БИЗНЕС
НА МЕЧТЕ

ИМПЕРИАЛИЗМ
События
Фанты
Документы

Н.А.Руднев
БИЗНЕС
НА МЕЧТЕ
Москва
«Педагогика»
1987

Р83
Рецензенты:
доктор филологических наук, профессор Б. А. Гиленсон;
доктор философских наук, профессор М. М. Рукавицын
Руднев Н. А.
Р 83 Бизнес на мечте.— М.: Педагогика, 1987.— 206 с:
ил.— (Империализм: события, факты, документы).
55 к.
В книге на основе большого количества фактов и документов, примеров из
произведений писателей-реалистов вскрывается механизм действия
империалистической пропаганды как орудия в духовном растлении подрастающих поколений
капиталистических стран. Особое внимание уделяется анализу современной буржуазной
концепции «массовой культуры», цель которой—насаждение среди молодежи
стереотипов «западного» образа жизни.
Для широкого круга читателей.
0804000000—069
Р y,auwynnnnj ™* 75—87 ББК 15.51
005(01)—87
© Издательство «Педагогика», 1987

Предисловие
Поколения, вступающие в жизнь, не могут не думать о
том, что ждет их в будущем. Мечтает о счастье,
достойном месте в обществе, полнокровной творческой
деятельности и молодежь Запада. Каким представляет ее
завтрашний день буржуазная литература, которая вместе с
другими средствами «массовой культуры» насаждает
фетиши и мифы образа жизни «свободного мира»? Что
стремится она воспитывать в людях? Как на практике
влияют бестселлеры «массолита» на духовный мир
западного школьника, студента, молодого рабочего? Ответы на
эти вопросы дают сами западные журналисты, писатели,
социологи, педагоги, высказывания и мнения которых
послужили основой для предлагаемой читателю книги. В
качестве документальных свидетельств в нее включены
выдержки из публикаций зарубежных специалистов по
проблемам молодежи, наиболее, на наш взгляд,
убедительно раскрывающие и комментирующие лично
наблюдавшиеся ими факты и события. Отдельные цифры и
данные из журналов, газетных сообщений, в том числе
опубликованные в советской прессе, характеризующие
состояние западной действительности и культуры,
проблемы и реалии жизни капиталистического общества, даны
в специальных рубриках, помещенных в тексте основных
разделов книги. Использованы также материалы
Фотохроники ТАСС.
Думается, что все эти документальные свидетельства
убедительно подтверждают основную идею книги:
действительность буржуазного мира вступает в резкое
противоречие с реальными потребностями молодежи,
превращая ее мечты и надежды в иллюзию, ограничивая их
узкопрагматическими рамками удовлетворения
меркантильных интересов, поиском способа выжить в жестокой
конкурентной борьбе за место под солнцем.

6
Предисловие
Инфляция, сокращение ассигнований на образование,
рост безработицы среди выпускников школ и вузов,
углубление социального неравенства, растущая
неграмотность, наркомания, безысходность и отчаяние молодежи
«черных гетто» Америки и национальных меньшинств в
ряде стран Западной Европы—всё это порождает
неуверенность в завтрашнем дне, обнажает пороки и болезни
общества, у которого нет будущего.

mm
Ы
И
и
и
«Социальная
педагогика»
и реальность
Реальные запросы подрастающего в «свободном
мире» поколения, невозможность их удовлетворения и
стремление бизнесменов от культуры ввести
потребности молодежи в рамки, угодные правящим кругам,
находят своеобразное отражение в «социальной
педагогике» —так называется сложившаяся в ряде
западных стран система мероприятий различных
государственных учреждений и общественных
организаций, обеспечивающих идеологическую опеку
вчерашних школьников. О том, как это происходит, и
рассказывается в этом разделе.

«Я не знаю, что мне делать. Все ко мне пристают,
даже мои друзья, кроме одного или двух, которые меня
поддерживают. У меня нет охоты больше работать, я
маляр. Мне всё обрыдло: работа, школа, дом. Я бы лучше
всего вообще ничего не делал. Только бы бездельничал и
ходил бы в кино. Хорошо бы иметь собственную
квартиру: кухню, комнату, спальню и ванную. С меня бы этого
хватило. Больше мне не нужно. Пусть бы счета и газ
оплачивал кто-нибудь другой. 200 марок в месяц мне бы
вполне хватило. Еще у меня есть одно желание. Провести
одну неделю с китайской звездой Вонг-Ю из фильма
«Вонг-Ю сильней тысячи камикадзе». Вот, что бы я еще
хотел. Но ведь это никогда не исполнится—иметь
собственную квартиру, быть вместе с Вонг-Ю. Мне 17 лет. В
будущем году мне исполнится 18, и я стану
совершеннолетним. И тогда я хочу уехать далеко, очень далеко,
лучше всего в Китай. Только я не понимаю их языка. Ну,
да это было бы мне безразлично. Только уехать, быть
одному. Быть свободным—вот чего я хочу. Только быть
свободным, как птица. Я прирожденный одиночка. Не
работать, бить баклуши всю жизнь. Но они никогда не
исполнятся, мои желания... Когда я написал это письмо, я
ревел, как маленький ребенок. Вы можете теперь
спокойно смеяться. Но мне ведь все равно. Не можете ли вы
помочь мне один раз встретиться с Вонг-Ю? Пожалуйста,
не можете ли вы ответить на это письмо?..»
В этом письме, полученном редакцией одного из
молодежных журналов в ФРГ, представлен типичный
образчик идеалов, жизненной позиции, желаний,
ценностей, характеризующих бездуховность индивидуального
сознания. Педагогический диагноз здесь, очевидно,
следует искать в явлениях не частного, а массового характера.
Выпадение из континуума истории;
индивидуалистическая мЪраль; растерянность перед лицом жестокой
действительности; стремление спрятаться от реальных
проблем в мире детских фантазий; отрицание тотального
государства-опекуна; попытки идентификации,
оказывающиеся безрезультатными; смутность представлении о
будущем; напряженные поиски этических целей—вот
черты молодого поколения Запада, которые называют
сами буржуазные ученые.
По признанию западногерманского социолога Й. Кнол-
ля, основным препятствием на пути социализации
современной молодежи является «непонимание ею своего
места в обществе, т. е. недостаток политического и
культурного образования, непонимание
естественнонаучно-технических феноменов. Перед ней закрыто широкое

10
Бизнес на мечте
поле социальной ангажированности, и она стремится
лишь к одной форме общения—к тому, чтобы убивать
время».
Неуверенность в будущем, страх перед безработицей,
ожидание атомной катастрофы, с одной стороны, и
стремление правящих кругов обеспечить стабильность
своего существования, с другой,—вот те «ножницы», в
которых оказываются молодые люди в капиталистических
странах. Как буржуазная «социальная педагогика»
пытается ликвидировать их? Различные государственные
учреждения и общественные организации предпринимают
усилия, направленные на приобщение к достижениям
«массовой культуры», своеобразную «психотерапию» тех
групп, которым неустроенность в настоящем наиболее
наглядно открывает бесперспективность будущего.
В ФРГ, например, в рамках рекламируемой
либеральными партиями программы «помощи молодежи»
действует институт христианской работы с молодежью в деревне,
организовавший годичные общеобразовательные курсы
для юношей и девушек 16—18 лет. Что же предлагается
здесь изучать? Да вроде бы серьезные темы:
«Международная политика», «Индивид—в семье, школе, на работе,
на досуге, в политике», «Связи экономических
процессов», «Досуг и законодательство, касающиеся помощи
молодежи», «Проблема наркотиков». Особое достоинство
программы ее создатели видят в ориентации на
определенные ценности. Какие же это ценности? Отстаивание
«парламентской демократии и плюрализма общественной
системы»; защита «социального рыночного хозяйства,
открывающего возможности для развертывания предпри-
• Уровень преступности в ФРГ
в 1985 г. вновь повысился,
передает западногерманское
агентство ДПА. Отмечен больший,
чем в среднем (на 6%), рост
случаев грабежа и разбоя. На
7% возросло количество
нападений на банки (в Зраза больше,
чем 10 лет назад), на 16% — на
инкассаторов и на 20%—на
магазины. Количество
преступлений с применением
огнестрельного оружия увеличилось на 10%.
• Материальный ущерб от
краж составил в 1985 г.
3,16 млрд. марок, от
мошенничества— 2,4 млрд. марок.
• Средний уровень
раскрываемости преступлений составил
47,2%, однако в случаях
воровства, краж со взломом и
причинения материального ущерба
было раскрыто лишь одно из
четырех-пяти преступлении.

«Социальная педагогика» и реальность
11
нимательской деятельности и в то же время для
социального обеспечения каждого», необходимость развития этой
системы «в направлении большей справедливости».
Целью воспитания провозглашается формирование
«христианского образа» человека на основе признания его
творческих возможностей, «ответственности за каждого
человека, уважения к каждому, вне зависимости от
пользы, приносимой им обществу, его возраста и
социального престижа».
Однако все дело в том, что все эти ценности
провозглашаются как реально воплощенные на практике, в то
время как фактически все они являются не более чем
благими пожеланиями.
Социализацией молодежи, находящейся вне школы,
занимаются в ФРГ самые различные организации,
объединяющие, согласно официальной статистике, 6 млн.
человек. Однако, поскольку они часто по тем или иным
соображениям уменьшают данные о своих членах и
состав их вообще очень изменчив, многие не имеют
формального членства, предпочитая общение в
неформальных группах, данные подобной статистики неточны.
Западная педагогика рекомендует иметь в виду
прежде всего «маргинальные» группы, т. е. тех, кто находится
в социальной изоляции: наркоманов, детей иностранных
рабочих, безработных. При этом широко рекламируется
опыт так называемых домов молодежи, созданных на
государственные средства в Гамбурге, которые ежедневно
посещает около 8000 человек. Западногерманский
исследователь описывает типичного посетителя одного из них:
«Это 16—17-летний рабочий-ученик, как правило,
мужского пола, видимо не располагающий дома отдельной
комнатой, с незначительными шансами на социальное
продвижение, живущий на расстоянии примерно 10
минут ходьбы от дома молодежи, который он посещает не
менее полутора лет, не реже трех раз в неделю, часто
вместе со своими друзьями того же социального статуса,
стремящимися провести время в клубных развлечениях,
поиграть в настольный теннис или настольный футбол,
потанцевать. Однако они не образуют специфических
групп, ориентированных на определенные цели. При этом
такой посетитель ведет себя как пассивный потребитель
по отношению к тому, что предлагает ему дом
молодежи».
Таким образом буржуазное государство ищет способы
идеологической обработки «отбившегося от рук
поколения»—тех, кто открыто выступает против
существующего правопорядка, засилия монополий, гонки вооружений,

12
Бизнес на мечте
запретов на профессии и т. п. Но насколько эффективны
эти усилия? Ведь последнее десятилетие отмечено
новыми потрясениями капиталистической системы, которые
привели к росту безработицы среди молодежи, резкому
сокращению учебных мест, ограничению
профессионального образования и т. д. Так, в той же ФРГ к середине
70-х гг. более 100 тыс. юношей и девушек, окончивших
школу, не смогли получить специальность. Свыше
300 тыс. юношей и девушек, занятых на производстве,
составили отряд неквалифицированных рабочих. Те же,
кто прошел профессиональное обучение, получают
мизерную плату (в металлообрабатывающей промьппленности
она колеблется от 265 до 300 марок в первый год
обучения и 370—440 марок в четвертый год) и
вынуждены оставаться на иждивении родителей.
Из результатов обследований, проведенных в Гессене
и земле Северный Рейн—Вестфалия (ФРГ), видно, что
рабочая неделя у 40% охваченных профучебой
превышает 40 часов. Притом свыше */з составляют лица, не
достигшие 15 лет, которым закон формально запрещает
работать более 40 часов в неделю. Это касается прежде
всего тех, кто готовится к профессиям мясников,
парикмахеров, кулинаров.
Профессиональные ориентации девушек замыкаются
преимущественно на так называемых женских
профессиях, хотя на словах им открыт доступ почти к любому
делу. Практически же их ждут традиционные занятия в
сфере услуг, в торговле, текстильном производстве, в
быту и домоводстве. Все прочие отрасли ориентируются
на мужчин. Даже при одинаковой с ними
профессиональной подготовке девушки используются, как правило, на
менее оплачиваемых работах.
обще не имеют специальности,
либо находятся на положении
учениц, у которых практически
нет перспектив повысить
квалификацию.
• Германская
коммунистическая партия требует
предоставить молодежи дополнительно
250 тыс. учебных мест, прежде
всего в крупной
промышленности; привести в соответствие
качество профобразования
девушек с достижениями научно-
технического прогресса; открыть
им доступ к перспективным
профессиям.
• Западногерманское
правительство вынуждено
констатировать, что каждая пятая девушка
в стране не имеет
профессионального образования. Из
3,5 млн. работниц 64% либо во-

«Социальная педагогика» и реальность
13
Различные школьные и педагогические трудности, с
которыми сталкиваются родители и дети в буржуазном
мире, все более усугубляются тем, что доля юношей и
девушек, не имеющих возможности или не желающих
учиться и вынужденных вместо этого идти на работу,
постоянно возрастает. На производстве они встречаются с
фактами, никак не согласующимися с оптимистическими
заверениями организаторов «социальной педагогики», и в
первую очередь с несправедливой оплатой труда.
Следует также иметь в виду разницу тарифов в
различных отраслях. Там, где преобладает женский труд
(швейное производство и розничная торговля), тарифы
почти в 2 раза ниже, чем в химической
промышленности. Если труд молодых рабочих оплачивается сдельно,
они стремятся повысить его интенсивность и, таким
образом, по зарплате приблизиться к взрослым. А это
создает конкуренцию более опытным профессионалам.
Тяжелые условия труда, недостатки техники
безопасности, упущения в профессиональной подготовке
вызывают рост профзаболеваний и трагических случаев на
производстве среди этой категории работающих. По
данным западногерманского исследователя Э. Штарка, в
возрастной группе до 15 лет умершие от несчастных
случаев составляли 58%, а в возрастной группе 20—25-
летних— 4,9%. Хотя эта статистика не выделяет жертв
транспортных катастроф, автор предполагает, что среди
пострадавших от несчастных случаев на производстве
доля молодых рабочих выше, чем взрослых.
Невнимание хозяев западного мира к истинным
нуждам молодежи—причина того, что официальные
учреждения, созданные для влияния на нее через организацию
молодежного досуга, пользуются все меньшей
популярностью. Юноши и девушки стремятся к общению в разного
рода неформальных, <<неинституциализированных>>
группах. Вместе с тем среди молодежи Запада возникло
«поколение непринужденных», как называют их иногда
современные социологи, имея в виду, что для этой
• В химической
промышленности ФРГ удержания из
заработной платы у 16-летних доходят
до 20%, у 17-летних—до 10%,
только 18-летние получают
полную заработную плату.

14
Бизнес на мечте
категории молодежи характерно не скептическое
отношение к буржуазным ценностям, а стремление
приспособиться к условиям, «созданным отцами». По мнению
В. Блюхера (ФРГ), это доказывает отсутствие «конфликта
поколений», поскольку «непринужденные», согласно его
наблюдениям, «стремятся как можно раньше
интегрироваться в общество, чтобы иметь доступ к открываемым
им возможностям. Приспособление—доминирующий
образец поведения. Поэтому обществу удается завербовать
своих преемников в качестве сторонников существующей
системы».
Однако попытки официальных органов взять в свои
руки культурно-политическое воспитание молодежи
терпят крах. «Дома открытых дверей» молодежь не посещает
либо использует их по своему усмотрению, игнорируя
организуемые в них мероприятия. «Молодежь претендует
на использование государственных средств, но не желает
признавать авторитарных представителей старшего
поколения»,—заявляют западные ученые.
Так, по мнению американского социолога П. Стара,
даже если новое поколение, подобно предшествующим,
пошло на компромиссы и приспособилось, оно не
расположено целиком и полностью признавать достоинства
американского образа жизни, разделять интересы общества,
питать к ним уважение. «Если американскому
обществу,—пишет он,—будет угрожать опасность, многие из
них не смогут заставить себя защищать его, и, если оно
рухнет, некоторые только поздравят себя с тем, что всегда
знали о неизбежности его гибели. Прежде представители
высшего среднего класса, считавшие себя
прогрессивными, принимали американское общество в целом, но
стремились критиковать отдельные его стороны. Сегодня
многие из них склонны осуждать его в целом и
принимают частично. Некоторая часть бывших «бунтарей»
приняла «правила игры», ныне они стали активными членами
команды или даже офицерами того корабля, который
некогда мечтали пустить ко дну. Таков путь, пройденный
многими из тех, кто в студенческие годы изучал
• По данным телекомпании
Си-би-эс, в самой богатой стране
капиталистического мира
насчитывается сейчас 13 млн. детей,
которые влачат нищенское
существование. Это значит,, что
каждый четвертый ребенок в
Америке—бедняк.

«Социальная педагогика» и реальность
15
марксизм, интересовался социальной философией и
проблемами бедности, после окончания института работал в
благотворительных организациях, а потом остепенился,
поступил на службу в солидные фирмы. Это приносит им
только чисто профессиональное удовлетворение, они
сознают ограниченность своих возможностей и не строят
иллюзий по поводу социального значения своей работы.
«Все, что вы можете сделать,—говорит один из них,— это
поддерживать честность среди коммерческих воров. Вы
не можете изменить концентрацию богатства, переместив
его от одного класса к другому».
Молодые американцы, замечает П. Стар, знают,
например, что Америка потребляет большее мировых
ресурсов, чем приходится на ее долю; они знают, что белым
высшее образование доступнее, чем неграм, и разделяют
это коллективное преимущество; помнят о том, что
богатство и комфорт распределены несправедливо между
имущими и бедными, и пользуются этим неравенством
и т. д. Некоторые из них, пытаясь избежать этого
противоречия, становятся «аутсайдерами», отказываясь
работать в капиталистических институтах из-за органической
неспособности к компромиссам в поведении, языке,
одежде, зарабатывая на жизнь временной работой. Они
постоянно меняют свои занятия и увлечения, участвуя то
в продовольственном кооперативе, то в съемках фильма,
то в группе «радикальной терапии», то в политике.
Окончательно порвать с обществом «аутсайдеры»
обычно не могут, храня, по выражению П. Стара,
«обратный билет», которым могут воспользоваться в любой
момент. Они пытаются найти компромисс между
«истеблишментом» и «подпольем», подобно попыткам
существующих в Бостоне и Сан-Франциско многочисленных
«альтернативных» институтов—братств, общин, коммун,
состоящих из разочарованных молодых американцев,
сторонников своей, противостоящей официальной
«контркультуры». Многие из родителей, относящихся к
«среднему классу» и считающих, что они достигли потолка своих
социальных устремлений, ждут от детей, что те сумеют
найти новые пути «персонального роста» вместо их
прежней, утратившей ныне смысл концепции жизненного
успеха, основанной на традиционном социальном статусе.
Стремление к культурному обновлению с учетом
негативного исторического опыта 60-х гг. часто способствует
тому, что молодежь стремится к «непрестижным», но зато
«подходящим» видам деятельности, которые, по их
представлениям, согласуются с более адекватными идейными
и нравственными принципами.

16
Бизнес на мечте
Многие «аутсайдеры» рано или поздно решаются
заняться активной общественной деятельностью, помогать
бедным, больным, престарелым. Однако их подстерегает
целый ряд специфических трудностей и конфликтов. Эта
работа не только изматывает их, не оставляя ни времени,
ни сил для личной жизни, но и не приносит
профессионального, творческого удовлетворения, так как они
лишены возможности выполнять ее на уровне,
отвечающем их высоким требованиям.
Современное отрицание молодежью традиционной
культуры отнюдь не чуждо ее практицизму, поскольку
подлинный идеал «контркультуры», как и культуры
господствующей, вовсе не состоит в отречении. Он скорее
связан с призывом «довериться субъективным
импульсам, воспользоваться возможностью делать что хочешь».
«Если вы чувствуете себя хорошо, значит, это хорошо» —
такова идеология этой формы индивидуализма.
Крушение мечты о социальной справедливости
подстерегает молодежь Запада, стремящуюся к
переустройству общества, в самых различных областях
деятельности. Молодой учитель, юрист, священник, психиатр
могут пытаться помочь бедным и обездоленным. Однако
эти их усилия ограничены альтернативой: или помогать
людям овладеть все теми же господствующими формами
социального поведения, или же призвать их отбросить
традиции и культивировать новые, собственные идеалы.
Последний путь, который можно было бы считать
пробным камнем революционности в «социальной
педагогике», при обычных обстоятельствах неотвратимо толкает
бедняков в направлении, которое почти наверняка
принесет им новые страдания и поражения. «Ни один честный
учитель или адвокат, даже радикал,—пишет по этому
поводу П. Стар,—не может легко согласиться на это, и
потом они, как и многие другие специалисты, кончают
тем, что распространяют господствующие социальные
формы, которые не одобряют. Это тоже одно из тех
противоречий, с которым они вынуждены жить».
Сторонники «социальной педагогики» наивно
стремятся привить в обществе одновременно «все лучшее», что
могут дать оба мира—элитарный и антиэлитарный,
практикуют нечто вроде «социализма на расстоянии».
Они пытаются объяснить сложившуюся ситуацию
ссылками на «извечное» несоответствие между идеалом и
практикой, обусловленное природой человека и общества:
«Заменив христианскую этику мирской,
демократической, мы сменили старое противоречие на новое—между
нашей верой в социальное равенство и нашим стремлени-

«Социальная педагогика» и реальность
17
ем к самоутверждению... И подобно тому как
христианские запреты стали источником лицемерия в личном
поведении, так и наша новая этика породила лицемерие
в политической и социальной жизни». Поколение,
исповедующее более радикальные взгляды, чем исторически
сложившаяся в Америке демократическая этика,
воплощает лишь новую форму этого противоречия. Сейчас,
когда под давлением жизни большинство радикалов-
социалистов приняли «правила игры», оно существует в
виде скрытого внутреннего конфликта.
Все сказанное—основы «социальной педагогики»,
являющейся сравнительно новой сферой буржуазного
воспитания. А как относится к идеям внушения разного рода
иллюзий, надежд, призрачных представлений
официальная буржуазная педагогика? Разделяет ли она
стремления большого бизнеса к безраздельному господству над
сознанием молодого поколения, над внушением ему
мечты о райском будущем «свободного мира»? На этот
вопрос буржуазные теоретики дают однозначный ответ,
вытекающий из проповедуемых ими идей
индивидуализма как доминанты любого правильного воспитания.
Легче бороться «против принцев и попов», чем с
«тиранией равенства», к которому стремятся массы.
Никто не может оставаться индивидуумом, если не
оградит себя от того, чтобы стать одним из массы, учат
сторонники такого философского течения, как
экзистенциализм. Суть этой позиции лаконично разъяснил
американский профессор Д. Харпер. «Истина,—утверждает
он,—находится меньшинством, и поэтому поиски истины
должны быть обособлены от мнения большинства».
Представители персоналистской педагогики главным
двигателем прогресса провозглашают именно личность, а
народ—лишь инертной «ведомой массой». Личность не
только всецело превозносится над «толпой», но и
объявляется совершенно независимой от нее, поскольку, по их
мнению, появление гениев происходит с «имманентно
присущей миру целью», а первопричиной всякого
прогресса являются деяния «космических личностей».
«В некотором смысле цивилизация создает личности,
но в более широком смысле личности создают
цивилизацию,—писал американский исследователь Г. Хорн.— Они
всегда на передовой линии, вернее, они ведут за собой
цивилизацию... Они же, конечно, ведут за собой и массы».
Отсюда целью школы, по его утверждению, является
«воспитание лидеров и их последователей...». При таком
воспитании мечта о личном успехе, победе над другими
любой ценой становится смыслом жизни молодых людей,

18
Бизнес на мечте
оказавшихся в сфере воздействия педагогики
персоналистов.
Интеллектуальное обкрадывание рабочего класса и
развращение выходцев из рабочей среды—таковы плоды
просвещения на ниве вовлечения части наиболее
способных детей трудящихся в привилегированные буржуазные
школы. На эту опасность указывала еще в начале века
Клара Цеткин. В 1908 г., в докладе на конференции
немецких женщин она говорила: «Способный сын народа,
влекомый жаждой знаний вперед по крутой тропе к
эдему просвещения, у врат которого имущие классы
поставили ангела-хранителя с огненным мечом, не
должен быть обречен на тернистый и каменистый путь
милостей и подачек.
Ведь стипендии даются лишь небольшому числу лиц и
далеко не всегда способнейших и достойнейших. Эта
система подаяния убивает способность, способствует
внешней муштре, портит характер, создает ленивых
наемников с рабской душой, вместо свободных мыслителей. В
последнем счете эта система имеет целью воспитать
послушных духовных хранителей буржуазного общества».
В Гарварде и Йейле, наиболее «аристократических»
частных вузах США, редко, но все же можно встретить
сына шахтера или фермера. Однако задача этих
заведений состоит в том, чтобы превратить выходцев из
малоимущих классов в безвольных слуг правящей
элиты—в юристов, работников корпораций и
муниципалитетов, биржевых маклеров, банкиров и священников. «Ни
один из этих университетов,—отметил по этому поводу
американский исследователь Ф. Ландберг,—в своих
учебных программах не интересуется проблемами какого-либо
другого класса, кроме класса богачей».
Одно из центральных мест буржуазная педагогика
отводит «воспитанию характера», причем под характером
понимается в первую очередь расположенность учащегося
к усвоению религиозного мировоззрения. «Не
информация, а формация, точнее, трансформация в католика—
вот центральная задача школы»,—подчеркивают
идеологи неотомистской педагогики. И Ватикан не жалеет
усилий, направленных на рост числа своей паствы за
счет молодого поколения, призывая верующих родителей
«отказываться от посылки своих детей в такие школы,
где существует опасность их отравления неверием».
Разнообразные «филантропические» учреждения также
пытаются убедить учительство, что «без религии не
может быть настоящего воспитания характера»,
необходимого лидерам и их последователям.

«Социальная педагогика» и реальность
19
Стремление сформировать у детей и юношества
иллюзорное сознание, внушить им идеи превосходства
буржуазного образа жизни, привить эгоистические наклонности
отвечает интересам «отцов» западного общества,
наставляющих молодежь на путь следования его волчьим
законам под видом свободного творческого мечтания о
счастливом будущем. Поскольку производством
управляют не только капиталисты, но и наемные,
эксплуатируемые специалисты низшего и среднего звена, правящие
классы заинтересованы в подготовке политических,
хозяйственных и идеологических «лидеров», которые станут
преданно служить им в условиях обостряющихся
классовых противоречий, безоговорочно и предприимчиво
защищая интересы своих хозяев. Резервы будущих слуг
крупного капитала готовит целая сеть
привилегированных школ, бойскаутских полувоенных молодежных
организаций, детских и юношеских политических обществ.
Проблема формирования характеров избранного
меньшинства составляет немаловажную сторону буржуазной
системы воспитания. Именно эти «воспитательные»
задачи ставят представители персоналистской педагогики на
первое место, отодвигая на второй план учебные задачи
школы. «Хорошее моральное воспитание важнее
грамматической умелости», а «воспитание хорошего католика
важнее обучения ценить творения Шекспира»,—открыто
заявляют они. Аналогичные идеи выдвигает и
экзистенциалистская педагогика. «Никто не должен ожидать, что
экзистенциализм станет подчеркивать особое значение
математических знаний...—писал, например, Д. Хар-
пер.—Никто сейчас не считает, что ступени образования
до колледжа должны быть сведены к математике,
языкам, к фактическому изучению литературы и истории».
Высказывается и такое соображение: обучать учащихся
знанию объективной действительности опасно. Последнее
обстоятельство находит яркое воплощение в политике
запрета на профессии для инакомыслящих учителей,
широко практикуемой, например, западногерманскими
властями. «Урезывание» объема и содержания
образования в массовой американской школе стало обычным
явлением не только из-за сокращения ассигнований на
нужды народного образования, но и из «принципиальных
соображений».
Учебные программы не должны определяться заранее,
так как наличие предварительно запланированного
содержания учебного курса якобы связывает и учителя, и
ученика. Взамен предлагается «метод проектов»,
который, как известно, не в состоянии дать учащимся ни

20
Бизнес на мечте
прочных, ни систематических знаний. Одним из главных
соображений в пользу применения этого метода часто
считается то, что он позволяет лучите учитывать
конкретные умственные возможности школьников. В последнее
время эта точка зрения вызывает, однако, серьезные
возражения среди многих американских педагогов.
«Американцы очень долго жили в убеждении, что умственные
способности выражаются определенным числом, которое
называют «ай-кью»—коэффициент умственного
развития. Этот способ измерения умственных способностей
касается всех нас. Он создал неявную, ошибочную и
вездесущую систему оценки рас, классов и пола; это
теория пределов, суть которой сводится к тому, что
различия между людьми предопределяются главным
образом генетической наследственностью: биология—это
судьба»,— отмечает, например, С. Гулд.
Следуя «социальному заказу» на воспитание «манипу-
лируемого сознания» низших слоев и «элитарного
характера» у представителей привилегированных групп
населения, буржуазные педагогические теории отрицают
социальное и нравственное значение научного познания.
Особенно откровенны в походе против науки апологеты
неотомистских педагогических концепций. Неотомисты
считают науку низшим источником познания, а
высшим— «божественное откровение». По их мнению,
допустима лишь та наука, которая умеет извлекать из
окружающего какие-либо аргументы в пользу
существования бога, истинности веры и религиозного мировоззрения
в целом.
В отличие от неотомистов педагогические теории,
ориентирующиеся на философию экзистенциализма,
вовсе отвергают необходимость объективных знаний о мире.
Истина, утверждают они, приходит не извне, а изнутри,
она находится в «расщелинах мозга». «Научное
мышление,—писал по этому поводу К. Ясперс,—мешает
существованию. Оно не только не дает ему опоры в истинном
взгляде, но делает его еще более неуверенным и
несчастным». Из этой философской посылки исходят и
некоторые буржуазные авторы, ориентирующиеся на
прагматический подход к педагогической теории.
Установка на изгнание науки из школ разделяется,
конечно, отнюдь не всеми буржуазными идеологами.
Представители тех прослоек самой буржуазии, которые
не заинтересованы в усилении власти крупных
финансовых и промышленных монополий, прогрессивная часть
буржуазной интеллигенции, являющаяся объектом
эксплуатации буржуазных воротил, демократическое учи-

«Социальная педагогика» и реальность
21
тельство, близко стоящее к народным массам, к их
нуждам и запросам, выражают недовольство
ретроградным характером подобных «новейших» педагогических
теорий.
Об этом свидетельствуют, в частности, дискуссии,
проходившие на страницах американских педагогических
журналов и посвященные вопросу об «освобождении
педагогики от философии». Многие ее участники
ратовали за создание «автономной педагогической теории». В
этом выразилось разочарование педагогической
общественности бесплодностью, оторванностью от
воспитательной практики и дезориентирующей противоречивостью
«философий педагогики». Педагогика, утверждали
некоторые авторы статей, имеет свои собственные
специфические нужды и задачи, свой предмет и метод, свои
правила и законы, и поэтому должна быть
ликвидирована ее зависимость от философских теорий. Но может ли
существовать серьезная педагогическая теория без опоры
на философию как на источник научного мировоззрения?
Конечно нет. Однако в подобных призывах есть и свое
рациональное, прогрессивное начало—стремление
освободить педагогическую мысль от тирании прагматизма и
су&ьективизма, потребность в более прочной
теоретической основе для решения собственно педагогических
проблем, нежелание воспитывать у молодежи иллюзорное
сознание.
По мере того как в мирном соревновании двух
социальных систем ярко и убедительно проявляются
преимущества социалистического образа жизни, все
большее число передовой интеллигенции буржуазных стран, в
том числе учительства, обращается к подлинно
гуманистическим идеалам, отвергая концепции воспитания и
обучения, делающие ставку на внедрение в сознание
учащихся потребительской психологии и удовлетворение
примитивных инстинктов.
В противоположность этому официальная «социальная
педагогика» пытается «технократические» достижения
научно-технического прогресса поставить выше
гуманистических традиций науки. Некоторые авторы объясняют
это особенностями «человека Запада», который, мол,
«великие деяния ставит выше великих мыслей и склонен
порой восхищаться дурными делами больше, чем
здравыми соображениями». Подобный прагматизм накладывает
свой отпечаток на подход к обучению и воспитанию
молодого поколения, приводит к тому, что непреходящее
значение общечеловеческих духовных, культурных
ценностей всячески принижается.

22
Бизнес на мечте
Американская школа испытывает серьезные
трудности в подготовке молодежи к жизни и труду в век НТР.
Резкое снижение уровня общего образования
выпускников американских школ, наблюдающееся в последние
годы, заставило национальную комиссию по качеству
образования признать факт его несостоятельности. В
своем отчете за 1983 г. члены комиссии вынуждены были
отметить, что школы США перестали быть образцом для
западных стран; сейчас липть немногие американские
школьники могут «продемонстрировать свое умение
мыслить». Комиссия констатировала наличие большого
разрыва между тем, что рекомендует педагогическая наука
школе, и тем, что происходит на практике, признала, что
все достижения педагогической науки в области
организации школьного обучения доступны лишь немногим
школам, где есть квалифицированные учителя и
первоклассное оборудование.
Большая часть американских школ вынуждена
исключить из своих программ целые курсы, например по
математике и естественным дисциплинам, из-за нехватки
преподавателей по этим предметам. Сложное положение
существует и с подготовкой учащихся по программе
трудового воспитания. «Многие учителя труда,—
отмечает журнал «Профтехобразование»,— не знают
своего предмета, работать приходится в мастерских, где
грязь выше ботинок».
Данные многочисленных исследований
свидетельствуют о том, что за последние 20 лет качество школьного
образования резко снизилось. «Плохие школы—это риск
для всей нации»,—заявил по этому поводу сенатор
Э. Кеннеди. Подвергнув резкой критике политику
правительства, направленную на сокращение расходов на
образование, он подчеркнул, что «проблема подготовки
молодежи к жизни и труду в век НТР становится
проблемой общенациональной». Авторы одного из
последних обзоров зарубежных источников, посвященных
проблемам народного образования, указывают, что сегодня
многие общественные деятели на Западе призывают к
объединению усилий всех заинтересованных лиц для
подготовки молодежи к работе на современном
производстве, поскольку школа одна уже не в состоянии угнаться
за непрерывно меняющимися требованиями современной
промышленности и бизнеса к уровню трудовой
подготовки работающих. В условиях быстрого устаревания
материальной базы школ, сокращения расходов на
образование срочно нужны новые источники финансирования
программ профтехподготовки молодежи.

«Социальная педагогика» и реальность
23
Один из таких источников—средства частнопромыш-
ленного капитала и бизнеса, привлекаемые к разработке
и финансированию программ трудовой подготовки
молодежи в школах в целях компенсации сокращения
федеральных расходов на профтехлодготовку и упорядочения
деятельности всей системы подготовки молодежи к труду.
Но для этого, как указывают многие авторы, необходимо
повышение всего уровня школьного образования за счет
введения единого минимального курса
общеобразовательных дисциплин на основе «возврата к основам наук».
«Специальное образование—это наше дело,— заявляют
организаторы профтехподготовки,—а задача школы—
повысить уровень и качество общего образования всех
учащихся средних школ».
Как одна из мер повышения качества школьного
образования предлагается введение обязательных для
всех учащихся пяти общеобразовательных курсов
(английский язык, общественные дисциплины,
естествознание и математика—по 3 года каждая, компьютерная
техника и компьютерная грамота—1,5 года). Выбор
предметов объясняется тем, что промышленно-деловой
комплекс требует в первую очередь вооружения
современной молодежи общетрудовыми, коммуникативными
навыками и технической грамотой.
По признанию специалистов, попытки правящих
кругов США разрешить проблему приведения школьного
обучения в соответствие с требованиями современного
производства к уровню образования рабочих и к качеству
рабочей силы во многом безуспешны. Причины этого—
возрастание роли и значения умственного труда в сфере
промышленного производства. Обеспечить массовый
приток «интеллектуальных» работников, сохранив нынешний
элитарный характер большинства школ, закрывающих
доступ широким народным массам к высшему
образованию, а следовательно, и к командным высотам в области
промышленного производства и бизнеса, практически
невозможно.
Недостатки системы народного образования приводят
к тому, что даже при постоянно растущей безработице в
ряде отраслей промьппленности США ощущается
хроническая нехватка квалифицированных кадров. Несмотря
на наличие в 1983 г. 12 млн. безработных (11% всей
рабочей силы страны), существовал большой дефицит
работников для профессий, связанных с компьютерной
техникой, «генной инженерией», электроникой.
Мечты молодежи об интересных профессиях, о
самостоятельном научно-техническом творчестве, о том, что-

24
Бизнес на мечте
бы своим трудом внести вклад в научно-технический
прогресс, оказываются несбыточными. И разве могут
сбыться эти мечты, когда школа строится на принципе
элитарности, усиливаются консервативные тенденции в
народном образовании, растет безработица среди
учителей, сокращается количество учебных и рабочих мест,
школьных дисциплин, причем уровень содержания
последних в обычных учебных заведениях снижается.
«Большой бизнес» и здесь настойчиво навязывает свое
представление о будущем общества, стремясь приспособить
систему образования к структурной перестройке
капиталистического производства для получения максимальных
прибылей.
В такой высокоразвитой стране, как, например, ФРГ,
принята в последние годы особенно широкая программа
экономии средств за счет сокращения ассигнований на
социальные нужды населения и развитие системы
образования. Значительное ухудшение материальных и
социальных условий жизни трудящихся, рабочей и учащейся
молодежи, рост безработицы, кризис состояния школ
усугубились здесь с приходом к власти правых сил,
политика которых, по определению западногерманского
коммуниста Г. Адамо, «с самого начала их деятельности
была направлена против интересов народа и давно уже
оказалась отставшей от требований времени, от
исторического прогресса».
Федеральным ведомством по вопросам труда в г.
Нюрнберге подсчитано, что за период с 1974 по 1983 г. здесь
было зарегистрировано 12,5 млн. человек, не имеющих
работы. Отмечается рост продолжительности
безработицы. Накануне экономического кризиса в 1974 г. она
составляла 4,5 месяца, в 1978 г.— 8,3, в 1984 г.—11,6. В
настоящее время уже свыше 600 тыс. безработных более
года не могут трудоустроиться.
Особенно интенсивно растет число безработных среди
молодежи. Если в 1979 г. 8500, или 1,7%, выпускников
профессиональных училищ остались без рабочих мест, то
в 1983 г. их было уже 65 тыс., или 10,3%. Число
безработной молодежи в возрасте до 20 лет достигало в том же
году 187 тыс., значительно превышая уровень кризиса
1975 г. (115 тыс.). Для 20—24-летних молодых людей
соответствующий показатель составил 350 тыс. Всего, по
официальным данным, в ФРГ зарегистрировано 650 тыс.
безработных юношей и девушек.
В армии зарегистрированных безработных—72 тыс.
учителей. В одной только федеральной земле Северный
Рейн—Вестфалия 17 тыс. учителей в 1985 г. не имели

«Социальная педагогика» и реальность
25
работы. Каждый двенадцатый педагог Баварии не может
найти работы по специальности. Устроиться в школу в
1984/85 учебном ГОду смогли только 267 из 3389
учителей. Согласно прогнозам профсоюза работников
просвещения, безработица среди учителей возрастет к 1990 г.
еще на 40% и составит 120 тыс. человек.
Этому способствовало принятие бундестагом в октябре
1975 г. пресловутого закона о «радикальных элементах»,
открывшего широкий простор «запретам на профессии»,
преследованиям за убеждения тех, кто не выдержал
проверки на «благонадежность».
Катастрофическим называют многие западные
авторы и положение в системе профессиональной подготовки.
Ежегодно около 1,2 млн. школьников заканчивают
общеобразовательные школы. Молодежь в возрасте 15—
17 лет, выпускники школ, а также около 100 тыс. человек
без законченного среднего образования—главным
образом дети рабочих и мелких служащих—оказываются в
поисках мест учеников на производстве. Правда, время
от времени власти пытаются как-то поправить
положение. Так, в 1980 г. было дополнительно заключено почти
652 тыс. так называемых производственных договоров
(по которым предоставляются места для обучения)—на
153 тыс. больше, чем в 1976 г. Увеличилось число не
только обучающихся, но и мастеров производственного
обучения. Однако, как официально сообщалось, несмотря
на эти усилия, значительная часть выпускников
общеобразовательных школ I ступени по-прежнему остается без
учебных мест на производстве. В 1983 г., например, на
5192 свободных ученических места имелось 31 483
претендента.
В рамках мероприятий «социальной педагогики»
предлагается создание «интегрированных общих школ»,
которые объединяли бы общее, реальное и гимназическое
образование в одну форму и обучали всех детей,
независимо от их успеваемости и способностей. Однако это
предложение встречает возражение со стороны
консервативных кругов и партий, которые пытаются убедить
родителей отказаться от интеграции образования под
предлогом его «чрезмерной демократизации» и
«излишней интеллектуализации».
Сложное положение складывается в системе высшего
образования. В частности, обращают на себя внимание
факты, приводимые коммунистами ФРГ и марксистским
студенческим союзом «Спартак», которые раскрывают
реакционную политику правых сил, направленную на
закрепление привилегий богатых на образование путем

26
Бизнес на мечте
создания в стране с помощью монополий и концернов
частных вузов на манер американских колледжей. На
государственном уровне выдвинута идея «двухклассного
обучения» в вузах, разделяющего подготовку «самых
способных», т. е. элиты (до 30% из курса), и «менее
способных»—выходцев из низших слоев. Для первых
создаются особые материальные условия, выделяются
наиболее квалифицированные преподавательские кадры.
В престижных высших учебных заведениях, где плата за
обучение составляет 5 тыс. марок в год, число
присутствующих на лекции не должно превышать 50 человек,
на семинарских занятиях—15. Понятно, что рабочая
молодежь в эти вузы не попадает.
Ссылаясь на нехватку средств, нынешнее
правительство ФРГ сократило субсидии детям, родители которых не
в состоянии платить за их обучение. Вместо
государственных стипендий студентам теперь предоставляются ссуды
(в размере 40 тыс. марок), которые должны быть
возвращены по окончании учебы, в связи с этим резко
уменьшилось и число стипендиатов—с 455 тыс. в 1982 г.
до 70 тыс. в 1985 г.
Все это, естественно, не способствует усилению тяги
молодежи к знаниям. Бели в 1982 г. 67,1% выпускников
общеобразовательных школ выражали желание
продолжить свое образование, то в 1984 г. их число
уменьшилось до 59,2%. Предполагаемое к 1988 г. увеличение
количества обучающихся в вузах на 1,3 млн. будет
достигнуто отнюдь не за счет выходцев из рабочих семей.
Всячески сдерживая развитие народного образования,
правящие круги стран Запада вместе с тем не жалеют
средств на мероприятия милитаристского и
реваншистского характера. Так, федеральное правительство
выделило 780 тыс. марок для проведения акций, посвященных
40-летию окончания второй мировой войны. Реакционеры
всех мастей, ультраконсервативные круги боннской
правой коалиции отмечали эту дату как год «немецкой
катастрофы и величайшего исторического поражения».
Баварское министерство культов разослало во все
гимназии и реальные школы предписание рассмотреть на
уроках истории в качестве обязательного учебного
материала тексты речей Ф. Штрауса (председателя ХСС) как
«представляющие огромную важность при освещении
данной темы». Что именно считают правые силы самым
важным в этих речах, догадаться нетрудно, если учесть, с
каким упорством они преследуют в своей образовательной
политике явную цель—дать детям трудящихся как
можно меньше истинных научных знаний, сделать молодое

«Социальная педагогика» и реальность
27
поколение беззащитным перед силами реваншизма и
войны.
Одна из задач «социальной педагогики»—внушить
молодежи идею классовых компромиссов. Так, чтобы
оживить затухающие надежды на лучшее будущее
буржуазного общества, официальные идеологи пытаются
насаждать мысль о том, что в перспективе
капиталистическая система хозяйства превратится в «народный
капитализм». Чрезмерная эксплуатация рабочих, заявляют
они, склонила пролетариат к учению К. Маркса о
классовой борьбе. Однако со времени провозглашения теории
классовой борьбы прошло более ста лет, а марксистские
прогнозы о бесклассовом обществе не подтвердились.
Путь к решению проблем экономического и
политического правопорядка, уверяют эти теоретики,—развитие
«новых форм взаимоотношений труда и капитала».
Экономика будущего мыслится как система так называемых
народных акционерных обществ, в которых средства
производства принадлежат всем акционерам. «Система
хозяйства будущего—это народный капитализм, это
такая система экономики, в которой каждому открыт
свободный доступ к повышению своего благосостояния в
соответствии со своим трудом и способностями, на основе
коллективной собственности на средства производства».
Только «народный капитализм» способен якобы пресечь
растущую тенденцию к централизации капитала, а
предлагаемые «народные акционерные общества» будут
содействовать осуществлению тезиса о «равных
возможностях для всех». В качестве примера буржуазные идеологи
часто приводят политическую и экономическую систему
США, в которой якобы каждому человеку предоставлена
реальная возможность взобраться на высшую ступеньку
общественной лестницы по принципу «последние по
счету, но не по важности». При переходе к «народным
акционерным обществам», олицетворяющим собой
систему «народного капитализма», внушают буржуазные
пропагандисты, проблема защиты интересов рабочих «просто
теряет свое значение, ведь каждый участник
коллектива—одновременно рабочий и собственник, а сама
система народного капитализма является единственной
альтернативой для всех форм коллективного труда,
прогрессивным источником свободного труда человека и подъема
его благосостояния, осуществляемого эволюционными
мерами».
Для некоторых современных буржуазных теорий
воспитания характерна вера в «естественную» способность
человека к совершенствованию, в то, что «чистая демо-

28
Бизнес на мечте
кратия» сама по себе дает возможность проявляться
«доброму» и «разумному», заложенному в человеке, его
стремлению к свободе неучастия в политике, которому
должны быть подчинены все общественные институты,
церковь, университет, семья и школа.
Пытаясь преодолеть противоречия действительности,
сторонники новых теорий «социальной педагогики»
поддерживают лозунг, выдвинутый парижскими студентами-
«бунтарями» в мае 1968 г.: «За власть фантазии!»
Нетрудно понять, однако, что апелляция к фантазии
отражает реальное бессилие человека в мире капитала, уход от
действительности в мнимое самоосвобождение личности,
осуществляющей протест лишь в воображении.

Крушение
иллюзий
Когда мечта расходится с реальностью, тяжелее
всего это переживают дети. Будни буржуазной
действительности рано или поздно разрушают
сладкий обман, рожденный в детском сознании
взрослыми наставниками, и тогда будущее
предстает как кошмар. О том, как и почему
происходит разрушение иллюзий, создаваемых в сфере
«культурно-педагогического бизнеса», можно
судить по приводимым нами фактам и
документам, почерпнутым из советской и зарубежной
печати.

Было бы неверным думать, что в море книжной
продукции, издаваемой на Западе, все книги рассчитаны
на любителей детективов, бульварных романов,
модернистских опусов. Здесь так или иначе сохраняются
традиции серьезной, реалистической литературы,
представленной в творчестве многих, хорошо известных писателей.
Изданная в начале 80-х гг. в США «американская
библиотека» предлагает, например, собрания сочинений
таких крупнейших писателей Америки, как Г. Адаме,
Н. Готорн, Г. Джеймс, Т. Джефферсон, В. Ирвинг,
С. Крейн, Ф. Купер, Д. Лондон, Г. Мелвилл, Ф. Паркмен,
Э. По, Б. Стоу, М. Твен, Д. Торо, У. Уитмен, У. Фолкнер,
У. Хауэллс, Р. Эмерсон.
В литературе, предназначенной специально для детей,
наряду с псевдохудожественным чтивом можно встретить
и немало интересного, по-настоящему поучительного,
написанного в импонирующей юному читателю
доверительной манере. Такова, например, книга Д. Сиберт
«Песня о грузовике» (1984), в которой самые юные
читатели приглашаются в путешествие вместе с шофером
автофургона через всю Америку. Они видят фермы,
малые и большие города и переживают забавные
приключения, которые происходят в пути. Увлекают и яркие
рисунки, и рифмованный текст. Детям постарше
адресована книга Р. Сильверберга «Замок лорда Валентина»
(1980). Это история властелина фантастической планеты
Мейджипур, которого свергают аборигены, обладающие
способностью менять человеческую личность. Валентину
дано новое тело, и с группой фокусников он должен
добраться до разрушенного города аборигенов, побывать в
храме Женщины сна и на острове Царя сновидений.
Только тогда он сможет вспомнить, кто он такой, и снова
взойти на трон. Популярна среди американских детей и
книжка У. Стига «Доктор де Сото». Она рассказывает про
двух мышей: зубного врача и его жену, которая ему
помогает. Вместе они лечат больших и маленьких
животных, кроме тех, которые едят мышей, но однажды к ним
в дверь стучится лиса с ужасной зубной болью... Подоб-
• Ежегодно в США
публикуется приблизительно 45 тыс.
названий книг на сумму более
7 млрд. долларов.
• С 1970 по 1980 г. затраты на
покупку книг на душу
населения выросли на 44%.

32
Бизнес на мечте
ные непритязательные сюжеты, типичные для массовой
литературы, адресованной самым маленьким читателям,
должны, по-видимому, формировать у них облегченно-
поверхностное, радужное представление об окружающем
мире.
Компания «Бейкер и Тейлор», как сказано в ее
проспекте, «самый крупный поставщик книг для школ,
библиотек, академических заведений и книжных
магазинов» на Международной книжной выставке-ярмарке в
Москве представила книгу Ю. Виорет с характерным
названием: «Моя мама говорит: зомби, вампиров,
демонов, монстров и ничего подобного нет». Видимо,
неспроста пришлось рядом со сказками братьев Гримм,
«Робинзоном Крузо» Дефо и книгой о Робине Гуде
рекламировать подобное «атеистическое издание»: вездесущий
«зомби» начинает теснить в детском воображении
добропорядочных старомодных злодеев и чудовищ, которыми
пугали в свое время детей Старого света.
Пользуются спросом книги для самых маленьких, без
слов или с минимальным количеством текста. Такова
книга Н. Тафури о приключениях мамы-утки «Вы не
видели моего утенка?». Рисунки, вызывают у детей
желание «читать» эту своеобразную книгу, весь текст
которой—один вопрос, вынесенный в заглавие. На ее
страницах маленький «читатель» встречается с
нарисованными обитателями пруда: рыбками и черепахой,
бобром и водяными птицами...
Для подростков предназначен роман П. Фокс
«Одноглазый кот» (1984). Это история переживаний 11-летнего
мальчика Неда, который, не послушавшись отца,
выстрелил ночью из ружья, полученного в подарок ко дню
рождения от дяди. Мальчик, которому показалось, что он
«во что-то или в кого-то попал», страдает от этой
неизвестности. Однажды в сарае у соседей появляется
одноглазый кот. «Может быть, он и стал моей
жертвой?»—сокрушается Нед. Умно и ненавязчиво писатель
внушает мысль об ответственности за содеянное.
Среди подростков особой популярностью пользуется
фантастика, переносящая юного читателя в
инопланетные миры. Такова и одна из последних книг известного
американского писателя А. Азимова «Грань Фундамента»
(1982). К своим книгам «Фундамент» (1951), «Фундамент
и Империя» (1952) и «Второй Фундамент» (1953) Азимов
написал своеобразное продолжение, в котором
выясняется, что «Второй Фундамент», возможно, по-прежнему
существует и из тайного галактического укрытия
управляет человечеством.

Крушение иллюзий
33
Распространен в американской детской литературе и
жанр иронического романа. Один из примеров —
изданная в 1983 г. книга П. Вриса «Добираясь до Кала-
мазу». Ее герой Энтони Трэшер—15-летний ученик
восьмого класса—под руководством своего
«вольнодумного» учителя неожиданно для себя становится отцом. Так
начинается роман, в котором, как говорится в аннотации,
рассказывается «о любви, религии, общественных нравах
и процессе взросления». Хотя современная американская
мораль показана здесь свободно, книге все же не откажешь
в художественности и своеобразном романтизме.
И все же на книжном рынке для детей и юношества
первенствуют произведения, пропагандирующие идеи и
ценности общества потребления.
Образчиком прагматизма «американской мечты»
являются книги автобиографического жанра из серии «Как
стать миллионером». Яркий пример—сочинение Ли
Якокка (1984). «Ли Якокка,— говорится в аннотации,—
новая американская легенда: предприимчивый
бизнесмен, который спас гигантскую автомобильную
корпорацию «Крайслер», стоявшую на грани банкротства,
попутно став героем прессы и телевидения и живым
воплощением «американской мечты». Сын итальянских
иммигрантов, Якокка начинал как простой служащий и
постепенно стал президентом автомобильной компании
«Форд», а затем и спасителем «Крайслера». Читателю
предлагается «серьезная и наводящая на размышления
оценка американского бизнеса, что именно неладно в
том, как он ведется, почему США проигрывают в
международном торговом соревновании и что можно
предпринять, чтобы вернуть экспортные рынки».
Подобные сюжеты, как видим, по-прежнему
вдохновляют хозяев книжного рынка, очевидно, потому, что они
поддерживают умирающую «американскую мечту»,
несмотря на появление на мировой арене новых конкурентов
американского капитала.
В огромном количестве книг, игрушек, развлечений,
выпускаемых для детей, как и везде, на первом плане—
бизнес. Американский социолог В. Паккард в книге
«Формовщики людей» (1977) показывает, как производители
рекламы, желая выгоднее продать свой товар, используют
в своих спекулятивных целях детей, не гнушаются играть
на «детских слабостях». При этом они исходят из того,
что дети потребляют товаров на 75 млрд. долларов,
вынуждая взрослых идти на все новые и новые расходы.
Один из агентов журнала «Эдвертайзинг эйдж» писал:
«Хотите как следует продать товар—берите в помощники
2—3472

34
Бизнес на мечте
детей. Дети теребят родителей, не дают им житья и в
конце концов прорывают оборону—товар куплен». У
В. Паккарда читаем: «Средний подросток в год смотрит
более 20 тыс. рекламных роликов. Корпорации расходуют
на их выпуск около полумиллиарда долларов. На карту
поставлены баснословные прибыли. И большинство
потребителей рекламы считают, что научились выкачивать
монету из потребителей». «Программирование детей,—
заявляет один крупный экономист,—наиболее
прибыльная статья телепрограммирования».
В США создаются специальные фирмы-консультанты,
изучающие реакцию детей на рекламные картинки и
объявления. Это делается прежде всего для того, чтобы
заставить маленького покупателя возлюбить тот или иной
товар. Ведется курс на завоевание детского рынка. Одна
из компаний в Лос-Анджелесе устраивает своеобразные
действа: ежегодно на «машине интереса» проверяет до
4000 детей. Дети оценивают с помощью нажатия кнопки
по пятибалльной системе рекламируемые товары. В
книге «Молодежный рынок» два рекламных агента
приводят данные: матери, с которыми были дети, произвели
в супермаркетах лишних покупок на сумму в 4 млрд.
долларов.
Воспитание психологии потребительства—вот один из
результатов этого бизнеса на детской мечте. Другой
заключается в том, что сама мечта извращается,
превращается в суррогат, а жизнь обессмысливается. Недаром в
литературе, рассказывающей о современной западной
молодежи, все чаще появляются сюжеты, аналогичные
описываемому.
Герой романа французского писателя Р. Дюшарма
подросток Миль-Миль уговаривает свою 14-летнюю
подружку Шатоге назначить ... нет, вовсе не свидание. Он
предлагает встретиться для добровольного самоубийства!
Чтобы не становиться взрослыми, не превратиться в
«человека-болото, человека-лужу», двое молодых людей
собираются оборвать свою жизнь на пороге зрелости.
Миль-Миль со страхом показывает своей подруге широ-
• Половина всех американцев
не читает никакой литературы
вообще. Об этом говорится в
докладе, подготовленном для
конгресса США специальной
комиссией ученых.

Крушение иллюзий
35
ченную спину идущей впереди женщины: «Вот какой
можешь ты стать через десять лет... На тебя будет
противно смотреть». Его ужасают музейные залы,
кажущиеся ему чудовищными оттого, что вокруг столько
бедствующих без крова: «Это все из-за Веласкеса.
Подумайте, сколько музеев процветает, храня картины
Веласкеса! Разве это не позор? Подумаешь музеи! Когда
стольким зайцам не хватает прибежища, стольким львам —
клеток, когда киты плавают беззащитными по
предательскому океану, у питонов нет крыши над головой, жирафы
и ящерицы спят под открытым небом, а носороги и вовсе
вынуждены ложиться голыми в воду?» Его представление
о несправедливости в природе переходит в сферу
отношений между людьми. Он преисполнен любви и жалости к
человечеству, но, видя, что ничем не может ему помочь,
решает уйти из жизни: «Я убиваю себя из-за людей, из-за
отношений между мной и людьми. Каждый человек
пробуждает во мне какое-то чувство: дружбу, любовь,
ненависть, гордость. Я заболеваю от чувств. Чувства
мучают мою душу. Чем я старше, тем хуже... Чувства
заставляют рыдать от ненависти, приходить в отчаяние
от бессилия, предаваться жестоким надеждам... Я
покончу с собой, потому что могу жить только один, а один
человек жить не может».
Автор романа воссоздает, как пишет рецензент этой
книги, причины и условия неприятия бытия,
метафизического отвращения к жизни. Всё начинается с
неосознанного протеста ребенка, перерастающего затем в
разумную ненависть к миру, и, кто знает, пересилит ли это
чувство потом гуманистическое понимание социальной
природы общества. Hani герой, например, заранее
отвергает это предположение: «Мы хотим покончить с собой не
из-за денег. Мы не коммунисты. Во все эти штучки мы
не верим. Нам плевать на денежных акул... Мы к ним
равнодушны и останемся равнодушными до окончания
века, если они будут сидеть в своих клетках и не начнут
благоухать в нашей комнате». Но здесь-то и кроется
глубочайшее противоречие идеала автора: стремясь
полностью отвлечься от социальных проблем, он понимает
невозможность этого; «забывая» об истории, ощущает ее
присутствие в каждом суждении о мире. Герой
произведения вопрошает и ищет, но по мере развития интриги
романа (к финалу самоубийством кончает Шатоге, а
Миль-Миль почти готов приспособиться и смириться)
превращается в своеобразную двусмысленность—
протест-примирение с буржуазным обществом.
Возможно, литературный пример кому-то покажется
2*

36
Бизнес на мечте
не очень «корректным», чтобы использовать его как
аргумент, свидетельствующий о реальных
умонастроениях и представлениях о будущем хотя бы некоторой части
молодого поколения в буржуазном обществе. Но вот факт,
взятый прямо из жизни. Сообщение было опубликовано в
газетах Японии.
Тихару Камеда, тихая 13-летняя девочка из Токио,
вернулась после занятий домой около пяти часов.
Родители не заметили ничего необычного в ее поведении. Она
посидела в своей комнате, потом вышла на балкон. Когда
мать спохватилась, Тихару лежала внизу, на тротуаре.
На столе была найдена записка: «Сначала издевались
надо мной, теперь требуют, чтобы я проделывала эти же
гадости над другими. Я больше не могу терпеть».
Жертвой издевательств со стороны соучеников стал и
школьник Сейдзи Сато. Сейдзи положил конец своим
страданиям—он повесился. Это событие, пишет
американский журнал «Тайм», не случайное явление.
О подобных трагедиях японцы начинают говорить всё
откровеннее. По утрам педагоги вынуждены устраивать
радиопередачи для ответа на бесконечные телефонные
звонки родителей, которые не знают, что делать с
запуганными, затравленными детьми. Некоторые из них
уже стали пациентами психиатрических клиник.
Корни проблемы, как полагают журналисты, не только
в урбанизации, в нехватке учителей, способных быть
настоящими друзьями детям, в изменении образа жизни,
в росте числа разводов и неблагополучных семей, но и в
том, что японские дети стали жестче, безжалостнее и
рациональнее, как и среда их обитания, само японское
общество. Они слишком рано взрослеют, набираются
прагматизма, до срока включаются в конкуренцию за
выживание, охотно играют в жестокие игры, готовясь к
грядущей схватке за место под солнцем.
Газеты сообщили, что за шесть месяцев 1985 г.
полиция получила 274 отчета об «идзиме» (так японцы
называют издевательства) и привлекла к ответственности
• За последние пять лет доля
американских комиксов на
книжном рынке Японии выросла
с 13 до 15%. Это заставило даже
говорить о том, что одна из
самых читающих наций в мире
постепенно начинает
утрачивать «интерес к шрифтам».
Чтение вытесняется
разглядыванием.

Крушение иллюзий
37
926 несовершеннолетних. В школах процветают
зубрежка, палочная дисциплина, полностью отсутствует
внимание к духовной жизни детей. «В одном только Токио,—
пишет журналист,— полицией заведено полторы тысячи
дел о травле подростков. И их число всё растет. По этой
причине—так по крайней мере заявил сотрудник пресс-
службы токийского полицейского управления—мне было
отказано в посещении специального центра помощи
школьникам—жертвам травли. В это верится, поскольку
в момент разговора с полицейским в телефонной трубке
послышались взволнованные голоса, и собеседник после
короткой паузы пояснил: «Опять несчастный случай.
Видите, что творится? Разговаривать с вами некогда».
Насилие распространилось в Японии в таких
размерах, что под угрозой оказался престиж национальной
системы образования, которая издавна привлекала и
привлекает к себе пристальное внимание специалистов из
разных стран. С пяти лет маленький японец втягивается
в систему безжалостного отбора, на вершине которой
Токийский Тодай, самый знаменитый японский
университет (его выпускники среди дипломированных
специалистов составляют 3%, а среди председателей компаний—
30%). В восемь лет после школы он, как правило,
посещает дополнительные занятия (до 8 или 9 часов
вечера) с целью попасть в лучшую начальную или
среднюю школу. Ни воскресений, ни праздников.
Буржуазные педагоги считают японскую школу самой
рациональной, а порядок в ней—образцовым, близким к
армейскому, по крайней мере по сравнению с тем, что
творится в классах американской школы. Поэтому
информация о реальном положении дел шокировала многих.
Ведь травля осуществляется в глубине детского
коллектива, незаметно для учительского глаза. В одном из
классов, например, было обнаружено секретное
рукописное руководство, в котором подробно разъяснялось, как
загонять горячие иголки под ногти, наносить ожоги
сигаретными окурками, насильно окунать в бассейн,
избивать зонтами и т. п.
Культ насилия и жестокости всячески насаждается
средствами массовой информации. Они же в первую
очередь призваны обеспечивать «единство нации», когда
общество переживает сложные конфликтные ситуации.
Достигается эта цель путем навязывания массам
выгодных и угодных для господствующей верхушки норм и
ценностей жизни. Американские социологи П. Лазер-
сфельд и Р. Мертон без обиняков заявили: «Поскольку
средства массовой информации поддерживаются круп-

38
Бизнес на мечте
ным бизнесом, тесно связанным с нынешней социальной
и экономической системой, они способствуют сохранению
этой системы... Их вклад очевиднее всего проявляется в
том, что в материалах журналов, радио и газет обычно
присутствует некоторый элемент подтверждения, элемент
одобрения нынешней структуры общества». Таким
образом, использование средств массовой информации как
способа давления на всеобщее сознание заложено в самом
фундаменте буржуазной системы воспитания, в ее
классовых целях, диктуемых интересами крупного капитала.
Функция передачи ценностей и знаний, накопленных
предыдущими поколениями, приобретает особенно
важное значение в условиях противоборства двух
социальных систем—социализма и капитализма. Пытаясь
идеологически подчинить себе новые поколения людей,
капитализм стремится сейчас как можно быстрее «приобщить»
молодежь к традиционному буржуазному образу жизни.
Такая «спешка» определяется все более очевидной
неспособностью капитализма обеспечить человеческие условия
существования для всех членов общества, громадным
влиянием идей социализма, успехов Советского Союза и
других стран лагеря социализма в духовной и
материальной сферах. Процесс «ускоренного» формирования «истых
буржуа» посредством газет, кино и особенно телевидения
очень наглядно проявляется в США и других
высокоразвитых капиталистических странах.
При такой массированной обработке человек
практически лишается естественного периода отрочества и
юношества с их идеальными мечтами и планами, а сразу
перешагивает в прагматичный мир взрослых. Цель,
которая при этом ставится,—не дать времени и
возможностей для критического переосмысления окружающего
мира, опыта старших, для пробуждения стремления
служить идеалам социальной справедливости,
гармонического развития личности и общества.
Реально усиливается процесс, в ходе которого средства
массовой коммуникации фактически порабощают
личность, подавляют естественное желание воспитывать де-
• В 1985 г. в США издавалось
1674 ежедневные газеты общим
тиражом 62 723 тыс.
экземпляров.

Крушение иллюзий
39
тей, общаться с близкими. Американский социолог
В. Шрамм приводит такие красноречивые данные:
каждый взрослый американец проводит ежедневно у
телевизора 4 часа, слушает радио 2 часа и 30 минут читает
газеты. В среднем большинство американцев
подвергаются прямому воздействию средств массовой информации от
3 до 6 часов в день, что занимает львиную долю их
времени, не считая работы и сна. Все это делается в
интересах газетных магнатов, радио и телекорпораций.
На этом фоне воспитательная роль школы
оказывается чуть ли не второстепенной. Например, авторы одного
из проведенных во Франции исследований обратили
внимание на то, что современные школьные программы
по литературе включают «не более 1% всей наличной
словесности», «приходят во все большее противоречие с
реальными ориентациями и кругом чтения подростков и
молодежи». В чем причина? В ходе активного усвоения,
«социализации» художественных ценностей складывается
стандартная «обойма» общепризнанных авторов, знание
произведений которых становится не только
свидетельством начитанности, но и критерием «правильного
поведения», поощряемого наставниками молодого поколения.
Исследователи отметили, что в круг реального чтения и в
систему читательских предпочтений классика
практически не входит, поскольку она «крайне редко принимается
молодежью в качестве образца социализации». Основных
же героев для подражания школьники находят в
журналах и телепередачах. «Инструментализм и
нормативность»—главные педагогические средства школьного
литературоведения, именно они блокируют внеучебное
обращение детей и подростков к классической литературе, что
приводит к преобладанию при выборе, восприятии й
оценке книг чисто внешних, аффективных моментов.
Для каждого читателя, особенно школьника,
существует свое прочтение книги. Признавая этот факт, буржуаз-
• По данным Американской
ассоциации издателей газет,
поступления от рекламных
объявлений корпораций составили в
1985 г. 25,5 млрд. долларов по
сравнению с 23,4 млрд. в 1984 г.
А поступления от реализованной
части тиража газет составили
всего 6—7 млрд. долларов.
Иными словами, владельцы газет
обязаны примерно на 78%
своими доходами бизнесу и лишь
на 22%—читателям.

40
Бизнес на мечте
ная педагогика не отрицает и того, что преподавание
литературы в школе есть «специфическая форма
организации жизненных ценностей», в содержании которой
сочетаются эстетические и жизненные впечатления,
оценки. Буржуазными авторами прямо не отрицается, что
интерпретация литературного текста зависит от его
понимания в связи с его «социализирующими аспектами».
Именно поэтому они вынуждены признавать, что
увлечение детей внешкольной литературой отгораживает их от
подлинной культуры, усиливает их «оппозицию» к ней,
«дематериализует» отношение к обыденной жизни.
Боязнь показать подлинное лицо реальности, образ
будущего, не иллюзорного, а того, с которым на самом деле
столкнется завтра школьник,—характерная установка
«отцов» буржуазной школы.
Так, еще с конца прошлого века в основу
преподавания литературы во французской школе была положена
античная и отчасти отечественная классика XVII в. На
этой базе велось изучение языка, грамматики и
риторики. «Набор» преподаваемых в современной школе
авторов определяется, по признанию исследователей, тем,
насколько удачно он проецируется на саму историю
литературы. Аналогичным образом осуществляется отбор
изучаемых произведений. Тексты часто замещаются
фрагментами, всё наследие автора—той или иной его
частью. «Ж. Расин, например, изучается как поэт, а не
драматург, Вольтер—как автор лишь философских
сказок. Принятыми критериями литературности
ограничивается и набор категорий и процедур анализа текстов».
Вместо классики дать школьнику моментально
усваиваемое приключенческое или детективное чтиво, вместо
идеала подсунуть неразборчивому юному читателю
псевдохудожественный суррогат—вот задача, более
достойная внимания с точки зрения «культурного» бизнеса. В то
же время иногда выгодно представить писания,
выдавало 21 млн. неграмотных или
малограмотных.
«Подавляющее большинство
учащихся французских школ
либо вообще не умеют читать, либо
читают очень плохо,
практически не улавливая смысла текста.
Трудно в это поверить, но это
факт». Такой неутешительный
вывод делает влиятельный
• В буржуазных странах Евро- французский еженедельник «Ну-
пы среди 270 млн. граждан око- вель обсерватор».

Крушение иллюзий
41
емые за образчики реализма. Ведь на одних
модернистских поделках далеко не уедешь, нужны хотя бы
внешние приметы правдивости. Вот и японский писатель
X. Ицуки, когда-то учившийся на отделении русской
литературы университета Васэда, но так и не
окончивший его, взялся за изображение портретов современника.
«До свидания, московские стиляги»—так назвал он свою
книгу, очевидно, в расчете, что она окажется в поле
зрения его духовных наставников. И не ошибся: сей
бестселлер был удостоин специальной премии,
присуждаемой «молодым писателям за произведения на
современную тему». Какими же «современными» проблемами
хочет озаботить автор своего читателя? Он обрушивает
на озадаченного читателя множество «художественных
наблюдений», цель которых одна: опорочить облик
советской молодежи.
Заправилы индустрии развлечений и
книгоиздательского бизнеса, пытаясь стабилизировать рынок
потребления продукции массовой культуры, озабочены прежде
всего тем, как удержать интерес к ней юного читателя,
слушателя, зрителя. Безликость, серость, унификация
«культурного ширпотреба» мало беспокоят хозяев
«культурного бизнеса», так как позволяют им получать
баснословные барыши. «Массовые коммуникации
обнаруживают такую обескураживающую способность
распространения тирании в царстве культуры, что нам остается только
содрогнуться при мысли о том, как могут использовать их
недобросовестные политики»,—пишет американский
социолог Б. Розенберг.
«Мы живем в мире невероятного культурного
богатства, в нашем распоряжении огромное количество
материалов, которые мы можем прочитать, увидеть,
услышать,—рассуждает по этому поводу английский журнал
«Нью стейтсмен».—И тем не менее мы постоянно
испытываем чувство острого голода. В магазины, как из рога
• Японская общественность
выражает тревогу в связи с
наводнением книжного рынка страны
американской и
западноевропейской порнографической
литературой. Во время рейда полиции
в кру1шейшую компанию в
Токио «Оксфорд Трейлинд КО»,
специализирующуюся на
импорте книг, было установлено, что
80% поступаемых из-за рубежа
книг и журналов являются
американскими.

42
Бизнес на мечте
изобилия, сыпятся книги, журналы, видеофильмы, и все
равно остается неудовлетворенность из-за отсутствия
какого-либо разнообразия, а ведь выбор лежит в основе
культурной политики». О каком выборе может идти речь,
если производство этой продукции теперь все чаще
переводится на «интернациональные» рельсы, она
адресуется некоему внеязычному всеядному потребителю
единого западного образца.
«Чем более международен продукт на мировом рынке,
тем меньше большинство из нас может от него
получить»,—признает журнал, приводя в качестве примера
телевизионную постановку знаменитого «Далласа»,
показанную по телевидению почти во всех капиталистических
странах мира, и романы Г. Роббинса и Ж. Сьюзенн,
которые можно найти в киосках международных
аэропортов. Не удивительно, ведь подобная литература создается
специально для «всеобщего» читателя в тесном
содружестве писателей, агентов и отделов торговли в больших
издательских компаниях. Унификация культурной
политики—результат засилия монополий. Стоит ли,
например, перед английским школьником проблема выбора
культурных новинок, если в Англии пять компаний
контролируют сегодня 62,5% выпуска видеофильмов,
девять фирм—95% выпуска всех фильмов? В газетной
индустрии три группы ловят в свои сети 74% ежедневных
читателей. Почему так происходит? Кому это выгодно?
Очень просто, ведь такая концентрация ресурсов,
продукции, распределения рынка ведет к наиболее высокой
прибыли. И вот Г. Роббинс, бизнесмен от литературы,
получает 40 фунтов за слово в романах, которые он
питает, потому что рынок увеличивает выпуск продукции
до миллиона экземпляров, а на рекламу такого фильма,
как «Звездные войны», затрачивается денег больше, чем
на его производство.
Один из современных рекордсменов «романного
бизнеса»—Г. Консалик (известный также как реваншист и
антисоветчик) в 1984 г. достиг, по сообщению журнала
«Шпигель», своеобразного рекорда—он выпустил свой
сотый по счету роман и стал автором книг, изданных
общим тиражом 65 млн. экземпляров на 22 языках мира:
«Каждые 10 секунд—и ночью, и днем—где-то кто-то в
мире покупает книгу Консалика. Ежегодно на земном
шаре продается не менее 3,2 млн. романов Консалика».
По свидетельству журнала, Консалик убежден, что он
обязан сделать доступным свое «колоссальное творчество»
для миллионов новых читателей с помощью
десятитомного издания тонких книжек и выпуска своего рода настав-

Крушение иллюзий
43
лений для новичков: одним он рекомендует прочесть
«Крест в Сибири», женщинам—«Счастливый брак»,
молодежи— «Дикие плоды на закуску».
О чем же повествуется в сотом романе Консалика
«Судьба чудесной исцелительницы из Мюнстера»?
Героиня повествования Каринна—«молодая женщина
южнорусского типа с легким азиатским налетом»—мучается
из-за осознания того, что у нее «длинные тонкие пальцы,
явно слишком длинные для женщины». Ведь она живет в
небольшом городке Хелленбранд, и там эти ее «10
антенн, покрытых мясом и кожей, обращают на себя
внимание. Ерунда! Не антенны... передатчики». Она
воспринимает сигналы чужой боли и сама посылает
целительные импульсы, справляясь с любыми болезнями,
которые вызывают затруднения у ученых-медиков.
Каринну после ставшего известным исцеления матери
называют «сибирская колдунья». Она подвергается
преследованиям, а вместе с ней и автор, который сумел этими
дикими сюжетами вывести из себя даже
благонамеренную критику в лице одного из ведущих буржуазных
журналов. Но это ничуть не смущает Консалика. По
словам «Шпигеля», «вооружившись своей безыдейностью,
он обрушивается на прессу и телевидение». «Удержать
город в России проще, чем противостоять подлости
немецкого журнала»,—возмущается «романист века». По
поводу выступлений против его творчества он заявил, что
авторы этих нападок смешивают «чистое искусство с
грязью». «И с этим мы должны жить, это и называется
свободой мнений!»—патетически восклицает он. Но в
мире литературного бизнеса не так-то легко отделаться от
конкурентов, решивших посчитаться с рекордсменом
романного жанра. Скорее всего этим можно объяснить то
негодование, с которым «Шпигель» говорит о Консалике
как о шарлатане, «путающемся в белом халате и
спотыкающемся о жезл Эскулапа».
Герой романа американского журналиста В. Вартана
«Уолл-стрит, 50» бизнесмен Джефферс в автомобильной
катастрофе лишился ноги. И вот его конкурент Бигелоу
нанимает гангстеров, чтобы они сломали Джефферсу
вторую ногу: по расчетам Бигелоу, возлюбленная Джеф-
ферса Деирд Кимбридж вряд ли захочет выйти замуж за
инвалида. Гангстеры «перестарались»: они не только
сломали Джефферсу ногу, но и раскроили череп. После
смерти Джефферса Бигелоу остается единственным
претендентом на руку Деирд Кимбридж и кандидатом в
члены правления компании. Однако Деирд заставляет
Бигелоу сознаться в своем преступлении.

44
Бизнес на мечте
Как отмечает один из рецензентов романа, в
«Уоллстрит, 50» попытки описания чувств, душевного мира
героев романа весьма примитивны и шаблонны. Но
Вартан во всех деталях и тонкостях знает среду и
обстоятельства, в которых происходит действие романа, и
умеет четко и ясно представить их читателю. Он
невольно раскрывает многое из того, что скрыто за
непроницаемыми фасадами Уолл-стрита.
Автор стремится романтизировать мир Уолл-стрита.
Всех старших компаньонов фирмы «Кимбридж», по его
уверению, объединяет чувство, близкое «фронтовой
дружбе», искренняя привязанность, взаимное уважение и
бескорыстное товарищество. Все они наделены
семейными и прочими добродетелями. Всячески приукрашены и
другие персонажи романа. Но этим панегирическим
характеристикам противоречит все развитие сюжета.
Пытаясь спасти от крушения иллюзии о будущем
благоденствии «общества равных возможностей»,
буржуазная пропаганда настойчиво ищет средства более
убедительного прославления достоинств буржуазного образа
жизни, в частности с помощью футурологических
прогнозов и моделей. Видные экономисты, социологи и юристы
Англии, Бельгии, Франции и США не раз собирались для
того, чтобы проанализировать тенденции современного
общественного развития стран Западной Европы и
предугадать, что же должно произойти в будущем.
На одном из таких коллоквиумов, организованных
еще в 1968 г. Европейским фондом культуры в Брюсселе,
профессор Л. Мулэн утверждал, например, что
результатом происходящей в западноевропейских странах научно-
технической революции станет непрерывный рост
благосостояния всего населения и связанное с этим быстрое
развитие «сектора обслуживания», который, по его
словам, «будет приобретать все большее и большее
значение». К такому прогнозу профессор пришел исходя из
того, что к началу 70-х гг. в сфере обслуживания было
занято 40% трудоспособного населения Швейцарии,
47%—Бельгии и Голландии, 49%—Англии.
На этом основании Мулэн сделал вывод, что будущая
Европа не будет «ни крестьянской, ни рабочей» и «еще
меньше пролетарской». Исчезнут «классы, борющиеся
друг с другом», возникнет общество «лиц наемного труда,
занимающих промежуточное социальное положение». Эта
социальная группа будет, по его мнению, отличаться
аполитичностью; узы, связывающие ее, станут ослабевать
по мере ее численного роста. Автор полагал также, что
уже в «ближайшее время» в странах Западной Европы

Крушение иллюзий
45
произойдет «деполитизация» общественной жизни, что
поставит под угрозу будущее демократии и откроет перед
технократией «все возможности навязать себя». Для
предотвращения этого нежелательного, на взгляд Мулэ-
на, развития событий он предлагал модернизировать
сельское хозяйство в соответствии с «требованиями
современного мира»; улучшить условия труда на
промышленных предприятиях; сократить продолжительность
рабочего дня и увеличить время отдыха работающих;
обеспечить женщинам возможность заниматься
производственной деятельностью наравне с мужчинами; рассредоточить
большие скопления населения, с тем чтобы в перспективе
вернуть европейца к «истокам гуманизма» и сохранить в
нем ценные «внутридушевные» качества—
«молчаливость, самонаблюдение, сосредоточенность,
осмысленное чтение».
В политическом устройстве будущей Европы автор
предлагал учесть «необходимость двойного
представительства граждан: граждан—избирателей и
«контролеров» политической машины, объединенных в партии, и
граждан-производителей, лиц свободных профессий и
руководителей, ученых и технических специалистов,
работников просвещения и артистов, объединенных в
профессиональные организации, ассоциации и клубы или же
действующих от своего собственного имени». Это, по его
мнению, позволит наилучшим образом привлечь народ к
управлению государственными делами.
Сегодня нетрудно установить, что из этих прогнозов
подтвердилось, а что осталось всего лишь досужим
академическим гаданием. Благосостояние населения Западной
Европы, как это предрекал Мулэн, вовсе не стало столь
высоким, что потребовалось все рабочие руки направить
в «сектор обслуживания». И дело все в том, что и
потребляющие, и обслуживающие пополнили огромную
армию безработных. Не произошло и «деполитизации».
Наоборот, рабочий класс и трудовое крестьянство многих
стран Запада ответили на ухудшение своего положения
массовыми политическими выступлениями. Поэтому
забота Мулэна о том, как организовать участие
избирателей в управлении буржуазным обществом, была и
остается чистейшей либералистской утопией.
Еще каких-нибудь сто лет назад вера в
демократические идеалы Америки была такой же принадлежностью
сознания среднего американца, как и приверженность
религии. Убежденность в том, что их страна является
величайшим в мире бастионом свободы и прогресса и
каждый гражданин может реализовать свои личные

46
Бизнес на мечте
права и способности,—это «американская мечта»,
завещанная пионерами «дикого Запада», творцами и
защитниками американской конституции.
Первым испытанием для свободолюбивых лозунгов
Вашингтона, Джефферсона, Пейна и Линкольна стал
великий кризис 1929 г. И хотя в эту тяжелую пору
улетучились остатки слепого оптимизма, «американская
мечта» и не думала сдаваться. Буржуазная пропаганда
еще изощреннее стала использовать миф об
исключительности «американского пути» развития.
Кризис «американской мечты» ярко
засвидетельствован и американским романом, особенно послевоенным, в
котором, скорее всего без специального намерения,
американские писатели вынуждены были выполнить
определенную воспитательную, терапевтическую функцию:
вывести растерянного читателя из тяжкого шока,
наступившего после утраты нравственных и иных иллюзий,
разрушенных войной, послевоенными трудностями и
разочарованиями, постигшими миллионы американцев.
По признанию некоторых американских
литературоведов, в послевоенной американской прозе явственно
обозначились две основные тенденции: стремление
примирить читателя с действительностью, основывающейся на
«ценностях разумности, целостности, самоконтроля»,
позволяющих справиться с «эмоциональной ранимостью»;
уход от действительности к «мистическим ценностям
самоуничтожения и индивидуализма». Эта вторая
тенденция проявляется в том, что литература настаивает на
«отделенности человека от истории и общества и считает
закономерной изолированность индивидуального бытия...
История и память предстают в ней как цепочка
бессвязных эпизодов... Мы вглядываемся в историю лишь для
того, чтобы отыскать в ней образцы самих себя».
Идеальным героем для современного американского романиста
оказывается человек, просто сумевший «выжить» в
условиях всеобщей стандартизации, ведущей к
непреодолимому одиночеству людей. Едва ли не единственной
«человеческой точкой зрения» для «ранимого» современного
американца, если он еще сохраняет в себе способность
противостоять «цинизму, культивируемому, словно в
оранжереях», становится холодная, лишенная
эмоционального заряда и рассматривающая любое
«пристрастие» как абсурд ирония, справедливо отмечает
известный советский литературовед А. Зверев.
У главного героя романа английского писателя Р. Шоу
«Человек в стеклянной будке»—Артура Голдмена своя,
особая мечта. У него есть комната, в которой он рядом с

Крушение иллюзий
47
распятием Христа хранит портреты Гитлера и
фашистских главарей, эсэсовские знамена, парадные мундиры,
оружие, ордена и другие нацистские реликвии.
Облачившись в мундир штандартенфюрера СС, Голдмен
совершает ритуал: отдает честь портрету Гитлера и читает
молитву. Он убежден, что Гитлер—посланец бога,
призванный покарать евреев, предавших Христа. Узнав, что
папа римский снял с них проклятие, Голдмен
недоумевает: если глава католической церкви простил евреев, то
почему же нельзя простить Гитлера, выражавшего волю
божью?.. Голдмен настолько естественно начинает
изображать из себя одного из соратников Гитлера, что его,
приняв за военного преступника, похищают и увозят в
Израиль. Вслед за Эйхманом Голдмена водворяют в зал
суда, в прозрачную пуленепробиваемую будку. На суде он
ведет себя как матерый гитлеровец. Однако вскоре
выясняется, что военный преступник Дорф, за которого
приняли Голдмена, давным-давно мертв, а Голдмен—
бывший узник концлагеря, перевоплотившийся в своего
палача Дорфа.
Один из американских писателей—Г. Кабли так
характеризует современную художественную литературу
США: «После второй мировой войны... писатели моего
поколения бежали от американской действительности в
Париж, Рим, Мексику... Поколение 50-х и 60-х годов тоже
бежало, но не в географическом смысле. Оно бежало к
более эфемерным берегам своего собственного
подсознания, в воображаемый мир наркотиков, секса, в
религиозную мистику восточных сект... Галлюцинируюпще
монстры отдельных писателей ужасают больше, чем исчадия
ада с фресок XIX в., а герои вызывают отвращение
эротическими вывертами. Все эти герои... выставляют на
посмешище все традиционные человеческие ценности
ради того, чтобы выжить в ходе своей борьбы за
существование».
Подобные оценки не единичны. Известный
американский историк и публицист Б. Тачмен в журнале «Сатер-
дей ревью» нарисовала не менее безотрадную картину:
«Писатели, испытывающие отвращение к людям,
наводнили литературный мир. Главная струя их сочинений
кратко воплощена в разрозненных приключениях,
имеющих отношение к воровству, гомосексуализму,
сводничеству, подглядыванию, гангстеризму. Персонажи,
которым современная литература оказывает предпочтение,—
это никчемные люди, отщепенцы, чья жизнь и судьба не
представляют никакого интереса». А вот что пишет
французский журнал «Леттр нувель» о послевоенной

48
Бизнес на мечте
литературе Франции: «Наша литература, лишенная
звания, стала литературой незнания... Остаются
определенными лишь смерть того, чем мы были, убожество того,
что мы есть, и тревожное любопытство к тому, что
появляется на горизонте нашей жизни».
Тревожные и негодующие голоса в связи с наплывом
реакционной «массовой литературы» можно слышать и в
других странах Западной Европы. В ФРГ еще в 1955 г.
на одной из литературно-педагогических конференций
К. Лауэ отмечал: «Есть такая литература, которую из-за
ее низкопробности и антидуховности можно в какой-то
мере определить лишь словом «антилитература»... Есть
такие издатели и авторы, которые по вполне
определенным рецептам изготовляют книги, книги широкого
потребления, идущие в прокат и с настоящими книгами не
имеющие ничего общего, кроме внешнего вида, книги,
которые состоят лишь из садизма, жестокости,
непристойности и сексуальности...»
Для Италии наиболее характерно широкое
распространение католической «культуры для масс». Располагая
огромными средствами, имея в своем распоряжении
многочисленные издательства, библиотеки, кинозалы,
спортплощадки, итальянские клерикалы заправляют всей
духовной жизнью страны. Они не упускают из-под своего
идеологического влияния ни один участок культурного
фронта—от школьных кружков самодеятельности до
массового туризма. На средства Ватикана издается
бесчисленное множество «книжек для народа», в особенности
для детей. Эта литература, приспосабливаясь к
требованиям сегодняшнего дня, отказалась от былой
нравоучительной миссии и, ловко прикрывая свои религиозные
идеи, использует даже жанры «комикса» или
детективных рассказов о житии святых.
Противоречие между представлением западного
обывателя о себе как о личности и его объективным
положением в системе «общества потребления»
обусловило, с одной стороны, утрату веры в себя, а с другой,
пересмотр и переоценку старых буржуазных норм
морали, традиционных авторитетов. Поэтому пропаганда
среди подрастающего поколения светлых надежд на будущее
приобрела особо острый мировоззренческий характер. Ее
главная задача—пресечь тенденции к отрицанию
прежних идеалов, развеять любые сомнения в жизненности
оптимистических ожиданий. Об этом красноречиво
свидетельствуют десятки примеров.
Эксплуатируя иллюзии американского обывателя об
исключительности демократической миссии США в мире,

Крушение иллюзий
49
вашингтонские стратеги пытаются внушить идею о
необходимости американской помощи слаборазвитым
государствам. Тем самым американец с детства воспитывается в
духе «справедливости» превосходства сильного над
слабым. Дядюшка Сэм помогает бедным—что может быть
благороднее!
«За последние 35 лет международная политика Соединенных
Штатов велась в интересах большого бизнеса, а не в интересах
американского народа (не говоря уже о народах других стран)...
Грубым вмешательством в «тревожные ситуации» во всех концах
мира—в Центральной и Южной Америке, на Филиппинах, в Юго-
Восточной Азии и в молодых независимых странах Африки—США
нажили себе врагов, разрушили демократию и свободное
предпринимательство и подорвали американские интересы (в том числе и интересы
деловые). Наша иностранная политика очень часто осуществлялась
представителями наших разведывательных организаций...» (Дж. Куит-
ны, американский писатель).
«Одобрение американским обществом самой идеи
помощи иностранным государствам,—утверждает
американский исследователь О'Лири,—вытекает из осознания
им своей особой «миссии» в международных делах». Но
ведь еще Марк Твен показал смехотворность попыток
прикрыть вмешательство США во внутренние дела
других стран стремлением к «бескорыстной поддержке» в
трудные для них времена. «Концепция миссии включает
в себя большую дозу гуманизма»,— пишет, однако,
нимало не смущаясь, О'Лири. Движущей силой в
американском миссионерском идеале вкупе с гуманизмом является
вера в то, что «американский образ жизни... может быть
экспортирован к выгоде других наций». Как видим, в
подобном контексте нет и не может быть даже намека,
скажем, на миссию США в Гренаде, но зато широко
рекламируется одобрительное отношение к
«распространению американизма» рядовых американцев, когда
заходит разговор о помощи в модернизации сельского
хозяйства или в создании учебных заведений в развивающихся
странах. Для многих американцев, по словам автора,
характерно ожидание и требование непосредственной
отдачи от «американской помощи», надежда на то, что
облагодетельствованные государства будут следовать
проамериканскому курсу во внешней политике, во
внутренних социально-политических преобразованиях. Самое
заветное желание заокеанских покровителей—чтобы жизнь
текла здесь в соответствии с американскими идеалами,
чтобы сами «непросвещенные» народы желали жить
по-американски. В тех случаях, когда эти надежды не
оправдываются, отношение к «помощи» резко меняется.

50
Бизнес на мечте
Отсюда одним из исходных принципов воспитания и
обучения в школе является разъяснение учащимся роли
«помощи» как важной опоры американской дипломатии в
ее борьбе с коммунизмом, и это дает свои плоды. Средний
американец приучен проявлять неуверенность и даже
антипатию к странам, не являющимся союзниками США.
Как отмечает американский исследователь, до 50%
опрошенных американцев выступали против оказания
«помощи» нейтралистской Индии. Многие из них
высказывались в том духе, что экономическое развитие «отсталых»
стран полезно опять-таки только с точки зрения
антикоммунистической борьбы, создания «барьера на пути роста
коммунизма», а также с точки зрения расширения
возможностей для насаждения капитализма в
развивающихся странах и расширения экспортных рынков.
Как видим, быть самой богатой, развитой,
образованной страной не так-то легко: надо все время думать, кому,
как, а главное, за что помогать. Но вот что интересно:
наряду с дебатами о характере «культурной миссии»
США в современном мире в печати время от времени
задают вопрос: а кто бы помог самим Соединенным
Штатам, чтобы они в ближайшем будущем избежали бы
такого явления, как ... неграмотность? В американской
печати все чаще обсуждается вопрос: не станут ли
США—самая развитая страна капиталистического
мира— в скором времени самой неграмотной страной
земного шара? Основания для тревоги вполне реальны. По
данным ООН, США к настоящему времени занимают
лишь 49-е место в мире по уровню грамотности
населения. По свидетельству корреспондента ТАСС,
американские газеты отмечают, что низкое качество образования в
средних учебных заведениях ведет к быстрому
распространению так называемой функциональной
неграмотности среди населения США.
В городе Сиракузы (штат Нью-Йорк) был доставлен в
больницу ребенок, которому его мать, не умевшая читать,
вместо лекарства дала средство для мытья посуды. В
Чикаго погибло стадо скота из-за того, что неграмотный
работник вместо корма засыпал животным вещество из
мешка с надписью «яд». По вине служащего военно-
морских сил США, не сумевшего прочитать инструкцию,
пришла в негодность техника стоимостью в четверть
миллиона долларов. Эти и другие случаи приводит
американский журнал «Ридерс дайджест». Он же сообщил
позорный для этой страны факт: 27 млн. взрослых
жителей США, или каждый пятый, функционально
неграмотны. Неграмотность—большая личная трагедия для каж-

Крушение иллюзий
51
дого из этих «пропащих», как называют их в статье. Само
это явление, принявшее масштабы общенационального
бедствия, пагубно отражается на экономике страны.
Журнал связывает с этим и рост преступности: каждый
второй заключенный в американских тюрьмах не владеет
грамотой.
Дж. Коузол, автор книги «Неграмотная Америка»,
используя статистические данные из исследований
министерства образования США и национального института
просвещения, пришел к выводу, что число неграмотных в
стране ежегодно увеличивается на 2 млн. человек и в
настоящее время составляет 60 млн. человек.
Чтобы скрыть правду от американцев и ввести в
заблуждение мировую общественность, ежегодник,
подготовленный и изданный национальной ассоциацией
директоров начальных школ, насыщен различными
успокоительными фразами. «Сейчас Америка,—утверждает
ассоциация,—находится намного ближе к достижению
давней мечты о том, чтобы каждый ее молодой гражданин
получил образование, чем какая-либо другая нация во
все времена...».
Тенденциозно подобранные факты и цифры, за
которыми авторы пытаются афыть истинное положение
вещей, противоречат подлинной безрадостной картине.
«Согласно статистике за 1982 г., 99% детей от 6 до 13 лет
и 94% детей от 14 до 17 лет обучались в школах...» —
утверждается в сборнике. Однако, по сведениям
телекомпании Эн-би-си, тысячи американцев предпочитают
учить своих детей дома, не желая подвергать их
пагубному влиянию школы, не все из них могут позволить себе
роскошь оплачивать образование своих детей. Помощь
государства постоянно сокращается. В 1979 г.,
объявленном ООН Международным годом ребенка, бюджетные
ассигнования на обучение школьника составили в США
всего 230 долларов, в то время как на содержание одного
солдата затрачивалось ежегодно 14 800 долларов.
«Тот факт, что только примерно 75% наших юношей и
SHa состоявшихся в Нью-
орке специальных слушаниях,
проведенных по инициативе
ряда общественных организаций,
подчеркивалось, что детский
труд широко распространен в
СИГА. Только в Нью-Йорке, по
некоторым данным, существует
около 500 швейных фабрик, где
в тяжелейших условиях
трудятся малолетние «рабы XX века».

52
Бизнес на мечте
девушек, достигших 17 лет, окончили среднюю школу,
иногда вызывает озабоченность,—констатируют авторы
сборника. И тут же с гордостью добавляют: — Но это
самые высокие цифры в истории нашей нации...»
Однако, чем гордиться, если, по сообщению министерства
образования США, в 1984 г. на 63% по сравнению с
1978 г. возросло число юношей и девушек, которым
приходится после приема в колледжи заново учиться
читать, писать и считать? Так, азы арифметики
повторяет каждый четвертый первокурсник, письма—каждый
пятый, а 16% осваивают основы чтения.
«Наиболее впечатляющим достижением американских
школ является быстро растущий образовательный
уровень взрослого населения США,—утверждает
ежегодник.—В 1910 г. средний американец в возрасте от 25 лет
и старше учился в общей сложности чуть больше восьми
лет. К 1950 г.—уже 9,3 года. Что же касается 1982 г., то
он имел за плечами уже 12,6 года учебы в различных
учебных заведениях». А как же быть с тем фактом, что
только к 1980 г., как показала перепись населения,
впервые в истории США, и то лишь половина жителей
каждого штата страны в возрасте 25 лет и старше,
окончила среднюю школу? Из доклада же
исследовательской группы института Северо-Востока и Среднего
Запада следовало, что 60 млн. взрослых американцев не
способны прочитать газету, а многие из них не могут
даже заполнить анкету при найме на работу или
произвести элементарные арифметические действия.
«Изданный ежегодник,—отмечает корреспондент
ТАСС,— еще один пример того, как власть имущие
создают миф об американском обществе «всеобщего
благоденствия». Однако жестокая реальность такова, что
даже ряд американских государственных деятелей
вынуждены признать наличие ужасающих масштабов
неграмотности в США. Так, в ходе состоявшихся в конгрессе
слушаний конгрессмен П. Уильяме заявил, что
неграмотность— «это позор Америки, ее национальная трагедия».
Как заявлял еще в 1982 г. президент нью-йоркской
• В США только на
сельскохозяйственных плантациях занято
900 тыс. детей, которые за
жалкие гроши работают 10—19
часов в сутки.

Крушение иллюзий
53
ассоциации учителей Т. Пиза, проводимые
правительством Рейгана сокращения федерального бюджета на
образование абсолютно лишены реальности и
представляют собой новый невероятный поворот, который усугубит
налоговое бремя местных налогоплательщиков. Это
означает одно—«дети бедных, больных, слепых, увечных,
нуждающихся, стариков, безработных будут обречены».
Президент Рейган, выступая на съезде национальной
ассоциации директоров средних школ, признал: «Самое
поразительное, что, как сообщает национальная комиссия
по совершенствованию системы образования, более 1/10
из числа 17-летних молодых людей в нашей стране могут
считаться практически неграмотными».
Разбирая причины бедственного положения в
американском образовании, журнал «Ридерс дайджест»
торопится обвинить во всем случившемся телевидение,
приток иммигрантов в страну, неспособность учителей
установить дисциплину в классах, низкий уровень их
подготовки и т. д. «Ридерс дайджест» не хочет замечать
очевидного: корни проблемы—социальные.
Американский школьник знает, что, даже если он и
овладеет всеми необходимыми в самостоятельной жизни
знаниями, его шансы на трудоустройство после
окончания школы незначительны. На начало 1985 г.
безработица среди молодых людей в возрасте до 20 лет составляла
18,4%.
Большое количество учащихся, бросая учебу, ищет
любую, даже самую низкооплачиваемую и опасную для
жизни, работу, чтобы материально помогать семье. В
Калифорнии, например, школу оставила почти 1/3 всех
учащихся, а общее число школьников, не способных
завершить обучение, вдвое превысило соответствующие
показатели 70-х гг. Причина одна—бедность.
• Шестнадцатилетний
учащийся Александрийской средней
школы ударом охотничьего ножа
убил своего одноклассника на
школьном дворе.
• Восемь школьников
арестованы полицией после побоища в
одной из средних школ г.
Кенсингтона. В схватке приняло
участие свыше 60 человек, у
многих имелись ножи, стилеты,
револьверы. Несколько
учащихся получили серьезные телесные
повреждения.
# Во время футбольного
матча, происходившего между
двумя школами в Новом Орлеане,
пятнадцатилетняя ученица из"
насилована в раздевалке
спортзала двумя учащимися
(«Вашингтон пост»).

54
Бизнес на мечте
Школу захлестнула волна насилия. Она идет с двух
сторон. В 49 штатах страны из 50 закон не запрещает
физические наказания учащихся. Пользуясь этим,
муниципальные власти, как, например, в Лос-Анджелесе,
разрешают служащим государственных школ прибегать к
побоям как мере воспитательного воздействия. В год по
стране только официально регистрируется около
миллиона случаев телесных наказаний. Вместе с тем каждый
месяц около 6 тыс. учителей становятся жертвами
ограбления прямо в школах, а около тысячи подвергаются
жестоким избиениям.
Недисциплинированность учащихся—одна из причин
резкого падения интереса учителей к своей профессии.
По данным опроса газеты «Амэрикэн тичер», 90%
учителей испытывают чувство разочарования в своей
работе, 85%—постоянную озабоченность здоровьем, 58%—
профессиональный стресс вследствие дурного поведения
учащихся. Непрерывная война с учениками вызывает у
педагогов состояние постоянного психического
напряжения, способствует появлению заболевания, которое
психиатры называют «невроз борьбы».
Причиной такого положения, как отмечает профессор
психологии Темпльского университета X. Хаймен,
является то, что «само общество способствует процветанию
насилия в школах. Показ насилия по телевидению,
высокий уровень безработицы среди молодежи,
невозможность достичь поставленной цели, экономический
стресс—вот только некоторые из факторов, которые
подрывают стабильность семьи и доверие учащихся к
системе».
Крах всех надежд и иллюзий, неверие в будущее
приводят к наркомании, которая давно стала настоящим
бедствием американских школ. Число подростков-
наркоманов за последние 20 лет увеличилось здесь в 16
раз. Ныне 65 из каждых 100 учащихся средних школ
употребляют наркотики, и снижения этой цифры в
ближайшее время не предвидится. Свыше 3 млн.
американских подростков—потенциальные пьяницы. В
старших классах их насчитывается до 93%, а 15% из них
превратились в законченных алкоголиков.
Газета «Вашингтон пост» сообщила, что в одном из
округов неподалеку от американской столицы в 1984/85
учебном году были исключены из школ 196 учащихся: за
ношение оружия—143, за употребление наркотиков — 42,
за употребление алкоголя—3, за нападение на
соучеников и учителей—4, за подстрекательство к насилию—4.
«Ридерс дайджест» призывает не тратить время на

Крушение иллюзий
55
поиски причин падения уровня грамотности, а засучить
рукава и действовать. Журнал с гордостью сообщает о
6500 общественных организациях и группах, занятых
исправлением создавшегося положения. Но все их усилия
направлены на борьбу с последствиями, а не с
причинами; кризис всей системы образования хотят
ликвидировать путем обучения грамоте взрослых людей.
Профессор Бостонского университета Г. Лабри провел
тест по проверке уровня знаний и образованности
студентов П семестра, у которых главными предметами были
журналистика и английский язык. Результаты были
ужасающими, хотя и не явились неожиданностью для
профессора: так, 44% студентов не знали ни имени, ни
фамилии американского вице-президента Джорджа
Буша, премьер-министр Канады Пьер Трюдо оказался
«хоккеистом из Монреаля», ливийский лидер Каддафи
«вырос» до президента Израиля, а американская
представительница в ООН стала «марафонской бегуньей из
Бостона». «Если кто-то думает, что студенты пошутили,—
пишет газета «Ди Вельт»,—то он жестоко ошибается.
Нет, Лабри привел подлинные факты,
свидетельствующие о «низком уровне» и «неправильных акцентах» в
американском воспитании».
Эксперты президентской комиссии по изучению
воспитания и образования в Америке—профессора, учителя,
педагоги, ученые—в течение 18 месяцев изучали
ситуацию в начальных и средних школах, в колледжах и
университетах и выступили с открытым письмом к
американскому народу. В этом письме, в частности,
говорилось: «Если бы враждебная сила навязала нашей
нации эту посредственную программу воспитания, с
которой мы имеем дело сегодня в наших школах, это
было бы расценено как акт агрессии. Однако виноваты
только мы сами. Основы политики воспитания в нашем
обществе подрываются посредственностью, и это опасно
для будущего Америки как народа и как нации». В
качестве примеров приводились вопросы примитивного
специального теста с возможными (типичными)
ответами, из которых только один является правильным:
«Джон Вильяме ищет рыбный ресторан. Где он будет
его искать: в путеводителе по городу, в телефонном
справочнике, в словаре или энциклопедии? (Правильно: в
телефонном справочнике.)
В ресторанном счете Фила поставлена сумма 4,80
долларов; он хочет оставить 15% чаевых. Сколько это
составит: 29 центов, 32 цента, 72 цента или 4,95 доллара?
(Правильно: 72 цента.)

56
Бизнес на мечте
Гарри купил по своей кредитной карточке товаров на
120 долларов и должен платить 3% в месяц. Сколько ему
следует внести через месяц: 3 доллара, 3,60 доллара,
116,40 доллара или 123,60 доллара? (Правильно: 3,60.)».
Бывший председатель одного из научно-
исследовательских институтов О. Бекер констатировал,
что «учащиеся средних школ и выпускники
профессиональных школ не обладают способностью осваивать
профессии в новых развивающихся отраслях
промышленности». Президент национальной академии наук Ф. Пресс
считает, что слишком многие студенты, являющиеся
«неучами в технологии» и стремящиеся занимать
ведущие посты «в качестве адвокатов или правительственных
служащих, невежественны».
По сообщению комиссии, у 40—50% всех городских
школьников возникают «серьезные проблемы с чтением»,
13% всех учащихся средних школ в США в возрасте 17
лет должны быть отнесены к почти не умеющим читать и
писать, только 20% в этой группе способны написать
сочинение, 65% 17-летних не умеют решать
математические задачи с несколькими ступенями вычислений.
Знание иностранных языков не является необходимым для
окончания колледжа или посещения университета.
Члены комиссий категорически потребовали
проведения реформы американского образования,
предполагающей «возврат к базовому обучению» с центром тяжести
на изучении языка, математики, естественных наук и
«компьютерной технологии». Пренебрежение к этим
предметам в пользу так называемых общих курсов, по их
мнению, не должно допускаться. В начальных и средних
школах предлагается увеличить количество учебных
часов и число учебных дней в году со 180 до 220, ученикам
рекомендуется задавать больше домашних заданий.
«Если мы серьезно стремимся к экономическому росту
в Америке и серьезно желаем повысить
производительность труда и конкурентоспособность наших основных
отраслей промышленности,—говорится в итоговом
документе комиссии,—то мы должны поднять дело
воспитания и образования на более высокий уровень, и начать
это нужно сегодня же... Впервые в истории нашей страны
знания поколения не превосходят знаний их родителей;
больше того, эти знания даже не равны знаниям
родителей, даже не приближаются к ним».
Да, к неутешительным выводам пришла комиссия,
членов которой вряд ли можно заподозрить в недостатке
благонамеренности по отношению к устоям
«американского процветания».

Многоуважаемый шкаф!
О том, что к этому предмету обихода можно обращаться
в XX в. как к последней надежде в жизни, свидетельствует
Б. Фраппа, французский журналист.
«... Есть в X округе Парижа человек, который живет в шкафу. В
настоящем стенном шкафу, где есть дверь с крючком, полки. Впрочем,
стенной шкаф—это даже громко сказано. Скорее это закуток для
помойного бачка. И с соответствующим отношением жильцов дома № 2
в тупике Бради. Расположен он под лестницей, рядом с почтовыми
ящиками. Его и не заметишь, если бы по вечерам туда не
протискивался, а с рассветом не выбирался наружу человек. «Жилая» площадь—
два метра на один. Крохотная дверца. Здесь и живет четвертый год
Антуан Ортега.
На крохотных полках его скарб: банки, бумага, мятая фляжка,
карманный фонарик, старые колеса от детской коляски. Ни
водопровода, ни вентиляции, ни электричества. Зато есть газовый счетчик
невероятных размеров. Соседский, конечно, счетчик. Есть еще два
крючка, чтобы покрепче запирать на ночь дверь, и одеяло на случай
холодов.
Антуан—здесь его зовут Тони—был не в настроении. Грозятся
выселить. Компания, содержащая дом, ищет место, куда дворничихе
складывать метлы. Серьезный территориальный конфликт между
метлами и Антуаном.

68
Бизнес на мечте
Антуан родился под солнцем Орана, в Алжире, в семье выходцев из
Испании. Восемнадцати лет, рассорившись с семьей, записался в
армию. Война оказалась кстати: ей нужна была молодежь. Воевал в
Тунисе» Марокко с колониальной пехотой, оказался с французским
корпусом в фашистской Германии, в Шварцвальде. Опять война—
Индокитай. Он снова подал прошение. Только таких, как он, оказалось
много. «Почти вся наша рота хотела туда попасть»,—говорит он.
Теперь вот тупик Бради. Соседи в общем-то милые люди. Они
привыкли к Антуану, он для них как бы часть дома. Дама с седьмого
этажа иногда зовет его прочистить туалет. Подкидывают кое-какую
работенку лавочники и портные. Месье Жак Эссель, у которого лавка
через дорогу, поручает ему иногда стеречь мастерскую и телефон. Руки
у Антуана золотые. Он любит клеить макеты из спичек. В погожий
воскресный день берет инструмент и идет к Бобуру, парижскому
культурному центру, и там работает прямо на глазах у туристов. Свой
шедевр, 23-парусный корабль размером больше метра, он продал
одному туристу. «Теперь мой макетик в Гонконге!» Сейчас он клеит
каравеллу Колумба. Пушки, рубка, трапы, всякие детали. «Сами
понимаете, какая работа!» Это его гордость.
Лучшие воспоминания тоже связаны со спичками. Несколько лет
назад он склеил макет дома. Вспомнив о нем, Антуан разволновался:
«Флигель, сад, там тебе два этажа, балкон и все такое. Терраса,
кухонька, ванная, туалет, само собой, и чердак. Да, еще балкон, я
сказал, нет? Тринадцать лампочек. Все горят. Я его отдал одним своим
приятелям». По своим размерам—со стол в кафе, т. е. почти такой же,
как его шкаф, это был красивый дом.
Не подумайте, что Антуан Ортега какой-нибудь бродяга или
пропойца, йгетчатая кепочка, черные, бог весть откуда, мотоциклетные
ботинки, вельветовая курточка—пестрая мода бедности. Но достойная
уважения. Антуан не пьет ничего, кроме минералки и кофе. В
«мазутке», здешнем кафе, завсегдатаи встречают его с радостью и
чешут в затылках, если он приносит показать свой очередной макет.
«Меня и дети считают за своего, вы не поверите!»

* «В голове
* нужно иметь...
к ножницы»?!
и
ШШ Этой на первый взгляд непонятной репли-
Мкой один из западногерманских журналистов
охарактеризовал фактическое положение дел с
М пресловутой «свободой слова, мнений, печати»,
так восхваляемой буржуазными идеологами.
Отсутствие действительного контроля за
нравственным содержанием литературы для детей и
юношества, с одной стороны, и жесткая цензура
в отношении прогрессивной печати, опасного
для монополий политического свободомыслия, с
другой,—такова действительная атмосфера, в
которой воспитывается молодое поколение в
современном буржуазном обществе.
Ревнители буржуазной морали, на словах
пекущиеся о нравственности подрастающего
поколения, громогласно заявляют, что в основе
их педагогической теории лежит борьба за
литературу и культуру, оберегающую детей и
молодежь от «нежелательной, непристойной
печатной продукции». Так ли это?

Время от времени на Западе раздаются призывы
ужесточить законодательные акты, регулирующие
положение печати. Вместе с тем не без гордости
подчеркивается, что единственное средство массовой информации,
которое вызвало разработку точного законодательства в
отношении «вредных влияний»,— это печать. Именно
она, по мнению власть предержащих, является объектом
пристального педагогического внимания, так как может
представлять опасность для общества, если ей не
устанавливать ограничений. Видимо, так оно и есть. И это, в
общем, давно известно. Гораздо интереснее другое: какая
именно опасность может создаваться печатью, которая
больше всего страшит законодателей общественного
мнения?
Излюбленный тезис западной педагогики о наличии
«свободы печати, слова, художественного творчества» в
этих странах основывается на том, что формально
предварительная цензура средств массовой информации,
печатной продукции запрещена. Но «цензурные ножницы»
работают вовсе не столько в области действительно
вредной для детей и юношества литературы, сколько ради
изгнания из печати и эфира политического инакомыслия,
неугодного буржуазии.
Заявляя о своих благих намерениях осуществить
«позитивную законодательную политику» в области
защиты молодежи и подростков от растлевающего влияния
примитивной и аморальной литературы, признавая
необходимость принятия безотлагательных мер
законодательного характера, школьные власти призывают
организовать защиту молодежи не путем изменения характера
печати для взрослых, а посредством запрета или
ограничения продажи подросткам «взрослых» изданий.
И опять же, оговаривают они эти заявления,
«необходимо учитывать экономические последствия всякой
защитной меры, ибо любая политика, не считающаяся с
интересами издателей, обречена на бессилие... Если
соотношение сил неблагоприятно, то не. следует настаивать
на каких-либо защитных мерах». Если же разобраться в
этой проблеме по существу, станет ясно, что в одних
случаях «защитные меры», т. е. цензура, фиговый листок
буржуазной нравственности, а в других (когда надо
обойти молчанием нежелательную информацию) —
средство защиты интересов буржуазного государства, и,
будьте уверены, его идеологов не смутят речи «разных
либералов», толкующих о свободе печати. Где уж тут
вести разговор о «защитных мерах», если совсем недавно
некто единолично выступил против ... всего французского

62
Бизнес на мечте
парламента! «Паук»—так назвала его одна из
французских газет. Ему принадлежало 16 ежедневных газет, а с
3 января 1985 г.—18. Его имя—Робер Эрсан, газетный
магнат, бросивший вызов Национальному собранию
Франции. Вопреки принятому годом раньше закону о
печати он добавил к своей империи группу «Прогрэ де
Лион». Одновременно его сын Филипп установил
контроль над выходящей в Реймсе газетой «Юньон».
Правительство предприняло контратаку: оно возбудило дело в
прокуратуре с целью аннулировать покупку «Прогрэ де
Лион». Но монополист защищен своим иммунитетом
депутата Европейского парламента, и весьма
маловероятно, чтобы этот иммунитет был отменен. Это последний
эпизод игры, которую с 1981 г. хозяин «Фигаро» ведет
против «левых».
«Эрсан,—пишет «Нувель обсерватер»,—позволяет
себе отступить от закона потому, что считает, что он сам
предвосхищает будущее режима. По его мнению, имеет
силу лишь тот законопроект, который одобрен
большинством в сенате, а республиканский закон—лишь клочок
бумаги. Любопытная концепция для парламентария!
Верно, что этот человек всегда подходил к своим мандатам
утилитарно. На протяжении десятков лет они помогали
ему ограничивать последствия его постоянных
конфликтов с правосудием.
На многократные нападки на его прошлое, его
методы, его устремления он отвечает высокомерным
молчанием и презрительной гримасой, относящейся, судя по
всему, не только к деталям формации, которые, как он
утверждает, он порой защищает, но и к тому миру
политических идей, который не всегда был, по правде
говоря, выражением демократии. Он безудержно наслаж-
лепередач в США показывается
в среднем 12 убийств, 16 драк с
применением оружия, 21 случай
перестрелки, 37 рукопашных
схваток, один удар ножом в
спину, 4 попытки к самоубийству
(из них 3 успешные), 4 падения
с обрывов, 2 падения автомобиля
под откос, 2 «суда Линча» и
многие другие ужасы.
• О характере «свободы» в
западном эфире можно судить по
следующим данным. По
подсчетам американского
исследователя У. Шрамма, за 100 часов те-

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
63
дается тем, что держит на привязи политических
деятелей, которые долго относились к нему со снобизмом.
Платить зарплату бывшим министрам, подкармливать
академиков, заставлять парламентариев терпеливо
ожидать его у дверей, приглашать на свои приемы
соперничающих между собой кандидатов в президенты от
правых партий, навязывать десятка полтора своих людей для
включения в избирательные списки оппозиции—какой
реванш!»
Эрсан, который через свои газеты и агентство «Ажанс
франсэз де коммюникасьон» контролирует около 30
местных радиостанций и готовится создать европейскую
телевизионную станцию, намерен и дальше усилить
контроль над радио и телевидением. «У «группы Эрсана»,
проводящей многоцелевую стратегию, есть свое агентство
печати («Ажанс женераль де пресс э де л'энформасьон»),
рекламное агентство («Пюблипринт»), сеть огромных
типографий в Париже, Канне, Лионе, Марселе, Нанси,
Нанте, Пуатье, Рубе, Тулузе. «Группа» состоит из
нескольких компаний, более или менее связанных между
собой. Вокруг самой крупной —«Сокпресс»—создается
настоящая паутина филиалов и более мелких фирм.
Монополист лавирует, устраивает союзы, меняет их,
когда потребуется. Его ничто не пугает. Единственное
условие объединения с другими политическими силами—
борьба против коммунистов. Вот его красноречивое
признание, опубликованное в журнале «Экспансьон»: «Газета
«Нор-Матэн», например, является органом федераций
Социалистической партии департаментов Нор и Па-де-
Кале. Она долго вела в этом районе борьбу против
коммунистов. Лоран и Ги Молле попросили меня
назначить политическим диктатором Жака Пьетта. Для меня в
этом не было никаких проблем, учитывая, что в этих
департаментах традиционно происходит решительная и
постоянная борьба между организациями
социалистической и коммунистической партий». «Эта циничная
откровенность свойственна Эрсану и теперь»,— подчеркивает
журнал «Революсьон». А все потому, очевидно, что
• «... Если кто-нибудь рискнет
произнести критическое
замечание по радио или телевидению,
он сразу же получает по
рукам»,—заявил журнал
«Шпигель».

64
Бизнес на мечте
монополист знает, с кого брать пример. Начиная с 1968 г.
крупные издательства скупали в среднем ежегодно по 68
так называемых независимых газет, и в настоящее время
155 издательских трестов США сконцентрировали в своих
руках 1175 из 1699 ежедневных американских газет.
«Неприкрытая практика насилия партийно-
политически настроенного и организованного
большинства в официальных органах,—пишет «Шпигель»,—
создала нечто вроде пространства произвола, в котором
господствующая в данный момент группа может упорно
протаскивать свои явно противозаконные меры».
Изумленные или подавленные, наблюдают сотрудники
программ за быстро прогрессирующим политическим
застоем радио и телевидения. Партийная прослойка
«растоптала журналистские добродетели». Еще 10 лет назад
это считалось невозможным.
Надсмотрщики из правительственных учреждений
намекают на то, что ограничения в отношении телевидения
могут увеличиться. Консервативное большинство в
официальных органах, как говорит советник К. Ринг из
гамбургского потребительского центра, сформировано
настолько надежно, что может «протолкнуть свою волю в
критических ситуациях». Буквально в «погромных тонах»
одна из руководящих инстанций— «Телевизионный
комитет» разнес одобрительно встреченный фильм репортера
журнала «Шпигель» о сидячем пикетировании лагеря с
атомным оружием в Гроссенстингене. По инициативе
председателя фракции ХДС в Майнце X. Вильхельма
этот фильм был расценен как «не подходящий» для
передачи.
Не чудовищным, а само собой разумеющимся
называет журналист Хильф свое высказывание по поводу
работы радио и телевидения: «Чтобы сегодня работать в
этой области, в голове нужно иметь своего рода
ножницы».
«Большая часть из написанного мною была направлена на
выявление несправедливости, царящей в нашем западном мире, его
жестокости и продажности, его волчьих законов и аморальности. Я обращал
внимание людей на все это. Мои противники—буржуазные
журналисты—живут, руководствуясь рецептом старого французского циника,
который заявлял, что слова предназначены для того, чтобы скрывать
правду» (Дж. Норт, американский публицист).
Пройдет несколько десятилетий, и американские
публицисты вынуждены будут заступиться за
«американскую мечту» перед лицом другого не менее опасного
кризиса—«кризиса доверия» народа к правительству,

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
65
возникшего в результате манипуляций новостями и
прямой лжи самых высокопоставленных государственных
деятелей США, включая бывшего президента Джонсона.
В одной из книг на эту тему американского журналиста
Б. Ледда отмечено, что, по выборочным опросам
общественного мнения в различных районах США, 60—70%
населения считают заявления правительства США
«искажающими правду и скрывающими невыгодные для него
факты».
Автору пришлось напомнить американским
читателям, что проблема эта имеет очень давнее прошлое. В
учебник истории для американских школьников вряд ли
попадет тот факт, что еще Вашингтон призывал, чтобы
право решать, какие документы правительства можно
считать «открытыми» и какие «закрытыми»,
принадлежало только президенту. Но, увы, эта «привилегия
исполнительной власти» медленно, но верно распространялась и
на множество других чиновников. Наиболее
решительный шаг в этом направлении был предпринят в период
второй мировой войны, когда президент Рузвельт
официально ввел цензуру. После ее окончания сотрудники
Белого дома, используя в качестве предлога холодную
войну, беззастенчиво скрывали факты, разоблачавшие
деятельность администрации, от представителей средств
массовой информации. Это было своеобразной
клинической смертью демократических иллюзий о свободе печати.
И не свобода печати, а свобода лжи продолжала
существовать при всех послевоенных президентах, и в конце
концов уже при Джонсоне она вызвала кризис доверия к
правительству. Разразился крупный скандал. И когда
правительству пришлось оправдываться, увещевать
журналистскую публику взялся А. Сильвестер—один из
представителей Пентагона. «Ястреб» без обиняков заявил,
что, хотя правительство и не имеет права лгать, оно
может «распространять ложную информацию в целях
обмана противника».
Не случайными являются и другие факты,
свидетельствующие, как далеко в своем рвении «обмануть
противника» для поддержания веры в «американскую мечту»
заходят отцы американской демократии, сколь
изощренны приемы манипуляции новостями, применяемые
Бель»! домом. Б. Ледд, в частности, вспоминал, что во
время так называемых инструктажей президент
Джонсон, по мнению ряда конгрессменов, скорее,
дезинформировал их, хотя все сообщаемые им сведения были
объявлены секретными. «Если кто-либо из помощников
делал неудачное заявление, то Джонсон тут же публично
3—3472

66
Бизнес на мечте
нецензурно ругал его». Болезненная скрытность
президента во всех, даже самых мелких, делах не раз
приводила к тому, что, если в прессе появлялось
преждевременное сообщение о каком-либо его решении, он немедленно
отменял его. Подозрительность распространялась и на
взаимоотношения с конгрессом. Как правило, Джонсон
совершенно неожиданно вносил свои законодательные
предложения, что часто вело к их провалу из-за
неподготовленности общественного мнения; нередко отказывал
комиссиям конгресса в доступе к документам и другой
информации; совершенно нетерпимо относился к любой
критике деятельности правительства и особенно его
лично.
Классическим образцом «правительственной лжи»
можно считать заявление Белого дома весной 1965 г.,
накануне и в ходе интервенции в Доминиканской
Республике, когда в качестве версий, оправдывавших высадку
американских войск в Санто-Доминго, были
обнародованы утверждения, что они посланы исключительно якобы
ради спасения жизни американских граждан; США
придерживаются строгого нейтралитета и не вмешиваются в
борьбу между повстанцами и войсками правительства;
вооруженное вмешательство потребовалось будто бы для
того, чтобы предотвратить захват власти в
Доминиканской Республике коммунистами. Эту традицию Белый
дом наглядно продолжил в ходе операций по захвату
Гренады, при вмешательстве в события в Чили,
Никарагуа, Сальвадоре, Ливане.
Все версии об опасности для США со стороны этих
государств—откровенная ложь. Никто не угрожал жизни
американских граждан. Просто американские войска
должны были оказать прямую поддержку реакционному
режиму. В Доминиканской Республике, например, на
самом деле восстанием руководили либеральные
элементы, имевшие целью восстановление власти законного
президента. Однако это противоречило политике США,
выступающих против «слишком либеральных» режимов в
Латинской Америке». Интересно заметить, что сам Ледд
далек от какого-либо сочувствия «красным», он вообще
считал бы интервенцию оправданной, если бы восстанием
действительно руководили коммунисты. Ему лишь не
нравится практикуемая Белым домом техника
умышленной «утечки» информации через анонимных
высокопоставленных должностных лиц. Оставаясь в тени, эти
«рыцари обмана» не несут ответственности за свои
заявления и избегают ответов на дальнейшие вопросы
представителей прессы. Другим способом выработки аме-

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
67
риканской внешней политики являются так называемые
пробные шары, когда в прессе инспирируются сообщения,
единственная цель которых—проверить реакцию на них
общественного мнения. Подобная тактика, пишет автор, в
частности, использовалась Пентагоном для изучения
реакции СССР и других социалистических стран на
возможность распространения бомбардировок на порт
Хайфон во Вьетнаме.
Особенно много лживых заявлений делалось по поводу
возможности мирных переговоров, а так называемые
мирные наступления США обычно предвещали
дальнейшую эскалацию военных действий. Именно к этой цели
направлен президентский указ № 12356, подписанный
Р. Рейганом 2 апреля 1982 г. и значительно
расширивший полномочия и возможности федеральных ведомств
по засекречиванию информации. Указом, о котором идет
речь, отменена прежняя практика, в соответствии с
которой правительственные ведомства должны были
систематически проводить анализ конфиденциальных
материалов для определения того, с каких из них может быть
снят гриф «секретно». Министерства и федеральные
ведомства, в первую очередь госдепартамент, Пентагон и
ЦРУ подучили право на неопределенное время
продлевать срок секретности тех или иных документов. В
результате резко сократилось число материалов, к
которым могут получать доступ журналисты, историки.
Ту же цель—лишение прессы права доступа к
важным источникам информации—преследует и директива
совета национальной безопасности № 84, подписанная
Р. Рейганом в марте 1983 г. В чем суть этой директивы?
Документ, о котором идет речь, устанавливает, что
каждый федеральный служащий должен подписать
обязательство о неразглашении той информации, которой он
обладает; что каждый федеральный служащий,
пользующийся допуском к конфиденциальной информации,
обязан представлять на просмотр любые статьи и другие
материалы перед их публикацией в печати; что
правительственным ведомствам надлежит ограничить общение
• К началу 70-х гг. в
Пентагоне насчитывалось «более трех
тысяч человек, специально
занимавшихся «отношениями с
прессой». На эти цели затрачивалось
35 млн. долларов в год.
3*

68
Бизнес на мечте
своих сотрудников с представителями прессы и
разработать «новые, более совершенные методы» по
установлению источников «утечки информации». Под предлогом
«обеспечения национальной безопасности»
администрация получила возможность прекращать или значительно
ограничивать дискуссии в прессе, запрещать публикацию
критических статей бывших высокопоставленных
представителей правительства.
Согласно распоряжению министерства юстиции США,
изданному «в развитие» директивы № 84, цензуре в
предварительном и обязательном порядке должны
подвергаться любые газетные и журнальные статьи,
рецензии и даже художественные произведения, написанные
бывшими официальными лицами и в какой-либо степени
затрагивающие вопросы национальной безопасности.
Если учесть, что число бывших правительственных
чиновников среди ведущих американских журналистов
довольно значительно, нетрудно увидеть, что директива № 84
дает официальному Вашингтону возможность и право
открыто контролировать поток сообщений, каждодневно
получаемых газетами, радио, телевидением, на
«законных основаниях» диктовать им, о чем сообщать, о чем
нет, создает неограниченные возможности для
пресечения огласки «нежелательной» информации.
Но и это не все. Для того чтобы воспрепятствовать
утечке «нежелательной» информации, директива № 84
вводит в практику массовое принудительное прохождение
государственными служащими проверки на так
называемом детекторе лжи. Существует и другой, не менее
жесткий вид цензуры в буржуазном обществе. Под
предлогом выявления неплательщиков налогов
сотрудники казначейства США получили право вмешиваться в
самые интимные стороны жизни любого американца. Они
могут производить аресты, обыски и вызывать в суд
повесткой, наложить арест на любое имущество
должника, войти в любое помещение для обследования любых
предметов, подлежащих обложению федеральными
налогами, изучать любые документы, бухгалтерские книги,
связанные с уплатой налогов. Но, даже обладая такими
правами, они зачастую самовольно проводят обыски и
даже аресты без ордеров.
Помимо этого, вопреки конституционным правам
граждан, им разрешено широко использовать новейшую
электронную технику для тайной слежки за населением.
Более того, в Вашингтоне существует специальная школа
для обучения методам подслушивания, незаконного
проникновения в помещения с помощью отмычек, набор

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
69
которых вручается выпускникам школы вместе с
дипломом.
Незаконное вмешательство в частную жизнь граждан
по-разному влияет на взгляды молодежи. Обследования
показали, что 85% молодежи одобряли подслушивание
телефонов; 58%—считали допрос с пристрастием
необходимым для полиции; 60%—одобряли цензуру печати;
25% считали обыск без ордера допустимым.
Не довольствуясь подобным вмешательством в
частную жизнь граждан и сбором всевозможных сведений о
них, правительство США пытается проникнуть и в мысли
человека. Для этого проводятся психологические тесты,
выясняющие взгляды на секс, религию, семью и т. п.
Этим занимаются школы, больницы, вооруженные силы,
государственные учреждения, примерно 50% крупнейших
фирм и другие организации. Результаты
«психошпионской» деятельности затрагивают личное благополучие
миллионов граждан: их трудоустройство, учеба,
вступление в брак, репутация зависят от секретных докладов
различного рода «специалистов». Сторонники подобных
тестов стремятся внедрить их в таких же масштабах, как
прививки против оспы. Со школьной скамьи на человека
пожизненно вешают определенную «бирку», которая
может быть использована властями и в политических целях.
Лица, осуществляющие полицейскую тиранию, не
сознают противозаконности своих действий, что является
характерной чертой американского государства. Они
уверены, что делают добро, и готовы в этих целях обходить и
нарушать законы. Наиболее убедительный пример
этого—широкая практика подслушивания телефонов
вопреки закону 1934 г. В настоящее время в США более
90 млн. телефонов, что позволяет полицейскому уху
проникнуть в 91% домов и квартир. При современном
состоянии техники подслушивания невозможно
полностью установить масштабы этой незаконной практики.
Но, конечно, никакие масштабы незаконной деятельности
• В настоящее время в США
изучаются методы контроля над
мыслями с помощью наркотиков,
химических веществ и
электронного стимулирования. Эти
засекреченные исследования
находятся в начальной стадии, однако
некоторые лица придают
подобным работам такое же значение,
как изобретению атомного
оружия.

70
Бизнес на мечте
государства на Западе по контролю за мыслями своих
граждан не могут сравниться с глобальным по своему
охвату воздействием на умы людей в буржуазном
обществе средств массовой информации.
По некоторым подсчетам, более миллиарда людей
оценивают международные события на основе
информации американского информационного агентства
Ассошиэйтед Пресс, которое распространяет сообщения
объемом в 17 млн. слов в день. Юнайтед Пресс Интернэшнл
направляет свои материалы в 90 стран, ежедневно—
14 млн. слов. Английское агентство Рейтер имеет
подписчиков в 158 государствах, французское Франс Пресс—в
80 странах. Они передают соответственно 2,5 и 3,5 млн.
слов в день. Эти четыре агентства стремятся
монополизировать поток международной информации.
По данным ЮНЕСКО, 15 транснациональных
корпораций США, ФРГ, Франции, Японии, Нидерландов
контролируют превалирующую долю операций в области
технических коммуникаций несоциалистического мира, что
приносит им немалые прибыли. По данным профессора
Лондонского университета Дж. Тунсталла, автора книги
«Средства массовой информации—американские», в
одном только 1979 г. Соединенные Штаты получили от
экспорта кинофильмов, грампластинок, магнитофонных
записей, телевизионных программ, информации
агентства АЛ и ЮПИ, а также рекламных услуг от 1,5 до
2 млрд. долларов.
В Вашингтоне создана специальная информационная
служба новостей Белого дома, по свидетельству сенатора
У. Проксмайера, «первая в США пресс-служба,
принадлежащая правительству, контролируемая правительством и
включающая в свой штат сотрудников правительства».
Ныне в аппарате Белого дома насчитывается около
650 сотрудников и не менее 500 из них, как
свидетельствует в своей книге «Репортеры, правда и Белый дом»
известный американский журналист Дж. Дикин, прямо
причастны к пропаганде и в той или иной форме
воздействуют на средства массовой информации, требуя,
чтобы газеты, радио и телевидение «должным образом
лепили» образ президента и его ближайшего окружения,
в «надлежащем виде» освещали внешнюю и внутреннюю
политику США.
Информационная служба установила контакты с
министерствами просвещения и образования стран—членов
НАТО и систематически организует для работников
системы образования, учителей, студентов и учащихся
средних учебных заведений экскурсии в Брюссель, где

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
71
для них проводятся специальные лекции, беседы,
кинопросмотры; в год штаб-квартиру НАТО посещают не
менее 10 тыс. человек, в том числе 300—
500 молодежных групп. Более 500 выпускников западных
вузов получили «стипендии НАТО» для проведения
«научных работ» и «исследований» при натовских штабах;
темы этих «исследований» — «Советская угроза и ее
аспекты», «Финансирование усилий в области обороны»,
«Новые виды стратегической угрозы безопасности
Запада» и т. д.—говорят сами за себя.
В условиях Запада литература, искусство и средства
передачи информации являются, конечно, не.
единственными, но все же главными каналами, с помощью которых
буржуазные идеологи устанавливают контакт с
молодежью, вдалбливая в ее сознание желаемые оценки
текущих политических событий, направляют поведение
молодых людей в желаемую сторону. Музыка,
литература, искусство вообще и даже наука развиваются здесь не
в соответствии с какими-то общечеловеческими
принципами или с какой-то внутренне присущей им гуманной
педагогической целью, а для того чтобы способствовать
пропаганде буржуазного образа жизни. Научные истины
и художественные произведения, если они даже случайно
соответствуют этим планам, получают поддержку, а в
иных случаях, наоборот, замалчиваются или искажаются.
Последний метод хорошо иллюстрируется примером,
приводимым известным западным исследователем проблем
пропаганды М. Чукасом.
«В заметках, сопровождавших рукопись их книги,—
писал он,—братья Дж. и В. Гримм писали, что историю о
Ханселе и Гретель рассказала им слово в слово Дортхен
Вильд из садового домика в Касселе, ставшая потом
женой Вильгельма. В предисловии к первому изданию
они рассказывают, сколько труда они положили для того,
чтобы передать сказки такими, какими они были, и
сохранить их первоначальную прелесть. В таком виде, без
изменений, если не считать их перевода, сказки братьев
Гримм дошли до наших дней». Далее Чукас, чтобы
продемонстрировать «изощренность советской
пропаганды», без зазрения совести утверждает, что якобы «детям в
Восточной Европе преподносят в форме пьесы
совершенно переделанный вариант сказки о Ханселе и Гретель. В
сказке Хансель и Гретель—дети бедного дровосека,
которых злая мачеха бросает в лесу. Они попадают в лапы
старой колдуньи, откармливающей Ханселя, чтобы его
съесть. Но Гретель сумела обманом заставить ее
забраться в горячую печь. Она закрывает дверцу печки и

72
Бизнес на мечте
освобождает брата. Вместе они возвращаются домой,
нагруженные драгоценностями из сундуков колдуньи, и
обнаруживают, что их мачеха уже умерла, а потом они
живут счастливо всю жизнь. По коммунистической
версии, Хансель и Гретель—дети трудолюбивого колхозника,
которые забрели через границу на капиталистический
Запад. Здесь их хватает жена жадного капиталиста и
ведет к мужу как рабов. Они удирают и бегут на Восток,
преследуемые капиталистом и его женой. Когда уже
кажется, что их обязательно поймают, детей спасают
коммунистические пограничники». Правда, он дальше
проговаривается: оказывается, этот вариант был всего-
навсего записан в редакции радиостанции «Свободная
Европа» в Мюнхене со слов эмигранта, недавно
бежавшего из Праги на Запад, где, как он надеется, «будет
счастливо жить-поживать».
Вот уж, действительно, начал во здравие, а кончил за
упокой: сначала заверил, что приводится пример из
жизни, а затем оказывается, это всего лишь один из
эмигрантских вариантов, который нужен, чтобы внушить
читателю мысль: трудно будет устранить этот образ
капиталиста, преподнесенный русским детям, из их
сознания, особенно если учесть, что все средства общения
используются для того, чтобы упрочить его. «Конечно,
сказка братьев Гримм сама по себе мрачная,—пишет
М. Чукас,—но это произведение чистого и простого
народного творчества не запятнано каким-либо злым
умыслом или обманом. Советский вариант, напротив,
превращает сказку в нечто совсем иное—в орудие, с помощью
которого пропагандист может проникнуть в детское
сознание и направить ребенка по пути, ведущему в заранее
предопределенную сторону».
Суть буржуазных теорий воспитания,
предусматривающих воздействие на поведение детей, связана с
попытками ввести их в заблуяедение путем создания различных
иллюзий—умственных и эмоциональных. Как
искажаются реальные представления в области мышления, об этом
уже говорилось. Иллюзии эмоциональные—это нечто
иное. Ведь чувства являются побуждением к действию.
Поэтому применительно к сфере чувств буржуазная
педагогика исходит из стремления породить и
использовать в своих интересах различные иррациональные
реакции, подавлять, направлять в определенную сторону или
искажать действие эмоций, вызывать у детей такие
чувства, которые, возможно, без подобного
педагогического вмешательства вовсе не проявились бы. Важно
скорректировать в нужном направлении процесс выражения

«Б голове нужно иметь... ножницы»?! 73
чувств, вмешаться в их естественное развитие.
Разбудить сильные эмоции отчуждения, страха, если
нужно, гнева, для того чтобы столкнуть детское
воображение с предположительной, но так или иначе
затрагивающей ребенка лично ситуацией как вполне
правдоподобной, нужно, по мнению таких воспитателей, для того,
чтобы воспитуемый оказался не в состоянии сдержать
свои чувства. Вызвав подобные эмоции, можно затем
распространить их на оценку явления, менее близкого, а
следовательно, менее важного, по мнению воспитателя,
для ребенка, или наоборот.
Детям любого возраста свойственны определенные
симпатии и антипатии к вещам и окружающим их
явлениям, к которым они проявляют любовь,
привязанность или восхищение, враждебность или отчуждение.
Свою задачу «педагог-манипулятор» видит в том, чтобы
найти символ, который воплощал бы в себе определенные
чувства и воздействовал бы на них, отождествить его с
предметом или явлением, имеющим первостепенное
значение в данной воспитательной ситуации, добиться
переноса прежних эмоций на новые события.
Одно из сознательных педагогических намерений
подобного рода заключается в том, чтобы парализовать
способность критически мыслить, достичь того, чтобы
чувства человека создали у него такую иллюзию, которая
облегчала бы, например, перенесение отношений любви и
симпатии, отчуждения и враждебности с одного объекта
на другой.
Характер педагогических воздействий зависит от того,
ожидается ли наступление желаемого эффекта в
ближайшем будущем или время его возможного проявления
неизвестно. Специфика педагогических воздействий при
неопределенности времени наступления желаемого
эффекта должна, по мнению буржуазных авторов, исходить
из того, что неразумно преждевременно доводить эмоции
человека до наивысшего напряжения, так как
поддерживать такое состояние в течение длительного времени
невозможно. Разумнее «подогревать» чувства, сохраняя
их в «тлеющем» состоянии и быть готовым довести их до
требуемого результата лишь с приближением времени
совершения ожидаемых мероприятий. В таких условиях
действия воспитателя должны носить более умеренный,
успокаивающий характер по сравнению с
кульминационными моментами: ведь в этом случае достаточно
времени, чтобы создать какой-то образ, имеющий нечто общее
и с человеком, подвергшимся воспитательной обработке,
и с тем социальным заказом, который выполняется.

Приоткрытая книга
Произведения русской классики и советской многонациональной
литературы утверждают идеалы подлинного гуманизма, добра,
справедливости, воспитывают высокие мечты и представления о настоящем
человеческом счастье. Доступ к этим духовным богатствам затруднен для
юной читательской аудитории капиталистических стран, книжные
рынки которых наводнены псевдохудожественными литературными
поделками наряду с комиксами, романами ужасов, фантастикой,
предсказывающей близкий конец света. О том, как западная пресса
оценивает явления культурной жизни, связанные с изданием переводов
нашей литературы, как буржуазные литературоведы представляют и
комментируют их, рассказывается в обзоре материалов западной
прессы, подготовленном М. Азизовым.
Сегодня, когда борьба двух идеологий захватывает все новые сферы
духовной жизни, как никогда важно не только находить новые факты и
доказательства, разоблачающие идеологическую политику
империализма, но и всесторонне, убедительно и аргументированно раскрывать
идейные истоки и специфику приспособления буржуазных
литературоведов к изменяющейся интеллектуальной атмосфере в читательской и
научной среде. Лицемерно делая упор на необходимости выполнения
Хельсинкских соглашений в области культурного обмена, буржуазные
идеологи активизируют свои изыскания в области нашей литературы
под флагом «незаинтересованного эстетического начала», нередко пыта-

«В голове нужно иметь.,, ножницы»?!
75
ясь внушить массовому читателю угодные им оценки творчества
классиков русской и советской литературы. Причем тенденциозность
проявляется в самом отборе имен писателей, и прежде всего советских.
Многим западным читателям (помимо, конечно, специалистов—
филологов, читающих по-русски) не известны имена таких мастеров
советской литературы, как Михаил Шолохов, Александр Твардовский,
Константин Симонов, Чингиз Айтматов, Расул Гамзатов, Юрий
Бондарев. И это не удивительно. Ведь если за период после второй мировой
войны в СССР издано более 14 тыс. названий книг американских,
французских, английских, западногерманских авторов, то книг русских
и советских авторов в этих странах выпущено не более 2,5 тыс. Если же
взять аналогичные данные только по СССР и США, то у нас за этот
период выпущено более 7 тыс. произведений американских авторов, а в
США лишь около 500 произведений советских писателей. В этом смысле
показательны и такие цифры: в СССР английский язык изучают около
12 млн. человек, немецкий примерно столько же, французский—
3,2 млн. Русский же в США учат около 150 тыс. человек, в ФРГ—около
35 тыс. человек, во Франции—около 30 тыс. Исходя даже из этих
общих статистических данных нетрудно понять, насколько
недостоверны и далеки от действительности могут быть оценки, факты и примеры
буржуазных дельцов от литературы, «радеющих» об утверждении духа
Хельсинки. Весьма произвольно и односторонне трактуется и творчество
того или иного писателя, его вклад в мировую литературу.
Вот как, например, американский исследователь Э. Филд пишет о
творчестве Ф. М. Достоевского: «Нерусские читатели не понимают двух
вещей: во-первых, что далеко не все русские любят Достоевского столь
же сильно, как американцы, и, во-вторых, что большинство тех русских,
которые его любят, чтят в нем мистика, а не художника. Он был
проповедник, многословный журналист и суетливый комик. Я понимаю
некоторые из его сцен; отдельные яркие фарсовые описания скандалов
забавны. Но его чувствительные убийцы и задушевные проститутки
невыносимы». Он же дает такую характеристику А. Блоку:
«Великолепный поэт, но человек среднего ума».
Аналогичные субъективистские суждения встречаем и у других
буржуазных литературоведов. П. Фришауэр (ФРГ), например,
рассуждая о русской драматургии, упоминает о Д. И. Фонвизине как об авторе
«двух малозначительных пьес», затем, уделив три фразы А. С.
Грибоедову, объявляет драматическое творчество А. С. Пушкина и
М. Ю. Лермонтова «вымученным». А. Н. Островский квалифицируется
как «больше техник драмы, чем поэт», хотя у него имеется все-таки
вещь, в которой, помимо «голой реальности», присутствует поэзия,—это
«Гроза». Единственной пьесой М. Горького, заслуживающей внимания,
Фришауэр считает драму «На дне». Что касается «Власти тьмы»
Л. Н. Толстого, то она именуется «натуралистической по форме и
содержанию».
Время от времени буржуазные литературоведы пытаются
подвергнуть ревизии трактовку понятия «реализм», употребляя его в значении
«натурализм». Исследователи, подобные процитированным выше,
пытаются доказать, что к реализму не относятся произведения, в которых
есть элементы фантастики или гротеска или преобладает приподнятое,
свойственное, по их мнению, только романтизму, мироощущение.
Любопытно, что типичной для классического русского романа они
считают, например, тему сумасшествия, прослеживая ее в творчестве
Гоголя, Достоевского, Гаршина, Чехова. В частности, «своеобразный»
анализ особенностей творчества Гоголя встречаем в исследовании
Л. Гамальяна и В. фон Вирен-Гарчинской. «так называемый реализм
Гоголя,—пишут они,—заключается в его умении выделять в
человеческой натуре мелочное, пошлое и злое, в его мастерстве описаний
мельчайших, незначительных деталей... Хотя читатель увлечен и

76
Бизнес на мечте
потрясен талантом Гоголя-юмориста, последняя фраза в «Повести о том,
как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»
свидетельствует, что Гоголь взирал на русские будни с ужасом. Советские
критики рассматривают Гоголя как реалиста, чья проза обличает
недостатки общественного устройства и ставит вопрос о необходимости
реформ. Но на самом деле Гоголь и в этой повести и в других нигде
ясно не критикует общественное устройство, предпочитая высмеивать
чудаковатость и ничтожество своих персонажей».
О Тургеневе те же авторы говорят, что он «находится в тени своих
великих современников Толстого и Достоевского. Но, в отличие от
Толстого, он никогда не забывал об искусстве во имя проповеди
религаозных и социальных идеалов, в отличие от Достоевского он не
терял чувства меры и пропорции, не ограничивал себя
славянофильством. В его творчестве нет изображения грязи, подлости,
отступничества, но писатель все знал об этом, и большинство его произведений
имеют щемящий привкус тоски». О Достоевском говорится, что он был
великим борцом против безбожного гуманизма, поборником
христианского персонализма и в то же время основоположником
экзистенциализма, так как «в центре его внимания была проблема свободы и судьба
человека».
Литературную деятельность Чехова западные литературоведы
подчас относят к периоду, якобы ознаменованному упадком реализма и
подъемом символизма в русской прозе: «Вместе с Максимом Горьким и
Иваном Буниным Чехов занимает промежуточное положение между
классиками—Тургеневым, Достоевским, Толстым и модернистами
Исааком Бабелем и Борисом Пастернаком».
Поверхностность таких «оценок» вызывает скептицизм даже у
некоторых западных исследователей. Так, английский литературовед
Р. Пис опубликовал в Йельском университете в 1983 г. свой опус
«Чехов: Исследование четырех больших пьес», а его соотечественник
М. Норвич выступил с критикой этой работы. «Эта книга,—пишет
он,—включающая в себя краткие предисловия к пьесам «Чайка», «Дядя
Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад», является по существу чуждой
для автора периферией абстрактного подхода, родившегося скорее в
академическом, мозговом анализе творчества Чехова, чем в его
эмоциональном, духовном, театральном восприятии... В результате вне поля
зрения Писа оказалось множество интересных деталей,
характеризующих произведения русского классика и выражающих основу, сущность,
дух чеховских пьес». Не отмечены, по мнению рецензента,
свойственные им юмор, печаль, ощущение тоски, хотя автор, иронизирует
Норвич, «надежно перестраховался многочисленными ссылками на
авторитетные художественно-эстетические высказывания о творчестве
Крылова, Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Гончарова,
А. Толстого, а также Шекспира». Однако, замечает рецензент, это не
спасает положения: «Даже для чисто театральной аудитории и наиболее
легковерного читателя эти цитатные подпорки не способны
воспроизвести подлинную эмоциональную, интеллектуальную духовную сущность
этих творений Чехова».
Конечно, трудно судить по этой короткой рецензии, насколько
искренним было желание ее автора помочь западному читателю найти
правильные ориентиры в понимании творчества великого русского
писателя, но ясно одно: истинная литература, подлинно
гуманистическое творчество русских и советских писателей-классиков, которые все
труднее укрыть за нагромождениями лжи, воздвигаемыми научными
фальсификаторами, требуют глубокого, серьезного и объективного
исследования. Так, одно из крупнейших хрестоматийных произведений
русской классики—«Отцы и дети» И. С. Тургенева—совсем недавно
стало предметом монографического исследования. Его автор Л. Дэвид,
как сообщает английский литературоведческий журнал, «впервые де-

«В голове нужно иметь... ножницы»?!
77
тально проанализировал шедевр Тургенева, издававшийся в переводе
на английский язык». Факт сам по себе отрадный, однако нужно
отметить, что о творчестве таких классиков английской литературы, как
Шекспир, Байрон, Диккенс, Шоу, и многих других в нашей стране
только за последние два десятилетия опубликовано отнюдь не по одной
монографии, не считая сотен статей, литературоведческих разысканий,
биографических очерков и библиографических комментариев.
Разумеется, дело не в количественных сравнениях, а в разных подходах к
классике: научном, сложившемся в марксистском литературоведении, и
субъективно-тенденциозном, бытующем во многих работах западных
литературоведов.
Это вынуждены признать и некоторые буржуазные ученые. Так, в
статье, опубликованной в издаваемом в Англии журнале «Славянское и
восточноевропейское обозрение» (1985, № 10), в частности, говорится:
«Усиление интереса к современной русской литературе, несомненно,
удовлетворяется лишь частично». В связи с этим автор заметки
высказывает удовлетворение, что издательство «Анжела» «сумело
преодолеть недостатки предпринимавшихся ранее выпусков переводов
русской классики, дав читателю новые издания «Маленьких трагедий»
и «Повестей Белкина», «Истории села Горюхина» Пушкина и «Село
Степанчиково и его обитатели» Достоевского». Автор статьи
поддерживает стремление некоторых литературоведов проследить историю
развития русско-английских литературных связей, что, естественно, может и
должно восприниматься лишь с самой положительной стороны: ведь две
великие литературы оказали и оказывают друг на друга взаимное
влияние, утверждая идеи гуманизма, интернационализма, борьбы за
мир, приобщая своих читателей к общечеловеческим духовным
ценностям. Однако иногда достаточно уловить тональность, в которой чаще
всего выдержаны подобные литературоведческие комментарии, как
становится ясно: и здесь академическое перо работало, пусть с легким,
едва заметным, но пропагандистским нажимом. «После Крымской
войны,—говорится в заметке Дж. Макхейра «Боборыкин в Англии» (в
том же номере журнала «Славянское и восточноевропейское
обозрение»),—Англия принимала из России как «англофобов», так и
«англофилов» ... Герцен прожил здесь 6 лет (1861—1867), имел с англичанами
весьма ограниченные контакты (о чем он напоминает в «Былом и
думах»)... Тургенев пробыл в Англии около 12 месяцев и располагал,
напротив, широким кругом знакомств, но почему-то крайне редко
упоминал в своей личной переписке о контактах с англичанами...
Л. Толстой в марте 1861 г. посетил нашу страну и провел здесь 16 дней;
Достоевский в «Зимних заметках о летних впечатлениях» вспоминает о
восьмидневном посещении Лондона в июле 1862 г. И. Гончаров
побывал на Британских островах в 1852 г. проездом в Японию». Казалось бы,
идет бесстрастная констатация фактов, на основании которых трудно
сделать какие-либо серьезные выводы. Но вот в этой почти
бухгалтерской справке читаем: «Единственным в своем роде, более достойным
современником тех русских был Петр Дмитриевич Боборыкин, который
провел в Англии в общей сложности не более 6 месяцев в течение
30 лет». Только он, оказывается, в отличие от вышеназванных
писателей, сумел правильно понять английское общество, представить его
соответствующим образом в России и «своими ценными наблюдениями
обеспечил достижение согласия между Россией и Англией в XIX в.».
Комментарии, как говорится, излишни: таким «научным» способом
английскому читателю внушается представление о незначительном
месте творчества Гончарова, Тургенева» Л. Толстого, Достоевского в
общемировой культуре. В России о Боборыкине не помнят, а,
оказывается, именно его произведения и следует прежде всего читать западному
читателю, коль скоро один этот писатель сумел понять душу другого
народа. Было бы крайне наивно всерьез полемизировать с подобными

78
Бизнес на мечте
утверждениями. Много ли учености надо для того, чтобы
противопоставлять на столь зыбкой основе одних писателей другим?
Обращаясь к современной советской литературе, западные
литературоведы не могут пройти мимо такого значительного явления, как
творчество Ч. Айтматова. Однако и здесь присутствует стремление
преподнести в нужном им духе отдельные, вырванные из контекста
детали и мотивы, игнорируя его художественную концепцию и
художественное мировоззрение в целом.
Так, американская исследовательница Б. Ингемансон отмечает, что
роман Ч. Айтматова «И дольше века длится день» передает через
«легенды и воспоминания героев историческое прошлое, надежду и
страх перед космическим будущим Земли... Хотя центральным местом
действия романа является заброшенный железнодорожный узел,
читателю не надоедает следить за ходом повествования благодаря богатой
окраске образов и человеческих эмоций... В его произведениях
животные символизируют достижения и неудачи нашей жизни, от
напуганных машинами ланей на земле до орла, парящего в небе,
ассоциирующегося в читательском восприятии с летящими к звездам
космонавтами».
Эта объединяющая творчество писателя тема, по мнению критика,
выражает то стремление к жизни, источником которого должно быть
«благоразумное соединение старых традиций и современных ритуалов,
избегающее влияния каких-либо политических вопросов». Прообраз этой
гармонии, на поиски которой нацелены все окружающие героев добрые
силы, отдаленный намек на нее Айтматов, как полагает автор, видит
будто бы лишь в единении нескольких одиноких мужчин и женщин.
Тенденциозно трактуя отдельные произведения и творчество в
целом известных советских писателей, буржуазные идеологи в области
литературы активно пропагандируют «откровения» диссидентов,
подогревая к ним интерес массового читателя. Так, в интервью директора
французского издательства «Файяр» К. Дюрана читаем: «На
ближайшие два года у меня запланированы книги Максимова, Кузнецова,
новые произведения Солженицына, которые мы выпускаем совместно с
издательством «Сей». Оправдывая подобный «выбор» предпочтений,
французский советолог А. Плешак берет на себя смелость утверждать,
что «в СССР сейчас практически литературы не существует, потому что
все, кто достоин называться писателем, уехали либо в Израиль, либо в
иные свободные страны». Может быть, не так откровенно, а в более
завуалированной форме эта мысль проходит через сотни работ о
советской литературе. Так, С. Грачиотти в статье, опубликованной в
итальянском журнале «Вита э пенсьеро» (1980), писал: «В советской
литературе нет ничего, кроме серого администрирования». «Уберечь»
западного читателя от влияния советской, а по мере возможности и
русской классической литературы—вот цель этих литературоведческих
ориентации.

н
и
N
В
Иллюзорное
искусство
Литература и искусство в современном мире
призваны выполнять ответственную миссию
нравственного самоопределения личности. Но
затем ли служат они на Западе, чтобы
неустанно напоминать молодому поколению о самых
главных истинах, приобщать его к подлинной
духовности, учить различать добро и зло,
ханжество и целомудрие, честь и бесчестие? Нет,
писатели и художники-модернисты зовут
молодое поколение в страну грез, «теоретически»
объясняя «творческую и эстетическую
несостоятельность» реализма. Из чего и как
вырабатываются эти «научные суррогаты», и
рассказывается в этом разделе.

Современные буржуазные эстетические теории
направлены на воспитание вкусов и идеалов
потребительства. В основе этих воззрений лежит якобы
«незаинтересованное», «чисто эстетическое» начало. Однако на деле
их классовая сущность, антигуманность ярко проявляются
в практике распространения как «массовой культуры»,
так и культуры для элиты. И чтобы понять это,
необходимо хотя бы вкратце остановиться на выяснении того, что.
такое модернизм с точки зрения его педагогических,
воспитательных функций. Сегодня он занимает ведущее
место в буржуазной художественной культуре.
Многие исследователи справедливо считают
нецелесообразным отождествлять модернизм с декадансом,
явлением конца XIX в., представлявшим известную
трансформацию старого классического искусства. Хотя между,
ними существует генетическая связь, известная общность
в эстетических принципах, приверженности к
формализму и крайнему субъективизму, общей пессимистической
картине мира и человеческого удела, модернизм
отражает прежде всего буржуазное сознание эпохи войн и
революционных потрясений, его растерянность перед
лицом грядущих исторических перемен.
Марксистская концепция несостоятельности
модернизма сформировалась в полемике с буржуазными
апологетами, провозгласившими это направление носителем
прогресса в искусстве, новаторских форм и стилей. Не
случайно одним из ходовых синонимов модернизма стало
понятие «авангардизм». Внутреннее бессилие,
антигуманизм, антиисторическая направленность, неспособность к
социальному анализу явлений порождают стремление
модернизма к мистификации картины мира, искажению
облика человека, якобы подвластного непознаваемым,
жестоким силам хаотичного, абсурдного, чудовищного
окружающего.
Перед лицом этого кошмарного «универсума»
беспомощный и слабый индивид обречен на поражение и
безысходное одиночество. В этой глубоко
пессимистической концепции, основанной на фрейдистских и
экзистенциалистских психологических и философских схемах,
личность—некое порочное вместилище зла, подчиненное
биологическим инстинктам, одиночка, обрубивший связи
с обществом. Поэтому писатель, художник-модернист
«чувствует и пытается передать революционные
изменения, идущие в мире, их не постигает и вместо сложной,
диалектической картины мира предлагает нам в качестве
поля для обозрения и изучения хаос, царящий в его
собственной душе». Советское же искусство исходит из

82
Бизнес на мечте
того, что только реализм, с его гуманизмом и социальным
анализом, определяет магистральную дорогу творчества в
нашем столетии, его высшие идейные и художественные
достижения, равно как и обогащение эстетического и
духовного арсенала общества.
Модернистское мировосприятие прочно укоренилось в
самых различных сферах буржуазного творчества.
Вполне сложились его позиции и в литературе, в том числе
рассчитанной на детей и юношество. Однако нельзя
говорить о принадлежности тех или иных писателей к
модернизму, исходя только из особенностей
художественной формы, без учета их идейно-философских позиций.
Отдельные творческие приемы, используемые
модернистами, могут применяться и реалистами. Современный
художественный процесс на Западе достаточно
многообразен и противоречив: нередко крупные мастера
реалистического метода отдают дань веяниям модернистского
характера. Следует учитывать и своеобразие творчества
ряда значительных, талантливых художников слова,
склонных к новациям, но дающих, однако, критическую
оценку буржуазного мира и его духовной культуры.
Модернизм—это не некое застывшее, неподвижное
явление, он претерпел изменения и постоянно
трансформировался. Если в творчестве его ранних представителей,
авангардистских школ, особенно в начале века,
обнаруживались некоторые элементы содержательного подхода
к изображению предмета искусства, то в дальнейшем это
течение все в большей мере отходило от реальности,
обнаруживая свое внутреннее бессилие,
бесперспективность, являя черты кризиса и упадка.
В ряде последних работ советских исследователей
раскрываются общие тенденции модернизма с учетом
специфики изобразительного искусства, кинематографа и
• «За время обучения в
школе,—сообщает журнал «Ю. С.
ныос энд уорлд рипорт»,—
среднестатистический
американский учащийся просидит у
телеэкрана 22 тыс. часов, что в 2
раза больше, чем он проводит в
классе. За это время его мозг
впитает 18 тыс. сцен убийства.
С VII по ХП класс школьник
прослушает более 10 тыс. часов
рок-музыки—по времени
примерно столько же, сколько он
учится в школе».

Иллюзорное искусство
83
литературы. Такой комплексный подход с
использованием широкого художественного материала дает
возможность лучше понять некоторые особенности эволюции
эстетических воззрений модернизма, очевидную общность
различных его направлений, позволяющую закономерно
объединить их в специфический вид искусства. В конце
XIX—начале XX в. в борьбе против марксизма
буржуазные идеологи вынуждены были вернуться к
отброшенным идеалистическим концепциям, отвергавшим
социальную обусловленность искусства, ратовавшим за
«свободное самовыражение вне прозы жизни». Интуитивизм
Бергсона и фрейдизм, теория Ницше, смыкаясь с этими
реакционными тенденциями эстетической мысли в
начале века, способствовали усилению иррационализма,
субъективизма и бездуховности, возрастанию культа
самодовлеющего «я» художника.
Первые теоретики модернизма выдавали бунт в
области формы чуть ли не за революционную деятельность.
На заре нашего столетия художники-авангардисты,
открещиваясь от импрессионизма, активно выступали
против жизнеподобного, реалистического искусства, пытаясь
подменить его формалистическими опытами. Еще в
1905 г. в Париже была организована выставка так
называемых фовистов, для которых главным являлось
цветовое заполнение полотна. Среди них был и такой
большой мастер, как Матисс. Но фовисты, по мнению
многих историков искусства, еще не являлись
модернистами в полном смысле, хотя отдельные их приемы
позднее были использованы ортодоксальными
авангардистами.
Дальнейшее развитие искусства модернизма
сопровождалось отказом от использования живых образов. Так,
первоначально единое течение кубистов, возникшее в
1908 г., исходило из убеждения, что действительность
можно представить в качестве композиции
геометрических фигур. В 1909 г. состоялась первая выставка
футуристов, считавших главным объектом искусства движе-
• В городе Фуллертон (штат
Калифорния, США) к
длительному сроку тюремного заключения
была приговорена 14-летняя
девочка, виновная в убийстве
матери. Судебные власти не
исключают, что одной из причин
этого преступления была
увлеченность музыкой «тяжелого
рока».

84
Бизнес на мечте
ние, вносимое художником путем синтеза времени, места,
формы, цвета и тона.
Развивавшееся в начале века неокантианство,
попытавшись противопоставить науки о природе наукам об
обществе, выдвинуло идею о том, что с реальностью
художника связывают лишь субъективные переживания
и поэтому в соответствии с возникшей под влиянием этой
концепции «теорией вчувствования» искусство должно
переносить на явления внешнего мира свои эмоции и
переживания.
Аналогичные стремления подмены эмоциональным
настроем реалистических традиций искусства стали
характерными для получившего развитие в Германии
экспрессионизма. Свое чувство страха и обреченности
перед действительностью его представители передавали в
нарочито искаженных формах хаотического и
непонятного внешнего мира. Следует, однако, напомнить, что
существовавшая в этом течении «левая ориентация»
выражала, особенно в 20-е гг., протест против пороков
капиталистического общества, неприятие фашистского
режима. Экспрессионизм был, безусловно, вызван к
жизни своеобразием исторической ситуации в Германии,
прошедшей через ужасы первой мировой войны и
проблемы тяжелых послевоенных лет. По мере обострения
социальных противоречий в стране сторонники этого
течения в живописи все в большей мере тяготели к стилю
решительно выраженных цветовых диссонансов.
Примеры их перехода к крайнему формализму дает история
деятельности таких художественных групп, как «Мост»,
возникшая в 1905 г., и «Голубой всадник», объединявшая
молодых художников Мюнхена.
Тенденция модернизма к дегуманизации, обесчелове-
чиванию искусства нашла выражение в
абстракционизме, до конца разрушающем форму и выхолащивающем
реальность из содержания произведений.
Абстракционисты, провозглашая искусство «вещью в себе», исходят из
учения буржуазного философа и эстетика, идеолога
«элитарного искусства» О. Гассета.
На протяжении всей своей истории модернизм
явственно предстает как направление, выражающее страх
буржуазии перед массовым, демократическим
движением, притягательной силой идей социализма и прогресса.
Еще в 30-е гг. к началу некоторого поворота либеральной
буржуазии «влево», О. Гассет в своем труде «Восстание
масс» (1930) выразил беспокойство и тревогу по поводу
возможности роста влияния «торжествующего
победоносного коммунизма». Вот почему, когда возникает опас-

Иллюзорное искусство
85
ность победы сил прогресса, происходит оживление
модернистских течений, совпадающее с активизацией
реакционных сил. Так, период конца 40-х—начала 50-х гг.,
характеризовавшийся в США раздуванием холодной
войны, антикоммунизма, маккартистским наступлением на
левые силы, связан с заметным ослаблением в искусстве
реалистических тенденций и развитием конформистских
настроений. В литературе абсурдистская притчевость,
аллегоризм и мифологизация становятся формой ухода от
конкретного социального анализа, активно
популяризуются экзистециалистские настроения, в живописи
доминирует абстракционизм, в музыке—додекафония.
Некоторые видные писатели послевоенной Европы и
Америки, вольно или невольно, отдают в своих
произведениях дань штампам и шаблонам массовой литературы.
Это делается по разным причинам. Главная из них—в
том, что сочинения, уснащенные «клубничкой», легче
находят издателей. Однако не только издательские
соображения движут авторами, когда они включают в свои
повести и романы сексуальные, натуралистические или
сенсационные мотивы. И серьезные художники
поддаются порой стихии порнографии и насилия, т. е. темам,
популярным в «массовом искусстве». Поэтому иногда в
их произведениях возникают сюжетные коллизии,
ситуации, сцены, пассажи, прямо заимствованные из
арсенала «кича».
Примеры подобного рода можно найти даже у Ч. Сноу
(1905—1980), одного из виднейших мастеров английской
прозы XX в. Сноу не только писатель-реалист, но и
известный ученый-физик. Его лучшие произведения, в
том числе роман «Коридоры власти» (название это уже
стало нарицательным), были переведены на русский
язык, пользуются заслуженной известностью.
Непосредственное знание особых, замкнутых сфер английской
жизни придает произведениям Сноу исключительный
интерес. Его романы в значительной степени
автобиографичны, сквозной герой, ученый Льюис Элиотт,—
выразитель мыслей автора.
Однако в 1977 г. выходит роман Сноу «Слой лака».
Он четко распадается на две части: в первой
господствует характерная для Сноу серьезная проблематика. Зато
вторая часть романа, посвященная расследованию
убийства пожилой дамы леди Эшбрук, выполнена в духе
традиционного детектива. Старуху убивают особо
зверским способом, и писатель не жалеет отталкивающих
натуралистических деталей для описания ее
разлагающегося трупа. Весьма типичен для стандартного детектива

86
Бизнес на мечте
главный герой романа—Ральф Перримен, врач по
профессии. Совершая убийство, он осуществляет
своеобразный научный эксперимент. Перримен—тип убийцы-
интеллигента, он наделен внешней привлекательностью и
дьявольским хладнокровием. Это как бы слепок
супермена или «великолепного убийцы» из произведений
«массовой литературы».
Английский писатель Н. Льюис—один из
крупнейших мастеров антиколониального романа. Европейскую
известность приобрели его романы «Вулканы над нами»
(1957) и «Зримая тьма» (1960), рисующие борьбу народов
Африки и Латинской Америки против иностранного
владычества. В 1966 г. выходит в свет роман Льюиса
«Малая война по заказу». События в нем происходят на
Кубе после апрельской революции. В романе
изображается проникновение на Кубу агентов ЦРУ, их махинации с
целью добычи секретных данных. Главный герой романа
Чарльз Фейн отнюдь не вызывает читательской
симпатии, ибо это авантюрист с темным фашистским
прошлым. Однако автор делает попытку показать
революционную Кубу его глазами.
Выбор подобного персонажа в качестве героя—
результат использования писателем штампов массовой
литературы. Роман изобилует антисоветскими клише.
Коммунисты изображаются мрачными фанатиками,
наделенными патологической склонностью к убийству.
Писатель назойливо подчеркивает советское военное
присутствие на Кубе, называя его в духе «кича» рукой Москвы.
Так роман превращается в антисоветский пасквиль.
Американскую литературу захлестывает волна
порнографии и секса. Крупнейший негритянский писатель
Дж. Болдуин называет американское общество
сексуально помешанным. Даже в произведениях талантливых
писателей нередко серьезная проблематика соединяется с
эротикой и грубым натурализмом.
• Понадобилось сто лет, чтобы
американцы в 1985 г. получили
наконец возможность читать
одно из величайших произведений
американской и мировой
литературы в том виде, как его
создал автор. Эта честь
принадлежит Калифорнийскому
университету, выпустившему новое,
дополненное и исправленное,
издание «Приключений Гекльбер-
ри Финна» М. Твена.

Иллюзорное искусство
87
В 1979 г. Р. Хоук выпускает роман «Побочное
действие». Роман освещает преступную деятельность врачей
некоторых клиник в США, которые практикуют покупку
живых сердец для пересадки миллионерам. Эта
социально-критическая тема подана в романе в духе
современной «готики». Молодую девушку, чье сердце
предназначено для трансплантации, похищают при помощи гипноза и
инъекций, ее возлюбленный Майкл Фицпатрик
переживает захватывающие приключения в духе «романов ужа-
сов». В повествование вводится весьма популярная в
«массовой литературе» тема Бермудского треугольника,
угрожающего жизни Майкла. Все это настолько
перегружает роман сенсационными, развлекательными
эффектами, что социальный критицизм фактически размывается.
В 1977 г. писатель С. Кинг публикует роман о даре
телепатии и предвидения. Исходная ситуация романа
достаточно серьезна: молодой безработный Джек
принимает предложение неких загадочных джентльменов стать
за солидное вознаграждение смотрителем отеля, который
совершенно отрезан от мира. Постепенно выясняется, что
предыдущий смотритель отеля убил всю свою семью и
покончил жизнь самоубийством. Вскоре и сам Джек
совершает убийство своей жены, причем эта сцена
описывается Кингом с весьма щедрыми
натуралистическими подробностями. Сенсационностью проникнут и
образ маленького «ясновидца» Дэнни. Ему является
мертвая старуха, которая пытается его задушить. Кинг
привлекает множество омерзительных физиологических
деталей при описании гниющего старческого тела.
Мелодраматизм, дешевые эффекты, «готические» ужасы
совершенно заслоняют социальную тему в романе.
Приемы массовой литературы, используемые в
произведениях крупных писателей, значительно снижают
художественную ценность их книг, а иногда и вовсе сводят ее
• В советской школе,
утверждают официальные лица
Запада, все учащиеся получают
такое образование, какое у них
доступно лишь 10% школьников.
Таких результатов Советский
Союз достиг в то время, когда в
Великобритании, США,
Франции, ФРГ и других
капиталистических странах полная средняя
школа остается привилегией
18—25% учащихся из
состоятельных семей.

88
Бизнес на мечте
на нет. В связи с этим следует обратить внимание на
появление такого понятия, как «вкусовая культура», с
помощью которого западные культурологи намереваются
снять антагонизм культур элитарной и «массовой». В
концепции «вкусовой культуры» выдвигается
представление о пяти ее типах: «высокая культура», «высокая
средняя культура», «низкая средняя культура», «низкая
культура», «народная низкая культура»; каждый из них
якобы отражает запросы определенных социальных
групп. «Буржуазная социология,—пишет М. М.
Бахтин,— охотно использует это понятие, потому что оно
объясняет пороки буржуазной культуры неспособностью
масс к пониманию «истинного искусства», хотя на самом
деле «массовая культура» — это создание не народа, а
коммерческой индустрии культуры».
Пестрота литературоведческих «методов» в Англии,
Франции, ФРГ и США сегодня приводит к «вавилонскому
столпотворению» по выработке все новых и новых
«сверхмощных» литературных теорий XX в., когда контакт
между различными школами и направлениями
становится затруднительным даже для посвященных, настолько
малопонятен и закодирован их язык и, соответственно,
смысл.
В современных трудах буржуазных ученых мы
сегодня встречаем вместо единой науки о литературе
традиционное и структуралистское литературоведение,
социологию и философию чтения, семиотические аспекты
«типологии культуры», феноменологию и герменевтику,
«новый критицизм», деконструктивизм, лингвистические,
психоаналитические и неопозитивистские теории
«интерпретации текста» и др.
Антигуманистический характер приобрели
авангардистские школы, получившие развитие после первой
мировой войны: дадаизм, в основе которого лежат отрыв
искусства от сознания и сведение его к интуиции, и
сюрреализм, претендовавший на революцию в сфере
сознания, а на деле порывавший с реализмом, с социаль-
• За последние 30 лет число
самоубийств среди американцев
в возрасте от 15 до 25 лет
утроилось. Сегодня в год около
5,2 тыс. молодых людей кончают
жизнь самоубийством. Об этом
было сказано на специальных
слушаниях в одном из
подкомитетов сенатского юридического
комитета.

Иллюзорное искусство
89
ной, гражданской ответственностью художника,
отличавшийся сведением искусства к формам массового психоза,
бегства от неприятной реальности. Следует, однако,
подчеркнуть, что некоторые талантливые мастера,
декларировавшие свою приверженность к тем или иным школам,
выступали и с антибуржуазных позиций, проходя через
«авангардистскую» фазу на раннем этапе своего
творчества. Так, И. Бехер начинал как экспрессионист, Л.
Арагон и П. Элюар как сюрреалисты, П. Неруда был близок в
раннюю пору к модной «поэзии отчаяния». Все они
вышли затем на широкую дорогу реалистического
искусства.
Бергсонианские и фрейдистские концепции
определяют исходный эстетический принцип модернизма, согласно
которому искусство есть не отражение реального мира, а
лишь проекция субъективного «я» художника, более того,
выражение его зачастую болезненных импульсов и
состояний, сумасшествия, безумия, шизофрении, которые
объявляются наиболее благоприятным состоянием для
художественного творчества.
В литературе фрейдизм и неофрейдизм, исходящие из
убеждения в извечной, биологически предопределенной
порочности человека, в агрессивности инстинктов,
аккумулированных в «подсознании», создают моду на
специфических «антигероев» — одиноких, лишенных
нравственных ориентиров, обрубивших связи с обществом
людей, пребывающих в отчаянии и безысходности,
живущих по принципу «всё дозволено».
Модернизм в области сценического искусства заявил о
себе в форме «театра абсурда», представленного в
творчестве А. Адамова, Э. Ионеско, Ж. Жене, Г. Пинтера,
Э. Олби и С. Беккета. (Их произведения были объявлены
«новым словом» в искусстве и обросли обширнейшей
критической литературой, статьями, диссертациями,
объемистыми монографиями.) Общим для них является
представление о мире как о хаосе, диком и алогичном;
отказ от исторического и социального подхода; тяготение
к отвлеченной универсальности; освобождение от
локальной и временной конкретности; подмена психологической
разработки характеров их схемами; акцентировка
мотивов смерти, бессмысленности, абсурдности человеческого
удела и полной «некоммуникабельности» людей.
Подметив некоторые особенности капиталистического мира,
отчуждение личности, обреченной на неизбывное
одиночество, абсурдисты, однако (как это и свойственно
модернистам), абсолютизировали эти мотивы, объявили их
якобы извечно присущими всему человечеству, вне соци-

90
Бизнес на мечте
ально-классовых различий. Впрочем, «театр абсурда», как
и некоторые другие модные авангардистские течения, в
конце концов утратил свою притягательность. Навязчивое
повторение какого-то одного художественного приема в
сочетании с полным пренебрежением к логике жизни и
основным законам театрального представления быстро
пресытило зрителя.
«...Тот, кто под реализмом понимает стиль, а не позицию, тот
формалист, и никто другой. Реалистический художник—это тот, кто в
художественных произведениях занимает по отношению к
действительности плодотворную позицию» (Б. Брехт).
Почувствовав бесплодность формализма, теоретики
Запада не прекратили своих нападок на реализм,
стремясь разложить его изнутри и фальсифицировать путем
создания «поп-арта», объявленного «сверхреализмом». Его
развитие берет идейные истоки в философии
прагматизма, в культе вещей, в частнособственнической
психологии. Анализируя творчество метров «поп-арта», картин и
предметов реального мира из разного рода случайных
вещей, вырезок из газет, плакатов, фотографий и т. п.,
нетрудно прийти к выводу, что новизна подобного
«искусства» сугубо мнимая, оно повторяет приемы модернистов
20-х гг. Основные общие качества «поп-арта» —
недолговечность, дешевизна, массовость производства,
обыгрывание «черных» юмористических и сексуальных
ситуаций и мотивов—приводят его к функциям
рекламы.
Пример этой новой разновидности—деятельность
К. Олденбурга, утверждающего, что прелесть
цивилизации состоит в изобилии предметов потребления. В своих
«шедеврах» он использовал отходы производства и
реальные товары. Стали создаваться муляжи—копии людей:
один из практиков такого рода—Д. Сигал забинтовывал
человека, придавал ему желаемую позу и заливал
гипсом. Появились такие течения, как «оп-арт» (оптическое
искусство), сводившееся к бессмысленным абстрактным
конструкциям, подсвеченным цветными лампочками;
«мобили»—конструкции, вращающиеся от
электромоторов; «самоуничтожающееся искусство»—машины,
которые разваливались на глазах зрителей. Это зрелище
должно было, по мысли творцов, удовлетворить извечную
потребность человека в «деструкции», агрессии.
Характеризуя все эти потуги на оригинальность, можно привести
слова итальянского ученого В. Пассари-Пиньони,
заявившего на Ш Международном эстетическом конгрессе:
«После импрессионистов, фовистов, итальянских метафи-

Иллюзорное искусство
91
зиков, миланских футуристов, абстракционистов и
сюрреалистов, после самых ожесточенных попыток
авангардистов произведения искусства, которые, казалось, достигли
абсолютной, совершенной автономии... в
действительности оказались отчаянным свидетельством того, что
искусство, стремясь к границам чистого творчества, никогда их
не достигнет... И тогда все притязания на творчество
предстали как драма ущербности, как маниакальное
проявление кризиса и бессилия».
Все это отличает те «фикции без фантазии», которые
стали приметой современного модернизма. Его центр
переместился в США, где пытаются навязать другим
странам нормы и идеалы американского образа жизни, в
том числе и в художественной сфере. Здесь и образы-
манекены, беспомощные фигуры человека, задавленного
техникой и товарами ширпотреба; «реди-мейд» —
изготовленные промышленностью предметы, выдаваемые
за произведения искусства (на данном поприще заметно
преуспел Э. Уорел); и «фотореализм», сводящийся к
формалистическим копиям разных предметов; «искусство
окружающей среды», когда бары, заправочные станции,
магазины предстают в мертвом виде в полном отрыве от
человека; и так называемое «психоделическое
искусство»—произведения, создаваемые под влиянием
наркотиков, и т. д. и т. п.
Художники в капиталистическом обществе
оказываются перед дилеммой: либо отказ от иллюзий буржуазной
действительности (что ведет на тропу эстетства и
формализма), либо поиск опоры в существующей социальной
среде, предполагающей обращение к реалистическому
творчеству.
Сошлемся на мысль А. Нуйкина: «... буржуазность не
только многолика, но порой и трудноуловима. «Измы»,
обозначающие направления и течения в современном
ства массовой информации
страны заполняют мир маленьких
американцев картинами,
прославляющими наркотики,
насилие и извращения. Я не
думаю,—указал президент,—что
основатели нашей страны
ставили своей целью создание такого
государства, в котором права
• Выступая в городе Кристал- распространителей порнографии
Сити (штат Виргиния) прези- имели бы больший вес, чем пра-
дент Рейган заявил, что «сред- ва родителей».

92
Бизнес на мечте
искусстве, отнюдь не способны механически развести
художников по две стороны баррикад. Порой эти
баррикады проходят внутри сердца художника!»
XX век дал миру немало крупных, талантливых
художников, по тем или иным причинам принесших
многое от своего дарования модернизму, но вместе с тем
не укладывающихся в прокрустово ложе его идей и
концепций. Весьма убедительный пример тому—
противоречивость творчества таких писателей, как
Джойс, Пруст, Камю, Кафка (книги которых известны
нашему читателю), отразивших и общую
пессимистическую картину мира и антибуржуазные и гуманистические
тенденции. В живописи примером противоречивого пути
большого художника остается творческая судьба Пикассо,
который в одно и то же время явился и одним из
основоположников кубизма, и автором «Герники» —
страстного антифашистского полотна, и создателем
знаменитой «Голубки», борцом за мир, коммунистом.
В художественной жизни Запада сегодня больше всего
бросается в глаза ряд направлений, имеющих
приблизительно одинаковую окраску. И хотя мы привыкли к
экстравагантным явлениям этой духовной болезни,
нужно признать, что такого не видел еще никто и никогда.
При всей их нелепости они должны быть нам ведомы, так
как нельзя недооценивать опасности духовного влияния
на молодежь таких вариаций «новой волны» авангарда,
как «минимальное искусство», «искусство первичных
структур» «невозможное искусство» и др.
Развенчивая «работы» этих «новейших варваров»,
опираясь на высказывания не только западных
искусствоведов, но и деятелей литературы, в том числе и
бывших приверженцев модернистского искусства,
логично прийти к выводу, что модернизм—это скорее плохая
философия, чем художественное творчество в
человеческом смысле этого слова.
Деградация идеалов лишает искусство его сути, его
нравственного предназначения—нести людям и миру
добро и красоту. Уродливые «притоки» и «модификации»
модернизма—это кривые зеркала реальности, в которых
мерцают осколки разрушенного деформированного мира.
Буржуазное «массовое искусство», выполняющее
рекламные и идеологические функции, неустанно повышает
свою активность в утверждении идеалов «открытого»
общества, отнюдь не без оглядки, а осторожно, окольными
путями привнося идеологические рекомендации,
созвучные читательским страхам, надеждам, иллюзиям, через
«откровенный разговор» о недостатках и трудностях

Иллюзорное искусство
93
инфляции, росте цен, политических скандалах. На словах
игнорируя воспитательную роль искусства, круггаейшие
издательства («Харпер энд Роу», «Саймон энд Шустер»,
«Бэктат» и др.) неумолимо обеспечивают рост своей
коммерческой рентабельности. В этом немаловажную
роль играет плодовитость авторов, работающих в сфере
«массолита».
Активизация антиимпериалистических сил в
развитых капиталистических странах, борьба пролетариата,
массовые антивоенные движения и выступления за
эмансипацию женщин, мелкобуржуазное бунтарство и расовые
беспорядки сфокусировались в тенденциозной
перестановке акцентов среди представителей буржуазной
«контркультуры», пытающихся подменить классовую борьбу
конфликтом поколений, «культурным противостоянием».
«С точки зрения ленинской теории двух культур,—
отмечает в связи с этим советский исследователь К.
Разлогов,— «контркультура» представляется не одномерным
монолитом, а ареной борьбы неразвитых, подавляемых и
извращаемых изнутри демократических и
социалистических элементов против реакционной буржуазной
культуры, и здесь сохранившей свое господствующее положение
благодаря капиталистической собственности на средства
духовного производства».
Раскрывая сущность «контркультуры» и
«неоконсерватизма» как различных сторон кризиса буржуазной
культуры, К. Разлогов в качестве характерного примера
приводит факты преследования в конце 70-х гг.
прогрессивных деятелей итальянской культуры Л. Шаща,
кинорежиссеров Ф. Розы, Э. Петри, Д. Дамиани, сценариста
У. Пирро по обвинению в «поощрении терроризма», т. е.
критики правящего класса, полиции и властей, всесилия
млн.—в активе Ф. Дара
(пишущего под псевдонимом Сан Анто-
нио). 250—а теперь, пожалуй, и
больше—книг на счету
англичанки Б. Хартленд, пишущей
«про любовь». Общий тираж
написанного ею перевалил за 100
о Более 200 «романов судьбы» млн. Рекорд же по части тиражей
сочинила в ФРГ X. Куртс-Малер. держит американец Г. Роббинс.
43 тома составила «Библиотека Общий тираж его десятка с не-
Фантомаса» французов П. Суве- большим романов превысил 200
стра и М. Аллена. Более 100 ро- млн. экземпляров—в 3 раза
манов общим тиражом около 70 больше, чем у А. Кристи.

94
Бизнес на мечте
мафии, подрывающих веру в разумность и вечность
капиталистического строя. «В арсенале буржуазных
культурологов становятся все более модными
псевдоакадемические аспекты истории русской культуры, в которых
отнюдь не бескорыстные научные интересы советологов к
личностям и идеям русских мыслителей проявляются
чаще всего в одном плане,—отмечает советский философ
М. Маслин,—как бы перетолковать их таким образом,
чтобы можно было тенденциозно, в извращенном виде
представить генезис ленинизма, процесс распространения
марксистских идей в России, взаимодействие
национального и интернационального в ее культуре, а также
историю развития социалистических идей, создать своего
рода культурологический антикоммунизм».
Новыми поворотами стратегии монополистического
капитала, изменениями его пропагандистского
«алгоритма» ознаменовалось создание в последние десятилетия
псевдокультуры буржуазного кинематографа. Наряду с
усилением моды «ретро», неоконсерватизма, появлением
фильмов о земных и космических катастрофах, о
советской военной угрозе кинобизнес на Западе пытается
проводить идеи о невозможности серьезной оппозиции
капитализму, о совпадении личных потребностей и
стремлений хозяев и рабочих. «Чувствуя кризисную
ситуацию,—пишет в связи с этим советский киновед
В. Баскаков,—...киномонополии и зависимые от них так
называемые «независимые» продюсеры и режиссеры в
последние полтора-два десятилетия стали выпускать
фильмы-мифы, имитирующие разного рода злободневные
политические события (о мафии, коррупции в
правительстве, об агрессии во Вьетнаме и «Уотергейтском
скандале» и т. п.).
Одним из первоисточников «контркультуры»
становится деградация системы школьного воспитания в
условиях буржуазного общества. Вот что пишет
западногерманский публицист П. Шютт: «Только 29% детей белого
населения посещают государственные школы, все
остальные учатся в дорогих частных школах, где безнаказанно
сохраняется расовая дискриминация. 86% цветных детей
учатся, если они учатся, в школах для цветных и говорят
на собственном языке. Жестокость школы, через которую
они дрлжны пройти, выработала у людей «третьего мира»
Нью-Йорка новый язык, правила которого определяются
прежде всего теми значениями, которые он призван
передавать. Этот жаргон низшего социального слоя новых
граждан Нью-Йорка, состоящий из сигналов,
необходимых для того, чтобы выжить, отличается от официального

Иллюзорное искусство
95
языка американской буржуазии значительно сильнее,
чем гамбургский от литературной речи
высокообразованных телекомментаторов». О каком же влиянии
художественной культуры приходится говорить в этих условиях!
Следует подчеркнуть, что в идеологической борьбе в
сфере художественной культуры буржуазные советологи
все чаще стремятся внушить мысль о том, что
соотношение таких конкретно-исторических понятий, как власть и
государство, следует применительно к нашей стране
истолковывать в духе противопоставления литературы
власти и государству вообще.
В Соединенных Штатах запрещаются книги своих же
писателей, содержащие любую критику американского
образа жизни. По данным американской библиотечной
ассоциации, только с сентября 1980 г. по август 1981 г. в
различных штатах США зарегистрировано около тысячи
(!) подобных запретов на «предосудительные» книги:
С. Фитцджеральда—«Великий Гэтсби», Э. Хэмингуэя—
«Прощай, оружие!», Д. Сэллинджера «Над пропастью во
ржи» и др.
Примечательным фактом культурологического
экстремизма является оживление попыток буржуазных ученых
перевести проблемы духовного развития человека в
область исследования возможностей искусственного
интеллекта, тем самым разорвав духовные узы современника с
великим историческим прошлым мировой культуры.
Экономическая и социальная практика современного
капитализма, постоянно усиливающая
инструментальный, прагматический подход к духовным ценностям,
коммерциализация культуры привели сегодня к тому, что
рациональность, «превосходство» буржуазного образа
жизни покорили традиционные центры культурной и
издательской деятельности, большие и малые экраны США и
западноевропейских стран. «Окончательное разложение
воспитательных, учительских начал, ранее заложенных в
традициях Старого света,—отмечает советский философ
Ю. Каграманов,—перешли на службу «маркетингу», т. е.
тому, что продукт духовного производства «доводится» до
потребителя, как бы идя навстречу его пожеланиям».
Говоря о противоположности реализма и модернизма,
нам приходится помнить об определенной внутренней
слитности последнего, хотя реальная картина развития
искусства на Западе подчас крайне пестра и
разнообразна, а его идейно-художественные тенденции и стили
нередко представляются читателю и зрителю как
противоборствующие.
Художники прогрессивной реалистической ориента-

96
Бизнес на мечте
ции нередко испытывают влияние господствующих в
буржуазном обществе эстетических и философских идей,
отдавая, дань экзистенциализму, абсурдизму, фрейдизму,
а многие, даже самые ортодоксальные, модернисты,
претендующие на роль «законодателей» в области формы и
содержания, порой почти откровенно смыкаются с так
называемыми творцами «массовой культуры»,
буржуазно-мещанского ширпотреба.
«Внезапно обнаружилось, что молодежь представляет
гигантский рынок сбыта пластинок, транзисторов,
электрофонов, спортинвентаря, товаров для туризма, и тогда
радио, телевидение, печать стали отводить ей огромное
место, во Франции да и во всей Европе возник своего
рода культ молодежи на американский манер и по тем же
самым коммерческим причинам. Отсюда и пошло.
Молодежь превратили в кумир, псевдокумир, разумеется,
поскольку реальная власть оставалась в руках стариков».
Эти слова из романа «За стеклом» (1970) французского
писателя Р. Мерля как нельзя лучше характеризуют суть
буржуазной культурной практики по сотворению
«массовой культуры» для молодежи прежде всего. Эта «массовая
культура» создается средствами массовой коммуникации,
которые выступают как способ управления сознанием
людей и формирования их духовного мира. Идеологи
«массовой культуры», основным потребителем которой
выступает молодежь, утверждают, что это по сути
культура нового типа, преодолевшая все проблемы культуры
старой и способная ее заменить, создав свой собственный
стиль, свои ценности, превосходящие ценности культуры
классической. Каким путем создается эта так называемая
молодежная субкультура, показано в романе
талантливого английского прозаика Дж. Митчелла «Белый отец»
(1964). Его герой Гилкрайст—это типичный молодой
англичанин, не желающий жить по канонам
американизированного общества потребления. Пытаясь утвердиться
как певец, он попадается на глаза миллионеру-меценату
Лэнарду Браксу. Тот с помощью рекламы и электронно-
магнитофонно-музыкального «аппарата» создает поп-
культуру и поп-звезд. Гилкрайст подходит на такую
роль—юношу без денег и связей легко закабалить,
уничтожить как личность и превратить в марионетку—
кумира толпы поп-звезду Сэмми Суита (Суит—в
переводе с англ. «сладкий»). В дальнейшем Браке, помешанный
на шпиономании, видит крамолу в бунтарстве Гилкрай-
ста и на роль Сэмми Суита подбирают более
управляемого кандидата.
Засилье молодежной «массовой культуры», которую

Иллюзорное искусство
97
объявляют свидетельством объединения классов в силу ее
широкого распространения среди различных слоев
подрастающего поколения, но которая является по своей сути
инструментом пропаганды интересов заправил
буржуазного общества, составляет отличительную черту
современной «педагогической ситуации» на Западе. Усиление
позиций «массовой культуры» происходит как яростная
атака на традиционные критерии и формы воспитания,
на все духовное наследие прошлого и на само понятие
«культура».
Вместе с тем этот процесс порождает у целого ряда
критиков и писателей, у большого числа представителей
творческой интеллигенции на Западе глубокую
неудовлетворенность современным духовным климатом,
состоянием литературы и искусства. В буржуазном обществе
эти проблемы занимают одно из центральных мест. Все
чаще здесь раздаются голоса о том, что в культуре
происходит подмена духовных ценностей, которая
выражается в отрицании подлинно художественной
литературы, а произведения, имеющие преходящее значение,
выдаются за шедевры. Падает престиж литературы в
целом, оттесняемой такими средствами массовой
коммуникации, как телевидение, кино, радио, о чем также
много пишется и говорится.
Стремясь понять происходящие в культуре процессы,
буржуазные литературоведы выдвигают разные идеи,
переоценивают духовные ценности и критерии, казалось
бы прочно утвердившиеся во взглядах на литературу и
искусство, используют даже отдельные достижения
марксистской мысли.
Прежде всего это выражается в стремлении осмыслить
культуру не как частный литературоведческий вопрос, а
в контексте развития всего капиталистического общества,
как всеохватывающую проблему западной цивилизации в
целом, от решения которой зависит ее будущее,
общественный прогресс, судьба всего человечества. В связи с
этим возникает вопрос о влиянии научно-технического
прогресса на развитие культуры.
Одним из первых эту проблему поставил английский
писатель И. Сноу. В 1959 г. он выступил с лекцией «Две
культуры и научная революция». Главная его мысль
сводилась к тому, что вследствие огромного разрыва
между гуманитарными и точными науками, между
гуманитарной и научно-технической интеллигенцией внутри
западного «индустриального» общества образовались две
совершенно обособленные культуры: научная и
гуманитарная, между которыми полностью отсутствуют какие-
4—3472

98
Бизнес на мечте
либо связи и взаимопонимание. В существовании двух
культур он видел доказательство глубокого раскола
западной культуры вообще, проявление кризисных процессов в
духовной жизни буржуазного общества.
Однако, усматривая причину культурного кризиса
лить в профессиональных различиях буржуазной
интеллигенции, что порождает взаимную замкнутость ее
различных групп, он возложил большую долю вины за это на
английскую творческую интеллигенцию, в частности
писателей. Сноу подверг их резкой критике за отсутствие
твердой идейной и нравственной позиции, за
безысходный пессимизм, недооценку возможностей человеческого
разума, непонимание простейших научных истин.
Поэтому выход из тупика, по Сноу, в объединении обеих
культур на основе идеалов мира и гуманизма во имя
будущего человечества. Движущей силой в преодолении
кризиса он считал стремление к совершенству и добру.
Однако Сноу обходит вопрос о том, какой же должна быть
культура, как она будет развиваться в условиях научно-
технического прогресса, и прежде всего средств массовой
коммуникации. Таким образом, решение, которое он
предлагает, является весьма абстрактным и
неопределенным.
С резкой полемикой против Сноу и его понимания
культуры выступил английский литературовед Ф. Ливис.
Культурный кризис, проявления которого он видел в
засилье «массовой культуры», рассматривается им как
свидетельство гибельного влияния современной
цивилизации на общество. С этих позиций он и критиковал Сноу,
иронизируя над его иллюзиями о возможности
объединения двух культур. В основе полемики Сноу и Ливиса
лежало различное понимание технического прогресса и
роли культуры в обществе. Мысль Ливиса сводилась к
тому, что английская культура, ее великие традиции, на
основе которых некогда сложилось «органическое
общество», деградировали после промышленной революции.
Как ни парадоксально это звучит, но
противоположные позиции Сноу и Ливиса не свидетельствуют о
принципиально разном понимании проблемы, так как
они оба сводят ее к профессиональной стороне дела: Сноу
возлагает надежды на техническую интеллигенцию,
обвиняя во всем писателей, а Ливис видит выход в
университетском гуманитарном образовании, воспитывающем у
студентов эстетический вкус, утраченный в
технократическом обществе. Оба стремятся решить проблему в
глобальном масштабе и предлагают в общем один
утопический путь—через моральное совершенствование, игно-

Иллюзорное искусство
99
рируя социальную обусловленность культурных
процессов.
В книге «Современная английская литература и
университеты» (1970) Ливис опирается на справедливое
утверждение о том, что овладение духовными ценностями
приобретает все большее значение для человека по мере
развития цивилизации во избежание одностороннего или
уродливого влияния научно-технического прогресса, как
своеобразная творческая реакция на «триумф
материального благополучия». Однако эта мысль у Ливиса
перерастает в отрицание цивилизации (с которой он связывает
духовное оскудение и моральную деградацию), в
стремление отгородиться от «индустриального» общества и
сохранить таким образом подлинную культуру
идеализированного прошлого, где отсутствовал технический прогресс.
В современных условиях сохранить и развить
культурную традицию призвана литература в стенах
университетов, которые должны, по мысли Ливиса, быть своего рода
цитаделями, воспитывающими у студентов верный
эстетический вкус, ограждающими культуру от влияния
технократической цивилизации. Ливис представляет себе
ее существование вне буржуазного общества. Но как бы
ни подходил университет к идеалу Ливиса,
«индустриальный» мир за его стенами всегда будет определяющей
силой в развитии культуры. Теория Ливиса—это реакция
на стандартизацию и монополизацию всей культурной
практики через средства массового воздействия, массовой
коммуникации со стороны правящей элиты. Это
утопическая попытка спасти духовное наследие прошлого от
извращения и полного забвения в ситуации засилья
«массовой культуры». Опасность этой утопии состоит в
том, что Ливис стремится законсервировать культуру (в
этом он видит выход из духовного кризиса), сделать ее
камерной, фактически свести на нет ее развитие, оторвав
от остального мира. В целом же для него характерен
пессимистический взгляд на будущее культуры в
современном буржуазном обществе.
С позиций отрицания научно-технического прогресса
пытается решить проблему культуры и американский
литературовед Дж. Стейнер. Еще в 1961 г. в статье
«Отступление от слова» он высказался пессимистически о
будущем культуры. Эти взгляды получили дальнейшее
развитие в ряде статей и особенно в книге «В замке
Синей Бороды» (1971). Рассматривая с идеалистических
позиций основные этапы развития западной
цивилизации и культуры, он приходит к не новой уже в
буржуазной науке мысли об их кризисе, закате. «Христианская»
4*

100
Бизнес на мечте
культура, как он считает, развивалась до XVII в. как
культура слова, т. е. для нее были характерны «примат
слова» и «стремление упорядочить действительность под
руководством языка». В дальнейшем прогресс науки и
техники, развитие математики, в частности, стал
подрывать авторитет слова путем создания своего особого
языка, где слову уже не было места. Стейнер, таким
образом, абсолютизирует роль научной символики,
распространяя ее и на искусство, и на культуру в целом,
видя в этом начало того процесса, который он назвал
«отступление от слова». Дальнейшее развитие
цивилизации углубляло этот процесс и привело, как он считает, к
происходящему сейчас умиранию культуры слова,
вытеснению слова из духовного мира современного человека
прежде всего при помощи средств массовой
коммуникации. Массовая коммуникация свела на нет господство
слова в развитии культуры, подменив его слуховыми и
зрительными ощущениями посредством кино, радио,
телевидения. Это привело, в свою очередь, к обеднению
языка, к забвению культурного наследия. Современный
читатель утратил, по его мнению, «классическую
грамотность», так как ему становится все меньше понятен
образный язык классической поэзии. Как предсказывает
Стейнер, классическому наследию грозит либо полная
потеря интереса и забвение, и тогда оно перекочует в
музеи, либо искажение и модернизация по образцам
«массовой культуры», как, например, модернизированные
издания Библии и Шекспира в Америке.
О растущей тенденции «отступления от слова»
Стейнер пишет с тревогой за будущее культуры и искусства,
но не может предложить реальных путей выхода из этой
ситуации. Однако важно то, что он сумел уловить
наиболее антикультурные тенденции современной
буржуазной культурной практики. В его концепции нельзя не
увидеть, хотя и скрытой, полемики с канадским
профессором М. Маклюэном, выражающим принципиально иную
и наиболее реакционную точку зрения в буржуазном
литературоведении на развитие культуры и ее связь с
научно-техническим прогрессом.
Теория Маклюэна о решающей роли средств массовой
коммуникации в развитии культуры как бы вобрала в
себя наиболее реакционные, антикультурные черты
доктрины «массовой культуры». Маклюэн считает, что
современные средства массовой коммуникации (радио,
телевидение, автоматика, электроника) сейчас стали
фактически частью расширенной центральной нервной
системы человека, когда люди могут уже общаться без языка,

Иллюзорное искусство
101
так как это общение происходит подсознательно,
благодаря «осязательным чувствам». Маклюэн отрицает поэтому
роль печатного слова в духовном развитии человека,
утверждая, что телевидение замещает мир слов миром
зрелищ.
Рассматривая историю цивилизации как эволюцию
средств коммуникации, он доходит до абсурдных
крайностей, фактически отождествляя культуру с технико-
коммуникационными средствами ее распространения.
Это выражается формулой «средство есть сообщение».
Отсюда вытекает, что новые средства массовой
коммуникации, рожденные веком научно-технического прогресса,
вытесняют «старомодные» средства печатного слова,
кладут конец «гуттенберговской галактике».
С этих позиций Маклюэн отрицает духовное наследие
всей культуры прошлого, ибо новые средства рождают
новое искусство, лишенное смысла и содержания,
выражаемых словом. Это искусство, основанное на ощущениях
и инстинктах, которые подменяют реалистическое
осмысление действительности, исключают мышление из
духовной деятельности человека.
Глубокая неудовлетворенность духовным климатом
последних лет заставляет буржуазных литературоведов
пристальнее взглянуть и на само понятие литературы в
его трациционном смысле, как носителя культурных
ценностей, на ее роль и место в развитии общества.
Стремительное распространение средств массовой
коммуникации, охвативших все области человеческой
деятельности, включая и духовную сферу, ставит перед
литературоведением новые вопросы: что такое литература?
Является ли она и сегодня искусством в полном смысле слова,
или она превратилась лишь в одно из средств
информации? С этими вопросами тесно связан и другой: кто такой
писатель и какой смысл сегодня вкладывается в это
слово?
Процесс монополизации всей культуры в буржуазном
обществе обусловливает превращение литературы в один
из каналов массовой коммуникации, что ярко отражается
в современной литературной практике. Все чаще
литература осмысливается как товар, а писатель как
производитель продукции для книжного рынка. Проявляющаяся в
этой форме коммерциализация самого творческого
процесса приводит прежде всего к утрате художественности
в литературе, потере духовных ценностей и забвению
высоких идеалов «святого ремесла» художника, к
эстетическому обесцениванию его труда. Недаром крупный
английский писатель Дж. Пристли отмечал в статье

102
Бизнес на мечте
«Факт или вымысел»: «Никогда на протяжении
последних двухсот лет к нашей художественной литературе не
было столь пренебрежительного отношения, как сегодня.
Романы и повести, правда, публикуются сотнями. Но их
рассматривают главным образом как чтиво... Даже
литературные редакторы редко относятся к ним серьезно, а
просто передают пачками любому рецензенту, готовому
просмотреть штук шесть книг, чтобы написать статейку
объемом менее тысячи слов». Вот почему в буржуазной
критике все чаще звучат голоса об утрате литературой
своего значения как носителя культурных ценностей, о
падении морального престижа литературы и вытеснении
ее на задний план культурной панорамы современными
средствами массовой коммуникации—кино,
телевидением, радио.
Наиболее остро эта проблема была поставлена в книге
английского критика Дж. Гросса «Подъем и падение
литератора» (1969), вызвавшей особый интерес у
исследователей по обе стороны Атлантического океана. В ней он
подробно раскрывает наиболее характерные черты
нынешней литературной среды Англии в связи с проблемой
«массовой культуры», пытается выяснить, как же
создалась почва для столь широкого распространения массовой
литературы, почему она не встретила на своем пути
достаточно существенных препятствий в лице
авторитетных писательских кругов.
Рассматривая вопрос о том, почему подлинно
художественная литература имеет сейчас все меньшее значение
в духовном развитии, Гросс приходит к выводу, что одной
из причин является социальная атмосфера, настроения
людей, которым кажется, что после кошмара минувшей
мировой войны и при постоянной угрозе ядерной
катастрофы прежние ценности утратили свое значение.
Отсюда их стремление найти любые пути ухода от суровой
действительности буржуазного общества. Этот духовный
вакуум и заполняет культура, формируемая с помощью
средств массовой коммуникации, культура сокрытия
суровой реальности человеческого существования, «индустрия
грез», основанная на поощрении самообмана, слабостей и
пороков человека, сеющая утешительные иллюзии.
Вместе с тем Гросс указывает на хорошо продуманную
и организованную систему массового воздействия,
аппарат массовой пропаганды в лице прежде всего
всевозможных специалистов, экспертов, вырабатывающих методы
массового воздействия на основе изучения психологии
восприятия публикой тех или иных явлений. Целая
когорта этих специалистов захватила сегодня область

Иллюзорное искусство
103
литературы и критики. Антрополог, лингвист,
психоаналитик, историк—все они объединяются в стремлении
совершенно определенным образом влиять на содержание
и характер массовой информации. Именно таким путем
создается благоприятная почва для широкого
распространения массовой литературы, а подлинная литература при
этом все реже попадает в поле зрения читателя. Гросс
пишет: «Следует задуматься над тем, как мало теперь в
Англии органов, где писатель может напечатать
серьезный рассказ или большую статью общего характера в
надежде на то, что они станут известны более чем
горстке читателей... квалифицированная пресса в целом
подвергается все увеличивающемуся давлению, часто
косвенному, но от этого не менее эффективному».
Это давление, по мысли Гросса, обусловлено всем
процессом распространения жестких стереотипов
«массовой культуры» на всю культурную практику с помощью
средств массовой коммуникации. В этом процессе
литература все больше теряет свое значение носителя
культурных ценностей, свой моральный престиж, так как сфера
ее влияния суживается, ее оттесняют кино, радио,
телевидение. Хотя Гросс и относится скептически к
утверждению Маклюэна, что новые средства массовой
коммуникации уничтожили «гуттенберговскую галактику», ему
приходится признать, что «другие средства информации
постоянно конкурируют с книгами и часто одерживают
победу».
Оттеснение литературы на задний план резко
ухудшило положение писателей, которые не могут теперь
найти достойного применения своей профессии. Как
пишет Гросс, стал исчезать писатель в полном смысле
слова, литератор «вымер», потому что отпала надобность
в его специфических творческих, писательских
качествах, ибо «массовая культура» предъявляет к нему
совершенно иные требования, с которыми приходится
считаться. Иначе говоря, Гросс здесь затрагивает
проблему писательского профессионализма, которая сейчас
выдвигается на первое место в буржуазном
литературоведении по целому ряду причин, одной из них является
развитие массовой коммуникации и ее влияние на
культуру и литературу. Хотя его вывод о падении
морального престижа литературы и исчезновении
настоящего писателя может показаться слишком
категоричным, Гросс в этом не одинок. Наиболее остро проблема
писательского профессионализма в связи с развитием
средств массовой коммуникации поставлена в книге
английского литературоведа М. Брэдбери под названием

104
Бизнес на мечте
«Социальный контекст современной английской
литературы» (1971).
Характеризуя современное состояние литературы и
положение литератора, Брэдбери пишет, что книга
издавна выступала как носитель духовного наследия, как
своеобразное хранилище культурных ценностей, потому
что в книге наиболее ярко выражается авторская
индивидуальность, талант писателя. В противоположность ей
«средства массовой коммуникации гораздо менее
постоянны, чем книга... здесь все подчинено требованиям
момента... Разумеется, это лишает писателя ощущения
непреходящего характера своих творений, ощущения, что он
пишет для потомства». Вследствие своих технико-
коммуникационных особенностей телевидение, кино и
радио не могут выступать в роли хранителя и носителя
духовных ценностей, так как они служат каналами
распространения информации нетворческого характера,
не дают возможности выразить авторскую
индивидуальность. Однако, как подчеркивает Брэдбери, в последнее
время и сама литература претерпела изменения не в
лучшую сторону, став в большей степени средством
распространения информации, лишенной какой бы то ни
было эстетической ценности, а не исследованием
духовного мира человека. Таким образом, Брэдбери считает, что
в условиях засилья средств массовой коммуникации
писатели все больше отходят от литературы в подлинном
смысле слова и входят в сферу «массовой культуры».
В этом процессе творческая личность писателя
претерпевает серьезные, далеко не творческие изменения.
Брэдбери подчеркивает, что писатель все больше зависит от
книжного рынка, где его произведение котируется как
товар, от вкусов издателей и публики, так как писание по
образцам «массовой культуры» лучше вознаграждается,
он может еще сохранять приверженность к серьезной
литературе, но никто не будет воспринимать это всерьез.
Отходя от литературы для работы в кино или на
телевидении, которая лучше вознаграждается, писатель
непосредственно, как считает Брэдбери, включается в
систему массовой коммуникации. Он занимает в ней
место наравне с лицами, обслуживающими сам
технический процесс,—инженерами, операторами, он становится
лишь служащим в этой системе, «в силу этого он не
пользуется особым уважением и ему диктуют условия».
Работа для радио, кино или телевидения требует от
писателя высокого умения обращаться с техникой.
Используя их технические возможности, имея прямой
контакт с аудиторией, писатель получает простор для раз-

Иллюзорное искусство
105
личных экспериментов, ярких эффектов, воздействующих
на публику, при незначительности содержания того, что
он написал. В результате этого, как пишет критик,
литератор стремится лишь к техническому
совершенствованию своего ремесла, отработке излюбленных приемов,
забывая о содержании. Уступая стандартам «массовой
культуры», писатель теряет свою творческую
индивидуальность и становится литературным ремесленником,
каких сотни. Вследствие этого писатель ищет легких
путей для достижения успеха, тяготеет к «более
эфемерному устному слову», а не к печатному, требующему
больше времени и усилий, пишет по случаю, предпочитая
тщательному обдумыванию импровизацию. Он выступает
как производитель продукции для рынка, заботящийся
прежде всего о высоком вознаграждении. Его отношения
с читателем перестают носить характер духовного
общения и становятся формализованными упорядоченными
отношениями сферы производства и потребления.
Таким образом, причину упадка литературы и
писательской деградации Брэдбери объясняет самим
развитием средств массовой коммуникации, технико-
коммуникационными особенностями кино, радио,
телевидения, сводящими якобы на нет творческие усилия
автора. Тем самым он фетишизирует средства и способы
распространения культуры, превратно истолковывая суть
буржуазной культурной практики, критикуя лишь ее
техническую сторону.
Писательский профессионализм лишь одна из многих
проблем, возникающих перед западным
литературоведением в сфере культуры, которая переживает сегодня
трудные дни. Все эти трудности, встающие на пути
развития культуры в буржуазном обществе, можно было
бы условно назвать испытанием массовой
коммуникацией и «массовой культурой».
Осмысливая этот процесс, буржуазные
литературоведы в целом ряде случаев поднимают важнейшие вопросы
для будущего культуры, ставя в центр внимания
проблему духовных ценностей, подчеркивая огромную роль для
искусства культурной традиции, классического наследия,
литературного языка, творческой индивидуальности
художника. Писатели и критики, которым дороги интересы
подлинной литературы и культуры, их общественно-
этическая роль, воспитательное значение и национальное
достоинство, стремятся защитить большое искусство от
искажения и примитивизации идеологами массовой
культуры.
Однако, рассматривая те или иные специфические

106
Бизнес на мечте
явления буржуазной культурной практики, стремясь
найти ответы на возникающие проблемы, объяснить
культурные процессы в ситуации развития средств массовой
коммуникации, западные литературоведы игнорируют
обусловленность этих процессов экономическими и
классово-социальными отношениями эпохи
монополистического капитализма. Поэтому в анализе культурной
ситуации они не поднимаются до критики капиталистической
системы собственности и обусловленных ею отношений
господства и подчинения в области надстройки, в сфере
культуры.
В итоге оказывается, что суть всей буржуазной
культурной практики сводится либо к гибельному влиянию на
культуру научно-технического прогресса, как это имеет
место у Ливиса или Стейнера, либо к «паническому
преувеличению действенности средств массовой
коммуникации», как у Брэдбери, либо к фетишизации технико-
коммуникационных особенностей используемых средств
распространения культуры, как у Маклюэна.
Разгадку культурных парадоксов западные критики
ищут на путях, не выходящих за рамки буржуазной
системы, основанной на капиталистическом
производстве, а ведь, как писал К. Маркс, именно
«капиталистическое производство враждебно... отраслям духовного
производства... искусству и поэзии»
«Во все времена борьба в искусстве происходила не между чистым
вымыслом (которого не существует) и наблюдением действительности
(без которого нельзя обойтись), а между смыслом произведения и
угрозой бессодержательности. Свобода искусства всегда заключалась в
том, чтобы придать смысл произведению, а порабощение искусства
происходило от вмешательства посторонних сил, пытавшихся так или
иначе ограничить поле наших наблюдений и установить контроль над
тем смыслом, который художник вкладывает в свои наблюдения. Во все
времена в искусстве происходила великая борьба за свободу» (Л.
Арагон).

Спекуляция на мозгах
Литература, язык, художественные образы не способны или не должны,
по мнению некоторых западных лингвистов, отражать реальную
действительность. Откуда берутся формулы «ложного мира»? Есть ли
«метод» в этом безумии? Ответ на подобные вопросы пытаются дать
представители «чистой лингвистики», суть мнений которых кратко
излагает М. Сулейманов.
Еще в начале XX в. формалисты, футуристы и структуралисты,
господствовавшие в лингвистике, впервые открыто попытались
отвергнуть традиционное представление о том, что литература повествует о
чем-то и для кого-то, возводя тем самым слово в роль основы
мироздания. Ранее французские поэты-символисты провозгласили
творчество независимым актом, производимым не с какой-либо
общественной целью, как во времена «классической» литературы, а как «чистое
самовыражение». Объекты и события реальности они воспринимали как
безжизненные и отчужденные, поскольку общество виделось им
сбившимся с пути и скатившимся в хаос. Поэтому окружающее, по их
мнению, следовало «взять в скобки», устранить в литературе «референт
реальности», используя вместо него само слово. Символист замыкается
на самом себе в самолюбовании, подыгрывая буржуазному обществу,
обратившему творчество в не пользующийся спросом товар. И сегодня
последователи символистов—модернисты—также пытаются «очистить»
литературные жанры от социального значения, склоняясь к «чистоте

108
Бизнес на мечте
молчания», ища в художественном творчестве нейтралитета, «нулевой
точки отсчета».
Истоки такого подхода к языку, слову, литературе берут свое начало
в теории структурализма, в понимании ею процесса различения
значений слов. По мнению одного из основоположников
структурализма—Ф. де Соссюра, этот процесс бесконечен и язык образует закрытую,
устойчивую систему. Каждое слово имеет собственный смысл лишь в
силу своего отличия от других, оно образовано из потенциально
бесконечного количества различий. Поэтому, считают структуралисты,
объективно не существует чистого, безупречно точного значения слов.
Литература лишает слово личностного начала, это опосредованный
способ общения, бесцветная, механическая передача разговора, всегда в
какой-то степени отдаленная от индивидуального сознания,
безжизненная, отчужденная форма выражения, противоположная «живому
голосу».
Попытка структуралистов абсолютизировать роль слова, знака,
символа, лишить их реального содержания находит свое продолжение и
развитие в своеобразной трактовке того, как должно пониматься и
оцениваться литературное произведение с позиций так называемой
< новой критики»—одного из распространившихся в последние
десятилетия на Западе течений литературной теории. Суть «новой критики»
связана со стремлением доказать, что в содержании художественного
произведения значения слов должны рассматриваться не как начало, а
как цель, на которую должны ориентироваться все другие слова. В этом
заключено объяснение жизни, языка, истории. Способ упорядочения
слов, выстраивания их значений в иерархию по признаку важности,
создания их безупречного порядка—это то, что доступно интуиции,
озарению творца произведения. Именно это сложнейшее переплетение
знаков «новая критика» и обозначает словом «текст». Типичный для
«новой критики» способ прочтения произведения заключается в том,
чтобы ухватиться за какой-либо явно второстепенный фрагмент работы:
цитату, повторяющееся вспомогательное слово или образ, небрежную
ссылку—и изучать их до тех пор, пока не возникнет угроза разрушения
противоречий, «оппозиций», определяющих целостность текста.
Согласно «теории значения», текст, по своей сущности, не поддается
систематическому и логическому рассмотрению. Постоянное
чередование, текучесть и разброс значений непонятны в рамках традиционного
критического подхода. Письмо, как и любой процесс в языке,
осуществляется через различие, однако само по себе оно не является
понятием, тем, что можно назвать мыслью. Текст способен, по мнению
французского критика Ж. Деррида, указывать на что-то в значении
слова, что нельзя сформулировать как утверждение. Язык в целом, по
Деррида, обнаруживает этот «избыток» значений, стремится вырваться
за пределы смысла, пытающегося его «сдерживать», что проявляется
как в литературном, так и в любом другом письменном изложении.
«Деконструкция» отвергает абсолютное различие литературного и
«нелитературного» текстов, считает его второстепенным. Повествование
таким образом расчленяется на отдельные единицы, функции, индексы,
показатели психологии персонажей, «атмосферы» и т. д., и, хотя внутри
изложения подобные элементы расположены последовательно, свою
задачу «новая критика» видит в том, чтобы найти им вневременное
толкование.
С точки зрения «новой критики» реализм—это «литературная
идеология», также соответствующая «позе естественности», якобы
стремится скрыть социально относительную, выстроенную природу языка,
помогает поддерживать заблуждение относительно существования
«обыкновенной» его формы, являющейся будто бы естественной. Только
«естественный язык», по этой теории, и представляет действительность
«как она есть», не искажая ее, в отличие от романтизма или

Иллюзорное искусство
109
символизма, через субъективные восприятия. Слово в тексте, знак—это
не какая-то изменчивая сущность, выстраиваемая по правилам
конкретно изменяемой системы, а нечто вроде прозрачного окна в объект
или в мышление, которое само по себе совершенно нейтрально,
бесцветно: его единственная функция—показывать, представлять что-
то другое, служить средством передачи независимого значения и как
мсжно меньше взаимодействовать с тем, что оно опосредует. Реализм
же с точки зрения «новой критики» ошибочно исходит якобы из того,
что слова объединяются с соответствующими им идеями или объектами
существенно правильным и неизменным образом: слово становится
единственным способом рассмотрения объекта или выражения мысли.
Реалистическая литература порочна по самой своей сути, утверждают
«чистые лингвисты», так как она якобы затушевывает свой
собственный статус ради создания иллюзии неопосредованного восприятия
действительности. Знак как «отражение» будто бы отрицает
продуктивный характер языка, замалчивает то, что существование для нас
«мира» возможно лишь постольку, поскольку есть язык для его
обозначения, а то, что мы считаем «реальным», неразрывно связано с
изменяемыми структурами «означения», внутри которых мы существуем.
Отсюда западные теоретики приходят к отрицанию познаваемости
явлений литературы, и если верят в существование «науки о
литературе», то лишь в том смысле, что она должна быть наукой о «формах», а
не о «содержании» и ее целью следует считать познание предмета
художественного творчества таким, «как он есть в действительности».
Ведь чтобы анализировать литературный текст, полагают они, читатель
должен также пользоваться языком, и нет оснований считать, что он
сможет удовлетворять тем строгим требованиям, которые выдвинуты
«новой критикой» для объективного анализа произведений. Наибольший
интерес поэтому должны представлять, по мнению «чистых
лингвистов», не тексты, понятные, поддающиеся прочтению, а то, что может
быть написано, препарировано и перенесено в другое изложение,
вызвав в нем новую, субъективную игру словесных значений. Текст,
«который может быть написан», обычно модернистский, не имеет
определенного значения, он многозначен и расплывчат, это целая
галактика значений, неразрывная пряжа кодов, в которых читатель
может прокладывать собственную блуждающую стезю. Все
литературные тексты, рассуждают эти теоретики, созданы из других, но не в
обычном понимании, как несущие на себе следы их влияний, а в более
радикальном смысле: каждое слово, фраза, сегмент есть переработка
других изложений, предшествующих или сопутствующих данному
произведению. Нет такого явления, как «оригинальное», «первое»
литературное произведение; вся литература «межтекстуальна», отдельное
произведение не имеет четко очерченных границ: оно непрерывно
переливается в смежные работы, порождает сотни различных
перспектив. Произведение нельзя «закрыть», «ограничить», обратись к воле
автора. «Новая критика» усматривает в литературе пять «кодов»,
расшифровав которые можно понять произведение: повествовательный;
герменевтический—относящийся к раскрывающимся в сюжете
загадкам; культурный—исследующий совокупность социальных знаний, на
которые опирается произведение; семиотический—относящийся к
раскрытию роли персонажей, мест и предметов; символический—
очерчивающий моральные и психоаналитические отношения, данные в
тексте. «Коды» произвольно выбраны из неограниченного числа
возможных и предназначены не для какого-либо обобщающего осмысления
произведения, а для того чтобы продемонстрировать его рассредоточен-
ность, фрагментарность. Это якобы позволяет найти в литературе «новое
измерение», до сих пор нераскрытое.
Таким образом, теория модернизма пытается объяснить сущность
литературы, ее духовную социальную ценность как средства спасения,

110
Бизнес на мечте
ухода от реальности в сферу «чистого языка». Эти концепции
тщательно устраняют главный «знак» социального языка—«референт»
окружающей действительности, которой следует противопоставить «творение
текста» или чтение как творчество—последний укромный, нетронутый
уголок для игр интеллектуала, наслаждающегося изобилием
«означающего» и дерзко пренебрегающего всем, что происходит в мире.
• Беспризорники в странах Латинской Америки—это те, кому удается
преодолеть невероятный барьер: 300 тыс. детей ежегодно умирают в
Бразилии от голода, не дожив до года.
• Сегодня в США более 1 млн. детей—беспризорные, около 3,5 млн.
страдают от недоедания, а свыше 5 млн. вынуждены зарабатывать на
жизнь, выполняя грязную и низкооплачиваемую работу.
• Всего в странах капитализма 600 млн. детей живут в нищете, 200 млн.
голодают. По данным ООН, каждую минуту от голода и отсутствия
медицинской помощи умирают 300 детей.
• Хотя нормативные акты США запрещают работать подросткам в
возрасте до 14 лет в сельском хозяйстве, в трех штатах на плантациях
занято от 50 до 80% детей сезонных рабочих из Мексики.
• Среди взрослых англичан безработных более 3 млн., зато работающих
детей—2,5 млн. Что и говорить—необычная статистика.
• 1200 тыс. английских подростков в возрасте от 11 до 16 лет работают до
47 часов в неделю, иногда получая по 17 пенсов в час. Согласно обзору,
подготовленному организацией «Лоу пэй юнит», около 700 из 1,5 млн.
английских детей в возрасте от 11 до 15 лет используются
предпринимателями в качестве дешевой рабочей силы.

Этот солдат Великобритании
со свастикой на каске
выбирает очередную жертву
Раненый мальчик—жертва
английских вояк в Северной
Ирландии

13-летний Джузеппе работает
в одном из кафе Неаполя
официантом
В Италии такой подмастерье
не редкость
Сюжет—типичный для любого
города Америки, В надежде
хоть немного заработать
мальчишки бросаются мыть
стекла у застрявших в
уличных пробках автомобилей
Каким будет его завтрашний
день?
10-летний Клаудио подметает
пол в неаполитанской
кондитерской

На этих снимках из
американской печати—
реклама современных видов
стрелкового оружия,
предлагаемого широкому
покупателю
Реклама журнала для
профессиональных террористов
и наемников «Ганг-хо»
Отработка тактики действий
в ночных рейдах войск «особого
назначения» США, элиты
Пентагона
Бегство морских пехотинцев
США, разбитых вьетнамскими
патриотами в провинции
Донгнай

Его девиз—убийство
«Скинхидс» — «бритоголовые».
Так называются
представители одной из
террористических молодежных
групп на Западе
«То, что ты еще жив,— чистая
случайность»,—говорит негру
этот молодчик
Кое-кто мечтает, чтобы он
стал настоящим фашистом
Неофашисты на смотре боевой
готовности

Группа воинственных юнцов из
Нью-Йорка подражает
созданному шоу-бизнесом герою
нашумевшего кинобоевика
«Рзмбо»
В этот ночной клуб города
Хьюстона (штат Техас, США)
приходят в военной униформе.
Встречают посетителей
официанты, увешанные
автоматами.
К горячительным напиткам
здесь прилагается
музыкальный деликатес «рок-н-
ролл против коммунизма»

и
и
и
Подмена
идеалов
Вместе с мечтой о будущем в сознание
молодежи приходят идеи переустройства мира,
И тогда настоящее представляется особенно
драматичным. От безысходности будней
молодое поколение на Западе пытается спастись с
помощью религиозно-утопических иллюзий,
проповедей послушания в многочисленных так
называемых общинах, коммунах, братствах и
т. д. Выход из тупика пытаются найти и
западные писатели.

Одним из проявлений несостоятельности буржуазной
«социальной педагогики» стал тот факт, что многие
представители молодежи на Западе демонстративно
отвергают какие-либо попытки распространить на них
влияние общественно установленных форм обучения и
воспитания—школ, колледжей, университетов,
официальных молодежных организаций, «благонамеренных»
форм организации досуга и общения. Сколь бы
разносторонними, методически изощренными и масштабными ни
были педагогические исследования проблем воспитания
молодого поколения, проводящиеся различными
лабораториями и научно-исследовательскими центрами
педагогического профиля на Западе, общественно-политический
и духовный климат буржуазного общества последних
десятилетий дает о себе знать: он отмечен глубоким
неверием в идеалы своих отцов, разочарованием
молодого поколения в ценностных установках общества «равных
возможностей». Пытаясь вырваться из цепких объятий
внушаемой в школьных классах и университетских
аудиториях морали потребительства, эгоизма, жестокости,
многие молодые люди стремятся выработать для себя
«альтернативные формы мышления и поведения», найти
«новые способы коммунной жизни».
Некоторые буржуазные исследователи, акцентируя
внимание на этих внешних проявлениях социальных
противоречий, хотели бы как-то завуалировать истинные,
классовые причины стремлений к этим альтернативам в
социальных ориентациях туманными академическими
рассуждениями. Так, Э. Ригби рассматривает различные
формы протеста молодежи всего лишь как
«альтернативные движения», существующие наряду, например, со
«школами свободного обучения», экспериментальными
художественными студиями, подпольными газетами и
журналами, «движением за освобождение женщин» и др.
Эти начинания—результат крушения иллюзий,
воспитывавшихся с детства, разрыва между тем, что есть, и тем,
что должно быть, неудачной попытки трансформировать
личную и общественную жизнь, реализовать ценности,
которые, как многие надеялись, будут широко приняты.
Спекулируя на интересе молодежи к поискам своего
пути в жизни, буржуазные теоретики пытаются придать
как можно больше научной весомости своим выводам о
том, что «коммунное движение»—это всего лишь одна из
разновидностей современного молодежного сознания,
тогда как на самом деле оно является выражением
«контркультуры», центром которой стали многие развитые
индустриальные страны Запада.

122
Бизнес на мечте
Общее число коммун, изучение которых затруднено
из-за полуанонимного существования многих из них,
исследователи определяют приблизительно: в США в
1970 г. насчитывалось около 2 тыс. сельских коммун
(числа городских коммун статистика не указывает); в
Голландии—около 200; в Великобритании—около 100.
Формы и типы этих организаций самые различные. Это и
«коммуны самореализации», целью которых
провозглашается стремление предоставить своим членам условия
существования, обеспечивающие возможность наиболее
полной самореализации и самовыражения, и «коммуны
обоюдной поддержки», члены которых ищут в совместном
образе жизни братской поддержки и помощи, не
существующих вовне, и «активистские коммуны», ставящие
своей задачей повышение политической активности в
деле «радикальной трансформации общества». Созданы
«практические коммуны», заботящиеся исключительно об
удовлетворении утилитарных экономических
потребностей, и «терапевтические коммуны», члены которых
предпринимают попытки воссоздать
психотерапевтические условия лечения некоторых невротических
расстройств, и «религиозные коммуны», основанные на
общности религиозных взглядов.
Члены коммун—это в основном молодые люди из
«средних классов», так или иначе убедившиеся в
неприемлемости для собственного духовного развития
контактов с церковью, школой, общинами, различными клубами
и прочими старыми формами человеческих общностей.
Одна из известных на Западе коммун—
Ньюхейвенская—основана в конце 1970 г. группой
молодых людей, сообща владеющих домом в районе
Эдинбурга—Лейте. Члены коммуны разделяют леворадикальные
убеждения и ведут их пропаганду среди местного
населения, разъясняя, что коммуна—единственное средство
избавиться от «капиталистической психологии»,
частнособственнических инстинктов, индивидуализма, эгоизма,
отсутствия «истинной» коммуникации с другими людьми.
Они уверены в том, что их начинание представляет
собой один из оплотов революционных сил, способных
сокрушить капиталистическую систему. Члены «Ньюхей-
вена» первоначально ориентировались на пролетариат
мелких окрестных городков, надеясь разбудить его
«интегрированное» сознание. Однако эта затея потерпела
неудачу. Коммунную тактику пришлось изменить:
перенести работу внутрь различных организаций,
профессиональных объединений и союзов, членами которых они
сами являются, чтобы «способствовать формированию

Подмена идеалов
123
социалистического сознания на обыденном уровне».
Иную программу выдвинула основанная в том же
году коммуна «Семья Шраб». Ее главное стремление—
создать условия, в которых все возможное было
возможно... когда люди могли бы чувствовать себя
«самодостаточными и счастливыми, иметь прекрасное место
обитания, а также развивать свои артистические способности и
помочь другим увидеть свет озарения». Утопичность этих
взглядов очевидна и потому, что единственным способом
изменения окружающего мира они считают возможность
«жить своей жизнью», в соответствии со своими идеалами
и ценностями, объявляя свою коммуну «зародышем
нового общества в рамках старого». Эта социальная новизна,
по их мнению, должна быть основана на «принципиально
иной системе норм и ценностей, которые в определенном
смысле являлись бы социалистическими—в значении
антикапиталистических—и в то же время не были бы
политическими по своему характеру». Как этого
добиться—никто из них толком не представляет, однако
интересно, что сами члены коммуны особые надежды
возлагают на воспитание людей собственным примером. Для
этого они всячески поощряют визиты и посещения их
дома всеми, кто проявляет интерес к этому движению.
Все, кого привлекает их образ жизни, имеют право
остаться в коммуне на правах временных членов.
Постоянное членство зависит от «уживаемости» нового
кандидата со «старожилами», называющими себя «дропаутс» —
«находящиеся вне господствующих общественных
отношений». Но на практике изолироваться от общества,
которое они отвергают, можно лишь весьма условно. Ведь
источник существования «семьи»—сельское хозяйство,
которое ведется на коллективной основе, вынуждает их
вступать в рыночные отношения, т. е. проявлять вполне
определенные частнособственнические интересы. Другой
вопрос, что эту связь с обществом им на словах
приходится отвергать как нечто порочное.
В 1969 г. Д. Хорн основал в западном районе Лондона
«христианскую терапевтическую коммуну» под
названием «Община Кингсуэй». Ее члены заявили о своем
нежелании приспосабливаться к антигуманным условиям
существования в современном западном обществе и о
намерении «создать свой собственный мир, в котором они
будут руководствоваться христианскими идеалами и
рассматривать друг друга как «братьев» и «сестер», а всех
вместе—как «расширенную семью». Однако, как
отмечает один из западных исследователей, лишь небольшое
число «братьев и сестер» являются правоверными христи-

124
Бизнес на мечте
анами, большинство же «отщепенцев»—наркоманы,
алкоголики, бывшие преступники. Над ними-то и пытаются
шефствовать «христианские активисты». Легко
представить, что из этого получается! Наставники общины
упорно следуют правилу, согласно которому любой
«несчастный и отверженный» может получить приют под
общинным кровом, где за ним будут ухаживать, дабы
разбудить «свет христианства» в душе заблудшего.
На собственную систему идей и ценностей претендует
и так называемая «Финдориская коммуна». Она
проповедует идею о том, что человек является отдельным звеном
эволюции на пути к созданию «нового рая» на основе
«единого божества». К нему может приобщиться каждый,
на кого «снизойдет озарение» и кому удастся сохранить
верность «внутреннему зову души», вопрошающему
«гласом божьим». Идейные вдохновители коммуны
воспитывают свою паству внушением того, что приблизить
«царство божие на земле» можно лишь путем
формирования нового типа сознания, созданием «альтернативных
форм отношений между людьми». Политическая и
общественная борьба, конфронтация с реально
существующими общественными институтами не должны занимать
членов этой коммуны.
Наряду с идеалами будущего, распространяемыми в
коммунах и обществах, молодое поколение на Западе все
больше подвергается воспитательному воздействию со
стороны различных религиозных движений, по-своему
пропагандирующих мечту о справедливом обществе.
Особым явлением в общественно-политической и
культурно-духовной жизни Запада в начале 70-х гг. стало
«иисусово движение». Его сторонники отвергали и
обычное, официальное христианство, и религию,
проповедовавшуюся сторонниками «контркультуры». Главное, по их
мнению,—всецело вернуться на путь «евангелистского
христианства».
По данным американского исследователя Р. Эллвуда,
2/3 американских студентов в этот период полностью
отвергали «организованную религиозность», будучи,
однако, сторонниками тех или иных новых форм
религиозности, принимаемых под воздействием психоделических
ощущений наркоэкстатической «потери времени». По
результатам социологических опросов выяснилось, что
22% студентов регулярно курили марихуану, 10%
потребляли наркотики группы барбитуратов, 4%—ЛСД. Среди
нестуденческой молодежи увлечение наркотиками
гораздо сильнее.
Одурманенная зельем молодежь, составляющая основ-

Подмена идеалов
125
ную опору новых религиозных движений, с помощью
своих идейных наставников пытается удержаться на
собственной «теоретической платформе». В ее основе
лежит утверждение о том, что «психоделическое (т. е.
наркотическое) ощущение предполагает иное восприятие
пространственно-временных отношений». Оно-то и
объявляется «ключом к адекватному постижению реальности»,
средством достижения «высшего» состояния души как
цели жизни. Переходу в это высшее состояние должно
способствовать всё: искусство, музыка, стиль одежды и
быта, характер человеческих отношений.
Теоретики наркомании всерьез объявляют себя
«провозвестниками новой исторической эпохи», которым
якобы присущи «новое отношение к мирозданию», новое
обоснование древнейших символических систем
астрологии, магии, политеизма и восточных культов. Надо,
заявляют «психоделисты», отрицать научное знание и
технику. Вместо того чтобы эксплуатировать «мертвый
мир» с помощью безжалостных машин, «человек должен
найти скромную экологическую нишу и жить в ней,
гармонически погружаясь в любовь и субъективность».
Люди XX в. должны отвергнуть традиционное понимание
исторического процесса, воспитывать любовь и к
восточным религиям, и к западным оккультным традициям.
Всё названное—главное в идеологии «психоделизма»,
но еще, пожалуй, главнее—попытка убедить самих себя
и окружающих в том, что ее сторонники абсолютно
чужды какой-либо политике и именно в этом должна
заключаться стратегия «новой антикультуры».
Буржуазные исследователи пытаются доказать, что
это течение всего лишь типичное детище урбанизма, как
и другие «мистические движения» в истории, для
которых социально-классовая природа общества безразлична.
«Когда в немногих крупных центрах,—пишет, например,
Эллвуд,—возникает избыточная плотность населения,
часто всплывает на поверхность и получает
распространение интерес к вневременным мистическим искажениям,
сопровождающийся утратой исторического сознания. Так
было в Александрии, в долине Ганга в дни Будды, во
Фландрии и Северной Германии в конце средних веков.
Великие монотеистические религии с их линейной
концепцией времени процветали в пастушеских и имперских
(экстенсивных) обществах—древней Палестине, Иране,
Аравии, а в новое время в Англии, Германии, Америке
эпохи освоения Запада в условиях низкой плотности
населения или наличия пространства для географической
экспансии».

126
Бизнес на мечте
Таким образом, теоретики «новой педагогики
человеческих отношений» стараются доказать, что в
современном мире главное—воспитание у молодежи сознания
«нового исторического времени», для которого
перенаселенность земного, «внутреннего» пространства должна
ориентировать людей будущего на идеализированный
образ сельского общества или на перспективы освоения
космоса. В качестве доказательства объективности
подобных рассуэвдений указывается на то, что зачинатели
«контркультуры»—хиппи—традиционно находились в
больших городах. Большинство ее носителей—выходцы
из зажиточных семей, воспитанные «в системе,
перешедшей от строгих запретов ко вседозволенности». Они
хранят воспоминания «об идиллической свободе детства»,
готовые возвратиться к его «панэротическому»,
блаженному миросозерцанию. Поэтому-то, считают некоторые
западные авторы, молодежь чаще всего оказывается
внутренне подготовленной «к непосредственности поп-
культуры, ее образов и богов, поиски которых во
внутреннем пространстве души, как это предписывается новой
культурой, превращают самого бога в доступную
фантазию».
Современную эволюцию молодежного движения
сторонники этой «суперпедагогики» определяют как переход
от «культуры наркотиков» к «Иисус-культуре». «От
Джеймса Бонда к психоделическим увлечениям, а от них к
Иисусу»—вот лозунг для достижения «полной свободы
души», которым пытаются они увлечь неискушенные
умы, воспитанные на буржуазной мечте.
Для внушения веры используется активная реклама
религиозных идей с помощью музыки. По мнению
западных исследователей, свои воспитательные функции
«иисусово движение» выполняет с большей
агрессивностью, чем направления «дзен» и «битники», на основе
более активного отрицания американской жизни, ее
культурных, географических, семейных, языковых,
педагогических связей. Оно служит «пересадочной станцией»:
прокламируя дух протеста, отстранения от ученой,
элитарной Америки, «новая вера» все же сохраняет
некоторые корни в американской почве, обеспечивающие ей
поддержку и сочувствие.
Центральным религиозным мотивом «иисусова
движения», по мнению Эллвуда, является отрицание «мирового
зла» — «множественности», «плюрализма» укладов жизни
современного западного общества, обилия
противоположных жизненных стилей, общественных движений,
политических организаций, нравственных ценностей. Лозунг

Подмена идеалов
127
«Один путь!»—религиозный империализм,
непримиримое отношение к инакомыслящим, достижение «Иисус-
ощущения» как разновидности религиозно-мистического
просветления.
Закат движения хиппи в конце 60-х гг., открытие
первых «христианских кофеен» в Сан-Франциско,
проповеди Тони и Сью Аламо, издание первых газет и
журналов «новых христиан» способствовали появлению
организаций этого реакционного движения, финансовую
поддержку которому оказывают сегодня и многие
коммерческие учреждения, заинтересованные в том, чтобы
отвлечь молодое поколение от борьбы против власти
монополий, за подлинный расцвет способностей и
дарований.
Именно поэтому «иисусовы учителя» категорически
требуют от своей паствы игнорировать все остальные
молодежные движения и организации, изобретя
собственный символ—руку с указующим на небо перстом и
надписью: «Один путь!» Эта символика широко
используется в коммерческих целях, родилась целая «Иисус-
мода»: на одежде, на бамперах автомобилей, на
дорожных чемоданах и пищевых упаковках появились
надписи: «Я—человек Иисуса» или «Учись у Библии». В
музыке соответственно возникло течение «Иисус-рок»
(«Джизес-рок»), основу которому заложили песни
негритянской бит-группы «Эдвин Хоккинс Сингерс», «О,
счастливый день» (1969) и «Мой возлюбленный боже» экс-
битлза Дж. Харрисона (1970), рок-опера Т. Раиса и Л. Ве-
бера «Иисус Христос—суперзвезда», в центре которых—
фигура Иисуса, стилизованного под обаятельного
«молодежного героя».
На сознание юных верующих обрушиваются мотивы
религиозного экстаза, под воздействием которого человек
оказывается неподвластным обыденным
пространственно-временным зависимостям. Он должен достичь
«высшего» состояния души, для этого к его услугам новые
церкви: «церковь Голгофы», «церковь Лос-Анджелеса»,
«дворец мессии», «христианская организация»,
вырабатывающие тот или иной тип «трансцендирования времени».
Проповедники «церкви Голгофы» призывают к
достижению перманентного состояния экстаза и мистического
просветления; сторонники «дворца мессии» предрекают
«конец времени» и утверждают, что преходящая
действительность ничтожна по сравнению с нетленным «горним
миром».
Организаторам молодежных церквей важно создать у
прихожан впечатление отсутствия поступательного исто-

130
Бизнес на мечте
слиты с интересом ко всему романтическому,
загадочному, таинственному. Мир приключений неудержимо
манит к себе юного читателя. Часто не только будущее, но и
прошлое становится областью воображаемого. Во многом,
может быть, именно поэтому в литературе и искусстве на
Западе особое место заняли события второй мировой
войны. Эта тема многообразна, неисчерпаема и всегда
актуальна. Сегодня, спустя почти полвека после
окончания войны, многих писателей мира продолжает
волновать художественное воплощение событий того времени.
В этом процессе ведущее место по праву принадлежит
советской литературе и литературам братских
социалистических стран, создающим правдивую художественную
летопись великой битвы народов с фашизмом.
К этой теме обращаются и писатели стран
капиталистического Запада, где военное прошлое, его
антифашистский характер с первых же дней мира стали предметом
ожесточенных идейных споров, открытых и
завуалированных извращений как в периодической буржуазной
прессе, так и в литературе. Перед писателями остро
встает вопрос: в чем главные нравственные уроки
военных лет? О чем надо предупредить сегодня подрастающее
поколение в новых романах и повестях? Истинное лицо
войны—всеобщее одичание, разгул варварства и
ненависти, заложенных в человеке искони. К такому
пессимистическому выводу о человеческой природе, ее низменной
и агрессивной сущности приходят многие литераторы на
Западе. К этому склоняется, например, известный
современный английский романист У. Голдинг. Прозаик,
ветеран второй мировой войны аллегорически осмысливает
милитаризм как проявление в человеке звериного
начала. Например, в романе «Повелитель мух» (1954) дети, во
время атомной войны попавшие на необитаемый остров в
результате авиакатастрофы, быстро дичают, звереют и
истребляют друг друга.
Совсем иную позицию занимает не менее известный
соотечественник Голдинга—Э. Поуэлл (подробный
анализ его произведений содержится в статье А. Шишкина
«О некоторых тенденциях в английском романе о второй
мировой войне»//Известия АН СССР. Серия литературы
и языка. Т. 40. 1981. № 2). Войну с фашизмом писатель
понимает как борьбу со злом, насилием в его конкретно-
историческом проявлении. Его военная трилогия—«Поле
костей» (1964), «Искусство ратных дел» (1966), «Военные
философы» (1968),—составляющая часть 12-томного
цикла «Танец под музыку времени», наряду с трилогией
И. Во «Меч почета» (1965) и дилогией Р. Хыоза «Удел

Подмена идеалов
131
человеческий» (1961—1973), является в художественном
отношении одним из наиболее значительных
произведений среди созданных в англо-американской военной
прозе. Обращаясь к различным сторонам темы второй
мировой войны, писатели как бы дополняют друг друга,
воссоздавая картину военного времени в ее типичных
чертах. Однако Поуэлл занимает среди них особое место:
его романы, помимо прочих литературных достоинств,
являют своеобразное художественное свидетельство того,
как медленно, но верно проникала в сознание англичан
историческая правда об их далеком союзнике на Востоке,
сокрушившем фашизм, о том, где же решался исход
второй мировой войны—на берегах Ла-Манша или в
снегах России. Изображая с присущей ему язвительной
иронией английскую армию вдали от фронта и не
готовую воевать, Поуэлл за описаниями мелочных
штабных интриг и бумажных баталий «военных философов»
не упустил из виду глубинный смысл суровых
исторических событий, не попытался уйти от ответа на вопрос:
против кого велась война и кто же на самом деле победил
Гитлера?
Хотя настоящая война развертывается за пределами
романов трилогии, убежденность в необходимости
разгрома фашизма явственно чувствуется у Поуэлла.
Воспринимая войну как трагическое неразумие человечества,
он, однако, не становится на точку зрения абстрактного
пацифизма, столь характерного для многих писателей
Англии и других стран Запада, например Дж. Вуда
(«Необыкновенное лето», 1965) и К. Зено («Четыре
сержанта», 1978). Для Поуэлла и его героев не возникает
вопроса, сквозящего в иных современных английских
романах о войне: на какой стороне нужно было воевать
Англии (как, например, в романе Г. Уильямсона «Война
в одиночестве», 1966)?
Вера в победу над гитлеровской Германией тесно
связана в романах Поуэлла с темой России, которая то
смутно, то отчетливо звучит на протяжении всего
повествования. В конце романа «Искусство ратных дел» герой
Поуэлла Дженкинс узнает о нападении Германии на
СССР. Это сообщение сразу отодвигает на задний план
штабную суету, но никто еще не верит, что исход войны
будет решаться на Востоке. «Я даю русским три
недели»,—говорит кадровый военный полковник Педлер.
Подобные представления о Советском Союзе и Красной
Армии были в то время весьма распространенными в
военных и правительственных кругах Англии. Однако
самого Дженкинса охватывает чувство громадного облег-
5*

132
Бизнес на мечте
чения и уверенности в ТОм, что «все будет хорошо». Эти
чувства героя вызваны не столько мыслью, что
Восточный фронт отвлечет основные силы немецкой армии,
сколько сознанием того, что теперь, когда Советский Союз
вступил в войну, можно надеяться на лучшее, на разгром
фашизма. Рядовые англичане верили в нашу страну, в ее
способность разбить войска агрессора. Чувства героя
Поуэлла отражали настроения большинства его
соотечественников, тех, кто своим трудом в тылу активно
способствовал борьбе с фашизмом на фронтах,
английских рабочих, организовывавших кампании «помощь
России» и «танки для России».
По мере дальнейшего повествования становится
очевидным, что основные события второй мировой войны
развертываются там, на Востоке, а не в «коридорах
власти» генерального штаба Великобритании. Эта мысль,
нигде явно не выраженная автором, возникает сама собой
вслед за описаниями мелочных кабинетных интриг
военной бюрократии, которую бичует писатель. Характерно,
что, высмеивая бюрократическую верхушку военного
аппарата, Поуэлл использует сатирические образы
русской классической литературы, изображая коррупцию и
карьеризм как «войну» чинов и кресел. Он метко
определяет ее суть устами Дженкинса: «Офицерский состав без
войск всегда наводит на мысль о «Мертвых душах».
Военный Чичиков может сначала прибрать к рукам
батальоны, потом бригады, наконец, дивизию и получить
чин генерал-майора».
Изображая, как протекала в Англии эта необычная,
«пассивная» война, Поуэлл художественными средствами
разоблачает популярный на Западе миф о том, что исход
второй мировой войны решался на Западном фронте.
Антифашистским, по сути, духом своих романов,
затрагивающих кардинальные проблемы войны и мира,
гуманистической направленностью творчества писатель вносит
весомый вклад в понимание западным читателем, в том
числе молодежью, сути исторических событий периода
30—40-х гг.
Разоблачение фашизма—одна из главных тем
романов известного английского писателя Р. Хьюза «Лисица
на чердаке» и «Деревянная пастушка», составивших
дилогию «Удел человеческий». Автор обратился к
историческим событиям межвоенных лет и второй мировой
войны, чтобы проследить и понять путь человечества к
военной катастрофе 1939—1945 гг., корни которой
уходили к зарождению фашизма.
Заглавие дилогии—«Удел человеческий» — четко рас-

Подмена идеалов
133
крывает основной ее замысел: создать широкое по охвату
действительности полотно, где судьбы героев тесно
связаны с движением истории, проследить ее влияние на
частную жизнь каждого из них и показать тем самым,
каков «удел человеческий» в страшном мире, где только
что отзвучали залпы первой мировой войны, а уже
возникает фашизм и угроза новой, еще более страшной
войны.
Трудной была судьба предвоенного и военного
поколений в разных странах, но страшнее всего в Германии, где
люди стали «материалом», из которого сначала Рем
формировал отряды штурмовиков, а потом Гитлер создал
свой вермахт.
Подобное понимание истории позволяет поколениям,
не знавшим войн, глубже уяснить ту истину, что в
условиях глубочайших потрясений расшатывается всё, на
что еще вчера мог положиться человек,
ориентирующийся в мире рациональной расчетливости. Сила таких
произведений, время от времени появляющихся на
Западе,—в их верности гуманизму, в том, что они не
навевают людям бездумную розовую мечту, а
напоминают о неискоренимой трагичности человеческого
существования, о хрупкости мира, о необходимости доверять
древнейшим нравственным требованиям. Эти
интересные романы (см. вступительную статью Г.
Анджапаридзе к книге Р. Хьюза «Лисица на чердаке. Деревянная
пастушка», выпущенной в русском переводе
издательством «Прогресс» в 1977 г.) свидетельствуют о том, что и в
потоке низкопробного «массолита» пробиваются порой
талантливые гуманистические произведения, помогающие
осмыслить уроки прошлого.
В центре повествования—зловещая фигура Гитлера.
С большой художественной силой писатель показывает,
как этот неудавшийся вояка времен первой мировой
войны, выскочка-ефрейтор воздействует на сознание
обывателя и втягивает его в активное участие в «пивном»
путче 1923 г., который, правда, проваливается. Но для
Гитлера это была лишь репетиция, он набирает силы,
лучше всех владея стратегией и тактикой опытного
политикана и демагога, чувствующего настроения толпы,
ослепленной идеями реваншизма. Он понимает, «чего
хочет Германия», как объединить страну в железный
кулак для осуществления планов реванша.
В лице Гитлера Хьюз раскрывает психологию такого
социального зла, как нацизм, подчеркивая психоз нации,
жаждущей реванша. Фашисты сравниваются с крысами в
клетке, которым не хватает жизненного пространства, и

134
Бизнес на мечте
они рвутся наружу. Как верно отмечает Г. Анджапаридзе
в упомянутой статье, хотя этим цисатель явно упрощает
сложную картину исторического развития послевоенной
Германии, антифашистская направленность романа
«Лисица на чердаке» и дилогии в целом очевидна.
В «Деревянной пастушке» показан путь Гитлера к
власти, начало которого описано в первом романе. После
провала путча будущий фюрер на протяжении десяти лет
шел к своей цели и достиг ее, уничтожив при этом своих
соперников, в прошлом друзей, организовавших вместе с
ним нацистскую партию. Обвинив их в участии в
«заговоре Рема—Штрассера», направленном якобы
против него, Гитлер устраивает резню во время «ночи
длинных ножей» в 1933 г., когда погибает и много
невинных людей, с которыми нацисты под разными
предлогами сводят счеты. Все движение событий в
Германии, на фоне которых выступает на первый план
роль Гитлера, призвано развенчать эту фигуру,
опрокинуть его наполеоновские претензии.
Художественная правда этого произведения
направлена против нагромождения лжи и фальсификаций в
многочисленных «документально-беллетристических» и
мемуарных изданиях, прославляющих историю фашизма
как «триумф воли», «освобождение германской нации»,
прогрессивность идей национал-социализма.
Картина фашистской Германии, изображенная
писателем в «Уделе человеческом», очень точно была
охарактеризована Г. Анджапаридзе как «художественное
исследование немецкого нацизма». Дилогия Хьюза—одно из
ярких произведений не только в английской и западной,
но и мировой литературе о последней войне, в котором
столь глубоко, смело и убедительно, художественно
правдиво и всесторонне показан звериный образ фашизма от
рядового нациста до фюрера. В литературе о войне это
сложнейшая художественная проблема, одна из
первостепенных задач, встающих перед представителями
прогрессивной художественной мысли, озабоченными
необходимостью дать современному читателю не ущербную
иллюзию о «розовом счастье», не мечту о потребительском рае,
а гуманистическую веру в светлое будущее людей. Одним
из высоких эстетических и нравственных критериев
оценки всякой книги о второй мировой войне является не
просто глубокое постижение писателем характера и
причин войны как борьбы за правое дело, за свободу своей
родины, но и то, каким встает с ее страниц фашизм в
лице его идейных отцов и главарей и в лице солдата
вермахта, того, кто лишь «выполнял приказ».

Подмена идеалов
135
Реакционная буржуазная печать и критика, стремясь
извратить, затушевать антигитлеровский характер
прошлой войны, уже давно обвиняет прогрессивную
литературу, развенчивающую «белокурую бестию» «третьего
рейха», в надуманной, излишней жестокости,
«негуманности» в изображении врага. Воевали якобы простые
люди, солдаты, выполнявшие свой долг и приказ и
испытывавшие естественное на войне чувство злобы к
противнику. Подобная тенденция изображать борьбу с
фашизмом как некий «рыцарский поединок» благородных
соперников часто возникает в литературе буржуазных
стран Запада, когда авторы в скрытой, замаскированной
форме пытаются оправдать гитлеровскую армию, снять с
нее груз вины за содеянное.
Хьюз изображает фашизм беспощадно. Нацистские
главари, захватившие власть, как и многие их более
мелкие прислужники, движимы отнюдь не благородными
идеями о «великой Германии», о будущем немецкого
народа. В каждом из них скрыта жажда власти, злобная
ненависть к более удачливому сопернику и постоянный
страх за свою шкуру.
В представлении о войне с фашизмом Хьюз исходит
из понимания ее как борьбы со злом, насилием, в их
конкретно-исторической, а не абстрактно-мифологической
форме. Антифашистский характер надвигающейся войны
отчетливо выступает в его повествовании. Писатель внес
значительный вклад в антифашистское воспитание
новых поколений, которые должны знать правду о
прошлом.
Военная тема является одной из главных сегодня в
литературе Запада, вокруг нее развертывается борьба за
умы и сознание молодежи. Полем этой борьбы стала не
только литература о прошлом—о второй мировой войне,
но и о настоящем—о современных войнах, начиная с
американской агрессии во Вьетнаме и кончая
фолклендской авантюрой Англии. Свой вклад в разоблачение
антигуманного характера захватнических войн вносят те
писатели, которые критически осмысливают военные
события, хотя при этом их позиция может быть и
абстрактно-пацифистской.
Характерный пример—роман австралийского
писателя Дж. Кэрролла «Символические солдаты» (1983). В нем
повествуется об участии солдат Австралии вместе с
американскими головорезами во вьетнамской войне.
Австралийские войска долгое время были лишь
пассивным участником войны, но под давлением США и
реакционных кругов Австралии, требовавших не симво-

136
Бизнес на мечте
лического, а прямого участия армии в военных
операциях, солдаты этой страны становятся и убийцами,
выполняющими приказ, и жертвами кровавой авантюры. О
судьбе таких солдат и рассказывает роман
«Символические солдаты».
Точнее, это судьба одного взвода, посланного в
джунгли для уничтожения вьетнамских деревень,
используемых как партизанские базы. Во взводе собраны вместе
разные солдаты, бывалые и новички, и война выявляет
сущность каждого из них, заставляет каждого вольно или
невольно задуматься и сделать свой выбор, пусть даже
пассивный, под давлением обстоятельств. Так поступает
герой и рассказчик романа капрал Бейтс. Как и многие
другие, он знает, что каждый поход в джунгли может
быть последним. Это ощущение, как и сознание
бесполезности борьбы против партизан, пронизывает всю книгу.
Артобстрелы и бомбардировки не приносят успеха—
вьетнамцы зарываются в землю, а потом появляются
вновь и наносят удар там, где их не ждали. Солдаты
сами прямо говорят, что в джунглях они словно дети по
сравнению с партизанами, что американская армия
похожа на огромного пса, который не может поймать
кошку. Однако на родине, в Австралии, требуют, чтобы
были победы, герои, улыбающиеся для прессы (или, что
подразумевается, геройски погибшие в борьбе с
коммунизмом). И вот Бейтс опять идет в джунгли.
Осознание полной неопределенности будущего,
крушения привычных социальных представлений, понимание
собственной беспомощности перед лицом подстерегающей
их смерти—вот то мироощущение, которое
художественно передается здесь читателю как предупреждение
безумным последователям ложного романтизма, воспитанным
«массолитом» на идеях культа силы и агрессии.
Никто из солдат не питает возвышенных иллюзий
относительно пребывания войск во Вьетнаме, их
«благородной» спасательной миссии. Им известно о зверствах,
совершаемых во Вьетнаме, но ведь это дело рук
американцев, которые и затеяли войну. Однако в джунглях
приходится выбирать: либо выполнять приказ (история
помнит, какие преступления фашизма оправдывались
этими словами), либо нарушить его, бросив тем самым
вызов огромной военной машине, но сохранив в себе
человеческое начало. Подспудно во взводе назревает
конфликт, истоки которого можно проследить почти с
самого начала романа. Одним из главных его участников
выступает сержант Нил Сэведж.
Нил Сэведж—это фигура почти что символическая.

Подмена идеалов
137
Он великолепно ориентируется в джунглях, не знает
жалости к врагу да и к собственным солдатам, он воюет,
чтобы воевать, ибо без армии его существование
бессмысленно. Многими чертами этот образ схож с героями
романа «Зеленые береты» (1965) американца Р. Мура,
откровенно восхвалявшего преступления войск «особого
назначения» во Вьетнаме, но у Кэрролла этот образ явно
отрицательный.
В джунглях солдаты видят следы преступлений
американцев, выполнявших аналогичную военную операцию
по уничтожению партизанских баз. Им пока не приходит
в голову, что последует приказ расстреливать мирных
жителей, но они с ужасом взирают на груду скелетов
женщин и детей. Сэведж действует быстро и умело, хотя
солдаты его и не любят, но ценят как профессионала. В
первой деревне взвод уничтожает склад оружия и
продовольствия, сжигает дома, но жителей не трогает. Однако
партизаны в ответ на это устраивают засаду, и
«посеявший ветер пожинает бурю». Появляются убитые, взвод
чудом спасается от полного истребления, и тогда Сэведж
(в переводе—«дикий») превращается в зверя. Взвод
захватывает вторую деревню, и сержант решает
уничтожить ее вместе со всем населением, приказав
пулеметчику расстрелять женщин, детей и стариков. Солдат
сопротивляется и не хочет выполнить приказ, он не способен
на подобную жестокость. Вмешивается Бейтс, пытаясь
остановить обезумевшего Сэведжа, возникает драка не на
жизнь, а на смерть, и Бейтс убивает сержанта. Он не
раскаивается в том, что сделал, хотя знает, какое его
ждет наказание—военный трибунал и долгие годы
тюрьмы.
Судьба оказалась благосклонной к герою—никто не
узнал в штабе о его поступке, солдаты, сочувствовавшие
ему, не выдали.
Таков печальный итог военной эпопеи, выпавшей на
долю Бейтса и его сослуживцев. Война, правда, не
превратила никого из них в сэведжей и им подобных, на
чьей совести преступления в Сонгми и других
вьетнамских деревнях. Но заставила ли она их задуматься,
почему они оказались во Вьетнаме и кому служили?
Видимо, и сам автор не слишком стремится вникать в эти
«проклятые» вопросы. Критически в целом изображая эту
агрессивную войну, Кэрролл не становится тем не менее
на сторону сражающегося вьетнамского народа и не
пытается дойти до сути политических мотивов, лежащих в
основе американской (и австралийской) агрессии против
этой страны. Однако при всем этом его повествование,

138
Бизнес на мечте
правдивое и неприкрашенное, напоминание о том, что
всякая захватническая война приносит не лавры победы,
а смерть и проклятия.
В известном смысле с этим романом перекликается
другое произведение на военную тему—роман
английского автора У. Уинуорда «Солдаты радуги» (1985),
посвященный фолклендскому кризису и захвату английской
армией Фолклендских островов. Роман—о судьбе
английских и аргентинских солдат, молодых ребят, не
испытывавших ненависти друг к другу, но погибших, убивая
друг друга, принося свои жизни на алтарь большой
политики, имперской политики Англии. Автор, правда,
не пытается дать исчерпывающий ответ на вопрос, за
что же именно отдали эти парни свои жизни, но и не
прославляет войну.
С известными оговорками, этот роман можно отнести
к антивоенной литературе, противостоящей наступлению
духа милитаризма. Сегодня, перед лицом атомной
угрозы, каждая попытка художника понять характер,
последствия и уроки минувших войн, больших и малых, дать
им оценку с подлинно гуманистических позиций
заслуживает внимания.
Проблемы западной молодежи 60—70-х гг.,
стремившейся отбросить нормы буржуазного общества и найти
какой-то иной жизненный путь, отразились в литературе
того времени, в которой одно из главных мест заняла
тема молодежного бунта, как прямого, так и косвенного.
Агрессивна и целенаправленна в смысле конкретных
действий, но слепа в своем бунте героиня романа
англичанина Т. Хайнда «В общем девственница» (1972). Эти
агрессивность и нетерпение, зорко подмеченные автором,
суть типические черты характера, сложившегося в
типических обстоятельствах Америки, где столкновение
бунтарей с миром «истэблишмента» было наиболее яростным.
Автор как бы подчеркивает, что каждый человек в
определенные моменты жизни встает перед выбором и
должен решать, что делать. В любой ситуации это может
привести от проблем житейского порядка к
общеполитическим вопросам, в которых мораль, политика, личная
жизнь и общественная борьба тесно связаны. И эта идея,
особенно важная в условиях засилия стандартов
«массовой культуры», художественно убедительно доносится до
читателя, приобретает свое воспитательное воздействие.
В ситуации выбора оказывается Шерри, студентка, дочь
богатых родителей, отказывающаяся от их помощи. Ей
умело вбивают в голову свои идеи, а затем «используют»
как орудие длинноволосые «агитаторы» Нико и Род.

Подмена идеалов
139
Показывая идейный тупик и нравственную слепоту
молодежного экстремизма, Хайнд избирает интересный
сюжетный ход—«левакам» противостоит тоже весьма
характерный тип молодого человека Америки, но совсем
иного плана. Влюбленный в Шерри наивный, честный и
добрый парень из глубинки, сын фермера, приехавший
учиться в город, Джо верит в американскую свободу и
демократию, в рекламных, сработанных под Джеймса
Бонда героев. Поэтому он быстро соглашается «служить
своей стране», когда ему предлагают стать осведомителем
ФБР в студенческой среде—он будет бескорыстно (деньги
его возмущают) бороться с «наркоманами, бродягами и
бомбометателями, умеющими только разрушать».
Характерно, что встреча и с Шерри, и с агентом ФБР
происходит в один и тот же день—с этого момента в
душе Джо борются желание спасти Шерри от участия в
анархистских авантюрах и чувство взятого на себя долга.
Однако в критический момент в поступке Джо,
пытающегося предотвратить взрыв магазина и гибель многих
людей, автор видит торжество иного, более высокого
нравственного начала, чем верноподданический дух или
разрушительный дух анархизма и нигилизма. Любовь,
доброта, человечность, самопожертвование в натуре героя
побеждают добросовестность трусливого доносителя и
ставят его выше слепого фанатизма Шерри, тупо
повторяющей «левацкие» догмы о том, что, совершая убийство,
люди переживают второе рождение и что, взрывая
данный магазин, она взрывает буржуазное государство
вообще.
В романе «Наш отец» (1975) Хайнд вновь изображает
умеренных английских «бунтарей» и наивные и тщетные
попытки вернуть их в лоно «истэблишмента» с помощью
проповеди общепринятой морали. Подобную неудачу
терпит Алф Пиджен, инспектор по надзору за условно
осужденными несовершеннолетними преступниками,
когда искренне пытается помочь своему подопечному Дону
Буду найти себя в обществе и уберечь его от контактов с
«левацкими» группами. Алф, при всей своей
доброжелательности,—частица того мира, который Дон стихийно не
приемлет. Подозревая Алфа в связи с девушкой, которую
он любит, Дон убивает своего опекуна и тем самым слепо
мстит обществу. «Бунтарь» иного рода—циник Хью
Беркет, презирающий весь мир, но пытающийся урвать
для себя в этом мире всё, что можно. Хайнд довольно
подробно описывает тяжбу Хью со старшим братом
Колином из-за наследства отца, благодаря чему на
страницах романа во всем «блеске» предстает «высший

140
Бизнес на мечте
средний класс» с его аморальной моралью, жаждой
обогащения, толкающей людей на преступление. Не
случайно, что, чуждая этой морали, дочь жены Колина
Валерия находит в себе силы порвать со своим классом и
примкнуть к «новым левым», хотя ее протест столь же
стихиен, как и у Дона.
Разлагающая атмосфера нравственного релятивизма и
вседозволенности, в которой живет, пытается бунтовать, а
чаще просто прозябает западная молодежь, ярко показана
в романах молодого прозаика М. Эмиса, сына известного
писателя К. Эмиса, занимающего в настоящее время
реакционные позиции. Как развлекается компания
молодых людей и девиц на уикенде, рассказывает роман
«Мертвые дети» (1975): алкоголь и наркотики, секс и
садизм приводят в конце концов к смерти нескольких
участников «невинных» забав. Аморализм пронизывает
все существование героев романа «Успех» (1978).
Бессмысленны бунтарские метания героини романа «Другие
люди: таинственная история» (1981). Отрекаясь от своих
родителей, которым вскоре сообщают, что их дочь
погибла, Эми живет под именем Мэри в мире алкоголиков,
наркоманов и преступников, сама зарабатывает на
жизнь. Постепенно она осознает, что ее бунт, основанный
на отрицании многих общечеловеческих ценностей, не
принес ей ни свободы, ни счастья. Благодаря чуткой
помощи и доброте своего друга, инспектора полиции
Принса, простого и отзывчивого парня (каковым может
быть вполне и блюститель закона, хочет сказать автор),
Эми возвращается к прежней жизни, вспоминая прошлое
как кошмарный сон.
На волне молодежного протеста, обнажившего многие,
не только лишь молодежные проблемы, возникла так
называемая «женская литература», поднимавшая
вопросы положения женщины в обществе, ее прав и т. д.
Однако весь сложный комплекс социальных и
идеологических проблем, связанных с женским вопросом,
феминистская литература и движение в целом свели к вечной,
априорно трактуемой проблеме «битвы полов»,
сексуального раскрепощения женщины. Наиболее яркими
представительницами этой линии в английской литературе
явились Д. Лессинг, П. Мортимер, Ф. Уэлдон.
Судьба современной английской женщины,
преимущественно из «среднего класса», главная тема романов
Ф. Уэлдон. Ее героини, как правило, молодые, остро
неудовлетворенные своей жизнью, замкнутой обычно
рамками семьи, в которой нет ни настоящей любви, ни
взаимопонимания между супругами. Таковы Хлое, Map-

Подмена идеалов
141
джори и Грейс в романе «Подруги» (1974), героиня
романа «Прэксис» (1978). Протестом против буржуазного
брака-сделки проникнут роман «Маленькие сестры»
(1977).
Стремление сохранить естественные, искренние
желания, подчинять свою жизнь только им, оставаясь в этом
развращенном, бездуховном мире самой собой, не
отступать перед властью богатства, освободиться от психологии
рабства, безволия—это наиболее общие черты женского
портрета в творчестве современных реалистических
писательниц Запада, адресующих свои произведения прежде
всего молодежи.
Сильные и слабые стороны, метания молодежного
движения в Англии ярко и правдиво отражены в романах
М. Дрэббл. Почти каждое ее произведение в той или иной
степени представляет собой вариацию одной большой и
серьезной темы—молодая интеллигентка Запада и
современный мир. Уже в первом романе—«Вольер для птиц»
(1963)—присутствует весь комплекс проблем, который в
самых разнообразных модификациях будет развиваться в
дальнейшем творчестве писательницы: выбор жизненного
пути, любовь, брак, семья, постоянное непонимание
между молодежью и старшим поколением, перерастающее в
непримиримый конфликт, нежелание жить так, как жили
отцы и деды.
В романе «Золотые царства» (1975), посвященном все
тем же проблемам семьи и свободы, неожиданно
возникает новая нота—светлая, оптимистическая. Героине
Дрэббл Френсис Гейт удается, кажется, выплыть из омута
обыденности, иными словами, из провинциальной
апатии, сковывающей дух человека, к полноценной жизни.
Расставшись с богатым мужем, она целиком отдается
своей работе—археологии. К ней приходит и большая
любовь—к Карелу Шмидту, историку. Однако «победа»
Френсис воспринимается как счастливое исключение,
случай, который не опровергает, а подтверждает
прочность устоев и неписаных законов окружающего мира, его
несовершенство. Автор не приходит к серьезным
социальным обобщениям, остается на уровне частных, хотя и
метких, психологических наблюдений.
Грустная судьба детей и подростков отражена Б. Мак-
лаверти. Он представляет молодое поколение
британских прозаиков, родился в 1942 г. в Белфасте, сейчас
живет в Шотландии. Его перу принадлежат сборник
рассказов и роман «Ягненок». В этих произведениях он,
по мнению критики, тонко раскрывает внутренний мир
детей и подростков. Тонкий психологизм характерен и

142
Бизнес на мечте
для последнего сборника его рассказов «Время танца»
(1982), в котором главной продолжает оставаться тема
детей, точнее, взаимоотношений родителей и детей,
взрослых и детей. Маклаверти умеет проникнуть в самые
глубины психологии ребенка, только еще познающего мир
с его предрассудками и условностями, неоднозначными
понятиями добра и зла, греха и добродетели, с его
суровыми законами, которым подчиняются и взрослые, и
дети: первые—уже по привычке, ибо такова жизнь,
вторые—с удивлением, негодованием, возмущением, со
слезами. Герои его рассказов в основном простые
ирландцы, «маленькие люди» — «низший средний класс», а то и
вовсе бедняки.
По характеру рассказы Маклаверти вряд ли можно
назвать фабульными: в центре внимания автора—
человеческие характеры, отношения, нравы, тонко
подмеченные нюансы поведения. Именно таков рассказ,
которым открывается сборник, его название звучит
символично— «Отец и сын». Он написан в форме монологов отца и
сына, в которых они рассуждают друг о друге. Диалога
двух близких людей так и не получается, ибо между ними
отсутствуют взаимпопонимание, теплые отношения,
которые старик отец тщетно пытается наладить. Автор не
раскрывает причин этой по-своему драматичной
ситуации в семье, но он с большой теплотой и сочувствием
описывает переживания своих героев, мечущихся в
«стенах» собственного одиночества.
Герой рассказа «Время танца» полуслепой мальчик
Нельсон чувствует себя очень одиноким в мире, где о
нем, кажется, многие пекутся—и мать, строго следящая
за тем, чтобы он посещал школу, и школьные
преподаватели. Но, по сути, у Нельсона ни с кем нет
взаимопонимания, прежде всего с матерью, чувства которой
выражаются лишь в бесконечных окриках и жалобах по поводу
больших денежных трат. Она работает танцовщицей в
ресторане и склонна к легкому поведению. Она по-своему
желает сыну добра и в соответствии с ее
представлениями о счастье, позаимствованными из толстых журналов,
рекламирующих образ жизни богатых людей, назвала
сына Нельсоном, ибо так звали Рокфеллера. «Для
мальчика это будет хорошим началом»,—наивно полагала
она. Но Нельсон со своей повязкой на левом глазу,
смешно напоминая великого адмирала, больше похож на
слепого и жалобно мяукающего котенка, который мечется
в незнакомом и равнодушном мире, словно в темной
комнате, и мешается у всех под ногами. Прогуляв школу,
он все-таки попадает на последний урок—закон божий.

Подмена идеалов
143
Монотонно звучат строки Екклезиаста: «Всему свое
время... время рождаться, время умирать... время сетовать и
время плясать». Ребенок далек от того, чтобы понять
смысл этих слов,—он смутно ощущает свою
непричастность к этому веками заведенному порядку, он как бы
лишен «своего времени».
«Мой дорогой Палестрина»—лучший рассказ в
сборнике. Касаясь «вечной» темы—искусство и
действительность, Маклаверти на примере лишь одного жизненного
эпизода удивительно глубоко и поэтично изображает, как
музыка облагораживает душу ребенка и как страдает эта
душа, подчиняясь обывательским законам жизни.
Родители мальчика Дэнни лишают его возможности заниматься
музыкой с мисс Шварте, ибо по городу ползут слухи, что у
нее будет ребенок.
Тематически этому рассказу близок следующий за
ним—«Рисунок жизни». Сын, покинувший дом, чтобы
стать художником вопреки воле отца, приезжает к
умирающему родителю и вспоминает, как трудно складывались
их отношения. Нравы в семье были суровы, отец
препятствовал желанию сына с помощью уговоров, угроз и
кулаков, но тот добился своего и стал известным в
Дублине художником. Перед лицом смерти горечь
воспоминаний все же не может притупить острое чувство
потери близкого человека—сын со слезами на глазах
прощается с отцом.
В рассказе «Истоки греха» Маклаверти описывает,
как рушится вера наивного подростка, церковного
служки, в святость и непогрешимость отцов церкви, тех, в
чьих руках «хлеб и вино становятся телом и кровью
Иисуса». Эти же руки с готовностью отсчитывают
банкноты, чтобы купить молчание ребенка, который видел
святого отца «во грехе»—упившегося «до положения
риз».
Тонкий психологизм присущ Маклаверти и тогда,
когда он описывает стариков, уже проживших жизнь,
которые своей ранимостью и наивностью чем-то похожи
на детей, только еще начинающих жить. Трогательно
смешны два старика в рассказе «Не шутка»,
вспоминающие молодость и обиды столетней давности. Во время
случайной встречи они выясняют, что старший,
Стрингер, которому в этот день исполняется уже 83 года,
будучи когда-то преподавателем колледжа, подверг порке
своего нынешнего знакомца Скотта, тоже уже в летах.
Комичен диалог двух старцев, во время которого каждый
доказывает свою правоту.
Маклаверти привлекают в основном житейские проб-

144
Бизнес на мечте
лемы, узколичные переживания, эмоциональные
конфликты, он с большой теплотой пишет о тех, кто
страдает, сталкиваясь с ханжеством, обывательской
ограниченностью, одиночеством, нищетой. В то же время в
его рассказах нет ни тени безысходности и пессимизма,
интереса к патологическому, убеждения во всесилии зла,
трагичности бытия.
Разоблачению ханжеской морали «среднего класса», в
сетях которой часто и бесплодно бьются молодые люди
Запада, посвящено творчество известной английской
романистки П. Джонсон, супруги ныне покойного
выдающегося мастера английского романа Ч. Сноу.
Показательное произведение для зрелой манеры
романистки—роман «Особый дар» (1975), повествуювций о
продвижении по общественной лестнице выходца из
«среднего класса». Сословные границы английского
общества, хотя и несколько стерлись в XX в., все еще довольно
часто дают о себе знать. Многим энергичным молодым
людям из «среднего класса», как,например, герою романа
«Особый дар» Тоби Робертсу, сыну мелкого торговца,
нелегко занять достойное место в жизни из-за своего
«неблагородного» происхождения. Чтобы добиться успеха,
нужно встать на путь аморализма и беспринципности.
Изображая разные сферы английского буржуазного
общества, Джонсон дает понять, что оно переживает
духовный кризис. Поиски выхода из него носят у
романистки морально-этический характер. Она пытается найти
нравственно-духовные ценности в лучших, как ей
кажется, людях «среднего класса», таких, как родители Тоби
(поколение стариков) или его друзья. Джонсон рисует
правдивые, жизненные характеры, воссоздавая целую
панораму английских нравов, где каждый персонаж
занимает свое место; она добивается серьезных
социально-нравственных обобщений.
Насыщенность конкретными наблюдениями над
повседневной жизнью самых разнообразных общественных
групп, интерес к современности с ее сложными
социально-психологическими конфликтами убедительно
свидетельствуют о развитии, обновлении в творчестве
П. Джонсон реалистических традиций классической
английской литературы.
Воспитанию молодежи, столь активно играющей свою
роль, порой противоречивую, в общественной жизни
Латинской Америки, служит пронизанное
гуманистическим пафосом творчество одного из выдающихся
романистов этого континента—парагвайца Р. Бастоса, который
вместе с перуанцем В. Льосой и колумбийцем Г. Марке-

Подмена идеалов
145
сом разоблачает кровавых диктаторов «пылающего
континента».
Произведения Бастоса отличаются глубоким
реализмом, носят остросоциальный характер, зовут к борьбе за
освобождение, против нищеты, деспотизма и произвола
правящих классов. Все это в полной мере характерно и
для романа «Я, Верховный» (рус. перевод—1979 г.). В
нем затронута чрезвычайно интересная тема—далекий,
но очень важный и сложный период в истории Парагвая:
20—40-е гг. прошлого века, когда у власти стоял
пожизненный диктатор де Франсия, сыгравший существенную
роль в истории своей страны.
Фигура де Франсии противоречива. В подавляющем
большинстве работ буржуазных историков он
характеризуется как безжалостный, жестокий тиран и палач.
Однако факты истории говорят о том, что Франсия в
своей политике опирался на широкие слои парагвайского
общества, осуществил ряд мер, которые отвечали
коренным интересам именно парагвайского народа, а не
правящей верхушки, которую Франсия отстранил от
власти. В романе Бастоса, написанном в форме монолога
самого Франсии, раскрываются основные направления
его патриотической политики, направленной на
сохранение и укрепление независимости и самостоятельности
парагвайского государства,— экспроприация земли,
принадлежавшей испанской короне и иезуитам, проведение
аграрной реформы, первой на латиноамериканском
континенте, и т. д. В романе использованы подлинные
исторические материалы, создающие иллюзию
документального повествования, однако произведение Бастоса—
это прежде всего талантливое художественное
исследование психологии, внутреннего мира человека, оказавшего
заметное влияние на историю не только Парагвая, но и
Латинской Америки в целом.
Однако изображение правления Франсии не является
самоцелью для Бастоса, сама собой напрашивается
параллель с сегодняшним фашистским режимом парагвайского
диктатора Стресейера и другими военно-полицейскими
диктатурами в Латинской Америке. Время правления
Франсии являет собой в романе прямую
противоположность тому, что происходит в Парагвае сегодня,
предательской по отношению к стране и народу политике
нынешней стресснеровской диктатуры, отдавшей
национальное богатство Парагвая на разграбление
империалистическим монополиям. Стресснер пытается выдать себя
за наследника и последователя Франсии, сторонником его
идей личной власти, чтоб оправдать таким образом
6—3472

146
Бизнес на мечте
террор и насилие, с помощью которых ему удается
сохранять господство своей диктатуры в стране. В этих
условиях роман Бастоса «Я, Верховный» является
своеобразным художественным разоблачением тирании Стрес-
снера, его фальшивой демагогии и спекуляций на
сложных моментах национальной истории и служит делу
борьбы с деспотизмом.
Молодежь—надежда планеты, создатель общества
будущего. Каким оно станет завтра, во многом зависит и от
литературы, воздействующей на умы, уже сегодня
рисующей картины будущего. В этой сфере тоже идет борьба
за читателя, борьба реакционного, пессимистического и в
конечном счете охранительного мировоззрения с
прогрессивными идеями.
Мечты о будущем находят свое художественное
воплощение в произведениях западных писателей, в которых
часто даются прогнозы на перспективы развития
общества и личности. По мнению ряда литературоведов, это
одна из характерных черт современной
англоамериканской прозы. Много выходит здесь книг,
отражающих дискуссии по ключевым проблемам современности.
От решения этих проблем зависит будущее человечества,
и поэтому часто с такой активностью участвуют
представители разных литературных течений и ориентации в
идейных спорах и полемике о будущем человечества. И
все заметнее возрастает сегодня роль такого жанра, как
антиутопия.
Негативное отношение к результатам и перспективам
научно-технического прогресса, неверие в возможность
справедливого социального порядка и боязнь
революционного переустройства общества, а также разочарование в
традиционном либерализме, обнаружившем свою
идеологическую и политическую несостоятельность в решении
острых социальных проблем, во многом обусловили тот
факт, что постепенно жанр утопии, пронизанной верой в
прогресс и человека, в англо-американской литературе
вытеснила антиутопия, характеризуемая фантастически
мрачными видениями будущего. На этот процесс указал
еще прогрессивный английский историк и литературовед
А. Мортон: «...в таких книгах, как «Обезьяна и сущность»
(1948) О. Хаксли и «Тысяча девятьсот восемьдесят
четвертый» (1949) Дж. Оруэлла, обнаруживается самая
откровенная реакция, решимость сопротивляться
«практическому осуществлению» утопии, глубокое убеждение в
том, что надо держаться за существующие установления,
как бы испорчены они ни были, так как любое изменение
поведет к ухудшению... Само появление таких книг, как

Подмена идеалов
147
«Обезьяна и сущность» и «Тысяча девятьсот восемьдесят
четвертый»... является признанием того, что у
сторонников буржуазного общества не осталось ничего, что можно
было бы защищать, что оно само уже не способно дать
народу какую-нибудь жизненную перспективу, не говоря
о надежде на прогресс. В этом смысле их скорее
следовало бы назвать антиутопиями...»
Хаксли и Оруэлл не случайно со всей
определенностью названы здесь создателями антиутопии. Романы
первого «Прекрасный новый мир» (1932), «После многих
лет умирает лебедь» (1939) и уже упомянутый Мортоном
роман «Обезьяна и сущность» представляют собой
мрачные «пророчества», полные духа отрицания буржуазной
технократической цивилизации, социального пессимизма.
Другая линия развития антиутопии нашла выражение в
творчестве Оруэлла. В отличие от антитехнократа
Хаксли он выступил как политический пророк,
возвестивший о наступлении в будущем эры «олигархического
коллективизма»—эры тоталитарного кошмара,
порождаемого, по его мнению, в равной степени как
коммунизмом, так и фашизмом. Эти писатели и по сей день
являются наиболее яркими и популярными на Западе
представителями жанра антиутопии, их творчество и до
сих пор самым активным образом используется в
современной борьбе идей, оказывает влияние на литературу.
Сегодня писатели различных творческих почерков и
дарований каждый по-своему изображают
антиутопичный мир будущего, в той или иной мере развивая идеи,
высказанные Хаксли и Оруэллом. Преодоление рамок
традиционного научно-фантастического романа—отказ
от сенсационности сюжета, от космического реквизита—
характерен для творческой эволюции Дж. Болларда,
который в последних романах стремится показать деградацию
личности в условиях научно-технического прогресса, от
последствий и результатов которого человеку негде
спрятаться, невозможно уйти. Так, в романе «Бетонный
остров» (1975) герой выступает как пленник бетонного,
асфальтового ада, выбраться из которого никак нельзя;
выброшенный в результате автомобильной катастрофы
на зеленый островок между двумя шоссе, он наивно
воображает, что попал на необитаемый райский остров. В
романе «Небоскреб» (1975) Боллард изображает
постепенное одичание жителей огромного шикарного небоскреба,
обладающего всеми удобствами, из-за того, что
разгорается настоящая война между населением нижних этажей и
верхних.
Все черты современной антиутопии несет роман
6*

148
Бизнес на мечте
Д. Стори «День маленькой собачки» (1971). Во-первых,
это мрачное пессимистическое видение общества
будущего с элементами фантастики и жестокого гротеска. Во-
вторых, в книге исследуются модели человеческого
поведения в необычных ситуациях.
Вся великолепно отлаженная жизнь главного героя
Арта Генри, крупного чиновника одной из компаний,
идет прахом лишь после того, как он сначала умер в
результате сердечного приступа, а потом возродился к
жизни, получив взамен своего старого сердца сердце
шимпанзе. В высшей степени систематизированное и
машинизированное общество встречает Генри
неприветливо. Анализируя это произведение, Г. Анджапаридзе
далее пишет:
«Выбитый из привычной жизненной колеи
безработицей, Генри быстро деклассируется и превращается в
изгоя. Жалкие остатки его социального реноме—членство
в так называемом «клубе выживших», т. е. тех, кто умер
и был реанимирован,—не могут приостановить его
неуклонное падение на дно «прекрасного нового мира»,
созданного воображением Стори. В романе общество
недалекого будущего Англии делится на две большие
группы: люди, работающие на «истеблишмент» и так
называемые «вольники», являющиеся потомками хиппи.
«Вольники» деклассированы в прямом смысле слова: они
априори лишены права на труд. Государство содержит
их, создавая в их лице отдушину для тех, кто пытается
протестовать против «истеблишмента». Любой, кому не
нравится стандартизированное бытие, может уйти в
«вольники» и жить, как ему хочется. Но государство
оставляет за собой право ставить над «вольниками», как
над подопытными кроликами, военные и медицинские
эксперименты, ибо «вольники» вне закона...
Однако парадокс изображаемого писателем общества
состоит в том, что «вольникам» живется психологически
спокойнее, нежели добропорядочным гражданам, ибо
первым нечего терять, вторые же могут быть переведены в
более низкую категорию, что совершенно убийственно для
стандартного обывательского сознания. Нормальные
члены общества также страшно боятся и другой, внешне
безобидной вещи—путешествия за границу, откуда,
оказывается, никто не возвращается, хотя родственники
потом регулярно получают письма на магнитной ленте с
подробными рассказами о том, как хорошо живется их
близким на чужой стороне. Индустрия туризма, таким
образом, превратилась в великолепно отлаженную
индустрию смерти...

Подмена идеалов
149
Так, постепенно, в роман входит тема грядущего
перенаселения земного шара, становящаяся в конце
концов основной. Главный конфликт капиталистического
общества на любой стадии его развития, коренящийся в
неразрешимом противоречии между трудом и капиталом,
интерпретируется автором в неомальтузианском духе. У
Стори получается, что Землей правит некая надгосудар-
ственная организация под названием «Мировой контроль
населения». Именно ей и принадлежит честь изобретения
экскурсий «на тот свет».
Как и многие либеральные интеллигенты Запада,
абсолютизируя бурное развитие науки и техники,
страшась его, Стори делает носителем исполнительной власти
в государстве будущего электронно-вычислительные
машины. Однако кому они подчиняются и чьи приказы
выполняют—до самого конца не ясно. Образ всеведущей
и вездесущей электронной машины вырастает до
зловещего символа—человек практически не только не
способен противостоять ей, но даже и не знает, что он ей
служит.
Для типичной, «канонической» антиутопии
характерна некоторая поверхностность в обрисовке характеров
персонажей: их внутренний мир интересует писателей не
сам по себе, а лишь в той мере, в какой он соотносится с
общепринятой в обществе грядущего интеллектуальной и
нравственной нормой. Ни о какой глубине и сложности
характера обычно не идет и речи. «Конформист» и
«нонконформист»—к этим двум типам героев легко
сводим любой персонаж антиутопии. Не составляет в
этом смысле исключения и роман Стори. Характеры
большинства его героев лишь намечены пунктиром:
подавленный и вытесненный машиной человек
становится попросту малоинтересен».
Разгул «нонконформизма» в лице воинствующей
молодежи изображен в романе Д. Морленда «Альбион!
Альбион!» (1974). В Англии 90-х гг. XX в. парламент распущен,
высшие учебные заведения ликвидированы, страной
правят болельщики четырех футбольных клубов, воюющие
как между собой, так и с оппозиционным движением
«Джейс». Своей аллегорией автор хочет сказать: всякий
бунт, всякий протест против существующего порядка
приводит к анархии, варварству, одичанию. Для Морлен
да характерна боязнь каких-либо перемен, в том числе и
революционных, а всякое насилие означает лишь
разрушение, но не созидание.
В произведениях А. Бернса также заметно стремление
выявить отношение героя в таким проблемам, как война

150
Бизнес на мечте
и мир, сознательная борьба и пассивное созерцание.
Автор исследует поведение человека в экстремальных
условиях. В романе «Европа после дождя» (1965)
показано будущее без государств и правительств—по всей
Европе лишь разрушенные города, анархия, шайки
бандитов, наводящие страх на голодающее население. Герой
романа, видящий все эти картины, приходит к выводу,
что ему безразлично происходящее.
Однако было бы неверно думать, что антиутопические
взгляды, вытеснив мечты об утопии, составляют
единственное содержание западной литературы о будущем.
«Характер и содержание антиутопий определяются не
формальными признаками и внешними атрибутами
жанра, а тем, против чего и во имя каких социальных
ценностей предостерегают их авторы читателя,—пишет
известный советский исследователь Э. Араб-Оглы.—
История литературы и общественной мысли XX в. дала
нам не только антиутопию, но и близкий к ней по форме
прогрессивный и демократический
«роман-предостережение», представленный в творчестве таких
выдающихся писателей, как Джек Лондон, Анатоль
Франс, Карел Чапек, Рей Брэдбери, Пьер Буль, Карин
Бойе, Флетчер Нибел, Юджин Бардак и др. Их
произведения независимо от трагического либо сатирического
характера сюжета побуждают читателя бороться против
социального зла и несправедливости». Антиутопия и
роман-предостережение противостоят друг другу, отражая
борьбу идей вокруг проблем будущего, борьбу за умы
читателей. При этом очень важен идеологический
«механизм» функционирования и распространения
антиутопических взглядов и антиутопий как художественных
произведений. Как отмечает Араб-Оглы, эти взгляды и
умонастроения, может быть, так и остались бы всего
лишь модным поветрием, своего рода интеллектуальным
снобизмом (аналогичным сюрреализму в искусстве или
увлечению диссонансом в музыке) среди узкого круга
творческой интеллигенции на Западе, если бы идеологи
реакции не усмотрели в антиутопии весьма эффективное
и многообещающее оружие в борьбе против
распространения освободительных социалистических идей, против
марксизма и коммунизма. Антиутопия получила
политическое благословение господствующих классов и на
долгие годы стала ведущей темой антикоммунистической
пропаганды, использовавшей идеи и образы Хаксли и
особенно Оруэлла, чтобы запугать обывателя кошмарным
будущим и заставить его примириться с существующим
строем как «меньшим из зол».

Подмена идеалов
151
Среди причин, обусловивших расцвет антиутопии,
постепенно, к концу 70-х гг. именно боязнь каких-либо
социальных, тем более революционных, перемен стала
определяющей для духовного климата Запада. Правда,
охранительные тенденции, апология буржуазного образа
жизни и раньше присутствовали в антиутопических
произведениях (например, у Б. Олдиса в романе
«Восьмидесятиминутный час» (1974), где изображается Европа
после третьей мировой войны, когда на всей территории
устанавливается буржуазный миропорядок). Однако на
рубеже 70-х—80-х гг. охранительные тенденции,
звучащие в антиутопических романах последних лет, стали
приобретать явно антисоветский оттенок, когда объектом
критики становятся не противоречия научно-
технического прогресса, а идеи социального
переустройства общества, социалистические идеи, сознательно или
бессознательно фальсифицированные. Это определило
новый поворот в развитии антиутопии, наметившийся в
конце 70-х гг. и охарактеризовавшийся с самого начала
непосредственным обращением к опыту Дж. Оруэлла.
Интерес к Оруэллу не случаен. В условиях
возрастания международной напряженности, угрозы военной
конфронтации, возрождения духа холодной войны
активизация реакционных сил, характеризующая духовную жизнь
капиталистических стран конца 70-х и начала 80-х гг.,
нашла свое конкретное преломление и в жанре
антиутопии. Как известно, роман Оруэлла «1984» является в
западной литературе одним из наиболее мрачных
пророчеств, рисующих кошмарное будущее человечества в
тоталитарном государстве. Почти 30 лет спустя после
написания романа, в преддверии того рубежа, который
наметил Оруэлл для наступления тоталитарного
кошмара,—1984 г. (названного на Западе «год Оруэлла»), в
английской литературе была предпринята попытка
продолжить оруэлловскую «традицию», развить его идеи и
концепции применительно к дню сегодняшнему. К этому
времени антиутопическая тема стала уже объектом
освоения «массовой культурой», идеологи которой усмотрели в
жанре антиутопии неограниченные возможности
эмоционального воздействия на читателя, возможности, как
пишет Араб-Оглы, «возместить недостаток логических
аргументов литературно-художественными приемами».
Их привлекла и огромная аудитория читателей, не
подозревающих, что их чувствами и сознанием умело
манипулируют с целью внушения определенных
взглядов. Примером может служить упомянутый роман
Олдиса, который является еще и мюзиклом, где модные

152
Бизнес на мечте
наукообразные идеи «разбавлены» сексом. Автор в
доступной и развлекательной форме проповедует теории
конвергенции капитализма и социализма, отрицание
материализма и рационализма, мистику. Именно в сфере
«массовой культуры» и началось «возрождение» Оруэлла.
Эту задачу взял на себя Э. Берджес, чье творчество
представляет собой своеобразный и весьма яркий
интеллектуальный вариант «массовой литературы» (подробнее
о его творчестве см.: Шишкин А. Апостол массовой
беллетристики // Вопросы литературы. 1986. № 11).
Берджес давно известен как удачливый и плодовитый
литератор, подвизающийся на ниве массовой
беллетристики, порой с антисоветским душком. Еще в 1965 г. он
опубликовал роман «Мед для медведей», написанный в
духе приключенческих романов, в которых дается
искаженная картина жизни советского общества. Его герой,
владелец магазина, приезжает в СССР, чтобы заниматься
незаконной торговлей дамскими платьями, за что его
высылают из страны. В романе фигурируют
пропагандистские штампы и образы западной пропаганды времен
холодной войны и даже более раннего времени—русские
медведи, самовары, балалайки, Россия—«страна бабы-
яги» и т. д. (для сбора «материала» автор даже приезжал
в СССР). Расхожая на Западе фальшивая идея,
отождествляющая коммунизм и фашизм и поданная читателю в
религиозно-интеллектуальной «упаковке» (борьба двух
социальных систем аналогична извечной борьбе бога и
дьявола, света и тьмы), содержится в написанном им
шпионском детективе «Судорожное намерение» (1966).
Берджесу оказались близки идеи Оруэлла, которые он
умело приспособил для массового сознания. Наиболее
ярко реакционные взгляды Берджеса проявились в его
антиутопических произведениях, в которых претензии на
научность причудливо сочетаются с приемами и
штампами массовой беллетристики. Еще в 1962 г. он выпустил
пронизанный мрачными мотивами роман «Жаждущее
семя», где отразились некоторые идеи Хаксли и Оруэлла.
В частности, у Берджеса в обществе будущего, живущем
в условиях перенаселения, чтобы ограничить
рождаемость, осуществляется полный контроль за жизнью
каждой семьи, официально поощряется гомосексуализм.
Однако это не дает желаемых результатов—начинающийся
голод порождает каннибализм, анархию и культ
плодородия, выражающийся в сексуальных оргиях. Государство
же пытается контролировать число жителей весьма
Kofi арным и чудовищным способом: оно умело организует
постоянные локальные войны, играя на патриотических

Подмена идеалов
153
чувствах своих граждан. Число убитых строго
планируется и контролируется, ибо все общество превращено в
казарму—каждый должен быть на службе в армии.
Мыслью о том, что всякий бунт—анахронизм,
пронизана антиутопия Э. Берджеса «1985» (1978), написанная
как продолжение и своего рода комментарий к роману
Оруэлла «1984». Пытаясь несколько смягчить дух книги
Оруэлла, Берджес утвержает, что мрачные прогнозы
Оруэлла еще не сбылись и, возможно, не сбудутся.
Однако сам он, подобно Оруэллу, рисует столь же
мрачную картину будущего человечества. Изображаемый
им мир разделен на три сверхдержавы: Океанию во главе
с США, Евразию во главе с СССР и Истазию во главе с
Китаем, между ними идут постоянные войны.
Большинство населения Океании составляет неграмотный и
эксплуатируемый пролетариат, который, однако, и не
помышляет ни о каком протесте, ибо это—чистое
безумие. Так в романе Берджеса на первый план выступают
охранительные взгляды—большую опасность он видит в
лице анархиствующей молодежи. Изображая Англию
ближайшего будущего, он показывает, к каким бедам ведут
бесконечные забастовки, организуемые профсоюзами,
которые буквально воюют с арабскими шейхами,
контролирующими почти всю экономику страны.
Берджес на свой лад перетолковывает идею Оруэлла,
отождествлявшего коммунизм и фашизм в отношении к
личности. Он негативно оценивает результаты
материального и духовного прогресса человечества вообще:
открыто пишет о своем неприятии как
капиталистического общества, особенно в его американском варианте, с
господством Пентагона и ЦРУ, так и опыта социализма с
его, как превратно полагает автор, попыткой воспитать
новое сознание на основе учения Павлова об условных
рефлексах (весьма вульгарно понятого Берджесом). И
там, и там—тотальный контроль над личностью,
нивелировка сознания.
Массовая литература сегодня все активнее
«осваивает» футурологию, научную фантастику. Перерабатывая,
переосмысливая (с ориентацией на усредненное, массовое
сознание) научные идеи, достижения прогресса,
фантастика, как правило, становится псевдонаучной и служит
фоном для реакционных измышлений. Происходит
эксплуатация душевного, психологического состояния
западного обывателя, не уверенного в завтрашнем дне.
Читателю внушается мысль, что в грядущих
катастрофах, в возможной гибели цивилизации повинны
Советский Союз, идеи коммунизма, распространившиеся по

154
Бизнес на мечте
всему миру. Проповедуется мысль о необходимости
уничтожить СССР. Например, в романе Э. Синклера «Проект»
(1960) группа английских ученых создала ракету
дальнего действия с атомной боеголовкой, предназначенную для
удара по СССР. Конструктор ракеты, профашистски
настроенный немец Аксель, рассуждает в духе
экзистенциалистской философии—от его свободного выбора
зависит запуск ракеты и судьба СССР, который должен быть
уничтожен.
Об уничтожении коммунистического строя
рассказывается в романе «Иной мир» (1970) Р. Конквеста,
известного своими антисоветскими выступлениями.
Уничтожив коммунизм на земле, люди переселяются на Марс,
где строят «свободный» мир.
В последние десятилетия одной из ярких черт
развития литературы на Западе является, как отмечалось в
советской критике, активное смыкание,
взаимопроникновение серьезной и развлекательной, элитарной и
массовой литератур. Сегодня уровень той литературной
продукции, которая раньше именовалась примитивным ки-
чем, серьезно возрос, в сфере массовой литературы
по-своему препарируются, например, приемы и методы
литературы модернистской—мрачные фантазии Кафки,
в частности, становятся темой развлекательных
мюзиклов. Переосмысливаются с ориентацией на усредненное,
массовое сознание обывателя эстетические ценности
литературы классической, а то и прямо дописываются
сюжеты мировой классики. Так, например, был «дописан»
А. Конан Дойл по канонам современного детектива,
когда в середине 70-х гг. в Англии появилось около
десятка детективных романов о Шерлоке Холмсе, в
которых всеми любимого героя оттеснили на задний план
более привлекательные для массового чтива мрачный
интеллектуальный двойник Холмса, викторианский
супермен Мориарти и воскресший на волне
«неодемонологии» кровожадный вампир граф Дракула.
Почему после Джеймса Бонда, Эркюля Пуаро, после
триумфа «Крестного отца», феномена «Челюстей» и
«Новых центурионов» западному читателю предлагают давно
знакомого, привычного героя забытого прошлого века?
Чем же он теперь кого-то может удивить, если те
злодейские преступления, которые он расследовал, не
идут ни в какое сравнение с ужасами и жестокостью,
встающими на пути современного детектива?
Надо отдать должное тем, кто сегодня воскрешает
Холмса. И Д. Гарднер в романах «Возвращение
Мориарти», «Месть Мориарти», и Р. Холл в романе «Шерлок

Подмена идеалов
155
Холмс уходит», и Н. Мейер в романе «Ужас Уэст-Энда»,
и, наконец, Л. Эстлман в романе «Шерлок Холмс против
Дракулы» хотят достичь того, что так хорошо удалось
Дойлу,— создать иллюзию достоверности, которой не было
у его предшественников в этом жанре и которая так
нужна читателю. Ведь у него все происходящее
преподносится не как выдумка автора, а как воспоминания
доктора Уотсона, отставного офицера военно-
медицинской службы. Уотсон нигде формально не
завершает свои воспоминания, и всегда легко что-то еще
придумать, продолжить.
Д. Гарднер в длинной цепи рассказов о Холмсе нашел
возможность неожиданно развить сюжет с доктором Мо-
риарти, его врагом и соперником, равным детективу по
глубине и проницательности ума. Зашифрованные
записки Мориарти, якобы попавшие к автору, и составляют
содержание двух романов о властелине подпольного мира
зла. Сам Мориарти сильно напоминает, правда, главаря
мафии из «Крестного отца», романа М. Пьюзо: это
всемогущий и справедливый «отец» бандитского семейства,
знающий всё о каждом его члене, грозный, но доступный
для всех «своих». Создаваемая им «международная»
преступная организация также похожа на современную
мафию с ее филиалами в разных странах. Если добавить
ко всему сказанному, что в сюжете фигурируют члены
королевской семьи, на которую готовится покушение,
затронута тема «высокого» искусства (Мориарти
похищает Мону Лизу из Лувра и использует ее как приманку
для своих врагов), то создается довольно яркая картина
«преступлений века» (правда, скорее, двадцатого),
разгула темных сил, укротить которые способен лишь сам
Мориарти, а вовсе не знаменитый Шерлок Холмс. При
этом ориентация автора на современные детективные
штампы очевидна. Но не надо думать, что это грубый
авторский просчет. Гарднер хорошо понимает, в чем его
задача. Она становится предельно ясна в сравнении с
другими современными версиями этого сюжета.
Р. Холл в «найденных» им записках Уотсона,
составляющих содержание романа «Шерлок Холмс уходит», На
первый взгляд идет иным путем, чем Гарднер. Он,
правда, воскрешает Мориарти, но не для того, чтобы
изображать преступный мир прошлого века, а разгадать,
наконец, загадку Холмса: кто же он, этот сыщик-гений,
для которого нет тайн в мире людей? Разгадка, однако,
таинственна и фантастична: оба—Холмс и Мориарти—
машиной времени принесены из будущего и потому
всемогущи в мире XIX в.

,156
Бизнес на мечте
В романе Н. Мейера «Ужас Уэст-Энда» Холмс и
Уотсон спасают Лондон от эпидемии чумы. В
расследование преступления, которое проводит Холмс, так или
иначе втянуты знаменитости того времени: Б. Шоу,
О. Уайльд. Среди подозреваемых оказывается и Б.
Стокер, создатель популярного в то время романа о вампирах
«Дракула». Холмс и Уотсон проникают в его секретную
квартиру, где он тайком пишет свой роман, и с ужасом
читают еще незаконченное «сочинение». Этот эпизод
любопытным образом предвосхищает то, что будет
происходить в романе Эстлмана, в котором Холмсу предстоит
иметь дело уже не с рукописью Б. Стокера, а с самим
Дракулой. «Скрестив» таким образом два популярных
сюжета прошлого века, Эстлман создает некий
литературный «гибрид», в котором сталкиваются рационализм и
мистика, трезвый расчет аналитического ума и
сверхъестественные, потусторонние силы. Эстлману, как и Мей-
еРУ> лучше других удалось раскрыть во всех деталях
знаменитый дедуктивный метод Холмса, в чем автор
весьма близок «оригиналу» — А. Конан Дойлу.
Холмс и на этот раз выходит победителем, однако
характерно, что он надеется не столько на силу своего
ума, сколько на «высшую» силу. Его последним оружием
становится крест с распятием и лучи восходящего солнца,
которых боится вампир. Железная логика Холмса, не
допускающая ничего необъяснимого и
сверхъестественного, не только «уживается» в романе* Эстлмана со всякой
дьявольщиной и чертовщиной, но и отступает перед
ними. И это симптоматично. На волне интереса в
западной литературе последних лет к иррациональному,
к демонологии (чему в определенной степени отдают дань
и крупные писатели, как, например, английский прозаик
Д. Стюарт в романе «Вампир из Монса», 1976), такой
поворот в развитии «шерлокианы» вполне закономерен.
Привычный конандойловский Холмс хотя и сохраняет
свое очарование у Эстлмана, но явно меркнет, отходит на
второй план в сравнении с Дракулой и его
демоническими силами, бороться с которыми он уже не может лишь
логикой своей мысли и интуицией опытного детектива.
Настоящий, живой Холмс померк, ибо сегодня для
массового чтива «удобен», привлекателен его мрачный
интеллектуальный двойник, викторианский супермен Мо-
риарти или воскресший на волне «иеодемонологии»
«кровожадный граф» Дракула. Налицо очевидная
романтизация зла, столь часто изображаемого в современной
литературе Запада сквозь призму очарования далекой, но
дорогой многим эпохи. Кровь и секс давно уже перестали

Подмена идеалов
157
шокировать западного читателя, стали привычным
штампом современного детектива, но в его «обновленном
варианте» все это выступает в ином свете. Преступление
изображается без навязчивого натурализма, но как
блистательный спектакль, разыгрываемый на столь
знакомых по Конан Дойлу улицах Лондона XIX в. Таково
«возрождение» Холмса в сфере массовой литературы,
мнимое возрождение Шерлока Холмса ценой отказа от
того, что создал Конан Дойл.
Многие писатели Запада, не находя альтернативы
обществу вседозволенности, пытаются бежать от этого
общества в природу, сельскую глушь, проповедуя своего
рода новый руссоизм. Такова позиция, в частности,
американского писателя В. Бурджейли. Во вступлении к
роману «Человек, который знал Кеннеди» он писал:
«Романист не столько орел, сколько крот, ему свойственно
забираться в глубину, поближе к корням». На такого
крота, роющегося в глубинах провинциальной жизни
Америки, похож Бурджейли в своей новой книге «Дела
провинции». Но это не роман, а сборник статей и
очерков, написанных в разное время, точнее—за
последние десять лет. Романы создаются медленно и трудно,
поэтому статьи для журналов, как считает автор,
появляющиеся из-под пера «быстрее, чем за три года», всегда
были спасением для писателей, сидящих на мели
финансовой или на мели творческой.
В книге «Дела провинции» большинство статей и
очерков рассказывает о жизни в провинции штата Айова.
Ее название подсказано автору словами Гамлета,
обращенными к Офелии,—о грубости и примитивности
сельской жизни. Офелия, как это явствует из ее ответа, не
поняла сути вопроса Гамлета, она далека от сельской
жизни и ничего о ней не знает. Бурджейли хочет донести
до современника мысль о том, что внешняя простота и
неказистость провинциальной сельской жизни связаны со
многими жгучими вопросами сегодняшней
действительности. И в этом смысле его творчество может служить
еще одним подтверждением устремленности к истинно
гуманистическим мечтаниям реалистически мыслящих
художников Америки, их во многом наивной, но
искренней вере в лучшее будущее людей.
В названии книги Бурджейли видит глубокий
смысл—в тихой провинции он ищет свою Америку, он
ищет свое место не в цивилизованном городе, а в царстве
природы. Человек соприкасается с этим царством лишь в
сельской местности, где его жизнь обретает естественную
связь с миром. Охота, рыбная ловля, работа в поле—вот

158
Бизнес на мечте
они дела провинции, корни бытия для Бурджейли.
Недаром газета «Нью-Йорк Тайме» назвала его «грязнулей-
фермером и отличным романистом». Для творчества
Бурджейли-романиста характерен устойчивый интерес к
социальной проблематике. Об этом говорят его книги
«Конец моей жизни» (1947), «Человек, который знал
Кеннеди» (1967), «Брилл среди развалин» (1970). В книге
«Дела провинции» нет этого ярко выраженного
социального конфликта. Автор, профессор местного университета,
действительно более похож на фермера, погрязшего в
заботах о хозяйстве (Бурджейли разводит скот, имеет
конюшню, собак и что-то вроде охотничьего заповедника).
На 700 акрах земли он хочет сохранить свою Америку,
или, вернее, создать новый «Уолден». Эта идея и
объединяет очерки разных лет. Цивилизованная Америка очень
скоро поглотит провинцию, и тогда живая красота
природы станет мертвой красивостью рекламных штампов.
Например: «Лучшее в США—мясо». Каково оно, это
«лучшее», продукт крупного производства города,—об
этом пишет Бурджейли в статье «Восемь месяцев
непрерывной кормежки», опубликованной еще в 1972 г.
Современные методы выращивания скота и производства мяса
привели к тому, «что американцы покупают по высоким
ценам, плохо готовят и едят в невероятных количествах
мясо самого низкого качества»,—вот горький вывод
автора. Статья привлекла внимание многих американцев, а у
бизнесменов, связанных с мясной промышленностью,
вызвала недовольство. Но «грязнуля-фермер» не «разгре-
батель грязи». Серьезной социальной критики в статье
нет, как и во всем сборнике. Бурджейли волнует другое—
проблема сохранения природной среды. Его пугает, что
когда-нибудь он уже не сможет охотиться и с увлечением
писать об этом, так как будет уже негде и не на кого.
Тревога эта чувствуется всегда, когда писатель
рассказывает о своем общении с природой. Чтобы не потерять
возможность такого общения, Бурджейли в некотором
смысле повторяет знаменитый «опыт хорошей жизни»
Торо, удалившись на берега своего «Уолдена» —
искусственных прудов и разросшегося вокруг леса на
купленной им земле. Книга «Дела провинции» во многом
является результатом этого опыта. Бурджейли не
подвергает критике современную цивилизацию, как Торо, он
просто старается забыть о ней, спрятаться в своей
«семисотакровой Америке». За десять лет, как пишет
Бурджейли, природа не изменилась, зверь не стал
человечнее, зато «озверел человек». Автор остался наивным
энтузиастом, охраняющим свой лес от цивилизованных

Подмена идеалов
159
варваров, избравших теперь предметом охоты уже не
только уток и оленей. Доктор Кинг, братья Кеннеди—вот
жертвы жестокости и развращенности американцев,
оторванных от корней жизни—от природы. Так упрощенно
представляет себе Бурджейли действительность и в своем
романе о Кеннеди, и в «Делах провинции». Но, как и в
романе «Брилл среди развалин», попытки вернуть себе
утраченное душевное равновесие, найти смысл
существования, обратившись к чистоте и гармонии природы,
порой осознаются автором как наивные, несмотря на
красочные описания охоты и рыбной ловли. Природа
гибнет, и картина этой гибели ассоциируется у писателя с
пейзажами из поэмы Элиота «Опустошенная земля».
Красота и гармония исчезают, и в этом автор видит
угрозу для всей Америки. Отрыв от корней жизни—вот
причина зла в современном мире, считает он. В книге
заметна такая особенность: если автор и касается
социальных проблем, то он стремится их осмыслить в
этическом плане, его волнуют вопросы морали. «Спасти
страну», как он пишет, победить зло и возродить веру
американцев в «великие и простые политические
истины», подорванные убийством Кеннеди, Мартина Лютера
Кинга, могут люди, несущие в себе доброе начало, не
задушенное цивилизацией.
Губернатор штата Айова Гарольд Хьюз—один из
таких людей. Очерк о нем называется «Охота на ягуара».
Характерно, что Бурджейли почти ничего не пишет о
политической деятельности Хыоза, лишь упоминая, что в
1971 г. он выдвинул свою кандидатуру на президентских
выборах. Автор стремится показать, каков губернатор вне
политики, вдали от шумихи будней и заведенного
порядка официальных церемоний, каков он на охоте. Там, где
не искажается, а обнажается истинность человеческих
отношений. Высокие нравственные принципы Хьюза
тесно связаны с его религиозностью. Он прежде всего
человек и христианин, а потом уже политик—таким его
видит Бурджейли, наивно полагая, что если подобная
фигура станет у власти, то это спасет страну.
Два очерка в сборнике, не связанные на первый
взгляд с основной идеей, которую постоянно подчеркивает
писатель (гибель природы и последствия этого для
Америки), тем не менее подтверждают склонность Бурджейли
осмысливать социальные конфликты и проблемы в
этическом плане. Первый очерк рассказывает о последних
днях Биафры, второй—о хиппи. В обоих случаях автор
прежде всего ставит вопрос о культуре. Гибель Биафры —
это гибель культурного оазиса в дикой Африке в резуль-

160
Бизнес на мечте
тате жестокой политической игры с участием не только
Нигерии, но и Великобритании, и США. Так он пишет,
почти не анализируя положения в стране, очень
односторонне представляя себе смысл событий.
Говоря о хиппи, Бурджейли пытается выяснить,
создали ли они свою культуру, но делает это поверхностно,
лишь перечисляя те формы, в которые выливается
протест молодежи, не давая ясного ответа на вопрос, в
чем суть этой культуры, если таковая и существует.
В «Делах провинции» Бурджейли поднял вопросы,
которые волнуют сегодня не только американцев, но и
миллионы людей на всем земном шаре, обеспокоенных
своим будущим, будущим своих детей, будущим
человечества. И в этом воспитательная ценность подобных
книг, своей художественной правдой, гуманистическим
пафосом направленных против попыток низкопробного
«массолита» завладеть сознанием юного читателя,
пытающегося заглянуть в завтра буржуазной цивилизации.

«Видеоспрут»
Делать бизнес на мечте сегодня помогают
монополиям новейшие достижения
научно-технического прогресса. Одно из
них—современные средства видеомагнитофонной техники,
взятые на вооружение дельцами от
буржуазной «массовой культуры» и
получившие в последние годы необычайно широкое
распространение именно в расчете на
аудиторию юных телезрителей, подвергающихся с его
помощью все более изощренному
педагогическому воздействию. О характере и целях этого
воздействия рассказывается в этом разделе с
использованием документов и свидетельств,
приводимых западной прессой последних лет.

Когда-то давно, а точнее в самом начале 50-х гг.,
западное телевидение делало лишь первые шаги и
телепередачи (сегодня в это трудно поверить!), например,
в Англии вела лишь одна корпорация (Би-би-си) в
течение всего лишь 40 часов в неделю. В будни их
аудитория едва насчитывала 5 млн. человек и только на
праздники, скажем под рождество, число телезрителей
возрастало до 12 млн. человек. Телевидение пыталось
учесть в своих программах запросы маленьких
телезрителей. Уже тогда наметились и первые развлекательные
стандарты в содержании передач, хотя, как и на ранней
стадии существования радио, в них преобладали
серьезные темы. И практически сразу же появились первые
признаки усталости жертв голубого экрана. Уже тогда
прогрессивная общественность вслед за конкурентами
Би-би-си заговорила о недопустимости монополии во
владении этим новым средством влияния на умы,
справедливо усматривая в этом опасность «ограничения
свободы слова». Особенно большое беспокойство вызывали
возможности его педагогического воздействия. Но, как это
и должно было случиться, за благими пожеланиями
скрывалось не что иное, как желание свести счеты в
конкурентной борьбе дельцов, открывших новый
источник обогащения. В ход был пущен аргумент о
необходимости «соревнования» в области телевидения. Такие
буржуазные деятели, как Олдживли и лорд Беверидж,
выступали с докладами и речами, содержащими резкую
критику в адрес корпорации. Последний, например, уже
тогда заявил, что Би-би-си «слишком огромна, слишком
заражена столичным духом, слишком сильна в вопросе
контроля над творческими работниками». Анализируя
эту борьбу мнений, нетрудно заметить, что фактически
она была инспирирована крупнейшими монополиями
Англии, в частности радиоэлектронными магнатами. Но
многие еще не догадывались о том, в какое чудовище
превратится в будущем этот гигантский электронный
спрут, о том, что он уже захватил в свои цепкие объятия
целое поколение молодежи, уже высасывает из его
сознания самостоятельность мыслей, непосредственность,
живость впечатлений.
Юные телезрители не подозревали, что все они
становятся жертвой пропагандистской войны монополий,
которая затянется на десятилетия. Но иначе быть не могло:
утверждались права крупного капитала на важнейший
источник существования новой «страны грез». Усилия
радиоэлектронных монополий увенчались тем, что в
ноябре 1953 г. появился правительственный меморандум,

164
Бизнес на мечте
допускавший учреждение «коммерческого телевидения»,
хотя и исключавший прямое финансирование программ
компаниями и требовавший специального разрешения
министра почт. Был принят билль о коммерческом
телевидении, который в 1954 г. получил одобрение
королевы. Национальный совет телевидения прекратил свое
существование. А с сентября 1955 г. в эфир вышла новая
корпорация Ай-ти-ви, поначалу объединившая 14
независимых компаний в разных районах Англии. Между ними
почти сразу развернулась неизбежная для буржуазного
мира конкуренция. Свое вступление в права телебизнес
ознаменовал простой, но верной с точки зрения
стабильного извлечения прибыли концепцией: «ящик» должен
показывать нечто среднее между тем, что хочет
продемонстрировать компания, и тем, что желает увидеть
публика».
Однако «большой бизнес» не сразу проникся доверием
к новому источнику прибылей, на первых порах он
проявлял осторожность и не спешил вкладывать свои
капиталы в коммерческое телевидение. Первые
контракты между ТВ и индустрией были подчас
символическими, а непосредственный выход делового мира на
телеэкран ограничивался преимущественно рекламой изделий
массового спроса. Но вскоре оказалось, что доходы от
рекламы не могут покрыть всех затрат, и коммерческие
телекомпании оказались в тяжелом положении. На
помощь им пришли магнаты прессы. Так, в начале 1956 г.
газета «Дейли миррор», заключив пакт с телевизионными
боссами, вошла в Ай-ти-ви как пайщик. И дела сразу
пошли в гору: буквально за один год телеаудитория
возросла более чем семикратно—с 188 тыс. до 1,5 млн.
человек. В отличие от государственной Би-би-си
коммерческое телевидение сделало ставку на развлекательные
программы и многосерийные передачи, всерьез взявшись
за «промывание мозгов» массового зрителя и выработав
свой, более агрессивный, «простоватый» стиль, особенно в
передачах новостей. Все это позволило оживить
внимание одной из наиболее многочисленных и активных
частей аудитории—детей и молодежи. Немалую роль в
этом успехе сыграло то, что Ай-ти-ви смогла установить
более высокие ставки заработной платы и гонорара для
технического персонала и творческих работников.
Руководители Би-би-си, оказавшись перед угрозой
потери телезрителей почти по всей стране, попытались
перестроить свою работу, но идя уже по пути
приближения к коммерческим методам составления программ.
Когда в 1964 г. появилась вторая национальная програм-

«Видеоспрут»
165
ма Би-би-си, накал борьбы монополий достиг предела и
государственному телевидению удалось уцелеть, лишь
прибегнув к общественной поддержке под лозунгом его
сохранения как «национального инструмента
радиовещания».
В 1964 г. английские власти вынуждены были
принять закон, вводивший своего рода «ретроспективную
цензуру» на передачи коммерческого ТВ, чтобы
сдерживать наиболее оголтелую рекламу на телеэкранах.
Однако, по признанию самих англичан, эти ограничения
остались благим пожеланием.
Лицемерно сетуя на засилие «большого бизнеса» в
решении проблем культуры и воспитания с помощью
средств массовой коммуникации, буржуазные деятели
объявляют власть монополий неким
«уравновешивающим» (по сравнению с влиянием либеральных
общественных течений) началом, основой «здоровой
творческой конкуренции», демагогически оперируя, в частности,
одним из принципов, когда-то провозглашенных Джеф-
ферсоном, согласно которому «народу нужно дать свободу
совершать ошибки». Во всяком случае Би-би-си и Ай-ти-
ви «могут чего-то добиваться уже просто в силу наличия
конкурента». Именно это, по мнению западных
идеологов, якобы и способствует демократизации телевидения и
оживлению «телевизионного пейзажа». у
Спустя несколько лет борьба за телезрителя вступила
в новую фазу, вызванную появлением нового средства
«массовой культуры» — видеодисков и
видеомагнитофонных кассет. Их распространение, как отмечается в прессе,
происходит стремительно, становясь одной из доходней-
ших отраслей кино- и телебизнеса. Началом «видеобума»
стал 1975 г., когда японская фирма «Сони» выпустила на
мировой (и прежде всего американский) рынок модель
домашнего кассетного видеомагнитофона «Бетамэкс». В
1982 г. в США уже было 4 млн. видеомагнитофонов в
домашнем пользовании, в 1983 — 8 млн. Сейчас у
населения разных стран свыше 31 млн. видеоаппаратов. У
600 тыс. американцев есть видеопроигрыватели с
видеодисками. Видеотехника заставляет сегодня задуматься о
том «педагогическом» воздействии, которое рассеивает по
всему миру капитализм с ее помощью. В 1983 г. в США
было продано 10 млн. видеокассет и 10 млн. видеодисков,
в 1984 г. их продажа увеличилась на 10%. Один из
каналов кабельного ТВ в США распространяет
видеопродукцию 24 часа в сутки. Стереофонический видеорок
транслируется по программе кабельного ТВ на 17,5 млн.
семей круглосуточно.

166
Бизнес на мечте
Теперь масштаб зрелищного музыкального бизнеса не
идет ни в какое сравнение, скажем, с размахом операций
по пропаганде музыки битлзов и тем более зачинателей
рока. Например, самый популярный видеодиск 1983 г.—
фильм ужасов «Триллер», в котором Майкл Джексон
исполняет свои песни и превращается в зловещего
оборотня, вызвал настоящий прилив «клипов» — видеокассет,
синтезирующих музыкальные программы с фильмами.
Вначале был выпущен маленький 14-минутный
видеофильм, стоивший 7 млн. франков и называвшийся
«клип». Он был своеобразной рекламной приманкой для
того, чтобы телезрители покупали видеодиски. Затем
появился видеоальбом из трех частей, состоявших из
отрывков концертов Майкла Джексона и документальных
съемок, сделанных во время постановки «Триллера»
(включая сеансы грима, в ходе которых показывалось,
как человек превращается в оборотня). Продюсеры,
вложившие миллионы в производство «клипов», вернули их
с лихвой. Теперь, по данным обозревателя «Юманите»,
производство 3—4-минутного «клипа» стоит минимум
200 тыс. франков. В США «Триллер» разошелся в 20 млн.
экземпляров и в 1985 г. продолжал продаваться со
скоростью 600 тыс. экземпляров в неделю.
В США благодаря видеотехнике, синтезирующей
телевидение и граммофонные записи, впервые после спада
граммофонной индустрии в 1978—1982 гг. видеорок
вывел новый вид развлекательной индустрии на уровень
массового потребления. Тут же появилась и новая
разновидность преступлений, связанных с нелегальной
видеозаписью, сделанной без лицензий для того, чтобы можно
было тайно и массово выбросить на черный рынок новые
диски и.кассеты. Когда работа над фильмом
заканчивается, но он еще не озвучен, видеопираты доставляют его
зрителям. Так произошло, например, с фильмом «Рокки-
Ш», рабочую копию которого похитил видеогангстер
Р. Уолмен и нелегально изготовил с нее тысячи других
копий.
По подсчетам бизнесменов, в 1983 г. видеопираты
нанесли Голливуду ущерб в 1 млрд. долларов. Их
количество множится, поскольку видеорынок (учитывая 31 млн.
домашних видеомагнитофонов) не полностью и не сразу
насыщается видеокассетами, выпущенными фирмами.
Официальный тираж кассет ограничен в целях
извлечения максимальной прибыли от проката фильмов в
кинотеатрах. Как правило, новые фильмы появляются здесь
лишь через 6 дней после премьеры. А видеопираты
выпускают их в неограниченных масштабах на черный

«Видеоспрут»
167
рынок за эти шесть дней или даже до официальной
премьеры дешевле, чем стоит продукция легальных
фирм. Поддельная копия стоит на черном рынке около
300 долларов. Конкурентная борьба видеопиратов и фирм
идет давно, гангстеры действуют оперативнее,
стремительнее, оборотистее и выигрывают в год около 700 млн.
долларов. В ответ киномагнаты создали «службу
кинобезопасности», которая печатает в прессе объявления для
зрителей, помогающие отличить летальную кассету от
поддельной, разыскивает видеопиратов, изымает из
обихода их продукцию. По сообщениям прессы, у этой
службы, находящейся в США, 12 заокеанских филиалов.
Но лишь однажды ей удалось напасть на след центра
видеомафии в Лондоне.
О том, что и как оживляет английский
«телевизионный пейзаж» сегодня, поведала английская газета «Гар-
диан». Согласно данным исследования, проведенного
специальной парламентской группой, почти половина детей
в возрасте от 7 до 16 лет смотрят непристойные
видеофильмы, проповедуюпще садизм, секс и насилие.
Например, в ноябре 1983 г. 40% детей смотрели подобные
видеофильмы, а к 1984 г. эта цифра возросла до 45%.
Лорд Ньюджент, председатель этой группы, подчеркнул,
что результаты исследования, в ходе которого было
опрошено 7 тыс. детей и родителей, вполне заслуживают
доверия. Оказалось, в частности, что больше половины
мальчиков в возрасте от 7 до 16 лет смотрели один (или
более) непристойный фильм. В первую десятку фильмов,
завоевавших предпочтение детской аудитории, вошли
ленты под такими названиями: «Зло мертво»,
«Пожиратели тела Зомби», «Живущий мертвец», «Привидение»,
«Пылающий», «Я плюю на вашу могилу», «Смертельная
западня», «Зомби наводит страх», «Зомби наводит ужас»,
«Убийца-сверловщик».
Любопытно, что исследователи обнаружили у
непристойности «региональный характер»: дети, живущие на
Севере и Северо-Западе, смотрят больше «запретных»
видеофильмов, чем их сверстники из других районов;
многие школьники ходят на сеансы к своим друзьям, и
поэтому родители часто не знают, что и где они смотрят;
70% детей наиболее «снисходительных» родителей
знакомы с этой «продукцией», в то время как зрители из более
строгих семей составляют пока лишь 20%. Какими же
сюжетами завлекает «видеоспрут» свои юные жертвы?
В фильме «Лицо смерти» четверо мужчин в ресторане
забивают до смерти обезьяну, а затем из разбитого черепа
едят ее мозг. В «Апокалипсисе Ганнибала» два американ-

168
Бизнес на мечте
ских парашютиста терзают вьетнамскую женщину. А в
фильме «Убийца-сверловщик» молодой человек убивает
людей, высверливая различные части тела электрической
дрелью. «Рост количества подобной продукции вызывает
все большую тревогу... Огромное число английских детей
смотрит страшные сцены насилия»,—возвестил еще в
1982 г. американский журнал «Ньюсуик». И вот
парламент вознамерился еще тогда принять законопроект о
цензуре, регулирующей домашнюю развлекательную
видеоиндустрию. Каковы же результаты? Да их просто нет.
С тех пор прошло более пяти лет, но по-прежнему
непристойная продукция продолжает поступать не только
на внутренний, но и на зарубежный рынок.
С этой проблемой столкнулась и Англия. «Ньюсуик»
поясняет на этот счет: «Соединенное королевство
похваляется тем, что оно является самым крупным в мире
потребителем домашней видеотехнологии: одна из трех
английских семей имеегг' видеомагнитофон, в
Соединенных Штатах—одна из десяти. И во всех домах люди
смотрят кровавые бойни. Английские торговцы
видеокассетами подсчитали, что 20% их ежегодного бизнеса
составляет продажа непристойных видеофильмов.
Член парламента консерватор Г. Врайт,
представивший законопроект, дающий возможность властям
контролировать распространение всех видеокассет,
продаваемых или даваемых на прокат в Англии, устроил
просмотр некоторых образцов этих фильмов для своих
коллег; через несколько минут после его начала,
свидетельствует журнал, большинство законодателей не
выдержали и покинули зал.
К. Хилл, проводивший специальное исследование,
заявил, что большинство детей смотрят подобные
фильмы, когда их приглашают на дни рождения. Он
установил факты непосредственной связи между возросшей
популярностью видеопродукции и ростом преступности в
Англии, увеличившейся на 25% за период с 1978 по
1982 г. Приведенные данные вызвали негодование у
защитников преступного бизнеса, обвинивших
исследователей в том, что они «завышают цифры». Однако, по
мнению одного из участников исследования, дело не в
цифрах, а в том доказанном факте, что «у детей появился
необыкновенный интерес к порнографии и насилию».
Некоторые, наиболее «свободолюбивые» английские
граждане выступили против предлагаемых мер по
ограничению видеобизнеса, называя их «попранием
гражданских свобод». Н. Эббот, главный администратор
английской видеоассоциации, лицемерно высказавшись в их

«Видеоспрут»
169
поддержку «в принципе и по духу», выразил сомнение в
том, насколько объективно его соотечественники способны
разобраться, «что пристойно и что непристойно».
Парламентские дебаты о критериях пристойности «домашних
зрелищ» достигли такого накала, что некоторые
политические деятели стали оказывать сопротивление вносимым
на этот счет законопроектам, очевидно, не без участия
указанной ассоциации.
В 1981 г. властям пришлось изъять 15 тыс. кассет и
возбудить 31 дело. Пора навести хотя бы внешний
порядок, решили полицейские. И вот кассеты с наиболее
отталкивающими названиями перестали красоваться в
витринах. А что же с их просмотрами? Всё осталось
по-прежнему. Просто покупатели должны теперь
спрашивать об их наличии по названиям, и продается эта
продукция не открыто, а из-под прилавка, запакованная
в коричневую обертку. Могут ли законы обуздать тех, кто
проявляет особый интерес к подобного рода
видеофильмам, способны ли власти привлечь к ответственности тех,
кто занимается нелегальной продажей? Отвечая на эти
вопросы, некоторые западные авторы порой спускаются с
облаков буржуазного либерализма на почву реальности и
дают более-менее реалистические прогнозы. «Так как все
большее и большее число людей приобретают
видеомагнитофоны, чтобы смотреть фильмы дома, огромное
количество контрабандных кассет с непристойными фильмами,
несомненно, будут в ходу»,—заявили газетчики в 1982 г.
И не ошиблись, а в чем-то действительность и превзошла
их довольно скромные прогнозы.
Как говорилось, частное телевидение не сразу
утвердилось на Западе. В некоторых странах это произошло
совсем недавно. В первый день 1985 г. на телеэкранах в
сотнях тысяч квартир граждан ФРГ появилась новая
программа—«CAT-I». Этот день, как торжественно
объявили здесь, положил начало «новой эре» — эре частного
телевидения. Наступление монополий ФРГ в области
новейших электронных средств массовой информации
началось на широком фронте.
Телепрограмма «CAT-I», состоящая из
развлекательных музыкальных, а также информационно-
политических передач, создается и финансируется
частными предприятиями. Через спутник связи и
кабельную сеть она распространяется по всей стране. Правда,
пока эта сеть охватывает менее миллиона квартир.
Правительство ФРГ, пекущееся об интересах монополий
и провозгласившее «духовно-политический поворот»
вправо, намерено покрыть страну густой кабельной сетью,

170
Бизнес на мечте
чтобы, с одной стороны, дать возможность
радиоэлектронным концернам заработать на этом миллиарды марок, а с
другой—открыть на телеэкране зеленую улицу частному
капиталу.
Кому же, чьим интересам служит новая программа?
Здесь есть два главных аспекта—экономический и
политико-идеологический.
Экономический аспект связан с безудержным
стремлением монополий к получению все больших прибылей.
Электронные концерны, производящие различную
технику, имеющую отношение к современным средствам
массовой информации, по размерам прибылей уступают только
военно-промышленным монополиям. Теперь они должны
прибрать к рукам и телевидение. Ведь только
осуществление проектов создания в ФРГ широко разветвленной
кабельной сети сулит им государственные ассигнования в
50 млрд. марок!
Политический аспект наступления частного капитала
на телевидение связан с идеологическими установками
на оболванивание масс в целях наступления на
социализм. Ставя под свой контроль телевидение, крупный
капитал получает инструмент для насаждения
антикоммунистических предрассудков и стереотипов, для
культивирования националистических идей, потребительской
психологии, духовной пустоты, политической
индифферентности, низменных побуждений. Ведь новое
телевидение в ФРГ избегает передач против неонацизма и
реваншизма, разоблачающих отрицательные стороны
капитализма.
По свидетельству западногерманского журнала
«Квик», щупальца «видеоспрута» прочно держат
многочисленные жертвы из числа учащихся.
«Я просматриваю примерно 15 видеофильмов в
неделю»,— говорит 16-летний школьник Герд К. из Норфа
вблизи Нойсса. И гордо добавляет: «Конечно, не детских».
В его школьной сумке между книгами и тетрадями—
несколько кассет, от «Асфальтовых каннибалов» и
«Съеден заживо» до «Изнасилование женщины Зомби».
Герд знает почти все жестокие и кровавые фильмы. Его
ровесник и соученик Рольф X. большей частью сидит
вместе с ним перед экраном. Фильмы они получают в
маленькой видеобиблиотеке на улице Нойкирхен в
Норфе.
Мальчики, внося 10 марок вступительного взноса,
платят за просмотр фильма в течение дня 7 марок и
погружаются в практически неисчерпаемый мир
отвратительных, жутких и кровавых фантазий: учитель убивает

«Видеоспрут»
171
одного за другим своих учеников («Класс 1984 года»);
мать, задушив дочь, отрубает голову ее другу («День
матери»); страшное чудовище-людоед после многих
злодеяний в конце концов съедает само себя.
И напрасно прогрессивные учителя, психологи,
общественные деятели ужасаются волне насилия,
проникающей через «видео» в детские и классные комнаты.
Остановить ее не так просто, как это кажется
организаторам различного рода опросов общественного мнения. По
результатам одного из них министр культуры Нижней
Саксонии Г. Ошатц патетически воскликнул: «Мы не
можем наблюдать в бездействии, как нашим детям,
практически без затруднений, становятся доступными
видеофильмы, в которых детально описываются,
например, пытки, убийства и другие виды насилия». Он
вынужден добавить, что на школьных дворах
организован «черный обменный рынок», на переменах
видеокассеты переходят из рук в руки, передается информация о
новейших боевиках. Как полагают буржуазные
исследователи, отдельные, ставшие известными случайно факты
заставляют опасаться наличия гораздо более масштабной
картины этого бедствия. «Я, например, знаю, что в одной
общеобразовательной школе в Ганновере,—сообщал еще
в 1983 г. И. Браун,—в широком масштабе происходит
обмен кассетами с фильмами о грабежах. На переменах
школьники сообщают, какую кассету они будут
показывать дома. За частный просмотр обычно требуют 2
марки». Когда детям удается использовать для этого
школьный видеомагнитофон, демонстрация получается
бесплатной.
Журнал приводит слова сотрудника «Организации по
защите молодежи» в Падерборне: «Эти жестокие фильмы
действуют на несовершеннолетних как наркотики. Мы
констатируем, что в свободное время имеет место
значительное увеличение насильственных актов против вещей
и людей. Молодежь становится все более агрессивной».
Директор школы в Нойссе жалуется: «Мы были в
шоке, когда узнали, что почти 80% школьников в
возрасте от 13 до 16 лет знают не только названия кассет,
но и большей частью их содержание. Они поглощают
фильмы без разбора под девизом: чем больше насилия,
тем лучше—кто не смотрит, тот трус».
Последствия этого, по признанию прессы, ужасающие:
«Общая тенденция к огрублению, невозможный тон,
грубые ругательства, новые сильные выражения». Как
видим, общественность настроена против
«видеорастления» весьма воинственно. Отреагировало и боннское

172
Бизнес на мечте
федеральною бюро, осуществляющее, по утверждению
журналистов, «контроль над опасными для юношества
публикациями». «Смелость» бюро оказалась
беспрецедентной: оно решилось не больше не меньше как на
составление перечня из 200 запретных видеофильмов.
Представляете, как трудно теперь стало тем, кто не
располагает полной информацией о вредных кассетах!
Ведь школьные перемены непродолжительны, и на них
не все успеешь узнать. Но боннские власти пошли еще
дальше: они объявили, что «книготорговцы не должны
продавать опасные для юношества кассеты
несовершеннолетним; в противном случае на них может быть
наложено взыскание». В чем должно заключаться
наказание, когда и кем оно может налагаться, неизвестно. Но
это пустяки, главное, чтобы общественность знала о
решительности властей! Принята и еще одна
спасительная мера: по инициативе бюро проводятся доклады и
разъяснительные беседы для учителей и воспитателей.
Правда, отцы города, видимо еще не окончательно
лишившись чувства реальности, вынуждены сетовать,
что все усилия останутся безрезультатными, если
родители своим безразличием будут по-прежнему открывать
беспрепятственный доступ к видеодряни. Тот же министр
культуры Ошатц сказал в интервью журналу «Квик»:
«Мы должны пробудить и усилить чувство
ответственности при обращении с новыми техническими средствами в
учениках и прежде всего в родителях. Ибо все наши
привентивные разъяснительные мероприятия могут
привести к успеху лишь в том случае, если родители будут
действовать с нами заодно».
Вот унте более восьми лет открыт свободный путь
насилию через видеотелевидение в Швеции. Здесь,
например, не так давно был особенно популярен «Убийца с
мотопилой», который разрезал ею трупы, подвешенные
на крюке для мясных туш. В фильме «Мельница трупов»
гигантские кошки с удовольствием пожирали своих
маленьких хозяев и хозяек. Прокатные фирмы предлагали и
кровавые оргии с ведьмами, колдуньями, волками, а
также с жестокими пытками. «Все это,—по свидетельству
газеты «Ди прессе»,—является продукцией
англосаксонской видеопрокатной индустрии, которая зарабатывает
большие деньги в Швеции и Норвегии—наиболее
напичканных видеопродукцией странах мира. Даже 7-летние
учащиеся начальных школ смотрят порнографические
фильмы, когда родителей нет дома, и они знакомятся с
интимными сценами раньше, чем обучаются чтению и
письму».

«Видеоспрут»
173
Школьные психологи ломают голову над вопросом, что
должны делать учителя, чтобы на ниве видеобизнеса не
выросло целое поколение неучей-насильников, которые
впоследствии, как считает газета, могут прийти к
фашизму. Ведь в этой стране в 1983 г. от 70 до 90% детей
регулярно смотрело видеофильмы, а в 20—25% семей
имелись видеоаппараты. Те, у кого нет «видеоглаза»,
могут пойти к школьному товарищу, который его имеет.
Фирмы проката видеофильмов в Швеции
развернулись вовсю. Получая по 550 шиллингов в день за одну
видеопленку, они могут предложить всё: от сюжетов о
чемпионате мира по футболу или о последних
достижениях науки до «Сексуальных приключений Белоснежки»
или «Дракула-пленки». По признанию прессы, именно
они определяют сегодня сюжетно-тематическую
специфику шведского телевидения.
Как же относятся к «видеобуму» официальные
представители педагогической общественности? Отнюдь
неоднозначно. Одни возмущены и обеспокоены, другие
пытаются оправдать его неизбежность ссылками на
объективные факторы и условия развития психологии восприятия
в детском возрасте. По мнению последних, «дети потому с
таким удовольствием слушали раньше наши старые
сказки, что там речь шла о колдуньях и сожжениях.
Молодые люди всегда жаждали напряжения и страшных
эффектов, видео стало прибежищем для них на той
стадии психологического развития, когда они не желают
больше подчиняться контролю родителей». А родители
большей частью понятия не имеют о том, что смотрят их
сьюовья и дочери. Новая техника дает своего рода эрзац
жизни. В результате подрастает поколение неучей,
черпающих свои знания из видеокассеты, не понимающих
окружающего мира и не желающих его понимать,
пассивно живущих за занавешенными окнами и не
принимающих активного участия в жизни. «Мы получаем новое
поколение детей, так же плохо владеющих своим родным
языком, как и дети иммигрантов. Видео показывает
только поверхность, внутри царят одиночество, хаос,
смятение,— пишет журналистка М. Седерблад,— и здесь
может распространиться фашизм, здесь для него
свободное поле деятельности».
Исследователи подметили, что дети, которые смотрят
больше фильмов насилия, являются, как правило,
наиболее грубыми и быстро хватаются за нож. И когда насилие
представляется геройством, как, например, в ковбойских
фильмах, и к тому же вознаграждается, то идеи
насильственного достижения добра и справедливости прочно

174
Бизнес на мечте
укореняются в их сознании. Под давлением
общественности власти пытаются обуздать разгул опасной
«видеоромантики».
В прошлом году в крупных городах Швеции полиция
провела несколько облав в прокатных фирмах и
конфисковала наиболее «грубые» пленки. Однако до
фактического запрета садизма и насилия с помощью подобных
мер очень далеко. Как полагают буржуазные
журналисты, в данном случае речь идет о частных показах, кроме
того, всё усложняют вопросы авторского права.
Прокатные фирмы пообещали сами провести чистку, а пока
кассетные ролики продолжают накручивать километры
пленки со сценами насилия и порнографии. И результат
налицо: каждый новый день в жизни шведской столицы.
Стокгольмские банды черпают свои стремления к ночным
грабежам и нападениям на мирных прохожих из
видеокартин «Воины» и «Черная армия». А показанные в них
«двойные дубинки Нумчакос», связанные кожаными
ремнями или цепями, были взяты на вооружение для
избиения горожан, разграбления киосков и разрушения
помещений метро. «Видео стало кошмаром миллионов
родителей в Швеции»,—бьют тревогу журналисты. Но
сколько бы ни приводилось примеров тирании
«видеоспрута» в странах Западной Европы, его сердце—центр
алчного бизнеса—находится в США.
Телевизионное влияние США на другие страны
проявляется в международном экспорте телепрограмм и
видеокассет. На первый взгляд может показаться, что
американское телевидение способно чуть ли не возглавить
благородную педагогическую миссию по использованию
этого величайшего технического достижения XX в.
Действительно, скажем, образовательные передачи ведут
здесь несколько станций, с общим объемом вещания
около тысячи часов в неделю. Учебные программы
запрещается прерывать рекламными заставками (такое
правило существует и в большинстве других стран
Запада). Зритель, просмотревппш полный цикл передач
и представивший 75 письменных работ, обретает право
держать экзамен на получение диплома.
Ряд учебных программ выпускается в записи на
видеомагнитную пленку и представляется на прокат для
демонстрации в школах и колледжах, располагающих
телевизионными студиями. Передачи строго
дифференцированы. Существуют специальные программы для
школьников (молодежи), взрослой аудитории, для
студентов университетов. В общем, впечатление пристойности
американское телевидение создать может. Но ... всего

«Видеоспрут»
lib
лишь именно на первый взгляд. Если глубже изучить
проблему воспитательных функций этого
могущественного средства массовой информации, нетрудно убедиться,
что оно, как и всякое другое техническое достижение при
капитализме, служит целям внедрения нужных капиталу
моральных ценностей, идей насилия и жестокости,
потребительских моделей. От США исходит социокультурная
колонизация, угрожающая существованию и развитию
национальных культур. Поскольку во многих
развивающихся странах телевидение возникло недавно, от 30 до
70% их телепрограмм импортируется, причем
преимущественно из США. Таким образом, информационный поток
все более становится односторонним. Экономическая
зависимость порождает информационную зависимость.
Неограниченный поток информации, идущей из США
в другие страны, несомненно, является рупором идей
классового господства и подчинения, служит пропаганде
милитаризма, расизма, распространению буржуазной
идеологии.
Реклама—основной источник финансирования средств
массовой коммуникации в капиталистических
странах. При помощи печати, радио, телевидения реклама
создает и расширяет потребительские рынки.
Рекламодатели чаще всего диктуют содержание и формы
телепередач, используя ТВ как могучее средство
распространения потребительского сознания. США создали гигантскую
централизованную рекламную индустрию, стремясь все
больше расширять и увеличивать потребительские рынки
в развивающихся странах. Так, семь из десяти ведущих
рекламных фирм мира принадлежат США, в двух
других имеются американские капиталовложения.
Концентрация собственности—общая черта государственно-
монополистического капитализма. Финансирование
средств массовой информации через рекламу также
связано с концентрацией капитала. Три основные телесети
США держат в своих руках 79% рекламных передач.
Америка с увлечением смотрела телесериал «Даллас»,
шедший на экранах более семи лет. В нем
рассказывается о семействе Юингов, миллионерах, циничных и
беспощадных в борьбе с конкурентами. Главный герой Джон
Рассел Юинг (актер Ларри Хэгман)—супернегодяй, успех
которого затмил успех Дона Корлеоне из фильма
«Крестный отец». Символично само название картины.
«Даллас»— это главный город штата Техас, в котором был
убит президент Джон Кеннеди. Город кичится своим
богатством, своими нефтяными королями,
скотопромышленниками, гангстерами-миллионерами. Многих журна-

176
Бизнес на мечте
листов, рецензентов удивляет массовая любовь
американских телезрителей к этому «герою», для которого нет
ничего святого. Американские ребятишки повсеместно
носят майки с инициалами главного героя. Эти инициалы
мелькают на галстуках, запонках, мячах, на салунах и
закусочных.
Телекомпания Си-би-эс, выпустившая этот сериал,
наживает громадные барыши, распространяя его не
только в Америке, но и во многих странах мира
(например, в ФРГ его увидело 45% телезрителей). Сериал
показывают в «золотое время»—между 17 и 23 часами.
Как сообщают социологи, Си-би-эс посредством этих
точно дозированных и психологически напряженных
серий успешно побеждает своих конкурентов: в Лос-
Анджелесе фильм посмотрело 68% всех телезрителей, в
штате Нью-Йорк—65%, в Чикаго—78%.
«Индустрия развлечений»—значительная статья
бизнеса, сосредоточенного в рамках общей
транснациональной «монополии информации», в которой доминируют
США: 161 американская телекомпания продает за
границу около 200 тыс. часов телепрограмм в год, в то время
как Англия—около 30 тыс., еще меньше—Франция,
ФРГ, Япония и др.
Ведущее место в содержании программ занимает
пропаганда «образцов успеха» (практически
недостижимых для массовой аудитории). Однако создатели грез
наживают на продаже экранных «иллюзий счастья»
примерно столько же, сколько и на «угрозах несчастья»—на
фильмах катастроф, ужасов, преступлений.
Содержание не столь важно, главная ценность
продукта— его рьюочная стоимость, прибыль и сверхприбыль.
Так, в 80-е годы за низкопробный телебоевик «Собаки», в
котором подробно показано, как овчарки и доберманы
загрызают людей, продюсер, бывший цирковой
распорядитель, за короткий срок получил 4 млн. долларов
прибыли. Это его вдохновило на создание столь же
«кровавого» фильма «Кошки», от которого охватывает
дрожь. Стоимость минуты рекламного времени во время
передачи телебоевиков (как, например, при
демонстрации телесериала «Даллас») достигла астрономической
суммы—500 тыс. долларов.
Итак, с помощью новейших технических средств
крупный капитал получает неограниченные
возможности. Главная цель—внушить обывателю надежду на
успех в жизни, приобщить к нужным интересам и
ориентациям. Разгул «американской мечты» в сфере
нравственности, точнее, безнравственности способен на-

«Видеоспрут»
111
пугать не только обывателя, но и высшие сферы
общества. В частности, американский журнал «Юнайтед
Стейтс ныос энд уорлд рипорт» сравнительно недавно
сообщил, что «распространение материалов самого
низменного и грубого содержания вызывает тревогу в
общественных и правительственных кругах» США. Это
прежде всего детская порнография. Скандалы по этому поводу
потребовали вмешательства правительства. 21 мая
1985 г. президент Рейган вынужден был подписать закон,
предусматривающий в качестве меры наказания
режиссеров, ставящих порнографические детские фильмы, и их
распространителей штрафы до 100 тыс. долларов плюс 10
лет тюремного заключения. Бизнесмены, замешанные в
производстве и сбыте детской порнографии, могут быть
оштрафованы на полумиллион долларов.
Однако грязная торговля продолжает процветать. У
одного коммерсанта, арестованного в Южной Каролине,
было обнаружено 200 различных порнофильмов для детей
и список 30 тыс. покупателей.
До сих пор наказание за это было довольно легким. В
качестве примера журнал приводит дело некоей Уилсон
из Лос-Анджелеса, прозванной королевой детской
порнографии. Оборот ее «бизнеса» — заказы на общую сумму
500 тыс. долларов в год. В мае 1985 г. суд штата
Калифорния приговорил ее к четырем годам тюремного
заключения. Однако через 9 месяцев она была
освобождена «под честное слово». Приходится заметить, что авторы
корреспонденции, так же как и судьи, не лишены чувства
юмора: поверили преступнице не просто на слово, а на
слово «честное». О какой чести, интересно, могут говорить
профессиональные растлители? Но распространяется
конечно же не только детская порнография. Рынок
постоянно требует новых и новых садистских материалов. И эти
потребности все чаще усиливают тягу к настоящим
преступлениям. В округе Орендж (Калифорния) даз^х
мужчин обвинили в убийстве двух девушек-подростков,
их убийство фотографировалось.
Время от времени власти пытаются оградить
молодежь от выхода «романтической любви», преподносимой
издателями бульварных журналов, за рамки
«дозволенного». Однажды, как сообщает американская пресса, была
запрещена продажа журналов «Плейбой» и «Пентхауз» в
1410 магазинах 16 южных штатов. В Атланте главный
прокурор округа Уэбб горделиво заявил, что с тех пор,
как он занял этот пост, закрыто шесть книжных
магазинов, торгующих порнографической литературой.
Нетрудно догадаться, что эта мера принесла пользу отнюдь не
7—3472

178
Бизнес на мечте
нравственности, а конкурирующим фирмам. Именно так
и случилось в другом округе, когда 100 жителей одного из
«очищенных» от порнографии городов штата Вашингтон
обратились к мэру с жалобой на то, что в соседнем с ними
городе штата Филадельфия по-прежнему действуют
порномагазины и кинотеатры, где показывают
порнофильмы. И сколько бы американские власти ни пытались
приструнить чересчур активных дельцов растлевающего
бизнеса, все равно в Соединенных Штатах насчитывается
20 тыс. таких магазинов и 900 кинотеатров, кроме того,
существует продажа порнографических материалов,
высылаемых по почте, и не только существует, а возрастает
весьма активно. По данным того же американского
журнала, она увеличилась с 500 до 3 млрд. долларов.
По мнению прессы, «преследование в судебном
порядке людей, связанных с различными непристойными
делами, остается пустой тратой времени и часто дает
незначительные результаты». Начальник полиции в Сан-Хосе
(Калифорния) на этот счет недвусмысленно заметил: «То,
что раньше считалось порнографией, сейчас дозволено
законом». «Непристойность считается теперь мелким
хулиганством»,—заявил полицейский Элдер из Хьюстона,
где за один только 1984 г. было возбуждено 300 дел,
связанных с этим видом преступления. Сказано без
какой-либо надежды на успех борьбы с этим злом.

I
Мечту творят
кумиры
Буржуазная пропаганда, стремящаяся сделать
основой воспитания тягу молодого поколения к
подражанию, активно прибегает к услугам
«музыкально-песенного бизнеса», использующего
имена созданных им звезд и кумиров.

«... Дело было в Ливерпуле,— вспоминает один из
журналистов.—Я сидел в пабе около театра «Одеон» и
вдруг услышал шум, похожий на раскаты грома. Я
вышел на улицу, огляделся, но ничего не увидел. А шум
все нарастал, гром подкатывался все ближе, но теперь к
нему примешивался другой шум, похожий на вой
сирены. Я стоял и ждал, что же произойдет, но улица
оставалась пустынной. Наконец—спустя, наверное,
минут пять—из-за угла вынырнул роскошный лимузин, за
которым показался эскорт полицейских машин,
мотоциклов и пеших полисменов. За ними я увидел несколько
сотен девушек-подростков. Они-то и издавали этот
воющий звук, так поразивший меня. Они бежали во всю
прыть, волосы лезли им в глаза. Их руки были простерты
вперед, словно в мольбе. Казалось, они были в отчаянии.
Лимузин шел прямо на меня и остановился как раз
напротив служебного входа в «Одеон». Полицейские
образовали кордон. Дверца лимузина открылась, и «Рол-
линг стоунз» вышли наружу—все пятеро, вместе со
своим менеджером Эндрю Олдхемом. Компания
производила фантастическое впечатление—волосы намного
ниже плеч, одежда всех цветов, какие только можно себе
представить.
Они подошли к служебному входу и обернулись.
Именно этого ждали девушки, потому что они сразу же
толпой ринулись на полицейский кордон, вопя, визжа и
царапаясь. Потом они как-то сразу остановились и
застыли в оцепенении. «Стоунзы» смотрели прямо на них
неподвижным взором, ни разу не шелохнувшись, а
девочки стояли, широко разинув рты. Казалось, что
«стоунзы» окружены каким-то невидимым
металлическим кольцом, которое их защищает. Потом они
повернулись и исчезли в дверях. Там и сям раздались рыдания...
Кто же они, эти мессии западной культуры XX века?
«Стоунзы» — выходцы из разных общественных слоев:
Мик Джеггер, вокалист,—из «среднего класса», одно
время учился в Лондонской школе экономики; Кейт
Ричард был обыкновенным хулиганом; Брайан Джонс—
из хорошей семьи; Чарли Уотс работал в рекламном бюро,
впрочем, его прошлое и происхождение мало что
значили: он был ударником и никогда не раскрывал рта; Билл
Уайман, старший из всех, женат и потому не очень
вписывался в коллективный образ «стоунзов». Но их
объединяла любовь к блюзу, и на первых порах они были
очень дружны...
Окопавшись в Ричмонде, ансамбль поначалу
«торговал» разновидностью чикагского джаза и поп-блюза. В

182
Бизнес на менте
противоположность «Битлз» они вечно суетились,
спорили, нервничали, переживали напряженность, всякий раз
чреватую взрывом.
Их менеджер Олдхем решил прежде всего заняться
внешностью артистов. Он превратил будущих звезд в
путало для родителей, подстрекая их быть еще
необузданнее, грубее, разгульнее. Они охотно повиновались,
грубили, сквернословили, изображали из себя кретинов.
Это был простой и верный психологический ход:
увидев новую группу в первый раз, ребята еще не
уверены, как к ней относиться, но вот они слышат, что
родители ругают «этих животных», «этих грязных
длинноволосых идиотов», и просто, чтобы позлить родителей,
начинают идентифицировать себя с «этими животными».
Отыщи себе что-нибудь такое, от чего взрослых
передергивает, и в твоих руках гарантированный успех—вот
основополагающая поп-формула.
В одном отношении «Роллинг стоунз» были
«новаторами»: вне сцены они вели себя так же нагло, как и на
сцене. Если в свете прожекторов Элвис был гнусно-
похотлив, то в жизни это был примерный сын и
набожный прихожанин. «Стоунзы» были не такими: они
выглядели гнусно, разговаривали гнусно и были гнусными.
Мелодисты они были слабые, слова их песен были
примитивны, а многие записи просто хлам. По сути дела,
это был один сплошной «бит», создававший хаос, в
котором терялись и слова, и сама песня.
С осени 1966 г. «стоунзы» начали терять
популярность. В основном потому, что слиппсом примелькались. К
тому же появились новые лица, которые умудрялись
превзойти их «возмутительностью» поведения. Вдруг
получилось так, что «стоунзы» стали выглядеть
старомодными и комичными. Помимо всего прочего, они
фактически разваливались как группа...»
Другой кумир западной молодежи, творящий ее
мечты и грезы,—Майкл Джексон. Он вполне оправдывает
надежды хозяев поп-индустрии. Например, видеофильм,
снятый Джоном Ландисом, «королем ужасов», для
«Триллера», обошелся в 1,1 млн. долларов. Но эти 14 минут
экзальтации и фантастики принесли миллионы
чистоганом. Он начинается признанием Джексона: «Я не похож
на других». В этом ключе вся западная пресса и
живописует портрет нового кумира. «За несколько секунд
это особенная, самая загадочная из всех звезд,
непостижимое, неземное существо превращается в оборотня,—
пишет «Пари-матч».— Черный и белый, мужчина и
женщина, ангел и демон.

Мечту творят кумиры
183
... Однажды, в возрасте 14 лет, он впервые в жизни
оказался один. Кто-то позвонил в дверь, и он сам пошел
открывать. Это было из ряда вон выходящим событием,
ибо ему никогда еще не приходилось сталкиваться с
такой простой задачей. С 5-летнего возраста оказавшись
в мире шоу-бизнеса и к 10 годам став звездой, он видел
мир не иначе как через отблеск направленных на него
прожекторов. Рос в атмосфере благоговения окружающих,
превративших его в существо, словно пришедшее из
другого мира. Его первый диск разошелся тиражом в 10
млн. экземпляров, второй—«Триллер» — в 23 млн. Это
было рекордом всей истории долгоиграющих дисков.
«Комета Джексона» затмила предыдущие «метеоры».
Майкл Джексон заполнил французские радиоволны. За
один традиционно спокойный день Нового года было
продано 25 тыс. альбомов. «Феномен загадочности», более
недоступный чем Дэвид Бови, более замкнутый, чем
Пресли за стенами Грейсленда, более загадочный, чем
Говард Хьюз, он хранит в себе ключ к разгадке
собственной славы, отказываясь от всяческих объяснений и
сторонясь друзей. «Я как гемофил,— говорит он,— не
хочу, чтобы меня поцарапали и я потерял кровь». Читает
Библию, трижды в неделю посещает церковь. Много
сочиняет благодаря богу, который его посещает ночами,
во сне. Вегетарианец. Его любимый день—воскресенье,
когда он не ест и до изнурения танцует. Это день его
транса, способ сохранять форму...
«Маленький Джексон» начал выступать очень рано.
Его отец был гитаристом, мать—певицей,
исполнительницей блюзов. Четверо старших братьев организовали
группу, которая называлась «Четыре Джексона».
Маленький Майкл пытался подражать своему старому идолу
Джеймсу Брауну. В 1970 г., когда ему едва минуло
одиннадцать и одна из его песен стала «номером один»,
его взяли под свою опеку Стив Вандер и Дайана Росс.
Его слава достигла апогея к моменту встречи с Кинси
Джоном, с которым Майкл написал свои самые громкие
пьесы, изучил секреты ремесла и вскоре сам начал
«создавать» других. Его первенцем стала Дайана Росс,
которой он написал песню «Мускулы», тотчас же
завоевавшую широкую популярность.
Его друзьями являются все, о ком он мечтал в детстве.
Под влиянием «магии Джексона» оказались Пол
Маккартни и Стивен Спилберг, записавший его голос для
фильма «Эстра терресторел».
Звезда и ребенок, творец и миллиардер, персонаж
комиксов, Майкл Джексон—сочетание незрелости и про-

184
Бизнес на мечте
фессионализма, очаровывающее каждого, кто с ним
сталкивается. Раздираемый двумя сидящими в нем
существами, он находит убежище в одиночестве. Ему не знакомы
ни флирт, ни связи, у него нет друзей. «Чистый герой» не
пьет, не курит, не прикасается к наркотикам. Его
единственное увлечение—коллекционирование
мультипликаций. Он собрал все рисунки Уолта Диснея. «Это
способ убежать от реальности, укрыться в мире, где все
хорошо, где нет никаких проблем»,—говорит Джексон.
Мультипликация, музыка. Забавное хобби для звезды
диско, но это—единственное средство выжить и
примириться с действительностью, сохранив свою мечту».
Уже более 30 лет с момента массового появления
электромузыкальных инструментов западная индустрия
развлечений на все лады эксплуатирует такое
направление в легкой музыке и танцах, как рок-н-ролл, давший,
как известно, немало талантливых музыкантов и
исполнителей. Элвис Пресли, Джон Леннон, Эрик Клэптон,
Карл Перкинс или ансамбль «Битлз»—основоположники
многих традиций в рок-н-ролле, прочно вошедшие в
музыкальный обиход молодежи; по-прежнему привлекают
внимание дельцов от «массовой культуры». Правда, по
мнению прессы, любителей и некоторых бужуазных
критиков, даже у этих «классиков» рока было немало
произведений весьма сомнительной художественной
ценности.
Но безудержная страсть к наживе стимулировала
поиски средств оживления интереса к року, испытавшему
период падения И вот в конце 60-х годов создается
модернизированное «направление» «хэви метал» —
«тяжелый металлический» рок. Его авторы—отнюдь не
бесталанные музыканты, завоевавшие симпатии
молодежи оригинальными произведениями ансамбль «Лед Зеп-
пелин». Одна из его лучших песен—«Лестница в небо»,
положившая начало известности группы, исполняется и
теперь. Но после первых успехов, которым авторы и
исполнители были отчасти обязаны своим стремлением
проникнуть в содержание, глубины музыки и песни,
пришлось переносить акценты на форму и внешний
стиль. Ведь музыкальный бизнес не терпит задержек с
поставкой новых и новых «шедевров». Постепенно «Лед
Зеппелин» слова и мелодию заменил дикими выкриками
под рев электрогитар и грохот ударных инструментов.
Этому последовали и другие, менее известные ансамбли.
«И теперь любой продавец американского магазина
грампластинок скажет вам» что до сих пор есть спрос,
например, на ранние диски «Дип перпл»,

Мечту творят кумиры
185
тогда как их последние альбомы пылятся в отделах
З'цененных товаров».
Как отмечалось в прессе, в конце 60-х—начале 70-х
годов рок-н-ролл часто связывали с движением протеста
против грязной вьетнамской авантюры Вашингтона,
«бунтом» молодежи против несправедливостей
буржуазного общества, якобы ломающей старые устои, создающей
собственную культуру. Такую, например, как некоторые
фрагменты в творчестве Джона Леннона или Боба
Дилона. Прошли годы, и социальное содержание рок-н-
ролла незаметно переросло в реалии американской
действительности—в фетиш доллара. Тема денег
присутствует ныне повсюду, о деньгах поют буквально все:
шведский ансамбль «АББА», и новоявленная звезда—20-
летняя Мадонна, и «бабушка рок-н-ролла» 40-летняя
Тина Тернер. Музыка последователей «хэви метал» — это
дикий грохот и беспорядочный набор звуков. Трудно
уловить даже малейший смысл или мелодию.
«В конце 1985 г.,—пишет корреспондент ТАСС
Ю. Алгунов,—один из каналов музыкального
телевидения США часто показывал «солиста» группы «Твистед
систер», исполнявшего 20 самых «металлических» песен
сезона. Что же это были за песни? Слушатель мог
уловить лишь нечленораздельные звуки, рычание и
блеяние, перемежавшиеся время от времени
конвульсивными выкриками «ударь», «убей», «брось», «влепи»,
«пни», «возьми силой» и др. Их «новое» вылилось в
неправдоподобные наряды из разноцветных кожаных
лохмотьев, чуть ли не пудовые бубенцы и металлические
бляхи и прочую дребедень. Кое-кто пошел еще дальше,
прибегнув к атрибутам гитлеровских молодчиков и
садистов».
Однако чем тяжелее били гитары, тем легче
становился звон кассовых сборов. Мало-мальски уважающие
собственный вкус и слух потребители опомнились, чтобы
переключиться на восприятие более гармонических
звуков. Но представителям музыкального бизнеса удалось
сохранить часть почитателей «хэви метал» из числа
поклонников всей этой мишуры и тарабарщины. Сейчас,
как сообщает пресса, тревогу забили власти. Ревущие и
беснующиеся на сцене мальцы и девицы стали образцом
для подражания сотен великовозрастных оболтусов,
всевозможных подонков и последователей «бесноватого»
фюрера. Концерты «металлических» групп все чаще
заканчиваются жестокими потасовками. В питейных
заведениях поножовщине и дракам, как свидетельствует полиция,
почти всегда предшествуют песни «хэви метал». Во всех,

186
Бизнес на мечте
без исключения, бандах и хулиганствующих группах
американских подростков идолами оказываются орущие
«певцы» в сатанинском обличье из «Мотли крю», «Кисе»,
«Твистед систер», «Чингисхан» и подобных им ансамблей
и групп. Калифорнийская полиция, например,
обезвредила некоего Рамиреса, на счету которого, как подозревают,
около 40 жестоких убийств. Выяснилось, что бандит был
большим приверженцем музыки «хэви метал», которой он
будоражил и взвинчивал себя, отправляясь на очередное
«дело».
Комиссия по делам подростков штата Калифорния в
своем докладе о воздействии «тяжелого металлического»
на молодежь утверждает, что «хэви метал», «сатанинский
рок» и «рок панков» служат толчком к созданию новых
хулиганствующих групп, разгулу малолетней и
подростковой преступности. Большинство слушателей и
поклонников «хэви метал» — это члены банд и
хулиганствующих групп. В крупнейшем американском штате их
число превышает сейчас 75 тыс. человек. Под влиянием
такой «музыки», сопровождаемой дикими выходками и
искусной имитацией драк и убийств, насилие и
наркотики становятся «законом» жизни.
• Количество преступлений в
США на, так сказать, «роковой»
почве стремительно растет. И
столь же интенсивно взлетела
вверх кривая доходов.
Музыкальный бизнес приносит
дельцам до 4,3 млрд. долларов
чистой прибыли в год. Около 65%
записей и видеофильмов
распространяется среди покупателей в
возрасте от 10 до 24 лет.

* От «игрушечного
* профита»
г к миллиардам
Пентагона
N
И
И
N
От прибыли на военных игрушках и
пропаганды насилия всеми средствами массовой
культуры до создания милитаристских молодежных
организаций—таков диапазон
«воспитательной миссии» современного империализма. Но в
итоге и само буржуазное общество не остается
в стороне от волн преступности, все чаще
идущих теперь не только «сверху»—от
поколений, поднявшихся по возрасту до той
категории правонарушителей, которую с точки
зрения законов принято считать в полной мере
юридически ответственной, но и «снизу» — от
подростков и далее детей, нередко ставящих в
затруднение своими «подвигами»
многоопытных западных юристов.

Надпись на яркой коробке в магазине игрушек в
буквальном переводе с английского означает «костолом». Для
большей убедительности она снабжена пояснением: «Бить
врага до тех пор, пока он не превратится в пыль».
Подобные «педагогические наставления» давно стали
девизом продукции американских фабрикантов игрушек,
по данным журнала «Той энд хобби уорлд», только в
1985 г. продавшим 218 млн. штук или комплектов
«детского вооружения». В целом с 1982 г. их сбыт в США
увеличился в 6 раз, а объем торговли достиг в 1985 г.
1,3 млрд. долларов.
Ф. Ромон, французский журналист, рассказывает о
последних достижениях этого «бизнеса»: «...стол,
покрытый маскировочным брезентом, похож на языческий
алтарь перед церемонией заклания. Вот и орудие
жертвоприношения: отливающий голубизной стали кинжал,
заточенный с одной стороны «под нож», с другой—под
«акулий зуб». Кинжал называется «слай». Сто процентов
гарантии—ручная ковка. Цена—шесть сотен долларов.
На том же столе автоматические винтовки АР-15 и
пистолет «инграм мак-10». Эта корявая жестяная коробка
в сочетании с глушителем стреляет не громче швейной
машинки. «Инграм» стоит 300 долларов. Глушитель—
меньше сотни. Платите наличными, фирма делает
подарок—коробку патронов. «Прекрасная вещь от любых
паразитов»,—протягивает мне визитную карточку
продавец: «Грег Пембертон: продажа огнестрельного оружия.
Доступные цены. Высокое качество». «Паразиты,—
говорит мистер Пембертон,— это лисы, койоты, что
задирают овец и кур». Постойте, но разве АР-15 не
«гражданская» модификация армейской М-16 или, может быть,
«инграм» не смертоноснейшее личное оружие? Какие уж
тут койоты? «Хотите, стреляйте по консервным банкам.
Та-та-та! И как не бывало!»
О том, что зарабатывать на «просвещении»
малолетних выгодно, бизнесмены знали, конечно, давно, но о том,
• «Военные игрушки на
марше»,—выносит в заголовок
журнал «Ньюсуик». «Военные
игрушки расходятся с быстротой
взрыва»,—подтверждает газета
«Крисчен сайенс монитор».
«Военные игрушки борются за
умы детей»,—с тревогой
констатирует газета «Трибюн».
«Игрушечные ружья устрашают»,—
отмечает «Лос-Анджелес тайме».

190
Бизнес на мечте
что это может быть прибыльным до такой степени, им
стало известно сравнительно недавно, в те считанные
месяцы, когда начал разгораться настоящий бум вокруг
военно-игрушечной индустрии.
И это уже не те, запомнившиеся из далекого детства
пластмассовые пугачи, выплевывавшие струйки воды
или деревянные стрелы с резиновой присоской. Сегодня
игрушечное оружие с маркой «сделано в США» внешне
мало чем отличается от настоящего. Стремятся к
реалистичности в наиболее доходчивых для подрастающего
поколения формах и «педагоги», дающие теоретическое
объяснение этой продукции. «Побеждает сильнейший» —
так называют игры, которым учат сегодня детей в
Америке,—пишет «Трибюн».— Оружие стало более
реалистичным и мощным, а участники игр—явно более
кровожадными. Герои военных игр не довольствуются
поражением «противника». Они стремятся к его полному
уничтожению с помощью ядерного оружия».
«Хозяева Вселенной», «Роботы», «Гоботы», «Волтор-
ны», «Химэны», «Шира» и другие действующие лица
зловещей атомно-космической фантастики из
популярных мультфильмов вместе с их орудиями смерти
становятся повседневными спутниками в играх малышей.
«Спальня моего пятилетнего Макса превратилась в
настоящий военный бункер»,—пожаловалась корреспонденту
журнала «Ньюсуик» одна американка.
От гонки игрушечных вооружений не отстает и
детская, в том числе на первый взгляд серьезная,
литература (не считая, разумеется, обычных комиксов).
Вот, например, какой сюжет предлагает детям доктор
Сюсс в своей «Книге про битву из-за масла» (1984). Его
бестселлер—это история юков и зуков—двух соседних
народов, которых разделяет высокая каменная стена. Они
с недоверием относятся друг к другу, потому что юки
мажут масло на бутерброд сверху, а зуки едят бутерброд
масляной стороной вниз. Неожиданный выстрел из
рогатки поверх стены нарушает напряженное перемирие, и
начинается гонка вооружений. Каждая сторона старается
не отстать от другой, изобретая все более изощренное
оружие, пока юки в конце концов не изобретают «биг-бэй-
бумеру»—небольшую бомбу, которая может стереть их
соседей с лица земли. Но тут они обнаруживают, что зуки
тоже держат наготове свою «биг-бэй-бумеру»! Кто первый
ее сбросит? «Бессмысленность войны и безумие гонки
вооружений прекрасно доходят до детей благодаря
изобретательным стихам и потешным иллюстрациям
великолепного американского мастера нелепицы»,— считают

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона 191
авторы аннотации к книге. Но так ли это, если каждому
ребенку упорно внушается мысль о возможности
нападения «красных», если в стране насчитывается 200 млн.
пистолетов и винтовок в частном владении и
практически каждые 2 секунды совершается серьезное
преступление?
«Покупайте термоядерную бомбу по сходной цене»,—
зазывают прохожих броские рекламные вывески в
витрине магазина детских игрушек.
Тут же выставлен сам «товар»—круглая бархатная
игрушечная бомбочка с нарисованной озорной улыбкой и
американским флагом на оперении. Ее цена—
50 долларов.
Не так давно в американских газетах появилось
сенсационное сообщение: «Самый молодой грабитель в
истории США!» «Опасным преступником» оказался...
девятилетний мальчик, потребовавший средь бела дня у
кассира нью-йоркского «Бэнк фор сервис» деньги.
Оперировал же он игрушечным револьвером, но по всем
«правилам» ограбления, почерпнутым с кино- и
телеэкранов.
В последнее время подавляющее большинство
игрушек составляют такие, которые с раннего детства
приучают человека к мысли о необходимости убивать первым,
дабы не убили тебя самого, не важно, в роли кого
выступает маленький американец—ковбоя или
«космического супергероя», вооруженного лазерным пистолетом.
Суть этих «детских игр» одна—выигрывает тот, кто
стреляет быстрее и без промаха.
Для тех, кто постарше,—игры «посерьезнее». Одна из
них называется «Линия фронта на Днепре». Игрок здесь
выступает в роли командующего гитлеровской армией,
который должен «успешно форсировать Днепр и
уничтожить обороняющихся на противоположном берегу
красных». В инструкции прямо так и говорится: «Представьте
• По данным «Той мэныофэк-
чурерс оф Америка»,
объединения фирм—производителей
игрушек, за последние 3 года
продажа детских военных игрушек
в США возросла на 350%,
достигнув в 1985 г. рекордной
выручки— 842 млн. долларов. В
руки американских малышей
попало 214 млн. подобных
игрушек.

192
Бизнес на мечте
себя на месте генерала Манштейна, и у вас сразу
появится безумное желание убить нескольких русских».
Эти факты вызывают серьезную тревогу
прогрессивной общественности США. В ноябре—декабре 1985 г. в
горах Калифорнии прошли манифестации под эгидой
организации «Международный бойкот военных игрушек»,
которая имеет отделения в Канаде, Великобритании,
Нидерландах и Австралии.
По всей стране по инициативе людей, обеспокоенных
ростом милитаристской пропаганды, проводился сбор
военных игрушек, сплав которых пошел на строительство
памятника Саманте Смит, которой наверняка больше
всего нравились старые добрые куклы.
«Дети постигают жизнь в игре, и именно поэтому мы
выступаем против военных игрушек. Все больше детей,
играя с оружием, оказывается на скамье подсудимых по
обвинению в совершении уголовных преступлений. И я
имею в виду именно детей, а не подростков»,—заявила
участница манифестации в Лос-Анджелесе член
городского управления по делам школ Д. Голдберг.
«Исследования показывают, что телевизионные
программы и игрушки, воспевающие насилие, переносящие
детей в их воображении в условия войны и боевых
действий, воспитывают жестокость,—пишет видный
американский психиатр Т. Радецки.— Копируя известных
«героев», дети пинают друг друга, дерутся, кусаются...
Установлена непосредственная зависимость между
игрушками, имитирующими насилие, и ростом эгоизма,
враждебности к окружающим, жестокости по отношению
к животным». «Игра с подобными игрушками
увеличивает вероятность того, что впоследствии агрессивность
станет для человека нормой поведения в реальной
жизни»,— подчеркивает профессор университета штата Юта
Ч. Тэрнер.
Ежегодно около 130 тыс. американских детей
получают травмы от производимых в стране игрушек, сообщила
комиссия по контролю качества потребительских товаров.
• «Сейчас наблюдается самый
широкий наплыв военных
игрушек за всю историю нашей
страны,— подчеркивает «Крисчен
сайенс монитор».— Эта
тенденция развивается с такой
скоростью, что родители еще не
сумели понять и оценить ее
значение».

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона
193
В связи с приближающимися рождественскими
праздниками комиссия призвала родителей быть очень
осторожными в выборе подарков своим детям.
Что ж, не удивительно, ведь за последние годы
насилие и война превратились в главную ставку
американского империализма на международной арене,
которому требуется еще активнее воспитывать из нынешних
американских мальчишек солдат «звездных войн».
Расскажем об одной из подобных «воспитательных акций»,
небывалой по своим масштабам даже для размаха
коммерческих операций Голливуда.
В момент «русофобии» в Америке некто Майкл
Сильвестр Стэллон, актер, писатель и режиссер, не
отличающийся, по признанию самой буржуазной прессы,
«никакими исключительными дарованиями», выпускает
фильмы под названиями «Рэмбо, первая кровь, часть П» и
«Рокки». Выход на экраны этого «шедевра» совпадает с
периодом, когда президент Соединенных Штатов
объявляет Россию «империей зла», и жестокий мороз окутывает
американо-советские отношения, распространяясь на
сферу поп-культуры с такой силой, какой не знали с 50-х
годов ни спорт, ни кино, ни театр, ни даже телевизионная
реклама.
Своими впечатлениями об этом «шедевре»
американской киноиндустрии, адресованной прежде всего
молодежи, делится М. Фрожон, французский журналист:
«... Всюруженный ножом и преисполненный яростного
желания победить, Рэмбо крушит направо и налево
русско-вьетнамские орды. Одетый в украшенные
звездами трусы, Рокки с помощью своих фантастических
бицепсов кладет на ковер робота-гуманоида, которого с
большими ухищрениями соорудили русские... Стэллон,
сыгравший на экране этих героев, только в 1985 г.
принес своим хозяевам 237 млн. долларов прибыли. Его
фильмы опять вывели на сцену мифического
американского колосса, который вновь поднялся во весь рост,
готовый противостоять миру с помощью пистолета, ножа
и боксерских перчаток, после того как прятался на
протяжении нескольких лет».
Кассовый успех боевиков, по мнению И. Айверса,
одного из президентов компании «Метро Голдвин Мейер».
вызван преклонением перед мечтой. «Америка всегда
хотела иметь героя, с которым она могла бы себя
отождествлять,— восторгается он.—Вначале это был
Джон Уэйн, теперь — Стэллон».
Айверс, резонно отметила на этот счет пресса,
конечно, заинтересованная сторона и его почтительное отноше-

194
Бизнес на мечте
ние к своей собственности разделяют немногие. Критика
назвала картину «пустой, грубой, примитивной, скучной,
дутой, несерьезной, безмозглой, неуклюжей, неумной,
ненужной», а в рецензии «Балтимор сан» даже «шумной,
глупой, отвратительной, жестокой и грубой». Ветераны
вьетнамской войны подвергают «Рэмбо» критике за
разжигание военного психоза. Феминистки яростно
атаковали его за «низменную мужественность». А психологов
встревожила романтизация насилия, попытка внушить,
будто «проблемы 1985 г. можно разрешить методами
завоевания «дикого Запада», сокрушая противников
кулаком и пулей».
Если вначале Рэмбо был лишь воплощением
ностальгии ветеранов первой войны во Вьетнаме, то в фильме
«Рэмбо-П» он снова оказывается в этой стране, где,
«вернувшись в родимый ад», воюет против «врагов
нации». Демонстрация этого ада, впрочем, стала, по
мнению журналистов, избитым местом, она заполняет
уже не менее десятка таких фильмов. Если на одной
неделе в кинотеатрах Запада идет «Вторжение в США»,
то фильм «Американский воин» демонстрируется на
другой, а затем «Ночное солнце», «Коммандо», «Главное
орудие»... Словом, идет всеобщая мобилизация со Стэлло-
ном в роди знаменосца.
Один из героев другого фильма Стэллона—«Рокки-
IV»—чемпион по боксу, превращающийся «в защитника
Америки». Он надевает боксерские перчатки для того,
чтобы ответить на вызов советского соперника и победить
его в самой Москве.
Во многом кассовый успех обусловлен
стратегией сбыта—насыщением кинотеатров копиями
фильма задолго до показа и до начала сезонной конкуренции.
Но более серьезная причина—это интуиция, или, как
полагают некоторые, циничное чутье, самого Стэллона.
• За первые шесть дней
продажа билетов на «Рэмбо» принесла
32 млн. долларов—третий
результат в истории кино, а общий
доход в 1985 г. составил
150 млн. долларов.
• «Рокки-IV» дал 32 млн.
долларов за пять дней—самый
высокий результат для начала
показа фильма не в летнее
время в истории кино. Сумма
сборов за всю серию достигла
400 млн. долларов.

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона
195
Он использовал источник, открытый Рейганом: «устроить
шоу для разгневанной Америки «синих воротничков»,
которая больше не хочет терпеть унижения».
Рокки—двойник Рэмбо, который убивал «комми» уже
тогда, когда Рокки еще тренировался. По признанию
Стэллона, мысль о Рокки, а затем и Рэмбо пришла к нему
на «волне патриотизма» (точнее, шовинизма), которая
охватила страну после празднования 200-летия США в
1976 г. и достигла апогея в «эру Рейгана». «Но он не
первый, кто использовал эту волну, и не единственный,
кто плывет на ней сейчас,—отмечает М. Фрожон.—
Поколение последователей поп-арта в кино
почувствовало, что Америке надоели охваченные страхом антигерои
60-х и 70-х годов, она жаждет защитника в старом
стиле—на сей раз моряка в парадном мундире или
солдата в простой армейской форме». В Америке
сложился свой тип Геракла эпохи завоевания Запада, «варвара
в законе», действующего вне закона и норм
цивилизованного общества, прибегающего к насильственным методам
для достижения «благородных» целей. На киноэкран
устремились толпы «одиноких волков», проводящих
политику и отправляющих правосудие при помощи
автоматов,—Чарльз Вронсон, преследующий грабителей в мет-
Ёо, Чак Норрис, ищущий пропавших без вести во
•ьетнаме, Арнольд Шварценэггер, сдерживающий целую
армию в «Коммандо».
«Итак,—заключает журналист,—рейгановская
Америка, судя по всему, очередной раз выплеснула на широкий
экран свою мечту о мощи. Вкладом Стэллона в это
мероприятие были его мускулатура и шаблоны
антикоммунистической пропаганды.
А кто его враги? Либеральные американские
политики, «красные»—офицеры и должностные лица и,
наконец, робот-гуманоид,—кстати,* блондин с голубыми
глазами. Уж не стал ли Стэллон врагом безупречного белого
Запада? Вовсе нет. Но все же это тревожит, как и его
особая ненависть к технике, которую вызывает соперник
Рокки и которого Рэмбо разит из автомата, подобно
индейцу Сиу, стреляющему по «железному коню».
Но даже видавшая виды либеральная французская
пресса не может скрыть своего недоумения: кому и зачем
нужны сегодня, после стольких лет холодной войны,
такие фильмы? «Предположим,—рассуждает Фрожон,—что
враги Рэмбо—Рокки—«плохие русские», в их паспорте
должно быть написано не «гражданин Советского
Союза», а «исчадие ада». Для кого предназначались раньше
подобные картины? Конечно, не для русских, хотя бы по-

196
Бизнес на мечте
тому, что они их не смотрели. Нет, они были направлены
против вполне реальных и многочисленных сторонников
коммунизма на Западе. Очевидно, в воображении
реакционных американских кинематографистов место
«красных» как реального противника сегодня заняло
абстрактное мировое зло. Оно понадобилось опять же для
создания мечты, мифа, иллюзии, рассчитанных на
легковерную молодежь. Разумеется, для этого первым
удачным фоном стал Вьетнам, с которым был связан жгучий
позор поражения, почти неизвестный молодому
поколению. Поэтому именно туда отправляется Рэмбо на поиски
своих жертв — военнопленных, идя по следам Джина
Хакмэна («Возвращение в ад»), Эрнеста Борнвина и Ли
Ван Клифа («Кодовое название—«Дикие гуси»), Чака
Норриса («Пропавшие без вести»). И вот на экранах
десятки обаятельных суперменов шлепают по
индокитайским болотам, сражаясь всем, что попадается под руку,
для того чтобы найти своих коллег-американцев в самом
жалком состоянии и затем вернуться победителями
благодаря вертолету, который систематически посылал им
свыше господь бог. Рэмбо, который был более
мускулистым, а главное, более одиноким и более обнаженным,
чем все его предшественники, добавил к их успехам
новый триумф».
Однако, поскольку Вьетнам использовался слишком
уж активно ( и началось это давно), потребовалось найти
какое-то новое место для этих романтических
развлечений. Лишь по странной случайности им не оказались
пока ни Афганистан, ни Ливан, ни Иран или Никарагуа.
Однако, по мнению журналиста, все это не столь уж
странно и случайно. Ведь речь идет о мифах, а не о
хронике текущих событий, в изображении которых
телевидение давно сумело воспользоваться своим
преимуществом, исчерпав тему столкновений между «Джи-Ай» и
Вьетконгом. Кино достались поэтому лишь «тыловые
базы», на которых «Стэллон попытался возродить
рецепты превращения свинца реальности» в «золото мифов».
Эта «алхимия» не только заурядная, но и опасная
пропаганда.
«Низкопробные голливудские фильмы за несколько лет могут так
испортить вкусы публики, так одурманить ее сознание, что она уже не
будет способна воспринимать что-нибудь лучшее» (А. Мэндер,
австралийский публицист).
В угоду тем, кто хотел бы переписать историю грязной
вьетнамской войны, на экране вновь пылают жилые дома
и склады, рушатся мосты, на рисовых полях чадят дымом

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона
197
перевернутые автомобили и бегут люди, объятые
пламенем.
Долгое время в США старались поскорее забыть о
позорном прошлом. А сейчас не только вспоминают, но и
делают вид, что ничего страшного не произошло, и
мечтают о реванше. Так что реванш, хотя бы на
экране,—это бальзам для пентагоновских вояк,
развязавших вьетнамскую войну.
Такого «героя» давно желали видеть те, кто растоптал
свободу Гренады, кто направляет руку убийц и
насильников в Никарагуа и Ливане, кто обучает и финансирует
террористов.
Однако трезвомыслящая Америка по достоинству
оценила фильм. «Рэмбо—это военная машина, которую
создало наше общество для уничтожения других
обществ,— пишет калифорнийская газета «Трибюн».— Это
бессловесный и безмозглый робот, которого сейчас широко
рекламируют и популяризируют, робот для убийства и
робот для подражания». На международном
кинофестивале в Каннах в 1986 г. мнения по поводу фильма
Стэллона разделились. Они были выражены в лозунгах
зрителей фестиваля: «Эти фильмы прославляют войну!»,
«Рэмбо, убирайся из Франции!..» Но не меньше лозунгов
иного толка: «Рэмбо», ты молодец!», «Мы любим тебя,
Стэллон!..»
Почитателей суперменских «талантов» Рэмбо постигло
на Каннском фестивале разочарование. Во-первых, они
не увидели там своего кумира. А во-вторых, убедились,
что в реальной жизни он далеко не герой. Поскольку
американская пресса уверяет, что Европа кишмя кишит
террористами, Стэллон счел за благо отсидеться за
океаном. Тем более что это ему не впервой.
В годы вьетнамской войны Стэллон предпочел
отсидеться по другую сторону океана—в Швейцарии. Но не
для того чтобы избежать участия в «грязной войне».
Бицепсы у него и тогда были хоть куда, и он с успехом
использовал их, нанявшись преподавателем физкультуры
в школу-пансионат для девиц из состоятельных семей. В
его обязанности входила и охрана учениц от всяческих
посягательств. Однако Стэллон быстро сообразил, что
гораздо выгоднее «глядеть в другую сторону» и взимать
денежную мзду как с подопечных девиц, так и с
соискателей их благосклонности.
Конец войны во Вьетнаме он ознаменовал «актерским
дебютом» — снялся в полупорнографическом фильме. А
сейчас устами и кулаками своего героя Рэмбо приучает
Америку к мысли о новой войне, которая якобы непре-

198
Бизнес на мечте
менно будет победной. Сам же вновь надеется отсидеться
в сторонке, под защитой заработанных в роли Рэмбо
миллионов. Только получится ли?
Общественное мнение США явно готовят к новым
военным авантюрам за границей, и Голливуд
«откликается» на человеконенавистнические планы Пентагона. В
интервью корреспонденту газеты «Трибюн» Стэллон
рассказал о своих планах. Намеревается ли он сделать новый
фильм о Рэмбо и сняться в нем, спросил журналист.
«Да,—ответил он.— Но в следующий раз местом
действия, скорее всего, будет одна из стран Центральной
Америки». Ну конечно же, только в ногу с
администрацией США, готовящей вооруженное вторжение в
Никарагуа, с махровой реакцией Америки, выделяющей
миллионы долларов бандам «контрос»!
Надо сказать, что «Рэмбо»—далеко не единственный
подобный фильм. В последние два года на американский
кинорынок выброшено несколько кинолент,
прославляющих бесчинства профессиональных убийц из состава
«зеленых беретов», снискавших мрачную славу
массовыми расправами над мирным населением Вьетнама.
«Пропавшие без вести», «Необыкновенная доблесть» и
подобные им фильмы проигрывают старые баталии в новой
обработке в попытке найти оправдание грязной войне.
Пропаганда войны средствами «массовой культуры»,
адресованная молодому поколению, вызывает негодование
многих честных людей на Западе.
Прогрессивная мировая общественность требует
принять безотлагательные меры, направленные на защиту
детей и молодежи от растлевающего влияния атмосферы
гонки вооружений, военного психоза, милитаристских
приготовлений. Подрастающее поколение не должно
страдать и от вооруженных конфликтов—ни внутренних, ни
международных, которые то и дело вспыхивают на
планете.
На страницы мировой прессы то и дело попадают
сообщения о случаях непосредственного участия детей в
боевых действиях, когда 13-летние парашютисты
выбрасываются на врага, 10-летние саперы делают проходы в
минных полях, 7-летние ребятишки участвуют в
террористических акциях.
Правда, в истории известны случаи участия детей,
например, в крестовых походах в начале ХШ в., когда в
1212 г. 20 тыс. детей, многим из которых было не больше
8 лет, отправились из Марселя в Палестину, дабы с
«божьим промыслом» освободить «святые места» от ига
неверных. Из семи судов, на которых плыли дети, два

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона
199
затонули, а пять достигли Бужи (ныне Беджаия в
Алжире) и Александрии, где оставшиеся в живых дети
были проданы в рабство. Крестовые походы детей
организовывались и в Италии, и во Фландрии, и в Рейнской
области.
По мнению журналиста Э. Аврайлера, настало время
точнее, чем в Декларации прав ребенка, принятой ООН в
1959 г., зафиксировать, наряду с правами человека, и
особые права детей, которых захлестывает сегодня
всевозрастающая волна военной опасности, в ряде районов
мира обрекает их на гибель, делает калеками,
превращает в военнопленных. Нужен, предлагает журналист,
международный документ, который предусматривал бы
запрещение привлекать к военной службе детей, не
достигших 16-летнего возраста, признавал бы права
детей на образование, эвакуацию школ и школьников из
любого района, где обостряющаяся напряженность грозит
перерасти в открытый военный конфликт.
«У нас нет альтернативы, нам следует включиться в
политические дебаты по поводу гонки ядерных
вооружение—заявила профессор М. Фрэнк на проходившей в
Нью-Йоркском университете конференции.—
Подрастающее поколение под грибовидным облаком.
Влияние ядерной угрозы на психическое здоровье детей и
родителей возрастает». Участник конференции доктор
Д. Мэк, лауреат Пулицеровской премии, психиатр из
Гарвардского университета, член международной
организации «Врачи за предотвращение ядерной войны»,
насчитывающей 60 тыс. врачей из 30 стран мира, ездил в
Советский Союз. Изучив влияние ядерной угрозы на
советских детей, он сравнил полученные результаты с
реакцией американской молодежи. Результаты этих
опросов весьма любопытны. Например, в отличие от советских
детей, дети США настроены враждебно, агрессивно,
недоверчиво. Это отношение выражается словами одного из
подростков: «Мы «накроем» их первыми». В ответ для
них включились записи бесед с советскими детьми,
говорившими о солидарности и дружбе с американскими
сверстниками, о желании вернуться к мирным,
безоблачным дням дружбы двух стран. Рассказывая об этом,
американская газета «Пиплз уорлд» приводит слова
одной из советских девочек: «Мы не хотим, чтобы
американские дети плохо о нас думали». Другая
добавила: «Очень важно, чтобы дети всего мира были
друзьями».
Юные американцы, участники опроса, были
потрясены тем, что «русские так беспокоятся о сохранении

200
Бизнес на мечте
мира». «Неужели их лидеры разрешают высказывать
подобные мысли?» — спросил один из них. Узнав, что
советские ребята не слышали записи беседы с
американцами, они попросили записать для них новую кассету с
такими заявлениями: «Никто в Соединенных Штатах не
верит, что русские хотят мира»; «Что случилось? Во
время второй мировой войны мы были друзьями. Теперь
мы злейшие враги»; «Дети России и Соединенных
Штатов должны сплотиться, чтобы предотвратить ядерную
угрозу».
Как отметила газета, доктор Мэк был удивлен, узнав,
что советские дети гораздо более информированы о
последствиях ядерных испытаний, так как этому их учат
в школе. Сожалея, что подобного в программах
американских школ нет, он констатировал: «Это потому, что мы
хотим держать наших детей в неведении, прививаем им
враждебность, чтобы использовать ее в нашей борьбе... Но
они высказывают такие мысли, о которых мы сами
никогда бы не осмелились заявить, их откровенность
нежелательна, так как она разбивает барьеры
недружелюбия к СССР. Дети предъявляют нам претензии в
несостоятельности нашей политики, в неумении
защитить их, боятся, что они не успеют стать взрослыми, и
сердятся на нас за то, что мы не можем обезопасить их
будущее». И он приводит полные трагизма слова юных
американцев: «Как бы узнать заранее, когда упадут
бомбы, чтобы я мог покончить жизнь самоубийством?»
или: «Страх сидит во мне постоянно, как опухоль».
Некоторые дети боятся громкого шума, который
вызывает у них паническое и подавленное настроение. «Почему
я должен так жить?» — спрашивает один мальчик, а
другой по-взрослому рассудительно заявляет: «Мир с
бомбами—это все равно что заставлять кого-то насильно
любить вас».
Анализируя результаты опроса, Д. Мэк приходит к
выводу: у советских детей более реалистическое
понимание опасности ядерной войны. Ведь существование
станет тогда невозможным, так как земля будет просто
«облученной пустыней». Они считают, что обе стороны
несут ответственность за сохранение мира.
Американским же детям стараются внушить, что США победят в
этой войне и они смогут выжить.
Как психиатры решают психологические проблемы,
усугубленные угрозой ядерной войны?
«На первый взгляд может показаться, что детей не
волнует угроза ядерной войны, но, когда начинаешь их
спрашивать, обнаруживается, что они охвачены страхом

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона
201
и отчаянием, оказывающими пагубное влияние на их
развитие,—замечает, например, М. Швебел.— Процесс
становления личности ребенка нарушается. Ведь
развитие в детском возрасте связано с представлениями о
будущем, но если оно вообще под вопросом, то о каком
формировании личности может идти речь? Страх перед
ядерной бомбой притупляет способности детей к учебе,
примиряет с концепцией смерти, порождает чувство
бессилия. Серьезность ситуации заставляет всех нас вести
ежедневную антиядерную пропаганду, изыскивать такие
способы, которые бы помогли справиться с этими
проблемами».
Профессор Фрэнк кратко сформулировала одну из
наболевших проблем западной педагогики так: «Помогая
людям обрести психическое равновесие, нельзя
игнорировать общественные и политические факторы. Мы
утратили чувство коллективизма, не поддерживаем друг друга
так, как мы могли бы. Педагогические учреждения
должны относиться к этим проблемам более ответственно,
мы должны научить наших детей понимать друг друга
вне стереотипов и извращений. Сейчас самая большая
задача—дать всем окружающим почувствовать
ответственность за их собственные жизни. Наконец, мы
должны понять, что взаимодействие психодинамики с
широкой социальной системой так же важно в нашей работе,
как и другие проблемы, в частности неправильное
воспитание подрастающего поколения... Мы должны развивать
чувство взаимопонимания возможно раньше, даже у
малолетних детей».
Жизнь и счастье детей постоянно находятся под
угрозой. Молодое поколение уже сейчас испытывает
трагическое воздействие производства и накапливания
смертоносного оружия. Об этом сообщила лондонская
газета «Обсервер».
Исследования, проводимые в Англии, выявили
высокий уровень заболеваний детей различными формами
рака и лейкемии в районах, где расположены
предприятия по производству ядерного оружия, а также базы
подводных лодок с ядерным оружием на борту. Газета
привела научно обоснованные данные, собранные
составителями специальной телевизионной документальной
серии под названием «Что скрывается за английской
атомной бомбой?». В четырех «опасных» зонах случаи
тяжелых заболеваний детей за последние 10—15 лет
зарегистрированы в 3—4 раза чаще, чем в среднем по
стране. В Бургфилде (графство Беркшир), например, где
находится одна из таких зон, смертность детей от рака

202
Бизнес на мечте
более чем в 10 раз превысила средний возрастной
показатель. Случаи онкологических заболеваний детей в районе
американской базы подводных лодок Холи Лох в
Шотландии в 3 раза выше средних, а смертность детей от
лейкемии—в 5 раз превышает среднюю статистику.
«Педагогические усилия» милитаристов не
ограничиваются воздействием на молодежь. Атомным маньякам в
США все громче вторят западногерманские реваншисты,
наставляющие молодежь несколько в ином методическом
плане. Надо, считают эти фашиствующие педагоги, как
можно активнее восхвалять «деяния» фюрера. И с их
благословения И. Фест создает фильм «Карьера Гитлера»,
который официально рекомендуется к показу в школах;
со страниц книг, журналов и газет внушается, что
именно фюрер заботился о юных, о том, чтобы в «третьем
рейхе» среди них не было безработицы, а Германия была
бы великой державой. Эффект налицо: часть молодежи,
охваченная приступом нацистской ностальгии,
самозабвенно скандирует на манифестациях «СС, СС, СС!»,
пытаясь отогнать мысли о том, что завтра, после
окончания школы, они станут безработными. Неонацисты
знают, как подойти к этим 15—17-летним юнцам. Что
может, например, служить лучшей приманкой для этих
сильных и молодых, но не нашедших себе достойного
применения людей, чем спорт?
Но возможность померяться силами для молодчиков
из ультраправых банд превращается всего лишь в повод
для погромов, бесчинств, дебошей, особенно в дни
футбольных матчей. У этих «болельщиков» искусно
подогревается упоение от чувства принадлежности к клубу
избранных, которому позволено всё.
«Единые лозунги, единая форма, единая символика,
возведенные в абсолют круговая порука и «товарищеская
взаимопомощь» помогают проповедникам нацистских
идей навязать молодежи в этих клубах реакционные
лозунги и откровенно фашистские эмблемы»,— пишет
выходящая в Дюссельдорфе прогрессивная газета «Дойче
фольксцайтунг».
Когда «фюрера» молодых гамбургских неонацистов
отставного лейтенанта бундесвера М. Кюнена спросили,
где он собирается набирать новых сторонников, он
ответил: «Среди бритоголовых и футбольных болельщиков,
которые нам очень помогают», подразумевая, очевидно,
драки на стадионах, расправы с антифашистами, террор
по отношению к рабочим-иммигрантам, антисемитские
выходки.
Подражая «сверхчеловекам» из СС, «спортивные фа-

От «игрушечного профита» к миллиардам Пентагона 203
шисты» под видом болельщиков западноберлинской
команды «Херта» назвали свою банду «Циклон-В» — в
соответствии с маркировкой изготавливавшегося на
заводах химического концерна «ИГ Фарбен» голубого
порошка, с помощью которого заправилы «третьего рейха»
организовывали убийство в газовых камерах фашистских
концлагерей миллионов людей.
«Не было! Ничего не было! Ни газовых камер, ни
фургонов-душегубок. Лагерей смерти тоже не было.
Освенцим? Образцовое воспитательное учреждение, где
людей к тому же бесплатно кормили и давали им работу
и кров. Зверства фашизма? Ложь. Выдумки врагов рейха,
коммунистов и евреев. При Гитлере в Германии был
порядок!»—утверждает Арне, «активист» группы
«Циклон-В», и предъявляет «доказательство»—книгу нациста
Штеглиха «Миф об Освенциме».
Когда на знамени общества—война и насилие, не
удивительно, что и рост преступности в нем вольно или
преднамеренно планируется: ведь прикидьшают же
бизнесмены, сколько прибыли даст им игрушка «костолом»
или фильм «Рэмбо».
Таким образом, пропаганда войны и разгул
преступности в западном мире оказывают свое тлетворное
влияние на воспитание молодого поколения, и те, кому это
выгодно (владельцы индустрии развлечений, главари
преступного мира, хозяева Пентагона), стремятся
сохранить свои прибыли вопреки требованиям прогрессивной
общественности оградить детство от преступных
посягательств военщины и преступной мафии, сохранить мечту
молодого поколения о лучшем будущем.
• Беспризорники в странах
Латинской Америки—это те, кому
удается преодолеть невероятный
барьер: 300 тыс. детей ежегодно
умирают в Бразилии от голода,
не дожив до года.

Литература
Агафонов В. П. «Культурный империализм» без грима. М., 1985.
Аргументы и факты: Бюллетень Всесоюзного общества «Знание».
1983—1986 гг.
Баскаков Э. Экранная агрессия // Искусство кино. 1983. № 3.
Бассин Ф., Рожков В., Рожков М. Фрейдизм: псевдонаучная трактовка
психических явлений // Коммунист. 1972. № 2.
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле. М., 1955.
Белов С. Невольные откровения II Новый мир. 1983. № 2.
Беляев А. «Чернильные кули» американской советологии // Коммунист.
1983. № 8.
Бернштейн М. Критика современных буржуазных педагогических
теорий. М., 1959.
Блейлер Е. Аутистическое мышление. Одесса, 1927.
Богданов В. Р., Юсупов Ш. Т. Пасынки XX века. М., 1985.
Бондаренко О. Н., Михайлов И. А. Пасынки «свободного мира». М.,
1986.
Григормнц А. Г. «Психологическая война» и современная культура. М.,
1985.
Гусейнов Р. Ярмарка клеветы. М., 1984.
Гущина Б. А. Модернизм и «аналитическая эстетика» // Вопросы
философии. 1983. № 3.
Давыдов Ю. Н. Критика социально-философских воззрений
Франкфуртской школы. М., 1977.
Ефремов А. Н. Жертвы жестокости—дети. М., 1985.
Замошкин Ю. А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М.,
1966.
Зверев А. М. Американский роман 70-х годов: тупики и перспективы:
(Обзор). М., 1980.
Зверев А. М. Модернизм в литературе США. М., 1979.
Ивашина В. В. Английская литература. XX век. М., 1979.
Каграманов Ю. Без знамени: Взаимоотношения искусства и науки в
современном буржуазном обществе. М., 1979.
Каграманов Ю. Европа и «американизм» // Иностранная литература.
1983. № 4.
Кокорев А. Куда же ты идешь, Америка? М., 1984.
Комов Ю. Гонки с тенью. М., 1985.
Комсомольская правда. 1986. 31 января.
Кон И. С. Взаимоотношения поколений и проблемы молодежи: (Обзор).
М., 1976.
Корнилов Ю., Кузнецов Г. Крестоносцы «свободной прессы». М., 1985.
Коробейников В. Идолы века. М., 1972.
Кукаркин А, В. Буржуазная массовая культура. М., 1986.
Куликова И. Модернизм. М., 1982.
Культурная жизнь за рубежом // Бюл. ТАСС, 1985, 1986.
Лауринчюкас А. Рыцари истерии и гранит мудрости // Наш
современник. 1983. № 3.
Лебедев Л. К. Правда и ложь о культурном обмене. Л., 1985.

Литература
205
Лисовский В. Т. Что значит быть современным? М., 1983.
Литвиненко О. И. Цели бизнеса: декларации и действительность. М.,
1984.
Литературная газета. 1986. 9 апреля.
Лосев А. Ф. Античная мифология. М., 1957.
Маслин М. В мутном зеркале «советологии» // Коммунист. 1984. № 10.
«Массовая культура»—иллюзии и действительность: Сб. статей. /Сост. и
авт. предисл. Э. К). Соловьев. М., 1975.
Молодежная субкультура и положение молодежи в странах Западной
Европы и США: Реферативный сборник АН СССР. М., 1976.
«Неомарксизм» и проблемы социологии культуры. М., 1980.
Нечай О. Ф. Блеск и нищета «массовой культуры». Минск, 1984.
Педагогика и народное образование за рубежом: Экспресс-
информация/НИИ общей педагогики АПН СССР. Вып. 1(97). М., 1986.
Прозоров Б. Л. Идеологическая диверсия против советской молодежи.
Л., 1986.
Разлогов К. Буржуазная культура на волне неоконсерватизма //
Коммунист. 1983. № 3.
Стеновой П. С. Спорт, политика, идеология. М., 1984.
Стрельникова Н. Проданное будущее. М., 1986.
Стрельникова Р. В. В плену «телеспрута». М., 1985.
Сучков Б. Л. Лики времени. М., 1976.
Туганова О. Э. Постмодернизм в американской художественней
культуре // Вопросы философии. 1982. № 4.
Учительская газета. 1986. 26 января, 9 апреля.
Феофанов О. Музыка бунта. М., 1975.
Шестаков В. Некоторые теоретические проблемы массовой культуры //
Вопросы философии. 1982. &> 10.
Шишкин А. П. Современный английский роман: Проблемы войны и
мира. М., 1983.
Шютт П. Америка маршрутами не для туристов // Иностранная
литература. 1983. № 3.
Яковлев М. В. Идеология. М., 1979.
Ahern J. Police in Trouble. N.Y., 1972.
America through American eyes // An exhibition of recent books that
reflect life in the United States. 1985. № 8.
Asimov J. Foundation's Edge Doubleday and Company. N.Y., 1982.
Black P. The mirror in the corner: People's Television. L., 1972.
Carrison O. Spy Government: The Emerging Police State in America.
N.Y., 1967.
Czewdson I. The Tarnished Door: The Immigrants and the Transformation
of America. Times Books, 1983.
De Vries P. Slouching Towards Kalamazoo Little. Brown and Company,
1983.
Dz. Seuss The Butter Battle Book. Random House, 1984.
Ducharme R. Je Nez qui voque. P., 1967.
Ellwood R. One way: the Jesus movement and its meaning. N.Y., 1973.
Fincher E. The Government of the United States. Englewood cliffs, 1967.
Fox P. One-Eyed Cat. Bradbury Press, 1984.
Gould S. I. The Mismeasure of Man. W. W. Norton and Company, 1981.
Greenfield P. M. Mind and Media. The Effects of Television Video Games,
and Computers Harvard University, 1984.
Hacker A. U/S Statistical Portrait of the American People. The Vikihg
Press, 1983.
Hamalian L, Wiren-Garczynski V. Seven Pussian Short Novel
Masterpieces. N.Y., 1967.
Hendin I. Vulnerable people: A view of American fiction Since 1945. N.Y.,
1978.

206
Литература
Keniston К. Young Radicals. N.Y., 1968.
Knoll J. H. Jugend in Spannungsfeld von Schule und Betrieb Aus Politik
und Zeitgeschichte. Bonn, 1975.
Ladd B. Crisis in Credibility. N.Y., 1968.
La Presse et la protection aes Jeunes. Strasbourg, 1967.
Mc Guire P. The Forgers. N.Y., 1969.
Morgenthaun H. Science: .servant or master? N.Y., 1972.
Ravitch D. The Troubled Crusade: American Education 1945-1980. Basic
Books, 1983.
Rigby A. Communes in Britain. L., 1974.
Shaw R. The man in the glass both. L., 1967.
Schilling J. Jugend und Freizeit: Eine kritische Analyse empirischer
Arbeiten. Tubingen, 1974.
Siebert D. Truck Song. Thomas Y. Crowell, 1984.
SilverbergR. Lord Valentine's Castle. Harper and Row, 1980.
Starr P. Rebels after the cause: Living with contradictions // New York
times mag. 1974, 13 okt.
Stark E. Die Lage der Arbeiterjugend in der Bundesrepublik nach 1960.
Frankfurt a.M., 1974.
Stegner P. Escape into Aesthetics: The Art of Vladimir Nabokov. L., 1967.
Steig W. Doctor De Soto. Furrar Straus Giroux, 1982.
Tafuri N. Have You Seen My Duckling? Greenwillow Books, 1984.
Tandem. The Chain. Edith Campion. En Route. Frank Sargeson A. H. and
A. W. Reed Ltd. Wellington. Sydney. L.
Yugend und Gesellschatt // Marxistische Blatter. 1975, N 4.

Содержание
Предисловие
«Социальная педагогика» и реальность
Крушение иллюзий
«В голове нужно иметь... ножницы»?!
Иллюзорное искусство
Подмена идеалов
«Видеоспрут»
Мечту творят кумиры
От «игрушечного профита» к миллиардам
Пентагона
Литература
5
7
29
59
79
119
161
179
187
204

Общественно-политическая
Николай Александрович Руднев
БИЗНЕС НА МЕЧТЕ
Зав. редакцией Л. И. КОРОВКИНА
Редактор И. Н. БАЖЕНОВА
Художник В. И. ДАДЬЯ
Художественный редактор С. Г. МИХАЙЛОВ
Технический редактор Е. А. ЧУЛКОВА
Корректоры В. С. АНТОНОВА, Л. В. ЯКОВЛЕВА
ИБ № 1110
Сдано в набор 11.12.86. Подписано в печать 04.05.87. Формат 84 х 108г/зг. Бумага тип. № 1. Печать
высокая. Гарнитура школьная. Усл. печ. л. 10,92. Уч>изд. л. 12,15. Усл. кр.-отт. 11,34.
Тираж 120 000 экз. Зак. № 3472. Цена 55 коп.
Издательство «Педагогика» Академии педагогических наук СССР и Государственного комитета
СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли
107847, Москва, Лефортовский пер., 8
Ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового Красного Знамени МПО «Первая
Образцовая типография» им. А. А. Жданова Союзполиграфпрома при Государственном
комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. 113054, Москва, Валовая, 28.