МИФЫ	В. В. Согрин
И РЕАЛЬНОСТИ
АМЕРИКАНСКОЙ

«Мысль»
МИФЫ В. В. Согрин
И РЕАЛЬНОСТИ
АМЕРИКАНСКОЙ
ИСТОРИИ
Москва
«Мысль»
1986
ББК 63.3(7 США)
С 56
РЕДАКЦИИ
ИСТОРИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Согрин В. В.
С56 Мифы и реальности американской истории. — М.:
Мысль, 1986. — 256 с.
В пер.: 1 р. 30 к.
В работе дается критический анализ современных буржуазных
концепций социально-политического и идейного развития США.
На основе показа узловых моментов истории этой страны: бур-
жуазных революций XVIII—XIX вв.» рабочего движения, эволю-
ции государственно-монополистического капитализма и буржуазной
реформистской политики — разоблачается несостоятельность
мифов относительно особого пути развития Соединенных Штатов.
Обоснованно делается вывод об исторической обреченности бур-
жуазных концепций, неспособных ответить на глобальные и зло-
бодневные вопросы современности.
„ 0506000000-083 „„ „„
С----------------28-86
004(01)-86	ББК 63.3(7США>
© Издательство «Мысль» «1986
ВВЕДЕНИЕ
Соединенные Штаты Америки, их внутренняя и внешняя
политика привлекают сегодня к себе самое пристальное
внимание. И это не случайно. На современном этапе США
выступают в качестве ведущей капиталистической страны,
декларируют превосходство «американского образа жиз-
ни», стремятся навязать его всему миру, противопоставить
реальному социализму. Делают они это, не стесняя себя в
выборе средств, то прибегая к изощренной тактике «наве-
дения мостов» в некапиталистический мир, то прямоли-
нейно провозглашая «крестовый поход» против социа-
лизма.
В пропаганде американских «ценностей» правящие
круги опираются на огромную идеологическую армию,
включающую в себя патологических антикоммунистов из
«желтой прессы», изощренных профессионалов из нью-
йоркских и вашингтонских газет и журналов, маститых,
пользующихся международным признанием буржуазных
обществоведов. Взаимоотношения между выразителями
буржуазной идеологии порой весьма противоречивы, среди
них нередки острые дискуссии о месте США в мире и о
путях их внутреннего развития. Разнообразен и спектр
современных буржуазных идейно-политических течений в
Соединенных Штатах: это консерваторы и неоконсервато-
ры, либералы и неолибералы, либертаристы и традициона-
листы, «левые» и правые радикалы. Многие из этих тече-
ний в свою очередь имеют внутренние размежевания.
Все это может создать и создает у людей, слабо разби-
рающихся в идейно-политических реальностях США, пред-
ставление о наличии в Соединенных Штатах идеологиче-
ского «плюрализма» и даже разгула идеологической
вольницы. Но для любого внимательного и честного ис-
следователя за этим идеологическим «плюрализмом» скры-
вается удивительная классовая ограниченность большин-
ства буржуазных идеологов, их слепая вера в уникальность
и превосходство «американского пути».
Настоящая книга посвящена анализу современных
буржуазных концепций исторического опыта США, пред-
я
ставляющего своего рода синтез прошлого и современного
этой буржуазной нации. Некоторые из избранных тем,
например американские буржуазные революции, принад-
лежат прошлому, но остаются в то же время «вечными»
темами идеологических дискуссий в США. Другие темы —
рабочее движение, государственно-монополистический ка-
питализм и буржуазный реформизм — принадлежат в рав-
ной степени вчерашнему, сегодняшнему и будущему Аме-
рики. Таким образом, все эти узловые моменты американ-
ской истории тесно взаимосвязаны между собой и в целом
наиболее полно отражают классовые взаимоотношения в
США.
Отнюдь не претендуя на исчерпывающее решение этой
проблемы, автор попытался вскрыть оценки американского
опыта, принадлежащие не только историкам, но также
буржуазным социологам, политологам, экономистам, фило-
софам, а там, где это было возможно и целесообразно, и
политическим деятелям. Подобный подход позволяет более
полно учесть буржуазное историческое сознание в США,
которому принадлежит особое место в системе духовных
ценностей и идеологического господства буржуазии этой
страны. Ведущие буржуазные идеологи Соединенных Шта-
тов неоднократно признавали, что апелляция к урокам ис-
тории в условиях известного прагматизма американцев и
их традиционной нелюбви к абстрактному теоретизирова-
нию стала основополагающей частью и даже фундаментом
политического сознания и политической идеологии в США.
(Такой признанный авторитет среди буржуазных общест-
воведов США, как Д. Бурстин, даже утверждал, что Аме-
рика никогда не смогла произвести на свет по-настоящему
крупного политического мыслителя или философа, а их
идеологические функции традиционно выполнялись исто-
риками.) Совершенно не случайны пространные историче-
ские экскурсы буржуазных идеологов и политических дея-
телей, включая и американских президентов. История и
исторические примеры, безусловно, признаны буржуазной
идеологией США в качестве эффективного средства воз-
действия на массовое сознание.
Многим Америка представляется страной менее при-
верженной к исторической традиции, чем «старые» нации.
В действительности, однако, трудно найти другое государ-
ство, в котором политические деятели обосновывали бы так
активно свои действия при помощи апелляции к истори-
ческим «первоосновам» нации, как это делают буржуазные
4
политики США. Вспомним в связи с этим только новейшие
примеры: президент США Р. Никсон не уставал клясться
в приверженности «духу 1776 г.», Р. Рейган провозгласил
программу «консервативного (т. е. означающего возврат к
«первоосновам». — В. С.) обновления» Америки. В совре-
менных США наблюдается реанимация индивидуалистиче-
ского фольклора, других идеологических установок из
«золотого», но, увы, канувшего в Лету века американского
капитализма. Сегодняшняя Америка явно пытается «само-
возродиться» на основе возвращения к «добропорядочным»
традициям и морали прошлого (это ли не признак утраты
нацией способности к подлинному прогрессу!). Отсюда и
возрастающий интерес к исторической проблематике в
буржуазном обществознании США.
Любому исследованию присуща главная логическая
линия, раскрытию которой подчинено рассмотрение част-
ных вопросов. Основная связующая тема настоящего
исследования — соотношение общего и особенного в исто-
рическом опыте США и его отражение в буржуазной исто-
рической мысли. Будучи центральными в истории США,
эти черты присущи также историческому опыту всех со-
временных капиталистических обществ. В то же время сле-
дует отметить, что марксистско-ленинской исторической
науке вопреки распространенному среди буржуазных ис-
следователей мнению чужда «подгонка» исторического
опыта США под некую универсальную социологическую
схему. Выясняя проявление общих закономерностей бур-
жуазной общественно-экономической формации в истории
США, историки-марксисты учитывают и ее особенности,
повлиявшие на многие стороны американского опыта, ру-
ководствуясь при этом известным ленинским указанием:
«Безусловным требованием марксистской теории при раз-
боре какого бы то ни было социального вопроса является
постановка его в определенные исторические рамки, а за-
тем... учет конкретных особенностей, отличающих эту
страну от других в пределах одной и той же исторической
эпохи»
Как уже отмечалось, особое место в монографии зани-
мает анализ буржуазной исторической мысли США, ее
многообразных направлений и школ2. Ведущие позиции в
современной американской историографии принадлежат,
как и прежде, апологетическому направлению. Его подход
к истории США определяется теорией «американской ис-
ключительности». Предназначенная для обоснования не
5
просто неповторимости исторического опыта Соединенных
Штатов, но их «избранности», состоящей будто бы в во-
площении уникального демократического эксперимента,
эта теория была «родовым криком» буржуазной историо-
графии и составляет ее современную мировоззренческую
основу. Теория «американской исключительности» меняла
свои одежды, воплощаясь на первый взгляд во взаимоис-
ключающих друг друга концепциях, которые, однако, на
деле оказывались разными вариантами апологетического
подхода к прошлому США. Во главе апологетической ис-
ториографии с 50-х годов выступала школа «консенсуса»
(«бесконфликтности»).
В буржуазной исторической науке существует и срав-
нительно немногочисленное критическое направление,
отражающее мировоззренческие позиции буржуазного и
мелкобуржуазного радикализма. Его главной выразитель-
ницей долгое время была «прогрессистская» школа, иссле-
довательские интересы которой были сосредоточены пре-
имущественно на эпохе буржуазных революций в США.
Основатели «прогрессистской» школы Ч. Бирд, В. Л. Пар-
рингтон, А. Шлезингер-старший, выдвинув плодотворный
тезис о наличии в американской истории острых классовых
конфликтов, высшим выражением которых стали в их
интерпретации две американские революции, не смогли в
то же время дать выявленным тенденциям и фактам под-
линно научного объяснения. Они не видели предела про-
грессу буржуазной демократии: признавая буржуазные
революции, «прогрессисты» не допускали и мысли о воз-
можности социалистической революции в США.
В 60—80-е годы в рамках критического направления
получила развитие «радикальная школа». Ее представите-
ли находились под воздействием критических направлений
современной буржуазной философии и социологии — от
экзистенциализма и «франкфуртской школы» до молодеж-
ной леворадикальной контркультуры 60-х годов. Ради-
кальные историки также испытали на себе влияние исто-
рического материализма. Некоторые из них даже называ-
ют себя марксистами, ссылаясь на то, что они используют
метод исторического материализма. Такая претензия, одна-
ко, не имеет под собой прочных оснований, ибо марксист-
ско-ленинское учение есть единство метода и теории, на-
правленное на революционное преобразование капитализма
и построение социализма. Кроме того, метод исторического
материализма используется радикальными историками
6
эклектически, растворяется в других методах и лишается
подчас своей сущности.
Вскрывая ошибки, мировоззренческую и методологиче-
скую ограниченность критического направления в буржу-
азной исторической науке, марксисты вместе с тем не мо-
гут относиться к нему так же, как к историкам-апологе-
там. Их обращение к критическому направлению предпо-
лагает поиск возможностей единства усилий марксистско-
ленинской и прогрессивной буржуазной историографии в
борьбе с реакционными буржуазными школами.
Одна из важных черт, характеризующих современную
буржуазную историческую науку, — это так называемая
«методологическая революция», начавшаяся еще в 50-х го-
дах и упрочившаяся, хотя и не восторжествовавшая, в 70—
80-х годах. Она означала освоение междисциплинарного
подхода (методик социологии, политологии, психологии и
социальной психологии, антропологии и других гуманитар-
ных наук), а также количественных методов исследования.
На ее волне родились «новая социальная», «новая эконо-
мическая», «новая политическая», «новая рабочая» и мно-
гие другие «новые» течения и школы. Эти школы и течения
заслуживают самого пристального внимания уже по той
причине, что, отождествив себя с точными науками, они
претендуют на абсолютную объективность и беспристраст-
ность, окончательное преодоление всякого субъективизма
п волюнтаризма в историографии.
Критический анализ трудов американской «новой на-
учной истории», как в совокупности именуются эти шко-
лы, позволяет говорить о неоднозначности проповедуемых
ею нововведений. Они имели ряд положительных, но еще
больше отрицательных последствий. Основной отрицатель-
ный результат, обусловленный подчиненностью нововведе-
ний теоретико-мировоззренческим позициям исследовате-
ля, выразился в том, что буржуазная историческая наука,
заимствуя механически методы буржуазных социальных
наук, прежде всего структурно-функциональный подход,
сосредоточилась на изучении того, как осуществлялись и
поддерживались общественные связи в американском ка-
питалистическом обществе в том или ином «срезе» истори-
ческого развития, и практически утратила интерес к объ-
яснению того, почему происходили изменения этих связей,
носившие порой революционный характер. Кроме того,
слепое заимствование методов социальных наук привело к
утрате буржуазной исторической наукой собственного
7
места среди других общественных наук (как результат
отказа от изучения содержания, причинно-следственных
связей и закономерностей исторических изменений) и пре-
вращению ее в филиал социологии и политологии.
В обобщающей оценке современной буржуазной исто-
рической науки США нельзя не отметить и такой важной
черты, как прагматизм, выражающийся в ее приспособляе-
мости к изменениям общественно-политической ситуации,
подчиненности запросам и требованиям правящих кругов.
Во второй половине 40-х и в 50-х годах буржуазная исто-
рическая мысль США в полной мере отреагировала на
развязывание американскими властями «холодной войны»
и нагнетание атмосферы антикоммунизма внутри страны.
Именно в этот период произошло объединение либераль-
ных и консервативных историков в апологетической школе
«консенсуса».
В 60-е годы под воздействием роста радикальных на-
строений среди широких кругов американского населения
и в русле буржуазно-реформистского внутриполитического
курса президентов Кеннеди и Джонсона буржуазная исто-
рическая наука США в целом приобрела более либераль-
ную окраску. 70-е годы в развитии буржуазной историче-
ской мысли проходили под знаком острого противоборства
апологетического и критического направлений. Но с конца
70-х годов в ней вновь усиливаются консервативные тен-
денции, а представители апологетического направления
выступают с настойчивым требованием «переписывать»
историю США, руководствуясь концепцией «консерватив-
ной консолидации» американской нации. Буржуазная ис-
торическая наука США переживает сегодня далеко не
лучший период в своем развитии, что является прямым
следствием резкого усиления реакционных тенденций во
внутренней и внешней политике современных Соединен-
ных Штатов.
Глава 1 ЭПОХА БУРЖУАЗНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ:
ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ИЛИ АНОМАЛИЯ
ИСТОРИИ?
«Империя разума» и реальности
ранней американской истории
Отмечая 200-летие образования американского государст-
ва, правящие круги США постарались использовать это
событие для возвеличивания Соединенных Штатов, провоз-
гласить их образцом для всех стран, становящихся на путь
независимого развития. Благосклонного взгляда удостои-
лась и сама Американская революция XVIII в., в горниле
которой родились буржуазное государство, федеральная
конституция (а вместе с ней и конституции 13 штатов,
объединившихся первоначально в Североамериканском
союзе), политические партии. США вознамерились ни
много ни мало объявить ее демократической альтернати-
вой Великой Октябрьской социалистической революции.
Пропагандистские установки Вашингтона отразились
непосредственно на позициях буржуазных историков. На
передней линии оказались авторы, подчеркивающие и воз-
величивающие историческое значение американской анти-
колониальной войны. Своеобразным паролем новейшей
буржуазной литературы об Американской революции
XVIII в. стало название книги старейшины американской
исторической мысли Г. С. Коммаджера «Империя разума.
Как Европа создала Просвещение, а Америка воплотила
его в жизнь» \ Лейтмотивом книги является бесхитрост-
ная проповедь «американской исключительности»: Новый
Свет (точнее, «его англо-американская часть») оказался,
согласно Коммаджеру, единственной точкой земного шара,
где было возможно превратить гуманистические идеалы
Просвещения, передовой философии того времени, в кредо
нации и воплотить их в полном объеме в жизнь. Так США
стали якобы воплощением «империи разума», о которой
могли только грезить Ж.-Ж. Руссо и Вольтер, Дидро и
Монтескье, другие передовые умы Европы 2.
Новейшее освещение исторического смысла Американ-
ской революции в трудах буржуазных историков может
показаться полной неожиданностью для тех, кто знаком с
9
прежними ее оценками: ведь совсем недавно «героями»
среди буржуазных авторов были люди, не возвеличивав-
шие, а, наоборот, всячески принижавшие и замалчивавшие
значение революции, объявлявшие ее историческим нон-
сенсом, «пустоцветом», трагическим недоразумением. Од-
нако дух юбилея, новые моменты идеологической борьбы
двух систем потребовали от буржуазных авторов пере-
оценки концептуальных позиций. Словно в подтверждение
глубоко пессимистической (и вместе с тем циничной) фор-
мулы патриарха американских историков Ч. Бирда, про-
возгласившего: «История! —да это кот, которого тянут за
хвост туда, куда он меньше всего хочет идти сам», буржу-
азные исследователи круто повернули, изменив свое виде-
ние п понимание революции.
На протяжении трех десятилетий после окончания вто-
рой мировой войны драматические, подчас кровавые собы-
тия революционной эпохи провозглашались нетипичными
для американского опыта. Подобная интерпретация наибо-
лее четко проявилась в теории «американской исключи-
тельности» школы «согласия» (или «консенсуса», как ста-
ли говорить в США, используя латинский аналог этого
слова), безусловно самой консервативной на сегодняшний
день в буржуазной исторической науке Соединенных
Штатов.
Теорию «американской исключительности» еще в XIX в.
пыталась обосновать «ранняя» (романтическая) школа во
главе с Дж. Банкрофтом. Современное поколение привер-
женцев этой теории подвело под нее более широкое и нау-
кообразное основание. Оно появилось в 50-е годы, когда в
США утвердилась мрачная эпоха маккартизма, ознамено-
вавшаяся объединением различных группировок правящих
кругов, в том числе и двух главных буржуазных партий,
республиканцев и демократов, на платформе антисоветиз-
ма и «холодной войны». В буржуазной политике восторже-
ствовало либерально-консервативное «согласие» откровен-
но реакционного толка. Официозные буржуазные историки
поспешили под углом зрения этого согласия переосмыслить
все американское прошлое.
Школа «консенсуса» заявила о господстве «согласован-
ных интересов» классов, отсутствии антагонистических
противоречий, подлинной революционной и социалистиче-
ской традиции на протяжении всей американской истории.
Приверженность этой откровенно консервативной доктри-
не заставляла буржуазных историков вычеркивать из про-
10
шлого страны социально-политические революции, успехи
социалистов, забастовочные бои пролетариата или по край-
ней мере объявлять их импортированными явлениями,
помечать ярлыком «сделано в Европе». В качестве глав-
ных теоретиков подобного взгляда на американское про-
шлое выступили Л. Харц, К. Росситер, Д. Бурстин.
Буржуазным историкам особенно пришлось по вкусу
обоснование «американской исключительности» Л. Хар-
цем. В 1955 г. в книге «Либеральная традиция в Америке:
истолкование американской политической мысли со вре-
мен революции» 3 Харц развил тезис, воспринятый всеми
консервативными историками. «Крестным отцом» амери-
канского духа и политических традиций США, согласно
Харцу, был англичанин, родоначальник буржуазного либе-
рализма Дж. Локк. Америка, доказывал этот историк, ро-
дилась под сенью локковских идей, успешно развивалась
под его идейными штандартами и продолжает твердо сто-
ять на платформе заветов Локка. Американской истории,
по схеме Харца, были чужды как реакционные принципы
Р. Филмера (английский идеолог абсолютной монархии
XVII в. — В, С.), так и радикализм Ж.-Ж. Руссо и М. Ро-
беспьера и, уж конечно, социалистические идеалы.
Любопытно, что, втискивая развитие американской
истории в прокрустово ложе либерального единомыслия,
Харц освобождал ее не только от радикальной и социали-
стической традиций, но и от реакционных начал феодаль-
но-абсолютистских обществ. Это не было случайностью:
Харцу важно было доказать, что Америка с момента рож-
дения являлась «империей разума», буржуазно-демокра-
тическим (или просто демократическим, по терминологии
Харца, отвергавшего, как и подобает образцовому буржу-
азному историку, классовый критерий определения обще-
ственных явлений) обществом. Отсюда следовали далеко
идущие выводы, придававшие наукообразную форму тео-
рии «американской исключительности».
Становление США с момента рождения как образцового
демократического государства, согласно логике Харца,
освобождало его от перспективы буржуазных социально-
политических революций, которыми была «переполнена»
мировая история, и от необходимости платить кровавую
цену за расправу с феодальным прошлым. Но как и поче-
му оказалась возможной в таком случае Американская
революция XVIII в.? Вот тут-то Харц и предложил объяс-
нение, ставшее кредо буржуазных историков: она, оказы-
11
вается, преследовала легалистско-консервативные, а не
обновленческие цели, была направлена на защиту перво-
зданных демократических устоев Америки от посяга-
тельств со стороны Англии, являясь по этой причине псев-
дореволюцпей. С самодовольством преуспевающего буржу-
азного патриота Харц смаковал ветхозаветное суждение
А. де Токвиля: «Великое преимущество Америки заключа-
ется в том, что она достигла демократии, не обращаясь к
демократической революции».
В основе мистификаций Харца, направленных на обо-
снование «исключительности» исторического опыта США,
его неподвластности универсальным законам истории, ле-
жала изощренная препарация специфики американского
прошлого, абсолютизация ее значения. Одна из особенных
черт американской истории состоит в том, что она полно-
стью укладывается в рамки буржуазной общественно-эко-
номической формации, что она «усвоила» только часть
европейского феодального наследия, но не знала феодализ-
ма как системы. Это повлияло на характер Американской
революции XVIII в., но не отменило самой революции и ее
задач, на чем настаивали Харц и его последователи из
школы «консенсуса».
Американская революция была неотъемлемой органи-
ческой частью всемирно-исторического процесса смены
феодального общественного строя более передовыми бур-
жуазными общественными отношениями. Подобно пред-
шествующей ей Английской революции 40-х годов XVII в.
и последующей Великой французской революции 1789 г.
она совершалась на мануфактурной стадии развития капи-
тализма. На связь Американской революции с общеистори-
ческим процессом утверждения буржуазного строя, и в
частности на ее воздействие на Великую французскую
революцию 1789 г., указывал К. Маркс. По его словам,
Американская революция «прозвучала набатным колоко-
лом для европейской буржуазии», в ходе ее была принята
«первая декларация прав человека и был дан первый тол-
чок европейской революции XVIII века» 4. В свою очередь
Американская революция не добилась бы успеха, если бы
не опиралась на плечи предшествующей ей Английской
революции XVII в.
Она была отнюдь не уникальным национальным явле-
нием, но важным соединительным и вместе с тем самосто-
ятельным звеном в цепи прогрессивных ранних буржуаз-
ных революций.
12
Вместе с тем Американская революция отличалась
определенной спецификой, которую важно правильно объ-
яснять в полемике со школой «консенсуса». Если европей-
ские буржуазные революции должны были решать задачи
уничтожения основ феодализма, перехода от одной обще-
ственно-экономической формации к другой, то целями
Американской революции являлись уничтожение англий-
ского колониального господства, которое (а не феодализм)
выступало в качестве главной помехи свободного развития
буржуазных отношений в Северной Америке, а также лик-
видация всевозможных феодальных пережитков и установ-
лений, доставшихся ей в наследство от Старого Света.
История Северной Америки, как отмечал Ф. Энгельс,
«начинается при наличии уже сложившихся в XVII веке
элементов современного буржуазного общества» 5. Само ее
заселение представляло как бы своеобразную форму бур-
жуазной революции. Один из наиболее многочисленных в
динамичных потоков переселенцев состоял из людей, про-
тестовавших против феодального гнета в европейских
странах, еще не созревших для буржуазных революций и
бежавших от него. Эта своеобразная переселенческая бур-
жуазная «революция» за полтора столетия существенно
расчистила почву для социально-политической революции
конца XVIII в. и облегчила ее задачи. В силу изложенных
причин Американская революция, обладавшая бесспорны-
ми признаками и свойствами буржуазной социально-поли-
тической революции, уступала своим западноевропейским
«сестрам» как в масштабах и глубине общественных пре-
образований, так и в амплитуде идейно-политических
разногласий.
Однако эти специфические особенности исторического
развития североамериканских провинций не затушевывают
того факта, что накануне революции перед ними стояли
весьма обширные задачи буржуазных социально-экономи-
ческих и политических преобразований. Хотя буржуазные
начала в Северной Америке имеют глубокие исторические
корни, они в силу целого ряда факторов не могли востор-
жествовать в сколько-нибудь полной мере без революцион-
ного вмешательства. Главным среди этих факторов, как
уже отмечалось, было английское колониальное господство
(не случайно Американская буржуазная революция разви-
валась как антиколониальная война).
Консервативные последователи школы «консенсуса»
ухватились за антиколониальную направленность Амери-
13
канской революции как за надежный «аргумент» при обо-
сновании ее «уникальности». Особенно усердно выпячивал
это Д. Бурстин.
В своих многочисленных трудах6 он доказывал: «наи-
более очевидной особенностью» Американской революции
является-де ее коренное отличие от Французской револю-
ции, она вообще не была революцией в «европейском смыс-
ле слова». «Нашим национальным свидетельством о рож-
дении,—лапидарно аргументировал свою мысль Бурстин,—
являлась Декларация независимости, а не Декларация прав
человека»1. Внешне аргумент Бурстина правдоподобен:
действительно, свидетельством о рождении США и одно-
временно идеологическим кредо Американской революции
была Декларация независимости 4 июля 1776 г., в то вре-
мя как исходные принципы Французской революции
1789 г. провозглашались в Декларации прав человека и
гражданина, зафиксировавшей перечень буржуазно-демо-
кратических прав и свобод. Но на поверку этот аргумент
удивительно поверхностен: в нем предлагается судить о
сходстве и различии двух деклараций по одним названиям,
игнорируется социально-философское и политическое со-
держание, классовая сущность Декларации независимости,
в которой утверждались те же принципы, что и в Деклара-
ции прав человека (во многих отношениях Декларация
независимости послужила матрицей Декларации прав че-
ловека) . Бурстин упускает из виду самое главное — клас-
совое содержание английского колониального гнета и
классовый смысл антиколониальной революции.
Анализ классового содержания английского колониаль-
ного господства в Северной Америке не оставляет сомне-
ния в том, что оно сковывало буржуазное развитие эконо-
мики, политической надстройки провинций наподобие того,
как сковывали развитие буржуазных отношений в евро-
пейских странах феодально-абсолютистские режимы. Опыт
Северной Америки, как до этого опыт Нидерландов (а в.
последующем опыт других зависимых стран), показал,что
успешное развитие буржуазных отношений невозможно
в условиях иностранного гнета. Поэтому освободительные
революции в Нидерландах в XVI в. и в США в XVIII в.
провозглашали и заимствовали цели, лозунги, программы
буржуазных социально-политических революций и по сути
являлись таковыми.
Несовместимость буржуазного развития Северной Аме-
рики и ее колониальной зависимости проявилась с особой
14
силой в 60-е годы XVIII в., после восшествия на престол
английского короля Георга III. При нем на провинции
обрушились абсолютистские методы отправления государ-
ственной власти и произвола, которые в свое время вызва-
ли к жизни антифеодальную Английскую революцию
XVII в. Это: введение налогов без согласия представитель-
ных органов американцев («налогообложение без предста-
вительства»), уничтожение свободы вероисповедания, отме-
на судов присяжных, неприкосновенности жилищ и собст-
венности, основ хабеас корпус акта. Торгово-промышлен-
ное развитие провинций было ограничено при помощи
актов, которые по сути не отличались от законодательных
регламентаций экономики в феодально-абсолютистских
обществах.
В Северной Америке стремительно возрастало число ко-
ролевских и сокращалось количество корпоративных
(управляемых на основе дарованных монархией хартий)
колоний. К началу революции восемь провинций были
королевскими, три — собственническими (верховная власть
в них принадлежала аристократическим английским фа-
милиям) и только крошечные Род-Айленд и Нью-Гэмпшир
пользовались правами самоуправления. Это означало, что
политическая система провинций не могла утвердиться на
республиканской основе, оставаясь конституционной мо-
нархией. Причем прерогативы английского монарха в
Северной Америке в отличие от метрополии имели реаль-
ное значение: король и назначаемые им (а в собственниче-
ских колониях лордами-собственниками) губернаторы
произвольно распускали и переносили заседания выборных
ассамблей, губернаторы совместно с утверждаемыми ими
аристократическими советами узурпировали в провинциях
высшую законодательную, всю исполнительную и судеб-
ную власть.
Со стороны американских патриотов было вполне зако-
номерно обратиться к лозунгам Английской революции в
борьбе с колониальным гнетом. Но заимствовали они их не
механически, а облекли в одежды новой боевой антифео-
дальной и антиабсолютистской идеологии Просвещения,
оформившегося на европейской почве в XVIII в. Если
Английская революция развивалась в форме религиозной
войны, воспользовалась для достижения своих целей «язы-
ком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого
завета» 8, то Американская революция носила «светский»
характер, опиралась на общеисторический процесс секуля-
15
ризации идеологии. И в этом смысле она не была уникаль-
ным явлением.
Историческое место Американской революции, как уже
говорилось, невозможно верно определить без учета ее
антиколониальной направленности. Но в основе ее лежал
не только антиколониальный протест — буржуазно-демо-
кратические задачи революции отнюдь не исчерпывались
уничтожением колониальной зависимости. В социально-
экономической и политической структуре самих провин-
ций было большое количество добуржуазных форм, инсти-
тутов, напластований, которые не могли быть отменены
обычным эволюционным путем. Консервативные историки
предпочитают не замечать их, хотя именно борьба с до-
буржуазными формами в общественной структуре про-
винций, или «внутренняя революция», как назвал ее исто-
рик-прогрессист М. Дженсен, придала особый драматизм
Американской революции. Она породила острую классовую
борьбу не только между контрреволюционерами и револю-
ционерами, но и внутри самого революционного лагеря,
определила важные характеристики войны за независи-
мость как буржуазной социально-политической революции.
К таким добуржуазным институтам относилось в пер-
вую очередь рабство. Его устои оказались в США настоль-
ко сильными, что разрушить их было не под силу первой
Американской революции (она уничтожила его лишь в се-
веро-восточных штатах). И только в ходе второй Амери-
канской революции, гражданской войны 1861—1865 гг.,
негритянское рабство было отменено. В колониальный пе-
риод в Америке в значительно больших масштабах было
распространено и другое — белое рабство, о котором сего-
дня знают, наверное, только специалисты. А между тем
законтрактованные белые слуги, эти полурабы, продавав-
шиеся в собственность богатым американцам на срок от
трех до семи лет, играли вплоть до XVIII в. гораздо боль-
шую роль, чем негры-рабы, с точки зрения как их числен-
ности, так и влияния на экономику провинций. Возможно,
самой острой среди всех потребностей колоний было изы-
скание постоянного и полнокровного источника рабочей
силы, и именно белые кабальные слуги удовлетворяли этот
спрос и обеспечивали быстрое экономическое развитие,
особенно в центральных и южных районах.
История класса кабальных белых рабочих раскрывает
самые неприглядные стороны начального этапа становле-
ния буржуазной общественно-экономической формации в
16
США. Основой формирования армии кабальных белых
слуг, этих праотцов американского рабочего класса, явля-
лось постоянное аграрное перенаселение Англии XVII —
XVIII вв., которое в свою очередь создавалось политикой
«огораживаний» британского парламента. Костяк же их
состоял из пауперов, бродяг, преступников.
Белые кабальные слуги составляли от 2/з до 3А белых
переселенцев в Северную Америку на протяжении всего
колониального периода. Причем кровавое законодатель-
ство, использовавшееся для закрепления рабочей силы в
эпоху первоначального накопления Тюдорами и Стюарта-
ми в Англии, было характерно и для североамериканских
провинций. Более того, законодательные акты, регулиро-
вавшие положение кабальных белых рабочих в Северной
Америке, были еще суровее, чем печально известные зако-
ны о бродяжничестве в Англии. «Впечатляющее число са-
моубийств» белых подневольных слуг в южных провин-
циях, отмечал известный либеральный историк Р. Мор-
рис, ярко свидетельствует о невыносимости их положения9.
Самое непосредственное отношение к возникновению
Американской революции XVIII в. имели также феодаль-
ные пережитки и напластования как в экономических
отношениях, так и в политической организации провинций.
Хотя в колонизации Северной Америки доминировала бур-
жуазная тенденция, параллельно с ней в ряде провинций,
причем в самых крупных, развивался и своеобразный фео-
дальный эксперимент. В Нью-Йорке, Пенсильвании, Мэри-
ленде, Каролине английские аристократы пытались созда-
вать феодальные маноры. Земельные участки на них
предоставлялись поселенцам на условиях выплаты фикси-
рованной ренты (квит-ренты), устанавливавшейся безот-
носительно к рыночной стоимости земли. Правда, в тече-
ние полутора столетий существования колоний в некото-
рых из них поселенцам удавалось добиться отмены фикси-
рованной ренты. Но во многих случаях право ее сбора
переходило от лордов-маноров к короне. Там, где квит-рен-
та сохранялась, она тормозила утверждение в колониях
свободной, подчиняющейся отношениям купли-продажи
буржуазной собственности на землю.
Распространены были в провинциях и другие феодаль-
ные пережитки — право первородства и неотчуждаемость
земельной собственности, которые вели к складыванию кас-
ты ленд-лордов. Показателен в этом отношении пример
Нью-Йорка, где размеры лишь одного из 17 крупных
2 В. В. Согрин
17
маноров — Ван Ренсселлеров — равнялись 2/з территории
Род-Айленда, провинции, где господствовала система
свободного буржуазного землепользования 10. Таким обра-
зом, хотя Американская революция в отличие от западно-
европейских боролась не с системой, а с элементами аграр-
ного феодализма, объем стоявших перед ней в этом плане
задач был достаточно велик.
В еще большей степени, чем в сфере аграрных отно-
шений, наличие в колониях пережитков феодально-абсо-
лютистского режима обнаруживалось в их политическом
устройстве. Выборные органы — нижние палаты ассамблей
обладали только одним реальным правом — законодатель-
ной инициативы. Функции же управления сосредоточива-
лись в руках невыборных органов. Особенно велики были
полномочия губернаторов. Характеристика, данная в канун
революции демократом Р. Г. Ли политической системе
Виргинии, в которой, по его словам, «две трети законода-
тельной, вся исполнительная и вся судебная власть оказа-
лись сосредоточены в одних руках, что означало на практи-
ке тиранию» и, с полным основанием могла быть распро-
странена и на многие другие провинции.
Недемократичные принципы лежали в основе избира-
тельного права провинций, которого были лишены около
80% жителей Северной Америки, в первую очередь негры,
индейцы, женщины, законтрактованные слуги. Кроме того,
40-фунтовый имущественный ценз *, заимствованный из
английской практики, и религиозный ценз (в большинстве
провинций к выборам допускались только протестанты)
делали невозможным участие в выборах и некоторых сво-
бодных белых мужчин.
Наличие недемократических, зачастую добуржуазных
форм в экономических отношениях и политическом строе
в провинциях обусловило острую классовую борьбу между
сельской и городской беднотой, с одной стороны, и иму-
щими верхами — с другой. Она достигла своего пика как
раз накануне революции и явилась движущей силой мно-
гих буржуазно-демократических преобразований в револю-
ционную эпоху. В связи с этим часть американских исто-
риков, уже не из консервативного, а из буржуазно-ради-
* К выборам допускались свободные белые мужчины, если они
владели недвижимостью, оцениваемой не ниже 40 ф. ст., или име-
ли доход —ренту не менее 40 шилл. В ряде провинций избира-
тельный ценз основывался на владении землей (не менее 50 ак-
ров).
18
кального крыла, выдвинула концепцию, согласно которой
главной и даже единственной причиной Американской
революции был не антиколониальный протест, а именно
борьба бедноты и мелкобуржуазных слоев за демократиче-
ские права и свободы 12. С ними трудно согласиться. Аме-
риканская революция в действительности была направле-
на на решение двух взаимосвязанных задач — уничтоже-
ние английского колониального гнета и добуржуазных
институтов и пережитков, причем ликвидация колониаль-
ной зависимости являлась главным условием раскрепоще-
ния возможностей буржуазного развития Северной Амери-
ки. Но гораздо решительнее следует возразить представи-
телям школы «консенсуса», которые доказывают, что
борьба классов не имела никакого отношения к происхож-
дению Американской революции, что ее вообще не суще-
ствовало, что этот феномен характерен для европейских
обществ, но отнюдь не для американского.
Созданное этой школой представление о колониальном
обществе как об образцовой «демократии среднего класса»
является главной подпоркой концепции «консервативной
Американской революции», согласно которой Американ-
ская революция в отличие от европейских была направле-
на не на завоевание, а на защиту буржуазно-демократиче-
ских прав и свобод. Это представление насаждалось мно-
гими буржуазными историками, но их признанным метром
остается Р. Браун — воинствующий защитник консерва-
тивных принципов. Никто из его единомышленников не
осмеливался бичевать американского историка номер один
XX в. либерала Ч. Бирда13, а исторические воззрения
другого виднейшего либерального историка, К. Беккера,
Браун шельмовал «как открытую защиту марксистской
философии истории» 14. Хотя, с точки зрения ряда честных
американских историков, Браун навязывает научной дис-
куссии «параноидный стиль» 15, консерваторы верят в его
непогрешимость.
В 1955 г. Браун выступил с книгой «Демократия сред-
него класса и революция в Массачусетсе. 1691—1780» 16,
которая наряду с монографиями Л. Харца и Д. Бурстина
вошла в «классический» фонд школы «консенсуса». Браун
доказывал, что, хотя в Массачусетсе существовал имущест-
венный ценз, он не был обременителен для свободных
мужчин, поскольку все они поголовно владели земельными
участками и имели возможность зарегистрироваться в ка-
честве избирателей. Он утверждал, что к анализу классо-
2*	19
вой структуры этой крупной американской провинции
меньше всего применима марксистская «схема», ибо в
Массачусетсе не было ни неимущей бедноты, ни сверхбога-
той элиты, а преобладал «средний класс» самостоятельных
фермеров. Политический строй Массачусетса изображался
им как «прямое народоправство»: рядовые избиратели, со-
ставлявшие до 90% мужского населения, правили, по Бра-
уну, на городских собраниях и задавали тон на выборах
в провинциальные ассамблеи. Фактически Браун приходил
к выводу, что североамериканское общество с момента воз-
никновения конституировалось как «империя разума»,
которую Американская революция была призвана только
защитить от чрезмерных строгостей английских властей.
Поскольку Массачусетс традиционно рассматривался
как колыбель американской демократии, попытка Брауна
судить о характере североамериканского провинциального
общества в целом на основе политической системы этой
колонии оказалась уязвимой для критики. Желая нейтра-
лизовать ее, консервативный историк обратился, уже сов-
местно с женой, к рассмотрению политических основ про-
винциальной Виргинии, которая по традиционным меркам
была колыбелью аристократических порядков в Америке.
Выводы, к которым пришли Брауны, ничем не отличались
от выводов относительно провинциального Массачусетса.
В Виргинии, как явствовало из их книги, правила не план-
таторская аристократия, а «средний класс», возможности
приобретения земли там были так же легки, как и в Масса-
чусетсе, поэтому-де беднота, прибывавшая туда из Европы,
недолго задерживалась в своем несчастном статусе, быстро
приобщаясь к «среднему классу». Государственные, поли-
тические и религиозные учреждения Виргинии, доказыва-
ли Брауны, находились полностью во власти избирателей,
причем «голос бедняка обладал такой же силой, как и
голос богатого избирателя». По этой причине, писали они,
«отцы» Виргинии подчинялись «интересам всего народа, а
не какого-нибудь класса» 17. Американская революция не
могла ничего добавить к этой идиллии, разве только под-
твердить ее право на существование.
Эти положения Браунов получили быстрое распростра-
нение среди консервативных историков. В духе Браунов
«переписывали» раннюю американскую историю О. Барк,
X. Лефлер, У. Ф. Крейвен, М. Цукерман, Дж. Лемон, Санг
Бак Ким и др.18 Но были и критики, среди которых наибо-
лее весомо звучали голоса Дж. А. Хенретты, Дж. Кэри,
‘20
Дж. Мейна, Г. Нэша 19. В методике консервативных исто-
риков ими были обнаружены вопиющие изъяны и даже
подтасовки. Как могли Брауны, спрашивал, например,
Дж. Кэри, делать широковещательные выводы о господстве
«демократии среднего класса» в Массачусетсе, если ими
были проанализированы всего 50 завещаний? И все же
критика буржуазно-либеральных историков носила ограни-
ченный характер: она сосредоточивалась на юридической
стороне политических отношений в Северной Америке и
оставляла в тени другой, более важный для понимания
сущности политической системы вопрос о том, как она
функционировала, т. е. как реально осуществлялся процесс
отправления политической власти.
Действительно, споря с Браунами преимущественно по
вопросу о распространении избирательного права в Север-
ной Америке, либеральные критики могли лишь серьезно
поколебать, но не опровергнуть консервативную интерпре-
тацию истории провинциальной Америки. Дело в том, что
избирательное право в провинциальной Америке по мер-
кам XVIII в. получило довольно широкое распространение.
Несмотря на всевозможные цензы, от 50 до 75% взрослого
свободного мужского белого населения могли зарегистри-
роваться в качестве избирателей20. Иными словами, в вы-
борах участвовали не только имущие верхи, но и мелкие
фермеры, лавочники, ремесленники. Однако значение изби-
рательного права, о чем умолчали Брауны и чему уделили
явно недостаточное внимание их либеральные критики,
было сведено фактически на нет из-за крайне недемокра-
тической системы отправления политической власти.
В условиях отсутствия политических партий борьба на
выборах в провинциальной Америке шла между влиятель-
ными семейными кланами. Избиратели голосовали не за ту
или иную программу, а за имя, фамилию кандидата, зна-
чимость которой определялась не идеями и принципами,
а экономическими позициями, размером собственности
кандидата на территории графства, где проводились выбо-
ры. Во всех провинциях Северной Америки, в особенности
в собственнических и плантаторских колониях (к послед-
ним принадлежала и Виргиния), а также в Нью-Йорке,
где утвердилась система крупного землепользования, рас-
пространилась практика покорного голосования избирате-
лей за того или иного кандидата из одного «почтения»,
«уважения» к его фамилии (deference voting). Она озна-
чала, что избиратели видели в своем кандидате, а потом и
21
депутате экономического и политического патрона, кото-
рому только и должно было быть передоверено право мыс-
лить, рассуждать за них и принимать решения21. Это по-
зволяло семейным фракциям провинций, одним и тем же-
фамилиям править бессменно, из поколения в поколение и
в нижних палатах ассамблей — «выборных» органах.
Фактическое наследование депутатских мест высокопо-
ставленными семейными кланами освобождало провинци-
альных законодателей от какой-либо зависимости от изби-
рателей. На поверку не депутаты являлись покорными
слугами избирателей, как утверждали Брауны, а, напро-
тив, избиратели услужливо отдавали голоса экономиче-
ским владыкам. Инакомыслие было исключено — голосо-
вание повсеместно было открытым, на каждое депутатское
место претендовал только один кандидат, представлявший
самую «достойную» семью избирательного округа. Нако-
нец, права «выборных» палат в политической системе про-
винций были крайне ограниченны — над ними возвыша-
лись губернаторы и советы, сосредоточившие в своих ру-
ках всю исполнительную, судебную и верховную законо-
дательную власть. В целом политический строй колоний
не был даже подобием буржуазной демократии, в силу
чего борьба за нее и выдвинулась во главу угла Американ-
ской революции XVIII в.
Было бы неверно абсолютизировать влияние представ-
лений о провинциальной Америке как о «демократии сред-
него класса» в американской исторической науке. В ней
всегда было сильно критическое направление, создававшее
реалистическую картину социально-политических отноше-
ний в колониальный период. В первой трети XX в. исто-
рики-прогрессисты Ч. Бирд, В. Л. Паррингтон, Г. Фолк-
нер, Д. Т. Адамс, А. Шлезингер-старший в фундаменталь-
ных исследованиях показали, что США зарождались но
как образцовая демократия «среднего класса», а как раз-
дираемое противоречиями, разношерстное общество с рели-
гиозными гонениями, теократическими тенденциями и по-
рядками, с манориальной системой и феодальной эксплуа-
тацией в «серединных» (Нью-Йорк, Пенсильвания, Нью-
Джерси) колониях, с плантационным рабством и иерар-
хическими отношениями среди белых поселенцев в южных
провинциях22. Д. Т. Адамс доказал, что эрозия феодальных
и теократических институтов и пережитков в ходе истори-
ческого развития колоний отнюдь не расширяла возмож-
ностей для социальной мобильности, продвижения низших
22
слоев в ряды «среднего класса», что система неравенства,
обремененная феодальными пережитками, уступала место
другой, в ряде отношений еще более контрастной системе
неравенства, вытекающей уже из буржуазных отношений
собственности23.
В 30—40-е годы К. Гудрич, С. Дависон, М. Кейн,
Р. Б. Моррис, А. Е. Смит раскритиковали еще один расхо-
жий историографический миф — о свободных землях Запа-
да как рычаге социальной мобильности и социального
уравнительства в ранний период истории США. Они пока-
зали, что многие белые рабочие и законтрактованные слуги
не могли воплотить в жизнь «американскую мечту» о пре-
вращении в мелких сельских хозяйчиков в силу целого
ряда факторов: удаленности свободных для заселения зе-
мель от рынка, неразвитости транспортных средств, быст-
рого роста цен на землю в заселенных восточных районах.
В наши дни с критических позиций освещают историю
колониальной Америки Дж. Ф. Мейн, Г. Нэш, М. Кэй,
А. Куликов. В их работах раскрывается прогрессирующее
усиление общественных антагонизмов в североамерикан-
ских провинциях, такое накопление социальных противо-
речий, которое сделало неизбежным революционный взрыв
в последней четверти XVIII в. И все же влияние истори-
ков-консерваторов в освещении американского колониаль-
ного общества и происхождения Американской революции
и сегодня очень велико.
Война за независимость
как социально-политическая революция
Иная картина сложилась в последние два десятилетия
в изучении другого основополагающего вопроса ранней
американской истории — о взаимоотношении классов и
классовой борьбе. Здесь школу «консенсуса» стало вытес-
нять критическое направление в лице «прогрессистской» и
«радикальной» школ.
Консервативные историки всегда обосновывали поло-
жение о господстве социального согласия в отношениях
американцев как накануне, так и в период революции. Под
пером историков, пишущих с позиций школы «консенсу-
са», Американская революция приобретает черты «слав-
ной» революции, в которой произошло слияние и единение
всех социальных интересов в сопротивлении английскому
гаету. Представителям школы «консенсуса» свойственно
23
отрицание самостоятельной роли низов в революции. Так,
в монографии П. Мейер, посвященной формированию пат-
риотического движения, народные массы изображены по-
слушным орудием в руках буржуазных патриотов типа
Сюмюэла Адамса24. Б. Бейлин, учитель П. Мейер, в моно-
графии, признанной в США классическим исследованием
идеологии Американской революции, доказывал, что в пат-
риотическом движении не было сторонников «социальных
и экономических реформ», что оно развивалось на основе
«согласия» в определении антиколониальных целей25.
Кроме того, даже те из современных консервативных исто-
риков, которые признают разногласия в революционном
лагере, например между федералистами и антифедерали-
стами, отрицают классовую основу борьбы политических
течений, трактуют ее как расхождение по вопросам о сред-
ствах, но не о целях патриотического движения26.
В 60-е годы среди буржуазных историков под воздей-
ствием школы «новой социальной истории» несколько уси-
лился интерес к социальным движениям и социальным
размежеваниям революционной эпохи. Однако подход ее
последователей к социальной проблематике своеобразен:
их интересуют по преимуществу этнические, религиозные,
политические и иные «меньшинства» революционной эпо-
хи, изучение которых облегчено благодаря современной
исследовательской методике27. Как ни важны такие иссле-
дования для расширения и углубления общей характери-
стики социальных взаимоотношений в революционной
Америке, не им принадлежит главная роль в их рекон-
струкции. Их авторы, как правило, даже не пытаются
«вписать» позиции изучаемых «молчаливых меньшинств»
в магистральные направления классовой борьбы.
«Заговор молчания» американских буржуазных исто-
риков вокруг магистральных линий классовых противоре-
чий революционной эпохи был нарушен относительно не-
давно, во второй половине 60-х, в 70-е годы. Эти противо-
речия оказались в центре внимания радикальных истори-
ков. Первыми обратились к изучению классовой борьбы в
Американской революции Дж. Лемиш, О. Янг, С. Линд.
В 70—80-е годы страстный призыв радикальных истори-
ков к изучению патриотического движения «снизу» (в про-
тивовес изучёнию его «сверху» консервативной историо-
графией) нашел отклик и развитие во многих исследова-
ниях не только «радикальной», но и «прогрессистской»
школы. Сложился своеобразный радикально-прогрессист-
24
ский «блок» в немарксистской историографии, сосредото-
чившийся на изучении роли «молчаливого большинства» в
Американской революции. Труды наиболее способных его
представителей: М. Дженсена, Дж. Мейна, Дж. Фергюсо-
на, О. Янга, С. Линда, Дж. Лемиша, Г. Нэша — расширили
и уточнили представления о роли низов и классового кон-
фликта в революционную эпоху. Позитивные результаты
их исследований, как и присущие их трудам противоречия
и ошибки, побуждают к осмыслению с марксистских пози-
ций расстановки классовых сил и классовой борьбы в Аме-
риканской революции.
Современные «прогрессистские» и «радикальные» авто-
ры не являются в полном смысле первооткрывателями те-
мы классовой борьбы в немарксистской историографии.
К ней обращались еще в начале XX в. зачинатели «про-
грессистской» школы Ч. Линкольн, К. Беккер, А. Шлезин-
гер-старший. Однако современные прогрессистско-ради-
кальные историки исследовали более широкий диапазон
социально-политических размежеваний революционной
эпохи и использовали для их анализа новейшую методику
(количественный и междисциплинарный методы). Это
позволило им существенно развить и исправить выводы
историков-прогрессистов начала XX в. и в то же время
квалифицированно оспорить положения апологетической
школы «консенсуса».
В отличие от предшественников из «прогрессистской»
школы, изучавших преимущественно настроения и классо-
вые выступления сельской бедноты, современные ради-
кально-прогрессистские авторы впервые уделили самое
пристальное внимание позициям городских низов. Это
существенно дополнило и расширило прежние представле-
ния о характере и содержании классовой борьбы в эпоху
революции, поскольку устремления городских низов серь-
езно отличались от требований сельской бедноты, особенно
мелких самостоятельных фермеров. Так же в отличие от
основателей «прогрессистской» школы современные ради-
кально-прогрессистские авторы уделили первостепенное
внимание не только и не столько организационно оформ-
ленным демократическим движениям революционной эпо-
хи, сколько стихийным выступлениям народных низов
(последнее обстоятельство определялось в значительной
мере мировоззренческим влиянием «новой левой» идеоло-
гии 60-х годов с ее преклонением перед революционной
стихийностью масс) 28.
25
Исследование оформленных демократических выступ-
лений велось по преимуществу современными представите-
лями «прогрессистской» школы, в первую очередь
Дж. Мейном, С. Паттерсоном, Г. Дж. Гендерсоном29. В их
монографиях было убедительно доказано, что во всех без
исключения штатах революционной Америки развернулась
острейшая борьба политических фракций, умеренных и де-
мократов, отражавшая реальные классовые противоречия
внутри патриотического лагеря по вопросам будущего уст-
ройства США. Размежевание на политические группиров-
ки, фракции, партии в законодательных собраниях штатов,,
как это доказано в монографии Дж. Мейна, ведущего пос-
ле смерти М. Дженсена представителя «прогрессистской»
школы, весьма точно отразило характер социальных отно-
шений и социальной структуры революционной Америки,
остававшейся на 9/ю сельскохозяйственной страной. С де-
мократическими требованиями выступали фракции, от-
стаивавшие интересы натуральных и мелкотоварных фер-
мерских хозяйств, им противостояли группировки, защи-
щавшие позиции богатых фермерских и плантаторских
хозяйств30.
Острые конфликты развивались в эпоху Американской
революции и на общенациональном уровне. Их характер,
как показано в современных исследованиях «прогрессист-
ских» историков, существенно отличался от противоречий,
складывавшихся на уровне отдельных штатов. Гендерсон,
ученик Дженсена, отразил наличие реальных и острых
партийных разногласий в Континентальном конгрессе31,
выступавшем в качестве политического штаба революции
п одновременно верховной законодательной и исполнитель-
ной власти в США, но содержание этих противоречий опре-
делил иначе, чем учитель. Если Дженсен в выдержавшем
множество изданий исследовании о принятии «Статей кон-
федерации» 32 доказывал, что борьба в Континентальном
конгрессе шла между демократами-децентралистами и кон-
серваторами, сторонниками сильной центральной власти,
то Гендерсон пришел к выводу, что эта борьба отразила
противоречия между двумя группировками руководства
патриотов: северо-восточной буржуазией и южными план-
таторами. Выводы Гендерсона, основанные как на тради-
ционных источниках, так и на количественных методах
голосований в Континентальном конгрессе, выглядят более
логичными. Схватки в Континентальном конгрессе, где
демократы не сумели занять сколько-нибудь прочных пози-
26
ций, отразили разногласия внутри буржуазно-плантатор-
ского блока. Конфликты же между демократами и умерен-
ными развивались не в Континентальном конгрессе, а в
легислатурах штатов, на городских собраниях и сходках
патриотов, т. е. в «нижних этажах» патриотического дви-
жения.
Серьезные коррективы внесла прогрессистско-радикаль-
ная историография в традиционные представления о ха-
рактере и содержании разногласий между первыми нацио-
нальными политическими объединениями — федералиста-
ми и антифедералистами. Прежде в исторической литера-
туре была распространена схема ранних «прогрессистских»
историков Бирда—Паррингтона—Дженсена, суть которой
состояла в том, что федералисты, сторонники сильной цен-
тральной власти, «отцы» федеральной конституции 1787 г.,
выражали интересы торгово-ростовщического капитала, в
то время как антифедералисты, Демократическая партия,
отражали позиции аграрной Америки, по преимуществу
фермерства.
В новейших монографиях Дж. Мейна, С. Линда,
О. Янга33 была доказана несправедливость разделения
консерваторов и демократов революционной поры на феде-
ралистов и антифедералистов и «расселения» федералистов
исключительно в богатых районах городов, а антифедера-
листов — в сельской местности. В действительности соци-
альный состав как федералистов, так и антифедералистов
был намного сложнее и противоречивее. В руководство фе-
дералистов входили торгово-предпринимательская буржуа-
зия и плантаторы коммерческого типа. Их социальную
базу составляли трудовые слои города и товарные фермер-
ские хозяйства, заинтересованные, пусть и по разным мо-
тивам, в укреплении центрального правительства: город-
ской люд надеялся с его помощью защитить национальную
промышленность и коммерцию от иностранной конкурен-
ции, а средние и крупные фермеры были объективно заин-
тересованы в развитии национального рынка сельскохозяй-
ственной продукции, улучшении межштатной дорожной
сети, стабилизации единой валюты, что было невозможно
без усилий федеральной власти. Иными словами, за силь-
ное федеральное правительство выступил не только бур-
жуазно-плантаторский блок, но и значительная часть сред-
них и низших слоев. Другое дело, что такое правительство
в силу закономерностей классовой борьбы и характера аме-
риканского буржуазного общества было создано по схемам
27
умеренных, а не демократов и укрепило диктатуру буржу-
азно-плантаторского блока.
Что касается антифедералистского движения, то оно,
согласно выводам радикально-прогрессистских историков,
возглавлялось городскими нуворишами и плантаторами,
чьи экономические интересы зиждились на партикулист-
ских тенденциях. Его массовой базой являлись представи-
тели натуральных и мелкотоварных фермерских хозяйств.
Именно такой состав двух главных противоборствующих
течений патриотического лагеря на завершающих этапах
революции и объясняет, почему федералисты сумели одер-
жать победу в аграрной Америке. Так были преодолены
противоречия схемы Бирда—Паррингтона—Дженсена, в ко-
торой «антиаграрная» федералистская партия торжествова-
ла в аграрной Америке.
Особого внимания заслуживает изучение радикально-
прогрессистскими авторами стихийных народных выступ-
лений в Американской революции. Осуществляется оно на
основе трудоемкого выявления и анализа источников, ис-
ходящих от «молчаливого большинства» общества, а не его
элиты. Новый угол видения классовой борьбы в Американ-
ской революции вдохновил не только начинающих авторов,
но и маститых исследователей. Так, М. Дженсен в своей
последней монографии «Американская революция внутри
Америки» исследовал основополагающую для его научного
творчества тему внутренних социально-политических изме-
нений в революционной Америке сквозь призму воздейст-
вия на них «улицы» и «толпы». Однако мелкобуржуазная
мировоззренческая ограниченность радикально-прогрес-
систских авторов способствовала появлению некоторых
ошибочных положений при рассмотрении ими народных
выступлений.
Для большинства радикально-прогрессистских истори-
ков — Дж. Лемиша, Д. Хёрдера, Г. Нэша, М. Дженсена и
др. — характерно отделение этих выступлений от устрем-
лений демократического руководства патриотического ла-
геря, подход к ним как к самостоятельному автономному
революционному потоку*. Более того, явно преклоняясь
перед революционной стихийностью масс, они объявляют
ее высшим выражением демократической линии в Амери-
канской революции и в то же время свергают с демокра-
* Исключение составляют такие историки, как С. Линд и Э. Фонер,
исходящие из наличия единства в устремлениях демократического
руководства и в революционных действиях низов.
28
тического пьедестала таких лидеров левого крыла патрио-
тов, как Дж. Клинтон, Дж. Мейсон, Р. Г. Ли, наконец,
Т. Джефферсон. В новейших монографиях Д. Хёрдера и
Г. Нэша такой подход достигает крайнего выражения: на-
родные низы изображаются в них уже не только абсолют-
но самостоятельной, но и единственной демократической
силой в Американской революции.
В исследовательской позиции радикально-прогрессист-
ских историков налицо нарушение принципа историзма в
определении роли буржуазии на разных этапах капитали-
стической общественно-экономической формации. Мар-
ксистско-ленинская теория общественно-экономических
формаций как раз дает ключ к научному определению этой
роли. Буржуазия утрачивает ведущую роль в обществен-
ном развитии по мере торжества капиталистических обще-
ственных отношений и оформления пролетариата. Но в
эпоху ранних буржуазных революций, ломки основ фео-
дального миропорядка именно буржуазия выступала руко-
водителем общественных преобразований, «была тем клас-
сом, который действительно стоял во главе движения»,
выражал интересы общества в целом34. Это объясняет
появление в XVIII в. передовой буржуазной идеологии —
Просвещения, выдвижение буржуазией носителей этой
идеологии: во Франции — робеспьеристов, в США —
Т. Джефферсона, Б. Франклина, их единомышленников,
выступавших в роли выразителей национальных интере-
сов.
Классовая борьба эпохи буржуазных революций
XVII—XVIII вв. не могла не отразить той исторической
закономерности, что тогда «пролетариат и не принадле-
жавшие к буржуазии слои городского населения либо не
имели еще никаких отдельных от буржуазии интересов,
либо еще не составляли самостоятельно развитых классов
или частей класса» 35. Эта закономерность, однако, не от-
рицала недовольства и сопротивления народных масс эго-
истической позиции буржуазии, которая проявлялась во
все большей степени по мере торжества буржуазных рево-
люций, физической и юридической расправы с контррево-
люцией, утверждения имущих верхов у власти. Буржуаз-
ные революции обнаружили невозможность длительного
союза гегемона революционного лагеря — мануфактурной
и торговой буржуазии и движущей силы революций — на-
родных масс, начинавших осознавать под воздействием
революционной борьбы собственные экономические и поли-
29
тические интересы. Эта черта не в одинаковой мере рас-
крылась в разных буржуазных революциях, в частности в
Американской, где в силу целого ряда конкретно-истори-
ческих причин она проявилась в меньшей мере, чем в Ве-
ликой французской революции XVIII в. Тем более уязви-
ма концепция политической и идеологической автономии
народных низов в Американской революции, сформулиро-
ванная радикально-прогрессистской историографией США.
Обращает на себя внимание отсутствие в Американской
революции таких политически оформленных течений, ка-
кими были в Английской революции пресвитериане, ииде-
пенденты, левеллеры, диггеры, а во французской — жирон-
дисты, якобинцы, «бешеные», эбертисты. М. Дженсен, стре-
мившийся во всех своих работах к полному выявлению раз-
межеваний внутри патриотического лагеря, вместе с тем
признает, что во время Американской революции только в
одном из 13 штатов, Пенсильвании, существовало оформ-
ленное партийное деление на «конституционалистов» —
сторонников демократической конституции штата 1776 г.
и их противников — «республиканцев»36. Два наиболее
ходовых термина — тори и виги — служили не для опреде-
ления линии раздела внутри лагеря революции, а для обо-
значения лагерей контрреволюции и революции. Названия
же различных течений внутри революционного лагеря —
«умеренные» и «воинствующие», «консервативные виги» и
«радикальные», просто «консерваторы» и «радикалы» —
появились уже много позднее в работах историков, отнюдь
не являясь обозначениями реально существовавших поли-
тических групп37.
В основе определенной политической неоформленности
демократического крыла в Американской революции лежа-
ла в первую очередь неразвитость массовых демократиче-
ских движений. Последнее обстоятельство было обусловле-
но спецификой социально-экономической структуры аме-
риканского общества. То, что Американская революция не
знала таких разных по характеру, но ярких и влиятельных
движений крестьян, как выступления клобменов и дигге-
ров в период Английской революции, что в Северной Аме-
рике не было и не могло возникнуть мощной крестьянской
струи, которая была движущей силой Французской рево-
люции конца XVIII в. (по этой причине ее справедливо
именуют и крестьянской революцией), свидетельствует о
коренном различии в положении американского фермерства
и западноевропейского крестьянства. Отсутствие в Север-
30
ной Америке феодализма как системы снимало здесь про-
блему крестьянской революции. Стране не понадобилось
даже одной жакерии, чтобы расправиться со своим фео-
дальным наследием.
Слаба была в Американской революции (по сравнению
с западноевропейскими революциями) и городская плебей-
ская струя. Ее расцвет, как известно, падает на Великую
французскую революцию, где она была представлена зна-
менитым движением «бешеных» и эбертистов, игравших
огромную роль в установлении якобинской власти, и дви-
жением бабувистов в период термидорианской диктатуры.
В Американской революции не было таких мощных дви-
жений, таких радикально-эгалитарных и коммунистических
идеалов, которыми они питались. Объясняется это прежде
всего тем, что городская Америка в тот период была раз-
вита гораздо слабее, чем городская Франция, а также от-
крывающимися перед американским городским людом ре-
альными возможностями для перехода в класс мелких соб-
ственников.
Характерно, что самое яркое стихийное выступление
народных масс эпохи Американской революции — восста-
ние под руководством ветерана континентальной армии
Д. Шейса не выходило в своих требованиях за рамки уме-
ренного эгалитаризма, включало типичные для демократи-
ческих фракций штатных легислатур требования свободно-
го выпуска «бумажных» денег, переложения тяжести на-
логов на богатых, отсрочки и облегчения выплаты долгов,
т. е. известной регламентации неравенства и ограничения
эксплуатации, а не их отмены38. С позиций умеренного
эгалитаризма выступали и пенсильванские конституциона-
листы, которые среди мелкобуржуазных группировок и
фракций революционного периода были наиболее близки
к образцу демократической партии якобинского типа.
Если неспособность демократов периода Американской
революции оформить партию якобинского типа на нацио-
нальном уровне свидетельствовала об определенной слабо-
сти левого крыла патриотов, то пребывание у власти с 1776
по 1788 г. в Пенсильвании, одном из крупнейших штатов
демократической партии, конституционалистов показыва-
ло на имевшиеся у пего реальные достижения. К ним отно-
сится множество демократических преобразований, свер-
шенных под давлением народных масс: конфискация по-
местий 30 тыс. тори, их распродажа мелкими участками
патриотам, принятие в семи из 13 штатов в конце револю-
31
ции законов о «бумажных» деньгах *, повсеместное введе-
ние биллей о правах. При этом все революционные преоб-
разования оказались возможны благодаря решительной
поддержке низов. Исследование этих преобразований дает
основу для полемики с буржуазной историографией по сле-
дующему очень важному вопросу — о вкладе Американ-
ской революции в развитие буржуазной демократии, ее
достижениях и ограниченности, в конечном счете о ее ис-
торическом месте.
В американской апологетической литературе налицо
две оценки социально-политических нововведений револю-
ционной эпохи. Одна, проповедуемая школой «консенсу-
са», доказывает, что революция свершила минимум преоб-
разований, ничего не созидая и не разрушая, в отличив
от европейских революций, а только защищая «империю
разума», утвердившуюся в Северной Америке изначально.
Другая, разделяемая либералами типа Коммаджера, вся-
чески возвеличивает революционные преобразования, отно-
сит именно на их счет утверждение «империи разума»,
непревзойденного образца для подражания для всех вре-
мен и народов.
Здесь необходимо отметить, что признание историче-
ских достижений Американской (как и любой другой бур-
жуазной) революции само по себе еще не является аполо-
гией. Если бы было наоборот, то тогда марксистский под-
ход, заключающий в себе признание преобразовательного
характера буржуазных революций, мог бы показаться в
чем-то сродни апологетической интерпретации. В действи-
тельности же они диаметрально противоположны. Мар-
ксистский анализ решительно отрицает вневременное зна-
чение преобразований буржуазных революций, показывая,
что их исторически прогрессивное значение определялось
сокрушением добуржуазных общественных форм, утверж-
дением на месте феодального миропорядка более передо-
* Лозунг «дешевых» денег являлся в годы революции, впрочем,
как и в колониальный период, лейтмотивом экономических тре-
бований владельцев мелкотоварных и натуральных фермерских
хозяйств, масс должников в городах. Выгода расширявшейся эмис-
сии «бумажных» денег и вытекавшей из нее инфляции для сель-
ских и городских должников заключалась в том, что при каждом
новом выпуске бумажных денег, которые, согласно указанию
властей, должны были приниматься к оплате по нарицательной
стоимости, они могли погашать задолженность при помощи обес-
цененной, или «нечестной», по словам финансовых воротил, ва-
люты.
32
вого буржуазного общественного строя. Марксистская
историческая наука, стремясь к полному и объективному
раскрытию достижений буржуазных революций, в то же
время показывает их классовую ограниченность, которая
раскрывается все полнее на каждой новой стадии капита-
листической общественно-экономической формации и вста-
ет во весь рост, когда в качестве ее реальной альтернати-
вы выступают социалистическая революция и социалисти-
ческая демократия. Апологетическая же трактовка преоб-
разований Американской революции, свойственная ряду
буржуазных историков США, вопреки законам историче-
ского прогресса провозглашает эти преобразования в каче-
стве «демократической» альтернативы социализму. Конеч-
но, это не более чем реакционный миф.
Не будет преувеличением сказать, что первым среди
буржуазных историков значение войны США за независи-
мость как социально-политической революции попытался
раскрыть представитель «прогрессистской» школы
Дж. Джеймсон. В 1926 г. в монографии «Американская
революция как социальное движение»39 он в противопо-
ложность господствовавшей трактовке революции как
«ограниченной» антиколониальной войны поставил ко-
щунственную с точки зрения теории «американской исклю-
чительности» задачу—раскрыть типологическую общность
Американской и Великой французской революций XVIII в.
Несмотря на теоретическую и методологическую ограни-
ченность его подхода — Джеймсон не рассматривал, да и
не мог рассмотреть формационного, стадиального и классо-
вого единства двух ранних буржуазных революций, — он
заключал в себе ряд плодотворных оценок Американской
революции.
Джеймсон называл Американскую и Французскую ре-
волюции социальными. Их социальный характер проявил-
ся, по Джеймсону, в том, что обе они в отличие от верху-
шечных дворцовых переворотов были вызваны к жизни
широкими движениями народных масс, являлись, по опре-
делению историка-прогрессиста, «популистскими револю-
циями». Обе революции преследовали целью изменение
систем, которые имели много схожих черт: феодальные
права в землевладении, эксплуатация подневольного тру-
да, аристократические политические устройства, государ-
ственные религии. Картина провинциального американ-
ского общества, нарисованная Джеймсоном, показывала,
как велики были возможности буржуазно-демократических
3 В. В. Согрин
33
революционных преобразований в США. Многие из них
были реализованы революцией.
К глубинным социальным преобразованиям революции
Джеймсон справедливо относил повсеместное уничтожение
квит-ренты, отмену майората и неотчуждаемости земель-
ной собственности, массовые конфискации земель контр-
революционеров и распродажу их мелкими участками.
Ликвидация феодального наследия в землевладении была
дополнена буржуазно-демократическими изменениями в
политической, религиозной, правовой сферах.
Анализ социально-экономических и политических пре-
образований революции, данный Джеймсоном, подрывал
позиции консервативной интерпретации. Небезынтересно
отметить, что, по собственному признанию Джеймсона,
идея рассмотрения войны США за независимость как со-
циально-политической революции была навеяна историку
опытом Великой Октябрьской социалистической револю-
ции, которую он называл «величайшей из всех револю-
ций» 40. В отличие от современных апологетических возве-
личиваний Американской революции в книге Джеймсона
она не противопоставлялась Октябрьской революции как
некая демократическая альтернатива, в ней не говорилось
о «непреходящем» значении ее преобразований. Однако,
что являлось свидетельством классовой ограниченности
историка-прогрессиста, он не раскрыл в своей работе бур-
жуазного характера революции, множества не решенных
ею проблем.
Зато на эти недостатки сделал упор другой метр «про-
грессистской» школы — Ч. Бирд. Признавая определенное
расширение избирательного права в ходе революции,
Бирд указывал, что оно по-прежнему не распространялось
на неимущих, негров, индейцев, а также женщин. Историк
клеймил федеральную конституцию 1787 г. как реакци-
онный документ, составленный в угоду имущей элите41.
Создавая впечатляющую картину «элитарного» характера
нововведений революции, Бирд в то же время сверх всякой
меры увлекался ретроспективной оценкой революционной
эпохи: обнаружив глубоко недемократические черты аме-
риканской конституционной системы в современную эпоху
империализма, он попытался вскрыть их «исторические
корни» и возложил вину на «отцов-основателей» США.
Такая оценка была явно несправедлива, ретроспективное
видение Бирда отрицало принцип историзма: он не заду-
мался над вопросом, что дала революция в сравнении с
34
предшествующей эпохой и как сказалась на содержании и
характере ее нововведений последующая историческая
эволюция буржуазного общества, прежде всего замена «сво-
бодного» капитализма господством монополий (ведь имен-
но утверждение господства монополий означало развитие
реакционных черт американской конституционной систе-
мы). Сверхрадикальная критика Бирдом «недоделок» рево-
люционного периода отнюдь не означала раскрытия их
классовой сущности и ограниченности: историк-прогрес-
сист мыслил типично либерально-реформистскими катего-
риями, исходя из возможности устранения всех пороков
Америки в рамках капитализма.
Критический подход Ч. Бирда и его последователей,
объективистская трактовка Дж. Джеймсона, консерватив-
ная концепция «ограниченной» антиколониальной войны
школы «консенсуса» и апологетическая доктрина «образ-
цовой» демократической революции либеральных авторов—
вот диапазон оценок Американской революции, характер-
ный для буржуазных историков на современном этапе.
Новым моментом в развитии буржуазной историогра-
фии Американской революции в последние два десятиле-
тия является активное обсуждение вопроса о ее месте во
всемирно-историческом процессе утверждения буржуазных
общественных принципов. Это подтверждается в первую
очередь исследованиями «интеллектуальной» школы, кото-
рая, будучи связанной со школой «консенсуса», вместе с
тем в определенной мере отошла от концепции «американ-
ской исключительности».
До 60-х годов в буржуазной исторической науке США
пользовалась успехом концепция религиозного характера
идеологии Американской революции. Ее автором и наибо-
лее известным выразителем был П. Миллер. В провозгла-
шенной им концепции «религия как революционная идео-
логия» утверждалось: хотя на знамени революции начер-
таны лозунги об общественном договоре, неотчуждаемых
свободах и праве на революцию, они доводились до созна-
ния масс в религиозной форме пуританскими проповедни-
ками; что же касается идеологии Просвещения, то она
оставалась достоянием горстки интеллектуалов42.
На рубеже 50-х и 60-х годов концепция Миллера была
подвергнута критике группой историков США, пытавших-
ся доказать, что идеология Американской революции была
детищем Просвещения и отразила общеисторический для
XVIII в. процесс секуляризации политической и интеллек-
3*
35
туальной жизни. Ведущие позиции среди этих историков
заняли Э. С. Морган, К. Роббинс, Б. Бейлин.
Резко критиковал Миллера Морган, подчеркивавший,
что в революционную эпоху религия уступила господству-
ющие позиции в идейной жизни страны светскому миро-
воззрению. Революционная эпоха трактуется американски-
ми историками широко, ее начало возводится к 60-м годам
XVIII в. Этой датой Морган и обозначает утрату священ-
никами определяющего влияния на американскую идеоло-
гию 43. В исследованиях же Роббинс и Бейлина были пред-
приняты попытки установить точные национальные и ду-
ховные источники западноевропейского идеологического
влияния на Американскую революцию. Они были обнару-
жены среди левого крыла вигских идеологов Англии
XVIII в.44. Так была основательно подорвана концепция
религиозных истоков и характера идеологии Американской
революции. (Сторонники последней, однако, не сдаются.
Они используют сегодня для ее отстаивания обходные, ма-
невры. Примером может служить монография Г. Ф. Мэя,
в которой речь идет, по словам автора, «не о Просвещении
или религии, а скорее о Просвещении как религии» 45.
Тезис Мэя о Просвещении как разновидности религии и
трансформированном протестантизме не выдерживает серь-
езной критики.)
Значение работ представителей «интеллектуальной»
школы состоит в том, что они рассматривали войну за не-
зависимость в контексте общеисторических общественных
изменений в качестве первой революции, взявшей на во-
оружение идеологию Просвещения. В этом было ее прин-
ципиальное отличие от предшествующих буржуазных рево-
люций и сходство с Великой французской революцией, в
которой связь революционной буржуазии с философией
Просвещения реализовалась в наиболее полной мере. Вме-
сте с тем в трудах буржуазных историков присутствовали
серьезные искажения характера революционной идеоло-
гии. Во-первых, в них было абсолютизировано влияние
английского Провещения на войну за независимость
(в действительности оно преобладало в период, предшест-
вовавший войне, а в годы революции уступило место влия-
нию французского Просвещения). Во-вторых, в трудах
буржуазных историков в духе школы «консенсуса» идео-
логия революции была лишена конфликтов и противоре-
чий, уложена в прокрустово ложе либерального единомыс-
лия.
36
Свое законченное выражение новейшая апологетиче-
ская оценка исторического места Американской революции
нашла в монографии Коммаджера «Империя разума».
Коммаджер восстает против устаревшего по современным
меркам варианта теории «американской исключительно-
сти»: он решительно отмежевывается от Д. Бурстина и его
последователей, отрицавших влияние европейского Просве-
щения и вообще каких-либо идеологических школ на ход
исторического развития США в целом и Американскую
революцию в особенности и пытавшихся доказать, что
Северная Америка в силу изначального демократизма, от-
сутствия феодально-сословных институтов и здравого прак-
тицизма ее жителей оказалась невосприимчивой к анти-
феодальным идеям Вольтера и Монтескье. На ее месте он
создает модернизированный вариант теории «американской
исключительности ».
Живописуя «игру с Просвещением», затеянную евро-
пейскими монархами, Коммаджер создает внешне весьма
впечатляющую версию о том, как оно было изгнано из
Старого Света и благодаря революции нашло свою истин-
ную родину в Северной Америке. Для подкрепления этой
версии он использует излюбленную идею буржуазной ис-
ториографии США об избранности американской нации,
которой-де от рождения самой судьбой предопределено
осваивать и распространять по миру принципы прогресса
и демократии. Обедняя историю европейских стран, он
объявляет американских «отцов-основателей» философа-
ми-просветителями, блестяще исполнявшими роль полити-
ческих деятелей. Коммаджер пишет так, что в сравнении
с ними блекнут даже образы Вольтера и Монтескье, хотя
в действительности история поставила в ряды подвижни-
ков Просвещения лишь Франклина, Пейна и Джеффер-
сона.
Пытаясь изобразить итоги революции как триумф Про-
свещения, а необычайно полную реализацию принципа
«общественного договора» — в качестве основы образова-
ния государственной власти, Коммаджер утверждает, буд-
то конституции штатов лишали права избирать и быть из-
бранными на государственные должности только небелых
американцев46. На деле же в этом праве было отказано
также женщинам и неимущим, а в ряде штатов и мало-
имущим белым мужчинам. Коммаджер «упускает» из виду
то обстоятельство, что революция, осудив в своей идеоло-
гии рабство, на практике сохранила ему жизнь, пошла в
37
решении этого вопроса на компромисс, противоречивший
заветам Просвещения. В целом выводы Коммаджера об
утверждении в ходе революции «империи разума» харак-
терны для классовой ограниченности буржуазных истори-
ков.
Особой критики заслуживает попытка Коммаджера и
других буржуазных историков, воспользовавшихся широ-
кой популярностью и авторитетом имен буржуазных про-
светителей во всем мире, утвердить мысль о внеклассовом
характере идеологии и практики Американской револю-
ции. Положение о том, что Американская революция пер-
вой взяла на вооружение принципы Просвещения и первой
воплотила их в столь полном объеме в жизнь, не вызыва-
ет сомнения. Однако стремление доказать, что практиче-
ская реализация заветов Просвещения означала утвержде-
ние всеобщего благоденствия, «империи разума», оборачи-
вается откровенной апологией преобразований Американ-
ской революции, отрицанием ее классового характера.
Историческая практика всех буржуазных обществ, родив-
шихся под знаменем мечтаний просветителей о «всеоб-
щем благоденствии», доказала иллюзорность надежд на
утверждение «царства разума» на обломках феодального
миропорядка. «Мы знаем теперь, — писал Ф. Энгельс, —
что это царство разума было не чем иным, как идеализи-
рованным царством буржуазии...» 47 Эта истина была впер-
вые раскрыта именно практикой Американской революции
и американского раннебуржуазного общества.
Конституция 1787 г. и утверждение диктатуры
буржуазно-плантаторского блока
Классовая ограниченность Американской революции наи-
более полно проявилась в федеральной конституции
1787 г. Но именно она неизменно провозглашается буржу-
азной идеологией вместилищем всех и всяческих прав и
свобод. В связи с приближением 200-летия принятия аме-
риканской федеральной конституции пропагандистская
машина Вашингтона не преминула вновь поднять на щит
пресловутую доктрину «прав человека», получившую на
современном этапе воплощение в «Проекте демократии» и
кампании по «укреплению демократических институтов».
Буржуазные историки вносят свою лепту в апологию
американской конституции, обосновывая ее «демократиче-
ское» происхождение. При этом массированной консерва-
38
тивной ревизии были подвергнуты критические исследо-
вания историков-прогрессистов первой половины XX в., и
в первую очередь знаменитая монография Ч. Бирда «Эко-
номическая интерпретация Конституции Соединенных
Штатов», в которой доказывалось, что авторы конституции
преследовали цель ликвидации или ограничения демокра-
тических завоеваний революции и закрепления диктатуры
буржуазно-плантаторской элиты.
Современные критики Бирда пытаются использовать
определенные противоречия и неточности его интерпрета-
ции, с тем чтобы восстановить конституцию в правах «на-
родного соглашения»48. Например, они доказывали, что
конституция в годы ее принятия пользовалась поддержкой
не только в буржуазно-плантаторских кругах, но и среди
части фермерства, а особенно среди низших городских
слоев: ремесленников, торговцев, мастеровых. Отсюда де-
лается вывод о ее общенародном характере. В действитель-
ности же в этих суждениях смешиваются два разных
вопроса: о классовой сущности конституции, которая была
выражением интересов буржуазно-плантаторских кругов,
н о социальной базе движения за принятие конституции,
которая была достаточно широка.
Бирда упрекали в том, что он нарисовал упрощенную
картину социального состава и мотивов конвента 1787 г.,
члены которого, согласно его схеме, будучи владельцами
недвижимой собственности, было озабочены гарантией ее
прав и создали конституцию — «экономический документ».
Конституция конечно же не была экономическим докумен-
том или неким подобием соглашения директоров акционер-
ной компании. Среди ее авторов немало политиков, кото-
рые не имели недвижимой собственности. Но значит ли
это, что участники конвента 1787 г., руководствуясь вне-
классовыми мотивами, создали внеклассовый документ?
Безусловно, нет! Между социально-экономическим положе-
нием того или иного политика или идеолога и его классо-
вым мировоззрением нет прямой связи. Творцами буржу-
азной идеологии были, как известно, не капиталисты, не-
посредственно участвовавшие в эксплуатации рабочих, а
интеллектуалы и политики, не имевшие подчас и гроша
за душой, что не помешало им так полно выразить интере-
сы буржуазии, как это не способны были бы сделать сами
непосредственные эксплуататоры. Здесь уместно привести
известное суждение К. Маркса о том, что идеологами мел-
кой буржуазии, тех или иных людей делает не их социаль-
39
пое положение, а неспособность их мысли «преступить тех
границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа», ее
привязанность «к тем же самым задачам и решениям, к
которым мелкого буржуа приводит практически его мате-
риальный интерес и его общественное положение» 49. Твор-
цы американской конституции независимо от того, оказы-
вались они собственниками или нет, были подчинены бур-
жуазному мировоззрению, что и отразилось в основном
законе США.
В ряде работ историков школы согласия отрицается
классовый характер позиции авторов конституции США.
Одни из них, как, например, М. Дайамонд, делают это гру-
бо. В статье «Демократия и федералисты: пересмотр наме-
рений творцов конституции» он категорически доказывает,
что «отцы-основатели» были искренними поклонниками
народного суверенитета и что предложенные ими модели
сената, палаты представителей, исполнительной власти,
верховного суда были «радикально демократичными» на
фоне государственно-правовой мысли XVIII в. Даже уче-
ник Дайамонда Т. Эйдельберг должен был признать, что
почитаемый в кругах буржуазных историков автор, созда-
вая свою концепцию, «вырывает цитаты из контекста» 50.
Сам Эйдельберг в книге «Философия американской кон-
ституции: переосмысление намерений отцов-основателей»
предлагает несколько иную трактовку концепций умерен-
ного крыла революционного лагеря.
Эйдельберг именует свой подход к анализу мировоззре-
ния умеренного крыла революции «диалектическим» и до-
казывает, что в отличие от «олигархической» интерпрета-
ции Ч. Бирда и «демократической» М. Дайамонда он осно-
ван на сбалансированном анализе противоречивых сторон
мышления «отцов-основателей». Историк признает, что
«отцы-основатели» проводили различие между интереса-
ми имущей элиты и малоимущего и неимущего большин-
ства общества и что конституция отразила реальные соци-
альные противоречия американского общества конца
XVIII в. (Эйдельберг тем самым отбрасывает концепцию
гомогенной Америки «среднего класса», с которой носи-
лись Р. Е. Браун и другие лидеры «консенсусной» школы
в 50-е годы). Он не маскирует те идеи авторов конститу-
ции, которые означали открытое выражение интересов вер-
хов. Вместе с тем Эйдельберг доказывает, что «отцы-осно-
вателн» не хотели подавления устремлений низов, а наде-
ялись на примирение их с интересами верхов при помоши
40
механизма плюралистского государства, в котором разные
социальные слои американского общества получали вер-
ный шанс на выработку «согласия» по спорным вопросам.
Авторы конституции, согласно Эйдельбергу, не были
сторонниками демократии, отождествляемой с волей боль-
шинства, но они выработали более высокий образец «плю-
ралистской демократии», обеспечивающей право на равное
политическое представительство самых разных социаль-
ных интересов51. Концепция Эйдельберга, на которой ле-
жит печать модной в буржуазной политологии теории
«плюралистского» характера капиталистического государ-
ства, является, можно сказать, последним словом «консен-
сусной» школы в трактовке политической идеологии «от-
цов-основателей» США.
Концепции Эйдельберга созвучна и оценка Р. Хофстед-
тера, не считавшего возможным закрывать глаза на клас-
совые мотивы «отцов-основателей», которые, как он ука-
зывал, раскрылись в их поклонении праву частной собст-
венности. В то же время он настаивал на дуалистическом
характере политической идеологии авторов конституции,
который, по Хофстедтеру, выражался в том, что поклоне-
ние частной собственности сочеталось у них с привержен-
ностью передовой философии Просвещения. Благодаря
этой второй стороне идеология творцов американской рес-
публики, доказывает Хофстедтер, стала «событием в ин-
теллектуальной истории западной цивилизации» 52.
Марксисты далеки от огульного отрицания значения
американской конституции. Показательно, что известный
американский историк-марксист Г. Аптекер рассматривал
принятие федеральной конституции 1787 г. только как
«частичное поражение» демократов. В отличие от Бирда и
Дженсена, трактовавших ее как реакционный документ,
Аптекер в полном соответствии с принципом марксистско-
го историзма показывает, что федеральная конституция,
несмотря на ее классовую ограниченность и умеренность,
закрепляла важные нововведения революции. Ведь до ре-
волюции, отмечал он в статье, помещенной в журнале
«Политикл афферс», в США вообще не было конституции,
идея же «принятия писаной конституции, включающей
перечень полномочий правительства, логически вытекала
из революции». Провозглашенные конституцией принципы
договорного образования правительства и четкое опреде-
ление границ и прерогатив государственной власти озна-
чали отрицание произвола, характерного для феодально-
41
абсолютистских обществ. В этом заключалось прогрессив-
ное значение принятия конституции53.
Вместе с тем рассмотрение федеральной конституции
1787 г. в контексте государственно-правового творчества
Американской революции со всей очевидностью свидетель-
ствует, что она заключала в себе попытку серьезного огра-
ничения демократических завоеваний народа и закрепле-
ния классовой диктатуры буржуазно-плантаторских
верхов.
Наибольшее количество демократических преобразо-
ваний Американской революции пришлось на ее началь-
ный период и было совершено именно в государственно-
правовой сфере. Уже в 1776 г. в США были полностью
уничтожены монархические пережитки, принятые штата-
ми республиканские конституции вводили выборность всех
органов власти. В острых схватках с умеренными демокра-
там в 1776 г. удалось добиться введения в подавляющем
большинстве штатов максимально частых — ежегодных пе-
ревыборов всех представителей государственной власти.
Во всех штатах глава исполнительной власти — губерна-
тор — переизбирался ежегодно, также ежегодно сменялись
депутаты нижних палат легислатур, а в большинстве шта-
тов и верхних палат — сенатов.
Конституции штатов первого года революции содержа-
ли серьезный пересмотр с демократических позиций одно-
го из основополагающих буржуазных политических прин-
ципов «разделения властей» и их «равновесия и взаимо-
ограничения». Левому крылу патриотического лагеря в
отличие от умеренных было свойственно острое недоверие
к исполнительной власти, стремление максимально осла-
бить ее, подчинить законодательным ассамблеям. Успех
сопутствовал и этим устремлениям демократов: во всех
штатах губернаторы были лишены права вето и всех дру-
гих возможностей «ограничивать» законодательные собра-
ния, которыми пользовались их предшественники коло-
ниальных времен. Зато законодательные собрания в лице
более демократичных нижних палат были наделены очень
широкими возможностями «ограничения» исполнительной
ветви власти: они могли отстранить губернатора от долж-
ности, привлечь его к суду, определяли его жалованье и
пользовались в большинстве штатов правом формирования
всего аппарата исполнительной власти. Наконец, во всех
штатах был отменен принцип «единой и неделимой» ис-
полнительной власти, которому поклонялись американские
42
умеренные и многие европейские буржуазные идеологи
(в первую очередь Дж. Локк и Ш. Л. Монтескье). Власть
губернатора ограничивалась помимо законодательного со-
брания еще и исполнительным советом, который в ряде
случаев, например в Пенсильвании, обладал гораздо боль-
шими полномочиями, нежели сам глава исполнительной
власти54.
К серьезному изменению политического механизма
Северной Америки привело и резкое расширение во мно-
гих штатах норм представительства для западных, погра-
ничных графств, означавшее возрастание роли мелкобур-
жуазных избирателей — фермерства, лавочников и соот-
ветственно уменьшение влияния избирателей восточных
графств из верхних и средних буржуазных слоев.
Резкое расширение в ходе революции норм представи-
тельства для западных районов имело своим следствием
возрастание удельного веса представителей мелкой буржу-
азии среди делегатов ассамблей, изменение социального
состава и характера законодательных фракций, появление
в представительных органах политических группировок,
которых там не было и не могло быть до 1776 г. Без этой
реформы, например, нельзя представить образование в
Пенсильвании партии конституционалистов, которая удер-
живала власть на протяжении почти всей революции и
сумела провести в жизнь многие демократические требо-
вания. Конституционалисты были «западной» партией по
своему географическому признаку и мелкобуржуазной по
социальному. Без расширения норм представительства
западных графств в Нью-Йорке было невозможно склады-
вание демократической фракции, направлявшей политиче-
скую жизнь штата на протяжении всего революционного
периода.
Первостепенное значение демократических преобразо-
ваний Американской революции в политической сфере
осознавали и многие ее современники. Просветитель-демо-
крат Т. Пейн отмечал, что «борьба за независимость Аме-
рики, завершившаяся отделением от Англии, осталась бы
заурядным событием, если бы не была дополнена револю-
цией в принципах и практике государственного управле-
ния» 55.
Демократические политические акты Американской
революции были своего рода вынужденной уступкой бур-
жуазно-плантаторского блока народным массам. Однако
после победоносного завершения в 1783 г. антиколониаль-
43
ной войны руководство блока проявило твердое намере-
ние ограничить демократические «перехлесты» революции.
Необходимо было выбрать один из двух путей: первый,
более длинный, трудоемкий и опасный, заключался в из-
менении большинства конституций штатов; второй, наибо-
лее короткий и верный, означал принятие федеральной
конституции, которая должна была стать основным зако-
ном для всей Северной Америки. Верхи отдали предпоч-
тение второму пути.
В глазах большинства патриотов единственной кон-
кретной формой централизованной государственной влас-
ти накануне революции выступала метрополия. Не удиви-
тельно, почему центральная политическая власть долгое
время рассматривалась многими из них в качестве глав^-
ного источника деспотизма, а ее искоренение объявлялось
одной из важнейших целей Американской революции.
Отрицательное отношение патриотов к централизации
государственной власти воплотилось в начале революции
в «Статьях конфедерации», в которых провозглашалось
вступление североамериканских провинций в «прочную
лигу дружбы». В первой по важности (второй по счету)
статье объявлялось, что «каждый штат сохраняет сувере-
нитет, свободу и независимость» в осуществлении прав,
«определенно не делегированных Соединенным Штатам,
собравшимся в конгрессе»56. Поскольку о верховенстве
конфедерации в проекте не упоминалось, штаты выступа-
ли как самостоятельные отдельные государства. Полномо-
чия конгресса выглядели весьма внушительно — он наде-
лялся «исключительным правом» решать вопросы войны
и мира, назначать и принимать послов, вступать в между-
народные соглашения и союзы, определять стоимость мо-
нет п их количество в обращении и т. д. Но все они были
точно определены, перечислены и регламентированы. Все
права конгресса, в том числе и «исключительные», сопро-
вождались оговорками, подчеркивавшими суверенитет
штатов. Так, для реализации «исключительных прав» кон-
гресса требовалось согласие не менее девяти штатов. Кон-
гресс был лишен права вводить как внутренние, так и
внешние (ввозные пошлины) налоги, что превращало его
во «власть без кошелька», вечного просителя и должника
легислатур штатов.
Из трех возможных видов власти — законодательной,
исполнительной, судебной — «Статьи конфедерации» за-
фиксировали (в том виде, как она уже оформилась сти-
44
хпйно) создание одного законодательного органа в лице
Континентального конгресса. Что касается исполнитель-
ного органа, то он выступал в качестве придатка законода-
тельного органа: конгресс мог создавать из числа своих
делегатов всевозможные комитеты, наблюдавшие за про-
ведением принимаемых решений в жизнь. Исполнитель-
ная власть оказалась крайне распыленной: конгресс отка-
зался назначить как главу исполнительной власти, так и
какое-нибудь подобие исполнительного совета. Только в
1781 г. под давлением объективных обстоятельств он отва-
жился создать в обход «Статей конфедерации» иностран-
ный, военный, военно-морской и финансовый департамен-
ты и поставить во главе каждого из них одного постоян-
ного секретаря.
Сам конгресс состоял из одной палаты, ее депутаты
ежегодно сменялись легислатурами штатов и могли быть
в любой момент отозваны. Каждый штат независимо от
числа делегируемых депутатов имел на заседаниях кон-
гресса один голос. Как показала политическая практика
революционного периода, члены конгресса зачастую вос-
принимали себя посланниками суверенных республик,
обязанными неукоснительно проводить в жизнь волю сво-
их легислатур. Временами казалось, что правительства
штатов вообще забывали о существовании конгресса. На
одну из его сессий явились делегации лишь от трех шта-
тов. В 1784г. в конгрессе едва набрали кворум для утверж-
дения договора с Англией.
«Статьи конфедерации» были отвергнуты руководством
буржуазно-плантаторского блока в ходе чрезвычайного
конвента, заседавшего в Филадельфии с мая по сентябрь
1787 г.
55 участников конвента были исполнены желания вы-
работать федеральную конституцию, надежно защищаю-
щую классовые интересы верхов. Их духовные вожди
А Гамильтон и Д. Мэдисон (последний заслужил титул
«философа американской конституции») отвергли пред-
ставления об американском обществе как об «единой, го-
могенной массе». В своих выступлениях на конвенте они
раскрыли ту истину, что революция, уничтожив юридиче-
ское неравенство, способствовала углублению экономиче-
ского неравенства. Гамильтон не обманывал ни себя, ни
других делегатов конвента относительно тенденций раз-
вития Соединенных Штатов: «Различие во владении соб-
ственностью уже существует между нами, — говорил он.—
45
Дальнейшее развитие промышленности и торговли будет
все более увеличивать эту пропасть» 57.
Главным социальным следствием свободного развития
конкуренции, предупреждал Мэдисон, явится быстрый рост
численности неимущего большинства. Поскольку оно бу-
дет стремиться к «уравнительским целям», это неизбежно
приведет к появлению опасного «левеллеровского духа».
«Создавая чолитическую систему, которой все мы желаем
существовать в веках», формулировал свое кредо Мэдисон,
необходимо вверить меньшинству надежные средства за-
щиты своих интересов и контроля над большинством58.
Первым из таких средств было признано создание
сильного центрального правительства. Участники конвен-
та добились успеха в двух принципиально важных пунк-
тах: конституция широко определяла права центрального
правительства, во-первых, и провозгласила верховенство
(супрематию) федерального нрава над правом штатов,
во-вторых. Среди новых прав правительства США особое
значение имели введение и сбор любых, как прямых, так
и косвенных, федеральных налогов и регулирование тор-
говых и коммерческих отношений между штатами. Кон-
ституция, законы и договоры Соединенных Штатов объяв-
лялись верховным правом страны, обязательным для ис-
полнения даже в том случае, если они противоречили кон-
ституциям и законам отдельных штатов59.
Решительно пересмотрев концепцию суверенитета шта-
тов, авторы федеральной конституции подвергли изощрен-
ному консервативному препарированию концепцию народ-
ного суверенитета.
По общему убеждению идеологов буржуазно-планта-
торского блока, политическая система США, как она сло-
жилась в первые годы революции, привела к перерожде-
нию народного суверенитета в анархию и даже в систему
«демократического деспотизма», направленную, как дока-
зывал Дж. Мэдисон па конвенте в Филадельфии, на под-
чинение интересов имущих «верхов» воле фракции неиму-
щего большинства60. На конвенте 1787 г. демократические
«излишества» политического устройства нации стали по-
истине притчей во языцех подавляющего большинства
делегатов. Э. Рандольф провозгласил как общепринятую
аксиому, что «главная опасность для страны заключена
в демократических статьях конституций (штатов)». Деле-
гат из Коннектикута Р. Шерман заявил еще более катего-
рично: «Народ должен иметь столь незначительное каса-
46
тельство к правительству, как это только возможно». Их
поддержал Э. Джерри: «Трудности, переживаемые нами,
проистекают от избытка демократии». На примере Масса-
чусетса он стремился показать, что опасные «перехлесты»
демократии в наибольшей степени сказываются в деятель-
ности нижних палат законодательных собраний, превра-
тившихся в служанок «толпы» 61.
Некоторые участники конвента в Филадельфии 1787 г.
обнаружили твердое намерение ограничить избирательное
право, расширенное в ряде штатов после 1776 г. Они тре-
бовали восстановить в федеральной конституции имуще-
ственный ценз колониальных времен. Однако большинство
участников, в том числе лидеры умеренно консервативного
большинства Дж. Мэдисон, Дж. Ратледж, Дж. Рид, О. Элс-
ворт, П. Батлер, Дж. Вильсон, А. Гамильтон, сочли целе-
сообразным сохранить избирательное право, одобренное
в конституциях штатов.
Анализ мотивов Гамильтона, равно как и Мэдисона,
Ратледжа, Вильсона, Элсворта, обнаруживает, что при
решении столь важного вопроса, каким в глазах всех пат-
риотов являлось избирательное право, они полагали необ-
ходимым соразмерить собственные политические симпатии
с господствующим по данному вопросу мнением патрио-
тов. В то же время сохранение авторами конституции это-
го демократического преобразования оказалось лучшим
средством камуфляжа утонченных способов ограничения
прав народа. Подтверждение этому — наделение всей пол-
нотой исполнительной власти президента США. Его пол-
номочия были определены столь широко, что в глазах
многих американцев он предстал как «выборный монарх».
Президент Соединенных Штатов Америки был наделен го-
раздо большей властью, чем король Англии того вре-
мени.
Следующее средство защиты интересов собственников
участники конвента усмотрели в наделении широкими
законодательными правами сената США. При обсуждении
вопроса о сенате мнения разделились. Одну группу участ-
ников волновала исключительно классовая функция сена-
та; другую, представителей мелких штатов, заботила и
проблема превращения сената в средство, способное про-
тивостоять утверждению господства в союзе крупных шта-
тов. В результате компромисса схема организации сена-
та, одобренная конвентом, отразила устремления обеих
групп: она обеспечила надежную защиту интересов соб-
47
ственности и в то же время воплотила в себе принцип рав-
ного представительства штатов.
При определении места сената в системе законодатель-
ной власти сторонники конституции указывали, что ему
надлежит «предотвращать недочеты или ошибки нижней
палаты». Лидеры конвента шли дальше, подчеркивая, что
верхняя палата в критические минуты должна подавлять
«ложные» устремления всего народа. Дж. Мэдисон пока-
зывал неодинаковую роль двух палат в государственном
механизме в целом: наличие палаты представителей под-
водит под государственную власть такую надежную осно-
ву, как суверенитет народа, а сенат обеспечивает проч-
ность и стабильность режиму, гарантирует ему безопас-
ность от демократических «перехлестов» палаты предста-
вителей.
Поскольку большинство верхних палат легислатур
штатов, с точки зрения создателей конституции страны,
явно не могли стать образцом для сената США, за эталон
предлагалось взять английскую палату лордов. Дж. Ди-
кинсон говорил, что сенат должен «копировать британскую
палату лордов в такой степени, в какой это только воз-
можно». Его поддержали также Г. Моррис и А. Гамиль-
тон. Однако другие делегаты (Дж. Вильсон, Дж. Рид,
Дж. Мэдисон, Э. Рандольф), указывая на специфические
особенности социальной структуры США, возражали про-
тив такого копирования.
Одним из условий приверженности сената стабильному
социально-политическому курсу являлся, по общему мне-
нию авторов федеральной конституции, длительный срок
полномочий его депутатов. Введенный федеральной кон-
ституцией шестилетний срок полномочий для сенаторов
США был некоторой уступкой общественному мнению, но
и он оказался в два-три раза продолжительнее срока пол-
номочий большинства верхних палат штатов.
Малочисленность сената также рассматривалась как
условие, предотвращавшее колебания в его политической
линии. Конвент в Филадельфии, предоставив каждому
штату два места в сенате, ограничил число участников
последнего 26 депутатами (в США тогда насчитывалось
13 штатов). В результате национальный сенат оказался
малочисленнее верхних палат отдельных штатов.
Авторы федеральной конституции пересмотрели с кон-
сервативных позиций и утвердившуюся в штатах модель
нижней палаты. В этом вопросе они явно следовали англий-
48
скому образцу. В результате палата представителей кон-
гресса США в момент принятия конституции должна была
насчитывать 65 депутатов, в то время как в нижней пала-
те массачусетсской легислатуры заседало около 400 чело-
век. Срок полномочий членов палаты представителей
вдвое превышал срок полномочий депутатов нижних палат
легислатур штатов.
Одним из ярких свидетельств антидемократизма участ-
ников конвента 1787 г. явился отказ включить в федераль-
ную конституцию билль прав, являвшийся составной ча-
стью конституций штатов. Поскольку игнорирование этой
широко поддерживаемой патриотическим лагерем идеи
было небезопасно для судеб федерального союза, в 1789 г.
Дж. Мэдисон внес на рассмотрение конгресса США про-
ект дополнения федеральной конституции биллем прав.
Откровенно консервативный характер носило решение
участников конвента 1787 г. санкционировать с помощью
федеральной конституции рабство негров, которое в годы
революции было запрещено только в северо-восточных
штатах. Конституция США предоставила южным штатам
право расширенного политического представительства с
учетом 3/б численности подневольного негритянского насе-
ления и запрещала конгрессу вплоть до 1808 г. ограничи-
вать работорговлю. Сохранение рабства обнажило классо-
вую сущность основного закона североамериканской рес-
публики, воплотившего классовый компромисс северо-вос-
точной финансово-торговой и мануфактурной буржуазии,
с одной стороны, и южных плантаторов-рабовладельцев —
с другой.
После революции буржуазно-плантаторский блок сумел
ограничить и другие демократические преобразования,
прежде всего в аграрном вопросе. У революции были до-
стижения в аграрной сфере: уничтожены все пережитки
феодализма, произведена конфискация латифундий тори
и распродажа их относительно мелкими участками, осу-
ществлено огосударствление огромного фонда незаня-
тых западных земель (в несколько раз превосходившего
размерами территорию оформившихся штатов). Послед-
няя мера имела особое значение: в случае принятия зако-
на о демократическом способе распределения западного
земельного фонда она означала бы торжество буржуазно-
демократического, фермерского пути в развитии капита-
лизма в сельском хозяйстве США. Этого, однако, не про-
изошло.
4 В. В. Согрин
49
Демократические начала аграрного законодательства
Американской революции были ограничены ордонансами
Континентального конгресса 1785 и 1787 гг., которые, как
и федеральная конституция 1787 г., означали пересмотр
с умеренных, отвечающих непосредственным классовым
интересам буржуазно-плантаторского блока позиций ито-
гов войны за независимость. Хотя ордонансы закрепляли
принципы буржуазного землепользования и республикан-
ского устройства на государственных западных землях,
они одновременно вводили недемократические способы их
распродажи. Так, согласно указу 1785 г., земли продава-
лись участками в 640 акров по цене не менее 1 долл, за
акр с обязательным внесением всей стоимости наличными
в течение месяца. В результате доступ к западному зе-
мельному фонду был ограничен для простого люда.
Торжеству буржуазно-демократических принципов в
решении аграрного вопроса в Американской революции
помешал в первую очередь консервативный союз северо-
восточной буржуазии с плантаторами-рабовладельцами.
При наличии такого союза не мог быть даже поставлен
вопрос о ликвидации гигантских рабовладельческих лати-
фундий и о бесплатной раздаче земель на Западе, а следо-
вательно, не могло быть обеспечено торжество фермер-
ского пути в развитии капитализма в общенациональном
масштабе. Безусловно, в результате Американской рево-
люции были значительно расширены условия для его раз-
вития, но только после буржуазной революции XIX в.,
обеспечившей уничтожение рабовладельческих латифун-
дий и бесплатную раздачу «свободных» земель действи-
тельным поселенцам, была достигнута полная победа фер-
мерского пути.
Возникает вопрос: почему плантаторы-рабовладельцы
вообще оказались в руководстве революционного лагеря и
как это повлияло на исторические судьбы США?
Ответ на первую часть вопроса заключен в противоре-
чивости социально-экономической характеристики планта-
торов-рабовладельцев. Их хозяйства были подчинены за-
конам частнокапиталистического накопления, являлись
неотъемлемой частью капиталистической системы, что обу-
словливало приверженность плантаторов буржуазным
экономическим принципам, в первую очередь правилу
свободного владения и распоряжения собственностью. Кро-
ме того, большинство американцев до того, как стать план-
таторами, являлись по своему мировоззрению типичными
50
буржуазными дельцами, для которых использование раб-
ского труда оказалось единственной возможностью обеспе-
чения их хозяйств необходимой рабочей силой и которые
не преминули воспользоваться ею (переселенцы из Евро-
пы предпочитали работе по найму у плантаторов обзаведе-
ние собственными фермами, а попытки закабалить корен-
ное индейское население провалились) 62.
Эксплуатация рабского труда постепенно деформирова-
ла буржуазное сознание плантаторов, многие из которых
заражались привычками и замашками крепостников. Не
случайно американские демократы в период революции
единодушно доказывали, что сохранение рабовладения в
будущем приведет постепенно к отмене завоеваний войны,
за независимость, и рассматривали его ликвидацию в ка-
честве главной гарантии торжества буржуазно-демокра-
тических свобод.
В революционный период южные плантаторы под воз-
действием общего мощного подъема свободолюбивых на-
строений в Северной Америке и острой критики колони-
ального гнета, приведшей к принятию патриотическим
лагерем в целом идеи естественного равенства людей, дол-
жны были хотя бы внешне капитулировать перед прин-
ципами Просвещения. Но они взяли убедительный реванш
с принятием федеральной конституции 1787 г.: рабство
оказалось под защитой основного закона страны. Северо-
восточными делегатами было произнесено на конвенте
1787 г. немало слов, осуждавших рабство и работорговлю.
Однако верность принципу неприкосновенности частной
собственности и желание создать любой ценой сильное
государственное объединение штатов одержали верх над
теорией естественно-правового равенства и гуманистиче-
скими идеалами.
Была ли неотвратимой гражданская война?
Американская революция XVIII в., сохранившая жизнь
плантационному рабству, осталась незавершенной буржу-
азно-демократической революцией. Это уже предопреде-
лило неизбежность новой буржуазно-демократической ре-
волюции в США, которая должна была наконец-то утвер-
дить в стране «чистое» буржуазное общество. Было бы,
однако, неверно рассматривать проблему рабства и пред-
посылки гражданской войны только как «наследие» пер-
вой Американской революции. Основатели США надея-
4*
51
лись на мирную отмену рабства и полагали, что оно умрет
естественной смертью после 1808 г., когда вступит в силу
закон о запрещении ввоза в страну черных невольников.
Этого не случилось: рабовладение в США обнаружило по-
сле окончания революции новые, не предвиденные «отца-
ми-основателями» ресурсы. Обусловлено это было, как ни
парадоксально, новыми запросами промышленного пере-
ворота, потребностями прогрессирующего мирового капи-
тализма.
Резко возросший в конце XVIII в. спрос на хлопок в
Англии и изобретение хлопкоочистительной машины Уит-
ни (создана в 1793 г., а запатентована в 1794 г.) привели
к своего рода «второму изданию» рабовладения в США.
Находившееся до того в кризисном состоянии плантацион-
ное рабство моментально «отреагировало» на резко возрос-
ший спрос на хлопок и возможности его переработки и
стало стремительно увеличивать производство ценного
сырья. Если вручную раб мог очистить от семян только
один фунт хлопка-сырца, то при помощи изобретения
Э. Уитни он стал очищать вначале 150 фунтов, а позднее,
когда появился паровой двигатель, и 1000 фунтов в
день63. С 1792 по 1860 г. (канун гражданской войны) ва-
ловой сбор хлопка в США увеличился более чем в
700 раз!64 Извлекая баснословные барыши, рабовладельцы
смогли рассчитаться с долгами, укрепить свое экономиче-
ское могущество, а вслед за этим стали претендовать на
политическое господство в стране. Их амбиции усилива-
лись благодаря тому, что в то время, как плантационное
рабство стремительно увеличивало производство, промыш-
ленный капитализм в Соединенных Штатах долгое время
топтался на месте.
Показательны следующие цифры: если в 1810 г. хло-
пок составлял приблизительно 22% всей стоимости амери-
канского экспорта, то в 1859 г. доля хлопка в экспорте
страны увеличилась до 61% 65. Высокая товарность рабо-
владельческих плантаций дала основание К. Марксу ска-
зать, что «без рабства Северная Америка, страна наибо-
лее быстрого прогресса, превратилась бы в патриархаль-
ную страну»б6. Что касается промышленного капитализ-
ма, то, хотя возможности его развития резко возросли по-
сле англо-американской войны 1812—1814 гг., он еще по
крайней мере два десятилетия должен был «подтягивать-
ся» до экономического могущества плантационного раб-
ства. В подобных условиях северо-восточная буржуазия
52
не могла реально оспаривать у плантаторов-рабовладель-
цев политическую власть. Соотношение сил в буржуазно-
плантаторском блоке со временем явно изменилось в поль-
зу рабовладельцев: в течение 70 с небольшим лет, с
момента принятия федеральной конституции до начала
гражданской войны, представители рабовладельцев зани-
мали пост президента 50 лет, за этот же период 20 из
35 членов Верховного суда США были южанами. Поисти-
не в стране воцарился, как говорили в самих США в
период между двумя революциями, «король хлопок». Он
олицетворял не что иное, как экономическое могущество
и политическую диктатуру плантационного рабства, самой
омерзительной системы эксплуатации человека челове-
ком.
Взлет плантационного рабства в США в первой поло-
вине XIX в. продлил эпоху буржуазных революций в Со-
единенных Штатах до 70-х годов. Плантационное рабство,
подобно европейскому феодализму, выступало в качестве
силы, препятствовавшей торжеству капиталистической
общественно-экономической формации. В то же время
плантационное рабство не было аналогом европейского
феодализма, что важно учитывать при анализе специфики
второй Американской буржуазной революции. Если в Ев-
ропе капитализм и буржуазные революции вызревали в
недрах феодализма, то в США вопреки логике историче-
ского прогресса рабовладение вырастало из потребностей
и особенностей становления капиталистической общест-
венно-экономической формации. Капитализм США на про-
тяжении двух веков выступал не разрушителем, а «пови-
вальной бабкой» рабовладения, как бы ставя искусствен-
ный барьер на пути буржуазной общественно-экономиче-
ской формации. Вторая буржуазная революция — еще
один парадокс американской истории! — вырастала из
недр не феодализма, а... капитализма.
Успехи плантационного рабства зависели от степени
развития, размаха мирового капиталистического рынка.
Оно, если будет позволено такое сравнение, черпало свою
силу в капиталистическом рынке подобно тому, как древ-
ний Антей черпал ее из земли. Подчиняясь к тому же во
внутреннем развитии закону частнокапиталистического
накопления, плантационное рабство «раскрывало» свои
капиталистические «родимые пятна», которые отличали
его и от античного рабства, и от феодализма. Но если бы
характеристика плантационного рабства исчерпывалась
53
капиталистическими чертами, тогда бы в США не было
и не могло возникнуть почвы для второй буржуазной
революции. В том-то и дело, что плантационное рабство
имело две разные, но равнозначные по важности ипостаси:
одну — капиталистическую, а другую — некапиталистиче-
скую, противоречившую по своему характеру основам
буржуазного миропорядка. Эти две ипостаси плантацион-
ного рабства в полной мере учитывались классиками на-
учного коммунизма.
Подлинно диалектическое постижение глубоко проти-
воречивой природы этого двуликого Януса заключено в
оценках К. Маркса. «А если владельцев плантаций в Аме-
рике мы теперь не только называем капиталистами, но
они и на самом деле являются таковыми, то это происхо-
дит потому, что они существуют как аномалии в условиях
мирового рынка, покоящегося на свободном труде»67 —
такой тонкой характеристикой выражал Маркс, с одной
стороны, капиталистические начала плантационного раб-
ства, а с другой — их искусственный характер, обусловлен-
ный не сущностью производственных отношений между
рабами и рабовладельцами, а связью последних с миро-
вым капиталистическим хозяйством. Несоответствие план-
тационного рабства критериям «чистого» капитализма
выражалось в том, что, как отмечал К. Маркс, «рабство
негров исключает свободный наемный труд, т. е. самую
основу капиталистического производства» 68.
Подчеркивая дуализм американского плантационного
рабства, следует возразить против распространенных в
буржуазной исторической мысли попыток синтеза двух его
сторон на основе выделения одной из них в качестве глав-
ной, т. е. определения плантационного рабства как только
капиталистической или как только некапиталистической
системы. Каждая из двух сторон влияла на облик план-
таторской системы, но для понимания предпосылок граж-
данской войны важен в первую очередь анализ эволюции
и социально-политических последствий ее некапиталисти-
ческой стороны.
Именно некапиталистическая сторона плантационной
системы, т. е. характер эксплуатации труда, оказалась в
центре разногласий между северо-восточными буржуазны-
ми и южными рабовладельческими штатами в предрево-
люционные десятилетия. Как показано в исследовании
современного прогрессивного американского историка
Э. Фонера, требование «свободного труда» являлось лейт-
54
мотивом всех политических движений и идеологических
течений северо-восточных штатов в 40—50-х годах и объ-
единило в партии Линкольна различные социальные слои
Северо-Востока69. Непримиримые противоречия между
свободными и рабовладельческими штатами по коренному
вопросу производственных отношений генерировали вто-
рую Американскую революцию, историческое назначение
которой заключалось в уничтожении некапиталистической
формы эксплуатации, выраставших из нее социальных
отношений.
Различие способов эксплуатации рабочей силы на Юге
и на Севере США не было какой-то абстракцией или явле-
нием, изолированным от других сфер общественных свя-
зей. Напротив, оно влияло на все стороны общественных
отношений Севера и Юга. Налицо его воздействие на ха-
рактер развития производительных сил: если на капита-
листическом Северо-Востоке капиталовложения шли на
расширение, перевооружение, развитие технико-производ-
ственного парка, что обеспечивало быстрые темпы инду-
стриализации, то на Юге свободные капиталы были пред-
назначены в первую очередь для приобретения рабов и
свободных земель. «Цена» северо-восточного капиталиста
определялась стоимостью принадлежавших ему акций,
фабрик, станков, а «цена» плантатора-рабовладельца —
количеством и стоимостью принадлежавших ему рабов и
земель 70. Фабрикант-янки стремился к максимальному со-
кращению рабочей силы, а плантатор-джентльмен — к ее
максимальному увеличению. В канун первой Американ-
ской революции в США насчитывалось около полумиллио-
на рабов, а к 1860 г. их число возросло до 4 млн.
Этот стремительный рост численности рабов произо-
шел, несмотря на запрет их ввоза в США после 1808 г.
Испытывавшие острую потребность в рабочей силе план-
таторы-рабовладельцы нашли простой выход из создавше-
гося положения: такие южные штаты, как Виргиния,
Мэриленд, Делавэр, Кентукки, Миссури, стали специали-
зироваться на... «разведении» рабов. В результате после
1808 г. численность рабов в США ежегодно возрастала на
2,5%. Спрос на рабов, однако, всегда превышал их пред-
ложение, вследствие чего стоимость одного раба в период
между двумя буржуазными революциями возросла в
6 раз71.
Собственность на людей вела к деформации буржуаз-
ных начал мышления и психологии плантаторов, развитию
55
в их образе жизни аристократических принципов, кото-
рые укоренялись в каждом новом поколении рабовладель-
цев во все большей степени. В социальных отношениях
южных штатов утверждались сословно-иерархические
принципы; мировоззрение плантатора-рабовладельца об-
растало чертами, характерными для помещика-крепостни-
ка: типичный плантатор практиковал жестокие физиче-
ские истязания рабов, считал себя вправе «распродать»
или купить «на выбор» членов семьи раба, превратить в
наложниц молодых рабынь. Социальные отношения аме-
риканского Юга в XIX в. являли собой надругательство
над принципами юридического равенства людей, значив-
шимися на первом месте среди заповедей буржуазных
революций. В южных штатах распространились изощрен-
ные теории человеческого неравенства, превосходившие
по цинизму сословные теории француза А. де Буленвилье
и других европейских «классиков» идеи сословного нера-
венства. Чего стоила, например, пустившая корни в 40—
50-е годы «теория» полигенизма, трактовавшая человече-
ские расы в качестве отдельных биологических видов —
социально полноценных и неполноценных72. От полного
перерождения и утраты буржуазных черт южные штаты
спасало, как отмечал К. Маркс, только объединение в од-
ном государстве с северо-восточными капиталистическими
штатами: «...если бы рядом с рабовладельческими штата-
ми не существовало других свободных штатов с наемным
трудом, если бы они были изолированы, то тотчас же все
общественные отношения рабовладельческих штатов вы-
лились бы в формы, характерные для ступени, которая
предшествовала цивилизации» 73.
Качества помещика-крепостника сочетались в планта-
торе-рабовладельце с подражанием манерам, ритуалу, об-
разу жизни западноевропейских, особенно английских,
аристократов. Большинство крупных рабовладельцев пол-
ностью отстранились от физического труда (ведение дел
было передоверено управляющим и надсмотрщикам), вели
великосветский образ жизни, подражали в одежде, орга-
низации досуга, архитектуре поместий «джентльменским»
образцам. Располагая в сравнении с северо-восточной бур-
жуазией массой свободного времени, они посвящали его
политике и уверовали в свою избранность для управления
государственными делами.
Проведенный анализ плантационного рабства на пер-
вый взгляд кажется в некотором смысле противоречивым.
56
Однако это кажущееся противоречие отражает тот прин-
ципиально важный факт, что экономическое развитие
плантационного рабства и феодализма покоилось на про-
тивоположных принципах, но в их социальном облике,
определявшемся эксплуатацией подневольного труда, бы-
ло много схожих черт. Поэтому не случайно в мировой
исторической науке, в том числе и в американской, всегда
использовалось сравнение плантационного рабства с рус-
ским крепостничеством.
Обратившись к их сравнительному анализу, современ-
ный американский исследователь П. Колчин доказал, что
американское рабство обладало даже большей прочностью,
освящалось более изощренной идеологией, нежели рус-
ское крепостничество (это, на его взгляд, объясняет, поче-
му почти одновременная отмена крепостного права в
России и рабства в США в начале 60-х годов была достиг-
нута в первом случае мирным, а во втором — революцион-
ным путем). Американские рабовладельцы как правящий
класс имели гораздо большую силу и пользовались гораз-
до большими возможностями для защиты позорного ин-
ститута, чем русские крепостники. Как пишет Колчин,
рабовладельцам принадлежали не только их «крепост-
ные», но и «весь мир»—политическая власть, церковь,
пресса. Они умело приспособили к своим интересам бур-
жуазно-демократические права, завоеванные Американ-
ской революцией XVIII в. Пользуясь провозглашенными
ею правами на свободу слова и печати, рабовладельцы
развернули разнузданную массированную пропаганду по-
рабощения человека человеком, которая не могла иметь
места в России. Не имея над собой «царя», безраздельно
господствуя в законодательных собраниях южных штатов,
пользуясь правами свободного ношения оружия и форми-
рования военизированных милицейских соединений, уме-
ло опираясь на концепцию суверенитета штатов, планта-
торы превратили Юг США в бастионы рабовладения,
утверждает Колчин74. Однако он «забывает» о том, что
рабовладение, опирающееся на бурж] газно-демократиче-
ские права и свободы, — эта чудовищная и парадоксаль-
ная общественная система по цинизму не имела себе по-
добных в мировой истории.
Как и почему оказался возможным ее слом? При отве-
те на этот вопрос в первую очередь обращает на себя вни-
мание фактор промышленного переворота и его социаль-
ных последствий в 30—50-е годы XIX в. Именно в этот
57
период происходит быстрый рост экономического могуще-
ства промышленной буржуазии, вознамерившейся нако-
нец-то взять реванш за успехи плантаторов-рабовладель-
цев в предшествующие полстолетия. С определенной
условностью можно сказать, что если до 30-х годов промыш-
ленный переворот, внедряясь прежде всего в хлопчатобу-
мажной промышленности75, «работал» на «пасынка» —
плантационное рабство, то с 30-х и особенно в 40—50-е
годы он во всю мощь «заработал» на родное «дитя» —
промышленную буржуазию. Символом успехов промыш-
ленного переворота на новом и главном поприще явились
темпы железнодорожного строительства: если в 1830 г.
протяженность железных дорог в США равнялась 23 ми-
лям, то в 1860 г. она достигла 30 626 миль (рост более чем
в 1300 раз!) 76. Выступив на авансцену истории, промыш-
ленная буржуазия обнаружила непримиримость своих
противоречий с плантаторским классом.
Буржуазия США всегда, даже в эпоху первой Амери-
канской революции, имела серьезные разногласия с план-
таторами-рабовладельцами. Ее первые национальные по-
литические партии, сначала федералисты во главе с
известным А. Гамильтоном, потом виги во главе с менее
известным Г. Клеем, выдвигали широкую программу раз-
вития промышленности, создания банков, строительства
дорог. Все эти требования наталкивались на серьезное
сопротивление со стороны плантаторов: протекционист-
ские тарифы, призванные защитить неокрепшую нацио-
нальную промышленность от иностранной конкуренции,
были невыгодны рабовладельцам, поскольку они были не
производителями, а потребителями промышленной про-
дукции, в Национальном банке видели только средство
обогащения финансистов, а строительство государственных
дорог и каналов рассматривали как способ ограбления фе-
дерального правительства северо-восточными подрядчика-
ми., В первые десятилетия существования США американ-
ский капитал, представленный еще финансовой и торгово-
мануфактурной буржуазией, не мог решительно поспорить
с плантаторами. Другое дело, когда на авансцену вышла
промышленная буржуазия! Причина решительности капи-
талистического класса была обусловлена не только его
новыми качествами, но и тем, что он мог опереться теперь
на новые социальные силы, прежде всего на фермерство,
окрепшее в период бурной колонизации американского
Запада в 30—50-е годы.
58
Между фермерством и плантаторами существовали ан-
тагонистические противоречия по поводу свободных запад-
ных земель. При экстенсивном характере плантационного
рабства «экономическим законом» его развития, по опре-
делению К. Маркса, являлась постоянная экспансия на
свободные земли77. Запрет доступа на свободные земли
грозил ему естественной смертью. Но именно этой цели
и добивались американское фермерство и пополнявшие
его ряды рабочие. Они требовали бесплатного предостав-
ления пм небольших земельных участков на Западе, что
означало бы на практике торжество американского, фер-
мерского пути развития капитализма в сельском хозяй-
стве. Но пока политическая власть находилась в руках
плантаторов-рабовладельцев, заявлявших о монопольных
притязаниях на западные земли, эта цель была недости-
жима. Вот почему фермерство встало на сторону промыш-
ленной буржуазии.
Выдвижение на повестку дня исторического развития
США новой буржуазной революции отразило общую зако-
номерность становления буржуазной общественно-эконо-
мической формации. Второй цикл буржуазных революций
в Европе, как известно, был также вызван к жизни про-
мышленным переворотом, появлением промышленной бур-
жуазии п пролетариата. Волна европейских революций
1848—1849 гг. и гражданская война в США в этом смысле
перекликаются, вписываются в единую фазу всемирно-
исторического процесса. Зависимость исторического пути
США п второй Американской революции от магистраль-
ных линий всемирно-исторического процесса обнаружива-
ется и в других важных аспектах.
Кризис рабства в Соединенных Штатах был отражени-
ем ослабления его позиций в XIX в. в мире в целом. Веду-
щая капиталистическая страна— Англия объявила об от-
мене рабства в 1807 г., в 1830 г. она провозгласила торгов-
лю рабами незаконной во всем мире, а в 1845 г. прирав-
няла торговлю рабами к пиратству и стала преследовать
корабли с «живым» грузом на всех морях. В начале XIX в.
работорговлю запретили Франция, Португалия, Испания.
Для расшатывания позиций рабовладения в США особое
значение имел процесс отмены рабства в Центральной и
Южной Америке. Как война США за независимость уско-
рила вызревание освободительных революций в Латинской
Америке в первой четверти XIX в., так и отмена в послед-
ней рабства стимулировала антирабовладельческое движе-
59
ние в США. Раньше всех уничтожила рабство революция
на Гаити (1790—1803 гг.). В первой половине XIX в. раб-
ство было существенно ограничено или отменено в Арген-
тине, Чили, Гватемале, Гондурасе, Никарагуа, Боливии,
Мексике, Уругвае, Парагвае, Эквадоре, Перу, Венесуэле.
Позднее, чем в США, рабство было отменено только в
Пуэрто-Рико (1873 г.) и на Кубе (1886 г.) 78.
Гражданская война может рассматриваться и в плане
отражения общеисторических закономерностей становле-
ния буржуазных национальных государств. Вместе с со-
крушением рабовладельческого Юга она повлекла за собой
преодоление региональных, культурно-психологических и
политико-правовых различий между Севером и Югом. Ее
национально-объединительная задача перекликалась с це-
лями протекавших в тот же период революций в Италии и
Германии. Многим современникам и некоторым истори-
кам79 гражданской войны борьба с сепаратизмом, за тор-
жество единого национального государства представля-
лась даже ее главной целью. С такой трактовкой согла-
ситься нельзя, но было бы неправомерно сбрасывать со
счетов и национально-объединительную задачу второй
Американской революции.
В основе гражданской войны лежал, таким образом,
целый клубок противоречий, главное место среди которых
принадлежало, пользуясь определением К. Маркса, «борь-
бе двух социальных систем — системы рабства и системы
свободного труда»80. Концепция антагонистических про-
тиворечий между буржуазными северо-восточными и юж-
ными рабовладельческими штатами и закономерного воз-
никновения гражданской войны стала прочным достояни-
ем марксистско-ленинской историографии. С совершенно
иных позиций подходит к этому вопросу буржуазная исто-
риография, что особенно ярко проявилось на современном
этапе ее развития.
Первое истолкование причин гражданской войны в апо-
логетической литературе США сводилось к конфликту
между Севером и Югом по вопросу о «правах штатов».
Плантаторы-рабовладельцы и выступавшая от их имени
демократическая партия объявлялись ревнителями прав
штатов, а северо-восточная буржуазия и республиканская
партия, потребовавшие от федерального правительства
запретить распространение рабства на новые террито-
рии, — поборниками суверенитета центральной власти.
Подобная интерпретация гражданской войны как консти-
60
туционного конфликта фиксировала внимание на ритори-
ке республиканцев и демократов кануна и начала револю-
ции, когда первые не осмеливались провозгласить ради-
кальные социально-политические цели и хотели завоевать
популярность идеей сохранения единства нации, а вторые
рядились в псевдодемократические одежды и настаивали
на праве каждого штата определять свою судьбу. Венча-
лась концепция «конституционного конфликта» выводом
о бессмысленности гражданской войны, возникшей-де
из-за трагических, но вполне устранимых расхождений в
трактовке правовых основ федерального союза.
Следующий шаг апологетической интерпретации за-
ключался в развитии концепции о прогрессивном приспо-
соблении рабовладения и плантаторов в десятилетия перед
гражданской войной к победоносной капиталистической
цивилизации, о возможности их эволюционного «перерож-
дения» в чисто буржуазное общество. Буржуазные аполо-
геты доказывали, что причиной гражданской войны было
не рабство, а... злобная агитация против него северо-вос-
точных аболиционистов, а также твердолобая позиция не-
большой горстки плантаторов (часть «вины» за развязы-
вание гражданской войны на рабовладельцев-фанатиков
переложил известный буржуазный историк конца XIX—
начала XX в. Дж. Барджесс) 81.
Своего «классика» историки-апологеты приобрели в
лице Ульриха Филлипса. Главные его труды — «Амери-
канское негритянское рабство» и «Жизнь и труд на ста-
ром Юге» — были написаны после первой мировой вой-
ны82. В 1928 г. этот выходец из аристократической план-
таторской семьи удостоился чести выступить с основным
докладом на ежегодном съезде Американской историче-
ской ассоциации. Доклад, озаглавленный «Центральная
тема истории Юга», стал, по словам Г. Аптекера, наиболее
авторитетным трудом в американской буржуазной исто-
рической науке после знаменитой работы Фредерика
Джексона Тернера «Значение границы в американской
истории» (последняя была также впервые оглашена на
съезде Американской исторической ассоциации в
1893 г.) 83.
Необходимо отметить, что Филлипс был учеником и
коллегой Тернера, даже прослыл последователем «прогрес-
систской» школы. Его «прогрессистские» корни имели,
однако, чисто формальное значение: Филлипса отличал
подчеркнутый интерес к социально-экономической пробле-
61
матике. Истинное же место Филлипса в буржуазной исто-
риографии определялось другим — он первым использовал
обширную социально-экономическую аргументацию для
апологии плантационного рабства и обоснования «бес-
смысленности» гражданской войны. Именно по этой при-
чине он был поднят на щит школой буржуазных клиомет-
ристов (буквально означает «вычисляющая историогра-
фия». — В. С.), да и всей апологетической историографией
на современном этапе. А в 1966 г., в разгар массовых не-
гритянских выступлений в США, Американская истори-
ческая ассоциация посвятила ему специальную сессию.
В США заговорили о «ренессансе Филлипса».
В своих трудах Филлипс характеризовал плантацион-
ное рабство как систему «аграрного капитализма». Он пер-
вым среди профессиональных историков обосновал тезис,
согласно которому она представляла собой более гуманный
способ соединения труда и капитала, чем эксплуатация
наемных рабочих на промышленных предприятиях Северо-
Востока. Для пущей наукообразности Филлипс позволял
себе некоторые критические высказывания по адресу
плантационного рабства: утверждал, что оно оказалось
после 1808 г. в состоянии нарастающего кризиса, сетовал
по поводу того, что плантации, будучи «подготовительной
школой» для черных рабов, не создавал условий для ее
«окончания». Но даже критические суждения Филлипса
заключали в себе изощренную фальсификацию. Советский
исследователь отметил, например, что вопреки мнению
Филлипса падение рентабельности плантаторских хозяйств
имело главной причиной не рост цеп на негров-рабов, а
низкую производительность рабского труда и исключи-
тельную расточительность рабовладельческого плантаци-
онного хозяйства84. И уж откровенно циничную фальси-
фикацию заключала нарисованная Филлипсом картина
рабского труда и его концепция исторического места план-
тационного рабства.
Более чем двухвековое рабство негров было, по Фил-
липсу, необходимой платой за их биологическую и соци-
альную неполноценность, той минимальной ценой, которую
история «назначила» за приобщение черной расы к плодам
англосаксонской цивилизации. «Инертный и отсталый
народ», утверждал этот основатель «южной школы», не
мог приобщиться к ней, минуя стадию рабства, плантаци-
онная же система была идеальным способом ее прохожде-
ния, а белые англосаксы и протестанты — наилучшими
62
исполнителями роли учителей85. Далее Филлипс в идил-
лических красках изображал отношения между плантато-
рами и рабами, жизнь негров на плантациях. В своих
теоретических суждениях и обобщениях Филлипс сбрасы-
вал маску «социально-экономического историка» и высту-
пал в роли обыкновенного расиста. Гражданская война,
согласно его концепции, была следствием не экономиче-
ской и не классовой, а расовой проблемы и представляла
бессмысленное насилие в отношении естественного хода
вещей. Хотя Филлипс не занимался специально вопросом
о «виновниках» гражданской войны, отдельные его выска-
зывания по этому вопросу, как отмечал американский ис-
следователь Т. Прессли, не оставляют сомнения, что тако-
выми он считал северо-восточных аболиционистов86.
Концепцию Филлипса использовали в своих трудах
многие буржуазные историки: Ч. Сиднор, Р. Фландерс,
Ч. Дэвис, Ч. Рамсделл, Э. Крэвен, Дж. Рэнделл, Ф. Оус-
ли, Ф. Симкине и др. Прежде чем обратиться к его ны-
нешним наследникам, целесообразно охарактеризовать
взгляды основателей другой, критической школы в изуче-
нии происхождения гражданской войны, ибо полемика с
ними зачастую являлась импульсом выступлений как
Филлипса, так и его последователей.
Среди буржуазных историков всегда были исследовате-
ли, хотя и не поднимавшиеся до подлинно научного объ-
яснения причин гражданской войны в США, но обосно-
вывавшие ее закономерный характер. Историки послед-
ней трети XIX в. Дж. Роудс, Г. Гольст, Д. Дрейпер, отво-
дившие рабству решающую роль среди причин граждан-
ской войны, трактовали борьбу вокруг рабства с мораль-
но-этических позиций, как отражение извечного конфлик-
та добра и зла, закономерный этап реализации абстракт-
ного (в действительности глубоко буржуазного) принципа
свободы. Даже лучшие среди них находились в плену
позитивистской методологии, усматривали корень проти-
воречия между северо-восточными и южными штатами в
географическом и даже климатическом факторе, не пред-
принимая попыток взглянуть на него как на конфликт
антагонистических социально-политических систем.
Один из основателей «прогрессистской» школы,
Ф. Дж. Тернер, трактовал борьбу между северо-восточны-
ми и южными штатами сквозь призму «аграрного вопро-
са». По Тернеру, это был непримиримый конфликт из-за
свободных земель Запада, в присвоении которых были в
63
равной степени заинтересованы как буржуазия и фермер-
ство Северо-Востока, так и плантаторы-рабовладельцы87.
Рабство — коренная причина гражданской войны — исче-
зало из поля зрения Тернера, делавшего в определенном
смысле шаг назад в сравнении с предшествующими трак-
товками. Ученик Тернера А. Саймонс, испытавший на себе
воздействие марксизма, в работах начала XX в. вновь рас-
сматривает рабство как решающую причину гражданской
войны. Однако догматическое усвоение и использование
исторического материализма не позволило Саймонсу дать
научное объяснение исторического смысла конфликта про-
мышленного капитализма и плантационного рабства: он
истолковал его лишь как борьбу за власть двух порочных
капиталистических секций88 и не понял исторически про-
грессивного значения победы буржуазных общественных
отношений.
Высшим достижением «прогрессистской» школы в объ-
яснении причин гражданской войны стала концепция
супругов Бирдов, которую они сформулировали в конце
20-х годов. Бирды первыми среди буржуазных историков
подошли к конфликту капиталистического Северо-Восто-
ка и рабовладельческого Юга как к борьбе двух антагони-
стических систем и первыми назвали гражданскую войну
«второй Американской революцией» 89. Рассматривая раб-
ство в качестве основополагающей причины гражданской
войны, Бирды отвергли поверхностное объяснение этой
причины, которое было свойственно Дж. Роудсу и другим
историкам последней трети XIX в. Выступление промыш-
ленной буржуазии против плантационного рабства, дока-
зывали Бирды, объяснялось не гуманистическими моти-
вами, а вытекало из «столкновения двух господствующих
систем организации труда — свободной и рабовладельче-
ской» 90.
Указывая па несовместимость капиталистической и
рабовладельческой систем эксплуатации труда в качестве
первоосновы гражданской войны, Бирды, однако, не смог-
ли проанализировать и показать социально-экономический
механизм вызревания второй Американской революции.
Они подробно изложили борьбу северо-восточных капита-
листов и южных рабовладельцев по вопросам тарифной
политики, национальной банковской спстемы, государст-
венной помощи промышленности и транспорту, но не вы-
яснили, как эта борьба соотносилась и вытекала из несов-
местимости двух антагонистических систем производствен-
S4
пых отношений. В данном случае налицо методологическое
несовершенство «прогрессистской» школы, которая даже в
лице самых талантливых своих представителей оказалась
бессильной в объяснении движущих сил классовой борьбы.
Концепция Бирдов и их последователей была взята
«под прицел» консервативными буржуазными историками
еще в 30—40-е годы. В борьбе с ними даже оформилась
так называемая школа «консервативного ревизионизма».
Ее представители Ч. Рамсделл, Э. Крэвен, Дж. Рэнделл вы-
искивали «преимущества» рабства перед наемным трудом,
обосновывали «бесполезность» гражданской войны. В 50-е
годы одиозное понятие «консервативный ревизионизм» в
отношении апологетической историографии уступило мес-
то благообразному и к тому же латинскому термину школа
«консенсуса».
В 60—80-е годы в связи с выходом на ведущие пози-
ции буржуазной историографии гражданской войны школ
«повой экономической», «повой социальной» и «новой по-
литической» истории понятия «консерваторы» и «консер-
вативные ревизионисты» вообще перестали употребляться
в американской академической среде. Могло создаться
впечатление, что с внедрением в буржуазную историогра-
фию количественных методов исследования и междисцип-
линарного подхода политические страсти раз и навсегда
исчезли из нее. В действительности «методологическая ре-
волюция», как пышно окрестили освоение новых исследо-
вательских подходов сами буржуазные историки (обнови-
лась, однако, как будет показано ниже, отнюдь не методо-
логия, а только методика буржуазной историографии. —
В. С.), не устранила классового характера буржуазной
историографии, а только замаскировала его.
В современной консервативной интерпретации граж-
данской войны первая скрипка принадлежит школе «но-
вой экономической истории», или клиометристам. Буржу-
азные клиометристы обосновывают в конечном счете два
главных тезиса: для гражданской войны в США не было
объективных экономических оснований; опа не повлекла
за собой обновления или ускорения экономического разви-
тия нации, а, напротив, затормозила его, оказавшись
«зряшной» революцией.
«Размывание» или даже выхолащивание причинно-
следственного коптекста гражданской войны, игнорирова-
ние магистральных противоречий и линий исторического
развития, характерное при этом для клпометрпстов, не
§ В. В. Согрнн
65
новы в буржуазной историографии. Оригинальными в их
интерпретациях (критика окрестила их ветхозаветным, но
справедливым клише «новое вино в старых мехах») явля-
ются количественные методы обоснования старых выво-
дов и всепоглощающий интерес к экономической аргумен-
тации.
Свою лепту в концепцию «прогрессивного» развития
экономики рабовладельческого плантаторского Юга нака-
нуне гражданской войны внесли А. Конрад, Дж. Мейер,
И. Ясуба, П. Дэвид, П. Темин, Р. Старобип, Ф. Батеман,
Дж. Фауст, Т. Уисс, У. Фогел и Л. Энгерман. Особое зна-
чение имели при этом работы Конрада и Мейера, Старо-
бина, Фогела и Энгермана91. В них обосновывается кон-
цепция экономического развития «старого Юга» (так в
США именуют довоенные рабовладельческие штаты в про-
тивовес послевоенному «новому Югу»), согласно которой
отсутствуют не только антагонистические, но даже сколь-
ко-нибудь острые отличия от закономерностей экономиче-
ского развития капиталистического Северо-Востока. Если
не было таких отличий, значит, не было и объективных
причин для кровавой схватки Севера и Юга — вот логика
рассуждений клиометристов.
Шумную славу в буржуазных кругах снискала концеп-
ция «прогрессивного» характера плантационного рабства
Фогела и Энгермана. Фогел удостоился чести быть избран-
ным в Национальную академию наук в Вашингтоне, где он
оказался первым и единственным представителем исто-
рической профессии. Написанная им совместно с Энгер-
маном двухтомная монография «Время на кресте. Эконо-
мика американского негритянского рабства» переведена в
Англии, Италии и Испании92. Это исследование, осущест-
вленное при помощи «бесстрастного компьютера», увенча-
но четырьмя основными обобщениями: 1) американское
негритянское рабство было высокопродуктивной и при-
быльной экономической системой, достигшей в канун
гражданской войны процветания как в старых, приатлан-
тических, так и в новых, западных штатах; 2) рабский
труд на крупных рабовладельческих плантациях был бо-
лее производительным, чем свободный труд белых ферме-
ров и сельскохозяйственных рабочих; 3) плантационное
рабство обеспечивало неграм гораздо более высокий уро-
вень жизни, нежели тот, который гарантировал промыш-
ленный капитализм наемному пролетариату, или тот, ко-
торого достигли черные американцы после освобождения;
66
4) плантационное рабство не подавляло, а раскрепощало
духовные, умственные и физические способности негров,
которые прекрасно справлялись с функциями надсмотрщи-
ков, перешли к моногамной семье, приобщились к хри-
стианской религии и т. п.
Любопытно, что по ряду важных вопросов Фогел и
Энгерман разошлись с У. Филлипсом. Так, в отличие от
Филлипса они рассматривали плантационное рабство
кануна революции как процветающее и считали негров не
инфантильной и забитой, а вполне полноценной, распола-
гающей собственной культурой и другими атрибутами
цивилизованного народа расой. Однако на поверку «про-
грессивный» подход Фогела и Энгермана оказался более
изощренной апологией плантационного рабства.
Компьютер, которому передоверили суд над историей
Фогел и Энгерман, «вычислил», как им казалось, объек-
тивную истину с точностью до десятых и даже сотых доли
процента. Эта «объективная истина» характеризовалась,
например, такими цифрами: плантационное рабство было
на 35% производительнее, чем свободные фермерские
хозяйства, типичному рабу доставалось около 90% произ-
водимой им прибыли, каждый раб подвергался наказанию
плетьми не более 0,7 раза в год93. Защитники плантацион-
ного рабства не заметили, как процентомания привела их
к цинизму: как же иначе охарактеризовать их вывод о гу-
манности плантационного рабства, основывающийся на том
факте, что негров избивали плетью не более 0,7 раза в год!
В клиометрическом подходе Фогела и Энгермана много
и других явных пороков, заслуживающих самой острой
критики.
Прогрессивные буржуазные историки США привели
множество фактов, доказывающих, что «новым ревизиони-
стам» (еще одно определение, закрепившееся за Фогелом,
Энгермапом и другими консервативными клиометристами)
свойствен зачастую субъективный, неквалифицированный
и даже недобросовестный подбор материалов, «заклады-
вавшихся» в компьютер94. Их опыт со всей очевидностью
доказывает, что в «диалоге» исследователь—компьютер
центральная и активная роль принадлежит именно исто-
рику. Фогел и Энгерман, в частности, чрезмерно довери-
лись источникам, исходившим от правящей Америки, де-
лали допущения и привлекали статистические материалы,
в которых заведомо фермеры и наемные рабочие ставились
в худшие условия существования в сравнении с рабами.
5*
67
Когда же дело касалось деклараций, принадлежавших
рабовладельцам, то они подчас забывали о своей «абсо-
лютной» приверженности статистическим фактам и не-
приятии «идеологии» в качестве источника, слепо доверяя
«слову» плантаторов (например, они всецело положились
на оптимистические суждения рабовладельцев кануна
гражданской войны об экономических перспективах план-
таций) .
Критика, в том числе и марксистская, отвергла не все
выводы Фогела и Энгермана. Например, как отметил
Н. Н. Болховитинов, пе подлежит сомнению факт рента-
бельности рабовладельческих хозяйств95. С марксистской
точки зрения она обусловлена подчиненностью плантаци-
онного рабства закону частнокапиталистического накопле-
ния, неразрывной его связью с мировым капиталистиче-
ским рынком и зависимостью от него. Напомним, что
исторический материализм никогда не отрицал капитали-
стической стороны плантационного рабства, поэтому во-
прос об экономических показателях рабовладения США
может служить предметом конкретной дискуссии между
марксистской и буржуазной историографией. Однако
большинство выводов Фогела и Энгермана, как и их общая
концепция превосходства плантационного рабства по ос-
новным показателям над «чистым» капитализмом, глубо-
ко антинаучны.
Коренной порок Фогела и Энгермана, как и школы
буржуазных клиометристов в целом, заключается в не-
состоятельности их методологической и теоретической по-
зиций, отсутствии у них как сколько-нибудь удовлетвори-
тельной теории исторического развития (оптологическая
несостоятельность), так и теории научного познания
(гносеологическая несостоятельность). Освоенные ими
количественные методы исследования отнюдь не означают
«методологической революции»: это только методическая
модернизация, неспособная залатать оптологические и
гносеологические бреши буржуазной историографии.
С точки зрения методологических основ «новая экономи-
ческая история» остается в плену позитивизма, крайне
поверхностного метода, для которого, используя опреде-
ление К. Маркса, характерна неспособность абстрагиро-
ваться от обманчивой видимости экономических явлений и
проследить «внутреннюю связь экономических категорий,
или скрытую структуру буржуазной экономической си-
стемы» 96.
68
Клиометристы Могут привести отдельные данные, Сви-
детельствующие, что невольник на рабовладельческой
плантации потреблял больше пищевых продуктов, неже-
ли рабочий па каком-нибудь предприятии в Питтсбурге,
или что семья раба обладала большей «жилой площадью»,
чем нищие Нью-Йорка, что раб производил большую при-
бавочную стоимость, чем фермеры одного из западных
штатов, и т. д. Однако все эти данные при отсутствии
научного их объяснения, правильной теории историче-
ского развития и метода познания остаются не более как
игрой в цифры.
Буржуазным клиометристам чужд научно-историче-
ский анализ капитализма и рабства в США. Они замалчи-
вают тот очевидный факт, что их сравнительные характе-
ристики относятся к периоду, заведомо проигрышному
по ряду важных показателей для промышленного капита-
лизма.
В трудах клиометристов налицо грубейшее поругание
принципа историзма, требующего от исследователя про-
шлого «не забывать основной исторической связи, смот-
реть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное
явление в истории возникло, какие главные этапы в своем
развитии это явление проходило, и с точки зрения этого
его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь» 97.
Сравнение промышленного капитализма и плантационного
рабства с позиций научного историзма не оставляет ника-
ких сомнений в том, что рынок наемного труда, свободная
конкуренция и вырастающие из них производственные и
социальные отношения (экономика, политика и культура)
исторически прогрессивнее и в силу этого несовместимы с
системой рабства даже в ее капиталистическом «исполне-
нии». Раскрытие этой истины остается бесспорным дости-
жением историко-материалистического анализа, который
только и дает возможность разобраться в зигзагах утвер-
ждения капиталистической общественной формации в
США, отличить ее магистральную линию от всевозможно-
го рода аномалий, к каковым относилось и плантационное
рабство.
Среди современных буржуазных школ одно из ведущих
мест в изучении гражданской войны принадлежит школе
«новой политической истории». Если «новая экономиче-
ская история» отрицает обусловленность гражданской
войны с точки зрения экономических тенденций развития
США, то «новая политическая история» в лице Л. Бенсо-
69
на, М. Холта, П. Клеппера, Р. Формисано и других отвер-
гает наличие объективных причин для возникновения
гражданской войны в рамках политических баталий тех
лет.
Школа «новой политической истории» с самого зарож-
дения выступила с притязаниями на «демократический»
подход к изучению прошлого: ее представители отвергли
«элитарные» источники, исходящие от руководства нацио-
нальных политических партий, и обратились к изучению
«локальных» уровней политической борьбы и поведения
рядовых избирателей. Однако выбранный ими для анализа
участок политической жизни вряд ли заключает достаточ-
ный для изучения массового политического сознания мате-
риал: исследовались только поведение электората на фи-
нише избирательных кампаний и расхождения между
теми же буржуазными политическими партиями, но на
локальном уровне. Орудием анализа был избран все тот
же «бесстрастный» компьютер.
В 1969 г. М. Холт в работе об оформлении республи-
канской партии в г. Питтсбурге одним из первых выдви-
нул тезис, согласно которому проблема рабства не имела
никакого отношения к возникновению этой партии. Крах
двухпартийной системы (демократы и виги) произошел в
его схеме из-за острых противоречий между американца-
ми и иммигрантами, во-первых, и между протестантами и
католиками, во-вторых. Исследовав материалы избира-
тельных кампаний в одном лишь Питтсбурге, Холт тем не
менее делал обобщающий вывод о том, что в канун граж-
данской войны партийные размежевания «почти в каждом
городе северных штатов» вырастали не из «широких клас-
совых» противоречий, а из этнических и религиозных
(«этнокультурных», по терминологии «новых политиче-
ских историков») разделений населения98.
После Холта целая группа американских буржуазных
историков выступила с позиций своеобразного этнорелиги-
озного детерминизма при объяснении политических разме-
жеваний 50-х годов XIX в. в целом и краха двухпартийной
системы и возникновения республиканской партии в осо-
бенности. Тезис о том, что проблема рабства вообще но
возникала на локальных уровнях, совершенно не интере-
совала рядовых избирателей и что республиканская пар-
тия формировалась в горниле «этнокультурных» различий,
отстаивался в изобиловавших таблицами и графиками мо-
нографиях буржуазных авторов ".
70
Характерная ошибка представителей «повой политиче-
ской истории» заключается в том, что они нарочито вы-
двигают на первый план фактор этнорелигиозных проти-
воречий, который наличествует во все времена американ-
ской истории, по оказывает лишь корректирующее, а не
определяющее влияние па ход событий. В гносеологиче-
ском плане ошибка «новой политической истории» заклю-
чается в механическом перенесении па объект историче-
ского анализа частной методики буржуазной политологии,
исследующей функционирование политического механизма
и его частей в «чистом» виде, т. е. совершенно вне связи с
социально-экономическими проблемами эпохи. В оптоло-
гическом плане «новая политическая история» разделяет
порок большинства современных буржуазных историогра-
фических школ: в ее арсенале вообще отсутствует теория
общеисторического развития, а следовательно, историче-
ский причинно-следственный контекст. Они принесены в
жертву модной в буржуазной историографии методике
междисциплинарного подхода. В результате рождаются
необоснованные выводы о том, что гражданская война
была следствием «этнокультурных» различий Севера и
Юга или же продуктом «узкого заговора» кучки южан-
рабовладельцев 10°, поскольку объективных оснований для
ее возникновения якобы вообще не существовало.
В последних исследованиях представители «новой по-
литической истории» под воздействием критики несколько
смягчили принцип этнокультурного детерминизма. Но при
этом они впали в субъективизм другого толка: в исследо-
ваниях М. Холта и других историков политологической
«волны» упор делается также па дисфункции в двухпар-
тийной системе, которая-де и ускорила возникновение тра-
гического конфликта101.
Особое место в современных буржуазных интерпрета-
циях гражданской войны принадлежит школе «новой со-
циальной истории». Ее представители выделили в качест-
ве объекта исследования различные аспекты жизни негри-
тянского парода США эпохи рабства: экономический
уклад, социальные связи, культуру в самом широком ее
значении. В период мощного подъема движения за права
черных американцев в 60-е годы нынешнего столетия,
вошедшие в анналы истории как «вторая Реконструкция»,
появилось множество работ, развенчивавших расхожие
буржуазные историографические мифы об «инфантиль-
ном» негритянском населении эпохи рабства.
71
Основы этого мифа, как отмечалось выше, оформились
под воздействием школы У. Филлипса. Новый импульс
дала ему концепция С. Элкинса, изложенная в конце
50-х годов 102. Внешне подход Элкинса диаметрально про-
тивоположен апологетической интерпретации Филлипса:
если Филлипс говорил о «семейном» характере взаимоот-
ношений между рабовладельцем и рабом, то Элкинс пока-
зал ужасную картину эксплуатации, физического и духов-
ного истязания черных американцев, вызвавшую у самого
историка аналогию с фашистскими концентрационными
лагерями. Однако, казалось бы, взаимоисключающие друг
друга рассуждения буржуазных историков, как это часто
бывает, увенчаны схожими выводами. Порабощение при-
вело, по Элкинсу, к превращению негра в покорное и ин-
фантильное человекообразное животное «сэмбо» (так
презрительно нарекли негров в США, что на одном из
языков банту в Западной Экваториальной Африке означа-
ет «обезьяна»103).
«Сэмбо» Элкинса, по острой оценке Г. Аптекера, вы-
ступает в качестве какого-то чудовища, «одновременно
дикого и покорного, эмоционально и психологически по-
давленного, преисполненного ненависти к самому себе,
страдающего комплексом неполноценности из-за отсутст-
вия семьи», он «пресмыкается, изворачивается и неистов-
ствует, для него садизм является очищением, он страдает
сексуальной одержимостью в самых отвратительных или
извращенных формах и склонен к самоунижению и само-
презрению» 104. Образ негра-раба, созданный Элкинсом,
был еще отвратительнее, чем образ раба, созданный раси-
стом Филлипсом. И пусть Филлипс исходил из «биологи-
чески», а Элкинс из «социально обусловленной неполно-
ценности» негров, их представления о негритянском
народе эпохи рабства были в равной степени далеки от
объективной истины.
Концепция Элкинса получила признание в буржуаз-
ных кругах США, в частности она легла в основу печаль-
но известного романа Уильяма Стайропа «Признание
Ната Тернера», изданного в 1967 г. Этот роман, нашедший
необычайно широкий спрос среди американского обыва-
теля, дает предельно искаженный образ предводителя
самого известного восстания негров-рабов в США. Изощ-
ренность авторского подхода проявляется в том, что Стай-
рон «вживается» в образ Ната Тернера и пишет от его
имени. Критикуя роман, Г. Ацтекер отмечал, что Стайрон
72
«Забыл» раскрыть становление мятежного духа Ната Тер-
нера, его незаурядные интеллектуальные способности, зато
со всеми подробностями изложил «обуревающие Тернера
сексуальные порывы», изобразил его «человеком, глубоко
подавленным, страдающим склонностью к гомосексуализ-
му и одновременно одержимым вожделением к белым
женщинам»105. Короче говоря, Стайрон воспользовался
стереотипом «самбо», не объяснив, однако, вопиющего
парадокса: как мог инфантильный и тупой «сэмбо» орга-
низовать и возглавить одно из крупнейших восстаний нег-
пов-рабов в США.
В работах представителей школы «новой социальной
истории» как раз и был ниспровергнут стереотип «сэмбо».
В них, особенно в монографиях Дж. Блассингейма, П. Роу-
вика, Г. Гатмана106, были исследованы формирование,
прогрессивное развитие, выживание негритянской семьи,
религия, фольклор, музыка, культура во всех ее аспектах
в трагических условиях более чем двухвековой рабовла-
дельческой эксплуатации. В этих исследованиях доказано,
что негритянская культура представляла собой плодо-
творный синтез национальных африканских «корней» и
американских традиций. Развенчание при помощи кон-
кретно-исторических исследований мифов о «биологиче-
ской» и «социальной неполноценности» негров представ-
ляло одно из важных достижений прогрессивной буржуаз-
ной историографии 70—80-х годов.
В то же время многим представителям «новой социаль-
ной истории» свойственно изучение негритянской культу-
ры периода рабства, так сказать, в «чистом» виде, вне
связи с магистральными историческими линиями эпохи,
вне контекста классовой борьбы. Они уделили явно недо-
статочное внимание исследованию вопросов о том, «как»
и особенно «почему» происходило сохранение и обогаще-
ние негритянской культуры эпохи рабства. В результате
их выводы могли быть использованы и для консерватив-
ных трактовок истории рабства: если негры-рабы, рассуж-
дали представители консервативной историографии, смог-
ли сохранить семью, развить культуру и религию, значит,
условия их существования были вполне терпимы, а фор-
мы эксплуатации необременительными, не отличавшимися
существенно от капиталистической эксплуатации свобод-
ных рабочих на Северо-Востоке. В целом исследователь-
ский опыт «новой социальной истории» (как и «новой
экономической» и «новой политической») доказал, что
73
историографические школы, основывающиеся на количе-
ственных методах и междисциплинарном подходе, придя
к полезным выводам по частным вопросам, оказались не-
способными создать научный исторический синтез, лежа-
щий как раз в основе историко-материалистической кон-
цепции причин гражданской войны.
Онтологические и гносеологические достоинства исто-
рического материализма раскрываются при сравнении его
не только с консервативной, но и с квазирадикальпой
интерпретацией истоков гражданской войны, весьма мод-
ной в современной американской историографии. Подоб-
ная интерпретация па первый взгляд диаметрально про-
тивоположна консервативной, однако по существу она
сопровождается аналогичными выводами, в которых за-
ключено отрицание закономерного характера гражданской
войны. Одним из примеров такой интерпретации, заслу-
живающей пристального внимания, может служить доклад
авторитетного буржуазного историка Э. Пессепа на съезде
Американской исторической ассоциации.
Э. Пессен завоевал широкую известность и признание
критическими исследованиями «джэксоновской демокра-
тии» — так в США именуют период 30—40-х годов XIX в.,
когда в результате глубинных экономических изменений,
в первую очередь промышленного переворота и колониза-
ции Запада, произошел быстрый рост числа нуворишей,
средней и мелкой буржуазии, попытавшейся ликвидиро-
вать экономические и политические привилегии финансо-
вой буржуазии107. Острокритический ракурс присущ и
докладу Пессена на съезде Американской исторической
ассоциации, в центре которого стояла сравнительная эко-
номическая и социально-политическая характеристика ка-
питалистического Северо-Востока и рабовладельческого
Юга кануна гражданской войны. Критический подход
Пессена оказался сродни концепции А. Саймонса и носил
псевдорадикальный характер.
Пессен стремился опереться на модный междисципли-
нарный подход, или, по его собственному ироничному
определению, методику «наших социологических друзей»,
и предлагал положить в основу сравнительного анализа
три «социальных индикатора — экономику, социальную
структуру, политическую власть» 108. Роль и характер этих
безусловно важных факторов на Юге и Севере раскрыва-
ются с привлечением обширнейшей, по преимуществу но-
вейшей исследовательской литературы.
74
К каким же выводам пришел историк? Он обнаружил
важное сходство в экономическом развитии Юга и Севе-
ра: оно осуществлялось на основе частнокапиталистиче-
ского накопления и было подчинено требованиям мирового
рынка. Капиталистическое развитие Юга и Севера вызы-
вало глубокую горизонтальную и особенно вертикальную
социальную стратификацию среди белого населения: так,
«накануне гражданской войны половина взрослого белого
населения как Юга, так и Севера обладала менее чем 1%
движимой собственности, в то время как 1% его верхов
владел 27% всех богатств»109. Глубоко антидемократиче-
ский характер носило отправление политической власти в
двух регионах США: с конституционной и формально-пра-
вовой точек зрения Юг и Север были республиканским и
демократическим сообществами, но фактически управля-
лись политическими элитами, которые «не были отличны
в своем безразличии» к массам белых сограждан, воти-
ровавших их политическую диктатуру110.
Анализ Пессеном социально-экономических и полити-
ческих противоречий и пороков Юга и Севера США внеш-
не впечатляющ. Основанный на богатом, разнообразном по
характеру фактическом материале, современной исследо-
вательской методике, он мог бы стать важным подспорьем
при научном определении природы противоречий между
Югом и Севером и причин гражданской войны. Однако
такое определение как раз и отсутствует в докладе Пессе-
на. Более того, рассмотрение им Юга и Севера накануне
гражданской войны как однотипных и в равной степени
антидемократических обществ, его выводы об отсутствии
между ними антагонистических противоречий и даже
сколько-нибудь существенных различий несостоятельны.
Историк потерпел неудачу в постижении предпосылок
гражданской войны в США. В чем причина?
На первый взгляд Пессен использует убедительную
основу сравнительно-исторического анализа Севера и
Юга — она охватывает экономическую, социальную и по-
литическую структуру двух регионов. Он опирается на
количественные методы исследования. В то же время его
анализу недостает главного — научной теории общеисто-
рического развития и прогресса, без которой самые модные
социологические, количественные и иные методы исследо-
вания дрейфуют в том направлении, куда посылает их
субъективная воля историка. Пессен с иронией отзывается
о научных возможностях теории исторического материа-
75
лизма лишь на том основании, что она ставит своей целью
не только «изучение, но и преобразование капитализ-
ма» ш.
А между тем вопреки мнению Пессена и в отличие от
него представители исторического материализма показа-
ли как обреченность капитализма, так и его прогрессив-
ный характер в сравнении с предшествующими формаци-
ями. Они же показали антагонистический характер про-
тиворечий между капиталистическим Северо-Востоком и
рабовладельческим Югом, основывавшихся на разных си-
стемах эксплуатации труда и производственных отноше-
ний, и доказали историческую неизбежность столкновения
между ними и торжества более передовых капиталистиче-
ских отношений. Отвергая марксистское учение о способе
производства и производственных отношениях как мериле
исторических качеств Севера и Юга США накануне граж-
данской войны, Пессен противопоставляет ему плоские
рассуждения о «равном» угнетении северо-восточных
белых рабочих и южных негров-рабов. Его апелляция к
данным модных количественных исследований (к фактам
типа: негры-рабы потребляли на душу больше кукурузы
и маиса, чем белые рабочие) оборачивается уже откровен-
ной апологией рабовладельческой эксплуатации. Совер-
шенно неприемлема его центральная концепция. Удиви-
тельно наивным и беспомощным выглядит конечный
вывод о том, что война между Югом и Севером была об-
разцом бесчисленных в мировой истории столкновений
между однотипными обществами за власть.
Уязвимый сравнительный подход к северо-восточным
и южным штатам кануна гражданской войны присущ и
таким известным современным историкам США, как
Л. Литвак и Г. Зинн112. В монографии Литвака исследо-
вано развитие системы расовой дискриминации па Севере
в период между двумя Американскими революциями.
В остропублицистической работе Зинна развенчивается
миф об «исключительности» Юга и доказывается, что
расизм плантаторов-рабовладельцев лишь сфокусировал в
себе расистскую психологию Америки кануна граждан-
ской войны. Однако характер их критического анализа,
лейтмотивом которого могли бы служить слова одного из
шекспировских героев: «Чума па оба ваших дома», за-
ключает в себе изрядную долю аптипсторизма и мелко-
буржуазной ограниченности. Ведь при всем том, что капи-
талистический Северо-Восток кануна гражданской войшд
76
являл собой воплощение многих общественных противоре-
чий и пороков, среди которых были и пороки, типичные
для рабовладельческого Юга, он, безусловно, представлял
передовую и прогрессивную общественную систему в срав-
нении с плантаторскими штатами. Война Севера против
Юга имела подлинно революционный характер и способ-
ствовала развитию самых передовых для той эпохи обще-
ственных отношений.
Недостатки современных исследовательских методик
буржуазных историков раскрываются, может быть, наи-
более рельефно в работах такого признанного в американ-
ской академической среде авторитета, как 10. Дженовезе.
Он один из немногих современных исследователей эпохи
гражданской войны, предпринимающий попытки широко-
го исторического синтеза. Его выводы подхвачены рядом
других историков, так что в США даже заговорили об осо-
бой «школе» Дженовезе. В конце 70-х годов он был избран
президентом Организации американских историков, что
подчеркивало признание его авторитета в историографии
США.
Научное творчество Дженовезе необычайно противоре-
чиво: первые его работы несут отпечаток леворадикальной
идеологии, а в последующих сказывается влияние модных
школ — «повой экономической» и «новой социальной исто-
рии». Об этом наглядно свидетельствуют две его наиболее
известные работы 113.
Пафос первой из них «Политическая экономия рабст-
ва», увидевшей свет в середине 60-х годов, в пору расцве-
та движения «новых левых», заключался еще в острой
полемике со школой «повой экономической истории». Ей
историк противопоставлял исследование не экономических
характеристик, а «политической экономии» рабовладель-
ческой системы, включавшей в себя отношения собствен-
ности, классовую структуру, политическую надстройку,
идеологию и культуру. Только так, справедливо утверждал
Дженовезе, можно дать верное определение исторического
места плантационного рабства и его истинного отношения
к капиталистическому развитию и буржуазному строю.
Большое внимание историк уделил генезису и эволюции
плантационного рабства. Американское рабовладение, до-
казывал он, возникло как способ эксплуатации рабочей
силы в рамках капитализма, по постепенно оформилось в
автономную социально-экономическую и политическую
структуру, основывавшуюся на своеобразной, отличной от
77
капиталистической, «политической экономии». Будучи
первоначально «придатком британского капитализма»,
американское рабовладение после войны за независи-
мость, сохранив свои связи с капиталистическим рынком,
превратилось в «аристократическую» систему, эталоном
которой стало не частнокапиталистическое накопление, а
рабовладельческий способ эксплуатации негритянского
населения Юга 114.
Постепенно капиталистическая система Северо-Восто-
ка и плантационное рабство выступили как две разнород-
ные и антагонистические (с точки зрения заключенных
в них тенденций развития) общественные системы, кото-
рые неизбежно должны были столкнуться в кровавой вой-
не. Ученик историка-прогрессиста А. Коула, еще в 30-е
годы рассмотревшего гражданскую войну как «неотврати-
мый конфликт» Севера и Юга, Дженовезе дал обновлен-
ное обоснование концепции своего учителя, в котором
ощущалось воздействие исторического материализма. Он
показал, что Юг не только качественно отличался от бур-
жуазного Северо-Востока, но и сдерживал капиталистиче-
ское развитие США по всем параметрам — экономическо-
му, политическому, идеологическому.
В первой монографии Дженовезе ощущалось влияние
исторического материализма, хотя он и не признавал это-
го открыто. Десять лет спустя Дженовезе сам назвал себя
последователем марксистского метода, однако именно в
монографии «Мир, созданный рабочими» 115 принципы
исторического материализма были искажены существен-
нейшим образом.
Исследуя культуру американских негров-рабов и раз-
вивая исследовательскую линию, характерную для «новой
социальной истории», Дженовезе в то же время в отличие
от типичных «новых социальных историков» поставил
задачу раскрыть причины и обстоятельства самосохране-
ния негритянского народа и создания им оригинальных
цивилизованных форм существования в условиях рабства.
На этом пути он попал в сети не кого иного, как... «новых
экономических историков» Фогела и Энгермана. Концеп-
ция «патерналистского» характера американского рабо-
владения, развиваемая Дженовезе, является копией схем
Фогела, Энгермана и историка-расиста начала XX в.
У. Филлипса116. Исследовательская эволюция Дженовезе
еще раз показывает, какие неожиданные зигзаги поджида-
ют историка, стоящего на эклектической методологической
78
и теоретической платформе, пытающегося механически
соединить прогрессивные исследовательские принципы с
«достижениями» консервативной историографии.
Вторжение количественных методов и междисципли-
нарного подхода в историографию гражданской войны
оттеснило на второй план представителей «традициона-
листских», как говорят высокомерно их оппоненты, иссле-
довательских направлений. Не получили широкого откли-
ка исследования, отстаивающие, порой весьма квалифици-
рованно и обстоятельно, первоочередное значение пробле-
мы рабства для возникновения гражданской войны, но не
подкрепляющие этой верной точки зрения оригинальной
аргументацией и источниками 117.
Острая конкуренция с модными школами побуждает
традиционалистов к выдвижению сенсационных концеп-
ций, результатом чего является появление любопытных,
но при ближайшем рассмотрении малоубедительных кон-
цепций. Так, один из них, М. Джонсон, доказывает, что
плантаторы начали мятеж в I860—1861 гг., стремясь огра-
дить свои позиции от белых бедняков южных штатов, раз-
вернувших в тот период острую классовую борьбу против
рабовладельцев и рассчитывавших на помощь со стороны
А. Линкольна и республиканской партии118.
Имел ли классовый конфликт среди белого населения
южных штатов реальное значение? Безусловно, имел, и
Джонсон прав, вступая в спор с апологетической концеп-
цией социально-политического единства белого населения
рабовладельческих штатов. Отметим, что в 1860 г. белое
население 15 рабовладельческих штатов (8 млн. человек)
вдвое превосходило по численности негров. Рабов имели,
однако, не более 325 тыс. семей, получавших 3Д всего
годового дохода от экспорта хлопка. Экономическое нера-
венство порождало многоступенчатый иерархический по-
рядок среди белого населения и, как следствие, острые
классовые конфликты. Но не им принадлежало ведущее
место среди причин гражданской войны. Классовые вы-
ступления белых низов южных штатов ослабляли позиции
рабовладельцев, однако решающая роль в их сломе при-
надлежала революционной войне северных штатов.
Другой современный американский историк, Дж. Роу-
ли, в собственной «оригинальной» трактовке гражданской
войны рассмотрел ее как неизбежное столкновение двух
групп расистов — северян, полагавших, что запрет на рас-
пространение рабства упрочит и увековечит позиции белой
79
расы в стране, и южап, считавших, наоборот, что только
рабовладение является прочной основой процветания всех
слоев белых и классового мира между ними 119. Критикуя
Роули, следует отметить, что сознание американской бур-
жуазии во все времена было отмечено расизмом, и эпоха
гражданской войны в этом отношении не составляет ис-
ключения. Тем не менее буржуазия в силу закономерно-
стей капиталистического способа производства и буржуаз-
ных производственных отношений выступила противницей
рабства. Именно неприятие рабства, приверженность
принципу свободной. купли-продажи рабочей силы, а не
расовые предрассудки обусловили ее выступление против
плантационной системы. Что касается расизма американ-
ской буржуазии, то он явился тормозом на пути глубин-
ных демократических социально-политических преобразо-
ваний в США в последующий период.
Плоды революции
Историческое значение второй Американской революции
заключалось в сокрушении системы плантационного рабст-
ва и утверждении в США «чистого» буржуазного общества.
Подобно первой Американской революции, опа была не-
отъемлемой частью общеисторического процесса становле-
ния буржуазной общественно-экономической формации.
Как социально-политическая революция гражданская вой-
на решила свой первоочередной вопрос — о власти. В стра-
не утвердилось господство промышленной буржуазии.
Таким образом, в историческом развитии США под воз-
действием буржуазных революций дважды произошло
коренное изменение политической власти: война за неза-
висимость, разрушив колониальный режим, утвердила
господство буржуазно-плантационного блока, а граждан-
ская война закрепила «чистую» буржуазную диктатуру.
Вторая Американская революция состояла из двух эта-
пов: собственно гражданской войны (1861 —1865 гг.) и
Реконструкции (1865—1877 гг.). Двумя выдающимися
буржуазно-демократическими мерами гражданской войны
были акт об освобождении рабов, который Маркс охарак-
теризовал как «важнейший документ американской исто-
рии со времен основания Союза» 12°, и закон об использо-
вании западного земельного фонда для бесплатного наде-
ления мелкими участками переселенцев из восточных
штатов. В период Реконструкции были приняты поправки
80
к федеральной конституции, декларировавшие юридиче-
ское равенство негров США и предоставление им избира-
тельного права.
Задача Реконструкции, как подчеркивал У. 3. Фостер,
«была огромной по своему масштабу и единственной в
своем роде». Во время Реконструкции в мятежных южных
штатах была установлена военно-политическая диктатура
республиканской партии и ее союзников, целью которой
была практическая реализация буржуазно-демократиче-
ской программы революции. Объективно ее последова-
тельное и исчерпывающее воплощение сводилось к сле-
дующим пунктам: создание широкой организации для ока-
зания помощи освобожденным рабам в деле удовлетворе-
ния их неотложных экономических нужд; конфискация
имений плантаторов и раздел их между неграми и белыми
бедняками; предоставление неграм полного равноправия
в экономической, политической и общественной жизни, а
также в получении образования; наделение белых бедня-
ков землей и всеми политическими правами; перестройка
политической жизни в потерпевших поражение южных
штатах с целью создания условий, которые сделали бы не-
возможным возвращение к власти контрреволюционных
плантаторов 121.
Реконструкция, как и гражданская война, имела по-
настоящему крупные достижения, что обусловило буржу-
азно-демократический характер второй Американской ре-
волюции. Но вместе с тем в силу сложившейся расстанов-
ки классовых сил и типичной для всех буржуазных рево-
люций классовой ограниченности гражданской войне и
Реконструкции присущи серьезные просчеты, компромис-
сы. Это обусловило глубокую противоречивость экономи-
ческих и социально-политических преобразований второй
Американской революции, породившую острейшие, до сих
пор не утихающие споры среди историков.
В американской буржуазной интерпретации итогов
гражданской войны и Реконструкции существуют две
традиции. Первая, консервативная, впервые получила
оформленное выражение в работах историков рубежа XIX
п XX вв. Дж. Барджеса122 и особенно У. Даннинга123.
Влияние последнего выразилось в возникновении «школы»
Даннинга, сохранившей свое значение по сегодняшний
день. Даннинг считал «ступенью в прогрессе американской
нации» только восстановление единства США и в самом
общем виде освобождение рабов, все же важнейшие меро-
6 В. В. Согрин
81
приятия Реконструкции и особенно военно-политическую
диктатуру федерального правительства в южных штатах
изобразил как разнузданную оргию порочного триумвира-
та: «саквояжпиков» из республиканской партии, уничто-
живших гомруль на Юге и заменивших его господством
коррумпированных северо-восточных политиков и гене-
ралов; южной белой «мелюзги», вступившей в сотрудни-
чество с «саквояжпиками», и «варваров», черных амери-
канцев.
Историческое видение Даннинга и прежде всего его
эпигонов отмечено расизмом: неприемлемые для них сто-
роны Реконструкции, в первую очередь революционное
насилие, они приписывали «варварству» негров, их «не-
способности» к конструктивной политической линии124.
В действительности, как известно, насилие является не-
отъемлемой чертой всякой подлинной социально-полити-
ческой революции, и если Реконструкцию есть за что
упрекнуть в этом смысле, то отнюдь не за «избыток», а,
наоборот, за недостаток насилия в отношении рабовла-
дельцев.
Попытка «школы» Даннинга трактовать Реконструк-
цию как «диктатуру» «черных парламентов» несостоятель-
на и с элементарно фактической точки зрения. Предостав-
ление неграм вслед за освобождением избирательных прав
отнюдь не привело к преобладанию их представителей в
законодательных собраниях южных штатов. В момент вы-
боров в конституционные конвенты южных штатов, кото-
рые и должны были провести в жизнь мероприятия
Реконструкции, в качестве избирателей зарегистрирова-
лись 700 тыс. негров и 660 тыс. белых. Но только в одном
из 11 южных штатов, где была установлена военно-рево-
люционная диктатура федерального правительства, негры
оказались в большинстве среди делегатов Конституцион-
ного конвента. В 7 штатах черные американцы составили
менее V4 депутатов конституционных конвентов 125. Одна-
ко в глазах историков-расистов эти цифры приобрели мас-
штабы «господства черных» и «надругательства» над бе-
лой расой, зловещей «африканизации США».
Не выдерживает критики и попытка «школы» Даннин-
га обвинить революционные власти южных штатов в «бас-
нословной коррупции и расточительности». Задолженность
всех южных штатов за период Реконструкции возросла на
100 млн. долл., что было вызвано расходами па развитие
образования, социальное обеспечение, т. е. на создание
82
для бывших рабов элементарных условий существования.
Обвинение правительств Юга периода Реконструкции в
расточительстве приобретает откровенно демагогический
характер, если принять во внимание бюджетные дефици-
ты современного американского государства, возникающие
в результате действительно бессмысленных военных рас-
ходов.
Подход «школы» Даннинга получил в дальнейшем
развитие в работах А. Невинса, К. Бауэрса, Дж. Рэнделла,
Э. М. Каултер, Ф. Симкинса, Д. Доналда126. В Рекон-
струкции ими были выделены и противопоставлены друг
другу в качестве позитивной линии так называемая пре-
зидентская Реконструкция и негативной — политика ради-
кального крыла республиканской партии и конгресса
США.
Президентская Реконструкция связана с именем
Э. Джонсона, занявшего пост главы правительства США
после убийства в 1865 г. А. Линкольна. Согласно програм-
ме Э. Джонсона, освобожденные негры Юга не наделялись
никакими экономическими и политическими правами, осу-
ществление же Реконструкции передоверялось белым
южанам, лояльным по отношению к федеральному прави-
тельству. Все мятежники, признавшие уничтожение раб-
ства и принесшие присягу федеральному правительству,
восстанавливались в гражданских правах и правах собст-
венности (за исключением права собственности на рабов).
Осуществление Реконструкции объявлялось исключитель-
но прерогативой президента. Фактически программа
Джонсона, которой поют хвалу консервативные исто-
рики США, означала не только прекращение, но и пере-
смотр революционных преобразований гражданской вой-
ны в интересах южных плантаторов. Джонсон пытался
представить себя в качестве преемника Линкольна — эту
версию с удовольствием подхватила и консервативная ис-
ториография. В действительности представление о преем-
ственности программ Реконструкции А. Линкольна и
Э. Джонсона не имеет под собой основы, опирается лишь
на их внешнее сходство, совершенно не учитывает удиви-
тельной способности Линкольна эволюционировать влево
под давлением революционной целесообразности 127.
В 1867 г. революционная буржуазия США и конгресс
сумели нанести поражение президентской Реконструк-
ции и взяли курс на продолжение второй Американской
революции. Новая, радикальная Реконструкция, охватив-
6!
83
шая 1867—1877 гг., составила, как отмечал У. 3. Фостер,
«целую эпоху, которой негритянский народ и его белые
союзники имеют все основания гордиться» 128. Именно
радикальная Реконструкция, лишившая контрреволюци-
онные силы права выбирать и быть избранными и наде-
лившая весьма широкими для того времени политическими
и гражданскими правами бывших рабов, находится на
протяжении вот уже нескольких десятилетий под прице-
лом консервативной историографии США. Постепенно
огонь консервативной критики был перенесен с «варва-
ров» — негров па «циников» — белых республиканцев, ко-
торые-де пошли на продолжение революционных преобра-
зований не из-за принципиальных, а исключительно из-за
прагматических соображений, желая расширить свою мас-
совую опору за счет черных американцев и удержать та-
ким образом политическую власть.
В последнее десятилетие одним из главных «новшеств»
консервативной интерпретации становится тезис о том, что
в ходе гражданской войны южные плантаторы фактически
отказались от своих идеалов и были якобы готовы отречь-
ся от «прав штатов», аристократических принципов поли-
тического устройства, иерархических социальных устано-
вок. Более того, в работах ее представителей доказывает-
ся, что в широкой дискуссии о рабстве большинство план-
таторов зарекомендовали себя его противниками и готовы
были добровольно освободить черных американцев. Эту
концепцию особенно настойчиво развивали лауреат пре-
мии А. Невинса Дж. Роук и Э. Томас 129. Историческая
«вина» южных штатов сводится ими к заговору кучки фа-
натиков, сумевших чудесным образом отколоть от Союза
11 штатов, принять прорабовладельческую конституцию и
развязать войну, унесшую 600 тыс. жизней американцев
(причем северяне потеряли убитыми 360 тыс. человек).
Логика современных консервативных историков оче-
видна: если, как они доказывают, плантаторы «перероди-
лись» в годы гражданской войны, то тогда должна быть
заклеймлена как бессмысленная и преступная военно-ре-
волюционная диктатура радикальных республиканцев в
эпоху Реконструкции. «Випа» радикальных республикан-
цев приравнена, таким образом, к раскольническим дей-
ствиям фанатиков из руководства южной конфедерации.
Концепция Роука, Томаса и их последователей, в ко-
торой история, кроме всего прочего, предстает как поле
сражения политических лидеров, обремененных слепыми
84
страстями, противоречит фактам и исторической логике.
Она, например, оставляет без ответа вопрос: если планта-
торы-рабовладельцы согласились в ходе гражданской вой-
ны отречься от аристократического образа правления и
готовы были освободить рабов, то почему они так упорно
цеплялись за свои привилегии после окончания граждан-
ской войны, защищали их при помощи террора и почему
они вернулись к попыткам восстановления своего господ-
ства после окончания Реконструкции? Эта концепция, со-
вершенно очевидно, фальсифицирует причины происхож-
дения Реконструкции, характер конфликта Севера и Юга.
Следует отметить, что республиканская партия в кон-
це победоносной для нее гражданской войны была на-
строена весьма миролюбиво в отношении мятежников и
была готова восстановить их в гражданских правах. В этих
условиях всепрощения, восторжествовавшего в период
президентской Реконструкции (1865—1866 гг.), планта-
торы возмечтали о реванше, готовы были развязать вто-
рую гражданскую войну. Южные штаты отвергли 14-ю
поправку к федеральной конституции, уравнивавшую нег-
ров в политических правах с белыми, и вместо нее ввели
повсеместно так называемые «черные кодексы». Послед-
ние лишали негров избирательных прав, отказывали им
в юридическом равенстве. Неграм запрещалось вступать
в брак с белыми, выступать свидетелями по судебным
делам белых сограждан, занимать места присяжных засе-
дателей. Для черных американцев па Юге было введено
какое-то подобие крепостного права: им запрещалось по-
кидать своих хозяев, переезжать в другие места, белые
работодатели получили право наказания негров плетьми.
В 1866 г. сообщалось об убийстве тысяч негров в Мемфи-
се, Чарлстоне, Новом Орлеане. Режим «черных кодексов»
явно вел к восстановлению на Юге старого порядка.
В этих условиях радикальные республиканцы были вы-
нуждены пойти на продолжение революции якобинскими
методами, наделили негров более широкими, чем предпо-
лагалось раньше, гражданскими и политическими права-
ми и ввели в южных штатах военно-политическую дикта-
туру. Таким было происхождение радикальной Рекон-
струкции, которое ни в малейшей мере не согласуется с
концепцией консервативных историков о наличии «доб-
рой воли» у бывших плантаторов.
В современной консервативной оценке итогов второй
Американской революции заметен голос школы «новой
85
экономической истории». Ее представители пытаются до-
казать, что гражданская война и Реконструкция не по-
влекли за собой обновления и тем более ускорения эконо-
мического развития нации, а, напротив, затормозили его.
До появления работ школы «повой экономической исто-
рии» было принято считать, что общая стоимость промыш-
ленной продукции в США с 1860 по 1870 г. увеличилась
с 1885 862 тыс. до 3 385 860 тыс. долл.130 Клиометристы
обратили внимание, что подобное увеличение стоимостного
выражения промышленной продукции было обусловлено
не приростом промышленного производства, а скачком
цен, послевоенной инфляцией. Обнаружив далее при по-
мощи компьютера некоторое падение производства про-
мышленной продукции (прирост 2% в год) и производи-
тельности труда (уменьшение на 13%) в послевоенный
период, Д. Норт, Т. Кохрэн, Дж. Тейлор, П. Темин и дру-
гие клиометристы выступили с сенсационным заявлением,
что гражданская война приостановила экономический
прогресс131.
Показывая некоторый спад промышленного производ-
ства после гражданской войны, клиометристы не сумели,
да и не могли раскрыть истинную суть этого явления, а
именно: подобные спады характерны для послевоенных и
послереволюционных эпох, а экономические плоды соци-
ально-политических революций «пожинаются» гораздо
позднее их свершения. Их попытки судить об экономиче-
ской «пользе» социальной революции по ее «горячим сле-
дам» наивны, а заключенное в подтексте их рассуждений
предположение, что экономический прогресс осуществлял-
ся быстрее в условиях сосутцествования капитализма и
рабства, просто реакционно. Говоря о новейших «достиже-
ниях» буржуазных клиометристов, уместно и очень акту-
ально напомнить высказывание В. И. Ленина об амери-
канской гражданской войне: «В 1870 году Америка в
некоторых отношениях, если взять только «разрушение»
некоторых отраслей промышленности и народного хозяй-
ства, стояла позади 1860 года. Но каким педантом, каким
идиотом был бы человек, который на таком основании
стал бы отрицать величайшее, всемирно-историческое,
прогрессивное и революционное значение гражданской
войны 1863—1865 годов в Америке!» 132
Онтологическая и гносеологическая несостоятельность
подхода школы «новой экономической истории» к итогам
второй Американской революции дополняется, мягко го-
86
воря, недобросовестным обращением со статистическими
данными. Клиометристы закрывают глаза на цифры, де-
монстрирующие вопреки их схеме стремительный рост
многих показателен промышленного развития США сразу
после окончания революции. Взяв в свои руки политиче-
скую власть, промышленная буржуазия США защитилась
при помощи высоких тарифов от иностранной конкурен-
ции, начала активно осваивать природные богатства Юга.
Это повлекло создание множества новых фабрик и заво-
дов, рост сети железных дорог, увеличение численности
пролетариата. Число промышленных рабочих возросло с
1860 по 1870 г. более чем вдвое — с 1 311 тыс. до 2 733 тыс.
человек. В 1862 г. было начато, а в 1869 г. закопчено стро-
ительство первой трансконтинентальной железной дороги
«Юнион пасифик» 133. Стоимость произведенных сельско-
хозяйственных машин возросла с 1859 по 1869 г. втрое
(с 17,6 млн. до 52 млн. долл.). Добыча каменного угля
выросла с 1860 по 1874 г. с 9 057 тыс. до 30 733 тыс. т, а
выплавка чугуна — с 920 тыс. т в 1860 г. до 2 855 тыс. т
в 1872 г.134 Пока это было стремительное развитие капи-
тализма «вширь», но не за горами было и резкое ускорение
роста производительности труда, концентрации и центра-
лизации капитала, создание предпосылок для перехода ка-
питализма в высшую, монополистическую стадию.
Сравнение итогов промышленного развития Соединен-
ных Штатов, взятых в их совокупности, с выкладками бур-
жуазных клиометристов свидетельствует, что обращение
историка к самому современному компьютеру не может
отменить методологического принципа, сформулированно-
го В. И. Лепиным в работе «Статистика и социология»:
«Факты, если взять их в их целом, в их связи, не только
«упрямая», по и безусловно доказательная вещь... Необ-
ходимо брать пе отдельные факты, а всю совокупность
относящихся к рассматриваемому вопросу фактов...» 135
В отличие от консервативных историков представители
критического направления в буржуазной историографии
признают обновляющее воздействие гражданской войны и
Реконструкции на историческое развитие США. Это осо-
бенно характерно для классиков «прогрессистской» шко-
лы — супругов Бирдов и А. Шлезингера-старшего. Бирды
одними из немногих среди буржуазных историков США
приблизились к пониманию природы социально-политиче-
ской революции: главными в ней признавались вопросы о
власти, смена господства одного класса другим (в случае
87
Гражданской войны — плантаторов-рабовладельцев про-
мышленной буржуазией), изменение отношений собствен-
ности 136. Бирды сознательно отказались писать историю
гражданской войны как военную историю. Типичному для
традиционной буржуазной историографии описанию воен-
ных походов, наступлений и отступлений, драматических
сражений они демонстративно предпочли анализ социаль-
ного законодательства, межпартийных и внутрипартийных
размежеваний, состояния промышленности, транспорта,
сельского хозяйства. Имея в виду главный итог граждан-
ской войны — отмену рабства, Бирды обращали внимание
не столько на его этическую сторону, сколько на заклю-
ченный в нем факт экспроприации «живой» собственно-
сти плантаторов-рабовладельцев на сумму 4 млрд. долл.
Исследователи характеризовали его как революционную,
беспрецедентную конфискацию «в истории англосаксон-
ского права» 137.
Бирды признавали ограниченный характер граждан-
ской войны как социальной революции: она освободила
негров без земли, обрекла их тем самым на нищету, уни-
женное экономическое, социальное и политическое суще-
ствование 138. Показательно, что Бирды, называя граждан-
скую войну социальной революцией, ни разу не употреби-
ли в отношении ее термин «демократическая».
Л. Шлезингер-старший, как и Бирды, доказывал, что
гражданская война и Реконструкция привели к радикаль-
ным социально-экономическим последствиям: превратили
южные штаты из «полуфеодального общества... основы-
вавшегося на рабском труде, в современное общество с
промышленностью, основанной на свободном труде», зада-
ли невиданный темп развитию промышленности и транс-
порта, заслуживающему определения «экономической ре-
волюции», сыграли решающую роль в превращении США
из аграрной нации в индустриальную, наконец, перетрях-
нули всю социальную структуру страны139. Шлезингер-
старший не закрывал глаза па незавершенность второй
Американской революции, в частности подчеркивая, что
радикальные республиканцы практически отказались от
конфискации плантаторских земель и широкого преследо-
вания тех, кто сопротивлялся наделению негров полити-
ческими правами.
Основателям «прогрессистской» школы вместе с тем
были присущи серьезные недостатки в изучении второй
Американской революции. Прежде всего они не смогли
88
дать сколько-нибудь удовлетворительной картины расста-
новки классовых сил и классовой борьбы в эпоху граж-
данской войны и Реконструкции. Фактически они отказа-
лись от раскрытия роли негритянского народа, в том чис-
ле восстаний негров-рабов, в революционных преобразо-
ваниях. Последующее развитие критического направления
в буржуазной историографии заключалось прежде всего в
преодолении этого недостатка.
Интерес к ведущей роли негритянского народа в соци-
ально-политических преобразованиях гражданской войны
и особенно Реконструкции оказался в центре внимания
таких исследователей, как X. М. Бонд, Г. Бил, О. Синглэ-
тэри, Дж. Вильямсон, А. Маккарти, Л. Реддик и др.140
Особенно заметный вклад в изучение роли негритянского
народа в событиях революции внес выдающийся негри-
тянский ученый У. Дюбуа, приблизившийся к марксист-
скому пониманию истории 141.
Вряд ли вызывает удивление, что история негритян-
ского народа США эпохи второй Американской револю-
ции, как и влияние последней на судьбы черных амери-
канцев, оказалась в центре внимания либеральных и ради-
кальных историков Соединенных Штатов в 60-е годы, в
десятилетие активной борьбы за гражданские права нег-
ров, вошедшее в исторические анналы, как уже отмеча-
лось, как «вторая американская Реконструкция». Взгляд
на эпоху гражданской войны и Реконструкции с позиций
современных задач борьбы за гражданские права черных
американцев привел к оформлению среди части либераль-
ных и радикальных авторов гиперкритического подхода.
Если консервативные авторы критиковали республикан-
скую партию за то, что опа потопила в крови «позитив-
ные» мотивы и благие намерения южан, то либеральные и
радикальные буржуазные историки критикуют Линколь-
на и левое крыло республиканцев за то, что они не были
настойчивы и честны в своей политике.
Началом современной критики преобразований второй
Американской революции «слева» можно считать статью
выпускника Стэнфордского университета Дж. С. Розен-
берга. 60-е годы обнаружили, утверждалось в статье, что
черным американцам пришлось начинать борьбу за граж-
данские права с нуля, ибо они не могли опереться па плат-
форму «зряшной» гражданской войны и Реконструк-
ции 142. Статья Розенберга прозвучала своего рода прелю-
дией к целой серии работ, поставивших под сомнение
89
искренность преобразовательных намерений Линкольна и
республиканской партии. Определенные успехи Рекон-
струкции, пробуждение от рабства и духовный подъем
негритянского народа объявляются в этих работах резуль-
татом героических усилий самих черных американцев,
действующих изолированно от белых «прагматиков» 143.
Большую известность приобрела монография Л. Лит-
вака, удостоенная в 1980 г. премии Пулитцера. На основе
множества разнообразных источников, исходящих по пре-
имуществу от бывших рабов, черных активистов, Литвак
показал духовный подъем негритянского народа после
окончания гражданской войны. Однако белые американцы
у него совершенно отстранены от этого процесса. Литвак,
видимо, не случайно заканчивает свое исследование
1867 г., когда на авансцену Реконструкции вышли ради-
кальные республиканцы, добившиеся принятия ряда демо-
кратических законов.
Значение названных работ состоит в том, что они рас-
ширяют представления о роли негритянского парода во
второй Американской революции и продолжают исследо-
вательскую линию, начатую знаменитой монографией
У. Дюбуа о черной Реконструкции 144, увидевшей свет еще
в 1935 г. Однако они не могут служить надежной основой
для исторического синтеза. Гиперкритический метод в
изучении Реконструкции не историчен в той же мере, что
и некритический. Нельзя предъявлять гражданской войне
и Реконструкции требования, которые объективно были
неосуществимы в тех условиях, не были заложены в их
«генетическом коде». Увлечение ретроспективной оценкой
эпохи гражданской войны и Реконструкции может привес-
ти к искажению принципа историзма, умалению конкрет-
но-исторических достижений второй Американской рево-
люции, создавшей платформу для последующей борьбы за
права негритянского парода США.
У. Фостер суммировал позитивные результаты Рекон-
струкции следующим образом: «Съезды и законодательные
собрания периода Реконструкции включили в конституции
и кодексы законов южных штатов много конструктивных
положений. В числе наиболее важных положений такого
рода были всеобщее избирательное право для мужчин,
гражданское равноправие, создание государственной
школьной системы и допуск негров во все учебные заведе-
ния, предоставление новых прав женщинам (развод, пра-
во владеть собственностью и т. д.), система обеспечения
90
престарелых, более демократическая налоговая система с
увеличением обложения богачей, содействие железным
дорогам и т. д. В числе важных мероприятий была отмена
«черных кодексов», старых законов времен рабства, расо-
вой дискриминации и сегрегации, отмена тюремного за-
ключения за долги, порки у позорных столбов, колодок и
других варварских наказаний, ликвидация системы пео-
ната на плантациях, отмена имущественного ценза для
участия в выборах, уничтожение дискриминации против
евреев, сокращение числа преступлений, за которые пола-
галась смертная казнь, с двадцати до двух-трех. Предста-
вительство штатов в конгрессе было пересмотрено в соот-
ветствии с численностью населения, а не с количеством
собственности, причем те, кто голосовал в свое время за
отделение от Союза, были лишены права голоса» 145.
Как видно, перечень буржуазно-демократических ново-
введений революционной эпохи, в том числе Реконструк-
ции, сам по себе весьма внушителен. Другое дело, что ре-
волюционная эпоха сменилась в 1877 г. своеобразным
периодом термидора, когда многие завоевания Реконструк-
ции на Юге были уничтожены. Либеральные и радикаль-
ные критики Реконструкции доказывали, что их круше-
ние было предопределено прагматизмом республиканских
лидеров, которые-де с самого начала революции боролись
не за принципы, а за власть. Указывалось, например, что
14-я поправка к федеральной конституции, декларировав-
шая свободное пользование всеми американцами, в том
числе и неграми, политическими правами, в действитель-
ности предназначалась для защиты свободной от государ-
ственных ограничений деятельности предпринимателей.
Насколько обоснованны подобные обвинения?
При анализе позиций республиканской партии в эпоху
гражданской войны необходимо учитывать, что ее мотивы
претерпели в своем развитии весьма сложную эволюцию.
Когда республиканская партия была создана летом—
осенью 1854 г., у ее истоков, отмечает советский исследо-
ватель С. А. Поршаков, «стояли, как правило, наиболее
последовательные противники рабства...» 146. Постепенно
в пей оформилось несколько течений, во главе партии
оказалась умеренная группировка А. Линкольна. Отличи-
тельной, если не главной чертой Линкольна как лидера
партии являлось умение внять требованиям революции,
перейти с жирондистских на якобинские позиции. После
гибели Линкольна па ведущие позиции в партии выдвипу-
91
лись радикальные республиканцы во главе с Т. Стивен-
сом ц Ч. Самнером. Благодаря их самоотверженным уси-
лиям оказался возможным переход к радикальной Рекон-
струкции в южных штатах. В годы гражданской войны и
Реконструкции всевозрастающую роль в коалиции респуб-
ликанской партии играли негры. Блок белых радикальных
республиканцев и освобожденных негров создал основы
для широких общественных преобразований на Юге.
По мере успехов Реконструкции и упрочения власти
буржуазии па ведущие позиции в республиканской партии
выдвинулись предприимчивые дельцы типа Дж. Блейна,
готовые ради сохранения высоких должностей на самые
беспринципные компромиссы. Делом их рук явился и ци-
ничный компромисс 1877 г., когда консервативные рес-
публиканцы, окончательно утвердившиеся в руководстве
партии, в ответ па согласие демократов подтасовать ито-
ги президентских выборов объявили о прекращении Рекон-
струкции. После этого на Юге был открыт путь термидо-
ру, уничтожению демократических завоеваний Реконст-
рукции. Но обвинять в их крахе радикальных республи-
канцев было бы не меньшей ошибкой, чем, скажем,
возлагать на деятелей якобинской власти вину за круше-
ние многих достижений Французской буржуазной револю-
ции конца XVIII в., происшедшее уже в период наполео-
новской империи и Реставрации.
Наряду с направлениями, критикующими вторую Аме-
риканскую революцию «справа» и «слева», в буржуазной
историографии гражданской войны и Реконструкции суще-
ствует и третье течение, которое можно назвать буржуаз-
но-объективистским. Его подход основан на ветхозаветном
рапкеанском принципе выявления и фиксации событий
так, «как они были». На первый взгляд объективистское
направление, ведущие позиции в котором сегодня занима-
ют К. Стэмп, Э. Маккитрик, Дж. и Л. Кокс, Дж. Макфер-
сон, Г. Трефус, Г. Белз 147 и др., придерживается золотой
середины в сравнении с другими буржуазными направле-
ниями. Однако при всей внешней объективности подход
этого направления к событиям гражданской войны и Ре-
конструкции представляет разновидность апологетической
интерпретации, игнорирующей классовую направленность,
обусловленность и ограниченность событий второй Амери-
канской революции.
Анализ буржуазно-объективистского направления по-
казывает, что далеко не всякий отказ от рассмотрения про-
92
шлого с позиций современности расширяет возможности
научного постижения смысла истории. Научное постиже-
ние прошлого страдает, когда при его объяснении механи-
чески используют современные понятия и оценки. В этом
случае, как показывает опыт либерально-радикальной
интерпретации гражданской войны и Реконструкции,
утрачивается конкретно-исторический смысл того или ино-
го явления прошлого. Познание прошлого страдает и тог-
да, когда, как это имеет место в случае с консервативными
критиками гражданской войны, его используют для оправ-
дания текущих задач господствующего класса. Но ретро-
спективный взгляд на прошлое способствует постижению
научной истины, если исследователь, опираясь на принцип
конкретно-исторического его рассмотрения, стремится в
то же время проследить последующую судьбу явлений
прошлого, учитывает, как раскрылась их сущность в дли-
тельной исторической эволюции.
Подобный ретроспективный взгляд на прошлое, диа-
лектически сочетающий историзм и классовый подход,
присущ марксистской исторической науке. Высоко оцени-
вая, как было показано, буржуазно-демократические пре-
образования гражданской войны и Реконструкции, исто-
рики-марксисты в то же время не могут абстрагироваться
от того факта, что в будущем в США оказался возможным
пересмотр итогов революции и что негры, как подчерки-
вал Г. Аптекер, подвергались «сверхэксплуатации и осо-
бым формам угнетения» и после гражданской войны, в
рамках «чисто» буржуазного общества 148. Причина этого
заключается в том, что гражданская война и Реконструк-
ция, будучи буржуазно-демократической революцией,
смогли покончить только с формальным неравенством, но
были не в состоянии устранить фактическое неравенство,
которое и создавало в будущем почву для расизма и расо-
вого угнетения. Декларации 1863 г., как отмечал Гене-
ральный секретарь Компартии США Г. Холл, было не под
силу уничтожить расовое угнетение, которое принадлежит
к неискоренимым консервативным традициям американ-
ского капитализма 149. Конечно, нет оснований оспаривать
положения Г. Белза, представителя буржуазно-объекти-
вистского направления, о том, что уничтожение рабства и
предоставление неграм избирательных прав было глубоко
прогрессивной мерой 15°, по ограничиться только этой сен-
тенцией, как это делает Белз, значило бы с марксистской
точки зрения отказаться от раскрытия корней живучести
93
расизма в США, которые отражают классовую ограничен-
ность второй Американской революции.
Объяснение незавершенности демократических начина-
ний революции заключено как в ее классовой ограничен-
ности, так и в конкретной расстановке классовых сил эпохи
гражданской войны и Реконструкции. Их анализ пред-
ставляет самое слабое место буржуазных концепций. Зато
он выступает в качестве отличительной черты историко-
материалистической интерпретации.
Движущей силой гражданской войны и Реконструкции
были рабочие, фермерство и негритянское население. До-
ведение до конца буржуазно-демократических задач зави-
село от степени их политической активности и сознатель-
ности. Ведущая роль рабочих в победоносном исходе граж-
данской войны неоспорима. Достаточно указать на тот
факт, что они составляли 38% армии северян и наряду с
фермерами и неграми выступили в качестве массовой опо-
ры партии Линкольна. Не преуменьшая заслуг рабочего
движения в борьбе с плантационным рабством, следует
указать в то же время на черты, ослабившие давление па
республиканскую партию и промышленную буржуазию
«снизу» и, как результат, ограничившие возможности глу-
бинных демократических преобразований в США.
Рабочее движение США рассматриваемого периода су-
щественно отставало от передовых отрядов европейского
пролетариата. Если, например, французские рабочие уже
в 1871 г. шли на «штурм неба», то американский проле-
тариат удовлетворялся борьбой за непосредственные эко-
номические интересы. В США отсутствовало как массовое
рабочее движение, так и его политический авангард —
социалистическая партия (немногочисленный отряд аме-
риканских марксистов состоял из вчерашних немецких
иммигрантов, не пользовавшихся влиянием среди рабо-
чих). В результате «рабочее движение оказалось не в со-
стоянии четко определить интересы рабочего класса в этой
сложной обстановке» 151. Хотя большая часть пролетариа-
та на выборах 1860 г. поддерживала Линкольна, «значи-
тельное число рабочих все еще находилось под влиянием
Демократической партии» 152. Их поддержка демократиче-
ской партии объяснялась тем, что последняя в момент воз-
никновения в 20-е годы XIX в. сумела при помощи реформ
Э. Джэксона завоевать реноме «рабочей» среди широких
слоев пролетариата. В 40—50-е годы демократы претерпе-
ли серьезную эволюцию, перейдя на прорабовладельческие
94
позиции, по в сознании части рабочих, в первую очередь
иммигрантов, слабо ориентировавшихся в меняющейся
американской действительности, они оставались партией
Джэксона.
На позициях рабочих отрицательно сказывалась клас-
совая ограниченность буржуазных аболиционистов. Боль-
шинство их, решительно осуждая рабство, ничего не име-
ли против эксплуатации труда капиталом, были глухи к
требованиям пролетариата 153. Рабочие в ответ осуждали
аболиционистов как «агентов капитала», а некоторые под-
давались па демагогические рассуждения рабовладельцев
о том, что освобождение негров вызовет «черное нашест-
вие» на северо-восточный рынок труда и подорвет эконо-
мические позиции пролетариата 154. В период гражданской
войны, когда рабочие вынуждены были вести борьбу на
два фронта, сражаясь в армии федерального правительства
в южных штатах и участвуя в забастовочных боях против
капитала в северо-восточных штатах, буржуазия шла на
широкое использование в качестве штрейкбрехеров негров,
что приводило неоднократно к столкновениям между бе-
лыми и черными рабочими. Капитал сознательно вносил в
рабочее движение расизм (как «белый», так и «черный»),
что ослабляло возможности борьбы за буржуазно-демокра-
тические преобразования в антирабовладельческой рево-
люции. На буржуазно-демократических преобразованиях
периода Реконструкции не могло не отразиться фактиче-
ское отсутствие промышленного пролетариата на Юге.
Неразвитость в США в революционную эпоху массового
рабочего движения, неоформленность идейно-политических
позиций пролетариата резко ограничили давление на рес-
публиканскую партию «снизу» и ослабили возможности
закрепления буржуазно-демократических преобразований
гражданской войны и Реконструкции. Некоторые акты
революции, в том числе самые важные, в их практическом
воплощении подверглись искажению, означавшему отход
от их первоначального смысла. В качестве примера можно
привести судьбу гомстед-акта 1862 г., второго наряду
с прокламацией об освобождении рабов выдающегося бур-
жуазно-демократического закона гражданской войны.
По закону о гомстед-акте каждый гражданин США в
возрасте от 21 года, не воевавший на стороне Юга, мог
получить от федерального правительства участок земли
размером до 160 акров с уплатой символического регист-
рационного сбора в 10 долл. Этот акт, казалось бы, озна-
95
чал полный триумф демократического, фермерского пути
в развитии капитализма США, который не смог утвердить-
ся в ходе революции XVIII в. Однако на практике про-
мышленная буржуазия, прежде всего железнодорожные
корпорации, сумела найти многочисленные лазейки для
приобретения львиной доли свободных земель. И хотя с
1863 по 1900 г. па Среднем и Дальнем Западе за мелкобур-
жуазными и неимущими переселенцами было закреплено
более 450 тыс. земельных участков 155, крупный капитал,
который формально не имел права доступа к этим терри-
ториям, сумел пожать больший земельный «урожай».
О торжестве «американского» пути в развитии капита-
лизма в сельском хозяйстве можно говорить применитель-
но к восточным (это результат еще первой Американской
революции), западным штатам и только отчасти к южным.
В «черном поясе» южных штатов фермерский, «американ-
ский» путь сосуществовал с «сильными элементами более
консервативного и даже реакционного типа буржуазного
развития» 156. Американские рабы, подобно русским кре-
постным крестьянам в 1861 г., были освобождены без зем-
ли, что обрекло их на нищенское существование в качест-
ве арендаторов бывших плантаторов. Хотя закон о кон-
фискации собственности мятежников 1862 г. предоставлял
правительству США широкие возможности для наделения
бывших рабов и белых бедняков землей на Юге, феде-
ральные власти даже не попытались использовать их.
Аграрный вопрос революционной эпохи в последние
годы выдвинулся на одно из ведущих мест в буржуазной
исторической науке. Топ задали представители «повой эко-
номической истории» С. Де Канио и Р. Хиггс 157, которые,
опираясь на методологию неоклассической буржуазной
политэкономии, доказывали, что экономическое развитие,
освобожденное после Реконструкции от вмешательства
федеральных властей, предоставляло неграм «равный с бе-
лыми шанс на процветание и успех». Де Канио, исполь-
зуя клиометрические методы, попытался поразить вообра-
жение читателя сенсационными выкладками типа той, что
якобы доходы черных американцев в последней трети
XIX в. удвоились и па 30% опережали рост общенацио-
нального дохода за эти годы. Идиллические выводы Де
Канио и Хиггса подверглись, однако, аргументированной
критике со стороны большого круга историков, среди кото-
рых необходимо выделить Р. Рэнсома п Р. Сатча, Д. Манд-
ла, Д. Уинера 158.
96
Рэнсом и Сатч, основываясь на количественных мето-
дах исследования, показали, что типичный черный арен-
датор послереволюционного периода, не дождавшийся от
радикальных республиканцев желанных «сорока акров и
мула», был порабощен изощренными и жестокими мето-
дами экономической эксплуатации со стороны бывших
плантаторов-рабовладельцев и новых, капиталистических
эксплуататоров Юга. Мандл (последователь Дженовезе)
привел данные, свидетельствующие, что возрождение си-
стемы плантаторского господства основывалось и па вне-
экономических формах принуждения, которые тормозили
капиталистическое развитие Юга, постоянно углубляли
деградацию его аграрной экономики, остававшейся по сво-
ему характеру плантаторской вплоть до 50-х годов XX в.
Близок к концепции Мапдла Дж. Уппер, утверждающий,
что гражданская война и Реконструкция только модифи-
цировали, но не изменили плантационную систему, прочно
подчинившую Юг, как считает автор, «прусскому пути
развития». Этот путь основывался па полуфеодальных
формах эксплуатации черных американцев, которые, поле-
мизирует Уинер с Де Канио, несколько улучшив свое
положение к концу XIX в., тем не менее в 1900 г. имели
доход, составлявший лишь !/з дохода «среднего белого
американца» 159.
Гражданская война и Реконструкция означали завер-
шение эпохи буржуазных революций в США. При всей
индивидуальности и специфике ей были присущи законо-
мерности и черты, общие для всемирно-исторического про-
цесса становления капиталистической общественно-эконо-
мической формации. Апологетическая теория «американ-
ской исключительности» не может освободить от этих зако-
номерностей прошлое США, иначе как перечеркивая сами
революции, объявляя их или «консервативными», или
«бессмысленными». Однако две Американские революции
одним фактом своего существования, уничтожения коло-
ниальной зависимости, феодалыто-аристократических пе-
режитков и иерархического рабовладельческого общества
доказывают мистификаторский характер апологетических
построений. Они подтверждают единство всемирно-истори-
ческого процесса, наличие общих закономерностей смены
и становления общественно-экономических формаций, ко-
торые в полной мере раскрываются при историко-материа-
листическом анализе.
7 В. В. Согрив
Глава 2 РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ ЗА 200 ЛЕТ:
СОЦИАЛЬНОЕ СОГЛАСИЕ
ИЛИ КЛАССОВАЯ БОРЬБА?
Об общем и особенном в рабочем движении США
Завершение второй Американской революции не исчерпа-
ло антагонистических классовых конфликтов в США. Бур-
жуазия, утвердившая в результате двух революций свое
классовое господство, была поставлена объективным ходом
истории перед необходимостью его защиты от бывшего
союзника в борьбе с рабовладельцами — рабочего класса.
Резкое ускорение, как следствие победоносной эпохи бур-
жуазных революций, промышленного развития означало и
ускорение формирования промышленного пролетариата.
Последняя четверть XIX в. ознаменовалась формировани-
ем в США массового рабочего движения, общенациональ-
ных профсоюзных объединений, успехами идей социализ-
ма, раскрывшимися в наиболее полной мере в два после-
дующих десятилетия. «Социальный вопрос», как часто на-
зывали в ту пору антагонизм между трудом и капиталом,
выступил во весь рост.
Необходимо отметить, что конфликт труда и капитала
оказывал влияние на ход американской истории и до граж-
данской войны. Как показано в монографии известного
американского историка-марксиста Ф. Фонера, ростки
классовой самостоятельности рабочих прослеживаются еще
в период Американской революции XVIII в1. А в конце
этого столетия в США отмечены первые забастовочные
выступления рабочих: в 1786 г. забастовали печатники
Филадельфии, в 1791 г. их примеру последовали плотни-
ки, в 1795 г. — матросы. С этого времени забастовки аме-
риканских рабочих становятся обычным явлением. С 1792 г.
в США создаются профессиональные рабочие союзы.
В начале XIX в. в различных городах уже существовали
тред-юнионы сапожников, портных, печатников, мебель-
щиков, плотников. Хотя первые тред-юнионы были в своем
большинстве недолговечны, они сумели добиться серьезных
успехов: к началу англо-американской войны 1812 г.
некоторые из них утвердили принципы коллективного до-
98
говора и «закрытой мастерской» (найма одних членов
профсоюза), минимума заработной платы. В 1834 г. в
Линне и Лоуэлле (штат Массачусетс) прошли первые
забастовки трудящихся женщин, в 1836 г. возник первый
женский профсоюз, объединивший 2500 работниц. В это
же время, в 1834 г., образовался первый Национальный
союз тред-юнионов. Он развернул активную борьбу за
10-часовой рабочий день.
Следующим важным шагом молодого американского
рабочего движения стало вовлечение его в политическую
борьбу. Первая американская рабочая партия была обра-
зована в Филадельфии еще в 1828 г., раньше, чем в евро-
пейских странах. Затем это движение распространилось
на север, запад и юг страны (в Делавэре в 1830 г. рабочие
избрали 13 из 18 должностных лиц городка Вилмингтон).
За пять лет, начиная с филадельфийского «почина», рабо-
чие партии возникли в 61 торговом и промышленном го-
роде2.
Важным стимулом пробуждения сознательности аме-
риканских рабочих являлось их участие в движении уто-
пического социализма, пустившем корни в США в 30—
40-е годы. Американский утопический социализм питался
идеями Оуэна и Фурье, но и сам при этом выдвинул ряд
замечательных лидеров, среди которых необходимо в пер-
вую очередь назвать Т. Скидмора и А. Брисбейна. Утопи-
ческий социализм в США при всех присущих ему недо-
статках, как справедливо подчеркивал Ф. Фонер, имел
важное значение в период формирования американского
рабочего движения. «Эпоха утопического социализма не
уничтожила капиталистическое зло в Америке, как не уда-
лось это утопистам и в европейских странах. Но утописты
заставили рабочих задуматься над необходимостью найти
выход из положения, при котором миллионы людей голо-
дали среди изобилия, а тысячи жили в роскоши и богат-
С1ве, полученном от труда десятков тысяч рабочих» 3, —
писал он.
Опыт американского рабочего движения периода бур-
жуазных революций продемонстрировал многочисленные
образцы экономической, политической и даже идеологиче-
ской борьбы трудящихся против капитала; он содержит
важные аргументы для критики теории «американской
исключительности». Но в силу самих закономерностей эпо-
хи буржуазных революций конфликт между трудом и
капиталом еще не выдвинулся на авансцену американской
7*
99
истории, где доминировала революционная борьба против
колониального гнета и плантационного рабства.
Стремительная концентрация, централизация и начав-
шаяся монополизация капитала в послереволюционную
эпоху имели наряду с другими важнейшими последствия-
ми завершение процесса классообразования в США. В ка-
нун гражданской войны среди важных особенностей США
К. Маркс отмечал неразвитость классов и классовых деле-
ний: «...классы хотя уже существуют, по еще не отстоя-
лись и в беспрерывном движении постоянно обновляют
свои составные части и передают их друг другу...» 4. А че-
рез 10 лет после окончания гражданской войны и Рекон-
струкции Э. Маркс и Э. Эвелинг, посетив США, писали:
«В Америке... различие между классом капиталистов и
рабочим классом... выражено самым отчетливым и беском-
промиссным образом... На одном конце социальной лест-
ницы — миллионер, открыто и безжалостно сокрушающий
конкурентов... На другом конце — беззащитный голодаю-
щий пролетарий... Действительное деление общества на два
класса рабочих и капиталистов... в Америке бросается
прямо в глаза... Капиталистическая система прибыла сюда
как готовый продукт и со всей присущей ей грубой бес-
церемонностью ставит каждого в известность, что совре-
менное общество состоит из двух классов и что эти классы
враждебны друг другу» 5.
Именно к этому периоду относятся возникновение в
США массового национального рабочего движения, дея-
тельность прочных общенациональных профсоюзных объ-
единений, общенациональные забастовочные бои промыш-
ленного пролетариата, распространение идей научного
социализма среди коренных рабочих, образование и успеш-
ная политическая борьба массовой социалистической пар-
тии. Новые качественные характеристики были присущи
каждой форме классовой борьбы пролетариата — экономи-
ческой, политической, идеологической.
Среди тенденций американского профсоюзного движе-
ния послереволюционных десятилетий выделяется боевой
юнионизм, нашедший воплощение в деятельности Ордена
рыцарей труда периода расцвета и АФТ начального этапа
существования, Американского союза железнодорожных
рабочих, Западной федерации горняков, «Индустриальных
рабочих мира». Новый этап в развитии профсоюзного дви-
жения начался с деятельности Рыцарей труда, выступив-
ших в 70—80-е годы в качестве первой национальной
100
организации, созданной американским рабочим классом в
целом. Главное отличие Рыцарей труда от тред-юнионов
предшествующего периода заключалось в том, что они пре-
одолели цеховую замкнутость, ограничивавшую профсоюз-
ное движение небольшим кругом квалифицированных ра-
бочих и отдававшую большую часть пролетариата на про-
извол капиталистической эксплуатации. Орден не только
пропагандировал, по и впервые в США в масштабе нации
утвердил па практике идею производственных профсоюзов,
явившись в этом смысле основателем и предтечей всего
будущего американского индустриального юнионизма.
Рыцари труда не только нанесли удар по предрассудкам,
разделявшим квалифицированных и неквалифицирован-
ных рабочих, но и снесли барьеры внутри американского
пролетариата, разграничивавшие его по всем другим при-
знакам: между коренными рабочими и иммигрантами, ра-
бочими разных национальностей и рас, мужчинами и жен-
щинами. Орден впервые дал возможность сотням тысяч
американских рабочих (его численность в период расцвета
превышала 700 тыс. человек6) осознать принадлежность
к единому классу, мощь организованного пролетариата.
Стремительный рост Рыцарей труда, а вместе с ними и
организованного рабочего движения объяснялся привер-
женностью ордена в лучшие годы своей деятельности так-
тике широкой стачечной борьбы. Тогда, как отмечал
У. Фостер, «руководители ордена «Рыцарей труда» отли-
чались боевым духом и растущей революционностью,
характерными для рабочих того времени» 7.
Лучшие черты и традиции Рыцарей труда были разви-
ты Американским союзом железнодорожных рабочих,
Западной федерацией горняков, «Индустриальными рабо-
чими мира» в эпоху перехода к империализму. Президент
США Г. Кливленд называл «удивительным» рост проф-
союза железнодорожных рабочих, вобравшего в себя в
1894 г., к моменту знаменитой пульмановской стачки,
150 тыс. членов. В том же году Кливленд жестоко подавил
пульмановскую стачку и разгромил сам профсоюз. Имен-
но после этих событий Юджин Дебс, руководитель желез-
нодорожных рабочих, решил связать свою судьбу с социа-
листическим движением. «Пламя от каждой взорвавшейся
бомбы и каждого ружейного выстрела,— вспоминал он,—
ярко освещало классовую борьбу. Это был мой первый
практический урок социализма в тот момент, когда я еще
не знал его по имени» 8.
101
На переломе веков одним из крупнейших союзов, орга-
низованных на производственных началах, была Западная
федерация горняков. Жестокие преследования ускорили
одобрение ею принципов социализма и независимых поли-
тических действий. На съезде 1902 г. федерация поста-
новила «признать принципы социализма без всяких огово-
рок». Эта резолюция была подтверждена в 1903 и 1904 гг.
«Мы рекомендуем социалистическую партию трудящимся
массам, — говорилось в постановлении съезда 1904 г.,—
как единственное орудие, посредством которого они смо-
гут добиться... полного освобождения от нынешней систе-
мы наемного рабства...» 9
Обозначившаяся на новом этапе тенденция соединения
массового рабочего движения с принципами социализма
раскрылась наиболее полно в деятельности «Индустриаль-
ных рабочих мира». Возникшие в 1905 г., они отразили
две объективные стороны американского рабочего движе-
ния: потребность вовлечения в профсоюзы огромной мас-
сы бесправных неквалифицированных рабочих и тягу
пролетариата к революционному социализму. Размах дея-
тельности ИРМ посеял страх среди буржуазии, мобилизо-
вавшей аппарат насилия для уничтожения радикального
профсоюзного объединения.
В начале XX в. в США оформляется и массовая поли-
тическая партия рабочего класса. Объединив в своих рядах
в момент возникновения в 1901 г. 10 тыс. человек, социа-
листическая партия через 10 лет насчитывала уже 150 тыс.
членов. Число голосов, собираемых неизменным кандида-
том партии на президентских выборах 10. Дебсом, увели-
чилось за этот же период с 96,918 почти до 1 млн. избира-
телей. Более тысячи депутатов-социалистов заседали в
законодательных собраниях штатов и городских муници-
палитетах.
Партия распространяла до 400 журналов и газет,
а тираж самой популярной среди них — «Эпил ту ризн»
достигал 500 тыс. экземпляров. Нейтрализация влияния
социализма потребовала от буржуазного государства
отказа от методов политической демократии и использова-
ния всей мощи аппарата насилия.
50-летний период рабочего движения США — от окон-
чания гражданской войны и Реконструкции до 20-х годов
XX в. — очень полно продемонстрировал подчиненность
классовых взаимоотношений общим закономерностям клас-
совой борьбы при капитализме. Не случайно он подвергся
102
наибольшим искажениям и замалчиванию в буржуазной
историографии.
В то же время один из нехитрых, но излюбленных при-
емов идеологов, следующих теории «американской ис-
ключительности», заключается в выпячивании таких
периодов рабочего движения США, когда его подчинен-
ность общим закономерностям классовой борьбы оказы-
валась как бы приглушенной, скрытой фактами частичной
стабилизации капитализма. В такие периоды, как правило,
расцветают всевозможные варианты теории «американ-
ской исключительности». Например, теоретические прин-
ципы висконсинской школы, главной выразительницы
в XX в. концепции «исключительности» американского
рабочего движения, приобрели закопченный вид в 20-е го-
ды, вошедшие в анналы официозной историографии США
как период «просперити».
Надежной основой научной критики апологетических
концепций висконсинской школы является объективная,
выверенная всей совокупностью исторических фактов рет-
роспектива американского рабочего движения. Подобный
ретроспективный взгляд обнаруживает, что в XX в. спады
американского рабочего движения перемежевывались с
подъемами, раскрывающими поступательный и прогрес-
сивный характер его развития, непримиримость и неунич-
тожпмость противоречия между трудом и капиталом. Яр-
кими примерами подъемов рабочего движения являлась
классовая борьба пролетариата США в 1917—1923 гг., в
30—40-е, 60-е годы.
После 1917 г. под благотворным воздействием Великой
Октябрьской социалистической революции в США произо-
шла дальнейшая радикализация массового рабочего движе-
ния. Рабочее движение активно поддержало план нацио-
нализации железных дорог, предложенный руководством
железнодорожных профсоюзов (резолюцию об установле-
нии «государственной собственности и демократического
контроля над железными дорогами» одобрила даже Аме-
риканская федерация труда). Среди профсоюзных акти-
вистов интенсивно обсуждались предложения о национа-
лизации угольных шахт, предприятий гидроэнергетики,
телеграфных и телефонных линий 10. Всеобщая стачка в
Сиэтле в феврале 1919 г., выдвинувшая лозунг «социали-
зации» промышленности и другие радикальные требова-
ния, вдохновлялась, по признаниям ее лидеров, «русским
примером». В рабочем движении вновь приобрела широ-
103
кую популярность идея создания независимой политиче-
ской партии пролетариата. Она получила практическое во-
площение после создания фермерско-рабочей партии
США. На волне революционного подъема оформилась
Коммунистическая партия Соединенных Штатов.
Яркие доказательства несостоятельности теории «аме-
риканской исключительности» заключены в практике ра-
бочего движения США 30-х годов. «Красное десятилетие»,
как называют в США 30-е годы, ознаменовано крахом
«чистого» и «простого» тред-юнионизма, образованием
мощного национального объединения производственных
профсоюзов, развитием новых боевых форм забастовочной
борьбы, возникновением в целом ряде штатов рабоче-фер-
мерских партий и движений за социализацию средств
производства и распределения. Что особенно важно, успе-
хи рабочего движения были достигнуты во многих случаях
под непосредственным руководством Коммунистической
партии, утвердившейся в качестве идейно-политического
лидера пролетариата США.
Прослеживаемые на протяжении всей истории США
боевые стачечные выступления, тенденции независимых
политических действий американского пролетариата и
соединения стихийного рабочего движения с социализмом
являются следствием антагонистического противоречия
труда и капитала, законов частнокапиталистического при-
своения прибавочной стоимости и эксплуатации, которые
действуют в США так же, как и в других капиталисти-
ческих странах. Исторические особенности развития аме-
риканского капитализма не могут отменить этих осново-
полагающих законов капиталистического способа произ-
водства, хотя могут определенным образом исказить и де-
формировать их проявление. Данная констатация заклю-
чает в себе принципиальное отличие историко-материали-
стического подхода к особенностям американского рабоче-
го движения от буржуазного.
Марксистско-ленинская историческая наука всегда уде-
ляла пристальное внимание фактору определенной отста-
лости американского рабочего движения, выражавшейся в
замедленном формировании классового самосознания тру-
дящихся США и отсутствии в течение длительного перио-
да американской истории массовой политической партии
пролетариата. При объяснении этого фактора важная роль
отводилась историческим особенностям развития как аме-
риканского капитализма, так и рабочего движения. Ана-
104
лиз классикой марксизма-ленинизма, исследовавших эти
особенности применительно к новому времени, сохраняет
актуальность и при рассмотрении рабочего движения США
новейшего периода, поскольку исторические корни его от-
сталости обнаруживают свое влияние и поныне.
В. И. Лепин лаконично сформулировал главную при-
чину отсталости рабочего движения США па домонопо-
листической стадии капитализма: «...это — давняя полити-
ческая свобода и необычайно выгодные, сравнительно с
другими странами, условия для развития капитализма
вглубь и вширь»11. Отсутствие в американском прошлом
феодализма как системы и распространение уже в эпоху
первой Американской революции основных буржуазно-
демократических прав и свобод на белое население осво-
бодили пролетариат США от необходимости прохождения
той «начальной школы» классовой борьбы, которая закла-
дывала фундамент революционных традиций пролетариата
европейских стран. Конечно, пролетариат США и в XIX в.
боролся за расширение буржуазно-демократических прав
и свобод, но объем стоявших перед ним в этом плане за-
дач был неизмеримо меньше, чем объем общедемократи-
ческих задач, стоявших перед русским, германским или
французским пролетариатом этого же периода. Здесь не
будет лишним отметить, что политические партии проле-
тариата европейских стран (за исключением Англии) воз-
никли и закалились в борьбе с феодальными и монархи-
ческими устоями, завоевании и защите республиканского
строя. Перед рабочим же движением и пролетарскими
партиями США никогда подобных задач не стояло, что
послужило серьезным препятствием формированию фунда-
мента революционного мировоззрения американского рабо-
чего класса.
Необходимо подчеркнуть, что факт отсутствия в аме-
риканском прошлом феодализма и воздействие этого фак-
та на судьбы рабочего движения стали предметом при-
стального внимания как марксистской, так и буржуазной
историографии. Однако анализ этого явления сопровож-
дается весьма различными выводами: если марксисты
обнаруживают оформление специфических черт американ-
ского рабочего движения еще в домонополистическую
эпоху, то буржуазные историки рассматривали и рассмат-
ривают отсутствие в историческом прошлом США фео-
дального наследия как перманентную причину невоспри-
имчивости Америки к социалистическим идеалам.
105
Л. Харц первым среди ведущих современных буржуаз-
ных идеологов США объявил социалистическую традицию
следствием не антибуржуазной, а антифеодальной борьбы,
продуктом не капиталистических, а феодальных об-
ществ 12. Рассмотрим этот вывод Харца, подхваченный всей
буржуазной историографией, подробнее.
Социалистические идеалы возникали как в буржуаз-
ных, так и в добуржуазпых, в том числе и в феодальных,
обществах. Они являлись следствием протеста против
угнетения человека человеком, экономического неравен-
ства, нищеты эксплуатируемого большинства и роскоши
паразитирующего меньшинства, т. е. их возникновение бы-
ло исторической закономерностью во всех обществах, осно-
ванных на частной собственности и угнетении человека
человеком. В добуржуазпых обществах и на ранней ману-
фактурной фазе капиталистических обществ социалисти-
ческие идеалы выступали в утопической форме, научный
же характер обрели в условиях зрелого капитализма. Та-
ким образом, оформление истинно полнокровной социали-
стической традиции вопреки концепции Харца возможно
именно в зрелых буржуазных, а отнюдь не в феодальных
обществах.
Необходимо вместе с тем учитывать, что классовое
сознание пролетариата зарождается еще в рамках феодаль-
ных обществ, в ходе борьбы за буржуазно-демократиче-
ские права и свободы. Свой первый, изначальный опыт
классовой борьбы пролетариат получил в сражениях с фео-
дальными институтами и пережитками; эти сражения
являлись как бы «подготовительным классом» для пере-
хода рабочего класса к выступлениям против капитализма.
Там, где пролетариат сталкивался с необходимостью
сокрушать феодальные устои или институты, как это бы-
ло, например, в России, Германии, Франции, Италии, он
получал благоприятные возможности для овладения азбу-
кой классовой борьбы. Перед пролетариатом США, фор-
мировавшимся в условиях буржуазной общественно-эконо-
мической формации, не стояло таких обширных общеде-
мократических задач. Это сказалось отрицательно на фор-
мировании классового самосознания пролетариата США,
определило (наряду с воздействием других факторов)
специфику американского рабочего движения, его извест-
ное отставание от европейского рабочего движения. Имен-
но специфику, но отнюдь не «исключительность», как
доказывал Харц. История не отменила классовых боев
106
пролетариата и социалистического движения в США, вы-
званных к жизни антагонистическими противоречиями
капитализма. Поэтому попытки замолчать их на «бумаге»,
как это делают Харц и его единомышленники, обречены
на провал.
Вторая причина, замедлившая вызревание классового
самосознания пролетариата США в новое время, заклю-
чалась в доступе к незанятым плодородным землям Запа-
да и в возможностях бесплатного приобретения земельных
участков.
Здесь необходимо отметить, что созданный буржуаз-
ными идеологами миф о западной границе как «великой
уравнительнице» классов не выдержал испытания време-
нем. Историки-прогрессисты еще во второй четверти XX в.
доказали, что большинство промышленных рабочих вос-
точных штатов, зарабатывавших в десятилетия перед
гражданской войной в среднем 1 долл, в день, не могли
накопить средства, необходимые для переселения на Запад
и основания там фермы (по разным подсчетам, основание
фермы минимальных размеров требовало от 1 до 1,5 тыс.
долл.). Переселенцами па Запад и организаторами ферм
в своем большинстве являлись не промышленные рабочие,
а дети фермеров восточных штатов. Тем не менее рабочие
США, даже неспособные реально переселиться па Запад,
разделяли иллюзии о возможности превращения в мелких
сельских хозяйчиков, что служило своеобразным социаль-
но-психологическим тормозом классовой борьбы в промыш-
ленных северо-восточных штатах.
На это обстоятельство обращал внимание К. Маркс,
писавший в 1865 г., что в США «рабочий рассчитывает
наверняка выйти в течение более или менее короткого сро-
ка» из своего пролетарского состояния и приобщиться к
мелким собственникам 13. Характерно, что все американ-
ские политические партии эпохи буржуазных революций,
выступавшие от имени пролетариата, — от рабочих партий
30-х годов до Национального рабочего союза 60-х годов
XIX в. — видели свою высшую цель не в экспроприации
капитала, а в использовании незанятых земель для при-
общения рабочих к владению собственностью.
Третья причина отсталости рабочего движения в новое
время — постоянные иммигрантские волны, «размывав-
шие» коренной пролетариат, мешавшие складыванию по-
стоянного кадрового рабочего класса и в то же время по-
зволявшие буржуазии сеять рознь среди рабочих, возвы-
107
шать фактор национальных различий над фактором клас-
сового единства и солидарности трудящихся. Многонацио-
нальность американского рабочего класса остается важным
фактором его разобщенности и поныне, но особенно вели-
ки были ее пагубные последствия в XIX в. Иммиграция,
по словам Ф. Энгельса, постоянно разделяла «рабочих на
две группы — на коренных и иностранцев, а этих послед-
них опять-таки на: 1) ирландцев, 2) немцев, 3) множе-
ство мелких групп — чехов, поляков, итальянцев, сканди-
навов и пр...» 14. Известны сотни случаев, когда капитали-
сты и буржуазные политики при помощи демагогии и
посул вербовали иммигрантов в ряды штрейкбрехеров,
вовлекали их в реакционные политические кампании.
Классовая и национальная неоформленность американ-
ского общества в новое время позволяла буржуазным пар-
тиям маскировать свои подлинные цели, противостоять
возникновению прочной пролетарской партии. Так оформ-
лялись исторические корни американской буржуазной
двухпартийной системы, вскрытые в характеристике Эн-
гельса 1892 г.: «В Америке, мне кажется, еще нет места
для третьей партии. На этой огромной территории разли-
чие в интересах между отдельными группировками даже
внутри одного и того же класса настолько велико, что в
каждой из двух больших партий представлены в зависи-
мости от местности совершенно различные группы и инте-
ресы, и почти каждая отдельная прослойка имущего клас-
са имеет представителей в каждой из обеих партий...» 15
Четвертая причина отсталости американского рабочего
движения, проявившаяся на рубеже XIX и XX вв. и со-
храняющая свое значение по сей день, заключается в том,
что капитализму США удалось, используя удивительно
благоприятные возможности своего развития «вширь» и
«вглубь», утвердиться на ведущих позициях в мировой
экономике и использовать свои сверхприбыли для подку-
па и развращения части пролетариата. Подобно англий-
ской буржуазии, сумевшей в XVIII—XIX вв. благодаря
завоеванному Великобританией положению «мастерской
мира» создать среди трудящихся рабочую аристократию
и затормозить формирование классового самосознания про-
летариата, капитализм США воспользовался в эпоху импе-
риализма ведущей позицией на мировом капиталистиче-
ском и колониальном рынке для подкармливания квали-
фицированных коренных рабочих и создания за их счет
своей массовой социальной опоры.
108
Следующая историческая причина обусловлена тем, что
США в силу уникального географического положения ни
разу не испытывали разрушительных последствий крупно-
масштабных, и в первую очередь мировых, войн. Две ми-
ровые войны XX в. способствовали не ослаблению, как
это имело место в случае с европейскими капиталистиче-
скими странами, а усилению позиций США в буржуазном
мире. А это еще более расширяло возможности укрепле-
ния буржуазного влияния на пролетариат США и рабочее
движение.
Важным фактором сохранения классового господства
буржуазии США в XX в. стала выработанная ею изощрен-
ная система политического и идеологического воздействия
на рабочий класс, сеющая иллюзии об «общности интере-
сов» эксплуататоров и эксплуатируемых в капиталистиче-
ском обществе. Капитал, используя мощный идеологиче-
ский аппарат и средства массовой информации, стремится
опереться на них как на рычаг, способный «перевернуть»
классовое сознание пролетариата, подчинить его ценност-
ным установкам буржуазии. Американская буржуазия по-
ставила своей целью вслед за достижением экономического
и политического господства утверждение своего рода ду-
ховной гегемонии по отношению к эксплуатируемым мас-
сам, которая означала бы добровольное принятие ими и
поклонение культу индивидуального успеха, мелкобуржу-
азного накопительства и потребительства. Распространение
среди эксплуатируемых масс индивидуалистического со-
знания рассматривается буржуазией в качестве наилуч-
шего иммунитета от социалистических идей, от осознания
пролетариатом коренной несовместимости интересов труда
и капитала.
В новейшее время буржуазия США насаждает в мас-
сах психологию личного благосостояния, выступающую в
качестве современного мелкобуржуазного суррогата фило-
софии индивидуального успеха («американской мечты»)
эпохи свободного предпринимательства. Она вырабатыва-
ет и вносит в сознание парода «массовую культуру», стре-
мясь представить этот конгломерат кино и телебоевиков,
поп-музыки и разнузданной порнографии за образец
«народной культуры». Буржуазия США разработала изо-
щренные средства борьбы с радикальной идеологией и
культурой. Она цинично обрамляет собственную идеоло-
гию в псевдопопулистские формы, заимствуя у движений
социального протеста наиболее безобидные требования и
109
добиваясь тем самым нейтрализации влияния радикализ-
ма. Американская буржуазия ведет фронтальную психоло-
гическую войну не только против мирового социализма, но
и против своего народа. В наше время она еще более ак-
тивно, чем раньше, руководствуется в отношении проле-
тариата принципом «разделяй и властвуй»: коренным
рабочим внушается мысль об их «избранности» в сравне-
нии с иммигрантами; благополучные рабочие семьи отож-
дествляются со «средним классом» и противопоставляются
массам безработных, бедняков и прочих «неудачников»
капиталистического общества; у белых рабочих воспиты-
вается чувство расового превосходства над черно-, желто-
и краснокожими американцами; американскому пролета-
риату в целом прививается национализм и шовинизм, вы-
сокомерное и даже откровенно презрительное отношение
к другим нациям и народам. Важная роль в разработке и
распространении реакционных буржуазных мифов принад-
лежит и буржуазной историографии.
С позиций теории «исключительности»:
от Дж. Коммонса до С. Липсета
Исторические особенности американского капитализма,
способствуя выяснению определенных слабостей и отста-
лости рабочего движения США, однако, не являются осно-
ванием для отрицания действия законов частнокапитали-
стического накопления и эксплуатации в Соединенных
Штатах, непримиримого антагонизма и классовой борьбы
между трудом и капиталом. На ином методологическом
подходе основана теория «исключительности» американ-
ского рабочего движения: с точки зрения ее выразителей,
исторические особенности капитализма США только и
служат основой для формулирования его закономерностей.
Дж. Коммонс, основатель ведущей буржуазной школы
истории рабочего движения, висконсинской, высказал свое
кредо недвусмысленно: «Рабочее движение в Америке
возникло из специфически американских условий и толь-
ко путем осознания этих условий мы окажемся в состоя-
нии провести различие между характером движения и
методом организации в США и этими же явлениями в
других странах»16. Налицо коренное различие между
марксистской и буржуазной концепциями истории амери-
канского рабочего движения: первая связывает его воз-
никновение и развитие с закономерностями частнокацита-
UQ
диетического способа производства и буржуазной общест-
венно-экономической формации, учитывая и исследуя
одновременно воздействие на рабочее движение националь-
ных особенностей; вторая обусловливает генезис рабочего
движения и его характер национальными особенностями.
Буржуазная историография рабочего движения США
оформилась относительно недавно — в конце XIX — первой
четверти XX в. До этого обращение буржуазных истори-
ков к рабочему движению носило эпизодический и случай-
ный характер, отрывочные сведения о нем содержались
по преимуществу в общих исторических трудах. Образо-
вание в конце XIX в. устойчивых национальных профсо-
юзных объединений, волна стачечных выступлений и
широкое распространение идей социализма (сначала уто-
пических, а затем и научных) побудили буржуазных
исследователей выделить рабочий вопрос и рабочее дви-
жение в качестве самостоятельного явления.
Принципы подхода первого поколения буржуазных
исследователей к рабочему движению были сформулиро-
ваны профессором Висконсинского университета Ричардом
Т. Эли. В 1886 г. в монографии «Рабочее движение в
Америке», которой традиционно датируется возникнове-
ние буржуазной историографии рабочего движения США,
он выделил три его важнейшие формы: тред-юнионистская,
социалистическая, кооперативная. Эли особенно подчерки-
вал различие между целями и отношением к буржуазно-
му обществу тред-юнионизма и социализма. Позиция
типичных представителей тред-юнионизма определялась им
следующим образом: «Они принимают фундаментальные
основы существующего порядка. В их намерения не вхо-
дит реконструкция наших экономических институтов, они
уверены в непреходящем характере таких факторов, как
частная собственность на землю и рента, частная собст-
венность на капитал и прибыль, система свободного конт-
ракта и разделение индивидуумов на два экономических
класса: работодателей и рабочих» 17. Совсем иначе, под-
черкивал Эли, относилось к существующему обществу и
его институтам социалистическое движение, которое на-
стаивало на их полном переустройстве, утверждении об-
щественной собственности на средства производства и
уничтожении классовых различий.
Характерным для Эли было то, что он не только сни-
мал завесу молчания вокруг идей социализма, которую
воздвигла буржуазная историография, но и признавал
111
«могущественный характер обличения им существующих
институтов» и притягательность позитивных идеалов со-
циализма. «Сила социализма, — писал он, — объясняется
не только его обличениями существующих институтов, но
и его позитивной программой» 18. Реалистическая оценка
притягательности социалистических идеалов понадобилась
Эли для того, чтобы убедить правящий класс в необходи-
мости разработать средства борьбы с социализмом, способ-
ные нейтрализовать его влияние и привлечь на свою сто-
рону тех, кто уже отдал или мог отдать в будущем симпа-
тии социализму.
Среди таких средств Эли выделял признание капита-
лом и государством тред-юнионистского движения: лега-
лизация тред-юнионов была, на его взгляд, самым падеж-
ным способом нейтрализации влияния социализма на ра-
бочих. Противопоставляя друг другу тред-юнионизм и
социализм, Эли усматривал смысл рабочей политики
капитала и буржуазного государства в том, чтобы воспре-
пятствовать их соединению, подчинить стихийное рабочее
движение буржуазному сознанию, направить его по безо-
пасному для буржуазного общества руслу. Слепая привер-
женность буржуазии принципу «свободы труда» (свобод-
ной конкуренции разъединенных рабочих на рынке тру-
да. — В. С.), равнозначная на практике попытке задушить
и искоренить тред-юнионизм, доказывал Эли, благоприят-
ствовала скорейшему слиянию его с социализмом.
Р. Эли был необычайно энергичным человеком: он
пытался — и не без успеха — навязать свои идеи Амери-
канской экономической ассоциации, стал инициатором соз-
дания либерально-реформистской Американской ассоциа-
ции рабочего законодательства, занял одну из ведущих
позиций в движении социального христианства 19. В Вис-
консинском университете он сплотил вокруг себя группу
способных помощников, занявшихся сбором материалов по
истории рабочего движения США. Наибольшую извест-
ность среди них приобрел Дж. Коммонс. Под общим руко-
водством Эли и непосредственным Дж. Коммонса в 1910—
1911 гг. было осуществлено десятитомное издание доку-
ментов по истории рабочего движения. Впоследствии
именно Коммонс утвердился в качестве главы висконсин-
ской, или коммонсовско-висконсинской, школы.
Коммонс испытал огромное воздействие Р. Эли, от него
он заимствовал поклонение тред-юнионистскому движе-
нию, веру в либерально-реформистские средства борьбы с
112
социализмом. Дж. Коммонс в своей автобиографии при-
знавался, что, попав в 1888 г. па съезд Американской
экономической ассоциации, «был шокирован, услышав, как
профессор Р. Эли ниспровергает Спенсера» 20. Воспитанный
на принципах индивидуалистической веры, апостолом ко-
торой в США конца XIX в. признавался Г. Спенсер, Ком-
монс постепенно меняет идеологические привязанности и
склоняется в пользу реформистского кредо Эли.
Эли, впрочем, сам сформулировал свои принципы под
воздействием западноевропейских учителей. Активно
осваивал их и Коммонс. Исторические принципы были
почерпнуты им из двух главных западноевропейских ис-
точников: немецкой исторической школы и классической
буржуазной политэкономии, в первую очередь историко-
хозяйственной схемы Карла Бюхера21. Влияние методоло-
гических принципов этих школ имело самое непосредст-
венное отношение к коммонсовской теории «исключитель-
ности» американского рабочего движения.
Основной постулат немецкой исторической школы в
политэкономии сводился к закреплению за национальны-
ми историческими условиями и национальными полити-
ческими потребностями главенствующей роли в определе-
нии характера экономики, социального развития, классо-
вых отношений, политических институтов той или иной
страны. Он был исполнен прагматизма и подчинен прак-
тическим интересам германской буржуазии: принцип
свободной конкуренции, например, отвергался историче-
ской школой как противоречивший потребностям «нацио-
нальной экономики», которая в отличие от могуществен-
ного английского капитализма нуждалась не в «свободе
рук» и фритредерстве, а в государственном покровитель-
стве и протекционизме. Выпестованная немецкой истори-
ческой школой концепция «исключительности» любой
национальной экономики пришлась по душе Коммонсу:
отталкиваясь от нее, он потребовал выводить характер
рабочего движения США «из специфически американских
условий и только путем осознания этих условий».
У Карла Бюхера Коммонс позаимствовал идею о ре-
шающей роли товарного обращения в определении кон-
фликта между трудом и капиталом. Впервые он применил
ее к анализу американского рабочего движения в статье
«Американские обувщики. 1648—1895», вошедшей в клас-
сику висконсинской школы.
Коммонс отвергал концепцию бесконфликтности отно-
8 В. В. Согрин
113
тений труда и капитала и даже делал реверанс в сторону
Карла Маркса, который, как ои писал, первым исследовал
их конфликт и своим «глубоким анализом экономической
эволюции» «бросил вызов» классическим экономическим
воззрениям.
Но тут же Коммонс пытался доказать, что, сосредото-
чив все внимание на «производстве прибавочной стоимо-
сти» и «способе производства», а не на рынке труда и
товарном обращении, Маркс-де обнаружил «вторичную», а
не «первичную» сферу противоречий между трудом и капи-
талом.
По Коммонсу, суть индустриального конфликта заклю-
чалась не в «эксплуатации, вытекающей из природы про-
изводства», и даже не в отношениях между рабочими и
предпринимателями на самом предприятии, а в борьбе
наемного труда против конкуренции со стороны иностран-
ных товаров, во-первых, и более дешевого труда (напри-
мер, малоквалифицированных рабочих и иммигрантов),
во-вторых. Тред-юнионистское движение, которое призна-
валось Коммонсом неизбежным следствием конфликта в
сфере товарного обращения, объявлялось одновременно и
единственно возможным выражением протеста рабочего
класса. Пролетариат, заключал он, «вместо идеалистиче-
ского средства, состоявшего в обобществлении средств
производства, использует практические средства, направ-
ленные на уничтожение конкурентной угрозы» 22.
В сравнении с Эли Коммонс совершил эволюцию впра-
во: если первый признавал наличие как социалистической,
так и тред-юнионистской тенденции в американском рабо-
чем движении, то второй утверждал, что оно развивалось
исключительно по тред-юнионистскому пути. Тред-юнио-
нистскую борьбу Коммонс в свою очередь трактовал очень
узко, так как опа получила выражение в деятельности так
называемых «цеховых» союзов, объединявших квалифици-
рованных рабочих по их узкопрофессиональной принад-
лежности. В конце XIX—начале XX в. они объединились
в Американскую федерацию труда (АФТ), которая и ока-
залась в центре исторических работ Коммонса и вискон-
синской школы23.
В интерпретации Коммонса и висконсинцев не нашлось
места ни социалистической традиции, ни радикальному
юнионизму, ни действиям огромной массы неорганизован-
ных рабочих. Исследуя историю американского рабочего
движения как историю «чистого» и «простого» юниопиз-
114
ма*, не укладывающуюся-де в «марксистскую схему»,
висконсинцы неизменно указывали на неразвитость у аме-
риканского пролетариата антикапиталистического созна-
ния, т. е. классового самосознания. Насколько убедителен
этот основополагающий аргумент висконсинцев? Критикуя
его, советский исследователь отмечал: «...во-первых, недо-
статочное развитие самосознания совсем не означает его
отсутствия, а во-вторых, даже самая значительная нераз-
витость сознательной классовой борьбы не дает основания
утверждать, как это делают висконсинцы, что классовая
борьба в марксистском понимании не имеет места»24.
Действительно, разделение па классы и классовая борьба
при капитализме возникают и развиваются до оформления
классового самосознания пролетариата. Тот факт, что аме-
риканский пролетариат в целом не поднимался до осозна-
ния коренной несовместимости своих интересов с интере-
сами буржуазии, не отрицает другого исторического фак-
та, что рабочий класс США па протяжении всей своей
истории вел острую борьбу с предпринимателями, которая
возникла и возникает как ответ па частнокапиталистиче-
скую эксплуатацию, частнокапиталистическое присвоение
прибавочной стоимости.
После Дж. Коммонса титул главы висконсинской шко-
лы перешел к 3. Перльману. Американские историки еди-
нодушны в том, что именно Перльман сформулировал тео-
ретическое кредо школы. Уроженец России, Перльман до
своего прибытия в 1908 г. в США некоторое время при-
мыкал к Бунду, мелкобуржуазной оппортунистической
группке в русском рабочем движении, отрицавшей роль
политической партии пролетариата и выступавшей с по-
зиций откровенного хвостизма и экономизма. Принципы
бундовцев подошли как нельзя лучше для висконсинской
школы, принявшей Перльмана с распростертыми объяти-
ями в свои ряды. В свою очередь Перльман воспринял как
откровение коммонсовский метод «выведения рабочей ис-
тории» из национальных условий пролетариата.
В последующем Перльман определял Марксов метод как
«гегельянскую абстракцию» и восхищался «историко-ин-
дуктивным методом» Коммонса, которого, как он писал,
не интересовала «отвлеченная историческая миссия про-
летариата» 25. Главным же объектом критики Перльмана
* Т. е. тред-юнионизма, во-первых, ограничивающегося борьбой за
экономические интересы в рамках капитализма и, во-вторых, объ-
единяющего рабочих по специальностям, на цеховой основе.
Н&
стало марксистско-ленинское учение о соотношении сти-
хийности и сознательности в рабочем движении, о решаю-
щей роли политической партии пролетариата в формирова-
нии классового самосознания рабочих.
Характерная для бундовцев полемика с ленинским
учением об исторической роли политической партии про-
летариата является лейтмотивом главного труда Перльма-
на «Теория рабочего движения», ставшего подлинным
кредо висконсинской школы (по злой иронии судьбы,
стыдливо скрываемой буржуазными историографами США,
это «последнее слово» висконсинцев в обосновании «аме-
риканской исключительности» опирается на доморощен-
ные аргументы «хвостистов» в рабочем движении России
начала XX в.). Перльман выделил три типа идеологиче-
ского сознания в капиталистическом обществе — индиви-
дуализм, тред-юнионизм, социализм и «указал» на их
социальную принадлежность. Социализм был объявлен
идеологическим сознанием одной интеллигенции, тред-
юнионизм — рабочего класса, а индивидуализм — бизне-
сменов. Книга его была посвящена фактически обоснова-
нию одного тезиса: естественной философией рабочего
движения является тред-юнионизм; предоставленное са-
мому себе рабочее движение всегда будет удовлетворяться
этой философией и не воспримет социализма; распростра-
нение социалистических идей среди пролетариата не что
иное, как происк и инсинуация интеллигенции, которая
одна только и ответственна за распространение революци-
онных принципов.
По крайней мере исходные положения тезиса Перль-
мана внешне даже перекликаются с ленинскими вывода-
ми о соотношении стихийности и сознательности в рабо-
чем движении, корнях тред-юнионистского и социалисти-
ческого сознания. (Глава висконсинцев цитировал неко-
торые из них, как бы демонстрируя читателям: я-де борюсь
с идеями противника с открытым забралом.) В связи с
этим небесполезно напомнить одно из наиболее известных
высказываний В. И. Ленина: «Мы сказали, что социал-
демократического сознания у рабочих и не могло быть.
Оно могло быть принесено только извне. История всех
стран свидетельствует, что исключительно своими собст-
венными силами рабочий класс в состоянии выработать
лишь сознание тред-юппонистское, т. е. убеждение в необ-
ходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяе-
вами, добиваться от правительства издания тех или иных
116
необходимых для рабочих законов и т. и. Учение же со-
циализма выросло из тех философских, исторических, эко-
номических теорий, которые разрабатывались образован-
ными представителями имущих классов, интеллигенцией.
Основатели современного научного социализма, Маркс и
Энгельс, принадлежали и сами, по своему социальному по-
ложению, к буржуазной интеллигенции» 26-27.
3. Перльман, как видно, отталкивался от того обстоя-
тельства, что стихийное рабочее движение не в состоянии
выработать социалистическую идеологию, оно питается
тред-юнионистским сознанием. Его отношение к этому
явлению, исторический и классовый анализ диаметрально
противоположны позиции основателей научного коммуниз-
ма, показывающих, что тред-юнионизм не тождествен
классовому самосознанию пролетариата, что такое созна-
ние приобретается в политической борьбе под руководст-
вом социалистической партии, что подлинная классовая
идеология пролетариата есть социализм.
Рассмотрение Перльмапом тред-юнионизма в качестве
«исторической закономерности» американского рабочего
движения, как и воспринятая им теория «американской
исключительности», есть, следовательно, не более чем
результат буржуазной ограниченности историка, маски-
ровавшего при помощи «национальной специфики» истин-
ную природу капиталистических противоречий и истин-
ный пути освобождения пролетариата. Перльмап не огра-
ничился только этим определением «исторической
закономерности» американского рабочего движения.
В борьбе с научным коммунизмом он пошел «до конца»:
в пику марксистско-ленинскому учению о закономерном
соединении рабочего движения с социализмом лидер вис-
консинцев объявил историческим феноменом американско-
го рабочего движения его «рассоединение» с социализмом.
Перльман попытался раскрыть эту «закономерность» в за-
вершающих томах висконсинской «Истории рабочего дви-
жения США» на материалах современного ему этапа аме-
риканской истории.
Период американского рабочего движения от 70-х го-
дов XIX в. до 30-х годов XX в. Перльмап рассматривает
как триумф «простого» и «чистого» тред-юнионизма Аме-
риканской федерации труда. Непосвященному читателю
преподносилась версия о том, что «отцы-основатели»
«простого» и «чистого» юнионизма во главе с С. Гомпер-
сом были изначально марксистами, мечтавшими создать
117
на американской почве филиал I Интернационала. Их
мечты, социалистические идеалы, согласно версии Перль-
мана, разбились об американскую специфику, которая на
основе долгого «естественного отбора» предоставила в рас-
поряжение американского рабочего движения «простой»
и «чистый» тред-юнионизм. Так-де сама американская ре-
альность «разъединила» социализм и рабочее движение.
Следует заметить, что миф о «социалистических» и
даже «марксистских» корнях Гомперса и его окружения
весьма прочно прижился в американской буржуазной
историографии. Он перепевается во многих работах, в том
числе в появившихся в последние годы солидных моно-
графиях У. М. Дика «Рабочий класс и социализм в Аме-
рике: эра Гомперса» и С. Б. Кауфмана «Сэмюэль Гомперс
и возникновение Американской федерации труда» 28. По-
таенный смысл новых и давно забытых сочинений вискон-
синцев заключается, конечно, не в критике «перерожде-
ния» Гомперса и гомперсистов, а в обосновании «несов-
местимости» социализма и рабочего движения в США,
якобы разъединенных «законами» американской истории.
В этой версии все замешано на вымыслах. Наиболее
бесхитростный миф — о «социалистических» корнях гом-
персистов — заслуживает определенной критики. Гомперс
и его единомышленники в действительности никогда не
были социалистами. В специальном исследовании, посвя-
щенном формированию идеологии АФТ29, советский автор
показывает, что гомперсисты всегда были типичными вы-
разителями тред-юнионистской линии в рабочем движе-
нии, менявшими тактику в зависимости от экономической
и политической конъюнктуры и беспринципно приспосаб-
ливавшимися к настроениям и психологии как рабочих, так
и работодателей. В периоды подъема рабочего движения,
когда в моде был радикализм, гомперсисты обращались к
антикапиталистической фразеологии, ловко жонглировали
ею, привлекая к себе симпатии трудящихся, а когда насту-
пал спад стачечной волны и движений социального про-
теста, они без стеснения отбрасывали прежние лозунги и
обращались к «простому» и «чистому» юнионизму. Ника-
кого «перерождения» гомперсистов, как и «краха» социа-
лизма АФТ, на самом деле не было, поскольку у «просто-
го» и «чистого» тред-юнионизма не было социалистических
истоков.
В реальной действительности развивалась борьба тред-
юнионистской, представленной АФТ, и социалистической
118
линий в американском рабочем движении. Тот факт, что й
20-е годы тред-юнионистская линия возобладала над со-
циалистической, объясняется отнюдь не «американской
исключительностью», а целой суммой неблагоприятных
для социалистической тенденции конкретно-исторических
объективных и субъективных факторов, которые, конечно,
не устранили антагонистического характера противоречий
между трудом и капиталом в США.
В начале своего приобщения к висконсинской школе
Перльмап выступал как апологет «национальных» истори-
ческих закономерностей рабочего движения США. Но в
конце жизни он уже распространял «закономерность»
«рассоединения» социализма и рабочего движения на
Францию, Германию, Англию и другие страны. Он попы-
тался подогнать под свою схему и опыт России, в которой
восторжествовала и успешно развивалась социалистиче-
ская пролетарская революция. Ее успех висконсинец от-
носил на счет... царизма, который «необдуманно» подавил
тред-юнионизм и переправил тем самым рабочее движение
из его «естественного» русла в объятия социалистов-
интеллигентов, не преминувших воспользоваться «даром»
царизма для свершения революции30. Эта невообразимо
карикатурная схема Великой Октябрьской революции,
может быть, ярче всего демонстрирует истинный уровень
«теории рабочего движения» лидера висконсинцев.
Последние труды Перльмана — это безудержная апо-
логия Американской федерации труда, раз и навсегда
утвердившей, по его мнению, свое господство в рабочем
движении страны. «Успехи» АФТ Перльман объяснял тем,
что она в полной мере учла в своей деятельности «амери-
канскую исключительность». Среди атрибутов этой «ис-
ключительности» висконсинец выделял, во-первых, особую
устойчивость частной собственности и ее культ среди всех
социальных слоев США и, во-вторых, «плюралистский»
характер американской партийно-политической системы,
способной-де вобрать в себя и отразить все общественные
интересы. Учет АФТ этих черт проявился, как писал он,
в одобрении «фундаментальных ценностей» капитализма
и отказе от идеи независимой рабочей партии, которой
была противопоставлена формула «поощрения друзей и
наказания врагов» из демократической и республиканской
партий. АФТ якобы мудро предпочла «идеологическому»
тред-юнионизму «деловой» юнионизм, означающий борьбу
за прагматическое увеличение материальных благ объеди-
119
пенных в ней рабочих. Перльмана восхищал весь бесхит-
ростный набор прагматических формулировок Гомперса и
гомперсистов: и «волюнтаризм», означавший освобожден-
ную от посредничества государства конкуренцию между
рабочими и капиталом па рынке труда, и «простой» и «чис-
тый» юнионизм, объединявший рабочих по профессиям и
исключавший какие-либо внеэкономические цели из дея-
тельности профсоюзов31.
Схема Перльмана разбилась о саму американскую
действительность. Едва высохли чернила па его хвалебных
сочинениях по адресу АФТ, как в результате стремитель-
ного подъема классовой борьбы в США в 30-х годах обна-
ружилось, что гомперсизм является не благодеянием, а
сильнейшим тормозом американского рабочего движения.
Миллионы рабочих, в первую очередь неквалифицирован-
ных и малоквалифицированных, оказавшись без работы и
средств к существованию, на собственном опыте убеди-
лись, что «простой» и «чистый» юнионизм защищает права
горстки высококвалифицированных рабочих, рабочей ари-
стократии, и обрекает па прозябание основную часть про-
летариата. Мощное движение 30-х годов за отраслевые
профсоюзы заключало в себе приговор как гомперсистам,
так и их апологетам.
Историческая практика обнаружила несостоятельность
мифа о прагматическом, внеидеологическом характере так-
тики АФТ. Это признали и критически мыслящие буржу-
азные ученые США. Например, М. Роджин доказал, что
«волюнтаризм» означал точное идеологическое выражение
интересов рабочей аристократии: руководители АФТ от-
вергли посредничество правительства между трудом и ка-
питалом, опасаясь, что государственное социально-эконо-
мическое реформаторство, в частности определение мини-
мальных заработных ставок и максимальной продолжи-
тельности рабочего дня, может сбить высокий уровень
заработной платы и другие коллективно-договорные завое-
вания верхушки квалифицированных рабочих, объединен-
ных в цеховые профсоюзы. (Массы низкооплачиваемых,
нещадно эксплуатируемых неквалифицированных и мало-
квалифицированных рабочих США как раз были заинте-
ресованы в государственной регламентации произвола
предпринимателей и отвергали «волюнтаризм» гомперси-
стов 32.)
Усиление радикальных тенденций в американском ра-
бочем движении в 30-е годы подорвало позиции вископ-
120
сипской школы, однако ее ведущая роль в буржуазной
историографии сохранилась и в последующем. Послевоен-
ное поколение висконсинцев несколько подновило уста-
новки Коммонса—Перльмана, сохранив вместе с тем твер-
дую приверженность концепции «американской исключи-
тельности», которая обрастает все новыми реакционными
чертами.
Признанный лидер послевоенного поколения вискон-
синцев Ф. Тафт в своих работах33 осудил «волюнтаризм»
АФТ и признал, что давление профсоюзов па государство
способно улучшить материальное положение пролетариа-
та. Он признал также, что отраслевые профсоюзы в боль-
шей степени, чем цеховые, отражают интересы пролета-
риата. Таким образом, висконсинская апология «простого»
и «чистого» тред-юнионизма была подвергнута определен-
ной ревизии. Однако говорить о появлении прогрессивных
тенденций в висконсинской школе не приходится: всесто-
ронний анализ работ Тафта позволяет даже сделать вывод
об ее эволюции вправо.
Тафт не воспринял (и даже подверг критике) концеп-
цию Перльмапа о «рассоединении» социализма и тред-
юнионизма в США с 70—80-х годов XIX в. Согласно его
собственным суждениям, американское рабочее движение
оформилось па основе «делового» тред-юнионизма с мо-
мента своего возникновения па рубеже XVIII и XIX вв.
Идеологическая борьба, имевшая место в США, доказы-
вал Тафт, никогда пе оказывала воздействия на амери-
канское рабочее движение, развивавшееся па протяжении
двух столетий в русле «делового» юнионизма и интере-
совавшееся исключительно непосредственными практиче-
скими целями. Твердой рукой очищает Тафт историю аме-
риканского пролетариата от связей с социалистическими
идеалами в XIX в. и тем более с социалистами п комму-
нистами в XX столетии.
Многочисленные политические объединения пролета-
риата и движения утопического социализма XIX в. Тафт
именовал не иначе как «псевдорабочими». Они, согласно
его концепции, пе только пе были устремлены в будущее,
по заключали в себе мелкобуржуазную ностальгию по ка-
нувшим в Лету временам мелкотоварного производства,
основанного па труде независимых производителей. Идео-
логия и тактика всех пролетарских организаций XIX в. —
01 рабочих партий 20—30-х годов до Национального рабо-
чего союза и Ордена рыцарей труда — оценивается Тафтом
121
как реакционная утопия, в корне противоречащая классо-
вым интересам пролетариата. Воплощением классового
рабочего движения Тафт считал только практику «делово-
го» юнионизма, окончательно оформившуюся с образова-
нием АФТ.
Изображение рабочих организаций и партий XIX в.,
выступавших с предложениями социальных преобразова-
ний и идеей политической независимости пролетариата, в
качестве реакционных мелкобуржуазных движений — од-
на из излюбленных концепций наследников висконсин-
ской школы. Современные висконсинцы от Ф. Тафта до
Дж. Гроба, Л. Ульмана и М. Мак Лорэпа34 рассматривают
историю рабочего движения как борьбу «делового» юнио-
низма, отражавшего-де исчерпывающим образом классо-
вые интересы пролетариата США, и реакционных мелко-
буржуазных панацей, тянувших пролетариат назад, к
временам кустарной промышленности, децентрализован-
ных мануфактур. Эта борьба развивается в работах вис-
консинцев по следующей схеме: в периоды промышленных
подъемов, когда спрос на рабочую силу па рынке труда
был выше ее предложения, пролетариат оттачивал такти-
ку «делового» юнионизма, вырывая у предпринимате-
лей одну реальную уступку за другой; во время же де-
прессий, когда материальное положение пролетариата рез-
ко ухудшалось, он в отчаянии обращал свои взоры к
утопическим социальным проектам. Преобразовательные
социально-политические идеалы для висконсинцев, как
видно, не более чем утопия, которая должна была усту-
пить и уступила позиции «деловому» юнионизму.
Безусловно, социальные устремления и цели рабочих
организаций и партий XIX в. посили противоречивый ха-
рактер. Вот на этом-то и выстраивают свои аргументы
висконсинцы, выпячивающие консервативные черты их
платформ. Наличие таких черт не отрицается и марксист-
ской историографией. Ее представители признают, что
присущие американским фурьеристам, Национальному ра-
бочему союзу, Ордену рыцарей труда мелкобуржуазные
иллюзии, связанные с устройством производственных и
сбытовых кооперативов, земледельческих коммун на за-
падных землях, проведением денежной реформы, уводили
рабочее движение от борьбы за его непосредственные клас-
совые интересы. Но в то же время марксисты указывают,
что эти движения в отличие от тред-юнионов, базировав-
шихся на принципах «делового» юнионизма, отразили тягу
122
рабочих к общедемократическим преобразованиям, вопло-
тили, пусть и в искаженной форме, их классовый протест
против капиталистической эксплуатации. Эти движения,
кроме того, пытались объедипить всех американских рабо-
чих, уничтожить расовые, цеховые, национальные и иные
буржуазные предрассудки, характерные для «деловых»
тред-юнионов.
Вот как, например, оценивает положительные черты в
деятельности Национального рабочего союза 60—70-х го-
дов Ф. Фопер: «Несмотря на свое короткое существование,
НРС был важной стадией в развитии рабочего движения
США. Он выкристаллизовал наиболее важные проблемы
этого периода для рабочих и благодаря своей воспитатель-
ной деятельности помог объединить вокруг решения этих
проблем рабочих всей страны. Он был одной из первых
организаций среди рабочих организаций мира, поднявших
вопрос о равной плате за равный труд для женщин, и при-
влек их на руководящие посты в союзе. Он был первой
американской национальной рабочей организацией, при-
ветствовавшей негритянских делегатов... НРС устремлял
свое внимание к необходимости сокращения рабочего дня
и добивался установления системы восьмичасового рабоче-
го дня в пределах каждого штата и страны в целом. НРС
вел борьбу за уничтожение несправедливого законодатель-
ства и боролся против несправедливого распределения
земель в интересах компаний железных дорог, призывая
к передаче общественного достояния народу. НРС был
признан как представитель американских рабочих I Ин-
тернационалом и посылал официального делегата за гра-
ницу для участия в работе конгресса Интернационала.
НРС содействовал возникновению многих рабочих партий
в штатах и образованию первой Национальной рабочей
партии в истории американского рабочего движения... он
привлек внимание американского парода к тому факту,
что правительство Соединенных Штатов становилось все
более и более подчиненным индустриальным и финансо-
вым монополистическим интересам и что для того, чтобы
оградить американские демократические свободы, необхо-
димо великое народное движение, которое представляло
бы собой блок рабочих, фермеров и мелких производите-
лей» 35.
Положительные черты, характеризовавшие деятель-
ность НРС, были присущи и пришедшему ему на смену
Ордену рыцарей труда. В этой организации, всячески тре-
123
тируемой висконсинцами, Ф. Энгельс рассмотрел в свое
время «детище всего класса американских наемных рабо-
чих... единственную национальную связь, которая их объ-
единяет, дает почувствовать их силу пе только пх врагам,
но и им самим и внушает им гордую надежду па грядущие
победы...». С его точки зрения, в Рыцарях труда был за-
ключен тот «сырой материал, из которого должно выко-
вываться будущее американского рабочего движения, а
вместе с ним и будущее всего американского общества» 36.
Тафта и других современных висконсинцев пе удовле-
творяет в Национальном рабочем союзе и Рыцарях труда
не их мелкобуржуазная ограниченность, а как раз их на-
целенность на критику капиталистической системы и
независимые политические действия, что представляется
висконсинцам наивным и бесцельным, поскольку-де аме-
риканская двухпартийная система была способна выразить
всеобщие классовые интересы. Тафт, например, доказы-
вает, что большинство американских трудящихся пе по-
шли за рабочими партиями в 30-е годы, поскольку
Э. Джэксон п демократическая партия исчерпывающим
образом выразили их устремления. Эта оценка лидера
современных висконсинцев пе разделяется сегодня даже
некоторыми либеральными историками. Так, Э. Пессеи
убедительно показал, что рабочие северо-восточных шта-
тов отнюдь пе следовали в фарватере демократов, осозна-
вали отличие своих интересов от платформы джэксопов-
цев, что возникновение рабочих партий в 30-е годы не было
исторической аномалией. А Р. Б. Моррис еще раньше
писал, что «рабочий» президент Э. Джэксон в 1834 г.
впервые в истории США использовал вооруженные силы
для подавления стачки (строительных рабочих в Мэри-
ленде) 37.
Реакционные черты концепций Тафта и других совре-
менных висконсинцев раскрываются наиболее полно в
оценках ими истории рабочего движения США XX в., ког-
да утопический социализм уступил место научному ком-
мунизму. Но для висконсинцев эта перемена не имеет ров-
ным счетом никакого значения. С точки зрения, например,
Тафта, марксизм-ленинизм «несовместим» с целями аме-
риканского рабочего движения в такой же степени, как и
фурьеризм, и в равной степени «утопичен». Как же в та-
ком случае подходил глава современных висконсинцев
к реальным успехам социалистов и коммунистов США в
XX в.?
124
Во-первых, Тафт всячески преуменьшал пх. Рассмат-
ривая деятельность социалистической партии США перио-
да ее подъема, Тафт умудрился не привести ни одной
цифры, характеризующей успехи социалистов (например,
десятикратный рост численности партии в период с 1901
по 1910 г., 1 млн. голосов американских избирателей, со-
бранных па президентских выборах 1912 г., 500-тысячный
тираж центрального органа партии «Эпил ту ризп» и др.).
Зато он усиленно доказывал «аграрпость» характера пар-
тии, отсутствие у нее связей с АФТ и повторил вывод,
который за 60 лет до него сформулировал Коммонс: со-
циалистическая партия никоим образом не выразила клас-
совых интересов пролетариата38.
В еще большей степени исказил Тафт историческую
роль Компартии США, сменившую после Великого Октяб-
ря соцпартпю в политическом руководстве американским
рабочим движением. В полном соответствии со стереотипами
американской буржуазии он изображает компартию как
«агента Кремля», «предавшую» «национальные интересы»
пролетариата США. Подобные формулировки означают
не только извращение позиции коммунистов, по и откро-
венное подчинение классовых интересов американского
пролетариата «национальным», т. е. буржуазным.
Цели компартии в отношении профсоюзов Тафту также
предельно «ясны»: это «подчинение и порабощение» их.
Тафт повторял типичный для висконсинцев вымысел о
том, что марксисты не придают никакого значения непо-
средственным экономическим задачам пролетариата и меч-
тают единственно о завоевании власти. Окарикатурива-
ние целей и действий коммунистов дополняется умалени-
ем и замалчиванием их выдающейся роли в борьбе за
организацию отраслевых профсоюзов в 30—40-е годы,
сопротивления угрозе фашизма и войны. Организацию
отраслевых профсоюзов Тафт приписал «гению» и воле
небезызвестного президента Конгресса производственных
профсоюзов (КПП) Дж. Льюиса. Ведущие позиции ком-
мунистов в ряде крупнейших отраслевых союзов КПП в
30—40-е годы Тафт объясняет временным дефицитом
способных организаторов среди профсоюзных функционе-
ров. Он приветствует изгнание коммунистов из КПП в
результате преследований со стороны государства и проф-
бюрократии. Антикоммунизм АФТ—КПП Тафт выдает за
историческое достижение американского рабочего движе-
ния 39.
125
Откровенно реакционный характер носит подведение
Тафтом итогов американского рабочего движения, что
предельно обнажает классовую сущность исторического
видения висконсинцев. С одной стороны, Тафт восхищался
прагматизмом «организованного рабочего движения» (под
ним понимаются консервативные профсоюзы от АФТ до
АФТ—КПП), его «незаинтересованностью в абстрактных
долговременных реформах», «ограниченными политически-
ми интересами». Но с другой стороны, он же обнаруживал
у рабочего движения твердую и последовательную привер-
женность всем «ценностям американизма» — «социальному
партнерству», частной собственности, буржуазному рефор-
мизму, внешнеполитическим доктринам США, т. е. ярко
выраженную подчиненность буржуазной идеологии40. Это
заключение Тафта содержит в себе простую и очевидную
истину, которую тщатся скрыть, но постоянно выдают вис-
консинцы: деидеологизированного, прагматического рабо-
чего движения существовать не может, оно или становится
на путь борьбы за свои классовые интересы, или оказыва-
ется в плену классовых интересов и идеологии буржуазии.
Тафт превозносит не «нейтральные», а подчиненные бур-
жуазной идеологии профсоюзы, отразившие общую судьбу
всех хвостистских и реформистских тред-юнионов незави-
симо от их национального и временного местоположения.
Один из самых реакционных мифов висконсинской шко-
лы — миф о «несовместимости» рабочего движения США
с социализмом — глубоко укоренился в буржуазной исто-
риографии в целом. Американская буржуазная историо-
графия социалистического и коммунистического движения
США пребывает в плачевном состоянии. Автор этих строк,
работая во время научной командировки в США в библио-
теках ряда крупнейших университетов, столкнулся с весь-
ма любопытным и показательным фактом: в обширных
фондах этих библиотек книги по социалистическому и
коммунистическому движению США исчисляются букваль-
но единицами и занимают в фондах неизмеримо меньше
места, чем американская литература по истории женского
движения, семьи, брака и даже... детского движения! Фак-
тически в буржуазной науке эта проблематика отдана на
откуп ренегатам социалистического и коммунистического
движения. Их же писания, как правило, настолько низко-
пробны и беспомощны с профессиональной точки зрения,
исполнены такой злобы и клеветы в отношении социали-
стической и коммунистической партии41, что руководители
126
библиотек респектабельных университетов предпочитают
не тратить па них свои фонды.
Что касается метров буржуазной историографии, то они
нередко делают вид, будто социалистическое и коммуни-
стическое движение США — это тема, не имеющая само-
стоятельного научного значения. Такого мнения придер-
живался, например, К. Росситер, фактически отказавшийся
от рассмотрения этого вопроса в книге «Марксизм: взгляд
из Америки»42, исходя из априорного положения, что
марксизм-де и «американский путь» несовместимы.
И все же в буржуазной литера1уре, несмотря на все
вышеуказанные обстоятельства, существует четкая и раз-
вернутая концепция исторического места социалистическо-
го и коммунистического движений США. Она носит откро-
венно консервативный характер (хотя выдвинута людьми,
слывущими в США либералами) п заслуживает разверну-
того критического анализа.
Авторами этой концепции являются по преимуществу
известные буржуазные социологи, в первую очередь
С. Липсет и Д. Белл. С. Липсет предложил сразу несколь-
ко аргументов о «невосприимчивости» США к социализму
и радикализму, которые были подхвачены и усвоены
буржуазными специалистами.
Первый аргумент Липсета, наиболее часто встречаю-
щийся в буржуазной литературе (он встречается так часто и
высказывался в той или иной форме так давно, что «автор-
ские права» па него Липсета являются весьма условны-
ми.— В. С.), основывается на тезисе об «исключительно-
сти» американской двухпартийной системы. Согласно
Липсету и его единомышленникам, ведущие американские
политические партии настолько аморфные и гибкие образо-
вания, способные выразить все и всяческие интересы, что
не оставляют простора для деятельности никакой другой
партии, особенно же социалистического и радикального
толка.
В книге «Аграрный социализм»43, неоднократно пере-
издававшейся в США, Липсет, исследуя деятельность
Беспартийной лиги в фермерской Северной Дакоте в 30-е
годы, пришел к выводу, что эта «социалистическая органи-
зация» смогла утвердиться у власти в штате и провести
в жизнь серию «социал-демократических» мер, лишь
действуя как «социалистическая группа внутри республи-
канской партии». Если бы Беспартийная лига, утверждал
Липсет, попыталась действовать как независимая социали-
127
стическая партия, она никогда пе могла бы рассчитывать
на такой успех. «Исторически! урок», извлеченный Лин-
сетом из подобного анализа, звучал недвусмысленно:
американским марксистам и радикалам всех оттенков
предлагалось действовать исключительно в качестве «со-
циал-демократической фракции» одной из двух ведущих
буржуазных партий США.
Беда, однако, в том, что анализ Липсета целиком
состоял из натяжек и подтасовок. Начать с того, что
определить Беспартийную лигу как «социалистическую
организацию» можно, лишь обладая изрядной долей вооб-
ражения (при этом не отрицая прогрессивно-демократиче-
ского характера ее деятельности в 30-е годы). Вообще
предположение Липсета о возможной деятельности «социа-
листических фракций» в рамках демократической и
республиканской партий от начала до конца спекуляция,
основанная на отождествлении социализма с заурядным
буржуазным реформизмом или, в лучшем случае, с бур-
жуазным радикализмом.
Несостоятельно и положение Липсета о бесперспектив-
ности самостоятельных политических действий социали-
стов и радикалов в США. Одно из ярких опровержений
этого положения — политические успехи популистов в
конце XIX и социалистов в начале XX в. Липсет должен
был прокомментировать успех социалистической партии в
ходе дискуссии о судьбах социалистического движения в
США44. Признав частично политические достижения соци-
алистической партии в 1900—1914 гг., он объяснил их
неопытностью и негибкостью капитала и буржуазных пар-
тий того периода, твердолобо противившихся признанию
тред-юнионов и либерально-реформистского курса. Одна-
ко после первой мировой войны и особенно со времени
«нового курса» американская двухпартийная система, до-
казывал Липсет, в полной мере обрела способность «усвое-
ния» социалистических принципов.
Буржуазный социолог пе только писал о возможности
появления «социал-демократической фракции» в рамках
демократической партии, по и характеризовал партию в
целом как социал-демократическую со времен «нового кур-
са», готовую «двигаться влево так далеко, как это потре-
буется для удержания голосов избирателей»45. В подтверж-
дение концепции о «социал-демократической природе»
демократической партии Липсет ссылался на принятие ею
доктрины «государства всеобщего благоденствия» и па
128
деятельность таких демократов, как Р. Кеннеди и 10. Мак-
карти, «успешно» возглавивших в 60-е годы протесты
«новых левых», негритянского и антивоенного движений.
Конечно, образ демократической партии как «социал-
демократии» — это только миф, несущий ярко выраженную
идеологическую и политическую нагрузку и призванный
отвратить пролетариат и средние слои от независимой
политической линии. Очень ярко он проявляется па совре-
менном этапе, когда демократы оказались не в состоянии
противопоставить сколько-нибудь убедительную позитив-
ную программу реакционному внутри- и внешнеполитиче-
скому курсу республиканца Р. Рейгана. Несостоятельно и
положение Липсета, что либеральные демократы в 60-е го-
ды исчерпывающим образом выразили интересы движений
социального протеста. В исторической ретроспективе обо-
значается совсем иной смысл политических кампаний
Р. Кеннеди и Ю. Маккарти: опи были направлены на по-
глощение независимых политических действий масс двух-
партийным механизмом и сыграли свою роль в поражении
студенческого, негритянского и других движений протеста.
Историческая функция социалистического и радикаль-
ного движений в США, с точки зрения Липсета, которую
разделяют большинство буржуазных историков этой стра-
ны, заключается только в будировании острых и злободнев-
ных общественных проблем и подготовке к их восприятию
и усвоению широким общественным мнением. После же
того, как предложения социалистов и радикалов оказыва-
ются включенными в платформу реформистского крыла
двухпартийной системы, их судьба, согласно Липсету, раз-
вивается по шекспировской формуле «мавр сделал свое де-
ло, мавр должен уйти». Липсет выдвинул концепцию пяти-
летпих циклов «жизнеспособности» массовых радикальных
партий в США, согласно которой существование любой
«экстремистской» политической силы (как левого, так и
правого толка) в стране никогда пе продолжалось больше
указанного срока и всегда прекращалось в результате
триумфальной рекреации либерализма. Буржуазный со-
циолог ссылался при этом па примеры популистской пар-
тии конца XIX в., социалистов начала XX в. и... ку-клукс-
клана (как образец правого радикализма)46.
Все эти примеры Липсета, как и его концепция в це-
лом, при ближайшем рассмотрении не выдерживают кри-
тики. Популизм, которому Липсет отмерил шесть лет
'жизни, в действительности питался соками массовых рап-
9 В. В. Согрин
129
них антимонополистических движений, продолжавшихся
по крайней мере четверть века. Социалистическое движе-
ние являлось влиятельной политической силой на протя-
жении почти 20 лет. Отметим также, что другие наиболее
известные подъемы американского радикализма новейшего
времени — 30-х и 60-х годов — отнюдь пе были пятилетни-
ми «вспышками» и оставили гораздо больший след в исто-
рии США, нежели плоские буржуазно-реформистские
требования в платформах республиканской и демократиче-
ской партий. Прогрессивная Америка вправе гордиться
неиссякающей, обретающей па каждом новом историче-
ском этапе новые качества и краски демократической и
радикальной традицией, которая пе сливается, а противо-
стоит политической идеологии двухпартийной системы.
Несостоятельно и утверждение Липсета о том, что тре-
бования радикалов и социалистов нашли воплощение в
буржуазно-реформистской практике демократов и респуб-
ликанцев. Буржуазный реформизм всегда был и остается
для капитала средством самосохранения и изощренным
методом борьбы с социализмом и радикализмом. При этом
двухпартийная система адаптирует самые безобидные ре-
формистские предложения, являющиеся минимальной пла-
той за нейтрализацию влияния социалистов и радикалов.
Буржуазный реформизм означает не усвоение платформ
социалистов и радикалов буржуазными партиями, а рас-
праву с ними мирными средствами.
Капитал США использовал в борьбе с социализмом и
радикализмом не только буржуазный реформизм, но и ме-
тоды насилия, физической расправы, о чем умалчивает
Липсет. По Липсету, единственной причиной «естествен-
ной смерти» радикальных третьих партий был «переход»
их требований в платформы республиканцев и демократов.
Он, однако, «забывает» упомянуть и дать оценку физиче-
ским расправам капитала над «Индустриальными рабочи-
ми мира» и соцпартией в годы первой мировой войны,
жестким преследованиям Компартии США в 20-е, 40-е,
50-е годы. Фактом является то, что Компартия США па
протяжении значительной части своей истории существо-
вала в условиях подполья. Нетерпимость в отношении со-
циалистических идеалов вообще характерна для США в
гораздо большей степени, чем для западноевропейских
стран.
Объяснение исторических судеб американского социа-
лизма известным буржуазным социологом Д. Беллом па
130
первый взгляд отлично и даже противоположно объясне-
нию Липсета, по в действительности это лишь вариация
концепции «американской исключительности». В моногра-
фии «Марксистский социализм в Соединенных Штатах»47,
признанной одной из самых влиятельных среди буржуаз-
ных концепций социалистического движения, Белл подверг
острой критике политические, идейные и организационные
«ошибки» марксистов США в XX в., заключавшиеся в
суммированном виде в «неспособности» приспособиться к
специфической американской реальности. В отличие от
Липсета Белл, как видно, объяснял «крах» американского
социализма не особенностями политической системы США,
а неумением марксистов адаптироваться в этих условиях.
Это дало повод некоторым буржуазным авторам, среди
них даже критически мыслящему Дж. Ласлетту, утверж-
дать, будто Белл отбросил теорию «американской исклю-
чительности»48. Однако Белл навязывает американским
марксистам «правила поведения», отталкиваясь все от той
же «американской исключительности»: социалисты, а
впоследствии коммунисты, согласно его логике, могли «вы-
жить», лишь приспособившись к пресловутой «исключи-
тельности» США, что на практике было бы равносильно
превращению их в заурядные буржуазно-реформистские
партии.
Рецепты буржуазного «рабочеведения»
Откровенная апология американского тред-юнионизма в
работах послевоенного поколения висконсинской школы
стала постепенно тяготить многих буржуазных историков
США. В их среде начали раздаваться критические голоса.
В 50—60-е годы центром формирования оппозиции оказал-
ся Калифорнийский университет, поэтому ее условно обо-
значили как «калифорнийскую» школу. Однако впоследст-
вии выяснилось, что содержание критики со стороны
отдельных «калифорнийцев» имело определенные отличия.
В качестве ведущей группы критиков, к которой присоеди-
нились ученые из других университетов, выделилось на-
правление «социального юнионизма». Его главный тезис
свелся к тому, что жизнеспособность американского проф-
союзного движения может быть сохранена и упрочена
только в том случае, если его борьба за экономические
цели будет дополнена поддержкой социальных реформ и
демократических политических принципов.
9*
131
В то же время отличие критиков от «висконсинцев»
оказалось весьма относительным: оно отнюдь не означает
отказа от теории «американской исключительности». Ли-
дер умеренного крыла калифорнийской группы II. Чембер-
лен49, например, в своих трудах фактически воспроизвел
основные выводы «висконсинцев» об исторических итогах
рабочего движения США. Главную закономерность амери-
канского рабочего движения он видел в его освобождении
из-под влияния социалистических идеалов и приспособле-
нии к классовой борьбе в рамках капиталистической
системы. Все радикальные и революционные общественные
учения, в том числе марксистско-ленинское, для Чемберле-
на не более как утопия, способная увлечь за собой рабочих
только в условиях экономических и политических катаст-
роф (в этом выводе содержится и своеобразное назидание
буржуазии: опа может избежать распространения социали-
стических идей, предотвращая экономические и политиче-
ские катастрофы). Капитализм и частнокапиталистическая
эксплуатация для Чемберлена — это конечная стадия
общественного развития, а свободный труд — канувший в
Лету век «ремесленников, мастеровых и подмастерьев» 50.
Хотя рабочее движение сводится Чемберленом, как и
висконсинцами, к профсоюзному, но уже в отличие от них
он трактует борьбу тенденций в этом движении как конф-
ликт «делового» и «социального юнионизма», критикует
«деловой» юнионизм и отдает предпочтение «социально-
му»51. Под «социальным юнионизмом» понимается рабочее
движение, оказывающее поддержку реформистской поли-
тике либеральных кругов буржуазии, в первую очередь
либерально-центристскому крылу демократической партии
и активно выступающее в связи с этим в политических
кампаниях.
Зарождение «социального юнионизма» и оформление
его конфликта с «деловым» юнионизмом «калифорнийцы»
относят к 30-м годам. Наиболее характерное рассмотрение
«завязки» и развития этого конфликта с позиций школы
«социального юнионизма» содержится в монографии Р. Го-
ровица «Политическая идеология организованного рабоче-
го движения». Опа включает критику идеологии и практи-
ки Американской федерации труда, которая, как пишет
автор, «доминировала в рабочем движении Америки с 1886
по 1932 г.» 52. Горовиц определил доктрины «волюнтариз-
ма» и «простого» и «чистого» юнионизма, которым следо-
вала АФТ, как идеологию рабочей аристократии, замешан-
132
пую па буржуазных соцпалыю-философских и экономиче-
ских принципах, прежде всего индивидуализме. Он отверг
панегирики Коммонса и «висконсинцев» по адресу «бое-
вой» тактики, упорства АФТ в борьбе с предпринимателя-
ми за экономические интересы своих членов. Горовиц
показал, что это упорство ущемляло интересы пе столько
напитала, сколько неорганизованных рабочих, поскольку
за счет ухудшения материального положения именно этой
категории и совершались в первую очередь уступки рабо-
чей аристократии.
В качестве альтернативы организационным и идеологи-
ческим принципам АФТ Горовиц рассматривал деятель-
ность Конгресса производственных профсоюзов, оформив-
шегося на волне массовых выступлений неквалифициро-
ванных и малоквалифицированных рабочих, безработных
в ЗО-е годы. Следует отметить, что деятельность Конгресса
производственных профсоюзов в начальный период, безус-
ловно, отвечала потребностям развития американского
рабочего движения. Вовлечение в профсоюзы неквалифи-
цированных и малоквалифицированных рабочих, борьба
Конгресса за общедемократические преобразования, госу-
дарственное социальное страхование, гарантированный
минимум почасовой заработной плачы имели положитель-
ное значение. Однако попытка Горовица, как и других
представителей направления «социального юнионизма»,
ограничить исторические цели пролетариата задачами
демократизации буржуазного общества, расширения «уча-
стия» рабочих в управлении производством и в политиче-
ской деятельности53 соответствует стереотипам либерально-
реформистского мышления.
В отличие от висконсинцев «калифорнийскому» на-
правлению в целом чужд самостоятельный интерес к исто-
рии рабочего движения в США. Обращение к прошлому в
трудах «калифорнийцев» служит целям ретроспективного
рассмотрения и осмысления современного состояния рабо-
чего движения Соединенных Штатов. По этой причине
«калифорнийскую» школу и следующих ее принципам ис-
следователей выделили в США в особую дисциплину —
«рабочеведение», цель которого определяют как изучение
проблем профсоюзов и их взаимоотношений с предприни-
мателями.
Современное профсоюзное движение в США, по мне-
нию представителей буржуазного «рабочеведепия», пере-
живает затяжной, глубокий кризис. В свою очередь в
133
буржуазной трактовке «кризиса» американского рабочего
движения наметилось два подхода.
Один из них, откровенно консервативный, провозгла-
шает, что рабочее движение «выдохлось», «исчерпало»
свои возможности, поскольку пролетариат в силу достиг-
нутого уровня «американского образа жизни» растворился
в «среднем классе». Наиболее полно этот подход воплотил-
ся в книге А. Росса и П. Хартмана «Изменение тенденций
промышленного конфликта»54, канонизированной в консер-
вативном буржуазном «рабочеведении». Росс и Хартман
пророчат «естественную» смерть профсоюзного движения
в целом и забастовочного в частности. Их аргументация
включает в себя три главных положения.
Первую причину «кризиса» рабочего движения они
увязывали со следствиями пресловутого «всеобщего благо-
состояния», якобы утвердившегося в развитых капитали-
стических странах Запада к 60-м годам и исчерпавшего
экономические задачи тред-юнионов. Вторую причину
буржуазные авторы видят в развитии в США начиная с
«нового курса» 30-х годов системы федерального и штат-
ного социального страхования и вспомоществования. Это,
согласно их интерпретации, еще более сузило сферу проф-
союзов в их борьбе за традиционные цели. Наконец, третий
фактор, выбивший почву из-под ног профсоюзного движе-
ния, — уменьшение, как следствие научно-технической
революции, в составе рабочего класса «синих воротничков»
(работников физического труда) и рост числа «белых во-
ротничков» (работников умственного труда), несклонных
к забастовочным действиям и другим профсоюзным мето-
дам борьбы.
Попытка Росса и Хартмана доказать, будто «успехи»
современного капитализма и социально-экономическое за-
конодательство буржуазного государства способны исчер-
пать традиционные задачи профсоюзов, противоречит
действительности. Экономические показатели американско-
го капитализма и социальная деятельность буржуазного
государства последних лет обнаружили неспособность
улучшить реально и тем более радикально экономическое
положение основных групп рабочею класса. Падение в
Соединенных Штатах за последние 20 лет в результате
инфляции более чем вдвое стоимости доллара свело на
нет завоевания рабочих в увеличении ставок заработной
платы. А резкое сокращение правительством Рейгана фе-
деральных социальных расходов — некоторых важных
134
программ на V4 и более — резко усилило нужду малообес-
печенных слоев американцев (число бедняков, согласно
официальной статистике, превысило 35 млн. человек, что
означало их увеличение за последние 10 лет в 1,5 раза).
Не подтверждается и прогноз Росса и Хартмана о рез-
ком сокращении в США стачечных выступлений пролета-
риата. 70-е — начало 80-х годов обнаружили в сравнении
с 60-ми годами рост среднегодовых показателей забасто-
вочной борьбы: увеличение числа забастовок (с 4104 до
5253), числа бастовавших (с 1809 тыс. до 2 288 тыс. чело-
век), забастовочных человеко-дней (с 18,3 млн. до
39,4 млн.), продолжительности каждой забастовки (с 23,2
до 27,2 дня)55. Наблюдается также рост числа бастующих
«белых воротничков» и их вовлеченность в профсоюзное
движение. Особенно показателен рост числа крупных ста-
чек. «Процесс укрупнения стачечных конфликтов, полу-
чивший новый толчок в начале 80-х годов и выразившийся
в проведении отраслевых выступлений (шахтеров, метал-
лургов, автомобилестроителей),—отмечал советский иссле-
дователь, — знаменательное явление в развитии забасто-
вочного движения американских трудящихся. Широкомас-
штабные акции социального недовольства в силу вызывае-
мого ими обычно большого политического резонанса, даже
будучи кратковременными, во многих случаях вынуждают
господствующий класс идти на уступки»56.
Росс, Хартман, а также К. Керр, С. Липсет и другие
близкие к ним буржуазные авторы57 рассматривают «кри-
зис» профсоюзов как следствие «достижений» американ-
ского капитализма. Иной ракурс видения такого «кризиса»
содержится в работах представителей школы «социального
юнионизма» Б. Видика, П. Султана, П. Джекобса, Д. Бар-
баша, Д. Бока. Г. Тайлера, Д. Гринстоуна, Н. Колтца,
Д. Данлопа, С. Баркина58. Они исходят из того, что «кри-
зис» профсоюзного движения па современном этапе обус-
ловлен его неспособностью развить активную социально-
политическую позицию, которая явилась важнейшим за-
воеванием тред-юнионов в 30-е годы.
Степень и характер критики представителями «соци-
ального юнионизма» общественно-политической пассивно-
сти современного профсоюзного движения различны. На
левом фланге стоят авторы, которые поднимаются до кри-
тики антикоммунизма АФТ — КПП, как это делал, напри-
мер, П. Джекобс, в прошлом сам функционер профсоюзов.
«Я утверждаю, — писал он, — что мы совершили величай-
135
шую ошибку, когда изгнали коммунистов из Конгресса
производственных профсоюзов... Так мы изгнали оппози-
цию, и, когда мы это сделали, оказалось, что мы выплесну-
ли с водой и ребенка, добившись единообразия в профсоюз-
ном движении»59.
Умеренные критики, например X. Рот, Дж. Финлей,
Д. Хардман, Д. Герлинг, ограничиваются требованием ре
формы правовых и организационных основ профсоюзов.
Фактически они предлагают распространить буржуазно-де-
мократические правовые нормы на внутреннюю жизнь в
профсоюзах, имея в виду обуздание профбюрократии и
расширение прав рядовых60.
Типичные выразители концепции «социального юнио-
низма» Барбаш, Видик, Тайлер, Султан рассматривают
организованное рабочее движение как основную социаль-
ную опору либерально-реформистской политики и буржу-
азно-демократических свобод. Ретроспективный взгляд на
рабочее движение приводит их к выводу, что профсоюзы
утвердились в этом качестве в 30-е годы, когда они стали
массовой базой коалиции «нового курса». Увы, констати-
руют «социальные юнионисты», после второй мировой
войны профсоюзы стали утрачивать завоеванные с таким
трудом позиции. Вызвано это отнюдь не уменьшением их
численности: в 30—40-е годы, указывают критики, числен-
ность тред-юнионов была меньше, чем в послевоенный пе-
риод, однако тогда они выступали подлинными защитни-
ками бесправных и обездоленных и пользовались среди
них огромным моральным влиянием. Истинная причина
падения влияния профсоюзов в американском обществе,
констатируют представители «социального юнионизма»,
заключается в отказе от широких демократических идеа-
лов, политических программ, в возврате к идеологии и
практике «делового» юнионизма, копированию методов
бизнеса61.
Критические суждения «социальных юнионистов» име-
ют демократическую окраску. Эти представители либераль-
ного направления в буржуазном «рабочеведешш» указы-
вают на угрозу военно-промышленного комплекса США,
на ограничение прав расовых и национальных меньшинств,
разрастание бюрократической власти государства и кор-
пораций в условиях государственно-монополистического
капитализма. Надежным бастионом на пути таких дейст-
вий, считают они, может быть только организованное
рабочее движение, опирающееся па буржуазно-демократи-
136
ческие социально-политические принципы. Критика аполи-
тизма и буржуазного прагматизма, свойственных руковод-
ству АФТ — КПП, отличает «социал-юнионистов» от
висконсинской школы. Однако, хотя и в меньшей степени,
их анализ носит отпечаток все той же буржуазной огра-
ниченности, а прежде всего теории «американской исклю-
чительности».
Набор социально-политических требований, рекомен-
дуемых профсоюзам «социальными юнионистами», не вы-
ходит за рамки либерально-реформистских программ. Это
ликвидация безработицы, борьба с бедностью, расширение
прав женщин, престарелых, негритянского населения, на-
циональных меньшинств и т. д. В либерально-реформист-
ском определении целей рабочего движения отсутствует,
однако, уничтожение частнокапиталистической эксплуата-
ции, в чем заключается высший смысл классовой борьбы
пролетариата.
«Социальные юнионисты», ценя общественную роль
профсоюзов, вместе с тем отказывают пролетариату в ве-
дущей позиции в историческом процессе: отрицают само-
стоятельную роль его в американской политической жиз-
ни, исключают возможность создания независимой рабочей
партии. Они предлагают профсоюзам следовать в фарва-
тере либеральных фракций демократической и республи-
канской партий, т. е. реализовывать свою политическую
активность в рамках двухпартийной системы.
Коммунистическая партия вообще не вписывается
«социал-юнионистами» в рабочее движение. Они предпо-
лагают соединение рабочего движения не с социалистиче-
ской, а с либерально-реформистской идеологией. Под рабо-
чим движением «социал-юнионисты», смыкаясь в этом
вопросе с висконсинцами, понимают только деятельность
профсоюзов и исключают из него активность огромной
массы неорганизованных рабочих.
Буржуазная ограниченность «социальных юнионистов»
проявляется и в подходе к вопросу о злоупотреблениях
властью отдельных представителей руководства АФТ —
КПП, которые стали притчей во языцех для всех критиков
профсоюзного движения. Они предполагают борьбу с
коррупцией на основе буржуазного законодательства, что
на практике уже привело к мелочной регламентации
профсоюзов государственными органами. Представители
«социального юнионизма» поддержали закон Лэндрэма--
Гриффина 1959 г., который под предлогом защиты прав
137
рядовых членов профсоюзов резко сузил возможности
борьбы американских тред-юнионов с предпринимателями.
Демократизация внутрипрофсоюзной жизни на основе
государственной регламентации деятельности тред-юнио-
нов — это реакционная утопия, в плену которой оказались
очень многие буржуазные «друзья» рабочих в США.
С марксистской точки зрения суть проблемы демократиза-
ции внутрипрофсоюзной жизни заключается в вопросе о
том, кто контролирует и направляет эту демократизацию.
Опыт США показал, что в условиях, когда такой контроль
вверен буржуазному государству, он может привести
только к ущемлению позиций и прав профсоюзов.
В последние годы в буржуазном «рабочеведении» на-
блюдается усиление консервативных тенденций. При этом
буржуазное «рабочеведепие» пытается облачиться в мод-
ные «сциентистские» одежды, опереться на математико-
статистические методы, моделирование, использование
ЭВМ, структурно-функциональный анализ. В отличие от
своих предшественников — «традиционалистов» они пре-
тендуют на выдвижение «верифицируемых моделей»,
которые возможно-де с абсолютной точностью подтвердить
конкретными фактами.
В центре внимания «рабочеведов»-кваптификаторов
оказалось массовое стачечное движение. О. Ашепфельтер и
Г. Джонсон попытались с помощью ЭВМ выяснить зави-
симость стачечной статистики от уровня безработицы,
роста и падения заработной платы, разных фаз промыш-
ленного цикла и множества других экономических показа-
телей. И. Скилз, Д. Снайдер, Б. Кауфман, П. Эдвардс
«вычислили» воздействие на стачечную дипамику многих
неэкономических факторов: президентские и конгрессов-
ские избирательные кампании, соотношение сил демокра-
тической и республиканской партий, законодательные
акты конгресса, численность профсоюзов, число коллек-
тивных договоров и т. д.62
К каким же выводам пришли «рабочеведы»-квантифи-
каторы? Увы, откровенно апологетический характер этих
выводов очевиден и для невооруженного взгляда: новей-
шая «сциентистская» теория стачечного движения припи-
сывает забастовки «иррациональному» поведению проф-
союзов, недостаточной информированности как тред-юнио-
нов, так и предпринимателей.
Фактически буржуазные «рабочеведы», вооруженные
ЭВМ, заняты поисками рецептов урегулирования и пред-
138
отвращения конфликтов между трудом и капиталом. Их
интересует лишь одно: как может нормально функциони-
ровать и укреплять свои позиции капиталистическое
общество в условиях легализации профсоюзов и права на
стачку, как избежать забастовок, если они разрешены
законом? Среди множества факторов, влияющих на стачеч-
ное движение, в расчетах «рабочеведов» отсутствуют
самые главные, раскрывающие антагонистические проти-
воречия капиталистического общества. С теоретико-мето-
дологической точки зрения «рабочеведы»-квантификаторы
не добавили ничего нового к тому, что было высказано
Д. Коммонсом и висконсинцами. Более того, в сравнении
с ними они даже сделали шаг назад: если последователи
Коммонса все же имели в виду выявление исторических
тенденций профсоюзного движения, то современные «ра-
бочеведы» озабочены созданием моделей «оптимальных»
взаимоотношений между рабочими и работодателями, т. е.
пресловутого «социального партнерства».
Победа консервативных республиканцев США на пре-
зидентских выборах 1980 и 1984 гг., когда большая часть
«синих воротничков» отдала свои голоса Рейгану, дала
повод «рабочеведам» безапелляционно заявлять, что рабо-
чий класс Соединенных Штатов полностью-де утратил
собственные классовые интересы и интегрировался в
«новое консервативное политическое большинство». Сегод-
ня тезис о «кризисе» американского рабочего движения
служит в США откровенно реакционным целям63.
Марксистские исследователи не отрицают огромных
трудностей, возникших перед профсоюзным движением
США па современном этапе, но в объяснении их причин
расходятся как с консервативными, так и с либеральными
буржуазными исследователями. В отличие от типичных
буржуазных авторов они указывают, что важнейшей при-
чиной падения численности профсоюзного движения яви-
лось резкое расширение государственного регулирования
трудовых отношений. Правительственная «забота» о «сво-
боде» рядовых тружеников, воплотившаяся в реакционных
законах Тафта — Хартли 1947 г. и Лэндрэма — Гриффина
1959 г., привела к резкому ограничению возможностей
объединения американских трудящихся. В 19 штатах
страны были приняты законы о «праве на труд», уничто-
жившие принцип «закрытой мастерской», а также развя-
завшие руки предпринимателям в борьбе с тред-юниони-
стами,
139
Были запрещены политические стачки (т. е. выдвигаю-
щие не только коллективно-договорные условия, но и более
широкие политические требования), сидячие забастовки
(как означающие «захват собственности»), стачки соли-
дарности (направленные на оказание помощи другим
профсоюзам), организационные забастовки (отстаивающие
право объединения рабочего в профсоюз) и ряд других.
Фактически забастовочные права американских рабочих
сведены к минимуму — праву отстаивания узких экономи-
ческих требований, и то под надзором государства. Закон
Лэндрэма — Гриффина подверг мелочной опеке внутрен-
нюю жизнь профсоюзов. Под предлогом борьбы с корруп-
цией профсоюзных руководителей их деятельность сопро-
вождена унизительными регламентациями. Правящие
круги США обрекли профсоюзы на своего рода имитацию
подлинной классовой борьбы. Опыт антирабочего законо-
дательства США послевоенного периода со всей очевид-
ностью свидетельствует, что «свободы» и «права», как их
понимает буржуазия, а также основополагающая идеоло-
гическая заповедь капитала — индивидуализм несовмести-
мы с классовыми интересами пролетариата.
Падение численности американских профсоюзов,
объединяющих па протяжении последних 20 лет не более
американских рабочих, все же пе дает оснований
заявлять о «затухании» классовой борьбы пролетариата на
экономическом фронте. Не подтверждаются и пессимисти-
ческие выводы буржуазных ученых об отрицательном воз-
действии роста численности «белых воротничков» на
стачечную активность наемных рабочих. В исследованиях
советских американистов показано, что численность членов
профсоюзов и стачечная активность среди «белых ворот-
ничков», в первую очередь государственных служащих,
росли даже быстрее, чем среди «синих воротничков»64.
Вопреки мнению буржуазных авторов об имманентной
подчиненности психологии и мировоззрения «белых ворот-
ничков» индивидуалистическим ценностям они все более
активно обращаются к коллективным формам защиты сво-
их интересов, обогащают традиционные требования и фор-
мы профсоюзной борьбы новыми лозунгами и методами
борьбы с капиталом. Важно отметить, что, вовлекаясь в
профсоюзное движение, работники умственного труда вы-
двигают и политические, в частности антивоенные, лозун-
ги. Это открывает новые перспективы профсоюзного дви-
жения США в целом.
140
Среди позитивных сдвигов американского профсоюзно-
го движения 60—70-х годов, привлекших особое внимание
марксистских исследователей, выделяется возросшая
активность «рядовых», бросивших в ряде случаев смелый
вызов оппортунистической линии профбюрократии. При-
чем рост оппозиции «рядовых» оказался особенно замет-
ным в крупнейших профсоюзах — горняков, сталелитей-
щиков, автомобилестроителей.
Рядовые члены объединенного союза горняков (ОСГ)
выступили с активной оппозицией соглашательскому кур-
су ставленников и наследников Дж. Льюиса. В 60-е годы
движение «рядовых» возглавлял талантливый организатор
Дж. Яблонски. После зверской расправы над ним наемных
убийц в 1969 г. руководство «рядовыми» перешло к
А. Миллеру.
Опираясь па политическую организацию «рядовых»
«Шахтеры за демократию», Миллер сумел бросить вызов
всемогущему профбоссу «Тони» Бойлу и в 1972 г. был
избран президентом профсоюза горняков. По инициативе
Миллера и «рядовых» были осуществлены важные меры по
демократизации внутрппрофсоюзпой жизни и искоренению
коррупции. Горняки провели ряд боевых стачек, среди них
широко известную забастовку 1978 г., получившую высо-
кую оценку Компартии США.
Движение «рядовых» за демократическое обновление в
союзе сталелитейщиков возглавил Э. Садловски. Он добил-
ся поддержки почти половины членов профсоюза и был
близок к тому, чтобы сместить с поста президента союза
Макбрайда, ставленника Дж. Мини. Хотя этого и пе про-
изошло, в дальнейшем Макбрайду не удалось навязать
свою волю рядовым: в конце 70-х годов большинство мест-
ных отделений профсоюзов в крупнейших центрах метал-
лургической промышленности отказались подчиниться его
решениям. Важным успехом движения «рядовых» в проф-
союзе рабочих автомобильной промышленности явилось
избрание президентом союза их представителя Дугласа
Фрейзера65. Демократизация впутрипрофсоюзной жизни
«снизу», принявшая достаточно широкие масштабы в 60—
70-е годы, обнаружила несостоятельность заявлений бур-
жуазных авторов о пассивности и прагматизме американ-
ских рабочих, их неспособности без «помощи» буржуазно-
го государства обуздать профбюрократпю.
Имевшие место определенные позитивные сдвиги в
американском рабочем движении па современном этапе пе
141
позволяют, однако, говорить о преодолении им традицион-
ной отсталости в развитии классового самосознания.
Активность американского пролетариата на экономическом
фронте классовых боев не была подкреплена соответствую-
щей активностью па фронте политической и идеологиче-
ской борьбы.
Для оценки уровня классового самосознания пролета-
риата США уместно будет напомнить ленинское определе-
ние этого принципиально важного показателя зрелости
рабочего движения: «Классовое самосознание рабочих
есть понимание рабочими того, что единственное средство
улучшить свое положение и добиться своего освобождения
заключается в борьбе с классом капиталистов и фабрикан-
тов, которые созданы крупными фабриками и заводами.
Далее, самосознание рабочих означает понимание того, что
интересы всех рабочих данной страны одинаковы, солидар-
ны, что они все составляют один класс, отдельный от всех
остальных классов общества. Наконец, классовое самосоз-
нание рабочих означает понимание рабочими того, что для
достижения своих целей рабочим необходимо добиваться
влияния на государственные дела, как добились и продол-
жают добиваться этого землевладельцы и капиталисты» 66.
Марксистские исследователи признают, что основная
часть американского пролетариата еще не осозпала корен-
ной несовместимости своих классовых интересов и интере-
сов капитала. В монографии, анализирующей классовое
самосознание современного пролетариата США, советский
автор приходит к выводу: «Классовое сознание большей
части американских рабочих находится еще па том уровне,
когда оно ограничено главным образом лишь пониманием
рабочими специфичности своих интересов, но еще не до-
стигло понимания рабочими принципиальной противопо-
ложности его интересов интересам класса буржуазии и уж
тем более не достигло понимания ими необходимости само-
стоятельных организованных политических действий, на-
правленных на завоевание политической гегемонии в
обществе. В сознании значительной части пролетариата
США интересы рабочих пока епте идентифицируются со
«справедливой долей общественного пирога», получение
которой по их представлению достижимо в условиях аме-
риканского капитализма. При этом внутри самого рабочего
класса не существует «единой концепции» этой доли.
В рамках общих экономических интересов американского
рабочего класса существуют значительные квалификации-
142
опные, отраслевые, национальные, расовые, возрастные
различия между его отдельными частями. Действенность
этих различий препятствует достижению классовым созна-
нием рабочих того уровня, для которого характерны обще-
классовая солидарность, осознание рабочими своей классо-
вой общности, и закрепляет корпоративность интересов
отдельных категорий американского пролетариата»67.
Коммунисты США в полной мере осознают идеологиче •
скую и политическую незрелость современного американ-
ского рабочего движения. Однако в отличие от буржуазных
«друзей» пролетариата, трактующих «социальную зре-
лость» рабочего движения как участие в либерально-рефор-
мистской политике, они видят подлинное решение пробле-
мы политической пассивности рабочего движения во внесе-
нии в пего социалистической идеологии и в дальнейшем
его развитии под руководством марксистской партии.
«Если бы сознание рабочего класса, — писал Дж. Питт-
ман, — вышло за пределы «класса в себе» и рабочий класс
стал бы рассматривать себя как «класс для себя» и под
руководством марксистско-ленинского авангарда вести за
собой массы на решительную и целенаправленную классо-
вую борьбу за демократические реформы, ставящие па
повестку дня вопрос о переходе к социализму, подготовка
к вызреванию субъективных предпосылок социалистиче-
ской революции пошла бы полным ходом, и улучшились
бы перспективы необходимого сочетания объективных и
субъективных предпосылок революции»68.
«Новая рабочая история»: шаг к истине?
Начиная с 60-х годов с острой критикой висконсинцев вы-
ступила школа «новой рабочей истории», в последующем
упрочившая свои позиции. Колыбелью школы «новой ра-
бочей истории» явился журнал «Лейбор хистори», начав-
ший выходить в 1960 г. Журнал сплотил вокруг себя груп-
пу талантливых представителей неортодоксальной исто-
риографии, многие из которых — Г. Гатман, Д. Монтгоме-
ри, М. Кантор, М. Дубовский, С. Терпстром, И. Бернстейн,
С. Файн, Д. Броуди — вскоре утвердились как ведущие ис-
следователи истории американского рабочего класса69.
Центральное место в работах «новой рабочей истории»
занимало ниспровержение постулатов «висконсинской»
школы. «Висконсинцы», указывали критики, неправильно
определили сам объект «рабочей истории». Коммонс и его
143
последователи, следуя порочному институциональному
методу, свели историю американского пролетариата к
истории одних тред-юнионов, объединявших, как правило,
не более 7s американских рабочих.
«Висконсинцы», по мнению критиков, совершили еще
одну грубую ошибку: в рамках облюбованных «институ-
тов» рабочего движения — тред-юнионов они исследовали
только позицию и мышление верхушки, обуржуазившего-
ся руководства профсоюзов и обошли вниманием «молча-
ливое большинство», рядовую массу. Осудив анализ проф-
союзного движения «сверху», критики противопоставили
ему иной способ исследования рабочих организаций —
«снизу». Понятия «молчаливое большинство», «рядовые»,
«сверху» и «снизу» были заимствованы представителями
«новой рабочей истории» у «новых левых» авторов, в част-
ности у Дж. Лемиша и других радикальных исследовате
лей классовой борьбы эпохи первой Американской рево-
люции. Это свидетельствовало о наличии идеологических
мотивов в позиции школы «новой рабочей истории» и
влиянии на нее демократического подъема в среде интел-
лигенции и пролетариата в 60-е годы.
За 25 лет существования школы «повой рабочей исто-
рии» далеко не все ее представители сохранили верность
провозглашенному первоначально кредо. Среди тех, кто
эволюционировал вправо и оказался в плену «висконсин-
цев», был и один из признанных основателей этой шко-
лы — С. Терпстром. В начале 60-х годов Тернстром, реши-
тельно осудив институциональный и элитарный подход
«висконсинской» школы, выступил с исследованием, посвя-
щенным «молчаливому большинству» одного из промыш-
ленных городов Массачусетса, неквалифицированным и
поденным рабочим70. Это исследование, проведенное с ис-
пользованием модного междисциплинарного подхода, коли-
чественных методов, и содержащее убедительные выводы
об ограниченных возможностях социальной мобильности в
рядах рабочего класса, вызвало восторженные отзывы сре-
ди неортодоксальных историков и было объявлено образ-
цом рассмотрения рабочего движения «снизу». Однако
некоторое время спустя Тернстром решительно пересмот-
рел свои выводы в статье, которая по злой иронии судьбы
была включена в антологию «повой левой» историографии,
изданную в конце 60-х годов71.
В статье Тернстром уже писал о высокой социальной
мобильности среди неквалифицированных рабочих США
144
второй половины XIX в. и отсутствии в рабочем движении
того периода «протеста, направленного па переустройство
капиталистического общества». Игнорируя материалы мас-
совых забастовочных выступлений 1873, 1892 и 1894 гг.,
радикальную и социалистическую ориентацию ряда круп-
нейших профсоюзов, Терпстром перепевал избитые посту-
латы «висконсинцев». Когда Терпстром развернул новую
концепцию в монографии72, от него отвернулись многие
бывшие единомышленники. Как совместить выводы
Тернстрома о «политическом бессилии и отсутствии клас-
сового сознания» у «мобильных» групп рабочих — шахте-
ров, каменотесов, портовых рабочих, издольщиков, спра-
шивал М. Дубовский, с тем обстоятельством, что именно
эти категории составляли костяк радикальных тред-юнио-
нов, отличавшихся как раз наиболее высокой степенью
классовой солидарности и классового сознания?73
Терпстром был не единственной потерей «новой рабо-
чей истории». В момент ее становления шумную извест-
ность приобрели монографии И. Берпстейна, посвященные
рабочему движению США 20—30-х годов74. В подзаголов-
ке каждой монографии значилось: «История американско-
го рабочего». Тем самым Бернстейп как бы бросал вызов
«висконсинской» школе, заявлял о намерении раскрыть
чаяпия и надежды «рядовых». Однако после внимательно-
го ознакомления с логикой изложения и аргументацией
Берпстейна среди представителей «новой рабочей истории»
наступило разочарование и отрезвление: громогласное за-
верение раскрыть историю рядовых участников рабочего
движения осталось невыполненным.
Вместо исследования тех сторон и условий формирова-
ния психологии «рядовых», которые обусловили боевой дух
их выступлений, стачечную борьбу вопреки и в обход воле
профсоюзного «истеблишмента», Берпстейн сосредоточил-
ся па распространении тред-юнионистского сознания. Он
отказался раскрыть огромную роль левых организаций,
Коммунистической партии в руководстве массовым стачеч-
ным движением рабочего класса в 30-е годы, которое стало
для Берпстейна в конечном итоге образцом поведения
«толпы», якобы самой логикой событий втягивавшейся в
орбиту влияния «делового» юнионизма. Так Бернстейн
сомкнулся с замшелыми схемами Коммопса и Перльмана.
Опыт этих историков, а также С. Файна, Д. Краббса,
Д. Броуди и некоторых других представителей «повой ра-
бочей истории» свидетельствует, что интерес к движению
Ю В. В. Согрин
145
и образу мыслей «рядовых», использование метода «Сни-
зу» при изучении рабочего движения сами по себе еще не
являются гарантией преодоления схем «висконсинцев».
Новая методология не стала в их трудах противоядием
против классового предрассудка буржуазно-либеральной
историографии, заключающегося в убеждении, что в США
невозможно развитие культуры и классового сознания,
альтернативных буржуазной идеологии, и что пролетариат
этой страны был, есть и будет рабом «исключительности»
американского капитализма.
Либеральные представители школы «новой рабочей
истории» разделяют теоретические пороки более широкой
и очень модной современной буржуазной школы — «новой
социальной истории», выступившей с претензией на все-
стороннее и объективное изучение истории народных масс
в целом. Некоторые критики доказывают, что у «новой
социальной истории» вообще отсутствует какая-либо тео-
ретическая основа. Это не вполне верно: у «новой социаль-
ной истории» имеется определенный теоретический инст-
рументарий, хотя он и выработан ею не самостоятельно,
а заимствован у буржуазной социологии. Следует заме-
тить, что исторической пауке пе противопоказано опирать-
ся на методы социологии, но, конечно, результаты такой
«смычки» истории и социологии зависят от того, как и ка-
кие методы заимствуются историографией. Беда американ-
ской «повой социальной истории» заключается в заимство-
вании у буржуазной социологии глубоко субъективистских
методов стратификации и структурно-функционального
анализа.
Главной темой школы «повой социальной истории»,
равно как и сомкнувшихся с пей либеральных представи-
телей «новой рабочей истории» во главе с Тернстромом,
стало выявление социальной мобильности в американском
капиталистическом обществе. Заимствованный же у бур-
жуазной социологии метод социальной стратификации
предопределил апологетические выводы об «открытых
границах» между различными слоями и классами в США,
в том числе между пролетариатом и буржуазией. В рабо-
тах типичных представителей «новой социальной исто-
рии» выделяется множество мелких, нейтрально обозна-
ченных слоев — страт («низший низший», «верхний низ-
ший», «низший средний», «верхний средний», «низший
высший», «верхний высший» и тому подобные слои),
группируемых по таким признакам, как профессиональ-
146
пая, этнорелигиозная принадлежность, владение домом,
экономический доход и т. д. Стратификационный подход
начисто игнорирует разное отношение страт к средствам
производства и их разное положение в системе производст-
ва, а следовательно, и антагонистические противоречия
капитализма. Выделение же огромного, расширяемого во-
ображением каждого нового апологета капитализма коли-
чества страт детерминирует выводы о высокой социальной
мобильности в США (понятно, что перейти из страты со
средним доходом до 500 долл, в месяц в страту со средним
доходом до 1000 долл, неизмеримо легче, чем перейти из
класса, продающего свою рабочую силу, в класс, ее поку-
пающий).
К началу 70-х годов в рядах «новой рабочей истории»
произошел раскол: либералы фактически предали ее прин-
ципы, а подлинным выразителем критики «висконсинской»
школы продолжало оставаться только левое крыло в лице
таких историков, как Г. Гатман, Д. Монтгомери, М. Дубов-
ский и некоторые другие. В дальнейшем термин «новая
рабочая история» будет применяться только относительно
этого крыла.
В 70-е годы «новая рабочая история» наряду с отмечен
ной потерей получила в качестве своеобразной компенсации
ощутимую поддержку за счет перехода па ее сторону мно-
гих представителей бывших «новых левых» историков.
Дело в том, что на рубеже 60-х и 70-х годов после упадка
«нового левого» движения в рядах его последователей про-
изошло серьезное размежевание. Большая группа бывших
«новых левых» отказалась от маркузиапского тезиса об
«интеграции» пролетариата в американское «либерально-
корпоративное» общество. Еще в начале 70-х годов ряд
ведущих «новых левых» историков, в том числе их
признанный авторитет С. Линд, под воздействием уроков
классовой борьбы 60-х годов вынесли приговор своим
прежним иллюзиям, признали крах «нового левого» дви-
жения, потребовали повернуться лицом к «старым левым»,
т. е. к марксистам-ленинцам, и заявили о решающей роли
пролетариата в историческом процессе и преобразовании
капиталистического общества75.
Мировоззренческая эволюция леворадикальных истори-
ков стимулировала их интерес как к прошлому, так и к
настоящему американского пролетариата. Вместе с левым
крылом школы «повой рабочей истории» они составили
ядро критиков «висконсинской» школы среди представи-
Ю*	147
телей немарксистской историографии США. При этом если
представители направления «новой рабочей истории»
Г. Гатман, Д. Монтгомери, М. Дубовский, Дж. Ласлетт
исследуют преимущественно эволюцию пролетариата в
домонополистическую эпоху, то исследователи, связан-
ные генетически с леворадикальной идеологией,—С. Линд,
Дж. Вейнстейн, Дж. Грин, Л. Гудвин, Дж. Брешер и др. —
обращаются по большей части к анализу рабочего движе-
ния эпохи монополистического и государственно-монополи-
стического капитализма.
Конечно, сами тематические различия предполагают и
очевидные расхождения в выводах и обобщениях: истори-
ческий опыт американского пролетариата домонополисти-
ческой эпохи, когда, с одной стороны, еще отсутствовало
развитое профсоюзное и социалистическое движение, а с
другой — буржуазия не обладала реформистским механиз-
мом классового господства, имеет другие качественные ха-
рактеристики, нежели исторический опыт рабочего класса
XX в. Кроме того, леворадикальные историки в большей
степени зависимы от своих политических привязанностей
и более непосредственно отражают в своих оценках акту-
альные задачи американского рабочего движения.
Современная леворадикальная историография, как и
американское леворадикальное сознание в целом, — явле-
ние весьма противоречивое и неоднозначное. Необходимо
иметь в виду, что в США под радикальным общественным
сознанием понимают все течения немарксистской мысли,
расположившиеся в идеологическом и политическом спект-
ре левее либерализма. Советские ученые выделили в нем
четыре направления: радикал-демократическое, радикал-
бунтарское, радикал-романтическое и радикал-социалисти-
ческое76. Подобная пестрота современного мелкобуржуаз-
ного сознания в США нашла отражение и в подходе лево-
радикальных историков к проблемам рабочего движения.
Представители «новой рабочей истории» и радикаль-
ные историки в отличие от либерального и консервативного
направлений в буржуазной историографии исходят из
признания противоположности классовых интересов аме-
риканского пролетариата и капитала и возможности про-
израстания на этой почве собственного классового созна-
ния и «культуры» рабочего класса. «Новые рабочие
историки» испытали на себе определенное воздействие
марксизма-ленинизма, который они, однако, эклектически
соединяют с модными буржуазными критическими фило-
148
софскими доктринами — от экзистенциализма до доктрин
«франкфуртской школы». Основу же для своего исследова-
тельского подхода они заимствовали в трудах современных
английских радикальных историков — Э. Томпсона,
Дж. Рюдэ и др. Особую популярность приобрела моногра-
фия Э. Томпсона «Формирование английского рабочего
класса»77.
Приверженность критического направления истории
американского пролетариата методологии английских ра-
дикальных историков в значительной степени предопреде-
лила его достоинства и слабые стороны. Самый крупный
недостаток заключался в том, что американские критики
восприняли релятивистско-идеалистическую трактовку
понятия «класс»; он рассматривался ими в первую оче-
редь как культурно-психологическая общность, отрывался
искусственно от порождавших его производственных отно-
шений, объявлялся, наконец, величиной переменной,
обретавшей каждый раз качественные характеристики но-
вого класса по мере смены одного типа классового созна-
ния другим. При всей ограниченности понимания и опре-
деления критическим направлением категорий «классовое
сознание» и «классовая культура» пролетариата обраще-
ние к их анализу имело положительное значение.
Признанным современным авторитетом «новой рабочей
истории» единодушно считается профессор Нью-Йоркского
городского университета Г. Гатман78. Его работы посвяще-
ны по преимуществу изменениям в классовом сознании
американского пролетариата па ранних этапах развития
капитализма, в эпоху смены мануфактурного капитализма
промышленным.
В трудах Гатмана вскрываются социально-психологи-
ческие компоненты сознания пролетариата, выявление и
изучение которых необходимо для объяснения успеха
(и степени этого успеха) или, напротив, неудачи процесса
внесения социалистической идеологии в рабочее движение.
Историк доказал на широком фактическом материале, что
«культура» американского пролетариата XIX в., получив-
шая выражение в фольклоре, ритуалах, праздниках, быто-
вой и семейной этике, в отношении к труду, в религиозном
сознании, эстетических вкусах, заключала в себе неприя-
тие или даже протест против тех форм эксплуатации и
буржуазного образа жпзпп и мировосприятия, которые
утверждались в процессе капиталистической индустриали-
зации79.
149
Критикуя висконсинскую конвенцию «исключительно'
сти» исторического опыта американского рабочего движе-
ния, Гатман показал, что оппозиция пролетариата США
капиталистической эксплуатации в «дотред-юнионистский
период» выражалась подчас в типично «европейских» фор-
мах, например в своего рода луддистских выступлениях и
«голодных» бунтах, которые, не совпадая по форме с евро-
пейскими аналогами, по сути не отличались от них. Аме-
риканские рабочие протестовали против внедряемой капи-
талистической индустриализацией рутинной дисциплины
и постоянно стремились подчинить производственный про-
цесс своим собственным глубоко гуманным представлени-
ям об этике труда. Их протест выражался как в ностальгии
о «человеческих» трудовых отношениях доиндустриального
периода, так и во всевозможных забастовках, призванных
восстановить прежнее достойное положение личности в
производственном процессе.
Особенности «культуры» американского пролетариата
домонополистической эпохи детерминировались, по Гатма-
ну, процессом постоянного обновления коренного рабочего
класса иммигрантскими «волнами» из Европы. Гатман,
однако, не ограничивался известным тезисом об отрица-
тельном воздействии иммигрантских волн на процесс
формирования классового сознания американского проле-
тариата. Его исследовательская задача несколько иная:
показать, что континюитет доиндустриальных форм в
«культуре» пролетариата США XJX в. только деформиро-
вал, но не «размывал» оппозицию американскому капи-
талистическому миропорядку со стороны рабочего класса.
Привлекая для анализа этих форм массу нетрадиционных
источников (письма, фольклор, свидетельства, характери-
зующие быт, досуг, умонастроения иммигрантских общин),
Гатман раскрыл критическое отношение европейских пере-
селенцев к незнакомой общественной системе. Эти источ-
ники свидетельствуют, как иммигрантские семьи упорно,
из поколения в поколение держались за обычаи, нравы,
религиозные праздники, обряды оставленной родины, не
желая подчиняться размеренному до мелочей, обезличен-
ному образу жизни рабочего человека в индустриальной
Америке, как разочаровывались в ее добродетелях и рас-
ставались с иллюзиями и надеждами па устройство своего
счастья в Новом Свете.
В целом Гатман создал впечатляющую картину «неви-
димой» (а точнее, не замеченной прежде и не исследован-
ие
ной в силу этого историками) оппозиции различных кате-
горий рабочего класса промышленному капитализму США
XIX в. (сделано это на основе трудоемкого процесса выяв-
ления и анализа новых видов источников). Вместе с тем
Гатману должны быть предъявлены серьезные претензии
с точки зрения анализа им понятий «рабочий класс» и
«рабочая культура». Они характеризуются в работах аме-
риканского историка преимущественно в социально-психо-
логическом и социально-антропологическом планах. Рабо-
чий класс в работах Гатмана исследовался по «месту
жительства», а пе в процессе производственных связей и
отношений; историк анализировал по преимуществу от-
дельные, локальные этнические общности рабочего класса,
а следовательно, его субкультуру, но не классовое созна-
ние, что лишало его возможности сформулировать обоб-
щающую характеристику американского пролетариата как
класса.
Очевидны и другие упущения гатмановской схемы
классовой «культуры» пролетариата США домонополисти-
ческой эпохи. Например, замалчивался такой важный ком-
понент, как политическое сознание рабочего класса (его
анализ имеет первостепенное значение в связи с образова-
нием в один из исследуемых Гатманом периодов — 20—
30-е годы XIX в. — первых рабочих партий, сыгравших
важную роль в истории «джэксоповской демократии»).
Представители критической школы Д. Монтгомери,
К. Лэш, М. Дубовский, Дж. Ласлетт, Дж. Корнблах,
Дж. Конлип пересмотрели исторический опыт профсоюз-
ного движения конца XIX — начала XX в. Дубовский и
Лэш выступили против традиционных попыток вискон-
синцев увязать широкие социальные идеалы Ордена
рыцарей труда с приверженностью руководства этого мощ-
ного профсоюзного объединения 70—80-х годов мелкобур-
жуазному утопизму. Они указывали, что со стороны исто-
риков не было еще предпринято пи одной серьезной попыт-
ки исследовать чаяния и умонастроения рядовой массы
членов Рыцарей труда, а расхожие обобщения отражают
не более как мировоззрение «великого мастера» Ордена
Т. Паудерли и его ближайшего окружения. В полном
соответствии с духом и буквой повой критической школы
они доказывали, что любые выводы о характере Рыцарей
труда могут рассматриваться серьезно и основательно
только после их корреляции с «массовой культурой» чле-
нов Ордена.
151
Другой представитель критической историографии,
Дж. Ласлетт, обнаружив, что выводы «висконсинцев» о
направленности массового рабочего движения конца
XIX в. основаны преимущественно на опыте союза типо-
графских рабочих (а затем экстраполированы на другие
тред-юнионы), в своем собственном исследовании шести
крупных, по разных по характеру профсоюзов (например,
горняков, машинистов, обувщиков) раскрыл их глубокие
связи с популистской и социалистической партиями.
Наибольшее внимание радикальные исследователи мас-
сового рабочего движения эпохи становления и торжества
монополистического капитализма уделили революционно-
му профсоюзному объединению начала XX в.—«Инду-
стриальным рабочим мира». Тот факт, что опыт ИРМ
послужил почвой для настоящего исследовательского бума
в американской радикальной историографии, и многозна-
чителен и глубоко закономерен: если вы, как бы говорят
ее представители «висконсинцам», считаете себя вправе
моделировать мировоззрение пролетариата па основе исто-
рического опыта одной АФТ, то мы резервируем за собой
право моделировать исторический вариант классового
сознания рядовой массы рабочих па основе опыта ИРМ;
если вы считаете примером патологического отклонения в
истории американского рабочего движения деятельность
ИРМ, то мы видим такое отклонение в практике АФТ.
Среди представителей критического направления наи-
более полную оценку деятельности ИРМ дал М. Дубов-
ский. Он подверг критике распространенные в буржуазной
историографии попытки объяснить радикализм и револю-
ционность профсоюзов американского Запада с позиций
теории Тернера (географического детерминизма), как
идейно-психологический феномен неспокойной американ-
ской границы. Осудив эту концепцию «классовой войны
без классовой идеологии», Дубовский в своих исследовани-
ях рассмотрел деятельность ИРМ пе как «географическую»
аномалию благонамеренного в целом рабочего движения
США, а как отражение определенной общей закономерно-
сти классовой борьбы в капиталистических странах эпохи
завершения индустриализации и начала монополизации.
Его вывод о том, что «развитие радикального юнионизма и
возникновение синдикализма па американском Западе...
едва ли можно считать уникальным явлением», что суще-
ствует общая причина «вызревания радикального юнио-
низма для Франции, Италии и Америки»81, способствовал
152
объективной трактовке соотношения общего и особенного
в историческом опыте рабочего движения США.
Другой представитель критической историографии,
У. Престон, отверг трактовку исторического опыта «Инду-
стриальных рабочих мира» как проявления бунтарства
«неприспособленных иммигрантов» или «низов» коренного
пролетариата. Рассматривая деятельность ИРМ в контек-
сте широкого, фактически общенационального подъема
трудовых масс, когда рабочие вовлекались в движение
популистов, «пационализаторов»*, Престон справедливо
видит в этом одно из высших проявлений радикального
духа, характерного для рабочего движения США того пе-
риода в целом82.
В деятельности ИРМ были заключены, как известно,
различные и подчас противоречивые тенденции. Отстаивая
в отличие от АФТ широкие и радикальные социально-по-
литические идеалы и принципы, ИРМ в то же время, бу-
дучи профсоюзным объединением, заботился и о повсе-
дневных интересах рабочих. Последнее обстоятельство
послужило для многих буржуазных историков основанием
для обвинения ИРМ в реформизме и «деловом» юнионизме.
Отвечая им, М. Дубове кий, исследовавший на огромном
архивном и опубликованном материале идеологию, страте-
гию и практику ИРМ, доказывал, что революционные
цели и требования реформ в платформе и деятельности
ИРМ не противоречили и не исключали друг друга, а
вполне органично сочетались. Он признавал наличие апо-
литизма в деятельности ИРМ, но показывал, что он возник
из недоверия к политическому оппортунизму правого
крыла и центристов в социалистической партии. Историче-
ский вклад ИРМ в американское рабочее движение состо-
ял, согласно выводам Дубовского, в развитии концепции
революционного овладения пролетариатом средствами про-
изводства83.
Одно из ведущих мест в современной критической исто-
риографии заняла тема выявления и развенчания буржуаз-
ного характера политики профбюрократии консервативно-
го американского объединения АФТ (с 1955 г. АФТ —
КПП). Этой теме посвящено поистипе необозримое коли-
чество исследований. Кроме уже охарактеризованных
следует назвать монографии Р. Рейдоша («Американские
* Массовое движение, возникшее в 80—90-е годы XIX в. под воз-
действием утопических социалистических идей Э. Беллами, по
преимуществу в восточных штатах.
153
рабочие и внешняя политика США: политика «холодной
войны» американских профсоюзов от Гомперса до Ловсто-
на»), У. Ван Тайна («Формирование рабочей бюрократии:
профсоюзное руководство в США в 1870—1920-е гг.»),
докторскую диссертацию С. Шейнберга («Развитие корпо-
ративной рабочей политики. 1900—1940»), биографии
С. Гомперса и Дж. Льюиса, принадлежащие перу Б. Ман-
дела, У. Ван Тайна и М. Дубовского84.
Ключевым периодом оформления профбюрократии,
превращения ее в либерально-корпоративный институт
историки критического направления единодушно считают
годы первой мировой войны. Именно в этот период офор-
мился консервативный альянс государства, предприпима
телей и профсоюзов. Его основные черты заключались в
следующем: АФТ в обмен на предоставление права па
организацию дала обещание воздерживаться от стачек п
оказывать им сопротивление, если забастовки возникнут
стихийно; профбюрократы были введены В. Вильсоном в
правительственные комиссии и, сотрудничая с предприни-
мателями, слились вместе с ними в либерально-корпора-
тивную касту; коллективный договор из средства борьбы
за интересы рабочих превратился в орудие достижения
«классового мира» и нейтрализации радикальной профсо-
юзной тактики.
Среди первых работ, посвяшенных развенчанию реак-
ционной политической линии АФТ, известность приобрела
монография Р. Рейдоша. Основываясь на не использован-
ных ранее источниках, он раскрывал тесное сотрудничест-
во руководства АФТ и правительства США в реализации
реакционных внешнеполитических целей американского
капитализма. Рейдош показывал, что руководству АФТ
принадлежала самая активная, инициативная роль в раз-
вязывании антисоветской интервенции США после Вели-
кого Октября, в борьбе с коммунистическими и радикаль-
ными профсоюзами в Италии, Франции, Греции после
окончания второй мировой войны, в подготовке «холодной
войны», интервенции в Корее, в насаждении реакционных
(по образцу самой АФТ) тред-юнионов в Латинской Аме-
рике.
Исследование Рейдоша, вначале породившее востор-
женные отклики среди представителей критической исто-
риографии, впоследствии вызвало с их стороны серьезные
нарекания. Так, Дж. Грин упрекал Рейдоша в том, что он
приписал «корпоративную идеологию американских рабо-
154
чих лидеров» всему профсоюзному движению, пе смог
отделить мышления Гомперса и Ловстона от настроений
«рядовых». Поглощенный изучением позиции «группы
лидеров наподобие Сиднея Хилмена, активно пытавшихся
интегрировать профсоюзы в корпоративный капиталиста
ческий порядок», Рейдош остался в плену рассмотрения
рабочего движения «сверху»85.
Выступление Грина фиксировало выдвижение на пер-
вый план критической школы повой важной темы, озна-
чавшей пе только и пе столько разоблачение буржуазного
мышления профбюрократин, сколько поиск и выявление
радикального потенциала рядовой массы профсоюзов и
рабочего движения. Разработку этой темы применительно
к истории США нового времени начали такие историки,
как Гатман, Дубовский, Монтгомери. Но еще более актив-
но разрабатывали ее в последнее десятилетие представи-
тели леворадикальной историографии применительно к
новейшей истории.
Обращение радикальных историков к историческому
опыту боевых профсоюзов, стихийных забастовок «рядо-
вых» новейшего времени, когда в классовой борьбе про-
летариата все большую роль играют его политические
партии, поставило их лицом к лицу с рядом сложных тео-
ретических вопросов, главным среди которых является
вопрос о соотношении стихийности и сознательности в
рабочем движении.
В решении этого вопроса, оказавшего огромное влияние
на конкретно-исторические исследования, радикальные
авторы разделились на две группы. Первая группа —
С. Ароновиц, А. Прейс, Дж. Брешер и др. — так или ина-
че преклоняется перед стихийным протестом «рядовых»,
объявляя его главным рычагом формирования антибуржу-
азного сознания. Вторая, включавшая в себя такие имена,
как М. Кантор, Дж. Грин, Дж. Вейнстейи, признает боль-
шую роль политической партии рабочего класса в форми-
ровании классового сознания пролетариата, обнаруживая
при этом знакомство с марксистско-ленинским учением о
соотношении стихийности и сознательности в рабочем дви-
жении.
Крайним выражением позиций первой группы может
служить концепция А. Прейса, подошедшего к оценке
исторического опыта рабочего движения 30—50-х годов с
откровенно троцкистских позиций. В монографии «Гигант-
ский шаг рабочего движения: двадцать лет Конгресса про-
155
изводственных профсоюзов» Прейс доказывал, что стихий-
ное рабочее движение США в 30—40-е годы сделало
«огромный шаг» в развитии классового сознания, но дело
рабочих было «загублено» коммунистами, которые-де,
стремясь утвердиться в руководстве Конгресса производ-
ственных профсоюзов, пренебрегли насущными интереса-
ми пролетариата и радикальными целями рабочего движе-
ния86. Книга Прейса откровенно упрощала и искажала
историческую действительность. Это вынуждены признать
и некоторые радикальные историки. С. Ароповиц, напри-
мер, отмечал, что Прейс приписал Конгрессу производст-
венных профсоюзов тенденции и устремления, которых у
него не было.
Однако сам Ароповиц исходил из левацкой посылки
другого рода: существующие профсоюзы могут развиваться
только па буржуазной платформе, участвовать в их дея-
тельности — значит заведомо укреплять «корпоративный
либерализм»87. Кроме того, подобно Прейсу, Ароповиц от-
вергал руководящую роль политического авангарда в клас-
совой борьбе пролетариата. В нашумевшей в США работе
«Ложные обещания: формирование классового сознания
американского рабочего класса» оп критиковал идею аван-
гардной роли политической партии, прибегая к трем ха-
рактерным аргументам: рабочий класс сам способен «осоз-
нать свой опыт и вести себя»; американские «левые»
(имеются в виду социалисты, коммунисты и радикалы
всех оттенков. — В. С.) «никогда не поднимались выше
уровня сознания самих рабочих»; «пе дело «левых» вос-
производить авторитарные взаимоотношения в рабочем
движении»88. (Отметим, что Ароповиц в соответствии с
укоренившейся в левацких кругах «модой» и явно нару-
шая историческую истину ссылается в подтверждение
своих суждений на Р. Люксембург89.)
Примером одного из современных леворадикальных
подходов к историческому опыту американского рабочего
движения служит монография Дж. Брешера «Стачка!».
Книга Брешера получила необычайно широкий отклик в
критической историографии США и среди движений соци-
ального протеста. В монографии впервые в немарксистской
литературе предпринята попытка показать всю 100-лет-
нюю историю массовых стачек в США, начиная со знаме-
нитой забастовочной волны 1877 г. и кончая 70-ми годами
нынешнего столетия90. Особенно пристальное внимание
уделено знаменитым боевым массовым забастовкам 30-х
156
годов. Брешер при этом меньше всего озабочен созданием
летописи, пусть даже самой подробной, массовых стачек.
Он видел свою цель в обобщении их типичных черт, в ис-
следовании их влияния на формирование классового само-
сознания пролетариата, «раскрепощение» его революцион-
ного потенциала.
Исследование радикального историка исполнено острой
полемики с буржуазной историографией. Оп бичует тео-
рию «бесконфликтной» американской истории, всесторонне
показывает пороки «висконсинской» школы, которые не
смогли-де преодолеть «новые левые» историки, выдвинув-
шие тезис об «интеграции» пролетариата в капиталистиче-
скую систему. Этот тезис вопреки кажущейся радикально-
сти по сути ничем пе отличается от апологетической тео-
рии «бесконфликтной» американской истории.
Критикуя многие ошибки «новых левых», Брешер сам
остается в плену левацко-мелкобуржуазного подхода к
развитию рабочего движения. Это выражается в первую
очередь в преклонении перед стихийностью в рабочем дви-
жении, непонимании и непризнании организующей роли
политической партии в классовой борьбе трудящихся.
Мелкобуржуазная ограниченность Брешера, несоответст-
вие его подхода объективной логике классовой борьбы
проявляются в противоречивости материалов и выводов
самого историка.
Исследование Брешера многопланово. На первом, веду-
щем месте — формирование классового сознания пролета-
риата США; па следующем — отношение общественного
мнения, различных социальных слоев к позиции рабочих:
далее — роль публичной власти, насилия, демагогии и
реформ в подавлении самостоятельных устремлений тру
дящихся. Наиболее интересен, несмотря на противоречи-
вость, первый план.
Брешер начинает свое исследование с знаменитых мас-
совых стачек последней четверти XIX — начала XX в.
Наивысшую оценку историка получают «Индустриальные
рабочие мира». Обращаясь к стачечному движению в США
после первой мировой войны, исследователь доказывал,
что его невозможно рассматривать и верно оценивать вне
связи с русской революцией 1917 г. Стачечная волна
1919 г. и крупнейшая массовая забастовка в Сиэтле были
связаны корнями с рождением Советского государства.
Величайшее значение Сиэтлской всеобщей стачки, по за-
ключению Брешера, состояло в том, что опа «включила»
157
американское рабочее движение в мировой революционный
процесс, развивавшийся под воздействием первой мировой
войны и Великого Октября91. Центральный раздел книги
посвящен следующей крупнейшей стачечной волне 1934—
1937 гг., направленной на закрепление за рабочими права
на организацию. Брешер при этом уделил особое внимание
выявлению мнений и настроений непосредственных участ-
ников забастовок, рассмотрению ростков антибуржуазного
классового сознания пролетарий га. В книге воссоздана ат-
мосфера, пли, по определению автора, «культура всеобщей
стачки», главным компонентом которой являлось пробуж-
давшееся в рабочих чувство классовой солидарности.
Исследование Брешера — это, используя терминологию
самой радикальной историографии, история «рядовых»,
огромной массы организованных и неорганизованных ра-
бочих, низовых профсоюзных ячеек и комитетов, пе охва-
ченных системой «корпоративного либерализма», высту-
пающих стихийно или в той или иной степени осознанно с
противоположной буржуазному миропорядку позиции.
Брешер показал, что эта позиция обнаружила себя наибо-
лее полно в периоды массовых стачек, организуемых «ря-
довыми» в обход воли профбюрократпи. Материалы, при-
водимые историком, свидетельствуют о возникновении у
рабочих в ходе стачек ростков классового сознания. Во
время отдельных стачек рабочие поднимались до осозна-
ния возможности и способности к управлению производ-
ством и обществом.
Так, участники всеобщей стачки в Сиэтле в 1919 г.
подошли к пониманию того, что их усилия по управле-
нию производством способствуют подготовке рабочих к
руководству обществом. Их орган «Сиэтл юнион рекорд»
следующим образом определял смысл происходящих собы-
тий: «Если революция означает Великое Изменение обли-
ка мира, включающее пересмотр методов управления про-
мышленностью, затрагивающее сами основы пашей жизни,
утверждающее радость и свободу вместо порабощенпости
и страха, тогда мы принадлежим к последователям этого
Великого Изменения и полагаем, что наша Всеобщая
Стачка служит его целям... Мы видим только один способ
разрешения сложившихся задач: замену двух классов,
борющихся друг с другом за продукты труда, одним-един-
ственным классом, распределяющим по справедливости
богатства мира»92.
Вместе с тем сам Брешер раскрывал противоречивость
158
сознания участников массовых стачек. Как показывают
приводимые им материалы, участники выступлений, отда-
вая себе отчет в том, что большой бизнес контролирует
все и вся в Америке, включая правительство, в то же
время наивно полагали, что будто государство представ-
ляет и простых людей и что-де вправе ожидать от пего
поддержки. Наличие этих отсталых черт в сознании рабо-
чих объясняет, почему участники Гомстедской стачки
1892 г., обвиненные в государственной измене и ведении
войны против штатных властей Пенсильвании, в том же
году голосовали на президентских выборах за Г. Кливлен-
да, жестоко расправившегося спустя два года с пульманов-
ской стачкой. Этими же моментами можно объяснить тот
факт, что рабочие заводов «Дженерал моторе» во время
забастовки 1936 г. намеревались осуществить захват госу-
дарственных зданий — акт сам по себе бунтарский — во
имя американской конституции.
В конечном итоге Брешер пришел к парадоксальному,
противоречащему исходному теоретическому положению
его книги выводу о том, что пролетариат США в ходе
большинства даже самых известных массовых стачек не
обнаружил оформленного в сколько-нибудь полной мере
классового самосознания и не вышел за рамки типично
тред-юнионистского определения целей забастовок93.
Вопреки воле автора, находящегося в плену синдика-
листских представлений о значении стачечной борьбы про-
летариата, материалы его книги свидетельствуют о спра-
ведливости марксистско-ленинского учения о ведущей
роли политической партии пролетариата в процессе фор-
мирования классового сознания рабочих. Главный порок
монографии Брешера заключается как раз в том, что поли-
тические партии рабочего класса, как социалисты, так и
коммунисты, искусственно, авторской волей отстранены от
участия в этом процессе. Поэтому исследование Брешера,
несмотря на всю ценность и важность приводимых им ма-
териалов о развитии социально-психологических корпей
классового самосознания пролетариата, предстает
абстрактной мелкобуржуазной моделью истории классовой
борьбы американских рабочих.
Преклонение перед стихийностью в рабочем движении
свойственно и С. Линду. В одной из работ он без всяких
на то оснований попытался подкрепить свою позицию
ссылками на К. Маркса, противопоставляя при этом Марк-
са Ленипу: «Если Маркс полагал, что жизнь сама разовьет
159
радикальное сознание в рабочем движении, то Лепин
пришел к заключению, что радикализм должен быть вне-
сен в рабочее движение социалистическими агитаторами».
Тут же выдвигался тезис, согласно которому американское
рабочее движение развивалось «по Марксу»94. Эти рассуж-
дения Линда не только неверны, по и крайне наивны и
способны только дискредитировать исследовательское ре-
номе автора, который во многих других вопросах, в том
числе и в конкретно-исторических разработках о движе-
нии «рядовых», внес позитивный вклад в развитие амери-
канской историографии и в критику ее апологетических
течений, тем более что раньше в известной монографии
«Интеллектуальные истоки американского радикализма»
Линд писал о неверии Маркса в способность рабочего
класса осознать свои классовые интересы «па основе жиз-
ненного опыта и представлений»95.
В 70-е годы супруги С. и А. Линды первыми в амери-
канской историографии предприняли ценную попытку
создания «устной истории» рабочего движения 30-х годов
на основе интервью с «рядовыми организаторами» проле-
тариата, которые не могли зафиксировать свои мысли в
официальных анналах профсоюзного движения, т. е. в ма-
териалах, которыми традиционно пользуются историки96.
Однако их предположение, что классовое сознание проле-
тариата может формироваться на антибуржуазной основе,
только развиваясь стихийно, отражая непосредственный
опыт рабочего, несостоятельно с теоретической точки зре-
ния и опровергается самими данными опросов.
По признаниям опрошенных «рядовых организаторов»,
многие среди них были коммунистами, а значит, обладали
отнюдь не стихийно оформившимся классовым сознанием.
Резонно задаться вопросом: можно ли анализировать соз-
нание рабочих капиталистических стран XX в., даже если
они не связаны непосредственно с коммунистической или
социал-демократической партиями, без учета опосредован-
ного воздействия на пих социалистической идеологии?
И вообще, может ли существовать стихийное, т. е. форми-
руемое на основе одного непосредственного опыта, созна-
ние в век расцвета средств массовых коммуникаций, ког-
да каждый индивидуум буржуазного общества ежедневно
откликается на борьбу множества идеологий? Вера в по-
добное сознание, тем более спонтанно дозревающее до
антибуржуазного, есть утопия.
Положительным моментом в развитии радикальной
160
историографии рабочего движения следует признать рост
числа исследований, посвященных деятельности полити-
ческих партий пролетариата. Авторы этих работ, не явля-
ясь сами марксистами, исходят тем не менее из признания
руководящей роли политической партии пролетариата в
его классовой борьбе. В качестве ведущих среди них сле-
дует назвать Дж. Грина, Дж. Вейнстепна, М. Кантора.
С профессиональной точки зрения лучшим исследова-
нием в американской радикальной историографии по исто-
рии социалистической партии необходимо признать моно-
графию Дж. Грина «Корни социализма: радикальные
движения на Юго-Западе. 1895—1943»97. Грин, профессор
Бостонского университета, член редколлегии и один из
ведущих авторов журнала «Радикальная Америка», ставил
своей задачей раскрыть степень внедрения в массы и при-
чины успеха социалистической партии в начале XX в.
в юго-западных штатах — Техасе, Канзасе, Арканзасе и
Оклахоме. Источниковедческая база монографии, вклю-
чающая социалистическую прессу штатов, материалы
местных комитетов партии, эпистолярное наследие не толь-
ко ее руководителей, по и рядовых активистов, выгодно
отличает исследование Грина от спекулятивных в боль-
шинстве работ либеральных и консервативных авторов.
Действие событий в книге Грина разворачивается в
штатах, бывших в 90-е годы эпицентром популистского
движения. Социалисты с самого начала выступили в каче-
стве естественного преемника антимонополистической на-
правленности фермерского движения. Причем, как показал
Грин, социалисты юго-западных штатов пе только воспри-
няли, но и обогатили антимонополистические идеалы по-
пулистов, насытили их более радикальным звучанием.
Если Национальный фермерский альянс, доказывал автор,
пытался защитить от эксплуатации со стороны финансо-
вых и железнодорожных корпораций в равной степени все
слои фермерства, то социалисты заботились об интересах
сельской бедноты. В этом, по справедливому его замеча-
нию, принципиальное отличие социалистов от популистов
в подходе к аграрному вопросу. Опыт социалистов юго-за-
падных штатов первых десятилетий XX в., утверждал
Грин, убедительно свидетельствовал о возможности
объединения мелкого фермерства и промышленного проле-
тариата в рамках социалистической партии.
В проведенном Грином анализе программных устано-
вок социалистов юго-западных штатов начала XX в., име-
п В. в. Согрин
161
нуемых часто «золотым веком» американского социализма,
в наибольшей степени ощущается стремление рассмотреть
их опыт с учетом сегодняшних задач демократических
движении США. Грин пытался анализировать не только и
даже не столько промахи американских социалистов,
сколько их удачи в разработке тех или иных вопросов
классовой борьбы. Одной из главных заслуг социалистов
Юго-Запада, обеспечившей им возможность «внедрения»
в фермерские массы, он считал умелую разработку аграр-
ных требований, предполагавших обобществление крупных
хозяйств и оказание государственной помощи мелким фер-
мам.
В отличие от Грина Дж. Вейпстейн обратился к анали-
зу периода, па который пришелся упадок социалистиче-
ской партии, — 10—20-х годов. Вейпстейп, один из созда-
телей и ведущих авторов «нового левого» журнала 60-х
годов «Стадиз он зе лэфт», не увидел объективных причин,
которые вызвали падение влияния социалистической пар-
тии после первой мировой войны. Партия существенно
изменилась в годы первой мировой войны, доказывал он,
но отнюдь пе ослабла. Ее географическое ядро перемести-
лось из юго-западных штатов на восток, в большие про-
мышленные города. Фактор этот, по мнению Вейнстейпа,
не вполне благоприятный, поскольку он свидетельствовал
о понижении в организации процента коренных американ-
цев и росте числа иммигрантов. Однако численность пар-
тии в 1919 г. составляла 109 тыс. человек — только на
несколько тысяч меньше, чем в 1912 г. С учетом начавше-
гося под воздействием Октябрьской революции 1917 г.
подъема радикальных настроений в США партия, полагал
Вейнстейн, имела основания смотреть в будущее с опти-
мизмом 98. Но почему же она в таком случае оказалась
вскоре перед угрозой краха?
Ответ па этот вопрос заключен, по Вейнстейпу, в субъ-
ективном факторе — трагическом отсутствии взаимопони-
мания в левом политическом спектре, включавшем социа-
листическую, фермерско-рабочую и рожденные в горниле
революционных событий той же эпохи коммунистическую
и коммунистическую рабочую партии США. Пе снимая
ответственности за раскол с фермерско-рабочей партии
(ей был свойствен антикоммунизм) и социалистов (цеп-
лявшихся за английскую лейбористскую модель), Вейн-
стейн возложил главную вину па коммунистов ".
Подобная трактовка находится в явном противоречии с
162
объективными фактами американского рабочего движения.
Вопреки концепции Вейнстейпа, крушение в конце 10-х—
начале 20-х годов потерпел не социализм США, а оппорту-
нистическая линия руководства социалистической партии.
Судьбы социализма могли быть связаны теперь с другими
силами, способными к преодолению оппортунизма и со-
циал-шовинизма II Интернационала. Такую способность
и обнаружили в тех исторических условиях американские
коммунисты, которые в силу самой логики и закономерно-
стей развития классовой борьбы и революционного движе-
ния пришли на смену социалистической партии в руковод-
стве американским рабочим движением.
Концепция «краха» американского социализма Вейп-
стейна вызвала критику и самих радикальных историков
США. Например, М. Дубовский указывал, что выводы
Вейнстейпа не согласуются с историческим опытом дру-
гих, в первую очередь западноевропейских, капиталисти-
ческих стран, где также произошло образование компар-
тий, но в отличие от США пе наблюдался «крах социализ-
ма»100. Раскритиковал концепцию Вейнстейпа и М. Кан-
тор, бывший в свое время одним из основателей и первым
редактором журнала «Лейбор хистори». В монографии
«Разделенные левые. Американский радикализм. 1900—
1975»101 главную причину нежизнеспособности социали-
стической партии Кантор видел в особенностях ее собст-
венной эволюции, в том, что опа пе смогла верно опреде-
лить грань, по одну сторону которой лежит сползание к
буржуазному реформизму, а по другую — пренебрежение
к повседневным интересам трудящихся.
Согласно аргументированному мнению Кантора, эволю-
ция социалистической партии заключалась во все большем
усвоении «социал-демократической методологии, означав-
шей возвеличивание процесса демократических и рефор-
мистских преобразований и недооценку социалистической
идеологии и целей». Партия стремилась искать свою опо-
ру в мелкобуржуазной среде, утроив ряды в годы подъема,
но «ее новобранцами чаще оказывались фермеры-аренда-
торы юго-западных Штатов, бывшие популисты, городские
радикалы и интеллектуалы, как марксисты, так и утопи-
сты. В то же время руководители партии должны были
признать, что они потерпели полную неудачу в попытках
вовлечь в свои ряды членов тред-юнионов»102.
Начав свою деятельность в качестве оппозиционной
третьей партии, социалисты, приходил к заключению Кан-
11*	163
тор, постепенно превратились в типично американскую
прагматическую партию и были интегрированы в амери-
канскую политическую структуру. В ряде вопросов — им-
миграционном, негритянском — социалисты заняли свойст-
венную всем американским либералам консервативную
позицию. Тем самым крах социалистической партии па
рубеже 20-х годов в условиях мощного подъема радикаль-
ных настроений во всем мире, в том числе и в США, был
обусловлен. К середине 20-х годов партия окончательно
отказалась от положительной оценки значения Ок-
тября и превратилась в близнеца лейбористской партии
Англии.
Достоинством доводов Кантора является то, что он
признает большие исторические заслуги компартии перед
американским рабочим движением. Рассматривая истори-
ческое развитие компартии, он считает самым плодотвор-
ным периодом ее деятельности 30-е годы: члены компар-
тии в это время возглавили движение рядовых рабочих
против обюрократившегося профсоюзного руководства.
Профсоюз автомобильных рабочих, в котором коммунисты
в эти годы задавали тон, смело шел на создание коалиции
с забастовочными комитетами рядовых рабочих. Проф-
союзы, возглавляемые коммунистами, отличались неприми-
римостью в отношениях с предпринимателями. В сравне-
нии с некоммунистическими профсоюзами они выгодно
выделялись демократическими организационными принци-
пами, предполагавшими ежемесячные общие собрания
всех членов профсоюза, ежегодные конвенты, регулярные
перевыборы всех должностных лиц. Наступательная так-
тика и демократические организационные принципы —
вот главные установки, которые характеризовали политику
партии в отношении профсоюзов. Коммунисты сумели
завоевать огромное влияние и уважение в Конгрессе про-
изводственных профсоюзов. В этот период они были «наи-
более организованной, наиболее дисциплинированной и
наиболее эффективной радикальной секцией Комитета
производственных профсоюзов, и не случайно большинст-
во шоп-стюартов одобряли их усилия в борьбе за улучше-
ние условий жизни рабочих»103. Партия смогла создать в
рамках КПП эффективный радикальный блок. Утрату ком-
партией авангардных позиций в КПП с конца 30-х годов
Кантор, полемизируя в этом вопросе с «висконсинцами»,
объяснял предательством бюрократической верхушки
Конгресса производственных профсоюзов, отвернувшейся
164
от коммунистов, как только упрочились его позиции в рам-
ках капиталистического общества104.
Высокую оценку деятельности компартии в условиях
30-х годов далиДж. Грин в статье, посвященной американ-
скому рабочему движению межвоепного периода105. Кантор
и Грин принадлежат к тем леворадикальным историкам,
которые считают одним из главных исторических уроков
американского рабочего движения единство всех левых сил
и признают важную роль компартии в демократическом
блоке антимонополистических сил. К сожалению, такой
подход пе завоевал всеобщего признания в леворадикаль-
ной историографии. Более того, необходимо указать, что
освещение исторической роли Коммунистической партии
США остается самым уязвимым местом в работах ради-
кальных историков. И дело здесь не в том, что они указы-
вают на ошибки коммунистов.
Если таковые имеются, их готовы признать и марксист-
ские исследователи. Так, Г. Грин в своем исследовании
«Что происходит в американских профсоюзах»106, завое-
вавшем широкое признание научной общественности,
принципиально критикует ошибки коммунистов, допущен-
ные ими в 30-е годы в процессе борьбы за демократиче-
ские преобразования, развитие отраслевых профсоюзов.
«Однако у коммунистов и других представителей левых
сил, — пишет он, — появилась тенденция подчеркивать
лишь общие, объединяющие задачи и меньше внимания
обращать па разногласия. Стремясь к единству, левые
силы нередко отказывались от своих позиций и молча усту-
пали»107. Грин вскрывает и другие упущения коммунистов,
подчеркивая вместе с тем страте! ическое и тактическое
значение линии компартии па единство действий с руко-
водством Конгресса производственных профсоюзов, широ-
кими демократическими силами американского общества.
Давая принципиальную оценку недостаткам и ошиб-
кам, имевшим место в деятельности компартии на протя-
жении ее длительного пути, историки-марксисты вместе с
тем показывают, что коммунисты США во все времена
преодолевали право- и левооппортунистическую опасность,
сохраняли идейно-политическое единство и верность марк-
сизму-ленинизму и зарекомендовали себя в качестве самой
прочной и стойкой организации демократических и анти-
монополистических сил США новейшего времени. И сегод-
ня, как это со всей очевидностью вытекает из новой про-
граммы Компартии США108, она выступает в авангарде
165
широкой народной оппозиции реакционному внутри- и
внешнеполитическому курсу американской буржуазии,
дает четкое и глубокое определение коренных и насущ-
ных задач рабочего класса.
Недостаток радикальных историков заключается пе в
критике ошибок коммунистов, а в том, что они еще не го-
товы понять и признать ведущую историческую роль ком-
мунистов как марксистско-ленинской партии в классовой
борьбе трудящихся масс США. Отсюда вытекает их гипер-
критический, а в ряде случаев негативный, ненаучный
подход к анализу конкретпо-исторической практики Ком-
мунистической партии США. Это, конечно, существенно
снижает уровень магистральной линии их исследований,
направленной на выявление собственного места и собст-
венной роли американского пролетариата в историческом
развитии США, широкое раскрытие противоречий и не-
примиримости интересов трудящихся и буржуазии в глав-
ной стране капиталистического мира.
В целом «новая рабочая история» и ее леворадикальное
крыло предстают как сложное и противоречивое исследо-
вательское направление. Их бесспорной заслугой является
острая критика «висконсинцев», развенчание апологетиче-
ских концепций консервативных и либеральных авторов.
Положительным является пристальный интерес к запро-
сам, чаяниям, устремлениям простых американских тру-
жеников, массы рядовых членов профсоюзов, неприятие
линии профбюрократии на сотрудничество с капиталом и
осознание истории рабочего движения как непрекращаю-
щейся, пусть и выступающей в различных формах, клас-
совой борьбы пролетариата против буржуазии.
В марксистской оценке «новой рабочей истории» важ-
но иметь в виду серьезные различия внутри самого этого
направления, отличать авторов, вставших в его ряды в силу
«моды» или придерживающихся догматически левацкой
позиции, от тех исследователей, которые под воздействием
самой логики, объективных закономерностей классовой
борьбы способны приближаться и приближаются к науч-
ному постижению исторического опыта американского
пролетариата. С этими исследователями возможен творче-
ский диалог, расширяющий возможности всестороннего
изучения исторического пути рабочего движения США и
укрепляющий позиции прогрессивной историографии в
борьбе с консервативными течениями и школами.
Глава 3 БУРЖУАЗНЫЙ РЕФОРМИЗМ
И ГОСУДАРСТВЕННО-
МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ
В XX ВЕКЕ: ОТ НЕОЛИБЕРАЛИЗМА
К НЕОКОНСЕРВАТИЗМУ
Некоторые историко-теоретические аспекты проблемы
Среди обоснований, призванных подкрепить теорию «аме-
риканской исключительности», важное место принадлежит
доктрине «государства всеобщего благоденствия». Эта
доктрина неоднократно исследовалась в марксистской ли-
тературе, однако возможности ее критического анализа
далеко не исчерпаны. В частности, пе было рассмотрено
ее воплощение в американской буржуазной исторической
мысли, а между тем для последней на протяжении вот
уже четверти века доктрина «государства всеобщего
благоденствия» служит теоретической основой при изуче-
нии внутренней политики США XX в.
Доктрина «государства всеобщего благоденствия» и
поныпе выступает в идеологическом арсенале буржуазии
в качестве альтернативы реальному социализму, вопло-
щающей-де в себе все «достоинства» капитализма и пре-
одолевающей в то же время все его крупнейшие недостат-
ки, в том числе цикличность, экономические кризисы, без-
работицу, нищету. Вместе с тем в последние годы среди
буржуазных идеологов США развернулась острая дискус-
сия по проблемам внутриполитической деятельности бур-
жуазного государства: либералы продолжают выступать
за расширение социально-экономических функций феде-
рального правительства, а консерваторы гораздо активнее,
чем раньше, требуют отказа от кейнсианских программ и
буржуазного реформизма и возвращения к традиционным,
«классическим» путям развития капитализма. Эта дискус-
сия, воздействующая на все области буржуазного общест-
вознания, заслуживает самого пристального внимания.
Однако невольно возникает вопрос: как может высту-
пать в качестве «подпорки» «американской исключитель-
ности» доктрина «государства всеобщего благоденствия»,
если она находится па вооружении и используется в апо-
логетических целях идеологами и политиками всех разви-
тых капиталистических стран? Дело в том, что многие
167
буржуазные идеологи США считают «государство всеоб-
щего благоденствия» достижением именно американского
капитализма, полагая, что оно выступило в качестве фун-
дамента «американизма» XX в., обеспечивающего его не-
подвластность воздействию разрушительных революцион-
ных ветров и социалистических принципов.
Показательна в свете сказанного аргументация
С. М. Липсета. Размышляя о причинах слабого распрост-
ранения социализма в США в сравнении с другими капи-
талистическими странами, в том числе западноевропей-
скими, Липсет в качестве одного из препятствий выдвигал
наличие в идеологии и практике «американизма» «эгали-
тарной сущности.», которая являлась неким индивидуали-
стическим суррогатом социалистического равенства и про-
являлась в различных формах па разных исторических
этапах американского капитализма. В домонополистиче-
скую эпоху она означала «равенство возможностей» в
сфере предпринимательской деятельности и в доступе
к западному земельному фонду, когда-де каждый амери-
канец мог превратиться в течение короткого времени и в
независимого хозяйчика и в дельца. С утверждением мо-
нополистического капитализма и исчезновением «естест-
венного» «равенства возможностей» в роли выразителя
«эгалитарных принципов» в США, согласно Липсету,
выступило государство, превратившееся постепенно из
«государства-полицейского» в «государство всеобщего
благоденствия»1.
Не будет преувеличением сказать, что подобная интер-
претация является достоянием всей буржуазно-либераль-
ной историографии США. Правда, если социолог Липсет
датирует пачало «государства всеобщего благоденствия»
периодом «нового курса» 30-х годов, то либеральные исто-
рики относят его зарождение к рубежу XIX и XX вв., а
его родоначальниками объявляют президентов-реформато-
ров Теодора Рузвельта и Вудро Вильсона.
Доктрина «государства всеобщего благоденствия», как
известно, является мистифицированным выражением ре-
альной практики государственно-монополистического ка-
питализма, включающего как регулирование экономики,
так и социальных отношений буржуазных обществ новей-
шего времени. Мистификации выразителей этой доктрины
основываются на возвеличивании социально-реформист-
ских черт государственно-монополистического капитализ-
ма, однобоком освещении противоречивых сторон ГМК.
168
Этй последние были охарактеризованы академиком
Н. Н. Иноземцевым следующим образом: «Государствен-
но-монополистический капитализм представляет сложную
систему, в которой переплетаются экономические, социаль-
ные, политические факторы, — систему, распространяю-
щуюся па все сферы жизни современного общества и, сле-
довательно, не могущую пе испытывать определенного
воздействия со стороны последнего, имея в виду и такую
важнейшую его часть, как рабочий класс, трудящиеся мас-
сы. С одной стороны, развитие государственно-монополи-
стического капитализма ведет к расширению средств
эксплуатации, сосредоточенных в руках крупного капита-
ла, к совершенствованию орудий политического и идеоло-
гического давления на массы. С другой стороны, оно
создает для крупного капитала необходимость идти па ряд
уступок трудящимся массам, считаться с интересами сред-
них слоев, мелкой буржуазии, служащих, интеллигенции,
которые испытывают па себе гнет монополий, но без кото-
рых монополистическая буржуазия не может удержать
своего господства. Это противоречие сказывается на всей
деятельности буржуазного государственного аппарата,
предопределяет подверженность отдельных его частей
давлению со стороны прогрессивных антимонополистиче-
ских сил»2.
Глубокая противоречивость характеризует все аспекты
ГМК: его историческое место, содержание, конкретные
формы и проявления. С одной стороны, государственно-мо-
нополистическое регулирование использовалось буржуази-
ей с самого начала как средство самосохранения в целях
продления исторического срока буржуазной общественно-
экономической формации, что предопределило его глубоко
консервативный исторический смысл; с другой — развитие
ГМК означало дальнейший подрыв частнособственниче-
ских основ, радикальный скачок в обобществлении харак-
тера производства при капитализме, переход последнего
в то новое качественное состояние, которое, по словам
В. И. Ленина, «есть полнейшая материальная подго-
товка социализма, есть преддверие его, есть та сту-
пенька исторической лестницы, между которой (ступень-
кой) и ступенькой, называемой социализмом, никаких
промежуточных ступеней нет»3.
С одной стороны, государственно-монополистический
капитализм есть соединение сил монополий и буржуазного
государства в целях сохранения экономического господст-
169
fca монополистического капитала. С другой стороны, госу-
дарство, желая увековечить исторические позиции монопо-
листического капитализма в целом, вынуждено зачастую
поступать вопреки интересам отдельных монополистиче-
ских групп, ущемлять их экономические интересы, идти
на уступки массовым социальным слоям, постоянно лави-
ровать и проявлять большую относительную самостоятель-
ность, нежели на домонополистической стадии. Это спо-
собно порождать и порождает среди масс иллюзии о «вне-
классовом», плюралистском характере буржуазного госу-
дарства.
Современное буржуазное государство, стремясь к рас-
ширению антициклических и антикризисных мер, предот-
вращению спадов и перебоев производства, идет на ограни-
чение прав рабочих, прежде всего права на забастовку,
стремится всеми правдами и неправдами утвердить
«классовый мир» в промышленности и на транспорте, во
всех сферах капиталистического хозяйства, что ярко рас-
крывает его промонополистическую сущность. Вместе с
тем государство в тех же антикризисных и антицикличе-
ских целях, стремясь приостановить эксцессы капиталисти-
ческого перепроизводства, вынуждено поддерживать на
определенном уровне покупательную способность масс,
проводить в жизнь программы вспомоществования безра-
ботным, беднякам, престарелым, инвалидам, многодетным
семьям, что в определенной мере способствует улучшению
положения низших и средних слоев. В целях стабилизации
рынка наемного труда и обеспечения благоприятных усло-
вий воспроизводства и функционирования рабочей силы,
что отвечает интересам монополистической экономики в
целом, государство должно было идти на развитие систем
социального страхования от безработицы, производствен-
ного травматизма, профессиональных заболеваний, огра-
ничение и запрет детского труда, признание коллективно-
договорного права рабочих и другие меры, которые уже
отвечали и непосредственным интересам пролетариата.
С одной стороны, к структурным компонентам совре-
менного государственно-монополистического капитализма
относится такое чудовищное явление, как военно-промыш-
ленный комплекс, разрастание которого пе только противо-
речит классовым интересам определенного национального
пролетариата, но и угрожает всему миру, создает опас-
ность для самого существования человечества. Но с другой
стороны, в структуре ГМК есть такие социальные институ-
170
ты и фонды, которые представляют реальное завоевание
трудящихся и развитие которых отвечает интересам про-
летариата.
Наличие противоречивых характеристик и черт ГМК,
конечно, не отрицает его классовой сущности, которая за-
ключается в защите экономических, социальных и полити-
ческих интересов буржуазного общества на его высшей,
монополистической стадии, но оно служит предостереже-
нием от прямолинейных оценок как государственно-моно-
полистического регулирования, так и его идеологиче-
ских обоснований. Апологетический характер современных
буржуазных интерпретаций государственно-монополисти-
ческого капитализма проявляется не столько в прямой
фальсификации тех или иных конкретных фактов (хотя
и это, конечно, имеет место), сколько в искажении соотно-
шения его промонополистических и социально-реформист-
ских сторон и затушевывании его истинной, классовой
сущности.
Характеризуя эту особенность современных буржуаз-
ных апологий ГМК, советский исследователь отмечал:
«Буржуазные идеологи делают упор на формально сход-
ных аспектах и функциях социальных фондов государст-
венно-монополистического капитализма и социалистиче-
ских общественных фондов потребления, сознательно
умалчивая при этом о различиях по существу, «забывая»
о том, что одни и те же, формально сходные категории
наполняются диаметрально противоположным содержани-
ем в зависимости от характера общественно-политического
строя, системы существующих экономических отношений,
и прежде всего господствующих в данном обществе отно-
шений собственности»4. Буржуазные апологеты искажают
истину не тогда, когда показывают распространение си-
стем социального страхования и вспомоществования при
капитализме, а тогда, когда рассматривают их как продукт
усилий «плюралистского государства», средство преодоле-
ния конфликта труда и капитала. Государственно-монопо-
листическое регулирование видоизменяет взаимоотноше-
ния и противоречия между буржуазией и пролетариатом,
но конечно же не устраняет их.
Критика буржуазных концепций социально-экономиче-
ской политики американского государства в XX в. вряд ли
будет удовлетворительной без всестороннего учета общих
и специфических черт развития государственно-монополи-
стического капитализма в США. В США процесс монопо-
171
лизации, выступивший в качестве материальной предпо-
сылки и основы государственно-монополистического регу-
лирования, развивался быстрее, чем в других буржуазных
странах, что обусловило относительно раннее возникнове-
ние там государственно-монополистических тенденций.
Еще в 1887 г. в целях упорядочения конкурентной борь-
бы между железнодорожными корпорациями в США был
принят федеральный закон о государственном регулирова-
нии межштатной железнодорожной сети. В пользу закона
выступили «просвещенные» монополисты, например Дж.
Перкинс, заявивший: «Борьба за существование и выжи-
вание наиболее приспособленных является великолепной
теорией, но наиболее приспособленным нужно самим вы-
жить в борьбе между собой»5.
Накануне первой мировой войны в США было принято
уже несколько федеральных законов, направленных па го-
сударственное регулирование деятельности монополий.
Отличительная черта этих законов состояла в том, что они
были расцвечены антимонополистической риторикой: это
отразило и традиционно сильные позиции буржуазного
индивидуализма в США, и широкий протест мелкой и
средней буржуазии против произвола монополий, и демаго-
гический характер буржуазного законодательства. Антимо-
нополистическая фразеология остается и поныне своеоб-
разным фасадом государственно-монополистического регу-
лирования в США: в стране, где монополии достигли
самых сильных позиций в мире, произнесено и больше слов
против монополий.
В своей практической деятельности буржуазное госу-
дарство с самого начала изыскало средства «урегулирова-
ния» отношений между обществом и монополиями без
ущемления экономического господства последних. Верхов-
ный суд США вскоре после принятия антитрестовского
закона Шермапа 1890 г. провел различия между «неразум-
ным» и «разумным» ограничением конкуренции, что озна-
чало легализацию процесса монополизации. Президент
США начала XX в. Т. Рузвельт проводил разницу между
«плохими» и «хорошими» трестами, а «великий реформа-
тор» В. Вильсон — между «большим бизнесом», объявляв-
шимся положительным явлением, и «большими трестами»,
заслуживавшими осуждения. Все эти идеологические
ухищрения санкционировали укрепление связей монопо-
лий и государства, ограничивавшего вопиющие злоупо-
требления и откровенно антиобщественную практику
172
монополии, по поощрявшего рост их экономического и,
как следствие, политического могущества.
Особенностью государственно-монополистического ре-
гулирования в США па раннем этапе являлось его разви-
тие по преимуществу в сфере взаимоотношений между
монополиями и немопополистической буржуазией, прак-
тически не включавшее в себя рабочего законодательства.
Объяснялось это высокой активностью мелкой городской
и сельской буржуазии, выступившей в качестве движущей
силы реформистского движения на популистско-прогресси-
стском этапе (так обозначается в США период массовых
движений за реформы в 1890—1914 гг. — В. С.), с одной
стороны, и пассивностью ведущего профсоюзного объеди-
нения АФТ, которое, следуя принципу «волюнтаризма»,
отрицательно относилось к расширению государственного
вмешательства в отношении труда и капитала, — с другой.
Вплоть до 30-х годов рабочее законодательство ограничи-
валось законами отдельных штатов, среди которых наибо-
лее широко было распространено страхование от произ-
водственного травматизма и болезни6. Зато США отстали
на четверть и более века от капиталистических стран, пер-
выми принявших наиболее важные рабочие законы (о
праве пролетариата на коллективный договор и забастовку,
о пенсионном обеспечении по старости, страховании от без-
работицы и др.).
Государственно-монополистические тенденции в исто-
рическом развитии США были закреплены в годы первой
мировой войны. «Переход к прямому государственному
регулированию экономики и социальных отношений... —
пишут об этом периоде советские историки, — свидетельст-
вовал о том, что монополистический капитализм начал
ускоренными темпами перерастать в государственно-моно-
полистический капитализм»7. Доктрина государственно-
монополистического регулирования получила к этому
времени и идеологическое выражение в платформах двух
буржуазных партий: республиканцы обозначили социаль-
но-экономический арбитраж и реформаторство государства
как «новый национализм» (эта доктрина была сформули-
рована Г. Кроули и внесена в платформу партии Т. Руз-
вельтом), а демократы назвали свой вариант «новой сво-
бодой» (он был обоснован Л. Брапдейсом и подхвачен
В. Вильсоном)8.
Лидер демократов Вильсон, бывший президентом США
с 1913 по 1921 г., не ограничивался требованиями, направ-
173
ленными на смягчение социальных конфликтов между
монополиями и эксплуатируемыми массами. Он также счи-
тал необходимым бороться с эксцессами стихийного раз-
вития капиталистического рынка и производства. В част-
ности, он был поборником федеральной резервной системы,
которая являлась средством государственно-монополисти-
ческого воздействия на финансово-валютную политику и
должна была освободить капиталистическую экономику в
целом от прихотей Морганов и других денежных «импе-
раторов» Америки. Вильсон признавал, что частное пред-
принимательство не в состоянии обеспечить полную
занятость рабочей силы, и настаивал на развитии феде-
ральных программ общественных работ, которые должны
были смягчить один из главных пороков капитализма9.
В 20-е годы в США наблюдается некоторое ослабление
государственно-монополистического регулирования, а раз-
рабатываемые в это десятилетие планы «индустриальной
демократии» и социального патернализма мыслились как
альтернатива государственно-монополистическим методам
регулирования10.
Один из таких альтернативных вариантов, известный
как «просвещенный индивидуализм», пропагандировался
президентом США Г. Гувером. Правительство, согласно
его взглядам, должно было «просвещать» труд и капитал
относительно взаимовыгодных условий существования,
понуждать их к добровольному сотрудничеству. Но он же
был противником государственного арбитража во взаимо-
отношениях бизнеса, труда, потребителей. Гувер призна-
вал значение федеральной резервной системы как средства
борьбы с инфляцией, пе отрицал, что государство в опре-
деленной степени должно способствовать рассасыванию
безработицы, облегчению бремени фермеров. Но в целом
он, подобно большинству республиканцев, твердо придер-
живался двух главных политических заветов «великой
старой партии»: государство должно не ограничивать, а
всячески поощрять индивидуальную инициативу; феде-
ральное правительство пе вправе отчуждать от властей
штатов их традиционные прерогативы. В 1931 г., в разгар
крупнейшего в истории капитализма экономического кри-
зиса, он провозглашал: «Так же как ответственность за
управление нацией ложится в пашей стране главным об-
разом па плечи местных властей, социальная ответствен-
ность всей тяжестью ложится па плечи индивидуума. Если
от индивидуума будут отчуждены его инициатива и ответ-
174
ствениость, он лишится своей свободы и прав»11. Гувер
утверждал, что частное предпринимательство сможет
собственными усилиями справиться с экономическим кри-
зисом, как это не раз бывало в прошлом. Действитель-
ность, однако, доказала полную несостоятельность пред-
сказаний Гувера. Кризис 1929—1933 гг. раз и навсегда
положил конец попыткам ликвидации ГМК и восстановле-
ния позиций буржуазного индивидуализма.
Политика «нового курса» Ф. Д. Рузвельта, направлен-
ная на преодоление глубочайшего в истории капитализма
экономического кризиса, привела к оформлению как эко-
номических, так и социально-политических основ государ-
ственно-монополистического капитализма в США. Одной
из отличительных черт экономической политики
Ф. Д. Рузвельта, запечатлевшейся наиболее ярко в законе
о восстановлении промышленности (НИРА) от 16 июня
1933 г., являлся отказ от «размахивания дубинкой» в от-
ношении монополий в пользу тесного сотрудничества с
большим бизнесом в целях стабилизации рыночных цен,
объема производства, унификации условий труда. В усло-
виях банкротства частных банков государство щедро суб-
сидировало корпорации, имея в виду приостановить свер-
тывание производства и массовое увольнение рабочих.
Антикризисная политика правительства, осуществлявшая-
ся в первую очередь за счет налогоплательщиков, породила
хронический бюджетный дефицит. Так рухнула еще одна
классическая заповедь буржуазной политики — сбаланси-
рованный бюджет. Бюджетный дефицит стал с тех пор
краеугольным камнем государственно-монополистического
регулирования и на протяжении вот уже более 50 лет
выступает в качестве неизбежной, постоянно увеличиваю-
щейся и все более взрывоопасной платы за врачевание язв
и пороков капитализма.
Дефицитное государственное финансирование стало
источником и социальной программы государственно-мо-
нополистических мероприятий Ф. Д. Рузвельта. Он первым
среди крупных политиков США увидел в социальных рас-
ходах пе благотворительную акцию в отношении эксплуа-
тируемых масс, а основополагающее средство врачевания
все тех же экономических недугов капитализма, чреватых
к тому же катастрофическими политическими последст-
виями. Одобренный его правительством в 1935 г. закон о
социальном страховании престарелых, безработных, неко-
торых категорий нетрудоспособных был направлен,
175
используя определения самого Ф. Д. Рузвельта, иа «рас-
ширение покупательной способности фермеров и промыш-
ленных рабочих», на «заправку насоса»12, и, как следствие,
на рассасывание перепроизводства товаров. Этой же цели
должен был способствовать и закон 1938 г. о минимальных
ставках заработной платы для некоторых категорий рабо-
чих и служащих.
Система государственного социального страхования и
вспомоществования становится со времен «нового курса»
неотъемлемой частью государственно-монополистического
регулирования в США, важной основой антикризисной и
антициклической политики правительства. Резкое увели-
чение доли рабочего законодательства в серии государст-
венно-монополистических мероприятий 30-х годов отрази-
ло и расстановку классовых сил в тот период: в отличие от
начала XX в. движущей силой в борьбе за демократические
преобразования в это время выступала уже не разоряю-
щаяся мелкая буржуазия, а рабочий класс.
В качестве отличительной черты социальной програм-
мы Ф. Д. Рузвельта, ставшей основополагающим свойством
последующего развития государственно-монополистическо-
го регулирования в США, выступило стремление «отку-
питься» за пороки капитализма минимальной платой.
Так, общей чертой обоих важнейших видов социального
страхования, по старости и по безработице, были изъятие
из сферы действия закона больших групп трудящихся
(сельскохозяйственные рабочие, домашняя прислуга, госу-
дарственные служащие и др.), низкий уровень страховых
выплат, недемократичность всей системы социального
обеспечения. Пенсии по старости определялись размером
в 85 долл, в месяц для лиц старше 65 лет. Учитывая, что
средняя продолжительность жизни в США равнялась тог-
да 62 годам, злые языки окрестили их «пенсиями для
покойников». Пособия по безработице в конце 30-х годов
в среднем выплачивались 9,4 недели в год по 11 долл,
в неделю, что составляло 36,6% заработной платы13.
Несмотря на отмеченную ограниченность, государст-
венно-монополистические и буржуазно-реформистские
мероприятия «нового курса» имели реальное значение и
оказали воздействие на ход исторического развития
США. Особенностью государственно-монополистического
регулирования периода «нового курса» являлось его бур-
жуазно-реформистское обрамление, что отличало его от
других известных вариантов ГМК 30-х годов — германско-
176
го и итальянского. Имея в виду это обстоятельство, совет-
ский автор писал, что «в США развивался совершенно от-
личный от фашизма вариант государственно-монополисти-
ческой модели, несмотря па то что и в этой стране появи-
лись ростки действительного фашизма, пе получившие в
силу многих обстоятельств большого развития»14. Буржу-
азно-реформистский характер государственно-монополи-
стического капитализма США пе мог пе отразиться па
классовых взаимоотношениях в стране и послужил объек-
тивным основанием для активного развития буржуазной
идеологии и широкого распространения в массах иллю-
зий, связанных с утверждением в стране «государства
всеобщего благоденствия».
Буржуазно-реформистский вариант ГМК не смог в
дальнейшем утвердить свою монополию в США. После
второй мировой войны и на современном этапе в США
получили развитие либерально-реформистский и консерва-
тивный варианты ГМК, нашедшие воплощение в идеоло-
гии и политике соответственно демократической и респуб-
ликанской партий. В советской историографии современ-
ные платформы демократов и республиканцев различают
как неолиберальную и неоконсервативную. В отличие от
классического либерализма и консерватизма они признают
активную роль государства в социально-экономическом
развитии буржуазного общества. В свою очередь отличие
неоконсерватизма от неолиберализма состоит в том, что
неоконсерватизм стоит па жесткой, существенно ограничи-
вающей права рабочего класса позиции в отношении
профсоюзов (республиканцы охраняют закон Тафта —
Хартли, демократы выступают за его отмену)15, настаивает
па консервации (а не расширении) буржуазных социаль-
ных и экономических реформ, выступает за использование
таких форм государственной помощи бизнесу, которые
способствовали бы экспансии частного предпринимательст-
ва и индивидуальной инициативы, а пе их ограничению.
Неоконсерватизм наиболее близок к военно-промышленно-
му комплексу и ратует за возрастание его роли в ГМК.
Несмотря на рост влияния неоконсерватизма, государ-
ственно-монополистический капитализм США не утратил
буржуазно-реформистских черт. Более того, неоконсерва-
тизм вынужден был в конечном счете одобрить социаль-
но-экономические нововведения «нового курса», но проти-
виться их дальнейшему развитию. Буржуазный реформизм,
таким образом, остается частью государствеппо-мопополи-
12 В. В. Согрин
177
стического капитализма США. Это обстоятельство объяс-
няется не в последнюю очередь тем, что США, претендую-
щие в послевоенный период на роль лидера капиталисти-
ческого мира, должны чаще других буржуазных стран
отвечать на вызов и успехи реального социализма, в том
числе и па его достижения в сфере повышения материаль-
ного и социального уровня трудящихся. Буржуазный
реформизм выступает пе только в качестве одного из важ-
ных средств государственно-монополистического регулиро-
вания, но и средства мирного соперничества с социализ-
мом.
После второй мировой войны развитие буржуазно-ре-
формистских программ ГМК пришлось преимущественно
на вторую половину 40-х и особенно на 60-е годы. В 60-е
годы две категории граждан США, находящиеся па низ-
ших ступеньках социальной лестницы, — престарелые и
семьи, живущие ниже официального уровня бедности,
получили право на частичную оплату медицинской помощи
из государственных фондов (программы «Медикейр» и
«Медикейд»). Были приняты законы о продовольственных
талонах для бедных американцев, повышении минималь-
ных почасовых ставок лицам наемного труда и распрост-
ранении их на новые категории рабочих, а также другие
меры, удовлетворяющие рузвельтовской концепции «за-
правки насоса». Финансовая помощь правительства рас-
пространялась па нуждающихся детей в начальных и сред-
них школах, семьи без кормильцев, некоторые новые ка-
тегории нетрудоспособных американцев. Были приняты
законы, направленные на расширение строительства
жилищ, школ, университетов, профессионально-техниче-
скую подготовку молодежи и использование рабочих кад-
ров и т. д.16 В результате социальные расходы властей в
текущих ценах возросли за 20 лет, начиная с 1960 г.,
более чем в 6 раз. Эта цифра уменьшится, если учесть
падение стоимости доллара за этот период более чем в
2 раза и некоторые другие факторы. И все же рост статей
государственных социальных расходов в США весьма ве-
лик — он неизменно является объектом апологетических
истолкований в буржуазной литературе и нуждается в
развернутом комментарии.
Выше уже отмечалось, что в новейшее время социаль-
ные расходы буржуазного государства и буржуазный ре-
формизм выступают как неотъемлемая часть государствен-
но-монополистического капитализма. Иными словами,
178
буржуазное государство идет па социальные реформы как
под воздействием классовой борьбы пролетариата, так и
имея в виду обеспечение оптимальных условий функцио-
нирования монополистической экономики, регулирования
совокупного общественного спроса, поддержания необхо-
димого уровня покупательной способности, создания благо-
приятных условий для воспроизводства, распределения и
научно-технической подготовки рабочей силы и т. д.
В советской литературе в связи с этим отмечается: «Соци-
альное страхование, рассматриваемое с точки зрения рас-
ширенного воспроизводства, охватывает практически все
основные моменты воспроизводственного процесса, высту-
пая в качестве одного из крупных источников увеличения
размеров функционирующего капитала, формирования со-
вокупного спроса и реализации общественного продукта, в
роли антициклического, антикризисного фактора и, нако-
нец, в качестве непременного условия воспроизводства
главной производительной силы общества — рабочей силы.
Воспроизводственная функция социального страхования
настолько велика и значительна, что без такого страхова-
ния расширенное капиталистическое воспроизводство в
современных условиях было бы практически невозможно
или в лучшем случае оно осуществлялось бы в несовер-
шенном, деформированном виде»17.
В свете обозначенной функции социальных расходов
буржуазного государства, а следовательно, и буржуазно-
реформистских социальных мероприятий выглядят безос-
новательными попытки представить их в качестве благо-
творительной меры в отношении эксплуатируемых масс.
Они оказываются скорее благотворительными мерами в
отношении монополистического капитала. Тезис о социаль-
ной благотворительности буржуазного государства не вы-
держивает критики и в связи с анализом источников
пополнения государственно-монополистических фондов
социальных услуг. Такой анализ показывает, что государ-
ственно-монополистические фонды социальных услуг фор-
мируются почти на 90% за счет налогов, т. е. в основном
за счет поступлений от трудящихся (федеральный бюджет
США формируется почти на 80% за счет индивидуального
подоходного налога и налога по социальному страхованию
и менее чем на 10% за счет налога па корпорации)18.
Необходимо указать на глубоко противоречивое отно-
шение правящей Америки к государственно-монополисти-
ческим социальным расходам, как, впрочем, и к государ-
12*
179
ственпо-мопополистическому капитализму в целом. С од-
ной стороны, государственно-монополистическая система
в интересах обеспечения своих долгосрочных классовых и
экономических интересов должна идти на развитие про-
грамм социального обеспечения; но, с другой стороны,
монополии, подчиняясь основополагающему закону капи-
тализма — частнокапиталистического накопления, стремят-
ся всячески ограничить социальные расходы правительства,
поскольку они препятствуют полнокровному, «естест-
венному» проявлению этого закона. Отсюда неравномер-
ность и зигзагообразность в развитии политики государ-
ственно-монополистических социальных расходов, которые
имеют тенденцию расширяться в острокризисные социаль-
но-экономические периоды и сокращаться в относительно
спокойные времена.
Проиллюстрировать это положение можно па примере
системы страхования по безработице в США. «Суть
«антициклического эффекта» системы страхования по без-
работице состоит в том,—отмечает советский экономист,—
что в периоды кризисов суммарная величина выплачивае-
мых пособий значительно возрастает, что компенсирует в
той или иной мере падение совокупного платежеспособно-
го спроса, удерживает его на более высоком уровне по
сравнению с тем, каким он мог бы оказаться, не будь ука-
занных выплат. Тем самым социальные выплаты по безра-
ботице способствуют «укорачиванию» циклической фазы
падения производства и выходу экономики из кризиса. На-
против, в фазе подъема в связи с расширением производ-
ства и увеличением занятости объем выплат пособий по
безработице максимально сокращается, соответственно по-
гашая избыточный спрос и предотвращая тем самым опас-
ный «перегрев» экономики»19. Следует отметить, что в
обычные времена максимальные сроки выплат пособий по
безработице в большинстве американских штатов (42 из
50) не превышали 26 недель. Однако во время «пика» эко-
номических кризисов государство идет на временное про-
дление этих сроков, с тем чтобы смягчить их социально-
экономические последствия.
Современная система государственного социального
обеспечения в США состоит из двух основных программ —
социального страхования рабочих и служащих, основы ко-
торого оформились в 30-е годы, и государственного вспомо-
ществования бедным и малообеспеченным американцам,
получившего развитие в основном в 60—70-е годы. Обе эти
180
программы и их многочисленные статьи сопровождаются
всевозможными оговорками, условиями и недомолвками,
которые ставят целью максимально снизить государствен-
но-монополистические социальные расходы и создать бла-
гоприятные, насколько это возможно, условия для частно-
капиталистического накопления. Удачно охарактеризовали
оборотную сторону этих программ советские авторы
Н. В. Сивичев и Е. Ф. Язьков. «Лица, охваченные систе-
мой социального страхования, — пишут они, — имеют уза-
коненное право на получение пособий и в значительной
мере сами создают фонды выплат. Однако миллионы тру-
дящихся (сельскохозяйственные рабочие, домашняя при-
слуга, низший персонал учреждений здравоохранения и
образования) не попадают в сферу действия системы со-
циального обеспечения. Кроме того, для миллионов полу-
чателей страховые выплаты оказываются слишком низки-
ми и кратковременными, чтобы обеспечить существование.
Вот почему наряду с социальным обеспечением в США
получила развитие система государственного вспомощест-
вования бедноте и временно остро нуждающимся гражда-
нам. Эта система государственной благотворительности пе
дает никаких юридических прав и гарантий получателям
выплат. Опа строится в зависимости от того, какие круги
буржуазии находятся у власти и как они понимают соци-
ально-политическую функцию вспомоществования на
каждом конкретном этапе истории»20.
Справедливость этих выводов можно проиллюстриро-
вать па множестве примеров. Программа государственного
вспомоществования 60-х годов, вошедшая в обиход под
широковещательным названием «войны с бедностью», сама
разбилась о милитаристские программы эскалации войны
во Вьетнаме. Не выдержала конкуренции с интересами
военно-промышленного комплекса и программа государст-
венного вспомоществования 80-х годов. Президент США
Р. Рейган буквально обескровил важнейшие статьи госу-
дарственной помощи беднякам, престарелым, нуждающим-
ся детям, сократив их па десятки миллиардов долларов.
Глубокая внутренняя противоречивость социальной по-
литики американского государства обнаруживает несостоя-
тельность концепции «государства всеобщего благоденст-
вия» и связанных с пей доктрин, в частности доктрины о
«конвергенции» общественных систем капитализма и
социализма. Социальная политика социалистического и
буржуазного государств диаметрально противоположна по
181
своим целям: социальная политика социалистического го-
сударства имеет постоянной целью максимальное удовлет-
ворение всех потребностей человека, поэтому ей чужды
зигзаги и отступления, характерные для государственно-
монополистических социальных расходов, которые при
всей их объективной обусловленности и целесообразности
находятся в остром конфликте с законом частнокапитали-
стического накопления, вынуждены отступать перед ним.
Неолиберальная утопия:
от Шлезингера-младшего до Д. К. Гэлбрейта
Противоречия, присущие социально-экономической поли-
тике буржуазного государства в эпоху империализма, ее
оборотные стороны или игнорируются американской бур-
жуазной историографией, или получают в пей извращен-
ную оценку. Буржуазные историки не в состоянии постичь
природу буржуазного реформизма и государственно-моно-
полистического капитализма, а большинство из них просто
не желают заглянуть за фасад «государства всеобщего
благоденствия». Наиболее ярко это свойство апологетиче-
ской буржуазной историографии проявляется в работах
неолиберального направления.
Уже само название неолиберального направления, или
неолиберальной школы, указывает на его связь с идеоло-
гией неолиберализма, одного из двух главных направле-
ний в современной буржуазной идеологии. Неолиберализм
имеет гораздо более длительную историю, чем неоконсер-
ватизм. Зародился он еще па рубеже ХТХ и XX вв.. когда
целая группа буржуазных экономистов, социологов, поли-
тологов (Л. Уорд, Э. Селигман, Р. Эли, Т. Веблен, С. Пэт-
тэн, Г. Кроули) выступила с теорией либерально-рефор-
мистских преобразований как средства урегулирования
взаимоотношений эксплуатируемых слоев и монополий и
нейтрализации радикализма и социализма. В канун первой
мировой войны либерально-реформистские принципы на-
шли отражение в идеологии двухпартийной системы, в
первую очередь в платформе демократической партии.
На втором этапе, в 30-е годы, пеолиберализм включил
в себя ряд новых концепций. Если идеологи пеолиберализ-
ма начала XX в. уделили первостепенное внимание разра-
ботке программ, которые можно определить как социаль-
но-политическую часть государственно-монополистическо-
го капитализма, то их последователи 30-х годов сосредото-
182
чились на экономических мероприятиях ГМК. Особенно
активными среди них были представители «мозгового тре-
ста» Ф. Д. Рузвельта и близкие к пим идеологи: А. Берли,
Р. Тагвелл, Д. Своуп, А. Гарримап, Р. Моли, У. Липпман,
Т. Арнольд, Г. Гопкипс.
Законченный вид псолпберализм приобретает па треть-
ем этапе своего развития, после второй мировой войны,
когда оп был «увенчан» целым букетом громких доктрин:
«государство всеобщего благоденствия», «народный капи-
тализм», «новые рубежи», «великое общество», «новое ин-
дустриальное общество» и др. В рамках неолиберализма на
этом этапе оформляется и особое историографическое на-
правление, полностью посвятившее себя теме становления
и эволюции «государства всеобщего благоденствия» как
стержпя внутриполитической истории США XX в. Лидеры
нового направления — А. Шлезингер-младший, Р. Хоф-
стедтер, Э. Голдман — заняли самые престижные места в
буржуазной историографии США послевоенного периода,
что свидетельствовало о важности истории буржуазно-ре-
формистской деятельности американского государства.
Представители неолиберального направления опирают-
ся па теоретико-методологические принципы, присущие
неолиберальной идеологии в целом. Следует остановиться
на некоторых из них, оказавших наибольшее влияние на
историков неолиберальной школы.
Неолибералам свойственно рассмотрение видимых про-
тиворечий капитализма в отрыве от того механизма (раз-
личное отношение классов к средствам собственности и их
различное положение в системе производства), который
постоянно порождает социально-экономическое и, как
следствие, политическое неравенство при капитализме.
Они питаются иллюзией о возможности устранения или
реального смягчения этих противоречий при помощи
«исправления» буржуазно-индивидуалистических тради-
ций, верований, институтов. Представители буржуазно-ре-
формистской идеологии декларируют возможность вырав-
нивания условий существования различных классов
буржуазного общества, наделения при помощи государст-
венного законодательства социально-экономическими
«свободами» и «правами» представителей низших и наи-
более угнетенных слоев этого общества, дополнения граж-
данского равенства социально-экономическим в рамках
существующей, т. е. капиталистической, системы, па осно-
ве имеющихся институтов.
183
Идеологи пеолиберализма исходят из представления о
примате политической надстройки в определении характе-
ра социально-экономических связей. Изменение функций
государства и развитие буржуазного законодательства, с их
точки зрения, достаточное условие для изменения тради-
ционных форм общественных связей. Разрешение социаль-
но-экономических противоречий капитализма они связыва-
ют не с выработкой альтернативы его основополагающим
социально-экономическим институтам, а с противопостав-
лением классической либеральной формуле «государст-
во — ночной сторож», т. е. ограничивающееся во внутри-
политической деятельности охраной прав собственности и
личной безопасности, формулы «государство всеобщего
благоденствия», т. е. наделенное функциями социального
законодательства, регулирования процессов капиталисти-
ческого воспроизводства и конкуренции, взаимоотношений
между общественными классами.
В признании за буржуазным государством всевозра-
стающей роли в регулировании социально-экономических
процессов в ущерб «свободе» индивидуализма состоит
главное отличие неолиберальной идеологии от учения
классического либерализма. Однако при определении сущ-
ности буржуазного государства выразители неолиберализ-
ма, как и ортодоксальные либералы, исповедуют идею о
его внеклассовой природе. Отсюда и положение о том, что
простой отказ от формулы «государственного невмеша-
тельства» и наделение буржуазного государства широкими
социально-экономическими полномочиями окажутся впол-
не достаточными для трансформации его в некое «государ-
ство всеобщего благоденствия».
Неолиберальные историки как раз и ставили своей за-
дачей проследить утверждение в США «государства всеоб-
щего благоденствия» в результате расширения социально-
экономической активности правительства. Утверждение
«государства всеобщего благоденствия», согласно концеп-
ции Хофстедтера — Голдмана21, признанной «классиче-
ской» в неолиберальной историографии, охватывает период
с конца XIX в. до наших дней. Один из ее авторов, Р. Хоф-
стедтер, окрестил весь этот период американской истории
«эрой реформ» и определил его содержание следующим
образом: «Если период американской истории от граждан-
ской войны до 90-х годов XIX в. может быть осмыслен как
преимущественно период промышленной и континенталь-
ной экспансии, то вся последующая эпоха... может быть
184
рассмотрена как эра реформ. Стремление к реформам,
питавшееся только поначалу идеалами прошлого и вре-
менно блокированное в 20-е годы, определило тонус амери-
канской политики на протяжении большей части XX в.
Реформистские движения прошедших 65 лет (цитируемая
книга Хофстедтера увидела свет в 1955 г. — В. С.) могут
быть легко разделены на три главных эпизода: аграрное
движение, нашедшее наивысшее выражение в популизме
90-х годов и кампании Брайана 1896 г.; «прогрессистское»
движение, развившееся с 1900 по 1914 г.; «новый курс»,
динамическая фаза которого падает на ряд лет в 30-е
годы»22.
Концепция Хофстедтера — Голдмана, которой их после-
дователи придерживаются вот уже 30 лет (в «эру реформ»
при этом включены 60-е годы — как десятилетие «повых
рубежей» Д. Кеннеди и «великого общества» Л. Джонсона
и 70-е годы как десятилетие реформаторских «успехов»
Никсона и Картера), в глазах любого непредвзятого ис-
следователя новейшей истории США отличается откро-
венной одиозностью. Действительно, XX столетие, как в
вся предшествующая американская история, отмечено
острейшей борьбой классов. Буржуазно-реформистские но-
вовведения, которые для неолиберальных историков опре-
деляют содержание и направленность американской исто-
рии XX в., были защитной реакцией правящей Америки
против революционных бурь нашей эпохи, экономиче-
ских потрясений, преследовавших монополистический
капитализм. Именно как защитная реакция буржуазных
верхов, но не как движущая сила общественного прогресса
и войдут они в анналы истории. Есть еще одна очевидная
натяжка в концепции Хофстедтера: продолжительность
реформистских вспышек преувеличена им во много раз;
они действительно были вспышками, выдыхавшимися (за
исключением «нового курса») через два-три года и охва-
тывавшими не большую, а меньшую часть американской
истории XX в.
Предельно искажены неолиберальной школой причины
социально-экономических реформ в США XX в. Неолибе-
ральные авторы, подобно большинству буржуазных исто-
риков, придерживаются концепции многофакторности при
анализе причин исторических явлений. При этом они мо-
гут указывать и на важное значение экономического фак-
тора: например, Голдман видел в буржуазном реформизме
приспособление к процессам индустриализации и мопопо-
185
лизации, а Хофстедтер рассматривал «новый курс» как
реакцию на кризис 1929—1933 гг. и доказывал, что бур-
жуазные реформы 30-х годов были предопределены неза-
висимо от того, кто находился у кормила государственной
власти. Однако экономический фактор определялся неоли-
беральными историками, как правило, крайне поверхност-
но, с позитивистских позиций, в их схемах содержались
зачатки технологического детерминизма, согласно которо-
му технический прогресс при капитализме автоматически
влечет за собой повышение экономического благосостоя-
ния и улучшение социального положения всех слоев об-
щества.
Кроме того, большое значение в возникновении и раз
витии буржуазного реформизма они придают идеологиче-
скому, политическому, личностно-психологическому факто-
рам. Как, например, трактует причины буржуазного
реформизма Э. Голдман? Читателю, рассматривающему его
возникновение и развитие с историко-материалистических
позиций, это толкование покажется не только уводящим в
сторону от проблемы, но и во многих отношениях крайне
странным, непонятным и просто беспредметным. Действи-
тельно, вся история буржуазно-реформистских нововведе-
ний XX в. рассмотрена неолиберальным историком сквозь
призму борьбы двух течений... в социал-дарвинизме — ор-
тодоксального и реформистского. Все идеологи и политики,
выступавшие в пользу расширения буржуазного социаль-
но-экономического законодательства, от Д. Дьюи и
Д. Кейнса до Теодора и Франклина Рузвельтов, оказыва-
ются у Голдмана в первую очередь выразителями «рефор-
мистского дарвинизма»23. Большинство из охарактеризо-
ванных Голдманом героев буржуазного реформизма вряд
ли согласились бы считать себя таковыми, что уже свиде-
тельствует о нелепости концепции неолиберального исто-
рика. Главный же ее порок состоит в том, что изображение
борьбы двух направлений в социал-дарвипистской мысли
как движущей силы буржуазного реформизма является
откровенно идеалистической и даже фантастической ин-
терпретацией важного исторического явления.
Действительно, социал-дарвинизм — это по преимуще-
ству явление идейной истории США последней трети
XIX в. Сущность социал-дарвинизма заключалась в пере-
несении законов биологической эволюции, открытых
Ч. Дарвином, па общественное развитие. Общественные
связи рассматривались социал-дарвинистами не иначе как
186
сквозь призму «борьбы за существование» людей, выжива-
ния «наиболее приспособленных» среди них и гибели «наи-
менее приспособленных». В своих социально-политических
рекомендациях социал-дарвинисты решительно настаивали
на полном невмешательстве государства в ход «естествен-
ного прогресса» и осуждали любые попытки облегчить
участь «менее приспособленных». Совершенно очевидно,
что социал-дарвинистская доктрина и ее венец — идея
государственного невмешательства означали апологию
частного предпринимательства и ничем не смягченной
эксплуатации пролетариата, неудачливой мелкой и сред-
ней буржуазии со стороны нарождавшегося монополисти-
ческого капитала. Одновременно социал-дарвинизм высту-
пил как изощренная, циничная форма идеологии буржуаз-
ного индивидуализма.
В конце XIX в. в американской буржуазной социологии
выступило реформистское направление во главе с Л. Уор-
дом, отводившее значительное место в общественном
развитии субъективному фактору, целенаправленным
усилиям личности, общественных трупп, политических ин-
ститутов. Оно требовало проводить различие между разви-
тием естественного мира и общества, объявляя движущим
фактором первого «естественный», а второго—«искусст-
венный отбор». По Уорду, сам прогресс цивилизации ока-
зывался возможным благодаря возрастающей роли в
обществе методов «социального регулирования» и «плани-
рования». Концепция Уорда и его единомышленников,
названная Голдманом «реформистским социал-дарвиниз-
мом», легла в основу идеологии государственного социаль-
но-экономического регулирования в США.
Нет смысла отрицать, что борьба индивидуалистическо-
го и реформистского направлений в американской буржу-
азной идеологии конца XIX — начала XX в. оказала опре-
деленное воздействие на развитие буржуазного реформиз-
ма в США: она склонила в пользу буржуазно-реформист-
ских принципов некоторых буржуазных политиков и мыс-
лителей, способствовала выработке философских и кон-
кретно-политических буржуазно-реформистских положе-
ний. Было бы, однако, нелепо пытаться, как это делал
Голдман, приписывать этой борьбе происхождение госу-
дарственного социально-экономического реформаторства.
Борьба течений в буржуазной идеологии (как и буржу-
азный реформизм) сама была следствием экономических
требований монополистического капитализма и острых
18/
классовых столкновений в монополизирующемся амери-
канском обществе.
Вышеизложенная интерпретация Голдмана получила
широкое распространение среди неолиберальных авторов.
Так, один из их патриархов, Г. С. Коммаджер, в моногра-
фии, посвященной «американскому мировоззрению» новей-
шего времени, писал об Уорде как о «первом крупном уче-
ном, который попытался с научных позиций оспорить
принципы государственного невмешательства, провести
различие между естественным и общественным развити-
ем», как об идеологе, который «вдохнул в целое поколение
ученых и реформаторов веру в возможность усовершепст-
вования общества»24. Уорд, по его словам, был провозвест-
ником «новой свободы, нового курса и всех движений,
ставивших целью реконструировать общество посредством
государственного вмешательства». В период «нового кур^
са», по словам Коммаджера, «правительство начало про-
кладывать путь к «социократпи» (название идеального
общественного устройства у Л. Уорда. — В. С.), теорети-
ческие основы которой были разработаны за полстолетия
до этого Л. Уордом»25.
Л. Уорд, Г. Кроули, Д. Кейпе и другие «либерально-ре-
формистские социал-дарвпписты» выступают у Голдмана
в роли буржуазных просветителей. По их схемам и пред-
начертаниям в США XX в. возводится «царство разума».
А «просвещенными монархами» XX в. у пего оказываются
президенты США Т. Рузвельт, В. Вильсон, Ф. Д. Рузвельт,
которые в отличие от своих лицемерных европейских пред-
шественников XVIII в. действительно озабочены утверж-
дением «государства всеобщего благоденствия» и потому с
готовностью подхватывают идеи буржуазно-реформистских
«просветителей».
Присущая неолиберальной школе персонификация бур-
жуазно-реформистского курса получает, таким образом,
двоякое выражение: ее интеллектуальными вдохновите-
лями объявляются буржуазно-реформистские идеологи,
а практическими творцами — такие президенты, как
В. Вильсон, Т. Рузвельт, Ф. Д. Рузвельт, Дж. Кеннеди26.
Обозначая целые периоды новейшей американской исто-
рии по названиям буржуазно-реформистских курсов
(в неолиберальной историографии XX век поделен на эпо-
хи «прогрессизма», «повой свободы», «нового курса»,
«справедливого курса», «новых рубежей», «великого обще-
ства»), она вслед за этим объявляет их творениями прези-
188
дентов-реформаторов. Вот как писал о происхождении
«прогрессивной эры» биограф Т. Рузвельта Д. Маури:
«В сентябре 1901 г. Теодор Рузвельт стал президентом
Соединенных Штатов. Прогрессивное движение нача-
лось»27. Т. Рузвельт при этом наделяется чертами мессии
(«Рузвельт поднял к движению за реформы всю нацию»),
героя-мученика («В окружении консервативного конгрес-
са Рузвельт сделал все для успеха реформ») и одинокого
борца за «справедливость» («Рузвельт был единственным
президентом своего времени, имевшим мужество бросить
вызов большому бизнесу»)28. Биографы В. Вильсона,
Ф. Д. Рузвельта, Дж. Кеннеди используют абсолютно
такие же оценки и выражения для характеристики своих
героев.
Еще одна весьма распространенная идеалистическая
схема объяснения реформистских курсов неолибералами —
истолкование их как продукта конфликта внутри двухпар-
тийной системы СШЛ. А. Шлезингер-младший доказывал,
что независимо от того, какие партии соперничали в ее
рамках на различных этапах американской истории, одна
из них обязательно выступала в качестве выразительницы
«специальных интересов», а другая — в качестве сторон-
ницы «общего благоденствия» и реформистских преобразо-
ваний. Все известные реформы в американской истории
приписываются Шлезингером партиям—выразительницам
идеалов «общего благоденствия» (джефферсоновским рес-
публиканцам конца XVIII — начала XIX в., джэксонов-
ским демократам 30—40-х годов XIX в., демократической
партии в XX в.29).
Для объяснения буржуазного реформизма весьма часто
используется и теория циклической смены «консерватив-
ных» и «либеральных» периодов в американской истории30.
Одним из ее авторов также является А. Шлезингер-млад-
ший. Теория либерально-консервативного «цикла» или
«маятника» внешне настолько проста, что может быть
проиллюстрирована любым американским школьником: в
конце XIX — начале XX в. в США произошел взлет
реформистских настроений и нововведений, затем, после
первой мировой войны, наступил период их «консерватив-
ной консолидации»; в 30—40-е годы снова пришел черед
реформистских обновлений, которые уступают в 50-е годы
место волне консерватизма; буржуазно-реформистские
курсы «новых рубежей» и «великого общества» 60-х годов
сменились повой эпохой консерватизма, продолжающейся
189
и по нынешний день. Теория либерально-консервативных
циклов при всей ее внешней правдоподобности па поверку
оказывается удивительно плоской и механистической, бес-
хитростно замешенной па идеях «американской исключи-
тельности».
Присущий неолиберальной школе, как и буржуазной
исторической мысли в целом, методологический эклектизм
оборачивается взаимоисключающими друг друга объясне-
ниями буржуазного реформизма. Неолиберальные истори-
ки, как было показано выше, явно преувеличивают воздей-
ствие на ход общественного развития буржуазно-рефор-
мистской идеологии. Однако некоторые авторы вообще от-
рицают за идеологией сколько-нибудь существенную роль
в американской истории, видят специфику последней в гос-
подстве в ней не идеологических, а глубоко прагматиче-
ских мотивов, неискоренимого духа «экспериментаторст-
ва», который-де только и выступает в качестве «повиваль-
ной бабки» буржуазно-реформистских нововведений.
Именно неискоренимой приверженностью американцев
к практическим экспериментам объяснял происхождение
«нового курса» один из его наиболее известных неолибе-
ральных исследователей — Ф. Фридел. При этом он оттал-
кивался от той стандартной буржуазной концепции, что у
Ф. Д. Рузвельта в момент борьбы за президентское кресло
и в первые годы президентства вообще не было никаких
представлений о способах выведения США из экономиче-
ского и социально-политического тупика. Более того, дока-
зывал неолиберальный историк, с точки зрения своего
интеллектуального и идеологического багажа Ф. Д. Руз-
вельт ничем пе отличался от республиканского президента
Г. Гувера: твердо верил в сбалансированный бюджет, зо-
лотой стандарт и другие традиционные политические запо-
веди, свидетельствовавшие об его «фундаментальном кон-
серватизме». Единственное, что, согласно Фриделу, отлича-
ло Рузвельта от Гувера, — это его дар политического
экспериментатора, присущая многим американским поли-
тикам и благословенная для Америки способность смело
взглянуть в лицо судьбе, поступать вопреки принятым
догматам. Этот «американский экспериментаторский дух»
якобы и позволил Рузвельту радикально обновить Аме-
рику31.
Подход Фридела получил концептуальное выражение в
президентском послании А. Шлезингера-младшего в Аме-
риканскую историческую ассоциацию в 1976 г. Доклад
190
озаглавлен многозначительно: «Америка: эксперимент или
судьба?» В нем лидер неолиберальной школы полемизи-
ровал с романтической школой XIX в., обусловливавшей
«избранность» Америки божьим предопределением, знаком
судьбы. Но сам он создавал другой вариант «американской
исключительности». Счастливая судьба США была пред-
определена, согласно его версии, способностью ее полити-
ческих лидеров к постоянному эксперименту, лишенному
идеологических канонов и позволявшему преодолевать са-
мые разные трудности32.
Несколько иной вариант истории американского рефор-
мизма как прагматического эксперимента выдвинул
Р. Хофстедтер, согласно которому американский рефор-
мизм освобождается от идеологических одежд только со
времен «нового курса» и благодаря «новому курсу». Но
именно в этом Хофстедтер видел подлинное историческое
значение реформистской политики Ф. Д. Рузвельта, ее
неоспоримое преимущество перед реформизмом «прогрес-
сивной эры» 1900—1914 гг. Прогрессистское движение, по
Хофстедтеру, начинено идеологическими символами, его
язык — это язык социальных страстей, противоречий,
вражды классов. Другое дело — «новый курс»: идеологиче-
ский подход, доказывал Хофстедтер, уступил в 30-е годы
место экспериментально-оппортунистическому подходу к
социально-экономическим проблемам, направленному на
поиски практических, отбираемых политическим опытом и
практикой, а не идеологическим теоретизированием мер
по решению сложных общественных проблем33.
На концеппии Хофстедтера, как, впрочем, и других
неолиберальных авторов, лежит печать теории «конца
идеологии», или «деидеологизации», вошедшей в моду в
США с 50-х годов. Буржуазный историк тщился доказать,
что американское общество «массового потребления» и
«всеобщего благоденствия» избавилось от идеологических
распрей и идеологических установок и могло развиваться
впредь на основе простого и постепенного увеличения со-
циально-экономического «пирога», осуществляемого ква-
лифицированными экспертами по государственно-монопо-
листическому регулированию.
В свете вышеизложенной концепции неолиберальных
авторов небезынтересно задаться вопросом: существует ли
какое-нибудь основание считать Ф. Д. Рузвельта и его
«мозговой трест» экспериментаторами-прагматиками, не
имевшими в голове никаких идеологических установок?
191
В советской исторической литературе общепризнан тот
факт, что Ф. Д. Рузвельт в момент прихода к власти дей-
ствительно не располагал сколько-нибудь оформленной
программой государственно-монополистических мероприя-
тий и что последняя складывалась под воздействием еже-
дневных практических подступов его правительства к со-
циально-экономическим проблемам больной Америки. Со-
ветские исследователи не отказывают Рузвельту в полити-
ческой смелости, не отрицают наличия у пего особого и
редкого политического дара, заключавшегося в способно-
сти к риску, пусть и продуманному, ради достижения по-
ставленной цели. Однако все советские историки едино-
душны в том, что Рузвельт имел совершенно четкие
идеологические цели, заключавшиеся в спасении и упро-
чении позиций монополистического капитализма, достиже-
нии классового мира. Ради этих целей Рузвельт был готов
на любые эксперименты, укладывающиеся в рамки буржу-
азного реформизма новейшего типа, т. е. государственно-
монополистического регулирования. Отрицать наличие у
Рузвельта подобных целей можно лишь при одном усло-
вии — если считать частную собственность, монополисти-
ческий капитал, разделение общества па классы естествен-
ными и внеидеологпческими категориями, что как раз и
присуще неолиберальным авторам.
Отрицание классового характера буржуазного рефор-
мизма является, безусловно, главной чертой неолибераль-
ной школы. Очень ярко эта черта проявляется при харак-
теристике социального состава движений за реформы. Они
неизменно определяются как широкие внеклассовые коа-
лиции, возглавляемые либеральными президентами и кан-
дидатами в президенты и включающие в себя всех добро-
желателей реформ — от мелкой буржуазии и рабочих до
руководителей финапсово-промьппленных корпораций.
Э. Голдман одним из первых среди неолиберальных
историков обнаружил присутствие в буржуазно-рефор-
мистских движениях представителей монополистического
капитала, но дал этому факту откровенно апологетическое
объяснение. Голдман изобразил их в роли просвещенной
элиты, добровольно отдавшей свой голос либерально-ре-
формистским интеллектуалам и политикам в целях
утверждения в стране рационально регулируемой конку-
ренции34. Разношерстные социальные слон Америки втис-
нуты Голдманом в «единый поток» общенационального
реформистского движения.
192
Д. Маури, уже упоминавшийся биограф Т. Рузвельта,
доказывал, что тот вовлек в движение за реформы все
общественные классы. «Прогрессивное движение, — пишет
Маури, — было движением всей нации за лучшую Амери-
ку»35. «Прогрессизм, — развивал эту точку зрения
Р. Хофстедтер, — был не столько движением какого-либо
класса или коалиции классов против определенного класса
или группы, а, скорее, он был широким и удивительно
доброжелательным движением большинства общества за
идеалы самовозрождения»36. А неолиберальный историк
Тилен трактовал «прогрессистское» движение как «сотруд-
ничество различных социальных групп — священников,
бизнесменов, рабочих, фермеров, социальных реформато-
ров, ученых и политиков»37.
Марксистско-ленинский метод исторического анализа
позволяет обнаружить в «прогрессистском» движении на-
чала XX в., как и в любом последующем крупном движе-
нии за реформы, наличие самых разнообразных мотивов,
острые политические разногласия и классовые противоре-
чия. На левом фланге оказались боевые профсоюзные
объединения и социалистическая партия, а также мелко-
буржуазные антимонополистические движения от попули-
стов до белламистов и «разгребателей грязи». Они нацели-
вались на радикальные социально-политические преобра-
зования, включавшие национализацию тех отраслей про-
мышленности и коммерции, где процесс монополизации
зашел особенно далеко, на широкое рабочее законодатель-
ство, развитие системы «прямой» политической демокра-
тии.
В центре «прогрессистского» движения находились бур-
жуазные либералы типа висконсинского губернатора
Р. Лафоллета, представителей социального христианства,
реформистски настроенных публицистов, профессоров,
журналистов (Р. Эли, У. Уэйл, У. Липпман и др.). Они
поддерживали определенные антимонополистические меро-
приятия, борьбу с политической коррупцией.
На правом фланге прогрессистского движения оказа-
лись такие буржуазные деятели, как Т. Рузвельт, В. Виль-
сон, и «просвещенные» представители монополистического
капитала типа Дж. Перкинса, которых можно охарактери-
зовать как псевдопрогрессистов и для которых демокра-
тизм являлся ширмой, скрывающей стремление нейтрали-
зовать влияние социалистического и антимонополистиче-
ского движений. Заимствовав из программ социалистиче-
13 В. В. Согрин
193
ской партии, популистов, белламистов ряд наиболее уме-
ренных требований, буржуазные реформаторы объявили
себя выразителями чаяний угнетенных общественных
слоев38.
Различие мотивов разных социальных сил, выступав-
ших за реформы в США, не исключает, естественно, воз-
можности возникновения коалиций между ними. Примером-
такой коалиции, как показано в исследованиях В. Л. Маль-
кова, Д. Г. Наджафова, Н. В. Сивачева и других советских
историков39, явился временный союз Ф. Д. Рузвельта и ли-
беральных демократов с массовыми социальными движе-
ниями на втором этапе «нового курса», когда было осу-
ществлено наибольшее количество социальных реформ за
всю историю США. Но наличие этого союза не отрицает
того факта, что Рузвельта волновало укрепление позиций
американского капиталистического общества. В отличие
от многих других буржуазных политиков он осознавал,
что достижение этой цели было просто невозможно без
серьезных уступок эксплуатируемым классам. Согласие
Рузвельта на эти уступки, в которых были заинтересова-
ны, пусть из других соображений, народные массы, и
обусловило возникновение между ними своеобразной поли-
тической коалиции.
Центральное место в работах неолиберальных авторов
занимает проблема содержания и направленности буржу-
азно-реформистских преобразований в новейший период
американской истории. Их подход к этой проблеме до кон-
ца проясняет классовые позиции как неолиберальной исто-
риографии, так и неолиберализма в целом. Вместе с тем в
нем можно выделить две концепции: первую с определен-
ной условностью можно назвать концепцией Голдмана —
Шлезингера-младшего, а вторую — концепцией Хофстед-
тера — Гэлбрейта.
Неолиберальной школе, как показывает анализ этих
концепций, свойственно рассматривать историческое раз-
витие государственно-монополистического регулирования
в США как борьбу и соперничество двух изначальных бур-
жуазно-реформистских программ — «нового национализ-
ма» Т. Рузвельта и «новой свободы» В. Вильсона. При
этом если одна группа неолиберальных историков (ее наи-
более авторитетными выразителями являются Голдман и
Шлезингер) считает, что в буржуазном реформизме со
времени «нового курса» произошел синтез «нового нацио-
нализма» и «новой свободы», то другая группа (ее
194
признанные авторитеты — Хофстедтер и Гэлбрейт) пола-
гает, что в развитии государственного социально-экономи-
ческого регулирования в США восторжествовал «новый
национализм».
Доктрина «нового национализма» была сформулирова-
на и изложена известным либерально-реформистским
идеологом Г. Кроули (сегодня его почитают в США как
классика неолиберализма) в 1909 г. Затем она была под-
хвачена Т. Рузвельтом и стала знаменем прогрессивной
партии США на выборах 1912 г. Доктрина «нового нацио-
нализма» обосновывала необходимость юридического при-
знания всех главных реальностей монополистической ста-
дии капитализма в США: утверждение экономического гос-
подства крупных предпринимательских объединений и
крах традиционной свободной конкуренции; образование
крупных профсоюзов и распространение их контроля над
рынком труда; возникновение массовых социальных дви-
жений и коалиций в пользу государственной защиты
«аутсайдеров» монополистического общества. Цель госу-
дарственного социально-экономического законодательства
заключалась, по Кроули, в регулировании взаимоотноше-
ний между новыми социальными силами и коалициями в
направлении достижения классовой гармонии и «всеобще-
го благоденствия».
Доктрина «новой свободы», ставшая кредо демократи-
ческой партии в момент прихода к власти В. Вильсона, на-
против, требовала восстановления и защиты традиционных
«свобод», особенно же позиций мелких предпринимателей,
фермеров, торговцев в сфере бизнеса. Требованиям «ново-
го национализма» о «регулировании» монополий доктрина
«новой свободы» противопоставляла требование «регули-
рования» конкуренции в смысле защиты ее от узурпатор-
ских намерений крупных корпораций. Доктрина «новой
свободы» не получила (да и не могла получить) практиче-
ского воплощения в годы президентства В. Вильсона, но
ее антимонополистическая риторика помогала распрост-
ранять в массах представления о демократической партии
как о защитнице «маленького человека».
Согласно интерпретации Голдмана—Шлезингера, со-
перничество «нового национализма» и «новой свободы»
завершилось на втором этапе буржуазно-реформистских
преобразований Ф. Д. Рузвельта. Если на первом этапе
«нового курса», доказывали они, Рузвельт был озабочен
восстановлением экономических позиций капитализма и,
13*
195
следовательно, достижением взаимопонимания между го-
сударством и корпорациями, то на втором этапе он уделил
главное внимание конкурентным возможностям мелкого
бизнеса, фермерства, социальным правам рабочих и всех
«забытых американцев»40. Интерпретация Голдмана —
Шлезингера является, можно сказать, образцом неолибе-
ральной утопии: она трактует государственно-монополи-
стическое регулирование как идеальный компромисс моно-
полий, немонополистической буржуазии, пролетариата,
обеспечивающий их интересы в полной мере.
Более реалистический и одновременно более промоно-
полистический характер носит интерпретация историче-
ского опыта государственно-монополистического регулиро-
вания Хофстедтера — Гэлбрейта.
Р. Хофстедтер считал «новый курс» высшим достиже-
нием в буржуазно-реформистской традиции США, однако
истолковывал его достижения весьма своеобразно. Во-пер-
вых, как уже отмечалось, он считал достоинством «нового
курса» его «деидеологизированный» характер (это «каче-
ство» «нового курса» не более как домысел неолибераль-
ного историка). Во-вторых, Хофстедтер видел превосход-
ство «нового курса» над популистско-прогрессистской по-
литической традицией в том, что «новый курс» был обра-
щен не в «прошлое», а в «будущее», преследовал цель не
восстановления свободной конкуренции и спасения мелко-
го бизнеса, а достижения взаимопонимания между моно-
полиями и обществом и использования преимуществ круп-
номасштабного производства в интересах «всеобщего бла-
годенствия»41. Неолиберальный историк выставлял высший
балл «новому курсу» не за что иное, как за отказ от анти-
монополизма и использование таких способов врачевания
социально-экономических болезней капитализма, которые
были приемлемы для финансово-промышленных корпора-
ций.
Еще более откровенно защищал союз буржуазного госу-
дарства и монополий как непременную основу социально-
экономических реформ Д. К. Гэлбрейт.
Д. К. Гэлбрейт признан одним из ведущих неолибе-
ральных идеологов в современных США. Хотя формально
он является экономистом и одно время даже избирался
президентом Американской экономической ассоциации,
многие буржуазные обществоведы США, в первую очередь
профессиональные экономисты, не без оснований считают
его по преимуществу социологом и политическим мысли-
196
телем. В своих многочисленных работах 50—80-х годов
Гэлбрейт, опираясь на неолиберальные принципы, показал
широкую панораму государственно-монополистического
капитализма США, выступил с ретроспективной оценкой
деятельности всех буржуазно-реформистских президентов,
подверг критике своих идейных противников как «справа»,
так и «слева» и набросал перспективы буржуазно-рефор-
мистского будущего Америки (в теориях «уравновешиваю-
щей силы», «нового индустриального общества» и др.)42.
В ретроспективных оценках истории буржуазного ре-
формизма в США Гэлбрейт дал изощренную критику ан-
тимонополистического законодательства. Один из его аргу-
ментов вполне реалистичен: антимонополистическое зако-
нодательство в США всегда было направлено против кон-
кретно-правовых форм предпринимательских объединений,
что позволяло последним возрождаться и процветать под
«новыми вывесками», но это законодательство было бес-
сильно перед неискоренимыми экономическими основами
и закономерностями монополизации, обнаружив свою пол-
ную неэффективность43. Дело, однако, в том, что Гэлбрейт
использовал этот аргумент для дискредитации самой идеи
антимонополизма, а вместе с ней и антимонополистическо-
го движения и выгораживания монополий, которые, соглас-
но его концепции, в перспективе, в эпоху возведения «но-
вого индустриального общества», выступят самым надеж-
ным союзником... либерализма!
В то же время Гэлбрейт объявлял мелкий бизнес, одну
из опор антимонополистических движений, оплотом... кон-
серватизма и заносил антимонополистическое законода-
тельство в идеологические постулаты... Барри Голдуотера
и других реакционных апологетов «свободного рынка»44.
В данном случае Гэлбрейт явно спекулировал на противо-
речивой двойственной природе мелкой буржуазии и совер-
шал явные идеологические подлоги, смешивая в одну кучу
антимонополистическую мысль и реакционную голдуоте-
ровскую философию «свободы предпринимательства».
Мелкая буржуазия США в лице отдельных слоев дей-
ствительно оказывала в различные периоды американской
истории поддержку реакционным демагогам так же, как,
скажем, германская мелкая буржуазия выступала в каче-
стве социальной опоры фашистского режима. Это обстоя-
тельство, отражающее одну из сторон противоречивой
природы мелкой буржуазии, пе дает оснований отрицать
другой ее стороны — реального демократического потен-
197
циала, проявлявшегося ярко как раз в участии мелкобур-
жуазных слоев США в многочисленных массовых антимо-
нополистических движениях XX в. Совершенно несостоя-
тельно и отождествление Гэлбрейтом антимонополистиче-
ской идеологии с реакционной философией «твердого инди-
видуализма» на том основании, что антимонополисты за-
щищают свободную конкуренцию. Ведь антимонополисти-
ческая философия всегда пропагандировала свободную
конкуренцию без участия корпораций, а Голдуотер и дру-
гие консерваторы всегда требовали «свободы рук» для
корпораций! Антимонополисты США всегда были сторон-
никами демократического социально-экономического зако-
нодательства, ограничивающего произвол монополий и
расширяющего права эксплуатируемых масс. Голдуотеров-
цы всегда были противниками любого государственного
ограничения «свободы рук» бизнеса, что на практике озна-
чает полный разгул частнокапиталистической эксплуата-
ции. Голдуотеровцы — прямые наследники социал-дарви-
низма, а антимонополисты США были их первыми истори-
ческими антагонистами.
Ретроспективные оценки антимонополизма и буржуаз-
ного реформизма Гэлбрейта ставят целью собрать истори-
ческие аргументы в пользу идеи «либерально-реформист-
ского» альянса государства и монополий. Подобная идея —
весьма опасная иллюзия многих современных неолибера-
лов в США. Она в свою очередь опирается на тенденциоз-
ный социологический и исторический анализ эволюции
роли буржуазного государства и монополий в XX в.
Гэлбрейт исходит из того, что буржуазное государство
утвердилось в качестве господствующей силы американ-
ского общества в XX в.: «Семьдесят пять лет назад в Сое-
диненных Штатах считалось само собой разумеющейся
истиной, что преобладающей силой является корпорация.
Страх вызывала перспектива контроля бизнеса над госу-
дарством. Люди острого ума разделяли мнение Маркса, что
государство является исполнительным комитетом капита-
листического предприятия. Однако с течением времени
страх перед господством бизнеса убывал, между тем как
страх перед господством государства возрастал»45.
В этом коротком, но принципиально важном для кон-
цепции Гэлбрейта отрывке налицо три грубые ошибки.
Во-первых, Гэлбрейт дает расхожую среди буржуазных
обществоведов карикатурную оценку Марксова учения о
буржуазном государстве. В действительности исторический
198
материализм всегда указывал на относительную самостоя-
тельность буржуазного государства и отмечал ее возраста-
ние в условиях ГМК. Во-вторых, Гэлбрейт явно преувели-
чил могущество современного государства в США и его
реальный контроль над экономикой, финансами, социаль-
ной структурой капитализма. Государство в США реально
контролирует в первую очередь области экономики, связан-
ные с военным производством и космическими исследова-
ниями, а доля государственной собственности в этой стра-
не намного меньше, чем в ведущих капиталистических
странах Западной Европы. Третья ошибка Гэлбрейта, ти-
пичная для всех буржуазных обществоведов, заключается
в предположении о внеклассовой природе капиталистиче-
ского государства. Отсюда следует вывод, что простое рас-
ширение функций государства, простое увеличение соци-
ально-экономического законодательства и регулирования
приводят к возвышению государства над всеми силами
буржуазного общества. В действительности в условиях
ГМК государство руководствуется прежде всего буржуаз-
ными классовыми интересами и осуществляет в первую
очередь коллективную волю монополистического капи-
тала.
Концепция Гэлбрейта об изменении природы монопо-
лий включает в себя следующие положения. Во-первых,
опираясь на небезызвестную апологетическую теорию «ре-
волюции управляющих», он доказывал, что крупные бур-
жуазные предприниматели, безраздельные хозяева «пред-
принимательских корпораций» XIX — первой трети XX в.,
уступили господствующие позиции «техноструктуре»,
менеджерам «развитых корпораций» современного капита-
лизма. Во-вторых, Гэлбрейт утверждал, что менеджеры,
свободные от диктата мотива частнокапиталистического
накопления, охотно подчиняются запросам потребителя и
требованиям государственного социально-экономического
регулирования и планирования. В-третьих, по мнению
Гэлбрейта, политическая ориентация «современной корпо-
рации» в корне отличается от политической роли «пред-
принимательской корпорации». «Со временем она (совре-
менная корпорация. — В. С.) будет все больше проявлять
себя как пассивная, а не активная сила в политике. В от-
личие от независимого предпринимателя, полностью ори-
ентирующегося на республиканскую партию, она будет
избегать решительного перехода на платформу какой-либо
политической партии. Она не станет высказывать свое
199
мнение но вопросам, вызывающим особый накал полити-
ческих страстей»46, — утверждает Гэлбрейт.
Промонополистический характер высказываний Гэлб-
рейта очевиден. Несомненна и утопическая реформист-
ская окраска его ожиданий, связанных с эволюцией моно-
полий. Фактически Гэлбрейт воспроизводит давнишнюю
теорию «ультраимпериализма» оппортунистического идео-
лога II Интернационала К. Каутского, доказывавшего, что
частнокапиталистические монополии автоматически, без
революционного вмешательства перерастут в свою проти-
воположность и будут служить целям «всеобщего благо-
денствия».
Оценки Гэлбрейта грубо искажают реальные факты со-
циального и политического положения американских моно-
полий. Вопреки его мнению о том, что монополии с 30-х
годов оказывали неизменную поддержку буржуазному ре-
формизму, их отношение к государственному социально-
экономическому законодательству крайне противоречиво.
Монополии идут, например, на расширение социальных
расходов в острокризисных ситуациях, а в обычные време-
на стремятся избавиться от них. А опыт президента Рей-
гана показал, что государственно-монополистический капи-
тализм США стал тяготиться социальными расходами
даже в условиях нарастающего классового недовольства
эксплуатируемых масс. Кроме того, самые важные соци-
ально-экономические завоевания пролетариата США были
вырваны им у государства вопреки воле монополий. Не
случайно капитал США не примирился с ними: так, после
второй мировой войны по настоянию монополий были при-
няты последовательно законы Тафта — Хартли, Лэндрэ-
ма — Гриффина и другие акты, резко ограничивавшие за-
воевания рабочего класса 30-х годов. Следует отметить
крайне опасный характер вывода Гэлбрейта о возрастаю-
щей «политической пассивности» монополий: он дезориен-
тирует общественность США в отношении позиций самой
мощной силы, противостоящей демократии.
В анализе Гэлбрейта основные надежды на дальнейшие
реформаторские нововведения в США связаны с альянсом
государства и «техноструктуры» монополий. В то же вре-
мя рабочее движение рассматривается как уходящая с ис-
торической арены сила: «Каждое из рассмотренных выше
изменений — переход власти от собственника и предпри-
нимателя к техноструктуре, технический прогресс, регули-
рование рынка и совокупного спроса и абсолютная необ-
200
ходимость регулирования цен и заработной платы — ска-
залось на положении профсоюзов. Каждое из этих
изменений влекло за собой уменьшение их роли»47. По
мере развития научно-технической революции, роста чис-
ленности «белых» и уменьшения «синих воротничков»
профсоюзы, согласно прогнозу Гэлбрейта, умрут естествен-
ной смертью. Так неолиберальная утопия Гэлбрейта вен-
чается повторением реакционного вывода буржуазного
«рабочеведения» о скорой «смерти» рабочего движения.
В работах лидеров неолиберальной школы выдвинута
концепция развития государственного экономического и
социального реформизма в США по восходящей линии. Его
наиболее важным этапом единодушно признается «новый
курс», который определяется как «революция» (К. Дег-
лер), «социал-демократический этап» (Р. Хофстедтер),
«новый строй» (А. Шлезингер-младший) или «револю-
ция, остановившаяся на полпути» (У. Лектенберг)48.
«Новый курс», согласно неолибералам, перетряхнул
все сферы общественной жизни и изменил положение
всех общественных классов в США. Его экономическая
политика, утверждал Р. Собел, означала «начало конца
господства Уолл-стрита над финансовым капитализмом...
перемещение экономической власти из нижней части Ман-
хэттэна (район Нью-Йорка, где сконцентрированы основ-
ные банки США. — В. С.) в Вашингтон... конец эпохи
капитализма свободного предпринимательства и начало
периода контролируемого капитализма»49. «Новый курс»,
доказывали другие его неолиберальные апологеты, проти-
вопоставил «Большому Бизнесу» «Большое правительст-
во» и «Большие профсоюзы»50, создав тем самым в США
общество «уравновешивающих сил» (определение Дж. Гэл-
брейта). Неолиберальными авторами всячески превозно-
сился и превозносится «радикальный» подход Ф. Д. Руз-
вельта и его партии к проблеме фермерства, их «конструк-
тивная» борьба с безработицей, нищетой и т. д.51
Отличительной чертой апологетических интерпретаций
истории буржуазного реформизма является всепоглощаю-
щий интерес к всевозможным буржуазно-реформистским
доктринам, декларациям, социально-экономическим зако-
нодательным актам, с одной стороны, и почти полное от-
сутствие интереса к вопросам о соотношении этого законо-
дательства с практикой, о глубине и широте его реального
воплощения в жизнь эксплуатируемых масс — с другой.
Данная черта особенно бросается в глаза при знакомстве
201
с работами лидеров неолиберальной школы. В тех редких
случаях, когда неолиберальные авторы задаются вопросом
о реальном воплощении в жизнь государственного соци-
ально-экономического законодательства, они явно злоупот-
ребляют официальной статистикой, наводящей глянец на
государственно-монополистический капитализм и буржуаз-
ный реформизм США.
Критические, или неортодоксальные, тенденции в не-
олиберальной школе не выходят за рамки частных рас-
хождений и порой направлены даже на усиление ее аполо-
гетических черт. В последние годы, например, неолибе-
ральная школа обнаружила стремление представить исто-
рию государственно-монополистического регулирования и
буржуазного реформизма в США как непрерывный про-
цесс, основанный на глубокой преемственности политики
демократов и республиканцев, т. е. успешно развивавший-
ся не только в периоды правления В. Вильсона, Ф. Д. Руз-
вельта, Дж. Кеннеди, но и в годы пребывания у власти
Эйзенхауэра, Никсона и даже... Гувера!52 Изданная не-
сколько лет назад монография признанного метра неолибе-
ральной школы Р. Тагвелла «Не в ногу: от Трумэна до
Никсона»53, в которой подвергались критике президенты,
не сумевшие развить принципы «нового курса», звучит
чуть ли не как нелицеприятная правда на фоне восхвале-
ний неолибералами консервативных преемников Рузвельта
в Белом доме.
Для новейшей неолиберальной историографии харак-
терно особенно подчеркивать современные, относящиеся к
60—70-м годам, «достижения» «государства всеобщего
благоденствия» и доказывать, что они существенно разви-
ли социально-экономическое законодательство «нового
курса». В свете этого объяснима критическая позиция ее
выразителей в отношении «недоделок» и «недостатков»
администрации «нового курса». Показательна, например,
монография О. Грэхэма «К плановому обществу: от Руз-
вельта до Никсона»54.
Книга Грэхэма интересна, помимо всего прочего, тем,
что представляет в развернутом виде позицию того зыбко-
го направления в неолиберализме 70-х — начала 80-х го-
дов, которое получило название «нового реформизма» и
которое попыталось вдохнуть жизнь в социально-рефор-
мистскую традицию (политическими лидерами «нового
реформизма» выступали Ю. Маккарти и Дж. Макго-
верн) 55.
202
Грэхэм поставил своей целью проследить развитие
США от «дезорганизованного капитализма» к «плановому
обществу», идеалы которого, по его мнению, еще далеко
не реализованы, но вполне достижимы в этой стране. Ис-
ходная теоретическая установка неолиберального историка
заключается в том, что государственное социально-эконо-
мическое планирование — объективная реальность зрелого
американского капитализма, прокладывающая себе дорогу
независимо от того, какая партия находится у власти.
Грэхэм не случайно акцентирует внимание на развитии
«планового общества» в годы пребывания у власти прави-
тельства Р. Никсона, желая подчеркнуть тем самым, что
идеал «планирования» интегрирован даже в платформу
республиканской партии. И не случайно он настойчиво
подчеркивает, что выдвижение на повестку дня «новым
курсом» 30-х годов идеи «планового общества» ни в коем
случае не зависело от личности Ф. Д. Рузвельта, а было
неизбежно, даже если бы у власти остался Г. Гувер56.
Более того, в полемическом задоре Грэхэм создал образ
Рузвельта, дискредитирующий этого политика: Рузвельт
предстает как президент-дилетант, мечущийся между свои-
ми консервативными индивидуалистическими убеждения-
ми и реформистскими программами, хаотично хватающий-
ся то за дефицитное финансирование, то за монетарист-
ские схемы, обращающийся наугад к некоторым пдеям
«планового общества» и терпящий сокрушительное пора-
жение в их практической реализации.
Грэхэму свойственны критические оценки «нового
курса»: с его точки зрения, в 30-е годы были упущены
многие благоприятные возможности для развития «пла-
нового общества». Главная ошибка правительства
Ф. Д. Рузвельта, согласно интерпретации Грэхэма, заклю-
чалась в том, что вместо обращения к долгосрочному эко-
номическому планированию оно выступило в качестве
«государства-маклера», желавшего угодить непосредствен-
ным запросам всех классов и развившего посреднические,
но не властно планирующие функции. Как результат, пра-
вительство не смогло ликвидировать ни одного из разру-
шительных последствий кризиса 1929 г. Отдельные пози-
тивные экономические показатели 30-х годов, доказывал
Грэхэм, были обусловлены не правительственной полити-
кой, а волей случая. Так, некоторая стабилизация сельско-
хозяйственных цен явилась следствием нескольких кряду
засух в 30-е годы. Другие же последствия кризиса 1929 г.,
203
в первую очередь безработица, были ликвидированы в ре-
зультате развития военной экономики в 40-е годы57.
Грэхэм реалистически оценивает многие стороны «ново-
го курса». Однако теоретико-методологическая основа его
критического видения — это очередная неолиберальная
иллюзия, исходящая из возможности разрешения осново-
полагающих противоречий капитализма в рамках самого
капитализма. Грэхэм серьезно верит в возможность долго-
срочного социально-экономического структурного плани-
рования без ликвидации частной собственности на средст-
ва производства. Подобно другим выразителям неолибе-
ральной утопии, он исходит из того, что такое планирова-
ние носит внеклассовый характер, может быть как социа-
листическим, так и капиталистическим. В действительно-
сти же даже самый развитый государственно-монополисти-
ческий капитализм не способен удовлетворить запросам и
ожиданиям Грэхэма, ибо он не может развиваться и су-
ществовать «без оглядки» на мотив частнокапиталистиче-
ского накопления монополий. Пока основные средства
производства остаются в руках последних, буржуазное
государство обречено выступать по преимуществу в роли
«пожарной команды» социально-экономических кризисов
и удовлетворять требования монополистической эконо-
мики.
Примеры Грэхэма из практики государственно-монопо-
листического регулирования 70-х годов, призванные под-
твердить всеобъемлющие потенциальные возможности
планирования в США, выглядят крайне неубедительно.
Грэхэм много пишет о всевозможных законодательных
программах Никсона, включая злополучный проект о га-
рантированном годовом доходе для каждой американской
семьи. Но когда встал вопрос о реальных нововведениях
Никсона в сфере долгосрочного планирования, неолибе-
ральный историк смог назвать лишь несколько незначи-
тельных мер, самой крупной среди которых был закон об
охране окружающей среды (по злой иронии судьбы
созданное Никсоном Агентство по охране окружающей сре-
ды не преуспело в своей деятельности, но зато запятнало
себя грязными скандалами в начале 80-х годов).
В заключение книги и сам Грэхэм должен был при-
знать, что идеалы «общества планирования», а среди них
всеобщая занятость, государственное обеспечение жильем,
ликвидация нищеты, так же далеки от реализации, как и
50 лет назад58. А ведь все эти идеалы являются само собой
204
разумеющимися правами граждан во всех социалистиче-
ских странах.
Особую популярность в неолиберальной историографии
в последние годы приобретает тема развития социального
обеспечения в США. Во многих американских универси
тетах введены спецкурсы по этой теме, а монографии
Р. Бремнера, У. Трэттнера, Д. Либи, Д. Паттерсона и дру-
гих признанных авторитетов по истории социального
страхования и вспомоществования59 включены в списки
обязательной литературы общих курсов по американской
истории.
Всем современным буржуазным исследованиям по
истории социального обеспечения присуща одна общая
черта: социальная политика буржуазного государства рас-
сматривается вне контекста классовой борьбы (отдельные
отсылки к ней не меняют сути дела) и представляется как
процесс постепенного и неуклонного увеличения актов и
институтов социального обеспечения в результате усилий
«социальных работников», реформаторов и т. д. При этом
основой политики социального обеспечения, изображаемой
неизменно как «всеобщее благоденствие», объявляется
Декларация независимости 1776 г. с ее широкой трактов-
кой «естественных» и «неотчуждаемых» прав человека.
Типичные черты новейшей неолиберальной историогра-
фии политики социального обеспечения воплощены в
обобщающей монографии Д. Паттерсона «Война Америки
против бедности. 1900—1980». Следуя последней моде,
Паттерсон весьма критически оценивал первые этапы го-
сударственной политики социального обеспечения в США.
«Новый курс» в его интерпретации не более как робкий
подход к проблемам безработицы, нищеты, необеспечен-
ной старости. Зато в качестве подлинной «революции» в
политике «всеобщего благоденствия» он представил пе-
риод с 1965 по 1975 г. Особенно высокие баллы выставляет
Паттерсон «войне против бедности» Л. Джонсона, цели
которой, по его определению, носили «по преимуществу
превентивный и более оптимистический» характер в срав-
нении с социальными программами «нового курса» 60.
Радикализм политики социального обеспечения 60—
70-х годов Паттерсон видит в том, что она дополнила
программы социального страхования «нового курса», рас-
пространявшегося на трудовое население Америки, про-
граммами социального вспомоществования, включившими
в сферу социального обеспечения нетрудоспособных аме-
205
риканцев, а также бедняков, одиноких матерей и других
социальных аутсайдеров американского общества. При
подведении итогов политики социального обеспечения Пат-
терсон, подобно другим буржуазным авторам, опирается
на данные официальной статистики. В ряде случаев они
выглядят весьма впечатляюще. Например, они свидетель-
ствуют, что «революция» Л. Джонсона действительно поч-
ти искоренила бедность в США: в 1959 г. число американ-
цев, живущих в бедности, равнялось 22% всего населения
(39 млн.), в 1965 г. — 17% (32 млн.), в 1968 г. — 13%
(25 млн.), в 1973 г. — 11% (23 млн.), а с вычетом лицг
достигавших прожиточного минимума при помощи пра-
вительственных продовольственных талонов, даже 5,4%61.
Официальная статистика и ее буржуазные интерпрета-
торы не отвечают, однако, на вопрос, почему после джон-
соновской «революции» в США произошел, если можно
так выразиться, ренессанс бедности (в 1986 г. число бед-
няков превысило 35 млн. человек) и почему такие прог-
рессивные авторы, как С. Ленс, считают ее «неискорени-
мым пороком Америки»?62 Ответ на этот вопрос заключен
в самой природе государственно-монополистического ка-
питализма: целенаправленная борьба с бедностью чужда
ему. Вот почему бедность в США быстро возрождается
даже после самой эффектной, типа джонсоновской «ре-
волюции», пожарной меры правительства.
Официальная статистика, кроме всего прочего, опирает-
ся на предположения и расчеты, призванные продемонст-
рировать эффективность буржуазно-реформистских про-
грамм. Например, в 1973 г., когда в США, согласно офи-
циальной статистике, «борьба с бедностью» приблизилась
к успешному концу, статистический орган АФТ — КПП
привел данные о том, что прожиточный минимум занижен
ею почти вдвое и что количество бедняков в Америке со-
ставляет в действительности до 33% всего населения63.
Но даже официальные дапные во многих случаях не
могут скрыть неразрешимых социальных противоречий
США. В последние два десятилетия сложилась (в дополне-
ние ко многим другим) еще одна парадоксальная ситуа-
ция: хотя государственно-монополистические социальные
расходы многократно возросли, никаких сколько-нибудь
ощутимых результатов этот рост не принес. Подтвержде-
ние тому — нерешенность одной из наиболее острых соци-
альных проблем капиталистической Америки — безрабо
тицы. В 60-е годы в США был принят целый ряд мер го-
206
сударственной подготовки, распределения и регулирования
рабочей силы, преследующих цель обеспечения «полной
занятости». Тем не менее наблюдалось не сокращение, а
увеличение безработицы: ее минимальный уровень в 50-х
годах был равен 2,9%, в 60-х — 4,3, в 70-х — 2,6% 64. И это
несмотря на прирост общей численности рабочих мест в
1970—1979 гг. на 12 млн. Признавая поражение в борьбе
с безработицей, официальные органы должны были пойти
на пересмотр определения полной занятости. Если раньше
занятость считалась «полной», когда число безработных
не превышало 3%, а несколько позже — 4%, то теперь
этот процент повышен до 4,8.
Стремительное увеличение государственных расходов
в США в 60—70-е годы, значительную часть которых со-
ставило государственно-монополистическое финансирова-
ние потребностей капиталистического роста и социальные
расходы, обернулось галопирующей инфляцией и, как
следствие, ростом стоимости жизни. В 60-е годы темпы
прироста розничных цен на потребительские товары в
США составляли в среднем 2,8% в год, в 70-е — 6—8%, в
1979 г. — 13,3%, а в 1980 г. — 13,5% (реальные доходы
населения США только за 1979 г. упали почти на 8%) 65.
При этом государственная политика «агрессивного» де-
фицитного финансирования, которая, согласно неокейнсп-
анской теории, являлась главным средством государствен-
но-монополистического поддержания и стимулирования
капиталистического роста, регулирования совокупного
спроса и предложения, не дала какого-нибудь ощутимого
экономического эффекта. Более того, экономические пока-
затели американского государственно-монополистического
капитализма резко ухудшились. Если в 1961—1969 гг.
среднегодовой темп прироста валового национального про-
дукта составлял 4,3%, а промышленного производства —
5,9%, то в 1971—1979 гг. — соответственно 3,2 и 3,9%,
при этом во второй половине 70-х годов эти показатели
составили 2,5 и 2,7 %66. Доля США в суммарном промыш-
ленном производстве капиталистического мира снизилась
за 30 лет (с 1948 г.) с 49,8 до 37,3%. Соответственно сни-
зилась доля промышленной продукции США на мировом
капиталистическом рынке. На рубеже 80-х годов США
оказались на седьмом месте среди капиталистических
стран по производству валового национального продукта
на душу населения, а по уровню жизни — даже на деся-
том.
207
Усиление кризисных явлений американского капита-
лизма принуждало правительство США хвататься за са-
мые разные, зачастую взаимоисключающие друг друга
средства их врачевания. Так, традиционные антикризис-
ные и антициклические меры — дефицитное финансирова-
ние, снижение налогов и ссудного процента — были несов-
местимы с антиинфляционными мерами — сокращением
государственных расходов, повышением налогов и ссуд-
ного процента67. Государственно-монополистическое регу-
лирование в США зашло в тупик, «государство всеобщего
благоденствия» стремительно приближалось к банкротству.
Это не могло не повлиять на отношение к нему буржуаз-
ной идеологии.
Хотя в 70-е годы в американской буржуазной историо-
графии, как было показано выше, продолжало увеличи-
ваться число работ, интерпретирующих буржуазный ре-
формизм с неолиберальных позиций, в еще большей сте-
пени в этот период возросло количество монографий и
статей, подвергших его острой консервативной критике.
Главная вина за социально-экономические неурядицы со-
временной Америки была возложена консерваторами имен-
но на расширяющееся государственное социально-эконо-
мическое регулирование.
От консерватизма к неоконсерватизму:
агония буржуазной идеологии
Традиция консервативной критики буржуазного рефор-
мизма и государственно-монополистического капитализма
зародилась в США давно, вместе с возникновением самих
этих явлений. Но в оформленном виде она появилась на
свет в ходе идейных дискуссий вокруг «нового курса».
Консервативные критики «нового курса» выступили в ка-
честве ревнителей «твердого индивидуализма», для кото-
рых интенсивное государственно-монополистическое регу-
лирование означало ни много ни мало как «социалистиче-
ское перерождение» США.
Первые критики «нового курса» от консервативной
историографии, среди которых выделялись Э. Робинсон,
Д. Лоуренс и особенно Д. Флин, упрекали Ф. Д. Рузвельта
и его окружение в беспринципности, отсутствии твердых
философских убеждений, приспособленчестве68. Политиче-
ские враги критиковали Рузвельта как марксиста и комму-
ниста, но, писал Флин, в действительности его отличитель-
ной чертой было полное отсутствие «фундаментальных
208
принципов»69. Хотя консервативные историки соглашались
с теми либеральными авторами, которые считали подлин-
ной основой государственно-монополистических мероприя-
тий Рузвельта прагматизм, их оценка этого качества «ново-
го курса» имела существенное отличие. Если для неолибе-
ралов политический прагматизм и отсутствие идеологиче-
ских привязанностей выступают в качестве чуть ли не
главной добродетели американских политических партий
и государственных деятелей, то для консерваторов такой
добродетелью является верность идейно-политическим
устоям капитализма, в первую очередь буржуазному инди-
видуализму.
Хотя реформистские преобразования «нового курса»
носили стихийный характер, это, с точки зрения консерва-
тивных историков, не преуменьшало опасности «враста-
ния» США в социализм и не снимало ответственности за
это с Рузвельта и его окружения. Консервативные критики
сравнивали «новый курс» обычно с социализмом, указывая
на сходство многих реформ Рузвельта с программой социа-
листической партии США 30-х годов, но нередко сопостав-
ляли их и с мероприятиями фашистских режимов в Ита-
лии и Германии. Все это свидетельствовало о демагогиче-
ском характере консервативной критики, стремлении ее
выразителей скомпрометировать «ныо дилеров» любыми
средствами и представить себя не только ревнителями
устоев «американизма», но и поборниками демократии.
Консерваторы также в немалой степени способствовали
укоренению в буржуазной идеологии реакционного мифа
о «тождестве» социализма и фашизма (концепция тотали-
таризма).
Консервативные историки предъявили Рузвельту мно-
жество самых разных обвинений, однако главным среди
них было обвинение в сотрудничестве с коммунистами. Во
время президентской кампании 1936 г., указывал Флищ
Рузвельт принял полмиллиона долларов от Конгресса про-
изводственных профсоюзов, а ведь в КПП, возмущался
консервативный историк, на ведущих позициях укрепи-
лись коммунисты! В аргументации Флина любопытно то,
что, желая дискредитировать Рузвельта как «агента на-
родного фронта», он признавал огромное влияние в Кон-
грессе производственных профсоюзов коммунистов и всту-
пал в противоречие с буржуазными «рабочеведами», отри-
цавшими какое-либо воздействие компартии на КПП.
Данный факт свидетельствовал о научной беспринципно-
14 в. В. Согрин
209
сти консервативного историка: признание им влиятельных
позиций коммунистов в КПП объясняется, конечно, не
жаждой объективности, а ненавистью к Рузвельту, при-
нявшему поддержку профсоюзов.
Консервативные историки, обвиняя Рузвельта, называ-
ли его политическим «лгуном». Они указывали, что в
практической деятельности Рузвельт поступился всеми
обещаниями, высказанными во время предвыборной кам-
пании 1932 г. Лидер демократов, доказывали они, обещал
укрепить золотой стандарт, сократить налоги, ликвидиро-
вать бюджетный дефицит, но в действительности взвинтил
налоги и увеличил многократно дефицит.
Одно из наиболее распространенных обвинений консер-
вативных историков по адресу «нью дилеров» — наруше-
ние ими конституции США. Отмечалось, например, что
федеральная конституция строго регламентировала преро-
гативы конгресса, делегированные ему в целях достиже-
ния «всеобщего благоденствия», но Рузвельт и демократи-
ческая партия пренебрегли этими ограничениями. Особен-
но подчеркивалось, что конституция разрешала федераль-
ным властям лишь регулирование «коммерции», т. е. тор-
говли, между штатами, никак не предполагая регулирова-
ния промышленности, к которому прибег президент. Руз-
вельту вменялось в вину разрушение основ федерализма,
узурпация прав штатов, прямое покушение на права соб-
ственности и узурпация частной собственности в форме
незаконных видов налогообложения70.
В поисках истоков рузвельтовской «тирании» консерва-
тивные авторы обращались к реформистским преобразова-
ниям начала XX в. и обрушивали гнев на поправку к кон-
ституции 1912 г., декларировавшую право федерального
правительства на сбор подоходных налогов. Консерватив-
ная критика являла собою пример легалистско-правовой
интерпретации, полностью игнорировавшей социально-эко-
номическую обусловленность как «нового курса», так и
государственно-монополистического регулирования. Кон-
сервативные историки исходили из того, что, оставаясь в
рамках традиционно-индивидуалистического подхода и
конституционализма, можно было вполне справиться с по-
следствиями социально-экономического кризиса 1929 г.
Любопытно, что некоторые из них придерживались рецеп-
тов71, схожих с монетаристским подходом рейгановской
администрации к экономическим проблемам современных
США.
210
Развенчивая «новый курс» любыми имевшимися в их
распоряжении средствами, консервативные историки обра-
щались порой и к аргументам, характерным для левых
критиков. Так, Флин указывал, что Рузвельт, взвинтив за
годы своего президентства государственный долг США с
19 до 250 млрд, долл., не смог реально помочь ни безра-
ботным, ни беднякам, ни престарелым. Консервативный
историк, говоря о размере пенсии по старости, определен-
ном в 8 долл, в неделю, восклицал: «Может ли кто-нибудь
вообразить, что 8 долларов в неделю достаточны для су-
ществования, особенно если учесть, что рузвельтовская
инфляция съедала половину этой суммы?»72 Критика Фли-
на, как и других консерваторов, при всей правдоподобно-
сти в отдельных частных вопросах носила по сути глубо-
ко демагогический и реакционный характер: она ориенти-
ровала и призывала правящие круги США вернуться к
буржуазно-индивидуалистическим первоосновам «амери-
канизма», которые означали ничем не ограниченное част-
нокапиталистическое накопление, а следовательно, пол-
ный произвол монополий в отношении эксплуатируемых
масс.
Д. Флин заканчивал свою монографию, носившую пре-
тенциозное заглавие «Упадок американской республики и
пути ее спасения», оптимистическим пророчеством: прави-
тельство Эйзенхауэра, несомненно, обнаружило намерение
покончить с дефицитным бюджетом и прочими грехами де-
мократической партии, что вселяет надежду на возрожде-
ние американизма73. Оценки консервативным историком
идеологии и практической деятельности республиканской
партии, однако, отстали от жизни по меньшей мере на
15 лет.
Дело в том, что в республиканской партии и в амери-
канском консерватизме как идейно-политическом течении
в целом еще во второй половине 30-х годов обозначилась
тенденция к определенному пересмотру традиционно-инди-
видуалистических основ74. Платформа республиканской
партии 1936 г., утверждавшая, что «ныо дилеры» в тече-
ние трех лет пребывания у власти «обесчестили американ-
ские традиции», тем не менее обещала поддержать соци-
альное страхование по безработице и старости, право
рабочих на образование профсоюзов и коллективный дого-
вор. Что касается аграрной политики, то республиканцы
обвиняли демократов в «присвоении их принципов». Обо-
значившаяся тенденция усвоения республиканцами госу-
14*
211
дарственно-монополистических программ была закреплена
в платформах партии 40-х годов75.
Приход к власти (1953 г.) республиканцев во главе с
Эйзенхауэром и первые годы их правления обнаружили,
что они весьма далеки от возвращения к принципам Гу-
вера, на что рассчитывал Флин и другие консервативные
критики «нового курса». Уже в первом президентском
послании Эйзенхауэр выступил за государственную систе-
му охраны окружающей среды, регулирование трудовых
отношений, контроль над сельскохозяйственным производ-
ством, развитие системы социального страхования76. Адми-
нистрация Эйзенхауэра сделала определенные практиче-
ские шаги в развитии социальных и экономических про-
грамм ГМК77, что позволило газете «Вашингтон пост»
констатировать в 1956 г.: «Пребывание у власти админист-
рации Эйзенхауэра способствовало внедрению в политику
республиканцев реформизма «нового курса». Администра-
ции удалось добиться консолидации этих реформ и скром-
ных результатов в развитии социального обеспечения,
строительстве железных дорог, водного пути на Св. Лав-
рентии и в некоторых других вопросах»78.
Констатация «Вашингтон пост» отразила оформление
такого явления, как «новый республиканизм», т. е. рефор-
мированной в направлении интегрирования государствен-
но-монополистических мер платформы республиканской
партии. «Новый республиканизм» в свою очередь стал од-
ним из идейных источников неоконсерватизма, варианта
доктрины ГМК в рамках консервативной идеологии. Эта
трансформация консерватизма повлияла на возникновение
новых оценок истории буржуазного реформизма «справа».
Законченный вид они получили в книге А. Ларсона «Рес-
публиканец смотрит на свою партию»79, написанной с
неоконсервативных позиций.
Ларсон рассматривал социально-экономические меры
«нового курса» как неотъемлемую часть современного
американизма и заявлял, что «новый республиканизм»
одобряет государственный контроль над промышленным и
сельскохозяйственным производством, социальное страхо-
вание и государственное строительство школ, больниц,
жилья. Вместе с тем он указывал, что «новый республи-
канизм» — это не простое воспроизведение «нового курса»,
который, согласно критическому комментарию Ларсона,
не имел последовательной философии, двигался на ощупь
на основе «то либеральных, то консервативных мер».
212
Хотя Ларсон утверждал, что «новый курс» не содержал
в себе никакой философии, его критика политики Рузвель-
та означала осознание ее либерально-реформистских черт.
Главный порок «нового курса», с точки зрения Ларсона,
заключался в акценте на перераспределение существующе-
го национального дохода. Приоритет же «нового респуб-
ликанизма», указывал он, состоит в увеличении размеров
«национального пирога», что-де автоматически расширяет
и долю в нем каждого социального слоя. Государственное
экономическое регулирование, подытоживал он, должно
служить цели роста «национального пирога», а не его пе-
рераспределению80.
Одну из мер подобного регулирования Ларсон видел в
резком ослаблении налогового обложения корпораций в пе-
риоды экономических спадов. Он выступил гораздо более
правоверным кейнсианцем, чем демократы, когда подверг
критике «нью дилеров» за «закручивание» налогового
пресса в ЗО-е годы. Ларсон также критиковал Рузвельта
за недостаточные усилия по поддержанию доходов фер-
мерства81.
Во второй половине 50-х годов идеи неоконсерватизма
распространились в республиканской партии настолько,
что один из их выразителей, К. Росситер, протестовал про-
тив отождествления консерватизма с индивидуализмом.
Росситер доказывал, что консерваторы 50-х годов так или
иначе принимали социально-экономическую линию «ново-
го курса» и что сторонники «твердого индивидуализма» в
свете означенной трансформации консерватизма заслужи-
вали другого политического наименования— реакционе-
ров82.
Внедрение доктрины государственно-монополистиче-
ского регулирования в платформу республиканской пар-
тии вопреки мнению К. Росситера отнюдь не означало
краха традиционных индивидуалистических доктрин. Бо-
лее того, в последующие периоды время от времени проис-
ходило их возрождение, причем выразителями выступали
очень влиятельные деятели республиканской партии. Фак-
тически в идеологии американского консерватизма разви-
вались два течения — традиционное, которое принято на-
зывать консерватизмом, и неоконсервативное, импульс ко-
торому дали идеи «нового республиканизма».
Наиболее видным выразителем консерватизма на про-
тяжении последней четверти века выступает Б. Голдуотер.
Он был политическим лидером республиканцев в середине
213
60-х годов, кандидатом в президенты в 1964 г., вождем
«ястребов» в сенате США в последующий период. Голдуо-
тер — автор многих книг, обосновывающих идеологические
заповеди консерватизма, в том числе исторические оценки
американского прошлого. Самая известная среди них —
«Мировоззрение консерватора»83 — разошлась тиражом в
700 тыс. экземпляров84.
Работы Голдуотера пронизаны воинствующим анти-
коммунизмом, демагогией и невежеством. Тем не менее
именно его оценки исторического опыта США, в том числе
и особенно буржуазного реформизма и государственно-мо-
нополистического капитализма, наиболее точно отражают
мировоззрение консерваторов.
Все буржуазно-реформистские программы — «новый
курс» Ф. Д. Рузвельта, «справедливый курс» Г. Трумэна,
«новые рубежи» Д. Кеннеди, «великое общество» Л. Джон-
сона — неизменно характеризовались им как рабство85.
В своих исторических экскурсах он уделял особенно при-
стальное внимание «новому курсу».
Голдуотер соглашался одобрить только некоторые из
мероприятий «нового курса» — социальное страхование
по безработице и старости, финансирование больной про-
мышленности, да и то со многими оговорками. Например,
дефицитное государственное финансирование экономики и
социального обеспечения он считал оправданным только в
условиях острого экономического кризиса, а расширение
государственных социально-экономических фондов и рас-
ходов в межкризисные периоды сравнивал с навязыванием
наркотических средств выздоровевшему человеку86.
Острой критике, замешанной на откровенной демаго-
гии, подверг Голдуотер аграрную политику Ф. Д. Рузвель-
та, направленную на сокращение сельскохозяйственного
производства и повышение цен на продукцию фермерства.
«Никто, за исключением нью дилеров, — возмущался он. —
не понимал, как можно с помощью уничтожения продук-
тов питания помочь голодающему народу». Голдуотер
усматривал перспективу «национальной деградации» в по-
литике выплаты вознаграждений за сокращение посевных
площадей и премий фермерам за «воздержание от трудо-
вой деятельности» (т. е. сокращение производства зерна).
Пожарным правительственным мерам Рузвельта Голдуотер
противопоставлял рыночную стихию, «очищающую» капи-
талистическое сельское хозяйство от «нежизнеспособных»
ферм и утверждающую «справедливую» цену87.
214
Откровенно реакционный характер носила критика
Голдуотером рабочей политики Рузвельта. Как обычно,
она включала множество демагогических приемов. В пику
неолибералам, приписывавшим успехи профсоюзного дви-
жения 30-х годов реформистскому курсу Рузвельта, он
доказывал, что рабочее движение своими руками и ожесто-
ченной борьбой с предпринимателями вырвало «права» и
«свободы» у капитала. Но этот реверанс в сторону рабоче-
го движения не должен обманывать относительно истин-
ных мотивов лидера американских консерваторов. Голдуо-
тер хотел показать, что сильное американское рабочее
движение заслуживает не поощрений со стороны прави-
тельства, а обуздания его всей мощью буржуазного госу-
дарства.
В отличие от большинства неолибералов, твердивших о
«кризисе» рабочего движения, Голдуотер доказывал, что
профсоюзы-сверхгиганты поработили американское обще-
ство. Лидеры АФТ — КПП определялись им как «наибо-
лее опасные люди» Америки и даже как «социалисты».
Он решительно поддерживал антирабочие законы Таф-
та — Хартли, Лэндрэма — Гриффина, штатные законы о
«свободе труда», в целом все послевоенное законодательст-
во, ниспровергавшее или существенно сокращавшее завое-
вания пролетариата США 30-х годов. Голдуотер осуждал
закон о минимальных ставках почасовой заработной платы
под тем демагогическим предлогом, что тот лишал шанса
быть нанятыми негров и неквалифицированных рабочих
(предприниматели после принятия этого закона естествен-
но предпочитали нанимать более подготовленную рабочую
силу, чтобы компенсировать «жертвы» в фонд заработной
платы). Он выдвинул обширную, почти из 20 пунктов,
программу дальнейшего ограничения прав профсоюзов и
отмены рабочего законодательства «нового курса»88. В слу-
чае ее реализации рабочее движение США было бы отбро-
шено на сотню лет назад, к временам, когда большинство
профсоюзов находилось на нелегальном положении.
Зато Голдуотер решительно протестовал против анти-
монополистического законодательства, отвергал подоход-
ный налог, противопоставляя ему реакционную идею «рав-
ных налогов» для всех американцев, независимо от их
имущественного положения. Он критиковал правительст-
венные программы медицинской помощи престарелым и
беднякам как «социализированную медицину», уходящую
корнями к... Бисмарку! Государственное финансирование
215
образования, подготовки рабочей силы, другие государст-
венно-монополистические меры, одобренные не только нео-
либералами, но и неоконсерваторами, для него реши-
тельно неприемлемы.
Голдуотер не жалел резких эпитетов и ярлыков ни для
неолибералов, ни для неоконсерваторов. Если «новый
курс» он характеризовал как «неудачное социалистическое
изобретение», то в «новом республиканизме» Ларсона —
Эйзенхауэра узрел «первый принцип тоталитаризма»89.
Голдуотер требует возвращения США к первоосновам
«твердого индивидуализма» и навязывает при этом поли-
тической дискуссии «параноидный», по определению
Р. Хофстедтера, стиль. В реформистских программах он
видел «происк» «яйцеголовых» — «новый курс» приписы-
вался им влиянию профессуры Колумбийского, а «новые
рубежи» — Гарвардского университетов90.
Консервативная интерпретация буржуазного реформиз-
ма и государственно-монополистического регулирования
нашла ревнителей в лице таких буржуазных идеологов,
как Л. фон Мизес, М. Фридмен, Ф. фон Хайек, Ф. Чодоров,
У. Бакли-младший91. Свое законченное, новейшее выраже-
ние она получила в трехтомной работе главы чикагской
школы в буржуазной политэкономии, лауреата Нобелев-
ской премии Хайека «Закон, законодательство и свобода.
Новое обоснование либеральных принципов справедливо-
сти и политической экономии» (1973—1979 гг.)92. Харак-
терны названия отдельных томов его «трилогии»: «Прави-
ла и порядок», «Мираж социальной справедливости»,
«Политический порядок свободного народа».
В этом труде Хайек, как никогда раньше, уделил мно-
го места социальным аспектам государственно-монополи-
стического регулирования и обоснованию «неоспоримых
преимуществ» «свободного рынка». Он подчеркивал, что
побудительным мотивом для написания книги явились
концепция и понятие «социальной справедливости», ока-
завшиеся в центре идеологических дискуссий XX в. Соци-
альная справедливость, понимаемая как «справедливое
распределение богатств», рассуждал Хайек, первоначаль-
но была обоснована социалистической теорией, но впослед-
ствии стала предметом главных забот либералов. Он ви-
дел в этом опасное сближение либерализма и социализма,
угрожающее первоосновам капитализма, и провозглашал
своей целью развенчание концепции «государства всеобще-
го благоденствия».
216
Хайек защищает «свободный капитализм», что назы-
вается, с открытым забралом, порой в грубой и циничной
форме декларирует его несовместимость с «распредели-
тельным равенством», провозглашенным в доктрине «госу-
дарства всеобщего благоденствия». При этом, подобно
всем консерваторам, в требованиях предпочесть «социаль-
ной справедливости» «свободу личности» он активно при-
бегает к методам демагогии. «Социальная справедливость»,
рассуждает он, достижима исключительно в «централизо-
ванных управляемых обществах», где «каждому указыва-
ют, что нужно делать». Попытка же ввести «справедливое
распределение» в обществе, покоящемся на частной ини-
циативе, разрушительна-де для этой инициативы и несов
местима с ней. Хайек, таким образом, проявил себя как
решительный противник неолиберальной концепции
«конвергенции» капиталистической и социалистической
систем, декларирующей усвоение каждой из них преиму-
ществ другой. Восприятие капитализмом каких-либо прин-
ципов социализма, в первую очередь «справедливого рас-
пределения», твердо провозглашал Хайек, несовместимо с
его природой. Он критиковал теорию «конвергенции»
справа, с позиций «твердого» индивидуализма, не миряще-
гося с уступками эксплуатируемым массам.
Хайек отстаивал рыночное распределение, хотя оно,
как писал консерватор, вознаграждает личность в соответ-
ствии не с ее «значимостью для общества», а с предприим-
чивостью индивидуума. В результате, иллюстрировал это
положение Хайек, фабрикант спичек получает доход
гораздо больший, нежели выдающийся ученый, указываю-
щий и прокладывающий путь техническому прогрессу. Но
именно такое распределение буржуазный экономист и счи-
тает справедливым: нарушьте его, витийствует он, и обще-
ство останется без спичек. Хайек высмеивает как «обы-
вательские» представления «средних американцев» о
несправедливых сверхприбылях спичечных, автомобиль-
ных, стальных и иных королей. Чем эти короли, возму-
щался он, хуже королей экранных и эстрадных, баснослов-
ные гонорары которых ничуть не смущают обывателей.
Только свободное рыночное распределение прибавочной
стоимости и национального продукта, провозглашал этот
апологет «свободного рынка», является гарантией произ-
водства той товарной продукции и в таком количестве,
которые действительно удовлетворяют все слои общества.
Достоинства «свободного рынка» кажутся Хайеку на-
217
столько неоспоримыми, что он вообще не видит никаких
его пороков. Зато избыток таковых он обнаруживал у го-
сударственного социально-экономического регулирования:
это и бюджетный дефицит, и инфляция, и «удушение»
предпринимательской инициативы, и многое другое.
Подобно другим поборникам «твердого» индивидуализ-
ма, Хайек протестовал против пропорционального налого-
обложения как доходов, так и наследств монополий. Меж-
ду этим нобелевским лауреатом от современной буржуаз-
ной политэкономии и социал-дарвинистами есть лишь
одно небольшое отличие: Хайек согласен на государствен-
ное гарантирование минимальных доходов, не позволяю-
щих низшим слоям буржуазного общества вымереть с
голоду93. В целом он выступает несколько более цивилизо-
ванным апологетом относительного и абсолютного обни-
щания трудящихся, чем его предшественники в XIX в.
В 70—80-е годы буржуазные противники государствен-
но-монополистического регулирования получили весьма
ощутимую поддержку в лице нового идейно-политического
течения — либертаристов *. Либертаризм — течение более
сложное и противоречивое, чем консерватизм «а ля Гол-
дуотер» или «а ля Хайек». Он отразил неудовлетворен-
ность неэффективностью государственно-монополистиче-
ских мер и расширением бюрократических функций бур-
жуазной власти самых разных слоев американского
общества. В критике либертаристов присутствуют темы,
не характерные для типичных консерваторов: усиление
милитаризма в США, агрессивность американского импе-
риализма, рост влияния военно-промышленного комплек-
са, расширение прерогатив исполнительной власти. И вме-
сте с тем лпбертаристы единодушны с консерваторами в
критике государственного социально-экономического зако-
нодательства, а порой делают это даже более изощренно
и демагогически. Если учесть, что критика лпбертариста-
ми государственно-монополистического капитализма «бьет»
исключительно по государству и оставляет вне поля зре-
ния монополии, то тогда станет понятным, что у нее есть
принципиальное и опасное сходство с подходом консерва-
торов.
Либертаристы успели издать большое количество пух-
лых сочинений94. Типичной среди них и в то же время
очень полно раскрывающей отношение к государственному
* От английского слова «Liberty» — свобода.
218
социально-экономическому законодательству и регулиро-
ванию в США является книга М. Розбарда «За новую
свободу. Либертаристский манифест». Стремление Розбар-
да опереться на самые разные авторитеты — от Д. Локка
и Т. Джефферсона до Г. Спенсера и Ф. Хайека — свиде-
тельствует об эклектизме либертаризма. Но вместе с тем
ему присуща и определенная последовательность: Розбард
привлекает на свою сторону тех идеологов, которые высту-
пали в пользу «слабого государства». Сам он, как и другие
либертаристы, требует вообще запретить государству вме-
шиваться в общественное развитие.
Один из характерных аргументов Розбарда — обоснова-
ние полной бессмысленности и бесполезности государст-
венных социальных расходов в США в борьбе с пороками
капитализма. Государственные социальные расходы в
США, писал он, возросли с 5,8 млрд. долл, в 1934 г. до
331,4 млрд. долл, в 1976 г., их ежегодный прирост, даже
с учетом инфляции, составлял 42,8%. Но способствовало
ли подобное расширение социальных расходов решению
проблемы нищеты — спрашивал Розбард. И весьма убеди-
тельно показывал, что «государство всеобщего благоденст-
вия» оказалось бессильным перед лицом своего главного
врага. Вместе с тем вывод, извлекаемый из этого факта
идеологом либертаристов, свидетельствует о его солидарно-
сти с консервативными критиками буржуазного реформиз-
ма. Во-первых, требовал Розбард, государство должно от-
казаться от социальных расходов и, во-вторых, освободить
от налогов корпорации, поскольку эти налоги не только не
приносят ощутимой социальной пользы, но и сковывают
инициативу предпринимателей95.
Розбард отвергал федеральный закон о минимальных
ставках заработной платы под тем предлогом, что он уве-
личивает безработицу. Предприниматели, рассуждал ли-
бертарист, в условиях государственного фиксирования
минимума заработной платы стремятся ликвидировать
«перерасходы» в фонде заработной платы посредством со-
кращения рабочей силы. Демагогический характер подоб-
ной аргументации вполне очевиден: ведь истинной причи-
ной безработицы является, конечно, не закон о минималь-
ной заработной плате, а законы частнокапиталистического
накопления и конкуренции, которые остаются совершен-
но вне поля зрения Розбарда. Демагогический и реакци-
онный характер его критики минимальных почасовых за-
работных ставок становится совершенно очевиден, когда
219
он адресует эту критику молодежи и черным американ-
цам, число безработных среди которых особенно велико.
Усвоение «логики» Розбарда может иметь следствием
только усиление вражды между различными категориями
рабочих, но отнюдь не решение проблемы безработицы.
Демагогический характер носит и критика Розбардом
программы государственного вспомоществования амери-
канским семьям, живущим ниже уровня бедности. Пре-
доставление государственной помощи таким семьям, дока-
зывал он, способно только развратить как их, так и других
американцев, которые предпочтут ежедневному труду по-
лучение «даровых» государственных субсидий. «Что мо-
жет сделать государство, чтобы помочь бедным? Правиль-
ный ответ может быть только один — уйти с их пути»,—
заключает Розбард.
В отличие от типичных консерваторов Розбард осуждал
антирабочие законы Тафта — Хартли и Лэндрэма — Гриф-
фина. Но отрицает он эти законы не потому, что они огра-
ничивают права рабочих, а потому, что расширяют преро-
гативы государства. Вообще в любом государственном
законодательстве, как позитивном, буржуазно-демократи-
ческом, так и реакционном, он видит только одно — рас-
ширение власти правительства96. Реакционный характер
подобной «анархистской» позиции очевиден.
Приписывая буржуазному государству все пороки ка-
питализма, Розбард неизбежно сбивается на позицию
идеализма. Часто его критика приобретает откровенно
нелепый характер. Например, он объявляет государство
единственным виновником распространения преступности,
поскольку-де оно является собственником улиц, на кото-
рых совершаются преступления, и содержит полицию,
которая призвана бороться, но не борется с преступностью.
При всей кажущейся нелепости рассуждения Розбарда
отнюдь не безобидны — они сегодня активно используются
реакционной прессой, другими буржуазными пропаганди-
стскими средствами для борьбы с расширением социально-
экономического законодательства и для предоставления
максимальной свободы рук монополистическому капиталу.
Не будет преувеличением сказать, что консервативные
оценки буржуазного реформизма и государственно-моно-
полистического капитализма в США обрели второе дыха-
ние в 70—80-е годы. Современный ренессанс американско-
го консерватизма обусловлен рядом факторов. Один из
них, как уже отмечалось, — широкое недовольство в вер*
220
хах США провалом основных программ государственно-мо-
нополистических экономических и социальных мер. Это
недовольство проникло даже в ряды демократической пар-
тии, выступавшей с 30-х годов защитницей государствен-
но-монополистического регулирования. Недвусмысленное
признание разочарования руководства демократов в воз-
можностях государственного социально-экономического
регулирования содержалось в президентском послании
Дж. Картера конгрессу США в 1978 г. «Мы должны по-
нять, что роль и функции правительства носят ограничен-
ный характер, — писал он. — Правительство не может ре-
шить все наши проблемы, поставить все паши цели и
указать пути, которыми мы должны следовать. Правитель-
ство не может покончить с бедностью, обеспечить эконо-
мическое процветание, снизить темпы инфляции, спасти
наши города, покончить с неграмотностью, обеспечить
страну энергией или добиться всеобщей добродетельно-
сти» 97.
Современный американский консерватизм в момент
возникновения отразил также реакцию правящей Америки
на движение социального протеста 60-х, разочарование
молодежи в традиционных идеалах американизма, распро-
странение в ее рядах скептицизма и нигилизма. «Движе-
ние к консерватизму», «контрреформация», по мнению
буржуазных идеологов, представляли собой охранительную
реакцию на «контркультуру» в форме возрождения «тра-
диционных американских ценностей»98.
Распространение консервативных настроений в США
70-х годов, осуществлявшееся под лозунгом «назад к пер-
воосновам», нашло отражение и в буржуазной историче-
ской мысли. Школа «консенсуса», понесшая чувствитель-
ные потери в 60-е годы, вновь заявила о «праве на суще-
ствование». Новейшая консервативная интерпретация
исторического опыта США нашла наиболее полное вопло-
щение в монографиях Р. Бертофа и Р. Кёрка99, поднятых
на щит консервативной идеологией в целом.
В интерпретации Бертофа консервативная консолида-
ция выступает в качестве магистральной тенденции аме-
риканской истории. Он выделил четыре крупных периода
истории США, три из которых якобы ознаменовали три-
умф «социального порядка» и «первооснов» американизма.
Первый период, от образования США в 1776 г. до 1815 г.,
характеризовался им как «институционализация» полити-
ческих, морально-идеологических основ «американского
221
порядка», когда оформился падежный механизм «социаль-
ной стабильности». Второй этап, от 1815 до 1900 г., Бер-
тоф рассмотрел как единственный период «социальной
дестабилизации» в истории США. Причиной этой «соци-
альной дестабилизации» была якобы не классовая борьба,
а иммигрантские «вторжения», беспрерывные переселения
на Запад, переходы из одного класса в другой, в целом вы-
сокая «вертикальная и горизонтальная мобильность». Тре-
тий, переходный период, от 1900 до 1930 г., знаменовался,
по Бертофу, снижением «социальной дестабилизации»
вследствие угасания иммигрантских волн, исчерпания сво-
бодных западных земель, завершения индустриализации.
Этот период означал приспособление всех социальных
слоев, этнических и религиозных общин к американским
условиям, к первоосновам американизма. Наконец, в чет-
вертый период, с 30-х годов до наших дней, в США
утверждается «общество, которое, оставаясь высокомо-
бильным, было сплоченным в гораздо большей степени,
чем общество XIX в., и в этом смысле больше напоминало
общество XVIII в.»100. Все буржуазно-реформистские кур-
сы Бертоф охарактеризовал как консолидирующие амери-
канскую нацию, т. е. по своей сути глубоко консерватив-
ные.
Выводы Бертофа получили развитие в книге одного из
наиболее известных современных консервативных идеоло-
гов США, Р. Кёрка, «Корни американского порядка». Аме-
рика, доказывал он, во все времена была открыта и доступ-
на потокам иммигрантов из разных частей света. Но как
бы ни были разнородны в национальном, социальном и ре-
лигиозном отношениях переселенцы, рассуждал Кёрк, они
всегда воспринимали и усваивали «американские корни» —
принципы «отцов-основателей», Декларации независимо-
сти, федеральной конституции 1787 г. А если это так,
приходил к выводу консервативный автор, значит, «корни
американского порядка» необычайно здоровы по своей
сути и у современной Америки есть все основания опи-
раться на них, не поддаваясь социально-экономическим и
политическим экспериментам сомнительного свойства.
На протяжении своей почти четырехвековой истории
североамериканское общество, доказывал Кёрк, оказыва-
лось неподатливым к каким-либо глубоким социальным
изменениям, выступив в этом отношении в качестве самого
«консервативного социального строя» в мире. И главная,
вели не единственная, причина тому — его необычайно
222
здоровые первоосновы, воплотившие в себе все возможные
экономические и политические свободы, с одной стороны,
и морально-нравственные и религиозные устои — с другой.
Америку, утверждал консервативный идеолог, потрясали
только технологические и культурные (имеются в виду ее
достижения в науке и массовой культуре) революции, но
никогда социально-политические101. Для подтверждения
своей концепции Кёрк доставал из анналов консерватив-
ных историографических школ, в первую очередь школы
«консенсуса», интерпретации наиболее известных событий
американского прошлого и прикладывал их к своей схеме.
Американская революция XVIII в. наделялась Кёрком
охранительными чертами, являвшимися прямой противо-
положностью принципам Французской революции 1789 г.
Американцы, повторял он вслед за школой «консенсуса»,
остались верны своим морально-религиозным первоосно-
вам и решительно отвергли идеалы Просвещения. Глубоко
консервативными соображениями, доказывал Кёрк, руко-
водствовались и «отцы-основатели» при разработке феде-
ральной конституции 1787 г. Будучи в целом последова-
телями Монтескье (французского мыслителя Кёрк при
этом отлучает от Просвещения, так же как и его амери-
канских последователей), авторы основного закона США,
согласно его интерпретации, заимствовали из конституци-
онных схем француза только те доктрины, которые способ-
ствовали упрочению морально-религиозных первооснов
Северной Америки102.
В подобном же духе Кёрк препарировал и намерения
руководителей гражданской войны, в первую очередь
А. Линкольна. В его изображении Линкольн предстает как
политик глубоко консервативный, пошедший на освобож-
дение рабов вопреки своей воле и не мысливший этой
меры без полной денежной компенсации рабовладельцам
(«справедливая» идея компенсации была загублена, соглас-
но Кёрку, сопротивлением фанатиков-аболиционистов).
Единственным мотивом Линкольна являлось-де спасение
и упрочение федеральных конституционных основ и сою-
за штатов. Причем, с точки зрения Линкольна, доказывает
Кёрк, наибольшая угроза для этих основ исходила от ра-
дикалов и демократов103.
Лозунг «назад к первоосновам» использовался совре-
менными консерваторами США для тотальной переоценки
американского прошлого, для дискредитации не только
революционной и радикально-демократической, но и либе-
223
ральной традиций. Так, Б. Пайне, вице-президент консер-
вативной организации Фонд наследия, в своей книге, оза-
главленной красноречиво и многозначительно: «Назад к
первоосновам. Традиционалистическое движение, которое
завоевывает всю Америку», намеренно датировал распро-
странение либерализма в США приходом к власти
Ф. Д. Рузвельта. Все же предыдущие этапы истории США
он называет не иначе как «консервативная консолидация».
При этом в духе всех современных американских консер-
ваторов Пайне рассматривает американский либерализм
60—70-х годов как открытый поход против американских
«первооснов» и приписывает его инсинуациям «новых ле-
вых»104.
Современные консерваторы США трактуют лозунг
«назад к первоосновам» в самом широком смысле и стре-
мятся вовлечь в свое движение все слои американцев.
В их пропаганде важное место уделяется критике разгула
порноиндустрии, кризису семьи, религии, морально-нравст-
венных норм человеческого общежития США. Они стре-
мятся придать своим выступлениям гуманистическую ок-
раску, за которой, однако, неизменно скрывается глубоко
консервативная и даже реакционная социально-политиче-
ская и классовая сущность их доктрин. В их число входит
и доктрина возрождения традиционно-индивидуалистиче-
ских первооснов «свободного рынка», включающая в себя
острую критику государственно-монополистического регу-
лирования, и в первую очередь его социальных программ.
Новое направление и новое поколение американских
консерваторов, выступившее в 70—80-е годы, взяло себе
имя «неоконсерваторов», в котором заключена перекличка
с направлением «нового республиканизма» 50—60-х годов.
Однако неоконсерваторы 70—80-х более критичны в отно-
шении государственно-монополистических социально-эко-
номических программ и буржуазного реформизма. Но они
же еще более, чем их предшественники, беспомощны в раз-
работке альтернативы ГМК. Их цепляние за индивидуали-
стическую риторику, попытки найти выход из современно-
го кризиса государственно-монополистического регулиро-
вания на основе нелепого соединения принципов «твер-
дого индивидуализма» и «нового республиканизма», т. е.
неоконсерватизма 50—60-х годов, свидетельствуют об аго-
нии современной буржуазной идеологии, полной утрате ею
способности к выдвижению позитивных социально-полити-
ческих идеалов. Сам факт выступления современных кон-
224
серваторов под флагом «неоконсерватизма», который уже
использовался в идеологии и политической практике рес-
публиканской партии, символизирует исторический тупик
буржуазной социально-политической теории.
Неоконсерватизм 70—80-х годов, выразителями которо-
го первоначально явились два буржуазных журнала —
«Комментэри» и «Паблик интерест», объединил под своим
знаменем многих видных буржуазных идеологов и полити-
ков, таких, как Н. Глейзер, И. Кристолл, Дж. Уилсон,
М. Дайамонд, Д. Мойнихэн, Р. Солоу, А. Вилдавски,
М. Новак. Среди свежеиспеченных неоконсерваторов ока-
зались и многие видные идеологи неолиберализма 60-х го-
дов, например С. М. Липсет и Д. Белл. Наряду с разоча-
ровавшимися неолибералами к неоконсерваторам примкну-
ли также ренегаты «нового левого» движения. Столь пест-
рый состав ведущего консервативного направления совре-
менной Америки предопределил эклектизм и противоречи-
вость его платформы. Тем не менее у различных тенденций
в неоконсерватизме имелся и общий «знаменатель»: крити-
ка очевидных изъянов государственно-монополистического
регулирования и «эгалитарных» тенденций в социально-
экономической программе и деятельности демократической
партии; сопротивление «завышенным требованиям» и
«растущим притязаниям» негритянского движения, бедня-
ков и низкооплачиваемых слоев населения; неприятие
«контркультуры», нигилизма и морально-нравственной
«деградации» американской молодежи; ностальгия по «зо-
лотому веку» американизма, в том числе по временам
внешнеполитического величия США.
С самого начала неоконсерваторы столкнулись с про-
блемой выбора идеологических ориентиров. Необходимо
отметить, что они выступают ревнителями четкой идеоло-
гической платформы. Эта их установка по злой иронии
судьбы прямо противоположна небезызвестной теории
«конца идеологии», с которой в конце 50-х годов выступил
Д. Белл. (Одно из краеугольных положений теории «конца
идеологии» заключалось в том, что в «развитых индустри-
альных обществах», к каковым в первую очередь были,
естественно, отнесены США, высокий жизненный уровень
«упраздняет» идеологические различия и саму потребность
в идеологиях, являющихся атрибутом обществ с выражен-
ной социальной дифференциацией и классовой борьбой105.)
Социальный диагноз Белла разбился о практику
обострившейся классовой борьбы в США уже через год-два
15 В. В. Согрин
225
после его обнародования. 60-е годы оказались в США бук-
вально расцвеченными всевозможными теориями социаль-
ного протеста, в которых бичевались все без исключения
стороны «американского образа жизни». Их воздействие на
массы американцев оказалось столь велико, что многие
представители правящих кругов почувствовали себя обезо-
руженными перед лицом радикальной критики и потребо-
вали срочной «реидеологизации», означавшей переоснаст-
ку буржуазной идеологии в соответствии с требованиями
обострившейся классовой борьбы. Одним из симптомов
«реидеологизации» в правящих кругах США и стало воз-
никновение неоконсерватизма образца 70-х годов.
Современные идеологи неоконсерватизма даже не вспо-
минают о теории «конца идеологии». И. Кристолл, веду-
щий на сегодняшний день идеолог этого направления, на-
против, доказывал, что правящие круги США испытывают
острую потребность в «конструктивной» консервативной
идеологии и что их неудачи во внутренней и внешней по-
литике как раз и объясняются отсутствием таковой106.
Хотя неоконсерваторы выступили в качестве продолжа-
телей консервативной идейно-политической традиции, они
сочли необходимым отмежеваться от ее крайне правых
представителей типа «бесноватых» сенаторов Дж. Маккар-
ти и Б. Голдуотера. При этом они указали на следующие
отличия от крайне правых: неоконсерваторы выступают
ревнителями подлинно американских традиций и институ-
тов, таких, как Декларация независимости и конституция*
и не приемлют образцы европейского консерватизма
(например, аристократические пережитки или фашизм
XX в.); неоконсерваторы осуждают радикальные полити-
ческие встряски, нагнетание социальных страстей, апелля-
цию к «толпе»; неоконсерваторы предпочитают действо-
вать через посредство «просвещенной элиты» и одобряют
определенную модернизацию социально-политических от-
ношений и институтов 107.
Противоречиво отношение неоконсерваторов и к бур-
жуазному либерализму: они не отметают его с порога,
предпочитают завуалированные атаки против современных
либералов. Неоконсерваторы любят рассуждать о корен-
ных отличиях европейского консерватизма от американ-
ского: первый уходит корнями к феодально-аристократиче-
ским установлениям и традициям, а второй исходит из
заветов Дж. Локка и А. Смита, т. е. принципов классиче-
ского буржуазного либерализма, под сенью которых
226
зарождалось американское общество. Так что по европей-
ским меркам, доказывают неоконсерваторы, они являются
истинными либералами. В то же время они стремятся
изобразить современных либералов США в роли осквер-
нителей классического либерализма, «извративших» его в
результате заимствований социал-демократических прин-
ципов. Неоконсерваторы подчеркивают свою охранитель-
ную функцию по отношению к принципам классического
либерализма: поддержание и охрана «чистоты» буржуаз-
ного либерализма и составляют, согласно их интерпрета-
ции, сущность американского консерватизма.
Все заигрывания неоконсерваторов с «классическим
либерализмом» пе могут скрыть их реакционной политиче-
ской сущности. Здесь нелишне заметить, что сам «класси-
ческий либерализм» претерпел за три века своего сущест-
вования серьезнейшую метаморфозу. В XVII—XVIII вв.
исповедуемые им принципы «абсолютной свободы конку-
ренции», «государственного невмешательства» в социаль-
но-экономические отношения были направлены своим
острием против феодальных регламентаций промышленно-
сти, торговли и отвечали требованиям общественного про-
гресса. Однако в XX в. эти же принципы были взяты на
вооружение реакционными монополистическими кругами
в целях борьбы с попытками эксплуатируемых масс улуч-
шить законодательным путем свое положение и защиты
неограниченного частнокапиталистического накопления.
Поэтому защита принципов «классического либерализма»
в XX в. отвечает непосредственным интересам монополи-
стического капитала.
Неоконсерваторы не решаются выступать в пользу
«абсолютной» свободы предпринимательства или требовать
демонтажа ГМК. Более того, И. Кристолл отмечал, что
«возвращение к системе свободного предпринимательства,
при которой государство призвано играть минимальную
роль... есть утопия». Но вместе с тем неоконсерваторы
вступили в дискуссию с неолибералами по вопросу о целях
и» содержании государственно-монополистического регу-
лирования, суть которого, согласно определению Кристол-
ла, состоит в «расширении рыночных возможностей как ме-
ханизма разрешения социальных проблем». Иными слова-
ми, свободный рынок и свободная монополистическая кон-
куренция объявляются неоконсерваторами единственным
надежным средством обеспечения экономического роста,
воспроизводства и распределения рабочей силы и т. д., а
15*
227
государственному регулированию вменяется в обязанность
обеспечение благоприятных возможностей этой конкурен
ции, в первую очередь, пользуясь языком Кристолла, «со-
здание и расширепие рынков». Это откровенно промонопо-
листическое определение целей государственно-монополи-
стического регулирования. Все иные виды его, а также и
неолиберальная концепция «планового общества» неокон-
серваторами решительно отвергаются как «социалистиче-
ская утопия»108.
Основная тяжесть критики неоконсерваторов пришлась
на социальные программы ГМК, осуществлявшиеся в годы
пребывания у власти демократической партии. В буржуаз-
но-реформистской политике демократов, которую неокон-
серваторы характеризуют как практику «велфернзма»
(«всеобщего благоденствия»), ими выделены два истори-
ческих этапа: «новый курс» Ф. Д. Рузвельта 30-х годов и
«великое общество» Кеннеди — Джонсона 60-х годов. От-
ношение неоконсерваторов к этим двум главным периодам
буржуазного реформизма в США неоднозначно: социаль-
ные мероприятия «нового курса» с теми или иными оговор-
ками ими принимаются, а положения программы «велико-
го общества» решительно отвергаются. Более того, в кон-
цепции «великого общества» они видят подлинный источ-
ник галопирующей инфляции, опасность для основ аме-
риканизма и ярко выраженный перекос в сторону «эгали-
таризма».
Социальные программы «нового курса», доказывал
Т. Лоуви, экономист чикагской школы, были направлены па
«заправку насоса», создание благоприятных условий функ-
ционирования и воспроизводства рабочей силы. Введен-
ные в период «нового курса» формы социального страхо-
вания охватывали трудоспособное население общества и
пользовались поддержкой среди всех основных социаль-
ных слоев — буржуазии, среднего класса, рабочих.
Программа же «войны с бедностью», согласно его аргу-
ментации, служила не экономическим (антикризисным), а
откровенно идеологическим целям, была направлена на
ликвидацию порока (крайности неравенства), который, с
точки зрения неолибералов, означал главный недостаток
капитализма в сравнении с социализмом. Однако социаль-
ная политика Кеннеди — Джонсона, критиковал ее неокон-
серватор, не ликвидировала этот порок, а только обнажила,
выпятила его, привлекла к нему всеобщее внимание и в
результате ослабила позиции США в споре с социализмом.
228
Социальные программы демократов 60-х годов охватыва-
ли, кроме того, не все общество и даже не трудоспособные
его слои, а париев — бедняков, многодетных матерей-оди-
ночек, нуждающихся детей, стариков. В результате, заклю-
чал цинично неоконсерватор, они оказались «непроизводи-
тельными» расходами, ни в малой степени не способство-
вали улучшению экономической ситуации в США, лишь
усугубив нездоровые экономические явления110.
Критика неоконсерваторами буржуазно-реформистско-
го курса Кеннеди — Джонсона носит откровенно реакцион-
ный и циничный характер. Чего, например, стоят только
их рассуждения о «непроизводительных расходах» госу-
дарства на бедняков, стариков, нуждающихся матерей и
детей. В духе мальтузианцев и социал-дарвинистов они
заявляют о неуничтожимости бедности и крайностей нера-
венства. Неоконсерваторы прибегают и к лицемерной
позиции при объяснении причин нищеты в США: нищета,
витийствуют они, — понятие относительное, низшие слои
в США будут ощущать себя бедняками независимо от ко-
личества выделяемых им средств сопиального вспомоще-
ствования, хотя их жизненный уровень выше жизненного
уровня жителей развивающихся стран. Некоторые неокон-
серваторы даже объявляют нищету в США не объектив-
ным явлением, а фактом «субъективного восприятия» низ-
ших слоев: согласно выдвинутому Д. Беллом и другими
идеологами неоконсерватизма положению о «революции
растущих притязаний», простым американцам присущи не
в меру завышенные экономические запросы и потребности,
удовлетворить которые не под силу никакому, даже само-
му идеальному обществу.
Неоконсерваторы не устают трубить об угрозе «эгали-
таризма», воплотившегося-де в идеологии и политике демо-
кратической партии в последние 25 лет. В отличие от
неолибералов, рассматривающих «эгалитаризм» как атри-
бут американизма, неоконсерваторы считают его разруши-
тельным для него. Согласно их пониманию «американиз-
ма», его основой является принцип «свободы», трактуемой
как свободное накопление и распоряжение частной собст-
венностью. Конечно, нетрудно доказать, что подобная «сво-
бода» и «эгалитаризм» несовместимы, что и не устают
делать неоконсерваторы. Их демагогия носит откровенно
реакционный характер: они критикуют социально-эконо-
мическую политику демократической партии справа, их
критика вскрывает присущие буржуазному реформизму
229
неолибералов недостатки и откровенные провалы с целью
нанесения сокрушительного удара по самому буржуазному
реформизму. Однако истинный характер их критики обна-
руживается со всей очевидностью при знакомстве с пози-
тивной социальной программой.
Хотя неоконсерваторы подвергли острой критике неоли-
беральную концепцию «государства всеобщего благоденст-
вия», они не осмеливаются выбросить на идеологическую
свалку само это понятие. Данный факт вновь обнаружи-
вает их духовную нищету: неоконсерваторы вынуждены
выбирать между двумя обанкротившимися буржуазными
доктринами — «твердого индивидуализма» и «государства
всеобщего благоденствия», ибо третьего буржуазной идео-
логии не дано. В результате им не остается ничего иного,
как попытаться «усидеть» на двух стульях, т. е. соединить
две доктрины. Так появилась на свет новейшая буржуаз-
ная идеологическая абракадабра — «консервативное госу-
дарство всеобщего благоденствия».
Между «государством всеобщего благоденствия», как
его понимают неолибералы, и «консервативным государст-
вом всеобщего благоденствия» существуют два основных
отличия. Во-первых, неоконсерваторы требуют, чтобы на-
логи, предназначенные для социальных нужд, были рав-
ными для всех граждан и чтобы каждый индивидуум сам
определял сумму дополнительных расходов для собствен-
ного социального страхования111. Совершенно очевидно,
что данный принцип означал бы перенесение буржуазного
неравенства и на социальное страхование и подорвал бы
социальные завоевания американских трудящихся. Во-вто-
рых, неоконсерваторы требуют закрепить основные фонды
социального обеспечения за властями штатов, изъяв их у
федерального правительства. На практике, как признают
большинство исследователей, в том числе буржуазных, это
также существенно ослабило бы систему социального
обеспечения, особенно в тех штатах, где у власти тради-
ционно находятся консерваторы.
Выдвинутая администрацией Рейгана программа «кон-
сервативного обновления» США была испещрена типичны-
ми для неоконсерваторов фразами о необходимости «воз-
родить предпринимательские инстинкты и творческий дух
нации» и «ограничить экономическую роль государства».
Журнал «Ньюс уик» в марте 1981 г., комментируя эконо-
мический манифест администрации, писал, что он «явился
провозглашением конца 50-летней гегемонии Ф. Д. Руз-
230
вельта и Д. М. Кейнса в американской политической и
экономической мысли и началом процесса, который, как
надеется президент, станет контрреформацией»112.
Администрация Рейгана покончила с любыми попытка-
ми ограничивать экономическое господство монополий, в
частности положила под сукно все антимонополистические
законы, принятые в США в XX в. Она решительно ограни-
чила вмешательство правительства в процесс частнокапи-
талистического накопления, количество вновь принимае-
мых положений, регулирующих экономическую жизнь
страны, сократилось более чем на 4$. Результатом явилось
безудержное обогащение корпораций и усиление процесса
централизации капитала. В 1983 г. доходы корпораций
выросли на 15%, а в 1984 г. — на 20%. Всячески стиму-
лируя экономическую активность американских монопо-
лий, правительство резко сократило их налогообложение,
повысило банковские учетные ставки, предприняло серию
протекционистских мер для защиты национальной про-
мышленности от иностранной конкуренции.
Это экономическое пиршество монополий сопровожда-
лось сокращением социальных расходов под лозунгом
борьбы с бюджетным дефицитом. Всего было сокращено
250 статей государственных расходов. За пять лет пре-
бывания администрации Рейгана у власти «кровопуска-
ния» социальным программам составили более 100 млрд,
долл. Если богатые американцы увеличили за этот период
своп доходы на 9%, то доходы малоимущих сократились
на 8% 113.
Удивительно, но вполне объяснимо, почему эти меро-
приятия не уничтожили главного порока неолиберального
«государства всеобщего благоденствия» — бюджетного де-
фицита, основным источником которого неоконсерваторы
единодушно объявляли непомерные социальные расходы
правительства. Федеральный бюджет США с 1969 г. неиз-
менно сводился с дефицитом (увеличился с 2,9 млрд. долл,
в 1970 г. до 54,5 млрд, в 1981 финансовом году114). Адми-
нистрация Рейгана, придя к власти, обещала снизить
дефицит до 42,5 млрд. долл, в 1982 г., а к 1984 г. достичь
сбалансированного бюджета. Однако уже в 1982 г. бюджет
был сведен с дефицитом более чем в 100 млрд, долл., а в
последние три года дефицит составлял в среднем около
200 млрд. долл, в год.
Почему же ни колоссальные сокращения социальных
расходов, ни другие меры «экономии», предпринятые ад-
231
министрацией Рейгана, не в состоянии залатать зияющие
дыры в государственном бюджете США? Главная причина
этого хорошо известна: дополнительные расходы на цели
развития военно-промышленного комплекса превосходят
все фонды федерального социального обеспечения. Поэто-
му даже полная ликвидация последних не в состоянии за-
тормозить рост бюджетного дефицита и государственного
долга США. Чудовищное «государство военного благоден-
ствия», возводимое ценой развала социальных программ,
увеличения безработицы и нищеты, — вот главный итог
практической реализации неоконсервативного варианта
государственно-монополистического капитализма в США.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Марксистско-ленинский анализ исторического опыта США
в полной мере раскрывает его подчиненность общим зако-
номерностям буржуазной общественно-экономической фор-
мации, в рамках которой совершалось развитие американ-
ской истории. Вместе с тем он позволяет всесторонне
выявить и специфические черты истории США и, что не
менее важно, правильно соотнести их с общими законо-
мерностями капитализма. Как писал К. Маркс, «один и
тот же экономический базис — один и тот же со стороны
основных условий — благодаря бесконечно разнообразным
эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям,
расовым отношениям, действующим извне историческим
влияниям и т. д. — может обнаруживать в своем проявле-
нии бесконечные вариации и градации, которые возможно
понять лишь при помощи анализа этих эмпирически дан-
ных обстоятельств»1.
В приведенном высказывании К. Маркса фактически
названы все факторы, обусловившие специфические черты
буржуазного развития Соединенных Штатов, причем воз-
действие естественно-географических факторов было осо-
бенно велико здесь в домонополистическую эпоху и умень-
шилось в новейшее время. Это не случайно. В марксист-
ской науке убедительно доказано, что по мере развития
исторического прогресса падает значение и влияние естест-
венных и возрастает роль исторических воздействий на
развитие общества. Американский капитализм зарождал-
ся в необычайно благоприятной естественной и историче-
ской «среде», что не в последнюю очередь способствовало
его утверждению на ведущих позициях в мире к началу
империалистической эпохи.
Изолированность США благодаря Атлантическому и
Тихому океанам от феодальных государств Европы и Азии
явилась важным фактором усиленного развития в Север-
ной Америке буржуазно-республиканских принципов и
торжества буржуазной антиколониальной революции.
Американская буржуазная революция конца XVIII в. в от-
личие от разразившейся вслед за ней Великой француз-
ской буржуазной революции 1789 г. была освобождена от
необходимости защищать себя от сонма мощных феодаль-
ных держав. Главнокомандующий американской револю-
233
ционной армией Дж. Вашингтон сразу же после окончания
антиколониальной войны отказался от своих полномочий
и предоставил Конституционному конвенту и ратификаци-
онным конвентам штатов право определения основ госу-
дарственного устройства США. Американские биографы
Дж. Вашингтона любят в связи с этим подчеркивать благо-
родство «основателя США», «забывая» о том, что отличие
его позиции от поведения военных лидеров европейских
буржуазных революций объяснялось отнюдь не «исключи-
тельностью» его личности, а благоприятными естественны-
ми и историческими условиями формирования североаме-
риканской республики. Европейские монархии могли за-
крыть глаза па победу буржуазной республики в Северной
Америке, поскольку она не представляла угрозы «экспор-
та революции» в Старый Свет и не мешала сложившемуся
балансу сил на международной арене.
Благодаря особой естественной «среде» развития аме-
риканской буржуазной республики она па протяжении
всей доимпериалистической эпохи была освобождена от
необходимости участия в крупномасштабных войнах на
том этапе. Это служило препятствием укоренению в США
традиций милитаризма и, напротив, способствовало разви-
тию буржуазной демократии. А наличие в Соединенных
Штатах огромного (казавшегося неисчерпаемым) фонда
плодородных свободных земель создавало уникальную
возможность для приобщения к владению мелкой земель-
ной собственностью значительного числа простых амери-
канцев и долгое время смягчало остроту капиталистиче-
ских противоречий.
Развитию американского капитализма благоприятство-
вала и уникальная историческая «среда»: Соединенные
Штаты зародились как буржуазное общество, история ко-
торого «миновала» все предшествующие общественно-эко-
номические формации. В силу этого американский капита-
лизм был освобожден от необходимости разрушать фео-
дальные устои (другие страны потратили па это десятки
и даже сотни лет). Это позволяло буржуазной обществен-
но-экономической формации продвигаться вперед в срав-
нении даже с западноевропейскими странами семимильны-
ми шагами. Сколь благоприятной для утверждения буржу-
азного строя в США оказалась его «стартовая» историче-
ская площадка, можно проиллюстрировать на примере
развития капитализма в сельском хозяйстве, в котором
восторжествовал так называемый фермерский путь. Если
234
в большинстве европейских стран это развитие соверша-
лось на основе медленного и болезненного перевода на бур-
жуазные рельсы крупных помещичьих хозяйств (так назы-
ваемый «прусский» путь), то здесь капитализм в сельском
хозяйстве укоренялся самым передовым и самым прогрес-
сивным способом. Предприимчивые фермеры отстаивали
свое «право на существование» путем внедрения передо-
вых методов хозяйствования, технических изобретений,
постоянного удешевления производства зерна и иной про-
дукции. Развивавшееся на основе «чистой» капиталисти-
ческой конкуренции американское сельское хозяйство
утвердилось к концу XIX в. на ведущих позициях в мире.
Уникально благоприятная естественная и историческая
«среда» обеспечила более быстрое развитие экономических,
социальных, политических и идеологических буржуазных
основ в США в сравнении с другими странами. Однако
дает ли это какие-либо основания для провозглашения
«американской исключительности»? Безусловно, нет! Исто-
рический опыт американского капитализма получает свое
убедительное научное объяснение в свете историко-мате-
риалистического закона неравномерности экономического
и политического развития различных капиталистических
стран. Специфика американского исторического опыта ни-
коим образом не отменяет его капиталистической сущно-
сти, но позволяет объяснить, почему США утвердились в
роли наиболее развитой страны капитализма в эпоху импе-
риализма, оттеснив с передовой позиции английский капи-
тализм, занимавший господствующее положение па протя-
жении двух столетий.
Выявление особенностей исторического пути американ-
ского капитализма не дает никаких оснований для идеали-
зации его опыта. Среди изначальных черт капитализма
США выступило, например, стремление к экономической
и территориальной экспансии, обусловленное действием
основополагающих законов буржуазного способа производ-
ства, в первую очередь частнокапиталистического накоп-
ления.
На ранних этапах истории страны стремление амери-
канского капитализма к экспансии еще прикрывалось док-
триной изоляционизма, декларировавшей отказ США от
участия в каких-либо военно-политических блоках и вме-
шательства в конфликты враждующих держав. Деклара-
ция независимости 4 июля 1776 г., являющаяся своеобраз-
ным «свидетельством о рождении» североамериканской
235
республики, провозглашала право каждого народа и стра-
ны на национальный суверенитет и свободный выбор
формы политического устройства. Эта позиция лидеров
североамериканской республики означала осознанное
стремление соразмерять классовые интересы правящего
буржуазно-плантаторского блока с реальными возможно-
стями их утверждения неокрепшими Соединенными Шта-
тами. Все «отцы-основатели» США глубоко уверовали в
божественную «избранность» и «исключительность» аме-
риканской нации, ее мессианское предназначение, полагая,
однако, что, прежде чем раскрыть их миру, Соединенным
Штатам нужно выжить, твердо встать на ноги.
Показательно, что молодая североамериканская рес-
публика, официально следовавшая демократической докт-
рине изоляционизма и нейтралитета, одновременно тайно,
а со временем все чаще открыто поклонялась доктрине
«явного предначертания», которая гласила, что Соединен-
ным Штатам самой судьбой предназначено распростра-
нять принципы своего общественного устройства на весь
Американский континент, а впоследствии и на весь мир.
Доктрина «явного предначертания» приобретала все более
агрессивный характер, оформившийся в полной мере в
эпоху империализма, вступление в которую ознаменова-
лось более полным, чем прежде, проявлением в облике
американского капитализма общих закономерностей, про-
тиворечий и пороков буржуазной общественно-экономиче-
ской формации. Как следствие обострения классовой
борьбы, в США стремительно развивается военно-бюрокра-
тический аппарат, буржуазные политические партии изо-
бретают изощренные способы поддержания классовой
диктатуры капитала и подчинения буржуазным интересам
обывательских масс. Удовлетворяя стремление монополий
к извлечению сверхприбылей, Соединенные Штаты обра-
щаются к активной колониальной империалистической
политике. Именно американо-испанская война 1898 г.
открыла эпоху империалистических войн. Колониальная
экспансия, борьба за господство на мировом рынке стано-
вятся для правящих кругов также важным средством рас-
кола пролетариата, воспитания из его верхушки рабочей
аристократии, призванной проводить буржуазные интере-
сы в рабочем движении.
С превращением Соединенных Штатов в крупнейшую
империалистическую державу доктрина «явного предна-
чертания» одевается во все более изощренные идеологиче-
236
скпе одежды и выдвигается вперед во внешнеполитической
стратегии американского капитализма, оттесняя на за-
дворки доктрину изоляционизма. И если в начальный пе-
риод американской истории доктрина «явного предначер
тания» в истолковании «отцов-основателей» заключала в
себе еще идею экспорта принципов буржуазно-демократи-
ческой революции и борьбы с феодальными режимами, то
в новейшее время она приобрела откровенно реакционный
смысл, означая открытый экспорт контрреволюции во все
уголки мира. В современную эпоху американский импе-
риализм стремится к мировой гегемонии и берет на себя
обязательства по сохранению и укреплению системы капи-
тализма в целом.
Притязания США на роль гегемона капиталистическо-
го мира в эпоху империализма подкреплялись долгое вре-
мя экономическими успехами американского капитализма,
сумевшего не только избежать разрушительных последст-
вий двух мировых войн, по и извлечь из них как полити-
ческие, так и экономические дивиденды и возобладать над
своими западноевропейскими конкурентами. Однако закон
неравномерности экономического и политического разви-
тия различных капиталистических стран, обусловивший
длительные успехи буржуазии США, в современную эпоху
все более активно действует вопреки ее интересам. Пози-
ции капитализма США были ослаблены благодаря успехам
СССР и всей социалистической системы, а также нацио-
нально-освободительного движения. Анализируя причины
краха разрекламированного буржуазной идеологией «аме-
риканского века», новая программа Коммунистической
партии США отмечала: «После второй мировой войны Со-
ветский Союз беспрецедентными темпами восстановил
свою разрушенную промышленность. Советская наука лик-
видировала американскую монополию на атомную бомбу.
Ряд стран в Европе и Азии, а позднее в Латинской Аме-
рике и Африке встали на социалистический путь. Социа-
лизм превратился в мировую систему.
По всему миру добилось побед антиколониальное и на-
ционально-освободительное движение. Вместо того, чтобы
вступить в орбиту «американского века», бывшие коло-
ниальные народы встали на путь независимости.
Капиталистические страны — соперники восстановили
свою экономику и вышли из-под полного империалистиче-
ского господства над ними Соединенных Штатов»2.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 263—264.
2	См. также: Дементьев И. П. Основные направления и школы
в американской историографии послевоенного времени. — Вопро-
сы истории, 1976, № 11, с. 67—90; Гаджиев К. С., Сивачев Н, В.
О междисциплинарном подходе в современной буржуазной историо-
графии США. — Новая и новейшая история, 1977, № 6, с. 64—82;
Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и современная исто-
риография. М., 1980; Тишков В. А. История и историки в США. М.г
1985, и др. работы.
Глава первая
1	Commager Н. S. The Empire of Reason. How Europe Imagined
and America Realized the Enlightenment. New York, 1977.
2	Ibid., p. 5.
3	Harts L. The Liberal Tradition in America: An Interpretation
of American Political Thought Since the Revolution. New York, 1955.
4	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 9; т. 16, с. 17.
5	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 347.
6	Boorstin D. J, The Genius of American Politics. Chicago, 1953;
idem. The Americans: The Colonial Experience. New York, 1958;
idem. The Americans: The National Experience. New York, 1965;
idem. The Americans: The Democratic Experience. New York, 1973.
7	Цит. no: The American Revolution. How Revolutionary It Was.
Ed. by J. A. Billias. New York, 1970, p. 98—100.
8	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 120.
9	Morris R. В. Government and Labor in Early America. New
York, 1945, p. 487.
10	Jameson J. American Revolution Considered as a Social Mo-
vement. Princeton, 1926, p. 31.
11	The Letters of Richard Henry Lee. Ed. by. J. C. Ballagh. New
York, 1970, vol. 1, p. 190—191.
12	Becker C. The History of Political Parties in the Province of
New York. 1760—1776. Madison, 1909; Lincoln Ch. The Revolutiona-
ry Movement in Pennsylvania. 1760—1776. Philadelphia, 1901; Doug-
lass E. P. Rebels and Democrats. The Struggle for Equal Political
Rights and Majority Rule During the American Revolition. Chapel
Hill, 1955; Jensen M. American Revolution Within America. New
York, 1974.
13	Brown R. E. Charles Beard and the Constitution: a Critical
Analysis of «An Economic Interpretation of the Constitution». Prin-
ceton, 1956.
238
Brown R. E. Carl Becker and the American Revolution. East
Lansing (Mich.), 1970, p. 191.
15	William and Mary Quarterly. — Journal of Early American
History, 1971, N 2, p. 338.
16	Brown R. E. Middle-Class Democracy and the Revolution in
Massachusetts. 1691—1780. Ithaca, 1955.
17	Brown R. E., Brown В. K. Virginia. 1705—1786: Democracy or
Aristocracy? East Lancing, 1964, p. 11, 160, 165, 215, 292.
18	Bark О. T. (Jr.), Lefler H. T. Colonial America. New York,
1958; Zuckerman M. Peaceful Kingdoms: New England Towns in
Eighteenth Century. New York, 1970; Lemon J. T. The Best Poor
Man’s Country. A Geographical Study of Early Southeastern Penn-
sylvania. Baltimore, 1972; Craven W. F. The Colonies in Transition.
1660—1713. New York, 1968; Sung Bak Kim. Landlord and Tenant
in Colonial New York. Chapel Hill, 1978.
19	Cary J. Statistical Method and the Brown Thesis on Colonial
Democracy. — William and Mary Quarterly, 1963, N 2; Main J. T.
The Social Structure of the Revolutionary America. Princeton, 1965;
Nash G. B. Ed. Class and Society in Early America. New York, 1970;
Henretta J. A. The Evolution of the American Society. 1700—1815.
An Interdisciplinary Analysis. Lexington, 1973.
20	Williamson C. American Suffrage from Property to Democra-
cy. 1760—1860. Princeton, 1960.
21	Это хорошо показано в книге: Pole J. R. Political Represen-
tation and the Origins of the American Republic. London, 1966,
p. 146—151, 161—163.
22	Beard Ch. A., Beard M. The Rise of American Civilization.
2 vol. New York, 1927; Parrington V. L. Main Currents in American
Thought. Vols. 1—3. New York, 1927—1930; Schlesinger A. M, The
Colonial Merchants and the American Revolution. New York, 1918;
Adams J. T. Provincial Society. 1690—1763. New York, 1927.
23	Adams J. T. Op cit., p. 8—23, 57—59, 86—87, 98—107, 217—
223, 252—257, 322—323.
24	Maier P. From Resistance to Revolution: Colonial Radicals
and the Development of American Opposition to Britain. 1765—
1776. New York, 1972.
25	Bailyn B. The Ideological Origins of the American Revoluti-
on. Cambridge (Mass.), 1967.
26	Racove J. N. The Beginnings of National Politics: The Inter-
pretive History of Continental Congress. New York, 1979; Boyd S, R.
The Politics of Opposition: Antifederalists and Acceptance of the
Constitution. New York, 1979.
27	См., например: Metzger Ch. H. The Prisoner in American Re-
volution. Chicago, 1971; Norton M. B. The British Americans: The
Loyalist Exiles in England. 1774—1789. Boston, 1972; Reznack S.
Unrecognized Patriots: The Jews in the American Revolution. West-
port (Conn.), London, 1979.
28	Young A. F. The Democratic Republicans of New York. The
Origins. 1763—1797. Chapel Hill, 1967; Lynd S. Class Conflict, Slavery
and the United States Constitution. Indianapolis, 1967; idem.
Intellectual Origins of American Radicalism. London, 1968; Le-
misch J. Jack Tarr in the Streets. — William and Mary Quarterly,
1968, N 3; Foner E. Tom Paine and Revolutionary America. New
York, 1976; Hoerder D. Crowd Action in Revolutionary Massachu-
setts. 1765—1780. New York, 1977; Nash G. B. The Urban Crucible.
239
Social Change, Political Consciousness and Origins of the Ameri-
can Revolution. Cambridge (Mass.), London, 1979.
29	Main J. T. Political Parties before the Constitution. Chapel
Hill, 1973; idem. The Sovereign States. 1775—1783. New York, 1973;
Patterson S. E. Political Parties in Revolutionary Massachusetts. Ma-
dison, 1973; Henderson H. J. Party Politics in the Continental Con-
gress. New York, 1974.
30	Main J. T. Political Parties before the Constitution.
31	Henderson H. J. Op. cit.
32	Jensen M. The Articles of Confederation. An Interpretation of
the Social-Constitutional History of the American Revolution. 1774—
1781. Madison, 1940.
33	Main J. T. The Antifederalists: Critics of the Constitution,
1781—1788. Chapel Hill, 1961; Lynd S. Class Conflict, Slavery and
the United States Constitution; Young A. F. The Democratic Repub-
licans of New York. The Origins. 1763—1797.
34	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 6, с. 114.
35	См. там же.
36	См.: Jensen М. The Articles of Confederation, p. XI.
37	Приведенные определения взяты из работ американских ис-
ториков М. Дженсена, Дж. Миллера, К. П. Неттелза (см.: Jen-
sen М. The Founding of a Nation. New York, 1968; Miller J, Origins
of the American Revolution. Boston, 1943; Nettles C. George Washin-
gton and American Independence. Boston, 1951).
38	1Ппотов В. M. Фермерское движение в США. 1780—1790-ые
годы. М., 1982; Szatmary D. Р. Shay’s Rebellion. The Making of an
Agrarian Insurrection. Amherst, 1980.
39	Jameson J. Op. cit.
40	Ibid., p. 11.
41	Beard Ch. A. An Economic Interpretation of the Constitution
of the United States. New York, 1913; Beard Ch. A., Beard M. The
Rise of the American Civilization. Vols. 1—2. New York, 1927.
42	Miller P. Religion as Revolutionary Ideology. — In: The Role
of Ideology in the American Revolution. New York, 1970, p. 34—44.
43	Morgan E. S. The American Revolution Considered as an In-
tellectual Movement. — In: Paths of American Thought. Boston,
1963.
44	Robbins C. The Eighteenth Century Common Wealth. Cambrid-
ge (Mass.), 1959; Bailyn B. Op. cit.
45	May H. F. The Englihtenment in America. New York, 1976„
p. XIII.
46	Commager H. S. Op. cit., p. 125.
47	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 17.
48	McDonald F. We the People: The Economic Origins of the
Constitution. Chicago, 1958; Diamond M. Democracy and the Federa-
lists: A Reconsideration of the Framers’ Intent — American Politi-
cal Science Review, 1959, Mar., vol. 53; Rossiter C. The Grand Con-
vention. New York, 1965; Eidelberg T. The Philosophy of the Ameri-
can Constitution. New York, 1968; Burns J. M. The American Expe-
riment. The Vine yard of Liberty. New York, 1982; Ketcham R.
Presidents above Party: The First American Presidency. 1789—1829i
Chapel Hill (North Carolina), 1984.
49	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.. 8, с. 148;.
50	Eidelberg Р. Op. cit., р. 25.
31	Ibid., р. 3, 256, 260.
240
62	Hojstadter R. The American Political Tradition. New York,
1948, p. 3—17.
53	Political Affairs, 1976, July, N 7, p. 22.
54	Лучшим исследованием этой стороны в государственном ус-
тройстве штатов остается монография Г. Вуда «Создание амери-
канской республики». См.: Wood G. S. The Creation of the Ameri-
can Republic. 1776—1787. Chapel Hill, 1969.
55	The Complete Writings of Thomas Paine. Ed. by P. S. Fo-
ner. Vols. 1—2. New York, 1945, vol. 1, p. 3.
56	The Documentary History of the Ratification of the Constitu-
tion. Vol. I. Constitutional Documents and Records. 1776—1787. Ed.
by M. Jensen. Madison, 1976, p. 86.
57	The Papers of Alexander Hamilton. Ed. by H. C. Syrett. Vols.
1—26. New York, London, 1961—1979, vol. 4, p. 218—219.
58	The Records of the Federal Convention of 1787. Vols. 1—4.
New Haven, London, 1966, vol. 1, p. 422—423.
59	The Documentary History of the Ratification of the Consti-
tution, vol. 1, p. 309—311, 316.
60	The Records of the Federal Convention of 1787, vol. 1, p. 135,
136, 420—422.
61	Ibid., p. 48—51.
62	См. об этом: Болховитинов H. Н. Некоторые проблемы ге-
незиса американского капитализма (XVII — первая половина XIX
в.). — Проблемы генезиса капитализма. М., 1970; Куропятник Г.П.
Борьба двух тенденций капиталистического развития США в эпо-
ху буржуазных революций. — Новая и новейшая история, 1976,
№ 2.
63	См.: Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки.
М., 1955, с. 372—373.
64	См. там же.
65	См.: Куропятник Г. П. Вторая американская революция..
М., 1961, с. 9.
66	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 135.
67	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 505.
68	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. II, с. 329.
69	Foner Е, Free Soil, Free Labor, Free Men: Ideology of the-
Republican Party before the Civil War. London, 1970.
70	Genovese E. D. The Political Economy of Slavery. Studies in
the Economy and Society of the Slave South. New York, 1965, p. 17.
71	North D. C. Growth and Welfare in the American Past: A
New Economic History. Englewood Cliffs, 1966, p. 90.
72	См.: Кричевский В. M. Идейно-политическая борьба в США
по вопросам рабовладения. (Критика основных концепций планта-
торов-рабовладельцев. Конец XVIII в. — 1860 г.). Авторефератканд.
дисс. Л., 1982, с. 18.
73	Архив Маркса и Энгельса. М., 1935, т. IV, с. 225.
74	Kolchin Р. In Defense of Servitude: American Proslavery and
Russian Proserfdom Arguments. 1760—1860. — American Historical
Review, 1980, N 4, p. 823—827.
75	Co времени изобретения хлопкоочистительной машины
Э. Уитни и до 30-х годов в США возникло около 625 хлопчатобу-
мажных предприятий. См.: Болховитинов Н. Н. США: проблемы
истории и современная историография, с. 127.
76	См. там же, с. 137.
77	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 15, с. 344.
16 В. В. Согрин
241
78	См.: Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки,
с. 370. В американской немарксистской историографии связь пред-
посылок гражданской войны с общеисторическим процессом борь-
бы против рабства исследовал Д. Б. Дэвис. См.: Davis D. В. The
Problem of Slavery in Western Culture in the Age of Revolution,
1770—1823. Ithaca, London, 1975.
79	Наиболее известным среди них является Д. Поттер. См.:
Potter D. М. The South and the Sectional Conflict. Baton Rouge,
1968; idem. Division and the Stresses of Reunion 1845—1876. Clen-
view (HL), 1973; idem. The Impending Crisis. New York, 1976.
80	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 15, с. 355.
81	См.: Дементьев И. П. Американская историография граждан-
ской войны в США. М., 1963, с. 148
82	Phillips U. American Negro Slavery. New York, 1918; idem.
Life and Labor in the Old South. Boston, 1929.
83	См.: Аптекер Г. История афро-американцев: современная
эпоха. М., 1975, с. 30.
84	См.: Дементьев И. П. Американская историография граж-
данской войны в США, с. 262.
85	Phillips U. American Negro Slavery, р. 329, 343, 514.
86	Pressly Т. J. Americans Interpret Their Civil War. Princeton,
1954, p. 236.
87	Turner F. J. The Frontier in American History. New York,
1920, p. 22-29.
88	Simons A. M. Class Struggle in America. Chicago, 1903, p. 61—
€7; idem. Social Forces in American History. New York, 1911, p.
264—269.
89	Beard Ch. A., Beard M. The Rise of the American Civiliza-
tion, vol. 2, p. 3, 7.
90	Ibid., vol. 1, p. 702.
91	Conrad A. H., Meyer J. R. The Economics of Slavery in the
Antebellum South. — In: Journal of Political Economy, 1958, N 1,
p. 95—130; Starobin R. S. Industrial Slavery in the Old South. New
York, 1970; Fogel R. W., Engerman S. L. Time on the Cross. Vols.
1—2. Boston, 1974.
92	См.: Болховитинов H. H. Клиометристы и рабство в США (О
книге Р. У. Фогела и С. Л. Энгермана «Время на кресте»). — Но-
вая и новейшая история, 1976, № 3. с. 169, 170.
93	Fogel R. W., Engerman S. L. Op. cit., vol. 1, p. 5, 6, 145.
94	Gutman H. G. Slavery and the Number Game. A Critique of
«Time on the Cross». Urbana, 1975.
95	См.: Болховитинов H. H. Указ. соч. — Новая и новейшая ис-
тория, 1976, № 3, с. 173.
96	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. II, с. 177.
97	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 67.
98	Holt М. F. Forging the Majority: The Formation of the Repub-
lican Party in Pittsburg. 1848—1860. New Haven, London, 1969, p. 8,
173, 312.
99	Kleppner P. The Cross of Culture: A Social Analysis of Mid-
Western Politics. 1850—1900. New York, 1970; Formisano R. P. The
Birth of Mass Political Parties: Michigan 1827—1861. Princeton, 1971;
Ethnic Voters and the Election of Lincoln. Ed. by F. C. Luebke. Ne-
braska, 1971; Benson L. Towards the Scientific Study of History New
York, 1972.
100	Benson L. Op. cit., p. 316—321.
242
101	Blue F. J. The Free Soilers: Third Party Politics. 1848—1854,
Urbana, 1973; Holt M. F. The Political Crisis of 1850’s. New York,
1978; Kleppner P. The Third Electoral System. 1853—1892. Chapel
Hill, 1979; Kelly R. The Cultural Pattern in American Politics, The
First Century. New York, 1979.
102	Elkins S. M. Slavery: A Problem in American Institutional
and Intellectual Life. Chicago, 1959.
103	См.: Аптекер Г. Указ, соч., с. 77.
104	Там же.
105	Там же, с. 80.
106	Blassingame J. W. The Slave Community: Plantation Life in
Antebellum South. New York, 1972; idem. Black New Orleans. 1860—
1880. Chicago—London, 1973; Rawick P, From Sundown to Sunup.
Westport (Conn.), 1972; Gutman H. G. The Black Family in Slavery
and Freedom 1750—1925. New York, 1976; Levine L. W. Black Cul-
ture and Black Consciousness: Afro-American Folk Thought from
Slavery to Freedom. New York, 1977.
107	См.: Романова H. X. Политика правительства Э. Джэксона
в отношении банка США (к вопросу о сущности «джэксоновской
демократии» 1829—1837 гг.). Автореферат канд. дисс. М., 1978.
108	Pessen Е. How Different from Each Other were the Antebel-
lum North and South. — American Historical Review, 1980, N 5,
p. 1122.
109	Ibid., p. ИЗО.
110	Ibid., p. 1145.
111	Ibid., p. 1147.
112	Litwack L. F. North of Slavery: The Negro in the Free Sta-
tes. 1790—1860. Chicago, 1961; Zinn H. The Southern Mistique. New
York, 1959.
113	Genovese E. D. The Political Economy of Slavery; idem. Roll,
Jordan, Roll. The World the Slaves Made. New York, 1974.
114	Genovese E. D. The Political Economy of Slavery, p. 8, 15—17.
ns	Genovese E. D. Roll, Jordan, Roll, p. VIII, IX, 16—17.
116	Apteker H. Senile Capitalism, Racism and Slavery. — Poli-
tical Affairs, 1975, N 1, p. 49—53.
117	Donald D. H. Liberty and Union. The Crisis of Popular Go-
vernment. 1830—1890. Boston, 1978; Channing S. A. Crisis of Fear:
Secession in South Carolina. New York, 1970; Reynolds D. E. Editors
Make War: Southern Newspapers in the Secession Crisis. Nashville,
1970; Goldston R. The Coming of the Civil War. New York—London,
1972; Sewall R. H, Ballots for Freedom: Antislavery Politics in the
United States. 1837—1860. New York, 1976; Cooper W. J. (Jr.). The
South and the Politics of Slavery. 1828—1856. Baton Rouge, 1978.
118	Johnson M. Toward a Patriarchal Republic: the Secession
of Georgia. Baton Rouge, 1977.
119	Rawley J. A. Race and Politics: «Bleeding Cansas» and the
Coming of the Civil War. Philadelphia and New York, 1969.
120	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 15, с. 570.
121	Фостер У. 3. Негритянский народ в истории Америки. М.,
1955, с. 371.
122	Burgess J. Reconstruction and the Constitution. 1866—1876.
New York, 1902.
123	Dunning W. A. Essays on the Civil War and Reconstruction
and Related Topics. New York, 1898; idem. Reconstruction, Political
and Economic. 1865—1877. New York, 1907.
16*
243
124	См.: Блинов А. И. Реконструкция Юга. — Основные проб-
лемы истории США в американской историографии 1861—1918 гг.
М, 1974, с. 47—53.
125	См.: Фостер У. 3. Негритянский народ в истории Америки,
с. 408—409.
126	Nevins A, The Emergence of Modern America. 1865—1878.
New York, 1928; Bowers C. G. The Tragic Era: the Revolution after
Lincoln. Cambridge (Mass.), 1929; Randall J. C. The Civil War in
Reconstruction. Boston, 1937; Coulter E. M. The South During Recon-
struction 1865—1877. Baton Rouge, 1947; Simkins F. B. The South,
Old and New: a History. 1820—1947.New York, 1947; idem. A History
of the South. New York, 1953; Donald D. The Politics of Reconstruc-
tion. Baton Rouge, 1965.
127	См.: Фостер У. 3. Негритянский народ в истории Америки,
с. 381—383; Иванов Р. Ф. Борьба негров за землю и свободу на
юге США. М., 1958, с. 69—72; его же. Авраам Линкольн и граж-
данская война в США. М., 1964.
128	Фостер У. 3. Негритянский народ в истории Америки, с. 407.
129	Thomas Е. М. The Confederacy as a Revolutionary Experien-
ce. Englewood Cliffs, 1971; idem. The Confederate Nation. 1861—1865.
New York, 1979; Roak J. L. Masters without Slaves. Southern Plan-
ters in the Civil War and Reconstruction. New York, 1977.
130	См.: Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки,
с. 306.
131	Cochran T. С. Did the Civil War Retard Industrialisation? —
In: Economic Impact of American Civil War. Cambridge, 1960;
North D. C. The Economic Growth of the United States. 1790—1860.
New York, 1961; idem. Growth and Welfare in the American Past:
A New Economic History; Engerman S. L. The Economic Impact
of the Civil War — In: The Reinterpretation of American Economic
History. New York, 1971; Temin P. Causal Factors in American Eco-
nomic Growth in the Nineteenth Century. London, 1975.
132	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 37, с. 58.
133	См.: Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки,
с. 306—309.
134	См.: Болховитинов Н. Н. США: проблемы истории и совре-
менная историография, с. 293—296.
135	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 350—351.
136	Beard Ch. A., Beard М. The Rise of American Civilization,
vol. 2, p. 53.
137	Ibid., p. 100.
138	Ibid, p. 115—116.
139	Schlesinger A. M. Political and Social History of the United
States. New York, 1933, p. 255—261.
140	Bond H. M. Social and Economic Forces in Alabama Recon-
struction. — The Journal of Negro History, 1938, N 3; idem. Negro
Education in Alabama. A Study in Cotton and Steel. Washington,
1939; Beale H. K. On Rewriting Reconstruction History. — The Ame-
rican Historical Review, 1940, N 4; Singletary О. A. Negro Militia
and Reconstruction. Austin, 1957; Williamson J. After Slavery. The
Negro in South Carolina During Reconstruction. 1861—1877. Chapel
Hill, 1965; McCarthy A, Reddick L. Worth Fighting For: a History
of the Negro in United States During the Civil War and Recon-
struction. New York, 1965.
244
141	Dubois W. Black Reconstruction: An Essay Toward the His-
tory of the Part Which Black Folk Played in the Attempt to Recon-
struct Democracy in America. 1860—1880. New York, 1935.
142	Rosenberg J. S. Toward a New Civil War Revisionism. — In:
Interpretations of American History. New York, 1972, p. 250—272.
143	Kolchin P. First Freedom: the Response of Alabama’s Blacks
to Emancipation and Reconstruction. Wespoint (Conn.), 1972; Be-
nedict M. L. A Compromise of Principle. New York, 1974; Vincent Ch.
Black Legislators in Louisiana During Reconstruction. Baton Rouge,
1976; Berry M, F. Military Necessity and the Constitution. 1861—
1868. Port Washington (New York), 1977.
144	Dubois W. Op. cit.; Rabinowitz H. N. Race Relations in the
Urban South. 1865—1890. New York, 1978; Litwack L. Been in the
Storm so Long: the Aftermath of Slavery. New York, 1979.
145	Фостер У. 3. Негритянский парод в истории Америки,
с. 411.
146	Поршаков С. А. Крах двухпартийной системы США нака-
нуне гражданской войны (1854—1860 гг.). Автореферат канд. дисс.
М.. 1982, с. 13.
147	McKitrick Е. Andrew Jonson and Reconstruction. Chicago,
4960; J. and L. Cox. Politics, Principles and Prejudices. 1865—1866.
New York, 1963; McPherson J. M. The Struggle for Equality. Prince-
ton, 1964; Stamp К. M. The Era of Reconstruction. New York, 1965;
White H. A. The Freedmen’s Bureau in Louisiana. Baton Rouge,
1970; Mohr J. C. Republicans and Reform in New York During Re-
construction. Ithaca, 1973; Trefousse H. L. The Radical Republicans.
New York, 1969; Trefousse H. L. Impeachment of a President: And-
rew Johnson, the Blacks and Reconstruction. Knoxville, 1975; Dell C.
Lincoln and the War Democrats: The Grand Erosion of Conservative
Tradition. Rutherford, 1975; Bels H. Emancipation and Equal Rights.
Politics and Constitutionalism in the Civil War Era. New York,
1978; Riddleberger P. 1866: the Critical Year Revisited. Carbondali,
1979.
148	Political Affairs, 1975, N 2, p. 50—51.
149	Ibid., 1976, N 7, p. 13—16.
150	Bels H. Op. cit., p. 142, 147.
151	Фостер У. 3. Негритянский народ в истории Америки, с. 363.
152	Там же. с. 364.
153	Foner Е. Politics and Ideology in the Age of the Civil War.
New York, 1980, p. 57—76.
154	Фонер Ф, С. История рабочего движения в США. М., 1949,
т. 1, с. 360.
155	Куропятник Г. П. Указ. соч. — Новая и новейшая история,
1976, № 2, с. 87.
156	Там же, с. 88.
157	De Canio S. J. Agriculture in the Postbelluni South: the Eco-
nomics of Production and Supply. Cambridge (Mass.), 1975; Higgs R.
Competition and Coersion: Blacks in the American Economy. 1865—
1914. New York, 1977.
158	Ranson R. L., Sutch R. One Kind of Freedom: the Economic
Consequence of Emancipation. New York, 1977; Mandle J, R. The Ro-
ots . of Black Poverty: the Southern Plantation Economy after the
Civil War. Darham, 1978; Wiener J. M. Social Origins of the New
South: Alabama, 1860—1885. Baton Rouge, 1978.
245
159	Wiener J. M. Class Structure and Economic Development in
the American South. 1865—1955.—American Historical Review,
1979, N 4, p. 970—976.
Глава вторая
1	Фонер Ф. С. Рабочий класс и американская революция. M.t
1980.
2	См.: Фонер Ф. С. История рабочего движения в США, т. 1,
с. 144.
3	Там же, с. 219.
4	Маркс К., Энгельс Ф, Соч., т. 8, с. 127.
5	Цит. по: Аскольдова С. М. Начало массового рабочего движе-
ния в США (80-е годы XIX в.). М., 1966, с. 45.
6	Ware N. The Labor Movement in the United States. 1865—
1890. New York, 1929, p. 266.
7	См.: Фостер У. 3. Очерк политической истории Америки,
с. 459.
8	Debs Е. His Life, Writings and Speeches. Chicago, 1908, p. 45.
9	Бриссенден П. Ф. Промышленные рабочие мира. М.—Л.,
1926, с. 11.
10	См.: Сивачев Н. В., Язъков Е. Ф. Новейшая история США
М, 1980, с. 19.
11	Ленин В. И, Поли. собр. соч., т. 22, с. 232.
12	Hartz L. Op. cit., р. 5.
13	Маркс К,3 Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 152.
14	Маркс К., Энгельс Ф. Соч.. т. 39, с. 149.
15	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 38, с. 214.
16	Цит. по: Мальков В. Л. Джон Коммонс и висконсинская
школа. — История и историки. Сборник статей. М, 1966, с. 254.
17	Ely R. Т. The Labor Movement in America. London, 1890,
p. 4.
18	Ely R. T. Socialism. An Examination of Its Nature, its Strength
and its Weakness with Suggestions for Social Reform. New York,
1894, p. 254.
19	См.: Согрин В. В. Истоки современной буржуазной идеоло-
гии в США. М„ 1975, с. 70—90.
20	Commons J. Myself. New York, 1934, p. 8.
21	См.: Мальков В. Л. Указ, соч., с. 249.
22	Commons 7. American Shoemakers. 1648—1895. Quartely Jo-
urnal of Economics. 1909, November, p. 76.
23	Commons J. and Associates. History of Labor in the United
States. Vols. 1—2. New York, 1918; Vols. 3—4. New York, 1935.
24	Мальков В, Л. Указ, соч., с. 254.
25	Perlman S, A Theory of Labor Movement. New York, 1928,
p. VII.
26-27 денин в. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 30—31.
28	Dick W. М. Labor and Socialism in America: the Gompers
Era. Kennicat, 1972; Kaufman S. B. Samuel Gompers and the Origins
of the American Federation of Labor. 1848—1896. Westport, 1973.
29	A cko льдов a С. M. Формирование идеологии американского
тред-юнионизма. М., 1976.
30	Perlman S. Op cit., p. 40.
31	Ibid, p. 154—168.
246
32	Rogin M. Voluntarism: The Political Functions of an Anti-
Political Doctrine. — In: The Industrial Labor Relations Review,
Vol. 15, July, 1962, p. 521—535.
33	Taft P. The A. F. of L. in the Time of Gompers. New York,
1957; idem. The A. F. L. from the Death of Gompers to the Merger.
New York, 1959; idem. Organized Labor in American History. New
York, 1964; idem. Defending Freedom. American Labor and Foreign
Policy. Los Angeles, 1973; idem. Rights of Union Members and the
Government. Westport (Conn.), London, 1975.
34	Grob G. Workers and Utopia. A Study of Ideological Conflict
in the American Labor Movement. 1865—1900. Evanston, 1961; Ul-
man L. American Trade Unionism. Past and Present. Berkeley, 1961;
McLaurin M. A. The Knights of Labor in the South. Westport (Conn.),
1978.
35	Фонер Ф. История рабочего движения в США, т. 1, с. 487.
36	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 350, 351.
37	Pessen Е. Should Labor Have Supported Jackson. — Labor
History, 1972, N 2; Morris R. B. Andrew Jackson. Strike Breaker.—
American Historical Review, 1949, N 3.
38	Taft P. Organized Labor in American History, p 323.
39	Ibid, p. XIX, 323, 618—629.
40	Ibid, p. 706—707.
41	См. о них подробно в кн.: Гречу хин А. А. Борьба коммуни-
стической партии США за единство своих рядов (1927—1972 гг.).
М, 1975, с. 11—20.
42	Rossiter С. Marxism: The View from America. New York,
1960, p. 77—78, 110—114.
43	Lipset S. M. Agrarian Socialism. Berkeley, 1971.
44	Failure of a Dream? Essays in the History of the American
Socialism. Ed. by Laslett J. A. M. and L.ipset S. M. Garden City
(New York), 1974.
45	Ibid, p. 38.
46	Ibid, p. 28—29.
47	Bell D. Marxian Socialism in the United States. Prenceton,
1967.
48	Failure of a Dream? p. 113.
49	Chamberlain N. W., Schilling I. The Impact of Strikes. Their
Social and Economic Costs. New York, 1954; Chamberlain N. W. A
Decade of Industrial—Relations Research. New York, 1958; idem. So-
cial Responsibility and Strikes. New York, 1963; idem. The Labor
Sector. New York, 1965; idem. The Limits of Corporate Responsibili-
ty. New York, 1973.
50	Chamberlain N. W. The Labor Sector, p. 92—131.
51	Ibid, p. 118.
52	Horowitz R. L. Political Ideologies of Organized Labor. New
Brunswick (New Jersey), 1978, p. 241.
53	Ibid, p. 44—45.
54	Ross A. M., Hartman P. T. Changing Patterns of Industrial
Conflict. New York and London, 1960, p. 19—66.
55	См.: Ершов С. А. Рабочий класс в борьбе.— США: эконо-
мика, политика, идеология, 1982, № 5, с. 4 5 7.
56	Там же, с. 4—5.
57	Lipset S. М. Trade Union and Social Structure. Berkeley, 1962;
Kerr C. The New Opportunities for Industrial Relations. Berkelay,
247
58	Barbash J. The American Labor Movement. Madison, 1963;
idem. Labor’s Grass Roots. New York, 1961; idem. Unions and Poli-
tics. New York, 1964; idem. American Unions: Structure, Government
and Politics. New York, 1967; Barkin S. The Decline of the Labor
Movement. Santa Bar (Cal.), 1961; idem. The Crisis in the American Tra-
de Union Movement. Philadelphia, 1963; Jacobs P. The State of the
Unions. New York, 1963; Johnson H., Koltz N. The Unions. New
York, 1972; Bok D. C., Dunlop J. T. Labor and the American Commu-
nity. New York, 1970; Greenstone D. Labor in American Politics.
New York, 1969; Levinson A. The Working Class Majority. New York,
1974; Tyler G. The Labor Revolution. Trade Unions in New Ameri-
ca. New York, 1967.
59	Цит. по: Шишкин П. А. Вопросы рабочего и профсоюзного
движения в США. — Американская историография внутриполити-
ческих проблем США в послевоенный период. М., 1974, с. 116.
60	Herling J. Right to Challenge. People and Power in the Ste-
elworkers Union. New York, 1972; Finley J. E. The Corrupt King-
dom: The Rise and Fall of the United Mine Workers. New York, 1972;
Hardman J. B. Labor at the Rubicon. New York, 1972; Roth H. S.
Labor: America’s Two Faced Movement. New York, 1975.
61	Widick B. J. Labor Today. The Triumph and Failures of Uni-
onism in the United States. Boston, 1964, p. 42; Tyler G. The Labor
Revolution, p. 154; Sultan P. The Disenchanted Unions, p. 246.
62	Ashenjelter O., Johnson G. Bargaining Theory, Trade Unions
and Industrial Strike Activity. — American Economic Review, 1969,
N 1, p. 35—49; Sheets I. Measures of U. S. Strike Activity.—Indu-
strial and Labor Relations Review, 1971, N 4; Snyder D. Instituti-
onal Setting and Industrial Conflict: Comparative Analyses of Fran-
ce, Italy and the United States.—American Sociological Review, 1975,
N 2; Kaufman B, Bargaining Theory, Inflation and Cyclical Strike
Activity in Manufacturing.—Industrial and Labor Relations Review,
1981, N 3; idem. The Determinants of Strikes in the U. S. 1900—
1977. — Industrial and Labor Relations Review, 1982, N 4; Ed-
wards P. K. Strikes in the United States. 1881—1974. Oxford, 1981.
63	См.: Противоречия современного американского капитализ-
ма и идейная борьба в США. М., 1984, с. 164.
64	Машезерская Л. Я. Забастовки и коллективные договоры в
США. М., 1981, с. 152—174; Тарасова Н. Н. Забастовочная борьба
государственных работников США. — Рабочий класс и современ-
ный мир, 1980, № 1, с. 95—97; Ершов С. А. Указ. соч. — США: эко-
номика, политика, идеология, 1982, № 5, с. 7—9.
65	См. предисловие Н. В. Мостовца к кн.: Грин Г. Что проис-
ходит в американских профсоюзах. М., 1978, с. 16—17.
66	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 102.
67	Вайнштейн Г. И. Американские рабочие: сдвиги в общест-
венном сознании. М., 1977, с. 121.
68	Питтман Дж. США: степень зрелости субъективного фак-
тора. — Рабочий класс и современный мир, 1979, № 4, с. 66.
69	См.: Аскольдова С. М. Обзор журнала “Labor History”. —
Вопросы истории, 1974, № 5.
70	Thernstrom S. Poverty and Progress: Social Mobility in a Ni-
neteenth Century City. Cambridge (Mass.), 1964.
71	Toward a New Past: Dissenting Essays in American History.
Ed. by Bernstein B. J. New York, 1969.
248
72	Themstrom S. The Other Bostonians: Poverty and Progress
in American Metropolis. 1880—1970. Cambridge (Mass.), 1973.
73	Dubofsky M. Industrialism and the American Worker. 1865—
1920. New York, 1975, p. 13.
74	Bernstein I. The Lean Years: a History of the American
Worker, 1920—1933. Boston, 1960; idem. Turbulent Years: a History
of the American Woker, 1933—1941. Boston, 1970.
75	Lynd S. Prospects for the New Legt. — Liberation, 1971, N 1,
p. 13—28: Buhl P. The Eclipse of the New Left. —Radical America,
1972, N i. p. 1—6; O’Brien J. Beyond Reminiscence: The New Left
in History. — Radical America, 1972, N 4, p. 11—34.
75	См.: Современное политическое сознание США. М., 1980,
с. 252—351.
77	Thompson Е. Р. The Making of the English Working Class.
London, 1963.
78	Cm.: Dubofsky M. Industrialism and the American Worker,
p. 6; Montgomery D. Gutman’s Ninettenth Century America. — Labor
History, 1978, N 3, p. 417—429.
79	См. основные труды Г. Гатмана: Work, Culture and Society
in Industrializing America: Essays in Working-Class and Social Hi-
story. New York, 1976; The Black Family in Slavery and Freedom.
1750—1925. New York, 1976; Slavery and Numbers Game: A Critique
of Time on the Cross. Urbana, 1975. Сегодня у Гатмана существует
целая группа последователей в изучении культуры рабочего клас-
са США. См., например: Dawley A. Class and Community: The In-
dustrial Revolution in Lynn. Cambridge and London, 1976; Dublin T.
Woman, Work and Protest in the Early Lowell Mills. — Labor Hi-
story, 1975, N 1; Culic G. Pawtucket Village and the Strike of
1824. — Radical History Review, 1978, N 2; Silvia P. T. (Jr.). The
Springle City: Labor, Politics and Religion in Fall River, Massachu-
setts, 1870—1905 (unpublished Ph. D. diss. 1973); Fink L, Working-
men’s Democracy: The Knights of Labor in Local Politics, 1886—
1896 (unpublished Ph. D. diss. 1977).
80	Montgomery D. Beyond Equality: Labor and the Radical Re-
publicans, 1862—1872. New York, 1967; Lasch C. The Agony of the
American Left. New York, 1969; Laslett J. H. Labor and the Left:
a Study of Socialist and Radical Influence in the American Labor
Movement 1881—1924. New York, 1970; Conlin J. B. Bread and Ro-
ses Too: Studies of the Wobblies. Westport (Conn.), 1969; idem. Big
Bill Haywood and the Radical Union Movement. Syracuse, 1969; Du-
bofsky M. We Shall Be All: A History of the Industrial Workers of
the World. Chicago, 1969; Preston W. Shall This Be All? U. S. Hi-
storians Versus William D. Haywood et all. — Labor History, 1971,
N 3, p. 435—453.
81	Dubofsky M, The Origins of Western Working Class Radica-
lism. 1890—1905.—Labor History, 1966, N 1, p. 131—154.
82	Preston W. Shall This Be All? — Labor History, 1971, N 3,
p. 441—442.
83	Dubofsky M. Industrialism and the American Worker, p. 104—
105.
84	Badosh B. American Labor and the United States Foreign Po-
licy: The Cold War in the Unions from Gompers to Lovestone. New
York; 1969; Van Tine W. B. The Making of the Labor Bureaucrat:
Union Leadership in the United States, 1870—1920. Boston (Mass.),
1973; Scheinberg S. J. The Development of Corporate Labor Policy,
249
1900—1940: Ph. D. Diss., 1966; Mandel B. Samuel Gompers: A Bio-
graphy. Yellow Springs, 1963; Dubojsky M., Van Tine W. John L.
Lewis: a Biography. Toronto, 1977.
85	Green J. Working Class Militancy in the Depression. — Radi-
cal America, 1972, N 6, p. 20.
86	Preis A. Labor’s Giant Steps. Twenty Years of the Congress
of Industrial Organizations. New York, 1964.
87	Aronowitz S. False Promises: The Shaping of American Wor-
king Class Consciousness. New York, 1973, p. 256.
88	Ibid., p. 441.
89	О несостоятельности попыток современных леваков исполь-
зовать авторитет Р. Люксембург см.: Бессонов Б. Н. Антимарксизм
под флагом «неомарксизма». М, 1978.
90	Brecher J. Strike. Boston, 1977.
91	Ibid., p. 113.
92	Ibid, p. 248.
93	Ibid, p. 259.
94	Lynd S. American Labor Radicalism. Testimonies and Inter-
pretations. New York, 1973, p. 2, 3.
95	Lynd S. Intellectual Origins of American Radicalism, p. 12.
96	Lynd S, and Lynd A. (ed.) Rank and File: Personal Histories
by Working Class Organizers. Boston, 1975.
97	Green J. B. Grass-root Socialism: Radical Movements in Sou-
thwest. 1895—1943. Baton Rouge, Louisiana, 1978.
98	Weinstein J. The Decline of Socialism in America. 1912—
1925. New York, 1967, p. 324—328.
99	Ibid, p. 327—328. Развернутую критику концепции Вейн-
стейна см. в рецензиях В. Л. Малькова (Вопросы истории, 1965,
№ 2. с. 195—196) и Б. Д. Козенко (Вопросы истории, 1971, № 3,
с. 182—188).
100	Dubofsky М. Industrialism and the American Worker, p. 100.
101	Cantor M. The Devided Left. American Radicalism. 1900—
1975. New York, 1978.
102	Ibid, p. 25.
103	Ibid, p 123.
104	Ibid, p. 125.
105	Green J. Op. cit. — Radical America, 1972, N 6, p. 21—23.
106	Green J. What’s Happening to Labor. New York, 1976.
107	Грин Г. Указ, соч, с. 84.
108	См.: США: экономика, политика, идеология, 1983, № 1—5.
Глава третья
1	Failure of a Dream? р. 6—7, 27—28.
2	Учение В. И. Ленина об империализме и современность М.,
1967, с. 17—18.
3	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 34, с. 193.
4	Назаренко И. Т. Монополии и социальное страхование тру-
дящихся США. М, 1981, с. 61.
° Kirkland Е, Industry Comes of Age: Business, Labor and Pub-
lic Policy. 1860—1897. New York, 1967, p. 127.
6	См.: Сивачев H. В. США: государство и рабочий класс (от
образования Соединенных Штатов Америки до окончания второй
мировой войны). М, 1982, с. 59.
250
7	Сивачев Н. В., Язъков Е. Ф. Указ, соч., с. 15.
8	См. подробнее: Согрин В. В. Указ, соч., с. 126—158.
9	The State of the Union Messages of the President 1790—
1966. Vols. 1—3. Ed. by F. Israel. New York, 1967, vol. 3, p. 2545—
2592.
10	См.: Сивачев H. B.} Язъков E. Ф. Указ, соч., с. 58.
11	The State of the Union Messages of the President, vol, 3,
p. 2794, 2798, 2803.
12	Ibid., p. 2837—2840, 2847.
13	См.: Сивачев H. В. «Новый курс» Ф. Рузвельта. — Вопросы
истории, 1981, № 9, с. 55.
14	См.: Сивачев Н. В. Государственно-монополистический капи-
тализм США (генезис и эволюция социально-экономических и
идейно-политических доктрин новейшего времени). — Вопросы ис-
тории, 1977, № 7, с. 86.
15	National Party Platforms 1840—1972. Ed. by D. Johnson and
K. Porter. Urbana, 1975, p. 610, 583.
16	См. подробнее: Кассирова E. П. США: кризис социальной
политики. М., 1978, с. 53—85.
17	Назаренко И. Т. Указ, соч., с. 58.
18	См.: Экономическое положение капиталистических и раз-
вивающихся стран. Приложение к журналу «Мировая экономика
и международные отношения». М., 1985, с. 114.
19	Назаренко И. Т. Указ, соч., с. 88.
20	Сивачев Н. В., Язъков Е. Ф. Указ, соч., с. 306—307.
21	Hofstadter R. The Age of Reform, From Bryan to F. D. R.
New York, 1955; Goldman E. Rendezvous with Destiny. A History
of Modern American Reform. New York, 1956.
22	Hofstadter R. The Age of Reform, p. 3.
23	Goldman E. Op. cit., p. 123, 168, 256.
24	Commager H. S. The American Mind. An Interpretation of
American Thought and Character Since 1880’s. New Haven, 1957,
p. 215.
25	Ibid., p. 220.
26	См. об этом в кн.: Белявская И. А. Теодор Рузвельт и обще-
ственно-политическая жизнь США. М., 1978; Иванян Э. А. Белый
дом: президенты и политика. М., 1975; Мальков В, Л. «Новый курс»
в США: социальные движения и социальная политика. М., 1973,
с. 341—356; Яковлев Н. Н. Преступившие грань. М., 1970.
27	Mowry G. Theodore Roosevelt and Progressive Movement.
Madison, 1946, p. 13.
28	Ibid., p. 10, 33.
29	Schlesinger A. fJrJ/Kennedy or Nixon. Does it Make Any
Difference? New York, 1960, p. 43—44, 46.
30	См. подробнее: Наджафов Д. Г. Об одной тенденциозной
концепции истории США. — Вопросы истории, 1963, № 6, с. 88—
98.
31	Freiel F. The New Deal in the Historical Perspective. Washin-
gton, 1969, p. 3—6.
32	Schlesinger A. (VrJ/America. Experiment or Destiny? — Ame-
rican Historical Review, 1977, N 3, p. 505—519.
33	Hofstadter R. The Age of Reform, p. 316—326.
34	Goldman E. Op. cit., p. 160—161.
35	Mowry G. Op. cit., p. 10.
36	Hofstadter R. The Age of Reform, p. 5.
251
37	Thelen D. Social Tensions and Sources of Progressivism. —
Journal of American History, 1969, N 1, p. 33.
38	См.: Белявская И. А. Буржуазный реформизм в США (1900—
1914). М., 1968; Дементьев И. П. Идейная борьба в США по вопро-
сам экспансии (на рубеже XIX—XX вв.). М., 1973; Кислова^ А. А.
Социальное христианство в США. Из истории общественной мыс-
ли. 90-е годы XIX в. — 30-е годы XX в. М., 1974; Козенко Б. Д. «Но-
вая демократия» и война. Внутренняя политика США (1914—
1917). Саратов, 1980.
39	Мальков В. Л., Наджафов Д. Г. Америка па перепутье. Очерк
социально-политической истории «нового курса» в США. М., 1967;
Сивачев Н. В. Политическая борьба в США в середине 30-х годов
XX в. М., 1966; Мальков В. Л. «Новый курс» в США: социальные
движения и социальная политика.
40	Goldman Е. Op. cit., р. 286—287; Schlesinger A. (Jr.). The
Age of Roosevelt. Vols. 1—3. Boston, 1957—1960, vol. 3, p. 396—397.
41	Hojstadter B. The Age of Reform, p. 315.
42	Galbraith J. K. American Capitalism. The Concept of Counter-
valing Power. Boston, 1952; idem. The Affluent Society. Boston,
1958; idem. The New Industrial State. Chicago, London, 1967; idem.
Economics and Public Purpose. Boston, 1973; idem. The Age of Un-
certainty. Boston, 1977; idem. Annals of an Abiding Liberal. Bos-
ton, 1979; idem. The Nature of Mass Poverty. Cambridge (Mass.),
1979; idem. A Life in Our Times. Memoir. Boston, 1981.
43	См.: Гэлбрейт Дж. Новое индустриальное общество. М., 1969,
с. 233, и далее.
44	См. там же, с. 360.
45	Там же. с. 352.
46	См. там же, с. 357—360, 363, 372.
47	Там же, с. 315.
48	Degler С. Out of Our Past. New York, 1959, p. 379, 416; Hof-
stadter R. The Age of Reform; Leuchtenberg W. E. Franklin D. Ro-
osevelt and the New Deal. New York, 1963, p. 336, 346—347; Schle-
singer A. (Jr.). The Age of Roosevelt, vol. 3.
49	Sobel R. The Big Board: A History of the New York Stock
Market. New York, 1965, p. 299.
50	Derber M., Young E. Labor and the New Deal. Madison, 1957;
Fine S. The Automobile Under the Blue Eagle: Labor, Management
and the Automobile Manufacturing Code. Ann Arbor, 1963; Clawson M.
New Deal Planning: The National Resources Planning Board. Bal-
timore, 1981.
51	Charles S. F. Minister of Relief: Harry Hopkins and the De Dres-
sion Syracuse, 1963; Lubove R., Nelson D. The Struggle for Social
Security: 1900—1935. Cambridge (Mass.), 1968; Schilts M. Public
Attitudes Toward Social Security. 1935—1965. Washington, 1970; Alt-
meyer A. J. The Formative Years of Social Security. Madison, 1966;
Kirkendall R. S. Social Scientists and Farm Politics in the Age of
Roosevelt. Columbia (Missoury), 1966; Holley D. Uncle Sam’s Far-
mers: The New Deal Communities in the Lower Mississippi Valley.
Urbana, 1975; Braeman J. et al. (editors). The New Deal, vol. 1. The
National Level; vol. 2. The State and Local Levels. Columbus (Ohio),
1975; Blumberg B. The New Deal and the Unemployed Lewisburg
(Pa.), 1979; Leuchtenberg W. E. In the Shadow of FDR: from Harry
Truman to Ronald Reagan. Ithaca, 1983; Romasco A. U The Poli-
tics of Recovery: Roosevelt’s New Deal. New York, 1983.
252
52	См. например: Swain D. С. Federal Conservation Policy.
1921—1933 Berkeley, 1963; Chambers C. A. Seedtime of Reform: Ame-
rican Social Service and Social Action. 1918—1933. Minneapolis, 1963;
Hamby A. L. Beyond the New Deal: Harry S. Truman and American.
Liberalism. New York, 1973; Graham 0. Toward a Planned Society.
From Roosevelt to Nixon. New York, 1976.
53	Tugwell R. G. Off Course: From Truman to Nixon. New York,
1971.
54	Graham 0. Op. cit.
55	См. об этом: Гаджиев К. С. Эволюция основных течений
американской буржуазной идеологии. 50—70-е годы. М., 1982,
с. 255—271.
56	Graham О. Op. cit., р. 1, 4, 215—250.
57	Ibid., р. 31—34, 84—85, 92, 296.
58	Ibid., р. 298—299.
59	Bremner R. Н. From the Depth: the Discovery of Poverty in
the United States. New York, 1956; Trattner W. I. From Poor Law
to Welfare State: A History of Social Welfare in America. New York,
1974; Ko mis ar L. Down and Out in the USA: A History of Social
Welfare. New York, 1974; Leiby J. A History of Social Welfare and
Social Work in the United States. New York, 1978; Patterson J. T.
American Struggle Against Poverty. 1900—1980. Cambridge (Mass.),
1981.
60	Patterson J. I. Op. cit., p. 65.
61	Ibid., p. 160; Leiby J. Op. cit., p. 328.
62	См.: Ленс С. Бедность — неискоренимый парадокс Америки.
М., 1976.
63	Patterson J. I. Op. cit., p. 159.
64	См.: Экономическое положение капиталистических и раз-
вивающихся стран. Приложение к журналу «Мировая экономика
и международные отношения». М., 1985, с. 15.
65	См.: Скорое Г. Е. Экономика США на пороге 80-х годов. —
США: экономика, политика, идеология, 1980, № 10, с. 18—19.
66	См.: Бобраков Ю. И. Углубление кризиса государственно-
монополистического регулирования хозяйства. — США: экономика,
политика, идеология, 1981, № 4, с. 17.
67	См.: Меньшиков С. М. Инфляция и кризис регулирования
экономики. М., 1979, с. 319—331.
68	Lawrence D. Stambling in the Socialism and the Future of
Our Political Parties. New York—London, 1935; Robinson E. The
New United States. Stanford (Calif.), London, 1946; idem. The Ro-
osevelt Leadership. 1933—1945. Philadelphia, 1955; Flynn J. T. Co-
untry Squire in the White House. New York, 1940; idem. The Roose-
velt Myth. New York, 1948; idem. The Road Ahead. America’s Cree-
ping Revolution. New York, 1949; idem. The Decline of American Re-
public and How to Rebuild It. New York, 1955.
69	Flynn J. T. The Roosevelt Myth, p. 77, 150—153.
70	Lawrence D. Op. cit., p. 15—16, 20—21, 48—49; Flynn J. T,
The Decline of American Republic and How to Rebuild It, p. 46—
47, 84-85, 113.
71	Lawrence D. Op. cit., p. 130.
72	Flynn J. T. The Roosevelt Myth, p. 416.
73	Flynn J. T. The Decline of American Republic and How to
Rebuild It, p. 140.
253
74	См.: Маныкин А. С. История двухпартийной системы США.
М., 1981, с. 156—157.
75	National Party Platforms 1840—1972. Ed. by D. Johnson and
K. Porter, p. 365—369, 407—412, 450—453.
76	The State of the Union Messages of the President. Ed. by
F. Israel. New York, 1967, vol. 3, p. 3020—3022.
77	См.: Сивачев H. В., Язъков E. Ф. Указ, соч., с. 219—220.
78	History of American Presidential Elections. 1789—1968. 4vols.
Ed. by A. Schlesinger, Jr. New York, 1971, vol. 4, p. 3443.
79	Larson A. Republican Looks at His Party. New York, 1956,
p. 117.
80	Ibid., p. 117, p. 131, 147.
81	Ibid., p. 59—91.
82	Rossiter C. Conservatism in America. New York, 1955, p. 41—
42, 178, 184—185.
83	Goldwater B. The Conscience of a Conservative. New York,
1960.
84	Goldwater B. With No Apologies. The Personal and Political
Memoirs of United States Senator Barry M. Goldwater. New York,
1979, p. 162.
85	Ibid., p. 154—155, 209.
86	Donavan F. R. the Americanism of Barry Goldwater. New
York, 1964, p. 38—39.
87	Ibid., p. 36, 128.
88	Ibid., p. 137—149.
89	History of American Presidential Elections, vol. 4, p. 3569,
'3571, 3675; Goldwater B. The Conscience of a Conservative, p. 15,
151.
90	Donovan F. R. Op. cit., p. 42—43.
91	Mises L. von. Omni-potent Government. New Haven, 1944;
idem. Bureacracy. New Haven, 1944; Chodorov F. The Income Tax:
The Root of All Evil. New York, 1951; Buckley W. F. Up From Libe-
ralism. New Rochell, 1959; Friedman M. Capitalism and Freedom.
Chicago, 1964; Hayek F. von. The Road to Serfdom. Chicago, 1944;
idem. The Constitution of Liberty. London and Henley, 1976; idem.
Law, Legislation and Liberty. A New Statement of the Liberal Prin-
ciples of Justice and Political Economy. Vols. 1—3. Chicago, 1973—
1979.
92	Hayek F. Law, Legislation and Liberty. Vols. 1—3. Chicago,
1973—1979.
93	Ibid., vol. 2, p. 65—73, 77, 84.
94	Hospers J. Libertarianism: A Political Philosophy for Tomor-
row. Los Angeles, 1971; Friedman D. The Machinery of Freedom. New
York, 1973; MacBride R. L, A New Dawn for America: The Libertari-
an Challenge. Ottawa (HL), 1976; Rothbard M. N. For a New Liber-
ty. The Libertarian Manifesto. New York, London, 1978; Ringer R.
Restoring The American Dream. New York, 1979.
95	Rothbard M. N. Op. cit., p. 142—171.
96	Ibid., p. 83—84.
97	Цит. по: Во браков Ю. И. О посланиях президента конгрес-
су. — США: экономика, политика, идеология, 1978, № 4, с. 49.
98	Цит. по: Мелъвилъ А, Ю. Социальная философия современ-
ного американского консерватизма. М., 1980, с. 4.
254
99	Berthojj R. An Unsettled People: Social Order and Disorder
in American History. New York, 19*71; Kirk R. The Roots of American.
Order. La Salle (Illinois), 1974.
100	Berthoff R. Op. cit., p. 481.
101	Kirk R. Op. cit., p. 469—475.
102	Ibid., p. 349—356.
103	Ibid., p. 455—456.
104	Pines B, Y. Back to Basics. The Traditionalist Movement that
is Sweeping Grass-Roots America. New York, 1982.
105	Bell D. The End of Ideology. On the Exhaustion of Political
Ideas. New York, 1960.
106	Kristol I. Two Cheers for American Capitalism. New York,
1978, p. 125.
107	Steinjels P. Neoconservatives. The Men Who Are Changing-
American Politics. New York, 1979, p. 10—15.
108	Kristol I. Op. cit., p. 30, 56—57.
109	Steinfels P. Op. cit., p. 111.
110	Lowi T. J. The End of Liberalism. The Second Republic of
the United States. New York, London, 1979, p. V—XI, 193—220.
111	Kristol J. Op. cit., p. 126—130.
112	Цит. по: Бобраков Ю. И. Экономическая политика прави-
тельства и президентские послания 1982 г. — США: экономика,
политика, идеология, 1982, Кг 6, с. 19.
113	Кудров В. М., Бобраков Ю. И, Ленинская теория империа-
лизма и современный американский капитализм. — США: экономи-
ка, политика, идеология, 1985, № 5, с. 57.
114	Бобраков Ю. И. Экономическая политика правительства и
президентские послания 1982 г. — США: экономика, политика, иде-
ология, 1982, № 6, с. 22.
Заключение
1	Маркс К.3 Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 354.
2	Новая программа Коммунистической партии США. — США:
экономика, политика, идеология, 1983, № 1, с. 119.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ	— 3
Глава 1. ЭПОХА БУРЖУАЗНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ. ЗАКОНОМЕР-
НОСТЬ ИЛИ АНОМАЛИЯ ИСТОРИИ?	— 9
«Империя разума» и реальности ранней американской истории — 9
Война за независимость как социально-политическая революция — 23
Конституция 1787 г. и утверждение диктатуры буржуазно-планта-
торского блока	—	38
Была ли неотвратимой гражданская война?	—	51
Плоды революции	—	80
Глава 2. РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ ЗА 200 ЛЕТ: СОЦИАЛЬНОЕ СО-
ГЛАСИЕ ИЛИ КЛАССОВАЯ БОРЬБА?	—	98
Об общем и особенном в рабочем движении США	—	98
С позиций теории «исключительности»: от Дж. Коммонса до
С. Липсета	— НО
Рецепты буржуазного «рабочеведения»	— 131
«Новая рабочая история»: шаг к истине?	— 143
Глава 3. БУРЖУАЗНЫЙ РЕФОРМИЗМ И ГОСУДАРСТВЕННО-МО-
НОПОЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ В XX ВЕКЕ: ОТ НЕОЛИБЕ-
РАЛИЗМА К НЕОКОНСЕРВАТИЗМУ	—	167
Некоторые историко-теоретические аспекты проблемы	—	167
Неолиберальная утопия: от Шлезингера-младшего до Д. К. Гэл-
брейта	—	182
От консерватизма к неоконсерватизму: агония буржуазной идеологии — 208
ЗАКЛЮЧЕНИЕ	—	233
ПРИМЕЧАНИЯ	—	238
Владимир Викторович Согрин
МИФЫ И РЕАЛЬНОСТИ
АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИИ
Заведующий редакцией А. Л. Ларионов
Редактор А. П. Тарасова
Младший редактор А. П. Овсепяи
Оформление художника Б. С. Казакова
Художественный редактор А. М. Павлова
Технический редактор Л. П. Гришина
Корректор С. С. Новицкая
ИБ № 2387
Сдано в набор 29.11.85. Подписано в печать 28.02.86. А 08834. Формат
84хЮ8‘/з2. Бумага типогр. № 2. Обыкн. гарнитура. Высокая печать. Усл.
печатных листов 13,44. Усл. кр.-отт. 13,44. Уч.-изд. л. 15,05. Тираж 13 000
экз. Заказ № 1501. Цена 1 р. 30 к.
Издательство «Мысль». 117071. Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Московская типография № 11 Союзполиграфпрома при Государственном
комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.
Москва, 113105, Нагатинская, 1.