Текст
                    ВООРУЖЕНИЕ
СРЕДНЕВЕКОВЫХ
КОЧЕВНИКОВ
ЮЖНОЙ СИБИРИ
И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ



АКАДЕМИЯ НАУК СССР СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ, ФИЛОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ Ю. С. ХУДЯКОВ ВООРУЖЕНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ Ответственный редактор д-р ист. наук В. Е. Медведев е НОВОСИБИРСК ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ 1986
Худяков 10. С. Вооружение средне- вековых кочевников Южной Сибири и Централь- ной Азии.— Новосибирск: Наука, 1986. Монография посвящена анализу вооружения, во- енной организации и военного искусства кочевников центрально-азиатских и южно-сибирских степей в эпо- ху средневековья. На обширном фактическом материа- ле рассмотрено зарождение и развитие комплекса бое- вых средств, основанного на железоделательной тех- нологии. Прослежены закономерности эволюции основ- ных видов оружия — дистанционного, ближнего боя и защиты. На основе корреляции этих данных со све- дениями о структуре военной организации реконструи- руется уровень развития военного искусства в кочевом обществе Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху средневековья. Книга рассчитана на археологов и историков. Рецензенты Е. И. Деревянко, Н. К. Тимофеева 0507000000-822 Х 042(02)—86 46—86“1 (€) Издательство «Наука», 1986 г
ВВЕДЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ВООРУЖЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ Военное дело играло важнейшую роль в истории кочевых народов степного пояса Евразии. Во многом благодаря высокому развитию вооружения и военного искусства культурно-хозяйствен- ный тип кочевых скотоводов смог существовать на протяжении трех тысячелетий мировой истории. Военное дело кочевников издавна привлекало внимание сосед- них оседло-земледельческих народов. С момента возникновения письменной традиции в странах орошаемого земледелия начинают фиксироваться нападения, грабительские набеги и широкие завое- вательные походы кочевников. По мере возрастания военной опас- ности со стороны кочевников их вооружение, военное искусство, военизация различных сторон государственного устройства и об- щественной жизни становятся объектом специального изучения во многих оседло-земледельческих государствах. Можно сказать, что развитие вооружения и военного искусства в странах, граничащих с кочевой степью, находилось в тесном взаимодействии и во многом определялось характером военного противостояния номадам. По- этому изучение указанных аспектов истории оседло-земледельческих государств Евразии, соседствующих с кочевым миром, должно включать анализ военного дела кочевников как самобытного явле- ния всемирной военной истории. Это направление исследования разработано пока слабо. В обоб- щающих трудах по всемирной истории военного искусства военно- му делу кочевников отведено немного места. Как правило, здесь затронуты отдельные сюжеты из военной истории скифов и гуннов в контексте истории войн Древней Греции и Китая Ч Военное ис- кусство средневековых кочевников практически полностью выпало из внимания историков военного искусства. Относительно подроб- но рассмотрены лишь история войн и вооружение монголов в раз- витом средневековье 2. Однако феномен военных успехов монголов без знания предшествующей военной истории кочевников длитель- ное время не мог быть правильно оценен и был целиком приписан таланту Чингисхана. 3
Лакуны в знании о военном искусстве оседлых и кочевых на- родов во многом обусловлены состоянием Источниковой базы. У мно- гих оседлых народов с глубокой древности существовала традиция фиксировать выдающиеся военные события. Сохранились сведения о многочисленных войнах, походах, сражениях, о структуре воен- ной организации и тактике боя. Уже в древнем мире предпринима- лись попытки обобщить военный опыт, вырабатывались рекоменда- ции «науки побеждать». Этот обширный разносторонний материал является надежным источником для воссоздания исторической кар- тины зарождения и развития военного дела в земледельческих стра- нах древности и средневековья 3. Он неоднократно привлекался ис- ториками военного искусства в более позднее время, анализировал- ся теоретиками военного дела, использовался в войнах 4. Военное искусство кочевников не нашло отражения в собствен- ной письменной традиции. Все основные сведения по военному делу кочевников содержатся в летописях и исторических сочинениях представителей земледельческих народов, подвергавшихся нападе- ниям номадов. Естественно, что эти источники страдают неполнотой и тенденциозностью. Как правило, иноземцев привлекали необыч- ные стороны кочевого военного искусства, отличные от известных в военном деле своей страны. Поэтому многое из того, что реально существовало, опускалось как не заслуживающее внимания или, трактовалось с иных позиций. Наконец, летописцы и историки древ- ности и средневековья не всегда были хорошо осведомлены о воен- ном деле кочевников, поскольку оно интересовало их не само по се- бе, а лишь в связи с событиями, касавшимися интересов своей страны. Фрагментарность сведений письменных источников длительное время затрудняла изучение военной истории средневековых кочев- ников Центральной Азии. В настоящий момент для решения данной темы необходимо привлекать археологические источники. Матери- альные следы войн включают древние, фортификационные сооруже- ния, руины и пепелища, идеологические аксессуары военной дея- тельности и др. Кроме того, следует учитывать, что в результате военных действий изменялись границы распространения однокуль- турных памятников. Наиболее важным источником для реконструк- ции процесса эволюции военного деля служит комплекс предметов вооружения. В его составе присутствуют виды оружия, материали- зующие в своей форме две основные функции военной деятельно- сти — нападения и защиты. Естественно, что ввиду специфики Ис- точниковой базы история военного искусства кочевнпков может рассматриваться с точки зрения истории оружия и возможностей его применения в разные периоды. Развитие военного искусства кочевников представляет науч- ный интерес не только как один из аспектов всемирной военной ис- тории. Изучение военной стороны жизнедеятельности кочевых об- ществ помогает адекватно понять закономерное!и в их исторических судьбах.5 Кроме того, анализ военного фактора раскрывает причи- ны выделения из массы степного населения культурно-хозяйствен- 4
него типа кочевых скотоводов; позволяет составить представление о соотношении статики и динамики в эволюции кочевого общества, о его государственной организации, выяснить причины расцвета и гибели сменявших друг друга кочевых империй, объяснить волны миграций и завоеваний кочевников в различные исторические эпохи. Выявление и анализ отмеченных выше закономерностей обус- ловлены возможностями систематизации данных по истории воен- ного дела евразийских кочевников во времени и пространстве. Ве- роятно, наиболее адекватным и полным было бы представление о военном искусстве кочевников, составленное на основе всего кру- га источников периода существования кочевого общества на терри- тории евразийского пояса степей. Однако решение подобной задачи чрезвычайно затруднено обилием и мозаичностью источников, при- надлежащих различным кочевым племенам разных периодов. Для населения степных районов, граничащих с земледельческими об- ластями, потребности в развитии военного дела во многом опреде- лялись противостоянием конкретному земледельческому против- нику. А это — многоплановая, в каждом случае (для истории Вос- точной Европы, Средней Азии, Восточного Туркестана, Восточной Азии, Дальнего Востока) особая тема, требующая сравнительного анализа с военным искусством конкретного региона. Поэтому, на наш взгляд, вполне оправданным в плане решения поставленной проблемы будет выбор такого историко-культурного региона коче- вого мира, который в своей военной истории не связан со спецификой военной традиции, ориентированной па борьбу с конкретным зем- ледельческим противником. Эволюция военного искусства на этой территории определяется не внешними факторами, учет которых представляет большие трудности, а внутренними закономерностями развития кочевого общества. Модель развития военного дела в этой случае представляется наиболее адекватной, не отягощенной не- учтенными факторами, и дает возможность для познания механизма его функционирования в общественной, системе. Основному условию соответствует, на наш взгляд, историко-культурный регион, вклю- чающий Центральную Азию с нрилегающими районами Южной Си- бири, поскольку на протяжении всех исторических эпох существо- вания кочевничества его внешние связи по были ориентированы на какой-либо ограниченный район земледельческой цивилизации. Ра- зумеется, па протяжении трех тысячелетий истории кочевничества Центральная Азия имела многочисленные контакты с областями древних и средневековых земледельческих цивилизаций, испытыва- ла влияние в военной области, оказывала воздействие на развитие военного искусства оседлых стран, подвергалась военным нападе- ниям и нередко завоевывала более южные, восточные и западные земледельческие районы. В определенные исторические моменты на- правление военной стратегии и масштабы военных действий цент- рально-азиатских кочевников выходили далеко за пределы своего региона. Однако, как правило, эти походы не были непрерывными и не ориентировались на противоборство с одним и тем же против ником. Выбор территориальных рамок данного исследования обу_ 6
словлен также особой ролью Центральной Азии в истории кочевого мира как «исходного района» многочисленных миграционных волн кочевников, периодически распространявшихся в южном и запад- ном направлениях. Центрально-азиатский историко-культурный регион, в прошлом нередко объединявшийся учеными воедино со Средней Азией, охва- тывает территорию современной Монголии и Южной Сибири (За- байкалье, Тува, Минусинская и Ачинско-Мариинская котловины, Горный и Степной Алтай, Верхнее Приобье и Верхнее Прииртышье). На юге в пределы Центральной Азии принято включать степные районы современных Внутренней Монголии и Синьцзяна до Великой китайской стены и Тибетского нагорья. Нами по возможности учте- ны отдельные материалы, связанные с военной деятельностью цент- рально-азиатских кочевников на данной территории. Для анализа выбран период существования и смены централь- но-азиатских кочевых культур, комплекс боевых средств которых базировался на железном оружии. Хотя железное оружие на тер- ритории Центральной Азии появляется еще в скифское время, при- мерно в середине 1 тыс. до н. э., в составе комплекса вооружения кочевников оно стало преобладать лишь в последние века до нашей эры у хуннов. Тогда же в хуннской среде была изобретена форма лука с костяными накладками (включала три зоны жесткости и две зоны упругости), определившая в кочевом мире все носледующее развитие тактики дистанционного боя. Можно отметить и важные изменения вооружения для ведения ближнего боя, свидетельствую- щие о переломном моменте в истории военного искусства кочевников, разделяющем эпохи преобладания бронзового оружия и железного. Специфика комплекса боевых средств бронзового века достаточно велика и заслуживает специального рассмотрения. Верхним хронологическим рубежом данной темы, согласно ло- гике исторического развития, в военном деле должен быть момент смены холодного оружия огнестрельным, кардинально изменившим развитие всех сторон военной деятельности и положившим конец имманентной эволюции военного искусства кочевников. Такое ору- жие было изобретено в середине II тыс. н. э. Правда, в кочевом об- ществе оно возобладало позднее, на стадии распада данного куль- турно-хозяйственного типа. В рамках данного исследования анали- зируется вооружение кочевников Центральной Азии в периоды поздней древности (II в. до н. э.— V в. н. э.) и раннего средневе- ковья (VI—X вв. н. э.). Материалы по оружию, относящиеся к пе- риоду развитого средневековья (XI—XIV вв. н. э.), заслуживают самостоятельного рассмотрения, к чему мы надеемся в будущем вернуться. Для извлечения максимально доступного объема информации, значимой для анализа закономерностей развития военного дела, не- обходимо построить изложение материала в соответствии с особен- ностями функционирования изучаемого явления. При описании предметов вооружения нередко не учитывается его принадлежность к конкретным этносам или культурам, поскольку изменчивость 6
форм оружия носила якобы всеобщий характер. Однако такой путь исследования закономерно нивелирует конкретные особенности во- енного дела в отдельных регионах, не позволяет сопоставить уров- ни развития военного искусства на соседних территориях, оценить вклад того или иного этнообразования в военную историю, и в ко- нечном счете ведет к упрощению и обеднению реального историче- ского процесса. Поэтому мы считаем необходимым рассматривать материалы по вооружению и военному искусству применительно к каждому исторически известному этносу или культуре, выделен- ной на археологических материалах в Центральной Азии, исключая те этнические группы, которым пока не найдено соответствия в ар- хеологических комплексах и вклад которых в историю военного ис- кусства пока невозможно адекватно оценить. Предлагаемый под- ход к исследованию конкретных комплексов вооружения и рекон- струкции опыта его применения в отдельных культурах позволяет составить представление об уровне развития номадов на данной территории в ту или иную историческую эпоху, а сравнение их во времени даст возможность выявить закономерности развития воен- ного дела в этой историко-культурной области кочевого мира. Ис- следование вооружения и возможностей его применения предпола- гает изучение средств нападения (в дистанционном и ближнем бою) и защиты, являющихся основными составляющими диалектическо- го противоречия между противоположными функциями в боевой деятельности, имманентное разрешение которого служит основным законом процесса эволюции вооружения 6. Рассмотрение материала по военному делу каждого конкрет- ного этноса или культуры ведется по следующим основным разде- лам: оружие (дистанционного, ближнего боя и защиты), комплекс вооружения, структура военной организации и военное искусство. Такой подход уже был реализован при анализе военного дела кыр- гызов и принес обнадеживающие результаты7. В этом исследовании мы вынуждены опустить верификацию полученных результатов по- следовательным описанием событий военной истории ввиду обилия известных фактов. Критерием репрезентативности данных на основе проведенного анализа будет служить корреляция результатов меж- ду отдельными комплексами, синхронными для определенного исто- рического периода и смежными во времени. Выявление общих черт по каждому из периодов позволит обосновать выделение этапов соб- ственно истории военного искусства кочевников Центральной Азии. Таким образом будет реализована историческая информация, зало- женная в таком классе вещественных источников, как предметы воо- ружения 8. Анализ закономерностей развития вооружения и воен- ного искусства поможет определению роли военной деятельности в жизни кочевого общества на разных стадиях его эволюции 9 и в конечном счете познанию особенностей такого социального явления, как война, на определенном уровне развития исторического про- цесса 10. В данной монографии не рассмотрены некоторые вопросы мето- дологии и методики исследования, хронологии и этнокультурной
принадлежности конкретных комплексов; Отчасти они затрагива- лись в предшествующих наших работах. В книге не приводятся све- дения по некоторым вспомогательным видам оружия и снаряжения (кинжалы, тесла, кистени, защитные пояса и др.), не сыгравшим существенной роли в развитии военного искусства рассматриваемо- го времени, но они учтены в разделах о комплексах вооружения каждой кочевой культуры и приняты во внимание при создании эволюционных построений, раскрывающих закономерности разви- тия военного дела центрально-азиатских кочевников. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ Степень изученности вооружения и военного искусства средневековых кочевников Центральной Азии и Южной Сибири по отдельным регионам и хронологическим периодам неодинакова. На основе накопленных материалов по Минусинской котловине \ Алтаю 2, Западной Сибири 3 и Дальнему Востоку 4 в последние де- сятилетия написано несколько специальных работ по данной теме, а также обстоятельные разделы по вооружению в трудах более ши- рокой проблематики. Успехам в изучении проблемы способствова- ло решение вопросов оружиеведения на материалах древних кочев- ников .Средней Азии и Восточной Европы 5 и Древней Руси 6, про- демонстрировавшее возможности комплексного исследования дан- ного вида источников. Есть также опыт научного анализа, постро- енного па использовании одного вида исторических источников. Так, изучение военного искусства монголов эпохи создания импе- рии Чингисхана традиционно базировалось на письменных данных 7. Однако в последнее время и для исследования этого вопроса стали привлекать археологические и изобразительные материалы 8. Пам кажется, нет необходимости перечислять все факты обна- ружения предметов вооружения в ходе раскопок, приводить све- дения об оседании находок в музейных коллекциях, сообщать о вво- де в научный оборот изобразительных и письменных источников по военному делу центрально-азиатских кочевников, поскольку это загромоздило бы изложение и не дало ощутимых результатов для дальпейгнего анализа. Фактами истории изучения вооружения и военного искусства мы считаем ввод новых, существенно обогативших исследователь- ский процесс видов источников; опыты их систематизации, класси- фицирования и обобщения; попытки реконструкции структуры во- енной организации и тактики боя. Исследований, где решались бы данные вопросы применитель- но к региону Центральной Азии, пока немного. Отдельные предметы вооружения из средневековых памятников Южной Сибири попали в поле зрения ученых академических экспедиций в XVIII в., одна- ко они не привлекли к себе достаточного внимания 9. Тогда были обобщены лишь сведения письменных источников о кочевниках. Впервые богатый и разнообразный материал по средневековому во- 8
оружени» получил В. Радлов в 60-е гг. XIX в. в результате раско- пок на Алтае и Среднем Енисее 10. Анализ серийных категорий пред- метов позволил ему описать три типа палашей, копья, пять типов наконечников стрел, панцири. Судя по описанию, Радлов при выде- лении типов не учитывал различий в таких признаках, как, напри- мер, ширина клинка, форма перекрестья или павершия, сечение или форма пера наконечника стрелы. С именем Радлова связаны пер- вые опыты этнической идентификации комплексов средневекового оружия, которые, по мнению ученого, принадлежали известным по письменным источникам тюркам, уйгурам, кыргызам. Для анализа он привлек изобразительные источники, попытался определить функциональное назначение различных форм стрел 11. Результаты его работы заложили основу для изучения военного дела кочевников Южной Сибири. Благодаря усилиям Н. Бичурина, В. Шотта и др. в научный оборот был введен широкий круг письменных источни- ков 12. Во второй половине XIX в. наблюдается значительное оживле- ние археологических изысканий, поисков древних и средневековых памятников. Активно ведутся сборы подъемного материала и рас- копки отдельных объектов. Обнаруженные в результате этих работ предметы вооружения из раскопок и сборов, проводившихся по со- гласованию с археологическими учреждениями, пополняют фонды музеев Москвы, Петербурга, Томска, Минусинска. Необходимость систематизации накапливающихся коллекций вызвала появление первых развернутых классификаций предметов вооружения из хра- нилищ сибирских музеев. Одна из первых работ в этой области при- надлежит Д. А. Клеменцу. Составляя каталог находок из фондов Минусинского музея, он описал «железные и стальные сабли и шпа- ги», наконечники копий, кольчуги, латы 13, но при этом не выделил характерные признаки, позволяющие проводить группировку ма- териала. Железные наконечники стрел (наиболее многочисленная категория находок) были разделены по сечению пера на четыре группы: плоские, трехлопастные, трехгранные, четырехгранные. Внутри групп выделено 36 форм стрел. Однако признаки, послужив- шие основой для такого разделения (форма острия, размеры пера, особенности декоративного оформления), брались произвольно 14. Классификация Клеменца, на сегодняшний день, безусловно, уста- ревшая, для своего времени была важным шагом в изучении воору- жения. Наиболее существенным достижением археолога следует признать введение иерархии признаков, в том числе определение последовательности деления наконечников по сечению и форме пера. Заслуживающие внимания находки средневековых предметов вооружения были получены в 80—90-е гг. XIX в. С. К. Кузнецовым на р. Томь 1б, А. В. Андриановым — в Минусинской котловине 16, 10. Д. Талько-Грынцевичем — в Забайкалье 17. Памятники изобра- зительного искусства и монументальной скульптуры средневековых кочевников Южной Сибири наиболее полно зафиксированы экспе- дицией И. Р. Аспелина 18. Исследования монументальных и форти- фикационных сооружений средневековых кочевников Центральной 9
Азии проводились IT. М. Ядринцевым, В. В. Радловым, Д. А. Кле- менцом, Г. Рамстедтом, И. Г. Гранэ 19. В результате интенсивных археологических изысканий к началу XX в. в научный оборот был введен обширный разнообразный материал. Предпринимались по- пытки его интерпретации на основании анализа сведений письмен- ных источников. Расшифровка древнетюркских рунических над- писей из Монголии и Южной Сибири позволила с большой долей вероятности идентифицировать отдельные группы памятников с этнообразованиями средневековых кочевников: тюрок и кыргызов. Подтвердилось предположение Ю. Д. Талько-Грынцевича о принад- лежности памятников Забайкалья хуннам. В первые десятилетия XX в. продолжалось исследование хуннских памятников Забай- калья. В бассейне Томи и Чулыма были обнаружены своеобразные «оружейные клады», содержащие многочисленные предметы вооруже- ния. С. Р. Минцлов и А. В. Адрианов начали изучение средневеко- вых памятников Тувы 20, И. С. Гуляевым были открыты комплексы Верхнего Приобья 21. В этот период А. М. Талльгреном публику- ются отдельные находки средневекового оружия 22. Таким образом, дореволюционный период в истории изучения военного дела средневековых кочевников Центральной Азии и Юж- ной Сибири характеризуется накоплением письменных, изобрази- тельных, монументальных и вещественных источников. В научный оборот была введена значительная часть известных ныне письмен- ных источников, предпринимались попытки установить периодиза- цию памятников, идентифицировать их с этническими образованиями кочевников средневековья. Важным шагом в изучении военного де- ла явился опыт классификации предметов вооружения. Исследова- тели подчеркивали важную роль оружия и военного дела в жизни «воинственных кочевых племен» Центральной Азии. -Однако в рас- сматриваемый период эта тема еще не сформировалась в самостоя- тельное направление научного поиска. Все средневековые материалы изучались суммарно в составе древностей «железного периода» и относились к тюркским племенам. В 20-е гг. в связи с победой народных революций в Монголии и Туве и началом национально-государственного строительства акти- визировалось исследование исторического прошлого народов Цент- ральной Азии и Южной Сибири. Раскопки средневековых памят- ников в эти годы вели на Алтае С. И. Руденко, А. Н. Глухов, М. П. Грязнов; в Минусинской котловине — Г. П. Сосновский, С. А. Теплоухов, М. П. Грязнов, С. В. Киселев; в Туве — С. А. Теп- лоухов; в Монголии — П. К. Козлов, С. А. Теплоухов, Г. И. Бо- ровка, В. А. Казакевич; в Забайкалье — Г. П. Сосновский, Г. Ф. Дебец 23. На основании полученных результатов Теплоухо- вым и Грязновым была дана периодизация культур эпохи металла (включая средневековье) Минусинской котловины и Алтая а4. Бла- годаря периодизации, предложенной Теплоуховым, средневековые материалы Минусинской котловины обрели четкую хронологиче- скую и этническую привязку. Тем самым возникла возможность планомерной систематизации различных категорий находок, вклю- 10
чая оружие, из датированных комплексов. Важное значение для решения данной темы имело исследование хуннских и средневеко- вых комплексов Монголии, в частности курганов Ноин-Улы25. В этот период вышли в свет обобщающие работы по истории кочев- ников Центральной Азии и отдельных кочевых этносов И. Н. Козь- мина, Г. Е. Грумм-Гржимайло, В. В. Бартольда 26. В них были сис- тематизированы, сопоставлены и обобщены сведения по военной и политической истории центрально-азиатских кочевников из разно- язычных письменных источников. Заслуживает внимания опыт классификации предметов воору- жения, предпринятый В. Г. Карцевым при создании каталога на- ходок ий фондов Красноярского музея 27. Им выделено две группы железных наконечников стрел (трехлопастные и плоские), включаю- щие соответственно четыре и девять типов. Осознавая терминологи- ческие трудности, связанные с обозначением конкретных типов, он отметил каждый из них литерами латинского алфавита и тем са- мым снял проблему этимологического соответствия названия форме предмета. Однако выделение и обозначение типов было проведено Карцевым не вполне последовательно. Так, наряду с плоскими на- конечниками в его классификации присутствуют «плоские вильча- тые» и «плоские, вырезанные из листового железа», а костяные нако- нечники вообще не разделены на группы и типы. Карцевым опыт- ным путем была доказана несостоятельность предположения о том, что стрелы с отверстиями в лопастях наконечников в полете издава- ли звук. Им же исследовались средневековые и таштыкские горо- дища в Ачипско-Мариинской котловине и Красноярском районе 28. Б. Э. Петри и П. С. Михно была введена в научный оборот редкая для Забайкалья находка — бронзовая фигурка всадника раннесред- невекового времени 29. Недостаточная информативность материалов из раскопок прошлых десятилетий побудила В. В. Захарова пере- издать находки из раскопок В. В. Радлова на Алтае, в числе которых имелись отдельные предметы вооружения средневековых кочевни- ков 30. В целом в 20-е гг. была заложена основа для планомерного изу- чения археологических материалов Южной Сибири. Важное значе- ние имело обобщение исторических сведений и вещественных комп- лексов, позволившее свести воедино разные виды источников. Пред- принимались попытки классификации предметов вооружения, од- нако они имели частный характер и не привели к выделению ору- жиеведения кочевых племен Центральной Азии в самостоятельную тему научного исследования. В 30—40-е гг. внимание специалистов сосредоточивалось на материалах средневековых кочевников Южной Сибири. Важное значение имели опыты социально-экономического анализа кочевых обществ на основе методологии исторического материализма. Впер- вые в широких масштабах стали привлекаться данные по социаль- ной структуре кочевого общества, анализироваться причины воз- никновения войн, основы становления кочевой государственности. Наиболее результативные раскопки в эти годы в Южной Сибири И
проводили С. В. Киселев, Л. А. Евтюхова, В. П. Левашова М. П. Грязнов, А. Н. Липский 31. В ходе анализа полученных материалов Киселевым была вы- двинута гипотеза об общественном развитии кочевников Южной Си- бири в хуннское время и в эпоху раннего средневековья 32. Боль- шое влияние на дальнейшее изучение средневековых материалов оказали этногенетические построения Киселева. Определенный вклад внесли его работы и в оружиеведческую проблематику33. Отметив разнообразие предметов вооружения, в частности несколь- ко типов стрел, он предложил свою хронологию бытования южно- сибирских стрел. Согласно его представлениям, в VI—VIII вв. на Алтае господствовали «трехперые» (трехлопастные) и трехгранные наконечники, на Енисее — трехлопастные и в небольшом количе- стве плоские; в IX—X вв. па Алтае получили широкое распростра- нение трехгранные и плоские, а на Енисее — плоские и в неболь- шом количестве трехлопастные 34. Киселев упоминает и другие ви- ды оружия: луки, копья, панцири, шлемы. Ему принадлежит идея о возможности генезиса сабли на территории Южной Сибири 35. Согласно представлениям Киселева, война способствовала процессу классообразования и становлению государственности в кочевом об- ществе. Стремление к захвату добычи, по его мнению, не являлось главным стимулом войн, решающую роль война выполняла как средство «ослабления противоречий между знатью и народом»36. Рассматривая таштыкские материалы, археолог выразил мысль о небоевом назначении костяных наконечников стрел и о боязни ко- чевников класть оружие в погребения37. Большинство суждений, касающихся оружиеведения, Киселев высказал в связи с решением более широких проблем истории Южной Сибири. К настоящему времени они в значительной мере устарели и подверглись уточнению. В те же годы совместно с С. В. Киселевым вела работы в Южной Сибири Л. А. Евтщхова. Ей принадлежат работы по археологии ени- сейских кыргызов, в которых введены в научный оборот результа- ты собственных раскопок и экспедиций других исследователей. Ев- тюховой предпринят опыт написания сводного очерка по военному делу енисейских кыргызов 38. Ею обобщены немногочисленные све- дения письменных источников, изображения воинов, часть которых, как выяснилось позднее, оказались таштыкскими, и некоторые ар- тефакты. Имеющиеся в распоряжении исследовательницы материа- лы были очень непредставительными, поэтому очерк выглядит очень беглым и не может претендовать на целостное решение поставлен- ной задачи. Однако работа важна как первый опыт специального рассмотрения военного дела одного из кочевых тюркоязычных на- родов Южной Сибири в эпоху средневековья. Евтюховой принадле- жит обширная сводка одного из важных видов источников — древ- нетюркских каменных изваяний, многие из которых в качестве реа- лий имеют предметы вооружения 39. Отдельные вопросы военного дела енисейских кыргызов затра- гивались В. П. Левашовой40. Ею описаны предметы вооружения, относящиеся, по мнению автора, к VII—VIII вв. н, э. Среди рассмат- 12
гриваемых материалов имеются находки и более позднего времени. Некоторые предположения исследовательницы, в частности о «шу- мящем эффекте» летящих стрел с отверстиями в лопастях или о на- личии у кыргызов щитов «из толстой кожи с металлическими на- кладками», носят произвольный характер. Первое из них было оп- ровергнуто результатами экспериментов, проведенных В. Г. Кар- цевым еще за десять лет до выхода в свет названной монографии. Левашовой предпринят первый удачный опыт выделения из общей массы резных рисунков изображений воинов таштыкской культу- ры 41. Ею же опубликованы материалы капчальских могильников,j включающие предметы вооружения42. М. П. Грязновым в 1940 г. были опубликованы материалы рас- копок могильника Яконур, в том числе разнообразные предметы вооружения. Им же вновь рассмотрен вопрос о каменных изваяниях Минусы 43. Ряд вопросов военной истории и структуры военной организа- ции древних тюрок и енисейских кыргызов на широком историче- ском фоне рассматривался А. Н. Бернштамом 44. Я. Аппельгре- ном-Кивало были введены в научный оборот материалы экспедиции И. Р. Аспелина 45. В целом для рассматриваемой тематики 30—40-е гг. явились важным этапом на пути становления оружиеведения средневековых кочевников. Наиболее существенным достижением этого периода -следует признать выделение военного дела в самостоятельный раз- дел в трудах по истории и археологии и ввод в научный оборот зна- чительного количества материалов по вооружению. В конце 40-х гг. возобновились археологические изыскания на территории Тувы, Монголии и Забайкалья, в которых приняли участие С. В. Киселев, Л. А. Евтюхова, А. П. Окладников, В. П. Ши- лов, А. В. Давыдова, Ц. Доржсурэн, X. Пэрлээ 46. Результаты этих крупномасштабных работ стали публиковаться в 50—60-х гг. В по- слевоенные десятилетия наряду с расширением полевых исследова- ний активно проводились обработка и анализ новых материалов. Возникла необходимость переиздания и ревизии сведений письмен- ных источников. В начале 50-х гг. были переизданы китайские лето- писи в переводе Н. Я. Бичурина. Н. В. Кюнером, Г. П. Супрунен- ко, Е. И. Кычановым, А. Г. Малявкиным и др. публиковались до- полнения и уточнения к этим текстам 47. Вышли в свет собранные и обработанные Лю Маоцаем сведения, касающиеся истории древних тюрок48. В переводах Л. А. Хетагурова, О. И. Смирновой, А. К. Арендсом, Ю. П. Верховским, О. Караевым и др. были изданы арабо-персидские источники 49. Из печати вышли древнетюркские рунические тексты, собранные, обработанные и переведенные С. Е. Маловымя С. Г. Кляшторным и др. Источники по истории мон- голов переводились Б. И. Панкратовым и др. 50 Для широкого кру- га специалистов стал доступным основной фонд многочисленных письменных сведений о кочевниках Центральной Азии. Благодаря этому данные из многих новых и малоизвестных источников исполь- зовались в трудах по истории кочевников. 13
В начале 50-х гг. появились работы А. Н. Бернштама, в кото- рых автор попытался обобщить забайкальские, центрально-азиат- ские, южно-сибирские и среднеазиатские материалы, нарисован широкую картину хуннской экспансии. Было опубликовано иссле- дование С. Г. Кляшторного по проблемам истории древних тюрок 51. Вопросы истории хуннов, древних тюрок и монголов, история юж- ных хуннов получили освещение в работах Л. Н. Гумилева 52. Сто- ит упомянуть также работы зарубежных авторов — Ф. Альтхайма,. О. Мэнчен-Халфена и др. 53 Исследования по истории кочевых на- родов, как правило, затрагивали широкий круг вопросов: подроб- но рассматривались ход исторических событий, причины кочевых миграций, взаимоотношения с соседними народами. Собственно военному делу, в частности вооружению и структуре военной орга- низации в них, ввиду скудости сведений источников уделялось не- много места. В 50—60-е гг. произошли крупные изменения в археологиче- ском изучении материалов средневековых кочевников. Значительно обогатилась находками, которые своевременно вводились в оборот, археология Тувы. Разновременные памятники кочевников в этот период изучали А. Д. Грач, С. И. Вайнштейн, В. П. Дьяконова, Л. Г. Нечаева, Л. Р. Кызласов, Д. Г. Савинов, Ю. И. Трифонов^ А. М. Мандельштам, М. X. Маннай-Оол и др.54 На базе этих иссле- дований учеными была создана периодизация культур средневеко- вых кочевников на территории Тувы, внесен ряд существенных уточ- нений в хронологию бытования разных видов оружия, в частности стрел, изучены фортификационные сооружения, значительно попол- нен фонд вещественных, изобразительных и монументальных источ- ников. В результате работ М. П. Грязнова, Л. Р. Кызласова, Р. В. Ни- колаева, Л. П. Зяблина, А. А. Гавриловой, Э. Б. Вадецкой в Мину- синской котловине существенно расширился круг вещественных и изобразительных материалов, относящихся к таштыкской и кыр- гызской культурам 55. Был предпринят опыт анализа фортифика- ционных сооружений. За указанный период дважды уточнялась периодизация таштыкской культуры. Благодаря удачной находке М. П. Грязновым тепсейских миниатюр появилась возможность вы- делить таштыкские изображения 56. Важным достижением в изу- чении кыргызской культуры стало выделение Л. Р. Кызласовым на минусинских и тувинских материалах памятников, относящихся к XI—XII вв. и. э.57 Уникальные находки средневекового оружия были сделаны А. Н. Липским б8. Раскопки кыргызских памятников дали серийный материал, заложивший основу для их обобщения. На Алтае, в Приобъе и Восточном Казахстане в 50—60-х гг. вели раскопки А. А. Гаврилова, А. П. Уманский, Ф. X. Арсланова, М. П. Грязнов, М. Н. Комарова, В. И. Матющенко, Л. А. Чиндина, Л. М. Плетнева, Т. Н. Троицкая и др.59 На базе полевых материа- лов в это время были созданы периодизации культур средневековых кочевников Алтая и Приобья, описаны предметы вооружения. Проб- лема эволюции сложносоставных луков у средневековых кочевии- 14
Ш)в Горного Алтая нашла отражение в работе А. А. Гавриловой 60. Автор предложила схему развития лука от хуннского до монголь- ского типа. Видоизменение лука происходило, по мнению Гаври- ловой, путем уменьшения размеров и сокращения количества костя- ных накладок на кибити. Эти выводы, как и хронологические вы- кладки автора, существенно повлияли на работы по средневековым памятникам Южной Сибири других исследователей. Однако сегодня взгляды Гавриловой на эволюцию лука следует признать устарев- шими. Находки костяных деталей лука в Южной Сибири в ходе по- следующих полевых исследований дают основания существенно скор- ректировать предложенную ею схему. В течение рассматриваемого периода раскопки хуннских и сред- невековых памятников в Прибайкалье и Забайкалье вели А. П. Ок- ладников, С. В. Киселев, А. В. Давыдова, П. Б. Коновалов, Е. А. Хамзина, Е. Ф. Сидякина и др.61 В результате была существен- но расширена источниковедческая база по хуннской культуре, сред- невековым памятникам тюркоязычных и монголоязычных кочевых племен. А. В. Давыдовой предпринят опыт классификации костяных наконечников хуннских стрел с Иволгинского городища в Забай- калье 62. Судя по предложенным типам, для автора равнозначны все отмеченные признаки без учета их иерархии, будь то сечение, форма пера, способ насада. А. П. Окладниковым впервые на широком историко-культур- ном фоне были проанализированы данные по средневековым на- скальным изображениям, включая рисунки воинов-всадниковвз. В Монголии в 50—60-х гг. работали монгольские, советские, чеш- ские, венгерские археологи. Они изучали многочисленные погре- бальные, поминальные, изобразительные памятники хуннов, тюрок и монголов. С. В. Киселевым при участии Л. А. Евтюховой, Н. Я. Мерперта и других были введены в научный оборот данные о фортификационных сооружениях и городах уйгурского и мон- гольского времени в Забайкалье и Монголии 64. В числе прочих ка- тегорий инвентаря подробно систематизированы предметы вооруже- ния из раскопок Каракорума — столицы монгольского государства. Эти находки позволили наглядно представить комплекс вооружения монгольского воина эпохи империи чингизидов. Система фортифи- кации городищ и укреплений хуннского, уйгурского, киданьского и монгольского времени на территории МНР исследовалась X. Пэр- лээ 65. Результаты этой работы позволили составить представление о киданьских памятниках. Тюркские памятники Монголии изуча- лись Н. Сэр-Оджавом, Л. Йислом, Л. А. Евтюховой 66. Среди их находок зафиксировано немало предметов вооружения. Исследо- ванием хуннских погребальных сооружений занимались Ц. Дор- жсурэн; И. Эрдели, Л. Ференци и др.67 В 60-е гг. усилиями С. И. Ру- денко были переизданы коллекции раскопок П. К. Козлова в Ноин- Уле 68. В работе Руденко подробно рассмотрены предметы воору- жения, сделана попытка определить отдельные бронзовые вещи как латы, булавы, «кастеты». Высказанные соображения автор про- иллюстрировал сведениями письменных источников 6Э. 15
В 50—6@-х гг. усилиями многих специалистов разных научных дисциплин историко-филологического профиля была существенно- расширена источниковая база по вооружению средневековых ко- чевников Центральной Азии., Значительно увеличился объем архео- логических находок, возросло число изобразительных источников, доступнее стали письменные свидетельства современников отдален- ных событий военной истории. В рассматриваемый период предпри- нималась попытка периодизации средневековых памятников в При- обье, Туве, на Алтае и синхронизации материалов с сопредельных территорий с хронологическим делением южно-сибирских культур. Успешно велась работа по определению этнокультурной принадлеж- ности вновь открытых и многих уже известных комплексов. В пуб- ликации широкого историко-археологического плана по традиции включались сведения о вооружении и военном деле характеризуе- мых кочевнических этнообразований. Предпринимались попытки систематизировать отдельные виды оружия, в частности луки тюр- коязычных кочевников Алтая, и объяснить причины динамики на- блюдаемых во времени конструктивных изменений. Разнообразные материалы по вооружению и военному делу азиатских кочевников, накопленные к началу 70-х гг., создали воз- можность для специального анализа данной категории источников, в оружиеведческом аспекте. Дополнительным стимулом для выде- ления исследований в данной области в самостоятельный раздел,- сибирской археологической науки явилось решение аналогичных, проблем на примере хорошо изученных культур древности и сред- невековья Восточной Европы70. Отмечая важность оружиеведче- ских исследований А. И. Мелюковой и Е. В. Черненко по вооруже- нию скифов, К. Ф. Смирнова и А. М. Хазанова по военному делу сарматов, А. Ф. Медведева и А. Н. Кирпичникова по оружию Древ- ней Руси для становления сибирского оружиеведения, нельзя не- сказать о том, что задачи изучения военного дела южно-сибирских и центрально-азиатских кочевников и аналогичных проблем на восточно-европейских материалах в некоторых исходных моментах существенно отличались. Для исследования военного дела (вопросы, структуры военной организации, военного искусства, реализации, тактических возможностей в ходе войн и многие другие) скифо-сар- матских кочевников и населения Древней Руси определяющее зна- чение имеют многочисленные сведения письменных источников. До- статочно богатый и надежно идентифицируемый изобразительный? материал служит важным источником для реконструкции комплек- са вооружения. Поэтому роль вещественных источников сводится к археологическому дополнению известной канвы исторических со- бытий и результатов военно-исторического анализа. Характеру по- ставленной задачи соответствуют систематизация материала в фор- ме максимально дробной классификации описываемых видов ору- жия, подробное описание обстоятельств раскопок, указание места хранения и публикации находок. Задачи синтезирования проанали- зированного материала ограничены вопросами происхождения и? хронологии бытования того или иного вида оружия, реже техноло- 16
гии его изготовления. Вопросы применения оружия в ходе’бояг функциональной значимости выделенных градаций внутри отдель- ных видов фактически решались не на археологическом, а на соб- ственно историческом материале либо вообще не ставились. При рассмотрении оружиеведческих проблем на южно-сибир- ском и центрально-азиатском материале соотношение разного вида, источников имеет качественно иной характер. Письменные источни- ки по отдельным этническим группам кочевников, как правило, крайне фрагментарны либо не представлены совсем. Возможности привлечения для анализа изобразительного материала также огра- ничены. Основным источником для исследования военного дела центрально-азиатских кочевников в большинстве случаев являются вещественные данные. Для извлечения из этих материалов репре- зентативной информации, позволяющей проследить закономерности, эволюции оружия и военного дела, предварительно необходимо их систематизировать по принципу выделения функционально значи- мых единиц классификации. Расклассифицирование априорной ин- формации по функциональному назначению возможно лишь в рам- ках всего комплекса боевых средств, дихотомически сочетающего противоположные функции нападения и защиты. Таким образом, изучение центрально-азиатско-южно-сибирского вооружения вклю- чает не только сбор, систематизацию и классификацию материала (в том числе комплекс средств ведения ближнего, дистанционного боя и защиты), но и рациональное обоснование выделенных класси- фикационных единиц в функциональном отношении, построение на его основе взаимокоррелируемых эволюционных рядов различ- ных видов оружия. Полученная информация в сочетании с данными; по структуре военной организации может служить основой для ре- конструкции уровня развития военного искусства в определенный исторический период у конкретного, обладающего единой военной: системой этнического целого. Этой спецификой объясняется обращение сибирских археоло- гов в начале 70-х гг. к изучению комплекса вооружения отдельных,, богатых находками оружия южно-сибирских культур. Интересный- опыт исследования этой темы имеется у А. М. Кулемзина. И хотя рассматриваемые им материалы выходят за хронологические рамки нашей работы, думается, будет уместно остановиться на некоторых характеристиках его статей. В основу его работ положены типоло- гическая классификация различных видов оружия и построение эволюционных рядов во время бытования отдельных типов 71. Ин- тересны опыт анализа механических свойств отдельных деталей^ предметов вооружения и попытка выделения двух категорий воинов, по взаимовстречаемости предметов вооружения в могилах 72. Иссле- дования в данном направлении важны не только для изучения воен- ного дела тагарской культуры, но и сибирского оружиеведения; в целом. Вместе с тем отсутствие в программе изучения взаимокорреля- ции результатов анализа отдельных, функционально различающихся видов татарского оружия и опыта реконструкции его применения^ 2 Ю. С. Худяков 17?
в бою не позволило, как нам представляется, выяснить причины трансформации оружейного комплекса во времени. В основу анали- за механических свойств перекрестий кинжалов взята степень со- противления усилию встречного удара, служившая базой для эво- люционных построений 73. С этим трудно согласиться, поскольку кинжал — оружие колющего действия, основными функциями его перекрестья являются увеличение прочности хвата рукояти ладо- нью руки и предохранение от порезов о лезвия клинка при упоре клинком в твердую преграду, т. е. перекрестье испытывает сопро- тивление на прочность со стороны рукояти, а не со стороны клинка,: как у рубяще-колющих клинков (меч, палаш, сабля). Не всегда последовательно автор придерживается принципов выделения кла- ссификационных единиц, например, типы костяных наконечников выделяются то по сечению, то по форме; отделы — то по форме на- сада, то — по сечению пера 74. В целом работы Кулемзина, бесспор- но, сыграли положительную роль в становлении сибирского ору- жиеведения. В те же годы изучение комплекса вооружения енисейских кыр- гызов VI—XII вв. н. э. было начато нами. Результаты этих иссле- дований нашли отражение в серии публикаций и обобщенно пред- ставлены в монографии 75. Не считая возможным давать оценку своей работе, отсылаем читателя к рецензиям в научной печати 76. Нам хотелось бы отметить, что выбор данной темы основывался на знакомстве с широким кругом источников по вооружению средне- вековых кочевников Евразии и был продиктован следующими со- ображениями: 1) в составе комплекса вооружения енисейских кыр- гызов представлены, хотя и в разной степени, все основные виды ору- жия, что дает возможность его реконструкции; 2) памятники с ору- жием, относимые к енисейским кыргызам, сосредоточены преиму-' щественно на территории Южной Сибири; 3) этническая идентифи- кация этих памятников устанавливается достаточно надежно бла- годаря погребальному обряду трупосожжения, зафиксированному письменными источниками. Анализ состояния изученности данной проблематики на археологическом материале енисейских кыргы- зов позволил сформулировать задачи ее разработки: систематизация материалов по вооружению, типологическая классификация внутри отдельных видов оружия, сведение этих видов в единый комплекс боевых средств и реконструкция военного искусства кыргызов на основе данного комплекса с привлечением сведений о военной орга- низации. Верификация полученных результатов должна проводить- ся при сопоставлении с событиями военной истории. При этом воен- ное искусство кыргызов рассматривается нами не как изолирован- ное явление, а как часть военного дела кочевников Евразии. Опыт показал, что разработанная программа применима для решения по- добных задач на материалах иных кочевых культур 77. Нами спе- циально рассматривались также вопросы теории классификации предметов вооружения, определения веса признаков и последова- тельности выделения классификационных единиц, методы верифи- 18
нации обоснованности классифицирования на базе формальной логики 78. За истекшие годы проблематика сибирского и центрально-ази- атского оружиеведения существенно расширилась тематически, хро- нологически и территориально. В статьях и обстоятельных разде- лах на оружиеведческую тему в монографиях ныне рассматриваются культуры энеолита, бронзового и раннего железного века, средне- вековья Западной Сибири, Казахстана, Приобья, Алтая, Минусин- ской котловины, Тувы, Монголии, Прибайкалья, Забайкалья, Дальнего Востока. Важно, что изучение оружиеведческих проблем, в частности, на материалах средневековья в Сибири и Центральной Азии ведется коллективами специалистов. В этой связи необходимо упомянуть работы последних лет Е. И. Деревянко, В. Е. Медведе- ва, Л. Е. Семениченко, О. С. Галактионова, IO. М. Васильева, В. А. Хорева, В. Э. Шавкунова по оружию средневекового населе- ния Дальнего Востока 7Э; П. Б. Коновалова — по вооружению хун- нов Забайкалья 80; Е. В. Ковычева, В. Ф. Немерова, Д. А. Крыло- ва, Ю. С. Худякова — по вооружению средневековых кочевников. Забайкалья 81; Б. Б. Овчинниковой, Ю. С. Худякова — по воору- жению средневековых кочевников Тувы 82; Д. Г. Савинова, С. П. Не- стерова, 10. С. Худякова — по вооружению средневековых кочев- ников Алтая и Южной Сибири в целом 83; Л. А. Чиндиной, А. И. Со- ловьева, В. И. Молодина, Б. А. Коникова, Ю. А. Плотникова и Ю. С. Худякова — по вооружению населения Западной Сибири 84; Ю. А. Плотникова по вооружению средневековых кочевников Вос- точного Казахстана 85; М. В. Горелика, Ю. С. Худякова — по воо- ружению средневековых кочевников Монголии 86; Ю. С. Худяко- ва — по Минусе 87. Как важный положительный факт следует от- метить, что в Сибири с начала 70-х гг. оружиеведение стало постоян- ной темой студенческих научных работ 88. Это дает основания наде- яться на дальнейшее развитие этого направления на материалах Се- верной Азии. В начале 80-х гг. вышел в свет первый оружиеведче- ский сборник по Сибири и Центральной Азии 8Э. Большинство оружиеведческих работ последнего десятилетия по материалам средневековых кочевников исследуемого региона посвящено систематизации и классификации материалов из раско- пок и музейных коллекций. Большинство авторов придерживается общепринятой методики выделения классификационных единиц по степени распространенности признаков: материала изготовления, формы несущей части (способа насада), сечения рабочей части, фор- мы рабочей части. Поэтому различия в основном отмечаются лишь в терминологии единиц классификации. Реже предпринимаются попытки проследить эволюцию отдельных видов оружия в преде- лах какого-то района или отдельной культуры. Опыт исследования средневекового вооружения в Сибири показал, что анализ эволю- ции конкретного вида оружия должен учитывать развитие комп- лекса вооружения данной культуры в целом. Интересны попытки выделения этнокультурной специфики предметов вооружения в пределах Южно-Сибирского региона. В этом плане заслуживает 2* 19
внимания работа Д. Г. Савинова, в которой рассматривается эво- люция сложносоставных луков хуннского, древнетюркского и мон- гольского времени в Южной. Сибири 90. В ней в рамках культур I тыс. н. э. специально проанализирован комплекс ручного мета- тельного оружия древнетюркского времени различных этнообразо- ваний на территории Саяпо-Алтая. Автор делает вывод об этниче- ской специфике разных типов луков и стрел, их самостоятельной эволюции в пределах одного региона. Особо следует отметить опыты металлографического и химиче- ского изучения предметов вооружения из памятников Забайкалья и Южной Сибири И. В. Верх, С. А. Днепрова, С. С. Миняева, Н. М. Зинякова. Результаты их работы позволяют сопоставить уровень развития технологии производства оружия на этих терри- ториях в различные исторические периоды 91. В последние годы к анализу изобразительных материалов цент- рально-азиатских кочевников с привлечением вещественных источ- ников обратился М. В. Горелик, длительное время занимающийся реконструкцией внешнего облика древних и средневековых воинов. Созданные им научно-художественные реконструкции внешнего об- лика древнетюркских, киданьских и монгольских воинов представ- ляют большой научный интерес 92. Особой темой современного сибирского оружиеведения стало изучение функциональных свойств предметов вооружения с исполь- зованием методов естествознания и техники. Определение функцио- нальных возможностей различных видов оружия в перспективе по- зволит не только рационально обосновать классификацию предме- тов вооружения, но и выявить причинно-следственные связи эво- люции комплекса боевых средств в изучаемом регионе на протяже- нии рассматриваемого времени. Результаты данного анализа оказа<- лись релевантными для исследования современных средств прони- кания 93. Выделение оружиеведения в самостоятельное научное направ- ление в рамках сибирской археологии не отменило традиционных форм накопления и анализа оружиеведческого материала, хотя и внесло в них некоторые уточнения. В последнее десятилетие про- должалось пополнение коллекций предметов вооружения на всей изучаемой территории в пределах известных и вновь открытых куль- тур кочевников средневековья. Были систематизированы материа- лы по средневековым кочевникам Прибайкалья И. В. Асеевым 94, Западного Забайкалья — Е. А. Хамзиной9б, Восточного Забай- калья — И. И. Кирилловым, Е. В. Ковычевым, В. Ф. Немеровым 96, хуннским древностям — П. Б. Коноваловым 9?. В археологии Сред- него Енисея удалось выделить период существования кыргызской культуры в монгольскую эпоху 98. В археологии Западной Сибири уточнялась периодизация верхнеобской культуры, а средневековые памятники Среднего Приобья были выделены в самостоятельную релкинскую культуру ". Получили новую этническую интерпре- тацию памятники Степного Алтая и Восточного Казахстана 10°. Активно разрабатывались вопросы этнокультурного районирования 20
средневековых памятников Саяно-Алтая 101, изучались древнетюрк- ские памятники Алтая и Тувы 102. Ряд интересных хуннских и сред- невековых памятников исследован в Монголии 103. Несмотря на ус- пехи в решении вопросов хронологии и этнокультурной принадлеж- ности памятников средневековых кочевников Центральной Азиив многие из стоящих в этой области проблем еще нуждаются в уточ- нений. В рассматриваемый период существенно расширился круг изо- бразительных источников. Введены в научный оборот и идентифици- рованы новые средневековые петроглифы Прибайкалья, Тувы, Мон- голии, Алтая, Минусинской котловины 104. Продолжалась публика- ция новых уточненных переводов китайских, арабо-персидских и тюркских источников по истории Центральной Азии 105. Были из- даны исследования по истории хуннов, уйгуров, монголов и других кочевых народов этого региона, в которых наряду с другими осве- щаются вопросы военной истории106. Таким образом, круг источников по военному делу средневе- ковых кочевников за последние годы существенно расширился. Спе- циалисты дополнили и уточнили сложившиеся представления о по- литической и этнической истории Центральной Азии. Была уточне- на хронология и периодизация археологических комплексов Южной Сибири и сопредельных районов, выработана методика и накоплен известный опыт изучения вооружения и военного дела. Эти успехи позволяют приступить к обобщению накопленных данных в Цент- рально-азиатском регионе в период применения железного холодно- го оружия. Задачей такой работы в рамках каждой конкретной ко- чевой культуры является систематизация собранного материала по вооружению: типологическая классификация внутри отдельных ви- дов оружия, определение комплекса боевых средств, выяснение структуры военной организации, реконструкция на их основе воен- ного искусства. Анализ военного дела отдельных культур на из- бранном временном отрезке, выявление этапов эволюции вооруже- ния средневековых кочевников должны способствовать определению на фоне локальных особенностей общих характерных черт военного искусства центрально-азиатских кочевников, выяснению механизма трансформации нововведений в военной области во времени и про- странстве в пределах данного региона. Решение этих задач базируется на широком круге источников. Нами привлечены переводы китайских, арабских, персидских, древ- нетюркских, уйгурских, кыргызских рунических памятников пись- менности на русский, немецкий и французский языки; разнообраз- ные изобразительные источники (рисунки, пластика, скульптура). Основной категорией источников, использованных в данной работе,, являются предметы вооружения из археологических комплексов^ обнаруженные нами в ходе полевых работ, опубликованные в печа- ти, а также хранящиеся в музейных собраниях Государственного Эрмитажа, Государственного Исторического музея, Омского област- ного краеведческого музея, Музея археологии и этнографии Том- ского госуниверситетаг Новосибирского областного краеведческого 21
музея, Музея истории и культуры народов Сибири й Дальнего Вос- тока ИИФиФ СО АН СССР, Киргизского республиканского музея* Алтайского краевого музея, Горно-Алтайского областного музея* Бийского музея им. В. Бианки, Красноярского краевого музея,. Хакасского областного музея краеведения, Минусинского межрайон- ного музея им. Н. М. Мартьянова, Кызыльского музея им. Алдан Маадыр, Иркутского областного краеведческого музея, Бурятского областного краеведческого музея, Кяхтинского краеведческого му- зея, Читинского областного краеведческого музея, Центрального государственного музея МНР, Краеведческого музея г. Мурэна. В ходе написания работы были проанализированы фонды научно- исследовательских учреждений: ЛОИА АН СССР, ИИФиФ СО АН СССР, ИИ АН Кирг. ССР, ГАНИИ ЯЛ, ИИ АЭ Каз. ССР, лаборато- рии археологии НГПИ, лаборатории археологии АГПИ, лаборато- рии археологии АГУ, кафедры археологии Кем.ГУ, лаборатории археологии ИГУ, лаборатории археологии ЧГПИ, ИИ АН МНР; архивов ИА АН СССР, ЛОИА АН СССР, ИИФиФ СО АН СССР* ИИАЭ Каз. ССР, ИИ АН Кирг. ССР. Мы признательны В. Я. Бутанаеву, Э. Б. Вадецкой, А. Д. Гра- чу, И. Кожомбердиеву, А. Н. Липскому, С. П. Нестерову,. Ю. А. Плотникову, X. Пэрлээ, Д. Цэвээндоржу за обсуждение поднятых в книге проблем и всем, кто способствовал работе по сбору материалов в музейных коллекциях, фондах научно-исследователь- ских учреждений, архивах, предоставил в наше распоряжение не- опубликованные материалы из раскопок. Особую благодарность нам хотелось бы высказать своим учителям — акад. А. П. Оклад- никову и чл.-кор. АН СССР А. П. Деревянко, а также дружному коллективу археологов Института истории, филологии и философии СО АН СССР. Выражаем надежду, что опыт обобщения, систематизации и анализа материалов по вооружению средневековых кочевников Центральной Азии и Южной Сибири на основе апробированной ме- тодики окажется небесполезным для изучения рассматриваемого периода истории военного искусства степной Евразии в целом.
Часть первая ВООРУЖЕНИЕ КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ ПОЗДНЕЙ ДРЕВНОСТИ (II в. до н. э. — V в. н. э.) В конце I тыс. до н. э. кочевой мир испытал серьезные по- трясения. На арене мировой истории появились племена, проживав- шие в глубине степного пояса Евразии и ранее не игравшие сколько- нибудь заметной роли в политической жизни древнего мира: в При- черноморье — сарматы, в Передней и Средней Азии — парфяне и тохары, в Центральной Азии — хунны. Исследователи не без осно- вания считают эти события частью явлений, которые были характер- ны для всей степной зоны Евразии и привели к повсеместной транс- формации кочевых культур. В степях начинают преобладать азиат- ские кочевники, а их предшественники постепенно вытесняются к окраинам кочевого мира, ассимилируются или оседают в завоеван- ных земледельческих странах. Подобный ход событий был обусловлен несколькими причинами* Среди них — кризис рабовладельческой системы в странах земле- дельческих цивилизаций, слабость эллинистических государств в странах Востока, упадок скифской державы, продвижение сарматов в пределы Римской империи. Все это способствовало оттоку из за- падных районов евразийского пояса степей части кочевого населе- ния, ослаблению тыла. В то же время центрально-азиатские кочев- ники — хунны, встретив упорное сопротивление у Великой китай- ской стены, не могли завоевать земли империи Хань, но в ходе этих войн они консолидировались в единый военно-административный организм — державу, который смог подчинить обширные степные территории с иноплеменным кочевым населением (рис. 1). В ряде районов Центральной Азии экспансия хуннов совпала с окончатель- ным вытеснением в оружейном ремесле бронзы железом, хотя в за- падных районах степного пояса этот процесс начался значительно раньше. Технологический переворот в производстве оружия базиро- вался на местном металлургическом и металлообрабатывающем ре- месле. В то же время зафиксированы случаи импорта дорогого ору- жия из Восточной Азии, захвата предметов вооружения в качестве военного трофея, приобретения средств нападения и защиты в ка- честве дани. 23
Рис. It Военно-политические объединения в Южной Сибири и Центральное Азии во II в. до н. э. — X в. в. 9. Важные изменения в военно-технической области существенно повлияли на развитие военного искусства восточных кочевников всего последующего времени, вплоть до позднего средневековья. Прежде всего необходимо отметить изобретение сложносоставного лука нового типа с длинными массивными накладками, значительно увеличившего дальнобойность стрельбы. Широкое распространенно получили железные трехлопастные наконечники стрел, на древко которых нередко крепились костяные шарики-свистунки. Использо- вание сложносоставного лука и стрел значительно повысило эффек- тивность тактики рассыпного строя, используемой кочевниками в дистанционном конном бою. Большие перемены произошли в военно-организационной обла- сти, что было связано с консолидацией значительной части кочевни- ков Центральной Азии в единую державу под главенством хуннов. Важным показателем изменений явилось создание стройной военно- административной системы с централизованным руководством в<* главе с шаньюем. Отныне идея «единодержавия» в кочевом мире ста- новится одной из основных политических целей войн предводителей степных государственных образований. 24
Глава первая ФОРМИРОВАНИЕ НОВОГО КОМПЛЕКСА ОРУЖИЯ ДИСТАНЦИОННОГО БОЯ У ХУННОВ Материалы по военно-политической истории, структуре двоенной организации, вооружению и военному искусству хуннов неоднократно привлекали внимание специалистов по истории и ар- хеологии Центральной Азии. Ими введен в научный оборот и про- анализирован корпус письменных источников преимущественно вос- точно-азиатского происхождения х. Открыты,, идентифицированы и 'активно изучаются памятники хуннской культуры на территории Забайкалья, Тувы, Алтая, Монголии и более южных районов Цент- ральной Азии 2. Подвергнуты анализу предметы хуннского вооруже- ния из Забайкалья 8 и Монголии 4. К настоящему времени удалось выявить новые интересные материалы по хуннскому оружию. Оче- видна необходимость провести исследование имеющихся данных в полном объеме со всей территории распространения хуннской куль- туры. Однако решение этой задачи осложняется тем, что у специа- листов нет единого мнения по поводу отнесения ряда археологиче- ских памятников к хуннской культуре: в круг хуннских древностей нередко включаются материалы синхронных южно-сибирских куль- тур. Кроме того, представительность предметных серий различных видов хуннского оружия весьма неравномерна. Если оружие дистан- ционного боя в хуннских комплексах представлено достаточно пол- но, то находки предметов вооружения ближнего боя и средств за- щиты весьма редки. Эти данные отчасти дополняют сведения письмен- ных источников и изобразительные материалы. По мнению большинства современных исследователей, к числу хуннских памятников, материалы из которых будут привлекаться нами для анализа, относятся городища, неукрепленные поселения,, «княжеские» курганы, «рядовые» могилы, наскальные рисункиб. Они в той или иной степени несут информацию о военном деле хун- нов. Данные памятники известны на обширной территории, входив- шей, по сведениям письменных источников, в состав хунйской дер- жавы в эпоху ее расцвета: в Забайкалье, Монголии, Внутренней Мон- голии, Туве, на Алтае. В Восточном Туркестане, который также некогда входил в сферу влияния хуннов, они пока не выявлены. Для анализа привлечены материалы из археологических музеев,; научных институтов и учебных заведений Ленинграда, Новосибир- ска, Улан-Удэ, Кяхты, Улан-Батора. Часть материалов взята из публикаций. Комплекс вооружения хуннского воина включал средства веде- ния дистанционного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения дистанционного боя (остатки луков и стрел) и снаряжения (остатки колчанов) известны во многих хуннских памятниках. 25
ЛУКИ Относятся к одной группе — сложносоставных. Среди них но количеству и месту расположения накладок выделяется несколько типов 6. Тип 1. С концевыми и срединными боковыми накладками. Вклю- чает 11 экз. из памятников: Черемуховая Падь (Забайкалье), м. 14, 49, 50, 60; Ильмовая Падь (Забайкалье), м. 45, 47, 50, 53; Иволгин- ское городище (Забайкалье)7; Тэбш-уул (Монголия), м. 7 8. Размеры лука не установлены. Срединные боковые накладки длинные, широ- кие, полуовальной формы. Концевые накладки длинные, узкие, сла- боизогнутые, с арочным вырезом для крепления тетивы — ушком. Внешняя поверхность накладок заполирована, внутренняя — по- крыта косой или сетчатой нарезкой для приклеивания к деревянной основе кибити 9 (рис. 2, 1—5; 3, 1, 2). Тип 2. С концевыми, срединными боковыми и срединной фрон- тальной накладкой. Включает 3 экз. из памятников: Ильмовая Падь, м. 48; Черемуховая Падь, м. 58 10; Чандмань-уул (Монголия), м. 29 и. Длина лука *, по данным Г. П. Сосновского и Д. Цэвээндор- жа, 1,4 м 12. Срединные боковые накладки длинные, широкие, полу- овальной формы. Срединная фронтальная накладка узкая, рас- ширяющаяся к концам. На внешней поверхности обоих концов — наклонные срезы. Концевые накладки длинные, узкие, слабоизо- гнутые, с арочным вырезом для крепления тетивы — ушком (рис. 2, 6-10; 3, 3, 4, 9). Тип 3. Со срединными боковыми, составными боковыми и кон- цевыми накладками. Включает 4 экз. из памятников: Ильмовая Падь, м. 51; Черемуховая Падь, м. 61 13; Тэбш-уул, м. 1; Сул-толгой (Монголия), м. 1 14. Длина лука, по данным П. Б. Коновалова, до 1,6 м 1б. Срединные боковые накладки длинные, широкие, полуоваль- ной формы. Составные боковые накладки короткие, широкие или уз- кие, слабоизогнутые. На внешней поверхности одного из концов — наклонный срез. Концевые накладки длинные, узкие, слабо- или сильноизогнутые. На конце каждой накладки — арочный вырез для крепления тетивы — ушко (рис. 2, 11—15; 3, 12, 14). Тип 4. Со срединными боковыми, срединной фронтальной, составными боковыми и концевыми накладками. Включает 6 экз. из памятников: Ильмовая Падь, м. 52; Черемуховая Падь, м. 51 16; Тэбш-уул, м. 2, 3, 16; Наймаа-толгой (Монголия), м. 6 17. Размеры лука не установлены. По предположению Д. Цэвээндоржа, его длина составляла 1,4—1,6 м18. Срединные боковые накладки длинные, широкие, полуовальной или дугообразной формы. Срединная фрон- тальная накладка узкая, расширяющаяся к концам. На внешней поверхности обоих концов — наклонные срезы. Составные боковые накладки короткие, узкие, слабоизогнутые. На внешней поверх- ности одного из концов — наклонный срез. Концевые накладки длинные, узкие, слабоизогнутые. На конце каждой накладки — ароч- * Здесь и далее приводятся средние данные. 26
Рис. 2. Концевые накладки хуннских луков. ный вырез для крепления тетивы — ушко (рис. 2,16—23; 3, 5—8,10, 11, 13, 15—18; 4). Широкое распространение данного вида оружия у хуннов отра- жено в письменных и изобразительных источниках этого времени. Согласно хронике «Ши-цзи»,_ хунны, «могущие. владеть лукомг по- 27
Рис. 3. Срединные боковые, срединные фронтальные, боковые накладки хун неких луков. ступают в латную конницу» 19. Там же говорится, что «длинное и:. оружие есть лук со стрелами, короткое оружие — сабля и копье»2' Летописцы нередко называют хуннов «лучниками»21, «всадниками, натягивающими лук»22. На петроглифах горы Ханын-Хад в ущелье Яманы-ус (Монголия)23, на китайских рисунках и в скульптурах 2* хунны изображены конными лучниками, стреляющими на полном 28
Рис, 4. Классификация хуннских луков. скаку или едущими верхом с луком в налучье за спиной. По мнению большинства исследователей, у хуннов был распространен лишь один тип лука. Правда, относительно его конкретной формы, количества и расположения накладок, размеров кибити в специальной литерату- ре существуют большие разночтения. Так, А. Алфельди и И. Вернер, анализируя памятники эпохи переселения народов и находки в хунн- ских памятниках Забайкалья, считали «гуннскими» большинство лу- ков с костяными накладками с территории степей Евразии 2б. Со- гласно реконструкции Алфельди, это был лук с семью накладками: срединными боковыми, срединной фронтальной и двумя парами кон- цевых различной длины. Длина кибити около 1,5 м. Плечи лука асимметричны 26. По мнению Г. П. Сосновского, хуннский лук «со- стоял из 7 костяных накладок (4 концевых и 3 срединных) и дости- гал 1,4 м длины»27. Им не отмечена асимметрия плеч лука. Вывод Сосновского о том, что хуннский лук состоял из семи накладок, раз- деляло большинство отечественных исследователей 28. Иначе пред- ставил внешний облик хуннского лука П. Б. Коновалов. Анализи- руя находки из раскопок в Ильмовой и Черемуховой Пади, он отме- тил, что «хуннский лук состоял из десяти накладок — четырех кон- цевых, четырех промежуточных и двух срединных. Все они распо- лагались попарно»29. По материалам из новейших раскопок хуннских памятников в Монголии Д. Цэвээндоржа, хуннский «лук состоял из одиннадцати накладок: четырех концевых, четырех промежуточных, двух срединных и одной центральной»30. Эти различия в описаниях обусловлены тем, что почти все могилы были ограблены, а костяные накладки перемещены с мест первоначального положения или со- хранились лишь частично. Судя по материалам документированных раскопок последних 15 лет, только в двух случаях костяные паклад- 2»
ни лука сохранили свое первоначальное положение (Черемуховая Падь, м. 51; Чаидмань-уул, м. 29). В обоих погребениях находился лук с семью накладками (тип 2). В остальных памятниках накладки не сохранили положение in situ. Как правило, их набор далеко не полон. Вместе с тем есть наборы, в которых представлены накладки, соответствующие модификациям предложенных типов лука. Разви- тые формы и типологическое разнообразие хуннских луков свидетель- ствуют о том, что в рассматриваемый период этот вид оружия на- ходился в стадии активной технологической разработки. Как спра- ведливо указывают некоторые исследователи, сложносоставной лук с костяными накладками к хуннскому времени претерпел длительную эволюцию в кочевой среде. Однако неправильно было бы считать его простой модификацией «скифского» лука 31. В новых формах лу- ка прослеживается ряд принципиальных технологических усовер- шенствований, рассчитанных на повышение его упругости, дально- бойности, точности. Этим целям соответствовали значительные размеры кибити, увеличение и фиксация зон упругости и жесткости на кибити. Если для двух первых типов зонами жесткости были сере- дина и концы, а зонами упругости — плечи, то для двух последних зона жесткости частично охватывала и плечи. Трудно сказать, какой именно эффект достигался за счет данной конструктивной особен- ности боковых накладок. Ввиду неразработанности внутренней хронологии хуннских памятников в настоящий момент нет возможности соотнести опреде- ленные типы луков конкретных периодов истории хуннской культу- ры с прочими категориями сопроводительного инвентаря. Однако нельзя не отметить, что в ходе последующей эволюции хуннского лука получили распространение первые два типа. Луки такой кон- струкции бытовали вплоть до конца I тыс. н. э. Они были более совершенными, нежели характерные для хуннов луки с составными боковыми накладками. Надо полагать, луки типов 3 и 4 по времени предшествовали остальным, хотя в течение известного периода продол- жали использоваться наряду с 1 и 2. Мы не располагаем точными данными для собственно хуннских луков: являлись ли они асим- метричными, как это было установлено для более западных районов степного пояса Евразии в последующую эпоху, неразрывно свя- занную с экспансией хуннов на запад. Хуииские сложносоставные луки послужили основой для всей последующей эволюции ручного метательного оружия в эпоху сред- невековья. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наиболее часто встречающийся вид оружия в хуннских памятниках. Их можно разделить на три класса: железные, брон- зовые и костяные. Железные стрелы относятся к одному отделу — черешковых. По сечению пера железные черешковые наконечники стрел подразделяются на четыре группы. Каждая группа по форме пера делится на типы. 30
Группа 1. Трех лопастные наконечники, пять типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 9 экз. из памят- ников: Иволгинское городище, Бурдун (Забайкалье); Сул-толгой* м. 1; Нухтийн-Ам, м. 23; Тэбш-уул, м. 2; Наинтэ-Сумэ (Монголия)32. Длина пера — 2 см, ширина — 3, длина черешка — 5 см. Наконеч- ники с остроугольным острием, широкими лопастями и пологими плечиками. Некоторые экземпляры снабжены костяными свистун- ками (рис. 5, 1—6). Тип 2. Удлииеиио-ромбические. Включает 8 экз. из памятников: Ильмовая Падь, м. 52, 53; Черемуховая Падь, м. 49 33; Ноин-ула* Тэбш-уул, м. 2 34. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина череш- ка — 2,5 см. Наконечники с остроугольным вытянутым пером, ши- рокими или узкими лопастями и покатыми плечиками (рис. 5, 7—13), Тип 3. Ярусные. Включает 11 экз. из памятников: Ильмовая Падь, м. 50, 52, 53; Черемуховая Падь, Бурдун35; Сул-толгой, м. 1; Найма-толгой, м. 6 36. Длина пера — 6 см, ширина — 4, длина че- решка — 6 см. Наконечники с обособленным зауженным острием,; широкими выступающими крыльями и округлыми плечиками. У не- которых экземпляров на лопастях имеются отверстия (рис. 5« 14—20). Тип 4. Шипастые. Включает 2 экз. из памятника Дэрэстуйский Култук (Забайкалье), м. 28 37. Длина пера — 3,5 см, ширина — 2,5, длина черешка —2,5 см. Наконечники с остроугольным остри- ем, узкими лопастями, вогнутыми плечиками, завершающимися ши- пами (рис. 5, 25). Тип 5. Удлиненно-треугольные. Включает 12 экз. из памятника Сул-толгой, м. 1 38. Длина пера — 3,5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным вытянутым острием* узкими лопастями и прямыми плечиками (рис. 5, 21). Группа II. Четырех лопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлинеиио-шестиугольиые. Включает 1 экз. из памят- ника Дэрэстуйский Култук, м. 14 зэ. Длина пера — 3,5 см, шири- на — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным ост- рием, узкими лопастями и покатыми плечиками (рис. 6,10). Группа III. Трехгранные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 7 экз. из памятников: Ноин-ула. м. 2, Гол Мод (Монголия), м. 14 40. Длина пера — 2 см, ширина — 0,8, длина черешка — 5,5 см. Наконечники с остроуголь- ным острием, монолитной боевой головкой и прямыми плечиками (рис. 6, 1). Группа IV. Четырехгранные наконечники, один тип. Тип 1. Удлииенио-ромбические. Включает 1 экз. из памятника; Бор (Забайкалье), м. 1 41. Длина пера — 4,5 см, ширина — 1, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, узким пе- ром, покатыми плечиками (рис. 6, 22). Группа' V. Плоские наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Сул-толгой, м. 1. Длина пера — 6 см, ширина — 2,5, длина че- 31
Рис. 5. Хуннские железные наконечники стрел. решка — 4 см. Наконечник с тупоугольным острием, широким пером и покатыми плечиками (рис. 6, 2). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 10 экз. из иамятии ков: Иволгииское городище, Ильмовая Падь, Дэрэстуйский Култук, 32
Рис. 6. Хуннские железные и бронзовые наконечники стрел. Черемуховая Падь, м. 49; Тэбш-уул, м. 16 42. Длина пера — 5 см„ ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием, покатыми плечиками (рис. 6, 3—7). Тип 3. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Иволгинское городище 43. Длина пера — 3 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным острием и шипами (рис. 6, 8). Тип 4. Секторные. Включает 1 экз. из памятника Черемуховая Падь 44. Длина пера — 2,5 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконечник с округлым пером и покатыми плечиками (рис. 6, 9). Бронзовые стрелы относятся к двум отделам: втульчатым и черешковым. По сечению пера они подразделяются на четыре груп- пы, которые по форме пера делятся на типы. Втульчатые делятся на две группы. Группа I. Двухлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические с шипом. Включает 1 экз. из памятника Сул-толгой, м. 1 45. Длина пера — 4 см, ширина — 2,> длина втулки — 1 см. Наконечник с одиостороииим шипом и высту- пающей втулкой (рис. 6, 11). Группа II. Трех лопастные наконечники, пять типов. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из числа слу- чайных находок в Монголии 46. Длина пера — 4 см, ширина — 1,5 см. Наконечники с остроугольным острием, покатыми плечиками, коль- цевой втулкой (рис. 6, 12, 13). 3 Ю. G. Худяков а ’ • 33
Тип 2. Вытянуто-пятиугольные. Включает 2 экз. из памятника Сул-толгой, м. 1 47. Длина пера — 3 см, ширина — 1 см. Наконеч- ники с остроугольным острием, параллельными сторонами, шипами^ кольцевой втулкой (рис. 6, 15, 16). Тип 3. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из памятни- ка Дэрэстуйский Култук, м. 14 48. Длина пера — 4 см, ширина — 2 см. Наконечник с остроугольным острием, вогнутыми сторонами*. Шипами, кольцевой втулкой (рис. 6, 14). Тип 4. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника> Бор, м. 1 49. Длина пера — 4 см, ширина — 2 см. Наконечник с ост- роугольным острием, вогнутыми плечиками, шипами, кольцевой втулкой (рис. 6, 21). Тип 5. Ярусные. Включает 2 экз. из памятника Иволгинское- городище 50 и случайную находку из Монголии. Длина пера — 4 см,, ширина — 2 см. Наконечники с остроугольным острием, уступом на» лопастях, округлыми плечиками, шипами, кольцевой втулкой (рис. 6, 24). Черешковые наконечники делятся на две группы. Г р у п.п а I. Трех лопастные, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятникам Бор 61. Длина пера — 3 см, ширина — 2, длийа черешка — 1 см... Наконечник с остроугольным острием, покатыми плечиками, брон- зовым черешком (рис. 6, 23). Г р у п п а II. Трехгранные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 4 экз. из памятников^ Иволгинское городище, Сул-толгой, м. 1, из случайных находок в Монголии 52. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 1,,5 см. Наконечники с остроугольным острием, прямыми плечиками,, выступающей втулкой, в которой укреплен железный черешок (рис. 6, 17, 18). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из числа слу- чайных находок в Забайкалье. Длина пера — 3 см, ширина — 1, дли- на черешка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием, пологими плечиками, упором, скрытой втулкой, в которой укреплен железный черешок (рис. 6, 19). Костяные наконечники стрел делятся на три отдела. Первый отдел. Втульчатые наконечники стрел по сечению пера составляют одну группу, по форме пера они делятся на типы. Группа I. Ромбические наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Иволгинское городище 53. Длина пера — 4 см, ширина — 2 см. На- конечник с остроугольным острием, покатыми плечиками, скрытой втулкой (рис. 7, 1). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из памятника Иволгинское городище 54. Длина пера — 7 см, ширина — 2 см. На- конечники с остроугольным острием, прямыми плечиками, скрытой втулкой (рис. 7, 2, 3). Второй отдел. Черешковые наконечники стрел по сечению пера» подразделяются на три группы, по форме пера они делятся на типы.. 34
Группа I. Ромбические наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Ильмовая Падь 55. Длина пера — 4 см, ширина — 1,5, длина череш- ка — 5 см. Наконечник с остроугольным острием, прямыми плечи- ками и уплощенным черешком (рис. 7, 4). Группа II. Плоские наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятника Тэбш-уул, м. 2,7 56. Длина пера — 5 см, ширина — Г, длина череш- ка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием, покатыми пле- чиками и округлым или уплощенным черешком 57 (рис. 7, 5, 6). Группа III. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Иволгииское городище б8. Длина пера — 1,5 см, ширина — 1, дли- на черешка — 5 см. Наконечник с остроугольным острием и прямы- ми плечиками (рис. 7, 7). 3* 35
Третий отдел. Наконечники с раздвоенным насадом, по сечению пера подразделяются на пять групп, которые делятся на типы. Группа I. Трехграниые наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Сул-толгой, м. 1 69. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина насада — 2 см. Наконечник с остроугольным острием, покатыми плечиками с раздвоенными концами (рис. 7,8). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Сул-толгой, м. 1 60. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина раздво- енного насада — 0,5 см. Наконечник с остроугольным острием и выступами раздвоенного насада (рис. 7, 9). Группа II. Ромбические наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Иволгинское городище el. Длина пера — 4 см, ширина — 1, дли- на насада — 2 см. Наконечник с тупоугольным острием и покатыми плечиками с раздвоенными концами (рис. 7, 11). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 4 экземпляра из па- мятников: Иволгинское городище 62, Сул-толгой, м. 1 63. Длина пе- ра — 7 см, ширина — 2, длина насада — 2 см. Наконечники с остро- угольным острием, покатыми плечиками с раздвоенными концами (рис. 7, 12). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 4 экз. из памятника Иволгинское городище 64. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина насада — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, прямыми плечиками, уплощенным насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 16). Тип 4. Вытянуто-пятиугольные. Включает 3 экз. из памятников Иволгинское городище и Сул-толгой, м. 1 65. Длина пера — 6,5 см,, ширина — 1, длина насада — 3 см. Наконечник с остроугольным острием, параллельными гранями, насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 20). Группа III. Шестигранные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Ильмовая Падь 66. Длина пера — 6 см, ширина — 3, длина наса- да — 3. Наконечник с остроугольным острием, широким пером, покатыми плечиками, разделенным надвое вильчатым насадом. Ши- рокий паз насада заходит в глубь пера (рис. 7, 23). Тип 2. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из памятни- ка Ильмовая Падь, м. 51 67. Длина пера — 5 см, ширина — 1, длина насада — 1,5 см. Наконечник с остроугольным острием, параллель- ными сторонами, покатыми плечиками, уплощенным насадом с раз- двоенными концами (рис. 7, 24). Группа IV. Линзовидные иакоиечиики, три типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Иволгинское городище 68. Длина пера — 3 см, ширина — 1, дли- на насада — 1 см. Наконечник с тупоугольным острием, покатыми плечиками, насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 25). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятника Иволгинское городище 6Э. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина 36
насада — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, покатыми пле- чиками, насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 26). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятников Чандмань-уул, м. 29 70. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина на- сада — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, прямыми пле- чиками, насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 28). Группа V. Двухлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Иволгинское городище 71. Длина пера — 7 см, ширина — 2, длина насада — 2 см. Наконечник с остроугольным острием, прямыми пле- чиками, насадом с раздвоенными концами (рис. 7, 29). Важной принадлежностью железных черешковых наконечников стрел были полые костяные шарики с отверстиями — свистунки 72. Они обнаружены в Ильмовой Пади, Дэрэстуйском Култуке, Ивол- гииском городище 73, Сул-толгой 74. В единичных случаях свистун- ки сопутствовали бронзовым втульчатым наконечникам стрел75. В письменных источниках неоднократно подчеркивается важ- ность лука и стрел в системе хуннского вооружения. Умению меткой стрельбы хунны обучались с раннего возраста. «Мальчик, как ско- ро может сидеть верхом на баране, стреляет из лука пташек и зверь- ков, а несколько подросши, стреляет зайцев и лисиц и употребляет их в пищу»76. Шаиьюю Модэ легенда приписывает изобретение сви- стунки, которая, издавая в полете свист, пугала конницу против- ника 77. В специальной литературе сведения о хуннских наконечниках стрел отличаются лаконичностью и неполнотой. Одну из форм на- конечников стрел выделил Г. П. Сосновский: «Железные наконечни- ки стрел из Ильмовой Пади имеют трехлопастную формул заострен- ный конец и отличаются некоторой массивностью»78. А. В. Давыдова и С. И. Руденко классифицировали костяные наконечники стрел из Иволгинского городища 7Э. П. Б. Коновалов, располагая данными о хуннских стрелах с обширной территории Забайкалья и Монголии, предпринял опыт сводной классификации наконечников стрел. Им выделено пять типов железных, четыре — бронзовых и пять ти- пов костяных наконечников стрел 80. По материалам новейших рас- колок в Монголии Д. Цэвээидоржем выделены два типа железных и один тип костяных наконечников стрел 81. Необходимо отметить, что большинство исследователей, предлагавших классификацию хунн- ских стрел, обращались к этому вопросу лишь попутно, в плане описания материала, и не учитывали веса признаков, по которым вы- деляются единицы классификации. Поэтому не удивительно, что в итоге своих изысканий П. Б. Коновалов пришел к удручающему выводу: «В целом же надо признать, что типология наконечников стрел не разработана. У хунну, как видим, существовали и плоские, и трех- лопастные наконечники. Пытаться установить хронологическую по- следовательность появления того или иного типа — дело трудное»82. Появление новых интересных данных о взаимовстречаемости раз- личных типов стрел у хуннов и применение современной методики классифицирования предметов вооружения дает основания надеяться 37
на репрезентативные результаты. Находка в погребении Сул-толгой в одном колчане (в непотревоженном состоянии) железных черешковых трехлопастных и плоских, бронзовых втульчатых трех лопастных и трехгранных, костяных трехгранных и четырехгранных наконечни- ков, относящихся к различным типам, заставляет думать о прежде- временности попыток расчленить эти категории находок в хронологи- ческом отношении 83. И хотя бронзовые наконечники в целом относи- тельно древнее железных, у хуннов они сосуществовали. Процесс вытеснения из оружейного ремесла бронзы железом в хуннской среде еще не завершился. Это обстоятельство позволяет рассматривать весь многообразный набор хуннских наконечников стрел как комплекс^ где каждая категория предметов соответствует реальной функции. Железные трехлопастиые наконечники стрел имели традиционные формы бронзовых трех лопастных, но в силу новой технологии — ковки железа — изменились в пропорциях и способе насада. Это можно проследить на примере удлиненно-треугольных, удлиненно- ромбических, шипастых типов. Принципиально новыми надо считать две формы: асимметрично-ромбическую и ярусную. Благодаря уве- личению размаха лопастей и расширению острия повышались бал- листические свойства и поражающие качества стрел: достигалась устойчивость в полете, возрастала проникающая способность и уве- личивалась поверхность при поражении. Выделение острия в узкий вытянутый обособленный боек способствовало сохранению необхо- димой глубины проникания. Наконечники стрел указанных типов были рассчитаны на поражение противника, не защищенного панци- рем. Трехлопастные наконечники новых форм оказались очень эф- фективными и быстро распространились по всей Центральной Азии. Они намного пережили саму хуннскую культуру. Нам трудно судить о реальных обстоятельствах создания четырехлопастных наконечни- ков. На протяжении всей эпохи железа эти изделия существовали эпизодически на разных территориях и не были связаны между собой во времени и пространстве. Скорее всего четырехлопастные наконеч- ники были поисковым вариантом сечения от трехлопастной основы. Шестиугольная форма пера в эпоху средневековья получит дальней- шее развитие, но на базе трехлопастных наконечников. Третью груп- пу представляют плоские наконечники. Они не имеют непосредствен- ных предшественников среди бронзовых стрел, если не считать двух- лопастных, существенно отличающихся по конструкции. Надо по- лагать, что исходными формами для них послужили кремневые на- конечники. Во всяком случае, это вполне допустимо для удлиненно- ромбического и шипастого типов. Прототипы таких наконечников имеются среди кремневых стрел Северной Азии, бытовавших в раз- личные исторические эпохи начиная с неолита. Кремневые стрелы продолжали использоваться на северной периферии хуннской дер- жавы, в сибирской тайге, как в рассматриваемую эпоху, так и позд- нее. Асимметрично-ромбические и секторные плоские железные на- конечники кремневых прототипов не имеют. Вероятно, они были соз- даны хуннами на базе плоских железных стрел. Такие наконечники продолжали существовать на востоке Центральной Азии в течение 38
всего средневековья и широко распространились в монгольскую эпоху, став наиболее употребительными на всей территории степной Евразии. Гр Бронебойные наконечники стрел из железа в арсенале хуннских лучников представлены двумя типами. Первый — трехгранные удлиненно-треугольные, им по форме непосредственно предшествова- ли бронзовые втульчатые с железным черешком (биметаллические) „ использовавшиеся самими хуинами. Слабая количественная предста- вительность отдельных форм не позволяет судить о реальных нуждах хуннских воинов в бронебойных стрелах. Достаточно показательно в этом отношении отсутствие типологического разнообразия. Един- ственная новая форма — четырехгранная удлиненно-ромбическая. Недостаточная представительность бронебойных стрел, вероятно,; объясняется тем, что в защитном вооружении у хуннов по сравнению с предшествующим временем не произошло существенных изменений. Ввиду необходимости преодоления специальной защиты в условиях перехода на новую технологию изготовления железные наконечники стали копировать известные бронзовые образцы (рис. 8). Бронзовые наконечники стрел у хуннов, несмотря на относитель- ную малочисленность, достаточно разнообразны. Среди них можно выделить один тип двухлопастных, шесть — трехлопастных, два ти- па трехгранных.- Примечательно, что ни один из указанных типов нельзя признать специфично хуниским, все они были известны еще в скифское время. Несомненно, что эти наконечники, унаследованные традицией, сохранялись и в начальный момент становления новой технологии. Об этом свидетельствуют их сосуществование с железны- ми и попытки совмещения двух технологий в биметаллических об- разцах (рис. 9). Здесь необходимо отметить, что у хуннов была впол- не развитая культура железного века со множеством изделий из но- вого металла. Признаки былого господства бронзолитейного ремесла сохранились в ряде изделий военного назначения. Аналогичные яв- ления в разных обществах наблюдаются в условиях, когда новая тех- нология, имеющая несомненные преимущества, еще не обеспечивает более высокого качества изделий. Что касается стрел, то немало- важным обстоятельством, способствующим сохранению их прежних форм, были быстрота и удобство бронзового литья. В целом хуннская культура являет собой редкий образец начальной поры железного века, когда новая технология еще не вытеснила окончательно тради- ционную. Бронзовые стрелы большинства типов были предназначены для поражения не защищенного панцирем противника, лишь трехграп- ные использовались для пробивания брони. Судя по находке из Сул- толгоя, при столкновении с металлической преградой бронзовые наконечники подвергались довольно . значительной деформации. Костяные наконечники стрел у хуннов, при их относительной немногочисленности, весьма разнообразны. Их можно разделить по трем отделам, девяти группам, 17 типам. Наконечников каждого ти- па, как правило, немного. Значительная часть их не коррелируется между собой по взаимовстречаемости на различных территориях^ 39
Группа" Тип Размеры, ом Количеств® экз. Т ерритория'. I 1 2-3-5 9 Забайкалье Монголия 2 -> 5-2-2,5 8 // 3 G-4-6 17 9f 4 3,5*2,5-2,5 2 Забайкалье ° 3"^* 3,5-1,5-2 1 Монголия II 3,5-2-2 1’ Забайкалье III 1 - 2-0,8-5,5 1, Монголия IV 1 '''' 4,5-1-4 1 Забайкалье V 1 6-2,5-4 1 Монголия 2 • 5-2-3 10 Забайкалье Монголия 3 <ZZ5 3-1,5-1 1- Забайкалье 4 2,5*2 -3 1 Г Рис. 8. Классификация хуннских железных наконечников стрел. в памятниках, относящихся к разным категориям. В рамках рассмат- риваемого массива данных отмечается значительная вариабельность хуннских костяных наконечников стрел, не позволяющая выделить среди них ведущие формы. В то же время наконечники многих типов в иные времена были широко распространены на обширных террито- риях. Даже считавшийся типичным для хуннской культуры раз- двоенный насад, объединяющий большинство наконечников в один отдел, известен в Сибири с эпохи энеолита. Правда, распространение аналогичных наконечников в Южной Сибири в последние века до 40
Группа Тип Размеры, см Количество ЭКЗ е Т ерритория I 1 j 4’2*1 1 Монголия И 1 4*1;5 2 и 2 3’1 2 tf 4’2 1 Забайкалье .4-2 1 V 5 4-2 2 Забайкалье Монголия I 3’2-1 1 Забайкалье II 1 , 3*1*1,5 4 Забайкалье Монголия 2 3’1’4 1 Забайкалье Рис. 9. Классификация хуннских бронзовых наконечников стрел. вашей эры, вполне вероятно, связано с хуннской экспансией (рис. 10). Важной особенностью хуннских костяных наконечников стрел,; очевидно, следует считать их относительно большой удельный вес среди метательных средств в целом, что свидетельствует о недостаточ- ной обеспеченности хуннских стрелков металлическими наконечни- ками. Эта специфика в последующую средневековую эпоху проявит- ся в периферийных северных окраинах кочевого мира, на границе с таежной зоной. Другая характерная черта — большая вариабель- ность типов, отсутствие ведущих форм — скорее всего объясняется тем, что каждый лучник изготовлял костяные наконечники самосто- ятельно, ориентируясь на общий, остроугольный абрис острия на- конечника, а сечение, плечики и насад оформлял в зависимости от конкретной формы заготовки, собственных навыков и др. Большин- ство наконечников хуннских костяных стрел имеет граненое моно- литное перо, вполне пригодное для стрельбы по не защищенному панцирем противнику. Конкретные случаи поражения воинов костя- 41
Отдел Группа Тип Размеры, см Количе- ство, экз. Т ерритория а I 1 4*2 1 Забайкалье 2 7*2 3 и , II I 1 4*1,5-5 1 V II 1 со Ю 2 Монголия III © l-g^j 1,5’1*5 1 Забайкалье П1 i I V 3*1’2 1 Монголия 2 2*1*0,5 1 V II 1 4*1’2 1 Забайкалье 2 7’2*2 4 Забайкалье Монголия 5’2’4 4 Забайкалье 4<2_____ 6:5’1’ 3 .3 Монголия III 1 6-3’3 1 Забайкалье 5’1’7,5 1 If 2 IV 1 3’1’1 1 If 2 3*1*1 2 If 3 5’2’4 1 Монголия 7’2’2 1 Забайкалье Рис. 10. Классификация хуннских костяных наконечников стрел. ними стрелами, зафиксированные для этой эпохи в Южной Сибири и Поволжье, не оставляют сомнений в том, что такие стрелы могли при- меняться для военных целей. По вопросу о назначении костяных шариков — свистунок — у хуннских стрел у специалистов утвердилось мнение, что применя- лись они для устрашающего звукового эффекта — свиста в полете. 42
Данный вывод опирается на недвусмысленную летописную тради- цию. Согласно описанию, свистунки могли использоваться и в каче- стве своего рода сигнальных стрел, указывающих направление стрельбы 84. По-видимому, свистунки должны были служить и для предотвращения раскалывания торцевой части древка. Не случайно они сопровождают в основном железные черешковые наконеч- ники стрел. Древки стрел в памятниках, как правило, не сохраняются. По данным С. И. Руденко, «древки стрел изготовлялись из березового дерева, оперялись орлиным и хвостовыми перьями»85. Оперение древ- ка стрелы было обнаружено в кургане Ноин-улы 86. В забайкальских памятниках найдено несколько остатков древков с обмоткой на черешках железных наконечников. Стрелы хунны хранили и носили с собой в специальных футля- рах — колчанах. К сожалению, сказать что-либо о форме, принад- лежностях и способах крепления хуннских колчанов трудно. В со- ставе инвентаря погребений пока не удалось выделить принадлеж- ностей колчанов. Они отсутствуют даже там, где стрелы лежат в не- потревоженном виде. Их нет и на многочисленных китайских изобра- жениях хуннских всадников-лучников. Единственным примером такого рода, очевидно, следует считать рисунок с горы Ханныц- Хад, на котором запечатлен всадник с колчаном со стрелами (?) за спиной 87. Если исходить из этого изображения, то хунны носили колчан за спиной, его нижний конец затыкали за пояс, а верхний крепили на портупее через плечо. При таком способе ношения колча- на отсутствовала необходимость в его подвешивании с помощью до- полнительного ремня с крюком к поясу. А ведь именно крюки явля- ются наиболее характерной деталью южно-сибирских колчанов данного времени. Остальные же детали, которые могли относиться к колчану, пока не определены. Предметы вооружения ближнего боя в хуннских памятниках сравнительно редки. ПАЛАШИ Встречаются в хуннских памятниках крайне редко. По се- чению клинка палаши относятся к одной группе — трехгранных, одному типу. Тип 1. Без перекрестья. Включает 2 экз. из памятника Сул- толгой, м. 1 88. Находки сохранились не полностью, поэтому устано- вить все размеры, в частности длину клинка, невозможно. Ширина клинка — 2,5 см, высота рукояти — 12 см. Однолезвийные прямые клинки без перекрестья, с прямой рукоятью. У одного из экземпля- ров кольцевое навершие слегка смещено относительно оси клинка в сторону лезвия (рис. 11, 1). Рубяще-колющее оружие очень редко встречается в хуннских памятниках, однако необходимо признать, что оно играло важную роль при ведении ближнего боя. Об этом свидетельствуют письмен- 43
Рис. 11. Хуннские палаши и копья. ные и изобразительные источни- ки. Так, ханьские летописцы от- мечали, что у хуннов «короткое оружие (оружие ближнего боя;—Ю. X.) сабля и копье»88. На одном из изображений хун- нский всадник запечатлен с длинным однолезвийным клин- ком-палашом в правой рукея спинка оружия прислонена к правому плечу, словно по ко- манде «сабли наголо»80. Судя по пропорциям, хуннские палаши были довольно длинными — превышали длину вытянутой руки всадника (рис. 12, 2). До недавнего времени на- ходки рубяще-колющего ору- жия в хуннских памятниках не были известны, поэтому в спе- циальной литературе этот вид оружия хуннских воинов поч- ти не тем имеющиеся данные, несмотря на весьма важны: они свидетельствуют о наличии у хуннов средств ведения ближнего боя, а следовательно, о диапазоне тактических возможностей хуннской конницы. упоминается. Между их малочисленность^ КОПЬЯ ^Долгое время копья в составе инвентаря хуннских памят- ников не были известны. Впервые они были найдены в Монголии. По сечению пера хуннские наконечники копий относятся к одной группе — круглых, одному типу. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из памятниковз Тэбш-уул, Чандмань-уул 81. Длина пера со втулкой — 17 см, шири- на — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, округлым в се- чении, пером, конусовидной расширяющейся втулкой. Острие одного из экземпляров обломано (рис. И, 3, 4). Вероятно, копья были важным средством' ведения ближнего боя у хуннов, на это, в частности, указывают письменные источни- ки 82. Следовательно, хуннская конница атаковала плотно сомкну- тым строем и имела на вооружении древковое колющее оружие. 44
Рис. 12. Изображения хуннских воинов (по М. И. Артамонову и А. М. Ха- занову).
Виды Класс Отдел Группа Тип Размеры, см Количество 1 экз. Территория Луки I I I 1-4 150 23 Забайкалье Монголия Стрелы I I I 1-5 4*3 36 м II 1 3,5-2 1 Забайкалье III 1 2-0,8 4 Монголия IV 1 4,5-1 1 Забайкалье V 1-4 4-2 13 Забайкалье Монголия | И I I 1 4-2 1 Монголия II 1-5 4-1,5 8 Забайкалье Монголия | II I 1 3-2 £ Забайкалье 1 II 1-2 3-1 5 Забайкалье Монголия III I I 1-2 5,5-2 4 Забайкалье II I 1 4.5’1 1 if II 1 5-1 2 Монголия III 1 1,5-1 1 Забайкалье III I 1 - 2 2,5-1 ^2 Монголия II 1-4 5,5’1,5 12 Забайкалье Монголия III 1-2 5,5-2 2 Забайкалье IV 1-3 4 • 1,5 4 Забайкалье Монголия V 1 7-2 1 Забайкалье Палаши I I I 1 — 2 Монголия Кинжалы I I I 1 12,5-1,5 5 Забайкалье Монголия Копья I I I 1 17-4 2 Монголия Булавы I I - I 1. — 1 if - II I I 1 36-2,8 2 tf Наручья I I I 1 26-8 4 ft Поножи I I I 1 32-6 2 Забайкалье Монголия <г о W о Е I I I 1-2 16-7 5 Г II I I 1-3 8'5 11 tf ш I 1 8-6 3 Забайкалье^ Рис. 13. Классификация хуннского оружия 46
КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Видовой состав и типологическое разнообразие хунн- ского оружия свидетельствуют о значительной дифференциации и специализации данного комплекса (рис. 13). Набор предметов во- оружения из археологических памятников, изображения воинов и письменные данные позволяют охарактеризовать его как единый комплекс боевых средств легковооруженного конного воина. Воору- жение хуннского война сочетает характерные элементы боевых 47
женного воина. средств эпохи развитой брони, раннего железа и изделий, получив- ших широкое распространение в последующее время. Иными слова- ми, оно отразило особенности развития военного дела переходного периода от раннего железного века к средневековью. Хуннские всадники были вооружены сложносоставным луком, стрелами с железными, бронзовыми и костяными наконечниками. Стрелы хранились в колчанах, луки— в налучьях. Характерной осо- бенностью хуннских стрел были впервые появившиеся костяные ша- рики-свистунки. В ближнем бою хуннские воины использовали прямые однолезвийные палаши, копья с округлыми в сечении, удли- ненно-треугольными железными наконечниками, булавы; в руко- пашной схватке — трехгранный в сечении однолезвийный кинжал с прямым клинком. Тело воина было защищено обычно меховой или кожаной одеждой. Иногда она дополнялась такими защитными дета- лями, как пояс с железными и костяными бляхами, бронзовые на- ручья и железные поножи на войлочной подкладке. Возможно, ис- пользовались также кожаные или войлочные доспехи и деревянные щиты (рис. 14, 15). Данный комплекс вооружения, сформировавшийся к концу III в. до н. э., принес хуннам (в основном за счет повышения эффек- тивности стрельбы из лука на дистанции прицельной стрельбы) успехи в войнах с кочевниками Центральной Азии, Южной Сибири и Восточного Туркестана. Менее эффективной применяемая хуннами тактика боя оказалась в войнах с империей Хань. Вероятно, за время существования хуннской военной державы рассматриваемый комплекс вооружения не оставался неизменным,; он совершенствовался в ходе интенсивной боевой практики. Однако имевшие место изменения в хуннском наборе боевых средств пока не могут быть зафиксированы в силу неразработанности хронологии хуннской культуры, поэтому данный набор вооружения рассматри- вается на всем протяжении существования хуннской культуры как единый во времени и пространстве 93, 48
СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Сведения письменных источников о структуре военной организации и численности хуннского войска весьма фрагментарны: и противоречивы. Об их достоверности специалистами высказывают- ся противоположные суждения. Л. Н. Гумилев считает данные хань- ских хронистов завышенными 94. По мнению В. С. Таскина, приводи- мая в письменных источниках максимальная численность хуннских. войск соответствует реальности 95. По свидетельству Сыма Цяня» у хуннов было 24 военачальника, из них «сильные имели по 10 тыс.» а слабые по нескольку тысяч всадников». Другой историк Цзя И сообщает, что «у сюнну приблизительно 60 тыс. всадников, натяги- вающих лук. Поскольку один латник приходится на пять человек, численность народа составляет 300 тыс.». По подсчетам Сыма Цяня и Бинь Гу, войска шаныоя Модэ насчитывали 300—400 тыс. воинов,, а шаныоя Лаошаня — 140 тыс. всадников 96. Судя по этим сведениям,, основу хуннского войска составляли отдельные отряды численно- стью до 10 тыс., хотя количественный состав отряда выдерживался, не всегда и зависел от «силы» (власти) конкретного военачальника. Всего в Хуннском войске было 24 военачальника, обладавших, титулом ваньци (темник), который давал право на командование- 10-тысячным отрядом. По данным Сыма Цяня, «ставятся левый и правый сянь-ваны, левый и правей лули-ваны, левый и правый вели- кий военачальник, левый и правый великий дувэй, левый и правый великий данху, левый и правый гудухоу»97. Все эти должности были наследственными. Их занимали представители трех знатных хунн- ских родов Хуянь, Лань и появившегося позднее Сюйбу. Воена- чальник левой стороны занимал восточную часть хуннских земель,., а правой стороны — западную. «Каждый из 24 военачальников так- же сам назначает тысячников, сотников, десятников, небольших, князей, главных помощников, дувэев, дапху и цецзюев»98. Эти сведе- ния дополняются данными Фань Е: «Среди крупных сановников наи- более знатными считались левый сянь-ван, а за ним левый лули-ван,. правый сянь-ван и правый лули-ван, которых называли ,,четырьмя рогами“. Далее шли левый и правый жичжу-ваны, левый и правый вэныойти-ваны, левый и правый чжаньцзян-ваны, которых называ- ли „шестью рогами“. Как те, так и другие являлись сыновьями или младшими братьями шаныоя и становились шаньюями по стар- шинству. Среди крупных сановников, не относившихся к роду шаныоя,, имелись левый и правый гудухоу, за которыми следовали левый и правый жичжу, цецзюй и данху, положение которых определялось степенью влияния и количеством подчиненных им людей»99. Помимо этого «сюнну называют мудрого туци», поэтому старший сын шаньюя назначается левым туци-ваном 10°. Во главе всей этой военно-адми- нистративной иерархии стоял шаньюй. Ставка шаньюя находилась отдельно от владений других военачальников левого и правого кры- ла. Сведения письменных источников дают основания предполагать, что хуннское войско строилось по так называемой азиатской десятич- 4 ю. с. Худяков 49?
пои системе, т. е. делилось на десятитысячные отряды — тьмы, тыся- чи, сотни, десятки, к которым приписывалось все взрослое мужское население, способное держать оружие. Вместе с тем все войско под- разделялось на два крыла, левое и правое, каждое из которых в свою очередь делилось на тьмы и более мелкие единицы. В источниках отмечается, что десятичный принцип деления войска выдерживался далеко не всегда, он зависел от знатности и влияния конкретного лица, занимающего пост темника. Фань Е„выделяет три категории темников (по подсчетам Сыма Цяня, их было всего 24): четыре рога (сянь-ваны и лули-ваны) из ближайших кровных родственников шаныоя, среди которых был и наследник престола (туци-ван); шесть рогов (жичжу-ваны, вэйюньти-ваны, чжаньцзян-ваны) из родствен- ников шаныоя; прочие (гудухоу, жичжу гудухоу, жичжу, цецзюи, данху), не являвшиеся родственниками шаныоя, но происходившие из других знатных хуннских родов. Известно также, что во время далеких южных походов в хуннской армии было четыре конных кор- пуса, различавшихся цветом масти лошадей. Некоторые из военных чинов, например гудухоу, состояли непосредственно при особе шаныоя и «помогали ему управлять». Очевидно, ставка шаньюя хорошо охранялась. Есть сведения о наличии при шаньюе ланчжу- нов — телохранителей. К сожалению, не ясно, отличалась ли хунн- ская гвардия от остальной массы войск вооружением. В составе войск хуннских шаньюев, помимо подразделений, рекрутируемых из собственно х-уннов, были отряды, составленные из покоренных племен (шаньюй Модэ покорил кочевые племена дун- ху, юэчжи, хуньюй, кюеше, динлин, гэгунь, цайли 101). Верховным главнокомандующим хуннской армии был шаньюй, единолично, хотя и с учетом советов приближенных, решавший воп- росы объявления войны, направления походов, задачи конкретных кампаний, заключения мира и др. Во время крупных кампаний хунн- ские войска возглавлял непосредственно шаныой, а в отдельных по- ходах и набегах — полководцы по распоряжению шаньюя. Так, в 176 г. до н. э. западный чжуки — князь (сянь-ван) — был «в наказа- ние» послан на запад вести войну против юэчжи-10а. Нередко хунны вели войны сразу на нескольких фронтах небольшими отрядами. После распада хуннской державы на отдельные владения воен- но-административная система формально не претерпела изменений. Однако междоусобицы претендентов на престол шаньюя ослабляли военную организацию. Со временем отдельные владения и племе- на перестали подчиняться центральной власти. Южные хунны посте- пенно перешли на ханьскую систему управления войсками. Север- ные хунну после серии военных неудач были частично вытеснены из Центральной Азии на запад, а остальные подчинились сяньби. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Представление о хуннской тактике ведения боя позволяют составить набор вооружения и данные по структуре военной органи- зации. В письменных источниках говорится,, что хуннское войско 50
было сформировано из отрядов конницы, вооруженной преимуще- ственно луками. Основу их тактики составлял дистанционный бой в= рассыпном строю. Действия хуннской легковооруженной конницы описываются в «Хоухань шу»: войско, «противопоставив неприятелю лучшую конницу, в поле под тучею стрел [могло ] решать победу» 103. Многочисленному войску лучников был необходим оперативный простор. В ходе боя хуннские воины стремились выманить против- ника на открытое пространство, охватить его с флангов. «Искусно- заманивают неприятеля,— писал о них летописец,— чтоб обхва- тить его: почему завидев неприятеля, устремляются за корыстью, по- добно стае птиц»104. Излюбленным приемом хуннов было притворное бегство. «При превосходных силах неприятеля они притворяются побежденными и, отступая, заманивают преследующее их войско неприятеля»105. Тактика боевых действий хуннов базировалась на использовании повышенной дальнобойности их луков: в рассыпном строю они мета- ли стрелы с дистанции полета. Такая эффективная стрельба, обеспе- чивающая поражение противника с расстояния, на котором сами луч- ники оставались практически неуязвимыми, как правило, решала, исход боя в пользу хуннов. По-видимому, поэтому у хуннов не сло- жился в достаточной степени развитой комплекс средств ведения ближнего боя и защиты. Кроме того, расчет хуннов только на воз- можности луков обусловил их слабость: если противник проявлял стойкость и атаковал, не нарушая строя, хунны бросались в поваль- ное бегство. «При удаче,— говорится в источнике,— идут вперед^ при неудаче отступают, и бегство не поставляют в стыд себе»106. А когда хунны «бывают разбиты, то подобно черепице рассыпаются^ подобно облакам рассеиваются»107. Недостаточная оснащенность хун- нов средствами ведения ближнего боя не позволила шаньгою Модэ, окружившему в 200 г. в Пхин-чене войско ханьского императора Гао-ди и державшему его в блокаде семь дней, победить, несмотря на солидный перевес в людской силе. Как показывают источники, на вооружении у хуннов имелись, также мечи, копья, булавы, чеканы, предназначенные для поражения противника в ближнем бою. Наручья, поножи, щиты должны были предохранить тело хуннского воина от оружия неприятеля.. Тем самым подтверждается, что хунны вступали и в рукопашный бой. Вероятно, они стремились атаковать противника лавой, когда тот дрогнул, нарушил построение и начал отступать. В этот момент хуннские воины имели шанс решительной атакой ускорить победу * нанести врагу сокрушительное поражение. В источниках подчеркивается, что воины подчинялись началь- никам по правилам суровой воинской дисциплины, заведенной шань- юем Модэ. Ослушавшиеся карались смертью 108. О том, насколько, слепо хунны были приучены выполнять приказы, свидетельствует такой пример: все воины по распоряжению Модэ упражнялись в. стрельбе по живым мишеням —- по любимой жене шаньюя, а затем по его отцу 100. 4* 51
Хуннские войска совершали далекие походы. Они организовы- вали крупные военные кампании, а также совершали мелкие набегиЛ опустошая пограничные области неприятеля. Помимо полевых действий хуннам была известна и крепостная война. На территории Монголии и Забайкалья известно немало хуннских фортификационных' сооружений. Среди них встречаются квадратные в плане крепости, обнесенные мощной оборонительной «теной, окруженные рвами 110. Ввиду отсутствия во внутренних дво- рах этих крепостей культурного слоя они считаются чисто военными укреплениями, в которых располагались военные гарнизоны. В За- байкалье обнаружен укрепленный поселок с долговременными жи- лищами, защищенный с трех сторон оборонительной системой из четырех рядов чередующихся валов и рвов 111. В источниках указы- вается, что «хунны не могут защищать городов»112, поэтому, по мне- нию некоторых ученых, на территории таких поселков проживали военнопленные и перебежчики из ханьских земель, которые исполь- зовались в качестве военных поселенцев. Важными особенностями военной стратегии хуннов были вне- запность нападений, опустошение вражеской территории, глубокое проникновение в тыл войск противника. Хунны стремились внезапно начать военные действия, захватить максимальную добычу и уйти по возможности без потерь. Главным стимулом в таких набегах был захват военной добычи: «...где видят корысть, там ни благопри- личия, ни справедливости не знают»113. Согласно хуннскому обычаю,; «кто в сражении отрубит голову неприятелю, тот получит в награду кубок вина, и ему же предоставляется все полученное в добычу»,, а если «кто убитого привезет из сражения, тот получит все имущест- во его. Захваченное — и мужчины, и женщины — поступают в не- волю, и посему на сражении каждый воодушевляется корыстью»114. Основными стратегическими целями военных походов хуннов были подчинение кочевых племен Центральной Азии и Южной Сибири,; установление контроля над Великим шелковым путем через Восточ- ный Туркестан, навязывание даннических отношений (согласно до- говорам «о мире и родстве») империи Хань. Усилившиеся центробежные тенденции в хуннской державе привели в начале I в. н. э. к ее распаду, а затем к подчинению север- ных хуннов сяньбийцам. Вероятно, к этому времени хунны в значи- тельной степени утратили свою боеспособность. Уменьшились также возможности для достижения прежних стратегических целей, масшта- бы и территориальный размах военных действий. Уровень вооруже- ния хуннского войска и особенности применения тактики боя в рас- сыпном строю, вероятно, не претерпели существенных изменений. С утратой самостоятельности хунны быстро исчезают с арены военной истории. Какие-либо сведения о сохранении ими ориги- нальных черт военного искусства во II—III вв. н. э. до полной ас- симиляции в среде сяньбийцев отсутствуют. 52
Глава вторая ТРАДИЦИОННЫЙ НАБОР ВООРУЖЕНИЯ ТЕСИНСКИХ ПЛЕМЕН В специальной литературе уже получили определенное ос- вещение некоторые события военно-политической истории населения среднего Енисея, обусловленные военной активностью хуннов в Южной Сибири во II—I вв. до н. э. Большинство исследователей связывают фрагментарные упоминания летописцев о западных пре- делах хуннских походов, в том числе и о подчинении гяньгуней и динлинов, с Минусинской котловиной *. В результате хуннского втор- жения была сломлена военная мощь динлинов — носителей татар- ской культуры — и на Енисее появились племена из Центральной Азии — гяньгуни-кыргызы 2. Отражением этих сложных этниче- ских процессов признана многокомпонентность археологических комплексов этого времени в Минусинской и Ачинско-Мариинской котловинах, получивших в специальных работах различные наиме- нования («IV этап»; «III переходная стадия»; «тесинский этап татар- ской культуры»; «шестаковский этап лесостепной татарской культу- ры», или «шестаковская культура»; «тагаро-таштыкский переходный .этап»; «тесинский этап», или «тесинская культура»)3. В последнее время уделяется большое внимание изучению отдельных групп па- мятников в рамках тесинско-шестаковского комплекса, причем скле- пы определенно связываются с носителями татарской культуры,) а грунтовые и впускные могилы — с пришлым населением 4. Как более ранние, дохуннские, выделяются склепы с миниатюрным бронзовым инвентарем 5. По вопросу о хронологической принадлеж- ности рассматриваемых групп памятников особых разногласий среди специалистов нет: по мнению большинства, они относятся ко времени хуннского господства на Енисее — II—I вв. до н. э. Предметы вооружения из тесинских памятников в целом немно- гочисленны и непредставительны. При рассмотрении этих находок изолированно сложно составить адекватное представление о ком- плексе боевых средств и возможности его применения. Однако при сравнительно-историческом анализе эти материалы помогают создать общую картину военного дела в Южной Сибири в период ее вхожде- ния в состав хуннской державы. Эти данные дополняют изображения воинов, относимых к хуннскому времени на Енисее в. Предметы вооружения из памятников рассматриваемого време- ни хранятся в фондах музеев и научно-исследовательских институтов Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Томска, Кемерово, Ачинска,; Абакана, Минусинска. Часть из них опубликована. Нами для ана- лиза привлекались материалы из музейных собраний и публикаций. Комплекс вооружения воина тесинского времени на Енисее включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. В отдельных работах упоминаются костяные накладки на лук, но без указания на их форму и местоположение на кибити 7. Поэтому 53
о форме лука тесинских племен можно судить в основном по наскаль- ным рисункам. В частности, на Большой Боярской писанице изо- бражен воин, держащий непропорционально большой сложносостав- ной лук с круто загнутыми в направлении полета стрелы концами 8. Близкие по форме луки известны в памятниках таштыкской культуры 9. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ В ряде памятников тесипского времени обнаружены же- лезные и костяные наконечники стрел. Железные относятся к одному отделу черешковых. По сечению пера они подразделяются на две группы. По форме пера каждая из них делится на типы. Группа I. Трехлопастные наконечники, два типа. Тип 1. Шипастые. Включает 5 экз. из памятников: Барсучиха 1 (Минусинская котловина), огр. 2, м. 14а10; Айдашинская пещера (Ачинско-Мариинская котловина)11. Длина пера — 2,5 см, шири- на — 2, длина черешка — 1,5 см. Наконечники с остроугольным ост- рием, шипами и вогнутыми плечиками. Отдельные экземпляры из; Айдашинской пещеры имеют полые, удлиненно-конической формы костяные муфты с раздвоенной нижней частью в месте крепления с древком. Подобные муфты не имели отверстий и не могли издавать звук в полете, они служили, скорее всего, для более прочного креп- ления черешка наконечника в древке стрелы (рис. 16, 1). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из могильника Калы (Трояк) (Минусинская котловина)12. Длина пера — 3 см, ши- рина — 2, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным; острием и пологими плечиками (рис. 16, 2). Группа II. Плоские наконечники, два типа. Тип 1. Эллипсоидные. Включает 1 экз. из могильника Тепсей VIII. (Минусинская котловина), огр. 7, м. 213. Наконечник с остроуголь- ным острием и округлыми плечиками (рис. 16, 8). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника; Тамбар (Ачинско-Мариинская котловина)14. Наконечник с остро- угольным острием и пологими плечиками (рис. 16, 4). Костяные наконечники стрел относятся к двум отделам: череш- ковых и с раздвоенным насадом. Черешковые наконечники подразде- ляются на две группы. Группа I. Четырехгранные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника' Тепсей VII, м. 3016. Длина пера — 9 см, ширина — 1,5, длина че- решка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием, параллельны- ми сторонами и пологими плечиками (рис. 16, 10). Тип 2. Вытянуто-пятиугольные. Включает 1 экз. из памятника Тепсей VII, м. 501в. Длина пера — 6 см, ширина — 1 см. Наконеч- ник с остроугольным острием и параллельными сторонами. Черешок; обломан (рис. 16, 8). Группа II. Прямоугольные наконечники^ один тип. 54
Рис. 16. Тесинские железные-и костяные наконечники стрел. Гип 1. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Тепсей I17. длина пера — 6,5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1,5 см. На- конечник с остроугольным острием, шипами, вогнутыми плечиками. Черешок и концы шипов обломаны (рис. 16, 9). Наконечники стрел с раздвоенным насадом подразделяются на восемь групп. Группа I. Трехгранные наконечники, три типа. S5
Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из Айд ашин- ской пещеры18. Длина пера—6 см, ширина-*-1, длина насада—2 см. Наконечник с остроугольным острием и прямыми плечиками. Тип 2. Шипастые. Включает 1 экз. из Айдашинской пещеры19. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина насада — 2 см. Наконечник с остроугольным острием, шипами и вогнутыми плечиками. Тип 3. Удлиненно-ромбические. Включает 4 экз. из Айдашин- ской пещеры 20. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина насада — 2 см. Наконечники с остроугольным острием и пологими плечиками. Группа II. Трехгранно-трехлопастные наконечники, один? тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 3 экз. из Айдашин- ской пещеры 21. Длина пера — 5 см, ширина — 1, длина насада— 2 см. Наконечники с остроугольным острием и прямыми плечиками.. Группа III. Четырехгранные наконечники, четыре типа. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 8 экз. из могильника. Калы (Трояк), из случайных находок в Минусинской котловине 22 Айдашинской пещере. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина наса- да — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, прямыми пле- чиками. Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 79 экз. из памятника Каменка III, м. 12, 20, из случайных находок в Минусинской котло- вине 23, Айдашинской пещере 24. Длина пера — 6 см, ширина — 1# длина насада — 2 см. Наконечники с остроугольным острием и поло- гими плечиками (рис. 16, 15, 15). Тип 3. Вытянуто-пятиугольные. Включает 35 экз. из памятника Каменка III, м. 12, 20, из случайных находок в Минусинской котло- вине, Айдашинской пещере 2б. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина насада — 3 ем. Наконечники с остроугольным острием без плечиков (рис. 16, 5, 6). Тип 4. Шипастые. Включает 1 экз. из случайных находок в Ми- нусинской котловине 26. Длина пера — 6 см, ширина — 1,5, длина насада — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, шипами и вогнутыми плечиками (рис. 16, 7). Группа IV. Дольчатые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Ягуня (Ачинско-Мариинская котловина)27. Длина пера — 5 см, ши- рина — 1,5, длина насада — 2,5 см. Наконечник с остроугольным острием и пологими плечиками (рис. 16, 17, 19). Группа V. Двухлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из Айдашинской пещеры 28. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина насада — 5 см._ Наконечник с остроугольным острием и прямыми плечиками. Группа VI. Шестигранные наконечники, один тип. Тип 1. Шипастые., Включает 1 экз. из Айдашинской пещеры 29‘ Длина пера — 4 см,- ширина — 1, длина насада — 3 см. Наконечник? с остроугольным острием, параллельными сторонами, шипами и вогнутыми плечиками. Группа VII. Восьмигранные наконечники, один тип» 56
Размеры, см Количество, экз. Территория 2,5-2-1,5 5 Ача Минуса 3-2-1 1 Минусе 2,5-1-1,5 1 tf 5-1-2 1 Ача ...фнкация теспнских железных наконечников стрел. иненно-ромбические. Включает 1 экз. из Айдашин- ^ры Л*. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина насада — конечник с остроугольным острием и пологими плечиками, та VIII. Круглые наконечники, два типа. .вытянуто-пятиугольные. Включает 3 экз. из Ачинско- хкой котловины 31. Длина пера — 8 см, ширина — 1, длина — 4 м. Наконечники с остроугольным острием, без плечиков. Л Боеголовковые. Включает 1 экз. из Айдашинской пеще- цлина пера — 5 см, ширина — 1, длина насада — 9 см. На- лик с остроугольной боевой головкой и длинной шейкой. _не вероятно, что в тесинское время на Енисее продолжали ользовать и бронзовые наконечники. Однако в комплексах они _.а не зафиксированы (следовательно, мы не можем выделить ^алогичные экземпляры и среди случайных находок). В целом на- бор стрел из памятников тесииского времени нельзя назвать комплек- сом. Находки железных и костяных черешковых стрел единичны. Среди них можно отметить аналогичные синхронным хуннским. На- конечники отдельных типов продолжают бытовать на Енисее и поз- же, в таштыкское время. Отдельные экземпляры, возможно, восходят к более ранним — татарским (рис. 17). Характерно, что на Енисее в тесинское время широко бытуют костяные стрелы с раздвоенным насадом. Они отличаются значитель- дым групповым и типологическим разнообразием, достаточно пред- ставительны в количественном отношении. Правда, большинство находок происходит из Айдашинской пещеры, материалы которой некоторые исследователи относят к кулайской культуре, считая, од- нако, данный набор стрел элементом хуннской культуры, проник- шей в Южную Сибирь в результате завоевательных походов хуннских шаныоев!83. Это суждение о культурной принадлежности костяных стрел базируется на данных о том, что ни в предшествующий период, 57
Отдел Группа Тип Размеры, см Количество, Т ерритория 1 I ~~ । 9 • 1,5' 4 1 1 .Минуса 6-1 1 if 1 6.5 -1,5 • 1,5 j_ if п А I 6.1.2 2 2 1 6-1-2 1 if 3 4-1-2 4 tr II 1 5-1-2 3 tt III 1 6-1-4 8 А на Минуса 2 5-1-2 79 и 3 6-1-3 35 V 4 6-1,5-4 1 Минуса 1У_ _ 1 5-1,5-2,5 1 Ача V 1 6-1-5 1 tf VI< 1 <з— 4-1-3 1 * vn® М~ — 4- 1-4 1 tr s VIII е 1 8-1* 4 3 и 2 _=?- 5-1-9 ' 1 и Рис. 18. Классификация тесинских костяных наконечников стрел. татарский, ни в последующий, таштыкский, стрелы рассматриваемо- го отдела не зафиксированы, но они широко представлены (особенно удлиненно-ромбические, вытянуто-пятиугольные и удлиненно-тре- угольные, относящиеся к группам трехгранных, четырехгранных г двухлопастных) в синхронных хуннских памятниках. Изделия, вхо- дящие в группы трехгранно-трехлопастных^ дольчатых^ восьмигран- 58
, sibix, а также относимые к типам шипастых и боеголовковых надо признать местной переработкой хуннских образцов. В частности, коетяные стрелы этих форм характерны для черешковых татарских и кулайских стрел (рис. 18). В районе Среднего. Енисея единственным памятником тесинско- го времени, не относящимся к собственно хуннским, где также широко представлены костяные наконечники стрел с раздвоенным насадом, является погребение на р. Кан 34. Однако в составе его инвентаря не- мало предметов хуннской культуры, в том числе костяные пластины, аналогичные поясным, но крепившиеся на одежде в области плеч {служили в качестве защитного покрытия). Данный памятник необ- ходимо связывать с населением таежной зоны, испытавшим хуннское влияние. Таким образом, в наборе стрел из тесинских памятников наряду с элементами местного происхождения (исходные формы) прослежи- ваются черты, заимствованные из комплекса боевых средств дистан- ционного боя хуннов. Восприятие хуннских образцов произошло, скорее всего, в результате подчинения племен Среднего Енисея воен- ной и политической власти хуннской державы. КОЛЧАНЫ Воины тесинского времени хранили и носили стрелы в кол- чанах. Остатки колчана цилиндрической формы (длина 36 см, шири- на 12 см) были обнаружены в Шестаковском могильнике (к. 2, м. 2). Приемник колчана слегка расширялся к днищу. В Берешском скле- пе найден колчанный крюк с округлой петлей 35. Вероятно, стрелы вставляли в колчаны наконечниками вниз, а оперением вверх. Предметы вооружения ближнего боя в тесинских памятниках недостаточно представительны. КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Набор вооружения из тесинских и шестаковских памят- ников не представляет единого целого. В его составе выделяется два, а может быть, если принять во внимание мнение о кулайской принадлежности материалов Айдашинской пещеры, даже три обо- собленных комплекса. О последнем из них пока нет возможности судить с достаточной определенностью. Первый комплекс связан с инвентарем больших курганов-скле- пов, оставленных потомками предшествующего татарского населе- ния. В его составе присутствуют железные и бронзовые кинжалы, бронзовые чеканы и втоки. Данный набор вооружения почти пол- ностью соответствует комплексу боевых средств предшествующих этапов татарской культуры, непосредственно связан с ними. Второй набор происходит из грунтовых и впускных тесинских могил. В его составе — железные трехлопастные и плоские, костя- ные, черешковые четырехгранные и прямоугольные, четырехгран- ные с раздвоенным насадом наконечники стрел; железные четырех- 59
гранные, прямоугольные и трехгранные кинжалы; защитные пояса с пряжками и накладками. В целом в данном комплексе прослежи- ваются черты центрально-азиатского происхождения: железные трехлопастные и плоские стрелы, костяные стрелы с раздвоенным на- садом, защитные пояса. Имеются и предметы местного тагарскога облика: черешковые костяные стрелы, железные четырех- и трех- гранные прямолезвийные кинжалы. Наконец, среди кинжалов есть своеобразные, не имеющие аналогий образцы. Вероятно, они сохра- няют облик исходной, центрально-азиатской по происхождению, культуры, от которой ведут начало носители данного типа тесин- ских памятников, оставившие под давлением хуннов места своего' прежнего обитания и переселившиеся в Минусу (рис. 19, 20). Как показывает анализ первого комплекса, средства для веде- ния дистанционного боя использовались нешироко. В ближнем бою основным оружием был чекан, а в спешенном строю при рукопаш- ных схватках — кинжал. Второй набор выглядит неполным. Боль- шое место в его составе занимало ручное метательное оружие. Колю- щее оружие рукопашного боя могло использоваться только в спе- шенном строю иди для добивания раненых. СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Определенных данных о структуре военной организации населения Минусы под властью хуннов в источниках нет. Можно предполагать, что народы этого .края после покорения вошли в со- став западного крыла хуннского войска, возглавляемого западным чжуки — князем. Была ли в Минусе учреждена хуннская военно-ад- министративная власть, сказать трудно. Во всяком случае, «намест- ник» Ли Лин, по-видимому, здесь никогда не бывал. Правда, есть основания думать, что в Минусе в начале I в. н. э. находилась став- ка западного гуду хэу Сюйбудана 36 (ему мог принадлежать «дворец» на Абакане). В остальное время контроль за покоренными землями был, видимо, поручен вассальному от хуннов племени гяньгунь, с которым исследователи связывают грунтовые могилы тёсинского< времени 37. Формирование военных отрядов местных племен и пришлых проивходило, очевидно, на родо-племенной основе: каждый взрос- лый мужчина, способный владеть оружием, становился воином,, а каждый род или племя формировали свое военное ополчение. Та- кие отряды и составляли войско в целом. В это время ядром войска были гяньгуньские всадники-лучники, а вспомогательные отряды состояли из представителей местных племен. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Военное искусство хуинско-гяньгуньского войска, вклю- чающего разные вассальные племена, вероятно, сочетало приемы, ведения боя, характерные для военных традиций каждой племенной группы. Однако тактика боя, очевидно, строилась по правилам хунн- 66
Виды Класс Отдел Группа Тип Размеры, см Количество, экз. Территория I I I 1-2 3-2-1 6 Ача Минуса II 1-2 3-1-1 2 Минуса II I I 1-2 7-1-4 2 // И 1 6.-5-1,5-1 1 tt II I 1-3 5-1-2 7 Ача Стрелы II 1 5-1'2 3 III 1-4 6-1-3 123 Ача Минуса IV 1 5-1,5-2,5 1 Ача V .1 6-1-5 1 и VI 1 4-1-3 1 V VII 1 4*1-4 1 VIII 1-2 7-1-6 4 If Кинжалы i I 1 I 1-2 20-4-5 4 Ача Минуса II 1 10-2-3 2 Минуса III 1-2 11-2-6 23 Ача Минуса II I I 1-3 7-1,5-4 6 Ача II 1 11-1,5-8 4 Ача Минуса Чеканы I I I 1 6-1-3-4 1 Ача II I 1 6-1-3 2 If Втоки I I I 1 3-1,5 1 If Пояса I I I 1 6-4 1 Минуса I I I 1 4-3 2 !Г I I I 1 10*5 1 tf Рис. 19. Классификация тесинского оружия. ского военного искусства, которое сложилось в ходе завоевательных походов на запад Центральной Азии и в Южную Сибирь. Поэтому можно предполагать, что в тесиискую эпоху войска, сформирован- ные из населения Енисея, наиболее часто атаковали рассыпным строем. Судя по наскальным рисункам этого времени, в составе вой- ска значительное место занимали всадники-лучники. Наряду с ни- 61
Рис, 20. Типолого-хронологическая матрица тесинского оружия. тми существовали отряды пехоты, вооруженной луками со стрелами, .копьями, чеканами, кинжалами. Такое войско, успешно действуя в дальнем бою, осыпая противника стрелами с дистанции полета •стрелы, не имело достаточных средств для ведения ближнего конно- го боя и могло действовать врукопашную только в пешем строю. В силу этого боеспособность тесинского войска в целом была ниже, •чем современных им хуннских и сарматских конников. В походе в зимнее время тесинцы, подобно тагарцам, пользова- лись лыжами или санями на конной тяге 38. Они возводили форти- фикационные сооружения. К настоящему времени в Минусинской и Ачинско-Мариинской котловинах обследовано около десятка го- родищ и крепостей-убежищ со сложной системой таких укреплений39. Для их строительства выбирались возвышенности, высокие террасы по берегам рек, вокруг которых создавалась система из валов, рвов, частокола по периметру или с напольной стороны. Большая часть этих укреплений была сооружена потомками татарских племен^ £2
проживавших на Енисее в тесинскую эпоху. О том, пользовались ли этими сооружениями пришельцы-гяньгуни, определенных дан- ных нет. Фортификационные сооружения тесинцев не были приспособ- лены для долговременной обороны от крупного воинского соедине- ния. Видимо, войны здесь носили локальный характер и не выходи- ли за пределы Минусинской и Ачинско-Мариинской котловин. Стра- тегической целью гяньгуней в этот период было закрепление своего главенствующего положения на завоеванной территории и подчине- ние местных татарских племен. Гяньгуни, будучи не в состоянии оказать серьезное сопротивление военному давлению хуннов, вы- полняли роль вассалов. Потомки носителей татарской культуры в рассматриваемое вре- мя попали в зависимость от хуннов и гяньгуней. С севера они испы- тали давление со стороны кулайских племен. В сложившихся усло- виях тагарские родоплеменные объединения, вероятно, лишались единства, и не могли проводить самостоятельной военной политики. Они участвовали в войнах в составе войск хуннов и гяньгуней. Глава третья ОРУЖИЕ ПЛЕМЕН КОКЭЛЬСКОЙ КУЛЬТУРЫ Для изучения истории Тувы использовались находки предметов вооружения и изобразительные материалы, относящиеся к позднехуннскому времени на данной территории. Письменные ис- точники по дайной проблеме весьма ограниченны \ поэтому при рас- смотрении истории Тувы в хуннское время иногда привлекались данные, касающиеся собственно хуннской культуры 2. В последние десятилетия в научный оборот введен обширный материал из погре- бальных и поминальных памятников этого времени 3, идентифици- рованы отдельные группы наскальных изображений 4. Среди архе- ологических материалов позднехуннского времени с территории Ту- вы, известных в литературе как сыын-чурокская, или шурмакская* или кокэльская культура, зафиксировано много моделей предметов вооружения 6. Специалистами предпринимались попытки их клас- сифицировать •. Эти предметы являются уменьшенными копиями реальных ве- щей, но их соответствие реальным прототипам не вызывает сомнений. Анализ всех имеющихся материалов дает основание надеяться на получение репрезентативных результатов, которые позволят оха- рактеризовать военное дело рассматриваемой группы кочевников в известный хронологический период. Данные о размерах предметов в силу их вотивного назначения имеют относительную ценность* кроме того, несколько осложняет ситуацию наличие существенных, расхождений во мнениях специалистов по вопросу о хронологии рассматриваемого культурного комплекса. 63-
Представительность предметных серий различных видов оружия неодинакова. Особенно трудно в настоящее время охарактеризовать защитное вооружение в рамках изучаемого комплекса. По мнению большинства исследователей, к данному культурному комплексу относятся различные типы погребальных памятников: курганы- кладбища, округлые каменные курганы, грунтовые могилы с погре- бениями в деревянных гробах или колодах. Некоторые специалисты без достаточных оснований выделяют в особый вид памятников по- гребения по обряду трупосожжения на горизонте под округлыми каменными курганами 7. Скорее, эти объекты надо относить к числу поминальных сооружений. Поминальные сооружения представляют собой округлые или овальные насыпи с зольным пятном, сосудами и железными предметами на горизонте, от которых иногда отходит ряд каменных столбиков8. Зафиксированы отдельные группы наскальных рисунков с изо- бражениями вооруженных всадников. Эти материалы позволяют составить известное представление о военном деле кочевого насе- ления Тувы в хуннское время. Памятники кокэльской культуры к настоящему времени изуче- ны повсеместно в степных районах Тувы. За пределами этой терри- тории они не известны. Вопреки мнению отдельных исследователей такие памятники в землях к северу от Саян не обнаружены •. Предметы вооружения из раскопок рассматриваемых памятни- ков хранятся в фондах музеев и научно-исследовательских ин- ститутов Ленинграда, Новосибирска, Томска, Кызыла. Значитель- ная часть их опубликована. Для анализа привлекались материалы из музейных коллекций и публикаций. Комплекс вооружения воина-кочевника позднехуннского вре- мени в Туве включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения для ведения дистанционного боя (моде- ли луков и стрел) и снаряжения (детали колчанов) встречаются во многих памятниках. [ЛУКИ Луки рассматриваемой серии относятся к одной группе — «ложносоставных. В ее составе в зависимости от наличия или отсут- «твия костяных накладок, их количества и места расположения вы- деляется несколько типов 10. Тип 1. С концевыми и срединными боковыми накладками. Вклю- чает 15 экз. из памятников: Кокэль, к. 4; к. 11, м. 2,27, 46, п. 1; к. 66; к. 87, п. 1; к. 102, п. 1, 2; к. 12, м. 3; к. 26, м. 3; к. 37, м. 23; к. 39, м. 29; к. 133, 171; KX-58-IV “..Размеры лука, по дан- ным С. И. Вайнштейна и В. П. Дьяконовой, 110—150 см. Средин- ные боковые накладки длинные, широкие, с плавно изогнутыми кон- цами. Концевые накладки длинные, узкие, прямые, с изогнутым концом, с арочным вырезом для тетивы — ушком. Одна из накладок €4
Рис. 21. Концевые накладки кокэльских луков. змеет плавный изгиб в направлении, противоположном внутренней зтороне кибити (рис. 21, 2, 14\ 22, 7, 8). Тип 2. С концевыми, срединными боковыми и фронтальной на- кладками. Включает 8 экз. из памятников: Кокэль, к. 11, м. 4, 97; •{. 26, м. 10, 26; к. 170; к. 174, м. 1, 2; Чер-Чарык, к. 47 12. Размеры лука, по данным С. И. Вайнштейна, 90—160 см13. Срединные боко- 65 5 К>. С. Худяков
Рис. 22. Срединные боковые накладки и фронтальные накладки кокэль- ского лука. вые накладки длинные, широкие, с плавно изогнутыми концами Срединная фронтальная накладка узкая, длинная, расширяющая- ся к концам. Концевые накладки длинные, узкие, прямые, с изо- гнутым концом (рис. 21, 5—7, 9—13; 22, 2, 6, 11, 13). Тип 3. С концевыми, срединными боковыми, фронтальной и про- межуточными накладками. Включает 2 экз. из памятника Кокэль 66
1 к. 11, м. 46, п. 2; к. 26, м. 8 14. Размеры лука, по данным С. И. Вайн- штейна и В. ,П. Дьяконовой, 90—130 см 15. Срединные боковые на- кладки длинные, широкие, с плавно изогнутыми концами красного цвета. Срединная фронтальная накладка длинная, узкая, с расши- ряющимися концами, также красного цвета. Концевые накладки длинные, узкие, прямые, с плавно изогнутыми концами. На них на- несены узкие красные полоски (рис. 21, 4, 10\ 22, 7, 5, 10, 15, 16). Тип 4. Без костяных накладок. Включает 20 экз. из памятников: Кокэль, к. 11, м. 5, 7, 12, 19, 40, 106, 138; к. 26, м. 13, 16, 24, 37, 39; к. 39, м. 2, 35, 41; к. 102, 175; Кара-Даш, к. 1, м. 1 1в. Размеры лука, по данным В. П. Дьяконовой, 60—96 см 17. Кибить луков всех экземпляров идентична по форме. Она имеет широкую, трапециевидную среднюю часть (рукоять), обращенную торцами параллельно направлению стрельбы; плоские широкие плечи, обра- щенные торцами в стороны перпендикулярно направлению стрель- бы; длинные узкие концы, обращенные торцами параллельно направ- лению стрельбы (рис. 23). Поэтому реконструкцию лука из Кара- Даша, предложенную Л. Р. Кызласовым, по нашему мнению, нель- зя считать удачной 18. Автор произвольно соединил сохранившиеся концы кибити в местах облома плеч и получил совершенно неверную «схему модели лука», у которой отсутствует средняя часть 19. По предположению Кызласова, модель лука имела плоскую широкую центральную часть 20, однако в таком случае ее невозможно было бы держать в руке, поскольку именно на эту зону направлено основ- ное усилие при натяжении тетивы 21. Кибить некоторых моделей лу- 5* 67
Рис. 24. Классификация кокэльских луков (I—V вв.). ков изготовлена из цельного куска дерева, но, вероятно, она имела несколько составных частей (середина, плечи, концы)22. Форма ки- бити кокэльских луков выглядит весьма совершенной. По конструк- тивным особенностям она напоминает «гуннские» луки23. Луки, аналогичные кокэльским, изображены на Большой Саглынской пи- санице. Кокэльские луки выделенных форм с костяными накладками находят соответствие среди метательного оружия хуннов 24 (рис. 24). Скорее всего, это было результатом прямого заимствования кокэль- цами элементов культуры хуннов. Вместе с тем кокэльские кочев- ники внесли в конструкцию метательного оружия ряд усовершен- ствований. Так, середина кибити некоторых их луков имела плав- ный изгиб в сторону, противоположную направлению стрельбы, длинные прямые концы и широкие плоские плечи. Основной набор конструктивных особенностей и костяных деталей кокэльского лука сохранил свое значение вплоть до конца I тыс. н. э. Кокэльские луки, судя по сохранившимся образцам кибити, были строго симметричны. Имеются изображения всадников с лу- ком в налучье. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наконечники стрел в кокэльских памятниках наиболее широко представлены среди предметов вооружения. По материалу изготовления они распадаются на четыре класса: железные, брон- зовые, костяные, деревянные. Последние не будут подвергаться ана- лизу, так как они использовались лишь на промысле пушных зверей. 68
Рис. 25. Кокэльские железные наконечники стрел. Железные наконечники стрел относятся к одному отделу — че- решковых, по сечению пера подразделяются на группы, по форме пе- ра — на типы. Группа I. Трехлопастные наконечники, семь типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 102 экз. из памят- ников: Бай-Даг, к. 86; Кара-Даш, к. 1, м. 1; Хара-Даг-Бажи, п. 1, 2; Кокэль, к. 7, 8., 11, 26, 34, 37, 39, 40., 65, 68, 69, 124; КХ-58- 69
Рис. 26. Кокэльские железные наконечники стрел. II, п. 2 2б. Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с тупоугольным острием и покатыми плечиками Некоторые изделия снабжены костяными или цельнодеревянными свистунками (рис. 25, 1—7). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 80 экз. из памятнг ков: Кара-Даш, к. 1, м. 1; Сыын-Чурек, к. 1; Хара-Даг-Бажи, п. i Чер-Чарык, к. 47; Уюк-Тарлык, к. 58; Шурмак-тей, к. 1; Кокэль к. 4, 7, 8, 11, 12, 26, 34, 37, 39, 40, 57, 69, 170; KX-58-II, п. 2 26 Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 3 см. Нако- нечник с остроугольным острием и покатыми плечиками. Некоторые изделия снабжены костяными свистунками (рис. 25, 8—14). Тип 3. Ярусные. Включает 49 экз. из памятников: Хара-Даг- Бажи, п. 1; Чер-Чарык, к. 47; Кокэль, к. 7, 8, И, 26, 28, 37, 39 70
65, 68 27. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием, обособленным бойком, вы- ступающими крыльями, покатыми или округлыми плечиками. У не- которых экземпляров боек отделен от крыльев треугольными или трапециевидными вырезками. Отдельные изделия снабжены костя- ными свистунками (рис. 26). Тип 4. Удлиненно-шестиугольные. Включает 4 экз. из памятни- ка Кокэль, к. 4, 7, 34, 65 28. Длина пера — 4 см, ширина — 1, дли- на черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием, парал- лельными сторонами и покатыми плечиками. Лопасти некоторых изделий снабжены округлыми отверстиями (рис. 25, 23). Тип 5. Боеголовковые. Включает 22 экз. из памятника Кокэль,; к. 11, 37, 39, 65 29. Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием, выделен- ной боевой головкой, удлиненной шейкой. Некоторые изделия снаб- жены костяными свистунками (рис. 25, 29). Тип 6. Эллипсоидные. Включает 4 экз. из памятников: Бай-Даг^ к. 70; Кокэль, к. 26, 65 30. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 3 см. Наконечники с овальным острием и округлыми плечиками. Тип 7. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из памятника Кокэль, к. 26, 65 31. Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина че- решка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием и прямыми плечиками (рис. 25, 18). Группа II. Четырехгранные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-пятиугольные. Включает 3 экз. из памятника Кокэль, к. 26 32. Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина череш- ка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием, параллельными гранями и прямыми плечиками (рис. 27, 21). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 11 33. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина черешка — 3 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 27, 19). Группа III. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 11 34. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина черешка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 27, 20). Группа IV. Линзовидные наконечники, два типа. Тип 1. Томары. Включает 8 экз. из памятников: Хара-Даг-Ба- жи, п. 1, 2; Кокэль, к. 11, 26, 39 35. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с тупым острием, парал- лельными или покатыми гранями, прямыми плечиками (рис. 27, 5—11). Тип 2. Боеголовковые. Включает 1 экз. из памятника Аймыр- лыг 36. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 1,5 см. Наконечник с остроугольным острием, выделенной боевой головкой, удлиненной шейкой (рис. 27, 12). Группа V. Плоские наконечники, три типа. 71
iiirnii' «д» Рис. 27. Кокэльские железные, бронзовые и костяные наконечники стрел Тип 1. Томары. Включает 9 экз. из памятников: Кара-Даш, к. 1, м. 1; Уюк, к. 160; Хара-Даг-Бажи, п. 1, 2; Кокэль, к. 26, 37 37 Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Нако нечники с тупым острием, покатыми сторонами и прямыми плечи ками (рис. 27, 1—4). 72
Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 64 38. Длина пера — 4 см, ширина — 2,5, длина череш- ка — 2 см- (рис. 27, 13). Тип 3. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памят- ника Кокэль, к. 12 39. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина че- решка — 2 см. Наконечники с тупоугольным острием и покатыми плечиками (рис. 27, 23). Бронзовые наконечники стрел относятся к двум отделам: втуль- чатых и черешковых. Втульчатые наконечники по сечению пера от- носятся к одной группе. Группа I. Двухлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-эллипсоидные. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 11 40. Длина пера — 3,5 см, ширина — 1, длина втул- ки — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, овальными пле- чиками, нервюрой, выступающей втулкой с фестончатыми выреза- ми по краю (рис. 27, 24). Черешковые наконечники по сечению пера относятся к одной группе. Группа I. Трехлопастные наконечники, четыре типа. Тип 1. Удлиненно-пятиугольные. Включает 1 экз. из памят- ника Кара-Чога, к. 1 41. Длина пера — 2 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1 см. Наконечник с овальным острием, параллельными сторонами, прямыми плечиками (рис. 27, 27). Тип 2. Асимметрично-ромбические. Включает 2 экз. из памятни- ка Кокэль, к. 11 42. Длина пера — 2,5 см, ширина — 1, длина че- решка — 1,5 см. Наконечники с остроугольным острием и покаты- ми плечиками (рис. 27, 26). Тип 3. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 26 43. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина череш- ка — 1 см. Наконечники с удлиненным остроугольным острием и покатыми плечиками. Тип 4. Ярусные. Включает 1 экз. из памятника Кокэль, к. 2644. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 1 см. Наконеч- ник с остроугольным острием, обособленным бойком, выступающи- ми крыльями, покатыми плечиками. Костяные наконечники стрел относятся к одному отделу — че- решковых, представленному одной группой. Группа I. Ромбические наконечники, два типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Кокэль, к. 11 4б. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина череш- ка — 1 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми пле- чиками (рис. 27, 32). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 12 экз. из памятни- ков: Сыын-Чурек, к. 24; Кокэль, к. 8, 11, 26, 34, 39 4в. Длина пе- ра — 5 см, ширина — 1, длина черешка — 1 см. Наконечники с ост- роугольным острием и покатыми плечиками. На поверхности неко- торых экземпляров нанесены крестообразные насечки (рис. 27, 28). Специалистами предпринимались опыты классификации кокэль- ских наконечников стрел. В 1962 г. С. И. Вайнштейном были систе- 72
матизированы наконечники стрел из раскопок могильника Кокэль 47. Он выделил два типа бронзовых, четыре — железных и один тип костяных наконечников стрел. Естественно, эта классификация была неполной. Аналогичная работа проводилась Л. Р. Кызласовым 48. Однако он не учел опыта, накопленного предшественниками, и по- шел в своих поисках по ложному пути. Неверно поняв назначение отдельных деталей древков стрел,; К ыз л асов наряду с известными типами бронзовых, железных и костяных стрел выделил так назы- ваемые клювовидные, или глазастые, стрелы 49. Учет всех доступных ныне материалов и применение современ- ной методики классификации наконечников стрел позволили вы- явить закономерности развития этого оружия. Бронзовые наконеч- ники стрел в комплексе боевых средств дистанционного боя кокэль- ских кочевников крайне немногочисленны. Некоторые наконечники предложенных черешковых типов (удлиненно-пятиугольные, асим- метрично-ромбические, удлиненно-ромбические, ярусные) не имеют прямых аналогий в памятниках предшествующей эпохи. Уникален втульчатый двухлопастной удлиненно-эллипсоидный наконечник,; который также трудно связать с культурами скифского времени на территории Тувы. Нет бронзовых стрел подобных типов и у хуннов. Вместе с тем отдельные формы бронзовых стрел (асимметрично-ром- бические, удлиненно-ромбические, ярусные) были характерны ис- ключительно для железных стрел. Не будет, вероятно, неосторожно- стью предположить, что данные экземпляры могли быть изготовлены по железным прототипам. Кроме того, бронзовые стрелы в указан- ный период могли иметь преимущественно вотивный характер. Од- нако более вероятно, что в данном случае зафиксирован процесс не только вытеснения бронзовых стрел железными, но и взаимовлияния обоих классов в формообразовании (рис. 28). Типологическое разнообразие и количественная представитель- ность железных наконечников стрел значительно шире, чем бронзо- вых.. Среди них представлено семь типов трехлопастных, два — че- тырехгранных, один — круглых, два — линзовидных, три типа плоских. Наконечники, предназначенные для поражения незащи- щенного панцирем противника (трехлопастные и плоские), преобла- дают количественно (174 из 188) и составляют наибольшее число типов (10 из 15). Примечательно, что наконечники асимметрично- ромбических, удлиненно-ромбических, ярусных,, удлиненно-шести- угольных и боеголовковых .типов, которые составляют большин- ство трехлопастных наконечников, получили позднее широкое рас- пространение у тюрок и других средневековых кочевников. Нако- нечники прочих типов, в частности эллипсоидный — специфичный для кокэльских племен, встречаются в единичных экземплярах. Плоские стрелы представленных типов получают в дальнейшем ши- рокое распространение уже в развитом средневековье, в начале II тыс. н. э. Стрелы бронебойных типов кокэльских^кочевников, не- смотря на относительную немногочисленность, достаточно разнооб- разны. Аналогичные четырехгранные получили распространение в памятниках конца I тыс. н.. э., линзовидные боеголовковые — 74
Группа Тип Размеры, см Количество» экз. Т ерритория I 1 2,5-1-2 102 Тува 2 3-1- 3 80 3 5-2-3 49 // 4 \ 4-1-2 4 // 5 2,5-1-2 22 // 6 =м> 3- 1-3 4 // 2,5-1-3 2 // II 1 < "!— 2,5-1-3 3 // 2 4-1-3 1 1/ III • 4-1-4 1 // IV 1 [ 2-1-2 8 1/ 3-1-1,5 1 If V 1 г—'— 2,5- 1- 2 9 2 4-2,5-2 1 и 3 2-1-2 1 1 tf Рис. 28. Классификация кокэльских железных наконечников стрел (I—V вв.). 75
Рис. 29. Классификация кокэльских бронзовых наконечников стрел (I—V вв.) в средневековых катакомбных памятниках Тувы; линзовидные то- мары и круглые удлиненно-ромбические специфичны для кокэль- ской культуры. Среди бронебойных выделяются: два типа наконеч- ников универсального действия, предназначенных для преодоле- ния металлической защиты пластинчатого характера, два типа (че- тырехгранные удлиненно-ромбические и круглые удлиненно-ромби- ческие) для раздвижения колец кольчуги и один тип (линзовидные томары) для рассечения колец кольчуги (рис. 29). Костяные стрелы кокэльских кочевников немногочисленны и единообразны. В ряде случаев они зафиксированы в костях скеле- тов погребенных. Спектр типологического разнообразия кокэльских стрел весьма широк. При его сопоставлении с хуннским набором стрел можно от- метить значительные несоответствия. Существенно различаются бронзовые стрелы двух комплексов. Среди железных находят соот- ветствие четыре типа трехлопастных, один — четырехгранных, два типа плоских; остальные являются специфичными для каждой из культур. Разительно различаются по типологическому составу и представительности костяные стрелы. В целом кокэльский набор стрел выглядит более развитым по сравнению с хуннским: он вклю- чает больше типов, получивших распространение в последующую эпоху. Вероятно, названные несовпадения носят хронологический характер. Кокэльский комплекс относительно более поздний, чем хуннский, большая его часть относится уже к первой половине 76
Рис. 30. Древки кокэльских стрел I тыс. н. э. Этот вывод подтверждается стратиграфическими дан- ными. Важной принадлежностью кокэльских стрел являлись полые костяные шарики с отверстиями — свистунки. Они имеются в ос- новном на железных трехлопастных, реже на бронзовых наконечни- ках. У моделей стрел свистунки вырезаны цельными, с древками; отверстия и концы обозначены краской. Свистунки,, издавая во вре- мя полета стрелы звук, служили для устрашения противника и по- вышения прочности торцевой части древка. Поэтому нельзя согла- 77
ситься с предложенной Л. Р. Кызласовым интерпретацией их как «глазков» у так называемых видящих стрел 50. Предложенные им аналогии с атрибутами, упоминающимися в фольклоре тюркоязыч- ных народов Саяно-Алтая, носят весьма поверхностный характер б1. Во многих памятниках кокэльской культуры сохраняются древки стрел. Все они деревянные (березовые или ивовые), округ- лые в сечении, с арочным вырезом для тетивы — ушком. Иногда на древко близ торца, в который крепился наконечник, и на ушки наносились цветные пояски-метки. Обычно это были широкие поло- сы, охватывающие примерно равные участки обоих концов древ- ка 52; реже — узкие полоски, чередующиеся по цвету. В отдель- ных случаях древко окрашивали целиком, метки ставили иным цветом. Вероятно, метки несли определенную функциональную на- грузку: по ним можно было определить назначение стрелы, если стрелы в колчане хранились наконечниками вниз (рис. 30). Среди кокэльских стрел имеются экземпляры с цельнодеревян- ными наконечниками для охоты на пушного зверя. Однако отсут- ствие металлического наконечника не обязательно означает, что это охотничья стрела. Нельзя согласиться с выделением Л. Р. Кызла- совым так называемых глазастых, или видящих, стрел с клювовид- ным носиком, схожим «с головкой водоплавающей птицы»53. Это сугубо ошибочное предположение. «Головка птицы» представляет на самом деле деревянную имитацию свистунки с отмеченными крас- кой отверстиями и концами, а «носик», или «клюв»,— стержень^ на который одевался втульчатый, вероятно, бронзовый наконеч- ник 54. В Кокэле подобные модели стрел снабжены костяными свис- тунками, т. е. данные экземпляры не могли использоваться на охоте 55. Оперение на древках не сохранилось. Форма его не известна» КОЛЧАНЫ Кокэльские кочевники хранили и носили стрелы в колча- нах, от которых в погребениях сохранились деревянные округлой или эллипсоидной формы дощечки-днища и железные крючья. Судя по форме' днищ, кокэльские колчаны имели цилиндрический в се- чении приемник, изготовленный из бересты. Его нижняя часть скреплялась с деревянным дном 56. Не ясно, имелись ли у кокэль- ских колчанов крышки и какова была форма приемника. Возможно, стрелы в колчанах хранились наконечниками вниз, а для распозна- вания функционального назначения наконечников служили цвет- ные пояски-метки на древках. По-видимому, колчаны носили подве- шенными к поясу в наклонном положении. Крепились они к пояс- ному ремню с помощью ремешков и крюка. Крючья имели петли с загнутыми или раздвоенными концами 57. В кокэльских памятниках достаточно разнообразны предметы вооружения для ведения ближнего боя. 78
ПАЛАШИ Палаши в кокэльских памятниках представлены желез- ными моделями значительно уменьшенных размеров. В ряде слу- чаев сохраняются деревянные рукояти и ножны. По сечению клин- ка кокэльские модели палашей относятся к одной группе — трех- гранных, которая насчитывает три типа. Тип 1. Без перекрестья. Включает 5 экз. из памятниковз Хара-Даг-Бажи, п. 1; Шурмак-тей, к. 1; Кокэль, к. 11, 12, 32 58. Длина клинка — до 20 см, ширина — 2, высота рукояти — до 5 см. Модели палашей с прямым однолезвийным клинком, прямой рукоятью без перекрестья с кольчатым навершием (рис. 31, 1). Тип 2. С прямым брусковидным перекрестьем. Включает 2 экз. из памятника Кокэль, к. 32 59. Длина клинка — до 10 см, ширина — 2, высота рукояти — до 12 см. Модели палашей с прямым однолез- вийным клинком, прямым деревянным брусковидным перекрестьем, деревянной ребристой рукоятью, деревянным полукруглым навер- шием. Перекрестье, рукоять и навершие изготовлены из одного куска дерева (рис. 31, 3). Тип 3. С прямым пятиугольным перекрестьем. Включает 6 экз. из памятника Кокэль, к. 7, 145, 175 60. Длина клинка — 9 см, ши- рина — 2, высота рукояти — 9 см. Модели палашей с прямым од- нолезвийным клинком и деревянной рукоятью с прямым перекре- стьем и заостренным навершием. У некоторых экземпляров поверх- ность рукояти ребристая. Перекрестье, рукоять и навершие изго- товлены из одного куска дерева (рис. 31, 4). Значительная часть моделей рубяще-колющего оружия сохра- нилась не полностью, что не позволяет включить ее в рассматривае- мую классификацию. Кокэльские палаши, иногда неточно именуемые мечами, упоми- наются в специальной литературе неоднократно 61. Однако вопросы типологии и технических возможностей данного вида оружия в комп- лексе боевых средств кокэльского воина остаются нерешенными. Естественно, что по вотивным моделям реконструировать реальный диапазон фехтовальных приемов довольно сложно. Можно полагать,; что кокэльские палаши в основном использовались как колющее оружие, а возможно, и как рубящее. Они употреблялись в конном и спешенном строю в условиях ближнего и рукопашного боя. Наличие перекрестья-ограничителя, не рассчитанного на отражение рубя- щего удара, а также ребристой рукояти свидетельствует о том, что палаши были более приспособлены для нанесения колющих ударов. Вместе с тем выделенное навершие, особенно кольцевое, служащее для гашения отдачи при рубящем ударе, позволяет утверждать^ что кокэльские воины владели и этим фехтовальным приемом. Еди- нообразие клинков при вариабельности декоративных деталей сви- детельствует в пользу относительной стандартизации этого вида оружия. Важной принадлежностью моделей рубяще-колющего ору- жия были футляры для хранения и ношения клинков в походе. Ножны имеют сложный, нередко вычурный рельеф внешней, лице- 79
Рис. 31. Модели кокэльских палашей. вой, поверхности, разнообразные декоративные детали, затейливую геометрическую орнаментацию. Судя по наличию пазов и отверстие для продевания ремня портупеи, палаши носили на перевязи, кре- пившейся к поясу, а в походном положении, скорее всего, верти кально, поскольку на ножнах отсутствуют центральные обоймк Некоторые ножны в нижней части имеют расширение и отверстие Видимо, они могли пристегиваться ремешком к ноге по типу скшЬ 80
ских и сарматских кинжалов. Очевидно, кокэльские палаши пред- ставляли собой относительно короткие клинки колющего действия. Богатая орнаментация и обилие декоративных деталей позволя- ют говорить о том, что клинковое оружие было одним из знаков со- циального отличия. В пользу этого свидетельствуют и материалы погребального обряда. Кокэльские «палашеносцы», как правило,— наиболее хорошо вооруженные и экипированные воины (с широким набором оружия для ведения ближнего и дистанционного боя), сво- его рода военная элита кокэльского общества. В состав их инвен- таря нередко входил полный набор наступательного оружия: лук,; колчан со стрелами, палаш, кинжал, копье и дротик. Л. Р. Кызласов считает, что палаш и кинжал всегда должны были присутствовать в составе вооружения мужчин-воинов 62. Эта не совсем верно. Так, в курганах могильника Кокэль в одной моги- ле можно было обнаружить палаш и кинжал (КЭ-7, II, IV; 8, XX; 26, XXXIX; 32Б), или только модели палашей (КЭ-9; 26, XLV; 28; 32А; 124), или даже два палаша и кинжал (КЭ-26, XLI). По- видимому, эти различия не связаны с характером использования и объясняются особенностями погребальной обрядности. КОПЬЯ И ДРОТИКИ Наконечники копий и дротиков — сравнительно частые находки в кокэльских памятниках. По материалу изготовления все они относятся к одному классу — железных, по форме насада — к одному отделу — втульчатых. По сечению пера среди них выде- ляется две группы, которые по форме пера делятся на типы. Группа I. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 13 экз. из памятни- ков: Кара-Даш, к. 1, м. 1; Сыын-Чурек, к. 24; Кокэль, к. 26, 37$ 40 63. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина втулки — 5 см. На- конечники с остроугольным пером (удлиненно-треугольных очерта- ний), переходящим в коническую втулку. Острие у многих экзем- пляров обломано (рис. 32, 15). Группа II. Плоские наконечники, четыре типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 10 экз. из памятни- ков: Шурмак-тей, к. 1; Хара-Даг-Бажи, п. 2; Кокэль, к. 4, 8, 12,; 26, 37, 68 64. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина втулки — 7,5 см. Наконечники с остроугольным острием, покатыми плечика- ми, конической втулкой. Острие пера у многих экземпляров обло- мано (рис. 32, 1, 3—5). Тип 2. Эллипсоидные. Включает 6 экз. из памятника Кокэль,. к. 11, 37 6б. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина втулки — 9 см. Наконечники с овальным острием, коротким пером, покатыми плечиками, конической втулкой (рис. 32, 8). Тип 3. Двухъярусные. Включает 2 экз. из памятника Кокэль» к. 7, 11 66. Длина пера — 7,5 см, ширина — 1, длина втулки — 4,5 см. Наконечники с овальным острием, удлиненным пером с дву- 6 ю. С. Худяков . 8£
Рис. 32. Модели кокэльских копий. мя перехватами и овальными выступами, пологими плечиками^ ко нической втулкой (рис. 32, 2). Тип 4. Удлиненно-пятиугольные. Включает 6 экз. из памятнике Кокэль, к. И, 26, 37 67. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длине втулки — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, параллель- 82
ными сторонами, переходящими в цилиндрическую втулку (рис. 32, 16). О кокэльских копьях неоднократно упоминалось в научной литературе^ однако попыток проанализировать и систематизировать их специалисты не предпринимали 68. Между тем значительное чис- ло находок и большое типологическое разнообразие позволяют пред- полагать, что древковое колющее оружие было одним из основных наступательных средств кокэльского воина. Этим кокэльские всад- ники заметно отличались от своих соседей и современников, в част- ности от хуннов и таштыкцев. В составе кокэльского древкового оружия представлены бронебойные типы, а также предназначен- ные для поражения незащищенного противника. Судя по изображе- ниям на петроглифах, кокэльские всадники использовали копье в качестве ударного оружия, удерживая его горизонтально одной рукой и прижимая локтем правой руки к телу. В погребениях вместе с копьями чаще всего находят луки и стрелы, реже палаши, можно предполагать, что они использовались легковооруженными всадниками. Среди находок встречаются де- ревянные древки стрел. Все они округлые в сечении, максимальная длина — до 1,5 см. Судя по рисункам, бытовали и более длинные древки — вдвое превышающие рост воина 60. В редких случаях торцевая часть древков была украшена спиральной полоской орнамента. Все копья представлены уменьшенными образцами, поэтому не всегда есть возможность достоверно судить об их применении. Воз- можно, наряду с ударными существовали и метательные копья,; к числу которых могут относиться некоторые миниатюрные экземп- ляры, присутствующие в погребениях наряду с более массивными. ЗАЩИТНОЕ ВООРУЖЕНИЕ По поводу применения кокэльскими кочевниками средств: защиты имеются лишь фрагментарные сведения. В специальной ли- тературе есть указание на то, что в могильнике Сыын-Чурек (к. 34,. п. А) «при расчистке костяка были найдены различные железные- вещи, в том числе нож, стрелы, шилья и пластинки, по-видимому от кольчуги»70. К сожалению, судить о форме этого панциря, распо- ложении пластин, способах крепления не представляется возмож- ным. Есть упоминания о находке в погребении железного диска — «возможно, центральный умбон от защитного кожаного доспеха»71. В работе Л. Р. Кызласова ошибочно отнесены к рассматриваемому времени шесть железных пластин от древнетюркского панциря из кургана БТ-59-5 72. На основании этих данных судить о наличии у кокэльских кочевников панцирного доспеха довольно сложно. Вполне допустимо, что они могли применять неметаллические сред- ства защиты, которые были необходимы в условиях развитого комп- лекса наступательного вооружения. К рассматриваемому времени традиция применения защитных поясов с металлическими пласти- нами в целом изжила себя. Отдельные находки подобных предметов в могильнике Аймырлыг имеют уже чисто декоративное назначение. 6* 83;
КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Комплекс вооружения кокэльского воина отличался ви- довым и типологическим разнообразием (рис. 33, 34). Набор пред- метов вооружения из археологических памятников и изображения воинов позволяют рассматривать данный комплекс как единый, ха- рактерный для легковооруженного конного воина. Он включал разнообразные по форме сложносоставные луки, бронзовые, желез- ные и костяные стрелы. Стрелы хранились в берестяных колчанах с цилиндрическим приемником. Многие стрелы снабжались костя- ными шариками-свистунками. В ближнем бою и на короткой дис- танции воины могли использовать метательные и ударные копья, палаши, в рукопашном бою — кинжалы. Воины защищали тело, Виды Класс Группа Отдел Тип Размеры, см Количест во, экз. Территория Луки I I I 1-4 110 45 Тува Стрелы I I I 1-7 3,5 1 263 // II 1-2 3 1 4 // III 1 4 1 i // IV 1-2 2,5 1 6 // V 1-3 3 1 11 // П I I 1 3,5 1 1 // II I 1-4 2,5 1 5 III I I 1-2 4 1 13 и Папаши I I I 1-3 15 2 13 if Кинжалы I I ‘ . I 1-2 16 2 26 н II 1 18 1 4 Копья I I I 1 6 1 4 и II 1-4 6 1 24 if Рис. 33. Классификация кокэльского оружия. 84
Рис. 34. Типолого-хронологическая матрица кокэльского оружия, вероятно, неметаллическими доспехами. Отдельные виды оружия просматриваются на изображениях воинов-всадников (рис. 35). Рассматриваемый комплекс вооружения, сформировавшийся на базе хуннского и, вероятно, иного по происхождению компонента, являет собой результат развития основных достижений в военном деле. Прежде всего были усовершенствованы 'средства ведения 85
Рис. 35. Изображения кокэльских воинов (.ш Э. У. Стамбульник п М. А. Дэвлет). дистанционного боя. Сами луки мало от- личаются от известных хуннских форм но набор типов железных стрел стал значительно шире. Кроме того, в ко- кэльском наборе по сравнению с хун- нским существенно изменилось количест- венное соотношение железных и костяных стрел. Кокэльский ком- плекс поражающих средств дистанционного боя, несомненно, стал более эффективным, нежели хуннский. Важные изменения произошли в наборе боевых средств ведения ближнего боя. Распространение метательных копий, поражающих противника с малых дистанций, и ударных копий, которые предна- значались для нанесения удара в ближнем бою, свидетельствует о значительном росте ударной мощи легкой конницы при встречных столкновениях. У кокэльских всадников достаточно широким был набор средств ведения ближнего и рукопашного боя. Вместе с тем отдельные виды оружия, известные в хуннское время (булавы, по- ножи, наручья, защитные пояса), вышли из употребления. Кокэльские кочевники, судя по большому числу погребенных со следами ударов рубяще-колющим, колющим и метательным ору- жием, имели большую боевую практику. В ходе частых войн ко- кэльский комплекс боевых средств совершенствовался по линии уси- ления роли средств ближнего боя и возрастания эффективности по- ражающего оружия. В наиболее законченном виде он сложился в I—III вв. н. э., в период формирования могильника Кокэль. К со- жалению, хронология кокэльской культуры в целом и отдельных памятников остается во многом дискуссионной 73. Можно думать, что начало бытования кокэльского комплекса вооружения совпада- ет с последним веком существования культуры северных хуннов — I в. н. э. Однако в своем окончательно оформленном виде он продол- жал бытовать позднее, возможно всю первую половину I тыс. н. э.« и остановил последующий этап в развитии военного дела кочевников Центральной Азии, 86
СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Племена кокэльской культуры пока не идентифицирова- ны с каким-либо исторически зафиксированным кочевым этносом, поэтому какие-либо прямые сведения о структуре военной органи- зации кочевого населения Тувы в данный период отсутствуют. По всей вероятности, кокэльские племена входили в состав державы северных хуннов до ее падения. Позднее они, вероятно, обрели само- стоятельность, так как никаких инокультурных памятников во все остальное время существования кокэльской культуры в Туве не отмечено. Судя по следам погребального обряда, подавляющее большин- ство погребенных мужчин захоронены с оружием — они были вои- нами. Кйких-либо имущественных и социальных отличий не фикси- руется, поэтому можно думать, что здесь захоронены рядовые вои- ны-общинники. Правда, они по-разному вооружены: у одних есть только лук и стрелы, у других — стрелы, дротик или копье, и на- конец, у третьих, «отборных» воинов,— лук, стрелы, копье, палаш, кинжал. Очевидно, в кокэльском войске был только один род — легкая кавалерия, но в состав отдельных отрядов входили «отбор- ные» и рядовые воины. Любопытно, что стрелы попадаются и в не- которых женских могилах. Правда, в общей массе их немного, но они позволяют говорить об участии кокэльских женщин в военных действиях. Принципы формирования кокэльского войска не вполне ясны. Скорее всего, они строились на родоплеменной основе, поскольку состав кладбищ и количество воинов в той или иной группе или кур- гане-кладбище различны. Допустимо также, что кокэльцы, знако- мые с системой построения, формирования хуннского войска и даже некоторое время входившие в их состав, заимствовали какие-то их принципы построения военной организации. Более определенное представление о структуре военной организации кокэльских племен без данных письменных источников составить невозможно. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Естественно, что неполнота сведений о военной органи- зации кокэльских кочевников затрудняет реконструкцию характер- ных черт их военного искусства. Мы не располагаем какими-либо фактами о том, с кем и какие войны вели кокэльцы на протяжении существования своего этноса. Ввиду этого реконструкция военного искусства кокэльских кочевников носит приблизительный характер. Судя по тому, что у кокэльцев было легковооруженное конное вой- ско, главная роль в их тактике ведения боя отводилась рассыпному строю. Кокэльские всадники растягивали построение на максимально возможную ширину по фронту, стремясь охватить войско против- ника с флангов, и метали стрелы с дистанции полета стрелы. Отдель- ные отряды могли приходить в сближение с противником, откаты- 87
ваться в притворном отступлении, заманивая противника на невы- годные позиции или нарушая его построение. Наличие развитого комплекса для ведения ближнего боя позво- ляет предполагать, что одним из тактических приемов кокэльцев в бою была атака лавой с метанием дротиков, которая сочеталась с ударом конных копейщиков. Если она не приносила желаемого ре- зультата, кокэльцы, вооруженные копьями, палашами и кинжала- ми, вступали в ближний и рукопашный бой. Не только разнообразный оружейный комплекс, но и следы при- менения оружия на костях погребенных свидетельствуют об ожесто- ченности военных столкновений и эффективности применения того или иного вида оружия. Среди костей скелетов нередко находят наконечники стрел, на черепах и костях «замечены следы смертель- ных травм, полученных, несомненно, в военных столкновениях,— пробоины в костях черепа и таза, в точности повторяющие трехло- пастную или ромбическую форму наконечников стрел из металла и кости, рассеченные, по-видимому мечом, лицевые кости; разрублен- ные по горизонтальной плоскости полностью или частично ударом, нанесенным сзади, шейные позвонки»74. Нельзя не отметить боль- шую жестокость в обращении с противником. Следы ударов в спи- ну, наконечники стрел в костях свидетельствуют о том, что стреля- ли, кололи и рубили убегающих, прекративших сопротивление. По-видимому, военные обычаи кокэльцев были очень суровыми. Нередко в погребениях встречаются скелеты обезглавленных лю- дей, в том числе женщин. Очевидно, значительная часть взрослого населения погибала в результате войн. В письменных источниках весьма неопределенно говорится о действиях в Западной Монголии в рассматриваемое время (I— II вв. н. э.) хуннов, гяньгуней, динлинов, сяньбийцев. Какая-то часть военных событий с участием перечисленных племен, особен- но если считать районом проживания динлинов Минусинскую кот- ловину, должна была затронуть кокэльцев. Однако в Туве прямых следов пребывания центрально-азиатских кочевников в этот период не обнаружено. Нет фактов и о внешней экспансии самих кокэль- цев, хотя, конечно, ее нельзя исключать как возможное направле- ние военной политики. Вероятнее всего, значительная часть воен- ных столкновений кокэльских племен носила междоусобный харак- тер и происходила с целью грабежа, кровной мести и др. В пользу этого свидетельствуют сосредоточение кокэльских памятников в- пределах одной и той же территории и слабая представительность в них инокультурных вещей. Последние в основном были представ- лены предметами ханьского экспорта, полученными не в далеких походах, а через посредников — торговцев. Следы боевых травм на погребенных свидетельствуют о применении кокэльцами насту- пательного оружия. Костяные же наконечники стрел некоторые ис- следователи склонны считать инокультурными. Однако этот вывод не столь убедительно доказан, чтобы на его основе можно было го- ворить о каких-либо направлениях внешних столкновений. 88
Основными стратегическими целями кокэльских кочевых пле- мен со времени падения хуннской власти на территории Тувы, ве- роятно, было сохранение самостоятельности, организация отпора центрально-азиатским кочевникам. Вероятно, кокэльцы стремились к сохранению северной границы по Саянскому хребту, через кото- рый на юг вдоль русла Енисея продвигались таштыкцы. Кокэльские племена сохраняли оригинальные черты военного искусства в период своего независимого существования. Они нашли отражение позднее, в середине — второй половине I тыс. н. э., в культуре местных племен. Глава четвертая КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ ТАШТЫКСКИХ ПЛЕМЕН Материалы по военному делу населения Минусинской котловины, создавшего таштыкскую культуру, неоднократно ста- новились предметом специального анализа. В ряде работ рассмот- рены немногочисленные находки из памятников таштыкцев, введен в научный оборот и идентифицирован богатый изобразительный ма- териал, изучены сведения письменных источников *. В специальных работах описаны отдельные виды оружия, про- делан опыт отнесения конкретных находок к различным этапам раз- вития таштыкской культуры 2. В ходе полевых исследований послед- них лет получен новый интересный материал. Среди артефактов представлены реальные предметы вооружения и их уменьшенные модели. Их анализ с привлечением находок прошлых лет, изобрази- тельных и письменных источников должен дать результаты, кото- рые позволят более полно охарактеризовать военное дело населения таштыкской культуры. Однако определенные сложности здесь воз- никают в связи с тем, что мы располагаем предметами вотивного назначения, отличавшимися от реальных. Осложняет работу дис- куссионность выводов о внутренней хронологии и периодизации различных памятников таштыкской культуры 3. Весьма ограничен- на также-представительность предметных серий для всех категорий находок. По единодушному мнению специалистов, к данному культур- ному комплексу относятся различные типы погребальных сооруже- ний: большие и малые склепы; грунтовые могилы; поминальники; поселения и укрепленные сооружения с незначительными остатка- ми культурного слоя; петроглифы, выполненные техникой точеч- ной выбивки и резной гравировки. Все эти объекты в разной сте- пени содержат информацию о военном деле. Памятники таштыкской культуры к настоящему времени изу- чены практически повсеместно в степных районах Минусинской кот- ловины, обнаружены и активно исследуются в Ача-Мариинской кот- 89
ловине, зафиксированы в Красноярском районе и Саянском каньо- не Енисея 4. Предметы вооружения и вещи с рисунками из раскопок и сбо- ров на таштыкских памятниках хранятся в фондах музеев и научно- исследовательских институтов Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Красноярска, Минусинска. Часть этих материалов опубликована. Для анализа привлекались вещи из музейных коллекций и публи- каций. Комплекс вооружения таштыкского воина включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения дистанционного боя (модели луков и стрел, наконечники стрел) и снаряжения (детали колчанов) обнару- жены в нескольких памятниках. ЛУКИ В таштыкских памятниках сравнительно редко фикси- руются костяные детали и деревянные модели луков. Все они отно- сятся к одной группе — сложносоставных, в составе которой в за- висимости от наличия или отсутствия костяных накладок можно выделить два типа. Тип 1. С костяными накладками. Включает 4 экз. из памятника Михайловский, к. 1, п. В, Г; к. 2, п. В, Г 5. Размеры лука не опре- делены. Среди находок выделяются длинные концевые накладки с расширением и пазом для привязывания тетивы. Местоположение остальных накладок не определено. По всей вероятности, данный лук был с концевыми, срединными боковыми и фронтальной на- кладками, так как в одном из наборов оказалось пять пластин, в том числе две концевые. ' Тип 2. Без костяных накладок. Включает 6 экз. из памятников: Уйбат I, ск. 1; Сыры, ск. 1; Оглахты, м. 1; Оглахты VI, м. 4 6. Раз- меры лука 88—120 см. Отмечены две разновидности моделей киби- ти: 1) с арочными вырезами для тетивы на концах и уплощениями с боков в средней части, 2) с ромбическим выступом и пазом для те- тивы на внутренней стороне концов, с уплощением на спинке плеч. Л. Р. Кызласов неправильно реконструирует плечо подобной мо- дели из склепа № 1 Сырского чаа-таса, принимая его за почти це- ликом сохранившуюся кибить ’. Если принять его точку зрения, то получается, что плечи таштыкского лука вогнуты в противополож- ную от направления стрельбы сторону. Вероятнее всего, данная на- ходка — лишь половина кибити, длина которой не менее 120 см. Оригинальная конструкция оформления концов свидетельствует, что подобные луки употреблялись без концевых накладок. Близкая конструкция отмечена А. фон Ле Коком на «монгольском луке» из Японии 8. Сведения о таштыкских луках из раскопок дополняются изо- бражениями лучников на резных плакетках из Тепсея III, ск. 1 и наскальных композициях Ошкольской писаницы и Подкаменной стелы 9. На рисунках изображены сложные и простые луки. В боль- 90
шинстве случаев кибить сложных луков показана одной линией, реже — по контуру, иногда — со штриховкой внутри. Наряду с массивными симметричными луками со слабоизогнутыми концами и широкой рукоятью на рисунках изображены асимметричные, ниж- нее плечо которых длиннее верхнего, а концы круто изогнуты в на- правлении стрельбы. Вероятно, первые соответствуют лукам типа 1, а вторые — типа 2. Любопытно, что лучники на рисунках запечат- лены держащими по-разному кибить лука: при стрельбе из симмет- ричных луков — за рукоять, из асимметричных — за нижнее пле- чо кибити. Последний прием показан неоднократно, поэтому вряд ли его можно считать случайным. Простые луки на тепсейских плакетках изображены в руках «иноплеменных» воинов, стреляющих с лодки в таштыкцев 10. Воз- можно, сами носители таштыкской культуры простые луки не ис- пользовали. Очевидно, цельнодеревянные луки с асимметричными плечами и круто изогнутыми концами восходят к местным прототипам ски- фо-тагарского времени, а массивные луки с симметричными плеча- ми и костяными накладками — к лукам хуннского типа. Правда, они зафиксированы в самых поздних таштыкских памятниках, на северной периферии распространения данной культуры, в Ача-Ма- риинской котловине и могли быть заимствованы не непосредственно от хуннов, а от кочевников более позднего времени. НАЛУЧЬЯ Известны только по рисункам, какие-либо детали от них в таштыкских памятниках пока не идентифицированы. На рисун- ках изображены длинные узкие чехлы, изогнутые по форме кибити сложного лука со снятой тетивой. Носились рядом с колчаном на поясе, по-видимому, у левого бедра, хотя^{иногда изображены справа 1Х. СААДАКИ Широкие, сужающиеся книзу чехлы с открытым верхом для хранения лука и стрел известны в основном по изображениям. Единичная саадака с моделью лука и стрел обнаружена при раскоп- ках в могильнике Оглахты VI, м. 4 12. Судя по рисункам, саадаки по форме мало чем отличались от колчанов: они имели прямое дно с обручем или пластиной с внешней стороны, на которой иногда был геометрический орнамент, и расширяющийся к горловине прием- ник. Внешняя поверхность приемника также иногда украшалась геометрическим орнаментом. Луки в саадаках носили как с натя- нутой, так и со снятой тетивой. Характерно, что в саадаках изобра- жены только луки, относимые к типу 2 13. Таштыкские всадники носили саадаку на поясе у левого бедра. 91
НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наконечники стрел в таштыкских памятниках также сравнительно немногочисленны. Небольшая коллекция таштыкских стрел из раскопанных комплексов может быть дополнена типологи- чески близкими экземплярами из числа случайных находок, храня- щихся в музейных собраниях. Некоторое представление о форме таштыкских стрел дают также тепсейские рисунки. По материалу изготовления таштыкские наконечники стрел распадаются на три класса: железные, костяные и деревянные. Последние в данном описании не рассматриваются, так как они не могли применяться для военных целей. Железные наконечники стрел относятся к одному отделу — че- решковых, по сечению пера подразделяются на группы, по форме пера — на типы. Группа I. Трехлопастные наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 4 экз. из памятни- ков: Михайловский, к. 1; Сартыков, Коркино 14. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина черешка — 2,5 см. Наконечники с остро- угольным острием и пологими плечиками (рис. 36, I, 2). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 5 экз. из памятников: Михайловский, к. 1; Изых, м. 1; Ах-Тастар; Шестаково XI 15. Дли- на пера — 5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1 см; Наконеч- ники с остроугольным, удлиненным пером и покатыми плечиками (рис. 36, 3—6). Тип 3. Ярусные. Включает 16 экз. из памятников: Абакан, м. 1; Михайловский, к. 1; Белый Яр; Нижний Абакан; Утух-хая-кисте 16. Длина пера — 6 см, ширина — 1,5, длина черешка — 4 см. Нако- нечники с остроугольным острием,, обособленным бойком, высту- пающими крыльями, покатыми плечиками (рис. 36, 7—21). Тип 4. Боеголовковые. Включает 2 экз. из памятников: Михай- ловский, к. 1; Утух-хая-кисте. Длина пера — 4 см, ширина — 1,; длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием^ выделенной боевой головкой и короткой шейкой (рис. 36, 23). Группа II. Плоские наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Джесос, к. 5 17. Длина пера — 3 см, ширина — 1,2, длина череш- ка — 3 см. Наконечники с тупоугольным острием и пологими пле- чиками (рис. 36, 24). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Хырхаза 18. Длина пера — 1,5 см, ширина — 1, длина черешка — 4 см. Наконечник с. остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 36, 25). Тип 3. Томары. Включает 1 экз. из памятника Хызылар, к. 3 19. Длина пера — 1 см, ширина — 1,3, длина черешка — 3 см. Нако- нечник с тупым острием, пологими сторонами и покатыми плечика- ми (рис. 36, 2). Тип 4. Шипастые. Включает 6 экз. из памятника Базаиха 20. Длина пера — 3 см, ширина — 2,5, длина черешка — 1 см. Нако- 92
Рис. 36. Таштыкские железные наконечники стрел. чечник с остроугольным острием, шипами и вогнутыми плечиками (рис. 36, 27). Костяные наконечники стрел включают два отдела: втульчатых и черешковых. По сечению пера втульчатые наконечники стрел от- носятся к одной группе — трехгранных, одному типу. 93
о , Зсм Рис. 37. Таштыкские костяные наконечники стрел. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 3 экз. из памятнике Тагарский Остров, к. 6Е 21. Длина пера — 5 см, ширина — 1 см Наконечники с остроугольным острием, прямыми плечиками г скрытой втулкой (рис. 37, 1—3). Черешковые наконечники стрел по сечению пера распадаются на пять групп. 04
Группа I. Трехгранные наконечники, три типа. Тип. 1. Шипастые. Включает 3 экз. из памятника Татарский Ост- ров, к. 6Е 22. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 5 см. Наконечники с остроугольным острием, шипами и вогнутыми плечиками (рис. 37, 4—6). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из Второго Ачинского городища. Длина пёра — 5 см, ширина — 1,8, длина черешка — 2 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 37, 7). Тип 3. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из Второго Ачинского городища. Длина пера — 6,5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, параллель- ными сторонами и покатыми плечиками (рис. 37, 8). Группа II. Четырехгранные наконечники, два типа. Тип. 1. Удлиненно-ромбические. Включает 13 экз. из памят- ников: Уйбат II, к. 1; Ах-тастар; Утух-хая-кисте; Шестаково XI; Второе Ачинское городище 23. Длина пера — 6 см, ширина — 1,5, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием и пологими плечиками (рис. 37, 9—14). Тип. 2. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из Второго Ачинского городища. Длина пера — 6 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, параллель- ными сторонами и покатыми плечиками (рис. 37, 15). Группа III. Ромбические наконечники, один тип. Тип 1. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Тепсей III, к. 1 24. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина черешка — 2,5 см. Наконечник с остроугольным острием, шипами и вогнутыми пле- чиками (рис. 37, 16). Группа IV. Трапециевидные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 5 экз. из памятников: Усть-Сыда, к. 1; Ах-тастар; Шестаково XI 25. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроуголь- ным острием и покатыми плечиками (рис. 37, 21). Группа V. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Вытянуто-пятиугольные. Включает 3 экз. из Второго Ачинского городища. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина че- решка — 5 см. Наконечники с остроугольным острием, параллель- ными сторонами, без плечиков (рис. 37, 22). На таштыкских рисунках, выполненных резной техникой, изо- бражены наконечники стрел, которые по форме можно соотнести с находками из памятников. Наконечники удлиненно-ромбической формы изображены на Ошкольской писанице и тепсейских миниатю- рах; наконечники удлиненно-ромбической формы — на Ошколь- ской писанице, Подкаменной стеле и тепсейских миниатюрах; ярус- ные — на тепсейских плакетках. Наконец, на одной из плакеток из склепа № 1 Тепсея III показаны наконечники особой формы — двухъярусные, которые пока не встречены в таштыкских памятни- ках 26. По конфигурации они напоминают обычные таштыкские ярус- ные наконечники. 95
В специальной литературе о таштыкских железных стрелах известно немного. Два типа трехлопастных и один тип плоских стрел выделил Л. Р. Кызласов 27. Два типа трехлопастных дифференциро- ваны нами на материалах памятника Утух-хая-кисте 28. Отдельные находки опубликованы в работах других авторов. Приведенный выше обзор существенно дополняет прежние дан- ные о наборе таштыкских наконечников стрел. Таштыкские железные наконечники стрел по типологическому разнообразию, несмотря на незначительную количественную пред- ставительность, находят соответствие в материалах по ручному ме- тательному оружию хуннского времени в Центральной Азии и Юж- ной Сибири. Так, четыре типа трехлопастных, включая асимметрич- но-ромбические, удлиненно-ромбические и ярусные, получили рас- пространение во всем кочевом мире в хуннскую эпоху. В таштык- ском наборе железных стрел, подобно хуннскому, количественно преобладают трехлопастные ярусные стрелы. По пропорциям таш- тыкские трехлопастные наконечники стрел, относящиеся к южно- сибирским, несколько отличаются от хуннских. Они бытовали в более позднее время, чем последние. Специфичными для таштыкского комплекса средств дистан- ционного боя явлйются трехлопастные боеголовковые наконечники с трехлопастным сечением боевой головки и шейки. На соседних территориях в рассматриваемый период аналогичные изделия не- сколько отличаются по конфигурации боевой головки и сече- нию шейки. Таштыкские плоские железные наконечники стрел в составе на- ходок единичны и для характеристики всего комплекса средств ве- дения дистанционного боя малопоказательны. Среди них присут- ствуют асимметрично-ромбические и удлиненно-ромбические, ко- торые можно считать достаточно широко известными в хуннское время. Наконечники прочих типов (томары и шипастые) также встре- чаются в синхронных культурах, поэтому не являются специфич- ными таштыкскими. В последующее, кыргызское, время железные наконечники практически всех типов, известных у таштыкцев, несколько изменив- шись в пропорциях, продолжают бытовать и получают известное распространение (трехлопастные — во второй половине I тыс. н. э., плоские — с начала II тыс. н. э.)29. Все рассматриваемые типы таштыкских стрел были предназна- чены для поражения незащцщенного металлическим доспехом про- тивника. Отсутствие граненых бронебойных стрел в таштыкском комплексе существенно отличает его от предшествующего по време- ни хуннского и синхронных южно-сибирских. Возможно, это лишь результат недостаточной изученности нами таштыкских памятни- ков. Однако отсутствие бронебойных стрел можно объяснить и тем, что таштыкцы использовали для защиты неметаллические доспехи. В этой связи стоит обратить внимание на остроувольность перед- них кромок и удлиненность пропорций бойка или боевой головки таштыкских трех лопастных ярусных и боеголовковых железных на- 96 ‘
•Группа Тип Размеры, см. Количество, экз. Территория Период, вв. I 1 2 *1’2,5 4 Ача Минуса I -V 2 5*1,5*1 5 * I-V 3 6 *1,5-4 16 * I-V 4 4’1*4 2 * III-V II 1^^^ 3*1,2* 3 1 Минуса I-V 2 1,5* 1*4 1 г I-V 3D= 3*2,5*1 1 V I-V 4 1 *1,3*3 6 Ача Минуса I-V , Рис. 38. Классификация таштыкских железных наконечников стрел, конечников стрел, рассчитанных на большую глубину проникания (рис. 38). Некоторые исследователи, несмотря на отсутствие находок, по- лагают, что у таштыкцев были бронзовые втульчатые наконечники стрел. В пользу этого предположения свидетельствует форма верх- них концов сохранившихся древков стрел, рассчитанная на крепле- ние во втулке наконечника. Разумеется, этого факта недостаточно для утверждения о том, что у таштыкцев получили распространение бронзовые наконечники стрел. Костяные наконечники стрел в таштыкских материалах отли- чается разнообразием способов насада, сечений и форм пера. Среди них присутствуют довольно архаичные по внешним признакам втульчатые трехгранные удлиненно-треугольные и черешковые трех- гранные шипастые. Первые известны в хуннских материалах, вто- рые восходят к образцам более раннего скифо-тагарского времени 30. Наиболее многочисленны в таштыкских материалах черешковые 4 четырехгранные в сечении, удлиненно-ромбические наконечники. Они были очень широко распространены во многих культурах в раз- 7 Ю. С. Худяков 97
Группа Тип Размеры, см Количество, эка. Территория Период, вв. I 1 5-1 3 Минуса I - II I 1 3’1*5 3 // I - II 2 5’1,2-2 1 Ача I-V 3 6,5-1,5-1 1 № I-V II 1 со 10 СО 1 Ача Минуса I-V 2 6’1,5-1 13 Ача I-V П1^^ 1 4’2’2,5 1 Минуса III-V IV ЖЖ 1 5*2*2 5 Ача Минуса I-V V А • 1 ZZ2X} 4-1’5 3 Ача I-V Рис. 39. Классификация таштыкских костяных наконечников стрел. ное время, являя собой, вероятно, одну из самых оптимальных форм для данного материала. Специфичны дця таштыкской культуры че- решковые, ромбические в сечении, шипастые наконечники. Череш- ковые, трапециевидные в сечении, удлиненно-ромбические наконеч- ники стрел известны в памятниках скифского времени в Южной Си- бири. Любопытно, что забайкальские стрелы с расщепленным на- садом, распространившиеся в период хуннской экспансии в Южной Сибири, быстро выдали из употребления, в таштыкских материалах их уже нет (рис. 39). Судя по групповому и типологическому разнообразию, костя- ные наконечники стрел занимали важное место в наборе таштыкских средств ведения дистанционного боя, предназначенных для пораже- ния незащищенного панцирем противника. Позднее у кыргызов значительная часть из них уже не использовалась. Она сохранилась 98
лишь на периферии кыргызской культуры, преимущественно у за- висимых от кыргызов таежных племен — кыштымов 31. По поводу функционального назначения костяных наконечни- ков специалистами высказывались различные предположения. Так, С. В. Киселев выражал, на наш взгляд, необоснованное мнение о сугубо охотничьем, «невоенном», их использовании; к нему при- соединился Л. Р. Кызласов 32. Им резонно возражал А. Н. Лип- ский 33. Находки из синхронных кокэльских памятников, в которых на отдельных погребенных были обнаружены следы поражения костяными стрелами, свидетельствуют о боевом назначении подоб- ных наконечников 34. В единичном случае в памятнике Утух-хая-кисте обнаружена костяная свистунка35. В таштыкских памятниках также неодно- кратно находили древки стрел, обычно в обломках 36, верхний ко- нец древков часто сточен на конус для крепления втулки, само древ- ко круглое в сечении, в нижнем конце имеется арочный вырез для натягивания тетивы — ушко. На древке близ ушка красной крас- кой или полосками золотой фольги делали пояски-метки 37, которые служили для определения назначения стрелы, когда она находилась в колчане наконечником вниз. Стрела с золотой меткой, возможно,; использовалась не только как предмет вооружения. Известно, на- пример, что у тюрок стрела «с золотым копьецом» служила в каче- стве пайцзы 38. На изображениях таштыкских лучников иногда можно опре- делить форму оперения стрел. Судя по рисункам, у таштыкцев бы- товали две формы оперения: треугольное и эллипсоидное зэ. В от- дельных случаях треугольное оперение соответствует асимметрично- ромбической форме наконечника, а эллипсоидное — двухъярусной. Однако определить, являются ли эти совпадения закономерными, пока трудно. КОЛЧАНЫ Таштыкские воины хранили и носили стрелы в кожаных •саадаках, кожаных и берестяных колчанах. От колчанов в памят- никах, как правило, сохраняются железные крючья со специфичной для таштыкской культуры поперечной перекладиной для крепления к ременной петле. В настоящее время известно 28 таких крючков из таштыкских склепов, грунтовых могил и поселений: Уйбат I, к. 2, 5, 6, 8, 11; Изых, к. 1, 2; Татарский Остров, к. 6Е; Малый Каме- шек, к. 5; Усть-Тесь, к. 1; Тепсей III, к. 1; Кривинское, к. 1, 3; Утух-хая-кисте40. Обнаружено также несколько крючьев иных форм ~- пластинчатые с сердцевидным окончанием (Уйбат I, ск. 2) и пластинчатые со шпеньком для крепления и обычным оконча- нием 41. О форме колчанов можно судить по таштыкским рисункам. Ви- димо, на Енисее в этот период бытовали колчаны двух разных форм. Одни — прямоугольные, возможно, с цилиндрическим в сечении берестяным приемником, нередко богато украшенные геометриче- 7* 99
ским орнаментом. На одном из колчанов точки орнамента заключе- ны в треугольники, возможно, так обозначены костяные орнамен- тированные накладки на колчан. Подобные накладки с орнаментом в виде кружков, спиралей, волнистых линий обнаружены в Ми- хайловском могильнике, к. 1, 2 42. Другие по форме колчаны имеют треугольный выступ над горловиной и округлое дно. Очевидно, кол- чаны без плоского дна изготавливались из кожи, а поверхность при- емника богато украшалась геометрическим орнаментом. Колчаны разных форм носили всегда у левого бедра, но прямоугольные почти горизонтально подвешивались к поясу, вероятно, не менее чем дву- мя ремешками, а колчаны с округлым дном и треугольным верхом — почти вертикально, днищем за спину, с помощью лишь одного ре- мешка у верхнего конца 43. Стрелы в колчанах изображены наконеч- никами вниз, а оперением вверх. В пользу подобного способа хране- ния стрел в приемнике колчана свидетельствуют и метки на древках. Предметы вооружения ближнего боя в таштыкских памятниках немногочисленны. В основном это модели реальных вещей. По ти- пологическим признакам из состава случайных находок, происхо- дящих с территории распростра- нения таштыкской культуры, можно выделить предметы воору- жения ближнего боя. МЕЧИ Мечи представлены в таштыкских материалах единич- ными находками. По сечению клинка они относятся к двум; группам — ромбических и линзо- видных. Группа I. Ромбические! клинки, один тип. Тип 1. С упором для плас- тинчатого перекрестья. Включает 1 экз. из памятника Подсинего 44. Длина клинка — 36 см, ширина — 3, высота рукояти— 16 см. Пря- мой двулезвийный клинок с остро- угольным острием, параллельны- ми сторонами, треугольными выем- ками у перекрестья. Между клин- ком и рукоятью — два треуголь- ных выступа, представляющих со- бой упор для съемного пластинча- Рис. 40. Таштыкские мечи, палаши, кинжалы, копья и их модели. 100
того перекрестья. Подобные костяные, пластинчатые перекрестья округлой формы обнаружены в памятнике Уйбат I, ск. 2 4б. Черен рукояти меча из памятника Подсинего прямой, округлый в сечении,; навершие обломано (рис. 40, Г). Группа II. Линзовидные клинки, один тип. Тип 1. Без перекрестья. Включает 1 экз., случайно найденный в Минусинской котловине. Длина клинка — 31 см, ширина — 4,5„ высота рукояти — 9 см. Прямой двулезвийный клинок с остроуголь- ным острием. Черен рукояти прямой, постепенно сужающийся к на- вершию. Навершие цельнокованное с череном, в виде кольца, распо- ложенного перпендикулярно ширине клинка (рис. 40, 2). НОЖНЫ МЕЧЕЙ В грунтовых могилах (2, 7) Оглахтинского могильника об- наружены деревянные модели ножен мечей 46. Они имеют горизон- тально срезанную верхнюю часть, удлиненно-треугольные очертания,) тупоугольный нижний конец и пластинчатую петлю для крепления ремешками к бедру (рис. 40, 4, 6). Подобная конфигурация моделей более всего соответствует ножнам для обоюдоострого клинка меча или кинжала. Наличие в каждой из могил наряду с описываемыми предметами меньших по размерам моделей кинжалов в ножнах сви- детельствует, что последние представляют собой вотивные копии но- жен мечей. В этой связи нуждается в уточнении предположение Л. Р. Кызласова о том, что «это несомненная деревянная модель кин- жала, вложенного в ножны сарматского типа. Для такого вывода достаточно сравнить эти дощечки с костяными пластинками ножен кинжалов, находимых в сарматских погребениях I в. н. э.»47. Дей- ствительно, по форме ножны близки сарматским образцам, но только о ножнах в данном контексте и можно вести речь. Деревянные модели кинжалов из оглахтинских грунтовых могил были идентифицированы в качестве моделей коротких мечей Л. Р. Кызласовым 48. В одной из работ он даже подчеркнул свой приоритет в этой области 49. Но, к со- жалению, Кызласов неверно понял назначение отдельных деталей,, приняв рукоять с навершием за острие клинка и поместив эти модели на рисунке в своей книге вверх ногами, на что позднее обратил вни- мание В. Д. Кубарев 60 (рис. 40, 7). Правоту последнего неопровер- жимо доказывают находки из скифских курганов Горного Алтая (мо- дели ножен кинжалов с полукруглыми верхними петлями) и из рас- копок в Туве (рукояти кокэльских палашей с аналогичными навер- шиями) м. Нельзя согласиться с идентификацией Кызласовым насто- ящих моделей как мечей, поскольку две пары петель на них характер- ны именно для ножен кинжалов. Неверно сопоставлять и общую дли- ну моделей из оглахтинских могил, так как в одном случае учтены длина ножен и высота рукояти, а в другом — только ножен. На са- мом деле модели ножен кинжалов без учета высоты рукояти короче и уже, нежели ножны мечей б2. 101
ПАЛАШИ В таштыкских памятниках обнаружены отдельные экземп- ляры «мечей сарматского типа», точнее, прямые однолезвийные па- лаши с кольцевым навершием. Типологически близкие предметы присутствуют среди случайных находок в музейных коллекциях. Группа I. Трехгранные клинки, один тип. Тип 1. С прямым двушипным перекрестьем. Включает 1 экз. из числа случайных находок в Минусинской котловине. Длина клин- ка — 36 см, ширина — 20, высота рукояти — 15 см. Прямой одно- лезвийный клинок с обломанным острием и прямой спинкой. Пере- крестье прямое, с двумя кубическими шипами. Черен рукояти пря- мой, плоский, надставлен плоским стержнем с кольцевым несомкну- тым навершием (рис. 40, 3). В таштыкских изобразительных источниках предметы рубяще- колющего оружия представлены крайне редко. На одной из тепсей- ских миниатюр запечатлен бегущий воин, на запястье которого висит клинок с округлым пластинчатым перекрестьем. Надо полагать, он крепился на руке с помощью ременной петли, продетой в кольцевое навершие. Анализ типологических особенностей таштыкского рубяще-ко- лющего оружия убеждает, что на Енисее в рассматриваемый период сохраняли свое значение короткие обоюдоострые клинки, предназна- ченные для нанесения колющего удара в ближнем и рукопашном бою в пешем строю. Для хуннской эпохи в целом это архаичный, уна- следованный от скифского времени, вид оружия. Вместе с тем прямые однолезвийные палаши из грунтовых могил Михайловского могиль- ника свидетельствуют о том, что таштыкские воины-всадники имели на вооружении клинки, которыми наносили рубящие и колющие уда- ры в ближнем бою с коня. Сосуществование в таштыкской среде раз- личных полифункциональных средств нанесения рубящих и колю- щих ударов объясняется, скорее всего, известной обособленностью в рассматриваемый период данного региона от Центральной Азии. КОПЬЯ И ДРОТИКИ Среди материалов из таштыкских комплексов наконечни- ков копий и дротиков нет. По формальным признакам есть возмож- ность отнести к рассматриваемому времени отдельные экземпляры из числа случайных находок с территории Среднего Енисея. По сечению пера они делятся на две группы: ромбических и плоских. Группа I. Ромбические, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Анаш б3. Длина пера — 10 см, ширина — 3, длина втулки — 11 см. Наконечник с остроугольным острием, пологими плечиками^ коничес- кой втулкой. Группа II. Плоские, один тип. Тип 1. Боеголовковые. Включает 1 экз. из памятника Батени 54. Длина пера — 3 см2 ширина — 1,8г длина шейки и втулки — 14 см. 102
Наконечники с затупленным острием, параллельными сторонами, покатыми плечиками, узкой длинной шейкой с четырьмя кольцами при переходе во втулку, длинной конической втулкой с несомкнутым швом (рис. 40, 5). Ромбические наконечники с массивным пером могли использо- ваться в качестве ударного колющего оружия, плоские боеголовковые, скорее всего, применялись в качестве метательных дротиков. На таш- тыкских изображениях можно видеть ударные копья с длинными древками и массивными, удлиненно-ромбическими наконечниками. На тепсейской плакетке изображен вооруженный копьем пеший воин, на Ташебинской стеле — тяжеловооруженный всадник в шлеме и тя- желой защитной одежде бб. Характерно, что в обоих случаях воины держат древко копья одной согнутой рукой, прижимая его к телу для утяжеления силы удара. По-видимому, это был типичный для атаки прием. Древковое оружие, вероятно, использовалось для передачи ко- манд войскам с помощью штандартов, бунчуков и т. д. На одном из тепсейских рисунков изображен бегущий воин с длинным древком в обеих руках, на котором укреплен четырех ленточный бунчук б6. ЗАЩИТНОЕ ВООРУЖЕНИЕ Детали защитного вооружения в таштыкских материалах практически неизвестны. Единственная находка, которую С. В. Ки- селев считает принадлежностью ханьского чешуйчатого панциря, была трапециевидная пластинка из папье-маше, покрытая красным лаком, с отверстием в верхней части. Она обнаружена в памятнике Уйбат I, ск. 157. Кроме того, изображения воинов в защитном обла- чении нередко встречаются на Ошкольской писанице, Подкаменной стеле, Ташебинском чаа-тасе и тепсейских плакетках. Судя по этим рисункам, можно выделить следующие основные виды таштыкских средств защиты: панцири, шлемы, щиты, защитные попоны. КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Комплекс вооружения таштыкских воинов отличался большим видовым и типологическим разнообразием (рис. 41, 42). Од- нако недостаточная представительность и случайность обнаружения части предметов не дают возможности использовать археологические находки для характеристики комплекса вооружения таштыкского воина, выделения родов таштыкского войска. Поэтому о составе во- оружения и соответствии его определенным категориям воинов можно судить преимущественно по изобразительным материалам (рис. 43, 44). В материалах можно выделить изображения легковооруженных воинов и защищенных панцирем. И те и другие запечатлены в конном и пешем строю. К сожалению, по рисункам трудно установить, кто на них изображен: представители разных родов войск или только 103
^Виды Класс Отдел Группы Тип Размеры см Количе- ство,экз Территория Период, вв. Луки I I I 1-2 105 10 Ача Минуса I-V Стрелы I I I 1-4 4*1,5 27 и I-V II 1 - 4 2*1,7 9 и I-V II I I 1 5-1 3 Минуса I-II II I 1-3 4,5*1,2 5 Ача Минуса I-V II 1-2 6*1,5 14 // I-V III 1 4*2 1 Минуса III-V IV 1 5*2 5 Ача Минуса I-V V 1 4*1 3 Ача I-V Мечи. I I I 1 36*3 1 Минуса I-V II 1 51* 4,5 1 Ача. Минуса I-V Палаши I I I 1 36*2 1 Минуса III-V Кинжалы I I I 1-2 20*2 3 // I-V II 1 11*2 1 ft III-V Копья I I I 1 10*3 1 If I-V II 1 3*1,8 1 If I-V Рис. 41. Классификация таштыкского оружия. кавалеристы, но некоторые из них спешенные. На Подкаменной стеле запечатлены во время атаки пехотинцы и кавалеристы 58. Вместе с тем у таштыкцев, несомненно, существовала легкая пехота, которая,; действуя сомкнутым строем, метала стрелы из-за громоздких щитов. Вряд ли должно вызывать сомнение наличие панцирной конницы (рис. 45). Облаченные в длиннополые защитные доспехи, вооружен- ные копьями таштыкские катафрактарии должны были представлять собой достаточно грозную силу. Вполне очевидно наличие в таштык- ском войске легкой кавалерии. Ее воины не имели доспехов и дей- 104
Рис, 42, Типолого-хронологическая матрица таштыкского оружия. ствовали с помощью лука и стрел (рис. 46). Не вполне вписывается в традиционные представления о таштыкском войске предположение о наличии панцирных пехотинцев-лучников, изображения которых встречаются достаточно часто (рис. 47). Различие между выделенными категориями в известной степени условно. Так, легкая пехота помимо луков иногда была вооружена копьями и палашами (рис. 48). Тяжеловооруженные пехотинцы везде представлены как лучники. Надо полагать, в рассматриваемый пери- од таштыкские воины не одинаково были вооружены средствами защиты. Однако это не привело к обособлению и выделению тяжело- вооруженных воинов в специальные отряды, применявшие особую тактику ведения боя. И легковооруженные, и панцирные воины мог- ли действовать в пешем и конном строю, использовать лук и стрелы, 105
Рис. 44. Изображения таштыкских воинов (по Я. Ап- пельгрену-Кивало и М. П. Грязнову) Рис. 45. Таштыкский легковооруженный конный воин (реконструкция). 106
Рис. 46. Таштыкский тяжеловооруженный конный воин (реконструкция). Рис. 47. Таштыкский легковооруженный пеший воин (реконструкция). метательные и ударные копья, мечи и палаши, средства защиты. К сожалению, недостаток находок не дает возможности распределить их по этапам эволюции культуры. СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ При сопоставлении материалов о вооружении и снаряже- нии таштыкских воинов с краткими сведениями по истории Мину- синской котловины в рассматриваемую эпоху резонно предположить, что одетые в панцири воины относятся к гяньгуням-кыргызам, гос- подствовавшим на Среднем Енисее после ухода хуннов б9. У нас нет определенные данных о том, составляло ли население Минусинской 107
Рис. 48. Таштыкский тяжеловооруженный пеший воин (реконструкция). котловины единое в этнополитическом отношении целое и, следова- тельно, располагало ли единой системой формирования и деления войска. Вероятно, в этот период гяньгуньские воинские контингенты представляли собой ополчения родов и племен, составленные из муж- чин-воинов, способных носить оружие. Эти ополчения включали как знатных воинов, имевших оружие всех видов, так и рядовых об- щинников, вооруженных преимущественно луком и стрелами. В ходе межплеменных локальных столкновений и набегов с целью захвата добычи, а также вокруг удачливых военных вождей формировались дружины, которые послужили в дальнейшем основой для образова- ния военно-деспотической власти. Судя по известным изображениям, военные формирования таштыкцев включали подразделения пехоты и конницы. Эти отряды вряд ли могли быть особенно многочисленны- ми. Вероятно, наиболее крупные ополчения формировались в усло- виях нарастания опасности войны с внешним врагом. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Разнообразие средств ведения боя, форм организации и построения воинских контингентов предполагает владение различ- ными боевыми приемами. Важное место в военном искусстве таштык- цев отводилось тактике рассыпного строя, характерной для легкой кавалерии. Эта особенность нашла отражение в изобразительных материалах. На многих рисунках таштыкские легковооруженные всадники запечатлены стреляющими из лука. Таштыкцы в ходе боя 108
вели обстрел противника с дистанции полета стрелы, растягивали свои силы по фронту, охватывали вражеский строй с флангов. Таштыкские всадники были знакомы с приемами ведения ближ- него боя. Набор вооружения позволял им атаковать лавой, вести стрельбу из лука, метать дротики, а при сближении действовать ударным копьем и палашом. До появления у таштыкцев палаша часть их всадников спешивалась и продолжала драться врукопашную? пользуясь щитом и мечом. В дальнейшем по мере развития рубяще- колющего оружия и защитного вооружения, с появлением палаша и длиннополой катафракты таштыкцы могли вести ближний бой в плотно сомкнутом строю. Таштыкские воины владели приемами ведения боя в пешем строю. Своеобразием отличалось построение легких лучников, кото- рые использовали для защиты громоздкие щиты. Они могли вести стрельбу в плотно сомкнутом или разряженном строю. Вероятно,: вместе с малоподвижными лучниками в боях участвовали мобильные отряды, вооруженные ударным древковым и рубяще-колющим ору- жием. Важным тактическим приемом таштыкцев была внезапность на- падения. Рисунки и миниатюры запечатлели сцены грабительских набегов врасплох, захвата добычи, истребления растерянного про- тивника. Таштыкцы участвовали не только в межплеменных столкно- вениях, но и в войнах с внешним врагом. Среди противников гяньгу- ней были лесные племена, которые становились объектом грабитель- ских походов либо сами совершали набеги на отдаленные кочевья. Одно из таких столкновений показано на плакетке из памятника Тепсей III, ск. 1. На ней изображено, как лесные воины спустились по реке на лодке и ворвались в стан гяньгуней. Вероятно, они за- стали местных жителей врасплох и захватили богатую добычу. Но вот гяньгуни получили подкрепление, и захватчики, торопливо отстреливаясь, поспешили отчалить от берега. Отдельные краткие сведения письменных источников, относящиеся ко II—V вв., дают основание полагать, что гяньгуням пришлось испытать в этот период военное давление со стороны сяньбийцев и жуань-жуаней 60. К сожа- лению, подробности этих войн не известны. Таштыкцы владели искусством сооружения и обороны фортифи- кационных сооружений. К таштыкскому времени принято относить часть укрепленных городищ и крепостей-убежищ в Минусинской и Ачинско-Мариинской котловинах 61. Система обороны этих сооруже- ний различна. Чаще всего укрепления строились на естественных возвышенностях, реже на равнине. Оборонительная линия, состоя- щая из земляного вала и рва, опоясывала двор крепости по пе- риметру или с напольной стороны. Как правило, во дворе сохранялся незначительный культурный слой без следов долговременных жилых и хозяйственных построек 62. Эти сооружения, не будучи приспособ- ленными для долговременной обороны, в случае военных действий служили временными убежищами для небольшого родоплеменного объединения. Они не были серьезным препятствием для крупных во- енных соединений. 109
Внешнеполитическая стратегия гяньгуней, очевидно, была на- правлена на сохранение своего политического господства в степной и лесостепной зоне Среднего Енисея и подчинение своему влиянию окрестных таежных племен. По мере возникновения опасности со стороны центрально-азиатских кочевых империй гяньгуни должны были противостоять их завоевательной политике. В целом военное искусство населения, оставившего на Енисее памятники таштыкской культуры, имело много оригинальных черт. Для него характерны традиционные, унаследованные от предшествующего времени, арха- ичные формы вооружения и приемы ведения боя. Вместе с тем таш- тыкское военное искусство восприняло и развило ряд достижений в военной области, получивших распространение во время хуннских завоеваний. В результате это составило синкретичный сплав мест- ных и центрально-азиатских военных традиций. Глава пятая НАБОР ОРУЖИЯ ПЛЕМЕН ВЕРХНЕОБСКОИ КУЛЬТУРЫ Специалисты уже предпринимали попытки проанализи- ровать предметы вооружения из памятников верхнеобской культуры,, в частности, они рассмотрели различные виды оружия в связи с да- тировкой археологических памятников х. Однако в оружиеведческом аспекте эти материалы еще не исследовались. Между тем такая рабо- та необходима: она должна дать ясное представление о военном деле населения верхнеобской культуры. Памятники верхнеобской культуры зафиксированы на террито- рии Верхнего Приобья, Алтайского края, Новосибирской и Томской областей2. Данный культурный комплекс включает курганные и грунтовые могильники и укрепленные поселения. Хронология и периодизация культуры являются предметом острой дискуссии. Среди исследователей нет единства по поводу дли- тельности существования культуры, последовательности смены ее этапов3. Согласно современным представлениям, основные комп- лексы, содержащие находки предметов вооружения, относятся ко второй четверти I тыс. н. э., хотя отдельные категории вещей извест- ны и в более ранних памятниках. Предметы вооружения из верхнеобских памятников хранятся в фондах музеев и лабораторий вузов Барнаула, Бийска, Новосибир- ска, Томска. Значительная часть их опубликована. Для анализа при- влекались материалы из музейных коллекций и публикаций. Комплекс вооружения верхнеобского воина включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения дистанционного боя (детали луков, стрел) и снаряжения (детали колчанов) представлены в верхнеобских па- мятниках очень неравномерно. ПО
ЛУК Лук входит в одну группу — сложносрставных, один тип. Тип 1. С концевыми, срединными боковыми и фронтальной накладками. Включает 1 экз. из памятника Татарские могилки (Приобье), к. 4 4. Длина лука — 115 см. Срединные боковые наклад- ки длинные, изогнутые; по внутренней стороне, внешнему краю, обращенному к спинке и концам,— косая нарезка. Срединная фрон- тальная накладка длинная, узкая, расширяющаяся на концах. Концевые накладки длинные, узкие, изогнутые, с арочным вырезом для тетивы — ушком. Длина каждой пары концевых накладок различна, их местонахождение относительно срединных неодинако- во, что позволяет предполагать асимметричность верхнеобского лука. Лук данного типа соответствует близким по форме лукам хунн- ского времени из Южной Сибири и Центральной Азии. Надо пола- гать, что во второй четверти I тыс. н. э. луки такого типа получают широкое распространение в кочевом мире. Несколько удивляет в этой овязи, что в верхнеобских памятниках они почти не встречаютсяs хотя наконечники стрел присутствуют повсеместно. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наконечники стрел из верхнеобских комплексов подраз- деляются по материалу изготовления на два класса: железных и кос- тяных. Железные наконечники стрел относятся к одному отделу — черешковых. По сечению пера они делятся на группы, по форме пера — на типы. Группа I. Трехлопастные наконечники, восемь типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 2 экз. из памят- ников: Ближние Елбаны XIV (Приобье), м. 40; Татарские могилки, к. 4 б. Длина пера — 3 см, ширина — 3, длина черешка — 4 см. На- конечники с остроугольным острием, пологими плечиками, упором (рис. 49, 1). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает восемь экземпляров из памятников: Ближние Елбаны XIV, м. 2, 31; Татарские могилки, к. 4; Юрт-Акбалык VIII (Приобье), к. 8 в. Длина пера — 4 см, шири- на — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным ост- рием и пологими плечиками (рис. 49, 2, 3). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятни- ка Юрт-Акбалык VIII, к. 8 7. Длина пера — 5 см, ширина — 1, дли- на черешка — 2 см. Наконечник с остроугольным острием и пря- мыми плечиками (рис. 49, 4). Тип 4. Удлиненно-шестиугольные. Включает 4 экз. из памят- ника Татарские могилки, к. 4 8. Длина пера — 4 см, ширина — 2,- длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, ско- шенными сторонами, пологими плечиками, упором (рис. 49, 5). Тип 5. Ярусные. Включает 6 экз. из памятников: Ближние Ел- баны XIV, Степной Чумыш (Приобье)9, Пазырык, к. 6, впускное погребение 10. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 111
Рис. 49. Верхнеобские железные наконечники стрел. 3 см. Наконечники с остроугольным острием, обособленным бойком выступающими крыльями, покатыми или округлыми плечиками. У некоторых экземпляров в нижней трети лопастей имеются округ- лые отверстия. Отдельные экземпляры снабжены костяными сви- стунками (рис. 49, 6—10). Тип 6. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Татарские мо- гилки, к. 1 11. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, шипами, вогнутыми пле- чиками (рис. 49, 11). Тип 7. Томары. Включает 1 экз. из памятника Дубровинский Борок V (Приобье), к. 2, с. 1 12. Длина пера — 4 см, ширина — 2в длина черешка — 1 см. Наконечник с тупым острием, деформиро- ванными сторонами, прямыми плечиками (рис. 49, 12). Тип 8. Боеголовковые. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елбаны III13. Длина пера — 6 смг ширина — 1, длина черешка — 112
4 см. Наконечник с остроугольным острием, выделенной боевой го- ловкой, удлиненной шейкой (рис. 49, 13). Группа II. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елбаны III, м. 6 14. Длина пера — 3,5 см, ширина — 1,> длина черешка — 2 см. Наконечник с остроугольным острием и пря- мыми плечиками (рис. 49, 14). Группа III. Плоские наконечники, один тип. Тип 1. Томары. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елба- ны III, м. 6 1б. Длина пера — 1 см, ширина — 1, длина черешка — 4 см. Наконечник с тупым острием, покатыми сторонами, прямыми плечиками (рис. 49, 15). Костяные наконечники стрел подразделяются на три отдела: втульчатых, черешковых, с раздвоенным насадом. Втульчатые наконечники стрел относятся к одной группе — ром- бических, одному типу. Тип 1. Ярусные. Включает 1 экз. из памятника Зудилово (При- обье). Длина пера — 8 см, ширина — 3 см. Наконечник с остроуголь- ным острием, обособленным бойком, выступающими крыльями^ пологими сторонами, скрытой втулкой (рис. 50, 1). Черешковые наконечники стрел распадаются на семь групп. Группа I. Трехгранные наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 2 экз. из памятни- ков: Ближние Елбаны XII, м. 33; Ближние Елбаны XIV 1в. Длина пера — 3 см, ширина — 1,5, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием, пологими плечиками (рис. 50, 2). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 12 экз. из памятни- ков: Ближние Елбаны III, м. 6; Ближние Елбаны XII, м. 33; Дубро- винский Борок V, к. 2; Татарские могилки, к. 4; Юрт-Акбалык VIЩ к. 1, 12 17. Длина пера — 3 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольным острием и пологими плечиками (рис. 50, 5, 4). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из памятника Ближние Елбаны VII, м. 6 18. Длина пера — 10 см, ширина — 2, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием и пря- мыми плечиками (рис. 50, 5). Тип 4. Удлиненно-шестиугольные. Включает 6 экз. из памятни- ков Ближние Елбаны XIV, м. 40; Юрт-Акбалык VIII, к. 8, 21, 22 19. Длина пера — 8 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконеч- ники с остроугольным острием, параллельными сторонами, покаты- ми плечиками (рис. 50, 6). Группа II. Четырехгранные наконечники, четыре типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 47 экз. из памятни- ков: Ближние Елбаны III, м. 6; Ближние Елбаны XII, м. 1, 18, 33„ 34; Ближние Елбаны XIV, м. 31, 40; Дубровинский Борок V, к. 2; Татарские могилки, к. 4; Юрт-Акбалык VIII, к. 1, 3, 21 20. Длина пе- ра — 6 см, ширина — 2 см, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 50, 7Х 8). 8 Ю. С. Худяков 113
Рис. 50. Верхнеобские костяные наконечники стрел. Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 6 экз. из памятников' Ближние Елбаны VII, м. 6; Татарские могилки, к. 1; Юрт-Акба- лык VIII, к. 3 21; Пазырык, к. 6, впускное погребение на Алтае 22 Длина пера — 6 см, ширина — 2, длина черешка — 5 см. Наконеч- ники с остроугольным острием и прямыми плечиками (рис. 50, 9) 114
Тип 3. Вытянуто-пятиугольные. Включает 1 экз. из памятника Юрт-Акбалык VIII, к. 8 23. Длина пера — 8 см, ширина — 2, длина черешка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием, параллель- ными сторонами, без плечиков. Тип 4. Удлиненно-шестиугольные. Включает 10 экз. из памятни- ков: Ближние Елбаны VII, м. 6; Ближние Елбаны XII, м. 34; Ближ- ние Елбаны XIV, м. 12, 40 24. Длина пера — 4 см, ширина — 2„ длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, па- раллельными сторонами, покатыми плечиками (рис. 50, 10). Группа III. Квадратные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Дубровинский Борок V, к. 2 2б. Длина пера — 4 см, ширина.— 1,} длина черешка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием, без. плечиков (рис. 50, 11). Группа IV. Круглые наконечники, два типа. Тип 1. Вытянуто-пятиугольные. Включает 5 экз. из памятника Ближние Елбаны XII, м. 6 2в. Длина пера — 6 см, ширина — 2* длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, па- раллельными сторонами, без плечиков (рис. 50,12). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 8 экз. из памятников:: Ближние Елбаны VII, м. 6; Юрт-Акбалык VIII, к. 19 27. Длина пе- ра — 8 см, ширина — 1, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольным' острием, без плечиков (рис. 50, 15). Группа V. Плоские наконечники, два типа. Тип 1. Вытянуто-пятиугольные. Включает 1 экз. из памятника Юрт-Акбалык VIII, к. 3 28. Длина пера — 5 см, ширина — 1, длина черешка — 1 см. Наконечник с остроугольным пером, пологими сторонами, без плечиков. Тип 2. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Ближние Ел- баны VII, м. 6 29. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина череш- ка — 8 см. Наконечник с остроугольным острием, шипами, вогну- тыми плечиками. Группа VI. Трапециевидные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Юрт-Акбалык VIII, к. 18 30. Длина пера — 6 см, ширина — 2, дли- на черешка — 3 см. Наконечник с остроугольным пером и покаты- ми плечиками (рис. 50. 14). Группа VII. Шестигранные наконечники, один типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятника Юрт-Акбалык VIII, к. 1, 8 31. Длина пера — 5,5 см, ширина 1,5, длина черешка — 5 см. Наконечники с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 50, 16). Наконечники стрел с раздвоенным насадом относятся к одной группе — четырехгранных, одному типу. Тип 1. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елба- ны XII, м. 33 32. Длина пера — 3 см, ширина — 2, длина насада — 1 см. Наконечник с остроугольным острием, шипами, вогнутыми пле- чиками (рис. 50, 13). 8* 115
Группа Тип Размеры, см Количество, экз. Территория I 1 3*2’4 2 • Приобье 2 ст-*" 4*1’2 8 /7 з 5*1*2 1 // 4 4*2*4 4 // 5 5'2*3 6 Алтай Приобье 6 2*1’1 1 Приобье 4*2* 1 1 Н 7 1 8 6 *1*4 1 п II • 1 3,5*1*2 1 п III 1 1*1*4 1 п Рис. 51. Классификация верхнеобских железных наконечников стрел. В специальных работах о верхнеобских наконечниках стрел сказано немного. Отдельные типы железных и костяных наконечни- ков выделены А. П. Уманским и Т. Н. Троицкой 33. Типологические верхнеобские железные наконечники стрел достаточно своеобразны. Среди них преобладают трехлопастные (появились еще в хуннское время), есть также асимметрично-ромбические, удлиненно-ромбиче- ские, удлиненно-треугольные, ярусные, шипастые (бытовали в после- хуннское время). Встречаются наконечники удлиненно-шестиуголь- ные, боеголовковые, томары (характерны уже для второй половины I тыс. н. э.). Очень редки плоские томары. Наконечники названных 116
типов предназначались для поражения незащищенного панцирем противника. Бронебойный наконечник зафиксирован один: округлый в сече- нии, удлиненно-треугольный. В целом верхнеобские железные нако- нечники по пропорциям существенно отличаются от хуннских и близки южно-сибирским, в частности таштыкским. По форме они име- ют сходство с наконечниками, получившими распространение в се- редине I тыс. н. э. (рис. 51). Костяные наконечники стрел в верхнеобских памятниках пред- ставлены шире, чем железные, их можно разделить на большее чис- ло групп и типов. Преобладающее положение среди них занимают черешковые наконечники стрел. Они включают семь групп, в составе которых несколько типов. В доминирующих группах — трехгранной и четырехгранной — один и тот же ведущий тип — удлиненно-ром- бический. Наконечники удлиненно-ромбической и удлиненно-тре- угольной форм достаточно долго бытовали во многих культурах. На верхней Оби они известны на всем протяжении первой половины I тыс. н. э. Всего насчитывается 67 таких наконечников, или 70% от общего количества. Наконечники прочих типов представлены единичными находками. Характерными для данного региона явля- ются трехгранные асимметрично-ромбические, четырехгранные вы- тянуто-пятиугольные и удлиненно-ромбические, круглые удлиненно- треугольные наконечники (рис. 52). Набор костяных стрел верхнеобской культуры по своему типо- логическому разнообразию сопоставим лишь с собственно хуннским. Однако в первом преобладают черешковые наконечники, а во вто- ром — с раздвоенным насадом. По форме насада к верхнеобскому ближе всего набор таштыкских костяных стрел: четыре группы и шесть типов являются аналогичными в составе обоих комплексов. Вместе с тем верхнеобский набор костяных стрел в целом выглядит более разнообразным, чем таштыкский. Кроме того, в нем нет стрел, которые по форме восходят к предшествующей скифской эпохе. Надо полагать, что специфика комплекса костяных стрел у верхне- обцев объясняется контактами с культурами таежной полосы За- падной Сибири. Костяные наконечники стрел у верхнеобских племен занимали исключительно важное место в наборе средств ведения дистанцион- ного боя. В коллекции средств, предназначенных для поражения незащищенного панцирем противника, костяные наконечники пре- обладают над железными. Судя по единичной находке костяной свистунки, верхнеобские племена были знакомы с этим изобретени- ем 34. Никаких данных о форме оперения и размерах древков стрел в верхнеобских материалах нет. КОЛЧАНЫ Верхнеобские воины хранили и носили стрелы в колчанах,, от них в могилах сохранились железные крючья. Форма и способы крепления к ремешку были различными. Зафиксированы крючья 117
Отдел Группа Тип Размеры см Количество, экз. Территория Период, вв. А I 1 8'3 1 Приобье I-V II 1 I 1 3'1,5'2 2 // Ш-V 2 5’2-3 12 // I-V 3 1 10’2’4 2 // I-V 4 "~ 8’2’3 5 // III-V II 1 <^^22^2X3 6’2 -4 47 // I-V 2 | 6’2’5 6 Алтай. Приобье I-V 3 ..^^2— 8-2’4 1 Приобье I-V 4-2’4 10 ft III-V ША 1 4’1’4 1 г/ III-V IV $ 1 C7J 6-2-4 5 rr III-V 2 cli 8-1’3 8 tr III-V V Л 5-1’1 1 // III-V IV А 4-2’8 1 // l-v VI 5,54,5 ’5 1 // III-V 1 22^ ~i VII 4^^ 1 6-2’3 , 2 // III- v III Л I ♦ 1 3’2 -1 1 tr I-V Рис. 52. Классификация верхнеобских костяных наконечников стрел. 118
Рис. 53. Верхнеобские мечи и палаши. с прямым стержнем, оканчивающиеся по- перечной перекладиной, петлей или обло- манным пластинчатым приспособлением для крепления зб. Изредка встречаются крючья со стержнем, изогнутым в сторону, противоположную рабочему концу. Подоб- ные крючья обнаружены в памятниках таштыкской, кокэльской культур и кочев- ников раннего средневековья. О форме колчанов и способе хранения стрел в приемнике определенных данных нет. В Ближних Елбанах XIV (м. 2) обнаруже- ны остатки «деревянной основы и берестя- ного верха колчана»36. Любопытно, что все наконечники стрел лежали у пояса, острием к голове погребенного. Можно думать, что они хранились в берестяном приемнике колчана оперением вниз, а на- конечниками вверх. В Татарских могил- ках (к. 4) наконечники стрел были ориен- тированы к ступням 37. Предметы вооружения ближнего боя из верхнеобских могил представлены не- большой серией рубяще-колющего ору- жия и кинжалами. МЕЧ Меч по сечению клинка [относится к группе линзовид- ных, к одному типу. Тип 1. Без перекрестья. Включает 1 экз. из памятника Ближ- ние Елбаны XII, м. 18 38. Длина клинка — 80 см, ширина — 4, вы- сота рукояти — 14 см. Двулезвийный, уплощенный прямой клинок с остроугольным острием, цельнокованый, с череном (рис. 53, 1). ПАЛАШИ По сечению клинка палаши делятся на две группы: асим- метрично-ромбические и трехгранные. _ Группа I. Асимметрично-ромбические, один тип. Тип 1. Без перекрестья. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елбаны XIV, м. 29 39. Длина клинка — 60 см, ширина — 4, высота рукояти — 13 см. Однолезвийный прямой клинок собоюдоострым острием, на полосе близ рукояти имеется округлый выступ. Черен 119
рукояти прямой, с расширенным окончанием. На полосе три обоймы, петля и детали крепления ножен (рис. 53. 2). Группа II. Трехгранные, один тип. Тип 1. Без перекрестья. Включает 2 экз. из памятника Татар- ские могилки, к. 4 40. Длина клинка — 85 см, ширина — 4, высота рукояти — 14 см. Однолезвийные прямые клинки, с односторонним острием, уступом при переходе полосы в рукояти. Черен рукояти прямой. У одного из экземпляров сохранилось дисковидное халце- доновое навершие с заклепкой, у другого — на полосе две широкие железные обоймы ножен (рис. 53, 3, 4). В литературе верхнеобское рубяще-колющее оружие рассматри- валось преимущественно в хронологическом аспекте. По мнению М. П. Грязнова и А. П. Уманского, оно появилось у верхнеобских племен в IV в. и бытовало до V в.41 Уманский обратил внимание на то, что клинки лежали в могилах то справа, то слева от скелета по- гребенного, что может свидетельствовать о существовании разных способов крепления к поясу 42. В верхнеобском арсенале рубяще-колющего оружия были клин- ки больших размеров. Вероятно, ими верхнеобские всадники во время боя наносили не только рубящие, но и колющие удары. Мечи и палаши в памятниках представлены нешироко, видимо, они имелись на вооружении лишь у отборных воинов, которые решали исход сра- жения в ближнем и рукопашном бою. Отличия клинков по форме, очевидно, объясняются несовершенством технологии их изготовления в данном районе. Следует отметить, что точка зрения об ограничен- ности бытования мечей и палашей во времени для данного района не вполне оправдана: прямые, линзовидные в сечении, длинные всаднические мечи появились в соседних районах степного Алтая еще в скифское время. Поэтому рубяще-колющее оружие ближнего боя из верхнеобских памятников надо соотносить со всем комплексом поздних верхнеобских памятников, существовавших во второй чет- верти I тыс. н. э. Вероятнее всего, они в основном ограничивались набегами небольших мобильных легких конных отрядов на соседей с целью грабежа. В северных районах распространения культуры происходили преимущественно междоусобные столкновения. На юге военные действия могли быть более длительными и велись большими силами. Примитивные фортификационные укрепления не получили здесь распространения ввиду невозможности сдержать нападение хорошо вооруженных степных кочевников. В случае нападения верхнеобцы мобилизовали все свои силы и, чтобы сдержать натиск врага, выступали ему навстречу. Верхнеобские всадники-лучники обладали достаточным набором средств для поражения незащищен- ного панцирем противника. Вызвав замешательство врага, они атако- вали лавой. В ближнем бою главная ударная роль принадлежала панцирным всадникам, действовавшим мечом и палашом. Верхнеобцы, сдерживая натиск племен с юга, смогли сохранить за собой лесостепные районы Приобья и Северного Алтая. Вероятно, они неоднократно совершали походы на своих южных соседей. Об этом, в частности, позволяют говорить материалы впускного по- 120
гребения верхнеобского воина в одном из курганов Пазырыка в Горном Алтае. Влияние южных, вероятно горно-алтайских, племен отразилось в зафиксированном в Ближних Елбанах XIV обряде по- гребения человека с конем. Военное искусство носителей верхнеобской культуры отличается многими оригинальными чертами, например, их достижения в раз- работке рубяще-колющего оружия и защитных доспехов имели большое значение для дальнейшего развития военного дела кочевни- ков. Оно отразило в себе архаичные местные особенности (широкий набор костяных стрел, принципы фортификации), а также заимство- ванные элементы (ряд усовершенствований конструкции лука и форм железных стрел). Некоторые виды оружия в дальнейшем получили широкое распространение в степной зоне Центральной Азии и Юж- ной Сибири. В верхнеобских памятниках обнаружены разнообразные дета- ли предметов защитного вооружения. Особую ценность представляют целиком сохранившиеся панцири. ПАНЦИРИ По материалу изготовления верхнеобские панцири отно- •сятся к одному классу — железных, по способу скрепления пластин к одному отделу — ламеллярных, по сечению пластин к одной груп- пе — плоских, по форме панциря — к двум типам. В тех случаях,, когда панцири сохранились неполностью, выделение типа произведе- но с известной условностью. Тип 1. Нагрудные. Включает 2 экз. из памятника Татарские мо- гилки., к. 4 43. Площадь панциря 54 X 37 см. Панцирь представляет собой прямоугольник из горизонтально расположенных прямоуголь- ных пластин (10 X 3,5 см, толщина — 0,15 см). Пластины, частично перекрывая друг друга, крепились к основе с помощью проволоки. Края панциря имеют железную окантовку, которая крепилась к краям пластин железными заклепками. Вертикальные полосы окан- товки сплошные, горизонтальные были поделены на четыре части соответственно рядам пластин (рис. 54, 1, 2). Такой панцирь мог быть согнут по вертикали по фигуре воина. Нагрудный панцирь прикрывал грудь и живот, оставляя руки свободными. Тип 2. Чешуйчатые. Включает 1 экз. из памятника Ближние Ел- баны XIV, м. 37 **. Площадь пластины 7,5 X 2 см. На пластине-че- шуйке сверху и снизу — шесть отверстий. Верхний край прямой,, нижний — закругленный. Судить о форме доспехов по единичной чешуйке с полной уверенностью нельзя. Можно лишь утверждать,, что пластины скреплялись между собой не горизонтально, а верти- кально, по ламеллярному принципу (рис. 54, 3). Наличие разнотипных панцирей позволяет предполагать, что в Приобье в рассматриваемое время разрабатывалась технология изготовления защитных средств, что было связано с возрастанием в тактике верхнеобцев роли ближнего боя. 121
КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Набор вооружения из верхнеобских памятников выглядит весьма необычным. При развитости средств защиты (отчасти ближ- него боя) средства дистанционного боя были ориентированы почти исключительно на поражение легковооруженного противника. Для разрешения кажущегося противоречия необходимо распределение всего этого материала по комплексам, различающимся по времени и принадлежности к . разным родам войск (рис. 55). Материалы для характеристики комплекса верхнеобского воору- жения первых веков нашей эры малопоказательны. Можно лишь ска- зать, что верхнеобские воины рассматриваемого времени были легко- вооруженными всадниками (судя по наличию в погребениях сбруи^ сопроводительным захоронениям коней и изображениям всадников на бронзовых ножнах). Со второй четверти I тыс. н. э. верхнеобское войско дифференци- руется на группы различной степени вооруженности. Большую его часть составляли всадники, вооруженные луком, стрелами, которые хранили в разнотипных колчанах, а также теслом и кинжалом. Тело такого всадника защищал пояс с железными пластинами. В это время из этого контингента начинают выделяться воины, вооружен- ные помимо лука и стрел рубяще-колющим оружием, кинжалом, защищенные нагрудным или чешуйчатым панцирем. Однако это де- ление, очевидно, еще не оформило нового самостоятельного рода войск — тяжеловооруженной конницы. В отдельных комплексах рубяще-колющее оружие представлено в сочетании с панцирями (рис. 56). Появление защитных доспехов не привело к формирова- нию адекватных бронебойных средств дистанционного и ближнего боя (стрелы и копья). 122
Виды Класс Отдел Группа Тип Размеры, см Количе ство, экз. Т еррито рия Период вв. Луки I I I 1 115 1 Приобье III-V 1 I I I 1-8 4*1,5 24 Алтай Приобье III-V II 1 3,5-1 1 Приобье III-V Стрелы III 1. 1-1 1 // III-V II I I 1 8-3. 1 ' п I-V II I • 1-4 6,5-2 18 и I-V II 1-4 6-2 63 Алтай Приобье I-V III 1 4-1 • 1 Приобье III-V IV 1-2 7*1,5 13 77 III-V V 1 - 2 4,5*1,5 2 77 I-V VI 1 6*2 1 77 III-V VII 1’ 5,5-1,5 2 ‘ 7/ III-V ш I 1 . 3-2 1 It I-V Мечи I I I 1 80-4 1 /7 III-V Палаши I I • I 1 60*4 1 /7 III-V II 1 85-4 .2 // III-V Кинжалы I I I 1 16*2 6 Алтай Приобье III-V Тесла I I I 1 4*4 5 Приобье I-V Панцирь I I I 1-2 54*37 3 7/ III-V Пояса I I I .1 4-2,5. 6 7/ III-V Рис. 55. Классификация верхнеобского оружия. СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Для реконструкции структуры военной организации на- селения верхнеобской культуры могут быть привлечены косвенные данные: взаимное расположение могильников и укреплений, соотно- шение воинских погребений в могильниках. Погребения с оружием зафиксированы в девяти верхнеобских могильниках. В двух случаях они соответствуют укрепленным поселениям, в одном — неукрепленному. Носители верхнеобской хультуры строили в основном неукрепленные поселения, реже — укрепленные валами и рвами. В большинстве могил встречаются 123
Рис. 56. Типолого-хронологическая матрица верхнеобского оружия. предметы вооружения, связанные с комплексом легкой конницыз стрелы, кинжалы, тесла. Вероятно, в это время военные отряды верхне обского населения представляли собой племенные ополчения, они включали всех муж- чин, способных носить оружие. 124
Во второй четверти I тыс. и. э. возникают укрепленные поселе- ния со своеобразной системой обороны, внутренним рвом и внеш- ним валом 45. В могильниках, содержащих несколько воинских по- гребений, встречаются захоронения легко- и тяжеловооруженных воинов. Принцип формирования военных отрядов, надо полагать,; оставался прежним, хотя фиксируются различия в погребениях «отборных» воинов, составлявших окружение военных вождей, ря- довых лучников и, наконец, положенных без оружия. Вероятно, у южных верхнеобских племен из состава племенных ополчений вы- делились военные дружины, ставшие опорой военным вождям. Вооружение и снаряжение верхнеобцев из лесостепных районов При- обья, которые прилегали к Алтайскому.нагорью, были несравненно выше, чем у обитавших в более северных районах, где военная опас- ность со стороны воинственных степных кочевников была меньше. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Комплекс вооружения верхнеобского воина предполагает его использование в дистанционном и ближнем бою. Вероятно, уже на первом этапе существования культуры верхнеобское конное вой- ско применяло тактику рассыпного строя. В ближнем бою воины дей- ствовали теслами, в рукопашном — кинжалами. Набор вооружения был очень беден, следы возможных контактов с кочевым миром незначительны. В III—V вв. верхнеобские военные отряды, вероят- но, в ходе военных столкновений с кочевниками Горного и Степного Алтая приобрели большую ударную мощь; более разнообразными стали средства ведения дистанционного боя. Надо полагать, что на- ряду с тактикой рассыпного строя верхнеобская конница стала при- менять атаку лавой. Фортификационные сооружения верхнеобцев служили для обо- роны и укрытия в случае внезапных военных набегов. Однако они не могли выдержать длительной осады и массированного штурма круп- ных войск. В целом масштабы военных столкновений в то время^бы- ли незначительными» Глава шестая ВООРУЖЕНИЕ БЕРЕЛЬСКИХ ПЛЕМЕН Отдельные предметы вооружения из памятников кочев- ников Горного Алтая, датируемых первой половиной или чаще вто- рой четвертью I тыс. н. э., уже описывались в литературе. В основ- ном это касалось материалов из раскопок В. В. Радлова, проведен- ных в середине XIX в. на юге Горного Алтая *. Новые интересные находки 2 позволяют расширить работу по их изучению. В этнокультурном отношении горно-алтайские памятники не со- ставляют единого целого. Специалистами в середине 60-х гг. погре- 125
бения с конем «предтюркского времени» были выделены в «берельский тип могил» и отнесены к V-VI вв.8 Собственно берельские находки опубликованы в 1969 г.4 Ныне круг этих памятников значительно расширен5, появились данные, свидетельствующие о сооружении ® «предтюркское время» поминальных оградок. В 1977 г. специалисты выделили в группу эпохи великою переселения народов погребения по обряду трупоположения в колодах и каменных ящиках (вторая четверть I тыс. н. э.)6. В начале 80-х гг. были раскопаны погребения по обряду трупоположения в каменных ящиках под общей каменной насыпью (конец I тыс. до н. э.— V в. н. э.)\ Несмотря на дискусси- онность вопросов о хронологии и этнокультурной принадлежности находок, материалы из памятников первой половины I тыс. н. э. пред- ставляют определенный интерес как источники для изучения военного дела средневековых кочевников, культуры собственно хуннского и тюркского времени. Предметы вооружения из памятников рассматриваемого периода в Горном Алтае хранятся в фондах музеев и лабораторий вузов Моск- вы, Ленинграда, Барнаула, Кемерово. Часть из них опубликована. Для анализа привлекались материалы из музейных коллекций и публикаций. Комплекс вооружения воинов на территории Горного Алтая в первой половине I тыс. н. э. включал средства ведения дистанцион- ного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения дистанционного боя (детали луков, стрел) и снаряжения (детали колчанов) встречаются во всех группах па- мятников Горного Алтая в первой половине I тыс. н. э. ЛУКИ Луки найдены в погребениях с конем и одиночных захо- ронениях. Они составляют одну группу — сложносоставных, вклю- чают два типа. Тип 1. С концевыми и срединными боковыми накладками. Включает 1 экз. из памятника Берель (Горный Алтай), к. 2 8. Разме- ры лука не установлены. Срединные боковые накладки широкие, ко- роткие; на внутренней стороне, внешнем крае, обращенном к спинке и концам,— косая нарезка 9. Концевые накладки длинные, слабо- изогнутые, с арочным вырезом для крепления тетивы — ушком. Возможно, данный тип лука был асимметричным (рис. 57. 3. 7. 8, 10,13-15). - - Тип 2. С концевыми, срединными боковыми и фронтальной накладкой. Включает 4 экз. из памятников: Берель, к. 2; Пазырык, к. 24; Булан-Кобы IV, V, к. 7; Кок-Паш (Горный Алтай)10. Длина лука — 150 см. Срединные боковые накладки длинные, иногда со- ставные, слабоизогнутые^ Срединные фронтальные накладки длин- ные, узкие, иногда составные. Концевые накладки длинные, слабо- изогнутые, с арочным вырезом для тетивы — ушком. В отдельных случаях наличествуют накладки только на один из концов кибити^ 126
Рис. 57. Накладки берельских луков. зероятно, лук был асимметричным (рис. 57, 1, 2Х 4, 5Х 6Х 11 s :г, 16, 17). Сложносоставные луки из памятников Горного Алтая, отво- зящихся к первой половине I тыс. н. э., отличаются большими раз- мерами накладок. Они близки лукам некоторых типов хуннских и эолее поздних тюркских. 127
НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наконечники стрел из памятников берельской культуры в Горном Алтае по материалу изготовления подразделяются на два класса — железных и костяных. Железные наконечники стрел отно- сятся к одному отделу — черешковых. По сечению пера они делятся на группы, по форме пера — на типы. Группа I. Трехлопастные наконечники, три типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 12 экз. из памят- ников: Балыктыюль (Горный Алтай), к. 227; Белый Бом II, к. 13,, и. 1; к. 14, п. 1; Булан-Кобы IV, к. 7 11. Длина пера — 3,5 см, шири- на — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с тупоугольным остри- ем, покатыми плечиками, упором. Некоторые экземпляры снабжены костяными шариками-свистунками (рис. 58, 1—5). Тип 2. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из памятника Балыктыюль, к. 227 12. Длина пера — 3,2 см, ширина — 1,5 см. На- конечник с остроугольным острием, параллельными сторонами^ покатыми плечиками, упором. Черешок обломан (рис. 58, 6). Рис. 58. Берельские железные п костяные наконечники стрел. 128
Тип 3. Ярусные. Включает 6 экз. из памятников: Балыктыюль, к. 227; Булан-Кобы IV, к. 7 13. Длина пера — 6,5 см, ширина — 2,5, длина черешка — 6 см. Наконечники с остроугольным острием, обособленным бойком, выступающими крыльями, овальными плечи- ками, упором. Лопасти некоторых экземпляров снабжены округлыми отверстиями. На черешках у некоторых экземпляров имеются костя- ные свистунки (рис. 58, 8—12). Группа II. Плоские наконечники, один тип. Тип 1. Шипастые. Включает 1 экз. из памятника Берель, к. З1*. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 5 см. Наконеч- ник с остроугольным острием, параллельными сторонами, шипами, вогнутыми плечиками, без упора. Костяные наконечники стрел относятся к одному отделу — с раздвоенным насадом. По сечению пера они составляют одну группу. Группа I. Ромбические наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятника Белый Бом II, к. 13, п. 1; к. 14, п. 3 1б. Длина пера — 3 см, шири- на — 1, длина насада — 1 см. Наконечники с остроугольным ост- рием и покатыми плечиками (рис. 58,13,14). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Белый Бом II, к. 13, п. 1 16. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина насада — 1,5 см. Наконечник с остроугольным острием и прямыми плечиками (рис. 58, 7). Коллекция наконечников стрел из горно-алтайских памятников рассматриваемого времени немногочисленна и типологически одно- родна: среди железных преобладают трехлопастные асимметрично- ромбические и ярусные. Данные типы стрел характерны для всех категорий памятников (погребения с конем, одиночные трупополо- жения), что позволяет сближать их не только в хронологическом, но и военно-организационном отношении. Подобные типы наконеч- ников были известны в кочевом мире начиная со времени преоблада- ния в степях Евразии хуннского этноса. Правда, у самих хуннов ярусные наконечники имели несколько иные пропорции. Такие же стрелы достаточно широко использовались и в последующую, древ- нетюркскую, эпоху. К древнетюркскому времени относятся и трех- лопастные наконечники третьего типа — удлиненно-шестиуголь- ные. Плоские шипастые наконечники известны во второй половине I тыс. н. э. и позднее. Все основные типы рассматриваемой группы характерны в большей степени для тюркского, нежели хуннского пе- риода. Однако преобладание среди них асимметрично-ромбических ярусных форм не свойственно времени каганатов. В этом отношении рассматриваемый комплекс близок хуннскому, кокэльскому, таш- тыкскому, верхнеобскому и должен быть отнесен к данному периоду военного искусства кочевых племен Евразии. Именно в изучаемую эпоху в наборе средств дистанционного боя преобладали железные трехлопастные асимметрично-ромбические и ярусные наконечники. Все наконечники рассматриваемых типов были рассчитаны на пора- жение не защищенного панцирем противника. Эту функцию долж- ны были выполнять и ярусные наконечники, хотя они могли приме- 9 ю. С. Худяков 129
пяться, по всей вероятности, и для пробивания неметаллического защитного покрытия. Поэтому у ярусных наконечников узкий обо- собленный боек и относительно длинное перо, способное проникать на значительную глубину. Ярусные стрелы имеют округлые отвер- стия в лопастях пера. Костяные наконечники стрел среди известных находок сравнительно редки. Они встречаются в погребении с конем и в парном погребении в каменном ящике. Стрелы с раздвоенным насадом применялись как хуннами, так и кочевниками Среднего Енисея и Приобья в первой половине I тыс. н. э. В древнетюркскую эпоху они выходят из употребления. Обращает внимание несколько необычная конструкция раздвоенного насада: он расположен пер- пендикулярно ширине пера. В хуннских памятниках стрелы с по- добной конструкцией насада встречаются сравнительно редко. Го- раздо чаще можно видеть находки с выемкой насада, параллельной ширине пера. Стрелы рассматриваемых типов могли использоваться для поражения не защищенного панцирем противника. Трехлопастные асимметрично-ромбические и ярусные железные наконечники снабжены свистунками. Подобные приспособления появляются у хуннов и затем существуют в период почти всего сред- невековья. На некоторых экземплярах наконечников по обе стороны от свистунки сохранились следы обмотки, свидетельствующие, что костяные шарики крепились на торцевую часть древка не вплотную к упору пера наконечника, а на небольшом расстоянии от него. Вероятно, такое расположение связано с учетом баллистических свойств наконечника. В целом набор стрел из рассматриваемых памятников (немногочисленный, но достаточно разнообразный) впол- не соответствует синхронным комплексам с территории Верхнего и Среднего Енисея и Приобья. Несколько удивляет полное отсутствие бронебойных наконечников, хотя защитное вооружение горно-ал- тайским кочевникам этого времени было уже известно. Аналогичная ситуация зафиксирована для синхронных памятников Верхнего Приобья. Вполне вероятно, что наблюдаемая ситуация отражает начальный этап внедрения местными кочевниками тяжелого защит- ного вооружения, когда эффективные средства пробивания бпони в дистанционном бою еще не были выработаны. КОЛЧАНЫ Футляры для хранения и ношения стрел в памятниках кочевых племен Горного Алтая первой половины I тыс. н. э. не со- хранились, поэтому судить о них можно лишь по косвенным призна- кам: составу стрел в колчанных наборах и наличию колчанных крючков. В колчанном наборе из Балыктыюля (к. 227) находились стрелы с трехлопастными наконечниками трех разных типов и свистунками. В составе бронзовых деталей поясного набора в данном погребении находился бронзовый крюк с прямоугольной петлей для продевания ремня и перекладиной на конце 17. Скорее всего, этот предмет ис- пользовался в качестве крючка, крепившегося к днищу колчана, ко- торый подвешивался к поясу в наклонном положении. В остальных 130
погребениях этого времени колчанные крюки вместе с наконечника- ми стрел не зафиксированы. Предметы вооружения ближнего боя из памятников первой по- ловины I тыс. н. э. немногочисленны. Среди них имеются находки рубяще-колющего оружия. ПАЛАШИ Палаши обнаружены в погребениях с конем в южных пред- горьях Горного Алтая. По сечению клинка они относятся к одной группе — трехгранных, в составе которой выделяется два типа. Тип 1. Без перекрестья. Включает 1 экз. из памятника Берель, к. 2 18. Размеры не установлены. Прямой однолезвийный клинок с приостренным со стороны спинки острием. Рукоять обломана19 (рис. 59, 2). Тип 2. С изогнутым перекрестьем. Включает 1 экз. из памятника Берель, к. 3 20. Размеры не установлены. Однолезвийный прямой клинок с перекрестьем, слегка изогнутым в сторону острия, и конца- ми, отогнутыми в сторону навершия, прямой рукоятью и кольцевым навершием (рис. 59, 1). Однолезвийные палаши рассматриваемого периода характерны для комплекса вооружения и других кочевых культур Южной Сиби- ри: верхнеобской, кокэльской, таштыкской. В материалах перечисленных культур имеются / модели и реальные палаши и кинжалы с коль- цевым навершием. Судя по берельским наход- О/ кам, палаши появились в Горном Алтае еще | / во второй четверти I тыс. н. э. Вероятно, их ].1 принесли сюда йредки древних тюрок из Вос- точного Туркестана. В предшествующее время мечи и палаши с кольцевым навершием были широко распространены в землях, занятых кочевыми сарматами 21. В первой половине I тыс. н. э. они известны и у кочевников Тянь- , Шаня 22. В Приобье навершия рубяще-колю- ] щего оружия аналогично оформляли и во вто- рой половине I тыс. н. э.23 . ПАНЦИРЬ По форме пластин, способу их креп- ления и площади защитного покрытия можно выделить один тип панциря. Тип1. Нагрудные. Включает 1 экз. из памятника Берель, к. 3 24. Размеры не ус- тановлены. Сохранился фрагмент из четырех Рис. 59. Берельские палаши и панцирные пластины. 131 9*
соединенных между собой пластин с окантовкой по одному краю Пластины несколько различаются по форме, размерам и количеству отверстий для крепления (рис. 59,5). Данный фрагмент более всегс напоминает деталь нагрудного панциря, аналогичного найденном' в Татарских могилках на верхнем Чумыше 2S. Нагрудные панцири г рассматриваемый период известны в Приобье и Казахстане 26, а позд- нее — и на Среднем Енисее 27. Панцирь защищал тело воина от стрел и колющих ударов в дистанционном и ближнем бою, при этом он ш- стеснял движений рук при стрельбе из лука и фехтовании рубяще- колющим оружием. КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Набор вооружения из памятников второй четверти I тыс н. э. на территории Горного Алтая выглядит весьма неполным. Тек. не менее в его составе можно наметить две группы, связанные с раз- личными категориями памятников. Первая, соответствующая погре- бениям с конем, включает комплекс средств дистанционного бог (лук и стрелы), ближнего боя (рубяще-колющее оружие) и защиты (панцири). Такой набор, даже если он и неполный, позволяет пред- полагать, как могли действовать отряды конницы в ближнем и ди- станционном бою. По мнению ряда исследователей, в составе мета- тельного оружия в берельских курганах имелись «костяные стрелы для самострела»28. Нам такое предположение кажется сомнительным тем более, что эти предметы были обнаружены совместно с деталями узды и располагались «к северу от лошадиного скелета», который находился в могильной яме на 1 м выше скелета человека 2Э. Скорее- всего, эти костяные предметы являются сбруйными украшениями Вид Класс Отдел Г руппа Тип Размерь!, см Количе- ство, экз. Т ерритория Период, Be, Луки I I I 1-2 150 5 I Алтай III-V Стрелы I I I 1-3 5-2 19 // I-V II 1 5-2 1 // Г“" ш-v и- I I 1-2 3-1 3 If I-V 1 Палаши I I I 1-2 —• 2 tf ш-v Кинжалы I I I 1 12-3 2 ff ш-v Панцирь I- I I • 1 — 1 If ш-v Рис. 60. Классификация берельского оружия. 132
Рис. 61. Типологохронологиче- ская матрица берельского ору- жия. Вторая группа памятников, включающая погребения без коня (одиночные и парные), содержит более бедный ком- плекс вооружения: лук и стрелы, колчаны., кинжалы. Причем данный набор пред- ставлен в отдельных комплек- сах неодинаково. Надо по- лагать, он соответствует во- оружению легкой конницы, использовавшей в дистанционном бою лук и стрелы и лишенной средств ведения активного ближнего боя в конном строю (рис. 60). Отмеченные различия не означают, что выделенные категории различались по родам войск. В целом обе группы необходимо отнести к легкой коннице, в составе которой име- лись боевые единицы различной степени вооруженности и тактиче- ских возможностей. Отдельные воины пользовались защитными до- спехами (рис. 61). 133
СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Исторические сведения, касающиеся событий, происходив- ших в Горном Алтае в рассматриваемое время, крайне скудны. По данным С. Г. Кляшторного, во второй половине V в. кочевое племя Ашина было вытеснено жуань-жуанями из Восточного Туркестана на Алтай 30. Алтай в данный период, вероятно, входил в число зе- мель, подвластных Жуань-жуаньскому каганату. Пришлые кочев- ники подчинили себе местные племена и приняли новый этноним — «тюрк»31; первоначально, надо полагать, так называлась собственно военная организация нового племенного объединения. У Махмуда Кашгарского есть на этот счет интересное свидетельство: «Поистине у меня (есть) войско: я назвал его ,,турк“ и поселил я его на восто- ке»32. Тюрки в течение ста лет находились в зависимости от жуань- жуаней, «плавили для них железо» (платили дань железными изде- лиями), как вассалы участвовали в подавлении восстаний зависимых племен, пока не усилились настолько, что в середине VI в. н. э. смогли сокрушить Жуань-жуаньский каганат и утвердить свое гос- подство на степной территории Центральной Азии 33. Очевидно, с этим раннетюркским объединением и следует связы- вать горно-алтайские погребения с конем и поминальные оградки второй четверти I тыс. н. э. Военные формирования, составленные из тюрок Ашина, составляли в данный исторический период главную военную силу в Горном Алтае. В этом районе обитали уже не только тюрки, но и представители других этнических групп, хоронивших по обряду трупоположения. Большинство погребений, судя по кон- структивным особенностям внутримогильного сооружения (каменный ящик), вероятно, принадлежало группам местного населения, по- скольку аналогичный обряд бытовал в Горном Алтае и в I тыс. до н. э.34 Несколько отличны от них балыктыюльские погребения в ко- лодах. Однако по набору и облику инвентаря, в частности по воору- жению, они похожи. Среди находок обращает внимание наборный пояс с оригинальными бронзовыми накладками, пряжками, обой- мами. Близкий по форме поясной набор из железа обнаружен в оди- ночном погребении из Хад Узуур Уве Сагил-сомона в Северо-Запад- ной Монголиизб. Вероятно, балыктыюльский наборный пояс им- портного происхождения, поэтому он не может служить основанием для выделения особой этнической группы. Очевидно, местные горно-алтайские племена находились в дан- ный период в зависимости от тюрок-ашина, составляя совместно с ними единое «владение» на периферии Жуань-жуаньского каганата. Формируемые отдельными родами и племенами конные отряды легких лучников должны были входить в состав тюркского войска,; участвовать вместе с племенами теле в восстании против жуань- жуаней. Структура войска, скорее всего, соответствовала родопле- менному составу кочевого населения Горного Алтая. Его наиболее боеспособной ударной частью было ополчение тюрок-ашина, а ос- новную массу составляли военные формирования подвластных племен. 134
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Определенными сведениями по военному искусству горно- алтайских кочевников второй четверти I тыс. н. а. мы пока не распо- лагаем, поэтому для реконструкции тактических возможностей их войска можно привлечь данные о вооружении и структуре военной организации. Наличие некоторых различий в вооружении между от- дельными группами не дает оснований для выделения родов войск. Горно-алтайское войско в эпоху жуань-жуаньского господства пред- ставляется относительно однородным. Оно состояло из легковоору- женных конных лучников. Сами луки и набор стрел у различных отрядов не очень отличались. Такое войско могло применять почти исключительно тактику рассыпного строя: осыпая противника стре- лами с определенной дистанции, оно могло маневрировать по фронту; стремясь обойти противника, могло пускаться в притворное бегство с целью спровоцировать неприятеля на атаку в невыгодных услови- ях и т. д. Вместе с тем наличие в составе войска отборных подразде- лений, вооруженных, помимо лука и стрел, рубяще-колющим ору- жием и имеющих некоторые средства защиты, позволяло атаковать противника, вероятнее всего, лавой, успешно сражаться в ближнем бою, противостоять прицельной стрельбе в момент сближения. По-видимому, наличие развитого комплекса боевых средств# собственной ремесленной базы по производству оружия, опыта ве- дения войны и совершенствование организационной структуры вой- ска позволили тюркам-ашина утвердиться в Горном Алтае и завое- вать относительную самостоятельность. После разгрома и покорения телесцев они вступили в борьбу за военную и политическую гегемо- нию в Центральной Азии, завершившуюся уничтожением Жуань- жуаньского каганата и полной победой тюрок.
Часть вторая ВОЕННОЕ ДЕЛО КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (VI-X вв.) В середине I тыс. н. э. кочевой мир вступил в новый период своей истории. В VI в. н. э. племена, населявшие обширную террито- рию евразийских степей на всем его протяжении от Дуная до Желтого моря и от сибирской тайги до пустынь Туркестана, были на непро- должительное время объединены древнетюркскими кочевниками. С выходом на политическую арену Центральной Азии древних тюрок изменился этнокультурный облик всего кочевого мира, вос- принявшего достижения раннего средневековья. Претерпел важные изменения характер взаимоотношений кочевников с оседлыми со- седями. Консолидация на южных границах кочевого мира оседло- земледельческих государств, преодолевших кризис рабовладельче- ской экономики и вступивших на путь развития феодализма, ограни- чила возможности для широких завоеваний в районах орошаемого земледелия со стороны кочевников. Это заставило номадов на извест- ный период изменить стратегию войн с земледельческими государ- ствами, перейти от крупномасштабных вторжений и широких терри- ториальных захватов к грабительским набегам, разорению погранич- ных областей с целью навязывания оседлым соседям даннических отношений, принудительной торговли. Встретив активное сопротивление со стороны земледельческих государств, кочевники консолидировались и поднялись на более высокую ступень развития общественных отношений «у себя дома». Опыт внешних войн был обращен внутрь кочевого общества и исполь- зован военными предводителями для подрыва традиционных родо- племенных институтов, установления военно-административной системы управления, формирования военной аристократии, заняв- шей господствующее положение в иерархической структуре коче- вого общества. Ввиду стремления разных этнических групп к воен- ной гегемонии резко усилилась борьба за политическое главенство и происходила частая смена государственных образований, связан- ных с преобладанием того или иного этноса. В рассматриваемый период утверждается определенный стереотип первоочередных внешнеполитических целей кочевого, государства в Центральной Азии: господство в степи объединения под властью одно- 136
го кагана, контроль над Великим шелковым путем через Восточный Туркестан; навязывание даннических отношений земледельческим го- сударствам на территории Китая и Средней Азии. По мере ослабле- ния оседло-земледельческих государств кочевники переходили к более активным военным действиям и территориальным захватам. Политическая ситуация в кочевом мире в период раннего сред- невековья стимулировала совершенствование технологии оружейно- го ремесла, базирующегося на местной металлургии и металлообра- ботке. Расширение потребности в вооружении частично компенсиро- валось за счет привоза более совершенных образцов оружия из^Сред- ней Азии и Восточного Туркестана и захвата оружия в результате военного грабежа. Продолжало совершенствоваться техническое оснащение войск кочевых государств. Расширялись видовое разнообразие и типологи- ческий состав оружия дистанционного и ближнего боя. Модифициро- вался сложносоставной лук, появились новые типы стрел, предназна- ченных для поражения не защищенного панцирем противника и пробивания брони, совершенствовались палаши, появились слабо- изогнутые сабли, сохраняли свое значение копья и топоры. Суще- ственно изменилось защитное вооружение — получили распростра- нение чешуйчатые панцири и конические шлемы. В состав снаряже- ния воина-всадника повсеместно вошли наборные пояса, портупеи, вместительные берестяные колчаны, жесткие седла со стременами. В военно-организационной области в течение всего рассматри- ваемого периода продолжала сохранять свое значение десятичная система деления войска. У тюрок и кыргызов десятичный прин- цип дополнялся делением каждого подразделения на два крыла. Войс- ко формировалось из представителей ведущего кочевого этноса и вассальных племен. На протяжении периода выделился новый род войск — тяжеловооруженная конница. В военном искусстве кочевников атака рассыпным строем до- полнилась атакой тяжелой кавалерии плотно сомкнутым строем,, входило в практику использование фортификационных сооружений. Однако осада и штурм крепостей на протяжении рассматриваемого времени оставались самым уязвимым местом наступательных воен- ных действий кочевников. Наиболее распространенным их приемом был штурм с ходу, «на плечах бегущего врага». Глава первая ВОЕННОЕ ДЕЛО ДРЕВНИХ ТЮРОК Военно-политическая история, структура военной органи- зации вооружение и военное искусство древних тюрок неоднократно привлекали внимание исследователей. К настоящему времени вве- ден в научный оборот и проанализирован корпус разноязычных пись- менных источников о древних тюрках х. Активно изучаются и интер- 137
претируются памятники древнетюркской культуры 2. Подробно ис- следованы события военной истории Восточно-тюркских каганатов 3. Подвергнута анализу созданная тюрками военно-административная система 4. Изучены материалы по древнетюркскому вооружению из Горного Алтая ®, Тувы 6 и Минусинской котловины 7. Имеющиеся к настоящему времени источники и материалы нуж- даются в обобщении применительно ко всей территории распростра- нения древнетюркской культуры. При решении этой задачи возника- ют известные сложности. Начиная с эпохи средневековья термин «тюрк» стал широкоупотребительным. При этом он нередко перено- сился на кочевников, не имеющих прямого отношения к древним тюркам. Эта традиция воспринята и современной наукой. Нередко «тюркскими» именуются археологические памятники и отдельные предметы, обнаруженные далеко за пределами реальных границ обитания древних тюрок. При этом на самой территории расселения тюрок их памятники изучены крайне неравномерно. Недостаточно изучены древнетюркские памятники в Монголии. Малоизвестными остаются материалы, относящиеся к Первому тюркскому каганату. Не способствует решению проблемы длительная дискуссия по поводу семантики древнетюркских каменных изваяний8, хронологии и этнокультурной принадлежности погребений с конем 9. Затрудняет решение вопроса неравномерная представительность различных видов оружия среди предметных серий. Тем не менее имеющиеся ма- териалы по древнетюркскому оружию достаточно разнообразны,; чтобы было можно приступить к их анализу с надеждой на репрезен- тативные результаты. Необходимо оговориться, что к числу древнетюркских памят- ников, материалы которых будут привлекаться для анализа, отно- сятся, по нашему мнению, поминальные оградки и каменные извая- ния, погребения с конем, наскальные рисунки и рунические надписи. Все эти материалы несут информацию о военном деле древних тюрок. Данные памятники в устойчивом комплексе зафиксированы практиче- ски по всей территории Первого и Второго Восточно-тюркских кага- натов — в Монголии, Туве, Минусе, на Алтае — и Западно-тюрк- ского каганата — в Средней Азии и Западном Китае. Сложнее об- стоит дело с древнетюркскими памятниками в западных районах степного пояса. Отдельные попытки отнести к числу таковых погре- бения с сожжениями 10 и поминальные сооружения 11 пока не могут быть учтены ввиду отсутствия аналогов в Центральной Азии. В основу настоящего анализа положены предметы вооружения восточных тюрок из археологических коллекций музеев, научных ин- ститутов и учебных заведений Москвы, Ленинграда, Свердловска, Новосибирска, Барнаула, Бийска, Горно-Алтайска, Томска, Мину- синска, Кызыла, Улан-Батора, Мурэна. Часть взята из публикаций. Комплекс вооружения древнетюркского воина включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. В древнетюркских археологических памятниках широко пред- ставлены предметы вооружения дистанционного боя и снаряжения: остатки луков, стрелы, колчаны. 138
ЛУКИ Все древнетюркские луки относятся к одной группе — сложносоставных. По количеству и месту расположения накладок среди них выделяется несколько типов 12. Тип 1. С концевыми и срединными боковыми накладками. Вклю- чает 14 экз. из памятников: Кудыргэ, п. 9, 22, огр. VI; Катанда к. 6; Курота I, к. 1; Туэкта, к. 1,7 (Горный Алтай)13; Аймырлыг 1П„ к. II—1; Кокэль, к. 23; Монгун-тайга, к. X (Тува)14; Георгиевская Гора III, м. 1; Уйбат II, к. 1; Капчалы II, к. 8 (Минусинская котло- вина)16. Размеры лука установлены в трех случаях: Уйбат И, к. 1— 134 см; Монгун-тайга, к. X — 140 см, Аймырлыг III, к. II—1 — 148 см. Форма и размеры накладок сильно варьируют. Срединные бо- ковые накладки трапециевидные или полуовальные. Концевые на- кладки бывают длинные и короткие, с крутым или плавным изгибом и арочным вырезом для крепления тетивы — ушком. По внутренней стороне накладок и по внешнему краю, обращенному к спинке киби- ти, нанесена косая или сетчатая нарезка для приклеивания к дере- вянной основе кибити 16. В отдельных случаях на поверхности на- кладок встречаются процарапанные рисунки. Можно предполагать^ что у некоторых экземпляров лука данного типа с разными концевы- ми накладками плечи были асимметричными (рис. 62, 1—4, 10), Тип 2. С одной парой концевых и срединными боковыми наклад- ками. Включает 3 экз. из могильников: Аргалыкты IX, к. 1; Кокэль, к. 13 (Тува), Перевозинский чаа-тас, к. 82 (Минусинская котлови- на)17. Длина лука установлена в одном случае — Кокэль, к. 13 — 146 см. Срединные боковые накладки трапециевидной формы. Концевые накладки имеют плавный изгиб и ушко для крепления тетивы. Подоб- ные луки, вероятно, имели плечи различной длины (рис. 62, 5, 6). Тип 3. С одной парой концевых, срединными боковыми и фрон- тальной накладками. Включает 2 экз. из могильников: Кудыргэ^ м. 18; Катанда II, к. 3 (Горный Алтай)18. Размеры лука не установле- ны. Срединные боковые накладки широкие, трапециевидной формы. Срединные фронтальные накладки узкие, без заметного расширения на концах. Концевые накладки короткие и широкие с плавным из- гибом. Предположительно, плечи у такого лука были асимметричные. Тип 4. С концевыми, срединными боковыми, срединной и плече- выми и фронтальной накладками. Включает 2 экз. из могильников: Боротал, к. 82; Яконур, м. 5 (Горный Алтай)19. Размеры лука не установлены. Срединные боковые накладки трапециевидной формы. Срединные фронтальные накладки плоские и узкие. Плечевые фронтальные накладки длинные, узкие, полого сужающиеся к кон- цам. Концевые накладки длинные, узкие, с плавным изгибом. Мож- но предполагать, что луки данного типа были асимметричными (рис. 62, 7, 11, 12), Тип 5. Со срединными боковыми, срединной и плечевыми фрон- тальными накладками. Включает 1 экз. из могильника Узунтал I, к. 1 (Горный Алтай)20. Размеры лука не установлены. Срединные боковые накладки длинные, массивные, трапециевидной формы. 139
Рис, 62. Накладки древнетюркских луков. Срединная фронтальная накладка длинная и узкая, без заметного расширения на концах. Плечевые фронтальные накладки длинные и узкие. Они крепились к внутренней стороне кибити. Вполне вероят- нох что лук данного типа имел симметричные плечи (рис. 62, 8, 9Ъ13). 140
Тип 6. Со срединными боковыми и срединной фронтальной на- кладками. Включает 3 экз. из могильников: Аймырлыг III, к. V-1; Аргалыкты I, к. 1, и. 2 (Тува)21; Капчалы II, к. 1 22. Размеры лука не установлены. Срединные боковые накладки широкие, массив- ные, трапециевидной формы, иногда с рисунками. Срединная фрон- тальная накладка длинная, массивная и узкая. Вероятно, подобный лук был симметричным (рис. 62, 14, 15, 16, 17). Тип 7. Со срединными боковыми накладками. Включает 24 экз. из могильников: Бажанты, к 29; Кара-Коба II, к. 13; Курай III, к. 1; Курай IV, к. 1; Ташанта I, к. 5; Туэкта, к. 3; Узунтал I, к. 2; Узунтал V, к. 2 (Горный Алтай)23; Кара-Чога, к. 4; Кокэль, к. 22; Монгун-тайга, к. IV; Аргалыкты I, к. 1, п. 1; Аргалыкты I, к. 5; Чааты II, к. 72 и 75; Кара-тал IV, к. 7 (Тува)24; Капчалы II, к. 3; Над Поляной, м. 12; Красный Яр V, м. 1; Таштык, м. 10; Терен- Кель, к. 15; Тепсей, м. 67; Шестаково, к. 3,п. А, Б (Минусинская кот- ловина)25. Размеры лука установлены в двух случаях: Курай IV, к. 1 — 110 см, Тепсей III, м. 67—120 см. Срединные боковые наклад- ки различной длины, трапециевидные или полуовальные. Судя по экземпляру из Курая IV, к. 1, луки данного типа были симметрич- ными (рис. 62, 18—22). Широкое распространение данного вида оружия у древних тю- рок отражают письменные источники и изобразительное искусство. По сведениям Сань Тан-шу, тюрки «из оружия имеют: роговые лу- ки...»; «искусно стреляют из лука с лошади»26. На гравировках из Кудыргэ тюркские всадники изображены со сложносоставными лу- ками, стреляющими на полном скаку 27. Эволюция древнетюркских луков отчасти освещена в специаль- ной литературе. Наиболее подробно рассматривают этот вопрос А. А. Гаврилова 28 и Д. Г. Савинов 2S>. Отдельные замечания об эво- люции лука имеются в работах С. И. Вайнштейна 30 и Л. Р. Кызла- сова 81. А. А. Гаврилова относила луки первого типа к IV—V вв., второго и третьего типов — к VI—VII вв., седьмого — к VII— X вв.32 Д. Г. Савинов допускает сосуществование луков первого («хуннские», по его терминологии), третьего («уйгурский») и седьмого («тюркский») типов на всем протяжении второй половины I тыс. н. э. По его мнению, в тот же период были распространены и луки пятого типа, характерные для разных этнических групп: кыргызов, куры- кан, телесцев. Конструктивные различия связываются им с этно- культурными традициями 33. Все без исключения исследователи солидарны в том, что древне- тюркские луки ведут свое происхождение от хуннских луков с двумя парами концевых и срединных, с боковыми и фронтальной наклад- ками. Действительно, хуннский лук зафиксирован в памятниках первой половины I тыс. н. э. в Саяно-Алтае. В рассматриваемую эпоху данная конструкция начинает подвергаться модификации: исчезают срединная, фронтальная накладки, концевые накладки с одного или обоих концов кибити. В этой связи стоит обратить внимание на то, что при большом типологическом разнообразии большинство типов представлено еди- 141
Группа Тип Размеры, см Количество, экз. Т ерритория Период, вв. I 1 140 14 Алтай, Тува Минуса VI-X 2 146 3 Тува Минуса VII- X з — 2 Алтай. VI- X 4 — 2 // IX-X 5 — 1 // VIII-IX 6 .— 3 Тува Минуса VIII-IX 7 115 24 Алтай, Тува Минуса VII-X РисТбЗ. Классификация древнетюркских луков. личными, не всегда хорошо документированными находками. Чис- ленно преобладают луки первого и седьмого типов (рис. 63). Представ- ляется вероятным, что в основе наблюдаемой вариабельности лежали следующие основные тенденции технологической разработки ручного метательного оружия: уменьшение размеров кибити при сохранении симметрии плеч, уменьшение размеров нижнего плеча и увеличение асимметрии кибити, увеличение массивности и числа фронтальных накладок с целью использования их упругости безотносительно к симметрии кибити. Необходимость этих видоизменений диктовалась требованиями повышения эффективности лука в условиях маневренной конной борьбы, стрельбы по цели на различных дистанциях в условиях рас- сыпного или плотно сомкнутого строя. Одним из направлений моди- фикации лука явилась разработка асимметрии плеч кибити, возник- шая еще в предшествующую эпоху и продолжавшаяся вплоть до конца I тыс. н. э.34 Однако асимметричные луки в тюркских памятни- ках довольно немногочисленны. Основным направлением совершен- ствования конструкции кибити было уменьшение размеров лука при изменении прежнего соотношения зон жесткости и упругости за счет сокращения или полного устранения концевых накладок. Срединные накладки, практически равновеликие размерам рукояти, места хвата 142
кибити ладонью левой руки изменялись мало. Данную тенденцию хорошо иллюстрируют луки первого и седьмого типов, средние раз- меры которых сократились с 134—148 см до 110—120 см. По-видимо- му, правы исследователи, связывающие появление луков седьмого типа со временем Второго Восточно-тюркского каганата. Однако концевые накладки не исчезли повсеместно. В ряде случаев необходимая дальнобойность достигалась за счет их укоро- чения при увеличении зоны упругости. Симметричные луки обоих распространенных типов сосуществовали вплоть до конца I тыс. н. э. Наконец, постепенно научились использовать не только жест- кость, но и упругость кости в конструкции лука, создав фронтальные срединные и плечевые накладки. Хотя срединные фронтальные на- кладки известны уже у хуннских луков, решающий поворот в дан- ном направлении совершенствования лука произошел в уйгурскую эпоху, когда увеличились массивность и прочность срединной фрон- тальной накладки, и позже, когда стали применяться плечевые фрон- тальные накладки. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Наконечники стрел известны во всех без исключения ре- гионах распространения древнетюркской культуры, встречаются в составе инвентаря погребений и поминальных памятников. Древнетюркские наконечники стрел распадаются по материалу изготовления на два класса — железных и костяных. Железные от- носятся к одному отделу — черешковых, представленному (по се- чению пера) несколькими группами, которые делятся на типы по форме пера. Группа I — трех лопастные наконечники, десять типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 15 экз. из памят- ников: Бажанты, к. 19; Боротал, к. 82; Кудыргэ, м. 18; Курай IV, к. 1; Туэкта, к. 3; Узунтал, к. 2; Яконур, м. 5 (Горный Алтай)36; Улуг-Хорум, п. 1; Бай-тайга, к. V (Тува)36; Капчалы II, к. 2; Теп- сей III, м. 67; Ибыргыс-кисте, к. 4 (Минуса)37; Наймаа-толгой (Мон- голия)38. Длина пера в среднем — 5 см, ширина — 1,5 см, длина че- решка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, широкими лопастями и пологими плечиками (рис. 64, 2). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 21 экз. из памятни- ков: Талдура I, к. 2; Талдура, огр. II; Кер-Кечу, огр. 6 (Горный Ал- тай)39; Шурмак-тей, огр. 2; Аргалыкты VIII, к. 2; Кокэль, к. 22; Монгун-тайга, к. IV, V; Аймырлыг III, к. IV-1 (Тува)40; Тепсей III, м. 3; Шестаково, к. 3, п. Б (Минуса)41; Аргаан-Гол (Монголия)42. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 4 см. Наконеч- ники с остроугольным острием, широкими лопастями и покатыми пле- чиками (рис. 64, 2, 3). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 17 экз. из памятни- ков: Катанда II, к. 4; Курай IV, к. 1; Туэкта, к. 7; Узунтал I, к. 2; Большой Курманак I, огр. А-2; Талдура, огр. II; Кер-Кечу, огр. 6 (Горный Алтай)43; Шурмак-тей, огр. 2; Улуг-Хорум, п. I; Аймыр- 143
Рис. 64. Древнетюркские железные наконечники стрел. лыг III, к. V-1; Кокэль, к. 23 (Тува)44; Капчалы II, к. 2; Тепсей III, 28; Шестаково, к. 3, п. А, Б (Минуса)45; Аргаан-Гол 46. Длина пера — 3,5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, узкими лопастями и прямыми плечиками (рис. 64, 7). 144
Тип 4. Удлиненно-пятиугольные. Включает 49 экз. из памят- ников: Кара-Коба II, к. 13; Кудыргэ, м. 5, 22; Курай IV, к. 1; Узун- тал I, к. 2; Яконур, м. 5; Кер-Кечу, огр. 6; Талдура I, к. 2; Талдура, огр. II 47; Кара-тал IV, к. 7; Бай-Даг, к. 90; Монгун-тайга, к. IV; V, X 48; Капчалы II, к. 2, 8; Таштык, м. 10; Тепсей III, м. 3, 28, 67; Ибыргыс-Кисте, к. 4; Шестаково, к. 3, п. А, Б 49; Аргаан-Гол б0. Длина пера — 5 см, ширина — 3, длина черешка — 4 см. Наконеч- ники с остроугольным острием, широкими лопастями, прямыми пле- чиками. Лопасти некоторых экземпляров снабжены округлыми от- верстиями (рис. 64, 9). Тип 5. Удлиненно-шестиугольные. Включают 76 экз. из памят- ников: Боротал, к. 82; Кудыргэ, м. 5, 9, 11, 19, 22; Катанда II, к. 4; Курай IV, к. 1; Кок-Паш, огр. А-2; Талдура, огр. II; Кер-Кечу,; огр. А, Б (Горный Алтай)51; Аргалыкты VIII, к. 2; Кара-тал IV, к. 7; Кокэль, к. 13, 22, 23; Чааты II, к. 72; Аймырлыг III, к. IV-1, V-1; Монгун-тайга, к. IV, V62; Капчалы II, к. 8; Шестаково, к. .3, п. А (Минуса)58; Аргаан-Гол (Монголия)54. Длина пера — 5 см, ши- рина — 2,5, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольным острием, широкими лопастями, покатыми плечиками. Лопасти не- которых экземпляров снабжены округлыми или фигурными отвер- стиями (рис. 64, 13). Тип 6. Шипастые. Включает 3 экз. из памятников: Кара-Ко- ба II, к. 13; Курай IV, к. 1 (Горный Алтай)55; Аргаан-Гол (Монго- лия)56. Длина пера — 4 см, ширина — 1,5, длина черешка — 1,5 см. Наконечники с остроугольным острием, узкими лопастями и шипами (рис. 64, 16). Тип 7. Секторные. Включает 1 экз. из могильника Аймырлыг III, к. IV-1 (Тува)57. Длина лера — 4 см, ширина — 4,6, длина череш- ка — 5 см. Наконечники с округлым острием, широкими лопастями и покатыми плечиками. Лопасти снабжены полукруглыми отверстия- ми (рис. 64, 17). Тип 8. Томары. Включает 3 экз. из памятников: Нижняя Сору* огр. В-1 и В-3 (Горный Алтай)58; Капчалы II, к. 2 59. Длина пера — 5 см, ширина — 4, длина черешка — 6,5 см. Наконечники с тупым острием, широкими лопастями, прямыми, покатыми или вогнутыми плечиками. Лопасти одного экземпляра снабжены округлыми отвер- стиями (рис. 64, 18). Тип 9. Овально-крылатые. Включает 1 экз. из могильника Ибыргыс-кисте, к. 4 60. Длина пера — 5 см, ширина — 2,5, длина черешка — 0,5 см. Наконечник с округлым острием, широкими лопастями с выступающими крыльями и округлыми плечиками (рис. 64, 9). Тип 10. Боеголовковые шипастые. Включает 1 экз. из могиль- ника Кудыргэ, м. 11 61. Длина пера — 4,6 см, ширина — 1,4, длина черешка — 0,5 см. Наконечник с узкой,; ромбической формы боевой головкой и шипами (рис. 64, 20). Группа II. Трехгранно-трехлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Боеголовковые. Включает 1 экз. из Кер-Кечу, огр. Б 62. Длина пера — 4,5 см, ширина — 1, длина черешка — 6 см. Нако- 40 ю. С. Худяков 145
нечник с остроугольной трехгранной боевой головкой и трехлопаст- ной шейкой (рис. 64, 21). Группа III. Трехгранные наконечники, два типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 6 экз. из памят- ников: Катанда II, к. 4; Кер-Кечу, огр. А; Талдура I, к. 2 63; Чаа- ты II, к. 75 (Тува)64; Ибыргыс-кисте, к. 4 6б. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина черешка — 5 см. Наконечники с остроугольной боевой головкой, с упором и без упора (рис. 64, 22). Тип 2. Боеголовковые. Включает 5 экз. из памятников: Ку- дыргэ, м. 5; Катанда II, к. 1; Курай III, к. 1 (Горный Алтай)66; Ибыргыс-кисте, к. 4 67. Длина пера — 5 см, ширина — 0,8, длина черешка — 4 см. Наконечники с остроугольной боевой головкой и удлиненной шейкой (рис. 64, 25). Группа IV. Четырехгранные наконечники, четыре типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 4 экз. из памятников: Боротал, к. 82; Туэкта, к. 1; Кер-Кечу, огр. А (Горный Алтай)68; Баин-Даванэ-Аман (Монголия)69. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием и по- катыми плечиками (рис. 64, 27). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 2 экз. из памятников: Ибыргыс-кисте, к. 4 70; Баин-Даванэ-Аман 71. Длина пера — 3,5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 0,5 см. Наконечники с остроуголь- ным острием и упором (рис. 64, 29). Тип 3. Боеголовковые. Включает 2 экз. из памятников: Кер- Кечу, огр. А; Большой Курманак I, огр. А-2 (Горный Алтай)72. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина черешка 3 см. Наконечники с остроугольной боевой головкой и длинной шейкой (рис. 64, 31). Тип 4. Томары. Включает 1 экз. из могильника Туэкта, к. 7 (Горный Алтай)73. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина череш- ка — 3 см. Наконечник с тупым острием и упором (рис. 70, 32). Группа V. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из могильни- ка Кара-Чога, к. 4 74. Длина пера — 6 см, ширина — 1, длина че- решка — 0,5 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 64, 33). Группа VI. Плоские наконечники, семь типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 10 экз. из памят- ников: Катанда I, к. 6 7б; Ибыргыс-кисте, к. 4; Уйбат II, к. 1 7в; Баин-Даванэ-Аман 77. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина че- решка — 4 см. Наконечник с тупоугольным острием и покатыми плечиками (рис. 64, 34). Тип 2. Боеголовковые. Включает 2 экз. из Горного Алтая и па- мятника Баин-Даванэ-Аман 78. Длина пера — 7 см, ширина — 1,5% длина черешка — 5 см. Наконечники с остроугольной боевой голов- кой и удлиненной шейкой (рис. 70, 37). Тип 3. Томары. Включает 2 экз. из Горного Алтая и могиль- ника Ибыргыс-кисте, к. 4 79. Длина пера — 4 см, ширина — 3, длина черешка — 4 см. Наконечники с тупым острием и покатыми плечи- ками (рис. 64, 38). 146
Тип 4. Овально-крылатые. Включает 1 экз. из могильника Ибыргыс-кисте, к. 4 80. Длина пера — 6,5 см, ширина — 4, длина черешка — 0,5 см. Наконечник с округлым острием, массивным пе-- ром с выступающими крыльями и округлыми плечиками (рис. 64, 40). Тип 5. Секторные. Включает 1 экз. из могильника Кокэль, к. 13 81. Длина пера — 7 см, ширина — 2, длина черешка — 4 см. Наконечник с округлым острием, узким пером и покатыми плечика- ми (рис. 64, 41). Тип 6. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Баин-Даванэ-Аман 82. Длина пера — 8 см, ширина — 5, длина че- решка — 5 см. Наконечник с остроугольным острием, массивным пером и покатыми плечиками (рис. 64, 42). Тип 7. Вильчатые. Включает 1 экз. из памятника Баин-Даванэ- Аман 83. Длина пера — 3,5 см, ширина — 2, длина черешка — 2,5 см. Наконечник с вогнутым острием, широким пером и покатыми плечиками (рис. 64, 43). Группа VII. Двухлопастные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-шестиугольные. Включает 1 экз. из Кер-Ке- чу, огр. А 84. Длина пера — 6 см, ширина — 2, длина черешка — 6 см. Наконечник с остроугольным острием, широким пером и пока- тыми плечиками (рис. 64, 44). Тип 2. Боеголовковые. Включает 1 экз. из Горного Алтая. Длина пера — 5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 2,5 см. Наконечник с остроугольной боевой головкой и удлиненной шейкой. Группа VIII. Четырехлопастные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Кара-тенеш (Горный Алтай)85. Длина пера — 7 см, ширина — 1, длина черешка — 5 см. Наконечник с остроугольным острием, уз- кими лопастями и покатыми плечиками (рис. 64, 45). Костяные наконечники стрел подразделяются на два отдела: втульчатых и черешковых. Втульчатые наконечники составляют одну группу — четырех- гранных, два типа. Тип 1. Удлиненно-пятиугольные. Включает 1 экз. из могильни- ка Курай IV, к. 2 (Горный Алтай)86. Длина пера — 4,5 см, шири- на — 1,5 см. Наконечники с остроугольным пером и скрытой втулкой. Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из Горного Алтая. Размеры не установлены. Наконечник с остроугольным ост- рием, покатыми плечиками и скрытой втулкой. Черешковые наконечники составляют одну группу — трехгран- ных, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из могильника Кокэль, к. 23 87. Длина пера — 8 см, ширина — 1,5, длина череш- ка — 2 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми пле- чиками. Несмотря на то что наконечники стрел являются самой много- численной и вариативной категорией находок в древнетюркских па- мятниках, они пока не подвергались систематизации. Отдельные 10* 147
Группа Тип | Размеры, CM Колинec - тво, ЭКЗ. T ерритория Период,1 вв. 1 I 1 5’1,5'4 15 Алтай, Тува Минуса, Монголия VI-X 2 5’2’4 21 Л* VI-X 3 3,5-1,5’4 19 // VI-X 4 ^g=*^F=a-». 5'3'4 49 tr VI-X 5 S-2,5’4 76 f.‘ VI-X 6 <*=s3f==> 4-1,5’1,5 3 Алтай Монголия IX-х 7 4-4,6- 5 1 Тува VIII-IX 8 [^=>- 5-4-6,5 3 Алтай Минуса 1Х-Х 5-2,5-0,5 1 Минуса VIII-IX 10 4,6-1,405 1 Алтай VI-VIII п 4,5-1-1 1 Z* IX-X HI 1 <^^5=* 2-1'5 6 Алтай, Тува Минуса VII-X 2 5'0,8-4 5 Алтай Минуса VIII-IX IV i «с^З^3 3'1'2 4 Алтай Монголия IX-X 2 . 3,5й,5€|р 2 Минуса Монголия VIII-X 3 <5—— 4’1'3 2 Алтай IX-X 4 -J=» 4-2-3 1 IX-X V i <=^3^ 6 -1-0,5 1 Тува IX-X VI > 1 <C3^5==a* 5-2-4 10 Алтай Минуса, Монголия VIII-х 2 7 -1,5'5 2 Алтай Монголия IX-X 3 II 4-3-4 2 Алтай Минуса VIII-IX 4 4-6,5.0,5 1 Минуса VIII-X 5 C^J, --~.^-~^ss^ 7’2-4 1 Тува IX-X 6 8-5-5 1 Монголия IX-X 7 C^"' ” 3,5-2-2,5 1 Л» IX-X VII i ^~~~~^~ 6-2-6 1 Алтай IX-X 2 -—* 5-1,5-2,5 1 tf IX-X VIII 1 7-1-5 1 tf IX-X 448
замечания о времени бытования того или иного типа стрел у древ- них тюрок имеются в работах Б. Б. Овчинниковой, С. И. Вайнштей- на, Л. Р. Кызласова 88. Древнетюркские стрелы из Минусинской котловины и Горного Алтая были систематизированы нами 89. На- конечники стрел отдельных типов, получившие распространение у древних тюрок (например, железные трех лопастные: асимметрич- но-ромбические, удлиненно-ромбические, шипастые, плоские удли- ненно-ромбические и секторные; трехгранные асимметрично-ромби- ческие; костяные трехгранные удлиненно-ромбические), известны по памятникам хуннского времени. Однако у тюрок несколько меня- ются пропорции и размеры этих наконечников, а также их доля сре- ди находок. В рассматриваемый период широко распространяются и абсолютно господствуют железные трехлопастные наконечники. В древнетюркских комплексах они составляют 180 экз. (81%) из 220. Среди них более половины (117 экз., или 53%) относится к двум ведущим типам: удлиненно-пятиугольных и удлиненно-шестиуголь- ных. Достаточно многочисленны (59 экз., или 26%) асимметрично- ромбические, удлиненно-ромбические, удлиненно-треугольные на- конечники. Все прочие типы, по существу, представлены единичны- ми находками (1—5 экз.), исключение составляют плоские асим- метрично-ромбические (10 экз.). Таким образом, можно утверждать, что у древних тюрок наи- большее распространение получили трехлопастные наконечники стрел различных типов. Все они предназначались для стрельбы по легковооруженному противнику. Для стрельбы по аналогичной це- ли применялись также трехлопастные наконечники, возможно, по- исковых типов: шипастые, секторные, томары, овально-крылатые, боеголовковые шипастые. Со временем вошли в употребление двух- лопастные, четырехлопастные и плоские. Для пробивания брони ис- пользовались разнообразные типы трехгранно-трехлопастных, трех- гранных, четырехгранных и круглых наконечников. Бронебойные стрелы, представленные довольно широким спектром форм, немно- гочисленны. Их всего 21 экземпляр, т. е. менее 10%. Надо полагать, что во времена военного могущества тюрок потребность в бронебой- ных стрелах была еще не очень велика, так как их основные против- ники в кочевом мире не имели панцирной кавалерии. Отмеченные закономерности отражены в сводной таблице (рис. 65). Ввиду недостаточной изученности памятников VI—VII вв., от- носящихся ко времени Первого каганата, набор стрел этого периода пока недостаточно представителен. Среди них сейчас выявлены трех- лопастные асимметрично-ромбические, удлиненно-ромбические, уд- линенно-треугольные, удлиненно-пятиугольные, удлиненно-шести- угольные, боеголовковые шипастые. Вполне вероятно, что в данный период применялись бронебойные стрелы, в частности трехгранные асимметрично-ромбические. В VII—VIII вв. в эпоху Второго Восточно-тюркского каганата помимо наконечников прежних типов начинают применяться трех- Рис. 65. Классификация древнетюркских железных наконечников стрел. 149
лопастные секторные, четырехгранные удлиненно-треугольные. Спектр применимых форм расширяется: к этому времени относятся наконечники, приспособленные как для стрельбы по не защищен- ному панцирем противнику, так и для пробивания брони., В VIII—X вв., несмотря на утрату государственной самостоя- тельности, арсенал средств дистанционного боя у тюрок стал более разнообразным. Это связано4 как с общими тенденциями в развитии военного дела в Центральной Азии, так и с необходимостью при- способиться к стрельбе по защищенному противнику. В связи с возрастанием защитных средств у противников растут численность и типологическое разнообразие тюркских бронебойных стрел. Наря- ду с трехгранными и четырехгранными применяются трехгранно- трехлопастные и круглые. Для стрельбы по не защищенному панци- рем противнику помимо трехлопастных стали использоваться двух- лопастные, четырехлопастные и плоские. Поскольку тюрки форми- ровали особые воинские контингенты в войсках уйгурских, а позд- нее кыргызских каганов, роль прицельной стрельбы из лука для тюркских всадников должна была возрасти, так как вспомогатель- ные формирования состояли, как правило, из легковооруженных стрелков. Костяные наконечники стрел использовались тюрками крайне редко. Известные экземпляры происходят из памятников Горного Алтая и Тувы конца I тыс. н. э. Вероятно, тюркские легковооружен- ные всадники-лучники, составлявшие вспомогательную конницу, могли использовать при нехватке железных наконечников и костяные. Вместе с железными наконечниками стрел нередко встречаются полые костяные шарики с отверстиями — свистунки. Летописная традиция приписывает изобретение свистунки хуннскому шаньюю Модэ 90. По сведениям источников, костяной шарик при вращении в полете трехлопастной стрелы издавал пронзительный свист, угне- тающе действующий на противника и пугающий его лошадей е1. Такой шарик, вероятно/ служил в качестве муфты, соединяющей торцевую часть древка стрелы с черешком наконечника. Об этом свидетельствуют находки шариков без отверстий, которые не могли издавать свист в полете. В древнетюркских памятниках иногда встречаются деревянные древки стрел, большей частью в обломках. Все они цилиндрические в сечении, в торцевой части иногда оплетены тонкой полоской бе- ресты, в хвостовой — оформлен арочный вырез для натягивания те- тивы — ушко. На древке стрелы близ ушка иногда наносились красной и черной краской пояски-метки. Разная окраска древка позволяла воину безошибочно выбрать нужный наконечник 92. Надо полагать, что надобность в таких метках существовала при хране- нии стрел наконечниками вниз в колчанах закрытого типа. Длина древков стрел, как можно судить по немногим полностью сохранив- шимся экземплярам, составляет 60—74 см, т. е. более 90% от общей длины стрелы, с учетом длины пера наконечника. 150
КОЛЧАНЫ Древнетюркские лучники хранили и носили стрелы в бе- рестяных колчанах. Все они относятся к одной группе с цилиндри- ческим приемником, а по форме горловины делятся на два типа. .5*.Тип 1. Закрытые. Включает 17 экз. из памятников: Кудыргэ,; м. 5, 9, 12г 22; Курай IV, к. 3; Талдура I, к. 2; Юстыд XII, к. 28; Узунтал I, к. 2; Узунтал V, к. 2 (Горный Алтай)93; Кокэль, к. 13, 22, 23; Монгун-тайга, к. IV, X 94; Ибыргыс-кисте, к. 3 95. Длина приемника — 70 см, ширина горловины — 15, ширина днища — 18 см. В составе данного типа луков выделяются два варианта: а) с расширяющимся к днищу приемником — в таких колчанах стрелы хранились наконечниками вверх;”6) с сужающимся к днищу приемником — здесь стрелы хранились наконечниками вниз. Иног- да горловина и внешняя поверхность приемника украшались костя- ными орнаментированными накладками. В колчанах закрытого ти- па, найденных в погребениях, встречено по 4—6 стрел, либо они бы- ли совершенно пустые (рис. 66, 1—5). Тип 2. С карманом (открытые). Включает 22 экз. из памятников: Курай III, к. 1; Курай IV, к. 1; Яконур, м. 5 (Горный Алтай)98; Аргалыкты I, к. 1, п. I и II; к. 5; Аргалыкты IX, к. 1; Аймырлыг I, к. V—2; Аймырлыг III,.к. П-1; П-14; V-1; Часкал II, к. 4; Кара- Чога, к. 4 (Тува)97; Уйбат II, к. 1; Таштык, м. 10; Тепсей III, м. 67; Георгиевская Гора III, к. 1; Капчалы II, к. 2, 3, 8, 13; Ибыргыс- кисте, к. 4 (Минуса)98. Длина приемника у этих луков — 15 см, ши- рина горловины — 13, ширина днища — 19, высота кармана — 17 см. Форма приемника относительно стандартна. Приемник, рас- ширяющийся к днищу, близ горловины и днища укреплен допол- нительными слоями бересты. Многие экземпляры украшены по гор- ловине и приемнику костяными, орнаментированными накладками. С тыльной стороны к горловине и верхней части приемника у неко- торых экземпляров крепилась деревянная дощечка. Стрелы помеща- лись в приемник колчана наконечниками вверх. В колчанах с кар- маном, найденных в погребениях, встречалось по 5—10 стрел (рис. 66, 6, 10). Колчаны крепились к поясу или портупее с помощью ремней. Один из них, относительно короткий, крепился к горловине с по- мощью костяных или железных петель, второй — к нижней части приемника, или днищу, с помощью крючка, вставлявшегося в пет- лю. Есть основания полагать, что иногда колчан крепился к поясу с помощью трех ремней с железными тройниками и пряжками. Иног- да в качестве петель использовались железные панцирные пластины, к которым, вероятно, крепились ремни для подвешивания. У за- крытых колчанов к крышке прикреплялось кольцо, за которое можно было выдернуть крышку из горловины. С помощью подвес- ных ремней колчаны крепились на поясе обычно справа и в наклон- ном положении — так было удобно извлекать стрелы и исключа- лись помехи при ходьбе. Колчаны на портупее могли носиться за 151
О 27см Рис. 66. Древнетюркские колчаны. спиной. Вместимость колчанов была различной. Более вместимыми были колчаны с карманом. Предметы вооружения ближнего боя встречаются в древнетюрк- ских памятниках значительно реже, чем метательное оружие. По- видимому, это объясняется его большой ценностью. 152
МЕЧИ Мечи, обнаруженные в древнетюркских памятниках, от- носятся к одной группе — ромбических, одному типу. Тип 1. С фигурной гардой. Включает 1 экз. из могильника Ку- дыргэ, м. 9 ". Длина клинка у него — 64 см, ширина — 2,4, высо- та рукояти — 15 см. Сохранился в обломках. Обоюдоострый прямой клинок. Перекрестье прямое. Концы перекрестья некогда были увенчаны шаровидными окончаниями. На черепе рукояти заклеп- ка. На полосе четыре обоймы от ножен (рис. 67, 1). ПАЛАШИ Палаши из древнетюркских памятников относятся к од- ной группе — трехгранных и одному типу. Тип 1. С крестообразным перекрестьем. Включает 3 экз. из па- мятников: Аймырлыг III, к. V—I 10°; Шестаково, к. 3, п. А; Ибыр- гыс-кисте, к. 4 (Минуса)101. Длина клинка обычно — 80 см, шири- на —3, высота рукояти — 15 см. Однолезвийные прямые клинки, острие одного из них расковано на два лезвия. Перекрестье прямое, крестообразное, слегка расширяющееся к концам. Навершием слу- жит пятка рукояти, выступающая в сторону лезвия. На полосе — остатки ножен. У одного из клинков ножны были спирально увиты полоской бересты и скреплены двумя обоймами с дисковидными пет- 153
лями, в которые крепились кольца для продевания ремней порту- пеи (рис. 67, 2, 3). Несмотря на сравнительную редкость находок предметов рубя- ще-колющего оружия, оно было достаточно распространено среди тюркских воинов, о чем свидетельствуют письменные и изобрази- тельные источники 102. Так, по свидетельству танских хроник, на вооружении тюрок имелись «сабли и палаши»103. Прямые мечи и па- лаши, изогнутые сабли встречаются среди реалий древнетюркских каменных изваяний (рис. 68). Прямые клинки изображены на 5 алтайских изваяниях, 16 — тувинских, 1 — минусинском, 9 — монгольских 104. Как правило, изображались верхняя часть клинка, перекрестье и рукоять. Клин- ки в ножнах с двумя обоймами и ремнями для подвешивания к поя- су; петли чаще всего пластинчатые. Иногда изображались одна пет- ля либо клинок без петель. Перекрестье в большинстве случаев прямое, видимо, пластинчатое. Иногда нижний конец перекрестья отогнут в сторону рукояти. В одном случае перекрестье изображено под углом к оси клинка и рукояти. Нередки изображения клинков без перекрестья. Навершия мечей и палашей, судя по изображениям, различны — чаще всего округлых очертаний, реже кольцевые. В одном случае можно предполагать полукруглое (грибовидное) навершие, в дру- гом — округлое навершие имеет выступ наверху, встречается и пластинчатое навершие. В тех случаях, когда округлое или коль- цевое навершие смещено от оси рукояти в сторону лезвия, можно с уверенностью утверждать, что изображен палаш. В ряде случаев навершие никак не выделено, хотя другие детали проработаны до- вольно четко. У такого оружия навершием служила, вероятно, пря- мая или скругленная пятка рукояти. Обкладка рукояти редко выде- лялась специально. На тех изображениях, где она не закрыта ла- донью, можно увидеть гладкую или ребристую обкладку с пазами для пальцев. В последнем случае хват ладонью рукояти был более прочным (рис. 68, 1—23). Сабли с прямым и изогнутым клинком присутствуют на четырех изваяниях с Алтая, четырех — из Тувы и двух — из Монголии 105. В одном случае это прямой клинок с рукоятью, изогнутой в сторону лезвия. Остальные клинки имеют слабый или довольно крутой из- гиб. Сабли изображены в ножнах, прикрепленных к поясу с помощью двух ремней, полукруглых или прямоугольных пластинчатых пе- тель. В одном случае ножны висят, по-видимому, на двух цепочках. В большинстве случаев сабли подвешивались изгибом лезвия вниз, но имеется изображение, где изгиб обращен вверх, как носились, например, казачьи шашки. Перекрестье на саблях прямое, вероятно, пластинчатое. Иногда оно имеет плавный изгиб снизу, либо его кон- цы отогнуты в разные стороны. В одном случае концы у перекре- стья разновеликие. Данный экземпляр изображен с очень длинной рукоятью без навершия и напоминает восточно-азиатские изогнутые клинки. Нередки изображения сабель без перекрестья. Навершие на саблях либо округлое, либо полуокруглое, скошенное в сторону 154
Рис. 68. Изображения оружия на древнетюркских каменных изваяниях. лезвия. Чаще всего оно не выделялось, и тогда навершием служи- ла, видимо, прямая или округлая пятка рукояти. Обкладка рукояти ’ большинства сабель гладкая. Лишь у одного экземпляра она реб- эистая снизу для прочности хвата рукой (рис. 68, 24—39). Хотя изваяний воинов с рубяще-колющим оружием найдено зравнительно немного^ можно полагать, что оно являлось необхо- 155
димои частью вооружения древнетюркского воина, так как такое оружие изображалось на изваяниях во всех регионах расселения древних тюрок и присутствует на объектах, относящихся как к VI—VIII, так и к IX—X вв., следовательно, важная роль данного вида оружия сохранялась у тюрок и после утраты ими государствен- ной самостоятельности. Немногочисленные находки из погребений относятся:, меч — к VI—VII вв., палаши — к VIII—IX вв. Вероят- нее всего, мечи были распространены у тюрок в период Первого ка- ганата, палаши — на всем протяжении второй половины I тыс. н. э.,; а сабли — в VII—X вв. Некоторые исследователи связывают появ- ление сабли с распространением жесткого седла со стременами, ос- военного тюрками около VI в. н. э. Кинжалы на каменных изваяниях зафиксированы дважды на Алтае, девять раз в Туве, три — в Монголии 106. Как правило, кпн- жалы изображены подвешенными к поясу спереди, иногда поверх сабли или палаша, в ножнах с двумя петлями. Ножны располага- лись на двух ремнях параллельно поясу либо в наклонном положе- нии. Кинжалы на алтайских изваяниях прямые, без перекрестья. На тувинских — коленчатые, с изгибом рукояти в сторону лезвия, без перекрестья, с прямым или изогнутым в разные стороны пере- крестьем. У одного из кинжалов навершие округлой формы, высту- пающее в сторону лезвия, а на рукояти за перекрестьем — петля, у другого отверстие в пятке рукояти. Возможно, эти отверстия при- менялись для прикрепления ременных петель, кистей, дмулетов и т. д. Один из кинжалов на изваянии из Тувы прямой. Особый интерес представляет кинжал с одного тувинского из- ваяния — в коротких ножнах с двумя петлями, фигурным пере- крестьем, массивной ребристой рукоятью и полуовальным навер- шием. Нет сомнения, что данный кинжал принадлежит к особому типу, реальные образцы которого пока не обнаружены в погребе- ниях. У него изгиб рукояти в сторону спинки клинка, так как реб- ристая сторона рукояти всегда обращена к лезвию. Кинжалы этого типа можно назвать изогнутыми. В этой связи стоит обратить внимание, что коленчатые кинжа- лы носились в ножнах лезвием вверх, в то время как изогнутые — лезвием вниз. Это важно для определения способа держания кинжа- ла в руке. Кинжалы на монгольских изваяниях — прямой, коленчатый и изогнутый. Один из них имеет на ножнах две петли и шип перекре- стья только с верхней стороны. У остальных — обычное двусторон- нее перекрестье (рис. 68, 46—58). КОПЬЯ Находки наконечников копий в древнетюркских памят- никах немногочисленны. По сечению пера они распадаются на две группы. Группа I. Ромбические, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из могильника Катанда I, к. 6 107. Длина пера — 8 см, ширина — 2, длина втул- 156
ки — 11 см. Наконечник с остроугольным острием, узким пером и покатыми плечиками (рис. 67, 4). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из Горного Алтая. Длина пера — 10 см, ширина — 2, длина втулки — 9 см. Острие обломано. Наконечник с узким пером и прямыми плечиками (рис. 67, 8), Группа II. Линзовидные, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из Аргаан- Гола 108. Длина пера — 6 см, ширина — 2, длина втулки — 11 см. Наконечник с остроугольным острием, узким пером и покатыми пле- чиками (рис. 67, 7). Тип 2. Удлиненно-шестиугольные. Включает 2 экз. из могиль- ников: Катанда I, к. 1; Яконур, м. 5 109. Длина пера — 6,5 см, ши- рина — 2, длина втулки — 12 см. Наконечник с остроугольным ост- рием, узким пером и покатыми плечиками (рис. 67, 5, 6). В древнетюркских памятниках Монголии Наймаа-толгой п Баин-Даванэ-Аман обнаружены обломанные втулки копий, опреде- лить принадлежность которых к тому или иному типу затрудни- тельно. Наличие копий на вооружении древних тюрок подтвержда- ют письменные и изобразительные источники. На хар-хадских ри- сунках тяжеловооруженные всадники изображены с копьями в ру- ках. Вероятно, копьями вооружалась панцирная конница—«фули», каганская гвардия. На древках копий крепились каганские «знаме- на с золотой волчьей головой». В древнетюркских погребениях кон- ца I тыс. н. э. в Горном Алтае копья встречаются вместе с набором вооружения легковооруженного всадника. Видимо, с утратой го- сударственной самостоятельности и исчезновением больших контин- гентов панцирной конницы копьями стали пользоваться в ближнем бою и легковооруженные тюркские всадники. В хронологическом отношении древнетюркские копья пока трудно распределить. Удлиненно-ромбические наконечники бытова- ли в течение всей второй половины I тыс. н. э. Однако в памятниках Первого каганата они пока не обнаружены. Известные экземпляры из Катанды относятся ко времени не ранее VII в. н. э. Аналогичные формы оружия продолжали применяться и в IX—X вв. В послед- ней трети I тыс. н. э. в связи с утяжелением защитного доспеха во- шли в употребление узколезвийные удлиненно-шестиугольные и удлиненно-треугольные типы наконечников копий. ТОПОРЫ Сравнительно редко в древнетюркских комплексах обна- руживаются боевые топоры. По сечению проуха и лезвия они отно- сятся к одной группе — проушных трехгранных, по форме обушка и лезвия — к одному типу. Тип 1. Узколезвийные, высокообушные. Включает 2 экз. из мо- гильников: Катанда II, к. 2 и Узунтал V, к. 2 110. Длина лезвия и проуха — 8 см, ширина лезвия — 4,5, высота обуха — 3,5 см. То- поры с узким лезвием, округлым проухом и высоким обухом-противо- 157
весом. Подобная конфигурация характерна для легкого кавалерий- ского оружия (рис. 67, 9, 10). Для древнетюркского вооружения эпохи каганатов боевые топоры не характерны. Они появляются в Горном Алтае в конце I тыс. н. э., что связано, надо полагать, с необходимостью расширения диапазона средств ближнего боя в ар- сенале легкой конницы. Детали защитного вооружения встречаются в древнетюркских памятниках тоже сравнительно редко. Преимущественно это желез- ные пластины от панциря. [ПАНЦИРИ По форме пластин и способу крепления древнетюркские панцири относятся к одному типу. Тип 1. Чешуйчатые. Включает 5 экз. из памятников: Кудыргэж огр. XIII; Узунтал I, к. 2 ш; Бай-тайга, к. V; Монгун-тайга, к. IV; Аймырлыг III, к. П-6 112. Форма и размеры пластин, количество и расположение отверстий на них существенно различны. Встречаются короткие, овальных очертаний пластины с горизонтально срезан- ным верхом, тремя парами отверстий по краям и одним в центре, раз- мерами 6x4 см (рис. 69, 2, 8); длинные узкие прямоугольные плас- тины с округлым нижним краем, шестью парами отверстий по кра- ям и одним — тремя по центральной оси — 8—10x2,5—3 см (рис. 69, I); прямоугольные пластины с округлыми концами, шестью парами отверстий по краям и одним в центре — 8,5 x4 см (рис. 69, 8, 4); прямоугольные пластины 6x3 см (рис. 69, 6). Количество и расположение отверстий зависело от местоположения пластины в составе панциря. Скреплялись они у древних тюрок обычно ламел- лярным способом, т. е. с помощью соединительных ремешков. «По- крой» панцирей по небольшим фрагментам не устанавливается. Су- Рис. 69. Детали древнетюркского защитного вооружения: панцирные пластины, фрагмент кольчуги, щит. 158
дя по изображениям, панцирь представлял собой длиннополую ка- тафракту. Плечи и руки, вероятно, оставались неприкрытыми. Поскольку в предшествующее время на Алтае бытовал нагруд- ный панцирь, есть основания предполагать, что уже в эпоху Перво- го каганата у тюрок его сменил более совершенный чешуйчатый. Известное представление о нем дают изображения воинов в доспе- хах. Таким панцирем была защищена гвардия кагана. В VII— VIII вв., по всей вероятности, появляются чешуйчатые панцири более совершенной конструкции — с покрытием плеч и предплечья, но с более коротким подолом. Они применялись вплоть до конца I тыс. н. э. Однако если во времена Первого и Второго Восточно- тюркских каганатов у тюрок существовали подразделения панцир- ной конницы, то в VIII—X вв. лишь отдельные знатные тюркские воины были защищены панцирными доспехами. i КОЛЬЧУГИ В памятнике Кудыргэ (м. 22) на Алтае обнаружен обры- вок кольчуги пз. Он был привязан к подножке стремени, чтобы ступня не соскальзывала с проема. Это не исключает, однако, воз- можности использования тюрками отдельных экземпляров привоз- ных кольчуг (рис. 69, 5). По-видимому, кольчуги получили некоторое распространение у тюрок в VI—VII вв., в период Первого каганата, земли которого включали часть Средней Азии, где производился данный вид за- щитного вооружения. [ЩИТЫ Единственный щит обнаружен в могильнике Аймырлыг III (к. V-1)114. Он круглой формы, диаметром 78 и толщиной 1 см. Изготовлен из пяти досок, соединенных с внутренней стороны по- перечной перекладиной (рис. 69, 14). Щиты применялись легково- оруженными тюркскими воинами на всем протяжении второй поло- вины I тыс. н. э. Использовали их, вероятно, и панцирные всадники. ЗАЩИТНАЯ ПОПОНА Защитное снаряжение боевого коня у тюрок — попона, покрытая панцирными пластинами, известна в основном по изобра- жениям. Не исключено, что принадлежностью панцирной попоны является доспех из могильника Аймырлыг III (к. П-6) в Туве, так как он был обнаружен на тазовых костях коня. Защитные попоны, вероятно, использовались уже в VI—VII вв., в период Первого ка- ганата, панцирными всадниками, входившими в состав каганской гвардии. Судя по находке в могильнике Аймырлыг, они бытовали и позднее, даже после падения Второго Восточно-тюркского каганата. 159
КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Распределение предметов вооружения по комплексам,; сведения письменных источников и изображения древнетюркских воинов позволяют выделить в составе комплекса две группы: тяже- ловооруженного панцирного всадника и легковооруженного воина. Видовой состав и типологическое разнообразие вооружения древних тюрок на протяжении второй половины I тыс. н. э. не оста- вались неизменными (рис. 70). Восходя в своей основе к достижениям в области военного дела предшествующего времени, комплекс древ- нетюркского. вооружения сформировался уже в период Первого тюркского каганата, в VI—VII вв. н. э. В данный период в составе их войска выделяются отряды панцирной конницы, составлявшей ядро разноплеменной легковооруженной конной армии. На воору- жении панцирных всадников были защитные доспехи: кольчуга,; щит; в ближнем бою применялись мечи, палаши, копья с удлинен- но-ромбическими наконечниками, тесла; в дистанционном бою — луки со срединными и концевыми накладками, трехлопастные стре- лы. Стрелы хранились в закрытых колчанах. В рукопашном бою ис- пользовались кинжалы и стилеты. Тело боевого коня, вероятно, прикрывалось защитной попоной. Легковооруженные всадники пользовались щитом, луком и стрелами, теслами, кинжалами (рис. 71). В VII—VIII вв., в эпоху Второго Восточно-тюркского кагана- та, в качестве защиты тяжеловооруженного всадника стал исполь- зоваться более совершенный чешуйчатый панцирь, продолжает употребляться щит. Для ближнего боя используются палаши, копья,; тесла, входят в употребление сабли. В рукопашном бою использу- ются кинжалы различных типов. В дистанционном бою применя- ются симметричные и асимметричные луки, трехлопастные и трех- гранные стрелы. Стрелы хранились в колчанах открытого и закры- того типов. Боевых коней прикрывали защитной попоной. Легко- вооруженные всадники использовали щиты, луки и стрелы, тесла, кинжалы (см. рис. 71). В VIII—X вв., после падения Второго Восточно-тюркского ка- ганата, когда тюрки были подчинены уйгурами, а затем кыргызами, их военные отряды входили в состав войск этих государств. Панцир- ная кавалерия как самостоятельный род войск в этот период у тю- рок исчезает. Вместе с тем значительно расширяется арсенал боевых средств легковооруженного воина. Всадники начинают использо- вать щиты. Изредка применяется защитное покрытие и для боевого коня. Набор средств ближнего боя включал палаши, сабли, копья,; боевые топоры, тесла. В рукопашном бою могли использоваться кинжалы. Среди средств дистанционного боя наряду с прежними типами луков стали применяться луки с фронтальными накладка- ми. Значительно расширился набор стрел. Для пробивания брони стали применяться наряду с трехгранными трехгранно-трехлопаст- ные, четырехгранные и круглые наконечники, а для поражения не 160
Виды Группа Тип Размеры, см Количество, экз. •Территория. Период, вв.' Луки I 1-7 140 49 Алтай, Тува Минуса • VI-X I . 1-10 4-1 189 Алтай, Тува Минуса, Монголия VI-X; II 1 4,5*1 1 • Алтай IX-X •III 1-2 2*1 11 Алтай, Тува Минуса VII-X 3 IV 1 - .4 3*1,5 9 Алтай Минуса, Монголия VIII-X ф е* V . 1 3*1 1 Тува IX-X. о VI 1-7 5*2 18 Алтай, Тува. Минуса, Монголия VIII-х VII 1-2 6-2 2 Алтай IX-X VIII 1 . 7*1 1 п IX-X I 1-2 4,5*1,5 3 н VIII-х II 1 8*1,5 1 Тува VIII-X Колчаны I 1-2 70*17 39 Алтай, Тува Минуса VI-X . Мечи I 1 64*2,4 1 Алтрй VI-VII Палаши I 1 80*3 3 Тува Минуса VIII-X I 1 15*3 ' 7 Алтай, Тува Минуса VI-X Кинжалы II 1 17*1,5 3 Алтай VI-VII III 1 11*3 1 // VII-X Копья I- 1-2 10*2 2 // VI-X II 1-2 6*2 3 Алтай Монголия VII-х’ Теноры I 1 8*4,5 2 Алтай IX-X Тесла I 1-2 6*5 19 Алтай Тува Минуса VI-X Панцири I 1 - 5 Алтай Тува VI-х- Кольчуги I 1 - 1 Алтай VI VII Щцты L_‘ 1 78 1 Тува VIII- IX Рис. 70. Классификация древнетюркского оружия. И Ю. С. Худяков 161
Рис. 71. Типолого-хронологическая, матрица древнотюркского оружия. защищенного доспехами противника — двух-, трех-, четырехлопаст- ные и плоские стрелы. Стрелы хранились в колчанах открытого реже закрытого типа. Данный набор вооружения свидетельствует о том, что тюркская легкая конница, расширив набор средств веде- ния дистанционного боя1 стала достаточно устойчивой и в ближнек бою (рис. 72). 162
Рис. 72. Изображения древнетюркских воинов, (по Э. А. Новгородовой, С. И. Руденко и А. И. Глухову, В. В. Волкову, П. С. Михно и Б. Э. Петри). СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Сведения о структуре военной организации у древних тюрок в источниках весьма немногочисленны. Отчасти они уже под- вергались анализу в специальной литературе. В результате выяв- лено членение древнетюркской «орды как войска» на правое и левое 11* 163
крыло. «Таковыми были толос — восточное и тардуш — западное крыло»115. Во время правления Капаган-кагана тюркское войско было поделено на два крыла и центр. В танских хрониках неоднократно упоминаются различные по численности подразделения тюркского войска или общее число тюр- кских войск. В период Первого каганата упоминаются отряды из 500, 2 000, 10 000, 100 000, 150 000, 400 000, 1 000 000 воинов 116. Все эти цифры кратны 10, что позволяет предполагать у тюрок пе- риода Первого каганата наличие «азиатской» десятичной системы деления войска и народа. Если верить этим цифрам, войско прави- телей Первого каганата достигало 10—40 туменов. Среди них выде- лялись телохранители (панцирная гвардия каганов из рода Ашина). Управление войсками велось чиновниками различных степеней, высшие должности среди них — шеху, дэлэ, силифа, тумаофа 117 — были наследственными и, по всей вероятности, замещались членами правящего рода Ашина. «Каган, который свысока смотрел на Инь- шань и имел намерение пренебрегать Китаем, был как древний шаньюй, и супругу он титуловал Хатунь («Синь[тан]шу»: кэщунь, это подобно древней яньчжи (у сюнну)). Его сыновья и младшие братья назывались тэлэ и командующие войсками отдельных айма- ков. Все назывались шадами (шэ)». В другом источнике сказано: «Его высший чин цюй-пюй-чже, следующий — або, следующий — сйе («Синьтаншу»: сы) лиф-а, следующий — дутунь, следующий — сыцзынь (И. Б.: сыгинь), следующий — яньхунда, следующий — сйелифа (?), следующий — дагань, всего 28 разрядов...»118. Если сопоставить с тюркской титулатурой, то эквивалентом «або» является — абгу, «сылифа» — эльтебер, «дутунь» — тудун,: «сыцзинь» — тегин, «дагань» — тархан. «Шэ» — шад и «тэлэ» — тегин сопоставлены с именами семьи-кагана, «сыновьями и младши- ми братьями». Судя по этим данным, существовавшая у тюрок сис- тема деления войска сочетала принципы кратности 10 и 2. Каждый отряд из 10, 100, 1000 и 10 000 воинов делился на 2 крыла соответ- ственно по 5, 50, 500, 5000 человек, а армия в целом — на крылья, носившие наименования толисов и тардушей. Во главе этих подраз- делений стояли шеху (шады), меньшие по численности отряды воз- главлялись дэлэ (тегинами), сылифа (эльтеберами) и т. д. Та же система сохранилась у тюрок и в период подчинения ди- настии Тан (в источниках упоминаются отряды вассальных каганов по 30 000, 40 000, 100 000 воинов). С момента возрождения Второго Восточно-тюркского каганата начала набирать силу военная организация нового тюркского госу- дарства. В начальный период деятельности кагана Кутлуга (Эльте- рэса) в его подчинении находилось 700, затем 2000 и 5000 воинов 119. Позднее, при Каган-кагане, кок-тюркское войско достигло числен- ности 8—10 туменов. «Еще в 699 г. Капаган упредил новую структу- ру верховного командования армии. Левое крыло, толесы (20 тыс. воинов), были переданы младшему брату кагана Дусифу; правое крыло, тардуши (также 20 тыс. воинов), составили корпус сына 164
Кутлуга, Могиляна (будущий Бильге-каган). Соответственно Ду- сифу и Могиляну были подчинены восточный и западный военно- административные округа каганата. Но над обоими шадами Капа- ган поставил своего старшего сына Богу, дав ему титул кагана и 40 тыс. воинов. Армия Богу была ядром тюркского войска»120. Суть реформы Капагана сводилась к выделению в составе ар- мии центра, равного по численности обоим крыльям. Эта система сохранила свое значение и при преемниках Капагана. Состав и струк- тура тюркского войска при Бильге-кагаие подробно описаны в его эпитафии, где перечислены все беги-военачальники отрядов, в оп- ределенной последовательности. «Позади (на западе) — тардуш-бе- ги во главе с Кули-чуром, а за ним шадапыт-беги; впереди (на вос- токе) толес-беги с Апа-Тарканом во главе, а за ним шадапыт-беги (на юге) (беги) Таман Таркан, Тоныокук Бойла Бага Таркан во гла- ве, а за ним боюрук-(беги) во главе с вождем внутренних буюруков Кюль-Эркин, а за ним буюруки»121. Если считать, что по численно- сти тюркское войско при Бильге не уступало армии Капагана, струк- тура его должна быть следующей: правое крыло (арьергард) — два тумена во главе с Куличуром, один из них — тардуши, второй — шадапыт-беги; левое крыло (авангард) — два тумена во главе с Апа- Тарканом, один из которых — толисы, второй — шадапыт-беги; центр — четыре тумена: два — буюруков во главе с Таман Тарка- ном и Таньюкук Бойла Бага Тарканом, два — внутренних буюру- ков во главе с Кюль-Эркином. Как известно, при Капагане существовал пост командующего центром, который одновременно являлся верховным главнокоман- дующим, «хао вэй тоси каган» («малый каган, держащий в руке за- пад»), который занимал Богу (Фугюй)122. При Бильге этот пост, на- до полагать, занимал Кюль-тегин, а после его смерти, вероятно, на- следник Ижань. Малый каган был в подчинении только у царствую- щего кагана. Термин «буюрук» (приказный)123 в данном контексте, видимо, соответствует прежнему «фули» (бури) — телохранитель, тяжеловооруженный воин. «Внутренние буюруки», вероятно, слу- жили в охране ставки кагана — орды. Как указано в источнике, отряд телохранителей формировался из членов десяти наиболее знатных тюркских фамилий (родов), таких как Мугунь (Чумугай) и др. «Шадапыт-беги» («высокие титулы»)124— это, вероятно, беги, подчиненные шаду, командующему крылом. Высшие чины военной администрации принадлежали представителям правящей династии (рода) Ашина й рода Ашидэ. Каждый тумен, 10 тысяч, подразделял- ся на два полутумена, 20 отрядов по 500 воинов, 100 сотен, 200 от- рядов по 50 воинов, 1000 десятков, 2000 отрядов по 5 воинов. В составе тюркского войска, помимо собственно тюрок, воева- ли и представители подчиненных племен — теле, «силами которых тюрки геройствовали в пустынях севера»125. В их числе были уйгу- ры, токуз-огузы, басмылы, азы, чики и другие. Их отряды тоже формировались по десятичному принципу и включались в состав армии в качестве подразделений вспомогательной легкой кон- ницы. 165
О структуре военной организации тюрок в VIII—X вв., после падения Второго Восточно-тюркского каганата, в источниках дан- ных нет. Вероятно, в этот период тюрки поставляли отряды воинов, формируемые в соответствии с принципами десятичной системы,; в состав войск уйгурских и кыргызских каганов. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Характер вооружения и особенности военной организа- ции позволяют в известной мере реконструировать тактику ведения боя тюрками. Некоторые сведения по военному искусству древних тюрок содержат письменные источники. Основу тюркского войска составляла легкая конница, воору- женная луками и стрелами и действующая рассыпным строем. В ис- точниках подчеркивается, что тюрки «искусно стреляют из лука с лошади; по природа люты, безжалостны»126. Перед началом сражения тюрки выстраивали войска. Бой за- вязывали конные лучники, испытывая стойкость противника, стре- мясь вынудить его к атаке. «Войско расположилось в Бин-Чжеу. Ханы неожиданно с 10 000 конницы подъехали, выстроились при Вулун-бань, и несколько сот конников выступили для завязки сра- жения»127. Говоря о боеспособности тюркского войска, военачальник им- перии Бэй Чжоу Янчжун довольно невысоко отзывался о боевых качествах иррегулярной конницы: «Тукуюсские ратники пренебре- гают и наградами и наказаниями, мало уважают начальников и по большей части не соблюдают порядка. Управиться с ними нетрудно. Отсюда видно, что напрасно много говорят о их могуществе... Не- приятели по наружности показываются мужественными, в самой же вещи (в самом же деле) легко управиться с ними»128. По-видимому, разноплеменное легковооруженное конное вой- ско времен Первого тюркского каганата, составленное из вассаль- ных кочевников, не было достаточно дисциплинированным и не всег- да соблюдало четкость построения. Результат сражения во многом зависел от их первого натиска. В случае неудачи всадники бросались врассыпную, чтобы затем собраться для повторной атаки (рис. 73). Появившаяся в составе тюркского войска панцирная кавале- рия атаковала, очевидно, плотно сомкнутым строем. Отряды «фули», вооруженные «латами, копьями, саблями и палашами», предназна- ченными для применения в ближнем и рукопашном бою, составля- ли ударный костяк тюркского войска (рис. 74). Для управления войсками тюрки пользовались «знаменами с золотой волчьей голо- вою», а для передачи приказов — «стрелой с золотым копьецом с восчаной печатью», своего рода пайцзой 12Э. Масштабы войн и протяженность театра военных действий в период Первого каганата у тюрок были необычайно широки: от зе- мель «цигу» (кыргызов) на севере до Китая и Средней Азии на юге, от земель киданей и. шивэй на востоке до Причерноморья на западе. Источник сообщает: «Разные государства все подчинились (ему). 166
Рис. 74. Древнетюркский тяжеловооруженный воин (реконструкция). Лучников было 1 000 000 с лишком. Такого могущества северные иноземцы никогда не имели»130. С распадением каганата на Западный и Восточный театр военных действий несколько сократился. Масштаб войн изменился. Нередко военные действия начинались ради грабежа. По свидетель- ству Синь Тан шу, «обыкновенно перед полнолунием производят набеги и грабительства»131. Тюркские войска могли совершать дли- тельные походы, глубоко проникая вглубь вражеской территории. Стратегия ведения войн в этот период у тюрок была преимуществен- но наступательной. Основную угрозу для целостности их государства представля- ли междоусобицы. Нередко претенденты на каганский престол ре- шали участь державы силой оружия. Отдельные каганы, тегины,: предводители аймаков самостоятельно совершали походы, заключа- ли военные союзы, втягивали в борьбу за престол внешних врагов. 167
Особенности военного искусства древних тюрок получили даль- нейшее развитие в эпоху Второго Восточно-тюркского каганата. Первоначально в распоряжении кагана Кутлуга было несколь- ко сот воинов, вероятно легковооруженных, из числа тюркских по- граничных войск империи Тан, и при столкновении с регулярными имперскими армиями тюркский каган был вынужден спасаться бег- ством («Гудулу врассыпную бежал на север от Каменистой сте- ны»132). Позднее, с обретением Отюкенской Черни, тюркское войско зна- чительно возросло. Наряду с иррегулярной разноплеменной легкой конницей в его составе появились отряды панцирной кавалерии. Тюркские полководцы смогли применять в бою тактику, сочетаю- щую рассыпной строй и метание стрел с ударом конных копейщиков плотно сомкнутым строем. Последовательность атаки отражена в источнике: «Кюль-тегин сел на белого жеребца из Байырку, бросил- ся в атаку, одного мужа (т. е. воина) он поразил стрелою, двух му- жей заколол (копьем), одного после другого». Атака панцирной кон- ницы рассекла вражеское войско: «...проложили (путь) копьями». В результате кыргызский каган Барс-бег пал в решающем сраже- нии в Черни Сунга 133. Боеспособность профессиональных тюркских воинов была до статочно высокой для своего времени. Воюя практически беспрерыв- но, живя во вражеском окружении, подавляя силой оружия сопро- тивление племен в самой Центральной Азии, тюрки совершали да- лекие походы в Восточную и Среднюю Азию. При необходимости отдельные отряды тюркского войска могли действовать самостоятельно, атакуя противника в разных направ- лениях. «Одно войско выступило в поход, другое было дома. Вой- ско Уч-Огузов пришло, чтобы нас поразить, думая, что мы пешие (без лошадей) слабы к бою. Одно их войско пошло, чтобы разграбить наши жилища, другое войско пришло, чтобы сразиться с нами; нас было мало и мы были слабы (и плохо вооружены). Огузы... (так как Небо) даровало (нам) силу, я разбил (их) там и рассеял (их)»134. В условиях постоянных войн многое решали выучка и стойкость воинов. «Конницу табгачей, отряд из семнадцати тысяч человек,, я поразил в первый день. Пехоту я на второй день (тоже) много по- разил». Преследуя врага, тюрки навязывали им сражения, пока не добивались решающей победы. Так, в ходе войны с токуз-огузами Бильге-каган навязал им четыре сражения, а под Бещбалыком дал шесть сражений подряд. Исход военных кампаний зависел от бое- способности войска и самообладания военачальников. «Тюркский народ (от переходов) утомил (свои) ноги, и он был близок к панике. Войско (врага), которое начало нас обходить и побеждать, я про- гнал. Многие, еле живые, обреченные на смерть, остались в живых»135. Высокая боеспособность войска позволила тюркам в течение ряда десятилетий вести непрерывные войны на всех фронтах, совер- шать далекие походы, отрываясь от своего тыла на многие сотни ки- лометров. Несмотря на известную ограниченность людских ресур- сов в сравнении с периодом Первого каганата, театр военных дей- 168
ствий в эпоху кок-тюрок был достаточно обширен: он охватывал районы от Минусинской котловины до Бешбалыка и Великой китай- ской стены, от Маньчжурии до Средней Азии. Стратегия ведения войн была наступательной. Сохранились и основные стратегические цели: подчинение кочевых племен Центральной Азии, контроль над Восточным Туркестаном и Средней Азией, установление данниче- ских отношений с империей Тан. Военная политика кок-тюркских каганов, принося определен- ные результаты в течение четырех десятилетий, не спасла, однако, государство от гибели. Основные причины падения Второго Восточ- но-тюркского каганата, в частности, заключаются в том, что воен- но-политические вожди не могли справиться с центробежными тен- денциями, обуздать своеволие и претензии тюркских бегов, решить проблему подчинения токуз-огузов, уйгуров и других телесских кочевых племен. Кроме того, в ходе долголетних войн были истреб- лены закаленные в боях воины. Утомленный в борьбе за гегемонию в степи для своих каганов «тюркский народ» не смог справиться с очередной междоусобицей и восстанием уйгурско-огузских ко- чевников, и каганат пал. Тюрки смогли избежать тотального истребления и вошли в сис- тему новых государственных образований — Уйгурского и Кыр- гызского каганатов. Составленные из тюрок военные отряды были включены уйгурами и кыргызами в состав своих войск. Об этом можно судить по захоронению тюркских мужчин, как и прежде, с оружием. В арсенале тюркских подразделений в этот период пре- обладало оружие дистанционного боя. По-видимому, тюрки состав- ляли контингенты легкой конницы в войсках обоих каганатов. Для легкой конницы наиболее приемлема тактика рассыпного строя. Однако наличие у тюрок в этот период набора вооружения ближнего боя и защитных доспехов свидетельствует об использова- нии тюркской конницы и в ближнем бою. Тюркские племена высту- пали в роли подчиненного партнера или союзника на стороне доми- нирующей в кочевом мире силы: в VIII—IX вв.— уйгуров, позд- нее — кыргызов. Тюрки «удерживали свое имя» и «томились» под властью уйгурских каганов 136. В эпоху кыргызского «великодер- жавия», вплоть до середины X в., тюрки проживали на территории Центральной Азии. «К этому времени тугю были крайне слабы»137. Позднее источники о тюрках не сообщают. По-видимому, они посте- пенно растворились среди других тюркоязычных кочевников. Глава вторая ОСОБЕННОСТИ ВОЕННОГО ДЕЛА УЙГУРОВ Многие проблемы вооружения, структуры военной орга- низации и военного искусства уйгуров пока остаются не решенными специалистами. Главная сложность в их исследовании связана с дис-. куссионностыо предложенных идентификаций определенных архео- 169
ло гических комплексов с известными сведениями письменных ис- то чников об уйгурах. В специальной литературе высказаны точки зр ения о принадлежности уйгурам погребений по обряду трупопо- л ожения под кольцевыми и округлыми каменными насыпями на тер- ритории Юго-Западного Забайкалья г, а также погребений по обря- ду трупоположения в катакомбах под земляными насыпями в Туве 2,; памятников сросткинской культуры в Северном Алтае 3. По нашему мнению, погребальными памятниками уйгуров следует считать за- хоронения по обряду трупоположения со шкурой коня, известные, в небольшом числе в Саяно-Алтае 4. К уйгурским относят также фор- тификационные сооружения, исследовавшиеся на территории Ту- вы 6. Для изучения вопроса нами привлекались данные об уйгур- ских городах и крепостях на территории Монголии 6. Отдельные с ведения по вооружению, структуре военной организации и воен- ному искусству были почерпнуты из средневековых письменных источников 7, из изобразительных материалов с территории Запад- ного Китая 8. Все эти данные по- зволяют составить известное пред- ставление о военном деле уйгуров в эпоху существования уйгурско- го каганата. Для анализа использованы материалы из фондов музеев и на- учных институтов Ленинграда, Новосибирска, Улан-Батора, а также опубликованные сведения. Комплекс вооружения уйгу- ров в конце I тыс. н. э. в Цент- ральной Азии и Южной Сибири включал средства ведения дис- танционного, ближнего боя и за- щиты. Предметы вооружения для дистанционного боя из уйгурских памятников представлены деталя- ми луков, стрел, колчанов. ЛУКИ По конструктивным осо- бенностям уйгурские луки отно- сятся к одной группе — сложно- составных. По численности и месту расположения накладок они могут быть отнесены к одному типу. Тип 1. Со срединными боко- выми и фронтальной накладками. Включает 1 экз. из памятника Ник- Хая (Минусинская котловинаД 17©’
п. З9 . Длина лука не установлена. Срединные боковые накладки имеют полуовальную форму и косую нарезку по внутренней стороне, внешнему краю, обращенному в спинке кибити, и концам. Средин- ная фронтальная накладка узкая, полуовальная в сечении, с нарез- кой по внутренней стороне. Концы ее косо срезаны. Надо полагать,; лук данного типа имел симметричные плечи (рис. 75, 1—3). Использование уйгурами луков для стрельбы с коня во время боя подтверждают письменные источники 10. Сложносоставной лук в руках у скачущего во весь опор тяжеловооруженного уйгурского всадника изображен на одном фрагменте фрески из Хотшо (Запад- ный Китай)11. К сожалению, из-за поврежденности рисунка нельзя представить конструкции концов лука. Можно говорить только, что плечи и, вероятно, середина кибити состояли из двух склеенных по вертикали деревянных деталей (спинка и внутренняя сторона). Специалисты анализировали конструктивные особенности уй- гурского лука. Однако в качестве исходного материала ими ошибоч- но привлекались костяные накладки луков из катакомбных погре- бений на территории Тувы 12. По форме и расположению накладок уйгурский лук из Ник-Хая аналогичен близким по времени древне- тюркским, кимакским и кыргызским образцам 13. Важной отличи- тельной особенностью уйгурского лука является наличие усиленной фронтальной накладки. По этому признаку его следует считать пе- реходной формой к лукам без боковых накладок начала II тыс. н. э. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ Небольшая коллекция наконечников стрел из уйгурских памятников Саяно-Алтая и Монголии относится к одному классу — железных, одному отделу — черешковых. По сечению пера в них выделяется несколько групп. Группа I. Трех лопастные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-пятиугольные. Включает 5 экз. из памят- ников: Ник-Хая, п. 1 14; Орхон-Дель, к. 11 (Монголия)16. Длина пера — 5 с"м, ширина — 2,5, длина черешка — 6,5 см. Наконечник с остроугольным острием, широкими лопастями, прямыми плечи- ками, упором. Некоторые экземпляры имеют трехгранную форму острия (рис. 76, 1). Тип 2. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятни- ка Орхон-Дель, к. 11 16. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина черешка — 5 см. Наконечник с остроугольным трехгранным остри- ем, прямыми плечиками, упором (рис. 76, 4). Группа II. Трехгранные наконечники, один тип. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памят- ника Орхон-Дель, к. 11 17. Длина пера — 3 см, ширина — 1,5, дли-, на черешка — 6 см. Наконечник с остроугольным острием и пологие ми плечиками (рис. 76, 6). Группа III. Четырехгранные наконечники, два типа. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятника Ник-Хая, п. 1 18. Длина пера — 4,5 см, ширина — 1,5, длина череш- 171
Рис. 76. Уйгурские железные нако- нечники стрел. ка — 4 см. Наконечники с ост- роугольным острием, пологими плечиками (рис. 76, 7). Тип 2. Удлиненно-пяти- угольные. Включает 3 экз. из памятника Ник-Хая, п. 1 19. Длина пера — 4 см, ширина — 1,5, длина черешка — 4,5 см. Наконечники с тупоугольным острием, параллельными сторо- нами и прямыми плечиками (рис. 76, 9). Результаты анализа уйгур- ских наконечников стрел из ма- териалов катакомбных погребе- ний Тувы ныне следует считать устаревшими 20. Рассматривае- мый комплекс (два типа трех- лопастных, один — трехгранных и два типа четырехгранных на- конечников стрел) дает извест- ное представление о типологи- ческом разнообразии проникаю- щих средств дистанционного боя уйгуров. Однако малочислен- ность находок не позволяет сос- тавить полную картину и за- с синхронными комплексами дру- трудияет сравнительный анализ гих кочевых объединений. Трехлопастные наконечники удлиненно-треугольных и удли- ненно-пятиугольных пропорций пера можно считать обычными для кочевников Центральной Азии во второй половине I тыс. н. э. Бро- небойные трехгранные асимметрично-ромбические и четырехгранные удлиненно-ромбические и боеголовковые в большей мере характерны для вооружения дистанционного боя конца I тыс. н. э. Относитель- но большая доля бронебойных стрел в памятниках на территории Минусинской котловины может свидетельствовать о широком ис- пользовании уйгурами бронебойных средств дистанционного боя про- тив тяжеловооруженной кыргызской конницы. Накопленные мате- риалы пока не дают возможности с уверенностью сформировать вы- воды. Однако можно говорить о том, что набор стрел уйгурских кон- ных лучников позволял на расстоянии поражать легковооруженно- го и защищенного панцирем противника. 172
КОЛЧАНЫ К настоящему времени в исследованных уйгурских памят- никах целых колчанов не обнаружено. Найдены обрывки берестяного приемника, костяные петли для ремня и железные крючья для под- вешивания колчана в наклонном положении. Судя по остаткам приемника, уйгурские колчаны относились к одной группе — с ци- линдрическим приемником, один тип. Форма горловины в точности не ясна. Тип 1. С карманом. Включает 2 экз. из памятника Ник-Хая,> п. 1, 3 21. Установлена лишь ширина приемника — 14 см. От.колча- нов сохранились костяные петли в виде полуовальной в сечении пла- стины со сложным рельефом: два выступа на концах и один в центре образуют проем для продевания ремня портупеи; в центре петли,, вокруг проема, по два цилиндрических отверстия для крепления к приемнику; по одному такому же отверстию имеется на концах петли (рис. 75, 4, 5). Через проем петли продевался ремень, который мог подвешиваться к поясу либо одеваться через плечо. К днищу колчана крепился железный крюк с кольцевой петлей для соедине- ния со вторым ремнем, удерживающим колчан в наклонном положе- нии. Подобная конструкция крепления колчана при помощи костя- ных петель была традиционной для средневековых кочевых и осед- лых народов Восточной Европы, Урала, Казахстана и не характер- ной для кочевников Центральной Азии» МЕЧ Меч относится к группе ромбических в сечении. Тип 1. Без перекрестья. Включает 1 экз. из цитадели III Шаго- яарского городища (Тува)22. Длина сохранившейся части клинка — 18 см, ширина — 4, высота рукояти — 8 см. Сохранился в облом- ках. Двулезвийный прямой клинок с сильно сточенным с одной стороны лезвием и обломанным клинком. Перекрестье отсутствует. Черен рукояти прямой, уплощенный. По имеющимся данным судить о роли рубяще-колющего оружия в комплексе наступательных средств ближнего боя уйгуров доволь- но сложно. Если учесть, что у исторических противников уйгуров (тюрки, кыргызы и другие кочевники) были широко распространены палаши, то вряд ли правомерным может быть вывод об ограниченно- сти уйгурского набора рубяще-колющего оружия двулезвийными мечами. КОПЬЕ По сечению пера копье относится к группе круглых, по форме — к одному типу. Тип 1. Удлиненно-треугольные. Включает 1 экз. из памятника Бажын-Алаак (Тува)23. Длина пера — 8 см, ширина — 1,5, высота втулки — 4 см. Сохранился в обломках. Наконечник с остроуголь- 173
ным, округлым в сечении у удлиненно-треугольной формы пером,, без плечиков и конусовидной полой втулкой. Подобные наконечники — пики — характерны для древкового» колющего оружия, предназначенного для пробивания брони. Нам трудно сказать, насколько широко они были распространены у уй- гуров, во всяком случае, пики могли использоваться для борьбы с кыргызской тяжеловооруженной конницей на последнем этапе суще- ствования уйгурского каганата, в период интенсивных военных столкновений с кыргызами. Детали защитного вооружения в уйгурских памятниках не об- наружены, поэтому судить о панцирном облачении уйгурских вои- нов можно лишь на основании изображений. КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Комплекс вооружения уйгуров не был предметом специ- ального анализа, хотД отдельные суждения о его характере уже пуб- ликовались. Так, по мнению Л. Н. Гумилева, легковооруженная уй- гурская конница не могла равняться с тяжеловооруженной гвар- дией тюркских каганов. Однако использование только письменных источников для анализа не позволяет составить адекватное представ- ление о вооружении уйгурского войска. Сопоставление различных видов уйгурского вооружения свиде- тельствует о преобладании у уйгуров легковооруженной конницы (рис. 77, 78). Ее главным оружием были луки и стрелы. Для их хра- нения и ношения использовались налучья и колчаны. Виды Г руппа Тип Размеры, см Количество экз. Т ерритория Луки 1 1 — 1 Минуса Стрелы I 1-2 5-2 G Минуса Монголия II 1 3-1,5 1 Монголия III 1-2 4-1,5 5 Минуса Колчаны 1 1 — 2 // Мечи 1 1 —• 1 Тува Кинжалы I 1 9-1,5 1 Минуса Копья 1 1 8-1,5 1 Тува Рис. 77. Классификация уйгурского оружия. 174
Рис. 78. Типолого-хропологиче- ская матрица уйгурского оружия. Можно заметить разли- чия между наборами воору- жения из погребений (пред- ставлено в основном ручное метательное оружие дистан- ционного боя) и из городищ (предметы ведения ближнего боя). Судя по изобразитель- ным источникам, уйгуры име- ли защитные средства. Гарнизоны крепостей бы- ли вооружены наступатель- ным оружием ближнего боя: мечами, копьями, кинжала- ми. Для защиты от пораже- ния использовали чешуйча- тые панцири (рис. 79). Данный комплекс не был единым для всей территории уйгурского каганата. Вероятно, воины, охранявшие ставку кагана, были лучше вооружены и экипированы. Однако, данные,- позволяющие выделить в соста- ве уйгурской армии отдельные рода войск, пока отсутствуют. Надо полагать, отличались набором вооружения и различные в этническом отношении контингенты, входившие в состав уйгурского разнопле- менного войска. Однако для выяснения характера таких различий в настоящий момент слишком мало данных. Рис. 79. Тяжеловооруженный уйгурский воин (реконструкция по А. фон Ле Ко- ку). 175
СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Особ.енности структуры военной организации уйгуров пока не привлекали должного внимания ученых. Отдельные замечания об этом содержатся лишь в работах по истории Уйгурского Турфан- ского княжества. Летописные хроники и рунические тексты содержат различные сведения о численности войск уйгуров и других племен, входящих в состав каганата, а также о титулатуре военачальников различных рангов. Однако эти сообщения не всегда совпадают. В китайских ле- тописях «Синь Тан шу» и «Тайпинхуаньюйцзи» говорится, что чис- ленность «отборного (строевого) войска» уйгуров составляла 5 тыс. чел.26 В рунических текстах можно найти упоминания о вой- ске и без обозначения численности: о знамени и подразделениях — десятитысячных туменах, тысячных отрядах, пятисотниках, сот- никах 26. Войско-народ в целом делилось на два крыла: тардушей и толисов. В составе «отборного» уйгурского войска названы три сот- ни гвардейцев, вероятно охрана каганской ставки. В целом эти све- дения позволяют предполагать, что уйгурское войско делилось по азиатской десятичной системе (отряды формировались из 5, 10, 50, 100, 500, 1000, 5000, 10 000 воинов). В различных источниках перечисляются ранги военных чинов- ников. Так, в китаеязычной версии харабалгасунского памятника называются «ду-ду», «цзе-ши», «внутренние и внешние цзайсаиы»27. В селенгинском памятнике «Моган Шине Усу» упомянуты «ябгу», «шад» — сыновья кагана, управлявшие тардушами и толисами, а так- же «тегины», «тутуки», «беги», «тысяченачальники»28. Наиболее подробно структура уйгурского войска описана в терхинском па- мятнике: «Мой Новорожденный Элетмиш Бильге-хан повелел под- чинить (все) свои племена, живущие внутри (страны). Главой вну- тренних буюруков был ынанчу-бага-таркан, (а всего) великих бую- руков девять было: Бильге Тайсенгун-тутук, пятисотник; Кюлюг Онгы-Оз-Ынанчу, пятисотник; Улуг-Оз-Ынанчу Урунгу, сотник; У луг Урунгу, тысячник над сыновьями бегов толисов; толисский Кюлюг-Эрен, тысячник над сыновьями бегов тардушей; тардушский Кюлюг Эрен; Тардуш — ышбарыш, начальник над пятью тысячами воинов; Алп Ышбара — сенгун Яглакар... Тысячный отряд началь- ника над девятью сотнями воинов, тойкана (правителя ставки) Улуг Таркана Букуга... тысячный отряд племени... тысячный отряд пле- мени доблестного Атачука»29. Судя по этому документу, уйгурское войско насчитывало около 15 тыс. чел., оно было поделено на отряды численностью от 100 чел. до 5 тыс. Если под «великими буюруками» понимать всех перечисленных военачальников, то их было девять (не считая «главы»). В памятнике говорится также о пятитысячниках Кутлуг-чигши и Канчу Алп Бильге-чигши. Они, вероятно, относи- лись к «заблудшим» уйгурским родам, которые были силой подчи- нены кагану. В тексте перечислены также «...конница (или: имени- тые) моего Небесного хана... уйгурский народ вместе с моими те- 176
типами, начальники гвардии, доблестный Атачук и Бегзик Эр-чиг- ши вместе с багатархапами и тремя сотнями гвардейцев, сыновья моего Небесного хана, Бильге-таркан и Кутлуг-Бильге-ябгу... вельможи...»30. Следовательно, можно предположить, что собственно уйгурское войско состояло из двух крыльев (толисы и тардушп) и центра (внутренние буюруки), отдельно от которых формирова- лась каганская гвардия. Каждое из этих подразделений делилось на более мелкие отряды. Армия кагана включала не только уйгуров, но и представителей союзных или покоренных племен: «буку (букут), хунь (кунь), байирку, тонра, сегир (секир), киби»81. В одном из тек- стов, помимо перечисленных выше, упомянуты: «Восьмое поколение называется ацзейсы, девятое — тулуньишгусы»32. Все названные племена относятся к числу те л веских — токуз-огузских. Терхинский памятник то повествует о вассальных племенах обобщенно, в числе «заблудших» подданных: «Хан захватил истом- ленный огузский народ, шестьсот (его) сенгунов, один Тюмень (его) войска (букв.: народа)»33; то перечисляет часть этих племен среди присутствующих в момент, «когда писались эти письмена» (т. е. в момент создания памятника). В их числе названы «...токуз-татары, семнадцать азских буюруков, сенгуны и тысячный отряд из (племе- ни) тонгра... именитые (вожди) из пустыни (или: из Исиг Йера)... народа байырку, азский Аспра Тай сенгун и его народ. Баш Кайбаш из (племени) тонгра, уч-карлуки — столь многие народы (присут- ствовали)!..»34. Некоторые из этих племен (тонгра и байырку) извест- ны как входящие в состав Уйгурского каганата, другие (татары, азы, карлуки) — как его противники. Состав и численность союзных войск в составе уйгурской армии не были постоянными. По мере ослабления власти правящего уйгурского рода1 Яглакар влияние союзных племен в каганате все более усиливалось. В 795 г. на уйгур- ский престол вступил представитель племени эдизов Кутлуг35. В последующие десятилетия между эдизами и уйгурами шла борьба за к а ганский престол 36. В целом уйгурская военно-административная система во многом близка имевшимся у тюрок, кыргызов и других тюркоязычных кочевников в эпоху средневековья. Существенное отличие, вероят- но, было в том, что собственно уйгурская часть армии мало отлича- лась от подразделений, составленных союзными и зависимыми племенами. Уйгурские каганы, видимо, ощущая непрочность своей военной власти, пытались укрепить ее с помощью системы опорных военных пунктов-крепостей, созданных на Орхоне, Селенге, в верховьях Енисея. Задаче преодоления центробежных тенденций, надо думать,, служила и попытка идеологического сплочения разноплеменного ко- чевого населения каганата под знаменами новой веры — манихейства. Однако все эти меры не смогли укрепить военную систему каганцта. Ослабление ведущей этнической группировки способствовало уси- лению центробежных тенденций. В военном отношении Уйгурский каганат не смог противостоять своим противникам и распался. 12 ю. С. Худяков 177
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО Особенности вооружения и военной организации дают возможность примерно реконструировать тактику ведения боя уй- гурского войска. Уйгуры и родственные им тел веские племена были известны как легковооруженные конные лучники задолго до образования Уй- гурского каганата. В источнике об эпохе Первого тюркского кагана- та говорится, что телесцы отличались «злым и жестоким нравом», «искусны в стрельбе из лука (в) конном (строю). В высшей степени жадны и алчны. Живут грабежом»37. Они, уйгуры, наиболее часто использовали тактику рассыпного строя. «В сражениях не строятся в ряды, отделившейся головой (головным отрядом) производят на- тиск. Вдруг наступают, вдруг отступают, постоянно сражаться не могут»38,— так описаны характер построения рассыпного строя, атака головным отрядом, смена атаки притворным отступлением с целью заманивания противника. Для обеспечения безопасности основных сил и создания выгодных условий боя уйгуры всегда во время марша высылали вперед подразделение — авангард. «Всякий раз, как начинают и прекращают войну, из двух чуже- земных поколений делают авангард войска»8’. «Чужеземцами», ве- роятно, называли представителей подвластных нетелесских племен. О том же говорится в тексте памятника «Могон Шинэ Усу»: «Мой отец Кюль-Бильге-каган ... пошел с войсками, меня самого он по- слал вперед тысяченачальником...»4® В описании междоусобицы меж- ду каганом Моюн Чуром и Тай-Бильге-тутуком говорится о том, что войска уйгуров располагались на местности с учетом рельефа. «На северо-западе от Селенги к югу от Ийлун-Гола вплоть до Сып- Баши (до ключа поперечной долины) я расставил свои войска. Через Кергю, Сакши (Сакши) и Сып-Баши они двинулись против нас... расставил своих воинов вплоть до Селенги. Двадцать девятого числа пятого месяца я сразился. Тогда я победил. Я победил их, оттеснив их к Селенге. Я их разогнал. Я переправился через Селенгу и шел, следуя за ними»41. Успех Моюн Чура в данном сражении был обеспе- чен умелым построением и атакой при выходе из «поперечной доли- ны», благодаря чему был отрезан путь противнику к отступлению. Моюн Чур с ходу форсировал реку, преследуя бегущих. В другом сражении, с Тай-Бильге-тутуком, войску Моюн Чура пришлось вступить в бой при переправе через р. Хануй-Гол. «Второго числа восьмого месяца у озера Соленый Алтыр я, переходя Хасуй (Хануй- Гол), сразился с ними. Там я их победил. Потом я двинулся вслед за ними»42. Судя по текстам, войско уйгуров во времена Моюн Чура было мобильным, совершало стремительные далекие походы, фор- сировало естественные преграды. Моюн Чур был способным полко- водцем. Он умело выстраивал войска перед боем, решительно и опе- ративно действовал в сложных ситуациях, смело посылал авангард навстречу врагу, а дополнительные отряды — на перехват «летучих отрядов противника». Так, в походе на запад Моюн Чур, удачно ма- 478
неврируя и распределяя силы, не дал соединиться войскам карлуков, чиков, кыргызов и разбил их. В результате чики были покорены: «Народу чик я дал тутука (князя, управителя)»43. Роль авангарда в сражении у оз. Тайган заключалась в заманивании противника. «...У озера Тайган,— говорится в источнике,— я собрал (моих вои- нов), откуда я послал отряд, чтобы (их) завлечь. Люди пришли. Переправившись через Черный Иоталук, они (этим) заставили (вра- гов) приблизиться. Я пошел им навстречу...»44 Моюн Чуру принад- лежит инициатива создания крепостей в стратегически важных пунктах своего неспокойного государства. Эти крепости в момент сооружения служили ему ставкой, затем здесь располагались воен- ные гарнизоны для охраны границы. В районах учреждения крепо- стей-ставок сооружались стелы-манифесты с прославлением деяний кагана, «предназначенные воодушевлять» воинов. Создание системы крепостей стало важной частью военно-политической стратегии уй- гуров в борьбе за господство в Центральной Азии 4б. После подчинения кочевых племен Центральной Азии и Южной Сибири внешнеполитическая ситуация способствовала расширению масштабов войн, проводимых уйгурами. Уйгурские войска приняли участие в подавлении мятежа Ань Лушаня в империи Тан и захвате территории Восточного Туркестана 46. Уйгуры долго сохраняли основные особенности своей стратегии и тактики. На Харабалгасунской стеле в описании «заслуг» кагана Кутлуга есть сведения и о тактике уйгуров. В бою при Ан-хо-ху с объединенными силами карлуков и тибетцев уйгурское «(войско с фланга... встретило) врагов долгим и дальновидным планом... поло- вина была заманена, половина окружена»47. Уйгурское войско при- меняло и другие тактические приемы: войска перебрасывались из одного района в другой, организовывалось преследование врага и др. О полководческих способностях Кутлуга из-за панегирического тона надписи судить непросто, но надо думать, он обладал должным та- лантом и волей, побеждал в трудных войнах с кыргызами, карлука- ми, тибетцами 48. Переход верховной власти в каганате в руки Кутлуга — пред- ставителя племени эдизов — обострил междоусобную борьбу, осла- бил монолитность уйгурского войска и привел в конечном счете к ги- бели каганата под ударами кыргызов. После бегства к северным гра- ницам империи Тан уйгуры уже не могли вести крупные сражения и участвовали лишь в мелких стычках с местными кочевыми племе- нами, нападали на пограничные районы Китая 49. Театр военных действий между телесскими кочевыми племенами, входившими в состав Уйгурского каганата, и кыргызами во второй половине IX в» переместился в Восточный Туркестан60. 12* 179>
Глава третья КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ КИМАКОВ Вопросы вооружения, структуры военной организации и военного искусства кочевого населения степей Восточного Казахста- на, Алтая и Западной Сибири получили известное освещение в лите- ратуре. Первые раскопки памятников конца I тыс. н. э. были прове- дены еще в прошлом столетии х. Удачные находки в Сросткинском могильнике на Северном Алтае позволили выделить в 1930 г. «срост- кинскую культуру», датированную VIII—X вв. н. э.2 В Прииртышье основные материалы, полученные в результате работ 1950- 1960-х гг.3, были идентифицированы с летописными сведениями о кимаках4. Длительное время памятники Верхнего Прииртышья, Степного Алтая п Западной Сибири рассматривались изолированно либо выделялись в хронологическом, но не этнокультурном отно- шении 5. В 1973 г. материалы сросткинской культуры были объеди- нены с кимакскими °. По поводу такого отождествления не утихает дискуссия 7. Ведутся споры и относительно хронологии и периоди- зации восточно-казахстанских и алтайских памятников 8. Несмотря на нерешенность многих вопросов хронологии, этнокультурной при- надлежности, выделения локальных вариантов сросткинского круга памятников, изучение этих материалов имеет большое значение для сибирского оружиеведения, поскольку коллекция оружия из состава вещевого комплекса памятников достаточно разнообразна и пред- ствительна. Данные по вооружению и военному искусству кочевников сте- пей Северного Алтая, входивших в кимакскую федерацию, в свое время были обобщены 9. Наконечники стрел, рубяще-колющее ору- жие, структура военной организации кимаков рассмотрены в цикле специальных работ 10. В настоящий момент появилась возможность систематизации большей части накопленного материала. Предметы вооружения из рассматриваемой группы памятников достаточно многочисленны и разнообразны, однако представитель- ность разных видов оружия не одинакова. Сравнительно мало дан- ных по защитному вооружению. К тому же не весь комплекс находок доступен для изучения. Археологические данные дополняются ма- териалами письменных и изобразительных источников. Большая часть находок происходит из погребений, исследован- ных в разное время на территории Восточного Казахстана, Степного Алтая, лесостепной части Западной Сибири. Погребальная обряд- ность в указанных районах исключительно вариативна. Наряду с захоронениями племен, входивших в кимакскую федерацию, здесь встречаются кыргызские погребения по обряду трупосожжения и. В отношении восточно-казахстанских погребений высказано пред- положение об идентификации их с йемеками, а приобских — с кип- чаками 12. Некоторые находки связаны с неукрепленными поселени- ями. Фортификационные сооружения кимаков пока не изучены. 180
В районах Прииртышья зафиксированы поминальные памятнику приписываемые кимакам. Все эти материалы в разной степени спо- собствуют решению данной темы. Для анализа использованы материалы из музеев и фондов науч- ных институтов и вузов Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Бар- наула, Усть-Каменогорска, Алма-Аты. Часть находок взята из пуб- ликаций. Комплекс вооружения кочевников конца I тыс. п. э. с территории Алтая, Казахстана и Западной Сибири включал средства ведения дистанционного, ближнего боя и защиты. Предметы вооружения дистанционного боя из кимакских памят- ников представлены деталями луков, стрел, колчанами, встреча- ющимися во всех группах памятников на изучаемой территории. ЛУКИ По своим конструктивным особенностям кимакские луки относятся к одной группе — сложносоставных. По количеству и месту расположения накладок среди них выделяется несколько типов. Тип 1. С концевыми и срединными боковыми и срединной фрон- тальной накладками. Включает 2 экз. из памятников: Ближние Елба- ны VIII, к. 1, п. 5; Сростки (Приобье)13. Судя по расположению концевых накладок, длина лука составляла всего 60 см. Однако кибить в данном случае могла быть переломлена, и расстояние меж- ду концевыми накладками не соответствует длине лука. Форма и раз- меры накладок различны. Срединные боковые накладки полуоваль- ной формы, концевые —длинные и узкие, фронтальная — узкая с расширением к концам. По внутренней стороне накладок, у средин- ных боковых — по внешнему краю, обращенному к спинке и концам,, у фронтальных — по концам нанесена косая или сетчатая нарезка для приклеивания к деревянной основе кибити 14. Вероятно, лук данного типа имел симметричные плечи. Тип 2. Со срединными боковыми и фронтальной накладками. Включает 3 экз. из Сростков, к. 1, 2, 5 15. Размеры лукане установле- ны. Форма и размеры срединных боковых накладок близки друг другу: они полуовальные, 15—16 см длиной, 2,5—3 см шириной. Фронтальные накладки трапециевидные в сечении, с полого срезан- ными концами, длиной 6, шириной 1,5 см. Вероятно, лук данного типа был симметричным (рис. 80, 1—4, 7, 8). Тип 3. Со срединными боковыми накладками. Включает 4 экз. из памятников: Сростки, к. 2, 4; Красноярское (Приобье), к. 5 16; Орловка (Восточный Казахстан), к. 1 17. Размеры лука не установле- ны. Накладки полуовальной формы, длиной 14—15, шириной 3 см. Надо полагать, плечи у его кибити были одинаковой длины (рис. 80, 5, 6). Тип 4. Со срединной фронтальной накладкой. Включает 4 экз. из памятников: Пня (Приобье), п. 3, Сростки 18. Размеры лука не установлены. Накладки трапециевидные в сечении, с косо срезанны- 181
80. Накладки кимакских луков. ми концами, 10—11 см длиной, 1,5 см шириной. Луки данного типа скорее всего, были симметричными (рис. 80, 9—13). На бронзовых литых фигурках воинов, относящихся к кругу кимакских древностей, изображены сложносоставные рефлексирую щпе луки м-образной формы 19. Сложносоставной лук со вставлен- ной в тетиву стрелой присутствует на каменном изваянии с р. Джан- габыл из Улутау20. Развитие лука у кимаков в связи с эволюцией ручного метатель- ного оружия в Южной Сибири рассмотрено Д. Г. Савиновым ?1 Автор выделил три типа среди восточно-казахстанских и четыре — среди сросткинских луков 22. Типология луков кочевников приалтай- ских степей конца I тыс. н. э. дана в нашей статье, посвященног комплексу вооружения носителей сросткинской культуры23. Эт< типология в основном верна, однако представленный в ее составе тип 1 правильнее отнести к комплексу ручного метательного ору- жия древних тюрок 24. Значительное разнообразие форм луков в степях Восточного Казахстана и Западной Сибири в конце I тыс. н. э. свидетельствует об интенсивной технологической разработке данного вида оружия в указанный период. Наряду с общими закономерностями в эволюции лука на данной территории сказывались ее особенности как кон- тактной зоны различных тюркоязычных кочевых этнообразований с населением лесостепной и лесной зоны Западной Сибири. Это вза- имовлияние проявилось, в частности, в сосуществовании различных форм луков, характерных для кочевников в IX—X вв., и луков с фронтальной срединной накладкой, известных уже во II тыс. н. э. (рис. 81). В рамках рассматриваемого комплекса присутствуют почти все последовательно сменяющие друг друга фазы развития сложно- составного лука: с концевыми, срединными боковыми и фронтальной накладками; со срединными боковыми накладками; со срединными боковыми и фронтальной накладками; со срединной фронтальной накладкой. Лук последнего типа отличается от луков монгольского времени только меньшими размерами и очертаниями фронтальной накладки. Вероятно, поиск оптимальных форм лука в конце I тыс. 182
Рис. 81. Классификация кимакских луков, IX—X вв. н. э. н. э. был обусловлен изменением тактики боя, повышением роли прицельной стрельбы по тяжеловооруженному противнику в погра- ничных районах кыргызского и кимакского каганатов. НАКОНЕЧНИКИ СТРЕЛ По материалу изготовления весь рассматриваемый комп- лекс наконечников стрел распадается на два класса — железных и костяных. Железные наконечники стрел относятся к одному отде- лу — черешковых и по сечению пера делятся на несколько групп. Группа I — трехлопастные наконечники, девять типов. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 21 экз. из па- мятников: Сростки, к. 5; Ближние Елбаны, м. 6; Красноярское,; к. 5; Грязново IV (Приобье), к. 1 25; Тарасово (Притомье), к. 1, м. 1 26; Карболиха VIII; Гилево II, к. 3; Гилево XIII, к. 5 (Алтай)27; Орловка, к. 1; Кызыл-ту, к. 6 (Восточный Казахстан)28. Наконечни- ки с тупоугольным острием, широкими лопастями и пологими пле- чиками. Длина пера у них — 5 см, ширина — 3, длина черешка — 2 см (рис. 82, 1). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 21 экз. из памятни- ков: Сростки, к. 1, 2; Ближние Елбаны V, м. 6; Красный Яр I, к. 6 29; Тарасово, к. 1, м. 1 30; Гилево II, к. 3; Гилево XIII, к. 5; Буранов- ка VI; Троицкое (Алтай)31; Кызыл-ту, к. 6; Ямышево (Восточный Казахстан)32. Длина пера у них — 5 см, ширина — 2, длина череш- ка — 2 см. Эти наконечники с остроугольным острием,, узкими ло- пастями и покатыми плечиками (рис. 82, 6). Тип 3. Удлиненно-треугольные. Включает 4 экз. из памятников: Грязново IV, к. 2, м. 1 33; Гилево XIII,; к. 4, 5 34. Длина пера у этих 183
Рис. 82. Кимакские железные наконечники стрел. наконечников — 4 см, ширина — 2, длина черешка — 2 см. Они с остроугольным острием, узкими лопастями и прямыми плечиками (рис. 82, 3). Тип 4. Удлиненно-пятиугольные. Включает 20 экз. из памят- ников: Сростки, к. 5, 6; Ближние Елбаны, VII, м. 78; Бийск; Камен- ный Мыс (Приобье), к. 23 35; Карболиха VIII; Павловка I, к. 3 184
Крестьянское III (Алтай)36; Орловка, к. 1 37. Длина пера — 6 смй ширина — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с тупоугольным острием, узкими лопастями и прямыми плечиками (рис. 82, 2). Тип 5. Удлиненно-шестиугольные. Включает 5 экз. из памят- ников: Ближние Елбаны, Сростки, к. 2, 5 38; Преображенка III (Ба- раба), к. 12, п. 4 39; Гилево XIII, к. 6 40. У этих наконечников длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 5 см. Они с тупоуголь- ным острием, узкими лопастями, покатыми плечиками (рис. 82, 4, 5). Тип 6. Боеголовковые. Включает 10 экз. из памятников: Ближ- ние Елбаны V, м. 6; Сростки, к. 1 (Приобье) 41; Тарасово, к. 3 42; Морозов лог (Алтай); Троицкое; Гилево XIII, к. 4, 5 43; Кызыл-ту„ к. 6 44. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольной боевой головкой и удлиненной шейкой. Тип 7. Овально-крылатые. Включает 2 экз. из памятника Срост- ки, к. 2, 6а 45. Длина пера 6 см, ширина — 3, длина черешка — 2 см. Наконечники с овальным, удлиненным острием, выступающими крыльями и округлыми плечиками. Тип 8. Полуовальные. Включает 1 экз. из памятника Шикуно- во IV (Алтай)46. Длина пера — 6 см, ширина — 3, длина черешка — 3 см. Наконечник с тупоугольным острием, широкими лопастями и округлыми плечиками. Тип 9. Шипастые. Включает 1 экз. из Грязново IV, к. 2, м. I47. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина черешка — 1 см. Наконеч- ник с остроугольным острием, узким пером, шипами, вогнутыми пле- чиками. Группа II. Трехгранно-трехлопастные наконечники,) один тип. Тип 1. Боеголовковые. Включает 1 экз. из памятника Пчелая к. 10 (Восточный Казахстан)48. Длина пера — 4 см, ширина — 2,( длина черешка — 3 см. Наконечник с остроугольной, монолитной боевой головкой, выемками на гранях головки, удлиненной шейкой (рис. 82, 19). Группа III. Трехгранные наконечники, три типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 12 экз. из памят- ников: Сростки, к. 4, Иня (Приобье), м. 2 49; Урлаково (Алтай), Павловка 1, к. 3; Гилево V, к. 6; Гилево IX, к. 8 50. Длина пера — 3 см, ширина — 2, длина черешка — 4 см. Наконечники с тупо- угольным острием и пологими плечиками (рис. 82, 7). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 11 экз. из памятни- ков: Ближние Елбаны V, к. 6; Сростки, к. 4; Красноярское, к. 5; Иня, м. 2 51; Карболиха VIII; Павловка I, к. 3; Гилево IX, к. 18 52. Длина пера — 3 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконеч- ники с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 82, 8). Тип 3. Боеголовковые. Включает 8 экз. из памятников: Иня, м. 2 53; Бурановка; Карболиха VIII; Павловка I, к. 3; Гилево XIII,> к. 4, 5 54. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроугольной боевой головкой и удлиненной шейкой (рис. 82, 10). 185
Труп п а IV. Четырехгранные наконечники, три типа. Тип 1. Удлиненно-пятиугольные. Включает 1 экз. из памятни- ка Сростки, к. 1 б5. Длина пера — 4 см, ширина — 1, длина череш- ка — 2 см. Наконечник с тупоугольным острием, параллельными сторонами, прямыми плечиками (рис. 82, 77). Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятников: Иня, м. 2 56; Карболиха VIII 57. Длина пера — 4 см, ширина — 2, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием и покатыми плечиками (рис. 82, 78). Тип 3. Боеголовковые. Включает 6 экз. из памятников: Сростки,j к. 1; Иня, м. 1 58; Гилево XIII, к. 5 б9. Длина пера —- 5 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольной боевой го- ловкой и удлиненной шейкой (рис. 82, 72). Группа V. Ромбические наконечники, один тип. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 1 экз. из памятни- ка Крестьянское III 60. Длина пера — 3 см, ширина — 1, длина че- решка — 3 см. Наконечник с тупоугольным острием и пологими пле- чиками. Группа VI. Круглые наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-тругольные. Включает 1 экз. из памятника Орловка, к. 1 в1. Длина пера — 2 см, ширина — 1, длина черешка — 2 см. Наконечник с остроугольным острием и прямыми плечиками. Группа VII. Плоские наконечники, четыре типа. Тип 1. Асимметрично-ромбические. Включает 4 экз. из памят- ников: Каменный Мыс 62; Тарасово, к. 2, м. 1; Гурьевское поселение (Приобье)63; Гилево 64. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина че- решка — 2 см. Наконечники с "тупоугольным острием и пологими плечиками. Тип 2. Удлиненно-ромбические. Включает 3 экз. из памятников: Иня, Гурьевское поселение 65. Длина пера — 6 см, ширина — 2f, длина черешка — 4 см. Наконечник с остроугольным острием и покатыми плечиками. Тип 3. Боеголовковые. Включает 1 экз. из памятника Иня^ м. 3 66. Длина пера — 5 см, ширина — 2, длина черешка — 2 см. Наконечник с тупоугольным острием, боевой головкой, удлиненной шейкой (рис. 82, 27). Тип 4. Эллипсоидные. Включает 1 экз. из памятника Сростки^ к. 1 67. Длина пера — 7 см, ширина — 2, длина черешка — 5 см. Наконечник с эллипсоидным острием и покатыми плечиками (рис. 82, 20). Костяные наконечники стрел относятся к одному отделу — че- решковых. По сечению пера они делятся на несколько групп. Группа I. Трехгранные наконечники, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 5 экз. из памятников: Каменный Мыс; Преображенка III, к. 12 68. Длина пера — 7 см, ши- рина — 1,5, длина черешка — 4 см. Наконечник с остроуголь- ным острием, удлиненным пером и покатыми плечиками (рис. 83А 7). Группа II. Четырехгранные наконечники, два типа. 186
о Рис. 83. Кимакские костяные наконечники стрел. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 6 экз. из памятников: Ламенный Мыс; Преображенка III, к. 12 69. Длина пера — 8 см, лирина — 1,5, длина черешка — 3 см. Наконечники с остроуголь- ным острием, удлиненным пером и покатыми плечиками 'рис. 83, 3,4). Тип 2. Удлиненно-шестиугольные. Включает 4 экз. из памят- ников: Красный Яр I, к. 6; Сростки, к. 4; к. 6, м. 1 70; Преображен- 187
ка III, к. 12 п. Длина пера — 5 см, ширина — 1,5, длина черешка — 2 см. Наконечники с остроугольным острием, параллельными сторо- нами, покатыми плечиками (рис. 83, 6, 7). Вопросы типологии наконечников стрел из памятников конца I тыс. н. э. в приалтайских степях были рассмотрены нами в специ- альной работе 72. Однако в ней наряду с материалами рассматрива- емого периода были привлечены находки из комплексов, относящих- ся к культуре древних тюрок, и происходящие из памятников начала II тыс. н. э.72, что сказалось на оценке типологического состава нако- нечников, среди которых оказалось завышенным количество типов плоских стрел. В результате уточнений типологический состав же- лезных наконечников стрел из памятников кимаков и подчиненных им племен выглядит значительно более близким синхронным комп- лексам с сопредельных областей, нежели это представлялось ранее 74. В составе кимакского набора наконечников стрел выделяются девять типов трехлопастных; четыре типа плоских, один — трех- гранно-трехлопастных, по три — трехгранных и четырехгранных,; по одному — ромбических и круглых. Среди наконечников, пред- назначенных для поражения не защищенного панцирем противника, выделяются следующие типы: трехлопастные асимметрично-ромби- ческие, удлиненно-ромбические, удлиненно-пятиугольные, боего- ловковые. Их находки многочисленнее остальных, насчитывают до двух десятков экземпляров и распространены повсеместно в основ- ных районах культуры кимаков: в Восточном Казахстане, Степном Алтае, степном и лесостепном Приобье и Притомье. Прочие типы трехлопастных и плоских наконечников немногочисленны и, как пра- вило, менее распространены. Плоские наконечники получат широкое распространение в последующую эпоху 75. Бронебойные наконечники в кимакском наборе средств ди- станционного боя довольно представительны и разнообразны. Среди них преобладают трехгранные: асимметрично-ромбические^ удлинен- но-ромбические и боеголовковые. Достаточно распространены и че- тырехгранные двух последних форм. Таких наконечников в пределах каждого типа сейчас найдено около десятка экземпляров. В общем комплексе бронебойные составляют девять типов и пять групп, а на- конечники, предназначенные для поражения не защищенного пан- цирем противника,— 13 типов и две группы (соответственно 43 и 94 экз.). Большая доля (около трети) бронебойных наконечников в общем наборе, несомненно, свидетельствует, что кимакам было необ- ходимо активно бороться на поле боя с защищенным броней против- ником, вероятнее всего, с кыргызами, непосредственно граничащими с землями Кимакского каганата. Следует отметить, что подавляющее число находок бронебойных стрел всех типов падает на районы Алтая и Приобья. В Восточном Казахстане их значительно меньше и сами формы наконечников иные. Возможно, по этому признаку можно судить о направлении активной экспансии кыргызов, хотя погребения с сожжениями при- сутствуют повсеместно на пограничных землях Кимакского и Кыр- гызского каганатов (рис. 84). 188
Группа Тин Размеры, CM Количество, экз. Tерритория I 1 <^^Х— 5-3-2 21 Алтай, Приобье Притомье, Казахстан 2 5-2-2 21 // з =3 4«2-2 4 Алтай, Приобье 4 <^-=--1.=^.г » 6-2-2 20 Алтай, Приобье Казахстан 5. 4~~ -- 5-2-5 5 Алтай, Приобье Бараба 6 L_i=> 5-2-2 10 Алтай, Приобье Притомье, Казахстан 7 ^==^е==> 6-3-2 2 .Приобье. 8 5-3-3 1 Алтай 9 . 4-1-1 1 Приобье П V 1 4-2-3 1. Казахстан III 1 —* 3-2 -4 12 Алтай, Приобье 2 4^^^ZZ=> 3-2’3 11 // 3 —ь=> 4-2-3 8 // IV 1 < ~ 4-1-2 1 Приобье 2 4-2’2 2 Алтай, Приобье з ^S=o==> 5-1-2 6 // V 1 ^^S"t===> 3-1-3. 1 Алтай V! 1 <r- ~~l »' 2-1’2 1 Казахстан VII i <^х^г—=* 5-2’2 4 Приобье, Притомье Алтай 2 <=^Z^==> 5-2-2 3 Притомье Приобье ’ 3 L 6-2’4 1 Приобье 4 cz 7-2-5 1 // Рис. 84. Классификация кимакских железных наконечников стрел, IX—X вв. л. э. 189
В качестве вспомогательного средства дистанционного боя ки- макские лучники применяли стрелы с костяными наконечниками. Типологически они достаточно однообразны и малочисленны76. Распространены костяные стрелы преимущественно на северной пе- риферии кимакских земель, в лесостепной Барабе и Приобье. В све- те этих данных кимакский комплекс наконечников стрел необходимо оценить как достаточно развитый, хотя и несколько уступающий как по типологическому разнообразию, так и в количественном отношении синхронному кыргызскому. Имея широкий спектр броне- бойных наконечников, кимаки могли эффективно противостоять тяжеловооруженной коннице противника. КОЛЧАНЫ В кимакских памятниках обнаружено несколько экземп- ляров колчанов различной сохранности. По форме приемника они относятся к одной группе, подразделяющейся на типы по оформле- нию горловины. Группа I. С цилиндрическим приемником, два типа. Тип 1. Закрытые. Включает 1 экз. из памятника Ближние Елбаны VI, к. 1, м. 1 77. Длина приемника — 100 см, ширина горлови- ны — 10, ширина днища — 20 см. Приемник расширялся к днищу й горловина закрывалась овальной костяной крышкой. Стрелы в кол- чане хранились наконечниками вверх. Тип 2. С карманом. Включает 7 экз. из памятников: Ближние Елбаны V, м. 6; Ближние Елбаны VII, м. 78; Ближние Елбаны VIII,, к. 2, м. 2; Сростки, к. 1, 2 78. Длина приемника — 85 см, ширина горловины — И, ширина днища — 13, высота кармана — 12 см. Колчаны с расширяющимся книзу приемником, открытой горлови- ной и выступающим карманом. Зафиксировано два способа хранения стрел в приемнике: наконечниками вверх и наконечниками в разные стороны — вверх и вниз 79. Колчаны, вероятно, подвешивались к поясу с помощью двух ремней, петель и крючьев. Вместимость колчанов была различной. В погребениях обнаружены колчаны с 5—12 стрелами 80. Но, надо по- лагать, реальная вместимость колчана должна была быть значитель- но большей. Предметы вооружения ближнего боя встречаются в памятниках^ приписываемых кимакам, не столь редко, как в синхронных памят- никах сопредельных территорий. В первую очередь это касается рубяще-колющего оружия. По-видимому, этот факт объясняется от- носительно-большой ролью такого оружия в военном искусстве кима- ков, в особенности на заключительной фазе ближнего боя. В кимак- ских памятниках представлены различные виды рубяще-колющего оружия. МЕЧИ Мечи, обнаруженные в памятниках, относящихся к кругу кимакских древностей, по сечению клинка подразделяются на две группы. 190
Группа I. Ромбические, один тип. Тип 1. С ладьевидным перекрестьем. Включает 1 экз. из па- мятника Березовый Остров (Приобье), к. 3. Длина клинка — 99 см ширина — 2,8, высота рукояти — 12 см. Двухлезвийный прямой клинок с остроугольным острием. Перекрестье прямое, сужающееся к концам. Рукоять прямая. Сохранился в обломках. Клинок^ пере- крестье и черен рукояти сильно коррозированы. Группа II. Линзовидные, один тип. Тип 1. С брусковидным перекрестьем. Включает 1 экз. из па- мятника Тарасово, к. 2, м. 1 81. Длина сохранившейся части клин- ка — около 60 см, ширина клинка — 2, высота рукояти — 10 см. Двухлезвийный прямой клинок с остроугольным острием, прямым брусковидным перекрестьем и прямой рукоятью. Сохранился в обломках. Вся поверхность меча сильно коррозирована. ПАЛАШИ Палаши, найденные в кимакских памятниках, относятся к одной группе — трехгранных, насчитывающей шесть типов. Тип 1. С крестообразным перекрестьем. Включает 1 экз. из памятника Сростки82. Рукоять не обнаружена. Одно- лезвийный прямой клинок. Пе- рекрестье из парных бронзовых пластин с зооморфным орна- 1 ментом. На полосе две пары бронзовых обойм, соединенных , петлями, и наконечник ножен, покрытый зооморфным орна- ментом. По мнению С. В. Ки- селева, данный экземпляр им- портирован с Переднего Восто- ка (рис. 85, 1). Тип 2. С ладьевидным пе- рекрестьем. Включает 2 экз. из памятников: Сростки, к. 4; Со- лоновка (Приобье), к. 1 83. Дли- на клинка — 70 см, ширина — 3, высота рукояти — 4,6 см. Пря- • мые однолезвийные клинки с обломанными остриями. Перек- рестье прямое, сужающееся к концам. Рукоять прямая. Чере- ны рукояти у обоих экземпля- ров обломаны (рис. 85, 2). Длина клинка — 96 смА ширина — 4 см. Рис. 85. Кимакские палаши. I 191
Тип 3. С пластинчатым перекрестьем. Включает 1 экз. из па- мятника Ближние Елбаны VIII, к. 1, м. 5 84. Длина клинка — 85 см, ширина — 4, высота рукояти — 15 см. Однолезвийный пря- мой клинок с остроугольным острием. Перекрестье и рукоять пря- мые. Череп рукояти сохранился не полностью. На полосе — обойма от ножен. Сохранились истлевшие остатки ножен (рис. 85, 3). Тип 4. С брусковидным перекрестьем. Включает 5 экз. из па- мятников: Грязново II, к. 5; Карболиха VIII; Гилево V, к. 6; Кызыл- ту, к. 2; Юпитер (Восточный Казахстан), к. 4 85. Длина клинка — 84 см, ширина — 4, высота рукояти — 10 см. Прямые однолезвийные клинки с остроугольным острием, прямым брусковидным перекре- стьем. Черен рукояти одного экземпляра снабжен посеребренным на- вершием. От ножен на нем сохранился посеребренный наконечник с растительным орнаментом (рис. 85, 4). Тип 5. С шипастым перекрестьем. Включает 1 экз. из памят- ника Орловка, к. 1 86. Длина клинка — 68 см, ширина — 3, высота рукояти — 15 см. Однолезвийный прямой клинок с прямым, плохо сохранившимся перекрестьем, концы которого выступают по обе стороны клинка и рукояти. Рукоять прямая с навершием, украшен- ным растительным орнаментом. На полосе — остатки ножен с двумя парами обойм, соединенных петлями для крепления ремней и нако- нечников, украшенные растительным орнаментом (рис. 85, 6). Тип 6. Без перекрестья. Включает 5 экз. из памятников: Ближ- ние Елбаны VII, м. 78; Сростки; Усть-Козлуха (Алтай); Гилево V,. к. 6; Гилево VII, к. 1 87. Длина клинка — 85 см, ширина — 4, вы- сота рукояти — 9 см. Однолезвийные прямые клинки с остроуголь- ным острием и упором при переходе к черену. Некоторые экземпляры сохранились в обломках. САБЛИ Сабли, происходящие из кимакских памятников,, отно- сятся к двум группам, насчитывающим по несколько типов. Группа I. Трехгранные прямые, четыре типа. Тип 1. С ладьевидным перекрестьем. Включает 1 экз. из па- мятника Сростки, к. 2 88. Длина клинка — 80 см, ширина — 8t высота рукояти — 8 см. Однолезвийный прямой клинок с обломан- ным острием и частично сохранившимся перекрестьем. Черен руко- яти изогнут в сторону лезвия. На пологе — остатки ножен (рис. 86, Z). Тип 2. С пластинчатым перекрестьем. Включает 2 экз. из па- мятников: Кызыл-ту, к. 6; Славянка (Восточный Казахстан), к. 9 89. Длина клинка — 77 см, ширина — 3, высота рукояти — 11 см. Одно- лезвийные клинки с остроугольным острием, прямым пластинчатым перекрестьем, изогнутой в сторону лезвия рукоятью. Черены руко- ятей снабжены шипами для крепления обкладки (рис. 86, 5). Тип 3. С брусковидным перекрестьем. Включает 2 экз. из па- мятников Кызыл-ту, к. 5 и Славянка, к. 2 ". Длина клинка — 70 см„ ширина — 3, высота рукояти — 9 см. Однолезвийные клинки с остро.. 192
Рис. 86. Кимакскио сабли. угольным острием, прямым бруско- видным перекрестьем, рукоятью, изогнутой в сторону лезвия. Черены рукоятей снабжены шипами для крепления обкладки (рис. 86, 3). Тип 4. С фигурной гардой. Включает 1 экз. из Восточного Ка- захстана 91. Длина клинка — 74 см, ширина — 3, высота рукояти — 7 см. Однолезвийный клинок с остро- угольным острием, напускным пе- рекрестьем и рукоятью, изогнутой в сторону лезвия. Концы перекрестья опущены в сторону острия, заверша- ются шариками (рис. 86, 4). Группа II. Трехгранные сла- боизогнутые, два типа. Тип 1. С ладьевидным пере- крестьем. Включает 1 экз. из па- мятника Ближние Елбаны VIII, к. 2, м. 292. Длина клинка — 80 см, шири- на — 3, высота рукояти — 3 см. Од- нолезвийный изогнутый клинок с остроугольным острием, прямым пе- рекрестьем. Рукоять обломана (рис. 86, 6). О 15см ।__i--1—। Тип 2. Без перекрестья. Включает 1 экз. из памятника Ближ- ние Елбаны V, м. 6. Длина клинка — 70 см, ширина — 3, высота рукояти — 10 см. Однолезвийный изогнутый клинок с упором при переходе к рукояти. Черен рукояти изогнут в сторону лезвия. Не- сколько необычно местоположение черена относительно оси клинка. Он выкован не по одной линии со спинкой клинка, как это наблюда- ется у подавляющего большинства предметов рубяще-колющего оружия, а с лезвием, что характерно, в частности, для коленчатых кинжалов. В литературе неоднократно обсуждались вопросы, связанные с рубяще-колющим вооружением из памятников конца I тыс. н. э. в Степном Алтае и на сопредельных территориях. В частности, отме- чалось важное значение рубяще-колющего оружия в составе инвен- таря мужских погребений сросткинской культуры 93. Некоторые ис- следователи допускали возможность местного, алтайского происхож- дения палаша и сабли 94. Типология и некоторые вопросы происхож- дения рубяще-колющего оружия применительно к сросткинским и кимакским комплексам рассмотрены в специальных статьях 10. А. Плотникова и автора настоящей работы 95. Рубящее оружие сросткинской культуры справедливо принято считать главным на- 13 Ю. С. Худяков 193
Виды Группа Тип Размеры, см Количество, экз. ~ Территория Мечи I 1 99*3 1 Приобье II 1 CZ 60'2 1 Притомье Палаши I 1 " 96-4 1 Приобье 2 70«3 2 // з cz: 85'4 1 .// 4 CZ 84'4 5 Алтай, Приобье Казахстан 68'3 1 Казахстан 6 1 l_ 85-4 5 Алтай Приобье Сабли I 1 80'4 1 Цриобье 2 77-3 2 Казахстан- 70'3 2 // 4 1 74-3 1 // II 1 80'3 1 Приобье 2 70'3- 1 // Рис. 87. Классификация кимакского рубяще-колющего оружия (IX—X вв. н. э.) купательным оружием ближнего боя 9в. Ныне этот вывод может быть существенно дополнен. Важной особенностью рубяще-колющего оружия кимаков явля- ются его относительно широкая распространенность и типологиче- ское разнообразие. В конце I тыс. н. э. у кимаков были на вооруже- нии все виды рубяще-колющего оружия: мечи, палаши, сабли. При- чем мечи характерны преимущественно для северной периферии Ки- макского каганата, в то время как в Верхнем Прииртышье, Степном Алтае и южных районах Приобья применялись прямые палаши и 194
сабли. На юге Приобья зафиксированы также отдельные экземпляры сабель с заметно изогнутым клинком. Наличие в составе синхронного комплекса весьма различных по видовому, групповому и типологиче- скому составу предметов рубяще-колющего оружия свидетельствует о его усиленной технологической разработке. Ввиду относительно небольшого числа находок для каждого из типов выделить ведущие формы пока не представляется возможным. Можно отметить, что для данного региона в целом были характерны прямые однолезвийные клинки с прямой или изогнутой рукоятью (рис. 87). Ведущая роль рубяще-колющего оружия в комплексе наступа- тельных средств ближнего боя кимаков представляется бесспорной. С учетом новых материалов их мечи, палаши и сабли значительно превосходят в количественном отношении все остальные виды ору- жия, предназначенные для поражения противника в ближнем и руко- пашном бою. Данный набор выглядит наиболее развитым на фоне син- хронных комплексов сопредельных территорий. КОПЬЯ В кимакских памятниках обнаружено небольшое количе- ство наконечников копий. По сечению пера они распадаются на три группы. Группа I. Ромбические, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 3 экз. из памятни- ков: Быстрый Исток (Приобье); Ближние Елбаны VIII, к. 1, м. 5; Черная Курья (Алтай)97. Длина пера — 13 см, ширина — 3, высота втулки — 11 см. Наконечники с остроугольным острием, узким или широким пером, удлиненными ударными гранями, покатыми плечи- ками, длинной несомкнутой втулкой с отверстием или выступом для крепления к древку. У одного из экземпляров втулка обломана (рис. 88, 1). Группа II. Линзовидные, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 2 экз. из памятни- ков Сростки и Троицкое 98. Длина пера — 9 см, ширина — 2, высота втулки — 12 см. Наконечники с остроугольном острием, узким или широким пером, удлиненными ударными гранями, покатыми плечи- ками, длинной несомкнутой втулкой (рис. 88, 4). Группа III. Трехлопастные, один тип. Тип 1. Удлиненно-ромбические. Включает 1 экз. из памятника Карболиха VIII. Длина пера — 13 см, ширина — 2, высота втул- ки — 8 см. Наконечник с остроугольным острием, удлиненными ударными гранями, образующими три выступающих ребра-ло- пасти, покатыми плечиками, длинной несомкнутой втулкой. Копья на длинных древках изображены на бронзовых бляшках, изредка встречающихся на территории расселения кимаков и под- властных хим племен. Вопросы типологии наконечников копий из кимакских памятни- ков уже рассматривались нами в специальной работе ". Уточним, что в числе предложенных типов один, выделенный на основании 13* 195
Рис. 88. Кимакские копья. находки из Яконура, к. 5, правильнее рас- сматривать в комплексе вооружения древ- них тюрок. Можно предполагать, что копья входи- ли в число боевых принадлежностей легко- вооруженного конного воина, хотя наличие в памятниках данного периода защитных средств и изображения воинов в доспехах на литых бляшках позволяют предполагать наличие у кимаков и панцирной кавалерии. Большинство рассматриваемых копий рас- считано, вероятно, на поражение не защи- щенного панцирем противника. Отдельные экземпляры с жестким сечением и узким пе- ром могли применяться для пробивания брони. Облегченные копья, возможно, ис- пользовались для метания. Ограниченность материала не позво- ляет судить о генезисе форм копий у ки- маков. Детали защитного вооружения в кима- кских памятниках были встречены лишь однажды — это происходящий из Степно- го ! [Алтая набор железных панцирных пластин. ПАНЦИРИ По форме пластин и способу крепления известные находки конца I тыс. н. э. в Степном Алтае могут быть отнесены к одно- му типу. Тип 1. Чешуйчатые. Включает 1 экз. из памятника Троицкое. Форма и размеры пластин, количество и местоположение отверстий на них существенно различны. Преобладают прямоугольные пласти- ны и с округлым нижним краем с отверстиями по краям, площадью — 5 X Зсм (8 шт.). В наборе присутствуют также прямоугольные и тра- пециевидные пластины с различным количеством отверстий, пло- щадью от 5 X 3 до 7 X 3 см (10 шт.). Одна пластина имеет вид уз- кой изогнутой полосы площадью 8 X 2,5 см. Многие пластины со- хранились в обломках (рис. 89). Если все пластины относятся к одному панцирному набору, то среди них можно выделить три группы, различающиеся по способу крепления, форме и вероятному местоположению. Одну из них со- ставляют прямоугольные и трапециевидные пластины с малым чис- лом отверстий, расположенных по краям, рассчитанные на жест- кое крепление к подкладке. Вторую — пластины со скругленным 196
Рис. 89. Кимакские панцирные пластины. нижним краем, рассчитанные на крепление по принципу чешуи. Вероятно, такими же, но больших размеров были представленные в обломках широкие прямоугольные пластины с большим числом от- верстий, которые можно отнести к третьей группе. С известной до- лей вероятности первую группу пластин можно связать с частью панциря, предохраняющей корпус воина, вторую — с рукавами, а третью — с подолом доспеха (рис. 90). Внешний вид панциря хорошо различим на бронзовой бляшке из памятника Кулундинского, на которой изображен пеший воин, стреляющий из лука. На нем длиннополая катафракта, прикрыва- ющая тело от груди до колен, плечи и руки незащищены. КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ Нами уже давалась оценка комплексу вооружения при- алтайских кочевников конца I тыс. н. э.100 Были учтены средства дистанционного, ближнего боя и защиты. Ныне, с привлечением 197
Рис. 90. Кимакский панцирь (реконстру кция). новых данных, эта оценка может быть дополнена. Свод- ная таблица кимакского ору- жия насчитывает 11 видов, подразделяющихся на 25 групп и 57 типов. Наиболее вариабельны стрелы и рубя- ще-колющее оружие (рис. 91). В рассматриваемый пе- риод кимакские воины имели на вооружении сложносос- тавные луки различных ти- пов, большой набор стрел с железными трехлопастными, плоскими и бронебойными, реже костяными наконечни- ками. Стрелы хранились в берестяных колчанах. В ближнем и рукопашном бою кимакские всадники приме- няли мечи, палаши, сабли, копья, тесла, кистени, а в пешем положении могли пользоваться кинжалами. Для защиты служили чешуйчатые панцири, сфероконические шлемы, круглые деревянные щиты (рис. 92). Основу военных отрядов кимаков и подвластных им племен со- ставляла легкая кавалерия, вооруженная луками и стрелами для дистанционного, а также рубяще-колющим оружием — для ближне- го боя (рис. 93). В Восточном Казахстане, на Алтае и в Приобье в составе этих отрядов имелись и тяжеловооруженные всадники, за- щищенные панцирными доспехами (рис. 94). На северной перифе- рии Кимакского каганата зафиксирован значительно упрощенный набор вооружения, включавший лук со стрелами, тесло и кинжал. Вероятно, так была вооружена вспомогательная легкая конница. Таким образом, кимакское войско состояло преимущественно из легковооруженной, но устойчивой в ближнем бою, подвижной и маневренной конницы. СТРУКТУРА ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ Особенности структуры военной организации кимаков уже становились предметом специального изучения. Как предпола- гает Б. Е. Кумеков,. кимаки выделились из состава Западно-тюрк- ского каганата после его распада в 656 г.101 Данные о структуре во- енной организации, характере формирования и составе их войска 198
Виды . Группа Тип Размеры, ’ см Количество, экз. Территория Луки I 1-4 60 13 Приобье. . - Казахстан Стрелы I 1-9 5-2 . 85 . Алтай, Приобье Притомье, Казахстан ' Бараба II 1 4*2 • 1 Казахстан III 1-3 3*2 31 Алтай' Приобье IV 1-3 4*1 .9, /Z V 1 3-1 1 Алтай VI 1 2*1 1 Казахстан VII 1-4 6*2 “ 9 Алтай Приобье Притомье I 1 7*1,5 5 Приобье Бараба II 1-2 7* 1,5 10 tf Колчаны I 1 - 2 80* 12 8 Приобье Мечи I 1 99*3 1 ft II 1 60*2 1 Притомье Палаши I 1-6 77*4 15 Алтай, Приобье Казахстан Сабли I 1-4 75*3 6 Приобье Казахстан II 1-2 75*3 2 Приобье Кинжалы I 1-2 12*1,5 2 // II 1-2 II*2 15 Приобье, Бараба Притомье, Казахстан III 1 16*1,5 1 Приобье Копья I 1 13*3 3 Алтай Приобье •II 1 9*2 2 // Ш 1 13-2 1 Алтай Тесла I 1-2 4,5*4,5 12 Алтай, Приобье Бараба Кистени I 1 5*4 1 Приобье Панцири I 1 — 1 Алтай Рис. 91. Классификация кима какого оружия. (X—Х.вв. н. э.
Рис: 92. Типолого-хронологическая матрица кимакского оружия. в этот период весьма скудные. Известно только, что, по сведениям Гардизи, глава племени кимаков носил титул «шад-тутук»102. В дан- ном титуле объединены два различных тюркских чиновничьих зва- ния: «шад» — чин высокого ранга, присваиваемый преимуществен- но членам правящего каганского рода; «тутук» — управитель оп- ределенного владения, военный администратор и губернатор. Ве- роятно, такой титул был присвоен кимакским владетелям еще запад- 200
но-тюркскими каганами. А сохранение его ими после падения кага- ната отражает отсутствие возможности претендовать на сколько- нибудь значительную роль в кочевом мире в этот период. После падения в середине IX в. Уйгурского каганата часть вхо- дивших в него племен вошла в состав Кимакского племенного сою- за 103. Именно с этого времени кимакская федерация составила семь племен: Ими, Имак, Татар, Баяндер, Хифчак, Ланиказ и Аджлад, а кимакский владетель принял титул «байгу» («ябгу»)104. Пришлыми Рис, 94. Кимакский тяжеловооруженный воин (реконструкция). 201
с востока племенами называют эймюров, баяндуров, татар 10В. По другой версии, пришельцами были сами кимаки, они же кумохи, или каи 106. Так или иначе, но только в середине IX в. к западу от границ Кыргызского каганата возникло разноплеменное объединение, из- вестное под названием кимакской федерации. Кимакское войско в этот период формировалось, надо полагать, как ополчение родов и племен. Армия «царя кимаков» в IX в., по сведениям Тамима ибн Бахра, составляла 20 тыс. «превосходных всадников»107. В этом указании можно усмотреть деление кимакского войска на отряды по десятичному принципу и наличие наряду с ополчением регулярной «царской гвардии». После образования государства с центром на Верхнем Иртыше, правитель кимаков принял титул кагана, а все подвластное ему население было поделено на 12 уделов, один из которых подчинялся непосредственно монарху, а остальные — пра- вителям уделов, выставлявших определенные контингенты войск в армию кагана 108. Уделы раздавались каганом военным вождям за службу, т. е. за заслуги на военном поприще. Раздача уделов была, видимо, попыткой централизовать армию и государство, устранить межплеменную разобщенность. Однако курс на централизацию, по-видимому, не удался. Кимакское войско по-прежнему состояло из ополчений различных кочевых племен и объединялось вокруг каганской гвардии. Наряду с конной армией в стране кимаков имелось много городов-крепостей с пешими гарни- зонами, возможно формируемыми из согдийского городского насе- ления 109. Столицей был «город царя Хакан — значительный город, окруженный укрепленной стеной, с железными воротами». У царя в городе имелись значительная охрана, войско и снаряжение 110. Таким образом, кимакская армия в IX—X вв. состояла из двух родов войск — конницы и пехоты и делилась на три основных кон- тингента: каганскую гвардию, ополчение уделов и гарнизоны кре- постей. О внутренней структуре и численности войска судить слож- но. Скорее всего, кимакское войско делилось на отряды по десятич- ной системе, а каждый удел должен был выставлять примерно по 10 000 воинов. В таком случае численность кимакской армии могла составлять 120—130 тыс. конных воинов. Политический центр Ки- макского каганата располагался в Алакольской озерной котловине, которую защищала система крепостейш. По-видимому, именно в этих районах была сосредоточена основная масса согдийского на- селения, проживавшего в пределах кимакского государства. Каж- дый, из городов-крепостей имел систему фортификации, собственные вооруженные силы и военное командование. В случае военных дей- ствий города могли действовать вполне самостоятельно, а некоторые даже управлялись собственными «царями», подчинявшимися кимак- скому кагану “2. Каган являлся верховным главнокомандующим всех вооруженных сил каганата. «Хькан — главный царь тюрок. Хакан — это хан ханов, т. е. предводитель предводителей, подобно тому как персы говорят шахиншах»,— говорится в тексте сочинения Ал-Хорезми113. Осуществлять руководство военными действиями 202
каган мог либо непосредственно, либо через высших военных чинов, среди которых в источниках упоминаются хаджиб и везиры (т. е. министры)114. Если военные мероприятия не носили общегосудар- ственного характера, походы могли возглавлять местные «цари», правители уделов, а то и племенные вожди. Таким образом, военная организация кимаков представляла собой довольно сложную иерархическую структуру с относительно большой автономией отдельных звеньев. Вероятно, децентрализация и относительная слабость военной организации кимаков, связан- ные с отсутствием в рамках разноплеменного объединения домини- рующей этнической группировки, опирающейся на качественно от- личную военную силу, обусловили центробежные тенденции, послу- жившие причиной распада кимакского государства. Существует предположение, что причиной развала кимакского каганата яви- лись возвышение кипчаков, оттеснивших кимаков (йемеков) с гла- венствующей роли в государстве, и движение на запад найманов Пб. ВОЕННОЕ ИСКУССТВО При оценке военного искусства кимаков и подвластных им племен нами были отмечены черты своеобразия, отличающие их приемы ведения боя 1,в. Как отмечалось выше, войско кимаков со- стояло из относительно однородных, разнообразно вооруженных конных отрядов. Наличие в составе вооружения эффективных бро- небойных средств ведения дистанционного и ближнего боя позволя- ло кимакской коннице активно противостоять тяжеловооруженно- му противнику, несмотря на отсутствие собственных панцирных под- разделений. Характер вооружения диктовал определенную тактику, в ходе которой его можно было применить с наибольшей эффектив- ностью. Наличие в составе комплекса боевых средств разнообразных луков и стрел свидетельствует о применении кимаками рассыпного строя. Преобладание наконечников, предназначенных для пораже- ния незащищенного противника, позволяет предполагать приме- нение традиционных приемов рассыпного строя — растянутого по- строения по фронту, охват флангов, перестрелку с дистанции полета стрелы, притворное отступление и т. д. В бою с легковооруженным конным противником кимакская конница могла применять и иные тактические приемы. Имея в со- ставе вооружения средства ведения блищнего боя, а также защитные доспехи, кимаки получали ощутимые преимущества над легкими всадниками-лучниками в условиях сближения противоборствую- щих сторон. Это дает основания предполагать, что кимакское войско после непродолжительной дистанционной перестрелки, играющей роль разведки боем, стремилась навязать противнику ближний бой, применяя для этой цели, скорее всего, атаку лавой. А в условиях непосредственно сближения кимаки могли атаковать противника копьями, мечами, палашами и саблями. Легкая конница неприятеля, 203
не имея возможности противоборствовать кимакам в ближнем бою, должна была искать спасения в бегстве. Кимакская кавалерия могла вести активный бой и с тяжело- вооруженным конным противником. Об этом свидетельствует боль- шой набор бронебойных стрел, которым располагал кимакский лучник. Надо полагать, что при столкновении с панцирной кавале- рией кимакское войско стремилось решить исход сражения в ди- станционном бою. Однако оно располагало немалыми шансами на успех и в том случае, если противнику удавалось войти в сближение и столкновение врукопашную становилось неизбежным. По разно- образию поражающих средств ближнего боя кимакские всадники практически ничем не уступали панцирным кавалеристам. Недоста- точность специальных средств защиты делала кимаков относитель- но более уязвимыми, нежели неприятель, зато обеспечивала свободу маневра и возможность активного нападения. В случае, если строй панцирных кавалеристов противостоял натиску кимаков и продол- жал атаку, последние могли организованно отступить, имея преиму- щество перед противником в скорости. Выработанные приемы ведения боя, как мы считаем, позволили кимакам сдержать натиск кыргызов в Степном Алтае и Восточном Казахстане в IX—X вв. н. э.117 О действиях в составе кимакских войск пехоты судить сложнее. Возможность ее участия в сражениях на открытом пространстве не исключена. Судя по рельефным изображениям, панцирная пехо- та, вооруженная луками и стрелами, использовалась в дистанцион- ном бою 118. Защищенные тяжелыми доспехами, пехотинцы были малоподвижны и вряд ли могли участвовать в атаке самостоятель- но, без поддержки кавалерии. Вероятно, пехотинцы составляли ос- новную силу гарнизонов кимакских городов-крепостей, несли охра- ну каганского дворца, ставки и т. д. В условиях осады вполне есте- ственно наличие у защищенных доспехами воинов-пехотинцев, стре- ляющих с крепостных стен по врагу, лука и стрел в руках, как это изображено на бляшке из памятника Кулундинского (рис. 93, 2)119. Насколько эффективно обороняли кимаки свои крепости — су- дить трудно ввиду отсутствия каких-либо упоминаний о военных столкновениях в письменных источниках. Не вполне ясна и сама система возведения фортификационных сооружений у кимаков. Если верны предположения о согдийской принадлежности населе- ния кимакских городов 12°, характер их оборонительных сооруже- ний должен быть аналогичен среднеазиатским. В источниках подчеркиваются воинственность кимаков и сила кимакского кагана. «Царь кимаков — один из великих царей и один из славных своим достоинством...»121 «Хакан — великий царь, ему издавна наследует только тот, кто из царской семьи. Царь ки- маков носит одежду, шитую золотом, и золотую корону, появляется пред подданными четыре раза в году»122. Соседние государи и народы жили в постоянном страхе перед нападением кимаков: «...тюркские цари опасаются власти хакана, боятся его мести, остерегаются его силы, берегутся его набегов, так как они знали и испытывали от 204
него раньше подобные действия..>» Судя по этим сведениям, кимак- ский каган находился в состоянии постоянной войны с соседними государствами 123. Если верить источникам, стратегия войн, ведомых каганатом, была перманентно наступательной. В качестве побудительных мо- тивов источники, говоря о среднеазиатских тюрках вообще, называ- ют стремление к грабежу: «Они не сражаются ни за веру, ни за тол- кование (корана), ни за царство, ни за харадж, ни из-за пристрастия к своему племени, ни из-за соперничества (исключая из-за женщин), ни из-за гнева, ни из-за вражды, ни за родину и охраняя свой дом..., а воистину, сражаются они (только) ради грабежа»124. Представля- ется, что постоянные военные походы должны были служить сплоче- нию разноплеменного воинства кимакского кагана и сдерживанию военной активности соседей. Ставили ли кимакские каганы глобальные захватнические це- ли — сказать трудно. Хотя на карте Ал-Идриси им приписано до- минирующее положение в Степной Азии 128. Проводимая кимакскими каганами стратегическая линия в известной мере типична для коче- вых государственных образований. К сожалению, источники умал- чивают о конкретных военных мероприятиях кимакских каганов. Постоянная война с соседями не спасла кимакское государство от центробежных тенденций. В ходе этих войн усилилось и окрепло в недрах кимакской государственности кипчакское этнообразование, ставшее после распада каганата ведущей силой степей от Алтая до Дуная и получившее географическое и этнополитическое наимено- вание Дашт-и-Кыпчак. Имя кимаков быстро исчезло с политической арены Центральной Азии.
Часть третья ОСНОВНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ВООРУЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ИСКУССТВА СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ Анализ вооружения, структуры военной организации и военного искусства кочевников юга Сибири и Центральной Азии в рамках конкретных археологических культур, относящихся к опре- деленным этническим и государственным образованиям, дает воз- можность проследить пространственно-временную динамику различ- ных видов оружия, способов организации вооруженных сил и прие- мов ведения боя. Выявленные закономерности могут служить обос- нованием для выделения этапов истории военного искусства азиат- ских кочевников. При рассмотрении этих вопросов нами учитыва- ются результаты изучения военного дела енисейских кыргызов \ материалы, изложенные в данной работе, а также данные о воору- жении кочевого населения региона, не включенные в наше описа- ние как не составляющие целостного комплекса 2. Особенности военного искусства в исследуемом регионе на всем протяжении раннего средневековья (за исключением отдельных районов на его завершающем этапе) определял комплекс средств дистанционного боя. Важнейшей задачей его изучения является анализ эволюции форм сложносоставного лука. Сложность для ее решения создают недостаточная сохранность археологического ма- териала, затрудняющая реконструкцию кибити, и отсутствие экс- периментальных данных о мощности луков различных форм. Тем не менее систематизация всех известных данных позволяет наметить основные направления развития данного вида оружия в Центрально- Азиатском регионе. Исходной моделью всей эволюции лука послужили две основ- ные формы хуннского лука: 1) со срединными и концевыми боковы- ми накладками; 2) со срединной фронтальной, срединными и конце- выми боковыми накладками. В функциональном отношении разли- чие между этими формами вряд ли могло быть большим. Однако оно было существенным в плане дальнейшей модификации кибити. Ин- вариантом данным формам служили луки аналогичной конструк- ции, но с так называемыми промежуточными накладками, место- положения на кибити которых убедительно реконструировать слож- но. Вероятног они были составными боковыми накладками 206
(при переходе от середины лука к плечам). Их назначение не вполне ясно ввиду отсутствия данных о форме лука, непосредственно пред- шествовавшего хуннскому. В этой связи нелишне будет вспомнить об «усиленных луках» из неолитических и энеолитических памятни- ков Прибайкалья и Минусинской котловины, имевших, судя по всему, костяные накладки по всей длине кибити 3. Не исключено, что составные боковые накладки являются «рудиментом» .сложносо- ставных луков «усиленной» конструкции. Если согласиться с этим предположением, то луки с боковыми составными накладками надо считать стадиально предшествующими хуннским лукам основных форм. Насколько позволяют судить имеющиеся материалы, состав- ные боковые накладки в дальнейшей эволюции не участвовали. Можно предполагать их присутствие в послехуннское время у одного из вариантов кокэльского лука. Луки с костяными накладками близких очертаний, относящие- ся к периоду господства хуннской державы, известны по находкам улуг-хемской культуры в Туве 4 и в Прибайкалье б. К сожалению, конструкция кибити на них не вполне ясна. Однако форма накладок, их малочисленность среди материалов местных культур, а также то, что названные территории находились в сфере влияния хуннской державы, свидетельствуют в пользу трансляции указанных форм из центра хуннского мира к его периферии. Такая постановка воп- роса ненова. Более того, тезис о хуннском происхождении сложно- составного лука в Саяно-Алтае и в зоне Байкала является общепри- нятым в сибирской археологии 6. Результаты наших изысканий не противоречат ему, однако в перспективе данный вывод вряд ли мо- жет стать окончательным. Во-первых, памятники, синхронные хунн- ской культуре, в сопредельных районах Сибири изучены еще недо- статочно, поэтому не исключено автохтонное появление сложносо- ставного лука от дохуннских прототипов. Во-вторых, в ряде райо- нов, надо полагать, пользовались цельнодеревянными луками. Од- нако и в этом случае роль хуннов в качестве трансляторов новей- ших достижений в военном деле своего времени остается весьма важной. В последующий период, в первой половине I тыс. н. э., луки с концевыми и срединными боковыми накладками получили распро- странение в кокэльской культуре Тувы и таштыкской Минусы, а луки с концевыми и срединными боковыми и срединной фронталь- ной накладками — в верхнеобской культуре Приобья, берельской — Горного Алтая, кокэльской — Тувы, бурхотуйской — Восточного Забайкалья., В кокэльской и таштыкской культурах помимо луков этих форм и упоминавшейся с составными боковыми накладками имели распространение цельнодеревянные сложносоставные. Види- мо, в этот период принципиально новых конструкций не возникло. Цельнодеревянную конструкцию нельзя считать новой, хотя в хунн- ских памятниках нет таких находок. Судя по изобразительным материалам, на Енисее использовались и простые цельнодеревян- ные луки. 207
Опираясь на изложенные факты, период II в. до н. э.— V в. н. э. можно считать одной из стадий в развитии лука, которая распа- дается на две фазы. Основной тенденцией развития луков в этот пе- риод было распространение луков означенных форм на окраины цент- рально-азиатского региона степей: во II в. до н. э.— I в. н. э. из мон- голо-забайкальского центра в Туву и Прибайкалье; в I—V вв. и. э.— далее на Алтцй, в Приобье, на Енисей и в Восточное Забай- калье. Луки хуннского и последующего времени, вероятно ввиду боль- ших размеров, имели асимметричные плечи 7 (хотя точными данны- ми мы не располагаем, поэтому не вводим данный параметр в харак- теристику эволюции лука). Определенные данные на этот счет по- являются только со второй половины I тыс. н. э. Обе исходные фор- мы, зафиксированные у хуннов, сохраняют свое значение в древне- тюркскую эпоху. Тюрки Алтая, Тувы, Минусы, шивэйцы Восточ- ного Забайкалья в VI—VIII вв. использовали луки с концевыми и срединными боковыми накладками. У тюрок имелись аналогичные луки, но с одной парой концевых и срединными накладками, а так- же со срединными боковыми и фронтальной и одной парой конце- вых. Обе формы можно считать асимметричными модификациями исходных. В VII в. н. э., в тюркское время, появляются луки новой формы — со срединными боковыми накладками. Они были характерны для самих тюрок и получили известность на всей территории распростра- нения их культуры, в частности в Саяно-Алтае. В VIII в. появля- ются луки со срединными боковыми и фронтальной накладками, применявшиеся тюрками, уйгурами и другими кочевниками. Луки сходной формы, но с дополнительными фронтальными плечевыми накладками зафиксированы на Алтае. Максимальное разнообразие форм падает на последние века I тыс. н. э. В этот период на всей территории региона появляются луки различных модификаций со срединными и концевыми боковы- ми, со срединными боковыми и фронтальной, со срединными боковы- ми накладками, т. е. восходящие к тюркской, а через нее — к хуин- ской традиции. В Саяно-Алтае и Забайкалье получают распростра- нение фронтальные плечевые накладки. В этих же районах зафикси- рованы луки с одной срединной фронтальной накладкой, ставшие преобладающими в последующую эпоху. В широком спектре форм присутствуют наряду с симметричными асимметричные варианты. Обособленно выглядят концевые фронтальные накладки у луков некоторых типов в Забайкалье. В целом всю вторую половину I тыс. н. э. необходимо считать новой стадией в развитии сложносоставного лука. Для нее характер- на усиленная технологическая разработка исходной конструкции, выразившаяся в расширении типологического разнообразия. Эта стадия разделяется на две фазы; на первой технологическая разра- ботка протекала в основном в рамках древнетюркской культуры, а на второй — захватила все окраины кочевого мира Центральной Азии. Обилие модификаций и появление новых элементов способ- 208
ствовали изживанию традиционных форм и созданию новой перспек- тивной упрощенной конструкции, ставшей исходной для дальней- шей эпохи — луков со срединной фронтальной накладкой. Появле- ние новой формы и синхронных типов с плечевыми фронтальными на- кладками означало переход от применения костяных деталей киби- ти в качестве элементов жесткости к использованию упругости кости как материала 8 (рис. 95). Развитие лука происходило не изолиро- ванно, а во взаимосвязи с эволюцией стрел и тактикой применения ручного метательного оружия в конном бою. Начальный этап развития комплекса наконечников стрел в дан- ном регионе в хуннское время связан с последней фазой вытеснения из данной сферы бронзовых стрел железными. Набор бронзовых стрел, применявшихся самими хуннами и некоторыми другими ко- чевниками, например кокэльскими, в конце I тыс. до н. э.— начале I тыс. н. э., несмотря на некоторое разнообразие форм, не содержит новых в сравнении с предшествующими эпохами модификаций. Же- лезные стрелы — самая вариативная и многочисленная часть рас- сматриваемого комплекса. Представляется возможным проследить их эволюцию по двум основным функциональным группам: предна- значенных для поражения не защищенного панцирем противника и бронебойных. Исходным материалом для формообразования желез- ных трехлопастных, как отмечалось, послужили бронзовые анало- гичного сечения, а для плоских, по всей видимости, кремневые. Не- которые типы железных трехлопастных наконечников стрел появ- ляются в степном поясе Евразии еще в скифское время. Однако в рассматриваемом регионе в скифскую эпоху металлические стрелы изготавливались из бронзы, поэтому хуннские стрелы можно счи- тать исходными образцами для всего последующего развития. У са- мих хуннов зафиксировано пять типов трехлопастных, один — че- тырехлопастный и четыре — плоских железных. В целом они до- вольно немногочисленны, но были распространены повсеместно. В плане дальнейшей эволюции необходимо отметить трехлопастные асимметрично-ромбические, удлиненно-ромбические, ярусные, ши- пастые, плоские асимметрично-ромбические, удлиненно-ромбические, шипастые. У многих трехлопастных стрел — костяные свистунки. На сопредельных территориях в синхронных тесинских комплек- сах Минусы известны единичные трехлопастные удлиненно-ромби- ческие и шипастые, плоские овальные и удлиненно-ромбические. В агинском комплексе Восточного Забайкалья обнаружен один плоский удлиненно-ромбический наконечник. Появление железных стрел на периферии хуннской державы — результат прямого за- имствования. Бронебойные стрелы у хуннов весьма редки. Они включают трехгранные удлиненно-треугольные и четырехгранные удлиненно- ромбические. За пределами хуннских комплексов они не известны. Хуннский период необходимо считать начальной фазой в развитии железных стрел. Комплекс наконечников стрел II—V вв. н. э. не вполне сопоста- вим с хуннским, поскольку представительные комплексы происхо- 14 ю. С. Худяков 209
Рис. 95. Схема эволюции луков в Южной Сибири и Центральной Азии. дят в основном с территории Саяно-Алтая. Наибольшим разнообра- зием отличается набор наконечников кокэльской культуры Тувы. Здесь представлены наконечники семи типов трех лопастных, вклю- чая все исходные формы., кроме шипастых и трех типов плоских^ 210
в том числе две исходные формы — асимметрично-ромбические и удлиненно-ромбические. Необходимо отметить многочисленность ко- кэльских стрел трехлопастных типов: асимметрично-ромбические,; удлиненно-ромбические, ярусные и боеголовковые (новая форма). В комплексе таштыкской культуры — стрелы четырех типов трехло- пастных и четырех — плоских. Сохраняют свое значение стрелы ис- ходных форм, а также новых — трехлопастные боеголовковые и плоские томары. Комплексы верхнеобской культуры включают стре- лы восьми типов трехлопастных и одного — плоских. В основном это исходные формы, новые — боеголовковые, томары, удлиненно- шестиугольные. В берельском комплексе представлены стрелы трех типов трехлопастных, одного — плоских. В бурхотуйских комплек- сах присутствуют стрелы трехлопастные ярусные, удлиненно-треу- гольные, плоские удлиненно-треугольные, начало бытования кото- рых можно отнести ко второй четверти I тыс. н. э. Итак, в указанный период в наборе небронебойных сохраняют- ся стрелы основных исходных форм: трехлопастные асимметрично- ромбические и удлиненно-ромбические. Перспективных новых форм всего три: трехлопастные боеголовковые и удлиненно-шестиуголь- ные, плоские томары. Трехлопастные стрелы — часто со свистунка- ми. Бронебойные стрелы зафиксированы в кокэльском комплексе (двалипа четырехгранных и один — круглых) и верхнеобском (один тип круглых). У кокэльцев имелись стрелы двух типов — универ- сальных и линзовидных в сечении. Преемственность в форме от хунн- ских прототипов отсутствует. С точки зрения изменений в основной функциональной группе данный период можно оценить как новую фазу в развитии железных стрел, характеризующуюся господством исходных форм и распро- странением их вп!ирь, появлением новых перспективных конфигу- раций. В бронебойной группе таких тенденций не наблюдается, но данный комплекс нельзя назвать сформировавшимся в указанное время. Обе фазы можно ограничить рамками одной стадии, в которой преобладал исходный спектр форм. В последующую эпоху, охватывающую время существования древнетюркских каганатов, VI—VIII вв. н. э., набор небронебой- ных стрел древних тюрок включал семь типов трехлопастных стрел,; в том числе предшествующих форм,— асимметрично-ромбические,; удлиненно-ромбические, удлиненно-треугольные, удлиненно-шести- угольные. Представлены стрелы всего двух новых форм, среди них наиболее перспективная — удлиненно-пятиугольная. У тюрок впер- вые стрелы исходных форм уступают по численности новоизобретен- ным или относительно новым. По набору типов тюркский комплекс этого времени близок предшествующему, но отличается по числен- ности стрел в каждом типе. Многие стрелы снабжаются свис- тунками. Бронебойные стрелы в это время известны трех типов: трех- гранные асимметрично-ромбические и боеголовковые, четырехгран- ные удлиненно-треугольные. У уйгуров зафиксировано всего два типа трехлопастных стрел: удлиненно-пятиугольные и удлиненно- 14* 211
треугольные; три типа бронебойных: трехгранные асимметрично- ромбические, четырехгранные удлиненно-ромбические и удлинен- но-пятиугольные. У кыргызов в этот период бытуют трехлопастные стрелы четырех типов, в том числе нового удлиненно-пятиугольного. У курыкан известно шесть типов трех лопастных, четыре — плос- ких, один тип четырехгранных. В Западном Забайкалье зафикси- ровано пять типов трех лопастных стрел; в Восточном — семь трех- лопастных, семь плоских и один тип четырехгранных. К сожалению, данные по Прибайкальско-Забайкальскому региону трудно исполь- зовать из-за того, что из них не полностью выделены материалы по- следующего времени. В целом комплексы небронебойных стрел в Центральной Азии в рассматриваемый период знаменуют собой новую фазу в развитии,- характеризующуюся затуханием исходных, хуннских черт, и возо- бладанием новых, апробированных в ходе многочисленных войн древних тюрок, уйгуров и других кочевников. Ведущими становят- ся трехлопастные стрелы удлиненно-пятиугольных и удлиненно-шес- тиугольных форм. В Центрально-Азиатском регионе по типологи- ческому разнообразию небронебойных стрел выделяются две зоны: монголо-саяно-алтайская с абсолютным преобладанием трехлопаст- ных стрел и прибайкало-забайкальская, в которой наряду с трех- лопастными важное значение имели плоские стрелы. Комплекс бронебойных стрел малоразвит повсюду. Последующий период, IX—X вв. н. э., характеризуется бур- ным всплеском в формообразовании железных стрел. Рост группо- вого и типологического разнообразия наглядно проявился в обеих функциональных группах. Особенно ярко он отразился у ведущих в военной области кочевых этносов — кыргызов и кимаков. У кыр- гызов в эпоху великодержавия зафиксирован широкий спектр не- бронебойных стрел: И типов трех лопастных, два — двухлопастных, один — четырехлопастных, семь типов плоских. Ведущими были трехлопастные стрелы: асимметрично-ромбических, удлиненно-ром- бических, удлиненно-пятиугольных, удлиненно-шестиугольных форм и боеголовковые. Стрелы нередко имели свистунки. Разнооб- разен набор кыргызских бронебойных стрел: пять типов трехгран- но-трехлопастных, два — четырехгранно-четырехлопастных, два — трехгранных, шесть — четырехгранных, один — ромбических^ один — прямоугольных, два типа — круглых. Специфичными для кыргызов являются бронебойные стрелы гранено-выямчатого сече- ния. Ведущими среди них являются асимметрично-ромбические и боеголовковые, четырехгранные асимметрично-ромбические, боего- ловковые и удлиненно-треугольные. У кимаков известно две группы небронебойных стрел: трехло- пастные, включающие девять типов, и плоские, состоящие из четы- рех типов. Ведущие из них трех лопастные асимметрично-ромбиче- ских, удлиненно-ромбических, удлиненно-треугольных форм. Бро- небойные стрелы включают один тип трехгранно-трехлопастных, три — трехгранных, три — четырехгранных, один — ромбических, один тип круглых. Более многочисленны, чем остальные, трехгран- 212
ные и асимметрично-ромбические и удлиненно-ромбические. У древ- них тюрок, потерявших в это время государственную самостоятель- ность, бытовали трех лопастные стрелы девяти типов, двух — двух- лопастных, одного — четырех лопастных, семи типов плоских. Ши- ре, чем другие, представлены трехлопастные удлиненно-пятиуголь- ные и удлиненно-шестиугольные. Среди бронебойных стрел извест- ны: один тип трехгранно-трехлопастных, два — трехгранных, че- тыре — четырехгранных, один тип круглых. Все малочисленны. У уйгуров представлены стрелы двух типов трехлопастных, од- ного — трехгранных, двух типов четырехгранных. У курыкан- зафиксированы стрелы шести типов трех лопастных, двух — двухло- пастных, восьми — плоских, двух типов четырехгранных. Все ма- лочисленны. Стрелы байырку относятся к девяти типам трехлопаст- ных, двум — двухлопастных, трем — четырехлопастных, семи ти- пам плоских. Бронебойные включают: один тип трехгранно-трех- лопастных, четыре — четырехгранных, один — шестигранных, один тип прямоугольных. У шивэй были на вооружении стрелы семи ти- пов трех лопастных, четырех — двухлопастных, девяти — плоских,, двух — прямоугольных, двух типов четырехгранных. Рассматриваемый период является заключительной фазой в раз- витии средневековых стрел, которая завершает вторую стадию их эволюции. Ряд отмеченных ранее тенденций получил дальнейшее развитие. Прежде всего наблюдается значительный рост типологи- ческого разнообразия в обеих функциональных группах. Суще- ственно увеличивается количество стрел большинства типов. Исче- зают некоторые стрелы архаичных небронебойных форм, но сохра- няют свое значение удлиненно-пятиугольные и удлиненно-шести- угольные. Любопытно, что расширяется число стрел некоторых форм,, бывших в свое время исходными для всего комплекса: асимметрично- ромбические, удлиненно-ромбические, удлиненно-треугольные. Стре- лы названных форм в наибольшей степени характерны для выделен- ного на предшествующей фазе Центрально-Азиатского — Саяно-Алтай- ского региона (у тюрок, уйгуров, кыргызов). В Прибайкало-Забай- кальском регионе наряду с трехлопастными важное значение имели двухлопастные и плоские стрелы (у курыкан, байырку, шивэйцев). Наконец, в Приобье, Степном Алтае, Восточном Казахстане (кима- ки) ведущими оказались стрелы исходных форм: трехлопастные асимметрично-ромбические, удлиненно-ромбические, удлиненно-тре- угольные. Во многом сходно происходило развитие бронебойных стрел. В Центральной Азии выделяется кыргызский комплекс, значитель- но более развитый, чем все остальные. Для него характерно: много- вариантность групп и типов, наличие гранено-выямчатых форм, ве- дущее положение асимметрично-ромбических и боеголовковых стрел трехгранно-трехлопастных, трехгранных и четырехгранных в се- чении. Тупоугольное острие стрел ведущих форм свидетельствует,, что они были ориентированы на пробивание панцирной брони. В со- ставе комплекса есть стрелы для рассечения и раздвижения колец кольчуги. Синхронные комплексы тюрок и уйгуров менее развиты. 213
Набор бронебойных стрел у тюрок не очень разнообразен, в его со-' ставе есть близкие кыргызским панциробойные и противокольчуж^- ные стрелы. Кимакский комплекс бронебойных наконечников бли- зок описанным выше. Он занимает среднее положение между кыр- гызским и тюркским по спектру группового и типологического раз- нообразия. Есть в его составе наконечники, ориентированные на пробивание панцирной брони и раздвижение колец кольчуги. В При- байкало-Забайкальском регионе самый развитый комплекс броне- бойных стрел отмечен у байырку. В его составе преобладают харак- терные для региона в целом четырехгранные наконечники. Есть также прямоугольные, встречающиеся в Восточном Забайкалье и Саяно-Алтае, трехгранно-трехлопастные, характерные для Саяно- Алтая. У курыкан бытовали только четырехгранные, у шивэйцев — четырехгранные и прямоугольные стрелы (рис. 96, 97). Касаясь культурно-исторических связей, отметим, что набор трехлопастных и бронебойных стрел из памятников Западного За- байкалья имеет значительно больше совпадений с саяно-алтай- ским, нежели прибайкальский и восточно-забайкальский. Веро- ятно, возможные . контакты между районами осуществлялись че- рез Центральную Азию, по Селенге, а не через Прибайкалье и Ан- гару, как считают некоторые специалисты9. Заимствование новых черт в военном деле на завершающей фа- зе второй стадии эволюции происходило не традиционным путем из Центральной Азии на северную периферию, а, наоборот, из Сая- но-Алтая на юг и на восток. Можно отметить также влияние запад- ных соседей. Наблюдения за изменчивостью форм в процессе эво- люции позволяют заключить, что формообразование, происходило главным образом за счет изменения сечения, абрис пера оставался прежним. В период интенсивного поиска оптимальных форм стрел, соответствующих модификациям лука, защищенности воинов доспе- хами и новым приемам ведения боя, возникло много принципиально новых конфигураций пера и сечения наконечников стрел. Значи- тельно меньше поддаются анализу в указанных аспектах костяные наконечники. Костяные стрелы в Центрально-Азиатском регионе, особенно на раннем этапе эволюций рассмотренного комплекса же- лезных наконечников, играли важную роль в наборе метательного оружия, ориентированного для стрельбы по легковооруженному противнику. На периферии они широко применялись и позже. Та- кие наборы нередко очень разнообразны и сопоставить их между собой нелегко, поскольку в большинстве случаев каждый из комп- лексов костяных стрел конкретной культуры специфичен. Совпаде- ние некоторых форм, например трехгранных или четырехгранных удлиненно-ромбических, не дает оснований для выводов о направ- лении распространения ввиду их очень широкого распространения в предшествующие эпохи. По-видимому, костяные стрелы вообще очень редко могли быть предметом заимствования в рассматриваемое время. Исключение, очевидно, составляют костяные стрелы с раз- двоенным насадом в Саяно-Алтае, которые были занесены сюда хун- нами (ни до, ни после хуннского периода они в этом районе не при- 214
Рис. 96. Схема эволюции небронебойных железных наконечников стрел в Юж- ной Сибири и Центральной Азии. менялись). Костяные стрелы в степных районах в хуннский период имели большое значение как средства поражения не защищенного панцирем противника. Постепенно/ по мере развития железных 215
Рис. 97. Схема эволюции бронебойных наконечников стрел в Южной Сибири и Центральной Азии. стрел, они вытеснялись из комплекса ручного метательного оружия. Костяные стрелы долго сохраняли свое значение на северной пери- ферии региона, в лесостепной зоне, на западных и восточных окра- инах кочевого мира. 216
Следует сказать и об эволюции основных элементов снаряжения для ручного метательного оружия: налучий, саадаков, колчанов. Чехлы для лука известны в основном по рисункам, находки их — большая редкость. Соотнести время и территорию распространения этих предметов разных форм не удается. О футлярах для стрел.— колчанах — данных больше. В рассматриваемый период отмеча- ются берестяные колчаны двух основных типов. К сожалению,; нет точных данных о форме хуннских колчанов. Для первой половины I тыс. н. э. в Саяно-Алтае зафиксированы отдельные находки закрытых колчанов, стрелы в которых хранились на- конечниками вниз. Такие колчаны бытовали и позднее, по крайней мере до VIII в. Со временем отдельные стрелы, вероятно иной функ- циональной направленности, стали укладывать наконечниками вверх. Видимо, такое положение стрел было обусловлено тем, что они имели многолопастное сечение и шипастую форму. Поэтому в тюркское время наряду с закрытыми появляются колчаны откры- того типа с карманом, в которых стрелы хранили наконечниками вверх. Колчаны с карманом получают особенно широкое распро- странение в конце рассматриваемого периода. К сожалению, допол- нить эту принципиальную схему пока не представляется возможным. Различия в оформлении приемника, петель, крючков и прочих при- надлежностей колчанов из разных культур пока не поддаются стро- гой систематизации и сопоставлению. Вторым по значению, но также очень важным разделом вооруже- ния центрально-азиатских кочевников, определяющего успех боя, яв- ляется оружие ближнего боя. К сожалению, оно в археологических комплексах представлено скудно. Ведущими видами оружия ближ- него боя в рассматриваемый период были: мечи, палаши, сабли. Эти три вида рубяще-колющего оружия традиционно рассматрива- ются в оружиеведении как самостоятельные. Это справедливо с точ- ки зрения формальной типологии. В то же время их можно рассмат- ривать и как разные стадии эволюции одного вида — рубяще-колю- щего оружия, особенно если в поле зрения попадает обширный ре- гион в длительном хронологическом отрезке. История развития рубяще-колющего оружия в Центральной Азии берет начало в эпохе развитой бронзы, в материалах которой были зафиксированы первые бронзовые мечи. В скифское время из- вестны уже не только колющие мечи-акинаки, но и длинные одно- лезвийные палаши. В материалах хуннского времени имеется па- лаш с прямым клинком и рукоятью, без перекрестья, которое было,; вероятно, съемным. Традиция употребления палашей в предшеству- ющее время фиксируется на западной окраине изучаемого региона,; поэтому есть основания предполагать, что палаши были заимство- ваны хуннами у сарматоидных ираноязычных кочевников, продви- гавшихся по степному коридору на восток (в Восточный Туркестан) в IV—III вв. до н. э.10 К последним, вероятно, относились и даюэч- жи, покорившие хуннов в период правления шаньюя Тоуманя,— III в. до н. э.11 Хунны, возможно, пользовались не только палаша- ми, но и обоюдоострыми мечами, хотя их среди находок нет. В ходе 217
хуннского завоевания кочевники Саяно-Алтая, вооруженные корот- кими акинаками колющего действия, не могли противостоять хунн- ской коннице в ближнем и рукопашном бою. На остальной террито- рии Центральной Азии и Южной Сибири предметы рубяще-колю- щего оружия пока не обнаружены. В последующий период, во II— V вв. н. э., в Саяно-Алтае фиксируется относительно разнообраз- ный комплекс рубяще-колющего оружия. Правда, частично он пред- ставлен вотивными моделями. В кокэльской культуре Тувы имеются модели палашей с деревянными рукоятками, с прямым перекрестьем и без него, с ребристой рукояткой, полукруглым или полуовальным навершием с острым концом. Единичны находки модели палаша со сплюснутым кольцевым навершием, вероятно аналогичной сар- матским прототипам. Комплекс рубяще-колющего оружия соседней таштыкской культуры Минусы более архаичен. В его составе при- сутствуют обоюдоострые короткие мечи без перекрестья или с упо- ром для перекрестья, с кольцевым навершием и однолезвийные па- лаши с прямым перекрестьем и кольцевым навершием. В комплексе рубяще-колющего оружия верхнеобской культуры имеются обоюдо- острые мечи без перекрестья, однолезвийные палаши без перекре- стья с линзовидным навершием. В берельских памятниках зафикси- рованы палаши без перекрестья, с изогнутым перекрестьем и коль- цевым навершием. Набор рубяще-колющего оружия в культурах Южной Сибири не находит прямого соответствия хуннскому. В нем можно просле- дить черты местной традиции изготовления коротких мечей, восхо- дящей к акинакам скифо-тагарского времени, и привнесенной,, вы- разившейся в производстве длинных мечей и палашей. Народы Сая- но-Алтая, Центральной Азии, вероятно, заимствовали какие-то эле- менты в степных районах, расположенных к югу и западу от Алтая. Их населяли в хуннское время сарматоидные ираноязычные коче- вые племена. Правда, в рассматриваемый период точно выделцть ис- точник заимствования непросто. Судя по мечам верхнеобских и бе- рельских форм, исходными для них могли быть мечи и палаши из восточно-казахстанских «курганов с усами» и притяныпаньских катакомбных погребений кенкольской культуры. В пользу пред- положения о таком пути проникновения заимствований в южные районы Сибири свидетельствует тугозвоновская находка в Степном Алтае с богато оформленным палашом 12. В VI—VIII вв. наметившаяся было тенденция перехода к од- нолезвийным клинкам не проявляется в материалах археологиче- ских культур Саяно-Алтая. В комплексах древних тюрок, уйгуров и кыргызов этого времени отмечены только обоюдоострые мечи. На остальной части Центральной Азии подобное оружие не найдено. Однако предполагать, что здесь традиция использования палашей временно (до последних веков I тыс. н. э.) затухает, неправомерно. В IX—X вв. палаши появляются в комплексах древних тюрок. У кыргызов фиксируются все три вида оружия: мечи, палаши, пря- мые и слабоизогнутые сабли. Наибольшим разнообразием отлича- ются мечи, палаши и сабли в наборе вооружения кимаков. 218
Итак, обзор материала свидетельствует, что существовало две стадии развития рубяще-колющего оружия в Центрально-Азиатском регионе (фактически только в западных районах: Саяно-Алтай, За- падная Сибирь, Восточный Казахстан). На первой (II в. до н. э.— V в. н. э.) происходит слияние местной и привнесенной традиций,, а на второй (VI—X вв. н. э.) меч вытесняется палашом, выделяется в самостоятельный вид сабли. Пересмотр всех имеющихся данных не дает оснований менять высказывавшуюся ранее точку зрения о по- явлении сабли в данном регионе только в IX—X в. н. э. 13 Одно время этому противоречила иконография древнетюркских каменных изваяний, датируемых суммарно VI—VIII вв. На них присутству- ют изображения прямых клинков, скорее всего палашей и изогну- тых сабель. Ныне это противоречие снято, так как доказано бытова- ние традиции установки изваяний вплоть до конца I тыс. н. э.14 (рис. 98). Вопросы эволюции кинжалов могут быть рассмотрены в самом общем виде, поскольку их роль в составе комплекса оружия ближне- го боя не вполне ясна. В Центральной Азии кинжалы достаточно долго использовались в качестве одного из основных средств нане- сения колющего удара в ближнем и рукопашном бою. В Саяно-Ал- тае эта традиция сохранилась вплоть до хуннского времени. С по- вышением роли дистанционного боя возможности применения кин- жалов резко сузились. Сами кинжалы, однако, продолжали суще- ствовать и применялись на завершающей фазе рукопашного боя. Варьировались их формы, включая обоюдоострые и однолезвийные. Последние, характеризующиеся прямым, коленчатым и изогнутым клинком, распространились особенно широко. Менялись способы насада. Во всем этом многообразии пока трудно проследить опреде- ленные тенденции и взаимосвязи. Необходимо дальнейшее накопле- ние материала. Важную роль в ближнем бою у кочевников играло копье. У хун- нов зафиксированы округлые в сечении пики. Эта форма сохраня- лась в первой половине I тыс. н. э. в кокэльской культуре. Кокэль- ский комплекс древкового оружия включал также копья с удлинен- но-ромбическим пером универсального применения и наконечника- ми с небольшим овальным пером, иногда вычурных очертаний. Ору- жие сходных типов (удлиненно-ромбические ударные копья и оваль- ноперые дротики) отмечено в таштыкской культуре. По-видимому, можно говорить о выделении на этих материалах первой стадии эволюции железных копий, характеризующейся диф- ференциацией из одной исходной формы двух типов ударных нако- нечников и одного-двух типов метательных. В период раннего средневековья пики зафиксированы у уйгу- ров, удлиненно-ромбические ударные копья — у древних тюрок и кыргызов, пиковидные дротики — у шивэйцев. В конце I тыс. н. э. набор древкового оружия стал более разно- образным. Округлые и граненые пики продолжали применяться уйгурами и кыргызами. У кыргызов зафиксированы также удлинен- но-ромбические и удлиненно-треугольные ударные копья. У тю- 219
Рис. 98. Схема эволюции рубяще-колющего оружия в Южной Сибири и Цент- ральной Азии. рок применялись удлиненно-ромбические, удлиненно-треугольные и удлиненно-шестиугольные ударные наконечники. На вооружении у кимаков имелись удлиненно-ромбические копья разного сечения. 220
Курыканы пользовались удлиненно-треугольными копьями, бай- ырку — удлиненно-ромбическими и удлиненно-шестиугольными копьями, шивэйцы — удлиненно-шестиугольными. Данную стадию в развитии копий характеризует дальнейшая дифференциация форм, специализация в составе ударных копий панциробойных пик и уд- линенно-треугольных копий с узким пером; универсальных удли- ненно-ромбических; применявшихся для борьбы с легковооружен- ным противником облегченных, линзбвидных в сечении копий с уз- ким пером на длинной втулке. Традиция применения метательных дротиков, по-видимому, постепенно затухает (рис. 99). Сложнее судить о роли и трансформации рубящего оружия. Широко применявшиеся в эпоху раннего железа чеканы к началу I тыс. н. э. сходят на нет. У хуннов они,; по-видимому, не применя- лись, поскольку оказались неэффективными в условиях дистанцион- ного боя. Боевые топоры вновь вошли в употребление лишь с сере- дины I тыс. н. э. у кыргызов, йродолжавших пользоваться ими и позднее. В конце I тыс. они появились у горно-алтайских тюрок. Можно ли этот факт считать следствием кыргызского влияния — пока не ясно. Начиная с середины I тыс. н. э. в воинских погребениях тюрок,, позднее у кимаков, кыргызов, курыкан, байырку и других кочевни- ков, встречаются тесла. Возможно, они служили в качестве рубящего оружия, что не исключает их более широкого применения, включая хозяйственные нужды. У хуннов обнаружены булавы — редкий вид ударного оружия. В эпоху раннего средневековья они известны только по реалиям тюркских каменных изваяний. Эволюция защитного вооружения в Центральной Азии может быть намечена в самом общем приближении ввиду фрагментарности источников. В хуннское время как у самих хуннов, так и на подвластных землях известны панцирные пояса. Однако возрастание эффективно- сти средств дистанционного боя резко снижало возможность исполь- зования данного вида защиты, применявшегося в предшествующие эпохи против колющего удара акинаком и кинжалом. Поэтому за- щитный пояс, являвшийся, надо полагать, и ранее символом воин- ского отличия, быстро утрачивает основную функцию; в его составе появляются костяные пластины-пряжки, бронзовые ажурные плас- тины, пряжки из других материалов и т. д. Мнение о принадлежности некоторых типов костяных пластин к панцирному доспеху пока не нашло убедительного подтверждения 15. Однако такую вероятность нельзя полностью исключать, посколь- ку на р. Кан обнаружены две аналогичные пластины в погребении хуннского времени — в области плечевых костей и грудной клетки погребенного 16. На периферии Центрально-Азиатского региона защитные пояса отмечены в материалах верхнеобской и бурхотуйской культур, да- тируемых серединой I тыс. н. э. С распространением металлических доспехов воинские пояса окончательно утратили свое первоначаль- 221
Рис. 99. Схема эволюции копий в Южной Сибири и Центральной Азии. ное функциональное значение, оставаясь символом воинского до- стоинства, а в ряде случаев обозначая ранг военного предво- дителя. 222
У хуннов зафиксированы также бронзовые и железные «на- ручья» и «поножи». В дальнейшем эти виды защиты развития не по- лучили. Наиболее ранние находки собственно металлических доспехов относятся к верхнеобским и берельским памятникам. Это целиком и частично сохранившиеся нагрудные панцири с горизонтальным расположением пластин и окантовкой по краям. Такой панцирь, предохранявший грудь и корпус воина, был рассчитан в первую оче- редь на защиту от стрел и колющих ударов древковым и рубяще-ко- лющим оружием. В верхнеобских материалах зафиксирована еди- ничная находка чешуйчатого панциря, что может свидетельствовать в пользу его зарождения еще в позднехуннское время. Рассматриваемый период составляет одну стадию в развитии металлических средств защиты, характеризующуюся заменой ста- рых видов оружия принципиально новыми. В последующий период, в VI—VIII вв., на Енисее зафиксиро- ваны нагрудные панцири упрощенной модификации. На Алтае и в Прибайкалье обнаружены детали кольчуги. В древнетюркских комплексах Алтая и Тувы встречены пластины от чешуйчатого пан- циря. Последний реконструируется как катафракта с нагрудной частью и подолом. Можно думать, что чешуйчатый панцирь развил- ся из нагрудного путем изменения расположения пластин с гори- зонтального на вертикальное и расширения площади защиты. Соб- ственно нагрудный панцирь сохранился в этот период только в изо- лированной от остальной Азии Минусинской котловине. Судя по фрагменту кольчуги из Кудыргэ, тюрки начали применять кольчуги, вероятно, после завоеваний в Восточном Туркестане и Средней Азии. Впрочем, этот вид защитного вооружения мог быть заимствован и у кенкольских племен, которые им широко пользовались 17. В кон- це I тыс. н. э. чешуйчатый панцирь распространяется в Центрально- Азиатском регионе повсеместно, включая тюрок Саяно-Алтая, кыр- гызов, кимаков, курыкан Прибайкалья, байырку и шивэйцев За- байкалья. У кимаков и курыкан защитные доспехи реконструируются как катафракта, аналогичная раннетюркской. Анализ кыргызских мате- риалов позволил предложить иную примерную реконструкцию в ви- де рубахи с короткими рукавами и подолом и дополнительной за- щитой груди и плеч — это уже комбинированный вариант доспеха. Вторая половина I тыс. н. э. составляет единую стадию разви- тия защитного оружия, определяющим моментом которой является распространение вширь и трансформация панциря чешуйчатой (ла- меллярной) системы соединения пластин (рис. 100). Итак, эволюция основных разделов оружия центрально-азиат- ских кочевников на протяжении рассматриваемого периода включа- ет две основные стадии в общеисторическом аспекте, соответствую- щие эпохам поздней древности и раннего средневековья. Для отдель- ных видов ручного метательного оружия эволюция может быть про- слежена по более дробным фазам, для некоторых видов оружия ближнего боя и защиты она пока не прослеживается вовсе. 223
Рис. 100. Схема эволюции защитного вооружения в Южной Сибири и Централь- ной Азии. Несколько слов о динамике внутри комплекса вооружения. На протяжении всего рассматриваемого времени во всей Центральной Азии существовал единый в своей основе комплекс боевых средств. 224
соответствующих вооружению легкого конного лучника. Однако в составе этого комплекса уже в хуннское время наблюдается из- вестный набор средств ближнего боя и защиты. В период раннего средневековья рост таких элементов привел к изменениям качествен- ного характера — появляются всадники, защищенные панцирными доспехами, значительно повышается устойчивость воинов в ближнем бою за счет возрастания роли рубяще-колющего и древкового ору- жия. Во второй половине изучаемого периода у тюрок и кыргы- зов выделяется особый род войск — тяжеловооруженная панцирная конница. Труднее говорить об эволюции структуры военной организации^ поскольку форма организации вооруженных сил у многих этнопо- литических образований кочевников не вполне ясна. Начала регу- лярной военной организации отмечены у хуннов. Их можно счи- тать родоначальниками будущей азиатской десятичной системы. В частности, к хуннскому времени относится деление формирований на два крыла. Собственно десятичная система, как считается, была принята у жуань-жуаней. Наиболее полное отражение она нашла в древнетюркских Уйгурском и Кыргызском каганатах, хотя при- менялась, вероятно, и другими кочевниками раннего средневековья. Эволюция военного искусства кочевников представляется в сле- дующем виде. Основной тактикой боя в открытой местности на про- тяжении всего рассматриваемого периода оставался рассыпной строй, включая метание стрел по фронту построения противника^ охват с флангов, притворное бегство и др. В арсенале тактических приемов у всех кочевых образований региона сохраняла свое зна- чение атака лавой, причем роль ближнего боя, особенно его решаю- щей фазы — рукопашного столкновения — неуклонно возрастала. С выделениехМ тяжеловооруженной конницы в особый род войск на- шла свое место в рамках ближнего боя атака в плотно сомкнутом строю. Судить об оперативном искусстве кочевников довольно сложно. Вероятно, их полководцы отдавали предпочтение решительному ма- невру и активному столкновению сил. Есть сведения и о продуман- ном отступлении в глубокий тыл, преследующем цель изнурить про- тивника. Они могли вести и долговременную оборону, что в извест- ной мере характеризует фортификационные сооружения кочев- ников. На северной периферии кочевого мира на протяжении всего рассматриваемого периода были распространены укрепленные по- селения с системой фортификации с напольной стороны или по пе- риметру площади поселка. В хуннское время появляются городища- убежища на случай военной опасности, крепости — опорные пункты для гарнизонов и замки — ставки военной администрации. Все три типа сооружений зафиксированы у самих хуннов, городища-убе- жища характерны для средневековых кочевников юга Сибири, При- байкалья и Забайкалья — кыргызов, курыкан, шивэйцев. Наибо- лее совершенные крепости и замки отмечены у уйгуров. У кыргы- Ю. С. Худяков 2.25-
зов зафиксирован один случай строительства замка с глинобитными стенами. Оборонительное значение укрепленных поселков и городищ- убежищ вряд ли выходило за пределы межродовых военных столк- новений. От более или менее крупного военного отряда обитателей убежища могла спасти только неосведомленность противника отно- сительно его местоположения. Крепости с глинобитными стенами и сложной системой фортификации в принципе были рассчитаны на долговременную оборону 18. Однако, хотя данных о наличии какой- либо осадной техники у кочевников изучаемого периода и нет, оче- видно, что их крепостные сооружения не смогли противостоять на- тиску противников. Причины этого явления кроются в стратегии кочевых государственных образований. В силу особенностей культурно-хозяйственного типа, обществен- ного и государственного устройства кочевых держав Центральной Азии характер их стратегии на всем "протяжении рассматриваемого периода оставался неизменным. Цели этой стратегии включали стремление к единодержавию в степном регионе, контроль за Вели- ким шелковым путем, навязывание даннических отношений оседлым государствам Средней и Восточной Азии. Наступательные возмож- ности кочевых держав существенно преобладали над оборонитель- ными. Такая держава могла существовать в тех размерах и до того времени, пока ее войска вели постоянное успешное наступление на всех фронтах. Но захват обширных территорий с разноэтническим населением, удерживаемым под контролем только с помощью воен- ной силы, делал ее исключительно уязвимой. Не случайно все ко- чевые государства Центральной Азии существовали относительно непродолжительное время и распадались вследствие неудачных войн и внутренних междоусобиц. Более стабильными оказались кочевые объединения на периферии Центрально-Азиатского регио- на, например кыргызское государство на Енисее. Можно сказать, что наступательная стратегия кочевых госу- дарств Центральной Азии имманентно содержала в себе причины их последующей гибели.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Военное дело (основные виды оружия, организационная структура войска и характер применения вооружения), как и любое историческое явление, в своем развитии претерпевает определенные изменения. Опираясь на известные этапы периодизации всемирно- исторического процесса, учитывая соответствующие синхронные и взаимосвязанные явления в истории кочевого общества в целом,, в эволюции военного дела кочевников степной Азии можно выде- лить две стадии, а в их рамках — различные фазы становления того или иного конкретного вида оружия. Единство взаимосвязанных явлений, синхронность динамики основополагающих изменений не исключают различий внутривидо- вого и типологического характера в рамках конкретных культур. В пределах региона зафиксирована асинхронность появления от- дельных видов оружия и их применения у разных и даже у этниче- ски родственных кочевых объединений. Мозаичность картины изме- нений в пределах широкого региона во многом объясняется фраг- ментарностью данных вещественного, изобразительного и письмен- ного характера. Нужно надеяться, что со временем массив источни- ков по многим затронутым вопросам расширится. Это позволит до- полнить имеющиеся представления. Важно подчеркнуть, что многообразие частных отличий состав- ляет суть противоречивых тенденций, во взаимодействии которых за- ключена основная причина динамики военного дела. Для вооруже- ния в целом — это взаимодействие противоположных функций на- падения и защиты, для конкретных видов оружия — соответствие формы и функции предметов, для военной организации — соответ- ствие вооружения возможностям его коллективного применения, для военной деятельности как таковой — дисбаланс средств наступле- ния и обороны, имманентно присущий структуре кочевого общества. Эволюция в военном деле кочевников просходит преимуще- ственно в сфере военной техники, ориентированной на наступатель- ные действия. Менее активно изменялись средства долговременной обороны и организационная структура войска. Для того, чтобы со- ставить наиболее полное представление об эволюции военного дела 15* '227
номадов, необходимо рассмотреть данные, относящиеся к периоду развитого средневековья (XI—XIV вв.), в частности о монголо- язычных кочевниках: киданях, татарах, монголах. Объем имеюще- гося материала не позволил включить эти данные в виде отдельного раздела в настоящую монографию. Осуществить это необходимо в рамках специальной работы. Для понимания проблем истории военного искусства кочевых народов Центральной Азии и Южной Сибири важно исследовать пе- риод возникновения и становления культурно-хозяйственного типа кочевого скотоводства, кочевого общества и его последующего раз- вития в эпоху классической древности. Фрагментарность, а по не- которым районам полное отсутствие данных, малая информативность письменных источников затрудняют систематизацию и обобщение материалов по военному делу древних кочевников Центрально-Ази- атского региона. Решить эти проблемы в какой-то мере помогает ретроспективный анализ явлений и закономерностей, получивших освещение в настоящем исследовании. Систематизация сведений по военному делу кочевого населения территории Южной Сибири и Центральной Азии открывает извест- ные перспективы для разработки аналогичных вопросов на базе материалов сопредельных регионов. Сведение результатов исследо- вания развития военного дела на всей территории степей Евразий- ского континента откроет возможность осмыслить историю войн и военного искусства кочевников Евразии и отвести ей достойное место в мировом историческом процессе.
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ АИА — Архив Института археологии АН СССР АО — Археологические открытия АОГО — Алтайское отделение Географического общест- ва СССР АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрми- тажа БИОН — Бурятский институт общественных наук БКНИИ — Бурятский комплексный научно-исследователь- ский институт культуры БМНИИИК — Бурят-Монгольский научно-исследовательский ин- ститут культуры ВДИ — Вестник древней истории ВЛУ — Вестник Ленинградского университета ВМУ — Вестник Московского университета ВСОРГО — Восточно-Сибирское отделение Русского географи- ческого общества ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры ГИМ — Государственный Исторический музей ГЭ — Государственный Эрмитаж ИИФиФ — Институт истории, филологии и философии ИИАЭ — Институт истории, археологии и этнографии АН Каз. ССР ЗВОРАО — Записки восточного отделения Российского архео- логического общества КСИА — Краткие сообщения Института археологии КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материаль- ной культуры ЛАИ — Лаборатория археологических исследований МАС — Монгольский археологический сборник МЭ — Материалы по этнографии МИА — Материалы и исследования по археологии СССР ПИДО — Проблемы истории докапиталистических обществ 229
PARC — Региональная археологическая конференция сту- дентов РГО — Русское географическое общество СА — Советская археология СГЭ — .Сообщения Государственного Эрмитажа СМАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии СТОЭ — Сборник трудов Орхонской экспедиции СЭ — Советская этнография ТКАЭЭ — Тувинская комплексная археолого-этнографиче- ская экспедиция ТКОПОИРГО — Троицкосавско-Кяхтинское отделение Приамурско- го отдела Императорского Русского географическо- го общества ТНИИЯЛИ — Тувинский научно-исследовательский институт языка, литературы, истории ТС — Тюркологический сборник ТСАРАНИОН — Труды секции археологии Российской ассоциации научно-исследовательских институтов обществен- ных наук ХНИИЯЛИ — Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы, истории к.— курган м.— могила огр.— оградка п.— погребение
ПРИМЕЧАНИЯ ВВЕДЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ВООРУЖЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ 1 Разин Е. А. История военного искусства, т. 1.— М., 1955, с. 74— 81, 108—111; Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории, т. 1.— М., 1936. 2 Иванин О. О военном искусстве и завоеваниях монголов.— Спб., 1846; Горелик М. В. Средневековый монгольский доспех.— В кн.: Третий междуна- родный конгресс монголоведов, т. 1. Улан-Батор, 1979, с. 90—101; Он же. Мон- голо-татарское оборонительное вооружение второй половины XIV — начала XV в.— В кн.: Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. М., 1983, с. 244—269; Медведев А. Ф. Татаро-монгольские наконечники стрел в Восточной Европе.— СА, 1966, № 2, с. 50—60; Киселев С. В., Мерперт И. Я. Железные и чугунные изделия Кара-Корума.— В кн.; Древнемонгольские города. М., 1965, с. 192—206. 3 Конрад Н. И. Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве.— М.— Л., 1950, Сунь-Цзы в тангутском переводе.— М., 1979; Griffith S. В. Sun Tzu. The art of war.— Oxford, 1963. 4 Разин E. А. История военного искусства, с. 111—125. 6 Худяков Ю. С. Влияние степного ландшафта на военное искусство ко- чевников.— В кн.: Особенности естественно-географической среды и истори- ческие процессы в Западной Сибири. Томск, 1979, с. 85—87; Он же. Роль военно- го дела в сложении культур скифского времени в Южной Сибири.— В кн.: Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. (Тезисы док- ладов всесоюзной археологической конференции). Кемерово, 1979, с. 27—28; Он же. Сложение военного дела культур скифского времени в Южной Сибири.— В кн.: Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980, с. 135—144. 8 Худяков 10. С. Верификация понятий оружиеведения (по материалам вооружения енисейских кыргызов VI—XII вв.).— В кн.: Археология и этно- графия Восточной Сибири. (Тезисы докладов региональной конференции). Иркутск, 1978, с. 77—79; Он же. Основные понятия оружиеведения (по материа- лам вооружения енисейских кыргызов VI—XII вв.).— В кн.: Новое в археоло- гии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1979, с. 184—193. 7 Худяков 10. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Ново- сибирск, 1980. 8 Худяков Ю. С. Оружие как исторический источник.— В кн.: Отчет- ная научно-теоретическая конференция. Археология, этнография, источнико- ведение. (Тезисы докладов). Иркутск, 1979, с. 9—10. 9 Худяков IO. С. Война в древнем обществе.— В кн.: Проблемы археоло- гии и этнографии Сибири и Центральной Азии. Иркутск, 1980, с. 36—37. 10 Война и армия.— М., 1977, с. 21—23. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ 1 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Новосибирск, 1980; Он же. Вооружение кок-тюрок Среднего Енисея.— Изв. СО АН СССР, 1980, № И. Сер. обществ, наук, вып. 3, с. 91—99. 231
2 Худяков 10. С. Вооружение кочевников приалтайских степей в IX— X вв.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Но- восибирск, 1981, с. 115—132; Он же. Вооружение древпих тюрок Горного Алтая.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980— 1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, с. 3—27; Савинов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 146—162. 3 Чиндина Л. А. Изображение воинов из Среднего Приобья.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 87—97; Коников Б. А. Материалы к характеристике вооружения средне- иртышского населения в эпоху раннего средневековья.— В кн.: Археология Прииртышья. Томск, 1980, с. 68—78. 4 Деревянко Е. И. К вопросу о вооружении мохэского воина.— В кн.: Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск, 1975, с. 192—203; Медведев В. Е. О шлеме средневекового амурского воина (тайник с остатками доспеха в Корсаковском могильнике).— В кн.: Военное дело древних племен Си- бири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 172—184; Семениченко Л. Е. Характеристика наконечников Приморья в VIII—X вв.— В кн.: Новейшие археологические исследования на Дальнем Востоке СССР. Владивосток, 1976, с. 98—111; Галактионов О. С. Характеристика средневековых наконечников копий Приморья.— В кн.: Археологические материалы по древней истории Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1978, с. 99—103; Васильев Ю. М. Нако- нечники стрел из могильника Луданникова сопка.— В кн.: Археологические материалы по древней истории Дальнего Востока СССР. Владивосток, 1978, с. 118—126; Хорев В. А., Шавкунов В. Э. Наконечники стрел Ананьевского го- родища.— В кн.: Материалы по археологии Дальнего Востока СССР. Вла- дивосток, 1981, с. 111—117. 5 Мелюкова А. И. Вооружение скифов.— М., 1965; Черненко Е. В. Скифский доспех.— Киев, 1968; Он же. Оружие из Толстой могилы.— В кн.: Скифский мир. Киев, 1975, с. 152—173; Он же. Скифские лучники.— Киев, 1981; Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов.—МИА, М., 1961, № 101; Хаза- нов А. М. Очерки военного дела сарматов.— М., 1971; Литвинский Б. А. Средне- азиатские железные наконечники стрел.— СА, 1965, № 2, с. 75—91; Он же. Сложносоставной лук в древней Средней Азии,— Там же, 1966, № 4, с. 51 — 69; Обельченко О. В. Мечи и кинжалы из курганов Согда.— Там же, 1978, № 4, с. 115—127. 8 Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел} VIII—XIV вв.— М., 1966; Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие, вып. 1, 2.— М.— Л., 1966; вып. 3.— Л., 1971; Он же. Военное дело на Руси в XIII — XV вв.— Л., 1976. 7 Иванин О. О военном искусстве и завоеваниях монголов.— Спб., 1846; Иванов А. И. Походы монголов в Россию по официальной китайской истории Юань-ши.— В кн.: Записки разряда военной археологии и археографии Рус- ского военно-исторического общества, т. 3. Пг.,. 1914; Владимирцов Б. Я. Чин- гисхан.— Берлин — Пг.— М., 1922; Насонов А. Н. Монголы и Русь,— М.— Л., 1940;Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение.—М.— Л., 1950. 8 Киселев С. В., Мерперт И. Я. Железные и чугунные изделия Кара-Ко- рума.— В кн.: Древнемонгольские города. М., 1965, с. 192—206; Медве- дев А. Ф. Татаро-монгольские наконечники стрел в Восточной Европе,— СА, 1966,№ 2, с. 50—60; Малиновская А. В. Колчаны XIII—XIV вв. с костяными, орнаментированными обкладками на территории евразийских степей.— В кн.: Города Поволжья в средние века. М., 1974, с. 132—175; Горелик М. В. Средне- вековый монгольский доспех,— В кн.: Третий международный конгресс монго- ловедов, т. 1. Улан-Батор, 1979, с. 90—101; Он же. Монголо-татарское оборони- тельное вооружение второй половины XIV — начала XV в.— В кн.: Куликов- ская битва в истории и культуре нашей Родины. М., 1983, с. 244—269; Gore- lik М. Oriental armour of the Near and Middle East from the eighth to the fifteenths centuries as shown in works of art.— In: Islamic arms and armour. London, 1979„ p. 38-41. 232
9 Вадецкая Э. Б. К истории археологического изучения Минусинских котловин.— ИЛАИ, Кемерово, 1973, вып. 6, с. 99. 10 Radloff W. Aus Sibirien, В 2.— Leipzig, 1893, S. 126—130; Радлов В. В. Сибирские древности.— Спб., 1896, с. 44—60. 11 Радлов В. В. Сибирские древности, с. 54—55, 58, 60. 12 Schott W. Uber die achten Kirgisen.— Berlin, 1865; Бичурин H. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— Спб., 1851. 13 Клеменц Д. Древности Минусинского музея.— Томск, 1896, с. 152— 166. 14 Там же, с. 161—163. 15 Кузнецов С. К. Материалы по доисторической археологии России. — Зап. ИРАО, Сйб., 1889, т. И, вып.1-2, с. 319-320. 16 Адрианов А. В. Выборки из дневников курганных раскопок в Мину- синском крае.— Минусинск, 1902—1924, с. 68. 17 Талько-Грынцевич Ю. Д. Суджпнское доисторическое кладбище в Иль- мовой пади.— Тр. ТКОПОИРГО, 1898, т. 1, вып. 2; Он же. Материалы к палео- этнологип Забайкалья.— Там же, 1898, т. 1, вып. 3; Он же. Материалы к па- леоэтпологпп Забайкалья.—Там же, 1900, т. 3, вып. 1; Он же. Материалы к налеоэтнологпи Забайкалья.— Там же, 1900, т. 3, вып. 2-3; Он же. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья.— Там же, 1901, т. 4, вып. 2; Он же. Материалы к палеоэтнологни Забайкалья.— Там же, 1903, т. 6, вып. 2; Он же. Древние або- ригены Забайкалья в сравнении с современными инородцами.— Там же, 1905, т. 8, вып. 1. 18 Aspelin J. R. Tipes des peuples de L’ ancienne Asie Centrale.— Helsing- fors, 1890. 19 Ядринцев И. M. Отчет экспедиции на Орхон, совершенной в 1889 го- ду.—СТОЭ, Спб., 1892, вып. 1, с. 79—81; Он же. Путешествие на верховья Орхона к развалинам Каракорума.— Изв. ВСОРГО, 1889, т. 26, вып. 4, с. 257— 272; Радлов В. В. Атлас древностей Монголии. Спб., 1892, вып. 1; 1893, вып. 2; 1896, вып. 3; 1889, вып. 4; Radloff W. Die alttiirkischen Inschriften der Mongo- lei.—Spb., 1894—1895, Lief. 1—3; Radloff W. Die alttiirkischen Inschriften der Mongolei.— Spb., 1897, None Folge; Клеменц Д. А. Археологический дневник поездки в Среднюю Монголию в 1891 году.—СТОЭ, Спб., 1895, вып. 2, с. 1— 74; Ramstedt G. J. Zwei uigurische Runeninschriften in der Nord-Mongolei.— JSFO, Helsingfors, 1913, Bd 30, N 3, S. 1—63; Рамстедт Г. Как был найден «Се- ленгинскпй камень».— Тр. ТКОПОИРГО, 1912, т. 15, вып. 1, с. 34—49; Gra- пб I. G. Uber die geographische Verbreitung und Forman der Altertiimer in der Nordwest-Mongolei.— JSFO, Helsingfors, 1912, Bd 28, S. 1—55; Idem. Archao- logische Beobachtungen von meiner Reise in Sudsibirien und Nordwest-Mongolei im Jahre 1909.— JSFO, Helsingfors, 1910, Bd 27; Idem. Archaologische Beobach- tungen von meinen Reisen in den nordlichen Grenzgegenden Chinas in den J ahken 1906 und 1907.— JSFO, Helsingfors, 1909, Bd 26. 20 Ермолаев А. Ишимская коллекция.— В кн.: Описание коллекций Красноярского музея, вып. 1. Красноярск, 1914, с. 115; Адрианов А. В. Путе- шествие hi Алтай п за Саяны, совершенное в 1881 году.— Зап. РГО, Спб., 1888, т. 11; Минцлов С. Р. Памятники древности в Урянхайском крае.— ЗВОРАО, 1916, т. 23. 21 Неверов С. В. История изучения памятников сросткинской культуры Алтая.— В кн.: Древняя история Алтая. Барнаул, 1980, с. 95. 22 Tallgren А. М. Collection Tovostine des antiquites prechistoriques de Minoussinsk conservees chez le Dr. Karl Hedman a Vasa.— Helsingfors, 1917. 23 Руденко С. И., Глухов A. H. Могильник Кудыргэ на Алтае.— МЭ, Л., 1927, т. 3, вып. 2, с. 45—48; Грязнов М. П. Древние культуры Алтая.— Но- восибирск, 1930; Теплоухов С. А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края.— МЭ, Л., 1929, т. 4, вып. 2, с. 28—61; Гряз- нов М. П., Шнейдер Е. Р. Древние изваяния Минусинских степей.— Там же, с. 84-90; Киселев С. В. Материалы археологической экспедиции в Минусин- ский край в 1928 г.— Ежегодник Государственного музея имени Н. М. Мартья- нова в г. Минусинске, Минусинск, 1929, т. 6, вып. 2, с. 144—157; Отчет о дея- 233
тельности Академии наук СССР за 1927 г., т. 2.— Л., 1928, с. 264—265; Отчет о деятельности Академии наук СССР за 1929 г., т. 2.— Л., 1930, с. 14—16; Осве- домительный бюллетень Комиссии экспедиционных исследований АН СССР, 1929, № 1-2; Козлов П. К. Северная Монголия. Ноин-Улинские памятники.— В кн.: Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией П. К. Козлова. Л., 1925; Теплоухов С. А» Раскопки курганов в горах Ноин>Ула.— Там же; Боровка Г. И. Культурно- историческое значение находок экспедиции.— Там же; Он же. Археологическое обследование среднего течения р. Толы.— В кн.: Северная Монголия, вып. 2. Л., 1927, с. 43—88; Казакевич В. А. Надмогильные статуи в Дариганге.— В кн.: Материалы комиссии по исследованию Монгольской п Танну-Тувинской Народных Республик и Бурят-Монгольской АССР, вып. 5. Л., 1930, с. 1—16; Сосновский Г. П. Раскопки Ильмовой пади.— СА, 1946, вып. 8, с. 62; Он же. Нижне-Иволгинское городище.— ПИДО, 1934, № 7-8; Он же. Дэрестуйский могильник.— Там же, 1935, № 1-2; Он же. О поселении гуннской эпохи в доли- не р. Чикоя.— КСИИМК, 1947, вып. 14. 24 Теплоухов С. А. Опыт классификации, с. 54—61; Грязнов М. П. Древ- ние культуры Алтая, с. 9. 25 Тревер К. В. Находки из раскопок в Монголии 1924—1925 гг.— Сооб- щения ГАИМК, 1931, № 9-10; Бернштам А. Н. Гуннский могильник Ноин-Ула и его историко-археологическое значение.— Изв. АН СССР, отд. обществ, наук, 1937, № 4; Он же. К вопросу о социальном строе восточных гуннов.— ПИДО, 1935, № 9-10; Jetts W. Discoveries of Kozlov expedition.— Burlington, 1926; Trewer C. Excavation in Northern Mongolia (1924—1925).— Leningrad^ 1932; Salmony A. Der erste Fung von Noin-Ula.— Aktibus Asia, 1930—1934, N 2-3. 26 Козьмин H. H. Хакасы.— Иркутск, 1925; Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия и Урянхайский край, т. 2.— Л., 1926; Бартольд В. В. Кир- гизы.— Фрунзе, 1927. 27 Карцов В. Г. Материалы к археологии Красноярского района.— Красноярск, 1929, с. 48—50. 28 Карцов В. Г. Ладейское и Ермолаевское городища.— ТСА РАНИОН, М., 1929, т. 4, с. 560—566; Он же. Ачинское городище.— В кн.: Причулымский край. Ачпнск, 1932, с. 45—48. 29 Михно П. С., Петри Б. Э. Чпкойский всадник.— ТСА РАНИОН, М., 1929, т. 4, с. 323-328. 30 Захаров А. А. Материалы по археологии Сибири. Раскопки акад. В. В. Радлова в 1865 г.— Тр. ГИП, М., 1926, вып. 1, с. 79—106. 31 Киселев С. В. Из работ Алтайской экспедиции ГИМ в 1934 году.— СЭ, 1935, № 1; Он же. Саяно-Алтайская археологическая экспедиция в 1935 г.— Там же, 1936, № 1; Он же. Саяно-Алтайская археологическая экспедиция в 1937 г.—ВДИ, 1938, № 2; Он же. Саяно-Алтайская археологическая экспеди- ция в 1938 г.—Там же, 1939, № 1(6)' с. 252—256; Киселев С. В., Евтюхо- ва Л. А. Отчет о работах Саяно-Алтайской экспедиции в 1935 г.— Тр. ГИМ, 1941, вып. 16; Он же. Курайская степь и Старо-Бардинский район. 1935 г.— В кн.: Археологические исследования в РСФСР, 1934—1936 гг. М.— Л., 1941, с. 298—304; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 году.— Тр. ГИМ, М., 1936, вып. 13; Евтю- хова Л. А. К вопросу о каменных курганах на Среднем Енисее.— Там же, 1938, вып. 8, с. 111—122; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Открытия Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1939 г.— ВДИ, 1939, № 4(9), с. 159—168; Они же. Чаа-тас у села Копёны.— Тр. ГИМ, М., 1940, вып. 11, с. 21—54; Евтюхо- ва Л. А., Левашова В. П. Раскопки китайского дома близ Абакана.— КСИИМК, М.— Л., 1946, вып. 12, с. 72—84; Евтюхова Л. А. Кыргызское посе- ление у с. Малые Копёны.— Там же, 1947, вып. 16, с. 158—164; Левашова В. П. Варианты таштыкских погребений в Минусинском районе п в Хакасской авто- номной области.— Там же, 1949, вып. 25, с. 91—102; Грязнов М. П. Раскопки на Алтае.— СГЭ, Л., 1940, вып. 1, с. 17—21; Липский А. П. Раскопки древних погребений в Хакасии в 1946 году.— КСИИМК, М.— Л., 1949, вып. 25, с. 83—85. 32 Киселев С. В. Разложение рода и феодализм на Енисее.— ^Изв. ГАИМК, Л., 1933, вып. 65, с. 30; Он же. Общество и государство енисейских 234
кыргызов в VI—X веках.— Изв. АН СССР, 1946, т. 3. Сер. ист.-филол., вып. 1, с. 71; Он же. Дрёвнехакасский «эль».— Зап. ХНИИЯЛИ, Абакан, 1948, вып. 1, с. 33. 33 Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири.— МИА, М.— Л., 1949, № 9, с. 324—325; Он же. Древняя история Южной Сибири.— М., 1951, с. 577—578; Киселев С. В. Краткий очерк древней истории хакасов.— Абакан, 1951, с. 47—48. 34 Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири.— МИА, М.— Л., 1949, № 9, с. 286—287, 294, 312, 313, 325, 331. 35 Там же, с. 312—313. 36 Там же, с. 335—336. 37 Там же, с. 239—240. 38 Евтюхова Л. А. Археологические памятники Енисейских кыргызов (хакасов).— Абакан, 1948, с. 103—106. 39 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния Южной Сибири и Монголии.— МИА, М., 1952, № 24, с. 72—120. 40 Левашова В. П. Из далекого прошлого южной части Красноярского края.— Красноярск, 1939, с. 52—54. , 41 Там же, с. 42. 42 Левашова В. П. Два могильника кыргыз-хакасов.— МИА, М., 1952, № 24, с. 133. 43 Грязнов М. П. Раскопки на Алтае, с. 17—21; Он же. Минусинские ка- менные бабы в связи с новыми материалами.— СА, 1950, вып. 12, с. 128—156. 44 Бернштам А. И. Происхождение турок.— ПИДО, 1935, № 5-6; Бериш- там А. И. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI — VIII веков.— М.— Л., 1946; Он же. История кыргыз и Киргизстана с древней- ших времен до монгольского нашествия.— КСИИМК, М.— Л., 1947, вып. 16, с. 176—178. 45 Appelgren-Kivalo И. Alt-altaische Kunstdenkmaler.— Helsingfors, 1931. 46 Окладников А. П. Археологические исследования в Бурят-Монголь- ской АССР.— КСИИМК, М.— Л., 1949, вып. 26, с. 7—11; Он же. Археологи- ческие исследования в низовьях реки Селенги.— Там же, М.— Л., 1950, вып. 35, с. 85—90; Он же. Работы Бурят-Монгольской археологической экспедиции в 1947—1950 годах.— Там же, М.— Л., 1952, вып. 45, с. 40—47; Он же. Археоло- гические исследования в Бурят-Монголип.— Изв. АН СССР, 1951, № 5. Сер. ист.-филол., т. 8, с. 440—450; Он же. Археологические раскопки на Ангаре и за Байкалом.— КСИИМК, М., 1953, вып. 51, с. 16—22; Он же. Древняя тюркская культура в верховьях Лены.— Там же, М., 1948, вып. 19, с. 3—11; Евтюхо- ва Л. А., Киселев С. В. Саяно-Алтайская экспедиция.— Там же, М.— Л., 1949, вып. 26; Киселев С. В. Работа в области археологии Института истории мате- риальной культуры АН СССР.— ВДИ, 1946, № 2, с. 200; Он же. Монголия в древности.— Изв. АН СССР, 1947, т. 4. Сер. ист.-филол., вып. 4. 47 Бичурин И. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1951; Кюнер Н. В. Китайские известия о народах Южной Спбири, Центральной Азии и Дальнего Востока.— М., 1964; Он же. Новые китайские материалы по этнографии кыргызов (хакасов) VII — VIII вв. н. э.— Зап. ХНИИЯЛИ, Абакан, 1951, вып. 2, с. 1—11; Оп же. Китай- ские историки-летописцы о хакасах.— Там же, 1954,. вып. 3, с. 117—121; Он же. Восточные урянхайцы по китайским источникам.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1958, вып. 6, с. 202—216; Супруненко Г. П. Документы об отношениях Китая с енисейскими кыргызамп в источнике IX века «Ли Вэй-Гун Хойчан Ипинь Цзп».— Изв. АН Кирг. ССР, 1963, т. 5. Сор. обществ, наук, вып. 1, с. 70—81; Кычанов Е. И. Сведения в «Юань-шп» о переселениях кирги- зов в XIII веке.— Там же, с. 59—64; Малявкнн А. Г. Китайские источники по истории уйгуров в IX—XII вв.— Изв. АН Каз. ССР, 1961. Сер. ист., вып. 2(16). 48 Liu Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten zur Geschichte der Ost-tiir- ken (T’u — Kiie).— Wiesbaden, 1958, Bd 1. 49 Рашид ад-дин. Сборник летописей, т. 1, кн. 1.— М.— Л., 1952; Ка- раев О. Арабские п персидские источники IX—XII веков о киргизах и Кпрги- 235
зии.— Фрунзе, 1968; Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности.— М.— Л., 1951; Он же. Енисейская письменность тюрков.— М.— Л., 1952;. Он же. Памятники древнетюркской письменности' Монголии и Киргизии.— М.— Л., 1959; Кляшторный С. Г. Историко-культурное значение Суджинской надписи.— ПВ, 1959, № 5, с. 166—167; Батманов И. А., Арагачи 3. Б., Бабуш- кин Г. Ф. Современная и древняя енисеика.— Фрунзе, 1962; Батманов И. А. О датировке енисейских памятников древнетюркской письменности.— Учен, зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1963, вып. 10; Насилов Д. М. О некоторых памятни- ках Минусинского музея.— НАА, 1963, № 6, с. 127; Баскаков И. А. Три руни- ческие надписи из с. Мендур-соккон Горно-Алтайской автономной области.— СЭ, 1968, № 8, с. 80; Кызласов Л. Р. Новая датировка памятников енисейской письменности.— СА, 1960, № 3; Он же. О датировке памятников енисейской письменности.— Там же, 1965, № 3; Он ясе. Новый памятник енисейской пись- менности.— СЭ, 1965, № 2; ClausonG. Turkish and Mongolian Studies.— London, 1962; Idem. Turks and Wolves.— Studia Orientalia, Helsinki, 1964, t. 28, f. 2; Idem. The Origin of the Turkish «Runic» Alphabet.— Acta Orientalia, 1970, t. 32. 50 Юань-чао би ши, т. 1.— М., 1962; Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука.— М., 1957; Книга Марко Поло.— М., 1956; Мун- куев Н. Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах.— М., 1965; Ре1- liot Р. et Hambis L. Histoire des campagnes de Gengis khan, t. 1.— Leiden, 1951; Pelliot P. Notes on Marko Polo, т. 1.— Paris, 1959. 51 Бернштам A. H. Очерки истории гуннов.— Л., 1951; Кляштор- ный С. Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии.— М., 1964. 52 Гумилев Л. Н. Статуэтки воинов из Туюк-Мазара.— СМАЭ, М.— Л., 1949, т. 12, с. 232—253; Он же. Хунну.— М., 1960; Он ясе. Древние тюрки.— М., 1967; Он же. Поиски вымышленного царства.— М., 1970; Он ясе. Хунны в Ки- тае.— М., 1974. 53 Altheim F. Geschichte der Hunnen.— Berlin, 1959; Maenchen-Hel- fen O. The world of the Huns.— Los-Angeles — London, 1973. 54 Грач А. Д. Древнетюркское погребение с зеркалом Цинь-Вана в Туве.— СЭ, 1958, № 4, с. 18—30; Грач А. Д., Нечаева Л. Г. Краткие итоги исследований первой группы археологического отряда ТКЭИЭ.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1960, вып. 8, с. 189—191; Грач А. Д. Древнетюркские изваяния Тувы.— М., 1961; Он же. Археологические раскопки в Монгун-тайге и исследования в Центральной Туве.— Тр. ТКАЭЭ, М.— Л., 1960, т. 1, с. 18—41; Он же. Архео- логические исследования в Кара-Холе и Монгун-тайге.— Там же, с. 92—147; Он же. Археологические раскопки в Сут-Холе и Бай-тайге.— Там же, 1966, т. 2, с. 96—103; Он ясе. Древнетюркские курганы на юге Тувы.— КСИА, М., 1968, вып. 114, с. 105—111; Вайнштейн С. И. Археологические раскопки в Ту- ве в 1953 году.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1954, вып. 2, с. 148—152; Он же. Некоторые итоги работ археологической экспедиции Тувинского НИИЯЛИ в 1956—1957 гг.— Там же, 1958, вып. 6, с. 217—237; Он же. Средне- вековые оседлые поселения и оборонительные сооружения в Туве.— Там же, 1959, вып. 7, с. 260—274; Он же. Уникальные находки из раскопок древних курганов Тувы.— Там же, 1960, вып. 8, с. 195—197; Вайнштейн С. И., Дьяко- нова В. П. Памятники в могильнике Кокэль конца I тыс. до и. э.— первых веков н. э,— Тр. ТКАЭЭ, М,— Л., 1966, т. 2, с. 185—255; Вайнштейн С. И. Памятники второй половины I тыс. в Западной Туве.— Там же, с. 292—324; Он же. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры.— СЭ, 1966, № 3, с. 60—81; Он же. Раскопки могильника Кокэль в 1962 г.— Тр. ТКАЭЭ, Л., 1970, т. 3, с. 7—79; Дьяконова В. П. Большие курганычеладбища на мо- гильнике Кокэль.— Там же, с. 80—209; Она ясе. Археологические раскопки на могильнике Кокэль в 1966 г.— Там же, с. 210—238; Нечаева Л. Г. Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты.— Там же, М.— Л., 1966, т. 2, с. 109—142; Кызласов Л. Р. Этапы древней истории Тувы (в кратком изложе- нии).— ВМУ. Сер. ист.-филол., 1958, № 4, с. 89—98; Он ясе. Средневековые го- рода Тувы.— СА, 1959, № 3, с. 66—80; Он же. Тува в период тюркского кагана- та (VI—VIII вв.) — ВМУ. Сер. ист. наук, 1960, № 1, с. 57—68; Он же. Этапы средневековой истории Тувы.— Там ясе, 1964, сер. 9, № 4, с. 71—88; Он же. 236
История Тувы в средние века.— М., 1969; Савинов Д. Г. Раскопки могильников Урбюн.— В кн.: АО 1965 года. М., 1966, с. 27—28; Трифонов Ю. И. Работы на могильнике Аргалыкты.— В кн.: АО 1965 года. М., 1966, с. 25—27; Он же. Новые памятники у подножия хребта Аргалыкты.— В кн.: АО 1967 года. М., 1968, с. 174—176; Мандельштам А. М. Исследование памятников между склона- ми Бай-Дага и побережьем Енисея.— В кн.: АО 1965 года. М., 1966, с. 29— 30; Он же. Исследование могильников Бай Даг II и Часкал II.— В ки.: АО 1966 года. М., 1967, с. 128; Маннэй-Оол М. X. Археологические исследования в. Овюрском районе в 1960 г.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1961, вып. 9, с. 226—229; Он же. Итоги археологических исследований ТНИИЯЛИ в 1961 г.— Там же, 1963, вып. 10, с. 240—246; Он же. Археологические исследо- вания ТНИИЯЛИ в 1967 г.— Там же, 1968, вып. 13, с. 324—328. 55 Грязнов М. И. Работы карасукского отряда.— В кн.: АО 1967 года. М., 1968; Кызласов Л. Р. Сырский чаа-тас.— СА, 1955, вып. 24, с. 252—253; Он же. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины.— М., 1960; Он же. Хакасская археологическая экспедиция 1958 г.— Учен. зап. ХНИИЯЛИ, Абакан, 1960, вып. 8, с. 163—168; Он же. Хакасская археологи- ческая экспедиция 1959 года.— Там же, 1963, вып. 9, с. 156—164; Лип- ский А. Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры в свете сибирской этно- графии.— Краеведческий сборник, Абакан, 1956, № 1, с. 11—92; Гаврило- ва А. А. Могилы поздних кочевников у горы Суханихи на Енисее.— СА, 1964, № 2, с. 168—170; Зяблин Л. П. Архитектура курганов чаатаса Гришкин Лог.— В кн.: Новое в советской археологии. М., 1965, с. 282—286; Вадецкая Э. Б. Раскопки на месте д. Новая Черная.— В кн.: АО 1967 года. М., 1968; Она же. Раскопки таштыкских могил у д. Аешки.— В кн.: АО 1968 года. М., 1969. 56 Грязнов М. П. Миниатюры таштыкской культуры.—АСГЭ, Л., 1971, вып. 13, с. 94—206. 57 Кызласов Л. Р. О южных границах государства древних хакасов в IX—XII вв.— Учен. зап. ХНИИЯЛИ, Абакан, 1960, вып. 8, с. 62. 58 Погребение в гроте Узун-Хая на р. Есь и клад защитного оружия в Абазе.— Коллекция Хакасского областного краеведческого музея, № 395, 1—13; 406, 407. 59 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтай- ских племен,— М.— Л., 1965; Уманский А. П. Археологические памятники у с. Иня.— Изв. АОГО СССР, Барнаул, 1970, вып. 11; Грязнов М. П. История древних племен верхней Оби по раскопкам близ села Большая Речка.— МИА, М.— Л., 1956, № 48; Он же. Археологические исследования на Оби в ложе водо- хранилища Новосибирской ГЭС.— В кн.: Научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока. Иркутск, 1960; Комарова М. Н. Томский могиль- ник, памятник истории древних племен лесной полосы Западной Сибири.— МИА, М., 1952, № 24, с. 7—50; Арсланова Ф. X. Средневековый могильник из Прииртышья.— В кн.: История, философия, экономика. Алма-Ата, 1963, вып. 3, с. 278—294; Она же. Бобровский могильник.— Изв. АН Каз. ССР, 1963. Сер. обществ, наук, вып. 1, с. 68—84; Она же. Памятники Павлодарского При- иртышья (VII—XII вв.).— В кн.: Новое в археологии Казахстана. Алма-Ата, 1968, с. 102—111; Она же. Погребения Тюркского времени в Восточном Казах- стане.— В кн.: Культура древних скотоводов и земледельцев Казахстана. Алма- Ата, 1969; Матющенко В. И., Старцева Л. М. Еловский курганный могильник I эпохи железа.— В кн.: Вопросы истории Сибири, вып. 5. Томск, 1970; Павле- нок Л. А. О погребальном обряде Молчановского могильника (VI—VIII вв.).— Там же, вып. 3, 1967; Троицкая Т. Н. Северные связи племен Новосибирского Приобья в I тыс. до н. э.— В кн.: Происхождение аборигенов Сибири. Томск, 1969, с. 174—176. 60 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ, с. 87—89. 61 Окладников А. П. Археологические исследования в бассейне р. Уды летом 1958 г.— Зап. БМНИИИК, Улан-Удэ, 1958, вып. 25, с. 204—207; Он же. Шишкинские писаницы.— Иркутск, 1959; Окладников А. П., Запорожская В. Д. Ленские писаницы.— М.— Л., 1959; Окладников А. П. Культурно-этнические связи тюркского Прибайкалья VI—X вв. с Западом.— В кн.: Исследования по археологии СССР. Л., 1961, с. 167—173; Он же. Новые данные по истории При- 237
байкалья в тюркское время.— В кн.: Тюркологические исследования. М.— Л., 1963, с. 273—281; Он же. Археологические данные о появлении первых монго- лов в Прибайкалье.— В кн.: Филология и история монгольских народов. М., 1958, с. 200—213; Он же. Бурхотуйская культура железного века в Юго-Запад- ном Забайкалье,— Тр. БКНИИ, Улан-Удэ, 1960, вып. 3, с. 16—30; Окладни- ков А. П., Рижский М. И. Археологические исследования вблизи станции Оло- вянная.— Учен. зап. Читинского пед. ии-та, Чита, 1959, вып. 4, с. 110—116; Киселев С. В. Древние города Забайкалья.— СА, 1958, № 4, с. 113—119; Давы- дова А. В. Иволгинское городище.— Там же, 1956, вып. 25, с. 288—291; Давы- дова А. В. Новые данные об Иволгинском городище.— Тр. БКНИИ, Улан- Удэ, 1960, вып. 3; Davidova A. W. The Ivolga Gorodishche — a monument of the Hiungnu cultur in the Trans-Baikal region.— Acta archaeologica ASH, Buda- pest, 1968, T. 20; Коновалов П. Б. По следам Ю. Д. Талько-Грынцевича. (Архео- логическая разведка хуннских погребений в Южном Забайкалье).— Тр. БИОН, 1969. Сер. вост., вып. 12; Хамзина Е. А. Телятниковский могильник.— В кн.: Этнографический сборник. Улан-Удэ, 1969, вып. 5; Седякина Е. Ф. Могильник Усть-Талькин.— Тр. БКНИИ, 1966, вып. 16, с. 196—202. 82 Давыдова А. В. Иволгинское городище, с. 288—291. 63 Окладников А. П. Конь и знамя на ленских писаницах.— ТС, М.— Л., 1951, вып. 1, с. 143—154. 64 Киселев С. В. Древние города Монголии.— СА, 1957, № 3, с. 93—101; Он же. Из истории китайской черепицы.— Там же, 1959, № 3, с. 159—178; Ки- селев С. В., Мерперт Н. Я. Железные и чугунные изделия Кара-Корума.— В кн.: Древнемонгольские города. М., 1965, с. 192—206. 65 Пэрлээ X. К истории древних городов и поселений в Монголии.— СА, 1957, № 3, с. 43—53; Он же. Киданьские города и поселения на территории Монгольской Народной Республики (X — начало XII в.).— В кн.: МАС. М., 1962, с. 57—62; Пэрлээ X. Хун нарын гурван хэрмийн улдэц.— ШУХ Б, Ула- анбаатар, 1957; Idem. Хэрлэн Барс гэдэг эвдэрхий хотыг малтан шинжилсэн тухай.— Ibid.; Idem. Хятан нар, тэдний монголчуудтай холбогдсон нь.— Улаанбаатар, 1959. 66 Евтюхова Л. А. О племенах Центральной Монголии в IX веке.— СА, 1957, № 2, с. 212—224; Сэр-Оджав Н. Монгол-Чехословакийн эртний судлалын ажлын тухай.— ШУ, 1958, № 4; Idem. Тоннюк укийн Булшнаас олдсон турэг бпчээс.— SA, 1959, Т. 1, д. 7; Idem. Кюль-Тегиний булшнасс олсон хун чулууны толгой.— Ibid., д. 3; Idem. Кюль-Тегинпй булшны арилгын хэрэглэгдэхуун.— ШУ, 1959, № 5-6; lisl L. Vor bericht fiber die archaologische Erforschung des Kul- Tegin-Denkmals durch die Tschechoslowasch-Mongolische Expedition des Jah- kes.— Ural-Asiatische Jahrbucher, 1958, Bd 32, H 1-2. 67 Доржсурэн Ц. Умард хунну.— Улаанбаатар, 1961; Erdelyi J., Na- vaan D. Az 1963 evi mongol — magyar Regeszeti expedicio ekedmenyei — Arch. Ertesito, Budapest, 1965, fasc. 92, p. 82—84. 68 Руденко С. И. Культура хуннов и ноинулинские курганы.— М.— Л., 1962. 69 Руденко С. И. Культура хуннов, с. 25—26, 63—66. 70 Мелюкова А. И. Вооружение скифов.— М., 1965; Черненко Е. В. Скифский доспех.— Киев, 1968; Смирнов К. Ф. Вооружение савроматов.— МИА, М., 1961, № 101; Хазанов А. М. Из истории сарматского наступательного оружия.— В кн.: История, археология и этнография Средней Азии. М., 1968; Медведев А. Ф. Ручное метательное оружие (лук п стрелы, самострел) VIII — XIV вв.— М.. 1966; Кирпичников А. II. Древнерусское оружие, вып. 1—2.— М.—Л., 1966. 71 Кулемзин А. М. Тагарское оружие.— Изв. ЛАИ, Кемерово, 1971, вып. 4; Он же. История вооружения и военного дела племен тагарской культу- ры. Канд. дис.— Новосибирск, 1973; Он же. Татарские костяные наконечники стрел.— Изв. ЛАИ, Кемерово, 1976, с. 30—41; Он же. Татарские бронзовые на- конечники стрел.— В кн.: Южная Сибирь в скифо-сарматскую эпоху. Кемеро- во, 1976, с. 43—56. 72 Кулемзин А. М., Горский М. Р. Развитие татарских бронзовых кинжа- лов и изменопие механических свойств их перекрестий.— В кн.: Археология 238
Южной Сибири. Кемерово, 1977, с. 53—59; Кулемзин А. М. Воины древнего та- тарского общества.— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 71-75. 73 Кулемзин А. М., Горский М. Р. Развитие татарских бронзовых кин- жалов..., с. 54, 56. 74 Кулемзин А. М. Татарские костяные наконечники стрел, с. 31. 76 Худяков Ю. С. К вопросу о военной организации кочевников Евразии V—XII вв.— В кн.: Тезисы докладов IX научной конференции студентов и аспи- рантов (история, филология). Новосибирск, 1971, с. 7—8; Худяков Ю. С. Коче- вая цивилизация как научная проблема.— В кн.: Тезисы докладов X научной студенческой конференции (история, филология). Новосибирск, 1972, с. 68— 69; Он же. Рубящее оружие кыргызского воина.— В кн.: Материалы XI науч- ной студенческой конференции (история). Новосибирск, 1973, с. 37—38; Он же. Комплекс вооружения енисейских кыргызов в IX—XII вв.— В кн.: Материа- лы XII Всесоюзной научной студенческой конференции (История). Новосибирск, 1974, с. 61—63; Он же. Колчаны Енисейских кыргызов IX—XII вв.— Там же, 1975, с. 53; Он же. Опыт типологической классификации наконечников стрел енисейских кыргызов IX—XII вв.— В кн.: Соотношение древних культур Си- бири с культурами сопредельных территорий. Новосибирск, 1975, с. 310—326; Он же. Военное дело у кыргызов в IX—X вв.— В кн.: Бахрушинские чтения 1976 г. Новосибирск, 1976, с. 155—159; Он же. Структура военной организа- ции у кыргызов в IX—X вв.— В кн.: Из истории Сибири, вып. 21. Томск, 1976, с. 207—213; Он же. Ю. Н. Рерих и изучение истории военного искусства Цент- ральной Азии.— В кн.: Рериховские чтения 1976 г. Новосибирск, 1976, с. 39— 41; Он же. Военное искусство енисейских кыргызов в IX—X вв.— В кн.: Южная Сибирь в скифо-сарматскую эпоху. Кемерово, 1976, с. 98—105; Он же. К исто- рии сложносоставного лука енисейских кыргызов в IX—XII вв.— Изв. СО АН СССР, 1977, № 1. Сер. обществ, наук, вып. 2, с. 63—70; Он же. Воору- жение енисейских кыргызов VI—XII вв. н. э. Канд, дис.— Новосибирск, 1977; Он же. Кыргызско-уйгурская война IX в.— В кн.: Бахрушинские чтения 1977 г. Новосибирск, 1977, с. 127—132; Он же. О вооружении таштыкского вои- на.— В кн.: Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978, с. 164—169; Он же. Бао-И или Кутлуг?— В кн.: Бахрушинские чтения 1978 г. Новосибирск, 1978, с. 130—137; Он же. Эволюция сложносоставных луков ени- сейских кыргызов (VI—XII века).— В кн.: Древняя история народов юга Вос- точной Сибири, вып. 4. Иркутск, 1978, с. 127—134; Он же. «Легендарная сцена» из Кум-Тура.— В кн.: Сибирь в древности. Новосибирск, 1979, с. 105—109; Он же. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Новосибирск, 1980. 76 Савинов Д. Г. Значительный вклад в оружиеведение народов Централь- ной Азии и Южной Сибири.—ВЛУ, 1981, № 20, вып. 4, с. 114—116; Вгеп- tjes В. J. S. Chudjakov. Vooruzenie Enisejckih Kyrgyzov VI—XII вв. (Die Be- waffnung den Jenissei — Kirgisen vom 6. bis zum 12 Jahrhundert.) — Central Asiatic Journal, Wiesbaden, 1982, v. 26, N 1-2, S. 140; Кожин П. M. Рец. на кн. Ю. С. Худяков. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв. Новосибирск: Наука, 1980.— Изв. СО АН СССР, 1983, № 11. Сер. обществ, наук, вып. 3, с. 125—126; Ведерников Ю. Новое — хорошо забытое старое.— Наука в Сиби- ри, 1983, № 30, с. 7. 77 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов, с. 4—5, 25, 165—166. 78 Худяков Ю. С. Номенклатура предметов вооружения (по материалам вооружения енисейских кыргызов VI—XII вв. н. э.).— В кн.: Научно-теорети- ческая конференция. (Тезисы докладов). Иркутск, 1977, с. 3—4; Он же. Вери- фикация понятий оружиеведения (по материалам вооружения енисейских кыр- гызов VI—XII вв. н. э.).— Там же, 1978, с. 77—79; Он же. Основные понятия оружиеведения (по материалам вооружения енисейских кыргызов VI—XII вв. н. э.).— В кн.: Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1979, с. 184—193; Он же. Метод классифицирования предметов вооружения по материалам вооружения средневековых кочевников.— В кн.: Использование ме- тодов естественных и точных наук при изучении древней истории Западной Си- бири. Барнаул, 1983, с. 76—77. 79 Деревянко Е. И. К вопросу о вооружении мохэсского воина, с. 192— 203; Она же, Мохэсские памятники Среднего Амура.— Новосибирск, 1975, 239
-с. 141—148; Она же. Троицкий могильник.— Новосибирск, 1977, с. 128—137; Она же. Племена Приамурья. I тысячелетие нашей эры. Очерки этнической исто- рии и культуры.— Новосибирск, 1981, с. 124—158; Медведев В. Е. Культура амурских чжурчжэней, конец X — XI век.— Новосибирск, 1977, с. 134—140; Он же. О шлеме средневекового амурского воина, с. 172—184; Семеничен- ко Л. Е. Характеристика наконечников Приморья, с. 98—111; Галактио- нов О. С. Характеристика средневековых наконечников копий, с. 99—103; Васильев Ю. М. Наконечники стрел, с. 118—126; Хорев В. А., Шавкунов В. Э. Наконечники стрел, с. 111—117. 80 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье.— Улан-Удэ, 1976, с. 173— 179. 81 Ковычев Е. В. Лук и стрелы восточно-забайкальских племен I тысяче- летия н. э.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 97—110; Немеров В. Ф. Наконечники стрел ундугунской культуры.— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 168— 177; Крылов Д. А. Вооружение забайкальского воина X—XIV вв. (По материа- лам могильников Восточного Забайкалья).— В кн.: Материалы XIX Всесоюз- ной научной студенческой конференции (история). Новосибирск, 1981, с. 71— 74; Худяков Ю. С. Коллекция железных наконечников стрел Читинского му- зея.— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 135—148; Он же. Коллекция железных наконечников стрел из Тункинской долины в фон- дах Иркутского музея.— В кн.: По следам древних культур Забайкалья. Ново- сибирск, 1983, с. 138—149. 82 Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой Тувы.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Но- восибирск, 1981, с. 132—146; Худяков Ю. С. Наконечники копий из памятников IX—XII вв. в Туве.— В кн.: Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980, с. 95—101. 83 Савинов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука, с. 146— 162; Нестеров С. П. Тесла древнетюркского времени в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 168—172; Худяков Ю. С. Вооружение кочевников Приалтайских степей в IX—X вв.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 115—132; Он же. Вооружение древних тюрок Горного Алтая.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980— 1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, с. 3—27. 84 Чиндина Л. А. Изображения воинов из Среднего Приобья.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 87—97; Она же. Могильник Редка на средней Оби.— Томск, 1977, с. 27—34; Коников Б. А. Материалы к характеристике вооружения среднеиртышского на- селения в эпоху раннего средневековья.— В кн.: Археология Прииртышья. Томск, 1980, с. 68—78; Коников Б. А., Худяков Ю. С. Наконечники стрел из Искера.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 184—188; Они же. Железные наконечники стрел из лесо- степного п таежного Прииртышья.— В кн.: Этнокультурные процессы в Запад- ной Сибири. Томск, 1983, с. 94—104; Плотников Ю. А. Развитие рубяще-колю- щего оружия в I тыс. н. э.— В кн.: Материалы XIX ВНСК. История. Новоси- бирск, 1981, с. 63—66. 85 Плотников Ю. А. Наконечники стрел из могильника Кызыл-Ту.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. НО—115; Плотников Ю. А. Рубящее оружие прииртышских кимаков.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 162—167; Он же. Военная организация кимаков VIII—XI вв. по данным арабских источников.— В кн.: Материалы XVIII Всесоюзной научной студен- ческой конференции (история). Новосибирск, 1980, с. 17—21; Он же. О пред- назначении литых фигур, изображающих всадников.— В кн.: Материалы XX Всесоюзной научной студенческой конференции (история). Новосибирск, 1982, с. 55—59. 8в Горелик М. В. Средневековый монгольский доспех, с. 90—ЮГ, Он же. Татаро-монгольское оборонительное вооружение, с. 244—269; Худяков Ю. С. 240
Железные наконечники стрел из Монголии.— В кн.: Древние культуры Монго- лии. Новосибирск, 1985. 87 Худяков Ю. С. Вооружение кок-тюрок Среднего Енисея, с. 91—99; Он же. Кыргызские наконечники стрел из Бийского музея.— В кн.: Археоло- гия и этнография Алтая. Барнаул, 1982, с. 95—100; Он же. Кыргызы на Таба- те.— Новосибирск, 1982; Он же. Кыргызские наконечники стрел из Омского краеведческого музея.— В кн.: Этнокультурные процессы в Западной Сибири. Томск, 1983, с. 90—93. 88 Худяков Ю. С. К вопросу о военной организации кочевников Евразии V—XII вв., с. 7—8; Он же. Кочевая цивилизация как научная проблема, с. 68— 69; Он же. Рубящее оружие кыргызского воина, с. 37—38; Он же. Комплекс вооружения енисейских кыргызов IX—XII вв., с. 61—63; Вторушин С. И. К истории сложносоставного лука бурхотуйских племен.— В кн.: Научно-тео- ретическая конференция. Иркутск, 1978, с. 57—58; Верх И. В. Некоторые дан- ные о технологии производства оружия в Туве в VI—X вв.— В кн.: Материалы Всесоюзной научной студенческой конференции (история). Новосибирск, 1978, с. 116—119; Гребенщиков А. В. О формах ножен ранних кочевников Алтая и способах их ношения.— В кн.: Материалы XVII Всесоюзной научной студен- ческой конференции (история). Новосибирск, 1979, с. 122—129; Он же. О тра- диции изготовления вотивных моделей оружия у ранних кочевников Горного Алтая.— В кн.: Материалы XIX Всесоюзной научной студенческой конферен- ции (история). Новосибирск, 1981, с. 67—70; Плотников Ю. А. Военная орга- низация кимаков VIII—XI вв. с. 17—21; Он же. Развитие рубяще-колющего оружия в I тыс. н. э., с. 63—66; Он же. О предназначении литых фигур..., с. 55— 59; Крылов Д. А. Вооружение забайкальского воина X—XIV вв., с. 71—74; Зенин А. К. К вопросу о вооружении племен верхнего Амура.— В кн.: Тезисы докладов РАКС Сибири и Дальнего Востока. Кемерово, 1983, с. 78—79. 80 Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азин.— Ново- сибирск, 1981; Комиссаров С. А. Военное дело древних племен Сибири и Цент- ральной Азии.— Изв. СО АН СССР, 1984, № 3. Сер. ист., филол. и филос. наук, вып. 1, с. 72—73. 90 Савинов Д. Г. Новые материалы, с. 146—162. 91 Верх И. В. Некоторые данные, с. 116—119; Анализы С. А. Днепрова см.: Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении кочевников, с. 142—146, при- меч. 32; Миняев С. С. Производство бронзовых изделий у сюнну.— В кн.: Древ- ние горняки и металлурги Сибири. Барнаул, 1983, с. 47—84; Зиняков Н. М. Технология производства железных предметов Елыкаевской коллекции.— В кн.: Южная Сибирь в скифо-сарматскую эпоху. Кемерово, 1976, с. 106—114; Он же. Металлообработка на Гурьевском поселении.— В кн.: Археология Юж- ной Сибири. Кемерово, 1979, с. 149—154; Зиняков Н. М., Любченко В. М. Тех- нологические исследования оружия памятников Верхнего Приобья.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемерово, 1980 с. 120—125. 92 Горелик М. В. Средневековый монгольский доспех, с. 90—101; Он же. Татаро-монгольское оборонительное вооружение, с. 244—269; Новгородо- ва Э. А., Горелик М. В. Наскальные изображения тяжеловооруженных воинов с Монгольского Алтая.— В кн.: Древний Восток и античный мир. М., 1980, с. 101—112. 93 Ведерников Ю. А., Худяков Ю. С. Поиск рациональных форм прост- ранственных проникателей (обзор и перспективы исследований).— Изв. СО АН СССР, 1983, № 13. Сер. техн, наук, вып. 3, с. 138—154. 94 Асеев И. В. Прибайкалье в средние века.— Новосибирск, 1980. 95 Хамзина Е. А. Археологические памятники Западного Забайкалья (поздние кочевники).— Улан-Удэ, 1970. 96 Кириллов И. И. Восточное Забайкалье в древности и средневековье.— Иркутск, 1979; Ковычев Е. В. Восточное Забайкалье в I тыс. н. э. Канд. дис.— Новосибирск, 1977; Немеров В. Ф. Восточное Забайкалье в первой половине II тыс. н. э. Канд, дис.— Новосибирск, 1982. 97 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье.— Улан-Удэ, 1976. 98 Кызласов И. Л. Курганы средневековых хакасов XIII—XIV вв.— СА, 1978, № 1, с. 122—141; Он же. Аскизская культура (средневековые хакасы 16 ю. С. Худяков 241
X—XIV вв.).— В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с. 200— 207; Худяков Ю. С. Находки монгольского времени в с. Белый Яр.— В кн.: История, археология и этнография Сибири. Томск, 1979, с. 49—51; Он же. Кыргызы на Табате.— Новосибирск, 1982. 99 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура в Новосибирском Приобье.— В кн.: Проблемы западно-сибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981, с. 101—120; Чиндина Л. А. Могильник Редка на средней Оби.— Томск, 1977. 100 Савинов Д. Г. К этнической принадлежности сросткинской культуры.— В кн.: Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1973, с. 189— 192; Он же. Расселение кимаков в IX—X веках по данным археологических источников.— В кн.: Прошлое Казахстана по археологическим источникам. Алма-Ата, 1976, с. 94—104; Он же. Кыргызско-кимакские связи в IX—X вв.— В кн.: Этнические и историко-культурные связи тюркских народов СССР. Алма- Ата, 1976, с. 92—95; Он же. Этнокультурные связи енисейских кыргызов и ки- маков в IX—X вв.— В кн.: ТС 1975. М., 1978, с. 209—225; Он же. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге Западной Сибири.— В кн.: История, археология и этнография Сибири. Томск, 1979, с. 53—72. 101 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху.— Л., 1984. 102 Трифонов Ю. . И. Древнетюркская археология Тувы.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1971, с. 112—122; Дружневская Г. В., Овчинникова Б. Б. Кочевое население Тувы в раннем средневековье.— В кн.: Новейшие исследо- вания по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980, с. 77—94; Са- винов Д. Г. Древнетюркские курганы Узунтала (к вопросу о выделении курай- ской культуры).— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 102—122; Кубарев В. Д. Древнетюркский номинальный комплекс на Дьер- Тобе.— В кн.: Археология Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978, с. 86—98; Он же. Новые сведения о древнетюркских оградках Восточного Алтая.— В кн.: Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1979, с. 135—160. 103 Асеев И. В. О раннемонгольских погребениях.— В кн.: Сибирь, Цент- ральная и Восточная Азия в средние века. Новосибирск, 1975, с. 178—187; Окладников А. П., Худяков Ю. С., Асеев И. В., Конопацкий А. К. Археологи- ческие исследования в Монголии в 1979—1980 годах.— В кн.: Археология эпохи камня и металла Сибири. Новосибирск, 1983, с. 3—55; Erdelyi I. Azsiai Lovas nomadok redeszeti expediciok mongdliaban.— Budapest, 1982. 104 Асеев И. В. Прибайкалье в средние века, с. 103—126; Окладни- ков А. П., Запорожская В. Д. Петроглифы Забайкалья, ч. 1.— Л., 1969; ч. 2.— Л., 1970; Дорж Д., Новгородова Э. А. Петроглифы Монголии.— Улан-Батор, 1975; Дорж Д. Гобийский всадник.— В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 174—176; Дэвлет М. А. Петроглифы Улуг-Хема.— М., 1976; Она же. Петроглифы Мугур-Саргола.— М., 1980; Она же. Петроглифы на кочевой тропе.— М., 1982; Новгородова Э. А. Великолепные катафрактарии.—. Вокруг света, 1974, № 6, с. 50—51; Nowgorodova Е. Alte Kunst der Mongolei.— Leipzig, 1980; Шинэху M. Всадники в панцирях.— Монголия, 1976, № 2, с. 22— 23; Шер Я. А. Петроглифы Средней и Центральной Азии.— М., 1980; Худя- ков Ю. С. Изображения всадников в ущелье Хушот-Дурбэн-Уул.— В кн.: Искусство и культура Монголии и Центральной Азии. М., 1981, с. 97—98. 106 Материалы по истории киргизов и Киргизии, вып. 1.— М., 1973; Тю- рюмина Л. В., Ларичев В. Е., Лебедева Е. П. Гибель империи Ляо.— В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 225—260; Лари- чев В. Е., Тюрюмина Л. В. Военное дело у киданей (по сведениям из «Ляо ши»).— В кн.: Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. Новоси- бирск, 1975, с. 99—112; Лубсан Данзан. Алтай Тобчи.— М., 1973; Е Лун Ли. История государства киданей.— М., 1979; Мэн-да бэй-лу.— М., 1975. 106 Гумилев Л. Н. Хунны в Китае.— М., 1974; Малявкин А. Г. Уйгурские государства в IX—XII вв.—Новосибирск, 1983; Чулууны Далай. Монголия в XIII-XIV веках.-М., 1983. 242
Часть первая ВООРУЖЕНИЕ КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ ПОЗДНЕЙ ДРЕВНОСТИ (II в. до н. э. — V в. н. э.) Глава первая ФОРМИРОВАНИЕ НОВОГО КОМПЛЕКСА ОРУЖИЯ ДИСТАНЦИОННОГО БОЯ У ХУННОВ 1 Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Сред- ней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1950, с. 39—141; Кюнер И. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.— М., 1961, с. 307—324; Таскин В. С. Материалы по истории сюнну, вып. 1.— М., 1968; вып. 2.— М., 1973. 2 Талько-Грынцевич Ю. Д. Суджинское доисторическое кладбище в Ильмовой пади.— Тр. ТКОПОРГО, 1898, т. 1, вып. 2; Он же. Материалы к па- леоэтнологии Забайкалья.— Там же, вып. 3; 1900, т. 3, вып. 1; т. 3, вып. 2-3; 1901, т. 4, вып. 2; 1903, т. 4, вып. 2; Он же. Древние аборигенты Забайкалья в сравнении с современными инородцами.— Там же, 1905, т. 8, вып. 1; Он же. Население древних могил и кладбищ Забайкальских.— Верхнеудинск, 1928; Сосновский Г. П. Нижне-Иволгинское городище.— ПИДО, 1934, № 7—8, с. 150—156; Он же. Раскопки Ильмовой пади.— С А, 1946, вып. 8, с. 51—68; Он же. Дэрэстуйский могильник.— ПИДО, 1935, № 1-2, с. 168—176; Он же. О поселении гуннской эпохи в долине р. Чикоя.— КСИИМК, 1947, вып. 14; Козлов П. К. Северная Монголия. Ноин-Улинские памятники.— В кн.: Краткие отчеты экспедиции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Ти- бетской экспедицией П. К. Козлова. Л., 1925; Теплоухов С. А. Раскопки курганов в горах Ноин-Ула.—Там же; Боровка Г. И. Культурно-историческое значение на- ходок экспедиции.— Там же; Руденко С. И. Культура хуннов и ноинулинские курганы.— М.— Л., 1962; Давыдова А. В. Иволгинское городище.— СА, 1956, вып. 25, с. 261—300; Она же. Новые данные об Иволгинском городище.— Тр. БКНИИ, Улан-Удэ, вып. 3, 1960; Доржсурэн Ц. Умард Хунну.— Улаанбаатар, 1961; Он же. Раскопки могил хунну в горах Ноин-Ула на р. Хунигол (1954— 1957).— В кн.: Монгольский археологический сборник. М., 1962; Конова- лов П. Б. Хунну в Забайкалье.— Улан-Удэ, 1976; Цэвээндорж Д. Новые данные по археологии хунну.— В кн.: Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985; Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина на горе Сул-Толгой.— Изв. СО АН СССР (в печати); Кызласов Л. Р. О памятни- ках ранних гуннов.— В кн.: Древности Восточной Европы. М., 1969, с. 115— 124; Мандельштам А. М. Исследование могильников Байдаг II и Часкал II.— В кн.: АО 1966 года. М., 1967, с. 128; Савинов Д. Г. О завершающем этапе куль- туры ранних кочевников Горного Алтая.— КСИА, М., 1978, вып. 154, с. 48— 55; Евтюхова Л. А. Развалины дворца в «земле хагас».— КСИИМК, М., 1947, вып. 21; Вайнштейн С. И., Крюков М. В. «Дворец Ли Лина», или конец одной легенды.— СЭ, 1976, № 3, с. 137—149. 3 Давыдова А. В. Иволгинское городище, с. 286—291; Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 173—179. 4 Цэвээндорж Д. Новые данные...; Худяков Ю. С. Железные наконечники стрел из Монголии.— В кн.: Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985. 6 Дорж Д., Новгородова Э. А. Петроглифы Монголии, ч. 1.— Улан-Ба- тор, 1975, с. 44. 6 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Ново- сибирск, 1980, с. 69. 7 Давыдова А. В. Иволгинское городище, с. 291; Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 32, 38, 50, 62, 91, 113, 114, 116. 8 Цэвээндорж Д. Новые данные... 9 Нарезка присутствует на всех накладках. 10 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 42, 121. 16* 243
11 Цэвээндорж Д. Новые данные... 12 Сосновский Г. П. Раскопки Ильмовой пади..., с. 62; Цэвээндорж Д» Новые данные... (в печати)., 13 Коновалов П. Б. Хуину в Забайкалье, с. 32, 130. 14 Цэвээндорж Д. Новые данные...; Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээн- дорж Д, Погребение хуннского воина... 15 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 179. 16 Там же, с. 57, 116. 17 Цэвээндорж Д. Новые данные... 18 Там же. 19 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 40. 20 Там же. 21 Кюнер Н. В. Китайские известия,.., с. 310. 22 Таскин В. С. Материалы..., вып. 2, с. 5. 23 Дорж Д., Новгородова Э. А. Петроглифы Монголии, рис. 6. 24 Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 31; Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962, рис. на с. 42, 43; Хазанов А. М. Очерки военного дела сарма- тов. М., 1971, табл. XVIII, 1, 2. 25 Цит. по: Хазанов А. М. Очерки военного дела, с. 31. 26 Там же, табл. XVII, 14. 21 Сосновский Г. П. Раскопки Ильмовой пади, с. 62. 28 Саве нов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 147—148. 29 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 178. 30 Цэвээндорж Д. Новые данные... 31 Хазанов А. М. Очерки военного дела, с. 32. 32 Руденко С. И. Культура хуннов, табл. IV, 7; Асеев И. В., Худя- ков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина...; Цэвээндорж Д. Но- вые данные...; Боровка Г. И. Археологическое обследование среднего течения р. Толы.— В кн.: Северная Монголия, вып. II. Л., 1927, табл. III, 12. 33 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. I, 7; II, 20, 28. 34 Руденко С. И. Культура хуннов, табл. XXX, 3; Цэвээндорж Д. Новые данные... 35 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. 1,12—16; II, 17—19, 21— 26, 29; Талько-Грынцевич. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья.— Тр. ТКОПОИРГО, 1901, т. 4, вып. 2, с. 51, табл. II, р. 36 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина...; Цэвээндорж Д. Новые данные... 37 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. I, 8, 9. 38 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 39 Талько-Грынцевич Ю. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья.— Тр. ТКОПОИРГО, 1900, т. 3, вып. 2-3, табл. II, 0. 40 Доржсурэн Ц. Раскопки могил хунну, рис. 7, 2, с. 39, 43; Он. же» Умард хунну, зур. 9. 41 Талько-Грынцевич Ю. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья.— Тк. ТКОПОИРГО, 1900, т. 3, вып. 1, с. 54, табл. XI. 42 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. I, 1—7; Цэвээндорж Д» Новые данные... 43 Руденко С. И. Культура хуннов, табл. IV, 9. 44 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. I, 10. 46 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского- воина... 46 Волков В. В. Бронзовые наконечники стрел из музеев МНР.— В кн.: МАС. М., 1962, рис. 3, 14—16, с. 21. 47 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 48 Талько-Грынцевич 10. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья.— Тр. ТКОПОИРГО, 1900, т. 3, вып. 2-3, табл. II, п. 244
49 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 175. 50 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 19, 1. 51 Талько-Грынцевич Ю. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья, т. 3, вып. 2-3, табл. XI, д. 52 Волков В. В. Бронзовые наконечники стрел, рис. 4, 12. 63 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 10; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22. 64 Давыдова А. В. Иволгинскоегородище,рис. 20, 11, 12; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22. 65 Руденко С. И. Культура хуннов, табл. IV, 5. 56 Цэвээндорж Д. Новые данные... 67 Там же. 58 Руденко С. И Культура хуннов, табл. IV, 8. 69 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 60 Там же. 61 Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22, в. 62 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 1, 3, 6; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22, 3. 63 Асеев И. В., Худяков IO. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 64 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 13, 14, 16, 17; Руден- ко С. И. Культура хуннов, рис. 22, е, ж. 65 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 29; Асеев И. В., Худя- ков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 66 Руденко С. И. Культура хуннов, табл. IV, 6. 67 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, табл. I, 11. 68 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 7, 8; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22, б. 69 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 5; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22, а. 70 Цэвээндорж Д. Новые данные... 71 Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 20, 15; Руденко С. И. Культура хуннов, рис. 22, м. 72 Давыдова А. В. Новые данные об Иволгинском городище (предвари- тельные итоги исследований 1958 г.).— Тр. БКНИИ, Улан-Удэ, 1960, вып. 3, рис. 13, 5—7. 73 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 178. 74 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 75 Талько-Грынцевич Ю. Д. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья, т. 3, вып. 2-3, табл. II, п. 76 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 40. 77 Там же, с. 46. 78 Сосновский Г. П. Раскопки в Ильмовой пади..., с. 62. 79 Давыдова А. В. Иволгинское городище, с. 288—291; Руденко С. И. Культура хуннов, с. 26. 80 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 173—178. 81 Цэвээндорж Д. Новые данные... 82 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье, с. 177. 83 Кызласов Л. Р. О памятниках ранних гуннов, с. 118. 84 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 46—47. 85 Руденко С. И. Культура хуннов, с. 25. 86 Там же. 87 Дорж Д., Новгородова Э. А. Петроглифы Монголии, рис. 6. 88 Асеев И. В., Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Погребение хуннского воина... 89 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 40. 90 Артамонов Н. М. История хазар, рисунок на с. 43. 91 Цэвээндорж Д. Новые данные... 245
92 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 40. 93 Давыдова А. В. О классификаций и хронологии археологических па- мятников сюнну.— В кн.: Проблемы археологии, вып. 2. Л., 1978, с. 111, 112. 94 Гумилев Л. Н. Хунну.— М., 1960, с. 79. 95 Таскин В. С. Материалы..., с. 6. 96 Там же, с. 5. 97 Там же, с. 11. 98 Там же, с. 12. 99 Там же. 100 Там же, с. 11. 101 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 50. 102 Там же, с. 55. 103 Там же, с. 135. 104 Там же, с. 50. 106 Там же, с. 51. 106 Там же, с. 40. 107 Там же, с. 50. 108 Там же, с. 46. 109 Там же, с. 47. 110 Пэрлээ X. К истории древних городов и поселений в Монголии.— СА, 1957, № 3, с. 44-45. ' 111 См.: Давыдова А. В. Иволгинское городище, рис. 1. 112 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 78. 113 Там же, с. 40. 114 Там же, с. 50. Глава вторая ТРАДИЦИОННЫЙ НАБОР ВООРУЖЕНИЯ ТЕСИНСКИХ ПЛЕМЕН 1 Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири.— МИА, М., 1949, № 9, с. 267. 2 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины.— М., 1960, с. 161—163. 3 См.: Теплоухов С. А. Опыт классификации древних металлических куль- тур Минусинского края, т. 4, вып. 2.— Л., 1929, с. 49—50; Киселев С. В. Древ- няя история..., с. 161; История Сибири, т. 1.— Л., 1968, с. 187; Мартынов А. И. Хронология и периодизация памятников лесостепной татарской культуры (в кратком изложении).— Изв. ЛАИ, Кемерово, 1976, вып. 7, с. 19—24; Марты- нов А. И. Лесостепная татарская культура.— Новосибирск, 1979, с. 85—91; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 24; Мартынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Конец скифской эпохи в Южной Сибири. Шестаковская куль- тура.— В кн.: Тезисы докладов Всесоюзной археологической конференции. Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. Кемерово, 1979, с. 33—35; Пшеницнна М. Н. Тесинский этап.— В кн.: Комплекс археоло- гических памятников у горы Тепсей на Енисее. Новосибирск, 1979, с. 70; Са- винов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху.— Л., 1984, с. 14-17. 4 Вадецкая Э. Б. Татарские традиции в таштыкской культуре.— В кн.: Проблемы западно-сибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981, с. 95-100. 5 Вадецкая Э. Б. Первые итоги работ на КАТЭКе.— В кн.: Древние культуры евразийских степей. Л., 1983, с. 51—53. 6 Дэвлет М. А. Большая Боярская писаница.— М., 1976, табл. VI, 1\ XIV. 7 Мартынов А. И. Хронология и периодизация..., с. 23. 8 Дэвлет М. А. Большая Боярская писаница, табл. VI, 1. 9 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 46, 3. 10 Пшеницина М. Н. Третий тип памятников тесинского этапа.— В кн.: Первобытная археология Сибири. Л., 1976, рис. 3, 10. 246
11 Молодин В. И., Бобров В. В., Равнушкин В. Н. Айдашинская пеще- ра.— Новосибирск, 1980, с. 78. 12 Кузьмин Н. Ю. Тесинские погребальные памятники на юге Хакасии у г. Саяногорска.— В кн.: Древние культуры евразийских степей. Л., 1983, с. 75. 13 Пшеницина М. Н. Тесинский этап, рис. 50, 24. 14 Мартынов А. И. Хронология и периодизация..., рис. 6, ПО. 15 Пшеницина М. Н. Тесинский этап, рис. 48, 31. 16 Там же, рис. 48, 19. 17 Там же, рис. 48, 18. 18 Молодин В. И., Бобров В. В., Равнушкин В. Н. Айдашинская пещера, табл. XVIII, 1. 19 Там же, табл. XLVIII, 2. 20 Там же, табл. XXXVII, 12. 21 Там же, табл. XLVIII, с. 3—5. 22 Там же, табл. XLIII, 20—23, 27, ,28; Кузьмин Н. Ю. Тесинские погре- бальные памятники..;, с. 75. 23 Кулемзин А. М. Тагарские костяные наконечники стрел.— Изв. ЛАИ, Кемерово, 1976, вып. 7, рис. 21, 26, 28, 29, 33, 35. 24 Молодин В. И., Бобров В. В., Равнушкин В. Н. Айдашинская пещера, с. 73. 26 Кулемзин А. М. Тагарские костяные наконечники..., рис. 21, 25, 27, 31, 32, 34; Молодин В. И., Бобров В. В., Равнушкин В. Н. Айдашинская пеще- ра, с. 73. 26 Кулемзин А. М. Тагарские костяные наконечники, рис. 21, 36. 27 Там же, рис. 21, 30. 28 Молодин В. И., Бобров В. В., Равнушкин В. Н. Айдашинская пещера, табл. XLIII, 29. 29 Там же, табл. XLVIII, 6. 30 Там же, табл. XLVI, 11. 31 Там же, табл. XXXVII, 14. 32 Там же, табл. XXXVII, 13. 33 Там же, с. 89. 34 Савельев Н. А., Худяков Ю. С. Погребение гуннского времени на р. Кан.— В кн.: Археология и этнография Южной Сибири. Барнаул, 1984, с. 71. 36 Мартынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские кур- ганы.— Кемерово, 1971, рис. 96; Субботин А. В. Тесинский склеп в с. Береш.— В кн.: Древние культуры евразийских степей. Л., 1983, рис. 12. 38 Вайнштейн С. И., Крюков М. В. «Дворец Ли Лина», или конец одной легенды.— СЭ, 4976, № 3, с. 148—149. 37 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 13—17. 38 Дэвлет М. А. Большая Боярская писаница, табл. XIV. 39 Абсалямов М. Б., Мартынов А. И. Поселения тагарского и переходного тагаро-таштыкского времени в Хакасско-Минусинской котловине и Ачинско- Мариинской лесостепи.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемерово, 1979, с. 77-82. Глава третья ОРУЖИЕ ПЛЕМЕН КОКЭЛЬСКОЙ КУЛЬТУРЫ 1 Кызласов Л. Р. Древняя Тува.— М., 1979, с. 79—80. 2 История Тувы, т. 1.— М., 1964, с. 35—39. 3 Вайнштейн С. И. Некоторые итоги работ археологической экспедиции Тувинского НИИЯЛИ в 1956—1957 гг.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, 1958, вып. 6, с. 224—226, 232—233; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Уникальные находки из раскопок древних курганов Тувы.— Там же, 1960, вып. 8. с. 195—197; Они же. Памятники в могильнике Кокэль конца I тысячелетия до нашей эры- 47
первых веков нашей эры.— Тр. ТКАЭЭ, М.— Л., 1966, т. 2, с. 185—291; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль в 1962 г. (погребения казылган- ской и сыын-чурекской культур).— Там же, 1970, т. 3, с. 7—79; Дьяконо- ва В. П. Большие курганы-кладбища на могильнике Кокэль (по результатам раскопок за 1963, 1965 гг.).— Там же, с. 80—209; Она же. Археологические раскопки на могильнике Кокэль в 1966 г.— Там же, с. 210—238; Грач А. Д. Археологические исследования в Кара-Холе и Монгун-тайге.— Там же, 1960, т. 1, с. 82—98; Кызласов Л. Р. Этапы древней истории Тувы (в кратком изложе- нии).— ВМУ. Сер. ист.-филол., 1958, № 4, с. 89—98; Он же. Древняя Тува, с. 79—120; Длужневская Г. В. Курганы-кладбища в Саянском каньоне Ени- сея.— КСИА, М., 1982, вып. 170, с. 109—115; Мандельштам А. М., Стамбуль- ник Э. У. О некоторых проблемах истории ранних кочевников Тувы.— В кн.: Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980, с. 43—59; СтамбульникЭ. У. Новые памятники гунно-сарматского времени в Туве (некоторые итоги работ).— В кн.: Древние культуры евразийских сте- пей. Л., 1983, с. 34—41. 4 Членова Н. Л. Несколько писаниц юго-западной Тувы.— СЭ, 1956, № 4, с. 54 —58, рис. 12; Вайнштейн С. И. Некоторые итоги..., с. 226. 5 Грач А. Д. Новые данные о древней истории Тувы.— Уч. зап. ТНИИЯЛИ, 1971, вып. 15, с. 99-102. 6 История Тувы, с. 46—47; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Ко- кэль..., с. 78; Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 106—110. 7 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 9о—99, 114—115. 8 Грач А. Д. Новые данные..., с. 101. 9 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 119—120. 10 Нами ввиду отсутствия данных не учтены две пары накладок из могиль- ников Кара-Даг и Аймырлыг. См.: Стамбульник Э. У. Новые памятники изоб- разительного искусства послескифского времени из Центральной Тувы.— В кн.: Тезисы докладов Всесоюзной археологической конференции. Проб- лемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. Кемерово, 1979, с. 145-147. 11 Грач А. Д. Археологические исследования..., рис. 32; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. 1, 4; Вайнш- тейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 19—22, 112, 2; Дьяконо- га В. П. Большие курганы-кладбища..., с. 85, 99, 113, 122, 137, 187. 12 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 21, 3—13; 52, I—7; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., с. 88, 135; Она же. Архео- логические раскопки..., с. 217; Кызласов Л. Р. Древняя Тува, табл. III, 24. 13 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 22, с. 37. 14 Там же, рис. 19; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., с. 113. 15 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., рис. 40. 16 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 25, 14; 33, 7; 34, 6, 7; 47, 6; 70, 4; 76, 4, 6; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. IX, 1—11; Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 90, рис. 75, 1—3. 17 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., с. 88, 90. 18 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 107, рис. 75, 4; 19 Там же, рис. 75, 4. 20 Там же, с. 107. 21 Ср. Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. IX, 1—11. 22 История Тувы, с. 45, рис. 20—22. 23 Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов.— М., 1971, с. 31. 24 Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье.— Улан-Удэ, 19767 с. 178. 25 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, рис. 73, 2, 4—6; Вайнштейн С. И., Дья- конова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 10—12, 16, 18, 22, 25, 26, 28, 45, 46; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 8, 11,12, 14; 14, 3, 4; 20, 1, 2; 21, 3, 4; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладби- ща..., табл. I, 1—6, 18—20, 23, 24, 28, 55, 57, 58, 59, 66; Грач А. Д. Археологи- ческие исследования..., рис. 28; Данченок Г. П. Отчет о работе в Овюрском районе ТувАССР в полевом сезоне 1982 года.— Новосибирск, 1982, рис. 12, 3, 5, 9. 248
26 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, рис. 73, 3; 81, 3, 4; 84, 4, 5; Вайнш- тейн С. И. Некоторые итоги..., табл. IV, 92; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. И. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 5—8, 12, 15, 19, 20, 21, 23, 35; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 9, 9; 12, 9, 13; 21, 5; 25, 8; 27, 6; 29, 10; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. I, 21, 27, 29, 32, 34, 37, 40, 49, 54; Она же. Археологические раскопки..., табл. III, 4, 6; Данченок Г. П. Отчет о работе..., рис. 123, 6. 27 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, табл. III, 23; Вайнштейн С. И., Дьяко- нова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 14, 29, 30, 32, 43, 44; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 15; 40, 10; 42, 4; 49,11; 51, 1—3, 5; 76,11; 80, 8; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. I, 25, 26, 30, 31, 36, 38, 52, 53; табл. II, 16—18; Она же. Археологические раскопки..., табл. I, 22; табл. III, 5; Данченок Г. П. Отчет о работе...# рис. 123, 4. 28 Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 9, 24, 27, 36. 29 Там же, табл. III, 17; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. I, 35; II, 15, 19-22, 24, 31, 32, 35, 36—38, 45, 47, 49. 30 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, табл. III, 21; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 49, 8; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятни- ки в могильнике Кокэль..., табл. XIV, 4. 31 Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П.— Памятники в могильнике Кокэль..., табл. XIV, 1; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 9; 103, 4. 32 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 10; 21, 6. 33 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. II, 29. 34 Там же, табл. II, 30. 35 Там же, табл. II, 6, 7, 27; табл. III, 71, 72; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 17, 6; 40, 5; Данченок Г. П. Отчет о работе...., рис. 128, 3. 36 Стамбульник Э. У. Новые памятники..., рис. 2. 37 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, рис. 73, 1; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 42, 5, 6; Дьяконова В. П. Большие курганы-клад- бища..., табл. III, 26, 60, 61; Данченок Г. П. Отчет о работе..., рис. 123, 7, 8. 38 Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль...# табл. III, 42. 39 Дьяконова В. П. Археологические раскопки..., табл. III, 3. 40 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. III, 33. 41 Вайнштейн С. И. Некоторые итоги..., табл. IV, 91. 42 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. III, 27, 28. 43 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 47, 1. 44 Там же, рис. 57, 1. 45 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. II, 4. 46 Там же, табл. II, 1—3, 5; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Ко- кэль..., рис. 9, 8. п Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., с. 78. 48 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 108—110. 49 Там же, с. 90, 107, 108. 50 Там же, с. 90, рис. 73, 2—8; 74, 1—5. 61 Там же, с. 107, 108. 62 Там же, рис. 74, 1—5. 63 Там же, с. 90, рис. 73, 7, 8; 74, 1, 2. 54 Там же, с. 107. 55 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. I, 10, 11. 56 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 26, 9; 29, 8; 76, 2; 112, Г, Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., рис. 44. 57 Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 25, 12; 106, 5. 58 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, рис. 81, 1; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. VIII, 4; Она ясе. Археологические раскопки..., табл. III, 11; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Ко- кэль..., табл. XI, 11; Данченок Г. П. Отчет о работе..., рис. 124,1. 2AQ
69 Данченок Г. П. Отчет о работе..., табл. XI, 3, 4. 60 Там же, табл. XI, 5, 8, 9; Дьяконова В. П. Археологические раскопки..., табл. II, 12, 13. 61 История Тувы, с. 46, 47; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Ко- кэль..., с. 78; Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. НО. 62 Кызласов Л. Р. Древняя Тува. 63 Там же, рис. 72, 2; Вайнштейн С. И. Некоторые итоги..., табл. IV, 94; Юн же. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 12, 17, 18; 14, 5; 29, 7; 37, 2; 97, 5; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. VI, 75. 64 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, рис. 81, 5; Данченок Г. П. Отчет о рабо- те..., рис. 128, 1; Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 37—40; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 17, 4; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. 11, 10; 111, 74. Она же. Археологические раскопки..., табл. III, 9, 10. 65 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. III, 11, 12, 28, 39, 40, 54. 66 Вайнштейн С. И., Дьяконова В. П. Памятники в могильнике Кокэль..., табл. III, 41; Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. III, 49. 67 Дьяконова В. П. Большие курганы-кладбища..., табл. III, 12, 14, 50~ 52; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., рис. 25, 5. 68 См.: Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. НО; Вайнштейн С. И. Раскопки могильника Кокэль..., с. 78. 69 Вайнштейн С. И. Некоторые итоги..., табл. I, 2, 3, 4. 70 Там же, с. 225. 71 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. НО. 72 Там же, с. 118. 73 С нашей точки зрения, Л. Р. Кызласов (см. Древняя Тува, с. 80, 114) неправомерно предлагает деление на этапы, в частности выделение второго этапа. 74 Алексеев В. П., Гохман И. И. Палеоантропологические материалы гун- но-сарматского времени из могильника Кокэль.— Тр. ТКАЭЭ, Л., 1970, т. 3, с. 248. Глава четвертая КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ ПЛЕМЕН ТАШТЫКСКОЙ КУЛЬТУРЫ 1 См.: Теплоухов С. А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края.— МЭ, Л., 1929, т. IV, вып. 2, с. 91, табл. II, 16;. Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири.— МИА, М.— Л., 1949, № 9, с. 239—240, табл. ХХХУ1, 7; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха в истории Ха- касско-Минусинской котловины.— М., 1960, с. 86 —87, ПО, 111, 126—129, 139, 156; Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина.— В кн.: Древние куль- туры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978, с 164—169; Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее.— Новосибирск, 1979, с. 96; Сунчугашев Я. И. Древняя металлургия Хакасии. Эпоха железа.— Но- восибирск, 1979, с. 67—68. 2 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 86—87, 110—111, 126—129, 139, 156; Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина, с. 164—169. 3 См.: Теплоухов С. А. Опыт классификации..., с. 50—51; Киселев С. В. Древняя история..., с. 260—264; Кызласов Л, Р. Таштыкская эпоха..., с. 35— 156; Грязнов М. П. Миниатюры таштыкской культуры.— АСГЭ, 1971, вып. 13, с. 94—106; Комплекс археологических памятников..., с. 5; Вадецкая Э. Б. Тагарские традиции в таштыкской культуре.— В кн.: Проблемы западно-сибир- ской археологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981, с. 95—100. 4 Липский А. Н. Некоторые вопросы таштыкской культуры в свете сибир- ской этнографии (II в. до н. э>— IV в. н. э.).— Краеведческий сборник, Абакан, 1956, № 1, с. 11—92; Баркова Л., О. Таштыкский могильник Барсучиха II.— В кн.: Первобытная археология Сибири. Л., 1975, с. 165—173; Вадецкая Э. Б. Черты погребальной обрядности таштыкских племен по материалам грунтовых 250
могильников на Енисее.— В кн.: Первобытная археология Сибири. Л., 1975, с. 173—183; Она же. Малый таштыкский склеп на речке Дальняя Чея.— КСИА, М., 1981, вып. 167, с. 59—65; Худяков Ю. С. Работы Хакасского отряда в 1975 г.— В кн.: Источники по археологии Северной Азии (1935—1976 гг.). Но- восибирск, 1980, с. 113; Он же. Исследования на Чулыме.— В кн.: Археологи- ческий поиск. (Северная Азия). Новосибирск, 1980, с. 101—105, 109—113; Мартынова Г. С. Михайловское поселение по результатам раскопок 1967 г.— ИЛАИ, Кемерово, 1970, вып. 2, с. 54; Она же. Погребения с «кыргызскими» вазами в курганах Михайловского могильника.— Там же, 1976, вып. 7, с. 68— 80; Кулемзин А. М. Шестаковский археологический комплекс.— В кн.: Архео- логия Южной Сибири. Кемерово, 1980, с. 96, 98, 105. 5 Мартынова Г. С. Погребения с «кыргызскими» вазами..., с. 73, 78. 6 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. НО, 126; Архив ИА, Р-1, 4010, рис. 151. 7 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 43, 15. 8 Le Coq A. Bilderatlas zur Kunst und Kulturge schichte Mittel-Asiens.— Berlin, 1925, fig. 111. 9 См.: Комплекс археологических памятников..., рис. 59—61; Appelgren- Kivalo H. Alt-altaische Kunstdenkmaler.— Helsingfors, 1931, Abb. 96, 97, 307, 308, 312. 19 Комплекс археологических памятников..., рис. 61. 11 Там же, рис. 59, 60, 61. 12 Архив ИА, Р-1, 4010, рис. 151. 13 Комплекс археологических памятников..., рис. 61. 14 Мартынова Г. С. Погребения с «кыргызскими» вазами..., с. 30, 5. 15 Там же; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 55, 5; Сунчуга- шев Я. И. Древняя металлургия..., табл. VIII, 6, 8; Кулемзин А. М. Шестаков- ский археологический комплекс, рис. 7, 8. 16 См.: Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., табл. 4, 68; Мартынова Г. С» Погребения с «кыргызскими» вазами..., рис. 30, 5; Худяков Ю. С. О вооружении такского воина, рис. 2, 7, 3; Он же. Игра в бабки в таштыкское время.— Изв. СО АН СССР, 1980, № 1. Сер. обществ, наук, вып. 1, рис. 1. 17 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 51, 4. 18 Худяков Ю. С. Работы Хакасского отряда..., с. 107. . 19 См.: Худяков Ю. С. Раскопки на Чулыме в 1978 году.— В кн.: Археоло- гические исследования в районах новостроек Сибири. Новосибирск, 1985. 20 Карцев В. Г. Материалы к археологии Красноярского района.— Крас- ноярск, 1929, с. 49, табл. IV, 56. 21 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рпс. 31, 3—5. 22 Теплоухов С. А. Опыт классификации..., табл. II, 16; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха, рис. 31, 2. 23 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 31, 1; Сунчугашев Я. И. Древняя металлургия..., табл. VII, 1, 3—5; Худяков Ю. С. О вооружении..., рис. 2, 7—9; Кулемзин А. М. Шестаковский археологический комплекс, рис. 7, 5, 9. 24 Комплекс археологических памятников..., рис. 56, 30. 25 Сунчугашев Я. И. Древняя металлургия..., табл.. VII, 2; Кулем- вин А. М. Шестаковский археологический комплекс, рис. 1, 2. 26 Комплекс археологических памятников..., рис. 61. 27 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 110, 139, 156. 28 Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина, с. 167. 29 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Ново- сибирск, 1980, с. 102. 30 Давыдова А. В. Иволгинское городище.— СА, 1956, вып. XXV, рис. 20,. 12; Кулемзин А. М. Татарские костяные наконечники стрел.— ИЛАИ, Кемеро- во, 1976, вып. 7, рис. 7, 1, 9. 31 Карцев В. Г. Ладейское и Ермолаевское городища.— ТСА Р АНИОН, М., 1929, т. IV, рис. 3, 3. 32 Киселев С. В. Древняя история..., с. 240; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 87. 25
83 Липский А. Н. Некоторые вопросы..., с. 73—74; Он же. К вопросу об использовании этнографии для интерпретации археологических материалов.— СЭ, 1966, № 1, с. 114. 34 Вайнштейн С. И., Дьяконова В.П.Памятники в могильнике Кокэль конца I тысячелетия до нашей эры — первых веков нашей эры.— Тр. ТКАЭЭ, М.— Л., 1966, т. 2, рис. 25. 35 Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина, с. 167, рис. 2, 10. 36 Киселев С. В. Древняя история..., с. 240; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 86, НО, 127, 139; Худяков Ю С. Раскопки на Чулыме... 37 Киселев С. В. Древняя история..., с. 240; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 139; Худяков Ю. С. Исследования на Чулыме...., с. 112. 38 Бичурин II. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1950, с. 229. 39 Комплекс археологических памятников..., рис. 59—61. 40 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 87, 129, рис. 30, 5; Комплекс археологических памятников..., рис. 56, 33; Худяков Ю. С. О вооружении таш- тыкского воина, рис. 2, 6. 41 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 139; Баркова Л. Л. Таштык- ский могильник..., рис. 3, 8. 42 Мартынова Г. С. Погребения с «кыргызскими» валами..., с. 73, 78. 43 Комплекс археологических памятников..., рис. 59—61. 44 Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина, рис. 2, 5. 45 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., рис. 139, рис. 51, 2, 3. 46 Там же, рис. 36, 17, 19. 47 Там же, с. 111. 48 Там же. 49 Кызласов Л. Р. Древняя Тува.— М., 1979, с. НО. 60 Кубарев В. Д. Кинжалы из Горного Алтая.— Вкн.: Военное дело древ- них племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, рис. 9, 4. 61 Там же, рис. 6, 2—6; 7, 3, 4; 8, 1, 4; 9, 5. 52 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 111. 53 Клеменц Д. Древности Минусинского музея.— Томск, 1886, с. 160. 64 Худяков Ю. С. О вооружении таштыкского воина, рис. 2, 4. 55 Комплекс археологических памятников..., рис. 59; Appelgren-Kiva< lo Н. All-altaische Kunstdenkmaler, abb. 312. 56 Комплекс археологических памятников.... рис. 59. 67 Киселев С. В. Древняя история..., с. 240; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 87. 58 Appelgren-Kivalo Н. Alt-altaische Kunstdenkmaler, abb. 97, 98. 69 Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха..., с. 165; Комплекс археологических памятников..., рис. 60, 61. 60 Гумилев Л. Н. Хунну.— М., 1960, с. 237; Бичурин Н. Я. Собрание све- дений..., с. 188. 61 Авраменко Г. А. Городище таштыкской эпохи у г. Ачинска.— В кн.: Материалы и исследования по археологии, этнографии и истории Красноярско- го края. Красноярск, 1963, с. 105—111; Абсалямов М. Б. Тагарские п таштык- ские поселения Южной Сибири по материалам разведок 1970—1976 годов.— В кн.: Южная Сибирь в скифо-сарматскую эпоху. Кемерово, 1976, с. 115—116; Абсалямов М. Б., Мартынов А. И. Поселения татарского и переходного тагаро- таштыкского времени в Хакасско-Минусинской котловине и Ачинско-Мариин- ской лесостепи.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемерово, 1979, с. 77—82. 62 Авраменко Г. А. Городище таштыкской эпохи..., с. 106—107. Глава пятая НАБОР ОРУЖИЯ ПЛЕМЕН ВЕРХНЕОБСКОЙ КУЛЬТУРЫ 1 См.: Грязнов М. П. История древних племен верхней Оби по рас- копкам близ с. Большая Речка.— МИА, М.— Л., 1956, № 48, с. 111, 123; Уман- ский А. П. Могильники верхнеобской культуры на верхнем Чумыше.— В кн.: 252
Бронзовый и ранний железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 139, 140, 147, 148; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура в Новосибирском Приобье.— В кн.: Проблемы западно-сибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981, с. НО, 112, 113. 2 См.: Грязнов М. П. История древних племен..., с. 109, 133; Троиц- кая Т. Н. Одинцовская культура..., с. 101. 3 См.: Грязнов М. П. История древних племен..., с. 109—114, 121—124, 133—140; Чернецов В. Н. Усть-полуйское время в Приобье.— МИА, 1953, № 53, с. 228—229; Кызласов Л. Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Мину- синской котловины.— М., 1960, с. 171—172; Могильников В. А. Население южной части лесной полосы Западной Сибири в конце I — начале II тыс. н. э. Канд, дис.— М., 1964, с. 14; Чиндина Л. А. Могильник Релка на средней Оби.— Томск, 1977, с. 71—72; Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой хроноло- гии Восточной Европы.— СА, 1971, № 3, с. 121; Троицкая Т. И. Кулайская культура в Новосибирском Приобье.— Новосибирск, 1979, с. 44; Она же. Ле- состепное Приобье в раннем железном веке. Докт. дис.— Новосибирск, 1981, с. 28-31. 4 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., с. 142. 5 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XLII, 10; Уман- ский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., с. 5, 10. 6 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XXXVIII, 14; XLI, 1—3; Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 5, 12; Троиц- кая Т. Н. Одинцовская культура..., с. 5, 1. 7 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 2. 8 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 5, 9, 11. 9 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XXXVIII, 15; Уман- ский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 1, 3, 4. 10 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтай- ских племен.— М.— Л., 1965, рис. 3, 2. 11 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 3, 1. 12 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., с. 9, 5. 13 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XLV, 34. 14 Там же, табл. XLV, 16. 15 Там же, табл. XLV, 15. Там же, табл. XXXIII, 5, 6; XXXVIII, 5. 17 Там же, табл. XXXIII, 3; XLV, 17; Уманский А. П. Могильники верх- необской культуры..., рис. 5, 15; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 4—12; 9, 6—8. 18 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. LI, 8, 9. 19 Там же, табл. XLII, 5; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 6. 20 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. 19; XXXII, 8—7, 13, 14; XXXIII, 3, 4; XXXIV, 7, 12, 15, 18, 20; XXXVIII, 6, 11; XL, 4; табл. XLII, 7, 8; XLV, 18; Уманский А. П. Могильники верхнеобской культу- ры..., рис. 5, 13, 14, 16—20; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 7, 13; 9, 9. 21 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. LI, 7, 10, 11; Уман- ский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 6, 6; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 11. 22 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 3, 1. 23 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 9. 24 Грязнов М. П. История древних племен..., XXXII, 15; XXXIV, 11, 17; XXXVIII, 7—10; табл. XLI, 23, 24; табл. LI, 6. 25 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 9, 10. 26 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XXXIV, 3, 9, 13, 15, 27 Там же, табл. LI, 5; Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 6, 1—7. 28 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 15. 29 Грязнов М. П. История древних племен, табл. LI, 1. 30 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., рис. 5, 10. 253
31 Там же, рис. 5, 14. 32 Грязнов М. П. История древних племен, табл. XXXIII, 7. 33 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., с. 140; Троиц- кая Т. Н. Одинцовская культура..., с. НО. 34 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 1, 4. 35 Там же, рис. 3, 4’, 5, 6. 36 Грязнов М. П. История древних племен..., с. 103. 37 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., с. 143. 38 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XXXVIII, 1. 39 Там же, табл. XXXVIII, 2. 40 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры..., рис. 5, 7, 2. 41 Там же, с. 139. 42 Там же, с. 147. 43 Там же, рис. 7. 44 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. XLI, 11. 45 Троицкая Т. Н. Одинцовская культура..., с. 104—108. Глава шестая ВООРУЖЕНИЕ БЕРЕЛЬСКИХ ПЛЕМЕН 1 См.: Радлов В. В. Сибирские древности.— Спб., 1896, с. 44; За- харов А. А. Материалы по археологии Сибири. Раскопки акад. В. В. Радлова в 1865 г.— Тр. ГИМ, М., 1926, вып. 1, с. 79—106. 2 Сорокин Г. Д. Погребения эпохи великого переселения народов в райо- не Пазырыка.— АСГЭ, Л., 1977, вып. 18, с. 57—67; Глоба Г. Д. Раскопки кур- ганного могильника Белый Бом II.— В кн.: Археологический исследования в Горном Алтае в 1980—1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, с. 116—126; Уман- ский А. П. Памятники эпохи великого переселения народов на Алтае. Урало- алтаистика. (Археология, этнография, язык).— Новосибирск, 1985. 3 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтай- ских племен.— М.— Л., 1965, с. 54—57. 4 Сорокин С. С. Большой Берельский курган (полное издание материа- лов раскопок 1865 и 1959 гг.).— Тр. ГЭ, Л., 1969, т. X, с. 234. 6 Глоба Г. Д. Раскопки курганного могильника..., с. 116—126. 6 Сорокин С. С. Погребения..., с. 57—67. 7 Глоба Г. Д. Раскопки курганного могильника..., с. 116—126. 8 Сорокин С. С. Большой Берельский курган, рис. 22, 6, 7. 9 Нарезка присутствует на всех накладках, поэтому далее в тексте это не отмечается. 10 Там же, рис. 22, 11—13’, Сорокин С. С. Погребения..., рис. 10, 2—8. 11 Сорокин С. С. Погребения..., рис. 5, 8, 10; Глоба Г. Д. Раскопки курган- ного могильника..., табл. IV, 8', V, 3. 12 Сорокин С. С. Погребения.., рис. 5, 7. 13 Там же, рис. 5, 4—6, 9. 14 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 5, 7. 15 Глоба Г. Д. Раскопки курганного могильника..., табл. IV, 4; V, 6. 16 Там же, табл. IV, 3. 17 Сорокин С. С. Погребения..., рис. 6, 5. 18 Сорокин С. С. Большой Берельский курган..., рис. 22, 7; Гаврило- ва А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 55. 19 Выделение данного типа произведено с учетом формы острия и полосы. 20 Сорокин С. С. Большой Берельский курган..., рис. 23, 8; Гаврило- ва А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 4, 12. 21 Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов.— М., 1971, с. 5—14. 22 История Киргизской ССР, т. 1.— Фрунзе, 1968, с. 86. 23 Могильников В. А. Елыкаевская коллекция Томского университета.— СА, 1968, № 1, с. 265. 24 Сорокин С. С. Большой Берельский курган..., рис. 23, 14; Таврило» ва А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 4, 13. 254
26 Уманский А. П. Могильники верхнеобской культуры на верхнем Чу- мыше.— В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, рис. 7. 26 Синицин И. В. Археологические исследования в Западном Казахста- не.— Тр. ИИАЭ АН КазССР, 1956, т. 1, с. 103—104. 27 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Ново- сибирск, 1980, с. 119. 28 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 55; Сорокин С. С. Большой Берельский курган..., с. 234. 29 Сорокин С. С. Большой Берельский курган..., с. 234. 30 Кляшторный С. Г. Проблемы ранней истории племени турк (ашина).— В кн.: Новое в советской археологии. М., 1965, с. 280. 31 Там же. По мнению С. П. Нестерова, этноним «тюрк» бытовал на Алтае еще до переселения племенной группы Ашина.— См.: Нестеров С. П. Происхож- дение древних тюрков по этногенеалогическим легендам.— В кн.: Материалы XVII Всесоюзной научной студенческой конференции. История. Новосибирск, 1979, с. 132. 32 См.: Бернштам А. Н. Происхождение турок.— ПИДО, 1935, № 5-6, с. 46. 33 Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1960, с. 221. 34 Суразаков А. С. Курганы эпохи раннего железа в могильнике Кызык- Телань I.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980— 1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, с. 46—48. 35 Цэвээндорж Д., Худяков Ю. С. Своеобразное впускное погребение из местности Хад Узуур Уво Сагил-сомона — Studia archaeologica, Ulan-Bator, 1985. Часть вторая ВОЕННОЕ ДЕЛО КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ Глава первая ВОЕННОЕ ДЕЛО ДРЕВНИХ ТЮРОК СТАНОВЛЕНИЕ ПАНЦИРНОЙ КОННИЦЫ 1 Liu Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten zur Geschichte der Ost-tiirken (T’ u-Kiie).— Wiesbaden, 1958, Bd 1; Бичурин H. Я. Собрание све- дений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1950, с. 220—279; Кюнер Н. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.— М., 1961, с. 182 — 190; Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности.— М.— Л., 1951, с. 33—70; Он же. Памятники древнетюркской письменности Монголии п Киргизии.— М.— Л., 1959, с. 9—24. 2 Радлов В. В. Сибирские древности.— Спб., 1896; Теплоухов С. А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края.— МЭ, Л., 1929, т. 4, вып. 2, с. 55; Киселев С. В. Древняя история Южной Сиби- ри.— МИА, М.— Л., 1949, № 9, с. 273—314; Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века.— М., 1969, с. 18—55; Евтюхова Л. А. Каменные извания Южной Сибири и Монголии.— МИА, М., 1952, № 24, с. 71—120; Грач А. Д. Древне- тюркские изваяния Тувы.— М., 1961; Вайнштейн С. И. Некоторые вопросы истории древнетюркской культуры.— СЭ, 1966, № 3, с. 60—81; Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен.— М.— Л., 1965. 3 Гумилев Л. Н. Древние тюрки.— М., 1967; Кляшторный С. Г. Древне- тюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии.— М., 1964, с. 18—43. 255
4 Бернштам А. Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI—VIII веков.— М.— Л., 1946, с. 106—115, 136—145; Гумилев Л. Н. Удельно-лествичная система у тюрок в VI—VIII веках.— СЭ, 1959, № 3, с. 11-23. 5 Савинов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука и некото- рые вопросы его эволюции в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 146—162. 6 Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении кочевников средневековой Тувы (по материалам раскопок могильника Аймырлыг).— В кн.: Военное дело, древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 132—146. 7 Худяков 10. С. Вооружение кок-тюрок Среднего Енисея.— Изв. СО АН СССР, 1980, № 11. Сер. обществ, наук, вып. 3, с. 91—99. 8 Грач А. Д. Древнетюркские изваяния, с. 77—79; Кызласов Л. Р. О наз- начении древнетюркских каменных изваяний, изображающих людей.— СА, 1964, № 2, с. 27—39. 9 Трифонов Ю. И. Об этнической принадлежности погребений с конем древнетюркского времени.— В кн.: Тюркологический сборник. 1972. М., 1973, с. 351—374; Кызласов Л. Р. Древняя Тува (от палеолита до IX века).— М., 1979, с. 143. 10 Плетнева С. А. От кочевий к городам.— М., 1967, с. 102. 11 Амброз А. К. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре. Вопрос интерпретации.— В кн.: Древности эпохи великого переселения народов V— VIII веков. М., 1982, с. 212—220. 12 Данные о количестве накладок в погребениях весьма не полны, поэто- му отнесение некоторых экземпляров к тому или иному типу условно. 13 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. III, 2, 3; XVII, 4, 5; XXIV, 8, 9; Захаров А. А. Материалы по археологии Сибири. Раскопки акад. В. В. Радлова в 1865 г.— Тр. ГИМ, М., 1926, т. II, вып. 1, 13; Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири, с. 299—300. 14 Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении..., с. 133; Вайнштейн С. И. Памятники второй половины I тысячелетия в Западной Туве.— Тр. ТКАЭЭ, М.— Л., 1966, т. 2, с. 324; Грач А. Д. Археологические исследования в Кара- Холе и Монгун-тайге.— Тр. ТКАЭЭ, М.— Л., 1960, т. I, с. 125. 16 Левашова В. П. Два могильника кыргыз-хакасов.— МИА, М., 1952, № 24, с. 133; Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов).— Абакан, 1948, с. 64. 16 Нарезка присутствует на всех накладках, далее в тексте не отмечается. 17 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., с. 324; Трифо- нов Ю. И. Древнетюркская археология Тувы.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, 1971, вып. 15, рис. 6; Зяблин Л. П. Отчет о раскопках Копейского отряда Краснояр- ской экспедиции в 1967 г.— АИА, Р-1, № 3535, с. 24. 18 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. XXII, 5. 19 Грязнов М. П. Раскопки на Алтае.— СГЭ, Л., 1940, вып. 1, с. 20. 20 Савинов Д. Г. Новые материалы..., с. 152. 21 Овчинникова Б. Б. Погребение древнетюркского воина в Центральной Туве.— СА, 1982, № 3, с. 216. 22 Худяков Ю. С. Вооружение кок-тюрок..., с. 92. 23 Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах Саяно-Алтайской архео- логической экспедиции в 1935 г.— Тр. ГИМ, М., 1941, вып. 16, рис. 52, 53; Са- винов Д. Г. Древнетюркские курганы Узунтала (к вопросу о выделении курай- ской культуры).— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, рис. 5, 10—12. 24 Вайнштейн С. И. Археологические раскопки в Туве в 1953 году.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, 1954, вып. 2, с. 148; Грач А. Д. Археологические иссле- дования в Кара-Холе..., с. 137; Кызласов Л. Р. Древняя Тува..., с. 188—189. 26 Левашова В. П. Два могильника..., с. 133; Теплоухов С. А. Опыт клас- сификации..., с. 55; Нестеров С. П., Худяков Ю. С. Погребение с конем могиль- ника Тепсей III.— В кн.: Сибирь в древности. Новосибирск, 1979, с. 90; Мар- тынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские курганы. Ке- мерово, 1971, с. 42. 256
26 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 229. 27 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. XV, 12', XVI, 1. 28 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 87—88. 29 Савинов Д. Г. Новые материалы..., с. 148—152. 30 Вайнштейн С. И. Некоторые вопросы..., с. 77—80, рис. 10, 22—24, 59—64. 31 Кызласов Л. Р. История Тувы..., с. 21. 32 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 87 —88. 33 Савинов Д. Г. Новые материалы..., с. 148—152. 34 Луки 2, 3, 4-го типов. 35 Суразаков А. С. Об археологических исследованиях в Горном Алтае.— В кн.: Археология и этнография Алтая. Барнаул, 1982, с. 124; Гаврило- ва А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 26; Бвтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г., с. НО; Сави- нов Д. Г. Древнетюркские курганы Узунтала, с. 105. 36 Грач В. А. Средневековые впускные погребения из кургана-храма Улуг-хорум в Южной Туве.— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 157; Грач А. Д. Археологические раскопки в Сут-Холе п Бай-тайге.— Тр. ТкаЭЭ, 1966, т. 2, рис. 30. 37 Левашова В. П. Два могильника..., с. 133; Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее.— Новосибирск, 1979, рис. 90, 3. 38 Erdelyi I. Azsiai Lovas nomadok. Regeszeti expediciok Mongdliaban.— Budapest, 1982, S. 176. 39 Могильников В. А., Елин В. H. Курганы Талдура.— В кн.: Археологи- ческие исследования в Горном Алтае в 1980—1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, рис. 8,5; 13, 1-3. 40 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 122; Вайнштейн С. И. Памятники вто- рой половины..., рис. 15; Грач А. Д. Археологические исследования в Кара-Хо- ле, рис. 75, 96; Овчинникова Б. Б. Погребение древнетюркского воина..., рис. 3, 11. 41 Комплекс археологических памятников, рис. 89, 1, 2; Мартынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские курганы, рис. 24, 4, 6. 42 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок древнетюркского времени из Арган-Гола (в печати). 43 Захаров А. А. Материалы по археологии Сибири, с. 105; Евтюхо- ва Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. НО; Савинов Д. Г. Древнетюрк- ские курганы Узунтала..., рис. 5, 1; Могильников В. А., Елин В. Н. Курганы Талдура, рис. 13, 3. 44 Кызласов Л. Р. Древняя Тува..., с. 122; Грач В. А. Средневековые впускные погребения, с. 157; Овчинникова Б. Б. Погребение древнетюркского воина..., с. 215; Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., табл. VII, 8. 45 Левашова В. П. Два могильника..., рис. 5, 22; Комплекс археологи- ческих памятников..., с. 153; Мартынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские курганы, с. 223. 46 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок... 47 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 23, 27; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. НО; Савинов Д. Г. Древнетюркские курга- ны Узунтала..., с. 105; Могильников В. А., Елин В. Н. Курганы Талдура, рис. 8, 9. 48 Грач А. Д. Археологические исследования..., с. 125, 131, 141. 49 Левашова В. П. Два могильника..., с. 133; Нестеров С. П. Погребение с конем на р. Таштык.— В кн.: Археология Северной Азии. Новосибирск, 1982, рис. 2, 2, 3; Комплекс археологических памятников..., рис. 90, 2; Марты- нов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские курганы, с. 223. 50 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок... 61 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 23—25, 27; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. 110; Захаров А. А. Материалы по археоло- гии Сибири, с. 105; Могильников В. А., Елин В. Н. Курганы Талдура, рис. 13. 6. И Ю. С. Худяков 257
52 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., с. 324; Кызла- сов Л. Р. Древняя Тува..., с. 188; Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении..., рис. 1, 22; Грач А. Д. Археологические исследования..., с. 131, 141. . 63 Левашова В. П. Два могильника, с. 133; Мартынов А. И., Мартыно- ва Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские курганы, с. 233. 54 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок... 55 Могильников В. А. Курганы Кара-Коба II.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980—1982 году. Горно-Алтайск, 1983, с. 68; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. 110. 56 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок... 57 Овчинникова Б; Б. К вопросу о вооружении..., рис. 1, 9. 68 Васютин А. С., Елин В. Н. К датировке алтайских оградок уландрык- ского типа.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемерово, 1983, с. 118. 69 Левашова В. П. Два могильника..., с. 133. 60 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте.— В кн.: АО 1983 года. М., 1985, с. 248. 61 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 25. 62 Илюшин А. К датировке оградок уландрыкского типа.— В кн.: Тези- сы докладов региональной археологической конференции студентов Сибири и Дальнего Востока. Кемерово, 1983, с. 68. 63 Захаров А. А. Материалы по археологии Сибири..., с. 105; Илю- шин А. К датировке оградок уландрыкского типа, с. 68; Могильников В. А., Елин В. Н. Курганы Талдура, рис. 8, 4. 64 Кызласов Л. Р. Древняя Тува..., рис. 146, 12. ' 65 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 66 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 23; Евтюхова Л. А., Кисе- лев С. В. Отчет о работах..., с. 96. 67 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 68 Илюшин А. К датировке..., с. 69. 69 Владимирцов Б. Я. Этнолингвистические исследования в У pre, Ургин- ском и Кентейском районах.— В кн.: Северная Монголия, вып. II. Л., 1927, с. 40. 70 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 71 Владимирцов Б. Я. Этнолингвистические исследования..., с. 40. 72 Илюшин А. К датировке..., с. 69. 73 Худяков 10. С. Вооружение древних тюрок Горного Алтая.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980—1982 годах. Горно- Алтайск, 1983, с. 7. 74 Вайнштейн С. И. Археологические раскопки в Туве в 1953 году.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, 1954, вып. 2, табл. VIII, 7. 75 Захаров А. А. Материалы по археологии Сибири..., с. 79. 76 Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов).— Абакан, 1948, с. 62. 77 Владимирцов Б. Я. Этнолингвистические исследования..., с. 40. 78 Там же. 79 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 80 Там же. 81 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., с. 298. 82 Владимирцов Б. Я. Этнолингвистические исследования..., с. 40. 83 Там же. 84 Илюшин А. К датировке..., с. 69. 85 Погожева А. П., Молодин В. И. Раскопки на поселении Кара-Тенеш в 1978 г.— В кн.: Археологический поиск. Северная Азия. Новосибирск, 1980, рис. 2. 86 Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., рис. 62. 87 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., с. 303. 88 Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении..., с. 134—136; Вайн- штейн С. И. Памятники второй половины..., с. 324; Кызласов Л. Р. История Ту- вы..., с. 21. 253
89 Худяков Ю. С. Вооружение кок-тюрок..., с. 94—96; Он же. Вооруже- ние древних тюрок..., с. 5—8. 90 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 46. 91 Левашова В. П. Два могильника..., с. 133. 92 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., с. 324. 93 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., с. 23—27; Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. ИЗ; Могильников В. А., Елин В. Н. Курга- ны Талбура, рис. 7; Кубарев В. Д. Курганы Юстыда.— В кн.: АО 1977 года. М., 1978, с. 244; Савинов Д. Г. Древнетюркские курганы Узунтала..., с. 105. 94 Вайнштейн С. И. Памятники второй половины..., рис. 12; Грач А. Д. Археологические исследования..., рис. 64, 76. 96 Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 99 Евтюхова Л. А., Киселев С. В. Отчет о работах..., с. 96. 97 Трифонов Ю. И. Древнетюркская археология Тувы.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, 1971, вып. 15, с. 122; Овчинникова Б. Б. Погребение древнетюр- кского воина..., с. 215; Вайнштейн С. И. Археологические раскопки в Туве..., с. 148. 98 Худяков Ю. С. Вооружение кок-тюрок..., с. 96—97. 99 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. XVII, 13. 100 Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении..., рис. 2, 1. 101 Мартынов А. И., Мартынова Г. С., Кулемзин А. М. Шестаковские кур- ганы, рис. 27, 7; Худяков Ю. С. Раскопки могильников Ах-хол и Ибыргыс-кисте. 102 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния..., рис. 67. 103 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 229. 104 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния..., рис. 67; Грач А. Д. Древне- тюркские изваяния Тувы, с. 64. 105 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния..., рис. 67; Грач А. Д. Древне- тюркские изваяния Тувы, с. 64. 106 Евтюхова Л. А. Каменные изваяния..., рис. 68, 7; Грач А. Д. Древне- тюркские изваяния Тувы, с. 64. 107 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 4, 4. 108 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Комплекс находок... 109 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 4, 5; Грязнов М. П. Раскопки на Алтае, с. 20. 110 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., рис. 9, 11; Савинов Д. Г. Древ- нетюркские курганы Узунтала..., рис. 5, 3. 111 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. V, 7; Савинов Д. Г. Древнетюркские курганы Узунтала..., рис. 8. 112 Грач А. Д. Археологические исследования в Кара-Холе..., рис. 77; Он же. Археологические раскопки в Сут-Холе..., рис. 29; Овчинникова Б. Б. К вопросу о вооружении..., рис. 4. 113 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ..., табл. XXIV, 1. 114 Овчинникова Б. Б. Погребение древнетюркского воина..., с. 216. 115 Гумилев Л. Н. Древние тюрки, с. 60. 116 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 232, 235, 236, 250; Кюнер Н. В. Китайские известия, с. 134, 187, 190. 117 Бичурин Н. Я. Собрание сведений, с. 229. 118 Кюнер Н. Б. Китайские известия..., с. 327. 119 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 266. 120 Кляшторный С. Г. Древнетюркскиё рунические памятники..., с. 138. 121 Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Кир- гизии.— М.— Л., 1959, с. 23. 122 Кляшторный С. Г. Древнетюркские рунические памятники..., с. 138. 123 Древнетюркский словарь.— Л., 1969, с. 121. 124 Там же, с. 519. 126 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 301. 128 Там же, с. 229. 127 Там же, с. 232. 128 Там же. 129 Там же, с. 229. 17* 259
130 Кюнер Н. В. Китайские известия, с. 327. 131 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 230. 132 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 189. ' 133 Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности.— М.— Л., 1951, с. 41, 67, 39. 134 Малов С. Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии, с. 21. 135 Там же, с. 21, 22. 136 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 329. 137 Liu Mau-tsai. Die chinesischen Nachrichten..., p. 390. Глава вторая ОСОБЕННОСТИ ВОЕННОГО ДЕЛА УЙГУРОВ 1 Окладников А. П. Кяхтинский музей и его вклад в археологию Забайкалья.— В кн.: История и культура Бурятии. Улан-Удэ, 1976, с. 236; Он же. Археологические исследования в Бурят-Монголии.— В кн.: История п культура Бурятии. Улан-Удэ, 1976, с. 327; Хамзина Е. А. Археологические памятники Западного Забайкалья (поздние кочевники). Улап-Удэ, 1970, с. 88. 2 Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века.— М., 1969, с. 56—87; Он же. Древняя Тува.— М., 1979, с. 145—188; Он же. Культура древних уйгу- ров (VIII—IX вв.).— В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с. 52—54. 3 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтай- ских племен.— М.— Л., 1965, с. 106; Она же. Сверкающая чаша с Енисея (к вопросу о памятниках уйгуров в Саяно-Алтае).— В кн.: Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск, 1974, с. 180—182. 4 Худяков Ю. С. Орнамент наборных поясов из погребений Ник-Хая.— В кн.: Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск, 1983, с. 152—153. 5 Вайнштейн С. И. Средневековые оседлые поселения и оборонительные сооружения в Туве.— Учен. зап. ТНИИЯЛИ, Кызыл, 1959, вып. 7, с. 260— 274; Он же. Древний Пор-Бажин.— СЭ, 1964, № 6, с. 105—111. 6 Киселев С. В. Древние города Монголии.— СА, 1957, № 2, с. 93—95; Евтюхова Л. А. О племенах Центральной Монголии в IX в.— Там же, с. 222— 224; Войтов В. Е. Итоги пятилетних работ каракорумского отряда.— В кн.: Конференция «Искусство и культура Монголии в Центральной Азии». М., 1981, с.'20; Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Керамика Орду-Балыка.— В кн.: Археоло- гия Северной Азии. Новосибирск, 1982, с. 85—94. 7 Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, ч. 1.— М.— Л., 1950, с. 301—303; Малявкин А. Г. Материа- лы по истории уйгуров в IX—XII вв.— Новосибирск, 1974, с. 26—92; Кю- нер Н. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока.— М;, 1961, с. 32—34. 8 Le Coq A. Die Buddhistische spatantike in Mittelasien, T. 3.— Berlin, 1924, S. 48-49. 9 Худяков Ю. С. Орнамент наборных поясов..., с. 145. 10 Васильев В. П. Китайские надписи на орхонских памятниках в Кошо- Цайдаме и Карабалгасуне.— СТОЭ, Спб., 1897, т. 3, с. 25. 11 Le Coq A. Die Buddhistische spatantike in Mittelasien, T. 20. 12 Кызласов Л. P. История Тувы в средние века.— М., 1969, с. 72, рис. 21, 1—8. 13 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.— Ново- сибирск, 1980, с. 71; Он же. Вооружение кочевников приалтайских степей в IX—X вв.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 121; Он же. Вооружение древних тюрок Горного Алтая.— В кн.: Археологические исследования в Горном Алтае в 1980—1982 годах. Горно-Алтайск, 1983, с. 4. 14 Худяков Ю. С., Нестеров С. П. Группа погребений Ник-Хая.— В кн.: Археология юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1984, рис. 3, 1. 260
16 Евтюхова Л. А. О племенах Центральной Монголии в IX в.— СА, 1957, № 2, с. 223, рис. 14, 2, 3, 5. 16 Там же, рис. 14, 4. 17 Там же, рис. 14, 6. 18 Худяков Ю. С., Нестеров С. П. Группа погребений..., рис. 3, 1. 19 Там же. 20 Кызласов Л. Р. История Тувы, с. 76. 21 Худяков Ю. С., Нестеров С. П. Группа погребений..., с. 9, 1. 22 Кызласов Л. Р. Древняя Тува, с. 152, рис. 109, 4. 23 Вайнштейн С. И. Средневековые оседлые поселения..., табл. V, 27. 24 Гумилев Л. Н. Древние тюрки.— М., 1967, с. 69. 26 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 301; Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 32. 26 Рамстедт Г. И. Перевод надписи «Селенгинского камня».— Тр. ТКОПОИРГО, Спб., 1914, т. 15, вып. 1, с. 41—47; Кляшторный С. Г. Терхин- ская надпись.— СТ, 1980, № 3, с. 92—94. 27 Radloff W. Die Alttiirkischen Inschriften der Mongolei. Spb, 1895, S. 288; Васильев В. П. Китайские надписи на орхонских памятниках в Кошо-Цайдаме и Карбалгасуме.— СТОЭ, Спб., 1897, т. 3, с. 30. 28 Рамстедт Г. И. Перевод надписи..., с. 41, 43—45. 29 Кляшторный С. Г. Терхинская надпись, с. 93. 80 Там же, с. 93. 31 Малявкин А. Г. Уйгурские государства в IX—XII вв.— Новосибирск, 1983, с. 6. 32 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 33—34. 33 Кляшторный С. Г. Терхинская надпись, с. 93. 34 Там же. 35 См.: Малявкин А. Г. Уйгурские государства..., с. 21; Худяков 10. С. Бао-И или Кутлуг?— В кн.: Бахрушинские чтения 1978 г. Новосибирск, 1978, <. 134. 36 Худяков IO. С. Кыргызско-Уйгурская война IX в.— В кн.: Бахрушин- ские чтения 1977 г. Новосибирск, 1977, с. 128—129. 37 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 39. 38 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., с. 301—308. 39 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 33. 40 Рамстедт Г. И. Перевод надписи, с. 40. 41 Там же, с. 42. 42 Там же. 43 Там же, с. 44. 44 Там же. 45 Худяков Ю. С., Цэвээндорж Д. Керамика Орду-Балыка, с. 87; Вайнш- тейн С. И. Средневековые оседлые поселения..., с. 261; Он же. Древний Пор- Бажын.— СЭ, 1964, с. 111—113; Кызласов Л. Р. Средневековые города Тувы.— СА, 1959, № 3, с. 69—73. 46 Малявкин А. Г. Уйгурские государства..., с. 19. ,4 7 Radloff W. Die Alturkischen Inschriften..., S. 289. 48 Худяков Ю. С. Бао-И..., с. 136—137. 49 Малявкин А. Г. Материалы по истории уйгуров..., с. 26—42. 50 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов..., с. 162. Глава третья КОМПЛЕКС ВООРУЖЕНИЯ КИМАКОВ 1 Радлов В. В. Сибирские древности.— ЗРАО, Спб., 1895, т. 7, табл. XXX; Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху— Л., 1984, с. 107. 2 Грязнов М. П. Древние культуры Алтая. Материалы по изучению Си- бири.— Новосибирск, 1930, с. 9. 261
3 Черников С. С. К изучению древней истории Восточного Казахстана.— КСИИМК, М., 1957, вып. 69, с. 18—20; Археологическая карта Казахстана.— Алма-Ата, 1960, с. 170; Арсланова Ф. X. Бобровский могильник.— Изв. АН КазССР, 1968. Сер. обществ, наук, вып. 4, с. 68—84; Она же. Памятники Павлодарского Прииртышья (VII—XII вв.).— В кн.: Новое в археологии Ка- захстана.— Алма-Ата, 1968, с. 98—111; Она же. Погребения тюркского времени в Восточном Казахстане.— В кн.: Культура древних скотоводов и земледель- цев Казахстана. Алма-Ата, 1969, с. 45—54. 4 Арсланова Ф. X. Бобровский могильник, с. 83. 6 Грязнов М. П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка.— МИА, М.— Л., 1956, №48, с. 146—149; Он же. Археологические исследования на Оби в ложе водохранилища Новосибирской ГЭС.— В кн.: Научная конференция по истории Сибири и Дальнего Востока. Иркутск, 1960, с. 24; Уманский А. П. Археологические памятники у с. Иня.— Изв. АОГО СССР, Барнаул, 1970, вып. 11, с. 72; Могильников В. А. Археоло- гические исследования на Верхнем Алее.— В кн.: Археология и краеведение Алтая. Барнаул, 1972, с. 42; Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен.— М.— Л., 1965, с. 66—72. 6 Савинов Д. Г. К этнической принадлежности сросткинской культу- ры.— В кн.: Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1973, с. 189— 192.' 7 Савинов Д. Г. Расселение кимаков в IX—X вв. по данным археологи- ческих источников.— В кн.: Прошлое Казахстана по археологическим источни- кам. Алма-Ата, .1976, с. 94—104; Савинов Д. Г. Этнокультурные связи енисей- ских кыргызов и кимаков в IX—X вв.— В кн.: Тюркологический сборник. 1975. М., 1978, с. 209—225; Он же. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков на юге Западной Сибири.— В кн.: История, археология и этнография Сибири. Томск, 1979, с. 53—72; Могильников В. А. Кимаки.— В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с. 43—45; Он же. Срост- кинская культура.— Там же, с. 45—46. 8 Агеева Е. И., Максимова А. Г. Отчет Павлодарской экспедиции 1955 г.— Тр. ИИАЭ АН КазССР, Алма-Ата, 1969, т. 7, с. 32—58; Арслано- ва Ф. X. Памятники Павлодарского Прииртышья..., с. 98—111; Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху.— Л., 1984, с. 109; Могиль- ников В. А. Сросткинская культура, с. 45; Неверов С. В. Погребения могильни- ка Змеевка на Алтае (по материалам раскопок С. М. Сергеева).— В кн.: Архео- логия и этнография Алтая. Барнаул, 1982, с. 118. 9 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей в IX— X вв.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Но- восибирск, 1981, с. 115—132. 10 Плотников Ю. А. Наконечники стрел из могильника Кызыл-ту.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. НО—115; Плотников Ю. А. Рубящее оружие прииртышских кимаков.— Там же, с. 162—167; Плотников Ю. А. Военная организация кимаков VIII— XI вв. по данным арабских источников.— В кн.: Материалы XVIII Всесоюзной научной студенческой конференции. История. Новосибирск, 1980, с. 17—21; Плотников Ю. А., Худяков Ю. С. Рубящее оружие кимаков (в печати). 11 Кызласов Л. Р. Тюхтятская культура древних хакасов (IX—X вв.).— В кн.: Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, с. 54. 12 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 107; Он же. Об основных этапах развития этнокультурной общности кыпчаков..., с. 60. 13 Грязнов М. П. История древних племен верхней Оби..., табл. III; Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 121. 14 Нарезка присутствует на всех накладках, далее в тексте не отмечается. 15 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 121. 16 Там же, с. 121. 17 Арсланова Ф. X. Погребения тюркского времени..., табл. I. 18 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 123. 19 Могильников В. А. Кимаки, рис. 26, 87; Он же. Сросткинская культу- ра, рис. 27, 49. 262
20 Кызласов Л. Р. Памятники поздних кочевников Центрального Казах- стана.— Изв. АН КазССР, 1951, сер. арх., вып. 3, рис. 6; Археологическая карта Казахстана, табл. VI, 129. 21 Савинов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука и некото- рые вопросы его эволюции в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 151—152. 22 Там же, с. 151. 23 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 121—123. 24 Там же, с. 121. 26 Могильников В. А., Неверов С. В., Уманский А. П., Шемякина А. С. Курганы у деревни Грязново.— В кн.: Древняя история Алтая. Барнаул, 1980, рис. 5, 1‘, Грязнов М. П. История древних племен..., табл. VII, 7, 6. 28 Бородкин Ю. М. Курганы у села Тарасово.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемерово, 1977, рис. 1, 1. 27 Могильников В. А. Кимаки, с. 44. 28 Арсланова Ф. X. Погребения тюркского времени..., табл. 1. 29 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125; Грязнов М. П. История древних племен..., табл. VII, 3, 5; Троицкая Т. И. Крас- ный Яр 1 — памятник позднего железного века.— В кн.: Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978, рис. 3, 3. 30 Бородкин 10. М. Курганы у села Тарасово, рис. 1, 7, 2; 2, 7. 31 Иванов Г. Е. К археологической карте верховьев рек Касмалы и Бар- наулки.— В кн.: Археология и этнография Алтая. Барнаул, 1982, рис. 4, 4. 32 Плотников Ю. А. Наконечники стрел из могильника Кызыл-ту, рис. 1; Археологическая карта Казахстана, табл. IV, 132. 33 Могильников В. А. и др. Курганы у деревни Грязново, с. 125. 34 Могильников В. А. Кимаки, с. 44. 35 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. VI, 8, 9; Худя- ков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 124. 36 Иванов Г. Е. К археологической карте..., с. 48. 37 Арсланова Ф. X. Погребения тюркского времени..., табл. I. 38 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 39 Молодин В. И., Савинов Д. Г., Елагин В. С. Погребения тюркского времени из могильника Преображенка 3.— В кн.: Проблемы западно-сибирской археологии. Эпоха железа. Новосибирск, 1981, рис. 2, 6. 40 Зиняков Н. М., Любченко В. М. Технологические исследования оружия памятников Верхнего Приобья.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кемеро- во, 1980, с. 124. 41 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. VII, 4. 42 Бородкин Ю. М. Курганы у села Тарасово, рис. 2, 14. 43 Могильников В. А. Кимаки, с. 44. 44 Плотников Ю. А. Наконечники стрел из могильника Кызыл-ту, рис. 9, 10, с. 114. 45 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ, рис. 11, 8. 46 Иванов Г. Е. К археологической карте..., рис. 51. 47 Могильников В. А. и др. Курганы у деревни Грязново, с. 125. 48 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 107. 49 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 50 Иванов Г. Е. К археологической карте..., с. 51, рис. 4, 1, 2; Могильни- ков В. А. Археологические исследования на Верхнем Алее, с. 42. 51 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125; Грязнов М. П. История древних племен..., табл. VII, 2. 52 Могильников В. А. Археологические исследования на Верхнем Алее, о. 41. 53 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 64 Иванов Г. Е. К археологической карте..., рис. 4, 3; Зимяков Н. М., Любченко В. М. Технологические исследования оружия..., с. 124. 55 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 263
56 Там же, с. 125. 57 Могильников В. А. Кимаки, с. 44. 58 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 59 Зиняков Н. М., Любченко В. М. Технологические исследования ору- жия..., с. 124. 60 Иванов Г. Е. К археологической карте..., рис. 4, 6. 61 Арсланова Ф. X. Погребения тюркского времени..., табл. 1. 62 Троицкая Т. Н. Погребения с трупосожжениями конца I тыс. н. э. на р. Уени Новосибирской области.— В кн.: Археология Южной Сибири. Кеме- рово, 1977, с. 125. 63 Бородкин Ю. М. Курганы у села Тарасово, рис. 2, 8; Зиняков Н. М. Металлообработка на Гурьевском поселении.— В кн.: Археология Южной Си- бири. Кемерово, 1979, рис. 78, 8. 64 Могильников В. А. Кимаки, рис. 26, 4, 2. 65 Зиняков Н. М. Металлообработка, рис. 78, 9. 66 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 125. 67 Там же, с. 125, рис. 4, 10. 68 Молодин В. И., Савинов Д. Г., Елагин В. С. Погребения тюркского времени..., рис. 2, 7, 12. 69 Там же, рис. 2, 7, 12. 70 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 126; Троицкая Т. Н. Красный Яр 1..., рис. 3, 4. 71 Молодин В. И., Савинов Д. Г., Елагин В. С. Погребения тюркского времени..., рис. 2, 7. 72 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 123—127. 73 На это в свое время обратил внимание С. В. Неверов. См. его статью; «Погребения могильника Змеевка на Алтае...», с. 112. 74 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 126—127. 75 Там же. 76 С. В. Неверов в статье «Погребения могильника Змеевка на Алтае» предлагает уточнение моих данных о находках наконечников стрел, в том числе костяных, из этого памятника. В частности, на с. 108 он пишет, что костяных наконечников в могильнике было обнаружено «всего два». Однако в описании курганов им упомянут только один костяной наконечник (с. 105—107), в клас- сификации перечислены уже два типа костяных наконечников стрел (с. 110), а на рисунках представлено три костяных наконечника (рис. 4, II; 5, I, 3). Вот так уточнение! 77 Грязнов М. П. История древних племен..., с. 147. 78 Там же, с. 146, 148; Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтай- ских степей..., рис. 5, 2—4. 79 Грязнов М. П. История древних племен..., табл. LIV, /I/; LVI; LVII, II. 80 Там же, с. 146—149. 81 Бородкин Ю. М. Курганы у села Тарасово, рис. 2, 12. 82 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 116. 264
83 Там же. 84 Там же, с. 116—117. 85 Могильников В. А. и др. Курганы у деревни Грязново, с. 125; Могиль- никова В. А. Кимаки, с. 44; Плотников Ю. А. Рубящее оружие прииртышских кимаков, с. 164; Археологическая карта Казахстана, табл. IX, 280. 86 Арсланова Ф. X. Погребения тюркского времени..., с. 52. 87 Грязнов М. П. История древних племен..., с. 149; Худяков Ю. С. Воо- ружение кочевников приалтайских степей..., с. 117; Зиняков Н. М., Любчен- ко В. М. Технологические исследования оружия..., с. 123. 88 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 118. 89 Плотников Ю. А. Рубящее оружие прииртышских кимаков..., с. 166. 90 Там же, с. 165. 91 Там же, с. 166. 92 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 118. 93 Грязнов М. П. История древних племен..., с. 152. 94 Грязнов М. П. Древние культуры Алтая..., с. 11; Киселев С. В. Древ- няя история..., с. 520. 95 Плотников Ю. А. Рубящее оружие прииртышских кимаков, с. 162— 167; Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 116—118. 96 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 118. 97 Там же, с. 119. 98 Там же; Зиняков Н. М., Любченко В. М. Технология исследования оружия..., с. 125. 99 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 119. 100 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 131. 101 Кумеков Б. Е. Государство кимаков IX—XI вв. по арабским источни- кам.— Алма-Ата, 1972, с. 113. 102 Там же, с. 113. 103 Там же, с. 114; Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 105. 104 Бартольд В. В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью.— Зап. ЗИ АН ОИФ, Спб., 1899, сер. 8, т. 1, с. 105—106; Кумеков Б. Е. Госу- дарство кимаков..., с. 114. 106 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 105. 106 Ахинжанов С. М. Этнонимы «кимак» и «кипчак».— В кн.: Археология эпохи камня и металла Сибири. Новосибирск, 1983, с. 120. 107 Там же, с. 112. 108 Плотников 10. А. Военная организация кимаков, с. 19. 109 Там же, с. 20. 110 Кумеков Б. Е. Сообщение Ал-Идриси (XII в.) о странах кимаков и кар- луков.— В кн.: Казахстан в эпоху феодализма. Алма-Ата, 1981, с. 17. 111 Кумеков Б. Е. Страна кимаков по карте Ал-Идриси.— В кн.: Страны и народы Востока. М., 1971, с. 196. 112 Кумеков Б. Е. Сообщение Ал-Идриси..., с. 13. 113 Он же. Государство кимаков..., с. 116. 114 Он же. Сообщение Ал-Идриси..., с. 17. 115 Савинов Д. Г. Народы Южной Сибири..., с. 118. 116 Худяков Ю. С. Вооружение кочевников приалтайских степей..., с. 134. 265
117 Там же, с. 132. 118 Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов...» рис. 196. 119 Там же. 120 Плотников Ю. А. Военная организация кимаков..., с. 20. 121 Кумеков Б. Е. Кимаки и кипчаки.— В кн.: История Казахской ССР» т. 2. Алма-Ата, 1977, с. 372. 122 Кумеков Б. Е. Сообщение Ал-Идриси..., с. 17. 123 Он же. Кимаки и кипчаки..., с. 372, 373. 124 Мандельштам А. М. Характеристика тюрок IX в. в «Послании Фатху ибн Хакану Ал-Джахиза».— Тр. ИИАЭ АН КазССР, Алма-Ата, 1956, т. 7, с. 233. 125 Кумеков Б. Е. Страна кимаков. Часть третья ОСНОВНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ВООРУЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ИСКУССТВА СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ 1 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI—XII вв.—> Новосибирск, 1980. 2 Материалы улуг-хемской культуры Тувы, погребения на р. Кан, при- байкальских и забайкальских погребений хуннского времени, тугозвоновского погребения, курганов с усами Восточного Казахстана, раннебурхотуйских За- байкалья, катакомбных погребений Тувы (середина I тыс. н. э.), курганов мест- ных племен Тувы (вторая половина I тыс. н. э.). 3 Окладников А. П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья.— МИА, 1950» № 18, с. 219—229; Вадецкая Э. П. Предметы вооружения из могил окуневской культуры.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 17. 4 Савинов Д. Г. Новые материалы по истории сложного лука и некото- рые вопросы его эволюции в Южной Сибири.— В кн.: Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981, с. 147. 6 Смотрова В. И. Находки бронзовых ажурных пластин в Предбай- калье.— В кн.: Проблемы археологии и этнографии Сибири. Иркутск, 1982, с. 106. 6 Савинов Д. Г. Новые материалы..., с. 147; Хазанов А. М. Очерки воен- ного дела сарматов.— М., 1971, с. 29—34. 7 Там же, с. 31. 8 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов..., с. 74. 9 Худяков Ю. С. К вопросу о культурных связях Забайкалья и Южной Сибири в эпоху средневековья. — В кн.: Древнее Забайкалье и его культур- ные связи. — Новосибирск, 1985, с. 59—69. 10 Рерих Ю. Н. Тохарская проблема.— НАА, 1965, № 6, с. 119, 11 Там же, с. 119. 266
12 Уманский А. П. Погребение эпохи «великого переселения народов» на Чарыше.— В кн.: Древние культуры Алтая и Западной Сибири. Новоси- бирск, 1978, рис. 9. 13 Худяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов..., с. 45. 14 Кубарев В. Д. Древнетюркские изваяния Алтая.— Новосибирск, 1984, с. 39. 15 Новгородова Э. А. К вопросу о древнем центрально-азиатском защит- ном вооружении (середина I тыс. до н. э.).— В кн.: Соотношение древних куль- тур Сибири с культурами сопредельных территорий. Новосибирск, 1975, с. 223. 16 Савельев Н. А., Худяков Ю. С. Погребение гуннского времени на р. Кан.— В кн.: Археология и этнография Южной Сибири. Барнаул, 1984, с. 71. 17 Гаврилова А. А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтай- ских племен.— М.— Л., 1965, с. 31; История Киргизии, т. 1.— Фрунзе, 1968, с. 86—87. 18 Худяков Ю. С. Из истории фортификации в Центральной Азии.— В кн.: Всесоюзная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения академика Б. Я. Владимирцова. М., 1984, с. 12—14.
ОГЛАВЛЕНИЕ Введение..................................................... 3 Проблемы изучения вооружения средневековых кочевников............ — Обзор литературы и источников .................................. 8 Часть первая. ВООРУЖЕНИЕ КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ ПОЗДНЕЙ ДРЕВНОСТИ (II в. до н. э.— V в. н. э.) s , . s » , s s s s 23 Глава первая. Формирование нового комплекса оружия дистанционного боя у хуннов ................................................... 25 Глава вторая. Традиционный набор вооружения тесинских племен ... 53 Глава третья. Оружие племен кокэлъской культуры................. 63 Глава четвертая. Комплекс вооружения таштыкских племен.......... 89 Глава пятая. Набор оружия племен верхнеобской культуры.......... НО Глава шестая. Вооружение берелъских племен.................... 125 Часть вторая. ВОЕННОЕ ДЕЛО КОЧЕВНИКОВ В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (VI—X вв.) _. , , s , ;. . . _. . , 136 Глава первая. Военное дело древних тюрок....................... 137 Глава вторая. Особенности военного дела уйгуров................ 169 Глава третья. Комплекс вооружения кимаков...................... 180 Часть третья. ОСНОВНЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ВООРУ- ЖЕНИЯ И ВОЕННОГО ИСКУССТВА СРЕДНЕВЕКОВЫХ КО- ЧЕВНИКОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ , . 206 Заключение..................................................... 227 Список сокращений.............................................. 229 Примечания..................................................... 231
Юлий Сергеевич Худяков ВООРУЖЕНИЕ СРЕДНЕВЕКОВЫХ КОЧЕВНИКОВ ЮЖНОЙ СИБИРИ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ Утверждено к печати Институтом истории, филологии и философии СО АН СССР Редакторы издательства Н. М. Анджиевская, Л. В. Островская Художник Е. Ф. Зайцев Художественный редактор И. В. Краснокуцкая Технический редактор Н. М. Бурлач»нко Корректор В. Е. Рогова ИБ № 30258 Сдано в набор 14.05.85. Подписано к печати 22.01.86. МН-02650. Формат 60 X 9О‘/(«. Бумага типографская № 2. Обыкновенная гарнитура. Высокая печать. Усл. печ. л. 17. Усл. кр.-отт. 17. Уч.-изд. л. 20. Тираж 3000 экз. Заказ № 717. Цена 2 р. 30 к. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Наука», Сибирское отде- ление. 630099, Новосибирск, 99, Советская, 18. 4-я типография изд-ва «Наука». 630077, Новосибирск, 77, Станиславского, 25.