. Донесение
Пузанова, 19 ноября 1979 г.
59 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1355, л. 18, 19—20. Записка КГБ (Г. Цинев) «Руководство Ирана о
внешней безопасности страны», 10 октября 1979 г.
60 Сафрончук В. Афганистан времен Амина.— Международная жизнь, 1991, № 1, с. 124—142;
ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1337, л. 5—7. Письмо В. П. Капитанова в международный отдел ЦК КПСС
(поздняя осень 1979 г.). О военной ситуации см.: Urban М. Op. cit., р. 36—37.
30
настаивал на необходимости визита в Москву для обсуждения с Брежневым
важных вопросов долгосрочного сотрудничества между НДПА и КПСС. Табеев
охладил его пыл. Как он позднее вспоминал, ему казалось, что ситуация в
стране приближалась к катастрофической.^Кабул... был ослаблен. Армия после
аминовских чисток и репреёсий обезглавлена. Духовенство восстановлено против
[режима ]. Крестьяне — против. Племена, тоже натерпевшиеся от Амина,— про¬
тив. Вокруг Амина оставалась лишь кучка холуев, которые, как попки, повторяли
за ним разные глупости о «строительстве социализма» и «диктатуре пролетариата»».
10 декабря Табеев покинул Кабул61.
\
/Бвод советских войск в Афганистан в рождественскую ночь 1979 г. завершил
двухлетнюю историю отношений между халькистским режимом и Москвой. Это
партнерство не было равным, хотя порой Кабул имел немалое влияние на Кремль,
особенно в начале 1979 г. Но, несмотря на подавляющее превосходство в военной
мощи, международном влиянии и техническом развитии, Москва сумела заставить
халькистов изменить свою политику лишь ценой прямого военного вмешательства.
Почему советская политика оказалась столь неудачной? Почему СССР в
конечном итоге пришлось свергать тот самый режим, на защиту которого было
потрачено столько сил и средств? Ответ следует искать как в самой сути советской
внешнеполитической доктрины, так и в действиях представителей Москвы в
Кабуле: все оказалось бессильным перед лицом гражданской войны в Афганистане
и революционного ислама.
/Л Узанов и его сотрудники в Кабуле видели свою задачу в том, чтобы помочь
афганцам преодолеть феодальный гнет и зависимость от Запада,1 построить со¬
циалистическое государство и социалистическую экономику. Выполнение этих
задач укрепило бы безопасность СССР и его позиции в регионе. Апрельская
«революция» имела шансы с помощью северного соседа стать «легкой победой»
социализма и советского государства. 4
Впрочем, чтобы получить «признание» Советов, процесс построения социализма
в Афганистане должен был включать в себя довольно жесткий набор лозунгов
и действий. Действия и лозунги апрельской революции должны были соответ¬
ствовать образцам революции Октябрьской, а точнее, сложившемуся в конце
70-х годов представлению о ней. Например, независимость от Запада в глазах
Пузанова и его коллег означала союз с СССР. Под «социализмом» подразумевалось
современное советское общество, а точнее — роль партии в этом обществе.
С точки зрения советских представителей в Кабуле^режим Тараки с самого
начала был не слишком достоен «признания». Борьба фракций в руководстве
партии, неуправляемые провинции, для которых «революция» стала лишь оче¬
редным этапом вечного этнического и кланового соперничества, наспех разра-
ботанныепланы реформ, включавшие как советские, так и западные концепции, —
обо всем этом своевременно сообщалось в Москву и jie вызывало там особых
симпатий к кабульскому режиму. Но, несмотря на явные провалы НДПА под
руководством Тараки и Амина, риторика и лозунги партии убеждали Советы,
что в конечном итоге она сможет выдвинуть «подлинно социалистическое» ру-
ководство^А до тех пор советское посольство, политические и военные советники,
технические специалисты становились заложниками «построения социализма» в
61 ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 152—153. Донесение Табеева, 6 декабря 1979 г.; высказывание
Табеева цит. по: Гай Д, Снегирев В. Вторжение, с. 224. См. также Демченко П. Как это начиналось
в Афганистане.— Эхо планеты, 1989, № 46, с. 26—32.
31
Афганистане. Они должны были не только планировать этот процесс, но и
претворять эти планы в жизнь62.
Правдивые донесения из посольства СССР в Кабуле недвусмысленно пока¬
зывали, что начиная с осени 1978 г. цели СССР в Афганистане становились все
менее достижимыми. Все чаще действия афганских лидеров прямо противоречили
советам Москвы, и напряжение в обеих столицах нарастало. Вполне возможно,
постоянные конфликты Пузанова с халькистами заставили бы Москву сократить
или вообще приостановить помощь Кабулу в конце 1978 г., если бы не драма¬
тические перемены в регионе.
X /Иранская революция придала всему «афганскому направлению» политики
СССР абсолютно новое значение. Даже если в Кремле и не рассчитывали на
победу левых в Л ране, известие о том, что ядро нового правительства составили
радикалы-исламисты, стало для них полной неожиданностью. Уже к марту —
апрелю 1979 г. советские лидеры пришли к выводу, что Тегеран превратился в
угрозу безопасности СССР в регионе. Тем самым значение советского присутствия
в Афганистане возросло: Кабул превращался в важный стратегический пункт и
разведывательный центр.
«Региональный аспект» в действиях Москвы приобрел приоритетное значение
в середине 1979 г., по мере того, как усиливалась ее тревога в отношении
событий в Тегеране. Негативная оценка советским руководством «исламской
революции» и ее воздействия на позиции СССР в регионе вынуждала Москву
наращивать помощь халькистскому режиму. Эти новые «капиталовложения»,
санкционированные еще в начале 1979 г., увеличили заинтересованность Москвы
в сохранении кабульского режима, но не ее возможности воздействовать на него.
Озабоченность советских партнеров соображениями международной политики
дала Тараки и Амину возможность использовать свои трения с Ираном и Па¬
кистаном для «выколачивания» все новой и новой советской помощи. Похоже,
ни Пузанов, ни его эксперты не понимали исторических и культурных корней
враждебности халькистов к соседям Афганистана. Тараки и Амин в молодости
испытали влияние пуштунского национализма, и надежды установить контроль
над пуштунским меньшинством в Пакистане, равно как и страх перед влиянием
Ирана на афганских шиитов, играли в их политике не последнюю роль. В беседах
с советскими представителями, однако, лидеры «Халька» разыгрывали карту
исламского радикализма в Иране и связей Пакистана с США в попытках добиться
усиления военной помощи Москвы63.
Не понимая влияния пуштунских традиций на внешнюю политику режима,
советские представители к тому же не замечали негативного отношения местных
афганских элит к влиянию Москвы на политику НДПА. Высокомерная и зачастую
резкая манера поведения советских экспертов — в том числе и самого Пузанова,
получившего за это прозвище «царек», — способствовала крушению расчетов
режима на лояльность местных властей64. Оппозиции достаточно было просто
воспользоваться накопившимся раздражением против засилья «иностранцев».
Отчасти из-за этой неспособности уловить неприятие иностранного господства
местными элитами советские представители постоянно переоценивали свое влияние
на НДПА. Даже имея возможность общаться со многими афганскими руководи¬
телями, Пузанов со своими убедительными, но сухими заявлениями не мог
соперничать со страстными призывами Амина, обращавшегося к личной или
2 См. например: ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1042, л. 1—15, 16—27. Политписьма Пузанова от 4
апреля и 27 июня 1979 г. «О некоторых моментах внутриполитического положения в Демократической
Республике Афганистан» и «Об осуществлении в ДРА земельной реформы и ее влиянии на развитие
внутриполитической обстановки».
63 Male В. Op. cit., р. 28; ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1045, л. 23—24. Донесение Пузанова, 19
февраля 1979 г.
64 Hyman A. Op. cit., р. 106.
32
политической преданности собеседников, связанных с ним десятилетиями совме¬
стной работы. Поэтому, несмотря на все свои обещания Москве, посольство не
смогло \предотвратить ни разгром «Парчама» в конце 1978 г., ни свержение
Тараки годом позже, хотя советские дипломаты отчетливо видели, что каждое
из этих событий являлось новым шагом режима НДПА навстречу крушению.
ДД самом начале, в 1978 г., помощь Афганистану представлялась советским
дипломатам отнюдь не в виде поставок оружия и обучения солдат/Юснову
программ сотрудничества, разработанных Пузановым, составляло техническое
содействие, и прежде всего развитие образования. В этом смысле Афганистан
представлял собой интересное исключение из общепринятого представления о
характере помощи СССР марксистским режимам «третьего мира». Причиной
тому было, возможно, убеждение посольства, что широкомасштабная военная
помощь подтолкнет режим к радикализации реформ и тем самым еще больше
озлобит население. В ответ на просьбы об оружии Тараки чаще всего получал
от Пузанова нравоучения о необходимости укрепления партии и расширения
союзов с другими политическими группировками63 * *.
Такая политика со стороны СССР продолжалась до начала 1979 г. Угроза
исламской оппозиции и события в Иране побудили Москву к наращиванию
военного участия в гражданской воине в Афганистане. Но, как показывает
деятельность миссий Епишева и Павловского, для советского генерального штаба
это означало рост военных поставок, числа советников, расширение программ
обучения, участие в «специальных операциях» с подключением авиации, но
отнюдь не применение советских войск.
Альтернативой военному вторжению, как считали в конце 1979 г. посольство
в Кабуле и КГБ, могли стать либо усилия по примирению халькистов с некоторыми
из их противников, либо более тесная поддержка Амина и его беспощадной, но
эффективной тактики ведения войны. Некоторые советские дипломаты, в осо¬
бенности Сафрончук, пытались добиться начала переговоров режима не только
с парчамовцами и сторонниками Дауда или бывшего короля Захир-шаха, но и
с группировками, принадлежавшими к умеренным кругам исламской оппозиции.
Сафрончук, однако, скоро убедился, что несговорчивость халькистов и отсутствие
поддержки из Москвы блокируют эту инициативу. Идея союза с Амином была
отброшена в первую очередь из-за сильной личной неприязни посла и кремлевских
лидеров к новому афганскому руководителю. По выражению одного из них:
«Тень Тараки стояла на пути»66.
Хотя ни один из советских представителей в Афганистане не высказывался
в пользу массированного военного вторжения, их мнения о том, как заставить
афганский режим изменить политику, разделились. Пузанов и другие дипломаты
подумывали о размещении подразделений советских войск на ключевых позициях
в Кабуле для подкрепления своих «предложений» Тараки, но в конечном счете
решили, что им все же удастся добиться своего методом политического давления.
КГБ, чью резидентуру в Кабуле возглавляли Б. Иванов и А. Морозов, похоже,
скептически относился к наращиванию военного присутствия и выступал за
подготовку переворота с тем, чтобы привести к власти парчамовских лидеров.
Главы военных делегаций и советский военный атташе генерал Л. Горелов
63 ЦХСД, ф. 5, оп. 75, д. 1181, л. 29—33, 36—40. Донесение Пузанова, 1 и 18 июля 1978 г.
См. также его политписьмо от 27 июня 1979 г. «Об осуществлении в ДРА земельной реформы и
ее влиянии на развитие внутриполитической обстановки».— ЦХСД, ф. 5, оп. 76, д. 1042, л. 16—27.
Хороший сравнительный анализ советских интервенций содержится: Porter В. D. The USSR in Third
World Conflicts: Soviet Aims and Diplomacy in Local Wars 1945—1980. Cambridge, 1984. С. Хантингтон
попытался создать типологию советских и американских интервенций, особо подчеркивая готовность
Москвы к оказанию военной помощи, см. Samuel Р. Huntington. Patterns of Intervention: America and
the Soviets in the Third World.— The National Interest, Soring 1987, p. 39—47.
66 Интервью с M. С. Капицей 7 сентября 1992 г.— Архив автора.
2 Новая и новейшая история, № 2
33
считали, что вооружение и обучение афганской армии в конце концов укрепят
ее боеспособность и тогда военные исправят ошибки политиков67.
Как и администрация президента США Л. Джонсона в связи с Вьетнамом,
брежневское политбюро, столкнувшись с политическим кризисом, решило перейти
от ограниченного военного присутствия в Афганистане к широкомасштабному
вторжению. В обоих случаях, однако, идеи модернизации и поддержки полити¬
ческих перемен предшествовали опоре на военную силу и заставляли тянуть с
решением о военном вмешательстве. Более того, планы обоих вторжений включали
смену местного руководства — выдвижение лидеров, более соответствующих поли¬
тическим идеалам интервентов, чем Нго Динь Дьем или Хафизулла Амин68.
Несмотря на сходство между этими двумя акциями — в целях, способах
проведения и результатах, — не следует увлекаться аналогиями между Афгани¬
станом и Вьетнамом. Если американская администрация исходила из опасений
перед распространением советской угрозы в Юго-Восточной Азии, то действия
Москвы в Афганистане обусловливались не столько влиянием образа враждебной
Америки, сколько убеждением в опасности исламского фундаментализма. Несмотря
на острое соперничество между СССР и США в связи с Афганистаном в 80-е
годы, само вторжение стало не столько частью «холодной войны», сколько
реакцией на первые трещины в системе международных отношений, созданной
этой войной.
>Что же касается самих афганцев, то «Хальк» в основе своей являлся домо¬
рощенным коммунистическим движением, а его лидеры — пуштунскими нацио¬
налистами и экстремистами-модернизаторами, чье возмущение «феодальными»
порядками в стране было куда сильней потребности поразмыслить над тем, как
эти порядки изменить. Халькисты поторопились обнародовать программу довольно
расплывчатых, но радикальных реформ, а история СССР дала им аргументы в
пользу применения террора для ускорения процесса перемен. Однако на практике
они в своих действиях в основном так и не преодолели стадию лозунгов. Режим
с самого начала был настолько озабочен междоусобной борьбой, что его внутренняя
политика осталась в зачаточном состоянии, а внешняя — привела лишь к враж¬
дебным отношениям со всеми соседями Афганистана.
Тараки и Амин были уверены, что СССР будет поддерживать их режим из-за
одной общности идеологии и мировоззрения. Однако беседы с послом Пузановым
очень скоро привели их к пониманию, что помощь СССР может быть куплена
ценой союза, приносящего обеим сторонам конкретные преимущества — союза,
в котором, по мнению афганских лидеров, их главным козырем было «страте¬
гическое значение» страны/Ло как только НДПА начала распадаться, ее лидеры
втянули СССР в прямое участие в их внутренней борьбе за власть. Добившись
вовлечения Советского Союза во внутрипартийные дела, победители-халькисты
порой вынуждены были поступать наперекор советам Москвы, оправдывая свои
действия ссылками на «местные условия», необходимость «бдительности» или
даже на примеры из советской истории. Несмотря на это, халькисты никогда не
имели с Кремлем разногласий по стратегическим вопросам, веря, что Брежнев
поддержит их там, где Пузанов отказывается это делать. Д
Афганский коммунистический режим уничтожил сам себя уже к лету 19J9 г.,
задолго до советского вторжения. Столкнувшись с противодействием более мощного
и популярного революционного движения афганских исламистов и будучи не в
состоянии перестроить свою внутреннюю и внешнюю политику в пользу заклю¬
чения каких-либо устойчивых союзов, режим не мог выиграть гражданскую
67 О роли КГБ см.: Морозов А. Кабульский резидент.— Новое время, 1991, № 38, с. 36—39,
№ 39, с. 32—33, № 40, с. 36—37, N® 41, с. 28—31; высказывание Б. Пономарева.— Знамя, 1991,
№ 4, с. 226. О роли военных см. высказывание И. Павловского.— Там же, с. 218.
68 Анализ американской политики по отношению к режиму Нго Динь Дьема см.: Young М. The
Vietnam Wara, 1945—1990. New York, 1991, p. 60—104.
34
войну. Главным политическим просчетом советскою руководства, принявшего
решение о военном вмешательстве в Афганистане, было убеждение в том, что
такое вмешательство может обеспечить сохранение и конечную победу режима,
который явно был не в состоянии удержаться без посторонней помощи?^ этом
смысле афганская трагедия служит предостережением для тех лидеров, которые
выступают за вовлечение велики^ держав в дела других стран в последующее
после окончания «холодной войны» время.
35
© 1994 г.
М. И. О Р Л О В А
КАНЦЛЕР БРЮНИНГ КАК КОНСЕРВАТИВНАЯ
АЛЬТЕРНАТИВА ГИТЛЕРУ.
СПОРЫ ГЕРМАНСКИХ ИСТОРИКОВ
Вопрос об альтернативности исторического процесса занимает центральное
место в познании развития общества. Особенно актуален он на переломных
этапах, в кризисных ситуациях, к которым относится и начало 1930-х годов в
Германии. Эта проблематика не случайно привлекла пристальное внимание
немецких историков. В последние годы развернулась дискуссия об упущенных
возможностях альтернативы национал-социализму.
Объектом исследования явилось канцлерство Г. Брюнинга (31.III. 1930—
30.V.1932). 30-е годы могли стать этапом «оздоровления» страны — преодоления
кризиса, решения проблемы репараций, обретения Германией доверия европейских
держав в качестве стабильного миролюбивого государства. И в этом случае мир
был бы избавлен от второй мировой войны.
Дискуссия об альтернативе национал-социализму началась еще в 30-е годы.
В последующем политические позиции трансформировались в исторические кон¬
цепции. Долгие годы была распространена точка зрения, истоки которой восходили
к тактико-стратегической ориентации Коминтерна и Коммунистической партии
Германии (КПГ) 30-х годов ’.
Среди первых публикаций о фашизме после второй мировой войны была
работа немецкого ученого, одного из лидеров либерального направления в исто¬
риографии Ф. Мейнеке. Ее автор заметил, что Брюнинг смог бы «не допустить
гибельного эксперимента третьего рейха» и лишь после отставки его кабинета
Германия оказалась «на пути к пропасти»1 2. Эта концепция в 50—60-е годы
была господствующей в западногерманской историографии. Ее активно поддер¬
живал и развивал профессор Гейдельбергского университета В. Конце, считавший
неизбежным переход Германии в 30-е годы к президентским кабинетам в результате
«кризиса^ государства партий». Он в целом позитивно оценивал и деятельность
Брюнинга, рассматривая ее как последнюю попытку «спасения демократии» в
Германии3. Лишь отставка канцлера «в ста метрах от цели» «сорвала дамбу»
на пути Гитлера к власти 4. Несколько иную позицию — среди немногих в то
время — занял либеральный историк, профессор Боннского университета К.-Д.
Брахер. В публикации середины 50-х годов он объявил канцлерство Брюнинга
1 См. Гинцберг Л. И. Германская социал-демократия в период фашизации Германии (годы
канцлерства Брюнинга).— Германское рабочее движение в новейшее время. М., 1962; Кульбакин В. Д.
Германская социал-демократия 1924—1932. М., 1978; Haferkom К Zum Wesen der
Prasidialregierungen.—Monopol und Staat in Deutschland 1917—1949. Berlin, 1966.
2 Meinecke F. Die deutsche Katastropha. Wiesbaden, 1946, S. 104.
3 Cohze W. Briinings Politik unter dem Druck der gropen Krise. — Historische Zeitschrift, 1964,
Bd. 199, S. 529—550.
4 Conze W. Die Krise des Parteiensteat in Deutschland 1930—33. — Historische Zeitschrift, 1954,
Bd. 178, S. 47—83.
36
«первой ступенью» в процессе фашизации Веймарской республики5. Брахер
считал формировавшийся в 1930—1932 гг. авторитарный курс не столько ре¬
зультатом структурного кризиса демократии (как Конце), сколько следствием
политических устремлений президента П. фон Гинденбурга и руководства армии —
рейхсвера. Он заявил, что с отставки канцлера Г. Мюллера началась «в точном
смысле предыстория третьего рейха»б. Дискуссия шла о том, можно ли было
избежать перехода к президентскому режиму или он был неотвратим и мог ли
он стать в его брюнинговской модели преградой для установления диктатуры
Гитлера.
Среди важных детерминант оценки Брюнинга и его роли на завершающей
стадии Веймарской республики большое значение придавалось характеристике
этой личности.
Брюнинг родился в западной Германии, в буржуазной католической семье,
занимавшей высокое положение в обществе. Получил строгое религиозное вос¬
питание. Вел замкнутый, аскетичный образ жизни. Близких друзей у него никогда
не было, женат от не был, детей не имел. Он всегда и во всем полагался только
на себя. Все решения, личные и политические, принимал сам и нес за них
полную ответственность.
В 70-е годы была опубликована переписка экс-канцлера в двух томах 7, изданы
его речи 8. Деятельность Брюнинга получила широкое освещение в воспоминаниях
современников. Профессор Кёльнского университета Т. Шидер и его коллега
Ф. Герменс опубликовали внушительное юбилейное издание исследований и
воспоминаний о деятельности Брюнинга и его эпохе 9 10 11. Проблематика, связанная
с канцлерством Брюнинга, широко освещалась в прессе, особенно в начале 70-х
годов, после публикации его мемуаров.
О сложном характере бывшего германского канцлера существует множество
разноречивых суждений. Вместе с тем единодушно отмечаются такие черты,
оказавшие определяющее влияние на его практическую деятельность, как чес¬
тность, самостоятельность, ответственность, религиозность. Конечно, те полити¬
ческие силы, от которых зависел в 1930 г. выбор нового канцлера, рассчитывали
иметь в его лице твердого политика правого толка. Известно было, что Брюнинг
считался сторонником института монархии, во время Ноябрьской революции
1918 г. защищал власть Гогенцоллернов с оружием в руках. Но , позднее он
симпатизировал политической системе Великобритании, был сторонником пар¬
ламентаризма в Германии ,0. Вместе с тем, по мнению Конце, германские кон¬
ституции 1871 г. и 1919 г. он считал «пройденным этапом»11. Однако эта
констатация не проясняла в достаточной мере политических взглядов бывшего
канцлера. В англоязычной историографии некоторые считали Брюнинга «в д^ше
демократом». «Человек безупречной репутации, бескорыстный, скромный, чест¬
ный, самоотверженный, в некотором смысле аскетичный,—писал американский
5 Bracher K.-D. Die Auflosung der Weimarer Republik. Dusseldorf. 1955, S. 331, 259. Еще в
середине 30-х годов близкую точку зрения высказал историк социал-реформистского направления
А. Розенберг (см. Rosenberg A. Die Geschichte der Weimarer Republik. Karlsbad, 1935). Розенберг
датировал конец Веймарской республики распадом «большой коалиции» в 1930 г.
6 Bracher К.-D. Parteienstaat, Presidialsystem, Notstand.—Vom Weimar zu Hitler, 1930—1933. Hrsg.
G. Jasper. Koln, 1968, S. 69.
7 Bruning H. Briefe 1946—1960. Stuttgart, 1974; idem, Briefe und Gesprache 1934—1945. Stuttgart,
1974.
8 Bruning H. Ein deutsche Staatsmann im Urteil der 2Seit. Munster, 1961; idem. Reden und Aufsatze
eines deutschen Staatsmann. Munster, 1969.
9 Staat, Wirtschaft und Politik in der Weimarer Republik. Festschrift fiir Heinrich Bruning. Hrsg.
F. A. Hermens, Th. Schieder. Berlin, 1967.
10 Bruning H. Memorien 1918—1934. Stuttgart, 1970, S. 112.
11 Conze W. Bruning als Reichskanzler.—Historische Zeitschrift, 1972, Bd. 214, H. 2, S. 330.
37
журналист и историк У. Ширер,—Брюнинг надеялся восстановить устойчивое
парламентское государство и вывести страну из углублявшегося экономического
хаоса» 12 13. «Чрезвычайно высоко» оценивал «духовное дарование» Брюнинга его
современник, социал-демократ Ф. Штампфер ,3.
Однако не все историки разделяли как точку зрения о «демократизме» Брю¬
нинга, так и серьезность его монархистских взглядов. Например, профессор
Бохумского университета Г. Моммзен назвал планы Брюнинга о возвращении
монархии «химерой», прожектом, оформившимся уже после отставки14 15 16 17, что,
впрочем, не вносит достаточной ясности в вопрос о мировоззрении бывшего
канцлера. Вместе с тем Моммзен считал, что «парламентаризм» Брюнинга близок
к «прообразу» бисмарковской конституции, сам же экс-канцлер находился под
сильным влиянием неоконсервативных течений |5. Мемуары бывшего канцлера,
по мнению Моммзена, свидетельствуют о «большом удалении» их автора, депутата
парламента с 1924 г., от «Национального собрания и рейхстага» |6.
Тем не менее Моммзен, и не только он, признавал, что Брюнинг был
«недвусмысленным противником национал-социализма» |7. Но трагедия канцлера
состояла в «роковом стремлении» извлечь из фашистского движения тактические
выгоды. Брюнинг не считал возможным и целесообразным включение нацистов
в германское правительство. Им отводилась роль «жесткой оппозиции», необхо¬
димой прежде всего для решения внешнеполитических проблем — «расшатывания
устоев Версаля», демонстрации внутри Германии мощного фронта давления на
правительство. На этой ограниченной основе Брюнинг допускал «взаимопонима¬
ние» с национал-социалистами «сначала тайное, затем открытое» 18 19 при решении
задачи освобождения Германии от цепей Версаля. Он допускал создание коали¬
ционных земельных правительств с участием нацистов, но сотрудничество с ними
на государственном уровне считал, как признает профессор экономического ин¬
ститута в Мангейме и руководитель кафедры политических наук и современной
истории Э. Маттиас, «неприемлемым» |9. Эту возможность исключал и Конце20.
Сам Брюнинг исходил из того, что в течение двух-трех лет традиционные
политические партии, а во второй фазе — Национал-социалистская германская
рабочая партия (НСДАП) окажутся отработанными, кризис будет преодолен,
волна нацизма спадет и его угроза исчезнет21.
После неудачных попыток привлечь НСДАП к поддержке переизбрания в
1932 г. Гинденбурга Брюнинг окончательно пришел к выводу, что с нацистами
сотрудничество невозможно, «с ними следует бороться не на жизнь, а на смерть» 22.
Незадолго до отставки канцлера в апреле 1932 г. были запрещены нацистские
отряды СА и СС. Накануне решающего голосования в рейхстаге 23 марта 1933 г.
12 Ширер У. Взлет и падение третьего рейха. В 2-х т., т. 1. М., 1991, с. 169.
13 Bruning Н. Briefe 1946—1960, S. 20.
14 Mommsen Я. Heinrichs Briinings Politik als Reichskanzler: das Scheitem eines politischen
Alleinganges.—Wińschaftskrise und liberale Demokratie. Hrsg. K. Holl. Gottingen, 1978, S. 39; см. также:
Morsey R. Zait Entstehung, Authentizltat und Kritik von Briinings «Memorien 1918—1934». Opladen,
1975, S. 53.
15 Mommsen H. Op. cit., S. 32.
16 Ibidem.
17 Ibid., S. 38.
18 Bruning H. Memorien 1918—1934, S. 195.
19 Matthias E. Die Sozialdemokratische Partei Deutschland.—Das Unde der Parteien. Dusseldorf,
1960, S. 109.
20 Conze W. Politische Entscheidungen in Deutschland 1929—1932.—Staats- und Wirtschaftskrise des
Deutschen Reiches. Stuttgart, 1967, S. 221.
21 Bruning H, Reden und Aufsatze..., S. 248; Staat, Wirtschaft und Politik in der Weimarer Republik,
S. 247.
22 Bruning Я. Memorien 1918—1934, Ś. 538; Bracher K. D, Die Auflosung..., S. 427.
38
о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий во фракции Центра был
проведен предварительный опрос депутатов. Среди тех, кто высказался против,
был и Брюнинг. И лишь подчиняясь фракционной дисциплине, он и некоторые
другие депутаты от Центра, в частности Й. Вирт, со слезами на глазах подали
свои голоса в поддержку чрезвычайных полномочий После установления на¬
цистской диктатуры Брюнинг эмигрировал из Германии.
Среди обстоятельств, непосредственно сказавшихся на функционировании ка¬
бинета Брюнинга, первостепенное значение имело понимание канцлером роли
германской социал-демократии. Фактически лишь «политика толерантности» (тер¬
пимости) Социал-демократической партии Германии (СДПГ) к его правительству
на протяжении почти двух лет позволяла ему оставаться у власти. В данном
случае автор статьи не касается остро дискуссионного в исторической литературе
вопроса о социал-демократической политике «меньшего зла»: он требует специ¬
ального рассмотрения. Для характеристики Брюнинга как политика представляет
интерес его отношение к СДПГ, рабочему движению. Любопытно, что левое
крыло — КПГ и революционные профсоюзы — канцлер игнорировал. Но в ме¬
муарах этот сюжет отсутствует. Вместе с тем веймарскую социал-демократию
Брюнинг считал «подлинной опорой государства»23 24, его «левой созидательной
силой» 25. Есть сведения, что он был против распада «большой коалиции» в марте
1930 г. и лишь под давлением справа согласился возглавить «кабинет Гинден¬
бурга» 26. Конце пришел к выводу, что Брюнинг был убежден в невозможности
стабильного государственного порядка в Германии без организованного рабочего
движения и «надежным фундаментом» существовавшего строя считал социал-де¬
мократию 27.
Еще во время первой мировой войны у будущего канцлера сложилось убеждение
в том, что надежный солдат — в большинстве своем социал-демократ28. При
этом Брюнинг различал в СДПГ левое крыло — «марксистские социалисты» и
правое — «демократические социалисты». Отдавая свои симпатии последнему, он
с уважением относился к его лидерам О. Брауну, К. Зеверенгу, Р. Гильфердингу,
Г. Мюллеру29. Мюллера он характеризовал как «выдающегося лидера социал-
демократов». Планируя установление в Германии института монархии, Брюнинг
рассчитывал на содействие руководства СДПГ. Гильфердинг в беседе с ним в
ноябре 1931 г., по сведению канцлера, обещал поддержать эту идею, причем
монархия рассматривалась ими как альтернатива фашизму 30 31. После установления
в Германии нацистской диктатуры и массовой эмиграции антифашистов бывший
канцлер, оказавшись за границей, вел переписку с некоторыми социал-демок¬
ратами, оказывал им и их семьям материальную и другую помощь 3|.
Итак, перед нами чрезвычайно противоречивый образ государственного деятеля.
На его политическом мышлении не могли не сказаться, помимо традиций кай¬
зеровской Германии, происхождения и воспитания, исторические события XX в.—
мировая война и ее последствия, революция в России, германская революция,
победа фашизма в Италии и угроза нацизма в Германии, мировой экономический
кризис. К тому же Брюнинг, будучи католиком, членом партии Центра, одно
время входил в руководство христианских профсоюзов. Социальный вопрос, столь
23 Das Ende der Parteien, S. 364.
24 Brilning H. Memorien 1918—1934, S. 376.
23 Ibid., S. 149.
26 Conze W, Brilning ais Reichskanzler, S. 318.
27 Ibid., S. 332.
u Bruning H. Memorien 1918—1934, S. 26.
29 Ibidem.
Bruning H. Briefe 1946—1960, S. 21.
31 Brilning H. Briefe und Gesprache, S. 343, 372.
39
остро вставший в XX в., не мог не наложить отпечатка на мировоззрение
незаурядной личности, считавшейся, подобно Бисмарку, деятелем «европейского
масштаба»32.
В этой связи, видимо, не случайно то обстоятельство, что в немецкой исто¬
рической литературе первых послевоенных десятилетий с Брюнингом связывалась
«упущенная возможность» консервативной альтернативы Гитлеру в форме пре¬
зидентского кабинета. Историк права У. Шейнер, как и позднее К.-Д. Брахер,
настойчиво подчеркивал «глубокое различие» между правительством Брюнинга
и двумя следовавшими за ним кабинетами Папена и Шлейхера 33. Отмечалось,
в частности, что, несмотря на чрезвычайное законодательство при Брюнинге,
«основы германской конституции сохранялись» 34, а использование президентских
указов «не могло рассматриваться как злоупотребление» ее 48-й статьей 35. Автор
ссылался и на то, что в отличие от времени до 14 сентября 1930 г., когда
социал-демократы считали использование президентских указов неконституци¬
онным и требовали их отмены, после выборов, в условиях усиления позиций
нацистов, подобных заявлений со стороны СДПГ уже не было и в течение почти
двух лет, до отставки Брюнинга, декреты президента получали санкцию парла¬
мента и поддержку социал-демократов 36. Следовательно, считал Шейнер, основы
конституционного права в Германии сохранялись и ничто не мешало возвращению
к демократическим порядкам. Кабинет Брюнинга, как и рассчитывал канцлер,
мог бы обеспечить в условиях кризиса относительную стабильность положения
в стране и добиться конъюнктурного подъема, избежав прихода Гитлера к власти.
Однако наиболее острую дискуссию вызвала финансово-экономическая поли¬
тика. Вначале речь шла о дефляционной политике Брюнинга, будто бы расша¬
тавшей социальную структуру Германии. Историк А. Ган опубликовал в гам¬
бургском еженедельнике «Цайт» статью «Во всем виноват Брюнинг». Там ут¬
верждается, что ошибочная экономическая политика Брюнинга расчистила путь
для совращения масс37. Статья Гана вызвала отклики различного характера.
Одной из попыток реабилитации Брюнинга были исследования Ф. А. Херменса 38.
Он вообще отрицал факт проведения дефляционной политики, представляя ее
исключительно как редукцию цен в ходе инфляции39. В Германии, считал
Херменс, речь шла не о дефляции, а «вторичной депрессии» 40 41. Автор сводил ее
лишь к регулированию «согласованных цен», устанавливаемых монополиями или
зафиксированных, нередко с санкции государства, в тарифных договорах 4|. Причем
Херменс заявлял, что изменение зарплаты и окладов будто бы не вело к
значительному снижению прожиточного минимума, поскольку речь шла о роз¬
ничной торговле, где цены падали, но влияло на издержки производства. Автор
отрицал приверженность Брюнинга к повышению учетной ставки, возлагая всю
ответственность на давление иностранных кредиторов. Международно-правовые
и внешнеполитические условия по плану Юнга не допускали снижения курса
марки. Ее девальвация могла быть воспринята как вызов Франции, осложнила
32 Катртап Th. Nachwort.—Bruning Н. Memorien 1918—1934, S. 528, 683; Matthias E. Op. cit,
S. 116.
33 Scheuner U. Die Anwendung des Art. 48 Weimarer Reichsverfassung unter den Prasidentschaften
von Ebert und Hindenburg.—Staat, Wirtschaft und Politik in der Weimarer Republik, S. 281.
34 Ibid., S. 278.
35 Ibid., S. 379.
36 Ibid., S. 275, 280.
31 Han A. Bruning ist an allem Schuld.—Die Zeit, 5.IV.1963.
38 Hermens F. A. Das Kabinett Bruning und die Depression.—Staat, Wirtschaft und Politik in der
Weimarer Republik.
39 Ibid., S. 292.
40 Ibid., S. 291.
41 Ibid., S. 293.
40
бы решение репарационной проблемы42. Между тем основополагающей целью
политики Брюнинга Херменс считал стремление «покончить с репарациями» и
после «очистительного кризиса» начать «новую главу» в германской истории, в
частности, «рационально» решить проблему отношений между трудом и капиталом.
Автор отрицал какую-либо взаимосвязь между деятельностью кабинета Брюнинга
и установлением в Германии нацистской диктатуры 43.
Эта точка зрения была широко распространена, имела сторонников и про¬
тивников, не вызывая, впрочем, острого накала политических страстей.
К концу 70-х годов ситуация стала меняться. В 1978 и 1979 гг. профессор
Мюнхенского университета экономист К. Борхардт трижды выступил с докладами
об экономических предпосылках крушения Веймарской республики. В 1978 г. он
сделал сообщение на заседании Баварской академии наук 44 45, в 1979 г. основные
его идеи были изложены на двух научных конференциях историков 43. Один из
американских ученых, профессор Гарвардского университета Ч. Майр отметил,
что «редко столь блестящий ученый с такой пронзительностью и резкостью
защищал свой тезис о предпосылках падения Веймарской республики» 46. Сомне¬
нию был подвергнут сложившийся в либеральной и социал-реформистской ис¬
ториографии консенсус относительно критической оценки деятельности кабинета
Брюнинга. Выступления Борхардта претендовали на ревизию сложившейся ис¬
торической картины лредфашистской Германии. Их смысл отчетливо прозвучал
в названии материалов одного из коллоквиумов: «Веймар. Саморазрушение де¬
мократии» 47.
Борхардт, во-первых, обратил внимание на общую исключительно критическую
ситуацию в Германии, ограничившую дееспособность правительства Брюнинга:
Веймарская республика, как выразился Эрдман при обсуждении доклада Бор¬
хардта, «была обречена на крушение» 48. Во-вторых, утверждал Борхардт, «распад»
ее начался «еще до мирового экономического кризиса»49, хотя в отличие от
Брахера и Хильдебранда 50 не отрицал «определенных детерминирующих воздей¬
ствий «экономического фактора»» 51 52 53. Вместе с тем он подчеркнул необходимость
отделить конкретный факт прихода Гитлера к власти от «краха республики» 32.
Германия, по его мнению, уже была «больным государством»33. В-третьих,
ссылаясь на ситуацию начала 30-х годов, Борхардт писал об отсутствии у
Брюнинга эффективных средств, технического и политического инструментария,
реальных возможностей — внутриполитических и внешнеполитических — для
проведения иной политики. В целом Борхардт утверждал, что до весны 1932 г.
не существовало «убедительных мотивов» и «достойных внимания планов» для
корректировки дефляционных акций правительства. Другой, альтернативный курс,
42 Ibid., S. 301.
43 Ibid., S. 305.
^Bayerische Akademie der Wissenschaften. Jahrbuch 1979. Miinchen, S. 85—152.
45 Borchardt К. Zwangslagen und Handlungsspielraume in der gropen Wirtschaftskrise der friihen
drei^iger Jahre. Zur Revision des iiberlieferten Geschichtsbild.—Internationale Beziehungen in der
Wirtschaftskrise 1929—1932. Hrsg. v. J. Becker, K. Hilderbrand. Miinchen, 1980; idem. Wirtschaftiiche
Ursache des Scheiterns der Weimarer Republik.—Weimar. Selbstpreisgabe einer Demokratie. Hrsg. K. D.
Erdmann, H. Schulze. Dusseldorf, 1980.
40 Mair Ch. S. Die Nicht-Determiniertheit okonomischer Modelie.— Geschichte und Gesellschaft, 1985,
H. 3, S. 277.
47 Cm. Weimar. Selbstpreisgabe einer Demokratie.
48 Ibid., S. 251.
49 Ibid., S. 238.
50 Ibid., S. 251, 252.
51 Ibid., S. 254.
52 Ibid., S. 251.
53 Ibid., S. 322.
41
т. е. своевременный переход Брюнинга к антикризисной политике, был до лета
1931 г. невозможен. В результате низшая точка кризиса могла быть лишь
передвинута с середины 1932 г. на более ранний срок. Тогда кризис не имел
бы столь ощутимых политических результатов.
Выступления Борхардта, а затем издание его труда об экономическом развитии
Германии в 20-х — начале 30-х годов 34 35, расширение источниковой базы иссле¬
дования 55 в обстановке смены власти в Бонне осенью 1982 г. обострили дискуссию
среди историков ФРГ об оценке «эры Брюнинга». Тем более, что она затрагивала
актуальные дефляционно-монетаристские проблемы. Кёльнский философ Ю. Бек¬
кер, опираясь на Борхардта, предпринял попытку возродить «консервативную
альтернативу» нацизму 36. Неправомерно, отмечал он, характеризовать Брюнинга
в качестве «негативной, роковой фигуры» Веймарской республики. В действи¬
тельности, утверждал он, Брюнинг представлял «последний шанс спасения пра¬
вового государства и демократии в Германии»37. Беккер относил канцлера к
«разумным республиканцам» 38, несмотря на его монархические иллюзии. Под¬
черкивалась способность Брюнинга, опираясь на поддерживавшее его большинство
рейхстага и следуя внешнеполитической концепции Штреземана, решить с учетом
интересов Германии особенно острые проблемы, возникшие после навязанного
ей Версальского договора.
Касаясь экономической политики Брюнинга, Беккер отметил, что канцлер не
заблуждался относительно характера кризиса 30-х годов 39. Но его преодоление
мыслилось на путях экономической теории, господствовавшей в те годы как в
Германии, так, впрочем, и в других странах: Ф. Рузвельт, боровшийся в 1932 г.
за пост президента США, выступал под лозунгом дефляционной политики.
Дефляционную политику поддерживали английские лейборизм и германские
социал-демократы б0. Идеи дефицитного финансирования, с которыми уже в те
годы выступал английский экономист Дж. Кейнс,— кстати, Брюнинг с ним
встречался — еще не были апробированы, не вызывали доверия 61. Инфляция же
в Германии в начале 20-х годов оставила столь глубокую рану, что вызывала
категорическое отторжение и неприятие прежде всего у центристских политических
сил, на которые опирался Брюнинг. Лишь с весны 1931 г., считал Беккер,
начались поиски новых вариантов политики, но даже если бы они были реали¬
зованы, серьезные изменения на рынке труда к 1932 г. вряд ли произошли бы 62.
«Экономическо-политический трюк», отмечал Борхардт, не помешал бы успехам
нацистов, причины роста их сторонников следует искать в других сферах. По
его мнению, лишь «третий путь» — консервативная альтернатива, авторитарный
режим Брюнинга — был способен «избавить Германию и мир от ужасов нацизма»б3.
34 Borchardt К. Wachs tum, Krisen, Handlungsspielrame der Wirtschaftspolitik. Gottingen, 1982.
35 Poli tik und Wirtschaft in der Krise 1930—1931. Quellen zur Ara Bruning, Bd. 1—2. Dusseldorf,
1980, 1982; Alten der Reichskanzlei der Weimarer Republik. Die Kabinette Bruning, Bd. 1—3. Boppard
am Rhein, 1990—1992.
36 Becker J. Heinrich Bruning und das Scheitem der konservativen Alternative.— Aus Politik und
Zeitgeschichte, 31.V.1980.
37 Ibid., S. 3.
38 Ibid., S. 4.
39 Это не обычная «конъюнктурная депрессия», считал он. Более того, в одной из бесед с
банкиром Брюнинг оценивал ситуацию как «проигрышную на 90%».— Verhandlungen des Reichstags,
Bd. 428, S. 6373; Bd. 446, S. 2075.
60 В центральном органе СДПГ публиковались статьи, в которых допущение инфляционных мер
отождествлялось с экономической политикой Гарцбургского фронта.— Vorwarts, 12.Х.1931.
61 См. Bombach G. Der Keynesianismus, Bd. II. Die beschaftigungspolitische Diskussion von Keynes
im Deutschland. Berlin, 1976.
62 Becker J. Op. cit., S. 11.
63 Ibidem.
42
С критической точки зрения Борхардта и поддержавшего его Беккера немед¬
ленно выступил историк радикально-демократической ориентации У. Венгст
который вновь, вслед за кёльнским профессором В. Хельбихом 64 65 66, подчеркивал
основополагающий для Брюнинга «примат внешней политики», определявший
финансово-экономические и другие акции канцлера. Точку зрения Венгста с
некоторыми вариациями еще ранее поддержал и сотрудник Института современной
истории в Мюнхене, главный редактор «Ежеквартальника по современной истории»
Г. Грамль м, отметивший, что В. Конце и Р. Морзей67 68 без основания представляют
Г. БрюнинГа и К. Аденауэра наследниками политических традиций Г. Штраземана:
если последний в принципе исходил из признания Версальского договора, то
Брюнинг, как и позднее Аденауэр, по его мнению, ставил своей целью произвести
ревизию итогов мировых войн.
В прессе, в исторических журналах и других публикациях в течение 80-х
годов развернулась острая полемика вокруг «оптимальной оценки» роли Брюнинга
на завершающем этапе кризиса Веймарской республики. Если исследователи
праволиберального направления отрицали у веймарской парламентской системы
способность к решению стоявших перед Германией проблем, то их оппоненты
делали акцент на усилиях Брюнинга и его команды сознательно и целеустремленно
использовать критическую ситуацию кризиса для поиска правоальтернативных
решений. В частности, Венгст ссылался на стремление канцлера не допустить
«досрочной», «несвоевременной» стабилизации экономики — до ликвидации плана
Юнга м. Отсюда — его блокада мер выхода из кризиса 69 и попытки найти вза¬
имопонимание с правым флангом политических сил. И планы реставрации мо¬
нархии, и поиски консервативных решений Венгст относил к «роковым» для
Германии. Брюнинга он причислял к тем политикам, которые «вопреки воле»,
т. е. не будучи сторонниками нацизма, «проложили ему путь к власти» 70 71.
Начавшаяся в конце 70-х годов полемика продолжается, втягивая в «спор
историков» широкий круг исследователей различных направлений. В центре
дискуссий — проблема реконструкции альтернативы Гитлеру, и в этой связи
основным «полем исследований» продолжает оставаться канцлерство Брюнинга.
Национал-социализм, за редким исключением, не представляется как неотвра¬
тимый финал первой немецкой республики. В частности, Брахер, ранее весьма
критически оценивавший политику канцлера, отмечал «глубокое отличие» Брю¬
нинга от его преемников 7|. До лета 1932 г., считал он, «парламентская альтернатива
не исключалась»72. Даже в условиях «самоблокады государства и общества»,
когда противоборствующие силы «парализовали функционирование парламентских
институтов», подчеркивал Брахер, крах Веймарской республики «можно было
предотвратить, хотя и с трудом»73, и до конца января 1933 г. эта возможность
сохранялась74. Брахер возлагает вину за неиспользованный шанс на демократи¬
64 Wengst U. Heinrich Bruning konservative Alternative.— Aus Politik und Zeitgeschichte, 13.XII.1980.
В этом же номере был опубликован ответ Беккера Венгсту: Becker J. Geschichtsschreibung in politischen
Optativ?
65 Helbich W. Reparation in der Ara Bruning. Berlin, 1962.
66 Grami H. Prasidialsystem und Aupenpolitik.— Vierteljahreshefte fiir Zeitgeschichte, 1973, H. 2.
67 Mersey R. Bruning und Adenauer, zwei deutsche Staatsmanner. Dusseldorf, 1972.
68 Wengst U. Op. cit., S. 22—24.
69 Politik und Wirtschaft..., Bd. 1, S. 417, 477, 620.
70 Wengst U. Op. cit., S. 26.
71 Weimar. Selbstpreisgabe einer Demokratie, S. 124, 132.
72 Ibid., S. 110.
73 Ibid., S. 133.
74 Ibid., S. 132.
43
ческие партии, осуждая их «покорность», «боязнь ответственности» 15, отмечая
и роковую роль «некоторых персон и решений»75 76. Ошибочные и поспешные
уступки, недооценка противника, пишет Брахер, позволили нацистам осуществить
«легальную революцию», продемонстрировав преимущества «мирной тактики»
ликвидации демократии и утверждения тоталитарного господства.
После вступления в дискуссию Борхардта центр тяжести в поисках альтер¬
нативы нацизму стал смещаться от более общих, хотя и весьма содержательных
проблем в сторону анализа и оценки конкретных акций политики Брюнинга. К
таким публикациям относятся работы историков социал-реформистской и ради¬
кально-демократической ориентации — Г. Моммзена, М. Шнейдера, профессора
Франкфуртского университета К*-Л. Хольтфрериха и некоторых других. В дис¬
куссию включились многие исторические журналы ФРГ. Если Моммзен концен¬
трировал внимание на конституционно-политических аспектах процесса гибели
веймарской демократии, то группа леворадикальных историков — П. Витт, К.-Л.
Хольтфрерих, К.-Д. Крон, Е. Вейсброд, Р. Штейниш и ряд других — аргумен¬
тированно оспаривали главный тезис Борхардта о социально-экономических пред¬
посылках нестабильности и «развала» Веймарской республики.
Моммзен показал, как негативное отношение к социально-политическому
компромиссу 1918—1919 гг. даже в условиях неприятия Брюнингом нацизма
подрывало устои демократии в Германии77. Он характеризовал канцлерство
Брюнинга как «переходное»: правые силы еще ждали «своего часа», а приверженцы
республики уже теряли инициативу к самоутверждению78. Моммзен считал
Брюнинга аутсайдером, не искавшим и не имевшим надежной поддержки ни
справа, ни слева. Он отмечал, в частности, что летом 1931 г. канцлер отказался
от девальвации марки, несмотря на требование части представителей экспортной
индустрии79, отверг и советы о смягчении или хотя бы частичном отказе от
дефляционных мер. Принимая важные решения в узком кругу, а нередко и
единолично, он резко сузил значение рейхстага 80 81, стремился ограничить авто¬
номию земель 8|. Главной своей опорой Брюнинг считал чиновничий аппарат.
Именно он, по мнению канцлера, «спас страну от катастрофы» в 1918 г. Брюнинг
предпочитал иметь дело не с рейхстагом, а с рейхсратом 82: последний рассмат¬
ривался им как своеобразная замена, «суррогат законодательной власти», т. е.
обретал роль, которую он играл в период первой мировой войны. Режим пре¬
зидентского управления — президентских декретов, требовавших по конституции
утверждения рейхстага, и право главы государства распускать и созывать пар¬
ламент парализовали функционирование демократических институтов государства.
В нормальных же условиях, даже при сохранении Брюнинга в качестве канцлера,
выборов в рейхстаг в 1930 г. и 1932 г., являвшихся этапами утверждения влияния
национал-социализма в Германии, можно было бы избежать. Последовавшее с
1933 г. оживление конъюнктуры укрепило бы эту тенденцию, о чем уже сви¬
детельствовали итоги выборов 6 ноября 1932 г. Однако, на наш взгляд, этот
ретроспективный, прогноз не учитывал, что социал-демократическая «политика
75 Ibid., S. 133.
76 Ibidem.
77 Mommsen Н. Heinrichs Briinings Politik..., S. 38.
78 Ibid., S. 17.
79 Ibid., S. 23, 24.
80 Число заседаний рейхстага сократилось с 94 в 1930 г. до 41 в 1931 г. и до 13 в 1932 г.—
Ibid., S. 45.
81 Ibid., S. 37, 38.
82 Witt Р.-Ch. Finanzpolitik ais Verfassungs- und Gesellschaftspolitik, Uberlegungen zur Finanzpolitik
des Deutschen Reiches in der Jahren 1930 bis 1932.— Geschichte und Gesellschaft, 1982, H. 2, S. 408;
Plumpe G. Wirtochaftspolitik in der Weltwirtschaftskrise.— Geschichte und Gesellschaft, 1985, H. 3, S.
353.
44
толерантности» в отношении кабинета Брюнинга брала свое начало именно в
расстановке сил после сентябрьских выборов 1930 г.
Среди первых публикаций, подвергших основательной критике выводы Бор-
хардта, заметно выделялись фундаментальные статьи К.-Л. Хольтфрериха83.
Историк Веймарской республики Э. Колб высоко оценил аргументированность
его точки зрения 84. Хольтфрерих ставил вопрос: действительно ли Брюнинг был
втиснут в «чертов круг» — находился в ситуации, в которой отход от монета¬
ристской дефляционной экономической политики повлек бы за собой «дамоклов
меч возмездия»? Автор категорически отрицает такую предопределенность. Более
того, в отличие от других исследователей Хольтфрерих далек от абсолютизации
и консервативной альтернативы Гитлеру. В центре его анализа — конкретные
возможности проведения активной антикризисной политики, которые частично
уже были объектом исследования 85. В рейхсбанк и торговую палату было на¬
правлено около 2100 различных финансовых проектов 86. По крайней мере с
лета 1931 г., после моратория президента США Гувера, т. е. до окончательной
ликвидации репарационных платежей, за год до низшей точки кризиса, суще¬
ствовала, считает Хольтфрерих, возможность для принятия экстренных мер по
сокращению безработицы — оздоровления экономики и общества, «открывавших
путь выживания демократии» 87.
Почему же Брюнинг настойчиво отклонял планы коррекции дефляционного
курса? Хольтфрерих, как и некоторые другие историки, видел главную причину
в шкале политических приоритетов канцлера. С точки зрения внутренней политики
речь шла о консолидации финансов путем прежде всего резкого сокращения
социальных расходов. «Преждевременное» же оздоровление могло бы помешать
этому, о чем, в частности, свидетельствовала реакция Брюнинга на план коррекции
дефляции Э. Вагеманна 88 в январе 1932 г., а еще раньше — его ближайшего
сотрудника статс-секретаря Г. Шеффера. К тому же нормализация ситуации
создавала угрозу решению главного для Брюнинга вопроса: полного прекращения
выплаты репараций. Брюнинг, подчеркивал Хольтфрерих, ссылаясь на его соб¬
ственные свидетельства 89, рассчитывал использовать мировой экономический кри¬
зис в качестве мощного средства давления на победителей с целью ревизии
Версаля. В этом переплетении целей автор видел ключ к пониманию ситуации
в Германии начала 30-х годов. Лишь при условии изменения шкалы приоритетов
уже зимой 1931—1932 гг. наметилась бы, считал Хольтфрерих, тенденция к
стабилизации, возникла бы перспектива для «правительства демократического
типа», причем не исключалось, что эта возможность «выпала бы на долю
Брюнинга» 90.
83 Holtfrerich C.-L Altemativen zu Briinings Wirtschaftspolitik in der Weltwirtschaftskrise. — Historische
Zeitschrift, 1982, Bd. 235, H.3; idem. Arbeitslosigkeit, Sozialabbau, Demokratieverlupt.— Gewerkschaftliche
Monatshefte, 19834 S. 719; idem. Zu hohe Lohne in der Weimarer Republik? Bemerkungen zur Borchardt-
These.— Geschichte und Gesellschaft, 1984, H. 1.
84 Kolb E. Die Weimarer Republik. Munchen, 1984, S. 204.
Jochmann W. Briinings Deflationspolitik und der Untergang der Weimarer Republik.— Industrielle
Gesellschaft und politisches System. Hrsg. D. Stegmann u. a. Bonn, 1978; Gates H. A. Von der Sozialpolitik
zur Wirtschaftspolitik? — Industrielles System und politische Entwicklung in der Weimarer Republik. Hrsg.
H. Mommsen u. a., Bd. 1. Dusseldorf, 1977.
86 Schiemann J. Die deutsche Wahrung in der Weltwirtschaftskrise 1929—1933. Bonn, 1980, S. 295.
87 Holtfrerich C.-L Altemativen..., S. 631.
88Politik und Wirtschaft..., Bd. 2, S. 1241.
*9 Bruning H. Memorien 1918—1934, S. 308, 193, 940.
w Holtfrerich C.-L Altemativen..., S. 631. В статье, посвященной исследованию экономической
политики Брюнинга, Г. Плумпе даже отмечал, что если бы Брюнингом был принят в 1931 г. план
корректировки дефляционной политики Г. Шеффера, он бы имел «непосредственные политические
последствия и уже в два-три месяца принес бы первые экономические результаты».— Plumpe G.
Op. cit., S. 555.
45
В рамках дискуссии о предпосылках «распада» Веймарской республики в ряде
публикаций в связи с выступлением Борхардта был поставлен вопрос принци¬
пиального значения: действительно ли в «золотые годы» Веймара Германия уже
являлась «больным государством» из-за ее социально ориентированного характера?
Следует отметить, что аналогичная идея пронизывала принятый в декабре 1929 г.
меморандум Имперского союза германской промышленности «Подъем или упа¬
док» 91 92 и другие заявления этого самого могущественного объединения германских
предпринимателей. Кроме Борхардта и названных уже авторов — Беккера, Эр¬
дмана и профессора Тюбингского университета, директора Института истории
новейшего времени Г. Шульце п, его тезис пытался обосновать профессор Высшей
школы бундесвера ФРГ Ю. Круеденер93. Круеденер заявил, что в Германии был
нарушен принцип рационального распределения национального дохода — в пользу
лиц наемного труда и в ущерб эффективности производства. Решающую причину
относительно низкой продуктивности германской экономики, прежде всего ее
инвестиционной слабости, он видел в чрезмерном будто бы росте заработной
платы и высоких социальных расходах предпринимателей и государства94.
Хольтфрерих отверг выводы Борхардта и Круеденера. Он дал собственные
объяснения некоторым тенденциям, характерным для послеверсальской Германии,
в частности, относительно низкому уровню самофинансирования, особенно по
сравнению с ФРГ 50-х годов 95 96. В целом автор отрицает наличие «ножниц» между
ростом заработной платы и производительностью труда, в результате чего сто¬
имость рабочей силы, считает он, не была чрезмерной%. И государственное
вмешательство в урегулирование тарифных конфликтов нельзя рассматривать
как «диктат», ущемляющий права собственников средств производства. В целом,
по мнению Хольтфрериха, даже в 1925—1926 гг., т. е. в годы наивысшего роста
темпов зарплаты после инфляции 1923 г., доходы каждого занятого были ниже
уровня 1913 г. Почасовая же производительность труда при сокращении рабочего
дня на 33% к уровню 1913 г. возросла в 1925 г. на 5,6%, а средний прирост
зарплаты составлял около 4%, прежде всего за счет рационализации. Индекс
реальной почасовой заработной платы в индустриальных отраслях был примерно
на 3% ниже, за исключением 1926 г., его уровня в общем промышленном
производстве. Таким образом, не уровень зарплаты оказывал решающее влияние
91 Aufstieg Oder Niedergang? Eine Denkschrift des Presidiums des Reichsverband der Deutschen
Industrie (RDI).— Veroffentlichungen des RDI, Dezember 1929, № 49.
92 Schulze H. Weimar. Deutschland 1917—1933. Berlin, 1982. Критический анализ этой книги см.:
Geschichte und Gesellschaft, 1983, H. 3; Geschichte und Gesellschaft, 1984, H. 1, S. 135—141.
93 Kruedener J. Uberforderung der Weimarer Republik als Sozialstaat.—- Geschichte und Gesellschaft,
1985, H. 3.
94 Общие государственные расходы, включая репарации, увеличились с 1914 по 1930 г. в два
раза, до 15% национального дохода {Krohn C.-D. Ókonomische Zwangslagen und das Scheiter der
Weimarer Republik.— Geschichte und Gesellschaft, 1982, H. 3, S. 420). По расчетам Витта, до войны
они составляли 10,3% от национального дохода, в 1925—1926 гг.— 14,3%, в 1930—1931 гг.— 20%,
в 1931—1932 гг.— 23,4% {Witt Р.-Ch. Op. cit., S. 396). Доля социальных расходов возросла с 2,5%
в 1919 г. до 7% в 1925 г. и 10% в 1932 г. {Holtfrerich C.-L Arbeiterslosigkeit..., S. 719; см. также:
Holtfrerich C.-L. Zu hohe Lohne..., S. 131). Эта общая тенденция прослеживается и по официальным
данным СДПГ (Sozialdemokratischer Parteitag in Leipzig 1931. Protokoll. Berlin, 1931, S. 5). При этом
необходимо учитывать низкий исходный уровень жизни и инфляцию начала 20-х годов.
95 Средняя подушная квота инвестиций, по расчетам Хольтфрериха, упала с 16% до 10,5% в
1925—1929 гг. {Holtfrerich C.-L Zu hohe Lohne..., S. 122). В ФРГ в 50-х годах самофинансирование
инвестиций составляло около 70%.
96 Опираясь на архивы концерна *И. Г. Фарбен», Крон пришел в выводу, что с начала
рационализации (1925 г.) для почасового заработка была характерна скорее тенденция снижения
{Krohn* C.-D. Op. cit., S. 419). Этот вывод для сталелитейной и металлургической промышленности
поддержал и Штейниш {Steinisch I. Vorkriegsreform und Nachkigegsentwicklung.— Geschichte und
Gesellschaft, 1989, H. 4, S. 485). Тенденцию «ползучего», медленного, неравномерного и незначительного
повышения зарплаты подтверждает и Хольтфрерих {Holtfrerich C.-L Arbeitslosigkeit..., S. 131).
46
на общую инвестиционную политику Германии. Не социальные издержки могли
стать причиной «болезненного* состояния ее экономики.
Если Хольтфрерих концентрировал внимание на доказательстве неубедитель¬
ности аргументов Борхардта относительно «порочности* социальных отношений
в объяснении неустойчивости Веймарской республики, то рад других историков
радикально-демократической ориентации — Б. Вейсброд, Крон, Витт, Штейниш,
а также американский историк, выходец из Германии Г. Д. Фельдман — основное
внимание уделяли «кризисной стратегии* предпринимателей. Отмечалось, что
Борхардт считал дефляционную политику «троянским конем для многих целей»97,
и прежде всего, как выразился Вейсброд, «совершенно осознанным» инструментом
«стратегии изменения системы*98 * *, ликвидации «социальных компонентов Вей¬
марской конституции», «свержения конституционного порядка*", ослабления
позиций всех тех сил, которые являлись социальной основой Веймарской ре¬
спублики — социал-демократического рабочего движения, демократического кры¬
ла Центра и либералов ,0°.
В этом были, полагал Вейсброд, объективный смысл, подлинное содержание
экономической политики Брюнинга 101 * 103 * 05. В заявлениях индустриальной элиты и ее
политических идеологов в ФРГ о «перенапряжении производительной способности»
Германии в результате социальной политики профсоюзов, опиравшихся будто
бы на щадящее государственное посредничество и принцип принудительности
решений арбитражного суда, отчетливо, считает он, прослеживается негативное
отношение к политической системе Веймарской республики, требование возвра¬
щения к принципу «хозяина в своем деле» ,02. Представляет интерес в этой связи
приведенный Фельдманом пример, как в 1931—1932 гг. хозяева сталелитейной
и металлургической промышленности не только требовали ликвидации прину¬
дительного арбитража, но и выступили против предложений канцлера сопроводить
сокращение зарплаты снижением монопольных цен, хотя ранее нередко разда¬
вались голоса о необходимости их «увязки* ,03. А когда декретом от 8 декабря
1931 г. монопольные цены, диктуемые картелями, и уровень зарплаты были
снижены, эта акция характеризовалась представителями монополий как «госу¬
дарственный социализм* ,04.
После выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 г. руководство Имперского союза
германской промышленности активно поддержало кабинет Брюнинга |05, и вряд
ли можно назвать и дюжину 106 из широко известных в Германии представителей
финансовой олигархии, которые, подобно Ф. Тиссену и Я. Шахту, в это время
были бы приверженцами национал-социализма. К осени 1931 г. ситуация стала
97 Borchardt К. Zwangslagen..., S. 94.
98 Weisbrod В. Die Befreiung von den «Tariffesseln». Deflationspolitik ais Kriegstrategie der Untemehmen
in der Ara Briining.— Geschichte und Gesellschaft, 1985, H. 3, S. 296, 317; Witt Р.-Ch. Op. cit., S.
401, 408, 414.
" Witt Р.-Ch. Op. cit., S. 401.
,00Ibidem.
101 Weisbrod B. Op. cit., S. 298.
|02Имперский союз германской промышленности потребовал 29 января 1931 г. «общей законо¬
дательной отсрочки государственных гарантий тарифных соглашений». Это заявление было охарак¬
теризовано тремя представителями крупнейших профсоюзов Германии как угроза установления
«праворадикальной диктатуры».— См. Akten der Reichskanzlei. Die Kabinette Bruning I u. II. Boppard
am Rhein, 1982, S. 822.
103 Feldmann G. D, Aspekte deutschen Industriepolitik am Ende der Weimarer Republik 1930—1932.—
Wirtschaftskrise und liberale Demokratie, S. 117.
l<MIbid., S. 315.
i05Cm.: Neebe R. Groptndustrie, Staat und NSDAP. Gottingen, 1981, S. 77—81. В 1930 г., пишет
Неебе, существовало «почти полное единодушие» между руководством Союза и официальной политикой
правительства.
,ОбСм.:. Gossweiler К. Aufsatze zum Faschismus. Berlin, 1988, S. 341—348.
47
меняться. Инициаторами «штурма» кабинета Брюнинга стали горнопромышлен¬
ники западной Германии. К тому же ушел в отставку с поста президента Союза
К. Дуисберг, а его место занял А. Крупп. Это был период сплочения сил
«национальной оппозиции». В Гарцбурге состоялась их шумная манифестация.
В адрес президента шли многочисленные послания от влиятельных лиц с тре¬
бованием отставки правительства. В ходе формирования нового кабинета Брюнинг
безуспешно пытался включить в его состав известных деятелей индустрии —
А. Фёглера и П. Зильверберга; но канцлеру было заявлено, что они не уверены
в поддержке такой акции промышленниками западной Германии |07. В обновленном
правительстве пост министра экономики занял ставленник «И. Г. Фарбен» Г. Вар-
мбольд.
1932 г. начался под знаком мобилизации сторонников нацистской партии. Но
встречи промышленников с Гитлером 26, 27 января и позднее еще не свиде¬
тельствовали об изоляции Брюнинга. Вместе с тем они были несомненным
показателем того, что нацизм становился важнейшим фактором в стратегическом
планировании крупной буржуазии. Крупп, который ранее не делал секрета из
своей поддержки Брюнинга, отказался финансировать второй тур избирательной
кампании Гинденбурга. Промышленные магнаты Шпрингорум и Рейш объявили
об «активной политике союза» с НСДАП ,оя. Однако в целом «индустриальный
фронт» оставался расколотым ,09; впрочем, его влиятельные представители «не
видели оснований» противодействовать наступлению коричнерубашечников.
В этой ситуации наименьшим злом было продление полномочий кабинета
Брюнинга: можно было избежать двух избирательных кампаний, стимулировавших
активность нацистских сил, избежать антиконституционного переворота в Пруссии
и тем самым отстоять этот оплот демократии в Германии. Во второй половине
1932 г. намечались симптомы оживления экономики, менялась международная
ситуация, особенно в связи с избранием президентом США Ф. Рузвельта и
провозглашением им «нового курса» — политики социальных реформ, что непре¬
менно активизировало бы антифашистские силы в Германии. Выборы в рейхстаг
5 марта 1933 г. продемонстрировали значительный перевес противников Гитлера.
Следует напомнить, что кабинет Брюнинга опирался на поддержку СДПГ. На
Лейпцигском съезде СДПГ один из лидеров партии Ф. Тарнов заявил, что
«социал-демократия должна стать врачом заболевшего капитализма» ,,<5. Прави¬
тельство Брюнинга рассматривалось как «последняя карта парламентаризма и
демократии» 1,1.
Этот вывод был подтвержден ходом последующих событий. Отставка Брюнинга
внесла разброд в ряды антифашистов, дезорганизовала социал-демократов. Ис¬
торический шанс предотвратить установление фашистской диктатуры в Германии
был упущен.
IO7Akten der Reichskanzlei Weimarer Republik. Die Kabinette Bruning, Bd. 3, S. 1827, 1828.
R. Op. cit., S. 120.
109Hentschel V. Weimars letztl Monate. Dusseldorf, 1978, S. 138.
,,0Sozialdemokratischer Parteitag in Leipzig. Protokoll. Berlin, 1931, S. 5.
’“ibid., S. 148.
48
© 1994 г.
В. Я. Г Р О С У Л
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ
ЭМИГРАЦИЯ В США В XIX в.
Весьма многогранная тема «Россия и Америка» постоянно пополняется новыми
событиями, несомненно достойными большого внимания историков-исследовате¬
лей. Но не следует ослаблять интерес и к более ранним фактам, начальным
этапам российско-американских отношений. Они не только весьма интересны,
но и довольно поучительны.
Опыт освоения североамериканского континента, политического устройства и
экономического прогресса Соединенных Штатов Америки нашел в России своих
апологетов, и наряду с русскими англоманами, франкофилами и т. п. известны
имена русских американофилов не только в низших, средних, но и в высших
правительственных кругах российского общества. Видным американофилом был
один из крупнейших экономистов пореформенной России, министр финансов, а
затем председатель Комитета министров М. X. Рейтерн, получивший даже про¬
звище «янки» *. Еще к прошлому веку относятся попытки копирования северо¬
американского опыта, в частности и на правительственном уровне, попытки не
всегда приводившие к удачному исходу. В самом начале века участник финского
национального движения Конни Циллиакус в книге о революционной России,
вышедшей первоначально на немецком языке, описывая, на его взгляд, неудачную
попытку «американизации» России после реформы 1861 г., подчеркивал: «По¬
следовали примеру американцев, упустив, однако, из виду, что в Соединенных
Штатах совершенно иные общественные условия и отношения» 1 2. И далее он
продолжал, сопоставляя результаты экономической политики в пореформенной
России по сравнению с Америкой: «В короткое время была введена покрови¬
тельственная система, еще более полная и строгая, чем американская, кучка
предпринимателей с баснословной быстротой составила себе состояние, а народные
массы почти с такою же быстротою впали в крайнюю бедность» 3.
Особую главу в русско-американских отношениях составляют связи с Америкой
России оппозиционной, преимущественно революционной. Здесь тоже можно
выделить множество различных аспектов, получивших в литературе далеко не
равнозначное освещение. Многие деятели революционной России обращали свои
взоры к политическому опыту США, пытаясь сконструировать варианты наиболее
оптимального политического устройства России. Еще декабрист Никита Муравьев
в проекте своей конституции широко использовал положения не только амери¬
канской конституции в целом, но привлек даже конституции отдельных штатов 4.
1 Степанов В. Л. Михаил Христофорович Рейтерн.— Реформы и реформаторы в России. М.
1993 (рукопись).
2 Циллиакус К. Революционная Россия. СПб., 1906, с. 173.
3 Там же.
4 Болховитинов Н. Н. Декабристы в Америке.— Вопросы истории, 1974, № 4, с. 91 —104. Еще
до декабристов обратил свой взор к Америке А. Н. Радищев, см.: Рукшина К. С. Радищев и
американская революция.— Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1976, т. 35, № 3,
с. 239—251; Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев.— Революционное движение в России в
XIX в. M., 1985, с. 156—157.
49
В дальнейшем представители революционной России неоднократно обращались
к политическому устройству США, изучали экономическую практику, знакоми¬
лись с американским общественным, прежде всего рабочим и социалистическим
движениями. Неоднократно русские революционеры пытались разобраться в пси¬
хологии типичного американца, понять глубинные причины его действий и их
результаты.
В общем комплексе русско-американских революционных связей значительное
место занимает пребывание русских революционеров в Америке, прежде всего
деятельность российской революционной эмиграции в этой стране, уже привле¬
кавшая внимание исследователей, но во всем своем комплексе до сих пор еще
не исследованная5 6. Цель автора данной статьи — на основе материалов о дея¬
тельности в Америке русских революционеров в прошлом веке, раскрыть характер
занятий и уровень их сотрудничества с американской общественностью, а также
понять, насколько американский опыт использовался ими в практической рево¬
люционной деятельности и в разработке революционной идеологии.
Первые планы переселения в Америку русских политических эмигрантов
вынашивались сразу несколькими представителями оппозиционной России. Одним
из первых о них заговорил преподаватель Московского университета, словесник
В. С. Печерин (1807—1885), побывавший за границей в 1833—1835 гг. В 1836 г.
он покинул родину, став политическим эмигрантом. Он не был участником
русского революционного движения, но сотрудничал с А. И. Герценом. Печерин —
человек удивительной биографии. Поклонник христианского социализма, он
изучал наследие Пьера Леру, Ф. Ламенне, Жорж Санд, впоследствии увлекался
идеями Г. Бабефа, А. Сен-Симона, Ш. Фурье, был католическим монахом,
капелланом в одной из больниц Дублина, постепенно пришел к признанию
революционного пути. В одном из его писем имеются следующие слова: «Время
книг и речей прошло, приближается время меча. Существуют гордиевы узлы,
которые может разрубить только меч. Остается узнать, кто будет носителем
этого меча. Мои глаза невольно обращаются к России, ибо, в конце концов,
именно оттуда должно прийти решение великого вопроса» \
Печерин еще во второй половине 30-х годов, находясь в Швейцарии, начал
вынашивать план создания в Америке не только русской общины, но и русского
журнала 7 8.
Из политических эмигрантов дореформенной России в Америку перебрался
лишь И. Г. Головин — личность весьма противоречивая, получившая неодно¬
значную оценку в литературе *. Головин был чиновником российского министер¬
ства иностранных дел и остался за границей в 1843 г. Там он прожил несколько
десятилетий, побывав в разных странах Европы, а также в Соединенных Штатах
Америки. Если Печерин или Герцен строили планы, но так и не уехали в
Америку, то Головин стал первым известным нам политическим русским эмиг¬
рантом, прибывшим в США.
Головин — автор первой революционной брошюры русской эмиграции. Речь
идет об изданном в 1849 г. при помощи польской эмиграции в Париже «Катехизисе
русского народа». Автор заявил о себе как сторонник насильственного свержения
царизма, упразднения крепостного права и создания республики по типу сред¬
5 Соколов А. С. Русские в Америке в конце XIX века. Л., 1985; Черненко А. М. Российская
революционная эмиграция в Америке (конец XIX в.— 1917 г.). Киев, 1989.
6 Из переписки В. С. Печерина с Герценом и Огаревым.— Литературное наследство, т. 62. М.,
1961, с. 464.
7 Там же.
8 Лемке М. К. Эмигрант Иван Головин (по неизданным материалам).— Былое, 1907, № 5,
с. 24—52; N° 6, с. 261—285; Колосков Т. М, Общественно-политические и социологические взгляды
И. Г. Головина. М., 1966; Сливовская В. Иван Головин в эмиграции и его польские связи (40—50-е
годы XIX в.).— Исследования по истории польского общественного движения. М., 1971, с. 265—290.
50
невековой Новгородской, где все будут равны, а руководство будет избираться
посредством всеобщего голосования. В брошюре он выступил против завоева¬
тельных войн России, осудил действия царской армии в Венгрии и Польше 9 10 11 12 13 14 15 16 17.
Однако Головин не был ни социалистом, ни революционером и при всей эклек¬
тичности своих взглядов больше всего склонялся к либерально-буржуазным
воззрениям. Он был благожелателен к английским экономистам и весьма критичен
к социалистам-утопистам, по ряду вопросов сотрудничал с русскими и иностран¬
ными революционерами. Его деятельность сыграла большую роль в истории
российской революционной эмиграции.
О пребывании Головина в Америке известно, что он находился в США в
50-х годах и сотрудничал в разных изданиях Нью-Йорка и Вашингтона, побывал
на Кубе, а затем вернулся в Европу ,0. Собственно это все, что нам известно о
его поездке в Новый Свет.
Сам А. И. Герцен планировал переезд в Америку. После революции 1848 г.
он намеревался перебраться на Американский континент. К этой идее он воз¬
вращался и в 1851, и в 1853 г. 11 Любопытно, что в одном из писем, относящихся
к июлю 1849 г., Н. И. Сазонов, один из деятелей российской политической
эмиграции, писал Герцену: «А в Америку ты не уедешь, потому что умер бы
там в шесть недель от пустоты нравственной и физической» |2. Герцен еще
несколько лет подумывал о переезде и лишь в 1855 г. написал своей знакомой
М. К. Рейхель: «А, право, в Америку не хочется» ,3.
В конце 50-х годов Герцен негативно оценивал обстановку в Англии и в
апреле 1858 г. в письме к Рейхель вновь промелькнула мысль о том, что
«придется бежать и из этой пристани в Америку» ,4.
Отношение же к самим США у Герцена также не было неизменным. Он
поначалу отрицательно встретил книгу французского политического деятеля и
историка А. Токвиля «О демократии в Америке», которую оценивали в то время
как одно из крупнейших произведений либерализма. В этой книге говорилось,
что будущее за США и Россией. Герцен с этим не согласился: «Но где же в
Америке начало будущего развития? Страна холодная, расчетливая. А будущее
России необъятно — о, я верую в ее прогрессивность» ,5. Таков Герцен был еще
в 1838 г. Но постепенно он менял свою первоначальную точку зрения и признал
за Америкой великое будущее, хотя не видел в США тех благоприятных воз¬
можностей для установления социализма, что были, по его мнению, в России.
Во второй половине 50-х годов в Лондоне Герцен познакомился с американским
социологом Г. Ч. Кэри, которого в литературе называют основоположником
американской школы политической экономии ,б. Кэри посетил Россию и после
этого между ним и Герценом состоялся обстоятельный обмен мнениями. Кэри
весьма положительно оценивал русскую общину, усматривал в ней великую
основу самоуправления|7, и это импонировало Герцену и его соратникам —
сторонникам русского социализма. Долгое время считалось, что письмо Герцена
9 Бакалов Г. Первая революционная брошюра русской эмиграции «Катехизис русского народа»
И. Г. Головина 1849 г.— Звенья, т. 1. М.—Л., 1932, с. 195—217.
10 Сливовская В. Указ, соч., с. 267.
11 И. В. Турчанинов и его жена — Герцену.— Литературное наследство, т. 62, с. 592.
12 Н. И. Сазонов — Герцену.— Там же, с. 538.
13 И. В. Турчанинов и его жена — Герцену.— Там же, с. 592. О взглядах Герцена на Америку
см. Куропятник Г. П. Россия и США. Экономические, культурные и дипломатические связи.
1867—1881. М., 1981, с. 45.
14 Герцен А. И. Собр. соч., т. XXVI. М., 1961, с. 162—163.
15 Там же, т. XXI. М., 1960, с. 386—388.
16 Герцен и американский публицист 4. Г. Лиленд.—Литературное наследство, т. 96. М., 1985,
с. 670.
17 Там же, с. 670—671.
51
на Французском языке от июля 1858 г., посланное в Америку, предназначалось
именно Кэрц и было ответом на его письмо и статьи. В нем речь идет о судьбах
России и Америки и о перемещении центра исторического развития, как писал
Герцен, в Россию и Америку. При этом Герцен предвещал ослабление роли
Западной Европы,8. Однако впоследствии установили, что это письмо было
предназначено другому американцу, а именно — Ч. Г. Лиленду, с которым
Герцен был знаком, правда, заочно. В отличие от Кэри, проповедовавшего
единство интересов предпринимателей и рабочих, Лиленд был настроен более
радикально: так, во время учебы в Париже, он даже участвовал в событиях
революции 1848 г. По возвращении в Америку он установил через Н. Трюбнера
связь с Герценом, послав ему свои статьи и как минимум два письма, которые
были недавно опубликованы. Лиленд признавал свои симпатии к славянскому
гиганту, т. е. России, и писал Герцену, что это мнение он популяризирует
печатно. Он признавал общность взглядов своих и Герцена по ряду вопросов и
подчеркнул, что газета, в которой сотрудничает, будет способствовать популя¬
ризации добрых чувств к России в Соединенных Штатах Америки |9.
В другом письме, от 13 ноября 1858 г*, Лиленд вновь возвращался к проблемам
России и подчеркивал, что его выступления в пользу России «произвели должный
эффект» 18 19 20. Письма Лиленда Герцену — свидетельство интереса к русскому ре¬
волюционеру и писателю в Америке — приобретают особый смысл, если учесть,
что их автор популяризировал в Америке русскую тематику; в одной из фила¬
дельфийских газет он откликнулся на брошюру Герцена «Франция или Англия».
Его статья так и называлась «Герцен о Франции и России»21, и в ней российскому
общественному деятелю давалась самая благожелательная характеристика.
Герцен поддерживал связи с Америкой как через соотечественников, так и
через многих иностранцев, не обязательно американцев. В Америке обосновался
путешественник Ю. Фребель, откликнувшийся на немецкое издание работы
Герцена «С того берега». В одной из своих лекций он специально уделил
внимание деятельности Герцена, что вызвало полемику в немецких газетах,
выходивших в Нью-Йорке 22. Близко сошелся Герцен с участником революции
1848 г. в Германии К. Шурцем, выехавшим затем в Америку, а потом переехавшим
в Швейцарию 23 24. Другого своего немецкого знакомого — известного революционера
А. Виллиха Герцен лично провожал в Америку, а затем поддерживал с ним
переписку. А. Виллих принял впоследствии участие в гражданской войне в США
на стороне северян. Кроме того, в Америку выехали немецкие знакомые Герцена —
В. Леве, О. Рейхенбах и др.14 В Америке побывал и знакомый Герцену поляк
А. В. Голы некий, с которым он вновь встретился в Лондоне в 1854 г.25 К
Герцену проявили интерес и какие-то американцы из Новой Гренады 26. Пригласил
к себе на прием Герцена и американский консул в Англии. Любопытно также
то, что по совету Дж. Ротшильда Герцен приобрел не только французские, но
и американские ценные бумаги27.
Английская исследовательница М. Партридж, много сделавшая для изучения
деятельности Герцена в Англии, отмечает, что среди английских знакомых
18 Герцен — Чарльзу Кэри (?).— Литературное наследство, т. 61. M., 1953, с. 246.
19 Герцен и американский публицист Ч. Г. Лиленд, с. 673—674.
20 Там же, с. 675.
21 Там же, с. 676—678.
22 Летопись жизни и творчества А. И. Герцена. 1812—1850. М., 1974, с. 560, 584.
23 Смирнова 3. В. Герцен и Германия.—Литературное наследство, т. 96. М., 1985, с. 81, 145.
См. также: Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву. СПб., 1906, с. 295.
24 Герцен А. И. Собр. соч., т. XXV. М., 1961, с. 48—49.
25 Там же, с. 174.
26 Там же, с. 175.
27 Летопись..., с. 485.
52
Герцена В. Линтон «был самым близким ему человеком» 28. Сам Линтон покинул
Англию в 1866 г. и переехал в США. Когда Герцен скончался, Линтон откликнулся
на его смерть трогательным некрологом, напечатанным в «Нью-Йорк трибюн»
20 февраля 1870 г. Герцену там дана самая высокая характеристика, и он назван
одним из самых одаренных людей своего времени 29.
Герцен поддерживал связи и с земляками, бывавшими в различных странах
Нового Света. К ноябрю 1852 г. относятся сведения о его встречах в Лондоне
с путешественником, поэтом, переводчиком А. Г. Ротчевым, прибывшим из
Индии и много рассказывавшим о своих путешествиях. Затем Ротчев выехал в
Париж, а в марте 1853 г. вновь встретился с Герценом в Лондоне, направляясь
в Перу к месту своей новой службы 30 31. Несколько позднее наладились тесные
связи Герцена с двоюродным братом историка Т. Н. Грановского В. К. Бодиско.
Бодиско прибыл в Лондон в ноябре 1853 г., и имеются сведения о его частых
встречах с Герценом, который таким образом узнавал последние новости из
России, прежде всего из Москвы. В Лондоне Бодиско, однако, пробыл недолго
и вскоре отправился в Америку. Герцен получал от него письма из Вашингтона,
в которых, среди прочего, содержалось приглашение приехать в Америку. В
декабре 1855 г., через два года после первого знакомства, Бодиско вновь прибыл
в Лондон и встретился с Герценом по дороге в Россию 3|.
Кратковременными были отношения Герцена с П. А. Бахметевым, который
до сих пор остается загадочной фигурой русского общественного движения.
Бахметев передал Герцену в банке Ротшильда по тому времени крупную сумму
денег — 800 фт. ст. Так был создан Бахметевский фонд, сыгравший значительную
роль в жизни российской революционной эмиграции. О самом же Бахметеве
после посещения им Герцена известно, что, передав деньги, он отобедал у
Герцена. Больше ничего достоверного о нем установить не удается. Не известно
даже, куда направился этот человек — то ли на Маркизские острова, то ли в
Новую Зеландию. Историк и литератор Н. Я. Эйдельман полагал, что скорее
всего Бахметев собирался основать земледельческую коммуну в Соединенных
Штатах Америки 32. Но это лишь предположения о жизненном пути загадочного
русского эмигранта, новых данных пока не обнаружено. Не исключено, что
именно Бахметеву принадлежит первая из многих попыток создания земледель¬
ческих русских колоний в Америке, в основании которых принимало участие
несколько видных революционеров.
Из прибывших в США хорошо известно об эмигранте-полковнике генерального
штаба И. В. Турчанинове. Он окончил Артиллерийское училище на год раньше
учившегося там же П. Л. Лаврова — в будущем крупнейшего народника. Уча¬
ствовал в Венгерской кампании, затем закончил в 1852 г. академию генерального
штаба. В 1856 г. взял заграничный отпуск для лечения, но, по-видимому, уже
тогда решил эмигрировать из России и обосноваться в Америке. В том же 1856 г.
он посетил Герцена и затем направился в Америку, где приобрел участок земли
под Нью-Йорком. Но уже в 1857 г. разразился экономический кризис, и Тур¬
чанинов лишился и земли, и денежных средств и превратился в обычного
безработного. Начались годы скитаний по континенту, и примерно через три
года после знакомства с Герценом Турчанинов послал ему первое из двух
известных его писем, датированное 22 марта 1859 г. и отправленное из штата
Иллинойс. Опубликованное в 1955 г:, оно с тех пор неоднократно комментиро¬
28 Партридж М. Герцен и Англия.— Литературное наследство, т. 96, с. 55.
29 Там же.
30 Герцен А. И. Собр. соч., т. XXIV. M., 1961, с. 364, 369—370; т. XXV, с. 30.
31 Там же, т. XXV, с. 131, 132, 136, 150, 323, 324.
32 Эйдельман Н. Я. Павел Александрович Бахметев.— Революционная ситуация в России в
1859—1861 гг. М., 1965, с. 397—398.
53
валось специалистами. Их прежде всего привлекало описание американской
действительности и американских нравов, которые отнюдь не настраивали на
оптимистический лад. Он вспоминал свой разговор с Герценом и его предосте¬
режения и писал: «Разочарование мое полное; я не вижу действительной свободы
здесь ни на волос; это тот же сбор нелепых европейских предрассудков и
монархических и религиозных начал, в голове которых стоит не королевская
палка, а купеческий карман; не правительство управляет бараньим стадом, а
бодливые, долларами гремящие козлы-купцы»33. И далее бывший полковник
русской армии продолжал: «Эта республика — рай для богатых; они здесь истинно
независимы; самые страшные преступления и самые черные происки окупаются
деньгами»34.
Каких взглядов придерживался Турчанинов, точно не известно. Считают, что
он увлекался идеями утопического социализма. По-видимому, это соответствует
действительности. И собрался Турчанинов в Америку для учреждения не просто
свободного земледельческого поселения, но и, возможно, какого-то подобия фа¬
ланстера — коммуны в духе Ш. Фурье. Но он не был чужд и идей социальной
революции. В обширном и чрезвычайно примечательном его первом письме
имеются следующие впечатляющие слова: «Скажу только одно, что эта республика
постоянна, никогда не износится и будет процветать века веков; везде, где
хотите, даже в России, скорей может осуществиться что-нибудь похожее на
социальную республику, только не в Америке» 35.
Признания Турчанинова, конечно, были чистосердечными, в подобном духе
писала и его жена, приложившая к этому письму и свое послание. Они должны
были обратить на себя внимание Герцена, все более укреплявшегося в убеждении
о необходимости избежать капитализма и всячески пропагандировавшего путь
русской самобытности. Не известны, однако, ответ Герцена на это письмо и его
реакция на сочинения, которые послали Герцену супруги Турчаниновы для
опубликования. Зато существует обширная^ литература об участии российского
полковника на стороне Севера в гражданской войне в США, где он командовал
полком волонтеров 36.
Турчанинов, по нашим данным, стал первым политическим эмигрантом де¬
мократической ориентации, покинувшим Россию и навсегда поселившимся в
Америке. Российская политическая эмиграция, таким образом, перестала огра¬
ничиваться Европейским континентом и начала проникать на земли за Атлан¬
тическим океаном. Женой Турчанинова упоминался еще один российский эмиг¬
рант, бывший офицер русской армии, также укрывшийся в Америке от пресле¬
дований за распространение сочинений Герцена37. К сожалению, мы ничего
больше не знаем об этом человеке.
Чуть было не оказался на Американском континенте В. И. Кельей ев, одно
время активно сотрудничавший с «Вольной русской типографией» Герцена в
Лондоне. Направляясь на работу на Аляске, он выехал из Петербурга в 1858 г.,
но в связи с болезнью жены задержался в Англии, а в 1859 г. перешел на
положение политического эмигранта38. Но если Кельсиев до Америки и не
доехал, то другой сотрудник «Вольной русской типографии» — Агапий Гончаренко,
действительная фамилия которого Андрей Гумницкий — обосновался в Америке
на долгие годы. В российском освободительном движении он представлял собой
33 Турчанинов И. В. и его жена — Герцену.— Литературное наследство, т. 62, с. 599.
34 Там же.
35 Там же, с. 599—600.
36 Старцев А. И. И. В. Турчанинов и Гражданская война в США.— Новая и новейшая история,
1974, № 6, с. 96—100: его же. И. В. Турчанинов и алабамский рейд северян 1862 г.— Новая и
новейшая история, 1979, № 3, с. 54—69.
37 Калманович łC Генерал армии свободы.— Прометей, т. III. M., 1967, с. 397—399.
38 Споминки Aranifl Гончаренка, украТнського козака-священника. Коломия, 1894, с. 9.
54
колоритную фигуру. Будучи иеродиаконом российской миссии в Афинах, он
послал в «Колокол» несколько писем разоблачительного характера, направленных
против российского архимандрита и консула в Афинах. Затем он переехал в
Лондон, где работал наборщиком в «Вольной русской типографии» и выступил
автором нескольких публикаций. В Америку он отправился не сразу, поскольку
вновь вернулся в Грецию, где находился до осени 1864 г. 18 октября трго же
года он выехал из Афин в Смирну и оттуда в Америку. А. Гончаренко, жена
которого была итальянкой, считается пионером украинской эмиграции в США 39,
но он одновременно являлся деятелем российского общественного движения и
общероссийской политической эмиграции. Он не потерял связей с этой эмиграцией.
В газете «Свобода», которую сам же издавал в Америке, отстаивал интересы
всего российского освободительного движения 40.
Кроме этих деятелей российского общественного движения, прочно осевших
в Америке, туда на короткое время приезжал бежавший из Сибири М. А. Бакунин,
а несколько позднее переехал П. С. Л ош к ал ев, переписывавшийся с революци¬
онером П. А. Баллодом и проживавший до этого в Англии и Швейцарии. В
1862 г. он составил прокламацию под названием «Русское правительство под
покровительством Шедо-Феротти», которая была отпечатана Баллодом в его
типографии. Затем выехал за границу и попал в Америку. Это произошло
приблизительно в 1868 г. Именно тогда он слал корреспонденции из Нью-Йорка
в «Санкт-Петербургские ведомости». По всей вероятности, проживал в Америке
до 1871 г., поскольку к августу этого года возвратился в Россию4’.
Судьба продолжала забрасывать русских революционеров не только в США,
но и в другие страны Американского континента. А. Я. Щербаков, которому
удалось в 1866 г. бежать из Казанской тюрьмы, проживал некоторое время в
Швейцарии, где в 1872 г. получил степень доктора медицины, окончив Бернский
университет. В 1875 г. работал врачом в Чили, где находился до 1880 г.42 В
Южной Америке несколько позднее обосновался К. Ильенко, занимавшийся
распространением русских революционных изданий в среде обосновавшихся там
выходцев из России 43.
Один из наиболее близких и последовательных сторонников Бакунина ~
М. П. Сажин, эмигрировал в США летом 1869 г. Там он проработал на нескольких
заводах в разных городах и смог ознакомиться с жизнью американских рабочих.
Весной 1870 г. он, однако, возвратился в Старый Свет и поселился в Швейцарии 44.
Проездом посетил Америку видный революционный деятель Н. В. Соколов,
бежавший из Сибири в 1872 г.45 Несколько дольше прожила здесь А. Н.
Луканина, урожденная Рыкачева, привлекавшаяся по нечаевскому делу, а затем
примкнувшая в Швейцарии к бакунистам. Она обучалась в Цюрихе на меди¬
цинском факультете, а затем переехала в США, где поступила в Филадельфийскую
медицинскую коллегию. В марте 1876 г. она получила там диплом доктора
39 Варварцев М. М. Агагпй Гончаренко — Ыонер украТнськой емиграцп в США.— УкраСнський
1сторичний журнал, 1969, № 6, с. 115—119.
40 Об Агапии Гончаренко см. Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ),
ф. 109, on. 1, д. 412, л. 9—17 об.
41 Деятели революционного движения в России. Био-библиографический словарь, т. I—V. М.,
1928—1934, т. I, с. 255.
42 Там же, с. 278.
43 ГАРФ, ф. 5799, on. 1, д. 48, л. 1—5.
44 См. Сажин М. П. (Арман Росс). Воспоминания 1860—1880-х годов. М., 1925.
45 ГАРФ, ф. 109, оп. 151, д. 166, л. 27; о Н. В. Соколове см. Козьмин Б. П. Н. В. Соколов.
Его жизнь и литературная деятельность.— Козьмин Б. Литература и история. М., 1982, с. 358—426.
55
медицины 46. Некоторое время жил в Америке Н. П. Цакни — активный участник
российского революционного движения 1870—1880-х годов47.
Все эти поездки были либо кратковременными, либо оставили слишком
незначительный источниковый материал для того, чтобы получить достаточное
представление об образе жизни представителей революционной России, о том,
в какой степени они изучили местный опыт и, самое главное, насколько зна¬
чительным было их участие в местной общественной жизни. Но в 1870-х годах
ситуация заметно изменилась. Прежде всего к тому времени значительно возросло
число русских революционеров, выехавших в США и задержавшихся там надолго;
некоторые из них, как упоминавшийся Гончаренко, осели здесь навсегда.
Одним из видных русских революционеров, оказавшихся в США, был
Л. Н. Гартман. К его поездке были причастны К. Маркс и Ф. Энгельс. Вот что
писал Гартман в письме к П. Л. Лаврову в сентябре 1880 г.: «2 недели назад
я встретился у Энгельса с Марксом, Шорлеммером и некоторыми другими, среди
коих были и американцы. Тут-то Маркс подал инициативу отправить меня в
Америку на предмет агитации в пользу русской партии — конечная цель, конечно,
деньги. Толковали, толковали, и два лица предлагают наконец мне средства,
чтобы совершить поездку туда, жить там и месяца через 2—3 вернуться назад.
Итак, насчет средств для путешествия я обеспечен» 4*.
Таким образом, именно Маркс выступил инициатором поездки Гартмана,
которая состоялась в августе—октябре 1881 г. и способствовала укреплению
связей «Народной воли» с американскими общественными деятелями 49. Имею¬
щиеся материалы свидетельствуют о том, что Гартман основательно готовился
к этой поездке. Он написал в Россию с просьбой прислать ордер от Исполнительного
комитета «Народной воли» и специальную прокламацию к американскому об¬
ществу. Им были получены разного рода рекомендации, среди которых он сам
лично считал самой важной рекомендацию Д. Гарибальди 50. С представителями
Северной Америки установила связи и В. И. Засулич. Она выступала от имени
«Красного креста» «Народной воли», получив при этом помощь П. Б. Аксельрода,
который на Хурском конгрессе социалистов и анархистов укрепил старые и
завязал новые контакты с делегатами разных стран 51.
Перед поездкой Гартман получил рекомендации К. Маркса и Ф. Энгельса
Джону Суинтону — видному деятелю американского социалистического движе¬
ния, а также социалисту Фридриху Зорге, выходцу из Германии, который был
весьма близок Марксу и Энгельсу. Ряд американских газет по прибытии Гартмана
в Америку развернули широкую кампанию как против него лично, так и против
русского революционного движения в целом. Но вместе с тем в Америке было
много людей, которые его поддерживали. Гартман получил 63 письма из разных
городов США и Канады с предложением участвовать в митингах. Выступив на
ряде митингов, он собрал в пользу революционной России некоторую сумму
денег и смог пробиться на страницы некоторых американских газет52, но в
августе 1881 г. сам признавал в письме Марксу и Энгельсу, что общество и
46 ГАРФ, ф. 109, 3 эксп., оп. 158, д. 215, ч. 2, л. 178—188; Деятели революционного движения,
т. I, с. 221. О пребывании в Нью-Йорке Луканиной см. ГАРФ, ф. 1737, on. 1, д. 94, л. 9об—99об.
47 Деятели революционного движения, т. II, с. 1895.
48 Русские современники о К. Марксе и Ф. Энгельсе. М., 1969, с. 189.
49 Маркс К., Энгельс Ф. и революционная Россия. М., 1967, с. 448—452.
50 Русские современники..., с. 190.
31 Asher A Pavel Axelrod and the Development of Menshevism. Cambridge (Mass.), 1972, p. 58.
52 Вообще вопрос об отражении американскими газетами российского революционного движения
заслуживает особого внимания. В январе 1887 г. на страницах «Нью-Йорк геральд», например, было
опубликовано интервью с одним из революционеров, недавно прибывших из России, в котором
заявлялось, что его партия активно действует и хорошо организована и что в течение шести месяцев
Александр III будет мертв.— ГАРФ, ф. 102, 3 дел., оп. 83 (1887), д. 44, л. 4об. Примечательно,
что этот репортаж появился за полтора месяца до покушения 1 марта 1887 г.
56
пресса настроены против него53. Нельзя считать поездку Гартмана совсем уж
неудачной: она, безусловно, сыграла роль в популяризации идей российского
революционного движения в Америке, но тем не менее биограф Гартмана Н. А. Си¬
доров, специально изучив историю пребывания Гартмана за океаном, подтвердил,
что сколько-нибудь заметного сочувствия в Америке тот не встретил 54. Впос¬
ледствии Гартман прочно осел в США и под фамилией Сомов открыл в Нью-Йорке
электротехническую мастерскую. Он поддерживал отношения с кругом русских
революционеров, но связи эти были не постоянными. Впоследствии Гартман жил
некоторое время на Флориде, скончался в Нью-Йорке в 1908 г. 55
Среди мероприятий, в которых Гартман принял заметное участие, было
создание в 1880-х годах Русско-американской национальной лиги. Гартман стал
ее президентом, председателем исполнительного комитета был избран Н. Алей¬
ников 56, одним из председателей лиги являлся Б. Горов. Объединение возникло
в ответ на опубликование в 1887 г. проекта трактата о выдаче царскому
правительству русских политических изгнанников. Горов для мобилизации аме¬
риканского общественного мнения против реализации трактата пригласил в
Америку народника С. М. Степняка-Кравчинского 57.
В 1870-х годах предпринимались попытки создания в США русских револю¬
ционных кружков, которые одновременно занимались бы и производственной
деятельностью. О том, какой отпечаток на русских революционных эмигрантах
оставляло пребывание в заокеанской республике, вспоминал Н. К. Судзиловский,
принявший фамилию Русселя. Он считал, что пребывание в США закаляло
русских революционеров, способствовало лучшему осознанию реалий жизни,
помогало приспособиться к суровым условиям бытия. Среди прочего Судзиловский
отмечал: «В Америку следовало и следует ехать не только учиться решать
политические и социальные задачи, но и лечиться от некоторых важных ущербов
русской души, от недостатка веры в себя, безволья, бестолковости, безалаберности
и теоретичности. С этими недостатками русской психологии нечего думать не
только других спасать, но и себя самих». И далее: «Все зло, все несовершенство
русской жизни скрываются в недостатках русского массового характера, в душе
мужика, и ключ к спасению и возрождению России не в словечках «учредительное
собрание», не в трех свободах с четырьмя или пятью хвостами, не в двухперстном
или трехперстном знамении, а в отрезвлении и просвещении народных масс» 58.
Н. Судзиловский оставил многочисленные материалы о своем пребывании в
Америке. В 1891 г. он совершил путешествие по Калифорнии и отметил, что
«Штаты представляют государство, основанное на крайнем индивидуализме» 59.
Он негативно отнесся к американской рекламе и передал следующий разговор
с одним из богатых калифорнийцев: «Странный вы народ — русские. Куда ни
53 Маркс К., Энгельс Ф. и революционная Россия, с. 448.
54 Сидоров Я. А. Л. Н. Гартман. М., 1930, с. 43.
55 Там же, с. 44.
36 Письма Гартмана и Алейникова по делам Лиги см. ГАРФ, ф. 5799, on. 1, д. 6, л. 1—6;
д. 27, л. 1—18об. Интересно, что у Лртги был даже свой бланк на английском языке.
57 Степняк-Кравчинский С. М. В лондонской эмиграции. М., 1969, с. 410; Черненко А. М. Указ,
соч., с. 10.
38 ГАРФ, ф. 5824, оп. 2, д. 150, л. 113. Примечательно, что эти слова перекликаются с
настроениями консула в Калифорнии, который в письме от 11 марта 1870 г. подчеркивает: «Поверьте,
Америка не рай, и я бы советовал нашему правительству всех бунтующих студентов, недовольных
негодяев, в особенности таких господ, которые воспитаны отечеством и пользуются чинами и
уважением, высылать в Америку. Они от жира бесятся: никогда не работали,— так пусть попробуют
Америку: они все скоро насытятся тамошнею свободою. Такие субъекты были и здесь, но всегда
почти были разочарованы. Америка для русского человека не место, разве только он пришел сюда
очень молодым и прожил лет двадцать, тогда, пожалуй, привыкнет».— ГАРФ, ф. 109, on. 1, д. 412,
л. 17.
39 ГАРФ, ф. 5825, on. 1, д. 16, л. 15, 48об, 49.
57
посмотри, везде у вас принцип. Совсем вы дети! Ведь, кажется, ясно как день,
что на свете есть только один принцип: «Сколько?!»». Вместе с тем Судзиловский
впоследствии отмечал, что утверждение о том, что «Америка живет и дышит
долларом», справедливо лишь отчасти60.
В 187х г. выехал в США И. Ф. Линев, прожил там несколько лет и взял
фамилию Филипса, приняв при этом американское гражданство. Линев еще в
1881 г. участвовал в студенческих выступлениях в Петербурге, позднее окончил
Вюртембергскую сельскохозяйственную академию. В США он изучал сельское
хозяйство и сотрудничал с Мачтетом и другими русскими переселенцами61.
В 70-х годах XIX в. в Америке существовало несколько кружков русских
революционных эмигрантов. Первый такой кружок — земледельческая коммуна —
был образован в самом начале 70-х годов. По свидетельству В. К. Дебогория-
Мокриевича, входившего в «Американский кружок», основанный в Киеве его
братом Иваном и собиравшим молодежь для поездки в Америку, последний
насчитывал до 20 человек, но приехало в США поначалу всего только трое —
И. Ф. Речицкий, Г. А. Мачтет и А. Г. Романовский. Туда отправился также и
И. П. Дебогорий-Мокриевич, двоюродный брат Ивана и Владимира Карповичей,
старше их по возрасту. Романовский трагически погиб, а остальные члены этого
кружка, столкнувшись с очень большими трудностями, вскоре вернулись в
Россию. Как писал В. К. Дебогорий-Мокриевич, «у большинства членов кружка,
видимо, не было желания выселяться с родины» 62.
Другой кружок был создан несколькими годами позднее, примерно в 1875 г.
На сей раз А. К. Маликов, К. С. Пругавин, Н. В. Чайковский решили создать
в штате Канзас общину «богочеловека». Хотя все трое были в то время участниками
русского революционного движения, к их деятельности явно примешивался некий
религиозный мотив. Этот кружок-коммуна просуществовал несколько дольше,
чем первый, но затем судьбы его участников разошлись.
Поездки русских революционеров в США в 70-х годах, да и в последующее
время заметно отличались от тех переселений, которые приобрели форму трудовой
эмиграции. Русские революционеры в Америке пытались реализовать свои планы
по созданию коллективных хозяйств, прежде всего в форме коммун. Это явление
уже давно привлекало внимание исследователей, но во всей своей сложности до
сих пор не изучено. Действительно, в литературе отмечалось увлечение Америкой
в конце 60-х годов прошлого века. Произошло это вскоре после войны Севера
и Юга, в процессе которой симпатии русского общества были явно на стороне
Севера. Более того, во время этой войны и российское правительство симпати¬
зировало северянам. Получилось редкое единодушие, которое в целом стимули¬
ровало всеобщий интерес к Америке, как писал В. К. Дебогорий-Мокриевич,
«вообще увлечение Америкой, американской жизнью, американскими свободными
учреждениями» 63.
Это увлечение Америкой, несомненно, самое доброе отношение к американ¬
скому народу отнюдь не означало, что русские революционеры желали слепо
копировать американские обычаи. Они, правда, не были столь критически на¬
строены к американским порядкам, как Герцен и Турчанинов, но их задачи
были совсем другого свойства. В отличие от ряда либералов, хотевших «перенести»
Америку в Россию, они избрали Новый Свет для своих экспериментов, поставить
которые в самой России они не могли из-за препон, чинимых местными властями.
Попытка «перенести» Америку в Россию в конце прошлого века, как мы уже
60 Там же, д. 37, л. 8.
61 ГАРФ, ф. 109, оп. 159, д. 144, ч. 269, л. 320—321; Деятели революционного движения в
России, т. II, с. 782.
62 Дебогорий-Мокриевич В. К. Воспоминания. СПб., 1906, с. 67—79.
63 Там же, с. 67.
58
отмечали, кончилась неудачей. Но и опыты русских коммунаров не дали заметных
позитивных результатов. Цель их заключалась не в том, чтобы навсегда осесть
в США, а в том, чтобы, накопив опыт, получив американское гражданство,
вернуться в Россию м.
Большой интерес представляют наблюдения русских революционеров над
американским образом жизни, американским менталитетом64 65. В феврале 1879 г.
Н. Чайковский сделал в дневнике следующие записи: «И откуда у этого народа —
американского фермера или рядового рабочего берется столько энергии и вы¬
носливости; для чего ради он гнет спину, спрашивается? Нужда гонит — говорят
одни; деньги делает — говорят другие; свою жизнь делает — говорят третьи»б6.
Далее следуют размышления Чайковского, его попытка разобраться во внутреннем
мире американского труженика, к которому он испытывал несомненную симпатию,
но вместе с тем не сводил все только к сугубо материальному стимулу. Чайковский
подчеркивал: «Из универсального Духа явились идеи, принцип сущности, а из
этого выросли меновые ценности, всесильные покупательные фетиши — доллары.
Но и это мало, самый Дух со всеми вышеописанными его видоизменениями
подлежит поверке жизненного опыта» 67 68.
Чайковский поехал в Северную Америку, увлекшись идеями А. К. Маликова,
с которым он столкнулся в Орле. В США он приехал вместе с семьей в 1875 г.
и пробыл там до 1879 г. Четырех лет ему было вполне достаточно, чтобы изучить
страну и ее типичных представителей. Особенно близко он познакомился с
простыми американскими тружениками.
В США он сотрудничал с В. Фреем (настоящая фамилия — Гейнс), выходцем
из России, проповедником «религии человечества». В. К. Гейнс, увлекшись идеей
создания коммун в Северной Америке, вышел в отставку и отказался от карьеры
военного. Математик, философ, последователь Огюста Конта, он некогда был
близок к «Земле и воле» и ратовал за коллективную собственность. Переписывался
со Львом Толстым, который оставил следующие слова о Фрее: «Это один из
самых замечательных людей нашего времени» 5*. В письме Фрея Лаврову от
2 октября 1874 г. есть примечательные слова, перекликающиеся с мнением
Судзиловского: «Вообще у русских недостаточно развилась еще созидающая
способность. Краснобаи на словах, они куда как плохи, когда приходится осу¬
ществлять свои теории на практике. А отсутствие энергии и упорства в достижении
делает их еще более смешными реформаторами»69.
Чайковский работал в земледельческой коммуне в Канзасе, около года в
качестве простого чернорабочего трудился на заводах, был плотником на верфи
и сахарной фабрике в Филадельфии, а также около года провел в религиозной
64 Там же, с. 69—70.
65 Подробнее об откликах русских путешественников, посетивших Америку в 70—80-х годах см.:
Куропятник Г. П. Указ, соч., с. 84—91; Малькова И. К. История и политика США на страницах
русских демокрадоческих журналов «Дело» и «Слово».— Американский ежегодник. 1971. М., 1971,
с. 273—294.
66 ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 2, л. 65.
67 Там же, л. 68.
68 Цит. по: Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 417. Подробнее о коммуне Фрея см.
Куропятник Г. П. Указ, соч., с. 93—104.
69 ГАРФ, ф. 1762, оп. 4, д. 456, л. 2. Возможно, К. Гейнс был автором письма от 6 октября
1869 г., перехваченного охранкой и предназначенного Д. А. Богданову в Киеве, намеревавшемуся
также отправиться в Америку. В этом письме, среди прочего, писалось, что «учение Чернышевского
не пропало даром», что автор письма желает подготовить статью, цель которой «ознакомить читателей
с историей социализма в Америке». Среди тех, кто находился уже в Америке, упоминается некий
Панфилов, видимо, артиллерийский офицер, служивший прежде в Киеве. Автор письма подчеркивал:
«Всякий у нас на Руси думает о том только, чтобы исправить других, всякий считает себя каким-то
мессией, а на деле оказывается, что он ни за что не сумеет приняться, когда потребуют от него не
слов, а дела. В Америке можно научиться делу; мы здесь приучимся твердо держаться на своих
ногах, не прикидываясь гнусным званием барина».— ГАРФ, ф. 109, on. 1, д. 412, л. 2об—3.
59
общине «шекеров»70. Он был образованным человеком. В отличие от многих
своих соратников, не успевших окончить институт, он еще в 1872 г., по завершении
Петербургского университета, получил степень кандидата естественных наук.
При всем том, что известное подпольное общество неправомерно называлось
обществом «чайковцев», Чайковский, как справедливо отмечает автор наиболее
крупной работы об истории этой организации Н. А. Троицкий, несомненно,
принадлежал к видным ее членам 71.
Американская действительность стала для него хорошей жизненной школой,
но его тянуло поближе к России. Одно время он хотел обосноваться в Румынии,
где-нибудь около Ясс, о чем писал 6 декабря 1878 г. Судзиловскому72. Но
переехал он не в Юго-Восточную Европу, а сперва во Францию, в Париж, затем
в Англию. Его записки о Северной Америке, а также письма того времени
заслуживают внимания как важный источник о пребывании в Америке русских
эмигрантов, о том, как они мыслили общественное устройство в России, сопо¬
ставляя особенности развития двух стран. Они мыслили переделку России на
народных традициях, прежде всего на общинном владении землей. Впрочем,
степень их знакомства с США была различной. Одни, как Чайковский, познали
на себе всю тяжесть физического труда, другие находились здесь короткое время
проездом. От общего числа русских эмигрантов — 150—200 человек — на начало
80-х годов «американцев», согласно данным исследователей, было лишь 15—20
человек 73.
Ценный источник о пребывании русских революционеров в Америке — ма¬
териалы Л. Б. Гольденберга. Приехав в Нью-Йорк 12 января 1885 г., он уже
через три дня устроился работать в фирму Томаса Эдисона. Сам Гольденберг
был подготовленным электротехником и до этого уже успел поработать у русского
физика П. Н. Яблочкова в Париже 74.
В США переселился М. Г. Арон зон, участвовавший в работе революционных
кружков в Киеве, а затем очутившийся в Берлине, где осенью 1878 г. был
арестован в составе группы социалистов. Отбыв небольшой срок тюремного
заключения, он был выслан за пределы Германии, проживал в Швейцарии, а
затем оказался в Северной Америке, где работал врачом. Аронзон женился на
сестре немецкого социал-демократа Э. Бернштейна 75. Ф. В. Волховский побывал
в США лишь проездом, бежав из заключения, которое он отбывал в Сибири 76.
Я. Девятников, прежде чем поселиться в Северной Америке, был выслан в
Восточную Сибирь и принимал участие в работе петербургских революционных
кружков77. Проживал некоторое время в США Э. А. Кобыл янский, участник
польского и российского революционных движений 78. Из Сибири бежал в США
и пробыл там с 1890 по 1894 г. и Е. Е. Лазарев. Обосновался он в городе
Мильвоке под фамилией Бровинского, сотрудничал с Д. Кеннаном. Об этом
70 Деятели революционного движения, т. II, с. 1921.
71 Троицкий Н. А. Первые из блестящей плеяды. Большое общество пропаганды 1871—1874
годы. Саратов, 1991, с. 66—68.
72ГАРФ\ ф. 5805, оп. 2, д. 211, л. 35.
73 Черненко А. М. Указ, соч., с. 15. В Америке был создан ряд различного рода русских обществ,
не только революционных. В Чикаго было организовано Русско-американское дружество, получившее
24 мая 1886 г. правительственное разрешение.— Общее дело, Женева, № 97, май 1887 г., с. 11.
Задолго до этого общества в Нью-Йорке 1 марта 1872 г. был создан из русских переселенцев Русский
кружок взаимного вспомоществования. Кружок включил в свой состав переселенцев из России, имел
свой устав, утвержденный общим собранием. Среди членов кружка были активные участники
революционного движения в России. Состав кружка см. ГАРФ, ф. 109, оп. 157, д. 177, л. 15.
74 ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 157, л. 45, 47, 49.
75 Деятели революционного движения, т. II, с. 56.
76 Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 423.
77 Деятели революционного движения, т. II, с. 342.
78 Там же, с. 593.
60
Кеннан сообщал в письме Степняку-Кравчинскому 15 апреля 1891 г.79 Лазарев
проживал в Денвере и оказывал содействие Кеннану в издании его книги «Сибирь
и ссылка». Там же, в Денвере, он сблизился с госпожой Секстон, которая
помогала ему и другим русским революционерам в организации «Общества
американских друзей свободы в России» 80. Секстон и Кеннан, будучи либералами,
сотрудничая с русскими революционерами, имели с последними идейные разно¬
гласия. Это отмечали Степняк-Кравчинский и Гольденберг 81. В США проживали
также О. В. Кананова, урожденная Палицина, и ее супруг П. П. Объедов 82.
Участник революционного движения на Украине Я. Б. Роморо, живший
первоначально в Париже, а затем под именем Филиппа Кранца в Лондоне,
издавал журнал «Арбайтер фройнд», известен своим участием в социалистическом
движении еврейских рабочих в США83. Другой украинский революционер,
П. М. Федоров, бежавший из Сибири и живший во Франции, Швейцарии,
Румынии, Болгарии, а затем вместе с Войничем переехавший в Англию, в 1891 г.
по поручению «Фонда вольной русской прессы» отправился в Нью-Йорк 84. Там
ему было поручено организовать революционную группу и участвовать в издании
социалистической газеты «Прогресс». В 1891 г. в Нью-Йорке вышел ее первый
номер. В этом городе газета издавалась с декабря 1891 г. по март 1892 г. После
15-го номера издание было приостановлено и возобновилось в мае 1893 г. уже
в Чикаго. Всего вышлд 29 номеров, последний из которых появился в марте
1894 г.85 Руководящую роль в издании этой газеты играли И. А. Гурвич,
Я. М. Гордин и В. Жук (В. П. Маслов-Стокоз). Последний подключился к
революционному движению в середине 80-х годов, оказавшись в эмиграции, жил
в Швейцарии, Сербии86, а летом 1890 г. переехал в США, где поселился в
Балтиморе, работая на фабрике кружев. В октябре того же года переехал в
Нью-Йорк, сблизился с кружком Гурвича и начал принимать участие в издании
газеты «Прогресс» 87. В этой газете участвовал также В. Л. Бурцев, А. Гончаренко,
В. К. Дебогорий-Мокриевич, Н. Н. Кашинцев, Б. Н. Кричевский, Г. М. Баламез
и другие политэмигранты из России.
В Северную Америку перебрался, спасаясь от преследований царских властей,
доктор медицины Э. С. Черневский 88. Почти десять лет прожил в США один
из видных народников, последователь Лаврова М. И. Янцын. Бывший артилле¬
рийский офицер, участник Хивинского похода, он был одним из наборщиков
газеты «Вперед». В США работал простым рабочим, сблизился с Кеннаном 89.
Судьбы эмигрантов складывались по-разному. В. С. Щербачев, активно со¬
трудничавший с русскими эмигрантами в Швейцарии в начале 70-х годов, еще
до этого выезжал в Северную Америку и имел там табачную плантацию.
79 Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 297; см. также: ГАРФ, ф. 102, оп. 92, д. 635,
ч. I, л. 18—20. К августу 1893 г. относится одно из писем Гольденберга Чайковскому, где сообщалось
о встрече в Чикаго с Лазаревым, который остался без работы и ругал американцев и себя за то,
что «променял Сибирь на эту проклятую».— ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 157, л. 67об.
80 Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 426.
81 Там же, с. 427.
82 Деятели революционного движения, т. II, с. 540, 1059.
83 Там же, с. 1354.
84 П. Федоров под фамилией Берг одно время работал механиком на одном из заводов Нью-Йорка.—
ГАРФ, ф. 505, on. 1, д. 14, л. 45об.
85 Сводный каталог русской нелегальной и запрещенной печати XIX века, т. VI. М., 1971,
с. 851—852.
86 ГАРФ, ф. 533, on. 1, д. 1234.
87 Там же, ф. 505, on. 1, д. 14, л. 45об.
88 Деятели революционного движения, т. II, с. 1945.
89 Там же, с. 2143.
61
Вернувшись в Россию, он поступил на службу в министерство земледелия".
А. Коган, эмигрировавший из России в 1882 г., проживал затем в Нью-Йорке 90 91,
К. Кживковский переехал туда в 1888 г.92, перебрался в Нью-Йорк после
эмиграции в 1882 г. и А. Н. Науберт93. В свою очередь Е. Ю. Гордон переехала
из Парижа в Америку в 1892 г.94 С 1880 г. жил в США А. Либерман,
подвергшийся в Берлине судебному преследованию за социалистическую пропа¬
ганду. В 1886 г. там обосновался М. Линтварев95. В Северную Америку
эмигрировал и проживал в 90-е годы в Нью-Йорке А. И. Загильский, по
сведениям российского департамента полиции, связанный с эмигрантскими
революционными кругами 96.
В архивных источниках содержится материал и о других выходцах из России,
обосновавшихся в Америке и сотрудничавших с российской революционной эмиг¬
рацией — Попове, Мошковиче, Нисензоне, Сомовой, Надеине, А. М. Еваленко,
Е. А. Линевой и др.97 Кратковременно побывали в Америке и такие деятели
российского общественного движения, встречавшиеся с эмигрантами, как В. Г. Ко¬
роленко, С. Д. Протопопов, А. Н. Энгельгардт, Н„ М. Ядринцев 98 *.
К концу XIX в. в США сложился сильный центр российской революционной
эмиграции. Один из его деятелей, впоследствии вернувшийся в Россию, Фрейфель
отмечал: «Американская эмиграция является совершенно своеобразной и резко
отличается по своему бытовому положению, по своим общим условиям жизни
и работы от эмиграции западно-европейской» ".
Помимо связей с соотечественниками на основании материалов, находящихся
в нашем распоряжении, можно говорить о довольно широком круге знакомых,
который имели в США участники российского революционного движения. По¬
казательна в этом смысле поездка в США С. М. Кравчинского, хорошо иссле¬
дованная и освещенная в литературе. Она преследовала несколько целей: нала¬
живание связей с русскими эмигрантами, сбор денег в помощь революционной
России в целях поддержки русской зарубежной печати и расширение круга
знакомств среди самих американцев. Еще до приезда Кравчинского в Северную
Америку российскими делами заинтересовался Марк Твен. Толчком к этому
послужили лекции Кеннана, а также знакомство с книгой Кравчинского «Под¬
польная Россия». Не позднее октября 1890 г. Марк Твен отправил короткое
письмо в редакцию газеты «Фри Раша», где писал: «Я весь с вами». Он пообещал
90 Кулябко-Корецкий Н. Г. Из давних лет. М., 1931, с. 42—43; Деятели революционного движения,
т. II, с. 2077.
91 Хроника социалистического движения в России. 1878—1887 гг. M., 1907, с. 329.
92 Там же.
93 Хроника..., с. 330.
94 Деятели революционного движения, т. III, с. 858.
95 Хроника..., с. 33.
96 Деятели революционного движения, т. III, с. 1462. В Америку переехал ряд деятелей осво¬
бодительного движения, принадлежавших к различным национальностям страны. Так, туда бежал
учащийся Тифлисской духовной семинарии Латашвили, сосланный на каторжные работы в 1886 г.—
Листок 2-ой. Лондон, 1894, с. 1. Газета русских революционеров в США «Фри Раша» сообщала,
что 200 тыс. литовцев, поселившихся в США, «готовы примкнуть к русскому освободительному
движению за границей».— Там же. При этом они исходили из решения массового митинга литовцев
в Пенсильвании, имевшем место 28 января, где было принято решение «вступить в тесный и
дружеский союз с друзьями свободы в России».— Листок 3-й, Лондон, 1894, с. 6; см. также: Листок
5-й. Лондон, 1894, с. 3. В США был создан ряд польских обществ, основанных также и выходцами
из России. В конце 80-х годов был организован Союз Северо-Американских Соединенных Штатов.—
ГАРФ, ф. 102, оп. 85 (1888), д. 763, л. 47—49. Были в Северной Америке и российские колонии
другого рода, например, в Нью-Йорке находилась колония русских профессоров, которые избегали
встреч с русскими революционными эмигрантами.— ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 157, л. 66.
"ГАРФ, ф. 580, on. 1, д. 157, л. 1—91.
98 Там же.
"Там же, ф. 533, on. 1, д. 390, л. 1.
62'
сотрудничать с ними. Предупредив, что человек он тяжелый на подъем, Марк
Твен подчеркнул: «Я не выкину это дело из головы и из сердца ни на минуту» |0°.
В Америке Кравчинский выступил с циклом лекций на различные темы.
Осиас Понд, директор Лекционного агентства в Бостоне, в распространенном
накануне выступлений Кравчинского специальном анонсе объявил о первом
появлении в Америке «знаменитого лидера русской революционной партии»
Сергея Степняка (псевдоним Кравчинского), при этом перечислялись его книги
и давалось название тем лекций. Среди них специальная лекция о нигилизме,
его прошлом и перспективах, о сибирской ссылке, о Толстом как романисте и
социальном реформаторе * 101 *. Одновременно Джордж Кеннан опубликовал статью
в газете «Бостон геральд», где в весьма благожелательных тонах представлял
русского революционера американской публике |02.
Кравчинский прибыл в Америку в конце 1891 г. вместе с супругой и выступил
во многих городах США — в Бостоне, Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне, Буффало,
Блумингтоне, Питсбурге, Миннеаполисе, Провиденсе, Индианаполисе, Цинцин¬
нати и др. 103 * Помимо упомянутых им затрагивались и другие темы: о русских
женщинах, в том числе о художнице Марии Башкирцевой и других участницах
революционного движения; о Тургеневе, о преследовании евреев в России. Лекции
Кравчинского воспринимались по-разному, не везде публика увлекалась ими,
поскольку состав слушателей был очень неоднороден и далеко не все из при¬
сутствовавших разделяли социалистические взгляды автора. Кеннан, однако,
считал, что «сезон Кравчинского» в Америке в целом прошел успешно, да и
сам размах лекционной деятельности российского революционера являлся по тем
временам событием неординарным. Круг американских знакомых Кравчинского
значительно расширился. Уже в Бостоне, первом пункте своего маршрута, он
познакомился с американским писателем Вильямсом Хоуэллсом, тот побывал на
лекции Кравчинского о Льве Толстом и высказал пожелание организовать по¬
вторное выступление. Известно любопытное суждение Хоуэллса о Кравчинском,
изложенное в письме к отцу: «Он один из самых интересных и замечательных
людей, один из тех умов, которые, кажется, принадлежат к другим расам, чем
наша» |04. В свою очередь Кравчинский в письме к Хоуэллсу писал о своем
«диком восторге» от уникальной личности Марка Твена, с которым он лично
познакомился уже в бытность в Америке 105. Твен, уже прочитавший к тому
времени «Подпольную Россию», послал автору книги восторженное письмо,
датированное 23 апреля 1891 г., неоднократно публиковавшееся в нашей лите¬
ратуре в русском переводе, где приходит к выводам, близким уже упоминавшемуся
высказыванию Хоуэллса. Твен писал: «Какое величие души! Я думаю, только
жестокий русский деспотизм мог породить таких людей! По доброй воле пойти
на жизнь, полную мучений, и в конце концов на смерть только ради блага
других — такого мученичества, я думаю, не знала ни одна страна, кроме России.
История изобилует мучениками, но, кроме русских, я не знаю таких, которые,
отдавая все, совсем ничего не получали бы взамен» 106.
Одним из результатов поездки Кравчинского в Америку стало создание в
этой стране «Общества друзей русской свободы». В организации его приняли
деятельное участие писательница Лилли Уаймен, высоко ценившая русского
революционера, полковник и писатель Томас Хиггинсон, командовавший во
*°°Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 290.
101 Там же, с. 425—426.
,02Там же, с. 478.
103Хомяков В. А. Поездка С. M. Кравчинского в Америку.— Научные доклады высшей школы.
Филологические науки. M., 1963, с. 167—173.
,<мТам же, с. 169.
,05Там же, с. 170.
106Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 298.
63
время войны Севера и Юга первым негритянским полком, Джордж Кеннан,
Марк Твен и ряд других общественных деятелей Америки|07. Специальный
организационный комитет принял обращение «К американскому народу, к друзьям
русской свободы», написанное Кравчинским и подписанное членами комитета.
Члены общества поддерживали издание «Фри Раша» и осуществляли сборы
средств для помощи сибирским ссыльным |08.
Супруги Кравчинские пробыли в США с конца декабря 1891 г. по конец
мая 1892 г., т. е. пять месяцев. Эта поездка была важным событием в жизни
русской эмиграции и способствовала популяризации народнических идей в США.
15 мая Кравчинскому удалось провести в Нью-Йорке большое собрание Общества
друзей русской свободы 109. У Кравчинского появилось множество новых знакомых
и помощников. С некоторыми из них он продолжал поддерживать отношения и
по возвращении в Англию и даже собирался вновь посетить Америку. Лилли
Уаймен написала о поездке Кравчинского подробные воспоминания под названием
«Сергей Степняк в Америке»; они были присланы вдове Кравчинского после
трагической кончины ее мужа, но опубликованы впервые лишь в 1968 г. 110 111 * 113 * * Сам
же КравЧинский собирался написать книгу под названием «Американские встре¬
чи», но успел подготовить лишь небольшую рукопись, которая была началом
этой книги и носила название «Моя поездка в Америку» 1,1.
К активным членам Общества друзей русской свободы принадлежали люди
самых различных политических убеждений: американский издатель и публицист
Фрэнсис Гаррисон, поддерживавший с Кравчинским оживленную переписку "2,
и епископ Массачусетса, бостонский проповедник Филипп Брукс пз, и многие
другие ,|4. Далеко не все из них разделяли социалистические взгляды русских
революционных эмигрантов; они руководствовались прежде всего принципами
гуманизма и представлениями об элементарных человеческих правах. Но при
всем этом поездка Кравчинского оказалась значительно более успешной, чем
аналогичная поездка Гартмана, состоявшаяся на десять лет раньше. Одним из
важных ее результатов стало налаживание связей русской революционной эмиг¬
рации, в частности Кравчинского, с Социалистической рабочей партией США,
интерес к которой проявил еще в конце 70-х годов Чайковский ,|5. Примечательно,
что летом 1893 г. организационный комитет этой партии, основанной еще в
1876 г. под названием Рабочая партия США, выразил желание встретиться с
Кравчинским на втором конгрессе II Интернационала в Цюрихе или получить
от него сообщение о состоянии социалистического движения в России. Не имея
возможности выехать в Швейцарию, Кравчинский не позднее августа 1893 г.
написал на английском языке подробное письмо к американским социалистам,
где изложил свои взгляды на ситуацию в России и предрекал великое будущее
русскому рабочему классу. Помимо прочего, он написал: «Продолжительность
,07По этим вопросам имеется довольно значительная литература на русском и английском языках.
См.: Соколов А. С. Указ, соч.; Милославская С. К. Уильям Дин Хоуэлле и русская литература.
М., 1975; Маламед Е. И. Джордж Кеннан против царизма. M., 1981; его же. Русские университеты
Джорджа Кеннана. Иркутск, 1988; Журавлева В. И. Проблемы политической и социальной жизни
России конца XIX века в общественном мнении США. М., 1992; Jane Е. Good America and the
Russia Revolutionary Movement 1888—1905.—The Russian Review, v. 41, № 3, July 1982. Stanford
(California), p. 273—287.
lQ*Tąpamyma E. С. Степняк-Кравчинский— революционер и писатель. М., 1973, с. 457.
,<м>Гам же, с. 458.
110 Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 351—362, 438.
111 Там же, с. 438.
,,2Там же, с. 302—308, 320—321.
113Там же, с. 428.
Хомяков В. А. Указ, соч., с. 172.
||5ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 2, л. 70об.
64
рабочего дня, нищета рабочих, смертность среди детей и взрослых — все явления
экономического порабощения народа распространены в России гораздо более
широко, чем где-либо в Европе» нб. И несколько дальше Кравчинский посчитал
нужным отметить следующее: «Революция не умерла в России. Она даже не
погружена в дремоту. Брожение все сильнее распространяется во всех направ¬
лениях, и каждое крупное событие может вызвать всеобщий взрыв» ,|7.
Итак, Кравчинский сумел привлечь внимание американской общественности
к русским революционерам и наладил определенные контакты с общественными
деятелями США и даже сумел привлечь их к сотрудничеству. Важным результатом
переселения русских революционеров в Северную Америку стало участие в
американском общественном, прежде всего в социалистическом и рабочем, дви¬
жении русских эмигрантов. Это С. Е. Шевич, В. А. Столешников, А. О. Коган,
Л. С. и Е. С. Бандас, М. Гилькович, С. Поляк, В. П. Маслов-Стокоз, И. А. Гурвич,
С. М. Ингерман и др. * 118 * В 1887 г. Шевич был избран в Национальный комитет
Социалистической рабочей партии США. Гурвич, известный экономист, пересе¬
лился в США в 1889 г., преподавал философию в Нью-Йоркском университете
и статистику — в Чикагском. Одновременно Гурвич принимал участие в соци¬
ал-демократическом и профсоюзном движениях США. Именно в Нью-Йорке
вышла в 1892 г. его книга «Экономическое положение русской деревни». По
приезде в Нью-Йорк Гурвич сотрудничал с образованным здесь Русским рабочим
обществом саморазвития. Как он сам впоследствии писал, оно также называлось
Минским рабочим обществом, поскольку из его 35 членов 32 были выходцами
из Минска. В канун 1891 г. ими был устроен «бал минских социалистов», на
который были приглашены все, кто когда-либо участвовал в минских кружках.
Собралось, как писал Гурвич, 100 человек ,|9.
Среди российских эмигрантов в США были люди различных специальностей
национальной принадлежности, политической ориентации 12°. Некоторые из них
укоренились в США и начали рассматривать себя как часть американского
народа, активно участвуя в местном общественном движении. Но были и такие,
которые, пробыв в Америке некоторое время, затем возвращались на родину, в
Россию. Шесть лет, с 1888 по 1894 гг., пробыл в США, проживая в Нью-Йорке
на положении политического эмигранта, слесарь Путиловского завода Ф. А. Во¬
робьев. Впоследствии он вернулся в Россию и был привлечен к делу о Петер¬
бургском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» 121. Значительно, поз¬
днее, в 1917 г., удалось вернуться в Россию Б. И. Рейнштейну, активному
народовольцу-восьмидесятнику. В США он попал в 1892 г. после того, как
некоторое время прожил в Швейцарии, а также побывал в Германии и Франции,
где ему довелось присутствовать на первом конгрессе II Интернационала в 1889 г.
Высланный из Франции, Рейнштейн выехал в Америку, там он стал активным
и6Степняк-Кравчинский С. М. Указ, соч., с. 323.
1,7Там же, с. 325. Кравчинский оказал значительное влияние на умы американского общества.
Однако он был не единственным российским революционером, пользовавшимся популярностью в
этой стране. В конце XIX в. в CLLLA вышло три английских издания романа Н. Г. Чернышевского
«Что делать?».— Чернышевский Н. Г. Что делать? Л., 1975, с. 864; По воспоминаниям Тверитинова,
в Нью-Йорке был созван митинг по случаю смерти Чернышевского, на котором было решено
поставить памятник писателю в Нью-Йорке, для чего был организован сбор денег.— Тверитинов А.
Об объявлении приговора Н. Г. Чернышевскому. СПб., 1906, с. 86—87. Об отношении к Чернышевскому
в США свидетельствует тот факт, что по случаю годовщины его смерти выходцы из России устроили
в 1890 г. митинг в одном из залов Нью-Йорка, рассчитанном на 5 тыс. мест, но многие желавшие
на нем быть не смогли туда попасть, поскольку зал был переполнен.— ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 157,
л. бОоб.
118Черненко А. М. Указ, соч., с. 15—16.
,,9Там же.
,20О различных беглецах из России, попадавших в Америку, см., например, письма Н. М.
Бабада.— ГАРФ, ф. 5799, on. 1, д. 9, л. 1—5.
121 Деятели революционного движения, т. V, с. 31—33.
3 Новая и новейшая история, № 2
65
деятелем Социалистической рабочей партии США» более того, являлся членом
ее ЦК, представлял ее на международном уровне, выступал как журналист,
активный агитатор пг.
В 1893 г., по данным департамента полиции, в Нью-Йорк переехал Е. Е. Ла¬
зарев, вместе с которым были два молодых революционера, прибывших из
России — А. И. Ермасов и В. А. Ионов. Впоследствии они вновь вернулись на
Европейский континент, побывав в Англии и Франции, где поддерживали связи
с тамошней русской революционной эмиграцией ,23.
Выходцы из России, в первую очередь бывшие революционеры, прибыв в
Северную Америку, стали в конце XIX в. играть весьма заметную роль в местном
социалистическом движении. Примечательно, что, будучи по взглядам народни¬
ками, прежде всего народовольцами, они в американских условиях, как правило,
склонялись к социал-демократизму. В 80-х — начале 90-х годов некоторые из
российских эмигрантов занимали как бы промежуточное положение между на¬
родничеством и марксизмом, но все больше среди них было уже ярко выраженных
социал-демократов. Е. С. Бандас, в 80-х годах он работал в виленских револю¬
ционных кружках, в 1884 г. эмигрировал в Швейцарию, а в 1886 г. переехал
у Нью-Йорк и под именем Луи Миллера подключился к работе местной российской
революционной колонии. На первом конгрессе II Интернационала он представлял
в 1889 г. организованных еврейских рабочих Америки. В 1894 г. он участвует
в основании социалистической газеты «Абендблатт», а в 1897 г. стал одним из
основателей еврейской социалистической газеты «Форвертс». Он и его брат Лев,
скончавшийся в 1889 г., одновременно принимали участие в делах русской
революционной эмиграции, работая, в частности в газете «Знамя» — эмигрантской
рабочей газете, издававшейся в Нью-Йорке и заметно тяготевшей к социал-де¬
мократизму ,24.
Таким образом, к концу XIX в. заметно возросла роль США как места, где
разворачивалась деятельность российских революционеров. С 80—90-х годов
сложился американский центр российской эмиграции, уступавший по своей
значимости западноевропейскому, но тем не менее заметный по своей роли в
общем эмигрантском комплексе.
Русские колонии в Северной Америке имели связи с аналогичными колониями
во Франции, Англии, Швейцарии, а также в странах Юго-Восточной Европы.
В начале 90-х годов В. Бурцев, находясь в Болгарии, в одном из писем к
Кравчинскому сообщил об издании в Софии в переводе И. Кашинцева одной
из книг Кеннана122 123 * 125. Несколько позднее он же сообщил о получении им из
Нью-Йорка письма от своих сибирских приятелей Фурера и Гольденберга ,26. С
Балканами поддерживали связь и другие деятели революционного движения,
оказавшиеся в Америке: Объедов и Палицина, Маслов-Стокоз, Ингерман и др.
Таким образом, русская эмиграция из первых рук получала сведения о положении
дел в той или иной стране, что имело значение при выработке революционной
стратегии и тактики. Так, русские революционеры в полной мере учитывали
особенности политической жизни в Америке и вовсе не считали необходимым
применять там те же революционные приемы, что и в России. Наглядным
свидетельством этого стало решение Исполнительного комитета «Народной воли»
122Черненко А. М. Указ, соч., с. 29; ГАРФ, ф. 102, оп. 88, д. 312, т. I, л. 5.
123 Меньшиков Л. П. Охранка и революция. К истории тайных политических организаций в
России. Часть I. Годы реакции. М., 1925, с. 403.
,24Деятели революционного движения, т. III, с. 176—177. Вообще, значительным событием в
жизни местной русской революционной колонии стало создание и деятельность Нью-Йоркского
отделения фонда Вольной русской прессы, тесно связанного с главным его центром, располагавшимся
в Лондоне. Материалы Нью-Йоркского отделения Фонда вольной русской прессы см.— ГАРФ,
ф. 5799, оп. 1—2.
’^Российский государственный архив литературы и искусства, ф. 1158, on. 1, д. 223, л. 19.
,26Там же, л. 28об.
66
от 10(22) сентября 1881 г. по случаю покушения на президента США
Д. А. Гарфильда.
В обращении писалось следующее: «Выражая американскому народу глубокое
соболезнование по случаю смерти президента Джемса Авраама Гарфильда, Ис-
полнйтельный комитет считает долгом заявить от имени русских революционеров
свой протест против насильственных действий, подобных покушению Гито ♦. В
стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбе, где
свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей,—
в такой стране политическое убийство как средство борьбы — есть проявление
того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своею
задачею. Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосудительны,
и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против на¬
силия» ,27.
Оставляя в стороне некоторый идеализм оценок политического строя США,
отдадим должное готовности авторов воззвания мыслить конкретно-исторически
и принципиальному неприятию ими политического террора в условиях парла¬
ментской демократии. Кстати, в лице Гарфильда, сына бедного фермера, в
молодости работавшего простым рабочим, американцы избрали президентом стра¬
ны сторонника политических свобод и противника рабства. Вне сомнений, на¬
родовольцы хорошо знали биографию человека, который во время войны Севера
и Юга воевал на стороне северян и дослужился до чина бригадного генерала.
Российские революционеры не идеализировали политический строй США, но
видели в нем большие преимущества перед самодержавным устройством. Многие
деятели российской революционной эмиграции принимали американское граж¬
данство, причем не обязательно те, кто решил обосноваться в этой стране до
конца жизни. 21 марта 1874 г. принял гражданство США проживавший тогда
в Нью-Йорке Л. И. Мечников ,28. Американское гражданство принял и Н. К.
Судзиловский, первый раз побывавший в Америке весной 1875 г. * * * 129 * С августа
1887 г. он обосновался здесь на более продолжительное время, сначала в Нью-
Йорке, затем в Сан-Франциско, где вместе с супругой Л. В. Шебеко занялся
медицинской практикой. По свидетельству очевидцев, под именем Джон Руссель
Судзиловский стал самым популярным врачом в Сан-Франциско. Однако он не
прервал связей с российским революционным движением и активно сотрудничал
в Америке с представителями российской революционной эмиграции, поддерживал
в США связи с Е. Лазаревым, И. Гурвичем и другими эмигрантами, оказывая
им существенную помощь. Впоследствии он перебрался на Гавайские острова,
где стал сенатором и даже президентом местного сената |3°.
Из других стран американского континента наибольшее внимание русской
эмиграции привлекла Аргентина. Там осел А. Я. Павловский, активист таган¬
Адвокат Гито совершил 2 июля 1881 г. покушение на Д. А. Гарфильда, нанеся ему смертельную
рану, от которой президент США скончался 19 сентября 1881 г.
Народная воля, № 6, 23 октября 1881 г., с. 1. Не все деятели революционного движения,
однако, позитивно встретили этот отклик лидеров народовольцев. Вот реакция Л. Гольденберга в
его письме Н. Чайковскому: «Как тебе нравится «Народная воля» с траурным ободком по поводу
смерти? Национал-либералы начинают уже проглядываться весьма ясно в нашей революционной
партии».— ГАРФ, ф. 5805, оп. 2, д. 157, л. 27.
,28Лш4шн А. К., Лишин О. И. Лев Мечников — революционный публицист и ученый.— Лите¬
ратурное наследство, т. 87. М., 1977, с. 461.
'29Иосько М. И. Николай Судзиловский-Руссель. Минск, 1976, с. 80—81.
|30Там же, с. 139—182; ГАРФ, ф. 5824, оп. 2, д. 150, л. 128; ф. 5805, оп. 2, д. 211, л. 9.
Личный фонд Н. К. Русселя-Судзиловского содержит множество материалов о его пребывании в
США, связях с другими русскими эмигрантами, обосновавшимися в этой стране, взаимодействии с
американскими общественными деятелями.— ГАРФ, ф. 5824, on. 1, д. 16, 19, 21, 66, 76, 190,
205—215 и др.
3*
67
рогского революционного кружка, проживавший затем во Франции 131 132 * * 35 136 * *. В Буэ¬
нос-Айресе он был директором агрономической школы ,32. В Аргентину выезжал
на некоторое время С. Я. Жеманов ,33. Жили там и некоторые другие выходцы
из России, так или иначе причастные к русскому освободительному движению.
В 1897 г. впервые посетил Новый Свет русский анархист П. А. Кропоткин.
В Торонто (Канада) состоялся съезд Британской научной ассоциации, членом
которой он состоял. После съезда Кропоткин совершил путешествие по Америке,
о котором мы можем судить по его канадским дневникам, а также по специальной
статье о поездке в Америку ,34.
Особый разговор — о пребывании в США первых российских марксистов и
вообще о связях с США группы «Освобождение труда». В их налаживании
большую роль сыграл С. М. Ингерман, выходец из России, бернский студент-медик,
«в лице которого,— как писал Аксельрод,— группа приобрела горячо убежденного
и довольно активного сторонника» ,33. Ингерман стал членом группы, а после
переезда в Америку оказывал ей значительную материальную помощь и под¬
держивал тесную корреспондентскую связь ,36. В 1889—1890 гг. Аксельрод опуб¬
ликовал в нью-йоркской рабочей газете «Знамя» ряд статей, в том числе и отчет
о международном социалистическом конгрессе 1889 г. в Париже, а еще в 1883 г.
в русском журнале «Дело» вышла его статья об учении американского экономиста
Г. Джорджа. В 1890 г. он обратился к русской социалистической группе в
Америке Саморазвитие, основанной в 1888 г., с просьбой оказать помощь забо¬
левшей легочной болезнью В. Засулич ,37. С 1891 г. ряд членов группы развернули
социал-демократическую пропаганду среди выходцев из России и образовали в
Нью-Йорке Русское социал-демократическое общество. Оно оказывало матери¬
альную помощь группе «Освобождение труда», а также Социалистической рабочей
партии США ,38. Примечательно, что если болгарские марксисты зазывали Пле¬
ханова в Болгарию, то члены Русского социал-демократического общества не¬
однократно предлагали ему переехать в Америку или на постоянное место
жительства, или, по крайней мере, для чтения лекций и агитации среди русских
эмигрантов, проживавших в различных городах США. На Цюрихском конгрессе
II Интернационала в 1893 г. Плеханов представлял петербургскую группу мар¬
ксистов и Русское социал-демократическое общество в Нью-Йорке139.
С конца 80-х годов среди русских политических эмигрантов в Америке все
большее распространение получают идеи социал-демократии. Социал-демокра¬
тическую направленность носила эмигрантская газета «Знамя», которая начала
издаваться в Нью-Йорке с 1889 г.140 Другая независимая русская газета «Прогресс»,
хотя и публиковала статьи отдельных социал-демократов, но в целом отрицательно
131 Его брат И. Я. Павловский, активно участвовавший в революционном движении 70-х годов,
также некоторое время проживал в США.— ГАРФ, ф. 109, оп. 230, д. 4832, л. 1—2.
132Хроника..., с. 331; Деятели революционного движения, т. II, с. ИЗО.
'33Тверитинов А. Указ, соч., с. 81. После 1880 г. в Сан-Сальвадоре обосновался брат известного
деятеля революционного движения В. В. Луцкого С. В. Луцкий, где преподавал историю и географию,
а затем был директором национального банка. Он переписывался со своим братом, находившимся
некоторое время в Болгарии и также одно время планировавшим свой переезд в США.— ГАРФ,
ф, 102, оп. 91, д. 1054, ч. 1, л. 1, 38; ч. 2, л. 21—22.
,34ГАРФ, ф. 1129, on. 1, д. 37—38. Статья имеется в деле 486; Пирумова Н. М. Петр Алексеевич
Кропоткин. M., 1972, с. 157.
i35Аксельрод П. Группа «Освобождение труда*.— Летописи марксизма, т. 6. М.—Л., 1928, с. 89.
136Литературное наследие Г. В. Плеханова, сб. 1. М., 1934, с. 246—250; Ascher A. Op. cit.,
р. 94—95.
,37Литературное наследие Г. В. Плеханова, сб. 1, с. 252.
*3*Черненко А. М. Указ, соч., с. 29.
,39Там же, с. 30. О Плеханове см. также: Тютюкин С. В. Политическая драма Г. В. Плеханова.—
Новая и новейшая история, 1994, № 1.
,40Сводный каталог русской нелегальной и запрещенной печати XIX века, с. 823.
68
относилась к Русскому социал-демократическому обществу. По этой причине от
сотрудничества с этой газетой отказался Плеханов 141. Особенно возросло влияние
социал-демократов на российских эмигрантов в США в начале XX в. Туда
приезжали Н. И. Бухарин, А. М. Коллонтай, А. М. Краснощеков (в будущем
председатель правительства Дальневосточной республики), Ф. И. Свидерский,
Л. Д. Троцкий и многие другие.
К концу XIX в. Америка уже не была для русских революционеров «герра
инкогнита». Здесь сложился довольно значительный центр российской полити¬
ческой эмиграции, тесно связанный с расположенными в разных штатах группами
российской трудовой эмиграции. Побывавшие здесь русские революционеры близко
познакомились с США и их народом, у них сложилось весьма взвешенное
представление о хозяйственном укладе и политическом устройстве этой страны.
Часть приехавших сюда выходцев из России работали простыми рабочими, другие
занимались сельскохозяйственными работами, создавали сельские коммуны; име¬
лись также преподаватели, ученые, медики, писатели, представлявшие демок¬
ратический лагерь эмиграции. Была решена задача создания собственного пе¬
чатного органа, о котором мечтал еще в 30-х годах В. С. Печерин,— начали
выходить такие издания, как «Свобода», «Прогресс», «Знамя», «Русские новости».
Русские эмигранты проявляют активность в сотрудничестве с местными органами
печати, поддерживали корреспондентские связи с различными изданиями в самой
России, выступая с публикациями по американской тематике. Революционное
движение России нашло признание таких видных американских общественных
деятелей, как Г. Ч. Кэри, Ч. Г. Лиленд, Марк Твен и другие, и определенную
денежную поддержку. Часть политэмигрантов оседала в США, но большинство
их рассматривало США как временное пристанище. Американский опыт интер¬
претировался по-разному, но подавляющее большинство эмигрантов, в том числе
и те, кто приехал в Америку с целью осуществления социалистических экспе¬
риментов, отмечало значительное отличие в русском и американском ментали-
тетах. Признавая опыт пребывания в США полезным для излечения традиционных
изъянов русской души, для овладения навыками американского трудолюбия и
деловитости, большинство политэмигрантов, отдавая должное Америке, в част¬
ности ее политическому строю, отнюдь не стремилось превратить Россию во
вторую Америку. Опыт пребывания в самой передовой стране капитализма не
убедил российских революционеров, что следует отказаться от социализма вообще
и «русского социализма» — в частности. Они верили в силу коллективного труда,
прежде всего в российских условиях. Обобщая американский опыт, выехавшие
в США публицисты и ученые, как правило, подчеркивали своеобразие истори¬
ческого развития России и тем самым вносили свой вклад в разработку теоре¬
тических воззрений российского революционного движения. Большинство русских
революционеров, оказавшихся в Америке, рассматривали свое пребывание там
как служение своему Отечеству. Не случайно после февраля 1917 г. многие
российские эмигранты вернулись на Родину и приняли самое активное участие
в революционных событиях. Американский опыт не был забыт. Приступив к
строительству нового строя, бывшие эмигранты хорошо сознавали необходимость
использования достижений Америки.
141 Черненко А. М. Указ, соч.» с. 21.
69
© 1994 г.
Э. Л. НИТОБУРГ
У ИСТОКОВ «ЧЕРНОГО» ХРИСТИАНСТВА
В США
Религия и церковь — важнейшие компоненты духовной культуры народа, а
их история — отражение истории самих людей. И это наглядно подтверждается,
когда речь идет об афроамериканцах в США. Как и белые американцы, они
исповедуют христианство и принадлежат в основном к тем же протестантским
конфессиям. Однако девять десятых черных американцев молятся отдельно от
белых, в своих — «черных» — церквах. В то время как в «белой» Америке церковь
была и остается одним из многих социальных институтов, в «черной» Америке
церковь с самого своего появления почти два века назад стала центром социальной
жизни, основным источником стойкости и выживания во враждебном социокуль¬
турном окружении.
В колониальную эпоху и в первые десятилетия независимости США крещеные
свободные негры, жившие в основном в городах (доля их тогда не превышала
8—9% всего негритянского населения страны), состояли в тех же приходах, что
и белые прихожане. Но поскольку к ним относились почти так же, как к
рабам — дискриминировали и сегрегировали, это вызывало их растущий протест.
В результате в 1794 г. на Севере, где рабство было запрещено, возникли две
первые независимые «черные» церкви — Африканская методистская епископаль¬
ная и Африканская протестантская епископальная, обе в Филадельфии. Вначале
они входили в соответствующие «белые» церковные организации, но уже в
первой четверти XIX в. негритянские церкви, созданные общинами свободных
негров ряда городов в северных штатах, объединились в независимые негритянские
организации. По религиозным доктринам, основным ритуалам и организации
они почти ничем не отличались от белых церквей.
Однако поскольку свободные негры в эпоху рабства составляли лишь небольшую
часть негритянского населения, специфика и характер «черного христианства»
в конечном счете оказались в немалой степени обусловлены почти двухвековым
рабством подавляющего большинства темнокожего населения. Между тем вплоть
до середины XVIII в. оно вообще оставалось вне христианства. Дело в том, что
рабовладельцы вначале отказывались обращать черных невольников в христи¬
анство, полагая, что христианин не может быть рабом. После того как в начале
XVIII в. руководство англиканской церкви официально подтвердило, что крещение
освобождает лишь душу раба, но не меняет его рабского статуса, они избегали
этого, не желая, чтобы рабочее время рабов уходило на религиозные наставления
и воскресный отдых. Массовая христианизация рабов на плантациях баптистскими
и методистскими миссионерами-проповедниками, начатая в последней четверти
XVIII в., развернулась в широких масштабах только в первой половине следующего
столетия. Поэтому в религии черных рабов, вынужденных принять христианство,
долгое время сохранялись элементы африканских верований, но не просто как
статичные «африканизмы», а пуская корни в новой почве, трансформируясь и
рождая то, что стали называть позже «черным христианством».
В отечественной исторической литературе существуют лишь отдельные фраг¬
менты в нескольких более широких по своей проблематике монографиях, по¬
священные религии и церкви американских негров. Что же касается религии
70
черных рабов, или так называемой «невидимой церкви» рабов, то она все еще
остается «белым пятном» в отечественной американистике. Между тем в США
проблеме «черного христианства» и, в частности, изучению характера религии
рабов в последние десятилетия уделялось особое внимание, появился ряд моно¬
графий, основанных на солидном круге источников, к сожалению, почти полностью
отсутствующих в российских книгохранилищах. Это внимание связано с развер¬
нувшимся еще в начале XX в. и затянувшимся на 80 лет принципиальным
спором между американскими историками, этнологами, социологами по поводу
степени распространенности «африканизмов» в религии черных, рабов и влиянии
их на всю последующую религиозную практику афроамериканцев.
Хотя африканцы, попавшие в качестве невольников в североамериканские
колонии Англии, а позже — в США, оказались лишены своего социального и
культурного наследия и вынуждены были принимать христианство, оно постепенно
стало религией, в которой рабы обрели возможность выражения своих самых
глубоких эмоций и чаяний. Эта религия помогла им адаптироваться к жесточайшей
системе плантационного рабства. Однако она, как убедится * читатель, заметно
отличалась от христианства белых американцев.
Накануне гражданской войны 1861—1865 гг. в США примерно 700—740 тыс.,
т. е. лишь около 19%, черных рабов считались членами христианских — главным
образом баптистских и методистских — церквей1. «Только меньшинство рабов
стало христианами,— пишет исследователь истории церкви Р. Т. Хэнди,— многие
же никогда не имели шанса послушать Евангелие, а другие сопротивлялись
религии белого человека, слова о любви и справедливости которой не находили
отражения в его делах... Некоторые рабовладельцы считали, что христианское
влияние делает черных более управляемыми, тогда как другие боялись^ что
любые религиозные наставления могут усилить беспокойство среди рабов»1 2.
В действительности дело обстояло не совсем так. Наибольшую возможность
стать членами церкви на плантациях имели рабы — домашние слуги и ремес¬
ленники. Полевые же рабы в отдаленных сельских районах такой возможности
зачастую не имели и оставались за пределами формальной структуры церквей.
Это не означает, однако, что они были полностью изолированы от христианства.
К середине XIX в. большинство рабов представляли собой людей второго, третьего,
а то и четвертого поколений, родившихся и выросших в Северной Америке.
Языковые и некоторые другие барьеры, мешавшие культурной ассимиляции,
уже не были столь непреодолимыми. Многие рабы были знакомы с элементами
христианства и без регулярного присутствия в церкви.
Африканцы отнюдь не были «примитивными» существами, имели развитые
системы религиозных верований и взглядов относительно своего места в природе
и обществе. «Африканская жизнь,— замечает нигерийский исследователь Д. Од-
жо,— вообще насквозь пропитана религией. Не будет преувеличением сказать,
что религия является не просто неким комплексом африканской культуры, но
катализатором других комплексов»3.
Оказавшись в состоянии психологического кризиса в связи с порабощением
и отправкой в Америку, африканцы были не просто детрайбализованы, т. е.
остались «без роду и племени». Порабощение в колониях разрушило их семейные
узы, религиозные верования и практику. Были уничтожены возможности вос¬
1 Alho О. The Religion of the Slaves. Helsinki, 1976, p. 58.
2 Handy R. T. A History of the Churches in the United States and Canada. Oxford, 1976, p. 208—209.
3 Ojo G. J. O. Yoruba Culture: A Geographical Analysis. London, 1966, p. 158.
71
создания социальной организации, которая позволила бы им сохранить, развивать
и увековечить африканские традиции и наследие африканской культуры. Раз¬
рушение их клановой и семейной организации лишало традиционные культы и
мифы всякого значения. Оказалось невозможным сохранить ритуалы и жрече¬
ство — средства выражения и поддержки африканской теологии и культовой
организации.
Некоторые рабы кончали самоубийством еще на работорговых кораблях во
время так называемого «среднего перехода» через Атлантический океан, другие
пытались сделать это уже в Северной Америке. Но абсолютное большинство
покорялось судьбе и в смятении искало смысл существования в мире белого
человека. Новая ориентация, хотя и не сразу, была представлена христианством
в том виде, в каком оно постепенно сообщалось рабам белыми проповедниками
либо хозяевами. Рабы, трудившиеся и жившие в тесной связи с белыми, оказались
под более сильным влиянием христианских учений и практики. Те же, которые
были изолированы от белых, продолжали включать в свою религиозную практику
африканские пережитки. «Черные,— писал в своем предисловии к книге идеолога
«черной теологии» Дж. Кона религиевед профессор университета Дюка Ч. Э.
Линкольн,— принесли с собой свою религию. Спустя некоторое время они приняли
религию белого человека, но не всегда выражали ее таким же образом, как
белый человек. Задачей черного человека — вероятно, это стало его судьбой —
было сформировать, воссоздать предложенную ему христианином-рабовладельцем
религию так, чтобы переделать ее, приблизив к чаяниям своей собственной
души, к своим собственным специфическим потребностям»4.
Не удивительно, что и некоторые северные аболиционисты, и южные рабо¬
владельцы одинаково сомневались в глубине христианского религиозного чувства
среди рабов. Многие плантаторы-южане, не обязательно рьяные расисты, полагали,
что религиозные службы черных невольников находятся в резком противоречии
с подлинным христианством. Белый пресвитерианский священник Р. Мэйллэрд,
побывав на молитвенном собрании рабов, был настолько шокирован его харак¬
тером, что писал: «Я бы мог спросить: какой же религией это является? И,
однако, я едва ли могу сомневаться в искренности и даже набожности возносивших
молитвы»5. В то же время многие аболиционисты, считая систему рабства настолько
ужасной и дегуманизирующей человека, что рабы просто не в состоянии понять
и усвоить христианское учение, также задавались вопросом — какого же рода
это христианство? И можно ли вообще считать религию рабов подлинным
христианством?
В 30—50-х годах XIX в. на крупных плантациях Юга многие рабовладельцы
строили для своих рабов часовни и молитвенные дома, где в присутствии хозяев
либо белых надсмотрщиков проводили еженедельные воскресные вечерние службы.
Однако эти усилия хозяев не вызывали у рабов особого энтузиазма, поскольку
лейтмотивом проповедей белых, да и многих черных проповедников были обычно
призывы к послушанию своему хозяину.
Религиозный опыт рабов, тем не менее, никоим образом не ограничивался
только видимыми структурами институционной церкви. Община рабов имела
свою собственную религиозную жизнь, и религия их была как «видимой», так
и «невидимой», формально организованной и стихийно адаптированной. Регу¬
лярная воскресная служба в местных церквах сосуществовала параллельно с
недозволенными либо дозволенными неформальными вечерними молитвенными
собраниями в поселках рабов. Проповедников, направлявшихся церковью и
нанятых хозяином, на многих плантациях просто не было и их заменяли
проповедниками-рабами. Хотя и не все рабы, принявшие христианство, были
4 Cone J. A Black Teology of Liberation. New York, 1970, p. 8.
5 Цит. no: Genovese E. D. Roll, Jordan, Roll. The World the Slave Made. New York, 1974, p. 214.
72
членами церквей, но основные доктрины, символы и видение жизни, пропове¬
дуемые христианством, большинству рабов были уже известны.
Посещая церковь, рабы всегда чувствовали себя скованными присутствием
белых, тенью белого контроля и поэтому обычно предпочитали богослужения
отдельно от белых всюду, где только могли. Но рабовладельцы панически боялись
заговоров и восстаний на плантациях и во многих штатах законы запрещали
всякие собрания рабов без надзора белых. А после жестоко подавленного круп¬
нейшего в истории рабства в США восстания под руководством черного раба-
проповедника Ната Тэрнера в 1831 г. наказания за нарушение этих законов
были еще более усилены. Тем не менее часть плантаторов, считая своих рабов
мирными и послушными, иногда разрешали дополнительные молитвенные со¬
брания, которые рабы обычно проводили вечером или ночью.
Один из современников, бывший раб Роберт Андерсон, оставил интервьюерам
из Фискского университета такое описание: «Мы собирались открыто летней
ночью, собирались вокруг большого костра, чтобы предохраниться от москитов,
и слушали проповеди наших проповедников иногда до полуночи. Пели, вопили,
молились. Обычно, когда проводили эти собрания, там бывал и народ с других
плантаций, а иногда белые гости, которые стояли снаружи круга и слушали
нашу службу»6-
Религиозная служба рабов отличалась такими чертами, как выкрики одобрения,
вопли, стоны и рыдания, раскачивание и танец, прострация и бормотание,
воспринимавшиеся как доказательство искренности и глубины веры. Один из
бывших рабов вспоминал: «Старый дом собраний был охвачен вдохновением.
Там был дух. Каждое сердце билось в унисон, как будто мы обратили свой
разум к Богу, чтобы сказать Ему о наших горестях здесь внизу. Бог видел нашу
нужду и пришел к нам»7 8.
Хотя барабаны во время служб были запрещены, прихлопывание ладонями,
притоптывание, пение с вопросами и ответами и танцы были стилем поведения,
связанным с одержимостью, как в Африке, так и в США Упомянутый уже
бывший раб Андерсон следующим образом описал этот стиль религиозного вы¬
ражения: «Цветные... имели свою, особую музыку, которая является в основном
скорее чередованием ритмов, чем написанной музыкой. Их музыка главным
образом является или была... своего рода ритмичным пением... Рассказы из
Библии были переложены на слова, пригодные для музыки, уже используемой
цветными людьми. Во время пения этих песен певцы и все прихожане в такт
музыке раскачивались всем корпусом и притоптывали ногой или прихлопывали
руками... Странная и таинственная музыка религиозных церемоний приводила
старых и молодых в своего рода безумный религиозный пыл... Мы также любили
религиозные танцы, которые были выражением того странного, фантастического,
непостижимого, что ощущалось во всех наших религиозных церемониях»3.
Некоторые хозяева не позволяли своим рабам ни ходить в церковь, ни
устраивать молитвенные собрания, считая, что у негров нет души, и высмеивая
их представления о религии. Но чаще отказ разрешать им проводить свои
собрания бывал связан со страхом хозяев перед возможным заговором и восстанием
рабов, а иногда был и результатом каприза надсмотрщика, управляющего или
хозяина. Нарушение запрета грозило жестоким наказанием. Бывшая рабыня
Шарлотта Мартин рассказывала, что ее «старшего брата за участие без разрешения
в одной из религиозных церемоний» забили кнутом до смерти. И тем не менее
рабы, даже когда такого разрешения не было, рискуя быть выпоротыми руками
6 Цит. по: Raboteau A. J. Slave Religion. The «Invisible Institution» in the Antebellum South. New
York, i976, p. 220—221.
7 Ibid., p. 64.
8 Ibid., p. 65.
73
их земных хозяев, все-таки проводили свои собрания тайно, чтобы помолиться
своему «божественному хозяину»9.
Чтобы белые не узнали о собрании, рабы устраивали его иногда в чьей-либо
дальней хижине либо в разных изолированных местах — оврагах и ущельях, в
лесной чаще или кустарниковых зарослях,— в «тихой заводи», как они говорили.
«Наши проповедники,— вспоминал Р. Андерсон,— были обычно плантационными
людьми, подобными остальным из нас. Какой-нибудь человек, имевший небольшое
образование и выучивший что-нибудь из Библии, был нашим проповедником.
Цветные люди имели свою религию, не такую сложную, как религия белого
человека, но более близкую нам»10 11.
Для того чтобы обеспечить тайну созыва запрещенного молитвенного собрания,
предупреждение о нем делалось в иносказательной форме, например, пением во
время работы духовных гимнов—спиричуэле. • «Сокройся при Иисусе» означало
«Пройди незаметно к Иисусу». А для того чтобы обезопасить само собрание,
рабы использовали либо чан с водой, над которым читалась проповедь, либо
другой не менее своеобразный метод, в действенность которого свято верили: в
зарослях или хижине, где они собирались, ставились обычно перевернутые вверх
дном железные котлы, призванные заглушить звуки пения и молитвенных
восклицаний. Бывший раб Кэлвин Вудс вспоминал, как во время такого ндчного
моления они сбились в кучу за смоченными стегаными одеялами и другим
тряпьем, подвешенным, чтобы звук не был слышен снаружи, в «форме маленькой
комнатки» или шатра. На другой плантации, в Луизиане, когда «рабы ушли
ночью подальше в лес и устроили богослужение», они «стали на коленях вокруг
говорящего, который также стоял на коленях. Он пригнулся вперед и говорил
над посудиной с водой, чтобы заглушить звук. Если же кто-нибудь воодушевлялся
и начинал вопить, другие быстро прикрывали ему рот своими руками»11.
Более полное представление о религиозном пении и танце на молитвенных
собраниях рабов дает описание, оставленное белым священником Генри Спел¬
лингом, посетившим в годы гражданской войны 1861—1865 гг. Порт-Роял в
Южной Каролине: «После того, как собранием завершено восхваление, там
обычно следует очень своеобразное и впечатляющее исполнение сопровождаемого
воплями религиозного танца негров. Трое или четверо из них, еще стоя на
месте, прихлопывая руками и отбивая такт ногой, начинают петь в унисон одну
из особых... мелодий, в то время как другие гуськом по одному движутся вокруг
них по кругу, также присоединяясь к пению. Вскоре те, кто в круге, перестают
петь, другие же продолжают пение с нарастающей силой и переходят в при¬
танцовывающий шаг, согласовывая его с ритмом музыки. Часто под одну и ту
же песню они танцуют в течение 20 или 30 минут»12.
На молитвенных собраниях обычно звучали спиричуэле. На стиль их испол¬
нения влияло африканское наследие рабов. Характерными его чертами были
полиритмичность, разноголосие, синкопа, незаметный переход от одной ноты к
другой и повторение. Этот африканский стиль песенного исполнения не мог
быть переведен на нотное письмо, поэтому печатные варианты не могли передать
особый аромат духовных гимнов рабов, вызывавших удивление и восхищение
почти у всех белых слушателей, которые характеризовали их как «чувственные»,
«странно очаровывающие» и т. д. Однако эти гимны вобрали в себя и традиции
хоровых духовных песен англо-кельтского населения (кстати, также называвшихся
спиричуэле) южных колоний, а позже штатов. Несмотря на африканский стиль
9 Puttin’Ole Massa. Ed. G. Osofsky. New York, 1969, p. 123—125.
10 Цит. no: Simpson G. E. Black Religions in the New World. New York, 1978, p. 231. См. также:
Cade 2. B. Out of the Mouths of Ex-Slaves.— The Journal of Negro History, July 1935, v. 20, № 3,
p. 329, 330—331.
11 Raboteau A. J. Op. cit., p. 215.
12 Цит. no: Alho O. Op. cit., p. 122.
74
пения, спиричуэле исполнялись во славу христианского Бога. Имена африканских
богов были заменены библейскими персонажами и христианскими сюжетами. И
в этом смысле негритянские спиричуэле были своего рода гибридом, рожденным,
подобно многим народным песням, в процессе взаимного влияния африканского
стиля и европейского пения. Они явились результатом синтеза обеих культур:
англо-кельтской и африканской.
Часто спиричуэле выражали протест и упорное стремление рабов к свободе
(например: «О, свобода!» или «Самсон разрушил это здание!») как в этом мире,
так и в загробном, ибо глубокая связь между тем и другим миром отражала
характер религиозного сознания рабов. Настоящее в спиричуэле распространялось
в прошлое, так что образы, сцены и события из Ветхого и Нового Заветов
становились драматически присутствующими и как бы живыми13.
Африканская вера в пантеон богов облегчила переход рабов к христианству
с его иерархией святых, тем более, что доверие к Богу, который привел свой
народ к поражению, не выдерживало в их глазах сравнения с Богом, который
приводит свой народ к победе. К тому же, когда рабы-африканцы обращались
к христианскому Богу, они не столько выходили из рамок своей старой религиозной
практики, сколько расширяли ее. У. Дюбуа, говоря о «невидимой церкви» рабов,
писал: «Прежде всего их церковь никоим образом не была ни христианской, ни
строго организованной; скорее всего это было приспособление и смешение язы¬
ческих обрядов рабами на каждой плантации»14. Молитвенные собрания рабов —
и подпольные, и разрешенные — по существу, играли роль своего рода плавильного
тигля, в котором смешивались христианская религия с духовными особенностями
и элементами ритуалов, свойственных африканским религиям? Именно там рабы
могли реинтерпретировать и адаптировать каждый важный аспект религии белых
людей — их молитвы, обряды, религиозные гимны и общий ритуал. При этом,
как считает необходимым подчеркнуть американский историк Ю. Дженовезе,
народные (т. е. африканские) верования едва ли смогли бы сравнительно легко
перейти в христианство черных рабов, если бы последним не удалось достичь
определенной степени автономии для своего религиозного выражения. «Без этой
степени автономии внутри структуры формальной религии народные верования
могли бы остаться полной противоположностью ей и рабы оказались бы вынуж¬
денными делать трудный выбор между христианством и нехристианством»15.
Хотя религиозное поведение ряда поколений рабов складывалось на основе
христианства с его акцентом на воздаяние в ином мире, элементы его неизбежно
проецировались на окружавшую их реальную действительность. Поэтому в со¬
знании рабов христианство имело как бы две грани: «потустороннюю» и «посю¬
стороннюю», или «реалистическую». Одна из них, ориентированная на «небеса»,
выражала идею «компенсации» и представляла идеологию более или менее
пассивных форм приспособления и подчинения. В самых мягких приспособлен¬
ческих формах ориентация угнетенных на потустороннюю жизнь содержит важные
элементы политической рассудительности, которая помогает нейтрализовать дав¬
ление дегуманизации и отчаяния. Поскольку рабы не могли претендовать на
большее, то идея рая с ее равенством перед Богом, понижая фигуру угнетателя,
послежизненным предназначением которого будет ад, придавала им чувство
личной ценности и достоинства.
Другая же из этих граней выражалась как идеология в более или менее
активных формах сопротивления и включала, во-первых, признание свободы
высшей ценностью, причем не столько да^е религиозной, сколько социально¬
13 О спиричуэле см.: And Why Not Every Man? Berlin, 1961, p. 89; Southern E. The Misie of
Black Americans: A History. New York, 1971, p. 96—98, 187—224; Slave Songs and Slave Consciousness.
Englewood Cliffs, 1971, p. 114—115.
14 Du Bois W. E. B. The Souls of Black Folk. New York, 1961, p. 144—145.
15 Genovese E. D. Op. cit., p. 232.
75
психологической,, сложившейся на низшем уровне общественного сознания — на
уровне житейской психологии, связанной с жестокими реальностями рабства. А
во-вторых,— использование конкретно-исторических событий, при которых биб¬
лейские мифологические термины и образы приобретали в сознании рабов не
ведущее, а подчиненное значение, служили для них скорее аналогиями, чем
составными частями вероучения. «Рабы создали в своем воображении уникальную
страну, характерную не тем, что. она была «поту- или посюсторонней», а тем,
что в ней отсутствовало рабство»,— писал в этой связи финский историк О. Алхо,
считавший, что такое смешение религиозных и светских мотивов лежало в основе
процесса развития сознания общины рабов16.
Приобщение рабов к христианству у протестантов обязательно включало
знакомство с Библией. Конечно, неграмотные рабы не могли читать ее сами,
но изложение Библии проповедниками оказывало на них большое влияние, ведь
это была «святая книга». Религия рабов избегала буквалистского истолкования
Библии. Рабы-проповедники создали и развивали свой, особый стиль проповедей,
наиболее характерными чертами которого была не только страстность, но и
колоритность драматических эпизодов испытаний и побед библейских героев.
Поэтому для рабов Библия содержала неисчерпаемый запас добрых советов и
представлений о жизни. Библейские персонажи приходили к ним живыми,
присутствующими, представляли исторический пример для современного им при¬
менения. Большинство рабов на слух выучивали наизусть фрагменты проповедей
и переводили их в песни в терминологии собственного опыта. По воспоминаниям
современников, рабы считали, что существует некая настоящая Библия от Бога,
и говорили, что «используемая теперь Библия является Библией хозяина», так
как то, что они слышат из нее, это: «Слуги, повинуйтесь вашим хозяевам»17.
Многие места из Библии усиливали религиозные чувства рабов, но все превос¬
ходила библейская история об Исходе — избавлении древних евреев от рабства
в Египте и обретении земли обетованной своих отцов.
С самого начала религиозной жизни рабов они стремились идентифицировать
себя с угнетенными личностями и народами, описанными в Библии, и, по словам
автора книги «Быть рабом» Д. Лестера, «сформировали свой собственный род
христианства, которое они обратили в источник силы в тяжелых для них
обстоятельствах. В Ветхом Завете — в рассказе о порабощении евреев египтя¬
нами — они находили свою собственную историю. В фигуре Иисуса Христа
нашли кого-то, кто страдал, как они страдали, кого-то, кто понимал их, кого-то,
кто предлагал им отдых от их страданий»18. Рабы считали себя представителями
«нового Израиля», «Богом избранным народом», которого «средний переход»
привел в рабство в «новый Египет», а своих врагов, угнетателей-рабовладельцев —
«фараонами». При этом наиболее осторожные и боязливые среди рабов могли
обвинять своих хозяев иносказательно, угрожая «фараону», который символи¬
зировал рабовладельца. Более смелые призывали Бога защитить и избавить их
от угнетения и рабства, как он это сделал для древних евреев. Наиболее же
отважные рабы-проповедники, превознося воинственность древних евреев, при¬
зывали своих слушателей сопротивляться угнетению.
В то же время рабы не прекращали говорить и, как свидетельствуют многие
спиричуэле, петь о Моисее и связывали его со всеми великими событиями
истории, включая самые недавние. В частности, в некоторых спиричуэле под
именем Моисея подразумевался не библейский вождь, а знаменитая негритянка —
«проводник» подпольной «железной дороги» Гарриэт Табмэн, за голову которой
16 Alj'o О. Op. cit., р. 233.
17 Raboteau A. J. Op. cit., р. 243, 295.
18 Цит. по: Genovese Е. D. Op. cit., р. 253.
76
рабовладельцы назначили огромную по тем временам награду в 40 тыс. долл,
и которая вывела из южных штатов на Север около 300 беглых рабов.
Присвоение рассказа об Исходе было для рабов способом, выражавшим их
чувство исторической идентичности как народа, основанной на общем наследии
порабощения. Они обращались к рассказу об Исходе, конец которого они знали,
и к своему опыту рабства, которое еще не кончилось. В идентификации своей
судьбы с историей Исхода рабы создавали для себя цель и смысл жизни в
условиях рабства. Они верили, что священная история освобождения Богом
«своего народа» должна была повториться, или повторялась на американском
Юге. В годы гражданской войны в США капеллан армии северян, работавший
среди освобожденных рабов в Алабаме, писал: «Нет никакой части Библии,
которая была бы им так знакома, как история освобождения детей Израиля.
Моисей — их идеал всего, что является высоким, благородным и совершенным
в человеке. Я думаю, что они привыкли рассматривать Христа не столько как
духовного освободителя, сколько как второго Моисея»19. Уже в годы Реконструкции
Юга после гражданской войны черные проповедники, призывая негров Южной
Каролины голосовать на выборах за темнокожего кандидата от республиканской
партии Франклина Д. Мосеса (англ.— Моисей.— Э. Н.), уверяли их, что он —
тот самый человек, который поведет их в землю обетованную.
История исхода древних евреев из Египта дала рабам возможность проекти¬
ровать для себя будущее, радикально отличавшееся от их настоящего. По вос¬
поминаниям современников, во время гражданской войны рабы в южных штатах
обетованной «землей Ханаана» считали Север, пели об армии северян как о
«божественной», а «Линкума», как они называли президента Авраама Линкольна,
нередко ассоциировали с «мессией-королем» и Спасителем, т. е. с Иисусом
Христом.
Командир прославленного негритянского полка армии северян полковник
Томас У. Хиггинсон вспоминал, что, судя по проводившимся опросам, в головах
рабов на Юге царила смесь понятий из библейской истории и они не проводили
четкой линии между Иисусом и Моисеем. Образ Моисея, освободившего свой
народ от рабства в этом мире, и образ Иисуса — избавителя в потустороннем
мире — смешивались ими во всеобъемлющей теме освобождения от рабства.
Моисей в их сознании стал Иисусом, а Иисус — Моисеем, и это слило два
аспекта религиозных поисков рабов — своего коллективного освобождения от
рабства как социально-расоЪой группы и своего избавления от страданий как
личности — в один. Восхищаясь боевой отвагой негритянских солдат, Хиггинсон
писал, что со времен Кромвеля еще не было войск, столь одухотворенных
религиозным пылом20.
Таким образом, приняв в Новом Свете в качестве своей религии христианство,
черные рабы смогли творчески трансформировать ее в «религию свободы» —
далеко не всегда революционного или даже открытого неповиновения, но чаще —
духовного сопротивления.
Христианская религия, несомненно, помогала рабам адаптироваться к системе
рабства. Немало авторов, отмечая и критикуя ее тенденцию поддерживать су¬
ществовавший порядок, ее потусторонний, компенсационный акцент, утверждали,
что она особенно пригодна для того, чтобы удерживать рабов в состоянии
покорности хозяевам. Однако, были и рабы, интерпретировавшие Библию в
революционном плане, и к таким относились не только руководители их заговоров
и восстаний Нат Тэрнер и Денмарк Вези. Автор одного из лучших исследований
по этому вопросу А. Рэбото считает, что «для американских рабовладельцев
19 Raboteau A. J. Op. cit., р. 311—312.
20 Genovese Е. D. Op. cit., р. 213, 252—255.
77
христианство рабов могло стать обоюдоострым мечом»21. Во «внутреннем мире»
рабов, в их религиозном сознании существовала своя шкала ценностей, и пер¬
вейшей из них была обычно воля не хозяина, а Бога. И вопреки воле рабовладельца
раб верил и был твердо убежден, что рабство наверняка противно воле Бога.
Поэтому, когда воля хозяина оказывалась в конфликте с волей Бога, то рабы
вставали перед выбором, который одновременно был возможностью утвердить
свою собственную волю и действовать на основе ее в контексте христианства,
в котором непокорность белой власти независимо от последствий могла казаться
моральным императивом. Тайные молитвенные собрания рабов также ведь часто
были актами непокорности воле хозяина и развивали в них чувство морального
превосходства над ним.
Таким образом, воздействие религии на позицию, мотивацию и действия
рабов было сложным. Большинство их открыто в разговоре с белым человеком
не выражало своего недовольства рабством и условиями жизни, но, общаясь
между собой, они осуждали лицемерие своих угнетателей и отделяли лицемерную
религию их хозяев от подлинного христианства. Белая современница этой эпохи
Эмилия Бурке, имея в виду жизнь рабов в Джорджии, писала: «Они верили, и
я сама слушала их утверждения, что в жизни, которая будет «там», также будут
белые и черные, но тогда белые будут рабами, а они будут господствовать над
белыми... Они все верят в будущее возмездие их хозяевам по воле всемогущего
Бога»22.
Непокорность рабов не обязательно проявлялась исключительно в виде от¬
крытых действий, таких, как неповиновение хозяину, поджог, убийство или
восстание. Иногда внутреннее сопротивление внешне выражалось в принятии
рабами баптизма, хотя хозяин был методистом. Некоторые рабы, измученные
непосильным трудом и своим положением в земной жизни, в надежде на
«компенсацию» стремились к бегству в мир иной и кончали самоубийством;
другие же рассматривали вопрос о бегстве от хозяина в земном мире как
религиозный, санкционированный и направляемый божественным провидением.
«Я был членом Первой баптистской церкви,— вспоминал бывший раб из Норфолка,
Вирджиния, Генри Аткинсон,— я слушал белого пастора-проповедника и думал
про себя — буду стремиться к лучшему миру, здесь я в рабстве, и если существует
лучший мир там, наверху, где меня не будут мучить, отчитывать и изводить,
как происходит со мной в этом мире, то я буду искать его»23. Едва ли, однако,
Аткинсон находил в христианстве просто компенсацию в другом мире: когда
представилась возможность, он постарался совершить успешный побег из рабства
в земном мире в Канаду.
Представление рабов о небесах не отделяло потусторонний мир от представ¬
лений о земном мире, которые акцентировались на свободе, любви к братьям
и сестрам. В сознании рабов не укладывалась теология, основанная на идее о
первородном грехе, которая могла бы в духовном плане примирить их с рабством.
Тем более, что в традиционных африканских религиях идеи первородного греха
не было и поэтому проблемы свободы и социального порядка приняли в них
радикально иные формы. Эти религии представляли собой жизнеутверждающую
веру, сводившую грех к минимуму и передавшую в наследие черным рабам
праведническую радость жизни. Именно это наследие, это жизнеутверждающее
качество африканских традиций и явное безразличие к «первородному греху»
оказалось важным фактором, способствовавшим выживанию личности и общины.
Странным казалось белым и представление рабов о дьяволе, поскольку в их
рассказах и песнях дьявол обычно представал как большой ловкач и обманщик,
21 Raboteau A. J. Op. cit., р. 290.
22 Ibid., р. 294.
23 Ibid., р. 303.
78
который может быть и другом в трудных обстоятельствах, и весело смеяться.
Рабы иногда даже объясняли его проделками свои проступки. Если бы рабы
фактически не придали христианству ту форму, которая соответствовала их
собственным психологическим потребностям и чувствам, то оно, по мнению
исследователей, могло бы превратить их в полностью дегуманизированных и
обезличенных роботов24.
Пылкая приверженность христианству обычно сопровождалась в поселках
рабов африканской традицией народных поверий и практики, включавшей кол*
довство и знахарство. Судя по мемуарам, сообщениям в прессе и другим сви¬
детельствам современников, негритянские поверья африканского происхождения
были распространены по всему рабовладельческому Югу. Да и сами рабовладельцы
никогда не сомневались в том, что христианство их рабов содержало изрядную
дозу африканских суеверий25.
В популярном среди плантаторов журнале «Южный земледелец» анонимный
автор под псевдонимом «Евангелистский священник» писал: «Почти на каждой
большой плантации среди негров имеется один, который обладает своего рода
магической властью над умами и мнениями остальных; они смотрят на него,
как на своего рода оракула, и хотя, как правило, этот упомянутый оракул
является проповедником, в девяносто девяти случаях из ста он самый законченный
негодяй и лицемер на плантации. Весьма вероятно, что ему приходят всякие
чудотворные видения... с ним разговаривают ангелы и т. д. Влияние такого негра
на общину рабов не поддается оценке»26.
Сами бывшие рабы также свидетельствовали о большой власти колдунов в
общинах. Особенно верили колдунам, родившимся в Африке. Рабы считали, что
только черные, да еще рожденные «в сорочке» (с плевой) обладают тайной
властью, являющейся чем-то вроде дара их африканского наследия.
Негритянские суеверия явно африканского происхождения, такие, как вера
в то, что мертвые могут возвращаться к живым в виде духов, что рождение
ребенка с зубами или близнецов считается угрожающим признаком, что умо¬
помешательство — результат колдовства и что многие болезни — следствие про¬
никновения в организм человека змеи с помощью колдуна, нанятого врагом
заболевшего, сохранялись в сельских районах Юга и не исчезали в черных гетто
крупных городов даже в XX в.
Методы, использовавшиеся черными колдунами и врачевателями-травниками,
включали как шарлатанство, так и практическую народную медицину. У. Дюбуа,
отмечая упадок африканской традиции среди рабов, писал, что «главным оста¬
вавшимся институтом был священнослужитель или знахарь. Он рано появился
на плантациях и обрел свою функцию в качестве исцелителя больных, толкователя
неизвестного, утешителя скорбящих, сверхъестественного мстителя за неспра¬
ведливость, одного из тех, кто грубо, но колоритно выражал тоску, разочарование
и негодование обманутого и угнетенного народа»27.
Говоря об африканизмах в религиозной жизни рабов, надо сказать и о древнем
«культе змеи» в Дагомее, Конго, Судане — воду. Привезенный рабами в Новый
Свет и вобравший в себя элементы католицизма, он превратился в афрохри-
стианский культ. Однако следует при этом различать воду как организованный
культ и водУ как систему магии. Воду как культ существовал почти до конца
XIX в. в Новом Орлеане, хотя и не был жестко ограничен этим районом. Возник
он в религии африканцев, а непосредственным катализатором появления и
24 Genovese Е. D. Op. cit., р. 211—213, 218—219; Parrinder G. Witchcraft European and African.
London, 1958, p. 133.
25 Olmsted F. L. A Jomey in the Seabord Slave States. New York, 1856, p. 408, 451.
26 Genovese E. D. Op. cit., p. 216.
27 Du Bois W. E. B. Op. cit., p. 144.
79
расцвета его во французской до 1803 г. Луизиане был ввоз рабов из Африки и
французской Вест-Индии — Мартиники, Гваделупы, Сан-Доминго, которые при¬
способили свои «культы змеи» к новому окружению в Америке. Однако в США
рабовладельцы стали связывать культ воду? с «язычеством» и с заговорами рабов,
и власти его не поощряли. Если первоначально культ и магическая система
водУ формировались как единое целое, то постепенно воду как институциона¬
лизированный культ ритуального богослужения распался. Богатый пантеон и
сложная теология гаитянского культа в новоорлеанском воду не выжили, деко¬
ративные украшения богов и ритуалы богослужения исчезли. Однако традиции
его в виде системы магии, колдовства, прорицания и лечения травами, синкре-
тизировавшей не только африканские верования, но и европейские суеверия,
продолжали сохраняться на Юге в народных поверьях, распространявшихся среди
рабов, а затем их потомков вплоть до второй половины XX в. под названием
худу, ставшим синонимом целой области фольклора и колдовства28 29.
Социальное значение воду и колдовства в эпоху рабства Ю. Дженовезе видит
в определенной степени автономии, которую они обеспечивали в общинах рабов.
Рабы, конечно, не питали иллюзий по поводу силы колдунов над белыми, но
уже то, что они видели других рабов с большей властью, помогало сопротивляться
представлению о бессилии рабов, которое постоянно внушалось им рабовладель¬
цами22.
Таким образом, хотя боги Африки и уступили постепенно свое место хри¬
стианскому Богу, африканское наследие в виде песен, танцев, духовной одер¬
жимости и магии оказало сильнейшее влияние на религиозное поведение и
народные поверья рабов.
Черные проповедники на плантациях — рабы или бывшие рабы — были как
постоянными, так и странствующими. Нередко и те, и другие умели читать и
знали Библию. Однако среди черных проповедников было немало малограмотных
и неграмотных, но обладавших природным умом и обучавших своих подопечных
азам христианства, способствуя их религиозному развитию. Более того, поскольку
некоторые из них не умели сами читать Библию, то рабы были убеждены, что
Бог открыл им свое слово и вложил его непосредственно в их душу. Тем не
менее неграмотность мешала им в наставлении слушателей, придававших слову
Библии особое значение. Поэтому одни из них, если представлялась возможность,
просили кого-либо из белых прочитать им вслух фрагменты Библии, выучивали
их наизусть и проповедовали своей пастве. Другим все же удавалось освоить
начатки чтения. Но были и такие, кто научились бегло читать и писать.
Как правило, проповедниками на плантациях становились естественные ли¬
деры, определенные самими рабами. «Это были рабы и свободные негры, ощу¬
тившие призыв к чтению проповедей и знавшие, что это их путь к престижу...
внутри черной общины»30. В качестве проповедника рабы оказывались в поло¬
жении, когда их уважали и они располагали властью, хотя и ограниченной.
Религиозная практика, допускавшаяся рабовладельцами на своих плантациях,
и отношение их к черным проповедникам широко варьировались в зависимости
от места и времени. Но в любом случае, разрешая вести богослужение, хозяева
рассчитывали на то, что проповедники должны успокаивать рабов и примирять
с их скромной долей в земной жизни. Утешение и умиротворение были двумя
функциями черного проповедника, и любой из них, успешно выполнявший эти
функции, был ценной фигурой для рабовладельца. Если он был рабом, то за
свою лояльность к хозяину освобождался от тяжелой физической работы, имел
более или менее приличную одежду, получал относительную свободу в своей
28 Тolani R. Voodoo in New Orleans. London, 1962, p. .19—22, 44—105.
29 Genovese E. D Op. cit., p. 221.
30 Ibid., p. 258.
80
проповеднической деятельности, в том числе разрешение проводить молитвенные
собрания на соседних плантациях.
Большинство черных проповедников на Юге во времена рабства отнюдь не
были пламенными аболиционистами, как некоторые из их северных коллег. Но
и то обстоятельство, что они несли какое-то утешение рабам, оказывали им
помощь практическими советами, обеспечивали эмоциональной разрядкой и во¬
одушевлением, несомненно, являлось важным элементом механизма выживания
в жестоких условиях рабства. Однако, судя по опросам и ответам бывших рабов,
не все черные проповедники повторяли проповеди белых пасторов; некоторые в
отсутствие хозяев и надсмотрщиков начинали «проповедовать непосредственно
по Библии, призывая к послушанию не хозяину, а Богу»31.
Многие черные проповедники были защитниками рабов перед хозяином, но
немало их были информаторами рабовладельцев. Тем не менее, что бы ни
случалось на плантации, ответственность всегда возлагалась на проповедника.
Говоря о роли, которую черный проповедник играл в общинах сначала рабов,
а после ликвидации рабства в сельских и городских негритянских общинах,
У. Дюбуа в начале XX в. писал: «Проповедник является самой уникальной
личностью, созданной неграми на американской почве. Лидер, политик, оратор,
«босс», интриган, идеалист — все это он, и всегда также в центре группы людей —
то двадцати, а то и тысячи их. Комбинация находчивости с глубокой серьезностью,
такта с высшей ловкостью дает ему превосходство и помогает поддерживать
его»32. Вера в проповедника придавала личностное выражение вере в Бога, а
для раба это означало веру в себя, в свою душу и ценность.
Бывшие рабы при опросах всегда с гордостью вспоминали таких черных
проповедников. Э. Даусон из Оклахомы отношение к черным проповедникам
выразил так: «Старый хозяин был хорошим христианином... Он позволял нам,
неграм, слушать проповеди и молиться, разрешая уходить на молитвенные
собрания в десяти или пятнадцати милях и задерживаться там два или три
дня... Обычно у нас были белые проповедники, но когда бывал черный пропо¬
ведник — это был рай!»33. Почти все бывшие рабы держались мнения, что черные
проповедники были гораздо лучше любого из белых, обладали большим ораторским
умением, больше знали все проблемы жизни рабов и могли говорить о них. К
тому же они могли ссылаться на общий опыт жизни черных и получать по ходу
проповеди массу одобрительных откликов слушателей, чувствовавших, что этот
проповедник был одним из них.
Ораторское искусство черных проповедников со сменой эмоциональных при¬
зывов, тона, ритма, жестов обычно поражало белых современников. Так, белый
солдат армии северян, некий Генри Саймонс из Род-Айленда, присутствовавший
в 1863 г. на молитве в Вирджинии, в письме жене сообщал: «Старый (черный)
священник начал проповедовать и в течение пятнадцати минут дал нам лучшую
проповедь, чем капеллан этим утром читал нам в течение часа»34.
Негритянская церковь и черные проповедники в эпоху рабства считали своей
задачей, во-первых, сохранить у рабов сознание того, что система рабства
нечестива, и, во-вторых, вселить в них надежду на то, что Бог справедлив и
не допустит, чтобы эта нечестивая система существовала бесконечно. Поэтому
черным проповедникам приходилось обычно излагать свои проповеди не просто
«эзоповым языком», когда слова, например «земля обетованная», подразумевали
как небеса, так и Север или Канаду, но и выражаться так, чтобы поддерживать
у рабов высокий духовный настрой, хотя и не побуждая их к открытому
31 Hamilton С. V. The Black Preacher in America. New York, 1972, p. 39.
32 Du Bois И< E. B. Op. cit., p. 141.
33 Voices from Slavery. New York, 1970, p. 95.
34 Genovese E. D. Op. cit., p. 268.
81
неповиновению или заведомо обреченному при существовавшем соотношении
сил на поражение бунту.
Религия рабов по своему существу не была мессианистской в политическом
смысле, и черные проповедники за редчайшими исключениями (Нат Тэрнер)
не призывали рабов к тому, чтобы они пошли за мессией, который поведет их
в бой против рабства. Освободителем должен был быть сам Бог, представший в
образе Моисея или Моисея-Иисуса, и его следовало призывать верой. Пропо¬
ведники в условиях сильного и стабильного рабовладельческого режима, суще¬
ствовавшего в США, не могли сделать ничего большего. И хотя рабы им верили,
проповедники не могли превратить эту поддержку в политическое действие, ибо
власть их не опиралась на нечто такое, что позволило бы им стать прямыми
политическими лидерами, способными повести за собой рабов.
Разумеется, не могло быть какой-то единой позиции, которую занимали
черные проповедники в течение длительной эпохи рабства. Спектр их позиций
был широк, в большинстве своем они являлись реалистами, и то обстоятельство,
что они не призывали рабов к восстанию, свидетельствует не столько об их
желаниях, сколько о понимании ими реального баланса сил. Они «видели Африку
в Америке тМкой,— пишет Дженовезе,— какой она была, а не такой, какой
могли желать этого. Их реализм отражал реализм масс... Общины рабов, вкрап¬
ленные среди численно преобладающего и более сильного в военном отношении
населения, предпочитали стратегию терпения, упорных усилий сохранить черную
общину полной жизни и здоровья, стратегию выживания, которая, подобно ее
африканскому прототипу, превыше всего ставила жизнь в этом мире»35.
Профессор Д. Уилмор называет акцент черных проповедников на потусто¬
роннем мире временной и «потусторонне-подрывной» стратегией, считая, что
именно надежда на лучшее будущее соответствовала отношению рабов к белым
рабовладельцам и выливалась в притворную тупость, симуляцию, саботаж и
другие формы их повседневного сопротивления рабству. Афроамериканец теолог
Генри Митчелл в книге о деятельности черных проповедников также полагает,
что призыв их к «духовному приспособлению — «Смири себя!» был предназначен
для того, чтобы уберечь больше людей (с черной кожей.— Э. Я.) от массовой
бойни, жертвой которой стали Нат Тэрнер и его последователи»36.
Отказ от явно самоубийственных авантюр и умение ориентироваться на
фактические обстоятельства и условия жизни рабов, стремление стать их мо¬
ральными наставниками и практическими советчиками, сознающими ответствен¬
ность за сохранение рабами надежды и веры в себя, было немалым достижением
черных проповедников этой эпохи. Хотя религия рабов в той мере, в какой она
ориентировалась на потусторонний мир, и была компенсационной, утешая и
поддерживая рабов, из этого отнюдь не следует, что она, как полагали некоторые
авторы, отвлекала их от заботы о земной жизни и от сопротивления в ней.
Такое заключение было бы искажением истории рабства в Америке и упрощением
роли религиозной мотивировки в поведении рабов. Не всегда следует, что вера
в счастье на том свете ведет к приятию страданий и согласию с несправедливостью
на этом.
Религия оказывала различное влияние на мотивировку поведения разных
рабов. Одни из них приспосабливались и принимали рабство, другие восставали
против него, хотя христианство было их общей религией. «Многие негры создали
совсем иную религию,— писал известный американский историк Г. Аптекер.—
Их Бог проклинал похитителей людей, освобождал рабов, обещал отдать землю
бедным и пророчествовал, что первые станут последними, а последние станут
35 Ibid., р. 259, 279.
36 Wilmore G. S. Black Religion and Black Radicalism. New York, 1972, p. 69—70, 71—72, 106;
Mitchell H. Я. Black Preaching. Philadelphia, 1970, p. 30.
82
первыми. Их Бог создал всех людей равными и не отдавал предпочтение никому
из тех, в кого он вдохнул жизнь»37. Двойственная функция религии нашла свое
отражение во всей истории христианства. И, как справедливо отмечает автор
статьи «Религия и сопротивление негров до гражданской войны (1800—1860 гг.)»
историк афроамериканец В. Хардинг, «пока мы не осознаем эту историческую
правду и не применим ее к опыту черных в Америке, мы будем не только не
готовы встретить тех негров, которые появились на страницах книг Аптекера и
Стэмппа, но и определенно не сумеем понять такой недавний и спорный феномен,
как Мартин Лютер Кинг»38.
В колониальный период черные рабы в Северной Америке в течение многих
десятилетий, по-видимому, не осознавали себя иначе, как просто людей одной
расы. Бесчеловечное угнетение и то обстоятельство, что они происходили из
разных районов Африки, говорили на разных языках и диалектах, долгое время
тормозило развитие их группового сознания. Тем не менее со временем, на
основе общего цвета кожи и общих судеб, а также по мере развития процесса
их культурной ассимиляции у рабов просыпалось чувство групповой солидарности.
Причем способствующим этому важным фактором, несомненно, было принятие
христианства, поскольку одной из наиболее прочных и приспособляемых частей
культуры раба, связывавшей африканское прошлое с американским настоящим,
была его религия.
Выше было показано, что в Америке элементы религий Африки не просто
сохранились как статичные «африканизмы», но продолжали развиваться как
живые традиции, пуская новые корни в новой почве, трансформируясь и рождая
новый уникальный гибрид американского происхождения — «черное» христиан¬
ство. На своих молитвенных собраниях, в богослужениях с «обратной связью»,
в которой участвовали все собравшиеся, в совместных молитвах, танцах и песнях
черные рабы ощущали общность и братство, трансформировавшие их индиви¬
дуальные горести и страдания, чаяния и надежды в общие, групповые. Таким
образом, этот «невидимый институт», создав для рабов возможность встречаться
и обсуждать свои общие проблемы, оказывать взаимную моральную и духовную
поддержку, различными, подчас неуловимыми путями способствовал появлению
у рабов чувства коллективной идентичности и становлению группового социаль¬
но-расового самосознания.
После ликвидации в США рабства и освобождения рабов в 1865 г. начался
процесс слияния «невидимого института» с «видимым» — созданной на Севере в
начале XIX в. институционной негритянской церковью. В сельских районах Юга,
где на рубеже XIX—XX вв. было сосредоточено почти девять десятых всего
темнокожего населения страны, возникли тысячи черных баптистских и мето¬
дистских конгрегаций (приходов). Церковь стала главным средством идеологи¬
ческого, в том числе нравственного, воспитания и воплощения культурных
традиций, самой массовой организацией американских негров, не только удов¬
летворяющей их духовные запросы, но и школой, самоуправления, институтом
взаимопомощи, центром социальной жизни и социального контроля, а черный
пастор — не только проповедником, но и признанным мирским советником,
арбитром и руководителем.
Между двумя мировыми войнами растущая урбанизация ускорила процесс
37 Aptheker Н. Essays in the History of the American Negro. New York, 1969, p. 15.
38Цит. no: The Making of Black America. Ed. A. Meier, E. Rudwick, v. 1. New York, 1969, p. 197.
Имеются в виду книги: Aptheker Н. American Negro Slave Revolts. New York, 1968, и др., а также:
Stampp К. M. Peculiar Institution: Slavery in the Ante-bellum South. New York, 1956.
83
социокультурной ассимиляции американских негров и превращения их в афро¬
американцев. Но если в городах «африканизмы» в практике их религиозного
выражения стали постепенно исчезать, то в сельских районах Юга, где к 1940 г.
еще проживало две трети темнокожего населения, служба в местных церквах,
как и ранее, отличалась повышенной эмоциональностью и сугубо потусторонней
ориентацией, а среди прихожан бытовали пережиточные поверья, магические
ритуалы, колдовство. В то же время в крупных городах Севера происходила
«социализация» больших старых черных церквей, взявших курс на заботу о
земных нуждах своих прихожан.
Подъем в 50—60-х годах движения за гражданские права привел к ликвидации
царившей в южных штатах юридической системы расовой дискриминации и
сегрегации. В то же время бурное развитие в США в послевоенные десятилетия
НТР и связанные с ней массовая урбанизация, радикальные сдвиги в классовой
и профессиональной структуре, образовательном и культурном уровнях афро¬
американцев обусловили то, что к 1990 г. около девяти десятых их проживали
в городах. Соответственно менялись образовательный уровень черных священ¬
ников, характер церковной службы и проповедей, социальная деятельность черной
церкви, роли и участия ее в общественной и политической жизни. В процессе
успешной борьбы за гражданские права, а затем за их практическую реализацию
появились такие яркие религиозные деятели, как А. К. Пауэлл, М. Л. Кинг,
Дж. Джексон, занявший ко времени президентских выборов 1988 г. третье место
в десятке самых популярных лиц в США и участвовавший в этих выборах в
качестве одного из кандидатов, выдвигавшихся демократической партией на пост
президента.
84
Из Архива Президента РФ
© 1994 г.
О. А. РЖЕШЕВСКИЙ
ВИЗИТ А. ИДЕНА В МОСКВУ В ДЕКАБРЕ 1941 г.
ПЕРЕГОВОРЫ С И. В. СТАЛИНЫМ И
В. М. МОЛОТОВЫМ
8 декабря 1941 г. на борту крейсера «Кент» министр иностранных дел
Великобритании А. Иден направился в Советский Союз для ведения переговоров,
имевших целью укрепить сотрудничество двух стран в войне против нацистской
Германии и ее союзников в Европе. В трудах историков и мемуаристов визиту
Идена уделено немалое внимание ’. Доступные ныне в нашей стране документы,
прежде всего те из них, которые хранятся в Архиве Президента Российской
Федерации (АП РФ), в Архиве внешней политики (АВП) РФ, дают возможность
существенно дополнить картину визита Идена, содержание его бесед с И. В. Ста¬
линым, по-иному взглянуть на итоги дипломатической миссии, проходившей в
наиболее драматический период Великой Отечественной и второй мировой войны.
Идена сопровождали постоянный заместитель министра иностранных дел Ве¬
ликобритании А. Кадоган, личный советник О. Харви, представитель Форин
оффиса Ф. Робертс, заместитель начальника британского генерального штаба
генерал А. Ней и другие лица. С делегацией также выехал из Лондона в Москву
посол СССР в Великобритании И. М. Майский 1 2.
Военно-политическое положение СССР к декабрю 1941 г. было крайне тя¬
желым. Немецко-фашистские войска, наступавшие с июня 1941 г., продвинулись
в северо-западном направлении на 400—450 км, в западном — на 450—600 км,
в юго-западном — на 300—350 км, захватив еще Латвию, Литву, часть Эстонии,
Украины, почти всю Белоруссию и Молдавию, вторглись на территорию РСФСР,
вышли на подступы к Ленинграду, Смоленску и Киеву. Советские войска оставили
Киев, Одессу, Донбасс. Противник прорвался в Крым, подошел вплотную к
Севастополю, достиг в ноябре Ростова-на-Дону. В начале октября фронт был
прорван на главном, московском направлении. В ноябре противник форсировал
канал Москва—Волга.
1 См.: Исраэлян В. Л. Антигитлеровская коалиция. М., 1964, с. 92—96; Труханове кий В. Г.
Внешняя политика Англии в период второй мировой войны. 1938—1945. М-, 1965, с. 273—284; его
же. Антони Иден. Страницы английской дипломатии. 30—50 годы. M., 1976, с. 230—235; Сиполс
В. Я. На пути к великой победе. Советская дипломатия в 1941 —1945 гг. M., 1985, с. 88—98. Ряд
связанных с визитом документов опубликован в сборнике: Советско-английские отношения во время
Великой Отечественной войны. Документы и материалы в двух томах, т. 1. 1941—1943. M., 1983,
с. 184—198. Среди зарубежных источников следует назвать следующие труды и приводимые в них
документы: The Eden Memoirs. The Reckoning. London, 1965, p. 285—303; The Diaries of Sir Alexander
Cadogan. О. M. 1938—1945. Ed. by David Dilks. London, 1971, p. 416—425; Winston S. Churchill by
Martin Gilbert. V. VII. Road to Victory 1941 — 1945. London, 1986, p. 1—20.
2 Впервые А. Иден посетил Москву в марте 1935 г.— См. Трухановский В. Г. Антони Иден,
с. 99—104.
85
5—б декабря войска Красной Армии перешли под Москвой в стратегическое
контрнаступление, кардинально изменившее обстановку на фронте и оказавшее
большое влияние на военно-политическое положение в мире.
Потери советских войск были огромны. С июня по декабрь 1941 г. Красная
Армия и Военно-Морской Флот потеряли убитыми, умершими от ран, оказав¬
шимися в плену и пропавшими без вести 3 138 тыс. человек, лишились более
6 млн. единиц стрелкового оружия, 20 тыс. танков и самоходных орудий, 100 тыс.
орудий и минометов, 10 тыс. самолетов. Только под Киевом и Вязьмой около
1,2 млн. бойцов и командиров Красной Армии были окружены и сдались в плен.
Территория, занятая вермахтом, вскоре превысила 1,5 млн. кв. км. Перед войной
на ней проживало 74,5 млн. человек э. В руках противника оказались мощнейшие
промышленные и сырьевые ресурсы страны. Однако постепенно в ожесточеннейшей
борьбе все большее значение приобретали твердость духа народа, его самоот¬
верженность на фронте и в тылу, превосходящие материальные возможности
страны. Стойкая оборона Бреста, Лиепаи, Таллина, Могилева, Ленинграда, Одес¬
сы, Севастополя, Москвы способствовали срыву гитлеровского плана «молние¬
носной войны» — расчетов завершить ее до зимы 1941 г. По немецким данным,
с июня по ноябрь 1941 г. вермахт без учета потерь союзников Германии потерял
убитыми, ранеными и пленными свыше 750 тыс. человек. Потери немецкой
авиации за тот же период превысили 5,5 тыс. самолетов 4.
Визит Идена совпал с чрезвычайным событием, изменившим расстановку сил
во второй мировой войне. В результате внезапного нападения Японии 7 декабря
1941 г. на Пёрл-Харбор, главную военно-морскую базу США на Тихом океане,
была развязана война между США и Японией. Это известие застало Идена в
Англии на пути из Лондона в Скапа-Флоу, где его ожидал крейсер «Кент».
Великобритания в декабре 1941 г. находилась в не менее трудном положении,
чем СССР, хотя угроза вторжения вермахта непосредственно на британские
острова миновала. Страна вела войну более двух лет, разгромила итальянские
армии в Восточной и Северной Африке, но потерпела поражение в битве за
Францию и утратила позиции на скандинавском и балканском плацдармах.
Контрнаступление 8-й британской армии в Африке, начатое 18 ноября, вынудило
итало-немецкие войска к отступлению от границ Египта. Успех в Африке должен
был укрепить позиции Идена на переговорах, равно как и контрнаступление
Красной Армии под Москвой — позиции Сталина.
Англия была вынуждена вступить в войну с Японией. Вслед за ударом по
Перл-Харбору японские вооруженные силы атаковали важнейшие стратегические
позиции Великобритании на Тихом океане, высадив 8 декабря десант в Британской
Малайе и Таиланде. Японская авиация, разбомбив британские аэродромы в
Малайе и Сингапуре, 10 декабря потопила линкор «Принц Уэльский» и крейсер
«Рипалс», составлявшие основу мощи Восточного флота Великобритании, остатки
которого укрылись затем в Австралии. Это означало, что практически все
имперские владения Великобритании в Восточной Азии, включая Сингапур,
Цейлон и Индию, оказались без прикрытия с моря, что в условиях превосходства
японского флота, авиации и сухопутных войск угрожало катастрофой.
Британо-советские отношения после нападения Германии на СССР изменились.
Жесткое противоборство на международной арене в предвоенные годы двух стран
помешало в канун второй мировой войны создать систему коллективной без¬
опасности и предотвратить германскую агрессию, но теперь оно сменилось со¬
трудничеством в важных политических вопросах для объединения усилий двух
стран в борьбе против общего врага.
3 Гриф секретности снят. Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и
военных конфликтах. М., 1993, с. 147, 351—359.
4 Рейнгардт К. Поворот под Москвой. М., 1980, с. 203—204.
86
Распространенная точка зрения, что после заключения советско-германских
договоров 1939 г. и до нападения Германии на СССР в 1941 г. англо-советские
отношения были однозначно враждебными, требует уточнения. Для более объ¬
ективной характеристики двусторонних переговоров, в ходе которых Англия
стремилась «навести мосты», а СССР не сжигать их (в Лондоне переговоры в
основном велись между Майским и парламентским заместителем министра ино¬
странных дел Р. Батлером, в них также участвовали Э. Галифакс, позднее Иден,
а в Москве — С. Криппс), приведем такие факты.
6 октября 1939 г., вскоре после заключения советско-германского договора о
дружбе и границе, У. Черчилль пригласил для беседы советского посла Майского
и в ответ на его вопрос: «Что Вы думаете о мирных предложениях Гитлера?»,
сказал: «Некоторые из моих консервативных друзей рекомендуют мир. Они
боятся, что в ходе войны Германия станет большевистской. Но я стою за войну
до конца. Гитлер должен быть уничтожен. Нацизм должен быть сокрушен раз
и навсегда. Пускай Германия становится большевистской. Это меня не пугает.
Лучше коммунизм, чем нацизм» 5. Далее он разъяснил позицию британского
правительства в создавшейся новой обстановке: 1. Основные интересы Англии
и СССР нигде не сталкиваются; 2. СССР должен быть хозяином на восточном
берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются
в нашу, а не в германскую государственную систему; 3. Необходимо совместными
усилиями закрыть немцам доступ в Черное море; 4. Британское правительство
желает, чтобы нейтралитет СССР был дружественным по отношению к Вели¬
кобритании». 21 февраля 1940 г., когда вооруженное выступление Англии и
Франции против СССР на стороне Финляндии представлялось наиболее вероят¬
ным, В. М. Молотов направил указание Майскому следующим образом разъяснить
Батлеру политику СССР в отношении Германии: «1. Мы считаем смешным и
оскорбительным для нас не только утверждение, но даже просто предположение,
что СССР будто бы вступил в военный союз с Германией; 2. Хозяйственный
договор с Германией есть всего лишь договор о товарообороте, по которому
вывоз из СССР в Германию достигает всего 500 млн. марок, причем договор
экономически выгоден СССР, так как СССР получает от Германии большое
количество станков и оборудования, равно как изрядное количество вооружения,
в продаже которого, как известно, отказывали нам как в Англии, так и во
Франции; 3. Как был СССР нейтральным, так он и останется нейтральным,
если, конечно, Англия и Франция не нападут на СССР и не заставят взяться
за оружие. Упорно распространяемые слухи о военном союзе СССР с Германией,
подогреваемые не только некоторыми элементами в самой Германии, чтобы
замирить Англию и Францию, так и некоторыми агентами самой Англии и
Франции, желающими использовать воображаемый «переход СССР в лагерь
Германии» для своих особых целей в области внутренней политики» б. 24 февраля
1941 г. в ответ на инициативу Идена приехать в Москву для встречи со Сталиным
с целью улучшения англо-советских отношений заместитель наркома иностранных
дел А. Я. Вышинский сообщил британскому послу в Москве Криппсу, что «сейчас
еще не настало время для решения больших вопросов» 7.
Негативная тенденция в англо-советских отношениях, достигшая крайнего
обострения во время войны СССР против Финляндии в 1939—1940 гг., усилилась
в связи с прилетом в Англию 10 мая 1941 г. заместителя Гитлера по нацистской
партии Р. Гесса и подозрениями советской стороны в англо-германском сговоре.
Однако, как свидетельствуют доступные исследователям британские документы,
связанные с миссией Гесса (часть их еще остается закрытой), советские подозрения
5 АВП РФ, ф. 059, on. 1, п. 300, д. 2078, л. 144—149.
6 Там же, п. 326, д. 2238, л. 44—53.
7 Там же, п. 353, д. 2409, л. 54.
87
на этот раз не подтвердились. Правительство Великобритании так же, как и
США, все более склонялось к поддержке СССР в надвигавшейся войне против
Германии 8.
Крупным событием явилось подписание 12 июля 1941 г. в Москве советско-
британского соглашения о совместных действиях в войне против Германии,
положившее начало формированию коалиции. Соглашение содержало обязатель¬
ство оказывать друг другу помощь и поддержку в войне против гитлеровской
Германии и не вступать в сепаратные переговоры.
Немалую роль в развитии советско-английского сотрудничества имело заклю¬
ченное 16 августа 1941 г. соглашение о товарообороте, кредите и клиринге. Оно
предусматривало предоставление Советскому Союзу кредита на 10 млн. фт. ст.
Еще одним важным событием, предшествовавшим приезду Идена, были решения
Московской конференции трех держав — СССР, Великобритании и США 29
сентября — 1 октября 1941 г. Английскую делегацию возглавлял министр снаб¬
жения лорд Бивербрук, американскую — личный представитель президента посол
А. Гарриман, с советской стороны переговоры вели Сталин и Молотов. В ходе
конференции были приняты первые конкретные решения по вопросам оказания
западными союзниками помощи СССР. И наконец были достигнуты первые
серьезные результаты по вопросу о военно-политическом сотрудничестве.
В конце августа по согласованию между правительствами Великобритании и
СССР советские и британские войска были введены в Иран. В начале сентября
они вступили в Тегеран, предотвратив вовлечение Ирана в войну на стороне
Германии. 8 сентября 1941 г. в Тегеране было подписано соглашение, положившее
начало англо-советско-иранскому сотрудничеству. Иранское правительство обя¬
залось не допускать каких-либо действий в ущерб борьбе СССР и Великобритании
с гитлеровской Германией, содействовать транспортировке через иранскую тер¬
риторию военных грузов союзников, что имело в последующем большое значение
для поставок в СССР по программе ленд-лиза. СССР и Великобритания со своей
стороны решили оказывать Ирану экономическую помощь. В октябре СССР и
Великобритания совместно потребовали от правительства Афганистана прекратить
прогерманскую деятельность различных группировок на своей территории. Со¬
званный 5 ноября королем Захир Шахом высший законодательный орган страны
Большая Джирга одобрил политику строгого нейтралитета. Аналогичный демарш,
предпринятый ранее Великобританией и СССР по отношению к Турции, также
дал возможность нейтрализовать или по меньшей мере ослабить германское
влияние в этой стране дипломатическими средствами.
Идену в Москве предстояло обсудить и подписать союзный договор между
Великобританией и СССР. Союзным отношениям держав антигитлеровской ко¬
алиции, объединивших усилия в борьбе с агрессорами, были присущи весьма
острые противоречия по многим вопросам политики и стратегии, которые либо
устранялись, либо смягчались путем взаимных компромиссов в ходе личных
встреч их лидеров, а также других видных государственных деятелей, обмена
посланиями, целенаправленной деятельностью дипломатических служб. Это в
первую очередь относилось к взаимоотношениям СССР с западными союзниками.
К началу переговоров Идена с советским руководством неотложного решения
требовали проблемы: военное взаимодействие сторон и послевоенное устройство
Европы, в первую очередь будущих западных границ СССР. От позиций сторон
по этим вопросам зависел успех визита Идена и его главной цели — подписания
союзного договора между Великобританией и СССР. Советская и английская
делегации обстоятельно готовились к переговорам. Иден привез из Лондона
британский проект соглашения. В Москве были подготовлены проекты двух
8 См. Городецкий Г. Канун войны: Сталин и дело Гесса.— Вопросы истории, 1992, № 11/12,
с. 161—169.
88
Встреча А. Идена в Москве: (слева направо) А. Иден, В. М. Молотов, И. М. Майский
договоров. Принципиальных различий между проектами соглашения и договоров,
судя по их текстам, не было 9 10. Английская сторона подчеркивала естественную
связь возможного соглашения с Атлантической хартией Ф. Рузвельта и У. Чер¬
чилля, подписанной 14 августа 1941 г., с основными положениями которой в
сентябре 1941 г. СССР выразил согласие. Советская сторона предлагала заключить
более обязывающий договор, подписанный высшими должностными лицами обоих
государств. Действительность оказалась намного сложнее.
Крейсер «Кейт» после длительного и опасного пути прибыл 12 декабря в
Мурманск. Иден практически все время на корабле провел в постели из-за
сильной простуды. Далее было решено следовать поездом, поскольку разбуше¬
валась метель и лететь самолетом оказалось невозможно. 13 декабря Идена на
борту крейсера приветствовали официальные советские представители. В дневнике
Иден так описывал свои первые впечатления в СССР: «Итак, прощай Англия.
Через несколько минут мы были на берегу, где перед нами открылась впечат¬
ляющая картина. Все та же таинственная полутьма. Строй солдат в полушубках
на фоне государственных флагов двух стран, крайне ярких, изготовленных из
дешевой материи, сливающихся в общий всплеск цвета, а за ними скопище
бараков, недостроенных лачуг, случайные зрители темными пятнами на снегу,
бросившие вызов метели. Заиграл оркестр. Мы отдали салют, последовала обычная
церемония. Солдаты выглядели очень молодо. В целом картина неожиданно
произвела прекрасное впечатление. Мы сели в машины, до Мурманска было
шестнадцать миль. Вдоль всей дороги в полутьме стояли солдаты. Они отдавали
нам честь. Убедительное свидетельство советской людской мощи» ,0.
В тот же день Иден с делегацией выехал поездом в Москву. Из Мурманска он
9 Советско-английские отношения..., с. 184—186.
10 The Eden Memoirs..., р. 287, 288.
89
направил телеграмму Черчиллю: «Глубоко сожалею о потере кораблей «Принц
Уэльский» и «Рипалс». Согласен, что в сложившейся обстановке мы ничего не
сможем предложить русским за исключением уже обещанных поставок. Я сделаю
все возможное, чтобы произвести на Сталина впечатление значимостью наших
операций в Ливии и нашей решимостью их продолжать. Необходимость обеспе¬
чения пути через Средиземное море возросла из-за превосходства японских сил
на Тихом океане и потенциальной угрозе британскому влиянию на Индийском
океане. Аргументы в пользу ослабления нашего воздушного наступления во
Франции теперь приобретают новую силу. Если Вы решите воздержаться (от
предварительно согласованной посылки эскадрильи английских самолетов из Ливии
на советско-германский фронт.— О. Р.) с тем, чтобы обеспечить поддержку в Ливии
и на Дальнем Востоке, я уверен, что Сталин отнесется к этому с пониманием» ”.
В пути, проходившем вблизи линии фронта, Идена более всего поразила
противовоздушная охрана поезда — через каждые два вагона следовала открытая
платформа с зенитными установками, расчеты которой, хотя и сменялись каждые
два часа, несли службу при сильном морозе и ветре. В Вологде к английской
делегации присоединился посол Великобритании в СССР Криппс (посольство
было эвакуировано из Москвы в Куйбышев). В Москве около полуночи с 15 на
16 декабря Идена и сопровождавших его лиц встречали заместитель председателя
Совета народных комиссаров и народный комиссар иностранных дел Молотов,
заместитель начальника Генерального штаба РККА генерал-лейтенант А. М.
Василевский, комендант Москвы генерал-майор К. Р. Синилов и другие офици¬
альные лица. Согласно просьбе Криппса британскую делегацию и самого Идена
разместили в гостинице «Националь». Заботы о питании, об обеспечении легковым
транспортом и о подготовке бомбоубежища для английской делегации были
возложены на НКВД.
На следующий день, 16 декабря, состоялась первая беседа Сталина с Иденом.
В особых папках архива Сталина имеется следующая препроводительная запись:
«ЦК ВКП(б) —тов. Поскребышеву А. Н. Направляю Вам для товарища И. В.
Сталина записи бесед тов. Сталина и тов. Молотова с Иденом 16—20 декабря
1941 г., составленные тов. Майским, с приложением копий соответствующих
документов.
Старший помощник Наркома С. Козырев. 3.01.42 г.»
Ниже приводятся хранящиеся в российских архивах документы — записи
бесед Сталина и Молотова с Иденом, состоявшихся в Москве 16—20 декабря
1941 г., ряд других, связанных с ними материалов ,2.
Первая беседа 16 декабря в 19 ч. 00 м.
Присутствуют: с советской стороны т. т. Сталин, Молотов и Майский;
с английской стороны Иден и Криппс.
(Переводит т. Майский)
После взаимных приветствий и выражения удовольствия со стороны Идена
вновь оказаться в Москве и встретиться с т. Сталиным тов. Сталин предложил
Идену проекты двух договоров — о военной взаимопомощи и о разрешении
послевоенных проблем. (Тексты этих проектов прилагаются.) Бегло ознакомив¬
шись с названными текстами, Иден заявил, что каких-либо принципиальных
11 Ibid., р. 288.
12 АП РФ, ф. 45, on. 1, д. 279, л. 1—69; АВП РФ, ф. 06, оп. 2, п. 78, л. 70—79.
Автор выражает признательность научному сотруднику АП РФ С. А. Мельчину и научным
сотрудникам АВП РФ И. А. Сидоровой и Н. А. Абрамову. Комментарии и научный аппарат
составлены автором.
90
возражений против такого рода договоров у него нет, но что он хотел бы,
конечно, несколько внимательнее изучить предложенные тексты и, может быть,
внести в них те или иные небольшие поправки.
т. т. Сталин и Молотов не возражали против намерения Идена*.
Затем тов. Сталин заявил, что, по его мнению, было бы желательно приложить
ко второму договору секретный протокол, в котором была бы намечена общая
схема реорганизации европейских границ после войны. Схема эта сводилась к
следующему:
1. Польша. Западная граница Польши должна включать Восточную Пруссию
и Коридор, причем немецкое население этих районов должно быть эвакуировано
в Германию. Восточная граница Польши (граница с СССР) должна идти по
реке Неман, причем Тильзит должен находиться в руках Литвы, составляющей
часть СССР. Далее к югу эта граница в основном должна идти, примерно, по
линии Керзона, которая может быть в известных пунктах частично модифици¬
рована.
2. Чехословакия должна быть восстановлена в своих старых границах, включая
Судеты. Этот последний район, ввиду его стратегической важности, ни в коем
случае не может быть передан в руки Германии. Сверх того, территория Чехо¬
словакии должна быть увеличена на юге за счет Венгрии, которая должна
понести надлежащее возмездие за свое поведение в ходе этой войны.
3. Югославия должна быть восстановлена в своих старых границах и несколько
расширена за счет Италии (Триест, Фиуме, острова в Адриатическом море
и т. д.).
4. Албания может быть восстановлена как независимое государство при
гарантии ее независимости другими державами.
5. Турция в виде компенсации за соблюдение ею нейтралитета может получить
Додеканес, населенный турками район Болгарии к югу от Бургаса, и, может
быть, какие-либо территории в Сирии. Полезно было бы также передать Турции
некоторые острова Эгейского моря, закрывающие выходы из ее важнейших
портов, вроде Смирны. По этому пункту Иден заметил, что на Додеканес давно
уже претендуют греки, ибо население названных островов является греческим,
однако признал необходимость обсуждения и того или иного урегулирования
данного вопроса. Тов. Сталин, со своей стороны, прибавил, что отход от Болгарии
Бургасского района явился бы наказанием за поведение Болгарии во время
войны. Болгария должна была бы также несколько пострадать территориально
и на своей югославской границе. По мнению тов. Сталина, для Болгарии со¬
вершенно достаточно иметь один морской порт в виде Варны.
6. Греция должна быть восстановлена в своих старых границах. То же должно
быть сделано и в отношении всех остальных оккупированных Германией стран.
7. Франция. По вопросу о будущем Франции тов. Сталин задал Идену вопрос,
что он думает на эту тему? Вполне очевидно, что Петэн и компания — люди
совершенно безнадежные, люди, которые сделали ставку на победу Германии.
Но каково все-таки возможное будущее Франции? Можно ли сейчас высказать
по данному поводу известные предположения или же лучше игнорировать всю
эту проблему? Иден ответил, что он вполне согласен с тов. Сталиным в оценке
Петэна и компании. Что же касается будущего Франции, то ему кажется, что
Франция пройдет через очень длинный период разложения и депрессии, прежде
чем она снова сможет стать великой державой. Не исключено, что этого и
вообще не случится и что Франция перейдет на положение второстепенной
европейской державы, вроде Испании. Тов. Сталин высказал мнение, что если
бы Франция осталась после этой войны в состоянии длительной прострации, то
в интересах безопасности Великобритании было бы целесообразно, чтобы по¬
следняя имела свои военные и морские базы на французском берегу в таких
♦ Эти начальные строки беседы огг/бликованы: Советско-английские отношения..., т. 1, с. 184.
91
пунктах, как, например, Булонь, Дюнкерк и т. д. Равным образом было бы
целесообразно, чтобы Бельгия и Голландия находились в открытом военном
союзе с Великобританией и чтобы последняя на их территории также имела
право содержать свои военные, воздушные и морские базы. Это было бы важно
не только с точки зрения интересов безопасности Великобритании, но также и
как гарантия независимости Бельгии и Голландии. Советский Союз был бы готов
поддерживать эти притязания Англии. Советский Союз также не возражал бы
против того, чтобы Англия имела свои морские базы в Норвегии или Дании,
при условии гарантии некоторыми державами входов и выходов из Балтийского
моря. Иден выразил тов. Сталину благодарность за его обещание поддержки
Великобритании в приобретении морских и других баз в только что названных
странах.
8. Германия. В отношении Германии тов. Сталин сказал, что абсолютно
необходимым является ослабление Германии, в первую очередь, путем отделения
Рейнской области с ее промышленным районом от остальной Пруссии. Как
должна быть оформлена дальнейшая судьба Рейнской области — в виде ли
независимого государства, протектората и т. д.,— можно будет обсудить в даль¬
нейшем. Важно самое отделение. Австрия должна быть восстановлена как не¬
зависимое государство. Возможно, что то же следовало бы сделать с Баварией.
9. Советский Союз считает необходимым восстановление своих границ, как
они были в 1941 году, накануне нападения Германии на СССР. Это включает
советско-финскую границу, установленную по мирному договору между СССР
и Финляндией 1940 года, Прибалтийские республики, Бессарабию и Северную
Буковину. Что касается границы СССР с Польшей, то она, как уже выше было
сказано, в общем и целом могла бы идти по линии Керзона и со включением
Тильзита в состав Литовской республики. Кроме того, Советский Союз, сделавший
в 1940 году подарок Финляндии в виде возвращения Петсамо, считал бы необ¬
ходимым, ввиду позиции, занятой Финляндией в нынешней войне, вернуть себе
этот подарок. Далее Советский Союз хотел бы, чтобы Румыния имела военный
союз с СССР с правом для последнего иметь на румынской территории свои
военные, воздушные и морские базы. Объем самой Румынии должен быть несколько
увеличен на западе за счет Венгрии, в рамках которой в настоящее время
проживает до 1,5 миллионов румын. Это также явилось бы дополнительным
наказанием для Венгрии за ее роль в войне. На севере такого же рода отношения
Советский Союз хотел бы имётъ с Финляндией, т. е. Финляндия должна была
бы состоять в военном союзе с СССР, с правом последнего иметь на финской
территории свои военные, воздушные и морские базы.
Изложив все это, тов. Сталин заметил, что данная схема должна была бы
лечь в основу того секретного протокола, который следовало бы приложить к
договору о послевоенных проблемах. Далее тов. Сталин коснулся еще двух
вопросов послевоенного порядка. Во-первых, он высказал мнение, что Германия
должна будет возместить пострадавшим от нее странам (Великобритании, Со¬
ветскому Союзу, Польше и др.) нанесенный ею вред. Во-вторых, в будущей
реконструированной Европе, в интересах поддержания мира и порядка, желательно
было бы создать военный союз демократических государств, во главе которого
стоял бы какой-либо совет или другой центральный орган, имеющий в своем
распоряжении международную военную силу. Советский Союз также не имел
бы возражений против создания в Европе тех или иных государственных феде¬
раций. Тов. Сталин просил Идена высказать свое мнение по всем затронутым
им вопросам.
Иден начал с текстов договоров, подлежащих оглашению, и в этой связи
вручил т. Сталину выработанный им свой проект соглашения. (Текст прилагается.)
Иден полагал, что текст будущих договоров мог бы в известной мере явиться
объединением нашего текста с предложенным им английским текстом, тем более,
что в ряде пунктов они совпадают.
Что касается проблем послевоенной Европы, то Иден высказал свою большую
92
благодарность тов. Сталину за столь подробное и откровенное изложение того,
что он думает по этому поводу. Лично Иден согласен с мнением, высказанным
тов. Сталиным. Иден полагает, что в послевоенной Европе ответственность за
ее реконструкцию и за поддержание мира и порядка ляжет, главным образом,
на наши два государства совместно, конечно, с Соединенными Штатами, поскольку
последние готовы будут вообще сотрудничать в этом деле. В отношении будущей
Германии Иден может заверить тов. Сталина, что британский народ твердо
решил сделать все, что в его власти, для предупреждения нового повторения
германской агрессии. Как это должно быть сделано, требует внимательного
рассмотрения и обсуждения. Идену представляется, что при всяких условиях
необходим самый строгий военный контроль над Германией, и что Англия,
Советский Союз и Соединенные Штаты (если последние этого захотят) должны
будут организовать подобный контроль. По вопросу о раздроблении Германии
британское правительство не принимало никаких решений, но в принципе оно
против этого не возражает. Идену кажется, что раздробление Германии желательно
было бы провести по возможности путем стимулирования сепаратистских дви¬
жений в Германии. Однако британское правительство готово обсуждать и всякие
другие способы проведения данной политики. Британское правительство при
всяких условиях стоит за независимость Австрии. Оно готово рассматривать
вопрос о независимости Баварии и независимости Рейнской области. Иден должен,
однако, заметить, что британское правительство до сих пор всерьез не занималось
проблемой будущего Германии, как и вообще проблемами послевоенной Европы.
Здесь оно далеко отстало от Советского правительства. Поэтому сейчас он может
высказать лишь свое собственное мнение, как отдельный министр. Однако по
возвращении домой он доложит весь вопрос кабинету, который его обсудит, и
после того дискуссия на данную тему может быть продолжена через Майского
в Лондоне или через Криппса в Москве. В вопросе о репарациях британское
правительство держится той точки зрения, что денежные репарации не имеют
никакой цены. Опыт прошлой войны показал, что денежные репарации ведут
только к целому ряду финансовых и экономических затруднений и больше
вредят победителям, чем побежденным. Иное дело реституция тех материальных
ценностей (товары, машины и т. п.), которые Германия уничтожила или захватила.
Тов. Сталин заметил, что Советский Союз также считает, что денежные
репарации мало полезны и что Германия должна произвести реституцию в
натуре. Самое лучшее было бы лишить Германию и Италию их наиболее
совершенных станков в интересах оккупированных или пострадавших стран.
Иден полностью согласился с тов. Сталиным и заявил, что он не видит
оснований, почему мы не должны были бы требовать, чтобы Германия восста¬
новила, например, Советскому Союзу те станки, машины, фабрики и т. д.,
которые она разрушила.
Переходя далее к более общему вопросу о схеме послевоенной реконструкции,
Иден добавил, что еще до того, как СССР был вовлечен в войну, Рузвельт
прислал Черчиллю послание, в котором просил британское правительство не
принимать на себя никаких секретных обязательств о послевоенной реконструкции
Европы без предварительной консультации с ним. Это, конечно, не исключает
возможности дискуссий между Англией и СССР по вопросу о базисе будущего
мира. Однако в интересах более успешного и гладкого проведения реконструкции
послевоенной Европы было бы очень важно держать все время тесный контакт
с Соединенными Штатами.
Тов. Сталин возразил, что есть ряд вопросов, которые касаются интересов
безопасности только наших двух стран. Такие вопросы, казалось бы, мы могли
бы обсуждать вполне самостоятельно.
Иден с этим отчасти согласился, однако продолжал настаивать на том, что
в вопросах мирового порядка участие Соединенных Штатов является обязатель¬
ным.
Тов. Сталин согласился с этим последним заявлением.
93
Иден выразил благодарность тов. Сталину за его положительное отношение
к вопросу о федерировании малых европейских государств. Иден полагает, что
подготовляющаяся конфедерация Польши и Чехословакии должна рассматриваться
как положительный факт. Было бы желательно, чтобы и Балканские страны
также нашли ту или иную форму федеративного объединения. Тем самым всем
этим странам легче было бы сохранять и поддерживать свою экономическую и
политическую независимость.
Далее Иден вновь вернулся к вопросу о договорах и стал спрашивать тов.
Сталина, как было бы лучше поступить с имеющимися у нас тремя документами
(два советских и один английский текст)? Не следовало ли бы как-нибудь их
объединить?
Тов. Сталин ответил, что текст, предлагаемый Иденом, очень напоминает
декларацию. Наоборот, советское правительство предлагает два договора. Декла¬
рация — это алгебра, договора — это простая практическая арифметика. Мы
хотим арифметики, а не алгебры. Так как Иден в этом месте несколько дву¬
смысленно засмеялся, то тов. Сталин добавил, что из его слов не следует
заключать, будто бы он относится неуважительно к алгебре. Алгебра — хорошая
наука, к которой он относится с полным почтением, но сейчас, при данных
конкретных обстоятельствах, мы предпочитаем арифметику. Гитлер на каждом
шагу хвалится заключаемыми им договорами. Было бы, поэтому, более целесо¬
образно, чтобы мы не ограничивались декларациями, а заключили настоящие
договора. Затем тов. Сталин спросил, как быть с предложенным им секретным
протоколом?
Иден ответил, что он не может подписать подобного документа без предва¬
рительной консультации со своими коллегами. К тому же британское прави¬
тельство до сих пор еще не прорабатывало по-настоящему поднятых тов. Сталиным
проблем.
Тов. Сталин тогда заявил, что он не настаивает на немедленном принятии
тех его предложений, которые касаются изменения границ за пределами СССР,
но он полагал бы, что вопрос о западной границе СССР мог бы быть разрешен
немедленно.
Иден возразил, что он не может дать сейчас ответа на этот вопрос. Данный
вопрос, как и все вообще вопросы об изменениях границ, происшедших на
протяжении нынешней войны, британским правительством до сих пор отклады¬
вались до мирной конференций.' Британское правительство не раз делало заяв¬
ления, что оно не считает возможным признание новых границ немедленно, до
конца войны. Такова была политика британского правительства в течение ми¬
нувших двух лет. Далее британское правительство обещало американскому пра¬
вительству консультировать с ним по всем вопросам подобного рода. Наконец,
в соответствии с конституцией Британской Империи британское правительство
должно консультировать также с доминионами. Поэтому Иден считает, что ответ
на вопрос о советской западной границе он сможет дать только в Лондоне через
Майского, после того, как он снесется со всеми вышеупомянутыми инстанциями.
Иден полагает, что такой метод более правилен не только с чисто юридической,
но также и с политической точки зрения.
Тов. Сталин поинтересовался, не облегчило ли бы разрешение вопроса о
признании западной советской границы, если бы данный вопрос в Лондоне был
урегулирован не в порядке договора, а в порядке обмена нот?
Иден ответил, что технически это, может быть, несколько облегчило бы
желательное разрешение вопроса, но по существу все-таки, прежде чем принимать
соответственное решение, британскому правительству пришлось бы консульти¬
ровать с Соединенными Штатами и доминионами.
Тов. Сталин заметил, что он не имеет никаких возражений против инфор¬
мирования Соединенных Штатов о наших переговорах по данному вопросу.
Наоборот, он был бы очень доволен, если бы Соединенные Штаты приняли
участие в прйзнании советской западной границы 1941 года.
94
Иден возразил, что сомневается в готовности правительства Соединенных
Штатов это сделать в настоящее время. По его мнению, лучше всего будет,
если по возвращении в Англию он прежде всего проконсультирует премьер-ми¬
нистра и затем сообщит нам его точку зрения.
Тов. Сталин ответил, что он хотел бы подчеркнуть свое желание прийти к
соглашению с Англией по данному вопросу, чтобы иметь тут с нею единый
фронт.
Иден подтвердил, что он тоже очень хотел бы единого фронта с Советским
Союзом как по этому, так и по многим другим вопросам, но, тем не менее,
сейчас он находится в большом затруднении. Вопрос о границах вообще еще не
изучался и не решался британским правительством. Иден иллюстрирует свою
мысль примером. По вопросу о будущем Польши он лично вполне согласен с
тем, чтобы Восточная Пруссия вошла в состав Польской республики. Он не
имеет оснований думать, что Черчилль будет против этого возражать. Тем не
менее, сейчас он не может высказать никакого мнения от имени премьера просто
потому, что до сих пор никогда не говорил с ним на данную тему.
Тов. Сталин заметил, что вполне понимает позицию Идена, однако он должен
с особой силой подчеркнуть, что военные цели СССР и Англии должны быть
идентичны, ибо только в этом случае наш союз может быть крепок. Если у нас
будут различные военные цели — не будет никакого союза.
Иден выразил согласие с этим положением и прибавил, что его целью является
примирение военных целей обеих стран. Он допускает, что между СССР и
Англией могут быть известные разногласия по тому или иному пункту, однако
не сомневается, что в основном наши военные цели одинаковы и что единый
фронт в этой области вполне возможен. Тем не менее, поскольку вопрос о
границах еще не обсуждался и не решался кабинетом, Иден все-таки не считает
возможным принимать на себя сейчас в Москве какие-либо связывающие обя¬
зательства. Иден спросил тов. Сталина, говорил ли он что-нибудь полякам по
вопросу о границах будущей Польши?
Тов. Сталин ответил, что пока ничего не говорил, но скажет, если это
окажется нужным. Во всяком случае, тов. Сталин полагает, что Польше должны
быть отданы все земли до Одера, а остальное пусть будет Пруссия или, вернее,
не Пруссия, а Берлинское государство.
Иден высказал сомнение в целесообразности раздробления Германии на части,
если для этого не будет предпосылки в виде сепаратистских движений среди
германского народа. Иначе возникнет ирредентистское движение, которое в
недалеком будущем вновь объединит всю страну.
Тов. Сталин возразил, что именно такого рода рассуждения привели нас к
нынешней войне. Желает ли Иден нового нападения со стороны Германии?
Несколько смущенный Иден пытался защищаться, ссылаясь на то, что нельзя
слишком упрощать подобные вопросы.
Далее Иден заявил, что по поручению премьера он хотел бы ознакомить
тов. Сталина с военным положением Великобритании и сообщить ему некоторые
данные о количестве и диспозиции ее вооруженных сил. Суть сообщения Идена
сводилась к следующему.
В 1939 году, в начале войны, Англия по сравнению с Германией была сильна
на море, хотя ей и не хватало судов для конвоирования торговых караванов.
Первая линия британского воздушного флота состояла из 1300 самолетов. Ко¬
личество сухопутных войск было невелико, причем не было ни одной механи¬
зированной дивизии. После Дюнкерка Англия осталась в ужасном положении.
Во Фландрии было потеряно все вооружение десяти дивизий и очень большое
количество авиации. Германия заняла северный французский берег, с которого
ей легко было бомбить крупные промышленные центры Великобритании. Встала
угроза вторжения. Задачи флота были в чрезвычайной степени отягчены. Воз¬
душных сил не хватало. Во всей Англии имелась лишь одна полностью обученная
и вооруженная дивизия. Не было ни укреплений, ни плана защиты. Не лучше
95
обстояло дело в империи, в Египте и вообще на Ближнем Востоке. Британских
сил было совершенно ничтожное количество. Достаточно сказать, что, например,
в Судане после Дюнкерка находилась всего лишь одна бригада, в то время как
итальянцы в Абиссинии имели свыше 150 тысяч войск.
Перед Англией во всей остроте встал вопрос о том, чтобы как-нибудь выжить.
Положение осложнялось опасной ситуацией на море. В обычное время Англия
ввозит* ежегодно до 70 млн. тонн грузов. Теперь программа была сокращена
до 40 миллионов тонн. Для реализации этой программы Англия располагала
торговым флотом в 12,5 млн. тонн**. В каждый данный день на море находилось
600 военных судов. Морская война с каждым днем усиливалась. Потопления
судов росли. Высшей точкой эти потопления достигли в мае — июле 1941 г.,
когда Англия в среднем теряла до 500 тысяч тонн в месяц. Таких потерь она
долго переносить не могла бы. К счастью, однако, благодаря принятым мерам
цифра потоплений была сильно сокращена и, например, в ноябре упала до 130
тысяч тонн в месяц.
Сейчас, спустя полтора года после Дюнкерка, положение Англии значительно
крепче. Ее сухопутные силы (включая метрополию, Ближний Восток и т. д.)
составляют 21/4 миллиона человек. Воздушный флот насчитывает 750 тысяч
человек и скоро, вероятно, дойдет до 1 миллиона. В морском флоте имеется
500 тысяч, в торговом флоте 125 тысяч. Большое количество людей занято в
судостроении и на починке судов. В общей сложности это составляет 4 миллиона
человек. Сверх того, Англия имеет до 1,5 млн. «отечественной гвардии» (опол¬
чение). Большое количество женщин вовлечено в промышленность и в военное
дело. На Ближнем Востоке Англия сейчас имеет 18 дивизий. К весне будущего
года она рассчитывает иметь там 28 дивизий, в том числе 5 или 6 механизи¬
рованных. В Индии создается армия в 1,5 млн. человек, из которых 800 тысяч
уже имеются налицо. Гарнизон в Малайе состоит из 4 дивизий. Империя дала
Англии в общей сложности 25 дивизий, из них Канада — 5, Австралия — 4,
Южная Африка — 2, Новая Зеландия — 1,5 и Индия — 13.
В воздушном флоте Англия сильнее всего в истребителях. Выполнение ави¬
ационных программ было несколько замедлено во время прошлогодних воздушных
налетов. Количество бомбардировщиков постепенно увеличивается. На Ближнем
Востоке Англия имеет сейчас 60 эскадрилий. Главная масса их сосредоточена в
Северной Африке, где Англия ведет наступательную кампанию в Ливии. Здесь
силы противника исчисляются в 10 дивизий, из них около одной трети немцы.
Авиация противника в Ливии достигает 600 самолетов. Немцы и итальянцы
пытаются слать подкрепление в Ливию, но не в состоянии покрыть свои потери.
Британское правительство ставит своей задачей в ближайшее время очистить
Средиземное море, занять не только Ливию, но и Триполи с тем, чтобы сделать
возможным использование Средиземного моря для транспортных целей, а также
подготовить возможность наступательных операций в Европе. Однако события
на Дальнем Востоке, начавшиеся уже после отъезда Идена из Лондона, вносят
совсем новый элемент в общую ситуацию.
Выслушав сообщение Идена, тов. Сталин заявил, что, по мнению советского
военного командования, весьма крупные германские воздушные силы (до 1500
самолетов) переброшены немцами в Японию и что как раз эти немецкие воздушные
силы, а не японские, нанесли в последнее время такие чувствительные удары
британскому флоту на Дальнем Востоке. В подтверждение своей мысли тов.
Сталин указал, что за последнее время на нашем фронте количество германской
авиации сокращается, а в то же время германское производство самолетов
достигает в среднем 2—2‘/2 тысяч в месяц. Куда же в таком случае деваются
немецкие аэропланы? Кроме того, мы хорошо знаем из собственного опыта, что *
♦ В оригинале *возит».
♦♦ Имеется в виду флот океанского значения, за вычетом каботажного, рыболовного и т. п.
96
представляют из себя японские летчики. Мы наблюдали их также в Китае.
Можно смело сказать, что последние события в Малайе — не японская работа.
Иден был чрезвычайно заинтересован сообщением тов. Сталина и стал спра¬
шивать, каким образом немцы оказались в состоянии перебросить свои воздушные
силы на Дальний Восток?
Тов. Сталин ответил, что это сделано, вероятнее всего, через Южную Америку,
а возможно, также через Испанию и Португалию*.
Иден выразил тов. Сталину большую благодарность за сообщенные им сведения
и сказал, что со своей стороны постарается произвести надлежащую проверку
их через английские каналы. Затем Иден заявил, что, уезжая из Англии, он
имел у себя «в кармане» 10 эскадрилий самолетов, которые и хотел предложить
нам для посылки на советский фронт, как только это позволят операции в
Ливии. Однако сейчас он получил сообщение, что эти десять эскадрилий бри¬
танское правительство вынуждено направить в Сингапур.
Тов. Сталин ответил, что вполне понимает положение британского прави¬
тельства и не имеет возражений против переадресовки названных десяти эскад¬
рилий.
Иден выразил сожаление по поводу такого оборота дел, но тов. Сталин еще
раз подтвердил, что вполне понимает создавшуюся ситуацию, ибо мы на нашем
фронте тоже не раз переживали трудные периоды. Тов. Сталин поинтересовался,
не отразятся ли последние события на отправке танков в СССР?
Иден ответил, что не отразятся, поскольку, во всяком случае, речь идет об
Англии. У Идена имеются, однако, опасения насчет Америки. Если американцы
прекратят свои поставки, то, например, англичане на Ближнем Востоке окажутся
в очень тяжелом положении, ибо там они оперируют американскими самолетами,
а «Харрикейны», изготовляемые в Англии, идут в СССР.
Далее тов. Сталин спросил, что Иден хотел бы знать о нашей военной
ситуации?
Иден ответил, что ему было бы интересно иметь представление о нашем
общем плане операций в течение зимы и весны будущего года.
Тов. Сталин заметил, что военная политика СССР до сих пор сводилась к
политике отступления с боями. Мы защищали каждый пункт, каждый район,
стремясь постепенно утомить и измотать германские силы. Теперь наступил
переломный момент. Немецкая армия утомлена. Ее командиры надеялись за¬
кончить войну до зимы и не сделали надлежащих приготовлений для зимней
кампании. Германская армия сейчас плохо одета, плохо питается, морально
падает все ниже. Она начинает испытывать надрыв. В то же время СССР
подготовил крупные подкрепления и в последние недели пустил их в действие.
Это создало перелом на фронте и привело к тем событиям, которые мы наблюдали
в течение последних недель. Немцы пытались закопаться в землю, но они мало
склонны к постройке сильных укреплений. Наши войска прорывают их укреп¬
ления. Наши контратаки постепенно развились в контрнаступления. Мы имеем
в виду вести такую политику в течение всей зимы. Вероятно, немцы попытаются
создать новые формирования и бросить их на Восточный фронт с тем, чтобы
Остановить наше наступление. Когда это будет, не известно, но, надо думать,
не раньше, как месяца через два. Это время мы постараемся использовать
возможно лучше. Трудно загадывать, как далеко мы продвинемся в ходе нашего
наступления, но, во всяком случае, такова будет наша линия вплоть до весны.
У нас имеется сейчас известное превосходство в воздухе, хотя и не очень
большое. Немцы имеют еще крупное превосходство в танках, и танки нам очень
нужны, особенно «Валентины», которые. оказываются вполне пригодными для
операций в зимнее время. Танки «Матильда», наоборот, пригодны для операций
• Цели, которые преследовал Сталин этим экстраординарным соображением, и его источник
остаются неизвестными.
4 Новая и новейшая история, № 2 97
летом, но не зимой, ибо их моторы недостаточно сильны для зимнего времени.
Мы наступаем и будем наступать на всех фронтах. Германская армия, в конце
концов, вовсе не так сильна. Репутация ее сильно раздута.
Иден поблагодарил тов. Сталина за его сообщение, подчеркнув его большую
важность и интерес для британского правительства. Затем Иден затронул вопрос
о Турции и спросил, нельзя ли сделать что-либо для того, чтобы теснее связать
Турцию с союзниками?
Тов. Сталин ответил, что лучшим средством для достижения такого результата
было бы пообещать Турции Додеканес.
Иден опять вернулся к греческим притязаниям на Додеканес, но тов. Сталин
ответил, что в Греции ведь тоже имеются турки и что, во всяком случае,
возможно было бы предложить туркам и грекам известный обмен островами.
Иден признал мысль тов. Сталина вполне правильной, но заметил, что
несколько времени тому назад, когда англичане рассчитывали захватить Доде¬
канес, они начали было вести переговоры с греками и турками по вопросу о
его дальнейшей судьбе. Разговоры эти не привели ни к какому положительному
результату. Тем не менее Иден полагает, что можно было бы сделать попытку
пойти по линии, указываемой тов. Сталиным. Далее Иден спросил, наблюдаются
ли в последнее время в отношении турок к Германии какие-либо изменения?
Тов. Сталин ответил, что турки очень боятся немцев, хотя и не любят их.
Иден поинтересовался мнением тов. Сталина по вопросу: пропустят ли турки
немецкие войска через свою территорию?
Тов. Сталин выразил в этом сомнение.
Иден ответил, что он согласен с тов. Сталиным.
В заключение Иден предложил, чтобы на следующее утро тов. Майский и
Кадоган (постоянный товарищ Министра Иностранных Дел, приехавший с Иденом)
встретились и набросали бы на основе трех имеющихся документов текст тех
двух договоров, которые имеет в виду тов. Сталин.
Это предложение было принято.
Заседание закончилось около 20 час. 30 мин.
В опубликованной Иденом английской части беседы в основном ее
содержание адекватно советской записи. Однако отсутствует обмен
мнениями о положении во Франции, ее будущем, некоторым другим
вопросам, которые Иден не счел возможным предать гласности, хотя
в ходе беседы в той или иной форме поддержал предложения Сталина.
Отсутствуют тексты секретного протокола, предложенного советской
стороной. К настоящему времени известны два проекта секретного
протокола. Поскольку в их текстах много общего, не исключено, что
второй сокращенный вариант был вручен позднее, а именно 18 декабря
вместе с новым советским проектом договора. Но это лишь предполо¬
жение.
Ниже публикуются оба проекта секретных протоколов.
Конфиденциально
Дополнительный протокол
к Договору об установлении взаимного согласия между СССР и Великобри¬
танией при решении послевоенных вопросов и об их совместных действиях по
обеспечению безопасности в Европе после окончания войны с Германией.
Стороны, подписавшие сего числа вышеуказанный Договор, считая необхо¬
димым уточнить постановления статей 1 и 2, согласились о том, что под
организацией дела мира и безопасности в Европе, а также под мерами по
98
обеспечению неповторения агрессии и нарушения мира со стороны Германии
они понимают:
1. Восстановление Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании, Люксембурга в их
прежних границах, существовавших до оккупации их войсками гитлеровской
Германии.
2. Восстановление Франции в ее границах, существовавших до оккупации ее
войсками гитлеровской Германии, при условии удаления правительства Петэна
и восстановления демократического режима.
3. Восстановление Чехословакии в старых границах и расширение ее территории
за счет Венгрии.
4. Восстановление Югославии и расширение ее территории за счет Италии
по побережью Адриатического моря и путем присоединения прилегающих островов.
5. Восстановление Албании как самостоятельного государства с установлением
международной гарантии ее самостоятельности.
6. Восстановление Греции в ее границах.
7. Расширение территории Турции за счет Болгарии (район Бургаса) и
Додеканезских островов, а также острова Родос — за счет Италии.
8. Установление контроля заинтересованных стран над Проливами, соединя¬
ющими Балтийское и Северное моря, Б. и М. Бельты Эресун, Каттегат и
Скагеррак.
9. В отношении Румынии признается необходимым: а) в целях обеспечения
безопасности СССР передать Советскому Союзу территорию, занимаемую устьем
Дуная с его тремя рукавами; б) передать Румынии те районы Венгрии, которые
населены преимущественно румынами.
10. Восстановление Польши в границах 1939 года с оставлением в пользу
СССР территорий Западной Украины и Западной Белоруссии, за исключением
районов с преобладающим польским населением (оставить в составе Польши
город Львов, при условии передачи СССР Белостока и Вильно или, наоборот,
передать Польше Вильно и Белосток, с оставлением Львова в СССР), а также —
расширение территории Польши за счет западной части Восточной Пруссии.
11. В интересах организации мира и безопасности на Западе Европы уста¬
навливается военный союз Англии с Бельгией и Голландией, с предоставлением
Англии права держать свои войска и военно-морской флот в этих странах.
В этих же целях Англии предоставляется право иметь свои военно-морские
базы в некоторых портах на западном побережьи Германии.
12. При решении всех возможных планов организации европейских государств,
и в первую очередь в Восточной части Европы, будет учтена роль СССР как
державы, ведущей великую освободительную войну в интересах всех европейских
государств, подвергшихся агрессии и оккупированных ныне войсками гитлеровской
Германии, и являющегося крупнейшим фактором в деле обеспечения прочного
мира в Европе и недопущения новых актов агрессии со стороны Германии.
13. Ввиду того, что Финляндия нарушила подписанный ею 12 марта 1940 г.
Мирный Договор с Советским Союзом, приняв участие вместе с Германией в
вероломном нападении на СССР, и своей политикой поддержки гитлеровской
агрессии вынуждала Англию объявить состояние войны с нею, признается не¬
обходимым восстановление Финляндии в границах и на условиях Мирного До¬
говора от 12 марта 1940 г., с отделением от нее в пользу СССР района Петсамо,
ранее добровольно уступленного Советским Союзом Финляндии. Эти минимальные
территориальные изменения в Финляндии должны сопровождаться: а) заключе¬
нием советско-финляндского пакта о взаимопомощи, с правом СССР держать в
течение 20 лет на территории Финляндии ограниченное количество своих войск
и б) удалением виновного в нападении на СССР финляндского правительства.
14. Восстановление оккупированных войсками гитлеровской Германии терри¬
торий Эстонии, Латвии и Литвы в составе СССР — в государственных границах,
существовавших к 22 июня 1941 года.
15. Восстановление оккупированных войсками гитлеровской Германии и ее
4*
99
соучастником Румынией Бессарабии и Северной Буковины в составе СССР — в
государственных границах, существовавших к 22 июня 1941 года.
16. Германия, Италия, Венгрия, Румыния, Финляндия должны возместить
Англии, СССР, Польше, Чехословакии, Югославии, Греции, Бельгии, Норвегии,
Голландии убытки, понесенные от нападения указанных выше стран.
17. В отношении Германии (кроме указанного в п. 16) признается необходимым:
а) полное разоружение, необходимое в интересах гарантии спокойствия ев¬
ропейских государств;
б) восстановление Австрии как самостоятельного государства;
в) разделение Германии на ряд самостоятельных государств, причем Пруссия
превращается в самостоятельное государство с отделением от нее территории
Восточной Пруссии;
г) часть Восточной Пруссии, прилегающая к Литве (включая Кенигсберг),
отходит к СССР сроком на 20 лет в качестве гарантии возмещения понесенных
СССР убытков от войны с Германией. Другая ее часть — отходит к Польше
(как это предусмотрено п. 10).
18. В части, касающейся возможных послевоенных государственных образо¬
ваний в Европе в виде федераций, союзов или блоков некоторых европейских
государств на Севере Европы, в Восточной Европе или на Балканах и вопроса
о целесообразности этих образований, Договаривающиеся Стороны условились
обсудить эти вопросы дополнительно, причем основными предпосылками для
решения этих вопросов они условились считать следующие:
а) добрая воля и согласие непосредственно заинтересованных государств —
возможных участников этих федераций и союзов на такого рода государственные
образования;
б) демократический характер устройства государств — участников этих обра¬
зований;
в) отсутствие угрозы безопасности со стороны таких образований по отношению
к обоим Договаривающимся Сторонам.
19. Признается необходимым создание Европейского Совета как международной
организации, в распоряжении которой в качестве орудия сохранения мира в
Европе должно находиться определенное количество войск.
Конфиденциально
Дополнительный протокол
к Договору об установлении взаимного согласия между СССР и Великобри¬
танией при решении послевоенных вопросов и об их совместных действиях по
обеспечению взаимной безопасности после окончания войны с Германией.
Стороны, подписавшие сего числа вышеуказанный Договор, считая необхо¬
димым уточнить постановления статей 3 и 4 названного Договора, согласились
о следующем.
Под обеспечением взаимной безопасности и законных интересов Договарива¬
ющиеся Стороны понимают:
1) Восстановление оккупированных войсками гитлеровской Германии терри¬
торий Литвы, Латвии и Эстонии — в составе СССР — в государственных границах,
существовавших к 22 июня 1941 г.
2) Восстановление оккупированных войсками гитлеровской Германии и ее
соучастником Румынией Бессарабии и Северной Буковины в составе СССР — в
государственных границах, существовавших к 22 июня 1941 года.
3) Вопрос о Финляндии обе Договаривающиеся Стороны согласились обсудить
дополнительно в ближайшее время с тем, чтобы решить его в духе действительного
обеспечения безопасности СССР. При этом должно быть учтено, что Финляндия
100
нарушила подписанный ею 12 марта 1940 года Мирный Договор с Советским
Союзом, приняв участие вместе с Германией в вероломном нападении на СССР,
и отвергла миролюбивые предложения Правительства СССР летом 1941 года, о
прекращении военных действий и готовности со стороны СССР обсудить вопрос
о территориальных уступках в пользу Финляндии, оставшись в лагере гитлеровской
Германии для поддержки ее агрессивной политики.
4) Вопрос о Польше и о ее государственных границах с СССР Договарива¬
ющиеся Стороны условились обсудить дополнительно, с учетом установившихся
дружественных союзных отношений между СССР и Польской Республикой, а
также с учетом национальных особенностей населения.
5) В части, касающейся возможных послевоенных государственных образований
в Европе в виде федераций, союзов или блоков некоторых европейских государств
на Севере Европы, в Восточной Европе или на Балканах и вопроса о целесо¬
образности этих образований, Договаривающиеся Стороны условились обсудить
эти вопросы дополнительно, причем' основными предпосылками для решения
этих вопросов они условились считать следующие:
а) добрая воля и согласие непосредственно заинтересованных государств —
возможных участников этих федераций и союзов на такого рода государственные
образования;
б) демократический характер устройства государств — участниц этих образо¬
ваний;
в) отсутствие угрозы безопасности со стороны таких образований по отношению
к обоим Договаривающимся Сторонам.
6) В отношении Германии обе Стороны пришли к выводу, что в интересах
гарантии спокойствия европейских государств в будущем следует предусмотреть
в послевоенном плане организации мира полное разоружение Германии, а также
в дальнейшем рассмотреть вопрос о государственном устройстве Германии с
учетом необходимости предупреждения новых актов агрессии и нарушения мира
со стороны Германии.
7) При решении всех возможных планов организации европейских государств,
и в первую очередь в Восточной части Европы, будет учтена особая роль СССР,
ведущего великую освободительную войну в интересах всех европейских госу¬
дарств, подвергшихся агрессии и оккупированных ныне войсками гитлеровской
Германии, и являющегося крупнейшим фактором в деле обеспечения прочного
мира в Европе и недопущения новых актов агрессии со стороны Германии.
8) В отношении Турции Договаривающиеся Стороны условились приложить
максимальные усилия к тому, чтобы не допустить переход Турции в русло
агрессивной политики гитлеровской Германии и в лагерь держав оси.
9) В отношении Ирана Стороны условились обеспечить скорейшее заключение
Союзного договора с Ираном и дальнейшую свою политику по отношению к
этой стране проводить в зависимости от позиции Иранского правительства и
честного выполнения взятых им на себя по Договору обязательств.
Иден изложил историю с секретным протоколом следующим образом:
«На первой встрече Сталин вручил два проекта кратких договоров:
один — о военном союзе, другой — о совместных действиях в решении
послевоенных проблем в Европе и предотвращении новой агрессии со
стороны Германии. Оба договора должны были быть опубликованы,
но второй имел секретный протокол, касающийся некоторых вопросов
европейских границ. Предложенный Сталиным протокол указывал, что
наши надежды в Лондоне на то, что удастся ограничить обсуждение
вопроса о границах общими положениями Атлантической хартии, не
оправдались. Цель русских была уже твердо определена. Она лишь
незначительно изменилась в последующие три года и заключалась в
том, чтобы обеспечить максимальные границы будущей безопасности
России.
101
Сталин предложил расширить территорию Польши на западе за
счет Германии. Другим оккупированным странам должны быть воз¬
вращены их прежние границы, Австрия восстановлена, в то время как
Рейнская область и, возможно, Бавария будут отторгнуты от Германии.
Советский Союз восстановит свои границы 1941 года с Финляндией
и Румынией и возвратит Прибалтийские государства. Его границы с
Польшей будут проходить по линии Керзона. Сталин также хотел
получить право иметь базы в Финляндии и Румынии с гарантией
выхода из Балтики. Советское правительство не будет препятствовать,
он сказал, созданию британских баз в Дании и Норвегии... Я затем
объяснил Сталину, что не могу согласиться с секретным протоколом
без консультаций с кабинетом министров, и добавил: «Рузвельт еще
до того, как Россия подверглась нападению, направил нам послание
с просьбой не вступать без консультации с ним в какие-либо секретные
соглашения, касающиеся послевоенной реорганизации Европы. Это не
исключает обсуждения между нашими двумя странами основ установ¬
ления мира. Рузвельт был обеспокоен моим предложением югославскому
правительству о некотором расширении территории страны, его это
насторожило, поскольку он не хотел, чтобы Соединенные Штаты как
одна из сторон будущего мирного договора обнаружили, что многие
вопросы «решены без их участия»» ,3.
Утром 17 декабря Майский и Кадоган, как было условлено, под¬
готовили согласованный вариант соглашения о союзе и взаимной по¬
мощи |4. Далее Иден писал в воспоминаниях, что он задал Майскому
вопрос, одобрен ли новый текст? Последовал ответ: «За исключением
одного или двух моментов незначительного характера». «Когда мы
возобновили переговоры,— продолжает Иден,— выяснилось, что Май¬
ский был неправ. Характер беседы, до этого спокойный, неожиданно
изменился, и Сталин показал свои когти. Он начал с того, что запросил
немедленного признания советских границ 1941 года как границ, ко¬
торые будут указаны в послевоенном мирном договоре» ,5.
Дискуссия 17 декабря 1941 г. временами действительно была весьма
острой. Сталин настаивал, Иден сопротивлялся, и дело едва не дошло
до разрыва.
Окончание следует
13 The Eden Memoirs..., р. 289, 290.
14 Советско-английские отношения..., с. 191, 192.
15 The Eden Memoirs..., р. 295.
102
Из истории общественной мысли
© 1994 г.
Е. А. САМАРСКАЯ
ЖОРЖ СОРЕЛЬ — ВЕЧНЫЙ ЕРЕТИК (1847—1922)
Жорж Сорель — мыслитель в высшей степени оригинальный и многозначный.
По словам французского исследователя, социалиста Т. Пако, он просто сбивает
с толку и к нему трудно приклеить этикетку какой-либо философской школы
или политического направления. Он слишком свободен в интерпретациях крупных
интеллектуальных феноменов, его оценки неожиданны, он всегда подозрителен
для ортодоксов любых направлений и, может быть, поэтому его нередко квали¬
фицируют как «второстепенного мыслителя», просто теоретика революционного
синдикализма. Между тем книги, статьи Сореля — явление значительное не
только для истории социализма, но и вообще для духовной атмосферы Западной
Европы начала XX в. Исследованию его творчества посвящены десятки книг на
разных языках мира, тогда как в России о нем известно очень мало, переведено
было еще в дореволюционное время всего несколько его работ *. Этими изданиями,
в сущности, и ограничиваются возможности российского читателя познакомиться
с идеями Сореля. Аутентичное освещение его взглядов в печати России давал
лишь синдикалист Л. С. Козловский, позже, в советское время доминировало
пренебрежительное отношение к Сорелю как теоретику, о нем упоминали вскользь
как о «литературном попутчике» * 1 французского анархо-синдикализма, идеи ко¬
торого будто бы заслуживают серьезного рассмотрения. Тенденциозность, харак¬
терная для советской историографии социализма, может быть, и явилась одной
из причин глубокого кризиса социалистической мысли, наблюдаемого в настоящее
время в России. Свою задачу автор данной статьи видит в том, чтобы извлечь
из незаслуженного забвения имя и труды серьезного французского мыслителя
и моралиста начала XX в.
Биографию Сореля можно втиснуть в одну-две страницы: она не богата
внешними событиями, вся ее интеллектуальная и эмоциональная наполненность
отражена в его книгах. Он не был политиком, не стремился к общественной
деятельности; это литератор, бескорыстный исследователь человеческой истории,
не искавший и не желавший ни выгод, ни влияния, ни славы. Его жизнь не
отделима от его книг.
Сорель родился в 1847 г. в Шербурге в обеспеченной буржуазной семье, его
двоюродным братом был историк А. Сорель. Он закончил колледж в Шербурге,
затем получил политехническое образование в Париже и, став инженером,
проработал 25 лет в дорожном ведомстве. Все эти годы он провел в провинции,
получив за службу крест Почетного Легиона, а в 1892 г., не дослужив до пенсии,
Сорель Ж. Размышления о насилии. М.» 1907; его же. Социальные очерки современной
экономии. Дегенерация капитализма и дегенерация социализма. М., 1908; его же. Введение в
изучение современного хозяйства. М., 1908.
1 Далин В. М. Стачки и кризис синдикализма в предвоенной Франции. М.— Л., 1935, с. 25.
103
в возрасте 45 лет вышел в отставку и занялся литературной деятельностью.
Жил на ренту, представляя оригинальный тип «революционного рантье».
Сорель горячо любил свою жену Марию Давид. Когда они познакомились,
она работала служанкой в отеле. Натура цельная, умная, волевая, она оказала
на него большое нравственное и интеллектуальное влияние, вызвала у него
интерес и симпатии к пролетариату; его наиболее известная книга «Размышления
о насилии» посвящена ей. В конце французского издания книги имеются такие
его слова о жене: «Счастлив человек, встретивший женщину преданную, энер¬
гичную и гордую его любовью, которая отдала бы ему свою молодость, помешала
бы его душе довольствоваться малым, которая напоминала бы ему неустанно о
его долге и даже раскрыла бы ему его гений» 2.
После смерти жены в 1897 г. Сорель до конца дней сохранял верность ее
памяти. Детей у них не было, он поселился тогда вместе со своими племянниками
в предместье Парижа, в Булони-на-Сене, здесь и умер в 1922 г. в «горестной
заброшенности». В последние годы жизни он большую часть времени проводил
среди книг в комнате на втором этаже небольшого дома. Мирная жизнь иссле¬
дователя прерывалась поездками в Париж, куда он отправлялся в библиотеку,
навестить друзей или нанести визиты в редакции. Несколько старомодно одетый,
солидной комплекции, этот «немного торжественный рантье» не выделялся на
фоне полубуржуазной парижской публики. Но, когда он входил в редакцию
журнала «Тетрадей пятнадцати» Ш. Пеги или анархистского «Нового человече¬
ства», наступали минуты его интеллектуального триумфа. Там собиралось человек
10—15 специально послушать Сореля. Когда он садился, остальные устраивались
вокруг, и Сорель начинал говорить. А говорил он блестяще и долго на самые
разные темы, речи его были всегда страстными; иногда он переходил в насмешки
и брань в адрес противников, которых этот мягкий, приятный и вежливый
буржуа не переставал атаковать. Французский синдикалист Ж. Валуа в воспо¬
минаниях передал впечатление от таких бесед Сореля: «Когда Сорель входил,
присутствующие испытывали содрогание интеллекта и все замолкали. Не его
пятьдесят лет вызывали наше уважение, а его слова. Сорель, с большой головой
виноградаря, с ясным лбом, глазами, полными лукавой доброты, мог говорить
часами, без того, чтобы его хотелось прервать. Его общая эрудиция была
необычайна, он знал досконально несколько наук, владел, я думаю, уникальной
философской культурой, какой я не встречал с тех пор ни у одного человека.
Самое большое наше доверие вызывало то, что Сорель не имел вида буржуа,
2 Sorel G. Reflexions sur la violence. Paris, 1936, p. 454.
104
пришедшего к народу. Он приходил очень просто, как ученый, который ищет
свою естественную аудиторию. И так как не было у него ни тени педантства,
так как он был, напротив, человек приветливый, жизнерадостный, пересыпавший
свои рассуждения анекдотами, рассказами, иногда даже сплетнями, то слушать
его было сплошное удовольствие» 3.
Работы Сореля очень трудны для чтения, не потому, что сложны; просто в
них нет системности, ясности, завершенности. Сам автор объяснял это тем, что
он «не популяризатор, не педагог», его увлекало само движение мысли, поэтому
он писал для избранных, для небольшого круга лиц, охваченных теми же
интеллектуальными страстями, что и он сам: «Я самоучка, предлагающий не¬
скольким лицам тетради, служившие для моего собственного обучения» 4. Сорель
считал, что особенности стиля обрекали его на неуспех у публики. Тем большим
парадоксом стало то, что его работы широко использовались такими массовыми
политическими партиями, как фашистские партии в Германии и Италии. Его
наследие постигла, к сожалению, участь, которой он так боялся, когда наблюдал
за тем, что происходило на его глазах с огромным наследием К. Маркса, чьи
идеи были извращены и вульгаризированы его учениками.
Сорель находился в вечном интеллектуальном поиске и часто менял свои
теоретические и политические позиции: в 1889 г. он консервативный либерал,
в 1893 г.— демократический социалист, после издания в 1906 г. «Размышлений
о насилии» — признанный теоретик революционного синдикализма, в 1911 г.—
националист, в 1914 г.— социалист-интернационалист, после Октябрьской рево¬
люции в России — поклонник В. И. Ленина. И между тем Сорель отнюдь не
эклектик: его поиски развивались внутри определенной философской и моральной
доминанты. На каждом этапе он бросался в драку со страстью и неистовством,
о его темпераменте свидетельствует большое литературное наследие: хотя он
начал писать после 40 лет, но, будучи необычайно плодовитым автором, успел
создать более десятка книг; его рецензии и статьи были опубликованы не менее
чем в 40 изданиях в разных европейских странах.
ОСНОВНЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИДЕЙ СОРЕЛЯ
Знакомство с интеллектуальной биографией Сореля начнем с историографии:
она любопытна не менее, чем его собственная духовная эволюция, и вводит в
суть его интеллектуальных и политических исканий. Если попытаться система¬
тизировать очень разноплановые работы о Сореле, то следует, видимо, провести
крупное различие между литературой первой половины XX в. и литературой
второй его половины. Это два больших литературных потока, разных прежде
всего по своим политическим направлениям, но также — хотя и в меньшей
степени — по философским взглядам.
Литература начала века политически была очень ангажирована. Три крупных
политических течения заявили тогда свои права на наследие Сореля: револю¬
ционный синдикализм, большевизм и фашизм. Наиболее законным наследником
сорелизма (т. е. идеологии Сореля) был, конечно, революционный синдикализм.
Имя Сореля широко известно в странах, где сильны синдикалистские традиции:
во Франции, Италии, Испании, странах Латинской Америки. В России начала
века синдикалист Л. С. Козловский много писал о французских синдикалистах,
в частности о Сореле. Тогда же было издано несколько работ последнего. Ими,
в сущности, и ограничиваются возможности познакомиться с идеями Сореля для
русского читателя. Близкими по духу синдикалистам были европейские левые
нетрадиционного типа, оппозиционные как в отношении коммунизма, так и
3 Valois G. D’un sifcele & Pautre. Paris, 1924, p. 133—134.
4 Sartre V. Georges Sorel. Elites syndicalistes et revolution proletarienne. Paris, 1937, p. 16.
105
социал-демократии. К ним относились немецкий марксист К. Корш, молодой
венгерский философ Д. Лукач (хотя он и был настроен прокоммунистически,
но в области идеологии выходил за рамки официального коммунизма), сторонники
«коммунизма Советов», разного рода социалисты прямого действия. Авторитет
Сореля среди них был необычайно высок.
Наряду с этим в начале века предпринимались попытки соединить взгляды
Сореля с большевизмом, но они не увенчались успехом. Такие попытки пред¬
принимали французские синдикалисты, вошедшие в 1923—1924 гг. во Француз¬
скую коммунистическую партию. В этом отношении они как бы следовали
идеологическим поворотам самого Сореля, который в последние годы жизни
страстно защищал В. И. Ленина и большевизм. Но сотрудничество синдикалистов
с коммунистами оказалось непрочным, большую роль тут сыграли преследования
синдикалистов в Советской России. Впрочем, большевики хотя и уничтожили в
стране «рабочую оппозицию», заигрывали с революционными синдикалистами
за ее пределами. Поэтому работы Сореля не были запрещены в СССР, однако
они интерпретировались крайне тенденциозно, пример чему подал сам Ленин,
отозвавшийся однажды о Сореле как о простом «путанике». Исключение из
коммунистических лидеров большевистского типа составлял, может быть, один
А. Грамши, для которого Сорель, наряду с Лениным, был постоянным ориентиром.
В 20-е годы XX в. о своем праве на наследие Сореля заявили фашисты.
После смерти Сореля в 1922 г. память о нем во Франции стремились монопо¬
лизировать сторонники «антегрального национализма», этой французской формы
фашизма, представителями которой были Ж. Валуа, Ж. Варьо, Р. Жоаннэ. А
когда Муссолини, уже ставший к тому времени лидером итальянских фашистов,
назвал Сореля своим учителем, то соотнесение с сорелизмом стало обычным
явлением во французской, итальянской и немецкой фашистской литературе.
Фашистское восприятие сорелизма было очень избирательным, многие важные
идеи Сореля искажались, отбрасывались или включались в несоответствовавший
взглядам контекст.
Остановимся подробнее на некоторых из названных интерпретаций сорелизма.
Типично революционно-синдикалистскую трактовку наследия Сореля давал фран¬
цузский синдикалист П. Лузон в предисловии к изданию писем Сореля Делесалю5.
На первом плане тут идея о приоритете производства в общественной жизни,
причем производство берется не как категория технологическая или экономи¬
ческая, а как философская. Производство выступает определяющим началом
человеческой жизни: человек — это прежде всего «производитель». Апология
производителя у Лузона, так же как и у Сореля, имеет антиинтеллектуалистскую
направленность, включая лозунг «Смерть интеллектуалам!»: «Всякий непроиз-
водитель — это паразит не только с экономической точки зрения, но также с
точки зрения мысли, все ценности заключены в трудящемся» б. Лузон делает
акцент на идеях Сореля о самоосвобождении пролетариата, высказываясь против
того, чтобы пролетариатом руководили интеллектуалы и политические партии.
В целом сорелизм в изображении Лузона — это идеология, которая в метафи¬
зическом, гносеологическом, социологическом планах утверждает приоритет про¬
летариата.
Фашистские интерпретации сорелизма синдикалист Лузон считает самой «не¬
вероятной экстравагантностью», которая произошла с памятью Сореля. Между
тем апелляции фашистов к Сорелю были не случайными, об этом свидетельствуют
некоторые факты, упоминавшиеся многими интерпретаторами сорелизма. Чаще
всего речь идет об известном, продолжавшемся около трех лет — в 1910—1913 гг.—
сотрудничестве Сореля с националистами из группы «Аксьон франсэз», предше¬
5 Louzon Р. Introduction.— In: Sorel G. Lettres & Paul Delesalle. Paris, 1947.
6 Ibid., p. 21.
106
ственниками французского фашизма. Тогда Сорель сам показал, как можно
использовать его теории в националистическом духе. Кроме того, интерпретаторы
отмечают, что многие ученики Сореля в Италии стали фашистами. Так, пере¬
водчик и биограф Сореля в Италии А. Ланцилло стал лейтенантом армии
Муссолини. Близко знавший Сореля Г. Лягардель, редактор французского со¬
циалистического журнала начала века «Мувман сосьалист», был в 1940 г. послом
Франции в Италии, часто встречался и беседовал с Б. Муссолини, а еще раньше,
в 1933 г., в Италии вышла в свет его переписка с Сорелем под названием
«Фашистское воспитание».
Сорель познакомился с Муссолини в 1912 г., когда тот еще был молодым
социалистом, начинавшим политическую деятельность. Сорель сказал тогда Ж.
Варьо: «Наш Муссолини не ординарный социалист. Поверьте мне, вы его увидите,
может быть, однажды во главе священного батальона, приветствующего шпагой
итальянское знамя. Это итальянец XV в., кондотьер! Его еще не знают, но это
единственный энергичный человек, способный выправлять слабости правитель¬
ства» 7. Сам Муссолини, когда был лидером итальянских социалистов, не проявлял
особых симпатий к Сорелю. Он это сделал, уже став лидером итальянских
фашистов. Ж. Варьо приводил слова дуче, сказавшего в 1934 г.: «Всем, чем я
стал, я обязан Сорелю» 8. В 1926 г. в одном из интервью Муссолини признал,
что из его учителей — П. Прудона, Ф. Ницше, Ж. Жореса, Ж. Сореля — он
более всего чтит Сореля, чьи «Размышления о насилии» были его настольной
книгой. Передают комментаторы и такие слова Муссолини о Сореле: «Именно
этот учитель синдикализма через свои суровые теории о революционной тактике
более всех способствовал формированию дисциплины, энергии и силы фашистских
когорт»9.
Если от таких внешних фактов обратиться к идейно-содержательной стороне
отношений между сорелизмом и фашизмом, то мы увидим некоторые существенные
точки их соприкосновения, хотя в целом мысль Л у зона об их радикальном
различии верна. Впрочем, фашисты и не говорили о полном тождестве их идей
с сорелизмом; они стремились взять у Сореля созвучное себе, обрезав «вредные
ветви дерева», как, по их мнению, поступал Муссолини. Ж. Валуа, отдавший
в свое время дань фашизму, писал в 1927 г., что Сорель являлся «интеллекту¬
альным отцом» европейского фашистского движения. Фашисты, по его мнению,
подхватили призывы Сореля к возрождению величия и героизма в противовес
буржуазному декадансу, его апологию насилия. Им оказалась близка резкая
критика демократии и парламентаризма со стороны Сореля; они* заимствовали
у него идею о значении рабочих синдикатов в национальной жизни, а также
парадоксальную мысль о том, что формирование сильного и героического про¬
летариата должно привести к возрождению сильной буржуазии, приверженной
духу беспощадной конкурентной борьбы. Правда, налицо разница: у Сореля
исторический момент, характеризуемый противостоянием сильной буржуазии и
сильного пролетариата, мыслился как переходный, как прелюдия к пролетарскому
насилию и социалистическому преобразованию общества, фашисты же стремились
превратить это противостояние в постоянное, утвердив над пролетариатом и
буржуазией сильное государство авторитарного типа, на которое они возлагали
задачу регулирования отношений противостоящих друг другу сторон,.
Конечно, объективный исследователь должен бы отметить, что противостояние
сильной буржуазии и сильного пролетариата должно было, по мысли Сореля,
завершиться победой пролетариата и социалистическим преобразованием обще¬
ства. Валуа обходил эту центральную для Сореля мысль, что давало ему воз¬
7 Pirou G. Georges Sorel. Paris, 1927, p. 53.
8 Sartre V. Qp. cit., p. 21.
9 Pirou G. Op. cit., p. 54.
107
можность утверждать, будто Сорель был теоретиком фашизма, а Муссолини —
его практиком.
Он писал: «Нет общей меры для того, кто думает, и для того, кто действует.
Сорель думал и воображал. Муссолини создавал. Вот исторический факт. Но
доля Сореля велика, она дала через Муссолини исключительно плодотворное
направление итальянской энергии. Одна из великих сорелевских идей касается
той роли, которую может сыграть пролетариат в современном мире. Именно эта
идея, осмысленная Лениным, произвела большевизм, а осмысленная Муссолини
дала фашизм».
Вот как она выражена в конце второй главы «Размышлений о насилии»: «Все
может быть спасено, если пролетариат посредством насилия реконсолидирует
классовое деление и отдаст буржуазии кое-что из своей энергии; вот великая
цель, к которой должна быть направлена мысль людей, не загипнотизированных
событиями сегодняшнего дня и думающих об условиях завтрашнего. Пролетарское
насилие, выступающее как ясное и простое проявление чувства классовой борьбы,
оказывается тогда прекрасной и героической вещью, оно находится на службе
первейших интересов цивилизации, оно не является, может быть, способом
достижения непосредственных материальных преимуществ, но может спасти мир
от варварства. У тех, кто обвиняет синдикалистов, что они тупые и грубые
люди, мы имеем право потребовать отчета за экономический декаданс, к которому
они пришли. Будем приветствовать революционеров, как греки приветствовали
спартанских героев, защитивших Фермопилы и способствовавших сохранению
света в античном мире. Вот идея, которая произвела в России диктатуру про¬
летариата, а в Италии фашистскую диктатуру. Обе революции исходили из
констатации политического и экономического декаданса буржуазии. Большевист¬
ская революция потерпела поражение, так как она отрицала один из движущих
принципов человеческой деятельности — собственность. Фашистская революция
преуспела, так как она заставила вернуться в национальный строй владельцев
собственности. Обе революции апеллировали в одном и том же духе к проле¬
тариату. Но Ленин уничтожил буржуа: в этом причина его поражения. Муссолини
использовал их в целях величия, в этом залог его успеха. В настоящее время
Москва находится на дороге к фашизму (имеется в виду нэп.— Е. С.): Советская
республика восстановила собственность, наследство и дала жизнь новой буржуазии,
над которой пролетарское государство утверждает социальный закон, ограничи¬
вающий и направляющий экономическую власть возрожденной буржуазии. В
Риме национальное государство, прочно утвердившееся над буржуазией, имеющее
широкую поддержку рабочих и крестьян, ограничивает и направляет к величию
экономическую и социальную власть итальянской буржуазии. Это та же самая
сорелевская идея, согласно которой благодаря страстному и требовательному
пролетариату сообщают буржуазии творческую энергию. Это одна из самых
великих идей фашизма, которая происходит по прямой линии от Ж. Сореля» ,0.
Работы Сореля активно комментировались фашистами в Германии. Так, в
1944 г. в Берлине вышла книжка М. Фройнда «Фальшивая победа» 11, представ¬
лявшая собой извлечения из текстов Сореля и комментарии к ним. Автор
называет идеи Сореля «пророческими», особенно те из них, которые относятся
к критике демократии, демократического социализма. В книге приводились со-
релевские определения демократии как «школы рабства и деморализации», режима
«полумужчин», приведшего к «закату» буржуазной Европы, к требованиям мо¬
рального и социального обновления. Немецкого комментатора привлекли также
идеи Сореля насчет европейской политики: оценки первой мировой войны и
Версальского мирного договора — в войне Сорель видел крестовый поход демок- 10 11
10 Valois G. Le fascisme. Paris, 1927, p. 7—9.
11 Freund M. Der falsche Sieg. Duncker — Humboldt — Berlin, 1944.
108
рати и, а Версальский договор оценивал как победу «плутократии», высказывания
о потенциальной силе германского духа и перспективах возрождения Германии,
которые Сорель противопоставлял антантовскому патриотизму.
В 30—40-е годы помимо названной политизированной литературы о Сореле
издавались и работы более широкого плана, в них сорелизм представал прежде
всего как моральная философия. Если брать французских авторов, то к таковым
можно отнести работы Г. Пиру, П. Анжел я, Ф. Росиньоля, В. Сартра, Э. Берта ,2.
Последний видел в Сореле мыслителя, который хотел соединить Маркса, Прудона
и Бергсона и обновить социализм посредством введения в него элементов рели¬
гиозного мистицизма 12 13 14. Другие интерпретаторы обходились без аппеляции к
религии, сосредоточиваясь на призывах Сореля к моральному обновлению об¬
щества.
С этой точки зрения моральные идеи Сореля составляли доминанту, обеспе¬
чивавшую единство его мировоззрения при всех политических поворотах, более
того, эти повороты диктовались поиском со стороны Сореля реального морального
субъекта, носителя высоких моральных ценностей. Чаще всего Сорель возлагал
свои надежды в этом плане на пролетарскую элиту, считая, что моральный
прогресс осуществится через усвоение рабочими духа классовой борьбы, непри¬
миримости, революционного героизма. Но когда в конце 1910-х годов он разо¬
чаровался в революционном синдикализме, то обратился к национализму, связав
уже с ним надежды на моральное возрождение.
Некоторые авторы любят воспроизводить сорелевскую теорию пессимизма. В
ее основе лежала мысль, что человек, взятый как родовое существо, спонтанно
стремится к падению, декадансу, а состояние декаданса неизбежно наступает в
истории после эпохи величия: величию наследует декаданс, гению — посредст¬
венность, причем движение к упадку всегда естественно, тогда как величие
требует страдания и героических усилий. В. Сартр привел яркую выдержку из
неопубликованного текста Сореля: «Вопреки тому, что думают оптимистические
философы, человечество по своей природе не стремится к великому. Можно бы
даже согласиться, что наша настоящая природа доказывает какое-то отвращение
к шедеврам, против которых восстают ее самые низкие и самые сильные инстинкты.
История учит нас, что наследие великих учителей не может ’ быть надолго
сохранено без почти героических усилий воли. То, что мы называем декадансом,
есть не что иное, как пробуждение сил, вульгарные, варварские или абсурдные
проявления которых были короткое лремя прикрыты искусственным порядком,
предложенным гением. Из этого следует, что правда у нас очень нестабильна,
между тем как наши дурные основы постоянно порождают фальшь» |4.
Конкретный социально-политический смысл этой философии могут прояснить
примеры. Так, по Сорелю, пессимизм лучше всего представлен в раннем хри¬
стианстве с его обостренным ощущением неизбежности зла и сознанием необ¬
ходимости душевного напряжения для борьбы с ним. Маркс тоже, с его точки
зрения, понимал высокую метафизику зла, трагизм истории, поскольку движущей
силой истории, по Марксу, являлись противоречия и классовая борьба. Проти¬
воположность концепции пессимизма составляет, согласно Сорелю, оптимисти¬
ческая теория прогресса. Сорель полагал, что корни этой теории уходят в
XVIII в., яркие представители которого, опираясь на «глупый оптимизм», пытались
открыть человечеству широкую дорогу к счастью. На деле же идея прогресса
свидетельствовала о серьезном моральном декадансе. Она, по мнению Сореля,
12 Berth Е. Du «Capital* aux «Reflexions sur la violence*. Paris, 1932; Angel P. Essais sur Georges
Sorel. Vers un idealisme constructif. Paris, 1936; Sartre V. Op. cit., Rossignole F. Pour connaitre la
pensee de Georges Sorel. Paris, 1948.
13 Berth E. Preface.— In: Sorel G. D’Aristotl й Marx. L’ancienne et la nouvelle metaphisique. Paris,
1935.
14 Цит. no: Sartre V. Op. cit., p. 57—58.
109
проникла всюду и развратила демократию: говорят о прогрессе, тогда как со¬
временный мир утопает в пороках, в нем царят честолюбие, зависть, ненависть,
мелочная обидчивость, ложь, лицемерие, трусость, повсюду наблюдается удру¬
чающее отсутствие высоких стремлений. Моральное обновление, по Сорелю,
невозможно при сохранении идеи прогресса. Надо, считал он, усвоить пессими¬
стическое мировоззрение, понять неизбежность зла, декаданса, чтобы вдохновиться
идеалами величия. Такие мысли Сореля были существенным вкладом в поэзию
героизма и насилия, характерную для начала XX в., в атмосфере которого
возникли самые жестокие и деспотические режимы.
Во второй половине XX в., примерно после XX съезда КПСС, вскрывшего
тоталитарные и бюрократические извращения социализма в СССР, в Западной
Европе усилилась активность левого социализма, настроенного оппозиционно и
в отношении социал-демократии, и особенно в отношении мирового коммунизма
советского образца. Типичными для таких левых были протест против подчинения
оппозиционной активности масс воле какой-либо партии, идеи самоэмансипации
масс, революционной спонтанности. Эти настроения вызвали новый интерес к
Сорелю, привели к появлению волны новой социалистической литературы о нем.
В ней редки сопоставления сорелизма с фашизмом или большевизмом, в Сореле
видят оригинального социалиста, предложившего альтернативу социал-демократии
и коммунизму. В новом свете предстают и моральные заботы Сореля, его теория
пессимизма: резкая антидемократическая направленность морализма Сореля смяг¬
чена, идея величия большей частью отброшена, а теория пессимизма получила
экзистенциалистское звучание.
Только в некоторых исторических исследованиях, к каким относится книга
по марксизму польского историка и диссидента Л. Колаковского |5, можно еще
встретить упреки Сорелю в близости его идей идеологиям тоталитаризма. Впрочем,
Колаковский признает, что сорелевский марксизм был «совершенно неортодок¬
сальным» и что Сорель, принимая участие во всех крупных марксистских по¬
лемиках, делал это «с позиций постороннего». Что касается фашизма, то Кола¬
ковский полагает: Сорель, несмотря на свои антиэтатистские взгляды, «должен
быть признан идеологом нарождающегося фашистского движения, снабдившим
аргументами функционеров и апологетов жестокой националистической тира¬
нии» 15 16. Призывы Сореля к моральному обновлению в сочетании с безоглядным
нигилизмом в отношении демократических институтов и идеологий хорошо со¬
четались с духовной атмосферой формирования фашизма.
В отличие от Колаковского современные французские социалисты не акцен¬
тируют внимания на связях сорелизма с фашизмом. Например, Т. Пако17
заявляет, что ему этот вопрос не интересен, так как видеть в Сореле предше¬
ственника кого-либо, значит упрощать его. Нельзя отнять у идеологов свободу
в выборе тех или иных учений, поэтому Муссолини был волен обратиться к
идеям Сореля, но учитель не отвечает за ученика. В подтверждение этого Пако
цитирует высказывание самого Сореля, записанное Варьо: «Это очень волнующая
проблема — влияния, которые некоторые умы могут оказать на другие. Я спра¬
шиваю себя, не существует ли своего рода синхронность идей у лиц, имеющих
общие интеллектуальные тенденции, перед лицом определенных фактов. Говорить
о моем влиянии на Ленина и Муссолини, значит, может быть, существенным
образом смещать акценты в деле, представляя его весьма упрощенным» 18. Сам
15 Kołakowski L. Main Currents of Marxism. Its Rise, Growth and Dissolution. The Golden Age.
Oxford, 1978.
16 Ibid., p. 172.
17 Paquot T. Presentation.— In: Sorel G. La decomposition du marxisme. Paris, 1982
18 Ibid., p. 11.
110
Пако пытается прочитать Сореля независимо от того, какое влияние он оказал
на тех или иных деятелей, так, чтобы его тексты тем самым обрели «первона¬
чальный смысл».
Это, конечно, похвальное стремление, однако в большинстве своем современные
работы социалистов о Сореле скорее тенденциозны, чем аутентичны, что, ра¬
зумеется, не исключает наличия в них любопытных и точных находок, ассоциаций.
Так, добротная и получившая резонанс работа Ж. Горили «Драматический
плюрализм Ж. Сореля» 19 дает в высшей степени оригинальную трактовку Сореля
как социалиста либерально-консервативного толка. В этом духе Горили истол¬
ковывает протест Сореля против парламентаризма с одновременным его уважением
к праву и свободе, верностью принципу разделения властей.
Консервативно-либеральные принципы Сореля, бесспорно существовавшие,
Горили связывает, во-первых, с традицией янсенизма 20, сохранявшейся в кругах
провинциальной буржуазии, к которой принадлежала семья Сореля, во-вторых,
с влиянием на Сореля представителей либеральной оппозиции Второй империи —
А. Токвиля, И. Тэна, Э. Ренана. Эти люди чувствовали себя наследниками
Великой французской революции, но одновременно видели и ее печальные
последствия. Сорель ценил в революции то, что она пробудила в массах энтузиазм,
вкус борьбы и чувство жертвенности во имя великих идеалов, впервые дала
крестьянину определенные права, в частности право на землю. Сорель высоко
ценил свободу, но ее гарантию он видел исключительно в уважении к праву,
в поддержке социальных институтов, охраняющих право, и особенно в неукос¬
нительном следовании моральным принципам.
Он был чужд «плебисцитарной демократии», слово «демократ» вызывало у
него ассоциацию не с фундаментальными человеческими правами и свободами,
а с эмоциональным вмешательством «толпы», направляемой определенными поли¬
тическими группировками или харизматическим вождем. Вмешательство «толпы»,
по мнению Сореля, определило итог всеобщих выборов 1852 г., когда к власти
пришел Луи Бонапарт. Его победу Сорель воспринимал с сожалением и расценивал
как конец «нотаблей», как приход к власти людей без традиций, чуждых всякому
привычному порядку, движимых честолюбием и стремлением к благам, которые
дает власть. Так убедительно аргументирует Горили существование консерва¬
тивно-либеральных принципов у Сореля.
Менее убедителен он, когда в философии истории Сореля выдвигает на
первый план драматическую коллизию между традицией, порядком и стремлением
к свободе. Представляется, что главный драматизм истории заключался для
Сореля не столько в противоречии свободы и традиции, сколько в неизбежности
декаданса, который претерпевают любые творения гения, ставшие завоеванием
цивилизации, ее бесценной традицией, и в необходимости борьбы с этим дека¬
дансом посредством нового взлета человеческого гения, что даст и новое утвер¬
ждение традиции. Горили усиливает на экзистенциалистский манер противопо¬
ложность свободы и традиции, в его интерпретации сорелевская свобода оказы¬
вается «по ту сторону реальности, тогда как тут уместнее было бы провести
аналогию с французским философом-интуитивистом А. Бергсоном, у которого
«творческий порыв» к будущему заключает уже внутри себя прошлое — традицию.
Так, в социализме Сорель видел не только революционный порыв, стремление
к свободе и отрицание существующего, но и новое утверждение традиционных
ценностей цивилизации.
Отношение к Сорелю сторонников так называемого самоуправленческого со¬
19 Goriely G. Le pluralisme dramatique de Georges Sorel. Paris, 1962.
20 Янсенизм — религиозное течение внутри католицизма, ведущее начало от учения голландского
богослова Янсения; распространилось во Франции, Голландии и других странах Западной Европы
в XVII—XVIII вв. Янсенизм близок к кальвинизму.
111
циализма выразил французский социалист, доктор политической социологии
М. Шарза в работе «Жорж Сорель и революция в XX в.» 21
Он подхватил сорелевские идеи спонтанности освободительного движения,
неподвластности его влиянию любых политических партий, пытающихся подчи¬
нить движение себе, навязать ему свои принципы и тем самым лишить перво¬
зданной силы. В этом отношении Шарза находит благодатную почву, интерп¬
ретируя мысли Сореля о вульгаризации и идеологизации марксизма в европейских
социалистических партиях конца XIX в., об утрате ими революционности и
воспроизведении в них иерархических структур, характерных для буржуазного
государства со свойственным последнему диктатом интеллектуалов. Короче, Шарза
видит в Сореле ни много ни мало теоретического предшественника европейского
гошизма 60-х годов: «Сорель, теоретический предшественник гошизма, является,
без всякого сомнения, первым и не наименьшим, представителем той разруши¬
тельной линии, которая идет от Р. Люксембург к Маркузе; от Лукача к Кас-
ториадису, сближает всех тех, кто стремится ускользнуть от липкости структур,
от практически инертного, о котором писал Ж.-П. Сартр»22. Сорель, считает
Шарза, уже осознал трудности революции, опирающейся на идею спонтанности
освободительного движения, о чем позже писал Сартр, трудности, заключающиеся
в неизбежности окостенения любой группы, берущей на себя руководство рево¬
люционным процессом, в необходимости постоянно пробуждать революционную
спонтанность, ударяя по эмоциям пролетариата наглядным примером деятельности
героической революционной элиты.
Сам Шарза полон оптимизма насчет перспектив спонтанных действий и
самоуправления в конце XX в. Самоуправленческий социализм, с его точки
зрения, выражает протест многочисленных слоев, связанных с новейшими от¬
раслями производства, против дезинтеграции человеческой личности в современ¬
ном обществе, стремление восстановить ее единство. Шарза присоединяете^ к
словам Ф. Миттерана, что самоуправление представляет «великую идею XXI в.»
Можно бы было предположить, что с интерпретацией Шарза круг замкнулся,
и Сорель, освобожденный от фантомов большевизма и фашизма, стал тем, кем
он был,— оригинальным философом и социалистом, опередившим свое время.
Но настораживает то, что самоуправленческий социализм в изображении Шарза
чужд пессимизму, откровенно оптимистичен, а Сорель больше всего боялся
оптимистов в идеологии и политике.
МАРКСИЗМ В ВОСПРИЯТИИ СОРЕЛЯ
Публиковаться Сорель начал в журналах уже в 80-е годы. В 1889 г. вышли
его первые книги — «Вклад в мирское изучение Библии» и «Процесс Сократа».
Они интересны тем, что в них уже проявились некоторые психологические и
интеллектуальные константы его творчества. Так, Сорель тяготел к идеализации
раннего христианства с его убеждением в неизбывности зла, идеалом мученичества;
его привлекал религиозный энтузиазм, тот сплав веры и легенды, который
характерен для периодов религиозной экзальтации. Позже Сорель стремился
воспроизвести в социализме тот же синтез веры и легенды, мифа, но пришел
он к этому через длительную эволюцию, включавшую самые разные метаморфозы.
Первой же в их ряду было его обращение к марксизму.
Это произошло уже после его отставки в 1892 г. Сорель тогда увлекся
философией Маркса и сблизился с французскими марксистами Ж. Гедом, П. Ла¬
фа pro м, Ж. Девилем. Познакомился Сорель с Марксом не через его французских
учеников, упрощенность восприятия Маркса которыми Сореля всегда удивляла:
21 Charzat М. Georges Sorel et la Revolution au XX-e sidcle. Paris, 1977.
22 Ibid., p. 244.
112
он изучал Маркса весьма тщательно, помогал ему в этом историк рабочего
движения Ш. Андлер; многое дали и тесные научные контакты с итальянским
философом, теоретиком и пропагандистом марксизма А. Лабриолой, с философом,
историком, политическим деятелем, тоже тогда увлекавшимся Марксом, Б. Кроче.
Сорель активно сотрудничал в двух марксистских журналах — «Эр нувель» и
«Девенир сосьяль»; в них печатались переводы на французский язык работ
К. Маркса, Ф. Энгельса, К. Каутского, Г. В. Плеханова и других социалистов.
Сорель опубликовал в них много статей, а также монографии — «Старая и Новая
метафизика» и «Разрушение античного мира» (переводов их на русский язык
не существует). Сорель хотел быть марксистом, пытался в своих философских
и исторических изысканиях применять марксистский метод. Его работы были
замечены, а такой строгий марксистский ортодокс, как А. Лабриола, считал
Сореля одним из самых аутентичных марксистов после Энгельса и самого себя.
Только из уважения к Сорелю он, преодолев свою неприязнь к Лафаргу,
согласился опубликовать в «Девенир сосьяль» принесшие ему известность «Очерки
материалистического понимания истории». Многие исследователи считают, что
именно Сорель познакомил французскую публику с глубинами философии Маркса,
тогда как Гед, Лафарг и их сторонники сводили марксизм лишь к идее неиз¬
бежности восстания пролетариата как протеста против эксплуатации и паупе¬
ризации масс.
Главный теоретический вопрос, который тогда занимал Сореля, относился к
возможности создания теории научного социализма. Маркс его привлек именно
тем, что он «поместил социальную науку на единственно соответствующую ей
почву» 23. Хотя Сорель и сохранял некоторые сомнения в возможности синтеза
социализма и науки, он был готов в то время скорее соглашаться с Марксом и
следовать за ним. Однако «чистым» марксистом он и тогда не был. В «Старой
и новой метафизике» временами сильно ощущается влияние А. Бергсона, не
говоря уже об оригинальной философской ориентации самого Сореля, мешавшей
ему быть простым последователем кого бы то ;ни было.
Сорель высоко ценил Маркса за то, что тот придал философский статус
феномену производства. По его мнению, Маркс для своего времени — столь же
великий метафизик, как Аристотель для своего, что связано с осознанием Марксом
огромного значения производства в человеческой жизни. Если Аристотель ха¬
рактеризовал человека как «социальное животное», то Маркс писал, что человек —
это «социальный трудящийся».
Мысль Сореля марксистского периода концентрировалась в форме триады
«производство — наука — социальность», все составные части которой, по его
мнению, взаимопроникали друг в друга. Дело не сводилось для Сореля к тому,
чтобы показать, что производство и наука социальны, существуют в обществе
и ему принадлежат: это не требует доказательств. Главный соблазн и трудность
заключались для него в идее о том, что социальное является сферой науки. В
этом вопросе Сорель апеллировал, с одной стороны, к Марксу, с другой — к
Бергсону. У Маркса его привлекало то, как он конструировал социальную науку,
в частности, политическую экономию. У Бергсона Сорель обращал внимание на
различение двух «я»: индивидуального «я» — сферы эмоций, изменчивых, текучих
впечатлений, и социального «я», которое включено в социум, ориентировано на
разум и само может стать объектом научного рассмотрения, тогда как индиви¬
дуальность исключает научность. Следует заметить, что триединство производства,
науки, социальности для Сореля не только методологический принцип подхода
к истории, это одновременно идеал: социализм мыслился им как полное торжество
названного триединства в обществе.
Однако и в этот «сциентистский» (научный) период виден постоянный интерес
23 Sorel G. La decomposition du marxisme. Paris, 1982, p. 40.
113
Сореля к роли эмоций в обществе. В «Разрушении античного мира» он уделил
много внимания языческим верованиям римлян, признавая, что хотя они и были
фикцией, тем не менее держали римское общество; последнее же рухнуло, когда
критика со стороны христиан разрушила силу языческих верований. Тут уже
видна увлеченность Сореля мыслью, почерпнутой им, по-видимому, у француз¬
ского историка религии Э. Ренана, что вера и мифы, не находящиеся в соответствии
с реальностью, создают энтузиазм, необходимый для крупных общественных
преобразований. Это те константы сорелевского мышления, которые грозили
взорвать весь его сциентизм марксистского периода.
4 Во второй половине 90-х годов углубились расхождения Сореля с французскими
марксистами. Сорель, недовольный чрезмерными упрощениями марксизма < со
стороны П. Лафарга, в 1897 г. порвал с «Девенир сосьяль». .Совместно с Кроче
(Он углубился в гегелевские корни марксизма и в результате4 пришел к критике
не только получившей тогда распространение версии ортодоксального марксизма,
но и положений самого Маркса.* Большую роль в этом сыграло и его знакомство
с идеями итальянского философа, одного из основоположников историзма Д. Ви¬
ко 24. Вслед за ним Сорель погрузился в глубины аффективной жизни, искал в
них основы исторического творчества. Теперь воображение, а не рассудок пред¬
ставлялось ему движущей силой истории. Власть рассудка, с его точки зрения,
распространяется только на прошлое, которое интеллигибельно, т. е. постигаемо
разумом, тогда как будущее зависит от воображения, а это — власть свободы и
мифа. Такая точка зрения вела Сореля к своеобразной интерпретации марксизма,
которая при своем последовательном развитии должна была привести его и
привела к разрыву с аутентичным марксизмом.
< Критическому отношению Сореля к марксизму и Марксу содействовало и то
обстоятельство, что в те годы вышли в свет две нашумевшие работы, посвященные
ревизии марксизма,— книга итальянского анархиста С. Мерлино «За и против
социализма» (1897 г.) и работа Э. Бернштейна «Проблемы и задачи социал-де¬
мократии» (1899 г.). Сорель подхватил многие темы ревизионистов и в срочном
порядке опубликовал несколько статей! в ревизионистских органах: в журнале
Бернштейна «Социалистише монатсхефте» и в журнале Мерлино «Ревиста критика
дель социализме». В одной из них, названной «Полемика об интерпретации
марксизма: Бернштейн и Каутский» (1900 г.), Сорель почти по всем вопросам
критики марксизма стал на сторону Бернштейна против Каутского. Он резко
отрицательно оценил теоретическую деятельность Каутского, обвинив его в
защите «старых абстракций», а его триумф в немецкой социал-демократии
квалифицировал как «определенное крушение марксизма, лишенного отныне
всякого научного интереса» 25. Сорель высмеивал Каутского, вытаскивая на свет
действительно существовавшие патриархальные мотивы его социализма: «Каут¬
ский — немец с юга, человек маленького городка, полный благих намерений и
руководствующийся очень часто реминисценциями из пасторальных романов: он
активно выступает против расточительства современных обществ, которые по¬
стоянно меняют моду, без сомнения, сожалеет о старых добрых временах, когда
всю жизнь хранили свою свадебную одежду, оплакивает расширение больших
городов и дорогие муниципальные работы, которых они требуют, и «утрату
удобрений», вытекающую из этого отделения города от деревни, разоблачает
революционную манию нашей эпохи, «не знающую ничего стабильного». Кон¬
серватор не сказал бы иначе, Каутский хотел бы высокопроизводительной ин-
4 Исторический процесс, по Вико (1688—1744), имеет объективный и провиденциальный ха¬
рактер. Все нации развиваются по циклам, состоящим из трех эпох: божественной (безгосударственное
состояние, подчинение жрецам), героической (аристократическое государство) и человеческой (де¬
мократическая республика или представительная монархия). Свои взгляды он изложил в главном
труде «Основания новой науки об общей природе вещей», вышедшем в 1725 г.
25 Sorel G. La decomposition du marxisme, p. 183.
114
дустрии, но без демографических и технологических условий, позволяющих ей
существовать и прогрессировать. Может быть, он думает, как некоторые соци¬
алисты, что капитализм вскоре закончит свое дело и мир сможет отдохнуть в
стабильности максимального счастья» 26.
Сам же Сорель в согласии с Бернштейном склонен был видеть перспективы
социализма на путях прогресса капитализма и демократии, принял даже, хотя
и временно, реформистскую стратегию социализма. Но вскоре он подверг острой
критике и Бернштейна за то, что тот не заметил подлинно оригинального в
марксизме — его антиэтатистских положений, идеи самоосвобождения пролета¬
риата. Критикуя Бернштейна и ревизионистов, Сорель вместе с тем не только
внимательно вникал в их аргументы, но и много перенимал у них. Это относилось
прежде всего к ревизионистской критике идеи Маркса о приоритете экономики
в общественном развитии.
Вслед за Бернштейном и итальянским анархистом С. Мерлино Сорель отка¬
зывался видеть в экономике главную детерминанту истории и выдвигал на первое
место мораль и идеологию. Правда, среди защищавшихся им моральных ценностей
главной у него всегда оставался труд, а производитель, человек труда, оказывался
высшим типом человека. Однако возникновение, развитие, сохранение цивили¬
зации труда не явились, по его мнению, результатом объективного прогресса
производства, как это представлялось Марксу; в их основе, по мнению Сореля,
лежали соответствующие моральные и волевые усилия.
Ревизионисты отвергали и экономический детерминизм, и претензии Маркса
на создание научной политической экономии. Сорель вторил в этом Бернштейну,
обосновывая свои взгляды главным образом тем, что марксова политическая
экономия основана на упрощениях, на незаконном сведении к некоему усред¬
ненному типу качественно разных видов труда.
Наиболее острой критике ревизионисты подвергали ортодоксальный марксизм
за его постулат о неизбежной экономической катастрофе капитализма. И их
критика не была лишена оснований. В конце XIX в., когда в ведущих капита¬
листических странах происходили сложные процессы технологического и струк¬
турного обновления экономики, в лучшую сторону менялось и положение рабочего
класса, а соответственно все более очевидной становилась мысль об устарелости
марксистских положений о крахе капитализма, об абсолютном обнищаний про¬
летариата. Сорель вслед за Бернштейном и ревизионистами глубоко это чувст¬
вовал. Но вывод его был весьма неожиданным. Если Бернштейн противопоставлял
ортодоксальной вере в крах капитализма убеждение в его беспрепятственном
поступательном развитии, то Сорель не разделял этого оптимизма. С его точки
зрения, капитализму угрожал моральный декаданс, спасение от которого несла,
как считал Сорель, революция производителей. Идеи Маркса об экономическом
крахе капитализма, утверждал он, хотя и не соответствуют действительности,
но нужны для «революционного воспитания пролетариата» и представляют собой
«элементы революционного мифа». Посредством такого странного, на первый
взгляд, поворота мысли Сорель спасал от забвения марксистские догмы.
Этот поворот мысли стал возможен прежде всего в силу того, что Сорель к
тому времени уже отошел от идеи «научного социализма», а кризис социали¬
стической мысли конца прошлого века, который многие связывали с крахом
социализма вообще, относил исключительно на счет «научного социализма». Еще
недавно он с увлечением говорил о научности марксизма, теперь же был убежден
в невозможности синтеза науки и социализма. Во-первых, потому что наука не
должна зависеть от политической ангажированности исследователя. Во-вторых,
потому что научное обоснование социализма просто невозможно: социализм не
вывод из научной доктрины, а позиция, продиктованная выбором. Нельзя, считал
26 Ibid., р. 178—179.
115
он, принимать всерьез то, что Энгельс писал о научности социализма: «Энгельс
очень мало читал современных философов; он имел только общие и довольно
смутные представления относительно новейших работ современной науки, не
нужно придавать большое значение формулам, которые он употребляет. Выра¬
жение «научный социализм» потворствовало ходячим идеям о всемогуществе
науки, и оно имело успех» 27. {Марксистский социализм теперь казался Сорелю
близким скорее утопизму, чем научности, и он объяснял это «интеллектуали-
стскими интенциями» марксизма. «Интеллектуализм, пренебрегающий эмоцио¬
нальными основами жизни, ведет к утопии,— таково убеждение Сореля отныне
и до конца дней, t Стремление марксистов обнаружить связанную с экономией
«логику» истории, представить социализм как полную победу разума и свободы
ведет, по мнению Сореля, к утопиям. (
Не в разуме и не в науке искал теперь Сорель обоснование социалистическому
проекту, а в чувстве необходимости морального обновления мира. Пока еще он
не дал полной и развернутой картины морального декаданса общества, но
направленность его моральной позиции была ясна. Как и Прудон, он полагал,
что новую мораль обществу несет социализм, а главными ее ценностями являются
труд, справедливость, свобода и солидарность производителей; формируется же
новая мораль в рабочих организациях: в профсоюзах, кооперативах, обществах
взаимопомощи. Социальные институты, считал Сорель, надо оценивать прежде
всего с точки зрения морали: все, что ведет к уменьшению духа ответственности,
достоинства производителя, его инициативы — должно быть осуждено социали¬
стами. Главное место в сорелевской моральной позиции отводилось роли про¬
изводителя, и этим она отличалась от гуманистических притязаний ревизионистов
типа Бернштейна, для которого высшие моральные ценности заключались в
кантовском требовании относиться к человеку всегда как к цели, а не средству.
Сорель утверждал, что это приведет к моральной деградации, гуманитаристской
филантропии, ибо, полагал он, не человек вообще, а производитель должен быть
в центре внимания моралиста.
Завершающим звеном в новом понимании социализма Сорелем в конце 90-х
годов была идея о необходимости социалистической мифологии. Многие рево¬
люционные тезисы Маркса, по его мнению, выглядят ошибочными, если искать
в них соответствие с действительностью, но они тем не менее важны в целях
революционной пропаганды. В предисловии 1898 г. к французскому изданию
работы Мерлино Сорель писал: «Одно дело строить социальную науку, другое
дело — формировать сознаняе» 28. У Маркса, утверждал он, многие положения
не превышают ценности «артистического образа, предназначенного внушить нам
некую идею». Когда в «Капитале» Маркс ведет речь о нищете и эксплуатации
рабочих, его нетрудно уличить в неправоте, но ценность этих отрывков, по
мнению Сореля, не познавательная, они содержат «социальную поэзию», необ¬
ходимую для революционного воспитания. Ошибка учеников Маркса в том, что
они искали у него истину, а не «революционные мифы» 29. Так возникала эта,
ни на что не похожая концепция социализма, делавшая ставку на воображение
и мифы в противовес разуму и истине.
ИДЕОЛОГ РЕВОЛЮЦИОННОГО СИНДИКАЛИЗМА
Очень важный этап в эволюции Сореля связан с делом Дрейфуса в 1896—
1906 гг. К этому времени Сорель был убежденным социалистом-демократом и
радовался тому, что социализм во Франции и Италии утратил сектантский
27 Ibid., р. 94.
28 Sorel G. Materiaux d’une theorie du proletariat. Paris, 1921, p. 188.
29 Ibid., p. 189.
116
характер, став целью политических партий, ведущих борьбу за реформы в
рамках демократии. Он полагал тогда, что социализм и демократию разделяют
только экономические проблемы, тогда как «спиритуальные» цели (свобода,
независимость человека и т. д.) у них общие. Наблюдение за делом Дрейфуса
породило у него отрицательное отношение к демократии и парламентаризму.
Если говорить о сути идеологической и политической борьбы, которая раз¬
горелась во Франции по поводу дела Дрейфуса — капитана французского гене¬
рального штаба, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Германии,— то в ней
столкнулись две силы: демократы-антиклерикалы, с одной стороны, и национа¬
листы вкупе с клерикальной партией — с другой. В защиту Дрейфуса выступали
поначалу лишь интеллектуалы, создавшие «Лигу прав человека и гражданина»,
доказывавшие невиновность Дрейфуса, ставшего жертвой сфабрикованных об¬
винений В оппозиции к ним находилась «Лига французской родины», состоявшая
из литераторов, вдохновителем которых был Морис Баррэ. В деле Дрейфуса они
видели одну из попыток евреев с помощью Германии разрушить Францию. На
первом этапе борьбы правительство и парламент были индифферентны, полити¬
ческие партии из страха потерять избирателей, в массе зараженных антисеми¬
тизмом, держались в стороне. Это относилось и к социалистам: гедисты в ciuiv
своей классовой узости, бланкисты из-за электоральных интересов не участвовали
в борьбе, Жорес в 1898 г. ринулся в драку и тут же потерял свой депутатский
мандат. Из всех французских социалистов только аллеманисты, эта чисто рабочая
партия, одержимая прудоновской страстью к справедливости, поддержала дрей-
фусаров. После 1899 г. политическая база дрейфусизма стала широкой: здесь
сыграло свою роль правительство Вальдека — Руссо. В парламенте образовалась
группа в поддержку дрейфусаров, и в 1906 г. дрейфусары одержали победу на
всеобщих выборах. Этот мощный второй этап борьбы и получил, собственно,
название «дрейфусеновской революции».
Сорель сначала активно выступал на стороне дрейфусаров, желая защитить
принципы либерализма, попранные властью права человека. Он также не мог
смириться с тем давлением,х которое оказывали националистически настроенные
массы (охлократия) на судебные органы. Тут сказалась его старая ненависть к
«плебисцитарной демократии». Он считал, что национализм полностью инстин¬
ктивен, что у охваченных национализмом масс нет ни юридической, ни моральной
традиции.
В 1906 г. на парламентских выборах победили дрейфусары. И хотя они
реабилитировали Дрейфуса, их победа разочаровала Сореля, так как, с его точки
зрения, не произошло морального возрождения страны, победители включались
в погоню за парламентскими местами, вновь установилось царство посредствен¬
ности, но уже под лозунгом антиклерикализма. В работе «Дрейфусеновская
революция» (1909 г.) Сорель утверждал, что обе боровшиеся стороны — это
«демагоги», олицетворявшие моральный декаданс, дух «цезаризма», противоре¬
чащий всякой подлинно общественной власти. Хотя он и признавал значительность
политических результатов дела Дрейфуса, его оценка их была отрицательной.
Он писал о нарушениях законности в процессе реабилитации Дрейфуса, о нажиме
правительства Вальдека — Руссо на судебные власти, о политических хитростях,
лавировании, коррупции в этом правительстве. Он даже утверждал, что дрей¬
фусары не отстаивали право и свободу, а напротив, нарушали закон — единст¬
венную гарантию свободы.
Сами дрейфусары при ретроспективной оценке показались ему ничтожными
людьми, руководствовавшимися тщеславием, политическими интересами; Эмиль
Золя, с его точки зрения, был человеком «маленького ума», любил заниматься
самопрославлением, считал себя реалистом, а на самом деле не знал реальности
и поэтому преподносил дело Дрейфуса как «полный лжи роман». Сореля поражал
контраст между масштабом исторических дел и незначительностью лиц, их
осуществлявших, этот контраст он видел в любой революции, включая революцию
1789 г. Моральное разложение, ничтожество побудительных мотивов он считал
117
особенно характерным для времени легитимизации завоеваний революции, так
как «подобная моральная анархия», с его точки зрения, обнаруживается всегда
после всех революций, приводя в отчаяние людей, сохранивших в какой-то мере
энтузиазм первых дней. Но она, заключал Сорель, по-видимому является «ис¬
торической необходимостью для перехода к спокойным временам, следующим
за эпохой волнений»30.
Из дела Дрейфуса Сорель вынес глубокое недоверие и даже неприязнь к
парламентаризму. Деятельность парламента ассоциировалась у него с постоянным
вмешательством в область права, с посягательством на законность и тем самым
на свободу граждан. Вражда к парламентаризму соединилась у него с общим
отрицательным отношением к рационалистическому подходу к истории, к ра¬
ционализированным институтам в обществе. А парламент для него был олицет¬
ворением рационализма в политике: выборы в парламент основываются на
формальном подсчете голосов, арифметический подсчет царит и в повседневной
деятельности парламента, результатом чего оказывается некая абстрактная «все¬
общая воля», часто радикально отличающаяся от конкретной воли избирателей.
У Сореля мы видим неистовый протест против рационализма в подходе к истории,
неизбежно упрощавшего, по его мнению, общественное развитие и порождавшего
ложь и утопии при попытках его объяснения, а тем более предсказания. Во
многих работах Сореля можно встретить резкую критику рационалистической
идеологии любого типа — философии Просвещения, теорий прогресса, утопиче¬
ского социализма, марксистского экономизма, политической экономии рикарди¬
анского типа, реформистского социализма конца XIX в. Развернутая и обстоя¬
тельная антирационалистическая концепция истории изложена им в таких трудах,
как «Введение в изучение современного хозяйства» (1903 г.), «Социальные очерки
современной экономии. Дегенерация капитализма и дегенерация социализма»
(1906 г.), «Иллюзии прогресса» (1908 г.).
Главный удар Сорель нанес по демократической идеологии и обосновавшей
ее философии Просвещения, в частности, по картезианству (латинизированная
форма фамилии Декарт) — учению французского философа Р. Декарта (1596—
1650) и его последователей. Он резко критиковал у Декарта антихристианство,
его равнодушие к морали, понятиям «греха» и «смысла жизни», его безоблачный
и неоправданный оптимизм, он усматривал в картезианстве и вообще в рацио¬
налистической философии стремление ее сторонников обосновать безоглядную
страсть к наслаждениям. Помимо осуждения рационалистической философии с
точки зрения морали, Сорель стремился доказать утопичность всяких рациона¬
листических проектов устроения общества, попыток с помощью разума открыть
естественные права человека и спроектировать модель наилучшего государст¬
венного устройства.
С особенно резкой критикой Сорель обрушился на идеологов Великой фран¬
цузской революции, обвиняя их в привязанности к абстракциям и в утопизме.
Сорель много думал над особенностями утопического мышления, главными из
них он считал веру в приоритет политики в общественной жизни, интеллектуализм
(для рационалиста «чистая логика ... имеет значение общественной науки»31),
убеждение в том, что коль скоро построенная система удовлетворяет всем
правилам логики, то она неизбежно принесет счастье всему человечеству. В
своих рассуждениях Сорель опирался на то обстоятельство, что, как тогда
казалось, демократические идеи революции в последующей истории Франции
потерпели сокрушительное поражение, ибо вместо ожидавшегося всеобщего сча¬
стья в повестку дня встал социальный вопрос и страну охватило резкое социальное
расслоение.
30 Sorel G. La revolution dreyfussien. Paris, 1911, p. 43.
31 Сорель Ж. Социальные очерки современной экономии. М., 1908, с. 174.
118
Вместо рационалистического подхода к истории Сорель пытался обосновать
образно-поэтический, мифологический подход. Не разум, а интуиция, направ¬
ляемая четко сформулированной практической целью и опирающаяся на образное
постижение бытия, должна определять действия и поступки человека.
ф У Сореля была своя излюбленная эпоха, с наступлением которой он связывал,
с одной стороны, надежду на поражение утопического демократического сознания,
с другой — возможность перехода к теории и практике _неутопического социализма
производителей. Это — эпоха расцвета индустриального капитализма и свободной
конкуренции, наступившая в середине XIX в. Сореля радовало то, что индуст¬
риальный капитал вышел на первое место в экономике, оттеснив торговый и
ростовщический капиталы, его привлекало также и то, что экономическое развитие
приобрело характер стихийного, неуправляемого в целом процесса, а промыш¬
ленники добивались невмешательства государства в экономическую жизнью следуя
лозунгу «Laisser faire, laisser passer» (свобода торговли и предпринимательства
граждан). Сорель видел в этом проявление того, что не разум, а бессознательные
импульсы ведут экономическое развитие, он дорожил этим ощущенйем стихии,
фатальности, слепого хода истории. Не только потому, что эта стихия ставила
предел рациональному вмешательству в движение общества, но и потому, что
она, по его мнению, делала возможным стихийный же социалистический переворот
в результате классовой борьбы и спонтанного вызревания форм организации
труда, перенимаемых социализмом у капитализма. Сорель, отказавшись от мар¬
ксистского экономизма, тем не менее ценил у Маркса мысль о фатальном
наступлении социализма; он ее формулировал следующим образом: «Переворот
явится фатально неизбежным результатом слепого прогресса экономии, какой-то
экономической конъюнктуры, перед которой ум философов совершенно бесси¬
лен» 32. Фатальность для Сореля не тождественна объективной необходимости
по Марксу, она означает просто импульсивность, внерассудочность процесса.
i Сорель считал, что эпоха свободного предпринимательства и конкуренции
привела к серьезному идеологическому перелому: настал конец демократическим
утопиям, иллюзиям «естественного права», метафизике «всеобщего блага», бур¬
жуазия стала практичной и реалистичной, началась эра «железных людей»,
«капитанов индустрии». вУсловно Сорель такой перелом во Франции датировал
1848 г., до этого времени, отмечал он, длился еще XVIII в. и люди продолжали
верить в доброту человека, строить утопии; стремясь сделать человечество сча¬
стливым, они были одновременно и рационалистами, и сентименталистами...
После 1848 г. начался век железных людей — эра людей, осмеивающих филан¬
тропию и хвастающих своей силой» 33. Раньше писали конституции, разрабатывали
«декларации прав», теперь все это стало казаться метафизикой, предприниматели
занялись главным своим делом — погоней за прибылью. Сорель был уверен, что,
чем более алчными и энергичными будут предприниматели, тем острее станет
классовая борьба и тем вернее наступит социалистическое будущее.
Сорель хотел во что бы то ни стало сохранить, продлить эпоху свободного
предпринимательства, но с горечью замечал, что она в конце XIX в. все более
уходит в прошлое. С одной стороны, формирование финансового капитала,
картелей, государственного регулирования вводили планирование и тем самым
элементы рассудочности, логики в экономические отношения, а с другой —
демократия с ее гуманитаризмом, филантропией поощряла потребительство,
распространяла настроения мягкосердечия, сентиментальности и декаданса, за¬
меняя непримиримую классовую борьбу пошлым классовым миром. В связи с
этим Сорель обвинял Маркса в том, что тот не увидел угрозы, какую демократия
несла экономическому фатализму и классовой борьбе.
32 Там же, с. 7.
33 Там же, с. 127.
119
Вместе с тем Сорель мечтал о том, чтобы повернуть ход истории, вернуть
мир на путь индустриализма и свободного предпринимательства, к стихии эко¬
номического развития. Здесь он особые надежды возлагал на два обстоятельства.
Во-первых, на разжигание классовой борьбы с помощью революционных мифов,
что должно было вдохнуть в капиталистов их прежнюю энергию, предприим¬
чивость, жестокость и отвагу в конкурентной борьбе, заставить их отказаться
от безопасного существования в условиях государственного протекционизма.
Во-вторых ... на войну. Длительный мир, которым Франция наслаждалась с
1871 г., явился, по мнению Сореля, «причиной ее нравственной и духовной
слабости ... и даже экономической слабости так как дух предприимчивости у
французов пошел на убыль» 34 *. Сорель считал, что война могла бы привести к
пробуждению «боевого духа французов», к преодолению тенденций умеренности
и социального мира. Сорелевская идеализация войн, его апология энергии и
жестокости «капитанов индустрии» впоследствии вошли, наряду с другими со¬
ставными элементами, в идеологию фашизма.
Вершиной творчества Сореля синдикалистского периода его деятельности
являются его «Размышления о насилии», впервые опубликованные в 1906 г. в
журнале Ляга/деля «Мувман сосьялист» и принесшие ему мировую известность.
Книга родилась в пору расцвета революционного синдикализма во Франции и
несла на себе отпечаток его духа. Организованная в 1902 г. Всеобщая конфедерация
труда (ВКТ) объединяла не только рабочих промышленных предприятий, но и
высококвалифицированных ремесленников; в ней не было организационного
единства, централизации, аппаратной иерархии. Под влиянием анархистов эти
недостатки французского рабочего движения стали рассматриваться как его
достоинства, в децентрализации видели признак свободы и инициативы борцов.
Анархисты же привнесли в движение настроения антиэтатизма и антимилита¬
ризма. Сорель нашел в революционном синдикализме соответствие своим глу¬
бинным порывам, а именно: утверждение достоинства труда и трудящихся, отказ
от участия в политической жизни, стремление к разрыву с существующим
обществом, воплощенное в лозунге всеобщей забастовки.
«Размышления» не содержали каких-то новых взглядов. В книге Сорель с
большой силой выразил идеи, высказывавшиеся им и раньше; здесь мы встречаем
апологию пролетарского насилия и героической морали, теорию мифа и философию
пессимизма. Сорель вновь отверг парламентский социализм, превративший клас¬
совую борьбу в орудие торга ради достижения мелких материальных выгод.
Классовая борьба, пролетарское насилие, по мнению Сореля, имеют более высокое
назначение — тотальное обновление общества путем прямого действия пролета¬
риата. Такова глобальная цель; но кроме того, Сорель ждал от пролетарского
насилия и более непосредственных результатов. Во-первых, возрождения бур¬
жуазии, восстановления условий, при которых она была бы проникнута духом
«бодрости, неутомимости и неумолимости» 33, что было тождественно, по Сорелю,
новому экономическому расцвету капитализма и тем самым подготовке эконо¬
мических условий социализма. Во-вторых, революционного воспитания проле¬
тариата. Здесь Сорель дал такие формулировки, которые позже были взяты на
вооружение фашистами: «Насилие пролетариата не только обеспечивает грядущую
революцию, но и представляет из себя, кажется, единственное средство, которым
европейские нации, отупевшие от гуманизма, располагают, чтобы вновь ощутить
в себе прежнюю энергию» 36.
Однако сорелевская теория насилия по своей политической направленности
не была столь однозначной, в ней не только черпали вдохновение крайние
34 Там же, с. 346—347.
33 Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 1907, с. 24.
36 Там же, с. 2.
120
радикалы, но были сильны и либеральные мотивы, в частности, протест против
государственного гнета в отношении личности. Особенно это видно в его резкой
критике революционного террора 1789 г. во Франции. Все отвратительные же¬
стокости того времени Сорель объяснял политическим характером революции,
тем, что ставкой в ней была государственная власть. Он надеялся (шаткая и
неоправдавшаяся надежда!), что пролетарское насилие по причине его неполи¬
тического (внеэтатистского) характера не приведет к такой жестокости и такому
кровопролитию.
Сорель с энтузиазмом воспевал высокую моральную ценность пролетарского
насилия, спрашивая при этом, «не заключается ли известная доля недомыслия
в том восхищении, с каким наши современники относятся к мягкосердечию?» 37.
Его ответ был однозначен: гуманизм, мягкосердечие лишь поощряют мошенни¬
чество и хитрости, распространенные в рыночных обществах. Он оспаривал
мнение о том, что современные общества в смысле нравственности имеют пре¬
имущества перед традиционными: на деле просто изменился тип преступлений,
неимоверно возросли среди них те, которые основаны на хитрости, и эта их
массовость вызвала снисходительное к ним отношение. Жестокость нравственно
чистого человека, по словам Сореля, более благодетельна для морального климата
эпохи, чем мягкосердечное попустительство мошенничеству, утилитаризму, погоне
за выгодой. Только борьба за высокие неутилитарные цели (социализм) может
возродить нравственность в обществе: «Насилию социализм обязан теми высокими
моральными ценностями, благодаря которым он несет спасение современному
миру» 38.
Сорелевская героическая мораль вызывает ассоциации с Ницше, хотя в
содержательном плане ценности сорелизма отличны от ницшеанских. Ницше
противопоставлял мораль господ морали слабых, отрицал христианские ценности,
Сорель же мыслил с помощью антитезы: «мораль производителей — потреби¬
тельская мораль». Воспеваемая им мораль производителей включала, помимо
идеалов силы и величия, ценности творческого труда и достоинства производителя,
презрение к потребительству. Эта мораль вместе с тем не чужда и христианских
ценностей, олицетворение которых можно видеть в христианской семье — воз¬
вышенность души, верность, преданность, забота о слабых. Но социальна^ фи¬
лантропия, поощрявшая зависть, безделье, желание жить на чужой счет, в какой
бы форме она ни проявлялась, всегда встречала у Сореля резкую критику.
Нет нужды повторять, на этот раз в связи с «Размышлениями о насилии»,
тезисы сорелевской концепции мифа — о движущей роли мифов в исторических
движениях, о противоположности мифа и утопии, несоизмеримости мифа и
реальности. Здесь уместно остановиться на возражениях, которые сам Сорель
сделал критикам теории мифа в письме французскому писателю Д. Алеви от
15 июня 1907 г., помещенном в качестве введения к французскому изданию его
главной книги. Отвергнув мнение, что вера в мифы свойственна лишь прими¬
тивным обществам, Сорель сосредоточился главным образом на том, чтобы
оспорить проводившиеся тогда аналогии между его понятием мифа и теми
«мечтами», в которых Ренан хотел видеть движущую пружину человеческой
истории. Сорель категорически отводил обвинения в интеллектуализме и считал
неверным сближение своей точки зрения с ренановской. Ренан, писал Сорель,
хотел рассуждать об истории рационалистически, но рационализм бессилен перед
лицом истории, он не понимает человеческих страстей, веры; с этой точки
зрения история предстает чередой бессмысленных актов и вызывает лишь со¬
страдание. Особенно история религии неподвластна рационалисту. Ренан обна¬
руживал непонимание религии, когда утверждал, что «религия — это необходимая
37 Там же, с. 98.
38 Там же, с. 163.
121
ложь». Корни религии, так же как и мифов, воодушевляющих большие исто¬
рические движения, лежат в глубинных пластах психологии, поэтому нельзя
веру заменить интеллектуальными аргументами.
Можно не соглашаться с сорелевской концепцией мифа, как это делает
Л. Колаковский, видя в ней приглашение играть страстями людей, игнорируя
при этом указания разума, однако следует признать, что XX в. достаточно
подтвердил огромную роль мифов в массовых движениях. И это не только мифы
о вожде, вдохновлявшие и коммунистические, и фашистские движения, но и
либеральные мифы, например, о всеразрешающих возможностях рынка. Вероятно,
Сорель прав в том, что человеческие отношения не могут быть до конца
рационализируемы, что история имеет некоторые «мистические области», воз¬
действуя на которые, мифы могут играть в ней решающие роли. Не прав Сорель,
может быть, в том, что миф сам по себе может увлечь массы, заставив их идти
против устоявшегося порядка жизни, против самой истории. Вернее, для того
чтобы родился миф, несущий заряд разрушения, должно появиться недовольство
существующим строем жизни. Сорель часто рассуждал так: мифы — это залог
жизненности массового движения. Вернее, наоборот, появление и существование
мифа связано с утверждением и ростом определенного движения.
Критики Сореля, которые видят в концепции мифа нечто вроде обоснования
манипулирования людьми на внерациональном уровне, проходят мимо того
обстоятельства, что Сорель никогда не рассматривал миф как бич, которым
человечество загоняют в светлое будущее. Миф для него — лишь символ осво¬
бождения, сопряженный с осознанием неизбежности помех на этом пути, свя¬
занных как с социальными препятствиями, так и с человеческой природой.
Постоянная опасность декаданса подстерегает человека на пути к освобождению.
Сорелевский миф не предлагал непреложных целей движению, он лишь симво¬
лизировал путь к абсолютной свободе и морали, постоянно прерываемой дека¬
дансом и вновь возобновляемый. Вследствие этого историю Сорель уподобил
Вечному Жиду — вот «символ самых высоких устремлений человечества, осуж¬
денного всегда идти, не зная покоя» 39.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ СОРЕЛЯ
Синдикалистский период в творчестве Сореля был самым плодотворным.
Закончился он в конце 1910-х годов, когда во Франции начался спад револю¬
ционного синдикалистского движения. Это было связано отчасти с правительст¬
венными мерами — разгоном бирж труда, арестом руководства ВКТ, отчасти же
с тем, что французский синдикализм все более на первый план выдвигал борьбу
за реформы, отказываясь от радикальной антиэтатисгской программы револю¬
ционного синдикализма. Сореля с таким синдикализмом уже ничто не связывало,
и он отошел от него, объявив о своем сближении с французскими национали¬
стами — группой «Аксьон франсэз» под руководством Шарля Морра,
Сближение произошло прежде всего на почве антидемократизма, свойственного
как Сорелю, так и правым. Общими у них были ненависть к интеллектуалам
и жажда морального возрождения Франции. Сорелизм сообщил правым второе
дыхание, снабдив их идеей синдикализма, а объявленный в рамках «Аксьон
франсэз» синтез синдикализма и национализма позже был перенят фашистами.
Собственно, Сорелю не было нужды ревизовать в националистический период
(1910—1913 гг.) свои прежние взгляды, он просто перенес на национализм те
надежды на моральное обновление, которые он раньше связывал с революционным
синдикализмом. К тому же Сорель никогда не был сторонником бесплотного
пролетарского интернационализма, а особенности развития социализма в той
39 Sorel G. Reflexions sur la violence, p. 24.
122
или иной стране он объяснял национальными традициями, утверждая, что «в
действительности имеется столько социализмов, сколько великих наций» 40.
К 1912 г. тем не менее стали явными расхождения между Сорелем и Морра:
Сорель не принял монархизма последнего. Морра же опасался, что сорелевские
идеи о классовой борьбе могут лишить националистов их традиционной социальной
базы. Больно ранила Сореля и критика, которой его подвергали прежние това¬
рищи — синдикалисты. В 1913 г. Сорель порвал с националистами. После этого
разрыва он долгое время пребывал в меланхолическом состоянии, так как он
не видел более силы, способной приостановить декаданс в современном ему
обществе. К началу войны из-за болезни сердца он уехал в деревню, располо¬
женную недалеко от швейцарской границы, откуда в письме одному из своих
учеников, французскому писателю Э. Берту жаловался на судьбу: «Я задаюсь
вопросом, кохда я смогу хоть немного прийти в себя? Что касается работы, об
этом нечего и думать: я знаю, что слишком состарился за последний месяц,
чтобы вновь обрести идеи, да и к чему все это? Я знаю, что я человек другого
времени, который не понимает своих современников и который больше не может
быть понят ими» 41. Первая мировая война еще более усугубила его пессимизм.
В действиях стран Антанты и США он видел лишь стремление утвердить повсюду
ненавистный ему режим «демократической плутократии». Вместе с тем не внушали
ему энтузиазма и цели Центральных держав, хотя изредка он выражал к ним
симпатию, утверждая, в частности, что у немцев боевой дух сильнее.
Революция в России в октябре 1917 г. зажгла его. Он начал много писать
во французской и итальянской прессе, впрочем, еще и для того, чтобы заработать
на жизнь, так как его русские и румынские акции, которыми он обладал,
обесценились, и он, лишившись ренты, был разорен. Два события приковывали
его внимание — большевистская революция в России и движение заводских
советов в северной Италии, в частности, деятельность группы «Ордине нуово»,
к которой принадлежал молодой А. Грамши, большой почитатель Сореля. Сорель
наблюдал крах туринского восстания, быстрое выдвижение сторонников Муссо¬
лини, что, по его мнению, означало ослабление социализма. Он писал в этой
связи старому другу синдикалисту П. Делесалю 19 марта 1921 г.: «В Италии
все ждут очень близких выборов, а я боюсь, как бы они не привели к профа¬
шистскому правительству... Пока фашизм продолжает оставаться руководителем
улицы, социализм будет слабым, потому что торжествующая сила синдикатов
была существенным элементом его силы 42 Не надеясь более на пролетарскую
революцию в Италии, он всецело отдал себя защите бблыпевистской революции.
Сорель, к сожалению, не очень хорошо был информирован о российских
делах, поэтому его оценки часто были продиктованы не реальным знанием
положения дел, а собственными страстными ожиданиями революционных свер¬
шений и его представлениями о них. Так, суть Октябрьской революции в России
казалась ему ближе к идеям Прудона, чем Маркса. Он думал, что Советы смогут
обеспечить непосредственное участие трудящихся в государственном управлении,
устранить гегемонию интеллектуалов. Сорель в целом разделял, как писал об
этом в 40-е годы П. Л у зон, общее отношение французских синдикалистов к
российской революции. Хотя последние знали об авторитаристских тенденциях
большевиков, фактический ход революции, казалось им, свидетельствовал об
обратном, о том, что большевики вынуждены были вводить народовластие в
форме Советов. Такие мнения стали меняться, когда в России начались пресле¬
дования анархистов и синдикалистов. Но поначалу Сорель принял даже как
временную меру однопартийный режим в Советах, он писал об этом в журнале
40 Sorel G. Materiaux d’une theorie du proletariat, p. 202.
41 Цит. no: Charzat M. Op. cit., p. 75.
42 Sorel G. Lettres & Paul Delesalle. 1914—1921. Paris, 1947, p. 215.
123
«Ревю коммунист», издававшемся во Франции социалистом Ш. Раппопортом.
Как шла бы дальнейшая эволюция отношения Сореля к Советам, можно лишь
гадать, поскольку он умер в 1922 г. Не исключено, что он бы встал в оппозицию
к ним, как это сделало большинство французских синдикалистов.
Ленин вызывал его восхищение, он сравнивал его с неподкупным Робеспьером,
считал самым великим теоретиком социализма после Маркса, гениальным поли¬
тическим деятелем, равным по масштабам Петру Великому. Причем Ленин
казался ему настоящим «московитом», более русским, чем российские монархи.
В «Речи в защиту Ленина», помещенной как приложение к французскому
изданию 1919 г. «Размышлений о насилии», Сорель писал: «Ленин остался
настоящим московитом, хотя он долго жил вне России. Когда настанет час
судить о современных событиях с историческим беспристрастием, увидят что
большевизм обязан большей частью своей силы тому факту, что массы рассмат¬
ривали его как протест против олигархии, самой большой заботой которой было
не казаться русской. В конце 1917 г. старый орган черносотенцев писал, что
большевики «показали себя более русскими, чем мятежные Каледин, Рузский
и т. п., которые изменили царю и родине». Россия терпеливо выносит много
страданий, потому что она чувствует себя управляемой, наконец, настоящим
московитом» 43 44.
Сореля согревала надежда, что даже если российская революция погибнет,
как он считал, вследствие заговора Антанты, все же в перспективе социализм
восторжествует над западной плутократией. Свою «Речь в защиту Ленина» он
закончил такими словами: «Будьте прокляты плутократические демократии,
которые морят голодом Россию! Я только старик, существование которого зависит
от малейших случайностей, но, может быть, до того, как сойти в могилу, я
увижу унижение великих буржуазных демократий, сегодня так цинично торже¬
ствующих» ".
Умер Сорель в нищете и заброшенности в 1922 г. в возрасте 75-ти лет,
похоронен на маленьком деревенском кладбище, рядом с могилой жены. 10 лет
спустя могила была реконструирована: посольства СССР и Италии с укрепив¬
шимися в каждом из этих государств авторитарными режимами заявили о своей
готовности заменить собой семью Сореля в деле ее реконструирования. Случилось
то, чего так боялся Сорель и о чем он писал Делесалю. В письме от 23 июня
1918 г. он, вспоминая Вергилия, завещавшего своим душеприказчикам уничтожить
«Энеиду», соглашался с Прудоном, что поступок Вергилия был мотивирован
боязнью, как бы его труд не послужил чуждым ему целям, и Сорель выразил
опасение, что подобное может случиться и с его наследием. И действительно,
тень деспотических и тоталитарных режимов, коммунистического и фашистского,
долгое время скрывала от потомков настоящего Сореля. Однако конец XX в.,
кажется, призван дать аутентичное представление о взглядах Сореля.
43 Sorel G. Reflexions sur la violence..., p. 418.
44 Ibid., p. 454.
124
Документальные очерки
© 1994 г.
Л. Г. БАБИЧЕНКО
ПОЛИТБЮРО ЦК РКП(б), КОМИНТЕРН
И СОБЫТИЯ В ГЕРМАНИИ В 1923 г.
НОВЫЕ АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Долгое время в отечественной исторической литературе господствовало мнение,
что в Германии в 1923 г. сложилась революционная ситуация, произошла ре¬
волюция. И только из-за ошибок в ее технической подготовке, из-за «оппорту¬
низма» руководства Коммунистической партии Германии (КПГ) — Г. Брандлера,
А. Тальгеймера, частично оппозиции в ЦК РКП (б) во главе с Л. Д. Троцким,
предательства интересов революции германскими социал-демократами, особенно
левыми, «германский Октябрь» не состоялся, а рабочий класс потерпел тяжелое
поражение.
Изучение новых, впервые привлеченных документов из архивов политбюро
ЦК РКП (б), исполкома Коминтерна позволяет приблизиться к истине. На деле
во время спада социальной напряженности в Германии, безразличия основной
массы рабочего класса и неподготовленности повстанцев имела место попытка
переворота бланкистского типа, захвата власти коммунистами.
Можно согласиться с утверждением, что потерпело неудачу восстание 300
или 150 коммунистов и им сочувствовавших в Гамбурге ’. Оно готовилось в
рамках общегерманского выступления. Но к его началу ЦК КПГ дал сигнал к
отступлению, который случайно не успели получить коммунисты округа Вас-
серканте (Гамбург). Повстанцы, геройски сражаясь, были обречены на поражение,
но сумели все-таки организованно отступить, как, впрочем, и вся КПГ по всей
стране.
Лидеры КПГ, но прежде всего посланцы ЦК РКП (б) и Коминтерна в Германии,
так называемая «четверка» — К. Б. Радек, Н. Н. Крестинский, Ю. Л. Пятаков,
В. В. Шмидт — приняли непростое, но единственно приемлемое решение. При
отказе левы*, в СДПГ участвовать в восстании, нехватке оружия, слабой орга¬
низации в собственных рядах они решили отступить, уйти от столкновения с
превосходящими силами правительства, обрекая себя тем самым на гонения.
Надежды правящего большинства в ЦК РКП (б), группировавшегося вокруг
ведущей «тройки» — Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, И. В. Сталин,— заряженного
на мировую революцию, потерпели крах. Они переоценили тогдашнюю ситуацию
в Германии, свои и КПГ возможности, напрасно полагались на поддержку со
стороны социал-демократии. В итоге вдохновители планов «германского Октября»,
надеясь быстро достичь успеха, сосредоточив внимание на технической стороне
1 Различные источники приводят разные сведения. Цифры колеблются от 400 до 150 человек.
В последней публикации на данную тему (Pop A., Biittner U., Weber Н. Von Hamburger Aufstand
zur Politiśche Isolierung. Kommunistische Politik 1923—1933 in Hamburg und in Deutschen Reich. Hamburg,
1983, S. 13) говорится о 300 участниках, 90 убитых и 270 раненых.
125
дела и израсходовав массу сил и валютных средств — при тяжелейшем эконо¬
мическом положении и голоде во многих губерниях в СССР,— просчитались.
Отсюда — их попытки представить собственную неудачу как поражение герман¬
ского пролетариата, идейный кризис КПГ, дискредитировать ее лидеров, а также
сторонников оппозиции в РКП (б), причастных, как и они, к разработке и
реализации планов захвата власти. Основную причину неудачи руководство
РКП (б) видело в отсутствии субъективного фактора — зрелой, массовой партии,
а революционная ситуация при наличии такого фактора, по их разумению, не
заставила бы себя долго ждать.
Такая трактовка событий позволяла замаскировать вину их инициаторов,
уже в ту пору мнивших себя непогрешимыми, многоопытными в деле проведения
трех всероссийских революций. Несмотря на неудачу, как левые, так и правые
в руководстве РКП (б), Коминтерна и КПГ продолжали искренне верить, что в
ближайшие месяцы, устранив недостатки, можно будет взять реванш. Все секции
Коминтерна были по-прежнему нацелены на революцию в Германии. Ради этого
ИККИ сменил несправившееся правое руководство в КПГ на ультра-левое,
Последнее было более подвластным воле Москвы и готовым в любой ситуации
пойти на риск ради захвата власти. В этих же целях летом 1924 г. в ЦК РКП (б)
и Коминтерне возникла идея «большевизации» всех компартий и особенно КПГ,
в частности, был намечен комплекс мер по форсированному распространению
среди них опыта и политики партии большевиков.
Ниже на основе новых архивных материалов анализируются события, про¬
исходившие в политбюро ЦК РКП (б), исполкоме Коминтерна и ЦК КПГ в июле
1923 — январе 1924 г.
ВЫЗРЕВАНИЕ ИДЕИ «РЕВОЛЮЦИОННОГО ШТУРМА»
В ГЕРМАНИИ
Сейчас, по прошествии 70 лет, нельзя точно назвать того или иного в верхах
РКП (б) инициатора идеи использования сложившегося в 1923 г. положения в
Германии для революционного захвата власти. Эта идея витала в воздухе со
времени оккупации войсками стран Антанты Рура и Рейнской области в январе
1923 г. На плечи германских трудящихся легли серьезные проблемы: безработица,
безудержная инфляция, рост цен, падение производства, выплата репараций по
Версальскому договору. Обстановка в стране осложнялась также в результате
сильных сепаратистских тенденций в западных землях, подъема фашистского
движения, частой смены центрального и земельных правительств. На страницах
советских газет и коммунистической прессы на Западе события в Германии
преподносились в ультрареволюционном духе. Бюллетени РОСТа из Германии
аналогичного содержания спешно доставлялись всем членам политбюро ЦК
РКП (б). Регулярные сводки советского полпредства и консульств в Германии
составлялись в том же духе. Особенно отличался генеральный консул СССР в
Гамбурге, соратник В. И. Ленина по швейцарской эмиграции Г. Л. Шкловский,
писавший под псевдонимом «Бабушкин» пространные отчеты Зиновьеву. Послед¬
ний рассылал их коллегам по политбюро.
Лидеры КПГ были охвачены революционным нетерпением. В информации
для Коминтерна они представляли ситуацию кризисной или весьма близкой к
тому и регулярно, особенно с лета 1923 г., заявляли о готовности начать борьбу
за власть. Предварительные беседы по этому вопросу между делегациями РКП (б)
и КПГ проходили во время пленума исполкома Коминтерна (ИККИ) в июне.
Повод, подтолкнувший председателя исполкома Коминтерна и члена политбюро
ЦК РКП (б) Зиновьева к форсированию подготовки «германского Октября», пред¬
ставился в июле 1923 г., когда, по его оценке, из-под пера Брандлера вышел
один из его «блестящих документов» — обращение ЦК КПГ от 11 июля о
проведении антифашистского дня. В нем в ответ на участившиеся акты террора
фашистских банд прозвучала угроза: «За каждого убитого коммуниста мы убьем
126
10 фашистов». Зиновьев, выступая 19 января 1924 г. на заседании президиума
ИККИ, говорил: «Когда мы это прочли, я тогда был в отпуске вместе с Бухариным,
мы оба... сразу же сказали... что в Германии действительно начинается что-то
новое, партия дает установку. Мы это тотчас поддержали специальным письмом,
в котором... сказали: мы поздравляем Вас» 2. Тем не менее в Германии, по
свидетельству Зиновьева, обращение от 11 июля вызвало разноречивые мнения:
«В рабочей массе оно раздуло искру надежды, а среди партработников говорили,
что Брандлер опять с ума спятил и собирается устраивать путч» 3.
Г. Е. Зиновьев и Н. И. Бухарин в письме от 27 июля отмечали, что текст
воззвания «абсолютно правильный», и утверждали, что только таким путем
можно избежать «немецкой Болгарии» 4.
Отправным моментом со стороны руководства РКП (б) для подталкивания
КПГ к восстанию явилось заявление ее лидеров о готовности к схватке с
фашистами. Вместе с тем следует сказать, что лидеры Коминтерна сразу начали
активно подталкивать ЦК КПГ к выступлению. Итоги деятельности партии во
время антифашистского дня — 29 июля 1923 г.— Зиновьев расценил как «первые
проблески революционного подъема». Массы, по его мнению, поняли, что «это
будет началом целой полосы решающих боев». На самом же деле такие выводы
были лишь суждением руководства РКП (б) и ИККИ, выданным за настроение
масс. Радек — секретарь ИККИ, эксперт по германским проблемам, заменявший
на время отпуска Бухарина, отвечавшего за всю текущую деятельность Комин¬
терна,— резко протестовал против экстремистской позиции Зиновьева и Бухарина,
пытался удержать КПГ от преждевременного выступления. Он обвинял обоих в
том, что они толкают партию на резню, и апеллировал к Троцкому, просил его
дать оценку действий КПГ во время антифашистского дня. Троцкий, находясь
также на отдыхе в Кисловодске, сослался на нехватку информации, «незнание
силы сторон, их готовности к драке». Не дав Радеку однозначного ответа, он
тем не менее заметил, что «Ваша общая оценка положения кажется мне убе¬
дительной и правильной», и осудил «форсирование революционного развития в
Германии» правящим большинством в ЦК РКП (б) 5.
Президиум ИККИ, выполняя установки Зиновьева и Бухарина, детально
обсуждал на заседании 28 июля 1923 г. ситуацию в Германии, в частности, в
Саксонии. Здесь уже с весны действовало социал-демократическое правительство
Э. Цайгнера. ИККИ и ЦК КПГ рассчитывали при благоприятной ситуации
войти в него, сделать Среднюю Германию центром революционных сил, вооружить
рабочих и отсюда распространить революцию на всю страну. ИККИ рекомендовал
КПГ усилить давление на правительство, принудить его в большей мере защищать
интересы масс 6.
ЦК КПГ, учитывая настроение лидеров РКП(б) и ИККИ, подогреваемый
собственным нетерпением и настроением ультралевых в своих рядах, в конце
июля — начале августа ориентировал партию на подготовку революции. В об¬
ращении к трудящимся от 31 июля он объявил, что ближайшая цель партии —
«завоевание политической власти» 7. На пленуме ЦК 5 августа Брандлер заявил,
2 Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее — РЦХИДНИ),
ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 211—215. Оригинал совместного письма Зиновьева и Бухарина от 27 июля
на имя Брандлера и Тальгеймера см. Там же, оп. 18, д. 175а, л. 252—257, 261.
3 Там же, ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 211.
4 Имелось в виду поражение правительства Болгарского земледельческого народного союза во
главе с А. Стамболийским в июне 1923 г., приход к власти реакции и неучастие компартии Болгарии
в защите правительства.
5 РЦХИДНИ, ф. 324, on. 1, д. 414, л. 27.
6 Там же, ф. 495, оп. 2, д. 19, л. 143.
7 См. Орлова М. И. Революционный кризис в Германии и политика коммунистической партии.
М., 1973, с. 264.
127
что страна «накануне краха буржуазного режима и даже вступила в гражданскую
войну» 8.
Сильнейшим толчком к реализации идеи захвата власти стали события начала
августа — всеобщая забастовка, отставка правительства В. Куно, создание каби¬
нета Г. Штреземана с участием СДПГ. В это время лидеры КПГ весьма опти¬
мистично расценивали ситуацию, оказывая мощное давление на ЦК РКП (б) и
ИККИ.
Брандлер в письме Радеку 10 августа сообщал: «Напряжение царит не только
в Берлине, но и по всей стране». Он лично питал «вовсе не преувеличенную
надежду на то, что мы одержим победу... Мы не будем уклоняться. Мы провели
всю нелегальную подготовку» 9 10 11 12.
Эта оценка побудила политбюро ЦК РКП (б) обсудить 9 августа ситуацию в
Германии и, в частности, адресованное ему очередное послание Брандлера. С
докладом по данному вопросу выступил Сталин. В итоге решили послать теле¬
грамму отсутствовавшим членам политбюро. В ней сообщалось, что «ввиду
обострения положения в Германии надо ожидать крупных стихийных движений,
что ставит Коминтерн и Советскую власть перед необходимостью принимать
решения». Поэтому политбюро просило их прервать отпуск и срочно приехать
для участия в специальном заседании политбюро, на которое будут приглашены
и немецкие товарищи ,0.
Зиновьев, как писал секретарь ИККИ О. В. Куусинен, узнав в начале августа
об увеличении числа забастовок пролетариата Германии, «сделал вывод о на¬
растании мощного революционного вала и забил тревогу» 11. Там же, в Кисловодске,
к середине августа он составил «Первоначальный набросок тезисов. Положение
в Германии и наши задачи» |2. По признанию Куусинена, их сутью являлся
«отчетливый октябрьский курс» 13 14, а по оценке Радека, они представляли «про¬
грамму действий, указавшую, что нужно делать во всех областях» ,4.
В тезисах утверждалось, что социал-демократия теряет влияние в массах,
тогда как КПГ его набирает. Компартия ориентировалась на замышлявшееся
«нынешней зимой вооруженное выступление, используя намеченное политбюро
ЦК РКП (б) и ИККИ. вхождение коммунистов в правительства левых социал-
демократов земель Саксония и Тюрингия». Перед РКП (б) ставилась задача
поддержать германскую революцию хлебом, оружием, боевиками. Предусматри¬
вались меры по укреплению боеготовности Красной Армии, улучшению отношений
с соседними с Германией странами и одновременно по поддержанию «самых
дружественных отношений» с правительством Штреземана. Во имя главной цели —
надвигавшейся революции — РКП (б) и Коминтерн обязывались мобилизовать
все ресурсы. Для усиления агитации в армиях сопредельных с Германией держав,
активизации акций солидарности их компартий Зиновьев намечал провести
совещание руководителей соответствующих секций Коминтерна. Следовало также
обратиться к лидерам Рабочего социалистического Интернационала и Междуна¬
родной федерации профсоюзов, к лейбористской партии Великобритании.
Открытое письмо к ним последовало уже 25 августа. Однако в нем содержался
призыв к социалистам и их профсоюзам к совместным действиям лишь под
8 См. Гинцберг Л. И. Рабочее и коммунистическое движение в борьбе против фашизма (1929—
1933). М., 1978, с. 117.
9 РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 293, д. 13, л. 20.
10 Там же, ф. 17, оп. 3, д. 370, л. 2, 4; Известия ЦК КПСС, 1990, № 7, с. 181.
11 Куусинен О. В. Неудавшееся изображение «немецкого Октября». М.—Л., 1924, с. 10.
12 Текст тезисов на русском и немецком языках см. РЦХИДНИ, ф. 324, on. 1, д. 126, л. 1—21;
ф. 495, оп. 293, д. 295, л. 120—145.
13 См. Куусинен О. В. Указ, соч., с. 10.
14 См. Уроки германских событий. М., 1924, с. 14.
128
предлогом угрозы фашизма. Намерения коммунистов захватить власть в Германии
не афишировались. Обращение Коминтерна осталось без ответа |5. Тезисы рисовали
радужные — в случае победы революции — перспективы для населения Германии
и СССР. Всерьез говорилось о возможности воплотить в жизнь ленинский лозунг
«Соединенных штатов рабоче-крестьянских республик Европы», о том, что идея
мировой революции «именно тейерь впервые облекается плотью и кровью».
Объединение советских республик и Германии, предсказывал Зиновьев, станет
прочной базой «для победы социалистических форм хозяйства во всей Европе».
РКП (б) поэтому должна была настроиться «на быстрый темп мировых событий».
В тезисах выражалось опасение по поводу возможной мировой или локальной
войны из-за германских событий, в которые мог быть втянут СССР. Далеко не
радужная перспектива не смущала автора. События в Германии он представлял
безальтернативными, «либо быстрое вооруженное восстание... и провозглашение
советской власти, либо распад революционных сил Германии ...победа фашизма».
Однако последний вариант в расчет не принимался. Настрой был только на
успех. Зиновьев угрожающе заявил, что «занять... позицию выжидания или
нейтралитета по отношению к надвигающейся германской революции — означало
бы перестать быть большевиками и стать на путь перерождения СССР в бур¬
жуазную, мещанскую республику» 16.
Вместе с тем тезисы, как это ни парадоксально, призывали к взвешенным
шагам, предупреждали, что «революционный авантюризм встретит в РКП (б)
сурового и беспощадного врага». Но это предупреждение носило в большей мере
формальный характер.
Специальный раздел тезисов предусматривал соответствующую подготовку
общественного мнения в СССР: выработку детального плана пропаганды, созыв
специального пленума ЦК, совещания с руководителями губернских, республи¬
канских партийных организаций. Хотя партия, говорилось в документе, не может
разъяснять многие вопросы открыто, в ближайшие месяцы она должна добиться,
чтобы каждый рабочий и крестьянин осознал общность своих интересов с судьбой
германской революции. Предусматривалось формирование тайного фонда обороны
СССР и поддержки революции в Германии.
В заключительном разделе коммунисты призывались к самопожертвованию
и «величайшей ответственности», подчеркивалось убеждение, что победа «двинет
дело мировой революции могучими шагами вперед», а поражение «отбросит на
многие годы назад» |7.
Уверенность в победе в верхах РКП (б) и Коминтерна была в ту пору
подавляющей. Однако Сталин в августе 1923 г. был далек от оптимизма по
поводу легкой победы. В письме к Бухарину и Зиновьеву он на основе опыта
Октября в России высказал сомнение в успехе захвата власти в Германии.
Сталин указывал, что «беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а)
мир, б) землю крестьянам, в) поддержку громадного большинства рабочего
класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у немецких коммунистов
сейчас нет». Сталин предупреждал: «Дело не в том, что Брандлер хочет учить
массы... буржуазия и правые социал-демократы наверняка превратили бы учебу —
демонстрацию в генеральный бой (они имеют пока что все шансы для этого) и
разгромили бы их». Ниже он заметил: «Конечно, фашисты не дремлют, но нам
выгоднее, чтобы фашисты напали первыми — это сплотит весь рабочий класс
(Германия не Болгария). Кроме того, фашисты, по всем данным, слабы в
Германии». Последнее замечание о слабости гитлеровцев было реалистичным.
Большинство политиков в РКП (б) и ИККИ видело в фашизме серьезную силу,
15 См. Коммунистический Интернационал. Краткий исторический очерк. М., 1969, с. 196.
16 РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 2, д. 101, л. 10об.
17 Там же, л. 13об.
5 Новая и новейшая история, № 2
129
но чаще искусственно выпячивало опасность с их стороны. Вывод письма был
таков: «По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять» ,8.
Оппозиция на пленуме ЦК РКП (б) в 1927 г. припомнила Сталину эту оценку
событий. Но генсек в присущей ему манере парировал обвинения, заявив, что
его письмо «безусловно правильное от начала и до конца». Одновременно он
пытался доказать, что никогда не относился скептически к германской революции.
Спустя два месяца, по его словам, когда обстановка в Германии круто изменилась
в сторону обострения революционного кризиса, он, «как и другие члены политбюро,
стоял решительно и определенно за немедленное взятие власти коммунистами» ,9.
Последнее заявление не противоречило истине. Однако сомнения покинули Ста¬
лина значительно раньше. Уже 20 сентября 1923 г. под воздействием односторонней
радужной информации он буквально фразами из тезисов Зиновьева говорил о
победе как о почти свершившемся факте, о перспективах перемещения «центра
мировой революции из Москвы в Берлин» 2G.
ПОДГОТОВКА РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПЛАНОВ В МОСКВЕ
Реализация программы восстания, изложенной в тезисах Зиновьева, началась
уже с середины августа. На заседании политбюро 13 августа было решено через
неделю созвать по этому поводу специальное совещание. Однако отдыхавших в
Кисловодске Г. Е. Зиновьева, Н. И. Бухарина, В. М. Молотова, М. В. Фрунзе
это решение не устроило. 14 августа, телеграфируя в ЦК, они предложили
«ввиду важности предстоящих решений» посвятить германским событиям кроме
специального заседания политбюро и пленум ЦК РКП (б). На заседании 16 августа
политбюро рассмотрело предложение о созыве специального пленума, однако
решение было отложено до приезда авторов этого предложения. Неделю спустя
на политбюро, собравшемся в полном составе, основательно дискутировался
вопрос «О международном положении» 18 19 20 21.
Так шифровались с этого дня все дебаты в политбюро, связанные с подготовкой
революции в Германии. Решение от 23 августа, отправленное в «особую папку»,
предусматривало созыв пленума ЦК РКП (б) 20 сентября. В постановлении
политбюро отмечалось также, что «германский пролетариат стоит непосредственно
перед решительными боями за власть». Поэтому вся работа РКП (б), КПГ и
Коминтерна должна «сообразовываться с этим основным фактом». Перед РКП (б)
ставились конкретные задачи по политической подготовке трудящихся СССР «к
грядущим событиям», по мобилизации «боевых сил республики», экономической
помощи германским рабочим и соответствующей «дипломатической подготовке».
Для их реализации была создана комиссия в составе Зиновьева, Радека,
Сталина, Троцкого, Чичерина. Ей поручалось составление закрытого письма в
губернские комитеты партии и тезисов «для газетной кампании», а секретариату
ЦК — ознакомление всех членов ЦК с решениями политбюро. Тогда же решили,
учитывая тяжелое положение бастовавших и локаутированных рабочих в Гер¬
мании, выделить им через Профинтерн 1 млн. золотых марок и объявить о
сборе средств в СССР. Кроме того, предусматривалась поддержка германских
рабочих со стороны «прессы и рабочих организаций», а Коминтерну и Профинтерну
рекомендовалось призвать коммунистов из граничащих с Германией стран вы¬
полнить историческую миссию — создать стену, отделяющую их буржуазию от
боровшегося германского пролетариата 22.
18 Там же, д. 317, л. 22.
19 Там же, л. 40.
20 Там же, ф. 558, on. 1, д. 2549, л. 1.
21 Там же, ф. 17, оп. 3, д. 375, л. 1,6.
22 См. Правда, 29.VIII.1923.
130
В тот же день, 23 августа, президиум ИККИ отреагировал на документ
политбюро, приняв решение готовить совещание компартий пяти стран: СССР,
Германии, Польши, Чехословакии, Франции 23 24. На следующий день секретарь
ИККИ и председатель его бюджетной комиссии И. А. Пятницкий в письме
Г. Брандлеру и В. Пику просил назвать сумму, необходимую КПГ для активизации
работы в массах и материальной помощи ее активистам
Очередное заседание политбюро 28 августа вновь рассматривало проблемы
«международного положения». В соответствии с тезисами Зиновьева была сфор¬
мирована новая законспирированная «комиссия политбюро по международному
положению» в составе Зиновьева, Каменева, Радека, Сталина, Троцкого, Чиче¬
рина. Ей поручалась вся подготовка революции. Комиссия внесла первые пред¬
ложения, утвержденные политбюро. Пополненная в сентябре Ф. Э. Дзержинским,
Ю. Л. Пятаковым, Г. Я. Сокольниковым, она включала, по сути дела, всех лиц,
занимавших ключевые посты в партии и государстве 25.
Через два дня политбюро обсуждало вопрос об экстренном созыве пленума
ЦК. Была утверждена его дата, 20 сентября, и повестка дня — доклад Зиновьева
на основе его тезисов, рассмотренных и дополненных комиссией.
Лидеры РКП (б) —члены «комиссии политбюро по международному положе¬
нию» — каждый на своем участке вели подготовку «германского Октября». НКИД
и лично Г. В. Чичерин по поручению политбюро зондировали возможную реакцию
правительства Румынии на ожидаемые события в Германии 2б. Похоже, анало¬
гичные шаги предпринимались и в отношении других соседних стран. Необы¬
чайную активность демонстрировал Троцкий. В конце августа — начале сентября
он предложил своему заместителю по Реввоенсовету Э. М. Склянскому внести
изменения в директивы частям Красной Армии в связи с подготовкой германской
революции и опасностью войны стран Антанты против СССР. Через главноко¬
мандующего С. С. Каменева он поручил военной академии РККА произвести
подсчеты численности войск стран Антанты, которые могут быть вовлечены в
оккупацию Германии. Начальника штаба Красной Армии П. П. Лебедева он
обязал усилить подготовку преподавателей, ученых, слушателей военных ака¬
демий под углом зрения революционных событий в Германии 2'.
21 октября Троцкий выступил на совещании политработников армии и флота
с докладом, посвященным предстоявшим боям в Германии. Он убеждал слушателей
в неотвратимой победе революции, доказывая, что у КПГ больше шансов на
успех, чем у большевиков в 1917 г. Хотя он и не отрицал того, что КПГ не
имеет боевой закалки, свойственной РКП (б), она, по его мнению, «не спасует
перед лицом развертывающихся событий» 28
В преддверии специального пленума ЦК РКП (б) активизировалась работа
комиссии политбюро. На заседании политбюро 21 сентября обсуждались пред¬
ложения Сталина об отношении коммунистов к социал-демократам. Некоторые
руководители ЦК РКП (б), КПГ и Коминтерна, планируя захват власти, уповали
на собственные силы, революционный настрой масс и отказывались от всякого
сотрудничества с социал-демократами. Менее экстремистски настроенные в этом
отношении в то время лидеры, вроде Зиновьева и Сталина, отстаивали несколько
23РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 2, д. 19, л. 161 —162об.
24 Там же, оп. 19, д. 502, л. 23.
25 См. Известия ЦК КПСС, 1990, № 7, с. 182.
26РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 397, л. 9.
27 Там же, ф. 325, on. 1, д. 414, л. 47, 48, 50.
28 Текст доклада был опубликован в 1-й части XIV тома сочинений Троцкого под нейтральным
заглавием «Современное положение и задачи военного строительства».— Троцкий Л. Д. Собр. соч.,
т. XIV. M.—Л., 1925.
5*
131
иную позицию. Формально они были за союз с социалистами, особенно левыми,
но лишь на условиях, выгодных коммунистам.
Идею единого фронта они трактовали лишь как маневр или политический
лозунг. Были и защитники реальной политики единого фронта — Радек, Брандлер,
Тальгеймер, Цеткин и др.
Сталин предлагал, чтобы деятели КПГ вошли в социал-демократические
правительства Саксонии и Тюрингии. Последние при этом должны были пойти
на максимальные уступки коммунистам. Если они согласятся и уступят, рассуждал
Сталин, то выиграют коммунисты. Если же не согласятся, то и в этом случае
в выигрыше останется КПГ. Она разоблачит, мол, левых «как прихвостней
правых» в СДПГ. И опять-таки, полагал Сталин, в обоих случаях «колеблющиеся
слои рабочих будут завоеваны на сторону коммунистов» 29. Эти соображения
были приняты комиссией политбюро, а позднее и совещанием представителей
компартий в ИККИ.
На этом же заседании политбюро было принято развернутое и окончательное
решение по поводу захвата власти в Германии, одобрены в принципе тезисы
Зиновьева. Кроме того, «для разработки вопроса о численности армии» было
решено создать комиссию из семи человек: Ворошилов, Пятаков, Рыков, Сталин,
Сокольников, Троцкий, Шверник. Она должна была в течение двух дней под¬
готовить вопрос «о работах по строительству и ремонту военного флота» и
представить его на рассмотрение пленума ЦК РКП (б).
23 сентября 1923 г. открылся пленум ЦК РКП (б) с участием 52 человек,
единодушно утвердивший тезисы Зиновьева в редакции, одобренной накануне
комиссией политбюро. Для истории сохранилась лишь запись в двух строках
решения пленума по поводу «международного положения и обороны страны» 30 31.
21 сентября 1923 г. в ИККИ открылось совещание делегаций компартий
Германии, Франции, Чехословакии и СССР, затянувшееся на две недели. Хотя
окончательный вердикт был вынесен политбюро и* утвержден пленумом ЦК
РКП (б), участники совещания страстно убеждали друг друга в необходимости
революционных действий 3|. Брацдлср нарисовал радужную картину вызревания
сил, нацеленных на захват власти. Он крайне преувеличивал степень готовности
партии и масс, военной подготовки переворота. Вопрос о революции, по его
словам, представлял исключительно техническую проблему, а «решительный
момент» может наступить через несколько недель или месяцев 32.
29 См. Фирсов Ф. И. К вопросу о тактике единого фронта в 1921 —1924 гг.— Вопросы истории
КПСС, 1987, № 10, с. 118.
30 РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 2, д. 101, л. 1.
31 Копия стенограммы совещания на немецком языке отложилась в фонде ИККИ.— РЦХИДНИ,
ф. 495, оп. 19, д. 68, л. 1—216.
32 Доклад Брандлера на совещании «Правда» опубликовала 23 сентября с указанием на то, будто
он был сделан в Исполнительном бюро Профинтерна, а накануне — ив немецком клубе в Москве,
т. е. сама подготовка КПГ к революции даже не маскировалась. В тайне держался сам факт
совещания компартий по поводу предстоявшей революции. Аналогичного содержания было и вы*
ступление Брандлера на съезде Коммунистической рабочей партии Польши (КРПП) в конце августа.
Он сделал остановку на один день в Варшаве по пути в Москву, где семь недель участвовал в
совещании и разработке планов восстания. См. Unabhangige Komin unisten. Der Briefwechsel zwischen
Heinrich Brandler und Isaac Deutscher. 1949 bis 1967. Berlin, 1981, S. 130. На съезде КРПП Брандлер
заявил, что «в настоящий момент мы в Германии стоим накануне социальной революции. Германия
будет второй страной, вступившей в мировую революцию... Немецкая революционная коммунисти*
ческая партия насчитывает более 350 тыс. организованных коммунистов, опирающихся на опыт
пятилетней борьбы». Он утверждал, что «в широких массах зреет сознание того, что вооруженное
восстание неизбежно... Мы имеем уже 200 тыс. вооруженных рабочих ...должны в течение шести
недель подготовить ...15 дивизий ... имеем личное оружие на все эти 15 дивизий. Кроме того, мы
располагаем более чем 330 партизанскими группами. Наконец, у нас есть примерно 7 тыс. членов
партии, которых подготовили как красных офицеров». Революционный пафос, безудержный оптимизм
Брандлера вызвали бурный восторг присутствовавших.— Drugi Zjezd Kommunistycznei Partii Robotniczei
Polski. (19.IX—2.Х.1923). Protokoły i uchwały. Warszawa, 1968, I. 156, 162—163.
132
Речи других членов германской делегации и доклад Зиновьева были выдержаны
в том же духе. Преобладал настрой на легкую победу. Член политбюро ЦК
КПГ Г. Эберлейн заверил, что КПГ, несмотря на разногласия с берлинскими
левыми, «едина в оценке положения в стране и перспектив захвата власти». Он
лишь высказал опасение (вместе с Э. Тельманом) по поводу недостаточного
вооружения и боеготовности пролетарских сотен. На эти предостережения никто
не обратил должного внимания.
Зиновьев и Радек, безмерно преувеличивая опасность со стороны Гитлера и
его сторонников и стремясь оправдать свой экстремизм, доказывали, что Германия
стоит перед дилеммой: «Либо фашисты возьмут власть, либо мы ее должны
взять» 33. Зиновьев подробно разъяснял суть своих тезисов, утвержденных по¬
литбюро и пленумом. Их проект был заранее принят ЦК КПГ в качестве
программы действий. Зиновьев настойчивее, чем делегация ЦК КПГ, убеждал
аудиторию, что «пролетарский переворот в Германии... совершенно близок... Мы
можем выиграть и имеем все шансы на победу, которая предвещает успех
мировой революции».
Комиссия по международным делам, учитывая близость «германского Октября»,
решением политбюро от 27 сентября была признана постоянно действующей. 4
октября первым пунктом повестки дня заседания политбюро значился вопрос о
ее деятельности. В обстановке строгой секретности были приняты директивы для
делегации КПГ и практические указания комиссии 34.
Признавая, что «несоответствие между революционной ориентировкой вер¬
хушки германской компартии» и «объективным положением и настроениями
рабочих» представляло в то время главную опасность, политбюро считало «не¬
отложной задачей подготовки к восстанию» для КПГ определение конкретного
срока выступления. Он был здесь же назван: 9 ноября. Но оговаривались воз¬
можность переноса «решающего выступления» на более позднее время или же
организация досрочного восстания. Руководству КПГ предоставлялось право на
месте решить вопрос о более точном времени «икс». Все стороны при этом
обязывались «приложить все политические и организационные усилия» для со¬
блюдения предусмотренного срока.
Для непосредственного руководства восстанием в Германию командировались
Ю. Л. Пятаков, К. Б. Радек, секретарь ЦК РКП (б) Я. Э. Рудзутак, председатель
Центральной контрольной комиссии РКП (б) В. В. Куйбышев. На заседании
высказывались предложения направить в Германию также Зиновьева и Троцкого.
Но в решении отмечалось, что их отправка «абсолютно невозможна», поскольку
их арест «принес бы неисчислимый вред международной политике СССР и самой
германской революции». «Четверке» разрещалось привлечь к работе, при соблю¬
дении необходимой конспирации, полпреда СССР в Берлине Крестинского, пре¬
доставив ему при обсуждении важных проблем право решающего голоса. Позднее
персональный состав «четверки» изменился. Вместо заболевшего Рудзутака был
послан народный комиссар труда СССР В. В. Шмидт, а место Куйбышева занял
Крестинский. Этим же решением «особый фонд» для финансирования германской
революции увеличивался на 500 тыс. золотых рублей. Секретариату ЦК РКП (б)
было поручено подготовить и внести на утверждение политбюро предложения
по активизации в СССР агитационно-пропагандистской работы и реализации
других проектов. На следующий же день секретариат принял план, внесенный
руководителем отдела агитации ЦК партии А. С. Бубновым 35.
В ходе подготовки восстания в высшем эшелоне РКП (б) набирала ход дискуссия
33 См. Уроки германских событий. Германский вопрос в Президиуме Исполкома Коминтерна.
M., 1924, с. 13.
34РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 384, л. 2; д. 386, л. 1.
35 Там же, ф. 17, оп. 112, д. 485, л. 19.
133
о применении в Германии опыта российской революции, конкретно — создания
Советов в качестве инструмента проведения переворота, формирования диктатуры
пролетариата. Троцкий и его сторонники считали идею Советов неприемлемой,
экстремистской. Она осложнила бы для коммунистов вхождение в правительства
Саксонии и Тюрингии. «Из тактических соображений,— считал Троцкий,— при¬
зыв к Советам, не усиливая нас ни на йоту, означал бы открытое объявление
войны буржуазии, на что она ответила бы разгромом первых Советов». По
мнению Троцкого, Советы могли успешно действовать лишь после завоевания
власти. Сталин же вместе с Зиновьевым и Бухариным решительно настаивал
на реализации идеи Советов. Он приводил многочисленные доводы в ее пользу
и утверждал, что нынешние фабрично-заводские комитеты, на которые уповали
Троцкий, Радек и их сторонники, не смогут стать ни центрами восстания, ни
зародышами новой власти. В итоге оппозиционерам удалось заблокировать ре¬
шение о Советах Зб.
Споры шли и о сроках восстания, поддержке или неприятии взглядов «лег¬
ковесных руководителей левой оппозиции» в ЦК КПГ. Троцкий в конце сен¬
тября — начале октября настойчиво требовал календарного подхода, почти гра¬
фика проведения революционных акций. В «Правде» от 23 сентября, а через
месяц в письме членам ЦК и ЦКК он решительно выступил против «мнимо¬
марксистской мудрости», согласно которой «революцию» нельзя назначить в
срок 37. Неслучайно, заключив слово «революция» в кавычки, он имел в виду
прежде всего заговор, путч. Следуя данной посылке, Троцкий был прав: сроки
переворотов назначаются сверху. В статье в «Правде» «Можно ли контрреволюцию
или революцию сделать в срок?» он осудил подход к революции как к естественному
процессу общественного развития. Образцом революционных действий он считал
действия якобинцев во времена Великой французской революции. Ссылался он
и на опыт 1917 г. в России, который также квалифицировал как переворот,
совершенный по намеченному плану и в назначенный срок. Статья Троцкого
была своеобразной, слегка закамуфлированной инструкцией для КПГ по «тща¬
тельной проработке плана нашего заговора» 38. Насколько поняли ее немецкие
коммунисты — неизвестно. Но именно так расценил ее посол Германии в Москве
граф У. Брокдорф-Ранцау, выразив протест НКИД СССР. Троцкому пришлось
объясняться по этому поводу в Центральной контрольной комиссии 39.
На заключительной стадии совещание представителей компартий в ИККИ
сформулировало конкретные директивы немецким коммунистам. Зиновьев пере¬
сказал его участникам решение политбюро ЦК РКП (б) от 4 октября: КПГ
должна была ускорить раскол СДПГ, дискредитировать левое крыло — «нена¬
дежный элемент», но предложить им совместные действия в рамках рабоче-кре¬
стьянского правительства и в то же время оторвать рабочих от левых социал-
демократических вождей 40. В интерпретации Сталина и Зиновьева тактика
единого фронта носила исключительно прикладной характер. С ее помощью
пытались привлечь массы на свою сторону. Реально КПГ нацеливалась не на
союз, а на конфронтацию двух отрядов рабочего класса, что заранее обрекало
36 Эту уступку сторонникам Троцкого большинство в ЦК РКП (б) расценило в январе 1924 г.
как чуть ли не главную причину неудачи революционных планов. Зиновьев на заседании ИККИ
сетовал, что по поводу Советов большинство пошло за Троцким и Радеком и совершило ошибку:
«Рабочие Советы тогда не создали, а ведь это был пробный камень: то ли давать социал-демокра¬
тическую установку, то ли коммунистическую. В этом вопросе мы не должны были уступать».—
РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 213.
37 См. Известия ЦК КПСС, 1990, № 10, с. 177, 178.
38 Правда, 23.IX.1923; статья появилась и в Берлине в органе ИККИ.— Inprekorr, № 40, 6. Oktober
1923, S. 957—959.
39 РЦХИДНИ, ф. 325, on. 1, д. 414, л. 64.
40 Фирсов Ф. И. Указ, соч., с. 119.
134
такую политику на неудачу. Было принято окончательное решение о том, что
коммунисты должны войти в социал-демократические правительства Саксонии
и Тюрингии, был одобрен план восстания, который Эберлейн в тот же день, 4
октября, доставил в ЦК КПГ. На следующий день он сообщал в Коминтерн,
что все директивы ИККИ и ЦК РКП (б) приняты к исполнению.
Вскоре состоялась встреча представителей КПГ с левыми социалистами, вы¬
разившими готовность сотрудничать в совместных правительствах. Эберлейн
предупредил Коминтерн о секретном циркуляре правления СДПГ, который
рекомендовал членам партии объединяться с коммунистами только в случае
выступления фашистов и организованно защищаться, если на них нападут ком¬
мунисты. «Когда же мы в будущих боях окажемся в роли нападающей стороны,—
заключал Эберлейн,— то останемся в одиночестве» 4|. Это предупреждение не
охладило пыла заговорщиков. Они полагали, что маневр удастся, и одновременно
уповали на собственные силы.
ЦК КПГ активно готовился к предстоявшим событиям. Журналист Г. Н. Ка¬
минский сообщал, однако, из Дрездена в Москву 15 октября, что предпринятые
партией меры «не затронули широких масс. Настроение наших товарищей в
саксонском правительстве довольно неуверенное... Мы охватываем лишь массы,
близко стоящие к партийной организации... На скорую подготовку к бою рас¬
считывать трудно»41 42. Аналогичные мысли высказывал и член ЦК КПГ Я. Вальхер.
Выступая на заседании ИККИ в январе 1924 г., он признал, что КПГ имела
тогда большинство лишь в 200 из 1400 местных комитетов профсоюзов и только
5 тыс из 70 тыс., т. е. менее 1/6 части, заводских комитетов контролировались
коммунистами, пролетарские же сотни в большинстве случаев были безоружны¬
ми 43 44 45.
Эмиссар Коминтерна, секретарь ИККИ М. Ракоши сообщал в Москву 10 ок¬
тября о слабой технической подготовке КПГ. По его оценкам, соотношение
оружия коммунистов к вооружению контрреволюции составляло 1 :20 и. В
Саксонии в последний момент оказалось в наличии лишь 800 винтовок, хотя
Брандлер уверял, что располагает большим транспортом, состоявшим из 200 тыс.
винтовок. Каминский в письме от 19 октября информировал, что рейхсвер в
Саксонии насчитывает 50 тыс. человек, а сторонники КПГ могут вооружить
20—30 тыс. человек, но, не имея тяжелой артиллерии, они обречены на поражение.
В случае начала гражданской войны, заключал он, позиции красных очень
слабы 43.
На пленуме ЦК РКП (б) в январе 1924 г. Зиновьев раскрыл некоторые
любопытные подробности подготовки заговора: «Мы вечерами сидели в кабинете
т. Троцкого и обсуждали стратегическую обстановку вместе с Каменевым (имеется
в виду С. С. Каменев — главнокомандующий Красной Армией.— Л. Б.) и другими
спецами. Обсуждался вопрос о том, что нужно будет 15 или 10 дивизий... Это
были в значительной степени потемкинские деревни ...массовое преувеличение» 4б.
Радек на пленуме признал, что «оружие в Германии закупали наши агенты»;
т. е. военные специалисты и боевики из Советской России. Пятницкий на том
же пленуме сетовал, что Брандлер напрасно уповал на возможность закупать
пулеметы «Максим» по 5 долл, за штуку, на то, что коммунисты остановят
движение на железных дорогах, нейтрализуют полицию. Ничего из этого не
41 РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 293, д. 14, л. 177.
42 Там же, оп. 18, д. 182, л. 10—11.
43 Там же, оп. 2, д. 25, л. 189.
44 Там же, оп. 293, д. 637, л. 58.
45 Там же, оп. 18, д. 182, л. 12.
46 Там же, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 15, 18, 19.
135
вышло 47. 14 октября Брандлер писал в ИККИ, что «положение с вооружением
катастрофически плохое» 48. Позднее оно не улучшилось. 13 ноября Брандлер
разъяснял представительнице КПГ в ИККИ К. Цеткин причину недостаточного
вооружения тем, что излишне доверял данной ему информации. Отчеты о его
закупке «давали мне не немецкие, а русские товарищи, которых я, вплоть до
последнего времени, не считал за краснобаев или болтунов, а за серьезных
товарищей, имеющих опыт в этом деле». Брандлер сообщил, что большую партию
оружия, которую считали закупленной для КПГ, перехватили в последний
момент люди из социал-демократической военизированной организации — рейхс¬
баннер, возглавлявшейся О. Герзингом. Из факта нехватки оружия Брандлер
заключал, что «важнейшие предпосылки для возможной борьбы отсутствовали» 49.
Коминтерн вместе с НКИД работали в те дни с максимальной нагрузкой.
Президиум ИККИ (10 человек) и его аппарат, по свидетельству Зиновьева,
были отмобилизованы. Все разъехались по странам: кто во Францию, кто в
Чехословакию, кто в Италию. В Москве осталась маленькая группа * 30 31 32. Но она
испытывала невероятное напряжение. Донесения из Германии, присланные по
всем линиям, тут же размножались, переводились на русский для членов по¬
литбюро, президиума ИККИ, германской комиссии политбюро. Ответы в виде
шифрованных телеграмм шли в полпредство СССР и по другим адресам в
Германии. Такого рода переписка и рассылка информации были обычной прак¬
тикой в работе этих ведомств.
В тесной связи работали НКИД и Коминтерн. Чичерин постоянно участвовал
в заседаниях политбюро, хотя и не был его членом, и в работе германской
комиссии. Его заместитель и полпред в Германии Крестинский входил в ведущую
«четверку» эмиссаров. Консул в Гамбурге Шкловский регулярно слал отчеты о
ситуации в партии и стране, которые высоко ценил Зиновьев. Похоже, что оба
учреждения использовали в переписке с сотрудниками за рубежом одни и те
же шифры. Доподлинно известно, что 4 октября ИККИ получил их из НКИД 5|.
Когда, например, к концу совещания представителей компартий в ИККИ по¬
требовалось срочно направить Эберлейна в Берлин для передачи КПГ установок
на революцию, Пятницкий прибег к помощи НКИД. В 22 час. 30 мин. 1 октября
в записке шефу отдела виз и курьерской службы В. Шершневу он потребовал
«обеспечить утром 2 октября одно место в самолете даже в том случае, если
потребуется оставить в Москве до следующего рейса кого бы то ни было». По
настоянию Пятницкого НКИД обязывался переадресовывать ИККИ все теле¬
граммы на имя «Игоря», посланные из Берлина 37. НКИД и Коминтерн, как
следует из сообщения в Москву Крестинского от 1 ноября, в ожидании скорой
революционной развязки с одинаковой заинтересованностью заботились о под¬
держании эффективной связи между Москвой и Берлином. Они требовали от
фирмы «Дерулюфт» продлить полеты ее самолетов, перевозивших дипломати¬
ческую и коминтерновскую почту, до 15 ноября, настаивали на более частой
посылке «сухопутных курьеров» в соответствии с потребностями «учреждений и
товарищей, которых нам приходится сейчас особенно энергично обслуживать» 33.
47 Там же, л. 23.
- 48 Позднее Брандлер жаловался, что за семь недель его пребывания в Москве С. Гуральский
(он же Август Кляйне) — представитель ИККИ в ЦК КПГ fi одновременно секретарь ЦК — «превратил
партию в технический отдел гражданской войны». Что же касается «покупки оружия с помощью
русских долларов, то она превратилась в источник коррупции».— См. Unabhangige Kommunisten...,
S. 127, 130.
49РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 293, д. 14, л. 196.
30 Там же, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 15—18.
31 Там же, ф. 495, оп. 19, д. 362, л. 117.
32 Там же, д. 364, л. 116, 118—119.
33 Там же, д. 362, л. 122.
136
Зиновьев 9 ноября просил «лично, секретно» Чичерина пересылать копии всех
телеграмм, «адресованных на имя ИККИ, Президиума, председателя и членов
ИККИ — товарищу Пятницкому».
Параллельно (}юрсированной работе ЦК РКП (б), ИККИ и КПГ набирала ход
интенсивная идеологическая обработка населения СССР в духе повсеместной
поддержки скорого «германского Октября». В конце августа «Правда» поместила
три статьи Радека, разъяснявшие расстановку политических сил в Германии. В
сентябре тон прессы стал еще более революционным. Подчеркивались близость
решающего момента, обострение политических противоречий. Сообщения РОСТА
давали далекую от реальности, ио «нужную» информацию о глубине классовых
антагонизмов, силе пролетариата и слабости его противника 54.
Закрытое совещание актива крупнейших организаций РКП (б), созванное
26 сентября после пленума ЦК, потребовало от активистов на местах «вызвать
в десятках и десятках миллионов трудящихся всего Союза сознание величайшей
ответственности момента, готовность к самопожертвованию, бодрую выдержку,
большую, чем во времена революиии в России» 55. Секретариат ЦК в секретном
циркуляре от 9 октября заверял партийные организации, что «пролетарский
переворот в Германии... совершенно близок, а КПГ завоевала большинство
активных слоев пролетариата», тогда как СДПГ будто бы «вошла в полосу
острого кризиса». В нем говорилось и о возможности разгрома СССР в войне,
которую «мы должны будем встретить без малейшего колебания» 56 57. ЦК партии
обязывал внушать массам веру в успех революции, в то, что война со стороны
СССР будет оборонительной. Предусматривались собрания коммунистов, сове¬
щания советских работников, циклы лекций в учебных заведениях, воинских
частях, митинги на заводах. Печать должна была освещать события в Германии
в духе статей «Правды», пресс-бюллетеней ЦК РКП (б), а партийные комитеты —
действовать в соответствии с инструктажем, полученным на совещании актива 51.
В СССР по директиве ЦК РКП (б) развернулись акции поддержки нуждавшихся
немецких рабочих. Энтузиазм масс был необычайно велик, вера в победу ком¬
мунистических идеалов в Германии, в облегчение собственной участи — несок¬
рушимой. Помощь шла по многим направлениям: через профсоюзы, комсомол,
Межрабпом, МОПР, специально созданную Лигу помощи немецким детям. Ра¬
бочие, даже участники экономических забастовок, сотрясавших тогда страну, и
крестьяне жертвовали последнее, хотя сами испытывали огромные трудности,
связанные с разрухой страны, ставшей результатом первой мировой и гражданской
войн, а также голода 1921 г.
Волна митингов, «ударных недель» солидарности набирала силу. Повсюду
принимались резолюции с выражением готовности помочь германскому проле¬
тариату материально и с оружием в руках. Показателен пример, который приводил
в свое время Троцкий. Беседуя с неким студентом, он расспрашивал о ходе
учебы, на что тот ответил: «Какие теперь занятия — в Германии надвигается
революция!» 58 59 Сталин в 1925 г., рассказывая слушателям университета имени
Свердлова об этом времени, отмечал, что часть учащейся молодежи была настроена
на то, что «в России революционеру нечего делать, нужно бросить книги и
ехать в Германию делать революцию» 5Q.
Зиновьев — основной инициатор силового воздействия на ситуацию в Герма¬
нии — выступил в октябре на страницах «Правды» с серией статей под общим
54 Там же, ф. 17, оп. 84, д. 612, л. ^6—108.
55 Там же, оп. 2, д. 101, л. 13 об.
56 Там же, оп. 84, д. 467, л. 106.
57 Там же, л. 107.
58 См. Правда, 18.Х.1923.
59 Сталин И. В. Соч., т. 7, с. 166.
137
названием «Проблемы германской революции». Основой их были доклад на
пленуме ЦК 23 сентября и «тезисы Зиновьева». Хотя эти документы носили
гриф «строго секретно» или «только членам ЦК и Президиума ЦКК», Зиновьев
публично излагал их суть. Но если в тезисах основные задачи ставились перед
РКП (б), то в статьях — перед германскими коммунистами 60. Заглавия газетных
публикаций звучали призывным набатом: «Германский пролетариат держит в
своих руках судьбу своей страны», «Приближение германской революции и
тактика единого фронта» и т. д.
В октябре—ноябре, несмотря на изменение ситуации в Германии, в СССР
маховик пропагандистской подготовки к «германскому Октябрю», набрав силу,
продолжал по инерции бешено вращаться. И тем не менее приходилось неод¬
нократно переносить сроки штурма с 9 ноября на зиму и даже на весну 1924 г.
На заседании 1 ноября политбюро передало руководство агитацией в СССР
и на заграницу германской комиссии. Создавалась и специальная комиссия по
агитации: Н. И. Бухарин — член президиума ИККИ и редактор «Правды»,
А. С. Бубнов — заведующий агитпропотделом ЦК партии, В. А. Антонов-Овсе¬
енко — начальник (с лета 1922 г. до конца 1923 г.) Политического управления
Реввоенсовета Республики (с декабря 1922 г.— РВС СССР). Здесь же секретариату
ЦК поручалось организовать оперативную передачу его членам, входившим в
«четверку», а также полпреду в Англии X. Г. Раковскому, последних решений
политбюро, большая часть которых так или иначе затрагивала вопросы германской
революции, призывала солидаризироваться с ней 61 62 63 64. 16 ноября по постановлению
организационного бюро ЦК, согласованному с комиссией политбюро, дважды в
неделю по радио шли передачи сводок важнейших событий в Германии 67. И
все же к концу ноября волна энтузиазма, поднятая ЦК РКП (б) еще в августе,
начала постепенно спадать. Крах иллюзий в отношении победы восстания стал
очевидным и для широких масс в СССР.
НЕУДАЧА «ГЕРМАНСКОГО ОКТЯБРЯ»
А в Германии события развивались следующим образом. Председатель КПГ
Брандлер возвратился из Москвы слишком поздно. Лишь из варшавских газет
на пути в Берлин он узнал, что отныне является государственным секретарем,
курирующим земельную полицию, в ранге министра в правительстве Цайгнера
в Саксонии. ЦК партии сразу по получении портфелей министров переместился
в Дрезден — центр надвигавшихся событий. Туда же выехали трое, кроме Кре¬
стинского, из «четверки» эмиссаров. В первом же по возвращении из Москвы
письме в ИККИ 14 октября Брандлер вновь оптимистически оценивал положение
в стране, в Саксонии, готовность КПГ к восстанию 6’. Его оптимизм разделял
и генеральный секретарь Профинтерна С. А. Лозовский, преувеличивавший
влияние КПГ в профсоюзах м.
Руководство РКП (б) и Коминтерна благословило коммунистов на вхождение
в социал-демократические правительства в надежде, что они используют пра¬
вительственный аппарат для вооружения рабочих. Но этого не произошло. Более
того, командующий рейхсвером в Саксонии генерал А. Мюллер, которого ИККИ
советовал «игнорировать», перешел в наступление. Он переподчинил себе зе¬
мельную полицию и после требования министра-коммуниста П. Бетхера вооружить
60 Они одновременно публиковались на немецком языке в Берлине в бюллетене ИККИ.— Inprekorr,
№ 42, 20.0ktober, S. 985—987; № 43, 27.Oktober, S. 1057—1062; № 46, 17.November, S. 1081 — 1083.
61 РЦХИДНИ, ф. 17, on. 3, д. 389, л. 2, 12.
62 Там же, д. 392, л. 1; оп. 112, д. 497, л. 12.
63 Там же, ф. 495, оп. 19, д. 67, л. 31—32.
64 Там же, л. 21—23.
138
пролетарские сотни ввел с согласия президента Ф. Эберта войска в города
Саксонии. Инициатива была перехвачена противником.
Правда, коммунисты пытались предпринять свои меры, но они оказались
безрезультатными. В обращении «К рабочим социал-демократам!» 12 октября
лидеры КПГ призвали социал-демократические массы к устранению своих лидеров
и вооруженной поддержке правительства социал-демократов и коммунистов перед
лицом наступления контрреволюции w.
21 октября в Хемнице открылась конференция фабрично-заводских комитетов,
на которые коммунисты имели большое влияние. Хотя она проходила под
прицелом ружей правительственных войск, лидеры РКП (б) и КПГ рассчитывали
на то, что на ней будет принято решение об объявлении всеобщей забастовки
в Саксонии, которая затем должна была перерасти в восстание и охватить другие
земли.
Но события пошли по другому пути. Коммунисты в правительствах Саксонии
и Тюрингии ничего не сделали для реального облегчения положения рабочих,
привлечения их симпатий на свою сторону. Препятствием тому был саботаж
чиновников и последовавшее введение войск. Власти же к этому времени сумели
ослабить инфляцию. Заработная плата выдавалась в более стабильной валюте.
Прекратилось пассивное сопротивление французским оккупантам на Рейне и в
Руре, что также успокаивающе действовало на массы. Поэтому к началу кон¬
ференции социальная напряженность в Саксонии и в стране значительно умень¬
шилась. Большинство делегатов — представители предприятий — на предложение
Брандлера объявить всеобщую забастовку ответили отказом 63 * * 66. Среди рабочих
отсутствовало революционное настроение, тем более не было желания ввязываться
в вооруженную борьбу почти без оружия. Сигнала к повсеместному восстанию
от конференции, таким образом, не последовало. Советская «четверка» и лидеры
КПГ приняли в этой ситуации не простое, но крайне необходимое во избежание
разгрома партии единодушное решение на отступление, сохраняя при этом
твердую веру в то, что в недалеком будущем им все же удастся реализовать
свой первоначальный замысел 67.
Весть об отступлении вызвала в Москве глубокое разочарование. К этому
добавилось сообщение о поражении восстания в Гамбурге. Подоплеку развер¬
нувшихся там событий детально и точно воспроизвел Пик 6 ноября в письме
Цеткин. Он сообщал, что ЦК послал члена ЦК и политбюро Г. Реммеле в Киль
для руководства боями на тот случай, если конференция в Хемнице примет
решение о всеобщей забастовке. Стачка в Киле должна была распространиться
на все города северо-западной Германии. Реммеле во время поездки остановился
в Гамбурге, чтобы обсудить положение с местными активистами КПГ. Здесь он
понял, что последние связывали с предстоявшей борьбой большие надежды.
Реммеле предупредил, что начать следует с забастовки, втянуть в нее массы,
а уж затем пытаться захватить власть 68. Реммеле уехал в Киль, где выступление
провести не удалось. А в Гамбурге «товарищи очень спешили». Решившись на
забастовку вечером, они с пяти утра начали штурм полицейских участков, хотя
руководство округа знало об отказе фабзавкомов Хемница от забастовки. Но
63 Vgl. Friedrich Ebert-Stiftung. Archivalische Sammlungen. Nachlaj Paul Levi. Mappe № 206, Doc.
N 94/16.
66 Лидеры РКП (6) позднее ставили в вину руководству КПГ неподготовленность форума в
Хемнице, необоснованно утверждали, что его участниками были профсоюзные бонзы и чиновники
от СДПГ. А. Тальгеймер с цифрами в руках опроверг это.— Thalheimer А. 1923: Eine verpapte
Revolution? Berlin, 1931, S. 26.
67 Сигнал к отбою дали представители Москвы. Они реально «дирижировали оркестром*. Брандлер
не раз упоминал, что Ю. Пятаков в те дни разыскивал его в Дрездене и Хемнице, чтобы предотвратить
начало вооруженной борьбы. См. Unabhangige Kommunisten..., S. 122.
68 РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 293, д. 4, л. 70.
139
они полагали, по мнению Пика, что медлить с выступлением нельзя. Оно
подтолкнет к борьбе в других землях. ЦК КПГ узнал о боях в Гамбурге только
из газет. Брандлер писал в ИККИ, что выступление произошло «не по приказу
ЦК, а из-за стечения обстоятельств» б9.
Корреспондент РОСТА Каминский передал свои впечатления следующим
образом: борьба в Гамбурге оказалась организованной великолепно и проводилась,
по общему мнению, геройски. Прорыв железнодорожного сообщения, нападения
на полицейские участки — все это было сделано аккуратно, с приближением до
одной минуты. Видел он и слабости повстанцев: защита захваченных объектов,
а не целых территорий, участие руководства в локальных боях, а не центра¬
лизованное управление восстанием. Не было обращений к населению с помощью
листовок, разъяснявших их цели и содержавших призывы присоединиться к ним.
«Гамбург,— заключал он,— был делом партии. В последний момент ЦК дал
отбой. Курьер, однако, опоздал с приказом об отбое, и поэтому восстание
произошло» 70. Полагаем, что ближе к истине свидетельства Пика. Он хорошо
знал грешивших левизной соратников из Гамбурга, которые «очень спешили»,
рассчитывая на цепную реакцию выступления в соседних городах.
Причину неудач в октябре Брандлер на заседании ИККИ в январе 1924 г.
объяснял тем, что революционный подъем, вызванный оккупацией Рура, закон¬
чился в мае, новый (в июле — августе), вынудивший сменить правительство, с
сентября также пошел на убыль. В этой ситуации, получив директивы из Москвы
«сосредоточить все свое внимание на использовании для перехода в наступление...
сложившееся положение в Саксонии и Центральной Германии, мы не заметили,
что инициатива давно уже не в наших руках, а в руках противника». Но даже
тогда Брандлер и другие руководители КПГ, как и эмиссары Москвы, совершенно
не сомневались в том, что в Германии налицо революционная ситуация.
Безусловно, плод революции был еще зелен. Его форсированно поощряли к
вызреванию. Отсюда — акцент не на стихийное возмущение масс в обстановке
общенационального кризиса, поскольку он миновал, а ставка на воздействие
извне, на военную подготовку актива, но не на повседневную агитацию среди
масс, которые не разделяли энтузиазма вождей. Руководитель информационного
бюро Коминтерна в Берлине Е. Варга в отчете от 30 октября констатировал,
что «партия в последние недели пренебрегала политической работой в массах,
в профсоюзах. Она готовит захват власти исключительно вооруженным путем,
не приводя в движение массы». Варга заключил, что «развитие пока не соот¬
ветствует нашим ожиданиям» 71.
Первые официальные отчеты эмиссаров стали поступать в Москву к началу
ноября. В один день, 26 октября, направили информацию: Радек — от «четверки»,
Л. А. Шацкин — куратор германского комсомола по линии Коммунистического
Интернационала молодежи (КИМ), Лозовский — от Профинтерна (профсоюзов).
Была получена копия отчета руководителя военного отдела при ЦК КПГ (от
26 октября 1923 г.) председателю Революционного комитета партии о боях в
Гамбурге 72. На следующий день Шкловский направил подробный отчет о событиях
за минувшую неделю Зиновьеву, Сталину и в НКИД заместителю Чичерина
М. М. Литвинову.
Во всех этих документах Москва информировалась о результатах конференции
в Хемнице, заседаниях ЦК КПГ, вступлении войск рейхсвера в Саксонию,
бездействии руководства партии, «преждевременном» восстании в Гамбурге и
его подробностях, о попытках Пятакова «удержать партию от безнадежного
69 Там же, д. 14, л. 37.
70 Там же, оп. 19, д. 67, л. 59.
71 Там же. оп. 18, д. 182, л. 28.
72 Там же, оп. 19, д. 67, л. 51—53; д. 69, л. 97; д. 70, л. 39—42.
140
выступления», катастрофической нехватке оружия, продолжении подготовки к
восстанию 73. Шла информация о склоках в ЦК КПГ, дезорганизации партии
и нехватке денег на приобретение оружия. Шацкин и Лозовский докладывали
тем не менее, что «массы находятся в весьма революционном настроении», а
ЦК КПГ «слишком много надежд возлагает на разложение противника» 74 *.
Лозовский настаивал на «серьезной политической и организационно-технической
работе» для подготовки повторной попытки восстания, для чего потребуется
две-три недели.
Первая реакция руководства РКП (б) и Коминтерна была единодушной. На
классический вопрос: кто виноват? — следовал категоричный ответ: германская
социал-демократия, ее левые лидеры. За ними идет большинство рабочего класса.
Отказ в Хемнице от всеобщей забастовки и восстания — их рук дело. Заседание
президиума ИККИ 30 октября пришло именно к такому выводу. Сохранившаяся
стенограмма бурной дискуссии не оставляет в этом никакйх сомнений 73. Было
решено, правда, после консультации с ЦК КПГ и эмиссарами в Германии
опубликовать манифест ИККИ о «контрреволюционном» поведении социал-де¬
мократии в последние недели 76. Текст его поручили готовить Н. И. Бухарину,
А. Барскому, Г. Е. Зиновьеву, К. Цеткин. Но от этой идеи вскоре, по-видимому,
отказались, так как потребовалось принятие более оперативных мер. К тому же
по мере поступления новой информации расширялся круг виновников неудач —
«козлов отпущения».
Политбюро ЦК РКП (б) 3 ноября поручило своей комиссии подготовить
закрытое письмо ЦК КПГ. Согласно этому решению 5 ноября 1923 г. Зиновьев
от имени ИККИ составил проект письма в ЦК КПГ, в котором руководству
КПГ инкриминировалась переоценка степени готовности партии и масс к захвату
власти. Министры-коммунисты в Саксонии обвинялись в создании этакой «ба¬
нальной парламентской комбинации», которая, мол, «связала коммунистам руки».
Партию упрекали в неумении «организовать» конференцию в Хемнице, обеспечить
для себя большинство, а также в том, что она не предложила эффективных
экономических мер, не вооружила рабочих и «не разоблачила половинчатости
и контрреволюционности Цейгнеров». ИККИ потребовал от КПГ использовать
саксонский опыт для «основательной компрометации «левых» социал-демократов».
Касаясь восстания в Гамбурге, ИККИ упрекал КПГ за слабую связь с округами,
из-за чего «важные приказы вовремя не передавались». Коммунистам настойчиво
предлагалось впредь категорически отказываться от переговоров с верхами левых
социалистов и профсоюзов, ибо «главный враг пролетарской революции в Германии
в настоящий момент — это левая социал-демократия. Кто этого не понимает
...тот напрасно претендует на руководство германской революцией». Переговоры
допускались лишь на местном уровне. Только там «имеются честные элементы» 77’.
В документе, составленном по горячим следам событий, были отмечены и
настоящие просчеты — в них московские стратеги повинны, пожалуй, в большей
мере, чем тактики в Берлине и Дрездене,— и мнимые. Обилие перечисленных
ошибок не помешало ИККИ сделать однозначный вывод — «при условии выдер¬
жанной, настойчивой работы в течение нескольких недель мы сможем вновь
поставить перед собой те же задачи, какие были поставлены в октябре, но на
этот раз с успехом». Зиновьев настаивал, и это было включено в текст письма,
на открытой пропаганде вооруженного восстания, предлагал реализовать идею
Советов. Таким образом, курс на захват власти оставался неизменным. Как и
73 Там же, д. 218. л. 14—15.
74 Там же, д. 67, л. 53; д. 70, л. 42; д. 69; л. 97.
73 Там же, on. 1, д. 86, л. 21—27. .
76 Там же, оп. 2, д. 19, л. 1.
77 Там же, ф. 324, on. 1, д. 127, л. 1 —10.
141
прежде, КПГ советовали использовать время «для лихорадочной работы по его
технической и политической подготовке». В заключении к письму Зиновьев
предлагал ЦК КПГ рассматривать его «как дополнительную директиву к тем
резолюциям, которые были приняты в октябре», настаивал на их неукоснительном
исполнении. На проекте сохранилась пометка Зиновьева: «Просьба дать под
расписку для прочтения всем членам Центрального Комитета» 78. Имелся в виду
ЦК КПГ.
После доработки, обсуждения и утверждения на президиуме ИККИ, в котором
участвовали Зиновьев, В. Коларов, Куусинен, Цеткин, письмо в тот же день
направили в Берлин. В сопроводительной записке Пятницкий сообщал, что с
текстом его «политбюро русской партии полностью согласно» 79. Президиум
решил также «доверительно ознакомить» с содержанием письма другие партии 80 81.
ЛИНИЯ НА ПОВТОРЕНИЕ ШТУРМА
На очередном заседании 12 ноября президиум ИККИ постановил пригласить
для заслушивания отчета одного-двух представителей КПГ от правого и левого
течений. В случае появления каких-либо технических трудностей он предлагал
заслушать Пика, хорошо знавшего позиции обеих групп 8|. Кроме того, было
решено опубликовать открытое письмо КПГ с острой критикой политики партии
в саксонском вопросе и ее отношения к социал-демократам.
Письмо подготовил Зиновьев. В нем он пытался доказать, что участие партии
в правительствах Саксонии и Тюрингии было ее самой крупной ошибкой. В
документе давалась жесткая директива — никакого единства действий сверху 82.
Но открытое письмо так и не было отправлено. Содержание его в начале декабря
вошло в проект тезисов Зиновьева «Уроки германских событий и тактика «единого
фронта». Однако его обсуждение среди членов политбюро ЦК РКП (б) и ИККИ
все же проходило. Троцкий в отзыве, посланном Бухарину, Зиновьеву, Сталину,
справедливо критиковал письмо за нечеткость формулировок, ибо оно не рас¬
крывало истинных причин краха революционных планов. Он предлагал открыто
сказать, «упустили ли КПГ и ИККИ благоприятную ситуацию для захвата
власти» или же ход событий «вскрыл ошибочность нашей основной оценки
положения ...тактических выводов (в том числе и вступления в саксонское
правительство)?» Сам Троцкий считал, что была упущена революционная си¬
туация. Он полагал, что ЦК КПГ проявил пассивность, массы же, убедившись
в отсутствии твердого руководства и шансов на успех, отошли от партии, тем
самым изменив соотношение противостоявших сил.
Троцкий в большей мере, чем другие члены политбюро, был заряжен на
революцию, а потому, рассчитывая вскоре повторить атаку, возражал против
формулировок, которые можно было истолковать как «отказ от перспективы
быстрой революционной развязки». Им в то время овладела мысль о возможности
создания в стране такой обстановки, при которойдля победы при общем состоянии
апатии в массах достаточно активности лишь меньшинства германского проле¬
тариата при полупассивной поддержке большинства. Этой идеей он поспешил
поделиться с Пятаковым в письме от 10 ноября 83.
По мере поступления новой информации из Германии из различных источников
78 Там же, л. 1.
79 Там же, ф. 495, оп. 18, д. 175-а, л. 309.
80 Там же, оп. 2, д. 25, л. 181-а.
81 Там же, оп. 19, д. 218, л. 190. ИККИ тогда не имел еще сведений о появлении третьей
группы — центра.
82 Там же, ф. 324, on. 1, д. 128, л. 5.
83 Там же, ф. 325, on. 1, д. 415, л. 25—27.
142
германский вопрос в Москве приобретал небывалую остроту. Весьма страстными
были споры между различными течениями внутри ЦК КПГ. Раздували это
пламя и члены «четверки» — представители Москвы. Шло выяснение причин
краха революционных надежд, обсуждение закрытого письма ИККИ, собственных
решений, инструкций «четверки», ее предложений ЦК партии с оценками ми¬
нувших событий. ИККИ торопил лидеров КПГ с принятием принципиальных
решений по поводу действий в конце октября. Р. Фишер и другие ультралевые
сразу после отступления расценили его как ошибку и даже предательство,
которое приведет революцию к гибели. Пленум ЦК КПГ 2—3 ноября принял,
по настоянию Радека, написанную им резолюцию, рассматривавшую ситуацию
как победу фашизма над Ноябрьской республикой, но никак не над рабочим
классом, что, безусловно, не соответствовало действительности. Но в эту, казалось
бы, лишенную смысла формулировку автор вкладывал особое содержание. Во-
первых, он стремился еще раз подчеркнуть опасность фашизма и спрятать в
тень попытки КПГ установить свою диктатуру. Во-вторых, убедить рабочих в
том, что с победой фашизма они лишаются социальных гарантий, завоеванных
в ходе Ноябрьской революции 1918 г. Наконец, это давало повод коммунистам
убеждать рядовых социал-демократов, что их вожди позволили фашистам прийти
к власти. Тактика, предложенная Радеком, нацеливала КПГ на немедленное
повторение восстания собственными силами. Отсюда — и призыв к партии «Рвите
с социал-демократией!» 84.
Выводы пленума ЦК КПГ не основывались на реальной ситуации. Они
искусственно конструировались, подгонялись под сверхзадачу — захват власти.
Не подлежит сомнению ультрареволюционный настрой Радека, которому вскоре
правящее большинство ЦК РКП (б) стало приписывать оппортунистическое по¬
ведение. Он не меньше, чем Зиновьев или Сталин, был нацелен на решительный
удар. Так же бескомпромиссно он относился как к левым, так и правым лидерам
СДПГ. Пятаков на пленуме ЦК РКП (б) 15 января 1924 г. рассказывал, что
Радек и он на одном из заседаний ЦК КПГ после отстранения от власти
правительства Саксонии предложили порвать с социал-демократами, прежде
всего с левыми, вести против них «не тактику единого фронта, а тактику
бешеной борьбы и травли» 85. И позднее, в своих тезисах об уроках германских
событий, Радек в оценке социал-демократии, по существу, являлся ярым еди¬
номышленником ведущей «тройки» в политбюро, состоявшей из Зиновьева, Ка¬
менева, Сталина. Он заклеймил лидеров СДПГ как «помощников», «прихвостней
фашистской диктатуры», заявил о переходе этой партии в лагерь фашизма.
«ИККИ видит в левых вождях социал-демократии врага, так как они препятствуют
отходу социал-демократических рабочих от фашистской социал-демократии и в
то же время они порождают в рабочей массе иллюзии о том, что социал-демократия
может из инструмента выдачи их фашизму превратиться в инструмент борьбы
с ним»,86 — так сформулировал Радек кредо Коминтерна в отношении левых
вождей СДПГ. На этой основе можно рассматривать Радека как соавтора сфор¬
мулированного Зиновьевым термина «социал-фашизм».
ЦК КПГ стремился составить единое мнение по поводу неудавшегося восстания
и закрытого письма ИККИ. Но цельного документа выработать не удалось.
Слишком различными были оценки правыми, центром и левыми. Среди последних
особенно выделялись ультралевые. Полемика с ними — а их негласно поддер¬
живали Зиновьев и Сталин — все обострялась. Фишер писала напрямую Зиновьеву
и Сталину, интерпретируя факты в своем духе.
Учитывая резкость письма ИККИ и неоднократные обращения Фишер к
84 Там же, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 19об.
85 Там же, л. 22.
86 Там же, ф. 495, оп. 2, д. 22-6, л. 67, 70.
143
Зиновьеву и Сталину с изложением позиций ультралевых, Брандлер направил
письмо в Москву Цеткин. В нем он отмечал, что если исполком хочет помочь
КПГ, то он не должен «обрушиваться на нас с высоты сторожевой башни». Мы
уже извлекли уроки, утверждал он, война же исполкома не облегчит нам нашей
работы. Вместе с тем отказ от восстания он не считал ошибкой. При повторении
ситуации он действовал бы так же. Более того, рабочие, по его мнению, «не
чувствуют, что они потерпели поражение». Брандлер уверял, что «скоро наступит
успех, ибо воля масс к борьбе и их боеготовность не утрачены». Брандлер просил
Цеткин, используя свой авторитет, попытаться избежать ненужного вмешательства
ИККИ в дела КПГ87.
6 ноября 1923 г. Пик, информируя Цеткин, сообщал, что после возвращения
Эберлейна из Москвы «партия, в соответствии с принятыми там решениями,
была поднята по тревоге. Она должна была в считанные недели суметь свергнуть
буржуазию, взять власть в свои руки. Это было для нее как гром среди ясного
неба». Руководители пребывали, по словам Пика, в состоянии повышенной
нервозности, ориентировались на военную подготовку, которая прежде не велась.
Создали слишком раздутый аппарат. Массы не были втянуты в борьбу, а генерал
Мюллер смог собрать силы реакции в Средней Германии. «Сейчас для КПГ
сложились неблагоприятные условия,— заключал Пик,— она слабо вооружена,
и, чтобы наступать, ей потребуется основательная подготовка» 88.
В тот же день Пятаков в письме Сталину также утверждал, что КПГ не
готова к восстанию, и приводил ряд причин: внутренний кризис, неподготов¬
ленность рабочего класса, который, по его словам, «вовсе не так единодушно
активен и вовсе не целиком идет за компартией». К тому же партия, по его
данным, имела лишь 11 тыс. винтовок, 2 тыс. револьверов и 150 пулеметов89.
Но Зиновьев и все политбюро энергично ратовали за повторение штурма. В
составленном Зиновьевым в начале ноября «Плане работ в связи с событиями
в Германии» положение в стране оценивалось как «объективно революционное»
и КПГ рекомендовалось продолжать подготовку к восстанию 90 91.
Позже, в послании к «четверке», Зиновьев просил незамедлительно ответить
на 10 вопросов, касавшихся положения в Германии, КПГ, СДПГ, фабзавкомах,
профсоюзах и перспектив нового штурма. Он извещал «четверку» о том, что к
ним «со специальным поручением» направили И. С. Уншлихта9|. Судя по
содержанию 10 вопросов к «четверке», инициаторы захвата власти в Германии
пытались на сей раз подготовиться основательней и ударить наверняка.
В послании Зиновьева германские события рассматривались под углом зрения
российского опыта 1917—1919 гг. В нем деятели СДПГ сравнивались с российскими
эсерами. Зиновьев утверждал, что ныне «идет передача власти германскому
Колчаку — генералу Секту». Пожалуй, впервые здесь прозвучал роковой тезис
о социал-демократии как о «левом крыле фашизма», так как ее правительство,
мол, ввелр осадное положение в стране, направило рейхсвер в Саксонию под
предлогом опасности фашизма. Значит, налицо сговор между социал-демократами
и фашистами.
Эмиссары ИККИ не ослабляли давления на КПГ, ибо считали, как признавался
Радек в январе 1924 г., оправдывая свое и своих друзей нетерпение, «что без
87 Там же, оп. 293, д. 4, л. 75, 78—81.
88 Там же, л. 68—72.
89 Там же, ф. 558, оп. 2-е, д. 6367, л. 3—4.
90 Там же, ф. 495, оп. 19, д. 70, л. 131—135.
91 Там же, д. 502, л. 36-а-г. Заместитель председателя ВЧК— ГПУ (с апреля 1921 по ноябрь
1923 г.), член Реввоенсовета Красной Армии (с осени 1923 г.) И. С. Уншлихт уже в сентябре с
сргласия политбюро ЦК РКП (б) побывал «в отпуске* в Германии, слал оттуда Пятницкому и в
Разведуправление Красной Армии сообщения о ходе «вызревания революции*.— Там же, д. 70, л.
1—3.
144
пролетарской революции на Западе мы в России, окруженные капиталистическим
миром и крестьянством, опираясь на слабый пролетариат, не в состоянии соб¬
ственными силами осуществить социализм»92.
Исходя из такого «нетерпения», Лозовский предложил ИККИ 2 ноября 1923 г.
срочно готовить съезд оппозиционных профсоюзных групп с целью создания
«независимой параллельной организации профсоюзов, где коммунисты могли бы
обеспечить себе влияние на половину профсоюзов», а это значит, по его словам,
«сделать на 50% революцию». Он яростно ругал профбюрократию, предпочи¬
тавшую Стиннеса и даже Гитлера коммунистам, и настаивал на принятии
срочных «организационных мероприятий для обезвреживания этой преступной
банды» 93.
В одном из донесений в исполком Радек жаловался на бездействие КПГ в
отношении путча фашистов в Баварии, на неудачу партии, неспособность леваков
в Берлине организовать всеобщую забастовку, отметить выступлениями годовщину
Ноябрьской революции. Денежный фонд, предназначенный на восстание, сообщал
он, оказался наполовину пустым, а 3/4 этой половины ушли на содержание
аппарата КПГ, «не получившей текущих средств от ИККИ». Радек резюмировал:
партия переживает кризис. Ее лидеры, прельщенные ранее надеждой на скорую
и легкую победу, впали в апатию94. Картину финансового краха в КПГ дополняет
сообщение Пика от 14 ноября 1923 г. о том, что «некоторое время назад Вы
предоставили нам для подготовки и проведения политической борьбы за власть
фонд в 250 тыс. долларов, позднее пополненный еще на 150 тыс.» 95 * Он сообщал,
что все эти средства ушли на содержание созданного партией громоздкого
военно-технического аппарата, и запрашивал очередную субсидию — 100 тыс.
долларов %.
Пятаков в письме Сталину 14 ноября 1923 г. также сообщал о неудаче акций
9 ноября, но еще резче, чем Радек, высказался о КПГ: «Все вы, очевидно, не
замечаете: такая партия в ее нынешнем виде не может повести за собой рабочий
класс на в. в. (вооруженное восстание.— Л. Б;)». И далее: «Проблема КПГ —
есть сейчас важнейшая проблема германской революции». В отношении нового
путча он пессимистически оценивал ситуацию в стране. И все же считал, что
«сейчас можно идти на штурм» при условии укрепления боеспособности партии 97.
Неудача 9 ноября несколько охладила пыл организаторов, но их не покидала
надежда на успех повторных акций, тем более что установка на них оставалась
в силе.
ДЕБАТЫ ОБ УРОКАХ «ГЕРМАНСКОГО ОКТЯБРЯ*
В конце ноября в политбюро ЦК РКП (б) и ИККИ стали более критически
оценивать положение в Германии. В начале декабря Зиновьев подготовил об¬
ширные тезисы ИККИ — «Уроки германских событий и тактика единого фронта».
По сравнению с письмом в ЦК КПГ от 5 ноября, этот документ был более
самокритичным. В нем уже не утверждалось, что осенью КПГ имела за собой
большинство народа, а признавалось, что партия лишь на пути к его завоеванию,
что надежда «одним прыжком поднять массы на вооруженное восстание была
неосновательной». Тезисы осуждали «левую оппозицию в КПГ, выступавшую
92 Там же, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 21.
93 Там же, ф. 495, оп. 2, д. 19, л. 191.
94 Там же, оп. 293, д. 638, л. 16—17.
95 Речь шла здесь о прямых субсидиях КПГ. Агенты из Москвы по закупке оружия финансировались
по другим каналам.
^РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 19, д. 504, л. 1—2.
97 Там же, оп. 293, д. 638, л. 20—22.
145
против тактики единого фронта»98. Правда, позже, по мере развертывания
прений в высоких инстанциях, левацкие тенденции возобладали, и эти признания
из текста выпали. Зиновьев пуще прежнего клеймил в тезисах СДПГ, ее левое
крыло, называя его «фракцией германского фашизма». Он утверждал, что,
«постепенно вырождаясь, вся международная социал-демократия становится не
чем иным, как разновидностью фашизма, т. е. одной из групп контрреволюции».
В документе вновь возобладало стремление судить о германских событиях по
аналогии с ситуацией в России периода Октября и гражданской войны. Генерала
Г. Секта, командующего рейхсвером, получившего чрезвычайные полномочия
от лидера СДПГ президента Ф. Эберта, он характеризовал как фашиста. С этим
германским Колчаком верхушка социал-демократии якобы объединилась «не на
жизнь, а на смерть против рабочей революции» 99. В целом у Зиновьева надуманный
процесс поправения социал-демократии изображался примитивно, в левацком
духе: «Саксонские левые социал-демократы во главе с Цайгнером держали тесную
связь с центровыми элементами социал-демократии. Эти последние... шли и
идут на поводу у правых ...правые... у Штреземана, Штреземан — у генерала
Секта, а Сект — у откровенных фашистов. Такова непрерывная цепь». Каменев,
прочитав тезисы, согласился с этой схемой, заметив, что «единство политической
цепи (и Эберта, и Секта.— Л. Б.) в данную эпоху несомненно».
Признав расчеты ИККИ и КПГ на успех восстания преувеличенными, Зиновьев
заявил, что не считает ошибкой тот факт, что партия в октябре «не призвала
к генеральному сражению». Позже он откажется от этих слов. Причинами
неудачи он считал «совершенно минимальную» по времени подготовку, недоста¬
точное вооружение, недооценку противника, который «обнаружил большую поли¬
тическую эластичность и приспособляемость». И кроме того, социал-демократия
оказалась «еще ближе к контрреволюционному лагерю, чем это кто бы то ни
было из нас мог считать». Недостатки он видел и в неточной оценке темпов
нарастания событий, и в определении сроков восстания.
Зиновьев вновь резко осудил поведение коммунистов в правительстве Саксонии,
доказывая, что Коминтерн понимал вхождение в него исключительно «как
военно-политический маневр», призванный «ускорить и развязать непосредст¬
венную борьбу германского пролетариата за политическую власть». Далее он
расшифровывал эту мысль следующим образом: коммунисты должны были обес¬
печить пролетариат оружием — таково, мол, было главное условие совещания
компартий в ИККИ.
Зиновьев схематично сравнивал положение в Германии в октябре 1923 г. с
ситуацией в России в октябре 1917 г. Он условно разделял немецкое население
на три лагеря: 1) черный — значительная часть крупной и средней буржуазии —
на деле фашистский лагерь; 2) мелкая буржуазия и обеспеченные рабочие из
социал-демократии; 3) ядро городского пролетариата, осознавшего необходимость
революционной борьбы. Зиновьев заключил, что по мере развития событий
позиции первого и второго лагерей смыкались. Хотя и с оговорками, он признал,
что между лидерами социальных групп: А. Гитлером — Э. Людендорфом —
Г. Каром — Г. фон Сектом — К. Зеверингом — Ф. Эбертом имелись разногласия.
Но в главном, по его мнению, они были едины — в стремлении задушить
революцию.
Главную причину поражения восстания он усматривал в том, что верхушка
германской социал-демократии являлась «злейшим врагом рабочего класса». Зи¬
новьев полагал, что социал-демократов, готовых соединить судьбу с коммунистами
98 Там же, ф. 17, оп. 39, д. 58, л. 32.
99 Там же, л. 13.
146
с целью вооруженной борьбы, «вообще не существует в природе»100. Отсюда —
его жесткий вывод: КПГ должна открыто на всю страну заявить, что она
отказывается от каких бы то ни было переговоров и соглашений с ЦК германской
социал-демократии и с левыми, пока те не порвут с правыми вождями.
Зиновьев предлагал в дальнейшем придерживаться тактики единого фронта
лишь в виде «стратегического маневра в борьбе с контрреволюционными вождями
социал-демократии», отказываться от переходных лозунгов и частичных требо¬
ваний. Тезисы настраивали КПГ на повторение попыток восстания, заверяли в
непременном успехе боев, «которые в ближайшем будущем развернутся в Гер¬
мании» и решат судьбы пролетариата Европы.
Сталин, ознакомившись с документом, полностью его поддержал, сделав лишь
незначительные замечания. Они касались расслоения германского населения на
три лагеря. «Хорошо бы,— писал он,— рассмотреть эти лагери, собственно их
партии, их штабы, в их динамике, т. е. сказать, что до конца сентября было
два только (1 и 3 лагери) и серединные элементы между ними (2 лагерь), сделав
невозможным падение последнего. С конца же сентября произошла перегруп¬
пировка сил 2 лагеря к первому, превращение руководящих сил 2 лагеря (с.-дем.)
в простое прикрытие первого лагеря» 101.
Казалось бы, здесь налицо схематичный, умозрительный подход к сложным
общественным явлениям. А поправки — не более чем невинное разъяснение,
популяризация расстановки классовых сил. На самом же деле Сталин, соглашаясь
с Зиновьевым, толкал его своими оценками еще левее, пытаясь теоретически
обосновать «контрреволюционный характер социал-демократии», ее мнимое по¬
собничество буржуазии.
В ходе дальнейших обсуждений итогового документа в политбюро, на пленуме
ЦК РКП (б), в президиуме ИККИ это замечание, а по сути дела директива,
приобрела самодовлеющий характер. Резкая критика СДПГ, всей социал-демок¬
ратии вскоре стала в документах РКП (б) и ИККИ обязательной, ритуальной
нормой.
ЦК КПГ под давлением ИККИ пытался выработать единое мнение по поводу
неудачи в октябре. Для ответа на письмо исполкома ЦК партии создал комиссию
в составе: Г. Брандлер, П. Беттхер, Я. Вальхер, В. Кенен, А. Розенберг, Э. Тель¬
ман, Р. Фишер. Было решено направить в ИККИ делегацию. Но цельного
документа выработать не удалось, так как различные течения в ЦК КПГ
выражали слишком полярные оценки. Полемика с ультралевыми, имевшими
негласную поддержку в ЦК РКП (б), все обострялась. Брандлер в письме Цеткин
1 декабря вынужден был заявить, что в партии произойдет раскол, если Зиновьев
открыло не порвет с оппозицией в нашей партии. Он вновь просил Клару
использовать весь свой авторитет, «чтобы мы могли избежать худшего» ,02. Через
10 дней он информировал Цеткин о кризисе в партии, о том, что при подготовке
ответа на письмо ИККИ «обнаружились глубокие различия во мнениях, что
делает почти невозможным осуществлять единое руководство партией». Брандлер
умолял Цеткин «приложить все усилия для пресечения действий русских това¬
рищей, если они захотят помешать нам в этом процессе самопознания и снова
наломают дров» ,03.
Реммеле и Эберлейн сообщали в ИККИ 8 декабря, что внутри руководства
до сих пор нет ясности в оценке ситуации. Поэтому ЦК решил ознакомить
|00Парадоксально, но факт, что этот вывод Зиновьев сделал именно в то время, когда левые на
съезде СДПГ земли Саксония 1—3 декабря защищали тактику коммунистов, а резолюция съезда
потребовала вновь попытаться создать совместное с коммунистами правительство. Съезд протестовал
против запрета КПГ.— Правда, 4.XII.1923.
|0|РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3-а, д. 58, л. 32.
,02Там же, ф. 495, оп. 293, д. 4, л. 82.
,03Там же, л. 85.
147
Коминтерн со всеми вариантами ответа |04. Свой подробный вариант, подписанный
большинством — 12 из 20 членов ЦК, они приложили к письму в ИККИ. К 10
декабря свое видение уроков октября прислали и правые. В тезисах «К поражению
в октябре и современному положению» они заявили, что причины неудач носили
объективный характер: ситуация в стране еще недостаточно созрела для борьбы
за власть, а потому отступление явилось правильным и неизбежным. С фактами
в руках они доказывали, что КПГ не завоевала «прочного большинства рабочего
класса», у которого отсутствовала «воля к борьбе» ,05.
Сторонники Брандлера препятствием к восстанию считали «тормозящее воз¬
действие социал-демократии», а вину за переоценку своих сил они распределяли
поровну между собой и Коминтерном; главный застрельщик выступления —
«вожди» РКП (б) —с молчаливого согласия всех течений в документах не упо¬
минались. Правые же пытались оправдаться, заявляли, что еще в сентябре
предупреждали о своих слабостях, вели себя «по отношению к исполкому кри¬
тически», однако ИККИ будто бы «не придал этой критике необходимого зна¬
чения». Как и левые, они настаивали на «политической и организационной
ликвидации» социал-демократической партии ,06. Уже хотя бы поэтому правые
вряд ли заслуживали ярлыка «оппортунистов», который они получили. Правые
отпаивали тактику единого фронта, защищали частичные требования рабочего
класса, ратовали за укрепление ячеек партии на предприятиях.
Проект левых содержал набор ультрареволюционной фразеологии и безудер¬
жной критики руководителей партии ,07. Неудачу в октябре группа расценила
как тяжелое поражение КПГ, потерю ею престижа у масс и вообще как уход
партии с политической арены. Ситуацию накануне восстания они считали ре¬
волюционной, обвиняли лидеров за «упущенную возможность» революции, слабую
мобилизацию коммунистов, недостатки в военной подготовке, за коалицию с
левыми социал-демократами в Саксонии. СДПГ, по их мнению, оказалась «пар¬
тией классового врага», с которой невозможны совместные действия.
Левые во главе с Фишер утверждали, что ситуация была по-прежнему ре¬
волюционной. Поэтому они уповали на стремительный бросок к конечной цели
силами партии и авангарда пролетариата, настаивали на Советах — органах
диктатуры пролетариата, требовали активизации масс посредством «беспощадно
острой пропаганды ...безжалостной борьбы против левой СДПГ», а также проф¬
союзов, вплоть до их уничтожения.
Учитывая, что верхушка КПГ себя дискредитировала, левые ратовали за
новый, более дееспособный ЦК, т. е. предлагали себя в качестве вождей партии.
Создавалось впечатление, что левые, основательно проштудировав закрытое пись¬
мо ИККИ к ЦК КПГ, тезисы Зиновьева, вычленили из них близкие по духу
идеи, наклонили их еще больше влево и включили в свой документ. Отсюда —
беспроигрышная позиция: симпатии большинства в ЦК РКП (б) были на их
стороне.
Позиции сторонников центра 108 мало чем отличались от левых. Вместе с тем
центр считал неудачным «саксонский эксперимент», а подготовку к восстанию —
запоздалой. Центристы критиковали слабую работу в массах, из-за чего, по их
мнению, участвовала в борьбе только партия, а не «единый фронт пролетариата».
Для выхода из кризиса и завоевания власти центристы предлагали активно
,04Там же, д. 14, л. 264.
,05Цит. по: Орлова М. И. Уроки немецкого Октября. M., 1965, с. 16.
|06РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 2, д. 22-6, л. 32—33.
,07Там же, л. 1—27.
ю»в
письме в ИККИ 8 декабря 1923 г. Реммеле и Эберлейн сообщали, что за их тезисы
проголосовало большинство, 12 из 20 членов ЦК КПГ, за документ правых — двое, за Фишер —
пять человек.— РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 293, д. 4, л. 264.
148
работать в профсоюзах, в средних слоях, усилить акции по защите интересов
масс, движение фабзавкомов. Центр в принципе не отказывался от идеи единого
фронта, хотя и настаивал на разгроме СДПГ |09.
«Проект Реммеле» взывал к преодолению разногласий в партийных рядах.
Вероятно, поэтому в нем не было критики левых. Но, возможно, левые им в
тот момент были ближе правых?
В середине декабря ЦК РКП (б) и ИККИ располагали достаточной информацией
для непредвзятого анализа причин краха революционных планов. 9 декабря в
Москву прибыли правые — Пик и Вальхер — ив тот же день вели беседы с
Зиновьевым, Радеком, Цеткин. Зиновьев признался им, что в некоторых вопросах
ориентирован приблизительно, напомнил о критике ЦК КПГ в письме исполкома.
Собеседники заявили о заинтересованности в деловой, острой критике, но ого¬
ворили, что они не примут поверхностных оценок левых, и потребовали от
ИККИ осудить их поведение. «Если же исполком этого не желает, то всякая
дискуссия об этом в Москве бесполезна»,— констатировали посланцы правых и0.
Но прения по германскому вопросу из-за дискуссии внутри РКП (б) вскоре
застопорились. Новый тур активных обсуждений уроков «германского Октября»
и тезисов Зиновьева начался на заседании политбюро 18 декабря. В дебатах
участвовали все члены «четверки», а также Зиновьев, Пятницкий и Чичерин.
Через день они были продолжены. Выступали и приглашенные правые: Вальхер,
Пик, Цеткин|и. В итоге комиссии в составе Бухарина, Зиновьева, Радека,
Сталина, Пятакова, Троцкого поручалось внести поправки и согласовать документ
с большинством германской делегации ||2. Троцкий в своих поправках назвал
проект Зиновьева «неправильным», заметив, что новые формулировки убеждают
в неверном подходе автора к оценке происшедших событий и определению
ближайших задач. Это касалось критики «саксонского опыта», перспектив нового
восстания, политики единого фронта. Заключительная фраза его текста оказалась
провидческой. «Принятие этих тезисов, в их нынешнем виде, считал бы крайне
опасным как для германской партии, так и для Коминтерна в целом»,— писал
Троцкий113. Но к этому мнению большинство ЦК РКП (б), к сожалению, не
прислушалось.
Примерно 22 декабря (документ не датирован) делегаты от центра и правых
обратились к политбюро с просьбой ускорить согласование с ними тезисов,
предложив созвать комиссию по корректировке документа в рамках президиума
ИККИ. В ответе ЦК РКП (б) от 27 декабря — письмо подписал Сталин —
выражалась готовность «провести ряд бесед, чтобы согласовать наши точки
зрения». Но, как следовало далее из текста, это могло произойти лишь после
определения единой позиции по германскому вопросу внутри ЦК РКП (б), которой,
естественно, не было.
В тот же день политбюро обсуждало и в основном одобрило тезисы Зиновьева.
Автору поручалось согласовать их с германской делегацией. В случае, если
коррективы будут существенными, их следовало вновь обсудить на политбюро.
Прения 27 декабря обострили расхождения в верхах РКП (б). К тому времени
Радек позволил себе в выступлении 12 декабря перед коммунистами Москвы по
поводу дискуссии в РКП (б) резкую критику Зиновьева и большинства в политбюро.
Радек, вспоминал позже Тальгеймер, заявил, что если «большинство русского
ЦК настроено против Троцкого, то против этого большинства выступят не только
,09Там же, оп. 2, д. 22-6, л. 52—54.
,|0Там же, оп. 18, д. 175-а, л. 338.
1,1 Там же, ф. 17, оп. 3, д. 402, л. 1, 3.
,,2Там же, д. 401, л. 1.
|,3Там же, ф. 325, on. 1, д. 415, л. 71.
149
он, но и руководство немецкой, французской, т. е. основных партий Запада» ,|4.
Зиновьев незамедлительно послал письмо ЦК КПГ, где изменил свой прежний
курс, начав травлю тогдашнего руководства партии. Вероятно, Тальгеймер был
близок к истине в отношении настроя председателя исполкома Коминтерна
против правых и роли Радека в его обострении. Но в архиве ИККИ нам не
удалось обнаружить упомянутого письма к ЦК КПГ.
Политбюро ЦК РКП (б) 27 декабря резко отреагировало на критику Радека.
Оно резюмировало, что тот «держит курс целиком на поддержку правого мень¬
шинства ЦК КПГ и дезавуирование левого крыла партии, что объективно грозит
расколом германской компартии». Радека обвиняли в «оппортунистической пе¬
реоценке разногласий внутри фашизма», в попытках на этих разногласиях
проводить «политику рабочего класса». Политбюро информировало ИККИ и ЦК
КПГ, что Радек в германском вопросе «не выражает мнения ЦК РКП (б)» ,|5.
В последний день уходившего года политбюро опросом выявило отношение
его членов к заявлению, сделанному Троцким 29 декабря. Решение отвергало
как «фальшивые» его утверждения об «ультимативных попытках» заставить
германскую делегацию согласиться с тезисами Зиновьева. Политбюро вновь
выразило готовность «в любой момент... совещаться о проектах» всех течений ,|6.
Полагаем, что на сей раз был ближе к истине Троцкий. Он знал о закулисных
мерах давления на деятелей КПГ. Ведь и позднее президиум ИККИ принял
резолюцию, устраивавшую политбюро, под мощным нажимом Зиновьева. Троцкий
в заявлении указывал, что большинство в политбюро не могло следить за
событиями в Германии, нуждалось в информации, исходившей от КПГ. Он
предлагал «серьезно пересмотреть вопрос о резолюции в целом», поддержал
предложение правых и центра обсудить ее в комиссии ИККИ.
Таким образом, к концу 1923 г. в ЦК РКП (б) под влиянием Зиновьева и
Сталина, в условиях внутрипартийной борьбы сформировалось устойчивое оши¬
бочное мнение о причинах поражения революционных планов. Его не удалось
поколебать ни Пятакову, ни Радеку, ни Троцкому, ни правым в КПГ.
В январе 1924 г. проходила заключительная фаза дискуссии. 2 января в
политбюро были приглашены сторонники правых и центра. После обсуждения
проекта последних был сделан вывод, что он «в основном не противоречит
тезисам, принятым политбюро 27 декабря». Зиновьеву поручалось продолжить
переговоры с центром, согласовать мнения до заседаний президиума ИККИ,
провести с ними в политбюро дополнительное совещание. Зиновьев должен был
также начать переговоры с левыми, привлечь их к заседанию политбюро. Члены
политбюро вновь предприняли атаку против оппозиционеров — Пятакова, Радека
и Троцкого, обвинив их в дисциплинарном проступке — передаче делегации КПГ
без согласия с ними своего контрпроекта тезисов по германскому вопросу. В
документе, принятом по этому поводу, указывалось, что «не только один т. Радек
отказался проводить постановление ЦК РКП (б) в исполкоме Коминтерна, но и
тт. Троцкий и Пятаков». Большинство в политбюро пыталось оправдать свою
неуступчивость маневрами оппозиции: «Если что-либо затрудняет полное согла¬
шение с представителями германской компартии, то именно этот сепаратный
образ действий трех названных товарищей» "7. В резолюции политбюро и на сей
раз выражалась уверенность, что будет налажено сотрудничество, достигнуто
согласие со всеми течениями в КПГ.
Их представители были приглашены на заседание политбюро 10 января.
,,4См. Thalheimer A. Op. cit., S. 11; сравни: Правда, 15.XII.1923.
||5РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 405, л. 2.
||6Там же, д. 407, л. 2.
||7Там же, л. 1. На этой основе вскоре возникла версия о вине сторонников Троцкого в общей
неудаче германской революции.
150
Левые заявили на нем, что вынуждены отклонить проект резолюции политбюро
от 2 января «по основным пунктам». Они предпочитали защищать собственный
вариант тезисов. Но внешне демонстрируя готовность к компромиссу, а в дей¬
ствительности подталкивая лидеров РКП (б) к более левому решению, они на¬
стаивали на двусторонней встрече с ними118. Основная же часть делегации
всерьез рассчитывала с помощью ЦК РКП (б) и ИККИ выяснить причины неудач
революционных планов, найти оптимальные решения ради успеха новой попытки
захвата власти. Однако борьба внутри политбюро, личная неприязнь между
сторонниками Сталина и Троцкого сводили эти надежды на нет. На том же
заседании Зиновьеву предложили закончить переговоры «как с правыми, так и
с левыми не позже субботы 12 января» ,|9. Это означало, что на сей раз обе
группы рассматривались как равноправные партнеры.
Полагаем, что со 2 и по 10 января прошли негласные встречи Зиновьева, а
возможно, и Сталина, с левыми. Они предопределили переориентацию лидеров
РКП (б) на левых и центр. Это подтверждает и информация Куусинена в
упоминавшейся брошюре. В ней говорилось, что в ноябре — декабре 1923 г.
ИККИ оценивал отступление КПГ как неизбежное. Но мнение это сформировалось
якобы под влиянием односторонней информации Радека и правых. Оно «было
отчасти ослаблено во время январского совещания (имеются в виду заседания
политбюро и президиума ИККИ.— Л. Б.), благодаря новой информации, исхо¬
дившей от левых (подчеркнуто нами.— Л. Б.)» ,2°. Поворот произошел в январе,
его совершили деятели ЦК РКП (б), разделявшие взгляды левых. Они никак не
могли прийти к согласию с Радеком, Пятаковым и Троцким уже в силу их
принадлежности к оппозиции. Исполком, исповедуя те же взгляды большинства
или подчиняясь дисциплине, отнюдь не уверовав в некую «новую информацию»
левых, отказал лидерам ЦК КПГ как в праве на отступление в октябре, так и
в праве руководить партией.
Обстоятельства, связанные с переориентацией на левых представляют чрез¬
вычайный интерес. В декабре 1923 г. левых не приглашали на заседания политбюро.
Лишь 2 января появилось предложение о начале переговоров с ними. Что же
послужило отправной точкой такого поворота? Ведь ни в ЦК РКП (б), ни в
ИККИ до лета 1923 г. ультрареволюционеры из ЦК КПГ не пользовались
авторитетом.
Но летом—осенью Сталин и Зиновьев изменили к ним отношение. Член
«четверки» Шмидт писал обоим в начале ноября о левых, что те вместо подготовки
к восстанию «заняты исключительно борьбой с ЦК КПГ», и предупреждал: «Вы
их, несомненно, переоцениваете. Их более правильная линия по вопросу о
едином фронте и в саксонских событиях — случайна и вытекает из их ложного
радикализма, который совпал с Вашей оценкой текущих событий» ,2‘. Кстати,
«правильная линия» левых в оценке единого фронта означала отказ от него, а
суждения о саксонских событиях — ни в коем случае не вступать в социал-де¬
мократические правительства. «Правильность» состояла лишь в том, что именно
эти взгляды выражали Зиновьев и Сталин.
О фактах деструктивной политики левых сообщал Сталину и Пятаков: «Внут¬
ренний кризис приобрел здесь неслыханную остроту... оппозиция бешено атакует
ЦК... на 31 октября берлинцы созвали без ведома ЦК партийное совещание
...означающее факт раскола партии». В другом письме он предлагал «ряд левых
выбросить из партии», ибо они «вовсе не левые, а оппортунистические болтуны
,,8Там же, ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 274.
,,9Там же, д. 409, л. 2—3.
,20См. Куусинен О. В. Указ, соч., с. 14.
12|РЦХИДНИ, ф. 558, оп. 2-е, д. 6968, л. 3.
151
с левыми фразами» |22. На обоих письмах имеются визы Сталина. Аналогичные
мнения о левых высказывал и Радек. Но свидетельства оппозиционеров — фактор
от противного, по-видимому, считал генсек партии.
Не настораживало Сталина с Зиновьевым и «дело А. Маслова». Последнего,
лидера ультралевой группы в руководстве КПГ округа Берлин — Бранденбург,
подозревали в выдаче подробностей по поводу подготовки коммунистами вы¬
ступления весной 1921 г. на допросе в полицей-президиуме Берлина. Дело
рассматривала комиссия ИККИ во главе со Сталиным. Маслов в то время
находился в Москве. После девяти заседаний комиссия пришла к выводу о
невиновности Маслова. Он сразу включился в работу делегации ЦК КПГ. Ряд
членов комиссии возражали, настаивали на испытательном сроке. Но Сталин,
вопреки присущей ему подозрительности, не внял их доводам. Радек энергично
протестовал, говоря, что «пустить Маслова в Германию — значит отдать ему
руководство берлинской организации» ,23. Сработали все же политические расчеты.
К концу заседаний комиссии, 6 января, у Сталина и Зиновьева созрела мысль
использовать левых для дискредитации правых, вытеснить последних из ЦК
КПГ, заменив их близкими себе по духу Фишер и Масловым, которые были
бы послушными большинству в политбюро ЦК РКП (б) и, заряженные на ре¬
волюцию, в любой ситуации в отличие от осторожных, мыслящих правых пошли
бы на выполнение любого задания ИККИ.
На пленуме ЦК РКП (б), проходившем 14—15 января 1924 г., с большой
речью выступил Зиновьев, затронувший вопрос взаимоотношений между ЦК
РКП (б) и ЦК КПГ. Если раньше, отметил он, мы «держали курс на Брандлера,
который обанкротился», то отныне — «на большинство германского ЦК и содру¬
жество с левой, которая растет ...у которой есть берлинская и гамбургская
организации, а это превосходные, лучшие рабочие». Достоинством левых он
считал их небольшой партийный стаж, из-за чего они, мол, «не обременены
социал-демократическим наследием» |24. Он предложил сформировать новое ру¬
ководство из левых лидеров КПГ гамбургской и берлинской организаций.
Выдвижение левых сопровождалось гонениями против правых. Противодей¬
ствуя этому, Радек на пленуме предупреждал, что левые внушают ему опасения,
так как Фишер не имеет «идейного багажа», а Тельман — лидер КПГ в Гамбурге —
в течение трех лет не смог завоевать влияния среди рабочих. Он резко критиковал
ненормальные взаимоотношения ИККИ с компартиями: «Если при решении
спорных вопросов отдельных компартий последние, минуя ИККИ (он имел в
виду контакты левых с Зиновьевым и Сталиным.— Л. Б.), вступают в прямые
переговоры с русским политбюро и все решается на этих переговорах, то это
уничтожает президиум Коминтерна, приносит вред РКП (б)»,— заявил Радек 123.
Радека на пленуме активно поддержал Пятаков. Он утверждал, что только
Брандлер, Тальгеймер и их сторонники в состоянии руководить КПГ. Пятаков
предложил сформировать ЦК КПГ, ориентируясь на нынешнее ядро ЦК. Что
касается левых, то, по его мнению, это «крайне вредная и опасная группа»,
которая абсолютно ничего не представляет, а держится тем, что имеет за собою
поддержку ИККИ. Ориентир же на центр в блоке с берлинской левой он считал
утопией ,26.
Однако Сталин вслед за Зиновьевым восторженно характеризовал левых:
«Эти люди вроде тт. Шолема, Гессе, Рут Фишер и т. д. ...как практики и
агитаторы, как люди, связанные с революционными массами — они великолепные
|22Там же, д. 6367, л. 2—3.
,23Там же, ф. 495, оп. 293, д. 638, л. 17.
,24Там же, ф. 17, on. 2, д. 109, л. 17об.
,23Там же, л. 20об.
,26Там же, л. 21об.
152
ребята». Эти признания диктовались сугубо политическими соображениями. Ле¬
вые, как известно, чурались повседневной работы среди масс. Более того, Сталин
утверждал, что перспективы для КПГ связаны лишь «с сотрудничеством центра
и левых в борьбе с правыми элементами» 127 128.
С резкой критикой Сталин обрушился на Радека, приписав ему «тяжкие
ошибки», среди которых попытка настроить компартии Запада против ЦК РКП (б)
и «неправильная» оценка германских событий. Особое раздражение генсека вы¬
звало предложение Радека использовать все силы, включая социал-демократию,
против угрозы фашизма. Ведь Сталин призывал объявить ей — «опоре нынешней
фашизированной власти» — смертный бой. Свою ориентацию на левых в КПГ
Сталин пытался аргументировать тем, что ныне «рабочий класс революциони¬
зируется, он ищет лидеров более левых ...революционных. Он отвернется от
компартии Германии, если она не отметет от себя практику и идеологию правых
коммунистов» |28.
Линия дальнейшего обсуждения «германского вопроса» была предопределена
этими выводами Сталина. К сожалению, ни Радек, ни Пятаков не поколебали
сложившихся в политбюро взглядов. Оба они были сторонниками Троцкого, а
значит, «оппортунистами».
Пленум одобрил доклад Зиновьева, а также деятельность политбюро в гер¬
манских событиях и дальнейший курс на соглашение с большинством, сотруд¬
ничество с левыми в ЦК КПГ.
XIII партконференция (18 января 1924 г.) подошла к обсуждению германского
вопроса сугубо формально. Все понимали, что дело уже сделано в политбюро и
на пленуме. Конференция без дискуссии приняла резолюцию о германских
событиях, которая дублировала постановление пленума.
ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ КОМИНТЕРНА
Завершающим этапом рассмотрения уроков «германского Октября» были заседания
президиума ИККИ 11—12, а также 19 и 21 января. В перерывах шли .обсуждения
в комиссиях. Рассматривались пять вариантов резолюции: Зиновьева, Радека и
Пятакова, левых, центра и согласительный — Зиновьева, Реммеле, Кенена, Пика.
Ход данной дискуссии был также предрешен документами политбюро и
пленума ЦК РКП (б). Правые, тем не менее, пытались хотя бы частично отстоять
здесь свои позиции. Решительно против них и Радека выступал Зиновьев. Он,
правда, признал свою причастность к решению о вступлении коммунистов в
правительства Саксонии и Тюрингии, чего не делал на прежних совещаниях.
Но правые, по его словам, превратно истолковали это решение как коалицию
с социал-демократией. Тактику единого фронта он признавал лишь как метод
агитации. Всякая другая формулировка, по его разумению (а значит, и Ленина —
автора идеи!), представляла собой «социал-демократизм»129.
Зиновьев попытался преодолеть негативное отношение к левым со стороны
Радека и Брандлера, выражал им симпатии и называл их «большевистской
левой». О большинстве в ЦК КПГ он отозвался как о группе, которой «не
хватает решимости, воли к власти в партии». Этим, пожалуй, во многом объ¬
яснялась его и Сталина ориентация на левых. Воли к власти у них было в
избытке. Зиновьев предложил «перегруппировку в руководящем центре партии,
хотя и без крестового похода против так называемой правой». Он отстаивал уже
традиционную точку зрения в отношении «фашистской социал-демократии» в
Германии, особенно левой — «главного врага коммунистов» ,3°.
|27Там же, л. 21 об.
128Там же, л. 20—21.
|29См. Уроки германских событий, с. 61.
,30Там же, с. 69, 70, 55, 57.
153
Левые, дискутируя в ИККИ, использовали весь арсенал нападок на правых,
к которым прибегали Зиновьев, Сталин и их сторонники. Они полностью соли¬
даризировались с верхами в РКП (б) и ИККИ.
При обсуждении проекта резолюции Пик был готов ради компромисса с
левыми примириться с вариантом ИККИ, хотя тот и давал «ложные надежды».
Но взамен потребовал осудить позицию левых в дни подготовки революции.
Доводы Пика вызвали резкую отповедь Зиновьева, обвинившего Пика в непо¬
нимании сути проблем, в оппортунизме и социал-демократизме. Зиновьев посчитал
позицию Пика более опасной, чем позицию Брандлера, ибо тот, по его словам,
представляет открыто оппортунистическое направление, тогда как Пик лавиру¬
ет ,31.
Все участники понимали, что вопрос о перегруппировке сил в ЦК КПГ уже
решен на неофициальной встрече в верхах РКП (б) и ИККИ. Судьба правых,
таким образом, была предрешена заранее. Речь могла идти только о лидерах
от левых или центра. Зиновьев прямо заявил: «Если группа большинства является
бесхарактерной, нужно и должно передать руководство левым». Член ИККИ от
компартии Польши А. Барский все же высказал недоверие левым, «к которым
сейчас фактически переходит руководство партии», назвал их выразителями
идеологии социал-демократии II Интернационала. Он говорил о большой опасности
для КПГ, если левые «возьмут бразды правления в свои руки». Барский осудил
левых и Зиновьева за отказ от тактики единого фронта, которая была «результатом
длительной борьбы большевистской партии». Защищая правых, он указывал, что
они «понимают суть большевистской тактики» |32. Эта позиция «одного из лучших
польских марксистов», по оценке Зиновьева, вызвала с его стороны град упреков.
Последовал вывод, что и этот лучший марксист не чужд социал-демократических
пережитков.
На всех заседаниях ИККИ Зиновьев и его соратники выкручивали руки
правым, принуждали согласиться с текстом резолюции, предложенной комиссией
исполкома. Зиновьев зачастую оперировал не аргументами, а политическими
ярлыками. Он внушал Пику мысль о том, будто все его речи и действия
доказывают, что он «настроен по-иному», не понимает сути событий, происшедших
в Германии. Зиновьев заявлял, что сейчас в КПГ идет перестройка, направленная
против оппортунизма. «И тот, кто желает проводить ее вместе с нами, — это
наш союзник. Тот, кто этого не понимает и не хочет понимать, — не может
быть нашим союзником» ,33.
Все же под давлением оппонентов Зиновьев признал, что отступление было
неизбежным не только из-за ошибок КПГ, но и из-за слабости рабочего класса.
Пик при поддержке Цеткин тут же попытался зафиксировать это признание в
резолюции, но большинство отвергло эту поправку. Цеткин несколько завуали¬
рованно возражала против линии на отказ от единства действий с социал-де¬
мократией. Она отмечала, что формулировка о политике единого фронта имеет
«известную узость и косность, из-за которой мы рискуем оказаться неприспо¬
собленными к тем или иным реальным условиям» |34.
Упорство правых не прошло бесследно. При утверждении резолюции ИККИ
мнения немецких делегатов разделились. В поддержку резолюции и против нее
проголосовали по семь человек. Только голоса большинства членов президиума
обеспечили ее принятие. Правые выступили с заявлением, осуждавшим многие
огрехи документа, который не сможет, по их словам, положить конец спорам
внутри КПГ. Они все же выразили готовность во имя единства партии соблюдать
|31РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 206, 231.
,32Там же, л. 227—228.
,33Там же, л. 210.
|34Уроки германских событий, с. 77, 79.
154
дисциплину и «помогать вождям решительно и энергично мобилизовывать партию
и рабочие массы для грядущих боев». Правые предложили на ближайшем пленуме
ИККИ рассмотреть проблемы «подготовки, организации и проведения вооружен¬
ного восстания» ,35.
В резолюции исполкома «Уроки германских событий» не была признана вина
U К РКП (б) и ИККИ за подталкивание, провоцирование на восстание немецких
коммунистов. Хотя на пленуме ЦК РКП (б) Зиновьев и заявил, что «были
переоценены силы немецкой партией и нами», резолюция возложила всю от¬
ветственность на правых в КПГ.
Неучастие левых социал-демократов в восстании было расценено как пособ¬
ничество контрреволюции. На этом основании Коминтерн объявил об отказе от
тактики единого фронта не только с СДПГ, но и со всеми партиями Социали¬
стического рабочего интернационала.
Ситуацию в Германии документ по-прежнему считал революционной. Перед
КПГ ставилась все та же цель — восстание, захват власти ,36. Вновь намечались
меры по вооружению рабочих и, как это ни парадоксально, по созданию органов
единого фронта. Но это была лишь ритуальная фраза. Далее ставилась задача
«политического уничтожения социал-демократической партии» и внушалась
мысль, будто КПГ — «единственная революционная партия». У нее достаточно
сил, чтобы, «борясь против всех остальных партий», подготовить и осуществить
победу пролетариата.
Последующие события в КПГ подтвердили опасения правых и оппозиции в
РКП (б) по поводу утопичности намеченных резолюцией планов. Убеждает в
этом и конфиденциальное письмо полпреда СССР в Германии, члена «четверки»
Крестинского, полученное в феврале Пятницким. Он информировал о заседании
ЦК КПГ 8 февраля 1924 г., посвященном итогам январских переговоров в
Москве. Подробно передавалась суть аргументированного суждения Пика по
поводу ответственности ИККИ за определение курса КПГ на захват власти, за
переоценку соотношения сил в октябре, «когда это было полнейшей иллюзией».
Пик считал, что в ИККИ переоценили силы не после доклада Брандлера, а
«еще до приезда его в Москву». Ведь не случайно лидеры Коминтерна согласились
с оптимистической картиной, представленной Брандлером, и «с иронией... к
пессимистической оценке... Тельмана и Гуго (т. е. Эберлейна — Л. Б.), которые...
правильно оценивали положение».
Брандлер, по сообщению Крестинского, не признал тезисов ИККИ не потому,
что они целиком неверны, а из-за того, что в них «не сказано с определенностью,
что октябрьские события развивались по неверному плану, который был про¬
диктован ИККИ». Крестинский добавил, что Пик «производит впечатление самой
трагической фигуры. Он глубоко убежден в своей правоте, и с болью переживает
изоляцию правого крыла» ,37. С горечью замечал Пик, что старые спартаковцы
стали с легкой руки лидеров Коминтерна оппортунистами, социал-демократами,
а молодые — «настоящими коммунистами». Роковая ориентация ЦК РКП (б) и
ИККИ на левых привела, как и предсказывали правые, к острому кризису в
КПГ, который удалось частично ослабить лишь осенью 1925 г.
Борьба в РКП (б) за власть усугубила процесс выяснения причин неудачи
германской революции. Это подтвердил Куусинен в брошюре «Неудавшееся
изображение „немецкого Октября"», вышедшей в сентябре 1924 г. Она явилась
откликом на книгу Троцкого «Новый курс». Куусинен выполнял здесь полити¬
ческий заказ Зиновьева и Сталина. В брошюре он пытался развенчать Троцкого,
|35РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 2, д. 25, л. 182, 280; Уроки германских событий, с. 85.
|36Уроки германских событий, с. 101.
|37РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 18, д. 22, л. 119—120. Письмо было переслано Сталину, который
распорядился «немедленно переслать т-щу Бухарину».— Там же, ф. 558, оп. 2-е, д. 6149, л. 1.
155
представить его виновником многих промахов деятелей РКП (б) и ИККИ. Куусинен
всячески за тигля п Зиновьева от намерении Троцкого «разнести председателя
исполкома Коминтерна» |38.
Документы ЦК РКП (б), Коминтерна, КПГ, посвященные подготовке и реа¬
лизации планов «германского Октября», .убеждают, что их инициаторы принимали
собственный настрой на революцию за реальную обстановку ее кануна. Крах
планов вызвал желание оправдаться, осудить других и быстрее повторить атаку.
Но реванш затягивался. Это вынуждало сделать сиюминутные, выгодные для
себя выводы, которые оказались выводами долговременного действия: социал-
демократия, германская и мировая — контрреволюционна, пособник, защитник
буржуазии, представляет крыло фашизма. Вскоре появился и термин «социал-
фашизм». Отсюда — и невозможность совместных с ней действий. От тактики
единого фронта поспешили отказаться. Коминтерн с этого времени надолго делает
резкий поворот влево.
На основе «разборки» с правыми в КПГ, Коминтерн начал вычищать, от¬
странять от руководства правых — чаще всего лидеров, основателей, идеологов
компартий, не разделявших экстремистских настроений и иногда действовавших,
сообразуясь с реальностью.
Германский опыт, крах в том же 1923 г. восстаний в Болгарии и Польше
послужили тому, что в верхах РКП (б) и ИККИ стали считать единственной
причиной неудач в деле форсирования революций отсутствие сплоченного, об¬
разованного авангарда — массовой партии большевистского типа. Революционная
же ситуация, согласно теории автоматического краха империализма, не заставит
себя ждать.
Вскоре V конгресс Коминтерна в июле 1924 г. и особенно V пленум ИККИ
в апреле 1925 г. выдвинули идею «большевизации», прежде всего партий стран
Европы. Основной ее целью, как подчеркивал автор, Зиновьев, была подготовка
авангарда пролетариата к революции по образцу и подобию партии большевиков,
пришедших к власти в 1917 г. 139
В связи с «германским Октябрем» широко распространилось в исторической
литературе СССР и ГДР утверждение о «тяжелом поражении германского про¬
летариата осенью 1923 г.». Оно возникло на основе оценок, данных в документах
политбюро ЦК РКП(б), ИККИ, левых лидеров ЦК КПГ в 1923—1925 гг. Эту
точку зрения разделяла оппозиция в РКП (б) и часть правых в секциях Коминтерна.
Очевидные факты противоречат этим оценкам. Без борьбы не могло быть ни
побед, ни поражений. Глашатаи «поражения» в подтверждение приводят данные
об усилении репрессий властей в то время, о запрете КПГ, введении чрезвычайного
положения. Но вряд ли объем репрессий с конца октября превышал их количество
в предшествовавшие месяцы. К тому же цифры жертв террора, которыми опе¬
рировала КПГ в целях агитации, давались весьма преувеличенными. Не под¬
тверждают вывода о «поражении» и результаты выборов в рейхстаг 4 мая 1924 г.
КПГ, будучи под запретом три месяца, сумела получить 12% голосов избирателей.
Вряд ли и сами авторы этой версии всерьез воспринимали ее, если нацеливали
КПГ в ближайшее же время на новую попытку восстания.
Опровергает версию о «поражении» и письмо из Берлина Варги Зиновьеву
3 апреля 1924 г. Он сообщал, что «русские товарищи сломали здесь себе головы»
по поводу того, почему обычно в компартиях, потерпевших поражения, оппор¬
тунисты одерживали верх и раскалывали ЦК, а в КПГ все наоборот — и члены
партии, и вожди «резко повернули влево». Варга делал вывод, что аналогий с
другими партиями искать не следует, ибо «КПГ, собственно, не потерпела
поражения, так как вообще не вела борьбы с буржуазией (подчеркнуто нами.—
Куусинен О. В. Указ, соч., с. 10—11.
|39РЦХИДНИ, ф. 495, оп. 163, д. 160, л. 38.
156
Л. Б.), по крайней мере как единое целое». Он добавлял, что масса членов
партии не думала, что она разбита буржуазией, а полагала, что была предана
правыми. Варга считал, что КПГ «из-за отступления в октябре совершенно не
потеряла влияния в широких рабочих массах» |40.
Можно с полным основанием утверждать, что осенью 1923 г. имел место
лишь тактический отход от намеченного плана восстания. Для хотя бы частичного
успеха выступления не хватало оружия. КПГ в целом была не подготовлена,
переоценила вместе с руководителями РКП (б) и ИККИ свои возможности. Не
оправдались ее надежды на то, что левое крыло социал-демократии, широкие
массы поддержат цель коммунистов — установление вооруженным путем ком¬
мунистической диктатуры.
Данные выводы не являются чем-то сверхновым, сенсационным. К таким
заключениям пришли много лет назад, не располагая основополагающими до¬
кументами, зарубежные исследователи различных политических направлений.
Но в историографии бывшего СССР и, конечно, ГДР к ним относились как к
фальсификации в духе «концепций Брандлера». Советские ученые, также не
допущенные к важнейшим источникам, дружно отстаивали однажды принятую
версию.
В нынешних благоприятных условиях привлечение, пожалуй, впервые ши¬
рокого круга ключевых архивных материалов позволяет через 70 лет после
описываемых событий окончательно отказаться от многих определенных сверху
шаблонов, освободиться из плена легенд, противоречащих историческим реалиям,
точным фактам, правде жизни * 141.
Попытка осенью 1923 г. захватить власть в Германии посредством заговора,
который готовился руководителями РКП (б), Коминтерна и КПГ, потерпела крах.
Иначе и быть не могло. Вся организация этих акций была бланкизмом, который
коммунисты официально осуждали. Однако успех в октябре 1917 г. окрылил их
на последующие действия, реализацию идеи мировой революции. Особенности,
уникальность переворота в России идеологи большевизма стали выдавать за
закономерность, якобы присущую всем странам.
Руководство РКП (б), как показывает пример Германии, досконально овладело
инструментарием политической борьбы. После провала глобальных планов оно
обрушилось на своих единомышленников в КПГ и ИККИ, представило их
«оппортунистами», которые чуть ли не по собственной воле пошли на сделку с
«предателями» — социал-демократами, а потом струсили, покинули без борьбы
поле боя.
Для успеха новой попытки переворота потребовались другие, более точные
исполнители. Вскоре такие руководители возглавили КПГ, другие партии III
Интернационала. Линия на послушных, зависимых лидеров стала одной из
причин кризиса коммунистического движения.
,4аГам же» ф. 324, on. 1, д. 548, л. 134.
141 Документы по названной теме подготовлены к публикации Российским центром хранения и
изучения документов новейшей истории и будут опубликованы издательством «Academia» (Берлин)
в 1994 г. в сборнике «Несостоявшийся „германский Октябрь". Революционные планы РКП (б) и
Коминтерна. 1923 г.».
157
© 1994 г.
н. в. ПОПОВ
ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ
В СЕМЬЕ ЕВРОПЕЙСКИХ МОНАРХОВ
Вопросы генеалогии, изучение родственных связей сегодня привлекают вни¬
мание исследователей и читателей, хотя долгие годы в нашей стране генеалогии
как вспомогательной исторической дисциплине не придавалось большого значения.
Журнал «Новая и новейшая история» с 1991 г. начал публиковать очерки о
европейских династиях, которые свидетельствуют о растущем интересе читателей
к этим сюжетам.
Каждый человек заинтересован в том, чтобы узнать побольше о своих предках,
тем более, если они принесли славу Отечеству на поле брани, на государственном
поприще, в области культуры, просвещения. В недалеком прошлом речь шла
главным образом о трудовых династиях, ценилось рабоче-крестьянское проис¬
хождение, да и интерес к предкам был небезопасен, в советских анкетах суще¬
ствовал вопрос: «Чем занимался до 1917 г.?». Социальное происхождение опре¬
деляло после 1917 г. возможность получения образования, продвижения по
службе и т. д. Теперь возрождаются многие старые традиции: дворянские,
купеческие, казачьи. Становятся более доступными архивы, содержащие сведения
по генеалогии. Однако потеряна культура исследования, забыты многие навыки
работы, нет специальной справочной литературы. Не только в периодической
печати, но и в серьезных научных трудах содержится немало ошибок в именах,
датах, степенях родства, титулах.
Цель данного очерка — проследить, как Романовы предпринимали попытки
породниться с европейскими монархами, а с Петра I кровное родство с владе¬
тельными домами Европы приводило к неожиданным поворотам в судьбе России.
Историю делают живые люди, и если они стоят у власти, то их поступки
определяют не только материальные интересы, экономические и политические,
но и многие другие, включая и семейные, родственные. Особенно это справедливо
для государств с монархическим строем, тем более для самодержцев.
Династические связи в средневековой Европе, да и в период новой истории,
всегда играли важную роль. Появление в середине XII в. на английском престоле
анжуйской династии Плантагенетов привело к ожесточенной борьбе их с Капе-
тингами. Известно, какую роль сыграли династические браки Ягайло и Ядвиги
для объединения Литвы и Польши, Изабеллы Кастильской и Фердинанда Ара¬
гонского для объединения Испании или брак Марии Бургундской с Максимили¬
аном I для судеб Габсбургов и австрийских Нидерландов.
Конечно, в большой политике родственные связи зачастую отступали на
второй план. Однако история средних веков полна преступлений, в которых
отец поднимал руку на сына или брата, сын на отца, муж на жену или жена
на мужа. История России не представляет исключения. Обратитесь к истории
Англии, Испании, Италии, Скандинавских государств. Везде шла кровавая борьба
за корону, полная гнусных преступлений, включая цареубийства.
Знание генеалогии помогает лучше разобраться во многих исторических со¬
бытиях, связанных с родственными отношениями династии Романовых. Почему
сын Петра I царевич Алексей бежал к германскому императору Карлу VI, а не
укрылся во владениях какого-либо другого государя? Почему Петр I так настойчиво
158
устраивал браки своих племянниц, какие выгоды искал он в Курляндии и
Мекленбурге? Почему на руку цесаревны Елизаветы нашлось так много зару¬
бежных претендентов и ни один из них не имел успеха? Что заставило Петра III
прекратить победоносную войну с Пруссией и готовить поход против Дании, с
которой у России не было никаких оснований для войны? Немало таких вопросов
содержит и военная и дипломатическая история XIX в. Почему Наполеон I
встретил вежливый, но твердый отказ, когда сватался к одной из сестер Алек¬
сандра I, и как это сказалось на дальнейших русско-французских отношениях?
Почему присоединение в конце 1810 г. к Франции герцогства Ольденбургского
столь сильно задело Александра I? Почему Николай I горячо принял сторону
короля Нидерландов Виллема (Вильгельма) I, когда в 1830 г. в Бельгии произошла
революция и она отделилась от Нидерландского королевства?
Без знания генеалогии нельзя понять политику европейских государств при
решении вопросов престолонаследия во вновь образовавшихся государствах. Род¬
ственные связи играли большую роль при избрании в 1831 г. бельгийского короля
Леопольда I или в 1832 г. греческого короля Оттона I. Все повторилось при
избрании Александра Баттенберга, первого князя освобожденной Болгарии, г
1879 г. и при избрании Хокона VII, первого короля Норвегии, в 1905 г.
Особенно тесные родственные связи Романовых были с прусской династией
Гогенцоллернов. Николай I оказывал покровительство прусским королям, а его
сын Александр II обожал своего дядю Вильгельма I. Дружественная позиция
России помогла Пруссии разгромить Данию, Австрию и Францию, без особой
пользы для России. Недаром некоторые острословы называли в то время российское
министерство иностранных дел иностранным министерством русских дел ’. Хорошо
известны дружественные отношения, которые связывали кузенов-императоров
Николая II и Вильгельма II («Никки» и «Вилли»), что не помешало развязыванию
в 1914 г. войны между Россией и Германией.
Данный очерк не претендует на полноту освещения всех родственных связей
династии Романовых с европейскими владетельными домами на протяжении
XVIII—XX вв., но дает общую картину того, как устанавливались и укреплялись
брачные связи монархов на протяжении веков 1 2.
ДИНАСТИЧЕСКИЕ БРАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ
И БРАЧНЫЕ ПРОЕКТЫ ПЕРВЫХ РОМАНОВЫХ
Хорошо известны широкие династические связи великих князей Киевских с
монархами европейских государств. Примеры таких браков стали хрестоматий¬
ными. Вот некоторые из них. Владимир I Святей женился на византийской
царевне Анне, сестре императора Василия II Болгаробойцы и Константина VIII
из Македонской династии, его сын от второго брака с норвежкой Рогнедой
(Рагнхильдой), Ярослав I Мудрый, был женат на дочери шведского короля
Олафа I Ингигерде (в крещении Ирине), а дочери Ярослава Анна, Елизавета
и Анастасия были замужем соответственно за французским королем Генрихом I,
норвежским королем Гаральдом III и венгерским королем Андреем (Эндре) I.
1 См.: Феоктистов Е. За кулисами политики и литературы. 1848—1896. М., 1991, с. 126.
2 После 1917 г. в нашей стране надолго были забыты исследования по генеалогии, работы о
царствующих домах. Интерес к ним возобновился совсем недавно. В журнале «Родина» в 1991 г.
(№№ 9—10 и 11—12) опубликованы статьи А. В. Виноградова о предках Дома Романовых. См.
также специальный номер «Дому Романовых — 380 лет. Неизвестные страницы».— Родина, 1993,
№ 1.
В очерке использованы не только книги на русском языке, но и материалы «Готского альманаха»
(Almanach de Gotha) за многие годы, зарубежные справочники и энциклопедии, а также фунда¬
ментальное исследование: Louda J., Maclagan М. Les Dynasties d’Europe. Heraldique et genćalogi des
families impćriales et royales. Paris, 1984.
159
Отец Владимира Мономаха, Всеволод, был женат на дочери императора Византии
Константина IX Мономаха (предположительно ее звали Мария), сам же Влади¬
мир — на англосаксонской принцессе Гиде. Второй женой германского короля
Генриха IV, известного своей борьбой против папы Григория VII, была сестра
Владимира Мономаха Адельгейда. Многие русские князья породнились с польскими
и венгерскими королями. Некоторые из них, потерпев поражение в междоусобной
борьбе, находили убежище у своих иностранных родственников и приводили на
Русь иноземцев, чтобы снова возвратиться на престол 3.
Напомним также, что и великие князья Владимирские и Московские стремились
породниться с иностранными государями. После смерти первой жены Марии
Борисовны Иван III женился на племяннице последнего византийского императора
Зое (Софье) Палеолог (1448—1503). Брак состоялся по предложению папы
Павла II, который рассчитывал на возобновление Флорентийской унии, но его
домогательства были решительно отвергнуты Москвой. Из этого видно, какую
важную роль брачному союзу отводила папская курия. В течение очень долгого
времени считали, что с женитьбой Ивана III на Софье Палеолог связано появление
двуглавого орла на русской государственной печати конца XV в., но ныне эта
точка зрения встречает серьезные возражения 4.
Сын Ивана III от первой жены, Иван Молодой, был женат на дочери господаря
Молдовы Стефана III Великого Елене (Волошанке). При дворе Ивана III раз¬
горелась борьба, из которой победительницей вышла Софья: наследником был
признан ее сын (будущий великий князь Василий III), а не внук государя всея
Руси Дмитрий, сын уже умершего Ивана Молодого.
Дочь Ивана III Елена Ивановна (1476—1513) с 1495 г. была замужем за
великим князем Литовским Александром Казимировичем (1461—1506), который
с 1501 г. был одновременно и польским королем. Однако улучшения отношений
Московского государства с Литвой и Польшей не произошло.
Предпоследний Рюрикович на московском троне, Иван IV Грозный, сватался
к английской королеве Елизавете I, а после ее отказа вел также безуспешно
переговоры о браке с ее племянницей Марией Гастингс 5. Борис Годунов сватал
дочь царя Федора Феодосию за австрийского эрцгерцога, но царевна умерла в
январе 1594 г. в годовалом возрасте б.
Став царем, Борис хотел выдать свою дочь Ксению за брата датского короля
Кристиана IV и английской королевы Анны, жены Якова I, герцога Ханса
(Иоанна), но герцог неожиданно умер в Москве в октябре 1602 г.7 Первый царь
из дома Романовых, Михаил Федорович, после того как расстроился его брак с
Марией Ивановной Хлоповой, сватался в 1621 г. к племяннице короля Кристи¬
ана IV, а в 1623 г. к принцессе Екатерине, сестре бранденбургского курфюрста
Георга, женатого на сестре шведского короля Густава II Адольфа. Однако «разность
вероисповеданий явилась непреодолимым препятствием этому союзу» 8. Михаил
Федорович предлагал свою старшую дочь Ирину сыну Кристиана IV от морга¬
натического брака с графиней Кристиной Мунк графу Шлезвиг-Голштинскому
Вальдемару, который в 1641 и 1643 гг. приезжал в Москву, но русские условия
3 Подробнее см.: Похлебкин В. В. Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в
именах, датах, фактах. Вып. I. Ведомства внешней политики и их руководители. Справочник. М.,
1992.
4 См.: Хорошкевич А. Л. Символы русской государственности. М., 1993, с. 21—31.
5 См.: «Око всей великой России». Об истории русской дипломатической службы XVI—XVII вв.
М., 1989, с. 86.
6 Там же, с. 90.
7 См.: Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М., 1937, с. 66—69.
8 Соловьев С. М. Соч. в 18-ти кн. Кн. V. История России с древнейших времен, т. 9—10. М.,
1990, с. 119—120.
160
оказались неприемлемыми для датского принца: он отказался переменить веру.
В Данию Вальдемар вернулся лишь в 1645 г., после смерти Михаила Федоровича 9 10 11 12.
БРАКИ ПО РАСЧЕТУ
При Петре I Россия пополнила семью европейских государств. О петровской
эпохе сказал А. С. Пушкин: «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль,—
при стуке топора и при громе пушек» |0. Династические браки были важным
способом укрепления международных позиций России, да и многие европейские
государства были заинтересованы в союзных отношениях с могущественным
русским царем.
Проводя политику сближения с Западом, Петр I понимал, что брачные узы
между членами царствующих домов — необходимое дополнение дипломатии, по¬
могающее поиску союзников в тяжелой войне со Швецией. Ведь все европейские
монархи находились в той или иной степени родства друг с другом, и политика
государств нередко определялась династическими интересами. Породнение с ино¬
странными владетельными домами свидетельствовало о признании за Россией
ранга европейской державы.
«Значение династических браков для почти сплошь монархических государств
Европы XVIII в. трудно переоценить,— отмечает современный исследователь
Е. В. Анисимов.— Кровное родство имело огромное значение в европейской
политике, а брачные комбинации составляли одну из важных целей дипломатии.
Петр был реформатором и в этой сфере политики России, ибо он покончил с
«кровной изоляцией» династии Романовых» 11.
В конце 1709 г. царь отправил царевича Алексея (1690—1718) в Дрезден,
чтобы он закончил обучение и женился на какой-нибудь иноземной принцессе.
Но особого выбора у Алексея не было, о чем он и писал своему духовнику
Якову Игнатьеву из Саксонии: «Есть здесь князь вольфенбительской, живет близ
Саксонии, и у него есть дочь девка, а сродник он польскому королю, который
и Саксонею владеет, Август, и та девка живет здесь в Саксонии при королеве,
аки у сродницы, и на той княжне давно уже меня сватали, однако ж мне от
батюшки не весьма было открыто — таили; и я ее, ту девку княжну, видел, и
сие батюшке известно стало, и он писал ко мне ныне — как оная девка мне
показалась, и есть ли моя воля с ней в супружество. А я уже известен, что
батюшка не хочет женить меня на русской — скорей де в гроб положу, чем на
россейской тетехе женю,— но хочет женить на здешней, на иноземке, на какой
я хочу. И я писал, что когда его воля есть, что мне быть на иноземке женату,
и я его воли согласую, чтоб меня женить на вышеписанной княжне немке,
которую я уже видел, и мне показалось, что она человек добр, и лучше ее мне
здесь из всех немецких девок не сыскать» ,2. С тех пор и пошла традиция искать
невест для великих князей из «немецких девок».
В апреле 1711г. был подписан брачный контракт царевича Алексея с принцессой
Софией Шарлоттой Христиной Брауншвейг-Бланкенбургской (1694—1715), до¬
черью принца Людвига Рудольфа и Христины Луизы Эттингенской, внучкой
владетельного герцога Антона Ульриха Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Свадь¬
ба состоялась 14 октября 1711 г. в саксонском городке Торгау. По мысли царя,
этот брак должен был укрепить отношения с германским императором и на¬
следником английского престола, ведь в том же году австрийский эрцгерцог
Карл, женатый на сестре Софии Шарлотты, стал императором Карлом VI, а
9 Там же, с. 217; Морозова Л. Е. Михаил Федорович.— Вопросы истории, 1992, № 1, с. 46.
10 Пушкин А. С. Поли. собр. соч., т. 5. М., 1954, с. 178.
11 Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л., 1989, с. 398.
12 Цит. по: Мордовцев Д. Л. Идеалисты и реалисты. М., 1989, с. 6.
6 Новая и новейшая история, № 2
161
Царевич Алексей Петрович
близкий родственник сестер, ганноверский курфюрст Георг Людвиг 13 14, наследовал
в 1714 г. после смерти королевы Анны Стюарт английский престол, основав
Ганноверскую династию.
Счастливым брак царевича Алексея не был: слишком разными были супруги
и по воспитанию и по интересам. «Вот чертовку мне жену навязали! Как к ней
приду, все сердитует, не хочет со мной говорить» |4,— жаловался царевич. В
1714 г. кронпринцесса (так стали называть Софию Шарлотту в России) родила
дочь Наталью, в 1715 г.— сына Петра. Через десять дней после рождения сына
принцесса скончалась. Великий князь Петр на 12-м году жизни занял российский
престол под именем Петра II. С его смертью в январе 1730 г. угасла мужская
линия династии Романовых. Что касается Шарлотты, то известна легенда, будто
несчастная супруга царевича Алексея лишь распространила слух о своей смерти,
а сама бежала в Париж, затем в Северную Америку, вышла замуж за француза
д’Обана, а умерла в Брюсселе в 1770 г.15 Эта легенда легла в основу оперы
«Санта Кьяра», которую написал герцог Эрнст Саксен-Кобургский.
По своему усмотрению Петр I решил и судьбы своих племянниц, дочерей
старшего, сводного брата царя Ивана V (1666—1696) — царевен Анны (1693—
13 Его отцом был Эрнст Людвиг, герцог Брауншвейг-Люнебургский, первый курфюрст Ганно¬
верский.
14 Цит. по: Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования. М., 1989, с. 140.
15 См.: Роль М. Бегство из Санкт-Петербурга, или вторая жизнь принцессы Шарлотты.— За
рубежом, 1992, № 23, с. 16—17.
162
Кронпринцесса София Шарлотта
1740) и Екатерины (1691—1733). В октябре 1709 г. при свидании в Мариенверде
Петр сговорился со своим союзником прусским королем Фридрихом I обвенчать
Анну с племянником короля герцогом Фридрихом Вильгельмом Курляндским.
Россия таким образом могла оказывать влияние и на курляндские дела, что
было немаловажно для победы в войне со Швецией. Свадьбу сыграли 31 октября
1710 г. в Петербурге в доме князя А. Д. Меншикова. Пиры и празднества
сопровождались такими «побоищами с Ивашкой Хмельницким», что в конце
концов мертвецки пьяного молодого мужа положили в возок рядом с новобрачной
и отправили в Курляндию. Но новобрачный доехал только до мызы Дудергоф,
что в 40 верстах от Петербурга, где в начале января 1711 г. герцог скончался.
17-летняя Анна овдовела через два месяца после свадьбы |6.
Вдовствующая герцогиня Курляндская прожила в Митаве (ныне Елгава) до
начала 1730 г., когда волею случая после смерти Петра II оказалась на российском
престоле. За вакантный курляндский престол, преемник Фридриха Вильгельма
Фердинанд поссорился с курляндским дворянством, разгорелась борьба между
А. Д. Меншиковым и французским полководцем Морицем Саксонским, побочным
сыном польского короля Августа II. Анна влюбилась в красивого француза, да
и Мориц разыгрывал роль влюбленного. В 1726 г. курляндский ландтаг единогласно
избрал Морица Саксонского герцогом, после чего можно было заключать брак *
16 См.: Семевский М. Царица Прасковья. 1664—1723. Очерк из русской истории XVIII века.
М.» 1989, с. 40—45. По другим данным, Фридрих Вильгельм умер от оспы. См.: Павленко Н. И.
Александр Данилович Меншиков. M., 1983, с. 123.
6*
163
с Анной. Но вмешательство Меншикова положило конец этим планам |7. Не
исполнились и планы других супружеств: с Иоанном Адольфом, герцогом Сак-
сен-Вейсенфелыжим, и с маркграфом Фридрихом Вильгельмом Бранденбург-
Шведтским, племянником прусского короля ,8.
Старшая сестра Анны — царевна Екатерина была просватана за герцога Карла
Леопольда Мекленбург-Шверинского (1678—1747). По брачному контракту, под¬
писанному 22 января 1716 г. в Петербурге, царь взял обязательство включить
в герцогство Мекленбург отвоеванные города Висмар и Варнемюнде. 8 апреля
в Данциге состоялась официальная церемония бракосочетания и был подписан
союзный договор между Россией и Мекленбургом. Передача указанных городов
Мекленбургу вызвала конфликт России с Данией и Ганновером, которые также
претендовали на них |9.
И этот брак оказался несчастным. Грубый и деспотичный герцог, ранее
разведшийся с первой женой, оказался плохим супругом. В 1722 г. Екатерина
Ивановна, захватив с собой маленькую дочь Елизавету Христину Екатерину,
вернулась в Россию. Бездетная императрица Анна Ивановна позаботилась о
своей племяннице: принцесса Елизавета в 1733 г. приняла православие и получила
имя Анны Леопольдовны (1718—1746). В июле 1739 г. ее выдали замуж за
принца Антона Ульриха Брауншвейг-Бевернского, племянника Софии Шарлотты,
жены царевича Алексея. В августе 1740 г. Анна Леопольдовна родила сына,
известного в истории под именем императора Ивана VI Антоновича (иногда его
называют Иоанном III). В возрасте двух месяцев он взошел на престол после
смерти Анны Ивановны в октябре 1740 г.
По словам В. О. Ключевского, с 1725 г. «никогда в нашей стране, да, кажется,
и ни в каком другом государстве, верховная власть не переходила по такой
ломаной линии» 17 18 19 20.
В ночь с 24 на 25 ноября 1741 г. Иван VI вместе со всей Брауншвейгской
фамилией был арестован, отправлен в ссылку, затем разлучен с родителями и
находился в заключении сначала в Холмогорах, а затем в Шлиссельбурге, где
и был убит в июле 1764 г. На престол вступила дочь Петра I Елизавета Петровна.
Как известно, от второго брака Петра I с Мартой Скавронской, ставшей
после смерти супруга императрицей Екатериной I, родилось много детей, но
достигли совершеннолетия только две дочери — цесаревны Анна и Елизавета.
Цесаревна Анна Петровна (1708—1728) 24 ноября 1724 г. была помолвлена
с герцогом Карлом Фридрихом Шлезвиг-Гольштейн-Готторпским (1700—1739),
в России Гольштейн называли Голштинией. В Россию герцог прибыл в начале
1721 г. Он имел права на шведский престол, так как был племянником бездетного
шведского короля Карла XII (старшая сестра Карла XII Гедвига София была
замужем за герцогом Фридрихом IV, умершим в 1702 г.). Род герцогов Голь-
штейн-Готторпских — Шлезвиг был захвачен Данией — принадлежал к Ольден¬
бургскому дому, царствовавшему в Дании с середины XV в. Его основателем
был герцог Адольф (1526—1586), сын короля Дании Фредерика I (1471—1533)
и Софии Померанской (1498—1568). Карл Фридрих приходился прапраправнуком
герцога Адольфа. После Ништадтского мира 1721 г. император Петр добился от
шведского сената признания прав Карла Фридриха на шведский престол, а от
17 См.: Анисимов Е. В. Анна Ивановна.— Вопросы истории, 1993, № 4, с. 21. См. также:
Павленко Н. И. Указ, соч., с. 129—133.
18 См.: Семевский М. Указ, соч., с. 52.
19 См.: Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Первого. M., 1984, с. 324—326; Семевский М. Указ,
соч., с. 67—84.
20 Ключевский В, О. Курс русской истории, ч. IV.— Собр. соч., в 9-ти т., т. 4. M., 1989, с. 237.
164
Дании потребовал возвращения Шлезвига герцогу голштинскому, но получил
отказ. Отношения России с Данией были надолго испорчены.
Свадьба Анны Петровны с герцогом Карлом Фридрихом состоялась в Санкт-
Петербурге уже после смерти Петра I 21 мая 1725 г. Некоторое время герцог
был членом Верховного тайного совета, но после смерти Екатерины I был
вынужден вместе с женой покинуть Россию в июле 1727 г. В столице Голштинии
городе Киле Анна Петровна 10(21) февраля 1728 г. родила сына, названного в
честь русского царя и шведского короля Карлом Петром Ульрихом. «Так при¬
чудливо должно было произойти посмертное примирение побежденного и побе¬
дителя в лице маленького голыптейнского принца»21. Анна Петровна умерла
через несколько недель после родов, и в ноябре 1728 г. была похоронена в
Петропавловском соборе.
ГОЛЫПТЕЙН-ГОТТОРПЫ
Когда Елизавета Петровна стала императрицей, возник вопрос о наследнике
престола. Карл Петр Ульрих как внук Петра I по матери и сестры Карла XII
по отцу имел права и на шведский и на русский престолы. Но в начале 1730 г.
его права не были признаны в России. По смерти в 1741 г. Ульрики Элеоноры
(другой сестры Карла XII) шведский сенат избрал в преемники ее бездетному
мужу королю Фредрику I голштинского принца. Карла Петра Ульриха стали
учить шведскому языку. Однако вмешалась Елизавета Петровна. По ее требованию
5 февраля 1742 г. под именем графа Дюккера Карл Петр Ульрих прибыл в
Петербург. 7 ноября он принял православие, получив имя великого князя Петра
Федоровича. Племянник императрицы был объявлен наследником престола. В
августе 1743 г. он отказался от прав на шведский престол.
Надо было искать невесту для наследника. Английский посланник предложил
одну из дочерей английского короля. Портрет этой принцессы чрезвычайно
понравился великому князю. Но императрица склонялась на сторону принцессы
Ульрики, сестры прусского короля Фридриха И. Канцлер А. П. Бестужев-Рюмин
предложил кандидатуру принцессы Марианны Саксонской, дочери польского
короля Августа III, так как был сторонником тесного союза России с Австрией
и Саксонией. Большую активность в брачных проектах проявили Фридрих II и
его посланник в России А. Мардефельд 22. На примете у них была принцесса
Ангальт-Цербстская София Фредерика Августа, дочь Христиана Августа (1690—
1747), владетеля небольшого княжества в Северной Германии, прусского генерала,
которого Фридрих даже произвел в фельдмаршалы, чтобы угодить Елизавете.
Ее мать — Иоганна Елизавета (1712—1760) из Голыптейн-Готторпского дома —
была сестрой епископа Любекского Карла Августа, бывшего жениха цесаревны
Елизаветы, который в 1727 г. скончался в Петербурге. Императрица, сохранив
теплые чувства к голштинцам, одобрила кандидатуру ангальт-цербстской прин¬
цессы. Перед Иоганной Елизаветой, отправлявшейся вместе с дочерью в Петербург,
Фридрих II поставил задачу добиться тройственного союза Пруссии с Россией
и Швецией. Но существовало одно препятствие для этого брака: Петр Федорович
и София Фредерика состояли в близком родстве — он был ее троюродным братом
по голштинской герцогской линии. Но и это препятствие было устранено. 28 июня
1744 г. София Фредерика перешла в православие и получила имя Екатерины
Алексеевны и титул великой княгини, а 25 августа следующего года состоялось
их бракосочетание.
О происхождении Екатерины II историк В. О. Ключевский писал: «Эта
21 Мыльников А. С. Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы.
Л., 1991, с. 34. См. также: Мыльников А. С. Чужой среди своих.— Родина, 1993, № 3, с. 36—42.
22 См.: Брикнер А. История Екатерины Второй, т. 1. M., 1991, с. 34—35.
165
принцесса соединяла в своем лице два мелких княжеских дома северо-западной
Германии. Эта северо-западная Германия представляла в XVIII в. любопытный
во многих отношениях уголок Европы. Здесь средневековый немецкий феодализм
донашивал тогда сам себя, свои последние династические регалии и генеалоги¬
ческие предания. С бесконечными фамильными делениями и подразделениями,
с принцами брауншвейг-люнебургскими и брауншвейг-вольфенбюттельскими, сак-
сен-гомбургскими, саксен-кобургскими, саксен-готскими и саксен-кобург-готски-
ми, мекленбург-шверинскими и мекленбург-стрелицкими, шлезвиг-голштейнски-
ми, голштейн-готторпскими и готторп-эйтинскими, ангальт-дессау9кими, ангальт-
цербстскими и цербст-дорнбургскими это был запоздалый феодальный муравейник,
суетливый и в большинстве бедный, донельзя перероднившийся и перессорив¬
шийся, копошившийся в тесной обстановке со скудным бюджетом и с вообра¬
жением, охотно улетавшим за пределы тесного родного гнезда. В этом кругу
все жило надеждами на счастливый случай, расчетами на родственные связи и
заграничные конъюнктуры, на желанные сплетения неожиданных обстоятельств.
Поэтому здесь всегда сберегались в потребном запасе маленькие женихи, которые
искали больших невест, и бедные невесты, тосковавшие по богатым женихам,
наконец, наследники и наследницы, дожидавшиеся вакантных престолов. Понятно,
такие вкусы воспитывали политических космополитов, которые думали не о
родине, а о карьере и для которых родина была везде, где удавалась карьера...
Вот почему этот мелкокняжеский мирок получил в XVIII в. немаловажное
международное значение: отсюда не раз выходили маленькие принцы, игравшие
иногда крупные роли в судьбах больших европейских государств, в том числе
и России. Мекленбург, Брауншвейг, Голштиния, Ангальт-Цербст поочередно
высылали и к нам таких политических странников-чужедомов в виде принцев,
принцесс и простых служак на жалованье» 23.
После смерти Елизаветы Петровны 25 декабря 1761 г. российский престол
занял внук Петра I Петр III. С ним воцарилась Голыптейн-Готторпская ветвь
династии Романовых, так как со смертью «дщери Петра» пресеклась и женская
линия Романовых. В монархических государствах такой переход престола по
женской линии, за редким исключением, обычное явление. В 1740 г. со смертью
Карла VI так угасла мужская линия австрийской династии Габсбургов и после
его дочери Марии Терезии, бывшей замужем за герцогом Лотарингским, династия
стала Габсбург-Лотарингской 24. Об этом же свидетельствует и история Англии,
Дании, Испании, Нидерландов, Португалии. В жилах многих европейских мо¬
нархов, как это будет показано дальше, течет кровь, унаследованная от Петра
Великого. Потомки Петра III и Екатерины II породнились со многими европей¬
скими династиями, прежде всего с протестантскими немецкими — Гогенцоллер-
нами, Вюртембергами, Кобургами, Мекленбургами, Гессенским домом и др.
Несмотря на браки с представителями иностранных владетельных домов,
российские государи оставались Романовыми — православными по вероисповеда¬
нию, русскими по языку, воспитанию, мироощущению. В меру своих сил очи
служили Отечеству, исполняя свой долг. Это служение было тяжелым: от рук
дворян погибли Петр III и Павел I, «нигилистов» — Александр II, большевиков —
Николай II и царская семья. Александр I в конце жизни подумывал об отречении
от престола, а Константин категорически отверг корону. Разговоры о том, что
потомки Петра III «не настоящие» Романовы, лишены основания: это Голып¬
тейн-Готторпская ветвь династии Романовых.
23 Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. M., 1991, с. 256—257.
24 См.: Котова Е. В. Династия Габсбургов.— Новая и новейшая история, 1991, № 4.
166
БРАКИ ПО ЛЮБВИ
Петр III процарствовал всего 186 дней 23 * 25 и был свергнут своей женой Екатериной
II (1729—1796). Единственный их сын, великий князь Павел Петрович (1754—
1801), 29 сентября 1773 г. женился на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармш¬
тадтской, которая, перейдя в православие, получила имя великой княгини Натальи
Алексеевны (1755—1776). Екатерина II пригласила в Петербург ландграфиню
Каролину с тремя дочерьми — Вильгельминой, Амалией и Луизой, предоставив
Павлу право выбора невесты. В июне 1773 г. Павел записал в дневнике: «Мой
выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше
всех нравится, и всю ночь я видел ее во сне» 26. Луиза впоследствии стала женой
великого герцога Карла Августа Саксен-Веймарского (1757—1828), а Амалия
вышла замуж за ландграфа Баден-Дурлахского и была матерью принцессы
Луизы, будущей супруги Александра I.
В апреле 1776 г. Наталья Алексеевца скончалась от родов. В том же году
Екатерина II отправила Павла в Берлин, где его выбор остановился на племяннице
Фридриха II принцессе Софии Доротее Августе (1759—1828), дочери принца
Фридриха Евгения Вюртембергского (1732—1797), прусского генерала, ставшего
к концу жизни владетельным гергоцом, и Софии Доротеи Бранденбург-Шведтской
(1736—1798). «Ничего не скажешь,— писал швейцарский историк А. Валлотон,—
берлинское брачное агентство сработало быстро» 27. Свадьба состоялась 26 сентября
1776 г. Миловидная и домовитая Мария Федоровна — так стали называть Софию
Доротею после принятия ею православия — отличалась хорошим здоровьем и
родила десять детей: четырех сыновей (Александра, Константина, Николая,
Михаила) и шесть дочерей (лишь одна из дочерей не дожила до брачного
возраста, умерев в возрасте трех лет). Два ее сына стали императорами, а две
дочери — королевами.
Брат Марии Федоровны, герцог Александр Вюртембергский (1771—1833), с
конца XVIII в. находился на русской службе. С 1798 г. он был женат на
принцессе Антуанетте Саксен-Кобург-Заальфельдской (1779—1824), сестра же
Антуанетты — Юлиана Генриетта с февраля 1796 г. была женой великого князя
Константина Павловича (в России ее звали Анной Федоровной). Антуанетта не
дожила до тех дней, когда ее младший брат Леопольд (1790—1865) стал осно¬
вателем ныне правящей в Бельгии Саксен-Кобургской династии, а племянница
Виктория (1819—1901) стала английской королевой 28.
Старший сын Павла, будущий император Александр I, как уже говорилось,
женился на баденской принцессе. Дочери ландграфа Карла Людвига и Амалии
Гессен-Дармштадтской Луиза Мария Августа и Фредерика прибыли по пригла¬
шению Екатерины II в Петербург в октябре 1792 г. Выбор Александра остановился
на Луизе. Стройная, нежная, голубоглазая красавица пленяла своей грацией и
красотой. Прекрасно образованная, она превосходно знала историю и литературу29.
Свадьба состоялась 28 сентября 1793 г., Луиза стала великой княгиней Елизаветой
Алексеевной (1779—1826). Ей было 14 лет, Александру— 16.
Екатерина II торопилась с женитьбой внука, так как намеревалась лишить
23 Забавная ошибка допущена в книге «Российские самодержцы. 1801 —1917* (М., 1993), где
Петру III «отпущено* два года правления (с. 23).
26 Цит. по: Эйдельман Н. Я. Грань веков. Политическая борьба в России в конце XVIII — начале
XIX столетия. М., 1982, с. 26.
27 Валлоттон А. Александр I. М., 1991, с. 9.
28 Подробнее см.: Матвеев В. А. Британская монархия: искусство выживания.— Новая и новейшая
история, 1993, № 6; Намазова А. С. Династия Саксен-Кобург-Гота в Бельгии.— Новая и новейшая
история, 1994, № 1; Вознесенский В. Д. Кобурги в Болгарии.— Новая и новейшая история, 1992,
№ 3.
29 См.: Чулков Г. Императоры. М., 1991, с. 64—65.
167
Императрица Елизавета Алексеевна
сына права наследовать престол. Елизавета родила двух дочерей — Марию (1799—
1800) и Елизавету (1806—1808), которые скончались в младенческом возрасте.
Здоровье Елизаветы Алексеевны было слабым, а отношения с «ангелом», как
она называла мужа, непростыми: было известно о 20-летней связи царя с Марией
Антоновной Нарышкиной, от которой он имел детей, в том числе горячо любимую
дочь Софью Нарышкину (1808—1824). В 1825 г. врачи рекомендовали для
поправления здоровья Елизаветы Алексеевны поездку в Таганрог, где Александр
и умер в ноябре 1825 г. Елизавета пережила его не намного: она скончалась в
Белеве в 1826 г. по пути из Таганрога в Петербург.
Будущий император Николай I женился 20 июня 1817 г.30 31 на дочери прусского
короля Фридриха Вильгельма III и королевы Луизы Мекленбург-Стрелицкой
принцессе Фредерике Луизе Шарлотте Вильгельмине, получившей в православии
имя великой княгини Александры Федоровны (1798—1860). После рождения
первенца — будущего императора Александра II — Александр I сказал брату и
его жене, что они «призываются в будущем к императорскому сану» 3|. Дело в
том, что второй сын Павла I, цесаревич Константин Павлович (1779—1831),
женатый на саксен-кобургской принцессе Юлиане Генриетте, дочери князя Франца
Саксен-Кобург-Заальфельдского, ставшей в России великой княгиней Анной
Федоровной (1781—1860), фактически разошелся с женой в 1801 г. 20 марта
1820 г. появился манифест «О расторжении брака великого князя цесаревича
Константина Павловича с великою княгинею Анной Федоровной и о дополни¬
тельном постановлении об императорской фамилии», по которому член царской
семьи при вступлении в брак «с лицом не из владетельного дома, не может
сообщить ему прав, принадлежащих членам императорской фамилии, и рождаемые
от такого союза дети не имеют права на наследование престола» 32. Константин
30 В книге «Российские самодержцы» приводится дата 1(13) июля (с. 98).
31 Федоров В. А. Александр I.— Вопросы истории, 1990, № 1, с. 69.
32 Там же.
168
отказался от наследования престола в пользу Николая и женился на польской
графине Иоанне Грудзинской, получившей титул княгини ЛовичСкой 33.
Старший сын Николая I — Александр II — по матери приходился племянником
прусскому королю и первому германскому императору Вильгельму I, который
был женат на внучке Павла I, принцессе Августе Саксен-Веймарской. Еще
будучи наследником, великий князь Александр Николаевич сам нашел себе
невесту во время поздки в Европу. 16 апреля 1841 г. он женился на принцессе
Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии, единственной дочери ве¬
ликого герцога Людвига II Гессен-Дармштадтского (1777—1848) и Вильгельмины
Луизы, урожденной принцессы Баденской (1778—1836). По принятии православия
5 декабря 1840 г. гессенская принцесса получила имя великой княгини Марии
Александровны (1824—1880). У Александра II и Марии Александровны было
шесть сыновей и две дочери (старшая дочь скончалась в возрасте семи лет).
После русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Великое народное собрание в
Тырново избрало болгарским князем принца Александра Баттенбергского, пле¬
мянника императрицы Марии Александровны (он был сыном ее брата принца
Александра Гессенского) 34. Родственник и протеже Александра II обещал править
под опекой России, но вскоре сменил ориентацию на Австро-Венгрию и Англию
(его брат Генрих Баттенберг женился на дочери королевы Виктории). В 1886 г.
вмешательство Александра III (который приходился Баттенбергам двоюродным
братом) заставило князя Александра покинуть Болгарию.
У Александра II в течение многих лет была вторая семья: княжна Е. М.
Долгорукова родила ему четверых детей и стала его морганатической супругой
в июле 1880 г., вскоре после смерти Марии Александровны 35.
Старший сын Александра II — наследник цесаревич Николай (1843—1865) в
сентябре 1864 г. сделал предложение дочери датского короля Кристиана IX и
королевы Луизы (урожденной принцессы Гессен-Кассельской) принцессе Луизе
Софии Фредерике Дагмаре, которое было принято. Состояние здоровья наследника
было столь тяжелым, что зиму ему пришлось провести в Ницце, где 12 апреля
1865 г. он скончался от чахотки.
В октябре 1866 г. принцесса Дагмара стала женой нового наследника престола —
будущего императора Александра III. Этот брак был на редкость счастливым,
несмотря на то, что Мария Федоровна, как стали называть принцессу Дагмару
в России, искренне любила покойного цесаревича Николая, да и сердце Александра
Александровича не было свободным 36. Так российский царствующий дом пород¬
нился с датской династией Глюксбургов (ее полное название Шлезвиг-Голып-
тейн-Зондербург-Глюксбург). Если Александр II испытывал родственные чувства
к Вильгельму I и поддержал Пруссию во время Франко-германской войны
1870—1871 гг., то Александр III, не без влияния жены, не забывшей поражения
Дании в войне 1864 г. с Пруссией, когда Дания потеряла Шлезвиг-Гольштейн,
с недоверием относился к Германии и лично к Вильгельму II, внуку Вильгельма 137.
Женитьба Александра III на дочери датского короля привела к тому, что
династия* Романовых оказалась в родстве со многими царствующими домами,
ведь недаром Кристиана IX называли «тестем Европы». Старшая сестра Марии
33 Подробнее см.: Российские самодержцы, с. 83—86, 102—104; Борисенок Ю. Не всякому
нужна корона.—Родина, 1992, № 11 — 12, с. 42—43.
34 В книге «Российские самодержцы» князь Баттенберг назван племянником вдовствующей им¬
ператрицы Марии Александровны, тогда как она умерла в мае 1880 г. и только после ее смерти
Александр II обвенчался с княжной Долгоруковой. См.: Российские самодержцы, с. 291.
35 См.: Российские самодержцы, с. 209—212; Захарова Л. Г. Александр II.— Вопросы истории,
1992, № 6—7, с. 70, 75—76.
36 См.: Чернуха В. Г. Александр III.— Вопросы истории, 1992, № 11 — 12, с. 50; Российские
самодержцы, с. 218—219.
37 См.: Российские самодержцы, с. 292.
169
. Принцесса Дагмара Датская (будущая императрица Мария Федоровна)
Федоровны, принцесса Александра, уже была замужем за принцем Уэльским,
сыном королевы Виктории, будущим королем Эдуардом VII. Николай II и Георг V
были двоюродными братьями и внешне были очень походили друг на друга.
Второй сын Кристиана IX в 1863 г. был избран под именем Георга I на греческий
престол. В 1867 г. в Петербурге Георг I женился на великой княжне Ольге
Константиновне (1851—1926), дочери великого князя Константина Николаевича
(1827—1892), второго сына Николая I, и великой княгини Александры Иосифовны
(1830—1911), урожденной принцессы Саксен-Альтенбургской. Александра Иоси¬
фовна— дочь герцога Иосифа (1786—1868), отрекшегося от престола в 1848 г.,
и Амалии Вюртембергской (1799—1848). Потомки Георга I и Ольги Константи¬
новны царствовали в Греции с перерывами до 1973 г. Супруга короля Испании
Хуана Карлоса I королева София, урожденная принцесса Греческая и Датская,—
правнучка королевы Ольги. Младший сын королевы Ольги принц Андрей Гре¬
ческий и Датский (1882—1944), женатый на принцессе Алисе Баттенберг (1885—
1969), был отцом принца Филипа, герцога Эдинбургского, и, следовательно,
наследник британского престола принц Уэльский Чарлз — праправнук Николая I.
От брака Александра III с Марией Федоровной родились четыре сына —
Николай, Александр (умер во младенчестве), Георгий и Михаил и две дочери —
Ксения и Ольга. Ольга Александровна (1882—1960) с 1901 г. состояла в браке
с принцем Петром Александровичем Ольденбургским (1868—1924), внуком Петра
Георгиевича Ольденбургского, но в 1916 г. получила согласие Николая II на
развод и в том же году вышла замуж за горячо любимого ею гвардейского
офицера — ротмистра Николая Куликовского.
Последний российский император Николай II нашел супругу в Гессенском
доме, откуда родом была его бабушка — императрица Мария Александровна.
Принцесса Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, бу¬
дущая императрица Александра Федоровна (1872—1918), приходилась ему тро¬
юродной сестрой, как в свое время Петр III и Екатерина II были в такой же
степени родства. Алиса была дочерью великого герцога Людвига IV (1837—1892)
и великой герцогини Алисы (1843—1878), дочери королевы Виктории. После
смерти матери Алиса воспитывалась при английском дворе. Ее старшая сестра
170
Елизавета Александра Луиза, ставшая великой княгиней Елизаветой Федоровной
(1864—1918), уже была замужем за великим князем Сергеем Александровичем,
братом Александра III, другая сестра — Ирена (1866—1953)—женой принца
Генриха Прусского (1862—1929), брата императора Вильгельма II (Вильгельм
и Генрих были сыновьями старшей дочери королевы Виктории и, следовательно,
Алиса и Ирена были их кузинами). Наследнику цесаревичу пришлось преодолеть
сопротивление отца и матери, которые не хотели, чтобы цесаревич женился на
гессенской принцессе. Наследнику искали других невест, и даже называли прин¬
цессу Елену Орлеанскую, дочь графа Парижского, претендента на французский
престол. Все же весной 1894 г. в Кобурге состоялась помолвка Николая Алек¬
сандровича с Алисой Гессенской 38, и осенью того же года, когда Александр III
был уже тяжело болен, невеста наследника приехала в Россию. 21 октября она
приняла православие, а 14 ноября обвенчалась с молодым императором, когда
в России еще был траур по скончавшемуся Александру III. «Пришла за гробом», —
говорили многие, что не предвещало ничего хорошего39. Как известно, вся
царская семья, включая четырех дочерей Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию
и сына Алексея, была расстреляна в июле 1918 г. Великого князя Михаила
Александровича (1878—1918) убили недалеко от Перми в июне 1918 г., великие
княгини Ксения и Ольга умерли в эмиграции в 1960 г.40
РУССКИЕ ВЕЛИКИЕ КНЯЖНЫ
НА ЕВРОПЕЙСКИХ ТРОНАХ
Императрица Екатерина II собиралась устроить судьбу и своих внучек. Осенью
1796 г. в Петербурге должно было состояться обручение молодого шведского
короля Густава IV Адольфа, сына Густава III, двоюродного брата Екатерины II,
с великой княжной Александрой (1783—1801). Шведский король принадлежал
к династии Голыптейн-Готторпской-Васа. Его пленила красота и образованность
великой княжны. Но помолвка неожиданно расстроилась, так как русский двор
не согласился на то, чтобы великая княжна переменила веру41. В 1799 г.
Александру Павловну выдали замуж за палатина венгерского эрцгерцога Иосифа
(1776—1846) из Габсбург-Лотарингского дома. 4 марта 1801 г. она скончалась
от послеродовой горячки, ребенок умер еще раньше.
Великая княжна Елена Павловна (1784—1803) в 1799 г. вышла замуж за
Фридриха Людвига, наследного герцога Мекленбург-Шверинского (1778—1819),
сына великого герцога (с 1815 г.) Фридриха Франца I (1756—1837). Его предком
был Христиан Людвиг (умер в 1756 г.), брат Карла Леопольда, мужа Екатерины
Ивановны. Фридрих Людвиг приходился Христиану Людвигу правнуком. После
ранней смерти Елены Павловны Фридрих Людвиг был женат еще дважды: на
дочери великого герцога Саксен-Веймарского Карла Августа, а затем — на дочери
ландграфа Гессен-Гомбургского. Сыном Елены Павловны был великий герцог
Петр Фридрих (1800—1842), ее же внук — Фридрих Франц III — женился на
правнучке Павла I — великой княгине Анастасии Михайловне.
Великая княжна Мария Павловна (1786—1859) в 1804 г. вышла замуж за
Карла Фридриха, наследного принца Саксен-Веймарского (1783—1853), сына
великого герцога (с 1815 г.) Карла Августа (1757—1828) и Луизы, урожденной
38 Там в то время совершалось бракосочетание брата Алисы великого герцога Эрнста Людвига
Гессенского с принцессой Викторией Мелитой, о которой речь пойдет дальше.
39 См.: Боханов А. Н. Сумерки монархии. М., 1993, с. 58.
40 Подробнее см.: Александрова Т. А. Дом Романовых после 1917 г.— Новая и новейшая история,
1993, № 3. Неточные даты жизни Георгия, Ксении и Ольги приводятся в журнале «Источник*,
1993, № 1, с. 50.
41 См.: Брикнер А. Указ, соч., т. 2. М., 1991, с. 790 — 793.
171
Великая княжна Мария Павловна
принцессы Гессен-Дармштадтской (1757—1830). «Она и всегда-то была ангелом-
хранителем герцогства, а ныне, по мере того как длительнее и теснее становится
ее связь со страною, и подавно,— говорил о ней Гете в разговоре с Эккерманом.—
Я знаю великую герцогиню с тысяча восемьсот пятого года и много раз восхищался
ее умом и характером. Она одна из лучших и значительнейших женщин нашего
времени, и даже не будучи герцогиней, оставалась бы таковой. А ведь это самое
главное, чтобы монарх, даже без всех своих регалий, остался большим человеком,
может быть, даже более значительным, чем был до того, как стать монархом» 42.
Старший смн Марии Павловны, великий герцог Карл Александр (1818—1901),
женился на своей двоюродной сестре Вильгельмине Марии Софии Луизе Ни¬
дерландской (1824—1897), дочери короля Виллема (Вильгельма) II и Анны
Павловны, сестры Марии Павловны.
Любимой сестрой Александра I была четвертая дочь Павла I Екатерина
(1788—1819). В начале 1801 г. в Петербурге поговаривали о ее возможном браке
с племянником Марии Федоровны, принцем Евгением Вюртембергским (1788—
1857), сыном ее брата Евгения (1758—1822). Павел I оказывал юному принцу
знаки внимания, впоследствии, находясь на русской службе, принц Евгений
чувствовал к себе недоверие Александра Павловича. Осенью 1808 г. во время
свидания в Эрфурте Наполеон заговорил с Александром о предполагаемом разводе
с Жозефиной и намерении взять в. жены одну из сестер царя 43. К тому времени
Наполеон женил (в 1807 г.) своего брата короля Вестфалии Жерома (1784—1860)
на принцессе Екатерине Вюртембергской (1783—1835), родственнице Александра I
42 Эккерман И. П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М., 1986, с. 572—573.
43 См. Пономарев М. В. Несостоявшийся «русский брак» Наполеона Бонапарта.— Новая и
новейшая история, 1993, № 3, с. 234—240.
172
Великая княжна Екатерина Павловна
по матери. При тайной встрече с царем Талейран предостерег Александра от
союза с Наполеоном. Александр предоставил решать вопрос о браке сестры
вдовствующей императрице, но Мария Федоровна была против. 20-летняя Ека¬
терина готова была принести требуемую «жертву» 44.
В 1809 г. Екатерину Павловну поспешили выдать замуж за принца Петра
Фридриха Георга Ольденбургского (1784—1812), который получил тверское,
новгородское и ярославское генерал-губернаторство. В конце 1810 г. Наполеон
присоединил к Франции герцогство Ольденбургское. Александр I предъявил
формальный протест против нарушения Тильзитского договора. Герцог Петр
Фридрих Людвиг (1755—1829) приходился Александру I дядей, а муж Екатерины
Павловны был сыном герцога. Наполеон протест не принял, это задело престиж
российского императора.
После Тильзитского мира среди аристократов было немало недовольных союзом
Александра I с Наполеоном, поговаривали даже о возможности дворцового пе¬
реворота и возведении на престол умной и энергичной Екатерины Павловны
(Екатерины III), жившей в Твери45. Принц Георг скончался 15 декабря 1812 г.
Дети Екатерины Павловны и принца Георга носили титул принцев Ольденбур¬
гских, а их потомки вновь породнились с царствующим в России домом.
В 1813—1815 гг. Екатерина Павловна сопровождала Александра I во время
его поездок по Европе. Она способствовала браку своей сестры Анны с принцем
Оранским, отличившимся в битве при Ватерлоо, где принц был ранен. 12 января
1816 г. состоялось венчание ее с овдовевшим в 1814 г. наследным принцем
Вюртембергским Вильгельмом (1781—1864), который в том же году стал королем46.
От второго брака у Екатерины были две дочери. На смерть королевы Вюртем¬
бергской В. А. Жуковский откликнулся элегией:
44 См.: Валлоттон А. Указ, соч., с. 122—124.
45 См.: Федоров В. А. Указ, соч., с. 62.
46 Король Вюртембергский Вильгельм I был сыном Фридриха I (1754—1816), брата Марии
Федоровны, и Августы Каролины Фредерики Луизы Брауншвейг-Вольфенбюттельской (1764—1788).
173
Ты улетел, небесный посетитель;
Ты погостил недолго на земли;
Мечталось нам, что здесь твоя обитель;
Навек своим тебя мы нарекли...47
Наполеон сватался и за младшую сестру Екатерины — Анну Павловну (1795—
1849), которая была на 26 лет моложе его. Под предлогом молодости невесты
Наполеон получил вежливый отказ. В феврале 1816 г. Анну Павловну выдали
замуж за наследного принца Нидерландов Виллема Оранского (1792—1849),
сына короля Виллема I (1772—1843) и Луизы Вильгельмины Прусской (1774—
1837). Во время учебы в Царскосельском лицее А. С. Пушкин по желанию
Марии Федоровны написал стихотворение о торжествах в Павловске в честь
принца Оранского.
Хвала, о юноша герой!
С героем дивным Альбиона48
Он верных вел в последний бой
И мстил за лилии Бурбона.
Его текла младая кровь,
На нем сияет язва чести:
Венчай, венчай его, любовь!
Достойный был он воин мести49.
Николая I связывали с принцем Оранским дружеские отношения, и когда в
1830 г. в Бельгии произошла революция и она отделилась от Нидерландского
королевства, царь готов был оказать помощь нидерландскому королю. Небла¬
гоприятная международная обстановка, восстание в Польше помешали этому.
После смерти Виллема II его вдова Анна Павловна оказалась в стесненном
материальном положении, так как король оставил долги. По просьбе сестры
Николай I приобрел для Эрмитажа ценную коллекцию картин из собрания
покойного короля.
У Анны Павловны было четыре сына и дочь. Старший сын — король Виллем
III (1817—1890) — стал последним мужским представителем Оранской династии.
Любимый сын Александр (1818—1848) умер холостым, Генрих (1820—1879) не
оставил мужского потомства, а Казимир умер в 1822 г. в возрасте четырех
месяцев. Нынешняя королева Нидерландов Беатрикс — праправнучка Анны Пав¬
ловны.
Теперь обратимся к судьбе трех дочерей Николая I — Марии (1819—1876),
Ольги (1822—1892) и Александры (1825—1844).
Любимая дочь Николая I великая княжна Мария Николаевна в 1839 г. вышла
замуж за герцога Максимилиана Лейхтенбергского (1817—1852), сына Евгения
Богарне (1781—1824), усыновленного пасынка Наполеона I. Для новобрачных
был построен в Петербурге Мариинский дворец. Герцог Лейхтенбергский получил
титул «Императорское Высочество» и чин генерал-майора50. У него были обширные
родственные связи, так как его матерью была дочь баварского короля Макси¬
милиана I принцесса Амалия Августа Баварская (1788—1851), а сестры уже
были замужем: Жозефина — за будущим шведским королем Оскаром I из династии
47 Жуковский В. А. Сочинения. М., 1954, с. 81.
48 Герцог Веллингтон.
49 Пушкин А. С. Соч. в 3-х т., т. 1. М., 1985, с. 122.
50 По словам А. Ф. Тютчевой, это был «красивый малый, кутила и игрок, который, чтобы
пользоваться большей свободой в собственном разврате, постарался деморализовать свою молодую
жену*.— Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников
фрейлины двора Николая I и Александра II. М., 1990, с. 24.
174
Великая княжна Анна Павловна
Бернадот, а Амалия Августа — за бразильским императором Педру I из династии
Браганса. Его брат — Август Карл, герцог Лейхтенбергский, князь Эйхштадтский,
в 1835 г. женился на португальской королеве Марии II да Глории, дочери короля
Педру IV, он же Педру I император Бразилии, но в том же году скончался.
У Марии Николаевны и Максимилиана Лейхтенбергского было четыре сына
и две дочери, носившие титул князей Романовских, герцогов Лейхтенбергских.
Их потомки живы и поныне.
Великая княжна Ольга в 1846 г. обвенчалась с вюртембергским наследным
принцем, ставшим после смерти Вильгельма I в 1864 г. королем Карлом I
(1823—1891). Карл I был сыном Вильгельма I от его третьего брака с принцессой
Паулиной Вюртембергской (1800—1873). Его брак был бездетным. Королева
Ольга оставила интересные воспоминания «Сон юности», которые в 1963 г. были
опубликованы в Париже.
Великая княжна Александра Николаевна в январе 1844 г. вышла замуж за
Фридриха, ландграфа Гессен-Кассельского (1820—1884), сына ландграфа Виль¬
гельма и Луизы Шарлотты Датской, дочери кронпринца Фредерика (умер в
1805 г.) и сестры короля Кристиана VIII (умер в 1848 г.). Ее муж имел права
на датский престол, а его сестра Луиза Вильгельмина с 1842 г. была женой
будущего короля Кристиана IX. Но Фридрих Гессен-Кассельский отказался от
прав на датский престол. Впоследствии он потерял и свое ландграфство. Александра
Николаевна скончалась в июле 1844 г., через полгода после свадьбы.
Младший сын Павла I, великий князь Михаил Павлович, женился в 1824 г.
на принцессе Фредерике Шарлотте Марии Вюртембергской, получившей имя
великой княгини Елены Павловны (1806—1873). Она была дочерью герцога
Павла (1785—1852), брата короля Вильгельма I, и Шарлотты Саксен-Альтен-
бургской (1787—1847). Елена Павловна активно участвовала в общественной
жизни в царствование Александра II, была сторонницей буржуазных реформ.
Она поддерживала либеральных деятелей в период подготовки крестьянской
реформы, принимала их в своем салоне в Михайловском дворце. В 1856 г. она
выступила с инициативой освобождения крестьян в своем имении Карловке
Полтавской губернии с наделением землей за выкуп. Елена Павловна покрови¬
175
тельствовала писателям, художникам, музыкантам, была среди основателей Рус¬
ского музыкального общества.
Старшая дочь Михаила Павловича, Елизавета (1826—1845), в 1844 г. вышла
замуж за Адольфа, герцога Нассауского (1817—1905), но в следующем году
скончалась от тяжелых родов. В 1866 г. герцог Адольф лишился престола, так
как герцогство было присоединено к Пруссии. В 1890 г., после смерти Виллема
III, он наследовал Великое герцогство Люксембургское, став основателем ныне
правящей в Люксембурге династии.
Другая дочь Михаила Павловича, великая княжна Екатерина (1827—1894),
в феврале 1851 г. вышла замуж за герцога Георга Августа Мекленбург-Стрелицкого
(1824—1876), сына великого герцога Георга (1779—1860) и Марии, урожденной
принцессы Гессен-Кассельской (1796—1880). Герцог Георг имел звание генерал-
адъютанта и был генерал-инспектором стрелковых батальонов. Его дочь Елена
Мекленбург-Стрелицкая (1857—1936) в 1891 г. вышла замуж за принца Альбрехта
Саксен-Альтенбургского (1843—1902), а их старший сын Георг Александр (1859—
1909), генерал-майор русской армии, вступил в морганатический брак с Н. Ф.
Ванлярской, получившей титул графини Карловой. Младший сын — герцог Карл
Михаил (1863—1934) также служил в русской армии и был генерал-лейтенантом.
Как же сложилась судьба остальных внучек Николая I?
Дочь великого князя Константина Николаевича Вера Константиновна (1854—
1912) была с 1874 г. замужем за Вильгельмом Евгением, герцогом Вюртембергским
(1846—1877), их брак был бездетным. Дочь великого князя Михаила Николаевича
(1832—1909), женатого на принцессе Цецилии Баденской, в России — великая
княгиня Ольга Федоровна (1839—1891), великая княжна Анастасия Михайловна
(I860—1922) в январе 1879 г. вышла замуж за наследного герцога Мекленбург-
Шверинского Фридриха Франца, ставшего в 1883 г. после смерти отца великим
герцогом Фридрихом Францем III (1851—1897). «Высокая, стройная и темново¬
лосая, в тяжелом платье из серебряной парчи (традиционном для великих
княгинь) — она была изумительно хороша, когда император Александр II повел
ее, во главе свадебного шествия, в котором приняли участие представители всех
царствующих домов Европы, через залы Зимнего дворца в дворцовую церковь»51,—
вспоминал много лет спустя ее брат, великий князь Александр Михайлович. Ее
сын в 1897 г. стал великим герцогом Фридрихом Францем IV (1882—1945), а
две дочери — Александрина (1879—1952) и Цецилия (1886—1954) — вышли за¬
муж, первая за датского короля Кристиана X (1870—1947), внука Кристиана
IX, вторая — за германского кронпринца Вильгельма (1882—1951), сына Виль¬
гельма II. Нынешняя королева Дании Маргрете II — прапраправнучка Николая I,
а глава дома Гогенцоллернов принц Людвиг Фердинанд Прусский — его пра¬
правнук.
Многочисленные потомки были у любимой дочери Александра II великой
княгини Марии Александровны (1853—1920), которая в январе 1874 г. стала
женой второго сына королевы Виктории принца Альфреда, герцога Эдинбургского
(1844—1900), с 1893 г. герцога Саксен-Кобург-Готского. Ее четыре дочери-кра¬
савицы породнились со многими царствующими домами.
Отличавшаяся необыкновенной красотой Мария (1875—1938) в январе 1893 г.
вышла замуж за румынского наследного принца Фердинанда Гогенцоллерна-Зиг-
марингена (1865—1927) и стала румынской королевой, когда ее муж в 1914 г.,
после смерти своего бездетного дяди Кароля I, занял престол. По этой линии
правнуками Александра II являются король Румынии Кароль II (1893—1953),
греческая королева Елизавета (1894—1956), жена короля Георга II, внука Георга I,
югославская королева Мария (1900—1961), жена короля Александра I. Бывшие
короли Румынии Михай I и Югославии Петр II — праправнуки Александра II.
51 Великий князь Александр Мг.хайлович. Книга воспоминаний. M., 1991, с. 39.
176
Младшая дочь Марии Александровны, принцесса Беатриса Саксен-Кобург-
Готская (1884 — год смерти не установлен), в июле 1909 г. вышла замуж за
испанского инфанта принца Альфонса Орлеанского (1886»—год смерти не уста¬
новлен), внука Антуана, герцога Монпансье (сына короля Луи Филиппа I) и
инфанты Луизы Фернанды (дочери испанского короля Фердинанда VII и сестры
королевы Изабеллы II). Инфант Альфонс — сын герцога Антуана Гальера (1866—
1930) и инфанты Эвлалии (1864—1958), дочери Изабеллы II, сестра же его отца
Изабелла (1848—1919) была женой графа Парижского (1838—1894), претендента
на французский престол.
О судьбе уже упоминавшейся Виктории Мелиты речь пойдет дальше.
БОЛЬШАЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ РОДНЯ
Младший сын Александра II, великий князь Павел (1860—1919), в июле
1889 г. женился на дочери греческого короля Георга I, брата Марии Федоровны,
и королевы Ольги — Александре Георгиевне (1870—1891). У них было двое
детей: великая княжна Мария и великий князь Дмитрий. После рождения сына
великая княгиня скончалась. Мария Павловна младшая (в отличие от жены
великого князя Владимира Александровича), родившаяся в 1890 г., в 1908 г.
вышла замуж за второго сына шведского короля Густава V принца Вильгельма,
герцога Седерманландского (1884—1965). В мае 1909 г. она родила принца
Леннарта. В конце 1913 г. супруги расстались. Леннарт, герцог Смоландский,
после морганатического брака стал графом Бернадотом и ныне проживает с
семьей в земле Баден-Вюртемберг (ФРГ)52. Мария Павловна умерла в 1958 г.
Сестра Александры Георгиевны Мария (1876—1940) была помолвлена с ве¬
ликим князем Георгием Александровичем, третьим сыном Александра III (если
считать умершего в младенчестве Александра), но он умер от туберкулеза в
1899 г. В апреле 1900 г. на ней женился великий князь Георгий Михайлович
(1863—1919), внук Николая I, известный археолог и нумизмат. Его расстреляли
во дворе Петропавловской крепости в январе 1919 г., а супруга с дочерьми
Ниной (1901—1974) и Ксенией (1903—1965) покинула Россию.
В августе 1902 г. еще один сын греческого короля Георга I породнился с
царствовавшим домом Романовых: принц Николай Греческий (1872—1938) же¬
нился на великой княжне Елене Владимировне (1882—1957), дочери великого
князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны, сестре
великих князей Кирилла, Бориса и Андрея. У них было три дочери, из которых
две породнились с королевскими домами: принцесса Ольга (родилась в 1903 г.)
в октябре 1923 г. вышла замуж за югославского принца Павла (1893—1976),
который в 1934—1941 гг. был принцем-регентом Югославии, а принцесса Марина
(1906—1968) в ноябре 1934 г.— за принца Георга, герцога Кентского (1902—1942),
четвертого сына короля Георга V и брата Георга VI, т. е. дядю королевы
Елизаветы II. Герцог Кентский погиб во время второй мировой войны, сражаясь
в рядах британских Королевских военно-воздушных сил. Нынешний герцог Кен¬
тский — дальний потомок Николая I.
С черногорской династией Петровичей Негошей породнились внуки Нико¬
лая I — великие князья Николай Николаевич (1856—1929) и Петр Николаевич
(1864—1931). Их отец — великий князь Николай Николаевич (старший), гене¬
рал-фельдмаршал, главнокомандующий Дунайской армией во время русско-ту¬
рецкой войны 1877—1878 гг., был женат на великой княгине Александре Петровне,
урожденной принцессе Александре Фредерике Вильгельмине Ольденбургской
(1838—1900); ее отец принц Петр Георгиевич Ольденбургский (1812—1881),
генерал-адъютант и генерал от инфантерии, был сыном принца Георга и Екатерины
52 См.: Горохов Д. Кузина императора.— Эхо планеты, 1993, № 11, с. 27—36.
177
Павловны и с 1845 г. носил титул Императорского Высочества, т. е. Николай
Николаевич был двоюродным братом отца своей жены.
Женой Николая Николаевича (младшего), верховного главнокомандующего
русской армией в 1914—1915 гг., стала в 1907 г. дочь черногорского князя (с
1910 г. короля) Николая I — Анастасия (1867—1935). Ее первым мужем был
внук Николая I герцог Георгий Максимилианович Лейхтенбергский (1852—1912),
с которым она развелась в 1906 г., у них были дети: сын Сергей и дочь Елена.
Брак Николая Николаевича был бездетным.
Женой Петра Николаевича стала великая княгиня Милица Николаевна (1866—
1951); у них родились сын Роман и три дочери (одна из них умерла в младенческом
возрасте).
Черногорские принцессы имели многочисленную родню и пользовались боль¬
шим влиянием при петербургском дворе. Рано умершая (в 1890 г.) старшая
сестра Зорка была женой будущего сербского короля (с 1903 г.) Петра I Кара-
георгиевича, матерью короля Александра I и княжны Елены Петровны, а млад¬
шая — Елена в 1900 г. стала итальянской королевой, так как с 1896 г. была
замужем за наследным принцем, ставшим после убийства Умберто I королем
Виктором Эммануилом III53.
Внук Николая I, великий князь Константин Константинович (1858—1915),
был талантливым русским поэтом, другом А. А. Фета. Свои произведения он
скромно подписывал инициалами «К. Р.» Константин Константинович долгие
годы возглавлял Императорскую Академию наук. С апреля 1884 г. он был женат
на принцессе Елизавете Августине Марии Агнессе, ставшей великой княгиней
Елизаветой Маврикиевной (1865—1927). Их сын Иоанн Константинович (1886—
1918) в августе 1911 г. женился на дочери короля Сербии Петра I Карагеоргиевича
Елене Петровне (1884—1962). Это был последний брак, заключенный членом
Российского императорского дома с иностранной принцессой до революции 1917
г. Князь Иоанн был убит большевиками в июле 1918 г. недалеко от Алапаевска
(его живого сбросили в шахту), а Елена Петровна с сыном Всеволодом и дочерью
Екатериной смогла покинуть Россию.
В 1887 г. великий князь Константин написал «Колыбельную песенку», по¬
священную князю Иоанну Константиновичу. В ней мы читаем поистине проро¬
ческие строки:
Спи в колыбели нарядной,
Весь в кружевах и шелку,
Спи, мой сынок ненаглядный,
В теплом своем уголку!
В тихом безмолвии ночи
С образа, в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой.
Сколько участья во взоре
Этих печальных очей!
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей54.
Родственные связи Романовых с европейскими монархами не помогли спасению
царской семьи. Ныне известно, как мало сделали английский король Георг V и
Подробнее см.: Писарев Ю. А. Шесть десятилетий на троне: черногорский монарх Николай
Петрович-Негош.— Новая и новейшая история, 1991, № 6; Замойский Л. П. Валет и падение
Савойской династии.— Новая и новейшая история, 1992, № 1.
54Цит. по: Слово, 1990, № 1, с. 69.
178
германский кайзер Вильгельм II для выезда Николая II и его семьи из рево¬
люционной России. Царская семья оказалась ненужной и неудобной55. Появля¬
ющиеся время от времени версии о том, что некоторым членам семьи удалось
спастись, мало убедительны56.
СНОВА ГОГЕНЦОЛЛЕРНЫ
После убийства царской семьи о правах на престол заявил сын великого
князя Владимира Александровича (1847—1909) и великой княгини Марии Пав¬
ловны (1854—1920), урожденной принцессы Мекленбург-Шверинской, дочери
великого герцога Фридриха Франца И57, великий князь Кирилл Владимирович
(1876—1938). В октябре 1905 г. он против воли Николая II женился на принцессе
Виктории Мелите (1876—1936), дочери герцога Эдинбургского, а затем Саксен-
Кобург-Готского, и Марии Александровны. До этого Виктория Мелита уже была
замужем за братом императрицы Александры Федоровны великим герцогом
Эрнстом Людвигом Гессенским (1865—1937), но в 1901 г. с ним развелась58.
Супругам пришлось жить за границей. В 1907 г. в Кобурге у них родилась дочь
Мария, в 1909 г. в Париже — дочь Кира. Получив прощение у Николая II,
великий князь Кирилл и великая княгиня Виктория Федоровна (бывшая Виктория
Мелита) вернулись в Россию. В 1908 г. Кирилл вновь был определен на военную
службу. Уже после свержения монархии, в августе 1917 г., у них родился сын
Владимир Кириллович. В августе 1924 г. великий князь Кирилл объявил себя
в эмиграции императором Всероссийским Кириллом I, а после его смерти в
1938 г. великий князь Владимир Кириллович (1917—1992) был главой Российского
Императорского дома.
В августе 1948 г. великий князь Владимир обвенчался с княжной Леонидой
Георгиевной Багратион-Мухранской (родилась в 1914 г.)59, принадлежавшей к
роду, который когда-то царствовал в Грузии. Их единственная дочь, великая
княгиня Мария Владимировна (родилась в декабре 1953 г.), являющаяся после
смерти в апреле 1992 г.60 Владимира Кирилловича главой Российского Импера¬
торского дома, в 1976 г. в Мадриде обвенчалась с правнуком Вильгельма II
принцем Францем Вильгельмом (родился в 1943 г.), получившим титул великого
князя и имя Михаил Павлович. Его дедом был принц Иоахим Прусский (1890—
1920), а отцом — принц Карл Франц Иосиф Прусский (1916—1975). В марте
1981 г. у Марии Владимировны родился сын, великий князь Георгий Михайлович.
Он — прапраправнук Александра II и королевы Виктории и праправнук Виль¬
гельма II.
Великая княжна Мария Кирилловна (1907—1951) была женой шестого князя
Лейнингенского Карла (1898—1946). В годы второй мировой войны князь попал
в советский плен и умер в Саранске. У него осталось три сына и три дочери.
Старший сын, Эммих (родился в 1926 г.), ныне седьмой князь, женат на дочери
55 См.: Матвеев В. А. Указ, соч., с. 177; Олано-Эрекья А. Испанский король и попытки спасения
семьи Николая II.— Новая и новейшая история, 1993, № 5.
56 См., например: *Вам звонит дочь царевича Алексея*.— Эхо планеты, 1993, № 32, с. 22—27.
57 Мария Павловна — сводная сестра принца Генриха Мекленбургского (1876—1934), который
после женитьбы на нидерландской королеве Вильгельмине (1880—1962), дочери короля Виллема
III, стал принцем Хендриком Нидерландским.
58 Подробнее см.: Александрова Т. А. Указ, соч., с. 144; Матвеев В. А. Указ, соч., с. 175.
59 Первый муж Л. Г. Багратион-Мухранской американец шотландского происхождения Соммер
Мур Кирби погиб в немецком концлагере в апреле 1945 г. Вдова с дочерью Элен на руках осталась
без средств к существованию и переселилась в Испанию. Ее же сестра Мария скончалась в Тбилиси
в 1992 г. См.: Слово, 1993, № 5—6, с. 21; Родина, 1993, № 5—6, с. 28.
60 Владимир Кириллович умер в Майами (США), а не в Париже, как утверждается в книге
♦Российские самодержцы» (с. 391). См.: Чавчавадзе 3. Возвращение в Россию.— Родина, 1993, №
5—6, с. 24.
179
Дом Романовых
Павел I. император
(I796-I&H)
ум.1801
б. п. — без потомства
Николая Ольденбургского (1897—1970), наследного принца последнего правящего
великого герцога. Второй сын — Карл Владимир (родился в 1928 г.) — был женат
на сестре болгарского царя Симеона II принцессе Марии Луизе (супруги развелись
в 1969 г.), одна из дочерей — Кира (родилась в 1930 г.) вышла замуж за
югославского принца Андрея, другая — за князя Фридриха Вильгельма Гоген-
цоллерна.
Кира Кирилловна (1909—1967) в 1938 г. вышла замуж за сына кронпринца
Вильгельма, принца Людвига Фердинанда (родился в 1907 г.), который после
смерти отца в 1951 г. стал главой дома Гогенцоллернов.
180
Родственные связи дорла Романовых
Виктория,
Альберт
королева Великобритании
Саксен-Кобург-Готский
ум. 1901
ум.1861
Виктория
Адельгейда
y?j.i9ul
Фридрих Ш,
германский
император,
король Поуссии
(сын
Вильгельма 1)
ум.1888
Александра
Датская
кДОЧЬ
Кристиана IX)
ум.1925
Эдуард УП,
король
Великобритании
ум.1910
Алиса
ум. 1873
Лодвиг 1У,
вел.герц.
Гессенский
ум.1892
Альфоед,
герц, одинбу :«гскхй,
затем Саксен-
Кобург-Готский
УМ.1900
;4ария
Александровна
(дочь
Александра .1)
ум.1920
Вильгельм П,
император,
король
утл. 1941
Георг У,
король
ум. 193 г
Алиса
Гессенская,
императрица
Александра
Федоровна
уб.1918
Николай П
Александрович^
император
уб.1918
Виктоиия
пелита,
великая княгиня
Виктория Федоровна
ум. 1936
Кирилл Владимирович,
великий князь
ум. 1938
ВильГОЛЬМ
кронпринц
децил ия
Мекленбург-
Шверинска^
Лоахим,Георг Z
принц король
у?л.1923утл.1952
Алексей,
цесаревич
уб.191б
б.п.
Лодвиг
Фердинанд,
прусский
принц
(р.1907)
Кира
Кирилловна
утл. 1967
Карл
Елизавета
Прус¬
ский
принц
ум.1975
Франц
Вильгельм,
великий
князь
Михаил
Павлович
Ч
Чарлз,
принц Уэльский
(р.1948)
Владимир Аиркллови ч,
великий* князь
ум. 1992
Леонида Георгиевна,
уроод.княчна
Багратион-Мухранская,
великая княгиня
(0.1914)
Мария Владимировна,
великая княгиня
(р.1953)
Михаил Павлович
великий князь
(р.1943)
1
Георгий ^Аихайловлч,
великий князь
(р.1981)
П
Обзор родственных связей дома Романовых с иностранными династиями,
конечно, не полон. Можно было бы сказать о предполагаемых брачных проектах,
начиная с времен Петра I, когда серьезно шла речь о браке цесаревны Елизаветы
Петровны с малолетним французским короле Людовиком XV61, или о предпо¬
лагаемом браке сестры Елизаветы Петровны Натальи (1718—1725) с испанским
61 См.: Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века. Борьба за наследие Петра. М., 1986,
с. 14—15.
181
Родственные отношения Петра Ш и Екатерины П
инфантом, будущим королем Фердинандом VI62. В июне 1914 г. в связи с
поездкой царской семьи в Констанцу ходили упорные слухи о предстоящей
помолвке старшей дочери царя великой княжны Ольги с принцем Каролем —
сыном наследника румынского престола принца Фердинанда. Но и этот союз не
был осуществлен, к тому же великая княжна и слышать не хотела о том, чтобы
покинуть Россию63.
Мысль о возможном браке Ольги Николаевны с принцем Каролем вновь
возникла в 1916 г. Румынская королева Мария просила русского посланника в
Бухаресте генерала А. А. Мосолова поговорить об этом с царем. Предполагался
62 См.: Россия и Испания. Документы и материалы, т. 1. 1667—1799. М., 1991, с. 83.
63 См.: Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II, т. II. М., 1992, с. 138.
182
визит принца Кароля в Россию на Пасху 1917 г.64 Но в феврале 1917 г. монархия
Романовых пала.
Как видим, российская история неразрывно связана с историей Европы.
Теснейшие контакты, установленные в начале XVIII в., переплели судьбы ев¬
ропейских династий, повлияли на многие события, имевшие не только династи¬
ческое значение.
Ныне, когда в России возродилось монархическое движение и всерьез обсуж¬
дают вопрос о правах тех или иных претендентов на российский престол,
торжественно отмечалось 380-летие Дома Романовых, вопрос о династических
правах приобретает не только историческое значение. Основываясь на законе о
престолонаследии 1797 г., большинство монархистов поддерживают великую
княгиню Марию Владимировну и великого князя Георгия Михайловича, хотя
некоторые называют и других претендентов, в частности сына великого князя
Дмитрия Павловича, Павла Дмитриевича, князя Романовского-Ильинского, про¬
живающего в Майами (США)65. Собравшиеся в Париже в июне 1992 г. потомки
Романовых по мужской линии от морганатических браков не пришли к единому
мнению, но князь Николай Романович Романов заявил: «У российской импера¬
торской династии нет больше главы, и сам русский народ должен принять в
связи с этим свое решение»66.
64 См.: Мосолов А. А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии
министра двора. СПб., 1992, с. 244—245.
65 См.: Нева, 1993, № 8, с. 316.
66 См.: Голубая кровь Европы.— Эхо планеты, 1992, № 30, с. 24.
183
© 1994 г.
Т. Л. ЛАБУТИНА
СВИФТ И ТЕМПЛЬ. ИЗ ИСТОРИИ
РАННЕГО АНГЛИЙСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ
Английское Просвещение дало миру целую плеяду выдающихся людей: фи¬
лософов Дж. Локка, Дж. Толанда, графа Шефтсбери, писателей и поэтов —
Д. Дефо, А. Попа, Дж. Арбетнота, журналистов Р. Стиля и Д. Аддисона, физика
И. Ньютона, государственных и политических деятелей, лордов — Сомерса, Бо-
линг€рока, Темпля, Мальборо. Но звездой первой величины среди них был
Джонатан Свифт.
Одаренный писатель и яркий памфлетист, борец за пробуждение национального
самосознания ирландского народа, человек острого и глубокого ума, Свифт
(1667—1745) приобрел известность еще при жизни. Его единственное художе¬
ственное произведение «Путешествие Гулливера» принесло автору мировую славу,
поставив имя Свифта в один ряд с великими писателями — Ф. Рабле, Ф. Воль¬
тером, Д. Байроном, У. Теккереем, Г. Гейне. Оружием острой сатиры Свифт
заставлял преклоняться пред собой вельмож и министров, приводил в трепет
врагов и завоевывал симпатии обиженных и угнетенных.
Свифт стал автором ряда памфлетов, направленных в защиту партий, к
которым он примыкал в те или иные периоды жизни: вначале Свифт сотрудничал
с вигами, выражавшими «денежные» интересы торговой и промышленной бур¬
жуазии, а затем, разочаровавшись в них, перешел на сторону тори, защитников
«земельных» интересов.
В обширной литературе о Свифте1 очень мало исторических исследований,
да и в них изучению идейно-политических взглядов Свифта отводится самое
незначительное место. Между тем исследование его политических воззрений
позволило бы понять истоки формирования просветительских взглядов и опре¬
делить действительную политическую ориентацию крупнейшего писателя-сати¬
рика Англии начала XVIII в.
Большое влияние на молодого Свифта оказал видный английский просветитель
XVII в. Уильям Темпль. Именно он, по мнению как зарубежных, так и отече¬
ственных исследователей, способствовал формированию у Свифта вигских взгля¬
дов1 2. Однако данный вопрос специально в исторической литературе до сих пор
1 Исследований о Свифте, его жизни и литературной деятельности написано за рубежом такое
множество, что понадобилось составление специальной библиографии этих работ.— Land L, Tobin
J. Е. J. Swift. A List of Critical Studies Published from 1895 to 1945. New York, 1945; Stathis J. A
Bibliography of Swift Studies 1945—1965. Nashville, 1967; Cooke R. I. J. Swift As a Tory Pamphleteer.
Univeristy of Washington Press, 1967; Ehrenpreis J. Swift. The Man, His Works and Age, v. 1—3.
Cambridge, 1962—1983; Downie J. A. Jonathan Swift Political Writer. London, 1984.
Отечественные литературоведы также внесли достойный вклад в дело изучения литературного
наследия великого английского писателя. См.: Веселовский А. Джонатан Свифт, его характер и
сатира. М., 1875; Чуйко В. В. Свифт. СПб/, 1881; Яковенко В. И. Д. Свифт. Его жизнь и литературная
деятельность. СПб., 1891; Дейч А. Свифт. М., 1933; Левидов М. Путешествие в некоторые отдаленные
страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких
сражениях. М., 1964; Муравьев В. С. Джонатан Свифт. М., 1968.
2 Ehrenpreis J. Op. cit., v. 1, p. 92; Faber R. The Brave Courtier Sir William Temple. London,
1983, p. 24; Муравьев В. С. Указ, соч., с. 34.
184
не был разработан. В чем же конкретно проявилось влияние Темпля на Свифта,
мы попытались выяснить, обратившись к сравнительному анализу идейно-поли¬
тических взглядов этих просветителей.
Источниковедческой базой для данного исследования послужили: политические
трактаты Темпля, помещенные в собрании его сочинений3, отдельные произве¬
дения Свифта из его «Трудов», памфлеты, материалы журнала «Экзаминер»
(его издателем являлся сам Свифт), а также широко известные отечественному
читателю произведения «Сказка бочки», «Путешествия Гулливера», «Дневник
для Стеллы»4.
Кем же был Уильям Темпль? Незаурядный государственный деятель, опытный
политик, искусный дипломат, игравший видную роль в работе палаты общин
парламента и Тайного совета при Карле II Стюарте, Темпль был хорошо известен
в Англии как человек высокообразованный, эрудированный, знаток многих языков,
современной и древней истории, прекрасный оратор, автор ряда философских
эссе и политических очерков. Как подчеркивал английский дипломат Р. Фабер,
«его талантами, пером и честностью восхищались многие сограждане»5. Даже
спустя столетие после смерти Темпля каждый джентльмен считал необходимым
иметь в своей библиотеке книги, принадлежащие его перу. Однако в последующие
годы он оказался незаслуженно забытым; о йем вспоминали только как о
наставнике Свифта. Это обусловило явно недостаточное внимание к личности
просветителя со стороны исследователей. Лишь в XX в. появилось несколько
работ западных историков и дипломатов, обратившихся к изучению эстетических
и философских взглядов Темпля, его деятельности в роли дипломата, посла,
придворного, политика6. В отечественной исторической науке специальных ис¬
следований о нем нет.
Темпль и Свифт впервые встретились весной 1689 г. Что этому предшествовало?
Как складывалась жизнь обоих до того, как пересеклись их пути?
Свифт происходил из обедневшего рода, издавна проживавшего в английском
графстве Йорк. В 14 лет Свифт поступил на богословский факультет Дублинского
университета, где проявил особый интерес к изучению истории и литературы.
Учился Джонатан неровно. Его наставники особенно были недовольны тем, что
он нередко отсутствовал на богослужениях, более того, занятию богословием
предпочитал посещение таверн и кофеен. Вскоре молодой Свифт стал известен
в кругу студентов как автор рукописных листков, в которых высмеивал своих
учителей, подписываясь псевдонимом «Сын земли».
Окончив университет в 1689 г., Свифт оказался без средств к существованию,
без связей, без должности. Он вернулся в Англию, в Лестер, где в то время
проживала его мать. Обеспокоенная устройством сына, бедная женщина обратилась
за помощью к своему дальнему родственнику Уильяму Темплю. И вскоре
Джонатан получил у него место секретаря.
Если Свифт до появления в доме Темпля еще не успел себя как-либо
проявить, то его будущий наставник к этому времени уже сделал блестящую
карьеру и стал знаменитым и известным не только в Англии, но и за ее
пределами.
Сэр Уильям Темпль происходил из старинного древнего рода. Он родился 25
апреля 1628 г. Ему не исполнилось и 11 лет, когда умерла его мать. Мальчика
3 The Works of Sir William Temple (далее — The Works....), v. II. Edinburgh, 1754.
4 The Works of Jonathan Swift. London, 1843, v. 1—2; Swift J. Bickerstaff Papers and Pamphlets
on the Church. Oxford, 1940; idem. The Examiner and Other Piecies Written in 1710—1711. Oxford,
1940; Свифт Дж Сказка бочки. М., 1976; его же. Путешествия Гулливера. М., 1977; его же.
Дневник для Стеллы. М., 1981.
5 Faber R. Op. cit., р. 10.
6 Woodbridge Н. Е. Sir William Temple. The Man and His Work. London, 1940; Steensm O. R. Sir
Wm. Temple. New York, 1970; Faber R. Op. cit.
185
отдали учиться в школу епископа Стратфордского. Спустя четыре года он покинул
школу и поступил в 1644 г. в Кембриджский университет. О пребывании в
стенах университета у него остались самые теплые воспоминания. Именно там
состоялось знакомство Темпля с членами кружка «Кембриджские платоники»,
последователями учения Платона, придерживавшимися либеральных политиче¬
ских и религиозных взглядов. Нельзя сказать, чтобы Уильям был старательным
студентом. Как вспоминала его сестра, леди Гиффард, Темпль был ленив и
нередко отдавал предпочтение развлечениям, в особенности игре в теннис, вместо
занятий в университетских аудиториях7.
После окончания университета Темпль отправился в путешествие за границу,
так как в это время образование джентльмена считалось не полным без поездки
в другие страны. Четыре года провел Темпль во Франции, Голландии, Германии,
Фландрии, где в совершенстве овладел французским и испанским языками.
В эпоху Реставрации Стюартов (1660—1688 гг.) Темпль 20 лет прослужил
при дворе Карла II, составив себе безупречную репутацию честного, преданного
своему делу человека. В 1668 г. король Карл II поручил ему важную миссию —
добиться заключения Тройственного союза Англии, Голландии и Швеции, на¬
правленного на ослабление могущества Франции. В лице Темпля Англия приобрела
прекрасного дипломата. Его миссия в Голландию, имевшая целью сближение с
этой страной, была выполнена блестяще, ее результатом было достижение же¬
лательного для Англии союза. В 1670-е годы Темпль был послом в Гааге, где
близко сошелся со штатгальтером Голландской республики, будущим королем
Англии Вильгельмом Оранским. У них установились теплые, дружеские отно¬
шения, не прервавшиеся и после того, как Темпль в начале 1679 г. покинул
Голландию. Возвратившись на родину, он принимал активное участие в работе
парламента, а вскоре приобрел известность как автор проекта новой организации
Тайного совета.
В соответствии с ней совет должен был состоять из 30 человек, половина
которых назначалась королем, остальные 15 избирались из наиболее состоятельных
и влиятельных членов палаты лордов и палаты общин. Темпль считал необходимым
включение в состав совета крупных землевладельцев. Ежегодный доход членов
Тайного совета, по замыслу автора, должен был составлять 300 тыс. ф. ст.—
сумма, несколько превышавшая средний годовой доход всех членов палаты
общин. Такой состав совета, по мнению автора проекта, позволил бы сделать
его более влиятельным и независимым. Предполагалось, что члены совета будут
в курсе всех государственных дел и должны регулярно совещаться с королем..
От последнего требовались гарантии, что он станет руководствоваться мнением
участников совета. Однако цель, которой задавался Темпль, создавая данный
проект — «достижение гармонии между исполнительной и законодательной вла¬
стями»8,— не была достигнута. И король, и палата общин холодно отнеслись к
его идеям, вследствие чего замысел Темпля успеха не имел.
В своей парламентской деятельности Темпль стремился к достижению все
тех же «гармонии и единства» между королем и законодательным учреждением,
при этом он пытался остаться в стороне от внутриполитической борьбы, все
сильнее разгоравшейся в стране. В то время в Англии произошел так называемый
«исключительный кризис», когда и тори, и виги включились в борьбу за принятие
законопроекта, лишавшего права престолонаследия брата короля герцога Йорк¬
ского из-за его приверженности католичеству. Антикатолические настроения
были сильны в стране. Накал партийной борьбы нарастал с каждым днем. И
позиция Темпля, с его либеральными взглядами и наивными проектами о
«единении» тех сил, которые уже включились в борьбу, казалась несвоевременной.
7 Faber R. Op. cit., р. 10.
8 Woodbridge Н. Е. Op. cit., р. 204.
186
Он не захотел присоединиться ни к тори, всецело поддерживавшим короля и
выступавшим за усиление его прерогативы, ни к вигам, требовавшим все на¬
стойчивее ограничения королевской власти. Темпль понял, что в таких условиях
он не сможет служить своей стране так честно, как раньше, и решил отойти
от дел.
Темплю исполнилось 53 года, когда он поселился в родовом поместье Мур-Парк.
Там он занялся разведением сада, начал писать мемуары и философские эссе.
Заговор вигов в 1683 г., в котором участвовали друзья его молодости граф
Эссекс, Олджернон Сидней и граф Рассел, и их смерть на эшафоте потрясли
Темпля. Его возмутила несправедливая и насильственная кара, постигшая этих
смелых людей. Он окончательно укрепился в решении никогда не возвращаться
на королевскую службу. В прошлом блестящий дипломат и важный сановник,
Темпль теперь вел жизнь затворника, всецело отдавшись литературной деятель¬
ности.
Среди произведений Темпля, в которых излагаются его политические взгляды,
наибольший интерес представляют «Очерк о происхождении и природе правления»
(1672 г.) и «О народном недовольстве» (1685 г.). Личное знакомство с идеологом
вигов республиканцем Олджерноном Сиднеем, чтение его работ, а также про¬
изведений другого республиканца — Гаррингтона сказались на формировании
взглядов Темпля. Однако Темпль неоднократно обращался и к изучению работ
идеолога роялистов Роберта Фильмера, снискавшего известность в 80-е годы
XVII в. у партии тори своей знаменитой «патриархальной» теорией9. Отдельные
положения этой теории оказались близки Темплю. В результате идейная плат¬
форма Темпля приобрела эклектический характер.
Подобно республиканцам Гаррингтону и Сиднею, Темпль считал основой
любого правления договор. Он полагал, что структура правления государства
подобна пирамиде, утверждая, что правители опираются на согласие всего народа
или значительной и большей его части. То правительство, которое «заручилось
согласием значительной части народа, а следовательно, и его желанием и решением
поддерживать эту власть, можно сказать, имеет широкую основу и потому
стабильно»,— подчеркивал Темпль10 11.
В соответствии с «договорной» теорией происхождения государственной власти,
которой придерживался Темпль, правитель имеет права, а подданные — обязан¬
ности. Правителю, кроме того, следует соблюдать ряд условий, оговоренных
договором. Так, он должен, по мнению Темпля, признавать все древние обычаи,
являющиеся «первоначальными законами», охраняющими права престолонасле¬
дия, передачу по наследству личной собственности, а также свод законов,
регулирующий жизнь общества. Любой нарушивший «эти древние конституции»
превращался в узурпатора. Темпль считал также, что правитель должен принимать
во внимание интересы своих подданных. По его мнению, стабильность любого
правления, будь то монархия или республика, непосредственно зависит от того,
насколько правительство учитывает интересы народа, а не только отдельных его
представителей11.
Как просветитель Темпль большое значение придавал нравственным качествам
правителя. Он считал, что «лучшее правление там, где правят хорошие люди,
а дурное — там, где у руля правления дурные люди». По мнению Темпля,
9 Фильмер, сравнивая власть короля над народом с властью отца над семьей и считая, что
власть отца над детьми неограниченна, приходил к заключению, что созданная по ее образцу
королевская власть также должна быть неограниченной. Значительное место в учении Фильмера
отведено обоснованию теории превосходства абсолютной монархии над ограниченной. См. Patriarcha
and Other Political Works of Sir Robet Filmer. Oxford, 1949.
10 Temple W. An Essay Upon the Original and Nature of Government.— The Works..., v. II, p. 31,
38, 39.
11 Ibid., p. 51.
187
правители должны быть также мудрыми людьми, поскольку «мудрость позволяет
людям правильно судить о лучших целях правления и лучших средствах для
их достижения»12.
Рассуждения Темпля о «хорошем» правителе имели чисто теоретическое
значение. Он считал любое правление несовершенным. «Абсолютная монархия
разоряет народ, ограниченная форма опасна для правителя, правление аристок¬
ратии подвержено соперничеству великих и угнетению низших слоев, демократия
чревата народными волнениями и беспорядками и так же, как тирания, обык¬
новенно заканчивается народными мятежами, а последние нередко приводят к
тирании»13. Из этих мыслей Темпля видно, что любая форма правления для
него — даже республика в том виде, как ее изображали Платон и Гоббс,— далека
от совершенства, поскольку подвержена серьезным недостаткам, главный из
которых — ограничение свободы14.
Несовершенство государственного правления Темпль как просветитель свя¬
зывал с недостатками людей, стоящих во главе его. Он полагал, что ни одна
конституция не может быть идеальной, поскольку ее создают люди, «которые
по большей части подвержены страстям, личным интересам, несправедливы или
неразумны от природы, беспокойны и непоседливы, недовольны настоящим, а в
надежде на будущее стремятся к переменам»15. Отсюда, делал вывод Темпль,
происходят многие злоупотребления, как, например, коррупция в государственном
управлении.
Особой критике Темпль подвергал тиранию. Он неоднократно высказывался
против «деспотической власти и воли одного лица»16. Но еще большее неприятие
вызывало у этого выразителя интересов землевладельцев правление народа.
Демократическое правление прочно ассоциировалось для Темпля с анархией,
кроме того, как уже отмечалось, демократия опасна тем, что может превратиться
в тиранию. И то, и другое не вызывало особой симпатии у просветителя.
Испытывая явно негативное отношение ко всем существовавшим формам
правления, Темпль отдавал предпочтение такому, которое бы напоминало собой
семью. По его мнению, «семья — прообраз маленького королевства, а королевство
является подобием большой семьи»17. Идеал правителя, в представлении Темпля,—
это отец семейства. Темпль полагал, что король должен относиться к своим
подданным точно так же, как отец семейства к своим домочадцам. Ему следует
проявлять «заботу, справедливость» по отношению к подданным, советоваться с
ними, как с детьми», «во всем, что касается всех», и тогда народ будет охотно
подчиняться и следовать за ним во всех его предприятиях. Ну, а если правитель
будет «давать волю своим страстям, деспотично приказывать, обращаясь с народом,
не как с детьми, а как со слугами», то вряд ли он сможет чувствовать себя в
безопасности, разве только при наличии вооруженной охраны18. Как мы видим,
в концепции Темпля об идеальном правителе проскальзывают элементы патри¬
архальных воззрений Фильмера. С подобным явлением мы столкнулись также
при изучении идейного наследия других английских просветителей, в особенности
лорда Болин1€рока. На схожесть взглядов Темпля и Болингброка указывал и
12 Ibid., р. 52.
13 Temple ИС Of Popular Discontents.— The Works..., v. II, p. 366.
14 Idem. An Essay upon the Original and Nature of Government.— The Works..., v. II, p. 35.
15 Idem. Of Popular Discontents.— The Works..., v. II, p. 364.
16 Idem. An Essay upon the Original and Nature of Government.— The Works..., v. II, p. 34.
17 Idem. Of Popular Discontents.— The Works..., v. II, p. 361.
18 I deni An Essay upon the Original and Nature of Government.— The Works..., v II, p. 30, 42,
47.
188
Р. Фабер, считавший, что большинство центральных тем политического учения
Болингброка было выдвинуто именно Темплем19.
Хотя Тсмпль позаимствовал у Фильмера — а быть может, и самостоятельно
пришел к такому же заключению — отдельные положения вышеупомянутой
патриархальной теории, однако в главном он с ним расходился. В то время как
Фильмер восхвалял абсолютную власть правителя, Темпль писал о правлении
короля, ограниченного законом. И потому, заявляя о существовании двух наиболее
распространенных типов правления — деспотическом и таком, которое осущест¬
вляется «в соответствии с определенными законами, не подвергающимися изме¬
нению без согласия большинства»,— Темпль явное предпочтение отдавал послед¬
нему, т. е. конституционной монархии. Быть может, именно поэтому Темпл я
нередко причисляли к вигам, ведь в то время лишь они боролись за установление
в Англии конституционной монархии. Однако его рассуждения о патриархальной
власти короля, его явное тяготение к «земельным» интересам, проявившееся не
только в политических трактатах, но, как мы видели, и в проекте нового Тайного
совета, отдаляли Темпля от партии вигов.
Сторонник конституционного правления, Темпль рассуждал на страницах
своих произведений о том, что может воспрепятствовать установлению подобной
формы правления в Англии. И как представитель имущих классов приходил к
заключению, что главную опасность таят в себе народные выступления. Заговоры,
мятежи, волнения народа приводят к «фатальным революциям», и тогда нару¬
шаются не только личная жизнь людей, их судьбы, но даже государственное
правление.
Согласно Темплю, народные волнения хуже любой тирании. «Гнев тирана
можно сравнить с огнем, который пожирает все на своем пути постепенно,
сжигая один дом за другим,— писал он.— В то же время гнев народа подобен
морю, которое сметает все границы, внезапно затопляя страну насилием и не
оставляя надежд на то, что можно остановить его или помешать ему, до тех
пор пока изменившееся течение или ветер не вернут его в свои берега»20.
В высказываниях Темпля сквозили опасения собственника, растерявшегося
перед народной стихией. Видимо, недавние события революции и гражданской
войны еще были свежи в памяти очевидцев, коим являлся и сам Темпль. Страх
перед повторением таких событий заставлял просветителя искать пути их пред¬
отвращения. И потому немало страниц трактатов Темпля посвящено способам
избежать народного недовольства.
Прежде всего, считал Темпль, необходимо устранить те причины, которые
вызывают эти недовольства. Одну из них он видел в «невнимательности» пра¬
вителей к жалобам народа. Вместо того /чтобы опираться на поддержку обще¬
ственных магистратов и должностных лиц графств и совместные усилия направить
на борьбу со злоупотреблениями, правители нередко уповают на то, что люди
со временем «сделаются мудрыми, добродетельными, справедливыми и благород¬
ными и все само собой наладится»21. Это, по Темплю, было утопией.
Другую причину непорядков в государстве и недовольства при всех правлениях
Темпль усматривал в «неравных условиях, в которых находятся люди, государ¬
ством объединенные»22. Понимал ли под этим просветитель неравные социаль¬
но-экономические условия, в которых пребывали англичане? Отнюдь, нет. Говоря
о правительстве, он имел в виду различной степени пригодность людей по своим
природным качествам, образованию, способностям и т. д. к общественной или
государственной деятельности. На взгляд Темпля, многие способные и одаренные
19 Faber R. Op. cit., р. 42.
20 Ibid., р. 43, 44.
21 Temple W, An Essay upon the Original and Nature of Government.— The Works..., v. II, p. 32.
22 Idem. Of Popular Discontents.— The Works..., v. II, p. 362.
189
люди занимают высокие должности в управлении, получая за них признание и
наживая богатство. Все же остальные люди, лишенные таких постов, испытывают
разочарование и потому начинают во всем обвинять «плохое правление госу¬
дарством, пристрастность или немилость правителей, некомпетентность или взя¬
точничество министров»23. Примечательно, что в таких рассуждениях о причинах
народного недовольства Темпль не пояснял, кого он понимал под «народом»,
только из его слов о том, что «простой народ всегда жалуется лишь на плохие
времена и на погоду»24, можно сделать вывод, что в его понятие «народа»
народные низы не входят.
Среди причин, вызывающих народное недовольство, Темпль называл также
плохое законодательство либо несоблюдение хороших законов. Впрочем, приходил
к более верному заключению просветитель, «даже если законы совершенны и
справедливы, а администрация дурна, невежественна или подкуплена, слишком
строга или слишком мягкотела, небрежна или жестока, то вряд ли можно считать
несправедливым вызванное ею недовольство»25.
Какие же средства устранения причин народного недовольства предлагал
просветитель? Укрепить морской флот, способный охранять английские торговые
суда от внезапного нападения соседей; увеличить количество и богатство жителей
Англии; распределять должности равномерно, не более одной на каждого человека;
упрочить государственный бюджет путем взимания с холостяков по одной трети
их ежегодных доходов; укрепить аристократические роды за счет дозволения
заключать браки по любви, а не по расчету; усилить авторитет палаты лордов
путем допущения в ее ряды наиболее богатых представителей аристократии. Все
это могло, на взгляд Темпля, сделать «довольным» народ26.
Судя по этим предложениям Темпля, становится очевидным, что проявлял
заботу он в основном о власть имущих, главным образом о классе землевладельцев.
Высказывания Темпля о происхождении государственной власти и о форме
правления позволяют заключить, что он был сторонником конституционной
монархии, в чем сходился с первыми вигами. Однако, будучи приверженцем
патерналистской власти короля, Темпль выступал за сильную исполнительную
власть. Вероятно, именно это обстоятельство оттолкнуло его от вигов, известных
своими намерениями ослабить королевскую прерогативу, и позволило Фаберу
заключить, не без основания, что убеждения Темпля в конечном счете были
«скорее консервативными, чем либеральными»27.
Оставив политику и проводя свою жизнь, как сам Темпль шутливо замечал,
в следовании «старому и прекрасному совету Пифагора — избегать болезней
тела, потрясения рассудка, излишеств в пище, раздоров в доме и мятежей в
государстве»28, он тем не менее продолжал постоянно находиться в окружении
людей, высоко его почитавших и подчас искавших его совета. Политики и
дипломаты, виги-аристократы часто навещали его. В Мур-Парке побывал и
король Вильгельм III, знавший Темпля в бытность его послом в Голландии и
предложивший Темплю должность государственного секретаря, которую тот не
принял.
Весной 1689 г. в дом Темпля прибыл Свифт. Его появление осталось неза¬
меченным: семья пребывала в трауре по случаю смерти старшего сына. Поначалу
положение молодого человека в доме богатого вельможи и сановника было
незавидным. Свифт должен был читать книги своему патрону, заниматься его
23 Ibidem.
24 Ibidem.
25 Ibid., р. 366.
26 Ibid., р. 376—389.
27 Faber R. Op. cit., p. 88.
28 Temple Sir William Five Miscellaneous Essays. An Arbor, 1963, p. XIX.
190
перепиской, вести счета, получая за секретарские обязанности скромное жало¬
ванье. К тому же Свифту приходилось выносить сварливый характер сестры
Темпля и есть за одним столом с его слугой. Все это воспринималось гордым
юношей как унижение. Позднее, вспоминая годы, проведенные в Мур-Парке,
Свифт с горечью писал, что впредь никому не позволит обращаться с собой как
с мальчишкой, поскольку «более чем достаточно натерпелся такого обращения
в своей жизни» в доме сэра У. Темпля29.
Желая обрести самостоятельность, Свифт в 1695 г. покинул Мур-Парк и
отправился в Ирландию. Здесь ему удалось получить небольшой приход в
Килруте, неподалеку от Белфаста. Однако спокойная сельская жизнь в Килруте
приелась ему очень быстро, и, когда Темпль пригласил Свифта к себе обратно,
тот охотно возвратился в Мур-Парк.
Теперь положение Свифта в доме Темпля стало иным. Разглядев в молодом
человеке незаурядные способности, Темпль целиком поручил ему все свои ли¬
тературные дела. Около 10 лет прожил Свифт в Мур-Парке. Выполняя секре¬
тарские обязанности, Свифт в то же время получил возможность заняться
самообразованием. В доме Темпля имелась богатейшая библиотека, в которой
труды античных авторов — Гомера, Петрония, Лукреция, Вергилия, Тита Ливия —
соседствовали с книгами современных философов Гоббса и Локка и теоретиков
государства и права — Маккиавелли, Монтеня, Рабле, Ларошфуко. Все эти про¬
изведения Свифт читал с одинаковым интересом, проводя в библиотеке по 12—14
часов в сутки. А вскоре он и сам сделал первые шаги на литературном поприще,
написав четыре оды, одну из которых посвятил королю Вильгельму Оранскому.
В 1704 г. Свифт опубликовал «Битву книг», посвятив ее Темплю. Это
произведение появилось в результате спора, вызванного трактатом-эссе Темпля
«О знаниях древних и новых», в котором ведущая роль отводилась античным
авторам. Противником Темпля в споре выступил хранитель королевской библи¬
отеки Ричард Бентли, отстаивавший важность работ современных авторов. В
«Битве книг» Свифт в пародийной форме изобразил эту дискуссию между
Темплем и Бентли. Все персонажи Свифта — античные боги, поэты, богиня с
чадами и домочадцами, философы, критики — участвуют в споре древних и
новых писателей. Своим произведением Свифт высмеивал претензии «модерни¬
стов» на оригинальность мышления, видя за этим всего лишь «наглое скудоумие».
Да и сам спор между древними и современными писателями ему представлялся
искусственным. По мнению Свифта, следовало не упиваться творениями великих
антиков, а ценить любое произведение вне зависимости от того, относится ли
оно к далекому прошлому или к современности, за его художественные достоинства
и за те мысли, которое оно несет человечеству.
Беседы сановников, политиков, дипломатов по самым различным вопросам
государственного управления, внутренней и внешней политики, борьбы партий
в Англии, которые велись в Мур-Парке и очевидцем которых нередко становился
Свифт, не только произвели на него неизгладимое впечатление, но и способст¬
вовали во многом формированию у него вигских взглядов. Особенно ощутимым
было влияние на Свифта самого Темпля. Свифт восхищался Темплем, писал о
нем в воспоминаниях как о человеке незаурядного ума, широких взглядов,
справедливом и честном, «настоящем патриоте своей страны»30.
Пребывание в Мур-Парке осталось незабываемым для Свифта также потому,
что здесь он встретился с Эстер Джонсон, сыгравшей немаловажную роль в
судьбе будущего писателя. Эстер Джонсон, или Стелла, т. е. «звезда», как
ласково называл ее Свифт, выросла в доме Темпля. Ее отчим был управляющим
в Мур-Парке. «Я узнал ее, когда ей было только шесть лет,— писал он позднее
29 Свифт Дж. Дневник для Стеллы, с. 125.
30 Woodbridge И. Е. Op. cit., р. 237.
191
в дневнике,— и в какой-то мере содействовал ее образованию, предлагая книги,
которые ей следовало прочесть, и постоянно наставляя в началах чести и
добродетели, от коих она не отклонялась ни в едином поступке на протяжении
всей своей жизни». Между воспитателем и ученицей установились дружеские
отношения. Постепенно то уважение и восхищение, которое Стелла испытывала
к своему учителю и наставнику, бывшему старше ее на 14 лет, переросло у
нее в искреннюю и преданную любовь к Свифту, которую она сохранила до
конца своих дней.
Когда Темпль умер, завещав Свифту заботы об издании собраний своих
сочинений и доверив доходы от этого издания, Свифт искренне переживал его
кончину. В дневнике он написал: с Темплем «умерло все, что было хорошего
и доброго среди людей»31.
Покинув Мур-Парк, Свифт устроился на место домашнего капеллана у лорда
Беркли, а в 1707 г. ему удалось получить церковный приход в Ларакоре, в
нескольких часах езды от Дублина. Свифт рьяно принялся за .благоустройство
своего нового дома в Ларакоре. Он разбил небольшой сад, прорезал в нем узкие
каналы, которые обсадил плакучей ивой, развел цветы, чтобы его сад походил
на тот, который был у Темпля в Мур-Парке. Но ни обязанности приходского
священника, ни заботы о благоустройстве дома не могли отвлечь Свифта от
главного его занятия — литературного. И вскоре, в 1701 г., появляется первый
политический памфлет Свифта, принесший громкую известность автору,— «Рас¬
суждения о раздорах и разногласиях знати и общин в Афинах и Риме».
В это время пришедшие к власти тори предъявили обвинение в государственной
измене вигскому кабинету министров во главе с лордом Сомерсом, упрекая его
в том, что он скрепил без ведома парламента тайный договор Вильгельма III с
Голландией и Австрией, направленный на создание антифранцузской коалиции
в предстоящей войне за Испанское наследство. Свифг расценил действия тори
как попытки нарушить равновесие сил в государственном устройстве и добиться
своего усиления на политической арене недозволенными средствами. В этом
памфлете Свифт выступил как истинный виг, защищавший «договорную» теорию
происхождения государственной власти, поддерживавший принцип «равновесия
властей», осуждавший тиранию во всех ее проявлениях. Он смело выступил в
защиту вигского кабинета министров, изложив историю обвинений общинами
Афин нескольких лиц, под которыми подразумевал вигов. Свифт дал каждому
из вигов высокую оценку.
Свифт считал, что обвинения, выдвинутые против заслуженных людей в
Греции и Риме, создавали опасность для государства. Проводя аналогию с
современными событиями, памфлетист приходил к заключению, что «стремление
отстранить от управления страной людей способных и достойных, поставив
взамен их людей честолюбивых, алчных, легкомысленных, с дурными намере¬
ниями, неминуемо приведет к краху государства»32. Свиф^ предостерегал новое
министерство Англии от подобных «фатальных последствий».
Памфлет Свифта оказал немалую услугу вигам, и их лидеры, лорды Сомерс
и Галифакс, пожелали пoближQ познакомиться с его автором. Как позднее
вспоминал сам Свифт, они очень лестно отзывались о его способностях, заявляли
о своем к нему расположении, были весьма щедры на обещания «любых повы¬
шений, когда это будет в их власти». Вскоре Свифт стал завсегдатаем у лорда
Галифакса и виделся с лордом Сомерсом так часто, как ему того хотелось.
«Именно тогда,— вспоминает Свифт,— я впервые озаботился различиями в пар-
31 Свифт Дж. Дневник для Стеллы, с. 53.
32 The Works of Jonathan Swift, v. I. London, 1943, p. 292.
192
тийных принципах вигов и тори; ранее я избирал себе другие, на мой взгляд,
куда более достойные предметы для размышлений»33.
Так начался почти 10-летний период сотрудничества Свифта с вигами. Свифт
познакомился и с видными журналистами из лагеря вигов: Ричардом Стилем и
Джозефом Аддисоном, стал завсегдатаем кофейни Билля, где собирались лите-
раторы-виги.
За Свифтом все прочнее утверждалась слава блестящего собеседника. Его
остроты, четкие характеристики и едкие колкости, отпущенные по адресу про¬
тивников, передавались и повторялись в кофейнях его собратьями по перу —
литераторами и журналистами из вигской партии. Но настоящую известность
Свифт приобрел, когда в 1704 г. опубликовал написанную им еще в Мур-Парке
«Сказку бочки». В данном произведении Свифт выступил с позиций просветителя,
ставя перед собой цель устранения злоупотреблений и извращений в науке и
религии. Свифт был твердо убежден, чтс «множество грубых извращений в
религии и науке могут послужить материалом для сатиры, которая была бы и
полезна, и забавна»34. Свифт подверг беспощадной критике католическую церковь,
обвиняя ее в мошенничестве. Пороки, присущие католическому духовенству,—
спесь, прожектерство, упрямство, лживость, тщеславие, жадность — также были
высмеяны Свифтом. Досталось от Свифта и протестантскому духовенству. В
комическом свете он вывел протестантских диссентеров, развенчал их ханжество
и лицемерие, подчеркивая, что «диссентеры — беспощадные гонители под маской
ханжества и набожности»35.
Если изображение католиков и диссентеров в «Сказке бочки» не оставляло,
по словам А. В. Луначарского, «желать ничего лучшего в смысле характеристики
лукавого и безграничного лицемерия католического духовенства и тупого, яро¬
стного, невежественного и не менее лицемерного вероучения крайних проте¬
стантов»36, то англиканская церковь представлялась Свифту совершенно иначе.
Здесь мы не встретим той беспощадной критики догматов и обрядов церкви,
которую он обрушивал на католиков и протестантов. Свифт выступил в защиту
англиканской церкви, и в этом не было ничего удивительного, поскольку он
всегда считал себя «сторонником высокой церкви»37. Верность догматам англи¬
канской церкви, за которой Свифт оставлял господствующее положение во всех
делах религии, осуждение всяких схизм и ересей, отступлений от доктрин
господствующей церкви Свифт сохранил на протяжении всей своей жизни.
Именно фанатичная преданность Свифта англиканству, идущая вразрез с теорией
свободы совести, которой придерживались виги, включая и Темпл я, стала не¬
преодолимым препятствием на пути дальнейшего его сотрудничества с этой
партией. Таким образом, уже в рассматриваемом произведении выявилось двой¬
ственное отношение Свифта к церкви и религии. С одной стороны, Свифт
выступил в нем как просветитель, подвергнув обличительной критике религию
и ее приспешников — священнослужителей. С другой — Свифт предстал перед
нами и как стойкий сторонник англиканства, поэтому он и пытался вывести за
пределы своей критики англиканскую церковь. Такое противоречивое отношение
к религии просветитель Свифт сохранил на протяжении многих лет, и это в
немалой степени осложнило его жизнь, затруднило продвижение по службе.
Хотя Свифт жаловался, что в защиту его произведения не было напечатано
ни одной строчки и не появилось ни одного сочувственного отзыва, тем не менее
33 Цит. по: Муравьев В. С. Указ, соч., с. 53.
34 Свифт Дж. Сказка бочки, с. 30.
35 Там же, с. 141.
36 Луначарский А. В. Собр. соч., т. 6. М., 1965, с. 46.
31 Speck W.A. Swift. London, 1969, р. 18.
7 Новая и новейшая история, № 2
193
его «Сказка бочки» имела неслыханный успех. За шесть лет она выдержала
пять изданий, поставив Свифта в первые ряды известных английских литераторов.
Одновременно произведение Свифта вызвало ненависть к нему со стороны
католиков. Папа римский приказал включить «Сказку бочки» в индекс запре¬
щенных книг. Королева Анна, вступившая в 1702 г. на английский престол
после смерти Вильгельма Оранского, сочла ее богохульной, что и послужило в
дальнейшем непреодолимым препятствием для Свифта в его стремлении получить
епископский сан. Автор «Сказки бочки» навечно остался в глазах королевы
еретиком.
За годы сотрудничества с вигами Свифт написал ряд памфлетов, продемон¬
стрировавших идентичность его политических взглядов с теми, которые выражали
представители этой партии.
Как и большинство вигов, Свифт считал, что первоначально «неограниченная
власть принадлежала народу», но со временем возникла необходимость разделения
власти «с целью ограждения народа от угнетения внутри страны и насилия
извне» на три независимых друг от друга части. Автор привел в «Рассуждениях
о раздорах...» пример древних государств — Рима, Греции, Сицилии, где про¬
изошло подобное разделение власти. Во главе государства стоял вождь, добившийся
авторитета и популярности в своем народе доблестью, незаурядными способно¬
стями, проявившимися в государственном управлении либо в военных экспеди¬
циях. Он возглавлял гражданские ассамблеи. Свифту представлялось логичным,
что другая часть власти должна была вверяться «великому совету или сенату
знати» — для решения важных государственных дел. Такой совет состоял из
людей, владевших крупным состоянием и ведущих свое происхождение от предков,
которые уже пользовались властью. Эти люди, подчеркивал Свифт, легко находили
между собой общий язык и свою деятельность начинали прежде всего с мероп¬
риятий, направленных на обеспечение неприкосновенности своей собственности.
Для достижения этой цели они проявляли особую заботу о сохранении мира в
стране и за ее пределами. Наконец, третья часть власти вручалась «представи¬
тельному собранию народа» — общинам. Причем, как подчеркивал Свифт, «власть
народа значительна и бесспорна»38. В «Соображениях английского церковника о
религии и правительстве» Свифт также утверждал, что правление государством
не следует доверять «немногим» и что хорошо устроенными государствами яв¬
ляются только такие, где власть «вверяется в разные руки»39.
Свифт, как и многие виги, защищал принцип «равновесия властей». Если
же это равновесие нарушается «в силу небрежного отношения, безрассудства
или слабости тех, у кого находится власть, либо какая-либо из сторон перевешивает
две другие», неизбежно происходит концентрация власти в руках одной силы —
устанавливается тирания. Причем, по мнению Свифта, тирания не определяется
количеством правителей и узурпация власти в государстве, по его мнению,
может быть осуществлена не только одним человеком, но и несколькими людьми.
Средство избежать нарушения равновесия властей Свифт видел в «определенности»
ограничений, накладываемых на каждую власть, и в том, чтобы эти ограничения
были «общеизвестны»40. Свифт высказывал опасения, что нарушить равновесие
властей может народ. Он считал, что «нет ничего более опасного, чем позволить
народу расширять свою власть», поскольку это неминуемо приведет к «фатальным
последствиям». Как выразитель интересов класса собственников, Свифт опасался
расширения власти народа, что, по его мнению, повлечет за собой установление
тирании. Он подчеркивал, что «большинство революций в Греции и Риме на¬
38 The Works of Jonathan Swift, v. I. London, 1843, p. 284.
39 Ibid., p. 285.
40 Ibid., p. 293.
194
чинались с тирании народа, а завершались, как правило, тиранией одного
человека»41.
Мы видим, насколько созвучны рассуждения Свифта о тирании тем, которые
высказывал Темпль. Подобно Темплю, Свифт, с одной стороны, осуждал тиранию,
считая деспотическое правление «еще большим злом, чем анархия». Ненависть
к тирании в любой ее форме Свифт пронес через всю жизнь и в «Путешествиях
Гулливера» написал: «Больше всего я наслаждался лицезрением людей, истреб¬
лявших тиранов и узурпаторов и восстанавливавших свободу и попранные права
угнетенных народов»42.
С другой стороны, республиканская форма правления также претила Свифту.
«Единственное зло, против которого мы должны выступать,— это фанатизм и
неверие в религии и республиканское правление»,— написал он в 1710 г. в
«Экзаминере»43. Свифт с осуждением относился к республике, установившейся
в Англии в ходе буржуазной революции в 40-х годах XVII в. Саму революцию
он называл не иначе, как «противоестественное и ужасное восстание»44.
Как и Темпль, Свифт выступал защитником ограниченной монархии. Он
призывал «сохранить конституцию во всех ее частях» и, допуская любые изменения
в правлении, выражал твердую уверенность в том, что «форма и равновесие
должны сохраняться»45.
Большое значение в государственном управлении Свифт придавал парламенту,
и в этом он расходился с Темплем. Как мы уже могли убедиться, Темпль
выступал за сильную исполнительную власть, Свифт же добивался расширения
прав парламента. Просветитель тесно связывал понятие «свободы нации» с
неограниченными правами парламента. Твердо веря, что в ограничении нуждается
только исполнительная власть — король, Свифт одновременно допускал для за¬
конодательной власти — парламента — неограниченные права.
В чем были единодушны Свифт и Темпль, так это в том, что парламентариев
следует избирать из числа землевладельцев. Свифт считал «нелепым и абсурдным»
положение в Англии, при котором «многие члены парламента представляли
города, не владея при этом ни пядью земли в королевстве»46. Он был тверд в
своем убеждении, что «закон в свободной стране должен устанавливаться боль¬
шинством тех, кто владеет земельной собственностью»47. Для того чтобы в
парламент избирали наиболее зажиточных англичан, Свифт предлагал повысить
имущественный ценз для выборщиков, допуская в их ряды также только зем¬
левладельцев. Для него являлся бесспорным тот факт, что избирательным правом
могли пользоваться исключительно представители имущих классов. Народные
низы исключались им из избирательного права. И как справедливо подметил
английский исследователь И. Эхренпрейз, «Свифт оставлял за неимущими лишь
право пассивного подчинения законам»48.
Сторонник сильной законодательной власти, Свифт даже в теории «сопро¬
тивления деспотической власти», занимавшей одно из центральных мест в иде¬
ологии партии вигов, не допускал никаких выступлений против парламента.
Если речь идет об исполнительной власти, то сопротивление власти тирана
Свифт считал вполне допустимым. Впрочем, дальше лишения короля-тирана
41 Ibidem.
42 Свифт Дж. Путешествия Гулливера, с. 304.
43 Swift J. The Examiner and Other Piecies Written in 1710—1711. Oxford, 1940, p. 13.
44 Ibid., p. 145.
45 Swift J. Bickerstaff Papers and Pamphlets on the Church. Oxford, 1940, p. 6; The Works of
Jonathan Swift» v. II, p. 285.
46 The Works of Jonathan Swift, v. II, p. 311.
47 Ibid., p. 305.
48Ehrenpreis I. Swift on Liberty.—Journal of the History of Ideas, v. XIII, 1952, № 2, p. 137.
7*
195
короны Свифт в своей теории сопротивления не шел. Вспомним, что револю¬
ционное выступление против короля он называл «противоестественным» и «ужас¬
ным». Законодательной же власти следует подчиняться беспрекословно. При этом
Свифт допускал, что власть парламента «должна быть абсолютной и неограни¬
ченной»49. Таким образом, идеальное государственное устройство представлялось
Свифту как «абсолютная, неограниченная законодательная власть», которая, по
его мнению, представляет «весь народ», и исполнительная власть, «определенным
образом ограниченная». При ином же государственном устройстве или неравно¬
мерном распределении власти, считал Свифт, возможны «опасные и дурные
последствия»50.
Уже в вигский период своей деятельности во взглядах Свифта намечались
расхождения с этой партией по трем вопросам. Прежде всего, в отличие от
вигов — приверженцев «денежных» интересов, Свифт, как выше было сказано,
защищал интересы землевладельцев. Существенно разнило Свифта с вигами и
его отношение к вопросу о религии. В то время как все виги выступали за
свободу вероисповедания и поддерживали нонконформистов, Свифт во всех своих
памфлетах предстает перед нами как стойкий приверженец англиканской церкви.
Свифт выступал в защиту господствующей церкви и осуждал любые отступ¬
ления от установленной формы богослужения. Как англ икании, он настаивал
на том, чтобы «законодательная власть с помощью строгих и эффективных
законов препятствовала появлению и распространению новых сект». Поскольку
же многочисленные нонконформистские секты все же существуют в Англии,
Свифт был согласен примириться с этим фактом, так как «противоречит характеру
нашего правления и делу очищения нашей религии использовать насилие против
многих заблудших людей, если они не представляют угрозы для конституции»51.
Тем не менее памфлетист требовал не доверять диссентерам никаких высоких
должностей в административном правлении и вообще «никакой, пусть даже
самой незначительной, власти»52. Свифт выступал против «веяний века — вы¬
смеивать и принижать духовенство вообще, безотносительно к любой религии»,
поскольку это «ложится пятном позора на королевство». Разве не удивительно
читать все это у автора «Сказки бочки», который совсем недавно продемонст¬
рировал всему миру острую сатиру на католическую и протестантскую церкви
и религию вообще? Явно, что во взглядах Свифта на церковь и религию в это
время произошли серьезные изменения. Как будто бы Свифт-писатель вдруг
вспомнил о своей профессии священника англиканской церкви и на правах
духовника принялся читать проповедь заблудшей пастве.
Преданность Свифта догматам англиканской церкви повлияла на его расхож¬
дения еще по одному вопросу — об отношении к Славной революции. В то время
как все виги с восторгом отзывались о событиях 1688—1689 гг., Свифт иначе
воспринял Славную революцию. Как англ икании, он придерживался теории
наследственного права престолонаследия. Он был уверен, что «корона дарована,
правителю от рождения и потому должна принадлежать ему и его потомкам»
и что король «обладает тем же правом на свое королевство, как каждый человек
на свою собственность»53. В случае же, если трон оказывается «вакантным», то
лорды и общины должны позаботиться о наследнике трона. Однако в 1688 г.
«ассамблея знати и общин не созывалась королем, более того, пользуясь своей
властью, короля объявили свергнутым, а трон — вакантным и отдали корону
племяннику Якова II, хотя имелись три прямых законных его наследника. Свифт
49 Swift J. Bickerstaff Papers and Pamphlets on the Church, p. 16.
50 Ibid., p. 23.
51 Ibid., p. 5, 11.
52 Ibid., p. 12.
53 Ibid., p. 19.
196
считал, что лишение трона прямых наследников Якова II Стюарта и предостав¬
ление короны Вильгельму Оранскому являлось «незаконным» действием54. Таким
образом, в оценках Славной революции Свифт явно расходился с вигами.
Идейные разногласия Свифта с вигами вскоре вылились в открытый разрыв
писателя с их партией. Свифт окончательно перешел на сторону тори. О том,
как изменилась его политическая платформа, как сложилась его дальнейшая
жизнь — тема отдельного исследования.
Итак, сравнительный анализ идейно-политических взглядов Свифта и Темпл я
позволяет прийти к следующим выводам. Оба просветителя выражали интересы
класса землевладельцев, для которого идеальное государственное устройство
заключалось в конституционной монархии. И Свифт, и Темпль с осуждением
относились как к тирании, так и к республиканской форме правления. На этом
общее в их взглядах, пожалуй, заканчивается. Расхождения между просветителями
проявлялись в их оценках религии — Темпль ратовал за веротерпимость, Свифт
был ярым сторонником англиканской церкви; в отношении к законодательной
и исполнительной властям один выступал за сильную королевскую власть, другой
настаивал на укреплении привилегий парламента; в том, что Свифт развивал
теорию «разделения» и «равновесия властей», а также поддерживал теорию
«сопротивления» деспотической власти, Темпль же об этих сюжетах предпочитал
умалчивать. Таким образом, распространенное в зарубежной литературе мнение
о значительном влиянии Темпля на формирование идейно-политических взглядов
Свифта вызывает сомнение. Бесспорно, Темпль пробудил у своего ученика
интерес к политической борьбе, а возможно, и вкус к литературной деятельности.
Но и только. Становление политического мировоззрения Свифта происходило
самостоятельно.
На формирование взглядов Свифта, скорее всего, оказала значительное влияние
та борьба, которую вели в Англии после Славной революции партии тори и
вигов. Если во времена Темпля, приходившиеся на период Реставрации, виги
выступали за ограничение королевской власти, то после Славной революции,
установившей конституционную монархию, их цели изменились. Из некогда
оппозиционной партии виги превратились в партию «порядка», какой в прежние
времена были их политические противники — тори, а тори позаимствовали идеи
«первых» вигов. Этот факт в свое время был подмечен Ф. Энгельсом, подчер¬
кнувшим: «Старые тори исчезли, а их потомки приняли принципы, бывшие
дотоле достоянием вигов»55. А поскольку Темпль принадлежал к «старым», а
Свифт к «новым» вигам, то, естественно, их политические взгляды и не могли
быть тождественными.
54 Ibid., р. 21.
55 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1 с. 620.
197
Письма и заметки
ЕЩЕ РАЗ К ВОПРОСУ: ГОТОВИЛ ЛИ СТАЛИН
ПРЕВЕНТИВНЫЙ УДАР В 1941 г.
Журнал «Новая и новейшая история» в № 3 за 1993 г. опубликовал статью
генерал-полковника Ю. А. Горькова «Готовил ли Сталин упреждающий удар
против Гитлера в 1941 г.», в которой дан обстоятельный анализ оперативных
планов Генштаба РККА накануне Великой Отечественной войны. Этот анализ
показывает, что советское руководство не помышляло о каких-либо упреждающих
наступательных действиях в 1941 г. Приложенный к статье документ «Сообра¬
жения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай
войны с Германией и ее союзниками» от 15 мая 1941 г. подтверждает выводы
автора.
Вопрос, поднятый в статье, в последнее время приобрел особое значение, так
как в нашей стране появился ряд публикаций, где делаются попытки возложить
вину за развязывание войны на СССР, реанимировать гитлеровскую версию о
том, что фашистская Германия не являлась агрессором, а была вынуждена в
июне 1941 г. начать превентивную войну с целью срыва готовившегося против
нее нападения со стороны Советского Союза.
Может быть, появились какие-либо новые факты, документы, которые под¬
тверждают гитлеровскую версию? Ничего этого нет. Но усиленно распространяются
статьи и книги, прежде всего «Ледокол» В. Суворова 1 (псевдоним В. Резуна,
офицера Главного разведывательного управления, перебежавшего в 1978 г. на
Запад), в которых вновь возникает эта версия. Главный довод Суворова: «На¬
ращивание советской военной мощи никак не диктовалось внешней угрозой, ибо
начиналось до прихода Гитлера к власти... Тогда для чего?»
Вопрос ставится в отрыве от исторической обстановки. Дело изображается
так, будто никакой угрозы для СССР никогда не было и он без всякой надобности
для обороны страны начал военные приготовления. Но дело обстояло значительно
сложнее.
Во-первых, Советский Союз не был сторонником гонки вооружений. Он к
1925 г. сократил свои вооруженные силы в 10 раз и по количеству военнослужащих
на 1 млн. человек населения имел самую малочисленную армию в мире. Только
в 1939 г., с началом второй мировой войны, Красная Армия перешла целиком
на кадровую систему. Во-вторых, военная угроза для СССР существовала и до
прихода Гитлера к власти. Не скрывали своей враждебности западные капита¬
листические страны, которые начали восстанавливать экономическую и военную
мощь Германии еще до прихода к власти фашизма. Далеко не дружественно
были настроены Япония и Польша. Еще в 20-е годы Гитлером была разработана
поддержанная германскими промышленными, военными и другими кругами про¬
грамма экспансии на Восток. Последующие события лишь подтвердили реальность
1 Суворов В. Ледокол. Кто начал вторую мировую войну? М., 1993. См. также: Суворов В.
Вторую мировую войну начал Сталин.— Известия, 16.1.1993.
198
существовавшей военной угрозы и оправданность курса советского правительства
на укрепление оборонной мощи страны.
Военное производство в фашистской Германии с 1934 по 1940 г. увеличилось
в 22 раза, почти в 36 раз (со 105 тыс. до 3755 тыс. человек) возросла численность
германских вооруженных сил. Усиленно вооружалась Япония, и с конца 20-х
годов на дальневосточных границах СССР постоянно ощущалось военное напря¬
жение.
Летом 1940 г., после падения Франции, Гитлер принял окончательное решение
о нападении на СССР. А Суворов утверждает, что в июне 1940 г. Советскому
Союзу никто не угрожал!
Известно, что Германия провела мобилизационное развертывание своей армии
во время подготовки войны с Польшей, Францией и другими странами, а с
1939 г. по 1941 г. увеличила ее численность в два раза; СССР же был вынужден
осуществлять мобилизацию в ходе начавшейся против него войны. Но для
Суворова все еще остается «загадкой»: «Кто первым начал мобилизацию, сосре¬
доточение и оперативное развертывание, т. е. кто все-таки первым потянулся
к пистолету?» (с. 257).
Что бы ни делало советское командование, все подгоняется Суворовым для
подтверждения заранее надуманной версии об агрессивных планах СССР: это и
создание армейских управлений, и появление горных дивизий и десантных частей
в южной группировке советских войск, и формирование воздушно-десантных
соединений, и создание второго стратегического эшелона, и перегруппировка
войск, и назначение И. В. Сталина 5 мая 1941 г. на должность главы правительства,
и заблаговременная разработка в Генштабе планов железнодорожных перевозок,
и проведение в военных округах командно-штабных учений и военных игр. И
даже допущенные ошибки — строительство дотов слишком близко к госгранице,
начатую с большим опозданием подготовку полевых пунктов управления фронтов,
а также такие факты., как появление в приграничных округах органов терри¬
ториального управления на военное время, присвоение высшему командному
составу РККА генеральских званий и освобождение из тюрем части арестованных
командиров — все это и многое другое автор подгоняет под задуманную схему
подготовки СССР к агрессии.
Но ни для кого не секрет, что любой генштаб заблаговременно планирует
железнодорожные перевозки на период отмобилизования и стратегического раз¬
вертывания, пункты управления заранее оборудуются и в угрожаемый период
занимаются штабами. (В любой армии, например и в НАТО, это делается и
сейчас на учениях.) Проведение командно-штабных учений является обычным
делом, однако накануне войны в нашей армии их, к сожалению, проводили
крайне мало.
Конечно, наряду с мерами, направленными на подготовку к отражению
агрессии, осуществлялись и мероприятия, необходимые для проведения насту¬
пательных операций (сосредоточение десантных средств и другие), но это было
отражением общей концепции, правда, оказавшейся несостоятельной, суть которой
сводилась к тому, что после кратковременных оборонительных сражений Красная
Армия быстро перейдет в наступление и военные действия будут проходить в
основном на территории противника.
Некоторых читателей вводит в заблуждение то обстоятельство, что автор
«Ледокола» делает многочисленные ссылки на документы, высказывания участ¬
ников войны. Но Суворов не останавливается перед прямым подлогом и извра¬
щением ряда документов и высказываний, например А. М. Василевского,
С. П. Иванова (с. 212) и др.
Автор «Ледокола» пытается привлечь в качестве своего сторонника английского
историка Б. Лиддел-Гарта, но сознательно упускает следующие его слова, которые
опровергают утверждения Суворова: «Своих генералов Гитлер пичкал сообще¬
ниями, будто русские готовятся к нападению, которое необходимо срочно упредить.
199
После перехода границы немецкие генералы убедились, как далеки были русские
от агрессивных намерений, и поняли, что фюрер их обманул» 2.
Для подтверждения довода о подготовке СССР к «превентивной войне» Суворов
ссылается на германский меморандум, врученный советскому правительству фак¬
тически уже после начавшейся агрессии, в котором говорилось, что СССР начал
развертывание своих сил на западных границах и «угрожал нападением на
Германию». Но уже тогда для всех была ясна абсурдность этого утверждения.
На секретном совещании 14 августа 1939 г. в Оберзальцберге в узком кругу
руководящего состава вермахта сам Гитлер заметил, что «Россия не собирается
таскать каштаны из огня для Англии и уклонится от войны» 3. На совещании
22 июля 1940 г. он опять твердо заявил: «Русские не хотят войны» 4. 31 июля
1940 г. фюрер впервые официально сообщил высшему генералитету о своих
планах войны против СССР. В этот день Гальдер записал первые исходные
данные о плане этой войны: «Начало (военной кампании) — май 1941 г. Про¬
должительность операции — 5 месяцев. Было бы лучше начать уже в этом году,
однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом.
Цель — уничтожение жизненной силы России» 5. И далее Гальдер в дневнике
неоднократно замечал: «Россия сделает все, чтобы избежать войны»,— подчер¬
кивая отсутствие подготовки к выступлению со стороны Красной Армии.
В оценке обстановки по плану «Барбаросса» немецкое командование исходило
из того, что Красная Армия будет обороняться. В директиве по стратегическому
развертыванию ОКХ от 31 января 1941 г. сказано: «Вероятно, что Россия,
используя частично усиленные полевые укрепления на новой и старой государ¬
ственной границе, а также многочисленные удобные для обороны выгодные
рубежи, примет главное сражение в районе западнее Днепра и Двины... При
неблагоприятном течении сражений, которые следует ожидать к югу и к северу
от Припятских болот, русские попытаются задержать наступление немецких
войск на рубеже Днепр, Двина» 6.
Такая оценка возможных действий Красной Армии проходит и во многих
донесениях германского посла и военного атташе в Москве. В частности, 7 июня
1941 г. посол Ф. фон дер Шуленбург сообщал в Берлин: наблюдения подтверждают,
что Сталин и Молотов делают все, чтобы избежать конфликта с Германией.
Об этом же говорилось уже накануне войны в разведсводке № 5 от 13 июня
1941 г. Генштаба сухопутных войск Германии: «Со стороны русских... как и
прежде, ожидаются оборонительные действия» 7.
К тому же Гитлер знал о неготовности СССР к войне летом 1941 г., учитывал,
что в дальнейшем условия для нападения будут все менее благоприятными для
него. Поэтому именно Германии надо было спешить с осуществлением нападения.
Профессор Боннского университета Ханс-Адольф Якобсен в своем недавнем
интервью 8 подтвердил: «Из многочисленных архивных материалов и из личных
бесед с самим Гальдером я вынес убеждение, что Гитлер вовсе не исходил из
того, что „русские окажут немцам любезность", напав первыми».
Посол Шуленбург в беседе с Гитлером заявил: «Я не могу поверить, что
Россия когда-либо нападет на Германию». Согласившись с этим, Гитлер, по
2 Лиддел-Гарт Б. Вторая мировая война. М., 1976, с. 151.
3 Гальдер Ф. Военный дневник, т. 1—2. М., 1968; т. 1, с. 38.
4 Там же, т. 2, с. 61.
5 Там же, т. 2, с. 81.
6 Там же, с. 585.
7 Военно-исторический журнал, 1989, № 5, с. 32.
8 Красная звезда, 23.V.1991.
200
словам Шуленбурга, выразил недовольство тем, что «Советский Союз невозможно
даже спровоцировать на нападение»9 10 11 12.
В Берлине с весны 1941 г. была развернута широкомасштабная акция по
дезинформации советского правительства относительно намерения Германии на¬
пасть на СССР ,0. Геббельс записывал в дневнике:
«25 мая 1941 г. Распространяемые нами слухи о вторжении в Англию действуют.
В Англии уже царит крайняя нервозность. Что касается России, то нам удалось
организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные „утки“ не дают
загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера,
которая нам нужна»;
«31 мая 1941 г. Подготовка к операции „Барбаросса" продолжается. Наступает
первая фаза большой волны маскировки. Мобилизован весь государственный и
военный аппарат. В курсе подлинных причин лишь двое людей. Я должен
направить все мое министерство по ложному пути»;
«11 июня 1941 г. Вместе с ОКВ и с одобрения фюрера готовлю статью о
вторжении в Англию. Название — „Крит как пример". Довольно ясно. Она
появится в ,,Ф[ёлькишер] б[еобахтер]", а затем будет конфискована. Лондон
узнает об этом через посольство США в течение 24 часов. В этом и заключается
весь смысл операции. Все должно служить тому, чтобы замаскировать акции на
Востоке»;
«14 июня 1941 г. Все получается безукоризненно [... ]. Английские радиостанции
уже заявляют, что наше развертывание против России — чистый блеф, с помощью
которого мы рассчитываем замаскировать подготовку к вторжению в Великобри¬
танию. Что и требовалось доказать. В остальном в зарубежных средствах ин¬
формации царит полная неразбериха. [... ] Русские, кажется, еще ни о чем не
подозревают. Во всяком случае, они сосредоточиваются так, как мы не могли
и пожелать: в больших количествах в отдельных пунктах, легкая добыча» 11.
Многие обстоятельства кануна 22 июня свидетельствуют о том, что упреж¬
дающий удар со стороны СССР в 1941 г. был практически исключен и не мог
быть реализован, если даже какие-то проработки такого способа действий были
в Генштабе.
Во-первых, не было политического решения о превентивной войне против
Германии. Советское руководство понимало, что страна и вооруженные силы
.еще не готовы к войне. Экономика на военное положение не переведена. Про¬
изводство новых образцов танков, самолетов и других видов вооружения только
началось. Красная Армия находилась в стадии коренной реорганизации. СССР
было крайне необходимо оттянуть начало войны хотя бы на один-два года.
Кроме того, Гитлер до последнего часа продолжал политическую игру, пытаясь
склонить на свою сторону Англию, где были влиятельные прогерманские силы.
Именно для контакта в ними был направлен туда в мае 1941 г. Р. Гесс. 12
июня 1941 г. Комитет начальников штабов Великобритании «решил принять
меры, которые позволили бы без промедления нанести из Мосула силами средних
бомбардировщиков удары по нефтеочистительным заводам Баку» ,2. Это было
сделано с целью давления на СССР, чтобы он «не уступал немецким требованиям».
Что значило в такой обстановке предпринять упреждающий удар против
Германии? СССР предстал бы перед всем миром в качестве агрессора, и в той
же Англии могли взять верх силы, выступавшие за союз с Германией. Наша
9 Die Beziehungen zwischen Deutschland und der Soviet Union 1939—1941, S. 380—381.
10 См. Вишлёв О. В. Почему же медлил Сталин в 1941 г.? (Из германских архивов).— Новая
и новейшая история, 1992, № 2, с. 70—79.
11 Из дневника имперского министра пропаганды Й. Геббельса. — Приложение к статье: Biuu-
лёв О. В. Указ, соч., с. 82—83.
12 Батлер Дж. Большая стратегия. Сентябрь 1939—июнь 1941. М., 1959, с. 497.
201
разведка обо всем этом докладывала Сталину, и поэтому он всячески избегал
шагов, которые могли бы спровоцировать войну.
Во-вторых, для нанесения упреждающего удара необходима готовая, отмоби¬
лизованная и развернутая для войны армия. Но Сталин не хотел идти на полное
мобилизационное и оперативное развертывание вооруженных сил. Частичное
отмобилизование 800 тыс. человек и переброска из глубины страны нескольких
армий не позволяли создать группировки, необходимые для проведения насту¬
пательных операций. А без этого невозможно начинать превентивную войну.
Для создания запланированных группировок надо было перевезти по железной
дороге 60 дивизий, для чего требовалось 3 тыс. эшелонов. Попытки командующих
выдвинуть к государственной границе хоть какие-то дополнительные силы ру¬
ководством жестко пресекались. 11 июня 1941 г. начальник Генштаба генерал
армии Г. К. Жуков направил командующему Киевского Особого военного округа
телеграмму:
«Народный комиссар обороны приказал:
1) Полосу предполья без особого на то приказания полевыми и уровскими
частями не занимать. Охрану сооружений организовать службой часовых и
патрулированием.
2) Отданные Вами распоряжения о занятии предполья уровскими частями
немедленно отменить» |3.
Г. К. Жуков отмечал в «Воспоминаниях»: «Введение в действие мероприятий,
предусмотренных оперативным и мобилизационным планами, могло быть осу¬
ществлено только по особому решению правительства. Это особое решение
последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года, да и то не полностью» и.
А без отмобилизования и развертывания основных сил армии невозможно
было начинать превентивную войну. Но и в эту ночь, 22-го, при рассмотрении
подготовленной Генштабом директивы о приведении войск в боевую готовность
Сталин заметил: «Такую директиву давать преждевременно, может быть, вопрос
еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать,
что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей.
Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации,
чтобы не вызвать осложнений» ,5.
В-третьих, не было утвержденного плана стратегического развертывания для
нанесения упреждающего удара не только в Генштабе, но и в военных округах.
Последние никаких задач на этот счет не получали.
Даже после начала войны, в первые ее часы, Сталин еще не терял надежды,
что конфликт, возможно, удастся погасить. Сталин, конечно, серьезно ошибался,
но внутренне он был уверен, что войны еще можно избежать. О каком же
превентивном ударе могла идти речь, если даже после того, как нападение на
нашу страну началось 22 июня 1941 г., Красной Армии был отдан приказ:
отразить наступление, но госграницу не переходить?
Таковы документы, факты и свидетельства участников событий. Читатель
может сам сделать вывод и дать ответ на вопрос, вынесенный в заголовок.
М. А. Гареев,
генерал армии,
доктор исторических наук,
профессор
13 Центральный архив Министерства обороны РФ, ф. 48А, оп. 3408, д. 14, л. 432.
14 Жуков Г. /С Воспоминания и размышления, изд. 2-е, т. I. М., 1974, с. 250.
15 Жуков Г. JC Воспоминания и размышления. М., 1971, с. 233.
202
Портреты историков
Е. В. ЧИСТЯКОВА
АКАДЕМИК М. Н. ТИХОМИРОВ (1893 — 1965)
И ИЗУЧЕНИЕ ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ
Специализацией академика Михаила Николаевича Тихомирова считалась
история Древней Руси эпохи феодализма. Но сейчас открываются новые стороны
творчества в его научном наследии.
Мы знали и помним Михаила Николаевича Тихомирова в жизни со всеми
присущими ему индивидуальными чертами. Но материалы его фонда № 693 в
Архиве РАН подтверждают, что он был универсальным исследователем в раз¬
личных разделах исторической науки.
Поколению ученых, к которому принадлежал Михаил Николаевич, пришлось
пережить четыре войны, три революции, а также существенный перелом, в
результате которого марксистская научная парадигма заняла господствующее
положение.
И хотя внешне судьба ученого как будто складывалась успешно, условия
жизни и работы были трудными, а порой и тяжелыми.
Он родился в Москве в 1893 г. и был четвертым сыном в многодетной семье
конторского служащего '. Ему было девять лет, когда его родителям представилась
возможность послать на казенную стипендию одного из пятерых сыновей в
Демидовское коммерческое училище. Выбор пал на Михаила. Так мальчик
оказался вдали от родных в Санкт-Петербурге. В старших классах училища
историю преподавал Борис Дмитриевич Греков, оказавший большое влияние на
подростка.
Вернувшийся в Москву в 1911 г. 18-летний юноша предпочел, заручившись
согласием родителей, гарантированной работе в конторе Рябушинских, дальнейшее
обучение в Московском университете с 1912 по 1917 г. В двухтомных «Воспо¬
минаниях», до сих пор неизданных, частично записанных на пленку, Михаил
Николаевич со свойственным ему юмором рассказывал сначала о жизни на
казенном коште в училище, а затем о предреволюционном университете, где
его «определяющим учителем» стал Сергей Владимирович Бахрушин.
Пока выпускник Московского университета пытался найти свое место в жизни:
трудился то в Самаре под руководством проф. В. Н. Перетца и его жены
В. П. Адриановой-Перетц, то неподалеку от Москвы в г. Дмитрове, кто-то издал
его дипломное сочинение 1 2.
Настоящей практической школой явилась для Тихомирова систематическая
работа над документами в Отделе рукописей Государственного исторического
1 Подробнее о семье см.: Чистякова Е. В. Михаил Николаевич Тихомиров (1893 — 1965). М.,
1987, с. 7—9.
2 Тихомиров М. Н. Псковский мятеж XVII века. Из истории борьбы общественных классов в
России. М., 1919.
203
музея (ГИМ). В 20-е годы здесь трудились такие ученые, как В. Ф. Ржига,
А. И. Соболевский, М. Н. Сперанский, М. В. Щепкина. Михаил Николаевич
писал в «Воспоминаниях»: «Моя научная работа продолжалась по-прежнему
много лет без всякой оплаты, но дни, проведенные мною в Историческом музее
над рукописями были, может быть, одними из самых лучших в моей жизни» 3.
В конце 20 — начале 30-х годов прошел ряд бурных дискуссий, в частности
по проблемам феодализма. Результатом размышлений на эту тему явилась его
брошюра «Феодальный порядок на Руси», в которой автор обратился к харак¬
теристике социально-экономического строя Киевской Руси4. В 1920 г. в связи
со спровоцированным «платоновским делом» ряд историков старой школы был
арестован и выслан: С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле, С. В. Бахрушин, Ю. В. Готье,
В. И. Пичета, тогда еще аспирант Л. В. Черепнин. Попал на Лубянку и
Тихомиров, он запомнил эти дни на всю жизнь. Позже младший брат Тихомирова,
Борис Николаевич — историк и публицист, стал жертвой репрессий конца 30-х
годов 5.
Еще в 20-годы Михаил Николаевич начал вести педагогическую работу в
Самарском университете — палеографию; в школе и техникуме — географию, по
этому предмету он даже выпустил ряд учебников. В 30-е годы он перешел в
высшую школу: в Историко-архивном институте и Московском институте фи¬
лософии, литературы, искусства (МИФЛИ) преподавал палеографию, источни¬
коведение, (а с 1934 г. почти до конца жизни был связан с историческим
факультетом Московского государственного университета (МГУ). Он вел здесь
дипломников, аспирантов, занятия по истории России, был деканом истфака в
1946—1948 гг., в 1952 г. создал и возглавил кафедру источниковедения. Любил
читать спецкурсы.
Основой преподавания Михаил Николаевич считал благожелательное отно¬
шение к людям, внимание к нуждам учеников, своевременную поддержку их
научных начинанийб. При этом он был строгим и взыскательным учителем, не
терпел небрежения, верхоглядства и неряшливости. Большое внимание уделял
3 Архив Российской академии наук (далее — Архив РАН), ф. 693, оп. 2, д. 40, ч. I, л. 303.
4 Тихомиров М. Н. Феодальный порядок на Руси. М.-Л., 1930.
5 См.: Артизов А. Н. Борис Николаевич Тихомиров (1899—1939): Материалы о жизни и
деятельности.—Археографический ежегодник (далее — АЕ) 1989. М., 1992, с. 110—122.
6 Архив РАН, ф. 693, оп. 2, д. 40, л. 281.
204
«выразительности исторических сочинений»; их форме, стилистике 7. Но, конечно,
во главу угла он ставил тщательное и всестороннее изучение источников8.
Занятия педагогической деятельностью ни на один день не прерывали его
научной работы. С 1934 г. он стал сотрудником Института истории АН СССР.
После выпуска нового дополненного издания книги о псковском восстании 1650 г.
ему в 1935 г. была присуждена ученая степень кандидата исторических наук.
В 1939 г. Тихомиров защитил докторскую диссертацию по материалам под¬
готовленного им издания всех списков «Русской правды» на тему: «Исследование
о Русской Правде. Происхождение текстов», которая была опубликована в пред¬
военной Москве9.
Во время Великой Отечественной войны Михаил Николаевич издал ряд
брошюр о борьбе Руси с иноземными захватчиками в XII—XV вв.10 11 Будучи в
эвакуации вместе с МГУ в Ашхабаде, в местном архиве он собрал материал о
присоединении Туркмении к России. В 40-е годы Михаил Николаевич принял
участие в издании учебника по истории СССР в соавторстве с С. С. Дмитриевым11,
четырежды вышла «Хрестоматия по истории СССР». Еще в 1940 г. он опубликовал
курс по источниковедению. В нем впервые не только ставились теоретические
вопросы предмета, но главным образом систематизировались письменные источ¬
ники до конца XVIII в. как русского, так и среднеазиатского и закавказского
происхождения. Послевоенное время было наиболее плодотворным для ученого
и заполнено интенсивной научной и научно-организационной работой. Он вы¬
пустил новые и перерабатывал заново свои основные монографии о Москве,
древнерусских городах, учебники по источниковедению, выступил с рядом ини¬
циатив. В 1946 г. его избрали членом-корреспондентом АН, а в 1953 г. дейст¬
вительным членом. В 1954—1957 гг. он был академиком-секретарем Отделения
истории.
Это дало возможность Тихомирову воссоздать Археографическую комиссию,
летописную группу, собрать большой авторский коллектив для подготовки мно¬
готомных «Очерков истории исторической науки в СССР», в котором участвовало
38 авторов из 17 институтов различных республик’2. В первом томе, который
он сам редактировал и был автором ряда разделов, освещалась не только оте¬
чественная историография России, но и всеобщей истории, славяноведения,
востоковедения, специальных исторических дисциплин.
В 60-е годы Тихомиров завершил и опубликовал монументальный труд «Россия
в XVI столетии»13. В нем по определенному плану по территориям, постепенно
входившим в состав страны, охарактеризованы их географическое положение,
состав и занятия населения, рассмотрены положение и жизнь городов (ремесла,
промыслы, торги), культура.
И до этой книги было известно, что Древняя Русь складывалась как много¬
национальное государство, но никто до него так рельефно не отразил состояние
окраин, этнический и социальный состав их жителей. Он осветил положение
Перми, Поволжья и Закамья, связи с народами Северного Кавказа и Закавказья.
7 Тихомиров М. Н. Летопись нашей эпохи. — Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 16.
8 Подробнее о педагогической работе M. Н. Тихомирова см.: Александров В. А. Принципы
научно-педагогической деятельности М. Н. Тихомирова. — АЕ 1968. М., 1970; Чистякова Е. В.
Школа академика М. Н. Тихомирова. — Общественное сознание, книжность, литература периода
феодализма. Новосибирск, 1990, с. 352—368.
9 Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов. М.—Л., 1941.
На обложке ошибочно указаны инициалы Н. Н.
10 Тихомиров М. Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII—XV вв. М., 1941.
11 История СССР. Учебник для неисторических факультетов, т. 1. М., 1941 (коллектив авторов);
2-е изд. М., 1948 (в соавторстве с С. С. Дмитриевым).
12 Очерки истории исторической науки в СССР, т. I. М., 1955; т. II. М., 1960.
13 Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962.
205
В монографии впечатляюще показан постепенный и сложный процесс формиро¬
вания России, отдельные районы которой во многом отличались друг от друга:
по социально-экономическим, этно-географическим, культурно-конфессииональ-
ным признакам.
Одной из последних работ Тихомирова была статья «Начало русского кни¬
гопечатания», написанная в связи с 400-летием издания Иваном Федоровым
первой датированной 1564 г. книги. В этой работе показано значение этого
факта для европейской культуры14.
Жизненный путь Тихомирова, его вклад в изучение отечественной истории
и специальных исторических дисциплин отражен довольно полно в работах его
учеников, коллег и последователей. В настоящем очерке мы остановимся на
значении трудов ученого, его деятельности в области западно-европейской истории
в качестве организатора научных исследований по славяноведению, византологии
и истории народов Востока. Этими направлениями исторической науки Тихомиров
занимался в связи с историей России, которая все же оставалась основным
объектом его внимания.
Тихомиров не мыслил истории средневековой России вне европейской и
восточной цивилизаций. К какой бы теме он ни обращался, каждый раз стремился
аргументировать этот тезис: будь это пути развития феодализма, цеховый строй
в древнерусских городах, принятие христианства и начало письменности, кни¬
гопечатание, история Земских соборов, летописание и историография, не говоря
уже о литературе, зодчестве и искусстве.
Без использования трудов Тихомирова история средневековой Европы, равно
как и стран Востока, будет обедненной и неполной. И это отлично понимали
зарубежные современники. Работы академика Тихомирова переводились и пуб¬
ликовались не только в Армении и на Украине, но и в Румынии, Венгрии,
Югославии, а также в Англии, Франции, Швеции.
Будучи в Составе советской делегации на XI Международном конгрессе ис¬
торических наук в 1960 г. в Стокгольме, он выступил с докладом «Возникновение
русской историографии»15.
Он побывал в Болгарии, Польше, Венгрии, Греции, общался там с коллегами,
выступал с докладами, участвовал в совместных конференциях. После его ме¬
сячного пребывания в Париже, с 22 марта по 19 апреля 1957 г., директор школы
высших исследований К. Эллер говорил, что выступления Тихомирова в Сорбонне
проходили с большим успехом и как администрация школы, так и слушатели
очень довольны стилем работы и содержанием его лекций и семинаров.
Об этом же писал и видный французский ученый Ф. Бродель: «Лекции
Тихомирова, которые были проведены на исключительно высоком научном уровне,
как и многие консультации, которые он лично любезно проводил, бесспорно,
способствовали поднятию уровня изучения истории России во Франции и дали
направленность молодым французским ученым»16.
На следующий год в мае 1958 г. Тихомиров принимал Броделя с супругой
в Москве.
Мы были свидетелями общения Михаила Николаевича с крупным английским
ученым из Оксфорда, издателем русских источников, книговедом и библиофилом
Джоном Симмонсом. Они долго состояли в переписке, а встретились лишь в
конце 50-х годов в квартире академика в высотном доме на Котельнической
набережной. Неутомимая и плодотворная деятельность Симмонса, безусловно,
14 Тихомиров М. Н. Начало русского книгопечатания. — Вопросы истории, 1964, № 5, с. 28—34.
15 См.: Труды академика М. Н. Тихомирова. — Проблемы общественно-политической истории
России и славянских стран. Сб. статей к 70-летию академика M. Н. Тихомирова. M., 1963, с. 28.
16 См.: Шмидт С. О. Послесловие. — Тихомиров М. Н. Древняя Москва XIV—XV вв. Средне¬
вековая Россия на международных путях. XIV—XV вв., 2-е изд. M., 1992, с. 305.
206
содействовала упрочению англо-русских связей в различных областях литературы,
истории и книговедения17.
В 1959 г. Тихомиров был избран действительным членом Польской Академии
наук, а в 1963 г. стал почетным членом Американской ассоциации историков.
Ярким примером разработки ученым западноевропейской тематики стала его
монография «Средневековая Россия на международных путях (XIV—XV)». Книга
была подготовлена Михаилом Николаевичем на основе прочитанного лекционного
курса в Сорбонне18 и вышла в научно-популярной серии уже после кончины
ученого19.
В этой книге он обратился к сравнительно-историческому методу исследования,
что было вызвано своеобразием геополитического положения России в XIV—XV вв.
на перепутье «между странами Запада и странами Востока», что отводило ей
особое место в евроазиатском мире20.
Автор сопоставлял условия, в которых проходило формирование русской
народности и становление государственных структур и ее соседей на Западе
Европы, географические, экономические и культурно-исторические. «По своему
географическому положению, — писал он, — Россия находилась в более небла¬
гоприятных условиях, чем другие страны тогдашней Европы, за исключением
северных областей Скандинавского полуострова». Это не помешало ей стать
великой страной «с замечательной культурой, с энергичным и смелым населением,
гордым за свою Родину»21.
Ученый наблюдал проникновение в русский язык эпохи средневековья не¬
мецких, скандинавских, итальянских, греческих корней слов и терминов как в
книжной, так и в разговорной практике22. Он обратил внимание на схожесть
технических навыков русских умельцев с опытными западноевропейскими мас¬
терами23.
Связи России с Западной Европой и странами Востока изучались Михаилом
Николаевичем через призму торговых отношений. Он наметил три направления:
средиземноморское (на Константинополь — по Дону), западноевропейское (в ос¬
новном через Великий Новгород, Псков и Смоленск) и восточное (по Волге)24.
Естественно, что особое место принадлежало Москве, которая вела торговлю по
всем этим направлениям, а также Твери, Нижнему Новгороду и другим крупным
русским городам. Называя предметы ввоза и вывоза, автор прослеживал их
прохождение не только в Орду, но «и в Царьград, и в немцы, и в Литву, и в
другие города страны, и к дальним народам»25. Сюда относились, по его мнению:
торговые пункты Прибалтики, ганзейские города и скандинавские, а также
итальянские колонии в Крыму, такие как Кафа-Феодосия, Сурож (Судак), Азов.
Ведущая роль в контактах с европейскими рынками, по мнению ученого, при¬
надлежала Великому Новгороду. «Западная торговля Новгорода, — отмечал он, —
изученная значительно лучше, чем торговля Москвы со Средиземноморьем и
17 Петрицкий В: «Наш испытанный друг*. — Книжное обозрение, 1990, № 33.
18 Текст этого курса объемом в 300 машинописных страниц сохранился в Архиве РАН в фонде
М. Н. Тихомирова. — Архив РАН, ф. 693, on. 1, д.130, л. 1—317. См.: Научное описание. Рукописное
наследие академика М. Н. Тихомирова в Архиве Академии наук СССР. М., 1974, с. 23.
19 Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях (XIV—XV). М., 1966; его
же. Древняя Москва XIV—XV вв. Средневековая Россия на международных путях. XIV—XV вв.
20 Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях, с. 18.
21 Там же, с. 10
22 Там же, с. 17.
23 Там же, с. 73.
24 Там же, с. 81.
25 Там же, с. 90.
207
востоком, обнаруживает громадную связь России XIV—XV вв. с Западной Ев¬
ропой»26. Вслед за Новгородом шли приграничный Псков, стоявший на пути из
Риги и Ливонии, и Смоленск, который был «промежуточным пунктом между
Вильной и Москвой»27.
Таким образом, в конкретном исследовании Тихомиров ставил проблему
экономико-географической связи средневековой Руси с европейскими и восточ¬
ноазиатскими народами и странами. Конечно, эти отношения не всегда были
безоблачными, имели место споры и войны, особенно с Великим княжеством
Литовским, Ливонией, но в данном контексте для автора важнее было другое.
Он стремился показать, что «Россия того времени не представляла собой какую-то
пустыню, населенную дикими медведями и звероловами», хотел раскрыть зару¬
бежной аудитории громадную культурную работу русского народа, освоившего
«пустынные места, вековые леса, непроходимые топи в условиях суровой зимы
и жаркого, порой знойного лета»28. С этих, по-настоящему патриотических
позиций и была создана монография.
Еще в середине 20-х годов, во время работы в Отделе рукописей ГИМ,
Тихомиров написал статью «К вопросу о выписи о втором браке царя Василия III».
О династических связях по женской линии московского великокняжеского дома
с сербским родом Якшичей шла речь в статье «Иван Грозный и Сербия» (1945) 29.
С тех пор, около 40 лет, с разной степенью интенсивности он занимался
проблемами балканистики, а если говорить более конкретно, систематическими
и многосторонними контактами Руси с южными и западными славянами.
Михаил Николаевич не только разрабатывал этот комплекс тем, но и был
одним из организаторов славистических исследований в нашей стране. В 1939 г.
в Институте истории АН был создан сектор славяноведения, а на историческом
факультете МГУ открылась первая в СССР кафедра истории южных и западных
славян. На базе сектора в 1946 г. организовали Институт славяноведения. Михаил
Николаевич активизировал свои изыскания в этой области накануне и во время
войны, о чем свидетельствует его переписка с В. И. Пичетой30. В 1943 г. он
некоторое время замещал отсутствовавшего тогда в Москве заведующего кафедрой
проф. 3. Р. Неедлы.
Когда в 1957 г. Михаил Николаевич оставил пост академика-секретаря От¬
деления истории АН, то был зачислен научным сотрудником Института славя¬
новедения, а также стал членом редколлегии журнала «Советское славяноведе¬
ние»31.
Вклад Тихомирова в проблемы славяноведения надо начать с длительной
работы по описанию рукописей и старопечатных книг в ГИМ. В течение всей
жизни он сам выявлял, собирал и описывал будущее Тихомировское собрание,
а затем безвозмездно передал его в Сибирское отделение АН в Новосибирске32.
26 Там же, с. 99.
27 Там же, с. 41.
28 Там же, с. 10.
29 См. Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М.,
1969, с. 78—82, 86.
30 Руколь Б. М. Переписка M. Н. Тихомирова с В. И. Пичетой (1941 —1943 гг.). — АЕ 1982.
М., 1983, с. 224—232.
31 Подробнее см.: Королюк В. Д Академик М. Н. Тихомиров как историк-славист. — Из истории
межславянских культурных связей (к 70-летию академика Михаила Николаевича Тихомирова). М.,
1963; Королюк В. Д, Рогов А. И. Михаил Николаевич Тихомиров (Некролог). — Советское славя¬
новедение, 1965, № 6; их же. Михаил Николаевич Тихомиров как историк славянских народов и
славяно-германских отношений. — Международные отношения в Центральной и Восточной Европе
и вопросы их историографии. М., 1966; Рогов А. И. Труды М. Н. Тихомирова по славяноведению. —
Советское славяноведение, 1969, № 2.
32 Рогов А. И., Покровский Н. Н. Собрание рукописей академика М. Н. Тихомирова, переданное
Сибирскому отделению АН СССР (г. Новосибирск). — АЕ 1965. М., 1966.
208
Из 650 рукописей и старопечатных книг свыше 30 содержат материалы по
истории Белоруссии, Литвы, Польши, Чехии, Сербии и другим западным землям.
В них заключаются фрагменты источников чешского, польского, сербского, чер¬
ногорского, болгарского, белорусского, украинского происхождения. В опублико¬
ванном посмертно «Описании Тихомирове кого собрания» имеются лаконичные
данные о каждой рукописи, указаны размер и шрифт или почерк, орнамент,
переплет, ее дата, состав сложных сборников, владельческие надписи33.
Несколько ранее составлены «Южно-славянские и молдаво-валашские записи
на рукописях Государственного исторического музея (Хлудовские и уваровское
собрания)» и «Описание первопечатных славянских кирилловских изданий»34.
Это последнее описание уже иного типа — оно состоит как бы из небольших
эссе-миниатюр о каждом издании. Например, о часословце, напечатанном за¬
чинателем славянского книгопечатания Швайпольтом (Святославом) Фиолем в
1491 г. в Кракове, сказано, каковы его внешние данные и состояние экземпляра.
Часто приведены сравнения с рукописным текстом, выдержки из трудов иссле¬
дователей, отмечены особенности, даны филологические и этнографические све¬
дения и т. д. Ученый обращал внимание на предисловия и послесловия к книгам,
на технику исполнения украшений.
Тихомиров был инициатором и участником публикации источников в серии
«Памятники средневековой истории Центральной и Восточной Европы», которая
содержала уникальные материалы по истории славян35. Михаил Николаевич
совместно с Л. В. Миловым издал такие документы славянского права, как
«Мерило праведное» и «Закон Судный людем», снабдив их подробными статьями
и комментариями36, отмечавшими проникновение славянских законодательных
норм в русскую юридическую практику в условиях иноземного нашествия.
Источники такого рода позволяли вести сравнительно-исторический анализ, а
также изучать стадиальное развитие славянских народов. Вот почему В. Д. Ко-
ролюк и А. И. Рогов считали, что этими изданиями Тихомиров «обессмертил
себя».
В связи с появлением монографии академика Б. Д. Грекова о строе «Винодола»
и «Полицы»37 Тихомиров отмечал при выдвижении этих книг на академическую
премию, что Б. Д. Грекову особенно удалось сопоставление «правовых норм
Полицы с правовыми нормами других славянских стран, в особенности с Русской
Правдой. В этом отношении изучение Полицкого статута дает немало аналогий
к древнерусскому праву»38.
Сложным делом была подготовка под руководством Тихомирова к новому
• изданию книг славянского публициста Юрия Крижанича «Политика» и «Беседы
о правлении». Эти работы оказались полиязычными: так, в «Политике», по
подсчетам ученых, содержалось 59% слов, общих у всех славянских языков, из
33 Тихомиров М. Н. Описание Тихомирове кого собрания. М., 1968.
34 Тихомиров М. Н. Южнославянские и молдаво-валашские записи на рукописях ГИМа (Хлу¬
довские и уваровское собрания); его же. Описание первопечатных славянских кирилловских изданий. —
Тихомиров М. И. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1989,
с. 285—353.
35 В серии «Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы»
опубликованы: Самокатта Феофилакт. История. М., 1957. Две византийские хроники X в.: Каменита
Иоанн. Взятие Фессалоники. Псамафийская хроника. М., 1959; Иордан. О происхождении и деяниях
готов. М., 1960, и др.
36 Тихомиров М. Н. Закон Судный людем краткой редакции в русских рукописях. — В кн.:
Закон Судный людем пространной и сводной редакции. М., 1961.
37 Греков Б. Д. Винодольский статут об общественном и политическом строе Винодола. М. —
Л., 1948; его же. Полица. Опыт изучения общественных отношений в Полице XV—XVII вв. М.,
1951.
38 Тихомиров М. И. Исторические связи России со славянскими странами и Византией, с. 170.
209
них: 10% русских и церковнославянских, столько же сербских и хорватских,
25% польских, кроме того, немецких, венгерских и из других языков. Тихомиров
писал о Крижаниче как о поборнике славянского единства, подчеркивал широту
его взглядов, веротерпимость, обращал внимание на его публицистический дар.
Он высоко оценил сведения Крижанича о России и Сибири третьей четверти
XVII в.39
Особое внимание Тихомиров уделил 300-летию воссоединения Украины с
Россией. На эту тему он выступил с докладом в Киеве, опубликовал рецензии
на вышедшие сборники документов, на книгу Б. Д. Грекова «Киевская Русь»,
на «Историю Украинской ССР». Составленная им «Хрестоматия по истории
СССР» была переведена на украинский язык. Во всех этих материалах он
проводил мысль о едином корне происхождения и судеб восточно-славянских
народов, об их совместной борьбе с чужеземными завоевателями40.
Не меньшее значение, чем публикации, имели славистические исследования
Тихомирова, которые главным образом велись по двум направлениям: начало
славянской письменности и первопечатных изданий и развитие разнообразных
связей Руси с южными и западными славянами. Во многом также ученый
способствовал установлению личных контактов с коллегами из Польши, Болгарии,
а также Венгрии, рецензировал выходившие там книги.
Началу славянской письменности Михаил Николаевич посвятил несколько
работ в конце 50-х годов. В статье «Историческое значение кирилловского
алфавита» он осветил вопрос об истоках славянской письменности и возникновения
азбуки, с которой и начинается письменная традиция — летописи, жития, хож¬
дения, исторические повести. Он считал, что кириллица, названная в честь
одного из «солунских братьев», проникла на Русь из Болгарии: «Общность
алфавитов и письменной традиции и в дальнейшем способствовала связям России
и Украины с Болгарией и Сербией». Кроме того, «славянский кирилловский
алфавит оказал великую помощь славянским народам в их борьбе за национальную
независимость»41.
Тихомиров откликнулся на эпиграфические открытия болгарских ученых:
Ивановой В. — надпись X в. на могиле Мостича в Преславе и Д. П. Богдана —
слепок с надписи в селе Мирчеводе в Добрудже статьей «Начало славянской
письменности в свете новейших открытий», в которой предложил создать корпус
памятников славянской эпиграфики с учетом материалов, полученных в нашей
стране в результате раскопок в Крыму (Херсонесе) и на Северном Кавказе42.
В 1963 г. на совместном заседании Отделения истории и Отделения литературы
и языка АН Тихомиров в докладе «Начало славянской письменности и Древняя
Русь» предложил считать 863 г. условной датой начала этого процесса. Он назвал
Кирилла «наставником для словянского народа».
Ныне славянским просветителям Кириллу и Мефодию поставлен памятник
в Москве на одной из площадей, названной Славянской, и ежегодно в конце
мая в России проводится праздник письма.
Михаилу Николаевичу принадлежит цикл работ о книгопечатании, его истоках,
39 См. современную литературу: Александров В. А. Юрий Крижанич в Сибири. — Радова, т. II.
Загреб, 1986; его же. Юрий Крижанич о Сибири (проблема источников). — Источники по истории
Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1988; Пушкарев Л. Н. Юрий Крижанич. Очерк жизни
и творчества. M., 1984.
40 Подробнее см.: Чистякова Е. В. Публикации акад. M. Н. Тихомирова по проблемам славя¬
новедения.— Межвузовский научный сборник, вып. 13. Некоторые вопросы истории исторической
науки. Саратов, 1987, с. 17—29.
41 Цит. по кн. Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и
Византией, с. 182.
42 Там же, с. 178—179.
210
о судьбе Ивана Федорова за рубежом. Эта страница творчества ученого важна
не только для истории Руси, но и для ее связей с Литвой, Польшей и Украиной43.
Другой проблемой, которой Тихомиров занимался с середины 20-х годов, и
особенно интенсивно в 40-е годы, явились политические и культурные связи
Руси с зарубежными славянами. Статьи на эти темы появились в октябрьском
и декабрьском номерах «Исторического журнала» в 1941 г. Трудно себе пред¬
ставить, как мог ученый работать военной осенью, когда в Москве была слышна
артиллерийская канонада, велись непрерывные налеты вражеской авиации, а
немецкие танки прорвались к Химкам. Судя по переписке Михаила Николаевича
с Владимиром Ивановичем Пичетой, он предполагал издать эту работу отдельной
книгой. В середине октября 1941 г. рукопись была сдана в Институт истории44.
После возвращения из эвакуации в 1944 г. Тихомиров прочитал доклад на эту
тему на конференции в МГУ.
Основываясь на фрагменте из «Руварчевского родословца» о роде Якшича,
Михаил Николаевич через сложные генеалогические розыскания установил пря¬
мую родственную связь по женской линии Ивана Грозного через его мать Елену
Васильевну Глинскую с правителями Сербии, изгнанными из своей страны в
начале XV в. султаном Мурадом.
На заседании Отделения истории и философии АН в 1946 г. Тихомиров
сделал доклад «Россия и южнославянские царства XIII—XIV вв.» А в следующем
1947 г. была напечатана в «Славянском сборнике» его основная статья по этой
теме: «Исторические связи русского народа с южными славянами с древнейших
времен до половины XVII в.»45 В то время работа в данной области только
начиналась, и Тихомиров дал ей четкое направление. Он возражал против
стереотипного утверждения об одностороннем влиянии южнославянской культуры
на Русь и выдвигал тезис об их взаимодействии. Два фактора, по его мнению,
влияли на этот процесс: сначала татаро-монгольское нашествие на Русь, а затем
турецкие завоевания на Балканах — средоточие международных интересов (Рос¬
сии, Венгрии, Болгарии, Византии, румынских княжеств, Османской империи и
др.).
Вначале «феодально-раздробленная и разоренная татарами Русь... нашла под¬
держку в южнославянских землях и сама влияла на южнославянскую культуру».
Позже, достигнув могущества и славы, Россия сделалась «естественным покро¬
вителем порабощенных южнославянских народов»46. Такая взаимосвязь ощущалась
не только в сфере культуры, но и в сфере политических интересов.
Завершая исследование по проблеме, Тихомиров писал: «После татарских
погромов обнищавшая и разоренная Русская земля нашла опору в славянских
странах так же, как с XV в. южные славяне находят помощь в мощном Русском
государстве»47. В статье подчеркивалась мысль о том, что «давние связи основаны
на кровной близости языка, культуры и обычаев южных славян и русских».
Тема, поднятая Тихомировым, нашла реализацию в дальнейших трудах таких
ученых, как С. А. Никитин, И. С. Достян, Б. Н. Флоря, А. И. Рогов, И. Б. Греков
и др.
Заметное место в творческом наследии Тихомирова занимала византология,
которой он занимался также в связи с историей Древней Руси.
43 Чистякова Е. В. Труды акад. M. Н. Тихомирова по истории русского книгопечатания. —
Историография иистории СССР: проблемы преподавания и изучения. Калинин, 1985, с. 107—116;
ее же. Разработка M. Н. Тихомировым проблем истории книгопечатания в России. — Михаил
Николаевич Тихомиров (1893—1965). M., 1987, глава 6.
44 Чистякова Е. В. Связи Руси с зарубежными славянами в работах академика M. Н. Тихомирова. —
50 лет исторической славистики в Московском государственном университете. М., 1989, с. 128—129.
43 Тихомиров М. Н. Исторические связи..., с. 94—166.
46 Там же, с. 153.
47 Там же, с. 166.
211
Еще в юности ученый самостоятельно изучил греческий язык, всегда восхи¬
щался античными памятниками. По его предложению была начата работа по
составлению каталога греческих рукописей, он стимулировал занятия греческой
палеографией, учет эллинистических памятников на территории страны. На
склоне лет ему удалось побывать в Греции.
Михаил Николаевич проявил себя в этой области исторической науки по
различным направлениям: он создал крупное исследование и даже планировал
развернуть его со временем в специальную монографию, писал статьи, выступал
с докладами как в стране, так и на международных форумах, давал отзывы и
рецензии на работы византологов, добился воссоздания «Византийского времен¬
ника», редактором которого был, и получения им в 1956 г. статуса периодического
издания. Словом, это была кипучая деятельность, как и все, чем занимался
Михаил Николаевич, особенно в 40—50-е годы 48. Источником для изысканий
служили Тихомирову летописи, житийная литература, хождения русских палом¬
ников, широко использовались данные археологии, лингвистики, ономастики,
топонимики. Ему очень помогла его давняя специализация по географии. Заслугой
Тихомирова в разработке проблемы «Древняя Русь и Византия» являемся то,
что он проследил развитие связей между двумя государствами на протяжении
длительного времени с X по XV в. и стремился вписать их в систему международных
отношений соответствующей эпохи.
В созданном еще в 40-е годы научно-популярном очерке «Ольга» Тихомиров
сумел через судьбу знаменитой русской княгини рассмотреть вопросы крещения
Руси, возникновения разнообразных русско-византийских связей уже в середине
X в.: торговых, дипломатических, религиозных. Он отметил понятое Ольгой
«намерение византийских политиков использовать церковное подчинение Руси
для своих целей» и ее стремление предотвратить это путем изменений в евро¬
пейской ориентации страны49.
Отношениям России и Византии в XIV—XV столетиях посвящено несколько
работ Тихомирова50. В них рассматриваются пути, ведущие из Руси в Византию,
а точнее из Москвы в Константинополь, который являлся «главным посредником
в торговле средиземноморских стран с Восточной Европой. Он все еще был
крупнейшим международным рынком, на котором появлялись товары Европы и
Азии»51.
В нескольких работах Тихомиров проследил географию дорог русских купцов
и путников, следовавших из центра Руси до Константинополя, пересекавших
«громадные сухопутные и морские пространства»52. Автор отмечал, что на по¬
бережье Черного моря уже в глубокой древности «создавалось сложное перепле¬
тение политических и торговых интересов Византийской империи, итальянских
причерноморских городов, Золотой Орды и России»53. Основываясь на хождениях
и житиях, Тихомиров утверждал, что в Константинополе существовала целая
колония — «тамо живущая Русь», в которую входили и духовные лица, и па¬
ломники, и торговцы54. Приток в Москву итальянцев через Крым и греческих
48 Рукописное наследие академика М. Н. Тихомирова в Архиве Академии наук СССР. Научное
описание. М., 1974, №№ 32, 33, 353, 374, 865, 1005, 1059 и др. Далее в тексте в скобках указаны
номера дел по этому описанию.
49 Рукописное наследие..., с. 159—161.
50 Тихомиров М. Н. Византия и Московская Русь. — Тихомиров М. Н. Исторические связи
России со славянскими странами и Византией; его же. Россия и Византия в XIV—XV столетиях. —
Там же; его же. Пути из России в Византию в XIV—XV вв. — Там же.
51 Тихомиров М. И. Исторические связи России со славянскими странами и Византией, с. 16.
52 Там же, с. 27.
53 Там же, с. 28.
54 Там же, с. 31.
212
купцов, духовенства и мастеров ученый датирует первой половиной XIVvb.55,
тогда как до него многие связывали это лишь с женитьбой Ивана III на Софье
Палеолог (1472 г.).
«Из России, — писал ученый, — поступали в Европу и в Орду такие товары,
как пушнина, моржовые клыки, ловчие птицы, оружие, воск, мед, а также рыба
и другие продукты»56. И далее: «Россия и Византия XIV—XV вв. были связаны
торговыми путями, имевшими важное международное значение. Эти пути со¬
хранили свое значение и в более позднее время, в период турецкого господства
в Причерноморье»57. Русские князья оказывали материальную помощь и беднев¬
шим византийским императорам, и одинокой среди мусульманского мира пра¬
вославной патриархии. Чудом уцелела на Халкидонском полуострове группа
Афонских православных монастырей с огромными книжными богатствами. Они
служили базой для паломников, направлявшихся на Ближний Восток. На Афоне
могли общаться представители балканских народов, попавших под турецкое иго,
с единоверными восточными славянами. Постоянные и оживленные связи с
Афоном и Византией в целом поддерживала не только Москва, но и Серпухов
через Афанасия Высоцкого, Новгород, Псков, Тверь, Нижний Новгород. «Сно¬
шения с Афоном имели не только церковное, но культурное и политическое
значение для России, связывая ее с Болгарией и Сербией»58, — писал Михаил
Николаевич.
И все-таки, несмотря на бедственное положение Византии, раздоры в фео¬
дально-раздробленном христианском мире, набиравшие силу «благороднейшие
великие князья всея Руси» стремились породниться с византийскими императо¬
рами. Тихомиров отмечал: «Можно только пожалеть, что политические связи
русских земель с Византией до сих пор не получили еще должного объяснения»59.
Лишь десятью годами позже появилась книга М. В. Левченко «Очерки по истории
русско-византийских отношений», на которую Михаил Николаевич дал отзыв60.
Тему об отношениях московской церкви с византийской патриархией в XV в.
он рассмотрел в специальном очерке «Греки из Морей в средневековой России»61.
Тихомиров подробно охарактеризовал взаимозависимость русской митрополии от
византийской патриархии в течение XIV и XV вв. Автор показал, что Византия
систематически пользовалась материальной поддержкой из России, особенно в
преддверии турецкого нашествия. Русские купцы, духовные лица знали греческий
язык, заказывали в греческих землях переводы книг, привозили греческую
церковную литературу. Михаил Николаевич писал: «Нельзя забывать об обильном
притоке разного рода мастеров и художников, приезжавших в Россию из Кон¬
стантинополя». И далее: «Связи с далеким Константинополем помогали русской
культуре окрепнуть в тяжелые годы татарщины, создать свое высокое мастерство»62.
Он считал, что греческая культурная традиция нерасторжимо связана и с юж¬
нославянскими центрами. При всем том Тихомиров не склонен был преувеличивать
византийское влияние на Русь. Он всегда подчеркивал самостоятельный характер
русской культуры и искусства.
55 Там же, с. 32.
56 Там же, с. 33.
57 Там же, с. 77.
58 Там же, с. 76.
59 Там же, с. 35.
60 Рукописное наследие..., с. 40.
61 Средние века, вып. 25. М., 1964.
62 Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией, с. 46.
213
Труды Тихомирова свидетельствуют о необходимости использования русских
источников для истории Византии63.
Академик Тихомиров и Восток — это особая тема, которая, как и предыдущие,
должна разрабатываться монографически.
В данном случае термин «Восток» мы применяем к народам Поволжья,
Закавказья и Средней Азии. Востоковедение не считалось специальностью ученого
даже по сравнению со славистикой, тем важнее отметить, что и в это направление
исторической науки он внес свой вклад, что нашло отражение и в общих, и в
специальных трудах, и в подготовке специалистов.
В октябре 1953 г. Тихомиров был утвержден академиком-секретарем, а уже
16 января 1954 г. он поддержал перед президентом АН академиком А. Н. Не¬
смеяновым ходатайство Института востоковедения об учреждении журнала «Воп¬
росы востоковедения»64.
В июне 1956 г. он выступал по плану научно-исследовательских работ Ин¬
ститута востоковедения (№ 862), в 1958 г. по его отчету (№ 895) и т. д. Он
заботился о развитии Дальневосточного филиала АН, отправке археологических
экспедиций (1957—1959 гг.) совместно с Бурятией (№ 885), организовывал и
проводил в 1956 г. сессии во Владивостоке по основным вопросам истории
Дальнего Востока (№ 868, 869, 872). Одновременно читал там лекции, а позже
подарил и отправил свою библиотеку в Дальневосточный государственный уни¬
верситет. Тихомиров был делегатом XXV Международного конгресса
ориенталистов, состоявшегося в 1960 г., получил приглашение на следующий
XXVI Международный конгресс ориенталистов в Дели в 1963 г. (№ 1072).
Востоковедческая направленность в исследованиях Михаила Николаевича про¬
явилась еще в 40-е годы. В 1948 г. он сделал сообщение на заседании Отделения
истории и философии на тему: «Русские географические познания о восточных
странах XIII—XV вв.»65 Затем эта тема нашла воплощение в его трудах о
Москве. Он считал столицу «городом международным, связующим центром для
Западной Европы и Азии», где были колонии татар, армян и др.66
Несколько разделов Тихомиров посвятил восточной тематике в последней
монографии «Средневековая Россия на международных путях (XIV—XV вв.)»:
«Восточное направление», «Торговля с Персией, Средней Азией и Индией», а
также с Золотой Ордой и Казанью. Он рассматривал ассортимент экспортных
и импортных товаров. Но не ограничивался этими сюжетами: «Значительно
более тесными были культурные связи с Востоком»67. Их ученый видел в при¬
кладном искусстве, лингвистике, литературных памятниках. Темой кандидатской
диссертации и одноименной монографии его ученицы М. В. Фехнер, научного
сотрудника Исторического музея, стала «Торговля Русского государства со стра¬
нами Востока в XVI в.» Ею был опубликован на эту тему и ряд других работ.
Восточным районам складывающегося государства, Поволжью и Закамью,
Тихомиров отвел последний раздел своей крупной монографии «Россия в XVI
столетии»68. Здесь он рассмотрел демографию, социальную структуру, формы
землевладения, градостроительство, культуру осваиваемых земель.
Башкирией» Чувашией и Татарстаном он занимался и специально: в плане
этногенеза (№ 35), отношениями с Русью (№ 30, 172), обстоятельствами при¬
соединения к ней (№ 62, 63, 173). Особое внимание ученый уделял разработке
проблем историографии, источниковедения среднеазиатских республик (№ 111,
63 Рукописное наследие... с. 42—43.
64 Там же, с. 79.
65 Архив РАН, ф. 693, on. 1, д. 20, л. 1—4.
66 Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в XIV—XV вв. М., 1957, с. 122, 133, 205, 216.
67 Тихомиров М. Н. Средневековая Россия на международных путях/ М., 1966, с. 151 —152.
68 Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962.
214
112), вопросам археологии и этнографии национальных районов (№ 841), ар¬
хеографии (№ 996, 1156). Несмотря на то, что в то время алфавиты ряда
республик были переведены на кириллицу, он считал, что без знания арабского
языка невозможно «знакомство с древними памятниками по истории Востока»69.
Уже тогда он ставил вопрос о чтении специального курса по истории Татарии70.
Много внимания Тихомиров уделял координации работы институтов союзных
республик. Специально ездил в Ташкент (№ 845, 846), Самарканд (№ 1156),
выступал по отчетам институтов (№ 850, 851).
Особого внимания заслуживают доверительные дружеские взаимоотношения
Тихомирова с учеными Закавказья. Переписка с бывшим директором Матена-
дарана Л. С. Хачикяном освещена мною в раде статей71.
Большое место в его наследии занял вопрос о присоединении Туркмении к
России. Первые наброски по истории Туркмении относятся ко времени пребывания
Тихомирова в Ашхабаде в 1942 г. и его занятий в Государственном архиве
Туркмении (№ 72, 73). В течение почти двух десятков лет шла его работа над
рукописью «Присоединение Мерва к России». Подбирался картографический
материал, обновлялись архивные выписки. И в 1960 г. вышла его монография
под одноименным названием72. По словам академика Б. Г. Гафурова, труд
Тихомирова был тогда первым исследованием «недостаточно освещенного процесса
вхождения народов Средней Азии в состав Российского государства»73.
Автор начал свое повествование с 1836 г., когда отдельные племена туркмен и
казахов обратились к России с просьбой о подданстве. Затем рассматривал драма¬
тический и тяжелый, растянувшийся на полстолетия процесс присоединения Тур¬
кмении к России. Монография основана на изучении архивных материалов, часть
их позже погибла во время сокрушительного землетрясения в Ашхабаде 6 октября
1948 г.74 Использовались и опубликованные документы: акты, военные донесения,
мемуары, записки путешественников, архив генерал-майора Н. И. Гродекова, хра¬
нящийся в ГИМе, а также литература на русском и английском языках.
В монографии проводится мысль о том, что, хотя в основе своей «население
Туркмении предпочитало идти под опеку царизма», а не соседних отсталых
стран, оно, равно как и русский народ, оказалось фактически оттесненным от
управления. Автор не замалчивает кровавых расправ царских войск с населением
непокорных кишлаков, как, например, Геок-Тепе. Рассматривая действия пра¬
вительства после присоединения Туркмении, Тихомиров считал их стремлением
«остановить время и попытаться оставить талантливый туркменский народ на
колониальном положении»75.
В 1965 г. под грифом ЮНЕСКО в Париже вышла небольшая книжка «Славяне
и Восток». Ее ответственными редакторами явились Тихомиров и Гафуров. В
книге кратко были поставлены различные проблемы: от «Древних славян» до
«Культурных связей сегодня»76.
Особо надо сказать о том, как много усилий затратил Михаил Николаевич
на подготовку специалистов-историков. Только в МГУ, по неполным данным,
69 Рукописное наследие..., с. 157.
70 Там же, с. 158.
71 Чистякова Е. В. Памятники письменности Армении в научном творчестве акад. М. Н.
Тихомирова. — Советские архивы, 1983, № 6, с. 25—27; ее же. Академик М. Н. Тихомиров и
Армения. — Вестник общественных наук АН Армянской ССР, 1983, № 10; ее же. М. Н. Тихомиров
и Армения (по материалам переписки с Л. С. Хачикяном). —АЕ 1983. М., 1985, с. 212—213.
72 Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России. М., 1960.
73 Гафуров Б. Г. Предисловие. — Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России, с. 3—4.
74 Тихомиров М. Н. Присоединение Мерва к России, с. 7—8.
75 Там же, с. 199.
76 Славяне и Восток. Париж, 1965.
215
под его руководством защитили диссертации около 30 человек77. Половина из
них стала впоследствии докторами наук. Их работы различались как по тематике
(от Древней Руси до послереволюционного периода), так и по использованным
источникам и манере изложения. И это свидетельствовало о широте интересов
самого руководителя, его умении учесть возможности ученика.
Большинство бывших аспирантов Тихомирова продолжало научно-исследова¬
тельскую работу, хотя и с разной степенью интенсивности, но они публиковали
свои труды. Впоследствии были избраны членами-корреспондентами: ф. П. Шев¬
ченко на Украине, Ш. А. Месхиа в Грузии, Л. В. Милов в России. В последнее
время избраны: академиком РАН Н. Н. Покровский и С. О. Шмидт академиком
Академии образования.
Тихомиров консультировал диссертации и давал отзывы на работы ученых из
национальных республик А. Каррыева, Л. А. Курбанова, Р. Н. Набиева, И. Т. Ару¬
тюняна, X. Г. Гимади, Н. А. Халфина, Г. Непесова. Его аспирантом по линии АН
был Ш. Ф. Мухамсдьяров. Все они стали научными сотрудниками в области истории.
Ученики и впоследствии не отрывались от Михаила Николаевича, об этом
свидетельствует обширная переписка, отложившаяся в его архивном фонде.
Думаю, что интуитивно он осознавал, какое значительное место занимал в
нашей жизни. В неизданных «Воспоминаниях», хранящихся в его архивном
фонде, он писал: «Не все знают, что такое воспитывать студенческие и вообще
научные кадры. Большинству кажется это явление довольно простым и легким.
На самом деле для этого надо обладать и своего рода способностями и в первую
очередь определенной сердечностью к людям для того, чтобы видеть ростки их
новых знаний, вовремя помочь. Ведь без помощи очень трудно бывает для
всякого начинающего ученого. Тут и вопросы чисто бытового порядка, и вопросы
о том, где поместить ту или иную статью, к кому обратиться за помощью, и
т. д., и т. д.»78 И это убеждение он воплощал на практике всю жизнь.
В сентябре 1939 г. мы, 17-летние, пришли на исторический факультет МГУ.
В аудиторию со сдвоенной семинарской группой вошел человек небольшого роста,
в очках и в течение двух месяцев, неделя за неделей, обрушивал на нас тонкости
текстуального разбора Русской Правды, по которой он весной того же года
защитил докторскую диссертацию. А мы даже не начинали изучать древнерусский
язык: разрыв в понимании источника был, конечно, очевиден. Но постепенно
своим тонким анализом источника он завораживал нас и втягивал в восприятие
реальной жизни населения Киевской Руси: горожан, князей, смердов и закупов.
Тем временем подоспели наши доклады: я выступила одной из первых по теме
«Юрьев день и заповедные годы», и, хотя мое сообщение особой дискуссии не
вызвало, педагог, вопреки обыкновению, не ворчал и как будто остался доволен.
Для холостого бездетного Михаила Николаевича ученики были в какой-то
мере его семьей. В письме Пичете, отправленном в Ташкент 15 мая 1942 г.,
он писал: «Вам было бы гораздо легче, если бы рядом с Вами были молодежь,
студенты. Когда я приехал в Ашхабад, я нашел здесь моих учеников. Меня
устроили с квартирой, нашли мне вещи, нужные для жизни, и т. д. Одним
словом, я почувствовал себя человеком»79.
Но Тихомиров не был прекраснодушным учителем. Он был взыскателен и
строг. Не только давал темы и направление в науке, следил за ростом, но и
формировал личность, не прощал промахов и ошибок и порой расставался
навсегда с некоторыми людьми, проявившими бестактность или аморальность.
Из другого письма к Пичете: «Сейчас, во время войны, я стал как-то особенно
ненавидеть бездельников от науки. Никто еще не задался целью подсчитать,
77 Чистякова Е. В. Школа академика M. Н. Тихомирова.
78 Архив РАН, ф. 693, оп. 2, д. 40, ч. I, л. 259.
79 Архив РАН, ф. 1548, оп. 3, д. 217, л. 16об.
216
сколько ущерба приносят стране люди-паразиты, не желающие и не умеющие
работать»80.
С годами он становился обидчивым и порой проявлял нетерпимость: отсылал
«зазнавшемуся» автору присланную ему в подарок книгу с принесшим ее поч¬
тальоном, не допускал к себе в палату пришедшего в больницу навестить его
посетителя, кипятился из-за того, что набрали петитом его статью в основанном
им самим журнале. Но все это были мелочи. Главное, что он был всегда открыт
для общения, совета, сочувствия, моральной, а порой и материальной поддержки.
И молодежь тянулась к нему. На огонек в квартиру на Котельнической набережной
приходили не только близкие ученики, но и истфаков цы, прошедшие его школу
в университетских аудиториях81.
Умер он в кунцевской больнице 2 сентября 1965 г. — отказало сердце.
Похороны Михаила Николаевича состоялись 6 сентября на Новодевичьем
кладбище. На траурной церемонии прозвучало много проникновенных выступ¬
лений. Но особенно запомнилось «Слово в память усопшего», произнесенное
талантливым археологом, реставратором, ученым, неординарным человеком чле¬
ном-корреспондентом АН Николаем Николаевичем Ворониным (1904—1976).
Сначала он обрисовал общее положение исторической науки в нашей стране:
«Но вспомним все же, сколько лет наш раздел науки живет в условиях как бы
непрерывного землетрясения, сколько лет хлещет мутный вал ложно понятой
«актуальности», сотрясающий почву под нашими ногами, сколько лет нас били
заморозки холодного презрения за «любование прошлым», за «уход в прошлое»».
И сейчас своевременно звучат мысли ученого: «Сколько сил требовало сохранение
в этих планах самих основ науки — исследования самих фактов, самих источников
истории, сколько нервов трепали нам растленные коммерческим духом изда¬
тельства, превращавшие научные работы и по названию, и по кричащему
оформлению глянцевых суперобложек в нечто вроде «завлекательных» комиксов,
лишь бы поскорее сбыть их с рук, обернуть затраченный капитал»82.
Далее Воронин, называя Тихомирова неустанно трудившимся чернорабочим и
зодчим науки, говорил: «А Михаил Николаевич дрался на самом переднем крае...
Этот, кажется, физически непрочный и болезненный человек обладал поистине
кремневым характером и умел побеждать. Побеждать не чинами и званиями, а
непреклонной волей ученого, верой в свою правоту, высоким сознанием того, что
Русь стала не вчера, что наше сегодня стоит на фундаменте веков»83.
Памятник на могиле ученого был поставлен по инициативе Сибирского от¬
деления АН (Новосибирск). На сером гранитном камне обозначены контуры
средневекового города.
Сердечный, притягательный, но строгий, порой прямолинейный, вспыльчивый
человек — таким запечатлелся Михаил Николаевич в памяти тех, кто его знал.
Имя Михаила Николаевича Тихомирова не предано забвению: исторические
журналы печатали о нем некрологи, были изданы сборники, посвященные его
памяти. В основанном им «Археографическом ежегоднике» существует раздел
«Тихомировские чтения», в котором публикуются статьи о его наследии. Накоплен
большой материал о его деятельности в разных отделах исторической науки.
Тем более непонятным остается тот факт, что в последний раз его библиография
и список работ появились 30 лет назад.
Академик М. Н. Тихомиров — это был целый мир, в котором люди, общавшиеся
с ним, получали знания, постигали методику работы, учились быть патриотами
нашей великой Родины, которую он беззаветно любил.
80 Там же, л. 6.
81 Поляков Ю. А. Вечера у академика Тихомирова. — Новый мир, 1983, № 5.
Воронин Н. Н. Слово в память Михаила Николаевича.—АЕ 1988. M., 1989, с. 317.
83 Там же, с. 318.
217
Факты, события, люди
ЛЮДОВИК XVI (1754—1793).
ОТ ТРОНА до гильотины
В 20 лет он стал королем Франции1, в 38 — был отстранен от власти,
арестован и вместе с женой, сыном, дочерью и сестрой заключен в Башню
Тампля* *, еще через несколько месяцев — судим и в воскресенье 21 января
1793 г. публично казнен на одной из самых величественных и прекрасных
площадей Парижа **.
Жизнь его и царствование пришлись на годы, когда рождались и привлекали,
угасали и отталкивали идеи Просвещения, когда беспрерывно повторялись и
неизменно проваливались попытки разумно обустроить Францию, когда полно¬
мочия монарха нередко сводились лишь к праву не утомлять себя трудными
вопросами, быть нерешительным и слабым, примирять непримиримое, охотиться
в заповедных лесах, бродить по королевским резиденциям, заниматься историей,
географией, переводами, слесарным делом, играть роль главного героя придворных
церемоний и забав. Революция принесла ему новые доказательства его неспо¬
собности понять происходившее и править страной, унижение королевского и
человеческого достоинства, смерть на плахе по приговору революционного три¬
бунала.
11-летний Людовик-Огюст герцог Беррийский стал наследником престола в
некотором смысле случайно: безвременно скончались два его старших брата и
36-летний отец, наследный принц Людовик Французский. Царствующий само¬
держец Людовик XV Возлюбленнейший по примеру своего великого предшест¬
венника предпочитал держать семейство будущих суверенов вдали от Версальского
1 Из подготовленной к печати издательством «Знание» книги «Исторический лексикон. XVIII век».
1 Литература о Людовике XVI исчисляется десятками работ. См., в частности: Tocqueville А.
Coup d’oeil sur le regne de Louis XVI depuis son avenement a la couronne jusqu’a la seance royale du
27 juin 1789. Paris, [s. a.]; Droz J. Histoire du regne de Louis XVI, v. 1—3. Paris, 1858; Michelet J.
Louis XV et Louis XVI. Paris, 1867; Кареев H. И. История Западной Европы в новое время. Т. 3.
История XVIII в. СПб., 1908; Padover S. К Life and Death of Louis XVI. New York — London, 1939;
Lafue P. Louis XVI et I’echec de la revolution royale. Paris, 1964.
* Парижский монастырь Тампль (Храм) был основан в 1140 г. монахами Ордена тамплиеров.
В 1307 г. при Филиппе Красивом этот богатый, могущественный и независимый от государства
орден был распущен, а его глава и наиболее видные члены сожжены на костре. В Тампле надолго
поселилось религиозное братство госпитальеров. Во время революции отшельники были изгнаны из
святой обители и ее помещения стали использоваться для содержания политических заключенных.
В 1808 г. Башня была разрушена, дабы не служить местом паломничества монархистов. К 1857 г.
на месте Тампля появился сквер, мэрия 3-го округа Парижа и крытый рынок.
*♦ Основные сооружения, образующие эту площадь, появились в 1755—1775 гг. В центре ее
возвышалась конная статуя Людовика XV. Его именем площадь и была названа. В 1792 г. статую
разобрали и увезли; площадь Людовика XV нарекли Площадью революции и до 1795 г. использовали
как место публичных казней. Директория прекратила это и распорядилась Площадь революции
именовать Площадью Согласия.
Название это больше не менялось, казни-зрелища не устраивались, статуи государственных
мужей не воздвигались. С 1836 г. середину Площади Согласия украшает древний Луксорский
обелиск, подаренный Франции Египтом.
218
двора, в Медоне *, в 11 км от Версаля и в 9 км от Парижа. Дворцы и их
убранство, парки и леса, окрестности и дали были здесь великолепны, но словно
отмечены провинциальной ущербностью, монаршей неприязнью и холопьей снис¬
ходительностью.
Воспитанием и обучением Людовика-Огюста и двух его младших братьев,
ставших впоследствии Людовиком XVIII и Карлом X, руководил герцог Вогийон,
человек верующий, старомодный и не очень далекий. В условиях расцвета
Просвещения наследнику настойчиво внушали строгие правила христианской
веры и морали. Усилия эти не пропали даром — Людовик XVI был образцовым
католиком, нежным мужем и отцом, добросердечным, хотя порой и резким,
даже грубым в обращении с людьми.
Наставники указывали ему на расточительность, распущенность, лицемерие,
вероломство и надменное безделье Версальского двора. Нередко его охватывало
бессильное негодование, смешанное с брезгливостью. Усвоив уроки о высоком
предназначении королевской власти и долге ее носителя, он намеревался, когда
пробьет его час, многое изменить. Его дед Людовик XV к концу дней своих
снискал ненависть и презрение немалого числа подданных. Даже самые тихие
и послушные нетерпеливо ждали кончины старого и воцарения нового короля.
В одном из наводнивших Францию памфлетов дряхлеющего монарха уличали
во всех мыслимых и немыслимых грехах, а его преемника предлагали называть
Людовик Желанный. Кто-то из знатных шаркунов лукаво и трепетно сказал
наследному принцу: «Некоторые уже сейчас предлагают прибавить к Вашему
имени слово «Желанный». А какое прозвище Вы бы сами предпочли?» Ответ
испугал придворного: «Людовик Суровый». Версаль охватила паника. Поползли
тревожные слухи. Французы стали ждать мрачного, жестокого и непредсказуемого
правления.
Людовик XVI произнес немало и других громких фраз и грозных речей, но
так и не стал сильным королем, слова и даже намеки которого обретали бы
силу незыблемого закона и подлежали неукоснительному исполнению. Воспита¬
телям не удалось преодолеть в нем природную вялость и робость характера. Он
был излишне уступчив, удручающе непостоянен, легко и как-то равнодушно
менял собственные мнения, будто заранее был уверен, что любое из них не
имеет существенного значения.
Как знать, быть может, Франции, переходившей из одного общественного
состояния в другое, изнемогавшей от неразрешимых внутренних противоречий,
а затем вступившей на путь насилия и гражданской войны, и нужен был такой
молящийся, добродетельный, грубовато-неловкий в делах верховный правитель.
Когда логика революционной борьбы потребовала ликвидации монархии, Людо¬
вика XVI без особых затруднений отправили на эшафот.
Считалось, что он был хорошо образован. Владел латынью; имел обширные
познания в географии, в частности, продиктовал инструкции экспедиции
Ж. Ф. Лаперузо; увлекался историей и даже переводил на французский язык
книги о жизни древних римлян и английского короля Ричарда II. Он имел
несомненные склонности к литературному творчеству. Еще в юности написал
* Дворцовые сооружения в Медоне, некогда принадлежащие герцогам Гизам и иным менее
знаменитым фамилиям, приобрел Людовик XIV и определил для проживания в них семей наследных
принцев. Уже при Людовике XV, и особенно при его преемнике, резиденция начала пустеть и
приходить в упадок. В годы революции «Старый дворец» заняли лаборатории военного ведомства; в
1804 г. он почти дотла сгорел, сохранились лишь мраморные колонны, которые украшают ныне в
Париже Триумфальную арку на Площади Карусели и Люксембургский сад. «Новый дворец» в
революционную пору использовался как мастерская для сооружения воздушных шаров; во время
франко-прусской войны и этот дворец сильно пострадал от пожара. Центральная его часть впоследствии
была восстановлена и в ней разместилась Обсерватория, действующая и в наши дни.
219
«Размышления о беседах с герцогом Вогийоном» 2. Сохранилась и опубликована
его обширная переписка3. Найден и в 1873 г. издан его дневник4, который
вызывает недоумение и чувство неловкости. В нем преобладают сухие, убийственно
примитивные записи об охоте и времяпрепровождении между трапезами, о
приемах, празднествах. Король отмечал сколько знатных особ поклонилось ему
по случаю кончины тещи, сколько ласточек (более двух сотен) он настрелял
между завтраком и обедом. Однажды, подводя итоги дня, вершитель судеб
Франции начертал: «Ничего. Не охотился». Кроме охоты его серьезно занимало
ремесло слесаря. Он делал замки. Каждый из них, страшно волнуясь, приносил
на строгий суд своего учителя—мастера в этом деле и очень гордился, когда
заслуживал скупую похвалу. Его величество любил также молиться, исповеды-
ваться и читать псалмы.
Женили его в 16 лет на 15-летней очаровательной Марии-Антуанетте, сво¬
енравной и умной дочери Марии-Терезии и Франца I Австрийских. Свадебные
торжества омрачились двумя жуткими происшествиями, которые и во Франции,
и за ее пределами породили суеверное предчувствие, что новобрачных ждет
беда. Во время венчания в Версале придворные, стремясь быть ближе к алтарю,
сбили с ног и насмерть затоптали многих (по некоторым сведениям сотню)
швейцарских гвардейцев. Во время фейерверка на площади Людовика XV, ставшей
через 23 года местом казни супружеской пары, возникла страшная давка: обе¬
зумевшие парижане опрокидывали экипажи, топтали лошадей и друг друга. По
одним данным на этом народном гулянии погибло 333 человека, а по другим —
более тысячи. Французы сразу невзлюбили юную королеву австриячку, полагая,
что будущий король попадет под ее каблучок, а это неблагоприятно отразится
на делах французского государства. Скоро выяснилось, что Мария-Антуанетта
капризна и упряма, недопустимо много тратит на наряды и драгоценности, на
бесчисленные увеселения и пиршества, что она покровительствует консерваторам
и самым ярым защитникам сословных привилегий. Неприязнь к бывшей авст¬
рийской принцессе усиливалась еще и тем, что у юных супругов долго не было
детей. Только в 1778 г., т. е. через восемь лет после свадьбы, появилась дочь;
первый сын родился в 1781 г., второй в 1785 г. Таким образом, Франция 11
лет ждала законного наследника престола.
10 мая 1774 г. Людовик-Огюст в 20 и Мария-Антуанетта в 19 лет стали
королем и королевой Франции 5. «Мы начали править слишком молодыми»,—
сказал Людовик XVI своей венценосной супруге. Однако не одна только молодость
мешала ему выглядеть «настоящим королем». В облике его легко угадывались
фамильные черты. Привлекали прекрасные голубые глаза, породистый римский
нос, приветливая улыбка. Однако из внешнего облика Людовика XVI словно
исчезло величие и изящество предков, словно улетучилась присущая Бурбонам
значительность, которую они сохраняли даже в старости. Кроме того, новый
властелин был маленького роста, довольно тучен, ходил, шарахаясь из стороны
в сторону, принимал порой нелепые позы, будто страшась чего-то. Если он
стоял, то покачивался и переступал с ноги на ногу, если беседовал, то не мог
скрыть, что тяготится этим. Говорил его величество то благодушно и застенчиво,
то напористо и грубо. Лишь немногие находили, что за невзрачной внешностью
и неуклюжими манерами обладателя короны скрывались доброта и благородство,
презрение к неправедным людям и тоскливые мысли о тяготах жизни.
Впрочем, такие свидетельства исходили чаще всего от лиц, близко наблюдавших
2 Louis XVI. Reflexion sur mes entretiens avec M. le due Vauguyon. Paris, 1851.
3 Louis XVI. Lettres de Louis XVI. Correspondance incites, discours, maximes, pensees, observations
diverses. Paris, 1862.
4 Louis XVI. Journal de Louis XVI. Paris, 1873.
5 Cronin V. Louis el Antoinette. London, 1974.
220
государя, от придворных иерархов, приживалов и лакеев, от посетителей па¬
рижских салонов, от светских дам и кавалеров, их знакомых и челяди. Что
касается большинства французов, то они плохо относились к королеве, но наивно
и трогательно обожали короля, связывая с ним и его наследниками самые светлые
свои надежды. Количество обожателей значительно убавилось лишь в годы
революции, особенно в 1791 г. после неудавшегося бегства из Парижа Людовика
XVI и его семейства.
За 15 лет дореволюционного правления Людовик XVI не провел ни одной
реформы, которая бы способствовала обновлению, успокоению, согласию и про¬
цветанию Франции, переживавшей один из самых напряженных периодов своей
истории.
Король еще в бытность наследником чувствовал — в немалой мере и благодаря
воспитателям — необходимость утверждения в стране более добродетельных, спра¬
ведливых и гармоничных, более христианских отношений. Он желал любви и
процветания своей стране, но был ее благодетелем лишь в грезах. Для воплощения
мечты ему не хватало ни личной активности, ни государственной мудрости, ни
политической хватки, ни державной отваги, ни таланта подчинять людей своей
воле. Плывя по течению, полагая долгом быть хорошим королем всех французов,
он правил так, что еще больше противопоставлял их друг другу.
Желая подчеркнуть свое отличие от предшественника и показать, что на¬
ступили новые времена, Людовик XVI уже через несколько месяцев после
воцарения отменил реформу Mony, восстановив в прежнем виде французские
парламенты, включая Парижский, судебные палаты, выступавшие хранителями
законов, обычаев и сословных привилегий Франции Старого порядка. Важнейшее
право Парижского парламента состояло в том, что он решал вопрос о законности,
регистрации и тем самым вступлении в силу любого королевского декрета.
Воссоздав такой мощный заслон нововведениям и собственному волеизъявле¬
нию, его величество легко соглашался на реформы и столь же легко мирился с
их отменой; он учтиво приглашал в министры передовых людей своего времени,
выдающихся экономистов и финансистов, а затем бесцеремонно отстранял их
от дел. Так было с А.-Р.-Ж. Тюрго, пытавшимся упразднить цехи, содействовать
предпринимательству, внедрить свободу торговли хлебом, ограничить непомерное
расточительство двора, С.-Ж. Неккером и Ш.-А. К ал он ном, стремившимися
укрепить финансовое положение французского королевства, сократить расходы
на содержание чиновников, упорядочить налогообложение, так или иначе по¬
сягнуть на сословные привилегии.
Правда, при Людовике XVI Франция помогла Североамериканским колониям
Англии стать независимым государством. Это бесспорное достижение его прав¬
ления. Но в целом положение было воистину абсурдным. О реформах охотно и
яростно спорили, на авансцене большой политики действовали то сторонники,
то противники существенных преобразований; королевские декреты то провозг¬
лашали, то отменяли крупные нововведения. Ничего не менялось; дела шли все
хуже и хуже; многие не понимали, что происходит, а некоторые были уверены,
что их морочат. Во Франции росли напряженность и озлобление, набирала силу
готовность покончить со всеми трудностями раз и навсегда.
К 1787 г. стало ясно, что действующие государственные институты не способны
вывести страну из затянувшегося кризиса. Созывается собрание нотаблей —
назначенных представителей сословий — для введения новых налогов и возло¬
жения части их на привилегированных. Попытка эта провалилась. В том же
году для тех же целей король согласился созвать Генеральные штаты. Их
заседание открылось 5 мая 1789 г. в Версале *. Людовик XVI произнес напыщенную
и нелепую речь, осудив «неумеренное стремление к новшествам». 17 июня
* Накануне этого события в возрасте восьми лет скончался наследник престола. 4 июня наследным
принцем стал его младший четырехлетний брат.
221
Генеральные штаты вопреки монаршей воле объявили себя Национальным со¬
бранием; 9 июля оно стало Учредительным, провозгласив тем самым свое право
на принятие конституции.
Верховные власти утрачивали контроль над ситуацией, пытались овладеть
ею и стягивали войска для разгона собрания. Франция ускоренно и неумолимо,
как бы обреченно, вступила на путь революционных, насильственных средств
решения противоречивых общественных проблем. Важнейшей вехой на этом
пути стали неурожай и, как следствие, недостаток и дороговизна продовольствия
в 1788 г. Еще более грозным был следующий год: взятие 14 июля восставшими
парижанами Бастилии; «муниципальные революции» в провинциях; жестокие,
кровавые, озаренные пожарами крестьянские восстания, вошедшие в историю
под названием «Великого страха», наконец, поход многотысячной толпы, главным
образом женщин, и отряда Национальной гвардии в Версаль 5—6 октября, в
результате чего Учредительное собрание, королевская семья и правительство
переехали в Париж.
Прибыв в Версаль, толпа направилась в зал заседаний Учредительного со¬
брания, потребовала хлеба и, получив соответствующие заверения, двинулась к
королевскому дворцу. После долгих колебаний и уговоров Людовик XVI согласился
принять делегацию «бунтовщиков». Во время аудиенции он говорил о своих
неусыпных заботах о благе Франции и обещал утвердить декреты Учредительного
собрания от 4 августа, отменяющие дворянские привилегии. Наступила ночь.
Казалось, пик противостояния миновал. Ранним утром обстановка резко обост¬
рилась. Настойчиво распространялся слух о том, что захвачены кареты, пред¬
назначенные для бегства августейшего семейства в Нормандию. Во всем винили
королеву. Разгневанная толпа, оскорбляя и проклиная Марию-Антуанетту, штур¬
мом преодолела дворцовую ограду, убила нескольких гвардейцев охраны, вод¬
рузила их головы на пики и проникла в недосягаемые еще столь недавно
апартаменты французских монархов. Воспользовавшись тайным ходом, королева
поспешила покинуть собственные покои и расположилась в комнатах супруга.
Еще через некоторое время венценосная чета была вынуждена появиться на
балконе перед разъяренной толпой и услышать категорическое повеление: «В
Париж». Согласия собственно не требовалось. Король покорно выполнил приказ.
Около 7 часов вечера его с женой и детьми привезли в Париж, сначала в Отель
де Билль, где им пришлось выслушать торжественную и поучительную речь
столичного мэра Ж.-С. Байи, и только ночью в опустошенный и мрачный Лувр.
С переездом в Париж Учредительное собрание укрепило свое положение высшей
власти: угроза его разгона практически исчезла; король лишился реальной воз¬
можности существенно влиять на события и вместе с семьей превратился в
заложника революции.
Так наступила политическая кончина Людовика XVI. До гибели физической
ему довелось пережить еще немало испытаний и унижений. В Париже король
жил в постоянном страхе за себя и своих близких. Правда, 14 июля 1790 г. во
время Праздника федерации он произнес клятву на верность народу и закону,
вызвав шумное одобрение всех присутствовавших. Однако этот успех оказался
призрачным. Монарх пытался как-то влиять на стремительные перемены, чему-то
препятствовать, что-то предпринимать, но каждый раз убеждался в тщетности
своих попыток. Он мечтал восстановить во Франции — будь то даже с помощью
войск и не только французских, но и иностранных — многие прежние порядки,
укрепить свою власть, прекратить надругательства над правами и достоинством
священнослужителей. В ночь с 20 на 21 июня 1791 г. подстрекаемый королевой,
он решил вместе с семьей бежать из Парижа, дабы оказаться в Меце среди
солдат армии генерала Буйе. Но и в этом предприятии его ждала неудача.
В местечке Варенн переодетого короля узнал почтовый чиновник А. Друэ^
а затем и многие другие. Под конвоем Национальной гвардии беглецы были
возвращены в столицу. Учредительное собрание временно отрешило монарха от
222
власти, но вскоре восстановило на троне, сохранив за ним лишь титул и право
отлагательного вето.
Начало войн Франции со странами монархической Европы, активизация
противников революционных изменений в стране, попытки согласовывать действия
внешней и внутренней контрреволюции, Манифест герцога Брауншвейгского,
грозивший французам всеми бедами, полным разрушением Парижа и казнями
«бунтовщиков» в случае, если будет нанесен «малейший ущерб» августейшей
семье,— оказались роковыми для Людовика XVI.
В ночь с 9 на 10 августа 1792 г. Париж не спал. Революционеры, вооружившись,
штурмовали Тюильри. Восстание удалось. Дворец заполонили ликующие побе¬
дители. Их величества и их высочества были взяты под стражу. 10 августа по
решению восставших и Законодательного собрания Людовик XVI был лишен
монаршей власти, арестован, передан в распоряжение Коммуны Парижа, заключен
вместе с семьей сначала в Люксембургский дворец, а затем, 13 августа 1793 г.,
в Башню Тампля. Необычному арестанту отвели третий этаж. Его близких
поместили на четвертом. Во время заключения отставной государь давал семи¬
летнему сыну уроки по географии и латинскому языку, играл с желающими в
шахматы, гулял по монастырскому двору. При его встречах с Марией-Антуанеттой
всегда присутствовали два офицера стражи. Обедали всем семейством в столовой
на третьем этаже. 21 сентября вновь избранное Законодательное собрание —
Конвент — приняло декрет о ликвидации во Франции монархии. До тех пор
даже отрешенный от власти, даже в заключении Людовик XVI все еще был
королем и не терял каких-то упований на перемены к лучшему. После 21
сентября надежды рухнули, оставались лишь собственная жизнь, семья да горькие
раздумья о будущем. Но и это длилось недолго.
Уже 20 ноября в Лувре был обнаружен секретный сейф, в котором содержались
документы, свидетельствующие о связях короля с недругами Франции, в частности
с государями враждебных ей стран. В условиях упразднения монархии, провоз¬
глашения республики и размышлений о том, что же делать с бывшим королем
и его семьей, эти связи были объявлены преступными. Процесс начался уже 11
декабря в Конвенте6. Подсудимый держался с большим достоинством. Не со¬
глашался ни с одним из предъявленных ему обвинений. Его блестяще защищал
Мальзерб — видный государственный деятель дореволюционной поры, поборник
справедливости и закона, сторонник свободы слова и печати, друг и покровитель
многих знаменитых просветителей. Все было тщетно. При поименном голосовании
недавний суверен был признан виновным и приговорен к смертной казни. 387
депутатов проголосовали за это, 334 — против. 18 января 1793 г. так же поименно
380 голосами «за» и 310 — «против» принятое решение было подтверждено тем
же судилищем. Бывшему монарху позволили попрощаться с семьей. Тягостное
расставание состоялось. За день до казни Людовик XVI долго молился; ночь
провел спокойно и даже спал. На утро его духовник аббат де Фирмон отслужил
в спальне коленопреклоненного узника мессу 7. Затем последний, почти непе¬
реносимый и в то же время до ужаса будничный и недолгий путь от Тампля
до Площади революции по знакомым улицам и переездам в простом экипаже
вместе с двумя охранниками и священником. На эшафот Людовик XVI взошел
мужественно и твердо, к палачу приблизился, не дрогнув. Он пытался произнести
речь, в которой утверждал, что невиновен, и прощал своих врагов. Голос его
заглушил бой барабанов, а через несколько мгновений жизнь навеки оборвалась
под ножом гильотины...
Г. С. Кучеренко
6 Soboul A. Le proces de Louis XVI. Paris, 1966.
7 Эджеворт де Фирмон А. Э. Последние часы жизни Людовика XVI. СПб., 1814.
223
Рецензии
Г. Н. СЕВОСТЬЯНОВ. ЕВРОПЕЙСКИЙ КРИЗИС И ПОЗИЦИЯ США.
1938—1939. М.: изд-во «Наука», 1992, 374 с.
Вторая половина 80-х годов отмечена интен¬
сивными и разносторонними критическими вы¬
ступлениями в адрес отечественной историче¬
ской науки. Международные отношения всегда
были одной из популярных тем. На книги из
этой области исторического знания шторм кри¬
тики обрушился с особой силой. На государст¬
венном и общественном уровне история внешней
политики СССР подверглась радикальной пе¬
реоценке, охватившей в первую очередь канун
второй мировой и Великой Отечественной войн.
В эпицентре бурных дискуссий были события
1939 г., в частности, советско-германские со¬
глашения. Активными участниками развернув¬
шихся споров стали публицисты, а историки-
исследователи оказались отодвинутыми на вто¬
рой план. В то же время в распоряжении об¬
щественности оказались интереснейшие
советские материалы, так как внешнеполити¬
ческие акции советского правительства в 1939 г.
явились предметом политического анализа и
переоценки на уровне высшей государственной
власти. Неудивительно, что ученым потребова¬
лось время, чтобы «переварить» новые государ¬
ственные официальные установки, изучить
мощный пласт архивных документов, а также
осмыслить соображения, высказанные в широ¬
кой печати, отобрав представляющие интерес
для науки и отсеяв их от явно спекулятивных,
рассчитанных на сенсацию или преследующих
какие-то иные, не научные цели.
В таких условиях вышло в свет монографи¬
ческое исследование академика Г. Н. Севость¬
янова о международном политическом кризисе
кануна второй мировой войны. Это — много¬
плановая работа, затрагивающая ряд сложней¬
ших и острейших проблем. Первая мысль у
читателя, взявшего монографию в руки,— это
мысль о научной смелости автора, решившегося
сказать именно сейчас свое слово по самым
спорным научным вопросам. В целом усилия
автора оказались успешными, и читатель полу¬
чил нужную книгу. Проблемы, о которых идет
224
речь, настолько велики, что по ним будут со¬
зданы многие новые труды, но польза от этого
уже состоявшегося вклада в науку бесспорна.
Г. Н. Севостьянов посвятил свою работу по¬
следним месяцам перед второй мировой войной,
когда человечество уже с начала 30-х годов
двигалось к войне и было ввергнуто 1 сентября
1939 г. в невиданный мировой катаклизм. Боль¬
шое место автор уделяет Мюнхенскому согла¬
шению Англии, Франции, Германии и Италии,
поставившему мир на грань войны и сделавшему
ее возникновение лишь вопросом времени. В
оставшийся до 1 сентября 1939 г. краткий про¬
межуток времени последовал ряд важнейших
международных событий, которые были во мно¬
гом предопределены Мюнхеном. Автор объеди¬
няет эти международные события термином
«политический кризис в Европе в 1939 г.». Он
тщательно исследует три аспекта этой большой
темы: историю англо-франко-советских перего¬
воров летом 1939 г., заключение пакта о не¬
нападении между Германией и СССР и зна¬
чение этого пакта в международных отношениях
того времени. Наряду с этими магистральными
линиями мы находим в книге широкий спектр
иных международных событий, в целом состав¬
ляющих впечатляющую картину мировой поли¬
тики накануне войны.
Монография Г. Н. Севостьянова во многом
отличается от аналогичных советских работ
предшествующих лет. Прежде всего здесь мы
встречаемся со строго объективным подходом
исследователя к трактовке политики отдельных
держав. Ранее у нас было традиционно принято
и строго соблюдалось неписаное, но обязательно
действующее правило: при оценке политики
Советского Союза подавать ее как неизменно
прогрессивную, справедливую и безошибочную,
противопоставляя ей политику западных де¬
ржав, которая рисовалась агрессивной, неспра¬
ведливой, всегда враждебной СССР и в конце,
концов терпящей крах.
Автор прилагает большие усилия, чтобы быть
объективным, правдивым, стремясь установить
истину. Он не придерживается известного и
присущего не только советской историографии
принципа «моя страна всегда права». Этот под¬
ход чужд книге Г. Н. Севостьянова.
Автор уделяет большое внимание негативным
действиям И. В. Сталина, тщательно просле¬
живая их влияние на развитие международных
отношений предвоенных лет. В спокойной, ар¬
гументированной манере исследователь показы¬
вает, как репрессии в отношении командного
состава Красной Армии не только наносили
ущерб авторитету Советского государства за ру¬
бежом, но и ослабляли возможности диплома¬
тического сотрудничества СССР с США, Анг¬
лией и Францией. В этом же направлении, как
отмечается в книге, действовали и другие от¬
рицательные черты существовавшего в нашей
стране режима.
В отличие от прежней традиции автор (кон¬
кретно, с привлечением документов) рисует ме¬
ханизм выработки и осуществления внешней
политики в комплексе: в США, Англии, Фран¬
ции, Германии, Италии, Японии, Польше и
ряде других стран. Интересны разделы, посвя¬
щенные дискуссиям в этих государствах по воп¬
росу об отношениях с СССР, впечатляет рассказ
о различии во мнениях в американском посоль¬
стве в Москве и в высшем политическом руко¬
водстве США.
С интересом отнесется читатель к многочис¬
ленным кратким биографическим справкам о
государственных деятелях и дипломатах. Это
делает историческое повествование более зри¬
мым и реальным. Приводится верное, на мой
взгляд, мнение американского дипломата Ч. Бо¬
лена: «Сталин делал политику, Молотов пре¬
творял ее в жизнь. Он раболепно относился к
своему хозяину» (с. 216). Оценка точная. Здесь
опытный, прозорливый американский дипломат
корректировал широко распространенное в свое
время представление о Молотове как о большом
государственном деятеле. Фальшивый образ Мо¬
лотова был создан пропагандой в те годы, когда
его имя в советской государственной иерархии
неизменно упоминалось сразу же после имени
Сталина и в глазах многих советских людей он
был как бы преемником Сталина. Ложность
такого представления о Молотове убедительно
раскрылась, когда он попытался после смерти
Сталина действовать самостоятельно и это полу¬
чилось катастрофически неудачно. В том, что
Молотов в действительности не был крупной
личностью и большим государственным деяте¬
лем, можно убедиться также, прочтя его свое-
8 Новая и новейшая история, № 2
образные мемуары, опубликованные в виде бесед
с поэтом Ф. Чуевым ’.
На с. 213 автор повествует о драматическом
эпизоде 4 мая 1939 г., когда М. М. Литвинов
был снят с поста наркома иностранных дел.
Нам известна несколько отличающаяся версия
этих событий. В кабинет наркома явилась ко¬
миссия — В. М. Молотов, Г. М. Маленков,
Л. П. Берия и его заместитель по Наркомату
внутренних дел (НКВД) В. Г. Деканозов, а
также группа офицеров безопасности, разме¬
стившаяся в приемной. Молотов сел в кресло
наркома, за его письменный стол. Литвинов
разместился слева, а остальные — справа за сто¬
лом для заседаний. Молотов, державшийся аг¬
рессивно, в резкой форме заявил, что Литвинов
снимается за неудовлетворительную работу по
реализации решений XVIII съезда ВКП(б). Лит¬
винов сразу же возразил и стал говорить о том,
что предпринимает НКИД по выполнению ре¬
шений съезда, но его не стали слушать. Разы¬
скали секретаря парткома НКИД Ф. Т. Гу¬
сева *. Молотов заявил ему, что парторганиза¬
ция также плохо работает над реализацией ре¬
шений съезда. Гусев, человек прямой и
решительный, заявил, что это обвинение нео¬
боснованно, и, проявив твердость, в нескольких
фразах попытался сказать, что делается в парт¬
организации. Молотов прекратил этот острый
разговор, заявив: «Ну, с этим мы еще как следует
разберем£я».
Затем было приказано поочередно вызывать
в кабинет находившихся в здании ответственных
сотрудйиков Наркомата. После короткого
разговора им предлагали удалиться через одну
из двух дверей. Одна дверь позволяла возвра¬
титься на рабочее место, удалявшиеся же через
другую дверь поступали в распоряжение офи¬
церов НКВД.
Документальная база книги солидна: автор
исследовал все сколько-нибудь значительные ис¬
точники, в частности и зарубежные. Многое
почерпнул ученый в широко открывшихся сей¬
час отечественных архивах, сопоставляя раз¬
личные документы друг с другом, с мемуарными
материалами, с ходом реальных событий. Из¬
вестно, что любой документ отражает мнение
его составителя, причем дипломатический до-
1 Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым.
М., 1991.
♦ Ф. Т. Гусев — впоследствии видный дип¬
ломат, посол СССР в Великобритании, Канаде,
заместитель министра иностранных дел СССР.
Приводимая версия событий 4 мая 1939 г. ос¬
нована на его рассказе.
225
кумснт формулируется гибко и оставляет воз¬
можность политического маневрирования. В та¬
ком документе зачастую применяется «формула
умолчания», важные факты в нем могут быть
огг/ щены.
Так, например, в английском журнале «Ин-
тернэйшнл афферс» говорится, что любой автор
очень часто «может попасть в ловушку, которая
подстерегает исследователя, имеющего дело с
документальными материалами. Вера в то, что
а) протоколы заседаний кабинета отражают весь
ход споров за столом и б) что такие документы
точно и полно отражают действительный ход
войны, не выдерживает критики» 2.
Чем ближе к нашему времени, тем труднее
историку добывать элементы истины, ибо ко¬
личество документов возрастает из года в год,
и они становятся все более изощренными.
В книге Г. Н. Севостьянова нашли отражение
новые идеи, свежие мысли, высказанные в пуб¬
лицистике, широкой прессе, а также в ходе
многочисленных российских и международных
теоретических конференций. Выявились много¬
численные различные точки зрения на между¬
народные событий кануна мировой войны, на¬
метились новые концепции, оценки и трактовки.
Автор не прошел мимо них.
Достаточно полно отражены в книге положе¬
ния, сформулированные в государственных ор¬
ганах России при выработке и обсуждении до¬
кументов, дающих новую оценку советско-гер¬
манскому пакту 1939 г. о ненападении и сек¬
ретным протоколам к нему. Об этом сказано в
двух последних главах и в заключении. Следует
отметить принципиальное положение: автор
придерживался формулы «пакт о ненападении»,
что, по его мнению, соответствует тексту и
содержанию документа и мерам по его реали¬
зации. Это важно иметь в виду, потому что на
этот счет есть и другая точка зрения: многие
зарубежные, а в последние годы и российские
авторы именуют или представляют пакт о не¬
нападении как договор о союзе.
Мы готовы солидаризироваться с позицией
Г. Н. Севостьянова в решении им узловых про¬
блем темы книги. Одно из важнейших мест
среди них занимает Мюнхен. Мюнхенская кон¬
ференция, включая ее подготовку и последствия,
.четко выявила две основные линии в политике
западных государств и продемонстрировала раз¬
межевание политических сил внутри этих стран.
Автор убедительно показывает это на примере
2 International Affairs, v. 51, № 1, January
1975, p. 136.
226
Англии. В марте 1938 г. У. Черчилль говорил
послу СССР в Лондоне И. М. Майскому: «Нам
нужна, до зарезу нужна сильная Россия как
противовес против Германии и Японии» (с. 12).
Он высказался за создание великого альянса
всех миролюбивых государств, включая Совет¬
ский Союз. Вторую линию Г. Н. Севостьянов
демонстрирует на примере лорда Галифакса,
министра иностранных дел в правительстве Не¬
виля Чемберлена, пытавшегося откупиться от
Гитлера за счет ряда европейских стран и под¬
толкнуть его к походу против СССР: «Германия
по праву может считаться бастионом Запада
против большевизма» (с. 13). Примерно такое
же размежевание политических сил, включая
внешнеполитическую службу, автор прослежи¬
вает в США и Франции.
Выдав Гитлеру Австрию, английские государ¬
ственные лидеры развили лихорадочную дея¬
тельность с целью удовлетворить его планы по
захвату Чехословакии и получить за это бла¬
госклонное отношение к Англии. Автор пока¬
зывает, с какой сложностью удалось созвать в
Мюнхене 29—30 сентября 1938 г. конференцию
Англии, Франции, Германии и Италии для
решения чехословацкого вопроса. СССР готов
был выступить в защиту Чехословакии, а Руз¬
вельт, не одобрявший германскую агрессию,—
принять участие в конференции. «В работе кон¬
ференции,— замечает автор,— должны были
участвовать все заинтересованные страны,
прежде всего Чехословакия и СССР. Но они
преднамеренно были отстранены. Рузвельта...
не только не пригласили, но даже не инфор¬
мировали о конференции» (с. 132—133).
Мысль о том, что участие СССР и США в
Мюнхенской конференции имело бы положи¬
тельное значение для Чехословакии и дела мира,
можно встретить сейчас и в других изданиях.
Сама по себе она справедливая, диктуется ло¬
гикой и здравым смыслом. Английскому писа¬
телю Бернарду Шоу эта мысль пришла во время
конференции. Вот что он писал: «В Мюнхене
Англия совершила роковую ошибку, не сыграв
своего главного козыря, который состоял в том,
что она имела Россию на своей стороне. Если
бы она сыграла эту карту во всем ее значении,
то она могла бы поставить Гитлера на колени.
Но благодаря ненависти ее феодально-капита¬
листического правящего класса (теперь нахо¬
дящегося у власти) к России она хотела при¬
мирить (умиротворить) Германию в надежде,
что в союзе с ней она сможет разбить СССР...
В течение всех переговоров она игнорировала
Россию и отказалась пойти на соглашение с
ней... В результате Россия поставлена в изоли-
po ван ное положение, а Англия без нее почти
бессильна, а Гитлер — хозяин положения. Сей¬
час не время для того, чтобы детски воображать,
что Гитлер — презренный авантюрист. К нему
з
надо отнестись очень серьезно» .
Однако в таком случае возникает бопрос: на¬
сколько реальной была бы Мюнхенская конфе¬
ренция в таком оптимальном составе? Прибыли
ли бы на нее Гитлер и Чемберлен? Вряд ли
конференция состоялась бы вообще — ведь ее
цели находились бы тогда в принципиальном
противоречии с составом участников.
Вывод Г. Н. Севостьянова вполне обоснован
документами. Он гласит: «Мюнхенская конфе¬
ренция не только не разрешила и не ослабила,
а наоборот, обострила существовавшие проти¬
воречия в Европе, породив новые, не менее
сложные разногласия в международных отно¬
шениях, углубление которых неизбежно вело к
войне» (с. 176). Проще говоря, Мюнхен под¬
толкнул мир к войне и во многом определил
развитие мировой политики с 1 октября 1938 г.
до 1 сентября 1939 г.
Подробно, на значительном новом докумен¬
тальном материале автор рассматривает слож¬
ную, переменчивую политику США, значение
закона о нейтралитете^ борьбу по вопросу о его
отмене. Можно согласиться с оценкой автора:
«Американский президент понимал, что Чем¬
берлен ведет сложную дипломатическую игру;
он выступал за мир любой ценой, но при воз¬
никновении вооруженного конфликта в Европе
постарается представить дело так, что Брита-
ния-де была втянута в него, поскольку понаде¬
ялась на поддержку США, или же, напротив,
не вступила в войну, так как Вашингтон отка¬
зался ее поддержать» (с. 116).
В книге рассматриваются подробно советско-
англо-французские переговоры 1939 г. Саботаж
переговоров представителями Англии и делега¬
цией Франции, по существу, бывшей у них в
подручных, показан весьма убедительно. Но не
без упрека остается и советская сторона. Со¬
ветский Союз, как отмечает автор, «не проявил
при этом дипломатической инициативы и не
попытался воспользоваться благоприятной воз¬
можностью вступить в контакт с США» (с. 302),
когда Америка проявила интерес к переговорам.
Приняв точку зрения автора книги, следует
констатировать, что из приводимых в работе
документов убедительно явствует принципиаль¬
ная разница между позициями СССР и Вели¬
кобритании; если советское руководство ориен¬
3 Встречи с прошлым, вып. 5. М., 1964.
тировалось на завершение переговоров успехом,
то Англия вела дело к их провалу. Лондон дал
своим людям указание тянуть переговоры до 1
октября. И в Москве, и в Лондоне, и некоторых
других столицах в это время уже было известно,
что Германия нападет на Польшу до 1 сентября.
Таким образом, война перечеркнула бы совет¬
ско-англо-французские переговоры.
В работе рассказано, как в ответ на предло¬
жение ряда английских деятелей послать в Мо¬
скву представителя в ранге министра Чемберлен
ответил отказом, заявив: «Такая поездка была
бы унизительной» (с. 260). В этой политически
весьма емкой фразе изложена позиция англий¬
ского правительства в отношении московских
переговоров и выражена глубокая ненависть
правоконсервативных кругов Англии к Совет¬
скому Союзу. О каком успехе переговоров мож¬
но было думать, когда их вели представители
правительства Чемберлена? Черчилль считал,
что отказ Чемберлена послать в Москву мини¬
стра «был оскорблением для советского прави¬
тельства». Следует учитывать, что агентурная
информация о разговорах внутри английского
кабинета на эти темы на следующий же день
ложилась на стол к Сталину.
Мыслящие люди в Форин оффис в дни пе¬
реговоров задумывались над тем, что будет де¬
лать советское правительство, поняв, что Англия
и Франция на справедливое, равноправное со¬
глашение идти не намерены. Вывод был оче¬
виден: русские будут вынуждены обеспечить
себе мир, договорившись с немцами. Таким
образом, в Лондоне предвидели советско-гер¬
манский пакт о ненападении задолго до его
подписания. Предвидели, ибо такова была ло¬
гика элементарного здравого смысла и дипло¬
матии.
В процессе ликвидации СССР внимание пре¬
зидентской власти, российского правительства,
Верховного Совета (ВС) СССР, а затем ВС
России по ходу происходивших перемен ока¬
залось сосредоточенным на советско-германском
пакте о ненападении и секретном дополнитель¬
ном протоколе к нему. Появилось на свет много
новых документов, заключений и соображений.
Естественно, эти материалы во многом сфор¬
мировали содержание последних разделов мо¬
нографии.
Автор показал, что одновременно с москов¬
скими переговорами постепенно набирали силу
германо-советские переговоры, вначале торго¬
вые. Обращает на себя внимание следующий
факт: «20 октября советская сторона представила
немецкой стороне программу военных заказов
и закупок, включавшую 500 наименований, в
8#
227
том числе образцы авиационной, артиллерий¬
ской, инженерной и другой техники и воору¬
жения» (с. 324).
Должное внимание Г. Н. Севостьянов уделил
и, пожалуй, самой популярной сегодня теме в
исторической науке: ошибкам государственных
деятелей главных мировых держав, приведшим
ко второй мировой войне. В начале книги автор
ставит вопросы: кто виноват? Почему катаст¬
рофу не удалось предотвратить? Какие прави¬
тельства и деятели несут ответственность? Кем
были совершены непоправимые и Неоправдан¬
ные ошибки, приведшие к трагической развяз¬
ке?» (с. 3). Вся монография — это докумен¬
тально-фактический ответ на эти вопросы, и
он гласит: виноваты все — одни в большей, дру¬
гие в меньшей мере, но вина лежит на всех.
В этом автор солидарен с большинством солид¬
ных зарубежных историков.
Не только у нас, но и на Западе поток ли¬
тературы о «роковых ошибках политиков» на¬
бирает силу. Даже до недавних лет оставав¬
шийся мало уязвимым в этом отношении Чер¬
чилль теперь подвергается сильным атакам. В
1993 г. в Англии вышла книга Дж. Чармли,
которая называется «Черчилль: конец славы».
«То, что Черчилль был великим человеком,—
пишет Чармли,— не может быть подвергнуто
сомнению. Но его ошибки были таких же ог¬
ромных масштабов, как и у остальных деяте¬
лей... В 1938—1939 гг. он ратовал за то, чтобы
Британия создала Великий Союз, который не
допустил бы гегемонии Гитлера в Европе, и он
при этом очень преувеличил возможности Бри¬
тании вести такую войну» 4.
Не дискутируя с этим и подобными ему ав¬
торами, зададимся, однако, вопросом: действи¬
тельно ли мировую войну удалось бы предот¬
вратить, будь тогдашние политики несколько
мудрее? Иначе говоря, не было ли других причин
войны, кроме недостаточной проницательности
людей, стоявших тогда во главе крупнейших
стран мира?
Некоторые историки Запада, размышляя на
этот счет, приходят к выводам о наличии объ¬
ективных причин войны. Американский историк
английского происхождения Пол Кеннеди опуб¬
ликовал интересное исследование, в котором,
между прочим, рассуждает так: «Может быть
полезным вспомнить, что долговременные из¬
4 Charmley J. Churchill: The End of Glory.
London, 1993, p. 648.
менения балансов промышленного производства
играли важную ррль не сами по себе, но потому,
что они оказывали силовое и политическое воз¬
действие на положение в мире... Именно не¬
равномерный уровень экономического роста раз¬
ных стран неотвратимо влечет за собой подъем
особой мощи одних из них и упадок других...
Неравномерный уровень экономического разви¬
тия раньше или позже приведет к изменению
политического и военного соотношения сил...
Это можно наблюдать на истории развития ве¬
ликих держав на протяжении четырех столетий,
вплоть до нашего времени» 5.
Одной из важных причин возникновения войн
является фактор реваншизма, который приоб¬
ретает в определенных условиях в отдельных
странах громадное влияние. Суть реваншизма
в том, что правящие круги страны, потерпевшей
поражение в войне, стремятся вернуть утрачен¬
ную территорию, потерянные международные
позиции любой ценой, вплоть до развязывания
новой войны. Кажется, в историографии никто
не оспаривает того факта, что развившийся в
Германии после ее поражения в первой мировой
войне реваншизм явился одной из важных при¬
чин подготовки и развязывания Германией вто¬
рой мировой войны.
В непрестанных усилиях исследовать причины
возникновения второй мировой войны западные
историки и политологи обращаются к биологи¬
ческому фактору, природе человека. Профессор
истории Йельского университета (США) П. Гэй
опубликовал обширное исследование под мно¬
гозначительным названием: «Культивирование
ненависти». Автор делает основной упор на ис¬
торию Англии XIX — начала XX в. (до первой
мировой войны), но оговаривается, что его вы¬
воды не следует ограничивать только Англией
и этим временем. Гэй пишет, что войны, военная
история, классовая борьба, столкновения между
религиозными течениями, расовыми и этниче¬
скими группами, «борьба за место и власть в
политике или бизнесе, ненависть, генерируемая
национализмом и империализмом, разгул пре¬
ступности» — все это и многое другое «убеди¬
тельно свидетельствует, что агрессивность боль¬
ше, чем что-либо иное, явилась причиной раз¬
личных исторических событий и исторических
изменений» б. «В XIX в., по существу, едино¬
душно считали человека агрессивным живо¬
5 Kennedy Р. The Rise and Fall of the Great
Powers. New York, 1989, p. 430—437.
6 Gay P. The Cultivation of Hatred. New
York — London, 1993, p. 3.
228
тным» 7,— замечает Гэй и утверждает: «Чело¬
веческая природа основательно укоренена в би¬
ологии» 8. Автор использует теорию 3. Фрейда
и пишет, что Фрейд «считал агрессивность
страшнейшей опасностью для самого выживания
цивилизации»9 10 11. Он приводит относящееся к
декабрю 1914 г. замечание Фрейда, что «при¬
митивные, дикие и злобные импульсы в чело¬
веческой природе не исчезли у человека и про¬
должают существовать, хотя и в приглушенном
состоянии»; они только ожидают «возможности
проявить свою активность» Утверждение
Фрейда было вызвано «зверствами и резней»
начавшейся первой мировой войны. Реальности
второй мировой войны вряд ли побудили бы
Фрейда отказаться от этого мрачного вывода.
Гэй выпустил свою книгу в свет в 1993 г.
Возникает вопрос: случайно ли это? Особенно
если учесть, что он взял эпиграфом относящиеся
к 1897 г. слова Марка Твена: «Радость убийства!
Радость видеть, как совершается убийство, —
это черты человеческой расы в целом». На
суперобложке можно прочесть: «Война,— вос¬
кликнул Томас Манн в 1914 г., когда взорвалась
европейская пороховая бочка,— это очищение,
освобождение и огромная надежда!» 11 Как ви¬
дим, американский ученый в очередной раз
утверждает, что одной из объективных причин
войн является природа человека. Очевидно, его
побудила к этому объективная реальность конца
XX в., когда перечисленные Гэем проявления
агрессивности человеческой натуры дали о себе
знать в невиданных ранее масштабах и со всеми
их негативными последствиями.
Все сказанное выше, на наш взгляд, означает,
что исследование причин возникновения второй
мировой войны — как субъективных, так и объ¬
ективных — не закончилось и будет продол¬
жаться нашими и зарубежными историками.
Интересно сопоставить выводы Г. Н. Сево¬
стьянова с мнениями, появившимися недавно
по проблеме кризиса 1939 г. в Англии и США.
Антони Рид и Дэвид Фишер в 1988 г. издали
в США книгу о советско-германском пакте
1939 г. 12, а американский научный журнал
«Америкэн хисторикал ревью» в 1990 г. ее от¬
рецензировал. «Рид и Фишер,— отмечается в
7 Ibid., р. 529.
8 Ibid., р. 530.
’ Ibid., р. 331.
10 Ibid., р. 532.
11 Ibidem.
12 Read A., Fisher D. The Deadly Embrace:
Hitler, Stalin and Nazi-Soviet Pact. 1939—1941.
New York, 1988.
рецензии,— включили в свою книгу третью ча¬
сто игнорируемую тему, а именно — британ¬
ско-германские переговоры. Такой подход Де¬
монстрирует, что до 3 сентября 1939 г. Невиль
Чемберлен предпочитал дальнейшее умиротво¬
рение Гитлера заключению великого союза с
СССР. Эмиссары Чемберлена предлагали
Адольфу Гитлеру «величайшую взятку в исто¬
рии»... Но Гитлер теперь предпочитал уничто¬
жение Польши коротким военным локальным
ударом еще одному, еще большему Мюнхен¬
скому соглашению».
♦До 20 августа,— отмечается в рецензии,—
Сталин добивался заключения незыблемого по¬
литического и военного союза с Британией и
Францией. Чемберлен и лорд Галифакс со своей
стороны старались бесконечно оттянуть догово¬
ренность с СССР, слепо надеясь на невозмож¬
ность соглашения между смертельными идео¬
логическими врагами, такими, как Сталин и
Гитлер. Но Иосиф Сталин (как Чемберлен и
-Гитлер) держал наготове запасной вариант». В
рецензии говорится, что Сталин хладнокровно
набивал цену за советский нейтралитет и вы¬
рывал уступку за уступкой у Гитлера, у которого
руки были связаны Польшей.
«Таким образом,— делается вывод в рецен¬
зии,— Рид и Фишер заклеймили как миф ут¬
верждение, что Гитлер обманул Сталина. Ста¬
лин получил у Гитлера все, что Британия и
Франция не могли или не хотели дать... Пол¬
ностью сознавая конечные намерения Гитлера
против СССР, Сталин... отчаянно до самого
конца стремился выиграть дополнительное вре¬
мя для перестройки Красной Армии.
Не оправдывая Сталина в его бесчисленных
преступлениях, Рид и Фишер благожелательно
рисуют его сделки с Гитлером. Парадоксально,
что книга Рида и Фишера вышла в свет как
раз тогда, когда советские историки, переоце¬
нивая германскую политику Сталина, обрати¬
лись к в высшей степени отрицательным оцен¬
кам» ,3.
Содержательный труд академика Г. Н. Се¬
востьянова свидетельствует, что проводимые в
нашей стране и на Западе параллельные исс¬
ледования дают интересные результаты.
Академик В. Г. Трухановский
13 American Historical Review, № 2, April
1990, p. 492—493.
229
M. HUNDT. GESCHICHTE DES BUNDES DER KOMMUNISTEN 1836—
1852; Frankfurt a. M.— Berlin; Peterlang, 1993, 812 S.
M. X У H Д T. ИСТОРИЯ СОЮЗА КОММУНИСТОВ. 1836—1852 гг. Фран-
кфурт-на-Майне — Берлин, 1993, 812 с.
Доктор исторических наук, руководитель не¬
мецкой группы международного издания МЕ¬
ГА — Собрания сочинений К. Маркса и Ф. Эн¬
гельса на языках оригинала — Мартин Хундт
работает над историей немецкого и междуна¬
родного рабочего движения середины XIX в.
уже свыше 30 лет. Его книга представляет собой
серьезное и объективное исследование, опира¬
ющееся на богатейшие источники и на широкую
научную литературу, выходившую в Германии,
России, Франции, Бельгии, Голландии, Шве¬
ции и других странах. Этим периодом рабочего
движения занимались и занимаются многие не¬
мецкие историки — Г. Адлер, Ф. Меринг, X.
Фёрдер, К. Оберманн, В. Блюменберг, Д. Дове,
Э. Шреплер, А. Фейлинг, Г. Пельгер, В. И.
Зайдель-Хёппнер, Г. Беккер, В. Шмидт, В. Ши-
дер и другие ученые различных политических
направлений. Тем не менее рецензируемая кни¬
га является для Германии первым обобщающим
исследованием по истории Союза коммунистов.
В свое время Хундт был одним из главных
подготовителей трехтомного собрания докумен¬
тов «Союз коммунистов. Документы и матери¬
алы» *.
Исходным для автора является не тот или
иной теоретический постулат, а сам документ.
Создание Союза коммунистов он рассматривает
не просто как результат деятельности Маркса
и Энгельса, а как естественно-исторический
процесс. Его историю он начинает с возникно¬
вения Союза отверженных и Союза справедли¬
вых, т. е. за 10 лет до выступления Маркса и
Энгельса в качестве коммунистов. В книге нет
специального историографического раздела, но
многочисленные и обширные примечания вы¬
полняют эту задачу. По существу, монография
посвящена становлению рабочего класса Гер¬
мании, формированию его политических и иде¬
ологических принципов, зарождению его ин¬
теллигенции, независимо от того, представлена
ли она была портными — В. Вейтлингом, Г. Эк-
ка риусом, пивоваром К. Шаппе ром, журнали¬
1 Der Bund der Kommunisten. Dokumente und
Materialien. In 3 Banden. Berlin, 1970, 1982,
1984.
стами — В. Вольфом, Г. Веертом, Э. Дронке,
врачами — Р. Даниэльсом, К. Д. Эстером,
И. Клейном, А. Якоби — или учеными —
К. Марксом и Ф. Энгельсом. Возможно, Хундту
следовало бы подчеркнуть, что представления
Маркса и Энгельса в 40-х годах о промышленном
пролетариате как об обязательном носителе ком¬
мунистического, революционного сознания не
подтвердились историческим опытом развития
Англии 50—90-х годов XIX в., в чем фактически
признался и сам Энгельс 1 2. Правда, он до конца
жизни надеялся, что высококвалифицирован¬
ный рабочий Англии непременно преодолеет
временную победу буржуазного реформизма в
своих рядах. История же показала другое: Эн¬
гельс вскрыл тенденцию, характерную для ра¬
бочего движения всех капиталистических раз¬
витых стран, ставшую вскоре определяющей.
В книге обстоятельно прослеживается фор¬
мирование пролетариата и выделение из обще¬
демократического движения первых политиче¬
ских организаций рабочего класса. В частности,
подробно рассмотрены такие организации, как
Общество прав человека, Молодая Германия,
Немецкий народный союз и Союз отверженных,
явившийся непосредственным предшественни¬
ком Союза справедливых — зачатка Союза ком¬
мунистов. Хундт справедливо отмечает, что со¬
зревание демократических и коммунистических
воззрений членов Союза отверженных проис¬
ходило в тесном общении с передовыми фран¬
цузскими и английскими рабочими, с демок¬
ратами, социалистами и коммунистами Фран¬
ции. Он анализирует программные и уставные
документы Союза отверженных и доказывает,
что основная конструкция Устава этого Союза,
освобожденная От некоторых элементов заговор¬
щичества и диктаторских претензий, использо¬
вана в уставе Союза справедливых и даже Союза
коммунистов.
Автор, опираясь на новейшую литературу,
работы В. И. Зайдель-Хёппнер, В. Ковальски
и на собственные исследования, тщательно ос¬
2 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 29, с.
293; т. 22, с. 335—341.
230
вещает процесс разработки программы Союза
справедливых. Особый интерес представляет его
анализ незаконченной рукописи К. Шаппера
«Об общности имущества*.
Вполне оправданы недоверие Хундта к сви¬
детельствам М. Гесса, Г. Эвербекка, А. Руге о
раннем периоде деятельности Союза справед¬
ливых в 1837—1839 гг., так как они приехали
в Париж лишь в начале 40-х годов и знали об
этом раннем периоде только по смутным наме¬
кам отдельных ее членов. К сожалению, автор
отступает от этой линии, когда речь идет об
отдельных высказываниях Маркса и Энгельса.
Ведь они тоже были мало осведомленными о
деятельности Союза справедливых*в эти годы.
Так, Маркс писал, что Союз справедливых су¬
ществовал с 1836 г. Между тем документы и
фактический материал, приводимый в книге,
не подтверждают этого. Энгельс был более точен,
когда утверждал, что в 1836 г. выделились
самые крайние, по большей части пролетарские,
элементы. Однако ни Марксу, ни Энгельсу не
было известно, что организационное оформле¬
ние Союза справедливых относилось к 1837—
1838 гг., когда и был принят новый Устав. Это
вытекает из документов, на которые ссылается
автор. Также не подтверждается положение Эн¬
гельса, что Союз справедливых был лишь от¬
ветвлением французского тайного заговорщиче¬
ского «Общества Времен года» О. Бланки и
А. Барбеса и что Союз принял участие в вос¬
стании 12 мая 1839 г., организованном «Обще¬
ством Времен года».
Много нового материала приводит Хундт о
волне преследований членов Союза в Германии
в 1840—1842 гг. и о причинах, побудивших
Меттерниха предпринять эту акцию, о соци¬
альной поэзии Вейтлинга и его сторонников,
об организации и деятельности Просветитель¬
ного общества немецких рабочих в Лондоне, о
связях Общества с необабувистским эмигрант¬
ским «Сосьетэ демократах франсэз», об уставах
немецкого Просветительного общества и актив¬
ных его деятелях, о проектах устава Союза
справедливых в 1842 г. Опираясь на новейшую
литературу, а главное на документы, он дает
содержательный анализ коммунистической про¬
паганды Вейтлинга в Швейцарии в 1842—
1843 гг. и вскрывает существенные пункты раз¬
ногласий между ним и многими деятелями Со¬
юза справедливых в Париже и Лондоне. Автору,
пожалуй, следовало бы коснуться разногласий
Вейтлинга со своими соратниками по пропаганде
в Швейцарии — А. Беккером, С. Шмидтом,
С. Зайлером, ибо речь шла об отношении к
демократии, к передовой немецкой философии
и о вопросах тактики, в которых Вейтлинг не
всегда занимал прогрессивные позиции. Хундт
указывает на его теоретические и тактические
слабости. Вейтлинг, носившийся тогда с планами
бунта 20 тыс. бесшабашных босяков, которые
вынесут свой смертный приговор частной соб¬
ственности, укрепился в них после многократ¬
ных бесед с М. А. Бакуниным в Швейцарии.
Руководители же Союза справедливых в Париже
и Лондоне, вскрывая вздорность этих планов,
могли противопоставить им только идеи Кабе,
Оуэна и сенсимонистов о мирном преобразова¬
нии общества на базе коллективной собствен¬
ности. Обе стороны испытывали слабость своих
идеологических воззрений. Не случайно
К. Шаппер и Г. Бауэр во время коммунисти¬
ческих дискуссий в 1844—1845 гг. заявляли,
что научную теорию принесут в Союз современ¬
ные немецкие философы, имея в виду Л. Фей¬
ербаха, К. Маркса, Ф. Энгельса, М. Гесса.
Большое внимание в работе уделено проблеме
созревания предпосылок соединения марксизма
с деятельностью Союза справедливых. Казалось
бы, эта проблема исчерпывающе освещена в
трудах немецких и отечественных исследовате¬
лей. Однако автор смог ее осветить более, об¬
стоятельно, показав значение журнала «Фор-
вертс» для развития взглядов руководителей Со¬
юза справедливых, сотрудничество его членов
в этом органе, роль Маркса и Бернайса, которые
с лета 1844 г. стали его фактическими редак¬
торами, превращение этого журнала в орган
коммунистической пропаганды.
Освещая деятельность создававшихся Марк¬
сом и Энгельсом коммунистических корреспон¬
дентских комитетов, Хундт справедливо видит
в ней продолжение той линии, которую вел
Маркс в узком кружке своих сторонников в
«Форвертс». Автору, вероятно, следовало бы под¬
черкнуть, что основоположники марксизма, пла¬
нируя создание международной Коммунистиче¬
ской партии, в первую очередь стремились вов¬
лечь в нее левых чартистов (Гарни, Джонс),
представителей английского промышленного
пролетариата, а уже во вторую очередь Союза
справедливых — передовых немецких полупро¬
летариев. История не оправдала их планов, Союз
коммунистов возник на базе реорганизации Со¬
юза справедливых и принятия им новой про¬
граммы, разработанной Марксом и Энгельсом.
Важное место в книге занимают страницы,
посвященные «Манифесту Коммунистической
партии». Автор приводит большой фактический
материал о распространении «Манифеста» в го¬
ды существования Союза коммунистов и о воз¬
действии этого документа на его членов и на
231
общественное мнение Германии. К сожалению,
Хундт не приводит других версий о возникно¬
вении «Коммунистического манифеста». Он не
сообщает, что на втором конгрессе Союза ком¬
мунистов при обсуждении проекта программы,
кроме «Принципов коммунизма» Энгельса, но¬
минально представлявшего положения общин
Союза в Париже, имелся также «Коммунисти¬
ческий символ веры», составленный при участии
Энгельса, Вольфа, Шаппера и других на первом
конгрессе Союза коммунистов и разосланный
всем низовым организациям для дальнейшего
обсуждения и для присылки на второй конгресс
своих проектов программ и предложений по
усовершенствованию «Символа веры». Таково
было решение первого конгресса Союза комму¬
нистов и избранного им Центрального комитета.
Естественно, что ни один делегат не мог явиться
на второй конгресс, не имея на руках предло¬
жений, поступивших в ходе обсуждения «Сим¬
вола веры» в его общинах или нового проекта
программы. Известно, что такие предложения
поступили от лондонского, парижского и брюс¬
сельского округов.
Подробно Хундт раскрыл деятельность Союза
коммунистов в революции и после нее. Основной
его тезис заключается в том, что революции
1848—1849 гг. в Европе, и в особенности в
Германии, явились высшим пунктом развития
Союза коммунистов. На этой точке зрения, по
существу, стояли все члены редакции трехтом¬
ника документов и материалов «Союз комму¬
нистов». Однако автору принадлежит теорети¬
ческое и обстоятельное документальное обосно¬
вание этого тезиса и серьезная критика тех
историков, которые утверждали, что Союз во
время революции фактически не существовал
или же что его роль в ней была крайне ни¬
чтожна. Он показывает, в какой маре революция
подтвердила правильность принципов, сформу¬
лированных в программных и политических до¬
кументах. Хундт справедливо отмечает, что на¬
чиная с Февральской революции 1848 г. в Па¬
риже Союз коммунистов продолжал существо¬
вать на всем протяжении революции в
Германии, благодаря действовавшим в ней чле¬
нам Союза, «Манифесту Коммунистической
партии», «Требованиям Коммунистической пар¬
тии в Германии», «Новой Рейнской газете»
(с. 417).
Потерпев неудачу в попытке создать массовую
рабочую партию, Маркс и Энгельс добились
коренного поворота в деятельности Союза, пре¬
вратив его в «крайне левое крыло» демократи¬
ческого движения в Германии. Автор показы¬
вает, как и при этих условиях редакция «Новой
Рейнской газеты» (Маркс, Энгельс, В. Вольф,
Шаппер и др.) фактически превратилась в ру¬
ководящий штаб Союза коммунистов. Хундт
обоснованно утверждает, что Маркс и Энгельс
отнюдь не претендовали на роль «непогреши¬
мых» пророков, что им не раз приходилось
менять свои стратегические и тактические пла¬
ны. Однако, говоря о присущей Марксу и Эн¬
гельсу «короткой исторической перспективе»,
автору, может быть, следовало бы более строго
отнестись к вышеприведенному утверждению,
памятуя о признании самого Энгельса по этому
поводу в предисловии (1895 г.) к «Классовой
борьбе во Франции» Маркса. Ведь Энгельс тогда
признал, что в 40-е годы Маркс и он переоце¬
нивали степень зрелости развития капитализма,
европейского пролетариата и его объективных
и субъективных возможностей. А если это так,
то неудивительно, что их расчеты на непре¬
менную победу пролетарской революции во
Франции 1848—1851 гг. и на обеспечение тем
самым победы перманентной революции в дру¬
гих европейских странах оказались для того
момента ошибочными. Нереальными оказались
и «Требования Коммунистической партии в Гер¬
мании», и после возвращения в Германию Маркс
и Энгельс должны были на время отодвинуть
их в тень, ибо коммунистов могли «забросать
камнями», как сообщали почти все эмиссары
Центрального Комитета. Это определило необхо¬
димость новой тактики Союза коммунистов, ему
следовало выступать в роли крайнего крыла де¬
мократического движения в Германии, а сам
Союз коммунистов на время должен был уйти в
тень. Об этом надо было бы сказать в книге
открытым текстом. Сделанное замечание отно¬
сится не только к Хундту, а почти ко всем
историкам, писавшим до сих пор о Союзе ком¬
мунистов. Оно касается и автора данной рецензии.
Ценным в исследовании Хундта является ос¬
вещение деятельности кёльнского ЦК после рас¬
кола Союза коммунистов, в ходе которой он
преодолевал подчас субъективные предубежде¬
ния Маркса и Энгельса, связанные с их конъ¬
юнктурными соображениями.
В целом же, несмотря на указанные замеча¬
ния, монография Хундта — обстоятельное ис¬
следование, опирающееся на документы и бо¬
гатую литературу. Автору удалось воссоздать
работу многих ученых, независимо от их пар¬
тийной принадлежности, трудившихся над ис¬
торией Союза коммунистов. В этом его большая
заслуга.
/ Е. П. Кандель,
кандидат исторических наук
232
A. DULLES. THE MARSHALL PLAN. Ed. by M. Wala. Providence —
Oxford. Berg, 1993, XXII, 138 p.
А. Д А Л Л E С. ПЛАН МАРШАЛЛА. Ред. M. Уала. Провиденс — Оксфорд,
1993, XXII, 138 с.
История этой книги необычна. Она была на¬
писана 45 лет назад, но вышла в свет только
сейчас. Ее автор — Аллен Даллес, один из ру¬
ководителей Управления стратегических служб
(УСС) — американской внешней разведки в го¬
ды второй мировой войны, директор ЦРУ в
1953—1961 гг., автор ряда книг по проблемам
внешней политики. Однако рассматриваемая ра¬
бота носит особый характер — это политический
памфлет и историческая хроника одновременно.
Автор ставил перед собой цель оказать влияние
на американское общественное мнение и поли¬
тиков с тем, чтобы они благоприятно отнеслись
к предложенному администрацией Трумэна пла¬
ну Маршалла.
Это первое исследование знаменитой программы
американской помощи Западной Европе, в котором
подробно раскрываются механизм принятия реше¬
ний по данному вопросу, коллизии мировой поли¬
тики и борьба группировок внутри США.
Кратко о предыстории книги Аллена Даллеса.
Оказавшись не у дел после окончания войны
с Германией, Даллес в конце 1945 г. уволился
из УСС и возвратился на свое старое место
работы — в юридическую фирму «Салливан энд
Кромвел». Однако бывший шеф американской
резидентуры в Берне уже почувствовал вкус
большой политики и не хотел удовольствоваться
жизнью практикующего юриста.
Он начал активно заниматься общественной
деятельностью, связанной с внешней политикой,
и очень быстро стал президентом Ассоциации
колледжей по изучению Ближнего Востока, ди¬
ректором Фонда Вудро Вильсона, председателем
Комитета по международному праву нью-йорк¬
ской ассоциации юристов, играл видную роль в
создании структуры ООН. В ноябре 1946 г. его
избрали президентом самой престижной внеш¬
неполитической организации американской эли¬
ты — Совета по международным отношениям.
В этом качестве Даллес был вовлечен в раз¬
работку новой системы европейской безопасно¬
сти, американской политики в отношении этого
континента и, в частности, планов помощи раз¬
рушенной и раздираемой социальными конф¬
ликтами Европе. Американской публике и боль¬
шинству политиков, полагавшим, что США и
так много сделали для спасения Европы от
фашизма, было непонятно, зачем европейцам
помогать еще и после окончания войны, ведь
у Америки и у самой полно проблем, связанных
с конверсией. Наиболее же дальновидные стра¬
теги считали, что США лучше поделиться ча¬
стью своего богатства, чтобы обеспечить ста¬
бильность в Европе, ставшей колыбелью двух
мировых войн, и предотвратить распространение
там коммунистических идей.
Как только госсекретарь США Джордж Мар¬
шалл выступил 5 июня 1947 г. в Гарвардском
университете с знаменитой речью, содержавшей
предложение об оказании помощи Европе, Даллес
вместе с другими видными политиками подклю¬
чился к кампании по проталкиванию программы
через конгресс. Он был одним из основателей и
активных деятелей Комитета в поддержку плана
Маршалла, образованного в октябре 1947 г. Даллес
также выступал в качестве консультанта комитета
по иностранной помощи палаты представителей,
члены которого тщательно изучали мнение экс¬
пертов, совершали ознакомительные поездки в
европейские страны.
Рецензируемая книга была написана Далле¬
сом в январе 1948 г. под эгидой упомянутого
Комитета в поддержку плана Маршалла как
часть его лоббистской кампании. Она уже была
готова к печати, когда в феврале 1948 г. в
Чехословакии при поддержке СССР к власти
пришли коммунисты, что резко обострило си¬
туацию в Европе и окончательно склонило ко¬
лебавшихся членов конгресса США в пользу
программы помощи Западной Европе. В мар¬
те—апреле 1948 г. Капитолий без особых дебатов
одобрил план Маршалла, и надобность в пуб¬
ликации книги Даллеса отпала.
Почему же американский историк из Стэн-
дфордского университета Майкл Уала раскопал
ее в архиве А. Даллеса, хранящемся в При¬
нстонском университете, и счел нужным опуб¬
ликовать? Думается, причиной тому является
не только сугубо исследовательский интерес из¬
дателя, стремившегося восполнить пробел в био¬
графии Даллеса. Кстати, американская исто¬
риография не изобилует работами об этом де¬
ятеле: кроме книги самого Даллеса о разведы-
вательной деятельности , в которой содержится
1 Dulles A. The Craft of Intelligence. New
York, 1963.
233
некоторая информация о его жизни, и моно¬
графии Л. Мосли о семействе Даллесов, где
отдельные разделы посвящены Аллену Далле¬
су 2, какой-либо цельной биографии этого де¬
ятеля не существует. Американские ученые
П. Гроуз и X. Смит только еще собираются
издать биографию А. Даллеса.
Главное все же заключается в том, что сама
тема, которой посвящена книга — план Мар¬
шалла^— зазвучала сегодня весьма актуально.
США вновь стоят перед дилеммой: изолиро¬
ваться или принять активное участие в решении
проблем стран Восточной Европы и бывших
республик СССР. Снова в американском обще¬
ственном мнении нет единства по этому вопросу.
Опять США нужно найти верный ответ на
возникающие глобальные вопросы, не ошибить¬
ся в выборе пути. Книга Даллеса как бы по¬
свящает современного читателя в интеллекту¬
альную и политическую лабораторию того вре¬
мени, наглядно показывает, какие предрассудки
и стереотипы существовали у тогдашних аме¬
риканских, западноевропейских и советских
политиков, помешавшие превратить план Мар¬
шалла в программу сотрудничества и напра¬
вившие отношения между Востоком и Западом
в русло «холодной войны».
Конечно же, Даллес весьма субъективен в
своих оценках. Так, описывая дипломатическую
борьбу вокруг инициативы Маршалла и причины
неучастия СССР, а также стран Восточной Ев¬
ропы в этой программе, он вольно или невольно
представляет США в роли мудрого провидца и
доброго филантропа, которому противостоит
злобный и низкий диктатор (Сталин), обманом
и силой установивший свое господство над про¬
стодушным русским народом.
Реакцию Москвы на план Маршалла Даллес
представил как однозначно негативную. Он счи¬
тал, что основной мотив советской внешней
политики — отвергать все, что предлагали США
и Запад, даже если это выгодно СССР. По его
мнению, Москва любой ценой стремится сабо¬
тировать американскую программу помощи, да¬
бы удержать Восточную Европу в сфере своего
влияния' и продлить состояние социальной и
экономической нестабильности в Западной Ев¬
ропе. Он так описывает замысел И. В. Сталина:
«Россия хочет, чтобы мы зря тратили наши
ожидания и средства в Западной Европе, будучи
уверенной, что сможет в любой момент рас¬
строить западноевропейскую экономику и за¬
2 Mosley L. Dulles: A Biography of Eleanor,
Allen, and John Foster Dulles and Their Family
Network. New York, 1978.
234
ставить Соединенные Штаты убраться обратно
в Западное полушарие ослабленными и разоча¬
рованными... Россия не осмеливается открыть
двери западному влиянию до той степени, ко¬
торую предполагает план Маршалла. Далее, она
не хочет рисковать, понимая, что план Мар¬
шалла окажет воздействие на союзников, ко¬
торые и через два с половиной года после победы
в войне выказывают больший интерес к торговле
с Западом, чем этого хотелось бы Москве» (с. 34).
Конечно, Сталин внес свой «вклад» в обост¬
рение международной обстановки после второй
мировой войны. Не самой мудрой была его
политика и в случае с предложением США об
участии Москвы в программе возрождения Ев¬
ропы. По крайней мере, «хлопать дверью», как
это сделал В. М. Молотов на Парижской кон¬
ференции в июне—июле 1947 г., не стоило. И
тем не менее: Даллес, во-первых, умалчивает
о тех негативных действиях Запада, которые
помешали достичь компромисса, и, во-вторых,
слишком упрощенно трактует мотивы поведения
Сталина в этой ситуации 3. '
Позиция США в вопросе об участии СССР
в плане Маршалла отнюдь не была такой ис¬
кренней и бескорыстной, как ее описывает Дал¬
лес. Он сам признает, что при выдвижении
инициативы там ничего не _ говорилось о воз¬
можном распространении программы помощи
на Россию и государственный департамент не¬
хотя согласился включить в план лишь Евро¬
пейскую часть СССР только после того, как
Франция затребовала от него разъяснений после
речи Маршалла в Гарварде (с. 21—22).
Москва также была обеспокоена условиями,
на которых предполагалось предоставлять по¬
мощь. Там помнили, что президент Трумэн в
мае 1945 г. весьма недипломатично заявил о
прекращении программы ленд-лиза, хотя впе¬
реди была война с Японией. Где была гарантия
невмешательства США во внутренние дела
СССР? Москву больше бы устроил льготный
кредит для восстановления экономики, но все
просьбы Молотова о новой программе ленд-лиза
на 6 млрд. долл, или займе на 1 млрд. долл,
были отклонены. Вдобавок ко всему США про¬
должали настаивать на выплате процентов по
ленд-лизу. Каково это было для страны, вынес¬
шей на своих плечах основную тяжесть войны
с гитлеризмом и разоренной оккупантами? До¬
воды Даллеса о том, что европейцам пора по¬
ступиться национальным суверенитетом ради ра¬
зумного регулирования экономических процессов
3 См. Наринский М. М. СССР и план Мар¬
шалла.— Новая и новейшая история, 1993, № 2.
на континенте, в этой ситуации воспринимались
болезненно. Напомним также, что инициатива
Маршалла последовала тогда, когда СССР уже
проходил низшую точку кризиса, связанного с
разрухой и конверсией, а реализация программ
помощи началась уже после того, как наша
страна восстановила довоенный потенциал.
Так что программа явно была рассчитана на
западноевропейские страны как по времени —
эти государства нуждались в «стартовом толчке»
для выхода из военной разрухи, так и по про¬
цедуре — получателями этой помощи могли
быть только страны с рыночной экономикой,
согласные с достаточно жесткой системой кон¬
троля за использованием средств. Было нере¬
ально рассчитывать на то, что СССР, обладав¬
ший абсолютно иными экономической и обще¬
ственно-политической структурами, станет уча¬
стником такой программы. Для этого ему нужно
было отказаться от основ своего социального
строя. В то же время США не проявили желания
поиска взаимоприемлемых вариантов решения,
хотя можно было бы найти оптимальную форму
оказания помощи странам Восточной Европы в
рамках плана или вне его, и не особенно жалели
об отказе Москвы принять предлагавшиеся ей
условия. Даллес просто констатировал, что Мо¬
сква в очередной раз «повернулась к Европе
спиной» (с. 21).
С самого начала было ясно, утверждал Даллес,
что СССР заранее имел план провалить ини¬
циативу Маршалла (он назвал его планом Мо¬
лотова) . В противовес американской инициативе
этот план предлагал союзникам СССР в Вос¬
точной Европе ряд льгот в экономическом со¬
трудничестве, в частности подписание выгодных
для них соглашений о торговле. Тут Даллес,
конечно же, явно преувеличивал. Москва, даже
если бы она и хотела этого, была просто не в
силах выдвинуть альтернативу плану Маршалла,
равно как и повлиять на экономику Западной
Европы, чем Даллес пугал своих читателей. Да
и впоследствии степень и масштабы экономи¬
ческой интеграции социалистических стран зна¬
чительно отставали от западноевропейских.
В то же время автор прав, когда он усмат¬
ривает в «планах» Маршалла и Молотова тен¬
денцию к образованию в Европе двух эконо¬
мических союзов, противостоящих друг другу —
ЕЭС и СЭВ. Не откажешь ему в дальновидно¬
сти — все-таки это начало 1948 г.! — когда он
обосновывал необходимость экономической ин¬
теграции в Европе и наднационального регу¬
лирования социально-экономических и полити¬
ческих процессов на континенте. Для него это —
объективный результат глобализации экономики
и в то же время — средство обеспечения ста¬
бильности в Западной Европе, предотвращения
новых войн и конфликтов. По сути дела, это
старая и до сих пор активно действующая идея
«Соединенных Штатов Европы»: «Возвеличива¬
ние национального суверенитета более чем ка¬
кой-либо другой фактор привело капиталисти¬
ческий мир Европы на край пропасти. Советы
понимают это, и у них есть все основания для
того, чтобы надеяться на получение преиму¬
ществ, если они будут поддерживать эту старую
идею суверенитета. Следовательно, мы, амери¬
канцы, хотели бы, чтобы европейцы создали
таможенный союз, ликвидировали торговые
барьеры и сделали все возможное, чтобы по¬
зволить товарам свободно передвигаться по кон¬
тиненту, тем самым в полную силу использовать
ресурсы, которые они имеют» (с. 3—4). Идеи,
весьма созвучные взглядам будущих «отцов-ос¬
нователей» ЕЭС — Моне, Шумана и др.
Трудно, конечно, удержаться от иронии по
поводу надежд Даллеса на выгоды для США
от европейской интеграции. Как только ЕЭС
было создано, начались соперничество, а подчас
и настоящие торговые войны между Западной
Европой и США.
Поторопился Даллес похоронить и националь¬
ный суверенитет. Такие страны в ЕЭС, как
Англия, Франция, Дания, весьма настороженно
относились и относятся к созданию супернаци¬
ональных органов управления, могущих уще¬
мить их суверенитет. Для многих скандинавских
стран и нейтралов Центральной Европы (Швей¬
цария, Австрия) опасения утратить хотя бы
часть своей независимости долгое время слу¬
жили — и служат — причиной отказа от вхож¬
дения в ЕЭС.
И тем не менее это рассуждение с позиций
современности, исторического опыта. Нельзя
требовать, чтобы Даллес точно предугадал раз¬
витие европейской системы отношений на пол-
века вперед, тем более что его предсказания во
многом оправдались.
Как бы то ни было, согласны мы с автором
или нет, прав он оказался в своих расчетах
или ошибся, его книга представляет значитель¬
ный интерес как для ученых, восполняющих
пробелы в изучении послевоенной истории, так
и для широкой читательской аудитории, раз¬
мышляющей о судьбах человечества и стремя¬
щейся сделать выводы из опыта прошлого.
А. А. Сергунин,
кандидат исторических наук,
доцент Нижегородского государственного
университета
235
R. GREAVES, R. ZALLER, J. ROBERTS. CIVILIZATIONS OF THE
WEST. THE HUMAN ADVENTURE. NEW YORK: HARPER COLLINS PUB¬
LISHERS, 1992, XLVIII, 1031 p.
P. ГРИВС, P. ЦАЛЛЕР, Дж. РОБЕРТС. ЦИВИЛИЗАЦИИ ЗАПАДА:
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ДОСТИЖЕНИЯ. Нью-Йорк, 1992, XLVIII, 1031 с.
Авторы книги — Ричард Гривс, Роберт Цал-
лер и Дженнифер Робертс — авторитетные ис¬
торики, профессора ведущих американских
университетов. Они известны и как тонкие
исследователи, отмеченные престижными на¬
циональными и университетским» премиями,
и как опытные педагоги, читающие курс лек¬
ций по истории мировых цивилизаций. Рас¬
сматриваемый труд — их последняя по време¬
ни работа; в ней делается попытка донести
до широкого читателя собственное видение
курса, более подробно изложенное в ранее
вышедших книгах1.
Работа «Цивилизации Запада» адресована
прежде всего студентам американских универ¬
ситетов. Она призвана помочь им в восприятии
и понимании основных сюжетов курса «История
мировых цивилизаций». Однако, помимо этой
утилитарной задачи, авторы преследовали более
широкие, осмелимся утверждать, благородные
цели. В введении специально подчеркивается,
что изучение истории цивилизаций имеет не
только познавательное, но и воспитательное зна¬
чение, ибо «без этогсг не могут сформироваться
ответственное гражданское чувство, взвешенные
мнения и эффективные решения, определяемые
целью сохранить мир и достоинство других на¬
родов» (с. XXXIX). По мнению авторов, Запад
никогда не находился в состоянии полной изо¬
ляции от окружающих его соседей. Традиции
последних оказывали и оказывают воздействие
на культуру Запада.
Книга выстроена по хронологическому прин¬
ципу и в этом отношении чем-то похожа на
отечественные вузовские учебники. Рассматри¬
вая последовательно основные этапы развития
западной цивилизации, авторы характеризуют
наиболее значимые стороны жизни людей.
«Социум», «исторические общности», «культура
и общекультурные представления», «роль и ме¬
сто женщины», «исторические формы семейных
и брачных отношений», «секс и сексуальная
жизнь», «города и городская жизнь», «наука и
технология», «искусство и религия», «восприя¬
1 См. Greaves R., Zaller R., Cannistrato P.,
Murphey R. Civilizations of the World. The Human
Adventure, v. I—II. New York, 1990.
тие Западом остального мира», «иудаист¬
ская традиция» — вот далеко не полный
перечень сюжетов, затрагиваемых почти в
каждой главе.
Из множества тем, рассматриваемых в книге,
остановимся на сюжете, редко встречающемся
в научной и полностью отсутствующем в учеб¬
ной отечественной литературе,— характери¬
стиках восприятия людьми Запада иного мира
и того образа иного мира, который домини¬
ровал в их сознании в различные временные
эпохи.
Для античной эпохи и средневековья иной
мир был представлен народами и государст¬
вами Азии и Африки. С Востока в Европу
везли экзотические товары, и он долгое время
считался источником всяческих опасностей.
Люди Запада получали сведения о Востоке из
вторых или даже третьих рук. Отрывочные
данные и их замысловатая трансляция созда¬
вали в коллективном сознании причудливые,
фантастические образы. В средние века со¬
знание Запада под воздействием сначала араб¬
ской, а затем монгольской экспансии склонно
было отождествлять Восток с местом пребы¬
вания дьявола, который вместе с библейскими
народами Гога и Maro га осаждает христиан¬
ский мир (Откровение Иоанна Богослова,
20:7—8). Однако, несмотря на устойчивую ксе¬
нофобию в отношении Востока, Запад склонен
был связывать с ним определенные надежды.
Европейцы полагали, что где-то в Азии су¬
ществуют территории, населенные христиана¬
ми, во главе которых стоит король-проповед¬
ник пресвитер Иоанн. О пресвитере Иоанне
повествовал Марко Поло, посетивший в конце
XIII в. Китай.
Эпоха Великих географических открытий оз¬
наменовалась расширением контактов, появле¬
нием на карте Земли новых территорий, насе¬
ленных неведомыми народами. Авторы не за¬
бывают рассказать о тех жестокостях, которыми
сопровождалось освоение Америки, отмечая
вместе с тем, что у европейцев складывался
образ индейцев как «простодушных дикарей»
или даже «благородных римлян», украшенных
перьями. Географические открытия сопровож¬
дались интенсивными усилиями европейцев
236
проникнуть в государства Азии. Наиболее ак¬
тивными здесь оказались иезуиты. Облачившись
в одежды миссионеров, члены ордена Иисуса
несли христианскую веру*на Восток. Именно
им, подчеркнуто в книге, Запад обязан пер¬
выми достоверными сведениями о Японии и
Китае.
Центральные парадигмы европейского со¬
знания меняются в эпоху Просвещения. Европа
начинает заявлять о своей гегемонии над че¬
тырьмя мировыми континентами и о превос¬
ходстве собственной культуры над культурами
других народов. Для Просвещения характерно
и появление первых учений о расах, и воз¬
вышенная идеализация первобытных форм бы¬
тия.
С одной стороны, люди Запада стали про¬
тивопоставлять собственные общества, управ¬
ление которыми опиралось на закон, органи¬
зации обществ Азии, Америки и Африки, где
доминировали обычаи и традиции. Ренессан¬
сное отношение к чернокожим жителям Аф¬
рики как к равным с началом работорговли
претерпевает коренную эволюцию. Просвети¬
тели, отстаивавшие идеи равенства, неотчуж¬
даемых естественных человеческих прав, де¬
лали исключение, как это показано на примере
первого американского издания «Британской
энциклопедии», для африканцев. Некоторые
просветители уделяли внимание «еврейскому
вопросу», считая, что стремление евреев со¬
хранить свою культуру, веру и обычаи является
свидетельством некоторой ущербности (с. 633).
С другой стороны, идеализируя жизнь индей¬
цев в Америке, жителей Таити, Китая и му¬
сульманских стран, просветители критиковали
пороки европейского общества. Жизнь индей¬
цев и таитян представлялась им образцом жиз¬
ни естественной, справедливой, не обезобра¬
женной «фальшивой культурой». Идеи Кон¬
фуция, донесенные из Китая иезуитами, ис¬
пользовались просветителями в борьбе с
догматическим христианством.
Промышленная революция еще больше укре¬
пила убеждение Запада в своем превосходстве
и породила идею необходимости вестернизиро¬
вать остальной мир. Свидетельство этому авторы
усматривают во много раз расширившемся в
XIX в. движении миссионеров, которые теперь
не столько изучали иную культуру, сколько
несли в нее и пропагандировали западные цен¬
ности, технологии и образ жизни. Возвышенное
отношение к Индии, характерное для евро¬
пейского сознания XVIII в., после британ¬
ского завоевания начало меняться. Историки
Дж. Милль, Т. Маколей называли языки народов
Индии «абсурдными», предлагая заменить их
английским. Другой историк, Ч. Тревельян, вы¬
сказывал желание посвятить себя «моральному
и интеллектуальному перерождению народов
Индии». Однако романтическая вера в быструю
вестернизацию Востока не воплотилась в
жизнь. Неудачная попытка стремительно внед¬
рить европейские ценности за много километ¬
ров от Европы привела к укоренению пред¬
ставлений о неизбежной отсталости народов
Востока и к дальнейшей культивации расист¬
ских воззрений в конце XIX — первой поло¬
вине XX в.
Подводя итоги многовековым контактам За¬
пада с остальным миром, авторы делают, может
быть, слишком категоричный вывод: «Западная
цивилизация традиционно была экспансиони¬
стской» (с. 1021)
Потери колоний во второй мировой войне
и подъем «националистических движений» в
Африке, Азии и на Ближнем Востоке поло¬
жили конец политическому контролю стран
Запада над миром. К началу 90-х годов XX в.
исключение составляли лишь Южная Африка
и «различные азиатские народы» бывшего
СССР. Противостояние между СССР и США,
стремившихся доминировать в мире, оберну¬
лось прежде всего против них самих. Оно
истощило советскую экономику и многократно
увеличило государственный долг США. В це¬
лом же послевоенный мир развивается нерав¬
номерно: одни страны — Япония, государства
Восточной Азии, Венесуэла, Нигерия — суме¬
ли воспринять и использовать западные тех¬
нологии, повысить уровень жизни, а в дру¬
гих — Бангладеш, Индия, Эфиопия — росло
и растет число обездоленных. В последние
годы сокращается государственная помощь За¬
пада развивающимся странам из-за ее неэф¬
фективного использования, но поощряются ча¬
стные инвестиции.
Несмотря на технологическую и финансовую
помощь и усилия средств массовой коммуни¬
кации, активное внедрение в сознание народов
развивающихся стран западных ценностей по-
прежнему осуществляется с большими труд¬
ностями, а иногда заканчивается полной не¬
удачей. На примерах деятельности Махатмы
Ганди и аятоллы Хомейни показано возраста¬
ющее влияние традиций в странах Востока.
В XX в. идея глобальной вестернизации, счи¬
тают авторы, демонстрирует свою непродук¬
тивность, ибо «мы живем в мире, состоящем
из множества сообществ, а не в глобальной
деревне» (с. 1025).
Авторы, таким образом, подводят к понима¬
237
нию уникальности существующих культур и
цивилизаций, необходимости их бережного и
взаимно терпимого сотрудничества.
Книга богато иллюстрирована и хорошо на¬
писана. Единственный недостаток, который най¬
дет самый придирчивый критик,— отсутствие
историографических разделов. Но это, пожалуй,
делает ее более доступной массовому читателю.
Думается, что книга заслуживает перевода на
русский язык, прежде всего в связи с разра¬
боткой курса по истории мировых цивилизаций,
вводимого ныне на исторических факультетах
вузов России.
С. В. Кондратьев,
кандидат исторических наук,
доцент Тюменского государственного
университета
238
Коротко о книгах
XX ВЕК: ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ И ТЕНДЕНЦИИ МЕЖДУНАРОДНЫХ
ОТНОШЕНИЙ. По материалам международной конференции 21—23 ноября
1989 г. Москва. Редактор-составитель Д. Г. Наджафов. М., 1992, 312 с.;
ПРЕДВОЕННЫЙ КРИЗИС 1939 ГОДА В ДОКУМЕНТАХ. (Материалы научной
конференции Института 15 ноября 1989 г.) Отв. ред. 3. С. Белоусова. М.,
1992, 160 с.
Институт всеобщей истории РАН выпустил
две книги, основанные на материалах органи¬
зованных им научных конференций по акту¬
альным проблемам международных отношений
XX столетия. В них анализируются проявления
долговременных факторов международных от¬
ношений и прослеживаются перипетии полити¬
ко-дипломатического кризиса в Европе, пред¬
шествовавшего второй мировой войне. Их со¬
держание отражает стремление историков к изу¬
чению прошлого на основе новых
документальных данных и деидеологизирован-
ных подходов.
Сборник «XX век: основные проблемы и тен¬
денции международных отношений» объединяет
статьи и выступления 12 российских и 11 за¬
рубежных историков, в большинстве своем спе¬
циалистов по истории международных отноше¬
ний.
Книга состоит из трех разделов, каждый из
которых открывается текстами соответственно
М. М. Наринского, А. О. Чубарьяна, Д. Г.
Наджафова. В них рассматриваются: природа
и последствия международных конфликтов в
XX столетии; концепции и системы безопасно¬
сти, сменявшие друг друга на протяжении де¬
сятилетий; эволюция межгосударственных от¬
ношений в свете положения о приоритете об¬
щечеловеческих интересов и ценностей. В по¬
становке этих вопросов нашла выражение
тенденция отечественной историографии к об¬
новлению представлений о содержании и на¬
правленности социального прогресса, с учетом
не только противоречивости, но и цельности
мирового развития в XX в.
Авторы показывают разнородные причины
международных конфликтов, раскрывают ком¬
плекс противоречий, выросших на почве соци¬
альной неустроенности, национализма и идео¬
логической непримиримости. Так, в статье
Л. Н. Нежинского показано значение догмати¬
ческого восприятия действительности для вы¬
работки советской внешней политики. Развивая
эту тему, А. М. Филитов пишет о взаимном
неверном восприятии США и СССР, повлияв¬
шем на возникновение и развитие «холодной
войны», а Р. Жиро (Франция) — о влиянии
советско-американских отношений на форми¬
рование французской внешней политики.
Интересна статья Д. Рейнольдса (Великобри¬
тания), в которой обосновывается идея о пово¬
ротном для истории XX столетия значении ка¬
питуляции Франции летом 1940 г., что привело,
по мнению автора, к разрастанию войны до
глобальных масштабов. Ю. Невакиви (Финлян¬
дия) ставит советско-финляндскую войну
1939—1940 гг. в широкий контекст междуна¬
родных отношений, а М. Мияки (Япония) рас¬
сматривает взаимосвязь европейской и азиат¬
ской политики России как евразийского госу¬
дарства.
В разделе, посвященном проблеме междуна¬
родной безопасности, рассматривается истори¬
ческий опыт поиска путей к стабильности в
межгосударственных отношениях в XX в. При¬
чины краха попыток создания системы коллек¬
тивной безопасности в межвоенно 20-летие рас¬
сматриваются 3. С. Белоусовой, критически оце¬
нивающей официозные советские версии о ха¬
рактере отношений между Советским Союзом
и капиталистическими странами. Р. Легволд
(США), опираясь на опыт прошлых десятиле¬
тий, доказывает возможность создания «совре¬
менной системы безопасности», связывая эту
возможность с радикальными переменами в по¬
литике СССР и стран Восточной Европы. О
239
новых возможностях в этой связи пишет А. А.
Язькова. Б. И. Марушкин подчеркивает возра¬
стающую роль встреч на высшем государствен¬
ном уровне в повышении стабильности межго¬
сударственных отношений.
Материалы раздела, в котором эволюция меж¬
дународных отношений рассматривается сквозь
призму общечеловеческих ценностей, объеди¬
няет общая посылка авторов об укреплении
тенденции к повышению уровня социального
устройства мира, тенденции, отражающей объ¬
ективную потребность в выходе за националь¬
но-государственные рамки общественных ори¬
ентиров и диктующей необходимость всемерного
содействия движению к взаимозависимому миру.
Здесь помещены материалы Ф. Бедариды
(Франция) — об историографии проблемы вой¬
ны и мира, Р. М. Илюхиной — о пацифизме
и выдвигаемой им альтернативе ненасилия,
Ч. Чэтфилда (США) — о социальных предпо¬
сылках всеобщего мира, Э. Шарпа (США) —
об исторической значимости нарастания нена¬
силия и ненасильственных методов в массовых
движениях, О. Ристе (Норвегия) — о взаимо¬
дополняемости региональных и общемировых
усилий в интересах укрепления всеобщего мира.
В книге опубликованы также тексты В. Б.
Кувалдина, А. Е. Куниной, Г. Ван Руна (Ни¬
дерланды), С. Б. Воронцовой, Й. Штайфа (Че-
хо-Словакия).
В книге высвечиваются многие важные фак¬
торы развития международных отношений XX
столетия, подчеркивается возрастающая роль
мировых взаимосвязей, значение принципов гу¬
манизма, свободы и демократии для создания
стабильной системы цивилизованных междуна¬
родных отношений.
Авторы сборника «Предвоенный. кризис 1939
года в документах» рассматривают события, не¬
посредственно предшествовавшие второй миро¬
вой войне, главным образом на основе офици¬
альных публикаций дипломатических докумен¬
тов ведущих европейских стран и США. Чи¬
татели найдут в ней выдержки из английских,
французских, итальянских, американских и не¬
мецких правительственных документов, которые
ранее по разным причинам в нашей историо¬
графии не приводились: одни — в силу срав¬
нительно недавней публикации, другие — по
идеологическим мотивам.
Непредвзятое изучение иностранных докумен¬
тальных публикаций позволило авторам нередко
по-новому осветить некоторые ключевые воп¬
росы кануна второй мировой войны. Примером
может служить освещение истории советско-
германских переговоров, приведшлх к заклкь
240
чению пакта Молотова — Риббентропа 23 авгу¬
ста 1939 г.
Судя по итальянским и американским дип¬
ломатическим источникам, использованным в
статьях Н. Д. Смирновой и Д. Г. Наджафова,
инициатива перевода советско-германских пе¬
реговоров с экономических на политические
рельсы принадлежала советской стороне1*. До¬
кументы, приведенные 3. С. Белоусовой (фран¬
цузские), М. Л. Коробочкиным (английские),
Д. Г. Наджафовым (американские), показыва¬
ют, что западные страны и США с самого
начала были в курсе тайных переговоров не¬
мецких и советских руководителей. Тем не ме¬
нее, как отмечают авторы, западные политики
и дипломаты не делали необходимых выводов
из имевшейся у них информации, не допуская
возможности соглашения Сталина и Гитлера по
соображениям идеологического порядка.
Интересные документальные свидетельства
приведены в статьях Л. В. Поздеевой — о со¬
ветском военном потенциале в оценке прави¬
тельственных кругов Великобритании, Е. Н.
Кулькова — о планах нацистской Германии в
отношении Советского Союза, Н. Р. Романо¬
вой — об англо-советских торговых переговорах
перед войной, Л. Н. Черновой — об освещении
событий марта—августа 1939 г. в советской
прессе. В сборнике рассматриваются и многие
другие аспекты предвоенного кризиса в Европе.
В целом книга знакомит читателя с новыми
фактами и оценками внешней политики великих
держав перед второй мировой войной, внося
свой вклад в изучение вопроса об исторической
ответственности за развязывание второй миро¬
вой войны.
Т. И. Телюкова,
кандидат исторических наук,
научный сотрудник Института,
всеобщей истории РАН
1 Это теперь подтверждается и советскими
документами.— См. Документы внешней поли¬
тики. 1939 г., т. 22 (кн. 1 и 2). М., 1992.
J. R. B E N J A M I N. THE UNITED STATES AND THE ORIGINS OF THE
CUBAN REVOLUTION: AN EMPIRE OF LIBERTY IN AN AGE OF NATIONAL
LIBERATION. Princeton (N. J.), Princeton University Press, 1990, 235 p.
Дж. P. БЕНДЖАМИН. СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ И ПРОИСХОЖ¬
ДЕНИЕ КУБИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ: ИМПЕРИЯ СВОБОДЫ В ВЕК НАЦИ¬
ОНАЛЬНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ. Принстон (Нью-Джерси), 1990, 235 с.
Профессор истории колледжа в Итаке
Дж. Р. Бенджамин — автор ряда работ по ис¬
тории американо-кубинских отношений, в ча¬
стности монографии «Соединенные Штаты и
Куба: гегемония и развитие в условиях зави¬
симости, 1880—1934 гг.» В рецензируемой ра¬
боте автор расширил границы исследования,
включив в него все XIX столетие и доведя его
до победы кубинской революции и вторжения
в заливе Кочинос в 1961 г.
Американо-кубинские отношения стали в
США темой исследования в огромном количе¬
стве работ. Монография Дж. Бенджамина за¬
служивает разбора, потому что автор во многом
высказывает оригинальные суждения, опираясь
при этом на материалы Национального архива
США, личных архивов президентов Ф. Руз¬
вельта, Г. Трумэна, Д. Эйзенхауэра, Дж. Кен¬
неди, а также на материалы американского
конгресса и госдепартамента США. Особый ин¬
терес с этой точки зрения представляют две
последние главы: «Радикальный национализм
против притяжения» (1956—1959 гг.) и «Разрыв
отношений с США после социальной револю¬
ции» (1959—1962 гг.).
Работа Бенджамина — не традиционная дип¬
ломатическая история, поскольку в первую оче¬
редь в ней исследуется природа гегемонизма
США. При этом автор оговаривается, что он
не рассматривает внутренние кубинские фак¬
торы, сосредоточив внимание на политике США.
Не случайно в названии работы используется
термин «империя свободы», введенный в обра¬
щение президентом Дж. К. Адамсом. Указывая
на то, что американское стремление подчинить
Кубу так же старо, как сама североамериканская
нация, Бенджамин показывает, с какими труд¬
ностями столкнулась Куба из-за американских
попыток сначала сделать ее частью «империи
свободы», а затем господствовать над ней эко¬
номически. Однако природу гегемонизма автор
оценивает с либеральных позиций. Он неодно¬
кратно подчеркивает, что американские офи¬
циальные лица не понимали сути происходив¬
ших на Кубе событий, поэтому их политика и
терпела крах. Но можно ли сводить к «непо¬
ниманию» позицию США по отношению к ос¬
вободительному движению на Кубе?
На протяжении всей истории взаимоотноше¬
ний с Кубой США исходили из двойственной
цели: они стремились как изменить кубинское
общество, модернизировать его, так и сохранить
его стабильным, чтобы иметь в нем твердую
опору.
Однако после краха диктатуры Батисты и
победы революции США уже не могли найти
себе постоянных сторонников на Кубе. Это, по
мнению Бенджамина, объясняется тем, что в
Вашингтоне не сумели оценить сильное влияние,
которое его собственная власть над островом
оказывала на рост кубинского национализма.
Социальная революция на Кубе произошла при
относительно слабой и разрозненной оппозиции
со стороны верхушки кубинского общества, ко¬
торая не могла даже замедлить ее ход. Средний
класс был втянут в революцию, вдохновленный
идеей использования своих возможностей в деле
создания нового государства. Этой расстановки
политических сил не учли в Белом доме, зато
ею умело воспользовался Кастро. Он опирался
в своей борьбе против американского импери¬
ализма на многовековой опыт восстаний кубин¬
ского народа против колониального гнета и дик¬
таторских режимов, называя его революционной
школой для патриотов острова. При этом автор
высоко оценивает роль самого Кастро, которого
называет «харизматической личностью, искус¬
ным тактиком, стратегом и пропагандистом».
Исследование Бенджамина отличается от мно¬
гих вышедших в США работ по данной проблеме
прежде всего тем, как автор определяет причины
кубинской революции. С его точки зрения, эта
революция не была ни «предательством инте¬
ресов США», ни неудачей американской внеш¬
ней политики в обычном смысле слова. Она
стала естественным результатом антагонизма
между американской гегемонией и кубинским
национализмом. Такая позиция исследователя
дает возможность более взвешенно оценить ку¬
бинскую революцию.
241
Широкий круг источников позволил повысить
убедительность оценок автора. Интересно про¬
слеживается на основе в первую очередь архивов
ЦРУ, как США запаздывали с оценкой начав¬
шейся революции, пытаясь найти «своего» пре¬
емника Батисте. В частности, ЦРУ содейство¬
вало организации заговора, финансированию и
вооружению нескольких антибатистовских
групп, которые одновременно выступали и про¬
тив Кастро. На заседании Комитета националь¬
ной безопасности директор ЦРУ А. Даллес ин¬
формировал, что коммунисты к другие крайние
радикалы стремились проникнуть в движение,
возглавляемое Кастро. Как свидетельствуют ис¬
точники, президент Д. Эйзенхауэр был крайне
удивлен, что Кастро представляет такую серь¬
езную опасность, но продолжал настаивать на
поиске нового диктатора. Возможная кандида¬
тура была найдена за несколько часов до вступ¬
ления Повстанческой армии в Гавану, но было
уже поздно.
Сегодня в американской литературе можно
столкнуться с различными подходами к иссле¬
дованию американо-кубинских отношений. Дж.
Бенджамин указывает, что поиск нового поли¬
тического курса американским руководством
должен идти rto линии учета как стратегических
целей США, так и принципов независимости
Кубы. Само признание этой двойственности
официальным Вашингтоном, считает автор, ста¬
ло бы необходимой предпосылкой для налажи¬
вания американо-кубинского сотрудничества.
Но для того, чтобы размотать тугой узел кон¬
фронтации и взаимных обвинений, накопив¬
шихся за последние 30 Лет, требуется, пишет
автор, длительный и болезненный процесс.
О. Ю. Волкова,
аспирантка кафедры новой и новейшей
истории Московского государственного
педагогического университета
242
Научная жизнь
ПРОФЕССОРУ
ЕВГЕНИЮ ФЕДОРОВИЧУ ЯЗЬКОВУ — 70 ЛЕТ
18 октября 1993 г. на историческом факультете
Московского государственного университета им.
М. В. Ломоносова отмечался юбилей известного
историка, заведующего кафедрой новой и но¬
вейшей истории и лабораторией по истории
США, Лауреата Государственной и Ломоносов¬
ской премий, доктора исторических наук, про¬
фессора Евгения Федоровича Язькова.
Он родился 14 октября 1923 г. в г. Богородске
Горьковской области. С 1945 г. его судьба не¬
разрывно связана с историческим факультетом
МГУ. Он прошел путь от студента до заведу¬
ющего одной из крупнейших кафедр универ¬
ситета — кафедры новой и новейшей истории.
Круг научных интересов Е. Ф. Язькова весьма
широк. Прежде всего это различные аспекты
истории американского общества в межвоенный
период — демократическое движение, «новый
курс», партийно-политическая борьба, консти¬
туционно-правовые доктрины, внутренняя поли¬
тика администраций У. Гардинга, К. Кулиджа,
Г. К. Гувера, Ф. Д. Рузвельта и т. д. Его док¬
торская диссертация была посвящена борьбе де¬
мократических сил Америки в 20-е годы XX в.,
попыткам создания широкой антимонополисти¬
ческой коалиции. Опубликованная им на ее
базе монография «Фермерское движение в США
(1918—1929 гг.)» была удостоена Ломоносов¬
ской премии. Государственную премию Е. Ф.
Язьков получил за участие в коллективной ра¬
боте, посвященной истории рабочего движения
США, где его перу принадлежат главы о дви¬
жении за независимые политические действия.
Под его редакцией и при его участии были
подготовлены коллективные монографии «Кон¬
ституция США: история и современность» и
двухтомник «Принципы функционирования
двухпартийной системы США: история и со¬
временные тенденции». Большое внимание
Е. Ф. Язьков уделял разработке проблемы, свя¬
занной с анализом общих закрномерностей фун¬
кционирования двухпартийной системы США.
Итоги этой работы были подведены в переве¬
денной на английский язык коллективной мо¬
нографии «US Two-Party System: Past and
Present».
Он является ответственным редактором еже¬
годника «Проблемы американистики», девять
выпусков которого уже вышли в свет, и соре¬
дактором российско-американского издания
«Диалог российских и американских историков
по проблемам истории США», членом редкол¬
легии журнала «Новая и новейшая история».
Под его руководством подготовлены и изданы
учебники по новейшей истории, широко ис¬
пользующиеся во всех вузах России и бывших
республик СССР.
Е. Ф. Язьков не только известный ученый,
но многоопытный преподаватель, яркий лектор,
внимательный и чуткий наставник студентов,
аспирантов, молодых специалистов. Его ученики
работают в различных академических институ¬
тах, в вузах всех бывших советских республик,
некоторые из них уже защитили докторские
диссертации. Е. Ф. Язьков неоднократно до¬
стойно представлял нашу страну на встречах с
американскими коллегами, которых он знако¬
мил с подходами наших историков к ключевым
сюжетам американской истории. Умелый по¬
лемист, он завоевал уважение заокеанской ауди¬
тории. В личности Е. Ф. Язькова все эти ка¬
чества блестяще сочетаются с талантом органи¬
затора науки. Руководимый им большой науч¬
но-педагогический коллектив по праву занимает
ведущие позиции в отечественной исторической
науке.
Поздравить юбиляра пришли сотрудники ка¬
федры, коллеги Е. Ф. Язькова с других кафедр
исторического факультета МГУ и из институтов
РАН, работники журнала «Новая и новейшая
история», его многочисленные ученики. Засе¬
дание открыл декан исторического факультета
МГУ академик Ю. С. Кукушкин. Он отметил
большой вклад юбиляра в развитие отечествен¬
ной американистики, в становление научной
школы, авторитет которой шагнул за пределы
243
нашей страны. В это нелегкое для исторической
науки время Е. Ф. Язьков продолжает трудиться
с полной самоотдачей, не жалея сил для того,
чтобы поддерживать высокий престиж образо¬
вания, получаемого в МГУ. Это требует мно¬
гоплановых усилий, подчеркнул Ю. С. Кукуш¬
кин: совершенствования учебного процесса, по¬
иска путей выхода из того методологического
кризиса, в котором оказалась историческая на¬
ука, развития и укрепления разрушенных на¬
учных связей, преодоления трудностей, вызван¬
ных тяжелейшим финансовым положением на¬
уки. В этой непростой ситуации вызывает сим¬
патии жизненная позиция Е. Ф. Язькова,
который считает: только постоянный, настой¬
чивый труд, стремление найти нестандартные
решения возникающих проблем могут помочь
всем нам пережить это сложное время.
От журнала «Новая и новейшая история»
Е. Ф. Язькова поздравил его главный редактор
академик Г. Н. Севостьянов, отметивший боль¬
шой вклад Е. Ф. Язькова в работу редколлегии,
членом которой он является долгие годы. Эта
непростая работа, сказал Г. Н. Севостьянов,
требует одновременно высокого профессиональ¬
ного мастерства, принципиальности, такта, ши¬
рокого научного кругозора. В трудных, спорных
ситуациях компетентные суждения Е. Ф. Язь¬
кова не раз помогали найти конструктивное
решение возникших проблем. Подкупают стрем¬
ление юбиляра помочь талантливым авторам и
в то же время твердая решимость не пропускать
на страницы журнала легковесные, конъюнк¬
турные, дискредитирующие подлинную науку
материалы. Долголетнее сотрудничество
Е. Ф. Язькова с журналом раскрыло многие
грани его яркой личности. Г. Н. Севостьянов
подчеркнул, что ему не раз приходилось рабо¬
тать совместно с Е. Ф. Язьковым и при издании
фундаментальных коллективных исследований
по истории США. Особенно проявились эти
качества при подготовке четырехтомной «Исто¬
рии США», в создание которой Е. Ф. Язьков
внес значительный вклад.
С приветствием от коллектива Института
США и Канады РАН выступил зам. директора
института к. и. н. В. И. Борисюк. Он остано¬
вился на различных аспектах сотрудничества
института и кафедры новой и новейшей исто¬
рии. Многие выпускники кафедры успешно тру¬
дятся в институте. Высокий уровень молодых
специалистов, которых готовит кафедра, хорошо
известен. Е. Ф. Язьков, читающий на протя¬
жении многих лет курс по истории США, за¬
кладывает фундамент, позволяющий питомцам
кафедры уверенно решать самые различные на-
244
учные задачи. У него будущие американисты
берут первые уроки в освоении научных методов.
В. И. Борисюк пожелал юбиляру дальнейшей
плодотворной работы по подготовке специали¬
стов, соответствующих высоким требованиям на¬
уки и высшей школы.
От Института всеобщей истории РАН юбиляра
поздравил заведующий сектором д. и. н., проф.
В. Л. Мальков. Обоих ученых связывает мно¬
голетняя работа по изучению американской ис¬
тории. В. Л. Мальков отметил, что Е. Ф. Язькова
всегда отличала взвешенность подходов к ана¬
лизируемым проблемам, исключительная науч¬
ная добросовестность и принципиальность, глу¬
бина суждений. Начав свою научную деятель¬
ность еще во времена «хрущевской оттепели»,
он в любой ситуации твердо и последовательно
отстаивал свои убеждения, боролся с конъюн¬
ктурщиной и приспособленчеством, которые, к
сожалению, до сих пор сильны в общественных
науках и наносят им огромный ущерб. Е. Ф.
Язькова характеризует доброжелательность и
терпимость в отношении взглядов, не совпада¬
ющих с его точкой зрения, при условии, что
их автор может подкрепить свою позицию серь¬
езными аргументами.
От имени коллег-истфаковцев, работающих
на кафедрах отечественной истории, Е. Ф. Язь¬
кова поздравил заведующий кафедрой отечест¬
венной истории эпохи феодализма член-корр.
РАН Л. В. Милов. Он остановился на челове¬
ческих качествах юбиляра, с которым его свя¬
зывают долгие годы совместной работы. В ны¬
нешнее непростое время успех и слаженная
деятельность любого творческого коллектива за¬
висит не только от масштабов научного даро¬
вания руководителя, но и от его способности
создавать доброжелательную атмосферу, позво¬
ляющую каждому в полной мере раскрыть свой
потенциал. Именно такие яркие личности и
создают репутацию коллектива, подчеркнул
В. Л. Милов.
Е. Ф. Язькова поздравила заведующая ка¬
федрой иностранных языков И. Б. Шевлягина.
Она отметила, что преподаватели кафедры всег¬
да чувствовали неподдельную заботу Е. Ф. Язь¬
кова о совершенствовании преподавания ино¬
странного языка.
Кафедра новой и новейшей истории уже мно¬
гие годы поддерживает тесные деловые отно¬
шения с одной из московских средних ш^ол,
на базе которой ныне создана многопрофильная
гимназия. Студенты кафедры постоянно прохо¬
дят там педагогическую практику. От имени
преподавателей гимназии Е. Ф. Язькова позд¬
равила учительница истории Е. Ф. Сыто, под¬
черкнувшая, что гимназия очень ценит это со¬
трудничество и то внимание, которое уделяет
ему Е. Ф. Язьков. Школьным преподавателям
истории сегодня еще труднее, чем работникам
высшей школы, и они весьма признательны
Е. Ф. Язькову и всем преподавателям кафедры,
которые всегда готовы помочь советом, поде¬
литься методическими наработками. Учебные
пособия, подготовленные кафедрой, оказывают
нам неоценимую помощь, сказала Е. Ф. Сыто.
Тепло поздравили юбиляра сотрудники ка¬
федры, доктора исторических наук, профессора
А. В. Адо, М. И. Орлова, В. П. Смирнов, доцент
С. А. Соловьев. Всех их связывают с юбиляром
долгие годы совместной работы. Они отмечали,
что биография Е. Ф. Язькова теснейшим образом
переплелась с процессом становления и развития
кафедры. Он внес большой вклад в формиро¬
вание современного облика и нынешней репу¬
тации кафедры. Ее просто невозможно пред¬
ставить себе без Е. Ф. Язькова.
Е. Ф. Язьков сердечно поблагодарил всех при¬
шедших поздравить его с юбилеем и подчеркнул,
что только настойчивый, упорный труд может
помочь в преодолении тех трудностей, с кото¬
рыми сталкивается сегодня историческая наука
и высшая школа. С большой взволнованностью
говорил он о своих предшественниках, профес¬
сорах И. С. Галкине и Н. В. Сивачеве, сфор¬
мировавших костяк того сплоченного коллектива
кафедры, который ныне способен решать самые
сложные задачи. Е. Ф. Язьков подчеркнул, что
и дальше будет отдавать все свои силы любимой
работе и искренне надеется на поддержку своих
товарищей и коллег.
ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА В МЕНЯЮЩЕМСЯ МИРЕ
Так определили тематику прошедшей с 31
мая по 2 июня 1993 г. в Казани международной
научной конференции ее устроители — истори¬
ческий факультет Казанского государственного
университета (КГУ) и Поволжские секции на¬
учных советов РАН по историографии и источ¬
никоведению и по истории революций в России.
Наиболее дискуссионные проблемы обозначи¬
лись уже на пленарном заседании. В докладах
докторов исторических наук, профессоров
В. А. Дунаевского (Москва) «Историческая на¬
ука в России (конец 20-х — начало 30-х годов).
Общая характеристика», Б. А. Старкова (Санкт-
Петербург) «Конформизм, социальный протест
и политическая борьба в советском обществе
(Проблемы историографии и источниковеде¬
ния)», И. Р. Тагирова (Казань) «Изучение му¬
сульманских национальных движений в России
XX в.», Л. А. Литвина (Казань) «Историческая
наука в тоталитарном обществе» рассматрива¬
лись различные аспекты функционирования ис¬
торической науки в тоталитарном обществе, со¬
временного кризиса исторической науки и пути
выхода из него. Ученые высказались за отказ
от глобальных концепций в пользу научного
плюрализма, за привлечение и анализ новых
источников, освобождение от штампов в оценке
сложных исторических явлений, поиск нового
методологического инструментария.
Работа конференции проходила в двух секци¬
ях — отечественной и зарубежной историогра¬
фии. Секция зарубежной историографии провела
заседания по следующим темам: 1. Общемето¬
дологические проблемы развития современной за¬
рубежной историографии; 2. Проблемы истории в
национальных историографиях зарубежных
стран; 3. Основные тенденции развития бри¬
танской историографии XX столетия; 4. Про¬
блемы отечественной историографии всеобщей
истории.
На первом заседании особое внимание при¬
влек доклад д.йС н., проф. И. И. Шарифжанова
(Казань) «Вызов либерализма: история в меня¬
ющемся мире», в котором автор поставил вопрос
о судьбах либерализма в истории XX в. Ли¬
берализм, по его мнению, вновь бросает вызов
после крушения фашизма во второй мировой
войне и дезинтеграции мировой социалисти¬
ческой системы. В дискуссии по докладу И.
И. Шарифжанова приняли участие В. А. Дуна¬
евский, д.и.н., проф. А. И. Борозняк (Екатерин¬
бург), к.и.н. Л. П. Репина (Москва). Некоторые
положения доклада были конкретизированы и
развиты в сообщениях кандидатов филологиче¬
ских наук Н. М. Мухарямова (Казань) «Концеп¬
ция демократии в историко-политологическом из¬
мерении» и Б. В. Царева (Тольятти) «К мето¬
дологическим вопросам изучения исторического
опыта». К.и.н. Н. С. Черкасов (Томск) подчер¬
кнул, что глобальные вопросы, выдвинувшиеся
в XX в., не могут быть решены с позиций взглядов
классического либерализма. Необходимо учиты¬
вать тенденции к возрастанию роли государства,
активизации массовых общественных движений.
Д.и.н., проф. А. Б. Цфасман (Челябинск) в до¬
кладе «Общественное развитие стран Запада в XX в.
и современная историческая мысль» предложил свое
видение путей этого развития — революционно-со¬
циалистического (коммунистического), буржуазно¬
реформистского, тоталитарно-фашистского, ангифа-
245
шистско-демократического, тоталитарно-социа¬
листического, западно-демократического — в
процессе их возникновения и взаимодействия
на разных этапах современной истории.
Проблемам исторического синтеза, объедине¬
ния накопленного материала в систему, выра¬
ботке общеисторических универсальных конст¬
рукций посвятили доклады доктора историче¬
ских наук, профессора Н. А. Бурмистров (Ка¬
зань) «Цивилизация и формация: исторические
аспекты концептуального синтеза* и В. Д. Жи¬
гу нин (Казань) «Проблема исторического син¬
теза: новое измерение», Л. П. Репина «Проблема
синтеза в современной медиевистике». Тема пра¬
ва и роли историографии в синтезе историче¬
ского знания получила обоснование и развитие
в сообщении к.и.н. И. В. Будцына (Нижний
Новгород) «Парадигматическое сознание и по¬
иски междисциплинарной методологии истории».
К.и.н. И. К. Калимонов (Казань) в сообщении
«Пример методологической конвергенции: раз¬
витие французской и советской школ медиеви¬
стики в 60—80-е годы» показал непродуктив¬
ность идеологической конфронтации и плодо¬
творность реального взаимодействия историков
двух стран в продвижении исследования про¬
блемы генезиса феодализма во Франции.
Второе заседание открылось докладом д.и.н.,
проф. В. П. Смирнова (Москва) «Историки и
политика: де Голль глазами советских истори¬
ков». К.и.н. И. Н. Селиванов (Курск) в сооб¬
щении «Некоторые проблемы отечественной ис¬
ториографии внешней политики Франции пе¬
риода Пятой Республики (по материалам быв¬
ших спецхранов крупнейших российских
библиотек)» рассмотрел научные работы совет¬
ских авторов, имевших гриф «для служебного
пользования», по внешней политике Франции
периода Пятой Республики и пришел к выводу,
что попавшие в спецхран работы не отличались
ни какой-либо новизной в методологическом
отношении, ни содержанием каких-либо сек¬
ретных или сенсационных сведений. Доклад на
тему «Российско-германский диалог историков:
новое измерение» сделал А. И. Борозняк.
С сообщениями, посвященными анализу ос¬
новных тенденций развития национальных ис¬
ториографий, выступили доктора исторических
наук Я. Я. Гришин (Казань) «Основные тен¬
денции развития современной польской исто¬
риографии», О. В. Серова (Москва) «Основные
направления современной итальянской историо¬
графии (проблемы международных отноше¬
ний)»; Ван Ань и Нго Минь Оань (оба — Вьет¬
нам) «Историческая наука Вьетнама на совре¬
менном этапе».
В совместном докладе д.и.н., проф.
Б. Д. Козенко и к.и.н. Г. М. Садовой (Самара)
«О периодизации новой истории» был поставлен
вопрос о новых подходах к проблеме *. Этот
доклад вызвал оживленную дискуссию. Так,
Н. С. Черкасов высказал убеждение в обосно¬
ванности точки зрения на 1918 г. как на рубеж
в развитии мировых событий, связанный с ра¬
дикальным изменением расстановки сил в мире.
Такой критерий позволяет видеть поворотный
момент современной истории на рубеже 80—
90-х годов XX в. Против «ликвидации» термина
новейшая история высказался д.и.н., проф. К.
Б. Виноградов (Санкт-Петербург). Он возражал
также против идеализированных представлений
о XIX в., который современники определяли как
«проклятый». Л. П. Репина, подчеркнув научную
важность проблемы периодизации, напомнила,
что она не раз становилась предметом острых
дискуссий, опыт и выводы которых следует вклю¬
чать в арсенал современной историографии.
На третьем заседании были заслушаны доклад
К. Б. Виноградова «Английские исторические
журналы. Прежде и теперь», а также сообщения
кандидатов исторических наук С. Е. Федорова
(Санкт-Петербург) «Историк и его исследова¬
тельская культура в британской историографии
50—80-х годов XX в.», Е. И. Удальцова (Москва)
«Великобритания в освещении современной ле¬
волейбористской историографии», А. М. Ней¬
мана (Нижний Новгород) ««Новая экономиче¬
ская история» и «реабилитация» первой про¬
мышленной революции в новейшей английской
экономической истории», М. И. Бацера (Пет¬
розаводск) «Полемика вокруг тезиса «Вебера —
Тоуни»», Т. Л. Лабутиной (Москва) «Современ¬
ная британская историческая наука о Просве¬
щении. Дискуссионные проблемы», Н. С. Кре-
ленко (Саратов) «От «Великого мятежа» к «Ве¬
ликой гражданской войне»: споры о револю¬
ции», а также И. В. Софроновой (Казань)
«Место Р. Г. Тоуни в британской историографии
XX в.», Л. В. Нордена (Казань) «Образ анг¬
лийской революции в русской исторической
мысли конца XIX — начала XX в.», Н. А. Бо¬
товой (Уфа) «Отечественная наука о Славной
революции 1688—1689 гт.».
На четвертом заседании с докладами высту¬
пили доктора исторических наук, профессора
Е. И. Чапкевич (Орел) «Тоталитаризм и судьба
историка», А. С. Шофман (Казань) «Проблема
1 См. подробнее Козенко Б. Д, Садовая Г. М.
О периодизации новой и новейшей истории в
свете современных трактовок.— Новая и новей¬
шая история, 1993, № 4.
246
поколений в российском антиковедении XX в.»,
В. П. Золотарев (Сыктывкар) «Научные школы
новоевропейской истории в меняющемся мен¬
талитете России и СССР».
Сообщения сделали кандидаты исторических
наук О. В. Синицын (Казань) «Особенности
развития отечественной историографии начала
XX в.: вопросы теории и практики», Г. П.
Мягков (Казань) «Российская наука «всеобщей
истории» в контексте европейской историогра¬
фии начала XX в.», А. Г. Суприянович (Казань)
«Изучение истории христианизации Запада в
дореволюционной России».
К.и.н. В. А. Летяев (Волгоград) осветил
международные связи историков-антиковедов.
С. Г. Будашев (Казань) дал обзор изучения в
России знаменитых «95 тезисов» М. Лютера.
Б. М. Ягудин (Казань) представил взгляды ка¬
занского медиевиста второй половины XIX в.
Н. А. Осокина на проблему реформ и рефор¬
маторства в историческом процессе.
Участники конференции ставили и обсуждали
насущные задачи развития исторической науки
в условиях кардинально изменившейся соци¬
ально-политической обстановки в стране. Так,
И. И. Шарифжанов особо выделил проблему
полной деполитизации и деидеологизации ис¬
торической науки, ее интеллектуальной авто¬
номизации, возрождения истории как храни¬
тельницы высшей нравственности человечества.
В связи с этим он не согласился с «традиционной
точкой зрения», прозвучавшей на заседании
Президиума РАН (24 ноября 1992 г.), посвя¬
щенном теме «О состоянии и перспективах
фундаментальных исследований в области ис¬
торической науки» 2. На нем было заявлено,
что всякое «утверждение о возможности пол¬
ной деидеологизации, деполитизации истори¬
ческой науки совершенно несостоятельно» 3.
И. И. Шарифжанов призвал к утверждению
в нашей науке «великой либеральной тра¬
диции истории» — стремиться избегать слу¬
жения любому режиму власти, эгоистическим
интересам отдельных социальных групп и клас¬
сов, наций и партий. Н. С. Черкасов, отметив,
что в условиях, когда на массового читателя
обрушился поток коммерческих псевдонаучных,
вульгарных, популистских сочинений по истории,
играющих, к сожалению, существенную роль в
формировании радикального общественного созна¬
ния, ведущих к обострению социальных, нацио¬
нальных и иных конфликтов, предложил, чтобы
историки-профессионалы сознательно брали на се¬
бя обязательство не способствовать разжиганию
политических страстей, давать квалифицирован¬
ную оценку лженаучных трактовок исторических
событий. По его мнению, на платформе такой
деятельности могло бы быть создано Общество
(Союз) историков России. В. А. Дунаевский,
А. С. Шофман высказали особую озабоченность
проблемой подготовки молодых специалистов, осо¬
бенно в таких областях, как антиковедение, меди¬
евистика, требующих больших усилий, материаль¬
ных затрат. А. И. Борозняк поставил проблему
развития отношений с учеными других стран. Работа
над ней должна включать осуществление совмест¬
ных исследовательских проектов, активизацию ра¬
боты по переводу в России важнейших трудов
иностранных ученых, а российских за рубежом,
усиление, а подчас возрождение, особенно в связи
с прекращением таких авторитетных изданий, как
«Французский ежегодник», «Ежегодник германской
истории», деятельности по информированию о на¬
учных исследованиях зарубежных коллег.
Г. П. Мягков
50-ЛЕТИЕ ОБРАЗОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО КОМИТЕТА
«СВОБОДНАЯ ГЕРМАНИЯ»
7—8 сентября 1993 г. в Москве и Красногорске
Московской области проходила международная на¬
учно-практическая конференция, посвященная 50-
летию образования Национального комитета «Сво¬
бодная Германия» (HKCD — одного ю ведущих
отрядов общегерманского движения Сопротивления.
В работе конференции принимали участие
представители крупнейших научных исследова¬
тельских центров, архивов, музеев, издатель¬
ских фирм, средств массовой информации и
общественных организаций России и Германии,
таких, как: Институт мировой экономики и меж¬
дународных отношений (ИМЭМО) РАН, Центр
хранения историко-документальных коллекций
(Москва), Уральский государственный универ¬
ситет (Екатеринбург), Военно-исторический ис¬
следовательский центр бундесвера ФРГ (Фрай¬
бург) , Немецкий исторический музей (Берлин),
Союз немцев — участников Сопротивления, во¬
еннослужащих вооруженных сил государств ан¬
тигитлеровской коалиции и членов движения
«Свободная Германия» (Берлин), журналов
«Новое время» и «Новая и новейшая история».
2 См. Новая и новейшая история, 1993,
№ 2, с. 51—55.
3 Там же, с. 53.
247
Первое пленарное заседание проходило в кон¬
ференц-зале Московского Дома дружбы, его от¬
крыл руководитель подготовительного комитета
конференции, директор Мемориального музея
немецких антифашистов (ММНА) к.и.н. А. А.
Кру пенников. К собравшимся с приветствием
обратились руководитель отдела культуры посольства
ФРГ в Москве д-р Г. Вайс, ветеран Великой Отече¬
ственной войны Н. В. Звонарева. От имени ветеранов
антифашистского движения НКСГ выступил бывший
вице-президент згой организации граф Генрих фон
Айнзидель. Был избран почетный президиум.
Заседание первого дня работы конференции про¬
ходило под председательством руководителя Центра
германских исследований Института всеобщей ис¬
тории (ИВИ) РАН д.и.н., проф. Я. С. Драбкина.
С докладами выступили: Г. фон Айнзидель — «50
лет НКСГ>, доктора исторических наук, профессора
вице-президент общества «Россия — Германия»
Д. М. Проэктор (ИМЭМО РАН) — «К вопросу о
месте и роли НКСГ и Союза немецких офицеров
(СНО) в антифашистской борьбе» и А. И. Борозняк
(Уральский государственный университет) — «Ге-
нерал-фелвдмаршал Ф. Паулюс: эволюция миро¬
воззрения», д-р Герд Р. Юбершер (Военно-истори¬
ческий исследовательский центр бундесвера ФРГ) —
«Значение битвы под Сталинградом для немецкого
движения Сопротивления и для НКСГ/СНО», кан¬
дидаты исторических наук А. А. Гуров (начальник
отдела Института военной истории МО РФ) — «Ста¬
линградская битва и немецкие военнопленные», А.
А. Крупенников — «Восстание совести», И. Г. Ба-
биченко (Центр хранения и изучения документов
новейшей истории, Москва) — «История создания
НКСГ в документах Российского Центра хранения
и изучения документов новейшей истории»; а также
Г. С. Михайлов (Главное управление Генерального
штаба ВС РФ) — «Вклад НКСГ и СНО в военное
поражение фашистской Германии», Г. Мюллер-Эм-
бергс (Берлин) — «Новые документы из государст¬
венного архива бывшей ГДР».
В дискуссии участвовали доктора историче¬
ских наук, профессора Е. А. Бродский (Москва),
М. И. Семиряга (Институт сравнительной по¬
литологии РАН, Москва), д.филос.н., проф.
Я. Г. Фогелер (Москва).
8 сентября работа конференции была про¬
должена. Заседание вели Я. С. Драбкин и
А. И. Борозняк. С сообщениями выступили:
д.и.н. Л. И. Гинцберг (Институт сравнительной
политологии РАН) — «Национальный комитет
«Свободная Германия» и заговор 20 июля»; кан¬
дидаты исторических наук Л. А. Безыменский
(журнал «Новое время») — «НКСГ в докумен¬
тах американской разведки», Н. Ф. Жирнов
(Саратовский государственный университет) —
«Сотрудничество немецких антифашистских де¬
ятелей культуры и науки в эмиграции в Англии,
США и Латинской Америке с НКСГ», Б. В. Петелин
(Вологодский государственный педагогический
институт) — «Деятельность НКСГ в историче¬
ских трудах А. С. Бланка», а также Л. Е. Решин
(Москва) — «Генерал вермахта В. фон Зайдлиц в
советском плену», П. М. Рукавицын (Главное уп¬
равление Генерального штаба ВС РФ) — «Взаи¬
модействие НКСГ и СНО с фронтовыми органами
спецпропаганды», д-р Х.-М. Хинц (Немецкий ис¬
торический музей, Берлин) — «Концепция музея
в Карлсхорсте», старшая дочь президента СНО,
генерала артиллерии В. фон Зайдлица — И. Ви-
деманн (Гамбург) — «Воспоминания о семье».
9 сентября после знакомства с Красногорском
участники конференции продолжили работу в
зале Дома культуры «Салют», где 50 лет назад
проходила Учредительная конференция НКСГ.
На заседании выступили кандидаты исторических
наук В. А. Всеволодов (зам. директора ММНА) —
«НКСГ в контексте истории и политики», Г. Н.
Сапожникова (ИВИ РАН) — «НКСГ и антифа¬
шистское движение в концентрационных лагерях
Германии», к.мед.н. Г. А. Тфибовская (Военно-ме¬
дицинский музей, Санкт-Петербург) — «Медицин¬
ская помощь раненым военнопленным в годы войны»,
Р. Пападопоулюс-Киллиус (Гессенский институт по¬
вышения квалификации учителей, Франкфурт-на-
Майне) — «Ожидание в страхе и надежде: немецкие
солдаты в. кольце и плену».
В Мемориальном музее немецких антифаши¬
стов была проведена презентация книги, подго¬
товленной и изданной ММНА, «За Германию —
против Гитлера!». О концепции книги рассказал
член редакционной коллегии к.филол.н. Н. Н. Бер¬
ников, о принципах серии многотомника пропа¬
гандистских документов второй мировой войны —
издатель д-р К. Кирхнер (Эрланген).
Младатая дочь генерала В. фон Зайдлица — У. Бег
стоу (Лондон) выразила признательность сотруд¬
никам музея за возможность принять участие в
конференции, познакомиться с материалами об ее
отце и от имени семьи фон Зайдлиц передала в
дар ММНА семейную реликвию — деревянный
портсигар, сделанный ее отцом в плену.
Участники конференции возложили венки к
памятнику погибшим советским воинам и ня
кладбище военнопленных лагеря № 27.
Закрывая конференцию, Я. С. Драбкин и Г. фон
Айнзидель дали высокую оценку ее работе, отметив
научную ценность и актуальность обсуждавшихся
вопросов. Участники поблагодарили сотрудников
Мемориального музея немецких антифашистов за
подготовку и проведение конференции.
В. А. Всеволодов, Н. С. Купцова
248
Хроника
ПАМЯТИ А. М. НЕКРИЧА
31 августа 1993 г. в Бостоне, США, умер
Александр Моисеевич Некрич — крупный со¬
ветский историк, а затем американский сове¬
толог, профессор Гарвардского университета.
А. М. Некрич родился в 1920 г. в Баку. В
1926 г. семья переехала в Москву, где Александр
Моисеевич и прожил следующие 50 лет, до
отъезда из СССР.
1941-й — первый серьезный рубеж в жизни
А. М. Некрича: в феврале он окончил истори¬
ческий факультет МГУ, а 3 июля ушел добро¬
вольцем в народное ополчение. 1942—1945 —
годы военной службы, работа в качестве инст¬
руктора-переводчика. Вместе с 7-й гвардейской
армией выпускник МГУ прошел путь от Ста¬
линграда до Кенигсберга. Был награжден двумя
орденами Красной Звезды и боевыми медалями.
В 1943 г. вступил в ряды КПСС.
В 1945 г., после окончания службы в армии,
А. М. Некрий поступил в аспирантуру Института
истории АН СССР. С этим институтом (с
1968 г.— Институтом всеобщей истории) был
связан весь советский период его научной де¬
ятельности. В 1949 г. А. М. Некрич защитил
кандидатскую диссертацию, испытав на себе
все трудности, которыми были отмечены годы
борьбы с космополитизмом. Некоторое время
после окончания аспирантуры А. М. Некрич
работал в институте референтом академика
А. М. Деборина, а в 1950 г. был зачислен на
должность младшего научного сотрудника
(с 1956 г.—старший научный сотрудник).
В 1950—1976 г. Александр Моисеевич тру¬
дился в различных секторах Института всеобщей
истории — новейшей истории, всемирной исто¬
рии, истории внешней политики СССР и меж¬
дународных отношений.
С самого начала определилась сфера его пре¬
имущественных научных интересов: происхож¬
дение второй мировой войны, история внешней
политики Великобритании и международных
отношений. Еще в годы учебы в аспирантуре
А. М. Некрич опубликовал по этой тематике
серию оригинальных статей в научных журна¬
лах «Вопросы истории», «Известия Отделения
истории». Как и большинство тогдашних аспи¬
рантов, он активно сотрудничал в «Большой
советской энциклопедии».
В 1955 г. появилась первая большая моно¬
графия А. М. Некрича — «Политика англий¬
ского империализма в Европе (октябрь 1938 г.—
сентябрь 1939 г.)», основанная на кандидатской
диссертации и серии научных статей. В центре
исследования — проблемы политики и дипло¬
матии Великобритании как крупнейшей коло¬
ниальной державы, игравшей тогда ведущую
роль в европейских и — в известных пределах —
в международных делах. Автором был рассмот¬
рен весь сложный комплекс отношений Вели¬
кобритании с Францией, СССР, странами фа¬
шистской «оси» в период от Мюнхенского со¬
глашения до нападения Германии на Польшу.
Благодаря широкому использованию появив¬
шихся на Западе сборников дипломатических
документов книга выгодно отличалась от многих
изданных в конце 40-х — начале 50-х годов
советских работ достоверностью изложения со¬
бытий.
Почти все дальнейшие изыскания и публи¬
кации А. М. Некрича относились к междуна¬
родной проблематике межвоенного и военного
периодов. Во второй половине 50-х годов он
выступил автором статей в журналах «Новая и
новейшая история», «Международная жизнь»,
других научных и общественно-политических
изданиях; написал главы по международным
отношениям 1929—1939 гг. в опубликованном
институтом в 1959 г. «Учебном пособии по
новейшей истории».
В 1961 г. Александр Моисеевич издал срав¬
нительно небольшую по объему, но емкую по
содержанию книгу в научно-популярной серии
Издательства АН СССР под названием «Война,
которую назвали „странной*4». Здесь он обра¬
тился к сюжетам, которые до этого, как правило,
не затрагивались советскими историками, ак¬
центировавшими внимание почти исключитель¬
но на антисоветских аспектах британской и
249
французской политики в зиму 1939/1940 гг.
Не игнорируя вопроса о планировании Англией
и особенно Францией нападения на СССР с
севера и юга, А. М. Некрич привлек внимание
к британской стратегии оборонительной войны
и такому ее компоненту, как экономическая
блокада. В книге дана точная и сжатая харак¬
теристика механизма германской агрессии про¬
тив стран Северной и Западной Европы в ап¬
реле—июне 1940 г., а также национальной спе¬
цифики поведения каждой из этих стран —
Дании, Нидерландов, Бельгии, Франции.
Большой интерес в научных кругах вызвала
опубликованная А. М. Некричем в 1963 г. книга
«Внешняя политика Англии в 1939 —1941 гг.»
Годом ранее рукопись была успешно защищена
в качестве докторской диссертации. Автор вы¬
шел за рамки исследования только европейской
политики этой страны, распространив его также
на регион Ближнего и Среднего Востока. Мо¬
нография была основана на солидной источни¬
коведческой базе: впервые были привлечены
некоторые документы Историко-дипломатиче¬
ского архива МИД СССР и архива Венгрии, а
также неизвестные нашему читателю материалы
архива Эстонии.
Александр Моисеевич исследовал различные
аспекты внешней политики Англии. Это — и
ее отношения с Францией в период до распада
англо-французского союза в июне 1940 г., и
отношения с Германией и Италией, и политика
в Северо-Западной и Юго-Восточной Европе,
в Турции, Иране и других странах. Нарисована
также сложная картина англо-советских отно¬
шений с сентября 1939 г. и до июня 1941 г.
Наиболее глубоким представляется анализ та¬
ких проблем, как имперские, колониальные ин¬
тересы Британии, ее политика на Балканах,
«мирные» маневры немецкой дипломатии летом
1940 и весной 1941 г., проблема союзников в
войне с нацистским рейхом.
Конечно, не все вопросы, поднятые А. М.
Некричем в этом обстоятельном труде и в других
его работах, могли быть из-за отсутствия ши¬
рокого доступа к отечественным архивам исс¬
ледованы с необходимой полнотой. И не все
положения и выводы исследования могли быть
в условиях тогдашней идеологической конфрон¬
тации и жесткости сформулированы с абсолютно
полной объективностью. Но со всей определен¬
ностью необходимо подчеркнуть, что А. М. Не-
кричу как историку всегда были свойственны
смелость и инициатива поиска, постановки и
разработки актуальных научных проблем, ко¬
торые советская историография предпочитала в
250
лучшем случае обходить стороной или препод¬
носить в завуалированном виде.
Один из наиболее ярких примеров — его кни¬
га «1941. 22 июня». Изданная в 1965 г., она
стала бестселлером и была переведена в Польше,
Чехословакии, Венгрии. Книга, и особенно ее
публичное многочасовое обсуждение в Инсти¬
туте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в
1967 г., получили огромный резонанс и имели
весьма серьезные для Александра Моисеевича
последствия: по решению Комитета партийного
контроля он был исключен из партии. Сейчас,
благодаря открытию наших архивов, мы знаем
с предыстории Великой Отечественной войны
значительно больше, чем об этом написал
А. М. Некрич в 1965 г. Тогда же мнбгие вещи
были неизвестны широкому читателю. Появле¬
ние книги было воспринято как вызов офици¬
альной линии фактического отказа от дестали¬
низации, взятой брежневским руководством.
Последние годы своего пребывания в СССР
А. М. Некрич продолжал исследования в области
новейшей истории Великобритании. Он опуб¬
ликовал ряд статей в «Проблемах британской
истории» — о британской политике в Греции
(1941 —1945 гг.), в Турции. По случаю 90-летия
академика И. М. Майского (1974 г.) «Проблемы
британской истории» поместили аналитический
обзор А. М. Некричем мемуаров академика
И. М. Майского как исторического источника.
В то же время Некрич проявил интерес к почти
не изученной тогда проблеме влияния стерео¬
типов на принятие политических решений.
К сожалению, многое из написанного
А. М. Некричем в те годы не увидело свет.
Ученый совет Института всеобщей истории ре¬
комендовал к печати подготовленную им новую
монографию «Политика Англии в Европе 1941 —
1945 гг.» объемом в 28 а. л. Но дальнейшего
продвижения этот труд не получил. Сейчас в
нашем распоряжении лишь две папки тщательно
отобранных и обработанных А. М. Некричем
выписок документов, которые ему не удалось
увезти с собой из СССР.
А. М. Некрич неоднократно ставил вопрос об
издании своей монографии, а также о снятии
ограничений на публикацию статей в инсти¬
тутских сборниках, исторических журналах. Но
эти усилия не увенчались успехом. Характерно,
что А. М. Некрич, один из крупнейших отече¬
ственных специалистов по истории второй ми¬
ровой войны, не был привлечен к участию в
написании 12-томной истории этой войны.
Невозможностьлючататься, отстраненность от
деятельности института, хотя он и был оставлен
в его штате, психологический стресс, вся по-
литическая атмосфера застоя — эти и другие
причины объясняют, почему А. М. Некрич ре¬
шился на крайний шаг — расстаться с Родиной.
С 1976 г. А. М. Некрич проживал в США.
Стал там научным сотрудником Русского исс¬
ледовательского центра Гарвардского универси¬
тета. Выступал с комментариями по современ¬
ным проблемам на радио «Свобода* и «Голос
Америки». Научные интересы А. М. Некрича
расширились. Он обратился к тематике отече¬
ственной истории, опубликовал книги о насиль¬
ственной депортации в 40-х годах народов Се¬
верного Кавказа, Крыма и других («Наказанные
народы»), об истории становления и господства
существовавшего более 70 лет строя в нашей
стране («Утопия власти»). Кроме того, издал
книгу мемуарного плана («Отрешись от страха.
Воспоминания историка»), описав в ней свою
жизнь и научную деятельность в СССР и оха¬
рактеризовав жесткие условия, в которых они
протекали. В связи с начавшейся в нашей стране
перестройкой А. М. Некрич смог несколько раз
побывать на Родине. Он прочитал серию лекций
в Московском историко-архивном институте, на¬
меревался поработать в открывшихся после дол¬
гих лет засекреченности архивных фондах. Но
реализации новых творческих замыслов поме¬
шала тяжелая болезнь.
Кончина А. М. Некрича — большая утрата
для всей исторической науки.
Л. В. Поздеева,
доктор исторических наук,
ведущий научный сотрудник Института
всеобщей истории РАН
CONTENTS
Articles. Sokolov V. V. Unknown G. V. Chicherin. From Declassified
Archives of the Russian Federation Ministry of Foreign Affairs. Vestad O. A.
(Norway). On the Eve of Bringing Soviet Troops to Afghanistan. 1978—1979.
Orlova M. I. Chancellor Bruning As a Conservative Alternative to Hitler. Disputes
of German Historians. Grosul V. Ya. Russian Political Emigres in the USA in
the 19th Century. Nitoburg Z. L. At the Sources of «Black» Christianity in the
USA. From the Archive of the President of the Russian
Federation. Rzheshevsky O. A. Iden's Visit to Moscow in December 1941.
The Talks with Stalin and Molotov. From the History of Social
Thought. Samarskaya E. A. George Sorel — Heretic for Ages. (1847—1922).
Documentary Essays. Babichenko L. G. The Politburo of the CC RCP (Bolshevik),
Comintern and the 1923 Events in Gernamy. New Archival Materials. Popov N.
V. The Romanovs Dynasty in the Family of European Monarchs. Labutina T. L.
Swift and Temple. From the History of British Enlightenment. Letters and
Notes. General of the Army Gareev M. A. Again on the Question: Did Stalin
Prepare a Preventive Strike in 1941. Profiles of Historians. Chistyakova
E. V. Academician M. N. Tikhomirov and the Studies of World History. His¬
toriography. Yakushevsky A. S. A Multi-Volume Publication «The German
Reich and the Second World War». Facts. Events. People. Kucherenko
G. S. Louis XVI. (1754—1793). From the Throne to Guillotine. Book Re¬
views. Scientific Life. Chronicle.
251
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
БАБИЧЕНКО Леонид Георгиевич, кандидат исторических наук, ведущий
научный сотрудник Российского центра хранения и изучения документов новейшего
времени, специалист по истории Коммунистического Интернационала, коммунисти¬
ческого и рабочего движения Германии. Автор глав в коллективных монографиях
«Движение международной солидарности трудящихся. 1924—4932 гг.» (Киев, 1980),
«Верность пролетарскому интернационализму. Очерки истории МОПР в СССР»
(Саратов, 1984), а также ряда статей и документальных публикаций.
ГРОСУЛ Владислав Якимович, доктор исторических наук, главный научный
сотрудник Института российской истории РАН. Автор книг «Реформы в Дунайских
княжествах и Россия» (М., 1966), «Россия и формирование Румынского независимого
государства» (М., 1969), «Российские революционеры в Юго-Восточной Европе
(1859—1874)» (Кишинев, 1973), «Революционная Россия и Балканы (1874—1883)»
(М., 1980), «Российская революционная эмиграция на Балканах (1883—1895)»
(М., 1988) и ряда других работ.
КУЧЕРЕНКО Геннадий Семенович, доктор исторических наук, профессор,
ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Автор монографий
«Судьба „Завещания" Жана Мелье в XVIII в.» (М., 1968), «Сен-симонизм в
общественной мысли XIX в.» (М., 1975), «Исследования по истории общественной
мысли Франции и Англии. XVI — первая половина XIX в.» (М., 1981), «Советские
историки о западноевропейском утопическом социализме» (в соавторстве. М., 1981)
и других исследований.
ЛАБУТИНА Татьяна Леонидовна, кандидат исторических наук, старший
научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Автор монографии «Пол¬
итическая борьба в Англии в период реставрации Стюартов, 1660—1681» (М.,
1982) и других научных работ.
НИТОБУРГ Эдуард Львович, доктор исторических наук, заслуженный деятель
науки РФ, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН.
Автор монографий «Политика американского империализма на Кубе, 1918—1939»
(М., 1965), «Черные гетто Америки» (М., 1971), «Негры США. XVII — начало
XX в.» (М., 1979), глав в коллективных монографиях «Этнические процессы в
странах Южной Америки» (М., 1981), «Этнические процессы в странах Карибского
моря» (М., 1981), «Африканцы в странах Америки» (М., 1981) и многих других,
исследований по истории и этнографии США и стран Латинской Америки.
ОРЛОВА Мария Ивановна, доктор исторических наук, профессор кафедры
новой и новейшей истории исторического факультета МГУ, специалист по истории
Германии XX в. Автор книг «Уроки немецкого Октября» (М., 1965), «Революционный
кризис 1923 г. в Германии и политика Коммунистической партии» (М., 1973),
«Революция 1918—1919 гг. в Германии в историографии ФРГ» (М., 1986) и
многих других трудов, в частности учебников для вузов.
ПОПОВ Николай Владимирович, заслуженный работник культуры РФ, специалист
в области генеалогии, редактор-составитель сборника «Монархи Европы. Судьбы
династий».
РЖЕШЕВСКИЙ Олег Александрович, доктор исторических наук, профессор,
заведующий сектором истории войн XX в. Института всеобщей истории РАН,
академик Академии естественных наук РФ. Вице-президент Международного комитета
истории второй мировой войны. Автор книг «Война и история» (М., 1976),
«Вторая мировая война: мифы и реальность» (М., 1984), «Европа 1939: была
ли неизбежна война?» (М., 1989), соавтор книг «Генералы Сталина» (Лондон,
1993), «Союзники в войне 1941 —1945 гг.» (Нью-Брунсвик, 1994) и др. Под
его редакцией на русском языке изданы труды западных историков и мемуары,
в частности: М. Говард «Большая стратегия», Б. Лиддел-Гарт «Вторая мировая
война», Д. Эйзенхауэр «Крестовый поход в Европу», У. Ширер «Взлет и падение
третьего рейха».
252
САМАРСКАЯ Елена Александровна, кандидат философских наук, старший
научный сотрудник Института философии РАН, автор монографии «Понятие
практики у Маркса и современные дискуссии» (М., 1977), а также ряда статей
по философским проблемам социалистических теорий.
СОКОЛОВ Владимир Васильевич, кандидат исторических наук, зам. начальника
Историко-документального управления МИД РФ. Автор монографий «На боевых
постах дипломатического фронта. Жизнь и деятельность Л. М. Карахана» (М.,
1983), «Открывая новые страницы» (М., 1989), «Архивы раскрывают тайны»
(М., 1991), «Исторические портреты (Г. В. Чичерин, М. М. Литвинов, В. М.
Молотов, Н. Н. Крестинский)» (М., 1993) и ряда статей по вопросам внешней
политики СССР и России.
ЧИСТЯКОВА Елена Викторовна, доктор исторических наук, профессор кафедры
истории России Российского университета дружбы народов. Автор книг «Контакты
и связи России с народами Латинской Америки (до XIX в.)» (М., 1980),
«Михаил Николаевич Тихомиров (1893—1965)» (М., 1987), «Русские страницы
Америки» (М„ 1993) и других работ.
ЯКУШЕВСКИЙ Анатолий Степанович, кандидат исторических наук, ведущий
научный сотрудник Института военной истории МО РФ, специалист по истории
второй мировой войны, автор ряда исследований.
По независящим от редакции причинам в № 1 1994 г. в очерке «Политическая
драма Г. В. Плеханова» на полосе 124 выпала начальная строка: «Есть люди,
которые не могут оставить равнодушными ни своих современников...»
253
ЧИТАЙТЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ
Директор Института всеобщей истории РАН доктор иисторических наук
А. О. Чубарьян. Проблемы истории XX века
Заместитель руководителя Государственной архивной службы России доктор
исторических наук В. П. Козлов. Зарубежная архивная Россика: проблемы
и направления работы
Дискуссия. В поисках новых координат мировой истории
«Иранский кризис» 1945—1946 гг. По новым архивным материалам
Визит А. Идена в Москву в декабре 1941 г. Переговоры с И. В. Сталиным и
В. М. Молотовым (окончание)
Записки уполномоченного ГКО на территории Германии. 1945 г.
Миссия М. М. Литвинова в Вашингтон в 1933 г.
Роль ленд-лизва в Великой Отечественной войне. Объективный взгляд
Две жизни Э. Бернштейна
Портрет историка. Е. В. Гутнова
Канадское путешествие П. А. Кропоткина
254
Во втором полугодии 1994 г. и в 1995 г. журнал
предполагает опубликовать следующие материалы:
Актуальные проблемы истории XX в.
Историческая наука вчера и сегодня
Проблемы европейского либерализма XIX в.
Возникновение и развитие концепций цивилизации
Понятие цивилизации и общественные науки
Эволюция внешнеполитической доктрины СССР после второй мировой войны
Дискуссия. В поисках новых координат мировой истории
«Круглый стол». Первая мировая война и ее воздейсттвие на историю XX в.
Была ли оппозиция Сталину в СССР в мае-июне 1941 г.?
СССР и «иранский кризис» 1945—1946 гг. По неопубликованным архивным
документам
СССР, США и война во Вьетнаме. Из архива ЦК КПСС
Как начиналась война в Корее в 1950 г. Новые данные
Непубликовавшиеся письма И. В. Сталина В. М. Молотову. Из личного архива
В. М. Молотова
Документы Архива Президента РФ о визите В. М. Молотова в Лондон и
Вашингтон в 1942 г.
Коминформ в действии. 1947—1949 гт.
Загадки последнего заседания Коминформа. Новые архивные материалы
Миссия М. М. Литвинова в Вашингтон в 1933 г. Из Архива Президента РФ
Условия пребывания немецких, иттальянских, румынских и японских военнопленных
в СССР. По документам специальных медицинских служб
Разведка союзников: сотрудничество и соперничество 1941 —1945 гт. По материалам
Национального архива США *
Германская интрига и разведка США в Советской России 1917—1919 гг.
Роль ленд-лиза в Великой Отечественной войне. Объективный взгляд
СССР и партизанское движение в Испании. 1945—1949 гг.
Деятельность советских спецслужб за границей. 1920—1940 гг. Из рассекреченных
архивных фондов
Документы КГБ о деятельности разведчиков «Красной капеллы»
СССР и Япония в годы второй мировой войны
Север или Юг: военная стратегия Японии в 1941 г. По японским документам
Еще раз об исторической рели якобинской диктатуры
Стереотипы наполеоновской пропаганды
Венский конгресс 1815 г. в свете уроков истории
Становление гражданского общества в Латинской Америке
Новый взгляд: Ф. Лассаль, К. Каутский, Э. Бернштейн, М. Бакунин, С. Нечаев,
Ю. Мартов, В. Чернов
Портреты отечественных и зарубежных историков: В. И. Пичета, Ф. А. Ротштейн,
С. Б. Кан, А. В. Ефимов, С. Л. Утченко, Е. В. Гутнова, Ф. В. Потемкин,
А. Н. Шебунин, Ф. Бродель, М. Блок, А. Токвиль, А. Тойнби, Ч. Бирд,
Б. Кроче, К. Лампрехт
Российские дипломаты: А. М. Горчаков,. С. Д. Сазонов, К. О. Поццо-ди-Борго,
Е. П. Ковалевский
255
Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова в свете документов АВПРИ
Российские эмигранты во Франции, Германии, Англии
Международные связи русской православной церкви
История королевских династий в Швеции, Румынии, Югославии
Документальные очерки
Тайная французская дипломатия и императрица Елизавета Петровна. А. Шенье
и Французская революция. Жизнь и взгляды Ж. Кутона. «Железная маска»:
новая версия. Страсть власти и власть страсти. О Георге III и Георге IV.
1760—1838 гг. Шарнгорст, Гнейзенау, Клаузевиц и военные реформы в
Пруссии. Был ли полковник Редль русским шпионом? Адмирал Тирпиц. Адам
Смит как историк. Б. Бюлов. Э. Венизелос. Г. Штреземан. Дж. Кеннеди и
Берлинский кризис 1961 г. Еще раз о судьбе Р. Валленберга. Путешествие
П. Кропоткина в Канаду. Армия Крайова. Жизнь и деятельность Чжоу Эньлая.
Джон Дос Пасос. Наполеон и Мария Валевская. Сенатор Лафоллет
Очерки о Геринге, Риббентропе, Канарисе, Маннергейме, Хорти, Антонеску,
Квислинге.
Очерки о создании и распаде мировых империй
Очерки о внешней политике российских императоров в XIX — начале XX в.
Очерки по истории церкви и религии на Западе
Очерки по истории парламентаризма в Западной Европе и Америке
Воспоминания советского разведчика А. М. Гуревича о «Красной капелле»
К. И. Коваль. Записки уполномоченного ГКО в Германии
Воспоминания советского дипломата Г. М. Корниенко о призиденте Эйзенхауэре
Член-корр. РАН Н. Т. Федоренко. Конфуций и современность
Член-корр. РАН Ю. А. Поляков. Из воспоминаний. Похороны И. В. Сталина
Воспоминания помощника А. Н. Косыгина
Воспоминания соратника Р. Зорге
Из зарубежной книги: Дневники Й. Геббельса. 1939—1941 гг. Главы из мемуаров
Де Голля.
Технический редактор Е. Н. Ларкина
Сдано в набор 04.01.94 Подписано к печати 10.02.94 Формат бумаги 70x100*/^
Печать офсетная Усл. печ. л. 20,8 тыс. Усл. кр.-отт. 221,6 Уч.-изд. л 25,4 Бум. л. 8,0
Тираж 10 532 экз. Зак. 714 Цена 80 р.
Адрес редакции: Москва, 103717, ГСП, Подсосенский пер., 21. Тел. 227-04-45, 227-19-93
Московская типография № 2 ВО «Наука», 121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6
«НАУКА»
80 р.
Индекс 70620
Л13О-ЗЯ64 Новая и новейшая истооия. No 2. 1Q(M г.