*
*<«<. tlj&t -
Как авангард
революционных
рабочих и солдат,
как авангард
трудящихся масс
России
и Bdfero мира,
петроградские рабочие
первые свергли
власть буржуазии
И подняли знамя
пролетарской революции
против капитализма
и империализма
В. И. ЛЕНИН

голося революции
ЯВННГПРО
ВОСПОМИНАНИЯ
И ДОКУМЕНТЫ
ПИТЕРСКИХ РАБОЧИХ
189О-Х ГОДОВ
/еНИЗДАТ-1990
Составитель, автор вступительных
и заключительных статей и примечаний
доктор исторических наук Е. Р. Ольховский
Рецензент
кандидат исторических наук,
лауреат Государственной премии СССР
С. И. Потолов
Редактор
Л. И. Захаров
К читателям
Бурное развитие капитализма в пореформенной Рос-
сии к концу XIX века стало приобщать в недавнем прош-
лом отсталую, аграрную страну к числу промышленно
развитых государств мира. Вовлеченная в общий миро-
вой поток капиталистического развития, она неумолимо
вступала в период империализма. Его основные черты
проявлялись в России несколько позже, чем в экономи-
чески более развитых государствах, но этот процесс на
русской почве происходил в более сжатые сроки.
Превращение России в аграрно-промышленную дер-
жаву сопровождалось быстрым ростом числа наемных
рабочих. Завершался процесс формирования пролета-
риата как класса в масштабах всей страны.
Развитие капитализма и формирование класса ин-
дустриальных рабочих происходило в России в следую-
щих условиях. Утверждавшееся экономическое господ-
ство буржуазии уродливо сочеталось с многочисленны-
ми и глубокими пережитками крепостничества. Главным,
безобразным пережитком феодализма, доставшимся в
наследство России капиталистической, было царское са-
модержавие, державшее трудовой народ в сетях полно-
го политического бесправия. Царизм беззастенчиво вме-
шивался в дела всех классов, но к пролетариату отно-
сился особенно пристрастно.
Российская империя на рубеже веков оставалась аб-
солютной монархией без сколь-нибудь значительных
зачатков буржуазного парламентаризма и конституци-
онности. Многомиллионный пролетариат в отличие от
«высших» классов, имевших значительные сословные
привилегии, был лишен всяких прав как перед лицом го-
сударства, так и перед лицом хозяев-капиталистов. Не
только образование каких бы то ни было политических
организаций или профессиональных союзов, не только
участие рабочих в демонстрациях и стачках, но даже и
создание касс взаимопомощи рассматривалось властя-
3
ми до начала XX века как тяжкое преступление и неза-
медлительно каралось.
Политическое бесправие пролетариата, становивше-
гося в капиталистическом обществе ведущим классом,
способствовало усилению его экономической эксплуата-
ции. В то же время двуединый гнет заставлял растущий
пролетариат сплотиться, объективно предопределял
быстрый рост его самосознания, пробуждение к борьбе
за человеческие права, за политические свободы и ра-
венство.
В середине 90-х годов прошлого века российский
пролетариат как класс стал выходить на арену полити-
ческой борьбы и вскоре занял в ней место авангарда
освободительного движения. Этот исторический пере-
лом был подготовлен не только социально-экономичес-
кими и политическими реалиями общественного разви-
тия, но и идейными предпосылками, всем опытом, всей
предшествующей историей освободительной борьбы.
На новом ее этапе произошло важнейшее событие —
начался период соединения научного социализма как
идейного течения с массовым рабочим движением.
Лучшие представители российской революционной
интеллигенции — марксисты — вместе с передовыми
рабочими образовали социал-демократические органи-
зации, главная задача политической деятельности кото-
рых, как указывал В. И. Ленин, состояла в том, «чтобы
содействовать развитию и организации рабочего дви-
жения в России, преобразованию его из теперешнего
состояния разрозненных, лишенных руководящей идеи
попыток протеста, «бунтов» и стачек в организованную
борьбу ВСЕГО русского рабочего КЛАССА, нап-
равленную против буржуазного режима и стремящуюся
к экспроприации экспроприаторов, к уничтожению тех
общественных порядков, которые основаны на угнете-
нии трудящегося»*.
Эту цель ставила перед собой и революционная ор-
ганизация рабочих столицы — петербургский «Союз
борьбы за освобождение рабочего класса» во главе с
молодым Владимиром Ульяновым, союз, ставший зачат-
ком будущей всероссийской пролетарской партии но-
вого типа.
За двадцать дооктябрьских лет и в последующие де-
сятилетия после 1917-го русские и советские историки
провели всестороннее исследование процесса образо-
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 309—310.
4
вания пролетарской партии. Они опубликовали тысячи
статей, документов, книг, в основном научно-моногра-
фического характера. Однако к массовому читателю до
1985 года ученые-историки обращались сравнительно
редко. Что же касается писателей, то они чаще всего ос-
вещали лишь биографии выдающихся революционеров,
и при этом не все их книги были честными. До сих пор
еще не написаны книги, в которых о настроениях и тен-
денциях в рабочем классе конца XIX века рассказыва-
лось бы непредвзято и популярно.
В сегодняшних условиях широкой демократизации
общества и формирования нового исторического мыш-
ления хранящиеся в наших архивах и музеях не востре-
бованные наукой материалы помимо того, что должны
быть просто известны людям, требуют и нового осмыс-
ления историками.
Раньше, например, обращаясь к «рабочей теме», пи-
сали в основном о выдающихся учениках и соратниках
В. И. Ленина, таких, как В. А. Шелгунов, И. В. Бабушкин,
Б. И. Зиновьев, А. С. Шаповалов. Жизнь и быт рабочих
масс, а тем более отсталых слоев пролетариата чаще
всего оставались «за кадром». Они подразумевались, но
не изображались. А ведь авангард трудящихся России,
объединявшийся в социал-демократические организации,
был силен именно тем, что тысячи нитей связывали его
со средними слоями рабочих, которые тоже активно ин-
тересовались «политикой», жаждали света, знаний. Ста-
новились подвижными и слои прежде наиболее отста-
лых и инертных рабочих.
Внимание историков всегда привлекал городской
пролетариат промышленных гигантов Питера. В то же
время столица была опоясана красным кирпичным оже-
рельем из фабрично-заводских предместий, слободок и
городов, в которых протекала жизнь огромной массы
рабочего люда, своеобразная и в какой-то мере типич-
ная для пролетарской России. Сегодня пришла пора
внимательнее разобраться в происходивших и здесь
процессах.
В исторической науке бытует разделение всех рабо-
чих кружков и групп 90-х годов прошлого столетия на
две категории. Одни — так сказать, правильные, рево-
люционно-марксистские, ленинские и остальные — оп-
портунистические, недостаточно правильные. Подход
для научного исторического исследования оправданный.
Но — в результате исключенными из потока рабочего
движения оказались очень многие организации пере-
5
ходного (от народничества к марксизму) характера, как,
например, социал-демократические группы под общим
названием «Рабочее знамя», не говоря уже о таких груп-
пах, которые тяготели к печально знаменитой «экономи-
стской» организации и ее газете «Рабочая мысль». (В. И.
Ленин считал «Рабочую мысль» наиболее последовате-
льной и принципиальной сторонницей оппортунизма.)
Просто убрать переходные и «экономистские» органи-
зации из истории без ущерба для нее нельзя. Подлин-
ная история рабочего движения последнего десятилетия
XIX столетия в России как раз и характерна неразрывной
связью, причудливым переплетением разнообразных
групп и течений. Ленинское, революционно-марксист-
ское направление в рабочем движении выкристаллизо-
валось далеко не сразу.
Давно, и не раз, отмечалась та огромная роль, кото-
рую сыграли в общественно-политической жизни, рево-
люционной борьбе 90-х годов вечерне-воскресные
школы, организованные специально для рабочих. Из-
вестны чуть ли не все учителя этих школ — марксисты.
А ведь вместе с ними, к примеру, в Смоленскую (Корни-
ловскую) школу, как и в другие, приходили и бескоры-
стно работали сотни учителей-народолюбцев, которые
марксистами не стали. И в школы рабочие тянулись не
только по «политическим мотивам», для установления
связей с революционными кружками. Многих приводи-
ла сюда естественная жажда знаний, желание вырваться
из темноты и невежества, приобщиться к культуре. Се-
годня пришло время сказать о вечерне-воскресных
школах пошире, полным голосом.
...О многообразии жизни и борьбы питерских рабо-
чих конца прошлого века говорят документы, материа-
лы, биографии, листовки, брошюры, письма и воспоми-
нания, собранные в этой книге. Об этом у нас рассказы-
вают сами пролетарии, честно, без прикрас, подчас по-
вторяя друг друга, но нередко и полемизируя. Отделять
в истории марксизма рабочих от интеллигентов нельзя.
Но собрать отдельно воспоминания рабочих социал-де-
мократов для популярного рассказа о них допустимо.
Автора каждого документа составитель представля-
ет в кратком введении, где даются справки биографи-
ческие и об авторском материале, указывается, откуда
он взят. Все документы снабжены комментариями.
Сборник разделен на шесть тематических разделов, в
конце каждого следуют заключения, призванные помочь
читателю уяснить смысл и содержание материала.
РАЗДЕЛ 1
ТАК
РОЖДАЛСЯ
«СОЗНАТЕЛЬНЫЙ
ЧЕЛОВЕК"
Е. А. АФАНАСЬЕВ
Егор Афанасьевич Афанасьев — младший брат знаменитого ре-
волюционера Федора Афанасьева, известного по кличке «Отец».
Жизненный путь Егора Афанасьева типичен для среднего слоя рос-
сийских рабочих — знакомство с начальной грамотой, первые шаги
в пролетарской борьбе, аресты, ссылки, постоянные переезды из-
за преследований властей.
Егор Афанасьев принадлежит к когорте первых рабочих-рево-
люционеров. Он был хорошо знаком со многими выдающимися
пионерами пролетарской борьбы — С. И. Фунтиковым, Н. Д. Бог-
дановым и др. Свою краткую биографию он написал уже после
Октябрьской революции. Она помечена 17 января 1926 г. Тогда
ветеран революции работал ткачом на Ленинградской фабрике
им. А, И. Желябова. Воспоминания Е. А. Афанасьева хранятся в Ле-
нинградском государственном музее Великой Октябрьской социа-
листической революции (фонд VI, личное дело Е. А. Афанасьева,
с. 1—11).
ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ МОЕЙ жизни
Родился я в 1861 году, в
бедной крестьянской семье. До одиннадцати лет я жил
в деревне, а в 1873 году меня отвезли в город Нарву и
определили на работу на фабрику Кренгольмской ману-
фактуры. Работать приходилось по 14 часов в сутки
при заработке 8 рублей в месяц. До 18-летнего возрас-
та я был совершенно безграмотным, и когда в 1880 го-
ду открылась при фабрике вечерняя школа, я стал по-
сещать ее. Проходил две зимы. Незадолго до убийства
Александра II1 к нам приехал из Петербурга один ра-
бочий, наш земляк, член партии народовольцев, и при-
вез нам много нелегальной литературы. Я не помню
сейчас фамилии этого товарища, но хорошо помню, что
ему пришлось за это серьезно пострадать. Он был со-
слан в Сибирь в вечную ссылку, где и умер. Мой брат
8
Федор 2 запасся этой литературой, и мы и другие това-
рищи по фабрике стали ее читать. В 1882 году на фаб-
рике вспыхнула грандиозная забастовка. Все 8 тысяч
рабочих фабрики не работали 12 дней3. Вызвали два
полка войска. Семейных рабочих погнали на работу си-
лой, с винтовками, провожая до самых станков. Нас же
из общежития, в числе 700 человек, арестовали и вы-
слали этапным порядком на родину.
Эта забастовка не прошла бесследно; рабочие доби-
лись значительного улучшения своего материального по-
ложения. Например, ткачи стали получать на 5—6 руб-
лей в месяц больше, была уменьшена квартирная пла-
та наполовину и т. д. Прожив в деревне два месяца, я
уехал в Петербург и поступил работать на фабрику Во-
ронина на Резвом острове4. В Петербурге, после убий-
ства Александра П, работа революционных кружков за-
тихла. Пять лет я прожил спокойно. В 1888 году ко мне
приехал мой брат Федор Афанасьевич и сразу стал ис-
кать связи с передовыми рабочими. Помню, первым к
нам пришел Гавриил Мефодиев, рабочий варшавских
железнодорожных мастерских5. Потом стал приходить
интеллигент Осип Иванович Цвинский6. У нас образо-
вался кружок; в него входили: мы — два брата, Дмит-
рий Шабелиев, Дорофей Никитин, Василий Минин —
все ткачи с фабрики Воронина 7. Жили мы в Екатерин-
гофе, в одном из маленьких домишек. К этому времени
я уже был женат. Квартирному хозяину наши собрания
не нравились, он стал запрещать нам собираться, и нам
пришлось разделиться на два кружка. Я с братом Федо-
ром сняли комнату в доме на углу Обводного и Старо-
Петергофского8. На новой квартире временно собира-
лись без интеллигентов. Осенью же, когда после кани-
кул в Петербург приехало много студентов, Цвинский
назначил брату Федору свидание, после которого к нам
в кружок стал приходить тов. Красин (Леонид Борисо-
вич) 9. В кружок уже входило много новых товарищей:
Григорий Савельев-Иванов, кличка «Штрипан», впослед-
ствии заподозренный в провокации 10, Федор Богданов,
Яков Козлов, Алексей Завьялов, Анна Гавриловна Его-
рова, она же Болдырева 11. В начале 1890 года в Петер-
бурге производилась перепись населения, и эта работа
была поручена учащейся молодежи. К несчастью, то-
варищу Красину достался для переписи как раз тот
дом, где мы жили. Ему пришлось иметь дело со стар-
шим дворником, который, как все старшие дворники то-
го времени, был на содержании у охранки, и это обсто<
9
ятельство чуть не погубило наш кружок. Однажды, ког-
да мы занимались с Красиным, появляется в дверях
этот дворник, приходивший по поводу просрочки пас-
порта брата Федора, но, к счастью, он не заметил това-
рища Красина, благоразумно отвернувшегося, и дело
обошлось благополучно. После этого товарищ Красин
временно перестал ходить к нам и присылал другого то-
варища. Впоследствии нам пришлось покинуть эту квар-
тиру, и мы взяли себе отдельную маленькую квартиру
в другом доме. Здесь мы поселились своей семьей: брат
Федор, я с женой и свояк Яков Козлов с женой, и зажи-
ли хорошо. К нам стал опять ходить товарищ Красин,
сюда же приходили Анна Гавриловна Болдырева, Вера
Марковна Карелина 12. У нас стали собираться кружко-
вые представители. Я знакомлюсь с Михаилом Ивано-
вичем Брусневым, с Николаем Дементьевичем Богдано-
вым, с Владимиром Прошиным, с Егором Афанасьеви-
чем Климановым — кузнецом, он же Бубнов Все шло
благополучно до смерти писателя Шелгунова. За уча-
стие в похоронной процессии было арестовано много
студентов, в том числе и товарищ Красин и. От рабочих
на гроб писателя был возложен венок с надписью:
«Указателю пути к свободе и братству»; участво-
вавшие в процессии рабочие также многие были аре-
стованы. Вскоре после похорон я поступил работать на
фабрику Паля за Невской заставой и переселился
на житье в этот район. Это было в апреле 1891
года.
В этом году мы праздновали 1-е Мая. Собрались за
Путиловским заводом, произносили речи. Говорили мой
брат Федор Афанасьев, Николай Богданов, Владимир
Прошин ,5. Все трое призывали к борьбе против эксплу-
атации рабочего класса, говорили о рабочей солидарно-
сти, о необходимости организации и т. д. Праздник про-
шел очень удачно. Николай Дементьевич Богданов жил
в одном районе со мною ,6; он познакомил меня с Пет-
ром Морозовым *7, с Андреем Медовым, и мы все целое
лето занимались, уходя в поле. Осенью я снял комнату
вместе с одним товарищем, Амосом Лебедевым, и здесь
вместе с вышеупомянутыми товарищами мы стали за-
ниматься с интеллигентом, звали его Михаилом Плато-
новичем. Иногда к нам приходил Сергей Иванович Фун-
тиков, рабочий Семянниковского завода, боевой па-
рень 18; он меня и Морозова познакомил со своим круж-
ком, который собирался на квартире у Василия Агафо-
нова, модельщика того же завода. Здесь я познакомил-
ю
ся с товарищем Бабушкиным 19, тогда еще совсем моло-
дым человеком. Затем я и Морозов Петр наладили связь
с рабочими фабрики Торнтона 20. В 1892 году опять со-
брались на маевку. Собрались сначала на Крестовском
острове, но вооруженная охрана попросила нас удали-
ться. Решено было выбрать другое место сходки. Мне,
Петру Морозову и Петру Кейзеру, рабочему Балтий-
ского завода21, поручено было найти место для сходки
за Невской заставой. Место было найдено и признано
удачным; находилось оно за Волковым кладбищем, ме-
жду Невской и Московской заставами. Рабочие могли
собраться на сходку по нескольким направлениям: со
стороны Невской заставы — от Семянниковского, от
Максвеля и Карточной фабрики и с другой стороны —
со стороны Московской и Нарвской застав. Рабочие со-
бирались со всех районов. Было очень многолюдно; уча-
ствовало даже много женщин. Говорили речи, знакоми-
лись друг с другом. Все были в хорошем настроении22.
Когда же стали расходиться, то тут нас ждала непри-
ятность. Те товарищи, которые пошли через Невскую за-
ставу, добрались домой благополучно; те же, которые
возвращались по направлению Московской и Нарвской,
наткнулись на шпионов, и в ту же ночь многие были аре-
стованы. Тут была явная провокация. Надо заметить,
что в том направлении патрулем от нас стоял Григорий
Савельев-Иванов — Штрипан. Нет никакого сомнения,
что это было делом его рук. В 1893 году, когда были
произведены аресты рабочих по всем районам, были
арестованы именно те товарищи, которых он хорошо
знал. Он был очень развитой, начитанный рабочий; вел
самую открытую агитацию против правительства и, од-
нако, ни разу не был арестован. Фактов его предатель-
ства много, о них я упоминаю в дальнейшем. Я, Петр
Морозов, Андрей Медов были арестованы тоже в это
время. У них двоих ничего не нашли и отпустили, мне
же не так повезло — за хранение нелегальной литерату-
ры меня арестовали и поместили в Дом предварительно-
го заключения23. Продержав пять с половиной месяцев,
попросили оставить Петербург, и я переселился в город
Нарву. Там я разыскал свою знакомую Наташу Григо-
рьеву, которая тоже была из наших; она бежала из ме-
ста ссылки из Саратовской губернии и проживала неле-
гально у своего отца24. Я поселился у них. Наташа, де-
вушка развитая, живя в невыносимо тяжелых условиях,
все же хотела продолжать подпольную работу, но не
имела литературы. Было решено, что я должен ехать в
и
Петербург и привезти таковую, и я еду. В Петербурге
Сергей Фунтиков, Агафонов и Василий Андреевич Шел-
гунов, с которым я познакомился незадолго до ареста,
собрали мне литературы довольно много — целую кор-
зину, пуда два, и, чтобы отвести подозрения, Василий
Агафонов проводил меня до станции Лигово. С литера-
турой дело пошло веселее.
Я познакомил Наташу с моими товарищами: Миха-
илом Андреевичем Соколовым и с Алексеем Ильичом,
по кличке «Макус». На пасхе к нам приехал Андрей
Фишер25, токарь с завода Сименс-Гальске26. Дело со-
всем почти наладилось. Летом приехал из Петербурга с
фабрики Максвеля Трофим Максимов. Он тоже помогал
в организационно-кружковой работе. Но, к нашему не-
счастью, в Нарву приехал, или был послан охранкой,
Григорий Савельев-Иванов — Штрипан. Он сразу же был
устроен на фабрику, в то время как мне и многим дру-
гим рабочим это не удавалось. Он упорно искал встреч
со мною, но я уклонялся. Наконец, через одного товари-
ща, он просил меня прийти в гостиницу «Ревель», где
якобы остановились приехавшие из Петербурга два то-
варища, которые могут помочь мне материально. Не до-
веряя ему, я не пошел и, как впоследствии оказалось,
хорошо сделал — угодил бы прямо в лапы шпионов.
Наташу он тоже хорошо знал, но не знал, что она в
Нарве. Случайно он встретил ее на базаре, и вскоре
после этого она была арестована. Я счастливо избег-
нул ареста. Дело было так: накануне ареста Наташи к
нам приехал из деревни высланный туда по этапу мой
брат Федор Афанасьев, один из организаторов рабочих
кружков. Узнав, что я все еще без места, он посоветовал
мне ехать в Ямбург, где один наш знакомый брался
меня устроить. В воскресенье я уехал, а в понедельник
брата и Наташу арестовали. Тут-то и выяснилось, ка-
кую услугу хотел оказать мне Штрипан, замани-
вая меня в ревельскую гостиницу. Окно камеры
моего брата помещалось как раз против этой
гостиницы. Брат видел, как из нее вышли два
человека, присутствовавшие при их аресте, и ему
невольно вспомнился наш разговор, в котором я сооб-
щил ему о предложении Штрипана. В Ямбурге меня то-
же недолго оставляют в покое. Спустя два месяца туда
являются жандармы во главе с полковником Козинце-
вым, производят обыск, но безрезультатно. Я уже ду-
мал, что этим все и кончилось, но не тут-то было. Меся-
ца через полтора вызывают на допрос в Нарву. Вызыва-
12
ли по делу Наташи Григорьевой — якобы она показала,
что литературу доставил ей я, но я, разумеется, все от-
рицал.
Вскоре после этого я покидаю Ямбург и еду в Пе-
тербург. Там меня вызывают в охранку. Полковник
предлагает мне служить в охранке, я категорически от-
казываюсь. Через неделю предложение повторяется, я
опять наотрез отказываюсь. Это было в феврале 1895
года, а в июне меня опять вызывают и зачитывают, что
я лишаюсь права жительства в столичных губерниях и
губернских городах на 2 года. Отбирают у меня пас-
порт и выдают проходное свидетельство. Дают три дня
сроку для выбора местожительства; я выбираю город
Иваново-Вознесенск. Приехав в место ссылки, являюсь в
полицейское управление, где мне выдают вид на жи-
тельство, по которому я мог проживать только в городе
Иваново-Вознесенске. Начинаются скитания по фабри-
кам в поисках работы, но мой «волчий» паспорт закры-
вает везде передо мною двери. Наконец мне удается ус-
троиться на фабрику Бурылина. Знакомлюсь с рабочи-
ми этой фабрики: Дмитрием Яшиным, Николаем Граче-
вым и другими. Ребята были довольно развитые: книги,
которые я им стал давать, прочитывали с жадностью.
Интеллигенции в то время там не было, приходилось ог-
раничиваться самообразованием. Прожили мы так два
года. В 1897 году к нам приехал мой брат Федор Афа-
насьев, кличка — «Отец». Смелый, энергичный, умелый
организатор, он сразу стал заниматься с рабочими и по-
вел среди них пропаганду. Впоследствии он обосновался
в Иваново-Вознесенске, пользовался большим автори-
тетом среди рабочих и был убит черной сотней в 1905
году.
В 1898 году в Иваново-Вознесенске была общая за-
бастовка ткачей всех фабрик из-за сокращения праздни-
ков. Причина маловажная, но я хочу остановиться на
ней, так как она рисует до некоторой степени иваново-
вознесенских рабочих; уже тогда они умели настоять на
своем и выступать организованно. Фабриканты обрати-
лись за содействием к губернатору, который явился са-
молично с сотней казаков. К собравшимся рабочим он
обратился с грозным окриком: «Шапки долой!» Насту-
пила тишина, но шапки остались на головах. Окрик по-
вторился, и на этот раз рабочие ему ответили: «У нас
кто в гости приезжает, тот первый шапку снимает».
Взбешенный губернатор умчался. Забастовка продолжа-
лась, казаки разгоняли нагайками рабочих, не давая со-
13
У Финляндского вокзала
бираться. Через неделю пригласили рабочих Для перего-
воров на площадь перед городской думой. Губернатор,
уговаривая рабочих приступить к работе, указывал на
взаимную пользу как фабрикантов, так и рабочих от со-
кращения праздников, но рабочие уперлись и заявили:
«Когда снимете колокола и вынесете иконы из церквей,
тогда мы вам поверим». Переговоры ни к чему не при-
вели, и праздники остались27.
В этом же году у нас на фабрике была вторая заба-
стовка. Заметил я как-то в упаковочной кладовой, что
у нас неправильная мера в куске товару. Законная ме-
ра, утвержденная фабричным инспектором, была 60 ар-
шин в куске. В упаковочной же кладовой на куске сто-
яло 66 аршин. Таким образом, рабочего обмеривали на
6 аршин с каждого куска. Сообщил о своем наблюдении
товарищам: они стали мерить куски, и я оказался прав.
Возмущенные рабочие прекратили работу и потребова-
ли фабричного инспектора. Убедившись в правоте рабо-
чих, тот дал телеграмму старшему инспектору в город
Владимир. Дело было улажено, фабрикант заплатил ра-
бочим, и мера была установлена правильная. Меня, как
зачинщика забастовки, сначала не хотели брать на ра-
боту, но, благодаря содействию инспектора, потом взя-
ли. В 1898 году я забираю свою семью и еду в Петер-
бург. Не успел я дать паспорт в прописку, как получаю
приказание покинуть Петербург в 24 часа впредь до
особого распоряжения. Оставив семью в Петербурге,
14
еду в город Ригу. Там скоро устраиваюсь, выписываю
семью и живу года полтора спокойно. Затем мне опять
не повезло. Полиция разыскивала бежавшего из ссылки
Егора Афанасьева — Климанова, кузнеца, впоследствии
Бубнова, старого товарища: думали, что он и я одно и
то же лицо, и хотя я выяснил недоразумение, за мной
стали следить. Слежка была такая настойчивая, что бук-
вально нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться
на шпиков. Следили за мной, за моей квартирой, за мо-
ими товарищами. Положение становилось невыносимым,
и я вскоре покинул Ригу.
Я еду в Ревель, там устраивась, но ненадолго. Ди-
ректор фабрики, куда я поступил работать, сначала от-
носившийся ко мне хорошо и даже обещавший устроить
мне квартиру при фабрике, вдруг стал настойчиво сове-
товать мне уехать в Петербург. Я со дня на день ожи-
дал приезда семьи, такой совет меня нисколько не ус-
траивал, и мы с ним крупно поговорили. 20 декабря
1900 года на фабрике вспыхнула забастовка, за которую
нас, русских, всех рассчитали. После семилетнего ски-
тания я снова приезжаю в Петербург и поступаю рабо-
тать на фабрику Гука 28. С января до мая работаю спо-
койно. В мае за забастовку меня арестовывают, но, бла-
годаря счастливой случайности, забыли нас четверых за-
нести в списки, на высылку я не попал. Из старых то-
варищей в Петербурге я встретил Карелиных.
В то время Зубатов начал свою деятельность29. Нв
одно из его собраний пошел и я, но мне там сразу не
понравилось. Кругом полицейские; председатель все вре-
мя шушукается с околоточным надзирателем — атмос-
фера, не внушающая доверия, и я бросил туда ходить.
Зубатовщина просуществовала недолго. На смену Зу-
батову явился Гапон. Первые свои собрания он устраи-
вал на Выборгской стороне. Пошел туда и я. Мне понра-
вилось. Собрание было многолюдное, все рабочие; вы-
сказывались все свободно, полицейских не было. Я при-
гласил на эти собрания Карелиных. Они, в свою очередь,
привлекли туда наиболее сознательных, развитых рабо-
чих-печатников. Гапоновская организация стала быстро
расти, и в 1905 году она насчитывала 11 тысяч членов.
Я не знаю точно, был ли Гапон агентом охранки, какую
роль сыграл он в движении 1905 года, нов деле органи-
зации рабочих масс Питера он сыграл большую роль30.
9 января рабочие, как известно, с хоругвями и иконами
направились к Зимнему дворцу к царю с петицией, но
были частью расстреляны, а остальные разогнаны на-
is
гайками и саблями. Вера в царя и бога была убита. В
ответ на эти расстрелы вспыхнула стихийная забастов-
ка по всей России. Правительство растерялось. В Петер-
бурге был создан Совет рабочих депутатов 31. От на-
шей фабрики туда были выбраны: товарищ Лосев Ни-
колай, ему заместителем товарищ Никита Семенов. При-
езжая поздно из Совета, они передавали мне постанов-
ления Совета, и на основании этих постановлений я и
руководил забастовкой. На самой фабрике была создана
рабочая комиссия, в которой я тоже участвовал, она
разбирала недоразумения между администрацией и ра-
бочими. Когда был арестован Совет рабочих депутатов,
были арестованы и наши представители 32. Мы поддер-
живали их семьи, устраивая каждый месяц в их поль-
зу шапочный сбор. После ареста рабочих депутатов, ког-
да стали призывать к. сопротивлению против черных
банд Дубровина 33, у нас на фабрике рабочие стали де-
лать кинжалы и вооружаться. Я приобрел через одного
товарища по ревельской забастовке Тимофея Евстрато-
ва, теперь работающего на электростанции «Красный
Октябрь», девять револьверов и к каждому 50 патронов.
Эти револьверы тоже были розданы рабочим. К сча-
стью, дело ограничилось слухами, и нам "не пришлось
пустить в ход наше оружие. На этом я заканчиваю свои
воспоминания.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	1 марта 1881 г. после ряда неудачных попыток Александр II
за свои неоправданные жестокости по отношению к революционе-
рам был казнен по приговору Исполнительного комитета «Народ-
ной воли» И. И. Гриневицким, бросившим бомбу под карету царя
на набережной Екатерининского канала в Петербурге.
2	Федор Афанасьевич Афанасьев — один из наиболее известных
рабочих-революционеров 90-х гг. Активный участник петербургской
социал-демократической группы М. И. Бруснева. Весной 1891 г.
участвовал в организации первой в России рабочей маевки и про-
изнес речь на ней. Четыре речи на этой маевке неоднократно пере-
печатывались за границей и подпольно в России. Ф. Афанасьев был
направлен для революционной работы брусневской группой в Мо-
скву. Несколько раз арестовывался. Вел нелегальную работу в ряде
городов. Был одним из организаторов иваново-вознесенской стачки
1905 г. и первого Совета рабочих депутатов. 22 октября 1905 г.
пытался освободить политических заключенных — как представитель
митинга начал переговоры с казаками, но был схвачен и на реке
Талке избит до смерти. М. В. Фрунзе вспоминал об Афанасьеве
как о настоящем герое, а Л. Б. Красин считал, что его имя должен
чтить весь рабочий класс России (Дела давно минувших дней,—
Пролетарская революция, 1923, №3 (15), с. 11).
16
3	Автор имеет в виду стачку 3000 рабочих Кренгольмской ма-
нуфактуры в Нарве с 28 июля по 12 августа 1882 г. Стачка была
вызвана низкими заработками текстильщиков, бессмысленными при-
теснениями администрации; ее основные требования: увеличение
задельной платы, снижение размера штрафов, сокращение рабочего
дня, удаление наиболее ненавистных мастеров и др. Против заба-
стовщиков были применены войска (Центральный государственный
архив Октябрьской революции, социалистического строительства,
высших органов государственной власти и государственного управ-
ления (Далее — ЦГАОР) СССР, фонд Департамента полиции (ДП),
1 делопр., 1882 г., д. 368, л. 9, 21, 26, 101—106, 137—154 и др.).
4	Речь идет об основанной в 1880 г. ткацкой мануфактуре ак-
ционерного общества «Воронин, Лютш и Чешер» на Резвом острове.
5	Г. А. Мефодиев — один из видных рабочих-брусневцев, орга-
низатор их центральной конспиративной квартиры, член первого
центрального рабочего кружка этой группы. После ареста в 1892 г.
был выслан в Ревель, а затем в Тулу.
6	Имеется в виду Вацлав Фадеевич Цивинский, член руководя-
щего ядра брусневской группы, видный пропагандист в рабочей
среде. «Осип Иванович» — одна из его подпольных кличек. Подроб-
нее см.: Казакевич Р. А. Социал-демократические организации Пе-
тербурга конца 80-х — начала 90-х годов. Л., i960, с. 89—90.
7	Историкам этот кружок братьев Афанасьевых, видимо, неиз-
вестен. Они пишут о другом кружке, в который входили А. Г. Его-
рова, В. М. Карелина и где пропагандистом был Л. Б, Красин.
8	Ныне — проспект Газа.
9	Леонид Борисович Красин («Никитич») —старейший русский
социал-демократ, активный деятель брусневской группы, видный
большевик, деятель Советского государства. О нем см.: Круп-
ская Н. К. О Красине.— В сб.: Леонид Борисович Красин («Ники-
тич»). М.— Л., 1928; Могилевский Б. Никитич (Л. Б. Красин). М.,
1963.
10	Григорий Саврльевич Штрипан (Савельев, Иванов, «Нечеса-
ный») в действительности был провокатором еще с 70-х гг. Он пре-
дал несколько петербургских рабочих кружков и сообщил властям
о намечавшемся праздновании 1 мая 1892 г. (см.: Карелина В. М.
Воспоминания о подпольных рабочих кружках брусневской органи-
зации (1889—1892 гг.).— В кн.: В начале пути. Л., 1975, с. 280).
11	Об этом кружке см. в тех же воспоминаниях В. М. Карели-
ной. Состав кружка, его работу, быт текстильщиков описывает и
А. Г. Болдырева в воспоминаниях «Минувшие годы» (там же,
с. 254—263).
12	Вот об этом кружке брусневской организации обычно и гово-
рят историки.
.	13 Михаил Иванович Бруснев — организатор одной из первых
в России марксистских групп, социал-демократ. В 1889 г. объединил
марксистские кружки Петербурга, организовал снабжение рабочих
нелегальной литературой, создал гектографированную газету. Затем,
с 1891 г., работал в Москве. 4 года провел в тюрьме. Воспоминания
Бруснева «Возникновение первых социал-демократических организа-
ций» см.: Пролетарская революция, 1923, № 2.
Старейший русский социал-демократ Николай Дементьевич
Богданов, слесарь Карточной фабрики,— один, из ораторов на пер-
вой маевке 1891 г. (см. о нем и его речь: Полтора века Ленин-
градского комбината цветной печати. Л., 1969, с. 71—74, 90—93).
Владимир Иванович Прошццд^акгивный рабочий-бруснеири
Участвовал в первой российской маевке 1891 г. До сих пор не вы-
яснено, выступал ли он с речью и если да, то какая из четырех ре-
чей рабочих принадлежит ему (см. там же, с. 72).
Егор Афанасьевич Афанасьев (Климанов) — автор называет его
и Бубновым — работал кузнецом в Экспедиции заготовления госу-
дарственных бумаг, создал там боевой рабочий кружок, был чле-
ном центрального рабочего кружка брусневцев. Экспромтом произ-
нес речь на первой рабочей маевке в России (1891 г.). Обладал
выдающимися организационными способностями. За революцион-
ную деятельность трижды подвергался аресту (1892, 1895, 1906 гг.).
14	Об этом см. в третьем разделе книги.
15	Выступали не только трое названных автором ораторов, но
еще и Е. А. Климанов. Впервые речи были напечатаны на гектогра-
фе, затем, в 1892 г., их опубликовала группа «Освобождение тру-
да». До революции и в советское время воспроизводились неодно-
кратно. Принадлежность каждой из четырех речей обозначается
собственноручной запиской Н. Д. Богданова (1925 г.), хранившейся
в архиве известного советского историка Ш. М. Левина. Сейчас
этот архив находится в Рукописном отделе Государственной биб-
лиотеки им. В. И. Ленина в Москве.
18	Т. е. за Невской заставой.
17	Петр Александрович Морозов — видный рабочий-революцио-
нер 90-х гг. (см. о нем в воспоминаниях И. В. Бабушкина).
18	Сергей Иванович Фунтиков — участник рабочих кружков Пе-
тербурга в 1888—1894 гг. Сначала работал токарем на Балтийском
заводе, в ноябре 1890 г. переехал за Невскую заставу и поступил
на Семянниковский завод. Играл заметную роль в брусневской
группе, потом — организатор кружков Невской заставы. Все более
уверенно становился социал-демократом. После ареста в 1894 г,
сослан в Тверь.
18	О И. В. Бабушкине более подробно см. в комментариях к
его воспоминаниям.
20	Об этом кружке 1891 г. историки обычно не упоминают (см.:
Корольчук Э., Соколова Е. Хроника революционного рабочего дви-
жения в Петербурге, т. 1. Л., 1940, с. 155—162).
21	Балтийский судостроительный и механический завод основан
в 1857 г. В 1890 г. на нем работало более 2000 рабочих. Одно из
крупных предприятий Петербурга, являвшееся и революционным
центром города.
22	История этой маевки освещена в третьем разделе книги,
28	Одна из наиболее часто упоминаемых тюрем царской России.
Располагалась на Шпалерной улице (ныне — улица Воинова) в Пе-
тербурге. Через нее прошли, кажется, все наиболее видные узники
самодержавия, в том числе в 1895—1897 гг. и В. И. Ульянов (Ле-
нин). Режим этой тюрьмы, однако, был заметно легче, чем в других
политических каторжных тюрьмах. См. об этом воспоминания
И. К. Михайлова «Четверть века подпольщика» в этой книге.
24	Н. А. Григорьева — одна из первых работниц-революционе-
рок. В начале 90-х годов она принимала активное участие в работе
социал-демократических брусневских кружков в Петербурге, входи-
ла в центральную рабочую группу. После ареста в 1893 г. выслана
в Восточную Сибирь (в Тесинское) на пять лет. Вернувшись из
ссылки, примкнула прзже к социал-революционерам.
25	Фишера в подпольных кружках называли сначала Андреем,
но потом, по семейным обстоятельствам, он стал именоваться Ген-
рихом.
18
28	Завод «Сименс-Гальске» основан в 1855 г. Крупное и хоро-
шо оборудованное предприятие Петербурга. Ныне — телевизионный
завод им. В. Н. Козицкого. О порядках и быте рабочих на этом
предприятии см. ниже, в воспоминаниях Фишера.
27	Борьба за выходные в дни всех прежних праздников — один
из самых распространенных поводов забастовок рабочих промыш-
ленных предприятий в России конца XIX в. Маневры властей по
сокращению праздников в соответствии с Фабричным законом от
2 июня 1897 г., изданным из-за роста рабочего движения, ярко об-
рисовал В. И. Ленин в брошюре «Новый фабричный закон», в па-
раграфе VII — Как наше «христианское» правительство урезывает
праздники для рабочих (Ленин В. И. Поли, собр, соч., т. 2,
с. 288—293).
28	Одна из рядовых петербургских фабрик — «Красильная и
ткацкая мануфактура», впоследствии фабрика им. А. И. Желябова.
29	Очевидно, Афанасьев имеет в виду начало деятельности пол-
ковника С. В. Зубатова в Петербурге. Зубатов в молодости неко-
торое время участвовал в нелегальном молодежном кружке, но
вскоре перешел на службу в московскую охранку. В конце XIX в.—
начальник Московского охранного отделения, идейный вдохнови-
тель политики «полицейского социализма». Добиваясь удовлетворе-
ния .мельчайших экономических требований рабочих, стремился воз-
главить движение пролетариата, поставить его под контроль жан-
дармов, обезглавить его. В октябре 1902 г. назначен начальником
Особого отдела Департамента полиции, начал активно действовать
в Петербурге.
30	Г. А. Гапон — священник, яркий оратор. С 1902 г. был под-
ручным у Зубатова, создал «Собрания русских фабрично-заводских
рабочих Санкт-Петербурга» — организацию зубатовского типа под
контролем охранки. Шел во главе одной из колонн рабочих 9 янва-
ря 1905 г. с петицией к царю. Бежал за границу, но вернулся в
Россию и стал тайным агентом жандармерии. 28 марта 1906 г. су-
дом группы рабочих приговорен к смертной казни и повешен в
Озерках под Петербургом. Е. Афанасьев не учитывает, что Гапон
сыграл большую роль в организации под царистскими лозунгами
наиболее отсталой части рабочих масс Петербурга.
31	Петербургский Совет рабочих депутатов создан 13 октября
1905 г. с числом 35—40 депутатов. В ноябре количество депутатов
возросло до 560—570. Образовывались и районные Советы. Все они
были примером массовой организации пролетариата, созданной на
выборных началах и действовавшей фактически открыто. В Петер-
бургский Совет было избрано 40 большевиков, но там. преобладали
меньшевики и эсеры, чем и объяснялись многие его ошибки в це-
лом. В. И. Ленин в 1905 г. придавал очень большое значение дея-
тельности Советов. В начале ноября он дал впервые оценку Сове-
там как органам восстания и зачаткам новой революционной власти.
Ленин указал, что Совет должен быть центром объединения всех
действительно революционных сил (см.: Ленин В. И. Поли. собр.
соч., т. 12, с. 64).
32	3 декабря 1905 г. во время заседания Петербургский Совет
рабочих депутатов был арестован. Лишь небольшой части депута-
тов удалось скрыться. Они составили второй Совет, действовавший
потом в подполье. Но вскоре, 2 января 1906 г., и он был арестован.
33	А. И. Дубровин — вождь русских черносотенцев, председа-
тель совета «Союза русского народа». Вдохновитель и организатор
террористических банд, еврейских погромов. Автор ряда самых ре-
19
акционных сочинений, упрекавших царские власти в «либерализ-
ме». Осенью 1918 г., после Октябрьской революции, был расстре-
лян по приговору, вынесенному органами Советской власти.
Н. Ф. ПОТЕРЕВ
О Николае Федоровиче Тютереве (революционная кличка «Ко-
ля-Ляля» — был статен и красив) известно очень мало. Собствен-
но, только то, что он сам рассказал 6 себе на вечере воспомина-
ний в Ленинградском музее Октябрьской революции, посвященном
80—90-м гг. XIX в. По стенограмме этого вечера, состоявшегося
29 марта 1929 г., воспоминания Н. Ф. Тютерева и воспроизводят-
ся (Ленинградский государственный музей Великой Октябрьской
социалистической революции, ф. VI, папка Ns 6, с. 35—39).
ВОСПОМИНАНИЯ
Мое имя—Николай Федорович Тютерев.
В 1890 г. я поступил на Металлический завод, я был
еще очень молод. Первое мое знакомство было с Кня-
зевым Михаилом, он же — Ксенофонтов. Этот Князев
говорил со мною о разных событиях, он был очень на-
таскан, бывал в наших кружках, натаскивал и меня. Он
познакомил меня с Наташей Григорьевой; он привел ме-
ня на квартиру на Глазовой улице; там были Анюта
Болдырева, Наташа Григорьева, Вера Марковна, Ва-
ря Мы не знали фамилий, а в большинстве называли
только по имени; был там и Алексей Егорович. Он мне
показался очень умным человеком, но очень сухим; я
боялся даже к нему подойти, потому что чувствовал, что
он умнее нас и стоит выше. Он на меня наводил жут-
кость. Там, на Глазовой улице, я с ним познакомился
поближе, стали беседовать. Затем мы почувствовали, что
эта квартира в опасности, и переехали на Выборгскую
сторону, на Александровскую улицу, и продолжали там
собираться. Здесь опять мы собирались, бывали Варя,
Федор, Наташа, Вера Марковна, а еще бывал там дядя
Ваня, или дядя Сарай, Егор-кузнец: мы звали его «дядя
Сарай»2. В этой квартире оказались тоже неудобства.
Хозяин квартиры был чиновник, он скоро раскусил, в
чем дело, и стал настойчиво просить, чтобы мы из этой
квартиры выехали; он стал умолять нас оставить его
квартиру, так как он боялся за себя. И тогда уехали на
20
Тимофеевскую улицу — Варя, Наташа, Федор; эта квар-
тира находилась близ католического кладбища. Эту
квартиру мы посещали почти всю зиму. Я не помню, по-
чему оставили эту квартиру. Когда мы были лишены
этого места сборищ, стали посещать квартиру Я. И. Бал-
туса; он в то время назывался Яшей. К нам ходил Егор
Семенович, или Григорий Семенович3. Нам в то вре-
мя было строго указано — не добиваться, какое у кого
имя, ибо можно было проговориться; мы знали только
имена, а фамилий не было. Григорий Семенович был ин-
теллигент, он нас развивал. Большее время мы проводи-
ли в том, что беседовали, читали «Спартака»4, Ласса-
ля 5, Шелгунова в, а в большинстве случаев беседовали,
говорили о многом, говорили об астрономии, приобрета-
ли познания; мы стали иначе мыслить, говорили о ре-
лигии, о человечестве.
В этой квартире мы чувствовали себя очень осторож-
но: когда кончалось чтение или беседа, выходили из нее
по одному, по двое. У нас было очень много кружков; бы-
ло звено связи, которое связывало кружок, и имелась
связь с другими кружками, но мы знали только тот кру-
жок, с которым были связаны.
В 1890 г. я познакомился с Наташей и Анютой, в
1891—1892 гг. Григорий Семенович .исчез, его арестова-
ли, кажется. Мы остались без представителя, без руко-
водителя, но между собою продолжали вести беседы
серьезные, посещали друг друга, вели речи. У нас было
знакомство с ткачами через Князева-Ксенофонтова. Лет-
нее время проводили в прогулках, где также вели бе-
седы.
В 1892 г. мне пришлось жить с Егорушкой Тумано-
вым; он приходил в наш кружок. ЕгорушкаТуманов как
раз должен был выступить в 1892 г. на Крестовском ос-
трове с речью, он готовился к этому1. Перед этим чув-
ствовалось, что силы накопилось порядочно; что они
должны как-то сгруппироваться и показать, какая у
нас мощь. Нас пригласили в Народный сад8 и здесь хо-
тели сделать выступление, предупредили, что можно
кое-что взять для обороны; я приготовил себе кинжал и
с ним был в саду, но ничего не состоялось, так как не
пришли те, кого ждали и которые должны были прийти.
Это был исключительно рабочий сад, рядом с домом
Нобеля9. Затем мы должны были собраться на Кре-
стовском острове, в лесу. Егор Туманов, с которым я
там был, приготовил речь. Мы пришли на Крестовский
остров, нас спросили пароль, а пароль, кажется, был:ес-
21
Петербургский механический завод Л. Нобеля
ли спросят «который час?», то надо ответить: «час сво-
боды». Когда мы пришли, там уже была порядочная
группа; постояли минут 20, и получилось нас человек
полтораста — двести. Нужно было приступить к делу,
выступить с речами. Я не помню, кто выступал первый,
но только что расположились, как в это время явился
стражник, охранявший это место, или лесник. Он стал
спрашивать, почему вы здесь собрались. Сначала мы
хотели угостить его водочкой, но он отказался, вероят-
но, предвидел, что собрание нелегальное, что мы не про-
сто пришли погулять. Он стал требовать, чтобы мы уш-
ли. Мы решили разойтись.
Я говорю Егорушке: давай уйдем, потому что доб-
рого ничего не выйдет. Он согласился со мною. Я ему
говорю: мы не пойдем с группой, а пойдем сначала в
сторону, в лес, там дальше выйдем. Так и сделали. По-
том вышли на Васильевский остров, а там эти «полосат-
ки», зашли к ним 10. Мы посидели у них, а потом пошли
дальше. Но тяжело было как-то, какое-то предчувствие.
Мы побывали в саду, а потом решили идти домой. Ког-
да мы шли, встретили Феню с какими-то подругами,
они возвращались из Екатерининского сада. Мы почув-
ствовали, что около нас все ходят какие-то личности не-
знакомые. Мы заподозрили что-то недоброе, и наше
22
предчувствие усилилось. Мы думали, что придем домой,
а там без нас роются. А у нас были разные брошюры и
кое-что нелегальное. Если что-нибудь найдут... давай
уберем. Егор сначала критиковал меня, а потом согла-
сился. Мы пришли домой в девятом часу вечера, собра-
ли брошюры, книжонки, но куда все девать? Как раз
жил на нижнем этаже Балтус: мы связали пакет и от-
несли к нему. К Балтусу пришла сестра, он немедленно
передал пакет сестре, которая жила где-то в другом
месте с отцом, и она унесла. В 12 часов мы легли спать,
а в 1 час ночи к нам пришли с обыском. Стали обыски-
вать, но ничего не нашли, кроме этого кинжала, о ко-
тором я говорил. А у моего товарища была книга, и в
ней была записка глупого содержания. Вот какого:
На кой нам черт правительство?
Не нужно нам царя.
Нам нужна республика
И красный флаг... Ур-ра.
Эта записка погубила моего товарища. Его спроси-
ли: чья это записка? Обыск был тщательный, но ничего
не нашли, кроме этой записки. Когда он ответил, что за-
писка его, его забрали. Когда он очутился в предварил-
ке, его спросили и про бумажку, на которой он состав-
лял речь. Здесь явилась мысль такая: он жил на квар-
тире у старика Нила Васильевича, и он оказался прово-
катором. Он был знаком с нами, и, очевидно, имел, связь
с другими квартирами, с другими хозяевами, а мы не
знали. Удивительно только, что он меня не узнал, что я
был с ним. А у него спрашивали: кто это был с вами, та-
кой высокий, краснощекий? Куда он девался? — Мы все
убрали, и только записка скомпрометировала моего то-
варища. Он просидел 3 месяца в «предварилке»11, а за-
тем его выслали: мы имели с ним переписку. Это было
в 1892 г.
В 1893 г. я уехал в провинцию и захватил с собою
много нелегального; я уехал в Нижегородскую губер-
нию — Выксунский завод. Оттуда я приехал скоро об-
ратно. Здесь у меня не было квартиры, и я остановился
у товарища Митропия Николая Яковлевича. Он жил за
Нарвской заставой. Я пришел к нему, и он мне предло-
жил остаться у него ночевать. На другой день я хотел
идти искать места, а он мне сказал: не торопись, сегод-
ня у нас состоятся выборы на острове Голодае 12, пой-
дем вместе. Я говорю ему: мне неудобно идти, я не при-
глашещ меня будут бояться, чуждаться. «Ничего, пой-
дешь со мною». Я согласился, и мы пошли. Мы взяли
23
лодку и поехали на Голодай. Когда мы приехали, там
оказалось 4—5 человек, а потом еще несколько подо-
шли. Меня приняли любезно. Стали выбирать старост: я
тоже имел право голоса. Когда мы поехали обратно, то
встретили Андрианова на другой лодке. Он спрашивает:
«Тютерев, куда едешь?» — «На Васильевский остров».—
«А я на Выборгскую сторону».— «Садись ко мне в лод-
ку и поедем на взморье». Пересели из лодки в лодку и
приехали на Васильевский остров. Сдали шлюпку. По-
том Митропия арестовали. (Был провокатор — Иванов
Николай). Его спросили: с тобою был человек, он сел
обратно с тобой, а куда он девался? Но он меня не вы-
дал. Митропий был арестован и выслан и не возвра-
щался.
После этого пошли аресты: были арестованы Балтус
и Князев. У нас руководителя не было. Но мы уже были
достаточно натасканы, влились в рабочую массу и рабо-
тали самостоятельно, не составляли кружков, а просто
беседовали, призывали рабочих.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Н. Ф. Тютерев называет состав кружка, где готовили пропа-
гандистов и из которого вышли с определенными знаниями («с
багажом»): Н. Д. Богданов, Е. А. Афанасьев, Ф. А. Афанасьев,
В. И. Прошин, А. Е. Карелин, В. М. Карелина, А. Г. Болдырева,
К. М. Норинский, В. В. Фомин, Н. Ф. Тютерев (см. об этом в кн.:
В начале пути, с. 246).
Михаил Князев-Ксенофонтов («Князь») — слесарь с завода
Растеряева на Выборгской стороне; Варя Николаева, Маша Макла-
кова— работницы Резиновой мануфактуры; Наташа Григорьева и
Вера Марковна (Карелина) называются в составе кружка
А. Г. Болдыревой (см. там же, с. 260—262). О М. Князеве и дру-
гих участниках кружка говорила и В. М. Карелина (см там же,
с. 288).
2	Алексей Егорович — А. Е. Карелин. Варя — В. Николаева,
Федор — Ф. Афанасьев, Наташа — Н. Григорьева, Вера Марковна —
В. Карелина. Фамилию «дяди Сарая» (дяди Вани) установить не
удалось. О нем и о Я. И. Балтусе см. также в воспоминаниях
А. Разуваевой. Егор-кузнец — Е. А. Афанасьев (Климанов).
3	Григорий Семенович — это, вероятнее всего, видный брусне-
вец Василий Семенович Голубев, имевший для конспирации разные
имена: Семен Семенович, Егор, Григорьев. О нем см.: Фомин В. В.
Воспоминания о подпольной работе революционных кружков на
Балтийском заводе и об умственных течениях внутри кружков за
период с 1887 по 1893 год.— В кн.: В начале пути, с. 185.
4	Книга итальянского писателя Р. Джованьоли «Спартак»
(1874). Переведена на русский язык в 1881 г. Этот исторический
роман был очень популярен у передовой русской интеллигенции и
рабочих.
9	Фердинанд Лассаль — один из вождей немецкой социал-демо-
кратии. Написал множество работ, некоторые из которых имели
24
хождение и в России. Родоначальник одного из видов оппортуниз-
ма. Отвергал марксистское учение о классовой борьбе и революции,
считал, что за исключением рабочего класса все остальные классы
представляют собою сплошную реакционную массу, а крестьянское
движение в принципе реакционно.
8	О Н. В. Шелгунове подробно рассказывается в третьем раз-
деле книги.
7	Е. Ф. Туманов — рабочий завода Растеряева на Выборгской
стороне, позже — рабочий Металлического завода. По воспоминани-
ям В. М. Карелиной, входил в кружки брусневцев и вместе с
М. Князевым был фактическим хозяином их конспиративной квар-
тиры (см.: В начале пути, с. 286, 288). О речи Туманова см. раз-
дел 3.
8	В различных частях Петербурга было немало живописных зе-
леных уголков, в просторечии именовавшихся Народными садами,
9	У Нобелей в Петербурге было несколько домов. Скорее все-
го, здесь речь идет о несохранившемся доме на Выборгской сто-
роне.
10	«Полосатками» называли питомиц Воспитательного дома, но-
сивших платья из полосатого материала.
11	Е. Ф. Туманов был арестован 29 июня 1892 г. и осенью вы-
слан из Петербурга.
12	Остров Голодай — ныне остров Декабристов.
А. РАЗУВАЕВА
Воспоминания Анны Разуваевой, фальцовщицы типографии
Вольфа, рядовой участницы подпольных кружков начала 90-х гг.,—
запись ее выступления на вечере воспоминаний 29 марта 1930 г.
в Ленинградском государственном музее Великой Октябрьской со-
циалистической революции (ф. VI, папка № 6, с. 32—34.).
ВОСПОМИНАНИЯ
Я дочь рабочего с Путилов-
ского завода, училась в школе, но не окончила. Мало-
грамотная.
Первое знакомство с социал-демократическими круж-
ками, можно сказать, было на Глазовской улице. У ме-
ня брат, который познакомил меня с Балтусом. Они хо-
дили на вечеринки, и на одной из таких вечеринок това-
рищи брата сказали: возьмем девочку на вечеринку.
Брат сначала протестовал, но товарищи уговорили и ме-
ня взяли. Я была сырой материал, работала в типогра-
фии.
Когда я пришла на первую вечеринку на Глазовскую
улицу, где была конспиративная квартира, там были:
А. Г. Балтус, Вера Марковна Карелина, В. А. Шелгу-
25
нов, Николай Богданов *. В одной комнате было собра-
ние, где они обсуждали разные вопросы, а в другой ком-
нате танцевали. Мне, как девочке, говорят: «Аня, иди
потанцуй». Я танцевать не умела, да, по правде сказать,
мне хотелось послушать, что они обсуждают. Я оста-
лась, и на меня, как на девочку, обращали мало внима-
ния. Они считали, я заинтересовалась. Они меня спра-
шивают: «Аня, тебе нравится?» Да, говорю, я посижу с
вами. Здесь были Анна Гавриловна2 и Вера Марковна.
Они говорят: «Слушай, но только никому ничего не го-
вори». Я думаю: «Что же это такое?»
Приходит брат и говорит: «Уходи или танцуй». Я
вышла, но через некоторое время опять вернулась.
Мною заинтересовались Анна Гавриловна и Вера Мар-
ковна. Когда мы пришли домой, то брат говорит: «Ни
слова, где со мной была, а то мать узнает, плохо бу-
дет». Я никому ничего и не говорила. На следующую
вечеринку меня опять взяли. Пришли Анна Гаврилов-
на, Вера Марковна, Наташа, Анюта. Конечно, я всем
хотела услужить. Даю стул Вере Марковне. Они со
мной разговаривают. С этого и началось знакомство, и
стали меня брать на вечеринки. Потом пришел Федор,
Варя, был дядя Сарай. Говорят — надо девочке дать
почитать; ты, спрашивают, девочка, читать любишь?
Вот почитай географию. Ты понимаешь, откуда бог. Го-
ворю, я не знаю. Вот они мне давали читать. Я заинте-
ресовалась: брат было против этого протестовал. Потом
они скоро переехали с Глазовской на Выборгскую сто-
рону, на Александровскую улицу 3. Тут тоже в одной
комнате танцевали, а в другой занимались серьезными
вопросами. Вот я и пошла по этой дороге, как бы свя-
залась с кружком.
Скоро Анну Гавриловну арестовали и Наташу, Вера
Марковна держалась некоторое время.
В 1895 году мы думали встретить Новый год с пом-
пой, был и товарищ Балтус, мы устроили пушку, в ком-
нате был портрет царя, Балтус поставил портрет, поста-
вил пушку и расстрелял портрет.
Когда обсуждали некоторые вопросы, то говорили:
«Мы, рабочие, дождемся того времени, когда штыки
воткнутся в землю, а царь пойдет с лопатой». Мать не
могла понять этого, но когда совершилась революция,
тогда она поняла. Вера Марковна руководила мной, во-
дила с собой на Александровскую улицу, читали книгу
«Спартак», там же дали всем прозвища.
Вера Марковна была арестована, и многие из круж-
26
ка, который был на Васильевском острове, тоже были
арестованы. Когда Вера Марковна приехала из ссылки,
то вышла замуж.
После 1895 года, когда Вера Марковна была высла-
на, приехал ко мне, кажется, Петр Иванович, приносил
прокламации и говорит: разбросай. Был случай—перед
1 мая принесли пачку разноцветных прокламаций и го-
ворят, ты спрячь, а потом мы возьмем. Мать продавала
легкое у завода, она человек неграмотный, конечно, ви-
дит, лежат разноцветные бумажки, а завертывать нуж-
но, она взяла с собой эти бумажки, приходит к заводу,
смотрит — один берет, читает, другой берет, читает, все
разобрали. Мать говорит: «Голубчики, мне надо завер-
тывать». — «Старуха, тебя в участок надо. Где взяла?»
Мать говорит: «Шла, а какой-то студентишка взял да и
кинул в корзинку».
Я действительно работала черную работу. Раз при-
несли ящик. Спрячь, говорят, но только его шевелить
нельзя. Потом я узнала, что это была бомба. Принес ка-
кой-то интеллигент. Я поставила под кровать и говорю:
«Мама, не тронь ящик».
Как я связалась с кружком? У Веры Марковны мы
собирались. Михаил Иванович4 был наш кружковод, а
потом он был арестован, и года два связь была потеря-
на. Когда Вера Марковна приехала, то я опять с ней
связалась.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	В. М. Карелина ошибочно называет А. Разуваеву Таней (см.:
В начале пути, с. 287).
2	А. Г. Болдырева. Ее воспоминания см. в кн.: В начале пути.
3	В Петербурге было несколько Александровских улиц, проспек-
тов, переулков. А, Разуваева, возможно, имела в виду следующие
улицы (названия современные): Дибуновскую, Зеленую, Листвен-
ную, Печорскую.
4	М. И. Бруснев.
И. И. КЕЙЗЕР
Прокламация «Братцы-товарищи!» написана в сентябре 1893 г.
Иваном Ивановичем Кейзером. Он первым откликнулся на пред-
ложение «Группы народовольцев» — самим рабочим написать аги-
тационную листовку. Кейзер был одним из самым подготовленных
и развитых рабочих своего времени. Как и его товарищи в начале
90-х гг., он много читал самостоятельно, занимался в первых марк-
систских кружках, сам стал первым рабочим-пропагандистом в
пролетарском кружке. Именно про эту группу передовых рабочих
охранка писала: «...в настоящее время в Петербурге проживает
немало рабочих, вполне усвоивших революционные учения»
(ЦГАОР СССР, ф. ДП, 3 делопр., 1892 г., д. 888, л. 18).
И. Кейзера отличали стойкость, честность, преданность рево-
люционному делу, высокая принципиальность. Вместе с Г. М. Фи-
шером и другими он сыграл определенную роль в отходе пере-
довых рабочих от народничества и в самоопределении их на по-
зициях марксизма.
Данная прокламация — довольно редкий документ. Издана
«Группой народовольцев» весной 1894 г. Издатели далеко не во
всем были согласны с автором, перешедшим на позиции марксиз-
ма. Перепечатывалась эта первая рабочая прокламация всего один
раз (Историко-революционный сборник, т. 1. М.— Пг., 1924). Здесь
воспроизводится по тексту подлинника, хранящегося в Ленинград-
ской публичкой библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Издание «Группы народовольцев»
БРАТЦЫ-ТОВАРИЩИ!
Беседуете ли вы когда меж-
ду собою? Наверное, беседуете. Да и почему же вам
не беседовать-то со своим братом — такими же рабочи-
ми? Ну а коли беседуете, то примите и меня, братцы,
в вашу дружескую беседу, как такого же, как и вы, тру-
женика*. А я вам много новенького постараюсь рас-
сказать, а вы между собою поразмыслите, правду ли
я вам сказал; а найдете, что правду, то запомните ее
хорошенько, да с товарищами этой правдой поделитесь.
Не читал ли, братцы, кто из вас в газетах государст-
венный отчет за 1892 год? Доходу было 1165 миллио-
нов, а расходу — 1118 миллионов. Душа просто радует-
ся, братцы! Уж коли за один год в государственном каз-
начействе 47 миллионов излишку осталось, то, значит,
государство богато, а народу русскому не житье, а мас-
леница. Да, братцы, если под именем русского народа
понимать богачей, т. е. фабрикантов, заводчиков, бога-
тых дворян, как-то генералов, графов, князей там раз-
ных с самим государем во главе, так им, пожалуй, и
впрямь не житье, а вечная масленица. А вот нашему
* Эта рукопись написана для рабочих рабочим же; мы печата-
ем ее без всяких изменений и поправок, (примечание издателя.)
28
брату, трудящемуся человеку, житье, пожалуй что, по-
хуже великого поста.
Отчего бы это, братцы? Ведь работаем всю жизнь,
как лошадь какая, а все у тебя достатку никакого нету,
и все тебя нужда одолевает, между тем как баре, завод-
чики да купечество и вовсе почти не работают, а живут
себе припеваючи. А оттого, братцы, что все, что мы ни
заработаем, попадает в их карманы, и нам всю жизнь
приходится работать не для себя, а для других. Отто-
го, что брать-то с нас много берут, а нам взамен этого
ничего не дают. Вы вот, с кого, думаете, эти 1165 мил-
лионов правительство-то выколотило, как не с нашего
брата бедняка! Прямых-то податей да налогов, как, на-
пример, подати, адресный и больничный сборы, мы не
особенно много платим, а зато косвенных-то сколько пе-
реплачиваем! Съешь ли ты кусок хлеба, тарелку ли су-
пу или щей выхлебаешь, табачку ли покуришь, чароч-
ку ли с горя хватишь, и за все это тебе налог платить
приходится. Вам не верится, братцы, а между тем это
правда. Некоторые из продуктов, как, например, табак,
вино и т. п., обложены акцизным сбором с фабрикан-
тов. А те-то разве из своего кармана его выплачивают?
Вовсе нет, а на товар эти сборы раскладывают и доро-
же, чем они стоят, нам продают; значит, налоги-то не
фабриканты, а мы платим. Также купцы и фабриканты
платят патентный и другие сборы. Опять-таки не из
своего кармана, а лишнюю копейку на фунт хлеба или
чего другого накинут; опять-таки выходит, что не тор-
говцы, а мы сбор платим. Домовладелец за владение
домом сбор платит и благодаря этому лишний рубль-
другой на квартирантов набавляет; опять, значит, не до-
мовладелец, а мы налоги платим. И так за все, что мы
едим, пьем и носим, за все, окромя стоимости товара,
еще налог платить приходится. Тут копеечку да там гро-
шик, а сосчитайте, сколько эдак в год-то выйдет, небось
не десяток рублей, а тут и сотней не покроешь.
Так-то вот и выколачивают с нас эти сотни и тыся-
чи миллионов, каждая копейка которых кровью и потом
нашим смочена, за каждую копейку которых мы части-
цу жизни положили.
Но куда же, спрашивается, девается такая уйма на-
ших денег? Эх, братцы! Бездонную бочку, видно, не на-
полнишь, и, хоть мы в пять раз больше, чем сейчас пла-
тим, платить будем, все равно не скажут, что много, да
и спасибо не услышишь. Но посмотрим, однако, на что
употребляются наши деньги. Оказывается, что они поч-
29
ти все целиком уходят на нужды государя, дворян и бо-
гачей, но никак не бедного класса. Теперь вот один го-
сударь себе жалованья берет 12 миллионов в год, да на
содержанье дворцов да прислуги разной столько же. Да
жене своей, да ребятишкам каждому жалованье платит,
благо своя рука владыка. И теперь вот у них в англий-
ском банке больше 600 миллионов лежит, прикоплено,
это от голодного-то народа! Окромя того, у нас есть не-
мало министров, сенаторов да помощников их, и каждый
из них получает от 10 до 18 тысяч в год. Да вы не по-
думайте, братцы, что за многотрудную работу — на то
есть чиновников целая куча, а за то, что ловко подлащи-
ваться умеют, да за то, что они дворянского роду. А ца-
рю приятнее иметь вокруг себя раздушенных дворян,
чем потом да кровью пропитанных тружеников. Он сам
дворянин и всячески помогает только дворянам. Им он
платит за их подлую лесть наши трудовые денежки. Для
них он строит разные институты, приюты и училища, как,
например, Смольный \ Елисаветинский2 и др. институ-
ты, пажеские и кадетские корпуса, Императорский ли-
цей 3 и пр., и пр., где и учат только танцам, языкам раз-
ным да ловкому обращению, чтобы дворянские детки на
придворных балах лицом в грязь не ударили. Вышел в
отставку дворянин, и, хоть он и богат, а все же ему гро-
мадная сравнительно с нашим заработком пенсия пола-
гается. А наш брат хоть с голоду околевай, все равно
ему и гроша медного4 никто не даст. И, куда ни взгля-
нешь, братцы, всюду заботятся только о дворянах да о
богачах, а о том, о ком следует, то есть о бедняках, ду-
мать позабыли, а если и вспоминают, то только для то-
го, чтобы с них же последнюю рубашку снять. Народ
обнищал совсем, а им и горя мало, благо им весело жи-
вется, а там хоть трава не расти.
Теперь был вот у нас в 1891 году голод5. Отчего он
произошел? Вы, пожалуй, скажете, что божье наказа-
ние. А я так скажу, потому что народ истощал от непо-
сильных податей и поборов, потому что у мужика зем-
ли мало, а которая и есть, так истощена вконец. А исто-
щена она потому, что русский мужик необразован, поч-
ти дикарь,— потому что четверть крестьян не имеет ло-
шадей, а уж о коровушке да другой скотинке и думать
позабыли. А коли скотинки нет, то и навозу нет, и зем-
лю удобрять нечем. А без удобрения уж какая земля!
Вот потому-то, братцы, у нас и голод был, и он из году
в год все чаще и чаще повторяться будет, потому что на-
род из году в год все беднее становится.
30
Кто, как не правительство, должен заботиться о сво-
ем бедствующем народе! Что такое значит слово «госу-
дарство»? Государство — это есть общество людей, со-
бравшихся вместе для более успешной борьбы с общими
врагами, как-то голодом, болезнями и т. п., и избравших
из среды своей мудрейшего и способнейшего человека
для ведения общественных дел этого общества6. Пря-
мые обязанности этого избранного — заботиться о благо-
состоянии избравших его и искоренении существующих
зол. Право же на личное благосостояние имеет только
тот, кто желает трудиться на пользу общества, почему
мы вообще и презираем воров и лентяев. Правитель все
собранное должен употреблять на нужды только тех,
кто честным трудом добывает себе средства к жизни, и
дает ему часть этих средств на свои же собственные
нужды.
У нас же как раз наоборот. Кто ничего не делает и
ничего не дает, тот живет припеваючи, одевается в шелк
и бархат, ест и пьет дорогие яства и вина, разъезжает
в собственных экипажах и всячески помыкает честным
тружеником. Кто работает всю жизнь, как вол, кто поч-
ти все отдает на пользу государства, тот одевается в ру-
бище, живет всю жизнь впроголодь, а если и сыт, то
только черным хлебом и то с грехом пополам и терпит
всюду оскорбления и унижения; «пьяница», «серость»,
«мастеровщина» — вот все, что он слышит за свои тру-
ды. А кто, спрашивается, довел его до всего этого, как
не наши отцы — «отцы правители!» Неужели бы мы ста-
ли пьянствовать от хорошей жизни, а теперь если и пьян-
ствуем, то потому только, что грудь наболела от непо-
сильной работы и вечного горя и нужды, потому что
только в вине и топим свое горе. «Необразованность»,
«серость», а на какие шиши нам образоваться-то, когда
все, что мы ни зарабатываем, уходит в карманы наших
угнетателей! Много ли дало правительство на народное
образование? Оно дает всего 5 миллионов с небольшим,
что составит при 120-миллионном населении примерно 4
копейки на каждого. Вот и образуй себя, как знаешь, на
такой огромный капитал; мы нищим больше подаем, хо-
тя и сами почти нищие.
Вы, пожалуй, скажете, что и оно заботится о нуж-
дах народа, как, например, дает на воспитательные до-
ма, приюты и больницы и помощь голодающим. Братцы,
это скажет только тот, кто несерьезно взглянул на дело.
Кто же рассматривает жизнь и жизненные явления
здраво и вдумчиво, тот этого не скажет. Во-первых, на
31
Обводный канал у завода газового освещения
воспитательные дома идет сбор с игральных карт, кото-
рого одного хватило на содержание7, теперь же вдоба-
вок к нему введен сбор со всех увеселений и зрелищ, ко-
торый еще удесятерил этот доход: значит, поэтому вос-
питательные дома содержит опять-таки не правительст-
во, а сам же народ, так как налоги эти он же выплачи-
вает, а не кто другой. Приютов правительство вовсе не
содержит, богаделен тоже, а содержит их церковный
причт и сословные общественные учреждения, как, на-
пример, ремесленные, мещанские, губернские и город-
ские управы. Но не надо забывать то, что как церковный
причт, так и все управы делают кружковой и обязатель-
ные сборы на пополнение расходов по этому предмету;
значит, опять народ, а не правительство содержит прию-
ты и богадельни. На больницы существует прямо-таки
больничный сбор, которого с излишком хватает на содер-
жание всех ныне существующих больниц и лечебниц. А
что касается выданных на помощь голодающим 65 мил-
лионов, то они выданы не как безвозмездная помощь пост-
радавшим, а даны прямо-таки в долг и то по необходи-
мости, потому что голодный народ бунтоваться начал;
ну правительство, чтобы отвести глаза глупому, по их
мнению, народу, и выдало ссуду 8. А пришла осень, оно
принялось так долг из мужиков выколачивать, что толь-
ко рев по губерниям пошел; тут лошадь, там телегу, а
32
там так и весь убогий мужицкий скарб за недоимки
продают9. А кулаки да мироеды только радуются да
карманы себе набивают, скупая за бесценок мужицкие
пожитки. Что тут мужику делать остается? Земля и
раньше-то не родила хлеба, а тут и лошадь еще прода-
ли, и вовсе ехать не на чем, есть нечего, да еще недоим-
ки откуда хошь возьми да подай. Приходится идти на
заработки. А там тоже не слаще, хозяева видят, что на-
роду безработного много на работу просится, плату
сбавлять начинают; старые рабочие на пришельцев сер-
диться начинают и обвиняют их, что они тому причиной.
Как будто бедняки виноваты, что есть хотят. Полноте,
братцы, тут ни вы, ни новички в этом деле не виноваты.
Виновато правительство, что довело народ до подобного
нищенского состояния, что бедняк за кусок хлеба готов
закабалить себя на какую угодно тяжелую работу. А ка-
питалисты и кабалят, не дремлют, благо поддаются’. Они
безжалостно отнимают у мужа жену, у отцов и матерей
малолетних детей, они безжалостно высасывают все, что
возможно, из рабочего, берут из него силу, здоровье,
лишают его свободы и жизненных удовольствий. И когда
из него уже все взято и брать уже нечего, тогда выбра-
сывают на улицу и обрекают на голодную смерть...
Торжественно несется с тысячи церковных амвонов:
«Слава всевышнему богу, на земле мир, в человецех бла-
говоление». Какая злая насмешка звучит в этих словах.
Укажите, где они, мир и благоволение! Вряд ли вы оты-
щете такой уголок на святой Руси. Я всюду вижу толь-
ко нужду и горе, господство тунеядцев над трудом, зла
над добром и пороков над добродетелью. Горько, брат-
цы, делается, когда пронзительно вглядишься в жизнь.
Так горько, что невмоготу терпеть. Хорошо попу гово-
рить: «терпеливо несите свой крест, православные», ког-
да у самого в банке 20—30 тысяч капиталу лежит, ког-
да его от постов да воздержаний в ширину распирает,
а побыл бы в нашей шкуре, так не то заговорил бы. Да,
впрочем, мало ли что они говорят, говорить-.то они ма-
стера, только дельного-то от них ничего не услышишь
да помощи не увидишь.
Да, братцы, плохое житье наше, так плохо, что хоть
ложись да помирай. Своими силами невозможно про-
жить так, как следует жить человеку. А помощи ждать
тоже неоткуда. Но не надо духом падать, дело еще по-
правимо, следует только хорошенько подумать, что де-
лать для улучшения настоящего и будущего положения,
не можем же мы вечно жить так, как сейчас живем!
2 Зак. № 98	33
А делать вот что нужно, братцы. Во-первых, потвер-
же знать и помнить свои права. Во-вторых, потверже
стоять за свои интересы. В-третьих, браться за каждое
дело целым обществом и не уступать, пока не будет
по-нашему, не слушая никаких льстивых увещеваний,
которые будут расточать перед нами наши враги. Да,
именно враги. Друзьями нашими они не могут быть ни
в коем случае, потому что их интересы заключаются
в том, чтобы как можно более поработить и закабалить
рабочих, а наши интересы — как можно меньше давать
ходу их воровским притязаниям на нашу свободу, здо-
ровье и личное благосостояние. А в-четвертых, это —
отбросить свою никуда не годную трусость. Ну чего
нам бояться, братцы, что мы можем потерять? Ровно
ничего. У нас все уже отнято и отнимать уже нечего.
Приобретем же мы целый мир!10
Недалеко взять, например, в Бельгии было то же са-
мое, что и у нас. Но рабочие там наконец додумались-
таки до дела, а как только додумались, то и потребова-
ли себе прав наравне с дворянством и богачами. Они
осознали, что самим рабочим гораздо удобнее забо-
титься о своих нуждах, чем поручать это дворянам и
государю, тем более что те о народе вовсе и не забо-
тятся.
И вот они начали устраивать рабочие синдикаты,
иначе сказать — союзы для более успешной борьбы с
фабрикантами, что и необходимо, так как всякий знает,
как легко переломить прутик, а попробуйте сломить мет-
лу. Ну вот, в нынешнем году все эти бельгийские синди-
каты рабочих порешили забастовать, не работать и по-
требовать себе права управления государственно-обще-
ственными делами. Правительство давай вертеться так
и эдак, сперва ласками давай им глаза отводить. Но не
тут-то было, рабочие уперлись на своем, и ни с места.
Тогда оно давай запугивать их войсками. Рабочие, од-
нако, не струсили. Они знали, что сила не в войсках, а
в них самих, так как войска набраны из бедного же
класса. Ну правительство повертелось, повертелось, да
и сдалось, потому что с народом шутки плохие, разой-
дется — так не скоро и удержишь. Й вот теперь выбор-
ные из рабочих заседают в палате депутатов (это то же,
что и наш сенат) п, и каждый рабочий через своих де-
путатов имеет право принять или отвергнуть правитель-
ством предложенное дело. Понятно, и жизнь тамошних
рабочих стала и станет не в пример лучше. Также и в
Англии, Германии, Франции, Швеции и Дании рабочие
34
Завод «Арсенал» в Петербурге
добились и добиваются своих законных прав ,2. Только
Россия спит еще непробудным сном.
Рабочие ждут, что вот произойдет чудо и их положе-
ние улучшится без их усилий. Иные хоть и сознают, что
без их усилий ничего и не создастся, но боятся положи-
ться на свои слабые, по их мнению, силы. А иные гото-
вы молчать и лизать ноги своим угнетателям. Но в ком
же и сила, как не в народе!
О, русский народ, до чего довели тебя твои угнетате-
ли! Сердце просто рвется, как поглядишь на народные
бедствия. Очнитесь, русские люди! Сорвите с глаз заве-
су, которою слепят вас те, которым выгодна ваша сле-
пота. Отбросьте надежды и трусость. Иначе нам всю
жизнь придется прожить жизнью рабочей скотины.
Но каким путем мы можем добиться благосостоя-
ния? Трудом и воздержанием — пожалуй, скажут неко-
торые. Но трудиться наравне с лошадью, это невозмож-
но. Воздерживаться до того, чтобы ничего не есть, так
это тоже немыслимо. Чушь все это, братцы. От трудов
праведных не построишь палат каменных, горбатым раз-
ве только станешь. Да, велика наша сила, так велика,
что не сравнится с ней никакая другая сила. Только спит
эта сила до поры до времени крепким сном. Но время
проходит, а разбудить эту силу некому.
35
Но, чу!.. Я слышу, плачут жены и дети рабочих: «Па-
па, заступись, нас совсем обижают». Неудержимо несет-
ся за ними могучий клич людей, пожертвовавших себя
за пользу родины: «Проснись, русский народ! Довольно
тебе страдать и молчаливо терпеть. Пора, давно пора
отряхнуться тебе от векового сна, расправить свои, хотя
и наболевшие, но все еще могучие плечи и сказать: я
тоже человек и хочу жить жизнью человека, а не живот-
ного, как вы того хотите. Доныне я был рабом, на мне
лежали цепи нужды, их сковали капиталисты, а заковал
в них меня царь. Но я хочу быть свободным человеком,
я не хочу отдавать своих дочерей на поругание бога-
чам...»
Есть много людей, которые пожертвовали себя на за-
щиту слабых и угнетенных. Многому бы хорошему они
научили рабочих. Но русские люди еще не научились
отличать друзей от врагов и за все их труды их же по-
носят: «крамольники», «безбожники», «бунтовщики» —
вот все, что они слышат от народа. Петля и ссылка ждут
их от правительства. Но они не падают духом. Они зна-
ют, что и сам Христос, при всей своей великой мудрости,
и тот был распят теми, кому было невыгодно его учение.
Рабочие, соединяйтесь!
Один из прозревших и мыслящих рабочих
Сентябрь 1893 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Имеется в виду Смольный институт благородных девиц
(1808—1917 гг.), располагавшийся на окраине Петербурга в спе-
циальном здании, построенном по проекту архитектора Кваренги.
2	Елисаветинский институт находился на Васильевском острове,
13-я линия, д. 14. На казенный счет здесь обучались дочери обер-
офицеров.
3	Имеется в виду Императорский Царскосельский лицей, откры-
тый в 1811 г. В 1844 г. переименован, в Александровский и переве-
ден в Петербург. Здесь учились А. С. Пушкин, многие декабристы.
Привилегированное учебное заведение для детей знати. Готовило
высших государственных чиновников.
4	Грош — мелкая денежная единица, монета различных времен
и стран. На Руси в XVII—XVIII вв. были в ходу медные гроши,
равные двум копейкам.
5	Голод 1891 г. был особенно страшным в России. Голодало
более 40 млн. человек. Царское правительство оказалось застигну-
тым врасплох (см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 5, с. 297).
Голод 1891 г., по мнению Ф. Энгельса, означал создание вну-
треннего рынка для капитализма (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч.
2-е изд. Т. 22, с. 261—263).
6	Такая наивная трактовка сущности государства была распро-
36
страненной. Вслед за народниками И. И. Кейзер отдает дань мно-
гим утопическим системам Западной Европы.
7	Об этом подробнее см.: Полтора века Ленинградского ком-
бината цветной печати. Л., 1969. Действительно, многие воспита-
тельные дома дореволюционной России, входившие в благотвори-
тельное ведомство императрицы Марии, содержались за счет дохо-
дов принадлежавшей ведомству Карточной фабрики, монопольно
выпускавшей в стране игральные карты.
8	Ничтожная (по сравнению с потребностями голодающих)
ссуда была, скорее, не помощью, а попыткой «отвести глаза», да и
то за счет того же крестьянства. Недаром Л. Н. Толстой в 1892 г.
писал, что «паразит собирается накормить то растение, соками ко-
торого он питается» (Толстой Л. Н. Поли. собр. соч., т. 29, 1954,
с. 104).
9	Жестокость самодержавно-помещичьего правительства усугуб-
ляла отчаянное положение крестьян. Царизм запрещал даже об-
щественным и частным благотворителям оказывать помощь им.
Говоря о голодовках в России, В. И. Ленин писал: «Только в свер-
жении царской монархии, этого оплота помещиков, лежит выход к
сколько-нибудь человеческой жизни, к избавлению от голодовок, от
беспросветной нищеты» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21,
с. 197).
10	Здесь чувствуется влияние «Манифеста Коммунистической
партии» Карла Маркса и Фридриха Энгельса: «Пролетариату не-
чего терять, кроме своих цепей. Приобретет же он весь мир!» «Ма-
нифест» К. Маркса и Ф. Энгельса был одним из основных пропа-
гандистских документов в подпольном революционном движении
России с 70-х гг. Известны многие переводы и нелегальные издания
его на русском языке.
11	Автор ошибся. Функции и права парламентов, палаты депу-
татов с выборными от рабочих мало похожи на задачи правитель-
ствующего Сената Российской империи, который был учрежден для
надзора за деятельностью всех правительственных учреждений.
Сенаторы назначались царем.
12	Этот обычный агитационный тезис несколько идеализирует
политическое устройство западноевропейских капиталистических
стран.
Г. М. ФИШЕР
Генрих Матвеевич (Андрей, Генрих Августович) Фишер фор-
мально числился германским подданным. Он был одним из самых
образованных рабочих Петербурга начала 90-х гг. В. И. Ленин за-
нимался с ним марксизмом индивидуально, готовя из него круп-
ного вожака рабочего движения, серьезного пропагандиста. Аре-
стован в 1894 г. В 1901 г. выдворен из России. Жил в Англии. Один
из первых английских коммунистов. В 1921 г. вернулся в Совет-
скую страну.
Первые воспоминания Г. М. Фишер написал и опубликовал
в 1922 г. Его мемуары, написанные с большой точностью, содер-
жат многие интересные сцены, рельефно изображающие обегэ-
ковку в петербургском подполье перед возникновением ленин-
ского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В этом
37
первом варианте воспоминаний большое внимание уделено кре-
стьянскому прошлому Г. М. Фишера, деталям его работы на раз-
личных заводах Петербурга.
Для настоящего издания текст взят из книги Г. М. Фишера
«Подполье, ссылка, эмиграция. Воспоминания большевика», 1935 г.
(M.J, более беллетризованной.
ПОДПОЛЬЕ, ССЫЛКА, ЭМИГРАЦИЯ.
ВОСПОМИНАНИЯ БОЛЬШЕВИКА
Через товарищей с Выборг-
ской стороны я познакомился с «Группой народоволь-
цев». К нам на квартиру ходили Браудо, Сущинский,
Зотов и М. С. Ольминский ’. Наше миросозерцание к
этому времени было еще не закончено, но было уже оп-
ределенно социал-демократическим. При наших встре-
чах мы обыкновенно много спорили, каждая сторона го-
рячо отстаивала свою точку зрения. Мы были против
заговорщического террора, против того, что все силы
убиваются на террористический акт, а работа среди ра-
бочей массы, ее организация забывается. «Надо создать
рабочую армию,— говорили мы,— на это употребить
всю энергию, всю силу. Разве на Западе движение не
охватывает массу? Наоборот. Организовать нужно рабо-
чих, и тогда широкое развитие движения обеспечено.
Через них доберемся и до крестьянина. Вашими терро-
ристическими актами вы хотите добиться свержения
русского самодержавия и установления лучшего строя.
Рабочему тоже нужно свержение самодержавия и луч-
ший строй, рабочему также нужны политические права.
Завоевание политических прав даст ему возможность
лучше сорганизоваться. Чтобы привлечь внимание ши-
роких масс рабочих, необходимо стараться их организо-
вать на основе повседневных нужд, не брезгая и ин-
тересами брюха, «пятачка», требуя сокращения рабо-
чего дня, увольнения мастеров и пр. и пр. Надо учить
их бороться «скопом», отстаивать свои интересы сооб-
ща, организованно; организовывать стачки, протесты, но
ни в коем случае не приучать рабочих надеяться на то,
что появятся какие-то герои и все устроят для них без
их участия».
На вопрос о роли крестьянства у нас с народовольца-
ми тоже не было общей точки зрения. Слушая народо-
вольцев, можно было прийти к тому выводу, что более
38
обездоленного человека, чем крестьянин, на свете нет.
Мы вполне признавали, что крестьян эксплуатируют,
презирают, увечат и пр. и пр. Все это правильно. Но по-
чему крестьяне плохо реагируют на обращения к ним на-
родовольцев? Всем обращавшимся непосредственно к
крестьянской массе, «ходившим в народ», что-то не осо-
бенно везло, а обращение к рабочим имело почему-то
больший успех. Мы крестьянам не отводили большой ис-
торической роли: мы думали, что их песенка спета, они
люди прошлого, они стоят за частную собственность,
единственный объединяющий их лозунг «побольше зем-
лицы». За крестьянами у нас в прошлом числятся такие
движения, как «разинщина» и «пугачевщина», но имели
ли эти движения прогрессивное значение?2 Вы-
двинули они какой-либо новый принцип? Нет, частная
собственность оставалась неприкосновенной и незыбле-
мой. Имели ли эти движения какие-нибудь практические
последствия в смысле облегчения тягот крестьян-
ских, мы не знали, об этом исторических данных у нас
не имелось. Если произошло освобождение крестьян в
1861 г., то совсем по другим причинам, более близкого
времени. Разобраться полностью в крестьянском вопро-
се нам было еще трудно. Мы, например, думали, что
единственное, как будто хорошее, что осталось у кре-
стьян от прошлого, это было «общинное землевладение».
Как будто очень близко подходит к «обобществлению
орудий и средств производства», выставляемых целью
коммунистического или социал-демократического дви-
жения. В вопросе «общины» мы тогда еще не разобра-
лись, но к решению должны были подойти. Что же
касается взгляда на крестьянство, то мы смотрели на
крестьянство как на отсталый класс, по Лассалю, так
как к этому времени основательно познакомились с его
сочинениями *.
При изучении истории западноевропейского рабоче-
го движения более ярким и заманчивым казалось фран-
цузское, потому что во Франции пролетариат играл
большую роль- в политической истории, дошел до захва-
та власти в свои руки во время Парижской коммуны 3 и
удерживал эту власть в своих руках в течение опреде-
ленного, хотя и недолгого, периода времени. Падение
коммуны не доказывало, что взятие власти рабочим
классом неправильно и неосуществимо, а, наборот, го-
* Правильный взгляд на крестьянство был развит только това-
рищем Лениным. В то время, к которому относятся настоящие вос-
поминания, многие марксисты плохо разбирались в этом вопросе.
39
ворило за то, что к этому надо стремиться, а чтобы удер-
жать власть, не надо совершать тех ошибок, которые до-
пустили коммунары. Английское рабочее движение не
имело такой яркой окраски, разве только чартистское
движение, но оно имело более скромные результаты4.
Если чему и можно было учиться у англичан, так это
только упорству, с каким они добивались постепенного
улучшения. Причем вначале это движение имело и свои
отрицательные свойства — стихийность, перенесение
своего недовольства не на эксплуататоров, а на маши-
ны 5. У нас тоже были стихийные движения, «бунты» 6.
Пока они были только «бунтами», никакого влияния на
улушение жизни рабочего класса они не имели, но сто-
ило недовольству вылиться не в «бунт», а в организо-
ванную спокойную стачку, как оно имело не только вли-
яние на улучшение условий труда, но и большое поли-
тическое значение. Возьмем Морозовскую стачку в Оре-
хово-Зуеве в 1885 г. Эта стачка была возглавлена созна-
тельными рабочими, уже побывавшими в ссылке7. Тре-
бования, выставленные этой стачкой, почти полностью
вошли в фабричный закон, изданный самодержавием в
1886 г.8 Отсюда для нас был ясен вывод: организовать
рабочих на основе их повседневных нужд, ближайших
интересов, не делая этого целью всего движения, а толь-
ко «средством» для политической борьбы за свержение
самодержавия, как ближайшей цели, считая и сверже-
ние самодержавия тоже только одним из этапов к до-
стижению основной цели — освобождению рабочего
класса от экономической зависимости, от класса капита-
листов 9.
В одно из посещений народовольцы принесли нам
гектографированную прокламацию по поводу «голодных
бунтов» на юго-востоке в 1891 г.10 Эта прокламация
прямо призывала крестьянские массы к немедленному
восстанию. По поводу этой прокламации у нас завязал-
ся длинный спор. Мы прямо говорили, что, кто выпуска-
ет такие прокламации, наверно, никогда ничего не чи-
тал, не изучал, а если и делал и то и другое, то ничему
не научился. Кончилось бы дело только тем, что недо-
вольство массы вылилось бы в избиение ближайшего
начальства или помещика, поджоги и разграбление по-
мещичьего имущества. Кто бы сумел объединить такого
рода волнения? Была ли хоть какая-нибудь надежда, что
подобные движения будут многочисленны? Получится
своего рода маленькая пугачевщина. Такой проклама-
ции мы не одобряем.
40
Через Фунтикова Сергея я поступил на завод Се-
мянникова п. Проработал там недолго, так как на заво--
де заставляли работать сверхурочно так много, что мо-
жно было совершенно отупеть. Получалась такого рода
картина: в понедельник — 2 часа сверхурочно, во втор-
ник — 4 часа, в среду, кто желает,— всю ночь напролет
или 4 часа сверхурочно, в четверг, кто работал напро-
лет ночь со среды — уходили домой, а кто нет — тот 4
часа сверхурочно, в пятницу всю ночь напролет обяза-
тельно, суббота — до шабаша; если в субботу не было
получки, то в воскресенье работать обязательно, суббо-
та — до шабаша. Оставалось только устроить спальню
и общежитие на заводе. Проработав так несколько вре-
мени, я не вытерпел и сбежал на работу в город. Когда
я начал говорить с мастером, что так ведь долго не про-
тянешь, то он сказал:
— Не нравится — не работай. Народу у ворот много.
Народу действительно у ворот было много.
У Фунтикова я познакомился с ткачом Петром Мо-
розовым и с Федором Афанасьевым. Морозов водил ме-
ня к ткачам фабрики Торнтона на Охте 12. Прежде чем
добраться до жилого помещения фабричных рабочих,
нам пришлось разъяснить церберу у ворот цель своего
прихода и степень родства с теми, к кому идем.
Приходить к кому-либо надо было в определенное
время, иначе его нельзя было застать, он мог быть на
смене. Наш приход был приурочен к вечернему времени.
Рабочие фабрики помещались в громадном многоэтаж-
ном корпусе, разделенном лестницей на две равные ча-
сти. Одна предназначалась для холостых, другая для се-
мейных. Разница между ними была только в том, что на
холостой половине койки стояли в ряд друг к другу с
небольшими проходами между ними. На семейной поло-
вине каждая семья отделялась от другой ситцевыми за-
навесками, возвышавшимися немного выше человеческой
головы. В такой загородке помещалась семья с ребятиш-
ками, со всем домашним скарбом, посудой и прочим
имуществом. Когда мы вошли в помещение, нас обдало
таким ароматом, что трудно описать. Все время, пока
мы сидели и разговаривали, в помещении стоял крик,
шум, гам, возня ребятишек, ругань взрослых. Говорить
надо было громко, чтобы друг дружку слышать, но в то
же время и так, чтоб то, о чем мы говорили, не всякий
бы слышал. Конечно, я видел только половину жильцов,
так как другая половина работала на фабрике. Что дол-
жно было твориться в этом помещении в праздничный
41
день, когда фабрика не работала, я даже не могу себе
представить, не то что описать. Надо полагать, «дохнуть»
было нечем. О других условиях тоже ничего хорошего
сказать было нельзя. Рабочий день на фабриках длился
от 12 до 16 часов; в рабочем помещении удушливая жа-
ра, пыльно и шумно, особенно на ткацких фабриках. Тка-
чи разговаривали друг с другом движением губ. За свой
труд ткач или прядильщик зарабатывал 10—15 руб. в
месяц, а женщина еще меньше. Ткачей и прядильщиков
можно было сразу отличить от других категорий или
профессий рабочих: стоило только посмотреть на лицо.
Лицо ткача или ткачихи было особенно' восковой проз-
рачности, как у человека больного малокровием, никог-
да не высыпавшегося, готового уснуть в любое время,
с таким выражением, что ему все нездоровится, зяб-
нется. Большинство из них пришли из деревни и были
безграмотны. Когда я с ними познакомился, то поду-
мал: как же должно быть тут трудно заниматься рево-
люционной пропагандой! Ведь приходится чуть ли не
говорить на другом языке, с людьми как будто бы с
другой планеты, другой расы. Но, с другой стороны,
сколько же прицепок для агитации и пропаганды, но
только не чисто политических, а больше экономиче-
ских, но ведущих к политике. Действительно, сокраще-
ние рабочего дня и улучшение жилищных условий мно-
гое могло бы дать ткачу. Но это будет только тогда,
когда они сами почувствуют потребность в том. Поэто-
му так были необходимы сознательные рабочие, кото-
рые смогли бы организовать борьбу за эти лучшие ус-
ловия. По сравнению с жилищными условиями ткачей
металлисты жили куда лучше — как бы своего рода
«аристократы».
Был в то время в Петербурге завод, который многим
отличался от других: завод Сименс и Гальске. Про него
ходили слухи, что там зарабатывают хорошо, хорошие
отношения, чистота и прочее. Поступил на него. Когда
нанимался, то у ворот видел очень мало выходящих гря-
зных, черномазых рабочих. Выходили все чистые, в кра-
хмальных сорочках, в шляпах, в перчатках, с тросточка-
ми, словом, «сердцееды». Грязных, замазанных вышло
не больше пяти-шести человек. После нескольких дней
работы на этом заводе и я принял приличный внешний
вид — не вполне «сердцееда», а около того. Вся эта ме-
таморфоза достигалась очень простыми вещами: два ра-
за в неделю давали рабочим по небольшому кусочку
мыла и меняли маленькие полотенца: устроено было ме-
42
•Паровая конка
сто для умывания теплой и холодной водой; сделаны
были шкафы, куда можно было вешать на номер ярлы-
ка чистую одежду, приходя на работу, и сменять рабо-
чую, уходя с работы. Во время завтрака и после 4 часов
пополудни разрешалось ходить к воротам и там поку-
пать себе съестное и пиво. Купленное пиво в бутылках
прямо ставили на станок или верстак. И никому такая
штука не бросалась в глаза, и никто не думал убирать
или прятать пиво при приближении главного мастера
или самого старика Сименса, который тоже заходил в
мастерские.
При поступлении на завод существовал обычай ста-
вить «литки», «клепку», «привальную». «Литки», «клеп-
ка» и «привальная» состояли в том, что поступивший на
работу покупал четверть водки и немного закуски в ви-
де колбасы, огурцов и хлеба. Все это поглощалось и вы-
пивалось около кабака, на скорую руку, после оконча-
ния работы, натощак, из нескольких стаканов, которые
обходили присутствующих по очереди. «Разливала» был
человек, который на этом деле набил руку, т. е. знал,
что, наливая в стакан по стольку, из четвертной нальет-
ся столько-то стаканов. Он должен был сообразить, что
если народу пришло много, то достанется по одной пор-
ции каждому, а если поменьше, то по две порции. Ког-
да я поступил, то меня тоже «клепали». Коноводами
43
«клепки» были те рабочие, которые выходили с работы
чумазыми, не похожими на большинство рабочих Си-
менса и Гальске.
Вскоре произошло следующее событие.
Недалеко от меня работал на револьверном станке
член Общества трезвости. На другом станке работал
только что поступивший семейный пожилой рабочий.
Видно было, что порядочное время он был без работы. К
нему тоже пришли с требованием поставить «приваль-
ную».
— У меня денег нет.
— Не беда, нам только твое согласие нужно, а пла-
тить можешь, как поправишься, хоть в несколько раз.
Трезвенник счел нужным вмешаться и доложил уп-
равляющему. Директор назначил двоих к расчету. Сей-
час же узнали, за что. Узнали, кто донес директору. Во
время работы рабочие ходили, собирались по двое, по
трое, шушукались, мотали головами и расходились. Мои
соседи подошли ко мне и сказали:
— В обед, сейчас же после гудка, до выхода из ма-
стерской будет собрание. Поставлен будет вопрос о воз-
вращении на работу уволенных. Обдумайте и свое мне-
ние выскажите голосованием.
Сказано — сделано. На собрании было решено отпра-
вить после обеда депутацию к Сименсу с требованием:
расчет двум рабочим отменить, трезвенника рассчитать
немедленно. Сименс выслушал депутацию, призвал ди-
ректора. Убедился, что депутация изложила дело пра-
вильно. Тут же при депутации отказал директору, ко-
торый настаивал на своем, отказал главным образом за
то, что тот поступил на основании показания одного, не
выслушав другой стороны, и своим действием поощрял
наушников. Трезвеннику назначили расчет с двухне-
дельным предупреждением, согласно фабричному закону.
Выслушав отчет депутации после окончания работ,
собрание постановило: двухнедельную заработную пла-
ту, причитающуюся трезвеннику, собрать с работающих
в мастерской, внести конторе для выплаты трезвеннику,
и чтоб его духу не было. На собрании я голосовал за
удаление трезвенника и участвовал в сборе на двухне-
дельную выплату. Я был очень доволен этим случаем.
Насколько можно было видеть, при отказе удовлетво-
рить рабочих дело могло дойти до забастовки.
Каждое лето у нас наступало затишье в кружковой
деятельности. Нам думалось, что именно летом-то и мо-
жно было заниматься кружками, лучше устраивать не-
44
большие собрания. Но интеллигенции летом не было.
Надо было это препятствие как-нибудь устранить, и
единственным способом было подготовить свою рабочую
интеллигенцию. Поговорили насчет этого вопроса с
представителем организации интеллигенции. Нам сооб-
щили, что имеются интеллигенты — охотники занимать-
ся с рабочими у себя на дому, но не более как с двумя
зараз. Я уговорил Ивана Ивановича Кейзера идти вме-
сте со мной на окончательную «отполировку».
И вот мы с ним попали к доктору Гурвичу 13. Он,
надо полагать, был на этом деле уже опытным челове-
ком, принялся за нас основательно. Ходили к нему по
воскресеньям утром; занимались до обеда; потом шли в
две столовые пообедать — одна столовая одним обедом
не удовлетворяла. Проходил он с нами «Манифест Ком-
мунистической партии» К. Маркса. Мы читали абзац, а
он нам объяснял и комментировал; все как будто нам
понятно было. Кажется, все было настолько просто и
ясно изложено, что можно было заучить наизусть, но
чтобы все это применить и перенести в пропагандист-
скую работу — для этого у нас еще не хватало умствен-
ного багажа. И вот мы пришли к выводу, что нам еще
многому надо поучиться и кое-что почитать. И мы при-
нялись заполнять наши прорехи. Особенно чувствовал-
ся недостаток знаний по истории последних столетий.
Приходилось собирать многое по кусочкам из разных
книг, которые мы приобретали на Александровском рын-
ке у букинистов 14.
С отъездом Гурвича наши занятия прекратились. С
ним мы успели проштудировать «Манифест» только до
«Критики социалистической литературы». Читали «Кто
чем живет?» Дикштейна,5.
Зимой или осенью 1892/93 года я направился к В. В.
Старкову 16. И. И. Кейзер отказался продолжать учение
дальше, говоря, что хождение мало что ему дает, а он
больше усвоит, если будет читать дома. В. В. Старков
был студентом-технологом. Жил он на Песках,7. С
ним также проживал Г. М. Кржижановский ,8. Это были
два совершенно противоположных по характеру челове-
ка. В. В. Старков был спокойным, уравновешенным,
Глеб Максимилианович — совершенная ему противопо-
ложность. С Кржижановским можно было повозиться,
пошутить, дать «под микитки», а со Старковым я себе
этого никогда бы не позволил сделать. К Старкову я
ходил всегда одетый по-воскресному, помнится, иногда
в крахмальной сорочке.
45
Со Старковым мы начали изучать первые 9 глав пер-
вого тома «Капитала» К. Маркса. Было сначала трудно-
вато, но мы помаленьку одолевали хитрую механику
производства прибавочной стоимости. Общественный ха-
рактер труда, общественно необходимое рабочее время;
стоимость, потребительная стоимость, меновая и рыноч-
ная стоимость; постоянный и переменный капитал, про-
изводство абсолютной и относительной прибавочной сто-
имости; норма эксплуатации, рабочий день, заработная
плата; обмен, реализация прибавочной стоимости и пр.,
и пр. Все это были такие вещи, над которыми приходи-
лось покумекать, так как большинство из перечислен-
ных категорий встречалось нам впервые, было совершен-
но новыми понятиями. Многие из этих понятий только
впоследствии стали нам совершенно ясными. Наконец к
весне 1893 года мы первые девять глав окончили. Стар-
ков достал первый том «Капитала», и я его продолжал
читать самостоятельно, частенько поглядывая в сло-
варь иностранных слов, а что не понимал, то пропускал
и читал дальше.
Наступило лето 1893 года. Было решено маевку не
устраивать, так как думали, что без жертв не обойдет-
ся ,9. Если и соберемся, то, кроме траты сил, ничего не
получится, а нужно ту энергию, что израсходуем на это
дело, употребить в другом направлении. Нам было изве-
стно, что не все существующие подпольные кружки орга-
низованных рабочих находились под нашим влиянием,
некоторые были под влиянием группы народовольцев.
Нам приходилось встречаться с интеллигенцией народо-
вольческой и рабочими-народовольцами. С теми и дру-
гими у нас были дискуссии. Дискуссии эти все расширя-
лись, и чувствовалось, что надо было прийти к какому-то
концу. Кружки рабочих-народовольцев были на Выборг-
ской стороне, за Невской заставой — Обуховский завод,
за Нарвской заставой, у Путилова, на Охте. Нам хоте-
лось объединить их с нами. Для этого необходимо было
точно выяснить разницу во взглядах и прийти к какому-
то соглашению В то время у нас не было мысли слиться
вместе в одно целое. Мы рассчитывали, что наша возь-
мет верх. Будущее принадлежит пролетариату. Дискус-
сии завязались и продолжались до начала 1894 года. Но
об этом немного дальше.
Через Старкова я получил явку к лицам, которые же-
лали бы познакомиться с сознательными рабочими. Я и
Кейзер отправились по указанному нам адресу. Подхо-
дим к дому. Роскошный парадный подъезд со швейца-
46
ром. Мы прямо опешили. Исследовали местность — и,
конечно, с заднего хода. Попали на кухню. На нас гла-
за вытаращили. О нас доложили. Провели в комнату.
Познакомились. Студента помню только имя — Арка-
дий, а фамилию забыл. Тут же у него познакомился со
студентом Петром Ананьевичем Красиковым 20. Пошли
разговоры. Аркадий щеголял тем, что, побывав за грани-
цей, привез оттуда брошюр — «Эрфуртскую програм-
му»21 и другие. Конечно, я у него забрал «Эрфуртскую
программу» и прочел ее дома. Она давала нам многое
для повседневной пропаганды; кроме того, это было как
бы расширенное издание «Манифеста» плюс часть «Ка-
питала». Я высказал тогда мнение, что такую литерату-
ру надо бы перевести и издать. Из разговоров П. А. Кра-
сикова с Аркадием мы могли сделать заключение, что
они намереваются сделать какой-то перевод и его напе-
чатать, но что это была за работа, я не знал. Здесь же
у них мы с Кейзером видели гектографированные отти-
ски брошюры Жюля Геда «Коллективизм»22. Мы ее
брали домой для прочтения. «Эрфуртская программа»
нам более понравилась. Бывали мы у Аркадия несколь-
ко раз, но уже ходили с парадного, приходили в прилич-
ных костюмах, и каждый раз швейцару приходилось на-
зывать этаж и номер квартиры. В скором времени как-то
я зашел к Аркадию, но мне там сказала слушательница
Бестужевских курсов 23, которая жила в той же кварти-
ре (она тоже на наших собраниях присутствовала), что
десять минут назад Аркадия арестовали и увели. С тех
пор-я с ним не видался; также не видался и с П. А. Кра-
сиковым до моей с ним встречи в Москве в послереволю-
ционное время.
В 1893—1894 годах уже подымался вопрос о подго-
товке учредительного съезда для оформления партии.
Он обсуждался в тесном кругу, был выдвинут В. В. Ста-
рковым. После обсуждения пришли как будто к такому
выводу, что съезд желателен, но в данный момент преж-
девременен, так как социал-демократическое движение
еще недостаточно развито. Надо созвать его некоторое
время спустя и в основу положить «Манифест Коммуни-
стической партии» и «Эрфуртскую программу».
В 1893 году я и Кейзер начали приводить в исполне-
ние нашу заветную мечту — стать интеллигентами-рабо-
чими. Перечитанное нами давало нам надежду, что мы
вполне справимся со своей задачей. Прочтено нами бы-
ло уже порядочное количество книг.
47
Владимир Князев24 к этому времени организовал
кружок, который собирался на его квартире на Малой
Зелениной на Петербургской стороне25. Вот туда-то я и
стал ходить заниматься с кружком рабочих. Занятия
как будто бы шли хорошо, мною как будто бы были до-
вольны. Но сам я не был доволен собой, так как мне
казалось, что я излагаю предмет недостаточно ясно,
просто. В общем, мои занятия проходили удачно, и я
настоял, чтоб и Кейзер перешел на это поприще. Брат
Кейзера, Петр Кейзер26, организовал кружок из служа-
щих «Российского страхового общества». В этот кружок
на занятия ходил Иван Иванович Кейзер. По всей ви-
димости, он тоже справлялся со своей задачей. Вскоре
кроме кружка Князева я стал заниматься с другим кру-
жком рабочих — на Офицерской улице27Он состоял из
рабочих, работавших в Адмиралтейском порту28 и на
заводе Берда 29. С этим кружком я занимался недолго и
передал его на попечение студента: у меня не хватало
времени. Князев по уговору с В. В. Старковым был
мною направлен к нему прорабатывать 1-й том «Капи-
тала», а я отправился к Владимиру Ильичу Ульянову,
который только что приехал в Петербург и жил в Каза-
чьем переулке 30. Помню, что в одно из моих посещений
Старкова он мне дал прочесть мелко исписанную бисер-
ным разборчивым почерком тетрадь.
— Это сочинение одного из многообещающих соци-
ал-демократов, — сказал он мне. — Брат его повешен за
покушение на царя. Прочтите и верните.
Названия этого сочинения не помню, но хорошо за-
помнился мне характерный почерк. Когда впоследствии
я стал прочитывать сочинения В. И. Ленина, то, увидев
в одном томе сочинений Ленина сфотографированную
страницу его рукописи, признал, что точно такая была
дана мне для прочтения Старковым. Точно не скажу, но
думаю, это была рукопись «Что такое „друзья народа”
и как они воюют против социал-демократов?» 31.
Я слушал у Владимира Ильича его замечания и разъ-
яснения на книгу Николая—она «Очерки нашего поре-
форменного хозяйства», только что вышедшую в начале
1893 года32. Владимир Ильич указывал мне на те места,
в которых Николай—он сам себе противоречит. С од-
ной стороны, он говорит, что капитализм у нас, в Рос-
сии, развивается. Следовательно, вместе с ним должен
развиваться и могильщик капитализма — пролетариат.
У Николая—она же на этот счет выходит, что проле-
тариат у нас не развивается; он составляет очень ма-
48
ленький процент ко всему населению, процент, о кото-
ром и говорить не стоит. Большинство населения кресть-
янское, и следовательно, надо о нем говорить и на него
обращать внимание. Нельзя же выбросить крестьянскую
«общину» за борт и т. д. Таких противоречий было ука-
зано несколько.
Среди нас, рабочих, борьба народников с марксиста-
ми еще не приняла в то время больших размеров. У нас
она преломлялась в дискуссии, которые все чаще и чаще
возникали между нами и народовольцами. И мы решили
этой дискуссии придать более широкую форму — она
должна была вылиться в диспут между социал-демокра-
тами и народовольцами. Был выбран час и место, и дис-
пут состоялся у меня на квартире, накануне переезда на-
шей хозяйки на другую квартиру33. Другие жильцы от-
сутствовали, так как выехали заранее, и потому кварти-
ра была в полном нашем распоряжении. На диспут при-
шли от группы народовольцев Сущинский, Зотов и рабо-
чий-народоволец Кузюткин34. От с.-д. выступал В. В.
Старков и еще кто-то, кажется Г. М. Кржижановский.
Приглашен был также и Тахтарев в качестве нейтраль-
ного, но сочувствовавшего больше народовольцам 35, и
зубной врач Михайлов 36, называвший себя социал-демо-
кратом. От организованных подпольных рабочих круж-
ков были рабочие: Фунтиков, Князев, Лонгинов, Но-
ринский, Кейзер Ив., Яковлев, Шелгунов В. А., Иль-
ин А., Паша, Антушевский В., Морозов П., Федор Афана-
сьев и я. Кузюткин и Михайлов оказались потом прово-
каторами.
Что в точности было говорено обеими сторонами —
трудно воспроизвести. Разногласие было в том, что на-
родовольцы больше напирали на то, что крестьянство у
нас преобладает, несет на себе все тяготы; главным уг-
нетателем является русское самодержавие и его прис-
ные, а потому его надо свергнуть. Свергнуть насильствен-
ным образом, посредством политического заговора, тер-
рора, покушений, не дожидаясь, пока само крестьянство
за это примется; идти в крестьянство можно только че-
рез рабочих; после свержения начать осуществление со-
циализма на основе крестьянской «общины».
Социал-демократы говорили, что, конечно, не в кре-
стьянстве дело. Крестьянства «вообще» не существует, а
есть разные в нем подразделения; у этих подразделений
разные интересы; интересы ведут в разные стороны; од-
49
ни идут к обезземелению, другие — к приобретению;
одни обращаются в продавцов труда, другие — в его по-
купателей; первых больше, вторых меньше. Точно так
же, как в «капиталистической» стране. Капиталистиче-
ские отношения у нас развиваются в деревне, эти же
отношения развиваются и в городах. Количество про-
мышленных заведений растет, количество рабочих рас-
тет. Рабочие, кустари, батраки, малоземельные крестья-
не эксплуатируются. Население страны быстро делится
на два класса, которые борются не на жизнь, а на
смерть. Стоят друг против друга два класса: один мно-
гочисленный и все время растущий, а другой — все бо-
гатеющий и концентрирующий в своих руках средства
производства. Рабочий и капиталист — эксплуатируемый
и эксплуататор. Интересы рабочего класса суть интере-
сы подавляющего большинства 37.,
После этих основных докладчиков выступали содо-
кладчики, затем стали высказываться рабочие: все вы-
сказавшиеся и невысказавшиеся были, кроме Кузютки-
на, за социал-демократов — это было определенно вы-
явлено голосованием, когда вопрос был поставлен на
разрешение. В конце концов народовольцами сделаны
были уступки, и мы пришли к соглашению, что народо-
вольцы будут заниматься в кружках согласно требова-
ниям рабочей группы, а для того, чтобы эта часть дого-
вора исполнялась, было решено посылать в такие круж-
ки своего человека. На этом собрании нами были достиг-
нуты две цели: 1) руководящие члены подпольных рабо-
чих, организаций получили разъяснение по вопросам о
разногласиях между социал-демократами и народоволь-
цами; 2) дальнейшее развертывание работы среди рабо-
чих должно было пойти по однообразному пути и почти
в одном направлении.
Тут же после собрания-диспута было избрано руко-
водство, нечто вроде центрального кружка подпольных
кружков, в который были избраны: В. А. Шелгунов,
К. М. Норинский 38, Ив. Ив. Кейзер и я. Собрание разо-
шлось поздно ночью с самыми лучшими надеждами.
Мы думали, расходясь с этого собрания, что теперь
дело организации рабочих пойдет гораздо успешнее, у
нас не будет организационной раздвоенности, лучше на-
ладится связь с типографией, которая имелась тогда у
народовольцев зэ. Народовольцы нам сказали: «Если кто
из рабочих напишет какую-нибудь брошюру, то она бу-
дет отпечатана без всяких поправок». Такую брошюру
написал Кейзер. Отпечатали в типографии. Брошюра
50
эта называлась «Братцы-товарищи!» Она нами охотно
распространялась — на нее был спрос. Через мои руки
прошло три-четыре доставки, т. е. столько, сколько мог
пронести человек под пальто, не обращая на себя внима-
ния. Типография для нас была большим делом, так как
подходящей нелегальщины в то время не было. Конеч-
но, печатную распространять было гораздо удобнее; она
не выдавалась из общей литературы. До этого мы хоте-
ли восполнить некоторый пробел. К нам попалась каким-
то образом в 1893 году гектографированная брошюра
«Что должен знать и помнить каждый рабочий»40. Эта
брошюра очень понравилась. Решили мы ее переиздать.
Достали принадлежности из Страхового общества. Я
стал переписывать, так как обладал хорошим почерком.
Но переписка шла очень медленно и кропотливо. Много
времени тратилось на то, чтобы не спутать страницы.
Приходилось прятаться от хозяйки. Наконец она была
почти окончена, но случилось целое несчастье. Опроки-
нули бутылочку с чернилами на текст, и, конечно, вся
работа пошла насмарку. Были у нас попытки наладить
типографию — старались приобрести типографский
шрифт. Маклаков41 познакомил меня с одним наборщи-
ком, который обещал доставить шрифт. Раза три мы с
ним имели свидание, получили некоторое количество
шрифта, потом он заявил, что добывать и приносить
шрифт очень трудно. Прямо не говорил, что отказыва-
ется, а обещался дать знать, когда что будет. С тех пор
сношения с ним прекратились. Шрифт нами был пере-
дан кому-то, кому — уже не помню. Поэтому, получив
предложение народовольцев, мы очень обрадовались, а
когда увидели «Братцы-товарищи!», то наше настроение
очень поднялось. После выхода «Братцы-товарищи!»
группа народовольцев обещалась в скором времени вы-
пустить рабочую газету или что-то в этом роде. Выхо-
да такого журнала или сборника я не дождался, так как
был арестован в апреле 1894 г. «Братцы-товарищи!» вы-
шли в феврале — марте того же года.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	«Группа народовольцев» в Петербурге — М. С. Александров
(Ольминский), М. Я. Сущинский, Б. Л. Зотов, А. А. Ергин и др.—
главные усилия сосредоточила на деятельности подпольной Лахтин-
ской типографии. Специальной рабочей организации группа не име-
ла, но активно работала в пролетарских кружках (Ольминский М.
Пробел в нашей истории.— В кн.: От группы Благоева к «Союзу
борьбы» (1886—1894 гг.). М., 1921, с, 4).
51
2	Здесь, во-первых, явная недооценка автором значения кресть-
янских движений вообще, а во-вторых, Г. Фишер старается за-
острить полемику в идейной борьбе с народовольцами.
3	Парижская коммуна — пролетарская диктатура, революцион-
ное правительство французского рабочего класса. Просуществовала
72 дня, с 18 марта по 28 мая .1871 г.
4	Чартизм — движение английских рабочих в 30—50-х гг. XIX в.
По мнению В. И. Ленина, «первое широкое, действительно массовое,
политически оформленное, пролетарски-революционное движение»
(Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 38, с. 305).
6	Такое же отношение к машинам, как у первых чартистов,
было у участников рабочего движения XVIII — начала XIX в.—
луддитов.
8	Стачки в России, считал В. И. Ленин, бывали и в первой
половине XIX в., и в 60-х, и в 70-х гг. Он называл их стихийными
«бунтами» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 29).
7	Морозовскую стачку 1885 г. в г. Орехово-Зуеве возглавляли
П. А. Моисеенко (Анисимов), В. С. Волков, Л. И. Иванов (Абра-
менков). Они перевели назревавший стихийный бунт на рельсы ор-
ганизованной борьбы. Все трое не раз арестовывались и ссылались.
В конце 70-х гг. были активными членами «Северного союза рус-
ских рабочих».
•	Долгие годы в России не было закона, регулировавшего отно-
шения рабочих с капиталистами. Только после Морозовской стачки,
писал В. И. Ленин, «правительство испугалось и уступило» (Ле-
нин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 25). Закон появился 3 июня
1886 г. Но он лишь формально в некоторой степени ограничил все-
властие капиталистов.
9	Здесь Г. М. Фишер несколько «осовременил» свои взгляды
90-х гг. Только виднейшие марксисты, Г. В. Плеханов и его бли-
жайшие товарищи, в том числе В. И. Ленин, последовательно раз-
вивали эти идеи.
10	В разных местностях России, особенно на юго-востоке, нача-
лись «голодные бунты». Народовольцы придавали им огромное
значение. Марксисты назвали голод «всероссийским разорением».
11	Невский судостроительный и механический завод (сначала —
Семяннникова) основан в 1855 г. Ныне — Невский машинострои-
тельный завод им. В. И. Ленина.
12	Фабрика шерстяных изделий товарищества Торнтон, основана
в 1841 г. Ныне — комбинат тонких и технических сукон им. Тель-
мана.
13	Имеется в виду Ф. И. Гурвич (Дан), врач по профессии. В
социал-демократическом движении принимал активное участие с
1894 г. Впоследствии, после II съезда РСДРП,— один из лидеров
меньшевизма.
14	В Петербурге было два Александровских рынка. Новый рас-
полагался на Фонтанке, 125, и Садовой улице. Старый — между
Невским проспектом, Полтавской и Харьковской улицами. Здесь,
скорее всего, идет речь о втором. О богатствах книжных «разва-
лов» на этом рынке вспоминал и В. В. Фомин (см,: В начале пути,
с. 183—184).
13	Ш. Дикштейн — польский социал-демократ, в 1880 г. сбли-
зился с группой эмигрантов-чернопередельцев: Г. В. Плехановым,
В. И. Засулич, Л. Г. Дейчем и др. Дикштейн — талантливый про-
пагандист и популяризатор марксизма. Брошюра «Кто чем живет?»
описывала основы эксплуататорского строя. Переведена на многие
языки и широко распространялась в России,
52
18	В. В. Старков — видный социал-демократ 90-х гг., член круж-
ка технологов в Петербурге, вел пропаганду в нескольких рабочих
кружках, входил в состав центральной организационной группы
«Союза борьбы», близкий товарищ В. И. Ленина. В 1895 г. был
арестован и в 1897 г. сослан вместе с Лениным в Минусинский уезд,
в Восточную Сибирь.
17	Пески — район Петербурга. Известна квартира (с ноября
1893 г. по июнь 1894 г.) В. В. Старкова и Г. М. Кржижановского
на 8-й Рождественской улице (ныне — 8-я Советская, д. 28, кв. 1).
18	Г. М. Кржижановский — выдающийся революционер, социал-
демократ с 90-х гг., поэт, руководитель кружка технологов в Пе-
тербурге, член центральной организационной группы «Союза борь-
бы», ближайший товарищ В. И. Ленина. Неоднократно арестовы-
вался. Руководитель Русского бюро организации «Искры»; на
II съезде РСДРП избран заочно одним из трех членов ЦК. После
Октябрьской революции — руководитель разработки плана ГОЭЛРО,
видный деятель Советского государства. Вице-президент Академии
наук СССР.
18	Видимо, были учтены аресты членов пролетарского актива
после маевок 1891 и 1892 гг.
20	П. А. Красиков — профессиональный революционер, извест-
ный социал-демократ с 90-х гг. Член Организационного комитета
по подготовке II съезда РСДРП, член его бюро'(вместе с В. И. Ле-
ниным и Г. В. Плехановым). Активный большевик. После Октябрь-
ской революции — на ответственной государственной работе.
21	Эрфуртская программа Социал-демократической партии Гер-
мании выработана под влиянием Ф. Энгельса и принята в 1891 г.
Наиболее революционный документ в истории СДПГ, знаменовав-
ший победу марксизма над лассальянством в рабочем движении.
Хотя Ф. Энгельс и В. И. Ленин критиковали некоторые просчеты
программы, она имела большое значение для развития социалисти-
ческого движения в других странах, в том числе и в России.
22	Жюль Гед — видный деятель французского и международно-
го социалистического движения, талантливый пропагандист марксиз-
ма. Одна из его брошюр в русском переводе называлась «Коллек-
тивизм».
23	Высшие женские Бестужевские курсы открыты в 1878 г.
Фактически существовали при Петербургском университете. Реак-
ция считала их рассадником революционных идей.
24	Рабочий В. А. Князев принимал участие в революционном
движении с 1890 г. Через 4 года вошел в ленинскую организацию.
Пропагандистом в кружке на его квартире (Съезжинская улица,
д. 6/2 — угол Большой Пушкарской) был в 1894—1895 гг, В. И. Ле-
нин. Воспоминания Князева см.: Пролетарский пролог, Л., 1983.
25	Очевидно, костяк кружка Г. М. Фишера вошел через год в
состав кружка В. И. Ленина.
28	П. И. Кейзер — участник рабочего движения начала 90-х гг.
27	Офицерская улица — ныне проспект Декабристов.
28	Известное в то время предприятие Петербурга, рабочие ко-
торого не раз принимали участие в забастовках. Здесь велась ак-
тивная подпольная агитация.
28	Франко-Русский завод, бывший механический, Берда. Осно-
ван в 1792 г.
30	Большой Казачий переулок (ныне — пер. Ильича), д. 7/4,
кв^ 13. В. И, Ленин жил здесь с 12 февраля 1894 г. по 25 апреля
53
81	Едва ли В. В. Старков мог тогда называть или намекать на
подлинную фамилию В. И. Ульянова. Авторство книги «Что такое
„друзья народа” и как они воюют против социал-демократов?» в
тот период строго конспирировалось. Факт пропаганды этой марк-
систской основополагающей ленинской работы В. В, Старковым
весьма вероятен.
32	Книга Н. Ф. Даниельсона «Очерки нашего пореформенного
общественного хозяйства» — одно из главных экономических обосно-
ваний либерального народничества. В. И. Ленин в ряде своих тру-
дов остро критиковал эту книгу, показывая ненаучный, утопически-
народнический характер ее выводов. Именно книга Даниельсона по-
служила основой для рефератов Г. Б. Красину и В. И. Ульянову в
петербургской группе «стариков» осенью 1893 г,
33	Первое дискуссионное собрание рабочих — марксистов и на-
родников — проходило в феврале 1894 г. на квартире В. А. Шелгу-
нова. Почти все рабочие высказались за социал-демократию. Второе
собрание, о котором вспоминает Г. М. Фишер, состоялось 9 апреля,
34	Кузюткин являлся платным агентом охранки.
35	К. М. Тахтарев с начала 90-х гг. стал принимать участие в
социал-демократическом движении. Один из теоретиков и видных
деятелей «экономизма», руководителей «Рабочей мысли» и лидеров
оппортунизма в РСДРП.
36	Зубной врач Н. Н. Михайлов выполнял многие поручения
охранки. Он и Кузюткин донесли, что народовольцы М. Я. Сушин-
ский и Б. Л. Зотов предлагали рабочим Г. М. Фишеру и К. М. Но-
ринскому вступить в «Группу народовольцев», но те категорически
отказались (ЦГАОР СССР, ф. ДП., 7 делопр., 1894 г., д. 86, т. III,
л. 191). На этом собрании произошло окончательное размежевание
рабочих социал-демократов с народовольцами.
37	Здесь мемуарист, видимо, переносит свои более поздние
марксистские взгляды на 90-е гг. и излагает их в применении к
этим годам более четко и резко, чем это было в свое время.
38	К. М. Норинский — рабочий Балтийского завода, в 90-х гг.—
видный социал-демократ. Впоследствии неоднократно арестовывался
и ссылался.
39	Имеется в виду Лахтинская типография «Группы народо-
вольцев».
40	Перевод с польского с использованием материалов из рево-
люционной истории России. В 1895 г. переделана членами москов-
ского «Рабочего союза». Напечатана в 1895 г. петербургскими со-
циал-демократами в Лахтинской типографии (3000 экз.). Давала
советы, как создать организацию, библиотеку, кассу взаимопомощи,
подготовить стачку. Выдвигала лозунги всеобщей рабочей стачки и
политической борьбы. Широко распространялась в революционном
подполье России.
41	Сергей Маклаков — рабочий Резиновой мануфактуры. Учился
в середине 80-х гг. в Техническом училище (в Дерптском пере-
улке). О нем см.: Карелин А. Е. Воспоминания о рабочих кружках
брусневской организации.— В кп.: В начале пути, с. 243,
В. А. ШЕЛГУНОВ
Василий Андреевич Шелгунов — один иэ старейших питерских
рабочих социал-демократов. В 1893 г., уже имея около 5 лет ста-
жа участия в подпольном движении, вошел в ленинский кружок.
S4
Был организатором рабочего движения и авторитетным его пред-
ставителем в группе Бруснева и в центральном рабочем кружке
«Союза борьбы». Один из ближайших учеников В. И. Ульянова,
с которым Владимир Ильич занимался индивидуально. Неоднократ-
но арестовывался и ссылался. Несмотря на прогрессировавшее
ухудшение зрения из-за профессионального заболевания, активно
работал во многих комитетах РСДРП. Участник революций 1905—
1907 и 1917 гг. Автор многих воспоминаний.
Данные его воспоминания взяты из сборника «Старый больше-
вик», NS 1 М.— Л., 1930 (опираются на запись выступления В. А. Шел-
гунова на одном из вечеров воспоминаний).
НА ЗАРЕ ЛЕНИНСКОЙ ПАРТИИ
Здесь говорили о Ленине то-
го времени, когда он был мировым гением. Мои воспо-
минания будут не о Ленине, а о Владимире Ильиче
Ульянове, когда он был простым помощником присяж-
ного поверенного Петербургского судебного округа, и
поэтому у меня будет рассказано, может быть, о более
простом отношении к нему,— если даже хотите, о недо-
статочно уважительном к этому великому человеку. Это
отношение объясняется только тем, что в те времена
Ленина-гения я не знал, а если и знал, то больше пона-
слышке, а вот Владимира Ильича Ульянова я действи-
тельно близко знал. Я с ним познакомился через Краси-
на 1 на квартире этого, последнего. Он жил где-то в Пе-
тербурге, в Семеновском полку2. В определенный день
было назначено свидание. Я пришел раньше. Через не-
которое время входит в комнату какой-то неизвестный,
т. е. Владимир Ильич. Одет он был, я бы сказал, во
всяком случае, хуже меня; у меня было пальтишко, пра-
вда дешевенькое, с Александровского рынка, но все же
чистенькое, новенькое, у него же поношенное, хотя тоже
чистенькое. Он снял фуражку, и в глаза бросилась лы-
сина с углов лба. Я думал — пришел человек лет 40.
Ожидал я встретить важного студента, а пришел ка-
кой-то чиновник и уже довольно потертый. Только одно
меня поразило — это то, что вошел он как-то уж очень
просто. «Здравствуй!» — «Здравствуй!» — поздоровался
с Красиным. Красин мне говорит: «Это тот, о котором
я вам говорил». Он тут же, не обращая внимания на
слова Красина, обращается ко мне: «Что это вы чита-
ете? Я думаю, что вам эту книжку можно и не читать». И
55
тут же затем обратил внимание на лежавшую на столе
книжку о рынках 3. «Вот эту книжку прочесть надо».
Тут мы обменялись несколькими словами, как раз по
вопросу именно о рынках. После непродолжительного
разговора он назначил мне свидание у себя на квартире,
сообщил свой адрес, но так как определенного времени
нельзя было назначить, я спросил просто: «А когда, то-
варищ Ульянов4, бываете дома, чтобы можно было за-
стать наверняка?» Он назначил время около 6 часов или
с 6 до 7 — время, когда он больше всего бывает дома.
Так мы и расстались. Если бы я потом зашел к нему на
квартиру через три недели или через месяц после то-
го, как он мне назначил час встречи, это не показалось
бы тогда странным: то нет времени, то идешь на кру-
жок, то еще что. Наконец я собрался. Он жил в Кожев-
никовом переулке6,—как раз товарищ Енукидзе® се-
годня говорил о том, что там был ресторан «Гурия»;
жил он по соседству с этим домом, в д. № 9, кв. 15. Во-
шел я тогда в квартиру — его дверь была направо; по-
казавшаяся хозяйка говорит: «Кого надо?» Я назвал.
Она открыла дверь. Он мне навстречу: «Как раз,— гово-
рит,— кстати пришли, у меня есть интересная книжка».
На столе лежит немецкая книжка. Я хочу сказать,
что немецкого языка не знаю, а он свое: «Мы сейчас бу-
дем читать». И он начал читать эту книжку по-русски.
Читал он ее так бегло, что если бы я был за ширмой, то
не поверил бы, что можно так бегло читать с немецкого.
Книга говорила о синдикатах, картелях и трестах7. На
книжку эту он потратил часа 3, не меньше. Закончили
мы ее; он сразу же стал задавать мне вопросы. Конеч-
но, когда он начал читать книжку, я не думал, что это
так будет проходить. Как с Красиным мы читали, так,
думаю, и тут он читает, чтобы пропагандировать меня.
Но он начал задавать мне массу вопросов. Я тогда даже
сразу не понял, почему он так усердно читал эту книжку
и затратил на это только на одного человека целых 3
часа. Ушел я от него довольно поздно. Потом только я
понял, что это был прием Владимира Ильича. Вопроса-
ми он пытался изучить меня, а через меня и ту
обстановку, в которой я нахожусь, и тех, с которыми я
вхожу в общение.
Тут один из выступавших приводил пример о Троц-
ком, что Троцкий, мол, не хотел читать в кружках, по-
тому что это для него слишком неподходящее заня-
тие — народу мало. Мне пришлось встретить еще одного
человека в таких же условиях, как Троцкий, претендо-
56
Ириновская железная дорога
вавшего тоже на гения, это Струве 8. Я с ним встретился
у Александры Михайловны Калмыковой 9. После некото-
рых разговоров и ему предложил: «А вот вы бы согла-
сились читать у нас на политических кружках?»
Он скорчил физиономию какого-то божества, очевид-
но, ему и хотелось, но в то же время, прикидывая в уме,
будет ли это с его стороны большой щедростью, он ска-
зал: «Видите ли, у меня сейчас более серьезные задачи,
я решил посвятить себя более серьезному труду».
Сопоставьте теперь ответ Троцкого выступавшему
здесь товарищу, ответ Струве мне и манеру Владимира
Ильича, который считал нужным, важным делом про-
честь только одному лицу почти целую книжку и затра-
тить на это 3 часа. Мы здесь видим два разных подхода
к рабочим массам. Очевидно, Троцкому нужна была
большая аудитория и блеск; Струве нужна была глубо-
кая, ученая работа; а Владимир Ильич и блеск и уче-
ность видел все в одном рабочем, кто бы он ни был,
только бы шел делать дело, полезное для революции. И
в этих кружках начинающих рабочих, где ему приходи-
лось сплошь и рядом говорить не о политэкономии, не о
важных государственных вопросах, а часто о том, как у
рабочего дома живут, как у него семья, как жена, как
она смотрит на его отлучки, когда он уходит на кружок,
как мастер к нему относится, чем он больше всего инте-
ресуется на заводе,— все это он узнавал так просто, не-
заметно. И мне не раз приходилось беседовать с рабо-
чими, которые по развитию были гораздо ниже меня (я
все-таки кончил вечернюю школу, и мое образование
S7
равнялось приблизительно й классам реального учили-
ща, хотя воспитание у меня было пролетарское), так
вот, и эти рабочие, и я — мы вынесли одно и то же впе-
чатление: много было хороших людей тогда среди рево-
люционеров, но большей простоты в отношениях, чем у
Ильича, не замечалось ни у кого никогда.
Как-то я шел однажды к Владимиру Ильичу, шел от-
дохнуть душой. Это был период 1893—1895 годов. Уже
начинало чем-то пахнуть, уже жилось значительно весе-
лее, чем в 80-е годы. Тогда была действительно страш-
ная пустота, а тут уж и кружки стали организовывать-
ся, и больше уже мы стали задаваться вопросом, как бы
это сделать, чтобы на каждом крупном заводе у нас был
бы хотя бы один товарищ. Видите ли, это по тогдашне-
му времени было первейшей нашей задачей, чтобы на
крупном заводе был хоть один человек 10, и то было уже
хорошо. Теперь совсем не то, конечно, а тогда мы и этим
были довольны. И вот Владимир Ильич в те времена,
занимаясь в этом простом кружке, знал, что работа пред-
стоит куда более трудная, но что она должна быть вы-
полнена; и он знал при этом, что она будет выполнена.
Есть такие положения, что трудности и опасности суще-
ствуют совсем не для того, чтобы перед ними вдаваться
в панику и останавливаться; а Владимир Ильич всегда
придерживался того мнения, что трудности и опасности
существуют только для того, чтобы их преодолевать^ и
этим-то вот преодолеванием препятствий он и был преж-
де всего занят. Всякая работа, которая какой-либо сто-
роной касалась революции, была ему не чужда, интере-
сна и весела. Я как-то однажды пришел к Владимиру
Ильичу, сохраняя всяческую предосторожность, так как
за мной была сильная слежка. Пришел сказать, что я,
очевидно, больше к нему не приду и что если меня аре-
стуют, то, может быть, и их арестуют, так пусть он сде-
лает вид, что он со мной незнаком. Я все это ему гово-
рю, но нужно было видеть его лицо в это время, одно-
временно и простое, и хорошее, и в то же время какая-
то ирония была во взгляде и голосе.
«Что ты думаешь, дурак я, что ли, не знаешь, кому
говоришь, я и без тебя это знаю»,— казалось, проноси-
лась у него мысль в голове.
Это было так просто, мило, без упрека, и я тут же
все понял без слов и как-то сконфузился. Я хорошень-
ко не помню, но в то время у нас, кажется, была Зинаи-
да Павловна Невзорова, впоследствии жена Кржижанов-
ского п. Я поскорее удалился.
58
Мои опасения были немного преждевременными, это
было примерно за год до нашего ареста. Все это про-
шло, и мы продолжали еще год работать.
Мы знаем, в каком положении находятся сейчас те,
которые считали мелким заниматься с рабочими круж-
ками, оба они: и Троцкий, и Струве 12 (не знаю, что
ждет Троцкого 13) одинаково ждут, когда взойдет над
этой маленькой территорией, которую сейчас занимает
Советский Союз, буржуазное солнце, а мы с вами будем
ждать, когда над всем окружающим нас миром взойдет
наше коммунистическое солнце, и мы этого дождемся.
Эти воспоминания В. А. Шелгунова рассказывают о сложных
процессах, происходивших в рабочем движении Петербурга в се-
редине 90-х гг. Впервые опубликованы в сб.: Старый большевик,
№ 2 (5). М., 1933.
РАБОЧИЕ НА ПУТИ К МАРКСИЗМУ
Моя задача рассказать вам,
почему и как питерские рабочие после разгрома «Народ-
ной воли» вышли на революционную борьбу с самодер-
жавием 14 и как мы учились марксизму. Не надо пони-
мать в прямом смысле, что мы изучали тогда марк-
сизм,— это будет неверно, потому что нашим главным
учителем марксизма был тогда завод, была фабрика,
где мы работали, где мы, не зная о Марксе, не слыша о
нем, уже делались марксистами 15. Мы начали выходить
на путь марксизма в особенности после того, как уви-
дели, что деятельность «Народной воли» потерпела крах.
Революционное народничество стояло на той точке зре-
ния, что если найдется сильная политически мыслящая
личность, то она может направить движение в любую
сторону, что можно запугать правительство и оно пойдет
на уступки 16. Но вот на наших глазах народовольцы
убили несколько крупных столпов самодержавия, нако-
нец, и самого царя убили 17, и все это не только не при-
вело к победе революции, а, наоборот, ухудшило поло-
жение — царь был убит, но самодержавие осталось жи-
вым, при новом царе началась жестокая реакция, все
говорить даже стали шепотом. Ясно, что перед нами,
чувствовавшими на своем горбу всю тяжесть и фабрич-
ной обстановки, и политического гнета, перед той ча-
стью рабочих, которая уже начала задумываться над
своим положением, встал вопрос о поисках нового пути.
59
Здесь я позволю себе несколько отступить: Мария
Ильинична в воспоминаниях о Владимире Ильиче пере-
дает, как встретил Владимир Ильич известие о казни
своего брата Александра18. Когда прочли телеграмму,
что Александр казнен, Владимир Ильич потер лоб и ска-
зал: «Ну что же, будем искать более действенный путь».
А перед многими из нас, которым во время убийства
царя было 18—20 лет, тоже встал вопрос о поисках но-
вого, более действенного пути: это заставило нас обра-
тить взгляд на заводскую жизнь, найти способ, как по-
дойти к массам. Чтобы подойти к рабочим, нужно знать
их положение, их повседневные нужды, знать, в чем
конкретно выражается гнет капитализма и самодержа-
вия, который они на себе чувствовали, к суметь пока-
зать им, что возможно надеяться на изменение того по-
рядка, в котором они так плохо жили. Эта задача стояла
перед нами — обратить внимание на те экономические
условия, в которых находились рабочие. В это время мы
уже смотрели на себя как на людей, которые поставили
своей целью изменить те условия, в которых находятся
рабочие, изменить их в лучшую сторону. К таким взгля-
дам было нетрудно прийти. Рабочий день на некоторых
фабриках в то время был 14 и даже 15 часов. Мне,
мальчонку, приходилось работать с 3 часов утра и до
8 часов вечера, мне тогда еще не было 15 лет. Ясное де-
ло, что такое положение не могло нравиться рабочим.
Отсюда, значит, и надо было начинать, чтобы привлечь
рабочих, т. е. прежде всего обратить внимание на их
экономическое положение.
В эти годы я пошел в вечернюю школу, чтобы по-
больше набраться знаний. Я встретил там рабочего, ко-
торый был сложившимся революционером. Когда мы с
ним встретились, поговорили, он дал мне одну книжку —
не помню какую, а потом вторую — не больше, не мень-
ше, как первый том «Капитала» Маркса. Я только пошел
в вечернюю школу. Я раскрыл толстую книжку, посмот-
рел: «Ну, дум'аю, не по плечу». И особенно мне казались
трудными Марксовы формулы: «Т—Д—Т; Д—Т—Д; Д—
Т—Д + Д, товар, деньги, товар; деньги, товар, деньги;
деньги, товар, деньги 4-деньги»—мудрено, никак не пере-
шагнуть. Я посмотрел, посмотрел и отдал назад. «Нет,—
говорю,— возьмите эту книжку, мне не одолеть ее». По-
том я получил книжонку маленькую, Дикштейна, «Кто
чем живет». Эта книжка в простой и понятной форме
давала ответ на вопрос, кто такие капиталисты, как они
эксплуатируют рабочих, кто и чем живет.
60
Еще до этой книжки как-то мы собрались в рабочем
кружке; один из рабочих, слушая агитатора-интеллиген-
та, а интеллигент был как раз народовольцем, вдруг го-
ворит: «Я вас слушаю, и думается мне, что вы как буд-
то хотите нас рассердить, а мы хотим от вас узнать, что
откуда берется; и вот, когда мы узнаем от вас все, тог-
да, если надо будет рассердиться, то мы сами рассердим-
ся». Этот рабочий потому так сказал, что народовольцы
вели агитацию, что царя нужно уничтожить, а рабочие
видели, что это не совсем то, что нужно делать еще что-
то другое. К широким массам тогда нельзя было подхо-
дить с голым лозунгом, что царя нужно уничтожить ,9.
Прежде всего за такую штуку не особенно миловали,
положение было тогда почти такое, как в настоящее
время у Гитлера в Германии. Если пойдешь к рабочему
и начнешь ему сразу говорить о том, что нужно уничто-
жить царя, легко можно было этим отпугнуть рабочего.
А если подойдешь к нему с тем, что у нас нет хорошей
воды в мастерской, что у нас дует, причем укажешь ему,
что все это можно сделать, но капиталисту жалко денег,
потому что это идет из его прибылей,— этим ты скорей
за живое затронешь рабочего. Между прочим, тогда у
многих рабочих был такой взгляд, что богачи-капитали-
сты приносят большую пользу, потому что дают зарабо-
ток рабочим, дают средства для их существования. На-
ша задача была рассказать рабочим, что на самом деле
происходит как раз наоборот, что средства к существо-
ванию не капиталист дает рабочим, а рабочие капита-
листу. Но как доказать это, чтобы всякий рабочий по-
верил? И вот, когда мы читали такую книжку, как бро-
шюра Дикштейна «Кто чем живет», которая толковала о
деньгах, о товаре, о том, почему рабочий идет на фаб-
рику, после этого уже легче было подойти к ра-
бочему.
Царское самодержавие заботилось в то время, чтобы
рабочему никак нельзя было достать такую книгу, кото-
рая растолковывала бы ему всю правду. Царское пра-
вительство тогда заботилось о том, чтобы рабочий хо-
дил больше в церковь или кабак, а что касается библи-
отек, то их почти не было. А если и существовали биб-
лиотеки, то очень дорогие, платные. Первое издание
«Капитала» Маркса было в 1872 году, следующее его
издание было только в 1895—1896 гг.20, потому что цар-
ское правительство даже эту непонятную, большую, не-
доступную рабочим по цене книгу не решалось издавать,
потому что оно уже тогда поняло, что эта книга очень
61
хорошая для рабочих, может быть, и трудная, но для
царского самодержавия вредная.
Мы, рабочие, в то время уже начали понимать, что
значит формула Маркса Д—Т—Д + Д, т. е. что такое
прибавочная стоимость. Также мы начали понимать, что
завод, собравши нас в большом количестве, поставив
всех в однаковые условия, заставил нас и думать одина-
ково. Ни один рабочий, конечно, не мог иметь и в заро-
дыше мысль, что он в одиночку может улучшить свое по-
ложение.
Были отдельные рабочие, которым удавалось времен-
но улучшить свое положение. Накляузничает, например,
на товарища мастеру, но потом другой кляузничает на
него, и тогда кляузник убеждался, что нужно не кляуз-
ничать, а сплачиваться, чтобы действовать вместе. То,
чему рабочие учились на своей практике, этому учил и
Маркс, который говорил, что пролетарии не только одной
страны, но всех стран должны объединиться, потому
что для пролетария нет отечества, что все пролетарии
братья, а все капиталисты всех стран — враги рабочих.
И это неудивительно, потому что, если хорошенько разо-
браться и заглянуть в историю, тогда мы увидим, что и
Маркса на путь классовой борьбы поставил не кто дру-
гой, как рабочие крупных промышленных предприятий.
Изучать Маркса мы начали в кружках. Задушенное
как будто бы революционное движение постепенно, при-
мерно с 1884—1885 года, начинает оживать21. В 1887—
1888 году рабочие кружки уже развиваются больше и
больше22. Поднялся спрос на хорошую книгу. Передовые
рабочие шлялись по толкучкам, выискивали у старьев-
щиков книги и закупали их. Сплошь и рядом удавалось
купить эти книги. Тот же самый «Капитал» у букиниста
расценивался в 40—50 руб. за томик. Когда купишь та-
кую книгу, ясное дело, нужно было заботиться, чтобы
все могли прочесть ее, и мне самому приходилось разры-
вать «Капитал» по частям, по главам, чтобы читать од-
новременно в четырех-пяти кружках. Но брали и под-
ходящую беллетристику, где описывалось положение
рабочих, и таким образом приучали рабочего к книге, а
когда уже приучили его к книге, тогда старались пока-
зать ему, какая книга для него более подходящая, наи-
более полезная. В 1893—1894 годах удается уже про-
рвать препятствия, расставленные самодержавием на
пути книги к рабочему. Тогда в Петербурге уже вышла
книга Энгельса «Происхождение семьи, Собственности и
государства» 23, которая толкует о том, что и семья и го-
62
сударство не существовали постоянно, что под влияни-
ем экономических условий они меняли свои формы, а
следовательно, этим расшатывался взгляд рабочего на
то, что все существующее создано богом. Теперь для
нас непонятна вера рабочего в бога, но тогда среди ра-
бочих приходилось сплошь и рядом толковать об этом,
и нужно было много труда и времени, чтобы в сознание
рабочих вошло, что все существующее создано не богом,
а экономическими условиями.
По приезде в Питер после солдатчины 24 у меня на
квартире было совещание представителей от группы на-
родовольцев и представителей от группы социал-демо-
кратической интеллигенции. Как раз собрался тот цент-
ральный рабочий кружок, к которому принадлежал и я.
В этот кружок входили: Фишер, Норинский, Кейзер и
я25. Совещание состоялось в конце 1893 или в начале
1894 года. Представителями социал-демократов там бы-
ли Старков и Герман Красин, а со стороны народоволь-
цев Мих. Сущинский и тогда нам неизвестный Феду-
лов *. Инициатива созыва этого собрания принадлежит
мне. Народовольцы, возвращаясь из ссылки, стали ра-
зыскивать новые связи, стали ходить в рабочие кружки
и сплошь и рядом говорили не то, что социал-демократы,
и нам приходилось разъяснять рабочим, которые часто
говорили: «Их, т. е. интеллигентов, не поймешь — одни
говорят одно, другие другое». И вот, чтобы не было раз-
нобоя, мы собрали это совещание. У меня на квартире
присутствовали два социал-демократа, два народоволь-
ца и четыре члена центрального рабочего кружка. После
этого первого совещания мы решили созвать другое, бо-
лее широкое собрание — тогдашний питерский револю-
ционный рабочий актив. Это второе собрание было на
квартире Фишера и Кейзера, там уже было три народо-
вольца— М. С. Ольминский (Александров), Сущинский
и Зотов26, а со стороны марксистов были Старков, Рад-
ченко, кроме того, кажется, Кржижановский или Гер-
ман Красин и человек 12—15 из рабочего актива27.
И вот на этом расширенном совещании рабочие по-
становили: если народовольцы сформируют кружок сре-
ди рабочих, то об этом кружке они должны сообщить
центральному рабочему кружку для того, чтобы цент-
ральный рабочий кружок имел возможность послать
туда своего представителя. Это нужно было для того,
чтобы наблюдать за пропагандистом-народовольцем.
* На то, что это Федулов, указывал товарищ Ольминский.
63
т. e. заставить говорить то, что по взглядам нашего
центрального кружка нужно было говорить.
Но наше расширенное собрание было прослежено,
попали на него два провокатора. Один рабочий, прово-
катор, знал, где жили народовольцы, и после собрания
народовольцы провалились, а из марксистов провалилось
двое рабочих, которых знал этот провокатор,—я остался
цел 28.
После этого собрания можно было видеть народо-
вольцев, идущих на рабочий кружок с Марксом под
мышкой. В то время, когда руководитель революционно-
го народничества Михайловский 29 вел ярую борьбу с
марксистами, появившийся в Петербурге никому тогда
не известный помощник присяжного поверенного
В. И. Ульянов стал писать книгу «Что такое „друзья
народа’^ и как они воюют против социал-демократов?».
Тут ясно была выражена разница во взглядах народни-
ков и марксистов. Здесь был указан настоящий путь
развития российского революционного движения, по ко-
торому должны идти рабочие, и тут же перед нами встал
вопрос — выйти на более широкую дорогу воздействия
на рабочие массы, и мы перешли к прокламациям.
Первые прокламации подписывались: «Группа соци-
ал-демократов». И вот тут Владимир Ильич объяснил,
что нужна не просто группа, а организация, которая объ-
единяла бы массовое рабочее движение, и с этой целью
был создан петербургский «Союз борьбы за освобожде-
ние рабочего класса». Насчет названия этой организа-
ции — вы, наверное, знаете, что за границей существова-
ла группа «Освобождения труда», это первая группа рус-
ских марксистов30, и поэтому нашу новую организацию
назвали «Союз борьбы за освобождение рабочего клас-
са», по аналогии с тем названием. Говорят, что это было
согласовано Владимиром Ильичем с Плехановым, когда
в 1895 г. Владимир Ильич был за границей31. Создание
этого «Союза борьбы» можно считать первой основной
вехой петербургского революционного движения на пу-
ти, идущем от первых кружков к теперешней нашей
компартии.
Эти воспоминания В. А. Шелгунова дополняют написанное им
под заглавием «Рабочие на пути к марксизму».
Печатаются по тексту записи его выступления на вечере вос-
поминаний в Ленинградском государственном музее Великой Ок-
тябрьской социалистической революции 28 марта 1930 г. (ф. VI,
папка № 6, с. 16—17).
64
ПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗМЕЖЕВАНИЕ РАБОЧИХ
Это относится к 1893—1894
году. В 1893 году появились статьи Михайловского32.
Наташа33 говорила, что были прокламации «доброхо-
тов», «радикалов», поссибилистов. Эти прокламации
возбуждали среди рабочих всевозможные толки. Имен-
но это обстоятельство понудило нас организовать соб-
рание для выявления определенной линии34.
После собрания на квартире у Фишера народоволь-
цы были вынуждены и стали вести марксистскую рабо-
ту. Мы решили ходить на народовольческие кружки, с
тем чтобы одергивать пропагандистов или агитаторов.
Приведу пример одергивания. В 1895 году летом мы
пригласили из группы «петухов» Чернышева Лариона и
Малишевского35 работать за Невскую заставу. Прежде
чем допустить их работать, мы собрались за Москов-
ской заставой у Бабушкина. Иван Васильевич, Яковлев,
Петька Карамышев, Бориска Зиновьев, Никита Мерку-
лов 36. Всего человек 6. Чернышев выступил с речью, в
которой говорил об экономике на Западе, о Спенсере.
Когда он кончил, мы спросили, знает он, для чего мы
пригласили, и потом обратились к публике, как они смот-
рят, можно ли его допустить. Публика говорила: «Да,
ничего, этого слушать можно». И вот тогда уже Ларион
Чернышев,— кажется, он еще жив,— страшно обиделся:
«Так что же, это экзамен?»
Я говорю: как же, конечно, экзамен, потому что
сплошь и рядом нам приходится встречать нежелатель-
ные явления на самих кружках. Чтобы этих явлений не
было на кружках, куда ходят рабочие, мы вас сюда и
пригласили. Эту штуку нужно принимать в расчет при
оценке тогдашней работы.
У меня был такой разговор относительно социал-де-
мократов и народовольцев. Как раз один из братьев в
Экспедиции 37 работал — Сергей, я его спрашиваю: «Тьг
народоволец или социал-демократ?» Он говорит: «Ты
ошалел?» Я говорю: «Я — Василий — слесарь. Мы долж-
ны вести работу возможно правильнее, на спор мы не
должны тратить время, меня ты так и считай «Васи-
лий-слесарь». У себя, когда на центральном кружке со-
шлись, там Ванюха Кейзер,— он написал листочек «Бра-
тья-товарищи»,— склонялся к народовольцам, а Фишер,
Норинский и я — мы склонялись к социал-демокра-
там 38. В 1887 году мне дали читать целую книгу «Ка-
питал» Маркса, я посмотрел, ничего не понял, закрыл и
3 Зак. № 98	Ю
бросил. Маркса я стал читать уже после того, когда вы-
шел из солдат.
Было еще одно предложение,— наверно, Михаил Ива-
нович 39 помнит; это предложение Богданова: «Мы —
социал-демократы, но не чуждаемся террора». Это в кон-
це 1891—1892 годов. Я был прямо против террора, Фе-
дор Афанасьев — ткач, тоже против террора, и Фишер
тоже, а Богданов говорил, что они, хотя и социал-демо-
краты, но не прочь устроить террор. Но определенной
программы не было.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Г. Б. Красин в 80—90-х гг. участвовал в марксистских круж-
ках Петербурга. После высылки организовал в 1892 г. социал-демо-
кратическую группу студентов-технологов. Вел пропаганду среди
рабочих, участвовал в создании рабочих кружков.
2	Семеновский плац (полк) находился между Царскосельским
(ныне Витебским) вокзалом и Обводным каналом.
3	Имеется в виду книга В. И. Ленина «Развитие капитализма
в России. Процесс образования внутреннего рынка для крупной
промышленности». Но она издана позднее.
4	Едва ли В. А. Шелгунов уже тогда знал подлинное имя
В. И. Ульянова, который вел пропаганду среди рабочих как «Ни-
колай Петрович».
5	В. А. Шелгунов ошибается. Известны все адреса квартир
В. И, Ульянова в Петербурге с 31 августа 1893 г, по 8 декабря
1895 г. Такого адреса не было.
® А. С. Енукидзе — рабочий-революционер, большевик, советский
государственный и партийный деятель. Авель Енукидзе пал жертвой
клеветы п репрессий в 1937 г., в период культа личности Сталина.
Его имя восстановлено для нас посмертно.
7	Скорее всего, это была одна из двух книг, использованных
затем В. И. Лениным в его труде «Развитие капитализма в Рос-
сии»: Bucher К. Die Entstehung der Volkswirtschaft, 1893, или
Sinzheimer L. Ober die Grenzen der Weiterbildung des fabrik-
mafligen GroBbetriebes in Deutschland, 1893.
8	П. Б. Струве — лидер «легального марксизма». В 90-х гг.
имел некоторые связи с подпольем. Впоследствии — кадет. Член
правительств Деникина и Врангеля.
8	А. М. Калмыкова — вдова сенатора Калмыкова, в 90-х гг. за-
нимала резко оппозиционную позицию по отношению к правитель-
ству, принимала участие во многих общественных и благотворитель-
ных мероприятиях. Демократическая издательница, оказывала боль-
шую помощь революционным марксистам, а затем большевикам,
В. И. Ленину.
10	Ленинский «Союз борьбы» и центральный рабочий кружок
обращали большое внимание на то, чтобы иметь связи с крупней-
шими заводами и фабриками. В результате такие связи имелись с
75 крупнейшими предприятиями Петербурга.
11	3. П. Невзорова (Кржижановская)—марксистка 90-х гг.,
участница социал-демократических кружков Нижнего Новгорода и
Петербурга. Неоднократно арестовывалась и ссылалась. Больше-
вичка, близкая знакомая В. И. Ленина и Н. К. Крупской,
66
12	П. Б. Струве эмигрировал после разгрома Врангеля в ноябре
1920 г., яростно выступал против Советской власти.
13	Л, Д. Троцкий — член Российской социал-демократической
рабочей партии, меньшевик, центрист, с 1917 г.— большевик. В те-
чение всей своей партийной деятельности допускал немало ошибок.
После Октября 1917 года председатель Петроградского Совета
Л. Д. Троцкий в первом Советском правительстве занял пост на-
родного комиссара по иностранным делам, с 1918 по 1924 год воз-
главлял Народный комиссариат по военным и военно-морским де-
лам, одно время по совместительству выполнял обязанности народ-
*ного комиссара путей сообщения; с сентября 1918 по декабрь 1924
года находился во главе Революционного военного совета Респуб-
лики. Был членом Политбюро ЦК РКП (б). Впоследствии за «фрак»
ционную антипартийную деятельность» исключен из ВКП(б) и ₽
1929 году выслан из СССР. В 1940 году убит в Мексике.
14	«Народная воля» — возникшая в 1879 г. организация народ*
ников, ставившая своей целью непосредственную борьбу с самодер-
жавием за политическое освобождение народа и социальный пере-
ворот. Привлекала к этой борьбе и рабочих, но как подсобную
силу; пропаганду в рабочей среде вела в ограниченных масштабах.
15	Все-таки марксизм начиная с 80-х гг. рабочие в пропаган-
дистских кружках изучали. Но, конечно, стихийно рабочие самой
жизнью влеклись к социализму. Об этом см.: Ленин В. И. Поли,
собр. соч., т. 6, с. 29—31.
18	В такой форме взаимоотношения личности и массы представ-
ляли себе лишь некоторые фракции революционного и либерального
народничества. Однако все народничество в целом из-за недоста-
точно проявившихся капиталистических противоречий явно недо-
оценивало творческой роли масс в истории,
17	Имеется в виду, например, убийство шефа жандармов
Н. В. Мезенцова 4 августа 1878 г., казнь народовольцами царя
Александра II 1 марта 1881 г. и др,
18	А. И. Ульянов казнен 8 мая 1887 г. за организацию покуше-
ния 1 марта того же года на царя Александра III.
18	На неуместность такого приема агитации, когда пропагандист
начинает с лозунга «убить царя», указывал В. И. Ленин в разгово-
ре с сестрой А. И. Ульяновой-Елизаровой (см.: Ульянова-Елизаро-
ва А. И. Воспоминания об Ильиче.— В кн.: Воспоминания о
В. И. Ленине. В пяти томах, т. 1. М., 1979, с. 40—41).
20	I том «Капитала» после 1872 года фактически был запрещен.
В 1884 г. были запрещены формально и его перепечатки и обраще-
ние в библиотеках и читальнях. Однако существенный интерес к
главному труду К. Маркса возрастал. После годичных переговоров
цензуры с министром внутренних дел 26 марта 1898 г. издание
I тома было разрешено. Уже в 1898 г. вышли издания Даниельсона
и Аскарханова, а дальнейшие выходили беспрепятственно (ЦГИА,
ф. 776, оп. 21, ч. 1, 1898 г., Д. 283, л. 13).
21	Это утверждение В. А. Шелгунова субъективно. В 1884 г. в
Петербурге происходили волнения лишь на 9 предприятиях и две
стачки. В 1885 г.— одна стачка (см.: Корольчук Э., Соколова Е.
Хроника революционного рабочего движения в Петербурге, т. 1.
Л., 1940, с. 129—134).
22	И это замечание В. А, Шелгунова субъективно. В 1887 г.
произошла всего одна стачка рабочих в Петербурге, в 1888 г.— ни
одной (там же, с, 140—144), Иное дело — прерываемая бечнслен-
ными арестами подпольная пропаганда групп Благоева, Точисского,
Бруснева, которая, хотя и медленно, действительно развивалась.
67
23	«Происхождение семьи, частной собственности и государства»
'(1884)—одна из основополагающих работ Ф. Энгельса, оказавшая
заметное влияние на 'формирование марксистской исторической кон-
цепции. Русский перевод — в 1894 г.
24	С конца 1889 г. по осень 1891 г. В. А. Шелгунов отбывал
службу в армии в Ораниенбауме.
25	Состав центрального кружка был несколько шире. Например,
в его состав входили Г. А. Мефодиев, Е. А. Афанасьев (Климанов),
23	См. прим, к воспоминаниям Г. М. Фишера.
27	Количество рабочих несколько завышено.
28	Очевидно, провокаторы рабочий Кузюткин и зубной врач Ми-
хайлов мало знали В. А. Шелгунова.
29	Н. К. Михайловский лишь в конце 70-х — начале 80-х гг. был
тесно связан с революционным подпольем; впоследствии выступал
как идеолог либерального народничества.
30	В сентябре 1883 г. в Швейцарии из революционеров-эмигран-
тов возникла первая марксистская организация — группа «Освобож-
дение труда»: Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. И. Засулич,
Л. Г. Дейч и В. Н. Игнатов. Несмотря на некоторые слабости, груп-
па сыграла выдающуюся роль в общественно-политической борьбе,
заложила фундамент развития марксизма в России.
31	В. И. Ленин, выехав из Петербурга 25 апреля 1895 г., пере-
сек границу 1 мая. Вернулся в Россию 7 сентября 1895 г. (см.:
Биохроника, т. 1, с. 100—101, 105).
32	В 1893 г. Н. К- Михайловский в журнале «Русское богат-
ство» (№ 10) открыл «поход» против марксистов статьей «Литера-
тура и жизнь».
33	Наталья Григорьева.
34	См. прим. 42 к воспоминаниям Г. М. Фишера.
38	Один из оппортунистических кружков «молодых» в Петер-
бурге И. В. Чернышева назывался группой «петухов». Н. Г. Мали-
шевский был пропагандистом среди рабочих в этой группе.
38	В. А. Шелгунов, И. В. Бабушкин, И. И. Яковлев, П. И. Ка-
рамышев, Б. И. Зиновьев, Н. Е. Меркулов — руководители рабочего
движения в Петербурге, организаторы рабочих кружков и пропа-
гандисты в них.
37	Экспедиция заготовлёния государственных бумаг. Ныне — бу-
мажная фабрика Гознака.
38	Судя по брошюре И. И. Кейзера, он был уже далек от на-
родовольчества. Тем явственнее социал-демократизм Г. М. Фишера,
К. М. Норинского и В. А. Шелгунова.
38	Имеется в виду выступавший на том же вечере воспомина-
ний М. И. Бруснев.
И. В. БАБУШКИН
Иван Васильевнч Бабушкин — виднейший питерский рабочий-
революционер 90-х гг., ученик В. И. Ленина и Н. К. Крупской, про-
фессиональный революционер, один из руководителей рабочего
движения в России. Памяти И. В. Бабушкина (когда только через
несколько лет спустя выяснилось, что 18 января 1906 г. его рас-
стреляла карательная экспедиция генерала Меллер-Закомельского)
Ленин посвятил некролог, в котором писал о нем, как о народ-
68
дем герое, гордости большевистской партии (см.: Ленин В. И.
Поли. собр. соч., т. 20, с. 79—83).
Листовка под названием «Что такое социалист и политический
преступник!» написана И. В. Бабушкиным для того, чтобы пока-
зать царскому правительству, что арест 8—9 декабря 1895 г.
В. И. Ленина и его ближайших товарищей не убил петербургский
«Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Листовка разъ-
ясняет, что так называемые «политические преступники» и есть на-
стоящие борцы за дело трудового народа. Текст воспроизводится
по изданию: Листовки петербургского «Союза борьбы за освобож-
дение рабочего класса». 1895—1897 гг. М., 1934.
ЧТО ТАКОЕ СОЦИАЛИСТ
И ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРЕСТУПНИК!
Конец декабря 1895 г.
Братья-товарищи, как тяже-
ло видеть, что мы так низко стоим в своем развитии.
Большинство из нас даже не имеет понятия о том, что
такое «социализм». Людей, которых называют «социали-
стами» и «политическими преступниками», мы готовы
предать поруганию, осмеять и даже уничтожить, потому
что считаем их своими врагами. Правда ли, товарищи,
что эти люди — наши враги? Присмотримся к ним по-
ближе, и мы наверное увидим, что они вовсе не так
страшны, как это нам кажется. Эти люди, которых мы
поносим и передаем в руки наших врагов за какую-то
ожидаемую и не получаемую от них благодарность, от-
дают свою жизнь для нашей же пользы. Вы сами, това-
рищи, знаете, что нас грабит хозяин—фабрикант или за-
водчик, сторону которого держит правительство. Соци-
алисты — это те люди, которые стремятся к освобожде-
нию угнетенного рабочего народа из-под ярма капита-
листов-хозяев. Называют же их политическими или го-
сударственными преступниками потому, что они идут
против целей нашего варварского правительства, кото-
рое защищает интересы фабрикантов и заводчиков и
желает удержать бедняка рабочего в своих руках, чтобы
спокойно отымать от него на роскошь и животные при-
хоти чиновников последние кровные гроши. Подумайте,
товарищи, хорошенько, и вы поймете, как печально, что
люди по своему незнанию готовы предать своих защит-
ников в руки врагов. Не будем же, братья-товарищи,
поддаваться обманным речам тех, кто нас держит во
69
тьме невежества, будем стараться выяснить себе исти-
ну, чтобы идти к освобождению от теперешнего рабско-
го состояния.
Силы наши велики, ничто не устоит перед нами, ес-
ли мы будем идти рука об руку все вместе.
Ваш товарищ рабочий
Эти воспоминания И. В. Бабушкина, собственно,— его незакон-
ченная автобиография. Написаны они в Лондоне в 1902 г. и позже
переданы Бабушкиным В. И. Ленину. Начиная с 1925 г. неоднократ-
но воспроизводились полностью или частично. Здесь текст дается
по первой публикации 1925 года.
ВОСПОМИНАНИЯ И. В. БАБУШКИНА
(1893—1900 гг.]
...Я поступил на работу в
Петербурге на завод. При поступлении мне удалось по-
пасть на аккордную (штучную) работу. Наша партия
состояла из 18-ти человек, и первое, что мне пришлось
выполнить при моем поступлении,— это поставить своей
партии спрыски, т. е. угощение; денег у меня не было, и
потому старший, за поручительством всех членов нашей
бригады, взял в долг четверть ведра водки, 5 штук се-
ледок, хлеба и несколько бутылок пива. Поздравить ме-
ня с поступлением на завод пришла вся партия и еще,
кроме своих, около пяти человек из других партий или
отдельных лиц, соприкасающихся с работой нашей пар-
тии. Все мы собрались на одном дворе за воротами, об-
разовавши кружок, в середине которого находилась вы-
пивка и закуска. Конечно, это было без всякой претензии
на какой-либо элементарный комфорт; один держал вод-
ку, другой хлеб, третий селедки, которые, будучи порезаны
на куски, сейчас же были разобраны по рукам. Старший
взял в руки стакан, налитый живительной влагой, позд-
равил меня приличным образом с поступлением и этим
открыл процедуру спрысок. Минут через 5—10 мы разо-
шлись, и, уходя со двора, я чувствовал себя вполне при-
знанным членом той партии, которую только что угостил,
израсходовав на это два рубля с половиной. Хотя этот
обычай слишком несимпатичен, но я и сейчас не могу
относиться к нему с особой ненавистью. На этих спрысках
всегда люди как-то чувствуют себя близкими друг дру-
гу, у них является желание поговорить о своих делах и
70
о злободневных вопросах; на этих же спрысках доволь-
но часто учили старших бригадиров за их длинные язы-
ки, кляузничество.
Следы этого учения иногда оставались недели на две
под глазами у старших. Бывали, конечно, случаи, когда
старшие совершенно отказывались идти на такого рода
угощения, ретиво оберегая свою особу.
Итак, я работаю в Петербурге на заводе С. \ рабо-
таю в партии на «штучной» работе, заработок которой
зависит не от отдельного лица, а от коллективных лич-
ностей, принимающих участие в этой партии. Работать
в такой партии надо умеючи, нужно быть смелым, уметь
за себя постоять, в противном случае заедят или, как го-
ворят,. выживут из партии, а это довольно чувствительно,
ибо в партии получался процент на рубль, доходивший
до 50—60 копеек, вне партии никакого процента не по-
лучалось.
Работая в Кронштадте2, я чувствовал, что работа
меня нисколько не обременяет, уставать от работы ред-
ко когда приходилось; работая поденно, человек не из-
мучается, не так скоро истреплет свою жизнь. Совсем
не то — работа сдельная, поштучная: на этой работе че-
ловек себя не жалеет, он положительно забывает о сво-
ем здоровье, не заглядывает вперед своей жизни, никог-
да не задумывается, как влияет работа на продолжи-
тельность его жизни.
Нет! Он гонит и гонит работу вперед, пот градом
льется с него, и необтертая капля тяжело шлепается на
его работу, вызывая его неудовольствие и ругань, поры-
вистое движение рукавом по лбу сейчас же следует за
этим, и опять работа, работа спешная, торопливая, и все
для того, чтобы получить лишнюю копейку процента на
рубль.
Еще хуже в партии, где каждый следит друг за дру-
гом. Особенно трудно, когда нескольким человекам да-
ется для работы одинаковая вещь: тут уж всякий прояв-
ляет самую наивысшую, какая только возможна, сте-
пень интенсивности. При таких работах рабочие положи-
тельно зарывают* свое здоровье. Постоянно попадаются
один или два более ловких, которые гонят работу впе-
ред остальных, другие, из сил выбиваясь, стараются не
отстать и даже боятся пойти по естественным надобно-
* Рабочие часто заболевают от переутомления и сваливаются в
постель. Это на своеобразном языке рабочих называется «зарвался
на работе».
71
стям, дабы не упустить лишних минут, в которые их мо-
гут обогнать в работе.
На такую-то работу попал и я и хотя не особенно был
смирным, но защита была всегда не лишней. Защитить
же меня взялся товарищ — сосед по работе, уже очень
пожилой семейный человек, но с натурой протестующей;
к несчастью, он был неграмотным человеком.
Мы с ним жили очень дружно, он часто рассказывал
про разные бунты и про то, как доктора и студенты во
время холеры морили народ и как их народ бросал в
Неву с Николаевского3 моста. Припоминая его теперь,
я положительно удивляюсь тому сочетанию взглядов,
какие в нем были. Он помнил ту литературу, которую
народовольцы раскидывали на заводе4, и то, как эту
литературу читали по застенкам, и хотя сам был негра-
мотный, но всецело стоял своими симпатиями за людей,
распространявших такую литературу. Иногда таинствен-
но сообщал мне на ухо про убийство царя, что, мол, его
за дело убили, и только народ не понимает это, а без
царя жизнь можно устроить еще лучше теперешней.
Нужно ли говорить, что он ненавидел монтеров и разных
старших и эту ненависть переливал в меня и разжигал
ее сильней и сильней.
Первый год работы на заводе меня удовлетворял, не-
смотря на то что, как можно выразиться, я не жил, а
только работал, работал и работал; работал день, рабо-
тал вечер и ночь и иногда дня по два не являлся на
квартиру, отстоявшую в двадцати минутах ходьбы от
завода. Помню, одно время при экстренной работе при-
шлось проработать около 60 часов, делая перерывы толь-
ко для приема пищи. До чего это могло доводить? До-
статочно сказать, что, идя иногда с завода на квартиру,
я дорогой засыпал и просыпался от удара о фонарный
столб. Откроешь глаза, и опять идешь, и опять засы-
паешь, и видишь сон вроде того, что плывешь на лодке
по Неве и ударяешься носом в берег, но реальность
сейчас же доказывает, что это не настоящий берег
реки, а простые перила у мостиков.
Так работая, не видишь никакой жизни, мысль ни па
чем не останавливается, и все желания сводятся к тому,
чтобы дождаться скорее какого-либо праздника, а на-
станет праздник, проспишь до 12 или до 1 часу и опять
ничего не увидишь, ничего не узнаешь и ничего не услы-
шишь, а завтра опять работа, та же тяжелая, продолжи-
тельная, убийственная работа, и никакой жизни, никако-
го отдыха.
72
И оказывается, для кого все это? Для капиталиста!
Для своего отупления! Отрадой может служить лишь то,
что не понимаешь этого и тогда не чувствуешь ужасного
гнета и бесчеловечности.
Так, в общем, текла безжизненно и печально та
жизнь, которой живут большинство людей. Иногда при-
ходилось кое-что слышать, но не понимая и не разбира-
ясь в этом.
На этом я закончу описание своей жизни до превра-
щения из самого заурядного числительного челове-
ка без строгих взглядов и убеждений в человека-социа-
листа.
Однажды, в такой же день, как и в бесчисленные дни
раньше, когда так же монотонно вращались приводы и
скользили ремни по шкивам, так же всюду по мастер-
ской кипела работа и усиленно трудились рабочие, так
же суетливо бегал мастер, появляясь то в одном, то в
другом конце мастерской, и не менее суетливо вертелось
множество разного рода старших дармоедов, я стоял у
своих тисков на ящике и, навалившись всем корпусом на
18-й * напильник, продолжал отделывать хомут для
эксцентрика паровоза. Так же и такие же хомута отде-
лывали и еще два слесаря, и мы старались во всю мочь,
засучивши по локоть рукава рубашки и снявши не толь-
ко блузы, но и жилеты. Пот выступал на всем теле, и
капли одна за другой шлепались и на верстак и на пол,
не вызывая ничьего внимания.
И при таком трудолюбии никто и никогда не придет
и не скажет ни похвалы, ни порицания, никто не посо-
ветует отдохнуть от надоедливой и тяжелой работы.
День клонился к окончанию работ, и многие уже на-
чинали посматривать по сторонам, желая подметить, нет
ли движения к прекращению работ; так как день был
субботний, то работу заканчивали обыкновенно минут за
10—15 до заводского гудка об окончании работ.
— Будет стараться-то, все равно всей работы не пе-
ределаешь! — раздался около меня голос незнакомого
слесаря из другой партии, такого же молодого человека,
как и я.
Я поднял голову и, выпрямившись всем корпусом, по
привычке осмотрелся во все стороны, желая подметить
малейшую опасность со стороны какой-либо забегалки,
но таковых нигде не оказалось, и я, смотря на него, от-
ветил:
* 18-дюймовый.
73
— Оно правда, что работа дураков любит, но мы на
пару * работаем, и потому я не желаю идти в хвосте
других.
— Завтра вокресенье, как ваша партия — будет рабо-
тать, или нет? — начал политично Костя (так я буду на-
зывать моего товарища) 5, видимо заранее подметив ме-
ня, как желанного субъекта для направления на светлый,
энергичный путь борьбы за свободу, равенство и братст-
во. Этими идеями он только что проникся сам и почувст-
вовал сильный прилив проповеднической энергии.
— Нет, завтра у нас никто не работает,— отвечал я.
— Что же ты делаешь в свободное время дома?
— Да ничего особенного. Вот устраиваем скоро вече-
ринку с танцами,— начал было я рассказывать, в надеж-
де привлечь его к участию в веселом времяпрепровожде-
нии.
— А у тебя книги какие-нибудь есть? — спросил он.—
Ты читаешь ли когда что-нибудь?
Я смутился от сознания, что давно ничего не читал,
хотя и обладал десятком книг. Но я их не понимал, и
потому они лежали у меня на маленькой этажерке, как
приличное украшение комнаты молодого человека. Одна-
ко я сообразил, что Косте может кое-что понравиться из
моих книг, и потому я предложил ему познакомиться с
ними, придя как-нибудь вечером или в воскресенье. Ко-
стя охотно согласился на мое предложение и, немного
помолчав, предложил мне познакомиться с ним побли-
же и тут же попросил прийти к нему на квартиру зав-
тра после обеда. Я обрадовался предстоящему знаком-
ству. Хотя в то время знакомых у меня было уже доста-
точно много, но совершенно не было таких, каким мне
представлялся Костя. С работы мы пошли вместе. Он ча-
сто отбегал от меня, чтобы кое с кем поговорить,
снова возвращался ко мне и наконец указал дом, в ко-
тором он жил. Мы дружески расстались, и я дал обеща-
ние на другой день непременно быть у него.
Около часу дня в воскресенье я направился к Косте
и без труда разыскал квартиру, в которой он жил. Хо-
зяйка добродушно указала его комнату, куда я и во-
шел. Комната была небольшая, квадратная. Кроме хо-
зяина в ней сидело два молодых человека, одного из
них я хорошо знал, так как он работал в одной партии
с Костей, а другой был, кажется, его братом. Я сел, мы
* На п£ру — это значит, что одинаковая работа у двух или не-
скольких рабочих, и тогда, как было упомянуто, один старается
обогнать другого или, по крайней мере, не отстать от других.
74
перекинулись парой слов, и разговор совершенно прекра-
тился. В это время Костя вынимает откуда-то печат-
ный листок, подает его одному из товарищей и просит
прочитать. Товарищ берет и читает листок, а мы все
трое сидим молча. Так как я не знал содержания этого
листка, то и не обращал особенного внимания на то, как
читает его товарищ и какое действие производит лис-
ток на читающего, но Костя и другой товарищ присма-
тривались к читающему как-то особенно и чувствовали
себя, по-видимому, очень напряженно. Все молчали, на-
конец, товарищ прочел, сложил листок и передал его
Косте, делая все это молча; я думал, что тут какое-то
личное дело, о котором мне знать не следует.
— Ну, что? как? — спросил Костя, обращаясь к то-
варищу, который чувствовал себя как будто очень сму-
щенным.
— Что ж, очень хорошо,— ответил тот и замолчал.
Настало опять молчание, и какое-то тягостное.
— Может, хочешь почитать? Так почитай,— сказал
Костя, подавая мне листок.
Я развернул и приступил к чтению. С первых же
слов я понял, что это что-то особенное, чего мне никогда
в течение своей жизни не приходилось видеть и слы-
шать. Первые слова, которые я прочел, вызвали во мне
особое чувство. Мысль непроизвольно запрыгала, и я с
трудом начал читать дальше. В листке говорилось про
попов, про царя и правительство, говорилось в ругатель-
ной форме, и я тут же каждым словом проникался на-
сквозь, верил и убеждался, что это так и есть и нужно
поступать так, как советует этот листок. У меня уже вы-
рисовывалось в голове, что вот меня казнят за совер-
шенное преступление и вся жизнь пойдет прахом. Тут
же как молотом ударило по моей голове, что ни-
какого царствия небесного нет и никогда не сущест-
вовало, а все это простая выдумка для одурачивания
народа.
Всему, что было написано в листке, я сразу поверил,
и тем сильнее это действовало на меня. С трудом дочи-
тывал я листок и чувствовал, что он меня тяготит от
массы нахлынувших мыслей. Так как нужно было его
возвращать сейчас же, то подробное содержание листка
в памяти не сохранилось, но смысл глубоко врезался в
моем мозгу, и отныне я навсегда стал антиправительст-
венным элементом. Листок был народовольческий; это
было первое произведение нелегальной литературы, из
которого я вычитал впервые откровенные слова против
75
Продавец ягод
правительства. Я молча пе-
редал листок Косте, сразу
уразумел цель моего пригла-
шения и решил, что нужно
жертвовать для этого дела
всем, вплоть до своей жиз-
ни. Я был уверен, что Костя
смотрит на это дело такими
же глазами, как и я, и уже
по тому одному мы с ним
являемся братьями, но, как
смотрят и думают другие
два товарища, я не знал и
потому молчал, как и они,
выразивши, впрочем, свою
радость и удовольствие по
поводу листка, как умел.
Немного погодя оба то-
варища ушли. Мы остались
вдвоем, и тогда у нас завя-
зался дружеский разговор; очевидно, я внушил Косте
доверие, и потому темой нашего разговора было обсуж-
дение вопросов, как нам достать еще таких произведе-
ний и хороших книг, дабы по возможности подвинуть-
ся вперед в своих знаниях. Костя начал было объяснять
мне библию, которую он хорошо помнил, так как до
последнего времени был глубоко религиозным челове-
ком и сидел на божественных книгах. Он старался
объяснить богословские учения, как учения социалисти-
ческие, только запакощенные современными попами.
Однако Костя не обладал даром слова и потому не мог
увлечь меня далеко в эту сторону. Затем мы пошли с
ним на мою квартиру и тщательно осмотрели находя-
щиеся у меня книги. Я старался найти в них что-либо
хорошее, но так как мой вкус еще был довольно сомни-
телен для нас обоих, то мы решили в следующее воскре-
сенье пойти вместе и поискать на базаре хороших книг.
Конечно, я расспросил у Кости, каким образом попал к
нему нелегальный листок. Он объявил, что на неделе,
как-то вечером, выходя по окончании работы из мастер-
ской в толпе других рабочих, он был остановлен одним
человеком, который сунул в дверях мастерской ему
листок со словами: «Поди ничего дома-то не деЛаешь,
на-ко вот, прочти это». И действительно Костя прочел
76
и едва дождался утра, чтобы поговорить с этим чело-
веком. Вскоре и я был познакомлен с человеком, который
сунул Косте листок. Конечно, ему было известно о про-
чтении листка мною, о том отношении, которое я про-
явил к дотоле неизвестному для меня делу революцион-
ных воззрений и поступков, о моем желании читать,
учиться и действовать так, как мне укажут, стараясь
уже по возможности привлекать и пропагандировать при
всяком удобном случае подходящего человека.
Я догадывался о человеке у нас в мастерской, руко-
водящем этим делом, потому что видал несколько раз,
как Костя беседовал с ним. Раз во время работы мы с
Костей подошли к нему, и я был представлен Костей,
как товарищ по убеждениям. Человек, которому я был
представлен, был рослый, представительный мужчина,
с проникающим насквозь суровым взором. Его взгляд
пронзил меня до самого нутра, и я не на шутку расте-
рялся, виновато смотря ему в лицо несколько мгнове-
ний, а потом потупился, чувствуя, что на меня навали-
лась какая-то тяжесть. Изредка я осмеливался припод-
нять глаза и украдкой смотрел на подавляющего меня
человека. Окладистая большая русая борода вызывала
у меня особое почтение и уважение к этому человеку,
но, встретившись с его взглядом, я делался опять бес-
сильным и немощным. И как странно все это вышло?
Раньше, видя этого человека, проходя мимо, я положи-
тельно не обращал на него внимания и не чувствовал
ничего необыкновенного. Он в моих глазах был самым
обыкновенным человеком. Но теперь, когда я сам хочу
быть иным и вижу перед собою человека сознательного,
энергичного, смелого, желающего проникнуть в искрен-
ность моей души, узнать мою решительность и твер-
дость характера, узнать искренность моих желаний,
под этими настойчивыми взглядами я чувствовал какую-
то особую жуткость и не смел произнести ни слова.
Такое впечатление произвел на меня Ф.6 Идя к его
станку, я ожидал услышать от Ф. что-либо особенно ум-
ное, но он на первый раз отпугнул меня своими суро-
выми словами и вопросами:
— Ну что? О чем думаешь?
— Да книжку бы какую-либо умную достать,— про-
бормотал я.
— На что тебе она? Что ты будешь делать, если про-
читаешь не одну умную книжку?
— Плохо,— говорю,— вот, что нас обижают и правды
не говорят; а все обманывают.
п
— А что ты будешь делать, если правду узнаешь?
Я, конечно, молчал, не зная, что отвечать на подоб-
ные вопросы, и пошел к своим тискам, обдумывая более
всесторонне заданные мне вопросы. Конечно, я был не-
доволен тем, что Ф. не сказал чего-либо сам, а заставил
меня ломать голову над вопросами, которые я не пони-
мал как следует и которые были мне чужды, но я объ-
яснил все это тем, что меня желают испытать. Мне бы-
ло несколько обидно за то недоверие, которое я усмот-
рел в этом отношении, но я был уверен, что все узнаю
и всего достигну. С Костей мы сделались неразрывными
друзьями.
Всегда и всюду мы были вместе, постоянно обсуж-
дая разного рода вопросы. Скоро у нас появились неле-
гальные книжки, большей частью народовольческие, и
мы положительно ими зачитывались, стараясь затем
тщательно припрятать, чтобы они не попались кому-ни-
будь на глаза.
К этому времени круг знакомых у нас начал расши-
ряться, и всякое воскресенье или мы заходили к кому-
нибудь, или к нам приходили. Образ жизни сильно пе-
ременился, что не оставалось не замеченным для окру-
жающих как на квартире, так и в заводе, но мы мало
обращали на это внимания, продолжая увлекаться но-
вым делом. Разумеется, как только мы замечали, что
собеседник начинает соглашаться с нами, мы сейчас же
старались достать ему для чтения что-либо из нелегаль-
ного; но в знакомстве с новыми людьми мы были очень
разборчивы. Прежде всего мы старались обходить или
избегать всякого, кто любил частенько выпивать, жил
разгульно или состоял в родстве с каким-либо завод-
ским начальством. Будучи очень молодыми, мы подхо-
дили чаще всего к такой же молодежи, а одна или две
неудачи совершенно отпугнули нас от людей женатых,
средних или выше средних лет, таким образом, выбор
оказался довольно незначительным.
Часто приходилось слышать, как рабочий рассказы-
вал про старую работу революционеров, как их аресто-
вывали и сажали в какие-то каменные мешки, мололи,
секли и т. п., но больше всего приходилось слышать о
том, как людей хватали и они пропадали безвозвратно
неизвестно где. Иногда приходилось вступать в прения
с рабочими, верившими до фанатизма в свои собствен-
ные рассказы, и не всегда мы выходили победителями
из такого рода споров. Конечно, есть доля основания в
создании подобного рода рассказов. Хотя бы взять во
78
внимание, что часто происходили аресты интеллигентов,
живших среди рабочих, и потом не было от них, ни об
них, никаких вестей, и потому фантазия темных рабочих
создавала разного рода рассказы фантастического со-
держания, которые передавались от одних к другим, до-
полняясь произвольно всевозможными ужасами. Эти
ужасы служили всегда и служат теперь отпугивающим
средством для всякого мало-мальски суеверного и неда-
лекого человека, которому еще непонятно рабочее дви-
жение. Мы с товарищем старались избегать разговоров
и споров с распространителями подобных фантазий, но
охотно слушали рассказы о том, как раньше происходи-
ли бунты и волнения на С. заводе и как там всюду по
застенкам читали и подпольные книжки в былые годы
(в семидесятых и восьмидесятых годах).
Ближе знакомясь с разного рода нелегальной литера-
турой, с людьми революционных убеждений, разговари-
вая с товарищами на те же темы, создавая всевозмож-
ные планы изменения всего строя жизни, при строгом
разборе не выдерживающие критики, мы жили в посто-
янном волнении. Та жизнь, которая ранее казалась нам
самой обыкновенной, которой мы раньше не замечали,
давала нам все новые и новые впечатления.
К тому же времени в нас зарождается сознательная
ненависть к сверхурочным работам. Идя перед вечером
через мастерскую нижним этажом, мы с озлоблением
смотрели на висевший у стены фонарь, в котором горела
свеча, а на стеклах была надпись: «Сегодня полночь
работать от 7 ч. вечера до ЮУг ч. вечера» или «Сегодня
ночь работать от.УУг ч. вечера до 2V2 ч. ночи». Эти
надписи чередовались изо дня в день, т. е. сегодня пол-
ночь, завтра ночь. Таким образом приходилось выра-
батывать от 30 до 45 рабочих дней в месяц, что на
своеобразном остроумном языке семянниковцев выража-
лось так: «У меня или у тебя в этом месяце больше дней,
чем у самого бога», и действительно, несчастными пол-
ночами или н о ч а м и иногда нагоняли в течение ме-
сяца до 20 лишних дней.
Сколько здоровья у каждого отнимали эти ночные
работы, трудно себе представить. Но дело было обстав-
лено настолько хитро, что каждый убеждался во время
получки, что, если он работал мало ночей или полночей,
то и получал меньше того, который не пропускал ни од-
ной сверхурочной работы. Расплата производилась так:
общий заработок всей партии делился на количество
Дней, а остаток суммы уже делился как проценты к за-
79
работанному рублю. Хорошо, если работа еще не осо-
бенно спешная, тогда при желании можно было уходить
домой по окончании дневной работы; но если работа
спешная и мастер заставляет работать всю партию, тог-
да злой иронией и как бы насмешкой звучит заводской
гудок, об окончании работы. Он только говорит, что еще
осталось столько-то часов работы ночью, что твой но-
мер заботливо снят с доски и отнесен в контору к мас-
теру, а без номера из завода не выпустят. Идти же к
мастеру — это в большинстве случаев безрезультатно:
или выйдет стычка с мастером, или даже расчет. Одна и
та же история повторялась изо дня в день. Рабочие ру-
гались на всевозможные лады, проклиная работу, и все
же принуждены были работать ночные часы. Мы с Ко-
стей часто .работали в ночное время до знакомства с
нелегальной литературой, не чувствуя особой тягости и
не сознавая разрушающего действия этой работы на на-
ше здоровье, но теперь ночная работа нас сильно тяго-
тила, и мы начали от нее отлынивать под разными пред-
логами. В то.же время мы агитировали среди мастеро-
вых против ночной работы, доказывая ее вредность.
Живя заводской жизнью, мы с Костей совершенно не
знали жизни фабричных рабочих. Лично я жил доволь-
но хорошо, как в гигиеническом, так и в экономическом
отношениях. Рассказы одного из товарищей — молодого
парня, работавшего раньше на фабрике и имевшего при-
вычки и вид фабричного, заинтересовали нас. Нам захо-
телось увидеть и поближе узнать эту неведомую для нас
жизнь. Мы решили приобрести товарищей на фабриках,
чтобы иметь возможность ходить туда и вести среди
фабричных пропаганду. Постепенно мы узнавали про
фабрику и жизнь на ней, про порядки, какие там суще-
ствуют, и т. п.
Однажды, рассказывая про жизнь на фабрике, то-
варищ упомянул о новом доме, выстроенном фабрикан-
том для своих рабочих, говоря, что дом этот является
чем-то особенным в фабричной жизни рабочих. Однако
трудно было понять, что это за дом. Не то он какой-то
особенный по благоустройству, не то это просто огром-
нейшая казарма, в которой всюду пахнет фабрикой, в
которой хорошее и дурное, приятное и скверное пере-
мешано в кучу, не то это прямо дом какого-то ужаса.
И вот мы с Костей решили в воскресенье же пойти и
подробно осмотреть этот дом, жителей и все прочее,
но, помня, что посторонним трудно проникнуть в фаб-
ричное помещение, мы решили подделаться под фабрич*
80
ных. В субботу вечером я отправился на Александров-
ский рынок, купил простую кумачовую рубаху с поясом,
подходящую фуражку и в воскресенье, одевшись фаб-
ричным парнем, неловко и крадучись, вышел из кварти-
ры, направляясь к Косте. Оттуда так же смущенно, опа-
саясь обратить внимание на свой костюм, мы направи-
лись по Шлиссельбургскому тракту к Максвельским
фабрикам 7, куда и добрались через полчаса.
Вдавшись саженей на 40 от проспекта, виднелось вну-
шительное каменное здание, еще совершенно новое по
своему наружному виду. Должно быть, это и есть, ре-
шили мы с Костей, и по узенькому переулку, по проло-
женным рельсам направились к заманчивому обитали-
щу. Очутившись во дворе, мы увидели группы рабочих
и работниц. Мужчины, большей частью молодые, стоя-
ли кучками и о чем-то, видимо, толковали, делая энер-
гичные движения руками; девушки местами сидели, от-
делившись от остальных, местами болтали с парнями,
часто вскрикивая и отбегая в сторону, но тотчас же воз-
вращаясь к своему кружку. Вся эта толпа парней и де-
вушек живо напоминала порядочное село какой-нибудь
губернии. Девушки бросались в глаза яркостью своих
костюмов, совершенно отличных от городских, особенно
от столичных, а молодые парни были в сапогах бутыл-
ками, с гармонией и с брюками за голенищами; многие
бросались в глаза слишком большой простотой своего
костюма, разгуливая по двору в простых ситцевых поло-
сатых подштанниках, в кумачовой или ситцевой серень-
кой рубахе, подпоясанной незавидным пояском, на но-
гах простые опорки на голу ногу, и нисколько этим не
смущались сами и не смущали никого из присутствую-
щих. Простота таких костюмов произвела на меня не-
приятное впечатление, хотя была довольно знакомой
картиной, напоминая смоленских плотников в Крон-
штадте.
Мы решили прежде всего осмотреть внутренность са-
мого здания и потом уже походить по двору и потол-
каться среди самих фабричных. Широкая дверь в сере-
дине фасада здания вела вовнутрь, да и народ входил
и выходил каждую минуту через эту дверь, поэтому и
мы направились в нее же. Громаднейшая широкая лест-
ница показывала, что здание приспособлено для боль-
шого количества жителей, стены были вымазаны прос-
той краской, но носили следы чистоты и опрятности,
здоровые чугунные или железные перила внушали дове-
рие к солидности и прочности здания. Мы поднялись на
81
Казарма для рабочих в Петербурге
одну лестницу и вошли в коридор, в котором нас, как
обухом по голове, ударил в нос скверный удушливый
воздух, распространявшийся по всему коридору из ан-
тигигиенических ретирадов. Не проходя по коридору
этого этажа, мы поднялись выше, где было несколько
свежее, но тот же отвратительный удушливый запах был
и здесь. Пройдя часть коридора, мы вернулись и подня-
лись еще выше этажом. И там было не легче, но мы ре-
шили уже присмотреться ближе, поэтому прошли вдоль
по коридору и зашли в ретирадное место для обзора,
потом, набравшись смелости, начали открывать двери
каморок и заглядывать в них. По-видимому, это никого
не удивляло, и нас не спрашивали, кого мы ищем.
Отворив, таким образом, двери одной каморки и ни-
кого там не застав, мы спокойно взошли и затворили за
собою дверь. Нашим глазам представилась вся картина
размещения и обстановки этой комнаты. По правой и
левой стороне около стен стояло по две кровати, запол-
нявшие всю длину комнаты почти без промежутка, так,
что длина комнаты как бы измерялась двумя кроватя-
ми; у окна между кроватями стоял стол и невзрачный
стульчик; этим и ограничивалась вся обстановка такой
каморки. На каждой кровати спало по два человека, а
значит, всего в комнате жило 8 человек холостяков, кото-
рые платили или, вернее, с которых вычитали за такое
82
помещение от полутора до двух рублей в месяц с каж-
дого. Значит, такая каморка оплачивалась 14 или 16
рублями в месяц; заработок же каждого обитателя ко-
лебался между 8 и 15 рублями в месяц. И все же фаб-
рикант гордился тем, что он благодетельствует рабочих,
беря их на работу с условием, чтобы они жили в этом
доме, если только таковой не набит битком.
Мы вышли из каморки и заглянули еще в несколько.
Все каморки были похожи одна на другую и производили
угнетающее впечатление. У нас пропала охота осматри-
вать дальше — общую кухню, прачечную и помещение
для семейных, где серая обстановка скрашивалась лишь
одеялом, составленным из бесчисленного множества
разного рода лоскуточков ярких цветов и которое по-
крывало кровать, завешенную пологом. Полог служил
двум целям: с одной стороны, он должен был прикры-
вать нищету, с другой — он удовлетворял чувству эле-
ментарной стыдливости, ибо рядом стояла такая же се-
мейная кровать с такой же семейной жизнью. Все это
было слишком ужасно и подавляло меня, заводского ра-
бочего, живущего более культурной жизнью, с более
широкими потребностями.
Мы двинулись к выходу. На огромной лестнице мы
остановились и рассматривали автоматические приспо-
собления для тушения пожара. Но все эти шланги, свин-
цовые трубы и приспособления не могли внушить к себе
ни симпатии, ни доверия; эти блестящие медные краны
и гайки не могли сгладить впечатления от голых, неоп-
рятных, скученных кроватей и от стен, на которых по-
давлено и размазано бесчисленное множество клопов.
Сзади слышен стоном стонущий гул в коридоре, отвра-
тительный воздух беспрестанно надвигается оттуда же,
и все сильней и сильней подымается в душе озлобление
и ненависть против притеснителей, с одной стороны, и
невежества — с другой, не позволяющего уяснить причи-
ны маложеланного существования.
О! Нужно как можно больше знания нести в эти ску-
ченные места.
Облегчение вносила лишь мысль, что все же в этом
доме есть кто-то, кто занимается с рабочими, и, может
быть, среди собравшихся на дворе рабочих есть уже со-
знательные люди, число которых будет увеличиваться
день ото дня. Костя даже начал вслух делать арифмети-
ческие вычисления по поводу прогрессивного роста раз-
вивающихся личностей, но доверяться таким впечатле-
ниям нельзя, они могут иногда привести к сильным ра-
83
зочарованиям, и потому желательно быть скорее песси-
мистом, нежели оптимистом. Но это мимоходом.
Выйдя на двор и вдохнувши свежего воздуха, мы на-
правились к одной кучке рабочих. Оказалось, что тут
шла азартная игра в орлянку, и почти все стоявшие при-
нимали активное участие. Лица у всех были сильно на-
пряжены, слышались ругательства, и нам казалось, что
скоро дело дойдет до драки с кровавыми последствиями.
Мы перешли к другой кучке — тут дулись в карты на
деньги, и та же ругань висела в воздухе. Кучки девушек
и парней не могли нас расположить вмешаться в их сре-
ду, ибо нужно было обладать уменьем подойти к дере-
венской красавице и вести беседу на интересную для нее
тему, что было далеко не безопасно для лиц, неизвестно
откуда взявшихся. Поэтому мы посмотрели на них изда-
лека и пошли бродить дальше по траве огромного дво-
ра; осмотрели сараи, погреб и еще кое-что не особенно
интересное и направились домой из этого своеобразного
фабричного мира с тяжелым впечатлением о виденном
и о том, что люди в этой обстановке чувствуют себя, оче-
видно, очень счастливыми после деревенской жизни. Это
было наше первое сознательное знакомство с жизнью
фабричных рабочих. Тяжелое впечатление у меня оста-
лось надолго в памяти. Впоследствии уже в другом мес-
те фабричная жизнь меня положительно возмутила, и я
не в состоянии был объяснить себе той выносливости и
ничтожных потребностей, какими может ограничить се-
бя человек, чувствуя себя в то же время довольным этой
жалкой, нищенской, полуголодной жизнью.
Вот стена, которую приходится разбивать лбами, и
не один еще десяток лбов расшибется об нее, пока она
начнет хоть сколько-нибудь подаваться. Впечатление от
виденного было очень сильным, но руки наши от этого
не опустились, наоборот, энергия к работе над своим
развитием усилилась, желание скорее вступить в борь-
бу со столь ужасными приемами эксплуатации, со столь
ужасной забитостью и темнотой народа увеличилось, и
мы усердно принялись точить оружие для борьбы, т. е.
читать и развиваться.
Понятно, что без посторонней помощи, сами, мы да-
леко не так быстро уяснили бы себе многие вопросы, на-
ши знания были очень недостаточными, а столкновения,
споры при нашей пропаганде становились очень часты,
и мало-мальски ловко поставленный вопрос нашего про-
тивника ставил нас в тупик и, хотя мы были убеждены
в справедливости своих слов, тем не менее чувствовали
84
свое поражение. Помню хорошо, как мы с Костей при-
шли к странному заключению по одному экономическо-
му вопросу. Вопрос относился к сдельной работе. Про-
пагандируя и агитируя кого-либо, мы часто ставили ему
выработанный нами вопрос: что полезнее для рабочих
при данных условиях: трудолюбие или леность? — Полу-
чали ответ, что первое всегда полезнее. Тогда мы начи-
нали доказывать противнику, что, если особенно стара-
ться в работе, то можно: 1) скоро достигнуть этим пони-
жения расценок и 2) что один рабочий выполнит рабо-
ту за двоих, таким образом, большая часть рабочих ока-
жется без работы, что в свою очередь будет влиять на
еще более сильное понижение расценок и т. д. Другое
дело, если работать тихо, не торопясь — тогда расценки
скорее повысятся или по крайней мере не упадут, а так
как работа будет выполняться медленнее, то потребует-
ся добавочный комплект рабочих, и благодаря этому бу-
дет меньше безработных, и плата подымется. Выходило
так, как будто мы правы, но соглашались с нами неохот-
но, хотя и не находили аргумента для возражения. И мы
сами, чувствуя себя победителями, не могли в то же
время примириться с мыслью, что лентяй более полезен
для общества, нежели человек трудолюбивый, и никак
не могли выйти из этого затруднительного положения.
Такие вопросы возникали все чаще и чаще, и мы стали
обращаться за разъяснениями к Ф. Ф., видя, что мы
сильно прониклись духом социализма, и не имея воз-
можности и времени с нами часто беседовать, поручил
нас одному из своих друзей, живущему неподалеку от
нас.
Наш новый руководитель оказался человеком очень
неглупым и произвел на нас очень хорошее впечатление.
Понятно, что, как только выдавался свободный момент,
мы стремились к нему за объяснениями. Кроме того, нас
притягивала к нему, как магнит, обстановка его домаш-
ней жизни. Отдельная квартира, обставленная довольно
уютно во всех отношениях, рисовала нам картину буду-
щего нашего устройства. У нашего нового знакомого
всегда было достаточно для нас 1) книг и 2) советов об
осторожности. Мы знали, что он состоит и кассиром в
организации и служит связующим звеном между горо-
дом и нами, что он знаком с интеллигенцией и вообще
со всем движением, а следовательно, мы от него смо-
жем многому научиться и услышать от него те хорошие
мысли и ответы на наши вопросы, которые нас так вол-
новали. И действительно, первое время он производил
85
на нас обоих самое благотворное влияние. Больше всего
он развивал в нас аккуратность и осторожность в сно-
шениях с людьми и всегда при нашем приходе к нему за-
давал нам вопрос, осторожно ли мы пришли, не прита-
щили ли за собою шпиона. Возможно, что, опасаясь за
себя, под влиянием жены, он постоянно твердил нам о
всяких шпионах, обысках и слежке. Но нам это было по-
лезно, мы приучались строго посматривать за собой, хо-
тя, по-видимому, никто не думал за нами следить. Мы
стали вести себя аккуратнее на заводе. Постепенно мы
вводились в круг всякого рода дел, и нам даже стали
показывать отчеты Красного Креста 8, кроме того, дава-
ли много хороших книг и всякую имевшуюся нелегаль-
щину.
Так прошла часть зимы, весна, и уже проходило ле-
то. Близилась осень, а с ней ожидалось ожидаемое с
нетерпением открытие воскресной школы, о которой мы
уже много наслышались. Нам говорили о ней много хо-
рошего: что в ней хорошо можно подбирать людей и,
главное, можно получить знания, что в ней все учитель-
ницы учат даром, т. е. исключительно только ради того,
чтобы нести в народ знания, что они готовы претер-
петь за народ всевозможные притеснения и преследова-
ния правительства. Костя и я отлично уже понимали,
что это будут за учительницы, и потому так ожидали
этой школы. Мы старались подговаривать других, чтобы
они тоже записались в школу, но большинство отвечало,
что вечерняя и ночная работа не позволит ходить в шко-
лу, и в этом было много правды. Особенно мешала смен-
ная работа, но тем не менее мы подговорили записаться
в воскресную школу не менее пятнадцати человек. Но о
школе потом, теперь вернусь опять к началу знакомст-
ва с нелегальной работой.
Отпугнувший меня на первых порах Ф., конечно, не
оставил нас без внимания. Он старался при всяком
возможном удобном случае влиять на нас и растолко-
вывать непонятные для нас вопросы. Он производил на
нас сильное впечатление, и мы его прозвали «Патриар-
хом», чувствуя к нему особое уважение. Помню, что
как-то, вскорости по прочтении первого нелегального
листка, мы с Костей отправились к Ф. на квартиру. Это
было темное помещение, кажется, в две комнаты, по це-
не очень дорогое, но ужасное по своему внутреннему ви-
ду, что особенно сильно на меня подействовало. Помню,
что я для такого случая оделся довольно прилично: в
крахмальную рубашку и т. п., но как квартира, так и
86
обитатели ее как бы говорили против моего костюма, и
я почувствовал себя неловко, виновато, проклиная свою
крахмальную рубашку. Я решил на следующий раз оде-
ться попроще да подумывал уже и совсем забросить
эту щеголеватость, хотя впоследствии изменил такое ре-
шение.
В этой же квартире я впервые в моей жизни встре-
тился с интеллигентом, которого мы называли П. И.9
Он оставил во мне навсегда самые наилучшие воспоми-
нания о себе; он был первым человеком из тех, кого я
знал, который шел к рабочим исключительно с целью
нести им знание и понимание жизни, подвергаясь за это
всяким лишениям.
Трудно передать, как глубоко мы с Костей ценили
этих людей, особенно если взять во внимание, что мы,
неразвитые люди, не могли не чувствовать удивления
тому, что люди из другой среды бескорыстно отдают
нам знания и пр. И после более близкого знакомства с
другими интеллигентами и учительницами мы еще дол-
го не могли отделаться от этого чувства. Как тяжело
было терять кого-либо из таких интеллигентов, за кото-
рых готов был бы понести что угодно, всевозможные тя-
гости и лишения. Конечно, постепенно, часто встречаясь
с интеллигентами, теряешь то особое чувство к интелли-
генту как к особенному человеку, а одинаково чувст-
вуешь потерю, как близкого товарища рабочего, так и
товарища интеллигента, но это уже получается спустя
продолжительное время знакомства с интеллигенцией,
когда острое чувство, получаемое при первой встрече,
притупляется, низводясь на обыкновенное искреннее
чувство.
Как жадно мы с Костей прислушивались к разгово-
рам во весь этот вечер первой встречи с П. И. у Ф., как
страшно хотелось нам сделать что-либо особенное, но
что именно—мы не знали, жадно вслушиваясь в разговор.
Кроме нас было еще человека три и потом хозяин ком-
наты Ф.; помню еще одного человека, который, как ока-
залось, сделался впоследствии провокатором,— это был
К.10 Он пользовался особым доверием у нас с Костей, но
только в самом начале нашего знакомства.
Я затрудняюсь теперь передать, насколько резко от-
личались наши взгляды от народовольческих тенденций,
но что эти различия проявлялись, то это я помню до-
вольно хорошо. Как-то раз упомянутый интеллигент
принес нам листок народовольческого содержания и, по-
давая его Ф., спросил, годится ли он для нас, социал-
87
демократов. Видимо, листок был Ф. забракован, потому
что мы его так и не читали и когда после спросили о
нем, то получили ответ, что, мол-де, его нет. Не прини-
мая деятельного участия в спорах между нашими и на-
родовольцами, мы не видели и той разницы, которая бы-
ла во взглядах, но все же склонялись на сторону соци-
ал-демократии, может быть под влиянием и Ф., и интел-
лигента и нашего хорошего знакомого п. Народовольче-
ские листки стали появляться у нас реже, тем более что
и сами сторонники народовольческой деятельности нам
не особенно нравились, особенно не нравился Козлов,
который, как я уже говорил, сделался впоследствии про-
хвостом. И еще больше не нравилось нам, что один из
народовольцев, работавший в одной с нами мастерской,
постоянно в разговорах рисовал план убийства царя, но
все это были только мечты и планы, а живой деятельно-
сти мы от наших народовольцев не замечали, и такого
рода разговоры стали нам надоедать. Оно и понятно: ес-
ли он действительно ярый сторонник убийства царя или
кого-либо ему подобных, он должен быть заговорщиком
и строгим конспиратором, если только ценит свой план
и желает, привести его в исполнение. Следовательно, он
должен молчать о своей работе, и только если удастся
план покушения, его будут чтить как героя, но большого
влияния на массы его идеи не окажут, так как их и знагь
не могут. Большинство чтущих и то не будут его сторон-
никами. Но такого человека я не знал, а те, которых я
знал, были просто любители поговорить о разных поку-
шениях, и ничего больше, и даже не старались как буд-
то пропагандировать свои идеи.
Поэтому для нашей пропаганды было достаточно не-
тронутых людей. Когда мы подходили к внушившему
нам доверие человеку и предлагали книжку нелегаль-
ную или вопрос о школе, об учении, мы замечали, что
никто с ним так еще не заговаривал и не влиял на него,
но свое влияние мы считали недостаточным для убежде-
ния человека, гораздо более нашего жившего на свете.
Как-то раз на работе я подошел к одному народо-
вольцу, который передал мне фантастический план взры-
ва Зимнего дворца с целью убить царя. Не придавая
особого значения этому плану, я все же остановился на
этой мысли, стараясь убедить себя, что план выполним.
Существенным недостатком этого плана было то, что
требовалось изобретение, да такое изобретение, до ко-
торого еще не додумался ни один человек, и потому
план сам собою являлся простой выдумкой, но я сам не
88
мог этого себе разъяснить. В таком настроении я подо-
шел к Ф. и в коротких словах передал ему мою беседу
с народовольцем, рассказав об его плане. Он выслушал
и хладнокровно ответил, что если кто хочет убить царя,
то нечего об этом так много думать, а стоит только пой-
ти на Невский, нанять хорошую комнату или номер в
гостинице и застрелить царя, когда он поедет мимо.
Люди воробьев убивают, неужели так трудно убить ца-
ря? Да такого здорового. Такой ответ меня положи-
тельно изумил, а ироническая усмешка на всегда очень
серьезном лице Ф. очень пристыдила, и мне было страш-
но досадно за мою глупую голову, занимающуюся об-
суждением фантастических планов, когда все это можно
устроить так просто и верно.
Смущенный взглядом Ф., я ушел на свое место и ре-
шил больше с ним не говорить о таких вопросах, да и
сам сильно охладел к ним, занявшись серьезно чтением
книг и газет. Часто я даже засыпал на стуле, уткнув-
шись головой в книгу, а проснувшись, торопливо гасил
лампу, чтобы городовому или сторожу не бросался в
глаза ночной свет из моей комнаты.
Дни проходили за днями, и мне часто, почти еже-
дневно приходилось работать полночи и ночи и даже
воскресенья, поэтому свободных часов для чтения не бы-
ло, а немногие, изредка выпадавшие свободные минуты
пролетали отчаянно быстро. Хотя годы мои были самые
наилучшие, но все-таки чувствовалась какая-то особая
усталость и изнуренность, что в свою очередь сильно от-
ражалось на моем здоровье. Ф. никогда не работал ноч-
ной смены, и мы узнали, что у него ежедневно происхо-
дили столкновения с мастером, которые всегда конча-
лись тем, что Ф. получал свой номер и уходил домой.
Это происходило благодаря только тому, что он был
нужный работник и притом постоянно соглашался на
получение расчета, когда его пытались этим стращать.
Мое и Костино дело было совсем иное; нас могли заме-
нить на другой же день новыми рабочими, и потому при-
ходилось жить почти исключительно в мастерской и да-
же раза два в неделю ночевать под верстаком, чтобы
не тратить время на ходьбу.
Во всяком случае утром или вечером каждого вос-
кресенья мы собирались у Ф., куда приходил и упомяну-
тый выше П. И. Он читал нам Лассаля об «идее четвер-
того сословия» *2, по истории культуры, про борьбу клас-
сов и т. п. Мы очень приятно провели таким образом не-
сколько воскресений, все ближе и ближе знакомясь и
89
срастаясь с революционной деятельностью. Тут же у Ф.
мы познакомились с П. А. Морозовым 13, который в на-
ших глазах являлся самым образованным человеком из
рабочих, и мы постоянно мечтали сделаться когда-ни-
будь таковыми же. Мы только не могли одобрить его за
то, что он употреблял водочку и иногда бывал серьезно
выпивши.
Мы с Костей были того мнения, что ни один созна-
тельный социалист не должен пить водки, и даже куре-
ние табаку мы осуждали. Поэтому мы прониклись к
П. А. Морозову своего рода неудовольствием и при удо-
бном случае всегда ему это выражали. В это время мы
проповедовали также и нравственность в строгом смыс-
ле этого слова. Словом, мы требовали, чтобы социалист
был самым примерным человеком во всех отношениях,
и сами старались всегда быть примерными. У нас с Кос-
тей не было между собою ничего секретного, мы даже
хотели вместе поселиться, но, обладая возможностью
самостоятельно нанимать комнаты, из конспиративных
соображений, решили оставить обе квартиры, чтобы по-
том можно было устроить два кружка, и, если один, то
чтобы занятия происходили по очереди в обеих кварти-
рах.
Мы знали, что уже за Ф. следят, и постепенно подго-
товлялись к его утрате. А П. А. Морозов решил для на-
ибольшей осторожности снять отдельную кватиру, что
вскорости и привел в исполнение, но это только услож-
нило положение, так как в этой квартире поселилось не-
сколько человек, уже известных жандармам, в том чис-
ле и Ф. Кроме того, на эту квартиру часто приходил
Штрипан, который нам очень не нравился. Мы протесто-
вали против знакомства Морозова со Штрипаном, но он
был слишком уверен в нем и при этом отрицал полез-
ность особой конспирации. Мы добились только того,
чтобы нас избавили от встреч со Штрипаном.
В этой квартире у Ф. находилась библиотека, кажет-
ся, всей Невской заставы, и мы находили большое удо-
вольствие в ней порыться, досадуя, что положительно
нет времени для прочтения какой-либо книги. Действи-
тельно, чтобы прочесть книгу Бокля 14, нам нужно было
потратить не меньше полутора-двух месяцев. При таком
ограниченном свободном времени поневоле с особой за-
вистью смотрели мы на книги и все же читали совсем
мало, развиваясь при посредстве рассказов, разговоров
и коротких бесед с бывавшим у нас П. И., но, конечно,
мы не оставались тем, чем были раньше. Интересно, как
*о
Морозов лроносил из дома и домой книги: ему удава-
лось незаметно обкладывать себя по пятнадцати книг и
проходить мимо шпионов совершенно безопасно.
В этой же квартире мы познакомились со многими
фабричными рабочими. Таким образом, круг нашего
знакомства все увеличивался, увеличивались наши впе-
чатления, и все больше чувствовался недостаток време-
ни. Но тут же мы убеждались, что фабричные работают
не меньше нашего, хотя получают гораздо меньше нас
(на фабриках работали от 5 утра до 8 часов вечера, мы
же работали со сверхурочной работой от 7 часов утра
до Ю’/г часа вечера или от 7 часов утра до 2V2 часа но-
чи и опять с 7 часов утра до IOV2 часа вечера), следова-
тельно, наше положение было довольно завидным, и тем
сильнее мы чувствовали желание работать в пользу
идеи равенства.
Так приблизительно прошла зима. Ничего особенно-
го, конечно, мы с Костей не сделали, и ничего нигде как
будто бы не происходило, всюду было довольно тихо,
рабочие не шумели, было затишье, а если где что и про-
исходило, то мы мало знали об этом, потому что тогда
считалось неудобным говорить обо всем, а листков тог-
да еще не распространяли ни по заводам, ни по фабри-
кам. Настало лето, которого мы ожидали с какими-то
надеждами, но оно оказалось не таковым, каким мы
ожидали.
Однажды в начале лета или даже в конце весны,
придя как-то утром на работу, мы были поражены отсут-
ствием Ф., пошли к другому товарищу, жившему с ним
раньше на одной квартире, но от него ничего не узнали,
кроме предположения, что Ф., вероятно, проспал и по-
тому придет после обеда. Тяжелое предчувствие охвати-
ло нас с Костей, и мы часто спускались в первый этаж
мастерской на то место, где работал Ф., но все было
напрасно, каждый раз мы возвращались неудовлетворен-
ными и все сильней и сильней начали сознавать, на-
сколько дорог и важен был этот человек для нас, какая
громаднейшая утрата будет для нас, если наше предпо-
ложение оправдается. Настал обед, и мы спозаранку по-
торопились явиться на работу, ожидая вести, ибо сами
из опасения не пошли на квартиру к Ф. Но вот идет то-
варищ с поникшей головой. Он сообщил нам в подроб-
ностях об обыске и аресте Ф., конечно, ничего преступ-
ного найдено не было, потому что все было хорошо при-
прятано, тем не менее Ф. арестовали и увезли 15. Где он
и что с ним? — с этими вопросами мы разошлись по сво-
91
Варшавский вокзал
им местам, всякий с горем в душе, всякий думал о слу«
чившемся по-своему.
Мастерская работала полным ходом, все спешили
окончить свою работу. Для чего? Чтобы взять скорее
другую вещь и опять торопиться? Спешить и спешить?
Для чего? Опять для того же: хозяевам нужна прибыль!
И потому работай, торопись и не оглядывайся, пока они
тебе не выкинут твой жалкий заработок. И тут же перед
моим воображением проносится картина прихода жан-
дармов, обысков.
А нашего Ф. — нет, нет нашего «Патриарха», отца, с
его вдумчивыми глазами, строго-серьезным лицом, сего
железной энергией и бесстрашным мужеством. Ох, тя-
жело терять таких людей, особенно человеку, не привык-
шему к такого рода потерям. Впоследствии я на аресты
смотрел довольно спокойно, а тогда это было не то, и
очень тяжело было мириться с фактом.
Мы с Костей стали думать теперь сами о вопросах,
которые за нас раньше решали другие. Арест Ф. еще
больше влил энергии в наши молодые натуры. Наш хо-
роший знакомый между тем старался лить на нас боль-
ше холодной воды, но это не помогало, мы начали меж-
ду собою называть его трусом и недостойным человеком,
хотя все же продолжали постоянно обращаться к нему
за разъяснениями в разного рода вопросах, он удовлет-
ворял нас и только твердил, чтобы мы пока сидели тихо,
а то попадете, мол, в тюрьму и рано загубите себя. Это
92
на нас не действовало, и мы продолжали гнуть свою ли-
лию как умели. Костя в это время поступил в другую
мастерскую, где его поставили распорядителем над маль-
чиками, и у него сейчас же появилась масса пропаган-
дистской работы; потребовались всевозможные малень-
кие книжонки, которые мы искали по магазинам и даже
во многих местах спрашивали два нелегальных названия
книжек, не зная, что они нелегальные. В конце концов
v мы начали понемногу умнеть и составили каталог кни-
гам, которые можно спрашивать свободно.
Чувствуя одиночество, мы не падали духом. Косте
удалось пристроить у себя в мастерской П. А. Морозова.
Мы этому были особенно рады, как потому, что его уже
на фабрике не принимали, так и потому, что он может
лучше себя чувствовать, если обеспечит свое экономиче-
ское положение, а больше всего мы радовались тому,
что, находясь около нас, он сможет нами руководить,
развивать нас и давать нам новые познания, и тогда-то
мы уже легче сможем двигать вперед свое дело. Дело
у нас уже было: мы должны были начинать развивать
молодежь, такую же, как и мы, и много моложе нас, и
выводить наружу некоторые злоупотребления, произво-
дившиеся заводской администрацией. И вот при всякой
встрече с Костей — а мы встречались в обед у Кости в
комнате (которая была недавно снята у человека, нахо-
дившегося под нашим влиянием, но очень обремененно-
го семейством) — я расспрашивал Костю, о чем шла у
него беседа с Морозовым в этот день, надеясь узнать
что-либо интересное, но Костя говорил, что Морозов по-
ка слишком заинтересован одной только работой, так
как новое для него ремесло привлекало его. Мы надея-
лись, что все же удастся его расположить и тогда он бу-
дет более общительным с нами. Но произошло совсем
другое: Морозова однажды пригласили в жандармское
управление и, арестовавши, отправили в Дом предвари-
тельного заключения. Этот новый факт положительно
осиротил нас, и мы остались совсем безо всякого руково-
дителя, так как у нашего хорошего знакомого все силь-
ней и сильней развивались всевозможные страхи. Же-
лая избавиться от находящихся у него книг, он при каж-
дом нашем посещении наделял нас таковыми, пока мы
не перетащили их все до одной на свои квартиры.
В это время Костя едет в деревню и заезжает в один
город, разыскивает там через Штрипана одну выслан-
ную девушку ,в. Выполнив кое-какие поручения, он по-
путно знакомится с работой в этом городе и уезжает в
93
деревню, а потом обратно в Петербург. По приезде он
передает мне свои впечатления и те сведения, которые
ему были сообщены про некоторых лиц, не внушающих
доверия.
Так как Костя взялся выполнить некоторые поруче-
ния, то мы сейчас же принялись выполнять их. Письмо,
в котором мы должны были сообщить об исполненных
поручениях, мы составили безо всякой осторожности, без
шифра и присовокупили еще полный и точный адрес Ко-
сти. Между тем на этой квартире постоянно находилась
литература и так хранилась, что мы, еще совершенно не
искусившиеся ни в какой конспирации, и то находили
положительно невозможным такое хранение. Это письмо
впоследствии погубило моего товарища, и он уже боль-
ше не возвращался к революционной деятельности.
Итак, мы приступили в это лето к пропагандистской
деятельности на правах совершеннолетних, хотя чувст-
вовали себя не вполне подготовленными для самостоя-
тельной работы, но делать нечего, приходилось мирить-
ся с обстоятельствами. Не было Ф., не было интелли-
гента П. И., не было Морозова, и поневоле частенько
чувствовали мы кругом осиротелость. Но вот направля-
ется к нам за Невскую заставу человек, уже давно зна-
комый со вякого рода революционной деятельностью,
одаренный опытом и безусловно преданный делу. Мы
тотчас же почувствовали новый прилив энергии, и наше
положение быстро начало поправляться. Не проходило
ни одно воскресенье, чтобы мы кого-либо не приглашали
к себе или сами не сходили к другим. Сношения с фаб-
рикой Паля, Максвеля, Торнтона и Николаевскими же-
лезнодорожными мастерскими 17 уже были налажены,
и происходили частые собрания, которые хотя и носили
чисто личный характер знакомства, однако цель и стрем-
ления были у всех одни, и потому чувствовался подъем
движения (если можно так выразиться).
Увлекшись революционной деятельностью и все уве-
личивающимися знакомствами, мы положительно погло-
тились работой и не заметили, как наступил момент от-
крытия воскресных школ. Ждали с нетерпением дня от-
крытия, наконец он наступил. Конечно, мы все до одно-
го записались в школу, которая являлась в одно и то
же время и сильным культурным учреждением, и тем ре-
шетом, которое отделяло чистое зерно от примесей, и тем
механизмом, который сталкивал одного субъекта с дру-
гим; здесь происходило хотя не очень большое, но до-
вольно прочное сплетение сети знакомств. К этому же
94
времени у нас подготовлялся к систематическим занятиям
кружок, может, были и другие кружки, но я их не знал
й не допытывался об них. Как только настала питерская
осень, со всех сторон понаехала интеллигенция, и заки-
пела бурная умственная жизнь. Мы с Костей просто не
приходили в себя от нахлынувшей со всех сторон бур-
ной жизни. Новый знакомый, назовем его Н.18, рабочий,
поселившийся за Невскою заставой, связанный с интел-
лигенцией, которая имела, видимо, широкий круг своих
работников и потому желала и за Невской заставой ве-
сти кружковые систематические занятия, организовал
кружок. Местом для занятий послужила моя комната 19,
как наиболее удобная, где не было посторонних лиц.
Кружок составился из 6 человек и 7-го лектора, и нача-
лись занятия по политической экономии, по Марксу.
Лектор излагал нам эту науку словесно, без всякой тет-
ради, часто стараясь вызвать у нас или возражения, или
желание завязать спор, и тогда подзадоривал, застав-
ляя одного доказывать другому справедливость своей
точки зрения на данный вопрос. Таким образом, наши
лекции носили характер очень живой, интересный, с пре-
тензией к навыку стать ораторами; этот способ занятий
служил лучшим средством уяснения данного вопроса
слушателями. Мы все бывали очень довольны этими
лекциями и постоянно восхищались умом нашего лекто-
ра, продолжая острить между собою, что от слишком
большого ума у него волосы вон лезут. Но эти лекции
в то же время приучили нас к самостоятельной работе,
к добыванию материалов. Мы получали от лектора лист-
ки с разработанными вопросами, которые требовали от
нас внимательного знакомства и наблюдения заводской,
фабричной жизни. И вот во время работы на заводе ча-
сто приходилось отправляться в другую мастерскую под
разными предлогами, но на деле — за собиранием необ-
ходимых сведений посредством наблюдений, а иногда
при удобном случае и разговоров. Мой ящик для инст-
румента был всегда набит разного рода записками, и я
старался во время обеда незаметно переписывать коли-
чество дней и заработков в нашей мастерской. Разумеется,
главным препятствием ко всякого рода собиранию све-
дений служило отсутствие сколько-нибудь свободного
времени, но все же дело подвигалось, хотя не так полно
и энергично, как следовало бы.
Занятия в школе пошли своим чередом. Живое и
смелое слово учительниц вызывало у нас особую
страсть к школе, и нашим суждениям не было конца.
95
Приемы, употребляемые учительницами, мы отлично по-
нимали и просто диву давались их умению вызвать от-
кровенность в каждом ученике: и горожанине, и фаб-
ричном, и деревенском. Каждое посещение все тесней и
тесней сближало нас со школой и учительницами, мы
чувствовали необыкновенную симпатию к ним, и между
нами зародилась какая-то родственная, чисто идейная
близость. Придя в школу и садясь за парту, с каким-то
особенным чувством ожидали учительницу, прибытие ко-
торой вызывало трудно передаваемую радость. И это
одинаково происходило в каждой группе. Все ученики,
посещающие школу, не могли надивиться и нахвалиться
всем виденным и слышанным в школе, и потому-то эта
школа так высоко и смело несла свои знания. Мало то-
го. Часто один ученик тащил своего товарища хоть раз
посмотреть и послушать занятия в школе и учительницу,
и я сам ходил в другие группы с этой целью.
Учительницы пожелали влиять на нас еще и помимо
школы. Для этого они наметили нескольких из нас и
пригласили в воскресенье к себе на квартиру. Мы с ра-
достью приняли это приглашение, в воскресенье около
часу или двух, не помню, человек пять или шесть очути-
лись в городе. В квартире учительниц мы очутились то-
же за партами, и перед каждым из нас лежала тетрадь
с вписанной туда ролью из комедии «Недоросль* 20. Нам
говорили, что было бы, мол, недурно изучить роль и по-
том сыграть эту комедию в присутствии публики. Не
знаю, как раньше, было это желание у других учеников
или нет. Но я и Костя на другой же раз пришли с убеж-
дением, что изучение ролей этой комедии является то-
же своего рода комедией, ибо вскоре вместо изучения
ролей все переходили в столовую, где на столе стоял са-
мовар, обставленный закусками, и за чаем уже шла бе-
седа совершенно не о «Недоросле», а о жестокостях рус-
ского правительства. Появлялись фотографические сним-
ки из голодных местностей, умирающих переселенцев,
общих панихид и т. д. Нас старались как будто бы «са-
гитировать», а мы с Костей давно уже были совершенно
преданными этому делу людьми и потому решили пред-
ложить, чтобы нас учили не комедии «Недоросль», а все-
му, что знают сами, и чтобы закуски и чай не устраива-
лись, так как они обременяли учительниц — людей и так
небогатых. Однако наши посещения прекратились вско-
ре сами собой, об этом позаботились жандармы, но па-
мять об этих беседах во мне живет и будет жить. Нуж-
но сказать, что, кроме школы, занятий на квартире у
96
учительниц, систематических занятий кружка у меня на
квартире, мы еще занимались с вышеуказанным интел-
лигентом П. И., который продолжал посещать нас до-
вольно правильно раз в неделю, когда мы собирались в
другой квартире человек по восемь и девять. Он прочел
нам ряд лекций из разных областей. Мы внимательно
прочли часть произведений Лассаля, потом там же чита-
ли Кеннана21. Эта книга произвела на меня сильное
впечатление. Измучившись от работы и занятий, мы ча-
сто тут же в комнате и засыпали, предварительно спря-
тав книгу, хотя и это не всегда делали. Ложась часов в
двенадцать спать, в 4 или V2 пятого фабричным прихо-
дилось уже вставать, так как в это время фабрика уже
протягивала свои щупальца и начинала сосать бесчис-
ленное количество людей.
Это время у нас было самое интенсивное в смысле
умственного развития, каждая минута нам была очень
дорога, каждый свободный от работы час был заранее
определен и назначен, и вся неделя так же строго рас-
пределялась. Когда припоминаешь теперь это время, про-
сто удивительно становится, откуда только бралась энер-
гия для столь интенсивной жизни. Но зато понятным
становится и то, почему так мало можно встречать
столь развитых товарищей-рабочих в других городах и
местечках, где встречаешь мало интеллигенции и так
сильно чувствуешь недостаток ее. И вполне понятно, что
петербургские рабочие легче выделяют из своей среды
и смелых и сознательных рабочих, хотя провинция всег-
да может выставить не менее энергичных смелых бор-
цов, при первой возможности познакомившихся с умст-
венной жизнью. Мы, питерцы того времени, были окру-
жены со всех сторон интеллигенцией, и все же часто
раздавались голоса за то, чтобы рабочие сами брались
за развитие товарищей в кружках, но это приходится
начинать выполнять пока по провинциям, где интелли-
генции очень мало, а местами и совсем нет. На этой поч-
ве, как увидим ниже, вырабатываются своеобразные
приемы и отношения у рабочих и интеллигентов друг к
Другу. Мы в это время были просто подавлены со всех
сторон окружающими нас знаниями и желанием пере-
ливать в нас эти знания, что далеко не всегда хорошо
Удавалось; причиной служило отсутствие свободного
времени для занятий, да и на занятиях-то многие дока-
зывали, что их организм доведен до такого сильного ис-
тощения, что не может воспринять того, о чем ему го-
ворят.
Зак. № 98	97
Так шла и подготовлялась работа в Петербурге, за
Невской заставой, в конце осени 1894 года, когда проис-
ходила медленная созидательная работа в кружках. Но
было очевидно, что среди интеллигенции шла подгото-
вительная работа к оказанию большего влияния на са-
мую массу. Говорилось изредка об этом и у нас в круж-
ке, но это новое дело для нас было незнакомо, и не бы-
ло еще человека, могущего быть руководителем в этой
работе. Поэтому понятно, что не особенно торопились с
этого рода деятельностью.
Возвращаясь из города как-то вечером с закуплен-
ными книгами, я и Костя столкнулись на империале кон-
ки с П. А. Морозовым, только что выпущенным из
«предварилки» и с узлами книг и белья направлявшимся
к квартире своей сестры. Мы, разумеется, несказанно
были обрадованы столь неожиданной и приятной встре-
чей и сейчас же затащили П. А. на квартиру к Косте,
где и засыпали его всевозможными вопросами из обла7
сти жандармских приемов при допросах, о его обвине-
нии, о жизни в тюрьме и многими другими, все в этом
же роде. И тут же мы узнали, что его отправляют на ро-
дину. Это самым скверным образом подействовало на
нас, так как мы при встрече с ним обрадовались, что у
нас появляется еще один умелый руководитель и, зна-
чит, дела все становятся лучше и лучше. В коротких сло-
вах передали мы П. А., как идут наши дела, и, конеч-
но, порадовали его своими успехами. Быстро проле-
тели вечерние часы, и мы пошли провожать его к
сестре. Из предосторожности мы не шли там, где се-
ло Смоленское густо населено. Дружески расставшись,
мы направились к домам, обсуждая впечатление этого
вечера, и еще больше прониклись желанием пострадать
за дело.
Очень характерно, что многие из молодежи, почти
все искренно преданные делу люди, постоянно твердили
одно и то же: если одного арестовали, то почему же я
должен остерегаться или быть, мол, не особенно актив-
ным товарищем, что же, мол, разве я лучше или хуже
его, почему его арестовали, а не меня, или я разве не су-
мею держать себя при допросе? Нет уж, мол, я желаю
доказать, что я такой же товарищ и так же предан делу
и потому, какой смысл избегать ареста? Такое убежде-
ние и такие выражения, энергичные и настойчивые, по-
вторяются сейчас же после ареста кого-либо из товари-
щей. Я как-то писал по этому поводу даже заметку к
товарищам, указывая им на вред такого отношения к
98
делу, на то, что это неправильный взгляд, указывая, что
важно как можно дольше продержаться и дольше быть
незамеченным, стараясь продать себя дороже и оставить
более глубокий след (т. е. чтобы больше осталось на во-
де товарищей) после своего ареста. Однако это не всег-
да принимается во внимание, и я уверен, что это же об-
стоятельство отчасти послужило причиной и моего аре-
ста. Словом, желательно, чтобы каждый с первого шага
был осторожен и внимателен к себе и к своим по-
ступкам.
Вскоре после отъезда Морозова, в начале зимы, рано
утром я был разбужен стуком в дверь квартиры. Я уже
привыкал чутко спать и сейчас же проснулся от этого
стука. Конечно, я не сомневался, что это пришли жан-
дармы, и потому, сообразивши, что ничего спрятанного
нет, спокойно пошел открыть дверь, .чтобы спустить вра-
гов, которые потом бросят меня в тюрьму. Нервы силь-
но играли против всякого моего желания, но я, стараясь
придать себе спокойный вид, внутренно торжествуя, что
жандармы у меня ничего не найдут, вышел на кухню,
где старуха домовладелица стонала и охала, собираясь
выйти и отпереть дверь. Сказав ей, чтобы она не беспо-
коилась, я вышел в коридор и услышал странно-знако-
мый голос. Оказалось, что мои предположения о жан-
дармах были преждевременными, но зато я убедился,
что они все-таки придут. Передо мною стояла, волнуясь
и плача, симпатичная женщина — квартирная хозяйка
Кости, женщина неграмотная, но чутьем понимавшая
справедливость наших взглядов, и рассказывала об арес-
те Кости. Она, конечно, видела всю процедуру обыска и
ареста, и после того, как его увезли в карете, она почув-
ствовала потерю как будто родного и близкого человека
и, оставив плачущими детишек, прибежала предупредить
меня. Я же, вместо успокоения, сказал ей, что сейчас,
следовательно, приедут и ко мне и потому и попросил
ее уйти, дабы ее не застали у меня. Продолжая плакать,
она побежала домой к своим детям. Я же энергично
принялся чистить комнату от всяких записок и всего, что
могло пригодиться жандармам, но прошло час-два, мне
нужно было уходить уже на работу, а жандармов все
нет. Я отправился на завод, чувствуя потерю столь до-
рогого мне товарища, с которым мы жили одной жиз-
нью и одним делом, но ему первому выпало на долю ис-
пытать произвол русских жандармов. Что-то будет с Ко-
стей? В чем-то будут его обвинять жандармы? И нашли
ли у него что-либо из нелегальщины? Около этих вопро-
99
сов вертелась моя мысль, и не уходило из моей головы
убеждение в таком же скором обыске и аресте меня.
Странно казалось мне: жить так близко с ним, обедать
у него на квартире и чтобы не проследили за мною так
же, как за Костей,— это было невозможно. Между тем
впоследствии оказалось, что его арестовали благодаря
письму, о котором я говорил уже раньше и в котором
значился пблный адрес Кости. Хорошо, конечно, что ни-
чего при нем на квартире не было найдено. Хотя его
арест не был предвиден, но тем не менее мы уже были
настолько подготовлены к возможности ареста, что, мо-
жет быть, поэтому на меня не особенно подействовал
его арест. Скверно только, что без него совершенно
споткнулось наше дело у него в мастерской, где было
много малолетних работников, с которыми он особенно
привык возиться. Ходить же мне в ту мастерскую поло-
жительно невозможно было, пришлось удовольствовать-
ся теми людьми, с которыми я старался встречаться вне
завода и делал что мог. Занятия в кружках, собирав-
шихся в моей комнате, продолжали происходить столь же
правильно и регулярно, как и раньше, только чувствова-
лась утрата одного человека.
Вскоре после ареста Кости Н. сказал, что мне при-
дется пойти на одно общее собрание петербургских ра-
бочих, где нужно будет решить кое-какие вопросы 22.
Помню, что из-за Невской заставы на это собрание яви-
лись трое, в том числе и я. Собрание происходило в
квартире одного рабочего на самой окраине города. На-
рода собралось, кажется, не меньше пятнадцати чело-
век, если не больше. Были, кажется, и интеллигенты или
один интеллигент. Когда все собрались, а до этого про-
исходили разговоры тихо, наподобие маленького интим-
ного кружка, то без всякой особой церемонии или фор-
мальности приступили к обсуждению разных вопросов и
дебатам. В обсуждении вопросов я и еще другой това-
рищ не принимали ровно никакого участия, потому что
я, да и товарищ чувствовали себя совершенно неспособ-
ными выступать с речью перед таким собранием, кото-
рое состояло все из рабочих вожаков или рабочих очень
развитых и привыкших держать себя при таких обстоя-
тельствах очень солидно и смело доказывать свою мысль
или предложение. Да большинство, конечно, заранее
знало, о чем будет идти речь, и уже ранее бывало на по-
добного рода собраниях, где и набралось смелости. Я
внимательно вслушивался в дебаты и, конечно, понимал
суть дела. Хорошо помню предложение об общей петер-
100
бургской кассе рабочих, которая должна была явиться
главным органом всех касс и составилась бы из процен-
тов, вносимых всеми «порайонными» кассами, цель этой
кассы заботиться о передаче денег арестованным и при
нужде пополнять истощение какой-либо местной «район-
ной» кассы. При этом много вызвало дебатов обсужде-
ние вопроса о том, что у интеллигенции есть теперь де-
нежные средства, а кассы рабочих пусты, тогда как есть
много самых неотложных нужд, которые удовлетворить
нечем. Многие рабочие, настаивая на желании получить
часть денег от интеллигенции, довольно сильно горячи-
лись, что вызывало у меня удивление. Я удивлялся их
горячности, точно дело касалось лично им принадлежа-
щего кошелька, и все же сидел и молчал, боясь уронить
какое-либо неловкое слово. Вопрос наконец был решен
в том смысле, что нужно взять рублей сто из кассы ин-
теллигенции в кассу рабочих. После этого было решено
тайным голосованием избрать кассира и не помню еще
каких-то важных двух ответственных лиц (за точность
не ручаюсь). Эту процедуру при конспирации фамилий
присутствующих решено было проделать следующим об-
разом: все заняли строго определенное, место, и всякий
был назван известным номером; мне пришлось числить-
ся, кажется, 13-м, каждый получил по кусочку чистой
бумаги равного формата, вписывал на эту бумажку но-
мер человека, которого он желал выбрать, свертывая ее,
потом клал, кажется, в шапку, где перемешанные бу-
мажки просчитывалйсь, и чей номер был написан боль-
ше раз, тот и считался выбранным. Когда был избран
кассир, я встал со стула, сильно покраснев при этом и
вообще чувствуя себя очень неловко, подошел к столу и
положил на него 10 рублей со словами:
— Товарищи, настоящие деньги мною получены че-
рез одно лицо от Красного Креста в пользу петербург-
ских рабочих.
Все внимательно выслушали, и что-то было сказано
по этому поводу, но я не помню что, да и вообще плохо
слышал говоривших, пока не пришел в равновесие от
своего волнения. Вновь избранный кассир подошел к
столу и взял деньги, приступая таким образом к испол-
нению своих обязанностей. После этого были подняты
еще какие-то вопросы, но о чем — не помню. Участвую-
щие постепенно начали уходить по одному и по двое.
День клонился к вечеру, и мы с одним товарищем из-за
Невской заставы вышли и направились в свои края, ибо
путь был немаленький. Это было первое собрание, на
101
котором я являлся представителем, но, конечно, еще не
выборным, ибо приходилось конспирироваться от очень
многих, и хотя я ожидал гораздо большего и более вну-
шительного собрания, тем не менее оно произвело на ме-
ня известное впечатление.
На заводе я продолжал работать, но мне посчастли-
вилось перейти на лучшую работу и в другую партию,
где я категорически отказался от сверхурочной работы,
и мне это сходило с рук до поры до времени благополуч-
но. К этому времени меня уже все в партии хорошо зна-
ли, знали мои взгляды и подозревали, что у меня можно
даже получить нелегальщину. Бывали случаи, когда ма-
стеровые из другой партии подходили к моим тискам и,
обращаясь попросту, просили что-либо им рассказать. Все
же, чувствуя себя очень молодым, я смущался и гово-
рил, что ничего не знаю да нечего рассказывать, но это
были неискренние слова, так как сейчас же после этого
я начинал вести какой-либо разговор, стараясь, как го-
ворится, подходить издалека,— и что же? — они охотно
слушали, соглашались и хвалили меня, но мне этого бы-
ло мало, я желал, чтобы они совершенно отдались делу,
посвятив раз навсегда себя для этого, чтобы прекратили
работать вечера и ночи, читали бы книги и учились, учи-
лись бы энергично, настойчиво, как делал это я; но не
всякий обыкновенный, часто заразившийся алкоголиз-
мом человек в состоянии бросить все и ни о чем, кроме
социализма, не думать.
В этом была отчасти моя ошибка, что я совершенно
не считал способными таких людей быть участниками
партии. В один прекрасный день не повернешь всего ми-
ровоззрения широкой массы настолько радикально, что-
бы она стала идейной, как отдельные личности из ее сре-
ды. А все же эта масса моментами становится положи-
тельно революционной, но такой момент очень трудно
определить заранее, даже за час. Мне живо и ярко ри-
суется один вечер 23, когда пришлось жить страстями
массы заводских рабочих, когда трудно было удержать-
ся, чтобы не броситься в водоворот разыгравшейся сти-
хии, трудно было удержать схваченный и сжатый в ру-
ке кусок каменного угля, чтобы не бросить его и не раз-
бить хоть одного стекла в раме квартиры какого-либо
прохвоста мастера. Невозможно остаться равнодушным
зрителем в такой момент, и много нужно иметь мужест-
ва, чтобы останавливать своих же товарищей от прояв-
ления ненависти к своему угнетателю...
102
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Семянниковский завод (или завод Семянникова) ,
2 В 1881—1891 гг. И. В. Бабушкин работал учеником в торпед-
ной мастерской в Кронштадте.
3 Ныне мост Лейтенанта Шмидта.
4 Народовольцы во всех своих программных документах с вес-
ны 1880 г. отводили определенное место пропаганде среди рабочих.
Была разработана, издана и распространена «Программа рабочих,
членов партии „Народной воли”», специально выходила «Рабочая
газета». В этих и других народовольческих документах, частично
учитывающих особенности рабочего населения, однако не выдвига-
лось задачи организации самостоятельной пролетарской партии,
Народовольческая литература широко распространялась среди ра-
бочих, и в частности на Семянниковском заводе в Петербурге
'(см.: Волк С. С. «Народная воля». 1879—1882. М,— Л., 1969,
с. 278—311).
в Несомненно, речь идет о И. Ф. Костине, рабочем-революцио-
нере. Арестовывался 15 ноября 1894 г., 6 февраля 1897 г. Жил на
Стеклянной улице, д. 35, где кружком рабочих руководил В. И. Ле-
нин. Расшифровкой псевдонимов в рукописи Бабушкина занималась
ленинградский историк Э. А. Корольчук (см.: В начале пути,
с. 408—415).
8	С. И. Фунтиков.
7	Спасская и Петровская мануфактуры фабрики Губбарта
'(Максвеля).
8	Красный Крест — сеть нелегальных кружков и групп помощи
политическим заключенным и ссыльным в России. Существовала с
70-х гг. XIX в. по 30-е гг. XX в. (Помогала репрессированным в
сталинские времена.)
9	Речь идет о К. М. Тахтареве, который тогда руководил одним
из кружков «молодых» — группой «обезьян». Впоследствии — видный
«экономист», деятель «Рабочей мысли», противник политической
борьбы рабочих.
40	Провокатором был рабочий Козлов.
11	Очевидно, один из рабочих-революционеров. Не исключено,
что речь идет о В. А. Шелгунове.
12	«Четвертое сословие», т. е. рабочие.
13	П. А. Морозов в 1893 г. выезжал в Лодзь для налаживания
связи с рабочими организациями Польши (ЦГАОР СССР, ф. ДП,
7 делопр., 1894 г., д. 86, т. 2, л. 189).
14	Книга историка-позитивиста Г. Т. Бокля «История цивилиза-
ции в Англии» была переведена на многие языки, в том числе и на
русский («Отечественные записки», 1861). Автора отличали вера в
силу разума, антиклерикализм, ненависть к невежеству, но в то же
время и преклонение перед либерализмом. Его книга пользовалась
популярностью у русских революционеров, Выходила отдельными
изданиями.
15	С. И. Фунтиков был арестован весной 1894 г. и выслан из
Петербурга под надзор полиции на три года в Тверскую губернию.
При аресте у него была изъята рукопись «Что такое товар?», сви-
детельствовавшая о серьезных занятиях С, И. Фунтикова политиче-
ской экономией.
18	Речь идет о г. Нарве, а также о Наталье Александровне
Григорьевой,- рассказ о которой см. в воспоминаниях Е. А. Афанась-
ева (см. также: В начале пути, с. 262),
103
17 Железнодорожные мастерские Николаевской (ныне Октябрь-
ской) железной дороги.
18 В. А. Шелгунов.
18 Шлиссельбургский проспект села Смоленского, д. 29. Ныне —
проспект Обуховской обороны.
20	Пьеса Д. И. Фонвизина.
21	Джордж Кеннан — американский журналист и путешествен-
ник. Неоднократно бывал в Сибири. Выпустил книгу «Сибирь и
ссылка», которая пользовалась огромной популярностью. Книга
разоблачала жестокость и деспотизм царизма по отношению к ка-
торжанам и ссыльным. Была запрещена царскими властями. Книга
Дж. Кеннана «Сибирь и ссылка» выходит в 1991 году в Лениздате.
22	Возможно, это было одно из рабочих собраний, на котором
произошло размежевание рабочих социал-демократов с народоволь-
цами.
23	23 декабря 1894 г. И. В. Бабушкин был свидетелем стихий-
ных волнений на Семянииковском заводе. Они были вызваны тем,
что контора завода вовремя не выплатила очередной раз заработ-
ную плату. Рабочие разгромили в стихийном порыве заводскую
контору и лавку, хотели поджечь дом управляющего. Волнения
удалось подавить лишь после вмешательства войск и пожарных,
обливавших рабочих водой на морозе. Обо всем этом Бабушкин пи-
шет в следующем отрывке своих воспоминаний. В. И. Ленин напи-
сал по поводу волнений на Семянииковском заводе свой первый,
несохранившийся агитационный листок — обращение к рабочим
этого завода. Бабушкин не только доставил для него сведения, но
и распространил ленинский листок на заводе в небольшом количест-
ве экземпляров.
Б. И. ЗИНОВЬЕВ
Борис Иванович Зиновьев — активный деятель ленинского пе-
тербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Один из наиболее развитых пролетариев. Пропагандист в рабочих
кружках, руководитель кружков путиловских рабочих. После арес-
та в 1895 г. и 14-месячного тюремного заключения выслан в Тверь,
где продолжал революционную деятельность.
Представленная здесь листовка, адресованная Б. И. Зиновьевым
путиловцам, написана им накануне ареста 4 декабря 1895 г.; пе-
редана Ю. О. Мартову, в тот же день напечатана в количестве
200 экземпляров и распространена Зиновьевым. «Отличительная
черта этих воззваний «Союза»,— отмечалось в докладе, представ-
ленном русскими социал-демократами на международном рабочем
социалистическом конгрессе в Лондоне (1896 г.),— их конкретный
и практический характер. Каждое из этих воззваний имело дело с
определенным злоупотреблением со стороны фабриканта, с опре-
деленным произволом администрации, каждое из них, опираясь
на подробности данного случая, имело целью формулировать тре-
бования рабочих, развить в них классовое самосознание, показать
противоположность их интересов интересам капиталистов, пока-
104
эвть, наконец, что царское правительство являлось и является во
всех случаях усердным слугою буржуазии, усердным гасителем
всякого сознательного движения русского пролетариата» (Первый
съезд РСДРП. Документы и материалы. М., 1958, с. 114).
Текст листовки воспроизводится по сборнику «Листовки петер-
бургского „Союза борьбы за освобождение рабочего класса"».
М., 1934, с. 13—14.
К РАБОЧИМ
ПУТИЛОВСКОГО ЗАВОДА
4 декабря 1895 г.
Товарищи!
В паровозомеханической ма-
стерской сбавка. Сбавлено с каждого паровоза с то-
карной работы 200 рублей, со слесарей на цилиндрах
20 рублей с 70, на дышлах 22 рубля с 132, на кулисах
20 рублей с 51 и так далее со всех работ. Эти сбавки яв-
ляются у нас самым обыкновенным делом не только в
паровозомеханической мастерской, но и по всему Пути-
ловскому заводу и вообще на всех заводах. Сбавляли
раньше, сбавляют теперь и будут сбавлять до тех пор,
пока мы сами не положим предел алчности наших хо-
зяев. Напрасно мы утешаем себя тем, что найдем луч-
ший заработок на других заводах. Только там, где ра-
бочие борются со своими хозяевами, где, пользуясь каж-
дым удобным случаем, они требуют увеличения платы,
можно надеяться на хороший заработок. В 1884 году на
нашем заводе тоже хотели сбавить плату, но рабочие
прекратили работу и добились отмены сбавки. И в на-
шей паровозомеханической мастерской, при прежних
расценках в тех партиях, где рабочие дружно протесто-
вали против введения пониженных расценок, им всегда
Удавалось отстоять прежнюю плату. В тех же случаях,
когда рабочие действовали разрозненно, плата понижа-
лась, чему примером могут служить кулисная, дышло-
вая, рамовая, цилиндровая и другие партии.
Товарищи! Ныне рабочие рамовой и заготовочной
партий прекратили работу, требуя отмены сбавки, а ра-
бочие медницкой мастерской заявили несогласие рабо-
тать по новым расценкам. Товарищи! Мы создаем своим
трудом все, и это все берут у нас богачи, отдавая лишь
Жалкие гроши для поддержания нашей рабочей силы,
105
нужной им для новой наживы. Товарищи! Прекратим
работу и не будем работать, пока не согласятся ввести
старые расценки, которые должны вывесить в мастер-
ской, на основании закона.
Товарищи! Не уступайте новой прижимке!
Письма Б. И. Зиновьева своим родным из Дома предваритель-
ного заключения (декабрь 1895 г.— февраль 1897 г.) свидетельст-
вуют об огромной жажде знаний и дела автора, о сознании пра-
воты своего пути. Эти семь писем хранятся в Ленинградском го-
сударственном музее Великой Октябрьской социалистической ре-
волюции (фонд II).
Часть из них опубликована в книге В. Малиновского и И. Под-
горного «Жизнь измеряется не годами...» (М„ 1976). О письмах
Б. И. Зиновьева сообщили также сотрудники музея В. Загорулько
и Б. Агалитов (Ленинградская правда, 1985, 3 ноября).
ПИСЬМА РОДНЫМ
ИЗ ТЮРЬМЫ
С.-Петербург, 12 декабря 1895 г.
Дорогая матушка!
Напишите поскорей, как Вы
живете, где и что с отцом, как Ваня, Оля, Саша, Сер-
гей Не тужите обо мне, я здоров, доволен и даже был
бы весел, если бы знал, что Вы не плачете обо мне, и
не задумывался, на что Вы будете жить; тут плачем,
оханьем да аханьем не поможешь, и давайте дело ула-
живать. Мой совет: сходить относительно Шурки самой
и похлопотать Оле какой-нибудь работы. Берите пока на
книжку в лавке2, я приду, рассчитаюсь, и, ради бога,
не тужите обо мне. Относительно себя решительно ниче-
го сказать не могу: нигде не был и ничего не знаю. Не
присылайте мне ничего, у меня всего хватает, лишь
только прошу об одном — не плачьте.
Ваня! И ты не тоскуй, нам ли с тобой тосковать? А
давай приложим все усилия, чтобы выйти нашим из то-
го положения, в котором очутились наши. Вы, Оля и
Шура, на вас пока что вся опора матери, постарайтесь
для матери и Сергея. А тебе, Сергей, скажу одно: слу-
шай мамашу и не раздражай ее пустяками; было у ней
и раньше достаточно горя, а теперь еще больше.
Остаюсь с лучшей надеждой на будущее: все наше
прошлое было только одно горе, ну а будущее в наших
106
руках, постараемся из него сделать что-нибудь получше
прошедшего! не унывайте, быть может, и я скоро буду
среди вас.
Весь, как и всегда, Ваш Борис.
Как только что узнаю нового, сейчас же напишу
Вам.
Адрес мой: С.-Петербург, Дом предварительного за-
ключения.
С.-Петербург, 21 декабря 1895 г.
Дорогая матушка и вы все!
Что же вы не присылаете письма? Я жду, жду и не
дождусь. Вот уже это будет третье письмо от меня, а от
вас пока ни одного. Я до сих пор не знаю, что с вами,
как вы там устраиваетесь; или отчего Ваня не напишет
ни одной строчки? Затем, отчего вы не похлопочете сви-
дания? Вы до последней крошки все посылаете ко мне.
Боюсь вконец огорчить вас, а то я бы давно заявил на-
чальнику Дома, чтобы на мое имя не брали ничего; да
я это в конце концов и буду принужден сделать, если вы
еще будете тратиться на меня; знайте, я нахожусь в
лучшем положении, чем вы и все остальные} у меня
обеспечен обед и ужин, а у вас нет. Что толку, я-то, я
нахожусь в заключении, да если бы вы были обеспече-
ны, я бы пожелал подольше оставаться здесь. Я смело
могу сказать; «здесь я отдыхаю от девятилетней рабо-
ты».
Вчера я был на допросе, и никаких оснований гово-
рить... (далее зачеркнуто.—Е. О.).
Остаюсь, как и всегда, весь ваш Борис.
Скорей, скорей письмо, и приходите сами! Кланяюсь
всем!
Пришлите, пожалуйста, физику Краевича3, листов 5
чистой бумаги и учебники немецкого языка (не торо-
питесь) .
С.-Петербург, 25 декабря 1895 г.
Дорогая матушка и вы все!
Поздравляю с наступившим праздником4 и желаю
проводить его веселее. Я встретил праздник хотя не ве-
село, но и не грустно, советую и вам не предаваться от-
чаянию.
Получил от вас письмо 22 числа и то вечером; може-
те судить по последнему письму, с каким нетерпением я
его ждал: прошу вас, пишите как можно чаще и хлопо-
чите свидание. Пожалуйста, не присылайте ничего; у
107
меня всего с излишком, а что понадобится, я буду пи-
сать.
Ваш Борис.
Буду подробнее в следующем письме и надеюсь по-
говорить о многом.
12 января 1896 г.
Дорогая матушка!
Извините, что давно не писал. До последнего свида-
ния я не писал потому, что надеялся видеть Вас, послед-
нее свидание ждал, обнимая Ваши письма, и каждый
день откладывал свое. Теперь же, когда я сел с напря-
жением писать письмо, признаюсь, не знаю, с чего начи-
нать. Все те же обычные уважения, все те же обычные
вопросы о здоровье. Хотя я заранее знаю, что уважения
мои не совсем-то действуют на Вас и что здоровье тако-
во: едва ноги носят. Но все-таки, несмотря ни на что,
держать мое письмо для Вас доставит удовольствие. Не
слишком письма Вам нужны, Вам нужна бумажка, пи-
санная мною. Потому-то я и пишу и буду стараться го-
ворить, как помните, иногда говаривал.
На последнем' свидании Вы мне сказали: «Боря, до
чего мы дожили, ведь ты в тюрьме!» Ну так
что же? Вы говорите «тюрьма» и подразумеваете:
бог дает,( и почему так люди думают. Но ведь Вы
сами говорите: «На всякое чиханье не наздравствуешь-
ся». Вы уверены во мне, что же Вам еще нужно, какое
Вам дело до мнения людей? Убеждение в собственной
правоте способно поддерживать всякого при каких угод-
но обстоятельствах.
Но убеждения во мне у Вас, пожалуй, достаточно.
Вас мучает, если так можно сказать, предвзятость мне-
ния. «Как же, мол, можно, тюрьма»,— и с этими слова-
ми возражать всевозможным умам и мнениям; «там
глад, хлад и скрежет зубовный». На что я Вам возра-
жу: мы пережили то время, когда в тюрьме обязатель-
но должны были быть и хлад, и глад, и скрежет зубовный,
подразумевая под этим нравственные терзания — самую
страшную сторону тюрьмы; на меня это не влияет. От-
куда возьмется у меня раскаяние, когда я сознаю, что
поступил так, как должен был поступить, когда я взве-
шивал каждый шаг, хотя и сознаю, что были ошибки, но
без ошибок невозможно было и обойтись, не ошибается
тот, кто ничего не делает, без ошибок невозможно перей-
ти к чему-нибудь. Опять повторяю, что тюрьма может
вызвать только нравственные мучения, которых у меня
нет потому, что нет сознания безответственности своего
прошлого.
Пребывание мое здесь напоминает знакомое мне
чувство, подобно тому, когда пойдешь по новой дороге
страшно уставший, останавливаешься и смотришь на-
зад, на пройденный путь. Такие остановки полезны: тут
вспомнишь пройденный путь и делаешь новые выводы,
пользуясь ими на предстоящий путь.
Ну вот, и встал в муках, не зная, что писать дальше.
Начну описывать свое житье и, описавши, как-нибудь
приступлю к вышесказанному.
Камера моя почти такая, в которой Вы меня видели.
Но, может быть, Вы не заметили всех ее отличительных
черт, а описывать мне нечего, так я и опишу в несколь-
ких словах. Это комната в шесть шагов длиною и три
шириною, вышина приблизительно в 1,5 раза больше мо-
его роста, со сводчатым потолком и асфальтовым полом.
В одной из узких стен пробито окно величиною в поло-
вину объема обыкновенного большого окна, с двойными
железными решетками и с сеткой, сделанной из нити,
почерневшей от времени. Из окна видны три верхних
этажа здания, в котором я нахожусь, с такими же окна-.
ми, как и мое. Крыша с трубами и телефонными проволо-
ками, с множеством голубей, сидящих на карнизах и
крышах. В другой, противоположной стене проделана
дверь. Дверь сделана из дерева, но сторона, обращенная
внутрь камеры, обита темным железом; вероятно, для
того, чтобы походила «на тюремную дверь», которая,
как и в песнях поется, должна' [быть] «железная». В
двери проделаны: форточка, через которую подают ку-
шанье и другие мелкие предметы, и маленькое эллипси-
ческое окошечко с черными, расширенными во все сто-
роны полями. Сбоку двери высовывается кнопка звонка,
над дверью около потолка прямоугольная отдушина с
железной решеткой. Налево от двери по стене стоит же-
лезная, припаянная к стене кровать, над ней же приби-
ты, на стене висят несколько нечитаемых объявлений и
извлечений, под ними около пола пробита вторая отду-
шина, многим схожая с первой. Направо от двери ве-
шалка, полочка, стул и стол — все это сделано из желе-
за и прикреплено к стене, рядом со столом вертикально
на полу стоит чугунная груда для парового отопления,
над столом приделаны электрические лампочки о иду-
щими от них по стенам проводами, вделанными в дере-
вянные некрашеные рейки, и остатки от бывшего здесь
некогда газового отопления.
109
В правом углу около окна на стене висит образ Не-
рукотворного Спаса. Стены окрашены белой, пожелтев-
шей от времени краской с коричневыми понизу пятнами.
Встаю я большей частью в половине восьмого, пью
чай, затем иду гулять до половины девятого, с половины
девятого до одиннадцати хожу туда, где у нас уголь,
или сижу, мараю бумагу. В одиннадцать приносят кни-
гу — сейчас же начинаю читать; половина двенадцато-
го — приносят кипяток, завариваю чай, а пью холодный.
Половина первого — обедаю и опять читаю, в три пью
чай и до самого вечера читаю. В восемь часов приносят
ужин, но я не беру никогда, неохота. В девять гасят элек-
тричество; если я кончил книгу, то ложусь спать, если
нет — зажигаю свечу и дочитываю, а потом уж ложусь
спать. Ну скажите, что я потерял? Ведь комната, кото-
рую я занимал с Петром5, гораздо меньше камеры, в
которой я здесь помещаюсь, а в двух таких камерах мы
помещались восемь человек. А вспомните по возможно-
сти, когда я был без работы, когда не было денег запла-
тить за квартиру и даже не на что было купить одного
хлеба, да я такого житья не променяю на год тюрьмы.
Да про это Вам ведь известно, что я не гнался за удоб-
ствами жизни, есть хорошо — ничего не надо. И Вам
советую, когда нечего будет есть, если голод Вы сейчас
не испытываете, то очень скоро будете испытывать, ста-
райтесь попасть в тюрьму: внакладе не останетесь, а
можете людей известить: половина из них ни в рай, ни
в ад не попадет, как говорил один поэт, за что они ни
богу свечка, ни черту кочерга, а другим на сытый желу-
док и не то еще прийти может, они набрешут фраз,
слушайте только.
Ну да хватит, а то мое письмо затянулось, да и сей-
час. отдавать надо, а то придется откладывать до сле-
дующего дня.
Ваня! Ты говоришь, что был нездоров. Ничего нет
глупее, как быть нездоровым, лежи, и тебя будут лечить
всякой дрянью, поправляйся да добивайся генеральско-
го чина, потому ведь знаешь: «Дурак тот солдат, кото-
рый не хочет быть генералом». Ну а ты не дурак, и к
тому же практичный человек.
Оля! Ты, я думаю, из вышеописанного заметила, что
у меня утром несколько часов пропадают зря. Так про-
шу тебя, пожалуйста, поскорей пришли несколько книг,
из у меня там оставшихся. Пришли: Бельтова «К
вопросу о развитии монистического взгляда на исто-
рию», я ее читал, да еще с удовольствием- перечту
несколько раз®. Из Достоевского «Бесы», «Братья Ка-
рамазовы», «Записки из Мертвого дома»7. «Русское
богатство»8 за 1895 год и еще что-нибудь. Буду это
время читать их.
Шурка! Мне говорили, что ты поступил в завод. Ска-
жу тебе одно: не ломи, мы больно с тобой ретивы, это
правда, всего не переделаешь, а на 25 копеек уже сов-
сем надо мало работать; не упускай из виду, что рабо-
тать тебе придется целый век. Да кроме того, я очень
недоволен твоей работой: сверлить дырки очень тяже-
ло, я знаю, да и ничему не научишься на тендерной
сборке. Хлопочи, чтобы тебя перевели на токарный ста-
нок. Я этого очень и очень желаю и прошу. А сам не за-
бывай, не откладывай со дня на день, помни, не будешь
толкать, не отверзнется.
А ты, Сергей! Уж и не знаю, что тебе сказать, разве
только: гуляй, пока можно; будет время — пожалеешь
настоящее время, да учись не то что хорошо, но там ото
всех не отставай.
Ваш Борис.
Там же. 15 февраля 1896 г.
После свидания я сам, не знаю почему, медлил по-
сылать это письмо и даже не хотел посылать вовсе; на-
конец-то сегодня отсылаю на почту.
Борис.
Декабрь 1896 г.
Дорогая матушка и вы все!
Поздравляю с Новым годом! Что вам писать, я, пра-
во, не знаю; все переписал и перевидел; пишу обычное:
не тревожьтесь вы все дома. Я ничуть не изменился и
даже весел так же, как и раньше. Получите расчет и
тяните как-нибудь до моего прихода, я приду — рас-
считаюсь.
Оля! Ты получишь письмо и доверенность — иди с
доверенностью в завод, в главную контору, в так назы-
ваемый расчетный стол, там тебе выдадут книжку, и ты
посмотри: там будет за целый ноябрь и за несколько
Дней декабря9. Сколько всего — я не знаю!
Шурка! Как ты гадко пишешь, а сколько ошибок;
ведь ты недавно кончил училище!
Сергей! Мне Оля говорила, что ты плохо учишься.
Как тебе не стыдно? Ведь тебе надеяться не на кого,
Учись поприлежней, скорей кончишь, ведь ты большой!
Весь, как и всегда, ваш Борис.
ill
Доверенность по засвидетельствованию ее может
быть получена в СПб. жандармском управлении, по явке.
Г
Февраль 1897 г.
Дорогая матушка!
Спешу уведомить Вас, что дело наше кончено и я
приговорен к высылке административным порядком с
отдачею под гласный надзор полиции на три года. При-
чем мне было предложено выбрать место жительства
изо всей России за исключением столичных губерний и
университетских городов *°. Я выбрал город Тверь.
Ваш Борис.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Братья и сестра Б. И. Зиновьева.
2	Потребительская лавка на Путиловском заводе, на котором
до ареста работал Б. И. Зиновьев.
3	К. Д. Краевич — русский физик, педагог, методист. Курс его
лекций по физике был широко распространен в России.
4	Рождество.
3	П. И. Карамышев, тоже рабочий Путиловского завода, член
«Союза борьбы». После первого ареста в Петербурге хорошо дер-
жался на допросах. В 1897 г. сослан в Тверь, где потом сотрудни-
чал с охранкой.
8	Книга Бельтова (Г. В. Плеханова) «К вопросу о развитии
монистического взгляда па историю» — выдающееся произведение
марксизма. Издана в Петербурге легально. Настольная книга рос-
сийских социал-демократов. По словам В. И. Ленина, «на пей вос-
питалось целое поколение русских марксистов...» {Ленин В. И.
Поли. собр. соч., т. 19, с. 313).
7	Произведения выдающегося классика мировой литературы
Ф. М. Достоевского. В «Записках из Мертвого дома» (1861—1862)
описаны ужасы царской каторги для политических ссыльных. В
«Братьях Карамазовых» с огромной силой и точностью описаны
идейные блуждания российской интеллигенции, оторванной от на-
рода. В «Бесах», на наш взгляд, писатель, пользуясь материалами
политического процесса о заговорщичестве и С. Г. Нечаеве, дает не
совсем верную картину жизни русского революционного подполья.
8	«Русское богатство» — известный и популярный журнал конца
XIX — начала XX в В 90-х гг. стал органом либеральных народни-
ков. Наряду с публикацией прогрессивных произведений журнал
вел непримиримую полемику с российскими марксистами.
8	Арестованный 9 декабря 1895 г. Б. И. Зиновьев имел право
на получение заработка за первые рабочие дни декабря.
10	До середины 90-х гг. высылаемым административным поряд-
ком запрещалось жить в Петербурге, Москве, университетских горо-
дах. В конце 90-х гг. в связи с развитием рабочего движения к это-
му списку стали присоединять и крупные промышленные центры.
А. А. МИТРЕВИЧ
Антон Адамович Митревич — сын крестьянина из Латгалии.
В 1896 г. пришел в Петербург на заработки. Поступил на Путилов-
ский завод. Очень скоро познакомился с революционерами, стал
посещать подпольные социал-демократические кружки. В 1899 г.
впервые арестован. После тюрьмы — кадровый петербургский ра-
бочий, видный профсоюзный деятель, активный участник Октября.
Перу А. А. Митревича принадлежит несколько воспоминаний
о рабочем движении. Для данного сборника взята первая глава из
его самых ранних воспоминаний, записанных им в 1921 г. и напе-
чатанных в журнале «Пролетарская революция», 1922, № 4.
ВОСПОМИНАНИЯ О РАБОЧЕМ
РЕВОЛЮЦИОННОМ ДВИЖЕНИИ 1895 г.
В начале 1895 года я был
молодым рабочим — слесарным учеником механической
мастерской Путиловского завода. Искал житейской
правды и знаний, до фанатизма был религиозен в хри-
стианском смысле, ломал себе голову над распознава-
нием, что такое бог, откуда и почему он явился.'С дет-
ства у меня развилось пренебрежительное отношение к
светской литературе, на которую смотрел как на забаву
от безделья. Поэтому стал искать пути, как бы посту-
пить в духовную семинарию, где, по моему понятию, я
мог бы найти ключ ко всем премудростям. Но мое со-
циальное положение не позволяло проникнуть в бурсаки,
и я решил уйти в область техники. Случайно узнал у
ученика нашей мастерской Васьки Зенкина о существо-
вании воскресной вечерней технической школы в Питере,
в Нарвском районе *. Туда-то и поступил в сентябре. По-
путно с этим узнаю, что существует запретная литера-
тура, к которой меня главным образом и тянуло, и что
к числу запретных книг относятся сочинения критика
Белинского. Добываю его произведения и начинаю чи-
тать. Тут только я и узнал, что такое русская литерату-
ра, и прямо захлебываюсь чтением. В результате так
сильно полюбил русскую изящную литературу, что про-
читал много русских классиков. Из прочитанного узнаю
о существовании вольтерьянства2, гегельянства 3 и на-
брасываюсь на литературу, которую читаю безо всякой
системы. Знакомлюсь с историей культуры, литературы
и с общей историей и пр. В школе меня интересует толь-
113
ко физика, геометрия да элементарная химия. Среди
школьных товарищей встречались такие, которых инте-
ресовала политика: к ним относился рабочий-котельщик
Петербургского порта т. Никитин.
В период 1896 года в Питере вновь начинают появ-
ляться рабочие кружки*, которые, как запретный плод,
меня очень привлекали. Марксистская интеллигенция
тогда искала связи с рабочей массой. Вот и мне через
одного ветреного школьного карьериста Пименова' (ра-
бочий Резиновой мануфактуры4), стремившегося быть
юнкером, удалось познакомиться со студентом по кличке
«Владимир Иванович». Он занимался пропагандой социа-
лизма и давал уроки, которые просто служили только
средством к сближению его с рабочими фабрик. Этот
студент ввел меня в один кружок, находившийся за
Нарвской заставой, членами которого были рабочие Пу-
тиловского завода из разных мастерских (как бы пред-
ставители от цехов): от паровозомеханической мастер-
ской В. Волков, Долгов и Коробов, Творогов, из старо-
механической мастерской Волков Женька (брат Василия
Волкова). Как-то был я на одном из собраний кружка
в квартире рабочего паровозомеханической мастер-
ской Путиловского завода Василия Волкова, старого
крамольника, имевшего какую-то отдаленную связь с
народническим кружком. Там читалась заграничная под-
польная газета молодым студентом в форменной ту-
журке с длинными черными волосами, с красивым силь-
ным и звучным голосом, гудевшим в ушах какой-то чу-
десною музыкою. Кличка его была «Петр Николаевич».
После чтения газеты говорили о том, что в Германии
есть вышедший из рабочих знаменитый парламентский
оратор Бебель5, говорили о необходимости организации
рабочих в политическую партию, о том, что существую-
щие кружки должны заняться изучением теории марк-
сизма, что для этого нужно прочитать брошюры по эко-
номике, истории политической экономии и проч.
По экономике предлагалась брошюра Свидерского
«Труд и капитал»6.
Главное, что мне нравилось, это подпольная обста-
новка собраний: за чайком в комнате, где, если кварти-
рохозяйка свой человек, мы говорим и читаем свободно,
а если же нет, то говорим шепотом. Расходимся по од-
ному человеку осторожно, чтобы не обратить внимания
• Кружки существовали давно. Товарищ Митревич делает
обычную ошибку работников подполья, для которых очень трудно
было установить связь с прошлым. (Прим. ред ).
114
Расчетная книжка рабочего Путиловского завода
на себя по выходе. Кружок наш после двух или трех
собраний распался. Пропагандист был арестован, а чле-
ны кружка оказались пассивными и мало интересова-
лись занятиями, все же тесная связь между рабочими
одного завода продолжалась. Я занялся опять самооб-
разованием и подговорил к этому же уже своих школь-
ных товарищей Семенова, Пименова и Павлухина.
После распада этого кружка или, вернее, провала ор-
ганизаторов 7 его порвалась связь с интеллигенцией. Ор-
ганизация не налаживалась до 1897 года; кое-где су-
ществовали кружки, например за Невской заставой, где
бывал пропагандистом Ленин, я слышал о нем в 1895 г.
осенью от пропагандистов8. Кружки возникали большею
частью в зависимости от энергии организатора и в связи
с подъемом рабочего движения и забастовками и суще-
ствовали недолго.
Возникла знаменитая стачка питерских текстильщи-
ков и Резиновой мануфактуры. 40 предприятий бастова-
ло 9, и впервые в истории российского рабочего движе-
ния правительство издало 2 июня 1897 года закон об
1 Р/2-часовом рабочем дне10. А до этого работали 14 ча-
сов в сутки и даже больше. Но на Путиловском заводе
и тогда, как в наиболее крупном с более развитой тех-
никой, рабочий день равнялся 10 с половиной часам.
Словом, эта стачка положила первый камень в фунда-
менте рабочего законодательства. В этой стачке прини-
мали участие члены нашего школьного кружка, состояв-
шие из рабочих Резиновой мануфактуры, Семенова, Пи-
115
менова, Павлухина, котельного сборщика Петербургско-
го порта Никитина и меня.
С неимоверной силой поднялся рабочий класс Пите-
ра на защиту своих прав, точно лавина клокочущая: де-
сятки тысяч голов зашевелились, тучами обложили Пу-
тиловский пруд около квадратной версты величиною. На
этом пруду было общее собрание бастующих рабочих,
где были выработаны требования и образован стачеч-
ный комитет. Настолько сильно и мощно были заявлены
эти требования, что самодержавное правительство окон-
чательно растерялось; ему почудилось, что наступил
час расплаты за все прошлое, и оно поспешило скорее
объявить, что требования рабочих удовлетворяются. Так
как фабрика Российско-Американской резиновой ману-
фактуры была наиболее крупное предприятие, то на
этой-то фабрике и был главный штаб бастующих п. Эта
забастовка неожиданно вспыхнула, и наш кружок занял-
ся подысканием агитаторов и выработкой требований и
воззваний к рабочим от Социал-демократической рабо-
чей партии.
На бастующих фабриках было исключительно боль-
шинство женщин. Всех деталей уже не помню, но хоро-
шо помню, что некоторые члены нашего кружка участво-
вали, направляя забастовку путем устройства собраний,
печатанием и распространением воззваний, выработкой
требований бастующих.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	А. А. Митревич учился во втором Нарвском вечернем учи-
лище для взрослых.
2	Большое место в учении знаменитого французского философа
Вольтера (Ф. М. Аруэ) занимала непримиримая борьба с церковью,
идеалистической философией, за просвещение народа, против соци-
ального неравенства феодального общества, за освобождение кресть-
ян от крепостной зависимости, за формальное равенство всех перед
законом. Вместе с тем Вольтер выступал за сохранение религии как
узды для народа, допускал экономическое неравенство людей и со-
хранение частной собственности, недооценивал роль народных масс
в истории.
3	Георг Гегель — виднейший немецкий философ-классик, созда-
тель сцстематизированной теории диалектики, вошедшей составной
частью в марксизм. Его учение оказало заметное революционизиру-
ющее влияние на весь XIX в. Но в основном вопросе философии —
о соотношении бытия и сознания — был энергичным защитником
объективного идеализма.
4	Российско-Американская резиновая мануфактура основана в
1860 г.— ныне ПО «Красный треугольник».
5	Август Бебель — один из самых видных деятелей германской
социал-демократии и II Интернационала, Выходец из рабочих. Вме-
116
сте с В. Либкнехтом основал в 1869 г. Социал-демократическую
партию Германии. Несколько десятилетий выступал против ревизио-
низма, хотя порою допускал некоторые ошибки центристского толка.
Пламенный оратор и революционер.
6	Известны два перевода брошюры с польского — 1893 и 1897 гг.
7	Они арестованы в декабре 1895 г.
8	В 1895 г. речь могла идти о пропагандисте «Николае Петро-
виче», а не о В. И. Ленине.
°	В петербургской «промышленной войне» 1896 г., по подсчетам
ленинградского историка С. И. Потолова, участвовало около 18 тыс.
человек, 21 текстильное предприятие (см. его статью «Стачка петер-
бургских текстильщиков 1896 г. (к вопросу о численности стачечни-
ков)».— В сб.: Рабочее движение в России в 1895—1904 гг. М.,
1988).
10	Действительно, новый фабричный закон от 2 июня 1897 г. по-
явился в результате того, что правительство испугалось рабочих
стачек (см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 267).
11	А. А. Митревич имеет в виду свой фабрично-заводской под-
район.
с. и. Канатчиков
Семен Иванович Канатчиков — один из «рядовых партии». Ро-
дился в 1879 г. в Московской губернии. Попав в «первопрестоль-
ную», стал модельщиком на столичном заводе. Осенью 1898 г. от-
правился «искать счастья» в Петербурге, где вскоре устроился на
завод «Сименс-Гальске». Работал на Металлическом заводе. Пэ-
том — нелегальная литература, подпольные кружки, другие пред-
приятия. Аресты (впервые 31 января 1900 г.), ссылки, активное уча-
стие в революционном движении. В 1905 г.— член Петербургского
комитета РСДРП. После 1917 г. С. И. Канатчиков много писал об
индустриализации, новой деревне. Был составителем сборников ху-
дожественных произведений, написал несколько воспоминаний.
В 1933 г. в сборнике «Старый большевик», № 2 (5|, он рассказал
молодежи «Как мы учились марксизму». Для настоящего издания
из его книги «Из истории моего бытия» (М., 1933) взяты главы
о Петербурге. Был членом ЦК партии. Погиб в годы сталинских
репрессий.
ИЗ ИСТОРИИ МОЕГО БЫТИЯ
В Питере
Рано утром, когда еще го-
рели огни, с ящиком инструментов в одной руке и пару-
синовым чемоданом в другой, я сошел с перрона Нико-
лаевского вокзала... Куда идти? Знакомых — ни души.
На улице темно. А денег в кармане — двугривенный.
117
Подумав немного, зашел в чайную напиться чаю и
подождать рассвета... Пил чай с баранками И мучитель-
но думал, что делать дальше? Вспомнил, как отец рас-
сказывал, что в Петербурге живет какой-то дальний
родственник, который когда-то был женат на его сестре
(моей тетке), а когда она умерла, женился на другой.
От отца я также слышал, что по профессии он тоже мо-
дельщик... Но ни своей покойной тетки, ни Быкова (так
звали мужа тетки) я никогда в жизни не видал. «А не
разыскать ли мне этого самого Быкова? — думал я. —
Он тоже модельщик — может, и окажет какую-нибудь
помощь...»
Разыскал адресный стол. Дали справку, что такой-то
живет за Невской заставой по Смоленскому тракту. Са-
жусь на паровичок, забираюсь наверх, дешевле и вид-
ней, и еду за Невскую заставу. Куда ни повернешь го-
лову, везде фабрики, заводы, мастерские. Целый лес ог-
ромных заводских труб, выбрасывающих тучи черного
дыма, застилающего и без того серое питерское небо.
Фабричные здания, дома, улицы и торопливо снующие
люди — все это окутано дымом. Отовсюду несется гро-
хот огромных валов, прокатывающих раскаленные же-
лезные полосы, удары парового молота, от которых со-
трясается земля, тяжелый шум пыхтящих паровозов, и
над всеми этими звуками в воздухе висит непрерывный
гул от клепки огромных паровых котлов, лежащих на
земле, как гигантские гусеницы. Все здесь дышит мощью
человеческого труда и величием его неистощимого твор-
чества.
И впоследствии, когда я попадал в этот район, меня
всегда захватывал этот быстрый, могучий поток челове-
ческой энергии.
Паровичок, сильно громыхая на разъездах, скоро
подтащил меня к остановке у фабрики Максвеля. Я не-
вольно вспомнил: это та самая фабрика, рабочие кото-
рой два года назад вели героическую борьбу за лучшую
долю ’. Этим борцам мы обязаны нынешним десяти-
часовым рабочим днем. Они за нас боролись, стра-
дали...
Таща в обеих руках свой багаж, я отыскал деревян-
ный двухэтажный домик и поднялся наверх.
На лестнице меня встретила маленькая полная жен-
щина с засученными по локоть рукавами. В одной руке
она держала помойное ведро, а в другой — грязную
тряпку. По-видимому, готовилась мыть пол. ~
— Быков? Здесь, здесь... А вы кто такие будете? —
118
спросила женщина, ставя на пол ведро и оглядывая ме-
ня любопытным взором.
Я сказал.
На лице женщины выразились изумление и радость.
— Какой же ты большой стал и как же ты сюда по-
пал? А я ведь тебя вот этаким знала,— показывая рукой
на пол-аршина от полу, затараторила женщина.—Вот уж
це гадала-то... Небось на улице встретила бы — ни за
что не узнать бы. Да что же это я стою-то,— спохвати-
лась она.— Пойдем к нам в квартиру, я тебя кофеем
напою. Небось устал.
Мы вошли в квартиру, состоящую из трех комнат и
кухни. В ней было тесно и пахло дымом, смазочным мас-
лом и детскими пеленками. На полу в одних коротень-
ких рубашонках играли худенькие ребятишки. По про-
изводимому ими шуму, крику, писку мне показалось, что
их было человек восемь.
— Это все ваши? — спросил я.
— А чьи же? Все наши... Отец старается на старости
лет... Совсем одолели ребята. Маленькому Феде два го-
да, а я уж шестым тяжелая.
Авдотья Петровна Быкова, по-видимому, действитель-
но обрадовалась моему приезду: она хлопотала, суети-
лась, поила меня кофе и расспрашивала о моем отце,
о доме, о деревне и т. д.
Незаметно за разговором приблизилось обеденное
время. Заревели заводские и фабричные гудки. Где-то
близко троекратно с передышками рявкнул могучий гу-
док.
— Вот это наш гудит. Пойду обед собирать, а то
сейчас наши с работы придут,— заторопилась Авдотья
Петровна.
Минут через десять, нагибая голову, чтобы не стук-
нуться о притолоку, вошел высокий, жилистый, с неболь-
шой светлой бородкой Быков.
— Вот это будет сынок Ивана Егорыча — Семен Ива-
нович,— отрекомендовала ему меня Авдотья Петровна.
Суровое с виду, морщинистое лицо Быкова внезапно
озарилось широкой, добродушной улыбкой. Он протянул
мне огромную, в мозолях руку. Сели вместе обедать. Ав-
дотья Петровна принесла полбутылки водки и подала на
стол чашку густых, жирных щей. Быков расспрашивал
меня об отце, о деревне, которую он оставил лет два-
дцать тому назад. В свою очередь я сказал ему, зачем
приехал в Питер, и просил исхлопотать для меня на Се-
мянниковском заводе работу.
119
— Сейчас как будто бы у нас нет ни одного свобод-
ного верстака,— сказал он,— но я все же спрошу масте-
ра. Вот у Растеряева на заводе, мне говорили, нужны
модельщики... Пойди поработай туда, а потом я тебя и
к себе перетащу. Инструмент у тебя есть?
Я указал на ящик, стоявший под кроватью.
— На первое время этого будет довольно,— сказал
он. — А после прикупишь, чего не хватит.
Авдотья Петровна предложила мне до приискания
работы поселиться у них и отвела на кухне койку.
— Ты уж не обессудь, Сенюшка, тебе придется вдво-
ем с нашим жильцом Михайловым спать. В тесноте, да
не в обиде.
Этот неожиданно радушный прием поднял мое на-
строение, и на другой день, рано утром, полный надежд,
я пустился по заводам в поисках работы. Ежедневно за
неимением денег приходилось пешком совершать рассто-
яния по десять—пятнадцать верст: на Выборгскую сто-
рону, на Васильевский остров и т. п.
Не прошло и недели, как я уже работал на Выборг-
ской стороне на Металлическом заводе. В первое время
я, не имея квартиры, ходил из-за Невской заставы на
работу на Выборгскую сторону. Уставал я страшно, но
это не понижало моей бодрости и энергии. Дотянув до
первой получки, я отыскал себе квартиру вблизи завода,
поблагодарил Быкова за гостеприимство и принялся за
работу.
В модельной мастерской Металлического завода ра-
ботало человек около ста. В значительной своей части
это были финны, эстонцы и латыши — народ все суро-
вый, молчаливый, с которыми было чрезвычайно труд-
но сойтись. Порядки на заводе были тоже суровые —
той простоты, которая была на московских заводах, здесь
не было. Начать хотя бы с того, что огромные железные
ворота завода, как часовой механизм, минута в минуту
захлопывались утром при начале работ и после обеда.
Если не добежишь хотя бы на несколько секунд, тяже-
лые ворота с грохотом захлопывались перед твоим но-
сом — и ты полдня должен гулять, за что помимо про-
гула тебе еще влепят штраф в размере рубля. Даже
уборная находилась в мастерской, возвышаясь как бы
на эстраде, откуда все восседавшие были доступны для
обозрения мастера.
Краснорожий, коренастый, с рыжей бородой мастер
непрерывно маячил у своего стола посреди мастерской
120
й неустанно наблюдал за каждым движением работаю-
щих. Все это производило гнетущее впечатление.
Моя квартира, помещавшаяся вблизи завода, на Ти-
мофеевской улице, тоже не доставляла мне ни отдыха,
ни радости. Официально я нанимал полкомнаты, но у
меня не было кровати, и приходилось спать вместе с ра-
ботающим на этом же заводе очень серым парнем —
чернорабочим. Другой мой сожитель по комнате — вы-
сокий, толстый, с большими рыжими усами литовец —
работал в котельной мастерской. Был он католик и от-
личался большой набожностью. В свободное время, да-
же в будни, он садился за молитвенник или доставал се-
бе у ксендза какую-либо божественную книгу и начинал
нам приводить из нее тексты и изречения Фомы Аквин-
ского, Сократа, Платона и т. д. Кто такие были сии пер-
сонажи, в то время было для меня неизвестно, но всех
их я зачислял в штат католических святых.
По праздникам оба мои сожители надевали крах-
мальные рубашки, доставали из сундуков сюртуки и от-
правлялись в костел. После обеда ложились спать, за-
тем шли к своим знакомым или к ним приходили го-
сти — такие же набожные, ничем не интересующиеся —
и вели разговоры о мастерской, о заработках, о дорого-
визне и о том, что жизнь прежде была не в пример луч-
ше. Вступать с ними в рассуждения о «высоких матери-
ях», без которых я уже не мог жить, было бесполезно и
опасно. Знакомых, близких у меня не было ни души*
Только по праздникам я отправлялся за Невскую заста-
ву и отводил душу с Иваном Васильевичем Быковым.
Он, правда, был намного старше меня, но все же вели-
колепно понимал меня, сочувствовал людям, которые бо-
ролись «за правду», жалел их и готов был оказать им
всяческую поддержку. Однако в торжество «идеалов
справедливости» он плохо верил.
Прошло месяца два. Я познакомился с одним моло-
дым парнем-модельщиком, Алексеем Чураковым. Жил
он вместе со своими родителями на Охте, и когда одна-
жды в разговоре я выразил недовольство моей кварти-
рой, он предложил переехать к нему. Мы с ним быстро
сошлись, начали спорить, читать вместе книжки, и моя
жизнь стала мало-помалу принимать осмысленный ха-
рактер. По моему вызову из Москвы приехал Ваня Май-
оров, и мы поселились все вместе.
Жизнь на Выборгской стороне была скучна и однооб-
разна. Рабочему человеку в свободное время или в празд-
ничные дни деваться было некуда. Единственным мес-
121
|йжтйркО 57
ЙЙЙМИО
Дверная дощечка от квартиры для угловых жильцов
том развлечения был трактир и биллиард. Целые две
недели до получки мы варились в собственном соку:
спорили, разговаривали, читали, но все это надоедало,
и мы начинали искать иного развлечения. Наступала по-
лучка. Получив деньги, мы иногда заходили к трактир,
заказывали бутылку водки на двоих, а затем шли иг-
рать на биллиарде. Возвращались домой поздно вече-
ром навеселе. Старуха мать ругала Алексея Чуракова,
а попутно доставалось и нам. Иногда к нам заходил вы-
сокий, худой столяр Скородумов, который приносил с
собой запрещенные книжки или прокламации. Мы с
жадностью прочитывали их, спорили — и тем дело кон-
чалось.
Наши связи и влияния не росли и не ширились. Ме-
жду тем на заводе сначала у меня, а затем у Чуракова
начались мелкие столкновения с мастером. Мы видели
и чувствовали, что мастер Артемьев над нами издевает-
ся и хочет нас выжить. Вначале мы терпеливо сносили
все его придирки, но, когда наступала получка и мы ви-
дели, что он сбавил нам по десять копеек аккордной
платы, наше терпение лопнуло. Мы были оскорблены и
возмущены этой несправедливостью. Вся мастерская бы-
ла на нашей стороне и с напряженным вниманием ожи-
122
дала развязки. Возмущенные и негодующие, мы подош-
ли к мастеру, бросили ему на стол книжки и потребова-
ли расчета. Мастер немного опешил, но затем спокой-
но принял наш вызов и обещал через две недели выдать
нам расчет.
Не могу сейчас точно вспомнить, до объяснения ли
с мастером или после, у нас созрел план во что бы то
ни стало проучить его. В свой план мы посвятили кое-
кого из близких нам товарищей. Последние тоже, по-ви-
димому, с кем-то поделились, и в результате по мастер-
ской были произведены сборы на случай нашего арес-
та. Это обстоятельство сильно подняло в нас дух мести.
Мы заранее чувствовали себя героями, совершающими
подвиг за интересы всех угнетаемых мастерами. Сгово-
рившись заранее, взвесив все обстоятельства и вырабо-
тав план, в пятницу утром на масленой неделе мы
трое — Чураков, Скородумов и я — в глухом переулке,
вдали от городового, где по нашим расчетам должен
был проходить на работу мастер, стали поджидать его.
Мы знали, что Артемьев обычно ходит на работу немно-
го позже рабочих^ когда уже в переулке бывает пусто.
Прогудел последний гудок, захлопнулись ворота, пере-
улок опустел, и из-за угла показалась коренастая фи-
гура Артемьева. Увидев нас, он, очевидно, понял наши
намерения и хотел броситься назад. Но в это время сто-
явший сзади его Скородумов ловким ударом кулака сва-
лил его на землю. Он поднялся, но в это время подбе-
жали мы, сбили его с ног опять, раскровянили ему фи-
зиономию и бросились бежать, Артемьев — кричать...
Подбежал городовой, но нас никого уже не было.
В этот же день вечером мы все трое пришли в завод-
скую контору за расчетом. Однако вместо бухгалтера в
конторе встретили околоточного надзирателя. Стали тре-
бовать у начальника мастерских расчета. Последний
заявил, что мы его получим в участке.
— Позвольте, но ведь мы же работали не в участ-
ке? — ответили мы.
— Здесь много не разговаривать, марш в участок,—
грубо заявил околоточный.
Мы повиновались и последовали его приглашению.
В участке составили протокол, в котором говорилось,
Что мы напали на мастера и избили его. Мы отрицали и
отказались подписать. После небольших препирательств
нас отвели в подвал, где и заперли вместе с вытрезвляю-
щимися пьяницами. Наутро каждого из нас отвели по
Домам и сдали под расписку дворникам.
123
Недели через две нас вызвали на суд, и, несмотря на
то что мы доставили самых подлинных лжесвидетелей, ко-
торые удостоверяли нашу невинность, мировой судья
все-таки приговорил нас к десятидневному аресту *.
На Васильевском острове
Вскоре после случая на Ме-
таллическом заводе я снова поступил на работу на за-
вод «Сименс-Гальске» на Васильевском острове. Этот
завод вырабатывал электрические части машин, различ-
ные аппараты, арматуру и т. п. Работали на нем квали-
фицированные рабочие, главным образом иностранцы.
Среди них были немцы, шведы, эстонцы, но мы их всех
объединяли одним названием — «немцы». Условия ра-
боты здесь были хорошие: рабочие не подвергались уни-
зительному обыску при выходе из завода, в мастерских
имелся шкаф для верхнего платья. Рабочие-иностранцы
приходили на работу в крахмальных воротничках, в
шляпах, некоторые приезжали на велосипедах, а затем,
войдя в мастерскую, они переодевались, вешали платье
в шкап и надевали длинные блузы. Во всех мастерских
имелись умывальники, казенное мыло и концы чистых
тряпок для мытья рук. Заработная плата, правда, на за-
воде не была выше обычной, но эти внешние условия
служили большим притяжением для рабочих. Многие
мечтали поступить к «Сименс-Гальске».
Мне в этом отношении повезло. Без хлопот, без про-
текции я сразу же был принят на работу, сдал пробу, и
мне положили четырнадцать копеек в час жалованья.
Кроме того, была и аккордная выработка, так что в об-
щем получалось около двух рублей в день.
Здесь я познакомился с двумя молодыми рабочими —
модельщиком Христофором Маракасовым и слесарем
Павлом Смирновым. Сначала мы довольно часто сходи-
* Этот эпизод я уже однажды пробовал описать в 1909 г., но,
к несчастью, рукопись была отобрана у меня жандармами и фигу-
рировала в качестве вещественного доказательства на суде в судеб-
ной палате под председательством небезызвестного негодяя Краше-
нинникова, который дождался своего возмездия и был нами расстре-
лян. Помнится, после того, как мой защитник, адвокат Новиков,
произнес речь, в которой доказывал, что я самый честнейший чело-
век в мире,— прокурор встал и иронически процитировал то место
из рукописи, где говорилось: «...несмотря на то, что я представил
самых подлинных лжесвидетелей, мировой судья все-таки пригово-
рил меня к десятидневному аресту...» Мой адвокат был этим об-
стоятельством очень смущен и уже не пожелал вызвать свидетелей
в мою защиту.
124
дись на квартире у Маракасова, а затем наняли боль-
шую комнату и поселились все трое вместе. У Смирно-
ва были связи со студентами, которые изредка приходи-
ли к нам на квартиру; мы их угощали чаем и вели бесе-
ды на различные политические темы. Однажды кто-то из
них принес нам книжку Степняка-Кравчинского «Под-
польная Россия» 2. Многое в ней для нас было непонят-
но, особенно теоретические рассуждения, но отдельные
рассказы из революционной жизни произвели на нас
очень сильное впечатление. Было жутко и страшно, и
в то же время мы хотели пострадать за общее дело, при-
нести себя в жертву, как те самые герои, о которых го-
ворилось в книжке.
Чаще других заходил к нам Илья Шендриков *.
Среднего роста, худенький, с маленькой бородкой и
длинными волосами, живой, горячий, он часто развив, л
перед нами самые страшные террористические планы.
То он говорил о том, что хорошо было бы изобрести та-
кое электрическое ружье, которое невидимо могло бы
поражать жандармов, шпиков и власть имущих вооб-
ще. То он проектировал бросить бомбу в Государствен-
ный совет или же в какое-либо учреждение, где собира-
ются высокопоставленные лица и всякая знать. Часто
между ним и другим студентом, Корякиным, высоким,
лохматым, одетым в сюртук, разгорались жаркие споры,
которые для нас были малопонятны.
Для меня все это было ново и волнующе-интересно,
ставило передо мною целый ряд новых вопросов и воз-
буждало жажду знания. Шендриков, Корякин и другие
студенты, с которыми я в первый раз в жизни встретил-
ся, казались мне людьми необыкновенными, держащими
в своих руках все знания и имеющими готовые ответы
на все вопросы. Я им завидовал и в то же время чего-то
боялся и в чем-то сомневался. В их среде я не чувство-
вал себя так просто, как среди своих же собратьев-рабо-
чих.
Как-то однажды Шендриков, зайдя к нам, предло-
жил мне поехать с ними в Таицкую санаторию3, где ле-
чился больной студент Корякин. Я охотно согласился,
надел свой праздничный костюм, крахмальный воротни-
чок, и мы с ним отправились на вокзал. Дорогой мне
Шендриков сказал:
— Так как в санатории будет много публики, с кото-
* Это тот самый Шендриков, который в Баку играл авантюри-
стически-предательскую роль. В Сибири в 1917—1918 гг. он просто
стал прохвостом.
125
Жилая комната рабочих в одном из пролетарских районов
Петербурга
рой вам придется знакомиться, я буду вас рекомендо-
вать не как рабочего, а как фармацевта.
Слово «фармацевт» я первый раз услышал, а значе-
ния его совсем не понимал. Но из ложного стыда я не
решался просить у Шендрикова разъяснения и сделал
вид, что понимаю. В санатории нас встретил обрадован-
ный Корякин и повел по огромному зданию показывать
различные достопримечательности. Погуляли немного в
лесу. Потом пошли пить чай в общую столовую, где со-
бралось много народу. Затем какая-то приезжая дама
играла на рояле. К Шендрикову подходили знакомые
студенты и о чем-то толковали с ним. Со всеми он меня
знакомил, очень неясно произносил мою фамилию. По-
дошел к нему также студент-медик в форме, которого я
принял за офицера. Познакомились. Он спросил, чем я
занимаюсь, я сказал «фармацевт». Он улыбнулся и, от-
ведя в сторону Шендрикова, о чем-то с ним пошептался.
Смущенный Шендриков подошел ко мне и сказал, что
этот студент усиленно расспрашивал, кто я,, потому что
слово «фармацевт» я неправильно произношу. Это об-
стоятельство меня настолько расстроило, что я начал де-
лать одну неловкость за другой и в конце концов попро-
сил Шендрикова скорее отсюда уехать, но он начал ме-
ня успокаивать и уверять, что из-за этого никакой не-
приятности не произойдет. Впоследствии Шендриков до-
126
вольно часто навещал нас и всяким раз делал попытки
затащить меня в какое-нибудь общество, но после слу-
чая в Тайцах я решительно отказывался.
Христофор Маракасов познакомил нас с чертежни-
ком Балтийского завода Василием Ивановичем Рябо-
вым. Он был очень живой, остроумный, жизнерадостный
малый, больше нас начитанный и имевший также связи
со студентами. По его предложению мы образовали не-
большой кружок и в неделю раз сходились, беседовали
на злободневные темы или же читали какую-нибудь ста-
тью из журнала или книжки. В политических группи-
ровках в то время из нас никто не разбирался, поэтому
нередко мы читали статьи или рассказы из журнала
«Русское богатство».
Однажды в наш кружок пришел Шендриков и стал
нас убеждать образовать кассу взаимопомощи, устав ко-
торой он нам напишет. Насколько я припоминаю, в пред-
ложений Шендрикова не было ничего политического, а
тем паче революционного. То тяжелое положение рабо-
чего класса, о котором он нам рассказывал, мы непо-
средственно не особенно чувствовали, ибо заработки наши
были хорошие, рабочий день также недлинный, а разго-
воры о нашем быте нам надоели дома и на заводе. От
человека со стороны, от студента, мы хотели услышать
что-нибудь новое, которое бы открывало перед нами но-
вые горизонты. Поэтому к предложению Шендрикова
мы отнеслись очень равнодушно, хотя из деликатности не
возражали и приняли его предложение без споров. Тут
же произвели отчисления и передали ему. Впоследствии
мне и моим товарищам приходилось неоднократно де-
лать отчисления в какие-то кассы взаимопомощи, кото-
рые нас мало интересовали. Отчисляя же в них взносы,
мы имели в виду, что в сущности это не обычные кассы
взаимопомощи, а что средства эти идут на цели рево-
люционной борьбы.
Приблизительно в это же время к нашему кружку
присоединились две женщины, работницы с текстильной
фабрики Чешера4. Обе они были знакомые Павла Смир-
нова: Ольга Николаевна Мельницкая5 и Анна Никола-
евна... (фамилии ее я не помню). Первая была очень
развитая, много читала, брат ее — Николай Мельницкий
(литератор)—был в ссылке.
Прежде в нашей рабочей среде, по старой привычке,
Женщину-работницу мы рассматривали как существо
Низшего порядка. Она не интересуется никакими высо-
кими материями, неспособна бороться за идеалы и всег-
127
да является лишь тормозом и обузой в жизни сознатель-
ного рабочего. Велико было мое изумление и восхище-
ние, когда я в первый раз познакомился с двумя со-
знательными работницами, которые рассуждали и спо-
рили так же, как и все мы. Мы часто встречались с ни-
ми и совершали в праздники большие загородные про-
гулки.
Жизнь наша протекала весело и осмысленно, мы ра-
довались настоящему и с надеждой взирали на буду-
щее. Не омрачило нашего жизнерадостного состояния
даже и то обстоятельство, что меня уволили с завода.
Но я вскоре поступил на очень маленький механический
заводик Михаэля, где рабочий день продолжался один-
надцать часов. Это для меня было утомительно, но мо-
лодость, здоровье все преодолевали. Бегая по различным
связям в отдаленные рабочие районы, я часто недосы-
пал, уставал, но все не терял бодрости.
Так прошло лето, приближалась снова зима. Я чаще
обычного стал наведываться на Невскую заставу к Бы-
кову, снова напоминая ему об его обещании. В одно из
моих посещений, осенью, Иван Васильевич с радостью
объявил, что мастер Семянниковского завода велел вы-
ходить мне на работу. Радостный, возбужденный, я явил-
ся к товарищам поделиться своей удачей. Они очень со-
жалели, что приходилось расстаться, но я дал им обе-
щание, что крепко буду держать с ними связь.
Из деревни от отца я получил уже два письма, одно
тревожнее другого. Ему, по-видимому, кто-то наговорил
обо мне всяких небылиц и ужасов. В первом письме он
призывал меня ходить в церковь, молиться богу, усерд-
но служить хозяину и т. п. А в качестве образца добро-
детели он приводил в пример себя самого. «Я двадцать
пять лет в Петербурге прожил,— писал он,— всего двух
хозяев переменил, ни под судом, ни под следствием не
был, в участке не ночевал, а ты, негодяй, не успел в лю-
ди выйти, а каждый месяц места меняешь. Дождесся:
скоро тебя хозяева от ворот метлой будут гонять...» Вто-
рое письмо было еще более грозное, в нем отец уже ка-
тегорически требовал моего исправления: «...а если ты,
негодяй такой, не остепенишься, то я тебе паспорта не
дам, а потребую тебя домой по этапу, а когда тебя до-
мой пригонят, сам розгами выдеру тебя в волостном
правлении при всем честном народе...»
Получив это грозное письмо, я всерьез забеспокоил-
ся, тем более что срок моего паспорта подходил к кон-
цу. Правда, я знал, что отец не приведет свою угрозу в
128
исполнение, хотя по тем временам имел полную возмож-
ность ее осуществить. Я знал вспыльчивый, но отходчи-
вый характер отца. Написал ему успокоительное письмо,
послал десять рублей денег, и отец немного успокоился.
За Невской заставой
Это один из тех рабочих
районов, который в истории революционного движения
сыграл огромную роль. Здесь были расположены
такие гиганты-заводы, как Невский судостроитель-
ный (бывший Семянникова), Александровский, Обу-
ховский, фабрики Паля, Максвеля, стеариновый за-
вод и др.
Исключительно рабочее население Смоленского трак-
та жило скученно, грязно, неблагоустроенно... Собирая
огромные налоги с рабочих, городская дума совершенно
не заботилась об их благоустройстве. По тракту было
расположено много трактиров, пивных, кабаков, церквей,
но никаких культурных учреждений; На шестидесятиты-
сячное население было всего два захудалых театра —
сад «Вена» и небольшой театр на стеклянном заводе.
Неудивительно поэтому, что по праздникам, после
получки, здесь бывали постоянные драки, скандалы, ху-
лиганское избиение прохожих. Полицейские участки на-
полнялись пьяными, избитыми, хулиганами. Своим дебо-
ширством славились, главным образом, «пскопские»
(псковские) — темные, неграмотные здоровые парни,
выполнявшие по заводам тяжелые черные работы.
Рабочее население Невской заставы по внешнему об-
лику и по внутреннему своему быту делилось на две ча-
сти: заводское и фабричное. Первое — более культурное,
с более высоким заработком и в огромном своем боль-
шинстве не связанное с деревней.
Фабричное население — в большинстве женщины,— с
малыми заработками, жившее в казармах, строго обе-
регаемое от внешнего влияния «благодетелями»-хозяе-
вами, хотя и слабо было связано с деревней, но еще хра-
нило крестьянские предрассудки и некультурность дере-
венского быта. Но как те, так и другие подвергались
безмерной эксплуатации, разнузданному произволу боль-
шой и малой фабрично-заводской администрации внутри
завода и фабрики. Попасть в участок в качестве ли пра-
вого или виноватого для рабочих — все равно означало
подвергнуться издевательствам, брани, а то и побоям
полиции.
5
Зак. № 98
129
Поэтому во время всяких недоразумений в своей
среде рабочие не обращались за помощью к полиции и
старались разрешить их собственными средствами. Не-
нависть к полиции даже у «серых» рабочих была на-
столько велика, что на «фараона», «архангела» и поли-
цейского вообще не распространялись законы человече-
ского общежития. Избить и даже убить полицейского
считалось подвигом, за который на том свете «сорок гре-
хов прощалось».
Сама рабочая масса в целом все-таки была настоль-
ко темна и политически неразвита, что вести в ее среде
пропаганду социалистических идей приходилось с боль-
шой осторожностью. Почти открыто можно было ругать
заводскую администрацию, полицию, попов, но нельзя
было задевать ни царя, ни бога. «Чашки бей, а самова-
ра не трожь»,— нередко можно было слышать окрики
от стариков, когда кто-нибудь из сознательной молоде-
жи задевал царя.
За Невской заставой в то время еще можно было на-
блюдать самые дикие сцены. Я сам был свидетелем то-
го, как в крещенье при тридцатиградусном морозе че-
ловек восемь рабочих, после того как поп отслужил мо-
лебен и освятил воду в проруби на Неве, один за дру-
гим бросались в ледяную воду, дабы «очиститься» от
грехов. Правда, стоявшая на берегу огромная толпа на-
рода, помнится, интересовалась не столько «очиститель-
ной» стороной дела, сколько смелостью и бесстрашием
купающихся:
— Вот отпетые головушки...
— Гляньте-ка, ребята, гляньте... Вон тот с бородой
не только что окунулся, а еще поплавал... голова...
— Опосля такого купанья беспременно нужно пол-
бутылку да на печку.
— Эх, сказал тоже — полбутылку... Тут бутылкой не
согреешься...
Дальше слышались разговоры о том, как где купа-
лись в «Иордане» и какие от этого получались послед-
ствия.
— Дурачье, ячменна мать,— выругался Быков, когда
я рассказал о крещенском купанье.— Ну вот видишь? А
ты хочешь с таким народом социализма добиваться...
Сперва образовать его надо.
— Ничего, раскачается, пойдет,— возражал я.
— Вот ежели бы его чем-нибудь ошарашить, он тог-
да поднялся бы, а так — где там...— безнадежно махнул
он рукой.
130
Подобные суждения о рабочем народе и его темно-
те мне приходилось слышать не раз от людей сочувству-
ющих и понимающих, но по тем или иным причинам сто-
ящих в стороне. «Трахнуть по затылку», «ошарашить»
чем-нибудь необыкновенным, чтобы пробудить рабочую
массу, было постоянной темой разговора также и более
нетерпеливых рабочих, которым не нравилась мелкая,
кропотливая будничная работа по организации и воспи-
танию рабочих и которые впоследствии ушли за «под-
вигами» к эсерам или анархистам.
Иногда у меня с Быковым происходили разговоры в
ином духе:
— Молоды больно вы... Нет в вас настоящей сурьез-
ности,— говорил он с сокрушением.
— Ну так что ж? Бороды понаклеивать нам, что
ли? — полушутя отвечал я.
«— Не верят вам... хлипки уж очень вы... Настоящий
сильный рабочий не пойдет за вами... А в них — сила.
— А вы бы, солидные, сами взялись за дело, чем нас
критиковать,— задетый за живое, возражал я.
— Да ты не сердись. Я хочу как лучше. А насчет нас
ты это напрасно — у меня детей охапка, мал мала мень-
ше, а Василий Евдокимов уж стар.
Эти и подобные им разговоры как-то невольно вызы-
вались всей окружающей обстановкой и бытом рабочих
Невской заставы. Здесь, на небольшом пространстве,
была стянута огромная масса рабочих. Особенно это
бросалось в глаза в праздники, когда, покинув свои ду-
шные «углы», «койки», казармы, рабочий люд веселым
муравейником высыпал на улицы и на целые версты об-
разовывал заторы, мешая движению паровичка, беспре-
рывно дававшего звонки. Естественно, что у каждого
сознательного рабочего при виде этих мирно гуляющих
рабочих возникал вопрос: а что могла бы сделать эта
масса, если бы она была сознательной? Если бы каким-
нибудь чудом удалось пробудить эту силищу и напра-
вить против царского самодержавия, полиции и капита-
листов?.. Ведь мы бы камня на камне не оставили от
старого рабского строя. Так думалось, так мечталось,
глядя на эту суровую, непроглядную действительность,
немногим одиночкам революционной молодежи, тону-
щим пока что в этой бездеятельной, а иногда и враждеб-
ной массе.
На квартире я поселился у Быковых. Кроме меня у
них было еще человека четыре жильцов, рабочих с бли-
жайшей фабрики. Было у них шумно, тесно и грязно. Но
«31
я чувствовал себя хорошо. Авдотья Петровна относилась
ко мне с исключительной заботливостью и вниманием.
Первое время довольно часто навещали меня мои ста-
рые друзья — Маракасов, Смирнов, Ваня Майоров и
другие. По-прежнему собирались, читали и обсуждали
всякие злободневные политические вопросы.
Иногда к нам попадали отдельные номера «Рабочей
мысли», которую мы с большим интересом читали. Но,
несмотря на этот интерес, для себя лично мы ее счита-
ли малоподходящей. Нам она казалась недостаточно
боевой. Но зато мы ее считали великолепным материа-
лом для ведения пропаганды среди малосознательных
рабочих; в ней много писалось о насущных нуждах ра-
бочих, печатались корреспонденции с фабрик и заво-
дов, продергивалась администрация.
«Сами-то руководители думают, конечно, иначе, а в
газете нарочно пишут не так резко, чтобы не отпугивать
малосознательную массу»,— так думали мы про себя о
«Рабочей мысли».
Однажды в модельную мастерскую я принес пере-
данное мне кем-то стихотворение, которое мне очень по-
нравилось. Привожу его, как оно сохранилось у меня в
памяти:
Гибнет счастье жизни нашей...
Мучается люд.
День-деньской с утра до ночи
Работай, трудись.
Дармоедов же, начальство
Бойся, берегись.
И никто наш труд не ценит,
Труд наш — не для нас:
Им живет и богатеет
Тот, кто мучит нас.
Глуп рабочий люд.
За начальство же молиться
В божий храм идут.
В храме поп им начинает
Проповедь читать,
Что теперь нужно молиться
И уметь страдать.
И терпит люд рабочий,
Терпит и молчит
И последнюю копейку
Он к попу тащит.
Стихотворение имело самый неожиданный успех да-
же среди рабочих-стариков. Его читали, переписывали,
учили наизусть, и, чтобы заполучить его, устанавлива-
лась очередь. Среди модельщиков у меня имелось нема-
ло врагов, которые не могли мне простить, что я при по-
до
ступлении отказался поставить «привальную». Широко
было известно, кто принес это стихотворение. Я пригото-
вился к самому худшему исходу. Но проходили дни, не-
дели, и мои опасения не оправдывались. После этого ко
мне многие, которых я опасался, стали украдкой подхо-
дить и просить, нет ли чего почитать. Этот успех стихо-
творения я мог объяснить исключительно тем, что в нем
не задевались ни царь, ни бог.
Но зато прокламации «Союза борьбы за освобожде-
ние рабочего класса» мне уже приходилось распростра-
нять с большей осторожностью, так как они сразу же по-
вергали в панику и раздражение «солидную», «почет-
ную» и отсталую часть рабочих.
За Невской заставой у меня скоро образовался об-
ширный круг связей с рабочими не только нашего заво-
да, но также с других заводов и фабрик. Среди них при-
поминаю Добровольского с фабрики Максвеля, Петра
Митрофанова от Паля, Михаила Сергеева — слесаря
и др.
Особенно большой горячностью среди них отличался
Добровольский. Когда мы собирались, он всегда прихо-
дил взволнованный, встревоженный и с дрожью в голо-
се рассказывал о какой-нибудь обиде или об оскорбле-
нии, нанесенном администрацией какому-либо рабочему
или работнице. Его гнев и возмущение обычно вызыва-
лись не столько самой администрацией, сколько той раб-
ской приниженностью и покорностью, с какой сносилась
обида.
— Эх-ма, видно, не скоро проснется рабочий на-
род,— с горечью махнув рукой, заканчивал он свою гне-
вную, беспощадную речь.
Иногда он цитировал Некрасова:
Буря бы грянула, что ли?
По возрасту Добровольский был старше нас, но он
был такой бурный, честный и так глубоко переживал
всякую несправедливость и обиду, что мы не на шутку
опасались, как бы он на чем не сорвался и не выкинул
какую-нибудь несуразную штуку.
После того как каждый из нас был достаточно про-
щупан, мы образовали кружок человек в шесть-семь.
Руководил нашим кружком высокий, с русой бородкой
студент Данилов * — спокойный, выдержанный, обстоя-
* Постоловский, впоследствии член большевистского ЦК — «Ва-
дим», потом, в эпоху реакции, совсем отошел от нас®.
133
тельный. Занятия наши происходили чаще всего в вое.
кресенье утром в комнате Митрофанова или у меня. Да-
нилов вначале стал нам рассказывать о жизни и борьбе
рабочих в Западной Европе. Слушали мы его со внима-
нием, но и он сам и мы чувствовали, что эти вопросы
нас не захватывают.
— Вы мне, товарищи, не стесняясь скажите, какие
вас вопросы интересуют? — обратился он к нам, когда,
очевидно, заметил, что мы его слушали больше из дели-
катности.
— Нам вот все говорят про заграницу да про то, как
рабочие плохо живут,— сказал Добровольский,— а вы
бы вот лучше рассказали нам, была ли у нас в России в
старину какая-нибудь борьба за свободу? Вот в книж-
ках пишут про Стеньку Разина и про Пугачева,— про-
должал Добровольский со свойственной ему прямотой и
непосредственностью,— что они разбойники, а правда ли
это?.. Простой рабочий народ, да и я сам ничего об
этом не знаем.
Добровольский очень удачно отразил наше тогдаш-
нее настроение, и мы с восторгом поддерживали выска-
занное им пожелание. В следующий раз Данилов про-
вел с нами несколько занятий на тему о крестьянских
бунтах. Эта тема нас настолько захватила, что мы, не
довольствуясь одними кружковыми сведениями, начина-
ли доставать книжки про Пугачева и Стеньку Разина.
Насколько я припоминаю, пропагандистские кружки
и тогда и позже, когда мне самому приходилось вести
пропаганду, редко доводили до конца свою программу.
Так же менялся состав нашего кружка, менялись и его
руководители.
Другим нашим руководителем был Сергей Дмитрие-
вич Львов *, студент-естественник, с большими голубы-
ми глазами и окладистой русой бородкой, которую он,
по-видимому, отпускал для того, чтобы скрыть свой
слишком юный возраст. На нас в то время он произво-
дил впечатление очень знающего и разносторонне обра-
зованного человека. Обычно каждый кружок в те вре-
мена начинался с политической экономии. Это предмет,
обычно сложный, с трудом воспринимался слушателя-
ми. Но Львов сумел заинтересовать нас. Он очень удач-
но иллюстрировал каждое положение каким-либо живым
примером или рассказом о быте заграничных рабочих и
* С. Д. Львов — ныне профессор ботаники в Ленинградском
университете 7,
134
об их борьбе за улучшение своего экономического поло-
жения. С Львовым мы настолько сблизились, что при-
глашали его на свои рабочие вечерки, чего мы удостаи-
вали не каждого интеллигента.
Наша культурная жизнь
Обычно, как только рабочий
становился сознательным, его уже не удовлетворяла ок-
ружающая среда, он начинал ею тяготиться, стремился
общаться только с себе подобными и пытался проводить
свое свободное время более осмысленно и культурно. С
этого момента начиналась его личная трагедия. Если это
был пожилой семейный рабочий, у него сейчас же воз-
никали разлады в семье, в первую очередь — с женой,
чаще всего отсталой, малокультурной женщиной. Она
не понимала его духовных запросов, не разделяла его
идеалов, боялась и ненавидела его друзей, ворчала на
него и ругала за непроизводительные расходы на книж-
ки, на другие культурные и революционные цели, а глав-
ное — опасалась лишиться кормильца. Если это был мо-
лодой рабочий, то неизбежно начинались нелады с ро-
дителями или близкими, которые имели над ним ту или
иную власть. На этой почве у сознательных рабочих соз-
давалось отрицательное отношение к семье, к женитьбе
и даже к женщине... На всякое соприкосновение с деви-
цами смотрели, как на покушение на личную свободу и
на потерю товарища для дела революции. Активный,
сознательный рабочий рассматривал себя как обречен-
ного, которому предстоит тюрьма, ссылка, нужда, голод,
лишения и нередко даже смерть. Обзавестись семьей —
это значит в лучшем случае к тяжести своих собствен-
ных страданий прибавить еще страдания своих близ-
ких, а в худшем случае — под тяжестью семейного бре-
мени уйти от революции.
Но уже и в то время кое-где начали выделяться сре-
ди работниц сознательные женщины, принимавшие уча-
стие в революционной жизни передовых рабочих и ста-
новившиеся их товарищами по борьбе.
Зимой в праздничные и свободные дни нередко устра-
ивали мы вечерки. Для этой цели выбиралась на ок-
раине или в глухом переулке у какого-нибудь сознатель-
ного рабочего квартира, приглашали надежную рабочую
молодежь, человек пятнадцать-двадцать, устраивали
чай с закусками, а для отвода глаз полиции покупали
немного водки. Девиц на этих вечерках бывало немного.
ш
Почти постоянными посетительницами были Ольга Ни-
колаевна и Анна Николаевна, о которых я упомянул
выше. Программа вечера обычно состояла из деклама-
ции стихов Некрасова, Апухтина, Никитина, пели хором
революционные песни, иногда под гармошку плясали
камаринского. Наибольшим успехом пользовались стихи
Некрасова: «Железная дорога» и «Размышление у па-
радного подъезда», которые с большим подъемом и уме-
нием декламировал один молодой рабочий с Александ-
ровского завода. Помню, как-то однажды читали сказку
Салтыкова-Щедрина «Коняга». Кроме рабочей публики
на вечерку приглашали кого-нибудь из интеллигентов,
который обычно вначале произносил революционную
речь, а затем уже публика разбивалась по кружкам и
вела между собой споры и обсуждение различных воп-
росов.
Бывало нередко, что наши знакомые интеллигенты
доставали для нас билеты на концерт, в театр или на
какую-нибудь студенческую вечеринку. Ходили мы на
эти концерты по три, четыре человека и держались всег-
да вместе, дабы чувствовать себя смелее. Музыка, пом-
ню, на концертах и в театре на меня не производила
никакого впечатления, мы ее не понимали, считали бар-
ской затеей. Драма была понятнее. Зато продекламиро-
ванное однажды артистом Тинским стихотворение «Хво-
стик» и еще какое-то другое, с «направлением», произ-
вели большое впечатление. Такую великолепную, за
душу хватающую декламацию мы слышали впервые.
Бывали в театре за Невской заставой на стеклянном заво-
де, когда ставили там «Отелло». Пьеса нам эта не по-
нравилась, а пьеса «Рабочая слободка» произвела боль-
шое впечатление.
Однажды, помню, нам достали билеты на вечер, по-
священный памяти Салтыкова-Щедрина. Дня за два мы
уже волновались, с нетерпением ожидая увидеть пред-
полагавшего там выступать писателя Короленко. Отпра-
вились гурьбой, человек пять, и заняли места в уголке,
чтобы не обращать на себя внимания.
На этом вечере выступали артисты, чтецы, деклама-
торы, между ними артистка Яворская, писатель Баран-
цевич, и, наконец, выступил Короленко. Среднего роста,
широкоплечий, с окладистой бородой и густой, вьющей-
ся шевелюрой. Короленко мы тогда едва ли что-нибудь
читали, но понаслышке знали как писателя-революцио-
нера, побывавшего в тюрьме и в ссылке, и были проник-
нуты к нему большим почтением. Его появление на три-
136
буне было встречено громом аплодисментов, перешедших
в овацию. Мы не отставали. Его бодрый, жизнерадост-
ный вид, простое, открытое лицо казались нам такими
знакомыми и близкими, что мы начали даже по этому
поводу острить.
— А знаете ли, ребята, он, наверно, хорошо камарин-
ского пляшет. Пойдем попросим его?
Все захохотали, потом окружили Короленко и долго
беседовали.
Наш внешний вид и та обособленность, с которой мы
держались, по-видимому, обратили на себя внимание. В
одном из антрактов какая-то молоденькая курсистка в
пенсне подсела к нам. Угадав ее. намерение, мы стали
шутить над нею.
— Вы, товарищи, будете рабочие? — спросила она.
— Рабочие.
— С какого завода?
— С разных... из-за Невской заставы.
— Читаете книжки?
— Все читаем,— ответили	мы,— даже «Рабочую
мысль» читаем и прокламации «Союза борьбы».
Девица опешила, смутилась, а затем предостерегаю-
ще полушепотом заговорила:
,— Так, товарищи, нехорошо говорить о нелегальщи-
не, можете на шпика или провокатора нарваться.
Мы весело рассмеялись.
Было у нас, наконец, еще одно «культурное» развле-
чение: хождение в гости к либералам, куда нас водили
для показа.
Так же, по двое, по трое (в одиночку мы не согла-
шались), предводительствуемые кем-нибудь из знако-
мых интеллигентов, мы отправлялись куда-нибудь на
Литейный или Невский в очень роскошную квартиру, в
которой мы не знали, куда себя девать. Нас радушно
встречал хорошо одетый, упитанный хозяин с дородной
дамой. Интеллигент подчеркнуто громко рекомендовал:
«Сознательные рабочие». Нас угощали чаем, всякими
диковинными закусками, до которых мы боялись дотро-
нуться, чтобы не оскандалиться. Наши беседы с либера-
лами носили очень натянутый характер. Они расспраши-
вали о тех или иных прочитанных книгах, спрашивали,
как вообще думают и живут рабочие массы и интересу-
ются ли они конституцией. Некоторые задавали вопрос,
читали ли мы Маркса. Всякая наша глупость, которую
мы от смущения изрекали, встречала снисходительное
одобрение.
137
Выходя от них, мы облегченно вздыхали и смеялись
над их непониманием нашей рабочей жизни, их чужим
для нас строем жизни и мышления.
— И за каким чертом мы к ним шляемся? — начинал
возмущаться кто-нибудь из нас.— На кой шут мы им
дались? Они ведь нашими руками хотят жар загребать...
Для себя конституцию добыть, а нам после этого под
задницу коленом дать...
Сопровождавший нас интеллигент пытался смягчить
наше настроение и доказывал нужность и необходимость
либералов для дела революции.
— До определенного этапа мы идем с ними вмес-
те,— примирительно говорил он.— Ну и нужно их ис-
пользовать, а потом пошлем их к черту.
Внешне мы соглашались, что, действительно, для де-
ла революции и либерал может быть полезен, но внут-
ри у нас все время нарастали какая-то неприязнь и не-
доверие к ним.
Иногда в нашем присутствии возгорайся спор о поэ-
зии, о музыке, о любви и тому подобных возвышенных
вещах.
Нашим любимым поэтом в то время был Некрасов,
стихи которого мы декламировали, пели. Они служили
нам орудием пропаганды. Никитина мы знали меньше,
но поэма «Бурлак», особенно первые строки:
Эх, приятель,
И ты, видно, горе видал,
Коли плачешь от песни веселой.,.—
нас настраивали на такой лад, что мы готовы были го-
ры сокрушать. Пушкина мы знали совсем мало.
Константин Лангельд, слесарь с Александровского
завода, значительно старше и развитее нас, часто не
выдерживал и встревал в этот возвышенный спор.
— Любовь, музыка, поэзия,— говорил он,— все это,
может быть, очень хорошие вещи, но нам, рабочим, они
недоступны.... Сейчас все это для лодырей, тунеядцев,
бездельников...
— Позвольте, позвольте, дорогой товарищ,— преры-
вал Лангельда задетый за живое какой-нибудь адво-
кат,— по-вашему выходит: мы, передовая, прогрессив-
ная интеллигенция — тоже тунеядцы, бездельники?
— Я этого не говорю, но вы им сродни... Их вы по-
нимаете, им сочувствуете, а нас, рабочих, не понимаете...
В нашей шкуре вы не были,— горячился Лангельд.—
Вот я сегодня уже третий день на заводе пробки к ци-
1ЭВ
линдрам притираю, а они два пуда весом... Я их дол-
жен целый день на руках держать. Приходишь домой,
тебе не до любви, не до поэзии, не до музыки, а скорее
бы до постели добраться. А бывает работа и похуже.
Ведь ваш Онегин с Ленским рабочему непонятны... Они
просто с жиру бесятся... Я бы послал их на завод к тис-
кам цилиндрочки притирать, а Татьяну с Ольгой за ткац-
кий станок посадил бы — в пыли да в грязи, да пусть
бы над ними мастер издевался... Послушал бы я тогда,
какие бы они песни запели.,,
Среди гостей происходило некое замешательство.
— Но ведь это же нигилизм?
— Нет, это у него от Писарева,— говорили другие.
— Но ведь марксизм не отрицает прекрасного.
— Ай да Костя, молодец... Задал ты сегодня трезво-
ну либералам,— торжествующие и гордые, выходя на
улицу, выражали мы наше одобрение Лангельду.
1900 год мы встретили в необычной, новой для нас
обстановке. Дня за три до встречи Нового года челове-
кам пяти-шести из нас роздали маленькие розовые при-
гласительные билетики. С захватывающим душу волне-
нием ожидал я наступления многообещающего вечера.
Говорили, что на вечеринке будут выступать с речами
Струве и Туган-Барановский8.
По двое, по трое пробирались мы, беспрестанно ог-
лядываясь, по какой-то очень глухой, отдаленной улице
Петербургской стороны. Когда мы вошли в квартиру,
она уже была полна народу. Студенты в куртках, в фор-
менных синих сюртуках, с светлыми пуговицами, стриже-
ные курсистки в простеньких темных платьях и какие-
то немногочисленные штатские. Все это двигалось, шу-
мело, спорило, смеялось. Мест для всех не хватало, мно-
гие сидели на полу в самых непринужденных позах. Мы
чувствовали себя весело, непринужденно и стали толка-
ться по группам, переходя из комнаты в комнату. Наши
знакомые студенты, к счастью, оставили нас в покое,
избавив тем самым от возможности подвергнуться обо-
зрению в качестве редких экземпляров «сознательных
рабочих».
Заглянув в одну из комнат, мы заметили лохматого
студента в синей косоворотке, поверх которой была на-
дета расстегнутая серая тужурка. Он стоял посредине
комнаты, бил себя в грудь, качал головой и что-то рас-
сказывал. Лицо у него круглое, курносое и очень серь-
езное.
Но сидевшая и стоявшая кругом публика покатыва-
1Э9
лась со смеха. Мы протиснулись и стали прислушивать-
ся. Студент очень смешно рассказывал, как народник-
социалист разговаривает с мужиком в деревне. Потом
с еще большим успехом он рассказывал библейскую ис-
торию о сотворении мира в пересказе пришедшего в де-
ревню на побывку подвыпившего солдата:
— ...И вот господь бог говорит пресвятой троице:
«Сотворим,— грит,— человека из глины по образу и по-
добию моему». И взял господь бог ком глины от земли,
дунул, плюнул и грит: «Быть по сему». Глядит и диву
дается пресвятая троица: стоит во фрунт перед всевыш-
ним первый человек Адам и рапортует господу богу:
«Скушно мне,— грит,— господи, бобылем жить на зем-
ле...»
Спокойный тон рассказа, круглое лицо рассказчика
без тени улыбки буквально заставляли всех стонать от
смеха... Я пытался сдерживать себя, напрягал все уси-
лия, чтобы лучше запомнить этот необыкновенный «ко-
щунственный» рассказ, поразивший меня своей смело-
стью, но меня душил смех, и слезы сдавливали горло.
А рассказчик в том же тоне продолжал:
— И вышел господь бог со святой троицей на балкон
свежим воздухом подышать. А когда глянул в свой гу-
столиственный сад, то не нашел там ни Адама, ни Евы.
Завопил господь бог громким голосом:
— Ада-а-а-м... Ада-а-амушка! Где ты?
— Зде-е-е-еся,— отозвался Адам.
— Идите сюда ко мне.
— Мы, господи, нагие... согреши-и-ли...
Рассердился тут господь бог со святой троицей, да
как крикнет гневным голосом:
— Ангельское воинство, силы небесные! Гоните их
из большого-то сада да в маленький палисадник!
Гонят их это по улицам-то с полицейскими да жан-
дармами, а народ-то стоит да дивуется....
Ожидавшиеся высокие гости — ни Струве, ни Туган-
Барановский — на вечерку не пришли. В общей комна-
те выступал доктор философии Филиппов 9. О чем он го-
ворил, я хорошо не помню, да и понимал его отвлечен-
ную речь плохо. Выступали еще несколько ораторов, и
все это закончилось пением «Дубинушки» и «Нагаеч-
ки»...
В общем самое большое впечатление на этой вечер-
ке на меня произвела «история сотворения мира», кото-
рую я почти всю запомнил и рассказывал потом в мас-
терской.
«40
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Имеется в виду «Оборона Красного дома» в 1898 г.— бой ра-
бочих в казарме фабрик Максвеля с полицией и жандармами. Под-
робнее см. в третьем и четвертом разделах сборника.
2	Художественные и публицистические очерки С. М. Кравчин-
ского (Степняка) «Подпольная Россия» (1882), переведенные самим
автором с итальянского на русский язык в 1892 г., впервые прав-
диво знакомили иностранцев с подлинным характером революцион-
ного движения в России, биографиями его выдающихся деятелей.
«Подпольная Россия» — настоящая поэзия революции — содейство-
вала воспитанию нескольких поколений русских революционеров.
8	Санаторий в Тайцах, пригороде Петербурга.
4	Никольская ткацкая мануфактура акционерного общества
«Воронин, Лютш и Чешер», ныне комбинат технических тканей
«Красный маяк».
5	О. Н. Мельницкая — революционерка, социал-демократия.
Участвовала в работе петербургского «Союза борьбы».
8	Д. С. Постоловский — социал-демократ с 90-х гг.; после
II съезда РСДРП сначала большевик, потом примиренец. С 1918 г.—
на государственной работе.
7	С. Д. Львов в 1898 г. поступил ив 1911 г. окончил Петербург-
ский университет. За участие в революционном движении дважды
исключался из университета. Арестовывался, после 12 месяцев тю-
ремного заключения выслан из столицы. Был близок к «Рабочему
знамени» и Петербургскому отделу «Искры» (1902). Впоследствии —
видный ботаник, с 1946 г.— член-корреспондент Академии наук.
8	О П. Б. Струве см. примечания 7 и 11 к воспоминаниям
В. А. Шелгунова. М. И. Туган-Барановский — один из вождей «ле-
гального марксизма». В 90-х гг. он часто выступал против народни-
ков. С начала XX в.— либерал. После Октября состоял в контрре-
волюционных правительствах.
8	М. М. Филиппов — литератор, доктор философии. В основан-
ном им журнале «Научное обозрение» публиковались и статьи
марксистов.
А. П. ТАЙМИ (ВАСТЕН)
Потомственный питерский рабочий Адольф Петрович Вастен
в 1896 г. с 15 лет пошел работать подручным к отцу, на Металли-
ческий завод. Через несколько лет стал членом социал-демокра-
тических кружков. Активно участвовал в революции 1905—1907 гг.
Прожил большую жизнь большевика-подполыцика. За подготовку
вооруженного восстания на Балтийском флоте в 1912 г. был аре-
стован и сослан в Туруханский край. В бурные месяцы 1917-го ру-
ководил Красной гвардией в Финляндии (являлся наркомом этой
страны по военным делам). Один из создателей Коммунистической
партии Финляндии. После установления там буржуазного строя —
Ю лет подполья, арест и ссылка на каторгу.
Один из руководителей Карело-Финской ССР.
Воспоминания А. П. Тайми «Страницы пережитого» выдержа-
ли несколько изданий. Здесь воспроизводятся по тексту 2-го изда-
ния (Петрозаводск, 1951).
141
СТРАНИЦЫ ПЕРЕЖИТОГО
Глава вторая
Тетка сказала:
— Ну, Адольф, пора тебе подумать о собственном
куске хлеба.
Это было сказано весной, когда я сообщил дома, что
благополучно закончил высшее начальное училище.
Мне еще не исполнилось пятнадцать лет, на завод
поступить я не мог. Я стал контрольным мальчиком
Финского легкого пароходства. Это пароходство содер-
жало летнюю линию на Неве. Пристани были на Крес-
товском острове, в Старой Деревне, у Черной речки, у
Летнего сада и во многих других местах. Особенно боль-
шой наплыв пассажиров бывал в воскресные дни, когда
тысячи жителей Петербурга устремлялись на Острова.
Я получил гимнастерку, брюки, пояс и шапку с золо-
той надписью: «Финское легкое пароходство». Меня на-
значили на пристань у Летнего сада. Подходил крошеч-
ный пароходик, публика спешила занять места, а я сто-
ял у турникета и время от времени провозглашал: «Сда-
вайте талоны в кассу!», «Талоны в кассу!» Талоны эти
приобретались вместе с билетами на гулянье в Ливадии,
Аркадии или в Крестовском саду и давали право на про-
езд. Плата за проезд — 5 копеек — вносилась в кассу.
Билеты пассажирам не выдавались. Зато перед сходня-
ми была вертящаяся калитка в виде крестовины. Каж-
дый поворот крестовины регистрировался механическим
счетчиком. Сколько раз повернется турникет, столько и
номеров отсчитает счетчик. Так контролировалась кас-
сирша. Моей обязанностью было — следить, чтобы пасса-
жиры проходили турникет по одному.
Кассирша была молодая, она не меньше меня люби-
ла пирожные и сдобные булочки. Поэтому мы легко сго-
ворились, как обманывать правление Финского легкого
пароходства.
Время от времени я умудрялся пропускать через тур-
никет сразу по два торопящихся пассажира. Счетчик ре-
гистрировал один поворот, а в кассе было два пятака.
Обо всех таких случаях я сигнализировал кассирше
пальцами — показывал один, два или три пальца, что
означало количество пропущенных «зайцев». Зато, когда
наступало время пить чай и я приносил большой, как
говорилось, семейный чайник кипятка, на нашем столи-
ке лежала великолепная снедь, которую мы с моей сооб-
щницей уплетали без всяких угрызений совести.
142
Эта бессмысленная деятельность окончилась, к сча-
стью, скоро — как только прошло короткое петербург-
ское лето.
В октябре мне должно было исполниться 15 лет, но
уже в сентябре отец сказал мне, чтобы я пошел утром к
воротам Петербургского Металлического завода, где он
сам работал, и дождался инженера.
— Когда он будет входить в завод, надо вежливо
снять шапку,— учил отец,— поздороваться и, назвавшись
сыном котельщика Петра Ивановича Вастена *, напом-
нить, что отец просил принять тебя на завод учеником.
Я сделал все, как велел отец. Инженер спросил:
— Тебе исполнилось пятнадцать лет?
— Через месяц исполнится.
Инженер сказал, чтобы я шел в контору и сообщил
о его согласии зачислить меня учеником в котельную ма-
стерскую.
На другой день ранним утром я пошел вместе с от-
цом на работу, Осенний сумрак царил среди непонятных
еще для меня каких-то мрачных железных конструкций
и верстаков, когда я вошел в котельную мастерскую.
Лишь кое-где светились желтые огоньки коптилок.
С последним утренним гудком мастерская огласилась
неимоверным грохотом, гулом и треском. Ухали боль-
шие молоты, стучали десятки слесарных ручников, виз-
жали пилы. Все это оглушало и пугало новичка.
Отец взял меня в свою бригаду. Мастерская изготов-
ляла котлы для кочегарок, бань и заводов, для отопле-
ния домов, а также пароходные двух-трехтопочные
котлы.
У меня было весьма хорошее для заводского ученика
образование, и поэтому было решено обучать меня на
разметчика.
В первый день я только приглядывался да выполнял
случайные поручения отца и других рабочих бригады.
Окончился этот первый день бедою. Вечером, когда
нужно было уже собираться домой, отец приказал мне
сбегать за водой для умывания. Умывальников в те вре-
мена на заводах не бывало. У рабочих были маленькие
ведерки, и умывались они тут же, у станка или верстака.
Я схватил ведерко, на которое указал отец, и побе-
жал по полутемному цеху. Водоразборная колонка была
за дверьми мастерской. Я открыл дверь и остановился
• В 1908 году обстоятельства заставили меня переменить фами-
лию Вастен на эту, которую я ношу в настоящее время.
143
на пороге, стараясь что-нибудь разглядеть в темноте. Ни
одного фонаря на дворе не было. Вдруг я почувствовал
сильный удар по руке: тяжелая дверь захлопнулась, и
большой палец левой руки зажало в дверной щели. Я
схватился за ручку двери, открыл ее, освободил руку и
увидел темное пятно крови. Прибежав к отцу, я сказал,
что, кажется, у меня оторвало палец. Отец поднес мою
руку к глазам и потом, крепко зажав в кулаке мой ра-
неный палец, побежал вместе со мной вон из цеха. Мы
примчались в проходную. Там дежурный фельдшер лов-
ко зашил рану, перевязал руку и сказал, что я могу три
недели не приходить на работу.
Этим происшествием как бы завершились все мрач-
ные впечатления первого дня. Котельный цех не понра-
вился мне. Может быть, именно этими первыми впечат-
лениями объясняется то, что я не захотел впоследствии
перенять профессию моего отца.
Но все же целый год я провел в этом цехе, в бригаде
отца, в качестве его ученика и подручного. Первой мо-
ей обязанностью было — держать измерительную рулет-
ку, когда отец размечал железный лист, из которого
нужно было склепать котел или другое какое-нибудь
изделие. Потом мне доверили циркуль. Отец делил лист
на четыре или шесть равных частей, а между его мет-
ками я при помощи циркуля ставил на одинаковых рас-
стояниях точки. По этим точкам потом сверлились дыры.
Это не была в прямом смысле учеба. Отец передавал мне
известные ему производственные навыки, но ни разу не
объяснил то или иное в работе.
Когда ему нужно было узнать, какой длины лист
железа необходим для котла, он открывал свою неизмен-
ную спутницу — объемистую тетрадь, в которой были
записаны все обычные встречающиеся размеры. Я же,
зная диаметр котла, по школьной привычке применял из-
вестную формулу определения длины окружности — ум-
ножал диаметр на три целых и четырнадцать сотых. И
тут у нас с ним происходили споры. Я отстаивал точ-
ность своего вычисления, результатом которого часто
бывало число с десятичной дробью. А отец в своей тет-
радке, имевшей, может быть, тридцатилетнюю давность,
находил округленные и приближенные величины.
Когда мы делали сухопарники для топочных котлов,
у нас также возникал спор. Нижнюю кромку листа, из
которого склепывался сухопарник, следовало вырезать
извилистой линией, в соответствии с формой котла. Отец
намечал эту линию на глаз. Я, пользуясь школьной гео-
144
метрией, доказывал ему, что он размечает неточно и что
сухопарник неплотно ляжет на корпус котла.
— Тут будет зазор, приблизительно в восьмую дюй-
ма,— утверждал я.
Отца это не смущало.
— Пустяки,— отвечал он,— сделаем жаровню, на-
греем, молотком и гладилкой пригладим, а болтами на-
тянем. Будет ладно!
Так он и делал, и получалось действительно ладно.
Мне все это было не по душе. То ли шесть лет шко-
лы научили меня уважать вычисления, точность, то ли
в этом проявился мой характер,— во всяком случае, ра-
ботать так, как мой отец, казалось мне занятием скуч-
ным. Все сводилось к навыкам, а мне хотелось, встре-
чаясь с новой задачей, решать ее самостоятельно.
Отец весьма смутно понимал, к чему я стремлюсь.
Поэтому он сказал как-то, что попробует устроить меня
в контору — учеником чертежника. Думалось ему, что
чистая работа больше мне понравится. Но я уже знал
не только наш котельный цех, а и весь завод и знал,
чего хочу.
Часто я бегал по делу — за болтами, за какой-ни-
будь арматурой — в механический цех. Вот там мне все
нравилось. Во-первых, точная и тонкая работа. Во-вто-
рых, и рабочие в механическом цехе были более куль-
турны по сравнению с нашими котельщиками. Это было
заметно и по внешнему виду. В зимнее время в нашем
цехе стоял холод, и мы работали в валенках, в шапках-
ушанках, в грубых рукавицах. А главное — в котельном
цехе, где было много неквалифицированной, чисто фи-
зической работы, значительная часть рабочих состояла
из недавних крестьян, людей по большей части негра-
мотных. В цехе царили грубые нравы, матерщина слы-
шалась постоянно. Молодежь хвастала своими похож-
дениями в кабаках и в других заведениях. Бывали и
Драки.
Забегая на минуту в механический Цех, я любовался
рядами негромко шумящих станков, с завистью следил
за размеренными и ловкими движениями токарей, за-
мечал, что люди в этом цехе держатся с несомненным
чувством собственного достоинства, что здесь меньше
унизительной неряшливости и грубости.
Вот в такой цех я пошел бы с большой охотой!
Отец не одобрял моего стремления. Ему казалось
естественным, что сын пойдет по той же дороге, кото-
рую прошел он сам. Впрочем, с отцом бы я сладил —
145
он был человек легкого характера. Главным противни-
ком, с которым спорить было нелегко,— был двоюрод-
ный брат отца — мастер Иван Осипович. Он занимал
должность помощника инженера по мастерским — ко-
тельно-сборочных и железных конструкций. Влияние на
заводе он имел большое и претендовал на решающий
голос во всех делах, касающихся его многочисленной
родни, работавшей в обеих мастерских.
— Избалуется Адольф в механической мастер-
ской,— говорил Иван Осипович отцу.— Там, в механи-
ческой, легкая работа и люди легкие... Не отпускай
Адольфа от себя.
И отец не отпускал.
1896 год, когда я поступил на Петербургский Метал-
лический завод, был годом бурного забастовочного дви-
жения. Это были забастовки с требованиями экономи-
ческого характера — повышения оплаты, сокращения
рабочего дня и т. п.1
В 1897 году забастовали и на нашем заводе2. Рабо-
чие требовали, чтобы по субботам работать только до
двух часов дня. Это давало возможность сходить в ба-
ню и, таким образом, воскресенье полностью посвятить
отдыху. Так как рабочий день продолжался десять с
половиной часов, то это требование имело существенное
значение. Требовали также полуторной оплаты сверх-
урочных часов.
Забастовали в субботу. Помню, мы подходили с от-
цом к заводу. Вся улица перед его воротами была за-
пружена народом. Доносились возбужденные голоса.
Отец сказал:
— Давай тут постоим,— и остановился подальше от
ворот.
Подходили все новые и новые группы и одиночки.
Отец останавливал своих давних приятелей, людей по-
жилых и уважаемых.
— Слышь, Иван Иванович,— говорил он,— погоди...
Нам вперед лезть нечего, можем и подождать. Там уви-
дим, куда дело повернет...
И постепенно вокруг него собралась большая группа
солидных мастеровых. Все они, как и отец мой, не хо-
тели смешиваться с толпой застрельщиков забастовки,
но и не рисковали соваться в ворота.
Там стоял отряд самых боевых рабочих, большей ча-
стью молодых. Если кто пытался проникнуть на завод.
144
^ти люди поступали довольно решительно. Сначала про-
сто заградят дорогу, потом, если человек проявляет на-
стойчивость,— плечами его оттиснут. Если же_ и это не
помогало, всегда находилась пара-другая крепких кула-
ков. Народ собрался в общем дружный...
У нас на заводе был один уже не молодой рабочий,
старший кочегар, человек неимоверной физической си-
лы. Опустив голову, чуть раскачиваясь, он пошел прямо
к калитке заводских ворот. Кто-то рискнул преградить
ему дорогу, но был легко отброшен одним движением
руки. Вот он слегка согнулся, чтобы пройти в калитку,
и тут же зашатался от удара. Переведя дух, он сказал:
— Не иначе — Анисим, сын...
И ушел от ворот. Действительно, то был его сын —
Анисим, из механической мастерской. Мне приходилось
видеть, как он, медленно читая «Отче наш», крестился
двухпудовой гирей... Его называли «мальчик Ани-
сим».
Кто-то крикнул, что идет директор. Все. насторожи-
лись. Было уже известно, что директор отказался обсуж-
дать требования забастовщиков. Он вышел из конторы
и, ни на кого не глядя, направился к тротуару, где стоял
его экипаж. Шагал он гордо, твердо, с высоко поднятой
головой. Замелькали шапки — директору кланялись.
Толпа, видимо, колебалась.
— Эх!..— с досадой вырвалось у стоявшего со мной
рабочего.
Вдруг он схватил меня за плечо.
— Попадешь?—спросил он меня, взглядом показы-
вая на камень, валявшийся под ногой, и на директора.
Я схватил камень, мгновенно прицелился, метнул...
Директор сразу переменился. Куда девался его гор-
дый вид! Камень попал ему в грудь, но большинство в
толпе не заметило этого. Зато все увидели, что дирек-
тор, который только что так важно выступал на своих
длинных ногах, вдруг бросился наутек, во всю прыть,
мимо сотен рабочих. Раздался смех, потом громовой хо-
хот. Тот рабочий, который подстрекнул меня кинуть ка-
мень, теперь одобрительно хлопнул меня по плечу.
— Молодчага... Так их всегда и надо, душителей!..
После этого толпа разошлась, и стало ясно, что ра-
ботать сегодня не будут. Забастовка началась.
Забастовка эта носила своеобразный характер. Ба-
стовали только по субботам.
147
В понедельник утром в заводскую контору были вы-
званы все старшие бригадиры и некоторые из наиболее
солидных, пожилых рабочих. Был там и мой отец. Глав-
ный инженер просил стариков воздействовать на осталь-
ных рабочих, чтобы прекратить забастовку. Но старики
деликатно помалкивали и давали понять, что трудно им
побороть волю трехтысячной массы рабочих. Перегово-
ры эти ни к чему не привели.
Опять пришла суббота. На этот раз мы работали.
Но как только прозвучал гудок обеденного перерыва,
по цехам раздались голоса: «Не уходи на обед! Рабо-
таем до двух!» В два часа, без всякого гудка или коман-
ды, мы убрали инструмент и пошли к воротам. Они бы-
ли заперты. Рядом со сторожами стояло человек десять
городовых. Этим хотели задержать наш уход с завода.
Куда там! Тысячная масса рабочих нахлынула и легко
смела с пути и сторожей, и городовых. В понедельник
директор, до сих пор державшийся неприступно, объя-
вил, что требования рабочих будут рассмотрены прав-
лением (завод принадлежал акционерному обществу).
И действительно, неделю спустя в цехах висели объ-
явления о том, что акционерное общество согласилось с
требованиями рабочих относительно сокращенного ра-
бочего дня по субботам. Рабочие победили. Были удов-
летворены также наши требования об устройстве умы-
вальников в цехах и о кипятильниках. Только оплата
сверхурочных оставалась такой же, как и прежде. Рабо-
чие прекратили забастовку.
Эта первая забастовка, в которой я принимал уча-
стие, произвела на меня огромное впечатление. Я по-
нял, что кроме силы богачей и начальников есть еще
другая сила, таящаяся в рабочей массе; что в те мину-
ты, когда мы действуем заодно,— нас боятся и подчиня-
ются нашей воле. Я увидел, что в такие минуты рабочий
как-то вырастает, а противники его теряют самоуверен-
ность. Я впервые почувствовал гордость рабочего чело-
века.
Кто учил людей действовать так умело и дружно,
кто подсказывал им приемы борьбы, я не знал. Время
от времени кто-нибудь из цеховых находил в своем ин-
струментальном ящике или вещевом шкафу квадратик
белой бумаги. А то бывало, что я пойду в уборную и
на смоляной стене увижу такой же листок. Я уже знал,
что этот клочок бумаги называется прокламацией, что
148
В цехе петербургского/завода
читать ее надо с оглядкой, а еще лучше без свидетелей,
дома, как делал отец, что никто никогда не говорит, от-
куда появилась она. Внизу на прокламаций обыкновен-
но стояла подпись: «Петербургский союз борьбы за ос-
вобождение рабочего класса». Спросил я отца, что это
за союз такой, но отец велел не приставать с вопроса-
ми и выкинуть все это из головы. Я понял, что отец не
знает того, о чем я спрашиваю, не знает и — боится.
Как-то раз мы проходили с ним по набережной Не-
вы. На другом берегу желтел шпиль Петропавловской
крепости. Отец огляделся, нет ли кого поблизости, а по-
том сказал, кивнув в сторону крепости:
— Мельница там...
— Какая мельница?
И он сообщил мне, сославшись на верных людей, что
в крепости имеется мельница для «крамольников». Са-
жают человека в камеру, кормят хорошо, а в той каме-
149
ре потайной люк. И когда нажмут кнопку, люк откры-
вается и человек попадает в мельницу.
Я спросил: кто это — «крамольники»?
— Бунтовщики против царя,— ответил отец.
Этот рассказ я напомнил ему спустя четверть века,
в 1919 году, когда работал комиссаром штаба Петро-
градского укрепленного района. Я привез отца в кре-
пость, показал ему все казематы, башни.
— Видишь, нет мельницы...
— Ну, может быть, ее потом сломали,— сказал
отец.— А раньше, говорят, была...
Эта легенда, имевшая в старые годы широкое хожде-
ние, отражала жестокую правду. Она родилась в народе
в 70—80-х годах, когда революционное рабочее движе-
ние, делавшее свои первые шаги, беспощадно подавля-
лось царизмом. Угодив в Петропавловку, человек почти
всегда исчезал навеки — либо умирал в каземате, либо
погибал в далекой Сибири. Отсюда и легенда о «мель-
нице». Мельницей, которая размалывала тысячи людей,
была вся система царского строя, с его тюрьмами, ка-
торжными работами и ссылкой в гибельные места луч-
ших представителей рабочего класса3. Эта мельница
действовала с беспощадным автоматизмом.
В 1897 году в Петербург прибыл с визитом француз-
ский президент Феликс Фор 4. Об этом почему-то много
говорили в городе и на заводе. Феликс Фор прибыл на
военном корабле, пришвартовавшемся недалеко от Ни-
колаевского моста (ныне — имени Шмидта). Много на-
рода спешило на набережную Зимнего дворца — посмот-
реть на французских моряков. Пошли и мы — я, двою-
родный брат Ваня, работавший токарем в нашем цехе,
и еще один паренек. Старшему из нас минуло семна-
дцать лет. Дело было вечером. Французы гуляли среди
глазевшей на них толпы, о чем-то непринужденно бол-
тая. На набережной было много студентов, гимназистов,
рабочей молодежи. Вдруг кто-то крикнул:
— Vive la France! Ура!..
Толпа подхватила возглас. Мы, трое, не поняли, ко-
нечно,- по-французски, но нам было весело, и мы тоже
кричали «ура!». Но вот в другом конце набережной
раздался крик: «Долой самодержавие!» Кое-кто и на
это ответил громким «ура!». Наша тройка тоже присо-
единила свои голоса. Какие-то люди, как по команде,
метнулись к студенту, крикнувшему лозунг. Должно
150
быть, то были агенты охранки. Но студент исчез в тол-
пе. Тот же возглас: «Долой самодержавие!» — послы-
шался вновь. И снова — «ура!» То там, то здесь разда-
вался чей-нибудь звонкий молодой голос, толпа вооду-
шевленно поддерживала его, а те несколько человек, ко-
торым почему-то нужно было поймать кричавшего, на-
прасно метались в темноте из стороны в сторону. Нам
это напоминало игру, и мы охотно приняли в ней уча-
стие, хотя смысл происходящего остался для нас неяс-
ным.
Рядом с нашей котельной была мастерская желез-
ных конструкций. Там работал разметчик Ханнонен. Это
был спокойный^ сильный человек лет сорока. В его
бригаде бывало порой до тридцати рабочих, конструк-
ции собирались громоздкие, сложные, но даже со сто-
роны видно было, как умело и уверенно руководит Хан-
нонен бригадой. К нему охотно шли работать, хотя из-
вестна была одна его черта: Ханнонен, глава большой
семьи, старался во что бы то ни стало заработать по-
больше и не щадил ни своих сил, ни своих помощников.
Как-то раз я сказал Ханнонену, что хотел бы посту-
пить к нему в ученики. «Разве тебе плохо учиться у тво-
его отца?» — спросил он. Я объяснил, что специальность
котельщика мне не нравится. Ханнонен подумал.
— Ну, хорошо, если Петр Иванович согласен, прихо-
ди,— сказал он.— Посмотрим, понравится ли тебе в на-
шей мастерской.
На следующее утро я уже работал в бригаде Ханно-
нена. В обед, когда я пришел домой, отец сердито спро-
сил меня:
— Где ты шлялся целый день?
Я ответил, что не шлялся, а работал у Ханнонена.
Отец только развел руками. Он уже знал, что в некото-
рых случаях я поступаю никого не спросясь.
Я многим обязан Ханнонену. Именно он сделал из
меня настоящего разметчика. В первый же день он по-
казал мне, как читать чертеж. Отец, когда вспоминал
обо мне во время работы, говорил: «Приглядывайся».
Других приемов обучения он не знал. Ханнонен был
прирожденный педагог. Казалось, он сам ощущал удо-
вольствие, когда терпеливыми своими объяснениями
превращал что-либо сложное и непонятное в простое и
ясное. Он требовал, чтобы я одновременно учился не
только разметке, но и сборке конструкций.
<11
Благодаря Ханнонену я приобрел умение работать и
заинтересовался своей профессией.: В мастерской про-
изводились конструкции железнодорожных мостов, бро-
невые башни для военных кораблей, купола. Мне нра-
вилось участвовать в создании этих огромных железных
сооружений.
Но за все это мой учитель требовал от меня работы
почти непосильной. Он ежедневно оставался на сверх-
урочные часы, иногда — до полуночи. Я должен был
быть при нем неотлучно. Бывали месяцы, когда мы вы-
рабатывали по 36 рабочих дней, вместо 25 нормальных.
Работали и по воскресеньям. Когда в воскресный день
Ханнонен задерживался на заводе только до двух ча-
сов, я прибегал домой, наскоро умывался, обедал и бе-
жал в какой-нибудь сад искать своих приятелей. Тетка
давала мне из каждой получки, т. е. два раза в месяц,
по полтиннику. Право на эти деньги я приобрел благо-
даря моим повышенным заработкам у Ханнонена. В
дальнейшем я уже стал получать столько, что мог
оставлять на свои развлечения из каждой получки
рубль. Мы с двоюродным братом Ваней обыкновенно
покупали билеты в цирк, в театр или же в сад «Новая
Бавария», а то и отправлялись гулять на Острова. Но
в те воскресные дни, когда бригадир задерживался в
мастерской до шести часов вечера, времени на гуля-
нье, которое я очень любил, уже не оставалось. При-
дешь домой усталый, поешь, и уже вечер — пора ло-
житься, ведь завтра на рассвете нужно идти на завод.
Ханнонен преследовал лишь одну цель: перебороть
нужду. Казалось, если бы можно было не спать, не тра-
тить времени на принятие пищи, Ханнонен совсем не
уходил бы из цеха. Должно быть* он был доволен мною.
Сил у меня в ту пору было хоть отбавляй, и я беспре-
кословно отдавал их работе, которую щедро взвали-
вал на меня Ханнонен. Я видел: ему нравилось учить
меня. Иногда этот суровый человек говорил мне одобри-
тельные слова. Казалось, он относится ко мне как к
сыну. Он был отличным мастером своего дела, а во мне,
я думаю, видел преемника.
Забегая вперед, расскажу о встрече с Ханноненом
много лет спустя. В 1910 году я приехал в Петербург
из Гельсингфорса и в один воскресный день отправился
на Успенское кладбище5, на могилу матери. Я встретил
Ханнонена. Он очень постарел за десяток лет, который
151
мы не виделись. Старик узнал меня, но отвернулся и
не ответил, когда я поздоровался с ним. Он не мог про-
стить мне, что я свернул с дороги, на которую он вывел
меня в юности. Для него я теперь был «арестантом» и
«бродягой». Уходя с кладбища, я думал о Ханнонене и
о моей матери — чем-то они были похожи. Вспомина-
лись постоянная озабоченность и старания матери, что-
бы я «вышел в люди». «А как она,— спрашивал я се-
бя,— поняла бы необходимость той жизни, которую я
веду, или отнеслась бы к ней так же, как Ханно-
нен?..»
Ответить на это было трудно.
Глава третья
Ваня Вастен, мой двоюрод-
ный брат, поступил на наш завод через четыре месяца
после меня. Целый год он служил в конторе, но потом
перешел в котельный цех. Его сделали учеником токаря.
У Вани было всего лишь трехклассное образование, но
парень он был способный и хорошо усваивал необходи-
мые для токаря знания. Мы были с ним неразлучны.
С некоторого времени я стал замечать, что у Вани
от меня имеются какие-то секреты. Чего-то он не дого-
варивал. Встречаясь утром на заводе, он отводил меня
в укромное место и показывал такую прокламацию, ко-
торой я еще не видел. Мы. читали ее, обменивались не-
сколькими словами о ее содержании. Я спрашивал:
— Где нашел?
— Подобрал,— неопределенно отвечал он. А потом
доставал из кармана еще две-три таких же и предлагал:
— Может, возьмешь?
Я брал у него прокламации и подбрасывал кому-ни-
будь из рабочих в инструментальный ящик или прикле-
ивал где-нибудь на стенке. Мне было ясно, что Ваня
что-то таит от меня. Он не мог не понимать, что я дога-
дываюсь об этом, но молчал. Значит, думал я, еще рано
рассказывать мне все. Клятва, которую мы дали друг
Другу в день похорон моей матери, оставалась в силе6.
Я знал, что когда-нибудь буду посвящен в тайну, и ждал
этого часа.
После того как я проучился у Ханнонена полтора
года, мне дали самостоятельную работу. Я все еще чис-
лился учеником — оставалось шесть месяцев до оконча-
153
ния необходимого трехлетнего срока ученичества, но на
самом деле выполнял обязанности разметчика и брига-
дира. В то время завод получил много заказов на раз-
личные железные конструкции. Простейшие из них бы-
ли поручены мне и бригаде сборщиков, работавших у
меня под началом. Это были стропила для крыши како-
го-то казенного сооружения. Я их размечал по черте-
жам, распределял работу среди сборщиков, наблюдал за
еб исполнением.
Рабочие моей бригады получали от рубля до рубля
пятидесяти копеек в день. Я» их бригадир,— только 65
копеек. Я пошел к мастеру Ивану Осиповичу с требова-
нием прибавки. Иван Осипович сделал огорченное лицо.
«Видишь ли, Адольф,— сказал он,— может получиться
нехорошо... Ты и так получаешь 65 копеек в день —
больше не имеет ни один ученик на заводе. И все зна-
ют, что ты — мой родственник. Если прибавить тебе,
люди скажут, что я это сделал ради родства».
Мне было наплевать на мою родственную близость с
Иваном Осиповичем, и я ему это объяснил.
— Люди видят, что работаю я за бригадира, а по-
лучаю, как ученик,— сказал я.— Все это вы нарочно го-
ворите, чтобы не дать прибавки...
Иван Осипович повздыхал и прибавил мне 15 копе-
ек. Больше полугода, пока не окончился мой учениче-
ский срок, я получал меньше моих подручных. Зимой
1899 года отец получил предложение перейти на Другой
завод. За ним прислал ранее работавший у нас инженер
Гершуни. Теперь он служил на котельном заводе Бель-
гийского акционерного общества и туда же звал отца.
Отец поставил условием, чтобы Гершуни взял и меня на
должность разметчика. Гершуни охотно согласился.
Тут произошел окончательный разрыв моих отноше-
ний с мастером Иваном Осиповичем. Когда я попросил
расчет, он выразил неудовольствие, как будто даже оби-
ду. Выходило, что он был для меня чуть ли не благоде-
телем, а я — человеком неблагодарным и безнравствен-
ным. Он намекнул, что надбавит мне через некоторое
время, если я останусь. Я не соглашался. Окончательно
рассерженный, Иван Осипович заявил:
— Две недели ты обязан проработать, а после этого
отправляйся хоть к черту в пекло.
Тогда я обругал его эксплуататором, прислужником
капитала и классовым врагом... Все это недавно было
вычитано мною из прокламации. Иван Осипович изу-
мился и крикнул:
154
Завод «Новое Адмиралтейство»
— Сейчас же получай расчет, и чтобы духу твоего
здесь не было!
Это мне только и нужно было.
На заводе Бельгийского общества я познакомился о
человеком, которого никогда больше не встречал, но за-
помнил на всю жизнь. Он работал в механическом цехе
слесарем. Я называл его по имени-отчеству,— не только
потому, что он был старше меня, а потому, что угады-
вал в нем какую-то значительную, хотя и не сразу за-
метную, силу. Как-то в обед я видел в руках у него
книгу. Он не читал ее — нельзя было даже и предста-
вить себе в те времена, чтобы рабочий в цехе в обеден-
ный перерыв читал книгу. Он ее принес, должно быть,
только что из дому, куда ходил обедать, и теперь хотел
спрятать в свой шкаф, куда вешал пальто и шапку.
Видимо, он перехватил мой удивленный взгляд.
Спрятав книгу и заперев шкаф, он подошел ко мне.
— Люблю читать,— сказал он, как будто продолжая
ранее начатый разговор.— В книгах много интересного...
А ты?
Я сказал правду — что после школы почти ничего не
читал. Он стал спрашивать, какие книги знакомы мне,
бываю ли я в театре, приходилось ли мне бывать на
каких-либо лекциях, чем вообще интересуюсь я, кроме
работы... И выходило, что, помимо той жизни, которой
я жил и которая была освящена примером отца, учите-
ля моего Ханнонена и всех, с кем я был близок, суще-
155
ствовала еще какая-то иная жизнь, незнакомая, но за-
манчивая.
Через несколько дней я получил от него «Углекопы»
Эмиля Золя 7.
— Почитай,— сказал он,— а главное, подумай о том,
что там написано.
Следующей книгой был «Овод» 8. Вернув ее, я спро-
сил, нет ли еще какой-нибудь книги.
— Понравилось?— спросил он.
Я признался, что и первую и вторую книги читал но-
чи напролет, что казалось мне временами, как будто на-
писано в них про нашу рабочую жизнь и борьбу с хозя-
евами.
— Ну то-то,— сказал он и обещал принести еще
книг, не хуже этих.
Но ему не удалось исполнить своего обещания. Дня
через два его уже не было у верстака. И больше он не
появлялся на заводе. Прошел слух, что он был аресто-
ван ночью у себя на квартире и уведен полицейскими
неизвестно куда. Больше я его не встречал...
ПРИМЕЧАНИЯ
1	В действительности стачки петербургских рабочих в 1895—
1896 гг., формально выставлявшие экономические требования, явно
носили и политический характер,
г Очевидно, это* были лишь волнения, носившие локальный ха-
рактер. «Хроникой революционного рабочего движения в Петербур-
ге» они не зарегистрированы.
3	В ссылку и тюрьмы царизм отправлял, как известно, не толь-
ко рабочих.
4	Франсуа Феликс Фор — президент Франции (1895—1900 гг.),
умеренно либеральный политический деятель. В 1897 г. для укреп-
ления франко-русского союза посетил Петербург.
5	Успенское городское кладбище располагалось на 18-й версте
по Финляндской железной дороге.
6	На поминках по матери А. Вастен и его двоюродный брат
И. Вастен дали клятву быть всегда вместе и говорить друг другу
обо всем откровенно.
7	Роман выдающегося французского писателя Э, Золя «Жерми-
наль» (1885)—правдивый рассказ о жизни и стачках французских
шахтеров в 60-х гг. XIX в.— показывает борьбу между трудом и
капиталом, предсказывает неизбежность революции. Вместе с тем
задачи I Интернационала и теория К. Маркса изображены автором
крайне упрощенно. Название русского перевода (1894)—«Углеко-
пы» — неточно отражает содержание романа.
8	Роман английской писательницы Э, Войнич «Овод» (1897,
русский перевод — 1900 г.)—страстная картина национально-осво-
бодительной борьбы итальянского народа против австрийского гне-
та. Благодаря высокому духу протеста и обаянию своего главного
героя пользовался в России громадной популярностью, особенно
у революционно настроенной молодежи,
156
Е. А. СКСНЕЧНИКСВ
Е. А. Окоьечкиков — старый большевик, участник революцион-
ного движения. Ряд его воспоминаний, в частности об истории Ме-
таллического завода, где он работал, опубликован в сборнике «О
революционном прошлом Петербургского Металлического завода»
(Л., 1926), из которого выбрана глава, относящаяся к теме нашего
сборника.
ПЕРВЫЕ СОБРАНИЯ
И ПЕРВЫЕ ЗАБАСТОВКИ НА ЗАВОДЕ
С 1894 года по 1899 год (на
Петербургском Металлическом заводе.—Е. О.) не за-
мечалось никаких рабочих выступлений. С 1899 года ра-
бочие стали немного раскачиваться; начали делать по-
пытки к устройству празднования 1 Мая, которое осу-
ществляли примерно таким образом: несколько более
-зрелых передовых товарищей и большая часть нас, мо-
лодежи, приходили утром к калитке завода ранее впу-
ска в нее рабочих (тогда рабочие впускались только в
калитку). Калитку мы закрывали, и в завод никто не
попадал. Когда после последнего свистка собирались
все рабочие, кто-нибудь из взрослых выступал и объяс-
нял значение 1 Мая. Шествий тогда никаких не устраи-
вали, а предлагали просто разойтись по домам. Да ина-
че в то время и нельзя было ничего предпринять: сей-
час же налетали казаки, всех разгоняли.
Таким примерно образом рабочие проводили и эконо-
мические требования, если не удавалось договориться с
администрацией мирным путем.
В такой обстановке прошел весь 1899 год.
Но вот после одной из забастовок в завод приехал
градоначальник, вызвал по нескольку человек от каж-
дой мастерской и сказал им:
— Я хозяин на улице. Пускай вас собирается хоть
десять тысяч, я разгоню вас мигом, и поэтому, если хо-
тите чего требовать, оставайтесь в заводе.
Мы это приняли к сведению и стали рабочих оста-
навливать внутри завода под аркой, хотя это было труд-
ней и нам, молодежи, пришлось здесь больше порабо-
тать. Когда надо было остановить рабочих, то мы выхо-
дили раньше под арку, и в некоторых случаях, зная, что
остановить трудно, брали даже камни в руки, чтобы
действовать посредством угрозы.
157
В то время рабочим нельзя было сказать, чтобы онц
выходили во время работы на двор на собрание. Они не
пошли бы, вот и приходилось останавливать их насиль-
но во время выхода на обед или вечером, т. е. все тре-
бования рабочих предъявлялись ими без перерывов ра-
боты днем. И повторялось это до тех пор, пока требо-
вание не удовлетворялось. Так было достигнуто оконча-
ние работ в субботу в 2 часа дня, тогда как раньше ра-
ботали до 6 часов вечера.
Так протекли два года: 1899 и 1900, без особых обо-
стрений, но и эти два года дали результат в смысле
сплочения рабочих. В 1901 году мы предъявили требо-
вание заводоуправлению окончить работы в четверг, на
последней неделе поста, иначе сказать, перед пасхой, в
два часа дня и оплатить за целый день. Переговоры по-
вели через выборных товарищей от каждой мастерской
за неделю до этого дня. Но прошло несколько дней, а
заводоуправление не шло на уступку. Тогда мы решили
прибегнуть опять к такому же средству, т. е. остановить-
ся всем заводом по окончании работ. День был из-
бран — среда
ПРИМЕЧАНИЕ
1 28 марта 1901 г. рабочие Металлического завода предъявили
хозяевам сравнительно мелкие требования. Начальство определенно-
го ответа не дало. Рабочие сожгли бумаги и мебель в конторе за-
вода. Была вызвана полиция. Но забастовщики уже разошлись.
Выслано из Петербурга около 50 рабочих (ЦГАОР СССР, ф. ДП,
ОО, 1898 г., д. 4, ч. 1, лит. Р, л. 21).
Заключение
Итак, мы коснулись процесса
формирования российского рабочего класса, превращения его в
гегемона освободительного движения, увидели рождение со-
циал-демократии, появление научного социализма в выступле-
ниях рабочих, складывание марксистской партии. Мы познакоми-
лись с началом революционной биографии российского пролета-
риата, отдельными биографиями рабочих, ставших первыми социал-
демократами.
О той поре, 90-х годах XIX века, осталось, совсем немного до-
кументов, материальных остатков истории, созданных самими же
рабочими,— и потому в своем роде уникальных и которым в кни-
ге о пролетарском авангарде, безусловно, первостепенное внима-
ние. Даже революционеры 90-х годов — народовольцы, идеализи-
<5В
ровавшие не рабочих, а по привычке, доставшейся в наследство
от старших товарищей — восьмидесятников, боготворившие кре-
стьян, даже они без оговорок могли пообещать напечатать без
всяких изменений, к примеру, листовку, если ее напишет непо-
средственно сам рабочий. Такую листовку, а точнее, целую бро-
шюру «Братцы-товарищи!», написанную рабочим Иваном Иванови-
чем Кейзером, опубликовала столичная «Группа народовольцев»,
действовавшая в глубоком подполье. Почему они это сделали?
В мировоззрении народовольцев нарастали элементы кризиса. Они
не могли не видеть, что их старые теоретические догмы обветша-
ли, а широты взглядов, теоретического бесстрашия, чтобы разо-
рвать со всем кругом идей народничества, встать на позиции марк-
сизма, у большинства членов «Группы народовольцев» еще не хва-
тало. Этим объясняются и их неоднократные контакты с социал-
демократами. И, напечатав в марте — апреле 1894 года брошюру
Ивана Кейзера «Братцы-товарищи!», народовольцы сопроводили ее
своей издательской маркой и примечанием-оговоркой: это напи-
сал сам рабочий для революционной социал-демократической про-
паганды среди рабочих, а мы, «Группа народовольцев», хотя и пе-
чатаем ее без всяких поправок, но за содержание не отвечаем.
Типографской техникой «Группа народовольцев» располагала
весьма посредственной, читать брошюру Ивана Кейзера было труд-
но. Тираж ее оказался мизерным. И сегодня даже крупнейшие ар-
хивохранилища страны этой подпольной брошюры не имеют. Разы-
скать ее удалось в фонде Вольной печати Публичной библиотеки
имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Автор «Братцев-
товарищей!» не был мастером-пропагандистом, пером он еще
только начинал овладевать, но сколько в этой брошюре неподдель-
ного чувства собственного достоинства! Сколько страсти в акту-
альнейшем призыве: «Рабочие, соединяйтесь!» А чего стоит такая
оригинальнейшая подпись: «Один из прозревших и мыслящих ра-
бочих»! Кейзер неплохо понял и изложил социальную динамику
общественно-политического строя царской России, очередные за-
дачи рабочего движения.
Впоследствии наиболее развитые рабочие не раз будут брать-
ся за перо, чтобы написать не только мелкие листовки, но даже
повести о рабочей жизни (см. рассказ С. Орлова в настоящем
сборнике), а также пропагандистские брошюры. Такова, например,
«Фабрика Паля» Виктора Павловича Ногина.
Но все это было спустя пять лет. И листовки Бориса Ивано-
вича Зиновьева и Ивана Васильевича Бабушкина появились через
Два года. А пока передовой рабочий Иван Иванович Кейзер на-
чал с небольшой прокламации.
Следующая известная нам листовка — обращение «Товарищи!»,
адресованное «К рабочим Путиловского завода», написанное Бо-
рисом Ивановичем Зиновьевым 4 декабря 1895 года по поводу
159
сбавки расценок за работу в паровозомеханической мастерской
на Путиловском заводе. Цель рассуждений рабочего Зиновьева
вроде бы проста и ясна — не позволять хозяевам еще больше при-
жимать рабочих, усиливать степень их эксплуатации. Однако с
удивлением и уважением к автору отметим ту высокую степень
обобщения, до которой поднимается он (кого в своих воспомина-
ниях Василий Андреевич Шелгунов любовно назовет «Бориской
Зиновьевым»): «Товарищи! Мы создаем своим трудом все, и это
все берут у нас богачи, отдавая лишь жалкие гроши для поддер-
жания нашей рабочей силы, нужной им для новой наживы!» А
средства борьбы? — средства именно политической борьбы, а не
только экономической, как может показаться на первый взгляд:
«Товарищи! Прекратим работу и не будем работать...»
Вроде бы эти призывы не новы для середины 90-х годов. В той
или иной форме они звучали еще в 1891 году в четырех речах ра-
бочих на первой в России маевке. Но в том-то и дело, что в усло-
виях кустарничества да при жесточайшей системе безжалостного
преследования революционеров каждой «смене» рабочих-марксис-
тов через год-два чаще всего всё приходилось начинать сначала.
Вот то же мы видим и в листовке Ивана Васильевича Бабушкина
«Что такое социалист и политический преступник?», написанной в
конце декабря 1895 года. В это время он жадно впитывал знания
в Смоленской (Корниловской) вечерне-воскресной школе для ра-
бочих и был уже видным руководителем пролетарских кружков
Невской заставы в Петербурге. Нет, это еще не зрелый публицист
Бабушкин, который в «Приложении» к девятому номеру ленинской
«Искры» — «В защиту иваново-вознесенских рабочих» — не оставит
камня на камне от либерально-народнических рассуждений фаб-
ричного инспектора Дадонова, обвинявшего во всех бедах рабо-
чих... самих рабочих, но в 1901 году его умению писать могли бы
позавидовать многие интеллигенты. Затем прочтите его воспоми-
нания 1902 года. Они, может быть, и не выделяются среди воспо-
минаний других рабочих-мемуаристов, публикуемых в настоящем
сборнике. Но ведь они написаны на четверть века раньше, в раз-
гар борьбы, а не после нее!
В листовке же 1895 года И. В. Бабушкин еще только учится
публицистике. Пожалуй, в ней мы найдем только ответ на вопрос
«Что такое политический преступник?». О социализме в строго на-
учном смысле слова в листовке почти ничего нет. Но здесь нужно
помнить, как и когда листовка рождалась. В ночь с 8 на 9 декаб-
ря 1895 года в Петербурге были арестованы В. И. Ульянов,
Г. М. Кржижановский, П. К. Запорожец, А. А. Ванеев, В. В. Стар-
ков и другие руководители петербургского «Союза борьбы за ос-
вобождение рабочего класса». Необходимо было ответить на эти
действия правительства, показать, что «Союз борьбы» жив, объ-
яснить рабочим, что социалисты не политические преступники, не
160
враги народа и государства, а люди, которые «отдают свою жизнь
для нашей же пользы». А потому Бабушкин пишет: «Силы наши
велики, ничто не устоит перед нами, если мы будем идти рука об
руку все вместе». И подпись: «Ваш товарищ рабочий».
Историю этого листка рассказали в своих воспоминаниях
М. А. Сильвин и Н. К. Крупская. Сильвин писал, что Бабушкин пер-
вым предложил внести в агитационные листки «политические мо-
тивы и написал первый листок политического содержания, издан-
ный, по его предложению, «Союзом борьбы». После ареста Лени-
на и других товарищей в декабре 1895 года он говорил: «Нельзя
ограничиваться темами о штрафах, мастерах и пониженной плате.
Теперь по поводу арестов на заводах вкривь и вкось толкуют о
«социалистах». Надо воспользоваться интересом к этой теме и
пустить популярный листок о социализме и борьбе за свободу».
Составленный им на эту тему листок Бабушкин передал нам че-
рез Н. К. Крупскую, у которой он был слушателем в вечерних
классах за Невской заставой» *.
А Надежда Константиновна Крупская сообщила такие допол-
нительные подробности: «Когда я пришла в первый раз после аре-
ста нашей публики в школу, Бабушкин отозвал меня в угол под
лестницу и там передал мне написанный рабочими листок по по-
воду ареста. Листок носил чисто политический характер. Бабуш-
кин просил передать листок в технику и доставить им для распро-
странения. До тех пор у нас с ним никогда не было прямой речи
о том, что я связана с организацией. Я передала листок нашим.
Помню это собрание — было оно на квартире Степана Ивановича
Радченко. Собрались все остатки группы. Прочитав листок, Ляхов-
ский воскликнул: «Разве можно печатать этот листок,— он ведь на-
писан на чисто политическую тему». Однако так как листок был,
несомненно, написан рабочими, по собственной инициативе, так
как рабочие просили его непременно напечатать, решено было
листок печатать. Так и сделали» **.
В данном сборнике немало и других интересных документов,
написанных рабочими. Составителю сборника удалось с помощью
сотрудников Ленинградского государственного музея Великой Ок-
тябрьской социалистической революции В. М. Ушаковой и М. В. Бо-
рисенко найти в фондах этого музея пачку пожелтевших от вре-
мени листочков — письма Б. И. Зиновьева к родным из Дома пред-
варительного заключения за 1895—1897 годы. Нет, в них не найти
какого-то нового политического материала, но они ценны для нас,
во-первых, детальным описанием условий жизни узников этой цар-
ской тюрьмы. Именно тюрьмы, хотя ее начальство почему-то оби-
* Сильвин М. А. Ленин в период зарождения партии. Воспо-
минания. Л., 1958, с. 88.
** Крупская И. К. Воспоминания о Ленине.— В кн.: Воспоми-
нания о В. И. Ленине. В 5 томах. Изд. 2-е, т. 1. М., 1979, с. 224,
6 Зак. № 98	161
жалось, когда их Дом называли так. А во-вторых, эти письма-до-
кументы передают большой накал человеческих чувств. На разные
лады Зиновьев повторяет, что ему в тюрьме в материальном смыс-
ле живется даже гораздо лучше, чем на воле. Он «здоров, дово-
лен»; «знайте, я нахожусь в лучшем положении, чем вы и все
остальные; у меня обеспечен обед и ужин, а у вас нет». Конечно,
наивно было бы думать, что в тюрьме заключенных так уж хоро-
шо' обеспечивали. И даже если сделать скидку на то, что Борис
Иванович хотел избавить свою бедствующую семью от всяких, да-
же малейших расходов, все-таки повседневный быт рядовой проле-
тарской семьи был намного хуже, чем условия тюрьмы. В крохот-
ной каморке, равной одиночной тюремной камере, на заводской
окраине жила семья Зиновьева из четырех человек. И потому: «все
наше прошлое было только одно горе, ну а будущее в наших ру-
ках, постараемся из него сделать что-нибудь получше прошедше-
го». Б. И. Зиновьев тверд в своих революционных убеждениях, он
сумел это выразить в письмах, проходивших строгую цензуру: «От-
куда возьмется у меня раскаяние, когда я сознаю, что поступил
так, как должен был поступить, когда я взвешивал каждый шаг,
хотя и сознаю, что были ошибки». Без сомнения, здесь речь не
о раскаянии, а об ошибках конспирации, об опрометчивой откро-
венности с людьми, оказавшимися провокаторами и агентами
охранки.
Воспоминания рабочих из первого раздела нашего сборника по-
явились по-разному и в разное время. Вот, например, воспоми-
нания Анны Разуваевой, записанные с ее слов на вечере воспоми-
наний брусневцев в 1930 году. Тогда она' прежде всего сказала:
«Я дочь рабочего с Путиловского завода, училась в школе, но не
окончила. Малограмотная». А затем, рассказывая о начале своего
жизненного пути, дополнила историю группы М. И. Бруснева хотя
и мелкими, но новыми и важными черточками. Бесхитростно, про-
сто, но по-рабочему правдиво. Из того же разряда — записанные
на вечере в Музее революции воспоминания Николая Федорови-
ча Тютерева. Здесь тоже вроде бы нет крупных событий и фак-
тов. Однако это первое впечатление обманчиво. Так, например,
оказывается, что для проведения маевки 1892 года в Петербурге
предпринималось не две известные историкам попытки, а три. Вы-
свечивается первая неудача маевки в Народном .саду рядом с до-
мом Нобеля. И не для этой ли намечавшейся сходки готовилась
речь Егора Туманова, которую потом, в июле 1892 года, зачитал
Иван Егоров?
Небольшой фрагмент из воспоминаний Е. А. Оконечникова bei-
глядит несколько суше. Чувствуется литературная правка, посколь-
ку готовился к печати в книге по революционной истории Метал-
лического завода в Петербурге. Но и здесь есть любопытные де-
тали, Разве не примечательно, что петербургский градоначальник
Н2
милостиво разрешил рабочим выступать с любыми протестами, но
только... на территории завода, и запретил выходить на охраняе-
мые им городские улицы? Да, многолик и многогранен российский
формализм и бюрократизм!
Многие мемуары рабочих написаны в советское время. Среди
них на первое место, несмотря на литературное несовершенство,
по справедливости следует поставить впервые публикуемые «Вос-
поминания из моей жизни» Егора Афанасьевича Афанасьева. Нахо-
дившийся с начала 90-х годов в эпицентре зарождения социал-де-
мократического движения среди рабочих, автор был вынужден
часто менять места жительства и работы. Благодаря этому в авто-
биографии Е. А. Афанасьева под своеобразным углом зрения пе-
ред нами разворачивается зримая картина быстрого мужания про-
летариата, расширения его борьбы.
Все документы этого раздела ставят немало серьезнейших во-
просов, характерных для своей эпохи. Г, М. Фишер, В. А. Шелгу-
нов, И. В. Бабушкин, С. И. Канатчиков, А. А. Митревич, А. П. Тай-
ми — все они по-разному прожили жизнь, в разное время и раз-
ными путями пришли в революционное движение, к работе в рево-
люционных кружках. В период зарождения социал-демократии в
России часто бывало так, что рабочие группы действовали как бы
параллельно, подолгу не соприкасаясь друг с другом. Мыслили-то
все по-социал-демократически, но каждый по-своему. Вот отчего
окраска этих мемуаров очень разнообразна. Но общим и неизмен-
ным в них остается — пролетарское начало, мощный зов и тяга
к марксизму, яркие картины его первых шагов на петербургской
почве.
Обычно все начиналось с чтения каких-то книг, которые дава-
ли знакомые, товарищи по работе, родственники. Очень скоро де-
ло доходило до подпольных листков и брошюр. Их якобы случай-
но находили или просто так приносили для ознакомления. Так бы-
ло с Семеном Ивановичем Канатчиковым, Адольфом Петровичем
Тайми. Вскоре они уже сами разбрасывали и рассовывали прокла-
мации. В целом такая картина приобщения к революционному дви-
жению, первых шагов на революционном поприще описана Ива-
ном Васильевичем Бабушкиным в политической прокламации, на-
печатанной «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса».
Затем приходило осознание своей силы, силы рабочих, их истори-
ческой роли. Недаром Канатчиков стал задаваться вопросами:
«...а что могла бы сделать эта масса, если бы она была сознатель-
ной? Если бы каким-нибудь чудом удалось пробудить эту силищу
и направить против царского самодержавия, полиции и капитали-
стов?.. Ведь мы бы камня на камне не оставили от старого раб-
ского строя». У арестованного Александра Сидоровича Шаповало-
ва на этой почве разыгрался целый конфликт с жандармским пол-
ковником, Гордо заявляя о своем достоинстве как рабочего, Ша-
163
повалов в ответ услышал брань: «Какой-то мальчишка, неуч, ра-
бочий, не умеющий связать двух слов». В другой раз Александр
Сидорович заявил жандарму: «Но, положа руку на сердце, еще не
известно, кто из нас служит родине,— это еще докажет история!»
И тогда полковник вовсе взбеленился: «Ничтожество! Полуграмот-
ный рабочий, верхогляд, заучивший и повторяющий, как обезьяна,
как попугай, чужие слова, и вдруг... осмеливается заявлять, что
«история нас с ним рассудит». Много чести! Да кто вы — студент,
литератор, ученый? Ведь вы простой полуграмотный мастеровой,
рабочий, мужик». А когда узник заметил: «...а ведь суда-то исто-
рии вы все-таки побаиваетесь!» — то был немедленно отправлен
в карцер. Но это, конечно, не смогло вытравить из рабочего ни
мысли о высоком предназначенйи пролетариата в истории, ни глу-
бокой приверженности его идеям социализма.
Естественно, перед рабочими, которые становились сознатель-
ными борцами против царизма и капиталистических порядков,
очень быстро возникал вопрос о выборе пути. Те, кто начинал на
рубеже 80—90-х годов, чаще всего в первую очередь знакоми-
лись с народовольцами. Немало страниц своих воспоминаний это-
му посвятили Г. М. Фишер, В. А. Шелгунов, И. В. Бабушкин и дру-
гие. Думается, что свое размежевание с народовольчеством каж-
дый из них задним числом несколько «выпрямлял», свои антина-
роднические настроения представлял в мемуарах более четкими,
резкими, чем они на самом деле были в действительности. Но зато
рабочие-мемуаристы сообщают интереснейшие подробности: о со-
браниях представителей рабочих кружков; об «экзаменах», которые
они устраивали пропагандистам перед тем, как доверить им веде-
ние занятий в собственных кружках; о том, как группе наиболее
видных в то время народовольцев в Петербурге (Браудо, Сущин-
ский, Зотов, Ольминский) приходилось носить под мышкой рабо-
ты Маркса. И главное, в этих воспоминаниях непоколебимо: про-
летарии сознательно выбрали для себя дорогу марксизма. Про-
изошло это не только потому, что группа интеллигентов социал-
демократов (в которую осенью 1893 года вступил и Владимир
Ильич Ульянов) проявила себя гораздо более активными работни-
ками в подполье, чем народовольцы, просто рабочие интуитив-
но— впрочем, некоторые уже вполне сознательно — и быстро по-
няли, с кем им по пути, кто привлекает их к революции, кто ви-
дит ее смысл в освобождении рабочего класса, в установлении
его власти.
Определенную роль в выборе этого правильного революцион-
ного пути играл пример рабочих на Западе. Больше всего, как вспо-
минает Г. М. Фишер, привлекала боевитость французского проле-
тариата, Парижской коммуны. «Постепеновщина» английского чар-
тизма настораживала. Характерно, что у Фишера не идет речи
о Германии с ее сильнейшей в мире социал-демократической пар-
164
тией, но уже редкими, в конце XIX века, массовыми выступления-
ми рабочих.
Едва ли можно из воспоминаний рабочих сделать решитель-
ные выводы о характере отношений рабочих-революционеров к
крестьянству, к роли крестьянства в революционной борьбе. Об
этом мемуаристы упоминают лишь вскользь. Исключение — тот же
Г. М. Фишер, который очень невысоко ставит движения крестьян
даже под руководством Степана Разина и Емельяна Пугачева. По-
жалуй, здесь для нас особенно интересно свидетельство совре-
менника о споре рабочих с народовольцами по поводу «голод-
ных бунтов» 1891 года на юго-востоке России. Передовые рабо-
чие явно выступили против идеализации их народовольцами.
Неоднократно возвращаются мемуаристы к темам классовой
борьбы. В. А. Шелгунов прямо говорит, что вся практика русских
пролетариев доказывала им правоту Маркса: пролетарии всех
стран — братья, «а все капиталисты всех стран — враги рабочих».
И потому... старому мастеровому Металлического завода стоило
только намекнуть пятнадцатилетнему рабочему пареньку Адольфу
Тайми, как в надменного директора завода, известного своими при-
жимками рабочих, издевательствами над ними, немедленно поле-
тел булыжник — самое распространенное оружие пролетариата
в борьбе в тот период.
Публикуемые мемуары богаты колоритными зарисовками бы-
та рабочих конца XIX века. О продолжительном рабочем дне,
часто присоединявшем к себе и ночи, пишут Г. М. Фишер,
В. А. Шелгунов, И. В. Бабушкин, А. П. Тайми и другие. Поскольку
они работали на совершенно различных предприятиях, то воспро-
изведенные ими подробности того, какие уловки пускала в ход
администрация того или иного завода, фабрики, также совершен-
но разные. Неизменно одно — положенный по закону Ю'/г-часо-
вой рабочий день практически оставался для рабочих почти всех
предприятий недостижимой мечтой. Лишь отдельные, наиболее ре-
шительно настроенные протестанты отчаянно боролись за свое
право не работать сверхурочно, не оставаться в цехах и мастер-
ских на ночь. Это, конечно, приводило сперва к столкновениям с
мастерами, к изгнанию протестующего из цеха, на другую работу,
а то и за заводские ворота.
Естественно, бытовые картины в каждом цехе или мастерской
были своеобразны. Но всюду эти порядки были основаны на жесто-
кой эксплуатации, на однообразном механическом отупляющем
труде, приносящем прибыль только хозяевам. Особенно в тяже-
лом положении оказывались фабричные рабочие. Менее разви-
тые, темные, забитые, вчерашние выходцы из многих российских
деревень, они и получали значительно меньше заводских (иногда
в несколько раз, а это при столичной дороговизне вело букваль-
но к нищенству), и жили в бытовом отношении заметно хуже. Ме-
165
тал л исты по сравнению с текстильщиками считались «аристокра-
тами». Г. М. Фишер ярко описывает свой поход вместе с П. А. Мо-
розовым в жилые казармы ткачей фабрики Торнтона на Охте.
«Когда мы вошли в помещение, нас обдало таким ароматом, что
трудно описать». Текстильщики буквально на глазах чахли, лиша-
лись зрения, зарабатывали туберкулез. «Лицо ткача или ткачихи
было особенно восковой прозрачности, как у человека больного
малокровием, никогда не высыпавшегося, готового уснуть в любое
время, с таким выражением, что ему все нездоровится, зябнется».
А как к этому относилось начальство? «Доктор» одной из фабрик
Невской заставы дал «компетентное» заключение по поводу про-
фессионального заболевания фабричных — болезни глаз: «Нет на-
добности в постоянной кровати для рабочих при глазном пункте» *.
И лечебницы не открыли. Кого волновало, что несколько сотен
фабричных рабочих Невской заставы лишились зрения вовсе или
частично ослепли?
Однажды И. В. Бабушкин и И. Ф. Костин также решили озна-
комиться с жизнью и бытом фабричных. Не зная, как они живут,
нельзя было руководить рабочими кружками Невской заставы.
В воскресенье они отправились в жилую казарму фабрик Макс-
велл. И сначала буквально задохнулись от ужасного запаха, рас-
пространявшегося из туалетов по всему зданию. В крохотных
комнатушках жило по восемь человек, и жительство стоило почти
15 рублей в месяц, хотя получали они всего по 8—15 рублей.
Внимание гостей привлекли яркие пологи. Из чувства естествен-
ной стыдливости ими разделялись стоявшие впритык друг к дру-
гу семейные кровати. «И все же фабрикант гордился тем, что он
благодетельствует рабочих, беря их на работу с условием, чтобы
они жили в этом доме».
Почти повсеместно существовал обычай устраивать «спрыски»,
«литанки» и т. п„ когда впервые поступивший на завод или фабри-
ку должен был выставить выпивку своим новым товарищам,—
только после этого он считался равноправным членом коллекти-
ва. Правда, этот весьма разорительный обряд, как пишут Г. М. Фи-
шер и И. В. Бабушкин, имел и одно неоспоримое достоинство:
«...на этих спрысках довольно часто учили старших бригадиров за
их длинные языки, кляузничество. Следы этого учения иногда оста-
вались недели на две под глазами у старших».
Что касается быта рабочих, хотелось бы обратить внимание чи-
тателя на одно исключение, существовавшее на заводе «Сименс-
Гальске». Здесь рабочие зарабатывали, как пишет Г. М. Фишер,
«хорошо» и выглядели чисто. «Вся эта метаморфоза достигалась
очень простыми вещами: два раза в неделю давали рабочим по
небольшому кусочку мыла и меняли маленькие полотенца: устрое-
• ЦГИА СССР, ф. 759, оп. 89, д. 216а, л. 174—176,
166
но было место для умывания теплой и холодной водой; сделаны
были шкафы, куда можно было вешать на номер ярлыка чистую
одежду, приходя на работу, и сменять рабочую, уходя с работы».
О порядках на этом электротехническом заводе, где работали вы-
сококвалифицированные рабочие, главным образом иностранцы,
пишет и С. И. Канатчиков.
Однако не следует думать, что владельцы завода не эксплуа-
тировали своих рабочих. Просто они являли собою ту немногочис-
ленную прослойку заводчиков и фабрикантов промышленной сто-
лицы, которая не делала ставку лишь на удлинение рабочего дня,
прямое сокращение заработной платы и т. п., а искала новых пу-
тей извлечения прибыли — за счет интенсификации производства,
за счет создания более благоприятных условий труда и быта рабо-
чей силе.
Для тех, кто интересуется отечественной историей, думаем,
особенно любопытны те части публикуемых воспоминаний, где
речь идет о пролетарской нравственности, уровне культуры рабо-
чих, способах приобретения ими знаний. И. В. Бабушкин в 1902 го-
ду вспоминал, что, по мнению рабочих-передовиков 90-х годов, ни
один сознательный социалист «не должен пить водки, и даже ку-
рение табака мы осуждали... В это время мы проповедовали так-
же и нравственность в строгом смысле этого слова. Словом, мы
требовали, чтобы социалист был самым примерным человеком во
всех отношениях, и сами старались всегда быть примерными».
Взгляды Бабушкина были строгими и даже суровыми, он явно «пе-
регибал палку»: если кто-нибудь хоть немного «грешил», то «я со-
вершенно не считал способными таких людей быть участниками
партии». Впоследствии, через 7—8 лет, Иван Васильевич признал
свою ошибку: «В один прекрасный день не повернешь всего ми-
ровоззрения широкой массы настолько, чтобы она стала идейной,
как отдельные личности из ее среды».
Общий уровень культуры рабочей массы 90-х годов в целом
был очень невысок. Класс пролетариата еще только формировал-
ся. Передовых, сознательных рабочих было совсем немного. Тяга
к культуре, к знаниям только пробуждалась. С другой стороны,
образованность и культура рабочих резко обостряли их отношения
в семье, с мастерами, а иногда и с товарищами, жившими по-преж-
нему в темноте и невежестве. Грамотные устраивали (это было не-
часто) вечерки, на которых читали стихи, пели. Некоторые из
числа сознательных рабочих по приглашению знакомых интелли-
гентов изредка ходили в театры, на концерты, в гости к либера-
лам. Обо всем этом довольно живо рассказывает С. И. Канатчиков,
Вообще же подобного рода зарисовки встречаются очень редко.
Умственно развивающиеся рабочие быстро делали и первые,
и вторые шаги. Посмотрите, какой неодолимой тягой к знаниям
проникнуты письма из тюрьмы Б. И. Зиновьева! Он просит семью
167
ничего не присылать ему: бережет каждую копейку родных. Но
ему «до зарезу» нужны были учебники немецкого языка и курс
физики Краевича! Современники поражались, как Зиновьев сво-
бодно и легко разбирался в таком сочинении Карла Маркса, как
«К критике гегелевской философии права». Рабочий А. П. Тайми
увлекался «Углекопами» Эмиля Золя, «Оводом» Этели Войнич.
А. А. Митревич и М. И. Калинин жадно читали В. Г. Белинского,
«изящную литературу», русских классиков. Интересовались физи-
кой, геометрией, химией и... создали философский кружок, в ко-
тором осваивали вольтерьянство, гегельянство и т. п.
Очень интересны и те рассказы рабочих, которые мы были
вынуждены из-за ограниченности объема сборника большей частью
опустить. Речь идет об их «тюремных воспоминаниях», в которых
уделено большое внимание «рабочим университетам». Образование
у пролетария чаще всего было — несколько классов начального
училища или церковноприходской школы. И вот пребывание в цар-
ских тюрьмах рабочие-революционеры активно использовали для
своего развития. Многие из них, приобретая бесценные навыки
самообразования и самосовершенствования, становились культур-
ными и образованными людьми.
Безусловно, основное место в материалах первого раздела и
всего сборника занимают воспоминания Г. М. Фишера, В. А. Шел-
гунова, И. В. Бабушкина, А. П. Тайми и других о том, каким обра-
зом они знакомились с марксизмом, делались социал-демократа-
ми. Каждому из них на жизненном пути встретился свой проповед-
ник научного социализма. И первая книжка по научному социализ-
му у каждого была своя. А вот быстрое превращение едва освоив-
ших начала грамоты рабочих мальчишек в признанных и автори-
тетных борцов за революцию является закономерным и характер-
ным для многих рабочих 90-х годов. В. И. Ленин подчеркивал, что
именно эти, выросшие в передовиков, рабочие середины 90-х го-
дов «начали создавать рабочую социал-демократическую пар-
тию. Без неустанной, героической и упорной работы таких пе-
редовиков в пролетарских массах РСДРП не просуществовала бы
не только десяти лет, но и десяти месяцев» *.
Иными словами, речь идет о формировании передового про-
летарского слоя, сознательно «вырабатывающего» из себя социал-
демократов, «рабочую интеллигенцию». В. И. Ленин придавал ей
очень большое значение и в 1899 году писал по этому поводу:
«В России уже есть эта «рабочая интеллигенция», и мы должны
приложить все усилия к тому, чтобы ее ряды постоянно расширя-
лись, чтобы ее высокие умственные запросы вполне удовлетворя-
лись, чтобы из ее рядов выходили руководители русской социал-
демократической рабочей партии» **. А двумя годами раньше, в
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 20, с. 81.
•* Там же, т. 4, с. 269.
«68
1897 году, В. И. Ленин утверждал, что социал-демократическая
«агитация среди передовых слоев пролетариата есть вернейший и
единственный путь к пробуждению (по мере расширения движе-
ния) и всего русского пролетариата» *.
Мемуары рабочих представляют большой интерес и для ши-
рокого читателя, и для специалиста-историка. Стоит взять в руки
любой научный труд, любую монографию или специальную науч-
ную статью по истории петербургского «Союза борьбы за осво-
бождение рабочего класса», и вы в примечаниях и комментариях
обязательно увидите ссылки на воспоминания В. А. Шелгунова,
И. В. Бабушкина, М. Г. Фишера. На чем, как не на их свидетельст-
вах, следует основывать исследования сложных вопросов первых
шагов нашей партии. Их зарисовки — достаточно точный и правди-
вый материал.
Заслуживают самого пристального внимания, ибо помогают
объемно понять смысл многих ленинских оценок, выводы и обоб-
щения, сделанные самими рабочими. К примеру, В. А. Шелгуноз
об историческом значении петербургского «Союза борьбы за ос-
вобождение рабочего класса» в 1933 году писал: «Создание этого
«Союза борьбы» можно считать первой основной вехой петербург-
ского революционного движения на пути, идущем от первых круж-
ков к теперешней нашей компартии». Не пройдет исследователь
раннего периода истории Коммунистической партии и мимо инте-
ресного момента в воспоминаниях Г. М. Фишера о том, когда (по
времени) был впервые поставлен вопрос о подготовке учредитель-
ного съезда для оформления партии. Этот вопрос прозвучал в
кружке, куда входил Г. Фишер, из уст В. В. Старкова, соратника и
единомышленника В. И. Ленина. В это же время, в 1894 году, в
книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-
демократов?» эту очередную и важнейшую задачу для складывав-
шейся Российской социал-демократической рабочей партии вы-
двигает и В. И. Ленин. Любопытна реакция рабочих этого кружка:
«...съезд желателен, но в данный момент преждевременен, так как
социал-демократическое движение еще недостаточно развито. На-
до созвать его некоторое время спустя и в основу положить „Ма-
нифест Коммунистической партии" и „Эрфуртскую программу"».
В разных аспектах освещают материалы раздела такую важ-
нейшую тему, как начало революционной деятельности молодого
Ленина. Здесь — и знакомство рабочих с его ранними произведе-
ниями, и его занятия с рабочими марксизмом. Известно, что
В. И. Ленин с большой активностью вел теоретические занятия
в ряде рабочих кружков. И как вел! Слушатель одного из таких
кружков рабочий М. И. Бодров писал, что дни учебы а кружке
В. И. Ульянова «были лучшие наши дни. У нас прямо глаза откры-
* Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 449.
169
вались. Мы чувствовали, что светлее нам становится после бесед
с ним» *. Владимиру Ульянову казалось этого мало. Он щедро от-
давал свои знания также и отдельным рабочим. Известны, напри-
мер, его индивидуальные занятия марксизмом с И. И. Яковлевым,
Г. М. Фишером. Яковлев вспоминал, что Владимир Ильич читал
ему «Капитал» и при этом «каждый абзац, где встречались какие-
либо трудности, он объяснял, и объяснял так, как только он один
и мог: и коротко, и ясно» **,
Итак, 90-е годы XIX века — переломная эпоха. Во всем мире
свободный капитализм в это время завершает цикл своего разви-
тия и приближается к грани перехода к империализму. Мировой
революционный центр начал перемещаться с Запада в Россию.
Освободительное движение в нашей стране приобретает характер
пролетарского. Российское рабочее движение начинает соединять-
ся с научным социализмом. Пролетариат обретает черты класса,
а его социал-демократический авангард неудержимо продвигает-
ся по пути создания пролетарской партии нового типа.
Все это и нашло то или иное отражение в прочитанных нами
воспоминаниях рабочих-революционеров,
* Пропагандисты. М., 1936, с. 24—25.
** Яковлев И. И. Воспоминания о В. И. Ленине и петербург-
ском «Союзе борьбы».— В кн,: В начале пути, с. 359.
РАЗДЕЛ 2

БУНТАРСКОЕ
НАСТРОЕНИЕ
- РАБОЧИХ
ОКРАИН
Я. А. АНДРЕЕВ
Петербургский рабочий Яков Андреевич Андреев родился
в 1873 г. В 90-е гг. стал участником подпольных социал-демокра-
тических кружков в Петербурге. Из*>а арестов близких по рево-
люционному делу товарищей-рабочих перебрался в Колпино. Здесь
трудился на Ижорском заводе. Вместе с А. П. Фельдманом соз-
дал первый социал-демократический кружок в Колпине. После аре-
ста 11 января 1898 г. был выслан из столицы. Работал в Костроме,
Саратове. Делегат V съезда РСДРП, большевик. Неоднократно аре-
стовывался. Участник Февральской и Октябрьской революций.
В 1917 г. работал во фронтовых большевистских организациях.
Публикуемые воспоминания Я. А. Андреева интересны преж-
де всего описанием жизни в Колпине, в его рабочей среде. Не-
мало здесь и важных деталей, связанных с «Рабочей мыслью».
Воспроизводятся воспоминания по тексту журнала «Пролетарская
революция», 1923, № 2 (14).
1897—1898 гг. В КОЛПИНЕ
Революционное террористи-
ческое движение конца 70-х и начала 80-х годов 1 оста-
вило после себя некоторых рабочих, участников этого
движения2. Часть их осела в Колпине и до известной
степени поддерживала здесь воспоминания о прошлом
даже в конце 90-х годов. Под пьяную руку эти рабочие
читали прежние ходовые революционные стихотворения
вроде «На смерть Мезенцова» 3, «Железная дорога» 4 и
т. д. и рассказывали о Желябове, Перовской, Кибальчи-
че и др. крупных террористах5. Петербургские рабочие
шли в это время по пути классовой борьбы против ка-
питалистов; поэтому, насколько я помню, они не отво-
дили воспоминаниям о прошлом много места; в Колпине
же такого движения не было, да, пожалуй, не было аб-
солютно никакого движения, и рабочие в лучшем слу-
чае знали о нем только понаслышке. Естественно, что
на некоторых молодых рабочих рассказы о прошлом
172
производили сильное впечатление — это их революцио-
низировало.
Сами рассказчики не годились ни для какой серь-
езной работы по рабочему движению. Они обросли уже
мхом обывательщины, обзавелись домишками, пьянст-
вовали и вообще ничего общего с прежней деятельно-
стью не имели. Ио их рассказы имели безусловно поло-
жительную сторону: молодые рабочие зажигались огонь-
ком протеста к современной им действительности, чго
давало возможность быстрее с ними сходиться по воп-
росам рабочего движения.
Активную социал-демократическую работу в Колпи-
не в первой половине 90-х годов пробовали вести толь-
ко два товарища (рабочие): Кейзер5 и Петерсон7. К
1896 году оба они были, однако, на виду у полиции. Пе-
терсон часто выезжал из Колпина, иногда на год, и тем
самым спасался от ареста, а Кейзер вскоре по моем при-
езде в Колпино был арестован.
Мое перемещение в Колпино из Петербурга обуслов-
лено было отчасти личными делами, отчасти тем, что
после стачки ткачей (30-тысячной) мне, бывавшему ра-
за два на допросе в охранке по делу о распространении
прокламаций, предложено было «пропасть» для поли-
ции. И вот, когда я приехал сюда, здесь, на Ижорском
заводе, я встретил то, что я выше отметил,— здесь было
довольно пусто.
Молодежи, группировавшейся возле Кейзера, я не
нашел; Петерсон давно был в отъезде. Единственные со-
участники, по-видимому, слабо налаженного кружка то-
варища Кейзера — братья Дулашевы 8, на которых я на-
брел, оказались совершенно неспособными продолжать
кружковые занятия своего предшественника. Между
прочим, они были очень завалены дешевой сдельной
слесарной работой, причем вырабатывали в день, вме-
сте с заработной платой на заводе, вдвоем всего один
рубль, а семью имели большую.
После неудачных попыток примкнуть к нелегально-
му кружку, с другой стороны, не имея личных связей с
Питером, кроме семьи столяра Ганцева, примыкавшей к
питерским рабочим организациям лишь пассивно,— я
несколько месяцев жил так, как там все жили: ходил
по кабачкам, работал, бывал на местных рабочих «ба-
лах» и прочее.
Но спустя несколько месяцев установилась связь с
интеллигентным конторщиком из прокатной мастерской
А. П. Фельдманом9, затем с В. А. Ванеевым (братом
173
известного члена «Союза борьбы», умершего в ссыл-
ке) 10. И тот, и другой были довольно развиты. Фельд-
ман выписывал «Новый, мир» и «Русское богатство» н.
Помню, как мы, выписывая последний журнал для меня,
неожиданно попали в гости к Михайловскому и Коро-
ленко 12. Любопытно отметить, что идеолог народниче-
ства не только не стремился навязать нам свои взгля-
ды, но и очень хорошо высказался о Г. В. Плеханове 13,
ознакомив нас с его марксистским направлением. По его
мнению, рабочие должны учиться, как бороться с капи-
талистами и царским строем по Плеханову, потому что
он как раз больше всего занят разбором ученых работ
о рабочем классе. Не знаю, знал ли что-нибудь о Пле-
ханове Фельдман, но я о нем абсолютно ничего не знал
в то время и впервые услышал о нем из уст его прин-
ципиального противника, Михайловского 14.
Вскоре к нашей тройке присоединились плотник
А. Ветц и слесарь В. Ефимов. Когда мы узнали, что
В. Ванеев может добывать в Питере листки и книжки
нелегального содержания (он, оказывается, имел их, но
конспирировал от нас), мы заставили его привозить их
к нам. Однако он делал это неохотно, очень редко и, по
понятным причинам, осторожно.
Таким образом, стихийно создалась небольшая груп-
па лиц, которая не могла ограничиться простыми чаепи-
тиями, тем более что я, изредка бывая в Питере у Ган-
цевых, хотя и неопределенно, но узнавал, что там рабо-
тают нелегальные организации. Это меня подзадорива-
ло, и я не раз расписывал среди своих товарищей, как
хорошо живут рабочие в Питере. Отсюда вытекало, что
и нам что-то следовало делать. Но что именно, я не
представлял.
Однажды Ветц, очень непосредственный и решитель-
ный человек, остановившись на этом вопросе, резко ска-
зал: «Конечно, зря болтать языком не дело. Если учить-
ся — так для чего-нибудь, а не просто для времяпрепро-
вождения».— «Но ведь у нас ничего и никого нет»,—
сказали ему. «А какого черта нам надо. Давайте уст-
раивать сходки; давайте говорить, что мы знаем о на-
шей жизни; ругать рабочих, чтобы они не пропивали в
трактирах своего облика».
Сначала с Ветцем спорили, но потом признали, что,
действительно, ждать нам нечего, ибо в сущности ведь
ничего и не предвиделось. После этого разговора, возни-
кавшего не один раз, мы вдвоем с Ветцем составили об-
ращение к рабочим, строк в двадцать. Точного содержа-
174
ния я не помню, но смысл был тот, что рабочим нечего
ждать хорошей жизни, потому что они ничего не хотят
для себя сделать. Прокламация была одобрена всем
нашим кружком.
Ветц в тот же день остался ночевать на заводе (я
и он работали в плазовой мастерской при доках только
вдвоем, так что конспирировать мы могли свободно),
написал от руки пять-шесть экземпляров и ночью рас-
клеил их на входных дверях наиболее крупных цехов
завода.
Это было уже в начале 1897 года.
Прокламация не вызывала особенного шума и до по-
лиции не дошла. Но нам она помогла в двух направле-
ниях: во-первых, она увеличила число лиц нашей груп-
пы— примкнули: М. Иванов (известный в 1901 г. по
Саратову) 15, М. Иванов (конторщик), Дулашовы, о ко-
торых я выше упомянул, Власов (сын рабочего, в 1899 г.
во время стачки в Колпине был великолепным агитато-
ром) и др.; во-вторых, это побудило «Союз борьбы» ’6
на 1 Мая снабдить нас настоящими уже листками, ко-
торые мы и расклеили как на заводе, так и по посаду.
Маевка в 1897 году в Колпине была первой, но да-
же и по тогдашним временам незначительной. Но нас
она чрезвычайно обрадовала. Мы не ожидали, что так
легко могли собрать до сотни рабочих, которых совер-
шенно не знали. Оказалось, что многие еще не нашли
место сбора. Правда, как только мы хотели с красным
платком вместо флага двинуться по посаду, так тотчас
же были разогнаны буквально шестью стражниками.
Все мы — и организаторы, и пришедшие к нам рабо-
чие — быстро попрятались, а затем разошлись по домам.
Но это последнее обстоятельство нас отнюдь не сму-
тило ни в какой степени. Мы искренне считали маевку
вполне удавшейся и были счастливы 17. Впрочем, не од-
ни мы были такого мнения об устроенной нами маевке.
Совершенно так же рассуждали и два жандарма с де-
сятком стражников, заправлявших делом уловления кра-
молы в Колпине. Жандармы и стражники дня три под-
ряд шатались по посаду и рассказывали обывателям о
появлении в Колпине социалистов, о маевке, о том, что
социалисты хотят в Колпине устроить всеобщий бунт.
Я остановился на первых стихийных попытках выяв-
ления рабочего движения в Колпине потому, что подоб-
ного рода случаи в то время, как потом мне приходилось
наблюдать, были очень часты и в других местах. Кро-
ме того, колпинская организация прогрессировала бы-
vs
стро, хотя и полусознательно. Наконец колпинская ор-
ганизация при всей ее примитивности являлась, сама то-
го не подозревая, предтечей нелегального экономизма и
инициативной группой газеты «Рабочая мысль».
После маевки колпинская группа окончательно ут-
вердилась. Примкнуло много рабочих, образовалось не-
сколько кружков, была создана маленькая библиотека.
Но центром нашего внимания были не эти кружкового
характера работы, а воздействие на широкие массы ка-
ким-то другим способом (в Ижорских заводах 18 было не
менее 3—4 тысяч рабочих).
Каким образом на них воздействовать, это при на-
шей наблюдательности нетрудно было сообразить. Мы
очень скоро пришли к выводу, что нужны листки, нужна
газета. Мы знали, что наиболее радикальное средство
для массовой агитации — массовки (митинги). Но это
средство по тем временам мало было доступно, так как
оно слишком выгодно было и для жандармерии. Поэто-
му газета занимала общее внимание группы, так как с
нею все же можно было конспирировать, чего при мас-
совках нельзя было делать.
К тому времени мы не то что были в забросе со сто-
роны «Союза борьбы», но не были у него и на счету.
У нас, правда, появились питерские товарищи (интелли-
генты): лесник Кучинский, курсистка Надеина, студент-
технолог Кильянский, студент Военно-медицинской ака-
демии Алексеев и др. Но за исключением Кучинского,
взявшегося читать нам политическую экономию, осталь-
ные редко бывали у нас и нашей организации никак
не направляли, а скорее ездили к нам в гости, иногда
«на ночевку», чтобы в Питере не очень бросаться в
глаза.
После окончания маевки вопрос о газете стал нашим
злободневным вопросом, тем более что Фельдман и дру-
гие в то время особенно увлечены были литературным
зудом. Фельдман даже проник корреспондентом в одну
пз легальных питерских газет. Ясного представления о
том, как наладить газету, у нас не было, но все же ре-
шили копить для нее деньги и готовиться к ней.
В начале лета В. Ефимов перебрался на работу в
Обуховский завод 19. Это обстоятельство дало возмож-
ность завязать связи с рабочими Обуховского завода, а
затем и с рабочими всего Шлиссельбургского тракта. Я
сейчас припоминаю только одну фамилию обуховцев —
товарища Полякова. Других не помню, хотя приходи-
лось видеться со многими. Как товарищ Поляков, так и
176
Обуховский завод
другие рабочие Обуховского завода были лучше нас
осведомлены по вопросам рабочего движения и связаны
были теснее с революционными организациями Питера.
Но и они, по-видимому, чувствовали недостаток литера-
туры для рабочих, потому что первое наше знакомство
началось с переговоров о создании своей газеты.
Оборудование какой-либо газеты, которая бы дала
возможность свободно, так сказать, маневрировать пе-
редовым рабочим в их подходе к развитию массового
рабочего движения, что безусловно являлось уже пот-
ребностью дня, это, в сущности, была общая мысль то-
го времени всех активных работников из рабочей среды.
Товарищи обуховцы раза три приезжали к нам по га-
зетному вопросу, причем всякий раз торопили скорее
разрешить этот вопрос, так как у них без литературы
суживались возможности дальнейшей пропаганды и
дальнейших кружковых занятий.
Ни мы, ни обуховцы, ни кто-либо другой в то время
совершенно не представляли, что газета неизбежно
должна иметь то или иное направление. И меньше всего
мы представляли, что наша газета будет выразитель-
ницей выявившегося впоследствии «экономизма». Дол-
жен здесь еще добавить, что наша «интеллигенция»,
перечисленная выше, о наших замыслах относительно
оборудования газеты или ничего не знала, или, если кто
177
и говорил что-либо ей об этом, скажем, Кучинскому, то
не верила в реальность наших замыслов.
А между тем мы были народ упорный. В Колпине
мы уже не раз писали прокламации вроде вышеупомя-
нутой. Фельдман корреспондировал, кажется, в «Бир-
жевку» 20. Ванеев компилировал брошюрки — словом,
писать мы все понемногу писали, и нам, следовательно,
не так уж трудно было составить номер газеты21. С дру-
гой стороны, товарищи обуховцы без колебаний взяли
на себя труд по редактированию газеты и все типограф-
ские обязанности. При этом обуховцы же предложили
назвать газету «Рабочая мысль». Решено было 1-й но-
мер газеты выпустить в 100—150 экземплярах и напе-
чатать его на машинке, а размножить на гектографе
или шапирографе22. Кроме того, на нашем объединен-
ном собрании по газетному вопросу принято было по-
становление начать сбор денег на приобретение типо-
графской машины «американки», которую товарищ По-
ляков имел в виду достать в Финляндии.
Некоторое время с газетой дела, однако, не клеи-
лись, так как на Шлиссельбургском тракте были заба-
стовки и отдельные аресты среди рабочих и работниц,
что, между прочим, расстраивало наши конспиративные
связи по печатанию газеты и хранению материалов.
Весь 1897 год прошел в выжидании благоприятного мо-
мента. Одно время, в начале 1898 года, колпинская
группа решила было уже не ждать обуховцев и попро-
бовать издавать газету самостоятельно. Но весной 1898
года обуховские товарищи забрали у нас материал и
вскоре выпустили первый номер «Рабочей мысли». Этот
номер, как и последующий, был составлен исключитель-
но рабочими, в частности группой колпинцев, обуховцы
присоединили к нашим материалам только небольшую
хронику: три-четыре заметки23.
Каковы были мы сами, такова была и наша газета.
Мы организовывались непланомерно, стихийно, вне вся-
кой связи с тогдашним социал-демократическим направ-
лением. У нас были практические подходы к действи-
тельности, но не было хотя бы минимальной научной ос-
мысленности. «Союз борьбы» не имел, по-видимому, сйй,
чтобы вплотную подойти к нам, и мы представляли вих-
растую группу самородков. Таков был и первый номер
«Рабочей мысли». В нем вместе с революционным пы-
лом гнездилась и чисто обывательская оценка возмож-
ностей, которые, по нашему мнению, могли исполь-
178
зовать рабочие в борьбе за свое существование. Мы
вихрасто жили, вихрасто думали и вихрасто, конеч-
но, писали.
Первый номер «Рабочей мысли» вышел в таком ви-
де, что его трудно было читать даже самим писателям,
а те читатели, для которых газета предназначалась, ед-
ва ли могли прочесть в ней хоть что-нибудь. Лейтмоти-
вом ее всех заметок и статей было тяжелое положение
рабочих, из которого рабочие должны выбираться, при-
нимая, однако, во внимание, что у капиталистов есть
царский строй. Читать газету среди рабочих приходи-
лось, конечно, самим «писателям».
Не могу не упомянуть о товарище Власове, тогда еще
16-летнем юноше, который вообще был даровитым па-
реньком; он весьма помог делу распространения перво-
го номера газеты. Он подыскал себе в приятели босяка-
гитариста, вместе с ним садился на самом людном ме-
сте и читал газету нараспев под аккомпанемент гита-
ры, пересыпая наши тяжеловесные рассуждения блестя-
щим, понятным для рабочих остроумием. Недели две
они гастролировали таким образом по всем людным ме-
стам Колпина и окрестностей, пока слухи о них не до-
шли до жандармов и пока те не раскачались, чтобы
арестовать босяка (впоследствии этот в мое время «бо-
сяк» был очень деятельным товарищем и чрезвычайно
активным участником стачки рабочих в 1899 г.24).
Технические недостатки первого номера нашей газе-
ты хотя и огорчили нас, но отнюдь не разочаровали.
Мы носились с газетой по всем уголкам. Да и не без
основания: газета быстро расходилась; мы выручили
примерно до 40 рублей. А то обстоятельство, что ее
нельзя было читать, было не только нашим недостат-
ком: часто и из «Союза борьбы» мы получали такие
листки, которые нельзя было читать, но читали же.
Второй номер «Рабочей мысли» был подобен перво-
му: корявым рабочим языком излагались события за-
водов и рабочие призывались к самодеятельности; упо-
миналось о стачке. Этот номер так же быстро разошел-
ся, как и первый25.
Зимой, перед Рождеством, в 1898 году мы подгото-
вили материал к третьему номеру. В это время на
Ижорском заводе серьезно поговаривали уже о стачке,
так как положение рабочих было незавидное. Даже
старики, кое-как сколотившие себе домишки в два-три
окна, начали охать. Заработка не хватало на самую
простецкую жизнь. Имела, разумеется, некоторое зна-
179
Подсобный рабочий
чение и наша агитация, осо-
бенно когда мы выступили
с газетой и придали ей ши-
рокое толкование.
Вести работу, однако,
было уже труднее, чем вна-
чале, так как жандармы,
раньше не обращавшие на
нас внимания, зазвякали
шпорами и усилили свои
кадры. Маевка 1898 года,
закончившаяся арестами и
дракой рабочей молодежи с
группой курсантов-юнкеров,
окончательно вооружила по-
лицию. Особенно их разо-
злила дерзость послемайского выступления Петерсона,
освободившего арестованных. Но, когда их арестовали,
мы решили, что «так им и надо», пусть посидят, по-
тому что они подвергли своей неосторожностью всех
нас опасности. Но в это время приехал Петерсон в
Колпино и заявил нам, что так расправляться со сво-
ими нельзя. Нужно, мол, их освободить. Мы не проти-
водействовали. Тогда он собрал человек двадцать мо-
лодежи и буквально через три-четыре часа освободил
из участка как участников маевки, так и участников
драки с юнкерами. Пристав временно был арестован,
стража участковая взята в цепь — словом, этот малень-
кий революционный наскок был проделан идеально хо-
рошо. Жандармы будто бы о нем узнали тогда только,
когда вздумали произвести допрос арестованным. Ко-
нечно, жандармы после этого неистовствовали.
В это время благоразумно было бы всей нашей груп-
пе перекочевать куда-нибудь в другой город, а не оста-
ваться в Колпине. Но мы были увлечены работой и уже
не могли прервать ее. Да, строго говоря, немножко мы
были заражены и народническим героизмом. Многие из
нас ждали ареста как определенной отметки, ибо без
этого, казалось, на нас не лежит революционной благо-
дати, которая делает людей героями. А мы хотели быть
героями.
Ожидая со дня на день ареста, я тем не менее спо-
койно, с кучей письменности для 3-го номера «Рабочей
мысли» направился к Ефимову на Шлиссельбургский
180
тракт. Оттуда мы вместе с ним поехали к Полякову, а
затем уже втроем направились на конспиративную квар-
тиру, где печаталась «Рабочая мысль». Материал был
пущен в дело, и мы через день должны были получить
номер газеты.
Но как раз в эту ночь питерская охранка решила
произвести аресты, и притом в широком масштабе, при-
хватив и Колпино. Я был арестован в квартире Ефимо-
ва,- а все остальные товарищи арестованы в Кол пипе.
Вся наша группа целиком села. Это были аресты в 200
примерно человек, причем человек до 40 в том числе
колпинцев 26.
Тем не менее весной 1899 года в Колпине вспыхнула
стачка, которая по сути дела являлась результатом на-
шей деятельности и в то же время началом более или
менее организованного рабочего движения колпинских
рабочих27
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Имеется в виду революционный террор народовольцев в са-
мом конце 70-х — начале 80-х гг. в ответ на жестокость царского
правительства. Речь идет прежде всего о террористических актах
народовольцев против высших царских сановников и самого царя,
завершившихся казнью 1 марта 1881 г. Александра II. Как извест-
но, террор с того времени стал занимать все большее место и в
теории и в практике «Народной воли».
2	Об отношении народовольцев к рабочим см. прим. 13 к вос-
поминаниям В. А. Шелгунова.
3	Народник С. М. Кравчинский (впоследствии — писатель С. Степ-
няк-Кравчинский) в ответ на казнь революционера И. М. Коваль-
ского 4 августа 1878 г. убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова.
4	Произведение Н. А. Некрасова.
5	А. И. Желябов, С. Л. Перовская — главные деятели «Народ-
ной воли», руководители наиболее влиятельного и зрелого направ-
ления в ее составе. Н. И. Кибальчич — революционер-народник, на-
родоволец, руководитель и изобретатель «техники» организации.
Казнены 3 апреля 1881 г. за подготовку и осуществление убийства
Александра II.
6	П. И. Кейзер.
7	А. Н. Петерсон в 60-х гг. учился в школе Ижорского завода
в Колпине. Слесарь-инструментальщик. Участник подпольных рево-
люционных кружков среди рабочих. Один из основателей «Северно-
го союза русских рабочих» (1876—1878 гг.) в Петербурге. Четыреж-
ды арестовывался. В 1886 г. вернулся в Колпино и работал на
Ижорском заводе.
8	О Дулашевых см. также в воспоминаниях И. К. Михайлова.
9	А. П. Фельдман наряду с Я. А. Андреевым играл руководя-
щую роль в этой колпинском социал-демократическом кружке.
10	А. А. Ванеев — друг В. И. Ульянова. Неизменно входил в
руководящие центры петербургского «Союза борьбы». В 1899 г. у
постели умирающего А, А. Ванеева в селе Ермаковском состоялось
181
совещание 17 ссыльных, принявшее ленинское «Анти-кредо» — «Про-
тест российских социал-демократов». В. А. Ванеев с 1895 г, работал
на Ижорском заводе, но в 1897 г. был арестован.
11	Консервативный журнал «Новый мир» сочувствовал дворян-
ству. Имел отдел «Политическое обозрение».
12	В. Г. Короленко — выдающийся русский писатель-демократ.
За участие в общественном движении весной 1876 г. был арестован,
Долгие годы жил в ссылке, в разных городах. Был близок к народ-
никам, Принимал руководящее участие в журнале «Русское богат-
ство».
13	Георгий Валентинович Плеханов — великий теоретик и пропа-
гандист марксизма, основатель марксистской группы «Освобожде-
ние труда» (1883), пионер социал-демократии в России, вождь ре-
волюционного крыла начального периода РСДРП. Главное место в
общественной жизни отводил рабочему классу. Осенью 1903 г. Пле-
ханов стал «примиренцем», а затем меньшевиком. Позже совсем
разошелся с марксизмом.
14	Многие годы Г. В. Плеханов выступал как теоретический оп-
понент Н. К. Михайловского, хотя в юности, когда Михайловский
был связан с революционным народничеством, отношения между
ними были дружескими.
16	М. Т. Иванов — участник революционных кружков в Колпине
и Саратове. Один из организаторов стачки саратовских железнодо-
рожников в 1901 г. Арестован 6 декабря 1902 г, в Харькове и вы-
слан в Тифлис, где также работал в социал-демократических круж-
ках.
16	Имеется в виду центр петербургского «Союза борьбы», зани-
мавший тогда «экономистские» позиции.
17	И действительно, эта маевка привлекла к социал-демократи-
ческому кружку в Колпине многих рабочих.
18	Ижорский завод Морского министерства основан в 1803 г.
По тем временам — одно из крупнейших предприятий Петербурга.
За огромные размеры и большую занимаемую территорию рабочие
Колпина часто называли его — Ижорские заводы.
10	Обуховский сталелитейный завод Морского министерства
(ныне завод «Большевик») основан в 1863 г, Один из крупнейших
заводов города, В разные периоды играл большую роль в рабочем
движении.
20	«Биржевые ведомости» с 1880 г. по 1917 г.— буржуазная
бульварная газета, отличавшаяся продажностью и погоней за сен-
сациями.
21	Весьма наивный подход к подготовке и изданию газеты.
22	Множительные аппараты. Из-за сравнительной простоты ши-
роко применялись в подполье. Действие гектографа основано на
способности желатинового слоя воспринимать специальную краску
оригинала, а затем передавать ее на прикладываемую бумагу. Ша-
пирограф печатает с ленты, имеющей клеевой слой.
23	Первый номер «Рабочей мысли» вышел в октябре 1897 г.
Тираж — 500 экз. Материалы в газету присылали не только рабо-
чие. Даже в первом номере передовую статью написал врач —
Н, А. Богораз.
24	Очевидно, имеется в виду стачка рабочих-каменщиков в мар-
те 1899 г. на строительстве Ижорского завода, а также их стачка в
мае того же года (ЦГАОР СССР, ф. ДП, ОО, 1898 г., д. 4, ч. 1,
лит. Б, л. 1, 15),
25	' И второй номер «Рабочей мысли» был выпущен на гектогра-
фе (в декабре 1897 г.). И его тираж был невелик.
182
16	И января 1898 г, были арестованы многие члены кружка
Я. А. Андреева—А. П, Фельдмана В Колпине, В Петербурге также
произведены широкие аресты среди социал-демократической интел-
лигенции.
27	См. прим, 24,
И. К. МИХАЙЛОВ
Иван Константинович Михайлов — ученик и младший товарищ
Я. А. Андреева. Шестнадцатилетним юношей начал принимать уча-
стие в революционном движении. После ареста старших товари-
щей воссоздал социал-демократический кружок в Колпине. В 17 лет
арестован. Второй раз — в 1899 г.г в возрасте 18 лет. В ссылке,
в Либаве, организовал подпольную типографию. Эмигрировал в
1902 г. в Лондон, где учился в своеобразной партийной школе —
в кружке, которым руководил В. И. Ленин.
Активно участвовал в революции 1905—1907 гг.; руководил
боевыми рабочими дружинами, создал подпольную бомбовую мас-
терскую-лабораторию. И. К. Михайлов прошел славный путь «твер-
докаменного большевика» (аресты, тюрьмы, ссылки). В 1917 г.—
член большевистского Выборгского райкома. С 1918 г.— на пар-
тийной, советской, хозяйственной, внешторговой работе. Избирал-
ся членом Центральной контрольной комиссии партии.
Воспоминания И. К. Михайлова — простая, безыскусная и вол-
нующая повесть о мужестве рабочего-большевика. Из объемистой
книги «Четверть века подпольщика», впервые изданной в 1928 г.,
взят кусок, относящийся к 90-м гг. Печатается по тексту издания
1957 г.
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА ПОДПОЛЬЩИКА
Детство и юность.
Первые проблески революционного сознания
Отец мой был солдатом,
мать до своего замужества служила в работницах. Хо-
рошо грамотный, самоучка, знающий слесарное ремес-
ло, отец числился в солдатах указателем работ на
Ижорском заводе. Правительство неоднократно посыла-
ло его в Англию для изучения постройки миноносцев.
Памятная книжка отца служила нам, взрослым, хоро-
шим пособием по многим вопросам жизни и работы. В
этой книжке была и запись о всех рождающихся и уми-
рающих его детях. Мое рождение значилось под датой
1881 г., 2 апреля.
183
В 1884 г. отец умер, оставив семью в восемь чело-
век. Старшему было 17 лет. Остался в наследство нам
небольшой домик и, вероятно, небольшие средства.
Мать, сколько я помню, держала нас всех в «черном
теле» и, когда просили у нее хлеба, говорила:
— Ах вы, сорванцы, вчера ели и опять просите!
Один из старших братьев рано ушел на завод, что-
бы кое-чем помочь матери. Работа была тяжелая и
вредная — отсеивание ручным решетом мелкого кокса
из золы паровых котлов. Начали помогать матери и мы,
младшие: собирали летом грибы, ягоды, часть продава-
ли, часть оставляли для питания семьи зимой. На маль-
чуганах, в том числе и на мне, лежала обязанность за-
готовлять на зиму хворост для топки печей, березовые
веники для кормежки коз.
Меня, шестилетнего парнишку, осенью мать повела
в заводскую школу. Помню, как учитель сказал мате-
ри, что я еще молод и что годочек надо обождать. Мать
умоляюще просила принять меня, уговаривала, убежда-
ла — дома, мол, много детворы, пусть хоть один дома
не балуется. Наконец проверили мои знания и приняли.
Материнская просьба принять меня в школу, чтоб я до-
ма не баловался, осталась почему-то у меня в памяти.
Ходил я в школу с намерением не учиться, а баловать-
ся, хотя в учебе не отставал от других. Помню, как по-
ступившие со мной в школу дети рабочих получали от
отцов пятаки на мороженое. В эти дни «получек» я был
одинок: у меня не было пятачка на покупку лакомств.
Просить не хотел, а сами товарищи не делились со мной
этими, хотя, правда, и редкими, радостями. В школе про-
ходили, между прочим, учебник Паульсона, где читали:
«Как можно сделаться богатым». Рано утром, до шко-
лы, ходил на свалку собирать кости, тряпки, жестянки,
продавал тряпичникам и изредка тоже с гордостью ел
мороженое.
Минуло девять лет. Мне неоднократно приходилось
наблюдать за работой кровельщиков, и вот однажды,
стянув у них зубило и обрезки кровельного железа, я
попробовал дома при помощи молотка и утюга выруг
бить из железа разные фигуры. Мне удалось, избив ру-
ки до крови, вырубить маленькую лопаточку, а на гвоз-
де завить в трубочку гнездо для ручки. Лопаточка по-
нравилась, и кто-то из моих сверстников купил ее за
копейку. Это окрылило меня, и я решил заняться «про-
изводством». Две-три копейки были моим дневным за-
работком, большая часть которого шла на инструмент.
184
Привыкнув к зубилу и молотку, приступил к более
сложной работе: вырубил маленькую форму топора с
развернутой лентой для обуха, загнул ее, прикрепил
хвостик заклепкой, выстругал перочинным ножом из
щепки топорище — и игрушка готова. Продавал по две-
три копейки. После долгой практики на большом кам-
не и большом топоре, служившем наковальней, научился
делать топоры из толстого жёлеза; продавал их по 10—
15 копеек. Заработок увеличился; правда, не всегда был
сбыт.
В каникулы другая работа — весной и летом ходил
отделывать в садах клумбы, чистил канавы, зимой —
снег. Плата ничтожная— 10—15 копеек в день. Появля-
ются первые признаки ненависти к богатым, к тем, кто
мало платит за работу. Ненависть переходит также на
начальство и царя.
Умер царь Александр III. Заводской поселок по при-
казу полиции увешан траурными флагами, в местной
церкви — траурный звон. Полиция сгоняет взрослых в
церковь присягать Николаю II. Рабочие не идут, укло-
няются. Я, мальчуган, на своей улице караулю обход
полиции и предупреждаю рабочих, по их заданию, ког-
да надо скрываться. Уклонение рабочих от присяги ца-
рю заинтересовало меня, возбудило во мне отвращение
к царю, непочитание чинов и начальства, наложило от-
печаток на всю мою жизнь.
Одиннадцати лет я кончил заводскую школу первым
учеником.
Весна. Сколько радости! Сколько впереди свободных
дней!
В трех-четырех верстах от Колпина был военный
полигон, где ежедневно проводилась учебная стрельба
из пушек. Восторгаюсь грохотом и меткостью стрельбы.
Неделями пропадаю с раннего утра до позднего вечера
у пушек. Привезли орудия, с интересом смотрю, как го-
товятся к стрельбе. Верстах в семи от орудий, в направ-
лении стрельбы — сигнальные взрывы пороховых «пы-
шек». Поле готово для стрельбы. «Пышки» соединены
между собой бикфордовым шнуром. Зажжен шнур,
взрывается одна, другая, третья, и так до десятка. На-
блюдаю, часты ли взрывы, можно ли после взрыва ус-
петь побежать и разорвать горящий шнур. Времени до-
статочно. Становлюсь близко у «пышек». Жду взрыва.
Бегу. Перерезал, удалось захватить две-три банки с по-
рохом.
Дома на чердаке спрятан большой казацкий нарез-
iss
ной пистолет. Покупаю пистоны, собираю, где можно,
свинец. Делаю пули. С утра до вечера в перелеске за
городом с товарищем стреляем в цель. За лето произве-
ли вдвоем до двух тысяч выстрелов. Попасть в бутылку
на пятьдесят шагов не представляет уже интереса. Вот
подстрелить шапку на лету — дело другое. Научились и
этому, у многих товарищей шапки в дырках.
Приехал старший брат, городской техник-строитель
и притом охотник. Узнал о моем искусстве. Пошли в
поле. Дистанция — шагов полсотни. Он с усмешкой бро-
сает в воздух свою новую чиновничью фуражку. Раз.
Пуля разорвала сукно, застряв в шелковой подкладке
фуражки. Полная неожиданность, брат недоволен. А я
торжествую. Через неделю получаю от него подарок за
меткую стрельбу — шомпольное одноствольное ружье.
Собрались ватагой в лес попробовать новое редкостное
для нас оружие.
Встречаем по дороге крестьянина.
— Что с ружьем ходите, не видите, вон там на боло-
те дикая утка?— говорит он.
Понеслись гурьбой к болоту. Рассыпались по берегу
в кустарнике. Крадусь к утке. Целюсь. Стреляю. Уда-
рило в плечо. С криком побежали вниз с высокого овра-
га к болоту, где бултыхалась подстреленная утка. Все
полезли в воду. Крики, шум, некоторые чуть не тонут.
Утка на берегу, у меня. Первый выстрел из ружья — и
такая добыча! Почти все дни и ночи — в лесу. Кое-когда
семья лакомится дичью.
Наступает осень. Мать идет в школу, просит оста-
вить меня еще на годочек, чтобы дома не баловался.
Оставляют. Учусь. Но к книгам и тетрадям почти не об-
ращаюсь: курс тот же, уже пройден. Снова кончил шко-
лу, опять первым учеником, а по поведению — тройка.
Лето... и опять осень. Мать снова в школе, просит
еще подержать годочек.
— Ведь когда он в школе, меньше ест,— мотивиру-
ет она.— Ему только двенадцать исполнилось, что я с
ним делать буду?
Опять оставляют на год, снова та же программа. В
это время назначается новый начальник завода генерал
в отставке Быков. Однажды, осматривая школу, при-
шел он во время большой перемены. И вот картина:
пятьсот сорванцов с мокрыми жгутами, сделанными из
платков для завертывания учебников, дерутся. Пыль
столбом стоит, часть защищается на партах. Ни слова
не сказав, Быков ушел. На другой день в общем казар-
186
менном зале школы (школа помещалась в бывших ка-
зармах моряков) были установлены трапеции для гим-
настики, во дворе — качели и гигантские шаги, Забро-
шены жгуты, все — на качелях и трапециях. Было куп-
лено для нас полтора десятка многовесельных лодок,
назначен руководитель — дядька, старый матрос.
При школе — большая площадь свободной земли,
Дано задание — распланировать на ней фруктовый сад
и огород. Школу разбили на десятки, десятки выбрали
старост, выдали лопаты, грабли. Каждый десяток дол-
жен обработать свой заранее намеченный участок. Для
руководства работами пригласили садовода и огородни-
ка. Зимой при школе были организованы мастерские:
слесарная, кузнечная и столярная. Занимались два ча-
са ежедневно. Изменилась вся система преподавания:
когда, например, проходили по физике удельный вес, то
ученику давали задание определить на заводе вес ка-
кой-нибудь детали машины по внешнему обмеру и по
роду металла; при прохождении геометрии производили
вычисление объема геометрических фигур и т. д. Летом
всех обучили плаванию. И вот за год умелым подходом
к школьникам, без единого наказания за шалости шко-
ла была превращена в трудовое, необычное по тому вре-
мени учебное заведение. Забота Быкова о школе шла
дальше. Организованы были вечерние курсы по разно-
образным предметам: одни — для старших учеников
школы, другие — для тех, которые уже кончили школу
и работали на заводах.
Помню, я в течение года изготовил для дома весь
слесарный и кузнечный инструмент, шкафчик был за-
полнен изделиями, сделанными под руководством учи-
теля. В конце года на экзамене демонстрировалось всо
изготовленное учениками, была дана оценка теоретиче-
ским и практическим знаниям. Такой порядок учебы за-
интересовывал самого шаловливого ученика и побуждал
к сознательной трудовой дисциплине. Характерно, что за
этот год в школе вывелись драки, хулиганство.
По проверке моих теоретических и практических зна-
ний был определен размер первоначального заработка—.
35 копеек в день, другим — по 30—25—20 копеек, смот-
ря по результатам экзамена. Мне тогда исполнилось 14
лет, а по закону на завод допускались подростки не
моложе 15. Четверых из нас направили на год в чер-
тежную завода. За лучшими учениками, перешедшими
на завод, Быковым было установлено особое наблюде-
ние. Их пропускали на заводе через все цехи, предпола-
187
гая подготовить из них руководящие кадры — мастеров.
В чертежной стараюсь. Чувствую большой интерес к
работе: сделал чертеж, а по нему будет изготовлена
вещь. Работа чистая и интересная; восьмичасовой рабо-
чий день; приличный заработок...
Одновременно увлекаюсь охотой. Заразил других то-
варищей. Образовалась целая компания юных охотни-
ков. Но где охотиться? Все ближайшие местности, арен-
дованные великими князьями, оберегаются егерями.
Право охоты — 25 рублей в лето. Раздумывали недолго.
Становимся браконьерами. Свободный час-два в день —
мы у леса с ружьями; выгоним зайца, стрельба, шум.
Егери мчатся за нами. Уходим...
Однажды бродили вдвоем с товарищем по велико-
княжеской земле, постреливали. Вдруг из кустов —
двое егерей, окружили товарища и отняли ружье. Что
делать? Бежать, отстреливаться? У них винтовки... Пря-
чу в мох ружье, место заметил — надломленное дерево.
В шапку собираю бруснику и незаметно скрываюсь. Че-
рез неделю иду в лес за ружьем, захватив с собой по-
роху, дроби. Оно найдено. Немного поржавело, но ни-
чего. Надеваю на капсюль пистон. Иду, ищу какую-ни-
будь цель. Вижу — сова. Стреляю. Неожиданно из же-
лезнодорожной будки выбегают два егеря, кричат:
— Стой, будем стрелять...
— Стреляй!.— убегаю по болоту...
Выстрел-другой, пули рикошетом скачут около меня
по поверхности воды. Вдали на лугу пасется стадо. Не-
сусь туда в надежде, что егери из опасения поранить
скот прекратят стрельбу. Вот-вот один из них нагонит
меня. Оборачиваюсь, прикладываюсь, целюсь... Егерь,
испугавшись, убегает, хотя у меня ружье не заряжено.
Расстояние выиграно. Пока спасен. Спускаюсь к ру-
чью. Бросаю ружье в воду... Бегу по прямой линии, пе-
ресекаю ручей вброд. Погоня не прекращается. По шос-
сейной дороге трусит извозчик. Впрыгиваю в коляску,
грожу вознице охотничьим ножом, тот бешено дергает
вожжами и мчится вовсю. Егери бегут наперерез.
Проезжаю в 15—20 шагах от них. Удрал...
В Колпине усиливается наблюдение за браконьера-
ми. Ружья приходится прятать. Хозяин города пристав
Шмидт ловит на улицах молодежь, обыскивает и грозит
нагайкой. Задерживают и меня. Я только что купил в
москательной дробь и пистоны. Обыскали, нашли перо-
чинный нож. Арестовали. Наутро допрос.
— Где ружье спрятал? Говори...
188
Отвечаю, что ружья у меня нет...
— Зачем тебе дробь?— замахиваясь на меня нагай-
кой, кричит пристав.
— Из рогатки стрелять.
— Сволочь, это ты все фонари в городе перебил?! А
пистоны зачем?
— Хлопают здорово, когда обухом ударишь,— отве-
чаю я.
— Так это ты стрельбу учиняешь в городе! На не-
делю его в карцер!
Через четверо суток выпускают...
Проходит несколько месяцев. Скоро переведут в ма-
стерские. Но я хочу остаться работать в чертежной, тем
более что конструктор доволен моей способностью чер-
тить и понимать чертежи. Но что может помочь мне?
Решаю: только бог. Надо его просить, молиться и мо-
литься... Но вот проходит год. Приказ: Михайлова пе-
ревести в новосборочную мастерскую, администрации
мастерской — обратить внимание на его учебу. Иду к
начальнику, прошу, чтобы он оставил меня в чертеж-
ной; старший конструктор показывает мои работы, хва-
лит меня, поддерживает просьбу. Начальник, проглядев
мои работы, посмотрел на меня и сказал:
— В мастерской-то и нужны такие работники, иди...
Бог не помог. Пропал мой труд усердного моления
за целый год. Казалось, работал прилежно, исполнял
распоряжения начальства, молился, постился, каялся
попу, причащался, и вот результат... Если раньше, чи-
тая евангелие, я верил всему, что там написано, то те-
перь эта книга стала для меня предметом глубоких сом-
нений, я стал чувствовать ложь и лицемерие в ней на-
писанного. Мать больше не просила меня читать еван-
гелие, видя, как это вызывает во мне ненависть и злоб-
ную критику прочитанного.
Искать помощи у бога — безнадежное дело. «Черти
больше помогли бы мне,— думаю я,— недаром говорят
при всякой удаче: тебе черт помог». И в день перевода
в мастерскую я возненавидел и начальника и бога. На-
дежда — только на самого себя, на свои силы и спо-
собности.
В мастерской поставили меня на годовую стажиров-
ку к лучшему работнику — на разметку обработки дета-
лей машин по чертежам.
Мой новый старшой — старого закала рабочий; ему
поручили учить меня — значит, применять шпандырь.
Работу начинаем в шесть утра, кончаем в шесть вечера.
189
В рабочей мастерской
Ученик должен первым прийти на работу, приготовить
инструмент, зажечь сальные свечи, вытереть плиту, при-
готовить в кузнице чай, вымыть кружку и т. п. Стар-
шой — мое новое начальство. Ненавижу его уже по од-
ному этому названию. Протестую и отказываюсь испол-
нять его приказания, заранее прикинув, силен ли он.
Рост не внушает опасения, в случае физической стыч-
ки — сила на моей стороне. Исполняю только прямые
задания по работе. Для других рабочих являюсь совер-
шенно новым, необычным учеником. В конце концов по-
чувствовал уважение со стороны большинства рабочих.
Я равный в отношениях со старшими. Чай готовим по
очереди.
Как-то натравили старшого на меня — развлечение
для окружающих, драка ученика со старшим, начальни-
ком. Старшому попало, общий смех... За год было еще
несколько стычек, но уже другого порядка, на другой
почве.
Так прошел год. Является однажды в мастерскую
новый начальник завода генерал Воскресенский. Подхо-
дит ко мне, спрашивает, как дела. Смотрю на него вол-
ком.
190
•— Для твоей пользы делается,— говорит он.
Спросил о моей работе мастера. Отзыв хороший: ра-
бота полностью усвоена. Дает распоряжение перевести
меня в слесарную, потом — на токарный. В слесарной
20—25 учеников в подчинении одного рабочего высокой
квалификации. Отношение к ученикам грубое, частень-
ко дерут за уши. Перевели меня в общую группу уче-
ников, старшой злой, пьяница, за малую провинность
бьет, в лучшем случае в наказание заставляет мести
пол в мастерской.
Провинился и я, побив племянника старшого. Не слу-
шаюсь, не мету... Тогда он сам приносит метлу и сует
мне в руки. Беру, размахиваюсь и забрасываю ее за
станину огромного строгального станка. Неожиданность
поступка воодушевляет всех рабочих.
— Ай да молодец! Что, Герасимыч, нарвался?—со
всех сторон кричат старые рабочие.
Герасимыч посмотрел на меня, ничего не сказал и
побежал жаловаться высшему начальству. Вызывают в
контору.
— Гулять день со штрафом,— заявляет заведующий
мастерской.
Решаю съесть завтрак, выпить чаю и затем уйти.
Старшой в бешенстве — почему не ухожу. Рабочие тру-
нят, посмеиваются над Герасимычем. Тот, вне себя ог
злобы, подбегает ко мне, хватает кружку и бросает в
сторону, за что тут же получает от меня пинок в зад.
Не оглядываясь, он бежит с новой жалобой: ученик де-
рется. Рабочие в восторге, для них это небывалое яв-
ление. Снова вызывают в контору. Гулять три дня со
штрафом, т. е. потеря шестидневного заработка. Отгулял.
Возвращаюсь. Старшой не дает работы. Иду к началь-
ству. Молодой инженер Возденицкий, заведующий рас-
пределением работ, поручает мне самостоятельную ра-
боту. Цель достигнута: добился независимости.
Ученики признали меня смельчаком. Я их коновод.
Частенько вечером у завода мы, молодежь, покола-
чивали некоторых старых рабочих, закоренелых в изде-
вательствах над учениками, за их старый «закал» —
мордобойство. Многих выучили. Ученики начали приоб-
ретать право на уважение к себе.
Чем дальше, тем больше развивалось во мне это бун-
тарство против грубостей и издевок начальника, и ма-
лого и большого. Это бунтарское настроение было тогда
общим для рабочих завода, для всего рабочего городка
Колпина. Мы, молодежь, били старших. Рабочие били
191
мастеров, купали их в одежде в речке Ижоре. При не-
порядках в заводской лавке разбивали стекла, били
уполномоченных, устраивали обструкцию при отчете
правления лавки, бросая на трибуну стулья. Вмешивал-
ся полицейский — били и его...
В результате — суд, тюрьма...
Однажды утром открываю ящик с инструментом и
нахожу там книжку. Взглянул — бесцензурная: «Вось-
мичасовой рабочий день» (кажется, Кольцова)’. Спря-
тал в карман, с нетерпением жду конца рабочего дня,
скорее бы узнать, что за книжка, что в ней. Звонок.
Мчусь домой, незаметно от домашних ухожу на чердак.
Читаю. Радуюсь. Каждая страница — откровение. Так
вот как надо бороться за улучшение своего положения!
Коллективом, всей рабочей организованной массой, а не
разрозненными действиями отдельных рабочих вести не-
примиримую борьбу против всех капиталистов, фабри-
кантов, всего начальства, правительства.
Охватывает чувство радости, что борьба уже нача-
лась, что есть организации, ведущие эту борьбу... Книж-
ка прочитана. Надо прочитать другим. Собираю со всех
улиц подростков за городом в лесу. Читаю вслух. Слу-
шатели невнимательны, не понимают. Часть уходит,
часть остается, но не слушает. Разочарование полное.
Как же так? Книга так много говорит, учит, как за-
воевать восьмичасовой рабочий день, как улучшить свое
существование. Почему не хотят слушать? Уговариваю
собраться завтра и дочитать. Желающих нет. Один пе-
речитываю книжку раз, другой; для меня ясно и понят-
но. Убеждаюсь, что организоваться не так просто; ре-
шаю эту книжку подкинуть грамотным рабочим в ма-
стерской, по особому выбору. Знаю, что такой-то про-
чел. Через день беседую с ним. Высказывает суждения
из книжки. Говорю ему, хорошо бы что-нибудь достать
почитать на этот счет. Предлагает мне книжку, подки-
нутую мною. Беру. Так передаю одному, другому... Про-
читали многие. Другие неграмотны.
Что же делать дальше? Больше читать нечего, нече-
го дать и другим. Жду удобного случая, чтобы образо-
вать группку, заняться коллективной читкой книг. Слу-
чай скоро представился.
Некто Апарин стал частенько останавливать меня в
мастерской, беседуем. Его я подозревал в подброске
книги. Апарин предлагает несколько запрещенных кни-
жек, которые он тоже нашел у себя, меняемся, даем
друг другу. К нам примыкают и другие рабочие. Обра-
192
зовалась небольшая группа одинаково мыслящих людей.
Апарин сообщил, что он знает одного питерского рабо-
чего, у которого много таких книжек, что следовало бы
с ним познакомиться.
Решаем идти к этому питерцу. Знакомимся. Питер-
ский рабочий — фамилия его Андреев Я- А. — товари-
щески беседует с нами, пьем чай. Раскрываем секрет
нашего прихода. Просим у него что-нибудь почитать. Он
дает мне книжку из сочинений Данилевского2, указыва-
ет, что в ней прочесть. Другим дает такие же указания.
Прихожу через несколько дней, подробно расспрашива-
ет о прочитанном. Дает другие книжки. Ближе познако-
мились, подружились. Чем больше его узнавали, тем
больше любили. Частенько засиживались у него до по-
луночи и не уходили, пока он сам не скажет:
— Ну, ребята, по домам, только не все сразу, попар-
но, чтобы не заметила полиция.
У Андреева познакомились с А. П. Фельдманом3.
Под их руководством создался наш сплоченный рево-
люционный кружок в составе Апарина, Соколова П.,
Репина4, Кина А., Иванова М., Мудринина А.5 и меня.
Было много перечитано запрещенных правительством
книг, много передумано в связи с прочитанным. Това-
рищ Андреев своей преданностью революционному делу
и любовным, отеческим отношением к нам, молодежи,
воодушевлял нас, заражал желанием бороться с врага-
ми. Мы запоем прочитывали все, что он нам давал. За-
нимались под его руководством, без отдыха и срока, не
зная усталости, после двенадцатичасовой работы. Бы-
вало, дома до полуночи сидим за книгой при скудном
освещении керосиновой лампы-ночника. Запрещенные
книжки читаем где-нибудь на чердаке или в другом ук-
ромном местечке, чтобы не заметили другие, не обнару-
жили шпики и доносчики. Изучали политическую эко-
номию. Трудно было, но кое-как разбирались.
Летом собирали на массовку отдельных надежных
рабочих, каждый из нас должен был привести двух-
трех. Выступал Андреев. Заразительные призывы к
борьбе, указания, какими путями рабочие могут улуч-
шить свое положение, сильно действовали на новичков,
раскрывали перед ними новые цели жизни. У многих
было огромное желание приобрести знания по общеоб-
разовательным вопросам. Но Андреев не советовал тог-
да тратить на это силы.
— Сейчас не время,— говорил он,— надо направить
все силы на борьбу, больше изучать то, что требуется
7
Зак. К? 98
193
рабочим в революционной борьбе. А попадете в тюрь-
му— там ‘Займетесь и общеобразовательными вопроса-
ми. Вашим университетом будет «предварилка».
Организация росла. Но как раскачать, как призвать
всех рабочих к борьбе? Живым словом? Но за каждое
неосторожно сказанное слово могут арестовать. Вести
агитацию поодиночке? Хватит работы на всю жизнь: на
заводе 6000 рабочих. Лишь через несколько лет вся мас-
са сможет узнать наши цели, наши задачи, если только
первый же агитируемый не донесет на тебя жандарму.
Шпиков и доносчиков в городе много. За слова «общее
благо», «рабочий класс» или «революция» становишься
замаранным, политически неблагонадежным, под подо-
зрением. Нужна подпольная печать, типография. Ча-
стично печатным словом нас обслуживает Петербург-
ская организация, но этого мало. У нас свои заводские
вопросы, на них надо ответить, надо призвать всю ра-
бочую массу к протесту.
Решаем своими силами поставить подпольную типо-
графию. Из цинка изготовляем на заводе, потихоньку
от других, маленькие мерные брусочки для типограф-
ского шрифта. Я ночами сижу, вырезываю на концах
брусков буквы. Сотня, другая — дело трудное, тратится
невероятное количество времени. Вот можно набрать;
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Успех окрыля-
ет. Но задача все-таки оказывается невыполнимой...
Собрались в лесу. Обсуждаем передовицу подполь-
ной газеты «Рабочая мысль»6. Помнится спор: права
ли газета, что надо сначала завоевать восьмичасовой
рабочий день, а потом уже решать политические вопро-
сы? Большинство не согласно: как завоевать восьмича-
совой рабочий день, когда правительством расставлены
всюду шпики, жандармы, когда попы в церкви на испо-
веди допрашивают, не грешен ли против начальства, не
читал ли антихристовых книжек: против бога, царя, ког-
да везде на заводах произвол и насилие. Политика не-
отъемлема от экономики, говорим мы. Общее направле-
ние газеты «Рабочая мысль» нас не удовлетворяет.
В марксистском кружке.
Политическая работа в массах.
Арест и тюрьма
Осень 1897 г. Из нашей пе-
редовой группы (Апарин, Соколов, Кин, Иванов, Муд-
ринин и я) создается первый марксистский кружок. То-
194
варящем Андреевым даются конспиративные явки и па-
роли к определенным студентам в Петербурге. На меня
как на хорошо знающего город возлагается обязанность
вожатого. Даны указания соблюдать осторожность: не
ходить гурьбой по Петербургу, не ехать всем на одной
конке, на вокзале осторожно брать билеты, одному для
всех, поодиночке, незаметно проходить прямо в вагон,
садиться в поезд не с платформы, а с другой стороны
вагона, чтобы местные жандармы и шпики не обратили
внимания на систематичность наших поездок. Адреса,
явки, как правило, не записывались, а только запоми-
нались. Все эти предосторожности тщательно соблю-
даем.
Измайловский проспект, какая-то улица между 5-й
и 12-й Ротами7. Барская квартира врача. Встречает
прислуга.
— А вот и приехали, пожалуйте.
Раздеваемся, проходим. Несколько пожилых интел-
лигентов, часть студентов. Знакомимся, у них тот же
спор — о направлении газеты «Рабочая мысль». Мы тор-
жествуем, что наша оценка газеты правильна. Регуляр-
но посещаем занятия, собираясь еженедельно в разных
частях Петербурга.
Выходит марксистский журнал «Новое слово»8. Мы
подписываемся на него. Закрыли журнал. Мы снова
подписчики такого же журнала — «Недели» 9. Накопля-
ется большая библиотека бесцензурных книг. Но вре-
мени мало: 12 часов — на заводе, ночь напролет занята
чтением. Становимся какими-то отшельниками в рабо-
чем городке. Собрания, чтения, поездки и опять собра-
ния, и так без конца. Но не устаем, хотя порой живем
впроголодь, заработки грошовые.
Товарищ Андреев учит нас, как прятать книги, что-
бы жандармы не обнаружили их. У каждого потайное
хранилище для книг. У одного — в комнате табуретка
с просверленными отверстиями в ножках для десятка
мелких книг и газет, у другого — в сарае складное поле-
но с помещением посредине для нелегальных материа-
лов, у меня целый склад под полом, вместивший однаж-
ды 20 000 прокламаций и транспорт * книжек в несколь-
ко пудов.
На заводе, у тисков или станка, осторожные разго-
воры с соседом по разным политическим вопросам. Ухо-
дишь из мастерской на обед — ловишь по пути ранее
Кипы книг, предназначенных для отправки.
195
намеченного рабочего, к которому хорошо присмотрел-
ся: авось получится толк, удастся вовлечь в организа-
цию.
И так каждый день. Ответы на ряд неразрешен-
ных вопросов черпаем из книг; не находим ответа —
идем к товарищу Андрееву за помощью. Частенько со-
бирался у него наш актив. Обсуждали работу за про-
шедшие дни, выясняли успехи и неудачи, намечали, ко-
му и кого из рабочих взять в обработку, выясняли недо-
вольства рабочих, намечали пути использования этого
недовольства для усиления ненависти к начальству. На-
пример, был такой незначительный случай: на заводе
изменили табель праздничных дней — выброшен празд-
ник. Мы тут же призываем массу к протесту — началь-
ство, живодеры, не хотят давать отдыха, хотят, чтобы
мы работали больше, чтобы фабриканты могли платить
меньше.
Каждому, даже незначительному, шагу администра-
ции завода, направленному против интересов рабочих,
каждому малейшему ухудшению условий труда прида-
валось большое принципиальное значение, на этом за-
острялось внимание рабочих. Частенько выпускались
листки, направленные против начальства, которое не
ценит и не охраняет жизни рабочего, с разбором како-
го-нибудь конкретного случая на заводе, например ра-
нение рабочего машиной, задержка выдачи жалованья.
Если в рабочем поселке пьянство и драки были обыч-
ным явлением, то наша группа выделялась своей спло-
ченностью и трезвостью; обыватели нас называли «сек-
той трезвенников».
Наша работа под руководством Я- А. Андреева и
А. П. Фельдмана за короткий срок изменила настроение
во всем Колпине. Анархические выступления отдельных
рабочих стали редким явлением, драки рабочих одной
улицы с рабочими другой (стенка на стенку) уходили в
невозвратное прошлое.
В воскресенье 11 января было назначено наше оче-
редное собрание у Андреева. Я на несколько минут опо-
здал на собрание. Вхожу в квартиру, застаю необыч-
ную обстановку: все перевернуто, как говорят, вверх
дном. Никого из товарищей нет. В комнате Андреева
на его кровати спит старуха — квартирная хозяйка. Чув-
ствую, что-то случилось. Но что? Пытаюсь узнать,
но старуха машет руками, гонит меня. В недоумении
ухожу.
На улице встречаю К. Парикмахера, узнаю, что но-
196
чью арестованы Кин, Апарин, Иванов, Мудринин и Со-
колов. В квартире Андреева утром был обыск, аресто-
ван его брат, а сам Андреев арестован в Питере еще в
субботу10. Я поражен как громом. Нужно что-нибудь
предпринять.
Менее активные товарищи сегодня становятся в ряды
активных. У квартир арестованных — дежурство: важно
предупредить других, не попасть в засаду. Сейчас обыск
у Китаева, очередь за мной. Бегу домой укрыть литера-
туру, подчистить, нет ли где чего не на месте, забытого
и т. д. Десять-пятнадцать книжек спрятаны недалеко:
они нужны ежедневно для обмена читающим. Надо по-
ложить их сейчас же в потайной склад; правда, време-
ни осталось немного, вдруг придут — не успею закрыть,
найдут, а работа с подпольным складом большая: в хо-
лодной комнате на чердаке надо вывернуть из двух бо-
ковых карнизов винты, ввернуть в одну из досок пола
крюк й им поднять ее. Решаю, однако, все нелегальную
литературу убрать подальше. Нервничаю. Домашние
замечают мое возбуждение. Начинают допытываться, в
чем дело. Молчу. Наконец вынуждают. Стою у окна,
поджидаю полицию. Размышляю. Войдут ко мне — вы-
брошу книжки в снег: сжечь жаль — редкость и слиш-
ком дороги для нас; не арестуют — возьму их из снега...
А если арестуют — пропадут книги. Нет, это не дело.
Решаю их припрятать надежно и надолго. Место есть,
никто не достанет: придется разбить целую стенку-пере-
городку, чтобы их найти. Мне же будет нетрудно: ото-
рву одну доску — и книжка у меня.
Три часа дня. Полиции пока нет. Ухожу из дому,
чтобы у кого-нибудь узнать новости. Мать Иванова со
слезами и криком догоняет меня:
— Мазурик... Ты моего Мишку совратил с пути и
посадил в тюрьму, а сам гуляешь...
Схватывает меня за пальто и тащит в полицию. От-
биваюсь.
Она неистово кричит:
— Вот, вот преступник, а не мой сын! Мазурик, ма-
зурик!
Уговоры не действуют. К счастью, полиции нет близ-
ко. Ушел. Узнаю у других, что обыски закончены. Жан-
дармы вернулись к себе. Рабочие взбудоражены, гудят,
как пчелы. Раньше о политических арестах не имели
представления, теперь узнали и малый и старый.
Все население на улице. Интересуются: за что аре-
стованы самые «степенные» парни в городе, не сканда-
197
листы, не пьяницы, за что, в чем дело? Из уст в уста
передают, что в пять часов арестованных отправят в Пе-
тербург. У полицейского управления — несколько тысяч
любопытных. Решаю посмотреть на своих товарищей.
Быть может, надолго придется расстаться... Выводят...
Толпу отгоняют. Конвоирует арестованных почти вся
местная полиция, человек сорок, несколько жандармских
офицеров.
Иду на вокзал. На станции подготовлен отдельный
вагон 2-го класса — прицепка к проходящему поезду.
Толпа запрудила платформу. Вводят в вагон арестован-
ных.
— Кин,— передается в толпе,— вот Иванов, Апарин,
а это кто?
— Мудринин,— говорит кто-то.
Проверили всех.
— А где Михайлов?— спрашивают друг друга, тянут
головы, чтобы увидеть меня среди арестованных.
Редко кто из местной молодежи не знал о нашей
дружбе, о сплоченности нашего кружка, и не только мо-
лодежь, но и отцы и матери всегда указывали своим
детям на наше образцовое поведение. Поезд тронулся.
.Что это, ошибка полиции? Или меня оставили для раз-
вода?.. Иду домой. Везде разговоры о количестве аре-
стованных. Одни говорят — пять, другие — десять, а тре-
тьи — двенадцать. Некоторые перечисляют фамилии, в
том числе и мою. Задают вопрос: не знаете, за что? Не-
которые отвечают: за «пашковские» антихристовы книж-
ки *, другие приводят иные мотивы.
У меня настроение неспокойное. Все арестованы, а я
на свободе. Ведь товарищи в тюрьме невольно заподо-
зрят меня в измене, а может, и в большем — в преда-
тельстве. Они знают, что почти все конспиративные ад-
реса Андреев передавал мне, я их водил по Петербургу
на квартиры, только я один знал пароль и явки при по-
сещении студентов.
Не задумываясь, решаю развить бешеную агитаци-
онную работу на заводе, быть вместе с товарищами,
рассеять их подозрение, если только оно у них зароди-
лось. В то же время соблюдаю максимальную осторож-
ность, чтобы не провалиться «просто за компанию». Но
• Пашковцы— религиозная секта; вдохновитель секты — граф
Пашков. О существовании этой секты местное население знало из
широких диспутов, проводившихся в городе крупным церковным
деятелем, неким «отцом Арсением», специально разъезжавшем для
борьбы против сектантов.
198
наряду с этим временным настроением во мне жила глу-
бокая уверенность в том, что наша дружба, наше об-
щее дело настолько прочны, настолько проникнуты глу-
бокой верой друг в друга, что этих подозрений не может
быть. В нашем кружке было обусловлено в случае аре-
ста сберечь и использовать всю нелегальную литерату-
ру, хранившуюся у членов кружка и не обнаруженную
жандармами. Эта задача была выполнена. Очищаю
хранилища у Андреева, Кина и других,, перетаскиваю
литературу к себе, в мое потайное хранилище.
Обстановка для агитационной работы на заводе со-
здалась самая благоприятная. Аресты в городе взбудо-
ражили всех рабочих. Ведь впервые арестовали целую
группу рабочих завода. На другой день после арестов
меня расспрашивали на заводе:
— Ты всегда был с ними, ты знаешь, за что их аре-
стовали, расскажи.
Рассказываю, даю почитать книжки: их у меня те-
перь много, на всех хватит... Ежедневно иду на завод,
нагруженный десятком-двумя книг. Раздаю, получаю об-
ратно прочитанные, передаю другим. Работа кипит.
Многие, пассивно относившиеся к политике, стали инте-
ресоваться ею. Наша нелегальная библиотека пополня-
лась быстро, круг читателей увеличивался изо дня в
день. Некоторые нелегальные книжки вшивались в об-
ложки легальных, таких, например, как «Чем люди жи-
вы», «Где любовь, там и бог», «Упустишь огонь — не
потушишь» (Толстого). Помню, была толстая в пере-
плете книжка — «Подпольная Россия» п; эту книжку
рабочие очень любили и даже дали ей особое название:
«Тайны Тараскиной бойни».
Широко была организована помощь сидящим в
тюрьме и их родным. Рабочие откликались дружно. Кто
давал деньги, кто в общественной лавке покупал в кре-
дит продукты и пересылал их нам для направления в
тюрьму. Вопрос организации, вопрос борьбы рабочего
класса немного легализовался: теперь не арестуешь за
одно слово «стачка» или «общее благо». Эти слова по-
лучили права гражданства, и не одни эти слова. Теперь
все знают, что значит «Пролетарии всех стран, соеди-
няйтесь!». Теперь полиции труднее уже делать выбор,
кого арестовать: признаки для определения революци-
онного настроения значительно увеличились. И жандар-
мерия заработала: усилилась слежка, появились приез-
жие новые шпики.
Наша организация была воссоздана, в нее вошли два
199
брата Дулашевы, Вовк, Парикмахер, Шапошников, два
брата Власовых, Готлиб, Кононов, бывший народоволец
старик Петерсон, Китаев и я.
Вновь закипела работа, установлена связь с Петер-
бургской организацией 12, создано несколько марксист-
ских кружков, налажено снабжение социал-демократи-
ческой литературой, легальной и нелегальной. Арест то-
варищей сыграл большую роль в успехе агитационной
работы и привлечении в наши ряды новых бойцов. Бы-
ла вызвана активность, повысился интерес к политиче-
ским вопросам у значительно больших новых кадров.
Дело арестованных товарищей приняло широкую оглас-
ку. Идеи, носителями которых были арестованные, нель-
зя было запрятать вместе с ними за тюремную решет-
ку; слова рабочего Петра Алексеева на суде: «Идеи на
штыки не улавливаются» 13,— характеризовали создав-
шуюся в Колпине обстановку. Теперь собрать массовку
не представляло больших трудностей. Достаточно было
позвать одного, чтобы пришли десятки 14.
В рабочем городке теперь не редкость было услы-
шать гимн на смерть Чернышевского: «Замучен тяже-
лой неволей, ты славною смертью почил...», а то и «Мар-
сельезу» *5.
Этому рьяно противодействовала только жандарм-
ская политическая полиция. Гражданская же полиция
слабо реагировала, она не была так подобрана, чтобы
уметь разбираться в революционных песнях 16.
Приближалось 18 апреля 1898 г., день международ-
ного рабочего праздника — Первое мая. Велась усилен-
ная кампания по разъяснению рабочим, что 18 апреля —
это на Западе 1 мая. Многие не знали и не понимали,
что такое старый и новый календарный стили. По рукам
распространялись сотни книжек о первомайском праз-
днике рабочих. Из Питера был получен ворох прокла-
маций; разбрасывали, расклеивали, клали в карманы
рабочих на заводе, бросали в открытые форточки...
Но вот наступил день пролетарского праздника, а
надежды на успех почти никакой. Рабочие в обычном
порядке идут на работу.
Решаем продолжать кампанию за забастовку в день
1 Мая, теперь по старому стилю. Кое у кого остались
старые прокламации. Исправляем на них дату. Из Пи-
тера получена пачка свежих прокламаций. Усиливаем
агитацию/и на этот раз заметен успех: рабочим понят-
нее, что праздник Первое мая должен быть 1 мая, а не
18 апреля.
200
В свою очередь мобилизовалась полиция.
Нас человек двадцать было занято расклейкой но-
вых прокламаций. Один намазывает, другой клеит. Ок-
леены углы улиц, телеграфные столбы; издали точно пе-
репоясано все белой лентой.
Вот заманчивое бойкое место, здесь необходимо на-
клеить несколько штук, но беда: рядом полицейский
пост.
Однако «голь на выдумку хитра»: один из нас, Во-
лодька, идет к городовому, просит у него спичку, уго-
щает папироской. Стоят, закуривают; Володька умыш-
ленно тушит спичку, а в тылу у полицейского мы дела-
ем свое дело. У другого поста — тот же прием для оду-
рачивания полицейского. Около управления полиции —
специальная доска казенных объявлений. На ней сетка,
замок. Но выход найден: в щель вставляем проклама-
ции. Прокламаций расклеено более чем достаточно, рас-
пространено до тысячи брошюр. Настроение приподня-
тое. Чувствуется, что стачка будет удачной.
Утро 1 мая. Колпино неузнаваемо... На каждой ули-
це — десятки полицейских, . на главных дорогах поли-
цейских больше, чем телеграфных столбов. Среди них
необычные городовые, не наши, в белых перчатках. Это
в ночь на 1 мая в Колпино прибыл целый эшелон пе-
тербургской полиции, около тысячи человек. Чуть ли не
по полицейскому на каждого рабочего! Высунется рабо-
чий из ворот дома, а тут полицейский: не дает захлоп-
нуть калитку, заставляет идти на завод; и рабочий пе-
реходит от полицейского к полицейскому.
Рабочие «шли» 1 мая на завод, как смеялись они
потом, «на перекидных»... Обычно рабочие, идя утром
на завод, несут с собой узелки с завтраком — на рабо-
чем языке: идут «с гармошкой под мышкой».
1 мая, проходя мимо полицейских, рабочие осыпали
их остротами, насмешками, ругательствами: «Черти, за-
'чем принесло вас сюда? Боитесь, чтобы собаки не отня-
ли у нас «гармошки»?», «Ироды в перчатках!», «Что у
тебя на руке — грязные полицейские руки прикрыты?»
и т. д. Ближе к воротам завода цепь полицейских ста-
новится гуще. Если шли трое рабочих вместе, полицей-
ский заставлял идти поодиночке.
— Расходись! Сказано, больше одного в кучу не со-
бираться,— командовали блюстители порядка.
Большинство рабочих было загнано на завод. Но они
там не работали, а, собравшись группами, обсуждали
необычную обстановку.
201
Часть полицейских с улиц перекочевала на завод
наблюдать за «работающими», чтобы те не ушли домой.
В разных районах города, по окраинам, части рабочих
удалось обмануть «недремлющее око». Они собирались
в поле, в лесу, на кладбище: бастовали, праздновали
Первое мая. Наконец петербургские «гости» покинули
Колпино, частично забастовка была сорвана.
Наши все целы, никто не арестован...
Продолжали действовать. Вечером в городском саду
у завода собралась небольшая демонстрация, экспром-
том организованная из гуляющих.
— «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с
наших ног!» — раздаются в саду слова революционной
песни.
Полицейские снуют из конца в конец сада, ищут за-
чинщиков, пытливо оглядывают каждого...
6 мая царский праздник, какое-то тезоименитство.
В этот день в городском саду — открытие летнего се-
зона.
Решаем устроить внушительную демонстрацию. За-
готовлено красное знамя...
Гулянье в саду вечером. Утром рано можно сходить
на охоту. За мной должны зайти товарищи. Ложусь
спать. На столе лежит ружье, снаряжение. Утром разда-
ется громкий стук в дверь. Мать встрепенулась, идет
открывать:
— Кто там?
— Полиция!— отвечают из-за двери...
Мать ко мне, шепчет:
— За тобой полиция, спрячь скорей, если есть что-
нибудь.
Проверил мысленно: кажется, ничего, все в поряд-
ке. Смотрю на часы — три часа ночи.
— Впускай,— говорю матери.
Входят. Подходят к брату, будят. Тот растерялся,
озирается кругом.
— Не этот,— говорит полицейский.
Подходят ко мне. Я прикидываюсь спящим. Будят.
Вопросительно смотрю на них.
— Этот самый, одевайтесь...
Обыскивают одежду, белье. Требую от них ордера
на обыск (как учил нас Андреев). Предъявляют ордер
Петербургского охранного отделения. Оказалось, все в
порядке. Рассеялись по квартире. Роются, перевертыва-
ют каждый пустяк. Один жандарм тащит груду книг из
другой комнаты. Все книги религиозного направления.
202
нарочно собранные мною для отвода глаз. Другой не-
сет новую кипу; тут журнал «Новое слово» (уже запре-
щенный цензурой), «Фабрика», «Рабочий день», «Поли-
тическая экономия», «Спартак», «Один в поле не воин»,
«Через сто лет» 17 и много других. Последние книжки
служили нам агитационным материалом: даешь нович-
ку прочесть «Спартака», если видишь, что книга подей-
ствовала, заразила энтузиазмом борьбы, даешь уже
нелегальную, если не подействовала, то продолжаешь
просвещать беллетристикой, пока парень не воодуше-
вится и не раскачается.
Со всех углов собирают бумажки. Все валят на стол.
Жандармский офицер прочитывает названия книг, пе-
редает младшему офицеру, тот перелистывает, смотрит,
нет ли чего в книгах. Внимательно вглядывается в стра-
ницы: а вдруг условная переписка?.. Распространенный
между революционерами шифр заключался в том, что
намечалась страница какой-нибудь книги, на ней та или
иная буква для нужного слова записывалась двумя
цифрами, отделенными запятой: первая цифра показы-
вала строчку сверху или снизу, а вторая — букву в
строке слева направо или справа налево, смотря по то-
му, как условились переписывающиеся. Иной раз в кни-
ге записывались адреса разметкой букв в определенном
порядке. Этих пометок в книгах и искал жандарм. Обы-
скали. Офицер обошел комнаты, спрашивая подчинен-
ных:
— Здесь осмотрено? А здесь? Туда ходили? Смот-
рели?
— Так точно,— отвечали сыщики.
Часть книг отложили, собрали в кучу все письма, за-
вернули в бумаги... Составили протокол.
— Грамотный?—спросил жандарм.
— Немного,— ответил я.
Дали подписать. Не подписываю, требую прочесть
(Андреев строго наказывал протокол всегда прочиты-
вать, прежде чем подписать). Читаю: «При обыске ни-
чего не найдено». Доволен, что ничего не нашли, хотя и
был в этом заранее уверен, несмотря на то что на чер-
даке хранилось большое количество нелегальных книг.
Подписался.
— Вот так немного грамотный,— сказал жандарм-
ский офицер, рассматривая мою подпись.
Во время обыска, сидя за столом в ожидании фина-
ла, я набивал папиросы и предлагал жандарму заку-
рить. В ящике для папирос было несколько двойных
203
стенок, в промежутках которых хранились две-три бес-
цензурные книжки. Этот ящик, стоящий все время на
столе, даже у жандарма не вызвал подозрения.
С обыском покончено. Спрашиваю:
— Могу ложиться спать?
— Нет-с. Одевайтесь, пойдемте с нами,— говорит
офицер.
Прощаюсь с братьями, сестрами; слезы, мать рыда-
ет... Забирают мои охотничьи ружья, их три, одно из
них — присланное братом за хорошую стрельбу по его
чиновничьей фуражке. Ведут в полицейскую часть. Я —
в середине, по бокам и сзади — полицейские.
Жандармы отправились снова к кому-то с обыском;
по тому, куда они пошли, угадал — к Афанасьеву. Не
ошибся. Через час Афанасьев был вместе со мной.
У полицейской части в рамке для объявлений еще
красовались под сеткой наши первомайские проклама-
ции; всюду их сняли, а здесь не заметили. Вводят в по-
мещение, открываются со скрипом засовы. Коридор. По-
лумгла и тишина, точно в могиле. Открывают темный
карцер. Вталкивают, захлопывают дверь. Абсолютная
темнота. Не знаю обстановки карцера, боюсь двинуться
с места, как бы не разбить обо что-нибудь голову. В
кармане спички, зажигаю. Оглушительный хохот...
Здесь уже несколько товарищей. Они умышленно зата-
или дыхание, чтобы посмеяться надо мной. Так с шутка-
ми встречаем и других наших друзей, приводимых по-
лицейскими. Из других камер выкрикивали фамилии
арестованных. Расположились на нарах в ожидании
дальнейших «распоряжений».
В соседней светлой камере — дружный крик:
— Ура, Шапошникова привели!..
К двум часам было человек двадцать арестованных;
все знакомые товарищи. В четыре часа нас вывели во
двор. За стеной полицейской части — шум и гам; крики
полицейских, уговоры разойтись. Поставили нас попар-
но, между парами разместили шпиков, окружили поли-
цейскими. Вышли в открытые ворота. К полицейской
части собрались все жители Колпина. Их оттесняют го-
родовые. Нас ведут на вокзал, а за нами следует не-
сколько тысяч колпинских рабочих, теснимых полицей-
скими. У вокзала цепь полицейских сдерживает прово-
жающих. Из толпы несутся ободряющие нас слова:
— Товарищи, не падайте духом. Мы будем продол-
жать борьбу, начатую вами!.. Вас не забудем, това-
рищи!
204
А по адресу полицейских — негодующие крики напи-
рающей, многочисленной толпы:
— Опричники! Долой опричников!
Мы окрылены. Машем платками. Настроение бод-
рое. Уверены, что начатое нами дело продолжат остав-
шиеся. Борьба только начинается.
Внутри вагона — пять-шесть жандармов. Шпики
остались на вагонной площадке. Нас прицепили к про-
ходящему поезду. Рабочие провожают нас, идя вдоль
.полотна железной дороги, вытянувшись цепью на целый
километр. В ответ на приветствия мы машем платками
в открытые окна, дружно поем «Марсельезу». Но вот
скрылись вдали провожающие. Жандармский офицер
говорит нам с укором:
— Так могут вести себя только колпинцы.
Не унываем, поем...
Петербург. На вокзале «встреча». Вагон огорожен
цепью жандармов. Вводят в особую комнату — царский
зал. Являются парами шпики. Выводят по очереди, са-
жают на извозчика и везут на Гороховую, в охранку 18.
Там снова все вместе. Проголодались. Требуем есть.
Принесли французских булок и чайной колбасы.
Тут процедура проще: приходит шпик, выкликает
фамилию, приглашает идти за собой. Везут на извозчи-
ке в Дом предварительного заключения, в наш проле-
тарский «университет», к которому давно нас готовил
Андреев. На звонок шпика выглянул тюремщик-надзи-
ратель. Открылись ворота тюрьмы, над которыми не
хватало надписи: «Тюрьма — трудящимся».
Чистый тихий двор; щелкают механизмы замков,
раскрываются двери. Три, четыре... Большой коридор.
Слева — стена в пять этажей, как бы составленная из
ящиков громадного шкафа. По каждому горизонтально-
му ряду тянется ажурная галерея, по которой расхажи-
вает со связками ключей надзиратель. Завернули нале-
во, за угол. Здесь тоже в несколько рядов ящики — ка-
меры-одиночки.
Мертвая тишина: идешь по мягкой войлочной до-
рожке и не слышишь собственных шагов. Дорогой за-
даю вопрос надзирателю. Молчит как проклятый. Оста-
новил меня без слов, жестом у камеры № 21. Открыл
дверь, жестом показал, что эта «комната» предназначе-
на мне. В камере надзиратель сделался разговорчив,
здесь сосед не услышит, что привели новичка. Обыскал,
отобрал, несмотря на протест, подтяжки. Хлопнул лег-
ко дверью.
205
— Подтяжки и вообще веревки в камере иметь не
полагается,— буркнул, закрывая дверь на ключ, надзи-
ратель.
Оказывается, отбирают все это, чтобы арестованный
не повесился. Остался один. Осматриваюсь. Камера дли-
ной в две сажени. Асфальтовый пол. Сводчатый пото-
лок. Высоко под потолком окно с крепкой решеткой. На
шарнирах вдоль стены подвешена откидная железная
рама-кровать с соломенным матрацем и такой же по-
душкой. У другой стены, тоже на шарнирах,— железный
лист не более квадратного аршина, который при подня-
тии на упорный поворотный кронштейн представляет
собой стол. Рядом подвешено к стене так же устроен-
ное откидное сиденье — стул; тут же раковина для умы-
вания. Полка для посуды, кружка и деревянная лож-
ка; в углу у окна — «параша».
Интересно, что за окном? Встаю на «парашу», тя-
нусь, вижу что-то вроде лошадиных стойл: круг, разде-
ленный на шестнадцать отделений высоким плотным за-
бором, со стороны по окружности высокая решетка. В
этих «стойлах» быстро шагают люди, это заключен-
ные — на прогулке. Площадь стойла немногим больше
одиночки-камеры. Над центром круга — башня, по ко-
торой все время ходят три надзирателя. Их обязан-
ность — наблюдать за гуляющими и за окнами камер,
пресекать возможное общение между гуляющими и си-
дящими за решеткой.
В камере — солидная дверь с маленькой форточкой,
через которую заключенный получает пищу. Над фор-
точкой глазок — небольшое отверстие с отдвижной
крышкой, через которое надзиратель время от времени
наблюдает за заключенным в камере. У двери — звонок
для вызова надзирателя.
Прошлую ночь не спал, теперь заснул как убитый.
Утро. В коридоре кричат:
— Кипяток, кипяток...
Открывается фортка, подаешь кружку, тут же дают
кусок черного хлеба... Часто становлюсь на «парашу»,
смотрю в окно, нет ли знакомых. Вижу — в разных стой-
лах гуляют Мудринин и Апарин. Значит, не один, со
своими. Хочу показаться им в окно, но открывается
дверь, надзиратель сгоняет меня с «параши», внуши-
тельно читает нотацию:
— Вам, новичку, простительно, но если замечу еще,
пойдете в карцер.
Надо быть осторожным. Долго стоишь у двери, при-
1М
жавшись к щели фортки, угадываешь, куда пошел над-
зиратель.
Слышу, где-то далеко-далеко открывается в чью-то
камеру дверь. Скорей на «парашу», к окну. Вижу мно-
гих товарищей, арестованных раньше. Как хочется рас-
сказать им о том, что произошло за эти четыре месяца
в Колпине, на заводе. Правда, кое-что они знают. К ним
ходили родные на свидание, передавали, но, конечно,
не все: о нашей организации они ничего не знают.
— Гулять, гулять!— кричит надзиратель в коридоре.
Это сигнал, скоро прогулка. Мы в «стойле» на прогул-
ке. Квадратный большой двор, кругом — в пять рядов
этажи, окна камер-одиночек.
Ура! Из многих окон машут руками, приветствуют
меня, новичка в тюрьме. Жаль, не слышно. Напрягаю
память, кое-кого узнаю по лбу и глазам: Шапошников,
Кин, Мудринин, Соколов, Иванов; они почти все на
верхних этажах. Замечаю их камеры. Может быть, ко-
гда-нибудь удастся заглянуть к ним в камеру.
Черед несколько дней переводят меня на третий
этаж. Теперь увижу своих ближе. Изучаю технику про-
пуска нас на прогулку: камеры открываются по очере-
ди, одна за одной: первый прошел шагов двадцать,
открывается вторая дверь, потом третья, и так до
конца.
У Иванова в камере под дверью щель, записка про-
лезет. В один из следующих дней удается просунуть к
нему записку, через пару дней получил ответ. Иванов
пишет, что их несколько раз таскали в жандармское
отделение на допрос, обвиняли в поездке в Петербург
на собрание. В записке — тюремная азбука * и указа-
ние, как ею пользоваться. В азбуке — шесть рядов, по
пять букв в каждом ряду. Для передачи рукой делали
так: махали рукой сверху вниз — указывали ряд, маха-
ли горизонтально — указывали, которая буква в ряду.
Удобство и простота азбуки несомненны: буква «я», на-
пример, требовала девять взмахов, шесть вертикальных
и три горизонтальных, только буква «щ» — пять и пять,
другие буквы меньше. В перестукивании ряды передава-
1	2	3	4	5
1	а	б	в	г	д
2	е	ж	з	и	к
3	л	м	н	о	п
4	р	с	т	у	ф
5	х	ц	ч	ш	щ
6	9	Ю	Я
М7
лись редкими ударами, а буквы — частыми. Стал изу-
чать азбуку. Выучил. Знаю, как принять любую букву,
не заглядывая в табличку. Сочетание двух цифр автома-
тически дает представление о букве. Привыкаю к сво-
ему тюремному телеграфу. Рано утром перемахиваюсь
через окно с некоторыми товарищами. Ночью по паро-
вым трубам или просто через стенку перестукиваюсь.
При всей строгости тюремного режима «предварилки»
ночью слышны эти стуки, как летом сверчки в поле.
Политические в одиночках размещены в шахматном
порядке: камера каждого политического, окружена со
всех сторон камерами уголовных. Надо мной — Шапош-
ников, через одну камеру — Иванов, на пятом этаже —
связь по паровой трубе с Мудрининым, через окно но-
чью и утром — связь с Кином и Апариным. На прогулке
в землю втыкаешь ряд простых спичек, на которых пи-
шешь мелко что-нибудь товарищам, в окно указыва-
ешь место, где рассованы спички. Эта передача не всег-
да удавалась, ибо неизвестно, когда попадешь в «стойло»
на прогулку, где тебя ждет в земле «бисерное» письмо.
Тем более что тюремное начальство умышленно выпу-
скало заключенных гулять из камер-одиночек так, что-
бы они в «стойло» попадали один раз в одном порядке,
другой раз — в другом, и хотя нами этот порядок вы-
пуска на прогулку изучался долго и систематически, но
угадать, где будешь гулять, редко удавалось.
Тщательность наблюдения за тем, чтобы ничего не
было передано друг другу заключенными, была неверо-
ятная. После каждого гуляющего «стойло» осматрива-
лось, нет ли где надписей, выметались и частенько раз-
вертывались окурки, оставленные гуляющими.
Правило тюрьмы — если нашел записку в «стойле» или
бане, прочел и она адресована не тебе, положи ее туда
же.
Перестукиванием устанавливаю, что по ходу допро-
са ранее арестованных многое из обвинений относится
ко мне и что охранка ошиблась, арестовав в первый раз
только пять человек. Причина ошибки была в том, что
наш марксистский кружок состоял из шести человек:
Апарина, Соколова, Мудринина, Иванова, Кина и меня,
но ездили по субботам на собрания только пятеро: Муд-
ринин и Кин работали на заводе на одном станке,
один — в дневную смену, а другой — в ночную; в поез-
дках по субботам чередовались, и на допросах все то,
что относилось ко мне, предъявлялось Мудринину; хо-
тя последним и отвергались эти обвинения, но на очной
208
ставке прислуга квартир, куда мы ездили, подтвердила,
что всегда приезжало пять, и арестовано было пять че-
ловек.
• Мне передали, что здесь, в тюрьме, сидит и хозяин
одной из квартир, когда-то нами посещаемой, оказав-
шийся провокатором, и что если он узнает, что я здесь,
то и меня «пришьют» к их делу.
Надо быть осторожным, чтобы не попадаться на гла-
за провокатору. У меня «новых» дел и так достаточно.
Систематически отказываюсь от прогулок. Товарищи со-
общили номер камеры провокатора. Вижу его почти це-
лыми днями смотрящим безнаказанно в окно на гуляю-
щих. Слежу за камерой, когда войдет туда новый по-
стоялец.
Проходит месяц. В указанном окне наблюдателя не
видно. Значит, его миссия кончена, и в тюрьме его уже
нет. Опять хожу на прогулку. Лето. Чудная погода. Ве-
черами при ветерке слышу музыку из Летнего сада.
Тюремная библиотека — одна из лучших в Петербур-
ге; даже выдают при настоянии «Капитал» Маркса. Ис-
пользую наш «университет», читаю запоем целыми дня-
ми, изучаю физику, геометрию, алгебру. Частенько в
камере производится обыск. Изредка посещает камеру
прокурор окружного суда, холеный, чопорный. Заходя к
нам, стереотипно произносит два слова: «Претензий
нет?»
Скуки ради кормишь голубей, приучаешь их залетать
в камеру; с ними быстро становишься друзьями. Суббо-
та в тюрьме. С утра в коридоре кричат: «Стрижка, бри-
тье на свой счет». Заявишь — приходит парикмахер, ес-
ли, конечно, надзиратель скажет, что у тебя есть день-
ги. Вечером приглашают желающих в церковь ко все-
нощной, в воскресенье — к обедне. Не знаю порядка и
обычая тюремной церкви, ни разу не был, но другие пе-
редавали, что там иногда можно перекинуться несколь-
кими словами.
Воскресенье — праздник в тюрьме; на обед — лапша
с мясом и гречневая каша с маслом.
Иногда разнообразишь жизнь невинными шутками:
у двери головой закроешь глазок — надзиратель быстро
открывает форточку, отталкивает тебя в спину; молчишь
и не отходишь — надзиратель быстро открывает дверь,
испуганно смотрит. Уж не повесился ли? Хохочешь. За
недосмотр — неумение сохранить нас живымц — на над-
'зирательский персонал накладывалось суровое взыска-
ние; об этом проговорился мне как-то надзиратель.
209
Прошел месяц, тянется другой. Подаю заявление
прокурору о беззаконии: держат больше месяца и не
предъявляют обвинения.
Вызывают на допрос. Подана карета с синими плот-
ными занавесками. Тверское жандармское управление 19.
За столом — два жандарма, прокурор и его помощник,
охрана мобилизована.
— Если вы скажете всю правду,— говорит проку-
рор ,— то вот сейчас три часа, а в пять вы будете сво-
бодны, пойдете к матери в больницу.
Оказывается, расстроенная моим арестом мать через
несколько дней тяжело заболела.
— Хорошо,— отвечаю я.
— Вы делали то-то?— спрашивает прокурор.
— Нет.
— А вот были там?
— Нет.
— Вы знакомы с таким-то?
— Нет.
— Разбрасывали прокламации?
— Нет.
— Ездили туда-то?
— Нет.
Больше вопросов нет. Прошло два часа. Решаю вы-
кинуть трюк. Беру шапку и быстро направляюсь к вы-
ходу.
— Стойте,— кричит прокурор,— вы ни одного слова
правды не сказали.
Предлагают опять сесть. Сажусь. Заявляю, что ска-
зал правду, а они вот меня обманули. Прокурор курит,
угощает помощника. Прошу разрешения закурить. Пред-
лагают папиросы. Отказываюсь, благодаря, говоря, что
у меня есть свои. Закуриваю. Прокурор спрашивает;
— Сколько вам лет?
— На днях исполнилось семнадцать»
— Давно курите?
Отвечаю.
— А вино пьете?
— Нет, пиво.
— О, ужас!— многозначительно, как бы в испуге,
произносит прокурор.— Только что исполнилось семна-
дцать — курит, пьет и уже государственный преступник»
Да, времечко!..— говорит он и, качая головой, смотрит
на своего помощника.
Успокоился. Спрашивает, чем занимаюсь 9 тюрьму
что читаю.
21Q
— Многое... и изучаю физику...
— Много прошли?
— Остался курс электричества...
Молчание.
— Придется вам продолжить изучение физики, поси-
дите еще, придете второй раз, тогда скажете нам прав-
ду,— нарушает молчание прокурор.
— Спасибо,— отвечаю ему.— Дальнейший допрос
для вас будет бесполезен: врать не намерен, а правда
сказана.
Снова в своей одиночке. Голуби на приоткрытом ок-
не ждут «товарища», кормежки...
Получаю свидание с сестрами, родными и неродны-
ми. Мать больна, скучает, плачет. Через сестер мило-
сердия, посланных к нам политическим Красным Кре-
стом, получаем кое-какие сведения, книги, помощь.
Удачно передается «тюремная азбука», которую я уже
успел получить раньше от товарищей в тюрьме. Чем
дольше сидишь, тем больше хочется перечитать книг.
На свободе придется работать, читать только ночью.
Программа намечена огромная, захватывает все новые
области знаний: выпустят — не кончишь «университета».
Время летит. Жизнь проходит однообразно, если не счи-
тать ежедневного обмена прочитанных книг и отсидки
изредка в карцере за то, что смотрел в окно или пере-
стукивался.
Переписка с товарищами прочно наладилась. Почти
каждый день передаешь и получаешь записки. Геогра-
фическое положение моей камеры для этих операций
было особенно удобно: приходилось проходить три сто-
роны корпуса по коридору, прежде чем попадал на про-
гулку, и если надзиратель выпускал с одного крыла, то
от его наблюдения пропадали две линии галереи и ко-
ридора.
Однажды передаю записку одному товарищу, полу-
чаю для передачи другим. Вдруг сверху «глас божий»:
с дежурного центрального поста кричит старший надзи-
ратель:
— Что здесь, почтамт, что ли, черт вас возьми...
Сошло, однако, благополучно.
Идут дожди. Крысы на тюремном дворе уже не де-
рутся из-за воды. Луж много. В засуху, бывало, первая
прибежавшая к воде крыса устраивает бой с другими
крысами, не подпускает их к воде, пока сама не насы-
тится; следующая также защищает лужу только для
себя; насытившись, уступает место другим. Эти бои крыс
211
и визг вносили некоторое разнообразие в нашу моно-
тонную жизнь. Однажды, точно не помню числа, откры-
вается в необычное время камера.
— Пожалуйте в контору,— приглашает надзиратель.
Иду, думая, что повезут на допрос. В конторе пожи-
лой жандармский ротмистр мирно беседует со стари-
ком — начальником тюрьмы.
— Ваша фамилия?—обращается ко мне жандарм.
— Михайлов.
Михайлов?— повторяет жандарм.— По постанов-
лению особого совещания вы подлежите высылке... Вы
лишены права проживать в губерниях... всего в тридца-
ти двух, кроме того, в Области Войска Донского, во
всех университетских городах, в Вильно, Лодзи, в мест-
ностях — резиденциях его величества и т. д. Вам пред-
лагается указать местность, куда вы хотите поехать в
ссылку под гласный надзор полиции на казенный или
на свой счет.
Спрашиваю:
— Где же можно проживать? Кажется, перечислили
все пункты географической карты?
— Нет, не все,— отвечает жандарм.— Вятская, Воло-
годская, Архангельская, Тверская губернии, вся Си-
бирь; мест много.
Вспомнил, что в Твери строится новый завод. Оста-
навливаюсь на Твери. Тюремный начальник смотрит на
меня, качает головой и с горечью говорит ротми-
стру:
— Как меняются времена и нравы: за всю мою
жизнь и долголетнюю службу впервые в тюрьму пошла
молодежь. Да! Меняются времена!..
— Да, уж эта молодежь!— сурово бормочет жан-
дарм.— Из двадцати ни один не дал нужных показаний.
Молодежь?!— повторил он многозначительно.
Жду дня освобождения и утверждения Департамен-
том полиции места моей ссылки.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Б. А. Гинзбург (Д. Кольцов) вступил в революционное дви-
жение в 80-х гг. как народник. Был связан с группой А. И. Ульяно-
ва. В 90-х гг. эмигрировал, примкнул к группе «Освобождение тру-
да». Публицист, сотрудничал в «Работнике», позднее в «Искре» и
«Заре». После II съезда РСДРП меньшевик. В 1897 г. в серии «Ра-
бочая библиотека» за границей была выпущена брошюра Д. Коль-
цова «Машина» (брошюра, называемая И. К. Михайловым, неиз-
вестна). Существовало издание петербургского «Союза борьбы» под
похожим названием — «Рабочий день» (1895), Неоднократно пере-
212
издавалось в России и за границей. Книга выдвигала лозунг вось-
мичасового рабочего дня. Широко распространялась в подполье, в
том числе и в Колпине (ЦГАОР СССР, ф. ДП, 3 делопр., 1896 г.,
д. 580, ч. 3, л. III; ч. 6, л. 258 об.).
2	Скорее всего, речь идет о книге русского публициста пансла-
виста Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» (СПб., 1871) либо о
его «Сборнике политических и экономических статей» (1890). Острые
политические вопросы современности и экономики, отрицание Дани-
левским общечеловеческих ценностей, упор на объединение только
славян имели ярых защитников и противников.
3	О нем см. в воспоминаниях Я. А. Андреева.
4	Репину принадлежит, видимо, статья в Кэ 25 «Искры» (15
сентября 1902 г.)—«Что делать?». Она написана под влиянием ле-
нинской книги с аналогичным названием и ставит жгучий вопрос об
организационной подготовке политических демонстраций. Статья бы-
ла одобрена В. И. Лениным (см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч.,
т. 7, с. 33, 452).
8	Автор допускает некоторые неточности. Я. А. Андреев указы-
вает несколько другой состав кружка.
6	Из-за молодости И. К. Михайлова он, видимо, не был в курсе
всех дел по подготовке в их кружке «Рабочей мысли», а изобража-
емый спор едва ли имел место.
7	Ныне — Красноармейские улицы.
8	«Новое слово» — либерально-народнический, а с 1897 г.— «ле-
гально-марксистский» журнал. Помещал работы Ф. Энгельса,
Г. В. Плеханова, В. И. Засулич, А. М. Горького, а также В. И. Ле-
нина. Закрыт правительством в декабре 1897 г.
в	Скорее всего, И. К. Михайлов спутал народническую газету
«Неделя» с журналом — «Начало», который фактически в 1899 г,
был продолжением «Нового слова». Но позже также закрыт пра-
вительством.
10	См. прим. 28 к воспоминаниям Я. А. Андреева.
11	См. прим. 4 к воспоминаниям С. И. Канатчикова.
Ч Имеется в виду связь с центром петербургского «Союза
борьбы».
13	На самом деле 9 марта 1877 г. на «процессе 50-ти» рабочий
П. А. Алексеев говорил о бедственном положении «рабочего наро-
да» (т. е. всех трудящихся), о «временно захваченной силой» пра-
вительством власти, а также о том, что только революционная ин-
теллигентная молодежь «неразлучно пойдет с нами до тех пор, пока
подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда и ярмо дес-
потизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»
(Рабочее движение в России в XIX веке, т. II, ч. 2. М., 1950,
с. 46—47). В. И. Ленин назвал эти слова Алексеева «великим про-
рочеством русского рабочего-революционера» (Ленин В. И. Поли,
собр. соч., т. 4, с. 377).
14	Автор несколько преувеличивает.
15	«Марсельеза» — французская революционная песня. Слова и
музыка Руже де Лиля. Позднее стала государственным гимном
республиканской' Франции.
18	И. К. Михайлов не различает политическую жандармерию,
т. е. охранку, и гражданскую полицию.
17	«И один в поле воин» — одна из русских подпольных бро-
шюр. «Через сто лет» — русский перевод (СПб., 1890) социально-
утопического романа американского писателя Э. Беллами.
213
18	Охранка размещалась при канцелярии градоначальника на
Гороховой ул., д. 2.
18	Здесь явная опечатка. Правильно: губернское жандармское
управление.
В. А. ЕМЕЛЬЯНОВ, И. А. ЕМЕЛЬЯНОВ
Василий Александрович и Иван Александрович Емельяновы —
младшие братья известного сестрорецкого рабочего-революционе-
ра Н. А. Емельянова, укрывавшего В. И. Ленина в сарае и шалаше
у озера Разлив в 1917 г. Василий и Иван Емельяновы тоже участ-
вовали в революционном движении, хотя и не играли в нем круп-
ных ролей. Написанные ими в 1959 г. воспоминания интересны для
изучения быта Сестрорецка в самом конце XIX в. и истории со-
циал-демократического движения здесь. Воспоминания имеют не-
сколько разделов. Для данного сборника взят хронологически от-
носящийся к 90-м гг. Машинописный текст рукописи, подписан-
ный авторами, хранится в Ленинградском государственном музее
Великой Октябрьской социалистической революции (ф. VI, личное
дело В. А. Емельянова, док. 6, с. 1—13).
СЕЛО СЕСТРОРЕЦК 1890—1907 гг.
Прошлое и настоящее
I
Никольская площадь, на
которой находилась Никольская церковь Николая-чудо-
творца — на одной стороне, обнесенной высокой ветхой
деревянной оградой и входными высокими каменными
воротами с большим образом старой иконописи святого
Николая-чудотворца и лампадой у образа. Вокруг цер-
кви, за оградой, находились древние могилы с деревян-
ными и чугунными крестами. Некоторые могилы были
обнесены решетчатыми железными и деревянными ог-
радами, а где родные могил были богаче, у тех были
каменные гробницы с полустертыми надписями, изве-
щавшими о тех, кто здесь похоронен. Дальше, в глубь
территории церковной ограды, за деревянной церковью,
где сейчас построена начальная школа, находилось ста-
рое Никольское кладбище с березовой рощей, где стоя-
ли ветхие деревянные кресты, с заросшими густой тра-
вой могилами.
Через всю Никольскую площадь шла дорожка к
214
церкви, по краям которой посажены тополя, по бокам
ворот красивые два дубка, посаженные заботливыми
прихожанами. На противоположной стороне площади,
от церкви, находился железнодорожный вокзал бывшей
Авенариусской железной дороги. Железная дорога от
Сестрорецка проходила до Петербурга (Новой Дерев-
ни) и через территорию Сестрорецкого ремесленного
училища (Сестрорецкого оружейного завода) 1 до Бе-
лоострова. Впоследствии эта железнодорожная линия
была использована во время русско-германской войны
1914—1917 годов. По этой железнодорожной ветке до-
ставлялись все материалы, необходимые для выпуска
оружия — прямо в Сестрорецкий завод.
На третьей и четвертой сторонах Никольской площа-
ди стояли деревянные домики рабочих завода. Они бы-
ли построены по обеим сторонам Никольской улицы, ко-
торая шла от Выборгского шоссе и упиралась в Николь-
скую площадь. На углах Никольской улицы и Николь-
ской площади стояли с одной стороны домик братьев
Леньковых — Алексея, Николая и Акима и их сестер —
Евдокии, Анны и Анастасии, а на другой стороне, на уг-
лу Никольской площади и Никольской улицы,— братьев
Фирфаровых, Семена и Матвея, старых холостяков и то-
же рабочих завода. Рядом же с домиком Леньковых,
лицом на Никольскую площадь, в середине домиков ра-
бочих, стояли два домика рабочего завода Емельянова
Александра. Николаевича и рядом с ним на углу Ни-
кольского переулка — домик братьев Федоровых, рабо-
чих завода, а против них, на противоположном углу пе-
реулка,— домик рабочего Рыбакевича П. К- и Михаила
Шпарре. Все вышеперечисленные рабочие Сестрорецко-
го оружейного завода жили в большой дружбе и никог-
да не ссорились между собой. Почти каждое воскресе-
нье, во время отдыха, проводили беседы между собой
на различные злободневные темы. Собирались они чаще
всего у домиков Емельянова А. Н., садились на длинную
скамью, столбы которой были глубоко врыты в землю,
чтобы не шатались. Около самого деревянного, высотою
метра два, сплошного дощатого забора и начинали бе-
седы между собою. Занимались чтением газет и худо-
жественной литературы. Но иногда эта читка наруша-
лась посторонними прохожими, которые, проходя мимо,
останавливались, заводили посторонний разговор и тем
самым срывали и вообще мешали чтению газет или
книг, а потому те рабочие, которые участвовали в чте-
нии, уходили во двор к рабочему Емельянову А. Н. и
215
там без помех продолжали чтение газет или книг и об-
суждали все вопросы, которые возникали в результате
чтения.
Почти всегда чтение вслух проводил талантливый
рабочий завода Леньков Николай Васильевич. Его чте-
ние было настолько живоизобразительным, что, слушая
его, рабочие забывали в тот момент все' свои горести и
печали, и когда Леньков делал остановки, для того что-
бы выкурить самокрутку из махорки, забрасывали его
различными вопросами, на которые Николай Василье-
вич с большим оживлением отвечал с подробными разъ-
яснениями. Некоторые вопросы не всегда были разре-
шены в одно воскресенье и переносились на следующее.
Шаг за шагом умственный кругозор рабочих расши-
рялся.
Вставали и такие вопросы, которые были связаны с
их политической и экономической жизнью.
В 1896 году железнодорожный вокзал Авенариус-
ской железной дороги был переделан на народную чи-
тальню. Большую, ведущую роль в организации и сборе
денежных средств для открытия народной читальни
сыграл Арсеньев Николай Николаевич, незаконнорож-
денный сын Мосина2, изобретателя трехлинейной вин-
товки, образца 1891 года.
В дальнейшей своей деятельности Арсеньев Николай
Николаевич организовал при народной читальне хоро-
ший кружок, драмкружок и читку художественной ли-
тературы. Были им организованы и художественные ве-
чера. Эти художественные вечера, хоровые кружки и
драмкружки были созданы из рабочих завода, их де-
тей, служащих учреждений и завода. Руководили эти-
ми кружками сам Арсеньев Н. Н. и местная интелли-
генция, состоящая из учителей и местных служащих се-
ла Сестрорецка. Арсеньев Николай Николаевич с боль-
шой любовью проводил эту работу, а какую цель пре-
следовал — нам неизвестно. Известно было только то,
что женился он на дочери рабочего. Сам тоже родился
от прислуги начальника завода Мосина. Судя по ре-
зультатам его работы — они были весьма ощутительны,
т. е. в эти кружки входила рабочая молодежь, впослед-
ствии, в истории революционного движения села Се-
строрецка, сыгравшая большую революционную роль.
Из года в год росло количество рабочих кружков. В эту
среду проникали и первые революционные идеи 3, кото-
рые были направлены против существующего царского
самодержавного режима. Растущий охват рабочих в ху-
216
дожественных кружках вынудил их руководителей воз-
будить вопрос перед земством о постройке нового На-
родного дома, так как существующее помещение оказа-
лось недостаточным и не М^гло удовлетворить всех же-
лающих участвовать в художественной самодеятельно-
сти, а поэтому в 1898 году был построен Народный дом,
ныне существующий Дом культуры, который в последу-
ющих событиях села Сестрорецка должен сыграть боль-
шую революционную роль, в истории развития револю-
ционного рабочего движения села Сестрорецка и в осо-
бенности в среде рабочих Сестрорецкого оружейного
завода.
Революционное движение в селе Сестрорецке возник-
ло еще в 1890 году, организованное народниками: Гер-
шуни 4, Ломакиным и другими. В организованных ими
кружках читалась нелегальная революционная литерату-
ра, доставляемая из нелегальной библиотеки, организо-
ванной в доме рабочего Павла Парфенова, проживавше-
го по Дубковскому шоссе, дом № 11.
В 1899 году зародились кружки РСДРП5. Несоглас-
ные с программой народников, большинство рабочих вы-
шли из них и перешли к социал-демократии. Руководи-
телем социал-демократических кружков был Гуковский
Александр Исаевич, проживавший в этот отрезок време-
ни на квартире Емельянова Николая Александровича,
станция Разлив (сарай В. Их Ленина). Перешедшая
библиотека от народников была товарищем Гуковским
с согласия рабочих реорганизована, вся негодная лите-
ратура Егоровым Леонидом изъята. Заменена и попол-
нена сочинениями В. И. Ленина: «Что такое „друзья на-
рода” и как они воюют против социал-демократов?»6,
«Развитие капитализма в России»7 и другими трудами
В. И. Ленина, а также «Манифестом Коммунистической
партии» К. Маркса и Ф. Энгельса.
Читка художественной и революционной литературы,
как выше упоминалось нами, кроме квартиры Емельяно-
ва Александра Николаевича, на Никольской площади,
проводилась и в квартире сына его — Николая Алек-
сандровича, станция Разлив, братьев Федоровых: Алек-
сея, Федора и Василия, проживавших на Никольской
площади. В летнее время проводились собрания на от-
крытом воздухе — за озером Разлив, в черном малень-
ком леске, около Ермоловского моста и заводской реч-
ки, за финской киркой и в дубках, Тарховском лесу и
Других местах.
Кроме читок газет и революционной литературы се-
217
На петербургском заводе
строрецкие рабочие устраивали ежегодные маевки, ко*
торые проводились в тех же местах, где производили
читку газет и литературы. Подготовка к маевкам велась
в условиях тщательной конспирации. Партийная под-
польная организация заранее намечала, кого из рабо-
чих можно и нужно пригласить на маевку. Это было не-
обходимо потому, что царская охранка засылала прово-
каторов в ряды рабочих. Чтобы провокаторы и шпики
не узнали о готовящейся маевке, рабочие оповещались
тайно. Каждый участник маевки должен был знать па-
роль. Как правило и для того, чтобы больше привлечь
и не вызвать подозрения у охранки, собирались одно-
временно в разных местах и на тех же участках, о ко-
торых упоминалось выше.
Развернувшаяся революционная борьба сестрорецких
рабочих была вызвана тяжелым трудом на заводе, ра-
ботали 10—12 часов в сутки. Мизерная оплата труда и
бесконечные штрафы. Все эти наболевшие вопросы го-
218
рячо обсуждались во время маевок. Из Петербурга при-
сылались по проведению собраний товарищи большеви-
ки 8, и когда открывался митинг, участники с большим
вниманием слушали докладчика и по окончании доклада
задавали ему различные вопросы, на которые доклад-
чик обстоятельно отвечал. Более развитые рабочие, как
Егоров Леонид, Ноговицин Михаил и другие 9, выступа-
ли по докладу и призывали рабочих к сплочению, на-
правленному к общей борьбе с царским правительст-
вом.
«Товарищи!— говорили рабочие.— Только в едине-
нии наша сила. Возьмите метлу -и попробуйте ее сло-
мать?— не хватит силы, а когда вы станете вытаскивать
из метлы отдельные прутики, тогда очень легко, по от-
дельным прутикам, вы сломаете всю метлу! Вот точно
так же и царское правительство боится нашего объеди-
нения, т. к. ему тогда не справиться с этой общей гроз-
ной силой трудящихся, а поодиночке они легко распра-
вятся с нами!»
Как правило, после собраний пели революционные
песни:
Отречемся от старого мира!
Отряхнем его прах с наших ног!
Нам не нужно златого кумира.
Ненавистен нам царский чертог!..
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Вставай на борьбу, люд голодный,
Раздайся, клич мести народной!
Вперёд, вперед, вперед!..
II
В один из воскресных дней во дворе Емельянова
Александра Николаевича, против Никольской площади,
на длинных скамьях сидят рабочие оружейного завода:
Леньков Н. В. с газетой в руках (сидит на стуле в се-
редине), два брата Фирфаровых, старые холостяки,
братья Федоровы: Алексей, Петр, Федор и Василий,
Алексей — инвалид русско-турецкой войны, георгиевский
кавалер — сидит без ног, обрезанных до колен, на ногах
надеты протезы собственного изготовления (башмаки с
широкими ступнями), братья Александровы Семен и
Алексей. В двух шагах от компании рабочих стоит сам
хозяин двора Емельянов А. Н. и чинит мережу, очевид-
но подготовляя ее к рыбной ловле. По двору ходит на-
седка с цыплятами. Петух, оберегая цыплят от кошки,
которая кралась к цыплятам, зорко наблюдал за ней и,
219
как только она подготовилась к прыжку, с быстротой
пули накинулся на нее и вонзил свой клюв кошке в бок
и вырвал большой клок шерсти. Испуганная кошка от
неожиданности мигом очутилась на самой вершине ря-
бины, росшей около забора, и оттуда сверху испуганно
наблюдала за петухом, а тот, чувствуя себя победите-
лем, замахал, захлопал крыльями и закричал «ку-ку-ре-
ку»!
Сидящая компания рабочих, видя эту сцену, громко
расхохоталась. Когда немного утих смех, Леньков про-
говорил, обращаясь ко всем присутствующим: «Вот, ре-
бята, и нам надо так же брать пример с петуха и точно
так же защищать свои интересы, бороться с нашими
грабителями за наше лучшее будущее и будущее наших
жен и детей! Как защищает свою семью этот петух!
Так ее, Петя, бей ее, чтобы она не смела больше оби-
жать твоих детей!»
«А сколько наших детей голодает благодаря малой
оплате нашего труда? А труд, труд!.. В каких условиях
нам приходится работать!..»
В это время рабочий-инвалид, Ганя Фирфаров, вы-
шел из соседнего домика и, обратив свой подслепова-
тый взор на двор, стал кричать во весь голос своего
сына: «Федька, Федька, иди картошку с салакой есть!»—
«Эй, Ганя! не кричи так истошно! Душу воротит,—за-
кричал Гане Леньков.—Твой Федор на речку побежал с
ребятами!» — «Ох, каналья, ведь я ему наказывал, что-
бы он далеко не ходил, а он взял да и убежал!— горе-
стно заключил Фирфаров.— Совсем парень из рук вы-
бился, не слушает меня!» И, проговорив это, сокрушен-
но качая головой, ушел к себе в избу.
Когда он скрылся в избе, Леньков сделался груст-
ным и, ни к кому не обращаясь, горестно стал го-
ворить:
«Вот, смотрите на Ганю, мой ровесник, а разве мож-
но его сравнить со мной? Он совершенный инвалид, сле-
пой, больной, нудно кашляет, чахотка у него, и какое
землистое лицо, настоящий покойник, желтые пятна на
лице с синими жилками, а ведь вместе в завод поступа-
ли, мы одногодки. Я еще ничего, могу и работать, а он
конченый человек. Чем же вызвана у него эта болезнь?
Условия его работы в красилке, где света божьего не
видно, смрад, и вот результат его работы. Пятнадцать
лет тяжелого труда, и жизнь его кончена! Недаром Не-
красов в своих стихах, болея за нас, рабочих и кресть-
ян, писал:
220
Волга, Волга, весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной,
Переполнена наша земля!..10
Когда же наконец мы, ребята, сможем свободнее ды-
шать? Чтобы наш труд хоть сколько-нибудь оправдывал-
ся? Где, скажите вы мне, тот рычаг жизни, которым бы
мы могли перевернуть историю нашего жизненного
трудного пути и направить по иному руслу, руслу чело-
веческой жизни. Почему, черт возьми, богачи и наше на-
чальство живут в свое удовольствие, а мы живем впро-
голодь! Вот, Николаевич,— обратился он к Емельянову
А. Н.,— почему мы, старые холостяки, не обзавелись се-
мьями! Жениться для того, чтобы нищих плодить!.. Да
потому, что мы не хотим, чтобы голодали мы сами, на-
ши жены и дети, как голодает Таня Фирфаров. Где и
когда он сможет вздохнуть свободно, когда уже одной
ногой стоит в могиле? Несмотря на то что он голодает,
не хочет идти по миру, а живет тем, чем мы ему помо-
гаем, сидит на хлебе и картошке и не плачет. Очень
гордый человек, и я, откровенно говоря, преклоняюсь
перед ним и удивляюсь его мужеству! Другой бы на его
месте давно удавился бы, как это очень часто случается
с нашим рабочим братом, когда давят его голод, холод
и беспросветная нужда. Ганя надеялся на своего сына
Федьку, думал, что парень на возрасте, ему 16 лет, так
может поддержать семью из 3 человек. Так разве вый-
дет какой-нибудь толк из Федьки? Вот уже прошло три
месяца, как я его устроил на работу в завод, определи-
ли его на работу в калилку, так что же, вы скажите:
такую штуку там устроил, что просто жуть одна, да и
только!.. Чуть было Мишу Севалкина без ноги не оста-
вил! Плеснул ему из ковша за голенище высоких сапог
горячего свинца. И счастье Севалкина, что свинец был
нагрет недостаточно высоко — не докрасна! Тогда на-
верняка Миша остался бы без ноги. У Севалкина ноги
были завернуты большими портянками, он быстро сбро-
сил сапог, но портянки все же воспламенились, а Ми-
шина смекалка спасла ему ногу, которую он быстро
опустил в кадку с водой. Все обошлось благополучно.
Вгорячах Севалкин побежал было к начальнику жало-
ваться, да старики рабочие уговорили его не ходить, а
пожалеть Федькиного больного отца, так как этот слу-
чай наверняка свел бы его в могилу. Севалкин успоко-
ился и не пошел жаловаться.
Помните, ребята, случай Свинкина, рабочего мага-
221
зинной мастерской, который не мог вынести издевки
над ним начальника этой мастерской и замахнулся на
него гаечным ключом. Этим своим поступком он хотел
показать свое человеческое достоинство, а не раба, и за
это покушение на начальника цеха его судили и сосла-
ли в каторгу на 15 лет. За свое человеческое достоинст-
во Свинкин окончательно выбыл из нашей рабочей сре-
ды. Ему больше никогда не быть с нами, он погибнет на
каторге!
Вот опять же я должен сказать вам, друзья мои, что
если бы Свинкин не один был, а все мы вместе, как
один, защитили его, так, наверное, ему не дали бы та-
кого сурового наказания... Тогда я думаю, что у нас
получился бы другой оборот медали... Да... беда наша
состоит в том, что нет у нас еще тесной спайки, такой
спайки, чтобы мы были один за всех и все за одного...
Каждый из нас боится смерти, нужно общим скопом по-
вести борьбу с нашими поработителями, так, пожалуй,
у нас не было бы той кабалы, какая сейчас имеется, мы
сбросили бы с себя эту кабалу и нашу несчастную раб-
скую свою долю!..»
ПРИМЕЧАНИЯ,
1	Ныне — Сестрорецкий инструментальный завод им. С. П. Вос-
кова.
2	С. И. Мосин — выдающийся конструктор-оружейник. С 1894 г.
по 1902 г.— начальник Сестрорецкого оружейного завода. О его
деятельности см.: Сестрорецкий инструментальный завод имени Вос-
кова. Л., 1968.
8	Об этом см. там же, с. 128—130.
4	Г. А. Гершуни — народник, впоследствии эсер, один из руко-
водителей Боевой организации этой партии и член ее ЦК. Органи-
зовал убийства Д. С. Сипягина, Н. М. Богдановича и покушения на
других высших царских сановников.
6	Первым социал-демократическим кружком в Сестрорецке бы-
ла группа Н. А. Клопова, созданная в 1897 г.
8	«Что такое „друзья народа” и как они воюют против социал-
демократов?» — первая крупная работа В. И. Ленина. Издана неле-
гально отдельными выпусками. В ней В. И. Ленин разоблачал тео-
ретиков народничества как представителей антинаучного, субъектив-
ного метода, как лживых «друзей народа», подчеркнул великую ис-
торическую роль русского рабочего класса — вождя всех трудящих-
ся. В книге четко очерчены цели предстоящей буржуазно-демократи-
ческой революции и задача образования политической партии рабо-
чего класса.
7	«Развитие капитализма в России» — выдающаяся легальная
книга В. И. Ленина. На основе анализа гигантского фактического
материала он неопровержимо доказал, что Россия уже идет по ка-
питалистическому пути. Этот вывод давал основание для перестрой-
ки всей стратегии складывавшейся российской социал-демократии.
222
8	Правильнее говорить (до конца 1903 г.) о революционных со-
циал-демократах.
• М. К. Ноговицын входил еще и в кружок Н. А. Клопова.
10 Цитируется стихотворение Н. А. Некрасова «Размышление у
парадного подъезда».
Заключение
Материалы этого раздела сбор-
ника являются прямым продолжением воспоминаний и доку-
ментов предыдущего раздела, переплетаются с ним. В самом де-
ле, заводские и фабричные окраины — Колпино, Сестрорецк и дру-
гие — это тоже промышленное ядро Петербурга. В силу удален-
ности от центра, определенного своеобразия жизни и быта с точ-
ки зрения складывавшегося пролетариата, процесса революциони-
зирования рабочих, окраины на несколько лет отставали от того,
что происходило, скажем, на Выборгской стороне, у Московских
ворот или на Васильевском острове. О патриархальности окраин
пишут Я. А. Андреев и И, К. Михайлов — применительно к Колпи-
ну, В. А. и И. А. Емельяновы — к Сестрорецку. ,Многим только что
приехавшим из деревни на заводскую окраину сначала казалось,
что внешне жизнь петербургских рабочих мало чем отличалась от
жизни провинциальных: те же нищета и невежество. Кабаки и пив-
ные в праздничные и предпраздничные дни переполнялись до от-
каза рабочими; в водке, церкви, кулачных боях искали они забве-
ния от своих жизненных невзгод, здесь тушили свой внутренний
пожар и искали радостей жизни. Однако наиболее пытливые быст-
ро замечали шедший тогда процесс революционизирования рабо-
чих, рост недовольства самодержавием, нищетой, бесправием.
Процесс революционизирования питерских фабрично-завод-
ских окраин шел неравномерно. В. А. и И. А. Емельяновы хотя и
скупо, но дают общие сведения о создании первых социал-демо-
кратических кружков в Сестрорецке. Правда, братья Емельяновы
сами, видимо, не состояли в них, и поэтому, наверное, они сводят
все к откровенным беседам в группе кадровых рабочих во главе
с Николаем Пеньковым. Я. А. Андреев и И. К. Михайлов, наоборот,
показывают, как в Колпине шаг за шагом постепенно возникала
социал-демократическая организация. А каждая проходившая стач-
ка выделяла из общей массы маленькие группки революционно на-
строенных рабочих. Самодержавие ожесточенно преследовало их.
Но они, проникнутые духом пролетарской солидарности, образо-
вывали крепкое революционное ядро.
Вообще, пролетарская масса на окраинах жила особенно тя-
жело и трудно. Многие не могли найти работу. Чтобы устроиться
на завод, на фабрику, надо было дать или взятку («глоту») под-
мастерью, от которого зависел набор людей, или иметь крепкие
223
связи среди начальства. Чтобы получить более высокооплачивае-
мую работу — новая взятка. А обучение в рабочих мастерских и
цехах чаще всего состояло в том, что ученикам приходилось убла-
готворять мастеров-учителей. Доведенные до отчаяния, унижен-
ные, рабочие из чувства собственного достоинства нередко изби-
вали ненавистных начальников. Особенно часто это делала моло-
дежь. Немедленно следовали аресты, суды, тюрьмы. Лишь иногда,
как вспоминал И. К. Михайлов, удавалось отделаться не очень су-
ровым наказанием.
Даже более чем скудными по сравнению с Петербургом бы-
ли и возможности развлечений у рабочих из пригородов. Если
выпадал выходной или праздничный день, то большинство рабо-
чих, доведенных ночными сменами (вдобавок к дневным) до пол-
ного физического истощения, первую часть дня просто спали. За-
тем многие шли в кабаки или пивные. Иногда участвовали в ку-
лачных сражениях — «стенка на стенку», «улица на улицу». Правда,
в Колпине, по воспоминаниям Я. А. Андреева, изредка организо-
вывались «рабочие балы». Однажды ижорцы попали даже в редак-
цию народнического журнала «Русское богатство», где беседовали
с его руководителями Н. К. Михайловским и В. Г. Короленко.
К сожалению, пока историками еще мало изучено то незначи-
тельное, что все-таки делалось в России для организации досуга
рабочих. Безусловно, и в столице кое-что делалось, но этим зани-
мались в основном общественность и отдельные подвижники про-
свещения и культуры. Известно, например, что в конце 90-х годов
группа передовой петербургской молодежи (молодые музыканты,
студенты Консерватории) во главе с революционером и пианистом
Н. Е. Бурениным и С. Е. Евстифеевой в помещении земской шко-
лы в Волковой деревне устраивала по воскресеньям литературно-
музыкальные вечера, вечера чтения для рабочих с семьями. Буре-
нин часто давал концерты в тесных, неприспособленных помеще-
ниях, куда каждый раз вынужден был привозить свой рояль *.
Интересные данные обнаружил специалист по рабочему дви-
жению 90-х гг., научный сотрудник Ленинградского государствен-
ного исторического архива А. А. Галич. В здании Обуховского за-
вода и его столовой устраивались бесплатные спектакли и танцы,
вечера для рабочих, обучавшихся в вечерне-воскресной школе, кон-
церты оркестра в 1896, 1899, 1900 годах**. В рамках «рациональ-
ного устройства развлечений для народа» был создан Народный
театр (Невского общества доступных развлечений) в селе Алек-
сандровском ***. Тщательное исследование архивных фондов ле-
* См. его воспоминания «Памятные годы» в кн.: Пролетар-
ский пролог, с. 312.
** ЛГИА, ф. 1267, on. 1, д. 375, л. 1, 12, 19; д. 458, л. 37, 38,
53, 61, 62, 79, 116, 119; д. 570.
*** ЛГИА, ф. 1267, оп. 17, д. 205; д. 936; ф. 792, on. 1, д. 5718.
224
нинградских предприятий помогло бы открыть и другие аналогич-
ные факты.
Раньше уже говорилось, что на некоторых окраинах опреде-
ленную роль в просвещении рабочих играли библиотеки. В Сест-
рорецке Н. Н. Арсеньев в 1896 году создал народную читальню.
При ней скоро по инициативе того же Арсеньева, как вспоминали
В. А. и И. А. Емельяновы, появились хоровой и драматический
кружки, проводились постоянные чтения вслух художественной ли-
тературы. Со временем состав книг в библиотеке был расширен,
стал доступен и нелегальный отдел. А марксисты А. И. Гуковский
и Л. Егоров убрали из него доставшиеся в наследство от народни-
ков книги, заменив их марксистскими, социал-демократическими.
Все это в значительной мере меняло облик рабочего Сестрорец-
ка, «помогало просвещению рабочей молодежи, вело к ее даль-
нейшему революционизированию».
В Колпине, по воспоминаниям И. К. Михайлова, из книг, при-
надлежавших социал-демократическому кружку, тоже возникла
библиотека. Она постоянно обновлялась за счет поступлений из
небольших складов-хранилищ нелегальной литературы, существо-
вавших в домах почти каждого члена нелегального кружка. «У од-
ного — в комнате табуретка с просверленными отверстиями в нож-
ках для десятка мелких книг и газет, у другого — в сарае склад-
ное полено с помещением посредине для нелегальных материа-
лов, у меня,— писал И. К. Михайлов,— целый склад под полом,
вместивший однажды 20 000 прокламаций и транспорт книжек в
несколько пудов». Этой библиотекой кружковцы Колпина широко
пользовались и для чтения и для революционной пропаганды. Со-
став легального и так называемого полулегального отделов биб-
лиотеки, отобранной у Михайлова при аресте, он перечисляет вы-
ше в своих воспоминаниях.
Особенно большую роль играла библиотека за Невской заста-
вой, возле Фарфорового завода. Здесь также наряду с легальны-
ми. книгами хранились и широко распространялись марксистские
издания двумя библиотекаршами — социал-демократками. Более
того, когда у какого-либо кружка прерывалась связь с революци-
онным центром, ее восстанавливали чаще всего сотрудники биб-
лиотеки.
Большим авторитетом у рабочих Невской заставы пользова-
лась Смоленская читальня. Здесь работала замечательная библио-
текарша Анна Ивановна Чечурина-Мещерякова. В. А. Шелгунов
вспоминал: «Она не только, бывало, скажет, какую книжку читать,
но расспросит потом по-дружески, что понял читавший, даст еще
книжку, которая поможет разобраться в заинтересовавшем вопро-
се» *. Н. К. Крупская добавляла: «К ней шли рабочие не только за
* Шелгунов В. А. Мои воспоминания о воскресных школах.—
В кп.: В начале пути, с. 339.
8 3;ц<. № 98	225
книгами, но и поговорить по душем, посоветоваться». Читальня эта
была «своеобразным агитпунктом» *.
Однако свое влияние на рабочих стремились распространять
не только революционеры. Не упускали их из виду фабриканты и
заводчики, правительство. Рассчитывая на охранительные идеи, на
традиционную покорность рабочих, на авторитет у них «царя-ба-
тюшки», «хозяина-благодетеля», власти окружали окраинные про-
мышленные предприятия бесчисленными кабаками с экзотически-
ми названиями, пивными, портерными, винными лавками и т. п. за-
ведениями. Рабочий народ на фабриках и заводах сознательно и
планомерно старались спаивать.
Особая роль отводилась религии. Церквами и часовнями бук-
вально пестрели улицы фабрично-заводских предместий Петербур-
га. На предприятиях постоянно производили церковные сборы,
принудительно вычитали у рабочих деньги на новое строительство
и ремонт культовых зданий, на проведение церковных праздников.
Священнослужители внушали рабочим идеи непротивления хозяе-
вам и властям, вообще покорности, долготерпения. Вред всего это-
го хорошо понимали рабочие-революционеры. Рабочий И. М. Го-
лубев писал, что осознав это, бога и религию рабочие сделали
злободневными темами своих собеседований и на работе в пред-
приятиях, и в вечерней школе. Еще до вступления в организацию,
находясь в «диких» (не определившихся в партийном отношении)
группах, они уже начинали вооружаться знаниями по религиозному
вопросу, много читали по истории первобытной культуры, о про-
исхождении земли, жизни на ней и т. д.**. И конечно же социал-
демократы, стараясь помочь рабочим, вели антирелигиозную про-
паганду среди них.
Своеобразным каналом воздействия на рабочих- были различ-
ные «общества трезвости». В одном из таких «обществ», напри-
мер, за три рубля пользовавшийся большим доверием у охранки
священник мог любого рабочего записать в «книгу трезвенников»
и учинить над ним обряд, который «освящал» клятву вступавше-
го не пить некоторое время крепких напитков и после которого
рабочие-«трезвенники» целовали крест и Евангелие. И священник
и рабочие знали, что это обман. Попу были нужны деньги, к тому
же даровые, а попавшемуся на выпивке рабочему... справка. Сре-
ди членов «общества трезвенников» было много «липовых» трез-
венников, которые, будучи замеченными администрацией в пьянке
на производстве и которым грозил расчет, спешили стать членами
«общества трезвенников»,— и тогда начальство их обычно не уволь-
няло. Такие рабочие группировались вокруг «цеховых икон», с них
брали новые церковные лампадные сборы и платили им меньшую
* Крупская Н. К. Из далеких времен. М.— Л., 1930, с. 15.
** См.: Голубев И. М. От стачек к восстанию. М,— Л., 1931,
226
зарплату. Лампадный капитал за вычетом расходов на мелкие нуж-
ды пускался фабрикантами в оборот, отдавался рабочим же в долг
под проценты на новую пьянку...
Однако были у администрации и другие, положительные, спо-
собы влияния на рабочих. Начальник Ижорских заводов генерал
Быков решил изменить всю систему обучения и воспитания в кол-
пинской заводской школе. По воспоминаниям И. К. Михайлова, он
выписал для школы гимнастические снаряды, завел фруктовый сад
и огород, слесарную, кузнечную и столярную мастерские, соеди-
нил учебу с трудом, стал устраивать широкие и гласные выставки
ученических работ. «И вот за год умелым подходом к школьникам,
без единого наказания за шалости школа была превращена в тру-
довое, необычное по тому времени учебное заведение». В той
школе вывелись драки, хулиганство. Так. дальновидное начальство
подготавливало образованных и умелых будущих младших коман-
диров производства.
Но это было, конечно, редчайшим исключением. В целом же
и власти и хозяева фабрик и заводов заботились только о своей
выгоде, относились к пролетариям окраин как к рабочему скоту,
«быдлу» и тем самым рождали ответную ненависть. И в этих усло-
виях достаточно было только маленького толчка — нелегальной
книжки или листовки, нескольких слов умелого агитатора-револю-
ционера, чтобы наиболее развитые рабочие становились протестан-
тами, объединялись в первичные кружки и группы. Конечно, они
не имели еще последовательного социал-демократического направ-
ления. Но логика борьбы, как вспоминают Я. А. Андреев, В. А. и
И. А. Емельяновы, приводила эти кружки в марксистские органи-
зации, знакомила с петербургским «Союзом борьбы за освобож-
дение рабочего класса». Затем, по воспоминаниям И. К. Михайло-
ва, следовала осторожная агитация, соединявшая экономические и
политические требования. А в Колпине один шестнадцатилетний
рабочий паренек, Власов, однажды под гитару распевал странные
«песни», которые на самом деле были статьями из первого номера
«Рабочей мысли». Все это прекрасно «взрыхляло почву». Неда-
ром колпинцы стали под разными предлогами отказываться от при-
несения присяги новому царю и даже захватили как-то полицей-
ский участок, чтобы освободить своих арестованных товарищей.
Начали организовываться нелегальные митинги и маевки. Сестро-
рецкие рабочие, вспоминали В. А. и И. А. Емельяновы, собирались
в лесочке за озером Разлив и в дубках Тарховки. Руководила ма-
евкой подпольная социал-демократическая организация. Иногда
ораторы приезжали из Петербурга. В Колпине первую маевку в
1897 году провел кружок Я. А. Андреева — А. П. Фельдмана. Пос-
ле нее петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего
класса» заметил кружок на Ижорском заводе, стал снабжать его
листовками. В 1898 году первая попытка проведения маевки 18 ап-
227
реля в Колпине не удалась. Тогда кружок И. К. Михайлова рас-
клеил и разбросал десятки призывных листков к 1 Мая. В город
были стянуты крупные силы жандармов и полиции. Большой маев-
ки не получилось. Но рабочие во всем городе были наэлектризо-
ваны, подсмеивались над полицейскими. Правда, это привело к аре-
сту социалистов. Но главная цель была достигнута. Еще год назад,
в 1897 году, при ликвидации социал-демократического кружка
Я. А. Андреева — А. П. Фельдмана, при аресте его членов сотни
рабочих Ижорского завода проявляли простое любопытство. А те-
перь, в 1898 году... Вот как описал в своих воспоминаниях арест
членов кружка И. К. Михайлов: «К полицейской части собрались все
жители Колпина. Их оттесняют городовые. Нас ведут на вокзал, а
за нами следуют несколько тысяч колпинских рабочих, теснимых
полицейскими. У вокзала цепь полицейских сдерживает провожаю-
щих. Из толпы несутся ободряющие нас слова: «Товарищи, не па-
дайте духом. Мы будем продолжать борьбу, начатую вами!.. Вэс
не забудем, товарищи!» А по адресу полицейских — негодующие
крики напирающей многочисленной толпы: «Опричники! Долой
опричников!» Мы окрылены. Машем платками. Настроение бодрое.
Уверены, что начатое нами дело продолжат оставшиеся. Борьба
только начинается».
Как же начинать и вести эту борьбу на гигантских промыш-
ленных предприятиях петербургских окраин? Некоторые револю-
ционеры-практики выработали даже определенные правила. О них
в следующем разделе пишет П. Г. Смидович: «Чтобы быстро за-
вести прочные связи, наДо поработать на заводе, поработать как
следует, показать, что вы можете хорошо работать, что вы на-
стоящий рабочий». Не следует, как пишет далее Смидович, 'со-
глашаться на плохой заработок, чтобы не вызывать подозрений.
Сближаться с массой рабочих надо постепенно, к революционной
пропаганде и даже просто к антиправительственным разговорам
переходить только после того, как войдешь в доверие к кружку
земляков или друзей, узнаешь его членов близко. На революцион-
ную агитацию легче поддаются люди молодые, холостые. Под-
польную литературу нельзя распространять самому. Это должны
делать специальные доверенные лица. У них в патриархальных
условиях заводских окраин прекрасные связи.
Все эти правила способствовали сравнительно быстрому и
прочному успеху революционной пропаганды.
Словом, фабрично-заводские окраины Петербурга, может быть,
позднее, чем в центре, но постепенно революционизировались,
включались в общий поток пролетарской борьбы, присоединялись
к рабочему движению столицы. Ряды авангарда расширялись и по-
полнялись.
РАЗДЕЛ 3
189О-Е поды:
У истоков
ОРГАНИЗОВАННОГО
РАБОЧЕГО
АДРЕС ПЕТЕРБУРГСКИХ РАБОЧИХ
ПИСАТЕЛЮ-ДЕМОКРАТУ Н. В. ШЕЛГУНОВУ1
В начале апреля 1891 г. на квар-
тиру тяжело больного писателя-демократа Николая Васильевича
Шелгунова отправилась необычная делегация из передовых пи-
терских рабочих, участников центрального рабочего кружка марк-
систской группы М. И. Бруснева.
Их было пятеро: Н. Д. Богданов, А. Е. Карелин, Г. А. Мефо-
диев, Ф. А. Афанасьев, Е. А. Афанасьев. Мысль о визите к Шел-
гунову и о написании адреса ему пришла рабочим несколько
раньше, когда они узнали, что писатель тяжело болен. Проект
адреса составлялся рабочими коллективно и самостоятельно в
квартире рабочей коммуны (Г. Мефодиев, А. Карелин, Я. Иванов
и др.) на Забалканском проспекте, в Сивковом ^переулке. Цент-
ральный брусневский кружок интеллигентов, опасаясь арестов,
вначале высказался против такого политического выступления ра-
бочих, но потом принял участие в редактировании адреса. Деле-
гацию рабочих избрали путем голосования. Адрес подписали
66 человек, т. е. за этим стояла целая рабочая организация.
На Н. В. Шелгунова адрес произвел большое впечатление. Он
был искренне удивлен и растроган до слез — не знал он, что его
статьи в демократической печати пользуются известностью у ра-
бочих, не знал и о существовании рабочей организации. Шелгунов
пообещал впредь писать специально для рабочих. Позднее деле-
гаты отчитывались в рабочих кружках о встрече с Шелгуновым,
рассказывали о почти нищенской обстановке писательской квар-
тиры, зачитывали текст адреса. В связи с этой встречей бруснев-
ская рабочая организация таким образом провела большую агита-
ционную работу.
Несколько слов о тексте адреса. В нем отмечались большие
заслуги Н. В. Шелгунова перед рабочим движением. Действитель-
но, в статьях писателя-демократа определенное место отводилось
рабочим. Однако в адресе многое преувеличивалось. И едва ли
можно назвать Н. В. Шелгунова учителем рабочих. Центральному
рабочему кружку марксистской группы М. И. Бруснева был нужен
повод для политического выступления, и она воспользовалась слу-
чаем. Но, конечно, уважением, сочувствием и известной популяр-
ностью среди рабочих Шелгунов действительно пользовался. Де-
230
монстрации по поводу похорон писателя 15 апреля 1891 г. брус-
невцы-рабочие также придали характер открытого политического
выступления.
Текст адреса Н. В. Шелгунову публиковался неоднократно и
до 1917 г. (см., например: Рабочая библиотека, вып. 6. Женева,
1892), и в советское время. В настоящем издании текст воспроиз-
водится по сб.: Рабочее движение в России в XIX веке, т. Ill, ч. 2.
М., 1952.
Дорогой учитель, Николай Васильевич!
Читая ваши сочинения, научаешься любить и ценить
людей, подобных вам. Вы первый признали жалкое по-
ложение рабочего класса в России2. Вы всегда стара-
лись и стараетесь до сих пор объяснить нам причины,
которые отодвигают нас назад и держат нас в том угне-
тенном состоянии, в котором мы закованы, словно в же-
лезные цепи, нашими правителями и капиталиста-
ми 3.
Вы познакомили нас с положением братьев-рабочих
в других странах, где их тоже эксплуатируют и давят.
Картина, которую вы нарисовали, пробудила интерес
сначала не в рабочих, а в других классах; да не для ра-
бочих вы и писали. Русские рабочие принуждены так
много и так постоянно работать, чтобы только жить, что
им некогда читать. Да большая часть и не умеет читать,
а если кто из них и умеет,— что он найдет в книгах, на-
писанных для рабочих? Никто не учит нас, как выбить-
ся из жалкого положения, в котором мы теперь нахо-
димся. Нам твердят о терпении, о молчании, о том, что-
бы мы не давали воли выражению наших страданий, и
за это обещают награду в будущем. Только благодаря
людям, которые, по вашим собственным словам, имеют
несчастье смотреть выше общего уровня или выше клас-
совых интересов, научились мы понимать ваши сочине-
ния и узнали, как нашй товарищи-рабочие в Западной
Европе добились прав, борясь за них и соединяясь вме-
сте. Мы поняли, что нам, русским рабочим, подобно ра-
бочим Западной Европы, нечего рассчитывать на какую-
нибудь «внешнюю помощь» помимо самих себя, чтобы
улучшить свое положение и достигнуть свободы.
Те рабочие, которые поняли это, будут бороться без
устали за лучшие условия жизни теми средствами, ко-
торые вы указали в ваших сочинениях. Вы выполнили
вашу задачу — вы показали нам, как вести борьбу.
231
Может быть, ни вы, ни мы не доживем до того, что-
бы увидеть будущее, к которому стремимся и о котором
мечтаем. Может быть, не один из нас падет жертвою
борьбы. Но это не удержит нас от стараний достигнуть
нашей цели.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Н. В. Шелгунов — крупнейший публицист-демократ России
второй половины XIX в., общественный деятель. В 50-х гг. сблизил-
ся с Н. Г. Чернышевским, М. И. Михайловым, А. И. Герценом. Ав-
тор известных подпольных прокламаций «К молодому поколению»,
«К солдатам». В журнале «Современник» (1861, № 9—11) поместил
статьи «Рабочий пролетариат в Англии и во Франции». Это — пер-
вое изложение труда Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в
Англии». Шелгунов неоднократно арестовывался, в тюрьмах и ссыл-
ках провел около трети века. Он был автором большого числа ста-
тей, активным участником журналов «Русское слово», «Дело» (ре-
дактировал с 1881 г.). В 80-х гг. XIX в. опубликовал свои воспоми-
нания «Очерки русской жизни», которые принесли ему огромную
популярность.
2	Имеются в/виду его статьи «Рабочий пролетариат в Англии
и во Франции».
3	Так рабочие оценили неустанную борьбу Н. В. Шелгунова с
пережитками крепостничества в России, с самодержавием и полити-
ческим бесправием русского народа, с нарождавшимся капитализ-
мом.
РЕЧЬ НА МАЕВКЕ 1891 г.
Весной 1891 г., после шелгу-
новской демонстрации, социал-демократическая группа М. И. Брус-
нева решила организовать в Петербурге маевку вслед за ра-
бочими западных стран. Обстоятельства ее проведения ярко опи-
сывает М. И. Бруснев (см. прим. 1 к этому документу). Непосред-
ственным толчком к празднованию Первого мая было знакомство
брусневцев с брошюрой Г. В. Плеханова «Ежегодный всемирный
праздник рабочих». Автор брошюры предложил отметить Перво-
май в России хотя бы на тайных собраниях. Центральный рабочий
кружок брусневцев наметил ораторов: ф. А. Афанасьева, Н. Д. Бог-
данова, В. И. Прошина. Конспекты речей были отредактированы
брусневской организацией. На этой первой маевке в России 5 мая
1891 г. собралось около 200 петербургских рабочих (по другим
сведениям — 70—80 человек). Были произнесены политические ре-
чи, многократно воспроизводившиеся затем в подпольной доре-
волюционной печати и в советское время. Сразу после маевки на
квартирах кузнеца Экспедиции заготовления государственных бу-
маг Е. А. Афанасьева (Климанова) и Н. Д. Богданова, слесаря Кар-
232
точной фабрики, прошли подпольные первомайские собрания, на
которых также произносились речи.
Относительно авторства упоминаемых четырех речей, которые
в 1892 г. были напечатаны группой «Освобождение труда», у ис-
ториков единого мнения нет. Вероятнее всего, в соответствии с
собственноручной запиской Н. Д. Богданова (1925 г.), две из них,
как считают и известные советские историки С. Н. Валк, Ш. М. Ле-
вин, С. И. Потолов и многие другие, принадлежали Богданову. Ора-
тором, произнесшим публикуемую речь, скорее всего, был
Ф. А. Афанасьев. Ему же приписывают эту речь и составители
сборника «Рабочее движение в России в XIX веке» (т. Ill, ч. 2. М.,
1952), по тексту которого документ в настоящем издании и вос-
производится.
Товарищи! Я хочу сказать несколько слов о сегод-
няшнем торжественном для нас дне, устроенном по при-
меру наших братьев, западных рабочих
Братья! Будемте пользоваться хотя одной из первых
занимающейся на горизонте нашей русской жизни свет-
лой минутой нашего душевного наслаждения. Хотя на-
ши зацадные братья уже давно пользуются такими
праздниками 2, которым мы только начинаем изъявлять
свое душевное сочувствие, и то не на законной почве;
но и это, товарищи, хорошо. Хорошо, что и мы тоже
начинаем пробуждаться от векового нашего сна под гне-
том барского, поповского и царского рабства!— начина-
ем, я говорю, пробуждаться, и это уже есть часть, вне-
сенная русскими работниками в общий прогресс. Да
ведь, товарищи, сразу ничего не делается в мире, а все
совершается по определенным законам природы. И че-
ловеческий гений не может обнять все сразу, все пред-
угадать, а постепенно узнает святую истину. Ему всегда
приходятся на долю самые трудные работы во все века
человеческой жизни — будить сознание в самом челове-
честве и двигать его на путь истинного прогресса и сча-
стья. Конечно, товарищи, это счастье достается всегда
не легко, оно очень дорого стоит для самого человечест-
ва. То же мы видим и у наших братьев, западных рабо-
чих. Они имеют уже силу и свободу; это уже есть части-
ца счастья3. Но эта частичка была добыта ими дорогою
ценою их человеческой крови. Они боролись долго за
эту частичку счастья, которым они пользуются теперь.
Они боролись долго, много целых десятков лет с ору-
жием в руках за свободу, равенство и братство! Но вот,
товарищи, мы видим, что их требования уже признаны
законом, как стачки, кассы, товарищества, союзы, биб-
233
лиотеки, так и другие общественные учреждения. А у
нас — ничего, потому что мы сами не старались об этом.
У нас, как вы сами знаете, еще всякие заявления о пра-
вах народа сейчас считаются бунтом! Только и есть
одни окрики, штыки, пушки, розги, Сибирь, тюрьма, ка-
торга да казацкие нагайки! А там, на Западе, наши бра-
тья-работники уже пользуются всеми политическими
правами! Мы холопы, рабы! Мы должны шапку ломать
перед последним становым, околоточным, городовым. А
там все свободные равноправные граждане, как в Анг-
лии, Франции, Германии, Бельгии, так и во всех других
европейских государствах. Мы можем судить о их силе
по прошлогодним выборам в германский парламент4:
рабочие подали за своих вождей около полутора мил-
лионов голосов, а всех выборщиков там 7 миллионов,
стало быть, пятая часть народа государства на стороне
рабочих* под их управлением, и потому они имеют 101
своих газеты с шестьюстами тысяч (600 000) подписчи-
ков, а их общая касса в 1880 г. имела 37 тысяч марок, в
1883 г.— 95 тысяч, в 1887 году уже имела 188 тысяч, а
в прошлом году даже 390 тысяч марок! Видите, товари-
щи, как они скоро увеличиваются и как сильны. Они
представляют из себя организованную партию, силу,
против которой уже делается не в состоянии бороться
не только их эксплуататорам, но даже и самому прави-
тельству со своим войском!5 Так вот, товарищи, как
возросла их сила с 1848 года, со дня, когда в первый
раз раздалось: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Да, братья, эти великие слова принадлежат делу ума
человеческого! Ум человеческий — сеятель этой святой
истины — раскинул свое семя чуть не по всему земному
шару, а со времени 60—70 годов и в нашу забитую
Русь6, вначале преимущественно в ряды нашей учащей-
ся молодежи — наших самых лучших друзей, а через
них прежде и теперь проникает и к нам.
Господа! Как мы видим, это маленькое перенесенное
семечко растет, зреет и пускает свои отростки по всей
русской земле! Растет оно, но и страшных врагов оно
имеет в лице кулаков, попов, господ и царя со своим
войском и полицией! Трудная ведется борьба! Уже де-
сятки тысяч молодежи 7 погибло за нас в снегах Сиби-
ри, в казематах Петропавловки, Шлиссельбурга8. Нач-
нем же и мы сами за себя бороться! Нелегко вначале
нам придется: каждый шаг наш, каждый поступок гро-
зит нам тюрьмой или высылкой, но что же делать, то-
варищи! Не без этого, когда дело идет о жизни или
234
Первомайское гулянье в районе реки Екатерингофки в 1693 г.
смерти! Надо же нам подумать о своем теперешнем по-
ложении, в которое мы поставлены прозябать нашими
эксплуататорами и правителями.
Товарищи! Вы сами видите, что у нас во всех концах
России царят страшные экономические нужды, как у
промышленных, так и у земледельческих рабочих! Толь-
ко и слышно один стон вопиющий!
«Этот стон у нас песней зовется!» — говорит Некра-
сов, и впрямь везде недостаток, голод, произвол стано-
вых (а видно, и того мало показалось — так еще назна-
чили земских начальников из дворян, чтобы секли по-
больше) 9, голод, нищета, болезни, преждевременные
смерти нас, жен и детей наших! Как пиявки сосут они
нашу кровь, делают они из нас каких-то людей другого
рода — бледных, зеленых, хилых, а все это для. чего?
Для того, чтобы кучке фабрикантов, помещиков, чинов-
ников да царю было возможно жить в роскоши, пьянст-
ве, в разврате! И вот во имя-то этих скотских похотей
они весь народ, сто миллионов, сковали в позорные, хо-
лопские цепи, в которых нам нет возможности поднять-
ся, пикнуть и вздохнуть!
Товарищи, братья! Неужели мы не люди, что они
нас так унизили до полного состояния рабов, с полным
235
унижением человеческого достоинства! И все это так
как будто и надо. Всю жизнь они тиранятся над нами,
не дают они нам возможности взглянуть пошире на не-
справедливую общественную жизнь нашу; только и пот-
чевают нас которую уже сотню лет терпением да на-
деждой на царствие божие, чтобы было возможно спо-
койно жить им и пить нашу кровь! Нет, в эти сказки
плохо верится! Сознание говорит, что мы тоже люди!
Но пока мы все еще бесправные рабы русского царя с
пятном возложенного на нас позора. Так смоем же, то-
варищи, это рабское пятно позора! Так будем же доби-
ваться себе прав, которыми мы должны пользоваться
во имя своего человеческого достоинства, чтобы было
возможно жить, как людям, думать, говорить, собирать-
ся, обсуждать свои общественные дела без всяких для
нас препятствий со стороны шпионов и подлой полиции.
Товарищи! Трудно будет нам на первых порах всту-
пить в борьбу с нашими врагами за наши экономические
и политические права, но вспомним, что еще теперь, в
настоящую минуту, тысячи интеллигентов сидят за нас
в Сибири, в тюрьмах, на каторге! Вспомним, что нелег-
ко досталось улучшить свое положение нашим братьям,
западным рабочим, так, стало быть, и нам нелегко бу-
дет улучшить свое под разгулом деспотической реакции,
которая будет нас преследовать на каждом шагу. То-
варищи! Трудно нам будет, но наука ,0_ освободила за-
падных рабочих, она поможет и нам просветить умы
наши да и наполнить души наши святой истиной любви
друг к другу! Будем, друзья, бороться за истину, не от-
ступим шага назад, до самой своей смертной агонии, за
правду, равенство, братство, свободу н. Будемте учить-
ся объединяться сами и, товарищи, будемте организо-
вываться в сильную партию! Будемте, братья, сеять это
великое семя с восхода до захода солнца во всех угол-
ках нашей русской земли!
ПРИМЕЧАНИЯ
1	М. И. Бруснев вспоминал: «Накануне маевки мы наметили
ораторов и просмотрели конспекты их выступлений. Егор Афанасьев
(Климанов.— Е. О.) должен был охарактеризовать общее положе-
ние рабочего класса и призвать к борьбе, Николай Богданов — изло-
жить программу наших требований, Владимир Прошин и Федор
Афанасьев — произнести зажигательные речи. Было чудесное сол-
нечное утро, когда мы с Афанасьевым пришли на поляну. Стали
ждать делегатов района. В 11 часов показались первые участники
маевки. Они подходили группами по 3—5 человек, приплывали на
лодках, многие доехали на конке до Путиловского завода и оттуда
236
направлялись к условленному месту в лесу. Около 200 человек сто-
яли кольцом вокруг небольшого бугорка, служившего трибуной на-
шим ораторам. Больше всего здесь было рабочих Путиловского,
Обуховского и Балтийского заводов. Люди приоделись, выглядели
празднично. Кто-то взобрался на березу и укрепил среди свежей
листвы небольшой красный флажок. Начался митинг. Речи были ко-
роткие, резкие по тону» (Правда, № 119/7085 от 30 апреля 1937 г.).
Собравшиеся принесли плакат с лозунгом из «Манифеста Коммуни-
стической партии»: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», полити-
ческие карикатуры.
2	Решение о проведении ежегодных рабочих демонстрации по
всем мире было принято в июле 1889 г. Парижским конгрессом
II Интернационала социалистов в знак солидарности с чикагскими
рабочими, которые 1 мая 1886 г. организовали забастовку, вызвав-
шую кровавое столкновение с полицией. Впервые Первомай был от-
празднован во многих западных странах в 1890 г.
3	В этой речи, как и во многих других документах рабочих
90-х гг., несколько преувеличиваются достижения в политических
свободах на Западе и приукрашивается положение западных про-
летариев.
4	Речь о выборах в германский рейхстаг в 1890 г.
5	Действительно, Социал-демократическая партия Германии
представляла собой в 80—90-х гг. XIX в. внушительную силу и яв-
лялась, безусловно, самой сильной, передовой и лучше всех тогда
организованной партией II Интернационала.
6	Проникновение в Россию идей марксизма, о котором здесь
идет речь, началось с 4Q-x гг. XIX века. В 70-х гг. с трудами
К. Маркса и Ф. Энгельса знакомились уже сотни русских людей,
хотя они и не воспринимали еще мировоззрение научного социализ-
ма в качестве руководящего революционного учения.
7	Здесь явное преувеличение. Можно говорить о тысячах погиб-
ших революционеров.
8	Царизм, как известно, превратил Петропавловскую и Шлис-
сельбургскую крепости в самые страшные политические узилища.
9	Земские начальники — должностные лица помещичьей адми-
нистративной и судебной власти в российской деревне с 1889 по
1917 г. Положение о земских участковых начальниках, введенное
12 июля 1889 г.,— одна из наиболее ярких реакционных «контрре-
форм» 80—90-х гг., проведенных правительством Александра III и
связанных с рецидивом крепостничества. Эта «контрреформа» отда-
вала крестьян под опеку помещиков и восстанавливала в значитель-
ной мере вотчинную власть помещиков над крестьянами.
10	Едва ли можно сказать, что наука (даже наука классовой
борьбы, марксизм) к тому времени освободила уже западных рабо-
чих.
11	«Свобода, равенство и братство!» — основной лозунг Великой
французской буржуазной революции'1789—1794 гг.
Е. Ф. ТУМАНОВ
Весной 1892 г. Центральный рабочий брусневский кружок сно-
ва решил провести маевку. Наметили ее на 24 мая на Крестовском
острове, в Лесной даче князей Белосельских-Белозерских. Собра-
лось около 2С0 человек (в Департаменте полиции значилось 100
человек — ЦГАОР СССР, ф. ДПГ 3 делопр., 1892 г., д. 528, л. 9).
237
Накануне А. Г. Болдырева и В. М. Карелина купили красной мате-
рии и сделали из нее флажок. Однако лесная стража, угрожая
стрельбой, разогнала собрание. Пришлось перенести маевку на
28 мая за Волкове кладбище. Собралось более 100 человек
(ЦГАОР СССР, ф. ДП, оп. 166; Еженедельные записки 1891—1892 гг.,
д. 12, л. 31). Работница Резиновой мануфактуры М. Маклакова при-
несла красный флаг. Было произнесено 8 речей, в том числе
В. В. Фоминым, В. И. Прошиным, И. И. Кейзером, А. Г. Болдыре-
вой. Руководитель рабочих кружков Выборгской стороны рабочий
Металлического завода Егор Федорович Туманов на сходку не по-
пал. Его заранее написанную речь зачитал рабочий Иван Иванович
Егоров. (Обычно официальные документы называют его «черно-
рабочим». Однако воспоминания В. В. Фомина (В начале пути,
с. 197] доказывают, что Егоров фактически был квалифицирован-
ным металлистом.) В. М. Карелина вспоминала, что в конце маев-
ки появились агенты охранки. Рабочие быстро разошлись. Но мно-
гих проследили. Арестовано было 62 человека. Воспроизводится
по сборнику «Рабочее движение в России в XIX веке» (т. Ill, ч. 2.
М., 1952).
РЕЧЬ НА МАЕВКЕ 1892 г.
Братья, мы все теперь нахо-
димся' под страшным деспотическим гнетом нашего мо-
нархизма, который уничтожает все наши благие начи-
нания и не позволяет развиваться никаким благонаме-
ренным стремлениям, например развитию умственных
способностей. В особенности же этот гнет препятствует
нам поднимать вопросы как о политическом, так и о
экономическом положении рабочего люда; он старает-
ся уничтожить всякое такое предприятие в самом его
зародыше, но благодаря деятельности и умению на-
ших путеводителей1 мы уже начинаем пробивать себе
дорогу; хотя эта тропинка очень узка, тем не менее мы
должны твердо идти по ней, хотя на этом пути мы встре-
тим много препятствий и разных несправедливых притес-
нений, но мы должны мужественно и дружно отстаи-
вать свои права; знайте, братья, что если и возможно
изменить существующий порядок к улучшению, то это
посредством сильной организации2. Итак, братья, мы
должны соединиться в одну группу и идти к одной це-
ли; цель же наша — избавиться от несправедливого
царского гнета, который тяжелым бременем лежит на
всем рабочем сословии.
Да, братья, на нас лежит обязанность подать пример
людям, не познающим истины, мы должны с открытою
238
грудью идти навстречу врагу, выносить все и широкую
ясную грудью проложить себе дорогу. Так написал Нек-
расов в своем произведении «Железная дорога». Итак,
братья, будемте действовать дружно и единогласно и
ни на шаг не отступать от означенной цели.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Имеется в виду социал-демократическая интеллигенция, веду-
щая пропаганду в рабочих кружках.
2	Идея создания прочной организаций рабочих — отличительная
особенность начала 90-х гг., особенно характерная для участников
группы М. И. Бруснева. Через несколько лет, в середине 90-х гг.,
она трансформировалась в убеждение о необходимости создания
самостоятельной рабочей социал-демократической партии,
К. М. НОРИНСКИЙ
Константин Максимович Норинский родился  семье петербург-
ского литейщика и после окончания ремесленного училища в
15 лет пришел работать на Балтийский завод. Уже через год он
не только активно читал революционную литературу, но и участ-
вовал в подпольных кружках брусневской организации. Норинский
нес венок от рабочих на похоронах Н. В. Шелгунова 15 апреля
1889 г. Участвовал в маевках 1891 и 1892 гг. С 1893 г. стал еще
больше тяготеть к марксизму, занимался в кружке у соратников
В. И. Ленина — А. А. Ванеева и М. А. Сильвина. Арестован в 1894 г.,
выслан под надзор полиции в Екатеринослав. (О своей работе
здесь он подробно рассказал в других воспоминаниях — см.: Но-
ринский К. М. Под надзором полиции. М., 1974.) Вторично
арестован в 1896 г. и отправлен в ссылку в Вологодскую губер-
нию, а затем — в Архангельскую на 3 года. В 1900—1905 гг. зани-
мался подпольной работой в Луганске, Екатеринославе, Баку, Тиф-
лисе, Мцхете. Третий раз арестован в 1905 г.
Активно участвовал в революциях 1905—1907 гг., 1917 г. Стой-
кий большевик. После Октября — на хозяйственной работе. На-
писал ряд воспоминаний. Ниже публикуются воспоминания из
сборника «Рабочее движение в России в XIX веке» (т. Ill, ч. 2].
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ПРОПАГАНДЕ
В РАБОЧИХ КРУЖКАХ ПЕТЕРБУРГА
...Помню случай, оставив-
ший глубокое воспоминание на всю жизнь. Придя утром
на работу, я увидел Ивана Васильевича Крутова, пред-
239
Группа участников демонстрации на похоронах Н. В. Шелгунова
лагавшего всем нам срочно отправиться на похороны
Н. В. Шелгунова. Конечно, мы сейчас же отправились
в указанный пункт. Там узнали, что умиравшего Шел-
гунова градоначальник ’, накануне его смерти, предла-
гал выслать за пределы Питера, предвидя, что дело без
демонстрации на могиле столь дорогого писателя и бор-
ца за рабочее дело не обойдется. Но в самую послед-
нюю минуту этот вопрос разрешился тем, что Н. В. Шел-
гунов в минуты раздумья градоуправителя возьми да
умри.
И вот мы собрались исполнить последний долг ушед-
шему от нас дорогому товарищу.
Накануне был заказан венок рабочей организаци-
ей 2. На ленте были начертаны слова: «Н. В. Шелгунову,
указателю пути к свободе и братству, от петербургских
рабочих». Когда все формальности были закончены, ко-
миссия, которой было поручено проведение порядка ше-
ствия по улицам, заявила, что указан маршрут шествия,
причем венки нести на руках не должно, а они должны
быть уложены на телеги. Ясно, что с таким предложе-
нием согласиться было нельзя. Несмотря на то что часть
венков уже успели положить на телеги, рабочие про-
мо
должали держать свой венок на руках. В конце как-то
так случилось, что почти все венки были взяты обратно
на руки.
Шествие выстроилось. Впереди всех место рабочим
с венком, на ленте которого ясно развевалась надпись,
небывалая для того времени. Венок несла рабочая груп-
па человек в десять3. Необходимо сказать, что многих
не успели известить; часть же рабочих не отпустили, и
наконец часть в силу вещей должна была отказаться от
участия в процессии. Тут были товарищи Мефодиев,
П. Морозов, Фомин, я и другие4.
Подходя к могиле, шествие остановилось, чтобы от-
служить панихиду. Мне передавали, что «отец духов-
ный» убежал из церкви, узнав, в чем дело. Так и не
пришлось чинить этой ненужной обрядности.
Вокруг могилы тысячи голов обнаженных размести-
лись тесным кольцом. Чуть ли не все ближайшие дере-
вья были заняты. Многие из молодежи вынимали хлеб,
закусывали: как видно, некоторые из них заняли пози-
ции еще с утра.
Гроб Н. В. Шелгунова опущен. Тут выходит его друг,
писатель Вологдин-Засодимский 5/ и говорит несколько
прочувствованных слов. За ним студент читает стихо-
творение. Далее говорят еще несколько человек. Наконец
поднимается последний и говорит от имени рабочих. В
промежутках между речами по публике ходит студенче-
ская фуражка, полная денег. Студент, у которого она
в руках, оповещает, что сбор в пользу Красного Креста6.
Наконец все окончено. Товарищи спешат подобру-по-
здорову унести ноги. Все разбиваются на небольшие
группы. Полицейские ищейки пускают в ход все свое
чутье и напрягают усилия обогнать всех. Наша группа
добирается благополучно. Видели на другое утро у за-
вода своих старых лягашей; но или они нас не узнали,
или же еще не пробил наш час. Одно ясно: вся наша
ячейка осталась нетронутой, тогда как во многих райо-
нах в ночь сделаны были выемки и аресты.
Эта демонстрация лучше долгой подготовки кружко-
вой спаяла нас, выучив многому, и в то же время еще
более убедила в необходимости вести борьбу до конца.
К этому моменту и немного позже у нас на заводе
создалось ядро. В состав его, помимо перечисленных
товарищей, явились новые...
Приблизительно к этому времени, т. е. к 1891 г., оп-
ределился состав нашего кружка. Сюда входил Вла-
димир Фомин — хозяин комнаты, где собиралась гаван-
241
ская ячейка. В нее входили: Петр Кайзо, Яковлев-Сте-
фаненков, Я- Фомин, Иван Егоров, Яковлев Иван, Костя
Куприянов, Медведев и др. Затем в другом месте Васи-
леостровского района, на квартире М. Фигатнер, под
его руководством собирался еще кружок. В него входи-
ли: Иван Иванович Кейзер, Владимир Князев, Форсов,
Ильин и др. Затем создался кружок в том же районе на
квартире Кириллова. Наконец от поры до поры велись
занятия опять в том же районе на квартире слесаря Ро-
зенфельда. Здесь собирались все пожилые люди: старый
работник слесарь Николай Иванович Желабин; затем
некто Метшус или, как его звали, Царь-борода; Кузне-
цов сюда же был введен своим родственником. Чем
глубже заглядываешь в то время, тем ярче вспоминаешь
продуманную организацию — сеть кружков, связанных
между собой и имевших одну общую цель7.
В это время мне пришлось сталкиваться с видными
работниками Петербурга. Мне впервые пришлось быть
на вечере, устроенном в квартире Егора Афанасьевича 8,
где собрался весь цвет рабочего движения. Небольшая
квартира в 2 комнаты была запружена собравшимися.
Тут было до 50 человек. Был один момент, когда публи-
ка чуть не стала расходиться. Причиной послужил при-
ход дворника. Но все обошлось благополучно. Удовлет-
ворившись угощением, он оставил нас в покое.
На этом вечере с речами о текущем моменте высту-
пали свои же товарищи. Сейчас хорошо не помню всех,
кто там говорил и что. Но помню выступления Вл. Про-
шина и Ивана Егорова. Прошин говорил по обыкнове-
нию длинно, нудно; но у него чувствовалась все-таки
мысль. Иван Егоров, наоборот, в живой форме передал
историю борьбы за освобождение. Вечер был живой.
Рабочие успели на нем перезнакомиться, узнать в то
же время, что движение растет, что оно уже охватило
чуть ли не все заводы. Чувствовалось, что работать
должно не покладая рук. Уже ради того, что на дело за-
трачено много труда, оно должно быть закончено. Ве-
чер влил новые силы в каждого. Я помню, много после
этого вечера и долго велись беседы и вспоминалось од-
но лишь хорошее.
Из бывших на вечере могу назвать еще: Вл. Фомина,
Стефаненкова, Шелгунова, Конст. Беляева, Н. Я. Ива-
нова, Конст. Куприянова, Веру Карелину, Фишера, Фор-
сова, Князева, И. Кейзера, Майорова, Петра Морозова,
Н. Рядова, В. Антушевского, Николая Васильева.
В скором времени после этого вечера состоялась в
242
Петербурге маевка9. Сознательные рабочие решили ее
отпраздновать. За несколько дней до этого дня было то-
варищам поручено обследовать место и возможность там
встретить первый рабочий праздник. Наконец место бы-
ло намечено за Московской заставой, и в известный
день и час товарищам было объявлено, что состоится
праздник.'
Праздник состоялся в лесу. Рано утром стали туда
стекаться товарищи, расставив патрули. К полудню со-
бралась уже сотня товарищей, но праздника не откры-
вали в ожидании прибытия еще некоторых. Наконец бы-
ло открытие. Речей сказанных я не помню. Стало изве-
стно, что Вера Карелина 10 и еще кто-то из товарищей
привели за собой шпиков, и последние уже оцепили
лес. Приходилось думать о том, чтобы уйти незамечен-
ными. Товарищам было преподано возвращаться неболь-
шими группами...
На другой день утром мне стало известно, что в эту
ночь арестовали Влад. Фомина, Ив. Егорова, Яковлева,
Медведева; в другом районе — Кириллова, Савельева,
П. Кайзо и других. После оказалось, что этот шпик, за-
теряв нас, натолкнулся на группу товарищей и пустился
за ними; часть проводил до дома на 15-й линии Василь-
евского острова, а затем пошел за другими — Вл. Фоми-
ным, Яковлевым, Егоровым и их также выследил.
Итак, эта попытка провести Первое мая как рабочий
праздник потребовала от нас искупительных жертв. В
дальнейшем, когда мне чаще приходилось встречаться с
подобным походом на рабочее движение со стороны
холуев царского режима, я больше убеждался, что
борьбу должно вести настойчивее: они своими действи-
ями озлобляли меня.
В это время же появились в Петербурге первые жен-
щины-работницы, задавшиеся одною целью с нами: бо-
роться за свет, за освобождение. Первой женщиной бы-
ла Наташа Александрова ll. Это был товарищ, весь от-
давшийся рабочему движению, преданный делу. Она
вышла из самых,низов пролетариата, будучи воспитан-
ницей царского правительства как незаконнорожденная:
ей на своих плечах пришлось лучше, чем другому, пере-
нести сладость чужих хлебов. Право жить ей досталось
с великим трудом, прежде чем она смогла выйти на
верную дорогу. Зато, проникнувшись идеей освобожде-
ния трудящихся, она вся отдалась движению и — дол-
жен сказать — не бесплодно. Ей за короткое время уда-
лось организовать часть девушек воспитательного дома,
243
своих прежних подруг. Жизнь, в которой приходилось
им там пребывать, ей была хорошо известна. Она с
большим успехом организовала кружок девиц-работниц.
Женщины дышали энергией и в то же время ненавистью
к своим врагам — имущему классу — за все прошлое,
пережитое ими и лично, и их матерями.
В числе работниц выделялись активностью Наташа
Александрова, Вера, Паша, Маша, Феня, Наташа Кей-
зер и др. Это были первые женщины в рабочем движе-
нии, принимавшие деятельное участие.
Многие из них, связав свою участь с такими же ра-
ботниками, вели и продолжают вести по сей день борь-
бу. Они стали матерями нового поколения работников.
Самое же главное, они способствовали в трудные мину-
ты жизни вносить в семейную жизнь облегчение. Тя-
жесть, обычно ложившуюся на одни плечи, расклады-
вать и на свои...
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Генерал-лейтенант П. А. Грессер, в 1884—1892 гг.— петербург-
ский градоначальник.
2	В. М. Карелина вспоминала: «Было нам много хлопот с лен-
той, ведь обычным путем такого текста не напечатают, да еще на
красной ленте. Был у рабочих-металлистов приятель, Александр
Лийв, который имел маленькую словолитню и штамповочную на
Садовой улице, около Сенной. Он-то нас и выручил. Купили ленту,
а он ночью сам ее отпечатал» (В кн.: В начале пути, с. 281—282).
3	По воспоминаниям К. М. Норинского, венок нес он сам и
С. И. Фунтиков (Норинский К. М. Краткая автобиография.— В кн:
В начале пути, с. 294).
4	Т. е. на шелгуновской демонстрации.
3	Павел Владимирович Засодимский (родился в Вологде) — из-
вестный писатель-народник, демократ. Наиболее крупное произведе-
ние — «Хроника села Смурина». Сотрудничал в демократических
изданиях.
8	Как указывалось выше, Красный Крест — организация помо-
щи политическим заключенным, каторжанам и ссыльным.
7	Действительно, марксистская группа М. И. Бруснева имела
разветвленную и хорошо продуманную сеть рабочих кружков (под-
робнее см.: Казакевич Р. А. Социал-демократические организации
Петербурга конца 80-х — начала 90-х годов. Л., 1960, с. 77—200).
8	Имеется в виду сходка 5 мая 1891 г. на квартире Е. А. Афа-
насьева (Климанова).
8	Здесь идет речь о маевке 1892 г. Это значит, что прошел
1 год.
10	В. М. Карелина изображает маевку по-иному (см.: В начале
пути, с. 290).
11	Наталья Александровна Григорьева, о которой уже говори-
лось выше.
244
ЛИСТОВКА
«ЧЕГО ТРЕБУЮТ РАБОЧИЕ
ПЕТЕРБУРГСКИХ БУМАГОПРЯДИЛЕН!»
Листовка «Чего требуют рабо-
чие петербургских бумагопрядилен?» — важный документ летней
стачки. текстильщиков 1896 г. в столице. Она широко распростра-
нялась в двух мимеографированных вариантах (мимеограф — ус-
таревшее название ротатора), мало отличающихся друг от дру-
га. Формально выдвигающая только экономические лозунги лис-
товка на самом деле в условиях всеобщей стачки текстильщиков
сыграла определенную политическую роль. Впервые была напе-
чатана в «Листке „Работника"» (1896, № 1). Впоследствии неодно-
кратно перепечатывалась в статьях и работах, касающихся петер-
бургской «промышленной войны».
В данной книге воспроизводится по тексту сб.: Листовки пе-
тербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
1895—1897 гг. М., 1934, с. 51—52.
1)	Мы хотим, чтобы рабочий день у нас везде про-
должался от 7 часов утра до 7 часов вечера вместо те-
перешних от 6 часов утра до 8 часов вечера.
2)	Чтобы обеденное время длилось Р/2 часа, и таким
образом весь рабочий день продолжался Ю'/г часа вме-
сто 13 часов.
3)	Чтобы' расценки везде были повышены на 1 ко-
пейку и, где можно, на 2 копейки против нынешних.
4)	Чтобы шабашили по субботам везде одновременно
в 2 часа.
5)	Чтобы хозяева самовольно не останавливали ма-
шин и не пускали их в ход раньше времени.
6)	Чтобы заработок за первую половину месяца вы-
давали правильно и вовремя, а не оттягивали 1.
7)	Чтобы было сполна заплачено за коронационные
дни 2.
30 мая 1896 года
«Союз борьбы за освобождение рабочего класса»
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Нерегулярность, перебои в выплате заработка были причиной
очень большого числа рабочих стачек в России.
Хозяева-капиталисты, вынужденные подчиниться правитель-
ственному распоряжению и объявить коронационные торжества
15—17 мая нерабочими днями, решили не оплачивать их, поскольку
245
в распоряжении властей об оплате ничего не говорилось. Требова-
ние текстильщиков вернуть незаконно отнятые у них деньги явилось
одним из главных лозунгов петербургской стачки 1896 г., а также
и ряда других стачек в России, непосредственным поводом для
событий в Петербурге.
ПРОКЛАМАЦИЯ
РАБОЧЕГО НЕВСКОЙ ЗАСТАВЫ
К СТАЧКЕ ТЕКСТИЛЬЩИКОВ 1896 г.
Данная прокламация написана в
самом начале стачки петербургских текстильщиков, в последних
числах мая 1896 г. Ее автор — рабочий Невской заставы (фами-
лия его неизвестна). Смысл его обращения — призыв к своим то-
варищам и предложение примкнуть к стачке. Прокламация оста-
лась рукописной и широкого распространения не получила. Од-
нако и она сыграла определенную роль в том, что с 1 июня к
стачке текстильщиков за Невской заставой примкнули мануфак-
туры Паля, Спасская и Петровская (фабрика Максвеля). На Алек-
сандровском, Семянниковском и Обуховском заводах начались
волнения.
Текст прокламации воспроизводится по кн.: Тахтарев К. М.
Рабочее движение в Петербурге 1893—1901. Л., 1924, с. 62.
Товарищи!
я хорошо в том уверен, что очень немногие из вас
знают о том, что делается на Обводном канале. Там с
обеда во вторник1 работала одна только Новая бумаго-
прядильная фабрика2, а все остальные не работали. Вы
меня, конечно, спросите, как и почему они не работали?
-Очень просто, товарищи: там, как видно, наши братья-
рабочие поняли, что 15-часовой рабочий день выгоден
для хозяев, но слишком вреден для рабочих. Вот это-то
человеческое сознание и побудило их прекратить рабо-
ты и требовать сокращения рабочего дня на 2’/г
часа.
Товарищи! Последуем же и мы их примеру, потребу-
ем и мы дружно, в один голос сокращения рабочего дня
на столько же, на сколько требуют наши новоканавин-
ские братья 3, т. е. на 2’/2 часа. Довольно с них и того,
что они будут пить нашу кровь 10 или 11 часов, а ни-
как не 14 и 15 часов в сутки.
246
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Первыми забастовали 23 мая 1896 г. рабочие Российской
мануфактуры. 27 мая, в понедельник, к ним присоединились рабо-
чие фабрик Кенига и Екатерингофской мануфактуры, 28 мая — ра-
бочие Митрофаньевской мануфактуры. Таким образом, к четвергу,
30 мая, стачкой были охвачены уже почти все текстильные пред-
приятия на Обводном канале.
2	Новая бумагопрядильня, основанная в 1844 г. (ныне — Пря-
дильно-ткацкий комбинат им. Петра Анисимова),— одно из крупней-
ших текстильных предприятий того времени. Ее рабочие присоеди-
нились к стачке 30 мая 1896 г.
3	Обводный канал рабочие между собой часто называли Новой
канавой.
ЛИСТОВКА «СОВЕТ»
Листовка «Совет» написана полу-
грамотным рабочим, который, видимо, стоял в стороне от рево-
люционных кружков и подпольных организаций. Тем большую
ценность имеет эта листовка, поскольку дает представление о на-
строениях большой и отсталой рабочей массы, начинающей со-
знавать свое бедственное и нетерпимое положение.
Текст листовки воспроизводится по кн.: Тахтарев К. М.
Рабочее движение в Петербурге 1893—1901. Л.: 1924, с. 64—65.
Господам рабочим петербургских фабрик
СОВЕТ
Начатая нами стачка для улучшения нашего поло-
жения начинает колебаться и вместе с тем имеет пере-
вес в нашу пользу, но, к сожалению, многие падают
духом и поддаются работе на прежних основаниях.
Господа рабочие! Прошу, не выдавайте себя на смех,
не сдавайтесь ни один до тех пор, пока не установят
требуемых нами правил. Начатое вами дело очень важ-
ное. Об этом деле, т. е. об улучшении нашего положе-
ния, много хлопотали люди, которых мы должны благо-
дарить; но вот глупость, которая ярко отражается на ра-
бочем люде: мы вместо благодарности платим злом, ко-
торое и сами не замечаем 1. Мы их топим, выдаем сво-
ими необдуманными восклицаниями; многие за нас на-
вечно страдают на каторге, но мы этого не замечаем и
не дорожим нашими ревнителями. Но сольемтесь, брат-
цы, в один дух и будем стойко бороться за улучшение
нашего положения, сами будем грудью стоять в помощь
247
нашим ревнителям. Заметьте, что рабочий класс прочих
держав рад за нас, как только услышат, что русские
настаивают на улучшении своего положения. Конечно,
вам покажется странным, что иностранцы так влиятель-
ны. Я должен бы вам объяснить, но много времени за-
берет это объяснение, но и сами это поймете, когда при-
бегнете к образованию.
Господа рабочие товарищи! Обратите внимание и
ваш взгляд на жизнь свою. Если бы вам пришлось
встретить иностранца, по чину равного себе, то вы сразу
сознаетесь, что вы против них дикари. Они также были
угнетаемы своими хозяевами, но благодаря их острому
понятию давно улучшили свое положение.
Они по-нашему в часы отдыха не валяются в грязи,
в рваной одежде около кабаков и трактиров, не относят-
ся с ругательством и нередко с побоями к своим това-
рищам, как русский мужик, а собираются вместе и тол-
куют об улучшении, или же захочет развеселиться, го
садится на велосипед и едет кататься и вместе с тем
развивает свою мускульную силу.
Так будем, братцы, помогать друг Другу в продолже-
ние этой стачки. У кого есть, то постараемся дать сосе-
ду, у которого страдает от голода все семейство; он возь-
мет на ваши 30 копеек хлеба и прокормится несколько
дней 2. Что делать, надо терпеть, зато улучшим положе-
ние.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Порою, действительно, «чистосердечные признания» рядовых
участников рабочих кружков пагубно отражались на судьбах руко-
водителей движения. Впервые, как мы’ видели, передовые рабочие
заговорили об этом уже в 1891 г. Ту же мысль в листовке 1895 г,
проводил и И. В. Бабушкин.
2	Маловероятно, что даже при совершенно ином, чем теперь,
масштабе цен в 90-х гг. XIX в., когда у малоимущих обычно счет
шел на копейки, а не на рубли, можно было в течение нескольких
дней прокормить семью на 30 копеек,
Ф. Г. ГАЛАКТИОНОВ
Филипп Галактионов — рабочий-ткач, учился в вечерне-вос-
кресной школе Русского технического общества. В 29 лет, в 1896 г.,
вошел в народовольческий кружок П. Н. Лепешинского. Аресто-
ван первый раз в январе 1896 г. по делу петербургского «Союза
борьбы», ко в феврале был выпущен на свободу. Вновь принимал
самое деятельное участие в рабочем движении, теперь уже как
социал-демократ: был распорядителем кружковой кассы вэаимо-
248
помощи, собирал сведения о ходе забастовки летом 1896 г., рас-
пространял листовки «Союза борьбы». Вторично арестован в ав-
густе 1896 г., а в 1897 г. выслан в Вятскую губернию на 3 года.
Позже от рабочего движения отошел.
Рассказ Ф. Г. Галактионова о стачке на фабрике Кожевникова
публикуется по кн.: Тахтарев К. М. Рабочее движение в Пе-
тербурге 1893—1901. Л., 1924, с. 75—78.
РАССКАЗ РАБОЧЕГО О СТАЧКЕ
НА ТКАЦКОЙ ФАБРИКЕ КОЖЕВНИКОВА1
С 1888 года у нас на фабри-
ке в продолжение 8’/2 лет последовал целый ряд сбавок
расценки. С некоторых товаров даже несколько раз бы-
ло сбавляемо. Так, например, в 1889 году за кусок бу-
мазеи мы (рабочие) получали по 63 копейки и кусок
был в 84 аршина 2, а в 1890 году мы стали получать 58,
55 и 53 копейки за кусок, а кусок стал уже самое мень-
шее в 86’/г аршина, а то и в 92 и 98V2 аршина. За «пи-
ке» платили нам по 1 рублю 50 копеек с куска. «Пике»
переименовали в «фасоне» и стали платить по 63 копей-
ки; «пике» мера была 60 аршин, а «фасоне» не меньше
86V2 аршина (хотя по табели надо бы не больше 84 ар-
шин). Прежде для полотна мера куска была 42 арши-
на, и платили по 32 копейки, теперь по табели значится
60 аршин, но выходит 64, 66, 68 аршин, и платят 42 ко-
пейки, т. е. на 20 с лишним аршин прибавили только
10 копеек.
Относительно берда и ниток в основе, набора и ко-
лес— произвол полнейший, да и везде и во всем произ-
вол. Пять минут опоздал на работу, хотя и прибе-
жишь — сейчас штраф; иногда стоишь у двери и смот-
ришь в окно, а тебе пишут штраф; а если гуляешь по
вине хозяина, то не платят, хотя гулять приходится
часто.
И вот наконец наши ткачи под влиянием стачек, уже
начавшихся тогда на других фабриках, прекратили ра-
боту 30 мая в 12 часов дня и не возобновляли до 12 ию-
ня 9 часов утра. Требования наши были: 12-часовой ра-
бочий день, с 7 утра до 7 вечера, и в том числе Р/2 ча-
са на обед, а в субботу в 2 часа кончать совсем, при-
чем, конечно,' чтобы заработная плата не уменьшалась
прежняя, а где можно — там повысить.
249
В первый день забастовки несколько человек (более
30 из всего числа 500 рабочих) пошли работать. Но при
таком количестве рабочих могла попортиться машина, и
рабочих пришлось выслать, а фабрику остановить. Уп-
равляющий сделал это, надеясь, что утром все вернутся
на работу. (Наш управляющий из простых, без всякого
образования, у него на фабрике много родственников
и земляков. Он поет на клиросе у Предтечи. Вообще его
попы и глупые люди считают хорошим человеком. По
всей вероятности, и он о себе думает то же, что он кор-
милец и благотворитель рабочих, но он жестоко оши-
бался: теперь он увидел себя такил^, каков он есть , на
самом деле по отношению к рабочим.)
На следующий день в половине пятого часа утра
нагнали массу полицейских, боясь, что рабочие — за-
чинщики стачки — будут останавливать желающих на-
чать работать3. Но останавливать вовсе некого было,
потому что ни один из рабочих утром даже не вышел
на работу из своей квартиры, за исключением одного
старика Семена Плешивого. Таким образом, полицей-
ские немало были удивлены, когда то же самое повто-
рилось несколько раз: каждое утро ойи собирались вос-
становлять порядок, а мы спокойно спали по своим
квартирам. Наконец они решили действовать иначе, и'
на четвертый день забастовки пошел слух, что утром
околоточные, городовые и дворники будут брать с квар-
тир и таскать на фабрику силой. Я, признаться, мало
этому верил, но многие из рабочих запаслись водкой и,
так как погода была теплая, разошлись на ночь — кто
куда.
И действительно, с вечера полицейские к чему-то
стали приготовляться; в подкрепление городовым при-
гнали много жандармов, которые разъезжали по фаб-
ричным улицам и гнали рабочих в квартиры. Улицы
буквально опустели, и наступила какая-то зловещая ти-
шина; чувствовалось, как приближалась минута борь-
бы. Неравенство силы каждому было ясно, а главное —
у каждого мало было надежды на остальных товари-
щей.
Но вот наконец настало утро. Действительно, безо-
бразие полиции восстало перед рабочими во всей наготе.
Около 5 часов утра во двор дома № 12 по Воронежской
улице, где помещается около 3/4 всех рабочих Кожевни-
ковской фабрики4, пригнали массу жандармов и поли-
цейских с дворниками. Околоточные, в сопровождении
городовых и дворников, стали ходить по квартирам п
ISO
Невская бумагопрядильная мануфактура
таскали с постелей. Раздетых женщин брали с постели
от мужей. Особенную ревность в этом деле проявил око-
лоточный 3-го участка Александро-Невской части Ра-
поткин. Таким образом, полицейские разбудили и вы-
гнали из дома большую половину его жильцов. Впро-
чем, большая часть разошлась только из квартир и по-
пряталась, кто на чердак, кто в ватерклозет. Несмотря
на то что на фабрику под руку водили, всего удалось
загнать туда человек 20, и те с 8 часов утра ушли все
до единого.
Выгнавши всех из квартир, околоточный Рапоткин
объявил управляющему, что он всех выгнал на работу.
Но, не видя этого, управляющий клял и ругал полицию,
что она бездействует. Ему казалось: быть не можег,
чтобы рабочего не заставить работать... Таким образом,
кончилась вполне неудачно попытка силою заставить
нас приняться за работу.
Затем от градоначальника5 появились объявления,
приглашавшие рабочих под угрозой уголовного пресле-
дования в трехдневный срок приняться за работу. Но
рабочие только посмеивались над этим объявлением и
говорили: «наши лучше», т. е. прокламации. Особенно
понравились народовольческие6. И при сравнении мини-
стерских прокламаций с народовольческими рабочие го-
ворили: «Вот бы кого поставить инспектором, а не этих
дурней». Вообще прокламации у нас читались очень
охотно, и всегда рабочие при чтении замечали: «Вог
правда-то где!» И в самом деле: ведь мы чувствовали,
только сказать не могли, как написано. Замечу еще, что
251
не осталось ни одного человека на всей фабрике, кто бы
не читал прокламаций или книжек, в таком же духе
написанных.
В первый день стачки часа в 4 вечера явился фаб-
ричный инспектор и попросил для объяснений. Рабочие
заявили свои требования; инспектор же приглашал на-
чать работы, а дело обещал разобрать и сделать, если
можно, все, как требуют. Но рабочие требовали сначала
сделать так, как требуют, а потом они начнут работу,
и, конечно, эти объяснения ни к чему не привели. Потом
инспектор являлся чуть не каждый день и до того на-
доел, что мы перестали с ним разговаривать. Однажды
явился он к фабричным воротам; рабочих около фабри-
ки было много; он издалека стал звать рукой рабочих
поговорить. Но они только смеялись. Наконец он исто-
щил все терпение, плюнул и ушел.
После этого на следующий день явился околоточный
и попросил, чтобы мы избрали от себя депутацию к
градоначальнику. Мы избрали пять человек, во главе
которых был- сыщик Василий Кузьмич Кузюткин (как
оказалось потом). Они предстали перед очами жреца
петербургской полиции, который не дал сказать ни еди-
ного слова, а сказал, что он знает, что фабриканты нас
притесняют и что он поручил это дело разобрать, а нас
просит начать работу; затем расшаркался и ушел. Но
сыщик, по своим соображениям, решил воротить градо-
начальника и попросил выслушать рабочих, сам же и
стал говорить, как притесняют рабочих и каковы их тре-
бования. Градоначальник повторил прежнее, «что он по-
ручил рассмотреть, а вы начинайте работать». На сле-
дующий день градоначальник прислал телеграмму рабо-
чим, что он выслушал наших депутатов и вполне сочув-
ствует нам, что вследствие этого дело он поручил уже
разобрать и сам будет стараться, насколько это возмож-
но, поддерживать нас, а до . решения дела просит при-
няться за работу. И вот околоточный тысячу раз прочи-
тал, что «его превосходительство...», а дальше рабочие
кричат: «Не согласны!»
Затем придумали новый фокус: стали вызывать к
следователю в фабричную контору. Но мы стояли на
своем. Когда и это нашли недействительным, тогда по-
требовали в здание окружного суда, и из первой же пар-
тии рабочих следователь засадил в «предварилку» тро-
их рабочих. Этим он хотел заставить рабочих отказать-
ся от своих требований, но рабочие говорили: «Как все,
так и я; люди начнут работать, и я пойду работать. А
252
то как же: я пойду — меня могут побить!» Хотя рабочий
вполне был уверен, что делает так по доброй воле и
что бить его никто не будет.
Следователь не спрашивал, как нас притесняют, а
спрашивал: «Кто вас подговаривал прекратить работу,
кто дает денег и разбрасывает листки и книжки?» Все
рабочие заявили, что листовок они не видали *, а день-
жонок не худо бы, если бы кто дал хоть пятерочку; а
что подговаривать у нас некому — все сами не пошли на
работу.
Когда фабрикант убедился, что никто рабочих не в
состоянии заставить приняться за работу — ни полиция,
ни следователь (а в начале стачки он на них шибко
надеялся и даже попросил, чтобы ему выслали казаков
отодрать рабочих и плетью заставить работать; но драть
было нельзя, потому что рабочие вели себя примерно),
то переменил свой тон. Выйдя на улицу, он стал зазы-
вать рабочих поговорить с ним. Рабочие от себя посла-
ли дворника, чтобы Кожевников, если желает говорить,
выслал полицию и управляющего прочь. Он так и сде-
лал, но попросил рабочих к себе во двор. Здесь рабо-
чие, быть может в первый раз, почувствовали себя рав-
ными фабриканту и стали говорить ему горькую прав-
ду, что он дал волю управляющему и нас от себя гони г
прочь: «Благо тебе хорошо, а мы работаем чуть не да-
ром». Когда же хозяин стал оправдываться, то рабочие
чуть не бранью отвечали, что он самым бессовестным
образом сбавлял расценки и прибавлял меры в кусках.
Тогда он сказал: «Хорошо, вы только начинайте рабо-
тать — я расценки прибавлю, но время я сейчас сбавить
не могу; дело теперь, как ваше, так и мое, разбирается,
а если я убавлю время, то меня посадят за это в тюрь-
му».
Наконец рабочие, как ни крепко стояли с начала де-
ла и как ни надеялись тогда на успех своего дела, стали
терять надежду; да кроме того, у многих и экономиче-
ская необеспеченность давала себя знать самым чувст-
вительным образом, и под влиянием этого рабочие мало-
помалу начинали работать, и -уже 12 июня фабрика по-
шла полным ходом. Но духом мы не упали и при пер-
* Хотя однажды утром, после ночи, в которую появилась масса
листовок и часть их попала в руки полиции, даже жандармский
офицер разговаривал с нами о содержании их. Он хаял, называл их
«глупыми в дурацкими», тогда как рабочие их хвалили. Также при
чтении телеграммы от градоначальника из задних рядов кричали:
«Мы не верим писаному, у нас свои есть печатные».
253
вой же возможности повторим то же самое. Товарищи
говорят: если же мы и не работали дце недели, то нам
на товар набавили немного, таким образом, в течение
года мы все свое возьмем, кроме того, в барышах оста-
нется то, что мы две недели отдохнули.
Более начитанные из нас сходились все время стачки
человек по 5 и больше, брали каждый себе и в укром-
ном местечке читали или «Рабочий день», или «Новые
правила» (она же «Что нужно знать каждому рабоче-
му»), или «Царь-голод». Вообще замечу, что теперь ра-
бочий не таков, каким был несколько лет тому назад, и
долго гнуть себя не позволит.
Жаль, что у нас трудно устраивать кассы на случай
стачки. Будь у нас хлеб, мы не прекратили бы стачки,
и царское правительство не могло бы похвастать своими
«разумными» мерами7.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Фабрика В. И. Кожевникова — сравнительно небольшое тек-
стильное предприятие. Ныне не существует, К стачке ее рабочие
присоединились 30 мая 1896 г.
2	Аршин — старинная русская мера длины с XVI в. Величина ее
колебалась. В XVIII—XX вв. равнялась 71,12 см.
3	Обычный прием рабочих-революционеров. Беря на себя ини-
циативу борьбы, они делали вид, что останавливают других рабо-
чих, не пускают их на работу, и тем самым освобождали их от от-
ветственности за участие в забастовке.
4	В доме № 12 по Воронежской улице располагалась жилая
казарма рабочих фабрики Кожевникова.
5	Петербургским градоначальником тогда был генерал-майор
Н. В. Клейгельс, один из крупнейших взяточников России. Сторон-
ник «решительного курса» и беспощадного подавления революцион-
ного и рабочего движения, он пользовался особым доверием и по-
кровительством царя Николая II.
8	За время стачки появилась всего одна народовольческая про-
кламация. Написала ее Е. А. Прейс при участии А. С. Шаповалова
(см. об этом в следующем документе) за подписью: «Рабочий со-
юз». Напечатана в Лахтинской типографии. Широко распространена
группой К. М. Тахтарева.
7	10 июня 1896 г. градоначальник издал циркуляр, призывав-
ший рабочих к «рассудительности». Он был расклеен по всем фаб-
рикам и заводам. Клейгельс требовал, чтобы рабочие сначала при-
ступили к работе, а потом их требования будут рассмотрены фаб-
ричной инспекцией. «И жалобы, подлежащие удовлетворению со-
гласно закону (уставу о промышленности), которые могут быть
удовлетворены немедленно. Те же заявления, которые не могут быть
удовлетворены, по силе действующих законов, будут представлены
на усмотрение высшего начальства» (цит, по: Тахтарев К. М. Указ,
соч., с. 71),
254
А. С. ШАПОВАЛОВ
Александр Сидорович Шаповалов являлся одним из наиболее
активных рабочих-революционеров 90-х гг. Родился он на Полтав-
щине, но уже в 13 лет, в 1884 г., стал питерским рабочим. С 1894 г.
был связан с народовольческим кружком, а затем перешел к со-
циал-демократам. Всегда отличался обостренным чувством спра-
ведливости, ненависти к начальству. После ареста 6 июля 1896 г.
и двадцатимесячного тюремного заключения сослан в Восточную
Сибирь. В 1899 г. принимал участие в совещании 17 ссыльных в се-
ле Ермаковском, где под руководством В. И. Ленина был принят
«Протест российских социал-демократов». (В этом документе рез-
ко критиковались «экономистские» заблуждения «Кредо» Е. Куско-
вой и С. Прокоповича.)
После окончания срока ссылки А. С. Шаповалов участвовал
в социал-демократической работе на Кавказе, в Твери, Ярославле,
Иваново-Вознесенске и других городах. Большевик. В декабре
1905 г. участвовал в вооруженном восстании в Харькове. В 1906 г.
эмигрировал за границу. Возвратился в Россию в 1917 г. Участник
Октябрьской революции. В советское время работал в торговом
представительстве Советского Союза в Германии. В 1924 г. был из-
бран членом ЦКК. С 1926 г. занимался литературным трудом. Из-
вестны несколько вариантов мемуаров Шаповалова. Все они гово-
рят о большой наблюдательности, литературном даровании ав-
тора.
Для настоящего издания взяты две главы из его книги «На
пути к марксизму» (Л., 1926).
НА ПУТИ К МАРКСИЗМУ
Стачка ткачей в Петербурге в 1896 году
Народовольцы уверяли, что
надежды марксистов, что русские рабочие начнут орга-
низованную борьбу, тщетны и ни на чем не основаны.
В подтверждение своих взглядов они указывали на
примеры вроде вышеприведенного *. Но они не понима-
ли, что старая трава может только временно заглушить
молодые зеленые всходы, но помешать их росту она не
в состоянии.
Как только началась весна 1896 г., я взял расчет с
завода Лесснера. Я чувствовал себя совершенно истом-
ленным, измученным. Мне был нужен отдых. Я не вы-
сыпался. Глаза сделались красны, в ушах шум, и в
спине чувствовался холод. Но было не до отдыха. Мно-
жество листовок, которые «Союзом борьбы» были рас-
255
пространены и расклеены на большинстве заводов и
фабрик Петербурга, делали свое дело. Вместе с весной
стало замечаться пробуждение рабочих. Требования на
листки шли отовсюду. Связи у нас появились на многих
заводах и фабриках. Уйдя с самого раннего утра из до-
ма по революционным делам, я лишь поздно вечером,
часто глубокой ночью возвращался домой.
Начавшиеся аресты показали, что большинство аре-
стованных рабочих не выдерживали тюремного заключе-
ния и на втором, третьем допросах ослабевали и выда-
вали жандармам своих руководителей, которыми явля-
лись преимущественно интеллигенты. Каждый рабочий,
прежде чем вступить в кружок, переживал борьбу с са-
мим собой. Старики, попы, начальство говорили, что со-
циалисты злодеи, обманщики, даже подкупленные поме-
щиками или «англичанкой, которая гадит»2.
Из прокламаций, брошюр, книг, особенно из личных
впечатлений рабочий выносил от социалистов самое луч-
шее впечатление. Но, попав в тюрьму, в лапы к хитрому
и ловкому жандарму, он часто не выдерживал. Желяби-
на и Антушевский мне часто жаловались, что среди
арестованных рабочих попадаются такие, которые не
выдерживают тюрьмы и выдают. Конечно, и среди ин-
теллигентов встречались люди слабые и предатели, ка-
ким был, например, зубной врач Михайлов 3. Это было
время, когда в организации на десять интеллигентов
приходился всего один рабочий. Рабочие только начи-
нали принимать участие в революционном движении и,
за исключением отдельных личностей, только начинали
вырабатывать те высокие моральные качества, которые
приобрели уже целые поколения интеллигентов-револю-
ционеров, принявших участие в борьбе против самодер-
жавия, и которые необходимы, чтобы выдерживать тю-
ремное заключение и не дать себя обмануть на допро-
сах жандармам.
Вследствие всего этого вербовка молодых рабочих,
новых членов организации, представляла большие труд-
ности и требовала большой осмотрительности. С таким
молодым рабочим, который отличался не только умом,
но и был способен понимать и откликаться на страда-
ния своих братьев-рабочих, заводили знакомство, всту-
пали с ним в дружбу, приобретали его доверие. Еще за-
долго до того, чтобы предложить ему какую-нибудь не-
легальную брошюру, снабжали его произведениями ле-
гальной литературы, как «Спартак», «Жакерия», «93-й
год» В. Гюго, «История одного крестьянина» Эркман-
256
Шатриана, «Тяжелые времена» Диккенса, «Шаг за ша-
гом» Омулевского, «Хроника села Смурина»4 и т. д.
Приобретать доверие в то время, особенно у рабочего,
который привык к тому, что все окружающие норовят
его надуть, было чрезвычайно трудно. Почти каждому
рабочему приходилось содержать мать, старика отца или
малолетних сестер и братьев, которые жили на его за-
работок. Вступить в революционную организацию, со-
гласиться разбрасывать листки, это значило обречь себя
на тюрьму, на Сибирь, а их на произвол судьбы, на го-
лод. Организация в то время была так бедна, что едва
хватало средств на выпуск листков. Поддерживать се-
мьи арестованных рабочих из средств организации не
было возможности. Только благодаря более или менее
продолжительному личному влиянию и дружбе това-
рища, который знакомился с ним, который делился с
ним последним из своего заработка, отдавал ему свои
сапоги и пальто, если у него их не было, молодой ра-
бочий вырабатывал у себя те высокие индивидуальные
моральные черты, которые так присущи русским социа-
листам.
На каждого нового рабочего затрачивалось много
очень труда и энергии, о которых не подозревали вожа-
ки движения, к которым приводили нового товарища.
Очень часто все эти труды не приводили ни к чему. В
решительную минуту тот или иной рабочий отказывал-
ся вступить в организацию, распространять листки и
вести агитацию. Очень часто причиной отказа являлась
женитьба рабочего. Долго еще и позднее карьера рабо-
чего-революционера заканчивалась женитьбой, как сту-
дента-революционера — окончанием курса. Пожилые,
семейные рабочие только в очень редких случаях при-
мыкали, и то позднее, к движению. Вообще наша пар-
тия была очень долгое время партией революционной
молодежи. Все члены организации, интеллигенты и ра-
бочие, должны были проявлять в это время все лучшие
черты коммуниста. Передовые рабочие вербовались
преимущественно из металлистов. Последние в Петер-
бурге представляли из себя лучше всего оплачиваемую
часть рабочих. Потребности у них были выше, чем у дру-
гих рабочих, например ткачей. Они были культурнее, и
по внешности, по костюму отчасти, хотя очень немного,
походили на западноевропейских рабочих. Каждый то-
карь или слесарь снимал квартиру или маленькую ком-
нату. Это были рабочие предприятий, работавших на во-
енные нужды и на государство. Но все-таки масса ме-
Зак. № 98	257
таллистов была погружена в*то время еще в довольно
глубокий сон.
Совсем другую картину представляли из себя рабо-
чие текстильных фабрик, работавших большей частью
не на государство, например ткачи. Их положение было
несравненно хуже, чем положение металлистов. На ме-
ханических заводах рабочий день равнялся 10 часам, а
на ткацко-прядильных фабриках он тянулся 13 и более
часов. Текстильные фабрики начинали работать обыкно-
венно с 6 часов утра и заканчивали рабочий день в 8
часов вечера с перерывом на обед в один час. Зараба-
тывали ткачи вдвое меньше металлистов. Жили они ар-
телями в фабричных казармах или снимали так называ-
емые «углы». Одежда их мало отличалась от крестьян-
ской. Отличительной чертой их рабочего костюма яв-
лялся белый передник, который они одевали на фабри-
ке поверх красной кумачовой рубахи. Только молодежь
не подстригала волосы в скобку и по праздникам оде-
вала пиджак. При выходе с фабрики они поражали сво-
им нездоровым, серо-зеленым цветом лица. Может быть,
связь с деревней, которая у них была большей, чем у
металлистов, и куда они уезжали почти ежегодно на
полевые работы, спасала их от окончательного вырож-
дения.
В то время как мои знакомые народовольцы доказы-
вали, что надежды марксистов на пробуждение народ-
ных масс к сознательной борьбе за свое освобождение
тщетны, именно эта на первый взгляд такая отсталая,
некультурная, забитая масса ткачей проснулась рань-
ше, чем масса металлистов, и первая своей стачкой ле-
том 1896 г. в Петербурге доказала, что в России воз-
можно рабочее движение, подобное западноевропей-
скому.
Весной 1896 г. заговорили о готовящейся коронации
царя Николая II в Москве. Жандармы принимали ме-
ры, чтобы перед коронацией ликвидировать и «Союз
борьбы», и народовольческую типографию. Один из са-
мых видных членов партии «Народная воля» А. А. Ер-
гин5 был в 1895 г. арестован еще зимой. По словам
Приютова, имелись признаки, что жандармы вообще на-
пали на след типографии. Было решено, что Приютов,
Купцов и М. Тулупов уедут из Питера. Типографию на
Крюковом канале в апреле 1896 г. спешно ликвидирова-
ли. Приютов просил меня и Косолобова принять уча-
стие в переводе типографии в безопасное место, пока не
будет разыскана новая подходящая квартира. Было ре-
258
шено также, что Настя, сестра Приютова, поселится в
типографии под видом прислуги.
Ввиду того что с отъездом Приютова все успокоилось
и слежки никто не замечал, была нанята в мае 1896 г.
небольшая дача в дачной местности Лахта. Григорий
Тулупов, Николай Белов, Белевский под видом дачни-
ков поселились на этой даче. Федулова, который тоже
уехал, заменила Екатерина Александровна Прейс-
Иогансон.
Пробродив около месяца без работы, я поступил при
содействии знакомого М. Паянена, финна-рабочего, на
С.-Петербургский Металлический завод на Выборгской
стороне. Чтобы не возбуждать недовольства сторонни-
ков старых обычаев, я решил попробовать пойти на
компромисс и на этот раз6, когда заводские «глоты»
спросили: «Когда же?» — ответил: «Когда хотите» — и
отсчитал им два рубля на «привальное».
Приближалась коронация. Царь уехал в Москву. Га-
зеты были полны сообщениями о больших торжествах
в Москве, об иллюминации Кремля, о торжественных
приемах царя во дворце и о патриотическом настрое-
нии, охватившем население Москвы. Но радостное на-
строение верноподданных было омрачено глухими слу-
хами о страшной катастрофе на Ходынском поле7: гово-
рили, что погибло около 10 000 человек, которые были
каким-то образом раздавлены толпой.
Рабочие, читавшие, что погибло не менее пяти тысяч
человек, прочитали также известие, что только что ко-
роновавшийся царь в тот же вечер, когда еще корчились
от мук раздавленные жертвы, танцевал на роскошном
балу с фрейлинами в своем Кремлевском дворце.
Обращала на себя внимание речь на коронации харь-
ковского архиепископа Амвросия. Этот служитель церк-
ви с торжеством указывал царю, что, несмотря на все
попытки внутренних врагов, русский народ остается по-
прежнему верен самодержавному царю.
Как бы в ответ на эту речь в Петербурге началась
поразившая всех как гром среди ясного неба стачка 35
тысяч ткачей и прядильщиков8. Радость царя и всех
палачей народа была омрачена: на историческом гори-
зонте показались тучи и ударил первый гром, предве-
стник будущей, еще большей бури.
Такая дружная, организованная забастовка, необыч-
ная для России, непохожая на прежние бунты, являлась
полной неожиданностью не только для правительства,
Жандармов, полиции, буржуазии, но и для «Союза борь-
259
бы», не говоря уже о группе «Народная воля». Хотя за-
мечались признаки пробуждения сознательности рабо-
чих, увеличивались требования на листки, на фабриках
усиливалось недовольство, однако никто не предполагал,
что ткачи и прядильщики окажутся способными про-
явить такую выдержанность и стойкость, какие необхо-
димы для проведения массовой стачки.
Знакомые мои прядильщики й ткачи уверяли, что у
забастовщиков был свой подпольный стачечный совет
представителей от фабрик, который организовал и объ-
явил забастовку.
Очень тяжелыми условиями подпольной работы и
очень малым количеством спропагандированных рабо-
чих-текстильщиков, которые только начали входить в
кружки «Союза борьбы», объясняется в значительной
степени факт, что забастовка началась не по сигналу со
стороны «Союза борьбы». Ткачи и прядильщики пользо-
вались уроками, которые получали из многочисленных
листовок, распространяемых на фабриках «Союзом».
Влияние последнего на рабочих было так велико, что
фактическое руководство стачкой вскоре перешло в его
руки.
Эта необыкновенная для того времени стачка, по-
скольку она перепугала правительство и буржуазию, по-
стольку же она окрылила надежды марксистов и всех
революционеров вообще и даже либералов. Были моби-
лизованы все силы «Союза борьбы», были пущены в ход
все подпольные гектографы и мимеографы.
Заявив на заводе, что я болен, и временно прекратив
работу на нем, я, не обращая внимания на усталость и
болезнь, посвятил все силы работе по проведению стач-
ки. Я бегал по фабричным районам с утра до вечера.
Нужно было собирать сведения о течении забастовки,
проводить собрания, поддерживать бодрое настроение
забастовщиков, распространять ио квартирам рабочих
листовки и делать попытки снять те фабрики, которые
продолжали работать9. Во время одного такого собра-
ния я чуть было не был арестован.
Я с моим кружком обслуживал районы Обводного
канала и Выборгскую сторону. Когда я пришел в ка-
зарму фабрики Чешера на Сампсониевском проспекте на
Выборгской стороне, товарищи прядильщики сейчас же
принесли две бутылки водки. На мой вопрос, к чему эта
водка, член нашего кружка с этой фабрики товарищ
Антон Ладонкин шепнул мне:
260
— Выпить непременно надо: иначе другие могут до-
гадаться, что мы социалисты, и донесут.
Хотя водка была мне противна и не подходила к мо-
менту, пришлось выпить «для отвода глаз», как шептал
нам товарищ. Затем один по одному ткачи и прядиль-
щики (человек 15) ушли из казармы и собрались на
огороде за фабрикой. Я прочел принесенную мною про-
кламацию, которая была одобрена, и произнес неболь-
шую речь о целях забастовки и о необходимости про-
должать ее как можно дольше. Было постановлено дер-
жаться до конца, и выработаны были требования для
нового листка.
Петр Виноградов продекламировал -стихотворение:
Ткачи10
Грохот машин, духота нестерпимая,
В воздухе клочья хлопка,
Маслом прогорклым воняет удушливо...
Да, жизнь ткача нелегка!
Мучит, терзает головушку бедную
Грохот машинных колес,
Свет застилается в оченьках крупными
Каплями пота и слез.
Эх, да зачем же вы льетеся,
Горькие, горькие слезы из глаз?
Делу помеха; основа испортится.
Быть мне в ответе за вас...
Как не завидовать главному мастеру?
Вишь, на оконце сидит,
Чай попивает да гладит бородушку —
Видно, душа не болит!..
Ласков на вид, а приди к нему вечером,—
Станешь работу сдавать,—
Он и работу бранит и ругается,
Все норовит браковать.
Так вот и гнет, чтоб поменьше досталося
Нашему брату-ткачу.
Эй, главный мастер, хозяин, надсмотрщики,—
Жить ведь я тоже хочу!
Второе стихотворение — «Ткачи» Гейне — Виногра-
дову не удалось окончить. Когда он дошел до слов:
Проклятье тебе, о, наш край лицемерный,
Где царствует стыд и позор беспримерный,
Где в миг увядает цветок полевой,
Где кормится тленьем червяк гробовой,
Старой России мы саван соткем...—
Мы ткем неустанно, мы ткем...—
Раздался крик нашего сторожевого:
— Спасайтесь, полиция!
261
Мы мигом рассыпались по кустам. Когда я огля-
нулся, на огороде никого уже не было; лишь группа
конных городовых рыскала по грядам. На этот раз всем
удалось спастись. Никто арестован не был. И на другой
день по квартирам Сампсониевской фабрики были рас-
пространены листки.
Когда началась забастовка, ее успех лишний раз
говорил мне, как я был прав, оставив группу «Народная
воля» с ее неясно-туманными целями. Вся ее програм-
ма определенно представилась мне как полная недоразу-
мений, неясности, противоречий. «Каким путем возмож-
но осуществить народовольческий социализм?» — зада-
вал я себе вопрос. В развитие капитализма в России
они не верят. Рабочему классу они отводят самую
скромную роль, отодвигая его на самый задний план.
Крестьянская община, на которую они хотят опереться,
по свидетельству Глеба Успенского, уже разложена ".
В самодеятельность масс, как рабочих, так и крестьян-
ских, они не верят.
Совсем другое дело — марксистская теория. Все не-
ясное в ее освещении в глазах рабочего становится яс-
ным; все неопределенное, бесформенное начинает при-
нимать вполне законченные формы. Горизонты расши-
ряются перед рабочим. Он видит себя идущим по широ-
кой дороге, ведущей к освобождению всех угнетенных,
к уничтожению строя, основанного на угнетении челове-
ка человеком.
Первые и огромные шаги сделаны. То, о чем я не
смел и мечтать два года назад, осуществилось. Волей
рабочего класса остановлены каменные гиганты. За-
молкли фабричные корпуса; не стучат машины, не го-
рят фабричные огни.
Стачка ткачей 1896 г. на деле подтвердила теорети-
ческие предпосылки марксистов и свидетельствовала о
том, что в России на историческую арену выступает ра-
бочий класс. Нельзя забывать, что в этой стачке приня-
ли участие самые угнетенные, задавленные рабочие. Для
многих, особенно для иностранцев, было непонятно, ка-
ким путем дошли эти рабочие до мысли об организован-
ной, планомерной стачке.
Кто вас научил устраивать стачки?— удивленно
спрашивал директор-англичанин одной большой петер-
бургской фабрики у предъявивших ему экономические
требования рабочих.
Как гордый англичанин, он никак не мог себе пред-
ставить, что забитые, задавленные русские рабочие, жи-
262
вущие в невыразимо тяжелых условиях, способны под-
няться до западноевропейских форм рабочего движения.
Стачка, так хорошо начатая и проводимая, подняла
очень высоко в глазах рабочих авторитет «Союза борь-
бы», прокламации которого всегда призывали рабочих к
объединению, забастовкам и борьбе. Она в первый раз
воочию показала, какую силу представляет рабочий
класс, если он выступает организованно. Требования на
листки и на марксистскую литературу увеличились.
Чтобы не умереть с голоду, мне, у которого на пле-
чах были мать и два брата, пришлось вернуться на ме-
таллообрабатывающий завод. Как только вечером гу-
дел гудок, я стрелой летел с завода домой, наскоро ужи-
нал и бежал то в один, то в другой конец города по де-
лам организации, по обслуживанию забастовки. Иногда
приходилось проводить всю ночь где-нибудь на огоро-
дах, где устраивались встречи, проводились собрания,
передавалась литература. К счастью, работа на заводе
у меня была крупная. Я забирал резцом стружку, а
большой токарный станок продолжал двигаться авто-
матически. От напряженно-нервной жизни, от беготни,
от переутомления у меня звенело в ушах. Как только
я садился на скамейку, при виде медленно вращающего-
ся огромного круга патрона, я начинал клевать носом, я
засыпал. Монотонный гул машин и стук молотов выли-
вались в речь или стихи, которые говорили или деклами-
ровали П. Виноградов, М. Паянен и другие.
Однажды, когда я невольно таким образом задремал,
я был разбужен внезапно подошедшим мастером.
— Эй,— кричал он, тряся меня за плечо,— ты что
это спать вздумал, растак твою мать, сволочь ты пар-
шивая? Смотри, что ты наделал.
Я вскочил, протирая глаза. Когда пришел в себя,
увидел, что во время сна стальные лезвия резца вреза-
лись в поверхность большого медного шара, который я
обтачивал для минной пушки, глубже, чем это нужно.
Мастер, принимавший шары, был русский. Он был груб,
брал взятки. Обругав меня еще раз самым отборным
словом, он, незаметно для других, но сильно снизу вверх
Ударил меня кулаком в живот. Что мне было делать?
Мои руки судорожно сжимали рукоятку ручника. Пер-
вой моей мыслью было размозжить ему молотом голо-
ву. Но я вспомнил, что у меня нет денег заплатить за
комнату, что у меня на руках мать и братья, что я свя-
зан с революцией, с «Союзом борьбы» и что вечером
сегодня ко мне принесут прокламации для нашего заво-
263
да, которые я должен завтра распространить. Эти сооб-
ражения, как и старая привычка переносить оскорбле-
ния и тяжелую участь, заглушили проснувшийся во мне
голос взбунтовавшегося человека. Парижский рабочий,
француз, по крайней мере кулаком ударил бы на моем
месте мастера и отомстил бы за обиду. А я стерпел же-
стокое оскорбление, опустил молот, но мрачный огонь
ненависти, блеснувший в моих глазах, не ускользнул от
зорких глаз унтер-офицера капитала *. .
— Ну, ладно,— сказал он,— на первый раз прощу.
Движимый злобой против хозяев, мастеров, прави-
тельства, я на другой день очень ловко успел разбро-
сать прокламации на верстаках, у станков, на всех ме-
стах, где работают рабочие, во всех 12 мастерских за-
вода.
После того как за Приютовым и другими народо-
вольцами началась слежка и они во избежание ареста
разъехались из Петербурга, а типография переехала в
дачную местность Лахта, я больше с ними не виделся.
Поэтому я был чрезвычайно удивлен, увидев у ворот
завода Смирнова, державшего связь с внешним миром.
— Вы зачем здесь?—спросил я.
— Вас непременно хочет видеть Екатерина Алек-
сандровна. Приезжайте непременно, если за вами не
следят.
В больших городах Западной Европы встречаются
люди, которые почти не выходят за пределы своего
квартала. Я носил в себе черты этой ограниченности. Я
прожил до 25-летнего возраста в Петербурге и ни разу
не бывал ни в Петергофе, ни в Царском Селе, ни в
Кронштадте, ни на Лахте. Это произошло не потому,
что у меня не было любознательности, а потому, что по-
стоянная нужда не позволяла затрат на поездки в ок-
рестности Петербурга.
Так как я был конспиративен и не замечал за собой
слежки, то я решил поехать на Лахту. Но мне очень не
хотелось туда ехать. Я знал, что начнутся споры, и мне
не хотелось встречаться с Екатериной! Александровной.
Будучи замужем за каким-то большим чиновником в
провинции, она не вынесла мещанской обывательской
обстановки, разошлась с мужем и окунулась с головой
в революцию. Будучи интеллигенткой в полном смысле
слова и довольно красивой женщиной, она казалась че-
ловеком из высшего и недоступного для меня мира лю-
* Унтер-офицер капитала по К. Марксу — мастер капиталисти-
ческого предприятия.
264
Базар на Покровской площади в Петербурге
дей. Хотя я, как мне казалось, был обречен на смерть,
на гибель 12, но я был молод — и, может быть, потому,
что эти женщины принадлежали к другому для меня
миру, при виде их у меня просыпалось какое-то неясное
стремление, манящее и зовущее к жизни.
В ближайший день с помощью Виноградова, который
купил для меня железнодорожный билет, я сел в поезд.
Я шел на вокзал обходным путем, прошел к поезду не
через главный вход и последним вскочил в поезд. Ни
я, ни Виноградов никакой слежки не заметили.	'
Я приехал на Лахту. Народовольческая типография,
получившая известность благодаря этому дачному по-
селку, просуществовала на Лахте не более одного ме-
сяца. Наибольшую активность и производительность в
работе она проявила на набережной Крюкова канала,
где просуществовала больше года. Выбор места для ти-
пографии в виде дачного домика, где все обитатели ве-
ли образ жизни, далекий от трудового, вряд ли можно
было считать удачным. Работники типографии, чтобы
не возбуждать подозрений, принуждены были принять
вид отдыхающих дачников, днем гулять по парку, про-
водить известное время на пляже. Работа при таких ус-
ловиях могла производиться лишь ночью. Хотя дача
была изолирована, шум типографского станка, произво-
димый прокаткой, мог возбудить подозрение.
265
Только еще раз удостоверившись, что я не привез за
собой шпика, я решил зайти на дачу, где помещалась
типография. Я обрадовался, увидев старых друзей, с ко-
торыми разошелся по теоретическим вопросам. Так же
как и прежде, в комнате стоял комод и шкап, где скры-
вался от нескромных глаз типографский станок, типо
графский шрифт, отпечатанные брошюры и бумага. По-
прежнему Белов и Гриша набирали на верстатку,. Ека-
терина Александровна Прейс исполняла обязанности
Федулова, т. е. была редактором и корректором; но чув-
ствовалось, что не хватает Василия Петровича Приюто-
ва, который создал эту знаменитую Лахтинскую типо-
графию и был душой ее.
Все обступили меня, когда я вошел, и засыпали воп-
росами о стачке. Особенно Е. А. Прейс интересовалась
всеми ее перипетиями. Правда ли на самом деле, что
эти рабочие, которые казались такими забитыми, таки-
ми деморализованными, ругавшиеся такой отборной
крепкой руганью, валявшиеся пьяными под заборами и
отличавшиеся такой покорностью, правда ли, что они
проявляют наконец черты сознательного рабочего, под-
нявшегося за свое освобождение?
Только два года, как Е. А. Прейс принимала уча-
стие в революционном движении. Ей более всего не нра-
вилось, что у нас в России задавлена личность.
— В Англии,— говорила она,— каждый англичанин
имеет кроме обязанностей еще и права. У нас нет ни
закона, ни прав. «В России нет закона; есть столб, а
на столбе корона» ,3. У нас нет личности. У нас все на
одно лицо. Все сделаны по одной мерке, подогнаны под
одну колодку. Я люблю людей, не мирящихся с шабло-
ном, ищущих, с широкими взглядами, людей, которые
готовы пожертвовать собой за свободу. А ваши социал-
демократы, марксисты, говорящие рабочим о борьбе за
пятачок, отодвигают на далекое время вопрос о сверже-
нии самодержавия14. Они узкие, неинтересные люди.
Впрочем, вот мы все-таки вошли в соглашение с ними!—
говорила она, как бы сожалея о последнем 15.
Когда я слушал эту интеллигентку, говорившую о
людях гордых, отстаивающих свою личность, свое чело-
веческое достоинство, и позднее, когда я читал произве-
дения великой русской литературы, Толстого, который в
повести «Казаки» описывал типы горцев, кавказцев, сти-
хотворение Лермонтова «Дары Терека», где двумя-тре-
мя штрихами художник рисует гордого человека, нена-
видевшего поработителей и не боявшегося умирать за
свободу,— у меня невольные возникали мысли, отчего
я не такой. Я ненавижу сильно, глубоко. Я готов уме-
реть. Но почему я не решился броситься на мастера, за-
душить его, разбить ему голову молотом?
Е. А. Прейс очень заинтересовалась ходом стачки и
сознательным, выдержанным поведением рабочих.
— Одно мне не нравится,— говорила она,— что ваши
марксисты суживают движение, ограничиваясь лишь чи-
сто экономическими требованиями. Давайте составим
листок, где будет выставлено и требование свержения
самодержавия.
Так как Е. А. Прейс говорила о состоявшемся согла-
шении между марксистами и народовольцами и так как
типография печатала марксистские брошюры, то я ни-
чего не имел против, если народовольцы выпустят ли-
сток, где наряду с общеэкономическими требованиями
будут выставлены и политические. Только материалы
для листовок я отказался принести на Лахту.
— Это опасно. Я веду работу на фабриках и могу
провалить типографию,— сказал я.
Было решено, что завтра я приду на старую квар-
тиру, где раньше помещалась типография, на Крюков
канал.
На другой день я запоздал. Меня задержала сроч-
ная работа на заводе. Едва умыв руки, не успев толком
переодеться, в рабочей блузе, я спешил к Крюкову ка-
налу. На этой старой квартире продолжал жить това-
рищ Смирнов. Отсюда он увозил бумагу и сюда приво-
зил отпечатанные издания. Встретив меня, он сказал,
что Е. А. ждет. Сделав еще крюк, пройдя через проход-
ной двор, проверив, что шпионов нет, я вошел в дом и
в квартиру, где раньше помещалась типография.
Извинившись (по обычаю петербургских рабочих я
был вежлив) за опоздание, я сообщил, что стачка идет
на убыль, происходят аресты, но что листок можно вы-
пустить. Е. А. опять говорила, что партия «Народная
воля», войдя в соглашение с «Союзом борьбы», солида-
ризуясь с ним по вопросу о роли рабочего класса в ре-
волюции, отказывается временно от террора и перено-
сит главное внимание на работу среди рабочих, и пока-
зала проект прокламации, где среди ряда экономических
требований было выставлено и требование свержения
самодержавия.
Я со своей стороны указал, что необходимо выбро-
сить все иностранные слова, которые были непонятны
тогдашней массе рабочих, и более простым языком объ-
267
яснить, почему необходимо низвергнуть царизм. Мы ед-
ва успели закончить деловой разговор и сидели по обе-
им сторонам стола. Я представлял из себя типичного,
испитого, замученного тяжелым трудом рабочего. Е. А.
Прейс носила в себе черты самой доподлинной интел-
лигентки, похожей на барыню. Между нами лежали ис-
писанные клочки бумаги. Вдруг раздался резкий зво-
нок... Смирнов, стоявший у дверей, от неожиданности
растерялся и, прежде чем мы успели спрятать проект
листка, открыл дверь. Вошел дворник дома в сопровож-
дении другого рыжеватого человека в костюме двор-
ника.
— Здрасте,— сказал он,— вот новый старший к нам
в дом поступил и пришел осмотреть квартиры.
— А вы-то что же?— спросил Смирнов.
— А я в деревню еду-с и вот нынче сдаю все дело
новому-с.
Очень внимательный, проницательный взгляд, кото-
рый бросил на меня и на Е. А. Прейс новый дворник,
его бегающие глаза, искусственная торопливость в дви-
жениях — все говорило, что это, пожалуй, не дворник,
а агент охранки.
Мы сидели как оцепенелые, пока он осматривал все
углы, со словами: «Да, рамы у вас плохи и стены надо
было бы снова оклеить». Окончив осмотр, он обернулся
к нам, ехидно улыбаясь. Я едва успел закрыть проект
прокламации листом газеты. Как только он ушел, мы
вскочили, как от летаргического сна. Было решено, что
типография должна принять все меры предосторожно-
сти, включительно до перевода ее в другое, безопасное,
место *.
Единственная прокламация, выпущенная к рабочим
во время стачки народовольцами, была мной разброса-
на на Металлическом заводе. После этого я больше не
встречался с народовольцами. У меня осталось о них
воспоминание как об искренних, симпатичных людях, не
останавливавшихся перед тем, чтобы пожертвовать сво-
ей жизнью за счастье народа. Но их теория страдала
туманностью, неясностью, недоговоренностью. Как мыс-
лители и политические вожди они должны были усту-
пить место марксистам.
Из всех членов моего кружка товарищ Дрожжин бо-
лее всего походил на товарища Федорова 1в. Он был
* Потом Прейс, очевидно, решила, что это была лишь ложная
тревога, и типография осталась на Лахте.
268
очень неглуп, с успехом окончил вечернюю школу, из ко-
торой я ушел ради революционного движения. Он хоро-
шо разбирался во всех вопросах, но не был увлекаю-
щимся энтузиастом. Революция не захватывала его це-
ликом.
И тогда, когда мы разделяли народовольческие
взгляды, и когда перешли на точку зрения марксизма,
он откликался, принимал участие во всех предприятиях,
но вяло. Во время стачки ткачей он дал себя временно
увлечь. Заметив, что ее волна идет на убыль, он стал
проявлять очень малую активность. Впрочем, он был
кузнец и работал в кузнице своего отца. Он никогда не
был так угнетен, как я. Кроме отрицательных сторон
жизни, он видел отчасти и положительные. И на лицах
всех рабочих стало заметно это охлаждение, упадок ду-
ха. Всюду приходилось подогревать товарищей, подни-
мать их революционное настроение.
«Союз борьбы» не переставал усиленно работать. В
последние дни стачки я познакомился и встречался с Зи-
наидой Павловной Невзоровой (Кржижановской) 17.
Она обыкновенно приносила ко мне прокламации. Я че-
рез М. Паянена, П. Виноградова, И. Дрожжина, Фило-
софова, Ильина, П. Ладонкина, Михайлова, Ф. Галак-
тионова, Царькова Мишу (Сангалевского), Гарелинова,
Петрова и Федорова, слесарей с Сан-Галли18 Королева,
Соколова, Давыдова, Чеснокова и Антона Ладонкина
распределял их на фабриках Выборгской стороны и Об-
водного канала для распространения.
В головах рабочих во время стачки шла упорная
борьба старого с новым. Старые привычки в виде почи-
тания царя, начальства, хозяев-капиталистов приказы-
вали вернуться к вековой покорности, к ужасной доле
раба. Новое, необычайное звало разбить цепи рабства и
рисовало заманчивыми красками будущую осмысленную
жизнь, когда падут стены тюрьмы и взойдет новое
солнце... Но старое еще слишком было сильно. Особен-
но тяжелое впечатление производили женщины-работ-
ницы. Многие из них, выбитые из деревенских условий
жизни и не приспособившиеся к новым городским фаб-
ричным порядкам, не могли избежать известной степени
деморализации.
Получив от 3. П. Невзоровой прокламации, я напра-
вился на Вольный остров, где находилась фабрика Во-
ронина. Молодой хозяин этой фабрики Воронин играл
видную роль в «Обществе фабрикантов и заводчиков»
Петербурга. Общие тяжелые условия жизни ткача у не-
269
го ухудшались благодаря соседству завода искусствен-
ного удобрения из костяной муки, распространявшего
невыносимое зловоние ,9.
Чтобы из Екатерингофского парка попасть на Воль-
ный остров 20, нужно было переехать через довольно ши-
рокую Черную речку. Хотя эта река, называемая теперь
Екатерингофкой, шире многих западноевропейских рек,
у нас она, очевидно по сравнению с широкой Невой, но-
сила скромное название речки.
Когда я сел в ялик, в него набралась целая партия
ткачих, спешивших на работу, на ночную смену. Воро-
нинцы уже не выдержали и стали на работу. Я вез про-
кламации, призывавшие их снова бросить работу и про-
должать стачку.
Меня вдруг поразила бесстыдная матерная брань,
которой, как бы хвастаясь, перебрасывались между со-
бой эти молодые работницы.
— Эй, Васька, такую мать!— кричали они.— Отва-
ливай скорее, а то опоздаем!..
Это было время, когда из-за очень низкой заработ-
ной платы значительная часть работниц занималась
проституцией. Заметив, что я один только после ялич-
ника мужчина в лодке, они подняли меня на смех, на-
чали подталкивать.
— Растормоши его, Танька!—послышались голо-
са.— Что он стоит как пень и молчит?
Так как я очень боялся за судьбу прокламаций, ко-
торыми был нагружен и которые непременно выпали
бы, если бы Танька серьезно вздумала меня щекотать,
на что подстрекали ее подруги, я, как только ялик уда-
рился о берег, выскочил из него и пустился из всех ног
наутек, тем более что я слышал, как ткачихи кричали:
— Держи его, Танька!
На фабрике Воронина я был знаком еще по вечер-
ней школе с ткачом Черкуновым. После того как его по
окончании низшей технической вечерней школы Воро-
нин назначил в разряд низшей фабричной администра-
ции, он из фабричной казармы перебрался в «каморку»
и, видимо, меня сторонился, как человека, который его
может скомпрометировать. Но, когда началась забастов-
ка, он охотно согласился распространить прокламации.
— Как живешь, Черкунов?— спросил я его.
— Да ничего,— ответил он,— с клячей живу (подра-
зумевая под словом «кляча» жизнь по вольному
браку).
Сама «кляча», выглянувшая из-за перегородки, ока-
270
У Ватного острова в Петербурге
залась очень миловидной, симпатичной молодой жен-
щиной, ткачихой.
— Агафья!— тихо сказал ей Черкунов, когда я объ-
яснил ему цель моего прихода.— Возьми вот блины у
товарища. Надо их разбросать по фабрике. Понима-
ешь?
Оказалось, что эта скромная, безвестная Агафья
оказывала большие услуги революции, исполняя такую
опасную работу, как распространение и расклейка про-
кламаций.
В 1890-х годах, когда только зарождалось рабочее
движение, в рабочей среде очень часто сказывалось гру-
бо-презрительное отношение к женщинам. Рабочие гово-
рили о «присухе», о том, что такая-то «приколдовала»
такого-то. Не говорили: «он ухаживает» за такой-то, а
он «прикороводил» такую-то. Красивая девушка назы-
валась «куском».
— Ну и «кусок» же ты прикороводил!— говорили
кому-нибудь, кто ухаживал за красивой девушкой.
Так как я много читал, то со словом «любовь» я по-
знакомился только в романах. В эту ночь, возвращаясь
Домой, я как-то невольно думал об этих молодых ткачи-
хах. Мне было грустно, и явилась мысль: «Почему я
одинок? Почему по жизненному пути со мной не идет
такая высокая, стройная и красивая женщина, как эта
271
Агафья?.. Но почему он, дурак, зовет ее так грубо —
„клячей”?» — думал я.
А в северном небе над Петербургом утренняя заря
сливалась с вечерней. Волнами июньского полусвета бы-
ла залита земля. Она казалась прекрасной...
Ходынская катастрофа с так трагически задавленны-
ми тысячами людей, первая так хорошо организованная
стачка 35 тысяч ткачей — эти события, происшедшие во
время коронации, были так необычны, что заставляли
многих задуматься; они как бы предвещали царствова-
ние, полное кровавых жертв и восстаний.
Конец стачки и арест
Страшно впасты у кайданы,
Умереть в неволи,—
А ще гирши — спаты, спаты
И спаты на воли...
Тарас Шевченко
Жандармы, полиция, охран-
ка выбивались из сил, чтобы ликвидировать «Союз
борьбы» и группу «Народная воля».
Я, выходя из дому, принимал, как мне казалось, все
меры предосторожности. Я наблюдал, нет ли слежки.
Мне казалось, что ее нет, а в действительности она бы-
ла. Последние дни стачки за мной следили очень искус-
но, шаг за шагом. Никто не стоял против ворот дома,
где я жил, никто не следовал за мной тотчас же по вы-
ходе моем из дома. Но я не замечал, что как раз про-
тив ворот дома, где я жил, из окна противоположного
дома, из квартиры второго этажа, все время за мной
наблюдали агенты охранки. Как только я выходил из
дома № 2/4 и, не замечая ничего, шел спокойно, в это
же самое время агент-филер выходил на параллельную
(с моей Астраханской) Саратовскую улицу и догонял
меня или на Финляндском проспекте, если я шел влево,
или на Клинической улице, если я направлялся напра-
во. Эта слежка за мной была настолько искусна, что,
несмотря на осторожность и хитрость, которым меня
обучил Приютов и к которым я прибегал, я ничего не
замечал *.
* Имеющиеся при деле о Лахтинской типографии дневники
шпионов охранки позволяют сделать заключение, что за мной, как
и за другими, незадолго до ареста следили буквально по пятам.
Эти донесения шпионов говорят также о чрезвычайно большой
осторожности товарищей и с моей стороны, вследствие которой на-
блюдение временами теряло нас из поля зрения.
272
Будучи принужден ежедневно бегать из одной рабо-
чей окраины в другую, я имел обыкновение заходить в
трактиры, которых имелось большое множество в Петер-
бурге. В каждом трактире помещение делилось на две
половины: «дворянскую», или чистую, и «черную». По-
ловые подавали ’«пару чая» за 12 и 6 копеек. Этими
трактирами мы пользовались для устройства свиданий
с товарищами. Иногда даже удавалось передавать в них
прокламации. Когда гремела так называемая «машина»,
фальшиво наигрывая какой-нибудь мотив, совершенно
не было слышно, о чем мы говорили.
Однажды к вечеру, когда я на набережной реки Не-
вы, недалеко от Сампсониевского моста, оживленно пе-
редавал товарищу Шестопалову21 сведения о ходе стач-
ки, оглянувшись, я вдруг заметил за высокой железной
решеткой, на которую я опирался и которая окружала
сад и особняк какого-то богача, грузную фигуру пере-
одетого жандарма, который на корточках пробирался
между кустов и деревьев, отделявших его от нас, с яв-
ным намерением подслушать наш разговор. Местность
была здесь достаточно пустынная. Прохожих почти не
замечалось. Мы все время стояли спиной к решетке, и
он, очевидно, рассчитывал нас подслушать. Его смуще-
ние и страх, выразившиеся на его лице, как пойманно-
го на месте преступления, его поза подкрадывавшегося
к нам человека, его стремительное бегство, когда он по-
нял, что он раскрыт,— все это яснее ясного говорило за
то, что этот тип являлся агентом охранки, и не менее
красноречиво говорило также, что за нами установлено
наблюдение.
Дело оборачивалось плохо. Торопливо передав това-
рищу Шестопалову последние сведения и взяв от него
целую кипу только что отпечатанных прокламаций, мы
разошлись в разные стороны, обещав предупредить всех
об обнаруженной слежке и принять все необходимые
меры. День клонился к вечеру. Возвращаться с прокла-
мациями домой было бы безумием; их необходимо было
как можно скорее кому-нибудь сдать, где-нибудь спря-
тать.
Быстрым ходом направился я в противоположную
сторону, к устью Невы, где за широкой в этом месте
гладью реки виднеются эллинги Балтийского казенного
завода. Я подошел к тоням, где закидывали в воду сети
и вытягивали их, наполненные рыбой, при помощи воро-
та. Сюда же, к пристани, на яликах по высоким греб-
ням волн возвращались пошабашившие рабочие Балтии^
273
ского завода. Солнце уже закатилось совсем, гас закат,
когда на одном из последних челнов я заметил среди
группы рабочих Петра Виноградова, который стоя раз-
махивал руками и, по-видимому, по обычаю, агитиро-
вал.
— Эй, Петька, что руками машешь?— раздался го-
лос с берега.
Это один его знакомый кричал. Петька оглянулся и
оборвал свою речь. И было вовремя: когда ялик вре-
зался в придорожный песок, из-за угла появился кон-
ный разъезд казаков.
— Эй, вы, расходитесь, не толпитесь!— закричал
старший городовой, командовавший отрядом.
— Петя!— говорил я Виноградову, когда мы спрята-
лись от казаков за забор Франко-Русского завода 22,—
дела плохи, за мной слежка. Может, сегодня вечером
меня арестуют. Вот возьми эти прокламации. Надо их
спрятать, а затем передай Фельдшерову или Ладонки-
ну для Новой бумагопрядильни.
— Знаешь, и мои дела неважны,— отвечал мне Ви-
ноградов, пряча прокламации здесь же, на дворе, в ку-
че старых кирпичей,— мне мастер сегодня записал рас-
чет. Буду отживать две недели23. «Говори спасибо,—
сказал мне мастер,— что не арестовали тебя. Больно
много ты проповедуешь...» Как ты думаешь? Я хочу по-
ехать в Одессу, в Екатеринослав. Буду там работать, а
то, если тебя арестуют, и мне не миновать тюрьмы.
Казаки давно проехали; мы вышли опять к тоням.
Было пусто. Вечерние тени сгущались. Подошедший
М. Паянен рассказывал, что забастовка везде кончает-
ся, но что рабочие начинают работу, не чувствуя себя
побежденными. Они поняли свои силы и нащупали при
помощи «Союза борьбы» тот путь, который должен вы-
вести их на широкую дорогу.
— Если тебя арестуют,— говорил Паянен,— то и со
мной случится то же. Прощай, Александр. Теперь ве-
чер, а мне кажется, что мы переживаем утро. Даже мой
старый отец говорит, что он не ожидал такой стачки от
русских рабочих. Эта стачка для нас, рабочих, начало
новой жизни.
Уже к ночи я переезжал Неву на ялике. Я решил
вернуться домой другим путем, через Васильевский ост-
ров.
Слушая, как скрипят уключины, как плещутся вол-
ны, ударяясь о лодку, о весла, находясь на середине ре-
ки, откуда открывалась водная даль на взморье, над
274
которым всходила луна, я испытывал щемящую грусть..
«Скоро, скоро,— думал я,— тюрьма, как эта водная
мрачная пучина, захватит меня в свои недра, и я, мо-
жет быть, больше не увижу вас, товарищи... Но ведь я
давно решил пожертвовать всем и погибнуть,— в тюрь-
ме ли или на виселице, не все ли равно?» — думал я.
Пока я пробрался мимо Балтийского завода на Ни-
колаевскую набережную, прошел Николаевский мост24
и сел усталый на гранитную скамью против Академии
художеств, ночь давно уже спустилась на землю. Кре-
постные часы пробили полночь. Будучи очень утомлен,
я чувствовал шум в ушах и холод в спине. Задумав-
шись, стал я глядеть на небо, где чуть мигали звезды,
на луну и на загадочное лицо сфинкса 25, которое смот-
рело на меня сверху.
Это лицо как бы говорило о длинном ряде веков,
когда египетская цивилизация сменилась греческой и
римской, а затем феодальной, когда свистел бич над-
смотрщика, когда закованный в цепи раб строил пира-
миды, греческие и римские храмы и готические соборы.
Под гнетом рабства будущее для мыслителя казалось
таким же загадочным, как загадочно это лицо.
Мне, когда я отрешился от веры в бога26, жизнь
представлялась такой же таинственной, как этот сфинкс.
Но учение Маркса дало возможность понять смысл жиз-
ни. Наша стачка показала, что подымается новый класс,
который разрушит все старое, гнилое, который отомстит
за страданье миллионов угнетенных и построит новое
общество, при котором больше не будет рабов.
Я, простой рабочий, должен считать себя счастли-
вым, что живу в эпоху, когда начинается ломка старо-
го. Пусть арестуют меня! Поднялся он, мститель суро-
вый, и наше дело не пропадет!
Придя домой во втором часу ночи, я заснул тяже-
лым, свинцовым сном. В полусне смутно слышал, как
раздался резкий звонок, как толпа охранников ворва-
лась в комнату, как толстый околоточный схватил меня
•в охапку с кровати и поставил в угол с криком:
— Стой, не шевелись, мерзавец!
Городовые и агенты начали перерывать комнату.
Мать в углу плакала. Брат Павел, 11 лет, вопроситель-
но смотрел на меня и на полицию...
— Как ваша фамилия?— спросил жандармский пол-
ковник, руководивший обыском.
— Если вы будете меня держать так в углу, в одном
белье, и если ваши подчиненные не перестанут меня ОС-
271
корблять, я не отвечу ни на один ваш вопрос,— ска-
зал я.
— Будьте повежливей с арестованным,— сказал пол-
ковник,— а вы, господин Шаповал, одевайтесь: мы при-
нуждены вас арестовать.
Меня свезли в охранку. Утром, когда совсем рассве-
ло, перевезли в Петропавловскую крепость. Тяжелые
тюремные двери захлопнулись за мной на два года.
Впереди ждали три года Сибири...27
ПРИМЕЧАНИЯ
1	А. С. Шаповалов был свидетелем того, как в 1895 г. одни
рабочий при проезде мимо него Николая II в восторге от персоны
царя раскрыл рот, а затем прицепился к санкам градоначальника
фон Валя. Генерал ударил рабочего по лицу, подбежавшие городо-
вые подхватили и поволокли его в участок. Народовольцы демаго-
гически ссылались на этот пример, доказывая марксистам неразви-
тость русских рабочих.
2	Намек на Викторию, королеву Великобритании с 1837 по
1901 г.
3	В 1895—1896 гг. стало широко известно, что Н. Н. Михайлов,
входивший в социал-демократический кружок И. В. Чернышева,—
провокатор.
4	Автор перечисляет легальные русские и переводные книги,
служившие, однако, целям революционной пропаганды.
8	Далее по тексту автор называет многих членов народовольче-
ского кружка, организовавшего Лахтинскую подпольную типогра-
фию.
* В начале книги А. С. Шаповалов описывал утвердившийся
среди рабочих обычай по любому поводу организовывать выпивки
с «глотами» — низшими представителями заводской администрации.
Самому автору из-за неприятия такого обычая несколько раз при-
ходилось увольняться с различных предприятий.
7	Во время народного гулянья по случаю коронации 18 мая
1896 г. в Москве на Ходынском поле из-за нераспорядительности
и нерасторопности властей произошла давка, в которой погибло
около 2000 человек, 1300 — получили увечья.
8	Уже указывалось, что эта цифра, приводившаяся революцио-
нерами-подпольщиками, на самом деле была меньше.
8	Один из приемов революционной борьбы. Рабочие многих
предприятий, недостаточно решительные, часто просили революцио-
неров «снять» их с работы. А потом заявляли властям, что их
«сняли» насильно.
10	Это широко распространенное в народе стихотворение имело
свою историю. Основной текст — «Дума ткача» — принадлежал из-
вестному народнику С. С. Синегубу. (Напечатано анонимно в
«Сборнике новых песен и стихов». Женева, 1879.) Под его влиянием
в 1879 г. П. Моисеенко и Г. Штрнпан написали совместно стихотво-
рение «Ткачи» (см.: Моисеенко П. Воспоминания старого револю-
ционера. М., 1966, с. 41—43). В конце XIX в. появился несколько
усовершенствованный вариант Синегуба под названием «Песня тка-
ча» (см.: Вольная русская поэзия XVIII—XIX веков, т. 2. Л., 1988,
с. 584), Этот текст и цитирует А. С. Шаповалов, изменив его загла-
вие.
276
11	Глеб Иванович Успенский — один из наиболее ярких пред-
ставителей революционно-демократической беллетристики; сотрудни-
чал во многих демократических изданиях, был близок к народни-
кам. Начиная с 60-х гг. XIX в. отмечал развращающее влияние ка-
питалистического города на нравы и характер крестьян. Показал
бессилие и разложение крестьянской общины, старых деревенских
устоев.
12	В одной из предыдущих глав А. С. Шаповалов рассказывает,
что, став народовольцем, он был готов совершить террористический
акт, пожертвовать собою, погибнуть с бомбой в руке за дело рево-
люции (см.: По пути к марксизму. Л., 1926, с. 71).
13	Анонимная эпиграмма конца XVIII — начала XIX в. Очевид-
но, под ее влиянием оказался в какой-то степени и А. К. Толстой,
когда сделал рефреном своей сатирической поэмы «История госу-
дарства Российского от Гостомысла до министра Тимашева» слова
об отсутствии в царской России «порядка» (см.: Толстой А. К.
Собр. соч, т. 1. М, 1980, с. 256—268).
14	Е. А. Прейс-Иогансон использует расхожие и надуманные
аргументы, обычно выдававшиеся всеми народниками в спорах с
марксистами за незыблемые постулаты. На самом деле они не со-
ответствовали действительности.
15	Между «Группой народовольцев», работавшей в Лахтинской
типографии, и ленинской группой «стариков» был заключен союз.
Об этом упоминали народоволец А. А. Ергин, а также Н. К. Круп-
ская и П. Ф. Куделли, прокурор Петербургской судебной палаты в
заключении по делу «Союза борьбы» (см.: Ленин. Петербургские
годы. М, 1972, с. 285—287). Об этом союзе упоминает и В. И. Ле-
нин в ноябре 1895 г. в письме к П. Б. Аксельроду (см.: Ленин В. И.
Поли. собр. соч, т. 46, с. 10).
18	В предыдущей главе А. С. Шаповалов писал: «Федоров не
был революционером, энтузиастом, мыслителем и фанатиком идеи.
Он обладал слишком спокойным, холодным темпераментом скепти-
ка» (По пути к марксизму. Л, 1926, с. 44).
17	3. П. Невзорова (Кржижановская) — революционерка, в
1893—1896 гг. активно работала в петербургском подполье, входпла
в руководящее ядро «Союза борьбы». Арестована и в 1897 г. вы-
слана в Восточную Сибирь. Участница «Протеста российских соци-
ал-демократов». Активная искровка, большевичка. До 1917 г. вела
подпольную работу. После Октябрьской революции — на научной и
политической работе.
18	Сан-Галли — чугунолитейный и механический завод. Впослед-
ствии — завод бумагоделательного машиностроения.
19	Имеется в виду костеобжнгательный завод.
20	Речь идет о Резвом острове.
21	И. А. Шестопалов — студент Лесного института в Петербур-
ге. В 1894—1895 гг. руководил рабочими и марксистскими кружка-
ми. В 1895—1896 гг. входил в руководящую группу петербургского
«Союза борьбы», писал и редактировал подпольные листовки и
брошюры, издавал их, распространял на фабриках и заводах. Аре-
стован в 1896 г. и в 1897 г. сослан на три года.
22	Франко-Русский меднопрокатный завод — одно из крупных
предприятий того времени.
23	По закону администрация при увольнении рабочего извещала
его заранее, за две недели. Этот срок он имел право либо работать
(«отживать») и получать заработную плату, либо при немедленном
Увольнении получал дополнительно двухнедельный заработок.
24	Ныне набережная и мост Лейтенанта Шмидта.
277
28 У воды на набережной Невы у Академии художеств установ-
лены два египетских сфинкса.
28 После тяжелой болезни в юности А. С. Шаповалов стал очень
набожным, но потом порвал с религией.
27 Сосланный в начале 1898 г. в Восточную Сибирь, А. С. Ша-
повалов жил там до 1901 г. Шаповалова никогда не покидал дух
постоянного протеста против существующего строя, ежеминутной
готовности к бунту. Например, будучи в ссылке в сибирском селе
Тесинском, он пробрался однажды в крутой овраг на берегу реки
Тубы и выбил на скале большими буквами лозунг: «Да здравствует
революция!» (см.: Прохватилов Ю. А. А. С. Шаповалов. Л., 1965,
с. 25).
Заключение
В данном разделе собраны не-
которые важные документы и материалы, рассказы и воспоми-
нания, посвященные рабочему движению 90-х годов XIX века. Это
десятилетие для рабочего движения было переломным. В разви-
вающемся капиталистическом обществе России завершалось скла-
дывание пролетариата как класса. Численность рабочего класса,
его «удельный вес» в общей массе населения страны быстро уве-
личивались: из 126 миллионов граждан России к концу XIX века
пролетарии и полупролетарии составляли почти 64 миллиона * **.
К этому времени в России завершался также промышленный пе-
реворот. Четче обозначился численный рост индустриального про-
летариата, прочно связанного со сравнительно высоко организо-
ванной фабрично-заводской промышленностью. В Петербургской
губернии в эти годы основано 209 новых фабрик и заводов ”. Са-
мый многочисленный отряд пролетариата был по-прежнему пред-
ставлен рабочими текстильных предприятий. Вместе с тем быстро
росли и другие пролетарские отряды: металлистов, горняков, же-
лезнодорожников. Положение всех оставалось тяжелым: рабочий
день длился 13, а у текстильщиков и 15 часов. Заработная плата
давала возможность жить только впроголодь. О каких-либо пра-
вах рабочих по-прежнему не было и речи. На предприятиях гос-
подствовал хозяйский произвол.
Многие слои пролетариата по-разному и в разные годы втя-
гивались в малоосознанную пока борьбу с хозяевами. Возникали
стихийные стачки, число их постепенно росло. По далеко не пол-
ным данным, в России в 1894 году произошло 77 стачек — басто-
вало 48,3 тысячи рабочих; в 1895 году —127 стачек, 54,5 тысячи
* История Коммунистической партии Советского Союза, т. 1.
М., 1964, с. 182.
** См.: Погожев В. А. Учет численности состава рабочих в
России. Материалы по статистике труда. СПб., 1906, с. 75.
278
рабочих; в 1896 году — 183 стачки и 65,5 тысячи рабочих* ** ***. Требо-
вания, которые выставлялись стачечниками, носили, как правило,
экономический характер.
Однако, отстаивая эти экономические требования, рабочие не
всегда верно осознавали и оценивали свое главное оружие —- стач-
ку. Но со временем и с опытом проведения стачек они стали ис-
пользовать такую форму борьбы (как первую ступень школы по-
литического воспитания в своей массе). В Петербурге процесс по-
литического и культурного пробуждения рабочих в последнее де-
сятилетие XIX века был особенно заметен. Правда, коснулся он
сравнительно тонкого передового слоя — нескольких сотен чело-
век из сотен тысяч питерских рабочих. Остальная масса, лишь по-
неволе сопротивляясь усиливавшемуся гнету капитала, еще толь-
ко начинала задумываться над своим положением.
Передовые питерские пролетарии настойчиво стремились к
свету, к знаниям. Они посещали вечерне-воскресные школы, жад-
но набрасывались на книги, создавали кружки совместного чтения,
самообразования. Не случайно в Петербурге рабочие одного из
таких кружков в 1887 году обратились с благодарностью в привет-
ственном адресе к писателю Глебу Ивановичу Успенскому. Подоб-
ные шаги осознающих свое положение групп рабочих были вы-
званы тем, что, как отмечал в начале 90-х годов с чувством закон-
ной гордости Г. В. Плеханов, рабочая масса («или, выражаясь
скромнее, но зато точнее,— передовые слои рабочей массы») ста-
ла видеть «в социалистах своих руководителей и прислушиваться
к их голосу» **.
В. И. Ленин на рубеже XIX и XX веков охарактеризовал это
явление так: «...в 90-х годах встретились два глубокие обществен-
ные движения в России: одно стихийное, народное движение в ра-
бочем классе, другое — движение общественной мысли к теории
Маркса и Энгельса, к учению социал-демократии»
Именно об этом — первые документы раздела. Особо хотелось
бы выделить адрес центрального рабочего кружка брусневской
организации Н. В. Шелгунову. Из всех первых марксистских групп
Петербурга эта организация отличалась большим вниманием к ра-
бочим, хорошо продуманной сетью рабочих кружков, тесными и
дружескими связями интеллигентов-руководителей — М. И. Брус-
нева, В. С. Голубева, В. Ф. Цивинского и других—со своими уче-
никами, передовыми рабочими — Ф. А. Афанасьевым, Г. А. Мефо-
Диевым, Е. А. Климановым, П. Е. Евграфовым, В. И. Прошиным,
Е- А. Афанасьевым, Е. Ф. Тумановым, Г. М. Фишером. Сравнивая
тексты адресов писателям Г. И. Успенскому и Н. В. Шелгунову,
* См.: История Коммунистической партии Советского Союза,
** Плеханов Г. В. Соч., т. 3, с. 125.
*** Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 4, с. 247,
279
Г. В. Плеханов, в 1892 году увидел новые, сознательные черты у
рабочего, как оказалось, с интересом читающего книги тех писа-
телей, у которых рассказывается о положении рабочих в собствен-
ной стране и в других государствах. «Отождествив свои интере-
сы с интересами западноевропейских рабочих, он естественно же-
лает прежде всего подвести итог западноевропейскому рабочему
движению» *. Обстановку высокой нравственности в первых круж-
ках рабочих-марксистов, рост классовой солидарности, беззавет-
ной преданности делу революции членов этих кружков хорошо пе-
редают публикуемый здесь отрывок из воспоминаний К. М. Норин-
ского и одна из речей на первой маевке в России.
Итак, в 1891 году в рабочем движении России четко обозна-
чилось нечто качественно новое. Адрес, составленный рабочими
Н. В. Шелгунову, участие десятков рабочих в похоронах писателя,
первая маевка почти сотни рабочих. Точную оценку всему этому
дал В. И. Ленин. В 1905 году он писал: «1891-ый год — участие пе-
тербургских рабочих в демонстрации на похоронах Шелгунова, по-
литические речи на петербургской маевке. Перед нами социал-де-
мократическая демонстрация передовиков-рабочих при отсутствии:
массового движения» ** *** ****.
В 1892—1894 годах рабочее движение в Петербурге крепло***.
На место арестованных властями передовых пролетариев прихо-
дили новые борцы. Разгром группы Бруснева лишь на время дез-
организовал социал-демократическое подполье столицы. С осени
1893 года, вскоре после приезда в Петербург В. И. Ленина, начи-
нается новое объединение марксистов. Набирает силу группа «ста-
риков», превратившаяся в сентябре 1895 года в петербургский
«Союз борьбы за освобождение рабочего класса» — зачаток буду-
щей большевистской партии. Заметно усиливается пропаганда на-
учного социализма в среде рабочих. Растут и крепнут пролетар-
ские подпольные кружки, которые стали пытаться руководить стач-
ками и забастовками рабочих и переходить от узкой кружко-
вой пропаганды к соединению ее с массовой политической агита-
цией.
Известно, что В. И. Ленин определил 1895 год как определен-
ный рубеж, когда освободительное движение России перешло от
разночинского, буржуазно-демократического этапа к пролетарско-
му *’**. Покажем это на примере Петербурга. Год начался неодно-
кратными и бурными волнениями рабочих на Невском судострои-
тельном и механическом заводе (бывшем Семянниковском). В фев-
* Плеханов Г. В. Соч., т. 3, с. 209.
** Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 250.
*** Об особенностях положения рабочих петербургского про-
мышленного региона см.: Марксизм-ленинизм и питерские рабочие.
Л., 1977, с. 8—13, 18—19.
**** См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 93,.
280
рале забастовали 3000 рабочих в порту Нового Адмиралтейства.
В мае около недели длилась стачка ткачей Никольской мануфак-
туры на Выборгской стороне (около 700 человек). Бросили работу
800 рабочих Резвоостровской мануфактуры Воронина. В июне на-
чалась стачка рабочих сталепрокатной мастерской ПутиЛовского
завода. Все это, естественно, вызвало большую тревогу у властей.
Директор Департамента полиции, сообщая в своем письме петер-
бургскому градоначальнику о «поступательном движении социа-
листической пропаганды в империи вообще и о проявлении актив-
ной деятельности петербургского кружка в частности» (имелась
в виду деятельность социал-демократической организации), указы-
вал на «настоятельную необходимость прекратить в ближайшем
будущем вредную агитацию этого кружка и не допустить возник-
новения стачек рабочих, подобно вызванным в начале 1895 г.» *
На языке администрации и полиции это означало — аресты.
В конце 1895 года и среди интеллигентов—участников петербург-
ского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и среди
его пролетарской части были проведены значительные аресты.
Однако это не повлияло на стачечное движение. Широкая же аги-
тация ленинской группы привела к его последующему росту. На-
чало новым событиям положила стачка ткачей на фабрике Торн-
тона в ноябре 95 года. За ней сразу же последовали бурные стач-
ки на табачной фабрике «Лаферм», на фабрике товарищества ме-
ханического производства обуви «Скороход»; волнениями рабочих
были охвачёны паровозомеханические мастерские Путиловского
завода. И хотя петербургский градоначальник, столичная охранка
множили аресты, ни социалистическая проповедь, ни рабочие стач-
ки не прекращались. Этим волнующим событиям конца 1895 года
посвящены листовки И. В. Бабушкина и Б. И. Зиновьева, помещен-
ные в первом разделе книги. Как известно, пропагандистских и
агитационных листовок, написанных интеллигентами «Союза борь-
бы», было гораздо больше; они широко распространялись по Пе-
тербургу и могли значительно менять характер рабочего движе-
ния. Но мы здесь, как и договорились в самом начале, воспроиз-
водим только то, что написано непосредственно рабочими, листов-
ки которых также сильно влияли на умы пролетариев.
Уже не раз упоминалось о гигантской по тем временам стач-
ке петербургских текстильщиков мая — июня 1896 года. Рассказы-
вая о ней с трибуны Международного социалистического конгрес-
са || Интернационала в Лондоне, Г. В. Плеханов, избранный на
этот форум представителем от петербургского «Союза борьбы за
освобождение рабочего класса», говорил, что это было «явление
совершенно необычайное для Петербурга и поражающее всякого,
*оть немного знакомого с полицейским режимом русского госу-
* Красная летопись, 1925, № 2 (13), с. 198,
381
дарства» *. Мы поместили здесь часть материалов о стачке 1896 го-
да, которые написаны рабочими. Это прежде всего листовки, отра-
зившие требования рабочих и дающие нам представление об уров-
не сознания различных участвовавших в стачке слоев рабочих, а
также рассказ рабочего Ф. Г. Галактионова о забастовке на ткац-
кой фабрике Кожевникова. Особую ценность представляют воспо-
минания А. С. Шаповалова. Это не просто рассказ о стачке, ее от-
дельных перипетиях, а откровенная исповедь одного из рабочих-
социалистов, одного из руководителей забастовки, попытка объек-
тивно нарисовать ее общую картину. В воспоминаниях Шаповало-
ва очень интересны и мелкие детали, вроде зарисовок о быте ра-
бочих разных предприятий, и строки о Лахтинской подпольной ти-
пографии, и строки о связях рабочих со своими бывшими едино-
мышленниками-народовольцами. Но главное — рассказ о подготов-
ленной пропагандистской и агитационной деятельностью петербург-
ского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», посте-
пенно набирающей силу всеобщей стачке текстильщиков Петер-
бурга. О том, как социал-демократическая организация объединя-
ла ткачей, вела работу среди пролетариев других предприятий;
боролась за продолжение стачки.
Очень ярко высвечивается в воспоминаниях А. С. Шаповалова
и такая особенность деятельности передовых рабочих 90-х годов,
которая до сих пор еще не освещалась историками. Рабочий-резо-
люционер часто состоял членом нескольких кружков одновремен-
но. Становясь «сознательным человеком», начиная читать книги,
приобщаясь к революционной работе, металлист или текстильщик,
кожевенник или чернорабочий сперва вступал в один из кружков.
Здесь чаще всего обучение элементарным началам грамотности и
азбуке революционной науки соединялось с практической работой
по распространению листовок, формулированию требований заба-
стовщиков и т. д. Но постепенно круг интересов развивающегося
рабочего-революционера заметно расширялся. Вскоре кроме на-
чального кружка он уже посещал и занятия другой группы, так на-
зываемого «повышенного типа», с пропагандистским уклоном. Че-
рез год-два, если его не арестовывали, такой рабочий-революцио-
нер, не порывая с первыми для себя ячейками на своем пути, за-
водил уже сам кружок и нередко выступал в нем в роли своеоб-
разного пропагандиста-агитатора и организатора. А так как сил
организации в переломные моменты, особенно во время стачки
1896 года, не хватало, то он «по совместительству» состоял еще и
в неформальном объединении рабочих, руководящих движением
питерских пролетариев.
Формально стачка текстильщиков в мае — июне 1896 года воз-
никла стихийно. Но «Союз борьбы» очень скоро стал ее органи-
* Плеханов Г. В. Соч., т. 9, с. 360.
282
зующим штабом. Недаром помощник прокурора Петербургской
судебной палаты писал, что «хотя непосредственного участия ин-
теллигентных агитаторов антиправительственного направления в са-
мой организации стачек замечено не было, но почва для этого бы-
ла ранее подготовлена преступной пропагандой среди рабочих со-
циал-демократов» *. А один из главных лозунгов стачки — сокра-
щение рабочего дня — родился под влиянием первомайской, 1896
года, листовки именно «Союза». Регулярные сходки на столичных
окраинах представителей многих текстильных предприятий, на ко-
торых вырабатывались требования рабочих и единая линия их по-
ведения, доказывали, что классовое самосознание рабочих быстро
растет, а социализм в их воззрениях начинает соединяться с ра-
бочим движением. Фабричная инспекция была вынуждена признать,
что «рабочие, несомненно, действовали вполне сознательно», что
«нынешние фабричные рабочие далеко уже не те, какими они бы-
ли 10—20 лет тому назад». Власти боялись, что одной крупной за-
бастовкой дело не кончится. И именно поэтому соглашались на
некоторые уступки ** ***. Вот почему лились осторожные речи градо-
начальника и появилось его распоряжение расследовать «недора-
зумения» между текстильщиками и капиталистами. Питерские тка-
чи впервые ощутили свою силу — силу пролетарской солидарности.
Их боевой дух борцов вовсе не был сломлен. И даже в прекраще-
нии стачки они не видели своего поражения. Обо всем этом гово-
рят материалы раздела.
Еще одно качественно важное изменение произошло в ходе
летней стачки 1896 года. Чтобы информировать о событиях в Пе-
тербурге рабочих других революционных центров, с целью рас-
ширить фронт стачечного движения, петербургский «Союз борьбы
за освобождение рабочего класса» рассылал свои листовки по мно-
гим крупным российским городам. Кроме того, 9 июня 1896 года
петербургские социал-демократы направили своего представителя
в Москву с 40 листовками, излагавшими требования текстильщиков,
и со 100 экземплярами правительственного обращения к рабочим.
Конечно, обращения были снабжены «Союзом борьбы» соответст-
вующими, в основном ироническими, комментариями *'*. В резуль-
тате в Москве, Одессе и некоторых других городах начались ра-
бочие стачки солидарности. А в Нижнем Новгороде, Киеве соци-
ал-демократы откликнулись на столичную стачку своими призыв-
ными листовками.
Публикуемые в этом разделе книги воспоминания А. С. Шапо-
* Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1. М., 1961,
с. 263.
** См. там же, с. 238, 240.
*** См.: Суслова Ф. М. Петербургские стачки 1895—1896 годов
и их влияние на развитие массового рабочего движения.— В кн.:
История рабочего класса Ленинграда, вып. 2. Л., 1963, с. 73.
283
валова заканчиваются арестом автора и прекращением стачки... Ра-
бочее же движение постепенно начинало расти, отныне оно ста-
новилось решающей силой освободительной борьбы в России.
В. И. Ленин, оценивая события середины 90-х годов в Петербурге,
писал в 1905 году: «1896-ой год: петербургская стачка нескольких
десятков тысяч рабочих. Массовое движение с началом уличной
агитации, при участии уже целой социал-демократической органи-
зации. Как ни мала еще, по сравнению с теперешней нашей пар-
тией, эта почти исключительно студенческая организация, все же
ее сознательное и планомерное социал-демократическое вмеша-
тельство и руководство делают то, что движение приобретает ги-
гантский размах и значение против морозовской стачки (1885 г.—
Е. О.). Правительство опять идет на экономические уступки. Ста-
чечному движению по всей России положено прочное основание.
Революционная интеллигенция повально становится социал-демо-
кратической. Основывается социал-демократическая партия» *.
Связь российской социал-демократии с массовым рабочим движе-
нием после 1896 года становится нерасторжимой. В. И. Ленин по
достоинству оценил этот крепкий союз: «Только агитация 1894—
1895 гг. и стачки 1895—1896 гг. создали прочную, непрерывную
связь социал-демократии с массовым рабочим движением» ”.
И тогда на историческую арену политической борьбы в Рос-
сии широкой и уверенной поступью вышел пролетарский авангард.
Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 250—251
Там же, т. 25, с. 132.
РАЗДЕЛ 4
•era
и НА ПУТИ
В БОРЬБЕ
у СО ТЬМОЮ"
А. П. ЗАРУБКИН
А. П. Зарубкин («Шураиька») принадлежал к той части рабо-
чих, которые вступили в трудовую жизнь и в общественно-полити-
ческую борьбу в конце 90-х гг. В 1905 г. А. Зарубкин был органи-
затором боевой дружины за Невской заставой, в декабре 1905 г.
руководил разгромом черносотенного штаба в трактире «Тверь»
по Палевскому проспекту (см. его статью «Как возникла первая
боевая дружина за Невской заставой в 1905 году».— Первая бое-
вая организация большевиков 1905—1907 гг. М., 1934, с. 224—231).
А.	Зарубкину повезло: так вышло, что он с детства был зна-
ком с С. И. Фунтиковым, учился у Н. К. Крупской. Само собой,
стал большевиком. Всю свою жизнь сверял по компасу большевиз-
ма, часто советовался с Надеждой Конствнтиновной.
Воспоминания неписаны А. П. Зарубкиным специально для то-
ма, посвященного Смоленской школе. Публикуются по тексту жур-
нала, где они были опубликованы: Школа взрослых, 1939, № 2.
МОЯ УЧИТЕЛЬНИЦА
Декабрь 1894 года. Тусклые
фонари Шлиссельбургского проспекта села Смоленского,
что под Петербургом *, льют желтоватый свет керосино-
вых ламп. Сугробы снега покрыты копотью заводских
труб. В воздухе тяжелый смрадный запах, идущий от
Невского стеаринового завода.
Мальчиком 10 лет я иду с Сергеем Ивановичем Фун-
тиковым (дядей Сережей) в воскресно-вечернюю Корни-
ловскую школу. С. И. Фунтиков — рабочий Невского су-
достроительного завода (теперь Механический завод
им. Ленина). Его могучая, широкоплечая фигура, его
глаза, смотревшие всегда прямо и открыто в лицо собе-
седника, были хорошо известны рабочим за Невской за-
ставой. С. И. Фунтиков был одним из первых передови-
ков рабочего движения и пользовался большим автори-
тетом среди рабочих. Дядя Сережа жил в той же квар-
тире, что и наша семья. Он часто брал меня к себе в
286
комнату, рассказывал, где какие люди живут, чем они
занимаются, показывал книжки с картинками. Расска-
зывал он о своих занятиях в вечерней Корниловской
школе, обещал как-нибудь взять меня туда с собой. И
теперь дядя Сережа выполнил свое обещание.
Вот я в школе для взрослых.
В коридоре около классов беседуют группы рабочих,
пришедших сюда после тяжелой двенадцатичасовой ра-
боты. Руки и лица их вымыты, одеты они в опрятные
блузы синего цвета. Мы вошли в класс. На стенках ви-
сели географические карты и картины. За партами уже
сидели учащиеся в возрасте от 18 до 40 лет. Многих из
них я знал. С глубокими морщинами на лбу рабочие ка-
зались погруженными в суровую думу. Но вот лица
оживились, глаза заблестели, морщины как-то разгла-
дились, дядя Сережа погладил Свою русую бороду — в
класс вошла молодая учительница с пышным узлом во-
лос на затылке. Это была Н. К. Крупская. Рабочие ра-
душно поздоровались с ней.
Начался урок географии. Грудной, спокойный голос
учительницы приятно действовал на уставших от тяже-
лого труда рабочих. Просто и понятно излагала она
Урок.
На перемене я хотел подойти ближе к Надежде Кон-
стантиновне, но ее тесно окружили рабочие, беседуя с
ней, как с родным человеком. Тут же к Надежде Кон-
стантиновне подошли н другие учительницы — Л. М.
Книпович, П. Ф. Куделли.
В коридоре слышались споры о прочитанных книгах:
«Спартаке» Р. Джованьоли, «Истории крестьянина» Эр-
кмана-Шатриана 2. Кто-то декламировал «Кому на Руси
жить хорошо» Н. А. Некрасова, тут же делились впечат-
лениями от прочитанных книг, рекомендовали друг дру-
гу те, которые показались особенно интересными.
Конца уроков я не дождался. Домой шел полный
впечатлений о школе, об учительницах, ждал, когда
придет дядя Сережа. Он вернулся домой около полуно-
чи, зажег лампу, слышу — шелестят страницы, значит,
Дядя Сережа читает. Взглянул я в окно, в доме напро-
тив, где живет другой ученик воскресной школы, тоже
виден свет, значит, и он читает. А завтра чуть свет они
снова пойдут на работу.
На другой день в заводской детской школе я расска-
зал на перемене ребятам, что был в воскресной школе,
У некоторых учащихся которой уже седеют волосы. Рас-
сказал об учительницах. Помню, как я, делая серьезное
287
лицо, говорил: «Будет время, и мы станем учиться у
них». Так посещение Корниловской школы, первая
встреча с Н. К. Крупской зажгли во мне глубокое жела-
ние учиться дальше. И с той поры я считаю Надежду
Константиновну своей учительницей.
Помню еще, как через несколько месяцев в той же
Корниловской школе я слушал лекцию Н. К. Крупской.
Лекции бывали обыкновенно по воскресным дням и со-
провождались показом туманных картин 3. Такие лекции
всегда привлекали много рабочих. На той лекции, на
которой был я, Надежда Константиновна рассказывала
о расселении людей на земном шаре, о жизни в перво-
бытном обществе.
Однажды С. И. Фунтиков взял меня на экскурсию в
музей картин. Эту экскурсию проводила опять Н. К.
Крупская. Сколько было проявлено заботы, чтобы влить
в экскурсантов любовь к живописи, помочь им научиться
понимать ее! Как оживленно делились своими впечат-
лениями экскурсанты!
В 1896 г. царское правительство арестовало Н. К-
Крупскую4. В том же году был арестован и С. И. Фун-
тиков 5.
В 1899 г. С. И. Фунтиков организовал в Твери, куда
он был сослан, кружок РСДРП среди железнодорож-
ных рабочих. За это он снова был арестован, сильно из-
бит и после побоев умер. Так сломило этого богатыря
царское самодержавие. Я часто вспоминал его, и как
только начинал вспоминать дядю Сережу, сейчас же
вспоминалась и Корниловская школа и Н. К. Крупская,
подымалось желание учиться.
В 1901 г. я начал регулярно посещать Корниловскую
школу. С какой любовью я ходил на учебу! Как ста-
рался не опаздывать на уроки!
Паровая конка за 3 копейки довозила меня до шко-
лы. В школу я шел, как в родной дом. Все там знали
друг друга, у всех была одна цель — как бы лучше по-
нять и запомнить уроки. Здесь можно было говорить от-
кровенно о всех вопросах, волновавших тогда рабочих.
Здесь же зародился кружок читателей «Искры», номе-
ра которой я и еще некоторые товарищи находили у
себя в партах. Мы несли эти номера в гущу рабочих.
Мы не пытались дознаться, кто нам подкладывал газе-
ту, но понимали, что это делается не без ведома наших
учительниц, товарищей Н. К. Крупской. Знали, что са-
ма Надежда Константиновна принимала участие в вы-
пуске «Искры». С появлением газеты «Искра» большс-
288
визм быстрее стал проникать в широкие рабочие мае-
сы 6. «Огненная газета» — так называли. «Искру» рабо-
чие Невского судостроительного завода.
В 1902 г., в школе же, я получил отпечатанный за
границей «Коммунистический манифест». Эта книжка
увязала мои мысли в единое целое.
Хорошо помню до сих пор учителей школы: Людми-
лу и Веру Рудольфовну Менжинских, Вячеслава Рудоль-
фовича Менжинского, преподавателя физики Балман.
Не так-то легко было вести партийную работу в шко-
ле. Сюда во время занятий врывались иногда полупья-
ные городовые для обысков, перерывали все в партах.
Иногда выворачивали карманы блуз и пиджаков при
выходе из школы. Полицейские разгуливали и по квар-
тирам учащихся, делая обыски, старались своими угро-
зами оторвать учащихся от школы.
Помню, как городовые с насмешкой говорили: «За-
чем вам быть больно грамотными, ведь все равно ми-
нистрами не станете». Один из рабочих корабельной ма-
стерской ответил на это: «До министров нам еще дале-
ко, а быть хорошо грамотными неплохо». На другой же
день его арестовали и выслали в Олонецкую губернию.
Я был свидетелем расстрела рабочих 9 января 1905 г.
У моих ног упали сраженные пулями царских палачей
старый кузнец нашего завода и работница фабрики
Максвеля. Драгуны рубили безоружных рабочих, пре-
данных провокатором попом Гапоном.
В ночь с 9 на 10 января обуховцы сообщили нам, что
на Преображенском кладбище солдаты копают могилы.
Я и еще двое рабочих Невского завода пошли туда. Мо-
розная ночь, зажжены костры, чтобы отогреть мерзлую
землю, к могилам подносят убитых рабочих. Навсегда
запомнилось это, крепла решимость до конца бороться
с самодержавием, с капитализмом.
Корниловская школа в 1905 г. была штабом помощи
семьям рабочих во время забастовок, здесь же собира-
лись руководители подпольных кружков большевиков.
В стенах школы в 1906 г. проходили конференции ра-
бочих заводов и фабрик Невского района.
В 1906 г. Надежда Константиновна Крупская, при-
ехавшая из-за границы, побывала в школе. Весть об
этом широко разнеслась за Невской заставой, и я опять
вспомнил С. И. Фунтикова, свое первое посещение Кор-
ниловской школы. В том году в мае я впервые встретил-
Ся с В. И. Лениным в Народном доме Паниной на Ли-
говке, где была и Надежда Константиновна Крупская.
10 Зак. № 98	289
В.	И. Ленин выступал там на собрании под фамили-
ей Карпова по путевке Петербургского комитета
РСДРП (б) 7.
На собрании было не меньше 300 рабочих со всех
заводов Петербурга. Выступавшие от кадетской партии
ораторы хвалили дарованную царем Думу. Мы стали
шуметь и кричать, требовали, чтобы скорее дали слово
Карпову 8.
И вот В. И. Ленин с едва заметно наклоненной на
левое плечо головой вышел на трибуну. Помню первое
произнесенное им слово «граждане», которого еще ни-
кто из выступавших не употреблял. Уже одно это обра-
щение, такое необычное в то время, приковало к себе
внимание Всех собравшихся. Ленин говорил очень про-
сто и убедительно о тех, кто сидит на плечах рабочего
класса, доказывал, что вопрос о земле в Думе не раз-
решится, разрешат его рабочие и крестьяне вместе вне
стен Думы. Его слова были так близки и понятны нам,
рабочим!
Несколько раз пробовали сорвать его речь так назы-
ваемые конституционалисты, но им это не удавалось.
Мы дружно аплодировали и настаивали, чтобы Карпов
(Ленин) продолжал говорить, а затем потребовали при-
нятия резолюции.
В. И. Ленин быстро вынул из бокового кармана пид-
жака готовую уже резолюцию и внятно, четко прочел
ее. Резолюция отражала все, что говорили тогда боль-
шевики о Государственной думе, призывала рабочих к
борьбе с капиталистами. За эту резолюцию поднялся
лес рук. Так собрание, организованное кадетами, стало
рупором большевистской партии.
После этого памятного собрания я долгие годы не
видел В. И. Ленина и Н. К. Крупскую.
Это время было для меня годами пребывания в оди-
ночных камерах царских тюрем, годами ссылки. Из
ссылки я вел переписку с некоторыми товарищами, про-
должавшими работать за Невской заставой. В своих
письмах товарищи сообщали мне по возможности о
всех новостях рабочей жизни, писали и о Корниловской
школе.
В 1912 г. мне удалось укрыться от преследования
царской жандармерии в Финляндию. Там я получил ма-
териалы Пражской партийной конференции и с новой
силой почувствовал себя учеником В. И. Ленина и
Н. К. Крупской.
Только в 1919 г. я смог лично приветствовать их обо-
290
их на Красной площади в Москве. Затем опять годы на-
пряженной работы, но я всегда находил время прочесть
статьи, написанные Надеждой Константиновной. Она
продолжала оставаться моей учительницей.
В 1933 г. мне удалось наконец как следует побесе-
довать с товарищем Крупской. Сколько воспоминаний
о школе, о С. И. Фунтикове! Я рассказал Надежде Кон-
стантиновне о своей работе в Казахстане, об открытии
карагандинского угля, коунрадской меди. Говорили о
книге Н. П. Паялина «Завод имени «Пенина». Уходя от
Надежды Константиновны, я думал о том, как лучше
передать воспоминания о далеком прошлом молодежи
нашего времени. Под влиянием этой беседы я вскоре
взялся за работу среди пионеров.
В 1935 г. я снова у Надежды Константиновны. Сове-
туюсь с ней о методах работы с пионерами. Надежда
Константиновна дарит мне свою книгу — ее письма к
пионерам; из этих писем я почерпнул ряд ценных ука-
заний.
В 1937 г. я начал писать книгу «У большого завода»,
которая родилась из бесед с пионерами о прошлом.
Когда я стал писать эту свою первую книгу, то мыс-
ли мои постоянно возвращались к разговору с Надеж-
дой Константиновной, я думал, что еще нужно добавить
и исправить, чтобы рассказать самое нужное.
Книга готова. Пишу с трепетом Надежде Константи-
новне, прилагаю свою рукопись, прошу ее посмотреть
написанное, дать отзыв. Думаю: сколько у Надежды
Константиновны дел, одних писем получает она до 800
в день, может быть, и некогда будет ей прочесть мою
рукопись. И вдруг Надежда Константиновна вызывает
меня к себе. На ее столе в Наркомпросе лежит моя ру-
копись с рядом пометок, замечаний, тут же маленькая
записочка, подводящая итоги: «Книга написана, по-мо-
ему, интересно». Это было 4 ноября 1938 г. После этого
я с новой энергией взялся за свою книгу, которая те-
перь уже готова к печати 9.
26 февраля 1939 г. Надежде Константиновне испол-
няется 70 лет. Это годы прекрасной жизни, жизни рево-
люционера-большевика, тесно связанной со всей рабо-
той В. И. Ленина.
Очень сильно и глубоко любили и любят Надежду
Константиновну старые большевики. Горячо любит ее и
молодежь.
В день семидесятилетия Надежды Константиновны
трудящиеся нашей счастливой социалистической родины
291
скажут: многие лета жить Вам еще на нашу радость,
дорогая Надежда Константиновна! Желаем Вам успеха
в борьбе за счастливое будущее всех тех, кого за рубе-
жом Советского Союза продолжает угнетать капита-
лизм, кого душит ненавистный нам всем фашизм!
Привет Вам, Надежда Константиновна, от Ваших
учеников воскресной школы Невской заставы!
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Т. е. та часть Шлиссельбургского тракта (ныне проспект Обу-
хов'.кой обороны), которая лежала в черте бывшего села Смолен-
ского.
2	Французские писатели Э. Эркман н Л. Шатриан писали под
единым литературным псевдонимом Эркман-Шатриан. Обличали
бюрократизм, духовенство, требовали просвещения масс, в духе на-
роднических тенденций призывали любить крестьян. С 60-х гг. среди
интеллигенции особенно популярна была их «История одного кре-
стьянина», изображавшая Великую французскую революцию. Неод-
нократно переводилась на русский язык.
3	Изображение по типу волшебного фонаря — эпидиаскопа.
4	Н. К- Крупская арестована в августе 1896 г.
5	С. И. Фунтиков арестован в 1894 г.
6	С появлением «Искры» (конец 1900 г.) в широкие массы рус-
ских рабочих стал проникать революционный марксизм. Больше-
визм возник в конце лета 1903 г., при расколе РСДРП на ее
II съезде.
7	В Народном доме Паниной (ныне Дом культуры железнодо-
рожников) под фамилией Карпова В. И. Ленин выступал 9 мая
1906 г.
8	По многочисленным воспоминаниям других присутствовавших
на этом трехтысячном митинге, выбранный В. И. Лениным псевдо-
ним «Карпов» даже для близких ему людей был большой неожи-
данностью.
8	Книга А. П. Зарубкина «У большого завода» в свет не вышла.
В. А. ЩЕГЛОВ
Влас Афанасьевич Щеглов — активный участник петербургских
рабочих социал-демократических кружков 90-х гг. Учился в 1894—
1895 гг. в кружке В. И. Ленина. В Смоленской вечерне-воскресной
школе занимался в классе Н. К. Крупской. Ленинский кружок со-
бирался на квартире рабочего Н. Е. Меркулова. Об этом Мерку-
лов вспоминал: «Вот где я получил боевое политическое креще-
ние» (Бондаревская Т. П., Великанова А. Я., Сусло-
ва Ф. М. Ленин в Петербурге — Петрограде. Л., 1980, с. 73).
Письменная выпускная работа В. А. Щеглова печатается по
материалам Смоленских вечерне-воскресных классов (ЛГИА, ф. 997,
on. 1, д. 24, л. 40—42). Читателя ке должна смущать внешняя наив-
ность рассказиков В. А. Щеглова. По конспиративным соображе-
292
ниям надо было делать вид, что развитие автора не очень велико.
ра самом деле В. А. Щеглов был одним из руководителей питер-
ских рабочих.
РАБОТА УЧЕНИКА
ВЫПУСКНОЙ ГРУППЫ ВЛАСА ЩЕГЛОВА
1.	Две собаки
На барском дворе жили две
собаки. Одну звали Барбосом, а другую Жужу. Вот од-
нажды Барбос увидал лежавшую в барском доме, на
окне, на бархатной подушке свою старую знакомую
Жужу. Он с радостью подбежал к окну и стал' у нее
спрашивать, каково ей живется. Жужу отвечала, что
жизнь ее очень хороша, что господин в ней души не ча-
ет, кормят меня на серебре. Рассказав свое житье, Жу-
жу спросила Барбоса, каково ему живется. Барбос рас-
сказал ей, что он по-прежнему продолжает усердно сте-
речь хозяйский дом, спя под забором, и мокнет под дож-
дем и нередко приходится терпеть голод и принимать
побои. «Да, плохо твое житье»,— сказала Жужу. Тогда
Барбос спросил у нее: «За что же ты такое житье по-
лучила, ведь ты такая маленькая, худенькая?» Ему от-
ветила Жужу: «За то, что я перед барином на задних
лапочках хожу». Так же, например, и между нами бы-
вает: кто из нас ходит перед высшими лицами на зад-
них лапках, т. е. кто льстит перед ними, тот получает и
награду, несмотря на то что он хотя и плохой человек,
т. е. совсем глупый. А кто не льстит да живет по прав-
де, то тот, как ни старается услужить, но все его услуги
идут не за что, хотя он и умный человек, но по такому
случаю и ум его ни к чему... Но нельзя тому завидовать,
кто доходит таким способом до наград и почестей. Как
говорит наш известный русский поэт М. Ю. Лермонтов:
«Не завидую я ни вашим крестам, ни вашим гибким
спинам; не завидую тому, что вы сделали через науш-
ничество и низкопоклонство. Наслаждайтесь счастием
своего раболепия, таков уж порядок вещей: то, что один
носит в своей груди, другой носит на груди» 1.
2.	Камень
Однажды бедный пришел к
богатому и попросил у него милостыню. Богатый ему
Не дал. Но бедняк не отставал, все продолжал просить.
293
Тогда богатый рассердился, схватил камень и бросил
в бедного. Таким поступком бедный обиделся, поднял
камень, положил его себе за пазуху и сказал: «До тех
пор буду носить, пока не придет мне время бросить в
него». Вот богатый сделал какое-то дурное дело, у него
все отобрали и самого повезли в тюрьму. Бедный встре-
тил его, выхватил камень из-за пазухи и хотел бросить
в него. Но вдруг остановился, думая то, что тогда я бо-
ялся бросать в него, когда он был богат и силен и де-
лал мне зло, т. е. когда не давал милостыню. А теперь
уж мне плохо бросать, если его положение и так много
хуже моего.
3.	Стихотворения в прозе.
Из жизни фабричных
Лишь утром пять часов про-
бьет, фабричному больше уж не спится, он с поспешно-
стью встает, спешит одеться и умыться. Когда же, бед-
ный, он проспит хоть минут пятнадцать, то в расчетную
и влетит штраф копеек двадцать. Штраф ему бывает
не только за то, что проспит, а словом — за всякую без-
делицу влетает и не только по двадцать копеек, а по
рублю и более, и он должен его принять поневоле, а
если этот штраф ему не принять, то в тот же час нужно
идти на панель тумбы считать.
Плохо живут бедные, в труде с утра до вечера из-
нурены и страшно бледные придут домой; поесть же
нечего, одни с какой-нибудь похлебкой садятся за обед,
другие только с хлебом и селедкой, а у иных и этого
нет.
ПРИМЕЧАНИЕ
1 Весьма вольный пересказ стихотворения М. Ю, Лермонтова
«Прощай, немытая Россия».
3. Т. ТРИФОНОВ
Захар Трифонович Трифонов совсем молодым человеком при-
ехал из деревни в Петербург и стал рабочим в Вагонных мастер-
ских Николаевской железной дороги. Вскоре начал посещать Смо-
ленские вечерне-воскресные классы. И это определило всю его
дальнейшую судьбу. Постепенно отошел от подпольных кружков*
Посвятив себя целиком учебе, задался целью стать учителем*.
294
И стал им в 1898 г., получив место в земской школе Тихвинского
уезда.
3. Т. Трифонов для готовившегося тома воспоминаний о Смо-
ленской школе написал обширные мемуары, однако оставшиеся
неопубликованными (том не вышел). В данный сборник включена
та часть его воспоминаний, которая относится к 90-м гг. (ЛГИД,
ф. 997, on. 1, д. 72, л. 45—80).
ВОСПОМИНАНИЯ
I
Детство и юность провел я
в деревне. Мне было 5 лет, когда дядя мой, едва читав-
ший печатное, по просьбе моей матери — женщины не-
грамотной, но всей душой желавшей сделать меня гра-
мотным, решил, что он может научить меня читать. Он
купил мне маленькую «Народную азбуку», выстрогал из
лучинки тоненькую указку с острым концом, чтобы я не
замусолил пальцами книжку, и усадил меня за ученье.
Как сам он учился у старого пономаря, так и меня на-
чал учить — по азам. Я охотно приступил к одолению
этой премудрости, которую бессознательно твердил, как
сорока: «бра», «вра», «гра»... Дядя задаст, бывало, мне
урок и сам уйдет по хозяйству. В особенно трудных со-
единениях азов, не поддающихся моему напряженному
вниманию, я прокалывал указкой самые неподатливые
буквы и был доволен, что излил свою детскую досаду
на них.
По возвращении дяди я просил объяснить мне те ме-
ста, где зияли свежие раны безжалостно уничтоженных
букв, делая вид невинности в совершении вынужденного
преступления. Дядя добродушно поворчит на мою дет-
скую небрежность и прочтет мне пораженные склады, я
облегченно, всей грудью вздохну, точно тяжелая ноша
свалится с моих плеч.
Две долгие зимы я усердно зубрил дядину грамоту.
На вторую весну дядя поздравил меня: «Ну, племяш,
ты теперь грамотный — прошел всю «азбучку», читаешь
Уже по верхам, больше этого я тебя научить не могу,
осенью иди в школу и учись дальше...»
Дядин экзамен меня не обрадовал, азбучка мне на-
доела: я в ней ни одного слова не понимал, а потому и
Джола меня не привлекала к себе. Старшая сестренка
Лаша — ей было 8 лет — с завистью смотрела на меня
295
блестящими от возбуждения глазенками, как на гра-
мотного братишку, ей очень хотелось учиться, но ее
учить не собирались, потому что «девочкам в солдаты
нс идти», и слезинки блестели на ресницах ее глаз.
Промелькнуло лето. Неожиданно наступила осень.
Было ясное солнечное утро. На улице звонкий рожок
пастуха сливался с криками ребятишек, собиравшихся
толпой идти в школу записываться. Мать в задней избе
хлопотливо готовила мне котомку с хлебом в школу на
обед, сестренка Паша сидела на кровати в углу, приго-
рюнившись, и слезинки блестели на ее голубеньких
глазках: ее в школу не пускают. Меня же томил страх,
сердце сжималось от тяжести мысли, что вот сейчас на-
до выходить на улицу к мальчишкам и с ними идти в
страшную школу. Толпа мальчишек уже подходит к на-
шему дому, криками вызывают меня, страх ученья на-
хлынул на меня — я мигом бросился в переднюю избу,
прыгнул на печку и забился в самый зад, накрывшись
кое-каким тряпьем. Слышу — школьники миновали наш
дом, их крики глухо издали доносятся до меня, я раду-
юсь — ушли, теперь останусь дома. Мать с котомкой в
руках суетится по дому, ищет и ласково кличет меня,
потом начинает сердиться, а я не откликаюсь, сдержи-
вая шум дыхания под тряпьем, и только радуюсь —
школьники уже далеко-далеко, а один я дороги в школу
не знаю. Осмотрев все закоулки в доме, мать наконец
нашла меня в моем убежище, вцепилась руками в коль-
ца моих белых кудрей, сдернула меня с печки, накину-
ла котомку на плечо и, задравши сзади рубашонку, при-
нялась хлестать по спине березовым прутом, выпрово-
див до крыльца, крикнула мне вслед: «Живо догоняй
школьников!» С таким напутствием выпровоженный, я
опрометью бросился бежать и догнал ребят за дерев-
ней.
Сестренка, увидев за божницей мою азбучку, реши-
ла, что она мне в школе будет очень нужна, убедила и
мать в этом, и та отпустила ее снести мне азбучку и
присмотреть там за мной. Мы шли в школу не торопясь,
со смехом, криками и толкотней и были уже на полови-
не пути до школы, видим, бежит во весь дух, догони
нас, какая-то девчонка, кричит и машет руками, чтобы
подождали ее. Запыхавшись, догнала нас сестренка Па
ша и шепотом сообщила мне, что принесла с собой мор*
азбучку и что как только дойдем до школы, пойдсМ
прямо на квартиру учителя, чтобы сказать ему, что я
уже умею читать. Не доходя школы, она придержал
296
меня за рукав, и, незаметно для наших школьников, мы
с нею побежали на квартиру учителя, который жил в
маленьком школьном особнячке. Войдя в прихожую, мы
потоптались у порога: в первый раз в жизни вошли мы
не в крестьянскую избу, хотя вся квартирка учителя
была не больше крестьянской избы, только перегороже-
на на три комнатки. Учитель в крохотном зальце пьет
чай. Не успел еще он спросить нас о цели нашего при-
хода, сестренка проворно прошмыгнула к нему и уве-
ренным детским голоском прозвенела: «Николай Ва-
сильевич, это мой братишка, ему только семь лет, а он
уже умеет читать: он две зимы учился дома вот по этой
азбучке!..» — «Хорошо, хорошо, я сейчас приду в школу
и там проверю его знания». Мы, довольные своим визи-
том ' учителю, выскочили на улицу и, ног не чувствуя
под собою, помчались в школу. Сестренка осмотрела
меня с ног до головы, поправила мои на верхушку сбив-
шиеся кудри, и мы прижались рядышком к кафельной
печке у порога.
Вдруг среди общего гомона и смеха пронесся сдав-
ленный крик: «Учитель идет!» Мигом все присмирели.
Входит учитель, немолодой, с худощавым лицом, с чер-
ной бородкой, в потертом пиджаке. Проходя мимо ме-
ня, он потрепал мою пушистую шевелюру и сказал: «Что
ты такой грязный?..» Я смутился. Заметив мое смуще-
ние, сестренка успокоила меня: «Это он пошутил с то-
бой: ты очень белый и чистый». Рассадив нас за парты,
учитель подошел ко мне с какой-то книжкой для про-
верки моей грамотности. Раскрыв на первой странице
свою книжку, он положил ее передо мною на парту, ука-
зал пальцем, где прочесть. В моих глазах зарябили, за-
прыгали строчки, книжка какая-то странная, я ничего
в ней не понимаю. Он перекинул еще страницу, и там
я не могу прочесть. Сестренка Паша все время была на-
стороже с озабоченным лицом, на выручку мне подоспе-
ла она и робко обратилась к учителю: «Николай Ва-
сильевич! Братишка мой по своей маленькой азбучке
умеет читать» — и подает мне ее, в которой каждая бук-
ва была мне знакома. «Ну прочти по своей книжке».
Чтобы доказать ему, что я умею читать, я взял более
трудные склады, что дядя мой называл «по верхам», и
гРомко затараторил: «бра, вра, гра...» — «Стой, стой!—•.
крикнул учитель, закрывая мою азбучку рукой.— Нет,
братец мой, у нас так не учатся, здесь читают совсем
п°-другому». И стал убирать свою книжку. Сестренка
Живчиком прыгнула с места и испуганно спросила учи-
297
теля: «Николай Васильевич! Неужто у братишки два го-
да ученья пропало?» — «Да, пропало, ему придется
учиться с начала». Она села на место, и слезы забле-
стели у ней на глазах. «Ну, ну, не плачь, хозяюшка
{так все время он звал сестренку за материнский уход
за мною), твой братишка еще маленький, успеет и по-
новому научиться, была бы охота». А я был безучастен
к потере двух лет моего ученья, ведь я все равно ничего
не понимал в дядиной грамоте.
На третьем году ученья сестренка сильно заболела,—
она была слабенького здоровья, и больше ей к ученью
вернуться не удалось, а я в 9 лет сдал экзамен в на-
чальной школе, и мое ученье тоже пресеклось — больше
учиться было негде.
Учитель — Николай Васильевич Цвынев — был
истинным подвижником народной школы; окончил он
духовную семинарию и ни за что не хотел быть священ-
ником, всю жизнь он отдал одной этой школе, и в ней
испустил свой последний вздох. Уже за несколько лет до
смерти в этом селе умер священник, ему предложили
занять место умершего, указывая на все преимущества
материального положения попа и на лучшее обеспече-
ние детей после его смерти,— он категорически отказал-
ся от предложенного ему места, потому что он отдал
всю жизнь народной школе и хочет умереть народным
учителем, а дети позаботятся о себе сами. Один на три
отделения в 120 человек, он не удовлетворялся проде-
ланной им работой за день и с отсталыми ближними
учениками занимался по вечерам в школе, а нам, даль-
ним, предлагал у себя в деревне заниматься самостоя-
тельно группами, и мы собирались. В нашей группе бы-
ло 4 человека, отстающих не было, нас мучила жажда
чтения, а книг для чтения в школе не было, мы с жад-
ностью набрасывались на все случайно попадавшиеся
нам книги, собирая их по деревням, и на этих книгах у
нас развивалась любовь к чтению.
После окончания школы наш кружок любителей чте-
ния крепко объединился для приискания книг. Правда,
чтение наше было бессистемное, хорошие книги попада-
лись очень редко, но все, что у кого-нибудь находили,
мы брали на время и все это проглатывали залпом. Са-
мый старший из нашего кружка, сын зажиточного кре-
стьянина, с большой родней и знакомством в окрестно-
сти нашей деревни, брал у отца лошадь для поездки
Для сбора книг по деревням.
Книги рти попадали в деревни через офеней1, тор-
298
говцев, мастеровых, купленные по дешевке в городах у
букинистов, разносчиков по трактирам или от знако-
мой прислуги барских домов, большею частью перевод-
ные романы, но изредка попадались и хорошие книги.
Попалось раз несколько томов роскошного издания
«Жизнь замечательных людей» с прекрасными портре-
тами и биографиями. Из них я впервые узнал о наших
великих писателях и критиках — что они писали, как
окончили свою жизнь и где воздвигнуты им памятники.
Особенно поразил меня памятник Крылову в Летнем
саду в Питере со всякими фигурами из его басен 2, и я
дал обещание, как только попаду в Питер, прежде все-
го навещу этот памятник. Затем особенно поразила ме-
ня жизнь и смерть Пушкина и Лермонтова, мне больше
всего хотелось прочесть их сочинения, но ни у кого их
не было.
Мне было 11 лет, когда в нашей школе открылся
2-й класс, я поступил в него и радовался, что мои по-
знания немного увеличатся, но на второй год мне учить-
ся не пришлось: мать моя заболела какой-то не поддаю-
щейся лечению болезнью, я нужен стал в хозяйстве и
с болью в сердце навсегда расстался со школой. Книг
для чтения и в этом классе не было. К моему величай-
шему огорчению, только на второй год библиотека 2-го
класса пополнилась русскими классиками, среди них
были и 12 томиков Пушкина, но эти книги выдавались
только учащимся.
Случайно я узнал, что у одного ученика нашей де-
ревни принесен домой один из томиков сочинений Пуш-
кина. Спешу к нему и с молитвенным благоговением
беру я в руки маленький томик, не более 1/16 листа, и
не могу налюбоваться на эту книжечку, прошу мне дать
на вечер домой — не может: могу почитать только у не-
го, пока он повторяет уроки. Я открыл случайно книжку
на странице стихотворения «К морю». Знаю из биогра-
фии Пушкина, когда и при каких обстоятельствах про-
щался он с Черным морем; это стихотворение произве-
ло на меня потрясающее впечатление, слезы сдавили
мне горло, я больше ничего не мог читать и ушел до-
мой разбитый. Такое же сильное впечатление произвело
на меня немного позже стихотворение Лермонтова «На
смерть поэта».
Итак, ученье мое оборвалось, я наполнял свои досу-
ги случайными книжками, прочитывал их несметное ко-
личество, вроде: «Приключения Рокамболя», «Красная
колдунья», «На пути к преступлению»3 и др., захватыва-
299
юще интересных, но перестающих удовлетворять потреб-
ностям моего духа. Я стал мысленно обращаться к Пи-
теру, как бы мне туда перебраться, там есть что почи-
тать, есть что посмотреть и чему научиться. О школе я
не помышлял: где уже бедняку рабочему учиться!.. Да
у нас в деревне такого и случая никогда не было. Но
в Питере нет у меня знакомых. Мастеровые нашей де-
ревни уходили на заработки в Нарву и Ревель, но ни-
какого знания оттуда не приносили, кроме случайно
купленных книг позабавнее и городских бульварных пе-
сен. С мечтами о Питере я прожил в деревне до 20 лет,
занимаясь земледелием, столярными и плотничными ра-
ботами, нужными в сельском хозяйстве. Настало время,
когда я дома становился лишним работником и без
ущерба для нашего хозяйства мог покинуть родитель-
ский дом и искать счастья на чужбине. Ах, чудный Пи-
тер, две причины преградою стоят и мешают мне до-
браться до тебя! На что поехать и с кем поехать, чтобы
найти там постоянную работу, ибо только такая работа
даст мне возможность воспользоваться культурными
благами Питера?
В соседнем селе нашелся отзывчивый человек, ссу-
дивший отцу 10 рублей на срок неопределенный, и пер-
вая преграда была устранена, оставалась вторая. Слу-
чайно узнал я, что в соседней деревне, верст за 6 от
нас, гостит мастеровой Минкин, работающий несколько
лет в Питере в Вагонных мастерских. Это один из тех
людей, которые любят щегольнуть своим авторитетом,
наобещают очень много, хотя выполнить обещание не
всегда удается, но они сумеют вдохнуть в собеседника
уверенность в исполнении его желания. Исполнилась
моя мечта: я еду в Питер. Был январь 1890 года. Мороз
лютый. Ночь. Вагон 3-го класса Балтийской железной
дороги с проходом посредине, с короткими скамейками
без откидных кроватей и с глыбами льда на полу в уг-
лах. Мне хочется спать, но не могу уснуть сидя, под
визгливый скрип промерзлых колес, я зябну и чувствую
себя совершенно разбитым от сидячего полусна... Нако-
нец-то я в Питере! Торопливо спешим с толпой пасса-
жиров к выходу Балтийского вокзала. Морозное утро с
туманом. Столичное движение в полном разгаре: извоз-
чики проворно отъезжают от вокзала в густой, белый
туман и исчезают силуэтами вдали. Конки медлительно,
с визгом и скрипом громыхают по рельсам, как силуэ-
ты огромных чудовищ.
Мне, непривычному к столичной сутолоке, скучно и
300
жалобно: я нервничаю и мечтаю об одном — скорей бы
в теплую комнату, согреться и уснуть. В эти минуты
родная деревня была мне милее чужого холодного Пи-
тера. И вновь разочарование: паровая конка с грохо-
том мчит нас вон из Питера за Невскую заставу по бе-
регу Невы. Вижу сквозь мерзлые узоры окна пустыри,
дровяные склады и заборы. Питер остался позади нас.
«Скорбящая!» — крикнул кондуктор на остановке. Я
вспомнил иконку с медными грошиками — чудо, над ко-
торой бабы нашей деревни плакали, вздыхали и о чем-
то просили. Конка мчится дальше. Промелькнули фаб-
рики Паля, Максвеля... «Село Михайла Архангела»,—
крикнул кондуктор. Конец нашего путешествия. «Вот
так Питер! В деревню приехали»,— думал я, шагая по
занесенной снегом улице села.
Минкин, жил в общей комнате с двумя рабочими Ва-
гонных мастерских, ребята были скромные, особенно
старший из них, Никита. Когда он узнал о цели моего
приезда к ним, он, покачавши головой, серьезно произ-
нес: «Вряд ли это возможно теперь... Мастера говорят
о предстоящем увольнении рабочих за отсутствием зака-
зов». Больно сжалось мое сердце. Но Минкин не уны-
вал, он уверял, что мастер их цеха Федор Карлович
очень ценит его и все устроит для него. Я с нетерпени-
ем ждал следующего дня, чтобы узнать ответ мастера
цеха. До обеда Минкину не удалось выяснить, а вече-
ром он вернулся с большим опозданием, раскачиваясь
из стороны в сторону, шлепнулся на стул и заплетаю-
щимся языком стал бранить мастера за отказ принять
меня на работу. Оказалось, что он напился с досады.
Я приуныл. Куда деваться? Скудный запас моих денег
заметно истощался. Домой возвращаться — там я лиш-
ний; здесь оставаться без дела невозможно... «Ну чего
нюни распустил?— крикнул мне Минкин.— Ведь тебя
никто насильно не тащил сюда, сам пожелал...» — «Да,
сам, но с надеждой найти работу»,— горько заметил я.
«Ну что ж, мое обещание не оправдалось... Я просил...
Теперь делай сам, как знаешь» Досада закипела в серд-
це, но я смолчал: он был прав. И чарующий Питер по-
казался мне безвыходной ямой, мечты мои о нем по-
блекли. В эти минуты мне казалось, что здесь я один
такой несчастный человек, которого жизнь выплюнула
из своего чрева, как никому не нужные отбросы. Мне не
хотелось даже на улицу выходить, а жизнь грозно шеп-
тала мне в уши: «Выходи и борись за свое существова-
ние!» Но где приложить мне свою силу в этом большом
301
и чужом мне городе? Вечером, слушая рассказы товари-
щей по комнате о новостях заводской жизни, я отвле-
кался от своих гнетущих дум, зато днем, оставшись
один, я изнывал от бездействия и скуки. Мозг сверлила
едкая мысль: неужели мне придется покинуть Питер, о
котором *всю юность в деревне я лелеял мечты?
Время — лучший лекарь. Однажды вечером Минкин
сообщил мне, что на Шлиссельбургском проспекте4 че-
рез бассейн Александровского завода начинается пост-
ройка нового деревянного моста, подрядчик уже набира-
ет рабочих и спросил, не хочу ли я пойти на частную
работу. Рано утром я договорился с подрядчиком и стал
работать на мосту плотником. Морозный ветер с Невы
как в трубу несет в пролеты моста и пронизывает холо-
дом до костей. Мысль в голове застывает с одним же-
ланием— поскорей бы в. теплую комнату... О нужда,
нужда!
Минкин уговорил меня поселиться с ним на другой
квартире, где он втянул хозяйку в пьянство с ним, уст-
раивая с нею пьяные оргии, и внес в мирную семью не-
счастье и развал. Я ушел от него и поселился у стари-
ка сторожа Александровского завода. Семья его — он
да его жена, добродушная старушка. Возвращался я с
работы иззябший и недовольный своей судьбой. Как-то
раз он спросил меня, почему я не поступлю в завод, что-
бы не околевать на морозе. Я рассказал ему про свою
неудачу. Он посмотрел мне в глаза из-под седых бровей
и как-то вслух подумал: «Ладно, попробую*. Смотрю,
вечером он принарядился в какой-то необыкновенный
сюртук, хранивший древние следы галунов на рукавах
и воротнике и светлых пуговиц, как священную релик-
вию воспоминаний о давно минувших днях, и куда-то
бодро зашагал.
Поздно вечером возвратился он домой сияющий и
возбужденный вином и на пороге уже кричит: «Эй, ста-
руха, ты жива? А я чуть жив и насилу тащусь. Накача-
ли твоего старика, фу ты, ну! С самим управляющим
заводом сидел за столом, чокался и выпивал — шутка?
Ты только вникни — так, чудеса, да и только!.. Вхожу
это в прихожую к нему, спрашиваю, дома ли барин Ян-
ковский, а у него-то гости шумят, смеются; лакей пошел
доложить, а я за ним продвинулся ближе к двери, ба-
рин обернулся и, увидев меня, весело закричал мне: «А,
дядька, пожалуйте сюда!.. Господа,— обратился он к го-
стям,— этот почтенный старик был моим дядькой, когда
я учился в Пажеском корпусе, прошу любить и жало-
302
вать». Все стали протягивать мне руки и здороваться
со мной, усадили за стол и начали угощать меня... Эх
ты, старуха!.. Я пью с ними, а сам боюсь — как бы мне
не забыть, зачем я пришел к управляющему, а он и сам
напомнил мне: «Ну, дядька, говори, зачем пришел ко
мне?» — «Да вот, говорю, барин, племянничек из дерев-
ни приехал, так нельзя его устроить в Вагонное по цеху
мастера Федора Карловича?» — «Устрою, непременно
устрою». Взял бумагу, чик-чик, вложил в конверт и пе-
редал мне. Мне уже больше не сиделось: дело сделано,
и баста, поблагодарил его и гостей за честь — и до сви-
данья. «Эй, племянничек, подь-ка сюда! — крикнул он
мне.— Вот с этим письмом завтра пойдешь в Вагонные,
теперь отказа не будет, так-то вот, ловко! Хе-хе-хе!»
Знаменательный для меня день 16 марта 1890 года.
Я сдал пробу и был принят в плотничий цех Вагонных
мастерских. Цех — это длинный бревенчатый сарай с
тремя рельсовыми путями, куда чрез сквозные ворота
вкатывались старые вагоны для ремонта, там же строи-
лись и новые. Хотя цех имел паровое отопление, но ча-
стая перекатка вагонов из двора и на двор выстужива-
ла его, и в нем было прохладно.
Мастер цеха — Федор Карлович, маленький, седень-
кий и суетливый старикашка из немцев,— постоянно су-
етился по цеху с согнутыми в локтях руками, держа в
каждой по остро очиненному карандашу наравне с гру-
дью, точно две свечки. Подбежит, бывало, к кому-ни-
будь, потараторит, потараторит, волнуясь, и побежит да-
льше, и все это выходило так комично, что невозможно
было без улыбки смотреть на него. Зато десятник це-
ха — Николай Иванович, из смоленских мужиков,— был
полной противоположностью ему. Это был мужчина лет
45, высокого роста, широкоплечий, с суровым лицом, ок-
руженным черною бородою; он молчаливо и медленно
двигался по цеху, как грозовая туча. Остановится у
строящегося вагона и молча уставит на кого-нибудь свои
оловянные от похмелья глаза, и рабочий как бешеный
засуетится под его взором, украдкою взглядывая на де-
сятника, как жертва обреченная. А черная туча молча
надвигается на перетрусившего рабочего, так же медлен-
но забирает левой лапищей его за шиворот и, подняв-
ши, не торопясь, правый кулак, огромный, как кувалда,
опустит его всей тяжестью раз пять-шесть на шею рабо-
чего, тот ежится под тяжестью удара и слезливо просит;
«Николай Иванович! Николай Иванович!» А десятник
черной тучей, молча, отплывает дальше. Меня такая эк-
зрз
зскуция и возмущала и вызывала брезгливое чувство к
побитому, который несколько минут не в состоянии был
работать, сидел на ящике и гладил рукою свою шею,
слезливо приговаривая: «Вот черт какой!» Я возмуща-
юсь: «Ну чего ты позволяешь бить себя?» — «А что с
ним поделаешь?» — «Сказал бы мастеру!» — «Мастеру...
Мастер сам его боится... Он тем хорош, что поколотит,
и все этим кончится, не штрафует за ошибки в работе.
Погоди, обновит он и тебя святым кулаком в окаянную
шею». Предсказание моего товарища нс осуществилось,
хотя попытка такая была,— я дал резкий отпор.
Пробуждалась весна, снег уже растаял. Днем солнце
ослепительно светило. Выйду, бывало, из шумного и
душного цеха за ворота и вижу невдалеке большую бе-
резовую рощу — это был сад Невского общества народ-
ных развлечений 5. Товарищи мне сказали, что там есть
театр, где летом показывают разные представления и
всякие фокусы. Я никогда не видел еще театра и не
имел понятия о представлениях, но меня крайне удиви-
ло, что эту рощу называют садом, а там нет ни одной
яблони. В разговоре с товарищами об этом саде я впер-
вые услышал фамилию фабриканта Варгунина6, как
главного руководителя этого сада. Я с нетерпением
ждал открытия его.
Весна открыла свои чарующие объятия: солнце лас-
ково грело, лес оделся душистою зеленью, сад Невско-
го общества был открыт для гуляющей публики. Я с не-
вольным трепетом в сердце приобщался к городской
культуре, входя в первый раз в городской сад. И все,
что я видел и слышал в нем, было для меня ново и ин-
тересно... И духовая музыка, под. которую на открытой
площадке задорно отплясывала молодежь, и представ-
ление «Ворона в павлиньих перьях», и куплетисты, и те-
нистые прямые аллеи, где на скамейках приятно было
подышать чистым воздухом и помечтать. Сад меня оча-
ровал, настроение мое приподнялось, и вспомнил я о
своем давнишнем обещании детства — посмотреть в Лет-
нем саду памятник Крылову.
В следующий праздник почистил свой дешевенький
деревенский, чертовой кожи, пиджачок и брюки, повак-
сил простые русские сапоги, одел фуражку со светлым
козырьком и, весело настроенный исполнением моей
давнишней заветной мечты, покатил осматривать досто-
примечательности Питера. До Адмиралтейства я ехал
на империале конки и любовался Невским проспектом,
а по берегу Невы добрался и до Летнего сада. Кругом
304
его высокая железная решетка с большими открытыми
воротами. В саду несколько нарядных дам и мужчин
сидели в тени на скамейках, и среди общей тишины куч-
ка резвых детей играла на площадке у памятника Кры-
лову, который виден из ворот налево. Направо за воро-
тами стояли два городовых. Все это я окинул беглым
взглядом и боязливо вступил в ворота сада. «Стой!» —
крикнул кто-то. Я, устремив свой взор на памятник,
продолжал идти. «Стой, тебе говорят!..» У меня мельк-
нуло в голове, что, должно быть, вора задержали, обе-
рнулся в сторону городового, вижу, он торопливо бежит
ко мне и, махнув рукой, грозно крикнул: «Вон! Марш...»
Я понуро поплелся обратно, как побитый, ругая в душе
городового. Выйдя за ворота, я с сожалением посмотрел
на Крылова: и зачем тебя поставили там, где и подойти
к тебе нельзя?.. За воротами спрашиваю у встречного,
нет ли еще где входа в Летний сад. Узнав, что от Цеп-
ного моста можно войти, я живо прошел Марсовым по-
лем и- очутился у других ворот. Смотрю, за воротами
городового нет, я смело вступил в сад и полным шагом
повернул направо, где гуще были деревья; вдруг слы-
шу: «Стой!..» Смотрю налево, городовой отделился от
киоска минеральных вод и бежит, догоняя меня, кричит
и машет мне рукой: «Вон отсюда!..» Я нехотя поплелся
обратно, а он вдогонку мне грозит кулаком: «Я тебя!..»
Вышел я за ворота, и горькая обида кипела в моем
сердце. Так неудачно окончился мой первый визит к де-
душке Крылову.
На другой день я узнал от товарищей, что в Летний
сад пропускают только «чистую» публику, одетую в не-
мецкое платье: нужна шляпа, хороший костюм, брюки
навыпуск и тросточка в руки, хотя шляпа и необяза-
тельна, но главное — брюки на панель. Ладно, думаю,
к следующему празднику обязательно сделаюсь немцем.
Купил в сапожной лавке штиблетишки за 3 рубля
50 копеек, вытянул и расправил свои чертовой кожи
брюки, чтобы морщин больших не было, такую же опе-
рацию проделал и с пиджаком, фуражку почистил щет-
кой, тросточку из красного дерева в мастерских выстро-
гал сам, и в следующий праздник, бодро помахивая па-
лочкой, я весело покатил со вторым визитом к Крыло-
ву. И прямо иду к главным воротам от Невы, а сам
смотрю сквозь решетку сада, стоит ли городовой, ви-
жу,—стоит, и тот самый, который меня не пропустил
прошлый раз. Я приосанился, голову поднял немножко
кверху, левую руку опустил в карман брюк и, помахи-
305
вая палочкой, смело прохожу в сад, точно бывалый по-
сетитель его, и выразительно гляжу в глаза городовому
и думаю: «Что, фараон, не узнаешь!» У памятника сел
я на скамеечку, с грустью гляжу в лицо Крылову и ду-
маю: «Какую бы едкую басню написал ты на тему:
„Русский немец”».
II
Прошел уж год, как я живу в столице. За это время
я осмотрел все музеи, памятники, большие соборы, бо-
танический и зоологический сады и прочие достоприме-
чательности. Почти все свободное от работы время я от-
давал чтению и стихотворству, толкаться по улице без
дела я не любил. В летние праздники любил бывать в
Невском саду, а с закрытием его после летнего сезона
посещал зимний театр его. Осенью 1892 года случайно
встретил я на улице знакомого рабочего с тетрадями и
книгами под мышкой. «Куда?» — спрашиваю. «На ве-
черние занятия в воскресную школу для взрослых, пой-
дем вместе».— «Разве всех принимают?» — «Всех жела-
ющих». Не отдавая себе ясного отчета об этой школе,
я охотно переступил порог ее, и на целых шесть лет7.
Школа помещалась на Шлиссельбургском проспекте, в
каменном двухэтажном здании против фабрики Максве-
ля. При школе жила только одна заведующая школой
О. П. Поморская 8, а все остальные преподаватели при-
езжали из города. Я был принят учеником в одну из
повторительных групп. От трех лет ученья моего в груп-
пах у меня осталось смутное воспоминание, быть может,
потому, что состав учеников в этих группах был слиш-
ком текучий, да и я был малоразвит. С осени бывал
всегда большой наплыв учеников, а на зиму оставались
лишь упорные, жаждущие ученья, которые и составля-
ли ядро школы, остальные были пробным камнем учи-
тельского терпения. Занималась с нами молодая учи-
тельница Анна Ивановна. Шел вечерний урок. В клас-
се под потолком тускло мерцала лампа, учеников было
мало, все мы сгрудились на первые парты, ближе к
классной доске, а у входной двери были сложены сво-
бодные парты. Некоторые ученики были невнимательны
к уроку, все чего-то поджидали, перешептывались, зага-
дочно улыбаясь, учительница волновалась, урок не кле-
ился. Вдруг слышим — у двери под партами раздался
кошачий концерт учеников нашей группы. Их товарищи,
сидящие на уроке, дождавшиеся наконец такой потехи,
покатились со смеху; учительница, узнавшая участни-
306
ков концерта, стала уговаривать их бросить эту ша-
лость, идти заниматься или не мешать другим. В ответ
ей раздался визг еще сильнее, она пригрозила им, они
притихли, и вдруг раздается дикий выкрик: «Анюточка,
поди-ка сюда!» — и с хохотом убегают за дверь, доволь-
ные своей выходкой. Весь урок был отравлен. С горь-
ким чувством я выходил из класса: мне жаль было учи-
тельницу. На второй год ученья в повторительной груп-
пе яркое впечатление оставил в моей памяти молодой
учитель А. А. Байков. Будучи лаборантом Петербург-
ского университета и готовясь к профессорскому зва-
нию, он с удивительной ясностью, понятным языком
умел уложить свой урок в наши головы. Однажды при-
нес он в класс большой скелет человека, живую лягуш-
ку и микроскоп. Сравнивая строение сердца лягушки с
сердцем человека, а также и кровообращение их, он
сказал, что человек за миллионы лет образования зем-
ли переродился, может быть, вот от такой же лягушки
и во всяком случае — ближайшим к нам предком чело-
века является человекообразная обезьяна. Таким срав-
нением он тяжело ранил мое религиозное чувство. Я
волновался, с негодованием шептал товарищам, что учи-
тель — безбожник, больше слушать его не хочу, и под-
нялся, чтобы уйти из класса, но товарищи удержали
меня. А учитель, не обращая внимания на мое волнение,
разбирал скелет по частям и объяснял значение каждой
части внутреннего механизма человека для его жизни,
подтверждая наглядно кровообращением в лапке ля-
гушки, растянутой на стекле под микроскопом. Ясное,
убедительное объяснение его постепенно стало доходить
до моего сознания, волноваться я перестал, слушал его
с напряженным вниманием. И когда урок кончился, мне
было стыдно за свою бессмысленную выходку в защиту
своей веры сотворения Адама богом.
Окончательную шлифовку мое религиозное чувство
получило в последней подготовительной группе. Законо-
учителем у нас был Н. Ф. Шенец. Живой походкой вхо-
дил он в класс, радостно улыбаясь и здороваясь с нами,
как бывает при дружеских встречах людей. Он из схо-
ластического урока закона божьего умел сделать для
нас урок о высшей нравственности человека, его уроки
были для нас глубоко поучительными и доставляли нам
Истинное наслаждение. Вот примерный урок его из Вет-
хого завета. Ученик повторил рассказ об Исааке, дру-<
гие прослушали, поняли, и, казалось бы, нужно пере-
ходить к следующему рассказу — нет. Н. Ф. останавли-
307
вает наше внимание вопросом: «Не вызывает ли этот
рассказ какого-нибудь сомнения?» Мы в недоумении ло-
маем головы, повторяя в уме: «У Исаака было два сы-
на — Исав и Иаков. Исав занимался охотой, Иаков был
при слепом отце и помогал матери по хозяйству. Исав
был косматым и, как старший сын, должен был полу-
чить благословение отца на владение всем его имуще-
ством, но этим имуществом решил завладеть Иаков. Он
одел шкуру козленка, и отец, приняв его за Исава, бла-
гословил его. Исав рассердился на брата и хотел убить
его, но Иаков убежал к родственникам, бог полюбил
его за кротость и сделал родоначальником народа из-
раильского». Никакого сомнения. Тогда начинаются на-
водящие вопросы законоучителя, желающего разбудить
наши нравственные чувства: кто из братьев был честнее
друг к другу и к отцу? Как назвать поступок Иакова,
получившего обманом благословение отца на первород-
ство? Подлежит ли его поступок наказанию по законам
человеческим? Заслуживает ли наказания гнев Исава
на брата, обманувшего отца и его? За что же бог воз-
высил Иакова? И мы поняли этот рассказ совершенно в
новом для нас освещении.
А вот примерный урок из Нового завета — «Учение
Христа о непротивлении злу». Н. Ф. и это учение ис-
толковал нам в нравственном освещении и привел яркий
пример из его наблюдения в жизни: «Когда я был сту-
дентом Петербургской духовной академии, нам в празд-
ничные дни от' академии выдавались пироги, которых
некоторые студенты, не нуждавшиеся в них, не съедали
и отдавали нищим. Одним из таких нищих был калека
на костылях, который, по установившемуся порядку,
каждый праздник приходил к нам, и мы наделяли его
пирогами. Но вот сменился у нас сторож. В первый же
праздник его службы подметал он дорожку от академии
к воротам Невской лавры 9. Нам видно было из окна,
как от ворот ковылял к нам наш знакомец нищий и хо-
тел было пройти мимо сторожа, но тот преградил ему
дорогу метлой и грозно крикнул: «Куда прешь?» Кале-
ка остановился и, указывая рукой на академию, взвол-
нованно произнес: «Иду к студентам...» — «Зачем?» —-
«За пирогами, они мне каждый праздник дают пироги».
Сторож страшно рассердился, увидев в этом посторон-
нем калеке-оборванце своего соперника на те пироге,
которые могли бы достаться только ему. Он быстро
взметнул кверху большую новую метлу и злобно закри-
чал на калеку: «Вон отсюда! Или я тебя так огрею, что
308
ft пирогов не захочешь». Нищий, ежась и дрожа от холо-
да, бросился перед ним на колени, протянув к нему ру-
ки, умоляюще воскликнул: «Убей меня, убей! Ты изба-
вишь меня от этого жалкого голодного прозябания!» Он
бессильно опустил иззябшие руки, склонив голову, как
бы ожидая решения своей участи. Сторож медленно опу-
стил тяжёлую метлу, так же медленно склонил свою го-
лову на грудь, что-то смахнул рукою с глаз, тихо подо-
шел к нищему и, взяв его под руку, помог подняться на
костыли и придушенным голосом спокойно сказал:
«Иди». Нищий заковылял к нам, а сторож все еще сто-
ял, опершись на метлу, о чем-то глубоко думая». Так
проходили наши уроки закона божия, наводящие нас
на серьезные размышления. И, окончив свой урок, Н. Ф.
уже походя старался развеселить нас анекдотом из цер-
ковной жизни, и мы с веселым смехом провожали его
из класса. И за то, что он заставлял нас глубоко заду-
мываться на уроках и от всей души смеяться по окон-
чании их, мы его искренно любили.
С русской историей я был знаком еще с сельской
школы по учебнику Рождественского 10, который напол-
нен исключительно одними князьями и царями с их рас-
прями и интригами.
В уроках Е. Н. Щепкиной по русской истории11
князья и цари совершенно не упоминались, вся ее исто-
рия состояла из развития и устройства государственной,
общественной и народной жизни на протяжении не-
скольких веков; такое преподавание вызывало в нас
большой интерес к ее урокам. Она была преподаватель-
ницей серьезной, профессорски знающей и любящей свой
предмет. Всегда выдержанная, корректная, точно изо-
лированная от нас, окружающих ее учеников, она не
могла с нами слиться душою в той искренней простоте,
как Н. Ф. Шенец, того мы горячо любили, а Е. Н. Щеп-
кину глубоко уважали и ценили, как прекрасную учи-
тельницу. На уроках истории литературы — предмете,
затрагивающем художественные чувства души человече-
ской, профессорская сухость ее размягчалась и в объяс-
нении, например, борьбы славянофилов с западниками
настроение ее подымалось до высокого напряжения,—
эти уроки ярче запечатлевались в нашей памяти... В
этой группе промелькнула перед нами и куда-то исчез-
ла молодая учительница — помнится только имя —
Аполлинария ,2. С первого раза мы полюбили ее за дру-
жеское и простое отношение с нами. Жизнерадостной мы
никогда ее не видели: в ее взоре отражалась душевная
309
тяжесть и какая-то обреченность. Она и в разговорах q
нами, и на уроках старалась развивать нашу мысль по-
литически и чутко прислушивалась к нашему душевно-
му пульсу. Как-то раз спрашивает меня: «Вы, кажется,
любите стихи?» — «Очень люблю...» — «Погодите, я при-
несу, которые, наверное, вам понравятся...» И в следу-
ющий раз принесла мне Надсона 13, который был мне
близок по душе. При возвращении ей книги спрашива-
ет: «Ну что, понравились?..— И сама как бы за меня
ответила:— Да, хороши...» А у самой глаза грустные-
грустные. После урока, прощаясь с нами, говорит: «Про-
щайте, братцы!.. Больше мне с вами заниматься не при-
дется...» — «Почему?..» — «Да так...» — грустно оборва-
ла она и быстро исчезла за дверью.
В этой группе я впервые близко стал присматри-
ваться к В. Я- Аврамову, который был центральной фи-
гурой этой школы. Трудно было уловить переживание
его души в отражении его взора, спрятанного под вы-
пуклыми стеклами очков. Всегда озабоченно-торопли-
вый, он поспешно входил в класс и, не теряя ни мину-
ты, еще с порога произносил, указывая на кого-нибудь,
свою излюбленную фразу: «А ну-ка, батюшка, подела-
ем!»— и начинал урок. Уроками исчерпывая время до
последней минуты, он так же торопливо исчезал из
класса, поспевая на последнюю конку, чтобы к полно-
чи добраться домой, до Волковой деревни. Это был учи-
тель-математик по призванию. Он преподавал матема-
тику с таким увлечением, как интересную сказку. И на-
до было видеть его лицо, озаренное каким-то вдохнове-
нием, когда он говорил нам, как древний математик
принес в жертву богам сорок быков за решение долго
занимавшей его теоремы. Так и казалось, что В. Я- Ав-
рамов считал такую жертву недорогой за разрешение
такого важного вопроса, как решение новой теоремы.
На этой обрисовке его как учителя я пока остановлюсь:
меня судьба впоследствии близко сталкивала с ним и
дала возможность видеть и чувствовать его, как чело-
века с откровенною и неясною душой.
Осенью 1894 года я перешел в специальные классы,
завершавшие воскресную школу, где три года были од-
ци и те же ученики постоянными слушателями курса.
В эти классы я вышел учеником уже значительно осмыс-
ленным и с заостренной политической мыслью, что вид-
но из следующего стихотворения;
зю
Маевка
Давно это было... Окрест Петрограда,
В рабочем селенье, над ширью Невы
Заводов и фабрик теснилась громада,
Их трубы дымили лазурь синевы.
В них труд клокотал — все стучало, шипело,
И мы суетилися в душных цехах,
А юное сердце так воли хотело,
Что часто, забывши предательства страх,
Оно отвергало несдержно-сурово
Угрозы отмщенья злодеям труда,
И страстно-правдивое, жгучее слово
Пугало трусливых и жгло иногда.
И тесно нам стало, и душно до боли:
Хотелось всей силой усталость стряхнуть,
Хотелося света, и солнца, и воли,
И петь, и смеяться — свободой вздохнуть!..
Нас было с десяток — немало-немного —
Средь тысяч рабочих нужды и труда...
Маевку справлять собрались мы убого
В лесу на лужайке — ребята, гай-да!
Идти врассыпную: по двое, по трое,
Так легче нам будет шпиков обмануть...
Заводский гудок все пространство тупое
Наполнил злым басом — мы тронулись в путь.
Мы шли чрез платформу железной дороги,
Там жались три «штатских», обрюзглых на вид,
И взор их зловещий, предательски строгий,
Пронзает насквозь нас и сердце щемит...
Не будет нам, братцы, не будет удачи,
Придется маевку справлять нам одним:
Здесь жмутся не зря полицейские клячи,
Ах, в сети их мчится «товарищ Ефим»,
И долго мы ждали, и пели мы грустно,
Решали загадку — решить не могли;
Кто предал его так умело, искусно,—
Предатель был здесь, а его не нашли.
Пропели мы тихо: «Вы жертвою пали...» “
И молча, понуро пошли все домой,
Но клятву бороться друг другу мы дали
И звать непрозревших в борьбу за собой.
К этому времени в Вагонных мастерских произошли
для меня важные события, давшие мне возможность без
задержки посещать школьные занятия. В нашем цеху я
был пионером — учеником воскресной школы, поэтому
И мастер с десятником смотрели на мои школьные от-
лучки во время вечерних и праздничных экстренных ра-
бот в мастерских как на обычную среди рабочих манки-
ровку по пьяному делу. И каждый раз нехотя, со всяки-
ми выговорами и угрозами разрешали мне уходить с
работы.
Но вот в наш цех поступает практикантом молодой,
стройный, еще обвеянный студенческим духом, технолог
311
А. И. Белоножкин, человек простой, общительный, мы
с ним разговорились во время работы и как-то сердеч-
но подошли друг к другу. Скоро он был назначен ма-
стером столярного цеха, я перешел к нему, и с этих пор
задержки для школьных занятий мне больше не было:
он давал мне разрешение осенью на весь учебный год.
Он, видимо, интересовался моим ученьем и моим разви-
тием. Бывало, на работе подойдет ко мне, сядет на мой
верстак, и мы несколько минут разговариваем о вос-
кресной школе, о Невском театре, разбираем виденные
нами пьесы, и в эти минуты забывалась разница, что он
мастер, а я подчиненный ему рабочий. Уже после вто-
рого курса моего ученья он, уезжая служить в Екатери-
нослав, звал меня с собой, я отказался: я дорожил
ученьем больше, чем службой,— мне нужно было кон-
чить третий класс.
Состав учеников в специальных классах был очень
разнородный и по служебному положению, и по возра-
сту — были служащие и рабочие от 17 до 35 лет. Жили
все дружно, по-товарищески: за три года не было ни
одного случая размолвки, а если кому делали сообща
замечание за нарушение школьной дисциплины, на это
пе обижались. В зависимости от возраста и отношение к
занятиям было неодинаковое, начиная от игривого до
серьезного. Такое отношение к школьным занятиям с
первого же урока подметил В. Я- Аврамов и, со свойст-
венной ему прямотой, поспешил в зародыше пресечь иг-
ривое отношение к ученью. Однажды на вечернем уро-
ке в нем чувствовалась какая-то утомленность, он зани-
мался, сидя у передней парты, ученик на классной до-
ске решал теорему. На задних партах все время слы-
шался шепот и сдержанное хихиканье. Учитель, остано-
вив ученика у классной доски, обратился к нам, ясно
отчеканивая каждое слово: «Друзья мои, я к вам при-
езжаю из Волковой деревни во всякую погоду, переска-
кивая с конки на конку, не за тем, чтобы слушать ваше
хихиканье и шепот во время урока, если вы не хотите
слушать мой урок, скажите, и я больше не поеду к
вам...» Игривость учеников моментально исчезла, навис-
ла над нами жуткая тишина, мы с болью в сердце по-
чувствовали обиду, нанесенную учителю, головы всех
разом повернулись в сторону виновников, которые вино-
вато моргали глазами. Урок продолжался. С тех пор иг-
ривость на уроках никогда не повторялась. Центром
нашего внимания был В. Я- Аврамов. Ои Никогда не из-
менял себе, точно закованный в броню, был всегда серь-
312
езен, даже тогда, когда вздумает пошутить с нами. Бы-
вало, ученик начнет объяснять неправильно ход теоре-
мы, В. Я. с .серьезным видом воскликнет: «Ах, злодей,
злодей!» А если ученик уверенно приступает к решению
теоремы и наделает грубых ошибок, В. Я- с видом ужа-
са восклицает: «Ах, разбойник, убил!» Нас рассмешит
эта комическая шутка, а у него лишь тенью улыбка про-
бежит по лицу. Мы всегда чувствовали его душу, пря-
мую, чистую, беззаветно и бескорыстно преданную шко-
ле, и благоговели перед ним.
Законом божьим заниматься стал законоучитель, фа-
милия, кажется, М. А. Дьяконов. Бывало, придет в
класс, молча сядет к столу, возьмет учебник начальной
школы, вызовет ученика и скажет: «Ну рассказывай,
что в прошлый раз задано было выучить», а сам долго
с увлечением начинает протирать чистым платочком
стекла пенсне, просматривая на свет лампы чистоту их.
За это время ученик, успевший окончить заданный рас-
сказ, поджидает дальнейших вопросов. Законоучитель,
занятый все тем же делом, задает ему несколько вопро-
сов, заставит повторить другого ученика, затем так же
спокойно, не торопясь', уберет беленький платочек в кар-
ман, водрузит на переносицу протертое пенсне и, от-
черкнув ногтем следующую историю, скажет: «Выучите
к следующему разу. До свиданья». И урок окончен. Та-
кие уроки нам ничего не давали, кроме потери времени,
мы перестали посещать их. И к нашей величайшей ра-
дости, Н. Ф. Шенец был возвращен к нам.
Ярко выраженных особенностей других преподава-
телей в моей памяти не запечатлелось, это скромные
труженики школы, так же как и другие преподаватели,
с любовью и бескорыстием отдававшие свои знания и
труд просвещению рабочих. Здесь я впервые узнал, про-
чувствовал и преклонился пред бескорыстием и незло-
бивостью труда: я видел, как он только иногда уязвлял-
ся дикими выходками несознательных учеников, расце-
нивавших преподавателей с точки зрения оплаты труда:
«Даром, что ли, служат!» Под таким впечатлением я на-
писал стихотворение и пришел с ним на празднование
юбилея десятилетия воскресной школы ,5. Наступил день
юбилея. Вечером наш класс, убранный для праздника и
ярко освещенный, наполнился участниками торжества.
Я никогда еще не бывал на таких праздниках, а сегод-
ня, даже без свойственной людям робости при первом
публичном выступлении, я хочу приветствовать юбиля-
ра. Я чувствую, что слова мои будут только формой вы-
313
ряжения моей искренней любви и благодарности тому,
кто был душою нашей школы. Но кто здесь юбиляр, ко-
му я собираюсь принести свои лучшие чувства, как неяс-
ный аромат ландыша, дико выросшего на чистом возду-
хе природы? Я понимаю, что сегодня юбиляр — имя со-
бирательное, он вмещает в себя основателей, руководи-
телей, принесших в эти стены свою силу, знания, беско-
рыстно жертвуя своим трудовым отдыхом для дела про-
свещения рабочих в течение юбилейного десятилетия, и
много ли они получили здесь нравственного удовлетво-
рения, а огорчений было очень много: путь борьбы со
тьмою — путь тернистый и опасный. Вот передо мною
полная фигура Н. А. Варгунина с простым, широким
лицом и мягким, ласкающим взором. По рождению он
один из наследников большой писчебумажной фабрики,
но никакого участия в прибылях фабрики не принима-
ющий: он взял свою часть наследственного капитала и
щедрою рукой тратит его на просвещение рабочих,—
тратит не как богатый, взбалмошный барин, пред кото-
рым преклоняются за брошенную золотую подачку,—
нет, он своим трудом участвует в созданных им куль-
турных учреждениях. Добровольно обрекший себя на
бессемейную жизнь, он всю радость находит в культур-
ной общественной работе. Он был всем доступен и прост
в обращении, и часто можно было видеть его, окружен-
ного детьми, которые тянулись к нему, как неясные
цветки к теплому солнышку. И как больно ранили его
доброе сердце цепкие полицейские шипы!..
А рядом с ним его сподвижник — наш кумир В. Я-
Аврамов. Какой обаятельный образец бескорыстия! Че-
ловек с высшим образованием добровольно ушел в
сельскую школу народным учителем на нищенскую оп-
лату труда и вместе с тем все свободное время в тече-
ние десяти лет отдавший нашей школе, не зная, что та-
кое отдых, покой и личная жизнь, он жил только шко-
лой. И тут же группами стоят скромные на вид наши
преподаватели, но сколько в них самоотвержения! У
всех есть обязательная служба, но они, забывая уста-
лость, спешили вечерами и в праздники к нам в вос-
кресную школу. Все это промелькнуло в моей голове в
ожидании открытия торжества. Поздравлений было мно-
го, но я ничего не слышал, занятый своими мыслями.
Последним выступил я.
Я понимал, что мои стихи по форме далеко не со-
вершенны, да это и неважно: я буду говорить душой, а
в душе моей кипели чувства, чистые, как кристалл. Я
314
кончил и сразу же ослабел, обессилел. И чувствую —•
меня сжали тесным кольцом мужчины и женщины, креп-
ко жмут мои руки, некоторые целуют меня и что-то го-
ворят мне... От такой неожиданности у меня закружи-
лась голова, и я, пошатываясь, стал пробираться к вы-
ходу, чтобы освежить голову на улице. И только пере-
ступил порог, слышу справа из-за двери глубоко заду-
шевный голос О. П. Поморской: «Трифонов! Трифонов!
Какой вы у нас молодец!» Я обернулся к ней, она си-
дела на краю скамейки у стены за дверью. Я увидел ее
душевно растроганной, и, как мне показалось, даже сле-
зы блестели у нее на глазах. Она протягивала ко мне
руки, но я стоял пред нею, как лунатик, что-то буркнул
и как-то глупо улыбнулся и пошел к выходу. Мне по-
казалось, что она вспыхнула, как-то сжалась, сразу по-
холодела, как человек, оскорбленный в лучших своих
чувствах. Я чутьем понял, что сделал какую-то непо-
правимую психологическую ошибку, точно окатил ле-
дяною водой разгоряченное тело человека, и сердце мое
больно-больно сжалось. Я разбитый добрался до дома,
бросился на кровать, уткнув голову в подушку, и горь-
ко-горько заплакал, нервно вздрагивая всем телом. С
этого вечера и до конца моего ученья О. П. Поморская
не пропускала случая, чтобы не бросить мне с едким
сарказмом: «Поэт!» Я невольно огрызался. Да, она в
вечер юбилея не поняла моей души. Мне кажется, что
она мою холодную и глупую улыбку, с каким-то неоп-
ределенным возгласом, приняла за возомнившего о себе
человека, как поэта, после сделанной ему овации. Я все
время очень скорбел душой о нашем разладе, и это чув-
ство унес с собою.
Хоть поэтом в литературе я не стал, но какие-то по-
этической искренности струны всегда звучат в моей ду-
ше, они дают мне неизъяснимое наслаждение и находи-
ли отклики в чутких сердцах людей того далекого про-
шлого. Помню, праздновали юбилей 25-летия Фарфо-
ровского попечительства 1в, и там я выступил со своим
стихотворением. Содержания его не помню, но оно бы-
ло довольно демократично для большинства собравших-
ся представителей на юбилей. Зал небольшой, народа
много, стоим вплотную. Когда я кончил и отошел в
толпу, опустивши руки, вижу, проталкивается ко мне
белокурый, круглолицый мужчина, который схватил
мои руки, крепко сжал их и прошептал мне на ухо:
«Благодарю вас... Я доктор Караваев...» Так случайно я
узнал чуткого, отзывчивого врача и человека А. Л. Ка-
зн
раваева, о котором раньше слышал от рабочих много хо-
рошего.
Наступал юбилей 25-летия учительства в народной
школе В. Я. Аврамова. Готовились к этому юбилею с
глубоким уважением и любовью к юбиляру. Хотелось и
мне высказать ему мой искренние чувства от лица все-
го нашего класса. Я написал стихотворение, начинав-
шееся словами: «Учитель наш глубокочтимый...», отпе-
чатали его в типографии золотыми буквами на толстом
картоне, и я должен был прочесть его на юбилее и пе-
редать юбиляру. Празднование юбилея было назначено
в гимназии Гуревича 17, и мы всем классом отправились
туда. Ярко освещенный зал наполнен участниками тор-
жества, за столом сидел юбиляр В. Я- Аврамов. В чис-
ле поздравлявших его выступали бывшие курсистки.
Они, переполненные чувством благодарности, обраща-
лись к нему так: «Дорогой Вячеслав Яковлевич» — и да-
лее рассказывали, что они были бедные . девушки, а
жажда знания была большая, нужно было готовиться к
конкурсному экзамену в высшие школы18, репетитора
нанять было не на что, они обратились к нему с прось-
бой помочь им. Он охотно согласился и стал приезжать
к ним на квартиру и заниматься с ними. Вместо клас-
сной доски вешали на стену черную клеенку, и когда
они предложили ему взять с них хоть расходы по про-
езду на конках, он отказался. Я был до глубины души
потрясен таким идеальным бескорыстием и подвижниче-
ством нашего учителя. С таким настроением я и прочел
ему свое стихотворение. Передавая ему свое поздрав-
ление, я видел у него слезы на глазах, слезы глубокого
нравственного счастья, которым и живет только истин-
ный учитель; мы с ним горячо расцеловались, и я не
удержался от слез. Я был счастлив тем, что вижу и
осязаю кристальной души человека, каких еще в жизни
я не встречал. В ответном слове он сказал, что он был
в лучших условиях — под боком столицы, где имел и
книги и друзей, поддерживавших его в минуты нравст-
венного колебания, и все сказанное ему должно быть от-
несено к подвижникам народного просвещения, забро-
шенным в глухие дебри русских деревень и где-нибудь
в сибирской тайге. В эту минуту я молился на него.
Этот вечер был единственный в моей жизни: судьбе
угодно было послать мне неведомого друга, чутьем под-
слушавшего из толпы собравшихся пульс моей души и
откликнувшегося на него своею чуткою душой. Торопясь
домой, я в раздевальне спешно одевался, вдруг подошла
316
ко мне из зала молодая интеллигентная девица неболь-
шого роста, с ясными, лучистыми глазами и звонким,
как колокольчик, голоском; просит дать ей стихотво-
рение, читанное мною сегодня. Я сказал, что с собой у
меня нет. «Пришлите мне по почте».—«Я не знаю ва-
шего адреса». Она передала мне клочок бумаги с ее ад-
ресом и ушла опять в зал. Я при свете лампы прочел
карандашом написанный крупным, разбежистым почер-
ком адрес: «Юлия Александровна Беляевская. Никола-
евская, 71, кв. 7». Домой возвращался я счастливый, до-
вольный, с чувством исполненного долга, но светлый
образ юбиляра не мог затмить в моей душе лучистых
глаз мимолетной знакомки. Я не думал в это время, что
эти лучистые глаза будут моей путеводной звездой в
дальнейшей моей жизни, будут светить и согревать мою
душу даже в глуши деревенской, о которой говорил
юбиляр.
После светлых юбилейных дней на горизонте нашей
школы показалась черная туча, и наша школа погрузи-
лась в глубокий траур: умер идейный вдохновитель и
руководитель ее Н. А. Варгунин. Его смерть была яв-
лением бессмысленным и недопустимым и страшно по-
разила всех, близко знавших его, своей неожиданностью.
Давно уже недремлющее полицейское око считало его
мучительной занозой в своем зловещем глазу. Его про-
светительная деятельность, лишенная всякой революци-
онности, была на подозрении — политическая неблагона-
дежность. Ведь то дело, которому он отдал свою лю-
бовь, силу, здоровье и материальные средства, разлива-
ло свет в фабрично-заводском районе, просвещало рабо-
чих и вместе с тем революционизировало их. Он вел
скромную жизнь вместе с сестрой своей М. А. Варгуни-
ной в небольшом белом каменном особняке на правом
берегу Невы, на отлете от наследственной фабрики. Со-
вершилось преступное дело: целая орава полицейских
чинов нагрянула к нему с политическим обыском. Бы-
ла ли у них уверейность найти у него что-нибудь ре-
волюционное или ради будущей карьеры руководителя
обыска — усердию не было конца! Обыск продолжался
чуть ли не сутки, перерыли весь скарб, взламывали ме-
стами паркетные полы и подымали подоконники. Как
ни больно было видеть весь этот развал в своем доме,
но М. А. Варгунина по своей доброте сжалилась над
полицейскими, день и ночь работавшими без пищи, пред-
ложила им по стакану чаю. Руководитель обыска сму-
щенно ответил: «Нам ничего не полагается брать от
317
обыскиваемых». Обыск, как и нужно было ожидать, не
дал ничего компрометирующего, и руководитель его, ви-
димо, был обескуражен, что на таком крупном деле ни-
чего не заработал для создания своей будущей карье-
ры, и даже почувствовал неловкость перед добротою
обиженных его усердием хозяев и, уходя, извинился за
беспокойство. Этот обыск произвел на Н. А. Варгунина
удручающее впечатление, а его тучность сыграла роко-
вую роль: через несколько дней он навсегда покинул
этот жестокий мир. Стали готовиться к его похоронам.
Я решил сказать перед открытой могилой последнее
прости этому замечательному человеку в посвященном
этому печальному событию стихотворении. Содержание
его не сохранилось в моей памяти, но помню, что в день
похорон В. Я. Аврамов пожелал предварительно проре-
дактировать его. Я прочел ему, он сказал: «Опасно, мо-
жете повредить себе». И на мое твердое решение все-та-
ки произнести его на могиле, он боязливо заметил: «Ну
как знаете...»
И после смерти Н. А. Варгунин был политически не-
благонадежен, хоронить его с музыкой не разрешили.
Проводить его к месту последнего убежища собралось
много народа, гроб опустили в могилу на кладбище
Преображенской церкви 19.
Вслед за этой утратой мне пришлось пережить еще
один удар: был арестован за политику ученик нашего
класса Карл Зак, с которым я был особенно дружен.
Мы с ним с пылом молодости отдавались политике, он
был моложе меня и шел в своем увлечении до безрас-
судства. В селе Преображенском жил провокатор, выли-
тый портрет гоголевского Тараса Бульбы, именем кото-
рого мы и окрестили его. Он был, видимо, доволен, что
хмы не пытаемся узнать его настоящую фамилию и имя.
Встречался я с ним и раньше, но знаком не был, меня
познакомил с ним Карл. Тарас Бульба жил с женой в
небольшой квартире, состоящей из прихожей, комнаты
и спальни. Мы часто в летние вечера собирались у не-
го, пробираясь по улице со всеми предосторожностями
политических подпольщиков. Кружок наш образовался
из пяти приходящих мужчин и одной девицы, сам хо-
зяин был душою наших собраний, произносил зажига-
тельные речи, строил всякие политические планы, а на
первых порах предлагал усилить пропаганду на заводах
и фабриках, снабжая вновь завербованных нелегальной
литературой, которой у него было в изобилии, и он за-
сыпал нас ею. Мы выработали устав кружка, определи-
31.
ли размер членских взносов для приобретения нелегаль-
ной литературы для рабочих заводов и фабрик, хозяина
избрали председателем и вручили ему нашу кассу. Се-
бя он выдавал за кустаря-медника. У окна его прихо-
жей стоял верстак с тисками, слесарным инструментом
и кастрюлями, находящимися уже в ремонте, и на стене
целая полка кастрюль, ожидавших ремонта. При каж-
дом сборе нашем он, встречая нас, прежде всего гово-
рил о своей усталости от работы, любезно, с шуточка-
ми угощал нас чаем со всякими печеньями, потом при-
ступали к политическим беседам, Я, нагрузивши карма-
ны нелегальщиной, мы уходили домой. Интересуясь его
ремеслом, я стал рассматривать его инструменты, мате-
риалы и изделия производства и случайно обратил вни-
мание, что те кастрюли, над которыми, по его словам,
он трудился целый день, покрыты толстым слоем пыли,
видно было, что давно ничья рука не держала их. У ме-
ня невольно закралось подозрение к хозяину, я решил
наблюдать за ним. При следующих посещениях собра-
ний я, здороваясь с ним, в шутливой форме задавал
ему вопросы, сколько он в день заработал, сколько ка-
стрюль починил, которые не успел доделать и который
его любимый молоток. Он отвечал мне в такой же шут-
ливой форме, не подозревая коварства в моих вопросах.
Я шел посмотреть его работу и видел, что он врет. Что-
бы лучше убедиться в моем подозрении, я незаметно для
него укладывал на верстаке самые нужные молотки в
приметном мне порядке и на следующий вечер убеж-
дался, что молотки лежат в том положении, как я их
уложил, хотя хозяин вновь рассказывал об усталости
от своей кустарной работы. Я понял, что он провокатор,
и сообщил свои наблюдения Карлу, но тот и слушать
не хотел, обвиняя меня в недобросовестности к Тарасу
Бульбе и трусости. Начались школьные занятия, я ис-
правно посещал уроки, Карл манкировал ими и весь
ушел в политику, но от этого наша дружба с ним не
блекла. Тарас Бульба через него наказывал мне, чтобы
я без пропусков посещал их собрания или я буду ис-
ключен из членов их кружка. Я отказался подчиниться
ему. Вскоре весь кружок был арестован вместе с хо-
зяином конспиративной квартиры, который скоро был
выпущен, а Карл целый год отсидел в Доме предвари-
тельного заключения и был выслан на три года из сто-
лицы. Отец его, узнавши, что политический кружок, в
котором вместе с Карлом участвовал и я, весь аресто-
ван за исключением меня, с горя стал распространять
319
среди рабочих слухи, что предателем его сына являюсь
я, принес мне много душевных страданий таким тяже-
лым обвинением.
За учениками специальных классов признавалось
уже право на зрелость умственного развития, им дава-
лось разрешение пользоваться всеми книгами в народ-
ной библиотеке, тесно связанной общей целью с нашей
школой20. Правда, народная библиотека могла иметь
книги только самого безобидного содержания, а моло-
дость пытлива: мы спрашивали книги, которых в биб-
лиотеке иметь не полагалось. Молодая общительная
библиотекарша, фамилия, как будто Дьяконова, точно
не помню, наше желание удовлетворяла очень просто —
она выдавала нам книги без всякой записи, вытаскивая
их из какой-то особой кладушки. Из таких книг я успел
прочесть два тома критических статей Д. И. Писаре-
ва 21, но, к нашему глубокому сожалению, она скоро ис-
чезла с нашего горизонта, был слух, что она арестована
за политику.
Как скоро пролетели шесть лет моего учения, и в
числе их лучших три года!.. Я с грустью думал о рас-
ставании со школой: она была для меня тихою приста-
нью среди бурного моря житейского. Ведь я пришел к
ней за знанием, уже умудренный житейскими невзгода-
ми, не как юноша, только вступающий в жизнь, нагру-
женный знанием и радужными надеждами на туманную
даль будущего.
Наступили выпускные экзамены. И мы, покорные об-
щей слабости ученической, поддавались соблазну за-
глянуть в списки преподавателей с оценкою наших отве-
тов, в список же В. Я- Аврамова нам никак не удава-
лось заглянуть: он сознательно припрятывал его, драз-
ня наше мелочное любопытство. Экзамены окончены.
Преподаватели, как полководцы после сражения, дают
себе походя минутную передышку и подводят итоги сво-
их трехлетних трудов. Нас больше всего интересует
В. Я- Аврамов: что таит он для нас в упорном укрыва-
тельстве своих отметок? И вот он встает, держа свой
список в руке. «Итак, друзья мои,— начал он,— экзамен
окончен. Я вижу ваше любопытство узнать мои отмет-
ки,— я всем поставил пятерки, но должен вам сказать,
что, если вы приходили сюда только ради отметок, я
вас считал бы недостойными моими учениками». Он
взял список в обе руки, изорвал его на мелкие клочки и
бросил на пол: «Вот ваши отметки! Я вашими ответами
проверял себя, что я сделал для вас за три года, и
Э20
остался доволен, что труд мой не пропал даром. Мы да-
дп вам все, что могли дать, дали возможность самостоя-
тельно разбираться в книгах и пополнять свое знание,
ведь путь учения еще далеко впереди у вас. Школа вам
нс дала никаких прав, чтобы вы могли получить какое-
нибудь место по службе, но она дала вам общее разви-
тие, а это самое важное дело для человека. Если студент
высшего учебного заведения учится только для того,
чтобы потом занять место министра, он подлец, недо-
стойный высшего образования. Учитесь дальше, у кого
есть возможность... Желаю вам всего лучшего... До сви-
данья».
Итак, конец. Мы здесь больше не нужны: наши ме-
ста займут другие и переживут все то, что пережили мы.
Многие из нас, быть может, никогда не встретятся друг
с другом и будут вспоминать нашу дружбу, школьную
семью, нашу чудную, свободную по духу школу, обвеян-
ную любовью наших преподавателей, приносивших на
жертвенник ее свой бескорыстный труд.
III
Настроение, вынесенное мною из школы, не гармони-
ровало с заводскою жизнью; я томился в душе, скучал
и не знал, куда себя девать. Таким же настроением бы-
ли охвачены еще трое из окончивших товарищей: Пла-
тонов, Соловьев и Сидоров, и мы решили, что самым
подходящим для нас занятием будет учительство в де-
ревне. Надо держать экзамен на звание народного учи-
теля по установленной программе. Мы стали собираться
группой, самостоятельно готовиться к экзамену, но пос-
ле нескольких уроков пыл их стал ослабевать: Плато-
нов—сын какого-то московского фабриканта—был слу-
жащим в правлении Семянниковского завода, Соловьев
из рабочих, но служил помощником мастера в одном из
отделений Обуховского завода, Сидоров — самый моло-
дой из нас — рабочий того же завода, большой поклон-
ник бахуса, а кстати, и весна соблазнительно располага-
ла к тому, и кружок наш распался. Я один остался ве-
рен идее учительства и с печалью о неудаче нашего
замысла отправился к Ю. А. Беляевской. Со времени на-
шей случайной встречи в гимназии Гуревича прошло
Уже много времени. Начавшееся с переписки наше зна-
комство к этому времени вылилось в глубокую, искрен-
нюю дружбу. Она была младшей дочерью вдовы-старуш-
ки генеральши С. А. Беляевской. Как сама она, так и
И Зак. № 98	321
Охтинский мост в Петербурге
две старшие сестры ее, В. и О. Беляевские, были город-
скими учительницами. Она ввела меня в их семью, как
родного ей по духу человека. Простота и естественность
их отношения ко мне не могли создать для меня стес-
нения и неловкости в непривычной мне обстановке ин-
теллигентной семьи, здесь я нашел то, чего лишился в
покинутой мною школе.
Печаль мою она близко приняла к сердцу, одобрила
мое желание быть народным учителем и быстро соста-
вила план моих дальнейших занятий: часть уроков она
берет себе, часть их постарается разместить среди своих
знакомых, я должен буду по вечерам приезжать к ним
по очереди на квартиру и заниматься по отдельным
предметам. Опытные уроки даст мне в школе при их
квартире знакомый их семьи городской учитель Я- И.
Душечкин. План ее осуществился в точности. Всю зиму
1897/98 года я каждый вечер после работы в мастерских
уезжал на империале паровой конки в город на уроки.
Уроки мои были и в бедной, чисто студенческой комнат-
ке, близкой и понятной мне, и в кабинете богатой ари-
стократической'квартиры Церителли на Ивановской ули-
це. С первого урока моя учительница — дочь Церител-
ли — задала мне несколько вопросов: «Вы хотите быть
народным учителем?» — «Да».— «Но я буду заниматься
322
с вами лишь при одном условии, если вы дадите мне
слово, что не будете вести среди крестьян политической
пропаганды и расшатывать их веками сложившегося
быта, в котором они счастливы своим неведением, а ес-
ли вы расшатаете их устои, ну что вы дадите им взамен
потерянного? Это будет большим несчастием для них!
Я люблю наш терпеливый народ и прошу вас не делать
его несчастным». По стенам ее большого кабинета —
полки, уставленные дорогими книгами, преимуществен-
но историческими, предмет ее изучения — история. Пос-
ле каждого урока она приглашала меня к вечернему
чаю, где в огромнейшей столовой собиралась их семья,
состоящая^ из важного старика отца и двух братьев —
блестящего гвардейского офицера и ученика пажеского
корпуса, которые с изысканною вежливостью здорова-
лись со мной, слова цедили сквозь зубы и смотрели на
меня прищуренными глазами. Я беглым взором окиды-
вал их, как чуждую мне породу людей, меня томила эта
чопорность обстановки, и, выйдя на улицу, я всей гру-
дью вдыхал ночной свежий воздух, точно вышел из
душного подвала.
Весною 1898 года я выдержал экзамен при Петер-
бургской 6-й гимназии, осенью получил место учителя
в земской школе Тихвинского уезда Новгородской гу-
бернии и распрощался с Вагонными мастерскими 20 ав-
густа 1898 года. Я не мог уехать в школу, не повидав-
шись с В. Я. Аврамовым. Мне дороги были его напут-
ствие и советы из его прошлого опыта в народной шко-
ле. Он был уже в отставке, жил на пенсию и занимал
небольшую комнату в доме, в котором помещалась на-
ша школа. Он встретил меня очень радушно, а когда
узнал о цели моего посещения, слезы заблестели у него
на глазах, и, растроганный до глубины души, он дрожа-
щим от волнения голосом произнес: «Одобряю... Вы из-
брали благодарный труд, но трудна эта дорога. Сколько
приходится народному учителю перестрадать душой за
своих питомцев! Я пробыл на этом посту в Волковской
школе 25 лет. Горел, кипел, волновался, болел сердцем
за неудачников и отдыхал душой только на способных
учениках: я видел в них исполнение моих желаний. Вот
из них, думал я, выйдут прекрасные люди, полезные чле-
ны общества, и школа моя хоть частично выполнит свое
назначение. Прекрасно кончают экзамен, уходят в
Жизнь, и я терял их из виду. Проходили годы... Вый-
дешь, бывало, в поле за Волкову деревню подышать
свежим воздухом, смотришь, под бугром на траве спит,
323
разбросавшись, пьяный мужчина, рядом с ним пьяная,
отрепанная женщина, тут же валяются пустые бутылки
от выпитого вина и пива и объедки пьяной закуски.
Всматриваюсь в лицо мужчины — боже! Это бывший
мой лучший ученик, отрада моей души! Горькие слезы
душат меня, и, чтобы не расплакаться навзрыд, я ско-
рее спешу прочь от этого места, позорящего образ чело-
веческий...»
Он поник седеющей головой. Прошла минута томи-
тельного молчания, он поднял голову, подошел ко мне
и, крепко обнявши меня, слабым голосом проговорил:
«Всего вам хорошего... Несите просвещение в деревню,
она нуждается в нем... Я устал...» Мы горячо расцелова-
лись с ним и расстались со слезами на глазах.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Мелкий торговец в дореволюционной России, продававший по
деревням и на ярмарках мануфактуру, галантерею, книги, картинки.
2	Памятник И. А. Крылову в Летнем саду в Петербурге по про-
екту знаменитого скульптора П. К. Клодта был установлен в 1855 г.
На барельефе памятника — сцены из басен Крылова по рисункам
художника А. А. Агина.
3	Приключенческие бульварные книги. Из них наиболее извест-
ны «Приключения Рокамболя» Понсона дю Террайля.
4	Часть Шлиссельбургского тракта, ныне — проспекта Обухов-
ской обороны.
8	Сад Невского общества народных развлечений тоже был рас-
положен на Шлиссельбургском тракте, в районе Фарфорового заво-
да, ныне проспект Обуховской обороны, д. 149.
8	Н. А. Варгунин в это время уже не был фабрикантом. О нем
см. в этом же разделе сборника.
7	3. Т. Трифонов на самом деле учился в школе 5 лет.
6	При школе жили 4 учительницы, в том числе и заведовавшая
ею О. П. Поморская.
9	Александро-Невская лавра (основана в 1710 г.)—комплекс
сооружений, представляющих ряд ценных памятников архитектуры,
скульптуры, живописи (здесь же — Духовная академия).
10	Курс в средних учебных заведениях «Отечественная история»
С. Е. Рождественского существовал в десятках изданий и являлся
составной частью идеологической системы царской России.
“ О лекциях Е. Н. Щепкиной см. также в других воспоминани-
ях этого раздела сборника, например, А. Кузьмина.
12	А. А. Якубова (Тахтарева).
13	С. Я. Надсон — русский поэт. В 70-х — начале 80-х гг. луч-
шие его стихи — о любви к родине, о вере в светлое будущее. Впо-
следствии у С. Надсона усилились пессимистические мотивы.
14	Начало знаменитой революционной песни.
15	Смоленские (Корниловские) вечерне-воскресные классы для
рабочих были основаны 30 октября 1883 г.
19	Смоленские классы относились к Фарфоровскому попечитель-
ству, основанному в 1871 г. Однако содержало их Императорское
324
русское техническое общество. Отчет об этом см., например: ЦГИА
СССР. Ф- 777, оп. 27, д. 255, л. 330 об.
*7 Празднование происходило не в гимназии Гуревича, а в гим-
назии Стоюниной.
18	Государственные высшие учебные заведения были почти за-
крыты для женщин. Они могли учиться только в Женском медицин-
ском институте, на высших Бестужевских курсах или на Курсах
Лесгафта.
19	Преображенское кладбище вблизи станции Обухово. Ныне —
кладбище имени Жертв 9 января.
20	О роли этой народной библиотеки см. в заключении к этому
разделу.
21	Д. И. Писарев — выдающийся критик, публицист-демократу
страстный пропагандист естественнонаучных знаний. Сочинения Пи-
сарева в 10 томах впервые изданы Ф. Павленковым в Петербурге
в 1866—1869 гг.
А. КУЗЬМИН
А. Кузьмин родился в 1877 г. в деревне. Начал работать с 13
лет. В восемнадцать сумел устроиться подручным слесаря на за-
вод за Невской заставой. Товарищи подсказали безграмотному
юноше: надо пойти учиться в Смоленскую школу. Пришел он сю-
да совершенно неразвитым и темным человеком. Проучился 7 лет.
Стал сознательным, думающим пролетарием.
Его небольшие воспоминания, интересные подробностями, спе-
цифическими деталями, остались неопубликованными. Хранятся
в ЛГИА (ф. 997, on. 1, д. 72, л. 145—152].
ВОСПОМИНАНИЯ
О ВЕЧЕРНЕЙ ВОСКРЕСНОЙ ШКОЛЕ
ЗА НЕВСКОЙ ЗАСТАВОЙ
Деревенским мальчиком лет
13—14 приехал я в Петербург. После нескольких лет
скитаний по кустарям, чайным и фабрикам, на 19-м го-
ду, я попал за Невскую заставу на завод подручным
слесаря. Был я совершенно безграмотный и, узнав от
рабочих, что здесь недалеко есть вечерние воскресные
классы для взрослых, решил постараться туда попасть.
Начало моего учения относится к 1896 году, когда я
был принят в воскресные классы. Занятия производи-
лись с 8 часов вечера до 10. Первой моей учительницей
была Ольга Акинфьевна Скалова. Это была молодая,
Живая натура, преподававшая нам начала грамоты. Мно-
го также она нам читала и рассказывала, объясняя про-
325
читанное. Часто, устремив свой наивный взгляд на ее
лицо, я думал: «Как она, такая молоденькая, так умна
и так много знает!» Это было непонятно для меня. Про-
шел год, и настал второй год моего учения в школе, и
опять я попал к Скаловой. К этому времени я уже мог
писать и знал немного арифметику. Учительница дала
за меня поручительство в библиотеку для получения
книг и стала руководить моим чтением. Вскоре ее поче-
му-то не стало. Большое спасибо ей за луч света, дан-
ный ею.
Занятия проводились три раза в неделю, а в осталь-
ные дни устраивались общие лекции с туманными кар-
тинами или чтением по ролям разных пьес. В памяти
остались: «Доктор Штокман» Ибсена ’, «Разбойники»
Шиллера 2 и несколько других. После этих вечеров мы
расходились с возбужденными лицами и спорили о про-
читанном. Лично для меня тогда было тяжело понимать
прочитанное, непонятны были и люди, читавшие нам.
«Почему,— думал я,— люди такие добрые? Им ничего
не платят, а они теряют свое время». Раньше я думал,
что можно учить и учиться только за плату, и привык
смотреть на всех чисто и красиво одетых как на непри-
ступных людей, а здесь я увидел обратное, увидел, что
есть люди, которые не гордятся и не кичатся своими
знаниями, а стараются поделиться с теми, которые зна-
ний не имеют. Частенько, бывало, появляется в нашем
классе полная учительница, когда почему-либо кто-ни-
будь из учителей не придет или опоздает, и заявит, что
сейчас к нам придет другой преподаватель и чтоб мы не
беспокоились; я спрашиваю у учеников: «Кто это та-
кая? Что все она бегает из класса в класс и с одного
этажа в другой?» — «Что ты, парень? Не знаешь? Это
заведующая нашей школой Ольга Петровна. Она, б.рат,
работает». Однажды во время перерыва входит к нам
Ольга Петровна и говорит, что к нам сейчас придет Ни-
колай Александрович Варгунин. Через несколько минут
входит господин, скромно одетый, с русой бородкой, с
симпатичным лицом и добрым, ласковым взглядом. Он
поздоровался с нами. С ним была и учительница. «Кто
такой Варгунин?»—спрашиваю я учеников. «Ты давно
учишься'1 здесь?» — «Второй год».— «Пора знать, кто та-
кой Варгунин,— отвечал бородатый ученик.— Это, брат,
фабрикант, но не такой фабрикант, как большинство
фабрикантов. Вот мы с тобой здесь сидим, учимся и ни-
чего не платим, а он дает средства на эту школу, и ему
помогают другие. Это, брат, хороший человек, побольше
326
бы таких Варгуниных, другое дело было бы»,— закон-
чил мой сосед.
Что это за Невская застава, что здесь за люди? Учи-
теля учат даром, фабриканты дают деньги на школу,
ходи и учись, лишь была бы охота. Потом я узнал, что
есть не одна школа, а имеется и театр, Варгуниным то-
же выстроенный. Часто приходилось мне слышать, с ка-
ким уважением относятся рабочие Невской заставы к
Николаю Александровичу Варгунину. Я был свидетелем
горя, постигшего нас, учеников,— помер Николай Алек-
сандрович Варгунин. Какие были кругом убитые горем,
мрачные лица не одних учеников, но и всех тех, кто во-
обще знал Николая Александровича. На похоронах бы-
ли тысячи народа, и на могиле произнесено было рабо-
чими много речей о его безвременной кончине и о той
работе, которую он вел на благо рабочих.
Время шло, я был уже в повторительной группе, где
преподавала русский язык Надежда Ивановна Рубаки-
на, которая много времени уделяла своим ученикам, ру-
ководя их духовной жизнью. Часто она доставала для
учеников билеты на концерты, литературно-музыкаль-
ные вечера, в театры и делала с нами групповые экскур-
сии в картинные галереи Эрмитажа, музей Александ-
ра III, Зоологический музей, Ботанический сад, знако-
мила нас с новой литературой, ставила в школе спек-
такли, литературные вечера, на которых выступали уче-
ники под руководством Ивана Ивановича Козлова. Да,
было хорошее и счастливое время для учащейся моло-
дежи нашей школы. Как бы ни был тяжел заводской и
фабричный 10-часовой труд, мы, ученики, по окончании
работы спешили скорей в школу, которая объединяла
под своей кровлей, где мы накапливали силы для бу-
дущей работы.
Летом, когда заканчивался учебный год, ученики не
тратили понапрасну время: часто собирались в лесу, в
поле, читали, что можно было достать хорошего, имели
связь с учащейся интеллигентной молодежью. Конечно,
все это проводилось через наших учителей. Проводи-
лись, когда надо было, забастовки в тех или иных заво-
дах или фабриках. К осени мы уже начинали скучать о
нашей любимой школе. Время шло. В 1900 году я по-
ступил в специальные технические классы, где для меня
открылось многое такое, чего я совершенно не знал, где
преподавали историю, географию, литературу, геомет-
рию, алгебру, физику, химию, механику, политическую
экономию, черчение, закон божий и другие предметы.
>27
Здесь преподавателями были люди пожилые, с большим
стажем, были даже профессора, где каждый читал свой
предмет. Ежедневно нужно было ходить с 8 часов до
10 часов, а по праздникам — с 9 часов утра до 6 часов
вечера. Для меня немного тяжеловато было учиться,
была малая первоначальная подготовка, а учиться ин-
тересно, каждый предмет интересен по-своему. Как бы-
ло трудно преподавателям объяснять одно и то же не-
сколько раз подряд. Помню, на уроке черчения мне не-
сколько раз об одном и том же толковал Земенский и
Иван Иванович Козлов, но, как видно, Иван Иванович
Козлов заметил, что сам я не думаю, а все спрашиваю;
тогда он не стал мне показывать и не велел также и
Земенскому. Я просидел два урока, почесывая в затыл-
ке, и наконец как будто с моих глаз отпала пелена — я
понял, и мне стало так ясно, что сразу принялся делать
эскиз. Очевидно, Иван Иванович Козлов увидел, что фи-
зиономия моя просияла. Он подошел ко мне сзади и
сказал: «Поздравляю, брешь пробита». С тех пор за-
держки по черчению у меня не было.
У нас был также урок закона божия, преподавал
доктор богословия Н. Шенец (не священник). Надо ска-
зать, что мы не любили закона божьего, но понемногу
стали ходить и через несколько уроков стали посещать
его уроки аккуратно всем классом и слушали его три
года. Почти все мы были люди верующие в начале на-
ших занятий, но к концу нашего учения мы перестали
быть [такими] или, верней, мы стали понимать веру по-
иному. Интересно то, что наш законоучитель за все три
года ни одного грубого намека не сделал по отношению
к вере и церкви. Он учил морали, и под его умелым
руководством на его лекции мы отдыхали душой и те-
лом. Что это был за закон божий! Он нас переродил
моралью. Спасибо, дорогой учитель.
По геометрии и алгебре преподавателем был уважа-
емый В. Я. Аврамов. Это был человек, который всю свою
жизнь отдал народу. Он был светочем для нас. От него
мы учились быть твердыми, математически точными.
Он преподавал сухую науку — математику, но в его
каждом движении сквозило: учись, старайся понять, бу-
дешь тогда разбираться в жизни с точностью математи-
ка и ты победишь невежество. Добрая память, дорогой
учитель!
Русская история у нас все три года была научна и
увлекательна и литературна, да и не могла она быть
иной, ведь тот,, кто читал ее, был человек, любящий все
328
красивое и изящное, человек — аристократ духа, с чи-
стой большою душой. Помню, как-то на уроке Екатери-
на Николаевна Щепкина говорила о Наполеоне и срав-
нивала его с Толстым. Я спросил Екатерину Николаев-
ну: «Какая величина больше, Наполеон или Толстой?»—
«А как вы думаете?» — ответила Екатерина Николаевна.
«Наполеон»,— был мой ответ, но Екатерина Николаевна
заявила, что Толстые рождают Наполеона, а не Напо-
леон Толстых. Я вот уже 25 лет не слышу Екатерину
Николаевну, но то, что вложено ею в мою голову, очень
часто вспоминается мне. Желаю, уважаемая Екатерина
Николаевна, дождаться вам лучшей и более красивой
жизни, такой красивой, как ваши лекции по русской
истории. Приношу я великую благодарность всем тем
учителям, которым я многим обязан за весь тот багаж
знаний, который они мне дали, и за свет, освещающий
и сейчас мой жизненный путь. (Ученик, окончивший
курс в 1903 году, проучившись 7 лет)
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Генрик Ибсен — классик норвежской литературы. В его драме
«Доктор Штокман» при всей противоречивости реализма слышен
страстный протест против лицемерия буржуазного общества. В кон-
це 90-х гг. эта драма пользовалась большой популярностью в Рос-
сии, а затем была поставлена в Московском Художественном театре.
2	Фридрих Шиллер — великий немецкий поэт и драматург. В
пьесе «Разбойники» (1781, русский перевод 1793) разоблачал фео-
дальный строй и его мораль, призывал к восстанию против угнета-
телей народа — «На тиранов!» Певец свободы и гуманизма, Шиллер
пользовался популярностью у прогрессивной России.
ПРОКОФЬЕВ
Бывший ученик Смоленской школы Прокофьев 13 февраля
1927 г. выступил на торжественном вечере, посвященном памяти
одного из руководителей дела образования рабочих в дореволю-
ционной России А. Г. Небо л с ина, в Техническом обществе.
Текст речи Прокофьева хранится в ЛГИА (ф. 997, on. 1, д. 72,
л. 4—4 об.).
ВОСПОМИНАНИЯ
О СМОЛЕНСКОЙ ШКОЛЕ
Товарищи! Сегодня, в день
Ю-летия со дня смерти Александра Григорьевича Небо-
Лсина, мы собрались здесь, чтобы почтить его память.
329
Близко знавшим его известно, что он был человек от-
зывчивый и много помогавший школе в трудные минуты
ее существования, а такие минуты были очень часты.
Вы знаете и помните, как смотрело правительство на
школу для рабочих, и только благодаря поддержке
Александра Григорьевича Неболсина она могла про-
должать свое существование. Я не стану долго останав-
ливаться на том, кто был организатором этой школы для
взрослых. Вы знаете, что это был Николай Александро-
вич Варгунин, до самой смерти поддерживавший школу
и руководивший ею.
В 1896 году школа перешла в ведение Технического
общества. В сентябре 1896 года школа была разгромле-
на Департаментом полиции. Причиной этого разгрома
было то, что в этом году было много забастовок на
фабриках и заводах, а обучавшиеся в школе рабочие
служили связью между заводами. Школа была бы сов-
сем закрыта, но, благодаря участию и поддержке со
стороны Александра Григорьевича, она уцелела. Он
был в то время председателем Постоянной комиссии по
техническому образованию. Многим преподавателям при-
шлось уйти из школы. Вот мои впечатления от школы.
Первое, что я встретил в школе,— простые, хорошие от-
ношения товарищей, которые так же, как и я, стреми-
лись чему-нибудь научиться. Здесь, в школе, я чувство-
вал себя совершенно свободно. Со стороны же учителей
нам и нашему воспитанию уделялось самое вниматель-
ное отношение. Я говорю: «воспитанию», потому что нас
надо было не только учить, но воспитывать, так как мы
были взрослые дети. Простота обращения преподавате-
лей порождала уважение к ним с нашей стороны. Шко-
ла — это лучшее время моей жизни.
Отношение заводских рабочих к школе было очень
хорошее, но многие боялись ходить в школу, потому что
ходившие в школу были на особом счету у заводской
полиции и при первых волнениях на заводах у них на-
чинались обыски и аресты. В школе преподавали ма-
тематику, физику, химию, черчение, но главное внима-
ние уделялось на общественное воспитание. Мы в шко-
ле познакомились с политической экономией, историей
новейшей и древней, также и с литературой. Здесь же
мы познакомились с Карлом Марксом и другими писа-
телями и получали нелегальную литературу, за что на
школу косо смотрела полиция. Школа нас воспитывала;
в школе же можно было получить технические позна-
ния, так что некоторые товарищи, окончившие школу»
330
поступили в высшие учебные заведения, окончили их и
теперь занимают ответственные посты. Все это говорит
за то, что преподавание в школе было поставлено очень
хорошо, причем каждый находил в школе то, чего искал:
кто искал Науки, кто приходил подышать вольным ду-
хом школы и послушать, что делается в заводе. Ведь
тогда о заводах писалось в газетах очень мало, да мог-
ли ли рабочие разобраться в читаемом, отделить су-
щественное от неважного, а в школе мы имели возмож-
ность получать самое верное понимание литературы, и
наши преподаватели были в этом случае передвижной
библиотекой,— они нам подбирали книги для чтения и
давали руководство к пониманию читаемого...
Вечная память умершим, поклон и благодарность
живым!
Заключение
Интенсивное развитие капита-
лизма в России во второй половине XIX века вынуждало царское
правительство, как бы оно ни противилось, вести техническую по-
литику с учетом того, что для работы на быстро прогрессировав-
ших технически капиталистических предприятиях нужны были ра-
бочие, обладающие минимумом знаний, соответствующим уровню
нового оборудования. С другой стороны, и естественную тягу ра-
бочих к знаниям нельзя было задушить. Церковноприходские шко-
лы уже не удовлетворяли. В 60-е годы многие создаваемые по
инициативе общественности на благотворительных началах воскрес-
ные школы для рабочих самодержавие сначала запретило, а потом
как бы нехотя вынуждено было согласиться на открытие таких
школ для рабочих. И прежде всего — в Петербурге.
Школ в столице было несколько. Наиболее известна — Корни-
ловская (или Смоленская), располагавшаяся в районе села Смолен-
ского, за Невской заставой, на Шлиссельбургском тракте, в доме
NS 65. Существовали также школы на Обуховском заводе, на Гла-
зовской улице и в других местах. Одни подчинялись Фарфоров-
скому попечительству Петербургской губернской земской управы,
Другие — Императорскому русскому техническому обществу. Ис-
тория и устройство воскресных школ — педагогические принципы,
программы, методика занятий, несмотря на обилие воспоминаний
°б этом и определенное количество сохранившихся документов,
все еще остаются в целом недостаточно исследованными.
Зато об использовании занятий в вечерне-воскресных школах
Для пропаганды марксизма среди рабочих написано очень много.
Это неудивительно. Ведь в качестве учителей в 90-х годах в шко-
Ла* работали такие выдающиеся марксисты, как Н, К, Крупская,
Э31
Л. М. Книпович, П. Ф. Куделли, А. М. Коллонтай, Н. Л. Мещеряком,
В. Ф. Кожевникова, Е. Д. Стасова и другие. Некоторые из них оста-
вили свои воспоминания. В истории революционной социал-демо-
кратии Петербурга вечерне-воскресные школы были очень ярким
явлением. Да и тесные контакты В. И. Ленина с учителями-марк-
систами, работавшими в этих школах,— давно и точно установлен-
ные факты. Все это является предметом постоянного интереса ис-
ториков.
Сб обстановке, царившей в Смоленской школе в середине 90-х
годов, пожалуй, теплее всех и проникновеннее написала Надежда
Константиновна Крупская, которая несколько лет учительствовала
в этой школе и довольно хорошо знала жизнь Шлиссельбургского
тракта.
«Целый ряд рабочих из кружков, где занимался Владимир
Ильич, были моими учениками по воскресной школе: Бабушкин,
Боровков, Грибакин, Бодровы — Арсений и Филипп, Жуков и др.
В те времена вечерне-воскресная школа была прекрасным сред-
ством широкого знакомства с повседневной жизнью, с условиями
труда, настроением рабочей массы. Смоленская школа была на
600 человек, не считая вечерних технических классов и примыкав-
ших к ней школ женской и Обуховской. Надо сказать, что рабочие
относились к «учительницам» с безграничным доверием: мрачный
сторож громовских лесных складов с просиявшим лицом доклады-
вал учительнице, что у него сын родился; чахоточный текстильщик
желал ей за то, что выучила грамоте, удалого жениха; рабочий-
сектант, искавший всю жизнь бога, с удовлетворением писал, что
только на страстной узнал он от Рудакова (другого ученика шко-
лы), что бога вовсе нет, и так легко стало, потому что нет хуже,
как быть рабом божьим,— тут тебе податься некуда, рабом челове-
ческим легче быть — тут борьба возможна; напивавшийся каждое
воскресенье до потери человеческого облика табачник, так на-
сквозь пропитанный запахом табака, что, когда наклонишься к его
тетрадке, голова кружилась, писал каракулями, пропуская глас-
ные,— что вот нашли на улице трехлетнюю девчонку, и живет она
у них в артели, надо в полицию отдавать, а жаль; приходил одно-
ногий солдат и рассказывал, что Михайла, который у вас прошлый
год грамоте учился, надорвался над работой, помер, а помирая,
вас вспоминал, велел поклониться и жить долго приказал; рабо-
чий-текстильщик, горой стоявший за царя и попов, предупреждал,
чтобы «того, черного, остерегаться, а то он все на Гороховую шля-
ется» *; пожилой рабочий толковал, что никак он из церковных
старост уйти не может, «потому что больно попы народ обдувают
и их надо на чистую воду выводить, а церкви он совсем даже не
* На Гороховой, в доме 2, помещалось «Отделение по охра-
нению общественной безопасности и порядка в столице» — Петер-
бургская охранка. (Прим. Е. О.)
332
привержен и насчет фаз развития понимает хорошо» и т. д. и т. п.
рабочие, входившие в организацию, ходили в школу, чтобы при-
глядываться к народу и намечать, кого можно втянуть в кружки,
вовлечь в организацию. Для них учительницы не все уже были на
одно лицо, они уже различали, кто из них насколько подготовлен.
Если признают, что учительница «своя», дают ей знать о себе ка-
кой-нибудь фразой, например, при обсуждении о кустарной про-
мышленности скажут: «Кустарь не может выдержать конкуренции
с крупным производством» или вопрос загнут: «А какая разница
между петербургским рабочим и архангельским мужиком?» — и
после этого смотрят уже на учительницу особым взглядом и кла-
няются ей по-особенному: «Наша, мол, знаем».
Что случится на тракте, сейчас же все рассказывали, знали —
учительницы передадут в организацию.
Точно молчаливый уговор какой-то был.
Говорить в школе можно было, в сущности, обо всем, несмот-
ря на то что в редком классе не было шпика; надо было только
не употреблять страшных слов «царь», «стачка» и т. п., тогда мож-
но было касаться самых основных вопросов. А официально было
запрещено говорить о чем бы то ни было: однажды закрыли так
называемую повторительную группу за то, что там, как установил
нагрянувший инспектор, преподавали десятичные дроби, разреша-
лось же по программе учить только четырем правилам арифме-
тики» * ** *** ****. Приблизительно о том же в своих воспоминаниях писала
Прасковья Францевна Куделли ".
Рабочие, как это отмечают почти все мемуаристы, с глубокой
благодарностью относились к своим учителям, сохраняли к ним
любовь на протяжении многих лет после окончания школы, счита-
ли их своими наставниками и советчиками по любым жизненным
вопросам Именно об этом — воспоминания А. П. Зарубкина. Об
этом же писал и бывший ученик Смоленской школы Б. С. Жуков:
«Надежда Константиновна была пламенным пропагандистом марк-
сизма, умелым воспитателем людей. Когда она говорила, чувство-
валось, что это до конца правдивый человек, которому можно до-
верить свои самые сокровенные мысли. С первой встречи она
умела установить с рабочими дружеские отношения, умела завое-
вать уважение и преданность людей» ”*’. Еще один ученик
Н. К. Крупской, рабочий Ф. И. Бодров, рассказывал, что в школе
ему было «заложено в душу умелой рукой сознание правоты ве-
• Крупская Н. К- Воспоминания о Ленине, т. 1, с. 217—218.
** См.: Куделли П. Ф. № 65 по Шлиссельбургскому
тракту.— В кн.: Пролетарский пролог, с. 189—194.
*** См.: Онуфриев Е. П. На уроках складывались и крепли
Наши революционные убеждения.— В кн.: Пролетарский пролог,
с, 195—197.
**** Ленинградская правда, 1939, 28 февраля.
333
ликого дела освобождения рабочего класса»* ** *** ****. Да, видение мир9
становилось у каждого ученика-рабочего совершенно иным. Чита-
тель смог, вероятно, убедиться в этом, читая сохранившиеся сочи-
нения ученика выпускной группы Власа Афанасьевича Щеглова.
Учителя-марксисты создавали из числа своих учеников под,
польные кружки и тесно связывали их с ленинской группой «ста-
риков» в Петербурге. Как они это делали, можно подробно узнать
из воспоминаний И. В. Бабушкина в первом разделе книги. Про-
пагандистами и руководителями в этих кружках выступали В. И. Ле-
нин и его ближайшие соратники по «Союзу борьбы за освобожде-
ние рабочего класса». Часто на занятия в вечерние школы прихо-
дили воспитанники, сделавшиеся уже вожаками рабочих. Среди
них В. А. Шелгунов, И. В. Бабушкин, Н. Е. Меркулов, П. С. Гриба-
кин, В. А. Щеглов. Делали они это для того, «чтобы приглядывать-
ся к народу и наметить, кого можно втянуть в кружки, вовлечь
в организацию» **. Было бы наивно думать, что начальство и ор-
ганы политического сыска ничего не замечали. Им был ненавис-
тен вообще дух товарищества в вечерне-воскресных школах,
страшно боялись они и той «революционной заразы», которая так
глубоко проникала в сознание учеников. Поэтому в классах то
устраивался внезапный обыск после занятий и извлекалась из
парт груда нелегальных изданий, то являлся инспектор, которому
строго предписывалось следить, соответствует ли тема занятий
утвержденной программе, а то некоторых учителей, заподозрен-
ных в революционной пропаганде, просто увольняли. Очень час-
то в качестве учеников приходили на занятия шпионы охранки.
Власти беспокоились не напрасно. В Смоленской школе в се-
редине 90-х годов учились рабочие 17 крупнейших фабрик и за-
водов Невской заставы и десятков средних предприятий и мастер-
ских. А все преподавание, по мнению Департамента полиции, здесь
велось в противоправительственном духе: «преподаватели и лек-
торы пользовались уроками с рабочими исключительно в целях
революционного воздействия на учеников» ***. Высшие сановники
России в 1896 году пришли к выводу, что главную роль в рево-
люционном движении начинают играть «полуинтеллигенты из рабо-
чих», получившие образование в воскресных школах. Министерст-
во народного просвещения завело специальное дело «О предосу-
дительной деятельности некоторых лиц, преподающих в школах
Императорского русского технического общества и в воскресных
школах» В «совершенно доверительном письме» министра
* Бодров Ф. И. Из краткой автобиографии. — В кн.: В нача-
ле пути, с. 373.
** Крупская Н. К. Из воспоминаний. — В кн.: Старая гвардия.
1895—1925. М.—Л„ 1926, с. 178.
*** ЦГАОР СССР, ф. ДП, 00, 1901 г., д. 992, л. 33.
**** ЦГИА СССР, ф. 733, оп. 172, 1896 г., д. 877.
334
внутренних дел указывалось на то, что революционная интелли-
генция стремится работать в этих школах, видит в этом один из
путей борьбы на легальной почве с существующим в России госу-
дарственным и общественным строем. Не только отдельные пре-
подаватели, но и целые школы работают под руководством круж-
ков неблагонадежных лиц. Среди пяти наиболее опасных школ —
женская и мужская школы приходского попечительства Фарфо-
ровской Преображенской церкви в Петербурге и школа Импе-
раторского русского технического общества в столице в доме 28
по Глазовой улице*. Сведения, собранные властями, были прав-
дой. Старый большевик Е. П. Онуфриев так писал впоследствии:
«Когда рабочий попадал под арест, то полицейские спрашивали
в первую очередь, не учился ли он в воскресной школе» **. А
Прокофьев, как мы видели, подметил и другую закономерность —
при первых признаках фабрично-заводских волнений власти про-
водили обыски у рабочих вечерне-воскресных школ.
Таковы факты, о которых неоднократно писалось в прошлом.
Но, отметив с глубокой благодарностью эту яркую страницу в ис-
тории 90-х годов — революционизирующую роль вечерне-воскрес-
ных школ для рабочих в Петербурге, не будем торопиться ставить
на этом точку. Кроме всего прочего, любая школа призвана преж-
де всего учить. В вечерне-воскресных школах 90-х годов учебные
программы были разные, но в целом схожие. Вначале изучали род-
ной язык и арифметику. Затем давали основы алгебры, геометрии,
физики, химии, черчения. Учили закон божий, историю, литерату-
ру, географию. Давали какие-то сведения по политической эконо-
мии, философии. Преподавали по-разному. Вот перед нами в вос-
поминаниях Трифонова учитель закона божьего М. А. Дьяконов —
целые уроки наводил он лишь сияние и блеск на своем пенсне.
Но это редкое исключение. Почти все учителя были талантливыми
педагогами и главное внимание обращали не на зазубривание, а
на понимание материала и свободное владение им. Давали про-
стор творческому воображению учеников. Так учили Н. А. Варгу-
нин, В. Я. Аврамов, А. А. Якубова, О. П. Поморская, А. Г. Небол-
син, Е. Н. Щепкина. Некоторые из них занимали видное положение
в обществе, были энциклопедически образованны. Замечательные
лекции по истории и литературе читала Екатерина Николаевна
Щепкина. «Вся ее история,— вспоминает Трифонов,— состояла из
развития и устройства государственной, общественной и народной
Жизни нескольких веков». Неудивительно, что некоторые рабочие
становились интеллигентными людьми, сами поступали работать
Учителями или продолжали учебу в высших учебных заведениях,
Огромно и общекультурное воздействие вечерне-воскресных
Школ на учеников, а также на фабрично-заводские окраины. Учи-
* Там же, л. 1—2 об., 5 об.
** Школа взрослых, 1939, № 1, с. 42.
335
тельниц.а Н. И. Рубакина водила своих питомцев-рабочих, как это
видно из воспоминаний А. Кузьмина, на концерты, литературно-
музыкальные вечера, в театры, на экскурсии, в картинные галереи,
в Зоологический музей, Ботанический сад. В Смоленский школе
организовывались спектакли, литературные вечера под руководст-
вом И. И. Козлова. «Как бы ни был тяжел заводской и фабричный
10-часовой труд, мы, ученики,— вспоминал тот же А. Кузьмин,—
по окончании работы спешили скорей в школу, которая объединя-
ла под своей кровлей».
Большую общественно-политическую значимость приобретали
также часто проводившиеся в школах вечера, встречи, юбилеи,
праздники в честь каких-то памятных дат. В эти дни в школы при-
ходили не только учителя и ученики. Юбилеи В. Я. Аврамова, по-
хороны Н. А. Варгунина, десятилетие Смоленской школы собирали
десятки и сотни людей, объединяли их, глубоко врезались в их
память, затрагивая и пробуждая самые благороднейшие чувства.
Немаловажным с воспитательной точки зрения был постоян-
ный пример подвижничества и бескорыстной педагогической дея-
тельности учителей. Вспомним, как удивлялся впервые попавший
в Смоленскую школу А. Кузьмин: почему здесь «люди такие доб-
рые? Им ничего не платят, а они теряют свое время». Или вот да-
же фабрикант Н. А. Варгунин, который отдавал свои деньги для
просвещения рабочих? Нет, он не взбалмошный богатый барин, а
добрый и совестливый человек, который радость своей жизни на-
ходит в культурно-просветительной и общественной работе. Учи-
тель В. Я. Аврамов, долгие годы издалека, порою после утомитель-
ной педагогической работы за нищенскую оплату в другом месте,
забывая об усталости, всегда спешил на занятия к любившим его
ученикам в Смоленскую школу. «Он был светочем для нас,— вспо-
минал его ученик Трифонов.— Мы всегда чувствовали его душу,
прямую, чистую, беззаветно и бескорыстно преданную школе, и
благоговели перед ним».
Учитель закона божьего Н. Ф. Шенец на своих уроках не за-
ставлял (I) заучивать молитвы и говорил не столько о церковных
догмах, сколько старался воспитывать на библейских сюжетах и
на высоконравственных жизненных примерах. Он учил морали, и
под его умелым руководством на его лекциях ученики «отдыхали
душой и телом». Совестливость, благородство чувств и поступков,
искреннюю любовь к людям — вот что прививали такие учителя
в этих школах. Рабочие саму веру стали воспринимать по-иному.
Вообще же, по воспоминаниям Прокофьева, каждый из них
находил в школе то, что искал: знания, науку, высокую нравствен-
ность, вольный революционный дух. В школе рабочие имели воз-
можность получить верное понимание жизни, навыки самостоятель-
ной работы с книгами, приобрести высочайший моральный заряд.
И за это вечерне-воскресным школам — земной поклон!
РАЗДЕЛ 5
и ТЕРПИМ,
ПОКА
ТЕРПИТСЯ «
ЧТО ТАКОЕ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
И ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА
И КАК НАДО БОРОТЬСЯ!
Авторы этой статьи и стихотво.
рения «Дума» неизвестны. Однако, судя по высказываниям со-
трудников редакции, они — рабочие. Материалы печатаются по
тексту «Рабочего листка», № 2, ноябрь 1900 г.
Борьба экономическая вы-
текает из грубого и насильственного обирательства ра-
бочих капиталистами, которые при всяком удобном слу-
чае стремятся понизить и без того низкий заработок ра-
бочих. Стремление это и вызывает со стороны рабочих,
как противовес ему, стачки, которые не обходятся без
присутствия жандармов, появляющихся по приказанию
правительства «перед тобой, как лист перед травой».
Жандармы, не стесняясь, гонят рабочих на работу, ес-
ли кто из рабочих начнет сопротивляться, так бьют на-
гайками, а если кто-нибудь выразит протест, хотя бы в
форме вопроса: «За что это своеволие?» — того тащат
в тюрьму. Следовательно, стачки, бороться с которыми
правительство высылает жандармов,— противозаконны.
Но вместе с тем стачка — единственный действительный
способ борьбы рабочих за лучшее материальное поло-
жение, и она неизбежна, раз рабочие начнут добивать-
ся его. Но если стачка неизбежное средство борьбы, то
из незаконности стачки вытекает, что борьба будет
иметь не только экономический, но и политический ха-
рактер, т. е. что она будет направлена не только против
капиталистов и их обирательства рабочих, но и против
правительства — его полиции и ее произвола, лишаю-
щих рабочих их законного права на желание есть хлеб
посытней, чем они едят. Из этого видно, что капитали-
сты и правительство в союзе, т. е. помогают друг другу.
Они стараются держать рабочих в невежестве. Прави-
тельство устраивает школы, в которых учат читать, пи-
сать, повиноваться начальству и благодарить хозяев. Те
немногие высшие школы, в которых можно узнать, как
338
нам невыгодно быть под началом и как нас обирают,—
недоступны нам благодаря плохому заработку. Извест-
но, что фабриканты и правительство все-таки устраива-
ют технические школы в некоторых промышленных
центрах. Так ведь им самим выгодно иметь несколько
образованных рабочих, которые по окончании школы
становятся уж не рабочими, а старшими; они управля-
ют необразованными рабочими и, сами не работая, по-
лучают вдвое больший заработок.
Книги, которые могут объяснить рабочему его тяже-
лое положение, правительство велит издавать в ограни-
ченном количестве и продавать по высокой цене, чтобы
они были недоступны рабочему. Капиталисты совместно
с правительством устраивают для рабочих доступные
театры, но они им тоже не дают ничего хорошего, так
как пьесы ставятся только такие, в которых ваши благо-
детели выставляются хорошими, а театры, где рабоче-
му можно было бы почерпнуть познания, как его обира-
ют и притесняют, тоже недоступны.
Правительство также давит рабочего при помощи за-
кона, полиции, инспекторов, судей и др., одним словом,
давят всеми законными и окольными путями. Законом
стачки воспрещаются, и в нем есть такие лазейки, бла-
годаря которым капиталисты могут безнаказанно оби-
рать рабочих. Полиция делает рабочих послушными
овечками: любой городовой считает себя барином перед
рабочим, будучи в то же время услужливым перед на-
шими обирателями.
Полиция бьет рабочих в участках и на улицах; по-
жаловаться на нее также нельзя, так как того и гляди
сам попадешь в кутузку. Всем известно полицейское
всесильное слово: молчать!
Инспектора держат рабочих в повиновении капита-
листу, запугивая наказаниями и высылкой на родину
«в 24 часа, если много будешь разговаривать».
Судьи также держат сторону капиталистов и поли-
ции.
Товарищи, это все можно изменить, если мы будем в
своей рабочей среде побольше разговаривать о своем
положении. Надо нам всем соединиться так же, как это
сделали капиталисты и правительство, и выставить на-
шу силу против вражьей силы. Соединиться надо и за-
водским рабочим, и фабричным, и кустарям, и сапож-
никам, и портным, и пекарям, извозчикам, кондукторам,
поездной прислуге железных дорог, конок, пароходов,
почтальонам и домашней прислуге—одним словом, всем
339
и устроить всеобщую забастовку ’. Вот тогда-то что ста-
нут делать наши враги, не получая всего необходимого,
терпя громадные убытки, грозящие крушением всему
капиталу? Тут капитал не поможет, его есть не ста-
нешь; полиция тоже не в состоянии будет что-либо сде-
лать, если мы будем сидеть смирно по квартирам. Ког-
да у Клейгельса (градоначальника) спросили: справит-
ся ли он с рабочими, он ответил: «Пусть все 100 000 пе-
тербургских рабочих выйдут на улицу — и я справлюсь
с ними; но когда они сидят по квартирам, то и против
3000 я ничего поделать не могу».
Если с 3000 рабочих, ведущих сознательную борьбу,
градоначальник не может справиться, что же он может
сделать, когда мы все организованно, с полным созна-
нием станем за свое дело?
Вот тогда нам уступят не только короткий рабочий
день и хороший заработок, но и конституцию, т. е. сво-
боду слова, печати, личности, собраний, стачек и право
в управлении государственными и городскими делами
через наших выборных. Тогда законы будут издаваться
с нашего согласия; инспектора, полиция и судьи будут
назначаться нами же. Из всего сказанного каждый ра-
бочий поймет, что не надо только так жить, как поло-
жено, т. е. пользоваться заработком, которого нам не
хватает, и соглашаться на обирание капиталистами и на
произвол правительства. Для чего жить, не добиваясь
лучшего?.. Нет, рабочие должны отстаивать свои права
и улучшать свое материальное благосостояние; они дол-
жны бороться за свое лучшее будущее. Ведь капитали-
сты, обирая нас, оставляют своим детям наследство. Что
же оставим мы своим?.. Вечную работу на других... Ра-
бочие дают капиталистам обирать себя неимоверным об-
разом.
Иные рабочие поступают так: живут праведно, т. е.
постятся и молятся богу, надеясь получить после смерти
царствие небесное, и мирятся с обирательством и про-
изволом, говоря: «Бог с ними, бог их накажет!» Молит-
вами священников они думают снискать себе царство
небесное. А на чьей шее сидят эти молитвенники, как
не на нашей, чьими трудами содержатся все церкви и
монастыри, как не нашими?.. Те деньги, которые мы да-
ем на церковь, съедаются этими молитвенниками, а вза-
мен этого они обещают нам выхлопотать царство небес-
ное.
Все эти молитвенники зовут нас к царству божьему,
говоря: «Только тогда получите царство, когда будете
340
безропотно сносить притеснение правительства и обира-
тельства хозяев». А посмотрите, как эти молитвенники
ткивут. Очень много попов имеют своих рысаков. А мо-
нахи в Невской лавре имеют по несколько жен и куша-
ют по семи блюд2. Сам Христос указал нам путь к до-
стижению царства божия, говоря: «Ищите прежде всего
царства божия и правды его, а все прочее приложится
вам, придет само собой». Под этим царством божиим
разумеется совершенная жизнь на земле — жизнь,
основанная не на господстве грубого насилия и эгоиз-
ма, а на началах полной справедливости, признания
всех законных прав личности, т. е. такая жизнь, где не
будет места никакому обирательству и несправедливому
правлению3. Этого царства божия надо добиваться, а
не ждать, пока оно само свалится к нам с неба.
Христос сказал, что «царство божие не придет при-
метным образом, и не скажут: вот оно здесь или там.
Ибо царство божие внутри вас есть». Евангелие гово-
рит: «Царство божие силой нудится», т. е. добивается
борьбой, трудом и настойчивостью. Надо бороться и бо-
роться до конца за лучшую жизнь. Говорят, что борьба
эта бесполезна. Но разве это так? Мы знаем, что за гра-
ницей такие же рабочие, как и мы, путем борьбы доби-
лись того, чего нам и во сне не приснится. Да возьмите
хотя бы наши 96 и 97 года, когда борьбой мы добились
введения более короткого рабочего дня, лучшего зара-
ботка и издания закона. Не надо думать, что из борьбы
мы не выйдем победителями. Что ж из того, что мы се-
годня проиграли, зато завтра выиграем в 10 раз боль-
ше, если поведем борьбу дружно и умело. Борьба эта
требует постоянного развития,— развития борцов и их
товарищей, и надо много работать над самим собой, и
эта работа нелегка. Борись за идею, которую хочешь
осуществить, сделай все возможное и не думай о том,
что тебя за это могут посадить в тюрьму. Людей взяли,
а идея осталась, и приверженцев ее будет больше, если
ты только правильно руководился ею в своей борьбе.
Нет, товарищи, мы не должны отступать от идеи осво-
бождения рабочего класса, должны жить со своим бра-
том одной жизнью, всегда помогать ему разобраться в
его делах и объяснить ему его тяжелое положение. Ког-
да люди живут ближе друг с другом, обсуждают сооб-
ща свои заботы и стремления, у них вырабатываются
общие взгляды. Возьмите, например, факты из жизни.
Муж и жена, проведшие долгие годы в тесном общении,
становятся похожими друг на друга не только своим ха-
341
рактером и привычками,’ а даже и лицом. Так могущест-
венно действует на человека частое повторение одних
и тех же впечатлений. Пусть поэтому наши стремления,
вынесенные из знакомства с социалистическим учением,
не будут случайными, отрывочными и мимолетными.
Чем чаще мы будем проводить с товарищами время в
подготовке и изучении борьбы, тем скорей нам придет
желание бороться и просвещать рабочий класс и тем
скорей наши ученики будут приниматься за борьбу, как
за святое дело. Необходимым условием освобождения
рабочего класса должна считаться любовь к борьбе.
Важна непреклонная верность и преданность долгу.
Христос сказал: «Будьте солью земли». И мы, просве-
тители народа, должны быть солью земли. Как соль де-
лает пищу вкусною и предохраняет продукты от гние-
ния, так и мы должны просвещать народ, а не давать
ему пребывать во тьме и непонимании того, как его оби-
рают. «Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они
видели ваши добрые дела и прославляли отца вашего
небесного»,— говорил Христос. Итак, если мы сегодня
делали полезное и учили рабочих, а завтра перестанем,
то все труды пропадут, и все ученики разойдутся по на-
шему примеру.
Кроме того, надо помнить, что нам, может быть, и
не придется совершать великих дел, но мы можем и
должны выполнять свое назначение, принести ту долю
пользы рабочему классу, которую мы можем благодаря
нашим способностям, а быть героем не каждому дано,
да, кроме того, ведь и не всегда существует нужда в
геройских подвигах, не всегда представляется удобный
случай для их проявления. Но все мы можем быть че-
стными людьми, носителями вЫсших идеалов, работни-
ками в деле освобождения рабочего класса. Силы нрав-
ственные, как и физические, растут с упражнением. Что-
бы свободно вращать пудовыми гирями, надо начать с
фунтовых: без этого не станешь вдруг атлетом 4.
Товарищи, не мы одни боремся, боролись и до нас
и добились многого хорошего. Совестно становится, как
подумаешь, что за нас страдают люди, а мы, не помо-
гая им, берем то, что для нас сделают другие. Наша
интеллигенция, указав нам путь, которым мы всё заво-
юем, сама борется, рискуя жизнью. А за кого? За нас...
Поэтому, товарищи, надо бороться и самим, надо соеди-
няться и помогать друг другу. В нашем объединении,
товарищи, вся сила. Соединенными силами можно до-
стигнуть лучших условий жизни и для нас, а для буду-
342
щих поколении — социалистического строя, т. е. строя,
при котором все будут полноправны, где не будет ни
бедных, ни богатых, ни хозяев, ни рабочих.
ДУМА
Когда работаю я в душной мастерской,
В дыму, средь мусора и шума,
Одна тяжелая, мучительная дума
Тревожит ум забитый мой.
Я думаю: «Несчастный наш народ,
За что ты обречен на вечное страданье
С трудом поддерживать свое существованье?
И сбросишь ли когда ты тяжкий этот гнет?
Взгляни-ка на людей,
Как те живут богато,
Вкушая счастье, радость и покой,
Они имеют кучи злата,
Добытые твоей мозолистой рукой.
Ты создал им богатства, капиталы.
Ты строишь им роскошные дома.
Тебе ж даны в удел лишь грязные подвалы,
А может быть, и мрачная тюрьма.
И тех обжор, хоть сам не сознавая,
Питаешь ты копейкой трудовой,
Меж тем как сам, по суткам голодая,
Ешь черный хлеб с холодною водой.
Проснешься ль ты, народ наш угнетенный?
Возвысишь ли когда могучий голос свой?
*	И трон врагов, насильем огражденный,
Разрушишь мощною рукой?»
Комитет Рабочей организации
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Конечно, нельзя не приветствовать этот призыв к единению,
к всеобщей рабочей стачке. Но эта всеобщая стачка на самом деле
была лишь школой борьбы, прелюдией к мощному политическому
выступлению пролетариата, в то время как «экономисты» вообще,
«Рабочая мысль» в частности считали такую стачку самоцелью, чуть
ли не единственным и достаточным средством противоборства с экс-
плуататорским строем, панацеей от всех бед.
2	Автор, конечно, напридумывал, чего не было.
3	По существу под «совершенной жизнью» автор подразумевает
жизнь по простым нормам нравственности, присущим не только
христианству, но и вошедшим составной частью, правда в ином тол-
ковании, в коммунистическое мировоззрение.
4	Верные по сути, эти рассуждения нужны автору для оправда-
ния «постепеновщины», отказа от революционного взрыва.
5	Автор стихотворения «Дума» стремился подражать Н. А. Нек-
расову,
343
ПИСЬМО МАШИНИСТА
С ИЖОРСКИХ ЗАВОДОВ
Эта корреспонденция напечатана
в газете «Рабочая мысль», № 3, июль 1898 г. Хотя фамилия ав-
тора неизвестна, можно с большой долей вероятности сказать,
что он член рабочего социал-демократического кружка Я. А. Анд-
реева — И. К. Михайлова. Безыскусно описана типичная об-
становка в заводском цехе. Столь же типичен призыв к пролетар-
скому единству.
«Слава богу! Начальство
мне объявило радость: меня переводят в машинисты. Я
думаю, что тут можно будет хоть немного отдохнуть».
Не тут-то было. Видно, кому судьба — мать, а мне —
мачеха; вместо 9 часов меня заставили работать 12, за-
тем велели делать коробки на масло и, наконец,— чего
еще не хватало?— не стали давать пеньки для обтира-
ния машин, а вместо нее стали давать старые канаты;
конечно, нам приходится их развивать и трепать в хло-
пок. Таким образом, вместо облегчения, я получаю за
ту же заработную плату еще три милые обузы: увели-
чили работу на два часа в день, заставили в виде «от-
дыха» (хорош отдых!) делать коробки и, наконец, тре-
пать хлопок. Дело увеличили, а заработная плата оста-
лась та же. Где же справедливость? Когда я обратился
к указателю, чтобы он избавил меня от этой лишней
работы и дал бы помощника, чтобы можно было мне
отлучаться хоть на обед, то он только обругал меня и,
усмехнувшись, послал просить начальство. Но скажите,
пожалуйста, разве начальство не знает, что делает? Раз-
ве оно не знает, что чем больше человек работает, тем
больше должен он получать? Нет, оно все это знает, но
оно не хочет нас «баловать»; оно находит, что мы доста-
точно получаем. Заставить бы их пожить в нашей шку-
ре, узнали бы они кузькину мать! Мне с семьей доста-
точно, по их мнению, 25—30 рублей в месяц, а им, каж-
дому, 300 мало! Они говорят, что большому кораблю
большое и плаванье. Да, черт, что ли, их в большие ко-
рабли произвел! Большие они корабли, но пустые. Ко-
рабли эти плавают до тех пор, пока есть кого обсасы-
вать. Проще говоря, начальство живет на наш счет: оно
не отдает нам сполна наше жалованье да работать за-
ставляет за троих. Нет, собака, теперь не съешь, пока
мы были глупы, неграмотны, запуганы попами с их не-
344
бесной карой (удивительно!— попы эти дерут с живого
и мертвого да глумятся над нами и почему-то забыва-
ют о небесной каре для себя; нет, они сулят ее все нам),
до тех пор мы находились в рабстве; теперь уже не то.
Теперь у нас начинается рабочее движение, наподобие
рабочего движения в Германии, Англии, Франции и дру-
гих странах. Там рабочие отвоевали много своих прав:
работают в большинстве случаев не больше 10 часов в
день, получают в 2, 3, 4 раза больше русских рабочих,
имеют свои библиотеки, школы, одеваются чисто; обра-
щаются с ними чинно, благородно (вежливо) и — боже,
сохрани!— если осмелится начальство обругать его: та-
мошний рабочий сейчас же ко всем чертям пошлет хо-
зяина и уйдет с работы, да и товарищи его в обиду не
дадут. Если он останется без работы, да в особенности
из-за общего нашего рабочего дела, то ему и помощь
оказывают из рабочей союзной кассы. Там все рабочие
имеют при заводах свои кассы на случай стачек и во-
обще на поддержку борьбы рабочих во время притесне-
ний. Эх! кабы у нас, русских рабочих, устроились такие
кассы, я и разговаривать бы не стал с нашим подлым
начальством, а прямо потребовал бы, чтобы меня и то-
варищей не заставляли работать лишние рабочие часы
и не наваливали на меня и товарищей лишней работы.
Я бы показал им свои права. Поодиночке же нам ниче-
го не поделать. Соединяйтесь же в союзы, организуйте
рабочие кассы: каждый из нас, помогая товарищам, тем
самым облегчает и собственную участь. Сила наша — □
единении!
ПИСЬМО РАБОТНИЦЫ
С КАРТОЧНОЙ фабрики
Фамилия автора этой корреспон-
денции также неизвестна. Мы, однако, уверены, что это знаме-
нитая героиня Обуховской обороны Марфа Яковлева. Ее подру-
ги по Карточной фабрике вряд ли способны были это сделать.
А Марфа Яковлевна Яковлева еще девочкой присутствовала на за-
нятиях, проводимых В. И. Лениным с кружком «семи Василиев».
См. об этом подробнее в книге о Ленинградском комбинате цвет-
ной печати — Полтора века. Л., 1969. Там же помещено стихотворе-
ние, рассказывающее о доле работниц Карточной фабрики и на-
писанное, вероятнее всего, участником революционных кружков
к- Ивановым (ЦГИА СССР, ф. 759, оп. 89, д. 2, л. 306—308).
345
Письмо работницы с Карточной фабрики воспроизводится по
газете «Рабочая мысль», № 4, октябрь 1898 г.
Я прочла третий номер «Ра-
бочей мысли» и, признаюсь, с большим нетерпением про-
бегала каждую строчку, ожидая встретить хотя бы не-
сколько слов о том, какие безобразия творятся в нашей
милой фабрике. Но, к сожалению, такого сообщения не
оказалось *, чем я была очень опечалена и теперь реши-
лась сообщить обо всем, как умею.
Во-первых,.у нас за опоздание на одну минуту ра-
ботницу штрафуют чуть не на все поденное жалованье
(на 25 копеек, а получает она в день 30 копеек). Во-
вторых, труд наш сам по себе каторжный. Так, напри-
мер, в сушильных камерах, где просушивается бумага,
работают девушки при 40 и 50 градусах жары, расстав-
ляя тяжелые кипы бумаги по полкам, причем под по-
лом в то время открывают поддувалы, или, как называ-
ют их, «форточки», в которые дует сильный ветер, охва-
тывающий с ног до головы работниц; понятно, что через
это они очень часто хворают или совсем теряют здоро-
вье. Оплачивается этот труд 60 копейками в день.
В печатном отделении, где при каждой машине ра-
ботают по 4 девушки под присмотром грубого мужика
и язычника ’, поставленного мастером Цуббе, также не-
сладко живется. Тут работница в течение полдня не сме-
ет отойти от машины, даже по своей надобности без по-
зволения этого мужлана, которому иной раз вздумается
поломаться и не отпустить, а если работница уйдет без
его позволения, то получает штраф или расчет.
На тольных машинах, где преимущественно работают
девочки-подростки, происходит прямо нечто ужасное.
Мелкий, как пыль, порошок набивается в рот и нос,
страшно действуя на организм и подрывая здоровье; но
до сих пор никаких мер против этого не принято. Не-
давно осматривали нашу фабрику воспитанницы Нико-
лаевского института 2 и не могли пробыть в этом отде-
лении более трех минут: сейчас зажимали платком нос
и уходили.
Раз или два в месяц, когда накопляется бракованная
бумага, работниц заставляют таскать ее пачками с тре-
* Редакция «Рабочей мысли» в свое время распространила
стихотворение, в котором описывались ваши «милые порядки».
(Прим. ред.).
346
тьего этажа вниз, хотя для этого приспособлена подъем-
ная машина, но она стоит в бездействии.
Об обращении начальства с работницами нечего и
говорить: оно прямо-таки варварское. Если работница,
подбирающая карты, второпях не заметит на карте ма-
ленького пятнышка, а при приемке от нее подмастерица
усмотрит, то просто беда: во-первых, она сама изругает
виноватую, как только ей захочется, а во-вторых, доло-
жит еще мастеру Цуббе, который также начнет поли-
вать ее самой отборной площадной бранью и в довер-
шение всего заляпает рубль или два штрафу.
Сам по себе мастер Цуббе настоящий башибузук, не
признающий ни личности, ни прав своих подчиненных.
И сколько разыгрывается ужасных драм!.. Я не буду
описывать их подробно,.а скажу так, в коротких словах.
Начинает, например, нравиться ему какая-нибудь де-
вушка из работниц, и в его развратную башку заполза-
ет гнусная мысль сделать ее своей любовницей, то он
много не церемонится: на первых порах он начинает ее
всячески теснить, а потом призывает в свою конторку и
прямо заявляет, что она должна согласиться с ним на
гнусный поступок или взять расчет.
Много также приходится терпеть от бывшей его на-
ложницы, Катьки Лорх, которая теперь писарихой. Эта
пиявка так разоряет бедных девушек взятками, что и
подумать даже страшно.
Насчет медицинской помощи мы тоже не разгуля-
лись. Есть, правда, доктор Лангенербакер; но, право,
его нельзя назвать доктором, а скорей ему подходит на-
звание деревенского коновала. Приведу здесь для при-
мера два случая. Первый, когда одной девушке разда-
вило на печатной машине руку. Вместо того чтобы по-
ложить ее в фабричную больницу, в которой имеется
четыре койки, ей увязали руку льдом и отправили на
квартиру, откуда она каждый раз со слезами на глазах
должна была ходить на перевязку. Другой случай был
после Пасхи: девушка, сильно заболела желтухой и по-
шла к нему за советом. Он встретил ее следующими
приветливыми словами: «Ну, что, сволочь, нагоняла!..
Теперь лечиться идешь?» Когда же она возразила, что
вовсе не нагоняла, а лечиться пришла от желтухи, то
он схватил ее за руку и выпихнул со словами: «К аку-
шерке ступай, а не ко мне!..» Бедняжка кое-как дотащи-
лась до конторы, из которой ее отправили в городскую
больницу.
347
* ♦ *
Жизнь в заботе, жизнь в неволе,
Жизнь, погрязшая в нужде,—
Нет трудней девичьей доли
В рабском, варварском труде.
Только лишь наступит утро —
Мы на фабрику бежим,
Как ни тяжко, как ни трудно.
Все работаем, молчим.
Кто нас только тут не травит.
Кто крварно не теснит,
Кто не грабит, кто не давит.
Как отъявленный бандит!
Мастер Цуббе нас терзает,
Нет подлей его души;
Тот сначала притесняет,
Рвет последние гроши,
Разоривши, призывает,
Как рабынь, в свой кабинет
И в любовниц обращает,—
На него управы нет!
Злая Катька-писариха
Отдохнуть нам не дает,
Как голодная волчиха,
Взятки с нас всегда берет.
А не дай — тотчас прогонят
И последнего лишат.
Так живет народ и стонет,
Проклиная жизнь, как ад.
Что ж терпеть нас заставляет
Это варварство людей?
Что нам честно жить мешает
Жизнью вольною своей?
Это — наше несогласье,
Постоянная нужда,
И к тому же, на несчастье,
Наша вечная вражда.
Мы смогли б освободиться,
Свергнуть иго с плеч долой.
Только стоит нам сплотиться
Вместе тесною стеной!
Чем постыдно преклоняться,
Чем позор такой терпеть,
Сестры, будем защищаться
Дружно, силы не жалеть!
Будем все, не уставая,
Против варварства стоять.
Чтобы челядь эта злая
Не могла нас попирать.
Пусть теперь мы терпим муки.
Знайте, счастье впереди!
Пусть не дрогнут ваши руки.
Не замрет огонь в груди!
Поглядите, ваши братья
Угнетенных, дальних стран
Шлют врагам свои проклятья,
Э48
Собираясь в дружный стан.
Разбивайте же оковы!
Путь нам общий всем лежит
К жизни лучшей, к жизни новой,
Где свободы луч горит!
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Автор имеет в виду безнравственное поведение мастера Цуббе,
2 Николаевский (Сиротский) институт располагался на Мой-
ке, 48. Сейчас здание бывшего института входит в состав ЛГПИ
им. Герцена.
ДЕЛО НА ФАБРИКЕ МАКСВЕЛЯ
Листовка «Комитета Рабочей ор-
ганизации» рассказывает об «Обороне Красного дома» — жилой
казармы (дом № 63 по Шлиссельбургскому тракту) — бастующи-
ми рабочими Спасской и Петровской мануфактур Губбарта (боль-
ше известных как фабрики Максвеля, по фамилии бывшего
управляющего). В ночь с 16 на 17 декабря 1898 г. рабочие, их
жены и дети заперлись в казарме и, пустив в ход поленья, кам-
ни, инструменты, пытались оказать сопротивление прибывшей кон-
ной полиции и жандармерии. Через несколько часов, к утру, по-
лиция захватила все-таки «Красный дом», избила рабочих и произ-
вела многочисленные аресты. В. И. Ленин писал, что такие руко-
пашные схватки с полицией — не лучшая форма борьбы. Но эти
вспышки «пробуждают к сознательной жизни самые широкие слои
задавленных нуждою и темнотою рабочих, распространяют в ник
дух благородной ненависти к угнетателям и врагам свободы»
(Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 15). Листовка перепеча-
тывается по тексту «Рабочего листка», № 3, ноябрь 1900 г.
*
Уже два года прошло с тех
пор, как началось Максвелевское дело. Тяжело жилось
ткачам у Максвеля в ту пору. Чаша рабочего горя, ра-
бочих слез, рабочей нужды — переполнилась. Не стало
больше сил терпеть произвол и грабеж хозяйский. Ра-
бочие забастовали. Более 4000 рабочих дружно бросили
работу.
Стала работа, и забегали по проспекту полицейские
и жандармы. Наши интересы, говорят они, им так же
Дороги, как и их собственные; как же им не хлопотать?
И начали хлопотать: таскать рабочих в участок, угро-
зами и силой заставлять их стать на работу; кого в зу-
бы отеческой рукой, кого и вовсе заберут...
349
Рабочей организации тогда еще не было ’, организо-
ванных сил у рабочих было еще меньше, чем теперь, ц
полиция не стеснялась с нами. Знаете, как кошка над
мышью издевается? А чем каждый отдельный рабочий,
нс поддерживаемый товарищами, лучше мыши в лапах
полиции?.. И полиция издевалась над ткачами, как хо-
тела...
Однажды ночью полиция снова пришла в фабричны -
казармы и нашла двери припертыми. Выведенные из се-
бя, рабочие защищались как могли. Полиция освирепе-
ла... «Как, эта сволочь еще защищаться смеет! Бей их!»
Разыгрались у радетелей наших сердца; натешились
вдоволь их плети и руки: жестоко избили они рабочих 2.
Избили, и в тюрьму поволокли, и суду предали 3. Стал
суд наших судить, дело обсуждать, с полицейскими-оп-
ричниками советоваться. Хотел суд всех, кто полиции
не понравился, хорошенько наказать и из столицы по-
дальше отправить, кого в тюрьму, кого на родину, в де-
ревню серую, далекую. А чтоб удобней с делом покон-
чить (при свидетелях ведь неловко — все же суд), ре-
шили никого в залу не пускать — ни родных, ни знако-
мых. Там решили они дело, как хотели, не вызывая да-
же тех, на свидетельство которых ссылались рабочие.
Закон, конечно, не разрешает так вести дело, но ведь
в России начальство привыкло закон под себя класть,
если он неудобным кажется.
Однако про дело это узнало много людей — узнали
адвокаты и юристы и посоветовали в сенат жалобу на-
писать. Написали рабочие, и сенат, действительно, ре-
шил, что судить надо по законам 4, что в России доволь-
но участков, где без закона поступают, а суд все-таки
суд; дело на суде надо вести приличнее.
Назначили новый суд.5. Вызвали свидетелей и от ра-
бочих, пустили и публику. Стали рабочие рассказывать,
как было дело, и развели все руками. Поняли все, что
не этих людей, бьющихся из-за куска хлеба, а полицию
судить надо, судить за то, что она напала на рабочих,
изувечила и избила их. Смутилась полиция... Надо этот
суд прекратить; начальство в газетах про дела свои го-
ворить не велит, а тут громко при всей публике, рабо-
чие всю правду-матку рассказывают... Порешили и этот
суд прекратить — и прекратили. Что же теперь? Судить-
то все же надобно. Судить по законуникак невозмож-
но — срамота одна; судить без закона, промеж себя,
сенат не дозволяет.
Задумались люди чиновные и решили к царю обра-
350
титься: как такой вопрос разрешить? «Нашли о чем пе-
чалиться,— сказал царь,— плюньте вы на сенат, плюнь-
те на законы и судите-рядите, как знаете! Только все
бы у меня мирно было, беспокойства никакого». Так ска-
зал царь.
Обрадовались присные его. Собрали суд, опять всех
из суда удалили и наложили снова наказание на рабо-
чих; пять человек по шести месяцев тюрьмы, а трех жен-
щин наказали на три недели 6. Затем стали они рабочих
увещевать: «Ведь мы добра вам желаем, чудаки! Вы по-
коритесь, попросите прощения хорошенько — мы вас и
вовсе простим, только с условием: работать — работай,
а чтоб мысли там какие — ни-ни».
Так заставляют они наших товарищей прощение про-
сить... Кто заставляет?.. Тот, который бил, оскорблял ра-
бочих, издевался всячески над ними. Заставляет того,
кого он бил, кого оскорбил... Нет, наши, товарищи, не
должны просить прощения. Лучше тюрьма, чем это уни-
жение.
Доходить до такого унижения мы не должны и не
будем. Мы должны хорошенько подумать о том, как за-
ставить уважать себя, личность свою, свою семью, чело-
веческие права. Для того чтобы жизнь свою*защищать,
защищать свою честь, завоевать свободу, соединились
рабочие, составили свою организацию. Она будет расти,
она объединит всех гордых, честных и смелых, отвоюет
жизнь, равенство и свободу для всех. Тогда-то снимут
они, враги наши, шапки, тогда иначе начнут разговари-
вать с нами!..
Тогда наступят новые времена, товарищи, когда мы
захотим этого, а можем ли мы, которых так унижают,
оскорбляют, которым вздохнуть не дают свободно и глу-
боко, можем ли мы не желать новой свободной жизни!
Комитет Рабочей организации
ПРИМЕЧАНИЯ
1	О создании Рабочей организации см. заключение к этому
разделу.
2	Арестованные действительно подверглись зверскому избиению.
У многих рабочих были выбиты зубы, повреждены уши, глаза, у
одного переломаны ребра (см.: Красная летопись, 1931, № 5-6
(44-45), с. 199—206).
3	Первый суд над участниками «боя за правду» состоялся в
Петербургской судебной палате 29—31 марта 1899 г.: шесть чело-
век были приговорены к одному году тюрьмы, один — к 8 месяцам,
четыре женщины — к трехнедельному аресту (см. там же, с, 208).
351
4	Сенат этот приговор отменил. А арестованные текстильщики
продолжали томиться в тюрьме.
6	Новый суд состоялся 14 февраля 1900 г. в Петербургской су-
дебной палате. Но вынесение приговора отложили на неопределен-
ное время (см. там же).
с	Третий суд проходил 27 октября 1900 г. Пять человек при-
суждены к аресту на 6 месяцев, 4 женщины — на 3 недели (см. там
же). А просидели все уже почти по два года!
ХРОНИКА (РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ)
Петербург
Невский механический завод
(Семянникова)
Авторы корреспонденций в этой
«Хронике» неизвестны. «Хроника» напечатана в «Рабочей мысли»,
№ 8, февраль 1900 г.
Протекция играет главную
роль на нашем заводе. Все наше начальство на протек-
ции. Это бы еще ничего, если бы были люди дельные, но
за немногими исключениями все это личности совершен-
но бездарные.
Начнем с заведующего судостроительным отделом и
исправляющего должность управляющего М. М. Егип-
теуса. Кто его знает, что это за человек? Нам кажется,
что он только и думает, как бы подольше продержаться
на заводе. А для этого ему нужна экономия, экономия и
экономия. Экономя на заработках рабочих, он за де-
ревьями леса не замечает: не понимает, что чем выше
заработок рабочего, тем он прилежнее работает, тем
скорее сделает вещь и тем больше выгоды заводу. По
его разумению, чем продолжительнее рабочий день, тем
больше человек сделает. Дальше этого он не пошел н
на этом основании увеличил зимнее рабочее время в ко-
рабельной, плотницкой и ремонтной. Сам он получает
как заведующий — 750 рублей в месяц и как исправ-
ляющий должность управляющего — 550 рублей, и ра-
бочее время его лично ограничивается 2—3 часами в
день. Замашки у него бывшего военного: строгость, чи-
нопочитание, дисциплина — это с одной стороны, а с
другой — нрав купчихи, готовой всему верить, что рас-
скажут богомолки — бабы умные: и о пупе земном, и о
людях с песьими головами. За всякую оплошность рабо-
чего — штраф, при повторении — расчет. Дисциплина.
352
Донесли ему наши богомолки, что рабочий в лотерею
часы разыгрывает — он тотчас берет на себя роль горо-
дового. Разыгрывающего штрафует на 3 рубля, а подпи-
сывающихся (человек 25) на 1 рубль. Роль богомолок —
странных людей — исполняют при нем несколько лиц.
Между ними отличается студент Петербургского универ-
ситета М. А. Оленев, родственник Египтеуса. Видно, и
среди студентов — наших друзей 1 — попадаются Иуды.
Шпионит — т. е. виноват!—служит он в корабельной
мастерской. Плохо приходится тому из рабочих, кто
имел несчастье поссориться с ним. Прогонит без права
поступить обратно. Нетрудно угадать, что выйдет из
Оленева, когда он вырастет большой. Большой будет
мерзавец! Его рабочий день ровно 2 часа — от 5 до 7;
жалованье 50 рублей, тогда как жалованье конторщиков
и табельщиков 45—50 рублей за полный рабочий день —
от 7 до 7.
Заведующий механическим отделением, Бакин, полу-
чает 400 рублей в месяц при готовой квартире, отопле-
нии, освещении. Дня не проходит, чтобы он не погрызся
с кем-нибудь; недаром зовут его «собакой». Беда, если
чья-нибудь рожа ему не понравится — расчет, и никаких!
Запишут раба Божия в черную книгу — на память, ста-
ло быть,— и не надейся никогда вернуться (Емелья-
нов— бывший заведующий — то же делал). А сам в де-
ле ни черта не смыслит, да и к чему—у него рука? Пусть
мастера и рабочие думают, что делать и как делать, у
него же одна думка: жалованье заграбастал — баста!
Заведующий паровозомеханическим отделением, Ра-
зумов, получает в месяц 400 рублей с отоплением, осве-
щением, а рабочие у него за редкость (по протекции
только!) зарабатывают цеховое.
Гендуне, мастер, служит; ни пользы заводу, ни вре-
да рабочим не приносит, однако же получает себе 500
рублей в месяц за смирение свое и в ус не дует.
Вурхгардт заведует металлургическим отделением —
400 рублей в месяц,— человек с самолюбием.
Ридель получает 500 рублей.
Итак, на нашем заводе вместо одного директора те-
перь 6 человек заведующих. Куда ни пойдешь — везде
начальство. Всю эту стаю надо ведь откармливать. Мы
Удивляемся, что наш заработок все уменьшается. Эх,
простачье! Да с кого же и взять-то, как не с нас? Мы
эке прокармливаем стольких дармоедов, которые нас за
т° и штрафуют и всячески издеваются над нами, ос-
корбляют, прогоняют, не думая нисколько о нашем чело-
веческом достоинстве. Или его у нас нет! «Ты болван!»,
«Ты дурак!»—так и сыплются эти «приветствия» из
уст почему-то всегда разгневанного начальства. Зато
нас учат правилам вежливости. В правилах внутреннего
распорядка на заводе есть статья, обязующая рабочих
быть «почтительным ко всякого рода начальству». По-
лучается такая картина: рабочий — иногда безграмот-
ный — и, во всяком случае, не читавший книги («хоро-
ший тон») и считающийся в глазах всяческого началь-
ства сосудом всех пороков и грубою скотиною, при раз-
говоре с каким-нибудь «начальством» приличен и веж-
лив, как джентльмен, а начальство держит себя, как
пьяный извозчик. В тюрьме с арестантами обращаются
вежливее, чем у нас с рабочими.
Перейдем дальше. В учетной конторе в настоящее
время вместо Егорова, заведовавшего ею и служившего
без протекции, а потому и получавшего всего 150 руб-
лей, теперь трое: Архангельский, заведующий,— 250 руб-
лей, Шевцов, помощник его,— 150 рублей и Юмашев,
счетовод,—100 рублей; сверх того целая армия мелких
служащих — вдвое большая, чем при Егорове. Что про-
исходит в учетной конторе перед получками — не опи-
сать. Везде путаница и недохватки. Заметим — недо-
хватки! Ни разу, кажется, не случилось, чтобы рабочему
присчитали,— всегда недосчитывают, несмотря на то что
в учетной конторе армия счетоводов под командой целых
трех начальников. Уплата заработка происходит таким
образом: в субботу, после окончания работ, в половине
третьего, приезжает артельщик с деньгами. На заводе
4 артельщика, а работающих 7000 человек. В час рас-
считывают 100—150 человек, так что последние получа-
ют часов в 10—11, и это считается в порядке вещей. Лет
5 тому назад из-за получки произошло возмущение, при-
чем сожгли проходную контору и разграбили заводскую
лавку2. К чести рабочих, впрочем, нужно сказать, что
в разграблении лавки они участия почти не принимали,
а под их фирмой это устроили здешние босяки. Кроме
того, уплата заработка опаздывает на 3 недели, напри-
мер, за ноябрь 1-ю половину получаем в декабре 4-го
числа, вторую — 23-го; за октябрь 1-ю половину — 6 но-
ября, 2-ю — 25-го. На неудовольствие наше по этому по-
воду говорят, что деньги-де в банке на процентах. Л
сколько его, этого самого процента-то, набежит! Вот по-
считай: 7000 человек, по рублю — 7000 рублей, а по вто-
рому? Рабочий живет и радуется, что его допекают и
мытьем и катаньем. Теперь мы придумали выход из это-
3S4
го безобразного порядка и при первом удобном случае
потребуем, чтобы уплата заработка происходила или в
рабочее время или через мастеров в запечатанных кон-
вертах, как это практикуется на некоторых заводах, на-
пример, С.-Петербургский военно-строительный завод, и
во многих мастерских. Причем эту оттяжку потребуем
уничтожить. Заработок цеховой выдавать регулярно че-
рез 2 недели, оставляя за конторой не дольше 5—6
дней, а уплату сдельного заработка производить после
первого числа каждого месяца в первую получку. Пора,
наконец, бросить это сосание крови из нас посредством
оттяжек. Потребуем также и уничтожения этого хвоста,
т. е. лишнего ’/г часа на день. Нам он, во всяком случае,
не нужен. Всюду на казенных заводах, а также на мно-
гих частных и в ремесленных мастерских — 10 рабочих
часов, а мы работаем Ю’/г-
За опоздание хотя бы только на одну минуту нала-
гают штраф в 25 копеек, за 2 минуты уже 50 копеек.
Ретивые церберы проходных контор в момент последне-
го свистка уже отбирают номера с досок, а от опоздав-
шего прийти до свистка номер не принимают, и прихо-
дится идти в контору, где уже и назначают штраф. Та-
кой порядок возможен, пожалуй,— мы это допускаем,—,
при 8-часовом рабочем дне, к установлению которого мы
должны стремиться, направить все свои силы.
Господ, служащих' по протекции, мы можем назвать
пока еще двоих — это Г. Полункин — счетовод паровоз-
ного отдела (должность специально для него устроен-
ная, по протекции бывшего заведующего Емельянова;
получает Полункин 100 рублей) и подполковник Кали-
нин (получает 60 рублей). Должность этого военного
даже и не определить, до того она нелепа; 2—3 слова о
нем придется сказать, хотя о таких остолопах и гово-
рить-то бы не стоило.
«Выгоним! Оштрафуем!» — и т. д. сыплется из уст
этого храброго воина. Бедные сторожа и пожарные, по-
павшие под его власть, не успевают повертываться от
его взысканий; до него штраф сторожу не превышал 30
копеек, он же штрафует на 1 рубль. Несмотря на свою
ретивую службу, он получает только 60 рублей в месяц
и находит это чрезвычайно малым. Как-то на днях (в
первых числах ноября), узнав, что одного рабочего сде-
лали помощником мастера с жалованьем в 125 рублей,
он — славный воин, подполковник Калинин,—* бия себя
в грудь, уверял Гендуне, что считает себя оскорбленным
предпочтением, оказанным простому рабочему перед
355
ним, подполковником. «Заплатить, такой-сякой!» — кри-
чит он на рабочего, и платят — хотя и со слезами. («В
мире есть царь; этот царь беспощаден; голод — названье
ему») 3. Впрочем, сторожа и пожарные собираются на-
мять ему бока, в чем я им и желаю полного успеха. По-
следнее его нововведение (разумеется, на счет заводской
кассы) —это установление должности старшего смотри-
теля отхожих мест и наблюдателя в оных за порядком,
причем он должен смотреть, чтобы рабочие не засижива-
лись, не курили и не разговаривали.
Заводская лавка наша — самое больное место, пожа-
луй, на заводе. Давно мы хлопочем об устройстве при
заводе общества потребителей. Сколько этих самых про-
шений подано — страсть. Ни ответа, ни привета! Нако-
нец недавно пронесся слух, что благодеющее начальство
великодушно разрешит этот вопрос в благоприятном для
нас смысле. Пронесся и заглох; «отцвел, не успевши
расцвесть».
Как и всюду в рабочих районах, заводская лавка
имеет в виду неприхотливость потребителя. «Ен все сло-
пает» — принцип больших и мелких кулаков — применя-
ется здесь всецело. Причем, как ни велик аппетит здеш-
них кулаков, они остались далеко за флагом у нашей
лавки. Примеры здесь я вам приводить не буду; всем,
забирающим в ней, они известны. Скидок на забранный
рубль — что практикуют здесь все лавочники — нет, а
торгуют они на 40 000 рублей в месяц. Нет, видно, у нас
протекции! Кто-то получает скидку, только достается
она не нам.
Последнее распоряжение Египтеуса — это, чтобы от-
метчики по праздникам приходили на службу, если ра-
ботающих больше 10 человек. Рабочие — много ли, ма-
ло ли — все же получают за экстренную работу, а отмет-
чики работают даром. Также и на вечерних по будням
работах отметчики должны присутствовать. Давно уж
им и конторщикам обещали уплатить за вечерние рабо-
ты, да так до сих пор и не заплатили — все ждут. Зато
аккуратно получают «заработную плату» трое городо-
вых и околоточный, которые содержатся тоже на счет
завода или — вернее — рабочих.
Так-то, товарищи: у одних протекция, и они на обу-
хе рожь молотят, жнут, что не сеяли; у других — и эти
мы — нет протекции, зато есть воловья выносливость,
покорность да способность собственные жилы вытяги-
вать на благо прохвостам. А награда — жалкие гроши.
Что же делать, нет у нас протекции! Эх, товарищи, раз-
356
ве нет силы, которая выше протекции! Перед этой силой
не надо пресмыкаться ради подачек; эта сила — мы са-
ми, эта сила — не уступающая силе Самсонов. Только,
когда Самсона стригли, он слабел; когда нас стригут,
наша сила прорывается и теперь должна прорваться
наружу. Эта сила не Петра или Степана, а сила нас
всех, вместе взятых. Возьмем пример с хозяев. Они ока-
зывают протекцию своим, мы будем поддерживать друг
друга. Чья возьмет? У хозяев мы не протекции попросим,
а потребуем своего.
Мы потребуем:
1)	чтобы рабочий день продолжался 10 часов;
2)	чтобы уплата заработка производилась 1 и 15 чис-
ла, а не через 3 недели (а то и позже!);
3)	чтобы выдавали заработок во время работы, а не
морили после работы;
4)	чтобы нам, рабочим, повышали расценки, а не дар-
моедам бросали без счета наши же заработан-
ные деньги;
5)	чтобы отметчикам платили за их работу и упла-'
тили все, что должны были уже уплатить;
6)	чтобы обращались с нами, как с людьми, а не как
с прохвостами;
7)	чтобы не штрафовали за опоздание на какие-ни-
будь несколько минут;
8)	чтобы в корабельной, плотницкой и ремонтной
было введено прежнее рабочее время. Долой лишние
полчаса!
Путиловский завод
При поступлении к нам но-
вого директора, Смирнова, наши рабочие сильно были
обрадованы: где ни послушаешь, только и слышно бы-
ло: вот человек-то, не человек это, а Бог во образе че-
ловека; дескать, новый директор даст вздохнуть рабо-
чим и т. п. Так рассказывали про него вперед люди, буд-
то бы раньше его знавшие. Но получилось нечто иное.
Не успел поступить наш хваленый директор, как стал
вводить свои порядки. Первым долгом стал выгонять
тех людей, которые ему плохо поклонились при первой
встрече: Ковецкого, Мазуркевича, Пржздецкого, Андер-
сона и многих других из начальства. Хотя про этих на-
чальников, за исключением Мазуркевича, ни один из
рабочих не может сказать ничего хорошего, но на ме-
сто их директор поставил вдвое худших. Например, на
место Пржздецкого поставил Б. П. Малыса. Это такой
357
негодяй, что нельзя ничего ему сказать. Если он станет
разговаривать с рабочим и услышит от него запах ви-
на, то немедленно выгоняет вон из мастерской, несмотря
на то что ведь много рабочих таких, которые перед обе-
дом принимают всегда маленькую дозу. Да он сам пьет,
и даже еще как! Так вот, если этот Малые заметит ра-
бочего в том же другой раз, то немедленно дает расчет,
говоря: «Мне пьяниц не нужно». Этот же Малые делаег
так: за прогул одного дня дает расчет: «у тебя-де руки
длинны». Иначе сказать: «Ты воруешь, поэтому и име-
ешь возможность гулять». Это он заключает потому, что
рабочие Путиловского завода ходят в ворота без обы-
ска4. Еще, если рабочему нужно деньги взять из конто-
ры в счет заработка, то приходит он к этому же Малысу
и говорит, что вот, позвольте мне денег взять из моего
заработка, нужно за квартиру платить; а Малые отве-
чает: «У нас такой кассы нет, у нас есть только на край-
нюю необходимость» и т. д. Но были случаи, что проси-
ли люди и на крайнюю необходимость, а в ответ полу-
чили, что такой кассы нет, а если начинали убедительно
просить, то Малые встанет со стула и выгоняет проси-
теля в шею, говоря: «Не беспокой меня!» И подобных
каверз за ним много водится.
3 октября в одном из домов на Петербургском шос-
се производился арест. В это время в ту же квартиру к
жильцу другой комнаты пришли двое товарищей. Это
было доложено директору, и хотя ни один из трех не
был ни в чем подозреваем, директор немедленно велел
выдать двум из них расчет и впредь не принимать на
завод в течение двух лет. Третьему посчастливилось ос-
таться только потому, что этот рабочий до катастрофы
брал из конторы завода с ручательства Малыса 100 руб-
лей. Вот какие каверзы водятся у нас.
И так этот директор Смирнов везде увеличил число
начальства вдвое: себе установил двух помощников, ко-
торые получают по полторы тысячи рублей в месяц, из
них один кум ему и такая сволочь, просто беда; везде и
всюду Смирнов наставил сыщиков; просто каждая ме-
лочь известна. Еще месяца полтора тому назад дирек-
тором было предписано ставить с каждого вновь выпу-
скаемого паровоза по 300 рублей, что и было сделано
немедленно. Да, при новом директоре порядки у нас так
же хороши, как и при старом былиГ Есть у нас, напри-
мер, на заводе мастерская. Эта мастерская до такой сте-
пени тесно заставлена станками и машинами, что по
оставленным узеньким проходам едва можно двигаться;
358
да и эти проходы во многих местах завалены цилиндра-
ми, подшипниками или большими паровозными колеса-
ми высотою более 3 аршин, словом, всеми мелкими и
крупными вещами, которые идут к паровозу; все это на-
валено так тесно, что работать там очень опасно; рабо-
чие, которые приходили работать в этой мастерской, не
раз жаловались начальнику мастерской и просили, что-
бы он их избавил от этих опасностей. Начальник гово-
рил: «вот уберем», и так все тянул да тянул и дотянул
до тех пор, пока одному из рабочих, Василию Сороко-
умову (24 лет), не упало на ногу стоящее колесо. Упа-
ло и сломало ему правую ногу выше колена пополам.
Его отправили в свою больницу, где отняли сломанную
ногу. Судьбе Сорокоумова, наверное, последует еще мно-
го рабочих этой мастерской.
Александровский механический завод
Николаевской железной дороги
Товарищи, опишу вам несколько картин из наших
порядков.
Пригоночная
У нас в мастерской неде-
ли две тому назад * вывесили объявление за подписью
Трубчинского (мастера), в котором говорится, что каж-
дый рабочий, когда временно уходит от станка, как-то:
резец точить или закалить, обязательно должен элект-
рическую лампочку погасить; за неисполнение же сего
правила рабочий подвергнется штрафу в размере одно-
го рубля. Какая, подумаешь, предупредительность, как
начальство заботится о нас, и как оно старается по-
дыскивать поводы, чтобы как можно больше штрафо-
вать нас. Не знаю, долго ли это тиранство будет про-
должаться у нас и не время ли ему положить конец?
Марков
Этот крокодил, Марков
(начальник), не обращая внимания на то, что про не-
го пишут в «Рабочей мысли» и прочих листках, все вре-
мя продолжает нас давить и гнать со всех сторон. Я
Удивляюсь, почему это мы терпим такое грубое и ди-
кое насилие, но, наверно, наше терпение скоро лопнет.
Проходя по пригоночной мастерской мимо токарного от-
дела, этот крокодил заметил, что медные стружки летят
* Корреспонденция получена в начале -ноября.
359
в сторону от станка и падают на пол. Тогда он подходит
к токарю и кричит на него: «Ты что стружки не убира-
ешь! Оштрафую, расчет дам!» Токарь совершенно резон-
но отвечает: «Я ведь не поломет, что буду стружки уби-
рать».—«Я тебе дам, чертова голова, не поломет! Кото-
рый твой номер?»—записывает и уходит. Конечно, пос-
ле штраф и расчет. Или если он проходит около стан-
ков и увидит окурок от папиросы, то сейчас заорет на
рабочего: «Вам только папиросы курить да водку пить,
чертовы дети, а работать вас нет! Штраф тебе!»—и
продолжает идти дальше да смотреть во все стороны:
не пьет ли кто чай, а то, мол, сейчас оштрафую.
Теперь этот змей горыныч выдумал очень ловкую и
выгодную для себя штуку. Он предложил рабочим под
его покровительством открыть общую потребительскую
лавку, но только с тем условием, чтобы каждый рабо-
чий, если желает быть членом этой лавки, обязательно
сделал взнос не менее десяти рублей в общую кассу, а
если желает, то хоть и сотню. Но в случае, если эта
лавка впадет в критическое положение, то все деньги,
которые были внесены членами в общую кассу, должны
пропасть, и начальник за это не отвечает.
Это, конечно, не более как ловкий маневр — пустить
туман в глаза, да опутать нас половчее, и набить потол-
ще свой карман с наших трудов. Хотя он из нас и так
уже последние соки выжимает, но ему этого еще мало,
он готов ободрать как липку всех рабочих, а непокор-
ных рад в ложке воды утопить. Но, товарищи, не всегда
же ведь так будет, скоро придет та пора, что «проснет-
ся народ, переменит правленья картину и в родимых
лесах на врагов подберет здоровее и крепче дубину!» Не
надо только подставлять раболепно шею и дружнее,
смелее и крепче отстаивать свои права.
Главная вагонная мастерская Николаевской
железной дороги.
Плотницкая мастерская
У нас Григорьев (мастер)
прилагает всевозможные усилия и старания, чтобы по-
больше сбавить с работы плату. Товарищи, этот отъев-
шийся боров много сделал нам вреда, он до того сбавил
расценок, что невозможно заработать на прокормление
своей семьи.
Некоторые лица у нас получают хорошо, но лишь
потому, что они ему- кляузничают да извиваются, как
360
лисицы. Приведу вам пример. Раньше стоило разломать
старый вагон 7 рублей; теперь же разбираем за 4 рубля.
С другой работы также сбавлено чуть ли не наполови-
ну; но, кроме этого, он штрафует нас до невозможности.
Обращается с рабочими, как дикий зверь, и готов их
всех каждую минуту съесть. Недавно два плотника оби-
вали вагон карнизом; работали они против конторы ма-
стера, и вот один плотник стал колотить гвоздь, но как-
то у него гвоздь согнулся. Увидя это из окна, мастер
бежит к нему и кричит: «Ах ты, сукин сын, не умеешь
гвоздя заколотить! Я тебя за это оштрафую, расчет
дам!» Рабочий ему противоречить не посмел, зная, что
Григорьев тогда еще хуже взбесится. На следующий
день призывает рабочего к себе в контору и говорит: «Я
тебя на первый раз переведу из этой партии в другую,
в партию Спегоноса». Нужно заметить, что партия Спе-
гоноса считалась самой худшей во всей мастерской; вот
он его туда и отправил в наказанье; здесь рабочий мог
получить против прежнего вдвое меньше.
Оттуда же
Марков продолжает свиреп-
ствовать. Положительно ни разу еще не замечалось,
чтобы он в свой обход по заводу не наставил штрафов
или не обругал, а ругается он самой площадной бранью:
и это — «начальник», человек с высшим образованием.
Издеваться так над нами ему доставляет, наверное, удо-
вольствие, так как иногда нет причин для его гнева.
«Почему горит свеча?», «Почему так много нцроду со-
бралось на одном приводе?» и пр. и пр. И если даже
окажется, что не к чему придраться, то в самом луч-
шем исходе следует: «Вы, подлецы, всегда увертывае-
тесь». Мало ему дня — в полночь стал приходить. Ведь
человек не машина и после 10 часов денной работы с
постоянным погонятелем: «давай скорее» — не может
без отдыха работать так же скоро вечером до Ю’/г ча-
са. Господин Марков и тут усмотрел нашу леность и з
антрактах между картами и веселым препровождением
времени в нашем клубе (клуб нашего начальства тут
Же, на заводском дворе) взялся искоренить эту поблаж-
ку. Искоренять поблажки и тем показать свою делови-
тость, видимо, составляет его страстное желание. Как
Только он заступил место начальника, сейчас же нача-
лись его распоряжения, и все те маленькие льготы, как,
Например, возможность опоздать без штрафа утром ми-
361
нут на 5, умыть руки минут за 5 до шабаша, сейчас же
им были уничтожены. Если он хочет, чтобы все правила,
написанные в наших расчетных книжках, исполнялись в
точности, так почему же он настаивает только на тех,
которые приносят им пользу и прижимают нас, а пра-
вила, для нас выгодные, совершенно забывает. Напри-
мер, наша вся сборная работает сдельно, а между тем
мы никто, даже десятник, не знаем, сколько стоит каж-
дая вещь; совершенно не можем определить наш месяч-
ный заработок; это дает возможность нашему мастеру
давать нам совершенно произвольный процент.
В книжках сказано, что работы должны браться по
соглашению мастера с рабочими; что же, товарищи, с
Цами делается ли какое соглашение относительно рабо-
ты! Просто дается нам паровоз, мы совершенно не зна-
ем, во сколько работа оценена; работаем, работаем и
не получаем почти ничего. Другое дело, если бы мы зна-
ли, сколько стоит производимая нами работа, мы тогда
в конце месяца могли бы сосчитать, насколько мы сра-
ботали, и потребовать весь наш заработок. Почему же
господин Марков не настоит на том, чтобы и это прави-
ло исполнялось. Во всех других мастерских рабочие зна-
ют, сколько стоит та вещь, которую делают, а у нас
нет. Потребуем же, товарищи, при первой возможности,
чтобы это правило было не только написано в книгах,
но и исполнялось бы в действительности, а также по-
требуем, чтобы господин Марков признал за нами наши
человеческие права и прекратил бы свою ничем не вы-
званную ругань. О бесчеловечном обращении Маркова
нам уже не впервой приходится писать и при первой
возможности думаем, товарищи, от него избавиться; так
уж больно насолил он каждому. Существуют, как изве-
стно, расчетные книжки, в которых прописаны все наши
права и обязанности. По закону эти книжки должны на-
ходиться в руках рабочих. Но наше начальство выдает
их на одно мгновенье перед получкой, а потом снова
отбирает назад. Такой политики начальство придержи-
вается, по-видимому, не без умысла: ему выгодно дер-
жать рабочих в неведении даже относительно их обя-
занностей, потому что за нарушение правил взыскивает-
ся с нас штраф. Да притом, не все только об обязанно-
стях рабочих говорится в этих книжках,— там же ска-
зано и о правах наших. Например, там сказано, что за-
работная плата должна выдаваться не реже 2 раз в
месяц: в первый раз — не раньше 8-го и не позже 12-го
числа, а во второй — не раньше 14-го и не позже 23-го.
362
А у нас в самом лучшем случае выдают заработок че-
рез три недели. Жалко, должно быть, начальству рас-
ставаться даже с теми несчастными грошами, которые
оно уделяет нам от своих громадных барышей; вот оно
и держит их лишние недели в своем кармане. А чтобы
рабочие не знали о своем праве,— получая несвоевре-
менно свой заработок,— начальство и утаивает от нас
расчетные книжки. На заводе у нас нет даже порядоч-
ной вентиляции; роль вентилятора должна исполнять
громадная дыра на потолке, но так как течения воздуха
нет при такой своеобразной вентиляции, то клубы дыма
предпочитают оставаться вместе с нами. Однако такое
общество особенного удовольствия не доставляет. Ло-
комотивы растапливаются в том же помещении, где ра-
ботают рабочие, и едкий дым, расплываясь повсюду об-
лаками, отравляет воздух. Пока еще на дворе тепло,
можно держать двери раскрытыми и хоть несколько ос-
вежать воздух. Но когда наступают холода, приходится
волей-неволей затворять их, и вот тут-то наш завод пре-
вращается в настоящий ад. Только приткнешься на кор-
точки, чтобы разок-другой вздохнуть более чистым воз-
духом внизу, как летит мастер и грозит штрафом за ле-
ность. Неудивительно, что при таких условиях работы
люди сохнут и мрут, как мухи. А ведь всего этого мож-
но было бы избегнуть, если бы начальство решилось за-
тратить несколько десятков рублей на вентиляцию. Да
что ему?! Умрет один рабочий, десять новых на его ме-
сто явятся. Зачем же оно станет тратить лишние день-
ги? Ведь работали же раньше рабочие среди того же
дыма и угара, и ничего себе, терпели, не бунтовались да
денежки для хозяина наживали; ну поработают и те-
перь; а бунтовать вздумают — так полиция на что?.. Ка-
питалист знает, что у полиции всегда есть про запас на-
гайка для непокорных и бунтовщиков. Так размышляет
наш капиталист; и действительно, пока мы видим, что
на заводе дым остается, в дыму рабочие, а в кармане
начальства — денежки. Только верно ли рассчитывает
капиталист?
Об этом не мешало бы поразмыслить самим рабо-
чим.
Прядильно-ткацкая Мальцева
(Старо-Сампсониевская мануфактура)
Недавно поступил я на фаб-
рику Мальцева. Приехал из провинции в Петербург, ду-
мал, что здесь лучше условия работы, да и заработок
363
выше. Заработок-то, положим, выше, чем у нас, но зато
пришлось наткнуться на такие порядки, что только удив-
ляешься, как это петербургские рабочие, которые у нас
считаются передовыми, могут сносить такие вещи. Вот,
например, в подготовительном отделении стоит невыно-
симая жара, так что, поработавши там даже несколько
часов, чувствуешь себя совершенно разбитым. Высокая
температура нужна для просушки шлихтованных основ,
но шлихтовальные машины должны помещаться отдель-
но, так как на них работает всего несколько человек.
Обыкновенно так и делается, но у нас машины эти по-
мещаются в подготовительном отделении, где работает
около 70 человек, преимущественно женщин, которые
неизвестно зачем должны переносить такую жару. Вме-
сто шлихта отпускается рабочим бог знает что. Мастер
смотрит сквозь пальцы, а рабочий, который этим заве-
дует (позабыл его фамилию), за водку отдает шлихт на
сторону, а рабочим намешивает всякой гадости. Поэто-
му все ткачи очень жалуются, что нитка не рвется, а
ломается.
Начинают у нас работать в 6 часов утра, но паровую
машину пускают на ГО минут раньше; тоже перед обе-
дом останавливают машину на 10 минут позже и вече-
ром на 10 минут позже, так что всего крадут у рабоче-
чих 30 минут, или !/г часа.
И отчего это рабочие не попробуют заявить своего
неудовольствия! Тем более следует это сделать, что у
нас новый директор и неизвестно еще, как он относится
к рабочим, а какой бы он распрекрасный не был, все
же таки директор, и пока рабочие молчат, он им ничего
не сделает.
Забота друзей-рабочих о своих.
Письмо в редакцию «Рабочей мысли»
(с фабрики Волынкина)
Товарищи-друзья!
Давайте позаботимся! Во-
обще, видите, мы все замучены, а давайте спросим у
старых рабочих, почему они легче работали. А теперь
вот мы и узнали, почему мы так измучены,— потому что
хозяева побольше и поскорее денег нажить хотят, поку-
пают плохой хлопок, машины ходят шибче, а выработок
сбавляют. Хозяева делают все так, чтоб незаметно было,
но мы, конечно, видим, что очень трудно работать. При-
дешь домой вечером ужинать, но еда и в душу не идет,
364
а только питье — да и на боковую. Спать в обед, отдох-
нуть— некогда; пообедаешь кое-как, хлебнешь ложки
3—5, попьешь воды — а квас пьет только старший пря-
дильщик: он зарабатывает все-таки побольше. А под-
ручный бедный живет кое-как, еле жив, потому что ему
надо кормить детей, мать, отца или оброк спрашивают,
а то этапом, да... Когда придут человека два в контору
поговорить о том, что дешево работают, что надо при-
бавить расценок, то наш Фомушка плешивый (Фома
Иваныч Эскрих) обращается к ним: «Ах ты, матушка
моя! Знаешь ты много, а не знаешь, что за твою дурац-
кую выдумку в тюрьму да на родину. Ты видишь табель
на стене, расценку». А сам ухватит себя за плешь и вы-
глядывает из-под руки, не сробел ли рабочий, и говорит:
«Бери расчет сразу, а то к инспектору. Кто подписал на
расценке подпись?» Тогда подручный или задний гово-
рит: «Давай расчет нам». Ну и готово дело, а другие
услышат, что дали им расчет, и начнут бояться, чтоб
не заметили, что они говорили с теми, кого разочли. А
кого они боятся? Конечно, подмастерьев. Во-первых,
Зачес, негодяй, постоянно жалуется, и из-за него рас-
считывают рабочих. Во-вторых, Вонючий Михаил Ива-
нович. Они и сами живут на фабрике так долго только
потому, что — язычники. Нет, товарищи! жаловаться на
них в одиночку не идет дело. Соберем-ка последние си-
лы, спросим свое; пора и отдохнуть. Только все вместе,
товарищи, дружно — как один человек — потребуем:
чтоб надбавили расценок и не мучили народ;
чтоб сбавили ходу колес, а то за машиной не успе-
ваешь бегать.
Вон другие работают исподволки, поедят настоящих
Щей с мясом (а мы — с квасом!), да два часа у них на
обед, да ’/а часа утром и вечером. Пусть хозяин будет
здесь, а Фомки плешивого, Зачеса да Вонючего нам не
надо. Пора им и честь знать!
Александровский сталелитейный завод,
бывший Берд
Товарищи, опишу вам, какие
У нас существуют правила и порядки и как их исполня-
ют наши начальники. У нас в расписании сказано, что
Уплата жалованья должна производиться два раза в
месяц и что первая получка должна быть уплачена сей-
час же после первого числа, в первую субботу. Но этого
У нас не исполняют, а выдают только через 3 недели,
365
что, конечно, крайне затрудняет рабочих. Извольте ра-
доваться: рабочему не на что купить себе хлеба, а его
трудовые денежки лежат в кассе. Рабочие решили про-
сить директора, чтобы им уплачивали жалованье со-
гласно расписанию. Но лишь только они подошли к ди-
ректору, как он заорал на них: «Вам что, сукины дети?..
Насчет получки? Ах, вы, пьяницы! Как вам не совестно,
что вы не можете от получки до получки прокормиться
на заработанные деньги! Ваше дело только пьянство-
вать, а работать вас нет. Марш по местам! ничего вам
не будет! Не желаете работать, так берите расчет!»
Так и ушли рабочие ни с чем. Видите, товарищи, как
внимательны к нашим нуждам наши «благодетели».
Рабочий тот же. 1899 г. 6 октября.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Очень интересна мысль о том, что для рабочих студенты —
«наши друзья». Если в прежние годы масса рабочих относилась с
недоверием к «скубентам», как ко всем «образованным», то после
стачки 1896 г. и реальной помощи, оказанной забастовавшим тек-
стильщикам, студентов стали воспринимать уже по-иному.
2	Волнения на заводе Семянникова проходили 23 декабря
1894 г. Они носили в значительной мере характер бунта. «Союз
борьбы» проанализировал события на заводе и принял на себя ру-
ководство борьбой рабочих, стараясь привнести в нее элементы со-
циалистического и организованного характера (см.: Летописи мар-
ксизма, 1927, № 4, с, 140). В. И. Ленин написал первый агитацион-
ный листок русских марксистов — обращение к рабочим Семянни-
ковского завода по поводу их волнений (см.: В. И. Ленин Биохро-
ника, т, 1, с. 95), Сведения для листка собирал и листок распростра-
нял, И. В. Бабушкин. Текст листка, переписанного всего в несколь-
ких экземплярах, не сохранился.
3	Цитируется стихотворение Н. А. Некрасова «Железная до-
рога».
4	На многих предприятиях дореволюционной России при входе
и выходе с завода ежедневно устраивался унизительный обыск каж-
дого рабочего.
п. Г. смидович
Петр Гермогенович Смидович — известный революционер-под-
польщик. Вступил в революционное движение в 90-х гг. За участие
в группе «Рабочая мысль» арестован и выслан из страны как «ино-
странный подданный». Во время первой эмиграции Смидович стал
рабочим, хотя был дворянином. Он взял себе иностранное имя, за-
кончил «Высшую электротехническую школу» в Париже, устроил-
ся на работу в Бельгии и участвовал там в социал-демократиче-
ском и профсоюзном движении. Являлся заграничным агентом
ЗМ
ленинской «Искры». В 1902 г. вернулся в Россию. Работал в Екате-
ринославе, Керчи, Москве. Неоднократно арестовывался, ссылал*
ся. Активный участник трех русских революций. Известный дея-
тель Коммунистической партии и Советского государства.
По заявлению самого П. Г. Смидовича в 1924 г., данная руко-
пись — это его отчет за полтора года работы в группе «Рабочая
мысль». Рукопись найдена в архиве К. М. Тахтарева. Текст воспо-
минаний П. Г. Смидовича, написанный им по горячим следам со-
бытий еще в июне 1900 г., воспроизводится по журналу Пролетар-
ская революция, 1925, № 1 (36).
РАБОЧИЕ МАССЫ В 90-х ГОДАХ
IV.	Петербург
XI/99—11/900
С начала ноября я уже ра-
ботал на Невском механическом заводе (бывший Се-
мянникова), что за Невской заставой. Квартира моя
была на Московской улице возле Михаила Архангела *,
в 20 минутах ходьбы от завода.
Вставать утром надо было около шести часов. С
громким гудком Александровского завода2 (б’/г часа)
я выходил из дома.
Быстро шагал я вдоль Московской улицы, любуясь
отражением электрических фонарей на густом инее, на-
висшем на ветвях деревьев по нашей улице. Шагал по
коночному расчищенному пути мимо Спасской и Пет-
ровской мануфактур3, уже гудевших, шипящих всеми
своими станками, уже смотревших всеми своими яркими
окнами. Шагал я и обдумывал, что и как могу я пред-
принять сегодня на заводе, с кем и как буду говорить,
что буду делать вечером. Освеженная морозным возду-
хом голова хорошо работает, ясно обсуждает все мело-
чи предстоящей работы. Тот день, в который мне не
приходилось ничем насолить всей окружающей подло-
сти, считался мною пропавшим днем. Таких дней было
мало. Тихо и незаметно строил я маленькое свое дело,
и дело шло хорошо.
Вереницы идущих со мною людей все увеличивались,
Целый хор гудков сливается в воздухе в какую-то како-
фонию.
Толпа вливается в ворота, скользит мимо досок, в
Дырки которых проскакивают номера, и тихо направля-
ется в разные стороны по мастерским. Приятно прийти
367
за несколько минут до гудка, с розвальцем пройти по
двору, остановиться, оглядеться... Зато, если опоздаешь...
Если опоздаешь немного, то вместе с целой куч^й това-
рищей продавишься вперед, не дашь сторожу захлопнуть
ворота; совместным усилием и не такое препятствие от-
бросишь... Но если опоздаешь побольше, опоздаешь ми-
нуты на три, в продолжение которых толпа уже пореде-
ла, тогда сторожа берут верх, ворота захлопываются, и
вас пропускают через калитку, отбирая особо ваши но-
мера, чтобы отметить штраф в книжке. Тогда чувству-
ешь себя словно побитым и, опустив голову и проклиная
всех и всё, спешишь к мастеру на явку.
Так ежеминутно ведется борьба на заводе «наших»
с «хозяевами», и ежеминутно даются уроки «нашим»,
подчеркивающие то положение, что мы правы, если нас
много и мы дружны, и что нас согнут в бараний рог, ес-
ли мы почему-либо разъединены. Рабочие привыкают
жить толпою; они чувствуют себя хорошо, если они в
толпе, и не любят оставаться в одиночестве. Они и дома
ищут «компанию», в праздник их тянет «на народ», «на
улицу». Даже семейные не очень-то дорожат «семейным
очагом», не очень-то заботятся «об обстановочке». Даже
солидные, оставляя «в компании» рубли где-нибудь в
трактире, считают гривенник в домашнем обиходе. Во-
обще «рабочие» дорожат деньгами гораздо менее, чем
другие слои общества, хотя и можно было бы ожидать
противоположного, имея в виду тот труд, которым зара-
батываются эти'рубли. Если бы предоставить рабочим
какое-либо серьезное дело, понятное для них и им близ-
кое, дело в то же время «компанейское», обществен-
ное,— для него рабочие не пожалеют грошей. Вот поче-
му я уверен, что рабочие всегда обеспечат средствами
то дело, к организованию которого они приступят сами.
Их тяготение к «компании» объясняет ту легкость, с ко-
торою они кружкуются, и обеспечивает дальнейшее раз-
витие кружков — сначала и организации вслед за тем.
Да! Петербургского рабочего жизнь уже научила то-
му, чему она только еще начала учить рабочего южно-
го. Она внушила ему сознание солидарности интересов
каждого с интересами всех окружающих, она создала в
нем стремление к совместной жизни, к совместным удо-
вольствиям, к совместной борьбе. Это уже много, это на-
дежный залог прочности и силы будущей организации.
В электротехнической мастерской уже собралось че-
ловек тридцать нашего цеха. Подмастер, человек недур-
ной, но уж очень дорожащий своим местом и своим до-
36В
стоинством, из которого ни то, ни другое не объясняет-
ся его способностями, а потому подхалюзничающий пе-
ред начальством, часто придирающийся и боящийся кон-
куренции, а потому разменивающий все свои человече-
ские достоинства на достоинства собачьи, этот подма-
стер, ругаясь в подражание мастеру, ибо ругань эта
как-то не подходит к нему, этот подмастер назначает
каждого из нас на работу. Мы медленно, забирая инст-
рументы, расходимся по сторонам.
Подмастер куда-то исчезает часа на два и проявит-
ся уже вместе с мастером попозднее. Наш мастер... про-
изошел он от дела, так сказать, матримониального. Его
сестра была в кухарках у одного из членов правления,
приобрела на этого члена сильное влияние, пленила его
сердце и волю и... поставила нам в мастера своего
братца, господина Ратли, из рижских немцев. Знания
его по электричеству не отличались глубиною (ибо рань-
ше дело он имел с работою черною), зато нахальства,
цинизма и подлости было сколько угодно.
Со мною мастера были изысканно вежливы и любез-
ны (я им, вероятно, нужен был при их «глубоком» зна-
нии дела), зато доставалось же товарищам от этих гос-
под! Чем слабее и ниже стоял человек, тем охотнее ма-
стер издевался над ним. Надо было видеть и слышать,
как и каким тоном разговаривал он со своими рабочи-
ми! Он чувствовал свою силу, и все чувствовали ее: у
кого же могла быть протекция прочнее...
Поставили одного деревенского мальчишку мести и
чистить пол на электрической станции. Дали ему тря-
пок, мыла и метлу. Малый должен был с утра до вече-
ра мести пол. «Ты что же, мерзавец, ничего не дела-
ешь?— гнусит мастер.— Я тебе штраф запишу». Маль-
чишка зарабатывает 40 копеек в день, и угроза штрафа
бросает его в пот. Он хватает метлу, и метет, и метет, и
метет... Это забавляет мастеров, они смотрят и посмеи-
ваются.
Говорят, что метла эта грезилась и во сне малому.
Товарищи его по квартире тоже попробовали позаба-
виться. Когда- Ванька засыпал, начинал похрапывать,
они кричали ему, подражая мастеру: «Ванька! А где же
метла?!» Какой-то стон вырывается из горла мальчиш-
ки, и он, сонный, привстает и начинает махать руками.
Иногда этого малого и на ночь оставляли мести пол.
Эта метла служила некоторое время притчею всем ок-
ружающим. Вот она, власть человека над человеком!
Вот одно из проявлений этой власти! Мальчишке было
369
лет 14—15, он только что был послан отцом на заработ-
ки из глухой деревушки Тверской губернии. У отца на
плечах еще человек пять детей, и он бьется кое-как.
«Если ты, Ванька, не пришлешь к празднику денег, я
тебе, негодяю, всю ж... распорю. Знаю я, как вы, ребя-
та, балуете там в городе». А от Ваньки уже одна тень
осталась, а Ванька худее и бледнее прежнего, а Ваньке,
того и гляди, штраф запишут. Вот он, Ванька... Впрочем,
Ванька немного спустя быстро стал приспособляться к
новой жизни. Приехал он совсем маленьким мужичком,
с самостоятельным голосом и самостоятельными манера-
ми. Работал он сначала в моей группе: «Принеси, Вань-
ка, то-то...» — «Э, нешто за эфтим одним побежишь».
Или: «Ванька, сбегай поскорее и скажи, чтобы принес-
ли сюда... Да поскорее... Ведь мы все ждать будем...»
Ванька еле двигается и, переваливаясь в огромных от-
цовских валенках, направляется к двери. «Ванька, что
же ты?!» — «Э, поспеешь, не бегом же бежать... Дело
не уйдет... Ишь глотку-то разинул...» Все смеются, а де-
ло, действительно, уходит. Эта его видимая грубость и
самостоятельность напоминают мне угрожающие движе-
ния и угрозы общипанного галчонка, попавшегося в ва-
ши руки. Он сам видит, что всякий может его обидеть,
и думает самостоятельностью и грубостью обмануть и
себя, и других... Но никого обмануть не может. «И баш-
ка же у тебя дурная, Ванька! И в кого ты дурным та-
ким уродился».— «На свою башку погляди, дурнее моей
еще кажит». Так действовали мы с ним вначале. Че-
рез месяц времени я снова с ним встречаюсь, и пришлось
мне его выругать. Ванька молчит. Это было так неожи-
данно, что я останавливаюсь и спрашиваю его, что же
он не отвечает. «Что вы, господин старшой, нешто я
не понимаю... Нешто я вам могу...» Я удивился тому,
как быстро совершилась в нем та эволюция, симптомом
которой явилось такое изменение отношения и ко мне.
Симптом, конечно, некрасивый, который может быть
истолкован очень криво, но самое изменение было зна-
менательно. Передо мною стоял уже не галчонок, разе-
вающий рот, а «начало человека», который за вежли-
вым обращением к вам сумеет, пожалуй, и критически к
вам отнестись...
Вернемся к «нити» рассказа. Итак, в седьмом часу
мы разбредаемся по заводу кто куда. Кругом уже стоит
гул и гвалт: стучат паровые молота, гудит медницкая,
рвет вам перепонки барабанные клепальней. Работа ки-
пит вовсю. Все работают сдельно. Мы работаем поден-
370
но, а потому надрываться нам не из чего. Мы начнем
работать еще через час и работать будем спрохвала, из
пятого в десятое. Зарабатываем мы, получающие поден-
но, 25—50 рублей в месяц, оставаясь с удовольствием
й на сверхурочную работу, не брезгуя и ночной. Зара-
батываем мы очень немного, сравнительно с сдельными.
На сдельной работе кузнец нагоняет порою до сотни
рублей, слесаря и токаря до ста пятидесяти. Но что за
работа!..
Рабочий в Бельгии также, конечно, работает сдельно
интенсивнее, но он мучить себя не станет. Хозяин в
Бельгии часто даже предпочитает платить поденно: ра-
бота выходит почище, и рабочие работают все же до-
бросовестно. В России не то: здесь личность еще не вы-
работалась настолько, она гораздо менее сама себя ува-
жает. От поденного рабочего сам хозяин не ждет мно-
гого и, при первой возможности, переходит к работе
сдельной. При сдельной же работе рабочий уже не по-
жалеет себя. Если в Англии система сдельной работы
называется системою выжимания пота, то в России эта
система есть система выжимания крови: люди измучива-
ют себя до конца.
Да! Зарабатывают сдельно заводские рабочие до ста
рублей... Но посмотрели бы вы, что это за труд, посмот-
рели бы, кто эти рубли зарабатывает. Люди зарыва-
ются, «зарабатываются» на этой работе... * Посмотрите
на заводских ребят: худо, желто, изможденно, выжито.
Мне приходилось видеть людей, которые по собственно-
му желанию («Прогулял я много на неделе, заработать
надо!») не отходили от станка часов 36... Конечно, нер-
вы затем не выдерживают, человек запивает, пропивает
заработанное, штрафуется...
Лучше, конечно, живут заводские рабочие, чем фаб-
ричные, но живут неважно. Те же маленькие клетуш-
ки, лучше, впрочем, обставленные, за обедом кусок ва-
реного мяса, водка когда угодно, костюм европейский
по праздникам, газетка какая-нибудь: «Свет», «Петер-
бургский листок», большей частью «Нива», «Родина»,
иногда «Северный курьер».
При такой работе водка необходима, и человека тя-
нет к ней всегда...
В качестве электротехника, занятого ремонтом и
Установкой моторов и электрического освещения, я мо-
* Термин «заработаться» создан самими рабочими. «Знаешь
такой-то номер?» — «Чего?» — «Да уж больно себя не жалел, зара-
ботался,.,»
371
гу идти в любое время, в любую мастерскую: везде мое
появление законно и естественно. Шляясь по заводу, я
завожу решительно во всех мастерских знакомство, за-
мечаю и выуживаю всюду дельных и деловых ребят.
Мое положение идеально в смысле работы, и я им поль-
зуюсь, насколько могу. Отметчик нашего цеха служил в
охранке, и мы его в конце концов уличили. Он должен
был ходить и ходил по нашим пятам, но он, я в этом
уверен, и мысли не мог допустить относительно того,
что я, заграничный рабочий, могу преследовать какие-
либо политические цели. Впрочем, он был глуп и полу-
чал из охранки, наверное, не более 15 рублей. Кажется,
его-то уверенность во мне и спасла меня в конце концов.
Шпиков на заводе довольно много, и рабочие знают
их, знают даже, кто сколько получает.
Вот сцена в медницкой: сидят рабочие и пьют чай.
Между ними сидит «получающий». «Сволочь ты, сво-
лочь,— говорит ему один,— черту душу продал, добро
бы еще за дело, а то за четыре целковых в месяц». Тот
сопит и пьет чай. «Ладно, продашь... мать, мать, мать»,—
бессмысленно огрызается тот. «А проломим мы ему го-
лову, сволочи, дождется он...» — начинает другой. Шпик
только моргает. Эти увещевания повторяются часто, на-
доедают «сволочи», и «сволочь» в один прекрасный день
исчезает с завода. Таким и цена грош. Есть, конечно,
такие, которых и не узнаешь. Им и платят иначе...
Все сторожа несут и полицейскую службу, смотрят,
чтобы листков не было. Старший между сторожами в
постоянных сношениях с жандармским управлением.
Такие должности, как должность «смотрителя двора» и
«дежурного по мастерским», прямо замещаются канди-
датами из жандармского управления.
Расскажу, как один малый уличил нашего отметчи-
ка. Подходит раз к нему и спрашивает с наивным ви-
дом: «Знаете, про вас вчера в конке спрашивал кто-то
у меня. Знаете, на рабочего не похож, да и не барин,
что-то подозрительно...» Тот так и вспыхнул: «Какой из
себя, высокий? Черный?» — «Да, да... Черный, знаете,
такой высокий».— «Знаю, знаю...» — «Вы смотрите, по-
остерегитесь».— «Нет! Ничего... я его знаю, он со мной
на одной квартире стоит...» Рабочий внутренне ухмыля-
ется, доволен собою. Масса рабочих вообще готова вос-
принимать, почва для «сеятеля» очень благодатная. Де-
ло замедляется целым рядом неблагоприятных обстоя-
тельств.
Во-первых и прежде всего: слишком часто работа
372
настолько измучивает заводского рабочего, что мысль
его еле двигается, что он не может выдерживать умст-
венного напряжения, его тянет к развлечениям, к вод-
ке. Во-вторых, рабочий слишком напуган арестами, про-
валами, он убежден, что заняться этими делами значит
осудить себя на целый ряд неприятностей, значит по-
гибнуть; благодаря этому семейные люди вовсе отходят
от какого бы то ни было идейного кружкования, откре-
щиваются от касс и прочего. В-третьих, среди рабочих
сильно развилось взаимное недоверие: долго, долго
всматривается он в человека, долго привыкает к нему,
прежде чем начнет доверять ему; и после того снова и
снова закрадывается в его голову мысль об охранке, от-
равляющая простоту отношений, прерывающая разговор
на половине. Это самое неприятное. Только работая
вместе с человеком, «интимно» сойдясь с ним, дав ему
«нащупать» себя, вы начинаете пользоваться его дове-
рием. Тогда он начинает, в свою очередь, охранять вас.
Чтобы быстро завести прочные связи, надо порабо-
тать на заводе, поработать как следует, показать, что
вы можете хорошо работать, что вы настоящий рабо-
чий. Поставленные по рекомендации участка рабочие
работают обыкновенно мало и плохо. Таким рабочие
уже не доверяются. Меня легко могли заподозрить в
принадлежности к участку, и я знаю, что подозрение и
формулировалось. Но моя работа показывала, что я из
таких, которые марать себя этим не станут. Действи-
тельно, хорошим рабочим прямо не-расчет идти на эти
дела. Наоборот, мой неважный заработок при моей ра-
боте (я получал два рубля) наводил иногда на иные
мысли. Один мой приятель впоследствии признался мне,
что он очень скоро увидел во мне «агитатора», и прежде
всего потому, что я, при моей работе, пошел на двух-
рублевый заработок.
Итак, нашему брату следует уметь хорошо работать
и не следует становиться на плохой заработок. Идти
следует на завод для того, чтобы заводить прочные и
верные связи, заводить быстро и без ошибки. Я думаю,
что это можно делать только таким образом. В мастер-
ской вы хорошо видите человека в его будничной жизни,
На его работе повседневной, в его отношении к товари-
щам. Здесь легко убедиться, что такой-то человек не
Провокатор, и легко отметить подозрительных людей.
Здесь вы имеете возможность узнать человека интимно,
знать его, на что он годен и куда его приспособить. Сом-
нительными связями вы не пользуетесь, у вас достаточ-
373
но связей верных, проверенных. Кроме того, входя в их
среду, живя их жизнью, вы входите в их интересы, для
вас «они» действительно становятся «нами», и это очень
много значит для агитатора. Уметь говорить про то, что
они говорят, и так, как они говорят, значит завладеть их
вниманием, взять их в свои руки и получить возмож-
ность организовывать. Такая речь не утомляет, на нее
отзываются самые утомленные. В такой речи вы дейст-
вительно говорите то, что они сами бы сказали, говори-
те их мысли, и этим доставляете им удовольствие. Они
оживают, жмут ваши руки, глаза их молодеют и т. д.
Встряхнувши так человека раза два, можно поло-
жить начало новой жизни для него, можно поставить
для него трактир и водку на второй план. При такой ра-
боте первые затруднения уменьшаются. Но и второе для
такого «агитатора» имеет меньшее значение, чем для
агитатора, пришедшего извне. Ваше положение среди
них обыденно, ваши слова привычны, и мысль о том,
что затевается что-то незаконное, конечно, не сразу
явится.
На вашу агитацию скорее отзываются, конечно, люди
помоложе и люди холостые. Семейных трудно раска-
чать. Стоит у входной двери большой механический то-
карный станок, и работает на нем худой старый токарь.
Выпивает он порядком, работает еще жестче, работает
издавна. Но не отупело лицо его, светятся глаза и вни-
мательно и любовно смотрят и на людей, и на мир бо-
жий. Я подружился с ним. Мучил себя он сверхурочной
работой без меры, и я ругал его за это основательно.
Начал я с ним и насчет кассц заговаривать, и насчет
кружкования. Старик, однако, махнул с самого начала
рукой: «Я ведь все это знаю, милый, слышал я давно
про все это. Моложе был, сам толковал. Всякое видел
на веку своем. Только уж ты уволь меня, христа ради!
Ведь семья у меня, ребята *, жена... Нет! Нет! И не за-
говаривай... Что я для вас, угробина такой... Вам не та-
ких людей надо... Я человек убитый жизнью, заела в ко-
рень; нет, милый, уж ты оставь...»
Мое положение на заводе в смысле нелегальной ра-
боты было идеальное, но я скоро убедился, что рабо-
тать на заводе не следует. Заведи связи, узнай людей, а
работать с ними начинай по домам.
Заводы поставлены .теперь на военную ногу. И уча-
сток, и жандармское управление стараются нос свой
* Оказалось, что «старик»-то еще и не стар вовсе, лет сорок
ему, а состарила его работа.
374
просунуть всюду. Конечно, можно быть очень осторож-
ным, но все же рискуешь на каждом шагу.
Мое положение было идеальным, но и я порою обра-
щал на себя внимание. Один из начальников отдела, не-
кто Бурхгардт, лощеный и пестрый франт, еврей, с чер-
ными, холодными, как сталь, глазами, раза два-три за-
ставал меня где не следует. «Вы что тут делаете?— уп-
рется он своими глазами.— Чего вы работать другим
мешаете? Что за разговоры?!» Господин Бурхгардт до
двери провожал меня своими черными глазами.
Через три месяца у меня во всех уголках завода бы-
ли намечены свои люди. Я мог бы теперь организовы-
вать на моем заводе со своими приятелями все что мне
угодно, мог бы руководить жизнью этого завода. Но...
я сделал ошибку.
От «Союза» * я получал «Рабочую мысль», брошюры
и листки. Сам я в город за ними не ездил, но ко мне
являлась девушка-курсистка и привозила все, что- нуж-
но. Девушка к революции и к организации также отно-
шения не имела и служила только передаточным зве-
ном 5. Визиты эти слишком просто объяснялись всеми
окружающими, были вполне естественны и в глазах
дворника, и в глазах полиции и объясняли им мои ча-
стые отлучки из дома. Однажды в моих руках оказался
увесистый пакет прокламаций. Я сознавал, что лучше
было бы распространить его через своих людей, но... уж
очень хотелось поскорее отделаться от него, да и утом-
лен я слишком в то время был, чтобы быть в состоянии
слишком много обдумывать.
Вот... свернул я эти листки конвертиками, явился по-
раньше на завод и пошел сам по мастерским разбрасы-
вать их. Незаметно раскладывать листки легко, но все
же на каждом шагу слишком большой риск. Прошел я
по еще пустой большой механической, положил здесь и
там. Мастерские непроходные: надо возвращаться к то-
му же выходу, откуда я вошел. Иду назад. Вижу, сидит
уже малый и внимательно читает бумажонку. Увидел
меня и внимательно проводил глазами. Мог ли он поду-
мать, что это я разбросал их?
«Надо разбрасывать только в тех мастерских, где
есть две двери»,— мелькнуло в голове. Пошел по про-
ходной, сунул под один станок, сунул под другой — а
под другим сидела пара мальчишек. Забрались споза-
ранку в мастерскую, спрятались под станок и улепеты-
* Центральная Петербургская организация РСДРП4.
375
вают колбасу за обе щеки. Так на них и шлепнулись
мои записки. Ребята высунулись, смотрят на меня, сме-
ются. «Влопался! — сейчас же сообразил я.— Придется
с завода уходить! Все заговорят!» Разнес я по всем ма-
стерским, и нигде в других местах меня не заметили,
хотя мастерские были уже полны народа.
Как берут листки? Рабочий при всем народе не ре-
шается протянуть [руку] и взять бумажонку. Он стара-
ется сделать это незаметно. Иногда несколько лиц «це-
лятся» на одну и ту же прокламацию. Наконец один
решается, протягивает руку, в это время «цоп!»—другой
ее перехватывает. Все это происходит молча, без звука.
Прокламацию не читают на заводе. Ее прочитывают
только дома.
Бывает и не так. Положена была «Рабочая мысль»
на печке в кузнице. Уголок укромный. Туда и лазили
рабочие в свободное время почитать. Почитает и на ме-
сто положит. Старается только, чтоб никто не видел,
что именно он читал.
После того как были разбросаны прокламации, на
заводе сейчас же пошли строгости. Приструнили сторо-
жей, дали нагоняй всем для надзора поставленным. По-
явились полицейские на заводе. Пошли обыски по до-
мам... Кого-то арестовали и т. д. ...
Выхожу я вечером с завода, подходит «свой». «Гос-
подин Бюссер!6 А ведь ребята заметили, что проклама-
ции вы разбрасывали».—«Знаю, отстань!» Зло меня раз-
бирало. Я прекрасно мог бы распространить листки так,
чтобы полиция и не знала об них, распространить «из
рук в руки». На заводах не только не следует занимать-
ся делом, на заводах не следует и распространять лите-
ратуру! Конечно, если нет других средств, если надо не-
медленно распространить, в случае стачки например...
На другие заводы я передал листки уже через «своих»
людей.
Как бы то ни было, а на следующий же день за мною
стали следить. Я ясно чувствовал за собою несколько
«хвостов». На заводе мастер и смотритель приглядыва-
ются ко мне. Я немедленно взял «по семейным обстоя-
тельствам» расчет и решил тотчас же ехать за границу,
предупредив «своих», что видеться я с ними больше не
могу. Прошел еще день, дворник смотрит за мною, еще
день... Смотрю, «хвосты» исчезли, стало свободнее. Иду
в участок, спрашиваю свидетельство на выезд за грани-
цу,— выдали. В городе выдали паспорт без задерж-
ки 7.
376
Тогда я решился сходить проститься со «своими», по-
бывал с соблюдением всяких предосторожностей здесь
и там, устроил все, что нужно, и... фью!..
Через неделю после прокламаций меня в Петербур-
ге больше не было.
V.	Петербург (Продолжение)
Теперь расскажу про свою деятельность вне завода.
За десять — пять минут до гудка рабочие, получив
свои номера, идут к воротам. Толпа становится гуще и
гуще, задние ряды напирают — ждут они гудка и не до-
ждутся. Городовой и старший сторож важно стоят око-
ло ворот и взглядом сдерживают толпу.
Гудок! Ворота распахнулись, толпа хлынула вперед,
смыла все, что было на пути, и волнами выливается на-
ружу. Улица запружена. «Еще денек кончился, слава
богу!» Мальчишки бегут бегом. Крик, шутки... Взрос-
лые идут медленно, перекидываясь словами.
От Паля валит народ, у Максвеля гудок прогудел —
улица переполняется. Идут медленно, спешить некуда.
Утомленные нервы как-то требуют покоя. Люди ста-
раются не толкать друг друга. Что-то жгучее и острое,
грустное и протяжное закипает внутри. «Покоя, абсо-
лютного покоя!» Прислоняешься к тумбе или тихо, тихо
идешь вперед, и чувство жгучего счастья, жизнерадост-
ности вдруг разольется внутри. Все кажется таким пре-
красным кругом: и небо, и звезды, чистые и мигающие,
и снег, и тихие, строго дремлющие под тяжестью инея
березы, и лица — эти грязные, худые лица. Все пре-
красно кругом, и хочется обнять соседа, пожать ему
Руку.
Замечаешь, что и в других лицах то же делается.
Идут две девушки с фабрики, идут тихо, задумчиво...
Шмыгнул мимо парень и задел их, прошел купец и за-
ставил посторониться с тротуара.
«Э!— с какой-то нервной болью протяжно говорит
одна.— Ну что бы согласиться людям по одному троту-
ару идти в одну сторону, а по другому — в другую». И
столько убедительности и страстного желания, чтобы
люди согласились на это, слышится в тоне голоса. И
Вам хочется того же и так же сильно. Ведь вот опять
толкают и мешают отдыхать, нарушают этот покой, это
Наслаждение отдыхом, которое совсем неизвестно людям
праздным. И так любишь и девушек этих, и весь этот
377
народ, что живет и чувствует так же, как и ты, что же-
лает того же.
Приходишь домой, хозяйка хлопотливо встречает,
отворяет дверь, зажигает лампу. Садишься на стул, и не
хочется ни раздеваться, ни смывать грязь с лица и с
совершенно черных рук...
Я занимаю отдельную комнатку в чистой и тихой
польской семье. Отец—весовщик на Александровском
заводе, один сын — слесарем, другой — литейщиком на
том же заводе. Они приходили немного ранее моего и,
уже умытые, сидели, неподвижно покуривая, за чашкой
чая, принимая как должное самые мелочные услуги ма-
тери и больной, совсем бледной девушки — сестры.
Слесарь, лет 25-ти, был по характеру совсем слабым
малым — женственно впечатлительный и бесхарактер-
ный, глубоко чувствовать он не мог; валандался с фаб-
ричными девчонками, выпивал, очень заботился о своей
действительно очень красивой наружности; фабрил усы
и старательно приглаживал свою шевелюру. Недалекий
и избалованный, он любил сальные анекдоты. Его не-
веста, кассирша какого-то магазина в Петербурге, была
гораздо серьезнее и умнее его. Впрочем, малый любил
почитать, получал впечатление, умел даже рассказывать,
но, болтливый, в болтовне он сейчас и растрачивал свое
впечатление. Добр и капризен... Нет! Я не любил
его.
Литейщик был моложе, лет 18-ти. Он был вдумчив и
серьезен. Приходил ко мне потолковать, искал кружка
и что-то уже начал устраивать. Неподвижен он только
был чересчур и, придя из завода домой, так и просижи-
вал вечер на стуле. Тюлень — одно слово...
Более подвижные люди умеют преодолеть желание
не двигаться. Стремление к обществу, к компании пре-
одолевает. Человек идет куда-либо, где надеется встре-
тить приятелей. Порою известная компания, попривык-
нув друг к другу, образует уже что-то постоянное. Вот
вам и кружок. Здесь люди все знают друг друга, дове-
ряют друг другу и говорят без стеснения.
Сидят все вокруг стола, попыхивают папиросами и
перекидываются замечаниями. Они и здесь как-то не-
подвижны, они и здесь отдыхают. О чем же говорят
они? Говорят о заводе, о новом начальстве, о расцен-
ках, о новостях с других заводов. Где кого рассчитали,
где кого побили. Ругают мастера, условия работы.
Оживляются. Речь заходит об арестах, стачках... Если
кому попался листок, интересная газетка, проклама-
37В
дня — он с торжеством вытаскивает ее и начинается
чтение, обсуждение. Говорят о том, что непосредственно
каждого касается, задевает каждого за живое... Не всег-
да это, конечно, бывает. Часто целые вечера играют в
карты, а то и просто молчат, молчат часами.
Иногда же и картежники в своем разговоре заходят
очень далеко. Везде и всюду сказываются пролетарии и
оппозиционное отношение ко всему строю жизни по-
стольку, поскольку он их касается («экономизм»). Чу-
жих людей не любят. На Рождество, например, когда
кучи ряженых и замаскированных шляются по улицам,
часто самые наивные компании захлопывают дверь пе-
ред их носом: «Черт его знает, кто он такой под маской-
то к нам заявится». Попав в такую компанию, вы не на-
чинаете с первого же раза свое дело, хотя бы вы имели
самое верное ручательство за каждого. Погодите, по-
оглядитесь, войдите в настроение и мало-помалу под-
черкивайте аппозиционное настроение, помогайте им ид-
ти в ту сторону, в какую они смотрят,— а смотрят они
всегда в ту сторону, где... заря... и т. д.
Конечно, здесь прямо вы не можете предложить ор-
ганизовывать кассу8. Пропаганду вести вы можете, но
для организовывания кассы и т. д. вам приходится вы-
бирать людей: многие прямо не годятся, хотя бы по ус-
ловиям конспирации.
Расскажу последовательно об организации одного
кружка с кассою, библиотекою и т. д.
Сидело нас четверо вечером у токаря Невского за-
вода, лично хорошо мне известного, неглупого и довольно
верно настроенного парня. Другой токарь, брат его, ог-
ромный и могучий детина, прямо богатырь, покряхты-
вал в такт его речи. Этот — очень экспансивен и чувст-
вителен, любит сильные впечатления, но болтлив и не-
осторожен. Он за какую-то стачку где-то отсидел года
три в Вологодской губернии и теперь ужасно трусит по
пустякам. Такого и тянуть нечего. В решительную мину-
ту, разгоревшись, он может с пользой употребить свою,
Действительно необыкновенную, физическую силу. Он
Женится, и жена, кто бы она ни была, будет держать
его под башмаком. Интереснее всех четвертый собесед-
ник. В рваненьком пальтишке, в истрепанных пантало-
нах и порванных сапогах, он производил бы впечатле-
ние жулика, если бы не внимательные, умные глаза.
Светлая редкая бороденка, стриженые светлые волосы,
бесцветные губы и худые желтые щеки — остаются одни
глаза.
379
Внимательно переводя их с одного предмета на дру,
гой, с одного лица на другое, он убедительно и толково
говорит о Харьковской кассе взаимопомощи, о ее делах;
рассказывает, что благодаря одному примечанию *, ко-
торое им министерство разрешило вставить в устав, вся-
кий может поступить в кассу, говорит о порядках в ней
и т. д. Он не скрыл, что жандармское управление сле-
дит за делами кассы, потребовало себе список членов,
что некоторые члены кассы оказались зачинщиками в
одной стачке и т. д. Малый этот объехал целый ряд за-
водов, всюду вербуя членов для кассы, и за несколько
месяцев жизни в Петербурге (работал он на Обухов-
ском) успел завербовать по разным заводам десятка
полтора членов в свою кассу. Все свое свободное время
и силы он тратил на это дело. Я смотрел на этого
«странника»; не видно было в нем ни энтузиазма, ни фа-
натизма, точно он занят был самым обыденным проза-
ичным делом, каким-нибудь выгодным предприятием.
Дело было в конце декабря, и я предложил устроить
где-нибудь встречу Нового года в приятельской компа-
нии. «Странник» взялся устроить на Обуховском заводе
и доставить нам адрес. Так и решено было.
По данному адресу отправился я к Новому году за
Обуховский завод. Компания была шумная и пестрая.
Все хорошо знали друг друга, составляя, видимо, такую
кружковую компанию, о какой я говорил раньше. Раз-
вернулась душа работняцкая! Закусок и выпивки было
вдоволь (участие на вечере обошлось каждому в два
рубля). Хозяйка-хлопотуха, душа добрейшая, таких пи-
рогов напекла... Барышни жеманились, кавалеры выпи-
вали... Начались танцы.
Одна девочка лет четырнадцати обратила на себя
мое внимание. Веселая и разбитная, остроумная и хоро-
шенькая, она, видимо, была общей любимицей. В своей
семье она вертела и отцом, и матерью, и всеми распо-
рядками.
Была здесь невеста того богатыря, о котором я рань-
ше говорил. Серьезная и вдумчивая, она, видимо, не лю-
била его. Она всматривалась в него, искала в нем чего-
то и колебалась. Дело еще не было решено. Малый был
силен, добр, зарабатывал хорошо... Ей хотелось бы най-
* Это примечание к статье, по которой членами кассы могут
быть харьковские рабочие и мастеровые. Согласно примечанию, мо-
гут оставаться членами кассы те рабочие, которые выехали из
Харькова. Это примечание дало им возможность вербовать всюдУ
себе членов.
380
Tjj в нем что-то, но она не находила. В конце вечера
стало ясно, что она согласна: она садилась рядом с ним,
заговаривала. Теперь капризничал он, что-нибудь не-
приятное она ему сказала. Он пил стакан за стаканом.
Он уверял, что может выпить всю четверть и не захме-
леет. Близко к двенадцати часам. Мне досадно, что все
так бессодержательно и пошло кругом. Как тут посту-
пить? Публика-то все незнакомая... Я видел, что шпио-
на тут не может быть, а все же... много прямо несимпа-
тичных лиц.
Я все же решил сказать речь в двенадцать часов. С
стаканом вина... сойдет!
Удивляло меня то, что «странника» не было и как-то
не хотят говорить, почему его нет.
Двенадцать часов. Я объявляю, что хочу сказать
речь... Встать! Встать!.. Мне неловко перед этим кругом
лиц... Сколько времени я их заставлю стоять?
Я говорю им о том, что скоро кончится еще одно сто-
летие, и рассматриваю, насколько сильнее в борьбе с
природой и богаче человечество сделалось за этот век.
Железная дорога, паровая машина, электричество, те-
лефон, телеграф... «Какие могучие орудия и как много
можно сделать при помощи их! Отчего же не наделают
столько, чтобы все мы имели все, что нам нужно? От-
чего так много людей, которые ищут работы и не зна-
ют, куда приложить силы свои? Отчего в то же время
нас заставляют так работать, что порою спина болит и
мурашки бегают по всему телу? Отчего? Оттого, что все,
что на свете делается, делается не для того, чтобы обес-
печить всем и каждому кусок хлеба, обеспечить его ста-
рику и вдове, а для того, чтобы, обогатить кучку людей,
имеющих капитал, и имя, имя этим людям — капитали-
сты. Оттого, что мы, рабочие, довольны теми крохами,
которые выпадают, и т. д. Мы — такие же люди, мы то-
же жить хотим, мы должны отбить, и мы отобьем чело-
веческую жизнь для себя, для всех и каждого...»
Как отобьем мы ее? Я говорил о классовой борьбе,
о соединении всех сил рабочих в одну огромную силу, о
партии и кончил тостом за успешное соединение наших
сил.
Настроение изменилось, лица просветились... Начал
говорить другой рабочий:
— Да! Не сладка наша жизнь. Встаешь с гудком,
обедаешь по гудку... Всякий мастер имеет над тобой
власть... Дрожи и трепещи перед всякой скотиной...
381
Ему не дали договорить, кто-то начал декламировать
стихотворение о Ваньке, который снимает сапоги с ба-
рина, угождает ему, а барин ему в нос сапогом тычет.
Говорят стихотворения собственного производства, на-
пыщенные и несуразные. Кружок сомкнулся, барышни
переплыли в другую комнату.
Плотный и сильный блондин, лет 20-ти, с насуплен-
ным и серьезным лицом, горячо и негодующе укоряет
товарищей, что они забавляются одними словами, а что
на настоящее дело им наплевать, что дело их разговоры
разговаривать. Я отвлекаю его в сторону и укоризнен-
но говорю ему, что ведь он тоже только разговоры раз-
говаривает. Быстро и порывисто уводит он меня в свою
комнату (он жил на этой же квартире). На его кровати
спал пьяный товарищ. Маленькая комнатка вмещала уз-
кую железную кровать и крохотный стол, заваленный
книгами (Достоевский, Кудрявского «Как жили люди...»,
какая-то толстая физика, учебник химии, учебник гео-
метрии Давыдова, географический атлас, книжки како-
го-то журнала 60-х годов и т. д.). Несколько стульев до-
вершали обстановку.
Здесь, осмотревшись кругом и внимательно посмот-
рев на спящего, он ровно и основательно стал доказы-
вать, что эти люди, действительно, годны только для
разговоров, да и разговоры-то им нужны не такие. «Раз-
ве могут они понять такие святые мысли, разве стоит с
ними так разговаривать». Он сказал, что он лично да-
вно уже задумывался над тем, как бы от разговоров
перейти к делу. Он решил привести к себе в следующую
субботу приятелей своих (с Обуховского завода), с ко-
торыми можно начать дело. Я с ним долго разговаривал
о том, каких людей нужно и каких не нужно, как осто-
рожно следует поступать и т. д. Мы решили не торо-
питься и по возможности внимательнее выбирать пуб-
лику. Я обещал прийти в следующую субботу. Малый
заслужил полное мое доверие.
Под конец он рассказал мне, почему здесь не было
«странника». «Странник» отколол какую-то настолько
невообразимую похабность относительно той общей лю-
бимицы девушки-подростка, что возмутил всех, и его
просто устранили от всех общих дел.
В следующую же субботу после работы я явился к
моему «организатору». Меня ждали только двое. Он и
еще молодой слесарь, его личный друг и приятель с
Невского завода. Сам он работал на Обуховском.
Слесарь был очень худ и бледен. В лице виднелась
382
мысль, мысль постоянная и тревожная. Как-то беспо-
койно смотрели глаза на меня и чего-то ждали. Ему бы-
ло года двадцать два, развивался он медленно, «думать»
стал года три тому назад, и «дума» эта неотступно свер-
лила его голову. Он искал решения целого ряда задач,
хватался за книги, часто недосыпал, переходил с завода
на завод и все был недоволен. Голодать ему приходи-
лось много, но это не особенно, по-видимому, огорчало
его. Он знал кое-что о Чернышевском, пробовал- читать
Бокля. С большим удовольствием вставлял он в свою
речь книжные выражения и иностранные слова. Живя
несколько обособленною от товарищей жизнью, он при-
вык быть особняком и считать себя выше окружающих.
Вообще не обладая никакими чрезвычайными ресурса-
ми, он нажил себе слишком большое самолюбие. «С тех
пор, как проснулась моя гениальность...» — начинал он,
сам, конечно, не понимая истинного значения этого
слова.
Все это, однако, с избытком искуплялось его страст-
ной любознательностью, глубоким желанием устроить
свою жизнь разумно, согласно с своими мыслями, опре-
делить свое отношение к окружающим явлениям.
До сих пор он развивался совершенно самостоятель-
но, никогда не имел около себя человека, который по-
могал бы ему разбираться во всем окружающем. Про-
цесс саморазвития, как его пришлось ему самому пере-
жить, интересовал его самого, и он обещал написать
подробно о том, как «развивалась его гениальность».
Страстно и требовательно задавал этот человек вопросы
и не скрывал того, как рад он тому, что наконец встре-
тился с человеком, способным помочь ему в его поры-
вах к свету.
Понимали мы друг друга легко и сговаривались бы-
стро.
— Рабочим,— говорили мы,— жить трудно и скучно.
Мы должны во что бы то ни стало взять себе такую
жизнь, какую мы хотим. Взять ее возможно, и мы-де
ее возьмем. Как? Мы устроим прежде всего кружок то-
варищей (человек десять — больше неудобно) и сообща
возьмем все, что будем в силах взять у жизни. Мы уст-
роим кассу для того, чтобы не бояться завтрашнего
Дня, мы устроим библиотеку для того, чтобы лучше по-
нимать и не бояться всего окружающего, мы будем по-
могать друг другу всякими средствами, помогать жить и
не бояться, помогать быть свободными, гордыми и неза-
висимыми. Но у десятка людей сил мало. Нам придется
383
подумать, что можем мы сделать, чтобы таких десятков
было возможно более и чтобы они держались вместе.
Скоро наш десяток заполнился. Ребята все были мо-
лодые (не старше 30 лет) и думающие. Один успел уже
отсидеть за сношения с интеллигентской организацией в
Саратове. Он больше не хотел интеллигенции. Осталь-
ные еще нигде в организации не были и были очень не-
опытны. Пришлось учить их на каждом шагу. «Вместе
не выходить. На улице друг другу не кланяться. В од-
ном и том же месте не собираться. На заводах «делами»
не заниматься, книжки и листки в одном месте не соби-
рать и т. д.». Занимались мы прежде всего выработкой
правил нашей организации 9. Тут же мы приступили и к
главной цели пашей организации — общему улучшению
жизни. Мы должны были помогать друг другу следить
за всем тем, что кругом нас совершается, и за тем, что
на всем мире происходит, должны были выяснять друг
другу смысл происходящего. Мы должны друг другу по-
могать жить и бороться. Здесь мы читали «Рабочую
мысль» и листки, корреспонденции из журналов и газет,
имеющие отношение к нашей жизни, корреспонденции
из-за границы. Здесь должны были обсуждаться напи-
санные для «Рабочей мысли» корреспонденции. Мало
того, здесь разбирались прочитанные книги, составлялся
план занятий для каждого в отдельности и для всех
сообща (начали читать «Начала экономической науки»
Богданова) ,0. Здесь прочитывались стихотворения, ко-
торые почему-либо понравились кому-либо...
Вечера проходили быстро и незаметно, бодро и ожив-
ленно. Приходилось много говорить и читать мне. Но
мне смело и много возражали и, мне кажется, чувство-
вали себя вполне самостоятельно. Не всегда я имел воз-
можность и присутствовать на этих собраниях.
Устав организации вырабатывался при моем участии,
но составлялся и редактировался без моего участия. Те-
перь я изложу план широкой рабочей организации и ее
организование, план, который создался в моем сознании
во время моей жизни в описанной мною среде11. Этому
плану я придаю большое значение. В него, как часть,
входит устав вышеописанной группы (она носит назва-
ние «Вперед») 12. По плану этой группы вырабатывались
уставы в других группах. На собрания других групп я
уже не ходил, имел дело только с «организаторами», со-
ставлявшими группу уже на свой страх. Им я передавал
общий план организации и основные положения группо-
вого устава, предоставляя вырабатывать самостоятельно
384
детали. «Организаторов» я намечал в группе «Вперед»,
в других компаниях, о которых я рассказывал выше, в
воскресной школе 13 и на заводе. Наконец, одни тащили
за собою других, и круг знакомства быстро расширял-
ся. Устраивалось уже с полдюжины кружков, я готовил-
ся свести вместе организаторов, как вдруг — «трах!» —
я снова за границей.
Впрочем, перед отъездом я успел свести кое-кого,
обеспечить доступ литературы в кружки и т. д. Время
покажет, что из всего этого выйдет. Я уже собираюсь
начать то же самое в другом месте, следя только изда-
ли за тем, что будет делаться здесь, и связывать новое
и старое воедино. Взялись за дело очень горячо. Симпто-
мом может служить высота взносов. Они составили
шкалу прогрессивно-подоходного обложения. Мне с пя-
тьюдесятью рублями заработка приходилось платить в
группе «Вперед» 1 рубль 50 копеек в месяц. Степени
прогрессивности 14 я не помню. При выработке этой нор-
мы я, пользуясь опытом западноевропейских организа-
ций, считал ее слишком высокой и подавал голос за по-
нижение.
Вероятно, в других группах будут недовольны высо-
той нормы. В таком случае на собрании «организаторов»
придется поднять вопрос об ее понижении и голосовать
по группам (норма, по-моему, должна быть общая для
всех групп).
Тот план, который я буду излагать здесь, годится,
по-моему, только для Петербурга и, может быть, для
Москвы и Одессы. Для остальных городов и промыш-
ленных центров Россия пока должен быть выработан
другой план.
Я прилагаю план организовывания и организации
чисто рабочего движения. В большинстве мест России (и
это было видно по вышеизложенному) рабочая масса
еще не доросла до возможности приложения такого
плана.
Там возможно и необходимо пока еще то, что дела-
лось рабочими и партийной интеллигенцией до послед-
него времени в Петербурге.
В каждом промышленном районе Петербурга — 1)
Невская застава, 2) Обводный канал, 3) Нарвская за-
става, 4) Васильевский остров, 5) Петербургская сторо-
на, 6) Выборгская сторона, 7) Охта — должна быть со-
ставлена группа надежных, сознательных, проникнутых
Принципами данной организации «организаторов», еще
совершенно не скомпрометированных (мой опыт Дает
13 Зак. Ns 98	“	385
пример того, как возможно организовать такую группу).
(Я полагаю, что предшествующая стадия развития ра-
бочего дела обеспечивает возможность организования
этих групп.) Они ведут дело своего района и выбирают
Представителя и заместителя в «Петербургский комитет
рабочей партии» (по плану получится семь представи-
телей). При дальнейшем развитии движения ввиду кон-
спирации придется увеличить число районов 15.
В руках представителей: 1) решение дел, касающих-
ся всего Петербурга, 2) стачечная касса и высшее руко-
водство стачечным движением и 3) сношение с другими
комитетами рабочей партии и с революционными груп-
пами, примыкающими к партии. Комитет организует
составление, печатанье и распространение рабочей лите-
ратуры. Он сам себе ищет агентов, исполнителей и по-
мощников и ответствен перед собранием организато-
ров. Члены комитета содержатся на средства организа-
ции. В случае ареста одного или всех членов комитета
места их тотчас же замещаются заместителями, которые
извещают собрание организаторов о происшедшем и
просят выбрать себе заместителя немедленно. Замести-
тели, не участвуя на собраниях комитета и зная только
одного члена комитета, находятся всегда через этого
члена в курсе всего, что происходит там, и, кроме того,
знают, где находится касса и как найти комитет. Касса
и архив должны быть обеспечены от разгрома и потери.
Группа организаторов каждого района пополняет сама
себя с единогласного группы согласия. Через своего
представителя она связана с комитетом партии. Она не
должна объединять число организаторов, превышающее
установленный... (пропуск в оригинале — Е. О.). В про-
тивном случае она или делится на две группы, созда-
вая новый район и посылая нового представителя, или
составляет две подгруппы, возможно более разъединен-
ные в* конспиративном смысле (дело решается самим
комитетом). Организаторы работают по фабрикам и за-
водам, непосредственно связаны с рабочей массой. Каж-
дый организатор должен составить себе группу товари-
щей, называемых «групповыми» (выше читатель видел
пример такой группы в самом начале организования). В
группе не должно быть более десяти человек.
Каждая такая группа соединена с организацией че-
рез своего организатора, через него получается литера-
тура, передаются корреспонденции и т. д.
При каждой такой группе — ее касса. Каждый груп-
повой и организатор этой группы вносят в кассу сооб-
зм
разно со своим заработком по установленной заранее
норме. Группа выбирает администрацию кассы и заме-
стителей к ней. Половина всех доходов кассы переда-
ется через организатора в стачечный фонд, находящий-
ся в руках «комитетских». Главное назначение этого
фонда — помощь стачечной борьбе. Из него же черпает-
ся как содержание «комитетских», так и все расходы по
делам организаторов и комитета. Комитет расходует
безответственно (составляет отчеты) и контролирует
расходы организаторов, выдавая им нужные суммы.
Второй половиной доходов своей кассы группа распоря-
жается бесконтрольно: главное ее дело, конечно, взаи-
мопомощь, выписка газет и журналов, библиотека,
праздники, митинги, путешествия и т. д. В комитет
представляется отчет каждой кассы периодически. Груп-
повые составляют группу товарищей, принадлежащих к
одному заводу или фабрике, хорошо знающих друг дру-
га. Они следят вместе за текущими делами на заводе,
совещаются о них, принимают меры и доводят до све-
дения комитета все интересное через организатора.
Группа знает только своего организатора, который, по
возможности (так оно на практике и будет), работает
на том же заводе. Но организатор должен познакомить
свою группу с одним J13 товарищей — из группы органи-
заторов, чтобы тот мог в случае исчезновения первого
заместить его и связать группу со всею организацией.
Групповые вместе и под руководством организатора
знакомятся с принципами социализма, следят за газе-
тами, вырабатывают сознательное отношение ко всему
ходу истории. При этих занятиях организатор никогда
не должен упускать из виду следующее.
В среде таких групп воспитываются люди, способные
войти в среду организаторов, из этих групп организато-
ры выбирают себе товарищей. В группе следует воспи-
тывать разносторонне способных организаторов. Мало
того, организатор побуждает каждого группового орга-
низовать филиальную группу с кассой (в уставе группы
так и значится: «каждый групповой обязан организо-
вать филиальную кассу»), Организование происходит
примерно так: каждый групповой устраивает сбор сре-
ди товарищей по мастерской по особым бланкам. Он
Убеждает товарищей вносить ту или другую сумму еже-
месячно. Распространяя литературу, он ведет пропаган-
ду и агитацию среди товарищей и готовит их к органи-
зованию новой группы. Таким образом, на заводе ока-
зывается по мастерским несколько групп с одной стар-
ит
шей группой во главе. В этой старшей группе сходятся
нити всего foro, что делается на заводе. Весь сбор це-
ликом поступает через группового в руки кассира груп-
пы, который уже отчисляет половину для передачи в
стачечный фонд. Ежемесячные плательщики считаются
членами организации (по номерам) и имеют отчеты о
стачечном фонде. Они участвуют на праздниках завод-
ских, устраиваемых группой, получают через своего
группового сведения о ходе дел (которые организаторы
сочтут возможным распространять), получают литера-
туру. Он получает в случае нужды материальную по-
мощь от групповой кассы и, как член организации, обя-
зан подчиняться предписаниям, подписанным комитетом
организации.
Всякий член партии помимо взноса, к какой бы ста-
дии организации он ни • принадлежал, обязан сделать
все, что может, ввиду увеличения средств партии — осо-
бенно в стачечное время.
Группа может устраивать в своей среде или для пла-
тельщиков собрания с любой целью, приглашать на
эти собрания с общего согласия группы интеллигентов
и специалистов по разным вопросам.
В рамках организации едва ли найдется место серь-
езной, последовательной научной пропаганде и культур-
ной деятельности. Здесь открывается широкое поприще
деятельности для активной части интеллигенции. Интел-
лигенты, кроме того, послужат незаменимыми помощни-
ками комитета при составлении литературы и при вся-
кого рода сношениях.
Организованный тем или другим образом комитет в
Петербурге послужит образцом для организовывания
подобных же организаций в Москве и в Одессе, а через
некоторое время и в других местах нашего обширного
отечества.
Да здравствует Российская социал-демократическая
рабочая партия! 16
Послесловие
Трудно было бросить друж-
но закипевшее дело. Но уже через несколько недель я
опять был в Петербурге с документами на имя Эдуарда
Куртуа, металлиста-электрика. Поступил на работу во
«Всеобщую компанию электричества» и- получил воз-
можность работать то на том, то на другом предприя-
тии. Работа по описанному выше плану быстро разви-
388
далась. К лету 1900 года в Петербурге уже существо-
вал комитет РСДРП партии, состоявший из рабочих,
рыбранных от районных организаций. Первый избран-
ный с низов комитет. В него вошли от центра старой
организации интеллигенты Рерих (покойный) 17 и Бог-
данов 18. Все кружки и весь аппарат старого центра пе-
решли к новому комитету. «Рабочая мысль» была на-
шим органом, были мы «экономистами».
Провалился я и весь комитет к концу 1900 года.
Один организатор Александровских железнодорожных
мастерских сколотил группу у Максвеля. Среди тексти-
лей наладить организацию было трудно, и такими груп-
пами мы дорожили. Как представителю Невского райо-
на в комитете мне пришлось оформлять эту группу. В
этой-то группе и оказался провокатор, который прова-
лил меня.
После года одиночного заключения в предварилке я
был выслан, в качестве бельгийского подданного, за
границу без права въезда в Россию. С появлением пер-
вых номеров «Искры» я сделался искровцем и уже ра-
ботал в качестве агента «Искры»19 Потом сделалась
искровской и петербургская организация 20.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Район города, прилегающий к Шлиссельбургскому тракту.
2	Александровский завод — ныне Октябрьский вагоноремонтный
и Пролетарский паровозостроительный заводы.
3	Фабрики Губбарта (Максвеля).
4	Имеется в виду петербургский «Союз борьбы за освобождение
рабочего класса», который в 1899 г., несмотря на разноголосицу в
подполье, все-таки выполнял функции центральной организации
РСДРП.
5	Десятки таких юношей и девушек выполняли в подполье мел-
кие функции.
°	Под этим именем и паспортом на него П. Г. Смидович тогда
жил и работал.
7	По паспорту, П. Г. Смидович был «иностранным подданным».
8	Речь идет о стачечной кассе.
0	Типичное занятие «экономистов», большую часть времени тра-
тивших на выработку уставов и правил действия организаций.
10	А. А. Малиновский (Богданов) — политический деятель, фи-
лософ, экономист, участник революционного движения. Его «Крат-
кий курс экономической науки» (1897) В. И. Ленин оценил как «за-
мечательное явление в нашей экономической литературе (Ле-
чин В. И. Поли. собр. «соч., т. 4, с. 35).
11	Т. е. в среде рабочих.
12	Кружки «Рабочей мысли» носили различные названия: «Ого-
нек», «Вперёд», «Либкнехт» и др.
13	В Смоленской (Корниловской) школе.
14	Т. е. с повышением зарплаты нарастание процента налога.
389
15	В отличие от допролетарского периода освободительного дви-
жения социал-демократы начиная с 1895 г., с ленинского периода
петербургского «Союза борьбы», стали строить свою работу среди
пролетариев по производственно-территориальному принципу, беря
за основу районы города. Из них выросли «районы партийной ра-
боты» — предшественники современных райкомов партии в крупных
городах.
,в	Проводимый П. Г. Смидовичем план вполне вписывается в
рамки многочисленных уставов «экономистов». Два из них, наибо-
лее типичных, были подвергнуты острой критике В. И. Лениным в
книге «Что делать?» (см.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6,
с. 117—118). Имеются сведения об уставах К. М. Сака, И. С. Кар-
функеля (см.: Ольховский Е. Р. Ленинская «Искра» в Петербурге.
Л., 1975, с. 71—72; Жуйков Г. С., Комиссарова Л. И., Ольхов-
ский Е. Р. Борьба В. И. Ленина против «экономизма». М., 1980,
с. 83—84). «Экономистским» был и устав А. А. Шнеерсона (см.:
Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демо-
кратическими организациями в России, т. 2. М., 1969, с. 227—230).
17	Речь идет о А. Э. Рерихе, видном деятеле петербургской
экономистской «Рабочей организации», ставшем впоследствии
искровцем.
18	Н. П. Богданов — один из руководителей «Комитета Рабо-
чей организации», «экономист». Для установления широких связей
«Комитета» объехал Николаев, Владимир, Ярославль (ЦГАОР
СССР, ф. ДП, 7 делопр., 1901 г., д. 82, т. 1, л. 163).
19	О работе П. Г. Смидовича в качестве агента «Искры» см.:
Ольховский Е. Р. Ленинская «Искра» в Петербурге, с. 69, 119,
232, 239.
20	Переход Петербургской социал-демократической организации
на позиции «Искры» произошел летом 1902 г, Наиболее подробно
об этом см. там же, с. 205—260.
Заключение
Этот раздел сборника посвящен
петербургской социал-демократической группе «Рабочая мысль»,
ее организации и идейному направлению, нашедшему наиболее
яркое отражение в газете с одноименным названием. В. И. Ленин
считал газету «Рабочая мысль» наиболее честной и последователь-
ной защитницей идей «экономизма», самой прямой его сторонни-
цей *.
«Экономизм» — первое оппортунистическое течение в рядах
российской социал-демократии. Он в 90-х годах XIX века склады-
вался постепенно, как результат неразвитости российского рабоче-
го движения, как отражение взглядов оппортунистической интел-
лигенции и отсталых слоев пролетариата, постоянно «разжижаемо-
го» выходцами из крестьян. Оказавшись в непривычных условиях
капиталистического города, вчерашние крестьяне стремились хоть
как-то улучшить свое материальное положение, пытались добить-
* См.: Ленин В. И. Поля. собр. соч., т. 6, с. 19.
390
сЯ прибавки пятачка на заработанный рубль, прекращения безжа-
лостных штрафов, сокращения бесконечно длинного рабочего дня.
Борьба пролетариата за жизненные — экономические — интересы
была справедливой и логичной.
Многие социал-демократы — А. А. Якубова, К. М. Тахта ре в,
В. Н. Катин-Ярцев и другие — так называемые «молодые» в руко-
водстве петербургского «Союза борьбы за освобождение рабо-
чего класса», пришедшие на смену «старикам» (арестованным
В. И. Ленину и егр соратникам) — стали эти вполне закономерные
и оправданные экономические требования рабочих чрезмерно аб-
солютизировать, сводя к ним все цели движения пролетариата.
Вслед за немецким ревизионистом Э. Бернштейном они утверж-
дали, что такое движение — всё, а конечная цель — социализм и
коммунизм — ничто. Стачку, замечательную в своем роде школу
пролетарской борьбы, «экономисты» объявили главной задачей ра-
бочих выступлений. Пролетарскую политическую партию «эконо-
мисты» вздумали подменить профессиональной кассой взаимопо-
мощи. Они вообще отказывались от революционной, заранее на-
меченной тактики, от политических действий. Вместо четкой струк-
туры подпольных организаций «экономисты» склонялись к расплыв-
чатой «демократии». Именно демократии в кавычках, потому что
в жесточайших условиях подполья, повальных арестов и травли, ко-
торые революционерам создавала царская охранка, о настоящей
демократии и мечтать-то всерьез было нельзя.
А в некоторых организациях «экономистов», стремившихся
к улучшению экономических условий существования пролетариев
на отдельных предприятиях, вдобавок ко всему стали особенно
пышно процветать местничество и кустарничество. Было у «эконо-
мистов» и стремление под предлогом «обслуживания» рабочего
движения разделить подпольные организации на пролетарскую
часть и интеллигентскую. А если мы к этому еще добавим, что
«экономисты» преклонялись перед стихийностью, то будет понят-
но, что рабочему движению грозила серьезная опасность.
Появившийся в октябре 1897 года первый номер газеты «Ра-
бочая мысль» ярко и выпукло отразил недостатки «экономизма»,
существовавшего до этого лишь как настроение, как ошибочные
элементы в социал-демократии. Рождение группы «Рабочая мысль»
и особенно ее газеты, как считал В. И. Ленин, вывело «экономизм»
на свет божий *.
Кто же входил в группу «Рабочая мысль»? Полного ответа на
этот вопрос историки до сих пор не дали, хотя еще в 30-х годах
была сделана довольно серьезная попытка исследователя Л. Щег-
ле изучить структуру и идеологию «Рабочей мысли». Известно, что
в первом номере газеты авторами главных материалов выступили
* См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 34.
391
К. М. Тахтарев, Н. А. Богораз и В. Поляков. Об этом Ленинград,
ские историки, и в их числе составитель сборника, писали в 1980
году*. Петербургская охранка'называла первыми руководителями
группы Н. Богоца и Н. Корсак-Кульженко. Они были арестованы
в январе 1898 года. В восстановленный состав группы вошли
Ю. Кок и А. Кок, М. Ситарева, Е. Окунцова, Н. Лохов, В. Шкляре-
вич, Л. Батырев, С. Кирпичников, В. Носков, М. Гардеенко, В. Фе-
доров (Забрежнев), С. Колышкевич **. Сведения совсем скудные.
И потому мы должны быть особенно признательны колпинскому
рабочему, старому большевику Я. А. Андрееву за рассказ о том,
как создавалась газета «Рабочая мысль». Его воспоминания печа-
таются в нашем сборнике в' другом разделе, но именно они; до-
полненные воспоминаниями его ученика И. К. Михайлова, являют-
ся наиболее достоверным документом, показывающим, как роди-
лась эта газета. Основатели газеты — рабочие 90-х годов — особен-
но не думали об идейном направлении своего печатного органа.
Они просто самозабвенно собирали на петербургских фабриках и
заводах сведения о положении рабочих, о забастовках, о борьбе
пролетариев с хозяевами и все это добросовестно печатали. «И
меньше всего мы представляли, что наша газета будет представи-
тельницей выявившегося впоследствии „экономизма"». И далее:
«Каковы были мы сами, такова была и наша газета. Мы организо-
вывались непланомерно, стихийно, вне всякой связи с тогдашни-
ми социал-демократическими направлениями. У нас были практи-
ческие подходы к действительности, но не было хотя бы мини-
мальной научной осмысленности. «Союз борьбы» не имел, по-ви-
димому, сил, чтобы вплотную подойти к нам, и мы представляли
вихрастую группу самородков. Таков был и первый номер „Рабо-
чей мысли"».
Как же действительно надо оценивать этот первый номер «Ра-
бочей мысли»? Один из руководителей газеты, К. М. Тахтарев, на-
пример, не только отрицал присутствие в ней «экономизма», но
даже угрожающе заявлял, что обвинение органа петербургских
рабочих в неверности идейного направления «равносильно обви-
нению в неправильности всего направления петербургского рабо-
чего движения 90-х годов» ***. Мы же вслед за В. И. Лениным счи-
таем «Рабочую мысль» органом оппортунистическим. Недаром
Я. А. Андреев пишет: «В- нем вместе с революционным пылом
гнездилась и чисто обывательская оценка возможностей, которые,
по нашему мнению, могли использовать рабочие в борьбе за свое
существование. Мы вихрасто жили, вихрасто думали и вихрасто,
* См.: Жуйков Г. С., Комиссарова Л. И., Ольховский Е. Р.
Борьба В. И. Ленина против «экономизма». М., 1980, с. 50.
** Былое, 1921, № 16, с. 123—124.
*** Тахтарев К. М. Очерк петербургского рабочего движения
90-х годов. По личным воспоминаниям. Лондон, 1902, с. 95—96.
392
конечно, писали». Впоследствии «Рабочая мысль» выходила и в
(Петербурге, и за границей. Менялись ее руководящие органы.
Иногда она принадлежала «Союзу борьбы за освобождение рабо-
чего класса». Со временем делалась все более «экономистской»,
оппортунистической.
Наряду с самой газетой существовала целая сеть ее органи-
зационных ячеек. О ней не только широкому читателю, но и ис-
торикам мало что известно. И потому такую большую ценность
представляют для нас воспоминания П. Г. Смидовича, одного из
самых активных деятелей и руководителей группы «Рабочая мысль»
на рубеже XIX—XX веков, который, повторяя путь народников 70-х
годов, повторяя пример Павла Варфоломеевича Точисского в 80-х,
будучи дворянином по происхождению, решил отправиться в свой
«поход в народ». Но не в деревню... крестьянином, волостным пи-
сарем или офеней, а, приобретя на Западе рабочую специальность,
Петр Гермогенович, чтобы было проще и легче вести нелегаль-
ную политическую агитацию среди рабочих, как бельгийский под-
данный Брюссер устроился электромонтером на Семянниковский
завод. Его воспоминания об этом как-то затерялись в литературе
20-х годов и не использовались даже специалистами-историками.
Нам же они представляются явлением весьма ярким. Написаны
они рабочим, о рабочих. О «Рабочей мысли», кичившейся своим
исключительным служением делу пролетариата. В то же время ав-
тор — один из руководителей группы «Рабочая мысль» — внима-
тельный и тонкий аналитик, интеллигент. И то, что П. Г. Смидович
ушел с правого фланга социал-демократии к ленинскому ядру
складывавшейся марксистской партии и впоследствии стал видным
большевиком, весьма знаменательно. Не в последнюю очередь та-
кой путь П. Г. Смидовича был предопределен его жизнью среди
рабочих. В своих воспоминаниях он писал и о первых шагах под-
польной агитации, и о способах разбрасывания листовок, и об ор-
ганизации вспомогательных рабочих касс, и о выработке устава
организации. Интересно, что все «экономистские» группы начинали
свою деятельность с выработки уставов, затрачивали на это не-
мало сил. В. И. Ленин едко (и поделом!) высмеял страсть «эконо-
мистов» к революционному бюрократизму, к этому «уставотворче-
ству», к стремлению все заранее предусмотреть и оформить * **.
Особенно большой вред социал-демократическому движению
в Петербурге был нанесен летом 1900 года, когда все рабочие
кружки «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» по на-
стоянию «экономистов» выделились в самостоятельную организа-
цию. Она считалась агитационной частью «Союза борьбы» и полу-
чила наименование «Комитет Рабочей организации» ”,
* См : Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 6, с. 117—118.
** Подробнее об этом см.: Ольховский Е. Р. Ленинская «Искра»
в Петербурге. Л., 1975, с. 59—79.
393
Бесспорно, «Рабочая мысль» в период борьбы за создание
социал-демократической партии в России сыграла отрицательную
роль. И с нею приходилось страстно бороться и В. И. Ленину, и
Г. В. Плеханову, и другим революционным марксистам.
Но есть у газеты и другая сторона, о которой мы на десяти-
летия забыли. На ее блеклых, с трудом прочитываемых столбцах
впервые приобщались к политической мысли и путаным, корявым
языком излагали свои взгляды сами рабочие. Именно таковы вос-
произведенные выше материалы, взятые из «Рабочей мысли», из
«Рабочего листка»: статья «Что такое экономическая и политиче-
ская борьба и как надо бороться», наивное стихотворение «Дума»,
«Письмо машиниста с Ижорских заводов» и «Письмо работницы
с Карточной фабрики», рассказ об обороне «Красного дома» под
названием «Дело на фабрике Максвеля», подписанный «Комите-
том Рабочей организации».
Для лучшего знакомства с «Рабочей мыслью» составитель
сборника приводит материалы одного из номеров газеты, из ее
постоянной рубрики «Хроника». Конечно, это не хроника научно-
исторического характера — это ряд рассказов о фактическом по-
ложении рабочих на некоторых петербургских предприятиях, ко-
торые типичны для того времени,— и в этом их сила. Можно бы-
ло бы взять материалы «Хроники» из другого номера «Рабочей
мысли», тогда это были бы просто другие предприятия, другие
подробности эксплуатации рабочих, но общая картина оставалась
бы неизменной по существу. Типичная характерность этих материа-
лов придает им особую историческую ценность как для исследова-
теля-историка, так и для современного читателя, интересующегося
историей своей страны. А ведь до недавнего времени для написа-
ния истории петербургских фабрик и заводов мы даже и думать
не могли о привлечении, тем более об опубликовании, материалов
из «Рабочей мысли». История, упускавшая из виду такую объек-
тивную сторону рабочего движения, как стихийность, слишком мно-
го теряла. Очень важно знать, какими были первые шаги, начало
пути к научному социализму: без первого шага нет и всей после-
дующей дороги. Без знания стихийных, малосознательных эле-
ментов рабочего движения не понять его в целом, не познать эпо-
хи, не вникнуть в нашу сложную и многомерную историю.
РАЗДЕЛ6
В ПОИСКЕ
выхода:
В ЕДИНСТВЕ
В. П. НОГИН
Виктор Павлович Ногин — рабочий-красильщик на фабрике
Паля. В конце 90-х гг. он активно работал во второй петербург-
ской группе «Рабочего знамени». Неоднократно арестовывался,
ссылался, совершал побеги. С 1901 г.— агент ленинской «Искры»
в России.' В сентябре — октябре 1901 г. создал первую истинно ле-
нинскую искровскую организацию в столице — Петербургский от-
дел «Искры». Участник трех русских революций.
Виктор Павлович Ногин после Октября вырос в крупного дея-
теля большевистской партии и Советского государства.
В составе первого СНК — нарком по делам торговли и про-
мышленности; в 1918-м — зам. наркома труда, в 1921-м — предсе-
датель Всероссийского союза работников кооперации, затем —
председатель правления Всероссийского текстильного синдиката.
На V, VI съездах партии и на Апрельской партконференции
(1917 г.) избирался членом ЦК.
Листовка, датированная 13 декабря 1898 г., написана В. П. Но-
гиным во время начавшегося брожения среди рабочих на фабри-
ках Губбарта (Максвеля) из-за резкого ухудшения условий труда
еще в ноябре. Группа «Рабочее знамя», имевшая здесь хорошие
связи, готовит забастовку и печатает эту листовку в типографии
«Союза борьбы за освобождение рабочего класса». На следую-
щий день, после обеда, текстильщики забастовали. А 16 декабря
жандармы арестовали активных деятелей второй группы «Рабоче-
го знамени». В ночь на 17 декабря произошло событие, извест-
ное как «Оборона Красного дома». Текст листовки воспроизводит-
ся по журн.: Красная летопись, 1931, № 5-6 (44-45|.
К РАБОЧИМ СПАССКОЙ
И ПЕТРОВСКОЙ ФАБРИК ГУББАРТА
(МАКСВЕЛЯ)
Товарищи!
Наши благодетели-фабриканты образовали тайный
союз, основанный ими по образцу рабочих союзов. Они
396
запомнили, как более трусливые товарищи говорили им,
что зима — время трудное и рабочим будто бы нельзя
бороться зимой. Благодетели воспользовались случаем:
дескать, насядем на рабочих теперь, за зиму они от-
выкнут от хлеба, а к лету попривыкнут мякину жевать
и работать за дешевую плату; и, сговорившись, сразу
на нескольких фабриках сбавили цену.
Да, должно быть, забыли они, как мы боролись в 96
и 97 гг. и в январе 98 г.1 Была тоже зима, а мы побе-
дили. Напомним-ка нашим хозяевам, что мы не позво-
лим грабить себя и сумеем дружно постоять за свои
права. Товарищи, хозяин сбавил везде цены, а для отво-
да глаз прибавил на те сорта, которые редко работа-
ются. Пряжу дает гнилую, уток рвется, основа не за-
шлихтована, так что станок нейдет, нитки расползают-
ся. Мастер Робинзон дает плохой материал и штрафует
шлихтовальщиков, как будто они виноваты, что основа
плохо выходит. Станки стоят, выработки нет, а платят
только 30 копеек в день. В прядильне велят работать по
одной женщине вместо трех, а платят 1 рубль 33 копей-
ки вместо 3 рублей. Рогулечницы работали вдвоем, а
теперь одна, и с тачки платят 9 копеек вместо 11 копе-
ек. Машины плохо работают, и их не поправляют. Это
ли, братцы, не денной грабеж? До которых же пор мы
будем терпеть? Многие из вас стали брать расчет, не-
вмоготу стало; но чем бежать, не лучше ли бороться?
Товарищи, в 96 и 97 гг. нелегко было бороться, но разве
Тиы не облегчили себя и всех русских рабочих? Когда
мы дружны, мы сильны, и нас боятся. Итак, в поне-
дельник, 14-го, заявим свои требования.
Мы требуем:
Для ткацкой
1) Увеличить расценок на старые сорта на 10%, а
на новые дать такой расценок, чтобы выработка была
не меньше, чем на старых. 2) Улучшить пряжу и шлих-
товальную основу. 3) Платить за простой станков по
10 копеек в час. 4) Воспретить мастеру Робинзону ста-
вить штрафы напрасно.
Для прядильни
1) Сорта ниток различать правильно и за тонкие
платить по расценку. 2) Тех мюльщиков, которые те-
перь лишние, не рассчитывать, а дать им другую работу.
3) На рогулечных машинах поставить двух женщин и
увеличить расценок соответственно числу прибавленных
397
веретен. 4) Дать на ватера старый расценок. 5) Ремон-
тировать машины.
Общие требования
1) Начинать работу в 7 часов утра. 2) Внести в та-
бель все отмеченные законом 2 июня (1897 г.) праздни-
ки. 3) Машины чистить в рабочее время. 4) Пускать
на фабрику после свистка во всякое время и За опазды-
вание высчитывать согласно заработку, а расчета за
это не давать.
13 декабря 1898 г. «Союз борьбы за освобождение
рабочего класса»
ИСТОРИЯ ФАБРИКИ ПАЛЯ
И ХАРАКТЕРИСТИКА ХОЗЯЕВ
Пропагандистская брошюра
В. П. Ногина интересна не только своими яркими подробностями
и деталями. Она отличается живым, занимательным повествовани-
ем, в котором угадывается публицистическое мастерство автора.
Впервые брошюра была напечатана в «Рабочей мысли» в ап-
реле 1899 года, № 6. В том же году издана петербургским «Сою-
зом борьбы за освобождение рабочего класса» (типография «Ра-
бочей мысли»). Воспроизводится по тексту последнего издания.
Фабрика Акционерного об-
щества Александро-Невской мануфактуры К. Я. Паля
находится в С.-Петербурге за Невской заставой, в селе
Смоленском (Шлиссельбургский проспект, д. № 56).
Палевская фабрика основана в 1837 г. Яковом Па-
лем, немцем-колонистом. Вся фабрика состояла раньше
из деревянной лачуги, в которой в настоящее время сто-
ят пожарные машины.
Работали на фабрике сперва сам Яков Паль с женой
Марьей Николаевной, которая еще жива. Продавать то-
вар возили сами на ручной тележке. Потом приобрели
лошадь; и так понемногу дело стало развиваться. Ка-
кими путями — честными или нет, неизвестно. Вероятно,
честности было немного, так как вообще от «трудов
праведных не наживешь палат каменных»; да если при-
нять во внимание, как наживался и наживается ныне
здравствующий сынок Якова, Карл, то будет ясно, ка-
ким путем разбогател Паль.
398
Деятельность Карла Яковлевича оценена нашим пра-
вительством; он — «коммерции советник». Награжден,
очевидно, по заслугам. Да и как не наградить такого
«верноподданного», сделавшего столько для блага оте-
чества! Ведь он так задавил своих рабочих, что они
пикнуть не смеют; так их забил, что они боятся проте-
стовать даже при самых ясных несправедливостях. Он
населил необитаемую землю; вернее — болото, приобре-
тенное им за бесценок. Осушить это болото он предоста-
вил самой природе. Жить там превосходно, но только
почему-то рабочие называют ту местность «Сахалином»
и жалуются весной и летом на скверный воздух.
Сознавая свое величие, Паль любит говорить (по
мнению его и его прихвостней) меткие слова, на самом
же деле он говорит пошлости.
Такой сынок, во всяком случае, должен иметь до-
стойную мать. Мать К. Я- Паля — Мария Николаевна,
уже лет 80 или 90. Каждый день утром, в 10 часов, ее
ведут под руки две девушки в лавку при фабрике, где
она, не ходя даже обедать, сидит до 7 часов вечера. В
лавке она продает бракованный товар и продукты, до-
ставляемые с фермы из Луги,— масло, сметану и пр.
Целый день она сидит и — или держит в руках мешок с
деньгами, или же перевязывает тряпочками кредитные
бумажки. Покупателям торговаться не позволяет, а как
запросила двойную цену, так и не уступит. Если же
придет рабочий и станет торговаться, то она скажет
ему же: «Голубчик, приведи мне дворника»; тот приве-
дет. «Дворник! выведи его»,—»приказывает она. А осо-
бенно настойчивым она даже велит давать расчет.
Потребительская лавка
Года четыре или пять назад
палевские рабочие начали пробуждаться и увидали, что
их сильно грабят лавочники — разные Аристовы, Треть-
яковы, Анкудимовы и другие. Продают разную дрянь и
берут за нее цены непомерно высокие; приписывают в
заборные книжки и тянут то и дело к мировому. Про-
слышали рабочие, что разрешается правительством с со-
гласия фабрикантов открывать общественные лавки. Ну,
думают, уж раз правительство разрешает, так наш «кор-
милец» разрешит; ведь не мироед же он какой; чай,
знает он, каким добром нас лавочники-то кормят. Со-
считали фабричные, сколько у всех денег; глядят, на
лавку хватит. Собрались и пошли за разрешением. При-
зм
шли — проеят, а «кормилец»-то на дыбы. «Да вы что,
ребята, выдумали, да на что вам, да вы меня разорить
хотите! Не могу вам разрешить». Почесали просители
затылки и ушли ни с чем. Потом оказалось, что «кор-
милец»-™ кормится от рабочих со всех сторон. Оказа-
лось, что Паль дает своим рабочим книжки для забора
у лавочников, а деньги лавочники должны получать с
Паля, который удерживает 5 процентов с каждого со-
бранного рубля. Но Палю 5 процентов показалось ма-
ло, и он «удерживал» все деньги, следуемые лавочни-
кам, и выдавал векселя. Понятно, если бы Паль раз-
решил потребительную лавку, то лавочники, лишившись
покупателей, подали бы векселя ко взысканию, а Палю
с деньгами расстаться жалко. Как прослышали об этом
рабочие — ну ведь сердце не камень,— жалко стало
«кормильца», и отказались думать о своей лавке; со-
гласились лучше дрянь есть да за нее втридорога пла-
тить, чем допустить, чтобы «кормилец» деньги из своего
сундука вынул. Правда, нашлись между ними, которые
подумали: «А ведь, должно быть, фабрикант-то сильнее
правительства; да и Паль, правда, должно быть, мироед
и такой же грабитель, как и лавочники». Только таких
было немного.
. В июле месяце 97 г. Паль устроил ловкую аферу. Он
устроил Акционерное общество, всучив своим покупате-
лям за тройную цену фабрику. Рабочие узнали об этом
и подумали: «Теперь Паль с долгами расплатился», и у
них явилась снова надежда открыть общественную лав-
ку. Слыхали рабочие, что Палю сильно хочется, чтобы
рабочие поднесли ему подарок — «за его заботы о них».
Ну, думают, потешим старика, поднесем ему хлеб-соль,
покривим немного совестью, да и похлопочем о потре-
билке. Был какой-то праздник, и рабочие пошли просить
Паля. Паль выслушал их и сказал: «Очень рад слы-
шать». Рабочие обрадовались; ну, думают, дело нача-
лось, нужно дальше хлопотать. Собрались, стали уста-
вы выбирать, нашли по вкусу, добавили кое-что. Вы-
брали человек 15 и послали к Палю просить оконча-
тельного ответа, и чтобы дали помещение и позволили
кредитоваться через контору. Выборные пришли и гово-
рят: «Мы к вашей милости насчет потребительной лав-
ки!» Паль размахался руками, заворочал глазами и
стал изрекать мудрые слова: «Насчет потребительной
лавки, дело хорошее, я сам думал об этом 20 лет, да
боюсь. Идея-то хороша, да цель в будущем меня пугает,
да и людей-то у нас таких нет». Рабочие стали спра-
400
шивать, почему же на других фабриках стали откры-
вать потребилки; ведь такие же люди, ведь и они не
хуже людей, не дураки. «И — дураки! Дураки — это хо-
рошо; дураки нам полезны; а вот умные заведутся —
это вредно». Что ни говорили рабочие — ничего; уперся
и все твердит: «Боюсь, боюсь!» Потом обещал подумать,
да не велел такой массой ходить (15—20 человек), а
велел выбрать человек 5, которые будут вести перегово-
ры с ткацким управляющим, И. Е. Глазусом, для чего
будет назначен день. Ждали, ждали, покуда Палю
вздумается позвать; не дождались и пошли без зова к
Глазусу; ходили раза три-четыре; тот тоже говорит:
«Дело хорошее, открывайте; только помещения не да-
дим и кредитоваться не позволим».— «Да нам ведь это
только и надо»,— говорят рабочие. «Ну, подумаем»,—
ответили им. Да так и до сих пор думают, а рабочие по-
старому питаются дорогою дрянью. Зато многие увери-
лись, что Паль действительно мироед и заботится толь-
ко о своем кармане и боится, если рабочие будут более
обеспеченными.
Наша администрация и условия труда
Ткацкий корпус состоит из
четырех этажей: трех старых и одного нового. Во всех
этажах у окон без верхней одежды невозможно рабо-
тать — страшно дует: рамы гнилые, стекол много пере-
битых, а которые уцелели, то без замазки. На просьбу
вставить стекла, говорят: «Сейчас придут», но до сих
пор еще никто не приходит. В стригальной, в ворсоваль-
ной и в парильне, где масса пыли, нет ни одного вен-
тилятора. Духота и пыль невыносимы. В печатной днем
с огнем работают, а в красильне, в спиртовой и в за-
парке страшные пары и жарища, так что в паре ничего
не видно; и нет даже дверей, которые хорошо бы затво-
рялись. Ватерклозеты содержатся скверно; нельзя взой-
ти в них — сверху на голову через плохие полы льется
жидкость.
Обращаются с нами тоже хорошо! Наша администра-
ция так забила рабочих, так лишила их всякого созна-
ния и способности'видеть, как она их обирает, что пере-
стала совершенно считаться с их чувствами и желания-
ми и заставляет работать их задаром. Управляющий
гордится такими успехами своей деятельности; он знает
хорошо, что, как бы он ни отступал от всех правил, ему
ответят: «Как вашей милости будет угодно» или «Как
401
люди, так и я»; и от работы не откажутся. Поэтому, не
обращая внимания на рабочих и говоря — «они могут»,
он дерет с них две шкуры. Где нужны особые рабочие,
там у него сделают те, до которых и не касается эта
работа и у которых своего дела по горло. Например,
калландрищики носят товар из одного корпуса в другой
минут пять до звонка, а иногда и в самый звонок; когда
идут на работу мимо белильного корпуса, их подмасте-
рье заставляет захватить по ролику. Рабочих стригаль-
ной мастерской заставляют носить товар с ткацкой и
разборной. Такие работы на других фабриках исполня-
ются особыми рабочими за особую плату. Прачек, гор-
ничных он берет на «время» с работы и платит им из
общей заработной суммы, уменьшая тем выработку
остальных. Ловко пользуются и сверхурочными работа-
ми, или, как здесь называется, «работой на шабаш»; со-
гласия на это не спрашивается, а просто объявляется:
«Сегодня на шабаш»; причем иногда даже объявляют
перед самым уходом с работы: рабочие, надеявшиеся
прийти домой в обыкновенное время и не взявшие с со-
бой закусить, должны — усталые и голодные — обяза-
тельно работать; сколько бы они ни протестовали, все
будет бесполезно, и, кроме толчка от управляющего,
или обещания расчета, или,— по меньшей мере, штрафа,
ничего не получишь. Даже беременность не принимает-
ся во внимание: как-то в субботу одна женщина пошла
отпрашиваться; ее не пустили, а она в воскресенье ро-
дила.
Не лучше обстоит дело £ платежом. Обыкновенная
(сдельная) работа считается по расценку за кусок, а
сверхурочная ставится за час по V2 копейки с рубля
жалованья в полмесяца, и эта сумма отчисляется с об-
щей суммы *. Часто бывает, что рабочие сами записы-
вают сработанный товар, и полученная ими цифра боль-
ше той, которая поставлена в книжке. Так, например,
по счету рабочих товару вышло 40 тысяч кусков, а если
разделить выставленную в книжках сумму на расценок,
то выйдет только 35—38 тысяч. Пойдут справляться,
почему им платят меньше, чем они сработали? Говорят,
что подсчитано товару не по выходу товара из каждой
мастерской, а по выпуску товара в продажу. Понятно,
это для рабочих очень невыгодно, так как часто товар в
* Это делается так: например, за полмесяца рабочий зарабо-
тает 7 рублей; за это время ему пришлось работать на шабаш 6 ча-
сов; вот ему и пишут в книжке: за работу 6 рублей 80 копеек; на
шабаш: 20 копеек (’/аХбх7),
402
мастерской готов, но в продажу он поступить не может;
он лежит тут же в мастерской, а за него не платят. На
основании каких законов это делается, неизвестно, и да-
же неизвестна никогда цифра выхода товара по их вы-
пускной книге: Фак что и проверить ее нельзя — верна
ли она или только приблизительна. Должно быть, вер-
на,— как-то недавно оказалось, что они даже вместо
обязательной нормы в 66 аршин считают некоторые
сорта по 80 аршин в куске. Часто на шабаш заставляют
делать то, о чем в расценке не упомянуто, например, пе-
рекладывать и считать товар, мыть пол, окна и прочее;
так что работают даром. Большею частью бывает, что
на шабаш сработают очень мало, и если высчитать по
расценку, то сумма окажется меньше той, которая по-
ставлена в книжке,— значит, за сверхурочную уплатили
деньгами, заработанными в обыкновенное время, или,
говоря проще,— ничего не заплатили *. А те, которые не
работали на шабаш, даже своей заработной суммы не
получают; с них высчитывают по ’/г копейки с рубля.
Так что высчитают не столько, сколько они не зарабо-
тали, а сколько поставлено другим на шабаш, т. е. они
получают только (7 рублей 20 копеек) 6 рублей 80 ко-
пеек, а не 6 рублей 87 копеек. Притом сверхурочную ра-
боту следует считать отдельно и платить за нее полу-
торную плату, как платится за сверхурочную поденную,
а они рассчитывают, как за обыкновенную.
За товар, сработанный длиннее нормы, платы не по-
лагается.
Заставляют работать узкий товар на широких стан-
ках, за что по табели полагается платить за каждые два
вершка «за промет челнока» 5 процентов на заработан-
ный рубль, но платят меньше, удерживая даже копейки.
Притом, чтобы получить эти деньги, нужно настоятель-
но требовать, иначе деньги остаются в кармашке фаб-
риканта.
Товар, сработанный ткачами, ежедневно не записы-
вается в его книжку, и ткач узнает свою выработку
только через три недели, когда проверить уже нельзя.
Если он видит, что ему записали меньше, то доказать
уж это нечем, и когда он придет заявлять в контору, то
конторщики, или, как их здесь называют, «оптичники»,
• Например, за 100 сработанных кусков получили 6 рублей; на
Шабаш работало 20 человек; сработали 150 кусков в 2 часа; зара-
ботали все 90 копеек;, каждый 41/» копейки; в книжке же стоит за
это 7 копеек. Откуда взялись они? А их получили, умножив часы
на полкопейки с рубля.
Ш
дают всегда один ответ: «Некогда, приходи завтра».
При сдаче товара задерживают подолгу, так как прием-
щики безграмотные и писать не умеют. Если ткачи на-
чинают обижаться, что мало заработали, то им совету-
ют побольше постараться.
Паль своей пряжи не имеет (он начал строить пря-
дильню только в последнее время), а покупает ее у раз-
ных фабрикантов, но по своей привычке денег не любит
платить. Продавцы, не получая денег, сперва сбывают
гнилую пряжу, а потом совершенно прекращают достав-
ку. Ткачам бывает нечего работать, и станки стоят, но
за простой не платят (задерживает Паль деньги не
только за пряжу, но и за уголь, краски и прочие ма-
териалы).
Ночным ткачам полагается по табели платить боль-
ше, чем денным, на 30 процентов, но платится только ог
16 до 22 процентов.
На катушках раньше работали от 6 до 7 часов, те-
перь сбавили расценок и заставляют работать ежеднев-
но от 6 часов утра и до 9 часов вечера; таким образом,
заработок остался прежний.
Продевальщицы, вопреки запрету работать женщи-
нам между 10 часами вечера и 4 часами утра, принуж-
дены являться на работу в 2’/2 часа утра.
Паровая машина (двигатель) ломается ежедневно, и
за простой станков не платят. Или же рабочим прихо-
дится работать вручную, что, конечно, труднее, а полу-
чают за это время меньше, так как выход товара тоже
меньше. Починить машины сразу не могут, так как ме-
ханики дело твердо знают — только по части выгрузки
угля. Так называемый «маленький механик», Василий
Андреевич Брейтвейт, ходит вечно пьяный и вечно ру-
гается, а не дождешься от него, когда машину по-
чинит.
Мастера и разные начальники один другого лучше.
Мастер Афанасий Емельянович Ермаков ставит на хо-
рошие станки с выгодной заправкой только своих зем-
ляков, которые привозят ему из деревни поклоны от
сватов и десятка два яиц да маслица криночку.
Мастер Карл Рохлиц дело не знает совершенно и
груб до безобразия. Фишер не отстает от него; толкает
в шею женщин за то, что у них во время питья чая оста-
навливаются станки. Мастер Роман Ефимов делает без-
нравственные предложения девушкам и женщинам.
Аршинник Иван Иванович приписывает меру тем де-
вушкам и женщинам, которых хочет сделать своими лю-
404
бовнпцами, и мужчинам, которые дают ему на «соро-
ковку», и убавляет меру у новеньких ткачей.
Ночной размерялыцик, Иван Антонов, «рыжий», лю-
бит сорвать, особенно с новеньких, на «сороковку», обе-
щая пропустить брак.
Браковщик Егор Авдеевич с женщинами обращается
самым бесстыдным образом, ругая их самыми отборны-
ми ругательствами. Причем упрекает всех девушек без
разбора в неприличном поведении.
Но особенно хорош наш управляющий Шабловский.
Хотя он и с вцсшим образованием, но дерзости, нахаль-
ству, а особенно ругани у него извозчик может поучить-
ся. Приходит, например, в секретную рабочий и излага-
ет свою просьбу попросту, как умеет; Шабловский на-
чинает насмехаться над его манерой выражаться; рабо-
чий не понимает, почему над ним смеются, и теряется;
этим Шабловский пользуется, особенно в тех случаях,
когда требование рабочего ему не нравится, хотя он и
видит, что оно законно; тогда он выпускает весь свой
запас пошлости и прибауток, подправленных отборной
руганью; и рабочий уходит ни с чем. Или если какая-
нибудь женщина, не зная его, подойдет к нему близко
(так как он все переспрашивает, и она думает, что он
плохо слышит), то он сейчас же закричит: «Подальше,
подальше!» Та струсит и не знает уж, что говорить.
Дерзок он на слова, дерзок и на руку: любит драться,
давать толчки и толкаться коленом. Однажды так толк-
нул одного рабочего, что тот летел аршина два и чуть-
чуть не попал на привод машины. Никаких заявлений
О том, что рабочие тоже люди, что они могут уставать,
голодать, хворать, он не принимает.
Хорош у управляющего и помощник по управлению,
отметчик Пантелей Монов, которого здесь зовут «моло-
каном» и у которого такое лицо, что всякий, даже не
зная его, скажет, что это, должно быть, большой него-
дяй. Это бывший рабочий, выслужившийся через разные
сплетни в отметчики; теперь дерет кожу с своих быв-
ших товарищей, донося о каждом пустяке управляюще-
му, и всегда выставляет дело в таком виде, что тот
штрафует невинного. Например, прошлым годом одна
девушка сидела у запарки и пела песни. Отметчик ус-
лыхал, и она получила штраф. Чтобы штрафовать, он
переводит часы. Ему поручено подсчитывать жалованье,
и он врет так немилосердно, что даже рабочие замечают
и ходят к нему каждую получку за исправлениями. Че-
рез него народ поступает на фабрику, и он предпочита-
405
ет того, кто ему ниже поклонится или назовет его «гос-
подин отметчик» или «господин мастер», что он очень
любит.
Подмастерья здесь народ все теплый и угощенья лю-
бит. Хорош очень у нас в заварке Павел Егорыч. Как
только рабочий поступит к нему, он просит привальную
и не отступит, пока тот не купит ему водки; потом на-
чинает брать «в долг» без отдачи. На это у него на-
хальства хватает, а нет смелости сказать, что его ра-
бочие получают всех меньше, а работа трудная; да еще
задаром заставляет работать товар цвета кардинал,
подкладку да перемывку, что совсем в расценке не упо-
мянуто. В последнее время его стали часто поколачи-
вать, и он выпросил угол в кухне в доме «мастеров», ко-
торый находится в черте фабрики; да, наверное, это его
не спасет; ведь можно и на фабричном дворе поколо-
тить; углов темных у нас много.
Наше начальство всякие сборы на голодающих и на
больных товарищей запрещает, а требует «дополнять»
сумму, затраченную на постановку иконостаса и на вы-
пивку по этому случаю мастерам и комплектным; кто
же на иконостас с водкой не пришлет, то о нем докла-
дывается в контору как о «неблагонадежном».
Вот такая у нас администрация и такие их порядки!
Больница
Хорош порядок и в больни-
це! При фабрике существует приемный покой и аптека.
Заведует ими женщина-врач Базилевская. Лечение ее,
вообще, рабочие не хвалят. Но очень недовольны ее
безучастным, бессердечным отношением к рабочим. На-
ша докторша ни за что не пойдет к больному ночью без
конторской записки. А где же ее взять ночью?! Если же
захворает жена рабочего, Базилевская и совсем не пой-
дет. «Не полагается»,— заявляет.
В ноябре
Палевские рабочие, выве-
денные из терпения всеми несправедливостями и граби-
тельством хозяина и его присных, решили требовать
свои права. От «Союза борьбы за освобождение рабо-
чего класса» были напечатаны листки с требованиями и
пущены в народ, по рукам. На другой день был празд-
ник Введения, отмененный законом 2 июня2. Получка
406
была раньше назначена на Введение, но Паль, зная, что
Введение работать не будут, и боясь разозлить сильнее
рабочих, струсил и назначил получку на 20-е. В ткацкой
получку выдавали с 5, а в ситцевой с 7 часов вечера.
Народ читал прокламации с утра жадно, вырывая друг
у друга даже половинки листков. Как только часть ден-
ных ткачей получила деньги, так стали уходить из фаб-
рики, не дожидаясь смены. Когда об этом узнали в кон-
торе, то Н. К. Паль, племянник К. Я. Паля, перестал
выдавать деньги, весь затрясся и стал бегать по фаб-
рике, ворочая по сторонам свой единственный нахаль-
ный глаз. Управляющего ткацким отделением Глазуса
тоже забила лихорадка, и он не мог правильно выдавать
деньги, стал путаться: кому даст меньше, кому больше.
По фабрике расставили конторщиков и мастеров, но
денные все же уходили этаж за этажом. Ночные при-
шли, деньги получили, но за работу не стали прини-
маться, а оставались на фабрике до 9 часов вечера.
Раздавшийся призывный знак «у-у» заставил их выйти.
На дворе прокричали «ура» и разошлись. Вечером поз-
же появилась полиция.
21 ноября на фабрику никто не вышел, кроме не-
скольких подлых трусов из ситцевой. В понедельник,
23-го, на работу вышли все. Тогда явилась опять поли-
ция: несколько человек околоточных надзирателей с при-
ставом во главе; им Паль отвел подходящее место: он
их поставил за конюшней, где они продежурили не-
сколько часов (скотам — скотское место!). Паль и его
управляющие рассвирепели и разочли несколько рабо-
чих. Но все же должны были удовлетворить хоть неко-
торые требования: так, стали выдавать ткачам плату за
простой, хотя и слишком малую, которой они, конечно,
недовольны.
Сначала мы думали продолжать стачку, но потом
решили отложить до весны, чтобы с новыми силами
дружно добиваться своих прав.
Стачка декабре
На фабрике К. Я- Паля в
ноябре месяце были новые притеснения рабочих — осно-
вы и сорта стали давать очень плохие, меру пустили
длиннее обыкновенного, а с 20 ноября с некоторых сор-
тов сделали значительную сбавку. Таким поступком со
стороны фабриканта рабочие были выведены из терпе-
ния; в ночь на 14 декабря они решили прекратить ра-
407
боту и предъявить свои требования. Для разбиратель-
ства дела был приглашен управляющий Глазус. Рабо-
чие подступили к управляющему и указали на непра-
вильности и притеснения, которые приходится терпеть
со стороны фабриканта, а также потребовали повыше-
ния расценки на 10 процентов. В это время не замед-
лил явиться шпион Кузюткин и, став позади толпы,
стал подстрекать ткачей, чтобы те требовали смены
шлифовального мастера, говоря, что это он во всем ви-
новат. (Кузюткин был записан в очередь поступить в
шлифовальню, но мастер, зная его подлые штуки, не
ставил его.) Потом Кузюткин сошел в нижний этаж и
опять стал посылать ткачей, чтобы те шли и просили
сменить шлифовального мастера. Тогда один ткач взял
Кузюткина за руку и стал звать к управляющему, что-
бы он шел и говорил бы сам с ним. Кузюткин оттолк-
нул ткача и, выхватив из кармана финский нож, нанес
ему две опасные раны — одну в бок, а вторую в руку.
Ткач, обливаясь кровью, побежал во второй этаж к уп-
равляющему, который объяснялся в это время с рабо-
чими. Ткачи, увидев его окровавленного и узнав, в чем
дело, все бросились вниз с криком: «Ловите Кузютки-
на!.. Предатель Кузюткин!.. Шпион!.. Смерть ему...» и
т. д. Но Кузюткин в это время успел выбежать и скрыть-
ся под охрану полиции. Рабочие вышли за ворота и сго-
ворились на работу не ходить до тех пор, пока не отсто-
ят свои требования 3; а потом бросились в красильню и
остановили там работу, причем побито было несколько
стекол. Затем все стали расходиться по домам.
На другой день рабочие собрались на углу Смолен-
ского переулка, чтобы вызвать хозяина и с ним гово-
рить. Но полиция стала разгонять толпу; вскоре подъ-
ехали конные жандармы, и всех рабочих погнали но
Смоленскому переулку. Рабочие бежали, как от чумы,
спотыкались и падали. А господин околоточный 2-го
околотка Шлиссельбургского участка постарался пу-
стить в ход кулаки, бежал за рабочими, бил их в шею
и кричал: «Ах вы, негодная скотина! А, вы бунтовать-
ся... Я на всех вас управу найду, на каторге сгною!..»
и т. д., прибавляя разные ругательства и угрозы.
После этого ткачи собрались в другом месте и реши-
ли: никому на работу не выходить. Так и сделали. На
третий день стачки было вывешено объявление от гра-
доначальника, чтобы все ткачи шли на работу 17 декаб-
ря; кто же не выйдет, тому будет 18 декабря выдан пол-
ный расчет и поступлено, как с нарушителем порядка.
408
Рабочие с гневом смотрели на это объявление и в. душе
посылали проклятие градоначальнику. В этот день ста-
чечники тоже собирались толпами, но полиция разгоня-
ла их и производила аресты; ночью же жандармы ходи-
ли по квартирам и арестовали несколько человек. На
четвертый день стачки было объявлено ткачам, которые
живут в хозяйских домах (около 300 человек), что если
они не выйдут на работу, то чтобы выбирались вон из
квартир. Ткачи не послушались этого приказания и на
работу идти не хотели. Тогда управляющий этими дома-
ми — крестьянин Федоров, взяв дворников (да еще к
ним присоединился подмастерье Быков, который тоже
любит покляузничать в конторе), стал ходить по квар-
тирам и гнать ткачей на работу. В 10 часов вечера не-
сколько хозяйских приверженцев вышли на работу, что-
бы этим выхвалиться перед хозяином и чтоб их постави-
ли на выгодные работы. Конечно, это было им обещано
(хотя не исполнено). Вслед за ними дневная смена тоже
вышла на работу, а затем и ночная; с 18 числа фабри-
ка начала работать.
Дело наше, таким образом, проиграно, но в этом
не нужно раскаиваться. Мы знаем, в чем ошиблись, и
надеемся, что в следующий раз не ошибемся. Нужно
помнить слова Петра I: «Может быть, еще не раз по-
бьют нас шведы, но мы научимся от них, как побивать
их».
Товарищи! наши хозяева грабят нас самым возму-
тительным образом. Посудите сами.
Работать приходится обыкновенно около 12 часов;
а если прибавить обед — 1 час да время, нужное на то,
чтобы пройти с -квартиры до фабрики да вечером обрат-
но, то получатся все 13 часов. Да часто приходится ра-
ботать «на шабаш». Выйдут все 14—15 часов. И так мы
работаем изо дня в день — месяцы, годы, всю нашу
жизнь. 13—15 часов работы ежедневно на хозяина —
это составит больше половины нашей жизни, проведен-
ной в работе на хозяина; больше половины нашей жиз-
ни, товарищи, мы мучаемся в пыли, в духоте, в сквер-
ном воздухе, для того чтоб наши хозяева могли жить
во всю ширь, пить шампанское, ездить по балам и мас-
карадам, держать дюжинами любовниц...
Мы отдаем нашим хозяевам за грошовую плату, ко-
торую притом всячески урезывают, не только наш труд,
мы отдаем им наше здоровье. Кто из вас, товарищи, ви-
409
дел ткача здоровым после 3—4 лет работы на фабрике?
А мы работаем на ней не по 3—4 года.
Наградой за наш каторжный труд является только
отборная ругань да грязные предложения девушкам со
стороны мастеров.
Товарищи! Наши хозяева и их прихвостни — мастера
и управляющий — нахальны и грубы только до тех пор,
пока мы стоим разрозненно, пока мы заботимся каждый
о себе только. Когда в декабре мы бросили дружно ра-
боту, наших хозяев забила лихорадка от трусости и от
боязни потерпеть убытки; хозяева потеряют много, если
фабрика станет. От дружных действий мы только вы-
играли. На каждое наше дружное, единодушное требо-
вание хозяева должны будут ответить уступкой. Шаг за
шагом мы заставим хозяев сократить рабочий день, по-
высить плату, заставим аккуратно платить без мошен-
ничества за всю работу,- заставим хозяев исполнять
предписания закона.
Дружно же за дело, товарищи! Подготовляйте не-
опытных товарищей, объединяйтесь, чтоб новая борьба
с хозяевами не застала нас врасплох, разрозненными, а,
наоборот, чтоб мы вступили в борьбу объединенные.
ТРЕБОВАНИЯ
1)	Уменьшение рабочего дня.
2)	Увеличение расценков; в особенности так назы-
ваемым месячникам. (Получают женщины 7—8 рублей,
мужчины 13 рублей 50 копеек— 14 рублей.)
3)	Отмена сверхурочной работы во всех случаях,
кроме тех, которые зависят от технических причин; но
их не должно быть более 52 часов в год; причем за них
должна быть полуторная плата, как за поденную, так
и за сдельную.
4)	Обязать фабричных инспекторов обходить все
мастерские раз в неделю.
5)	Устройство вентиляторов и на машинах футля-
ров.
6)	Проверка самими рабочими суммы сдельного за-
работка и вывешивание ежедневных и месячных под-
робных табелей.
7)	Чтобы плата была за товар, сданный из каждой
мастерской, а не за поступивший в продажу.
8)	Введение на казенных заводах и фабриках фаб-
ричной инспекции *.
410
9)	Обязательное введение в табель всех отнятых за-
коном 2 июня праздников.
10)	Обеспечение рабочих на случай безработицы.
11)	Беспрепятственное устройство на всех фабриках
общественных лавок.
12)	Выдача жалованья во время работ.
ВОСПОМИНАНИЯ
Записаны на одном из первых
вечеров воспоминаний в начале 20-х гг., в котором участвовал и
В. П. Ногин. Необходимо учитывать, что самим Ногиным они напи-
саны уже после Октябрьской революции, после почти двадцати
пяти лет революционной борьбы. Понятно, что четверть века па-
мять его не могла сохранить всех важных обстоятельств. Хранят-
ся в Ленинградском партийном - архиве (ф. 4000, оп. 5, д. 88,
л. 1—9).
Прежде всего я должен ска-
зать, как я столкнулся с той группой «Рабочего знаме-
ни», о которой я буду говорить. Это было приблизитель-
но в 1896 г. Я приехал из Москвы в Питер, где посту-
пил на фабрику Паля за Невской заставой. Тут условия
работы были чрезвычайно тяжелые. Свободного време-
ни не было, начиналась работа в 7 часов утра и рабо-
тали мы до 10 часов вечера. В Питер я сбежал, глав-
ным образом, под влиянием ночных работ, на которых
я сильно измотался. Так что все те мытарства, которые
тогда лежали на рабочем классе, пройдены мною непо-
средственно. В 1896 г., после забастовки 5, я почувство-
вал, что известное настроение в массах есть, но какой-
либо организации я все же не видел. На фабрике на-
шей соответствующей литературы не имелось, но я там
нашел публику, которая до известной степени отражала
те настроения, которые были и у меня. Связь с этой
группой получилась благодаря вечерним курсам за Нев-
ской заставой, куда меня втянули. Я познакомился с
этой группой в народном университете,, который был
тогда организован в Питере6. Через эту публику я по-
знакомился с Захаром Трифоновым и некоторыми дру-
гими 7. В этой группе были самые передовые рабочие,
это были так называемые культурники. Некоторые из
них стремились к тому, чтобы вырваться из рабочей
411
среды. Тот же Трифонов, как только кончил курсы, сдал
экзамен на учителя и уехал учительствовать и этим ос-
вободился от того гнета, который испытывал. Другие
уходили в артисты, пользуясь тем, что тогда развива-
лись кружки такого рода, этой работе отдавались, ею
увлекались. Но я этим не удовлетворялся. Я указывал
рабочим, что дальше так жить невозможно и что нужно
искать, каких-либо путей, чтобы избавиться от этого по-
ложения.
Первая книга, которую я прочел, была «Полярная
звезда» Герцена 8. Прочитал я ее всласть. Но решил, что
теперь нужно что-нибудь поживей. Я стал определенно
добиваться связи с существующими рабочими организа-
циями, и очень долго мы этой связи искали. Наконец
один рабочий (если память мне не изменяет — Соро-
кин), один из сознательных рабочих тогдашнего перио-
да, но который затем самым решительным образом отме-
жевался от участия в революционной работе, познако-
мил меня с неким Владимиром Григорьевичем Шкля-
ренко, студентом Петербургского университета. Мы с
ним условились встретиться на Петербургской стороне —
на взморье. Мы сели в лодку, и там на лодочке беседа
продолжалась. В тот момент как раз он передал нам
литературу: здесь был третий номер «Рабочей мысли»
и первый номер «Рабочего знамени»9, и действительно
могу подтвердить слова товарища Гельмана, говорив-
шего о прекрасной технике этого номера 10. Напечатан
он был великолепно. «Рабочая мысль» была напечатана
за границей. Она производила прекрасное впечатление.
Сразу было видно, что это заграничное издание. С дру-
гой стороны, «Рабочее знамя» ясно говорило о работе
нелегальной, но прекра'сной: у нас были определенные
отношения к «Рабочей мысли», мы видели в ней как в
зеркале отражение настроений рабочих различных мест,
которые совпадали с нашими, но все же выхода из по-
ложения она не давала и.
В «Рабочем знамени» мы нашли те пути, которые
нам казались наиболее логичными.
По этому поводу на следующий-день я вступил в
спор с Шкляренко. Шкляренко старался доказать, что
нельзя, дескать, прыгать путнику обязательно через
пропасть, когда можно ехать в объезд,— это будет спо-
койнее. Но я полагал, что дело не так и что общие усло-
вия толкают нас на политическую борьбу, а поэтому од-
ной экономической мы ограничиваться не можем. Через
Шкляренко я получил несколько брошюр (перечислять
412
не буду — они всем известны). Таким образом, получи-
лась возможность снабжать рабочих Паля и отчасти
Максвеля и других заводов той литературой, которая у
меня была.
28 июля 1898 г. Шкляренко был арестован, и таким
образом, наша связь прервалась, и после этого я вновь
стал искать связи с той группой, о которой я говорил
в самом начале. Трифонов из этой группы ушел, занял-
ся культурной работой. Та группа, к которой я стал
ближе, состояла из товарища Козлова (Кольбана), ко-
торый долго жил в Баку. Фридман его знает 12. Помимо
них был один рабочий, появившийся на квартире, кото-
рую мы сняли для своих собраний. Эта квартира бы-
ла снята на имя Козлова. В ней тогда поселился Орлов
Сергей, один из рабочих, приходивших сюда и столо-
ваться. Был один рабочий, который впоследствии ока-
зался провокатором. Помимо этой группы рабочих были
еще и другие (я о них не буду говорить, так как это
удлинит мой рассказ).
Эта группа рабочих, которая была близка ко мне
отчасти с фабрики Паля, отчасти с Максвеля, горела
нетерпением. «Что же нам делать дальше? — говорили
они.— Надо наладить связь с городом».
Через некоторое время совершенно неожиданно для
нас приехал Забрежнев 13, сообщил о В. Шкляренко. Я
собрал рабочих. Забрежнев был типичный рабочий мыс-
литель. Он стал рассказывать о Дарвине, происхожде-
нии человека. Все это было очень интересно, но к делу
не относилось. После его беседы рабочие просили боль-
ше его не приглашать. И мы стали снова свои поиски
продолжать. Все, что могли решать, то разрешали сами.
Наконец один товарищ познакомил меня с учительницей
курсов — Звездочетовой (впоследствии известной писа-
тельницей Давыдовой: она писала в «Мире божьем») 14.
Человек очень способный и талантливый: к сожалению,
она погибла.
Мы условились, что я приду к ней на квартиру на
Слоновую улицу 15. Я там встретился с Сергеем Василь-
евичем Андроповым 16 и Цедербаумом 17. В сущности,
это была та группа, которая составляла нашу тогдаш-
нюю фактически действующую группу. Это было в
1898 г., не то в октябре, не то в ноябре; словом, в на-
чале зимы. Мы очень быстро сговорились, и я понял,
что это как раз та публика, с которой будет отрадно ра-
ботать, так как их взгляды совпадают с моими. И тут
мы условились, что они выделят из своего кружка то-
413
варищей для ведения занятий с рабочими. Первым при-
шел к нам Андропов. Он произвел хорошее впечатление
на Козлова и остальных. Но он постоянно работать не
мог. На следующий день приехал Бельшвам и бывший
адвокат Кисляковский, которые и повели занятия с
кружком ,8. Я был только организатором и на занятиях
не присутствовал, но свидетельствую, что проводились
эти занятия блестящим образом. На первой беседе раз-
бирали книжку Успенского 19. Беседы эти производили
прекрасное впечатление, и можно было сказать, что этих
руководителей рабочие... (одна строчка текста утраче-
на.— Е. О.): Таким образом, установилась связь, но тут
подошли события. Следует отметить один интересный
момент: когда началась забастовка, появился соответст-
вующий отряд полиции за Невской заставой, были про-
изведены массовые аресты. Арестовали меня, Козлова и
других, около 40 человек; это было в ночь на 16 декабря
1898 г. Среди арестованных был Орлов Сергей, относи-
тельно него приходится сказать несколько слов: он на-
писал брошюрку «Запретные листки», которая была по-
том выпущена нами 20. Это был чудесный рассказ и про-
изводил сильное впечатление; Другой рассказ, которого
название я не помню, был написан им в «предварилке».
Потом он чувствовал себя очень скверно и даже не-
множко запивал, как я потом узнал, он после тюрьмы
впал в религиозный мистицизм и ушел от революцион-
ной работы.
После нашего ареста за Невской заставой начались
разговоры о том, что нельзя допускать тех безобразий,
которые проделала полиция при нашем аресте. У рабо-
чих была некоторая связь с местной полицией21, кото-
рая дала знать, что аресты еще возможны, и вот в ночь
на 17 или 18 декабря в казармы фабрики Максвеля яв-
ляется отряд полиции, но они нашли дверь казармы за-
баррикадированной, засыпанной дровами, кирпичом и
столами. Когда они взломали дверь, то сверху на них
посыпались новые/ кирпичи и полился кипяток. Таким
образом, удалось рабочим продержаться несколько ча-
сов. На помощь полиции был вызван отряд жандарме-
рии. Здесь уже было целое войско, численность которо-
го достигала до 400 человек. Брали каждую ступеньку,
каждую площадку с боя, наконец ворвались в коридор.
Рабочие разбежались по комнатам, полиция обходила
комнаты и где находила потных рабочих, тотчас же их
арестовывала, таким образом, было арестовано несколь-
ко десятков рабочих. Их вывели из казармы и прогна-
ли
ли сквозь строй, при этом били нагайками. Затем они
были отправлены в Спасскую часть. Избиение было
действительно ужасно, все они были окровавлены, это
произвело сильное впечатление на остальную рабочую
массу, и забастовка приняла более серьезный харак-
тер и, несмотря на избиение, продолжалась еще несколь-
ко дней, закончившись небольшими уступками со сторо-
ны владельцев. В сущности, это было первое вооружен-
ное сопротивление рабочих.
В тюрьме, в «предварилке», я познакомился с това-
рищем Фридманом. Познакомился я с ним следующим
образом: он сидел от меня через две камеры, и мы по
тюремному обычаю стали перестукиваться, а потом пе-
реписываться. В одном из писем он мне прислал кар-
точку своей жены. Он вскоре был отправлен в ссылку,
и наша переписка прекратилась. Во всяком случае, эта
переписка способствовала выяснению позиции группы
«Рабочего знамени», так как он был достаточно ярким
ее представителем. Там же, в тюрьме, я познакомился с
товарищем Гуковским 22, с которым, правда, у меня не
было такой оживленной переписки. От товарища Фрид-
мана я получил несколько номеров знаменитых прило-
жений к «Рабочей мысли». В одном из этих приложений
была знаменитая табличка, в которой, с одной сторо-
ны, говорилось об этапах рабочего движения, а с дру-
гой— давалась характеристика народовольцев23.
Все это производило отвратительное впечатление.
Тогда к нам, знаменцам, попал еще доклад Трепова 24.
Когда мы его получили, мы очень волновались, кипяти-
лись и свое настроение изливали друг другу в пись-
мах.
Меня наконец выслали в Полтаву. Рассказывать об
этом периоде я не стану, хотя это и небезынтересно.
Здесь я близко познакомился с Мартовым 25 и др. Мы
устраивали общие собрания всех поднадзорных, их в го-
роде было до 40 человек. Через несколько месяцев на-
шего житья в Полтаве пришло предложение явиться к
воинскому начальнику. Служить мне абсолютно не хо-
телось, в службе я не видел никакого смысла и потому
решил не ходить. Взяв адреса у Юлия Осиповича, я от-
правился через Москву за границу обычным путем. За-
ехал сперва в Цюрих к Аксельроду, к которому у меня
было письмо от того же Юлия Осиповича. Я узнал, что
С. В. Андропов, который уехал раньше меня за грани-
цу, находится в Лондоне, и я решил, вместо того чтобы
оставаться в Швейцарии, лучше уехать к нему. Я дви-
415
нулся в Англию через Париж, где встретил кое-кого из
товарищей. Андропов жил с Чаруссмим в Герценстрюте,
на восток; отлично также помню, что у Сергея Василье-
вича жил и Моисей Лурья26. В этот момент как раз
Чарусский получил от матери большую сумму денег, на
эти деньги он купил... (одна строчка текста утрачена.—
Е. О.).
Я лично помещался после посещения Андропова в
Лондоне вместе с Николаем Александровичем Алексе-
евым27. Андропов же вместе с Чарусским выехал в
Крайсчерч и там продолжали работу, но через не-
сколько месяцев вернулся в Лондон. В этот период на-
шего житья в Лондоне мы и продолжали работу «Рабо-
чего знамени».
В качестве подмастерья, красильщика в моем веде-
нии была красильня. Я был руководителем этой мастер-
ской. Директор фабрики требовал от меня такого отно-
шения к рабочим, которого я не мог переварить. На этой
почве начались всевозможные столкновения, при столк-
новениях я требовал улучшения обстановки мастерской,
постановки вентиляторов, уничтожения сверхурочных
работ. Тут пришел закон 1897 г., мы уже ночью не ра-
ботали, но все же достаточно мучились на работе, и из-
за того, что я отказался заставить одного рабочего ра-
ботать ночью, когда он перед этим работал целый день,
у меня произошла перебранка с администрацией фабри-
ки, и мне пришлось покинуть мастерскую. Но в это вре-
мя мне было сделано предложение работать как специа-
листу на других фабриках, но я чувствовал, что, если я
уйду из-за Невской заставы, в сущности руководителей
не останется и необходимо будет поддерживать с ними
связь. Когда я поступил на Механический завод 28, обя-
занность моя заключалась в том, что я осматривал под-
готовленные для паровозов катуи и вел регистрацию
листов. Научился, как тогда говорили, писать круглень-
кие «словечки». Появление мое на Механическом заво-
де, понятно, позволило мне ознакомиться с другой об-
становкой, но связь моя с фабрикой Паля и Максвеля
все же продолжалась. Та работа, о которой я уже гово-
рил вначале, сверхурочная работа, действовала чрезвы-
чайно на рабочих, но вместе с тем был целый ряд фак-
тов, который вообще заставлял реагировать непосред-
ственно. Ясно, что публика очень туго поддается на ка-
кое-нибудь выступление, но когда прошел закон 2 июня,
416
по которому был исключен целый ряд праздников, то я
решил, что это как раз удобный случай раскачать своих
текстильщиков. Мы стали устраивать забастовку за тре-
бование празднования Ильина дня, администрация отка-
зывалась, начинались беспорядки. К этому моменту мы
решили организовать рабочую кооперацию. Собирались
в одном помещении около фабрики, чтобы произвести
некоторую подготовительную работу. Собралось человек
до 150, и я под соусом объяснения устава рассказывал
из книжки «Кто чем живет».
Полиция нас не разгоняла. Менее благосклонно от-
несся ближайший лавочник, который забил тревогу. Мы
почувствовали на себе внимание целого ряда лиц, во
мне видели официально признанного вождя этих масс.
Спрашивали: «Ну, что же, завтра будет забастовка?..»
Когда подошла зима, произошло изменение в расценке
рабочих. Были грубые факты со стороны администра-
ции, я узнал, что приблизительно такие же события
произошли на фабрике Максвеля. Я знал объективные
условия фабрики, знал рабочих и считал, что это удоб-
ный момент для выступления, п потому усиленно агити-
ровал с требованием, чтобы писались листовки. Матери-
ал, который я привез, был раскритикован, переработан,
и листовки были написаны. От прежних они отличались
тем, что, когда их читали фабричные инспектора и инже-
неры, они констатировали, что в листовках есть знания
условий производства. Вопрос был ясен, единственный
автор был известен, и вследствие этого все взоры обра-
тились на меня. За оскорбление, которое мне было нане-
сено при расчете директором фабрики, я подал к миро-
вому. Получился маленький политический процесс, и
мне было сообщено, что я являюсь кандидатом соответ-
ствующего учреждения 29. После того как листовки бы-
ли написаны, забастовка началась на фабрике Паля и
Максвеля. Я должен сказать, что необходимо отметить
следующие два обстоятельства: во-первых, за чьей под-
писью выходили листовки. Группа «Рабочего знамени»
не осмелилась поставить свою подпись. Андропов бегал,
разыскивая всюду остатки «Союза борьбы за освобожде-
ние рабочего класса». Он нашел его и дотолковался в
том, что «Союз» согласился поставить подпись под ли-
стовками, хотя спорили очень долго, но кое-что вычерк-
нули, что именно — я не помню. Этот факт необходимо
установить, группа, которая не примыкала к «Союзу», не
решилась выпустить листовки за своей подписью не по-
тому, что боялась, а потому что ее никто не знал, а вы-
14 Зак. № 98	417
ставить же совершенно неизвестное имя под листовками
означало бы вносить сумятицу. Другой факт также не-
обходимо установить — это факт распространения мною
«Манифеста Российской социал-демократической рабо-
чей партии»30. Этот «Манифест» в большом количестве
я получил и распространил его за Невской заставой.
Помню наши разговоры с Андроповым и Звездочетовой,
стоит ли распространять этот «Манифест». Все-таки ре-
шили. Пускай рабочие почитают и ознакомятся с фак-
тами. Вы видите, что резко выраженной революционной
физиономии у этих рабочих не было. Был определенный
план понимания задач «Рабочего знамени». Но, естест-
венно, того настроения, которое имелось у Михаила Лу-
рья — отмежеваться от имени Российской — не было31.
Кроме того, они говорили, что забастовки происходят
слишком часто. Эти забастовки имели исторический ха-
рактер.
В это время был выпущен Моисеем Лурья № 2 «Ра-
бочего знамени». Как он составлял статьи :— не знаю. Я
не видел.
Наша же издательская работа состояла из издания
нескольких брошюр. Нами были переизданы «Задачи
русской партии» под заглавием «Наши задачи», 2-м из-
данием 32. Кроме этого, были напечатаны «Запретные
листки», потом «Революция и контрреволюция в Герма-
нии» Маркса, кое-что из Энгельса в переводе Алексеева.
Это было в 1900 г.
Мне было тогда известно, что В. И. Ленин подготов-
ляет издание газеты «Искра». Об этом я еще не знал в
Полтаве. Приехав за границу, я списался с В. И., и пе-
реписка продолжалась33. Через некоторое время при-
ехал Мартов. Я увидел, что у Андропова есть много ру-
кописей, подготовленных для очередного номера «Рабо-
чего знамени». Я сказал ему, что гораздо целесообраз-
нее будет послать эти рукописи в Мюнхен, где жил
Мартов, с тем чтобы этот материал был бы использован
для «Искры». Сергей Васильевич согласился, и матери-
ал был отослан. Это, вероятно, было сделано без согла-
сия Моисея [Лурья], так как, помню, он был этим очень
недоволен.
В сущности, мне приходится сказать, что «Рабочее
знамя» было передано в «Искру», а Сергей Васильевич
уехал в Россию.
На границе Сергей Васильевич был арестован и от-
правлен в Москву. По освобождении он перебрался в
Питер, где и организовал первую группу «Искры»34.
418
Через несколько времени приехал Цедербаум, кото-
рый жил в Вильно.
Сергей Васильевич познакомил меня с Лапиным Сте-
паном; он представил его как рабочезнаменца.
Лапин был недоволен, что «Рабочее знамя» примк-
нуло к «Искре». Хотя по настроению был солидарен с
нами, но держался несколько особняком.
Впоследствии я узнал, что Моисей Лурья издал тре-
тий номер [«Рабочего знамени»].
Вот, в сущности, все то, что я хотел сказать.
ПРИМЕЧАНИЯ
1	Имеется в виду стачка текстильщиков Петербурга в мае —
июне 1896 г. Максвельцы примкнули к ней 1 июня. Бастовали рабо-
чие Спасской и Петровской мануфактур и 2 января 1897 г., чем
вынудили администрацию сократить рабочий день до 11 */я часа, а в
феврале и мае 1898 г. бастовали все 3000 рабочих Спасской и Пет-
ровской мануфактур. Они добились выполнения своих требований.
2	Как уже указывалось выше, некоторые «табельные» праздни-
ки и выходные дни законом от 2 июня 1897 г. были ликвидированы.
Рабочие вели упорную борьбу за их восстановление как нерабочих
дней.
3	В действительности рабочими руководил сам В. П. Ногин.
4	В этом требовании рабочих сравнительно небольшой фабрики
Паля явно проявлялось классовое сознание и пролетарская солидар-
ность с рабочими других предприятий.
5	См. здесь прим. 1.
8	Открытые для всех лекции народного университета в Смолен-
ской школе.
7	См. выше воспоминания 3. Т. Трифонова.
8	«Полярная звезда» — периодические литературные и общест-
венно-политические сборники Вольной русской типографии. Издава-
лись в Лондоне и Женеве в 1855—1868 гг. А. И. Герценом и
Н. П. Огаревым. Продолжали революционные традиции в России.
9	Газета одноименной группы.
10	Д. А. Гершанович и С. Гельман — рабочезнаменцы, много
работавшие в подпольных типографиях.
11	Здесь проявились давние недовольство и неудовлетворенность
передовых питерских рабочих направлением «Рабочей мысли».
12	Р. Фридман — участник петербургских групп «Рабочего зна-
мени».
13	В. И. Федоров (Забрежнев) — студент, член «Союза борьбы».
Был близок к группе «Рабочая мысль». Его воспоминания см.: Пер-
вые годы моей партийной работы (1895—1899 гг.)—Пролетарская
революция, 1923, № 10 (22), с. 112—132.
14	О. А. Звездочетова (Давыдова)—активная участница «Ра-
бочего знамени». «Мир божий» — либеральный журнал, в котором
сотрудничали М. Горький, В. В. Вересаев, А. М. Калмыкова и дру-
гие передовые интеллигенты. Некоторое время этот журнал поме-
щал статьи «легальных марксистов», а в 1898 г, напечатал рецен-
зию В. И. Ленина на книгу А. Богданова.
15	Ныне — Суворовский проспект.
419
18	С. В. Андропов — один из руководителей «Рабочего знаме-
ни». Учитель и друг В. П. Ногина. Впоследствии агент «Искры».
17	С. О. Цедербаум — младший брат Ю. О. Мартова, впослед-
ствии меньшевик. В 90-х гг.— известный рабочезнаменец, потом —
искровец.
18	Кружок состоял из рабочих фабрик Паля и Максвеля.
18	Г. И. Успенский — замечательный писатель-демократ, высоко
ценившийся русской молодежью. В кружке, очевидно, «разбирали»
один из томов его сочинений (издание Ф. Павленкова), вышедших
в 1883—1886 гг. в Петербурге, или второго издания (3 тома)
1889—1891 гг.
20	См. ниже воспоминания С. Орлова.
21	Конечно, речь не о полиции, как таковой, а об одном из по-
лицейских. К тому же арестами ведала не полиция, а охранка и
жандармерия.
22	Здесь И. Э. Гуковский, рабочезнаменец, руководитель одного
из рабочих кружков. Арестован в 1898 г. Большевик. Впослед-
ствии — партийный, советский и государственный деятель.
23	Автор, возможно, имел в виду приложение к первому номеру
«Рабочей мысли». Но, может быть, речь идет частично и о приложе-
нии к «Рабочей мысли», № 6, от 8 апреля 1899 г., где была опубли-
кована его брошюра «Фабрика Паля» (см. в настоящем сборнике).
Завершающие брошюру требования изложены там в виде таблицы.
24	Имеется в виду «Доклад московского обер-полицмейстера
(по охранному отделению)» Д. Ф. Трепова московскому генерал-
губернатору 8 апреля 1898 г. Опубликован в приложении к «Рабо-
чей мысли», № 6, от 8 апреля 1899 г. В докладе выражалась тре-
вога по поводу роста рабочего движения и его соединения с социа-
лизмом. Предлагалось сбить революционную волну мелкими уступ-
ками рабочим. Трепов — «один из наиболее ненавидимых всей Рос-
сией слуг царизма, прославившийся в Москве своей свирепостью,
грубостью и участием в зубатовских попытках развращения рабо-
чих» (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 238). В октябре 1905 г.,
уже будучи товарищем министра внутренних дел, отдал приказ:
«Холостых залпов не давать и патронов не жалеть».
25	Л. Мартов (настоящая фамилия Ю. О. Цедербаум)—один
из лидеров социал-демократии. В 90-х гг. вел революционную рабо-
ту. Деятельный член редакции «Искры» и «Зарп». На II съезде
РСДРП в 1903 г. выступил по некоторым вопросам против
В. И. Ленина. Идеолог меньшевизма, неизменный член редакций
всех центральных меньшевистских изданий. Умер в эмиграции.
28	М. В. Лурья — видный деятель «Рабочего знамени». Связы-
вал эмигрантов — членов организации — в Лондоне с группой «Ра-
бочего знамени» в Петербурге.
27	Н. А. Алексеев — социал-демократ с 90-х гг. Эмигрировал в
Лондон. Искровец, большевик. Неоднократно оказывал помощь
В. И. Ленину и Н. К. Крупской. Представитель большевиков в
Лондоне. После Октября работал в советских и партийных органах.
28	Имеется в виду Александровский механический завод за Нев-
ской заставой.
28	Т. е. за В. П. Ногиным следила охранка, его собирались от-
править в тюрьму.
30	«Манифест» издан от имени I съезда РСДРП и весной 1898 г.
распространялся в Петербурге.
31	М. Лурья, обидевшись на то, что группу «Рабочее знамя» не
пригласили на I съезд РСДРП, выступил против некоторых его ре-
шений. В частности, он протестовал против наименования партии
420
Российской, считая, что она представляет интересы не всех народов
страны, а только русских.
32	Первое издание — 1898 г., второе— 1900 г.
33	См., например: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т, 46, с. 48—49,
58—60, 76—79, 83—85, 87, 92—93.
34	На самом деле С. В. Андропов после совещания в Вильно
летом 1901 г. с В. П. Ногиным и С. О. Цедербаумом поехал в Питер
и только пытался организовать здесь первую группу «Искры», но
вскоре был вынужден уехать. 25 августа 1901 г. он был арестован
в Казани.
С. ОРЛОВ (МОЛОДОЙ]
Сергей Орлов — рабочий с фабрики Торнтона. Входил в 1897—
1898 гг. в один из кружков «Рабочего знамени» за Невской заста-
вой в Петербурге, где пропагандисткой была О. А. Звездочетова.
Рано начал проявлять литературные склонности, писал стихи. Ор-
лов был близок к В. П. Ногину. По сведениям охранки, активно
распространял нелегальную литературу на предприятиях Шлис-
сельбургского тракта *. Вскоре он отошел от участия в рабочем
движении.
Данный рассказ написан в 1898 г. и опубликован в виде от-
дельной брошюры группой «Рабочего знамени». В основе расска-
за — реальные факты из жизни фабрики Торнтона. Печатается по
тексту так называемых «Запретных листков».
ЗАПРЕТНЫЕ ЛИСТКИ
(ИЗ ВОСПОМИНАНИЯ РАБОЧЕГО)
Шесть часов утра. Фабрика
уже начала просыпаться после ночного отдыха. Просну-
лось стальное чудовище — паровая, медленно и лениво
задвигалась она, как бы расправляя свои онемевшие
члены. Проснулось, потянулось чудовище, и вслед за
ним все ожило: тысячи проводов, отводов, переводов,
ремней, колес — все задвигалось, зашумело, наполняя
огромное здание фабрики оглушительным ревом и гро-
хотом. Гулко понеслись протяжные звуки фабричного
гудка — ив открытые двери фабрики полилась живая
человеческая волна. Каждый день в обычный час эта
людская волна притекает к открытым дверям фабрики
и скрывается в них, точно в открытой пасти. Медленно
расходятся рабочие по мастерским, вяло и сонно прини-
маются они за работу, не успев еще отдохнуть от вче-
рашнего дня. Там и сям раздаются окрики мастеров:
«Эй! Лентяи! Дармоеды! Чего зеваешь! Гляди, в маши-
421
ну попадешь!..» И принимаются «лентяи», «дармоеды»
за работу с тупой болью в голове, с усталостью во всех
членах. Но сегодня не заметно обычной вялости: рабо-
чие собираются кучками, расходятся и снова сходятся;
лица оживленны; то в одном, то в другом углу слышится
напряженный шепот.
— Читал, Ваня?—тихо спрашивает молодой рабо-
чий своего соседа.
— Читал, Федя!
— Что же, хорошо?
— Да как же, братец ты мой, не хорошо! Лучше не
надо. В крепком, говорит, союзе мы завоюем весь мир!..
Да разве неправда? Посмотри, уймища-то нас какая...
Только бы дружно взяться, а там постояли бы мы за
себя!
— Вот что...— начал было Федор.
— Эй, ты! Чего лясы-то точишь!— раздался подле
них окрик мастера.— За работу!
И Федор поспешно отошел к своему станку.
— Знатно, братцы, их разделали!— слышится из дру-
гой кучки, собравшейся вокруг пожилого ткача.
— Да уж что говорить! Всем досталось, да и царю-
то батюшке по загривку влетело.
— Вы вот что, братцы, расходитесь-ка, в обед по-
толкуем, вишь, «наш»-то (мастер) буркулы пялит на
нас...— И кучка расходится.
— Петр, дай-ка еще парочку!
— Нету, брат, всего тридцать листочков было — все
разбросаны, последний сейчас Сенька взял; ишь, шель-
ма, около мастера вьется, видно, ему сунуть хочет.
— Да как бы не того...— опасливо замечает подо-
шедший.
— Чего там — мальчишка ловкий!
— А на кладовую-то хватило?
— Хватило, всем хватило вдосталь. Да ты, Серега,
сбегай взгляни, все ли в сборной подобрали, да поопас-
ливее!
— Ладно!—И Сергей направился к выходу.
— Что, Митрич, видел?— обратился он, проходя ми-
мо, к сумрачного вида пожилому прядильщику.
— Видел.
— Да ты что невесел?
:— Да чему веселиться-то? Что живется-то нам
скверно? Что трудимся мы словно скоты, это я и без ли-
стков знаю. А будет ли нам лучше, это не мне рассуж-
дать...
422
— Эх, брат! Погоди, возьмемся мы за дело, так и ты
другое заговоришь; от своих, чать, не отстанешь?
— Нет, парень, это ты, видно, не упрыгался, а я,
брат, тоже кузькину-то мать видел! Оборони, господи,
что будет! Ведь у меня жена, детишки: куда без меня
денутся, кто накормит их? Нет уж, для меня, видно,
время-то прошло...
— Ну что там, прошло! Мы, брат, еще с тобой таких
делов наделаем, что небу жарко станет!— тряхнув куд-
рями, перебил его Сергей и направился к сборной.
И всюду, во всех концах фабрики, слышатся те же,
значительным шепотом и урывками ведущиеся разгово-
ры, видны такие же оживленные лица... Как будто свет-
лый луч проник в это царство непроглядной тьмы и ка-
торжного труда и заставил всех этих людей забыть на
мгновение будничную жизнь с ее гнетущими заботами
и безысходной нуждой и обратиться мыслью к тому ши-
рокому и светлому будущему, о котором так страстно
говорилось в листке прокламации. Иной, правда, вздох-
нет, и проклянет свою долю, и поникнет бессильно го-
ловой... «Хорошо, да не про нас...» А у иного глаза
сверкают отвагой и жить ему хочется, бороться, и нет,
кажется, той силы, которой побоялся бы он сейчас; и
кажется ему, что вот-вот еще немного, и придет оно, это
желанное время, когда все, как один человек, подымут-
ся и грудью встанут за правду, за право дышать воль-
ным воздухом рабочему люду. И мысли всех сосредото-
чены на одном, на клочке бумажонки, которая гуляет
по фабрике, на том, что там говорится... Но вот и обед.
Паровая, тяжело вздохнув, стала. Рабочие торопливо
побросали работу и, теснясь, направились к выходу. А
за обедом те же разговоры и то же оживление.
— Это все они, студенты, листков-то набросали,—
авторитетно рассуждает старик ткач за одним из боль-
ших столов общей столовой, у которого собралось чело-
век 15 рабочих.— Все они, пашковцы поганые, народ-то
мутят... И чего им надо! Работать тебе не заказано, ну
и сиди себе тихо, смирно, не пьянствуй, не груби, бере-
ги копейку!—глядь, и деньжонок себе к старости при-
копишь...
— Да ты, видно, старик, большие капиталы себе
прикопил?!— задорно перебил его молодой рабочий, уче-
ник воскресной школы.
— Ну какие у меня капиталы?!
— Да ведь сам говоришь: работай, так капитал на-
копишь, а ведь ты, почитай, годков тридцать не разги-
423
бая спины у станка маешься, так как же не быть ка-
питалу-то?
— Ну где же у меня капиталу быть,— недовольно
повторил старик.
— Вот то-то и оно-то, старина, что не нажить рабо-
чему человеку капиталов.
— Ну, что, дубина, заладил: не нажить, не нажить,
да как же хозяева-то наши нажили? Ведь когда дело-то
начали, так, почитай, такие же голяки были, как и мы!
— А ну-ка, расскажи, как хозяева наши капиталы
нажили?— не отступал от него Павел-воскресник.
— Да чего рассказывать-то; все, чай, знают.
— Нет уж, старик, завел, так рассказывай!— под-
держали другие.
— Ну вот. Приехали наши хозяева из Англии —
Карл Данилыч да Данил Данилыч Торнтон, а в мошне
не то чтобы густо. Ну наняли домик деревянный, купи-
ли несколько станков простых, наняли с пяток рабочих
да вместе и принялись, благословись, за работу: перво-
начально и сновальни своей не было: соткут, да и про-
дадут. Ну, помаленьку да полегоньку, смотришь, через
годик-другой и помещение переменили, и станки другие
завели, и рабочих принаняли; дело-то, значит, в ход по-
шло. Дальше — больше, теперь, вишь, какую махну
взбодрили, рабочих-то около них сколько кормится, да и
сами-то как живут: на серебре едят!.. Нет, коли с умом
жить, так наживешь.
— Да вот, сказывают, что Чуркин-разбойник боль-
шие капиталы сколотил, грабивши людей по дорогам!
— Эх, дубина, куда хватил! Так Чуркин-то людей
убивал.
— А наши хозяева только грабят,— прибавил опять
Павел.— Нет, хуже они разбойников: те по большим до-
рогам грабят,— страстно заговорил он, и глаза его заго-
релись злобой.
— Те больше своего труда положили, чтобы капп-
талы-тр нажить: им по дорогам да по лесам рыскать-то
приходилось за денежками, а нашим хозяевам они сами
в мошну из наших лап валятся. «С умом», говоришь. Да
что, у нас с тобой ума-то меньше, чем у них, или руки
у нас не теми концами вставлены? Нет, старина, не ог
того это, будь ты хоть семи пядей во лбу, колотись в
работе еще тридцать лет, не спи, не ешь, а не нажить
тебе хозяйских капиталов! Скажи-ка ты, ведь ежели бы
хозяева-то наши одни без рабочих за работу принялись,
были бы у них такие деньжища? Поди и по сей час у
424
станка бы горе мыкали! А то рабочих принаняли! Ну,
рабочему-то полтинник в зубы, а с него на целковый
мало-мало шкуры сорвут: вот они откуда капиталы-то
твои хваленые. Награблены они, вот что! Ты им на со-
тенную в месяц сработаешь, а сам и половины не полу-
чишь. Ты вот говоришь, что нету у тебя капиталу, да и
не будет. Откуда рабочему человеку накопить? Много ли
от трудов твоих тебе останется? Хорошо, коли на гроб
скопишь, и всякий так. Ты сам рассуди: получает вот.
он тридцать рублей, жена, трое детишек; ты их одень,
обуй, за квартиру заплати, прокормись с ними месяц, и
все из тридцати рублей. Ну что ты накопишь? Да и
больше бы получал, не накопил бы. А захворал ты, сва-
лила тебя работа каторжная, и клади зубы на полку,
подыхай сам-пят. Нет, старина, не нажить нам трудами
нашими капиталов!— заключил Павел.
— Верно, верно, правильно ты, Павел: от трудов
праведных не нажить палат каменных,— подхватили
другие, вставая из-за стола и направляясь к мастер-
ским.
И снова фабрика в ходу, и листок гуляет да гуляет...
Кто-то подбросил его в контору, и он попал в руки уп-
равляющего— Григория Федоровича Дворцова. Тот стал
метать громы и молнии.
— Позвать сюда Варвару!— отдал он приказ.
Варвара, 60-летняя старуха, была уборщицей в кон-
торе, главною же ее обязанностью было шпионить за
рабочими. Робко вошла Варвара, низко поклонилась
Дворцову.
— Ты чего, старая дура,— накинулся на нее тот,—
даром хлеб хозяйский есть захотела, ты чего своего де-
ла не знаешь?
— Батюшка, Григорий Федорович, да ведь я, ка-
жется, всей душой, денно и нощно!— слезливо затянула
Варвара.
— Денно и нощно, а кто листки по фабрике разбро-
сал, где у тебя бельма-то были, отчего не заприметила,
как смела не донести, чертовка старая!— кричал Двор-
цов,'наступая на старуху.
— Да это все они, батюшка,— обрадованно загово-
рила Варвара, чтобы как-нибудь выпутаться,— все они,
воскресники, студенты голоштанные2.
— Воскресники, студенты!— передразнивал ее Двор-
цов.— Да кто они, ведьма ты этакая?!
Варвара наугад назвала несколько фамилий.
— Позвать их сюда!— отрезал Дворцов.
425
Грязные, оборванные, трепещущие предстали «сту-
денты» пред грозные очи Дворцова.
— Вы что, мерзавцы, бунтовать вздумали, листков
по фабрике набросали! Да я вас, каналий, в бараний
рог согну, я вам покажу народ мутить, в тюрьме сгною,
в Сибирь закатаю!— налетел на них Дворцов.
— Да мы, Григорий Федорович, и листков-то не ви-
дали, вот те крест — ничего не знаем,— робко оправды-
вались рабочие.
— Не видали? А вчера где шлялись?
— Да спроси у кого хочешь, дома были, никуда не
отлучались!
— Вы у меня, мерзавцы, правду говорите, хуже бу-
дет,— заревел снова Дворцов, но в это время вошел в
контору один из ткачей, известный всем рабочим за
шпиона, подошел к Дворцову и стал что-то шептать ему
на ухо.
— В коридор выйдите!— крикнул Дворцов рабочим.
— Вот, Григорий Федорович, листки опять на фаб-
рике.
— Знаю уж, видел,— недовольно ответил тот.— Да
кто?
— Да и сам не доискался, с утра маюсь, все глаза
высмотрел, везде, кажись, вынюхал, ни до чего не до-
искался. Еще с вечера знал. Иду это я вчера по коридо-
ру мимо каморок, слышу шепот. Что, думаю, такое?
Присел у двери, приложил ухо к щелке. Слышу: «Вот
тебе 10 — сборная, тебе — 39 — ткацкая, тебе 25 — пря-
дильня, 15—кладовые, а остальные я сам по лестнице
разбросаю»; да, верно, тут заслышали шорох, да все по
коридору врассыпную; темно было, лиц-то не приметил.
Сегодня с половины шестого сторожил, ничего нет, и по-
шел чай пить; глядь — уже все читали, и когда только
они, черти, успели...
— Как же ты, братец, с вечера-то не донес: сделали
бы обыск, нашли бы, а теперь ищи ветра в поле,— не-
довольно сказал Дворцов.
— Да уж виноват, побоялся вашу милость трево-
жить, думаю, сам увижу, ан дело-то и не вышло,— оп-
равдывался шпион.
— А не эти?— указывая на коридор, спросил Двор-
цов.
— Нет, словно бы не эти.
— Ну, ладно, поди позови этих-то, да чтобы были
мне к вечеру разысканы.
Шпион ушел, а рабочие снова вошли в контору.
426
— Марш работать!— обратился к ним Дворцов.— Да
смотрите у меня, я вам покажу воскресную!— напутст-
вовал их Дворцов и направился с докладом в кабинет
хозяина.
Рабочие, низко поклонившись, вышли из конторы и,
облегченно вздохнув, направились в мастерские, раду-
ясь, что гроза миновала. Двое из них перестали с этого
дня ходить в воскресную школу.
А в конторе начались разговоры все про тот же ли-
сток.
— Ишь его разобрало,— указывая на кабинет хозя-
ина, сказал младший конторщик,— теперь не скоро
уймется. С докладом пошел, а там, черту этакому, здо-
ровую головомойку зададут.
— Ну ты, потише, знаешь, чай, уши-то у Гришки
какие. И что это за листок такой, что они все бесятся?
— Да вот и мне, черти, сунули в пальто,— заметил
старший конторщик, вытаскивая из кармана смятый ли-
сток прокламаций.
— Прочтите, Давид Андреевич!— пристали к нему
другие.— Увидим, по крайности, что это такое.
— Да как услышит?
— Не услышит, ишь как он его запаливает.
— Ну ладно, только чтобы все по местам были.—
И Давид Андреевич, откашлявшись, начал:
— «Товарищи! Кому из нас не известно и кто на се-
бе не испытал, как тяжела доля рабочего? Фабрич-
ный— горемычный, говорят про нас. Горемычные мы и
есть: целый-то день словно каторжные трудимся, ни от-
дыха у нас, ни утехи... На фабрике надрываемся в рабо-
те, терпим обиды и унижения ото всех, начиная от хозя-
ина и кончая последним сторожем; да и дома у нас не
лучше. Дома теснота, нужда да свара, ни отдохнуть те-
бе, ни почитать, ни подумать нет возможности. И мы из-
нываем от непосильного труда, бьемся в вечной нужде,
не видя ниоткуда просвета. Невежественные, забитые,
униженные, мы теряем свое человеческое достоинство,
мы не знаем, что и у рабочего, что и у него больше, чем
у кого бы то ни было, есть свое право жить и дышать
свежим воздухом; мы не знаем, кто наши враги и кто на-
ши друзья, и бродим, как в темном, беспросветном
лесу, не знаем, как выбраться оттуда и где искать
свету.
А выход есть, товарищи: он в борьбе... В вечной борь-
бе с нашими врагами, со всеми, кто угнетает нас и за-
ставляет влачить наше жалкое существование.
427
А врагов у нас много, товарищи! И наши первые, са-
мые близкие враги—это наши хозяева-фабриканты и за-
водчики, которые хотят прослыть нашими благодетеля-
ми. Они своей мошной поработили нас; мы работаем на
них, а они, наши благодетели, пьют нашу кровь да глу-
мятся над нами, над нашим невежеством, покорностью
и бессилием. Мы силы свои надрываем в работе, всю
жизнь бьемся в нужде, а они тунеядствуют; нами, как
пешками, ворочают, да роскошествуют, да развратнича-
ют на наши деньги, кровью и потом добытые. У нас иной
раз копейки на черный хлеб нет, а они, наши благоде-
тели, тонкими блюдами объедаются да винами замор-
скими попиваются. У нас иной раз 3 копеек на конку
нет, а они на рысаках разъезжают да грязью нас за-
брызгивают. У нас порой лишего гроша на солому не
хватает, на голых дощечках от трудов отдыхаем, а они
на турецких диванах прохлаждаются.
Они и пользуются нашим невежеством, нашею роз-
нью и давят нас. И мы бессильны перед ними до тех
пор, пока не сознаем, что наша сила в единстве, и не
сплотимся в одно целое против них, пока не будем
дружно стоять все за каждого и каждый за всех, друж-
но добиваться прав, давать отпор всем гонениям и при-
теснениям наших врагов.
И враги наши, товарищи, не одни только фабрикан-
ты и заводчики, но и все те, кто потворствует им и по-
могает держать нас в рабском состоянии.
Самый сильный, самый лютый, самый хищный наш
враг — это наш монарх всемилостивейший, наш царь-
батюшка, больше всех он нашей шерсти стрижет да на-
ши слезки пьет. И чего только не делает наш царь-ба-
тюшка, чтоб держать нас в рабстве! Он не пропускает
к нам свободного слова, разрушает наши союзы, по пер-
вому требованию фабриканта он посылает на нас свое
холопское войско, он сажает нас в тюрьмы, ссылает нас
в Сибирь, он дышать нам не дает!
Только нет, всемилостивейший, не удастся тебе свет-
лое солнышко затемнить и ясный день в темную ночь
превратить; что грибы после дождя, растут среди нас
честные, сознательные рабочие, и никакие силы темной
власти не остановят рабочего движения.
Видно, скоро придется тебе, самодержавный, на Са-
халин-остров свою державу перевести, а твоим холопам-
министрам у сохи да у станка встать, если не захотят
подохнуть с голоду. Сильны враги наши, друзья, за ца-
рем стоят его приспешники — чиновники корыстные, по-
428
пы льстивые да подлые, войско холопское да целая ар-
мия шпионов и другой сволочи. Нам не от кого ждать
помощи, негде искать ее: наша сила в нас самих, в на-
шем согласии, и стоит нам сплотиться, мы свергнем не-
навистное иго и заставим своих врагов признать право
на человеческую жизнь всякого трудящегося человека;
наша сила даст нам господство над ними. И враги на-
ши знают, что мы сила, раз мы сплотимся, и трепещут
перед ней. Довольно же спать, товарищи! Пора нам
проснуться, сознать, что только в единении сила, только
в борьбе с нашими врагами можем мы улучшить свою
долю.
Объединяйтесь же, товарищи! В крепком союзе мы
завоюем весь мир, свободу и счастье, счастье всего чело-
вечества!» 3
Давид Андреевич кончил. В конторе царила тишина,
только слышно было тиканье стенных часов.
— А здорово наших-то продернули,— сказал кто-то
из конторщиков,— да и что, в самом деле, нужно им о
рабочем человеке позаботиться, а они только и знают,
что свою мошну набивают. Тихо, хозяин...— Конторщики
уткнулись в книги.
Из кабинета вышел хозяин в сопровождении Двор-
цова и поспешно направились к квартирам рабочих.
— Быки!— прошептал им вслед кто-то.
— Быки и есть, только один английский, а другой
холмогорский!— подхватил другой голос, и контора ог-
ласилась дружным смехом.
А хозяин и Дворцов с помощью сторожей произво-
дили по-домашнему повальный обыск в квартирах ра-
бочих. Придет рабочий домой, увидит мамаево разоре-
ние — развороченные постели, раскрытые сундуки, сло-
манные замки, и злобой загорится сердце каждого, и
всякий подумает: погоди! и на нашей улице будет праз-
дник!..
ПРИМЕЧАНИЯ
1	ЦГАОР СССР, ф. ДП, 7 делопр., 1899 г., д. 13, л. 2—2 об.;
00, 1898 г., д. 5, ч. 6, лит. В, л. 4—5 об.; 9—10 об.
2	Т. е. ученики вечерне-воскресной школы для рабочих.
3	Вольная перефразировка лозунгов «Манифеста Коммунистиче-
ской партии» К. Маркса и Ф, Энгельса.
429
Заключение
История «Рабочего знамени» все
еще не написана. Только известный советский исследователь
С. Н. Валк в 20—30-х годах опубликовал некоторые важные доку-
менты по отдельным эпизодам борьбы этой организации * **. Даже
для энциклопедических изданий у ученых не находится достаточ-
но достоверных сведений. Исследовательская литература еще
только положила начало разграничению сменявших друг друга,
но мало связанных между собой организационно четырех само-
стоятельных групп, объединенных под одним названием. «Рабо-
чее знамя» хотя и имело существенные пробелы с точки зрения
социал-демократизма (поэтому оно и не было приглашено на
призванный учредить партию I съезд РСДРП в 1698 году), хотя
и допускало колебания в сторону «Народной воли», однако имело
значительные по тем временам связи с рабочими. Начиная с
1901 года организация «Рабочее знамя» оказывала определенную
идейную и организационную поддержку ленинской «Искре».
А позже большинство уцелевших от арестов членов «Рабочего
знамени» вообще вступили в петербургскую организацию «Искры».
Из рядов рабочезнаменцев, при всей их разнородности, вышло
несколько видных впоследствии большевиков: А. А. Сольц,
М. И. Фрумкин и другие ”.
Яркой страницей в деятельности второй группы Этой органи-
зации была ее пропагандистская работа на фабриках Максвеля и
Паля за Невской заставой в Петербурге в 1898 году. Среди восем-
надцати фабрично-заводских кружков «Рабочего знамени» здесь
была наибольшая активность: именно их подпольная политическая
агитация привела в конце 1898 года к событиям на Шлиссельбург-
ском тракте, известным под названием «Оборона Красного дома».
Политической активностью в революционном подполье отличались
рабочая М. Д. Га л нова и особенно красильщик фабрики Паля Вик-
тор Павлович Ногин.
Среди других мелких революционных группировок, существо-
вавших в Петербурге, организация «Рабочее знамя» выделялась
своим резко отрицательным отношением к «экономизму» вообще,
к «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» послеленин-
ского периода, к «Рабочей мысли», и к «Комитету Рабочей орга-
низации» в частности. Наиболее полно теоретические взгляды «Ра-
бочего знамени» изложены в ее программе и во втором номере
газеты этой организации, выходившей также под названием «Ра-
* См.: Валк С. Н. К документальной истории «Рабочего зна-
мени».— Красная летопись, 1922, № 2-3, с. 333—346.
** См.: Ольховский Е. Р. Ленинская «Искра» в Петербурге,
с. 79-84, 88—89, 125—127,
430
бочее знамя». В отличие от оппортунистических групп она выдай»
гала задачу неустанной политической борьбы рабочих с самодер-
жавием за свои права. Вот что писалось в программе: «...бороться
надо не только со своими непосредственными эксплуататорами-ка-
питалистами, но и с не менее непосредственным врагом — само-
державием»*. Группы «Рабочего знамени» большое внимание об-
ращали на необходимость соблюдения строгой дисциплины и кон-
спирации.
Деятели «Рабочего знамени», решая политические проблемы
того времени, искали пути образования революционной рабочей
партии из разрозненных социал-демократических групп. Однако
верных путей к этому они не нашли. И тогда, будучи сравнитель-
но мелкой группировкой, самочинно провозгласили себя «Русской
социал-демократической партией», существующей параллельно с
РСДРП. Допускали рабочезнаменцы и другие ошибки.
И все-таки это была революционная группа. Недаром в 1898
году, да и в 1900-м, с нею вел переговоры Г. В. Плеханов. Он да-
же собирался открыто заявить, что будет сотрудничать в их орга-
не печати. Не получилось сотрудничества. И видимо, потому, что
наиболее активные члены «Рабочего знамени» сами перешли рабо-
тать в «Искру».
Группы «Рабочего знамени» имели возможность довольно ши-
роко печатать свои издания. Что и делалось. Активная развернутая
печатная пропаганда даже отодвигала на задний план первостепен-
ную задачу устной агитации. И хотя в условиях конца 90-х годов
XIX века это было, несомненно, ошибкой, но сегодня благодаря
такому обстоятельству в наших руках оказалась некоторая часть
тех печатных материалов второй группы «Рабочего знамени», ко-
торые вышли в Петербурге. Наиболее интересной из них является
написанная В. П. Ногиным агитационная брошюра «Фабрика Па-
ля». В брошюре разбираются события из истории фабрики. Под-
робно рассматривает В. П. Ногин условия труда на этом предприя-
тии, условия в фабричной больнице, последовательно подводя чи-
тателя-рабочего к идее о необходимости революционной борьбы
против существующих порядков. В заключении им удачно сфор-
мулированы 12 требований текстильщиков к хозяину. Мелких, чис-
то экономических; но некоторые из них уже выходят за пределы
интересов только своей фабрики. Ногиным же была написана и
листовка, датированная 13 декабря 1898 года,— «К рабочим Спас-
ской и Петровской фабрик Губбарта (Максвеля)», подписанная им
для придания ей большего авторитета именем петербургского
«Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Определенным литературным талантом отмечены «Запретные
листни», выпущенные «Рабочим знаменем». Это воспоминания «мо-
* Задачи русской рабочей партии. Изд. 2-е. Типография «Рабо-
чего знамени», 1900, с, 22—23.
431
лодого»— рабочего Сергея Орлова, входившего в 1898—1899 го-
дах во вторую и третью организации «Рабочего знамени» в Петер-
бурге. Обыденная, обычная история, какими были полны тогда
фабричные будни в любом пролетарском районе России. И ко-
нечно, в Петербурге.
В Ленинградском институте истории партии сохранилось пись-
мо В. П. Ногина и его воспоминания о «Рабочем знамени» в Пе-
тербурге 1896—1898 годов. При скудности литературы, документов
и материалов о «Рабочем знамени» воспоминания Виктора Павло-
вича Ногина представляют значительный интерес не только для
широкого читателя, но, пожалуй, и для историка.
Итак, об одной из мелких социал-демократических группиро-
вок — «Рабочем знамени» — мы все еще знаем очень немного.
В деятельности четырех ее групп были и ошибки (особенно вна-
чале). Но весьма значителен и ее вклад в искровское наследие,
тем более — в Петербурге.
Знакомство с историей «Рабочего знамени» очень важно, по-
скольку прежде массовому читателю она была вовсе недоступна.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аврамов В. Я. 310, 311, 313, 314,
315, 318, 320, 321, 323, 328,
335, 336
Агалитов Б. 106
Агафонов В. 10, 12
Агафья 270, 271, 272
Агин А. А. 324
Аквинский Ф. 121
Аксельрод П. Б. 68, 277, 415
Александр II Романов 8, 9, 16,
67, 181
Александр III Романов 185,
237, 327
Александров А. 219
Александров С. 219
Алексеев 176
Алексеев Н. А. 416, 418, 420
Алексеев П. А. 200, 213
Андерсон 357
Андреев Я- А. 172, 181, 183,
193, 195, 196, 197, 198, 199,
202, 203, 205, 213, 223, 224,
227, 228, 344, 392
Андропов С. В. 413, 414, 415,
416, 417, 418, 419, 420, 421
Анисим 147
Анкудимовы 399
Анна Ивановна 306
Анна Николаевна 127, 136
Андрианов 24
Антонов И. 405
Антушевский В. 49, 242, 256
Аркадий 47
Апарин 192, 193, 194, 197, 198,
206, 208
Апухтин 136
Аристовы 399
Арсеньев Н. Н. 216, 225
Артемьев 122, 123
Архангельский 354
Архиепископ Амвросий 259
Аскарханов 67
Афанасьев 204
Афанасьев Е. А. 8, 17, 19, 24,
103, 279
Афанасьев Е. А. (Климанов-
Бубнов) 10, 15, 18, 24, 68, 163,
230, 232, 236, 242, 244, 279
Афанасьев Ф. А. 8, 9, 10, 12,
13, 16, 17, 20, 21, 24, 26, 41,
49, 66, 230, 232, 233, 236,
279
Бабушкин И. В. 5, 10, 11, 18, 65,
68, 69, 70, 103, 104, 159, 160,
161, 163, 164, 165, 166, 167,
168, 169, 248, 281, 332, 334,
366
Базилевская 406
Байков А. А. 307
Бакин 353
Балман 289
Балтус А. Г. 25
Балтус Я. И. 21, 23, 24, 25, 26
Баранцевич 136
Батырев Л. 392
Бебель А. 114, 116
Белевский А. С. 259
Белинский В. Г. 113, 168
Беллами Э. 213
Белов Н. И. 259, 266
Белоножкин А. И. 312
Белосельские-Белозерские 237
Бельшвам 414
433
Беляев К- 242
Беляевская В. А. 322
Беляевская О. А. 322
Беляевская С. А. 321
Беляевская 10. А. 317, 321
Берд 48, 53, 365
Бернштейн Э. 391
Благосв Д. Н. 51, 67
Богданов (Малиновский) А. А.
384, 389, 419
Богданов Н. Д. 8, 10, 17, 18, 24,
26, 66, 230, 232, 233, 236, 389
Богданов Н. П. 389, 390
Богданов Ф. 9
Богданович Н. М. 222
Богораз Н. А. 182, 392
Богоц Н. 392
Бодров А. И. 332
Бодров М. И. 169
Бодров Ф. И. 332, 334
Бокль Г. Г. 90, 103, 383
Болдырева (Егорова) А. Г. 9,
1®, 17, 20, 21, 24, 26, 27, 238
Бондарсвская Т. П. 292
Борисенко М. В. 161
Боровков 332
Браудо В. И. 38, 164
Брейтвейт В. А. 404
Бруснев М. И. 10, 16j 17, 27,
55, 66, 67, 68, 162, 230, 232,
236, 239, 244, 279, 280
Буренин Н. Е. 224
Бурылин 13
Бурхгардт 375
Быков 186, 187, 227
Быков 409
Быков И. В. 118, 119, 120, 121,
128, 130, 131
Быкова А. П. 118, 119, 120, 132
Бюлер К. 66
Валк С. Н. 233, 429
Валь В. В. 276
Ванеев А. А. 160, 174, 181, 239
Ванеев В. А. 173, 174, 178, 182
Варвара 425
Варгунин Н. А. 304, 314, 317,
318, 324, 326, 327, 330, 335,
336
Варгунина М. А. 317, 327
Васильев Н. 242
Вастен И. 150, 152, 153, 156
Вастен И. О. 146, 154
Вастен П. И. 143, 144, 145, 146,
148, 149, 150, 151, 152, 154
Великанова А. Я. 292
Вересаев (Смидович) В. В. 419
Ветц А. 174, 175
Виктория, королева Великобри-
тании 256, 276
Виноградов П. 261, 263, 265,
269, 274
Владимир Иванович 114
Власов 175, 179, 200, 227
Вовк 200
Воздснецкий 191
Воинов 18
Войнич Э. 156, 168
Волк С. С. 103
Волков В. 114
Волков В. С. 52
Волков Е. 114
Володька 201
Волынкин 364
Вольтер (Аруэ Ф. М.) 116
Вольф 25
«Вонючий» М. И. 365
Воронин 269, 270, 281
Воронин И. А. 9, 17, 141
Воскресенский 190
Восков С. П. 222
Врангель 66, 67
Вурхгардт 353
Газа 17
Галактионов Ф. Г. 248, 249,
269, 282
Галич А. А. 224
Галкова М. Д. 430
Ганцев 173, 174
Гапон Г. А. 15, 19, 289
Гардеенко М. 392
434
Гарелинов 269 Гегель Г. В. Ф. 116 Гед Ж. 47, 53 Гейне Г. 261 Гельман С. 412, 419 Гендуне 353, 355 Герасимович 191 Герцен А. И. 232, 412, 419 Гершанович Д. А. 419 Гершуни 154 Гершуни Г. А. 217, 222 Гитлер А. 61 Глазус И. Е. 401, 407, 408 Голубев В. С. 21, 24, 279 Голубев И. М. 226 Горький (Пешков) А. М. 213, 419 Гостом ысл 277 Готлиб 206 Грачев Н. 13 Грессер П. А. 240, 244 Грибакин П. С. 334 Григорьев 360, 361 Григорьева Н. А. 11, 12, 13, 18, 20, 21, 24, 26, 65, 68, 93, 103, 243, 244 Гриневицкий И. И. 16 Губбарт 103, 396, 43! Гук 15 Гуковский А. И. 217, 225 Гуковский И. Э. 415, 420 Гуревич 316, 321, 325 Гюго В. 256	Джованьоли Р. 24, 287 Диккенс Ч. 257 Дикштсйн Ш. 45, 52 Добровольский 133, 134 Долгов 114 Достоевский Ф. М. 111, 112, 382 Дрожжин И. 268, 269 Дубровин А. И. 16, 19, 20 Дулашевы 173, 175, 181, 200 Душечкин Я- И. 322 Дьяконов М. А. 313, 335 Дьяконова 320 Дядя Ваня (Сарай) 20, 24, 26 Евграфов П. Е. 279 Евдокимов В. 131 Евстифеева С. Е. 224 Евстратов Т. 16 Египтеус М. М. 352, 353, 356 ’ Егор Авдеевич 405 Егоров 354 Егоров И. И. 162, 238, 242, 243 Егоров Л. 217, 219, 225 Емельянов 355 Емельянов А. Н. 215, 217, 219, 221 Емельянов В. А. 214, 223, 225, 227 Емельянов И. А. 214, 223, 225, 227 Емельянов Н. А. 214, 217 Енукидзе А. С. 56, 66 Ергин А. А. 51, 258, 277 Ермаков А. Е. 404
Давид Андреевич 427, 429 Давыдов 382 Давыдов П. К- 269 Дадонов 160 Дан (Гурвич) Ф. И. 45, 52 Даниельсон Н. Ф. 48, 54, 67 Данилевский Н. Я. 193, 213 Дарвин Ч. 413	Ефимов В. 174, 176, 180, 181 Ефимов Р. 404 Желабин Н. И. 242 Желабина 256 Желябов А. И. 8, 19, 172, 181 Жуйков Г. С. 390, 392 Жуков Б. С. 332, 333
Дворцов Г. Ф. 425, 426, 427, 429 Дейч Л. Г. 52, 68 Деникин 66	Завьялов А. 9 Загорулько В. 106 Зак К. 318, 319
435
Запорожец П. К. 160 Зарубкин А. П. 286, 292, 333 Засодимский П. В. 241, 244 Засулич В. И. 52, 68, 213 «Зачес» 365 Звездочетова (Давыдова) 0. А. 413, 418, 419, 421 Земенский 328 Зенкин В. 113 Зиновьев А. И. 106, 111 Зиновьев Б. И. 5, 65, 68, 104, 105, 107, 112, 159, 160, 161, 162, 167, 281 Зиновьев И. И. 106, 107, ПО, 111 Зиновьев С. И. 106, 111 Зиновьева О. И. 106, 110, 111 Зинцхаймер Л. 66 Золя Э. 156, 168 Зотов Б. Л. 38, 49, 51, 54, 63, 164 Зубатов С. В. 15, 19 Ибсен Г. 326, 329 Иван Иванович 404 Иванов 345 Иванов (Абраменков) Л. И. 52 Иванов М. 175 Иванов М. Т. 175, 182, 193, 194, 197, 198, 207, 208 1 Иванов Н. Я. 24, 242 Иванов Я- 230 Игнатов В. Н. 68 Ильин А. П. 49, 242, 269	Карелин А. Е. 15, 20, 24, 54, 230 Карелина В. М. 10, 15, 17, 20, 24, 25, 26, 27, 238, 242, 243, 244 Карфункель И. С. 390 Катин-Ярцев В. Н. 391 Кваренги Дж. 36 Кейзер И. И. 27, 28, 37, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 53, 63, 65, 68, 159, 238, 242 Кейзер (Степанова) Н. 244 Кейзер П. И. 11, 48, 173, 181 Кениг 247 Кеннан Дж. 97, 104 Кибальчич Н. И. 172, 181 Кильянский 176 Кин А. 193, 194, 197, 198, 199, 207, 208 Кириллов М. А. 242, 243 Кирпичников С. 392 Кисляковский 414 Китаев 197, 200 Клейгельс Н. В. 251, 252, 254, 340 Клодт П. К- 324 Клопов Н. А. 222, 223 Книпович Л. М. 287, 332 Князев В. А. 48, 49, 53, 242 Князев (Ксенафонтов) М. 20, 2), 24, 25 Ковальский И. М. 181 Ковецкий 357 Кожевников В. И. 249, 250, 253, 254, 282
Казакевич Р. А. 17, 244 Кайзо П. 241, 243 Калинин 355 Калинин М. И. 168 Калмыков Д. А. 66 Калмыкова А. М. 57, 66, 419 Канатчиков И. Е. 119, 129 Канатчиков С. И. 117, 119, 120, 123, 163, 167, 213 Караваев А. Л. 315, 316 Карамышев П. И. 65, 68, ПО, 112	Кожевникова В. Ф. 332 Козинцев 12 Козицкий В. Н. 19 Козлов 87, 88, 103 Козлов И. И; 327, 328, 336 Козлов (Кольбан) 413, 414 Козлов Я. 9, 10 Кок А. 392 Кок Ю. 392 Коллонтай А. М. 332 Кольцов (Гинзбург) Б. А. 192, 212
436
Колышкевич ,Е. 392
Комиссарова Л. И. 390, 392
Кононов 200
Коробов 114
Королев 269
Короленко В. Г. 136, 137, 174,
182, 224
Корольчук Э. А. 18, 67, 103
Корсак-Кульженко Н. 392
Корякин 125, 126
Косолобов 258
Костин И. Ф. 74, 75, 76, 77, 78,
80, 81, 83, 85, 86, 87, 89, 90,
91, 92, 93, 94, 95, 96, 98, 99,
100, 103, 166
Кравчинский (Степняк) С. М.
125, 141, 181
Краевич К. Д. 107, 112, 168
Красиков П. А. 47, 53
Красин Г. Б. 54, 55, 56, 63, 66
Красин Л. Б. 9, 10, 16, 17
Крашенинников 124
Кржижановский Г. М. 45, 49,
53, 60, 63, 160
Крупская Н. К. 17, 66, 68, 161,
225, 226, 277, 286, 287, 288,
289, 290, 291, 292, 332, 333,
334, 420
Крутов И. В. 239
Крылов И. А. 299, 304, 305, 306,
324
Куделли П. Ф. 277, 287, 332, 333
Кудрявский 382
Кузьмин А. 324, 325, 336
Кузнецов 242
Кузюткин В. К- 49, 50, 54, 68,
252, 408
Куприянов К. 242
Купцов В. И. 258
Кускова Е. Д. 255
Кучинский 176, 178
Ладонкин А. 260, 269, 274
Ладонкнн П. 269
Лангельд К. 138, 139
Лангенербакер 347
Лапин С. 419
Лассаль Ф. 21, 24, 89, 97
Лаферм 281
Лебедев А. 10
Левин Ш. М.	18, 233
Ленин В. И.	4, 5, 6,	18,	19,	36,
37, 39, 48,	52, 53,	54,	55,	56,
57, 58, 60,	64, 66,	67,	68,	69,
70, 95, 103, 104, 112, 115, 117,
160,	161,	164,	168,	169,	170,
181,	183,	213,	214,	217,	222,
239,	277,	279,	280,	284,	289,
290,	291,	292,	332,	333,	345,
366,	389,	390,	391,	392,	393,
394, 418, 419, 420, 421
Леньков Ак. В. 215
Леньков Ал. В. 215
Леньков Н. В. 215, 216, 219,
220, 223
Ленькова Анас. В. 215
Ленькова Анна В. 215
Ленькова Е. В. 215
Лепешинский П. Н. 248
Лермонтов М. Ю. 266, 293, 294,
299
Лесснер 255
Либкнехт В. 117 •
Лийв А. 244
Лиль Р. 213
Ломакин 217
Лонгинов 49
Лорх Е. 347
Лосев Н. 16
Лохов Н. Н. 392
Лурья Мих. В. 418, 420
Лурья Мойс. В. 416, 418, 419,
420
Львов С. Д. 134, 135, 141
Лютш 17, 141
Ляховский Я. М. 161
Майоров И. 121, 132, 242
Мазуркевич 357
Маклаков С. 51, 54
Маклакова М. 24, 238, 244
Максвель 11, 12, 94, 103, 118,
437
129,	133,	141,	166,	246,	289,
301,	377,	389,	394,	396,	413,
414,	416,	417,	419,	420,	430,
431
Максимов Т. 12
«Макус» А. И. 12
Малншевский Н. Г. 65, 68
Малые Б. Ц. 357, 358
Мальцев 363
Маракасов X. 124, 125, 126, 132
Марков 359, 361, 362
Маркс К. 36, 37, 45, 46, 60, 61,
62, 64, 65, 66, 67, 95, 137, 156,
164, 165, 168, 209, 217, 237,
264, 275, 279, 331, 418, 429
Мартов (Цедербаум) Ю. О. 104,
415, 418, 420
Медведев С. 242, 243
Медов А. 10, 11
Мезенцов Н. В. 67, 172, 181
Меллер-3 а комельский А. Н. 68
Мельницкая О. Н. 127, 136, 141
Мельницкий Н. Н. 127
Менжинская В. Р. 289
Менжинская Л. Р. 289
Менжинский В. Р. 289
Меркулов Н. Е. 65, 68, 292, 334
Мстшус (Царь-борода) 242
Мефодиев Г. А. 9, 17, 68, 230,
241, 279
Мещеряков Н. Л. 332
Минин В. 9
Минкин 200, 301, 302
Митревич А. А. 113, 114, 116,
117, 163, 168
Митропий Н. Я. 23
Митрофанов П. 133, 134
Михаил Платонович 10
Михайла 332
Михайлов 120, 269
Михайлов И. К. 18, 181, 182,
189,. 195, 198, 200, 208, 212,
213, 223, 224, 225, 227, 228,
344, 392
Михайлов М. И. 232
Михайлов Н. Н. 49, 54, 68, 256,
276
Михайловский Н. К. 64, 65, 68,
174, 182, 224
Михаэль 128
Могилевский Б. 17
Моисеенко (Анисимов) П. А.
52, 247, 276
Монов П. 405
Морозов П. А. 10, 11, 18, 41,
49, 90, 91, 93, 98, 99, 103, 166,
241, 242
Мосин С. И. 216, 222
Мудринин А. 193, 194, 197, 198,
206, 207, 208
Надеина 176
Наполеон I Бонапарт 329
Надсон С. Я. 310, 324
Неболсин А. Г. 329, 330, 335
Невзорова (Кржижановская)
3. П. 60, 66, 269, 277
Некрасов Н. А. 133, 136, 138,
181, 220, 223, 235, 239, 287,
343, 366
Нечаев С. Г. 112
Никита 301
Никитин 114, 116, 136, 138
Никитин Д. 9
НиксЕпаева В. 20, 21, 24, 26
Николай II Романов 26, 30, 185,
258, 259, 276
Николай Иванович 303
Нил Васильевич 23
Нобель 21, 25, 162
Новиков 124
Ногин В. П. 159, 396, 411, 419,
420, 421, 430, 431, 432
Ноговицын М. 219, 223
Норинская Ф. Н. 22, 244
Норинский К. М. 24, 49, 50, 54,
63, 65, 68, 239, 241, 244, 280
Носков В. 392
Огарев Н. П. 41-9
Оконсчников Е. А. 157, 162
438
Окунцова Е. 392
Оленсв М. А. 353
Ольминский (Александров)
М. С. 38, 51, 63, 164
Ольховский Е. Р. 390, 392, 393
Омулевский (Федоров) И. В.
257
Онуфриев Е. П. 333, 335
Орлов С. 159, 413, 414, 420,
421, 431
Отец Арсений 198
Павел Егорович 406
Павленков Ф. Ф. 325, 420
Павлухин 115, 116
Паль К. Я. Ю, 94, 129, 133,
246, 301, 377, 398, 399, 400,
401, 402, 407, 411, 413, 416,
417, 420, 430, 431
Паль М. Н. 398, 399
Паль Н. К. 407
Паль Я- К. 398
Панина 289, 292
Парикмахер К- 196, 200
Парфенов П. 217
Паульсон 184
Паша 49
Пашков 198
Паялин Н. П. 291
Паянен М. 259, 263, 269, 274
Перовская С. Л. 172, 181
Петерсон А. Н. 173, 180, 181,
200
Петров 269
Петр Иванович 27
Петр Николаевич 114
Петр I Романов 409
Пименов 114, 115
Платон (Аристокл) 121
Платонов 121, 321
Писарев Д. И. 139, 320, 325
Плеханов Г. В. 52, 53, 64, 68,
ПО, 112, 174, 182, 213, 232,
279, 280, 281, 282, 394, 431
Погожев В. А. 278
Полункин Г. 355
Поляков В. О. 176, 181, 392
Поморская О. П. 306, 315, 324,
326, 335
Понсон дю Террайль 324
Постоловский (Вадим) Д. С.
133, 134, 141
Потолов С. И. 117, 233
Прейс (Иогансон) Е. А. 254,
259, 264, 266, 267, 268, 277
Прждецкий 357
Приютов В. И. 258, 264, 266,
272
Приютова А. И. 259
Прокопович С. Н. 255
Прокофьев 329, 335, 336
Прохватилов Ю. А. 278
Прошин В. И. 10, 17, 24, 232,
236, 238, 242, 279
Пугачев Е. И. 134, 165
Пушкин А. С. 36, 299
Радченко С. И. 63, 161
Разин С. Т. 134, 165
Разуваева А. 24, 25, 27, 162
Разумов 353
Рапоткин 251
Растеряев 24, 25, 120
Ратли 369
Репин 193
Рерих А. Э. 389, 390
Ридель 353
Робинзон 397
Рождественский С. Е. 309, 324
Рохлиц К- 404
Рубакина Н. И. 327, 336
Рудаков 332
Рыбакевич П. К- 215
Рябов В. И. 127
Рядов Н. 242
Савельев 243
Савельев-Иванов (Штрипан) Г.
9, 11, 12, 17, 90, 93, 276
Сак К. М. 390
Салтыков М. Е. (Щедрин Н.)
28, 136, 159
439
Свидсрский Б. И. 114
Свинкин 221, 222
Совалкин М. 221
Семенов 114
Семенов Н. 16
Семен Плешивый 250
Семянников 10, 11, 18, 41, 71,
103, 104, 129, 246, 280, 366
Сергеев М. 133
Сергей 65
Сидоров 321
Сильвин М. А. 161, 239
Сименс-Гальске 12, 19, 42, 43,
44, 117, 119, 124, 128
Синсгуб С. С. 276
Синцхсймер Л. 66
Сипягин Д. С. 222
Ситарева М. 392
Скалова О. А. 325, 326
Скородумов 122, 123
Смидович П. Г. 228, 366, 367,
376, 388, 389, 390, 393
Смирнов 264, 267, 268
Смирнов 357, 358
Смирнов П. 124, 125, 127, 132
Соколов М. А. 12
Соколов Н. Д. 269
Соколов П. Н. 193, 194, 207, 208
Соколова Е. 18, 67
Сократ 121
Соловьев 321
Сольц А. А. 430
Сорокин 412
Сорокоумов В. 359
Спегонос 361
Сталин И. В. 66
Старков В. В. 45, 46, 47, 48, 49,
53, 54, 63, 160, 169
Стасова Е. Д. 332
Стоюнина 325
Струве П. Б. 57, 59, 66, 67, 139,
140, 141
Суслова Ф. М. 283, 292
Сущинский М. Я. 38, 49, 51, 54,
63, 164
Тайми (Вастен) А. П. 141, 142,
146, 154, 156, 163, 165, 168
«Тарас Бульба» 318, 319
Тахтарсв К. М. 49, 54, 87, 89,
90, 94, 97, 103, 246, 247, 249,
254, 367, 391, 392
Творогов В. А. 114
Тельман Э. 52
Тимашев 277
Тинский 136
Толстой А. К. 277
Толстой Л. Н. 37, 199, 266, 329
Торнтон Д. Д. 424
Торнтон К. Д. 11, 41, 52, 94,
166, 281, 421, 424, 429
Точисский П. В. 67, 393
Трепов Д. Ф. 415, 420
Третьяковы 399
Трифонов 3. Т. 294, 295, 297,
303, 315, 324, 335, 336, 411,
412, 413, 419
Трифонова П. Т. 295, 296, 297,
298
Троцкий Л. Д. 56, 57, 59, 67
Трубчинский 359	'
Туган-Барановский М. И. 139,
140, 141
Тулупов Г. Е. 259, 266
Тулупов М. Е. 252
Туманов Е. Ф. 21, 22, 23, 25,
162, 237, 238, 279
Тютерев Н. Ф. 20, 24, 162
Ульянов А. И. 48, 60, 67, 212
Ульянова (Елизарова) А. И. 67
Ульянова М. И. 60
Успенский Г. И. 262, 277, 279,
414, 420
Ушакова В. М. 161
Федор Карлович 301, 303
Федоров 409
Федоров А. 215, 217, 219
Федоров В. 215, 217, 219
Федоров (Забрежпев) В. 392,
413, 419
440
Федоров И. Ф. 268, 269, 277
Федоров П. 215, 217, 219
Федоров Ф. 215, 217, 219
Федулов А. А. 63, 259, 266
Фельдман А. П. 172, 173, 174,
176, 178, 181, 183, 193, 196,
227, 228
Фельдшеров 274
Фигатнер М. 242
Филиппов М. М. 140, 141
Философов 269
Фирфаров Г. 220, 221
Фирфаров М. 215, 219
Фирфаров С. 215, 219
Фирфаров Ф. 220, 221
Фишер 404
Фишер Г. М. 12, 18, 19, 28, 37,
38, 52, 53, 54, 63, 65, 66, 68,
163, 164, 165, 166, 168, 169,
170, 242, 279
Фомин В. В. 24, 52, 238, 241,
242, 243
Фомин я. 242
Фонвизин Д. И. 104
Фор Ф. 150, 156
Форсов В. 242
Фридман Р. Н. 413, 415, 419
Фрумкин М. И. 430
Фрунзе М. В. 16
Фунтиков С. И. 8, 10, 12, 18, 41,
49, 77, 78, 86, 87, 88, 89, 90,
91, 92, 94, 103, 244, 286, 287,
288, 289, 291, 292
Ханнонсн 151, 152, 153, 155
Царьков М. 269
Цвынев Н. В. 297, 298
Цедербаум С. О. 413,* 419, 420,
421
Церителли 322
Цивинский В. Ф. 9, 17, 279
Цуббе 346, 347
Чарусский 416
Чсркунов 270, 271
Чернышев И. В. 65, 68, 276
Чернышевский Н. Г. 200, 232,
383
Чесноков Н. П. 269
Чсчурина (Мещерякова) А. И.
225
Чешер 17, 127, 141, 260
Чураков А. 121, 122, 123
Чуркин 424
Шабелиев Д. 9
Шабловский 405
Шаповалов А. С. 5, 163, 164,
254, 255, 258, 274, 276, 277,
278, 282, 283
Шаповалов П. С. 263, 275
Шапошников 200, 204, 207, 208
Шатриан А. 257, 287, 292
Шевцов 354
Шевченко Т. Г. 272
Шелгунов В. А. 5, 12, 25, 49, 50,
54, 55, 59, 64, 65, 66, 67, 68,
95, 100, 103, 104, 141, 160, 163,
164, 165, 168, 169, 181, 225,
242, 334
Шелгунов Н. В. 10, 21, 25, 230,
231, 232, 239, 240, 241, 279,
280
Шендриков И. 125, 126, 127
Шенец Н. Ф. 307, 308, 309, 313,
328, 336
Шестопалов И. А. 273, 277
Шиллер И. Ф. 326, 329
Шкляревич В. 392
Шкляренко В. Г. 412, 413
Шмидт 188
Шмидт 103, 150, 277
Шнеерсон А. А. 390
Шпарре М. 215
Щегло Л. 391
Щеглов В. А. 292, 293, 334
Щепкина Е. Н. 309, 324, 329,
335, 336
Энгельс Ф. 36, 37, 53, 62, 68,
441
213, 217, 232, 237, 279, 418,
429
Эркман Э. 256, 287, 292
Эскрих Ф. И. 365
Юмашев 354
Яворская 136
Яковлев И. И. 49, 65, 68, 170,
242, 243
Яковлев (Стефаненков) 242
Яковлева Марфа Я- 345
Якубова А. А. 309, 324, 335,
391
Яшин Д. 13
СОДЕРЖАНИЕ
К читателям...........................................    3
Раздел 1
Так рождался «сознательный человек» .........	7
Е. А. Афанасьев. Воспоминания из моей жизни ......	8
И. Ф. Тютерев. Воспоминания .............................20
А. Разуваева. Воспоминания ............................  25
И. И. Кейзер. Братцы-товарищи!.........................  27
Г. М. Фишер. Подполье, ссылка, эмиграция. Воспоминания
большевика............................................37
В. А. Шелгунов. На заре ленинской партии. .......	54
Рабочие на пути	к	марксизму.........................59
Политическое размежевание рабочих....................65
И. В. Бабушкин. Что такое социалист и политический пре-
ступник? .............................................68
Воспоминания И.	В.	Бабушкина	(1893—1900 гг.). ...	70
Б. И. Зиновьев. К рабочим Путиловского завода...........104
Письма родным из тюрьмы.............................106
А. А. Митревич. Воспоминания о рабочем революционном
движении 1895 г....................................  113
С. И. Канатчиков. Из истории моего бытия................117
А. П. Тайми (Вастен). Страницы пережитого...............141
Е. А. Оконечников. Первые собрания и первые забастовки на
заводе...............................................157
Заключение . . .................................в	t s в 158
Раздел 2
Бунтарское настроение рабочих окраин ................ 171
Я. А. Андреев. 1897—1898 гг. в Колпине. *.............172
И. К. Михайлов. Четверть века подпольщика.............183
В. А. Емельянов, И. А. Емельянов. Село Сестрорецк 1890—
1907 гг. . . .....................................214
Заключение .................................	> а > 223
443
Раздел 3
1890-е годы: У истоков организованного рабочего движения 229
Адрес петербургских рабочих писателю-демократу Н. В. Шел-
гунову...............................................230
Речь на маевке 1891 г...................................232
Е. Ф. Туманов. Речь на маевке 1892 г....................237
Z<. М Норинский. Из воспоминаний о революционной пропаган-
де в рабочих кружках Петербурга......................239
Листовка «Чего требуют рабочие петербургских бумагопряди-
лен?»........................................... . . 245
Прокламация рабочего Невской заставы к стачке текстиль-
щиков 1896 г.........................................246
Листовка «Совет»........................................247
Ф. Г. Галактионов. Рассказ рабочего о стачке на ткацкой
фабрике Кожевникова..................................248
А.	С. Шаповалов.	На	пути к марксизму...................255
Заключение .................................... . . 278
Раздел 4
«На пути в борьбе со тьмою».............................285
А. П. Зарубкин. Моя учительница.........................286
В.	А. Щеглов. Работа ученика выпускной группы Власа Щег-
лова....................................................292
3. Т. Трифонов. Воспоминания............................294
А. Кузьмин. Воспоминания о вечерней воскресной школе за
Невской заставой.....................................325
Прокофьев. Воспоминания о Смоленской школе..............329
Заключение ............................................:	331
Раздел 5
«Терпим, пока терпится».................................337
Что такое экономическая и политическая борьба и как надо
бороться?............................................338
Письмо машиниста с Ижорских заводов.....................344
Письмо работницы с Карточной фабрики....................345
Дело на фабрике Максвеля..............................  349
Хроника (рабочего движения).............................352
П. Г. Смидович. Рабочие массы в 90-х годах..............366
Заключение ...................................... : 5 ; 390
444
Раздел 6
В поиске выхода: в единстве наша сила . , ..............395
В. П. Ногин. К рабочим Спасской и Петровской фабрик Губ-
барта (Максвеля).....................................  .	396
История фабрики	Паля и характеристика хозяев. . . . 398
Воспоминания........................................411
С. Орлов (Молодой). Запретные листки (Из воспоминания
рабочего)...........................................421
Заключение..............................................430
Указатель имен ....	 433
АВАНГАРД:
Воспоминания
и документы
питерские рабочих
1890-х годов
Составитель
Евгений Романович ОЛЬХОВСКИЙ
Заведующий редакцией В. Ф. Лепетюхин
Художник В. Г. Гузь
Художественный редактор А- К- Тимошевский
Технический редактор И. В. Буздалева
Корректор Н. Р. Качалова
ИБ № 5158
Сдано в набор 20.01.90. Подписано к печати
20.03.90. М-19069. Формат 84X108'/j2. Бумага
газетная. Гарн. литерат. Печать высокая.
Усл. печ. л. 23,52. Усл. кр.-отт. 24,15. Уч.-изд.
л. 27,01. Тираж 15 000 экз. Заказ № 98.
Цена 1 р. 20 к.
Лениздат, 191023, Ленинград, Фонтанка, 59
Типография им. Володарского Лениэдата,
191023, Ленинград, Фонтанка, 57.
Авангард: Воспоминания и документы питер-
А18 ских рабочих 1890-х годов/Сост. Е. Р. Ольхов-
ский.— Л.: Лениздат, 1990. — 445 с., ил.— (Голоса
революции).
ISBN 5-289-00715-6
Книга переносит нас в 90-е годы прошлого столетия. По-
священа питерским рабочим, вступающим на путь революци-
онной борьбы. В ней собраны воспоминания, дневники и
письма как известных соратников и учеников В. И. Ленина —
В. А. Шелгунова, И. В. Бабушкина, В. П. Ногина и др., так
и мало знакомых широкому кругу читателей рабочих-рево-
люционеров — И. И. Кейзера, Г. М. Фишера, Я. А. Андреева,
И. К. Михайлова, А. А. Митревича и др. В книге повеству-
ется о жизни и быте пролетарских окраин Петербурга, об их
связях со столичным социал-демократическим подпольем, о
вечерне-воскресных школах для пролетариев.
Сборник снабжен заключительными статьями к каждому
разделу, комментариями и справочным материалом.
Рассчитан на массового читателя.
0902020000—002
А М17Ц03)—90 Зв“90	63.3(2)521
Историческая редакция
ЛЕНИЗДАТА
выпускает в 1990 году:
В. И. Л е н и н
ЧТО ДЕЛАТЬ!
Наболевшие вопросы нашего движения
Переиздание основополагающего ленинского труда,
являющегося в то же время первой научной работой по
истории РСДРП, снабжено вводной монографической
статьей, раскрывающей значение этого труда как в пе-
риод его создания, так и в наши дни.
В комментариях, подготовленных Институтом истории
партии Ленинградского обкома КПСС, дан источнико-
ведческий и историографический анализ работы.
Г. М. Д е й ч
ЛЕНИНСКИЕ ЭСКИЗЫ
К ПОРТРЕТАМ ДРУЗЕЙ
И ПРОТИВНИКОВ
Книга, написанная на основе эпистолярного наследия
В. И. Ленина и его адресатов, содержит очерки о
П. Б. Аксельроде, В. И. Засулич, Н. Е. Федосееве,
А. А. Ванееве, Г. М. Кржижановском, Ю. О. Мартове,
Л. Б. Каменеве, Г. Е. Зиновьеве, Л. Д. Троцком, И. В. Ста-
лине, Н. И. Бухарине.
Книги Лениэдата можно приобрести в магазине «Проме-
тей» (опорном пункте издательства) по адресу: Ленинград, На-
родная ул., 16.
С неимоверной силой
поднялся
рабочий класс
Питера
на защиту
своих прав,
точно лавина
клокочущая:
десятки тысяч голов
зашевелились...
МИТРЕВИЧ А. А.
1 РУб. 20 коп.
пвпнгшш
ВОСПОМИНАНИЯ •
И ДОКУМЕНТЫ
ПИТЕРСКИХ РАБОЧИХ
189О-Х ГОДОВ

ЛЕНИЗДАТ