СБОРНИК рассказов.
_
стихов «fW£PK°BАля
л€Т€м среднего возраста

ПЕРМСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО 1970

Составители Л. Давыдычев и Б. Гашев

Людмила Татьяничева
СКОРОСТЬ
Летчики, и строители,
И хлеборобы—
Все мы
Века двадцатого жители,
Строки одной поэмы.
Мчится великое Время
Путем, что намечен нами.
Путем,
Над которым Ленин
Поднял революций знамя.
И в диве не видим дивного —
Полны чудес наши горсти!
Так на борту реактивного
Не замечаешь скорости...
5

ь
Юван Шесталов
ДЕДУШКА ЛЕНИН
Проснулся однажды я и вижу: смотрит на меня какой-то дедушка.
С бумаги, висящей на стене, за мной наблюдает.
Глаза у него чуть прищурены, будто спрашивают: «Как живешь, ма­
лыш? Что будешь делать?»
И я опять ныряю в постель. Постель у меня мягкая: лежу на оле­
ньей шкуре. Я укрываюсь шубой мамы. Та шуба сшита из лебединых
шкурок. Лебяжий пух нежен. Тепло. Хорошо!
А дедушка глядит, словно спрашивает: «Долго ли будешь валять­
ся?»
И я соскакиваю с постели. Знаю: в ясное утро глухари токуют.
Хрустальные капельки росы на листьях — поют, зеленая тайга — по­
ет!.. Такую песню ленивый не услышит.
«Молодец! Молодец!» — говорят глаза дедушки.
—
А кто этот дедушка? — спрашиваю я маму.
—
Это Ленин. Он нам хорошую жизнь дал...
Мама только что посмотрела сеть. Принесла рыбу. Язи прыгают,
резвятся в ведре, даж е нежные сырки еще живые, не успели уснуть.
А я уже одеваюсь. Натягиваю на ноги нюки-вай — легкие сапож­
ки с красными узорами.
—
Мне тоже такие няры надо! — говорю с завистью маме, показы­
вая на потертые ботинки Ленина. — И фуражку такую же.
—
Придет папа и купит. В магазине теперь много товару. Все там
есть! Вырастешь большой — будешь одеваться в любую одежду, ка­
кую захочешь. Только помни: главное — не в одежде. Главное — о чем
человек думает! Ленин о народе думал. Потому он вечно жить будет!..
И много зим потом мне думалось, и много лет потом мне думалось,
что дедушка Ленин — мой родной дедушка. И живет он так же, как
мои папа и мама. Много весен живет дедушка Ленин — а будет еще
больше. И я тоже никогда не умру.
6

И правда! Когда не стало моей мамы, а мне тогда было только де­
вять лет, не смог мороз заморозить меня, не посмела река утопить, а
дикая тайга завлечь з свою чащу.
Дорогая земля, стылый северный край!
Ну какой мне дорогой идти? Отвечай!
Спит в земле моя мать
И не слышит пургу.
Сердце сына — орешек в дремучем лесу.
Злобный ветер меня чуть со света не снес.
Хищной пастью меня чуть не слопал мороз.
Как ч удо вище М е нкв в рослый кедр высотой,
Снежный вихрь просвистел над моей головой.
Уж не мама ль на кладбище плачет во сне?
Танварпеква-колдунья крадется ко мне.
Хочет ниток напрясть из мальчишеских жил.
Как сосновая шишка, упал я без сил.
Ослепили мой ум коротышки-божки.
Может, идолов этих принять мне в дружки?
Но от них голова тяжелеет, звеня,
И в глазах, как метель, хороводит земля.
Где дорога моя? Я умею стрелять.
7

Но ни пулей, ни стрелами Менква не взять.
И, как встарь, Танварпеква пугает детей...
И то гд а на извилистой тропке моей
Встала русская женщина, молвив:
—
Пойдем!
Я сама позабочусь о счастье твоем.
Мне сердечное слово шепнула, как мать,
Повела меня в школу, где учат читать,
Где метлой прогоняют из детских умов
Коротышек-божков и лесных колдунов.
И набрал я весеннего воздуха в грудь,
И увидел я счастье и выбрал свой путь.
Русская учительница...
Ее послал ко мне, наверно, дедушка Ленин. И школу он построил.
И интернат, в котором нам, таежным ребятишкам, тепло и уютно.
—
Ты должен учиться! Хорошо учиться! — говорила мне вторая
мама.
—
Тогда поедешь в город Ленина. Если туда попадешь — боль­
шим человеком станешь.
Я осматривал руки свои: они были еще слабы. Ими не осилить мне
соболя, а медведя — тем более. И ростом я пока невелик. «Значит, на­
до учиться! — решаю твердо. — Надо стать сильным!»
Но русский язык не хотел давать ся мне.
—
Это язык Ленина! — сказала учительница. — Ты должен, должен
овладеть им! Много дум у Ленина. И все они в книгах. Книги написаны
по-русски.
Революции комсомолки,
синеглазые северянки,
ваши песни в душе не смолкли,
снова снитесь вы мне, смуглянки.
Ваши нарты по тундре летели,
целовали вас ветры лихие,
и, сдаваясь, смолкали метели,
и стихали пред вами стихии.
Шли вы с именем Ленина в чумы,
как идут космонавты к ракетам,
и охотник с лицом угрюмым
улыбался при имени этом.
Слово, ставшее кличем и флагом,
как заря, открывавшая дали,
старики седые, как ягель,
с молодою надеждой шептали.
К новой школе бежяли мальчишки,
как олени, веселою стайкой,
открывали первые книжки,
пионерской дружили спайкой...
8

Революции комсомолки,
ныне сами, как ягель, седые,
ваши речи в классах замолкли,
но звенят голоса молодые.
Комсомолки России снежной,
с болью в сердце глядите не вы ли,
как иные юнцы небрежно
топчут то, что вы честно растили?
Но вы видите и другое.
Н о вы слышите смелые речи.
Вновь идут, воюя с пургою,
комсомольцы заре навстречу.
П усть вечерние ваши взгляды,
как на строгих весах, нас качают,
пусть всегда вы будете рядом,
пусть всегда вас везде привечают.
И мелодии юности строгой
так ж е льются под знаменем алым,
как на дальних небесных дорогах
гром гремит «Интернационала».
Юность! След навсегда ты оставишь,
века нового верный вестник.
И на пенсию не отправишь
боевые стихи и песни.
Снитесь вы, летящие в санках,
с той осанкой, с отвагою прежней,
синеглазые северянки,
комсомолки России снежной!
Окончил я школу. Вручили мне путевку в институт. В городе Лени­
на я многое понял. Там я стал вслушиваться в себя. И однажды, когда
по гранитной набережной плыла белая ночь, мне показалось, что я
пою.
—
Пой! Пой!— сказали люди. — Смелее! Смелее!
В городе Ленина люди славные, щедрые. Может, потому и я так
рано запел? Книги мои поплыли по свету, может, тоже потому.
Странно: далеко от тайги, на берегу гранитной Невы, я почувство­
вал красоту языка моего таежного народа и сложил первые строки.
Они были о родной земле, маме и дедушке.
Кто я?
Внучонок Ленина!
Спасибо доброму Ленину
за то, что могу сейчас
в строчках стихотворения,
грудь распахнувши настежь,
9

выложить сердце — нате!
Бьется оно для вас!
Спасибо дедушке Ленину,
что я — таежная речка,
бегущая к океану
по д оброй моей стране,
что песню той речки слышит
белый, жел тый, черный...
Спасибо дедушке Ленину
за то, что сердце во мне!
В родной Ханты-Мансийский округ я не приезжаю, а прилетаю.
Когда-то не было у манси крыльев. Просили в дальние края слетать бе­
лого ворона. Нечестным о казался он — почернел. Улетал белым, а вер­
нулся черным. В сказке говорится об этом. Семь дней летал, а прилетел—
ничего толкового не смог сказать.
Решили тогда люди летать сами. Но как? Крыльев-то нет!
Стали думать. И додумались. Кузнец манси выковал железного се­
микрылого коня. Почему семикрылого? Семь — это волшебное число!
Но на этот раз волшебство не помогло. Семикрылый конь валился
на бок, не мог летать.
Подумал-подумал кузнец и выковал восьмое крыло. Восьмикры­
лый конь поднялся выше дымков островерхих чумов, рядом с облака­
ми мчался, и долетели манси до Луны, до далеких звезд.
Но лишь в сказочных снах летали тогда манси.
10

Настало новое время, и мечты сбылись. Самолеты над тайгой ле­
тают. А по-мансийски « х называют крылатыми лодками. Не было
вертолета — придумали вертолет. Не имел человек крыльев — стал
крылатым. Высоко подняла его Советская власть.
Я плыву в крылатой лодке
по волнистым облакам,
сквозь родное, сквозь былое
к неизвестным берегам.
Высь мои качает думы.
Проплывают под крылом
и тайга зеленым шумом,
и в тайге отцовский дом.
Серебристыми ветвями
машут реки позади.
И озерными глазами
в небо Родина глядит.
В роще старого шамана
восемь домиков стоит.
Нефтевышка талисманом
на груди тайги горит.
Я лечу! Я сын крылатый
края сказочных лесов.
Будто пуговки халата —
свет таежных городков.
Обь-река — мечты другие.
Караваны вниз пошли,
будто камни дорогие
в древнем поясе земли.
И железная цепочка —
новый путь Тюмень — Сургут.
Разошьют и оторочат
весь халат — мою тайгу.
Я плыву в крылатой лодке
по волнистым облакам.
Сквозь родное, сквозь былое —
к неизвестным берегам.
Не по дням, а по часам изменяется наш Тюменский край. Нефте­
проводы, газопроводы, сияющие огнями города...
А совсем недавно все на этой земле было другим.
И грустной была песня моей древней Югры:
В зимний край уходят звери,
Птицы тоже улетают,
рыбы стало много меньше
в мутных водах наших речек.
11

Нынче пьян вогул от водки,
ханты жертвы не приносит,
и разгневанные боги
мстят ему, и темной ночью
умерщвляют его душу,
убивают всех оленей.
Опустелые деревни
заметают белым снегом...
Мы уйдем, покинув землю,
чтобы больше не родиться...
Так пел старый певец перед глазами огня, у которого в ожидании
вещего слова о своем будущем не раз собирались манси и ханты.
Он иначе не мог петь, потому что у огня — глаза и уши. И пла­
мень слышит и видит. Если глаза ему проткнете — он ослепнет, он по­
гаснет. У огня только правду можно говорить. А она была грустной,
как песня.
Но не стал наш край пустынным, как предсказывали старики и
шаманы. Великий Октябрь разбудил древнюю Югру.
Просыпается сын таким же ясным утром, так же радуется свету и
солнцу. Увидев портрет Ленина, так же удивленно спрашивает:
—
Это мой дедушка? Почему он не приходит? — Потом, пораз­
мыслив, добавляет: — А, знаю: ои на Севере. В командировке. Там он
рыбу ловит, нефть добывает.
12

—
Где, скажи, мой дедушка? —
сын меня пытает, —
может быть, с ружьем он
по лесу шагает?
Может, за медведем
он идет по следу?
Я боюсь медведя —
зверь боится деда...
Может быть, где волки
воют и кусаются,
он с оленьим стадом
в горы пробирается?
Может быть, рыбачит
на Оби весь день он?
Волны белорусые
там кружатся в пене.
Золотые рыбки
на лучи похожи.
Принесет нам рыбу
дедушка, быть может?
Может быть, геологом
ищет нефть и золото?
О больших и добрых
пишут все газеты,
в каждом доме дедушку
вижу на портретах —
значит, знают дедушку,
любят всей душой!
Вот какой мой дедушка,
милый Ленин — дедушка,
добрый и большой!
Вот какой у нас с сыном дедушка!
Вот какой наш Ленин!

Вазих Исхаков
МАЛЬЧИК ИЗ КУНГУРА
Повесть о детстве революционера
ПЕРВАЯ ВЫСОТА
На берегу уральской речушки Бабки раскинулось старинное село
Казаево — подслеповатые крестьянские избушки, среди них десяток
богатых домов, две лавки, а на реке водяная мельница.
Размеренно и спокойно течет жизнь в Казаево, отгородившемся
негустым леском и полем от Великого Сибирского тракта — скорбного
пути каторжан и политических ссыльных. В тридцати верстах по это­
му тракту находится город Кунгур, где в просторном трехэтажном
доме живут родные Мулланура — отец, дед с бабушкой, их сыновья.
Мулланур с матерью почти каждое лето проводят в тихом Казае­
во. Взрослые решили, что слабому, болезненному мальчику необходим
здоровый деревенский воздух. Пускай, мол, окрепнет и наберется сил
до поступления в школу. Ему ещ е в прошлом году надо было идти
учиться, но помешала болезнь. Чтобы мальчику не было скучно, при­
возили в деревню и младшего из братьев Вихитовых — Набиуллу, дя­
дю Мулланура. Смешно: дядя на год моложе Мулланура!
В Казаево самый близкий Муллануру приятель — русский маль­
чик Костя из соседней деревни Шовкуново. Вместе с Набиуллой они
ходят в лес, играют на берегу Бабки, удят рыбу.
Иногда к ним приставал сын деревенского богача Фазыл. Мулла­
нур сразу невзлюбил его. Фазыл был заносчив и хвастлив. Костя ходил
за ним как тень, слушался каждого его слова.
Однажды Фазыл приказал ему переползти грязную после дождя
дорогу и ртом достать брошенный в лу ж у крендель. Костя покосился
на кулаки своего повелителя, потом на вкусный крендель и послушно
пополз по дороге.
—
Что ты делаешь? Встань! — крикнул Мулланур и, не сдержав
ненависти, бросился на Фазыла. Завязалась ожесточенная драка. Вра­
ги катались по земле, молотили друг друга кулаками. То один, то
другой оказывался наверху. Толстый Фазыл был куда сильнее худень­
15

кого Мулланура. И плохо пришлось бы тому, если бы не вмешался
Костя.
После этой драки он осмелел и больше не подчинялся Фазылу.
Через некоторое время ссора забылась, но ду х соперничества
м ежду мальчишками остался. Фазыл похвалялся, что никто, кроме
него, не м ож ет взобраться на гору, известную в селе под названием
Городок. Это была очень крутая гора с обрывистыми склонами, ме­
стами неприступными. Городком прозвали ее потому, что ходили ле­
генды, будто в стародавние времена там находилось поселенье древне­
го племени.
Мулланур поспорил, что он взберется на Городок быстрее Фа-
зыла. Тот посмеялся:
—
Куда тебе, шкелет! Силенок не хватит!
—
Не хватит? А вот увидишь. Только уговор: лезть там, где труд­
нее. Согласен?
—
Согласен-то согласен, да что толку? Все одно тебе за мной не
поспеть.
Они долго спорили, наконец договорились: завтра утром, порань­
ше, чтобы взрослые не увидели, они решают свой спор на склонах Го­
родка. Там станет ясно, кто сильнее! Гора сама определит победи­
теля!
На рассвете, когда деревня еще спала, в окошко дома, где жил
Мулланур, тихо постучали. Приглушенный Костин голос позвал:
—
Мулланурка, Мулланурка!
Первым поднял голову Набиулла. Он дернул за ногу крепко спав­
шего Мулланура.
—
Вставай, за тобой пришли.
Мулланур открыл глаза, еще ничего не соображая, потом ему
сразу вспомнился вчерашний спор. Он быстро вскочил с постели и рас­
пахнул окно.
—
Костя, ты?
—
Ага. Я давно тебя жду.
—
Мы сейчас.
—
А Умугульсум-энгей 1 не заругается? — неуверенно спросил
Набиулла.
—
Пока мама встанет и приготовит чай, мы успеем вернуться.
Мальчишки потихоньку выбрались через окно и несколько минут
спустя были у ж е на околице. Миновав мельничную плотину, по узкой,
еще сырой от росы тропе они пробеж али сквозь душистый густой че­
ремушник и вышли к подножью горы. Здесь их ожидал Фазыл. Он си­
дел на камне и строгал перочинным ножом палочку. Не прерывая ра­
боты, Фазыл едко заметил:
—
Я уж думал, что вы струсили.
—
Это мы-то?! — запетушился Костя.
1Энгей— сноха (тат.).
16

—
Ты, пожалуй, влезешь на гору... после меня, — самодовольно
сказал Фазыл. — А
Мулланур — куда ему, хоть бы до середины до­
брался. Шкелет!
Мулланур невольно сж а л кулаки.
—
Что ж , посмотрим. Но условие такое: лезем там, где труднее.
Вчера тоже так договорились.
Набиулла с опаской поглядел на брата, но тот уверенно кивнул:
—
Не бойся, Наби, влезем.
Запрокинув голову, Набиулла посмотрел на вершину горы. «Эге,
только легко сказать!»— подумал он и неохотно присоединился к
мальчишкам, которые уже начали торопливо карабкаться по отвесно­
м у склону.
С треском ломаются под руками кусты. Ноги с трудом находят
опору. То и дело срываются и катятся вниз камни.
Фазыл вначале опередил всех. За ним тянулся Костя. Мулланур
тоже хотел вырваться вперед, но от быстрых, лихорадочных движений
у него вдруг закружилась голова, а в коленках появилась дрожь. Он
стал взбираться на гору медленнее, но зато ни на минуту не останав­
ливался. А Фазыл, тяжело дыша, стирая с лица слепящий пот, отды­
ха л через каждые несколько шагов.
В одном месте надо было сделать большой крюк, чтобы обойти
почти неприступный обрыв. Мулланур решил лезть напрямик. Х удень­
кий и юркий, как ящерица, он перебирался с камня на камень, с усту­
па на уступ. Вот он уже далеко опередил Костю. Вот он уже наравне с
Фазылом!
А дорога вверх становилась все круче. Пож а луй, еще никто не
смел подниматься здесь на Городок.
Мулланур теперь впереди. Сильно колотилось сердце, перехваты­
вало дыхание. Но отдыхать было некогда — сзади слышалось тяжелое
сопение Фазыла.
Вперед, только вперед! Не сдаваться!
Вдруг послышался отчаянный крик. Мулланур оглянулся. Это
кричал Костя. Пытаясь обогнать Фазыла, он полез на кручу, да, вид­
но, не рассчитал движений — сорвался. Ухватившись обеими руками
за корень деревца, он повис в воздухе, болтая ногами и не находя
опоры.
Мимо него, не останавливаясь, прошел Фазыл. Костя закричал
еще отчаяннее, но тот не обращал на него никакого внимания. Вот-вот
разож мутся Костины руки, и он покатится вниз, как катятся камни.
—
Держись, Костя, я сейчас! — крикнул Мулланур и стал быст­
ро спускаться. Ухватившись за деревце, он помог Косте выбраться на
безопасное место. А Фазыл между тем все лез и лез к вершине.
Костя сразу позабыл о той опасности, которая грозила ему не­
сколько мгновений назад, улыбнулся:
—
Ну, спасибо тебе, Мулланурка. А он... он пускай торопится. Мы
все равно догоним его.
2 Рп;Я RPTnnn
17

И действительно, пом огая друг другу, мальчишки вскоре стали
нагонять Фазыла.
Подниматься в гору вдвоем было легче.
—
Это нечестно!— закричал сверху Фазыл. — Такого уговора не
было!
До вершины оставались самые трудные метры. Мулланур с Ко­
стей почти настигли Фазыла. Лишь несколько шагов разделяло их.
Мулланур забыл о том, что руки его в кровь исцарапаны о камни, что
коленки и локти в ссадинах. Стиснув зубы, он упрямо цеплялся за каж­
дый кустик и камень, стремясь первым выйти на площадку, поросшую
густой травой и орешником.
Но первым на горе оказался Фазыл. Он плясал и кричал:
—
Я первый, я первый!
Мулланур поднялся на вершину вслед за ним, подал руку и вытя­
нул наверх Костю. Потом показался и Набиулла.
А Фазыл прыгал перед ними и в восторге кричал:
—
Что я вам говорил? Я первый! Я первый!
Не обращая на него внимания, Костя подошел к Муллануру и
крепко пожал ему руку:
—
Молодец! Не ожидал, что ты окажешься первым.
—
Так ведь это я первый, я — не он! — возмутился Фазыл, но
Костя сложил испачканные в земле, покарябанные пальцы в кукиш и
сунул ему под нос:
—
Вот! Ты товарища в беде бросил, чтобы первым быть, а победил
Мулланур.
—
Правильно! Это будет по-честному! — поддержал Набиулла.
А самому Муллануру в этот момент было все равно, первый он
или не первый. Он смотрел на расстилающуюся внизу долину, на село,
на тонкую синюю нитку Бабки, и у него захватило дух. Гора отсюда
казалась еще круче, чем с мельничной плотины. Не верилось, что толь­
ко недавно он был там, внизу, и вот сумел подняться на такую гору.
... В ж изни Мулланура это была первая высота.
ДЯДЯ ГАБДУЛЛА
На зиму Мулланур вернулся домой в Кунгур. Здесь, если не счи­
тать Набиуллу, дядя Габдулла самый молодой из братьев Вахитовых.
И самый непутевый, как говорит о своем сыне дед Гарей. Габдулла
может нелестно отозваться о каком-нибудь очень уважаемом человеке
и даже — слыханное ли это дело — о самом царе! Но зато он с нескры­
ваемым сочувствием относится к бедным людям, а при случае и всту­
пается за них.
У Мулланура с Габдуллой самая настоящая дружба. Дядя разго­
варивает с ним о серьезных вещах, советует, что прочитать, объясняет
18

непонятное, расспрашивает о занятиях в училище, о друзьях, учи­
телях.
Вот и сегодня, когда Мулланур вернулся с занятий, во дворе его
встретил дядя Габдулла. Он расчесывал гриву своей любимой бурой
кобылки и напевал что-то веселое. Завидев племянника, он отложил в
сторону гребень и протянул руку.
—
Ну, как дела, шакирд 1?
—
У нас новость! — с ходу выпалил Мулланур.
—
Что случилось?
—
У нас теперь новый учитель. По математике.
—
А куда ж е делся «кривоногий»?
В городском училище преподавателя математики многие называ­
ли «кривоногим». Ребята не любили этого злого человека, угодливо
прислуживавшего начальству и ненавидевш его детей. Он шпионил за
учащимися и учителями, все время писал доносы на «вольнодумцев»,
добивался повышения и, кажется, добился — на радость ученикам.
—
В Пермь перевели, — сообщил Мулланур.
—
Якш и!2 — обрадовался Г абдулла так искренне, словно он сам
учился у «кривоногого». — Кого ж е поставили вместо него?
Мулланур помедлил с ответом, искоса поглядывая на дядю и с
улыбкой представляя, какое впечатление произведет на него другая
новость.
—
Теперь Сергей Дмитриевич у нас будет, — с напускным равно­
душием сказал Мулланур.
—
Сергей Дмитриевич?! — Дядя Габдулла так хлопнул по крупу
лошади, что та шарахнулась в сторону. — Шинкарев?!
—
Ага.
—
О, брат! — обрадованно воскликнул Габдулла и, схватив пле­
мянника, весело закружил его по двору.
—
Хватит, Габдулла-абый 3, хватит, голова за кружилась, — взмо­
лился Мулланур.
—
Пусть кружится, друж ок, не бойся! Еще не так она за кружит­
ся, когда начнет вас учить Шинкарев!
Сергей Дмитриевич Шинкарев прибыл в Кунгур недавно. Впервые
Габдулла увидел его, когда вел утром на водопой лошадь. Тот первым
протянул руку, представился:
—
Из Петербурга, студент.
—
А я отсюда, — Габдулла показал на Хлебниковскую улицу. На
трехэтажный камейный дом.
—
Богато живете, — у см ехнулся студент, с любопытством огляды­
вая Габдуллу.
1 Шакирд — ученик, студент (тат.).
2 Якши — хорошо (тат.).
3 Абый — дядя (тат.).
19
2*

—
Жаловаться нечего, но и радости особой нет.
—
Семья, верно, большая?
—
Большая, — кивнул Габдулла. — Два брата женатых, с семья­
ми, кроме меня два младших брата. И сестренка еще. Третий год за­
мужем...
Новый знакомый жил неподалеку и стал частенько заглядывать
к Вахитовым.
—
Ты знаешь, кто такой Шинкарев? — спросил дядя Габдулла
Мулланура, ловя на себе его удивленный взгляд.
#
—
Кто?
—
Ссыльный. Революционер.
—
Революционер? — повторил Мулланур непонятное слово.
—
Тс-сс... — Дядя Габдулла прижал к губам палец. — Об этом,
сам знаешь, громко не говорят.
Мулланур давно чувствовал, что здесь кроется какая-то тайна. Он
часто видел, как дядя Габдулла с Шинкаревым, уединившись, подолгу
о чем-то шепчутся. Но мальчик никогда не задумывался над тем, кто
такой Шинкарев. Однажды дед Гарей сердито сказал Габдулле:
—
Неу ж ел и во всем городе ты не смог найти себе достойного то­
варища? Кто он тебе, этот красноротый демократ!
Но у Шинкарева рот был вовсе не красным, а обыкновенным, как
у всех людей.
Вспомнив обо всем этом, Мулланур шепотом спросил:
—
А что это такое — революционер?
Оглянувшись по сторонам, дядя Габдулла тихо сказал:
—
Революционеры — это такие люди, которые хотят свергнуть
царя. Они борются за новую жизнь.
Мальчик вытаращил глаза. Он представил себе худощавую суту­
лую фигурку Шинкарева и недоверчиво взглянул на дядю :
—
Как ж е можно бороться против самого царя? Ведь он — царь!
Дядя Габдулла испытующе посмотрел на Мулланура и хлопнул
его по плечу:
—
Идем!
В конюшне из-под колоды с овсом он достал маленькую книжку
в желтой обложке, завернутую в тряпку, протянул племяннику.
—
На, прочти, тогда кое-что поймешь, — сказал он. — Но толь­
ко уговор: книжку никому не показывай. За нее людей в Сибирь
ссылают.
—
Ты ведь знаешь меня, — обиженно сказал Мулланур.
—
Знаю, — ответил дядя Габдулла. — Потому и доверяю.
Эта книжка была одной из первых политических брошюр. В тот
ж е вечер мальчик прочел ее от корки до корки, \ и хотя многого не по­
нял, зато в голове его забилось немало вопросов, ответить на которые
м огли только дядя Габдулла д а новый учитель.
20

ПЕРВЫЕ ПОРУЧЕНИЯ
В училище каждый день происходили какие-нибудь события.
Кто-то потерял тетрадь и ему влетело за это, кто-то нашел двугривен­
ный и для всего класса накупил леденцов, кого-то грозят исключить...
Но одно событие взбудоражило всех. Ученики старш их классов Саша
Давыдов и Женя Поморцев решили организовать круж о к начальных
знаний.
Конечно, в первый ж е день Мулланур сообщил об этом дяде.
—
Очень хорошо надумали, — одобрил тот. — А кого они хотят
обучать?
—
Не знаю, — растерялся Мулланур.
—
Ты узнай, потом скажешь мне, ладно?
Через несколько дней дядя встретил племянника упреком:
—
Ты что ж е не выполнил моей просьбы?
—
Какой просьбы? — удивился Мулланур.
—
Я ведь просил тебя разузнать кое о чем.
—
А-а -а . .. Я ведь узнал.
—
Почему же тогда не говоришь?
—
Да ведь ничего особенного нет, — буркнул Мулланур. — Про­
сто старшеклассники хотят научить читать и писать рабочих с коже­
венного завода.
—
По-твоему, в этом нет ничего особенного?
Дядя Габдулла задумался, затем подошел к полке с книгами и
начал просматривать их, откладывая некоторые в сторону. Когда по­
лучилась довольно большая стопка, он сказал:
—
Отнеси эти книги тем парням. Хоть маленькая, но будет по­
мощь.
Разыскав Сашу Давыдова и Женю Поморцева, Мулланур сказал,
растягивая сумку:
—
А я для вас книги принес.
—
Какие книги?
—
Дядя дал. Для вашего кружка.
Саша и Женя переглянулись.
—
А ведь это идея! — радостно воскликнул Саш а. — Если каж­
дый из нас принесет несколько книг, будет целая библиотека! Это ж е
отлично!
—
Молодец, Вахитов, — сказал Женя и крепко пожал ему ру­
ку. — Ты натолкнул нас на отличную мысль.
—
Вот здорово! У нашего кружка будет своя библиотека! — в
который раз повторял Саша и потирал от удовольствия руки.
С этого момента Женя и Саша стали относиться к Муллануру
как к своему помощнику, давали ему различные поручения. Так Мул­
ланур стал членом кружка по распространению знаний среди рабо­
чих.
21

ТАЙНАЯ СХОДКА
Весна пришла ранняя, и апрель был жарким. Земля к концу ме­
сяца уж е просохла, опушилась мягкой травкой. На деревьях нетер­
пеливо лопались почки и зелеными огоньками вспыхивали листья. Не­
истово сияло солнце.
—
Весна, какая чудесная весна! — восхищенно сказал дядя Габ-
дулла, щуря глаза от яркого света. — Может, завтра в лес пойдем?
—
Пойдем, — обрадовался Мулланур.
Он сра зу представил себе, как вдвоем с дядей они сядут на его
бурую лошадку и поскачут по дороге за город. Но дядя Габдулла тут
ж е уточнил:
—
Пешком пойдем. Согласен?
—
Конечно, — кивнул Мулланур несколько разочарованно.
—
Цветы будем собирать, костер жечь...
Дядя Габдулла сделал таинственное лицо, поманил племянника
пальцем и, наклонившись к самому его уху, тихо сказал:
—
Только смотри, дома никому не говори. Никто не должен
знать об этом. Потом сам узнаешь, почему.
Мулланур кивнул в знак согласия. Он уже привык к тому, что с
дядей Габдуллой связаны какие-то тайны. А чу ж ие тайны мальчик
умел хранить.
Дядя Габдулла ра збудил его рано утром. Они наскоро перекуси­
ли, в небольшую скатерку завернули кусок холодной баранины, хлеба,
несколько сваренных вкрутую яиц.
В до ме все еще спали. Только во дворе им встретился дед Гарей.
Он недоуменно посмотрел на них и спросил:
—
Куда собрались в такую рань?
—
На Сылву, отец, позагорать, — усмехнулся Габдулла.
—
Лучш е бы делом занялись, — проворчал дед, но дядя и пле­
мянник были уже за воротами.
Город остался далеко позади. Дорога нырнула в лес и побежала
через сосновый бор. Мулланур начал уставать от быстрой ходьбы, но
не хотел показывать этого. Он только сказал:
—
Габдулла-абый, вон красивая полянка. Может, остановимся?
—
Потерпи, немного осталось, — ободрил его дядя Габдулла.
Вот они свернули с дороги на неприметную тропинку, углубились
в лес и неожиданно вышли к крутой излучине Сылвы. Река здесь де­
лала большую петлю, огибая скалистую возвышенность. Дядя Габдул­
ла остановился, тихонько свистнул. В ответ, словно эхо , раздался та­
кой ж е посвист.
—
Ты постой здесь, а я сейчас приду, — сказал дядя Габдулла
и скрылся в густых береговых зарослях. Вскоре он вернулся, но не
один. С ним был Шинкарев.
22

—
Ты с собой и Мулланура привел? — удивился Сергей Дмитрие­
вич. — Что же, правильно. На этого парня можно положиться.
Польщенный Мулланур густо покраснел.
Вдруг невдалеке послышался голос кукуш ки. Она прокуковала
три раза и смолкла. Потом снова прокуковала три раза.
—
Неужто кукушка? Вроде бы рано еще? — с притворным удив­
лением произнес дядя Габдулла и подмигнул Шинкареву.
—
Это потому, что день хороший, — ответил Сергей Дмитрие­
вич. — Удивительно хороший для нас. Идем.
В глубине леса на маленькой лужайке собрались в кружок чело­
век тридцать: рабочие и старшие ученики технического училища. Сре­
ди них — Женя Поморцев и Саша Давыдов. Постелены белые платки
и скатерти с провизией.
—
Никто не видел, как вы шли сюда? — спросил Женя Помор­
цев.
—
Вроде бы нет. Мы хорошую петлю дали, — ответил дядя Габ­
дулла.
—
Добро. Но все же надо быть начеку.
—
Боишься, что нагрянет в гости фон Оглобля1? — засмеялся
один из его товарищей.
—
Не смейтесь, ребята, — серьезно зам етил Шинкарев. — Мы
сюда не играть собрались.
—
Правильно, Сергей Дмитриевич.
Это сказал пожилой мужчина с глубокими морщинами на заго­
ревшем лице и с желтыми прокуренными усами.
Мулланур сразу узнал его: сапожник Голдобин, у которого По­
морцев жил на квартире.
—
Кому-то на дозор надо встать, — сказал Голдобин. — Вы пока
разговаривайте, а я к дороге выйду. В случае опасности свистну.
—
Не надо, Александр Григорьевич, — остановил его Женя По­
морцев. — Прежде чем выбрать это место, мы с Сашей все предусмот­
рели. Вот с той сосны вся дорога видна как на ладони.
Он показал на высоченную сосну, одиноко растущую на поляне.
Люди переглянулись, затем, как бы сговорившись, обернулись в сто­
рону Мулланура. Он был самым маленьким среди собравш ихся.
Мальчик сразу сообразил, что от него требуется.
—
Я сейчас, — сказал он и побежал к сосне.
—
Молодец, товарищ, — сказал Голдобин, подсаживая мальчика
на дерево. — Ты только в оба смотри. Ведь это у нас тайное собрание.
В случае, если покажется полиция...
—
Знаю. Предупрежу, — по-взрослому сдержанно ответил Мул­
ланур.
1 «Фон Оглоблей» члены кружка Поморцева прозвали кунгурского жандарм­
ского ротмистра фон Оглио.
23

К нему впервые обратились со словом «товарищ», и его сердце
наполнилось гордостью. Не мальчиком назвали, даж е не по имени, —
товарищ!
Мулланур устроился на самой верхушке дерева. Отсюда хорошо
были слышны слова Саши Давыдова:
—
Товарищи, это наши самые первые шаги. Пускай у нас еще нет
никакого опыта, но главное — начало. Вы все понимаете, товарищи,
что нам надо объединиться, создать свою крепкую организацию.
Шинкарев расстегнул ворот рубахи и выхватил из-за пазухи круп­
ный лоскут красного ситца.
—
Саша, — обратился он к Давыдову, — повесь каш флаг.
Давыдов прикрепил красный лоскут к длинной палке и поднял
высоко над собой.
—
Товарищи, — сказал Сергей Дмитриевич, поправляя оч­
ки. —
Красное знам я — это наш символ. В самые трудные минуты
поднимали его парижские коммунары. На этом знамени кровь револю­
ционеров, отдавших жизнь за свободу трудящихся.
Затем говорил Женя Поморцев.
—
Сегодня Первое мая — день солидарности трудящихся земно­
го шара. Но в нашей России, где правит монархия, где выставлены
против нас полиция и такие жандармы, как фон Оглио, нам не дают
открыто праздновать этот день. И вот мы в первый раз собрались с
вами здесь...
Потом выступали ра(бочие, они горячо говорили о том, как им
трудно живется, что свобода и счастье рабочих — в их же руках.
Только, мол, надо объединиться и бороться против самодержавия.
Мулланур слушал их и вспоминал многие слова из книжки, ко­
торую давал ему дядя Габдулла.
Потом снизу донеслась тихая незнакомая песня:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут...
...Шла весна 1898 года.
«БОРЕЦ»
Однажды дядя Габдулла сказал мальчикам:
—
Хотите со мной? Третьего дня Шинкарев купил лодку. Может,
покатаемся, а?
Мальчики приняли предложение с радостью. Правда, у них была
своя лодка. Но она прохудилась и требовала ремонта.
На берегу Сылвы, засучив рукава, Сергей Дмитриевич Шинкарев
старательно красил свою лодку.
—
A-а, и вы пришли! -
— весело крикнул он, завидев Набиуллу,
Мулланура и дядю Габдуллу. — А я ждал вас, ждал. Не дождался и
решил покрасить это корыто.
24

Мальчики приуныли.
—
Ну, не беда, — с привычным спокойствием сказал дядя Габ-
дулла и обратился к ребятам: — Что будем делать? Может, и нашу
развалину подремонтируем заодно?
—
У меня краска останется, — сказал Шинкарев. — На вашу лод­
ку хватит.
Мулланур быстренько сбегал домой и принес молоток, гвозди,
паклю. Закипела работа. Кончив свое дело, присоединился к ним и
Сергей Дмитриевич.
Провозились долго. Когда работа подходила к концу, Шинкарев
предложил:
—
Теперь ее как-нибудь назвать надо.
—
Как? Имя дать? — удивился Набиулла. — Лодке?
—
Конечно. Вот, посмотрите на мой корабль, — улыбнулся учи­
тель.
Все пошли смотреть на шинкаревскую лодку. На ее носовой ча­
сти по синему полю черной краской было написано: «Народная вол­
на». А внизу стояли две буквы — «Ш. С.».
—
А мы свою назовем «Борец!»— предложил Мулланур.
—
Хорошо! — продолжал Шинкарев. — Можно еще лучше: «На­
родный борец».
—
Нет, Сергей Дмитриевич, это будет вызывающе. Надо что-то
поскромнее, — сказал дядя Габдулла.
—
А по-моему, Мулланур хорошее название придумал, дядя Габ­
дулла.
Дядя Габдулла поскреб затылок и нерешительно сказал:
—
Понимаю, что так. Но о последствиях-то вы подумали?
—
О каких? — в один голос закричали мальчики.
—
А вот о каких. Увидит фон Оглобля или его помощники — и
лодке каюк. Конфискуют. «Борец»! Шутка ли? Такими словами не
играют. Черт с ней, с лодкой, — хозяев к ответу привлекут.
Мальчики растерянно переглянулись. Но Шинкарев не отступал:
—
Волков бояться — в лес не ходить, Габдулла Гареевич. Я за
смелость, за мальчишек.
—
Верно говоришь, да... — дядя Габдулла хотел что-то сказать,
но Мулланур твердо заключил:
—
Наша лодка — «Борец»!
Дядя Габдулла махнул рукой: пускай, «мол, будет по-вашему...
Через несколько дней «Народная волна» и «Борец» были спу­
щены на воду. Однако проплавали они по Сылве недолго. Кто-то донес
деду Гарею, что на лодке написано крамольное слово.
—
Никак твои мальчишки в Сибирь хотят тебя отправить...
У старика от страха подж ил ки затряслись. Схватив топор, он бро­
сился к реке и на куски изрубил лодку.
А шинкаревскую лодку кто-то ночью украл.
25

РОЖДЕНИЕ НЕНАВИСТИ
Зима. На улице разгулялась метель. Мокрый снег хлещет по ли­
цу, не дает открыть глаза. А ветер бушует, крутит, дует со всех четы­
рех сторон.
Бабушка Хаят бормочет втихомолку какую-то молитву.
Она подходит к окну, долго смотрит на улицу, в белую снежную
крутоверть.
—
В такую погоду не только другу, врагу не пожелаю в дорогу
выйти. Верная смерть. Ведь сколько дней уже кружит, — ругает бабка
погоду.
—
Э, мать, порядочные люди сейчас дома сидят, — говорит Уму-
гульсум-энгей. — Вот за детей у меня сердце болит. Трудно на учебу
ходить в такие дни.
В это время на крыльце послышались шаги, голоса. Широко рас­
пахнулась дверь. Вошли раскрасневшиеся Мулланур и Набиулла.
Одежда на них вся в снегу.
—
Мама! — с порога крикнул Мулланур. — Дай нам хлеба, и по­
больше!
Бабушка и мать оторопело уставились на ребят.
—
Зачем вам хлеб? Ку да вы торопитесь? — спросила бабуш­
ка. — Хоть бы разделись.
Мулланур с Набиуллой переглянулись.
—
Нам некогда, — сказал Мулланур. — В
Кузнецовскую цер­
ковь этапников пригнали. В Сибирь ведут.
Бабушка Хаят испуганно всплеснула руками:
—
А вам до них что за дело? И откуда у нас хлеб? Тут день и
ночь гонят арестантов. Р азве на всех напасешься?
—
Это не простые арестанты. Они не разбойники и не конокра­
ды, — сказал Набиулла.
—
Не говори пустое, сынок. Понапрасну в тюрьму никого не са­
жают. Стало быть, есть за что.
—
Нет, нэнэй *, мы узна ли. Эти политические. Они за народ боро­
лись, — пояснил Мулланур.
—
Хэ, разве за это сажают в тюрьму? — удивилась бабушка.
—
Вы дадите хлеба или нет? — нетерпеливо спросил Мулланур.
Он вспомнил свой вчерашний разговор с Сашей Давыдовым. Тот
сказал:
—
Мы долж ны помочь им, хотя бы из продуктов что-то передать.
—
Я достану хлеба, — пообещал Мулланур.
И вот теперь из-за бабушки задуманное дело могло сорваться.
—
Знаешь, нэнэй, среди них есть женщины с маленькими деть-
1 Нэнэй — ласкательное обращение к бабушке (тат.).
26

ми, — сказал Мулланур, заметив, что бабушка колеблется. — И мы ни­
чего плохого не сделаем, если немного поможем им.
—
Ну, что поделаешь с вами, — вздохнула бабушка.
Набив сумку, мальчишки выскочили на улицу и тотчас раствори­
лись в вихрях бушующего снега.
Прибежав к церкви, мальчики обнаружили, что она пуста, наткну­
лись на сторожа, спросили:
—
Куда делись люди?
—
Только что увели в острог. Сказали, что в церкви не положе­
но держать. Крамольники.
На полпути к тюрьме мальчишки догнали колонну арестантов.
Полураздетые, обессилевшие от усталости и голода, люди то и дело
падали на снег. Падали и снова вставали. На руках у некоторых глу­
хо позвякивали кандалы. По краям колонны с винтовками наперевес
шли конвойные. Мулланур подскочил к одному из них, спросил:
—
Дяденька, можно дать хлебуш ек вон той тете?
—
Брысь, постреленок! — рявкнул жандарм. — Не подходи!
Поотстав немного, мальчики стали совещаться. Жандармы, конеч­
но, их близко не подпустят. Что делать?
—
А что, если пробежать мимо и кинуть хлеб прямо на доро­
гу? — предложил Набиулла.
—
А если поднять не разрешат? — ра ссудил Мулланур. — Вот

как: ты бросишь снежок в жандарма, он оглянется, а я тут же ныр­
ну в колонну и быстро раздам хлеб... А?
План понравился.
Догнав колонну, Мулланур приладился за спиной одного из кон­
войных. Наби кинул крутым снежком. Жандарм оглянулся и погро­
зил кулаком, а Мулланур в это время незаметно шмыгнул в толпу
арестантов. Сумка его быстро опустела. Но тут над головой смельчака
послышался грозный окрик:
—
Пробрался-таки, собачий сын!
Мулланур увидел того самого жандарма, который отогнал его в
первый раз.
—
Ну, чего встал? Иди, иди!— сказал ж андарм с недобрым оттен­
ком в голосе.
Мулланур попытался выбраться из толпы, но жандарм зло за­
кричал :
—
Куда, куда? Сам пришел, теперь и иди с ними.
Мулланур рванулся, но путь ему преградило ружье.
—
Пойдешь с ними в Сибирь, — издевался жандарм. — Цыть!
Приколю!
У Мулланура невольно сж алось сердце. Стараясь не выказывать
испуга, он пошел рядом с пожилым арестантом, у которого из-под
рукавов нагольного полушубка свешивалась тяжелая стальная цепь.
Тот с улыбкой взглянул на мальчика.
—
А ты храбрый, — глухо сказал он. Мулланур промолчал.
—
Жандарм наш изволит шутить, — продолжал арестант. —
Скучно ему, вот и развлекается, сволочь. А ты не бойся. И запоми­
най, если сердце у тебя справедливое.
Набиулла с плачем бежал за колонной.
—
Дяденька, отпустите его, он ни в чем не виноват! Дяденька... —
задыхался он от слез.
Его плач взбудоражил всю колонну. Усталые, измученные люди
поднимали головы, и в глазах их вспыхивал гнев.
И тяжелое чувство страха пропало. Мулланур шел по разбитой
дороге, стараясь не отставать от арестантов, и у ж е представлял, что его
и взаправду гонят в Сибирь. На руках у него не сумка, а пудовые кан­
далы. Он даже ощущал их тяжесть. Так вот, значит, каково быть рево­
люционером!
Слышался нарастающий ропот.
—
Что над детьми издеваетесь!
—
Палачи!
—
Кровопивцы!
—
Царские прихлебалы!
—
Отпустите ребенка!
—
Ну-ну, потише! — прикрикнул конвойный, но в голосе его уж е
не было прежней уверенности. Схватив Мулланура за воротник, он
со злостью отбросил его в сторону:
28

—
А ну, проваливай, щенок! Еще попадешься — не реви. И эти
тебе не помогут.
Мулланур упал в снег и тут ж е вскочил, готовый кинуться на
обидчика. Но колонна уже двинулась, шла мимо с глухим ропотом и
звоном цепей. Со всех сторон в нее упирались штыки конвойных.
Мальчик поднялся и, сжав кулаки, долго смотрел на дорогу.
—
Ну погодите, вот вырасту, я вам дам.
О ЧЕМ ПОЕТ КУР АЙ
Запряженный парой лошадей, тарантас бойко катит по мягкой
проселочной дороге. Малиновым звоном заливаются бубенцы. С лугов
доносится медовый запах цветущего клевера и белой кашки.
Мулланур вертится в тарантасе, глазеет по сторонам, угадывая
знакомые места. Вот за тем леском поворот, потом пригорок, а там —
Казаево. Целый год он не был здесь, не видел Кости.
Друзья встретились так, будто расстались только вчера.
—
А я недавно большущего еж а поймал! — в первую очередь
сообщил Костя. — Теперь дома под лавками бегает.
—
А у меня свисток есть, — похвастался Мулланур. — Вот
смотри...
Он достал из кармана глиняный свисток и дунул.
—
В лесу будем свистеть, чтобы не заблудиться. Если хочешь,
бери его себе. Дядя Габдулла мне еще подарит.
Хотя Мулланур сильно повзрослел за зим у, стал серьезнее, ему
по-прежнему нравилось бегать босиком, валяться в траве, лазать по
деревьям. Мир для него был еще полон заг адок и тайн.
Всего больше простора для воображения было в маленьком де­
ревянном домике при мельнице, где собирались люди из различных
мест. Одни привозили зерно, другие увозили муку. Многие оставались
с ночевьем. И вечером при тусклом свете керосиновой лампы здесь
рассказывали истории одну интереснее другой...
Особенно любил Мулланур, когда в мельничном домике бывал
дед Ямиль. Это был одноглазый башкир с белыми волосами. Д ед Ямиль
рассказал, что потерял глаз в турецкую войну. Другим он видел пло­
хо и потому всегда ходил с палочкой.
Дед Ямиль рассказывал сказки. Даже взрослые слушали его, за ­
таив дыхание. А когда он брал в руки свой старенький курай — все
замолкали, как завороженные. Мулланур удивлялся: как это может
так звучать сухая тростинка! Он с восторгом рассказывал об игре деда
Ямиля матери, и та однажды сказала:
—
Приведи ты его как-нибудь к нам.
Дед Ямиль не заставил себя долго упрашивать.
29

—
Вот спасибо, сынок, за приглашение, — растроганно сказал
он. —
С добрыми людьми посидеть — все равно что лишний год про­
жить.
За чаем дед Ямиль неторопливо рассказывал о себе, обращаясь
в основном к Муллануру.
—
Сам я с южных уральских гор, сынок. А в этих краях живу
потому, что еще в давние времена поселились здесь мои отец с дедом.
Они беж ал и с родины после восстания против царя. Может быть, слы­
шал: был такой батыр Салават. Я ведь из его рода происхожу.
Дед Ямиль долго рассказывал о своей жизни, отпивая из чашки
густой вкусный чай, сдабривая его душистым медом. Мулланур слу­
ш ал ж а дн о : ведь перед ним потомок самого Салавата, о котором как-
то говорил ему дядя Габдулла.
—
Бабай, а почему ты ничего не рассказываешь о Салавате? —
спросил Мулланур.
Дед помолчал, уставившись в одну точку, как бы вспоминая о
чем-то очень далеком, потом сказал:
—
Боюсь, что не смогу рассказать о нем простыми словами. О нем
ведь говорят песнями.
Дед Ямиль взял курай, тихо заиграл, как бы нащупывая мело­
дию. Затем так же тихо запел.
Мулланур первый раз слышал, как он поет. Обычно дедушка
Ямиль только играл на курае. Голос у него был негромкий, но густой,
чуть дребезжащий. Дед пел старинную башкирскую песню о Сала­
вате:
Сколько лет Салавату —
Зеленая шапка на его голове.
Если спрашиваешь о летах Салавата —
Четырнадцати лет он стал богатырем...
Дед не закончил песню, закашлялся.
—
Стар уже стал я, сынок, — виновато сказал он. — А песня
хорошая. Лучше ее о Салавате никто не расскажет. Народ сложил ее,
чтобы не забывать о своих богатырях.
—
Это было давно? — спросил Мулланур.
—
Давно, сынок, очень давно.
—
Значит, у же тогда люди боролись против царя?
—
Люди всегда боролись, — г лухо и неохотно ответил дед.
Но Мулланур не отступал:
—
Бабай, а Салават был... революционер?
—
Не знаю, сынок.
—
Наверное, был, — реш ил Мулланур.
Дед Ямиль снова взял курай и заиграл.
Мулланур попытался представить себе Салавата, но он почему-то
получался у него похожим сразу и на Шинкарева, и на дядю Габдул-
лу, и на него самого, Мулланура.
30

ДО СВИДАНЬЯ, КУНГУР!
В порывах ветра уже чувствуется бодрящая осенняя свежесть.
На высоких березах, растущих цепочкой вдоль Великого Сибирского
тракта, шуршат желтеющие листья. Поникшие тонкие ветви деревьев,
сбрасывая листву, чуть шевелятся, словно деревья покачивают ру­
ками...
По тракту плетется запряженная в тарантас бурая лошадка. В та­
рантасе сидят два подростка. Это Мулланур и Набиулла. А вместо
кучера на козлах — дядя Габдулла.
Они надолго покидают родной город. Едут молча. Только Мулла­
нур с Набиуллой изредка переговариваются, глядят на уходящие
вдаль знакомые места.
—
Ты знаешь, Наби, сколько лет этим березам? — спрашивает
Мулланур.
—
Нет. А ты?
—
Их посадили более семидесяти лет на зад.
Набиулла верит и не верит.
—
Правда? — спрашивает он у дяди Габдуллы.
Дядя Габдулла задумывается и неопределенно кивает головой:
—
Наверное, так. Больше, пож алуй...
—
А я знаю точно, — продолжает Мулланур. — Я в одной книж­
ке читал про людей, которые посадили эти деревья. Их гнали в кан­
далах по этой самой дороге, где мы едем.
—
А кто они? — интересуется Набиулла.
—
Декабристы, — отвечает Мулланур.
—
А, я тоже слыхал про них. Учитель как-то рассказывал.
Перебивая друг друга, подростки начали задавать вопросы дяде
Габдулле. Но он опять замолк, потом откашлялся и затянул грустную
песню:
Ай, издалека показался
Белый камень Урал-горы.ь.
Мулланур с Набиуллой притихли и слушали. Медленно проплы­
вали мимо печальные осенние березы под выцветшим за лето серень­
ким небом. Столетней пылью ложилась под колеса дорога, проложен­
ная людьми, осужденными на страшную каторгу. Изредка поодаль от
дороги вставал посеревший от времени деревянный крест — чья-то б ез­
вестная могила. Печально звенела над ней песня дяди Габдуллы. За ­
кончив одну песню и помолчав немного, он начинал другую.
С песнями дорога казалась короче. К вечеру они приехали в
Пермь и остановились у тети — старшей сестры дяди Габдуллы.
—
Ай, какие молодцы стали ребята! — восхищалась тетушка. —
Как выросли! Школу закончили? Едут учиться дальше? Молодцы!
Утром целая гурьба родственников вышла провожать Мулланура
31

и Набиуллу на пристань. Не было среди них только дяди Габдуллы.
С рассветом он выехал в обратный путь.
—
Ты, Мулланур, уж е взрослый, — сказал дядя на прощанье. —
Смотри, не забывай о нас. Не забывай Урала. Он тебя вырастил...
Муллануру немного грустно от мысли, что он покидает привыч­
ные места и как бы навсегда отрывается от светлого беспечного дет­
ства. Но вот плицы колес зашлепали по воде, и пароход отошел от
пристани, скатываясь вниз по течению.
Воображение дразнила конечная цель путешествия — Казань, о
которой так много и так тепло рассказывали отец и мать. Теперь они
с Набиуллой будут жить и учиться там!
—
До свиданья, Кунгур! До свиданья, Пермь! — Мулланур махал
рукой.
Он стоял на верхней палубе, когда услышал за спиной громкую
ругань.
—
Сюда не положено, кати назад! — кричал лакей, обслуживаю­
щий господ (из первого и второго классов. — Иди в свой трюм, скотина!
Перед ним стоял паренек в лаптях и с котомкой за спиной.
В трюме, в третьем и четвертом классах, ехали бедняки. Им не
разрешалось подниматься на «господскую» палубу. А пареньку, ви­
дать, захотелось сверху посмотреть на тающий вдали город. Кто он?
Куда едет? Может, тоже учиться на собранные семьей последние
гроши?
Мулланур вцепился в поручни так, что побелели пальцы, и серд­
це его сжалось от острой, совсем не детской боли.
...Звонко шлепали по воде плицы парохода. Крутые волны бежа­
ли от них к берегам, поросшим густым хвойным лесом. На поворотах
реки басисто ревел гудок. Пароход спешил вперед, увозя Мулланура
Вахитова к новой ж изни и к бурной революционной борьбе.
Летом 1918 года, когда молодой Советской республике со всех сторон угро­
жали враги, в «Правде» появилось обращение «Ко всем трудящимся мусульманам»
с призывом встать на защиту завоеваний революции. Обращение подписали
В. И. Ленин и Мулланур Вахитов, который в то время возглавлял комиссариат по
делам мусульман внутренней России. Комиссариат сыграл большую роль в укреп­
лении дружбы народов России, в распространении революционных идей среди му­
сульман. Деятельность комиссариата и его руководителя Мулланура Вахитова высо­
ко ценил В. И . Ленин.
В 1918 году по заданию В. И. Ленина Мулланур Вахитов был направлен в
Поволжье чрезвычайным комиссаром по продовольствию. Прибыв под Казань, осаж­
денную белыми, Мулланур Вахитов возглавил оборону города. Но силы оказались
неравными, и Казань пала. Мулланур Вахитов был захвачен врагами в плен и рас­
стрелян. «Победа останется за нами. Коммунизм не убить!» — это были его послед­
ние слова. Муллануру Вахитову было |в то время тридцать три года...

РЕВОЛЮЦИ­
ОННЫЙ
КОМИССАР
ВНУТРЕННЕЙ
России
18S&-19J8

Л. Преображ енская
ПЛОЩАДЬ ПАВШИХ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ
Памяти че лябинских рев олюцио неров
Колющенко, Болейко, Мо гильник ова„
Тряскина, Го зи о сс ко го, зв ерски
за рубленн ых белоказаками
Ночь клонилась к рассвету.
Отступал полумрак.
Пьяный, с руганью дикой,
Вскинул шашку казак.
Вот еще размахнулся.
Чей-то вырвал-ся крик.
Кто-то первый под-взмахом
Зашатался, поник.
34

Кто-то грузно на землю,
Задыхаясь, осел.
Непокорно и дерзко
Кто-то песню запел.
А домишки незряче,
В страхе окна прикрыв,
Через прорези ставен
Все смотрели на них.
Пряный запах полыни.
Лай надрывный собак.
Будто слышу все это.
Будто вижу все так...
Я на площади Павших.
Обгоняя меня,
Пробегают трамваи,
Беззаботно звеня-.
Барельефы погибших
Здесь, на фоне стены...
Вон мальчишки притихли,
Вдруг раздумья полны.
Будто поняли оразу
В этот утренний миг:
Жизни отданы были
За вихрастых, за них...
Солнце тени ночные
Гонит радостно прочь.
Только в сердце стучится
Та июньская ночь...

К. Лагунов
ЗЯБЛИК
ПОВЕСТЬ-СКАЗКА
Маленьким героям
Великого Октября
посвящаю
Автор
ВЕРНЫЙ ДРУГ СОЛНЫШКО
Был у Аркаши папа. Грузчиком на пристани работал. Высокий,
сильный. Бывало, так подбросит Аркаш у вверх, что у того от страху
в груди похолодеет и глаза сами собой закроются. А папа поймает Ар­
кашу на лету и подкинет его еще выше, прямо под самые облака.
Ког да началась война с белыми, папа„ ушел в Красную Армию.
С тех пор ни писем, ни слухов.
Была у Аркаши мама. Самая лучшая на свете. Все-то она ум ела:
шить, и стряпать, и стирать. Бывало, Аркаша еще спит, а мама уже
напечет ему румяных, поджаристых пирожков или душистых сочных
шанежек.
Но мама заболела тифом и умерла.
Бремя было голодное, тревожное. И взрослые-то еле могли про­
кормиться. Хорошо еще, добрые соседи не забывали Аркашу. То на­
кормят, то одежонку поштопают да постирают.
37

И все-таки мальчик жил очень плохо. Изголодался, соскучился по
ласковому слову. От одиночества он бы наверняка совсем одичал и
озлобился, если б не было у него верного друга Солнышка.
Рано-раным горячее ласковое Солнышко заглянуло в оконце.
Увидело спящего Аркаш у, улыбнулось, бесшумно проскользнуло в
пустую холодную комнату. И сразу там стало тепло и светло.
Аркаш а приоткрыл глаза, сладко потянулся.
—
Доброе утро, Солнышко.
—
С добрым утром, Аркаша. Что это ты сегодня заспался?
—
А я с вечера долго не мог заснуть. Холодно было и боязно.
За окном Ночь ворочалась да вздыхала. В трубе Ветер ворчал. И под
полом мыши скреблись. И половицы все время тихонько попискивали,
будто кто ходил по ним.
—
Трусишка. Вырастешь — ничего не будешь бояться. А сейчас
вставай. Хватит разлеживаться. Посмотри, какая грязь кругом.
Повело Солнышко вокруг золотым лучом — и стало видно паути­
ну под потолком, пыль на табуретке, грязные следы на полу.
Вскочил Аркаша. Притащил веник, тряпку, ведро воды и давай
мести, вытирать, мыть.
—
Ну, дружищ е, пора и мне своими делами заняться. День коро­
ток, а дел много. Надо всю землю хорошенько прогреть, чтобы хлеб,
деревья и трава росли. Каждое зернышко, каждое яблочко, каждый
цветок н уж но теплом обласкать, ароматным соком налить. Так что
прощ ай пока.
Солнышко выпрыгнуло в окно и пропало.
Захотелось Аркаше есть. Заглянул он в шкаф — пусто. Открыл
кухонный стол — и там ничего.
А есть все сильнее хотелось. Даже голова закружилась от голода.
♦Пойду на улицу, — подумал Аркаша. — Поиграю с Солныш­
ком».
Но противная черная Туча закрыла Солнышко.
—
Уходи! — сердито крикнул мальчик и погрозил Туче кулаком.
Разгневалась косматая да как швырнет в обидчика пригоршни
холодных, колючих дождинок.
Аркаша запрокинул голову и показал злой Туче язык.
Ох, как та разъярилась! Рыкнула по-львиному и с головы до ног
окатила мальчишку дождем.
А он поднял воротник отцовского пиджака, съежился, но домой
не ушел.
Тут уж разъяренная Туча напустила такой дождище, что Арка­
ша вмиг до костей промок. Спрыгнул он с крылечка и прямиком по
лужам пустился бежать на вокзал. Бежал и думал, что Солнышко все
равно прогонит Тучу. А еще он думал, что хорошо бы застать на вок­
зале воинский эшелон. Красноармейцы обязательно кусок хлеба или
сухарь дадут, а может, и кашей покормят.
38

Эшелона на вокзале не было. На запасных путях стояло несколь­
ко порожних товарных вагонов, а вдоль перрона проворно бегал ма­
ленький маневровый Паровозик.
Зато дождик кончился. Туча уползла. И сразу показалось Сол­
нышко. Теплыми лучами коснулось Аркашиного лица.
—
Замерз, дружище?
Мальчик обиженно шмыгнул носом.
—
Не горюй. Становись-ка возле стены, на сухой пятачок. Я тебя
мигом обсушу и обогрею.
И верно: под солнечным лучом Аркаша скоро согрелся, разомлел
и задремал.
КАК АРКАША СТАЛ ЗЯБЛИКОМ
Маневровый Паровозик подкатил и остановился прямо напротив
Аркаши. Стоит и пофыркивает, как усталая лошадка. Над трубой у
него грива бурого дыму колышется. Под колесами белый пар клубит­
ся. Черный потный бок на солнце блестит.
В окно паровозной будки высунулся старый машинист. Распушил
длинные седые усы. Сунул в рот дымящуюся трубочку и тут увидел
мокрого, сжавшегося в комочек Аркашу. Нахмурился старый маши­
нист. Трубочка сердито затрещ ала, застреляла искрами.
—
Эй, Зяблик! — крикнул машинист.
Аркаша открыл глаза. Машинист подмигнул, поманил пальцем.
—
Лети сюда. Не бойся.
—
Я не боюсь. — И мальчик пошел к паровозу.
Седые усы машиниста смешно встопорщились: он улыбнулся.
—
Ишь, ты! Птичка-невеличка, а коготок остер. Полезай ко мне.
Здесь тепло и крыша есть. Да пошевеливайся. Пора в депо. Поставлю
своего рысака в стойло и — домой.
По отвесной металлической лесенке Аркаш а вскарабкался на па­
ровоз.
—
Чей будешь, Зяблик?
—
Ничей. — Аркаша сердито насупился: он не любил, когда его
жалели.
—
Ничей так ничей. Садись вон на ящик с инструментами. Клюй,
Зяблик. — Машинист подал краюху мягкого ржаного хлеба, посыпан­
ную крупной солью.
Аркаш а спасибо позабыл сказать. Обеими руками вцепился в
краюшку. Откусил большущий кусок и зажевал так, что челюсти за­
трещали. Наверное, и минуты не прошло, а краюхи как не бывало.
Мальчик смел в ладонь прилипшие к пиджаку крошки, слизнул их
языком.
Машинист нажал на рычаг. Паровозик глубоко вздохнул, рванул­
3$

ся и покатил по сверкающим рельсам. Чем дальше, тем быстрее. Бе­
ж а л и приговаривал:
Фух-пух!
Ух-ух!
Я качу
Во весь дух.
Я ле-чу
Во всю мочь.
У-хо-ди
С до-ро-ги
Прочь!
У-хо-ди,
У-бе-гай,
На пути
Не вставай.
Рас-топ-чу!
Чу!
Чу!
До-го-ню!
У!
У-у!
У-у -у!!!
И все, даж е бесстрашные забияки^воробьи, убегали с пути.
От паровозной топки валил такой ж ар, что мокрый Аркашин пид­
ж ак закурился паром и быстро высох. Мальчик во все глаза следил
за каждым движением машиниста. Аркаше очень хотелось самому
поуправлять железной лошадкой. Но пока он набирался смелости, что­
бы попросить об этом, они уже прибыли в депо.
—
Вылетай на волю, Зяблик, — сказал машинист. — Подожди
меня здесь. Я мигом.
Вылез из будки Аркаша, а верный друг Солнышко уже тут как
тут.
—
Не обидел он тебя?
—
Что ты! Он такой добрый.
Солнышко успокоилось. Скользнуло лучами по золотистым вих­
рам мальчика и нырнуло за облачко.
Тут и машинист вышел из депо. Молча кивнул Аркаше, и они
пошли.
—
Меня тут все Никитичем кличут. Можешь и ты так называть.
А хочешь — зови дядей Пашей. Значит, дома у тебя нет?
—
Есть. — Аркаша горестно вздохнул и рассказал о своей жизни.
—
Не горюй, Зяблик, — дядя Паша обнял мальчика за плечи. —
Вернется твой отец. Обязательно. Разобьет беляков и явится домой.
А пока поживешь у нас. Сейчас зайдем к тебе, соберем одежонку, за ­
колотим дом.
Когда дядя Паша стал досками крест-накрест заколачивать ок­
на Аркашиного дома, мальчик не сдержался и заплакал. Ему не хо­
телось уходить из дома, где жил он с папой и мамой, где все было
родным: и рябина под окном, и лопух у крыльца, и старый колодец
40

с замшелым высоким срубом. Особенно жаль ему было покидать ска­
мейку у ворот, на которой так часто сидел он вместе со своим верным
другом Солнышком.
Аркаш а вдруг вспомнил папины слова: «Мужчине не пристало
плакать», — и застеснялся своих слез. Вытер кулаком глаза, стал по­
могать дяде Паше.
Они уже далеко отошли от дома, когда Аркаша спохватился:
«Как ж е меня найдут папа и Солнышко?»
—
Дядя Паша, подождите минуточку. — И со всех ног побежал
назад.
Осколком кирпича мальчик нацарапал на дверях своего дома:
«Папа и Солнышко! Я у машиниста дяди Паши Никитича!»
НОВЫЙ ДОМ
—
Ну, вот мы и дома. — Дядя Паша толкнул дверь, и она тихонь­
ко заскрипела. — Вытирай получше ноги, а то моя Семеновна страсть
не любит, когда в избе наследят.
Едва перешагнув порог, он сказал вышедшей навстречу ж е не:
—
Принес я гостинец тебе, Матрена Семеновна. Да не простой, а
живой. Зяблика пымал.
—
Какого еще зяблика? Чудишь, старый.
—
Да ты что, — изумился дядя Паша, — зяблика не знаешь?
Птичка такая. Красивая! Брюшко оранжевое, спинка серая, а кры­
лышки черные. Ростом невеличка, а у ж как поет! Будто писарь рас­
писывается. Ведет- ведет ровненько, а под конец такой завиток рас­
черкнет — любо-дорого.
—
Будет мне сказки-то рассказывать, — рассердилась Семеновна.
Тогда дядя Паша отступил в сторону, и она увидела мальчика.
Худой, от волнения бледный, в драном отцовском пиджаке, он пока­
зался Матрене Семеновне таким ж алким и забитым, что она всплесну­
ла руками, а хну ла и давай причитать:
—
Ах ты, бедненький! Какой ж е ты худущий! А оборвался-то
весь...
Потом засуетилась, накрывая на стол. Накормила, напоила обоих.
—
Теперь веди мальчонку в баню. Отмой его добела...
Вот так появился Аркаша в семье старого машиниста. Мальчика
полюбили, как родного сына. Только теперь и дом а, и на улице все
называли его Зябликом.
С утра Зяблик помогал Семеновне по хозяйству: огород поливал,
дрова и воду носил. А то убегал к дяде Паше и катался с ним на шуст­
ром маневровом Паровозике, пох ож ем на маленькую норовистую ло­
шадку.
41

Дядя Паша не раз давал Зяблику править своей железной лошад­
кой.
Это были счастливейшие минуты в жизни мальчика. Паровозик
тоже радовался. Он охотно слушался маленького машиниста и бежал
необыкновенно прытко, покрикивая на всю станцию:
—
До-ро-гу-у -у -у!
—
Так-так-так. Так-так, — приговаривали рельсы, струясь под ко­
леса паровоза.
—
Ну и ну! Ну и ну! — удивлялся старый Локомотив, с завистью
поглядывая на несущийся Паровозик.
А счастливый, улыбающийся Зяблик до самого пояса высовы­
вался из будки и приветственно махал рукой своим новым знакомым:
молоденькой стрелочнице, бородатому сцепщику вагонов, сторожу
станционного склада.
Солнышко во весь рот улыбалось, глядя на счастливого Зяблика.
Они, как и прежде, встречались каждое утро. Если же утро выпадало
ненастное и Солнышко не выглядывало из-за туч, Зяблик хмурился.
Заметив это, Семеновна стряпала что-нибудь повкуснее, а дядя Паша
сам предлагал мальчику поуправлять голосистым Паровозиком.
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Зяблик проснулся поздней ночью. Открыл глаза — темно. При­
слушался — за окном негромко и монотонно шумел дождь. Дождевые
капли звонко цокали по железной крыше, барабанили по стеклам,
булькали по лужам. Встревоженно шелестела листвой черемуха, шур­
шала трава. Сколько разных звуков! Но они не спорили друг ic другом,
звучали слаженно, как тихая, чуть грустная песня. Мальчик вслушал­
ся в нее и отчетливо различил:
Кап... кап... кап... кап...
Я по крышам то-по-чу,
Пыль смахну с еловых лап,
В дверь и в окна постучу,
Все полью:
Сады и нивы,
По лугам пройдусь с метлой.
Будет чистым
И красивым,
И веселым
Шар земной.
По дорогам,
По тропинкам,
По крутым-крутым горам
Скачут, прыгают дождинки
Тут, там...
Тут, там...
Негромкий стук в дверь оборвал песню до ж дя. Поднялся дядя
Паша, прошлепал босыми ногами к порогу.
42

—
Кто?
—
Собирайся, Никитич. В ревком.
—
Что стряслось? — встревожился дядя Паша.
—
Белые Ольховку заняли. Сто верст до нас осталось.
—
Иду.
Не зажигая огня, дядя Паша оделся и ушел.
Зяблик смотрел в темноту и думал. Все люди делятся на белых
и красных. У одних все белое, у других все красное. Красный флаг,
Красная армия, красные звездочки на шлемах.
Папа говорил: красный цвет — цвет революции. Много людей по­
гибло за то, чтобы революция победила. От их крови и стали красны­
ми революционные знамена. И все, кто сражается под этими знамена­
ми за Советскую власть, называются тоже красными.
Белый цвет — цвет врагов революции. Помещики, буржу и, попы,
офицеры, — все это белые.
Из-за них Зяблик остался без отца и матери, голодал, мерз.
А сколько вокруг голодных, бездомных, больных! И все из-за них.
Заводы стоят — из-за них. Люди от тифа мрут — из-за них. Скорей бы
подрасти и уйти в красноармейцы. Больно рост м ал: никто не верит,
что Зяблику больше двенадцати. Говорят, есть волшебная вода: вып-
ешь глоток — и сразу станешь болыиим-преболыпим, сильным-пресиль-
ным. Найти бы да выпить сразу полный стакан...
С этими мыслями мальчик и уснул.
ГОТОВЬСЯ К ПОЛЕТУ, ЗЯБЛИК
Дядя Паша разговаривал с двумя военными. Зяблик был в сосед­
ней комнате и невольно слышал весь разговор.
—
Значит, строительством бронепоезда займешься ты, Никитич.
Решено, — донесся низкий хрипловатый голос. — Теперь главная за ­
бота — забросить разведчика в Ольховку. Есть там наш человек, а вот
как от него данные заполучить? Троих посылали — и ни один не вер­
нулся. Отчаянные были ребята...
—
Придется еще одного посылать, — подхватил высокий молодой
голос. — Два-три дня неведения — и может случиться беда...
Зяблика жаром обдало, даже лоб вспотел. Да ведь он же был в
Ольховке! С отцом. Прошлым летом. Там мамина тетя живет. Он хо­
рошо помнит и улицу, и дом. Пусть его пошлют в Ольховку. Он прой­
дет. Любого беляка перехитрит. От кого хочешь удерет. Он принесет
нужные сведения. Тут уж не скажешь, что он еще маленький. Теперь-
то он расквитается с проклятыми беляками за все!
Зяблика будто кто в спину подтолкнул. Распахнул он дверь и пря­
мо с порога выпалил:
—
Пошлите меня в Ольховку!
43

—
Ты откуда свалился? Кто такой? — сердито спросил военный
постарше, с хрипловатым низким голосом.
—
Я Зяблик.
—
Какой еще зяблик?
—
Так меня зовут.
—
Ну, хорошо. А почему ты здесь? Кто разрешил? Разве можно
подслушивать?
—
Я... я не подслуш ивал. Само усльппалось, — мальчик чуть не
заплакал от обиды. — В Ольховке я был. Там тетя живет. Возле церкви
дом.
—
Постой, постой, — пожилой военный даже привстал. — Да ты
понимаешь, о чем говоришь? Это ведь не игра...
—
Я не маленький. И беляков ненавижу. — Мальчик сжал кула­
ки, побледнел. — Мне легче пройти, чем взрослому. Знаете, как я бе­
гаю? Спросите дядю Паш у. И спрячусь так — никто не найдет. Если
поймают, скажу: папы с мамой нет, иду к тете. Не бойтесь, принесу
сведения...
—
Ишь ты!
—
Ловок, парень.
—
Молодец, Зяблик, — похвалил дядя Паша.
Наступило долгое молчание. Взрослые испытующе разглядывали
мальчика. Тот стоял перед ними, худенький, встопорщенный, задири­
стый — и в самом деле похожий на маленькую взъерошенную пичугу.
Только глаза у мальчишки смотрели по-взрослому строго, и во всей
его напряженной, напружиненной фигуре чувствовалась непреклон­
ная решимость.
Старший военный отвел глаза от Зяблика, ладонью потер висок.
—
Нет, мы не м ож ем рисковать. Не имеем права... Сколько тебе
лет?
—
Четырнадцать.
—
Ой, врешь!
—
Пятнадцать не пятнадцать, а двенадцать это точно, — сказал
дядя Паша.
—
М-да, — раздумчиво протянул военный помоложе. — А парень
смелый.
—
Вот что, Зяблик, — сказал дядя Паша, — иди-ка ты на кухню,
помоги Семеновне.
Зяблик насупился, уронил голову и медленно вышел. Семеновны
и дома-то не было. «Сказали бы уж прямо: не доверяем, — а то...» .
Мальчик за лез на высокий, окованный жестью сундук, сел, подтя­
нув колени к подбородку и сердито сопя. «Ну и пусть, — думал он. —
Обойдусь без них. Ночью убег у в Ольховку и все сам разведаю... Тетя
поможет. Она бедная — значит, за красных. Пусть потом каются, ког­
да я принесу сведения...»
Зяблик размечтался. Вот он увидел себя в Ольховке...
44

—
Зяблик! Зяблик! — донесся до мальчика голос дяди Паши.
«Проверяет, не стою ли у дверей. Больно надо » .
Зяблик нехотя слез с сундука. Вошел в комнату и остановился,
ни на кого не глядя.
Дядя Паша подошел к нему. Легонько взял за подбородок, припод­
нял голову. Заглянул в глаза, улыбнулся.
—
Чего насупился? Ты теперь разведчик. Понял? Большое дело
доверили тебе. Готовься к полету, Красный Зяблик!
ЛЕТИ, ЗЯБЛИК!
Поздняя ночь. Кругом чернота — ни земли, ни неба. И сколько ни
вглядывался Зяблик, ни одной звездочки не увидел над головой.
Дядя Паша радовался. Чем пасмурней день, говорил он, тем тем­
нее ночь, а в темноте разведчику легко пробираться. Но Зяблик не
рад был хмурому дню: не повидался со своим верным другом Сол­
нышком, не попрощался с ним.
Сквозь непроглядную черноту крадется маленький маневровый
Паровозик. Без огней, без гудков. Паровозик знает, что скоро расста­
нется с Зябликом, и потому не торопится.
Но вот и конец пути. Тяжело вздохнул Паровозик и остановился.
На насыпь спрыгнул дядя Паша. За ним — Зяблик.
Старый машинист вынул трубку изо рта, крепко обнял мальчика
и загудел ему в самое ухо:
—
Запомни: отсюда до Ольховки тридцать верст. Иди лесом,
вдоль железной дороги, до самого большака. По нему не ходи. Ступай
стороной да поглядывай. Увидишь человека победнее — у него и спро­
сишь, где на Ольховку сверток. В случае чего...
—
Знаю, дядя Паша.
—
Ну-ну. — Машинист поцеловал мальчика. — Счастливо, Зяб­
лик! Лети.
—
До свиданья, дядя Паша.
Положил ладошку на горячий бок Паровозика, прошептал:
—
Пока.
—
Пока. Пока, — растроганно пропыхтел Паровозик.
Зяблик сошел с насыпи, и его сразу проглотила ночь.
Дядя Паша постоял, настороженно прислушиваясь к тишине. Ни
одного подозрительного звука не услышал старый машинист. Тяжело
вздохнул, пыхнул трубочкой и полез в будку.
Паровозик нехотя, медленно стал пятиться. Потом он пошел бы­
стрее.
Зяблик стоял по колено в густой росистой траве и слушал, как,
удаляясь, затихал шум убегающего Паровозика. Вот его и совсем не
45

слышно. Мальчику никогда не приходилось ночью бывать в поле или
в лесу, и сейчас он с тревогой прислушивался.
Тут заш елестела трава и послышался еле внятный шепот:
—
Не бойся. Успокойся. Это филин кричит. Глупая, нестрашная
птица.
Зяб лику да ж е стыдно стало за свой страх. Побрел он по траве.
Из неведомой ночной дали прилетел Ветерок. Холодным влажным
носом ткнулся в лицо Зяблику, обнюхал его, удивленно свистнул и ум­
чался прочь.
А ночь сразу ож ила: зашептались травы, заворочались кусты, за ­
роптали деревья. Лягушки затянули свое бесконечное ква-ква.
Трава куда-то исчезла. Земля стала колючей, как ежик.
Только наткнувшись на копну свежего сена, Зяблик понял, куда
девалась трава: ее скосили. Мальчик вырыл в копне нору, забрался в
нее и сразу уснул.
ТИШЕ, ЗЯБЛИК , ТИШЕ...
Сухая травинка больно царапнула по щеке и разбудила Зяблика.
Тот открыл глаза и ничего не увидел, кроме тумана. «Где я?» — изу­
мился он, но тут ж е все вспомнил. И сразу сонливость слетела с него.
Зяблик проворно выбрался из копны, огляделся.
Лес был редкий. Между деревьями хоть на телеге поезжай. Зато
трава в лесу такая густая и высокая, что сквозь нее Зяблик еле проби­
рался. А сколько цветов вокруг! Зяблик и не думал, что в лесу растут
такие яркие пахучие цветы.
Старая корявая береза нагнула толстую ветвь, преградила путь
Зяблику. Тот остановился и услышал тихий, будто из земли идущий
голос:
—
Это говорю я, Старая Береза. Слушай меня. Слушай, Красный
Зяблик. Скорее прячься. Только что прокричала Караульная Сорока: в
лес вошли недобрые люди. Они ищут тебя. Прячься. Скорее.
Зяблик нырнул в кусты смородины и затаился. Прошла минута,
другая, третья, а в лесу не видно и не слышно было никаких недобрых
людей. «Обманула Старая Береза», — обиделся Зяблик и хотел было
встать, но смородина прикрыла его листьями и зашептала в самое у хо :
—
Тише, Зяблик, тише. Сюда смотрят злые глаза.
—
Тише... Тише, — з ашелестела вокруг трава.
—
Не шевелись! Замри! — встревоженно прокричала с ветки ма­
ленькая пеночка.
Теперь и Зяблик увидел дву х белогвардейцев. Они стояли, при­
жавшись к деревьям, и оглядывали лес.
—
Никого тут нет, — сказал один, закидывая винтовку за спину.
—
Никого, никого, — передразнил другой. — А следы на траве?
И в копешке кто-то ночевал. — Он вскинул винтовку к плечу, слепо по­
46

водил дулом по сторонам. — Может, он рядом, за кустом сидит. На
нас, дураков, посматривает да посмеивается. Помнишь, что господин
полковник сказывали? «Следить так, чтобы ни о дна змея мимо не про­
ползла!» Надо скорей доложить об этих следах. Устроим облаву.
Белогвардейцы ушли.
Шевельнулся Зяблик, хотел из укрытия выйти, да Старая Береза
опять подала голос:
—
Не торопись. Не поднимайся. Они еще не вышли из лесу. Жди
сигнала Караульной Сороки.
И Зяблик ждал. Он понял: беляки заметили его следы и теперь
будут за ним охотиться. А до Ольховки еще очень далеко. Здесь, в ле­
су, его трудно выследить, но ведь лес скоро кончится. Что тогда?
—
По лесу иди смело, — будто подслушав его мысли, сказала
Старая Береза. — Чуть что — предупредим тебя о беде.
Зяблик торопился. Деревья приподнимали ветки, травы рассту­
пались на его пути. Иногда мальчик останавливался. И тогда, как по
команде, смолкали птицы и вместе с маленьким разведчиком слуша­
ли, не зашуршат ли где чужие недобрые шаги, не донесутся ли вражьи
голоса.
ДОБРЫЙ ПАСТУХ
Лес кончился. Впереди расстилался большой ровный луг, покры­
тый белоголовыми ромашками и пушистыми зонтиками одуванчиков.
Ромашек было так много, что казалось, будто зеленый луг густо усы­
пан снегом.
На лугу паслись коровы и телята. Поодаль, опираясь на длинное
кнутовище, стоял бородатый пастух. У его ног сидел большой пес. Он­
то первым и заметил Зяблика, с громким лаем кинулся к нему.
—
Полкан, назад!
Пес закрутился на месте, злобно рыча.
—
Ко мне, Полкан! — прикрикнул пастух .
Пес опустил хвост, пригнул лобастую голову и нехотя вернулся к
хозяину.
—
Иди сюда, малец. Не бойся.
Не спуская глаз с собаки, Зяблик подошел к пастуху. Тот был
совсем старый. С длинной белой бородой, как у деда-м ороза. И брови у
пастуха белые-белые. И волосы на голове белехоньки. А глаза у деда
добрые, ласковые. И голос мягкий, приветливый.
—
Чей будешь, внучек? — спросил он.
'— Не здешний я. Городской. Папы с мамой нет. Есть нечего. Иду
к тете, в Ольховку.
—
Как ж е ты доберешься? По дорогам белые рыщут, всех подряд
хватают. Попадешь к ним в лапы — не выберешься. В нашу деревню
47

и то не войдешь. Вмиг сграбастают — и на допрос. Недавно тут двое с
ружьями проходили. Пытали меня, не видал ли кого чужого.
—
Куда они ушли? — насторожился Зяблик.
—
В деревню. Сейчас ушли, через час вернутся.
Зяблик опасливо огаяделся по сторонам.
—
А ты не бойсь, — успокоил его дед. — Со мной тебя никто не
тронет. У нас видишь, какая защита. — Пастух улыбнулся, погладил
Полкана. — Я вот что тебе присоветую. Оставайся-ка здесь до вечера.
Погоню я стадо домой — и ты со мной заместо подпаска в деревню
пройдешь. А ночью я укажу тебе тропинку через лес. По ней ты жи­
вехонько добеж иш ь до Ольховки.
Послушался Зяблик пастуха, остался с ним. Полкан быстро при­
вык к мальчику. Они вместе бегали за отбившимися от стада телята­
ми, вместе поили коров на реке. Зяблик и не заметил, как подкрался
вечер: так хорошо было на лугу вместе с добрым дедом и Полканом.
Поздним вечером пастух, Зяблик и Полкан погнали стадо в де­
ревню. У околицы с винтовкой в рука х стоял тот самый белогвардеец,
который искал Зяблика в лесу. Мальчик испуганно пригнул голову.
Белогвардеец подскочил к пастуху, замахнулся прикладом, за ­
орал:
—
А ну! Давай-давай! Шевелись, старый хрыч. Гони свою живо­
тину. Сейчас господин полковник поедут, а ты всю дорогу занял. Бы­
стро, сивая борода!
Когда стадо поровнялось с домом пастуха, тот сказал:
—
Беги ко мне во двор. Я скоро приду.
Дед одиноко ж ил в старенькой ветхой избенке.
—
Оставайся у меня, — предложил он. — Б удем вместе стадо па­
сти, по грибы да по ягоды ходить. А зимой станем охотничать, силки
на глухарей да на зайцев ставить. Хорошо заживем.
—
Я бы остался. У вас так хорошо! Да нельзя мне.
—
Отчего ж нельзя?
Вспомнил Зяблик наказ дяди Паши никому о себе не рассказы­
вать, опустил глаза.
—
Тетя ждет. Не приду — плохое подумает, искать станет.
—
Ты погости у тети, а после приходи ко мне.
—
Ладно, — согласился Зяблик.
Неслышно легла на землю ночь.
—
Пора, внучек. — Пастух тронул задремавшего мальчика за
плечо.
Взял Зяблика за руку и повел.
Сначала они, крадучись, пробирались огородами, мимо капуст­
ных и огуречных гряд. Потом долго молча брели по густой высокой
ржи. Потом торопливо шагали росистым лугом.
На опушке леса остановились. Пастух тихо сказал:
—
Встань-ка на мое место. Чуешь тропку под ногой?
—
Ага.
48

—
Вот и ступай по ней. Иди не спеша и все время ногой тропин­
ку щупай. Смотри не потеряй ее, лес тут хоть и небольшой, но густой,
и днем-то свету не видно, а ночью и вовсе черно, как в колодце. К ак
лес пройдешь — тут тебе и Ольховка. Только днем туда не лезь. Там
штаб беляков, и они его пуще глазу берегут. Отсидись в лесу до тем­
ноты, а ночью пробирайся. Да не по дороге, а задами.
—
Спасибо, дедушка.
—
Счастливо, внучек...
ВЕТРОВАЯ РОЩА
Зяблик на ощупь брел по глухому ночному лесу. Колючими лапа­
ми кедры и елки цеплялись за одежду, царапались. От густого запаха
смолы и хвои слегка кружилась голова. Мальчик ш ел не дыша, чутко
вслушиваясь в лесное безмолвие. Больше всего он боялся сбиться с
пути и все время щупал босой ногой тропку, по которой шел.
Впереди что-то треснуло, по лесу раскатилось гулкое эхо. Зяблику
показалось, что кто-то идет навстречу по тропке. Он сошел с тропы
и затаился. Напряг слух, навострил зрение. Долго вглядывался в гу­
стой мрак. Как будто бы никого нет. Вышел на тропинку, сделал роб­
кий шажок — тихо, еще один шаг — тишина, осмелел и зашагал бы­
стрее.
А чтобы не было страшно, Зяблик стал думать о дяде Паше, о
Солнышке, о скорой встрече с ними. Так размечтался, что не заметил,
как и тропинку потерял... Спохватился, метнулся назад, да на беду за
что-то запнулся и упал. Пока растирал ушибленную ногу, позабыл, в
какую сторону шел. Куда ни глянет — везде темно. Куда ни шагнет —
всюду колючие лапы. Кричать боязно и молчать страшно.
Откуда-то издали донесся неясный тревожный шум. Он становил­
ся все громче и грознее. Заскрипели ветвями, заш урш али хвоей де­
ревья. По всему лесу поплыл такой гул, что земля задрожала.
Зяблик, конечно, не знал, что нахо дился в Ветровой роще. Здесь
всегда было ветрено. И неудивительно: ведь именно в этом лесу ж ил
со своим семейством сам Ветер.
На рассвете Ветер улетал, а поздней ночью возвращался. Это он
и шел сейчас к себе домой. Ветер тяжело шагал по верхушкам деревь­
ев. Те покорно гнулись, пугливо дрожа и жалобно поскрипывая.
Вот Ветер добрался до своего логова и на весь лес вздохнул:
—
У-у-у -ух!
От этого вздоха даже шишки с кедров и сосен посыпались.
Ветер вздохнул еще раз. Потише. Потом сонно забормотал:
Я за гриву оттрепал
Грозовую тучу.
Распахал,
Перепахал
Ртя ПРТППН
49

Океан могучий.
Расчесал дремучий бор,
Покачал вершины гор,
Паруса надувал,
Мельницы вертел...
Я устал,
Ох, устал
От нелегких дел.
Отдохнуть и мне пора
До утра.
У-ух!
Послышалось глубокое дыхание спящего Ветра.
Зяблику стало страшно. Он и не хотел, да заплакал. Стал себя
успокаивать — и разревелся еще пуще.
Ветер проснулся. Кашлянул так, что лес ходуном заходил. Спро­
сил недовольно:
—
Кто здесь плачет?
—
Это я, — захлебываясь слезами, ответил Зяблик.
—
Человек? — изумился Ветер.
—
Угу.
—
Да еще маленький?
—
Ага.
—
Что ты делаешь ночью в моем лесу?
—
Я заплутался. Мне надо в Ольховку, а я потерял тропинку.
—
Ночью надо спать, а не бегать по л есу, маленький человек.
Заплутался. Эка беда! Стоит из-за этого реветь! Сейчас мой сынишка
проводит тебя. Ветерок! Ветерок! Да проснись ты, засоня. Проводи
маленького человека до Ольховки. Живо!
В лицо Зяблику пахнуло влажной свежестью, и он услышал ве­
селый голос Ветерка:
—
А! Это опять ты. И опять ночью. И чего тебе не спится? Ну,
побежали!
Вскочил Зяблик и припустил за Ветерком.
Ох, и быстро бежали они по темному лесу и хоть бы раз за сучок
запнулись или на дерево налетели! Побегут-побегут — остановятся.
Передохнут и помчатся дальше.
Когда вслед за Ветерком Зяблик выскочил из лесу, уж е начина­
ло светать. Надо было бы остановиться, оглядеться вокруг, вспомнить
наказ старого пастуха. Но Зяблик позабыл обо всем и вприпрыжку
мчался все вперед и вперед.
ЗАСАДА
—
Стой!
Зяблик, как скошенный, повалился на землю, прижался к ней,
пополз.
51
4*

—
Стой, стрелять буду!
Белогвардеец вылез из окопчика, в котором прятался, уставил
винтовку на Зяблика, щелкнул затвором.
—
Встать! Пристрелю!
В груди у Зяблика похолодело. «Почему дедушку не послу­
ш а л? »— запоздало укорил себя мальчик, поднимаясь с земли.
Белогвардеец оглядел м аленькую худенькую фигурку. Опустил
винтовку.
—
Откуда тебя черт принес?
—
Из лесу.
—
Чего ты там ночью делал?
—
Шел. Мне в Ольховку надо...
—
Чей будешь?
—
Дяденька, отпустите меня, — плаксиво затянул Зяблик. —
Я к тете иду. Она возле церкви живет. Мамы с папой нет... Хлеба
нет... Отпустите...
—
Откуда идешь?
Надо было назвать деревню, в которой ж ил старый пастух, да у
Зяблика из головы название вылетело. Белогвардеец заметил смяте­
ние мальчика, прикрикнул:
—
Говори!
—
Я... я из... издалека... Отпустите, дяденька...
—
Ишь, какой племянничек сыскался, — зло проговорил бело­
гвардеец. — Топай в штаб. Там разберутся, чей ты племянник. Да не
вздумай удирать. Пуля враз догонит. Шагай!
Услышал это притаившийся в траве Ветерок, подлетел к бело­
гвардейцу и стащил с него фуражку.
Нагнулся беляк за фуражкой, а Зяблик со всех ног бежать.
—
Стой!
Белогвардеец кинулся в погоню. Д а разве ему по силам настичь
быстроногого Зяблика!
Он на бегу вскинул винтовку, прицелился.
—
Пригнись! — крикнул Ветерок.
Ухнул выстрел.
Ветерок подталкивал мальчика в спину, и тот летел как на
крыльях.
Обозленный беляк стрелял, у ж е не целясь.
Выстрелы переполошили село.
Залаяли собаки.
Заржали лошади.
Из домов с криками выбегали заспанные беляки. Они думали,
что на них напали красноармейцы, бестолково метались по улицам,
стреляли. Б абах нула пушка. Прострочила пулеметная очередь.
Но вот переполох кончился. Враги узнали, что произошло, и бро­
сились в разные стороны на поиски маленького разведчика.
52

Зяблик спрятался на огороде. Он лежал между грядками, чутко
прислушивался к долетавшим с улицы голосам. Они раздавались все
ближе. Вот у ж е совсем рядом слышен тяжелый топот.
—
Он где-то здесь!
—
Дальше ему не пройти, там часовой у штаба!
—
Надо прочесать м еж ду грядками!
Зяблик всем телом плотно прижался к земле и замер.
Над головой зашуршала огуречная ботва, послышался шепот
Ветерка:
—
Я пригнул листья над тобой. Не двигайся. Попробую их сбить
с твоего следа.
Ветерок отлетел подальше и с шумом нырнул в лопухи, разрос­
шиеся на дальнем конце огорода. Вцепился в самый большой лопух —
и ну его изо всех сил раскачивать!
Заметил это беляк, кинулся к лопуху.
—
Здесь он! В лопухи пополз. Держи!
А Ветерок еще сильнее раскачал лопух.
—
Уползет! Стой! Стой! — завопил беляк и выстрелил в ло­
пухи.
Хитрый Ветерок перемахнул изгородь и зашуршал в крапиве, по­
том скакнул в рожь.
Белогвардейцы перетоптали поле, заглянули под каждый куст,
обшарили все вокруг.
Тем временем Зяблик перебрался в соседний огород, оттуда в
следующий. И так, крадучись, уходил все дальше от того места, где
его искали, пока не залез под какой-то амбар.
Одна плаха в полу оказалась оторванной. Приподняв ее, мальчик
очутился в амбаре, а оттуда забрался на чердак.
Измученный погоней и бессонной ночью, Зяблик зарылся в со­
лому и не заметил, как уснул.
Белогвардейцы долго еще шныряли по селу в поисках маленько­
го разведчика, но тот пропал бесследно, как в воду канул.
БОМБЫ
Он проснулся от неясного шума, долетевшего с улицы. Протер
глаза, прислушался. Что там происходит?
Зяблик глянул в оконце, увидел обширный двор, заполненный
белогвардейскими солдатами, повозками с пулеметами.
Посреди двора стоял высокий красноармеец. Руки у него связа­
ны за спиной. Гимнастерка изорвана в клочья. Лицо в кровоподтеках
и синяках. Из рассеченной щеки сочилась кровь.
Длинноногий белогвардейский офицер пританцовывал на месте,
ухмылялся, помахивал нагайкой. Вот он подступил вплотную к крас­
ноармейцу, замахнулся.
53

—
Будешь отвечать?
—
Нет, — глухо выдохнул красноармеец.
Мелькнула в во здухе нагайка. Большой кровоточащий рубец
вспух на шее красного бойца.
—
Зря силенки тратите, ваше высокородие. Пригодятся, когда
от нас начнете драпать.
—
Ты еще зубоскалишь? — Белогвардеец попятился, расстегнул
кобуру.
—
От радости, что свиделись. А то вы нам все зады свои ка­
жете...
Белогвардеец ударил пленного рукояткой нагана. Тот покачнул­
ся, но устоял.
—
Что, не по нутру тебе правда, буржуйское отродье? Думаешь,
снова мужика оседлаешь...
—
Молчать!
—
Ори, надрывайся... Недолго тебе осталось. Скоро наши так
тряхнут — потроха растеряешь...
Гулко прогремел револьверный выстрел. Ноги красноармейца
подломились, и он упал на землю.
Сначала Зяблик отпрянул от оконца, закрыл ладонями лицо, но
уж е через мгновенье он шарил взглядом по сторонам, ища что-ни­
будь такое, такое... Увидел большую тыкву! Схватил ее, подбежал к
оконцу и со всего размаха запустил в белого офицера.
Трах!
Офицер кувырком. Тыква на куски.
Мальчик схватил другую тыкву.
Трах!
Взвился на дыбы коренник, испуганно зарж ал, рванулся и понес.
Пулеметчик нажал на спуск.
—
Тра-та-та-та-та-та! — застрекотал пулемет.
—
Красные!
Трах!
Трах!
Трах!
—
Бомбы!
—
Ложней!
Орали переполошенные беляки.
Трещал пулемет.
Летели с чердака тыквы.
Но вот белогвардейцы опомнились. Схватились за винтовки.
С тонким посвистом на д головой Зяблика пролетела пуля. Глухо
чмокнув, впилась в бревно. Еще одна пуля пропела возле уха малень­
кого разведчика.
На чердак ворвался Ветерок.
—
Это ты? Я так и подумал. Беги скорей!
54

Зяблик хотел спуститься с чердака, но в амбар уже ворвались
белогвардейцы. Вот они карабкаются на чердак.
Оставался один путь: через слуховое окно — на крышу, под град
белогвардейских пуль.
Ветерок заметался из стороны в сторону, отгоняя вражеские пу­
ли, но рой их становился все гуще и гуще.
—
Он! Это он! — закричал солдат, который утром едва не пой­
мал Зяблика.
—
Взять живым! — скомандовал офицер. — Это разведчик.
Беляки со всех сторон оцепили амбар. Двое забрались на крышу.
Вскарабкался Зяблик на конек, раскинул руки и побежал. Добе­
жал до края. Остановился. Под ногами — черная пустота и белогвар­
дейские штыки. Сзади — топот тяжелых сапог. Прыгнешь — к белым
попадешь, и не прыгнешь — к белым попадешь. Эх, были бы у него
крылья!
Закружился Ветерок на месте, пронзительно свистнул.
—
Эй! Эй! Помогите кто-нибудь!
А топот сапог все ближе. Сейчас беляки сцапают маленького
разведчика.
—
Держись за меня, — услышал вдруг Зяблик.
Росший подле амбара Тополь качнулся и стал медленно клонить
верхуш ку. Тополь был старый, высокий. Ему было очень трудно сги­
баться так низко. Древний ствол хрустел, трещал — того гляди сло­
мается. А Тополь все гнулся. Ниже и ниже. Вот у ж е зеленые листья
коснулись крыши.
Вцепился мальчик в кудрявую верхушку Тополя, и тот с легким
вздохом выпрямился.
И вот уже нет Зяблика на крыше.
А Тополь качнулся в другую сторону и опустил Зяблика на зем­
лю далеко от амбара.
Заголосили одураченные беляки:
—
Лови!
—
Держи!
ПОГОНЯ
—
Стой!
—
Догоняй!
—
Хватай!
От топота погони гудела, качалась земля. От рева разъяренных
белогвардейцев дрожала листва на деревьях. Под коваными сапога­
ми хрустели цветы и травы.
Зяблик летел как птица.
Подорожник стлался мальчишке под ноги, репейник прятал ко­
55

лючки, крапива хоронила жало, чтобы не накололся, не поцарапался
маленький разведчик. Ветерок со всей мочи подталкивал друга в
спину.
А сзади все ближе:
—
Заходи сбоку!
—
Не уйдет!
Широко раскрытым ртом Зяблик жадно хватал воздух. Он бежал
из последних сил.
Тяжелая рука дотянулась до вспузырившейся рубахи Зяблика.
Железные пальцы вцепились мертвой хваткой. Зяблик рванулся что
было сил, но не вырвался.
Ветерок заплакал, упал в траву. Грустно зашуршал листвой ку­
старник. Начал накрапывать мелкий тоскливый дождь.
Белогвардейцы плотным кольцом обступили мальчика. Бурави­
ли его злыми глазами, совали в лицо кулачищи. Скалились в злорад­
ных усмешках.
—
Попался, щенок!
Зяблик выпрямился, развернул худенькие плечи, вскинул го­
лову.
—
Я не щенок. Я Зяблик.
—
Ха -ха-ха-ха! Глядите-ка на него. Зяблик!
—
Что ж е ты не улетел от нас? Крылья мыши отгрызли? Ха-
ха-ха!
Долго потешались беляки над беззащитным мальчиком.
От обиды и боли у Зяблика на глазах блестели слезы. Но не мог
он, красный разведчик, плакать перед врагами.
Ему связали за спиной руки и погнали в село.
Ветерок летел рядом. Ободряюще поглаживал Зяблика по спине
и все приговаривал:
—
Не унывай. Не горюй. Что-нибудь придумаем.
—
Слетай к Солнышку, расскажи ему, — попросил Зяблик.
—
Мне не подняться до Солнышка, не хватит силенок. Попрошу
отца. Он слетает. Прощай пока.
—
Прощай.
—
Что ты бормочешь, сопляк? — Белогвардеец ударил мальчика
прикладом.
Его привели в тот самый двор, где совершилась расправа над
красноармейцем. Конвоир наступил на осколок тыквы, поскользнулся
и упал. Зяблик улыбнулся.
КРАСНЫЙ ЗЯБЛИК
Это был тот самый офицер, который истязал красноармейца.
Зяблик застыл у порога, не сводя глаз с палача.
56

—
Ну, что? — ехидно улыбаясь, жестким, ледяным голосом спро­
сил офицер. — От страха ноги примерзли?
Зяблик прошел на середину комнаты.
—
Ого! Видать, не трус. Красные знали, кого посылать в развед­
ку. Тебя ведь они сюда прислали?
—
Я к тете пришел. Папы с мамой нет. Есть нечего...
—
Кто ж тебя ночью провел через лес?
—
Сам прошел. Дедушка тропинку показал. А я заблудился. По­
ка дорогу искал, ночь настала. Потом прилетел Ветерок...
—
Кто такой Ветерок? — насторожился офицер. — Где он сей­
час? Остался в лесу? Я так и предполагал. Взрослый поджидает в
лесу, мальчишка вынюхивает. Что тебе поручили узнать?
Мальчик пожал плечами.
—
Никто меня не ждет в лесу. Я к тете пришел.
Офицер нахмурился. За курил папиросу. Сердито швырнул под
ноги потухшую сйичку. Несколько раз прошелся по комнате. Взял в
руки нагайку. Хлестнул по блестящему голенищу сапога.
—
Знаешь, что это за штука? Ударю — пополам разрублю. Хва­
тит болтать о тетях. Если пришел к тете, почему убегал от часового?
Почему очутился на чердаке возле нашего штаба?
Зяблик молчал. Что он мог сказать? Теперь он и сам раскаивал­
ся: зачем бросал тыквы? Подумаешь, геройство. Дядя Паша и крас­
ные командиры ждут сведений, а он...
—
Зачем тебя прислали сюда? Ну? Живо! — Офицер замахнулся
нагайкой.
—
Я к тете при...
—
Молчать!
И с размаху ладонью — Зяблика по лицу. Мальчик едва не упал.
Всхлипнул. Крепко стиснул зубы.
—
Кто прислал?
—
Я сам...
Нагайка полоснула по спине. Зяблик задохнулся от жгучей бо­
ли. Спина горела, будто на нее лили кипяток. По щекам струились сле­
зы. Из разбитой губы сочилась кровь.
—
Отвечай!
Проклятая нагайка снова вгрызлась в тело. От боли в глазах за­
плясали разноцветные огоньки.
—
Послушай, — неожиданно мягко заговорил офицер и отшвыр­
нул нагайку. — Как ты не поймешь? Умный мальчик, а не понимаешь.
Мы с детьми не воюем. Расскажи правду и ступай к своей тете. Мы
еще одарим тебя. Что пожелаешь, то и дадим . Слово офицера. Понял?
Зяблик согласно кивнул головой.
—
Вот и отлично! — обрадовался офицер. — Ты настоящий раз­
ведчик. Храбрый и сообразительный. Так кто тебя прислал к нам?
—
Я сам...
57

—
Опять за старое? — угрожающе спросил офицер и снова взял
нагайку. — Кто прислал?
—
Никто.
Свинцовый кулак оторвал Зяблика от пола. Мальчик всем телом
ударился о стену, охнул и провалился в черноту беспамятства.
Офицер склонился над бесчувственным Зябликом, вылил ему на
голову ковш воды. Зяблик приоткрыл глаза. Офицер схватил его за
шиворот, поставил на ноги.
—
Зачем тебя прислали сюда?
С трудом разлепив разбитые губы, Зяблик выдохнул:
—
Я сам...
—
Ну что ж , звереныш... — з ашипел офицер.
—
Я не звереныш, — т и хо, но твердо проговорил мальчик. —
Я Зяблик.
—
Какой еще Зяблик?
—
Красный.
—
А-а! — Рот белогвардейца перекосился. — Красный, значит?
Хорошо. Сейчас мы тебя разукрасим в большевистский цвет... Пять
минут осталось жить тебе, Красный Зяблик. Если за это время не ска­
жешь, кто и зачем прислал тебя, — застрелю. — Офицер вынул ре­
вольвер. Покрутил дулом перед лицом мальчика. — Что? Не хочется
подыхать?
Зяблик молчал. У него уже не было сил для ответа. Все силы
ух одили на то, чтобы преодолеть боль, не заплакать, не застонать.
Офицер полож ил на стол большие карманные часы. Ткнул паль­
цем в циферблат.
—
Смотри сюда, Красный Зяблик! Как только эта стрелка обе­
жит пять кругов, ты мне скажеш ь все. Или я пристрелю тебя. Пять
кругов. Смотри и считай!
Узорчатая секундная стрелка стремительно неслась по белому
блестящему кругу циферблата. В мертвой тишине отчетливо слыша­
лось торопливое: тик-тик, тик-тик, тик-тик, тик-тик. . .
Не успел Зяблик ды ха ние перевести, а проворная стрелка у же
обежала один друг и понеслась дальше, четко выговаривая: тик-тик,
тик-тик, тик-тик, тик-тик. . .
Мальчик не поспевал следить глазами за острием тоненькой
стрелки. У него кружилась голова. Каждый «тик» отдавался в ней
болью.
Осталось два круга.
Полтора круга.
«Все равно не скажу. Как тот, во дворе...»
Тик-тик, тик-тик, тик-тик. . .
Узорчатая стрелка завершила четвертый круг. Начала послед­
ний, пятый.
В ушах звенело, грохотало, будто кто-то бил колотушкой в огром­
ный барабан: бух-бух, бух-бух, бух-бух...
58

Оставалось всего полкруга.
Десять секунд.
Десять коротеньких «тик-тик».
ДРУГА ДРУГ НЕ ПОКИНЕТ В БЕДЕ
В щель между занавесками скользнул солнечный луч. Зяблик
вздрогнул, почувствовав его на щеке, и тут ж е услышал голос Сол­
нышка :
—
Я здесь, Зяблик! И не один. Сейчас сюда ворвется Ветер. Он
распахнет окно. Прыгай туда и беги. Все прямо и прямо. Через огород,
на зады, в конопляник. Спрячься и ж ди . Готовсь...
Секундная стрелка обежала последний, пятый круг.
Белогвардейский офицер вскинул револьвер. Прицелился в Зяб­
лика.
—
Считаю до трех и стреляю. Раз... два...
С треском распахнулось окно. В комнату ворвался Ветер. Поле­
тели карты и картины со стен, сорвались бумаги со стола. Ветер сгреб
все это в охапку и швырнул в лицо офицеру.
Зяблик разбежался, прыгнул в окно.
—
Стой! — Офицер подскочил к окну, вскинул револьвер, да
солнечный луч резанул по глазам — и беляк зажмурился. А когда
открыл глаза, не увидел ничего, кроме пыли. Это Ветерок поста­
рался.
—
Тревога! Сюда! Ко мне! — орал офицер, стреляя куда попало.
Сбежались беляки. Офицер от ярости затопал ногами.
—
Раззявы! Упустили! Догнать! Привести!
Кинулись на улицу белогвардейцы, а там пылища до самого не­
ба клубится.
Побегали солдаты по селу, постреляли, покричали да и верну­
лись ни с чем.
—
Растяпы! — бесновался офицер. — Утроить караулы! Оцепить
село! Все равно не улетит Красный Зяблик. Изловим!
А Зяблик в это время лежал в коноплянике и ждал Солнышка.
Несколько раз подлетал к другу Ветерок. Тихонько свистнет: «Не
бойся, мы рядом» , — и унесется прочь.
Но вот и Солнышко пробилось сквозь густую зелень.
—
Ох, еле выскочило. Противное облако! Просило, просило я
его чуть-чуть подвинуться, хоть один луч на землю пропустить — не
послушалось. Спасибо Ветру: схватил облако и уволок вон за тот бор.
Как же ты мог уйти так далеко, не предупредив меня?
Зяблик не удержался, заплакал.
—
Ну, ну, — Солнышко обласкало его теплыми лучами. — Успо­
койся. Мне Ветерок все рассказал. Ты молодец. Настоящий красный
59

разведчик... Отдохни пока. У тебя еще много испытаний впереди. По­
спи. Я покараулю.
Золотые лучи запутались в разлохмаченных волосах Зяблика,
высушили его слезы, согрели. И мальчик задремал.
Сладко спит Зяблик.
А время идет.
Вот и вечер подошел. Пора Солнышку закатываться, ра збудило
оно Зяблика.
—
Что случилось? — встревожился мальчик.
—
Ничего. Просто мне пора уходить. Меня ж дут на той стороне
Земли. Сейчас сюда придет Ночь. Не бойся ее. Честным и добрым она
не страшна. Да и Ветер с Ветерком не покинут тебя. До свиданья, Зяб­
лик. До завтра.
По махало Солнышко золотым лучом и уплыло за горизонт.
Над тем местом, куда закатилось Солнышко, облака покрасне­
ли, будто под ними развели преогромный костер. Розовый отсвет от
этого невидимого костра разлился на полнеба.
ДОМОЙ
Ночь неслышно опустилась на землю. Расправила черные крылья,
заслонила ими небо — и стало темно.
Конопляник ожил, заволновался. Это прилетел Ветерок.
Присел рядом с Зябликом и зашептал:
—
Был я в том доме, куда тебе нужно. К нему можно огородами
пройти. Я побегу вперед, а ты приотстань и слушай. Я нарочно буду
кусты теребить, травой шуршать. Если на пути есть заса да, беляки
заслышат шум и всполошатся. Тогда отходи и прячься. Если на мою
возню никто не откликнется — значит, путь свободен.
Долго пробирались они и, наконец, очутились у дверей того са­
мого дома, в котором жила красноармейская разведчица.
На стук вышла пожилая женщина. Подозрительно оглядела
Зяблика, тихо спросила:
—
Тебе кого надо, мальчик?
Зяблик ответил так, как его научили:
—
Я привез вам поклон от брата.
Женщина проворно распахнула дверь.
—
Прох оди скорее.
Это и была наша разведчица. Она выведывала, что делают белые,
когда и куда собираются наступать, сколько у них солдат, пушек, пу­
леметов, а потом обо всем сообщала красноармейскому штабу.
Пока Зяблик хлебал щи да пил молоко, женщина написала до­
несение. Заш ила его в подол изорванной мальчишечьей рубашки.
—
Теперь лети домой, Красный Зяблик. Да смотри не попадись
больше белякам.
60

Поцеловала мальчика, вывела за ограду.
А там его уже поджидал Ветерок. Подтолкнул в бок, спросил
шепотом:
—
Готов?
—
Угу!
Ветерок протяжно свистнул. Раз, другой, третий. И тут в село
ворвался Ветер.
Зашумело, загремело, зазвенело вокруг. Затрещали деревья, за ­
хлопали калитки и ставни, загудели печные трубы. Ветер со всего
села в одну огромную кучу смел солому, листья, сухую траву, пере­
мешал все с пылью, подкинул вверх и погнал по дороге.
Вместе с этим огромным клубом пыли проскочил через село и
маленький разведчик.
А когда у околицы показались вражеские часовые, Ветер дунул
еще сильнее. Сорвал фуражки с беляков и засыпал им глаза пылью.
Скорчились беляки, ладонями лица закрыли, ругаются, плюют­
ся. Им и невдомек, что в это самое время в клубах пыли, прямо под
самым их носом, проскочил Зяблик, унося с собой важное донесение.
Ветер стих только тогда, когда Зяблик перебежал широкое поле и
скрылся в Ветровой роще.
Постепенно улеглась пыль на дороге. Успокоились деревья, за ­
тихли травы.
—
Ох, и за дали мне сегодня работы, — ворчал Ветер, устраива­
ясь на ночлег.
СЧАСТЛИВО, ЗЯБЛИК!
Большая площ адь перед зданием ревкома залита солнечным све­
том. Солнышко позолотило окна и крыши домов, высветлило мосто­
вую. Сверкают под его луча ми трубы оркестра. Озорной Ветерок ме­
чется вдоль шеренг красных бойцов. Под его напором трепещет и
рвется в синее небо боевое красное знамя.
Выстроились на площ ади красные конники. Лошади у них как на
подбор, буланые, рослые, гривастые.
Вот на середину площади выехал молодой трубач. Прижал к гу­
бам серебряную трубу. Надул розовые щеки. И над площадью, над
праздничным городом, над всей землей полетел высокий призывный
напев боевой трубы.
Когда же на крыльцо ревкома вышли Командир и Зяблик, гря­
ну л оркестр.
На Зяблике зеленая кавалерийская шинель. На гордо вскинутой
голове — остроконечная буденовка.
Солнышко, увидев Зяблика, позолотило ем у выбившийся из-под
буденовки вихор. И Ветерок закружился около.
62

Тут оркестр смолк. Замерли, не ш елохнутся красные бойцы.
Командир громким голосом прочитал приказ:
—
За выполнение важного боевого зада ния Красной Армии бой­
цу двадцать второй кавалерийской краснознаменной дивизии Зябли­
ку объявить перед строем благодарность и наградить его именным
оружием.
Командир подошел к Зяблику, протянул серебряную шашку.
Зяблик поцеловал эфес шашки.
На всю площадь разнесся его звонкий голос:
—
Служу трудовому народу!
Бойцы закричали «ура».
Снова протрубил горнист.
Конники тронулись. Звонко цокают копыта. Поскрипывают сед­
ла. Позванивают удила. Полощется красное знамя. Рядом со знаме­
носцем скачет Зяблик.
Солнышко и Ветерок не отстают от друга.
—
Счастливо, Зяблик, — шепчут березы.
—
Счастливо, — шелестят травы.
—
Счастливо-о-о! — донесся издалека тонкий голос Паровози­
ка. — Счастливо, Красный Зяблик!

БОРИС ШИРШОВ • ГИЛЬЗЫ •
Я не знаю, в каких опаленных войною
краях,
Я не знаю, в окопах каких и траншеях,
В подмосковных ли, в брянских,
в карельских лесах —
Я места эти точно назвать не сумею,
Где покоятся гильзы под толщей земли,
Под зыбучим песком, под гнилым
корневищем,
64

Под 'Седым валуном, в придорожной пыли.
Да, лежат они,
Ждут.
Ждут, когда их отыщем.
Было: в капсюль ударил колючий боек —
И разбил тишину выстрел гулким раскатом,
И от стреляной гильзы струился дымок,
Горьковатый, и сладкий, и чуть кисловатый.
И она остывала, окончив свое
Боевое, лихое, мгновенное дело,
И сверкнувшее золотом тело ее
Купоросным налетом у ж е зеленело.
И десятки таких же отбросить успел
Пулемет из казенника в травы густые,
И лежал наш боец среди вражеских тел,
Полумертвый, израненный воин России.
Он огнем обеспечил ребятам отход
И, обняв пулемет, к ак последнего друга,
Слышал шорох листвы и шмелиный полет,
И как робко в тиши распевалась пичуга.
И тогда он достал из кармана клочок
На закрутку махры припасенной газеты
И на нем написал, как успел и как смог,
Имя, звание, адрес, скупые приветы.
Он стране и народу свое отслужил.
Умирая за землю родную, святую,
Он потомкам на добрую память вложил
Слово сердца прощальное в гильзу пустую...
Я не знаю, в каких опаленных войною
краях,
Я не знаю, в окопе каком и траншее
Эта гильза лежит, имя друга тая.
Но я верю: ее отыскать мы сумеем.
Это будет. Не канет ничто без следа!
Все отыщем с годами, откроем, отроем...
Жизнь, работа, стихи благодарны всегда
Всем известным и всем неизвестным героям!

Иван Кондауров
Герой Советского Союза
КОММУНИСТ ВИКТОР ЗИМИН
ВОСПОМИНАНИЯ О БОЕВОМ ДРУГЕ
Это было двадцать лет назад. Наша танковая часть с тяжелыми
боями пробивалась к реке Нейсе. Надо было торопиться: враг мог
укрепиться на новых рубежах, а ведь там, за рекой, открывался опера­
тивный простор для долгожданного наступления на логово фашизма —
Берлин.
В тот мартовский день сорок пятого года мы стояли в скорбном мол­
чании у свежевырытой могилы. Рядом расположились боевые машины.
Прощальные речи были кратки. Но вот на холм еще не подсохшей
земли ступил начальник политотдела и с первыми словами поднял над
головой красную книжечку, пробитую осколками и залитую к ровью ,—
партийный билет Виктора Зимина.
Через несколько минут взревели моторы, и грозные машины устре­
мились вперед.
«Все танки ворвались в расположение врага. В опорном пункте про­
тивник был смят и раз громл ен»,— так лаконично рассказало об этой тан­
ковой атаке уральцев боевое донесение.
66

★★★
Мое знакомство с Виктором Зиминым состоялось на одном из ураль­
ских заводов, где мы получали танки. Виктор был высок, крепко сложен.
Его открытое лицо с чуть заметными следами оспы и чистый взгляд се­
рых глаз говорили о прямом характере. Родился Зимин в 1925 году в
Самарканде. Военную службу начал в пехотном училище, а когда учи­
лище расформировали, оказался на Урале. Ему предложили стать тан­
кистом, и он охотно согласился.
Уже в первые дни знакомства нетрудно было заметить, что Виктор
относится к числу людей, которые не умеют сидеть без дела. Энергия
била в нем ключом. За короткое время учебы он так овладел мастер­
ством, что во время боевых стрельб, проведенных перед отправкой на
фронт, поражал цель с первого выстрела.
Зимин обладал замечательным качеством — быстро сходиться с
людьми.
Даже во время коротких стоянок эшелона вок ру г него собирались
товарищи. Разговор начинался с самых что ни на есть житейских дел и
обычно сводился к войне. Надо было видеть, как загорались тогда глаза
Виктора.
—
Ничего, ребята, — говорил он и, показывая на зачехленные танки
с поднятыми кверху жерлами орудий, заключал: — На них мы обяза­
тельно до Берлина дойдем.
Львовско-Сандомирская операция была нашим боевым крещением.
И хотя мы с Зиминым находились в разных экипажах и действовали на
различных направлениях, о его смелости мне довелось услышать не раз.
Виктор отличился в первом же бою и был отмечен орденом.
67
5*

Мол одого командира орудия вскоре 'приняли кандидатам а 'члены
лартии.
В очередной, Висло-Одерской операции наша часть начала боевые
действия на участке Пешхница — Гуменище — Подлесье (Келецкое вое­
водство, Польша). После короткого стремительного марша мы с ходу
развернули машины и приняли боевой порядок.
Путь нашему взводу преградили два «королевских тигра». До них
было километра полтора... Чтобы помериться силой с гитлеровскими
танками, нужно сокращать дистанцию. Но как? Под огнем? Одна «три­
дцатьчетверка» пошла на риск. Та самая, где командиром орудия был
Виктор Зимин, а механиком-водителем — молодой коммунист Михаил
Серебряков.
Смельчаков поддержали огнем два других экипажа. Вокруг враже­
ских танков поднимались фонтаны земли, мешая вести прицельный
огонь. «Тридцатьчетверка» уверенно шла на сближение. Вот они, завет­
ные 800 метров! Сделав замысловатый маневр, танк Зимина на несколь­
ко секунд замер на месте. И сразу же — выстрел, еще, еще... Один из
«тигров» сник, его башню заклинило. «Тридцатьчетверка» рванулась
вперед.
Еще два выстрела. Вражеская машина запылала. Другой «ко­
ролевский тигр» пытался уйти, но не успел развернуться: в его борт уда­
рили снаряды...
Наш танк в этом б ою наскочил на мину. Взрывной волной оторвало
один из ленивцев, покорежило два опорных катка и несколько звеньев
гусеницы. Пришлось обратиться к помощи полевой ремонтной базы.
***
В это время и появился у нас в экипаже Виктор.
—
Старший сержант Зимин прибыл для дальнейшего прохождения
службы,— представился он.
Мы обменялись рукопожатиями.
Новый командир орудия тотчас же приступил к работе: тщательно
выверил прицел, опробовал поворотные механизмы, вместе с заряжаю­
щим основательно поорудовал «банником», пополнил боекомплект. Зи­
мин оказался на редкость «жадным» до боеприпасов. С этого времени
нам пришлось возить по полтора, а иногда и по два «быка» (боекомп­
лекта).
Вскоре Зимина вызвали в штаб батальона. Вернулся он взволнован­
ный: замполит батальона вручил ему партийный билет. Мы горячо по­
здравили Виктора.
Как-то наш взвод получил задачу — отрезать гитлеровцам пути от­
ступления из города Кельце. На развилке дорог мы разделились: два
танка во главе со взводными двинулись прямо, а мы свернули на­
п ра во — и сразу же натолкнулись на вражескую колонну. Впереди —
68

транспортеры, а за ними — десятки автомашин с боеприпасами и про­
довольствием.
Раздумывать (некогда.
Пошли на таран.
Через две-три минуты бронетранспортеры валялись в кювете и го­
рели. Но нелепая случайность поставила нас в очень тяжелое положе­
ние: м еж ду левыми катками нашей машины попал огромный камень. Гу­
сеница натянулась, как струна. Танк бросило в сторону. Потом он за­
крутился на месте: гусеница спала. Из-за автомашин показался враже­
ский танк, а из кювета — немец с фауст-патроном. Я выхватил пистолет
и быстро выстрелил в гитлеровца. В шлемофоне вдруг раздался востор­
женный голос:
—
Готов! Горит!
Это уже относилось к фашистскому танку.
Мы вылезли из машины и только тут обнаружили, что исчез радист-
пулеметчик Михаил Богомолов. Вскоре он показался из придорожных
кустов, а с ним — пятеро немецких солдат.
—
Без их помощи, — кивнул в сторону пленных Миша, — нам с гусе­
ницей не совладать.
Мы едва успели закончить «летучий ремонт», а на выручку автоко­
лонне уже шли три вражеских бронетранспортера. Заметив, что наш
танк способен передвигаться, они стали разворачиваться, чтобы удрать.
Только одному из них посчастливилось избежать м еткого огня Виктора.
За этот бой экипаж нашего танка был награжден орденами Отечествен­
ной войны II степени.
*
**
Все дальше на запад неудержимо катилась танковая лавина. Минуя
основные узлы сопротивления, мы вошли в тыл противника и оказались
у берегов реки Одер. Геббельсовская пропаганда хвастливо трубила, что
русские навсегда будут остановлены здесь, что Одер станет «рекой не­
мецкой судьбы».
В конце января 1945 года наша небольшая танковая группа на высоких
скоростях проскочила мост через Одер и завязала бои за город Штей-
нау.
Придя в себя, противник взорвал мост. На «горстку смельчаков об­
рушились удары артиллерии, танков, самолетов. Лишь за четыре часа
пришлось выдержать 250 налетов авиации.
Небольшой клочок земли превратился в клокочущий котел. Наши
танки то устремлялись вперед, то отходили, чтобы под кинжальным ог­
нем противника изготовиться к новой атаке.
От непрерывного огня наш танк наполнился едким пороховым ды­
мом. Особенно душно было в башне. По броне почти беспрерывно
69

хлестали снаряды. Один из них поджег наш танк. Пламя медленно раз­
лилось по машине. Обожженные и закопченные, мы покинули ее. Через
несколько минут раздался оглушительный взрыв. Корпус танка разворо­
тило на части, а многотонную башню, словно игрушку, отбросило да­
леко в сторону.
Пока наш малочисленный отряд сковывал силы противника, основные
части уральцев навели понтонную переправу. Появление новых «три­
дцатьчетверок» ошеломило фашистов, и они в панике отступили.
Однако обстановка на плацдарме оставалась напряженной. Гитле­
ровцы бросали против танкистов новые и новые силы. Но уральцы рас­
ширяли прорыв.
В числе других танкистов мы с Виктором за бои на плацдарме были
представлены к званию Героя Советского Союза.
В следующей, Нейсенской операции мы воевали на экранированном
танке. Экранировка — наваренные вокруг танка (за исключением лобо­
вой части) дополнительные листы стали — предохраняла машину от фа-
уст-патронов.
В редкие промежутки м еж ду боями танкисты преображались. Тогда
м ожно было видеть, как Виктор Зимин прямо на башне лихо выбивает
«чечетку» или играет на аккордеоне...
***
Я возвращаюсь к тому, с чего начал свой рассказ.
В тот яркий, залитый солнцем мартовский день наш взвод получил
приказ на разведку боем.
Задача была выполнена, но за идущей впереди машиной потянулся
багряно-красный шлейф дыма. Почти в ту же минуту снаряд ударил в
левый борт нашего танка, прошил броню и разворотил один из баков,
к счастью, пустой.
Вторым снарядом разбило коробку скоростей. Танк загорелся. Фа­
шисты, считая, что с нами покончено, обрушили огонь на третью ма­
шину.
Виктор, не теряя времени, открыл огонь и (первым же выстрелом
уничтожил прислугу противотанковой пушки немцев, а двумя другими
укротил «тигра».
Гитлеровцы после этого перенесли огонь на наш поврежденный и
неподвижный танк. Когда вышла из строя пушка, мы стали выбираться
наружу.
В танк один за другим угодили два снаряда. От взрывной волны и
удара в спину и голову я потерял сознание. «А где же ребята?»— было
первой мыслью, когда очнулся. Взгляд остановился на башне разбитой
машины. Виктор с отчаянными усилиями пытался выбраться из люка.
Я поспешил на помощь. Одна нога у Виктора была начисто срезана, а
70

другая, поврежденная осколками, застряла в щели между башней и
экраном.
С трудом (высвободив и уложив раненого друга на землю, я стал
накладывать жгут. Виктор, прерывисто дыша, посмотрел на меня и про­
шептал:
—
Как «тигр»?
—
Горит, горит...
—
Порядок...
И мой товарищ умолк. Умолк навсегда...

М. Моценок
подполковник в отставке
ЮНЫЕ МСТИТЕЛИ
На опушке соснового бора, спускающегося к быстрой и глубокой
Зельве, у партизанского брода, разбиты наши палатки. Вечерами мы
разводим костер. Приходит старик лесник с внуком, прибегают маль­
чишки, которые пасут в ночном колхозных коней. Лесник рассказывает
партизанские были. Когда он умолкает, рассказывают ребята. Рассказы­
вают о том, как сражались с фашистами белорусские мальчишки и дев­
чонки.
Я записал эти истории, чтобы, вернувшись с белорусской земли,
все передать ребятам Урала...
НА ОТЛИЧНО
Партизанскому отряду нужны были пуле­
меты, автоматы, гранаты, но больше всего —
боеприпасы. Юные мстители получили важное
боевое задание.
Ходили ребята по дворам, искали верных
людей. Где автомат, где винтовку достанут из
земли. Мало! Алесь Клинович и Витя Пашке­
вич проведали, что в кирпичном сарае за шко­
лой фашисты устроили склад оружия и бое­
припасов. Ре^бятам да не знать этот сарай?! Из соседнего двора они
прорыли лаз, вырезали у задней стены пол и осторожненько выносили
пулеметы, автоматы, гранаты, патроны.
Гитлеровцы брали оружие и боеприпасы у самого входа в сарай,
вглубь не забирались...
73

Однажды фашистам понадобилось много оружия. Хватились — ору­
жия нет...
Связной из партизанского отряда передал ребятам: «Штаб поставил
вам оценку— отлично!»
ГРИША ПОДОБЕДОВ, ПАРТИЗАН
Ребята вполголоса пели:
Солнце сосен золотит верхушки,
Над Чичерой стелется туман,
Спит в могиле братской на опушке
Гриша Подобедов, партизан...
Гриша Подобедов жил в селе Себровичи.
Гитлеровцы на его глазах убили отца, мать и
сестер. Он дал клятву мстить оккупантам.
И вот бредет по селу, занятому фашиста­
ми, мальчишка в большой рваной кацавейке,
шмыгает носом и жалобно канючит:
—
Хлебушка-а-а. .. Подайте кусочек... Лропадаю-ю . ..
А сам считает, сколько танков, пушек, солдат. Заходит в каждый
двор, тянет свое и прислушивается: надо же вызнать, куда и когда пе­
ремещается вражья часть.
Ночью мальчишка исчезает из села. Пробежит лесом и докладывает
командиру партизанского отряда Балыкову о том, что видел и слышал.
. ..Из села изгнано все население, остались лишь староста и полицаи.
Здесь разместился гитлеровский гарнизон.
Фашисты роют траншеи, строят огневые точки, устанавливают мино­
меты: лес близко, а в н е м — партизаны. В лучших домах устраиваются
офицеры.
По улицам и дворам бегает хромой мальчишка с уздечкой и кнутом
в руках, кричит:
—
Меринок пропал! Хозяин мой — старшой полицай! Как я к хо­
зяину без коня приду?!
От мальчишки отмахиваются...
По сведениям, собранным Гришей Подобедовым, штаб партизанской
бригады разработал б оевую операцию, и гитлеровский гарнизон был
разгромлен.
. .. Деревня Залесово. В ней разместился отряд карателей. У Гриши
друзья среди ребят. Вызнал: затевается облава на партизан, перед вы­
ходом у фашистов состоится пирушка. Гриша запомнил дом, где будет
гулянка.
В самый разгар пирушки в деревню нагрянули партизаны. Ни один
каратель не уцелел. Правда, главарь спрятался было в колодце, но
Гриша его выследил.
Погиб Гриша Подобедов 17 июля 1943 года. Вот как это было.
С мельницы у деревни Рудая Бартоломеевка Гриша Подобедов с
74

партизаном Николаем Борисенко вывозили в партизанский отряд муку.
Погружены возы с мешками. М ож но ехать. В эту минуту нагрянули гит­
леровцы, окружили мельницу и орешник. Два партизана вступили в не­
равный бой. Погиб Николай Борисенко. Гриша отстреливался, часто ме­
няя позицию. Кончались патроны. Юный разведчик стрелял все реже и
реже. Мальчишку окружили немцы, кричали:
—
Партизан, сдавайся! Партизан, сдавайся!
Как бы соглашаясь, Гриша поднял левую руку. К нему бросились
враги. Последней очередью из автомата он уложил шестерых, бросил
автомат и отбежал в сторону. Фашисты сужали кольцо. Гриша достал
трофейный пистолет, выпрямился: «Сдаюсь! Сдаюсь!» Вперед выбежал
здоровенный солдат. Гриша выстрелил в него, а вторую, последнюю пу­
лю— в себя.
Партизаны отбили мельницу и возы с хлебом. В орешнике они на­
шли Гришу Подобедова. Вокруг него лежало одиннадцать гитлеровцев...
ОПЕРАЦИЯ «ПИОНЕРСКОГО ТАЙНИКА»
Партизанский отряд получил задание взо­
рвать электростанцию на цементном заводе.
Нужно разведать подходы, систему охраны,
смену караулов.
На речке появилась ребятня. Целыми дня­
ми весело и шумно купались. Кто плывет впе­
регонки вниз по течению, кто переплывает с
берега на берег, кто кувыркается в воде, а то
соберутся и строят на берегу пирамиды, игра­
ют в чехарду, подбираются к самым стенам. Это члены подпольной ор­
ганизации «Пионерский тайник» ведут разведку.
Глубокой ночью четверо ребят провели к проходу партизан. Взрыв
потряс округу. Электростанция взлетела на воздух. Завод и город Вол-
ковыск остались без света...
АКТРИСА
Сбежать бы вниз, к Неману, сбросить ме­
шок— и в воду. Нельзя! В мешке под углем —
тол. Взрывчатку надо доставить подрывникам.
А идти еще далеко. Только бы не нарваться
на гитлеровцев!
—
Стой! Куда идешь? Что в мешке, гряз­
ная девчонка?
—
Уголь! Уголь, дядечки... Сама насоби­
рала у станции. Мама болеет... Муттер ист
75

кранкен. Топить печь нечем. Хотите посмотреть? Да? Пожалуйста... Я сни­
му мешок...
Девочка собирается снять мешок и вдруг начинает рыдать.
—
Ой, моя мамочка! Зачем я пошла за углем? — Девочка утирает
лицо, размазывает угольную пыль.
Патрульные хохочут.
—
Ладно! Убирайся!
Сошло! Лида (так зовут девочку) рыдает и причитает, пока не скры­
вается патруль.
Ночью гродненские подпольщики-подрывники взорвали главный
трансформатор толом, доставленным Лидой. Ее наградили орденом
Отечественной войны I степени.
Голосевич. После гибели
«ДИМКА-НЕВИДИМКА»
«Привет лопоухим немецким холуям! Вре­
мя вашей гибели не за горами, а за ближними
кустами. Димка-Невидимка».
Такие записки появлялись всюду: на дверях
комендатуры, на стенах казарм, на домах поли­
цаев. Полицаи сбились с ног, но «Димка-не-
видимка» был неуловим.
А звали его просто Алеша, по фамилии
отца и матери пришел он в партизанский от­
ряд. Кто-то в шутку сказал: «Взять возьмем, только нужен вступительный
взнос...»
Какой взнос, Алеша догадался. Он откопал автомат, подаренный ему
раненым советским офицером, которого выхаживала его мать.
... Жаркий день. Печет. В ивняке — Алеша. Третий день в засаде. На
другом берегу — дорога. По ней мчатся вражеские машины и мото­
циклы. Алеша ждет. Место он выбрал специально для купания. В жару
здесь обязательно остановятся гитлеровцы.
Наконец-то! Остановилась штабная машина. Из нее повыскакивали
офицеры, разделись, полезли в воду. Вот один уже подплывает к Алеш­
киному берегу, второй — за ним.
Алеша дал коро тк у ю очередь. Гитлеровец нырнул и не выплыл, вто­
рой, раненный, дико завопил. Ш офер голышом вскочил в машину и дал
тягу. Прихватив одежду, за ним бежали голые офицеры.
Иногда по реке проходят патрульные катера. Алеша долго ждал.
И вот... Вверх по реке идет катер. На палубе, на крыше, на корме — гит­
леровцы, разомлевшие от жары. Один играет на губной гармонике, све­
сив ноги за борт, второй поет. Алеша подпустил катер поближе и дал
несколько коротких очередей. Гитлеровец с губной гармоникой и тот.
76

что пел, сразу свалились в воду, другие остались лежать на палубе.
С катера затекал пулемет, взорвалась на берегу мина, но Алеша был
уже далеко...
«Взнос» в отряде Лисенцова сочли внушительным, и Алеша стал раз­
ведчиком Димкой-невидимкой.
Ночь выдалась темная, дождливая. Льет без передышки. Димка-не-
видимка возвращается из разведки. До партизанской стоянки еще да­
леко. Мальчишка вымок до последней нитки. К тому же очень хочется
есть. Димка-невидимка сворачивает в деревню, к своему дядьке. Дерев­
ни, собственно, давно нет, ее сожгли гитлеровцы. Народ живет в зем­
лянках. Алеша сбросил с себя мокрые лохмотья, повесил их сохнуть,
поел бульбы. Только собрался соснуть, нагрянули гитлеровцы. Захва­
тив автоматы, Алеша с дядькой уходили к болотам, к тропе. Вдруг пуля
вонзилась в руку мальчишки. Он выронил автомат, хотел поднять —
впилась вторая... Разведчик понял, что ему не уйти. Здоровой рукой он
нащупал у пояса гранату: «Живым не дамся».
Пуля рассекла мальчику щеку. Он упал и потерял сознание. Его на­
шли полицаи.
Били партизанского разведчика прикладами, пинали коваными сапо­
гами. Уходя, офицер выстрелил из пистолета в голову Алеши, но, к
счастью, прострелил только ухо... Утром Алешу подобрали свои и унес­
ли в партизанский госпиталь.
ЛАЗУРЧИК
...Все обошлось. И сведения собраны, и
верным людям переданы задания, м ожно ухо­
дить в отряд. С торбочками за спиной Надя
Богданова — партизаны зовут ее «Лазур­
чик»— и ее напарник Юра Семенов выходят
за околицу. В торбочках сухари, вареная кар­
тошка. Кто-то из сельчан принес солидный ку­
сок тола. И вдруг конный патруль. Солдат
спешился, стащил с Ю ры торбочку, тряхнул.
Из нее выпал кусок взрывчатки.
—
Это что?! — закричали полицаи. —
Где взяли взрывчатку? Кто дал?
Куда несете?
Девочка делает невинное лицо.
—
Какая, дяденька, взрывчатка? Это же мыло...
Били Надю и Юру шомполами, пинали ботинками. Ребята твердили:
«Не знаем, думали, мыло». А потом замолчали...
Идут седьмые сутки. Избитые, замученные Лазурчик и Юра едва
стоят перед гитлеровцем, молчат.
Взбешенный офицер закричал:
—
Ты комсомолка?!..
77

Лазурчик вздохнула, покачала головой и сказала:
—
Нет еще, не комсомолка... А буду! Я пионерка!
Девочка подняла высоко голову. Гитлеровец хотел ее ударить руко­
яткой пистолета, но Ю ра встал впереди и поднял руки, чтобы ее при­
крыть. Гитлеровец застрелил мальчика...
Истерзанную и замученную Лазурчик бросили в карцер. Карцер был
в старой бане. Арестованные ночью подрыли стену и вытолкнули де­
вочку.
—
Беги, девочка, быстрее беги!
Встать и бежать Лазурчик не могла. Только ползла...
А вот еще случай из ее геройской недевчоночьей биографии.
Ночь. Темные тени скользнули по улице и растаяли. Это партизаны.
Сегодня им нужно взять «языка», живого полицая. Командованию на­
до узнать, что затевают каратели. В группе захвата разведчик Лазурчик.
Село она знает хорошо и прямо направляется к хате матерого преда­
теля, старшего полицая. Стучит в окно и нарочито грубым голосом го­
ворит:
—
Открывай! До хозяина, господина старшего полицая есть дело!
Открывает двери женщина со свечой и пятится назад: в руках Ла­
зурчик граната.
—
Свечу на стол! Руки вверх! Хозяин, выходи! Считаю до трех! Вы­
ходи, полицай. Не выйдешь — брошу гранату...
Лазурчик отступает к двери.
—
Раз! Два...
Старший полицай, здоровенный дядя, подняв руки, в нижнем белье
вышел из-за печи.
—
Девчонка! Одна?!
Вбежавшие партизаны скрутили предателю руки, вставили в рот кляп,
чтобы не орал...
ГЕРОЙ РЕЛЬСОВОЙ ВОЙНЫ
По тропе возле железнодорожного полот­
на шагает мальчонка-пастушонок. Через пле­
ч о — мешок, в руках длинный кнут. Идет, то
посвистывает, то аукает: «Эй, Рыжуха!» Ищет
корову.
Патрули встретились — они через каждые
сто-двести метров, — взглянули на пастушка,
повернули каждый в свою сторону. Пастушок
выполз на полотно. Минута, другая, третья —
и мина на месте. Через полчаса состав с танками рухнул под откос...
В апреле на Брестщине темные ночи. Моросит дождь. Вдоль насыпи
крадутся две маленькие тени. Мальчики из группы подрывников. На
участке между Ивацевичами и Нехачевом они должны подорвать эше-
78

лан гитлеровцев. Отборная часть с танками и пушками направляется
в Минск. Не пропустить...
Завтра Коля Гойшик поедет в штаб партизанской бригады имени
Феликса Дзержинского, на комсомольскую конференцию. Первый раз
в жизни. Его, пионера, только приняли в комсомол и — сразу делегат.
Ясно, на его счету семь вражеских эшелонов, сброшенных под откос.
И этот. Коля Гойшик просил командира отпустить его на задание —
хотел сделать свой подарок конференции. Отпустили, но дали в напар­
ники Ленчика Савощука... Ребята лежат на насыпи, слившись с жухлой
травой. «Двоим нам не выйти, — шепчет Коля. —
Ты, Ленчик, здесь оста­
вайся, меня прикроешь, когда я буду отходить...»
От Нехачева у ж е идет тяжелый состав. Рельсы подрагивают все силь­
нее и сильнее. Коля стремительно ползет. Дальше медлить нельзя, нель­
зя... Коля на полотне. Его сразу заметили патрульные, загремели вы­
стрелы. Нет, теперь уже не успеть заложить мину. Бежать вперед, толь­
ко вперед, навстречу...
—
Не пройдете, гады!— крикнул Коля и, крепко сжав мину, бро­
сился под паровоз...
Мощный взрыв. Пламя взметнулось и разрезало ночную темень.
Под откос полетели платформы с танками и пушками, вагоны с гитле­
ровцами.
. ..Колю Гойшика посмертно наградили орденом Отечественной войны
I степени. Его именем названы улица ib Ивацевичах, школа в селе Ягле-
вичи, пионерские дружины в Бресте...

В декабре 1969 года л» Перми отмечали 50 лет со дня основания детского ком­
мунистического клуба «Муравейник», одного из первых в нашей стране. На праздник
из разных концов Советского Союза съехались бывшие воспитанники клуба. В эти
юбилейные дни не было среди нас Давида Александровича Неусихина, «муравьиного»
поэта, художника, чтеца, драматурга.
Дави д Александрович родился в Перми 24 апреля 1907 года, учился в начальной
школе, затем в школе имени 111 Интернационала и в Пермском коммерческом учи­
лище.
Одаренный и начитанный мальчик принимал в жизни «Муравейника» самое горячее
участие. Здесь он начал писать стихи, рассказы, очерки. Они печатались в журнале
«Муравей-чудодей», а также в рукописном журнале «Мурашики» (кстати, Давид был
и одним из иллюстраторов этих журналов). В 1920 году Давид написал пьесу «Алый
май», посвященную революции. Она была поставлена на сцене «Муравейника», при­
чем в роли режиссера выступил сам автор.
В 1922 году Давид Неусихин стал пионером, потом вступил в комсомол. На 11 го­
родской детской конференции он был избран членом гордеткома.
В начале 20-х годов Д . А. Неусихин переехал в Ленинград, поступил учиться в
институт журналистики. Одновременно он работает в детских журналах. Много лет
был заведующим редакцией журнала «Еж». «Ежемесячный журнал» — так расшиф­
ровывалось его название.
В журнале печатались талантливые молодые поэты и писатели. Д аж е просто на­
звать некоторых сотрудников «Е жа» и «Чижа» («Чрезвычайно Интересного Журна­
ла», близкого «Е жу») — одно удовольствие: Самуил Маршак, Борис Житков, Ираклий
Андроников, Евгений Шварц, Тамара Габбе, Даниил Хармс — целое созвездие чу­
десных писателей!
Молодой журналист Неусихин часто бывал на школьных занятиях, пионерских
сборах, в пионерских лагерях. Он выявлял «пишущих» ребят и привлекал их к уча­
стию в журнале, помогал, учил.
В 1931 году вышли в свет первые книжки Д . Неусихина «Вожак» и «Пятая
ФЗС». В них простым, доступным для детей языком рассказывалось о преобразова­
ниях, происходивших в нашей стране в годы первых пятилеток. Рассказы и очерки
Д. Неусихина часто печатались в детских журналах «Еж», «Чиж» и «Костер».
Среди товарищей Дави д пользовался большим уважением. В редакции царил
дух юмора, веселья и жизнерадостности. Таким же веселым был и сам журнал. На
одной из обложек «Ежа» можно было прочитать:
Как портной без иглы,
Как столяр без пилы,
Как румяный мясник без ножа,
Как трубач без трубы,
Как избач без избы —
Вот каков пионер без «Ежа».
Давид Александрович был трудолюбивым, дисциплинированным и волевым чело­
веком. В детстве и юности он сильно картавил. Это беспокоило его. Он поставил перед
собой цель избавиться от этого недостатка и благодаря настойчивости и многолетним
тренировкам добился своего.
Незадолго до войны Д . А. Неусихин закончил книгу о «Муравейнике». К сожале­
нию, она не увидела свет. Рукопись погибла во время бомбежек в Ленинграде.
В 1941 году, когда фашистская Германия вероломно напала на нашу страну, ком­
мунист Д . А. Неусихин добровольно пошел защищать Родину. 11 ноября 1941 года он
погиб под Новгородом, подорвавшись на мине.
С. И. Соколовский
В 1940—1941 годах в журнале ленинградских пионеров «Костер» были напечатаны
листовки под рубрикой «Расскажите на пионерском сборе». Их автор — Д . А. Неуси­
хин. Сегодня мы предлагаем некоторые из этих листовок прочитать вам.
80

Эмблема, девиз, салют — знаете ли вы, что эти понятия унаследо­
ваны от средневековых рыцарей?
О рыцарях-феодалах мы знаем, что они жестоко обращались с под­
властными им крестьянами, что были среди них рыцари-разбойники,
грабившие на больших дорогах, были и такиё рыцари, каких прогнал
с русской земли Александр Невский.
Это все верно.
Но мы знаем и других рыцарей. Правда, их было очень немного, но
они были.
До нас дошли замечательные сказания об отважных, благородных
рыцарях Круглого стола. Мы знаем прекрасную песнь о храбром, не­
истовом Роланде с его громким рогом и сказочным мечом «Дюрен-
даль».
В конце XV и в начале XVI века жил во Франции один из послед­
них рыцарей Баярд Пьер Дю-Террайль. Это его прозвали Рыцарем без
страха и упрека. Он совершил великое множество подвигов. Однажды ,
Роза ветров
81

защищая мост через реку Гарильяно, он один дрался против двухсот
испанских рыцарей.
Баярд был исключительно честен. Когда он выступил в поход про­
тив римского папы Юлия II, к нему явился шпион <и предложил ему
свои услуги, чтобы отравить папу. Но благородный Баярд с негодова­
нием отверг это предложение.
/■
Он признавал только открытый, честный бой.
Когда Б аярд был смертельно ранен, он потребовал, чтобы друзья
прислонили его к дереву, обязательно лицом к врагу. Вот как встретил
смерть этот Рыцарь без страха и упрека.
Такие рыцари, как Б аярд, не на словах, а на деле следовали*'ры­
царским заповедям:
« Рыцарь верен своему слову. Верен своему обету-присяге».
« Рыцарь никогда не поддерживает несправедливого дела, qh —
защитник всех невинно угнетенных».
Настоящие рыцари всегда были очень вежливы друг с другом.
Рыцари обычно очень гордились своей силой и ловкостью. У себя на
щитах они изображали, как знак силы, самого сильного зверя — льва,
самую сильную птицу — о рла и другие знаки, указывающие на их до­
блести. Такие изображения назывались эмблемами.
Под ними были гордые надписи, нередко обозначавшие главное пра­
вило рыцаря: «Добьюсь» , «Другим не стану», «Королем быть не могу,
герцогом не соблаговолю, я — Рогдан».
Такие надписи назывались девизами.
ПРИВЕТСТВИЯ
Вот, закованные с ног до головы
встретились на дороге два рыцаря.
Внимательно оглядывают друг друга.
Но как узнать, нет ли у встречного
каких-нибудь дурных намерений? Ведь
неизвестно, кто он, и не разглядеть под
опущенным забралом его лица.
И чтобы доказать, что они не питают
никаких враждебных намерений друг к
другу, оба рыцаря одновременно припо­
дымают правой рукой забрал о своих шле­
мов.
Каждый как бы говорит этим жестом:
я не намерен с тобой драться, мы не
враги.
Это — рыцарское приветствие. Это —
салют.
в тяжелые железные доспехи,
82

Немало столетий прошло с тех пор,
но воины всех армий и в наше время в
знак приветствия продолжают приклады­
вать правую руку к своему головному
убору.
Это приветствие обязательно и в
Красной Армии.
|
Посмотрите, как красиво красноар-
мейцы приветствуют своих командиров.
*
Боец поворачивает голову к началь­
нику, потом правая рука его со сжатыми
пальцами, ладонью книзу, подымается к
фуражке и четким быстрым движением
опускается обратно.
Есть еще и другие салюты. Мы знаем поднятый на уровень плеча
сжатый кулак — «Рот-фронт» — боевой салют наших зарубежных бра ть ­
ев, самоотверженных бойцов против гнета капитала.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ФЕЛИКС
Феликса Эдмундовича Дзержинского недаром прозвали рыцарем
революции.
Без блестящих доспехов, без тяжелого меча, порою даже без .ре­
вольвера в руках, сильный непоколебимой верой в правоту своего де ла ,
сильный поддержкой масс, сокрушал он врагов революции.
1918 год. Мятеж левых эсеров. Дзержинский один едет в дом,, где
засели мятежники. Идет в самое логово врага. Он требует от главарей,
чтобы они сложили оружие.
Вдруг у себя за спиной он слышит щелканье курка. Он оборачи­
вается. Один негодяй готов убить его сзади.
—
Стреляй в грудь! Стреляй же! Или ты умеешь стрелять только
в спину? — говорит Дзержинский, и тот опускает наган.
Мятежники набрасываются на Дзержинского, они обыскивают его,
они долго не хотят верить, что у него нет с собой никакого оружия.
—
Негодяи! Предатели! Трусы !— бросает им в лицо Дзержинский.
Но они ничего не решаются с ним делать — такая сила исходит от него.
Революционер Дзержинский, сидя в тюрьме, подубольной, истощен­
ный, каждый день выносил « а своей спине на прогулку соседа по к а ­
мере. Его товарищ был тяжело болен, он очень нуждался в свежем
воздухе.
И никакие угрозы тюрехмщиков не могли помешать Феликсу выпол­
нять свой благородный долг.
Однажды председатель ЧК Дзержинский узнал, что один из р аб о т­
ников ЧК арестовал ни в чем неповинную женщину. Дзержинский был
83
б*

возмущен. Он строго отчитал его и при­
казал немедленно освободить эту женщи­
ну. Он отправил ее домой на своей ма ­
шине, а потом послал ее детям весь свой
паек — полтора фунта хлеба, селедку и
яблоки.
Дзержинский, Котовский, Орджони­
кидзе, Щорс, Фрунзе, Куйбышев, Киров...
Каждый пионер свято хранит в своем
сердце образы этих великих большеви­
ков.
До последнего дыхания они были
верны партии, революции. Справедливые,
честные, бесстрашные, прямые люди, они
были благороднейшими рыцарями — ры­
царями революции.
«Пионеры, — говорил Алексей Максимович Горький, — это законней­
шие наследники всего, что сделано и делается».
Мы вправе сказать: юный пионер должен быть рыцарем, всегда го­
товым к борьбе за великое дело Ленина!
Об этом напоминают пионерская эмблема, пионерский девиз, пио­
нерский салют!
«ДО СМЕРТИ НЕ ОСТАВЛЯЯ ОНОГО...»
О том, что такое знамя, как к нему надо относиться, об обязанно­
стях знаменосца хорошо сказал еще Петр I:
«Знаменосцу в бою... не надлежит знамя своего оставляти под
смертною казнию, но подобает ему оное в левой руке держати, а пра­
вою рукою обороняться, д аж е до смерти не оставляя оного...
А если опасный случай учинится, тогда знамя от древка отодрать
надлежит и у себя схоронить или около себя обвить и такого себя со
оным спасать».
Военная история русского народа знает немало подвигов, совер­
шенных знаменосцами.
Великий русский полководец Кутузов лишился своего правого гла­
за в бою близ Алушты. Он был ранен, когда со знаменем бросился впе­
ред, воодушевляя своих солдат.
В 1805 году после тяжелого сражения под Аустерлицем русское
командование не досчиталось тридцати знамен. Но вскоре оказалось,
что из этих тридцати двадцать два знамени Bice же спасены солдатами
и офицерами.
Раненный картечью в ногу и штыком в бок, истекая кровью, унтер-
офицер Замазин ночью на поле сражения оторвал от древка знамя
своего Азовского мушкетерского полка и зашил в рукав мундира. Он
84

попал в плен к французам и два месяца пролежал в госпитале. Потом
бежал из плена и доставил знамя в Россию.
Подпрапорщик Грибовский тоже был ранен и также в бою спрятал
знамя. Умирая в плену, он тайком передал его барабанщику Кириллу
Павлову. Павлов, боясь, что знамя будет обнаружено, в свою очередь
отдал его унтер-офицеру Шамову. И только Шамову удалось вернуть
это знамя на родину.
КАК ЗНАМЯ СТАЛО КРАСНЫМ
Знаете ли вы, когда и как красное знамя впервые стало знаменем
народного восстания? Это было в начале Французской революции. То-

гда в Париже был издан «Военный закон против народных демонстра­
ций и стачек». Закон этот требовал, чтобы против революционных рабо­
чих или ремесленников, собирающихся на улице, применялось оружие.
Сигналом, что сейчас будут стрелять, являлось большое красное
полотнище, которое вывешивалось в окне ратуши.
Но на улицах Парижа все росли и росли толпы голодных, потеряв­
ших терпение людей. Они уже не боялись никаких угроз, они воору­
жились сами и силой готовы были ответить на насилие.
В один прекрасный день над головами демонстрантов также появи­
лось красное полотнище. На нем была надпись: «Военный закон народа
против угнетателей».
Так в 1792 году красное знамя стало знаменем революции.
В июльские дни 1830 года и в феврале 1848 года это знамя было
на баррикадах Париж а. А 18 марта 1871 года победившие рабочие
водрузили красное знамя на том самом здании ратуши, откуда когда-то
угрожали им враги.
Это было начало Парижской Коммуны — первый день первой в
мире пролетарской революции.
После Октябрьской революции в России французские рабочие по­
слали знамя парижских коммунаров в Москву.
Знамя это привез и поставил в мавзолее великого Ленина Густав
Инар, престарелый участник Парижской Коммуны.
ЗНАМЯ РЕВОЛЮЦИИ
Красное знамя стало знаменем восставших рабочих и крестьян и
в России.
В 1905 году оно развевалось над баррикадами Пресни в Москве,
оно веяло над головами демонстрантов в Петербурге, в городах При­
балтики и во всех концах страны.
В Томске раненный жандармами во время демонстрации знаменосец
Кононов успел спрятать знамя в карман. Кононов умер, тело его попа­
ло в мертвецкую, а ночью из мертвецкой знамя достал молодой Киров.
Потом на похоронах рабочего Кононова это знамя развевалось
над огромной демонстрацией, которая шла за гробом товарища...
В Москве, призывая рабочих к стачке, с красным знаменем в руке
погиб замечательный революционер Николай Бауман.
В 1917 году улицы Москвы и Петербурга снова зацвели красными
знаменами.
Красный цвет стал цветом государственного флага великой Рес­
публики рабочих и крестьян.
«К борьбе за рабочее дело всегда готовы!» — написано на красном
знамени. Серп, молот и костер, вышитые золотом и серебром, сияют на
86

нем. Знамя пионерского отряда — почетный свидетель всех побед отря­
да, и отличной учебы, и славных пионерских дел, и веселых игр, и на­
рядных 'праздников.
Будем всегда уважать и беречь наше знамя — честь пионерского
отряда!

Анвер Бикчентаев
БАКЕНЩИКИ НЕ ПЛАЧУТ
РАССКАЗ
У других отцы как отцы. Одним словом, им здорово повезло. А мне
вот не повезло с родителем.
Чуть свет он уже тормошит меня и говорит только одно слово:
—
Пора!
Почему бы ему хоть разок не сказать: «Какой ты у меня лежебо­
ка!» — или: «Ну, что же, малыш, пора, все петухи пропели, а ты еще
в постели!»
Отец произносит всего одно слово и даже его никогда не повто­
ряет.
Я еще не успел продрать глаза, а он уже торопит:
—
Лицо сполоснешь в лодке.
На этом суровом берегу мы живем с ним вдвоем. Мать бросила
нас. Если бы она жила с нами, то я, быть может, выспался бы когда-
нибудь. Но ее нет. «И никогда, — заявляет отец, — не будет».
Он у меня бакенщик. Всем бакенщикам бакенщик. Если бы это
было не так, то ему ни за что не доверили бы самый ответственный
участок на всей нашей реке. Тут она делает крутой поворот, и на самом
изгибе ее — скалистый мыс. В доброе старое время, как говорит отец,
88

перед скалистым мысом капитаны молились, вручая свою судьбу богу.
Сейчас капитаны полагаются на себя... и во многом на нас.
Поэтому всю ночь, от заката до самой зар и, на нашем участке го­
рят бакены. Их у нас шесть: три красных и три белых. Капитаны и пло­
тогоны должны проплывать точно между ними: малейшая ошибка им
грозит гибелью.
На заре мы тем и заняты, что тушим фонари. Я гребу, а отец ту­
шит. Заодно мы доливаем и керосину, чтобы вечером было меньше хло­
пот. Так поступает каждый опытный бакенщик.
Течение быстрое, поэтому я напрягаю все свои силы, чтобы нас не
снесло. Но это мне едва-едва удается: лодка непослушная... К ак бы
тяжело мне ни было, отец никогда меня не сменяет.
—
Пока я жив, — говорит он, — научу тебя трудиться. Никто в ми­
ре это не сделает лучше, чем я.
Рыбачим мы тоже вдвоем. Осенью нет отбоя от щук. После за в тр а­
ка возимся на земле: есть у нас крошечный огород. Если стоит ясная
погода, приводим в порядок инвентарь, а то и красим... За лодками —
у нас их две — особый уход.
Сегодня отец собрался на пристань за получкой. Это бывает один
раз в месяц.
—
Заодно загляну и в лавку, — предупредил он, сев в лодку.
Я просиял: каждый раз он покупает новую книгу. Лучшего подарка
мне не надо!
—
Поезжай, — ответил я одним словом, а в душе добавил: «Сча­
стливого пути тебе, отец!»
Мне не привыкать оставаться одному. Если даже какой-нибудь плот
случайно собьет бакен, то ничего не стоит поставить его заново. Для
бакенщика это — плевое дело.
Но перед самым обедом внезапно поднялся ветер. Его принесло с
севера. Вскоре по всему небу заметались молнии, точно не зная, куда
им деваться. Затем грянул гром.
Сердитые волны белой пеной заползали на прибрежный песок.
Давным-давно не было такой бури!
Она-то и загнала меня в дом. Мне страшно, но я все же остался
стоять возле окна. Только бы ничего не случилось с моими бакенами,
только бы не было аварии...
Мне страшно, но я все стою возле окна и чищу картошку: буря бу­
рей, а ужинать все равно придется.
Издавая длинные и глухие гудки, мимо проплыл пароход. Я при­
знал его сразу — «Мажит Гафури». Он гудит, как наш кирпичный завод.
Вдруг над самым пароходом лопнула молния. Но каким-то чудом
он остался цел, а загорелся огромный дуб, стоящий на противополож­
ном берегу. А это уже бакенщика не касается!
Счастливого пути тебе, «Мажит»!
Потом показался еще один пароход. Белый призрак. И гудок какой-
то невнятный. Я с огромным напряжением слежу — чуть не порезал се-
89

бе руки ножом — за тем, как судно следует между бакенами. Я чуть не
плачу от радости. «Спасибо, капитан, — шепчу я. — Спасибо, что не уда­
рился о каменный мыс и не сбил моих бакенов».
Как-то незаметно наступили сумерки. А отца все не было, он, на­
верное, задержался в пути. Неужели мне самому придется плыть к ба­
кенам? Страшно! Но ведь больше некому зажигать эти фонари!
—
Пора, — говорю я себе, — пора!
Возле двери задер живаюсь самую малость, ровным счетом столько,
сколько надо, чтобы плотно прикрыть ее за собою.
Дождь льет почем зря. Сердится река, как чужая. Но самое страш­
ное— молнии. Ни за что не узнаешь, куда они метят. Шагаю к реке
медленно, не торопясь. Так бы шел и мой отец.
Только вот лодка никак не хочет меня слушаться. Я сталкиваю ее
в воду, а она ползет обратно. «Не суетись,—уговариваю я ее. — Чего суе­
тишься? Ведь не каждая молния бьет прямо по цели...»
Не успел я сделать несколько взмахов веслами, как грянул гром.
Я даже зажмурился. Мне показалось, что все горы, которые стоят во­
круг, упали на реку, на лодку и на меня. Но когда я открыл глаза, то
сказал самому себе: «Если бы тебя воспитывала женщина, то, будь
уверен, тут не обошлось бы без слез. А отец этому не учил».
Теперь моя лодка медленно, но упорно приближалась к первому
бакену. Вот и второй. Третий — почти на том берегу.
На четвертый бакен я потратил целый коробок спичек. Только-толь­
ко успел зажечь пятый, как внезапно большая волна ударила в лодку,
и я, потеряв равновесие, ухнул в реку. Кто же теперь заж ж ет шестой?
Самый нижний?..
Когда я очнулся, то увидел: надо мною стоит отец. Заметив, что я
открыл глаза, он неожиданно нагнулся и провел небритой щекой по
моему лицу.
А мне не понравилась его слабость. Но я простил его. Быть может,
иногда вместо «спасибо» можно и поцеловать человека, если это бывает
редко, очень редко — в десять лет один раз. И к тому же первый раз...
v

В. КРАПИВИН
СТАРЫЙ дом
РАССКАЗ
Этот случай принес много неприятностей товарищу Кычикову. То­
варищ Кычиков был домоуправляющий. Неприятности у него бывали
и раньше. В подъездах терялись мусорные ведра и веники. Однажды
потерялся дворник дядя Митя, но потом нашелся. Пропали доски, при­
везенные для ремонта, и не нашлись (тоже была неприятность). Но что­
бы исчез целый дом!.. Тем более, что в нем имеется жилец, не уплатив­
ший вовремя за квартиру.
Товарищ Кычиков не верил своим глазам. И другие товарищи сна­
чала тоже не верили. Но, хочешь — верь, хочешь — нет, а на углу улиц
91

Садовой и Холодильной до сих пор пустое место. Летом оно зар астает
одуванчиками, а зимой там ребятишки из детского сада номер дв а­
дцать восемь лепят снежных баб.
Дом был небольшой. Старый и деревянный. Двухэтажный. Жили
в нем разные люди: монтер Веточкин, который всем чинил электроплитки
и любил играть в домино; фотограф по фамилии Кит, который фото­
гр афировал только на работе, а дома никогда; очень застенчивый му­
зыкант Соловейкин, который играл на трубе. Жила Аделаида Федо­
ровна— женщина, считавшая, что ее все обижают. Жил Вовка — обык­
новенный третьеклассник. Еще обитал в доме ничей котенок с удиви­
тельным именем Акулич. И, кроме того, в квартире номер шесть про­
ж ивал Петр Иванович. Днем он работал в конторе, а по вечерам писал
жалобы. На всех по очереди. На монтера Веточкина — за то, что он
чинит электроплитки, а телевизоры чинить не умеет. На музыканта Со-
ловейкина — за то, что однажды он солнечным майским утром заиграл
дома на трубе. На Вовку — за то, что он не поздоровался на лестнице.
На Акулича — за то, что он ничей. На товарища Кычикова — за то, что
он допускает все эти безобразия.
Ответы на жалобы иногда приходили с опозданием. Тогда Петр
Иванович писал жалобы на тех, кто задерживает ответы.
У старого дома был свой характер. Одних жильцов дом любил, дру­
г и х — не очень. Иногда он бывал в хорошем настроении, весело хлопал
дверями, .празднично зв якал стеклами, посвистывал всеми щелями и д а ­
же в самые темные углы пускал солнечных зайчиков, за которыми охо­
тился Акулич. Иногда дом сердился или скучал: ступени сварливо скри­
пели, углы с кряхтеньем оседали, с потолка сыпались чешуйки мела.
Но не думайте, что дом был ворчлив и страдал болезнями. Грустил
он редко, ревматизма у него не было, и он не боялся сырой погоды.
О том, что у дома есть характер, знали только Вовка и Акулич. Но
Акулич никому про это не рассказывал потому, что не умел говорить.
А Вовка не рассказы вал потому, что некому было. О таких важных ве­
щах говорят лишь самым надежным друзьям, которые все понимают.
Но Вовкин друг Сеня Крабиков уехал. Насовсем. В город, который ле­
жит у очень северного моря. Иногда получается в жизни так непра­
вильно: живут два хороших друга, а потом вдруг один уезжает. Д ал е ­
ко-далеко. А второй остается. И обоим грустно. Ведь не так легко най­
ти нового хорошего друга. А если и найдешь, он не заменит старого.
Летом в доме появился новый жилец. Капитан Самого Дальнего
Плавания, который вышел на пенсию. Это был настоящий старый ка­
питан, он курил большую трубку, скучал по морю и носил куртку с
блестящими пуговицами и нашивками.
Он поселился в квартире номер пять у своей взрослой дочери. Дочь
говорила, что очень рада. Она и в самом деле была рада. Но Капитан
громко кашлял по ночам, и была у него привычка тяжело ходить из
угла в угол. А со своей комнатой Капитан сделал что-то непонятное.
Он развесил по стенам бело-синие морские карты и фотографии боль­
92

ших пароходов. Напротив двери он прибил портрет бородатого хму­
рого человека. А в углу у шкафа... Нет, вы только подумайте! Старый
Капитан укрепил там на стене корабельный штурвал. А рядом поставил
тумбочку с морским компасом.
Компас был величиной с кастрюлю и назывался «компас». Тум­
бочку Капитан сколотил сам. Н азы в алась тумбочка «нактоуз».
На компасе не было видно стрелки. Вместо нее качалась на игле
круглая шкала с маленькими цифрами и большими буквами: NOSW.
Шкала называлась «картушка». Учтите: не катушка и не картошка,
а картушка. Сверху, по краю компаса, лежало широкое медное
кольцо, а под ним на белой внутренней стенке компаса была черта.
Курсовая черта. Раньше, когда компас находился на судне, черта
смотрела вперед. Туда же, куда был устремлен нос корабля. А кар­
тушка всегда смотрела буквой N на север (под ней все-таки были
спрятаны магнитные стрелки). Когда корабль поворачивал, курсовая
черта поворачивалась тоже и скользила над числами картушки. А по­
том останавливалась и показывала курс: куда плывет корабль...
Дом не пароход и не фрегат. Он стоит на месте. И поэтому черта
уткнулась в стену, застыла на одном курсе: двести тридцать пять гра­
дусов.
Конечно, Вовка быстро подружился со Старым Капитаном. Они
оба любили сквозняки, фильмы про море, серьезные разговоры и при­
ключения. Оба не любили ложиться рано спать, книжки про любовь,
манную кашу и Аделаиду Федоровну.
По вечерам Вовка часто приходил к Старому Капитану. Он крутил
штурвал, смотрел на компас и слушал истории. Их рассказывал Ка­
питан. Истории были разные: про извержение нового вулкана на остро­
ве Тристан д’Акунья, про ручного пингвина Семку, про плавания по
Дуге Большого Круга, про Арктику, Сингапур, тайфуны и последнего
пиратского капитана Питера Гринхауза, который потом исправился и
жил на маяке вдвоем с собакой по имени Ахтер-Буба.
Дом тоже слушал истории. Он впитывал их щелями высохших бре­
вен вместе с дымом капитанского табака.
Иногда приходил Акулич. Капитан давал ему сардельку. Акулич
хватал ее поперек туловища, уволакивал под нактоуз и там урчал от
аппетита. Это урчание напоминало отдаленный шум судовых машин.
Однажды, во время истории про голубого кита и подводную лодку,
поднялся за окном ветер. Это был августовский ветер — предвестник
осенних ветров.
Хлопали ставни. Звякали стекла. Дом скрипел и шевелился.
В квартире Петра Ивановича распахнулась форточка, и порыв ветра
унес со стола все жалобы, написанные за этот вечер. В квартире музы­
канта Соловейкина сама собой тихонько заиграла труба. Замигали л ам ­
почки. Акулич притих под нактоузом. А картушка в компасе, покачи­
ваясь, вдруг медленно пошла вправо, и курсовая черта сползла на два
градуса к югу.
93

—
Мы поворачиваем, — сказал Вовка.
—
Ну и дела, — сказал Старый Капитан.— А может быть, это Аку­
лич сдвинул нактоуз?
—
Не двигал он, — сказал Вовка. — И я не двигал.
—
Не мог же повернуться дом, — сказал Капитан.
—
Лишь бы не узнал товарищ Кычиков, — задумчиво сказал Вовка.
Дочь Старого Капитана купила телевизор. Она долго вздыхала и
жаловалась, что его некуда поставить. Вот когда этажерка стояла в
том углу, где сейчас штурвал, в квартире было просторнее и уютнее...
Капитан послушал ее речи, подымил трубкой и подарил Вовке
штурвал и ком'пас с нактоузам.
У Вовки дома был свой угол. В нем Вовка играл солдатиками,
мастерил подъемный кран и писал письма Сене Красикову. Сюда же
Вовку ставили за всякие провинности: просто другого свободного угла
в квартире не было.
Вовка прикрепил штурвал и поставил нактоуз.
—
Ну вот, — сказала мама. — Теперь стояние в углу превратится
для него в сплошное удовольствие.
—
Не превратится, — успокоил отец, — такие игры быстро надое­
дают.
Угол был на том же месте, что и в комнате Капитана. Только не
на втором этаже, а на первом. Картушка покачалась и застыла. Курсо­
вая черта снова замер ла над делением двести тридцать пять градусов.
Вернее, уже двести тридцать три. А еще точнее — двести тридцать два
с половиной.
Вовка любил р азгляды вать стены в комнате Старого Капитана.
Любил морские карты, совсем не похожие на те, что в учебниках, любил
фотографии пароходов. Любил да ж е большого крючконосого идола,
которого капитан привез из Африки. И только портрет бородатого че­
ловека не понравился Вовке.
Лицо бородатого человека было неприветливым. Одну щеку от гла­
за до губы пересекал шрам. Человек смотрел на Вовку (а может быть,
мимо Вовки) угрюмо и неодобрительно.
Один раз Вовка опросил:
—
Это кто? Писатель?
—
Нет, что ты, — сказал Старый Капитан.
—
А кто? Путешественник?
—
Путешественник? Д а , пожалуй...
—
Знаменитый?
—
Ну, нет... Пожалуй, не знаменитый.
—
Нисколько?
—
Наверно, нисколько. Но какая разница? — сказал Старый Ка­
питан.
—
Коли не знаменитый, тогда зачем он здесь? Такой некрасивый
и сердитый...
94

Старый Капитан удивленно взглянул на Вовку. Потом долго
смотрел на портрет.
—
Нет, — сказал он уверенно, — неправда. Это мой лучший друг.
Лучшие друзья не бывают сердитые и некрасивые.
Тогда Вовка поднял глаза и тоже стал смотреть на портрет.
А дома Вовка вырвал листок из тетради и достал цветные каран­
даши. Он нарисовал желтые, как пшеница, волосы и коричневые глаза.
Потом нарисовал большой смеющийся рот и немного оттопыренные
уши. И получился портрет Сени Крабикова. Вовка взял четыре кнопки
и приколол портрет в углу над штурвалом.
И, наверно, Вовка задел нактоуз. Потому что картушка качнулась,
и курсовая черта перешла еще на дв а градуса к зюйду.
Стоял очень теплый сентябрь. И деревья были еще зеленые, и цве­
ли в канавках мелкие аптечные ромашки. Только синий цвет неба стал
чище и плотней, чем летом. И в этой синеве пролетали иногда над го­
родской окраиной неровные треугольники гусиных стай. Это молодые
птицы учились искусству полета перед трудным и дальним путем.
Щурясь от солнца, Капитан и Вовка смотрели из окошка на птиц.
Старый Капитан достал из ящ ика стола стопку разноцветных ф ла­
гов и сказал:
—
Хорошо им, молодым. Но первый рейс всегда нелегкий. Давай
поднимем им морской сигнал «Счастливого пути».
Из форточки они забросили на антенну телевизора бельевую ве­
ревку. И на этой веревке подняли над крышей флаги:
один — синий с белым прямоугольником посредине;
вто рой— красный с желтыми косыми полосами;
третий — с квадратами, как на шахматной доске, — два белых и два
красных.
Солнечный ветер подхватил флаги, и они захлопали, как большие
крылья.
Но через полчаса к Старому Капитану постучал товарищ Кычиков.
—
Я, конечно, извиняюсь, — сказал он. — З дравствуйте. Вы только
поймите меня правильно. Мне лично все равно, висят эти флаги или
нет. Но с начальством получатся неприятности. Нет у нас в домоуправ­
лении такого порядка, чтобы, значит, морские флаги. Без особого р ас­
поряжения...
—
Ну, нет так нет... — вздохнул Старый Капитан. — Ничего не по­
делаешь.
—
Вы только поймите меня правильно, — снова сказал товарищ
Кычиков. — Неприятности...
Потом он спускался по лестнице, и дом сердито гудел и потрески­
вал. Он был, видимо, недоволен.
—
Ничего, — сказал Вовка, чтобы утешить Капитана. — Птицы все
равно уже видели сигнал. Это факт.
Они хотели снять флаги. Но конец веревки выскользнул из фор­
точки и качался на ветру. Нельзя было до него дотянуться.
95

Вовка выскочил во двор. Его, конечно, не волновало, что у това­
рища Кычикова могут быть неприятности. Но он не хотел, чтобы непри­
ятности были у Старого К апитана.
По шаткой приставной лестнице Вовка забрался на крышу. Это
было страшно. Крыша о казал ась очень высокой и очень крутой. И ве­
тер здесь гудел сильнее, чем внизу. Но Вовка вел себя смело. Он до­
брался до антенны и снял флаги, хотя два раза чуть не покатился ку­
барем и ободрал о ржавое железо оба колена.
Прежде чем опуститься, Вовка посмотрел на горизонт. Горизонт был
дымчато-синим, словно там стояло туманное море. Старый Капитан
сначала рассердился на Вовку: ведь тот мог свалиться и сломать шею.
Но потом он сказал, что Вовка — молодец.
Капитан забинтовал Вовке колени и подарил за смелость старин­
ный морской бинокль с медными ободками у стекол.
Вы представляете, как был счастлив Вовка!
Прежде всего он еще раз слазил на крышу и осмотрел весь гори­
зонт. Правда, моря он не увидел, но настроение от этого не испорти­
лось. Весь вечер Вовка не выпускал бинокль из ладоней. Он рассмат­
ривал ближние дома и улицы. Разгляды вал в бинокль прохожих и се­
бя в зеркале. И даже котлету в тарелке пытался рассмотреть.
А потом Вовка открыл в бинокле одно свойство: если смотреть в
него наоборот, все близкое кажется далеким. Комната превращается
в длинный коридор, а котенок Акулич делается крошечным, как муха.
А когда Вовка смотрел на свои ноги, они становились тонкими и
такими длинными, что бинты на коленях казались белыми точками.
А тротуар казался просто ниточкой.
Попробуйте пройтись по такой ниточке на таких высоченных но­
гах! Вовка вышел за калитку и попробовал. Его сразу же зашатало,
как неумелого канатоходца. Но зато было интересно.
Ж ал ь только, что Вовка смотрел в бинокль и кроме ног ничего не
видел. Именно поэтому он стукнул головой Аделаиду Федоровну, кото­
рая возвращалась с работы.
Представляете, что тут было?
Аделаида Федоровна сказал а, что она всегда считала Вовку невос­
питанным ребенком, но не думал а, что он решится на такое хулиган­
ство.
Конечно, она пошла к Вовкиным родителям и наябедничала. Она
сказала, что это сверхвозмутительно, когда дети, как сумасшедшие, ки­
даются на больших людей и чуть не ломают им ребра.
И родители велели Вовке идти и как следует просить прощения.
Вовка уставился в пол и сказал:
—
Не пойду. Я уже один раз сказал «простите», когда стукнул.
А она еще ябедничает...
—
Я вот покажу тебе — «не пойду»! — сказал папа.
—
Будешь стоять в углу, пока не извинишься, — сказала мама.
—
Ну и пожалуйста, — сказал Вовка. И начал стоять в углу.
96

Он не смотрел телевизор. Не ужинал. Не читал книгу «Водители
фрегатов». Он стоял, прижимаясь лбом к теплому дереву штурвала, и
вспоминал, как полоскались на ветру флаги.
А наверху кашлял и шагал из угла в угол Старый Капитан. Мо­
жет быть, он огорчился, что Вовка не зашел к нему в этот вечер. А .мо­
жет быть, просто сильно тосковал о море.
—
Ну, довольно, — не выдержала и мама,— отправляйся спать.
А завтра извинишься перед Аделаидой Федоровной.
—
Не извинюсь,—сказал Вовка.
—
Будешь стоять всю ночь, — пригрозил отец.
—
Буду.
—
Ну и стой!
Конечно, родители думали так: захочет Вовка спать и все равно
отправится в постель.
Но Вовка не отправился. У него появилась гордость. Ведь он был
уже немножко капитаном: он умел обращаться с компасом, дер ж ал в
руках настоящий штурвал и .поднимал на ветер морские флаги.
Когда был выключен свет и наступила тишина, Вовка зажег л ам­
почку нактоуза и осветил картушку. Она вела себя неспокойно.
Вовка взял в ладони рукоятки штурвала.
Сеня Красиков смотрел на Вовку с портрета.
—
Очень хочу к тебе, — ск азал Вовка.
Сеня Крабиков улыбнулся.
За окном нарастал ветер.
Вовка сел на пол, прислонился к нактоузу и уткнулся лбом .в з а ­
бинтованные колени.
Он уснул.
И все в доме уснули.
Спал Петр Иванович, и ему снилось, что на все его жалобы пришел
положительный ответ.
Спал Старый Капитан. Ему снилось, что на шведском судне «Ви­
кинг» загорелись тюки с джутовым волокном и надо спешить на по­
мощь.
Музыкант Соловейкин видел, будто он выступает с концертом в
пионерском лагере, и улыбался.
Аделаиде Федоровне снилась всякая неразбериха.
А Вовке?
Вовка видел, будто в светлую луговую речку зашел с дальнего
моря громадный пароход. У него был высокий черный корпус, блестя­
щие иллюминаторы, многоэтажные белые надстройки и желтые мачты.
Пароход заполнил собою речку от берега до берега. Он двигался мед­
ленно и бесшумно, и его борта нависали над солнечными травами.
Крупные ромашки касались его бортов.
А дом не спал. Он ждал, когда с ночной прогулки явится Акулич.
97
Роза ветров

Акулич явился.
Больше ж дать было нечего.
Дом уже ничего не скрывал и не таился.
Он приподнял со скрипом один угол, потом второй, медленно по­
вернулся. Звякнув, лопнули провода. Теперь ни одна нитка не держ ал а
дом на месте. Он качнулся, двинулся вперед, расшатывая кирпичи фун­
дамента. А потом перестал вздрагивать и бесшумно, как в немом филь­
ме, поднялся в воздух...
Зачем он это сделал?
Ну, во-первых, он любил Вовку. Любил Старого Капитана. А во-
вторых, его построили из бревен, которые были когда-то прямыми и вы­
сокими соснами. Их назы вали корабельными. Эти сосны мечтали стать
мачтами барок и бригантин. Потом, улегшись в сруб, они задремали и
забыли о мечтах. Старый Капитан разбудил их своими историями...
А может быть, дело в другом. Говорят, что если в доме появился
штурвал и компас, дом понемногу становится кораблем. Его тихо р аз­
ворачивает курсовой чертой к зюйду — в ту сторону, где теплые моря и
ревущие сороковые широты. И неизвестно, чем это кончится, если не
вмешается домоуправление.
Итак, дом поднялся и полетел на юг. Он летел под самыми обла­
ками, среди которых мчалась белая луна. Лунные пятна проскальзы­
вали в щели и прыгали по морде Акулича, который спал в коридоре.
Акулич дергал ушами.
А внизу по темным тр авам стремительно скользила большая квад­
ратная тень...
Вовка проснулся от непонятного ощущения. Ему показалось, что за
ночь комната сделалась шире и выше. Ее заполнял удивительный синий
цвет, пересыпанный солнечными бликами. З а стенами дома нарастал
и откатывался незнакомый и © то же время очень знакомый рокот.
Вовка подбежал к окну.
Изумленными синими гл азами он смотрел на очень синее море,
которое катило на песок волны. Волны были с шипучими белыми гре­
бешками. Их гнал к берегу утренний ветер.
Вовка чуть-чуть не зап л акал , засмеялся и, распахнув створки, прыг­
нул навстречу.
Распластанная по песку волна сейчас же залила его сандалии и
добралась почти до колен. У ног завертелся царапающий вихрь мелких
камушков и песчинок. Убегая, волна мягко потянула Вовку с собой, но
тут накатила другая.
Вода была теплая и упругая, а ветер прохладный и плотный, но
очень добрый. Он поставил торчком отросший Вовкин чубчик, вытащил
из-за пояса и надул парусом его рубашку. Вовка повернул к ветру л а­
дони. Они покрылись брызгами, похожими на стеклянную пыль.
98

Над морем косо расчерчивали воздух чайки. Они удивленно кри­
чали. Конечно, они удивлялись не Вовке: мало ли мальчишек бродит по
берегу. Чайкам было непонятно, откуда взялся на берегу старинный
бревенчатый дом.
Вовка оглянулся.
Дом стоял, зарывшись одним углом в песок. Он еще не совсем за ­
мер после движения, поскрипывал и оседал. Под бревнами хрустели
ракушки. Стекла сверкали синим отблеском волн.
—
Это сверхвоз1мутитель,но, — донесся со второго эт аж а голос Аде­
лаиды Федоровны. — Я теперь опоздаю в поликлинику! Это все ваши
фокусы, товарищ Капитан Самого Дальнего Плавания!
Старый Капитан не отвечал. Под его ногами весело пела лестница:
он спускался к морю, чтобы поздороваться с волнами и утренним
ветром.
За тюлевой шторкой маячила согнутая у стола фигура Петра И ва­
новича. Наверно, он составлял план жалобы в Управление Всех Морей
и Океанов.
На крыльце сидел Акулич. Он вышел, чтобы умыться, и очень уди­
вился. Иногда он взъерошивал спину и замахивался растопыренной л а­
пой на гривастые волны.
7*

ЛЕВ КУЗЬМИН
В своем домишке древнем,
С трубою набочок,
Жил в сказочное время
Веселый звездочет.
И был он, между прочим,
Не очень-то богат:
Носил зимой и летом
Единственный халат.
Но дело не в богатстве,
Не тем он дорожил!
В своем прекрасном царстве
В старинном государстве
Он звезды сторожил.
Лишь звездочка случайно
Сорвется с неба в пруд,
Он свой халат накинет —
И сразу тут как тут!
Он звездочку достанет
Из-под воды сачкам,
На печке обогреет
Под старым пиджаком.
И напоит малиной,
И мокрый нос утрет,
И вьгнесет обратно
Под синий небосвод.
Подкинет ввысь
И скажет:
—
Лети!
Свети ■смелей!
Чем больше звезд на небе,
Тем на земле светлей!
ЗВЕЗДОЧЕТ
СКАЗКА
И год за годом славно
Трудился звездочет,
Но вот однажды ночью
К нему явился черт.
Явился
И уселся
Бочком на край стола,
И молвил важным тоном:
—
Есть дело, старина!
Я тоже звездочетам
Желаю в пекле стать.
Не можешь ли немного
Мне звездочек продать?
Продашь — разбогатеешь!
Ты звезды не жалей,
Чем на земле темнее,
Тем лучше для чертей.
Подумал честный сторож:
—
Как быть? Что говорить?
Эх, дай-ка попытаюсь
Немножечко схитрить!
И вслух сказал: — Ну, что же!
Ответ мой очень прост:
Плати волшебный грошик —
Получишь оорок звезд.
Они вот здесь, в печурке.
Их ровно двадцать пар.
Выкладывай монету —
И забирай товар.
Но дай мне обещанье,
что если крикнешь: «Ой!» —
Я грош возьму,
100

Но будет
Товар уже не твой!
И черт сказал:
—
Согласен!
И черт сказал:
—
Давай,
Быстрее да пошире
Печурку открывай!
И сунулся к печурке,
Дугою выгнув хвост,
А там, в печурке, угли
Пылали iBместо звезд.
Черт угли цан рукою!
И ср азу крикнул: — Ой!
И в тот же миг услышал:
—
Товар уже не твой!
И топнул черт с досады.
И, охнув, скрылся черт.
И в кошелек монету
Припрятал звездочет.
Но только не подумай,
Что он богатым стал,
Что он халат атласный
Портному заказал...
101

Нет, нет!
На этот грошик
Волшебный, непростой
Купил он в магазине
Бумаги золотой.
И новых звезд наделал
Из той бумаги сам,
И ловко -их приклеил
К высоким небесам.
Он был, н ак прежде, верен
Пословице своей:
—
Чем больше звезд на небе,
Тем на земле светлей!
\.

Было это в стародавние времена, никто и не помнит когда. Жили
отец с матерью, и был у них сын — Ванька.
Отец в поле работает — Ванька помогает. Отец в лес по дрова —
и Ванька с ним. Ничего не скажешь, хороший сын.
Да вот только никак отец с матерью женить Ваньку не могли. К а ­
кую девицу ни покажут — все не по нему. У той коса тонка. Та сама тол­
ста. У этой нос курнос. У той под носом мокро.
Вот однажды отец говорит:
—
Какой-то леший горох у нас повадился воровать! Ступай, Ванька,
ночью горох караулить.
Ванька слова лишнего не сказал, сыромятных ремней взял, пошел
горох караулить.
Вот спрятался Ванька в горохах и лежит-полеживает.
Стало солнышко клониться. Ванька думает: «Вот бы мне невесту
светлу, как солнышко». — Взошел ясный месяц на небе. — «И чтоб ме­
сяц в косе блестел». — Зажглись в небе звезды. — «Глаза у нее какзвез-
ды бы сияли». — Ветерок Ванькины кудри тронул. — «И чтоб ласкова
была, как ветерок». — З апел в роще соловей. Ванька думает: «И чтоб
пела она соловушкой».
Ванька спал не спал — наяву грезил. Да вдруг — чу! Кто-то ib горо­
хах шевелится. Привстал Ванька, видит: мужик не мужик, старик не
старик, сидит, сладко чмокает.
103

Подкрался Ванька, петлю ременную кинул да и связал вора по ру­
кам и ногам. Глядит Ванька: башка у вора рогатая, морда веселая, гла­
за озорные, борода и усы травяные, брови моховые. А из рук и ног ветки
с листьями растут.
«И впрямь леший! — думает Ванька. — Нечаянно отец правду ск а­
зал» .
—
Ты зачем, леший, горох воруешь? — напустился Ванька на лешего.
А тот и говорит:
—
Люблю я, Ванька, горох пуще ягоды малины, пуще черной смо­
родины. Неужто тебе гороху жалко?
—
А ты не воруй, — отвечает Ванька. — Попроси у людей честь по
чести.
—
Нельзя мне на люди показываться! — вскричал леший. — Люди
глупы, меня испугаются.
—
И то правда, — согласился Ванька, — попутаются.
—Ты меня, Ванюша, отпусти! — взмолился леший. — А я тебе сл уж ­
бу сослужу. Сказывай, какая у тебя забота?
—
У меня одна забота. Мне жениться велят, а я не хочу, — отвеча­
ет Ванька.
—
Отчего же ты, Ванюша, жениться не хочешь? — спрашивает
леший.
—
Наши девки нехороши, — отвечает Ванька. — У одной коса тон­
ка. Та сама толста. У этой нос курнос. У той под носом мокро.
—
А какую тебе невесту надо? — спрашивает леший.
Ванька и говорит:
—
Чтоб светла была, как солнышко, голосиста, как соловушко. Гл а ­
за бы звездами сияли. В косе бы месяц блестел. И чтоб ласкова была,
как ветерок.
—
Знаю такую девицу! — вскричал леший. — Только ты меня р а зв я­
жи и на волю отпусти. А то не скажу.
Ванька лешего р азвязал , а леший и говорит:
—
У царя дочка есть. Светла, как солнышко. Голосиста, как соло­
вушко. В косе месяц блестит. Глаза звездами сияют. И ласкова, как ве­
терок. Ступай сватайся!
—
Да ты что, леший? Смеяться надо мной вздумал? — рассердился
Ванька. — Где это видано, чтоб крестьянский сын царевну сватал?
А леший и говорит:
—
Видано не видано, а будет по-нашему! Только ты меня слушайся.
Иди сейчас в столицу. Узнай, какая у царя забота. А как узнаешь, при­
ходи ночью в лес. Об пень постучи, меня покричи. Я тебя научу, чего*
дальше делать.
Ухватил леший еще гороху напоследок и убежал. А Ванька домой
отправился. Дома у Ваньки с отцом с матерью разговор:
—
Куда собрался?
—
-
В столицу.
—
Зачем?
105

—
Жениться.
—
Мало девок на деревне?
—
Хочу на царевне!
Отец с матерью руками развели: «Ну и ну! Ну и Ванька!»
Пришел Ванька в столицу. На площади потолкался, узнал, какая у
цар я забота. А ночью в лес пошел. О пенек постучал, лешего покри­
чал—ион тут как тут.
Ванька лешему говорит:
—
Вот какая у царя забота: надо ему с Идолищем воевать. Идоли­
ще Поганое из-за моря ползет, скот и людей грызет. Обещает царь доч­
ку выдать за того, кто Идолище одолеет. А взялся Идолище Поганое
одолеть воевода Подскокович. Ему и царевна достанется.
Леший хохотнул и говорит:
—
Ну, это мы еще поглядим, кто Идолище одолеет, кто на царевне
женится! Входи, Ванюша, в избу.
Глядит Ванька: на месте пня — избушка. Вошли Ванька с лешим
в избу. Там нет ничего, только пень да пенек. Д а гнилушки в углу све­
тятся.
Усадил леший Ваньку, поставил бочонок дубовый с ковшом бере­
стяным и говорит:
—
Испей, Ванюша, меду богатырского.
Нацедил Ванька ковш, выпил. Леший и говорит:
—
Много ли, Ванюша, в себе силы почувствовал?
А Ванька такую вдруг силу в себе почувствовал, что сказал — не
соврал:
—
Если б палица была в пятьдесят пудов, я бы ее выше дерева под­
кинул!
—
Тогда испей еще ковшичек, — сказал леший.
Нацедил Ванька еще ковшичек, выпил.
Леший опять его спрашивает:
—
А теперь много ли силы в себе чувствуешь?
Ванька силу такую в себе почувствовал, что сказал — не соврал:
—
Если б палица была в сто пудов, я бы ее выше облака подкинул.
—
Пожалуй, хватит, — сказал леший. — Ступай за мной!
Вышли Ванька с лешим наружу. Леший свистнул раз — лежит па­
лица в сто пудов. Свистнул два — стоит конь вороной. Свистнул третий
раз — в руках у Ваньки зеркальце.
—
А зеркальце зачем ?— спрашивает Ванька.
—
Зеркальце не простое, в него все на свете видать. Ты его ца­
ревне подари. А теперь, Ванюша, скачи к воеводе, просись в поход. Да
вот на тебе моху горсть. Небось пригодится!
Ванька зеркальце за пазуху спрятал, поднял палицу в сто пудов и
на коня вороного вскочил. Оглянулся Ванька — нет ни лешего, ни избы.
Только темный лес стоит, да где-то филин кричит.
В столице Ванька первым делом в царский сад забрался — царевну
поглядеть, зеркальце ей подарить. Утром вышла царевна погулять. Гля-
106

дит Ванька — леший правду сказал. Светла царевна, как солнышко, г л а­
за звездами сияют, блестит месяц под косой. Распевает царевна соловуш­
кой, а ласкова, нет ли — как узнать?
Не посмел Ванька с царевной заговорить. Подкинул зеркальце н а
тропиночку. Царевна зеркальце увидела, подняла, а Ванька со всехнрг
из сада бежать, да на коня, да вскачь. Прямо на двор к воеводе — в по­
ход проситься.
Воевода Подскокович войско собрал превеликое. Пешее и конное.
Ваньке по его крестьянскому виду велел позади всех встать.
Вот шло войско и день и два. А на третий с Идолищем встретилось.
Ползет Идолище Поганое. Позади хвост на семь верст тянет. Впереди
семь голов несет. Где лапой Идолище ступит — яма. Где брюхо прово­
ло чит— ров. Из ноздрей пламя пышет. С алых языков горючей смолой
слюни текут.
Не знает воевода, как к Идолищу Поганому подступиться. Поставил
конных воинов впереди, пеших позади. Идолище на войско двигается, не
боится.
Поставил воевода пеших впереди, конных позади. Идолище не стр а­
шится, надвигается. Того и гляди всему войску смерть.
Подползло Идолище близко да как взревет! От такого реву неслы­
ханного присели кони, попадали пешие воины.
Тут Ванька поскорей моху в уши натолкал и вперед выехал. Взреве­
ло Идолище Поганое во второй раз. Затряслась земля, и покатилось вой­
ско кувырком. А воевода Подскокович в страхе на березу подскочил и
сидит там ни жив ни мертв.
А Ваньке хоть бы что! Не слыхать ему реву Идолищева. Не стра­
шится, не пятится конь вороной. Ванька Идолище кругом объехал да п
въехал ему на хвост, а оттуда на спину. Да как хватил Идолище Пога­
ное по башке стопудовой палицей!
Сникла одна Идолищева голова. Угас огонь. Не валит из пасти дым.
А Ванька стопудовой палицей ударил по другой голове меж глаз — они
и выкатились.
—
Это кто-о меня-a та-ак?! — взвыло Идолище.
—
Это Иванище тебя т а к ! — вскричал Ванька.
Да по башкам, по башкам стопудовой палицей!
И так и сяк Идолище Поганое головами ворочает, не может до стать
Ваньку со спины. А когда от семи голов одна осталась, заревело Идо­
лище:
—
Пощади меня, Иванище! Я вспять пойду!
—
Ан нет же, Идолище Поганое!— отвечает Ванька. — Сейчас ты
вспять, а потом опять?!
И ударил стопудовой палицей -в последний раз. Тут из Идолища и
дух вон.
Съехал Ванька с Идолища, воеводу спрашивает:
—
Ты зачем, воевода, на березу влез?
108

—
Поглядеть, не идет ли еще какой «враг! — отвечает воевода Под­
скокович.
Спустился воевода, приказал Ваньке с коня слезть и на березу
влезть. Д а строго-настрого велел не слезать, пока смену не пришлют.
А сам на Ванькиного коня вороного вскочил и к войску поскакал.
—
Я один на один Идолище Поганое победил!— оказал воевода
войску. — Кричите мне славу!;
— Слава, слава Подскоковичу! — вскричало войско.
Издали-то не видно было, кто Идолище одолел, кто на березе сидел.
А только того никто не знал, не ведал, что все то время смотрела царев­
на в зеркальце. И царю с боярами давала поглядеть. И все видели, как
сраженье с Идолищем семиглавым шло.
Однако от царя указ был к свадьбе готовиться. Д а только жених не
назван. И вот вышел царь с царевной и боярами на Красное крыльцо,
воеводу Подскоковича встречать. И лишь воевода коня у Красного
крыльца остановил, обернулся конь вороной в козла рогатого, бородато­
го, вонючего.
Что тут ни было народу — бояр, слуг и стражи, — так все и об­
мерли. А как опамятовались — за животы схватились:
—
Ну и конь под воеводой!
А воевода Подскокович что и думать не знает. От стыда и страха
ни жив ни мертв на козле сидит.
Цар ь сказал:
—
З а службу тебе, воевода, спасибо. А за плутню вот тебе моя воля:
скачи на козле к березе, вели Ивану-воину с березы слезть, а сам на
березу влезь. И сиди там, пока не позову!
Делать нечего. Царя ослушаться— головы лишиться. Поехал воево­
да Подскокович на козле. Козел подпрыгивает, воевода на нем подскаки­
вает. Все встречные-поперечные пальцем на него показывают, от козла
вонючего носы отворачивают. Пока воевода доехал, все косточки порас­
тряс. А уж сраму, сраму нетерпелся — не избыть!
Под березой воевода с козла долой и кричит:
—
Скорей слезай, Ванька! Смена тебе пришла!
Слез Ванька и спрашивает:
—
А где, воевода, мой конь?
Тут козел рогатый мигом в коня вороного обернулся. Ванька в сед­
л о — и вскачь. И через короткое время очутился в царском дворце. А там
уж к свадьбе все готово. Царевна ждет его не дождется. Ванькины отец
с матерью за столом сидят, на свадьбу званы.
Потом был пир на весь мир. Что меду хмельного было выпито! Что
гусей-лебедей жареных съедено!
У царей, известно, память короткая. З а пиром да свадьбою забыл
цар ь про воеводу. Да Ванька ему напомнил. По себе знал, каково на
■березе долго сидеть.
А когда Ванька сам царем стал, первым долгом указ издал: муж и­
кам горох не караулить и на потраву не жаловаться.

М. Смородинов
ЛЕВ ЗА ОБЛАКАМИ
Рассказ юнната
ЦАРЬ ЗВЕРЕЙ
Царь зверей леж ал в углу клетки и плакал. Он зверски хотел есть..
Если б львенок не был еще слеп, он бы увидел, как мать его, рыча,
бросается на стальные прутья, стараясь достать лапой служителей зооса­
да. Те кричали и отталкивали львицу прутьями — гнали ее через откры­
тый л аз в соседнюю пустую клетку. Наконец перегнали.
Я завернул львят в тулуп и на четвереньках стал пятиться из клетки,,
волоча тулуп по полу.
—
Ах, какая беда, какая беда!— сказала Марина Лаврентьевна,
принимая малышей.
Да, случилась беда. Львица отказалась кормить детенышей и не под­
пускала людей. Когда же ее все-таки отогнали, два львенка были мерт­
вы. А один, который замер в руках дрессировщицы зоосада Марины>
Лаврентьевны, дышал едва-едва. Но все-таки дышал!
ЦАРИЦА ЗВЕРЕЙ —
МАРИНА ЛАВРЕНТЬЕВНА
Во время войны, в Ленинграде, у Марины Лаврентьевны погибли
все родные. А ее, одиннадцатилетнюю девчонку, в сорок третьем э ва­
куировали на Урал. Она воспитывалась в детдоме.
И уже в то время проявился ее характер — характер будущего'
укротителя. Первым делом она укротила детдомовских сорвиголов. Маль­
чишки поймали кота и привязали к его хвосту жестянку из-под амери­
канской тушенки. Кот мчался по булыжной мостовой, жестянка гремела,,
кот вопил, а ребятам было забавно. Кот нырнул в щель палисадника,
банка застряла. Он рвался и ныл от боли и страха.
Осколком стекла Марина перерезала бечевку. Она освободила кота
и пристыдила ребят. Рассказала, как в одной крепости во время долгой
осады жители съели всех кошек, собак и мышей. А вот жители Ленин­
града, советские люди, сами голодая, поддерживали, как могли, своих
четвероногих братьев.
—
Не учи, сами знаем, — огрызались ребята.
Но слова Маринки задели их. В детдом потащили кошек, бездомных
110

собак. Чтобы остановить этот мяукающий и гавкающий поток, заведую­
щий предложил организовать живой уголок, а ответственным назначить
Марину...
Шимпанзе Ромео, завидев дрессировщицу, улыбался широкой обезь­
яньей улыбкой, тряс решетку и говорил «кхм, кхм», что по-обезьяньи
значит «здравствуй».
А огромная слониха Волна, встречая Марину Лаврентьевну, тонень­
ко пищала. Писк был удивителен, как если бы запищ ал а гора. Это все
равно, что бахнуть в большой бар абан и услышать не громовое «бам», а
тонюсенький голос жалейки.
Не только звери — и мы, юннаты, увивались возле дрессировщицы.
Правда, больше мальчишки. Потому что девчонки наши нянчились с
кроликами и морскими свинками. Только Рита Худеньких вела наблю­
дения за питоном тигровым. Это змея семиметровая, удав. Но ведь он не
опасен за стеклом террариума. Слопает за один прием штук семь кроли­
ков — и завалится спать. А послеобеденный сон удава длится месяцев
этак пять, до следующего обеда.
—
Вот и пиши, — жаловалась Рита, — в журнале наблюдения: «Сре­
да — питон спит», «Пятница — спит питон».
Однажды вместо «Питон спит» Рита написала «Спитон пит», и мы
так и стали ее звать — Спитон Пит.
А меня тянуло к хищникам. Не в пасть, конечно. Я мечтал стать
укротителем, знаменитым дрессировщиком. М арина Лаврентьевна под­
держ ивала эти мечты, но предупреждала:
—
Укротитель — это не дрессировщик с хлыстом и со свирепой фи­
зиономией, а воспитатель животных. Воспитатель умный и добрый...
И вот именно в таких добрых руках лежал теперь наш «царь зве­
рей» — жалкий слепой львенок.
ДАВАЙ МОЛОКА!
Львенок отказался сосать молоко через соску. Я пихал соску ему в
пасть, а он отворачивался. И жалость, и обида грызли меня. Ну чего он
не ест! Ведь что львиное, что коровье — все равно молоко. Птичье ему
нужно, что ли?
—
Вот что. Сходи-ка ты на кухню да попроси чуть подогретого мо­
лока. И с сахаром, — велела мне Марина Лаврентьевна.
Я помчался на кухню и скоро вернулся с теплой бутылкой. Если
Урал будет есть — выживет. Нет — умрет.
Урал стал есть!
Он чмокал, пуская белые молочные пузыри, ж адно сосал. Отверстие
111

т соске было маловато, молоко шло плохо, и львенок урчал, тискал л ап а­
ми бутылку: «Д ав ай молока!»
А молока не было, и львенок сжал зубенки, острые, как иглы. Соска
треснула, порвалась, и молоко вылилось на диван.
—
Что за ребенок!— рассердилась Марина Лаврентьевна. — Теперь
ни молока, ни сосок на него не напасешься.
И я опять побежал на кухню. Навстречу попалась печальная Спи­
тон Пит «в нарядных бантах и с журналом наблюдений под мышкой.
—
-
Ну, как львенок? Еще не умер?
—
Нет. Сосет и рвет соски, — сказал я. — А как твой удавыч?
—
Спит, — грустно ответила Спитон Пит. — Я смотрела на него,
смотрела. Даж е сама задремала. Гипноз.
—
А ты пойди к руководителю, попросись к волкам. У Майки четы­
ре волчонка родились. Большелобые.
—
Нет уж. Я ведь люблю своего засолю. Он такой пятнистенький.
И через месяц, наверное, проснется.
—
Ну и люби своего спящего царевича. А мне некогда. Урал молока
просит.
—
Урал? Хорошее имя. А у моего засони даже имени нет. — И Спи­
тон Пит печально заш аг ала к террариуму. Там, за стеклом, подогревае­
мый сверху и снизу десятком ламп, дремал грозный тигровый питон,
который может проглотить и переварить целого кабана.
Всю зиму, почти каждый день, я курсировал от дома дрессировщи­
цы на кухню и обратно.
Львенок жил, рос. Теперь он сам лакал молоко из миски.
Его начали подкармливать мясом.
Ростом с добрую овчарку, Урал по характеру оставался кошкой.
Любил тереться о мои ноги, громко мурлыча. Спал на диване.
Но большие дети — большие заботы. Урал начал безобразничать.
Как все кошки, любил поточить когти. Однажды, вернувшись из зоосада,
Марина Лаврентьевна увидела исполосованное когтями кресло, продран­
ные обои, изгрызенные ножки стульев. Было решено перевести баловни­
ка в вольер, в зоосад.
ТРОЕ В ОДНОЙ КЛЕТКЕ
Никто так не ждет летних каникул, как юннаты. Целый месяц я не
видал Урала и вот, наконец, каждый день могу пропадать в зоосаде.
Первой, кого я увидел там, была Спитон Пит. Только на этот раз
она не печалилась.
—
Ну, как в школе? — спросила она.
—
Нормально. Перешел в шестой. А ты?
—
Тоже. А мой пятнистенький проснулся! Мне кивнул головой и
язычок показал раздвоенный. Славный...
—
Ну-ну. З ав тр а опять уснет. Слопает своих кроликов — и на боко­
вую.
112

—
Нет, он завтра линять будет.
—
Посмотрим, — с сомнением сказал я и побежал в павильон хищ­
ников, к Уралу. Поднял решетку, влез в клетку. Урал бросился ко мне,
облапил мои ноги, заурчал: «Баум, баум». Он будто жаловался, что я
долго не приходил. Я гладил его. Львенок уткнулся головой мне в коле­
ни и тяжело вздыхал.
За моей спиной раздал ся звонкий лай. Я оглянулся. На меня смо­
трел рослый щенок рыжей масти. Рядом с ним, равнодушно зевая, сидел
волчонок. Как же я не заметил, что Урал сидит в клетке не один? Да
это же целая площадка молодняка! И занимают мои зверята два смеж­
ных вольера. Когда Урал зарычал, из соседней клетки прибежали дру­
зья — собака и волчонок.
Я погладил пса, и он лизнул мне ладонь. А волчишка, увернувшись
от руки, щелкнул зубами, отскочил и поджал хвост.
В павильон вошла Марина Лаврентьевна, сказала:
—
Без разрешения в клетку входить нельзя. Понял?
Я кивнул головой.
—
А что, узнал тебя Урал, обрадовался?
— Узнал, тетя Марина. А откуда зверята?
—
Они уже месяц вместе. Волчонок — сын Майки, помнишь, та, под­
ж ар ая волчица? А собака охотничья. Сперва Урал их обижал, но они
его вдвоем проучили. Теперь дружные, не ссорятся.
КТО КОГО НАПУГАЛ?
Жарким июльским днем мы с Мариной Лаврентьевной вывели Урала,
Дж ека и волчишку на прогулку. Гремя толстой цепью, впереди важно
выступал Урал. Волчишка мельтешил у меня под ногами, рыскал по
сторонам. Замы кал процессию Джек. Он гулял без поводка.
Мы расположились на газоне. В некотором отдалении юннатки пас­
ли кроликов и морских свинок. Печальная Спитон Пит тоже была здесь.
Да, недолго длилась ее радость. Мы все ходили смотреть, как линяет пи­
тон тигровый. В этот день Спитон Пит сияла.
Ее проснувшийся царевич терся головкой о фанерное дырявое дно
террариума, пока не лопнула старая кожа. Тогда он пополз вперед, вы­
л езая из своей шкуры, как из чулка. И стало в террариуме два питона:
один блестящий, новенький, живой, с глазами-бусинками, и другой, не­
подвижный, плоский — ста р а я одежда. Тут мы поняли выражение «вы­
ходить из себя». Вот питон захотел и вышел из себя, вышел обновлен­
ным и помолодевшим.
Но на этом и кончился праздник Спитон Пит. Обновленный удав„
проглотив пяток кроликов, надолго улегся переваривать обед.
Тут мужество покинуло Спитон Пит. И она со слезами на глазах
подалась к морским свинкам...
114

Пока мы играли в траве, Джек, пугая посетителей, .носился по зоо­
саду. Волчонок равнодушно ж евал корешки, рыл землю.
Урал играл во взрослого льва — охотился. Петляя по траве, он полз
ко мне. Я делал вид, что не вижу его. И львенок был страшно доволен.
Глазищи его сияли. Белый медведь, когда крадется к добыче, закры вает
лапой черный свой нос. А Урал маскироваться не умел.
Когда он подползал ко мне вплотную, я старался поймать его за
передние лапы и повалить на спину.
Мы увлеклись игрой и не заметили, как Дж ек, подлетев к юннаткам,
схватил за уши кролика и помчался прочь. То-то поднялась суматоха!
Спитон Пит завизжала, как будто это ее ухватили за уши, посетители
закричали, а юннатки буквально легли на своих питомцев. Я передал
волчонка слонявшемуся без дела Ваське Кондакову, парнишке из наше­
го кружка, и побежал ловить Дж ека. Тот, напуганный улюлюканьем,
визгом и писком, бросил кролика и помчался куда г лаза глядят. А глаза
его глядели в сторону клетки. Д ж ек хотел перескочить барьер, но за
барьером, опираясь на швабру, его уже караулила служительница
Нюра.
Пес подождал меня и за моей спиной прошмыгнул на место — в
клетку.
КАК ЛЕЧАТ ЛЬВОЁ
Беда всегда приходит неожиданно. И не одна... Убирая клетку, слу­
жительница забыла закрыть задвижку, и в вольер молодняка вошла мо­
гучая львица, мать Урала. Львенок зарычал на нее, отступая в угол, при­
крывая своим рыжим телом дружков — собаку и волка. Львица замахну­
лась лапой, и тогда вперед неожиданно бросился злющий волчонок. Он
успел кляцкнуть зубами у самой морды львицы и был сбит в прыжке
жестокой лапой с выставленными когтями. На крик служительницы при­
бежала Марина Лаврентьевна и струей из брандспойта отрезала путь
львице. Львицу прогнали. А на полу вольера остался лежать окровав­
ленный мертвый волчонок, оскаливший зубы в последнем броске. Он по­
гиб, но не предал друзей.
Урал и Джек горько переживали утрату друга. Урал ласкался и смо­
трел на меня печальными карими глазами. Ему смерили температуру,
ветврач назначил уколы.
Как объяснить зверю, что ему делают больно, чтобы потом стало
легче? Львенка положили на кушетку. Он стонал и вырывался. Я держ ал
Урала за задние лапы, тетя М арина—за передние. Вонзалась в тело игла,
и Урал вздрагивал, бился. Я не мог видеть, как он мучается. Уж лучше
бы мне ставили эти уколы! Но тогда бы лев не выздоровел. В мясо, в
воду я подмешивал прописанное доктором лекарство. З а несколько дней
болезни львенок похудел, под тонкой кожей выпирали ребра.
115
8*

Но лекарства помогли. Урал начал есть и вставать. Джека теперь
реже выпускали бегать, потому что лев метался, рычал, едва дружок его
исчезал за барьером. И вот, однажды вечером, я увидел, что лев играет.
Дж ек крутился вокруг Урала, теребя черную пампушку на конце гибко­
го львиного хвоста. А Урал, изловчившись, поймал пса, подмял его лапой,
а другой шлепал по тому месту, которое мягкое. Правда, шлепал отечес­
ки и когтей не выпускал. А Дж ек притворно рычал, извивался и, высколь­
знув из львиных лап, снова бросался в атаку. Наконец, Урал повалился
на бок, сгреб пса сильными лапами и прижал к груди. Баловники устали.
Я принес им воды.
Напившись, лев растянулся в углу клетки. Рыжим клубком свернул­
ся Джек. Так, рядом, они и уснули, оберегая друг друга от прохладного
вечернего ветра с Камы.

ЛЕВ ЗА ОБЛАКАМИ
Взрослый, понял я: приручая зверят, сам не заметил, что и они ме­
ня «приручили».
Когда опустел зоосад, я в последний раз вывел Урала на прогулку.
Звери раньше нас угадывают разлуку. Лев в этот вечер не рвался, как
обычно, не натягивал цепь, был ласков и послушен.
На газоне трава пожелтела, высохла. Приближалась осень. Джек,
успевший сделать круг по зоосаду, прибежал к нам. Ткнул Урала под
бок мокрым носом, чихнул. Потом, опрокинувшись на спину, стал катать­
ся, сминая траву. Наверное, к дождю. Покатавшись, пес опять огненным
листом полетел по зоосаду. А Урал подошел ко мне и шершавым языком
лизнул меня в затылок.
— Уралушка! Умница! — Я стал гладить его. Не знал бедный льве­
нок, что нам грозит разлука: его продали в другой зоосад.
— Переживаешь? — подойдя, спросила Спитон Пит. — Не пережи­
вай. Я вот, как вспомню своего удавыча, тоже переживаю. Хочешь мор­
ковку? Я кроликам принесла. От бабушки. Только что из грядки.
Из вольера Урала перегнали в низкую транспортную клетку. З а ле­
то львенок сильно вырос и едва в ней помещался. Клетку подняли в ку­
зов грузовика. Урал, скорчившись, лег. За спиной у него примостился
Джек. Грузовик трясло, но до самого аэродрома лев не изменил позы,
только разок пугнул рыком неосторожных рабочих, сгружавших клетку.
У самолета я выпустил Джека из клетки. Он радостно носился по
зеленому летному полю.
Летчики в шлемах подходили к Уралу, опускались перед клеткой на
корточки.
—
Хорош зверь! — восхищались они.
А лев не обращал на них внимания. Он напряженно смотрел сквозь
ржавые прутья на катающегося в траве Джека. И когда пес исчез из по­
ля зрения, Урал закричал, вскочил, метнулся на решетку.
Летчики отшатнулись:
—
Чем мы его рассердили?
Я вернул Джека. Урал встревоженно и ласково обнюхал друга, лиз­
нул его шершавым языком. Успокоился, улегся.
А вылет задерживался. Подошло время обеда. Урал привычно косил
глазом за решетку, ожидая свою порцию.
И вдруг, как бывает всегда в суматохе, выяснилось, что льва и соба­
117

ку забыли снабдить провизией. Дж еку я сунул краюху хлеба. А льва
хлебом, к сожалению, не накормишь.
—
Гони в зоосад. Привези пяток петухов. Может, успеешь, — сказа ­
ла мне Марина Лаврентьевна.
И я погнал. До зоосада, налегке, добрался быстро.
Получил фанерную клетку с ременной ручкой и потопал к трамвай­
ной остановке. Клетка колотила меня по ногам.
В трамвай меня не пустили. Кондуктор сказал:
—
Перемаж ешь всех своей клеткой.
Я сел на ящик с петухами. Если идти пешком— не успеть. Все. Лев
улетит голодный. Д аж е не попрощались.
Заскрипели тормоза. Возле меня остановилась «победа» в ша­
шечках.
—
Чего, дева, плачешь, чего слезы льешь? — перегнувшись и открыв
дверцу, спросил таксист, пожилой дядька с широким плутоватым лицом.
—
Я не дева. И не плачу, — сказал я, шмыгая носом. — Мне на аэро­
дром надо. Лев без куриц улетит!
—
Не улетит!
Я взгромоздился на заднее сиденье, поставил ящик на колени и до­
стал из кармана все свои копейки. Стал смотреть на счетчик. Как только
выскакивала новая цифра, я перекладывал монету из правой руки в ле­
вую. Монеты в правой руке кончились, когда показалась арка аэропорта.
—
Остановите! Пойду пешком.
—
Укачало? Или деньги кончились? Отдашь курицу, — сказал шо-
фер.
Я не понял шутки.
—
Не отдам. Льву не хватит.
—
Прожорливый твой брат.
—
Не брат, а лев. Настоящий. Понимаете?
—
Бывает, — зачем-то сказал шофер и подрулил к зданию аэропор­
та.
Денег он с меня не взял, а пошел посмотреть на Урала.
—
Вот, тетя Марина, курицы, — я гордо поставил клетку на землю.
—
А зачем в ящике? Сумки не нашлось?
—
Так они бы разбежались из сумки.
—
Как разбежались? Разве я не сказала — отрубить им головы? —
ужаснулась Марина Лаврентьевна. — Ведь Урал никогда не ел живую
дичь! Попробуем...
В клетку к Уралу пропихнули петуха. Лев покосился на него и ото­
двинулся. Голенастый петух разгуливал перед самой пастью, а Урал
отворачивал морду. Глупый петька подходил ближе, а лев пятился, пока
не уперся в стенку.
—
Храбрый петух. Того и гляди, льва поклюет, — хохотали летчики.
Петьку вытащили из клетки и побежали за топором. А попробуй на
аэродроме, где сплошь электроника, отыскать топор! И — человека, спо­
118

собного отрубить голову храброму петьке. Топор отыскался у какого-то
запасливого бортмеханика.
Но пообедать на земле Уралу не пришлось.
—
Летим! — сказал командир ко рабля, в который загрузили клетку
со львом и собакой.
По стремянке я забрался в самолет. Притиснулся к клетке. Протя­
нул руки. Урал стал тереться о них шеей — у него прорезалась грива, и
шея чесалась. Дж е к лизнул меня в лицо. Прощайте, мои друзья! Не
забывайте!..
Самолет разбежался, оторвался от земли и быстро ушел за облако.
Где-то там, высоко, через весь Советский Союз летел лев. Только м а­
ло кто знал об этом.
А мне было горько. Вдруг авария? У экипажа есть парашюты. А
Урал и Джек?
Лишь одна мысль успокаивала меня: друзей сопровождала Марина
Лаврентьевна. Она-то догадается. И моим зверятам тоже дадут параш ю­
ты.

Борис Рябинин
ЛЮБОВЬ К ЧЕЛОВЕКУ
Поезд приближался к Львову. Пассажиры уже начали собирать
вещи и упаковывать чемоданы, когда в раскрытую дверь нашего купе
просунулась голова пожилого проводника.
—
Граждане, если у кого есть остатки еды, не выбрасывайте, от­
дайте мне...
В руках он держал кулек, свернутый из старой газеты. В нем уже
что-то лежало.
—
Что, поросят выкармливаешь, друг? — громогласно отозвался
коренастый пышущий здоровьем военный, всю дорогу дувшийся в со­
седнем купе в преферанс.
—
Хорошее дело! Люблю поросятину, под­
жаристую, с косточкой...
—
Да это не мне, — уклончиво возразил проводник.
Я вспомнил, что час назад застал его у мусорного ящика в тамбу­
ре. Он осторожно выуживал из него куски хлеба, обглоданные кости,
корки сыра. Мне показалось, он немного смутился оттого, что его з аста ­
ли за таким занятием. Действительно, для чего ему все это? Сказать
честно, я даже подумал нехорошо об этом серьезном сдержанном чело­
веке, на которого у нас за сутки с лишним пути не было ни единого на­
рекания: выколачивает дополнительные доходы из своей должности...
—
А все-таки кому же? — спросила молоденькая пассажирка, сту­
дентка, возвращавшаяся в институт после каникул, ссыпая в подстав­
ленный кулек хлебные корки, колбасную шелуху.
—
Сейчас увидите. — Проводник бросил взгляд за окно. — Сейчас
будет станция, поезд на ней стоит долго...
Вагоны замедлили бег. Мимо поплыли аккуратные станционные
постройки с красными черепичными крышами в том характерном сти­
ле, по которому сразу отличишь Западную Украину или бывшую Га­
личину, Красную Русь. Толчок... Встали... Высунувшись из окон, мы
следили за нашим проводником.
На перроне стояла стррая-престарая овчарка с мутными глазами,
с облезлой свалявшейся шерстью, с обломанными расщепленными ког­
тями, искривленными вовнутрь, как бывает всегда у очень возрастных,
запущенных и мало двигающихся собак. Весь вид ее говорил о том,
что она беспризорна и бедствует давно. Лишь опытный глаз мог опре­
121

делить, что когда-то это было великолепное животное, полное силы и
красоты. Собака не проявила особого оживления, когда наш проводник
спрыгнул с вагонной подножки, подошел и что-то сказал ей, — только
чуть шевельнула хвостом. Однако изменившееся выражение морды го­
ворило, что собака встречала именно его.
В руках проводника теперь был уже не кулек, а целый мешок с
объедками. Я ждал, что он вывалит все перед собакой или, отведя в
сторону, угостит сперва лакомым кусочком, а .после отдаст остальное.
Но нет, он сразу заторопился куда-то прочь от станции, животное по­
плелось за ним...
Проводник вернулся, когда мы уже начали опасаться, как бы поезд
не ушел без него. Мешок был пуст, лицо проводника выражало спокой­
ное удовлетворение.
—
Это что, твоя подшефная? Давно ты обслуживаешь ее? — спросил
преферансист.
—
А хозяин что, не кормит? — Со свойственной таким
людям прямолинейностью и грубоватой, но не обидной фамильярно­
стью, он готов был подтрунить над человеком в синей железнодорож­
ной форменке, которому, видно, мало было своих забот...
—
Хозяина нет. Хозяева все мы...
И дальше мы услышали историю этого пса.
Овчарка принадлежала полковнику в отставке, ветерану Великой
Отечественной войны. Он жил здесь одиноко с самого окончания вой­
ны, а года три на за д умер. Его похоронили на кладбище близ станции.
Во время похорон рядом с друзьями умершего в траурной процессии
шла и собака. Вместе с другими она присутствовала при погребении,
видела, как, глухо стукнув, упала на крышку гроба первая пригоршня
земли, как вырос могильный холмик, поставили звезду, напоминавшую
о ратных делах и заслугах покойного.
Потом все ушли, а собака осталась.
Она стала жить на кладбище. Она не соглашалась расстаться с до­
рогим ей человеком! Кто-то построил ей будку рядом с могилой. Там
она и жила, неся свою последнюю, печальную и круглосуточную вах­
ту. Добрые люди приносили еду, а если и забывали порой, все равно
она оставалась тут. Время от времени она появлялась лишь на стан­
ции, чтобы встретить знакомого проводника. Их свел случай: однажды
покормил собаку, и с тех пор, вот уже в течение нескольких лет, она
неизменно приходила на перрон. Без расписания и часов она превос­
ходно знала, когда должен прибыть поезд, и ни разу не опоздала на
свидание. А проводник всякий раз аккуратно собирал остатки пасса­
жирских пиршеств и относил к ней в будку. Этого ей хватало, чтоб не
умереть с голоду.
Он по-своему привык к ней, она привязалась к нему. Ведь он теперь
был единственным человеком во всем белом свете, к которому она пи­
тал а какие-то чувства. Но ни разу она не попыталась последовать за
ним в вагон, ни р азу не изменила тому, мертвому!
122

—
Что же вы раньше не сказали мне! — вскричал наш спутник май­
ор, как будто рассказанная история имела отношение только к нему.
Швырнув на сиденье чемодан, он рывком отбросил крышку и, вы хва­
тив полкруга дорогой копченой колбасы, ткнул проводнику: — Нате!
Отдайте ей! Или нет, лучше пошли вместе!
—
Теперь уж не успеем, — покачал тот головой. — Завтра мне
ех ать с обратным рейсом, я передам ей ваш подарок.
—
Возьмите и это, — сказал а студентка, протянув кусок аппетитно­
го домашнего пирога.
Поделились все, кто чем мог.
Поезд тронулся, унося воспоминание о прекрасном преданном су­
ществе, которое даж е после смерти хозяина хранило верность ему.
Примолкли пассажиры. У студентки на гл азах блестели слезы.
А мне вспомнилось...
Во Львове, на знаменитом Лычаковском кладбище, есть огромный
памятник. Ему много лет, стерлись надписи, выветрился, позеленел к а ­
мень. Но, побеждая время, продолжает оставаться ясным и светлым
смысл памятника.
Надгробная плита покрывает старинный, вросший в косогор, склеп.
На плите — бюст мужчины с удлиненным, как у древних славян, ли­
том, а по бокам — две лежащие длинноухие собаки. Изустное преда­
ние, передаваемое из поколения в поколение, повествует: когда окончил
свой земной путь сей безвестный, две собаки продолжали ходить на
могилу, пока однажды их не нашли тут мертвыми. Каменные, они и
поныне охраняют его покой...
Как звали умершего? Кто он был, чем занимался? Ничего не из­
вестно. Да, право, это и не имело значения.
—
Это был человек, — не отрывая задумчивого взгляда от бюста,
негромко и строго сказала сопровождавшая меня женщина, местная
жительница. Ее слова запомнились мне.
Любят — ЧЕЛОВЕКА . И старый осиротелый пес с потухшим взгля­
дом, увиденный нами на перроне, был живым подтверждением этому.
Любят — Человека! Человеком был полковник, владелец верного ж и­
вотного. Человек — наш проводник. Мне стало стыдно, что я плохо ду­
мал о нем. В новом сйете предстали передо мной и бравый сосед-пре-
ферансист, и милая, славная черноглазая украинка-студентка, и дру­
гие спутники, проявившие сочувствие к бездомному одинокому псу.
Этот старый пес был олицетворением долга, и все по достоинству оце­
пили это.
Потрясенные, мы продолжали молчать и думать каждый о своем.
Казалось, там, на станции с красными крышами, название которой мы
даже не запомнили, осталась частичка сердца каждого из нас.
Я видел, как пес укладывается в своей холодной продуваемой кону­
ре и ждет. Чего? А может, и не ждет. Ведь только люди живут надеж­
дой, разумом, расчетом. Животное просто любит и, коль любит, отда­
стся этому без остатка — такова его натура.
123

Любовь к человеку... К оща-то далекий пращур наш, которого мы
уже не можем рассмотреть за дальностью веков, подарил хищному зве­
рю первую ласку, первое человеческое тепло — и зверь не перестает
изумлять людей.
Я думал об этом, а в глазах у меня вставал длинный ряд таких же,
как он: Фрам, угрюмый северный пес, вожак ездовой упряжки, похоро­
нивший себя в ледяной пустыне рядом со своим другом Георгием Седо­
вым; Бобби из Грейфрайерса, лохматый шотландский терьер, прожив­
ший годы на могиле старого пастуха; Кучи, пес из Варны, который,
стоя на берегу моря по брюхо в воде, ежедневно ждет возвращения сво­
его пропавшего без вести хозяина-рыбака; «итальянец» Верный, в те­
чение четырнадцати лет не пропустивший ни одного поезда, на кото­
ром, по его расчетам, должен был возвратиться его хозяин-машинист,
убитый фашистской бомбой...
Джек Лондон однажды записал:
« Самоотверженная и бескорыстная любовь зверя проникает в серд­
це того, кто испытал шаткую дружбу и призрачную верность челове­
ка...» З адумайтесь над этими словами!

В. Михайлюк
АИСТЫ НА БЕЛОЙ АКАЦИИ
РАССКАЗ-БЫЛЬ
Летом Наташа с папой и мамой приехала на Украину, к бабушке
Уле. Здесь она впервые увидела аистов. Они жили в гнезде на старой
акации. Трое аистят все время просили есть. Пока аист с аистихой кор­
мят одного — другой уже проголодался. И так весь день. Ни минутки
покоя.
Вечером, сидя на завалинке, бабушка рассказы вала Наташе про
аистов. На Украине их очень любят и называют по-разному: и лелека,
и ботяк, и черногуз, и бусел. И как ни назовешь — будет правильно.
Аисты живут долго. Бабушке Уле девяносто лет, но и она не пом­
нит, когда поселились во дворе старые птицы.
Жили они раньше у соседей на крыше. Но соседи уехали, хата их
пришла в негодность, и зимой под тяжестью снега рухнула крыша
с гнездом.
Тогда бабушка Уля попросила соседского мальчика Сашу спилить
верхушку старой акации и укрепить там колесо от телеги.
Да, да! Не смейтесь. Аисты — очень понятливые птицы. Если вы
увидели, что они ищут место для гнезда, и вам хочется, чтоб они посе­
лились у вас, укрепите колесо на крыше или две палки накрест— и
птицы сразу догадаются, что это вы им приготовили, сядут на крышу и
будут трещать клювами, благодарить за подмогу. А потом начнут горо­
дить свое гнездо. Если же колесо шатается или жерди прибиты нена­
дежно, аисты улетят. Гнездо у них большое, тяж ело е — плохо забитые
гвозди его не удержат.
Так вот, соседский мальчик Саша, как и просила его бабушка, спи­
лил верхушку акации и укрепил там колесо. Прилетели весной из теп­
лых краев птицы и не застали своего гнезда на крыше. Дня три они го­
ревали, а потом начали кружить над селом, искать себе новое место.
Наконец аист с высоты заметил колесо. Пролетел над ним дважды, сел
и стал ходить туда-сюда, проверять, хорошо ли оно прибито. А ба­
бушка Уля и Саша следили за ним, переживали. Хотелось им, чтобы
аисту понравилось колесо.
Оно вроде бы не шаталось. И вот аист закинул голову на спину и
затрещал красным клювом. И тотчас упала с неба аистиха и тоже ста­
125

л а хлопать клювом на
все лады. Так они и посе­
лились на белой акации.
Весной, когда она зацве­
ла, трудно было разли­
чить: то ли ветер колы­
шет белой веткой, то ли
аист машет крылом.'
К приезду Наташи
появилось в гнезде трое
аистят. Чтобы получше
их рассмотреть, девочка
забиралась на вишню.
Хорошо было. Пахло яб­
локами, арбузами. Грело
солнце. Аисты трещали
клювами.
И вдруг —беда. На­
летел на село ливень. Три
дня лил, не переставая.
Только на четвертый день
показалось солнце. Вы­
шла Наташа во двор,
смотрит на гнездо — а
там только трое малы­
шей. Прошел день. С та­
рые аисты не прилетели.
Не появились они и на
второй день, и на третий.
А на четвертый день од­
ну из птиц пастухи на­
шли на болоте мертвой.
Как аист погиб, никто не
знает. Может, улетел на
болото лягушек искать
для аистят да и попал
там в самый проливень...
Не возвращалась и
аистиха. А из гнезда д о­
носился жалобный писк:
аистята
просили еды.
Мальчишки пытались з а ­
брасывать им туда лягу­
шек, но в обросшее гу­
стыми ветками гнездо
было трудно попасть.

И тогда решили малышей снять. Саша опять залез на акацию.
Гнездо было широкое, и он долго не мог дотянуться рукой до аистят.
Пришлось ему встать на тонкую ветку, которая могла обломиться, и
ребята на всякий случай держ али внизу одеяла. Девочки д аж е отверну­
лись, чтоб не видеть, как он грохнется.
Но все обошлось благополучно. Бережно, по одному, в кошелке на
веревочке Саша спустил аистят на землю. Они были так слабы, что не
могли сидеть и валились на бок. Саша с Наташей заталкивали им в
клювы по кусочку рыбы и тут же»вливали по ложечке воды. После это­
го отнесли их в сад на солнышко.
К вечеру аистята встали на ноги, медленно пришли во двор и ста­
ли пищать, как пищали они в гнезде, когда хотели есть: «Дай, дай,
дай!» Ребята принесли для них полведра головастиков. И они, конечно,
все съели.
На второй день мальчишки и девочки со всей улицы добывали для
них корм: кто ловил рыбу, кто — головастиков, а кто охотился на лягу­
шек. Наташа тоже не отходила от реки — дергал а удочкой окуньков.
Аистята поправились быстро. На третий день они уже подпрыгива­
ли на своих тонких ножках, будто испытывали, не сломаются ли они
у них, взмахивали крыльями.
Во дворе аистята чувствовали себя как дома. Никого не боялись,
не обижали кур, гусей, только с удивлением поглядывали на желтень­
ких пушистых цыплят позднего выводка.
Вечером, как только начинало темнеть, они друг за другом заходи­
ли в сарай, куда их поместили на ночь в первый раз. Потом облюбовали
себе стожок сена и забрались на него.
На аппетит аисты не жаловались. Если сегодня им хватало полведра
лягушек, то назавтра этого было мало. А легко сказать— полведра
лягушек! Попробуйте их поймать! Надо сказать, что лягушки с каждым
днем попадались ребятам все реже и реже. То ли их стало меньше,
то ли они попрятались. А молодые птицы все чаще и чаще напоминали
о них. Наташа даже сердилась, когда они бежали за ней и пищали:
«Дай!»
—
Ну где я возьму? — разводила она руками. — Думаете, легко
лягушку поймать, да? Хитренькие какие.
Черные клювы аистят стали местами краснеть— созревать, как
стручки красного перца. Бабушка Уля сказала, что птицы скоро начнут
летать.
Так оно и случилось. Сперва взлетел один аист. Улетел куда-то и
пропал. Думали, что он уж е не вернется. Но поздно вечером он пр иш а­
гал откуда-то пешком. Вошел в калитку, осмотрелся и взлетел на сто­
жок, где сидели его братья.
На другой день взлетели и они. Целый день кружили высоко над
селом. Бабушка Уля сказала: раз аисты высоко летают, значит, будет
ранняя осень.
127

В этот день аисты сами охотились на лугу за лягушками, и Наташа
с ребятами бегала смотреть. Ходят аисты красиво. Вышагивают длин­
ными ногами, словно меряют луг, и при каждом шаге слегка кивают го­
ловой, будто .прикидывают в уме: «Верно, верно».
Под вечер аисты сели в свое родное гнездо. Сколько было радости
у ребят! То усиливая, то ослабляя удары, то замедляя, то ускоряя их,
аисты долго-долго стучали клювами, словно говорили: «Спасибо, ребята,
спасибо, большое спасибо! Теперь мы уже не пропадем. Спасибо, еще
раз спасибо!»
Бабушка Уля сказала:
—
И от меня еще спасибо, ребята. Вот вам моя пенсия.
И дала всем по рублю на конфеты. Бабушка Уля всегда так дела­
ет. Весной, когда прилетают аисты, ребята бегом к ней. Кто первым
прибежит, тому от бабушки «грошулька на зозульку» — целый рубль.
Бабушка идет смотреть на прилетевших аистов.
Как-то р аз перед самым прилетом аистов неожиданно выпал снег.
Все крыши в снегу, луга. Слышит одна хозяйка стук в дверь.
—
Заходите, заходите! — отвечает она, но никто не входит. С луша­
е т — опять стук в дверь. Открыла она дверь и замерла. Батюшки мои!
Перед нею стоят два аиста и дрожат не то от холода, не то от страха.
Хозяйка отошла от двери, п уская странных гостей в хату. А сама ти­
хонько через окно вылезла во двор, чтобы кому-нибудь сказать про это,
а то ведь не поверят потом люди: выдумала, мол. Первой сказал а б а ­
бушке Уле.
С неделю жили аисты в хате, а когда растаял снег, попросились на
улицу.
Хозяйка думал а, что они будут теперь часто к ней заходить. Но
аисты вели себя так, будто они и не жили у нее никогда.
А вот наши молодые аисты, ребячьи выкормыши, продолжали дру­
жить со своими спасителями. Стоило показать рыбу, как они тут. же
все трое слетали с гнезда и просили: «Дай!»
Так и промчались Наташины каникулы.
—
Вот ты и уезжаешь, — сказала ей бабушка Уля, — а скоро и
аисты улетят.
Аисты собираются в дорогу несколько дней. Слетаются на место
сбора, на луг. Ходят, поджидают других. Может, кто заболел, а может,
кто-то из молодых не окреп еще для перелета. Вожак задумчиво стоит
на одной ноге, словно вспоминает приметы дальней дороги, по которой
ему надо провести «косяк. И вот наступает день отлета. Аисты вдруг на­
чинают трещать клювами. Первым отталкивается от земли вожак. А за
ним с разных концов стаи, словно они знают, кто за кем, взлетают и
остальные, выстраиваются циркулем и долго кружат над родным селом.
Нет ничего печальней этой поры. Журавли — те курлычут, прощаются
с людьми и как бы обещают еще вернуться.
Аисты улетают молча.
128

Бывает, что в дороге на аистов нападают орлы, и тогда начинается
кровопролитная битва. Самые сильные аисты подымаются .высоко в не­
бо и, вытянув ноги и шею, стремительно падают вниз — пронзают клю­
вом своего врага и вместе с ним падают на землю, разбиваясь насмерть.
А косяк молча летит дальше, не нарушив порядка, чтобы весной опять
вернуться на родину.

Арнольд Ожегов
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА «СЕДЬМОМ НЕБЕ»
ОЧЕРК
1. «АКАДЕМИКИ»
В базовом лагере их так и называли— «академики», потому что
трое из шестерых были профессорами: руководитель отряда профес­
сор Математического института Академии наук СССР, мастер спорта
по альпинизму Ю. М. Широков, физик из Москвы, лауреат Ленинской
премии Л. Н. Усачев и наш земляк, профессор Пермского политехни­
ческого института А. А . Поздеев. Кроме них в отряд входили еще
трое альпинистов из Оша — Мамасали Сабиров, Геннадий Ахсанов и
Валерий Зеленин.
130

Альпинизм — это преж де всего братство. Все в лагере с первых
дней были на «ты» — и наши советские спортсмены, и горовосходи­
тели спортивных рабочих клубов других тринадцати государств.
Базовый лагерь был располож ен в урочище Ачик-Таш, у самого
подножья пика Ленина, на высоте 3 6 0 0 метров.
Жили в лагере дружно , весело, интересно. Лишь одно огорчало —
капризная погода. С вечера все урочище зеленеет и пестрит цветами,
а поутру, бывает, травинки не видать: и зелень и палатки покрыты
двадцатисантиметровым слоем снега. А часам к одиннадцати опять
сухо. Причем снег не тает, не стекает ручьями, он попросту испаряет­
ся под солнцем. Однажды ночью страшный порыв ветра наделал пе­
реполоху на весь лагерь: сорвал большую палатку столовой, а та при­
давила несколько маленьких.
Но не затем собрались здесь, чтобы, посетовав на негостеприим­
ную погоду, разъехаться восвояси. Пора было выходить на цель.
Самым первым штурмовым отрядом, взявшим курс на вершину
грозного семитысячника, был отряд Широкова— «академики». Имен­
но им доверили прокладывать маршрут.
2. В ОБНИМКУ С ШАРОВОЙ МОЛНИЕЙ
Шли «академики» день, и другой, и третий. Ночевали в промежу­
точном лагере на высоте 4200. Вторая ночевка — на высоте 5200.
Третья — 6100.
Погода никак не позволяла двигаться быстрее. Ночами — замо­
розки йод тридцать градусов, днем — шквалистый ветер или туманы.
Облака то накатывают снизу, то сплывают сверху, и тогда в двух
метрах человека не видно, а в шести-восьми не слышно: звуки глу­
шит туман. Волей-неволей приходится на ощупь ставить палатки. Для
Памира это почти «нормальные» условия, и к ним альпинисты
были готовы. Но высота и непогода очень изнуряли.
На четвертый день вышли на гребень, ведущий к вершине. Ветер
сбивал с ног. Он дул со скоростью двадцать метров в секунду. Все
окрест забило облаками. Повалил снег.
Посидели с полчаса, подождали, но буран все не утихал, и тучи
сгущались. Тогда отыскали впадину в гребне и поставили две па­
латки.
Перекрикивались шуточками, прикидывали маршрут и график
завтрашнего спуска с вершины. Ведь до нее оставалось рукой подать:
сейчас они были на отметке 6900, а высшая точка пика — 7134 .
Потом примолкли: приятного-то все ж е мало.
Долго ли, коротко лежали, а погода все не утихомиривалась.
Хуж е того, часов в девять вечера начались вспышки молний, да та­
к и е — будто из «катюш» бьют. Вспышка — и одновременно лающий,
отрывистый пушечный выстрел.
131
9*

Все понимали, что при такой грозе надо повыкидывать все ж е­
лезо. Всякие мелкие металлические предметы давно забросили по­
дальше от палаток. Но ведь ледорубы выбросить невозможно: именно
на них крепятся высокогорные палатки. Вынь ледорубы — ураган
подхватит палатку и закатит куда-нибудь в тартарары.
Палатка была зашнурована и застегнута наглухо — ни дырки, ни
щелочки. И вдруг внутри возник ослепительный шар без четких очер­
таний. Он медленно поплыл к ногам Широкова. Поздеев лежал с рас­
кинутыми руками — так он и застыл: шаровая молния, покачиваясь,
нехотя подкатывала к нему. Он только запомнил удар сквозь тело —
из руки в руку через позвоночник.
Когда Поздеев очнулся, шара уже не было. Не чувствовалось я
боли.
Выскочили на ружу . С ледорубов сыпались искры, как из-под
наждака. В соседней палатке у Ахсанова тоже все пострадали от
электрического разряда.
Гроза бушевала по-прежнему. И ничего не оставалось, кроме как
ждать утра. Что и говорить, куда как приятная выпала ночка!
Утром гроза поутихла и даже проглянуло чистое небо — их «седь­
мое небо» . Стали считать синяки и шишки. Четверо отделались легко.
Зато Поздеев и Зеленин, как выяснилось, были травмированы серьез­
но и двигаться самостоятельно почти не могли.
Обидно, конечно: каких-то две сотни метров до вершины, о ко­
торой мечтали весь год. Но не бросать же беспомощных товарищей в
беде. Их надо переправить в базовый лагерь, а у ж потом, может быть,
снова с какой-нибудь группой начать все сначала.
Но с таким выходом не могли примириться ни Поздеев, ни Зе­
ленин.
—
Ведь из вас никто не бывал на пике, — убеж дал Поздеев, —
как ж е вам отступать теперь, когда остается с гулькин нос? А мы, на­
легке, спустимся и вдвоем с Валерием.
Решение зависело от Широкова — он командир.
—
Юра, — уговаривал его Поздеев. — Ты пойми, ведь Лева пер­
вый и единственный лауреат Ленинской премии, который достигнет
пика Ленина и именно в честь столетия рождения Ленина.
Когда Поздеев и Зеленин продемонстрировали, что налегке они и
впрямь в состоянии передвигаться, командир разрешил им спускать­
ся самостоятельно.
Все шестеро перецеловались. Четверо, оставив одну палатку на
месте и сложив в нее все не очень сейчас нужное, направились к вер­
шине. Они рассчитывали в этот ж е день вернуться обратно.
А двое заковыляли вниз. Вначале, на виду у товарищей, они изо
всех сил старались держ аться пободрее. Потом поплелись едва-едва.
Тридцать-пятьдесят метров пройдут — и валятся на плотный фирн.
Поздееву особенно трудно было подниматься — ведь он не мог со­
гнуться без жесточайш ей боли.
132

И еще одно чрезвычайное происшествие пришлось пережить им.
Поздеев ковылял чуть впереди, Валерий — за ним. И вдруг Александр
Александрович увидел, что Зеленин вихрем просвистел мимо. То ли
нога за ногу заплелась у него, то ли на миг в голове помутилось, он
упал и со все нарастающей скоростью заскользил вниз по крутому
склону.
Поздеев стоял и смотрел. Что он мог поделать? Чем помочь?
К счастью, проскользив с полкилометра, Валерий застрял в ка­
кой-то ложбинке на излете крутизны.
Когда со всей возможной поспешностью Поздеев добрался до не­
го, Валерий был в сознании, но совершенно не мог вспомнить, ни как
упал, ни как летел.
Пошли дальше. Но еще осторожней и еще медленнее. Так медлен­
но, что надеялись: товарищи успеют покорить вершину и догнать их
где-то на пути к лагерю.
Не догнали.
3. ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ В ЛЕДНИКОВОЙ ТЕСНИНЕ
Они благополучно достигли пика. Все четверо. Но ступить на вер­
шину самым первым дали профессору Усачеву. И вообще в нынеш­
нем году он оказался здесь самым первым.
Имя Ленина присвоено этой вершине по ходатайству советско-
германской Памирской экспедиции 1928 года. А 8 сентября 1934 года
Касьян Чернуха, Иван Лукин и неоднократно признававшийся луч­
шим альпинистом мира Виталий Абалаков установили на пике бюст
В. И. Ленина, обернутый в кумач. В туре была оставлена записка:
«Высочайший памятник величайшему вождю трудящихся». А сейчас
тут целый музей: ведь каждая группа восходителей стремится уста­
новить на вершине новый бюст или барельеф Ленина, водрузить вым­
пел или государственный флаг своей страны, отдавая этим дань люб­
ви и уважения вождю пролетариата.
Поредевший отряд «академиков» оставил в туре свою записку и
начал спуск.
Но вскоре проклятый памирский туман опять закрыл им путь.
Ночевать на тридцатиградусном морозе и пронзительном ветру без
палатки, без лишней теплой одежды, без глотка какао или хотя бы
просто горячей воды — х уже не выдумаешь. Ямка, которую они ледо­
рубами выскребли в снегу, не защищала ни от холода, ни от ветра.
Когда рассвело, они увидели свою палатку всего в нескольких
сотнях метров.
Эта бессонная ночь изрядно подорвала самочувствие и, видимо,
притупила бдительность...
Они уже настолько уверовали в благополучное завершение пу­
тешествия, что разгрузили А хсанова и налегке отослали вперед, на
отметку 5200, чтобы к подходу остальных был готов горячий ужин.
133

Ахсанов быстро добрался до назначенного места. Оказалось, там
уж е разбили лагерь поднимавшиеся на вершину красноярцы и спорт­
смены из ГДР.
И опять разразился буран. В три часа ночи в лагерь приполз об­
мороженный Сабиров и сообщил о несчастье.
А случилось вот что.
Они трое шли в связке. Впереди показалась трещина, засыпанная
снегом. Только очень наметанный глаз мог заметить ее. Они замети­
ли. Надо бы ее обойти, но кто знает, на сколько она протянулась —
километр, два? Жаль времени, а они уже благополучно миновали не­
сколько трещин, правда, немного поуже этой.
Вначале пополз Сабиров. Его страховали двое. Он вбил ледоруб на
той стороне и обмотал вокруг него веревку. Пополз Широков,
страхуемый теперь с обеих сторон трещины. Тоже благополучно. На­
стал черед Усачева. А он весит, слава богу, побольше центнера, и это­
го «мост» уже не выдержал, ухнул вниз вместе с альпинистом. Ко­
нечно, его удерж али на веревке. Но... поднять наверх оказались бес­
сильны.
А сколько Усачев м ожет провисеть, стянутый грудной обвязкой?
Час, два, три? Сдавленный веревками, да еще при высотной кислород­
ной недостаточности, он неминуемо задохнется.
К счастью, мотаясь на веревке от стенки к стенке, он нащупал
крохотный выступ, этакую полочку, на которой можно стоять и да­
же, с грехом пополам, сесть.
Усачеву спустили спальник, Сабиров пошел вниз за помощью, а
Широков остался на краю трещины с другом.
Сабиров попал в буран, поморозился, но все же, как мы знаем,
добрался до лагеря.
И вот оно — интернациональное альпинистское братство! Весть
о беде быстро разнеслась по группам и маршрутам. Ленинградские,
немецкие, красноярские спортсмены, альпинисты Туркменского воен­
ного округа во главе с заслуженным мастером спорта подполковни­
ком Рацеком прервали свои маршруты и поспешили на выручку това­
рищу. С ними снова пошел и Ахсанов.
Шестнадцать часов пробыл Усачев в ледовой теснине.
Поздеев увиделся с ним у ж е в базовом лагере, когда профессору
Усачеву вручали жетон покорителя пика Ленина.
А всего за три недели на этой вершине побывало 132 человека
из четырнадцати стран.
4. ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ
Я позвонил ему домой на следующий же день после возвращения
с Памира. Он был еще нездоров, но мы все же назначили свидание,
встретились.
134

В нем ничего «профессорского»: он собран, подтянут, моложав,
в нем прекрасно уживаются юмор, серьезная сосредоточенность, ост­
рый ум, простота в обращении.
Вот основные вехи его ж изненного пути — научные и спортивные.
Родился в Златоусте. В 1949 году, закончив Уральский политех­
нический институт, стал инженером по термической обработке м етал­
лов. Работал на Иркутском заводе тяжелого машиностроения масте­
ром. Поступил в аспирантуру на ту же кафедру, где учился. В 1958 го­
ду защитил кандидатскую, а через восемь лет — докторскую диссер­
тацию. В то время ему было всего тридцать пять лет. В 1963 году он
переехал в Пермь, возглавил только что образованную ка федру дина­
мики и прочности машин — единственную на Урале.
Но, уверяет Александр Александрович, никогда он не смог бы
столь напряженно заниматься наукой, если бы всю жизнь ее не со­
провождал и не поддерживал спорт.
—
Представьте себе мальчика, воспитанного в тепличных усло­
виях. В школе на переменах первые два года он провел за шкафом,
потому что боялся ребячьих игр. В старших классах избегал всяких
«мужских» споров и, наверно, на всю ж изнь остался бы в высшей сте­
пени осторожным, не попадись он на первом курсе института в руки
внимательному тренеру по боксу и очень хорошему человеку Льву
Михайловичу Вяжлинскому. Этим мальчиком был я.
Поздеев быстро преуспел в боксе. Дважды становился чемпионом
Свердловска, получил первый спортивный разряд, завоевал призовое
место на первенстве ВЦСПС. Занимался и легкой атлетикой, и лыжа­
ми, и по этим видам спорта тоже стал перворазрядником. Но с 1954 го­
да, когда он впервые попал в альпинистский лагерь «Алибек» на Кав­
казе, «заболел» альпинизмом. Потом он бывал на А лтае, на Тянь-Ша­
не, на Памире, а также в тайге Северного Урала, в Горной Шории.
—
Мне не с чем сравнить отдых в горах, — говорит Александр
Александрович. — Даже просто жизнь на высоте три тысячи шестьсот
метров, как нынче в Ачик-Таше, это у ж е само по себе тренировка.
Но, в свою очередь, чтобы выдержать памирскую нагрузку, надо
было подготовиться. Зимой были лыжи и бокс, а все лето занимался
велосипедом, участвовал, например, в пробеге Пермь — К унгур —
Пермь. Бегал с марафонцами кроссы по тридцать-сорок километров.
—
Ведь если только есть, спать да работать, — продолжает Позде­
ев, — теряется настроение, вера в успех. Вот тут-то спорт и наготове:
он ломает самое паршивое настроение.
—
Но, Александр Александрович, — спрашиваю, — ведь такая
спортивная нагрузка, вероятно, отнимает уйму времени?
—
Как-то на досуге я с карандашом подсчитал: иные мои колле­
ги, научные работники, которые к физкультуре не привержены, в те­
чение года проводят на бюллетене столько ж е времени, сколько я от­
даю спорту. А после болезни они еще долго не могут войти в ритм
работы. Так что лучше — убивать время и здоровье на какие-нибудь
135

ангины или выигрывать и то и другое в спорте? А кроме того, спорт ведь
укрепляет волю. Мне, например, всегда удается заставить себя сделать
что-то через «не могу». Я ни разу в жизни не брал больничного листа.
И сейчас не думаю. Вот ж ду из заграничной командировки, из Афри­
ки, моего тренера по боксу Сашу Засухина. С ним будем разминать
позвоночник. Бокс — это удивительно мягкая, плавная и в то ж е вре­
мя активная нагрузка, лучше всяких врачей. А пока — побегаю.
И он бегает. Да еще как!
В первые дни после возвращения с Памира он передвигался по
улице с передышками. А уже недели через две побежал.
Бегает он вместе со своим другом — спаниэлем Раджиком. Через
пешеходный Камский мост по шоссе до плотины КамГЭС и тем же по­
рядком назад. Публика на мосту к ним давно привыкла: впереди пес,
за ним сухощавый мужчина в тренировочном костюме. Но пока хо­
зяина не было дома, Раджик «растренйровался». Когда бежали через
мост на правый берег, спаниэль, как всегда, держ а лся метрах в пяти­
десяти впереди. А когда возвращались обратно, Р адж ик едва волочил
ноги метрах в пяти-десяти сзади.
Доктор технических наук, профессор, разносторонний спортсмен
Александр Александрович Поздеев снова в форме! Впереди — учеб
ные семестры, научный труд и тренировки.
Ну, а летом — снова в горы, снова на свое «седьмое небо».

Э. Шумов
ОЧЕРК
Говорят, на чудаках мир держится.
На горячих, увлеченных своим делом, которые на иных производят
впечатление людей «не от мира сего»: «А этот-то? Хороший человек,
но, говорят, того...» — И выразительно покрутят пальцем около виска.
Близнецовы тоже, наверное, производят впечатление чудаков.
И все-таки я расскажу о них.
Бли знецо вы — педагоги. Они учат своих питомцев любить природу,
открывать ее тайны, любить свой край, Родину. А понятие Родины на­
чинается у юного гражданина страны не с громких слов, а с той бело­
ствольной березки, что стояла на бугре у родного дома.
Когда ты был маленьким, бугор казал ся неприступной горой, к вер­
шине которой, не запыхавшись, не подняться. Вырос — и шутя вымахи­
ваешь на него, улыбаясь своей детской робости.
138

А березка все та же, вытянулась, повзрослела вместе с тобой.
И невольно щемит сердце.
Это радостная, тихая грусть. Тебе хочется что-то сделать для этого
уголка, нем-то (прославить его, возвеличить, быть может.
И , перебирая в памяти людей, которые привили тебе то чувство,
обязательно вспомнишь таких, как Близнецовы...
Их двое — Панфил Моисеевич и Евгений Панфилович, отец и сын.
Один— добродушный, благожелательный, много повидавший на
своем веку, другой — всегда сосредоточенный, весь где-то в себе.
Но улыбнется застенчиво — и видно: хороший человек.
Живут они в Александровске.
Приедет незнакомый человек, спросит о них — и уж ответ готов:
«А, старик-то с сыном... К ак же, знаем! В походы все с ребятишками хо­
дят, кости всякие таскают в свой музей, пещеры исследуют. Занятные
люди!»
Чего там занятные, интереснейшие люди Близнецовы! — утвер­
ждаю я.
Как-то мы с Близнецовым-младшим загрустили: много на земле
удивительных и прекрасных мест, где нам никогда не доведется побы­
вать. Не повидаем мы далекие Канарские острова, да и остров Пасхи,
пожалуй, уплыл от нас, и атолл Суворова — тоже.
Но Евгений Панфилович немедленно выдвинул свою точку зрения
на этот вопрос:
—
Возьмите нашу Чусовую. Толпы туристов каждое лето. А сколь­
ко там еще белых пятен! Есть у нас на севере река Березовая: если
там поглубже покопать, то непременно что-нибудь интересное найдешь.
А есть еще Печора. По сути дела наш край еще совсем не изучен. Мож­
но свои Америки и дома открывать.
Откуда у него эта страсть, эта неистребимая ж а ж д а открытий,
стремление «порыться», дойти до всего самому?
Евгений Панфилович Близнецов — незаурядный исследователь:
спелеолог, археолог, антрополог.
Известный ученый Отто Николаевич Бадер, начиная рассказ о
какой-нибудь интересной своей экспедиции, нет-нет да и скажет, что
идею ее подсказал александровский учитель Близнецов.
Скоро во все учебники археологии войдет название «Грот Евгения
Близнецова».
Откуда все это?
Дело в том, что Близнецов — сын Близнецова. И тут нам придется
обратиться к биографии Близнецова-старшего, Панфила Моисеевича.
Сын неграмотного, темного, забитого удмурта, после революции он
жадно взялся за ученье. Учитель. Большое слово это было тогда. И
Панфил пошел в педагогический техникум. Судьбе было угодно, чтоб
директором в техникуме был именно Ильин. Он очень интересовался
историей своего края, изучал названия населенных пунктов, рек, инте­
ресных мест. Ученики его добирались с экскурсиями аж до Казани.
139

После техникума Панфил Моисеевич стал завзятым краеведом. По-
работав в газете, закончив институт, уже совсем зрелым человеком по­
пал он на Урал.
Луньевка. Школа.
Недалеко от школы, за речкой, Панфил Моисеевич давно приме­
тил древнюю выветрившуюся скалу. С точки зрения геологии пластов,
просто прекрасное место. Чего тут только нет: и ракушки древние, и от­
печатки неведомых, живших когда-то растений! Сходил туда на р аз­
ведку и решил: «Вот с этого и начнем...»
Однажды вечером, после урока географии, отправился к скале с
учениками.
Нелюбопытному человеку трудно было здесь что-то разглядеть, но
ребята смотрели глазами своего учителя.
Уж они на камни эти накинулись!
—
А знаете, что здесь было много миллионов лет назад? — спросил
Панфил Моисеевич.
—
Что, что? — наперебой закричали все.
—
Море, теплое море... Потом море ушло, а обитатели его как раз
и отпечатались в породе. А ка к они попали на скалу? Это очень инте­
ресно, ребятки!
И «ребятки» все как один записались в кружок краеведения.
Шел 1948 год. Трудно было, голодно после войны.
Многие считали, что время не для походов. Чего таскать полуголод­
ных ребятишек по горам?
И все-таки краеведческий кружок жил. Панфил Моисеевич был че­
ловеком настойчивым и от своего отступать не любил.
К тому же на помощь ему пришел сын.
Бегут в этом крае, срываясь с гор, холодные стремительные реки —
Усьва, Яйва, Чаньва.
Правый берег у них пологий и душистый от запаха лугов и крепких
таежных цветов, а левый угрюмо высится зубцами отвесных скал, стол­
бов, накрывает черной тенью говорливые струи рек.
Неприступное место для ворога, дл я дурного глаза, для дикого зве­
ря. Древнему чело веку — самое место разбить свою стоянку...
В 1950 году впервые повел Евгений Панфилович своих ребят на ро­
зыск.
«Должны найти, непременно должны!»
Около Луньевки все пещеры облазили. Досконально исследовали
мало известную тогда Кизеловскую пещеру.
Вооруженные шахтерскими лампами, чувствуя себя заправскими
спелеологами, потому что вокруг было и сыро, и зябко, и под ногами
чавкало, спустились ребята в пещеру.
Сверкающие кристаллики льда поблескивают на стенах. Первые
гроты совсем маленькие.
140

Если пойти из них на север, то дальше хода нет — тупик. Об этом
предупреждали старожилы, но ведь самим хочется все проверить. Убе­
дились: точно, дальше хода нет.
В Белоснежном гроте уже можно выпрямиться и даже голову
задрать. Яркий луч «шахтерки» выхватит из тьмы серые сво ды —нате­
ки кальцита, проявится в конце грота озеро, как бы застывшее тысячу
лет назад.
Медленно распутывая подземный лабиринт, не переставая восхи­
щаться и все надеясь обнаружить что-то свое, продвигались вперед
близнецовские питомцы.
—
Смотрите, смотрите, потолок-то, как будто лодка, выгнут, —
закричал вдруг кто-то, когда все столпились в очередном гроте.
—
Точно! Он так и называется: «Лодка» , — ответил Близнецов.
...А пещерный жемчуг они нашли в совсем узком ходе, где проби­
раться пришлось почти ползком. Полупрозрачный, если очистить его от
глины, голубоватый, будто вобравший в себя сияние ледопадов и сне­
жинок. Вроде бы успех?
А Близнецов досадовал: «Не то, не то! Серьезнее надо, по-науч-
ному!»
Как раз в это время о походах ребят узнал Отто Николаевич Б а ­
дер. Он увидел в них помощников и очень серьезно занялся с юными
спелеологами.
В 1964 году солдат Стадник открыл на Чаньве не известную до сих
пор пещеру. Ну, открыл и ладно. На картах своих маршрутов ребята
записали: «Пещера Стадника».
Но когда тот сказал, что в пещере валяются какие-то кости, юные
исследователи во главе с Евгением Панфиловичем ринулись туда прямо
зимой, в каникулы.
Добрели до устья пещеры, устроились на ночлег. На улице мороз,
в пещере — один градус тепла.
Ребята уже спали, а Володю Квашенинникова било нетерпение. Не
мог дождаться утра, полез по углам.
Копнул сверху — за что-то зацепил. Кость!
—
Евгений Панфилович!
—
Ну, чего ты как оглашенный!
—
Да вы смотрите, смотрите, тут пластина какая-то!
Очистили находку от земли, пригляделись — и верно: кремневая
пластина. И желобок на кости искусственного происхождения.
—
Ты знаешь, Вова, по-моему, это охотничий нож!
Ребята, хоть втайне и надеялись, что непременно найдут что-то,
настроены были скептически. А тут... такое!
И у пламени догорающего костра открылось им давно отжившее
время — каменный век.
Колебалось неровное пламя, бросая красные отсветы на закопчен­
ные своды, и мечталось ребятам открыть все тайны, какие ни есть на
земле. Непременно увидеть тени минувшего.
141

До боли в глазах всмат­
ривались ребята в стены пеще­
ры. А вдруг... Ведь предпола­
гают же фантасты, что мож­
но увидеть тени минувшего.
Помните, у писателя Еф­
ремова — палеонтолог Никитин
увидел на плите ископаемой
смолы гигантского динозавра?
Громадный зелено-серый приз­
рак... Горбоносая голова, боль­
шие глаза, тускло глядящие
куда-то вдаль, безгубая широ­
кая пасть, длинный ряд загну­
тых назад зубов... Долгие го­
ды бился Никитин над этой з а ­
гадкой природы, пока, изучая
принципы цветной фотографии,
не пришел к выводу, что свет
непосредственно действует на
некоторые материалы, и этого
достаточно для получения изо­
бражения.
Свежевскрытый
слой ископаемой смолы и хра­
нил снимок одного момента су­
ществования природы мелово­
го периода.
Десятки пещер исследовал
Никитин, сконструировал спе­
циальный прибор.
И вот пришел этот сча­
стливый миг.
« Гладкая зеленая стена,
не
поврежденная взрывом,
влажно отблескивала в ярком
дневном свете.
Никитин посмотрел на ча­
сы — два часа двадцать три
минуты — и прильнул к стеклу,
вцепившись в поворотный винт
призмы. Снова медленно потя­
нулось время, но сейчас ожи­
дание было напряженным —
ученый знал, что увидит ми­
нувшее.

Медленно, очень медленно
солнце изменяло свое положе­
ние на небе. Никитин забыл
про все окружающее...
Вот серая согнутая тень
направо постепенно вырисовы­
валась четким контуром чело­
веческой фигуры.
Косая линия обрисовыва­
ла копье.
Вобрав голову в широкие
плечи со вздутыми, напряжен­
ными
мускулами,
человек
уселся, пригнувшись, выставил
вперед копье. Широкое избо­
рожденное морщинами лицо
было наполовину повернуто к
Никитину, но глаза устремля­
лись на синеющие вдали окру­
глые, заросшие лесами горы...
Ученому показалось, что на
лице человека он прочел тре­
вожное и мучительное р а з­
думье, словно тот в самом деле
пытался заглянуть в будущее...»
Вот бы ребятам никитин­
ский прибор! Но и так волне­
ния и радости в тот вечер было
достаточно. Впрочем, в дневни­
ке похода об этом историческом
событии записано строго, по-
научному: «В пещере Стадника
Володя Квашенинников нашел
мезолитический нож».
Другая удача ждала на
таежной речке Чаньве.
Около поселка Анюши
Евгений Панфилович обнару­
жил светлый грот с тупиком.
Сухая-сухая
пещера,
уют­
ная. На полу — кости. Одна —
здоровенная. « Наверняка ма­
монт или шерстистый носо­
рог...»

Это (было в мае 1965 года, а осенью, прихватив двух друзей, Близне-
цов-младший снова подался на Ч аньзу. Тут уж заложили шурф по всем
правилам. Зало жили и ахнули: полный шурф оружия! Только на одном
квадратном метре насчитали сорок кремней.
Обрадованный Близнецов написал в Москву Бадеру: «Приезжайте,
по-моему, интересно». И Отто Николаевич приехал на разведку.
Находки сыпались одна за другой.
Когда отрыли зубы детенышей мамонта и классифицировали их, то
определили: пещера времен верхнего палеолита.
И маститый ученый занес на свои карты этот удачливый грот как
грот Евгения Близнецова.
Незаметно подрастали ребята, становились заправскими археологами.
Некоторым детское увлечение подсказало жизненный путь.
На археолога учится Саша Посаженников. Рекордсмен подземных
переходов Валера Васьков (у него на счету шестнадцать километров)
тоже не представляет жизни без археологии. Юра Михин, Юра Лучни­
к о в — все это близнецовские питомцы.
Но о Юре Лучникове особый разговор.
Он был самым озорным мальчиком в Талом. От него прямо спасения
не было. Драл ся, хулиганил, каждый день вызывали его в учительскую
или к директору. В семье — тоже нелады.
Однажды после крупной ссоры с отцом Юра убежал из дому и не хо­
тел туда возвращаться: «Куда глаза глядят — только не домой!»
И вдруг подумалось: «А как же ребята, походы, кружок?»
Ноги сами принесли его к дому Панфила Моисеевича.
Долгим и серьезным был разговор. Юру с той тревожной ночи слов­
но подменили.
В походе с новичками он ходил старшим, и дисциплина в отряде бы­
ла безукоризненной. В редколлегии стенной газеты Юра был самым ак­
тивным. Школу он закончил как все, нормально.
Сколько таких «крестников» у Близнецовых! Рита Ткаченко, Мария
Тиунова, Борис Вотов. Геологи, топографы...
А Виктор Голубаев рыбачит у берегов Канады.
В каждом из них оставили Близнецовы частицу своего беспокойного
сердца, привили своим питомцам чувство поиска, ж ажду открытий, сде­
лали их настоящими патриотами.
Благодаря им краеведение в Александровске стало одним из главных
увлечений ребят.
Может быть, какой-то корысти, выгоды, легкой жизни ищут себе эти
люди? Все-таки походы — занятие, с точки зрения некоторых, веселое,
праздное.
Не надо мне брать Близнецовых под защиту. Благородное дело вос­
питания патриотов, настоящих, неравнодушных людей, которым занима­
ются они, говорит само за себя.
В нем они черпают радость.
144

— Ты знаешь, вот сейчас иногда раздумываешь на досуге, как бы
жил, если бы ничего этого у меня не было — ни походов, ни музея, и по­
нимаешь: неважная жизнь без любимого дела!
Больной, с температурой, Евгений Панфилович сидит дома и стар а­
тельно, поминутно сверяясь с картой, расписывает новый маршрут для
своих путешественников. «По пути Ер м а к а » — та к будет он называться.
— Вот видишь, тут новая ветка пошла, на Тобольск, на Сургут!...
Пройдем с ребятами!
»./.»..*л

х у д ожестко
местное,
незакистное
из ИСТОРИИ РУССКОЙ нлук и
ПРОШЛО ТРИ ВЕКА
—
Назовите фамилию русского ученого!
Школьник любого возраста, не задумываясь, выпалит:
—
Ломоносов!
В Ломоносове поражает все: и его преданность науке, и уникаль­
ная разносторонность научных интересов, и глубина его открытий, и
его путь в науку — путь самоучки.
Но речь пойдет не о Ломоносове, а об одном из его предшествен­
ников, без которого (как знать), возможно, и не было бы Ломоносова.
«Вратами своей учености» назвал Ломоносов две знаменитые
книги того времени: «Арифметику» Магницкого и «Грамматику»
Смотрицкого.
В июне 1969 года исполнилось 300 лет со дня рождения прослав­
ленного русского математика и педагога Леонтия Филипповича Маг­
ницкого (1669— 1734), автора одной из этих знаменитых книг. Вот о
нем и пойдет речь, о нем и о его «Арифметике». А еще о том, почему
математика Магницкого называют отцом русских моряков.
«УЧИЛСЯ СПОСОБОМ ДИВНЫМ И НЕУДОБОВЕРОЯТНЫМ»
Леонтий был сыном Филиппа Телятина, крестьянина Осташков­
ской патриаршей слободы (ныне город Осташков Калининской обла­
сти). Слобода эта принадл еж ал а Иосифо-Волоколамскому монастырю.
Из истории вам известно, что монастыри были как бы помещики: им
принадлежали и земли и крепостные люди.
146

Мальчик овладел грамотой в местной церкви. А откуда еще было
тогда взять книги простому люду? Леонтий стал завсегдатаем этой
«библиотеки», причем, как писал в воспоминаниях церковный дьяк,
любил разбирать что-нибудь мудреное да хитрое.
Однажды в монастырь был отправлен обоз с рыбой, сопровождать
который снарядили и Леонтия. Монахи, узнав о способностях юноши,
оставили его у себя для чтения, а позднее, оценив его талант и трудо­
любие, передали в Симонов монастырь в Москву. В монастырях Леон­
тий изучает богословскую литературу не только на русском, но и на
латинском и греческом языках, разбирает старинные рукописи.
Тут-то и проявляется его интерес к естественнонаучным рукопи­
сям, он всецело увлекается ими, самостоятельно изучает математику
и навсегда посвящает себя ей.
Леонтий Филиппович уходит из монастыря и до 1701 года зани­
мается преподаванием математики в московских до м ах. По некото­
рым сведениям, в этот период он учился в созданной незадолго перед
этим славяно-греко-латинской академии, той самой, в которой спустя
десятилетия обучался М. В. Ломоносов. Однако документальных под­
тверждений этому нет. Существует старинная книга о первых питом ­
цах академии, и если бы Магницкий там обучался, то в книге он был
бы упомянут. Да и не могла академия повлиять на формирование на­
учных интересов Магницкого, потому что математика в ней все равно
не преподавалась...
В это же время Леонтий знакомится с немецким, голландским и
итальянским языками, которые ем у в дальнейшем, когда он серьезно
занялся навигацией, очень пригодились.
Он становится одним из образованнейших людей Москвы и, по
свидетельству современника, «из уст царя Петра переименован из Те­
лятина Магницким, в сравнении того, как магнит привлекает к себе
железо, так и он природными и самообразованными способностями
своими обратил внимание на себя» .
С 1701 года почти 39 лет отданы Магницким Навигацкой школе,
точнее «Математических и навигацких, то есть мореходно-хитростных
наук, школе».
«Р АДИ ОБУЧЕНИЯ МУДРОЛЮБИВЫХ РОССИЙСКИХ ОТРОКОВ»
Насколько в тяжелом положении находилась Навигацкая школа
в момент ее открытия, да ж е представить трудно. Судите сам и: ш кола
была задумана как высшее учебное заведение. А кто туда шел учить­
ся? Слушатели школы, как правило, были совершенно неграмотны —
не умели даже читать. А ведь навигационные задачи о прокладке кур­
са корабля — это чистая тригонометрия!
Кроме Леонтия Магницкого, преподавали в Навигацкой школе
Рпяя ПРТПГШ
147

три англичанина — А . Фархварсон, С. Гвин, Р. Грейс.
Разумеется, ученики не знали английского языка, а преподава­
тели-англичане не знали русского. Поэтому вначале основная тяжесть
преподавания легла на плечи Магницкого.
Ко всему этому добавьте полное отсутствие учебников. В те вре­
мена существовало только две печатные математические книги на
русском языке.
Первая — «Считание удобное, которым всякий человек купующий
(покупающий) или продающ ий зело удобно изыскати может число вся­
кие вещи» — была издана в 1682 году и представляла собой таблицу
умножения целых чисел от 1 до 100.
Вторая— «Краткое и полезное руковедение во аритметыку...» —
издана в 1699 году в Амстердаме. Составлена она Ильей Федоровичем
Копиевским — белорусом, проживающим в Голландии. Книга распро­
странения не получила, так как большая часть ее содержала всевоз­
можные изречения и басни Эзопа, и только 16 страниц в ней было по­
священо описанию четырех арифметических действий.
Ясно, что эти две книги не удовлетворяли школу математических
и навигацких наук, а других книг — увы! — не было. Поэтому по ука­
з у Петра Первого Леонтию Магницкому было предписано создать свой
учебник арифметики, геометрии и навигации.
Магницкий выполнил работу всего за один год (!). Когда он окон­
чил труд, было «велено с той ж е книги напечатать в типографию
2400 книг».
И еще через год (в 1703 году) появилась на свет книга Л. Ф. Маг­
ницкого с длинным, по обыкновению тех времен, названием: «Ариф­
метика, сиречь на ука числительная, с разных диалектов на славянский
язык переведена, и во едино собрана, и на две книги разделена. Ныне
ж е повелением благочестивейшего великого государя нашего царя и ве­
ликого князя Петра Алексеевича... в великом граде Москве типограф­
ским тиснением ради обучения мудролюбивых российских отроков, и
всякого чина и возраста людей на свет произведена...»
«Типографским тиснением». Тогда это означало, что каждая
страница сначала была вырезана на доске целиком. Таким образом, за
год было изготовлено около тысячи гравюр с текстом и рисунками.
Книга Магницкого — это целая э поха в истории математической
культуры России. Содержание ее значительно шире названия. Это не
просто арифметика. Это энциклопедия математических знаний
XVII века: более чем на 900 страницах она содержала арифметику,
приложение арифметики к алгебре и геометрии, практическую геомет­
рию, тригонометрию, сведения по астрономии и геодезии, курс кораб­
левож дения. Автор использовал обширную иностранную литературу и
многочисленные русские научные рукописи.
«Арифметика» Магницкого на полстолетия стала основным учеб­
ником математики в России. Ее использовали во всех учебных заведе­
148

ниях, по ней занимались такие самоучки, как Ломоносов. Русские
люди переписывали ее от руки и передавали другим. Популярность
книги не упала даже после того, как был напечатан учебник арифме­
тики великого математика Леонарда Эйлера.
Это объясняется большим педагогическим талантом Магницкого.
Он действовал по принципу «не рассказом, а показом »: при изложе­
нии всякого понятия сначала дава л пример, затем — определение иу
наконец, большое количество «прикладов» (примеров) практического
содержания.
Практическая направленность книги делала ее особенно ценной
для людей многих специальностей.
Говоря о пользе арифметики, о ее значении для хозяйства и воен­
ного дела, посвященный ей раздел Магницкий начинает так: «Ариф­
метика, или числительница, есть х удо ж еств о честное, независтное и
всем удобопонятное, многообещающее и многохвальнейшее, от древ­
них же и новейших, в разные времена живших изряднейших арифме­
тиков изобретенное и изложенное».
А когда речь зашла об алгебре, автор подчеркивает, что через
алгебру «арифметика чин свой и во всем потребный нам конец и со­
вершение примет». В другом месте он говорит, что арифметика «про­
свещает ум ко приятию множайших наук и высочайших».
Магницкий предназначал книгу не только для учебных за веде­
ний, но и для таких самоучек, каким был сам, потому написана она
ясным и простым языком. Вот, к примеру, как он объясняет дроби:
это «число ломаное ничто ж е ино есть, токмо часть вещи, числом
объявленная, сиречь полтина есть половина рубля, а пишется сице (это)
Ч2 рубля».
Многие задачи Магницкого стали классическими и неоднократно
включались в более поздние учебники. Попробуйте решить такую его
задачу:
«Окрест некоего града бяше (был) водный ров, имеющий внешнее
окружение 4 40 аршин, широта ж е его 14 аршин, и ведательно есть
(требуется узнать), колико (сколько) аршин имать (имеет ров) по внут­
реннему окружению».
Только через полвека на смену прославленному учебнику пришла
тоже ставшая популярной на многие годы книга (издана в 1757 году),
написанная учеником Магницкого профессором Н. Г. Кургановым.
Один экземпляр замечательного учебника Магницкого есть в Пер­
ми и каким-то чудом сохранился. Сейчас он находится в областной
библиотеке имени А. М. Горького.
МАТЕМАТИКИ УЧИТЕЛЬ
Кроме «Арифметики» Магницкий создал другие печатные и ру­
кописные пособия для Навигацкой школы. И с 1703 года школа на
149
11*

чала выпускать флотских офицеров. Прямо со школьной скамьи они
шли на корабли. Надо сказать, что штурманы, подготовленные Маг­
ницким, с честью обеспечивали боевую деятельность молодого русско­
го флота в Северной войне (1700— 1721 годы), хотя учитель их ни
разу в своей жизни не видел моря и не стоял на палубе боевого ко­
рабля.
Вначале школа была единственным в стране техническим учеб­
ным заведением, поэтому она готовила не только моряков, но и инже­
неров, артиллеристов, геодезистов, архитекторов, учителей.
Среди питомцев школы — знаменитые адмиралы Н. Ф. Головин,
Ф. И. Соймонов, обер-секретарь сената И. К. Кириллов, видные гео­
графы, ученые, один из первых русских астрономов А. Д. Красиль­
ников...
Магницкий был душ ой Навигацкой школы. Фактический ее ди­
ректор дьяк Курбатов писал Петру Первому, что в школе «учатся 20
человек. Англичане учат их той науке чиновно. Имеем им помощест-
вователем Леонтия Магницкого, который непрестанно при той школе
бывает, и всегда имеет тщ ание не только ученикам в науке радению,
но и ко иным к добру поведениям, в чем те англичане, видя в школах
его управление не последнее, обязали себя к нему, Леонтию, ненавиде-
нием».
В 1712 году в школе состояло уже 517 учеников.
Бояре и дворяне саботировали нововведения Петра Первого, по­
этому образование приходилось насаждать решительно. В указе об
открытии школы говорилось, что там будут обучать русских юношей
«добровольно хотящих, иных ж е паче и со принуждением». Простой
люд тянулся к знаниям, а многих дворянских детей приходилось удер­
живать в школе «со принуждением». По указу царя за первую отлучку
из школы виновному полагалось «наказание батоги сняв рубаху не­
щадно, а за другую кнутом, а за третью отлучку по учинении ж нака­
зания кнутом сосланы будут в Санкт-Питербурх на каторгу» (Петер­
бург тогда еще строился). И это были не только слова: укрывающихся
от учебы и пороли, и на каторгу ссылали...
СЛУЖБА
«ЧЕСТНАЯ И ВСЕПРЕЛЕЖНАЯ»
Преподаватели Навигацкой школы, говоря нынешним языком,
занимались и научной работой. Вот характерный пример: Петр Пер­
вый потребовал одна жды, « дабы они сделали вычисление, сколько
много солнцу затмения будет в Воронеже и, нарисовав, к нам присла­
ли». Вот вам и учителя!
Конечно, это было не единственное задание императора Магниц­
кому. Петр Первый был высокого мнения о его познаниях и его чест­
150

ности. Поэтому Леонтию Филипповичу давали очень ответственные по­
ручения. Он, например, был назначен наблюдателем за правильностью
расходов при покупке провианта для армии; реконструировал с 4400
работниками крепость Тверь по собственному п ла ну; а когда в губер­
ниях были учреждены так называемые цифирные школы «для науки
молодых ребяток из всяких чинов людей», он подбирал учителей для
этих школ.
«В ВЕЧНУЮ ПАМЯТЬ»
Значение Магницкого и его «Арифметики» для русской культу­
ры и науки неоценимо. Вот часть надписи на его надгробном камне:
«В вечную память... добродетельно поживш ем у Леонтию Филипповичу
Магницкому, первому в России математики учителю, здесь погребен­
ному, м ужу... любви к ближнему нелицемерной, жития чистого... разу­
ма зрелого, обхождения честного, праводушия любителю, ко всем при­
ятнейшему и всяких обид, страстей и злых дел всеми силами чуждаю­
щемуся... всех добродетелей собранию, который путь сего временного
и прискорбного жития начал 1669 года июня 9-го дня, наукам учился
дивным и неудобовероятным способом , его величеству Петру Первому
для остроумия в науках учинился... в 1700 году и от его величества, по
усмотрению нрава ко всем приятнейшего и к себе влекущего, пожало­
ван именован прозванием Магницкий и учинен Российскому благород­
ному юношеству учителем математики, в котором звании ревностно,
верно, честно, всепрележно и беспорочно служил и, прожив в мире
70 лет... благочестно скончался».

/
Однажды в Москве мне задали, казалось бы, совсем простецкий
вопрос:
—
Пермь в Сибири?
—
Что вы! — ответил я. — Пермь на Урале...
Кто теперь этого не знает!
А м еж ду тем еще в относительно недавние времена вопрос этот
был не таким у ж простым. Писатель Максим Горький в автобиографи­
ческой повести «В людях» упоминает о своем споре с ремесленниками
иконописной мастерской: «Пермь для них была в Сибири: они не ве­
рили, что Сибирь — за Уралом».
Что и говорить, трудно было Алеше Пешкову доказывать, где на­
чинается Сибирь и где она кончается. А отстоять перед ремесленни­
ками Пермь, в которой родился отец писателя, представить далекий
и загадочный город более близким, конечно, ему очень хотелось. К со­
жалению, неизвестно, удалось ли тогда Алеше переубедить иконопис­
цев. Думается, что нет. И вот почему.
Ведь даж е каких-нибудь лет сто назад географическое понятие
Урала как самостоятельного района еще не было достаточно распро­
странено и усвоено. Обширный Пермский край единодушно относили
152

к Сибири. Мы уже не говорим о временах более дальних. А между тем
и они заслуживают внимания...
Для начала давайте заглянем на минутку в Нижнетагильский
краеведческий музей. В одном из его залов стоит стол, целиком выко­
ванный из красной меди. Стол овальной формы, на шести ножках. Он
настолько велик, что за него можно усадить не менее двенадцати пер­
сон. На его чуть позеленевшей от времени поверхности выгравированы
строки:
«Сия первая в России медь отыскана в Сибири бывшим комисса­
ром Никитою Демидовичем Демидовым по грамоте великого государя
императора Петра Великого в 1702, 1705 и 1709 годах. А из сей перво
выплавленной российской меди сделан оной стол в 1715 году».
Что здесь для нас самое интересное? Ошибка. Да-да, географиче­
ская ошибка! Дело в том, что медь эта была найдена не в Сибири. Медь
тульский заводчик Демидов нашел на Урале. Урал относили тогда к
Сибири! Поэтому и медь называли сибирской. Слава ее быстро обошла
Россию и Западную Европу. Русские воины прославили пушки из
этой меди во многих баталиях, в том числе под Полтавой. А стол из
«перво выплавленной российской меди» Демидовы возили на многие
промышленные и художественные выставки.
Впрочем, не только заводчики Демидовы называли свои владенья
сибирскими. Михаил Васильевич Ломоносов выпустил в свет в 1795 го­
д у составленный им «минеральный каталог» , со держ ащ ий описания
образцов полезных ископаемых, и, как ни странно, ни разу не упомя­
нул ни об Урале, ни о его рудах. Зато часто встречается в описании
руда сибирская. Вот одна из таких записей: «Медная руда золотого
цвету с цветами золотухи, смешанная с черным камнем: из Сибири».
Наверняка среди ста образцов сибирских руд держ а л Ломоносов
в руках и руды, отысканные на уральской земле. Ведь таких руд среди
всех «сибирских» было в ту пору подавляющее большинство. Недаром
ж е, когда нужно было точнее определить место находок тех или иных
металлов, Ломоносов отказывается от слова «Сибирь», а пишет, на­
пример, так:
«Косогоры и подолы гор Риф ейских, простирающ ихся по области
Соли Камской, Уфимской, Оренбургской и Екатеринбургской, м еж ду
сплетенными вершинами рек Тобола, Исети, Чусовой, Белой, Яика и
других, в местах озеристых, толь довольно показали простых металлов
и при том серебро и золото, что местные заводчики знатно обогати­
лись» .
Заметим, что в этих строчках Ломоносова появилось название гор.
Наших гор. Название это очень древнее. Европейские ученые, в том
числе и русские, взяли его из античных сочинений, написанных более
двух тысячелетий тому назад. Авторами их были еще географы Древ­
ней Греции. Правда, местные жители Урала в XVIII веке называли
горы Каменным Поясом. Кстати, слово «Урал» в переводе с тюркского
языка и означает «пояс». Но в книгах по-прежнему писалось: «Рифей-
153

ские» . Трудно определить тот день, когда горы стали наконец Ураль­
скими. Наверное, такой день вообще определить невозможно. Ведь
старые названия еще долго живут рядом с новыми. Так было и с
Уральскими горами.
Интересно в этом отношении одно из немногочисленных драмати­
ческих сочинений знаменитого русского поэта Гаврилы Романовича
Державина «Рудокопы», написанное в самом начале XIX века. Оно
должно было послужить основой для постановки оперы и балета.
В предисловии к этом у сочинению Державин сделал существенную
для нас пометку: «Действие происходит частию на заводе, частию в
руднике Златогоровом, в Перми». И хотя «Рудокопы» ни разу не были
поставлены на сцене, мы все ж е отыскали их, чтобы прочесть началь­
ные строки балетного либретто:
«Театр представляет Рифейский хребет, или Уральские горы, во
всем природном их уж асно м великолепии. Сибирь в образе величавой
древней жены в серебряной одежде, опушенной соболями... сидит на
превознесенном выше всех гор прозрачном зеленоватом яшмовом
холме...»
Во многом примечательны эти строки поэта, младшего современ­
ника Ломоносова. Наряду со старым книжным названием гор здесь
употреблено новое. Но на первом месте все ж е стоит пока что старое
название. Важно и другое. Уральские горы все еще считаются неотъ­
емлемой частью Сибири.
До наших дней сохранились в уральских музеях клейма, которы­
ми в те годы метили уральский металл, продаваемый в Англию и Шве­
цию. Клейма, как правило, прямоугольные. На них изображение со­
боля с начертанным вверху словом: «Сибирь». Недаром же и знаме­
нитый Сибирский тракт, построенный в державинские времена, полу­
чил свое название именно здесь, в Перми. Не отсюда ли, от левого
камского берега, и начиналась Сибирь?
Так или иначе, когда-то Пермь действительно была в... Сибири, и
коренные пермяки, равно как и все уральцы, могут считать себя од­
новременно и «потомственными сибиряками».
Вспомним еще одного хорошо известного нам человека, чей псев­
доним та кж е служ ит доказательством «сибирского прошлого» Урала.
Это писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Он родился в са­
мом центре Урала — в Висиме, писал в основном об Урале, но по не­
понятной для многих наш их современников причине стал почему-то
«Сибиряком». Да потому, конечно, что Урал в те годы по старой тра­
диции еще считался частью Сибири.
Шли годы. И уже другой наш известный земляк, художник Алек­
сей Кузьмич Денисов-Уральский, родившийся всего лишь на двена­
дцать лет по зж е Мамина-Сибиряка, добавил к своей довольно распро­
страненной фамилии совсем иную приставку— «Уральский». Почему?
Потому, что в конце прошлого века имя Денисов-Уральский звучало
154

намного современнее, если хотите — намного точнее, нежели «Дени-
сов-Сибирский».
Новый век как бы отодвинул Сибирь от Урала. И не просто ото­
двинул, а заставил по-новому звучать названия этих двух огромных
экономических районов страны. Нет, недаром Алеша Пешков много
лет н азад отстаивал перед ремесленниками Урал как нечто значитель­
ное и вполне самостоятельное. Молодой писатель оказался проница­
тельным географом.
Казалось бы, давно забыл Урал свое сибирское детство. Но нет!
Словно память о давних днях, в Пермской области сохранились че­
тыре старинные деревни с названием Сибирь. Самая большая из них
расположена в окрестностях столицы уральских химиков города Бе­
резников. У порога этой Сибири сооруж ается крупнейш ий в мире
Третий березниковский калийный комбинат. Он будет еж егодно вы­
пускать более трех миллионов тонн минеральных удобрений. Глухая
таежная деревня превращается в рабочий поселок, где уже живут
строители и горняки.
Урал мужает. Быстро растет уральская промышленность, а вме­
сте с нею новые поселки и города. В нашем огромном крае живет
около восемнадцати миллионов человек чуть ли не тридцати нацио­
нальностей. И как не вспомнить здесь слова поэта Александра Твар­
довского, отразившие историческую роль нашего края:
Урал! Опорный край державы,
Ее добытчик и кузнец,
Ровесник древней нашей славы
И славы нынешней творец!

Н. Пермякова
ПАРОЛЬ — «ТРИ РОЗЫ»
Зем ля, как известно, вертится. Есть
и еще множество известных фактов.
Например, небо синее (когда не затяну­
то тучами). Трава зеленая. Мак крас­
ный. Песок желтый. Маринская впади­
на в Тихом океане очень глубокая
(10 899 метров). В вопросе о том, сколько
на земле океанов и морей, ученые не
сошлись, однако и тут не так у ж велики
расхож дения. Сейчас принято как буд­
то считать, что морей — тридцать семь,
а океанов — четыре.
И потому, что все точные сведения
должны быть точными, люди никогда
не оспаривали мысли о необходимости
путешествовать. А в древности якобы
даж е высказывали ее в такой красивой
и рискованной форме: «Навигаре не-
цессе эст, вивере нон эст нецессе», — что
значит: «Плавать по морю необходимо,
жить не так уж необходимо». Всем, кто
хочет подробнее узнать, как родилась
эта древняя матросская поговорка, я
советую изучить страницу 163 в сборни­
ке «Крылатые латинские выражения» ,
как, впрочем, и другие его страницы.
Конечно, в поговорке этой кое-что
преувеличено. Жить, наверное, можно
и без путешествий.
Но... небо синее, трава зеленая, мак
красный, песок желтый, а «каждый
охотник желает знать, где сидит фазан».
Надеюсь, это присловье знают все
школьники? Для тех, однако, кто еще
156

не начал изучать физику, объясняю:
первые буквы слов обозначают основ­
ные цвета спектра: красный, о ранж е­
вый, желтый, зеленый, голубой, синий,
фиолетовый. Так проще запомнить.
Мир ведь разноцветный, и когда
путешествуешь, Земля поворачивается
к тебе то синим, то оранжевым боком.
И вот тут нам с вами повезло. Я,
конечно, не сомневаюсь, что многие из
вас путешествовать любят, а некоторые
да ж е умеют. Но ведь вам, как и мне,
наверняка не удалось еще побывать в
вечном городе Риме, в стамбульской
бухте «Золотой Рог», у знаменитой пи­
рамиды Хефрена, в японских городах
Токио, Киото, Хиросима. И раз так, нам
повезло, потому что в этих местах по­
бывали два худож ника — Маргарита
Вениаминовна Тарасова и Владимир Ва­
сильевич Вагин. А худож ники видят
ярко и точно.
Итак, я называю пароль нашего
совместного рассказа — «Три розы» : ро­
з а ветров (попутных и встречных); роза
волнений (морских и всяких прочих) и
роза течений (холодных и теплых, яв­
ных и скрытых).
Курс на ост. Ветер попутный. Мар­
гарита Вениаминовна вместе с другими
советскими художниками рассматрива­
ет с высоты двенадцати километров
Великий или Тихий океан. С этой высо­
ты, как выяснилось, ни течений, ни вол­
нений, даже океанских, разглядеть не
удается. Видно что-то огромное, серо-го­
лубое, застывшее. Словно на географи­
ческой карте. Маленький, совершенно
игрушечный кораблик спешит куда-то
в Японское море. Вполне возм ожно, что
при ближайшем рассмотрении кораблик
оказался бы огромным океанским лай­
нером. Первый знакомый на незнакомой
земле замечен еще из самолета: в голу­
боватой дымке возникает вулкан Ф уд­
зиям а. Фудзияма в «шапочке». Эта «ша-
157

почка» — белое облачко, которое все
время парит над знаменитым кратером.
Заглянуть и проверить, что там, под «ша­
почкой», не удалось. Это не входило в
программу путешествия. Кстати, путе­
шественники (и я вместе с ними) весьма
сожалели, что в программу как-то за­
были включить один очень важный
пункт: близкую встречу с Великим или
Тихим океаном. Рядом с ним постоять
не удалось.
Однако, как восходит солнце в Стра­
не Восходящего Солнца, мне рассказа­
ли. Оно появляется из-за горизонта, из-
за океана. По воде — разноцветные бли­
ки. Море из синего становится зеленова­
тым, потом всюду разливается о ра нж е­
вый цвет. Правда, и эти наблюдения —
сверху, из самолета. А с земли, с ас­
фальта городов, солнце видно х у ж е :
оно постоянно в дымке (воздух пропи­
тан бензином). Проветрить комнату в
отеле, открыв окно, невозможно. Она не
проветривается, а совсем наоборот. Что
же касается звездного неба (а я уверена,
что звезды над чужой страной выглядят
иначе), в Токио не приходит в голову
мысль глядеть вечером на небо. Слиш­
ком яркая реклама, блишком броские
краски внизу на зданиях отелей, мага­
зинов, контор.
У каждого города на земле есть, ко­
нечно, и свой характер, и своя «одеж­
да», и свой стиль жизни, и своя манера
«разговора» с гостями. Деловой, умный,
современный Токио решил блеснуть при
встрече. Столица! В несколько этаж ей
расположены его автотрассы. Машины
идут сплошным потоком в разных на­
правлениях, внизу, вверху, еще выше.
Однако все разом тормозят, если доро­
гу вдруг захочет перейти даже самый
маленький, шестилетний первоклассник
в синей форме с оранжевым портфелем.
Оранжевые портфели или шапочки спе­
циально носят все японские школьни-
158

J
No

I
-/V
ки: издалека виден водителю этот яр­
кий цвет.
Однако не успеешь пережить такое
приятное волнение: вот ведь какое вни­
мание к человеку, к маленькому граж­
данину, — тут тебя и подстерегают вол­
нения неприятные. В движущемся ме­
таллическом,
механическом
потоке
вдруг — жилистая напряженная фигур­
ка рикши в белых шортах и взмокшей
майке. Рикша изо всех сил тормозит,
ему надо, как и машинам вокруг него,
остановиться у светофора, но он не ма­
шина, а человек, и сдержать коляску с
пассажиром очень трудно... Да, встре­
ча не из приятных. Вот и в XX веке на­
ходятся люди, которым интересно ис­
пользовать человека как раба. Японцы
уже не ездят на рикшах, этим занима­
ются только американские туристы. Но
происходит-то все — в Японии, на ули­
ца х самого большого в мире города То­
кио.
По сравнению с Токио город На-
ра — более японский. Центр города со­
хранился таким, каким он был 1200 лет
назад. Множество храмов, музеев, и все
они — разноцветные. В Наре, наверное,
интересно побывать в дни националь­
ных праздников, поглядеть соревнова­
ния всадников, национальные танцы*
обряды.
Ну, а про город Никко у японцев
есть пословица, которая по-русски зву­
чит примерно так: «Не говори кикко,
пока не видел Никко» , то есть не гово­
ри «прекрасно» , пока не поглядел на
старинные парки, на деревянные паго­
ды, сказочно яркие: красное с желтым,
белое с золотым, сиреневое, синее. Уди­
вительная резьба, маски драконов, са ­
мураев, объемные фигурки птиц и зве­
рей. А сами здания кажутся легкими,
воздушными, ажурными. Есть в Никко
храм, где посетителей слегка пугают. На
потолке его нарисован дракон. К аж дом у
160

туристу предлагают встать на опреде­
ленную точку прямо под драконом и
хлопнуть в ладоши. В ответ сверху раз­
дается страшный рев. Дракон «сердит­
ся» . При этом все стоящие рядом ничего
не слышат — слышит рев только тот,
кто хлопнул в ладоши. И сейчас, гово­
рят, страшновато. А в восьмом веке лю­
ди наверняка просто-напросто поверга­
лись перед драконом ниц. Хотя и дра ­
коны, и этот фокус со страшным ре­
вом — дело рук человека, мастера.
Мастера были и есть у всякого на­
рода. И, наверное, для того, чтобы по­
нять характер страны, обязательно на ­
до увидеть простых ее тружеников за
работой.
Город Киото встречает гостей имен­
но как город ремесленников. И «о деж ­
да» его попроще, и жизнь немного иная.
Поначалу, правда, казалось, что встреча
не обещает много нового. Магазин на­
циональной посуды. Множество чашек
тончайшего фарфора, искусно расписан­
ных сервизов, ваз. Однако и в других
городах много богатых магазинов. Но
оказалось, что этот магазин — с секре­
том. Внизу, в подвале — мастерская.
В центре комнаты помост с гончарным
кругом. Рядом все, что нужно для рабо­
ты: глина, ковш с водой. Древнее, как
и земля, ремесло. Прямо на глазах по­
сетителей мастер, сидящий по-японски
на пятках, начал вращать круг. И вот
из-под его сильных, выпачканных свет­
лой глиной пальцев, появилась кружка.
Тут же он разрезал ее ниткой пополам
и дал всем убедиться, что толщина сте­
нок кружки везде одинакова. Это боль­
шое искусство. А на гончарном круге
уж е появились чайник, несколько тон­
ких чашек. И вдруг выяснилось, что все
сервизы, чашки, вазы и другая по суда,
заполнявшая полки магазина, — дело
рук вот этого одного, сосредоточенного,
молчаливого молодого мастера.
161

Конечно, невозможно передать все,
что рассказывала о Японии, ее городах,
людях, обычаях Маргарита Вениами­
новна Тарасова. Но еще в одном городе
надо «побывать» нам с вами.
6 августа 1945 года, когда еще ва­
ши папы и мамы ходили в школу, на
японский город Хиросиму американцы
сбросили атомную бомбу. Город сгорел.
Сгорели люди, деревья, птицы, живот­
ные... С тех пор прошло двадцать пять
лет. На месте бывшей центральной пло­
щади Хиросимы сейчас Парк Мира.
В нем — музей. Вещи и фотографии
рассказывают о страшном дне гибели.
162

В каменном ящике хранится книга с
именами погибших. На камне надпись:
«Спите спокойно. Мы никогда не допу ­
стим повторения атомной войны».
Там же, в Парке Мира, стоит брон­
зовый памятник маленькой девочке Са-
дако. Тоненькая прямая Садако подни­
мает к небу журавлика. Садако умерла в
госпитале. Она не верила, что м ож ет
умереть. В Японии есть старое поверье:
если сделаешь тысячу журавликов, то
ж елание твое обязательно исполнится.
Девочка успела сделать только шесть­
сот сорок три журавлика...
Сейчас существует в Японии Обще­
ство журавликов. Люди не хотят и не
могут ничего забыть, они борются за
мир, борются за права человека.
А по улицам заново отстроенного
города Хиросимы бегут школьники с
оранжевыми портфелями.
Взрослые
очень внимательны к ним, в школе учи­
теля стараются воспитывать ребят доб­
ротой.
И конечно, в Японии сейчас подра­
стает много славных, умных, хороших
ребят, и среди них есть такие, которые
станут потом борцами за дело рабочих,
коммунистами. А наш маленький рас­
сказ, я надеюсь, чуть-чуть приблизил
к вам их далекую страну.
***
Теперь курс на зюйд-вест.
Вместе с художником Владимиром
Васильевичем Вагиным постараемся
разглядеть поближе ярко-синие волны
Средиземного моря, то штормящего, то
тихого, три из известных семи ч удес све­
та, вечный город Рим...
Поначалу все звучит странно, не­
привычно. «Входим в Босфор!» И в зе­
лено-синем тумане появляется впереди
турецкий город Стамбул. «Скоро будет
163

Кипр!» Длинный, каменистый остров
медленно проплывает мимо борта тепло­
хо да «Литва». Потом, очевидно, привы­
каешь к этой смене государств, городов,
наречий. И все-таки снова вздрагива­
ешь: только начали разглядывать Еги­
петскую колонну в Стамбуле — откуда-
то сбоку, с высоты, раздался крик. Кри­
чал мулла. Сейчас они приспособились
и уже не надрывают голос во имя алла­
х а : современный мулла кричит в совре­
менный микрофон.
Ошеломляет говором и цветом ба­
за р. Много-много длинных крытых ко­
ридоров, всюду неоновые огни. А кру­
гом — чего только нет! Горы турецких
туфель, одежды, ваз, кинжалов, чашек,
ружей, фесок, игрушек. Вое кругом го­
монят, торгуются, толкаются. Спокой­
ный человек с севера слегка теряется в
этом многоцветье и многословье.
А в Александрии прямо на тротуа­
ре сидит фокусник, факир. Г ляди не
гляди — не поймешь, как он это делает:
глотает живых цыплят. Потом опять
вынимает их из целых яиц. Или вдруг
вся колода карт сама выстраивается у
него на руке — стоймя! — а потом исче­
зает в рукаве халата и появляется снова
веером изо рта. Одно слово — факир!
Знаменитый Александрийский м а ­
як — одно из чудес света — не уцелел,
упал-таки в воду. Остался только фун­
дамент. Но и он так громаден, что удив­
ляет всех. А из камней разруш енного
маяка сложили целую крепость. Мате­
риалу вполне хватило.
Но вот из Каира автобусы мчатся
по асфальту, а там, где кончается ас­
фальт, начинается пустыня, самая на­
стоящая: пески, барханы. И вдруг воз­
никает нечто голубое, гигантское — пи ­
рамида! Совершенным муравьем вы­
глядит на ней человек. А там есть такие
специалисты-любители, которые бегают
12 Роза ветпоп
165

по пирамиде. Вниз, с камня на камень,
бегом! Один неверный шаг — и всё!
Конечно, так и пахнет на тебя
древностью, когда спускаешься в лаз
пирамиды Хеопса, идешь по лабиринту
туда, где некогда стоял саркофаг. Пора­
жают цветы из гробницы Тутанхамона.
Они высохли, конечно, но сохранились.
А ведь их положили рядом с саркофа­
гом пять тысяч лет назад! Кто бы мог
подумать, что цветы могут жить так дол­
го! Только успеешь осмыслить это, как
на тебе — третье чудо света. Знамени­
тый сфинкс.
Даж е мне сейчас хочется сделать
хоть небольшую остановку и чуть-чуть
помолчать наедине с этим загадочным
существом.
Все-таки нельзя так уж подряд:
тут тебе и пирамиды, тут и сфинкс. Да­
ж е те, кто занимался поисками пира­
мид и статуи сфинкса, нашли их не сра­
зу . Сначала обнаружили пирамиды.
А потом — так рассказывают гиды —
приехал полюбоваться на пирамиды не­
кий принц. Глядел, удивлялся, как все.
Улегся спать в палатке. (Почему принц
спал в палатке, гиды не объяснили.)
И вот, будто бы, приснилось принцу, что
сфинкс, которого давно ищут ученые, в
песке, прямо под палаткой. Очевидно,
принц верил в сны. Он организовал рас­
копки, и сфинкса нашли-таки. Огром­
ный — 57 метров в длину, 20 метров в
высоту — лев с головой человека был
высечен из цельной скалы в 29 веке до
нашей эры. А мы уж 20 веков в нашей
эре живем! Представляете, как давно это
было, и как было трудно? Ведь подъем­
ными кранами и прочими сооружения­
ми древние египтяне еще не разжились.
Долго, наверное, какиеннибудь талант­
ливые рабы долбили камень, высекали
фигуру духа — охранителя власти фара­
она. Да и с пирамидами было не легче.
Самую грандиозную из них — пирамиду
166

Хеопса (высота 146 метров) сооружали
100 000 человек в течение 20 лет.
Наверное, чтобы ощутить себя впол­
не в Египте (за три дня это трудно, со­
гласитесь), Владимир Васильевич к пи­
рамидам подъезжал не на машине, а
скакал (именно скакал!) на верблюде,
надев головной убор бедуина. Конечно,
это просто развлечение для туристов, да
ведь в Перми на верблюде не покатаешь­
ся, а тут — все как надо: пустыня, пес­
ки, верблюд. Мне удалось еще узнать,
что верблюды бегают очень быстро. Но
корабли пустыни там и остались, а теп­
лоход ж да л путешественников, чтобы
отправиться дальше, на Болеарские ост­
рова, в Пальма-де-Мальорку. В море
разминулись с американским авианос­
цем «Форрестол». Гид при этом за м е­
тил: «Пусть бы лучше ваши корабли
здесь ходили».
А прекрасный остров у ж е встречал
гостей. Испанцы, испанцы — вся набе­
режная в испанцах. Хозяева пели, гости
с борта теплохода отвечали. Потом аб­
солютно все, кто был на набережной,
плясали под мелодию песни «Калинка-
малинка». Словом, встретили наш их ту­
ристов очень дружелюбно. О диктаторе
Франко никто из испанцев не поминал,
будто его и нету. Зато, конечно, говори­
ли о бое быков, о знаменитом тореадоре,
который пренебрегает вековыми прави­
лами, работает по-своему: бегает по бы­
ку, скачет на нем верхом, словом, риску­
ет, как может.
Однако зеленый красавец остров,
где растут не скромные северяне — ка­
линка с малинкой, — а мандариновые и
апельсиновые деревья и всякие вечнозе­
леные кустики, оставался все ж е частью
Испании, страны, где вот у ж е тридцать с
лишним лет царит жесточайш ая дикта­
тура. И на Пальма-де-Мальорке сейчас
расположена одна из баз НАТО. Об
167
\
12*

этом напомнил желтый огонек в ночном
Средиземном море.
—
Что это? — спросил кто-то.
—
Подводная лодка. Американ­
цы, — ответил капитан.
Утром никаких таких огоньков не
было видно. Синело небо, сверкало солн­
це, и голубым казался издалека знаме­
нитый вулкан Везувий. Аппиева доро­
га (как и все прочие) вела в Рим. И тут
началось:
—
Направо Колизей.
—
Налево Пантеон. Здесь могила
знаменитого художника Рафаэля.
—
Поглядите на Траянову колонну.
Император Траян хотел увековечить
свой триумф (честно говоря, я не знаю —
какой. Наверное, перебил много наро­
ду) и велел соорудить эту колонну. На
ней выбито две тысячи изображений и
впервые применен латинский шрифт.
И вдруг в этой ошеломляющей сме­
не знаменитых зданий и сооружений —
скромный, милый русском у сердцу по­
дарок: дом, где жил Николай Василье­
вич Гоголь. Да, бывают за границей и
такие хорошие неожиданные встречи с
земляками.
А Рим поражает не сразу. Уже ос­
тался за кормой серебряный город Бей­
рут, с красивыми домами из белого кам­
ня, с пальмами и крутящимся на кры­
ше высотного здания автомобилем-ре­
кламой. Уже отсверкал ослепительно­
белый, стройный, современный Алж ир
и проплыла мимо красивейшая набе­
режная зеленого Каира. После этого се­
рые и черные камни Рима поначалу ка­
жутся не такими у ж интересными.
И вдруг... Есть хорошее «вдруг» , ради
которого и надо путешествовать по белу
свету, — вдруг среди черного мрамора
высветлена ослепительная по белизне
рука Атланта, его лицо. Так вот каким—
белоснежным! — был город Рим много
тысячелетий назад. И римляне не тро-
169

гают пыль веков, осевшую на чистый
белый мрамор его Атлантов, они гордят­
ся своим городом и только изредка,
кое-где, напоминают своим гостям о воз­
расте вечного Рима.
Но опять ж е — все путешествие не
опишешь, поэтому заглянем еще на ми­
ну тку только в город Неаполь, чтобы
поглядеть на необычную игрушку: пря­
мо на тротуаре две куклы — мальчик и
девочка — пляшут. Никаких ниточек,
веревочек. Просто играет транзистор, и
в ритме твиста, с его сложными движе­
ниям и танцуют куклы. Интересно, прав­
да? Как это все сделано, узнать не уда­
лось. А теперь вернемся в Рим. Необхо­
дим о ведь постоять у фонтана Треви. По
преданию, тот, кто бросит монетку в этот
фонтан, еще раз побывает в Италии.
—
Конечно, бросил и я, — сказал
170

Владимир Васильевич. — Д а не через то
плечо...
А я и не знаю, через какое плечо на­
до бросать монетку в знаменитый фон­
тан. Думаю только, что если человеку
хочется побывать в дальних морях, в
высоких горах и дремучих лесах — он
своего может добиться. И пусть помогут
ему тогда три розы — роза ветров (по­
путных и встречных), роза волнений
(морских и человеческих) и роза тече­
ний (холодных и теплых).

Б. Кибанов
«БОИ» НА ТИХОЙ УЛИЦЕ
Тихая была у нас улица. На лошадях и то по ней почти не ездили.
Мягкая трава-мурава затягивала ее, у заборов гнездилась крапива,
жиловатыми листьями расстилались темные лопухи. Совсем рядышком,
чуть не под окошками, бежала в Каму речка Ива. Весной она разлива­
лась, становилась бурой, словно квас, тащила на себе всяческий мусор.
А летом обращалась в узенькую, изгибистую и бойкую речушку.
Мотовилихинский завод чадил неподалеку. Там работали наши от­
цы, матери, старшие братья. А на улицах Мотовилихи проходило наше
детство.
i
Трудненько было тогда, после гражданской войны: и ели мы не4
слишком сытно, и одеть-обуть было нечего. С первого мая до самого сне­
га бегали босиком. Ботинки надевали только по праздникам или когда с
родителями отправлялись в Пермь — на базар.
Но славно было и у нас, особенно летом. Вставали мы рано, чуть
свет, чтобы помочь матерям, пока они до работы хлопотали по хозяйству.
И днем всякие домашние дела делали. А все-таки день был огромный,
солнечный, веселый. Купались в Каме, на зеленом и песчаном острове,
который тогда просторно л еж ал напротив завода. Корзинками ловили
мелкую рыбу в речке Иве, таскали из пруда, что под горою Вышкой,
черных клещатых раков. Ходили по грибы в поскотину. Запускали боль­
шущих «змеев», еле удерживая их вдвоем-втроем. В заболоченной, рябой
от ряски луже под железнодорожной насыпью брали разлапистых длин­
нохвостых тритонов; плоские черные пиявки присасывались к цыпушкам.
Иногда воевали — «красные» с «белыми»: рубили деревянными саблями
репейник, атаковали девчонок, которых, конечно, назначали беляками.
Более же всего увлекали нас нехитрые уличные игры, которые вместе с
трм развивали меткость глаза, быстроту, выносливость. О некоторых иг­
рах я сейчас расскажу.
Вот однажды утром вышли мы на улицу с пилой-ножовкой и плот­
ницким топориком. Распилили круглые жерди на палки-биты, длиной по
50—60 сантиметров, обтесали у каждой один конец, чтобы удобнее лег в
ладонь. Потом отрезали от жерди кусок сантиметров в 20, заострили,
будто кол, и загнали стоймя в землю. На поверхности остался лишь рас­
плюснутый пятачок дерева вровень с землей.
172

От него шагами отсчитали 5 метров, провели черту —«полукон», еще
через 5 метров подальше по прямой прочертили «кон». Деревянный шар
диаметром в 7—8 сантиметров поставили на конец вбитого в землю
кола, и можно было начинать игру.
Прежде всего решили, кому «галить». Все встали в круг, я взял биту
за самый конец, остальные стали браться за нее выше моей кисти. Кому
не хватило палки у другого конца, тот и «галит».
«Галящий» встал метрах в двух
от шарика сбоку, изготовился. Мы
ушли за дальнюю черту — «кон»,
чтобы отсюда по очереди кидать би­
тою в деревянный шар. Надо было
попасть в него: пусть летит подаль­
ше. Один кинул биту, второй, тре­
тий— все мимо. Палки лежат на
земле — у самого шара, дальше. Но
вот меткая бита хлестнула по шари­
ку, «галящий» бросился за ним. Все
рванулись к своим палкам. Пока
«галящий» не найдет шар, не прибе­
жит обратно и не поставит его на
место, успевай схватить свою биту и
застукаться. Стукнуть по тому ме­
сту, где стоял шар, — по макушке
вбитого в землю деревянного кола.
Тогда ты получишь право трижды
кинуть палку в шар с «полукона».
Тот, кто попал в шар, тоже имеет
на это право. Не успевшие засту­
чаться снова бьют с «кона». Но
только после того, как все они,
предположим,
промажут,
могут
бить «полуконники».
Однако представим, что шар
опять на месте, биты кидают в него
с «кона», с «полукона» — и все на­
прасно. В таком случае «галящий»
шар и
папка
гонящего

кладет свою биту возле шара. Ты же с того места, где лежала твоя
палка, стараешься попасть либо в шар, либо в биту «галящего». Доста­
точно хотя бы задеть их. При этом соблюдается очередность — с самой
дальней от шара палки к близлежащей.
Один промазавший или последний из мазил становится «галящим» и
начинает игру заново.
Это «шар-баба» (см. схему No 1).
«Мушка» — ее родная сестра.
ДаБайте попробуем погонять «мушку». Правила игры те ж е самые,
только вместо шара берется обрезок палки диаметром 3 сантиметра и
длиной в 11 сантиметров (см. схему No 2). На расстоянии 4 сантиметров от
одного конца делают пропил на половину толщины обрезка; длинный ко­
нец скалывают до этого пропила. Получается фигура, похожая на букву
«Г». В землю под углом 70—75° крепко вбивают стальной прут или упру­
гий черемуховый кол. На него-то и садят «мушку» уступом. Когда с «ко­
на» попадаешь битой в кол — «мушка» взвивается в воздух и улетает по­
рой очень далеко. « Галящему» надо бежать со скоростью чемпиона
олимпийских игр, иначе заступаются все.
А теперь у нас в руках обыкновенный резиновый мячик. На ровной
земляной площадке выкопаем палочкой или руками лунки диаметром

чуть побольше мячика. Лунки до лж ­
ны быть на одной линии друг от
дружки на расстоянии 8—10 санти­
метров (см. схему No 3). Сколько иг­
рающих, столько и лунок. Каждый
играющий встает возле своей лун­
ки. Двое ведущих катят мячик через
все лунки—из конца в конец и об­
ратно.
Вот мячик застрял в одной из
лунок. В твоей! Все кинутся врас­
сыпную. Не зевай, хватай мячик,
кричи: «Стой!» Тотчас все застыва­
ют там, где их застала команда. Те­
перь прицелься хорошенько в кого-
нибудь, кто поближе, и попади,
«осаль» его мячом. Попал — в лун­
ку «осаленного» кладут галечку,
смазал — она в твоей лунке.
Так продолжается до тех пор,
пока у кого-нибудь не скопится в
лунке пять галечек. Он выходит из
игры. Если мячик даже и угодит в
его лунку — это уже не считается.
Когда половина игроков превраща­
ется таким образом в зрителей, мож­
но кончать. Теперь становится еще
веселее. Те, у кого меньше штраф ­
ных, садятся верхом на зрителей-
оштрафованных и едут до заранее
назначенного пункта. Впрочем, мож­
но придумать и иные «наказания» .
Интересно поиграть и в «чижи­
ка» (см. схему No 4). «Чижик» —
это не птичка, а обрезок палки дл и­
ной в 12 сантиметров и диаметром
3 сантиметра. Оба конца его от се­
редины заточены на нет, как каран­
даш. Нужна еще и лапта: досочка
вроде короткого весла шириной 5—
6 сантиметров, длиной 50—60 сан­
тиметров. На земле чертится квад­
рат со стороной 45—60 сантиметров.
«Чижика» помещают посередине

квадрата. Играющие становятся в
очередь. Первый ударяет лаптой по
кончику «чижика», тот взлетает. Иг­
рающий старается на лету ударить
по нему лаптой, чтобы отбросить ка к
можно дальше.
Для чего это нужно? А вот дл я
чего. Когда «чижик» упадет на зем­
лю, следующий по очереди играю­
щий берет его и с того места пытает­
ся попасть в квадрат. Если не попа­
дет, первый может опять ударить по
«чижику» и угнать еще дальше. Ес­
ли же попадет— начинает игру сам
из квадрата, а за ним уже следит
третий.
Так идет по кругу, пока полови­
на играющих не наберет по 15 очков.
Очками считаются удары по «чижи­
ку» на земле и на лету. При извест­
ной ловкости можно завоевать ср азу
несколько очков, хотя это не так уж
и просто.
Да есть еще и опасность. Коль при ударе «чижик» ,с земли не взле­
тит или ж е угодит обратно в квадрат, все набранные очки пропадают —
«сгорают», и изволь трудиться сначала.
Но вот полкоманды имеют по 15 очков. Выигравшие садятся вер ­
хом на неудачников и от квадрата лихо скачут до какого-нибудь пред­
мета...
Попробуйте и вы поиграть так! Поверьте— заинтересует, увлечет, не
пожалеете.

СОДЕРЖАНИЕ
Людмила Татьяничева.
Скорость. С т и х и ...........................................................................................................
5
ЗОван Ш есталов.
Деду шка Л е н и н ..................................................................................................................
6
Вазих Исхаков.
-Мальчик из Кунгура. Повесть о детстве р е в о л ю ц и о н е р а ....................................... 15
Л. Пребраженская.
П лощ а дь павших революционеров. С т и х и .................................................................... 34
К Лагунов.
Зяблик. П о в е с т ь - ск а з к а ............................................................................................. 37
Борис Ширшов.
Гильзы. С т и х и ...........................................................................................................................64
Иван Кондауров.
Коммунист Виктор Зимин. Воспоминания о боевомдруге
.
.
.
.
.
66
М. Моценок.
Юные м с т и т е л и ....................................................................
73
Д. Неусихин.
Д е ви з, салют, з н а м я .................................................................................................................. 81
Анвер Бикчентаев.
Бакенщики не плачут. Р а с с к а з .....................................................................................88
В. Крапивин.
Старый дом. Р а с с к а з .......................................................................................................... 91
Лев Кузьмин.
Звездоч ет. С к а з к а ............................................................................................................... 100
В. Воробьев.
Ванька.Сказка
..................................................................................................................... ЮЗ
М. Смородинов.
Л е в за облаками. Р а с с к а з ю н н а т а..........................................................................ПО
Борис Рябинин.
Л юбовь к человеку. З а метки п и с а т е л я ............................................................ 120
В. Михайлюк.
Аисты на белой акации. Р а с с к а з - б ы л ь ............................................................ 125
Арнольд Ожегов.
Приключе ния на «седьмом неб е» . О ч е р к ...................................................................130

Э. Шумов.
Близнецов, сын Близнецова.О ч е р к .............................................................................. 138
Ю. Фоминых.
«Художество честное, независтное». Из истории русской науки
.
.
.
146
А. Никитин.
Когда Пермь была в С и б и р и .......................................................................................... 152
Н. Пермякова.
Пароль — «Три р о з ы » .............................................................................................................. 156
Б. Кибанов.
«Бои» на тих ой у л и ц е ............................................................................................................. 172

РОЗА ВЕТРОВ
(Нашим ребятам)
Повести, рассказы,
стихи, сказки,
очерки для детей
среднего школьного
возраста
Составители Б. Гашев и Л. Давыдычев
Художники
В. Кадочников, В. Аверкиев, В . Петров, В . Вагин, М. Тарасова,
В. Захаров-Холмский, Р. Багаутдинов, Л . Заботин, В. Новиков.
Редактор А. Зебзеева. Художественный редактор
М. Тарасова. Технический редактор В. Филиппов.
Корректоры С. Нестерова и Л. Крамаренко
Сдано в набор 19/VI 1970 г. П одписано в печать
24/VIII 1970 г. Формат бумаги тип. No <2 70X 90!/i6.
Печ. л. (11,25 (усд.-прив. л. 13;1)6|?5), бум. л. 5,626;
уч.-изд. л. 1'1,644. ЛБ17579 . Тираж 10 000 экз.
Цена 44 коп. Пермское книжное издательство.
Пермь, Карла Маркса, 30. Книжная типография
No 2 управления по печати. Пермь, Коммунистиче­
ская, 57. Зак. 809.

Сб Р 64 Роза ветров. Коллектив авторов.
Пермь, Пермское кн. изд. 1970.
180 1стр. с илл.
Традиц ион н ый выпуск литературно-художестве нного
сборника для детей среднего н старшего возраста.