В  ту  же  секунду  из-за  плетня
грянул  выстрел.  Маша  охнула  и  за¬
качалась  как  подрубленная.
 —  Федя,  —  простонала  она.  —  Бе¬
ги.  Убьют...
 Я  подхватил  ее  на  руки  и  побежал
по  улице.  Вслед  грянул  выстрел.  По¬
том  еще  и  еще.  Но  я  продолжал  бе¬
жать,  прижимая  к  себе  ослабевшую
Машу.  Жива  ли?  И  зачем  она  так?
Лучше  бы  меня...
 Ф.  Наседкин
 —  Когда  намечается  прорыв?
 —  Завтра  в  полночь,  —  ответил
Найденов  и  быстро  ушел.
 «Завтра  в  полночь,  —  подумал
Матвей.  —  Через  сутки  махновцы
могут  оказаться  уже  в  тылу  у  Вран¬
геля.  Как  предупредить  особый  от¬
дел  13-й  армии  или  хотя  бы  упол¬
номоченного  ЧК  при  42-й  дивизии...
 ...Как  быть?  Самому  поехать  в  Сан-
жаровку?  Меня  может  там  встре¬
тить  кто-либо  из  людей  Попова  или
Левки  Задова.  Да  что  в  Санжаров-
ке!  Стоит  мне  оседлать  коня,  как
это  станет  известно  в  штабе!  Что  же
делать?»
 М.  Спектор,
Н.  Коротеев

библиотека
 МВБ  _
 приложение  к  журналу
"сельская  молодежь”
 £

издательство  цк  влксм  "молодая

гвардия
 москва  1969

®.и
 □
 ШМ

Ответственные  за  издание
 О.  ПОПЦОВ,  В.  ТОКМАНЬ

Когда  все  собра¬
лись,  Барабашев,  се¬
кретарь  райкома  пар¬
тии,  сказал,  кивнув
в  сторону  коренастого
человека,  примостив¬
шегося  сбоку  стола:
 —  Вот,  пожалуй¬
ста,  знакомьтесь,  то¬
варищи.  Чрезвычай¬
ный  уполномоченный
окружкома  партии  и
окрисполкома  Григо¬
рий  Осипыч  Семивер-
стов.  Предоставляю
ему  слово.
 Семиверстов  вы¬
прямился  на  стуле.
Но  не  встал,  видно  ре¬
шив,  что  на  таком  не¬
многолюдном  собра¬
нии  можно  говорить  и
сидя.  А  нас  и  в  самом
деле  было  немного:
члены  и  кандидаты
в  члены  бюро  райко¬
ма.  Одним  из  канди¬
датов  был  и  я.  И  си¬
дел  я  в  конце  длинно¬
го  стола,  приткнутого’
к  письменному  и  по¬
крытого  зеленым  сук¬
ном.  Обычно  мне  было
спокойно  на  этом  по¬
следнем  месте.  Но  сей¬
час  я  невольно  съе¬
жился  под  присталь¬
ным  взглядом  чрезвы¬
чайного  уполномочен¬
ного.  Он  дольше,  чем
на  других,  задержал¬
ся  на  мне,  точно  удив¬
ляясь,  как  это  я  очу¬
7

тился  здесь.  Должно  быть,  озадачил  мой  несолид¬
ный,  чересчур  юношеский  вид.  Но  он  все  же  отвел
серые  глаза  и,  кашлянув  в  кулак,  сердито  про¬
изнес  :
 —  Боевая  задача,  товарищи.  Начинаем  борьбу
в  деревне.  Решительную  и  бескомпромиссную.  Борь¬
бу  с  эксплуататорскими  элементами  и  частнособст¬
веннической  психологией.  Наступает  великое  вре¬
мя  для  нашего  крестьянства.
 Члены  бюро  оживились,  задвигались.  Некоторые
принялись  что-то  записывать  в  блокнотах.  А  я  смот¬
рел  на  Семиверстова  и  ждал.  Что-то  еще  скажет?
В  чем  великое  время?
 Семиверстов  же  заговорил  о  коллективизации.
О  той  самой,  которой  мы  занимались  каждый  день.
Обычное,  будничное  дело.  Что  же  тут  нового?  И  за¬
чем  понадобился  чрезвычайный?
 Будто  угадав  мои  мысли,  Семиверстов  сказал:
 —  Да,  работа  эта  для  вас  не  новая.  Но  подход
к  ней  должен  быть  другой.  Более  смелый,  револю¬
ционный.  В  этом  гвоздь  теперешней  политики.  Не¬
обходимо  сочетать  убеждение  с  принуждением.  Ку¬
лака  не  стесняться  брать  за  жабры.  И  подрывать
его  силы  и  влияние  всеми  средствами.  А  середняка
и  даже  бедняка,  если  они  упираются  перед  колхо¬
зом,  не  только  уговаривать,  но  и  подхлестывать.
Хватит  и  с  ними  церемониться.
 Безотчетная  тревога  закопошилась  в  моей  душе.
Я  взглянул  на  чрезвычайного  настороженно,  даже
недоверчиво.  И  когда  он  замолчал,  чтобы  перевести
дух,  спросил:
 —  А  как  же  быть  с  товарищем  Лениным?
 Семиверстов  направил  на  меня  строгие  глаза.
 —  А  при  чем  тут  Ленин?
 —  Как  же?  —  заметил  я.  —  Товарищ  Ленин-то
что  говорил  об  этом?
 —  А  что  говорил  Ленин  об  этом?
 —  Ну  как  же?  —  еще  более  удивился  я.  —  То¬
варищ  Ленин  говорил,  что  кооперировать  крестьян
надо  добровольно.  А  вы  предлагаете  не  церемонить¬
ся?  Как  же  увязать  вашу  установку  с  ленинскими
указаниями?
 8

Семиверстов  сощурился,  словно  взглядом  наме¬
реваясь  пробуравить  меня  насквозь.
 —  А  ты  кто  такой  будешь?
 За  меня  ответил  Барабашев:
 —  Наш  секретарь  райкома  комсомола.  Канди¬
дат  в  члены  бюро  райкома  партии.  Фамилия  —  Ка¬
саткин.
 Семиверстов  снисходительно  усмехнулся.
 —  Ясно,  —  сказал  он.  —  Молодо-зелено.  А  все
же  непростительно.  Пора  знать,  где  делается  поли¬
тика.  А  там,  где  она  делается,  как-нибудь  разбира¬
ются  в  ленинских  указаниях.  Вот  так,  товарищ  Ка¬
саткин.  А  вообще...  Будем  меньше  рассуждать  и
больше  действовать.  Действовать  организованно,
сплоченным  фронтом.  Классовая  борьба  —  та  же
война,  только  иными  средствами...
 Ответ  не  понравился  мне.  Но  я  не  решился  спо¬
рить.  Я  читал  и  помнил  слова  Ленина  о  коопера¬
ции.  Разве  в  окружкоме  забыли  о  них?  Я  снова
глянул  на  Семиверстова.  Плотный,  крепкий,  он  вы¬
глядел  внушительно.  И  говорил  без  запинки,  как  по
писаному.  При  этом  лицо  его,  гладкое  и  загоревшее,
то  хмурилось,  то  светилось.  Иногда  он  клал  широ¬
кую  ладонь  на  свои  густые  темные  волосы,  словно
опасаясь,  как  бы  они  не  встали  дыбом.  Да,  он  знал,
что  говорил.  Излишне  напоминать  ему  истины.  Все
же  было  как-то  не  по  себе.  Словно  заставляли  свер¬
нуть  с  большой  дороги  в  объезд  по  ухабам  и  рыт¬
винам.
 —  Такова  задача,  товарищи,  —  закончил  Семи¬
верстов  инструктаж.  —  Она  потребует  напряжения.
А  главное,  повторяю,  нового  подхода  к  делу.  И  но¬
вых  методов  в  работе.  Но  задача  эта  поставлена
партией.  А  мы  с  вами  большевики.  И  я  надеюсь...
Так  давайте  же  засучим  рукава.  И  выведем  район
в  число  передовых.  Этого  потребует  от  нас  с  вами
окружком...
 Тут  же  район  был  разбит  на  «кусты».  Как  пра¬
вило,  «куст»  состоял  из  деревень,  объединенных
в  одном  сельсовете.  К  каждому  «кусту»  был  при¬
креплен  районный  уполномоченный.  Из  членов  бю¬
ро  свободными  остались  лишь  Барабашев  и  предсе¬
датель  райисполкома  Мурзин.  Вместе  с  Семиверсто¬
9

вым  они  должны  были  обеспечивать  оперативное
руководство.
 Мне  достался  глуховский  «куст».  Средний  сель¬
совет  из  трех  деревень:  Глуховки,  Разуваева  и
Понырей.  За  то  время,  что  я  работал  в  этом  районе,
мне  удалось  трижды  побывать  там.  Такой  же
«куст»,  как  и  другие.  Не  бедней  и  не  богаче.
Не  трудней  и  не  легче.  Зато  в  Глуховке  —  пример¬
ная  комсомольская  ячейка.  Дружная  и  смелая.
За  дела  берется  с  желанием  и  огоньком.  А  возглав¬
ляет  ячейку  боевой  парень  Павел  Коробов.  На  него
вполне  можно  опереться.
 После  заседания  Барабашев  предложил  мне
задержаться.  Когда  мы  остались  одни,  Семивер-
стов  спросил  меня,  откуда  я.  Я  назвал  село,
район.
 —  А  как  попал  сюда?
 Я  сказал,  что  приехал  по  рекомендации  окруж¬
кома  комсомола.  Здесь  же  на  районной  конферен¬
ции  был  избран  членом  райкома.  А  на  пленуме  —
секретарем.  Барабашев  добавил,  что  привез  меня
сюда  сам  Симонов,  секретарь  окружкома  комсомо¬
ла,  и  что  пленум  райкома  избрал  меня  едино¬
гласно.
 —  И  мы  довольны.  Работает  Касаткин  неплохо.
Инициативу  проявляет.  И  партлинию  обеспечивает.
 —  А  родители  кто?  —  не  унимался  Семивер-
стов.
 Я  назвал  отца,  мать  и  даже  отчима,  с  кото¬
рым  рос.
 —  А  соцположение?  —  продолжал  допрашивать
Семиверстов.  —  Середняки  или  зажиточные?
 —  Сейчас  —  колхозники,  —  отвечал  я.  —  А  до
колхоза  были  середняками.
 —  Так  я  и  думал,  —  обрадовался  Семивер¬
стов.  —  и  не  ошибся.  Налицо  середняцкая  психо¬
логия.
 Опять  вмешался  Барабашев.  Он  сказал,  что
семья  моя  долгое  время  была  бедняцкой.  Что  отец
мой  погиб  в  мировую  войну.  Что  мать,  прежде  чем
вторично  выйти  замуж,  батрачила  у  кулаков.  И  что
сам  я  немало  гнул  на  них  спину.
 —  Ладно,  —  наконец  смирился  Семиверстов.  —
10

Примем  к  сведению.  А  вопрос  на  бюро  ты  задал
неуместный.  И  я  советую  подумать...
 И  предложил  мне  по  этому  же  вопросу  провести
заседание  бюро  райкома  комсомола.
 *  *  *
 Разговор  с  Семиверстовым  оставил  в  душе  не¬
приятный  осадок.  Чем  это  я  не  пришелся  чрезвы¬
чайному?  И  почему  вопрос  мой  оказался  неумест¬
ным?  Разве  уже  не  обязательны  ленинские  ука¬
зания?
 Вспоминая  слова  Семиверстова,  я  подосадовал
на  Симонова:  почему  он  не  оставил  меня  в  родном
районе?  Там  же  меня  знали  как  облупленного.
И  работать  там  легче  было  бы.  Так  нет  же.  Приво¬
лок  сюда,  в  незнакомый  район.
 —  К  родным  местам  ты  привык,  —  вспомни¬
лось  его  назидание.  —  И  сжился  с  ними.  А  это  не
так  уж  хорошо.  Новые  же  места  создают  и  новые
трудности.  Трудности  же  закаляют.  А  тебе  еще  надо
закаляться...
 Я  подчинился.  И  скрепя  сердце  приехал  сюда,
в  Хаву.  Здешние  ребята  понравились  сразу  же.  Та¬
кие  же  откровенные  и  неугомонные.  На  конферен¬
ции  шумели,  даже  бузотерили.  А  на  пленуме  по
косточкам  перебрали  меня.  И  о  чем  только  не
спрашивали!  Как  смотрю  на  «левых»?  Что  думаю
о  «правых»?  Не  лукавил  ли  перед  партией?  Не  под¬
водил  ли  комсомол?  А  Павел  Коробов,  запомнив¬
шийся  по  шраму  на  щеке,  так  тот  даже  спросил,
не  женат  ли.
 —  А  если  нет,  то  почему?
 —  Холостой,  —  под  дружный  смех  ответил
я.  —  А  почему,  кто  ж  его  знает?  Должно,  девчатам
не  нравлюсь.
 Льноволосая  и  голубоглазая  комсомолка  ска¬
зала:
 —  А  ты  не  горюй.  Найдем  такую,  какой  понра¬
вишься.  Видать,  парень  не  из  последних...
 Теперь,  вспомнив  об  этом,  я  подумал  о  Маше
Чумаковой.  Ей-то  я  наверняка  нравился.  Она  даже
любила  меня.  Правда,  это  было  давно.  Но  в  ее
письмах  —  а  мы  переписывались  —  чувствовалось
11

что-то  такое  и  по  сей  день.  А  в  последнем  письме,
которое  пока  без  ответа  лежало  в  кармане,  Маша
признавалась,  что  соскучилась  по  мне.
 «И  надо  же  было  тебе  переехать  в  другой  район.
Остался  бы  в  нашем,  нет-нет  да  и  повидались  бы.
Домой  мне  хоть  изредка,  а  все  же  удается  выр¬
ваться...»
 В  райкоме  сидел  Левка  Лейкин.  Он  был  членом
бюро  и  моим  заместителем.  Но  замещал  меня  Лев¬
ка  бесплатно.  Оплачивались  в  райкоме  комсомола
лишь  секретарь  и  председатель  райбюро  пионеров.
Остальные  члены  бюро  совмещали  райкомовскую
нагрузку  с  платной  работой  в  разных  учреждениях.
Лейкин  замещал  председателя  артели  инвалидов
Правая  нога  Левки  уродилась  короче  левой.  Это  не
мешало  ему  ни  ходить,  ни  трудиться.  Но  тем  не
менее  он  считался  инвалидом.
 Я  уважал  Левку.  Собранный,  он  за  всякое  дело
брался  с  охотой.  И  делал  все  старательно,  добротно.
 А  подружились  мы  в  первый  же  день  моего
приезда  в  Хаву.  Левка  предложил  мне  остановить¬
ся  у  него,  пока  не  подыщется  жилье.
 —  Как-нибудь  перебьемся.  В  тесноте,  да  не
в  обиде...
 Квартировал  Левка  с  женой  Варей  недалеко  от
райцентра.  А  Варя  оказалась  той  самой  льноволосой
и  голубоглазой,  которая  на  пленуме  обещала  та¬
кую,  какой  понравлюсь.  Она  смутилась,  увидев  ме¬
ня  в  доме.  Не  ожидала,  что  муж  притащит  гостя.
Все  же  неделю,  которую  я  прожил  у  них,  заботи¬
лась.  И  потом  встречала,  как  родственника.  Работа¬
ла  Варя  продавщицей  в  магазине  райпотребкоопе-
рации.  А  недавно  по  нашей  рекомендации  ее
перевели  в  книжную  лавку.  Варя  обрадовалась  та¬
кой  перемене.  Ее  не  смущало,  что  стала  и  заве¬
дующей,  и  продавщицей,  и  уборщицей.  Она  любила
книги.
 Я  рассказал  Левке  о  решении  райкома  партии.
Но  умолчал  о  стычке  с  Семиверстовым.  Столкнулись
мы  по  важному  вопросу.  Даже  можно  сказать,  по
важнейшему.  Однако  не  следовало  трубить  об  этом.
 Выслушав  меня,  Левка  подумал  и  заметил:
 —  Правильно.  Пора  как  следует  браться  за  де¬
12

ревню.  Скоро  двенадцать  лет  Советской  власти.  Ин¬
дустриализация  идет  полным  ходом,  а  коллективи¬
зация  еле  плетется.  Отставание  это  ничего  хорошего
не  сулит.
 Условились  созвать  бюро  райкома  комсомола  на
следующий  день.  А  до  этого  надо  было  покорпеть
над  планом.  Я  собрался  сейчас  же  засесть  за  него,
но  Левка  не  уходил.  Он  несколько  раз  прошелся  по
комнате,  припадая  на  правую  ногу.  Потом  опять
присел  к  столу  и  сказал:
 —  Понимаешь,  какая  история,  Хвиля.  Мы  с  Ва¬
рей  живем  уже  два  года.  Живем,  что  называется,
душа  в  душу.  Любим,  ценим,  доверяем.  По  всем
правилам  комморали.  Но,  по  всей  вероятности,  ско¬
ро  разойдемся.
 Я  ошалело  уставился  на  него.
 —  Ты  что,  Лева?  Шутишь?
 Левка  глубоко  вздохнул  и  еще  ниже  опустил
голову,  украшенную  черными  вьющимися  воло¬
сами.
 —  Нет,  не  шучу,  Хвиля.  Вполне  серьезно  го¬
ворю.  Скоро  разойдемся.
 —  Почему  же?  —  спросил  я.  —  В  чем  дело?
 Левка  не  сразу  ответил.  Несколько  секунд  он
сидел  молча,  сгорбившись,  точно  под  тяжестью.
Потом  с  трудом  выпрямился  и  долгим  взглядом
посмотрел  куда-то  мимо  меня.
 —  Варя  очень  хочет  ребенка.  Каждый  день
мечтает.  Каждую  ночь  во  сне  видит.  А  ребенка  нет
и  не  будет.  Потому  что  я  негодный.  —  Он  смутил¬
ся,  покраснел  и  тут  же  поправился:  —  Вообще-то
я  нормальный.  Но  детей  от  меня  не  будет.
 —  А  откуда  ты  знаешь?
 —  Знаю.  В  городе  проверку  проходил.  Врачи
сказали:  не  будет  от  меня  потомства.  А  Варя  хо¬
чет  ребенка.  Прямо  тоскует.  И  день  ото  дня  все
больше  и  больше.
 —  Возьмите  сироту,  —  посоветовал  я.  —  Поез¬
жайте  в  какой-нибудь  детдом.  Выберите  и  пе¬
стуйте.
 —  Варе  хочется  собственного.  —  И,  боясь,  ка^
бы  я  не  осудил  ее,  пояснил:  —  Она  любит  всех
детей.  Расцветает,  как  увидит  какого-нибудь  мальь
13

ша.  А  хочет  своего.  Чтобы  родить,  грудью  выкор¬
мить.  Одним  словом,  почувствовать  себя  матерью...
 Он  снова  замолчал,  повесил  голову.  Ему  было
тяжело.  Я  видел  это.  И  напряженно  думал,  как
помочь  ему.  И,  ничего  не  придумав,  спросил:
 —  Неужели  до  развода  дойдет?
 Левка  беспомощно  раскинул  руками.
 —  Никакого  другого  выхода  нет.
 —  Но  вы  же  так  хорошо  живете,  —  горячо  воз¬
разил  я.  —  Любите  друг  друга.  И  Варя  хорошая.
Неужели  ж  так-таки  расстанетесь?  Это  ж  будет
обидно.
 —  Варя  уйдет  к  Косте  Волкову,  —  словно  ду¬
мая  вслух,  сказал  Левка.  —  Она  до  меня  гуляла
с  ним.  Потом  Костя  ушел  в  армию.  И  целый  год
не  писал.  Варя  очень  переживала  и  вышла  за  ме¬
ня.  —  Он  метнул  на  меня  испуганный  взгляд.  —
Нет,  ты  не  подумай...  Она  решилась  не  с  отчаяния.
Нет!  Она  любит  меня.  Это  я  знаю.  И  чувствую.
Если  бы  был  ребенок...  А  так...  Так  она  уйдет
к  Косте.
 И  опять  замолчал.  И  весь  съежился,  как  будто
ушел  в  себя.  А  я  спросил,  желая  хоть  как-то  под¬
держать  его:
 —  А  почему  же  Костя  не  писал?..
 —  Он  попал  в  такую  часть,  —  очнулся  Лев¬
ка.  —  Куда-то  там,  откуда  нельзя  писать.  Ну,  а  Ва¬
ря  думала...  Она  его  крепко  любила.  А  потом  по¬
любила  меня.  А  теперь  вот...  —  И  снова  удрученно
развел  руками.  —  Она  хочет  ребенка.  И  уйдет
к  Косте.  А  я  останусь  один.  И  не  знаю,  как  буду
без  нее.  Ведь  я  ее  так  люблю.
 —  Она  говорила,  что  уйдет?
 —  Нет,  не  говорила.  Но  я  чувствую  это...  —
Он  встал,  переминулся  с  ноги  на  ногу.  —  Я  рас¬
сказал  тебе,  Хвиля,  об  этом,  чтобы  облегчить  ду¬
шу,  —  признался  он,  глядя  на  меня  своими  чисты¬
ми  карими  глазами.  —  А  еще  затем,  чтобы  про¬
сить...  Если  Варя  уйдет  от  меня,  не  осуждай  ее.  Тут
нет  никакого  бытового  разложения.  Она  хочет  ре¬
бенка...
 Он  хотел  сказать  еще  что-то,  но  так  и  не  ска¬
зал.  И  заковылял  к  выходу.
 14

*  *  *
 Оставшись  один,  я  принялся  за  план.  Но  ничего
не  лезло  в  голову.  Я  продолжал  думать  о  Варе
и  Левке.  Как  же  это  так?  Два  года  прожить  и  —
разойтись.  Неужели  ж  Варе  не  жалко  будет  оста¬
вить  Левку?  И  как  же  Левка  будет  жить  без  нее?
 Перед  глазами  встал  Костя  Волков.  Да,  парень
хоть  куда.  Высокий,  стройный,  первый  в  районе
спортсмен.  И  красивый.  Каштановые  волосы,  золо¬
тистые  глаза.  Но  это  наружность.  А  у  человека  есть
еще  и  характер.  Он  важнее  внешности.  Не  зря  го¬
ворят:  с  лица  воду  не  пить,  была  бы  душа  хороша.
А  какая  душа  у  Кости?  Мелковатая  и  плутоватая.
Задается  и  ленится.  Любит  лишь  себя,  а  на  других
взирает  свысока.
 «Да,  положение,  —  думал  я,  расхаживая  по
тесной  райкомовской  комнате.  —  Не  поверил  бы  —
не  расскажи  сам  Левка.  И  отчего  это  он  такой?  Па¬
рень  как  парень,  и  на  тебе...»
 И  снова  мысли  о  Косте.  В  Хаву  он  вернулся  из
армии  перед  моим  приездом.  А  в  армии  приобрел
профессию  киномеханика.  На  той  же  самой  конфе¬
ренции  его,  как  и  меня,  дружно  избрали  в  райком.
А  на  пленуме  —  в  бюро.  Уж  очень  не.  терпелось
поскорее  увидеть  кино.  Но  киномеханика  мало.
Нужна  еще  и  кинопередвижка.  А  ее-то  как  раз
райпотребсоюз  и  отказался  достать.  Да  коли  и  до¬
стал  бы,  купить  все  равно  не  на  что  было  бы.
Не  один  раз  мы  ломали  голову  над  задачей.  Спо¬
рили,  фантазировали.  И  все  без  толку.  Вот  тогда
этот  Костя  Волков  и  сказал:
 —  Гоните  подписной  лист.  На  бланке  райкома
комсомола.  Сам  соберу  деньги.  Пойду  по  селам
и  соберу.  Авансы  под  сеансы.  А  потом  махну  в  го¬
род.  И  раздобуду  ее,  кинопередвижку...
 И  вышло  все  так.  Целый  месяц  бродил  он  по
деревням,  собирая  деньги  под  будущие  просмотры.
Вернулся  с  туго  набитыми  карманами.  Тут  же  с  на¬
шим  письмом  отправился  в  областной  центр.  И  при¬
вез  оттуда  новенький  киноаппарат.  А  с  ним  и  ленту
кинокартины  «Цена  человека».  Поучительная  кар¬
тина!  О  том,  как  вовремя  не  помогли  больному
комсомольцу.  И  как  равнодушием  погубили  его.
 15

Да,  Костя  был  рукастым.  Он  умел  провернуть
дело.  Правда,  иной  раз  недозволенными  средствами.
Но  это  все  же  полбеды.  Беда  была  в  характере.
А  характер  его  желал  лучшего.
 «Все-таки  странно,  —  размышлял  я.  —  Неуже¬
ли  Варя  оставит  Левку?  И  неужели  сойдется  с  Ко¬
стей?  А  как  сам  Костя  отнесется  к  этому?  Неужели
согласится?  Ведь  они  с  Левкой  —  закадычные
друзья.  Что  же  тогда  будет?  А  может,  это  сам  Ко¬
стя  забивает  Варьке  голову?  Прозевал  в  свое  время,
а  теперь  спохватился.  И  мутит  воду.  Но  тогда  это
нечестно.  Недостойно  комсомольца...»
 Но  надо  же  думать  о  плане.  Колхозное  движе¬
ние  и  участие  комсомола.  Да,  да!  Пора  как  следует
взяться  за  деревню.  Уже  двенадцать  лет  Советской
власти.  А  много  ли  изменилось  в  жизни  крестья¬
нина?  По-прежнему  он  окутан  темнотой,  опутан
бедами...  Что  же  нужно  в  первую  очередь?  Покон¬
чить  с  кулацким  грабежом  и  обманом.  Освободить
мужика  от  предрассудков.  Сорвать  с  его  глаз  пеле¬
ну  невежества.  Укрепить  его  волю  к  победе  в  клас¬
совой  борьбе.  Конечно,  за  один  присест  всего  этого
не  сделать.  Работы  не  на  день  и  даже  не  на  год.
Но  начинать  ее  пора.  Иначе  крестьяне  могут  разу¬
вериться  в  Советской  власти.  В  самом  деле,  чья  это
власть,  если  она  не  может  защитить  труженика  от
произвола?
 Явилась  Райка  Чернова,  председатель  райбюро
юных  пионеров.  Две  недели  она  пропадала  в  дерев¬
нях.  И  теперь  выглядела  закопченной  и  обветрен¬
ной.  Поставив  баульчик  на  пол,  она  протянула  мне
руку  и  сказала:
 —  Здорово,  Хвиля!  —  И  плюхнулась  на  стул.  —
Фу,  уходилась...
 Райка  тоже  звала  меня  Хвилей.  И  все  в  Хаве
звали  меня  Хвилей.  А  случилось  так  потому,  что  на
районной  конференции  я  назвал  себя  таким  именем.
И  хотя  я  тут  же  поправился,  поправка  не  помогла.
А  может,  даже  сыграла  обратную  роль.  Какой-то
белоголовый  шутник  вскочил  с  места  и  громко
крикнул:
 —  Да  здравствует  Хвиля!..
 Райка  приехала  на  попутной  подводе.  И  еще  не
 16

заглядывала  домой.  В  селах  она  создавала  ребячьи
отряды.  Во  время  уборки  хлебов  они  будут  при¬
сматривать  за  бедняцкими  малышами.  Кое-где  ей
даже  удалось  на  уборочную  организовать  детские
ясли.
 —  А  тут  какие  новости?
 Я  рассказал  о  приезде  чрезвычайного  уполномо¬
ченного.  О  заседании  в  райкоме  партии.  И  о  реше¬
нии,  какое  там  было  принято.  Райка  подумала  и
тоже  сказала:
 —  Правильно.  С  деревней  надо  что-то  делать.
Дальше  терпеть  нельзя...
 Райке  шел  двадцать  второй.  Но  выглядела  она
моложе.  А  коротко  постриженные,  темные  волосы
делали  ее  похожей  на  мальчишку.  Мы  часто  забы¬
вались  и  попадали  впросак.  Алешка  Зубков,  член
бюро  и  заведующий  ОТО  —  отделом  труда  и  обра¬
зования  —  райкома,  раз  даже  предложил  обязать
Райку  отрастить  волосы,  чтоб  быть  похожей  на  дев¬
чонку.  Но  Райка  так  отбрила  Алешку,  что  он  по¬
жалел  о  затеянном  разговоре.
 —  Какие  волосы  носить,  это  мое  дело.  И  вас
оно  не  касается.  А  вам  лучше  бы  подумать  о  самих
себе.  И  в  частности,  о  том,  что  пора  бы  больше
уважать  девушек...
 Любое  поручение  Райка  выполняла  с  душой.
А  кроме  того,  умела  прояснить  непонятное  и  слож¬
ное.  Потому-то  я,  не  раздумывая,  спросил:
 —  Послушай,  Рая.  Вот  будь  ты  замужем  и  уз¬
най,  что  у  тебя  не  будет  детей  от  мужа...  Ушла  б  ты
от  него  из-за  этого?
 Райка  покраснела  и  притворно  рассмеялась.
 —  Что  за  глупость  пришла  тебе  в  голову?
 —  Это  не  глупость,  а  жизнь.  Такая  ситуация
создалась  в  одной  комсомольской  семье.  И  семья
находится  накануне  развала.  Понимаешь?  Вот  я  и
спрашиваю.  Ушла  бы  ты  в  таком  случае  к  другому?
 Щеки  Райки  все  еще  пылали.  Но  она  уже  поня¬
ла,  что  я  не  зубоскалю.  И,  в  свою  очередь,  спро¬
сила  :
 —  А  как  ты  поступил  бы  в  таком  случае,  будь
женат?
 Ее  вопрос  смутил  меня.  А  и  правда,  как  бы
 2  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	jy
я  поступил?  Ушел  от  жены,  если  бы  у  нее  не  было
детей?..
 —  Я  бы  не  разошелся  с  такой  женой,  если  б
любил  ее.  И  взял  бы  на  воспитание  чужого  ре¬
бенка.
 —  Так  поступила  бы  и  я,  —  сказала  Райка,
окончательно  овладевшая  собой.  —  Если  бы  любила
мужа...  И  взяла  на  воспитание  какого-нибудь  без¬
домного.  —  И  спросила,  впиваясь  в  меня  острым
взглядом:  —  А  почему  они  не  сделают  так?
 —  Она  хочет  собственного,  —  ответил  я.  —
Чтоб  родить  и  выкормить  грудью.  Иначе  сказать  —
почувствовать  себя  матерью.
 Райка  подумала  и  сказала:
 —  Она,  наверно,  не  любит  своего  мужа...  —
И  снова  недоверчиво  глянула  на  меня,  словно  по¬
дозревала  в  какой-то  игре.  —  А  что  это  за  комсо¬
мольская  семья?
 Захотелось  рассказать  о  разговоре  с  Левкой.
Но  я  подавил  желание.  Райка  не  болтлива.  Но
все  же...
 —  Это  неважно...  —  И  чтоб  переменить  раз¬
говор,  спросил:  —  Как  ведут  себя  кулаки?
 Райка  нахмурила  свой  бронзовый  лоб.
 —  Наглеют.  В  Кузьминках  избу-читальню  со¬
жгли.
 —  Известно,  —  сказал  я.  —  Мы  в  райкоме  пар¬
тии  уже  обсуждали  этот  случай.  И  предложили  сле¬
дователю  выехать  туда.
 —  Видела  я  этого  следователя.  Ходит  по  дворам
и  выясняет.  Что  выяснять-то?  И  так  все  ясно.  Ку¬
лачье  распоясывается.
 —  Да,  враг  активизируется,  —  согласился  я.  —
И  действует  умело.  Сегодня  —  в  одном  месте,  зав¬
тра  —  в  другом.  Не  дает  покоя.  И  что  же  ребята
в  Кузьминках  думают  об  избе-читальне?
 —  А  что  ж  там  думать?  —  повела  плечами
Райка.  —  Решили  строить  новую.  Только  не  про¬
стую,  а  огнестойкую.
 —  Это  какую  такую  огнестойкую?
 —  Кирпичную.  Нод  железо.
 —  Где  же  они  возьмут  материалы?
 —  Кирпич  нашли  на  помещичьем  дворе.  По¬
18

стройки  всякие  народ  растащил  во  время  погрома.
А  фундамент  остался.  Вот  ребята  и  порешили  вы¬
копать  его  из  земли.  Правда,  известки  нет.  Но  ста¬
рики  посоветовали  класть  на  глине.  Есть  у  них  та¬
кая,  которая  вяжет  не  хуже  извести.  А  железо
сельпо  обещает.  За  деньги,  конечно.  Ребята  догово¬
рились  с  сельсоветом.  Половину  он  заплатит.  А  по¬
ловину  соберут  среди  населения.
 Она  встала,  потянулась,  заложив  руки  за  голову.
 —  Вот  я  не  могу  понять,  —  снова  серьезно  ска¬
зала  она.  —  Кулаки.  Они  же  люди.  И  как  правило,
местные.  А  как  безжалостно  обращаются  они  с  од¬
носельчанами.  Сколько  зла  у  них  к  простому  на¬
роду.  —  И,  подняв  с  полу  баульчик,  кивнула
мне.  —  Я  пойду,  пожалуй.  Надо  еще  искупаться.
Пропылилась  до  костей.
 Райка  ушла.  А  я  подошел  к  раскрытому  окну
и  посмотрел  на  площадь.  Над  ней  уже  сгущались
душные  сумерки.  Одноэтажные  домики,  выстроив¬
шиеся  полукругом,  начинали  тускнеть,  блекнуть,
словно  погружаясь  в  дремоту.
 *  *  *
 Три  месяца  —  срок  небольшой.  Все  же  я  сумел
освоиться  с  районом.  Познакомиться  со  многими
людьми.  Даже  завести  друзей  и  приятелей.  Но  за¬
быть  Знаменку  не  мог.  Это  было  выше  сил.  Правда,
забывать  ее  вовсе  и  незачем.  Но  отвыкнуть  все-таки
следовало.  Чтобы  не  точило  в  сердце.
 Работая  в  родном  районе,  я  хоть  и  редко,  все
же  бывал  в  своем  селе.  Виделся  с  матерью,  отчимом,
Дениской.  Иногда  даже  заглядывал  на  Сергеевку
к  сестре  Нюрке.  Встречался  со  Знаменскими  комсо¬
мольцами.  Теми  самыми  «великими  голодранцами»,
с  которыми  делил  юность.  Да  и  они,  оказавшись
в  райцентре,  забегали  в  райком  или  на  квартиру.
В  такие  минуты  мы  тискали  друг  друга  и  говорили:
 —  Ну,  как  там?
 —  Да  ничего.  А  тут  как?
 —  Тоже  порядок...
 Но  с  некоторыми  ребятами  я  не  виделся  почти
полтора  года.  Столько  не  встречался  и  с  Машей.
А  она  по-прежнему  работала  на  заводе  в  городе,
2*
 19

кудесничала  на  токарном  станке  и  увлекалась  ком¬
сомольскими  делами.  Обо  всем  этом  я  знал  из  пи¬
сем.  Она  писала  подробно.  Я  отвечал  тоже  простран¬
но.  Мы  писали  обо  всем,  что  делали,  думали.
Но  чувств  своих  друг  к  другу  не  касались.
 А  в  последнем  письме  Маша  не  сдержалась.
Призналась,  что  соскучилась  по  мне.  Прочитав  об
этом,  я  почувствовал  —  и  сам  скучаю  по  ней.  За¬
хотелось  повидаться,  хоть  одним  глазом  глянуть  на
нее,  услышать  ее  голос.  Какой  она  стала?  Очень
изменилась  или  нет?  Хорошо,  если  осталась  преж¬
ней.  А  может,  стала  еще  лучше?
 Работа  не  шла  на  ум,  и  я  отложил  ее.  И  при¬
нялся  писать  ответ  Маше.  Скоро  мы  встряхнем  ста¬
рину  и  сломаем  вековые  порядки.  Начинается  на¬
ступление  на  врага.  На  все,  что  мешает  социализму.
Борьба  предстоит  трудная  и  беспощадная.  Но  побе¬
да  будет  за  нами.
 «Хорошо,  если  бы  рабочие  помогли.  А  помощь
может  быть  самая  разная.  Прежде  всего  —  книги.
На  одних  словах  воспитывать  нелегко.  А  воспиты¬
вать  надо.  В  бой  должны  идти  сознательные.  Кни¬
ги  нужны,  Маша.  Может,  сбор  объявите?  Или  во¬
скресник  устроите?  А  за  выручку  купите  и  вы¬
шлете?  Были  бы  рады  и  благодарны».
 Сумерки  густо  затопили  комнату,  и  я  еле  вывел
адрес  на  конверте.
 *  *  *
 План,  над  которым  я  прокорпел  чуть  ли  не  всю
ночь,  не  встретил  восторга...  Собрания  комсомоль¬
цев.  Выезды  на  места.  Беседы  и  читки  среди  моло¬
дежи.  Такое  было  и  раньше.  Но  теперь  мало  отве¬
чало  требованиям.  Я  чувствовал  это  и  сам.  И  все  же
поставил  свои  предложения  на  бюро.  Пускай  и  они,
члены  бюро,  попыхтят.  Не  одному  же  мне  надры¬
вать  мозги.
 Но  я  не  только  поставил  труд  свой  на  обсуж¬
дение,  а  и  защищал  его.  Верно,  все  бывало  и  рань¬
ше.  Бывало  и  будет.  Без  собраний  не  прожить.
И  без  читок  не  обойтись.  А  о  посылке  актива  в  ни¬
зы  и  говорить  нечего.  И  при  социализме  посылать
будем.  Дело  совсем  в  другом.  Дело  в  том,  чтобы
20

в  эти  привычные  формы  влить  новое  содержание.
Такое,  какое  отвечало  бы  новым  задачам.
 —  Вот  и  давайте  вместе,  —  под  конец  предло¬
жил  я.  —  Теребить  не  одну,  а  и  другие  головы.  Мо¬
жет,  и  в  ваших  что  путное  зародится?
 Началось  с  орготдела.  Его  возглавлял  Левка
Лейкин.  Он  предложил  закрепить  райактив  за
ячейками.
 —  Чтобы  подольше  побыть.  И  побольше  помочь.
 —  Подольше  и  побольше,  —  насмешливо  заме¬
тил  Костя  Волков.  —  А  как  этого  добиться?  Тебя
твой  Чемберлен  отпустит  подольше?  Как  же!  Держи
карман  пошире.  Да  он  скорей  отрубит  себе  вторую
руку,  чем  согласится  на  такое.  Ты  хоть  и  Лев,  а  не
Толстой.
 Чемберленом  мы  прозвали  председателя  инва¬
лидной  артели  «Прогресс»  Чемберецкого.  Прозвали
за  то,  что  он  ни  в  чем  не  шел  навстречу  комсомолу.
И  в  новшествах  проявлял  себя  закоренелым  консер¬
ватором.  Точь-в-точь  как  премьер-министр  Англии
Чемберлен.
 Ребята  рассмеялись  над  замечанием  Кости.
А  я  почувствовал  в  душе  неприязнь.  Костя  всегда
смешил  нас.  Мы  уже  привыкли  к  этому.  Так  при¬
выкли,  что  над  всем,  что  бы  он  ни  говорил,  смея¬
лись.  Я  никогда  не  останавливал  Костю.  А  теперь
захотелось  оборвать.  Самого  выставить  на  посме¬
шище.  Я  стукнул  карандашом  по  столу  и  сказал:
 —  Во-первых,  речь  идет  о  таком  деле,  на  кото¬
ром  Чемберлен,  если  не  образумится,  зубы  поло¬
мает.  А  во-вторых,  ты,  Волков,  захлопни  рот.
И  попридержи  язык.  Дойдет  до  тебя  очередь,  тогда
и  откроешь  фонтан.
 Ребята  снова  заржали.  А  Костя  скривил  губы  и
покорно  прислонился  к  оконному  косяку.  Он  сидел
на  подоконнике.  Его  любимое  место.  Он  не  отказал¬
ся  от  него,  хотя  однажды  вывалился  на  улицу.
Хорошо,  что  наша  комната  находилась  в  полупод¬
вале.  И  окно  стояло  невысоко  над  землей.  Не  то
красавчик  легко  мог  оказаться  в  артели  инвалидов.
Под  началом  того  же  Чемберлена.
 Когда  закончили  прикрепление  актива,  Левка
предложил  провести  районную  конференцию,  обсу¬
21

дить  на  ней  новые  методы  работы  в  новых  услови¬
ях.  Предложение  было  заманчиво.  Но  от  него  при¬
шлось  отказаться.  К  такой  конференции  пришлось
бы  готовиться.  А  времени  не  оставалось.  Приближа¬
лась  уборочная  страда.  Начиналась  хлебозаготовка.
В  такое  время  отрывать  лучших  комсомольцев  на
другие  дела  —  неразумно  и  вредно.
 —  Ограничимся  собраниями  ячеек,  —  подвел
я  итог  дискуссии.  —  Будем  нажимать  на  конкрет¬
ные  вопросы.  И  придерживаться  правила:  поболь¬
ше  работать  и  поменьше  болтать...
 Агитационно-пропагандистским  отделом  райко¬
ма  ведал  Толя  Оскольцев  —  инспектор  райполит-
просвета.  Он  часто  выезжал  по  селам.  И  был  неза¬
менимым  комсомольским  агитпропом.  Оскольцев
окончил  педтехникум.  Но  грамотностью  не  кичился.
В  ячейках  его  звали  больше  товарищ  Апо.  Прозви¬
ще  дали  из-за  случайного  совпадения.  Когда  на
пленуме  райкома  его  утвердили  заведующим  агита¬
ционно-пропагандистским  отделом,  кто-то  шутливо
сказал:
 —  Вот  здорово!  И  сам  —  АПО!  И  в  райкоме  —
АПО!
 Ребята  не  поняли.  Тогда  Левка  Лейкин,  самый
сообразительный  из  нас,  пояснил:
 —  Очень  просто.  Самого  звать  Анатолий  Петро¬
вич  Оскольцев,  сокращенно  —  АПО.  А  возглавлять
будет  агитационно-пропагандистский  отдел,  сокра¬
щенно  тоже  АПО.  Вот  и  получается:  кругом  АПО...
 С  тех  пор  и  стали  звать  Толю  Оскольцева  «то¬
варищем  АПО».  Толя  не  обижался.  Он  ни  на  что
и  никогда  не  обижался.  И  вообще  был  скромным
парнем.  К  тому  же  начитанным.  На  любую  тему
и  в  любое  время  мог  сделать  доклад.
 Однажды  был  такой  случай.  Толя  ездил  в  го¬
род.  Домой  возвращался  ночным  поездом.  Вагон  был
набит  до  отказа.  И  Толе  пришлось  всю  ночь  про¬
стоять  в  коридоре.  А  утром  в  политпросвете  ждала
срочная  работа.  И  сразу  же  заседание  бюро  райко¬
ма  комсомола.  Толя  задремал  на  заседании.  При¬
слонился  к  спинке  стула  и  засопел.  Первым  это  об¬
наружил  Костя  Волков.  Призвав  ребят  к  тишине,
он  толкнул  Толю  в  бок  и  объявил:
 22

—  Слово  для  доклада  о  текущем  моменте  имеет
товарищ  Оскольцев!
 Толя  встал,  пальцами  протер  вспотевшие  очки
и  сказал:
 —  Товарищи!  Особенностью  переживаемого  на¬
ми  текущего  момента  является  активизация  реак¬
ционных  сил  в  Европе  и  предательская  роль,  кото¬
рую  играет  в  революционном  движении  германская
социал-демократия...
 К  беседам,  читкам  и  другим  агитпропделам  То¬
ля  предложил  прибавить  антирелигиозную  пропа¬
ганду.
 Потом  обсуждали  план  отдела  труда  и  образо¬
вания.  Руководил  отделом  Алешка  Зубков.  Основ¬
ная  его  работа  —  председатель  райбатрачкома.
Та  же,  что  была  у  меня  в  родном  районе.  Тогда
я  тоже  возглавлял  ОТО  райкома  комсомола.  Может,
потому  я  питал  к  Зубкову  особое  уважение.  Впро¬
чем,  и  другие  ребята  уважали  Алешу.  Внешностью
он  также  вызывал  уважение.  Высокий,  мешкова¬
тый,  вихрастый.  А  голос  —  мягкий  и  спокойный.
 Алешка  тоже  беспрестанно  колесил  по  району.
Проверял  батрацкие  договора  с  кулаками.  Прово¬
дил  собрания  членов  своего  профсоюза.  И  конечно,
помогал  комсомольским  ячейкам.
 —  Батрацкую  молодежь  надо  активнее  вовле¬
кать  в  комсомол,  —  сказал  Зубков.  —  Тут  у  нас  не¬
доделок  —  целая  тьма.
 —  Скажи  лучше,  у  тебя,  а  не  у  нас,  —  опять
вмешался  Костя  Волков.  —  Мы  тут  ни  при  чем.
Твои  мушкетеры,  ты  и  должен  командовать.
 И  опять  смех.  Будто  загипнотизировал  он  акти¬
вистов.  Раньше  я  тоже  посмеялся  бы.  Но  теперь
меня  разбирала  досада.  Этот  Волков  просто  забав¬
ляется.
 —  Хватит  комиковать,  —  повысил  я  голос,  до¬
садуя  на  гоготавших  ребят.  —  Что  тут,  в  самом  де¬
ле,  райком  или  балаган?..
 Райка  Чернова  рассказала  о  пионерах,  их  делах
и  планах,  чем  они  намерены  помочь  вовлечению
крестьян  в  колхозы.  Закончила  же  она  неожидан¬
ным  предложением:
 —  А  давайте  примем  такое  решение.  Всем  сель¬
23

ским  комсомольцам  вступить  в  колхозы.  В  обяза¬
тельном  порядке.  Объявить  по  району  лозунг:  к  пра¬
зднику  Октябрьской  революции  на  сто  процентов
коллективизировать  комсомольцев.
 Несколько  секунд  ребята  озадаченно  смотрели
на  Райку.  А  потом  разом  заспорили.  Одни  согла¬
шались:  с  этого  и  надо  начинать.  Другие  доказы¬
вали:  огульный  подход  принесет  вред.  Но  скоро  все
согласились,  что  в  этом  все  дело.  Как  может  комсо¬
молец  агитировать  за  колхоз,  если  сам  единолич¬
ник?  Родители  не  соглашаются?  Так  сначала  уго¬
вори  родителей,  а  потом  уж  за  других  берись.  Ро¬
дители  не  поддаются  уговору?  Уйди  от  них,  а  в  кол¬
хоз  вступи.  Или  положи  комсомольский  билет.
И  не  путайся  у  ячейки  под  ногами.
 За  предложение  Райки  проголосовали  единоглас¬
но.  После  этого  я  обратился  к  Косте,  восседавшему
на  подоконнике:
 —  Теперь  тебе  слово,  Волков.  Докладывай,  что
будет  делать  военно-физкультурный  отдел  в  связи
с  новой  политикой?
 Костя  посмотрел  на  меня  так,  как  будто  я  ума
рехнулся.
 —  А  что  ему  делать,  военно-физкультотделу?  —
переспросил  он.  —  Лыжи,  они  ж  при  любой  поли¬
тике  лыжи.  И  коньки  —  тоже.  А  про  гимнастику,
бег  и  прыжки  всякие  и  толковать  не  приходится.
 —  Так  ты  думаешь?
 —  А  ты  думаешь  не  так?
 Костя  держался  вызывающе.  Он  словно  решил:
с  него  хватит  уступок.  И  кажется,  готов  был  с  пе¬
ной  у  рта  доказывать,  что  он  не  верблюд.  Мне  же
такое  было  только  на  руку.  Пусть  все  увидят,  ка¬
кой  он  пустомеля.
 —  Да,  я  думаю  не  так.  По-моему,  твой  отдел
не  меньше,  чем  другие,  должен  перестроиться.  Ку¬
лаки  активизируются,  как  только  мы  возьмемся  за
них.  Они  перейдут  к  крайним  мерам  борьбы  с  на¬
ми.  Начнутся  вылазки,  диверсии.  Что  ж  нам?  Си¬
деть  и  ждать?  Нет.  Мы  должны  предупредить  со¬
бытия.  И  прежде  всего  подумать  об  охране  колхоз¬
ного  имущества.  Для  этого  создать  охранные  отряды.
Из  самых  надежных,  смелых  ребят.  И  заранее  про¬
24

вести  с  ними  инструктаж.  Поставить  конкретные
задачи.  Распределить  по  определенным  объектам.
В  помощь  милиции  выделить  подготовленных  ком¬
сомольцев.  Подготовленных  не  только  идейно,  а  и
физически.  И  оживить  всю  оборонную  работу.  На¬
ступление  на  капиталистические  элементы  у  нас  вы¬
зовет  выступление  реакции  против  нас  за  рубежом.
Может,  даже  военные  провокации.  Ко  всему  этому
надо  быть  готовыми...
 Костя  все  шире  и  шире  раскрывал  глаза.  Он
словно  впервые  слышал  такие  слова.  А  услышав,
загорелся  желанием  превратить  их  в  дела.  И  когда
я  закончил,  обрадованно  заявил:
 —  Сдаюсь  и  каюсь.  И  накручиваю  себе  мозги.
 —  Вот,  вот!  —  одобрил  я,  в  свою  очередь  по¬
радовавшись,  что  Костя  не  забузил.  —  Хорошенько
накручивай.  И  о  характере  своем  подумай.  Харак¬
тер  у  тебя  уж  очень  поганый.  Задаешься,  фордыба¬
чишь,  других  ни  во  что  не  ставишь,  а  на  себя  не
налюбуешься.  —  Я  оглядел  членов  бюро,  слушав¬
ших  с  угрюмым  молчанием.  —  И  всем  нам  подумать
о  себе  не  мешает.  И  провентилировать  мозги.  В  де¬
лах  и  помыслах  своих  мы  должны  быть  чистыми  и
честными.
 Я  ожидал  —  мои  замечания  вызовут  критику.
Но  ребята  не  возражали.  А  Костя  так  все  и  прогло¬
тил.  Даже  не  погримасничал,  как  делал  всегда.
 Говорить  больше  никто  не  хотел,  и  я  закрыл
заседание.  Расходились  медленно,  неохотно.  А  Лев¬
ка  чего-то  завозился  в  шкафу.  И  лишь  мы  оста¬
лись  одни,  спросил:
 —  Ты  это  с  Костей  так  из-за  Вари?
 —  Из-за  него  самого,  —  ответил  я.  —  Пора  ему
за  ум  взяться.  Ну  конечно,  и  из-за  Вари.  Боюсь,  это
он  морочит  ей  голову.
 Левка  подумал  и  сказал:
 —  Не  думаю.  Костя  не  такой  плохой,  как  ты
считаешь.  Да  и  Варя...  Она  ничего  не  скрывает  от
гленя.  —  И  виновато  улыбнулся.  —  Но  ты  не  беспо¬
койся.  Вчера  из  Приваловки  приехала  Варина  се¬
стра.  И  привезла  лекарство.  Тридцатилистник.  На¬
стой  из  тридцати  трав.  От  многих  болезней  помо¬
гает.  И  мне  должен  помочь.
 25

—  Знахарство!  —  возразил  я.  —  Со  знахарст¬
вом  мы  должны  бороться.
 —  Это  народное  средство,  —  сказал  Левка.  —
А  народными  средствами  даже  медицина  не  пре¬
небрегает.  Кроме  того...  На  сознание  мое  это  не
повлияет.  А  на  физическое  состояние,  может,  и  по¬
действует.  Так  почему  же  не  попробовать?  —
И  смущенно  потупился.  —  Если  бы  ты  знал,  Хвиля,
как  мне  трудно.  Я  готов  не  то  чтобы  этот  тридца-
тилистник,  любую  гадость  пить,  лишь  бы  вылечить¬
ся.  —  И,  снова  подняв  на  меня  черные  глаза,  доба¬
вил:  —  Костю  надо  поправлять.  Это  правильно.
Но  с  нами  этого  не  связывай.  Мы  с  Варей  решили...
Буду  лечиться.
 Глаза  у  Левки  блестели.  Он  уже  был  счастлив.
Я  не  стал  разубеждать  его.  Кто  знает?  Вдруг  и  в
самом  деле  поможет!
 *  *  *
 У  коновязи  возле  магазина  стояли  три  подво¬
ды.  Ездоков  не  было.  Должно  быть,  приценивались
к  товарам.
 Я  зашел  в  магазин.  Осмотрел  немногочислен¬
ных  покупателей.  Спросил,  нет  ли  кого  из  Глухов-
ки.  В  ответ  —  молчание.  Опять  неудача.  С  раннего
утра  ловлю  попутчиков.  И  никак  не  поймаю.  Неуже¬
ли  сегодня  никто  из  Глуховки  так  и  не  появится?
 Проходя  мимо  книжной  лавки,  примкнутой  к  ма¬
газину,  я  через  раскрытую  дверь  заметил  рыжево¬
лосого  парня,  беседовавшего  с  Варей  Лейкиной.  Что-
то  знакомое  показалось  в  нем,  и  я  завернул  в  лавку.
 Увидев  меня,  Варя  приветливо  улыбнулась
и  сказала:
 —  А  вот  и  он  сам.  Легок  на  помине.
 Парень  тоже  расплылся  в  улыбке.  И  протянул
мне  широкую,  покрытую  мозолями  ладонь.
 —  Здорово,  товарищ  Касаткин!  А  я  собирался
к  тебе  в  райком.  Может,  почта  какая  есть?
 Это  был  Никита  Горбатов,  комсомолец  из  Глу¬
ховки.  Он  держал  в  руках  кнут,  и  я  решил,  что
судьба  наконец-то  сжалилась  надо  мной.  Теперь-то
я  уж  наверняка  доберусь  до  своего  «куста».
 —  А  сюда  заглянул  за  книжечками,  —  сказал
26

Никита,  кивнув  на  Варю,  стоявшую  за  прилав¬
ком.  —  А  у  нее  ничего  путного...
 Всякий  раз,  когда  приходилось  бывать  в  рай¬
центре,  Никита  заглядывал  в  книжную  лавку.
И  увозил  с  собой  пачку  книг.  Даже  когда  не  было
выбора,  находил,  что  купить.  Мне  вспомнилось  за¬
седание  бюро.  Это  было  вскоре  после  того,  как
я  перебрался  в  Хавский  район.  Принимали  в  ком¬
сомол  нескольких  парней  и  девушек.  Среди  них  и
Никиту  Горбатова.  Кто-то  спросил  его,  что  он  лю¬
бит  более  всего  на  свете.  Никита  смущенно  улыб¬
нулся  и  сказал:
 —  Мамку  и  книги...
 И  сегодня  он  не  изменил  своей  привычке.
 —  Ему  подавай  художественную,  —  сказала
Варя,  озабоченно  глядя  на  Никиту.  —  А  таких  книг
мы  получаем  мало.
 —  Тогда  надо  распределять,  —  предложил  Ни¬
кита.  —  Либо  по  сельсоветам,  либо  по  ячейкам.
Не  то  обидно  получается.  Тутошние  ребята  наслаж¬
даются  хорошими  книжками.  А  мы  в  глубинках
облизываемся.
 Я  спросил  Никиту,  когда  он  собирается  домой.
 —  А  вот  чичас,  —  ответил  он.  —  Делов  тут  бо¬
ле  никаких  нету.
 —  Меня  возьмешь?
 Никита  снова  засиял:
 —  С  нашим  удовольствием,  товарищ  Касаткин.
Ты  к  нам,  что  ли?
 —  К  вам,  —  сказал  я  и  предложил:  —  Заедем
ко  мне.  Вещички  кое-какие  захватим.  Может,  и
книжку  какую  подберем.
 —  Поехали,  —  совсем  обрадовался  Никита.  —
До  свидания,  товарищ  Лейкина!  —  И  кивнул  Варе,
будто  поклонившись.  —  А  насчет  книжек...  Надо
добывать  побольше.  И  распределять  получше...
 Мы  направились  к  выходу.  Но  Варя  остановила
меня.  Вышла  из-за  прилавка.  Выглядела  она  кра¬
сивой.  И  какой-то  светлой.  Белая  кофточка  с  корот¬
кими  рукавами  убрана  в  серую  юбку.  Воротничок
кофточки  застегнут  стеклянной  брошкой.  Лицо  чи¬
стое,  загоревшее.  Волосы  льняные,  вьющиеся.
 —  Надолго  уезжаешь,  Хвиля?
 27

—  Неделю  пробуду.  А  что?
 —  Так,  ничего.  А  в  райкоме  —  Левка?
 —  Левка.  И  Чернова.
 —  Для  меня  есть  дело?
 —  Протокол  перепишешь.  Левка  подготовит  и
передаст.  Решение  придется  размножить.  И  разо¬
слать  по  ячейкам.
 Варя  помогала  в  райкоме  по  технической  части.
Переписывала  протоколы  под  копирку,  размножала
решения.  В  районе  была  лишь  одна  пишущая  ма¬
шинка.  Какой-то  «ундервуд».  Машинистка  обслу¬
живала  райком  партии  и  райисполком.  Она  была
опытной,  эта  машинистка.  Строчила  на  «ундерву-
де»,  как  на  пулемете.  И  все  же  не  управлялась.  Нам
не  приходилось  рассчитывать  на  нее.  Да  и  Варя
была  не  хуже  машинистки.  Писала  так  красиво
и  разборчиво,  что  не  надо  и  машинки.
 —  Хорошо,  —  пообещала  Варя.  —  Сегодня  же
займусь  протоколом.  Если  Левка  приготовит.  —
И  беспокойно  заглянула  мне  в  глаза.  —  А  ты,  смо¬
три,  там  поосторожнее,  Хвиля.
 —  А  что  такое?
 —  Кулаки,  говорят,  сейчас  злые.
 —  А  когда  они  были  добрыми?  —  Я  невольно
рассмеялся.  Забавной  показалась  ее  тревога.  —  Ни¬
чего  со  мной  не  стрясется,  Варечка.  Вернусь  целым
и  невредимым.
 Простившись,  я  выбежал  на  улицу.  Никита  уже
восседал  на  телеге.  Рыжий,  как  и  он  сам,  мерин
стоял  головой  к  дороге.  Я  вскочил  на  телегу  с  дру¬
гой  стороны.
 —  Держи  по  главной  улице.  Потом  скажу,  куда
подъехать.
 Никита  взмахнул  кнутом  и  весело  крикнул:
 —  Но,  паровоз!  Вперед  лети!
 В  ответ  мерин  вскинул  голову  и  натужно  тро¬
нулся.  Телега  вся  затряслась,  заскрипела.  Вразно¬
бой  застукотали  колеса.  Так  вот  придется  трястись
двадцать  верст.  Но  я  лишь  мельком  подумал  об
этом.  Перед  взором  возникла  Варя.  Статная,  скром¬
ная,  славная.  Левка  тоже  хоть  куда  парень,  вид¬
ный.  Они  так  подходят  друг  к  другу.  И  так  любят
друг  друга,  что  трудно  представить  их  не  вместе.
 28

—  Нет,  нет,  ребята!  —  вслух  подумал  я.—  Нель¬
зя  вам  расходиться.  Ни  в  коем  случае!
 —  Ты  что,  товарищ  Касаткин?  —  обернулся
Никита.  —  Что  сказал,  спрашиваю?
 —  Ничего,  товарищ  Горбатов,  —  отозвался  я.  —
Погоняй  свой  паровоз.
 Никита  цокнул  языком,  легонько  стегнул  ры¬
жего.  Тот  сердито  фыркнул,  словно  протестуя,  и  тя¬
жело  затрусил  по  накатанной  дороге.
 *  *  *
 Квартировал  я  у  Манефы  Ермиловны  Горю¬
новой,  уборщицы  райисполкома.  Дом  ее  стоял  почти
в  конце  улицы,  выходившей  в  степь.  В  доме  две
комнаты:  большая  и  маленькая.  Большую  занима¬
ла  хозяйка,  а  маленькую  сдавала.
 У  меня  в  комнате  стояла  железная  кровать.  Пе¬
ред  окном  —  столик,  покрытый  скатертью.  Хозяйка
отдала  мне  и  этажерку.  Ее  я  заполнил  книгами,
учебниками.  Некоторые  учебники  и  тетради  с  кон¬
спектами  лежали  в  сундучке.  В  том  самом,  что  сма¬
стерил  отчим.  Тогда  я  перешел  на  третий  курс  раб¬
фака  на  дому.  Но  материалы  и  записи  за  предыду¬
щие  годы  хранил  в  полном  порядке.
 Манефа  Ермиловна  жила  одна.  Муж  и  един¬
ственный  сын  погибли  в  гражданскую  войну.  При¬
вел  меня  к  ней  Левка  Лейкин.  Привел  и  сказал:
 —  Вот,  тетя  Мафа,  наш  новый  секретарь.  Встре¬
чайте  и  привечайте.
 Манефа  Ермиловна  строго  осмотрела  меня  с  го¬
ловы  до  ног.
 —  Как  звать-то,  сынок?
 —  Касаткин,  —  отрекомендовался  я,  изо  всех
сил  стараясь  понравиться  хозяйке.
 Та  сдвинула  густые  темные  брови.
 —  Касаткин,  как  я  понимаю,  будет  твоя  фами¬
лия.  А  я  спрашиваю,  как  звать.  Стало  быть,  какое
твое  имя?
 —  По  документам  Филипп,  —  объяснил  я.  —
А  зовут  все  Хвиля.  Прошу  и  вас,  если  можете,
звать  так.
 —  Теперь  понятно,  —  деловито  сказала  Манефа
Ермиловна.  —  А  от  фамилий  я  на  работе  устаю.
29

Товарищ  Мурзин,  товарищ  Барабашев,  товарищ
Петров,  Сидоров,  Иванов.  Иной  раз  и  дома  донима¬
ют.  Вот  днями  заявляется  соседский  шкет.  И  гово¬
рит  мир:  «Товалищ  Голюнова!»  А  этому  шкету  пять
лет  от  роду.  «Что  тебе,  —  спрашиваю,  —  товарищ
Гусев?»  —  «Мамка  плосит  телку,  товалищ  Голю¬
нова».  —  «У  меня,  —  говорю,  —  нет  никакой  тел¬
ки,  товарищ  Гусев».  А  потом  все  выяснилось.  Ему
нужна  была  терка,  а  не  телка.  Видите,  говорить
еще  не  научился,  а  туда  же.  По  фамилии  величает
да  еще  товарищем  погоняет...
 Тогда  она  показалась  строгой.  Но  скоро  я  убе¬
дился,  что  за  строгостью  скрывается  нерастрачен¬
ная  доброта.  Манефа  Ермиловна  не  скупилась  на
нее  для  тех,  кого  считала  стоящими.
 Первое  время  я  только  ночевал  у  Манефы  Ер-
миловны.  А  столовался  где  попало  и  как  попало.
Сказать  правду,  и  совсем  не  столовался.  Просто-
напросто  голодал.  В  Хаве  была  лишь  одна  столовая
при  инвалидной  артели.  Да  и  та  обслуживала
только  инвалидов.  Чемберецкий  наотрез  отказался
включить  меня  в  их  число,  хотя  просил  об  этом  его
же  заместитель  Лейкин.  В  продуктовом  магазине,
кроме  бычьей  крови,  ничего  не  продавали.  С  чем
и  как  употреблять  эту  бычью  кровь,  никто  не  знал.
Все  же  один  раз,  умирая  с  голоду,  я  купил  банку
и  выпил  ее.  И  целые  сутки  корчился  от  боли
в  кишках.  А  боли  сопровождались  таким  урчанием,
что  прохожие  на  улице  останавливались  и  прислу¬
шивались.  Прислушивалась  и  Манефа  Ермиловна.
И  поняла,  должно  быть,  в  чем  дело.  Потому  что,
когда  я  разогнулся  и  принял  нормальный  вид,  пред¬
ложила  крепкого  взвару  с  сухарями.
 —  Выпей,  сынок,  —  сказала  она.  —  При  живот¬
ных  болях  пользительно.  Как  рукой  сымает.
 И  правда,  помогло.  Боли  совсем  затихли,  урча¬
ние  прекратилось.  Но  Манефа  Ермиловна  продол¬
жала  подкармливать  меня.  То  взваром,  то  вишне¬
вым  киселем.  А  один  раз  приглашает  к  завтраку,
угощает  молодой  картошкой,  свежими  огурцами  и
говорит:
 —  С  нынешнего  дня  будем  вместе  кормиться.
Платы  особой  не  требуется.  Только  слово  дай  ни-
 30

когда  больше  бычью  кровь  не  потреблять.  Исстра¬
далась  я,  глядючи  на  тебя...
 И  взяла  меня  на  полное  харчевание.  Правда,
получала  она  немного.  Какая  зарплата  у  уборщи¬
цы?  Но  у  нее  было  свое  небольшое  хозяйство.  Поро¬
сенок,  курочки,  цыплята.  На  участке  рос  садик.
Между  деревьями  зеленел  огород.  Картошка,  огур¬
цы,  помидоры  и  прочая  мелочь.  Конечно,  я  при¬
плачивал.  Но  давалось  это  с  трудом.
 И  в  командировки  стала  собирать.  Яичек  сва¬
рит,  сальца  положит.  А  то  и  цыплака  зажарит.
И  скажет,  когда  начну  отказываться:
 —  Бери,  бери,  сынок.  Не  покупное,  свое...
 Так  вот  и  теперь.  Узнала,  что  уезжаю,  и  заме¬
талась  по  дому.  И  пока  я  хвалился  перед  Никитой
книгами,  набила  харчами  целую  сумочку.
 —  Бери,  бери,  сынок,  —  сказала  она,  глядя  на
меня  материнскими  глазами.  —  Ешь  на  здоровье.
И  поскорей  вертайся.  А  то  мне  одной  скучно  будет...
 *  *  *
 Никита  выбрал  «Овод»  Войнич.  Прочитав  назва¬
ние,  сказал  с  удивлением:
 —  Чудно.  У  нас  тоже  оводы  имеются.  Их  еще
зовут  слепнями.  Больно  жалют.  Побольней  пчел,
пожалуй...  —  А  когда  узнал,  о  чем  книга,  обрадо¬
вался:  —  Про  революцию  страсть  люблю.  Прямо
увлекаюсь.  Тока  чтобы  народ  верх  над  врагами
брал...
 Теперь,  сидя  в  телеге,  он  рассматривал  рисунки,
позабыв  обо  всем.  Мерин  лениво  трусил  по  ровной
дороге,  время  от  времени  взмахивая  гривой  и  екая
селезенкой.  Я  сидел  по  другую  сторону  телеги  и
думал  о  предстоящих  делах.  Как  и  с  чего  начи¬
нать?
 День  уже  клонился  к  вечеру.  Жара  заметно
спадала.  Редело  марево  над  горизонтом.  По  обе
стороны  дороги  стлалась  поспевающая  рожь.  Все
поле  изрезано  на  полосы.  Межи,  правда,  не  видать.
Но  полосы  все  равно  угадываются.  На  одной  рожь
высокая,  на  другой  —  приземистая.  Одна  загон¬
ка  —  густая,  другая  —  редкая,  былка  былку
кличет.
 31

—  Отчего  это?  —  спросил  я  Никиту,  показав
на  пестроту  полосок.
 —  От  разного,  —  отозвался  тот,  окинув  взгля¬
дом  степь.  —  Одни  навозом  удобряли,  другие  нет.
Опять  же  и  срок  сева  роль  сыграл.  В  нашем  деле
так:  посеял  раньше,  получишь  больше.  Запоздал
с  севом,  останешься  без  хлеба...
 Я  не  помнил,  был  ли  Никита  в  колхозе,  нет  ли.
Но  спросить  постеснялся.  Парень  мог  неодобритель¬
но  подумать  обо  мне.  Хорош  руководитель,  нечего
сказать.  Не  знает,  как  живут  комсомольцы.  Поэто¬
му  я  начал  исподволь.
 —  Видать,  поля  единоличные?
 —  Единоличные,  —  подтвердил  Никита.  —  В
колхозе  такой  разноперости  нет.  Там,  что  хорошие,
что  плохие,  —  все  одинаковые.
 —  И  ваша  полоска  есть  тут?
 —  Есть.  В  той  стороне.  —  И  показал  прямо  пе¬
ред  собой.  —  А  еще  там.  Поблизости  от  деревни.
 —  Значит,  ты  не  в  колхозе?
 —  Покуда  нет.
 —  А  отчего?
 —  От  родителей.  Они  тормоз.
 —  А  ты  бы  воздействовал.
 —  Да  уж  пробовал.  Не  раз  и  по-всякому.  А  по¬
ка  ничего  не  получается.  Не  желают  —  и  все.
«Ступай  один,  —  говорят,  —  коль  охота.  А  мы  ма-
ненько  потерпим».
 —  А  тебе  одному  неохота?
 —  Неохота,  —  признался  Никита.  —  Это  ж  раз¬
рыв.  И  позор.
 —  Позора  никакого,  —  сказал  я.  —  А  разрыв...
Разве  мало  у  нас  примеров,  когда  революционеры
порывали  с  родителями?
 —  Так  то  ж  революционеры.
 —  А  мы  кто?  Тоже  революционеры.  Да,  да!  Мы
продолжаем  революцию,  начатую  Лениным.  Строим
бесклассовое  общество.
 Никита  подумал  и  решительно  замотал  головой.
 —  Не  могу  покинуть  родителей.  Маманя  с  го¬
ря  умрет.
 Некоторое  время  ехали  молча.  Никита  уже  не
рассматривал  картинки.  Он  сидел,  как-то  сгорбив-
 32

шись,  словно  на  него  взвалили  тяжесть.  Неожидан¬
но  выронил  книжку.  Соскочив  с  телеги,  поднял  ее,
отряхнул  от  земли,  погладил  ладонью.  Но  не  сразу
сел  на  место.  Крупно  шагал  и  задумчиво  глядел
перед  собой.  Видно,  разговор  растревожил  душу.
Но  вот  он,  тряхнув  головой,  вскочил  в  телегу,  по¬
добрал  вожжи  и  легонько  хлестнул  ими  мерина.
 —  Но-о,  поторапливай!
 И  вдруг  сочным  голосом  запел:
 Наш  паровоз,  вперед  лети!
В  Коммуне  остановка.
Иного  нет  у  нас  пути,
В  руках  у  нас  винтовка...
 Я  перемахнул  на  его  сторону,  усевшись  рядом,
подхватил.  Мы  орали,  не  жалея  глоток.  И  стук  ко¬
лес,  топот  лошади,  скрип  телеги  не  мешали  нам.
Они  даже  подлаживали  песне.  Как  диковинные
инструменты.
 *  *  *
 Никита  приглашал  меня  к  себе,  но  я  отказался.
Обычно  я  останавливался  у  Павла  Коробова,  секре¬
таря  ячейки.  Он  обиделся  бы,  остановись  я  у  кого
другого.
 —  Книжку  не  задержу,  —  пообещал  Никита,
прижимая  томик  к  груди.  —  Нынче  же  начну  чи¬
тать.  Правда,  мамка  не  позволяет  керосин  жечь.
Тока  я  могу  и  при  луне.
 Снова  вскочив  на  телегу,  он  погнал  мерина
в  проулок.  А  я  побрел  по  улице.  Она  тонула  в  су¬
мерках.  Мыча  и  блея,  растекались  по  дворам  коро¬
вы  и  овцы.  Оседала  на  подорожнике  сыпучая  пыль,
поднятая  стадами.  Хлопали  крыльями,  взлетая  на
насесты,  полусонные  куры.  Завершала  свои  игры
неугомонная  ребятня.
 Я  шагал  по  желтой  траве  рядом  с  пыльной  до¬
рогой  и  озирался  по  сторонам.  Кланялся  мужикам
и  бабам,  если  те  останавливались  во  дворах  и  гла¬
зели  на  меня.  Кое  с  кем  в  Глуховке  я  успел  по¬
знакомиться  в  прошлые  приезды.  Все  же  знакомые
попадались  редко.  Ведь  Глуховка  —  большое  село.
Оно  тянулось  чуть  ли  не  на  десять  верст  по  еле
 3  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	33

приметной  впадине.  Приземистые,  подслеповатые
хаты.  Плетневые  сараи  и  закуты.  Островерхие  ови¬
ны  и  клуни.  Высокие  колодезные  журавли.  Они,
как  часовые,  стоят  на  улицах.  И  то  кланяются
долу,  то  снова  устремляются  ввысь.
 На  крыльце  сельсоветского  дома  сидел  Петро¬
вич,  сторож.  Старик  узнал  меня,  пригласил  посу¬
мерничать.  А  когда  я  присел  рядом,  спросил:
 —  Опять  к  нам?  Благодарствуем,  что  не  забы¬
ваешь.  —  И  протянул  табакерку.  —  Нюхни  разок.
Мозги  прочищает.
 Мне  не  надо  было  прочищать  мозги.  Но  отка¬
зываться  не  хотелось.  Я  взял  щепотку  табачной
пыли,  сунул  в  нос.  И  тут  же,  широко  разинув  рот,
чихнул.
 —  Будь  здоров!  —  сказал  Петрович.  —  Я  ж  го¬
ворил:  крепкий.  Это  ишо  без  перцу.  А  с  перцем,
так  ужасть.  Крепче  шпирту.
 Я  поинтересовался  новостями.  Петрович  поду¬
мал  и  сказал:
 —  Нового  кубыть  ничего  нету.  А  старое  покою
не  дает.  —  И  весь  повернулся  ко  мне.  —  Вот  я  все
про  Артема  нашего.  Ромашова,  стал  быть.  Как  же
это  так?  Был  человок,  и  нет  человека.  И  никаких
тебе  следов.  Да  что  ж  это  такое-ча?..
 Вспомнилась  эта  страшная  и  загадочная  исто¬
рия.  Стряслась  она  ранней  весной,  около  трех  ме¬
сяцев  назад.  Неожиданно  исчез  куда-то  председа¬
тель  сельсовета  Артем  Ромашов.  Исчез  бесследно,
как  сквозь  землю  провалился.  Ночью  ушел  из
сельсовета,  а  домой  не  явился.  Милиция  с  ног  сби¬
лась,  ничего  не  обнаружила.  Конечно,  Ромашова
убили.  Но  кому  помешала  его  честная,  ничем  не
запятнанная  жизнь?  С  юношеских  лет  Артем  рабо¬
тал  в  кузне  местного  богача  Галдобина.  Сначала
молотобойцем,  потом  кузнецом.  В  двадцать  лет  же¬
нился  на  разуваевской  Даше.  А  на  другой  день
после  свадьбы  привел  ее  в  кузню.  И  двенадцать  лет
отработал  с  ней  в  душной,  прокопченной  землянке.
 А  потом  Ромашова  избрали  председателем  сель¬
совета.  Был  он  к  тому  времени  активным  коммуни¬
стом,  заметным  организатором.  Сразу  же  после
этого  Галдобин,  будто  бы  в  знак  особого  уважения
 34

к  новому  руководителю,  преподнес  сельсовету
кузню.
 •—  Хозяйничал  ты  в  ней,  Артюха,  дюжину
лет,  —  сказал  тогда  Анисим  Платонович.  —  Хозяй¬
ничай  на  благо  опчеству  и  далее...
 И  Артем  продолжал  хозяйничать.  А  вернее  ска¬
зать,  его  жена  Даша.  Она  выбрала  себе  помощника
и  мастерила  с  ним  нехитрые  поделки.  А  когда  тре¬
бовалось  что-либо  сложное,  звала  на  помощь  мужа.
Тот  охотно  брал  в  руки  молот,  бил  им  по  окалине.
И  при  этом  ухитрялся  даже  напевать  любимую
песенку:
 Мы  кузнецы,  и  дух  наш  молод,
Куем  мы  счастия  ключи.
 И  вдруг  сгинул.  Исчез  без  следа.  Вместе  с  пар¬
тийным  билетом,  сельсоветским  мандатом  и  други¬
ми  документами.  Да,  враги  сгубили  Артема  Рома¬
шова.  Но  кто  именно?  Каким  образом?  Все  это
оставалось  в  тайне.  И  неведомо  было,  когда  тайна
раскроется.
 —  Уму  непостижимо,  —  тосковал  Петрович.  —
Звери  дерутся  промеж  собой.  Убивают  друг  друга.
А  тут  ведь  люди...
 Подошла  Дарья  Ромашова.  Тоже  узнала  меня.
Поздоровалась,  подав  сильную,  шершавую  руку.
И  предложила  Эайти  в  сельсовет.
 —  Расскажешь,  что  там  и  как.  Скоро  ли  жатки
прибудут?  Когда  план  хлебозаготовок  утвердится?..
 Моргунов  был  у  себя.  Он  сидел  за  столом  и  что-
то  подсчитывал.  Выглядел  председатель  сельсовета
усталым  и  болезненным.  Лицо  осунувшееся,  земли¬
стое.  Глаза  запавшие,  воспаленные.  Моргунов  болел
желудком.  Но  таким  председателя  я  еще  не  видел.
 Виновато  улыбнулся,  протянул  сухую  ладонь.
 —  С  приездом!  А  мне  час  назад  Мурзин  теле¬
фонировал.  Предупреждал...  —  И  сдвинул  на  глаза
клочковатые  брови.  —  А  все  ж  подавай  мандат.
Порядок  есть  порядок.
 Прочитав  бумагу,  Моргунов  подал  ее  Рома¬
шовой.  Та  пробежала  глазами  по  печатным  строчкам
и  вернула  мне,  коротко  улыбнувшись.
 —  Ну,  рассказывай...  —  сказал  Моргунов,  но
з* 	35

тут  же  остановил  меня.  —  Хотя  нет,  подожди.  Сей¬
час  подвалит  еще  один  «угол».  Вот-вот  Поливанов
подойдет,  предколхоза.  А  пока  мы  проинформиру¬
ем.  Раз  ты  уполномоченный,  тебе  надо  знать...
 Интересная  жизнь  была  у  Тимофея  Карповича
Моргунова.  В  партию  большевиков  он  вступил  на
фронте  в  мировую  войну.  После  революции  возглав¬
лял  комбед  в  Глуховке.  Бесстрашно  вырывал  у  ку¬
лаков  хлеб  для  рабочего  класса.  Потом,  когда
комбеды  ликвидировали,  стал  председателем  коми¬
тета  крестьянской  взаимопомощи.  И  без  малого  де¬
сять  лет  служил  бедноте  на  этом  посту.  А  весной,
когда  пропал  Ромашов,  был  избран  председателем
сельсовета.  И  теперь,  невзирая  на  болезнь,  честно
нес.  на  своих  плечах  и  эту  нелегкую  ношу.
 Я  перекинул  взгляд  на  Дарью  Ромашову.  Она,
наоборот,  выглядела  крепкой  и  цветущей.  Светлые
волосы  гладко  зачесаны  назад  и  аккуратно  уложе¬
ны  на  затылке.  На  бронзовом  от  загара  лице  —
большие  синие  глаза.  Мягкий,  округлый  подборо¬
док  с  ямочкой.  Небольшой  рот  с  ярко  очерченными
губами.  Ей  было  немногим  более  тридцати.  Но  каза¬
лась  она  и  того  моложе.  Ни  трудная  жизнь,  ни  вне¬
запная  потеря  мужа  не  сломили  ее  духа.
 Когда  они  рассказали  о  делах,  я  спросил:
 —  О  товарище  Ромашове  так  ничего  и  не
слышно?
 Дарья  опустила  голову.  Моргунов  сердито  кряк¬
нул  и  сказал:
 —  Ничего.  Чисто  сработали,  гады.  Только  от
Советской  власти  не  уйдут.  Рано  или  поздно,  а  по¬
падутся...
 Явился  Поливанов,  высокий  и  громоздкий.  По¬
здоровался  со  мной  за  руку.  А  Ромашовой  и  Мор¬
гунову  кивнул  кудлатой  головой.
 —  Теперь  давай,  товарищ  уполномоченный,  —
предложил  мне  Моргунов.  —  «Треугольник»  весь
в  сборе...
 Я  пересказал  речь  Семиверстова  на  бюро  райко¬
ма.  Но  о  принуждении  все  же  умолчал.  Не  верилось,
будто  такова  политика  партии.  Потом  положил  пе¬
ред  Ромашовой  постановление  об  усилении  коллек¬
тивизации.  В  нем,  между  прочим,  тоже  ничего  не
36

говорилось  о  принуждении.  Барабашев  вычеркнул
это  слово  в  проекте,  который  подготовил  Семи-
верстов.
 Ромашова  медленно  прочитала  постановление
вслух.  Затем  бережно  сложила  его  в  несколько  раз
и  сунула  себе  за  кофточку.  И  убежденно  сказала:
 —  Это  правильно.  С  самотеком  пора  кончать.
 ❖  ❖
 В  эту  ночь  мы  спали  в  сарае.  И  чуть  ли  не  до
рассвета,  лежа  на  пахучем  сене,  говорили.  Сначала*
я  передавал  районные  новости.  Потом  Павел  —
свои  деревенские.  А  потом  мечтали  о  будущем.
Уже  когда  мои  веки  смыкались,  Павел  вдруг
сказал:
 —  Я  вот  часто  думаю.  Как  жалко,  что  товарищ
Ленин  так  рано  ушел  от  нас.  Неужели  ж  нельзя
было  уберечь  его  от  преждевременной  смерти?
 —  Стало  быть,  нельзя  было,  —  отозвался  я.  —
Природа  тут  оказалась  сильнее  даже  большевиков.
 —  Пятьдесят  четыре  года,  —  продолжал  Па¬
вел.  —  Да  разве  ж  это  возраст?  Конечно,  у  Ильича
была  трудная  жизнь.  Подполье,  ссылка,  эмигра¬
ция...  Все  это  подорвало  его  здоровье...  А  без  него
тяжело...
 Не  дослушав  Павла,  я  уснул.  И  увидел  сон.
Стою  будто  бы  в  комнате  Моргунова,  смотрю  на
портрет  Ленина  и  глазам  своим  не  верю.  Владимир
Ильич  улыбается,  как  живой.  Потом  как-то  необъяс¬
нимо  сходит  с  портрета,  приближается  ко  мне  и  го¬
ворит:
 —  Все  правильно,  товарищи.  Классовая  борьба
и  коллективизация.  Да,  да!  Все  верно.  Только  не
забывайте  о  добровольности.  Не  навязывайте  кре¬
стьянину  новую  жизнь  силой.  Тогда  он  скорее  и
крепче  поверит  в  нее.  И  о  союзе  рабочих  и  крестьян
не  забывайте.  Его  надо  укреплять,  а  не  подрывать.
Это  очень  важно  для  социализма...
 Все  утро  я  ходил  под  впечатлением  этого  сна.
Перед  взором  неотступно  стоял  образ  Ильича.  От¬
крытый,  добрый,  родной.  А  в  ушах  звучали  его
слова.  И  сильнее  всех  слово  «добровольность».
И  вспоминался  спор  с  чрезвычайным  уполномочен¬
37

ным.  Его  тяжелый,  буравящий  взгляд,  когда  я  на¬
помнил  о  ленинском  предупреждении.  А  может,
там,  где  делается  политика,  забыли  об  этом  пре¬
дупреждении?
 Вставал  в  памяти  и  разговор  с  Никитой  Горба¬
товым.  Неужели  придется  отобрать  у  него  комсо¬
мольский  билет?  А  разве  добровольность  не  распро¬
страняется  на  комсомольцев?  Но  тогда  кто  же
должен  показывать  пример?  В  глуховской  ячейке
было  девять  комсомольцев.  Пять  —  в  самой  Глу-
ховке,  по  два  —  в  Разуваеве  и  Понырях.  В  колхозе
не  состояли  четверо:  двое  —  в  Глуховке,  по  одно¬
му  —  в  Понырях  и  Разуваеве.  Почти  половина  —
единоличники.  Как  же  такая  ячейка  может  пока¬
зывать  пример?  Как  может  она  агитировать  за  кол¬
хоз,  если  сама  чуть  ли  не  наполовину  единоличная?
 Мы  решили  прежде  всего  навестить  комсомоль¬
цев,  не  состоящих  в  колхозе.  Предварительно  потол¬
ковать  с  ними.
 Сначала  зашли  к  Никите  Горбатову.  Семью  за¬
стали  во  дворе.  Взрослые  и  дети  делали  кизяки.
Перемешивали  навоз,  укладывали  его  в  станки  и  та¬
скали  на  пустырь,  рядком  выстилая  на  траве.  Так
кизяки  будут  лежать,  пока  не  подсохнут.  Потом  их
сложат  в  круглые  башенки  с  продухами.  А  потом,
поближе  к  зиме,  перетащат  в  сарай.  Чтобы  в  хо¬
лодные  дни  топить  печи.
 Мы  поздоровались.  Нам  никто  не  ответил.  Прер¬
вав  работу,  все  молча  смотрели  на  нас.  Взрослые  —
настороженно,  дети  —  с  любопытством.  Павел  по¬
звал  Никиту.  Тот  бросил  испуганный  взгляд  на
мать,  сполоснул  руки  в  бочке  с  водой  и  пошел  за
нами.  Мы  вышли  на  улицу,  присели  на  завалинке.
Павел  сказал,  положив  руку  Никите  на  плечо:
 —  Завтра  вечером  —  собрание.  Повестка  —
вступление  в  колхоз.  Подумай  и  подготовь  ответ.
А  еще  лучше,  если  на  собрание  придешь  колхоз¬
ником.
 Никита  опустил  голову.  Несколько  минут  мы
сидели  молча.  Потом  встали.  За  нами  тяжело  под¬
нялся  и  Никита.
 38

—  На  собрание  приходи  с  комсомольским  би¬
летом,  —  предупредил  Павел.  —  Может,  придется
распроститься  с  ним...
 Уходя,  я  чувствовал  на  себе  взгляд  Никиты.
И  в  душу  закрадывалась  тоска.  Неужели  завтра  мы
отберем  у  него  билет?  Но  что  же  делать?  Если  на¬
чинать,  так  надо  начинать  с  себя.  Верно,  Ленин
говорил  о  добровольности.  Но  он  указывал  и  на  дис¬
циплину.  Всячески  подчеркивал  передовую  роль
коммунистов  и  комсомольцев.
 Из  переулка  вышел  парень  в  черном  костюме
и  начищенных  ботинках.  На  плече  у  него  висела
гармонь.  За  парнем  выбежал  лохматый  кобель.
Он  подбежал  к  первому  же  плетню  и,  подняв  ногу,
обрызгал  его.
 —  Степан  Крякин,  —  сказал  Павел.  —  Наш  гар¬
монист.  Вот  бы  кого  заполучить  в  комсомол.
 Гармонист  шел  навстречу  и  словно  не  видел
нас.  Лицо  у  него  было  хмурое.  Должно  быть,  неве¬
селые  мысли  одолевали  Степана.
 —  Он  что  ж,  не  поддается?
 —  Не  поддается,  —  подтвердил  Павел.  —  Сколь¬
ко  ни  пробовали,  ни  в  какую.  «Что,  —  говорит,  —-
мне  комсомол?  Отца  и  мать  не  заменит.  А  дядей
и  своим  сыт  по  горло».  —  И,  перейдя  на  полушепот,
пояснил:  —  Он  сирота.  Отец  и  мать  умерли  в  го¬
лодный  год.  Тетка  приютила  и  вырастила.  У  самой
муж  тоже  отдал  концы.  Чахоточный.  Намаялась
баба.  Потом  приняла  Кирюху  Крякина.  Он  воевал
тут  на  стороне  красных.  Подраненный,  остался
в  Глуховке.  Новоявленный  дядя  решил  облагоде¬
тельствовать  сироту.  Превратил  Степана  из  Грачева
в  Крякина.
 Степан  шел  прямо  на  нас.  Он  не  собирался
уступать  дорогу.  Мы  тоже  не  сворачивали.  И  чуть
не  столкнулись  лбами.
 —  Извиняюсь,  пардон,  —  произнес  Степан,
в  усмешке  скаля  зубы.  —  Не  заметил.
 —  Куда  путь  держишь,  Степа?  —  примиритель¬
но  спросил  Павел.
 —  Отсюдова  не  видно,  —  ответил  Степан,  но
вдруг  обмяк,  словно  раздумав  куражиться.  —
В  Поныри.  На  свадьбу.
 39

—  А  что  к  нам  не  заходишь,  в  ячейку?
 —  А  что  у  вас?
 —  То  же  самое,  —  сказал  Павел.  —  Поиграл
бы.  Молодежь  повеселил.  Ты  ж  нам  не  чужой.
И  мы  тебе  свои.
 —  У  вас  не  платят,  —  снова  осклабился  Сте¬
пан.  —  А  бесплатно  играю  тока  для  себя.  А  что  до
того,  родные  мы  или  свои...
 В  соседнем  дворе  закудахтали  куры.  Послы¬
шался  сердитый  женский  голос:
 —  Ах  ты,  бродяга  непутевый!  Вот  я  тебя  счас
огрею,  нахальник!  Будешь  знать,  как  по  чужим  дво¬
рам  шляться!
 В  ту  же  минуту  что-то  грохнуло  в  ворота.  Из-под
них  выскочил  лохматый  пес.
 —  Наполеон!  —  позвал  Степан  и  присвистнул.—
Ко  мне,  Наполеон!
 Кобель  подбежал  к  хозяину,  лизнул  ему  руку  и
улегся  у  его  ног,  вывалив  красный  язык.
 —  А  что  до  того,  чужие  мы  или  свои,  —  про¬
должал  Степан.  —  Так  я  ж  не  напрашиваюсь
в  родню.
 Еще  раз  извинившись,  он  обошел  нас.  Я  по¬
смотрел  ему  вслед.  Видимо,  почувствовав  мой
взгляд,  Степан  оглянулся.  И  быстрее  зашагал  по
дороге.
 Мы  тоже  двинулись  своим  путем.
 —  А  знаешь,  —  сказал  я.  —  Мне  этот  Степан
показался  каким-то  таким...  надломленным.  Я  ду¬
маю,  ему  живется  не  сладко.
 —  Надломленный  он  или  нет,  не  знаю,  —  за¬
думчиво  ответил  Павел.  —  Но  вот  что  он  странный,
даже  загадочный,  это  известно...
 *  ❖  *
 В  Глуховке  предстояло  повидаться  еще  с  Трофи¬
мом  Старцевым.  Его  семья  также  отказывалась  всту¬
пить  в  колхоз.  Над  комсомольцем  нависала  угроза
исключения.
 Но  Трофима  дома  не  оказалось.  А  мать  его,  по¬
дозрительно  оглянув  нас,  сказала,  что  сын  уехал
на  ветряк.  И  что  домой  вернется,  когда  смелет
зерно.  А  отец  Ефим  Харитонович  добавил,  что,  по
40

всей  вероятности,  сын  вернется  поздно.  И  сразу
же  поведет  лошадь  в  ночное.
 Чтоб  не  терять  время,  мы  отправились  в  Разу-
ваево,  решив  на  обратном  пути  еще  раз  заглянуть
к  Старцевым.  Разуваево  лежало  в  той  же  впадине,
что  и  Глуховка,  к  западу  от  нее.  А  к  востоку  от
Глуховки  сидели  невзрачными  халупами  беспоря¬
дочные  Поныри.  Но  люди  всюду  были  одинаковы¬
ми.  Они  с  боем  расставались  со  старым,  хотя  и
проклинали  это  старое.
 В  Разуваеве  и  Понырях  было  по  одному  комсо¬
мольцу  колхознику  и  по  одному  единоличнику.
В  Разуваеве  в  колхозе  не  состояла  комсомолка  Зоя
Хромова,  одна  из  двух  девушек  на  всю  ячейку.
Как  же  быть  с  ней?  Неужели  придется  и  у  нее  ото¬
брать  билет?  Или  для  девушки  можно  сделать
исключение?
 Становилось  жарко.  Давно  не  было  дождя.  Для
созревающих  хлебов  хорошо.  Для  сел  —  плохо.
В  полях,  напоенные  июньскими  дождями,  поспевают
;клеба.  А  в  селах  на  уличных  дорогах  растет  пыль.
Даже  самого  малого  ветра  хватает,  чтобы  завихри¬
лась  эта  густая,  едкая  пыль,  туманом  застлала  все
вокруг.
 Нелегко  разгуливать  в  такую  жарынь.  Особенно
в  галифе  и  сапогах,  будь  они  даже  хромовые.  А  вот
Павлу  и  в  жару  привольно.  Горя  не  знает  парень
в  домотканых,  выкрашенных  в  синий  цвет  шарова¬
рах  и  дырчатых  башмаках.  Но  я  никак  не  мог  при¬
обрести  брюки  и  ботинки.  Не  удавалось  скопить
денег.  Мала  зарплата.  Да  и  помогать  родным  при¬
ходилось.  Без  помощи  им  трудно  было  обойтись.
 От  Глуховки  до  Разуваева  —  полтора  километра.
Дорога  тянется  вдоль  речки  Хавки,  которая  течет
сюда  из  райцентра.  Тут  она  уже  пошире  и  поговор¬
ливее.  Но  и  тут  ей  все  еще  далеко  до  приличной
реки.
 В  одном  месте  Хавка  все  же  раздвинула  берега.
Не  удержавшись  от  соблазна,  я  предложил  иску¬
паться.
 —  А  что?  —  согласился  Павел.  —  Давай  поба¬
луемся.  Пока  до  костей  не  пропарились...
 Выбрав  в  прибрежном  кустарнике  удобное  ме¬
41

сто,  мы  разделись  и  ринулись  в  воду.  Она  была  те¬
плой.  Но  все  же  освежала.  И  поднимала  настрое-'
ние.  Можно  было  даже  поплавать.  В  отдельных
местах  глубина  доходила  до  плеч.  Мы  плавали,
брызгались,  фыркали  от  удовольствия.
 Накупавшись,  вылезли  на  берег.  Растянулись  на
земле,  подставив  солнцу  мокрые  спины.  Павел  по¬
жевал  какую-то  травинку  и  сказал:
 —  Я  часто  думаю  о  нашей  Глуховке.  До  чего  ж
она  бедная!
 —  Да,  —  согласился  я.
 —  Я  не  об  этом,  —  пояснил  Павел.  —  Это  само
собой.  Я  о  другом.  Ни  одного  видного  представи¬
теля  не  вышло  из  нашего  села.  У  одних  —  то  Тур¬
генев,  то  Никитин.  У  других  —  то  Мичурин,  то
Щепкин.  А  у  нас?  Ни  одной  сколько-нибудь  замет¬
ной  души.
 По  обе  стороны  от  Хавки  раздавался  просторный
луг.  Местами  на  нем  рос  чахлый  лозовый  кустар¬
ник.  Там  и  сям  гоготали  гуси,  звонко  крякали
утки.  На  бугре  махал  неуклюжими  крыльями  вет¬
ряк.  По  другую  сторону  у  въезда  в  село  возвыша¬
лось  длинное  рубленое  здание,  крытое  железом.
Перегородить  бы  в  этом  месте  луговину  с  Хавкой
земляной  греблей.  Какой  бы  дивный  пруд  получил¬
ся!  Вырастить  бы  сады  на  берегах.  Цветники  раз¬
бить.  Как  изменилось  бы  все  тут!  Как  привольно
было  бы  здесь  людям!
 —  Знаменитости  —  это  хорошо,  —  отозвался
я.  —  Но  неплохо  бы  подумать  и  о  коллективной
славе.  Совершить  что-нибудь  такое  всем  колхозом.
 —  Что  же  можно  совершить  колхозом?
 —  Перегородить  бы  в  этом  месте  речку  греблей.
И  сделать  обширный  водоем.  В  нем  развести  разную
рыбу.  Лодочную  станцию  построить.  И  сады  по  бе¬
регам...  Такое  начинание  поддержали  бы  не  только
колхозы  нашего  района,  а  и  многие  другие  в  об¬
ласти.  А  может,  и  во  всей  нашей  стране.
 Павел  невесело  усмехнулся:
 —  Да,  конечно,  это  было  бы  хорошо.  Рыба,  са¬
ды,  лодки...  Заманчиво.  Но  чтобы  соорудить  такую
греблю,  нужны  немалые  силы.  А  где  их  взять?
Колхоз-то  маломощный.  Да  и  народ  у  нас  отсталый,
42

закоренелый.  Иному  своя  соха  дороже  трактора.
Правда,  трактора  мы  еще  не  видели.  Но  я  уверен,
не  каждый  единоличник  променяет  на  него  собст¬
венную  клячу.
 —  Я  говорю  о  колхозе,  а  не  о  единоличниках.
 —  А  наши  колхозники  пока  недалеко  ушли  от
единоличников.  Только  не  устоят  единоличники  пе¬
ред  колхозом.  Пойдут  в  наш  «Красный  пахарь».
Массами  повалят.  А  тогда  совсем  другое  будет...
Еще  искупнуться  не  хочешь?
 —  Нет.  —  Я  присел  и  взглянул  на  солнце.  —
Опять  придется  сохнуть.  Пора  идти.
 Павел  легко  вскочил  на  ноги.
 —  Погоди  немного.  Я  посмотрю  раков.  Может,
наберу  пяток-десяток.  У  кого-нибудь  сварим.  По¬
едим.
 —  А  они  тут  есть,  раки?
 —  Попадаются.  —  Прыгнув  в  воду,  он  повер¬
нулся  ко  мне  и  растянул  губы  в  улыбке.  —  Знаешь,
как  я  их  добываю?  Иду  по-над  берегом.  Ногой  на¬
щупываю  норку.  Нащупаю,  засовываю  в  нее  ногу.
Рак  хватает  клешней  за  палец  —  и  попался.
 —  Они  больно  хватают?
 —  Бывает  и  больно.  Только  чем  больнее,  тем
рак  крупнее.  —  И  медленно  двинулся  вдоль  бере¬
га.  —  Крутизна  приличная.  Раки  должны  быть.  —
И  через  несколько  минут  разочарованно:  —  Что-то
нет...  Ни  единой  норки...  —  И  вдруг  радостно:  —
Есть!  Нашел!
 Я  вскочил  и  подбежал  к  берегу.
 —  Что  нашел?  Рака?
 —  Пока  норку,  —  ответил  Павел,  задрав  ко
мне  расплывшееся  в  улыбке  лицо.  —  Сую  ногу.
Глубокая.  —  И  опять  с  обидой.  —  Пусто.  Нет  хо¬
зяина.  Должно,  корм  промышляет.
 —  Ладно,  —  тоже  разочарованно  сказал  я.  —
Вылезай.  Пора  идти.  А  тебе  еще  сохнуть.
 —  Не  буду  сохнуть,  —  ответил  Павел.  —  Люблю
мокрым  одеваться.  Прохлада  дольше  держится.
 Я  возвратился  в  кусты.  И  принялся  одеваться.
Но  не  успел  натянуть  галифе,  как  услышал  тревож¬
ный  голос  Павла:
 —  Касаткин,  поди-ка!  Тут  что-то...
 43

Я  вернулся  к  воде  и  не  узнал  Павла.  По  лицу
его  разливалась  бледность.  Губы  судорожно  вздра¬
гивали.  Глаза  расширились.
 —  Тут...  —  показал  перед  собой  Павел,  —  тут
сапог.
 —  Какой  сапог?  —  удивился  я.
 —  Сапог,  —  повторил  Павел,  стуча  зубами.  —
Я  наткнулся  ногой.  Потом  руками  потрогал.  Сапог.
 —  Так  возьми  его,  —  посоветовал  я.  —  Да  вы¬
броси  на  берег.
 —  Пробовал...  Не  дается.  Тут  человек.
 —  Что?  —  спросил  я,  почувствовав  озноб.  —
Какой  человек?
 —  Не  знаю,  —  пробормотал  Павел.  —  Сапог  на
ноге.
 Я  сбросил  галифе,  спрыгнул  в  воду.  Теперь  она
показалась  чуть  ли  не  ледяной.  И  у  меня  тоже  го¬
товы  были  застучать  зубы.
 -  Где?
 —  Вот,  —  ткнул  Павел  пятерней  в  воду.  —  Под
берегом.
 Я  стал  медленно  продвигаться  к  указанному
месту,  осторожно  щупая  дно.  Здесь  оно  было  или¬
стым,  вязким.  Неожиданно  нога  ткнулась  во  что-то
твердое.  Кирпич.  Я  взял  в  сторону  и  нащупал  что-
то  мягкое.  Должно  быть,  тело.  А  дальше  что?
Сапог?  Я  окунулся  с  головой  под  воду  и  руками
ощупал  то,  чего  коснулась  моя  нога.  Сапог,  затяну¬
тый  илом.  Носок  —  кверху.  Человек  лежит  на¬
взничь.  Я  потянул  сапог  на  себя.  Он  не  подался.
Да,  он  на  ноге.  На  дне  реки  —  человек.  Теперь  не
было  сомнений.  Я  вынырнул  и  вдохнул  горячий*
воздух.
 —  Утопленник...  Айда  в  сельсовет...
 Мы  вылезли  из  воды.  Кое-как  натянули  одежду
на  мокрое  тело.  И  со  всех  ног  пустились  в  Глу-
ховку.
 *  *
 Это  был  труп  Артема  Ромашова.  К  шее  и  ногам
его  привязаны  кирпичи.  Кирпичными  осколками
набиты  карманы  брюк  и  пиджака.  Ничего  другого
найти  не  удалось.
 44

Опознать  труп  не  составило  большого  труда.
А  медицинская  экспертиза  обнаружила  пролом  че¬
репа  на  затылке.  Удар  был  нанесен  металлическим
предметом.  Смерть,  как  видно,  наступила  мгновенно.
 Останки  председателя  сельсовета  и  стойкого
большевика  торжественно  предали  земле.  В  похоро¬
нах  участвовала  вся  Глуховка.  Много  народу  яви¬
лось  из  Разуваева  и  Понырей,  где  Ромашова  знали
и  помнили.
 На  митинге  выступили  Барабашев,  Мурзин  и
глуховские  активисты.  Они  отдавали  должное  чело¬
веку,  который  жил  для  других  больше,  чем  для
себя.  Призывали  на  голову  убийцы  все  справедли¬
вые  кары.
 На  кладбище  я  стоял  рядом  с  Дарьей  Рома¬
шовой.  С  другой  стороны  ее  поддерживал  сын  Сер¬
гей,  высокий  синеглазый  подросток.  Они  молча  смо¬
трели  на  гроб,  обернутый  красным  полотнищем.
Время  от  времени  покусанные  губы  Дарьи  неслыш¬
но  шевелились.  Должно  быть,  она  мысленно  проща¬
лась  с  тем,  кого  любила.  Или  тоже  проклинала
убийцу,  сделавшего  ее  вдовой.
 А  убийца  оставался  неизвестным.  Работники  ми¬
лиции  взмесили  вязкое  дно  заводи.  Вершок  за  вер>-
шком  осмотрели  и  чуть  ли  не  ощупали  руками  бе¬
рег  в  том  месте.  Ничего  не  обнаружили.  Как  видно,
убийца  был  опытным.  Он  хорошо  знал,  как  важно
замести  следы.
 Впрочем,  со  дня  преступления  прошло  немало
времени.  Не  раз  с  тех  пор  Хавка  под  проливными
дождями  выходила  из  берегов.  Да  и  неугомонные
ребята  часто  поднимали  здесь  возню.  Разве  ж  могло
после  этого  тут  остаться  хоть  что-либо  полезное  для
уголовного  розыска?
 Деревни  были  возбуждены,  взбудоражены.  Люди
словно  бы  очнулись  от  сонной  одури.  И  во  весь  го¬
лос  заговорили,  заспорили.  Как  же  это  так,  чтобы
отнимать  жизнь  у  человека?  Да  еще  такого,  какой
не  жалел  себя  ради  других.  Мертвый  Артем  Ро¬
машов  помогал  делу,  за  которое  боролся  живым
и  за  которое  отдал  свою  жизнь.
 Многие  в  эти  дни  вступили  в  колхоз.  Среди  них
были  и  середняки.  Они  привели  на  общий  двор  ло¬
45

шадей,  одетых  в  сбрую  и  запряженных  в  повозки.
 —  Против  врага  можно  тока  опчей  силой,  —  го¬
ворили  они.  —  Вот  и  будем  укреплять  опчую  силу...
 Заметно  поднялся  авторитет  Павла  Коробова.
Его  хвалили  и  величали  за  то,  что  отыскал  Рома¬
шова.  Одобрительно  похлопывали  по  плечу.  И  всерь¬
ез  советовали  податься  в  милицию.
 А  Павел  смущался,  краснел.  И  досадливо  отби¬
вался.
 Все  дела  передвинулись  на  несколько  дней.  Пе¬
ренесли  и  комсомольское  собрание.  А  до  собрания
мы  повидали  и  остальных  комсомольцев-единолич¬
ников.
 Круглолицая  и  русоволосая  Зоя  Хромова  в  Ра¬
зуваеве  встретила  нас  приветливо  и  радостно.
 —  Уже  вступили,  —  сообщила  она,  как  только
Павел  раскрыл  рот.  —  Вчерась  папаня  отнес  заяв¬
ление.  Всей  семьей  подались.  Артем  подействовал.
Уж  так  сокрушались  родители.  А  больше  всего  ма¬
маня.  Она  ж  первой  и  подала  слово  о  колхозе.
«Иди,  —  говорит,  —  отец,  и  заявляй.  Надо  объеди¬
няться.  А  то,  —  говорит,  —  поодиночке  они  всех
нас  порешат...»
 И  в  Понырях  семья  комсомольца  Клима  Завья¬
лова  записалась  в  колхоз.  Им  тоже  мертвый  Артем
раскрыл  глаза.  Правда,  Климу  все  же  пришлось  по¬
трудиться  с  родителями.  Они  хоть  и  видели  опас¬
ность,  но  упирались  перед  новизной.
 —  Так  что  все  в  порядке,  —  похвастался  Клим,
провожая  нас.  —  Стена  рухнула.  Еще  одна  брешь
пробита...
 А  вот  с  Трофимом  Старцевым  в  Глуховке  дело
обернулось  по-другому.  Мы  застали  его  дома  под
вечер.  Он  сидел  во  дворе  перед  крыльцом  и  отби¬
вал  косу.  На  крыльце  отец  возился  с  хомутом,  при¬
лаживая  к  нему  потник.  Оба  встретили  нас  насто¬
роженно.
 —  Троша,  —  сказал  Павел,  —  завтра  комсо¬
мольское  собрание.  На  повестке  —  вступление
в  колхоз.  Все  комсомольцы  должны  быть  в  кол¬
хозе.
 —  А  ежели  я  не  могу?  —  сказал  Трофим.  —
Тогда  как?
 46

—  Тогда  придется  расстаться  с  комсомольским
билетом,  —  сказал  Павел.  —  На  данном  этапе  во¬
прос  стоит  только  так.
 Трофим  поднял  на  меня  недружелюбный  взгляд.
 —  А  райком  как  думает?
 —  Так  же,  —  сказал  я.
 —  Подумай,  Троша,  —  сказал  Павел.  —  И  завт¬
ра  приходи  на  собрание.  С  комсомольским  билетом.
 —  Нет  уж,  без  меня  собирайтесь,  —  сказал  он,
багровея  от  гнева.  —  А  я  не  дурак  лупать  глазами.
Я  лучше  сейчас  отдам  билет.
 С  этими  словами  он  поднялся  на  крыльцо  и
скрылся  в  хате.  А  старший  Старцев,  притворно
усмехнувшись  в  прокуренные  усы,  заметил:
 —  Так,  стал  быть?  Не  идет  народ,  так  вы,  зна-
читца,  силком?  Батогом  загоняете?
 —  Почему  не  идет,  Ефим  Харитоныч?  —  воз¬
разил  Павел.  —  Еще  как  идет-то.  Около  двух  де¬
сятков  дворов  в  последние  дни  записались.  А  с  ком¬
сомольцами  разговор  особый.  И  посторонних  он  не
касается.
 —  Да  ить  я  его  так,  —  отступил  Старцев.  —•
Промежду  прочим.  А  так,  как  хотите,  так  и  верти¬
те.  Ваше,  значитца,  телячье  дело.
 Вышел  Трофим.  Протянул  Коробову  завернутую
в  бумагу  книжечку.
 —  На,  секретарь!  —  произнес  он  дрогнувшим
голосом.  —  Бери!
 Но  Павел  не  притронулся  к  билету.
 —  Не  торопись,  Троша.
 —  Бери!  Не  приду  на  собрание.
 Павел  взял  билет,  положил  в  карман.
 —  Как  знаешь,  Троша.  Только  все  ж  не  горя¬
чись.  И  приходи  завтра...
 Простившись,  мы  вышли  на  улицу.  Несколько
шагов  шли  молча,  удрученные  случившимся.  Потом
Павел  с  сожалением  сказал:
 —  Ведь  хороший  парень.  Работяга  отменный.
К  тому  же  не  пьет,  не  курит.  И  до  гулянок  не  охоч.
Кругом  отличный  комсомолец.  А  вот  на  ж  тебе.  По¬
давлен  семьей.  Страшится  даже  малой  воли...
 Я  тоже  думал  о  Трофиме.  Да,  аккуратный,  ви¬
дать,  парень.  Вон  как  обернул  билет.  Не  каждый
47

может  похвастаться  такой  бережливостью.  И  в  то
же  время  отдал  билет.  Как  же  совместить  такие
чувства  и  поступки?
 *  *  *
 На  собрание  явилось  восемь  человек.  Шестеро
ребят  и  две  девушки.  Я  видел  их  и  раньше.  И  те¬
перь  вспоминал  имена  и  фамилии.  И  к  радости  сво¬
ей,  вспомнил.  Кроме  Зои  Хромовой,  здесь  была  мо¬
лоденькая  учительница  Галя  Ченцова.  Она  походи¬
ла  на  цыганку.  Но  только  наружностью.  А  по  ха¬
рактеру  была  скромной,  стеснительной.  И  не  вери¬
лось,  что  справляется  с  детворой.  Но  Галя,  как  го¬
ворили,  вполне  справлялась.  Ребята  слушались  ее.
 Помимо  тех,  у  кого  мы  побывали  на  дому,  при¬
шли  еще  трое.  Кузьма  Переверткин,  низкорослый
крепыш,  Борис  Лялин,  веснушчатый  парень,  и  Иг¬
нат  Рогулин,  здоровенный  малый  с  длинными  ру¬
ками.  Игнат  работал  молотобойцем  в  кузне  и  вы¬
глядел  не  то  загоревшим,  не  то  прокопченным.
 После  моего  доклада  об  очередных  задачах  ре¬
бята  долго  молчали.  Тогда  Павел  Коробов  стал  вы¬
зывать  их  по  очереди.  И  они  охотно  вставали.  И  го¬
ворили  горячо,  деловито.  А  я  слушал  и  посматри¬
вал  на  дверь.  Чудилось,  что  вот  сейчас  откроется
она,  и  в  комнату  войдет  Трофим  Старцев.  Войдет,
остановится  перед  товарищами  и  скажет:
 —  Простите.  Погорячился.  Больше  не  буду.
Даю  слово...
 Но  дверь  не  открывалась.  Трофим  не  появлялся.
И  в  душу  закрадывалась  тревога.  Так  ли  мы  посту¬
пили  с  ним?  Может,  не  стоило  забирать  билет?  Тог¬
да  бы  он  пришел  на  собрание.  А  до  того  одумался
бы.  И  может,  на  другое  решился  бы.
 Очередь  дошла  до  Никиты  Горбатова.  Он  встал,
переступил  с  ноги  на  ногу  и  опустил  глаза.
 —  Что  скажешь,  Никита?  —  спросил  Павел.  —
Что  надумал?  Как  решил?
 Никита  взглянул  на  него,  потом  на  меня  и  глухо
ответил:
 —  Решил  идти  в  колхоз.
 —  Вот  и  хорошо,  —  обрадовался  Павел.  —
С  родителями  или  один?
 48

—  Один,  —  ответил  Никита.  —  Родители  пока
не  идут.
 —  А  жить  где  будешь?  —  поинтересовалась  Зоя.
 —  С  родителями,  —  сказал  Никита.  —  Мамка
упросила  не  уходить.
 И  глубоко  вздохнул.  Тяжело  ему  было  в  эту  ми¬
нуту.  Но  ребята  радовались  за  него.
 —  А  это  хорошо,  что  с  родителями  остался,  —
одобрил  Клим  Завьялов.  —  Разрыва  семьи  не  будет.
И  агитировать  легче,  когда  вместе.  —  И  хитровато
подмигнул  Никите:  —  А  ты  не  робей.  Я  вот  тоже
скока  маялся  со  своими.  Так  маялся,  что  ужас.
По-всякому  подкатывался.  Все  не  выходило.  А  на
днях  не  стерпели.  «Давай,  —  говорят,  —  вступай.
Не  то  ты  нас  не  в  колхоз,  а  в  могилу  загонишь»  .
 Ребята  дружно  смеялись  над  Климом.  И  друже¬
ски  смотрели  на  Никиту.  А  тот  хмурил  рыжие  бро¬
ви.  Будто  от  ребячьего  смеха  ему  становилось  боль¬
нее.  Внезапно  он  поднял  на  меня  глаза  и  с  волне¬
нием  произнес:
 —  Тебе  спасибо,  товарищ  Касаткин.  Ты  помог
решиться.
 Я  ничего  не  ответил.  Не  знал,  за  что  он  благода¬
рит  меня.
 Слова  Никиты  о  вступлении  в  колхоз  записали
в  протокол.  Объявили  ему  благодарность  за  стой¬
кость.  И  поручили  продолжать  пропагандистскую
работу  в  семье.
 Павел  достал  билет,  обернутый  бумагой.
 —  Теперь  о  Старцеве.  Вчера  мы  были  у  него.
Разговаривали.  Убеждали  и  предупреждали.  И  на
собрание  приглашали.  А  Трофим  —  на  все  это  ноль
внимания.  И  отдал  билет.  Вот,  пожалуйста!  —
И  повел  в  стороны  книжечкой,  чтобы  все  видели.
Потом  положил  ее  на  стол,  подумал  и  продол¬
жал:  —  Давайте  сумовать.  Что  делать?  Как  быть?
 —  А  что  ж  тут  сумовать?  —  пробасил  Игнат
Рогулин.  —  Отдал  билет  —  и  делу  конец.  Силком
не  держим.
 Другие  ребята  угрюмо  молчали.  Я  снова  глянул
на  дверь.  Что  ж  он  запаздывает?  Не  может  быть,
чтобы  не  пришел.  Вот  сейчас  она  откроется,  дверь,
и  он  вбежит,  Трофим.  Вбежит  и  попросит  у  товари-
 4  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	49

щей  прощения.  За  то,  что  отдал  билет.  И  за  то,  что
заставил  ждать.  Вот  сейчас.  Но  дверь  не  открыва¬
лась.  И  мне  становилось  не  по  себе.  Неужели  он  не
раскается?  И  не  придет  за  билетом?
 —  Ну  хватит  играть  в  молчанку,  —  сердито
сказал  Коробов.  —  Давайте  решать,  как  быть.
 —  А  так  быть,  —  потянул  носом  Борис  Ля¬
лин.  —  Верно  сказал  Игнат.  Кланяться  не  будем.
Отдал  билет  —  и  проваливай.  На  все  четыре.
 —  Значит,  —  сказал  Павел,  —  ты  предлагаешь
исключить?
 —  Исключить,  —  шумно  выдохнул  Лялин.  —
Целиком  и  полностью.
 —  А  за  что?  —  продолжал  Павел.  —  Сформу¬
лируй.
 —  А  за  это  самое,  —  сконфузился  Борис.  —
За  то,  как  он,  значит,  вот  так...  За  отсталое  на¬
строение.
 —  Иначе  сказать,  за  хвостизм,  —  подсказал
Павел.
 —  Ну  да,  за  хвостизм,  —  обрадовался  Борис.  —
За  него.
 —  Поступило  предложение,  —  сказал  Павел,  —
Старцева  исключить  за  хвостизм.  Другие  предложе¬
ния  будут  или  нет?
 —  Жалко  Трошку-то,  —  сказала  Зоя.  —  Парень
уж  больно  хороший.
 —  Ты,  Хромова,  не  бей  на  чувства,  —  предуп¬
редил  Павел.  —  Тут  не  драмкружок,  а  ячейка.  Сан¬
тименты  и  комплименты  не  требуются.
 —  А  я  ни  на  что  не  бью,  —  обиделась  Зоя.  —
И  комплиментов  не  развожу.  Только  ячейка,  она
тоже  не  бесчувственная.  Трофим  нам  не  чужой.
Можно  сказать,  живой  палец  отрубаем.  А  разве  ж
такое  можно  без  чувств?
 Ребята  заспорили.  Осуждали  Трофима,  жале¬
ли  его.
 Павел  водворил  порядок  и  сказал:
 —  Вопрос  ясен.  Будем  голосовать.  Кто  за  то,
чтобы  исключить?
 —  Подожди,  —  остановил  я  его.  —  Дай  мне
сказать.  —  И  обратился  к  ребятам,  смотревшим  на
меня  с  надеждой:  —  Старцев  поступил  неправиль¬
50

но.  Он  не  должен  был  отдавать  билет.  Он  погоря¬
чился.  А  кто  в  горячке  не  ошибается?  Поэтому  и
ячейке  не  следует  пороть  горячку.  Исключить  ни¬
когда  не  поздно.  А  вот  проникнуться  чуткостью  не¬
обходимо.  Вот  я  и  предлагаю.  Вопрос  оставить  от¬
крытым.  И  сообщить  об  этом  Старцеву.  И  посмот¬
реть,  как  он  на  это  среагирует.
 —  А  если  никак  не  среагирует?  —  спросил
Павел.
 —  Тогда  снова  поставить  вопрос.  И  окончатель¬
но  решить.
 —  Правильно,  —  одобрила  Галя  Ченцова  и  по¬
краснела.  —  Надо  еще  раз  поговорить  с  ним.
 —  А  как  же  решение  райкома?  —  озадаченно
спросил  Павел.  —  Там  же  черным  по  белому  запи¬
сано:  кто  не  вступает  в  колхоз,  тем  не  место  в  ком¬
сомоле.
 —  Верно,  —  подтвердил  я.  —  Но  там  записано
и  другое.  Коллективизировать  всех  комсомольцев
к  Октябрьскому  празднику.  Стало  быть,  у  нас  есть
время.
 Ребята  повеселели.  Только  Павел  все  еще  сомне¬
вался.
 —  А  не  получится  хвостизм  для  всей  ячейки?
 —  Никакого  хвостизма,  —  заверил  я.  —  Ячейка
только  откладывает  дело.
 —  Хорошо,  —  согласился  Павел.  —  Проголосу¬
ем.  Кто  за  такое  предложение?  —  И  когда  все  про¬
голосовали,  объявил:  —  Вопрос  о  Трофиме  Старце¬
ве  откладывается.  До  конкретного  выяснения...
 Затем  говорили  о  создании  групп  косарей  для
помощи  бедноте.  Тут  все  обошлось  без  сучка  и  задо¬
ринки.  В  группы  вошли  все  ребята.  Условились  по¬
агитировать  и  молодежь.
 А  потом  всей  гурьбой  вывалили  на  улицу.
Над  селом  стояла  тихая  ночь.  Чистое  небо  сияло
звездами.  Где-то  на  окраине  истошно  заливалась  со¬
бака.  Почему-то  показалось,  что  это  Наполеон  Сте¬
пана  Крякина.  Вспомнился  и  сам  Степан:  угрюмый,
настороженный.  Захотелось  послушать  звонкие  пе¬
реборы  гармошки.  В  такую  чуткую  ночь  она  звучит
особенно  проникновенно.  А  так  ли  уж  хорошо  игра¬
ет  молодой  Крякин?
 4*
 51

Подошел  Никита  Горбатов.  Смущенно  тронул
за  рукав.
 —  Прочитал  «Овод».  Дюже  понравилась  книж¬
ка.  За  сердце  взяла.  —  И  приблизил  горящие
в  полутьме  глаза.  —  Можно  шло  раз  прочитать?
Чтобы  покрепче  запомнить.
 Стало  ясно,  почему  Никита  благодарил  меня  на
собрании.  Роман  «Овод»  вдохновил  его.  Помог  пре¬
одолеть  колебания  и  вступить  в  колхоз.
 *  *  *
 После  завтрака  Коробовы  разошлись  по  делам.
Иван  Яковлевич  отправился  в  бригаду,  проверить,
как  готовятся  амбары  под  зерно.  А  Татьяна  Андре¬
евна  и  Павел  —  на  огород,  картошку  окучивать.
 В  хате  остался  я  один.  Торопиться  некуда,  да  и
стоило  подумать  об  единоличниках.  Выделить  пере¬
довых  середняков.  В  колхозе  была  треть  хозяйств
Глуховки,  Разуваева  и  Понырей.  Середняцких  —  и
того  меньше.  Потому-то  колхоз  еле  держался  на
ногах.
 Неожиданно  в  дверь  раздался  стук.  В  хату  во¬
шел  пожилой,  бородатый  мужик.  Это  был  Галдобин.
Я  сразу  узнал  богача.  Хотя  и  видел  его  раза  два.
Да  и  то  мимоходом.  Выглядел  он  теперь  внушитель¬
нее.  Суконная  тройка  ладно  сидела  на  нем.  Шевро¬
вые  сапоги  сияли  лаком.  Он  словно  собрался  в  цер¬
ковь.  Или  на  званый  обед.  Но  на  широком  лице  не
видно  было  ни  елейного  трепета  перед  всевышним,
ни  жадного  вожделения  перед  обильным  столом.  По¬
крытое  мутными  каплями  пота,  оно  казалось  тем¬
нее  тучи.  И  дышал  он  тяжело,  прерывисто.  Точно
от  долгого  бега  или  кипевшей  злобы.
 —  Можно,  гражданин  уполномоченный?  —
И,  остановившись  перед  столом,  продолжал:  —
Я  к  вам  с  протестом.  На  беззаконные  действия  сель¬
совета.
 Я  встал  и  отошел  к  стене.  Неудобно  сидеть,  ког¬
да  пожилой  человек  стоит.  А  предлагать  садиться
богачу  не  хотелось.  Он  мог  как-нибудь  по-своему
истолковать  вежливость.
 —  Сейчас  меня  вызвали  в  сельсовет,  —  сказал
Галдобин.  —  И  предложили  возить  бедноте  хлеб
52

с  поля.  Десять  дворов  прикрепили.  Что  ж  это  такое-
ча?  Когда  ж  я  буду  убирать  свой  хлеб?  А  ежели  он
из-за  этих  бедняков  останется  под  снегом?  Кто  то-
ды  будет  кормить  мою  семью?  Беднота  аль  сельсо¬
ветчики?
 Он  срывался  на  крик,  брызгал  слюной.  Длинная
с  проседью  борода  тряслась,  как  помело.  Узкие,  за¬
павшие  глаза  злобно  сверкали.
 —  Я  выполняю  все  требования  и  задания,  —
возмущался  он.  —  Ежели  это  по  закону.  А  такое
прикрепление  —  незаконно.  И  я  не  буду  гробиться
на  бедноту.  Пущай  хоть  в  острог.  Ежели  есть  на  то
право.
 Я  слушал  его  и  вспоминал  нашего  Знаменского
Лапонина.  Они  не  похожи  друг  на  друга.  Лапонин
всегда  выглядел  грязным,  заскорузлым.  Он  дрожал
за  каждую  копейку.  И  света  белого  не  видел  за
жадностью.  А  этот  настоящий  франт.  Гордый  и  уве¬
ренный.  Наглый  и  высокомерный.  Но  между  ними
было  и  общее.  Хитрость.  В  этом  они  все,  мироеды,
одинаковы.  И  ненависть  роднила  их.  Ненависть
к  простому  народу.  Бедняков  они  готовы  превра¬
тить  в  рабов.  Середняков  разорить  и  пустить  с  су¬
мой  по  миру.  А  Советскую  власть  задушить  своими
руками.
 —  Вот  я  и  пришел  к  вам,  —  продолжал  Галдо-
бин,  впиваясь  в  меня  острым  взглядом.  —  Вы  тут
уполномоченный  и  должны  блюсти  законы.  Отмени¬
те  постановление  сельсовета.  Ослобоните  образцово¬
го  крестьянина  от  непосильной  повинности.
 В  хату  вбежал  Павел.  Настороженно  оглядел
Галдобина  и  стал  рядом  со  мной.  Галдобин  раскрыл
бесцветные  глаза,  словно  удивившись  такому  втор¬
жению,  и  снова  сузил  их.  Должно  быть,  разговор
в  присутствии  свидетелей  не  входил  в  его  расчеты.
 —  Вот  я  и  пришел,  гражданин  уполномочен¬
ный,  —  хрипло  повторил  он,  выкручивая  багровую
шею  из  тугого  воротника.  —  Помогите  честному
крестьянину.  Отмените  незаконные  действия.
 Я  сказал,  что  не  считаю  действия  сельсовета  не¬
законными  и  отменять  их  не  стану.
 —  Разве  бедняки  мало  на  вас  работали?  Сколь¬
ко  вы  эксплуатировали  их.  Все  же  ваше  богатство
53

нажито  бедняцким  трудом.  Так  неужели  ж  вам  не
совестно  злобствовать  по  такому  пустяку?  К  тому
же  не  сами  же  вы  будете  возить  их  хлеб.  Вас  про¬
сят  помочь  только  лошадьми.  И  больше  ничем.
 Галдобин  сжал  челюсти  так,  что  губы  его  побе¬
лели.  С  минуту  молчал,  будто  обдумывая  ответ.  По¬
том  сказал,  с  усилием  сдерживая  ярость:
 —  Хорошо.  Не  желаете  пресечь  беззаконие,  ва¬
ше  дело.  А  тока  я  не  примирюсь.  И  буду  жаловать¬
ся.  В  Москву  напишу.  Самому  Рыкову.  Он  вас  по
головке  не  погладит.
 И,  круто  повернувшись,  вышел.  А  мы,  проводив
его  глазами,  переглянулись.
 —  Не  хочет  бедноте  помогать,  —  сказал  я.  —
Требует  отменить  решение  сельсовета.
 —  А  я  смотрю  и  вижу  —  Галдобин,  —  сказал
Павел.  —  На  всех  парусах  прет  к  нам.  И  прямо  —
в  хату.  Что,  думаю,  понадобилось  кулаку?  Я  и  при¬
мчался.  Тебе  на  выручку...  —  И  скрипнул  зубами.  —
Распоясались,  гады.  Слыхал,  в  Москву  напишет?
Самому  Рыкову.  А  Рыков-то,  он  тоже  бухаринец.
А  бухаринцы  защищают  кулаков.  Считают  их  об¬
разцовыми  хозяевами.
 —  Бухарин  уже  осужден  партией  за  правый
уклон,  —  заметил  я.  —  Даже  из  Политбюро  вы¬
веден.
 —  Бухарин  осужден  и  выведен,  —  согласился
Павел.  —  А  другие  правые?  Они-то  не  осуждены.
Тот  же  Рыков.  А  он  председатель  Совнаркома.  Гла¬
ва  правительства.  Вот  они  и  козыряют  его  именем,
эксплуататоры.  А  только  нас  и  этим  козырем  не
побить.  На  чем  стояли,  на  том  и  будем  стоять...
 Разговор  прервала  молодая  смазливая  женщи¬
на.  Переступив  порог  загорелыми  ногами,  обутыми
в  чувяки,  она  пропела:
 —  Доброе  здоровьице!  Мое  вам  почтеньице!  —
и  нацелила  на  меня  зеленые  глаза.  —  К  тебе,  то¬
варищ  уполномоченный.  С  просьбой  большой.  Пря¬
мо  от  самого  сердца.
 Павел  сказал:
 —  Стенька  Клюева.  Степанида  Николавна.  Вдо¬
54

вая  беднячка.  Одна  из  горемык,  из-за  которых  тут
была  дискуссия  с  Галдобиным.  —  И,  повернувшись
к  вдове,  спросил:  —  Что  угодно,  Стенечка?
 Степанида  обворожительно  улыбнулась  и  ска¬
зала:
 —  Угодно  переговорить  с  товарищем  уполномо¬
ченным.  Прояснить  кое-какие  делишки  насчет  жиз¬
ни  нашей.
 Павел  одобрительно  кивнул,  словно  ответ  вдовы
пришелся  ему  по  душе.
 —  Валяйте  проясняйте.  А  меня  извиняйте.  По¬
бегу  картошку  окучивать.  Мамка  одна,  должно,  за¬
парилась.
 Когда  он  вышел,  Степанида  помахала  длинными
ресницами  и  шмыгнула  носом.
 —  Як  тебе,  товарищ  уполномоченный.  С  жало¬
бой  на  сельсовет.  Не  помогает  он  мне,  вдове  несчаст¬
ной.  —  И  вся  сморщилась,  выдавливая  из  глаз  сле¬
зы.  Но  это  не  удалось  ей,  и  она  приняла  смирен¬
ный  вид.  —  У  меня  на  руках  —  двое  сирот.  Да  шло
мать  старая,  никудышная.  Одной  приходится  в  каж¬
дый  след.  На  части  разрываюсь.  А  сельсовет  помо¬
чи  не  дает.
 —  Почему?
 —  А  кто  ж  его  знает?  Может,  рожа  моя  не  при¬
гожа?  Моргунов  прямо  и  не  замечает.  Будто  меня  и
на  свете  нет.  А  я  такая  же,  как  и  другие.  И  нуждой
не  меньше  других  забитая.
 —  Ты  бы  в  партячейку  пожаловалась,  —  ска¬
зал  я,  не  зная,  что  посоветовать  вдове.  —  Дарье
Сергеевне.
 —  И  у  Дарьи  была,  —  сказала  Степанида.  —
Клянчила.  Чуть  ли  не  в  ногах  валялась.  А  тока
проку  —  никакого.  —  И  прерывисто  вздохнула.  —
А  мне  так  нужна  помочь.  Так  нужна.  Одна  никак
не  управлюсь.
 —  А  чФо  тебе  нужно-то?
 —  Рожь  скосить  и  связать.  Одна  никак  не  могу.
До  зимы  проваландаюсь.  Осыплется  зерно.  Без  хле¬
бушка  детишки  останутся.  А  нанять  не  за  что.
За  душой  копейки  не  имеется.  Юбку  купить  не  в  си¬
лах.  Скоро  голая  ходить  буду.
 Она  что-то  не  договаривала,  и  я  спросил:
 55

—  По  какой  же  причине  тебе  отказывают  в  по¬
мощи?
 Вдова  снова  сморщилась  было.  Но  опять  не  пу¬
стила  слезу  и  виновато  улыбнулась.
 —  В  колхоз  отказываюсь  записаться.  В  том  и
вся  причина.
 —  А  почему  отказываешься?
 —  А  что  мне  там  делать,  в  колхозе?
 —  Ну  как  же?  —  удивился  я.  —  Жить  и  ра¬
ботать.
 —  Пущай  другие  живут  и  работают  в  нем,  —
отрезала  Степанида.  —  А  я  подожду.  И  погляжу,
что  это  такое  получится,  колхоз.
 Я  принялся  горячо  убеждать  ее.  Одной  ей  никог¬
да  не  выбраться  из  нужды.  Так  и  будет  она  век
свой  горе  мыкать.  И  никакая  временная  помощь  не
избавит  ее  от  лишений.  А  в  колхозе  она  почувствует
себя  полноправной.  И  труд  ее  не  будет  напрасным.
Наравне  со  всеми  она  будет  получать  за  него  спра¬
ведливое  вознаграждение.
 Степанида  выслушала  меня  покорно.  А  потом
простодушно  спросила:
 —  А  то  правда  аль  брехня,  что  в  колхозе  всех
баб  и  мужиков  перемешают?
 —  Как  это  перемешают?
 —  А  так...  Не  будет  ни  жен,  ни  мужьев.  Все
перейдут  на  свободную  любовь.  Будет  такое  аль  нет?
 —  Нет!  —  замотал  я  головой.  —  Никогда!
 Степанида  глубоко  вздохнула.
 —  А  я  верила  и  надеялась.  А  это  выходит,
брехня.  —  И  вдруг  блеснула  зелеными  глазами.  —
А  почему  б  не  устроить  так?  Чтобы,  значит,  была
свободная  любовь.  Я  бы  тогда  первой  подалась
в  такой  колхоз...
 Я  торопливо  прервал  ее:
 —  Насчет  помощи  поговорю.  Не  обещаю,  но  по¬
стараюсь.  А  ты  о  колхозе  подумай.  Без  колхоза  те¬
бе  не  прожить.  Рано  или  поздно,  а  нужда  задавит.
Не  с  такими  расправлялась.  А  с  тобой  в  два  счета
разделается.  Подумай  об  этом,  пока  не  поздно.
 И  снова  уселся  за  свои  списки.  Но  Степанида  не
уходила.  Переступив  с  ноги  на  ногу,  она  пропела:
 —  Слышь-ка,  товарищ  уполномоченный.  Ишо
56

к  тебе  жалоба.  На  соседку  мою,  Настю  Сапелкину.
Ворота  она  мне  нынче  ночью  дегтем  вымазала.
 Красивое  лицо  ее  дрогнуло,  как  от  боли.  Видно,
обида  была  горькой.  Хотя,  что  удивительного?  Вы¬
мазать  ворота  дегтем  —  опозорить  женщину  или
девушку.  И  позор  этот,  бывало,  смыть  так  же  труд¬
но,  как  деготь  с  деревянных  створок.  Мне  стало
жаль  вдову.  И  я  сочувственно  спросил:
 —  За  что  ж  это  она?
 —  За  то,  что  я  с  ее  мужем  Егоркой  путаюсь.
 Жалость  сразу  испарилась,  и  я  наставительно
заметил:
 —  А  ты  не  путайся.
 —  А  я  и  не  путаюсь,  —  разозлилась  Степани¬
да.  —  На  черта  он  сдался,  тухлоротый.  Это  все  она
выдумала,  Настя.  И  ни  за  что  осрамила.  На  всю
деревню.  Это  ж  так  обидно.  Он  без  конца  лезет,  про¬
ходу  не  дает.  А  я  о  нем  и  не  помышляю.  Он  же
мало  того,  что  тухлоротый,  сосед  мне.  А  с  соседями
надо  жить  в  ладу.  Для  любви  найдутся  другие.
 —  Ис  другими  надо  жить  в  ладу.
 Глаза  Степаниды  снова  сверкнули  зелеными  ис¬
крами.
 —  Как  же  тогда  быть?  Баба  я  молодая,  справ¬
ная.  Потребности  имею.  Что  ж  мне  делать?
 —  Выйти  замуж.
 —  Ужо  выходила.  Тока  сгинул  мой  муженек.
В  бою  с  беляками.  В  аккурат  тут,  под  Глуховкой.
На  черноземе  нашем  кровушку  пролил.
 —  Выйди  еще  раз.
 —  А  за  кого?  Где  они  валяются?  Укажи-кось,
пожалуйста.  С  радостью  подберу.  Пущай  даже  кале¬
ка  какой,  черт  с  ним!  Лишь  бы  на  мужские  дела
гожий.
 Становилось  не  по  себе  от  такого  разговора.
Жарко  горели  щеки  и  уши.  И  выглядел  я,  должно
быть,  смешным.  Но  Степанида,  как  видно,  не  заме¬
чала  этого.  И,  глубоко  вздохнув,  серьезно  продол¬
жала:
 —  Нет  охотников  на  вдову  с  двоешками.  Девок
вон  пропасть.  Хочь  пруд  пруди  ими.
 —  Но  так  тоже  нельзя,  —  попробовал  я  урезо¬
нить  вдову.  —  Некрасиво.
 57

—  Ах  некрасиво?  —  На  лице  Степаниды  про¬
ступили  рыжие  пятна.  —  А  кто  в  том  виноват?  Мой
голову  за  Родину  сложил.  А  другие  и  пороху  не
нюхали.  И  что  ж  получается?  Бабы  ихние  будут
жить  припеваючи.  А  мы,  вдовы,  милостыней  пробав¬
ляться.  Где  ж  тут  справедливость?  А  по  мне,  надо
так.  Раз  мой  сгублен,  пущай  другой  меня  обхажи¬
вает.  Я  бы  даже  закон  такой  утвердила.  И  по  зако¬
ну  всех  вдов  к  мужикам  раскрепила.  Чтобы  с  же¬
нами  своими  чередовались.  —  И  со  страдальческим
видом:  —  Вот  я  и  прошу  тебя,  товарищ  уполномо¬
ченный.  Притяни  Настю  Сапелкину  к  ответу.  За  фу-
люганство.
 —  Ничего  не  могу,  —  сказал  я,  не  чая  избавить¬
ся  от  чересчур  откровенной  вдовы.  —  Это  твое  част¬
ное  дело.  Подавай  в  суд.  А  у  меня  таких  прав  нет.
 Степанида  поклонилась.  И  снова  помахала  длин¬
ными  ресницами.
 —  Ну  что  ж,  —  сказала  она  с  нескрываемым
огорчением.  —  И  на  том  спасибочко.  Не  поминай
лихом  глупую  бабу.  —  И  протянула  мне  руку.  —
До  свиданьица!  Даже  рада,  что  познакомилась.  Про-
щевай  покудова!
 И,  неслышно  ступая,  удалилась.  А  я  долго  сидел
неподвижно.  В  голове  все  еще  звенели  вдовьи  слова.
Казалось,  вот  сейчас  снова  откроется  дверь.  И  она
опять  предстанет  передо  мной.  И  опять  заведет  от¬
кровенный  разговор.  Но  Степанида  не  явилась.
И  я,  мало-помалу  успокоившись,  принялся  за  дела.
 *
 Погода  стояла  жаркая.  Солнце  палило  немило¬
сердно.  На  площади  то  и  дело  кружили  вихри.  Вме¬
сте  с  пылью  они  поднимали  в  душный  воздух  сох¬
лый  подорожник.
 Но  в  райкомовской  полуподвальной  комнате  бы¬
ло  прохладно.  Я  сидел  за  столом  и  просматривал
почту.  За  это  время  ее  накопилось  немало.  Директи¬
вы  окружкома  комсомола.  Протоколы  ячеек.  Запро¬
сы  из  других  райкомов  на  учетные  карточки.  И  раз¬
нообразные  письма  комсомольцев.  Левка  ответил
лишь  на  некоторые.
 Я  читал  бумаги  и  думал  о  пережитом.  Перед  гла¬
58

зами  вставали  глуховские  ребята.  Их  сменяли  ком¬
сомольцы  других  сельсоветов.  Припоминались  и  ре¬
бята  родного  района.  И  я  невольно  сравнивал  их.
Во  многом  разные,  они  в  то  же  время  были  и  по¬
хожи.  Что  же  роднило  их?  Преданность  народу?
Непримиримость  к  врагам?  Стойкость  в  борьбе?
 В  мысли  ворвался  легкий  шум.  Я  выглянул
в  окно.  И  увидел  на  площади  автомобиль.  Откуда?..
В  ту  же  минуту  раздался  глухой,  рыкающий  звук.
Автомобиль  словно  возмущался,  что  никто  не  встре¬
чает.
 Я  бросился  на  улицу.  И  узнал  Симонова,  секре¬
таря  окружкома.  Вместе  с  двумя  другими  парнями
он  вылезал  из  машины.  А  кто  же  были  другие?
И  откуда  нагрянули?
 Увидев  меня,  Симонов  радостно  просиял.
 —  А  вот  и  Касаткин!  —  воскликнул  он.  —  Соб¬
ственной  персоной!
 Рядом  с  Симоновым  стояли  ребята  в  юнгштур-
мовках.  Гимнастерки  их  были  подпоясаны  широки¬
ми  ремнями  с  портупеями  через  плечо.  Приезжие
показались  знакомыми.  Я  напряг  память  и  невольно
подобрался.  Косарев  и  Воронин.  Фотографию  Коса¬
рева  я  видел  в  каком-то  журнале.  Под  ней  стояла
подпись:  «Новый  генеральный  секретарь  ЦК
ВЛКСМ».  А  за  Воронина,  секретаря  обкома  комсо¬
мола,  я  голосовал  на  областной  конференции.  Ка¬
ким  ветром  занесло  их  в  нашу  глухомань?
 Подойдя  ближе  и  словно  рапортуя,  я  громко
сказал:
 —  Здравствуйте,  товарищ  Косарев!  С  приездом
к  нам,  в  наш  район!
 Косарев  чуть  заметно  улыбнулся  и  протянул
руку:
 —  Здравствуй,  товарищ  Касаткин!  И  принимай
гостей.  Нежданных  и  незваных.
 Поздоровался  и  Воронин.  А  Симонов  облапил
меня  и  так  стиснул,  что  я  едва  не  застонал.
 —  Здорово,  дружище!  —  произнес  он,  глядя
мне  в  глаза.  —  Очень  рад  видеть...
 Объятие  Симонова  смутило  меня.  Не  хватало
еще,  чтобы  секретарь  окружкома  расцеловал  секре¬
таря  райкома.  Тогда-то  уж  Косарев  наверняка  по¬
59

думал  бы  о  беспринципных  отношениях.  Но  Косарев
с  доброй  улыбкой  наблюдал  за  нами,  и  я  успокоил¬
ся.  И  показал  на  распахнутое  окно.
 —  Прошу  в  райком,  товарищи!
 —  Райком  не  уйдет,  —  сказал  Симонов.  —  Ты
сперва  устрой  нам  что-нибудь  пошамать.  Умираем
с  голодухи.
 Дома  у  меня  ничего  не  было.  Манефа  Ермиловна
в  этот  час  работала  в  райисполкоме.  И  я  не  знал,
как  и  что  предпринять.  Но  тут  же  воспрянул  ду¬
хом.  Инвалидная  столовая!  Лучше  во  всем  районе
ничего  не  найти.  Правда,  туда  не  пускали  посторон¬
них.  Но  перед  такими  посторонними  двери  сами  со¬
бой  раскроются.  И  я  уверенно  предложил:
 —  Поехали  к  инвалидам.  У  них  там  не  столо¬
вая,  а  настоящий  ресторан.
 И  мы  поехали  к  инвалидам.  Косарев  сел  рядом
с  шофером,  курносым  парнем  с  залихватским  чу¬
бом.  А  мы  втроем  —  позади.  Автомобиль  фыркал  и
рычал,  как  зверь.  Из-под  никелированной  крышки
на  радиаторе  вырывался  пар.  Но  катилась  машина^
легко,  быстро.  А  на  ухабах  так  подбрасывала,  что"
заставляла  хвататься  друг  за  друга.
 Уже  у  самого  инвалидного  дома  я  вспомнил
о  вывеске  и  почувствовал  страх.  Артель  называлась
«Прогрессом».  Но  вывеска  была  нарисована  с  одной
буквой  «с».  Председатель  артели  Чемберецкий,  за¬
казывая  ее  в  городе,  попросил  написать  по-русски.
 —  Говорят,  это  иностранное  слово,  —  сказал  он
городским  мастерам.  —  А  я  терпеть  не  могу  иност¬
ранщину.  А  потому  прошу  обрусить  его,  это  слово.
А  для  этого  отсечь  одну  сы...
 Мастера  посмеялись,  но  просьбу  выполнили.
И  убрали  из  названия  артели  одну  букву  «с».  И  не
только  на  вывеске,  а  и  на  круглой  печати.  И  сколь¬
ко  ни  возмущались  инвалиды  малограмотной  при¬
хотью  своего  председателя,  тот  оказался  непре¬
клонным.
 «Теперь  и  они  позабавятся  над  этим,  —  с  тоской
думал  я  о  своих  спутниках.  —  А  то  и  обругают  ме¬
ня.  За  примиренчество...»
 Но  вот  автомобиль  с  рыком  остановился  у  само¬
го  дома.  Никто  из  них,  кажется,  не  обратил  внима¬
60

ния  на  вывеску.  И  на  душе  у  меня  немного  отлегло.
Теперь  бы  Левку  застать  на  месте.  А  уж  тогда  все
пойдет  как  по  маслу.
 Оставив  гостей  в  тени  дома,  я  бросился  в  рас¬
крытую  дверь.  Левка  оказался  у  себя.  Я  так  обра¬
довался,  что  даже  застучал  зубами.
 —  Косарев  приехал,  —  вкрадчиво  произнес
я.  —  Понимаешь,  Ко-са-рев.
 Левка  посмотрел  на  меня  так,  как  будто  я  с  лу¬
ны  свалился  или  с  цепи  сорвался.
 —  Это  какой  такой  Косарев?
 —  Как  это  какой  такой?  —  возмутился  я.  —
Да  тот  самый...  Который  генеральный.
 Левка  сощурил  свои  цыганские  очи.
 —  Что  это  тебя  сегодня  на  розыгрыш  потянуло?
 —  Никакого  розыгрыша,  Лева,  —  прохрипел
я.  —  Честное  слово,  приехал.  А  с  ним  Воронин  и
Симонов.  Вон  у  вашего  дома  ждут.
 Левка  высунулся  в  окно  и  тут  же  осадил  назад.
 —  И  правда,  Косарев!  —  растерянно  пробормо¬
тал  он.  —  Вот  это  да!  Зачем  это  он  к  нам?
 —  Об  этом  спросишь  его,  —  сказал  я,  весь  дро¬
жа  от  нетерпения.  —  А  сейчас  покормить  надо.  Уми¬
рают  с  голоду.  Дай  указание.
 —  А  вот  этого  я  не  могу,  —  сказал  Левка.  —
Это  надо  с  Чемберецким.  Столовая  в  его  власти.
 —  Так  пойдем  к  нему,  Чемберлену,  —  схватил
я  Левку  за  рукав.  —  Да  скорей!  Косарев  же...  По¬
нимаешь?..
 Чемберецкий  сидел  за  столом  и  писал  своей
единственной  левой  рукой.  Поднял  на  нас  слюдяные
глаза,  разморенные  духотой.  И  даже  бровью  не  по¬
вел,  услышав  о  приезде  Косарева.
 —  А  при  чем  тут  я?
 —  Проголодались  ребята.  Покормить  бы.  Чем-
нибудь  вкусным.
 Чемберецкий  нахмурился  и  сказал:
 —  Это,  что  же,  членов  артели  оставить  голодны¬
ми,  а  гостей  ваших  потчевать?
 —  Не  простые  же  гости,  —  с  жаром  сказал  я.  —
Генеральный  секретарь  ЦК  ВЛКСМ.  Надо  же  пони¬
мать,  товарищ  Чемберецкий.  А  не  строить  из  себя
фанфарона.
 61

—  Я  понимаю  не  хуже  твоего,  —  прорычал  Чем-
берецкий,  и  шея  его  окрасилась  в  бурый  цвет.  —
И  не  строю  из  себя  фанфарона.  А  ты  молокосос,
чтобы  указывать  мне.
 Левка  прервал  наш  спор  и  заявил:
 —  Эдуард  Малафеич,  ты  не  директор,  а  предсе¬
датель.  И  если  не  поймешь  важности  момента,  то
я  сейчас  же,  как  заместитель  председателя,  соберу
членов  правления.  И  мы  не  позволим  тебе  позорить
артель.
 Угроза  подействовала.  Чемберецкий  поморщился
и  сдался.
 —  На  пир  не  рассчитывайте.  Тратить  артельную
продукцию  даже  на  генеральных  не  намерен.  А  по¬
кормить,  так  уж  и  быть,  покормим.  Обыкновенным
обедом...
 В  коридоре  я  притянул  Левку  к  себе  и  шепотом
попросил:
 —  Иди  на  кухню.  И  сам  присмотри.  Чтобы  по¬
аккуратней  и  почище.  А  главное,  чтобы  без  мух.
 Левка  понял,  кивнул  и  заковылял  на  кухню.
Я  же  бросился  к  выходу.  И  на  пороге  радушно  про¬
изнес  :
 —  Пожалуйста!  С  дорогой  душой!
 Но  гости  попросили  сначала  помыть  руки.  Умы¬
вальника  в  столовой  не  было.  Это  я  знал.  И  потому
кинулся  на  кухню.  Дебелая  кухарка,  истекавшая
потом  перед  раскаленной  плитой,  локтем  указала
на  ведро.  На  скамье  стояла  и  жестяная  кружка.
Я  подхватил  воду,  кружку,  сорвал  с  гвоздя  какое-то
полотенце.  А  гости  уже  засучили  рукава.  Я  полил
сперва  Косареву  на  руки.  Потом  Воронину.  Потом
Симонову.  Потом  шоферу  с  завидным  чубом.
 —  А  мыла  нет?  —  спросил  Косарев.  —  Хотя  бы
немного?
 —  Мыла  нет,  —  сказал  я.  —  И  не  бывает.  Сме¬
той  не  предусмотрено.
 Они  рассмеялись,  приняв  мои  слова  за  шутку.
Симонов  поднял  с  земли  осколок  кирпича,  потер  им
ладони.
 —  Лучше  всякого  мыла.  —  И  протянул  кирпич
Косареву.  —  Попробуй,  Саша.
 Полотенце  оказалось  в  темных  пятнах.  Все  же
 62

на  нем  нашлись  и  чистые  места,  которых  хватило  на
всех.  После  этого  отправились  в  комнату,  служив¬
шую  столовой.  Там  на  столе  уже  стояла  тарелка
с  черным  хлебом.  По  нему  ползали  мухи.  Я  разо¬
гнал  их  и  пригласил  гостей  садиться.
 —  Чем  богаты,  тем  и  рады...
 Сам  же  примостился  против  угла.  И  весь  сосре¬
доточился  на  мухах.  А  они  равнодушно  ползали  на
соседних  столах.  И  будто  сознательные,  не  переле¬
тали  на  наш.
 Проворная  Дуся,  официантка,  судомойка  и  убор¬
щица,  положила  перед  каждым,  исключая  меня,
ложки,  ножи  и  вилки.  Потом  принесла  борщ.  И  так
ловко  подала,  что  даже  пальцев  не  замочила.  Борщ
оказался  густой  и  наваристый.  Ребята  уплетали  его
с  энтузиазмом.  Пока  они  ели,  я  глазами  зыркал  по
тарелкам.  Нет,  мух  вроде  не  было.  Значит,  Левка
своевременно  повылавливал  их.
 На  второе  Дуся  принесла  жаркое.  С  ним  упра¬
виться  оказалось  потрудней,  чем  с  борщом.  Даже  но¬
жи  отказывались  резать  жилистое  мясо.  Но  гости  не
жаловались.  Они  усердно  двигали  челюстями,  как
жерновами.  Я  же  впивался  глазами  в  кусочки  мя¬
са,  дольки  поджаренного  картофеля  и  мелко  наруб¬
ленный,  подгоревший  до  черноты  лук.  И  не  обна¬
ружил  ни  одной  мухи.  Стало  быть,  и  над  вторым
Левка  основательно  поработал.  Хвала  ему  от  всего
районного  комсомола!
 Под  конец  Дуся  принесла  по  стакану  молока.  Ре¬
бята  выпили  и  в  один  голос  признались,  что  наелись
досыта.  Косарев  спросил,  сколько  и  кому  платить
за  обед.  Я  сделал  обиженное  выражение  и  сказал:
 —  Что  вы,  товарищ  Косарев!  Какая  плата?  Да
мы  рады...  И  не  бедняки  какие-нибудь.
 Конечно,  я  знал:  Чемберецкий  сдерет  с  меня  за
все  четыре  обеда.  Даже  накинет  какие-нибудь  на¬
кладные.  Но  это  все  же  была  мелочь.  О  ней  не  стои¬
ло  и  думать.
 —  Хоть  бы  поблагодарить  кого-нибудь,  —  ска¬
зал  Воронин.  —  А  то  как-то  неудобно.  Явились,  на¬
елись  и  смылись.
 В  это  время,  словно  услышав  разговор,  в  комна¬
ту  вошел  Левка.  Я  отрекомендовал  его  как  замести¬
63

теля  председателя  артели  и  как  заместителя  секре¬
таря  райкома.  Косарев  пожал  ему  руку  и  сказал:
 —  Спасибо,  товарищ  Лейкин!  В  трех  районах,
которые  проехали  до  вашего,  так  не  обедали.
 Поблагодарили  Левку  Воронин,  Симонов  и  шо¬
фер.  А  Левка  прямо-таки  сиял,  как  цыган,  которо¬
му  удалось  облапошить  гостей.
 —  Только  вывеска  у  вас  малограмотная,  —  за¬
метил  Косарев,  согнав  с  лица  Левки  счастливую
ухмылку.  —  Слово  это  пишется  с  двумя  «с».  Не  ме¬
шало  бы  поправить.
 «Все-таки  заметил,  —  удрученно  думал  я,  сидя
рядом  с  Симоновым  в  автомобиле.  —  Оскандали¬
лись.  Может,  даже  на  всю  страну...»
 Машина  остановилась  у  здания  райкома  партии.
В  коридоре  я  задержал  Симонова  и  шепотом
спросил:
 —  Нет,  правда,  довольны  обедом  или  нет?
 —  Довольны,  —  заверил  тот,  сжимая  мою  руку,
точно  благодаря,  —  только  мухи  попадались.
 Я  вытаращил  на  него  глаза.
 —  Что  ты  говоришь?
 —  Честное  комсомольское!  —  поклялся  Симо¬
нов.  —  Я  выловил  целых  две...  —  И  снова  сдавил
мне  руку.  —  Да  ты  не  огорчайся.  Это  же  такие
твари.  Где  их  не  бывает?  Даже  в  наш  ресторан  «Ев¬
ропа»  залетают...
 Конечно,  инвалидная  столовая  не  ресторан  «Ев¬
ропа».  Это  так.  Но  все  же  и  инвалидам  не  мешало
бы  дорожить  честью.  А  то  ведь  стыдно.  Мало  без¬
грамотной  вывески.  Так  нате  вам  еще  и  мух.
 *  *  *
 Пока  мы  разговаривали  с  Барабашевым,  Левка
оповестил  актив.  На  встречу  с  Косаревым  пришли
члены  бюро  райкома  комсомола,  работающие  в  рай¬
онных  учреждениях  комсомольцы,  члены  бюро  хав-
ской  комсомольской  ячейки.
 Собрались  в  районном  клубе.  На  сцене  постави¬
ли  длинный  стол,  застлали  его  красной  материей.
За  стол  сели  Косарев,  Воронин,  Симонов,  Бараба¬
шев,  Лейкин  и  я.  Левка  открыл  собрание  и  предо¬
ставил  слово  мне.
 64

Это  был  отчет  райкома  комсомола.  Не  офици¬
альный,  какие  делают  на  пленумах  и  конференциях,
а  рабочий,  будничный.  Я  говорил  без  тезисов  и  под¬
готовленных  данных.  Да  они  и  не  требовались,  эти
данные.  В  моей  голове  сведений  о  районной  комсо¬
молии  было  гораздо  больше,  чем  в  старом  шкафу.
Все  же  я  старался  говорить  о  самом  главном.  Каза¬
лось,  чем  меньше  буду  стоять  на  трибуне  я,  тем
больше  задержится  на  ней  Косарев.  А  ведь  мы  со¬
брались  из-за  него.  Но  старания  мои  оказались  на¬
прасными.  Мне  долго  не  давали  сойти  с  трибуны.
Из  зала  один  за  другим  летели  вопросы.  На  этот  раз
их  было  почему-то  намного  больше,  чем  когда-либо.
Да  и  сам  Косарев  никак  не  хотел  отпускать  меня.
Он  интересовался  всем.  И  часто  спрашивал  о  том,
что  не  имело  отношения  к  комсомолу.  Один  раз,  ког¬
да  Косарев  спросил,  а  кто  работает  в  инвалидной
артели  заготовщиками  сырья,  я  не  выдержал  и  от¬
ветил  :
 —  Не  знаю.  Да  это  и  не  наше  дело.
 На  это  Косарев,  нахмурившись,  заметил:
 —  Нет,  наше.  Все  наше.  У  нас  нет  таких  дел,  ко¬
торые  не  касались  бы  комсомола...
 И  тут  же  пояснил,  почему  задал  такой  вопрос.
В  соседнем  районе,  где  они  только  что  побывали,
в  подобной  организации  агентами  по  заготовкам  ра¬
ботали  классово  чуждые  люди.  С  документами  этой
организации,  подписанными  ротозеями,  они  разъ¬
езжали  по  селам  и  агитировали  против  Советской
власти.
 —  А  кроме  того,  —  сказал  Косарев,  глядя
в  зал.  —  Если  бы  на  этой  работе  были  наши  акти¬
висты,  сколько  было  бы  у  райкома  инструкторов.
С  таким  постоянно  передвигающимся  активом,  мож¬
но  оперативно  помогать  ячейкам,  вовремя  исправ¬
лять  упущения  и  недостатки...*
 Ребята  захлопали  в  ладоши.  Я  воспользовался
этим  и  юркнул  на  свое  место.  А  Левка,  будто  так¬
же  беспокоясь  за  меня,  громко  объявил:
 —  Слово  имеет  товарищ  Косарев!
 Мы  все  дружно  зааплодировали.  А  Косарев,
остановившись  возле  трибуны,  поднял  руку  и  ска¬
зал:
 5  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь*,  том  5
 65

—  Товарищи,  зачем  эти  хлопушки?  Мы  же  не
на  торжественном  вечере.  Давайте-ка  лучше  помень¬
ше  шуметь  и  получше  работать...
 Я  слушал  его  с  затаенным  дыханием.  Генераль¬
ный  секретарь!  Не  каждому  дается  видеть  его.  А  мы
сидели  рядом.  И  различали  на  его  простом  лице
мелкие  оспинки.  И  слушали  его  так  же,  как  слуша¬
ли  друг  друга.  Кого  же  благодарить  за  это?  Конеч¬
но,  Симонова.  Ведь  он  мог  повезти  его  и  в  другие
районы.
 А  Косарев  говорил  об  очередных  задачах.  В  ру¬
ках  у  него  тоже  не  было  тезисов.  Но  это  и  совсем
не  удивляло.  Не  зря  же  он  генеральный.
 —  Плохо  еще  в  деревне  с  колхозами.  И  комсо¬
мол  тут  пока  что  не  проявляет  себя.  А  пятилетку
надо  выполнять.  И  не  только  в  срок,  а  и  досрочно.
Так  чего  же  вы  ждете?  Почему  не  боретесь  и  не  де¬
ретесь?  Может,  кто  думает,  что  все  само  собой  при¬
дет?  Если  есть  такие,  так  они  ошибаются.  Само  со¬
бой  ничего  не  приходит.  А  новое  и  совсем  не  дру¬
жит  с  самотеком.  Оно  завоевывается  трудом  и
борьбой...
 Я  записывал  его  речь  короткими  фразами.  Ре¬
конструктивный  период  требует  приспособления
к  задачам  момента.  Кадры  нужно  воспитывать
в  классовом  духе.  Выкорчевывать  корни  капитализ¬
ма  не  только  в  экономике,  айв  идеологии.  Открыть
ураганный  огонь  по  аполитичности.  Бороться  с  под¬
меной  политической  работы  голым  культурничест¬
вом.  Не  ослаблять,  а  усиливать  борьбу  с  мещанством
и  обывательщиной.  Увеличивать  ряды  комсомола  за
счет  батрацкой  и  бедняцкой  молодежи.  Смелей  во¬
влекать  в  комсомол  и  лучшую  часть  середняков.  Со¬
четать  революционную  теорию  с  революционной
практикой.  Дать  отпор  вредоносной  теории  перевос¬
питания  кулака  в  комсомоле.  Недостатки  изживать
по-большевистски.  Неустанно  воспитывать  у  молоде¬
жи  любовь  к  партии  и  Родине.
 Закончив  речь,  Косарев  сел  на  свое  место.  В  за¬
ле  стояла  тишина.  Ребята  продолжали  молча  смот¬
реть  на  него.  Я  тоже  молчал,  не  зная,  что  делать
дальше.  Внезапно  Левка  захлопал  в  ладоши.  Ребя¬
та  ответили  бурными  хлопками.  Это  была  благодар¬
66

ность  за  деловые  советы.  И  Косарев  теперь  не  пожу¬
рил  нас.  Он  только  недоуменно  пожал  плечами,  как
бы  говоря:  ну  что  с  вами  поделаешь!
 *  Я:
 Дальнейший  путь  Косарева  и  его  спутников  ле¬
жал  через  два  наших  сельсовета:  Приваловский  и
Масловский.  Я  пожалел,  что  Глуховка  осталась
в  стороне.  Хотелось  показать  Косареву  тамошних  ре¬
бят.  Они  бы  понравились  ему  не  меньше,  чем  акти¬
висты  райцентра.
 В  поездку  взяли  и  меня.  На  этот  раз  Симонов
сел  рядом  с  шофером.  А  Косарев,  Воронин  и  я  усе¬
лись  позади.  Соседство  с  генеральным  волновало  и
смущало  меня.  В  первую  минуту  я  не  знал,  как  дер¬
жаться.  Но  скоро  смущение  исчезло,  улеглось  и  вол¬
нение.  Косарев  продолжал  расспросы.  И  снова  его
интересовало  все.  Вопросами  он  часто  ставил  меня
в  тупик.  Один  раз  Симонов,  обернувшись,  сказал:
 —  Учти,  Саша,  Касаткин  в  районе  три  месяца.
Срок  небольшой,  чтобы  со  всем  освоиться.
 —  Мы  живем  в  стремительное  время,  —  отве¬
тил  Косарев.  —  И  три  месяца  для  нас  —  срок  боль¬
шой.  Настолько  большой,  что  не  то  что  с  районом,
с  областью  можно  как  следует  освоиться...
 Но  иногда  он  все  же  умолкал.  И  тогда  я  спешил
спросить  его  о  чем-нибудь.  У  меня  тоже  было  нема¬
ло  вопросов  к  генеральному.
 В  одну  из  таких  пауз  я  сказал,  что  некоторые
члены  бюро  райкома  комсомола  очень  хотели  бы
вступить  в  колхозы  и  поработать  рядовыми  колхоз¬
никами.
 —  А  нельзя  так?  —  спросил  я,  убежденный
в  полезности  своей  выдумки.  —  Разрешить  всем
членам  бюро  уйти  в  колхозы.  А  вместо  нас  избрать
новых  ребят.  Чтобы  мы  показали  пример  рядовым
массам  молодежи.  И  сами  бы  поучились  у  масс.
 На  этот  раз  Косарев  глянул  на  меня  как-то  на¬
стороженно,  даже  с  отчуждением,  словно  увидел  во
мне  что-то  непотребное.
 —  Знаешь  что?  —  сказал  он  сердито.  —  Я  со¬
ветую  тебе  выбросить  из  головы  донкихотство.  Ясно?
 Я  послушно  наклонил  голову.
 5*
 67

—  Вот  и  хорошо,  —  повеселел  Косарев.  —  На¬
до  руководить,  а  не  фантазировать.  И  бороться  с  ре¬
альным,  а  не  вымышленным  врагом...
 Я  читал  «Дон-Кихота».  Любил  эту  книгу.  И  от
души  смеялся  над  рыцарем  печального  образа,  ког¬
да  тот  сражался  с  мельницами.  Но  что  общего  было
между  мною  и  героем  этого  романа?  Неужели  ж  не
понятно  Косареву,  что  такое  сравнение  обидно  для
секретаря  райкома?  Но  я  все  же  не  возразил.  Ге¬
неральный  секретарь!  Впрочем,  не  один  я  подавлял
желание  спорить.  Так  же  поступали  Воронин  и  Си¬
монов.  Они  называли  Косарева  дружески  Сашей  и
в  то  же  время,  как  солдаты,  вытягивались  пе¬
ред  ним.
 В  поле  Симонов  предложил  остановить  машину
и  прогуляться.
 —  Малость  подышим  хлебом...
 Косарев  взял  меня  под  руку,  и  мы  двинулись
по  загону.  На  нем  спела  низкорослая  и  редкая
рожь.
 —  Как  думаешь?  —  спросил  Косарев,  разводя
руками.  —  Чья  это  полоса?
 —  Какого-нибудь  бедняка,  —  не  задумываясь,
ответил  я.  —  Земля  обработана  наспех.  Видите,  ка¬
кие  комья?  И  сев  поздний.  А  поздний  потому,  что
бедняк  нанимал  лошадь.  Нанимал  же  он  ее  у  кула¬
ка.  А  тот  дал  после  того,  как  сам  отсеялся.
 Несколько  шагов  шли  молча.  Лицо  у  Косарева
было  сосредоточенным,  взгляд  устремленным  в  даль.
Внезапно  он  остановился,  присел  на  корточки  и  при¬
нялся  ловить  ржаные  колоски.  Он  собирал  их  вме¬
сте,  подравнивал,  прижимался  к  ним  щекой.  Он  иг¬
рался  колосками,  как  ребенок.  А  потом  встал  и
с  тихим  восторгом  сказал:
 —  Хлеб!  Как  это  величаво  и  могуче!  Хлеб!
В  нем  наша  борьба  и  победа,  наша  надежда  и  жизнь.
Недаром  гласит  народная  мудрость:  сколько  ни  ду¬
май,  а  лучше  хлеба  не  придумаешь...  —  Неожидан¬
но  дотронулся  до  моего  плеча  и  спросил:  —  А  о  чем
мечтал  Ильич,  когда  думал  о  деревне?
 —  О  тракторах,  —  ответил  я  как  на  экзаме¬
не.  —  О  них  мечтал  Владимир  Ильич.  Если  бы  мы,
говорил  он,  дали  деревне  сто  тысяч  тракторов,  кре¬
68

стьянин  сказал  бы:  я  за  коммунию.  Об  этом  меч¬
тал  Ильич.
 —  Да,  —  подтвердил  Косарев.  —  Об  этом  меч¬
тал  Ленин.  И  мы  выполняем  его  мечту.  Слыхал,  ко¬
нечно,  о  Сталинградском  тракторном?  Вот  я  и  еду
туда.  По  поручению  ЦК  партии.  А  у  вас  в  обла¬
сти  —  по  пути.  —  И  пристально  посмотрел  перед
собой.  —  Мы  выполним  ленинскую  мечту.  И  дадим
деревне  не  сто,  а  миллионы  тракторов.  А  они  пере¬
пашут  не  только  межи,  а  и  души  крестьян...
 *  *
 Мы  лежали  рядком  на  копне  душистого  сена  под
высоким  звездным  небом.  На  ярушке,  заросшей  мел¬
колесьем,  перекликались  какие-то  ночные  птицы.
С  противоположной  стороны  лога  доносилось  лоша¬
диное  ржание.  Там  ночлежники  пасли  лошадей.
Иногда  в  высоком  небе  отражалось  пламя  разгорав¬
шегося  костра.
 Воронин  и  Симонов,  утомленные  беспокойным
днем,  уже  посапывали.  Но  Косарев  не  спал.  Я  чув¬
ствовал  это.  Он  лежал  навзничь  и  смотрел  в  небо.
О  чем  думал  он?  Может,  как  и  я,  перебирал  в  уме
пережитое  за  день?
 ...В  Приваловке  мы  собрали  ячейку.  Косарев
расспрашивал  каждого  комсомольца.  Как  живет,  что
делает,  о  чем  думает?  Ребята  отвечали  не  стесняясь.
Многие  жаловались.  Книг  хороших  мало.  Недостает
и  наглядных  пособий.  Макеты  для  стенгазет  и  те  до¬
быть  нелегко.  И  радиоприемник  молчит.  Лампы  пе¬
регорели.  И  батареи  истощились.  А  новые  купить
негде.  То  же  и  с  музыкальными  инструментами.
На  весь  сельсовет  —  одна  гармошка.  Да  и  та  уже  со¬
всем  охрипла  от  старости.  Даже  балалайку  купить
трудно.  Конечно,  классовая  борьба  должна  быть  на
первом  плане.  Это  понятно.  Но  молодежи  хочется  и
повеселиться.  А  какое  веселье  без  музыки?  Вот  и
скучают  ребята.  А  от  скуки  шалостями  занимаются.
И  часто  такими,  за  какие  по  головке  не  гладят.
 Я  испытывал  гордость  за  комсомольцев.  Вот  они
какие  у  нас  герои!  Не  боятся  резать  правду  в  гла¬
за.  Даже  генерального  не  стесняются.  А  он,  гене¬
ральный,  сидел  и  хмурился.  Иногда  даже  покусывал
69

губы.  А  когда  выслушал  всех,  повернулся  к  Ворони¬
ну  и  сказал:
 —  Наша  недоработка,  товарищи.  На  разум  на¬
жимаем,  а  о  чувствах  забываем.  А  сознание,  как
известно,  от  бытия  зависит.  Начали  поход  за  уро¬
жай,  а  культпоход  забросили.  Изгнать  кампанейщи¬
ну.  И  немедленно  поправить  дело...
 Я  не  знал,  как  будет  изгоняться  кампанейщина.
И  чем  можно  поправить  дело.  Но  испытывал  удовле¬
творение.  Ребята  указали  на  изъяны  в  работе  выше¬
стоящих  органов.  Они  продемонстрировали  передо¬
вое  сознание  и  политическую  подкованность.
 Потом  мы  переехали  в  Масловку.  Это  уже  было
под  вечер.  Там  мы  застали  Райку  Чернову.  Она  толь¬
ко  что  закончила  беседу  с  девчатами.  Теперь  они
сидели  на  траве  перед  сельсоветом,  поджав  под  себя
босые  ноги,  и  вполголоса  пели.  Увидев  мчащуюся  на
них  машину,  в  страхе  вскочили  и  рассыпались
в  стороны.  Предвечерняя  тишина  наполнилась  кри¬
ком  и  визгом.  Но  скоро  они  одна  за  другой  верну¬
лись,  догадавшись,  что  это  не  чудище  какое-то,  а
безобидный  автомобиль.  Потом  до  отказа  набились
в  машину  и  упросили  чубатого  шофера  покатать  их.
Тот  промчал  их  по  улице  с  ветром  и  пылью,  взбу¬
доражив  все  село.
 Затем  мы  сидели  в  просторной  хате  и  ели  яични¬
цу  из  одной  большущей  сковородки.  А  после  яични¬
цы  пили  желтое  и  вкусное  томленое  молоко,  кото¬
рое  Райка  наливала  в  кружки  прямо  из  кувшина.
 Пока  мы  ужинали,  в  хате  тесно  стояли  девчата
и  парни.  Они  молча  смотрели  на  нас,  будто  мы  яви¬
лись  с  другой  планеты.  Лишь  изредка  раздавались
то  вздох,  то  шмыгание  носом.  Когда  мы,  насытив¬
шись,  закурили,  босоногая  и  кареглазая  девчонка
вдруг  спросила:
 —  Слышь-ка,  а  отчего  это  много  ребят  в  армию
забирают?
 —  Разве  так  уж  много?  —  переспросил  Симо¬
нов.  —  Есть  и  такие,  которые  остаются.
 —  А  какие  остаются-то?  —  возразила  кареглаз¬
ка  под  смех  подружек.  —  Дохлые  заморыши?  А  здо¬
ровых  всех  забирают.  Под  гребенку.  И  гулять  не
с  кем.
 70

—  Потерпите,  —  посоветовал  Косарев.  —  Вер¬
нутся  из  армии,  тогда  и  нагуляетесь.
 —  Как  же,  вернутся!  —  воскликнула  синеокая,
с  белыми  косичками,  венцом  уложенными  на  голо¬
ве.  —  Не  вертаются  они  домой.  По  городам  оседа¬
ют.  А  у  нас  тут  из-за  того  девки  в  девках  остаются.
 Опять  смех,  шутки,  галдеж.  А  кареглазка  заяв¬
ляет  :
 —  И  мы  не  станем  тут  куковать.  Соберемся  —  и
айда  в  Сталинград.  Слыхали,  рабочие  там  требуют¬
ся  на  тракторный.  Вот  и  махнем  трактора  делать.
 —  А  чего  ж,  —  поддержал  Воронин,  —  валяйте.
Там  рабочие  и  правда  нужны.
 —  Мы  уедем,  и  ребята  из  армии  не  вернутся,  —
рассудила  светловолосая.  —  Так  в  этом  году,  так  и
в  будущем.  Кто  ж  в  деревне  останется?  Старый  да
малый?  А  кому  хлеб  добывать?
 —  Вы  сделайте  так,  —  посоветовала  кареглаз¬
ка.  —  Берите  в  армию  ребят  под  расписку.  Чтобы
после  службы  домой  возвертались.  А  мы  тут  сами
рассудим,  кому  хлеб  растить,  а  кому  на  заводы  по¬
даваться.  А  иначе  будет  не  по-хозяйски...
 Разговор  затянулся  допоздна.  Решили  заноче¬
вать  в  Масловке.  Чтобы  рано  утром  переехать  в  дру¬
гой  район.  Симонов  спросил,  пробежав  взглядом  по
лицам  девчат:
 —  А  у  кого  нет  мух  и  блох?
 Звонкий  смех  был  ответом.  А  когда  же  он  затих,
светлокосая  сказала:
 —  У  кого  их  нет?  У  всех  этого  добра  хватает.
 —  А  вы  поезжайте  в  яружку,  —  посоветовала
кареглазка.  —  Там  копны  сена.  Ни  мух,  ни  блох,
одна  благодать.
 Совет  понравился  Косареву.  Мы  с  Ворониным
тоже  согласились.  Только  Симонов  заартачился.
 —  А  как  погода  подкузьмит?  Гроза,  ливень?  Что
тогда?
 Косарев  обнял  Симонова  за  плечи.
 —  Поехали,  Коля.  Если  ливень,  гроза...  Так  это
же  будет  совсем  здорово!..
 И  вот  мы  лежим  на  копне  сена.  В  стороне  бес¬
форменно  проступает  машина.  Зыбкая  тишина  раз¬
ливается  вокруг.  Время  от  времени  пересвистывают¬
71

ся  загадочные  птицы.  По  небу  скользят  звезды,
вкривь  и  вкось  вычерчивая  огненные  линии.
 Воронин  и  Симонов  спят.  Спит  возле  машины  и
шофер.  А  Косарев?  Спит  или  нет?  Я  прислушиваюсь.
Вот  он  шевелится,  вздыхает.  Я  поворачиваюсь  к  не¬
му  и  полушепотом  спрашиваю:
 —  Ну  как,  товарищ  Косарев?  Как  мы  тут  рабо¬
таем?  Хорошо  или  плохо?
 Косарев  тоже  поворачивается  и  говорит:
 —  Мне  вспоминается  беседа  Ленина  с  первыми
комсомольцами.  Они  тоже,  как  ваши  ребята,  жало¬
вались  на  трудности.  Нет  того,  не  хватает  другого.
Тогда  Ильич  сказал  им:  сами  добивайтесь.  Не  на¬
дейтесь  на  готовое.  Никто  не  преподнесет,  не  пода¬
рит.  Нет  керосина,  говорит,  добудьте.  Кто-то  не  вы¬
полняет  советские  законы,  сообщите,  разоблачите.
Добейтесь  снятия,  наказания.  Обнаружен  враг,  ска¬
жите  чекистам.  Иные  родители  недопонимают  зна¬
чения  союза  молодежи?  Соберите  их  или  пойдите
к  ним.  Докажите  им,  вовлеките  в  общественную  дея¬
тельность.  Нужна  помощь  Совета  депутатов?  Идите
в  Совет.  Нужна  помощь  партии?  Идите  в  партийный
комитет.  Но  действуйте,  помогайте,  информируйте,
разоблачайте,  советуйте,  изобретайте,  искореняйте
зло  и  недостатки,  поддерживайте  каждое  хорошее
начинание,  доводите  все  до  конца...  —  И,  помолчав,
добавил:  —  Вот  так  говорил  Ленин.  И  если  ты  со
своими  комсомольцами  будешь  выполнять  эти  ленин¬
ские  указания,  ребята  не  будут  встречать  нас  таки¬
ми  жалобами...
 И  снова  улегся  на  спину,  подложив  руки  под
голову.  Я  последовал  его  примеру.  Но  уснуть  долго
не  мог.  В  ушах  звенели  слова:  не  ждите,  не  надей¬
тесь.  А  я-то  думал,  что  теперь  все  необходимое  по¬
течет  в  наш  район  рекой.  А  оказывается,  надо  не  на
других,  а  на  самих  себя  нажимать.  И  так  советовал
не  Косарев,  а  Ленин.
 *  *  *
 Проснулся  я  от  какого-то  толчка.  Открыл  глаза
и  сразу  зажмурился.  Ослепительный  свет  с  болью
вонзился  в  них.  Где  я?  Что  со  мной?
 Рядом  раздался  знакомый  голос:
 72

—  Да  проснись  же  ты,  Хвиля!  Вот  наказание!
Будто  умер!
 Я  привстал.  И  увидел  Райку  Чернову.  Она  стоя¬
ла  перед  копной.  И  с  тревогой  вглядывалась  в  меня.
 —  Проснулся?  —  спросила  она  и  облегченно
вздохнула.  —  Наконец-то!  А  я  уж  думала,  не  слу¬
чилось  ли  что  с  тобой?
 Разом  вспомнилось  все.  И  я  скатился  вниз.
 —  А  где  они?
 Райка  пожала  плечами:
 —  Должно,  уехали.  Я  пришла  и  только  тебя
увидела.  А  ты  не  слышал,  как  уезжали?
 —  Ничего  не  слышал,  —  признался  я.  —  Спал
как  убитый.  И  проспал.
 Райка  ткнула  меня  в  плечо.  И  спросила:
 —  А  это  что  такое?
 Я  скосил  глаз.  И  увидел  клочок  бумаги,  торча¬
щий  из  нагрудного  карманчика.  Достал,  развернул
и  прочитал:
 «До  свидания,  товарищ  Касаткин!  Будили  тебя,
но  ты  не  проснулся.  А  нам  некогда.  Симонов».
 Я  скомкал  бумажку,  сжал  в  кулаке.  И  сказал
Райке,  глазевшей  на  меня  с  любопытством:
 —  Они  будили  меня.  А  я  не  проснулся.  И  не
простился  с  ними...
 Солнце  уже  стояло  высоко.  И  щедро  поливало
землю  горячими  лучами.  Мы  молча  шли  в  село.
Райка  еле  сдерживала  смех.  А  я  обреченно  думал:
оскандалился.  Перед  самим  Косаревым.  Что  теперь
он  скажет  обо  мне?  Этот,  скажет,  проспит  все  на
свете.  В  том  числе  и  строительство  социализма.
 'Iе  Ф
 Внезапная  и  странная  болезнь  уложила  меня
в  постель.  Внезапная  потому,  что  я  и  не  думал  бо¬
леть.  Тем  более  в  такую  пору,  когда  начиналась
уборка  урожая.  А  странная  потому,  что  я  никогда
и  ничего  подобного  не  испытывал.  До  нестерпимости
жгло  под  черепом.  И  тошнило  так,  как  будто  я  ра¬
зом  проглотил  всех  мух  инвалидной  столовой.
 Началось  это  ночью.  Приснился  страшный  сон.
Будто  Галдобин  и  Лапонин  схватили  меня  и  сунули
головой  в  топку.  Очнувшись,  я  подумал,  что  лежу
73

на  раскаленной  подушке.  Приподнялся,  пощупал  по¬
душку  рукой.  И  снова  уронил  голову.  Она  не  только
горела,  но  и  была  чугунной.
 В  полутьме  возникло  серое  пятно.  И  раздался  ис¬
пуганный  голос:
 —  Что  с  тобой,  сынок?
 Это  Манефа  Ермиловна.  В  одной  рубашке  она
стояла  перед  кроватью.  Потом  наклонилась  надо
мной  и  все  так  же  испуганно  повторила:
 —  Что  с  тобой,  сынок?
 —  Не  знаю,  —  ответил  я  пересохшим  голо¬
сом.  —  Горит  голова.  И  тошнит.
 —  Может,  попить  дать?
 —  Дайте,  тетя  Мафа.
 Она  отступила  в  дверной  проем.  И  растворилась
в  темноте.  А  через  некоторое  время  снова  возникла
серым  пятном.
 —  Выпей,  сынок.  Может,  успокоится.
 Я  присел  на  кровать,  обеими  руками  взял  круж¬
ку  и  сделал  несколько  глотков.
 —  Спасибо,  тетя  Мафа.
 —  А  я  сплю  и  слышу  стон  какой-то,  —  сказала
Манефа  Ермиловна,  стоя  у  кровати.  —  Вскочила
как  угорелая.  Дюже  испугалась.  Прислушалась.
И  опять  слышу  стон.  Из  твоей  комнаты.  Прибежала,
а  ты  уж  и  проснулся.  —  И,  помолчав,  тревожно
спросила:  —  Что  ж  это  с  тобой  такое?
 —  Идите,  тетя  Мафа,  —  попросил  я.  —  И  спите
спокойно.  И  я  усну.  А  утром  все  пройдет...
 Но  я  так  и  не  уснул.  И  утром  мне  стало  не  луч¬
ше,  а  хуже.  Голова  не  только  горела,  а  и  кружилась.
И  я  чуть  было  не  упал,  встав  с  постели.  И  на  кух¬
ню,  где  хозяйка  гремела  посудой,  пробирался,  при¬
держиваясь  за  стену.  А  на  кухне  расхрабрился  и  на¬
прямик  двинулся  к  умывальнику.  И  опять  чуть  бы¬
ло  не  грохнулся.  Манефа  Ермиловна  вовремя  под¬
держала.
 —  Родненький,  —  проговорила  она,  подводя  ме¬
ня  к  жестяной  посудине,  пристроенной  над  ло¬
ханью,  —  да  что  ж  это  с  тобой?..
 Весь  этот  день  я  не  поднимался  с  постели.  Да  и
не  было  ни  сил,  ни  желания  подниматься.  Какое-то
безразличие  сковывало  все  тело.  А  голова  по-преж¬
74

нему  горела  как  в  огне.  И  была  такой  тяжелой,  что
казалось,  ее  начинили  песком.  Вечером  приковылял
Левка  Лейкин.  Манефа  Ермиловна  урвала  несколько
минут  на  работе  и  сбегала  в  артель,  чтобы  поведать
ему  о  беде.  И  вот  он  сидел  передо  мной,  Левка.
И  смотрел  на  меня  черными  встревоженными  глаза¬
ми.  А  я  отводил  взгляд,  будто  сам  был  виноват.
 —  Не  ко  времени  заболел.
 —  Болезнь  всегда  не  ко  времени,  —  возразил
Левка.  —  Она  никаким  законам  не  подчиняется...
 А  на  следующий  день  явился  врач  Абрам  Мои¬
сеевич  Цинципер.  Его  вызвал  Лейкин.  Я  просил  не
делать  этого.  Но  он  не  послушался.
 —  И  что  это  за  молодежь  пошла?  —  ворчал
Абрам  Моисеевич,  слегка  картавя.  —  В  двадцать
лет  и  болеть.
 Но  осматривал  меня  внимательно  и  долго.  Серд¬
це  выслушал  трубочкой.  Пульс  посчитал,  глядя  на
часы.  Под  веки  заглянул.  Потом  принялся  осторож¬
но  прощупывать  голову.
 —  Что  за  рубцы?
 Я  рассказал,  как  был  избит  неизвестными.
 —  Эти  неизвестные  всем  известны,  —  сказал
Цинципер.  —  Наши  классовые  противники.  Враги
народа...
 После  осмотра  он  сунул  мне  под  мышку  градус¬
ник  и  вышел  в  большую  комнату.  Там  долго  пере¬
шептывался  о  чем-то  с  Манефой  Ермиловной.  И  так
же  долго  что-то  писал.  Я  догадался  об  этом  по  скри¬
пу  пера.  Вернувшись  ко  мне,  он  взял  градусник  и
нахмурил  клочковатые  брови.
 —  Да,  придется  вам,  мальчик,  ложиться  в  боль¬
ницу.  И  сегодня  же.  Потому  что  завтра  уже  может
быть  поздно.
 Я  отказался  от  больницы.  Абрам  Моисеевич
принялся  убеждать  меня.  По  всей  вероятности,  у  ме¬
ня  воспаление  мозговой  оболочки.  А  такими  вещами
не  шутят.  Но  я  оставался  непреклонным.  Мозговая
оболочка  меня  не  беспокоила.  Зато  пуще  огня  я  бо¬
ялся  больничной  палаты.  Оттуда  не  так-то  быстро
возвращаются.  А  тут  еще  молодость.  В  самом  деле,
в  двадцать  лет  —  ив  больницу.  Скажи  кому,  за¬
смеют.
 75

—  Да  поймите  же,  —  нервничал  Цинципер.  —
У  вас  очень  серьезное  заболевание.  Могут  быть
тяжелые  осложнения.  Ни  за  что  нельзя  пору¬
читься...
 Все  же  победа  осталась  за  мной.  Я  продолжал
лежать  в  постели.  А  доктор  укатил  восвояси.
Но,  оказалось,  он  поехал  не  к  себе  в  больницу,
а  в  райком  партии.  И  там  пожаловался  на  меня.
Об  этом  я  узнал  от  Барабашева.  Он  явился  сразу  же,
как  Цинципер  побывал  у  него.
 —  Доктор  очень  опасается,  —  сказал  он,  приса¬
живаясь  на  табурет.  —  Болезнь  может  дать  ослож¬
нения.  Говорит,  даже  ослепнуть  можешь.
 При  этих  словах  я  не  удержался  от  смеха.  Мне
не  приходилось  иметь  дело  с  врачами,  если  не  счи¬
тать  знаменской  хромоножки.  Но  я  хорошо  знал,
что  все  они  преувеличивают.
 —  Поваляюсь  два-три  дня  и  встану,  —  сказал
я  Барабашеву.  —  А  попаду  в  больницу,  так  и  через
месяц  не  выберусь...
 Барабашев  посидел  несколько  минут  и  ушел.  Он
не  рассказывал  о  делах.  Но  я  не  обижался.  Даже
поблагодарил  про  себя.  Трудно  было  слушать  и  вос¬
принимать.  Порадовало,  что  не  уговаривал  послу¬
шаться  врача.  Значит,  соглашался  со  мной,  а  не
с  врачом.
 На  другой  день  Манефа  Ермиловна  возвратилась
домой  почти  сразу  после  того,  как  ушла  на  работу.
 —  Отпуск  получила,  —  сказала  она,  отвечая  на
мой  недоуменный  вопрос.  —  На  все  время,  пока  бу¬
дешь  болеть.  Василь  Иваныч  приказал.  Говорит,
присматривать  за  тобой  надо...
 Она  принесла  лекарства,  которые  получила  в  ап¬
теке.  Это  была  коричневая  жидкость,  кисло-горькая
на  вкус.  От  нее  затошнило  еще  больше.  Но  Манефа
Ермиловна  оказалась  неумолимой.  И  заявила,  что
будет  давать  мне  все,  что  пропишет  доктор.
 —  Лекарства  не  конфетки.  От  них  и  стошнить
может.  А  только  тут  уж  ничего  не  поделаешь.  Нуж¬
да  заставит  и  сопатого  любить...
 Вечером  пришли  Райка  Чернова  и  Алешка  Зуб¬
76

ков.  Они  в  тот  день  возвратились  из  командировки.
И,  узнав  о  моей  болезни,  заглянули  проведать.
 Алешка  из  своего  «куста»,  заехал  в  Глуховку.
В  батрачком  поступило  заявление,  что  Галдобин  дер¬
жит  работника  сверх  нормы.  С  кулаком  Алешка  рас¬
считался  решительно  и  быстро.  Он  оштрафовал  его.
И  тут  же  взыскал  штраф.  Но  договор  на  дополни¬
тельного  работника  все-таки  заключил.  Сам  батрак
упросил.  Хозяин  лошадь  обещал.  Хлеб  свезти  с  по¬
ля.  И  озимые  посеять.
 Колхоз  «Красный  пахарь»  получил  новенькую
жатку.  Со  вчерашнего  дня  она  работает  в  поле.  И  ра¬
ботает  не  хуже  галдобинской.  Трудятся  в  степи  и
косари.
 —  Быстрей  поправляйся,  —  посоветовал  мне
Алешка.  —  В  Глуховке  ждут  не  дождутся...
 Райка  вернулась  из  Незлобного.  Там  уборка  уро¬
жая  тоже  идет  полным  ходом.  Колхоз  вывел  на  по¬
ля  две  жатки,  конфискованные  у  кулаков.  А  кон¬
фискацию  провел  сам  Семиверстов.
 —  Отказались  уплатить  дополнительный  на¬
лог,  —  рассказывала  Райка.  —  Он  и  подцепил  их.
Отобрал  жатки  в  погашение  задолженности.  Он  с  ни¬
ми  не  церемонится...
 Потом  рассказывала  о  ребятишках,  собиравших
за  жатками  колоски.  А  я  почему-то  думал  о  Степа¬
ниде  Клюевой.  Что-то  она  делает?  Вышла  в  поле?
Или,  как  наседка,  квохчет  над  близнецами?  Ячейка
решила  помочь  вдове.  Но  это  будет,  когда  закон¬
чится  уборка  на  колхозных  полях.  Продержится  ли
до  этого  ее  полоска?  Не  посыплется  ли  переспевшая
рожь?
 Перед  уходом  Райка  спохватилась  и  виновато
рассмеялась:
 —  Чуть  было  не  забыла.  Тебе  письма  личные.
Целых  два...
 На  одном  конверте  адрес  написан  знакомым  по¬
черком.  Отчим.  Он  регулярно  присылал  мне  пись¬
ма.  Подробно  описывал  семейные  новости  и  об¬
щественные  события.  И  вот  очередное  послание.
Я  нетерпеливо  разорвал  конверт,  развернул  убори¬
сто  исписанный  листок.
 «Здравствуй,  дорогой  сын  наш  Хвиля!  Во  первых
77

строках  соопчаю,  что  мы  живы  и  здоровы.  А  во
вторых  строках  желаем  и  тебе  полного  здравия...»
 Далее  описывалось,  кто  и  как  себя  чувствует.
Начиналось,  как  всегда,  с  матери.  В  последние  дни
ее  донимают  головные  боли.  Не  помогают  ни  наго¬
ворное  средство  бабки  Гулянихи,  ни  капли  молодой
докторши.  А  начались  боли  эти,  когда  вступали
в  колхоз...
 «Мы  не  писали  тебе,  как  было.  А  теперь  напи¬
шем.  Дениска,  вишь  ты,  пристал  с  ножом  к  горлу.
Записывайтесь  в  колхоз  —  и  баста.  А  мать,  понятно,
на  дыбы.  Тогда  Дениска  собирает  манатки  и  про¬
щается.  Дескать,  жить  с  вами,  отсталыми,  не  же¬
лаю.  Позорит  меня  такая  ваша  жизня.  Ну,  мать  —
в  голос.  Она  ж  его  как  любит,  Дениску-то?  Души
в  нем  не  чает.  Дениска  остается  и  предлагает:  зав¬
тра  же  подать  заявление  в  колхоз.  Мать  хочь  и  со
слезами,  а  все  ж  сдается.  Отвел  я  на  опчую  конюш¬
ню  нашего  молодого  меринка,  сдал  сбрую,  телегу.
Тока  соху  не  взяли.  Не  требуется.  Ну,  я  и  порубал
ее.  Мамка  на  этих  поленьях  хлебы  испекла.  И  уж
давно  это  было,  а  она  все  плачет.  Стало  быть,  слезы
льет...  Оттого  и  голова  донимает...»
 Потом  скупо,  всего  несколько  строк  о  себе,  о  сво¬
ем  здоровье,  которое  все  больше  пошаливает.  И  все
же  можно  было  бы  жить  припеваючи,  если  бы  мать
не  урезала  расходы  на  потютюник.  Правда,  зажи¬
мала  она  теперь  больше  не  по  жадности,  а  его,  ста¬
рого  лихача,  жалеючи.  Все  чаще  и  чаще  просыпался
он  после  потютюника  с  ярко-синими  ошметками  под
глазами.  И  это  не  на  шутку  беспокоило  ее.  Но  сам
он  на  этот  счет  не  тревожился.  И  был  уверен,  что
с  потютюником  и  до  ста  лет  дожил  бы.
 «А  Дениска  начисто  пошел  по  твоей  стезе.  Дня¬
ми  в  ячейке  пропадает.  Книжки  одну  за  другой
проглатывает.  Как  цапля  лягушек.  И  хорошо,  на
здоровье.  Толк  из  парня  все  ж  получится.  Хочь  и
не  такой  уж  большой...»
 А  дальше  —  деревенские  новости.  Их,  как  все¬
гда,  множество.  Такой-то,  вечная  ему  память,  богу
душу  отдал.  На  поминках  был  чуть  ли  не  весь
хутор.  А  такие-то  сына  оженили.  И  опять  на  свадь¬
бе  гуляла  чуть  ли  не  вся  Карловка.  И  только  одна
78

новость,  рассказанная  в  самом  конце,  заинтересо¬
вала  меня.  Минька  Лапонин  из  дому  ушел.  Оставил
мать  и  брата  и  уехал  в  город.  И  не  просто  оставил,
а  и  отрекся.  Как  говорят,  порвал  с  родителями.
 «Даже  фамилию,  сказывают,  сменил.  Какую-то
мудреную  выбрал.  Слышал  я,  а  тока  не  запомнил.
И  будто  решил  он,  Миня,  честно  жить.  Уж  и  не
знаю,  верить  или  нет.  А  больше  хочется  сказать
ему,  как  тот  мужик  змее:  хочь  ты  теперь  и  в  новой
коже,  а  сердце  у  тебя  одно  и  то  же...»
 Я  отложил  письмо  отчима.  Миня  уехал  в  город.
Что  это?  Искренний  поступок?  Или  хитрый  маневр?
Вспомнилась  темная  ночь  за  Молодящим  мостом
на  болоте.  И  двое  с  закутанными  рожами.  Один
долговязый,  другой  приземистый.  Миня  и  Дёма?  Мо¬
жет,  в  самом  деле  они?  И  может,  им  я  обязан  те¬
перешней  болезнью?
 Адрес  на  другом  конверте  написан  незнакомым
почерком.  Я  распечатал  письмо  и  увидел  фотогра¬
фию.  На  меня  смотрело  озабоченное  и  встревожен¬
ное  лицо  Клавдии  Комаровой.  Она  словно  боялась,
что  я,  не  взглянув  на  нее,  разорву  карточку  и  вы¬
брошу...
 Клавдия  прочитала  в  газете  статью  Симонова
и  узнала  из  нее  обо  мне.  И  решила  написать.  Заод¬
но  послать  и  фотографию.  Может,  вспомню  «зем¬
лячку»?  Слово  «землячку»  было  взято  в  кавычки.
Да  оно  и  понятно.  Клавдия  в  Знаменке  была  при¬
шлой.  И  никем  из  нас  землячкой  не  считалась.
 Работала  Клавдия  все  там  же  в  городе.  В  той
же  проектной  конторе  чертежницей.  Работой  была
довольна.  И  на  жизнь  не  жаловалась.  А  жила  по-
прежнему  у  тетки.  А  вернее  сказать,  квартирова¬
ла.  И  ни  перед  кем  не  отчитывалась.  Была  сама
себе  хозяйкой.  И  шла  собственной  дорогой.  Есть
у  нее  подруги  и  друзья.  Но  она  думала  и  обо  мне.
И  часто  вспоминала  встречи  в  Знаменке.
 «Придется  бывать  в  городе,  заглядывай.  Буду
рада  встретиться...»
 Подписано  одним  именем.  Под  ним  адрес:  Ма¬
ховая,  23.  И  все.  Нет,  не  все.  Еще  —  запах.  Неж¬
ный,  волнующий.  Я  поднес  к  глазам  фотографию.
Красивое  лицо.  Черные  глаза  с  блестящими  зрач¬
79

ками.  Чуть  изогнутые  черные  брови.  Вьющиеся
и  опять  черные  волосы.  Немного  полные,  полуот¬
крытые  губы.  Округлый  подбородок.  Я  еще  раз
прочитал  письмо.  Все  просто  и  ясно.  И  ни  слова
о  родителях.  Будто  их  у  нее  и  не  было.  А  может,  их
у  нее  уже  не  было?  Я  перевернул  фотографию.
На  обратной  стороне  аккуратными  буквами  было
выведено:
 «Филе  Касаткину,  на  память  от  Клавы  К.».
 У  меня  загорелись  уши.  Вспомнилось,  как  в  Зна¬
менке  она  подарила  мне  томик  Есенина.  И  сказала
на  глазах  у  всех  ребят:
 —  На  память...
 Тогда  ребята  устроили  мне  настоящий  допрос.
А  что  сказали  бы  теперь  мои  новые  товарищи?
Может,  не  только  допросили,  а  и  осудили  бы  за
связь  с  чуждым  элементом?  А  разве  она  чуждая?
 Врач  появлялся  через  день.  Осматривал  и  вы¬
слушивал  меня.  Записывал  что-то  на  листке  бума¬
ги.  И  назначал  новые  лекарства.  И  каждый  раз
говорил:
 —  Ничего,  мол-чек.  Дела  идут  на  поправку.
Еще  немного,  и  порядок  будет  восстановлен...
 Я  добросовестно  проглатывал  порошки.  Выпивал
противную  микстуру.  И  чувствовал,  что  порядок  не
восстанавливался.  Но  я  все  же  не  отчаивался.  Где-
то  я  прочитал,  что  успех  лечения  зависит  от  боль¬
ного  больше,  чем  от  врача.  И  не  распускал  нервы.
 Однажды  Цинципер  заметил  на  столике  бумаги,
принесенные  из  райкома,  глянул  на  меня  расши¬
рившимися  глазами  и  сказал:
 —  Так  вы,  мол-чек,  продолжаете  работать?
Руководить  своей  молодой  гвардией?  Без  отрыва  от
больничной  койки?  Так  или  нет?  —  И  зафыркал,
точно  растревоженный  хорь.  —  Ну  знаете!  Это  уже
безумие.  При  мозговом  воспалении  —  и  работать.
Скажу  вам  прямо:  вы  можете  стать  идиотом.  —
И  сердито  стукнул  кулаком  по  протоколам.  —  Ни¬
каких  дел.  Слышите?  Никакого  руководства.  Я  за¬
прещаю  вам  думать.  Категорически!..
 Его  слова  долго  звучали  в  моем  воспаленном
 80

мозгу.  Смешной  доктор!  Да  как  же  это  можно,  что¬
бы  жить  и  не  думать?  Где  он  найдет  такого  ком¬
муниста,  который  неподвижно  лежал  бы  на  постели
и  бездумно  глазел  в  потолок?  И  я  продолжал  встре¬
чаться  с  ребятами.  Они  приходили  по  очереди.  Рас¬
сказывали  о  новостях.
 Один  раз  у  меня  на  квартире  состоялось  заседа¬
ние  бюро  райкома  комсомола.  Внеочередное.  Экст¬
ренное.  И  очень  важное.  А  случилось  вот  что.  Левка
Лейкин  и  Алешка  Зубков  отобрали  трех  комсомоль¬
цев  в  артели  инвалидов  и  предложили  Чемберецко-
му  заменить  ими  агентов  по  заготовке  сырья.  Тот
вскипел  и  закусил  удила.  И  понес  галопом.
 —  Я  не  позволю!..  Молокососы!..  Не  перестали
штаны  мочить,  а  уж  меня  учить!..
 Об  этом  узнали  многие  активисты.  Громче  заго¬
ворили  о  грубости  председателя  инвалидной  артели.
И  вот  в  районном  тире  рядом  с  мишенью  премьер-
министра  Англии  Чемберлена  появилась  мишень  с
карикатурой  на  Чемберецкого.  А  под  карикатурой
подпись:  «Наш  консерватор».  И  открыли  пальбу
по  собственному  Чемберлену.
 Узнав  об  этом,  Чемберецкий  ринулся  в  тир.
А  оттуда  помчался  в  райКК-РКИ.
 —  Издевательство!  Оскорбление!  Хулиганство!
 В  райКК-РКИ  пообещали  принять  меры.  И  в  са¬
мом  деле,  приняли.  Мишень  предложили  снять.
А  выдумщиков  предупредили.  Но  Чемберецкому
этого  оказалось  мало.  Он  поставил  вопрос  о  снятии
Лейкина  с  работы  заместителя  председателя  артели.
 И  вот  мы  сидели  у  меня  на  квартире.  И  напе¬
ребой  возмущались  нашим  доморощенным  Чембер¬
леном.  У  меня  кружилась  голова.  Пылал  огонь
где-то  под  черепом.  Тошнота  выворачивала  внут¬
ренности.  Но  я  не  подавал  виду.  Прислонившись
к  спинке  стула,  я  то  и  дело  призывал  ребят  к  спо¬
койствию  :
 —  Не  выходить  из  рамок.  Не  давать  повода...
 Наспорившись  вдоволь,  мы  приняли  решение  из
трех  пунктов.  Пункт  первый.  Категорически  возра¬
жать  против  освобождения  Лейкина  от  работы
в  правлении  артели  «Прогресс».  Пункт  второй.
Сообщить  райкому  партии  о  нетерпимом  отношении
 6  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 61

товарища  Чемберецкого  к  критике  и  о  барском  по¬
ведении.  Пункт  третий.  Решительно  настаивать  на
замене  комсомольцами  агентов  по  закупкам  сырья.
 С  решением  этим  тут  же  отправились  к  Бара-
башеву  Райка  Чернова,  Толя  Оскольцев,  Алешка
Зубков  и  Костя  Волков.  Они  должны  просить  рай¬
ком  партии  заслушать  отчет  Чемберецкого  и  заста¬
вить  его  уважать  комсомольцев.
 Левке  незачем  было  идти  в  райком  партии,
поскольку  речь  шла  о  нем,  и  он  задержался  у  ме¬
ня.  Когда  я  блаженно  вытянулся  на  кровати,  он
сказал:
 —  А  не  попробовать  ли  тебе  тридцатилистник?
Тот  самый,  какой  я  принимал.  Чудодейственное
средство.
 —  Откуда  ты  знаешь,  что  чудодейственное?
 —  На  себе  убедился,  —  сказал  Левка  со  сдер¬
жанным  возбуждением.  —  Меня-то  этот  тридцати¬
листник  выручил.
 —  Чем  же  он  тебя  выручил?
 —  Я  уже  стал  нормальный...  —  И,  видя  мое
удивление,  пояснил  не  без  гордости:  —  Варя  уже...
У  нас  будет  ребенок.
 Я  не  поверил  тому,  что  услышал.
 —  Что  ты  говоришь?  Так  быстро?
 —  В  том-то  и  вся  штука,  —  подтвердил  Лев¬
ка.  —  Настой  действует  не  только  верно,  а  и  бы¬
стро.  В  этом  его  главная  ценность...
 Левка  был  счастлив.  Еще  бы!  Сбывалась  его
мечта.  У  них  с  Варей  будет  ребенок.  Собственный.
Я  протянул  ему  руку  и  сказал:
 —  Поздравляю!
 Левка  порывисто  пожал  мою  ладонь.
 —  Спасибо,  Хвиля!  Если  бы  ты  только  знал...  —
И  закашлялся,  будто  поперхнувшись  счастьем.  —
А  все  этот  тридцатилистник...
 Догадка  неожиданная  и  страшная  мелькнула
у  меня  в  голове.
 —  Ты  думаешь,  это  он?
 —  Уверен.  А  что  ж  еще?  —  и  глянул  на  меня
своими  доверчивыми  глазами.  —  Может,  и  ты  по¬
пробуешь?  Конечно,  у  нас  с  тобой  не  одно  и  то  же.
Но  кто  знает?  Может,  и  на  тебя  подействует?
 82

—  Да,  да,  —  согласился  я,  не  отдавая  себе  от¬
чета.  —  Обязательно  попробую.  Уж  если  он  помог
тебе...
 Левка  довольно  закивал  головой.
 —  Очень  хорошо.  Завтра  я  принесу  тебе.  Бутьь
лочку.
 —  Нет,  нет!  —  поспешно  возразил  я.  —  Попро¬
си  Варю.  Пусть  она  принесет.
 Левка  удивленно  вытянул  шею.
 —  А  почему  она?
 —  Да  видишь  ли,  —  скрывая  волнение,  просто
сказал  я.  —  Мы  уже  давно  не  виделись.  За  время
болезни  она  ни  разу  не  навестила  меня.
 Левка  смущенно  покраснел,  словно  я  упрек¬
нул  его.
 —  Ты  не  обижайся  на  нее,  Хвиля,  —  попросил
он.  —  Она  каждый  раз  справляется  о  тебе.  Расспра¬
шивает,  как  ты  себя  чувствуешь.  А  не  навестила
потому,  что  стесняется.  У  тебя  и  без  нее  бывает
немало  народа.  Но  завтра  она  зайдет.  Принесет
тридцатилистник.  И  поделится  нашей  радостью.  —
И  снова  весь  просиял.  —  Теперь  у  нас  все  в  поряд¬
ке.  Переживаниям  пришел  конец.  А  впереди...  Даже
трудно  представить  себе...
 Прихрамывая,  он  ушел.  А  я,  оставшись  один,
вытянулся  на  кровати  и  опустил  тяжелые  веки.
Но  покоя  не  было.  Воображение  сразу  же  нарисова¬
ло  Варю.  С  открытым,  добрым  лицом.  И  чистыми
голубыми  глазами.
 Варя  вошла  как-то  незаметно.  Поздоровалась
тихо.  Улыбнулась  застенчиво.
 —  Тридцатилистник  принесла,  Хвиля.
 —  Спасибо,  Варенька.  Большое  спасибо!
 Она  развернула  обертку,  взболтнула  бутылку.
 —  По  столовой  ложке.  Три  раза  в  день.  За  пол¬
часа  до  еды.
 —  Спасибо,  Варенька,  —  повторил  я.  —  По¬
ставь  на  стол.  И  посиди  со  мной.  Мы  так  давно  не
виделись.
 Но  Варя  не  поставила  бутылку.  А  крепко  сжала
ее  в  руках.  И  неуверенно  присела  на  стул.
 —  Как  ты  себя  чувствуешь,  Хвиля?
 —  Хуже  бы,  да  некуда,  —  сказал  я.  —  А  глав-
6* 	83

ное...  Свалиться  в  такое  время.  Это  же  свинство...  —
И  заглянул  ей  в  глаза,  которые  почему-то  тумани¬
лись.  —  Надеюсь  на  этот  тридцатилистник.  Левка
говорит:  безотказное  средство.
 Варя  нахмурилась,  закусила  губу.  Так  сидела
несколько  секунд.  Потом  встала,  распечатала  бу¬
тылку  и  принялась  выливать  настой  за  окно.  Долго
слышалось  нежное  булькание.  Потом  Варя  закры¬
ла  бутылку  пробкой,  завернула  в  бумагу  и  опять
присела  на  стул.
 —  Тридцатилистник  тебе  не  поможет...
 —  А  как  же  он  помог  Левке?
 —  И  Левке  не  помог.  Я  обманула  его.  А  забе¬
ременела  от  Кости  Волкова.
 Огонь,  жегший  мне  мозг,  опалил  щеки  и  уши.
Я  приподнялся  на  локте,  впился  глазами  в  ее
лицо.
 —  Как  же  ты  могла,  Варя?
 Она  подалась  вперед,  словно  подставляя  себя
для  удара.
 —  Не  ругайся,  Хвиля.  Это  он  вынудил  меня,
Левка.  Как  приехал  из  города  от  врачей,  так  стал
невыносимым.  Все  клянет  себя,  издевается  над  со¬
бой.  Я  терпела,  терпела  и  пригрозила  ему  разводом.
А  он  и  уцепился  за  это.  «Давай  расходиться.  Я  не
хочу,  чтобы  ты  мучилась  со  мной.  Ты  любишь  де¬
тей,  а  со  мной  у  тебя  не  будет  ребенка».  И  все  про
Костю  Волкова.  «Ты  с  ним  гуляла  до  меня.  Любила
его.  И  ступай  к  нему.  Я  не  имею  права  удерживать
тебя».  —  Ис  трудом  перевела  дыхание.  —  Такое
говорит,  а  сам  места  себе  не  находит.  Больше  меня
мучается.  А  один  раз  случайно  подсмотрела.  Схва¬
тился  за  голову  и  плачет  навзрыд.  У  меня  сердце
зашлось.  Что  делать?  А  тут  как  раз  сестра  приехала
из  Приваловки.  И  привезла  этот  тридцатилистник.
Для  какой-то  знакомой.  Ну  я  и  решилась.  И  сде¬
лала  так  ради  него  же,  Левки.  Ради  нашей  жизни
с  ним.
 Голос  ее  дрожал,  срывался.  В  глазах  стояли  сле¬
зы.  Стало  жаль  ее.  И  я  сказал:
 —  Я  понимаю  тебя,  Варя...  Но  Костя...  Как  он
мог?  Друзья,  товарищи.  И  такая  подлость.
 84

Варя  глубоко  вздохнула,  словно  собираясь  с  си¬
лами.
 —  Костя  ни  при  чем.  Это  все  я.  Я  так  под¬
строила...  —  И  виновато  потупилась.  —  А  тебе
призналась...  Левка  наболтал  тут...  И  попросил  при¬
нести  тридцатилистник.  А  я  подумала.  И  испуга¬
лась.  А  ну  как  он  не  поможет  тебе,  а  повредит?
Вот  и  призналась.
 Она  замолчала.  Молчал  и  я.  Подозрения  мои
оправдались.  Но  как  же  Левка  не  догадался?  Как
мог  он  поверить  в  знахарский  настой?  Или  и  в  са¬
мом  деле  в  любви  человек  теряет  голову?
 —  Я  думала,  все  будет  хорошо,  —  снова  заго¬
ворила  Варя.  —  И  мы  будем  жить  дружно.  А  ока¬
залось  все  так  ужасно.  И  муки  только  начинают¬
ся.  —  Губы  ее  судорожно  передернулись.  —  У,  как
ненавижу  я  их  обоих,  Левку  и  Костю.  Этот  без
конца  радуется.  И  каждую  минуту  напоминает.
А  тот  проходу  не  дает.  Все  пристает  со  своей  лю¬
бовью.  И  я  не  знаю,  куда  деться...
 Я  верил  ей.  Да  и  нельзя  было  не  поверить.  Она
страдала.  И  страдания  ее,  может,  только  начи¬
нались.
 —  Ты  успокойся,  Варя,  —  сказал  я.  —  И  вы¬
брось  из  головы,  что  было.  Думай  о  том,  что  будет.
Это  важнее  всего  для  тебя.
 Она  благодарно  улыбнулась.
 —  Спасибо,  Хвиля.
 —  А  на  Левку  не  обижайся,  —  продолжал  я.  —
Он  без  ума  от  тебя.  А  теперь  и  совсем  потерял  ра¬
зум.  Не  обижайся  на  него.  А  Костю  гони  от  себя.
Гони  без  всякого.  А  если  не  отстанет,  пригрози,  что
мне  пожалуешься.  Враз  образумлю.
 —  Спасибо,  Хвиля,  —  повторила  Варя.  —  А  ты
меня  осуждаешь?
 Я  подумал  и  сказал:
 —  У  тебя  были  честные  помыслы...
 —  Я  рада,  что  ты  так  думаешь,  —  вспыхнула
Варя.  —  И  прошу...  Не  говори  никому,  что  знаешь.
Пусть  это  будет  между  нами...  —  Она  встала,  по¬
вертела  в  руках  бутылку...  —  Левке  скажи:  пусть
думает,  что  принимаешь  настой.  Это  уж  небольшой
обман.  —  И  доверчиво  глянула  на  меня  голубыми
85

и  опять  ставшими  чистыми  глазами.  —  Я  пойду,
Хвиля.  А  то  утомила  тебя.  Выздоравливай  поскорее.
 И,  осторожно  ступая,  вышла.  А  я  продолжал
лежать  и  думать.  О  ней,  о  Левке,  Косте.  Кто  из  них
виноват?  Да  и  виноват  ли?
 *  *  *
 Выздоровел  я  так  же  внезапно,  как  и  заболел.
И  тоже  ночью.  Проснулся  отчего-то.  Открыл  глаза.
И  прислушался.  И  почувствовал,  что  болезнь  отсту¬
пила.  Повернул  голову  в  одну  сторону,  в  другую.
Привстал  на  постели.  Пальцами  потрогал  затылок.
Нет,  ничего.  Боли  не  было.  И  тошнота  прошла.  Оста¬
валась  только  пустота.  Будто  из  меня  все  вы¬
нули.
 Стараясь  не  шуметь,  я  встал.  Надел  башмаки,
подаренные  хозяйкой.  Постоял  с  минуту,  ни  за  что
не  держась.  Сделал  шаг  вперед.  И  опять  без  под¬
держки.  И  силы  вроде  бы  вернулись.
 Осторожно  передвигая  просторные  башмаки,
я  вышел  в  большую  комнату.  В  углу  на  кровати
заворочалась  Манефа  Ермиловна.  Спросила  сонно  и
хрипло:
 —  Ты,  что  ли,  сынок?
 —  Спите,  тетя  Мафа,  —  прошептал  я.  —  Мне
нужно  выйти.
 И  нарочно,  как  прежде,  держась  за  стену,  вы¬
шел.  В  передней  отыскал  дверь,  отбросил  крючок.
И  очутился  во  дворе.  Всей  грудью  вдохнул  свежий
воздух.  Прошелся  от  крыльца  к  забору.  Нет,  не  все
прошло.  Голова  все-таки  немного  болела  и  кру¬
жилась.
 Я  ходил  от  крыльца  до  забора  и  думал,  с  чего
завтра  начну.  И  так  увлекся  мыслями  о  предстоя¬
щей  работе,  что  не  заметил,  как  вышла  Манефа
Ермиловна.
 —  Ты  что  тут  делаешь?  —  спросила  она,  стоя
в  одной  рубашке  в  дверях.  —  Почему  не  идешь
в  дом?
 Я  извинился  и  сказал,  что  решил  подышать  све¬
жим  воздухом.  Манефа  Ермиловна  помолчала,  звон¬
ко  зевнула  и  сказала:
 86

—  А  я  дремлю  и  думаю:  что  это  он  не  идет?
Уж  не  свалился  ли  где?  И  вот  выбежала.  А  ты  раз¬
гуливаешь  тут  как  здоровый.
 —  Мне  и  правда  лучше,  тетя  Мафа,  —  похва¬
лился  я.  —  Даже  могу  ходить  без  поддержки.
 —  Да  уж  пора,  —  снова  заметила  Манефа  Ерми¬
ловна.  —  А  то  залежался.
 Она  отошла  к  дальнему  забору,  присела  на
корточки  и  пожурчала  в  тишине.  Вернувшись
к  крыльцу,  строго  приказала:
 —  Пошли  домой.  Завтра  нагуляешься.  А  сейчас
надо  спать.
 Войдя  следом  за  ней  в  дом,  я  улегся  на  мягкой
постели.  И  заставил  себя  уснуть.  А  проснувшись,
снова  повернул  голову  влево,  вправо.  Потом  присел
на  кровати.  Все  хорошо.  Даже  пустоты  нет.  Будто
внутренности  водворили  на  место.
 ❖  ❖  ❖
 Войдя  в  комнату  райкома,  я  остановился  как
вкопанный.  У  стола  сидела  Маша  Чумакова.  Да,
Знаменская  Маша,  с  которой  я  не  виделся  почти
полтора  года.  Она  мирно  беседовала  с  Толей
Оскольцевым.  А  когда  увидела  меня  —  вскочила.
И  тоже  обомлела.  А  потом  мы  бросились  друг
к  другу,  обнялись.  Отстранились,  снова  обнялись.
И  так  несколько  раз,  пока  не  успокоились.
 —  Как  это  тебя  угораздило  к  нам,  Маша?
 —  Ты  же  писал  насчет  книжек,  Федя.  Вот  мы
и  собрали.  И  я  привезла.  Только  что  приехала.
И  узнала,  что  ты  болен.  Собралась  к  тебе.  А  ты  вот
сам  явился...
 Толя  тоже  поздоровался  со  мной.  Справился
о  самочувствии.  И  зачем-то  похлопал  меня  по  спи¬
не.  Потом  странно  шаркнул  перед  Машей,  будто  со¬
бираясь  присесть,  и  смущенно  сказал:
 —  Прошу  прощения.  Должен  удалиться.  Дела...
 Маша  подала  ему  руку.  Он  крепко  потряс  ее,
опять  шаркнул  и  вышел,  на  ходу  поправляя  очки.
Когда  за  ним  закрылась  дверь,  Маша  пытливо  гля¬
нула  на  меня  и  с  тревогой  спросила:
 —  А  что  с  тобой,  Федя?
 Как  и  в  Знаменке,  она  звала  меня  Федей.  Толь¬
87

ко  там  она  называла  меня  так,  когда  мы  были
вдвоем.  Таково  было  ее  условие,  когда  я  попросил
ее  об  этом.  Тут  же  она  назвала  меня  Федей  в  при¬
сутствии  Оскольцева  и  не  смутилась.  Видно,  так
свыклась  с  этим  именем,  замененным  на  Филиппа
алчным  попом  за  целковый  крестного,  что  другого
не  мыслила  себе.
 Я  справился,  сколько  книг  привезла  она,  и  чуть
не  подпрыгнул  от  радости,  услышав  цифру.
 —  Семьсот  штук!  Это  же  целое  богатство!
 Но  Маша  по-прежнему  смотрела  на  меня  беспо¬
койными  глазами.
 —  Все-таки  что  с  тобой  было,  Федя?
 —  Да  пустяки,  —  снова  отмахнулся  я.  —  При¬
цепилось  что-то.  И  уже  отцепилось.  Не  волнуйся.
А  сколько  «Овода»  привезла?
 —  «Овода»?  —  удивленно  переспросила  Ма¬
ша.  —  Этого  я  не  знаю.  Можно  посмотреть.  —  Она
взяла  со  стола  списки,  в  которых  по  алфавиту  были
записаны  книги,  и  глазами  пробежала  их.  —  «Ово¬
да»  совсем  нет.
 —  Как  же  так?  —  разочарованно  спросил  я.  —
Книга  эта  нужна  нам  как  воздух.  Она  же  помогает
вовлекать  в  колхозы.
 —  Да  что  ты?  —  удивилась  Маша.  —  А  мы  и
не  знали.  Взял  бы  и  написал.  Мы  бы  тогда  спе¬
циально  поискали.
 —  Ладно,  —  согласился  я.  —  Пока  обойдемся.
Но  «Овод»  за  тобой.  На  каждую  ячейку  по  книж¬
ке.  Идет?
 Маша  закивала  головой.
 —  Идет,  Федя.  На  каждую  ячейку...  —  И  снова
озабоченно:  —  А  все  ж  таки  ты  болен.  Худой,
бледный.  Может,  тебе  еще  бы  полежать?
 Я  испуганно  замахал  руками.
 —  Что  ты,  Маша,  что  ты!  И  так  надоело  ва¬
ляться.  А  худой  и  бледный...  Это  оттого,  что  много
лежал...
 Маша  позавтракала  в  поезде,  а  до  обеда  еще
было  далеко.  И  я  предложил  сходить  в  райком
партии.  Надо  было  познакомить  Машу  с  Бараба-
шевым.  А  заодно  и  самому  показаться.
 88

Барабашев  был  у  себя.  Он  обрадовался,  что
я  встал.  Хотя  вид  мой  не  понравился  и  ему.
 —  Поправлюсь,  Василь  Иваныч,  —  пообещал
я.  —  В  самое  короткое  время.  Вот  увидите.  —
И  представил  ему  Машу:  —  Та  самая,  о  которой
рассказывал  вам.
 Маша  зарделась  под  пытливым  взглядом  Ба-
рабашева.
 —  Надеюсь,  ты  не  говорил  обо  мне  ничего
плохого?
 —  Что  ты,  Машенька!  —  воскликнул  я,  поза¬
быв,  где  мы.  —  Как  мог  я  говорить  о  тебе  плохое?
Да  ты  самая  хорошая  на  свете!
 Барабашев  добродушно  рассмеялся.  А  Маша  и
совсем  смутилась.
 —  Хватит  тебе,  Федя.  А  то  я  подумаю:  ты  при¬
вел  меня  сюда,  чтобы  сконфузить.
 Барабашев  прямо-таки  просиял,  когда  узнал,
что  Маша  привезла  книги.  Тут  же  позвал  помощ¬
ника  и  предложил  организовать  перевозку  их  с  вок¬
зала  в  райцентр  на  райисполкомовских  лошадях.
 —  Пока  сложите  в  райбиблиотеке.  А  там  ре¬
шим,  как  быть.  —  И  уж  совсем  расцвел,  когда  уз¬
нал,  что  заводские  организации  решили  взять  шеф¬
ство  над  каким-нибудь  сельсоветом  нашего  райо¬
на.  —  Это  будет  здорово!  Только  надо  подобрать
подходящий  сельсовет.
 Я  предложил  Глуховский.  И  стал  доказывать,
что  он  со  всех  сторон  заслуживает  шефства.
 —  Глуховский  не  лучший  в  районе,  —  сказал
Барабашев,  обращаясь  к  Маше.  —  Даже  не  сред¬
ний.  Но  я  не  возражаю.  Это  его  «куст».  Вот  он  и
печется...
 Назад  мы  возвращались  медленно.  Маша  за¬
сматривалась  на  домики,  окруженные  садами.  Вос¬
хищалась  яркими  цветами  в  палисадниках.  А  я  ук¬
радкой  поглядывал  на  нее.  Это  была  все  та  же
Маша.  И  в  то  же  время  какая-то  другая.  Чем-то  на
прежнюю  не  похожая.  Во  взгляде  серых  глаз  —  все
то  же  озорное  любопытство.  А  в  движениях  и  по¬
ходке  —  неторопливая  степенность.  В  голосе  —  зна¬
комая,  задушевная  мягкость.  А  в  словах  —  непри¬
89

вычная  строгость  и  ясность.  И  одета  она  была  по-
другому:  серая  юбка  с  застегнутыми  на  пуговицы
накладными  карманами,  белая  кофточка  с  коротки¬
ми  рукавами  и  отложным  воротничком,  аккуратные
коричневые  туфли  на  каблуке.
 —  А  у  вас  тут  хорошо,  —  сказала  Маша.  —
Домики  красивые.  Зелени  много...
 Из  переулка  выкатилась  подвода,  запряженная
битюгом.  Над  подводой  трепыхалось  растянутое
шестами  красное  полотнище  с  крупными  буквами
«Красный  пахарь».  На  подводе  гордо  восседал  Па¬
вел  Коробов.  Я  сжал  руку  Маши.
 —  Мои  глуховцы!
 Мы  сошли  с  дороги  и  остановились.  А  из  пере¬
улка  выкатывались  новые  и  новые  подводы,  гру¬
женные  мешками.  И  вот  они  уже  длинной  верени¬
цей  грохотали  колесами  по  укатанной  дороге.
 —  Хлеб  везут  на  элеватор.  Красный  обоз...
 И  Павел  узнал  меня.  Остановил  лошадь.  Соско¬
чил  на  землю.  И,  чеканя  шаг,  подошел  ко  мне.
 —  Товарищ  секретарь  райкома!  —  отрапортовал
он...  —  Комсомольский  обоз  с  хлебом  нового  уро¬
жая!..
 Я  прервал  его,  стиснул  за  плечи.
 —  Спасибо,  товарищ  Коробов!  Очень  рад  за
вас!..  —  И  представил  ему  Машу.  —  Рабочие  шефы
над  Глуховкой.  Прошу  любить  и  жаловать!
 Павел  засиял  как  солнце.
 —  Приветствуем!  От  всего  сердца!..
 Пообещав  захватить  нас,  он  вскочил  на  подводу
и  гикнул  на  битюга.  Тот,  поднатужившись,  стронул
тяжелый  воз  и  зацокотал  подковами.  Двинулись  и
другие  подводы,  груженные  хлебом.  Ездоки,  знако¬
мые  и  незнакомые,  здоровались  с  нами.  В  ответ  мы
поднимали  руки,  благодарно  улыбались.
 В  райкоме  Маша  снова  обняла  меня,  доверчиво
припала  головой  к  груди.
 —  Ой,  Федя,  как  я  рада,  что  мы  встретились!
 Вдруг,  вспомнив  что-то,  она  бросилась  к  чемо¬
дану.  И,  присев  на  корточки,  принялась  открывать
его.
 —  Подарок  тебе  привезла.  Надеюсь,  понра¬
вится...
 90

Я  присел  за  стол.  И  увидел  на  вешалке  коричне¬
вый  плащ  с  хлястиком.
 «Настоящая  горожанка,  —  с  необъяснимой  гру¬
стью  подумал  я.  —  И  разговаривает  и  одевается
по-городскому...»
 Маша  достала  голубую  рубашку,  развернула  ее.
 —  Вот,  —  сказала  она,  —  рубашечка.  —
И  приложила  ее  к  моей  груди.  —  Под  цвет  глаз.
 —  У  меня  же  глаза  серые,  а  не  голубые.
 Маша  повернула  меня  лицом  к  окну,  заглянула
в  глаза.
 —  Светлые  с  голубизной...
 Рубашка  понравилась  мне.  Маша  достала  кулек
с  конфетами.
 —  Угощайся,  —  предложила  она,  присаживаясь
к  столу.  —  И  я  с  тобой.
 Конфеты  оказались  вкусными.  Таких  я  сроду
не  ел.  И  рубашку  такую  сроду  не  носил.
 —  А  ты,  видать,  хорошо  зарабатываешь?
 Маша  съела  конфету,  кончиком  носового  платка
вытерла  губы.
 —  Да,  неплохо.  Норму  перевыполняю.  На  почет¬
ной  доске...  —  И  смущенно  зарделась.  —  Прости.
Расхвасталась.
 —  Домой  что-нибудь  посылаешь?
 —  А  как  же!  Каждый  месяц.  То  деньгами,  то
посылкой...  —  И  пристально  посмотрела  на  меня.  —
А  следов  на  лице  от  побоев  не  осталось...
 —  На  лице  не  осталось,  —  сказал  я.  —  А  голова
вся  в  рубцах.
 Маша  встала,  подошла  ко  мне  и  стала  осторож¬
но  ощупывать  мою  голову.  На  рубцах  останавлива¬
лась,  пальцами  проводила  по  ним,  словно  измеряя
их.  А  когда  обследовала  всю  голову,  опустилась
на  свое  место  и  сказала:
 —  Какие  гады...  —  И  наморщила  лоб.  —  На
днях  я  встретила  его,  этого  Миню.  Иду  по  улице
и  вижу.  И  он  меня  заметил.  И  ко  мне  как  ни  в  чем
не  бывало.  Подходит  и  сует  руку.  А  мне  так  хоте¬
лось  плюнуть  ему  в  рожу.  Еле  сдержалась.  И  со
всех  ног  от  него...  —  И,  с  минуту  помолчав,  добави¬
ла  :  —  Мне  писали  из  дому.  Он  сейчас  живет  и  ра¬
ботает  в  городе.  Будто  бы  с  родителями  порвал.
91

И  рабочим  заделался.  А  только  я  не  верю  ему.
Этот  никогда  нашим  не  будет.
 Теперь  лицо  ее  было  сумрачным.  На  лбу  зале¬
гала  тонкая  морщинка.  Я  решил  переменить  раз¬
говор.
 —  А  как  ты  живешь,  Маша?  Как  твои  дела?
 Она  тепло  улыбнулась,  словно  обрадовавшись
такой  перемене.
 —  Недавно  в  кандидаты  партии  приняли...
 *  *  «
 Ударная  группа  косарей  явилась  на  поле  Степа¬
ниды  утром.  Рожь  на  полосе  вдовы  уже  совсем  по¬
спела.  и  готова  была  желтым  дождем  брызнуть  из
колосьев.
 Мы  с  Машей  тоже  попросились  в  группу.  Павел
охотно  принял  нас.  И  передал  мне  крюк  своего
отца.  Иван  Яковлевич  уже  освободился  от  косьбы
в  колхозе.  И  готовил  свою  бригаду  к  молотьбе.
 Косарей  со  мной  набралось  пятеро.  Столько  же
было  и  вязальщиц,  включая  Машу  и  хозяйку.  Та¬
кая  же  группа  во  главе  с  Игнатом  Рогулиным  в  это
утро  отправилась  помогать  другой  многодетной
вдове.
 Я  переобулся  в  чувяки  опять-таки  старшего  Ко¬
робова  и  заявил,  что  пойду  первым.  Это  понрави¬
лось  ребятам.  Только  Никита  Горбатов  не  сумел  по¬
гасить  усмешку.
 —  Давай,  товарищ  Касаткин.  А  я  за  тобой.
Только,  чур,  без  обиды.
 —  Идет  без  обиды.  —  Я  сбросил  рубашку.  —
Надеюсь,  девчата  не  будут  возражать?
 —  Можете  хоть  штаны  снимать,  —  отозвалась
Зоя  Хромова.  —  Нам-то  что?  Мы  сами  возьмем  и
тоже  разоблачимся.
 В  ответ  девчата  смущенно  рассмеялись.  А  ребя¬
та  принялись  по  моему  примеру  стаскивать  с  себя
рубахи.  Поднимавшееся  над  землей  солнце  уже  па¬
лило.  И  день  обещал  быть  жарким.
 —  Я  за  тобой  пойду,  —  сказала  мне  Маша.
 Я  стал  на  ряд.  Начал  умеренно.  Стоило  прове¬
рить  свои  силы.  Только  три  дня  прошло  после
92

болезни.  А  Никита  и  совсем  не  торопился.  Достал
молоточек  и  принялся  регулировать  косу  на  крюке,
будто  забыл  сделать  это  дома,  —  отпускал  меня  по¬
дальше,  чтобы  не  упрекнули  в  торопливости.
 «Хитришь,  рыжак,  —  подумал  я,  работая  ко¬
сой.  —  А  хитрость-то  не  очень  хитрая...»
 Коробовская  коса  оказалась  хорошо  отбитой
и  наточенной,  была  послушной  в  моих  руках.  Рабо¬
тал  я  легко  и  споро.  Дело-то  знакомое  с  детства.
Двенадцатилетним  мальчуганом  подружился  я  с
крюком.  Даже  прошлым  летом,  когда  работал
в  райкоме,  нет-нет  да  и  брал  его  в  руки.  К  тому  же
выучку  прошел  под  руководством  отчима.  А  он  был
первым  косарем  в  Знаменке.
 Но  вот  и  Никита  заработал  крюком.  Тоже  лег¬
ко,  но  слишком  размашисто.  Уверенно  и  в  то  же
время  нерасчетливо.
 «Ну  нет,  рыжий,  —  довольно  думал  я.  —  Так
ты  не  одолеешь  меня.  Многовато  сил  впустую  тра¬
тишь...»
 По  дороге  в  поле  я  рассказал  ребятам  о  поряд¬
ке,  исстари  заведенном  в  нашей  Знаменке.  Косари
идут  друг  за  другом.  И  если  один  другого  догоняет,
тот  уступает  ему  место.  Для  этого  достаточно  од¬
ной  срезки,  заброшенной  на  полоску  соседа.  Быва¬
ло  так,  что  первый  оказывался  последним.  Ребята
согласились  с  таким  порядком.
 Я  косил  и  оглядывался  назад.  Никита  двигался
за  мной  на  прежнем  расстоянии.  Либо  не  торопился
огорчить  меня.  Либо  берег  силы,  чтобы  самому  не
огорчиться?  Ведь  за  ним  по  пятам  двигался  Павел
Коробов.  Тот  работал  так  же  легко  и  уверенно.
И  наверное,  думал  о  том  же,  что  и  Никита.  О  побе¬
де.  А  следом  за  Павлом  шел  Кузьма  Переверткин.
Весельчак  и  балагур,  он  выглядел  теперь  строгим
и  собранным.  И  на  уме  у  него,  конечно,  было  то
же  самое.  Группу  замыкал  Антон  Бобырь,  галдо-
бинский  батрак.  Тот  самый,  на  которого  Алешка
Зубков  согласился  заключить  дополнительный  до¬
говор.  Антон  активно  участвовал  в  работе  ячейки.
И  не  отказался  поработать  в  ударной  группе.  Из-
за  этого  даже  поругался  с  хозяином,  который  не  хо¬
тел  отпускать  его.
 93

Коса  послушно  ходила  полукругом.  Подрезая
рожь,  она  со  свистом  проносилась  над  землей.  Паль¬
цы  крюка  укладывали  скошенную  рожь  в  ряд.  А  по
ряду  шла  Маша.  Она  ловко  вязала  снопы,  начисто
подгребая  граблями  оставшиеся  на  стерне  колосья.
Она  была  в  легком  ситцевом  платьице,  спортивных
тапочках  на  босу  ногу.  И  ничем  не  отличалась  от
других  вязальщиц.  Я  видел  ее  крепкие  руки,  заго¬
релые  ноги  и  испытывал  волнение.
 А  Никита  работал  уже  изо  всех  сил.  Он  старал¬
ся  догнать  меня.  Но  никак  не  мог  сократить  рас¬
стояние,  разделявшее  нас.  Он  уже  понял,  что  имел
дело  с  тем,  кто  не  хуже  его  знал,  как  достается’
хлеб.  И  трудился  уже  без  усмешки  на  губах.
 Солнце  поднималось  вверх  по  чистому  небу.
Оно  нагревало  тело,  выжимало  пот.  Неподвижный
воздух  густел,  наливался  зноем.  Вот  если  бы  подул
ветерок.  Хотя  нет.  Не  надо  ветерка.  Рожь  стоит
прямо,  не  колышется.  Ее  можно  косить  вкруговую.
Об  этом  мы  не  говорили.  Но  я  самочинно  решил  это.
И,  обкосив  угол,  двинулся  поперек  загона.  И  увидел
всех  косарей.  Они  наседали  друг  на  друга.  Точно
встревоженные  шмели,  жужжали  косы.
 Дойдя  до  угла,  Никита  поставил  крюк  на  руч¬
ку.  И  песчаной  лопаточкой  принялся  направлять
жало  косы.  Я  тоже  поставил  крюк  и  стал  направ¬
лять  косу.  Почему  бы  не  поточить  ее?  А  заодно
и  передохнуть.  Я  обернулся  и  взглядом  встретился
со  своим  преследователем.  Тот  озорно  ухмыльнул¬
ся.  И  по  ухмылке  я  решил:  парень  не  сдался.
 «Догоняй,  Никитушка,  догоняй!  —  мысленно
подзадоривал  я  Горбатова.  —  Догонишь,  обижаться
не  стану.  Даже  спасибо  скажу.  А  только  вряд  ли
тебе  это  удастся...»
 Мы  двинулись  друг  за  другом.  Останавливались
лишь  за  тем,  чтобы  направить  косы.  Даже  попить
воды  не  решались.  Не  хотелось  выбиваться  из  тру¬
дового  ритма.  Да  и  не  было  желания  уступать  свое
место  другому.
 ❖  *  «
 Все  же  мы  выбились  из  сил.  И  когда  Степанида
объявила  обед,  тут  же  присели  на  стерню.  Присели
 94

и  девчата,  поджав  под  себя  ноги.  Они  притворно
ругали  нас  за  то,  что  безбожно  гоним.  Но  в  словах
чувствовалось  больше  похвалы,  чем  упрека.
 Все  же  засиживались  недолго.  Через  несколько
минут  гурьбой  двинулись  туда,  где  хлопотала  хо¬
зяйка.  Ребята  даже  затеяли  возню,  будто  энергия
у  них  снова  била  через  край.
 Никита  шел  рядом  со  мной.  Мы  молчали.  Ему,
как  видно,  хотелось,  чтобы  я  первым  поделился
чувствами.  Мне  же,  наоборот,  приятно  было  бы,
если  бы  он  раньше  сказал  об  этом.  И  он  не  выдер¬
жал.  Скосив  на  меня  желтый  глаз,  заметил:
 —  Хорошо  работаешь,  Касаткин.  Но  после  обе¬
да  я  достану  тебя.  Убей  гром,  достану!
 Мне  удалось  подавить  улыбку,  и  я  серьезно  от¬
ветил  :
 —  Ты  тоже  неплохо  работаешь,  Горбатов.  Даже
очень  неплохо.  Но  боюсь,  достать  меня  все  же  не
удастся...
 Обед  показался  роскошным.  Жареная  курятина,
вареные  яйца,  молодая  картошка  в  мундире,  све¬
жие  огурцы.  Мы  старательно  уминали  харчи,  чав¬
кая  от  удовольствия.  А  Степанида  все  уговаривала:
 —  Ешьте,  миленькие!  Ешьте,  родненькие!  И  дай
бог  вам  силушки!..
 После  обеда  Маша  отвела  меня  в  сторону  и  ска¬
зала:
 —  Поспать  надо,  Федя.  А  то  не  выдержишь.
Ты,  видать,  устал?..
 Сама  же  она  выглядела  молодцом.  Как  будто
и  не  работала.  Я  не  сдержался  и  сказал  об  этом.
Маша  рассмеялась  и  ответила:
 —  Я  крепкая.  И  привычная.  На  заводе  тоже
нелегко...
 Поставив  несколько  снопов  в  ряд,  мы  улеглись
в  тени.  И  сразу  же  отчалили  в  мир  покоя  и  снови¬
дений.  И,  наверно,  долго  бы  пребывали  в  этом  чу¬
десном  мире,  если  бы  не  разбудила  Степанида.
Вдова  переходила  от  одного  к  другому,  приседала
на  корточки  и  ласково  трепала  ладонями  по  ще¬
кам,  приговаривая:
 —  Пора,  миленький!  Ужо  времечко,  род¬
ненький!..
 95

Я  встал  с  трудом.  Болели  все  кости.  Как  будто
меня  переехала  груженая  подвода.  Тяжело  подни¬
мались  и  другие  косари.  А  им-то  не  впервой  это.
Уже  много  дней  от  зари  до  зари  трудились  на  ниве.
 А  девчата  —  ничего.  Они  живо  повскакали.  Про¬
терли  глаза.  И,  как  птицы,  защебетали  на  разные
голоса.  Становилось  стыдно  перед  ними  за  ломоту
в  костях.  И  мы  заставляли  себя  храбриться.
 С  первой  же  минуты  Никита  заработал  крюком
с  бешеной  скоростью.  Очевидно,  решил  выиграть
сражение  в  самом  начале.  Пришлось  и  мне  удвоить
скорость.  И  я  тоже  бешено  замахал  крюком.
Но  расстояние  между  нами  все  же  сокращалось.
Медленно,  но  неумолимо.  И  в  душу  закрадывалось
беспокойство.  Неужели  придется  перейти  на  его
место?
 Я  работал  изо  всех  сил.  Кости  уже  не  болели.
Мускулы  не  ныли.  Я  уже  ничего  не  чувствовал,  не
ощущал.  Одним  желанием  было  наполнено  мое  су¬
щество:  уйти  от  Никиты,  не  поддаться  ему.
 Внезапно  Никита  поставил  крюк.  И  зазвенел
лопаточкой  по  лезвию  косы.
 «Опять  хитрость?  —  подумал  я.  —  Хочешь,  что¬
бы  и  я  остановился?  А  потом  рванешь  вперед.
И  пока  направлю  жало,  подберешься  ко  мне.  Ша¬
лишь,  товарищ  Горбатов.  Насквозь  вижу  тебя,  ры-
жак.  И  не  остановлюсь.  Коса  моя,  как  и  твоя,  еще
не  затупилась...»
 И  коса,  словно  подтверждая  это,  легко  и  бы¬
стро  выписывала  полукруг.  Она  со  свистом  срезала
рожь.  А  крюк  пальцами  подхватывал  ее,  уклады¬
вал  в  ряд.  И  я,  передвигая  одну  ногу  за  другой,
продолжал  идти  вперед.  И  Никита  вдруг  сдался.
Стал  работать  ровно  и  спокойно.
 Мы  косили  вкруговую.  С  каждым  кругом  де¬
лянка  сужалась  и  укорачивалась.  Павел  рассчитал
правильно,  поставив  на  полосу  четверых  косарей
и  столько  же  вязальщиц.  Напросившись,  мы  с  Ма¬
шей  ускорили  работу.  Теперь  рожь  будет  убрана  за¬
видно.  И  хватит  времени,  чтобы  сложить  снопы
в  копны.
 Неожиданно  в  стороне  показался  тарантас
с  двумя  седоками.  Я  угадал  райисполкомовскую
9$

лошадь  и  кучера  Мартынова.  Присмотревшись,  уз¬
нал  и  другого  седока.  Это  был  чрезвычайный  упол¬
номоченный  Семиверстов.  Заедет?  Или  промчится
мимо?
 Напротив  нашей  полосы  тарантас  свернул  с  до¬
роги.  И,  лавируя  между  снопами,  покатился  к  нам.
Но  на  полпути  остановился,  и  Семиверстов  выпрыг¬
нул  из  него.  Сделав  несколько  шагов,  он  позвал
меня.
 —  Ты  что  же,  считаешь,  что  это  и  есть  твоя
обязанность?  —  спросил  он,  когда  я  остановился
перед  ним  и  оперся  на  крюк.  —  Думаешь,  махать
косой  —и  значит  делать,  что  надо?  А  кто  за  тебя
будет  усиливать  коллективизацию?
 Тон  был  недобрым.  Слова  —  обидными.  Мне  за¬
хотелось  ответить  тем  же.  Но  я  сдержал  себя.
 —  Я  знаю  свои  обязанности.  Косой  махаю,
чтобы  помочь  ячейке.  И  чтобы  повлиять  на  коллек¬
тивизацию.
 Семиверстов  окинул  меня  пренебрежительным
взглядом.  И  повелительно  сказал:
 —  Отойдем  подальше...
 Мы  отошли  так,  что  нас  не  могли  слышать.  Се¬
миверстов  снова  недружелюбно  осмотрел  меня.
 —  Ты  знаешь,  что  твой  «куст»  по  коллективи¬
зации  на  последнем  месте?
 —  Нет,  не  знаю.
 —  Так  я  сообщаю  тебе.  И  требую  немедленно
принять  меры.
 —  Какие?
 —  Любые.  Вплоть  до  административных.
 —  Этого  я  делать  не  буду.
 —  Почему?
 —  Не  имею  права.  Коллективизация  —  добро¬
вольное  дело.
 Семиверстов  просверлил  меня  своими  острыми
глазами.
 —  А  ну  предъяви  партбилет.
 Я  сунул  руку  в  карман,  где  лежал  партийный
билет,  и  тут  же  выдернул  ее.
 —  А  на  что  он  вам?
 —  Хочу  проверить,  коммунист  ли  ты.  А  ну
предъяви!
 7  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	97

Я  решительно  покачал  головой.
 —  Нет,  партбилет  не  дам.  Незачем  он  вам.
 —  А  я  требую!  Сейчас  же  предъяви!
 —  Не  кричите,  товарищ  Чупок.  Не  испугаете.
Партбилет  предъявлю  в  райкоме  партии.  И  не  вам,
а  секретарю  райкома.
 Семиверстов  заметно  растерялся.
 —  Это  еще  что  такое  —  Чупок?  Ну-ка,  что  за
штука?
 Мысленно  я  выругал  себя  за  то,  что  проговорил¬
ся.  Уж  лучше  бы  он  узнал  об  этом  от  местных.  Че¬
го  доброго,  заподозрит,  будто  я  придумал.  А  я  и
сам  узнал  от  того  же  Павла  Коробова.  Вчера  он
рассказал,  как  это  было.
 —  Он  налетел  на  нас,  этот  Семиверстов.  Кри¬
чал,  стучал,  чертыхался.  Мы  разозлились.  И  дали
ему  кличку  —  Чупок.  Значит,  чрезвычайный  упол¬
номоченный  партийного  окружного  комитета.  Что¬
бы  не  тратить  на  него  много  слов...
 Я  хотел  рассказать.  Противно  было  врать  даже
в  мелочах.  Но  Семиверстов  опередил  меня.
 —  Постой,  постой!  —  проговорил  он  так,  как
будто  отгадывал  трудную  задачу.  —  Чупок...
Так...  —  И  беззвучно  пошевелил  губами.  —  Ну  да!
Выходит,  это  я  —  Чупок.  То-то  иду  сегодня  по
улице,  а  пацанва  глотки  дерет:  «Чупок!»  Мне
и  невдомек.  А  оно  вон  что!  Дискредитация  пар¬
тии.
 —  Так  вы  же  не  партия!
 —  Партия!  —  взвизгнул  Семиверстов.  —  Слы¬
шишь  ты,  Филипп?  —  И  схватил  меня  за  локоть.  —
А  ну  поехали!
 Я  высвободил  руку.
 —  Куда  поехали?
 —  В  райком  партии.  Отчитаешься,  чем  зани¬
маешься.  И  партбилет  покажешь.
 Я  отшагнул  назад.
 —  Никуда  не  поеду.  Пока  Барабашев  не  вы¬
зовет.
 Семиверстов  весь  побурел.  Глаза  его  сделались
стальными  и  острыми.
 —  Послушай,  ты...  Я  предупреждаю.  Самоволь¬
ства  не  потерплю.  Никакой  Барабашев  не  спасет.
 98

Я  вскинул  на  плечо  крюк  и  сказал,  сдерживая
гнев:
 —  Поезжайте,  куда  ехали,  товарищ  Чулок.
А  нам  не  мешайте  работать.  Мы  вам  не  какие-ни¬
будь  оловянные  солдатики.
 И,  повернувшись  от  него,  зашагал  прочь.  Внут¬
ри  у  меня  кипело.  И  дался  я  этому  чрезвычайному!
Почему  придирается  ко  мне?  Вспомнилось,  как  он
схватил  меня  за  руку.  Наверно,  он  потребует  от  Ба-
рабашева  вызвать  меня  в  райком.  И  поставит  во¬
прос  о  моем  поведении  на  бюро.
 «Ну  и  пусть  ставит,  —  думал  я,  шагая  по  стер¬
не.  —  Не  испугался.  Сумею  ответить.  Ничего  пло¬
хого  я  не  сделал».
 Пока  я  объяснялся  с  Семиверстовым,  Никита
догнал  меня.  И  перешел  на  мой  ряд.  И  теперь  шел
первым,  красиво  работая  крюком.  На  ряд  Никиты
стал  Павел  Коробов.  Он  также  без  устали  махал
косой.  По  ряду  Коробова  двигался  Кузьма  Пере-
верткин.  А  на  ряд  Кузьмы  готовился  перебраться
Антон  Бобырь.  Я  мог  потребовать,  чтобы  они  вер¬
нулись  на  свои  места.  Ведь  я  не  виноват,  что  меня
отвлекли.  Но  почему  же  они  сами  не  возвращают¬
ся?  Это  же  не  по-товарищески.  Может,  предлагают
потягаться  с  ними?  Дескать,  передохнул,  набрался
сил  и  догоняй.  Если  так,  то  пожалуйста.  Тем
более  что  у  меня  хватит  не  только  сил,  а  и
злости.
 Я  занял  ряд  Кузьмы.  Направил  косу  и  принял¬
ся  работать.  Догнать  Кузьму  не  составило  труда.
Едва  я  поравнялся  с  ним,  как  он  поднял  крюк.  И  ви¬
новато  улыбнулся.
 —  Сдаюсь!
 Я  кивнул  ему.  И  стал  на  его  ряд.  И  снова
со  злостью  заработал  косой.  На  этот  раз  работать
пришлось  дольше.  Спина,  просохшая  за  время  раз¬
говора  с  Семиверстовым,  снова  вспотела.  Но  я
догнал  и  Павла.  Он  так  же  смущенно  поднял
крюк.
 —  Уступаю!
 Оставался  один  Никита.  Но  с  рыжим  не  так-то
просто  справиться.  Он  ушел  далеко.  А  косить  оста¬
лось  немного.  Еще  три  захода  пятерки  —  и  вся
99

Стенькина  полоса.  Значит,  скорее  надо  догнать  и
Никиту.  Во  что  бы  то  ни  стало!
 Я  рассчитал  все  до  мелочей.  Пустил  крюк  на
полный  захват.  Не  тратил  время  на  подрезку.  Сре¬
занную  рожь  сбрасывал  с  крюка  сразу.  И,  не  до¬
жидаясь,  пока  она  ляжет  в  ряд,  снова  заносил
крюк.  Я  работал  как  машина.
 В  стороне  раздался  голос  Маши:
 —  Поднажми,  Федя!  Покажи,  как  знаменцы
умеют!
 Так  прокосили  два  круга.  Никита  не  уходил.
Я  не  отставал.  Перед  последним  кругом  Никита
ускорил  темп.  Быстро  прошел  поперек  суженной
полосы  и  повернул  на  обратный  прогон.  Он  пошел
навстречу  мне.  Скуластое  лицо  его  блестело.  Свер¬
кал  пот  и  на  широкой  мускулистой  груди.  На  руках,
тоже  смуглых  и  мокрых,  играли  мускулы.
 Вот  мы  поравнялись.  Не  взглянув  на  меня,  Ни¬
кита  загадочно  ухмыльнулся.  Не  сдержавшись,
я  сказал:
 —  Берегись,  Горбатов!
 Повороты  я  сделал  быстро.  Выйдя  на  обратный
прогон,  убедился,  что  рассчитал  точно.  Идущие  за
нами  косари  захватят  оставшуюся  рожь.  И  на  этом
конец  работы.
 Бронзовая  спина  Никиты  приближалась.  И  ко¬
нец  полосы  приближался.
 Дышать  становилось  трудно.  Болезнь  все-таки
подвела  меня.  Не  случись  ее,  я  уже  расправился
бы  с  Никитой.  Но  прочь  эти  мысли!
 Все  ближе  конец  полосы.  Визжат  и  стонут  ко¬
сы.  Валится  срезанная  рожь.  До  Никиты  рукой  по¬
дать.  Рукой  подать  и  до  конца.  Еще  и  еще!  Вот  он,
Никита.  Раз!  Два!  Три!
 Мы  идем  рядом.  Наши  косы  снуют  одна  в  одну.
Вместе,  разом  срезают  последнюю  рожь.  Мы  разом
поднимаем  крюки.  Никто  —  никого.
 Пошатываясь  как  пьяный,  Никита  делает  не¬
сколько  шагов.  Опускает  на  землю  крюк.  И  сам  ва¬
лится  на  стерню.  Я  тоже  делаю  несколько  шагов.
Опускаю  крюк.  И  валюсь  на  стерню.  Мы  смотрим
друг  на  друга.  И  вдруг  закатываемся  неудержи¬
мым,  радостным  смехом.
 100

*  X:  *
 Кузня  наполовину  сидела  в  земле.  Но  внутри
стояла  духота,  хоть  дверь  и  окно  были  распахнуты
настежь.
 В  клеенчатом  фартуке  поверх  серой  кофточки  и'
черной  юбки  Дарья  выглядела  величественно.  Она
ловко  выхватывала  клещами  из  горна  белую  ока¬
лину.  И  клала  ее  на  стальную  наковальню.
 Дарье  помогал  ее  сын  Сережка,  долговязый  и
курносый  подросток.  Он  изо  всех  сил  бил  молотом
по  раскаленному  железу,  снопами  высекая  искры.
На  загорелом  и  обветренном  лице  паренька  просту¬
пал  пот.  А  в  глазах,  глубоких  и  синих,  светилась
радость.
 Я  исходил,  изъездил  все  села  родного  района.
Побывал  во  всех  деревнях  и  этого,  Хавского.  Но  ни¬
где  не  встречал  кузнечихи.  Наверно,  одна  она,  Да¬
рья  Ромашова,  была  и  на  всю  область.
 Ковать  железо  не  бабье  дело.  Это  так.  Но  язык
не  поворачивался  сказать  об  этом.  Со  своим  делом
Дарья  справлялась  не  хуже  иного  кузнеца.
 Обработав  деталь,  Дарья  сунула  ее  в  ведро  с  во¬
дой  и  сказала:
 —  Пошли  на  воздух.  Передохнем  малость.
 Мы  уселись  на  скамье  под  одиноким  кленом.
 —  Как  вы  разбередили  наших  ребят-то,  —
с  улыбкой  сказала  Дарья,  глядя  поочередно  то  на
Машу,  то  на  меня.  —  Я  это  про  соревнование
на  косьбе.  Только  и  разговоров,  что  о  вашем  по¬
рядке.  И  состязаются  косари  только  по  такому
методу...
 После  Степаниды  Клюевой  мы  скосили  рожь
еще  на  двух  вдовьих  полосках.  Работали  той  же
группой  и  в  том  же  порядке.  Во  второй  день,  как
и  на  поле  Степаниды,  Никита  косил  за  мной.
И  к  концу  дня  обошел  меня.  А  часом  раньше  Антон
Бобырь  обставил  Кузьму  Переверткина.  Только  Па¬
вел  Коробов  остался  неприкосновенным.  Но  на  сле¬
дующий  день  Антон  победил  и  его.  А  я  в  трудной
борьбе  взял  верх  над  Никитой.  Но  все  мы,  победи¬
тели  и  побежденные,  были  довольны  общим  успе¬
хом,  а  также  хорошими  результатами  соревно¬
вания.  Теперь,  вспоминая  об  этом,  я  сказал  Дарье:
 101

—  Хорошие  ребята.  На  работу  горячие.  И  жад¬
ные  до  нового.
 Дарья  тепло  улыбнулась  и  сказала:
 —  А  вы  знаете,  Стенька  Клюева  нынче  вступи¬
ла  в  колхоз.  Пришла  в  сельсовет  и  говорит:  «Ком¬
сомольцы  помогли  хлеб  убрать  и  душу  начисто  рас¬
тревожили.  Два  дня,  —  говорит,  —  ходила,  как  не
своя,  все  думала.  И  вот  решилась.  Одной,  —  гово¬
рит,  —  мне  не  вырваться  из  нужды».  —  И  не  удер¬
жалась  от  смеха.  —  А  через  час  привела  и  тех
вдов,  каким  тоже  скосили  хлеб.  Привела  и  гово¬
рит:  «Принимайте  и  их,  горемычных.  В  одной  се¬
мье  будем  добиваться  счастья...»
 А  Павел  рассказал  о  разговоре  с  Антоном  Бо¬
бырем.  Вчера  вечером,  когда  возвращались  с  поля,
тот  сказал  ему:
 —  Ухожу  от  Галдобина.  Не  у  кулака,  а  в  кол¬
хозе  буду  работать.  И  в  комсомол  прошусь.  Хочу
в  ногу  с  вами  идти...
 Дарья  обняла  сидевшего  рядом  сына  и  сказала:
 —  Скоро  и  мой  Сережка  будет  комсомольцем.
А  потом,  когда  вырастет,  станет  коммунистом.
 Сережка  блеснул  ослепительными  зубами  и  до¬
бавил  :
 —  И  как  ты,  ма!
 Дарья  обернулась  к  Маше  и  сказала:
 —  Это  хорошо,  что  вы  берете  шефство  над  Глу-
ховкой.  Мы  очень  рады.  И  от  всего  сердца  благо¬
дарны.  Вот  только  условий  у  нас  мало.  А  в  первую
голову  нет  подходящего  помещения.  Негде  с  шефа¬
ми  встречаться.
 —  А  помещение,  что  стоит  на  выгоне  при  въез¬
де  в  село?  —  заметила  Маша.  —  Говорят,  какая-то
магазея.
 —  Бывшая  магазея,  —  подтвердила  Дарья.  —
Купчишка  один  раньше  там  хлеб  хранил.  Осенью
по  дешевке  скупит  в  окрестных  деревнях  и  закроет
в  магазее.  А  по  весне  вывезет  в  город  и  продаст
втридорога.  Кончился  нэп,  купчишка  сбежал,  и  ма¬
газея  стала  народной.
 —  Вот  и  давайте  приспособим  ее  под  клуб,  —
предложила  Маша.  —  Выйдет  такой,  что  лучше  и
не  надо.
 102

—  Там  склад  селькресткома,  —  пояснил  Па¬
вел.  —  Какой-то  хлеб  хранится.
 Дарья  махнула  рукой.
 —  Какой  там  хлеб!  Несчастные  крохи.  Инвали¬
дам  и  вдовам  подкормка.  В  обыкновенном  амбаре
уместится.  А  крестком  свое  время  изживает.  Как
вся  беднота  запишется  в  колхоз,  так  и  селькрестком
распустим.
 —  Вот  и  хорошо,  —  сказала  Маша.  —  Перевези¬
те  эту  магазею  в  село.  И  будет  у  вас  где  собираться.
Не  только  с  шефами,  а  и  самим.
 Я  удивился  сообразительности  Маши.  Первый
раз  в  Глуховке  —  и  подметила.  А  я,  сколько  ни  пя¬
лил  глаза  на  эту  магазею,  не  догадался.  Впрочем,
и  они,  Ромашова  и  Коробов,  тоже  не  догадались.
А  уж  им-то,  как  говорится,  и  карты  в  руки.
 —  Это  будет  здорово,  —  поддержал  я  Машу.  —
Можно  сказать,  готовый  клуб.  Окна  прорубить.
Да  сцену  построить.
 —  На  сцену  там  материалу  больше  чем  доста¬
точно,  —  заметил  Павел.  —  Внутри  магазея  поде¬
лена  на  закрома.  Из  перегородок  можно  сделать  не
только  сцену,  а  и  оконные  рамы.  Даже  на  двери
хватит.
 —  А  давайте  так,  —  предложила  Дарья  и  пере¬
шла  на  полушепот.  —  Закинь,  Машенька,  такую
удочку  Моргунову.  Нашему  председателю  сельсове¬
та.  Дескать,  чтобы  шефская  работа  пошла  успеш¬
нее.  Он  так  рад  рабочему  шефству,  что  ни  перед  чем
не  остановится.  —  И  кивнула  мне,  точно  приглашая
в  заговор:  —  А  ты  поддержи.  Как  секретарь  рай¬
кома  комсомола  и  уполномоченный.  А  я  потом  на
ячейке  дожму...
 *
 Возвращаясь  от  кузни,  мы  слушали  Павла  Ко¬
робова.  А  он  фантазировал  вовсю.  Разобрать  и  пе¬
реправить  на  другое  место  магазею  ничего  не  стоит.
Никаких  средств  на  это  не  потребуется.  Молодежь
сделает  все  добровольно  и  бесплатно.  Ради  клуба
никто  сил  не  пожалеет.  Только  бы  сельсовет  раз¬
решил.
 Моргунов  сидел  за  столом  и  сердито  пере  листы-
103

вал  тетрадь.  В  нее  он  записывал  вступающих  в  кол¬
хоз.  Перед  столом  стояли  Старцевы.  Ефим  Харитоно¬
вич  сутулился  как  старик,  хотя  ему  было  немногим
за  сорок.  Наталья  Матвеевна  же,  наоборот,  держа¬
лась  прямо  и  гордо.  А  она  выглядела  куда  старше
мужа.
 —  Просто  обидно,  —  ворчал  Моргунов.  —
Сколько  с  вами  возишься.  И  все  без  толку.
 —  А  ты  не  возись,  Тимофей  Карпыч,  —  посо¬
ветовала  Наталья  Матвеевна.  —  Тогда  и  будет  он,
этот  самый  толк.
 Но  Моргунов  не  обратил  внимания  на  бабий  со¬
вет,  Вскинув  суровый  взгляд  на  Старцева,  он  с  не¬
скрываемым  сожалением  сказал:
 —  Ты  как  слепой,  Ефим.  Счастья  своего  не  ви¬
дишь.  За  нужду  свою  цепляешься.  А  тебе  бы  пер¬
вому  в  колхоз.  Мужику  серьезному  и  работящему.
Твое  место  среди  организаторов  и  запевал  новой
жизни.
 Старцев  потискал  порыжевший  картуз  в  жест¬
ких,  покрытых  мозолями  руках  и  со  вздохом
сказал:
 —  Кому  что  по  ндраву,  Тимофей  Карпыч.
 Моргунов  закрыл  тетрадь  и  сунул  ее  в  ящик
стола.
 —  Как  хочешь,  Ефим.  За  упрямство  свое  полу¬
чишь  еще  десяток  пудов  хлебозаготовки.  А  в  сельсо¬
вет,  когда  вызывают,  являйся  один.  Баба  твоя  мне
тут  ни  к  чему.
 —  А  мы  все  вместе  решаем,  —  вызывающе  воз¬
разила  Наталья  Матвеевна.  —  Такое  теперича  рав
ноправие.  И  десять  пудов  не  повезем.  Неправильный
налог.
 —  Не  повезешь,  штраф  заплатишь,  —  сказал
Моргунов,  глядя  на  Старцева.  —  А  штраф  не  бу¬
дешь  платить,  на  конфискацию  нарвешься...  -—
И  вдруг  беспомощно  развел  руками:  —  Мне  жаль,
Ефим.  Но  ничего  не  могу  поделать.  Такая  установ¬
ка...  —  И,  опершись  руками  о  стол,  он  с  трудом
поднялся.  —  Иди  и  думай.  Либо  записывайся  в  кол¬
хоз,  либо  вези  десять  пудов  сверх  нормы.  Все!
 Старцевы  постояли  с  минуту,  переглянулись  и,
не  простившись,  вышли.  Я  осторожно  заметил,  что,
104

может  быть,  не  следовало  применять  такие  методы.
Моргунов  сдавил  руками  свой  живот,  болезненно
скривился  и  раздраженно  ответил:
 —  И  рад  бы  был  не  применять,  а  только  прика¬
зано.
 —  Кем?
 —  Чрезвычайным.  Середнякам,  отказывающим¬
ся  вступать  в  колхоз,  накладывать  дополнительно
хлеб,  взыскивать  штраф,  конфисковать  имущество.
А  бедняков,  которые  упираются,  лишать  льгот  ио
сельхозналогу...  —  И  снова  схватился  за  живот,
скорчился.  —  Ах  ты  черт!  Мочи  никакой  нету...  —
И  умоляюще  глянул  на  Машу.  —  Извини,  барыш¬
ня...  —  Ис  той  же  мольбой  к  нам  с  Павлом:  —
А  вас,  ребятки,  прошу...  Потрясите  за  ноги...  Чтобы
на  место  стал...
 Сбросив  пиджак,  он  повалился  на  скамью.  Па¬
вел  кивнул  мне  и  взялся  за  ногу  Моргунова.
Я  взялся  за  другую.
 —  Приподнимай  и  тряси!  командовал  пред¬
седатель  сельсовета.  —  Да  веселей!
 Мы  приподняли  его.  Он  соскользнул  со  скамьи  и
руками  уперся  в  пол.
 —  Тряси!  —  прохрипел  он.  —  Сильней!
 Мы  принялись  изо  всех  сил  трясти  его.  А  он  от¬
талкивался  руками  от  пола  и  как-то  странно  екал.
И  через  минуту  снова  скомандовал:
 —  Хорошо!  Вали  на  скамью!
 Мы  положили  его  животом  на  скамью,  помогли
встать.  Он  с  шумом  выдохнул  из  себя  воздух  и  со¬
гнал  с  лица  хмурь.
 —  Все  в  порядке.  Стал  на  место.  И  боль  улету¬
чилась.  —  И,  блаженно  потирая  живот  руками,  по¬
яснил:  —  Поганая  штука,  это  опущение.  Как  ося¬
дет,  так  места  себе  не  находишь.  Тряси  за  ноги,  и
никаких  других  процедур.  —  И  снова  с  виноватой
усмешкой  на  сером  одутловатом  лице:  —  Так  что
спасибо,  ребятки.  И  пожалуйста,  извините.  Дома
сынки  выручают.  А  тут  вам  пришлось...  Очень  при¬
ятно,  что  для  шефства  рабочие  выбрали  нас,  —  вне¬
запно  обратился  он  к  Маше.  —  Жители  нашего
сельсовета  благодарны.  И  с  радостью  будут  крепить
смычку.
 105

—  Нам  тоже  приятно,  —  ответила  Маша.  —
Только  для  шефства  у  вас  тут  условий  маловато.
Приедет  наша  делегация,  а  встретиться  с  глуховца-
ми  не  сможет.  Помещения-то  нет.  Опять  же  драм¬
кружок  можно  было  бы  организовать.  Мы  бы  пьесы
прислали,  разную  бутафорию  переправили.  А  где  их
ставить,  спектакли?
 Моргунов  согласно  закивал  головой,  украшенной
густой  проседью.
 —  Все  верно.  И  справедливо.  А  только  что  ж
делать?  Выхода  никакого  нет.  И  в  ближайшее  вре¬
мя  не  предвидится.
 —  Выход  есть,  Тимофей  Карпыч,  —  осторожно
возразила  Маша.  —  И  даже  очень  неплохой.
 —  Например?  —  оживился  Моргунов.  —  Ну-
кось-ка,  интересно?
 —  Клуб  надо  построить.
 Моргунов  тихо  рассмеялся.  И  пальцами  вытер
заслезившиеся  глаза.
 —  Клуб  —  это  такая  штука...  Легче  всех  наших
мужиков  в  колхоз  загнать,  чем  его  построить.
 —  Не  знаю,  как  насчет  мужиков,  —  сказала
Маша.  —  А  клуб  построить  можно.  Есть  у  вас  пу¬
стующая  магазея.  Перевезите  ее  в  село,  прорубите
окна,  постройте  сцену  —  и  готов  клуб.
 Моргунов  долгим  взглядом  посмотрел  на  Машу.
И  неуверенно  сказал:
 —  Магазею  эту  селькрестком  занимает.  Хлеб
для  бедноты  там  хранит.
 —  Селькрестком  доживает  свое  время,  —  сказал
я.  —  Вступит  беднота  в  колхоз,  и  селькресткому  де¬
лать  будет  нечего.
 —  И  Поливанов,  наш  предколхоза,  уже  присмот¬
релся  к  этой  магазее,  —  покряхтел  Моргунов,  не
отрывая  взгляда  от  Маши.  —  Зерновой  склад  со¬
бирается  там  оборудовать.
 —  А  на  что  ему  такая  махина?  —  возразил  Па¬
вел.  —  Пусть  насобирает  амбаров  побольше.  Свезет
их  в  одно  место.  И  поставит  рядком.
 —  Это  какие  такие  амбары?
 —  А  те,  которые  у  колхозников,  —  пояснил
Павел.  —  На  что  они  нам  теперь?  Фураж  для  ло¬
106

шадей  хранить  не  придется.  Лошади-то  —  в  кол¬
хозе.  А  для  себя  хлеб  поместится  и  в  чулане.
 Моргунов  подумал.  Пошевелил  обветренными  гу¬
бами.  И  сверкнул  глазами.
 —  Неплохая  идея!  —  воскликнул  он.  —  На  что
ему,  Поливанову,  такая  махина?  Пусть  ставит  ам¬
бары.  Рядком  на  колхозном  дворе.  —  И  вдруг  по¬
морщился,  будто  проглотив  что-то  неприятное.  —
Так  ее  ж  надо  перевезти,  магазею.  Перестроить,  пе¬
реоборудовать.  Потребуются  деньги.  А  где  они?
В  сельсовете  на  такое  дело  нет  ни  копейки.
 —  Давайте  разрешение,  Тимофей  Карпыч,  —
сказал  Павел.  —  Об  остальном  не  беспокойтесь.
Остальное  мы  берем  на  себя.
 Моргунов  снова  подумал.  Потер  лоб  ладонью,
точно  пробуждая  в  памяти  еще  что-то.
 —  Ив  самом  деле  недурно,  —  произнес  он,  буд¬
то  думая  вслух.  —  Собрания,  вечера,  спектакли.
И  встречи  с  шефами.  Нет,  в  самом  деле  неплохо.  —
И  легко,  без  опоры  встал.  —  Ладно.  Договорились.
Готовьте  ребят  к  бою.
 Павел  вскочил  с  места  и  подпрыгнул  чуть  ли  не
до  потолка.
 —  Ур-р-ра!  —  заорал  он  во  все  горло.  —  Да
здравствует  товарищ  Моргунов!  Ур-р-ра!
 *  *  *
 Это  был  субботний  вечер.  Возле  хаты  Гали
Ченцовой,  где  квартировала  Маша,  толпилась  моло¬
дежь.
 Маша  рассказывала  о  заводе.  Рассказывала  серь¬
езно  и  с  шуткой.  Ребята  слушали  затаив  дыхание.
А  смеялись  дружно  и  громко.
 Мы  с  Павлом  Коробовым  подошли,  когда  Маша
закончила  рассказ.  Ребята  раздвинулись,  давая  нам
место  на  завалинке.  Как  только  мы  уселись,  Маша
сказала:
 —  А  мы  тут  разговорились.  Спрашивают,  как
там  рабочие.  Вот  я  и  держала  отчет...  —  И  вдруг
спросила,  окинув  ребят  быстрым  взглядом:  —
А  почему  это  вы,  друзья,  в  комсомол  не  идете?
 Парни  усерднее  запыхтели  цигарками.  А  дев¬
чонки  прыснули  смешком  и  зашушукались.  Груня
107

Колосова,  статная  красавица  с  косой  чуть  ли  не
до  пояса,  подалась  вперед  и  сказала:
 —  А  что  там  в  комсомоле?  Одни  собрания  да
читки.  А  это  ж  малоинтересно.  Все  одно  что  всу¬
хомятку  или  на  босу  ногу.  Вот  если  бы  к  тому  при¬
бавить  игры  и  танцы.  Тогда  б  другое  дело.
 —  А  где  их  устраивать,  игры  и  танцы?  —  спро¬
сил  парень  с  взлохмаченной  гривой.  —  На  бугре,
что  ли-ча?  Так  это  ж  тока  летом.  А  зимой?  Или,
к  примеру,  в  дождь  и  слякоть?  В  такое  время  на
бугре  не  потанцуешь.
 Со  всех  сторон  посыпались  шутливые  заме¬
чания  :
 —  Ишо  как  потанцуешь-то!  Мороз-то,  он  враз
плясать  заставит!
 —  Плясать  нет!  А  играть  можно  и  на  морозе!
В  салочки-скакалочки!
 —  Вот  ежели  бы  лыжи  откуль  заполучить!  То¬
ды  б  и  зимой  не  было  скуки!
 Павел  не  вытерпел,  встал  с  завалинки  и  сказал:
 —  Может,  я  забегаю  вперед.  А  все  ж  думаю,  бу¬
дет  так.  Вот  как  разделаемся  с  уборкой,  осенний  сев
закончим,  так  и  за  клуб  возьмемся.  Клуб  будем
строить,  ребята.
 —  А  из  чего?  —  подал  кто-то  голос.  —  Из  кизя¬
ков,  что  ли?
 Кругом  засмеялись.  Павел  терпеливо  выждал  и
ответил:
 —  Кизяк  для  клуба  не  пойдет.  Есть  материал
покраше  и  покрепче.  Видали  магазею?  Вот  ее  ду¬
маем  перетащить  к  сельсовету.  И  преобразовать
в  клуб.  Вот  так-то,  товарищи!
 Новость  как  будто  оглушила  ребят.  Некоторое
время  они  молча  смотрели  на  Павла.  Потом  кто-то
басовито  заметил:
 —  Это  уж  совсем  другая  песня!
 В  лад  ему  понеслись  беспорядочные,  одобритель¬
ные  выкрики:
 —  Вот  это  дело!
 —  Давно  бы  так!  А  то  ждем  чего-то!
 —  Из  магазеи  клуб  выйдет  мировой!
 —  На  такое  дело  поднимемся!
 —  Тоды  и  в  комсомол  можно...
 108

Неожиданно  что-то  шершавое  и  теплое  прошлось
по  моей  ладони.  Я  отдернул  руку  и  глянул  под
ноги.  И  увидел  лохматую  собаку.  Глаза  ее,  как  го¬
рящие  угольки,  пронизывали  сумрак.  Я  толкнул
Павла  в  бок  и  показал  на  дворняжку.
 —  Наполеон  Степки  Крякина,  —  потрепал  Па¬
вел  пса  по  ушам.  —  А  где  сам  хозяин?  —  И  огля¬
делся.  —  А,  вон  стоит!  Кажись,  с  гармошкой?  —
И,  привстав,  позвал:  —  Степа,  а  ну  подь  сюда!
 Тот  подошел.
 —  Сыграй,  Степа,  —  попросил  Павел.  —  Что-
нибудь  для  ног.
 Степан  несколько  раз  затянулся  цигаркой  и  бро¬
сил  окурок  наземь.
 —  Не  могу.  Спешу  по  приглашению.
 И  глянул  на  Машу  с  таким  видом,  как  будто
хотел  сказать:  вот  если  ты  попросишь,  тогда  сыг¬
раю.  И  Маша  попросила,  словно  отгадав  мысли  гар¬
мониста  :
 —  Сыграй,  Степан.  Что-нибудь  повеселей.  Пля¬
сать  охота.  Ноги  на  месте  не  стоят.
 И  затопала.  Ребята  засмеялись.  А  Галя  Ченцова
взяла  Степана  за  рукав  и  усадила  рядом  с  собой.
 —  Ну,  коли  просите,  —  сдался  Степан.  —  Так
уж  и  быть...
 Он  взял  гармонь  в  руки.  Подумал,  словно  решая,
что  сыграть.  Потом  вдруг  рванул  мехи  со  сверкаю¬
щими  углами.  И  тишину  вечера  пронизали  звонкие
и  ладные  звуки.
 —  «Ба-ры-ня»!
 Маша  вскочила  с  завалинки.  И,  ловко  перебирая
ногами,  пустилась  по  кругу.  А  потом  остановилась
перед  Степаном  и,  покачиваясь,  звонко  пропела:
 Я  рабочая  девчонка
С  заводской  окраинки.
А  нашла  себе  миленка
В  деревеньке  маленькой.
 Раньше  я  не  видел,  как  плясала  Маша.  Мне  ка¬
залось,  что  она  и  совсем  не  умела  плясать.  И  вдруг...
Она  искусно  выделывала  ногами,  обутыми  в  туфли.
И  то  стремительно  носилась  по  кругу,  то  отбивала
чечетку.
 Внезапно  она  остановилась  передо  мной  и  при¬
109

нялась  топотать,  вызывая  меня.  Лицо  ее  улыбалось.
Глаза  задорно  блестели.  Павел  и  Никита  схватили
меня  за  руки  и  вытащили  на  середину.  Перебирая
ногами  под  гармонь,  я  дважды  прошелся  по  кругу
и  остановился  перед  Груней  Колосовой.  И  принялся
выделывать  все,  на  что  был  способен.
 Груня  не  заставила  ждать.  Забросив  косу  за
спину,  она  вышла  в  круг.  И  когда  я,  пятясь,  упер¬
ся  в  кого-то  спиной,  легко  и  быстро  понеслась  перед
зрителями.  А  потом,  подбоченясь,  голосисто  запела:
 Милый  мой,  любимый  мой,
Приезжай  скорей  домой.
А  не  то,  имей  в  виду,
Я  другого  заведу.
 Груня  вызвала  Никиту  Горбатова.  Тот  начал
с  присядки.  И  так  легко  выбрасывал  ноги,  что,  ка¬
залось,  висел  в  воздухе.  А  гармонь  звенела,  залива¬
лась,  захлебывалась  от  радости.  Слаженные  звуки
то  взлетали  и  тренькали  бубенцами,  то  опускались
вниз,  вздыхая  и  охая.
 А  «улица»  росла.  На  зов  гармошки  спешили  пар¬
ни  и  девушки.  Подходили  взрослые.  Завернули  на
гулянку  Ромашова  и  Поливанов.  Павел  сказал  что-
то  Степану.  Тот  наклонил  голову  и  свел  мехи.  В  воз¬
духе  разлилась  тишина.  Ее  разорвал  голос  Коро¬
бова  :
 —  Кра-ко-вяк!
 И  снова  застонала,  заохала  гармонь.  Павел  при¬
гласил  Галю  Ченцову.  И  они,  взявшись  за  руки,
двинулись  по  кругу.  Никита  подхватил  Груню  Ко¬
лосову.  Ребята  разбирали  девчат  и  парами  вступали
в  танец.  И  вот  уже  танцевала  почти  вся  «улица».
 Поливанов  пригласил  Машу.  И  они  сразу  же  за¬
терялись  в  движущейся  толпе.  Мне  захотелось  при¬
гласить  Дарью  Ромашову,  стоявшую  поодаль.
Но  я  удержал  себя.  Совсем  недавно  она  похоронила
мужа.  Еще  свежа  была  рана,  чтобы  веселиться.
Но  в  ту  же  минуту  к  ней  подошел  высокий  парень.
Обнял  ее  и  повел  в  круг.
 «Сын!  —  обрадовался  я.  —  Сережка!»
 И  тут  же  потерял  их  из  виду.  Уж  очень  много
народу  двигалось,  кружилось.  Да  и  вечер  сгущал
сумерки.  Лица  различались  только  поблизости.
 110

Рядом  возникла  женщина.  Положила  на  плечо
мне  руку.  Заглянула  в  лицо:
 —  Пойдем,  что  ли?
 Степанида  Клюева.  Я  растерялся.  И  глупо  уста¬
вился  на  нее.  А  она,  сдавив  мое  плечо,  пропела:
 —  Ну  что  ж  ты?  Аль  брезгуешь?
 Я  вскочил  и  взял  ее  за  руку.  Она  танцевала
легко.  И  когда  мы  кружились,  сплетаясь  ногами,
шептала:
 —  Все  время  бы  вот  так.  И  ни  капельки  не  за¬
кружилась  бы...  —  А  через  минуту  с  сожалени¬
ем:  —  И  что  ты  у  Коробовых  завяз?  У  них  же  хата
крохотная.  Хвартеровал  бы  у  меня.  Я  хочь  и  побед¬
нее.  Зато  хата  просторнее...  —  А  когда  мы  оказа¬
лись  на  противоположной  стороне,  вдруг  предло¬
жила:  —  Подадимся  куда-нибудь.  От  людей  по¬
дальше.  Терпеть  не  могу  сутолоку...  —  А  потом  уже
со  злостью:  —  Ты  что  молчишь-то?  Оглох,  что  ли?
Аль  язык  проглотил?
 Я  крепче  сжал  ее  в  руках.
 —  Слушаю,  Стенечка.  И  вспоминаю.  Ты  с  На-
стей-то  помирилась?
 —  Помирилась,  —  ответила  Степанида.
 —  А  обида?
 —  Что  обида?  —  с  горечью  сказала  вдова.  —
Мало  ли  меня  обижали?  Кому  не  лень,  кажный
день.  Все  держать  в  сердце,  так  и  сердца  не  хватит...
 Она  хотела  сказать  еще  что-то,  но  гармонь  вдруг
вздохнула  и  смолкла.  Тараторя  и  смеясь,  все  двину¬
лись  к  хате.  Но  голос  Павла  Коробова  заставил  сно¬
ва  взяться  за  руки.
 —  По-оль-ка  ба-бо-оч-ка!
 —  Вальс  давай!  —  крикнула  Степанида.  —  Кру¬
жить  желаем!
 Степаниду  дружно  поддержали.  И  в  воздухе  по¬
лились  звуки  вальса.  Я  подхватил  вдову  и  завертел
ее  по  кругу.
 —  Какой  ты  хороший,  —  прошептала  она,  при¬
жимаясь  ко  мне.  —  На  косьбе  понравился.  Работой
своей  горячей...
 Но  гармонь  снова  задохлась.  Надрывно  захлеб¬
нулась,  будто  от  боли.  И  в  наступившей  тишине  по¬
слышалась  ругань.
 111

—  Айда  домой,  лежебока!  Ишь  ты,  разыгрался,
прощелыга!  Тока  бы  и  знать  что  пиликать,  дармо¬
ед  ин  а!
 Тут  же  раздался  мягкий,  но  властный  голос  Ро¬
машовой  :
 —  Ты  что  это,  Кирилл  Прокопыч,  мешаешь?
Почему  людям  поперек  становишься?
 Подойдя  ближе,  я  различил  сутулого  мужика,
тащившего  Степана  за  рукав.
 —  А  ты  не  вмешивайся  в  семейные  дела,  Дарья
Сергевна,  —  огрызнулся  он.  —  Я  никому  поперек
не  становлюсь.  А  и  своего  интересу  не  намерен  ли¬
шаться...  —  Ис  прежней  злостью  племяннику:  —
Идем  домой,  Степка.  Хватит  задарма  ублажать  дру¬
гих.  Все  едино  ничего  путного  не  заслужишь.
 И  увел  гармониста.  Стала  расходиться  и  «ули¬
ца».  В  стороне  вспыхнула  девичья  песня.  Поодаль
ребята,  будто  соревнуясь,  затянули  свою.  Дарья
позвала  Поливанова.  Тот  поклонился  Маше  и  ушел.
А  я  с  тревогой  озирался  по  сторонам.  Казалось,  вот
сейчас  подойдет  Степанида.  И  станет  упрашивать
перейти  на  «хватеру»  к  ней.  Но  Степанида  так  и  не
появилась.  И  я  облегченно  вздохнул.
 —  Видите,  что  получается,  —  сказал  Павел,  ког¬
да  на  завалинке  остались  мы  с  ним  да  Маша  с  Га¬
лей.  —  Какую  силу  имеет  у  нас  гармонь.  Но  она,
к  сожалению,  в  чужих  руках.  Не  понравилось  это¬
му  Крякину,  что  молодежь  веселится,  и  прикрыл  ве¬
селье.  —  И  поскреб  у  себя  за  ухом.  —  У  других
радио  есть.  Даже  оркестры.  А  у  нас...  Одно  слово  —
Глуховка.
 Галя  встала.  Поправила  на  голове  платок.  И  ска¬
зала:
 —  Пойду  стелиться.  Уже  поздно.
 —  Пойдем,  водички  дашь,  —  попросил  Па¬
вел.  —  В  груди  что-то  горит.  От  танцулек,  что  ли?
 Они  скрылись  во  дворе.  А  мы  с  Машей  остались
на  завалинке.  И  долго  сидели  молча.  А  потом  Маша
сказала:
 —  А  и  правда  —  Глуховка.  Сколько  тут  дела.
Непочатый  край.
 Я  обнял  ее  за  плечи.
 —  Послушай,  Маша.  Я  хотел  посоветоваться.
 112

Только  чтобы.  без  обиды.  Не  для  тебя,  конечно,
а  для  рабочих.  Не  мог  бы  ваш  завком  купить  для
подшефной  Глуховки  радиоприемник?  У  него  ж,  на¬
верно,  шефский  фонд  есть.  Вот  будет  тут  клуб.
А  в  клубе  —  радио.  Ты  понимаешь,  как  все  пере¬
вернется?
 —  Насчет  фонда  ничего  не  знаю,  —  ответила
Маша.  —  Приеду,  разведаю.  И  напишу.  А  только
и  самим  вам  надо  действовать.  Сельсовету  не  да¬
вать  покоя.  В  районе  своего  добиваться.  На  блю¬
дечке  никто  и  ничего  не  преподнесет...
 Ее  слова  напомнили  встречу  с  Косаревым.  И  его
рассказ  о  разговоре  Ленина  с  первыми  комсомоль¬
цами.  Добивайтесь,  боритесь,  а  не  ждите,  не  надей¬
тесь  на  готовое.  Так  указывал  Владимир  Ильич.
И  я  горячо  заверил  ее:
 —  Мы  будем  добиваться.  Но  я  прошу  тебя.  По¬
говори  со  своими  руководителями.  Это  было  бы  здо¬
рово.  Клуб  —  сами,  а  радио  —  рабочие.  Настоящая
была  бы  смычка!
 *  *  *
 Семиверстова  вызвали  в  окружком.  Он  уехал
тем  же  поездом,  что  и  Маша.  Краем  глаза  я  видел
его  на  вокзале.  С  саквояжем  в  руке  он  прошел  в  со¬
седний  вагон.  А  мы  стояли  перед  тамбуром  и  смот¬
рели  друг  на  друга.
 —  Я  очень  рад,  что  ты  побывала  у  нас.  Я  так
соскучился,  что,  наверно,  сам  скоро  прикатил  бы
в  город.
 —  Я  тоже  очень  рада,  что  повидала  тебя.
Но  мне  было  бы  приятно  встретиться  с  тобой  и  в  го¬
роде...
 Гудок  паровоза  прервал  наш  разговор.  Маша
ткнулась  лицом  мне  в  грудь,  вырвалась  и  скрылась
в  тамбуре.  И  почти  тотчас  появилась  в  открытом
окне  вагона.
 —  Федя!
 —  Маша!
 Лязгнули  буфера.  Вагон  дернулся  и  двинулся  по
рельсам.  Я  пошел  следом,  не  спуская  глаз  с  Маши.
Она  тоже  не  отрывала  взгляда.
 Вагон  с  каждой  минутой  удалялся.  Маша  под-
 8  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	113
няла  руку.  Я  остановился  на  краю  перрона.  И  то¬
же  поднял  руку.
 —  До  свидания,  Машенька!
 А  поезд  все  набирал  скорость.  Все  чаще  и  чаще
стучали  колеса  на  рельсах.  Все  тише  слышался
скрежет  буферов.  Пыхтя  парами,  паровоз  свернул
за  элеватор.  И  потащил  туда  вагоны.  В  последний
раз  мелькнула  она,  Маша.  И  тоже  скрылась  за
кирпичной  стеной.  Тогда  только  я  опустил  руку.
И  осмотрелся  вокруг.  На  перроне  уже  никого  не
было.
 Перейдя  булыжниковую  площадку,  я  вышел  на
пыльную  дорогу  и  медленно  побрел  в  Хаву.  Перед
взором  все  еще  стоял  образ  Маши.  Как  это  странно!
Несколько  дней  мы  были  вместе.  Подолгу  остава¬
лись  наедине.  И  не  сказали  ничего  друг  другу.  А  те¬
перь  вот  опять  расстались.  И  кто  знает,  насколько?
 *  *  *
 В  райкоме  меня  поджидал  Левка  Лейкин.  Он
был  в  райколхозсоюзе,  оформлял  поставку  хомутов
в  колхозы  и  завернул  в  райком  комсомола.
 —  Костя  новую  картину  получил,  —  сообщил
он,  сияя  глазами.  —  Драма  в  семи  частях.  Прихо¬
ди.  Мы  с  Варей  займем  местечко.
 Хотелось  спросить,  как  она  себя  чувствует,  Варя.
Но  я  почему-то  спросил,  как  чувствует  себя  Чем-
берецкий.
 —  А  лешего  ему,  Чемберецкому?  —  насупился
Левка.  —  Как  чувствовал,  так  и  чувствует.  И  по-
прежнему  глотку  на  всех  дерет.
 —  А  от  тебя  отстал?
 —  От  меня  отстал.  Барабашев,  когда  получил
наше  постановление,  всыпал  ему  горячих.  И  от  чле¬
нов  правления  попало.
 —  Комсомольцев  агентами  поставили?
 —  А  вот  это  так  и  не  удалось.  Барабашев  ска¬
зал,  чтобы  решили  на  правлении  артели.  А  правле¬
ние  не  одолело  его,  Чемберецкого.  Единственно,  на
что  пошел,  так  это  согласился  исправить  вывеску.
Ну  конечно,  штамп  и  печать.  Теперь  наша  артель
будет  с  двумя  «с».  Уже  заказ  в  город  отправили.
 —  А  вы  бы  его  сняли.
 114

—  Кого?
 —  Кого  ж  еще?  Этого  самого  Чемберлена.  Что
вы  на  него  молитесь?  Он  же  не  бог.  И  не  черт,  что¬
бы  бояться  его.
 Левка  смотрел  на  меня  так,  как  будто  у  него
в  горле  застряла  пробка.  Все  же  ему  удалось  про¬
глотить  ее.  И  тогда  он  сказал:
 —  Ты  ж  его  не  знаешь,  Чемберецкого.  А  потому
и  рассуждаешь  так.  А  он  их  обоих  переплюнет,  бо¬
га  и  черта.  И  артель  нашу  в  порошок  сотрет.
 —  Это  каким  же  образом?
 —  А  очень  простым.  Как  только  мы  снимем
его,  он  переберется  в  город.  И  устроится  в  окрко-
опинсоюз.  Там  же  у  него  что  ни  член  правления,  то
брат,  сват  или  друг-приятель.  И  начнет  он  оттуда,
с  окружной  высоты  бомбить  наш  «Прогресс»  пря¬
мой  наводкой.  Да,  —  подтвердил  он,  заметив  мое
недоверие,  —  сам  об  этом  предупреждал.  «Вы,  —
говорит,  —  только  снимите  меня.  Я,  —  говорит,  —
спасибо  скажу.  За  то,  что  поможете  в  город  пере¬
браться.  А  кроме  спасибо,  устрою  так,  что  хомуты
будете  делать  не  из  собачьей,  а  из  своей  поганой
кожи...»
 Взгляд  мой  упал  на  пакет,  лежавший  на  столе.
Рабфак  на  дому.  Дирекция  просила  подтвердить  ад¬
рес,  куда  следует  направлять  материалы.  Итак,  ско¬
ро  начинается  учеба.  Третий  и  последний  курс.
А  там...  Что  будет  там,  я  еще  не  знал.  Но  догады¬
вался  —  что-то  должно  быть.  Нельзя  же  было  на
этом  останавливаться.
 —  Да,  вот  еще  что,  —  вспомнил  Левка.  —  По¬
сыльный  из  райкома  партии  прибегал.  Василь  Ива¬
ныч  просит  тебя...
 Мы  вышли  на  улицу.  И,  простившись  до  вечера,
разошлись.
 Барабашев  был  один  у  себя.  Он  сидел  за  столом
и  что-то  писал.  Меня  встретил  усталой  улыбкой.
И,  кивком  показав  на  стул,  предложил:
 —  Посиди  минутку.  Я  сейчас...
 Он  заметно  изменился,  похудел,  осунулся.  На¬
верное,  часто  выезжал  в  села.  И  подолгу  задержи-
8* 	115

вался  в  райкоме.  А  дома  ночами  напролет  не  вы¬
пускал  из  рук  книгу.  Я  знал  об  этом  от  его  жены,
учительницы  районной  семилетки.
 —  Ох  как  любит  читать!  —  говорила  она.  —
Особенно  художественную  литературу*  Как  бы  ни
устал,  а  на  хорошую  книжку  запросто  сон  проме¬
няет...
 Я  тоже  любил  читать.  И  тоже  особенно  худо¬
жественную  литературу.  Но  сон  на  хорошую  книж¬
ку  и  рад  бы  променять,  да  не  мог.  Она  выпадала
из  рук,  едва  я  прикасался  к  подушке.  Пробовал  но¬
чами  читать  за  столом.  И  тоже  ничего  не  получа¬
лось.  Не  замечал,  как  засыпал  над  книгой.  И  про¬
сыпался  утром  от  боли  в  пояснице.  И  конечно,  из-
за  такого  дурацкого  сна  много  терял.  Днем-то  нелег¬
ко  урвать  время  для  чтения.  Некоторые  жалуются
на  бессонницу.  И  канючат  у  докторов  снотворное.
А  мне  в  пору  просить  что-либо  противосонное.
 Дописав  бумагу,  Барабашев  закурил.  И,  откинув¬
шись  на  спинку  стула,  внимательно  осмотрел  меня.
 —  Как  там  в  Глуховке?
 Я  рассказал  обо  всем.  Не  умолчал  и  о  магазее,
которую  комсомольцы  собирались  приспособить  под
клуб.
 —  Вот  это  правильно,  —  одобрил  Барабашев.  —
Кто  додумался?
 —  Маша  Чумакова  подсказала.  Представитель¬
ница  шефов.
 —  Молодец  дивчина,  —  рассмеялся  Бараба¬
шев.  —  А  где  она  сейчас?
 Я  сказал,  что  только  проводил  ее  на  поезд.  Ба¬
рабашев  затянулся  и,  прищурившись,  заметил:
 —  Славная  девушка.  И  тебя,  видать,  уважает...
 Чтобы  переменить  разговор,  я  рассказал  о  стыч¬
ке  с  Семиверстовым  в  поле.  Барабашев  подумал  и
сказал:
 —  Он  считает,  что  ты  там  делячествуешь.  От¬
того  и  дела  в  твоем  «кусту»  идут  неважно.
 —  Какие  дела?
 —  Всякие.  А  главное:  колхоз  плохо  растет.
 —  И  будет  плохо  расти,  —  сказал  я.  —  Пока
Семиверстов  не  перестанет  искривлять  парт  линию...
 И  я  рассказал,  какую  установку  он  дал  сельсо¬
116

вету.  После  этого  Моргунов  вызвал  пятнадцать  еди¬
ноличников.  Нажимал,  давил,  запугивал.  Бедным
в  льготе  отказывал.  Середнякам  хлебозаготовку  уве¬
личивал.
 —  И  что  же?  —  сдерживал  я  волнение.  —
Из  пятнадцати  только  четверо  испугались.  А  надо
не  пугать,  а  убеждать.  Страх  не  наш  союзник.  С  по¬
мощью  страха  мы  только  восстановим  крестьян  про¬
тив  себя.  И  в  конце  концов  подорвем  доверие  к  кол¬
хозам.
 Выслушав  меня,  Барабашев  задумчиво  сказал:
 —  Да-а...  Я  вот  смотрю  на  все,  что  происходит,
и  прямо  теряюсь.  Либо  ум  не  в  состоянии  постиг¬
нуть  свершающееся.  Либо  что-то  не  так.  Коллекти¬
визация...  Конечно,  это  революция.  Самая  настоя¬
щая.  В  экономике  и  идеологии.  Во  всей  деревенской
жизни.  Но  все  же...  Можно  было  бы  не  гнать  гало¬
пом.  Историю,  сколько  ни  гони,  не  обгонишь.  А  так
ведь  и  споткнуться  недолго.  И  даже  разбиться...  —
И,  снова  затянувшись,  продолжал:  —  Да,  мы  бо¬
ремся  с  вековой  отсталостью.  Преодолеваем  фана¬
тическое  сопротивление.  Ломаем  привычки,  которые
передавались  из  поколения  в  поколение.  Все  это  так.
Все  верно.  Но...  Человека  можно  быстро  преобра¬
зить.  Переодеть  в  новую  одежду.  Вымыть,  приче¬
сать,  пригладить.  А  вот  новую  душу  сразу  в  него
не  вставишь.  Нет.  Это  задача  долгая  и  нелегкая.
И  над  выполнением  ее  надо  работать  вдумчиво,  тер¬
пеливо.  Этого  кое-кто,  видно,  не  понимает...  —
Встал,  прошелся  по  комнате.  —  Мы  большевики.
А  большевикам  присуще  понимание  обстановки.
И  выбор  таких  средств,  которые  соответствуют  этой
обстановке.  Сейчас  самый  верный  путь  к  душе  кре¬
стьянина  —  большевистское  слово.  Правдивое,
ленинское  слово.  И  наглядный  пример.  Основанный
на  хорошей  организации  труда  и  машинной  обра¬
ботке  земли.  Вот  так.  А  голым  администрированием
колхозы  не  построишь.  Такие  колхозы,  если  они  и
будут  созданы,  долго  не  просуществуют.  Да  и  про¬
ку  от  них  будет  мало.  Они  скорее  будут  агитировать
против  нас,  чем  за  нас.  А  этого  кое-кто  не  понима¬
ет...  —  И  сердито  сунул  окурок  в  пепельницу.  —
Пример  —  великое  дело.  Он  самое  мощное  оружие
117

в  нашей  пропаганде.  Вот  перед  глазами  единолич¬
ника  возник  колхоз.  В  нем  правильно  организована
коллективная  работа.  Установлена  справедливая
оплата  труда.  Единоличник  видит,  сравнивает,  убеж¬
дается.  И  вступает  на  новый  путь.  Говорят,  на  это
уйдет  много  времени.  А  мы,  дескать,  не  имеем  пра¬
ва  ждать.  Это  законное  опасение.  Но  разве  год  или
два  тут  решают  что-либо?  Ведь  нам  надо  не  только
объединять  крестьян  в  колхозы,  а  поднимать  сель¬
ское  хозяйство.  Иначе  говоря,  надо  не  только  пре¬
вратить  мужика  из  частника  в  коллективиста,  а  и
дать  стране  как  можно  больше  хлеба.  Колхозы,  если
они  не  будут  выполнять  обе  эти  задачи,  не  будут
настоящими  колхозами.  Рано  или  поздно,  а  они
развалятся,  распадутся.  И  причинят  самой  идее  не¬
поправимый  вред.  Этого  кое-кто  не  понимает...
 Все  это  Барабашев  говорил  мне.  А  перед  глаза¬
ми  у  него,  как  видно,  стояли  другие.  И  я  догады¬
вался,  что  он  не  один  раз  спорил  с  ними,  этими
другими,  высказывал  им  все  то,  что  теперь  выска¬
зывал  мне.  Сейчас  же  он  повторял  это,  должно
быть,  потому,  что  чувствовал  потребность  выгово¬
риться,  облегчить  душу.
 —  Страна  наша  окружена  капитализмом.  Совет¬
ский  Союз  как  остров  в  бушующем  океане.  Бешеные
волны  этого  капиталистического  океана  готовы  с  ре¬
вом  обрушиться  на  нас.  И  потопить  нашу  страну,
погасить  маяк,  указывающий  путь  трудящимся.
Все  так.  Все  верно.  Мы  не  можем  ждать,  пока  нас
смоют  черные  волны.  Мы  должны  готовиться  к  борь¬
бе  и  победе.  И  мы  готовимся.  Ускоренно  развиваем
тяжелую  индустрию,  основу  могущества  государст¬
ва.  Но  мы  не  только  ускоренно  развиваем  ее,  а  и
делаем  это  прочно,  крепко,  долговечно.  Так  же  надо
делать  и  сельское  хозяйство  —  прочно,  крепко,  дол¬
говечно.  Колхозы  должны  не  только  переделывать
психологию  крестьянина,  а  и  давать  много  зерна.
А  для  этого  они  должны  быть  хорошо  организова¬
ны,  в  достатке  снабжены  необходимыми  машинами.
Для  этого  они  должны  быть  богатыми.  Только  тогда
они  могут  обеспечить  страну  хлебом  и  сырьем  на
случай  войны  с  капитализмом.  Они  должны  дать  го¬
сударству  столько  продуктов,  сколько  потребует
118

победа.  Что  же  будет,  если  в  такую  войну  мы  ока¬
жемся  с  хилыми,  бедными,  маломощными  колхо¬
зами?  Мы  провалим  снабжение  армии  и  рабочих
хлебом  и  проиграем  войну.  Мы  проиграем  социа¬
лизм.  Мы  проиграем  все,  что  дала  нам  Октябрьская
революция...  —  И,  взяв  со  стола  кисет,  принялся
дрожащими  руками  сворачивать  новую  цигарку.  —
Вот  так.  Вперед  надо  смотреть.  А  не  жить  только
потребой  нынешнего  дня.  Думать  о  будущем.  Ви¬
деть  перспективу.  И  этому  подчинять  все.  Так  стоит
вопрос.  А  некоторые  этого  не  понимают.  Или  не  хо¬
тят  понять.  И  сломя  голову  рвутся  напролом.  Лишь
бы  занять  первое  место.  Лишь  бы  лететь  «на  само¬
лете»,  а  не  тащиться  «черепахой».  А  такая  прыть
никому  не  нужна.  Она  может  принести  только
вред...  —  Внезапно  лицо  его  озарилось  светом.  —
А  крестьяне  наши...  Какие  это  чудесные  люди!  Ка¬
кие  терпеливые,  выносливые...  Их  гнут,  ломают,
подстегивают.  А  они  ничего.  Так,  слегка  ворчат.
И  либо  уступают,  либо  отступают.  Но  не  обижа¬
ются,  не  жалуются.  Где  еще  можно  найти  такой
народ?..  —  И  вдруг  закашлялся,  сунул  только  что
начатую  цигарку  в  пепельницу,  пальцами  затушил
огонь.  —  Проклятая  отрава!  С  каждым  днем  уко¬
рачивает  жизнь.  А  вот  не  хватает  воли  бросить.
Так  и  во  многом  другом.  Видишь,  чувствуешь,  а  тер¬
пишь,  миришься...
 Я  вспомнил  о  Семиверстове,  с  которого  начал
разговор,  и  спросил:
 —  А  скажите,  Василь  Иваныч,  чрезвычайный
уполномоченный,  этот  Семиверстов,  он  что  же,  пар¬
тия?
 Барабашев  вытер  носовым  платком  глаза.  И  под¬
нял  на  меня  удивленный  взгляд.
 —  Ты  что?  Разве  Семиверстов  —  партия?  Ин¬
структор  окружкома.  Только  и  всего.  Рядовой  слу¬
житель  партии.  Как  и  мы  с  тобой.  И  как  все  дру¬
гие  партработники.  Только  Ленин  у  нас  —  олице¬
творение  партии.  У  Маяковского  есть  такие  строки:
«Мы  говорим  Ленин,  подразумеваем  —  партия.  Мы
говорим  партия,  подразумеваем  —  Ленин».  —
И  улыбнулся  всем  своим  добродушным  лицом.  —
Хорошо  сказано.  Очень.  Как  по-твоему?
 119

—  Очень  хорошо,  —  подтвердил  я.  —  А  глав¬
ное,  понятно.  А  то  у  него,  Маяковского,  стихи  все
какие-то  такие...  Десять  раз  прочтешь,  пока  пой¬
мешь.
 Барабашев  рассмеялся.
 —  Не  огорчайся.  Придет  время,  и  поймешь.
И  не  только  поймешь,  а  и  полюбишь.  Маяковского
нельзя  не  любить...
 Разговор  с  Барабашевым  взбудоражил  меня.
Никогда  еще  секретарь  райкома  партии  не  был  со
мной  таким  откровенным.  И  никогда  еще  не  казал¬
ся  таким  мудрым  и  прозорливым.  Долго  в  этот  ве¬
чер  я  лежал  на  кровати  и  перебирал  в  уме  его  сло¬
ва.  Я  даже  забыл  о  Левкином  приглашении  в  кино.
И  сон  в  этот  раз  не  брал  меня  до  самой  глубокой
ночи.
 *  *  *
 Лето  незаметно  перешло  в  осень.  Солнце  уже  не
взбиралось  высоко,  хотя  по-прежнему  пригревало
старательно.  Ветви  яблонь  в  садах  клонились  под
тяжестью  плодов.  Но  на  листья  уже  ложился  золо¬
той  налет.  Все  чаще  и  чаще  наскакивал  тугой,  по¬
рывистый  ветер.  Срывал  высохший  придорожный
бурьян,  перекатывал  его  по  пустынной  степи.
 Район  неплохо  справился  с  хозяйственными  де¬
лами.  Своевременно  и  организованно  убрали  с  по¬
лей  урожай  колхозы.  Не  отстал  от  них  и  единолич¬
ный  сектор.  Во  многих  селах  хорошо  поработали
молодежные  группы  косарей  и  вязальщиц.  Они  по¬
могли  семьям  вдов  и  престарелых  убрать  хлеба.
И  за  свою  бескорыстную  помощь  снискали  горячую
благодарность.
 Почти  к  сроку  выполнили  план  хлебозаготовок.
Правда,  вскоре  из  округа  был  получен  дополни¬
тельный,  так  называемый  встречный  план.  После
этого  хлебозаготовки  пошли  не  так  уж  гладко.  И  все
же  не  проходило  дня,  чтобы  к  элеватору  не  подка¬
тили  с  какой-либо  стороны  нагруженные  подводы
хлебного  обоза.
 Дружно  посеяли  озимые.  Особенно  завидно  по¬
казали  себя  на  осеннем  севе  колхозы.  Некоторые
единоличники,  покоренные  слаженной  работой,  не
120

устояли  перед  соблазном  попытать  счастья  в  коллек¬
тивах.  И  природа  на  этот  раз  постаралась  для  лю¬
дей.  Обильные  дожди  прошли  перед  самым  севом  и
сразу  же  после  него.  И  зеленя  скоро  укрыли  черно¬
зем  плотным  бархатом.
 Семиверстов  теперь  редко  появлялся  в  районе.
И  мы  уже  не  сидели  безвылазно  в  *  кустах».  При¬
ходилось,  как  прежде,  выезжать  то  в  одно,  то  в  дру¬
гое  село,  проворачивать  там  обычные  и  привычные
дела.
 И  все  же  я  по-особенному  относился  к  глухов-
скому  сельсовету.  Для  меня  он  по-прежнему  оста¬
вался  моим  «кустом»,  где  всегда  было  как-то  при¬
ятно  и  радостно.  Так  бывает  у  близких  и  родных.
Доставляло  удовольствие  встречаться  с  комсомоль¬
цами,  трясти  Моргунова  за  ноги,  беседовать  с  не¬
многословной  Дарьей  Ромашовой.  Правда,  там  был
еще  и  Галдобин,  все  так  же  шумевший  и  грозивший.
Но  где  их  не  было,  галдобиных?
 Глуховские  ребята  не  тратили  слов  попусту.
И  всякое  дело  доводили  до  конца.  Так  поступили
они  и  с  клубом.  Обязались  открыть  его  к  Октябрь¬
ской  годовщине.  И  открыли.
 Магазею  разобрали  в  два  дня.  А  на  площадь  пе¬
ревезли  за  одно  воскресенье.  В  перевозке  участвова¬
ли  все  три  деревни.  И  не  в  порядке  повинности,  а
на  добровольных  началах.  Даже  сын  Галдобин  а
прикатил  на  своих  битюгах.  Но  его  завернули  об¬
ратно.
 —  Обойдемся  и  без  вас,  —  заявил  Павел  Коро¬
бов,  руководивший  работой.  —  Да  и  нечего  вам
соваться  в  наш  шалаш.  Все  равно  места  в  нем  не
получите...
 Я  попал  в  Глуховку,  когда  магазея  уже  стояла
на  новом  месте.  И  ускоренно  готовилась  служить
новому,  более  благородному  делу.  Ребята  заканчи¬
вали  настилку  полов,  мастерили  сцену.  А  девчата,
повязавшись  мешковиной,  обмазывали  стены  гли¬
ной.  Снова  вспомнилась  Знаменская  церковнопри¬
ходская  школа.  Да,  глуховцам  это  далось  проще  и
легче.  И  клуб  у  них  получится  лучше.  Зато  мы
в  Знаменке  преодолели  больше  трудностей.  А  в  жиз¬
ни  это  кое-что  значило.
 121

В  этот  раз  я  привез  с  собой  билеты  новым  ком¬
сомольцам.  Их  было  трое.  Груня  Колосова.  Та  са¬
мая,  которая  жаловалась  на  скуку  в  комсомо¬
ле.  Антон  Бобырь,  бывший  галдобинский  батрак.
И  Сережка  Ромашов,  сын  кузнечихи  Дарьи  Рома¬
шовой.
 Ребята  захотели  провести  собрание  в  клубе.
Ну  и  что  ж,  что  не  достроен.  Зато  все  же  клуб,
а  не  хата.
 На  собрание  пришли  и  коммунисты.  Среди  них
была  и  Дарья  Ромашова.  Я  сообщил,  что  бюро  рай¬
кома  комсомола  приняло  в  члены  ВЛКСМ  Колосо¬
ву,  Бобыря  и  Ромашова.  И  первой  пригласил  Гру¬
ню.  Она  подошла,  вся  пылая  не  то  от  смущения,  не
то  от  радости.  Я  подал  ей  комсомольский  билет  и
торжественно  произнес:
 —  Поздравляю  тебя,  товарищ  Колосова!  Будь
активной  и  примерной  комсомолкой.  Достойно  носи
это  высокое  звание.  И  всем  сердцем  люби  нашу  род¬
ную  Коммунистическую  партию.
 Груня  взяла  билет,  глянула  на  меня  заблестев¬
шими  глазами  и  сказала:
 —  Спасибо!  —  И,  повернувшись  к  ребятам,  по¬
вторила:  —  Спасибо  и  вам!  За  доброту  и  доверие.
Обещаю  быть  честной  ленинкой!
 Ребята  окружили  Груню  и  принялись  поздрав¬
лять  ее.  А  Галя  и  Зоя  поцеловали  подружку  сразу
в  обе  щеки.
 Потом  я  пригласил  Антона  Бобыря.  Высокий  и
красивый,  он  остановился  передо  мной  и,  как  сол¬
дат,  вытянул  руки  по  швам.  Так  же  торжественно
я  сказал:
 —  Поздравляю  тебя,  товарищ  Бобырь!  Честно
и  гордо  носи  высокое  звание  комсомольца.  Будь  до
конца  предан  Коммунистической  партии  и  нашей
великой  Родине!
 Антон  взял  билет  и  сказал:
 —  Спасибо!  —  И  ребятам:  —  И  вам  спасибо,
товарищи!  Обещаю  всю  жизнь  отдать  партии  и  на¬
роду!
 Антону  тоже  горячо  пожимали  руки.  А  девчата
даже  поцеловали  его.  И  заставили  парня  покраснеть
еще  гуще.
 122

Потом  была  очередь  Сережки  Ромашова.  Я  вру¬
чил  ему  билет  и  не  без  волнения  сказал:
 —  Поздравляю  тебя,  Сережа!  Высоко  держи  зва¬
ние  члена  Ленинского  комсомола!  Будь  достоин  от¬
ца  своего,  большевика  и  героя!  А  у  матери  учись
преданности  партии  и  Родине!
 Лицо  Сережки,  чистое  и  светлое,  оставалось
серьезным.  Только  глаза  сверкнули,  когда  он  взгля¬
нул  на  силуэт  Ильича,  украшавший  обложку  би¬
лета.
 —  Спасибо!  —  тихо  сказал  он.  —  Спасибо!  —
так  же  негромко  повторил  он,  обращаясь  к  ребя¬
там.  —  Я  обещаю...  —  И,  не  договорив,  бросился
к  матери,  прижался  головой  к  ее  груди.  —  И  тебе
спасибо,  мама!
 Дарья  молча  гладила  его  вихрастые  волосы.
По  щеке  ее  скатились  слезинки.  Потом  она  отстра¬
нила  сына,  поцеловала  его  в  губы  и  сказала:
 —  Поздравляю  тебя,  Сереженька!  Поздравляю,
сыночек!
 Он  заботливо  подобрал  прядки  ее  светлых  волос
и  повторил  счастливым  голосом:
 —  Спасибо  тебе,  мама!
 Моргунов  и  Поливанов,  сидевшие  по  обе  стороны
от  Дарьи,  тоже  поздравили  Сережку.  А  Павел  Ко¬
робов,  когда  волнение  улеглось,  деловито  сказал:
 —  Товарищи!  Ячейка  наша  выросла  на  три  че¬
ловека.  На  три  бойца  она  стала  сильней.  Мы  ра¬
дуемся  этому.  Но  мы  не  успокаиваемся  на  этом.
Впереди  нас  ждет  непочатый  край  работы.  И  рас-
почать  его  поможет  нам  этот  клуб,  очаг  социали¬
стической  культуры.
 Ребята  дружно  захлопали  в  ладоши.  Они  разде¬
ляли  уверенность  своего  вожака.
 *  *  *
 7  ноября  1929  года,  в  день  празднования  две¬
надцатой  годовщины  Октябрьской  социалистиче¬
ской  революции,  была  опубликована  статья  Стали¬
на  «Год  великого  перелома».  О  колхозном  движе¬
нии  в  статье  говорилось:
 «Речь  идет  о  коренном  переломе  в  развитии  на¬
шего  земледелия  от  мелкого  и  отсталого  индивиду¬
123

ального  хозяйства  к  крупному  и  передовому  коллек¬
тивному  земледелию,  к  совместной  обработке  зем¬
ли,  к  машинно-тракторным  станциям,  к  артелям,
колхозам,  опирающимся  на  науку  и  технику  и,  на¬
конец,  к  гигантским  совхозам,  вооруженным  сот¬
нями  тракторов  и  комбайнов...»
 Заканчивалась  статья  так:
 «Мы  идем  на  всех  парах  по  пути  индустриали¬
зации  к  социализму,  оставляя  позади  нашу  вековую
♦россейскую»  отсталость.  Мы  становимся  страной
металлической,  страной  автомобилизации,  страной
тракторизации.  И  когда  посадим  СССР  на  автомо¬
биль,  а  мужика  на  трактор,  пусть  попробуют  до¬
гнать  нас  почтенные  капиталисты,  кичащиеся  сво¬
ей  «цивилизацией».
 В  Глуховке  статью  слушали  по  радио.  Незадолго
до  этого  туда  явился  светловолосый  парень  в  рабо¬
чей  спецовке  —  представитель  шефского  завода.  Он
выгрузил  из  телеги  упакованный  в  картонную  ко¬
робку  радиоприемник  с  батареями.  Мне  он  передал
посылку  и  письмо  от  Маши  Чумаковой.  В  посылке
оказалось  несколько  экземпляров  «Овода».
А  в  письме  Маша  писала,  что  рабочие  посылают
в  подарок  глуховцам  приемник  и  выражают  надеж¬
ду,  что  он  еще  больше  сблизит  сельских  тружеников
с  рабочим  классом.
 «Очень  хотелось  поехать  в  Глуховку.  Да  дела
не  пустили.  Но  все  же  надеюсь,  что  скоро  увидим¬
ся.  А  пока  же  передай  горячий  привет  ребятам.
Скажи  им,  что  я  люблю  их,  как  родных.  И  от  всей
души  желаю  им  больших  успехов...»
 Вспомнив,  как  в  Знаменке  была  украдена  антен¬
на,  я  посоветовал  сделать  ее  съемной.  Приемник
установили  в  клубе,  в  простенке  между  окнами.
Для  него  наскоро  сколотили  столик.  На  ночь  Павел
снимал  антенну.  И  вместе  с  приемником  уносил  до¬
мой.  А  утром  ставил  приемник  на  место.  И  натя¬
гивал  проволоку  над  крышами  сельсовета  и  клуба,
 И  сразу  же  в  помещение  набивалось  множество
народу.  Всем  хотелось  поглазеть  на  диковинный
ящик.  Говоривший  по-человечески  и  звеневший  пес¬
нями.  А  заодно  послушать  новости  из  самой  Мо¬
сквы.
 124

Так  и  в  этот  праздничный  день.  Едва  сообщили
по  радио,  что  будет  передаваться  статья  Сталина,
на  площадь  стали  стекаться  люди.  И  к  назначен¬
ному  часу  возле  клуба  сгрудилась  целая  толпа.  Тут
были  не  только  глуховцы,  а  и  жители  Разуваева  и
Понырей.  Как  узнали  они  о  новости,  было  неиз¬
вестно.  Казалось,  сами  радиоволны  доставили  ее
в  каждую  хату.
 Павел  установил  приемник  на  подоконнике  и
включил  Москву.  Слушали  молча  и  сумрачно.  А  по¬
том,  расходясь  по  домам,  горячо  толковали,  стара¬
ясь  угадать,  что  и  как  будет  дальше.
 •к  *  ф
 и  вот  в  район  снова  нагрянул  Семиверстов.
С  тем  же  мандатом  чрезвычайного  уполномоченно¬
го.  Но  с  более  определенными  указаниями,  как  на
всех  парах  двигаться  к  социализму.
 —  Начинается  сплошная  коллективизация,  —
объявил  он  членам  бюро  райкома  партии,  вызван¬
ным  на  экстренное  заседание.  —  К  весне  будущего
года  все  сто  процентов  крестьянских  хозяйств  дол¬
жны  вступить  в  колхозы.
 —  Почему  же  к  весне  будущего  года?  —  спро¬
сил  я.  —  По  пятилетке  в  нашей  области  коллекти¬
визация  должна  быть  завершена  в  три  года.
 На  этот  раз  Семиверстов  весь  побагровел.  Как
будто  его  ошпарили.  И  даже  как-то  странно  лязг¬
нул  зубами.  Точно  хотел  живьем  съесть  меня.  А  по¬
том  со  злой  усмешкой  сказал:
 —  Слушай,  ты,  Филипп!  Ты  долго  будешь  ста¬
вить  палки  в  колеса?
 Я  так  был  удивлен,  что  не  нашел,  что  ответить.
И  только  недоуменно  дернул  плечами.
 —  Я  чувствую:  ты  не  согласен  с  генеральной
линией  партии,  —  продолжал  громить  меня  Семи¬
верстов.  —  Если  так,  то  выкладывай  свою.  Выкла¬
дывай  начистоту.  Без  всяких  уловок  и  хитростей.
И  выкладывай  здесь,  в  райкоме.  А  не  шушукайся
где-то  с  чуждыми  элементами.
 Я  растерянно  смотрел  на  чрезвычайного.  Чле¬
ны  бюро  тоже  молчали.  А  Барабашев,  сдерживая
раздражение,  сказал:
 126

—  Касаткин  задал  вопрос.  Правильный  и  важ¬
ный.  Он  может  возникнуть  у  любого  местного  ра¬
ботника.  И  они,  как  кустовые  уполномоченные,  обя¬
заны  на  него  ответить.  При  чем  же  тут  генераль¬
ная  линия?
 Отповедь  осадила  чрезвычайного.  Он  бросил  бес¬
покойный  взгляд  на  Барабашева,  откашлялся  и
сказал:
 —  Пятилетку  мы  решили  выполнить  досрочно.
В  целом  за  четыре  года.  А  по  отдельным  отрас¬
лям  —  и  раньше.  Сокращается  пятилетка  и  по
сельскому  хозяйству.  В  частности,  по  коллективиза¬
ции  в  нашей  местности  срок  сокращен  ровно  на  по¬
ловину.
 —  Так  бы  и  сказал,  —  с  возмущением  заметил
я.  —  А  то  выдумывает  черте  что!
 Барабашев  постучал  карандашом  по  столу  и
строго  сказал:
 —  Касаткин,  к  порядку!  Не  забывай  о  дисцип¬
лине.  И  уважай  старших.
 Я  подчинился.  Но  уважения  к  Семиверстову  не
почувствовал.  Даже  перестал  слушать  его.  И  при¬
нялся  думать  о  чем  попало.  Вспомнил  письмо  от¬
чима,  полученное  месяц  назад.  Среди  прочих  ново¬
стей  он  писал  о  запросе,  который  пришел  в  Зна¬
менку.  А  сказал  им  об  этом  сам  председатель  сель¬
совета  Лобачев.
 «Пришел  к  нам  и  соопчает,  —  писал  отчим.  —
На  вашего  Хвилю  запрос  получен.  Требуют  харак¬
теристику.  И  разные  другие  сведения.  Где,  когда
и  от  кого  рожден.  Какое  точно  имя  дадено.  Чем  за¬
нимался  до  революции  и  после  нее.  Не  связывался
ли  с  какими  врагами  и  бандами.  И  все  в  таком  вот
духе.  Мы  аж  перепугались.  А  Лобачев  сказал,  что
отправил  самую  похвальную  характеристику.  И  да¬
же  указал,  что  до  революции  ты,  дескать,  пешком
под  стол  бегал.  А  мы  все  ж  в  сумлении.  Что  там
такое  стряслось?  Может,  не  дай  бог,  в  острог  за  что
посадить  тебя  собираются?..»
 Все  же  сухой,  нелюдимый  голос  Семиверстова
прервал  мои  мысли.
 —  Мы  советовались  в  окружкоме,  —  говорил
он.  —  Вы  должны  взять  встречный  план.  И  пол-
 126

ностью  коллективизировать  всех  крестьян  к  весне.
II  никак  не  позже.  Боевая  задача,  обязательная  для
каждого  коммуниста.  Все  должны  быть  мобилизо¬
ваны.  И  работать,  невзирая  ни  на  что.  Оппортуни¬
стам  всех  мастей  давать  отпор.  И  железной  метлой
выгонять  из  партии...
 Барабашев  все  же  остановил  расходившегося
чрезвычайного.
 —  Чем  вызвана  такая  спешка?  —  спросил
он.  —  Ради  чего  это  галопирование?
 Досадливо  поморщившись,  Семиверстов  сказал:
 —  Я  уже  объяснял.  Досрочным  выполнением
пятилетки.
 —  Вы  объяснили:  решено  пятилетку  по  сельско¬
му  хозяйству  выполнить  в  два  года,  —  продолжал
Барабашев.  —  А  нам  предлагаете  сократить  этот
срок  на  целый  год.  Пятилетка-то  принята  менее  го¬
да  назад.
 —  Все  районы  берут  встречные  обязательст¬
ва,  —  не  сдавался  Семиверстов.  —  Надеемся,  и  ваш
район  не  останется  в  стороне.  А  вашим  встречным
планом  и  будет  весна.  Я  говорил  об  этом  в  окруж¬
коме.  И  обещал  от  нашего  общего  имени.  Там  это
приветствовали.  И  дали  понять,  что  отметят  инициа¬
тиву  подобающим  образом...  —  И  вдруг  растянул
тонкие  губы  в  нарочитой  улыбке.  —  Да  вы  не  бой¬
тесь,  товарищи.  Не  так  страшен  черт,  как  его  ма¬
люют.  Если  взяться  дружно,  нажать  на  все  рыча¬
ги,  дело  пойдет  наверняка.  И  мы  вполне  можем  вы¬
скочить  на  первое  место  в  округе.  А  победителей
не  судят.  Если  даже  где  перегнем,  чересчур  закру¬
тим,  простят.  Лес  рубят,  щепки  летят...
 Его  слова  коробили  меня.  Члены  бюро  тоже  ер¬
зали  на  стульях.  Чувствовалось:  не  соглашались
с  такой  установкой.  Но  и  не  возражали.  Не  возра¬
жал  и  Барабашев.  Сумрачный,  он  неподвижно  сидел
за  столом,  опустив  глаза.  Ему  словно  было  обидно
и  совестно.  Впрочем,  быть  может,  он  думал  и  о  дру¬
гом?  Первое  место  в  округе.  Да  еще  по  такой  бое¬
вой  задаче.  Разве  это  не  приятно?  Газеты  распеча¬
тают,  докладчики  раструбят.  Слава.  А  за  славой  —
почет  и  уважение.  И  может,  выдвижение.
 ♦Кусты»  остались  прежними.  И  уполномочен¬
127

ные  по  «кустам»  остались  те  же.  Только  требова¬
ния  к  нам  были  повышены.  А  чувства  наши  находи¬
лись  в  полном  смятении.
 ❖  *  *
 Мы  выбивались  из  сил.  Каждый  день  —  по  не¬
скольку  собраний.  Собирали  отдельно  бедняков  и
середняков.  Собирали  их  вместе.  Сталкивали  и  при¬
миряли  их  между  собой.  Беседовали  порознь  с  ба¬
бами,  мужиками  и  молодежью.  Почти  беспрерывно
заседали  сельсовет  и  правление  колхоза.  А  в  кон¬
це  каждого  дня  —  итоговое  собрание  коммунистов.
Что  сделано?  И  что  предстоит  сделать?
 А  дело  двигалось  черепашьим  шагом.  Единолич¬
ники  не  поддавались  агитации.  Особенно  упирались
середняки.  Они  ни  за  что  не  хотели  лишаться  ло¬
шадок.  Ничего  не  помогало.  Ни  досрочное  взыска¬
ние  налогов,  ни  дополнительная  раскладка  по  хле¬
бозаготовке.  Середняки  все  сносили,  а  от  колхоза
отказывались.
 —  Ну  и  народец!  —  ворчал  Моргунов.  —  Стари¬
на  закоренелая.  За  шиворот  приходится  тащить
в  социализм...
 *  *  #
 Правление  колхоза  «Красный  пахарь»  размеща¬
лось  в  хате  председателя  Поливанова.  Хата  его  стоя¬
ла  почти  в  центре  села,  чуть  наискось  от  сельсове¬
та.  И  в  этом  отношении  была  очень  удобной.  Впро¬
чем,  удобна  она  была  и  во  всех  других  отношениях.
А  главное:  ни  стесняться,  ни  стеснять  никого  не
приходилось.  Жил  Поливанов  вдвоем  с  женой  Ан¬
тониной  Никифоровной,  скромной  и  тихой  женщи¬
ной.  Оба  сына  служили  в  Красной  Армии.  Стар¬
ший  —  на  сверхсрочной,  младший  —  на  обязатель¬
ной.  По  детям  Поливановы  скучали.  Но  на  скорую
встречу  с  ними  не  надеялись.  Старший  не  мог  рас¬
статься  с  Ленинградом  и  красивой  ленинградкой.
А  младший  уже  намекал  в  письмах,  что  последует
примеру  брата.  Односельчане,  толпившиеся  от  зари
до  зари  в  хате,  помогали  переносить  тоску.
 В  этот  час  мы  сидели  у  Поливанова.  И  до  боли
в  висках  тужились  над  тем,  как  ускорить  рост  кол¬
хоза.  Кажется,  все  уже  испробовано.  И  уже  ничего
128

не  осталось,  чтобы  заставить  упрямых  глуховцев
сдаться,  разорвать  пуповину,  связывавшую  их
с  частной  собственностью.
 И  вот  в  этот  самый  час  в  Глуховку  явился  Се-
миверстов.  В  хату  вошел  твердой,  негнущейся  по¬
ходкой.  Поздоровался  с  нами  небрежно  и  снисходи¬
тельно.
 —  Ну,  так  как  они,  дела?
 Мы  дружно  уставились  на  Моргунова.  Тот  не¬
определенно  развел  руками  и  сказал,  что  они  хоть
и  не  стоят  на  месте,  дела  эти,  а  все  же  идут  не  так,
как  хотелось  бы.
 —  Подводят  несознательные,  —  говорил  он,
мрачно  глядя  на  чрезвычайного.  —  Руками  и  нога¬
ми  отбрыкиваются.  Хоть  под  конвоем  препровождай
их  в  новую  жизнь.
 Семиверстов  кисло  поморщился.  Шумно  пофыр¬
кал,  как  рассерженный  крот.  Постучал  костяшками
пальцев  по  чисто  выскобленному  столу.
 —  Плохо,  товарищи,  скверно.  Отстаете  от  дру¬
гих.  Район  вниз  тянете.  А  нужна  сплошная.  По¬
нимаете?  Сплошная  коллективизация.  Близится  за¬
ключительный  этап  классовой  борьбы.  Приступаем
к  ликвидации  кулачества  как  класса.  Этого  самого
многочисленного  капиталистического  класса  в  де¬
ревне.  А  ликвидация  его  возможна  лишь  на  базе
сплошной  коллективизации.  Поэтому  я  категориче¬
ски  требую...
 Требования  были  одни  и  те  же.  Принять  все  ме¬
ры.  Добиться  перелома.  Поднять  темпы.  Сломить  со¬
противление.
 —  Десять  дней  сроку,  —  сказал  Семиверстов.  —
Через  десять  дней  —  отчет  в  райкоме.  Все  сто  про¬
центов.  И  никаких  уважительных  причин.  Советую
по-дружески.  Пора  кончать  с  либерализмом.  Пока
он  не  лишил  вас  партийных  билетов.
 —  Вы  не  пугайте  нас,  —  хмуро  заметил  Мор¬
гунов.  —  Мы  не  из  пугливых.  Много  повидали.
В  разных  бывали  переделках.  Вот  так,  товарищ
чрезвычайный.  Вы  лучше  скажите,  что  делать.  Как
добиться  перелома  и  сломить  сопротивление?
 Семиверстов  с  усилием  проглотил  что-то.  Тупой
кадык  на  ш^е  судорожно  дернулся  вверх  и  вниз.
 с;  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
129

Белесые  глаза  чрезвычайного  потемнели.  Казалось,
сейчас  он  обрушит  на  наши  головы  ругательства.
Однако  этого  не  случилось.  Весь  как-то  Съежившись,
он  спокойно  сказал:
 —  Хорошо.  Я  скажу.  Вот  слушайте.  Это,  ко¬
нечно,  крайняя  мера.  И  ее  следует  применять  к  са¬
мым  злостным.  Вот  слушайте,  —  повторил  он,  по¬
чему-то  оглянувшись  на  дверь.  —  Два  списка.
Один  —  колхозный.  Другой  —  подкулачный.  Тре¬
тьего  нет.  Понятно?
 —  Пока  нет,  —  сказал  Поливанов.
 —  Неужели?  —  скривился  Семиверстов.  —
А  между  тем  это  так  просто.  Вызываете  саботаж¬
ника.  И  кладете  перед  ним  два  списка.  Записывай¬
ся  в  любой.  Хочешь  —  в  колхоз.  Хочешь  —  в  под¬
кулачники.
 —  А  если  он  не  захочет  ни  в  колхоз,  ни  в  под¬
кулачники,  тогда  как?
 —  Тогда  вы  сами  записываете  его  в  подкулач¬
ники,  —  сказал  Семиверстов.  —  И  объявляете,  что
отныне  он  враг  колхоза,  враг  Советской  власти.
И  как  таковой  вместе  с  кулаками  будет  раскулачен.
 —  Но  это  же  провокация,  —  сказал  Моргунов,
заметно  бледнея.
 —  Поосторожней,  —  предупредил  его  Семивер¬
стов  и  весь  задергался.  —  Не  провокация,  а  метод
психологического  воздействия.  Вполне  проверенный
и  испытанный.  Попробуйте  и  убедитесь.  Все,  кому
предложите  эти  списки,  запишутся  в  колхоз.  Никто
не  захочет  быть  врагом  Советской  власти.
 —  А  вы  попробуйте  сами,  —  предложил  я.  —
А  мы  посмотрим.  И  поучимся.  Чтобы  потом  дейст¬
вовать  наверняка.
 Семиверстов  бросил  на  меня  настороженный
взгляд.  Видно,  испугался  какого-либо  подвоха.
И,  видно  убедившись,  что  страх  напрасен,  сказал:
 —  Пожалуйста.  Могу  продемонстрировать.  Вы¬
зовите  несколько  человек.  Самых  неподдающихся.
И  приготовьте  две  тетрадки...
 5jS
 Мы  перешли  в  сельсовет.  Моргунов  послал  Пет¬
ровича  за  единоличниками.  Скрепя  сердце  я  вручил
130

Семиверстову  две  тетрадки.  Рабфаковские  задания
придется  выполнять  на  клочках  бумаги.
 Первым  явился  Кирилл  Крякин.  Сухопарый,  су¬
тулый  мужик  в  поношенной  поддевке  и  стоптанных
сапогах.  Моргунов  несколько  раз  вызывал  его  в  сель¬
совет.  Уговаривал,  нажимал,  грозил  крутыми  мера¬
ми.  Заставил  вывезти  дополнительный  хлеб.  Но  ни¬
чего  не  помогало.  Крякин  крутил  головой,  будто
его  пичкали  чем-то  тошнотворным,  и  отказывался.
 —  Никак  не  могу,  —  твердил  он  заученные  сло¬
ва.  —  Желаниев  нету.  И  страх  не  дозволяет...
 Вот  и  теперь  я  прочитал  на  его  помятом,  зарос¬
шем  колючей  щетиной  лице  ту  же  тупую  решимость.
Остановившись  перед  столом,  за  которым  сидел  Се¬
миверстов,  он  поморгал  бесцветными  веками  и  хрип¬
ло  спросил:
 —  Вызывали,  что  ли-ча?
 —  Вызывали,  —  подтвердил  Семиверстов,  под¬
нимая  на  Крякина  тяжелый  взгляд.
 —  А  по  какому  вопросу,  дозвольте  узнать?
 —  Все  по  такому  же.  В  колхоз  надумали  всту¬
пать?
 —  Никак  нет,  —  сказал  Крякин.  —  Покамест
не  надумали.
 —  А  почему?
 —  Все  потому  ж.  —  И  весь  съежился,  словно
ожидая  удара.  —  Одна  причина:  желаниев  нету.
И  страх  не  дозволяет.
 Семиверстов  загадочно  усмехнулся  и  сказал:
 —  Ну  вот  что,  гражданин  Крякин.  Больше  мы
возиться  с  вами  не  намерены.  Это  наш  последний
разговор.  От  него  зависит  вся  ваша  судьба.  —
И,  достав  из  ящика  стола  две  тетради,  положил  их
на  край  стола  перед  Крякиным.  —  Два  списка.
Один  —  колхозный.  Другой  —  подкулачный.  Запи¬
сывайтесь  либо  в  тот,  либо  в  этот.
 —  А  ежели  ни  в  тот  и  ни  в  этот?
 —  Третьего  нет,  —  объяснил  Семиверстов.  —
Только  два.  Либо  в  тот,  либо  в  этот.  Решайте  свою
судьбу,  гражданин  Крякин.
 —  А  ежели  ни  в  тот  и  ни  в  этот?  —  повторил
Крякин,  испуганно  втягивая  шею  в  плечи.  —  То¬
ды  что?
 9*
 131

—  Тогда  мы  сами  запишем  вас  в  подкулачни¬
ки,  —  угрожающе  сказал  Семиверстов.  —  И  посту¬
пим  с  вами,  как  с  подкулачником.
 Крякин  отшагнул  назад.  И  поднял  руки,  как  бы
защищаясь.
 —  Что  вы,  гражданин  чрезвычайный  уполномо¬
ченный!  Какой  я  подкулачник?  Я  честный  кре¬
стьянин.
 —  Тогда  хватит  ломаться,  честный  крестья¬
нин,  —  раздраженно  сказал  Семиверстов.  —  Запи¬
сывайтесь  в  колхоз  —  и  все.  Сколько  можно,  в  са¬
мом  деле?  У  кого  хочешь  терпение  лопнет.
 Крякин  почесал  лохматую  голову  и  отчаянно
махнул  рукой.
 —  Э,  пропадай  моя  телега!  —  И,  взяв  ручку,
старательно  вывел  свою  фамилию  в  тетрадке.  —
Куды  люди,  туды  я.  Миром  будем  погибать.
 —  Ладно,  гражданин  Крякин,  —  сказал  Семи¬
верстов,  промокая  чернила.  —  Хватит  мудрствовать.
Завтра  явитесь  в  правление  колхоза.  И  получите
наряд  на  работу.
 Крякин  нахлобучил  треух  на  голову.
 —  Ас  лошадкой  как?  Счас  вести  аль  подо¬
ждать?
 —  У  вас  одна  лошадь?  —  спросил  Семиверстов.
 —  Одна,  —  заморгал  Крякин.  —  Кобылка.
А  больше  ничего  нету.  Была  коровка.  А  тока  при¬
шлось  прирезать.  Падучка  напала.
 —  Брешешь,  Кирюха!  —  не  сдержался  Моргу¬
нов.  —  Выдумал  падучку.  Здоровая  была  корова.
Со  страху  забил.  Боялся,  в  колхоз  заберут.  По  той
же  причине  и  другую  скотину  под  нож  пустил.
 —  Не  наводи  напраслину,  Тимофей  Карпыч,  —
покраснел  Крякин.  —  Не  враг  я  себе.  Хворь  на
живность  напала.  Как  кто  напустил.
 —  Лошадь  сейчас  же  отвести  в  колхоз,  —  пред¬
ложил  Семиверстов.  —  А  то  вы  и  ее  зарежете.
 —  Лошадь  не  съедобна,  —  с  усмешкой  заме¬
тила  Дарья  Ромашова.  —  Мясом  продать  трудно.
И  живую  нелегко  загнать.  То  ли  дело  говядина  и
баранина.  Отвез  на  соседний  сахарный  завод.  И  со¬
рвал  с  рабочих  изрядный  куш.
 Крякин  не  нашел,  что  ответить  Ромашовой,  по¬
132

клонился  и  вышел.  А  Семиверстов,  победно  оглянув
нас,  сказал:
 —  Видали,  как  подействовало?  Сразу  запи¬
сался.
 —  А  на  черта  нам  эти  Крякины?  —  сказал
Поливанов.  —  От  них  же,  кроме  вреда,  никакой
пользы.  Уж  лучше  бы  они  оставались  единолични¬
ками.
 —  Нужна  сплошная,  —  терпеливо  пояснил  Се¬
миверстов.  —  Понимаете,  сплошная  коллективиза¬
ция.  Чтобы  на  ее  основе  нанести  решительный  удар
капитализму  в  деревне...
 В  комнату  вошли  Старцевы.  Моргунов  нахму¬
рился.
 —  Я  же  предупреждал  тебя,  Ефим,  —  сказал
он.  —  А  ты  опять  бабу  в  сельсовет  тащишь.
 —  А  он  не  тащил  меня,  —  отбилась  Наталья
Матвеевна.  —  Я  сама  притащилась.  Потому  как
мы  всё  вместе  решаем.
 —  Хорошо,  —  сказал  Семиверстов.  —  Решайте
вместе.  В  колхоз  вступаете?
 —  Нет  покудова,  —  ответил  Ефим  Харитоно¬
вич.  —  Покудова  не  вступаем.
 —  Почему?
 —  Да  все  потому  ж,  —  продолжал  Старцев.  —
Ужо  ж  не  раз  объясняли.  Чуток  подождем.
 —  Нам  не  к  спеху,  —  добавила  Наталья  Мат¬
веевна.  —  Пущай  другие  поживут  в  колхозе.  А  мы
поглядим.  Хорошо  будет,  вступим.
 —  Ясно,  —  заключил  Семиверстов.  —  Чужими
руками  жар  загребать.  Хорошо  будет  —  вступим.
Ишь,  какие  ловкачи!  А  вы  сами  делайте  это  «хо¬
рошо».  Не  надейтесь  на  других.
 —  Так  мы  не  можем,  —  сказал  Ефим  Харито¬
нович.  —  Не  смелые  мы.  Пужаемся.  Ну  как  прога¬
даем?  Из  колхоза  ж  потом  не  выберешься.
 Семиверстов  положил  на  край  стола  тетради.
 —  Вот  вам  два  списка,  —  сказал  он.  —  Этот...—
он  показал  на  левый  список,  —  этот  —  колхозный.
А  этот...  —  он  ткнул  в  правую  тетрадь,  —  подку¬
лачный.  Записывайтесь.  Либо  в  один,  либо
в  другой.
 133

—  Ни  в  один,  ни  в  другой,  —  сказал  Старцев,
оторопело  уставясь  на  тетрадки.
 —  Тогда  мы  сами  запишем  вас  в  подкулачни¬
ки,  —  сказал  Семиверстов.  —  И  раскулачим  вместе
с  кулаками.
 Слова  Семиверстова  оглушили  Старцевых.  Не¬
которое  время  они  со  страхом  смотрели  на  него.
Потом  повернулись  к  нам.
 —  Товарищи!  —  взмолился  Ефим  Харитоно¬
вич.  —  Вы  ж  меня  знаете.  Какой  же  я  подкулач¬
ник?  Да  я  ж  с  кулаками  сроду  не  водился.  Даже
рядом  не  сидел.  Чем  же  я  им  подкулачивал?
 —  Хватит  плакаться,  —  сердито  оборвал  его
Семиверстов.  —  Категорически  спрашиваю:  какой
выбираете  список?
 Ефим  Харитонович  повернулся  к  жене.
 —  Что  делать,  Наташенька?
 Наталья  Матвеевна  всхлипнула  и  пальцами  вы¬
терла  нос.
 —  Ох  ты  ж  беда  какая!  —  застонала  она.  —
Прямо  голова  кругом.  Да  за  что  ж  нас  бог  ка¬
рает?
 —  Ну,  еще  раз?  —  настаивал  Семиверстов,  те¬
ряя  терпение.  —  Куда  прикажете?
 Старцев  вздохнул  и  ткнул  пальцем  в  левую
тетрадь.
 —  Давай  ужо  в  колхозный.
 Семиверстов  обмакнул  ручку  в  чернильницу  и
подал  перо  Старцеву.
 —  Запишитесь  своей  рукой.
 Кое-как  Старцев  начертил  свою  фамилию.
 —  Силком  загнали,  —  жалобно  вымолвил
он.  —  Прощай,  волюшка.
 Семиверстов  промакнул  чернила,  сложил  тет¬
радки  одна  на  другую  и  весело  сказал:
 —  Поздравляю  вас!  С  новой  жизнью!
 -  Да  ужо  спасибо,  —  отозвался  Старцев.  —
Дай-то  бог,  чтоб  она  не  дюже  горькой  обернулась.
 —  Прими  и  мои  поздравления,  Ефим  Харито¬
нович,  —  сказал  Поливанов.  —  На  конюшне
будешь  работать.  С  лошадьми,  которых  ты  лю¬
бишь.
 —  Спасибо,  Митрий  Лексеич,  —  вздохнул  Стар¬
134

цев.  —  С  лошадьми  так  с  лошадьми.  Мне  теперича
все  одно.
 —  И  тебя,  Наталья  Матвеевна,  поздравляем,  —
сказала  Дарья  Ромашова.  —  И  желаем,  чтобы  ты
поскорее  сжилась  с  коллективом.
 Наталья  Матвеевна  хотела  что-то  ответить,  но
захлебнулась  слезами.  И  заголосила  истошно,  как
по  покойнику.
 —  Ну  хватит  вам!  —  рассердился  Семивер-
стов.  —  Для  вас  же  стараемся.  А  вы  вместо  благо-
дарности  вой  поднимаете...
 Расстроенные  и  растерянные,  Старцевы  ушли.
Другие  единоличники  задерживались.  Семиверстов
встал  из-за  стола,  прошелся  по  комнате.
 —  Вот  так  надо  действовать,  —  сказал  он
нам.  —  И  получится  у  вас  один  список,  колхозный.
А  в  подкулачники  вряд  ли  кто  пожелает.
 —  А  я  вот  думаю,  —  заметил  Моргунов.  —
Ликвидацию  кулачества  мы,  конечно,  приветству¬
ем.  Пора  кончать  с  этим  вражьем.  Но  почему  надо
ждать,  когда  все  вступят  в  колхоз?  Единоличников-
то  осталось  каких-то  двадцать  процентов.  К  тому  же
половина  из  них  такие,  что  и  в  колхоз  пускать  не
хочется.  Почему  не  начинать  раскулачивание
сейчас?
 —  Такая  установка,  —  сказал  Семиверстов.  —
На  базе  сплошной...  Давайте  все  сто.  Только  после
этого  начнем  раскулачивание...
 Глянув  на  часы,  Семиверстов  заторопился.  В  со¬
седнем  сельсовете  его  ждали  активисты.  Я  вышел
следом.  На  улице  густо  падал  снег.  Ранняя  зима
выдалась  и  глубокой.  Хаты  уже  почти  по  окна
ушли  в  сугробы.  А  снег  каждый  день  все  шел  и
шел.
*  *
 Из  соседнего  сельсовета  на  перекладных  прибы¬
ла  кинопередвижка.  Костя  Волков  привез  новую
картину  —  «Крест  и  маузер».
 Весть  о  приезде  кино  облетела  хаты  с  быстротой
ветра.  Вместе  с  ней  так  же  быстро  разлетелась  и
новость.  Чтобы  попасть  на  кинокартину,  мало  куп¬
135

ленного  билета.  Надо  еще  быть  колхозником  и
иметь  об  этом  форменную  справку.
 В  некоторых  семьях  единоличников  новый  по¬
рядок  вызвал  настоящие  бои.  Сыновья  и  дочери
с  небывалой  храбростью  атаковали  отсталых  роди¬
телей.  Они,  как  кроты,  ничего  не  видят  вокруг  се¬
бя.  И  вместе  с  собой  заживо  хоронят  ни  в  чем  не
повинных  детей.  И  многие  единоличники  не  выдер¬
живали  натиска.  Приходили  в  сельсовет  и,  вздыхая,
просили  записать  в  колхоз.
 Зрители  потянулись  в  клуб  задолго  до  начала
сеанса.  Они  несли  с  собой  табуретки,  даже  скамей¬
ки.  Рассаживались  в  просторном  зале  где  попало
и  как  попало.  Скамеек  в  клубе  было  мало.  И  рас¬
считывать  на  сидячее  место  не  приходилось.
 А  посреди  зала  на  столе  уже  возвышался  аппа¬
рат.  Привлекательно  блестел  черным  лаком.  Тут  же
суетились  подростки,  помощники  киномеханика.
Они  должны  крутить  динамку,  вырабатывающую
электроток.  За  свой  труд  они  бесплатно  смотрят
картину.
 Галя  Ченцова  за  кассиршу  продавала  билеты.
А  мы  с  Костей  сидели  за  сценой  и  разговаривали.
Костя  рассказывал  о  том,  что  делалось  в  других
сельсоветах.  Села  растревожены  и  взбудоражены.
Мужики  прямо-таки  валом  валят  в  колхозы.  Ведут
на  общие  конюшни  лошадей,  стаскивают  на  кол¬
хозные  дворы  телеги  и  прочую  утварь.
 —  Великое  движение!  —  говорил  Костя,  захле¬
бываясь  от  восторга.  —  Переселение  в  будущее!..
 Он  любил  манерничать,  этот  Костя  Волков.  Нет
чтобы  просто  сказать,  щеголяет  словечками.  Я  слу¬
шал  его  и  чувствовал  неприязнь.  Она,  как  гадюка,
возилась  в  душе.  А  перед  взором  стояла  Варя.  Как
же  она  собирается  жить  с  Левкой?
 —  А  как  с  охранными  отрядами?  —  спросил  я
Костю,  желая  спустить  его  с  небес  на  землю.  —
Когда  они,  наконец,  будут  организованы?
 Костя  принялся  называть  села,  где  были  обра¬
зованы  такие  отряды.  Дело  это  оказалось  нелегким.
Комсомольцев  в  деревнях  было  все  еще  мало.
А  подохранных  объектов  прибавилось.  К  тому  же
они  были  разбросаны.  Все  же  работа  эта  шла  к  кон¬
136

цу.  Ребята  брали  под  надзор  колхозные  конюшни,
зернохранилища.  Устанавливали  наблюдение  за
хоздворами  и  сельхозмашинами.  Кое-где  практико¬
вались  секретные  посты.
 —  Надо  бы  провести  слет  охранников,  —  ска¬
зал  Костя.  —  Собрать  ребят  в  райцентр.  Расска¬
зать  о  значении  этого  дела.  Поставить  боевые
задачи.
 —  О  слете  потом,  —  возразил  я.  —  Сначала
создать  отряды.  Во  всех  селах  и  колхозах.  И  это
твоя  работа...  —  Я  критически  осмотрел  Костю.  —
А  теперь  скажи,  как  там  Лейкины?
 Костя  глянул  на  меня  с  удивлением.
 —  Лейкины?  Да  я  с  ними  уже  давно  не  видел¬
ся.  С  тех  пор,  как  отправился  в  поездку.
 —  А  ты  намерен  и  дальше  приставать  к  Варе?
 Костя  пугливо  озирнулся  по  сторонам.
 —  А  ты  откуда  знаешь,  что  я  пристаю?
 —  Знаю.  А  откуда  —  неважно.  Так  намерен
или  нет?
 Костя  передернул  плечами  и  выпятил  нижнюю
губу.
 —  Это  такое  дело...  Оно  касается  только  нас.
 —  Оно  касается  и  нас.  Ты  разбиваешь  семью.
И  вообще...  Как  можно  позволять  себе  такое?  В  пра¬
вославной  религии  есть  двенадцать  заповедей.
Слыхал?
 —  Допустим.  И  что?
 —  Вот  там  есть  одна  заповедь.  Очень  подходя¬
щая.  В  ней  сказано:  «Не  пожелай  жены  ближнего
твоего».  Правильная  и  справедливая  заповедь.  Я  бы
ее  в  комсомольский  устав  включил.
 Костя  чувствовал  себя,  как  вор,  который  хоть  и
знает,  что  пойман,  все  же  надеется,  что  это  не  так.
 —  Что  ты  этим  хочешь  сказать?
 —  А  то,  что  слышишь.  Варьку  оставь.  Хватит.
А  то  наживешь  беды.  И  для  себя  и  для  нее.
 Гримаса  исказила  красивое  лицо  Кости.
 —  Ну  вот  что,  —  сказал  он  так,  как  будто  де¬
лал  мне  одолжение.  —  Предупреждение  принимаю
к  сведению.  Насчет  священной  заповеди...  Живи
сам  по  ней.  А  я  живу  и  буду  жить  по  советским
законам.  А  что  касается  Вари...  —  Он  опустил  гла¬
137

за,  подумал  и  добавил:  —  Варя  беременная.  И  я
был  бы  дурак...
 Вошли  Павел  Коробов  и  Трофим  Старцев.
 —  Вот,  пожалуйста,  —  сказал  Павел,  показав
на  Трофима.  —  Явился  за  комсомольским  билетом.
Семья  вступила  в  колхоз,  и  он  желает  вернуться
в  комсомол.  Как  быть?
 Трофим  выглядел  угрюмым.  Он  чувствовал  свою
вину  и,  как  видно,  не  надеялся  на  снисхождение.
Я  сказал:
 —  Поставить  вопрос  на  собрании.  И  пусть  ска¬
жет  ячейке,  почему  отдал  билет  и  почему  до  сих
пор  не  брал  его.
 —  Не  надо  на  собрание,  —  попросил  Трофим,
теребя  в  руках  треух.  —  Мне  и  так  трудно.  А  ре¬
бята  еще  добавят.
 —  А  если  родители  вздумают  удрать  из  колхо¬
за?  —  спросил  Павел.  —  Ты  что  же,  удерешь  с  ни¬
ми?  И  опять  сдашь  билет?
 —  Нет!  —  твердо  заверил  Трофим.  —  Из  кол¬
хоза  не  удеру.  И  комсомольский  билет  не  сдам.  Ни¬
когда  в  жизни!
 Это  прозвучало  как  клятва.  Хорошо,  если  бы  он
произнес  ее  перед  комсомольцами.  Но  жалко  было
подвергать  его  проработке.  Ведь  он  и  так  пережил
немало.  Да  и  верилось,  парень  говорил  от  всего
сердца.  И  я  спросил  Павла:
 —  А  ты  как  думаешь?  Можно  без  ячейки?
 —  Я  думаю,  можно,  —  сказал  Павел,  глянув
в  хмурое  лицо  Старцева.  —  Трошка,  видать,  про¬
чувствовал...  —  И  вынул  из  кармана  билет,  обер¬
нутый  в  бумагу.  —  Получай,  товарищ  Старцев.
Да  смотри  в  другой  раз...
 Трофим  взял  билет.  И  сказал  с  облегчением:
 —  Теперь  хорошо.  А  то  так  намучился...
 Явилась  Галя  Ченцова.  Передала  Косте  деньги.
И  сказала,  что  можно  начинать.
 *  *  *
 Зал  был  полон.  Я  посматривал  по  сторонам  и
с  радостью  думал,  как  в  Глуховке  много  колхоз¬
ников.  Но  с  улицы  к  окнам  жалось  немало  девчат
138

и  парней.  Там  оставались  те,  родители  которых  бы¬
ли  глухи  ко  времени.
 Зрители  ждали  смирно.  Переговаривались  полу¬
шепотом.  Лишь  изредка  где-либо  вспыхивал  и  тут
же  затухал  девичий  смех.  В  тишине  разливался
мерный  гул  динамомашины.  Под  потолком  ярко
горела  электрическая  лампочка.  Освещала  Костю
Волкова,  колдовавшего  над  своим  аппаратом.
 Я  сидел  рядом  со  Степанидой  Клюевой.  Вдова
позвала  меня,  когда  я  проходил  мимо.  И,  показав
на  соседнюю  табуретку,  предложила:
 —  Садись.  Тоже  моя.  —  А  когда  я  сел,  доба¬
вила:  —  Отнести  подсобишь.  Одной  чижало  будет...
 Она  смотрела  на  меня  жадным  взглядом.  Но  я
не  испугался.  В  конце  концов  силом-то  она  со  мной
ничего  не  сделает.  И  пообещал  подсобить.
 Более  всего  не  хотелось,  чтобы  Степанида  во  вре¬
мя  сеанса  дала  себе  волю.  В  полутьме  она  могла
выкинуть  какой-нибудь  номер.  Конечно,  это  поме¬
шало  бы  смотреть  картину.  Да  и  могли  заметить
сидевшие  позади.  И  подумать  то,  чего  не  было  и  не
могло  быть.
 Но  Степанида  весь  сеанс  просидела  спокойно.
Она  словно  была  заворожена  событиями,  разверты¬
вавшимися  на  экране.  Только  в  том  месте,  где  через
окно  показывают  голых  игуменью  и  настоятеля  мо¬
настыря,  чуть  подалась  вперед,  как  будто  желая
получше  рассмотреть  старых  греховодников.  Но  не
охнула,  не  хихикнула,  как  многие  зрительницы,  и
я  про  себя  похвалил  ее.  Нет,  она  не  такая  уж  ду¬
рашливая,  как  казалось.  И  когда  нужно,  умела
сдерживаться.
 Картина  понравилась  всем.  Двигаясь  к  выходу
с  табуретками  и  скамейками,  зрители  оживленно
обсуждали  увиденное.  Ругали  попов,  использующих
крест  и  рясу  для  прикрытия  контрреволюции.  Мо¬
настырских  святош  сравнивали  со  своими  деревен¬
скими  богослужками.  И  находили  между  ними
много  общего.
 А  на  улице  разыгрывалась  пурга.  Дул  резкий,
холодный  ветер.  Нес  мелкий,  колючий  снег.  И  те¬
мень  стояла  непроглядная.  Я  взял  у  Степаниды
табурет.  А  она  схватила  меня  выше  локтя.
 139

—  Можно  под  ручку?
 —  Пожалуйста.
 —  А  не  боишься?
 —  Чего?
 —  Ну,  как  съем.
 —  Я  невкусный.
 —  Этого  тебе  не  знать.
 —  И  костистый.
 —  А  вот  это  как  раз.  У  мужика  кость  —  глав¬
ное.  А  мясо  —  это  для  бабы...
 Мы  шли,  не  различая  дороги.  Да  ее  уже  и  не
было.  Пурга  занесла  все,  замуровала.  Ветер  глухо
шумел  в  редких  деревьях.  Безлистые  деревья  глухо
шумели.
 Меня  пронизывал  холод.  Старый  пиджак  уже  не
грел.  Стыла  голова  под  фуражкой.  И  я  начинал
дрожать.  Степанида  заметила  это  и  спросила:
 —  Тебе  зябко?
 —  Да  не  тепло.
 Она  сильно  прижалась  ко  мне.
 —  Потерпи.  Счас  придем.  Ишо  через  хату...  —
И  вдруг  сердито  сказала:  —  А  я  терпеть  не  могу
попов.  Грешная,  люблю  мужиков.  Даже  самых  плю¬
гавых.  А  с  попом  ни  за  что  не  связалась  бы.  Хочь
бы  он  был  раскрасавцем...
 Наконец  мы  свернули  влево,  и  из  полутьмы  вы¬
плыло  какое-то  строение.  Это  была  Стенькина  хата.
Мы  протиснулись  через  пролом  в  плетневом  заборе
и  завернули  в  затишье.  Ветер  сразу  оборвался,  и  ды¬
шать  стало  легче.  Я  стряхнул  снег  с  фуражки,  сбро¬
сил  его  с  пиджака.  Степанида  тоже  отряхнулась.
Потом  расстегнула  кофту.  И  принялась  расстеги¬
вать  мой  пиджак.
 —  Бедненький,  —  ворковала  она,  как  над  ребен¬
ком.  —  Совсем  захолонул.  Счас  отогреешься...  —
И,  продев  руки  под  мышки,  притянула  меня  к  се¬
бе.  —  Вот  так.  Грейся.  Я  горячая,..
 Было  неудобно,  и  я  настойчиво  высвободился,
 —  Не  надо,  Стеня.  Нехорошо  так.
 —  Отчего  ж  нехорошо?  —  простодушно  возра¬
зила  Степанида.  —  Аль  зазорно?  Гулящая,  что
ли?  —  И  со  злостью:  —  Да  я  не  больше  гулящая,
чем  другие.  Тока  другие  втихомолку,  а  я  открыто.
140

У,  как  ненавижу  наших  кумушек!  Такие  ж  при-
творницы,  как  та  монашка.  Взять  хочь  бы  мою  со¬
седку.  Сама  ж  такая  стерва,  а  надо  мной  глумле¬
ние  учинила...  —  Она  взяла  мои  руки  и  вскрикну¬
ла:  —  Да  они  ж  у  тебя  закоченели!  А  ну-ка  я  счас
отогрею...  —  И  сунула  мою  руку  себе  за  пазуху.  —
Ах!  —  выдохнула  она.  —  Ладошка  как  ледяшка!
Дух  захватило!
 За  пазухой  у  нее  и  правда  было  тепло.  Но  я  все
же  вытащил  руку.
 —  Не  надо,  Стеня,  —  повторил  я.  —  Зачем  ты
унижаешься?  Ведь  ты  же  славная.  А  ни  за  что  по¬
рочишь  себя.
 Степанида  безвольно  опустила  плечи.  И  глубоко
вздохнула.
 —  А  что  ж  мне  делать-то?
 —  Найди  мужика.  Такого,  чтобы  полюбил
тебя.
 —  А  где  его  найдешь?  Кому  нужна  вдова
с  двумя  злыднями?  Девок  вон  девать  некуда...
 Я  собрался  уходить.  Но  Степанида  удержала
меня.
 —  Нельзя.  Беда  может  приключиться.  Видела:
за  нами  крались.  Думали:  остановишься  и  повер¬
нешь  назад.  Нельзя  тебе  идти.  Оставайся  у  меня.
Да  не  бойся.  Не  буду  приставать.  Раз  отвергаешь,
значит  и  не  надо.  Боишься  разговоров?  Уйдешь  за¬
темно.  Никто  не  увидит...
 Степанида  говорила  горячим  полушепотом.  Буд¬
то  те,  кого  опасалась,  ждали  рядом.  У  меня  по  спи¬
не  ползали  ледяные  мурашки.  Все  же  я  переборол
страх.  Наверняка  баба  выдумывает.  Как  могла  она
увидеть,  кто  шел  за  нами?  Глаза,  что  ли,  у  нее  на
затылке?
 —  Ну  и  что  ж,  что  шли  за  нами?  —  сказал  я
с  беспечным  видом.  —  Почему  ты  решила,  что  это
по  мою  душу?
 —  Почуяла,  —  шептала  Степанида.  —  Не  мо¬
гу  сказать  как,  а  почуяла.  К  тебе  подбирались,  как
волки.  А  когда  мы  свернули,  не  пошли  дальше.
Оставайся.  Ничего  с  тобой  тут  не  будет.  А  то,  не
дай  бог,  что  случится...
 141

Я  решительно  застегнул  пиджак  и  поднял  во¬
ротник.
 —  Иди  спать.  И  не  беспокойся.  Ничего  со  мной
не  стрясется.
 —  Нет!  —  остановила  она  меня.  —  Подожди
тут.  Я  счас...
 С  этими  словами  она  открыла  дверь  и  скрылась
в  сенях.  А  я  невольно  прислонился  к  стене,  ста¬
раясь  слиться  с  ней.  И  напряг  зрение.  В  густой  тем¬
ноте  ничего  не  было  видно.  И  ничего  подозритель¬
ного  не  слышалось.  Только  ветер  шумел  кругом.
Да  снег  невидимо  и  беззвучно  сыпал  сверху.
 Степанида  скоро  вынырнула  из  темных  сеней.
 —  Держи,  —  протянула  она  кочергу.  —  А  у  ме¬
ня  рогач.  Пошли.
 —  А  ты  куда?
 —  С  тобой.  —  И  взяла  меня  под  руку.  —  Од¬
ному  тебе  нельзя.  Одного  и  с  кочергой  одолеют.
А  двоих...  Ну,  пошли!  —  повелительно  предложила
она.  —  Одного  все  равно  не  отпущу.  Не  хочу  брать
грех  на  душу...
 Я  повиновался,  и  мы  снова  вышли  на  улицу.
 —  А  как  же  ты  вернешься?  Или  мы  будем  до
утра  провожать  друг  друга?
 Степанида  не  поняла  шутки  и  ответила  серь¬
езно:
 —  Я  проберусь  огородами.  И  оставлю  их  с  но¬
сом.  Да  меня  они  и  не  тронут,  —  уверенно  доба¬
вила  она.  —  На  что  я  им?  Охотились  за  тобой.  Пти¬
ца  районная,  важная...
 Теперь  ветер  бил  в  спину.  Но  идти  было  трудно.
Сыпучий  снег  двигался  под  ногами,  крутил  перед
лицом,  сыпался  в  глаза.  Внезапно  Степанида  сжала
мою  руку  и  прошептала:
 —  Смотри.  Стоят.
 Я  вперил  взгляд,  куда  она  показывала,  и  раз¬
личил  две  фигуры.  Двое  стояли  в  стороне  и  наблю¬
дали  за  нами.  Да,  они  наблюдали  за  нами.  Теперь
я  не  сомневался  в  этом.  И  сжал  кочергу,  которую
держал  на  плече.
 —  А  ну  налетай!  —  крикнула  Степанида.  —
Враз  проломим  черепушки!
 Но  они  не  налетали.  Они  продолжали  стоять,
142

будто  тени.  И  не  сдвинулись  с  места,  когда  мы  про¬
ходили.  Может,  собирались  напасть  сзади?  Я  пре¬
доставил  Степаниде  вести  меня.  А  сам  до  шейной
боли  отвернул  голову  назад.  Но  они  продолжали
стоять,  как  замороженные.  Видать,  смелости  у  них
хватало  лишь  на  одного.  Да  и  то  безоружного.
 Скоро  сквозь  пургу  пробились  тусклые  огни.  Это
был  клуб.  Там  еще  бодрствовали  ребята.  Может,
они  дожидались  меня?  И  может,  беспокоились?
Ведь  я  никому  не  сказал,  куда  уходил.  Надеялся
быстро  вернуться.  И  задержался.
 У  крыльца  мы  остановились.  Степанида  взяла
у  меня  кочергу  и  со  смехом  сказала:
 —  Бывай  здоров,  упалнамоченный!  И  не  поми¬
най  лихом  непутевую  вдову.
 А  я  серьезно  предупредил  ее:
 —  Пожалуйста,  поосторожней.  Чего  доброго,
напугают.
 —  Не  напугают,  —  задорно  ответила  Степани*
да.  —  Я  не  из  пугливых...
 И,  словно  нечистый  дух,  исчезла  в  темноте.
Я  постоял  несколько  минут  у  крыльца,  прислуши¬
ваясь  к  пурге,  и  вошел  в  клуб.  Ребята  и  в  самом
деле  ждали  меня.  Среди  них  был  и  Костя  Волков.
Упакованный  аппарат  и  кассеты  с  лентой  стояли
на  столе.
 —  А  мы  уж  собрались  шум  поднимать,  —  ска¬
зал  Павел.  —  Куда,  думаем,  пропал?  Не  заблудил¬
ся  ли?
 Я  рассказал  о  нашем  небольшом  приключении.
 —  Зря  Стеньку  одну  отпустил,  —  сказала  Га¬
ля  Ченцова.  —  Надо  было  привести  сюда.  Все  вме¬
сте  проводили  бы  ее.
 Я  согласился,  что  допустил  оплошность.  Но  вряд
ли  она  пошла  бы  в  клуб.  Да  и  от  проводов  навер¬
няка  отказалась  бы.
 —  Сказала:  огородами  проберется,  —  успокаи¬
вал  я  ребят.  —  А  кроме  того...  Уверена,  что  ее  не
тронут...
 Время  было  позднее,  и  мы  стали  расходиться.
Аппарат,  динамку  и  кассеты  перенесли  в  сельсовет
под  охрану  Петровича.  Радиоприемник  и  моток  ан¬
тенны  Павел  взял  с  собой.  До  первого  переулка  шли
143

вместе,  друг  другу  в  затылок.  А  на  перекрестке
под  вой  пурги  пожелали  один  другому  спокойной
ночи.
 * 	5?-
 А  утром  в  сельсовет  пришла  мать  Степаниды.
И  со  слезами  в  голосе  рассказала,  что  ночью  неиз¬
вестные  избили  дочь  до  полусмерти.  Она  подобрала
ее  еле  живую  в  сенях.  Придя  в  себя,  Степанида
рассказала  матери,  как  двое  у  самой  хаты  набро¬
сили  ей  на  голову  мешок  и  стали  избивать  ее.
 Степаниду  уже  осмотрел  фельдшер.  И  предло¬
жил  отвезти  ее  в  районную  больницу.  Но  вдова  ре¬
шительно  отказалась.  Никуда  не  поедет  из  родного
дома.  Да  и  не  намерена  долго  залеживаться  в  по¬
стели.  А  в  сельсовет  послала  мать,  чтобы  пожало¬
ваться.
 —  Что  ж  это  такое-ча,  Карпыч?  —  плакалась
старая  Клюева,  стоя  перед  Моргуновым.  —  Страш¬
но  жить  становится.  Ни  за  что  пи  про  что  измы¬
ваются...
 Моргунов  тут  же  навестил  Степаниду.  Расспро¬
сил,  как  все  было.  Побывал  в  правлении  колхоза.
И  попросил  Поливанова  выписать  в  кладовой  кое-
какие  продукты  для  Клюевых.
 —  Сама  и  ребятишки  полуголодные.  На  одном
хлебе  сидят.  Да  и  тот  непросеянный...
 Когда  я  пришел  в  сельсовет,  Моргунов  уже  на¬
ставлял  участкового  милиционера,  как  и  с  чего
следует  начинать  розыски  бандитов.
 —  Орудуй  не  только  языком,  а  и  носом,  —  го¬
ворил  он  молоденькому  стражу  в  ладной  и  краси¬
вой  форме.  —  Расспрашивай  и  тут  же  принюхивай¬
ся.  На  кулацкую  погань  ориентируйся.  Их  подлая
работа.  Они  хотели  расправиться  с  представителем
власти.  И  за  неудачу  отомстили  колхознице...
 Перед  обедом  и  я  отправился  к  Клюевым.
По  пути  заглянул  в  лавку  сельпо.  И  купил  там
кулек  леденцов,  прозванных  «момпасейками».  Хо¬
телось  хоть  что-нибудь  сделать  для  вдовы.  Ведь  я
так  виноват  был  перед  ней.
 Степанида  лежала  на  кровати.  Лицо  распухшее,
в  синяках.  Но  взгляд  радостный.
 144

—  Ух  ты!  Пришел?  А  я  и  не  думала.  Ну,  са¬
дись.  Я  такая  радая.
 Я  присел  на  табурет  и  протянул  ей  кулек:
 —  Ребятишкам  гостинец.
 Она  взяла  леденцы,  поблагодарила  и  сунула
под  подушку.
 —  Передам,  как  заявятся,  Скажу:  от  доброго
дяди.
 —  А  где  они  сейчас,  детишки-то?
 —  В  школе.  —  Покрытое  кровоподтеками  лицо
ее  озарилось.  —  Они  у  меня  хорошие,  Танюша  и
Ванюша.  И  страсть  умные.  Почитай,  первые  на  всю
школу.  Галька  Ченцова,  учителька  наша,  не  нара¬
дуется.  —  И  сузила  зеленые  глаза.  —  А  ты  как  же
это?  Сам  догадался  проведать?  Аль  кто  надоумил?
 —  Сам.
 —  Это  хорошо,  —  расцвела  Степанида.  —  За
это  спасибо.
 Жалко  было  смотреть  на  нее,  и  я  спросил:
 —  Тебе  больно?
 —  Теперь  уж  не  так.  А  когда  били...  Да  тока
я  терпеливая.  Ни  разу  даже  не  пикнула.  —  И  на¬
морщила  лоб,  точно  припоминая,  как  все  было.  —
По  ногам  да  по  бокам  били  гады.  Ходить  не  могу.
Но  это  ничего.  Скоро  пройдет.
 —  Не  узнала,  кто?
 —  Где  ж  было  узнать?  Они  сперва  —  мешок  на
голову.  А  потом  уж  давай  поддавать.
 —  А  зачем  это  они  мешок?
 —  А  черт  их  знает!  Может,  боялись?  Ну  как
узнаю.  Аль  зубами  помечу.  —  И  опять  сверкнула
улыбкой.  —  А  я  радая,  что  пришел.  И  как  это  ты
догадался?
 —  Как  же?  —  возразил  я.  —  За  меня  же  по¬
страдала.  Если  бы  не  я,  ничего  не  случилось  бы.
 Степанида  подумала  и  серьезно  заметила:
 —  Нет,  не  из-за  тебя.  Скорейше  из-за  себя.  Из-за
своего  харахтера.  Такая  уж  я.  Был  бы  на  твоем
месте  кто  другой,  так  же  заступилась  бы.  Не  дала  б
в  обиду.  —  И  смущенно  потупилась.  —  Но  хорошо,
что  это  был  ты,  а  не  кто  другой,
 —  Почему?
 —  Славный  ты  парень.
 Ю  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь*.  том  5
 145

—  Есть  куда  лучше.
 —  Не  знаю.  Может,  и  есть.  А  тока  лучше  и
не  надо.
 —  Чем  же  славный-то?
 —  Всем.  Рожь  мою  косил.  Танцевать  со  мной
не  побрезговал.  Провожать  не  постеснялся.  Вот  про¬
ведать  пришел.  Даже  гостинец  принес.  Не  знаю,  —
повторила  она.  —  Может,  есть  и  лучше.  А  тока  для
меня  ты  самый  хороший.  Как  брат,  —  поспешно
добавила  она,  видно  испугавшись,  что  не  так  пой¬
му.  —  Коль  не  родной,  так  двоюродный.  —  И  сно¬
ва  собрала  морщинки  на  лбу.  —  Я  тебе  дюже
благодарная.  За  слова,  какие  вчерась  сказал.  Раз¬
бередили  душу.  До  самого  дна.  Я  вот  счас  вспоми¬
нала  и  думала.  Не  так  жила,  Стенька.  Жизню  не
на  то  тратила.  И  решилась  за  ум  взяться.  —  И  сно¬
ва  с  виноватой  улыбкой  глянула  на  меня.  —  И  так
мне  захотелось...  Знаешь,  чего?  Чтоб  обо  мне  хо¬
рошо  говорили.  Чтоб  другим  в  пример  ставили.  —
И,  опустив  длинные  ресницы,  будто  для  самой  себя
прибавила:  —  Буду  жить  по-другому.  Так,  чтобы
и  самой  и  людям  полезно  было.  А  хвостом  тре¬
пать...  Это  ж  легче  легкого.  Любая  дура  сумеет.  —
И  вдруг  мечтательно:  —  А  хорошо  будет,  когда  все
люди  людьми  станут!
 Где-то  хлопнула  дверь.  На  кухне  послышались
голоса.  В  хату  вошли  старая  хозяйка  и  щеголева¬
тый  милиционер.  Я  встал,  на  прощание  пожал  руку
Степаниде.
 —  Поскорей  поправляйся.
 Она  кивнула  в  ответ  и  сказала  дрогнувшим  го¬
лосом  :
 —  Спасибо  тебе.  Я  такая  радая.
 И  закрыла  глаза,  словно  не  желая  видеть,  как
я  уйду.
*  *  *
 Вернувшись  в  Хаву,  я  первым  делом  зашел
к  Барабашеву.  И  рассказал  о  случае  со  Степанидой
Клюевой.  Барабашев  сердито  выругался  и  позвонил
начальнику  райотдела  милиции.
 —  Займись  Глуховкой,  Иван  Семеныч,  —  раз¬
драженно  сказал  он.  —  Ну  что  это  такое?  Убили
 146

коммуниста.  Теперь  вот  избили  колхозницу.  И  мы
не  знаем,  кто  эти  бандиты.  Куда  же  такая  работа
годится?..
 Заканчивая  разговор,  он  предложил  выдать  мне
оружие.
 —  Зайдешь  и  получишь  наган,  —  сказал  он
мне,  положив  трубку.  —  А  то  не  ровен  час.  Враг
не  дремлет.  И  может  решиться  на  кровавую  аван¬
тюру...
 Я  поблагодарил  его.  И  рассказал  о  делах  в  Глу-
ховке.  В  том  числе  и  о  двух  списках.  Барабашев
достал  из  сейфа  бумагу  и  сказал:
 —  Получили  постановление  окружкома.  По  во¬
просу  о  темпах  коллективизации.  Наш  район  —
в  числе  последних.  Мне  и  Семиверстову  объявлен
выговор...
 Уходил  я  из  райкома  партии  с  тяжелым  чув¬
ством.  Район  в  числе  отстающих.  Секретарь  райко¬
ма  получил  выговор.  Но  какие  же  еще  нужны  тем¬
пы?  Менее  чем  за  год  всю  пятилетку.  Что  же  нуж¬
но  еще?  Батогом,  что  ли,  загонять  крестьян  в  кол¬
хозы?
 Я  невольно  замедлил  шаг.  В  стороне  стоял  дом,
в  котором  размещалась  милиция.  Зайти  и  получить
оружие?  А  на  что  оно?  Разве  я  могу  выстрелить
в  человека?  А  себя  уберечь  никакой  наган  не  по¬
может.  Враг  не  станет  предупреждать...  Будет  идти
навстречу,  поравняется  и  кокнет  по  черепу  гирькой.
Или  сунет  нож  между  ребер.  А  то,  как  Стеньку,
подкараулит  где-нибудь,  набросит  на  голову  мешок
и  расправится  как  захочет.  И  останется  наган
в  кармане.  Или  даже  перекочует  к  тому  же  врагу.
Чтобы  стрелять  в  нас  из-за  угла.  Вспомнилась
стычка  Симонова  с  Демой  Лапониным  в  поле.  Да,
тогда  револьвер  остановил  занесенный  топор.
Но  вряд  ли  Дема  стал  бы  рубить  нас.  Они,  враги
наши,  думают  о  собственной  шкуре  не  меньше,  чем
о  нас.
 «Не  нужен  наган,  —  сказал  я,  ускоряя  шаг.  —
Подальше  от  греха...»
 Пурга  замела  поля  снегом.  Много  выпало  его
и  в  райцентре.  Перед  приземистыми  домиками  воз¬
вышались  целые  горы.  Ребятишки  поливали  эти  ro¬
le*
 147

ры  водой.  И,  не  дожидаясь,  пока  они  покроются
льдом,  катались  с  них  на  санках.  Толстым  слоем
лежал  снег  на  крышах  домов,  тяжестью  своей  кло¬
нил  чуть  ли  не  до  земли  ветви  в  садах.
 Уже  вечерело.  Можно  бы  отправиться  домой.
Отогреться  и  чего-либо  поесть.  И  повидаться  с  Ма-
нефой  Ермиловной.  Она-то  уж  совсем  заждалась
постояльца.  Но  я  все  же  решил  забежать  в  райком
комсомола.  Кто  знает,  может,  есть  что-либо  срочное?
 Тесная  и  полутемная  комната  и  на  этот  раз  не
пустовала.  Здесь  были  все  члены  бюро  райкома
комсомола,  за  исключением  Кости  Волкова.  Они
сидели  вокруг  раскаленной  буржуйки  и  о  чем-то
спорили.  Меня  встретили  с  шумной  радостью.  Но  на
лицах  нетрудно  было  прочесть  и  тревогу.
 —  Что  случилось?  —  спросил  я,  поздоровав¬
шись  со  всеми.  —  И  велика  ли  беда?
 —  Беды  пока  нет,  —  за  всех  ответил  Левка.  —
А  случилось  неприятное.  Получена  телеграмма  Си¬
монова.  —  И  достал  из  ящика  стола  бумагу,  —  На,
читай.  И  раскидывай  мозгами...
 Я  прочитал.  В  телеграмме  говорилось:
 «Район  отстает  темпам  коллективизации  тчк
комсомол  проявляет  преступное  благодушие  тчк
обязываем  принять  решительные  меры  активиза¬
ции  деревенских  ячеек  тчк  предупреждаем  суровой
ответственности  проявленную  беспечность  тчк  пред¬
лагаем  десятого  явиться  окружком  полным  отчетом
участии  районной  организации  колхозном  строи¬
тельстве  тчк  Симонов».
 Ребята  смотрели  на  меня  с  тревожным  ожида¬
нием.  А  я  присел  к  печке,  от  которой  несло  жаром,
и  сказал:
 —  Грозная  телеграмма.
 —  И  несправедливая,  —  добавил  Алешка  Зуб¬
ков.  —  Мы  тут  покоя  не  знаем,  на  части  разры¬
ваемся  —  и  благодушие.
 —  Значит,  плохо  разрываемся,  —  заметил  Толя
Оскольцев.  —  Надо  больше  разрываться.  А  о  по¬
кое  и  совсем  позабыть.
 Левка  открыл  дверцу  «буржуйки»  и  принялся
выковыривать  из  горячих  углей  картошку.
 —  В  Воробьевке  ребята  застукали  кулака,  —
148

сказал  Алешка.  —  Лошадей  отравить  собирался.
Представляете,  на  какую  подлость  идут,  гады.
 —  Ав  Березках  комсомольцы  семена  спасли,  —
сообщил  Толя.  —  Охранный  отряд  решил  прове¬
рить  хранение  семфонда.  И  оказалось,  разлили  воду
в  закромах.  Образовалась  сырость.  И  зерно  начало
гореть.  Половина  посевного  фонда  погибла  бы.
 —  Ав  Приваловке  мы  поповскую  махинацию
разоблачили,  —  вставила  Райка  Чернова.  —  Раз¬
несся  слух,  что  пресвятая  богородица  расплакалась.
Икона  такая  в  тамошней  церкви  имеется.  Плачет,
говорят,  горючими  слезами  заливается.  А  отчего  и
почему?  Жалко,  видите  ли,  народ  грешный.  Губит
сатана  души  людские,  в  антихристов  колхоз  завле¬
кает.  Ну  мы  и  разоблачили  эту  поповскую  продел¬
ку.  Сговорились  с  сыном  церковного  сторожа,  про¬
никли  в  церковь,  обследовали  плачущую  икону  и
обнаружили  внутри  ее  целое  устройство.  Поп  со  сво¬
ими  подручными  приспособил  резиновую  клизму.
Подвесил  на  нее  гирю  от  стенных  часов.  И  с  по¬
мощью  такого  давления  через  иголочное  отверстие
в  иконе  вода  капельками  выдавливалась  в  глаза
богоматери...
 Левка  разложил  картошку  на  столе.  Нашелся
хлеб.  Откуда-то  появилась  соль.  Началось  пирше¬
ство.  Мы  разламывали  печеные  картофелины.
И  вместе  с  подгорелой  коркой  отправляли  в  рот.
А  она,  румяная  корка,  звонко  похрустывала  на
зубах.
 —  И  вот  что  интересно,  —  сказал  Алешка,  про¬
должая  разговор  о  деревенских  делах.  —  Стоит
уличить  кулачье  в  какой-либо  подлости,  как  едино¬
личники  тут  же  вступают  в  колхоз.  Это  на  них  дей¬
ствует  сильнее,  чем  агитация  и  пропаганда.  В  той
же  Воробьевке,  как  разоблачили  кулака  с  отравой,
двенадцать  дворов  записались  в  колхоз.
 —  В  Березках  —  такая  же  история,  —  подтвер¬
дил  Толя,  усердно  дуя  на  дымящуюся  картошку.  —
Выяснилось  вредительство  с  семенным  фондом,  и
несколько  дворов  стали  колхозными.  Трудовое  кре¬
стьянство  сплочением  своих  рядов  отвечает  на
контрреволюционные  вылазки.
 И  Райка  сказала,  что  в  Приваловке  было  то  же
149

самое  после  разоблачения  «чуда»  с  плачущей  бого¬
родицей.  А  Левка  на  основе  этих  сообщений  сделал
вывод:
 —  Разве  такие  конкретные  факты  говорят  о  бла¬
годушии  и  беспечности?  Наоборот,  они  наглядно
доказывают,  что  наши  комсомольцы  самым  актив¬
ным  образом  участвуют  в  колхозном  строительстве.
И  ты,  Касаткин,  должен  категорически  заявить  об
этом  в  окружкоме...
 Я  слушал  ребят  и  вспоминал  Глуховку.  Там
комсомольцы  тоже  не  сидели  сложа  руки.  И  не  жа¬
лели  сил  ради  колхоза.  Но  было  там  и  такое,  что
вызывало  протест.  Те  же  два  списка,  предложенные
Семиверстовым.  И  хоть  Барабашев  ни  словом  не  об¬
молвился  об  этом  приеме,  я  не  переставал  испыты¬
вать  тревогу.
 Вскипел  чайник,  стоявший  на  печке.  Райка  спо¬
лоснула  жестяную  кружку  кипятком  и  предложила
пить  чай  по  очереди.  Первому  она  подала  мне.
 —  Валяй,  Хвиля,  —  сказала  она  и  положила
передо  мной  крохотный  кусочек  сахара.
 Я  отстранил  ее  руку.
 —  Сама  сначала.  Ты  здесь  девчонка.  А  мы  не
олухи.  Кое-что  соображаем.
 —  Я  не  девчонка,  а  девушка,  —  поправила
Райка.  —  А  что  вы  не  олухи,  надо  доказать.
 Ребята  поддержали  меня.  И  отказались  пить
раньше  ее.  Райка  сделала  вид,  что  рассердилась,  и
сказала:
 —  Ничего  вы  не  соображаете,  олухи.  Я  тут  за
хозяйку.  А  хозяйке  не  положено  раньше  гостей
угощаться.
 Довод  этот  показался  неотразимым,  и  я  взял
кружку.  Кипяток  обжигал  рот.  Но  я  не  остужал  его.
Я  так  продрог  в  дороге  из  Глуховки  в  Хаву,  что
никак  не  мог  избавиться  от  озноба.  И  старался  рас¬
топить  этот  озноб  горячей  водой,  приправленной
липовым  цветом.  Выпив  кружку,  я  почувствовал,
как  блаженное  тепло  разлилось  по  всему  телу.  И  со¬
гнало  холод  вниз  к  ногам,  на  которых  никак  не
оттаивали  сапоги.
 —  Спасибо,  Раечка,  —  искренне  сказал  я,  воз¬
вращая  пустую  кружку.  —  Пропарился  до  костей...
 150

Вошла  Варя  Лейкина.  Окинула  нас  насторожен¬
ным  взглядом.  Приветливо  улыбнулась  мне.  Мы
уже  давно  не  виделись.  Но  я  догадался:  искала
среди  нас  Костю.  И  осталась  довольна,  что  не  уви¬
дела  его.
 Райка  и  ее  пригласила  к  столу.  Варя  присела
рядом  с  Левкой.  И  выложила  на  газету  пряники,
купленные  в  потребиловке.  Это  были  тульские  пря¬
ники,  хотя  делались  они  далеко  от  Тулы.
 Варя  заметно  изменилась.  Пополнела,  округли¬
лась.  На  лицо  легли  тени.  В  голубых  глазах  появи¬
лась  задумчивость,  точно  она  всматривалась  в  себя.
 Почувствовав  мой  взгляд,  Варя  глянула  на  ме¬
ня  и  улыбнулась.
 —  А  ты  что  ж,  Хвиля?  —  И  кивком  показала
на  пряники.  —  Бери,  угощайся.
 —  Уже  напился,  —  сказал  я.  —  А  без  чаю
неинтересно.
 —  Я  тебе  еще  налью,  —  пообещала  Райка.  —
Если,  конечно,  останется.
 Левка,  всегда  преображавшийся  в  присутствии
Вари,  возбужденно  сказал:
 —  Ты  поезжай,  Хвиля,  в  окружком.  И  раскри¬
тикуй  там  эту  телеграмму.  Нельзя  так  обращаться
с  целой  организацией.  Раскритикуй  беспощадно.
 —  Если  его  раньше  не  снимут,  —  заметила  Рай¬
ка.  —  По  всему  видно,  за  тем  и  вызывают.
 —  Пусть  только  попробуют  снять!  —  угрожаю¬
ще  воскликнул  Алешка  Зубков.  —  Мы  поднимем
такую  бучу.  Соберем  пленум  райкома.  И  опроте¬
стуем  решение  окружкома.  Самому  Косареву  на¬
пишем.
 Слова  Райки  поразили  меня.  А  пожалуй,  так  оно
и  будет.  Окружком  вызывает  меня,  чтобы  снять  за
благодушие  и  беспечность.  Ребята  так  же  думали,
когда  тревожно  встретили  меня.  Как  же  я  сам-то
не  догадался?
 *  *  *
 В  одно  отделение  матерчатого  портфеля  поме¬
стилась  папка  с  бумагами.  В  другое  я  засунул  по¬
лотенце,  мыльницу  с  мылом,  зубную  щетку.  И  сбо¬
ры  в  командировку  были  закончены.
 151

Но  Манефа  Ермиловна  придерживалась  иного
мнения.  Она  не  отрицала,  что  город  не  пустыня.
И  в  то  же  время  считала,  что  своя  еда  и  в  городе
не  помеха.  И  приготовила  целый  узелок.  В  нем
были  сало,  яйца,  ватрушки,  поджаренная  картошка,
соленые  огурцы  и  даже  луковица.
 —  Мало  ли  что,  сынок?  —  убеждала  она  ме¬
ня.  —  В  дороге  все  может  быть.  Ну  как  паровоз
поломается?  И  суток  двое,  а  то  и  трое,  простоять
придется?
 —  Да  вы  что,  тетя  Мафа?  —  шутливо  сердился
я.  —  Так  можно  и  беду  напророчить.
 —  Я  ничего  не  хочу  пророчить,  —  возражала
Манефа  Ермиловна.  —  Будем  надеяться,  что  все
обойдется.  А  все  ж  таки,  как  говорится,  береженого
и  бог  бережет...
 Я  решил  надеть  гол-убую  рубашку,  подаренную
Машей.  Она  лежала  в  сундучке,  как  драгоценность.
Надевал  я  ее  лишь  по  праздникам.  Да  и  то  не  по
всяким.  А  поездка  в  город  была  больше  чем  празд¬
ник.  Мало  того,  что  придется  быть  в  окружкоме,
предстояла  встреча  и  с  Машей.  А  она,  конечно,  по¬
радуется,  увидев  на  мне  свой  подарок.
 На  глаза  попался  конверт  с  письмом  Клавдии
Комаровой.  Я  так  и  не  ответил  ей.  Раза  два  про¬
бовал  и  не  смог.  Врать  не  умел.  А  правду  писать
не  хотелось.  Я  уважал  ее.  Даже  верил  ей.  В  Зна¬
менке  она  помогла  разоблачить  церковников.  Но  мы
принадлежали  к  разным  классам.
 Я  посмотрел  на  фотографию.  В  глазах  Клавдии
таилась  грусть.  Чуть  проступала  она  и  в  уголках
рта.  О  чем  грустила  Клавдия?  О  прошлом  или  бу¬
дущем?  Может,  жаль  было  прошлого?  Или  буду¬
щее  казалось  призрачным?
 Развернув  письмо,  я  прочитал  адрес:  улица  Ма¬
ховая,  23.  Это  где  же?  Я  трижды  бывал  в  городе.
Ради  любопытства  исходил  его  почти  весь.  А  улицы
такой  не  встречал.  Может,  где  на  окраине?
 Пришли  провожать  Райка  и  Левка.  За  ночь  сне¬
гу  заметно  подвалило.  И  теперь  он  продолжал  сы¬
паться  с  затянутого  тучами  неба.  Пушистые  сне¬
жинки  весело  танцевали  в  морозном  воздухе.  День
152

уже  был  в  разгаре.  А  в  некоторых  домах  из  закоп¬
ченных  труб  все  еще  валил  дым.
 На  вокзал  мы  явились  за  полчаса  до  прихода
поезда.  Рановато.  Но  откуда  же  было  знать  о  вре¬
мени?  Часов  ни  у  кого  из  нас  не  было.  Да  и  ничего
страшного.  Можно  погулять  по  перрону.  И  еще  раз
кое-что  повторить.
 —  Отчет  делай  в  наступательном  плане,  —  на¬
ставлял  Левка,  ковыляя  рядом  со  мной.  —  Есть  и
у  нас  недостатки.  Кто  это  отрицает?  А  у  кого  их
нет?  Но  мы  не  бездельничали.  И  помогали  партии.
 —  Работали  не  за  страх,  а  за  совесть,  —  доба¬
вила  Райка.  —  И  не  помышляли  о  лаврах.  А  что
район  отстает,  так  это  еще  надо  разобраться.  Сей¬
час  отстает,  а  к  весне,  может,  будет  первым?..
 Я  слушал,  согласно  кивал  и  поглядывал  туда,
где  сверкающие  рельсы  сливались  в  одну  и  кин¬
жалом  врезались  в  заснеженный  горизонт.  Дежур¬
ный  по  станции  сказал,  что  поезд  должен  прибыть
вовремя.  Это  хорошо.  Но  надо,  чтобы  он  вовремя
прибыл  и  в  город.  Тогда  я  успею  попасть  в  окруж¬
ком.  И  получить  направление  в  гостиницу.  А  по¬
том  можно  отправиться  к  Маше.  Правда,  в  оба  мои
приезда  мне  не  везло:  ее  не  оказывалось  дома.
То  в  Знаменке  хоронила  деда,  то  с  делегацией  ез¬
дила  в  Ростов  на  завод  «Ростсельмаш»  заключать
договор  на  соревнование.  Теперь  я  должен  застать
ее  на  месте.  Не  может  быть,  чтобы  меня  опять  по¬
стигла  неудача.
 И  в  самом  деле,  поезд  прибый  вовремя.  Мы  дру¬
жески  простились,  и  я  протискался  в  вагон.  В  нем
было  тесно  и  душно.  Даже  на  багажных  полках,
скорчившись,  сидели  пассажиры.  Я  остановился
у  замороженного  окна.  Можно  и  постоять.  Невели¬
ка  беда.  Четыре  часа  каких-то.
 Отыскав  с  краю  у  окна  проталинку,  я  заглянул
в  нее.  И  увидел  на  перроне  Райку  и  Левку.  Они
стояли  напротив  окна.  Левка  что-то  горячо  дока¬
зывал,  размахивая  руками.  А  Райка  озабоченно
смотрела  на  него.  Я  принялся  дышать  на  стекло,
чтобы  увеличить  проталину.  Но  в  это  время  вагон
дернулся  и  поплыл  вперед.  А  Райка  и  Левка  мед¬
ленно  поплыли  назад.
 153

«Волнуются,  —  подумал  я  с  трепетом  в  душе.  —
И  беспокоятся.  Ну,  как  не  вернусь?..»
 В  своих  расчетах  я  здорово  ошибся.  Стоять
пришлось  не  четыре,  а  все  восемь  часов.
Из-за  снежных  заносов  поезд  прибыл  в  город  с
большим  опозданием.  На  ходу  спрыгнув  с  поднож¬
ки,  я  опрометью  бросился  на  привокзальную  пло¬
щадь.  Догнав  убегавший  трамвай,  повис  на  послед¬
ней  ступеньке,  держась  за  поручень.  Но  все  это
уже  было  напрасно.  Окружком  оказался  на  замке.
Рабочий  день  кончился,  и  сотруднйки  разошлись
по  домам.
 В  городе  было  две  гостиницы.  В  обеих  я  оста¬
навливался  раньше.  Разумеется,  по  путевке  окруж¬
кома.  Теперь  же  у  меня  не  было  путевки.  И  все
же  я  решил  попытать  счастья.  Бывали  же  и  такие
случаи,  когда  и  без  путевок  принимали.  А  тем  бо¬
лее  командированных.
 В  «Центральной»  сказали:  мест  нет  и  не  будет.
В  «Европе»  повторили  то  же  самое.  Ничего  не  оста¬
валось,  как  ехать  к  Маше.  Неудобно  в  одной  ком¬
нате.  Но,  может,  Маша  определит  меня  к  знако¬
мым?
 Комната  Маши  оказалась  на  замке.  Соседка
сказала,  что  Маша  ушла  в  ночную  смену.  Добыть
пропуск  на  завод  было  трудно.  Работники  заводо¬
управления  тоже  уже  разбрелись  по  домам.  Что
было  делать?  Еще  раз  наведаться  в  гостиницы?
 «Европа»  оказалась  первой  на  обратном  пути.
Ответ  был  тот  же.  Размалеванная  администратор¬
ша  даже  не  взглянула  на  меня.  Зато  пожилая
дежурная  «Центральной»  посочувствовала.
 —  Я  бы  вас  к  себе  на  квартиру  устроила,  да
опоздали  вы,  —  сказала  она.  —  Уже  послала  двоих.
 Я  спросил,  нет  ли  у  нее  телефонной  книжки.
И  когда  дежурная  раскрыла  ее,  попросил  позво¬
нить  на  квартиру  Симонова.  Дежурная  долго  дер¬
жала  трубку  у  уха.  А  потом  положила  на  рычаг
и  сказал:
 —  Не  отвечает.  Должно,  ушли  куда.
 Я  поблагодарил  и  вышел  на  улицу.  И  Симоно¬
ва  не  было  дома.  Но  это,  пожалуй,  к  лучшему.  Пе¬
ред  завтрашним  заседанием  не  следовало  ветре-
154

чаться  с  секретарем  окружкома.  Да  еще  в  домаш¬
ней  обстановке.  Может,  он  громить  меня  соби¬
рается?
 По  центральной  улице,  залитой  электрически¬
ми  огнями,  парочками  и  целыми  гуртами  гуляли
горожане.  Они  громко  разговаривали,  смеялись.
Я  тоже  гулял.  Гулял  с  портфелем  и  узелком.  Ох
уж  этот  узелок!  И  надо  же  было  Манефе  Ермилов-
не  всучить  его  мне.  Захотелось  избавиться  от  него,
чтобы  не  привлекать  внимания  к  себе.  Но  я  все  же
не  решился.  Там  такие  вкусные  харчи.  Завтра  Ма¬
шу  можно  угостить.  Да  и  самому  пригодятся.
 И  в  городе  немало  навалило  снегу.  Только  тут
его  счищали.  Он  горками  возвышался  вдоль  ули¬
цы.  А  по  очищенным  тротуарам  приятно  было
расхаживать.  Особенно  когда  есть  где  ночевать.
А  вот  мне  негде  было  приютиться.  И  прогулка  не
доставляла  удовольствия.
 Я  медленно  шагал  по  освещенной  улице,  уны¬
ло  думая  о  жизни.  Как  странно  она  устроена!  Ка¬
залось  бы,  что  проще?  Взять  да  и  подойти  к  лю¬
бому  горожанину.  Подойти  и  попросить  приюта.
И  казалось,  должен  он,  горожанин,  обрадоваться.
И  оказать  гостеприимство.  Но  нет!  Я  не  подойду.
И  не  попрошу.  А  если  бы  и  подошел,  вряд  ли  ко¬
го  обрадовал.  Скорее  наоборот,  удивил  бы.  А  мо¬
жет,  даже  испугал  бы.  А  ведь  все  мы  люди.  Все
похожи  друг  на  друга.  Все  живем  на  одной  и  той
же  земле.  Дышим  одним  и  тем  же  воздухом.
 Мимо  прошли  две  девушки.  Одна  показалась
знакомой.  Неужели  Клавдия?  Я  ринулся  за  девуш¬
ками.  И,  поравнявшись  с  ними,  позвал:
 —  Клава!
 Девушки  остановились.  С  недоумением  устави¬
лись  на  меня.  А  я,  глупо  улыбнувшись,  сказал:
 —  Простите.  Обознался.
 И  побрел  свой  дорогой,  жалея,  что  это  была  не
Клавдия.  Вспомнилось  письмо.  И  адрес,  написан¬
ный  круглыми  и  ясными  буквами.  «Улица  Махо¬
вая,  23».
 —  Маховая,  двадцать  три,—  повторил  я  вслух,
чувствуя,  как  в  стынущую  душу  вселяется  на¬
дежда.
 155

А  почему  бы  и  нет?  Ведь  она  же  приглашала.
И  я  решительно  направился  к  милиционеру,  стояв¬
шему  на  перекрестке  улиц.
 •I*
 Дом,  в  котором  жила  Клавдия,  оказался  неда¬
леко  от  центра.  Высокий,  красивый,  с  парадным
крыльцом,  он  гордо  возвышался  за  палисадником.
В  первую  минуту  я  даже  оробел.  Наверняка  здесь
жили  либо  богатые,  либо  знатные.  А  вряд  ли  они
пустят  какого-то  комсомолиста.  Но  я  прогнал  ро¬
бость.  И,  будь  что  будет,  толкнул  калитку.
 На  звонок  вышла  пожилая  женщина  с  уста¬
лым  лицом.  Молчаливым  кивком  пригласила  меня
в  слабо  освещенную  переднюю.  Молчаливым  кив¬
ком  показала  на  боковую  дверь.  Клавдия  сначала
смотрела  на  меня  с  растерянным  удивлением.  По¬
том  бросилась  ко  мне,  схватила  за  руки.
 —  Филя?..  Вот  неожиданность!  Здравствуй!  —
И  засуетилась  вокруг  меня.  —  Раздевайся.  Давай
пиджак  и  фуражку.  Я  повешу.  Отогревайся.  У  ме¬
ня  тепло...
 У  нее  действительно  было  тепло.  И  очень  уют¬
но.  В  комнате  стояла  кровать  с  никелированными
спинками.  На  кровати,  застланной  розовым  по¬
крывалом,  горками  поднимались  кружевные  по¬
душки.  На  стене  висел  узорчатый  ковер.  Окно  за¬
крывала  зеленая  штора  гармошкой.  Весь  угол  за¬
нимал  большой  шкаф  с  зеркалом.  Под  потолком
висел  зеленый  абажур  с  махрами.
 —  Ты  писала,  —  сказал  я  в  свое  оправдание.—
Чтобы  зашел.
 —  Я  очень  рада,  —  сказала  Клавдия.  —  А  ты
на  мое  письмо  не  ответил?  Или  ответ  почему-то  не
дошел?
 Ей  хотелось,  чтобы  я  соврал.  Но  я  не  умел
врать.  И  откровенно  признался:
 —  Нет,  я  не  ответил.  Не  знал,  что  отвечать.
 Клавдия  принужденно  рассмеялась.
 —  Понимаю.  Классовые  противоречия.  Ты,  на¬
верно,  уже  коммунист?
 —  Да,  член  партии.  Далее  кандидат  в  члены
бюро  райкома.
 156

—  Ой!  —  воскликнула  Клавдия,  и  глаза  ее,  чер¬
ные,  будто  покрытые  лаком,  засверкали.  —  Я  всег¬
да  верила  в  тебя...  —  И  показала  на  стул  у  стола,
притуленного  к  стене.  —  Садись,  пожалуйста.
 Я  присел.  И  только  после  этого  увидел  в  левой
стене  застекленную  нишу,  от  пола  до  потолка
уставленную  книгами.
 —  Ого!  —  само  собой  вырвалось  у  меня.  —  И  ты
все  прочитала?
 Клавдия  равнодушно  глянула  на  книги.  И  по¬
жала  плечами.
 —  Нет,  наверно,  не  все.  Но  много.  Может,
большинство...
 Она  стояла  перед  столом,  держась  за  кончики
косынки,  свисавшей  с  плеч.  На  ней  было  какое-то
простенькое  платье  сиреневого  цвета.  Темные  во¬
лосы  крупными  волнами  спадали  назад.  Теперь
она  выглядела  еще  более  красивой.  И  в  то  же  вре¬
мя  скромной,  дружески  простой.
 —  Как  поживаешь?
 —  Спасибо.  Как  многие.
 Я  хотел  заметить,  что  многим  и  не  снилось  так
жить.  Но  вовремя  удержал  себя.
 —  Замуж  не  вышла?
 Клавдия  смущенно  рассмеялась.
 —  Пока  нет.
 —  Почему?
 —  Голова  не  тем  занята.
 —  Чем  же  голова  занята?
 —  Работой.  И  учебой.
 —  А  работается  как?
 —  Ничего.  Начальство  довольно.  Да  и  сама
тоже.
 —  А  учишься  где?
 —  На  курсах  по  подготовке  в  вузы.  Есть  в  го¬
роде  такие.  Платные.—  И  вдруг,  словно  опомнив¬
шись,  присела  по  ту  сторону  стола.  —  А  ты  как?
Работаешь?  Учишься?
 —  Работаю.  Секретарем  райкома  комсомола.
Вот  приехал  с  отчетом  в  окружком.  Завтра  будут
поддавать  жару.  И  тоже  учусь.  Рабфак  на  дому
кончаю.  На  третьем  курсе.
 —  Молодец!  —  похвалила  она.  —  Не  учиться
157

теперь  нельзя.—  И  с  беспокойством  спросила:  —
Ты,  наверное,  есть  хочешь?
 Я  звонко  проглотил  слюну.
 —  Собаку  бы  слепал.  Со  всеми  потрохами.
 Клавдия  встала,  подумала  и  сказала,  покрас¬
нев:
 —  А  у  меня,  как  на  грех,  ничего  нет.  И  ку¬
пить  уже  поздно.
 —  Харчей  у  меня  пропасть.  Вон  целый  узел.
Квартирная  хозяйка  снабдила.  Так  что  могу  угос¬
тить.
 Клавдия  еще  гуще  покраснела.  И  хотела  что-
то  возразить.  Но  я  остановил  ее.  И  предложил:
 —  Давай  по-знаменски.  Значит,  по-простому.
Без  всяких  деликатностей.
 Мои  слова  понравились  ей.  Она  заметно  повесе¬
лела.  И  с  готовностью  сказала:
 —  Давай  по-знаменски.  Я  сейчас  поставлю  чай.
 И,  выбивая  по  крашеному  полу  дробь  каблука¬
ми,  выбежала  из  комнаты.  А  я  встал,  подошел
к  книжному  шкафу.  И  не  без  опаски  раскрыл
створки.  В  электрическом  свете  красками  заигра¬
ли  тисненые  корешки.  И  каких  тут  только  не  бы¬
ло  книг.  О  многих  писателях  я  даже  не  слышал.
А  вот  и  Есенин.  Несколько  томиков  поэта  стояли
рядком.  Значит,  правду  сказала  Клавдия  тогда
в  Знаменке,  что  в  городе  у  нее  все  книги  этого  ав¬
тора.  Я  подумал  об  этом  и  решил,  что  она  не  спо¬
собна  на  вранье.  И  это  почему-то  обрадовало  меня.
 Клавдия  скоро  вернулась  и  сказала:
 —  Поставила  чайник.  Сейчас  вскипит.
 —  А  я  засмотрелся  на  книги.  И  откуда  у  те¬
бя  их  столько?
 —  Это  не  мои,  —  сказала  Клавдия.  —  Теткино¬
го  мужа.  Он  работает  на  железной  дороге  инжене¬
ром.  В  молодости  был  большим  книголюбом.  Вот  и
собрал  библиотеку.  А  тут,  в  этой  комнате,  был  его
кабинет.  Но  потом  приехала  племянница.  Мою  ма¬
ленькую  комнату  отдали  ей.  Меня  переселили  сю¬
да.  И  книги  оставили  тут.
 Я  попросил  помыть  руки.  Клавдия  проводила
меня  в  ванную.  И  раньше,  чем  я  помылся,  верну¬
лась  в  переднюю.  В  приоткрытую  дверь  комнаты
 158

прямо  я  увидел  пожилую  женщину.  Ту  самую,  ко¬
торая  впустила  меня  в  дом.  И  шепотом  спросил,
что,  должно  быть,  это  и  есть  ее  тетка.  Клавдия
глянула  туда  и  тоже  шепотом  ответила:
 —  Да,  тетя  Лиза.  —  И  увлекла  меня  в  свою
комнату.  —  Милая,  добрая  женщина,  —  продолжа¬
ла  она,  прикрыв  дверь.  —  Работает  в  городской  ап¬
теке  провизоршей.
 —  А  дом  этот  чей  же  будет?
 —  Раньше  принадлежал  дяде.  Теперь  —  жак¬
товский.  Дядя  отдал  его  горсовету.  Безвозмездно  и
бесплатно.  За  собой  оставил  четыре  комнаты.
А  остальные  шесть  заселили  рабочие-железнодо¬
рожники.
 —  И  ты  тут  как  на  квартире?
 —  Не  только  я,  а  и  дядя  с  теткой.  И  вносим
квартплату.  Наравне  со  всеми,  кто  живет  в  жак¬
товских  квартирах.
 —  А  родители  твои  где?
 Клавдия  наморщила  лоб.  Видимо,  напоминание
о  родителях  не  понравилось  ей.  Но  я  сделал  вид,
что  ничего  не  заметил.  И  продолжал  расспросы:
 —  Они  тут  же,  в  городе?  Тоже  на  жактовской
квартире?
 —  Нет,  —  хмуро  сказала  Клавдия.  —  Родители
уехали  за  Волгу.  А  куда  точно  —  не  знаю.  Я  с  ни¬
ми  не  имею  никакой  связи.  Порвала  окончательно.
 Мне  хотелось  похвалить  ее.  Но  я  сдержался.
Может,  такая  похвала  причинит  боль?  Вместо  это¬
го  я  рассказал,  как  ее  отец,  мельник  Комаров,
удрал  из  Знаменки.  Удрал  ночью,  в  проливной
дождь,  заперев  заставни  на  большом  мосту  и  вы¬
бросив  куда-то  задвижки  на  лотках.
 —  И  что  же  было?  —  со  страхом  спросила
Клавдия.  —  Размыло  греблю?
 —  Греблю  не  размыло,—  сказал  я.  —  А  мост
сорвало.  И  жернова  вывело  из  строя.  Но  все  это
отошло  в  историю,  —  добавил  я,  заметив,  как  сно¬
ва  тень  легла  на  ее  лицо.  —  Мельница  уже  давно
работает  полным  ходом.  И  хозяйничает  там  народ.
 Я  взял  узелок  и  спросил,  куда  выкладывать
снедь.  Клавдия  постелила  скатерть.
 159

—  О,  да  у  тебя  целый  гастроном!  —  рассмея¬
лась  она.  —  Даже  сало  и  яйца.  У  нас  в  городе  это¬
го  не  купишь...
 Но  ела  она  мало.  Отрезала  кусочек  любовчин-
ки,  очистила  яйцо.  Я  же  как  волк  уничтожал  все
подряд.  Но  никак  не  мог  утолить  голод.  И  унять
боль,  рвавшую  нутро.  Вспомнив  причину  своего
внезапного  появления,  я  смутился  и  сказал:
 —  Ты  меня  прости,  Клава.  Я  не  предупредил
тебя.  Видишь  ли,  поезд  мой  опоздал.  И  я  не  мог
устроиться  в  гостинице.  И  потому  пришел.  Не  смог¬
ла  бы  ты  приютить  меня?  Только  на  одну  ночь?
 —  Пожалуйста,  —  сказала  Клавдия.  —  Перено¬
чуешь  у  меня  в  комнате.  Я  —  у  тетки.
 Я  поблагодарил  ее  и  снова  принялся  за  еду.
Но  в  это  время  в  дверь  раздался  стук.  И  в  комна¬
ту  вошел  Миня  Лапонин.  Да,  тот  самый  кулацкий
отпрыск,  с  каким  мы  враждовали  в  Знаменке.
Я  аж  обомлел  от  неожиданности.  И  чуть  было  не
подавился  едой.  А  он,  увидев  меня,  согнал  с  пры¬
щеватого  лица  приготовленную  ухмылку  и  с  наиг¬
ранным  удивлением  воскликнул:
 —  Кого  я  вижу!  Хвиляка  Рашпиленок!  Вот  так
встреча!  Уж  не  сплю  ли  я?  —  И  дернул  себя  за  ко¬
роткое  ухо.  —  Нет,  не  сон.  И  вправду  Хвиляка
Рашпиленок!
 Клавдия  встала  и,  покраснев,  строго  сказала:
 —  Ты  бы  поздоровался,  Михаил.
 Я,  наконец-то  проглотив  еду,  тоже  встал.  Миня
приблизился  и  протянул  руку.
 —  Ну,  здоров,  Хвиляка!  —  И,  видя,  что  я  не  со¬
бираюсь  здороваться,  покрылся  темными  пятна¬
ми.  —  Что  не  берешь  руку?  Она  не  хуже  твоей.
Рабочая  и  трудовая.  Ну  бери,  тебе  говорят.
 —  Когда  люди  едят,  —  сказал  я,  —  к  ним  не
суются  с  рукопожатием.  Некультурно.
 Миня  резко  опустил  руку,  захлюпал  притвор¬
ным  смехом.
 —  Смотри-ка!  Культурный!  А  где  окультурил-
ся-то?  У  кого  перенял  атикеты?
 —  Перестань!  —  сердито  сказала  Клавдия,  под¬
ступая  к  Мине.  —  Слышишь?  Сейчас  же  перестань!
 Он  отстранил  ее  и  продолжал  со  злобой:
 160

—  Голодраная  гвардия!  Шантрапа  босяцкая!
А  поди-ка  туда  же!
 Я  вышел  из-за  стола  и  сжал  кулаки.
 —  А  ну  закрой  пасть,  гад!  Иначе  я  сам  заткну!
 —  Подходи,  Рашпи  ленок!  —  взвизгнул  Миня  и
тоже  сжал  кулаки.  —  И  попробуем,  кто  кому  затк¬
нет.  Теперь  я  и  один  справлюсь  с  тобой,  болыпеви-
чок.  Не  зря  чувалы  на  горбу  таскаю.
 Клавдия  стала  между  нами.
 —  Уходи!  —  сказала  она  Мине.  —  Я  не  звала
тебя.  Сейчас  же  уходи!  А  то  позову  дядю.
 Миня  скрипнул  зубами.
 —  Ладно,  ухожу,  —  прохрипел  он.  —  Оставай¬
ся  с  ним.  —  И  угрожающе  мне:  —  А  с  тобой  мы
еще  встретимся.  И  тогда  уж  не  уползешь,  ленинец!
 И,  тяжело  ступая,  медленно  вышел,  ударив
дверью.  Клавдия  бепомощно  опустилась  на  стул,
закрыла  лицо  руками.
 —  И  надо,  чтобы  он  явился,—  проговорила  она,
точно  самой  себе.  —  Как  будто  знал.  И  как  соба¬
ка  набросился.
 Она  тоже  вышла  из  комнаты.  Показалось,  ре¬
шила  вернуть  его.  Может,  вздумала  помирить  нас?
Если  так,  то  напрасно.  Миня  для  меня  враг.  Вра¬
гом  и  останется  на  всю  жизнь.  «Болыпевичок...  Ле¬
нинец...»  Эти  слова  я  услышал  там,  на  болоте.
Когда,  избитый  до  полусмерти,  пришел  в  себя.  Те¬
перь  все  было  ясно.  И  ничто  вовеки  не  приведет
нас  к  миру.
 Клавдия  вернулась  с  чашками  и  сахарницей.
Опять  вышла  и  принесла  чайник.  Наполнила  чаш¬
ки  коричневым  чаем.  И  присела  на  свое  место.  Не¬
сколько  секунд  молча  смотрела  куда-то.  Потом
подняла  на  меня  виноватые  глаза.
 —  Я  не  звала  его.  И  никогда  не  зову.  Сам  тас¬
кается.  И  покоя  не  дает...
 Но  слова  ее  не  убеждали.  Она  умела  не  толь¬
ко  врать,  а  и  притворяться.  И  разыгрывать  роль
доброй  знакомой.  Я  пил  чай  и  испытывал  желание
хоть  чем-нибудь  досадить  ей.  Внезапно  я  вспомнил
разговор  с  Машей  в  ночной  степи  и  почувствовал
в  душе  злорадство. 	4
 —  Значит,  сватается?
 11  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь*,  том  5
 161

—  Покоя  не  дает,  —  повторила  Клавдия.  —»
Только  об  этом  и  разговор.  Просто  замучил.
 —  Ичего  ничто  в  тебе  не  смущает?
 Клавдия  не  поняла  и  доверчиво  посмотрела  на
меня.
 —  А  что  во  мне  такого,  что  должно  смущать?
 —  Ну  как  же?  Ты  ведь  с  изъяном.
 Клавдия  вся  вспыхнула.
 —  Какой  же  у  меня  изъян?
 —  Ну  как  же?  —  с  нарочитым  удивлением  по¬
вторил  я.  —  У  тебя  ноги  рогачиком.
 —  Как  это  рогачиком?
 =—  А  вот  так.  —  Я  выгнул  руки  локтями  нару¬
жу.  —  Вот  так.
 Лицо  Клавдии  сделалось  совсем  пунцовым.
 —  Кто  тебе  сказал  это?
 -  Да  это  знают  все  в  Знаменке.  И  Миня  это
знает.  Знает  и  лезет.  А  он  такой  тип,  что  все  рас¬
считывает.  И  за  малейший  недостаток  цену  сни¬
жает.
 Клавдия  смотрела  на  меня  расширившимися
глазами.  Потом  вдруг  встала  и,  скривившись  в
злой  усмешке,  сказала:
 —  А  ну  посмотри.  Рогачиком  они  или  нет...  —
И  подняла  платье.  —  Смотри.
 От  неожиданности  я  даже  вскочил.  И  испуган¬
но  уставился  на  ее  голые  ноги.  И  никаких  рогачи-
ков  не  увидел.  Прямые  и  стройные.  И  ни  малейше¬
го  изъяна,  чтобы  придраться.
 —  Ну  что?  —  спросила  Клавдия  все  так  же
зло.  —  Видел?
 —  Видел,  —  сказал  я.  —  Спасибо.
 Она  опустила  платье.  И  жестом  показала  на
дверь:
 —  А  теперь  убирайся.  Сейчас  же.  Не  могу  я
тебя  видеть.
 Она  отошла  к  окну  и  уставилась  в  расписанное
морозом  стекло.  А  я  растерянно  постоял  с  минуту.
Потом  снял  с  вешалки  пиджак.  Одевался  медленно.
Медленно  прятал  уши  под  фуражку.  Хотелось  по¬
дойти  к  ней,  тронуть  за  вздрагивавшие  плечи.
И  тогда,  может  быть,  все  уладилось  бы.  Но  смело¬
сти  на  это  не  нашлось.  И  я,  подхватив  портфель,
162

толкнул  дверь.  И  тотчас  почувствовал  ее  взгляд.
А  потом  услышал  тихий  и  робкий  голос:
 —  Филя...
 А  может,  это  почудилось?  Может,  она  даже  не
повернулась?  И  я  не  остановился.  И,  подняв  ворот¬
ник,  со  злостью  выбросился  в  морозную  ночь.
 *  *  *
 Мороз  усиливался.  Под  ногами  торопливых  про¬
хожих  скрипел  снег.  Скрипел  он  и  под  моими  са¬
погами.  А  они,  оттаяв  в  тепле,  снова  начинали  ко¬
ченеть.  Скоро  они  опять  станут  такими,  что  хоть
разбивай  камни.
 Засунув  руки  в  карманы,  я  бежал  к  центру  го¬
рода.  И  думал  о  злоключениях,  выпавших  на  мою
голову.  Вот  уж  и  правда,  как  не  повезет,  так  не  по¬
везет.  И  надо  же  было  притащиться  этому  прыщу.
Да  и  я  ничего  себе.  Ей  и  без  того  было  неприятно.
А  я  вылез  с  этими  дурацкими  рогачиками.  А
почему  Маша  наврала?  Из-за  классовой  непри¬
язни?  Или  из-за  ревности?  Но,  может,  в  детстве  они
были  у  нее  рогачиками?  А  с  годами  выпря¬
мились.
 На  центральной  улице  уже  не  прохаживались
парочки  и  группы.  По  ней,  подобно  мне  согнувшись
в  три  погибели,  торопились  редкие  горожане.  Ко¬
нечно,  они  торопились  домой,  в  теплые,  уютные
комнаты.  А  куда  мчался  я?  Где  надеялся  обрести
приют?  Может,  вернуться  к  Клавдии?  Вернуться
и  попросить  прощения.  Она  же  добрая  и  чуткая.
Не  прогонит.  От  этой  мысли  я  даже  замедлил  шаг.
Но  тут  же  возразил  себе:  нет!  Это  было  бы  на¬
хальством.
 Я  решил  еще  раз  попытать  счастья  в  гостини¬
цах.  Может,  за  это  время  кто-либо  выбрался  отту¬
да?  Дежурная  «Центральной»  вздохнула  и  сказа¬
ла,  что  ничего  не  изменилось.  Я  вспомнил  о  Симо¬
нове  и  попросил  еще  раз  позвонить.  Дежурная  по¬
звонила.  И  опять  долго  ждала.  А  потом  с  сожале¬
нием  сказала:
 —  Нет,  не  отвечает.  Загулял  ваш  приятель...
 Она  назвала  номер  телефона.  И  посоветовала
попозже  позвонить  откуда-нибудь.  Я  поблагодарил
И* 	163

ее  и  опять  вышел  на  мороз.  До  «Европы»  домчался
за  несколько  минут.  Но  и  там  ничего  не  измени¬
лось.  Подкрашенная  администраторша  даже  не  под¬
няла  глаз  от  пухлой  потрепанной  книжки.  Но  я,
пустив  в  ход  всю  жалость,  еще  раз  попросил:
 —  Хоть  какую-нибудь  койку.  На  одну  только
ночь.  Пожалуйста.
 —  Вы  что,  русского  языка  не  понимаете?
 Я  отошел  от  полустеклянной  будки.  И  остано¬
вился,  не  зная,  что  делать  и  куда  податься.  В  это
время  входная  дверь  распахнулась.  Вместе  с  клубом
пара  в  вестибюль  вбежала  раскрасневшаяся  дамоч¬
ка  в  опушенных  мехом  сапожках,  с  соболем  на  шее
и  бархатной  шапочкой  на  голове.  За  дамочкой  вва¬
лился  пожилой  и  толстопузый  мужчина  в  суконном
пальто  и  белых  валенках,  подшитых  кожей.  Следом
втащил  чемоданы  бородатый  извозчик,  затянутый
в  поддевку.  Толстопузый  молча  достал  кошелек  и
сунул  в  руку  извозчика  какую-то  бумажку.  Тот
козырнул  и  вышел.  А  толстопузый  подшагнул
к  будке  администраторши  и  что-то  сказал  ей.
Та  подняла  голову  и  вдруг  вся  преобразилась.
 —  Здрасьте!  Здрасьте!  —  угодливо  пролепетала
она.  —  Милости  просим!  Для  вас  всегда  найдется.
Не  извольте  беспокоиться...
 Во  мне  закипела  злость.  Для  него  всегда  най¬
дется,  а  для  меня  нет.  А  чем  я  хуже  его?  И  что  за
порядки  в  этой  «Европе»?  Захотелось  подойти
к  будке,  оттеснить  пузача  и  потребовать  места.
Но  я  все  же  сдержался.  И  дождался,  пока  толсто¬
пузый  увел  свою  мадам  наверх.  И  тогда  только
решительно  подступил  к  администраторше.
 —  Как  же  это  так?  —  спросил  я,  стараясь  не
выходить  из  себя.  —  Для  меня  ничего  нет,  а  для
этих  есть?  Почему  вы  не  предоставили  мне  комна¬
ту,  которую  отдали  им?
 Администраторша  смерила  меня  уничтожаю¬
щим  взглядом.
 —  Потому  что  слишком  много  чести  предо¬
ставлять  вам  отдельный  номер.  Этого  вы  пока  что
не  заслужили,  товарищ.
 Она  произнесла  слово  «товарищ»  с  таким  пре¬
небрежением,  что  я  еле  удержался,  чтобы  не  двинуть
164

ее  кулаком  через  окошко.  И  сказал,  тоже  не  скры¬
вая  пренебрежения:
 —  В  таком  случае  дайте  жалобную  книгу.  Я  на¬
пишу  на  вас  заявление.
 Из  газет  я  знал,  что  такие  жалобные  книги
должны  быть  в  общественных  учреждениях.  Но  ад¬
министраторша  и  бровью  не  повела.
 —  Жалобную  книгу?  —  переспросила  она  с  из¬
девательской  усмешкой.  —  Видали  его?  Пролетарий
собирается  жаловаться.  —  И  вся  затряслась  от  гне¬
ва.  —  Проваливайте-ка  отсюда  подобру-поздорову.
Отель  этот  не  для  вашего  брата.
 —Ах  так!  —  в  свою  очередь,  разозлился  я.  —
В  таком  случае,  я  останусь  тут.  И  буду  сидеть  до
утра.
 С  этими  словами  я  подошел  к  большому  кожа¬
ному  дивану,  уселся  в  угол  и  закрыл  глаза.  Вот
так  просижу  до  самого  утра.  И  не  просто  просижу,
а  высплюсь.  И  никакая  сила  не  сдвинет  меня  с  это¬
го  места.
 Над  головой  еле  слышно  разливалась  музыка.
Занозисто  визжала  скрипка.  Казалось,  это  визжит
кошка,  которой  прищемили  хвост.  Откуда-то  веяло
запахом  жареного  мяса.  Щекотал  ноздри  и  запах
подгорелого  лука.  Как  хорошо  было  бы  получить
здесь  комнату!  Отогреться,  успокоиться.  И  выпить
в  ресторане  чего-либо  горячего.  Должно  быть,  это
и  был  ресторан  «Европа»,  про  который  Симонов  го¬
ворил,  что  и  в  него  залетают  мухи.  Чтобы  этому
толстопузому  господину  с  его  госпожой  попало  в  та¬
релки  столько  мух,  сколько  их  в  нашей  инвалидной
столовой.
 Внезапно  передо  мной  выросла  костлявая  фигу¬
ра  старика  в  золотом  расшитой  куртке.
 —  Гражданин,  здесь  сидеть  не  положено,  —
прошепелявил  он.  —  Здесь  не  место  для  посто¬
ронних.
 —  Я  не  посторонний,  папаша,  —  вежливо  воз¬
разил  я.  —  Я  командированный.  И  не  виноват,  что
у  вас  нет  для  меня  места.
 —  Гражданин!  —  повысил  голос  старик.  —
Я  вам  никакой  не  папаша.  И  прошу  оставить  отель.
 —  Мне  негде  остановиться,  —  все  так  же  веж¬
165

ливо  объяснил  я.  —  На  улице  могу  замерзнуть.
Там  вон  какой  мороз.
 —  Нас  это  не  касается,  —  настаивал  старик.  —
И  я  прошу!..
 В  груди  у  меня  снова  закипела  злость.  В  са¬
мом  деле,  нельзя  же  обращаться  с  человеком,  как
с  собакой.  Но  я  и  на  этот  раз  не  дал  себе  волю.
И  опять  попытался  разжалобить  непреклонного
служителя.
 —  Да  поймите  же,  дедушка.  Мне  некуда  по¬
даться.  А  у  вас  тут  диван  пустует.  Не  помрете  же
вы,  если  я  просижу  тут  ночь.
 —  Я  вам  никакой  не  дедушка,  —  зашипел  ста¬
рик,  и  морщинистые  губы  его  задергались.  —  Про¬
шу  вас...  Немедленно.
 Из  окошка  будки  высунулась  крашеная  адми¬
нистраторша.
 —  Чего  ты  на  него  смотришь,  Помпей?  —  брезг¬
ливо  взвизгнула  она.  —  Возьми  его  за  шиворот  и
выбрось  на  улицу.
 Ее  слова  вдохновили  позолоченного  Помпея.  Он
схватил  меня  за  плечо  и  потащил  с  дивана.  Я  ото¬
рвал  его  жилистую  руку  и  отстранил  от  себя.
 —  Не  трогай,  трухлятина!  А  то  так  трону,  что
рассыплешься!  —  И  администраторше,  выпучившей
на  меня  слюдяные  глаза:  —  А  ты  заткнись,
кукла!  А  то  я  тебя  саму  выволоку  за  крашеные
патлы.
 —  Хулиган!  —  заорала  администраторша.  —
Я  вызову  милицию!  —  И  затарахтела  рычагом  те¬
лефонного  аппарата.  —  Алло!  Алло!..  Дайте  ми¬
лицию...  Милиция?..  Гостиница  «Европа»...  При¬
шлите  милиционера...  Хулиганство...  —  И,  звякнув
трубкой,  опять  высунулась  из  окошка.  —  Сейчас
вам  покажут,  как  оскорблять  советских  служа¬
щих...
 Мне  и  в  самом  деле  хотелось  выволочь  расфу¬
фыренную  обезьяну  из  ее  полустеклянного  гнезда.
А  заодно  с  ней  вытолкать  на  мороз  и  костлявого
старикашку  с  печеным  лицом.  Но  я  сидел  на  ди¬
ване  и  не  двигался.  Поорут  и  затихнут.  И  оставят
меня  в  покое.  А  в  то,  что  вызвали  милицию,  я  не
поверил.  На  «пушку»  решила  взять.  А  только  не
166

на  такого  напала.  Приходйлось  бьГвать  и  не  в  та¬
ких  переделках.
 Но  администраторша  действительно  вызвала  ми¬
лиционера.  И  он  явился,  усатый  страж  порядка.
В  полной  форме  и  с  наганом  в  кожаной  кобуре.
Подошел  ко  мне  и  грозно  спросил:
 —  В  чем  дело?  Кто  такой?  И  откуда?
 Я  встал  и  объяснил,  кто  я.  Милиционер  потре¬
бовал  документы.  И  долго  читал  командировочное
удостоверение.  Потом  обратился  к  служителям  го¬
стиницы  :
 —  Доложите  обстановку.
 Перебивая  друг  друга,  администраторша  и  вах¬
тер  принялись  чернить  меня.  Самовольно  занял
диван.  Развалился  на  нем.  Толкнул  вахтера,  когда
тот  просил  удалиться.  Ни  за  что  назвал  куклой
администраторшу.  Видно  было,  очень  хотелось  им
упрятать  меня  за  решетку.
 Выслушав  их,  милиционер  спрятал  мое  удосто¬
верение  и  сказал:
 —  Пошли,  гражданин.
 —  Куда?  —  спросил  я  растерянно.  Только  что
я  надеялся,  что  он  прикажет  оставить  меня  на  ди¬
ване  и  не  тревожить  до  утра.  Как-никак,  а  я  был
руководящее  лицо  районного  масштаба.  —  Куда
пошли?
 —  В  милицию,  —  сказал  блюститель  закона.  —•
А  ты  думал,  в  номер  люкс?
 Администраторша  радостно  захихикала.  А  ста¬
рый  вахтер  скривился,  будто  у  него  начался  при¬
ступ  изжоги.
 —  Я  не  пойду  в  милицию,  —  сказал  я.  —  Мне
там  нечего  делать.
 —  Есть  тебе  там  что  делать  или  нет,  нам
знать,  —  сказал  милиционер.  —  А  вот  ежели  сам
не  пойдешь,  силой  отведем.  И  прибавим  сопротив¬
ление.  И  тогда  уж  пощады  не  жди.
 Последние  слова  милиционер  произнес  так  вы¬
разительно,  что  я  не  заставил  упрашивать  себя.
Но  на  улице,  шагая  рядом  с  усачом,  все  же  попро¬
бовал  растопить  его  сердце:
 —  Я  же  ничего  не  сделал.  Честное  слово!  При¬
167

сел  на  диван,  только  и  всего.  Не  замерзать  же  на
улице.  Видите,  какой  мороз?
 Но  милиционер  оставался  глух  и  нем.  И  шагал
с  таким  видом,  словно  совершил  героический  по¬
ступок.  Одна  дамочка,  закутанная  в  меховую  шуб¬
ку,  даже  остановилась.  И,  показав  на  меня  своему
жердеподобному  спутнику,  сказала:
 —  Смотри,  Кузик!  Вора  повели!
 С  этого  момента  я  зашагал  с  милиционером  но¬
га  в  ногу.  И  наглухо  захлопнул  рот.  Только  думы
о  превратностях  судьбы  не  покидали  меня.  Одним
она  дарит  сразу  все  милости.  На  других  же  скопом
взваливает  все  невзгоды.
 Дежурный  оказался  молодым  и  приветливым
парнем.  Он  прочитал  мое  удостоверение,  выслушал
рапорт  участкового  и  предложил  мне  сесть.
 —  Та-ак,  —  протянул  он  с  улыбкой.  —  Негде
было  ночевать?  Понимаю.  В  таком  случае  придется
заночевать  у  нас.  Не  стоит  благодарности,  —  пре¬
дупредил  он.  —  Это  наша  обязанность.  Только  ди¬
ванов  мягких  у  нас  нет...
 И  спросил,  есть  ли  у  меня  еще  какие  докумен¬
ты.  Я  сказал,  что,  кроме  удостоверения,  ничего  не
имею.  Партийный  и  комсомольский  билеты  храни¬
лись  в  потайном  кармане.  И  предъявлять  их  я  не
собирался.
 *  *  *
 Разбудил  меня  железный  скрежет.  Это  откры¬
лась  дверь  моей  камеры.  В  ту  же  минуту  под  по¬
толком  забрезжил  свет.  И  я  увидел  на  пороге  ми¬
лиционера.  Это  уже  был  другой.  Невысокого  роста
и  безусый.
 —  Поднимайсь!  —  скомандовал  он.  —  И  айда
к  начальнику!
 У  начальника  сидел  Симонов.  Да,  сам  Симонов,
секретарь  окружкома  комсомола.  Я  так  растерялся,
что  забыл  поздороваться.  И  он  растерянно  смотрел
на  меня.  Словно  до  этой  минуты  надеялся  на
ошибку.
 —  Итак,  товарищ  Касаткин,  —  сказал  началь¬
ник,  худощавый  и  лысый  командир.  —  Как  нам
лучше  всего  считать  вас?  Хулиганом  в  роли  секре¬
168

таря  райкома  комсомола?  Или  секретарем  райкома
в  роли  хулигана?
 Я  равнодушно  повел  плечами.  Теперь  мне  было
все  равно.  Конец  и  венец  приключениям.  Теперь-то
уж  окружком  наверняка  снимет  меня  с  работы.
Не  только  за  благодушие  и  беспечность,  а  и  за  не¬
достойное  поведение.
 —  Как  угодно,  так  и  считайте.
 А  сами  как  думаете?
 —  Сам  я  не  считаю  себя  хулиганом.
 —  У  нас  есть  протокол,  —  сказал  начальник,
переворачивая  лежащий  перед  ним  лист  бумаги.  —
Вчера  вечером  вы  явились  в  гостиницу  «Европа».
И  устроили  там  дебош.  Толкнули  вахтера,  оскор¬
били  администратора.  Разве  это  не  хулиганство?
 —  Вахтера  я  не  толкал,  —  ответил  я.  —  Он
взял  меня  за  шиворот  и  потащил  к  выходу.  А  я  от¬
странил  его  руку.  А  администраторшу  назвал  кук¬
лой.  И  это  не  оскорбление,  а  сущая  правда.
 —  А  почему  тебя  в  «Европу»  потянуло?  —
спросил  Симонов.  —  Почему  ты  не  пошел  в  «Цент¬
ральную»?  Мы  же  там  забронировали  тебе  место.
 От  этой  новости  у  меня  защекотало  в  горле,  за¬
жгло  в  глазах.
 —  Я  был  и  там.  Но  не  назвал  себя.  Я  не  ду¬
мал...
 Начальник  и  Симонов  переглянулись.  Видно,
заметили  мое  волнение.  И  поняли,  как  обидно  пе¬
режить  столько  из-за  места,  которое  пустовало.
 —  Ладно,  товарищ  Касаткин,  —  сказал  началь¬
ник,  надписывая  что-то  на  протоколе.  —  Дело  пре¬
кратим.  Заплатите  штраф  и  можете  быть  сво¬
бодны...
 Симонов  подождал,  пока  я  платил  штраф  и
получал  вещи.  Вместе  мы  вышли  на  улицу  и  отпра¬
вились  пешком.  Мы  шли  по  тротуару  и  молчали.
Но  на  полпути  Симонов  вдруг  бросил  на  меня  пыт¬
ливый  взгляд  и  спросил:
 —  А  почему  ты  не  позвонил  мне  на  квартиру?
 —  Я  звонил,  —  ответил  я.  —  Даже  не  сам,
а  дежурная  «Центральной».  Два  раза.  Но  телефон
не  отвечал.
 —  Ах  да!  —  вспомнил  Симонов.  —  Меня  не
 169

было  дома.  До  двенадцати.  Позвонил  бы  после  две¬
надцати.
 —  После  двенадцати  я  был  уже  в  милиции,  —
вздохнул  я.  —  А  звонить  оттуда  не  разрешили
бы.  —  И,  помолчав,  добавил:  —  Я  даже  номер  твой
запомнил...
 И  произнес  цифры,  которые  все  еще  торчали
в  памяти.  Симонов  заметно  потеплел.
 —  Верно,  мой  телефон.  Если  бы  я  был  дома...  —
И  добавил  не  без  сожаления:  —  Тогда,  в  нашем
районе,  ты  тоже  угодил  в  милицию.  Но  тогда  ты
был  секретарь  ячейки.  И  с  этим  можно  было  ми¬
риться.  А  тут  —  секретарь  райкома.  Тут  —  ни  в  ка¬
кие  ворота...  —  И  уже  в  окружкоме,  закрыв  за
мной  дверь:  —  А  какие  у  тебя  отношения  с  Семи¬
верстовым?
 Переход  показался  странным.  Но  я  не  спросил,
чем  вызван  вопрос.  И  откровенно  ответил:
 —  Хуже  бы,  да  некуда.
 —  А  почему?  В  чем  дело?
 —  А  кто  ж  его  знает?  Не  понравился,  как  вид¬
но.  Да  ему  никто  у  нас  не  нравится.  Одного  себя
любит.  И  работой  не  перетруждается.  Катает  на
расписных  санках.  Раздает  идеи.  И  больше  ничего.
Это  и  дурак  может.
 Усевшись  за  письменный  стол,  Симонов,  не  гля¬
дя  на  меня,  сказал,  что  заседание  состоится  ров¬
но  в  три  и  что  до  этого  я  могу  заниматься  чем
угодно.  Оставив  его,  я  умылся  в  туалетной.  И,  по¬
жалев  об  узелке  с  едой,  отправился  искать  деше¬
вую  харчевню.
*  *  *
 На  заседании  рядом  со  мной  сидела  Маша  Чу¬
макова.  Узнав,  что  я  отчитываюсь  в  окружкоме,
она  упросила  меня  взять  ее  с  собой.
 —  Мы  шефствуем  над  одним  вашим  сельсо¬
ветом,  —  сказала  она.  —  И  нам  не  безразлично,
что  скажут  о  вашей  комсомольской  организации.
А  кроме  того,  я,  может  быть,  окажусь  чем-либо  по¬
лезной  тебе...
 Симонов,  когда  мы  предстали  перед  ним,  узнал
Машу.  Он  видел  ее  каких-нибудь  два  или  три  раза
170

и  все  же  запомнил.  И  теперь  встретил  приветливо,
как  старую  знакомую.
 —  Пожалуйста,  —  сказал  он,  выслушав  ее.  —•
Это  даже  хорошо.  Поможешь  нам  глубже  раскрыть
положение...
 Заседание  началось  с  сообщения  самого  Симо-
нова  о  решении  окружкома  партии  о  коллективиза¬
ции.  Он  перечислил,  какие  районы  критиковались
за  слабые  темпы.  Изложил  задачи,  поставленные  пе¬
ред  партийными  организациями.
 Я  слушал  и  уже  не  испытывал  страха.  Из-за
неудач,  преследовавших  меня  в  городе,  я  как-то
примирился  со  всем.  Страшнее  смерти  ничего  нет.
А  большевикам  и  смерть  не  страшна.  Так  чего  ж
было  трусить?  Да  и  не  одного  меня  вызвали  с  отче¬
том.  И  если  уж  будут  снимать,  так  всю  компанию.
А  это  будет  не  так  уж  обидно.
 Об  одном  лишь  приходилось  сожалеть.  Почти
все  ребята,  не  исключая  Симонова,  были  в  юнг-
штурмовках.  Маша  тоже  надела  комсомольский  ко¬
стюм.  А  у  меня  все  еще  не  было  его.  Никак  не  мог
купить.  Чуть  ли  не  половину  зарплаты  приходилось
посылать  родным.  Остальных  денег  еле  хватало  на
еду  и  мелкие  расходы.  За  последнее  время  я  под¬
собрал  было  нужную  сумму.  И  опять  осечка.  По¬
рядочный  штраф  пришлось  отвалить  в  милиции.
 —  Бесплатно  у  нас  не  ночуют,  —  объяснил  ми¬
лиционер,  выписывая  квитанцию.  —  Не  благотво¬
рительное  заведение...
 После  Симонова  отчитывались  секретари  райко¬
ма  комсомола.  Это  были  отсталые  районы,  назван¬
ные  в  решении  окружкома  партии.  Один  за  другим
ребята  вставали  с  мест,  называли  цифры,  перечис¬
ляли  факты  и  заверяли,  что  примут  все  меры.  От¬
четы  как  близнецы  походили  один  на  другой.
И  это  раздражало.  Перед  заседанием  я  спросил  сек¬
ретаря  одного  райкома,  белобрысого  и  долговязого
парня,  как  у  них  с  добровольностью.  Тот  безнадеж¬
но  махнул  рукой  и  воскликнул:
 —  Какая  там  добровольность?
 А  теперь  об  этом  —  ни  слова.  Забыл?  Или  испу¬
гался?  Может,  и  мне  не  трогать  болячек?  Назвать
цифры.  Перечислить  примеры.  И  выдать  заверения.
171

Легко  и  просто.  А  что  скажут  ребята  в  райкоме?
Да  и  дела  в  районе  требовали  вмешательства.
 Симонов  назвал  меня  последним.  Я  поднялся  и
заметил,  что  члены  бюро  приустали.  Одни  рисовали
какие-то  фигурки  в  блокнотах.  Другие  позевывали,
прикрывая  рты  ладонями.  И  я  сократил  отчет,  ска¬
зав  лишь  о  главном.  И  сразу  же  перешел  к  тому,
что  более  всего  волновало.
 —  Наш  район  в  числе  отстающих,  —  говорил
я.  —  Это  так.  Темпы  коллективизации  у  нас  низ¬
кие.  Несмотря  на  все  меры,  какие  мы  принимаем,
колхозы  растут  медленно.  В  чем  же  причина?  —
Задав  такой  вопрос,  я  окинул  взглядом  присут¬
ствующих.  —  Она  заключается  в  том,  что  мы
серьезно  дискредитировали  колхозы.
 Все  разом  уставились  на  меня.  Точно  я  спорол
какую-то  чушь.  А  Симонов  даже  подался  на  стол.
Словно  хотел  получше  рассмотреть  меня.
 —  Ну-ну!  —  произнес  он.  —  Что  дальше?
 Я  невольно  усмехнулся.  Когда-то  он  выговорил
мне  за  это  «ну-ну».  Дурная  манера  —  нукать.  Сей¬
час  же  сам  занукал.  Да  еще  дважды  подряд.  Как
видно,  и  в  самом  деле  диковинным  показалось  мое
замечание.
 —  Да,  мы  серьезно  дискредитировали  колхо¬
зы,  —  повторил  я  с  еще  большей  уверенностью.  —
А  дискредитировали  тем,  что  подменили  ленинский
принцип  добровольности  администрированием  и
принудиловкой.
 —  Правильно!  —  воскликнул  белобрысый  сек¬
ретарь  райкома.  —  Присоединяюсь!
 —  Я  говорю  за  свой  район,  —  сказал  я.  —
А  в  нашем  районе  с  добровольностью  неблагопо¬
лучно.  На  единоличников  давим  со  всех  сторон  и
всеми  средствами.  А  чем  сильнее  мы  давим,  тем
больше  они  упрямятся.  И  всеми  силами  отбиваются
от  колхозов.  И  потихоньку  теряют  веру  в  нашу
большевистскую  правду.
 —  Это  каким  же  образом?  —  спросил  Симонов.
 —  А  очень  простым.  Многие  из  них  знают  об
указаниях  Владимира  Ильича  о  кооперации.  Да,  да,
знают.  И  вот  теперь  поговаривают  так.  Что  ж  это
такое  получается?  Ленин  говорил  одно,  а  тепереш¬
172

ние  руководители  творят  другое.  Где  ж  она,  их
правда?  И  с  недоверием  начинают  смотреть  на  кол¬
хозы.  Как  же  можно  вам  верить,  говорят,  если  вы
ленинские  слова  перевираете?  Может,  запряжете
мужика  так  же,  как  в  старое  время  запрягали  на
барщине?  Вот  и  выжидают.  Придумывают  разные
уловки,  чтобы  подольше  остаться  в  стороне.  И  ради
этого  платят  досрочно  сельхозналог,  безропотно  вы¬
полняют  дополнительные  раскладки  по  хлебозаго¬
товкам.  А  кулачье  пользуется  этим.  И  подливает
масла  в  огонь.  Распускает  всякие  нелепые  слухи
о  колхозах.  Сеет  страх  среди  неустойчивых.  Верую¬
щих  пугает  гневом  господним  и  дьявольской  пре¬
исподней.  И  авторитет  колхозов,  а  с  ним  и
авторитет  Советской  власти  не  поднимается,  а  па¬
дает.  И  происходит  настоящая  дискредитация
идеи.
 —  Что  же  ты  предлагаешь?  —  спросил  Си¬
монов.
 —  Строго  соблюдать  указания  товарища  Ленина
о  добровольности,  —  отчеканил  я.  —  Запретить
администрирование  в  колхозном  строительстве.
Привлекать  к  строжайшей  ответственности  тех,  кто
допускает  произвол  и  силой  заставляет  крестьян
вступать  в  колхозы.  И  знаете  что?  —  продолжал  я,
уже  не  сдерживая  возбуждения.  —  Как  только
крестьяне  узнают,  что  мы  решили  держаться  ленин¬
ской  линии,  они  поверят  нам  и  сами  пойдут  в  кол¬
хозы.  И  пойдут  охотно,  с  хорошим  настроением,
с  желанием  работать  там  дружно  и  организо¬
ванно.
 —  Правильно!  —  опять  раздался  голос  бело¬
брысого.  —  Дело  пойдет  куда  лучше!
 Теперь  участники  заседания  смотрели  на  меня
совсем  не  так,  как  смотрели  минутой  раньше.  Кто-
то  сказал,  что  это  глубокий,  принципиальный  во¬
прос.  Замечание  вызвало  шум,  возбуждение,  гал¬
деж.  Симонов  не  без  труда  навел  порядок  и  сказал:
 —  Глубокий  или  мелкий  вопрос  этот,  а  только
он  не  в  нашей  компетенции.  Поэтому  нет  смысла
обсуждать  его.
 —  Мы  можем  выразить  свое  отношение,  —  ска¬
зал  кто-то  из  членов  бюро.  —  Ия  предлагаю  сде¬
173

лать  это.  И  свою  точку  зрения  представить  окруж¬
кому  партии.
 Многие  поддержали  это  предложение.  Но  Си¬
монов  опять  возразил.
 •—  Прежде  чем  выражать  точку  зрения,  посове¬
туемся...  —  И,  взглянув  на  меня,  миролюбиво  до¬
бавил:  —  Конечно,  мысли  Касаткина  заслуживают
внимания.  В  них,  как  видно,  есть  рациональное
зерно.  Но  надо  все  же  сперва  толком  разобраться.
Чтобы  действовать  наверняка  и  безошибочно...
 Его  слова  ободрили  меня.  И  я  с  еще  большим
подъемом  продолжал:
 Другой  вопрос,  который  подрывает  наш
авторитет  в  деревне,  это  вопрос  о  подкулачниках.
Что  это  такое  —  подкулачники?  И  для  чего  они
выдуманы?  Чтобы  пугать  и  запугивать?  Дескать,
не  идешь  в  колхоз  добровольно,  так  мы  тебя  под¬
стегнем.  А  для  этого  в  одну  кучу  с  кулаком  сва¬
лим...
 —  Постой,  постой,  —  прервал  меня  Симонов.  —
Тут  что-то  ты  сам  все  свалил  в  одну  кучу.  Вопрос
стоит  так:  кто  не  с  нами,  тот  против  нас.  Едино¬
личник  отказывается  идти  в  колхоз.  Он  хочет  жить
по-старому.  По-старому  хочет  жить  и  кулак.  Зна¬
чит,  этот  единоличник  на  стороне  кулака.
 —  Но  такой  единоличник  держится  за  старое
не  в  угоду  кулаку,  —  возразил  я.  —  Он  держится
за  старое  потому,  что  боится  нового...  А  боится  по¬
тому,  что  не  испробовал  нового.  Надо,  стало  быть,
как-то  показать  ему  это  новое,  заинтересовать  его.
А  не  толкать  в  союз  с  кулаком.
 —  Подкулачник  —  это  тот,  кто  помогает  кула¬
ку,  —  сказал  кто-то  из  членов  бюро  окружкома.  —
А  такие  есть  даже  среди  бедняков.  Подкупленные
и  задобренные.
 —  У  нас  нет  таких,  —  сказал  я.  —  Мы  у  себя
таких  не  находим.  Есть  ошибающиеся.  И  даже  по¬
падающиеся  на  удочку  кулака.  Но  это  не  его  созна¬
тельные  союзники.
 —  Сознательные  или  несознательные,  это  не  ме¬
няет  дела,  —  сердито  сказал  Симонов.  —  Объек¬
тивно  они  на  стороне  кулака,  а  потому  и  являются
174

его  подголосками...  «—  И  решительно  стукнул  ка¬
рандашом  по  столу.  —  Все,  Касаткин!
 —  У  меня  еще  вопрос,  —  заявил  я.  —  Прошу
еще  минутку.
 —  Все,  все!  —  заупрямился  Симонов.  —  А  то
ты  и  нас  запутаешь.
 —  Я  хочу  сказать  о  тебе,  товарищ  Симонов.
 *■—  Ах  обо  мне?  —  оторопел  Симонов.  —  Тогда
другое  дело.  Тогда  давай.  Не  имею  права  зажи¬
мать.
 Я  достал  подписанную  им  телеграмму  и  прочи¬
тал  ее.  А  потом  сказал:
 —  Прошу  обсудить  и  указать  товарищу  Симо¬
нову  на  высокомерие.  Какое  имеет  он  право  обви¬
нять  целую  районную  организацию  в  преступном
благодушии?
 Все  посмотрели  на  Симонова.  А  он,  выгнув  по¬
буревшую  шею,  фыркнул  и  сказал:
 —  Такую  же  телеграмму  мы  получили  из  об-
комола.  В  ней  сказано,  что  по  коллективизации  на¬
ша  окружная  комсомольская  организация  прояв¬
ляет  преступное  благодушие.
 —  Надо  было  указать  обкомолу,  что  он  не  имеет
права  так  говорить  о  целой  окружной  организа¬
ции,  —  расхрабрился  я.  —  А  не  переадресовывать
несправедливое  обвинение  в  районы.  Окружком  не
перевалочный  пункт.
 —  А  по-моему,  это  уже  демагогия,  —  заерзал
на  стуле  заворг  окружкома,  плечистый  и  голова¬
стый  детина.  —  Проваливать  темпы  и  придираться
к  словам.  Нехитрый  прием,  при  помощи  которого
пытаются  отвести  от  себя  удар...
 Заворга  поддержали  и  другие  члены  бюро.
Но  Симонов  не  согласился  с  ними.  И  заявил,  что
признает  критику  справедливой.
 —  Мы  должны  были  дифференцированно  по¬
дойти  к  районам,  —  сказал  он.  —  Это  совершенно
верно.  И  мы  постараемся  в  будущем  так  и  посту¬
пать,  чтобы  не  превращать  окружком  в  перевалоч¬
ный  пункт...
 Обсуждение  доклада  Симонова  и  наших  содо¬
кладов  проходило  бурно.  Члены  бюро  не  стеснялись
в  выражениях.  Частенько  мелькали  слова  «благо¬
175

душие»  и  «беспечность».  Но  слово  «преступное»  ни¬
кто  не  решался  повторить.  И  это  радовало.
 Под  конец  создали  комиссию,  которой  поручили
выработать  проект  решения.  А  потом  Симонов
сказал:
 —  Еще  один  вопрос  в  этой  связи.  Можно  ска¬
зать,  персональный.  Мы  получили  записку  чрезвы¬
чайного  уполномоченного  окружкома  партии  по
Хавскому  району  товарища  Семиверстова...  —  И  пе¬
релистал  эту  записку.  —  Речь  идет  о  работе  райко¬
ма  комсомола.  По  мнению  товарища  Семиверстова,
райком  не  обеспечивает  руководства  ячейками.
А  поэтому  он  предлагает  освободить  товарища  Ка¬
саткина.  И  вместо  него  выдвинуть  товарища  Чер¬
нову,  пионерработника  райкома.  —  И  окинул  взгля¬
дом  своих  черных,  монгольских  глаз  присутствую¬
щих.  —  Как  будем  решать,  товарищи?
 Члены  бюро  молчали.  Никто  не  ожидал  такой
развязки.  Слова  попросила  Маша  Чумакова.  Она
сказала,  что  знает  меня  давно,  еще  по  деревне
Знаменке.  Поручалась  за  меня  в  комсомол  и  те¬
перь  ручается  перед  окружкомом.  Потом  рассказа¬
ла  о  шефстве  завода  над  Глуховкой.  Покритикова¬
ла  заводской  комитет  и  себя  за  то,  что  шефство
развивается  медленно.  Поделилась  впечатлениями
о  поездке  в  Хаву  и  Глуховку.
 —  Правда,  я  мало  была  там,  —  говорила  Ма¬
ша,  держась  за  край  стола.  —  Кроме  райцентра  и
одного  села,  никуда  не  выезжала.  И  все  же  могу
сказать:  комсомол  там  чувствуется.  Ребята  не  си¬
дят  сложа  руки.  А  вмешиваются,  борются.  И  с  ни¬
ми  считаются,  к  ним  прислушиваются.  И  партийная
организация  видит  в  них  помощников.  А  ведь  это
главное,  товарищи...  —  И  после  этого  обо  мне.  Нет,
она  не  расхваливала  меня.  Даже,  наоборот,  крити¬
ковала  за  неорганизованность  и  разбросанность.
Но  потом  сказала,  что,  несмотря  на  недостатки,  я
пользуюсь  авторитетом  и  что  освобождать  меня  нет
никаких  оснований.  —  И  если  вы  освободите  его,
то  комсомольцы  не  поймут  вас.  И  не  поддержат.
Да  и  райком  партии  вряд  ли  согласится.  Насколько
я  поняла,  в  райкоме  партии  довольны  Касаткиным.
И  не  пойдут  на  такую  беспричинную  замену.
 176

Когда  Маша  села,  Симонов  снова  перелистал
записку  Семиверстова  и  сказал:
 —  Я  тоже  знаю  Касаткина.  И  знаю,  что  назы¬
вается,  с  комсомольских  пеленок.  На  глазах  в  ячей¬
ке  рос.  Вместе  в  райкоме  работали.  Сам  выдвигал
его  в  Хаву.  Был  у  него  в  районе.  Видел,  как  ребята
вьются  вокруг  него.  Неплохой  вожак.  До  конца  пре¬
данный  делу.  Но  согласен:  страдает  разбросан¬
ностью.  И  недостаточно  организован.  А  тут  вон  вы¬
яснилась  еще  и  идейная  путаница.  И  все  же  я  счи¬
таю  :  предложение  об  освобождении  надо  отверг¬
нуть.  Как  необоснованное  и  необъективное.  Но  за
слабые  темпы  коллективизации  объявить  выговор.
А  за  идейную  неустойчивость  предупредить.  В  ито¬
ге  —  выговор  с  предупреждением...
 Членам  бюро  такое  предложение  понравилось.
И  они  дружно  проголосовали  за  него.  Меня  же  оно
поразило  как  громом.  Даже  на  улице  я  не  мог
прийти  в  себя.  И  не  понимал,  что  говорила  Маша,
шедшая  рядом.  Выговор  с  предупреждением.  Да  за
что  же?
 Внезапно  Маша  остановила  меня.
 —  Я  пойду,  Федя,  —  сказала  она,  заглянув  мне
в  глаза.  —  Скоро  на  завод.  А  ты  не  переживай.
Это  же  со  всяким  может  быть...
 Мы  расстались,  условившись  встретиться  на
другой  день.  Маша  скрылась  в  переулке.  А  я  пере¬
шел  улицу  и  направился  к  почтамту.  Там  выбрал
свободное  место  у  высокого  стола  с  лучевыми  пере¬
городками.  И  принялся  быстро  строчить  на  тетра¬
дочном  листке:
 «Дорогой  товарищ  Косарев!  Пишет  вам  секре¬
тарь  райкома  Касаткин.  Тот  самый  Касаткин,
с  которым  вы  встречались  в  Хаве  прошлым  летом.
Только  что  я  отчитывался  в  окружкоме.  И  получил
выговор  с  предупреждением.  Выговор  —  за  низкие
темпы  коллективизации.  А  предупреждение  —  за
идейную  неустойчивость.  А  только  все  это  непра¬
вильно  и  несправедливо.  Все  это  из-за  того,  что  я  не
согласен  с  политикой,  которая  проводится  сейчас
в  деревне...»
 Написав  письмо,  я  перечитал  его,  исправил
грамматические  ошибки,  свернул  вчетверо  и  вло-
 12  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 177

жил  в  конверт.  Красивыми  буквами  нарисовал
адрес.  Подумав  некоторое  время,  подписал  под  фа¬
милией  в  скобках  «лично».  И  опустил  письмо
в  большой  почтовый  ящик,  стоявший  у  входа.
 *  *  *
 Пообедав  в  столовой,  которая  находилась  в  ниж¬
нем  этаже  гостиницы,  я  поднялся  к  себе  на  второй
этаж.  И  с  удовольствием  растянулся  на  кровати,
подложив  под  сапоги  прочитанную  газету.  В  ком¬
нате  стояла  дюжина  таких  кроватей.  На  некоторых
отсыпались  командированные.  Другие  были  тща¬
тельно  заправлены  и  дожидались  своих  обладате¬
лей,  все  еще  толкавшихся  в  учреждениях.  А  на  кро¬
вати  у  стены  за  мирным  разговором  сидели  двое
таких  же,  как  и  я,  секретарей  райкомов,  отчиты¬
вавшихся  в  окружкоме.  Один  из  них,  белесый  и
долговязый,  рассказывал  что-то  товарищу.  А  тот,
чубатый  и  раскосый,  все  время  поддакивал.  Друзья
наслаждались  какими-то  воспоминаниями.  А  я  ле¬
жал  и  думал.  Думал  о  заседании  в  окружкоме.
О  выговоре  с  предупреждением.  А  ведь  могли  и
снять.  Стоило  только  рассказать  о  милиции.  А  по¬
чему  это  Симонов  умолчал  об  этом  приключении?
Не  придал  значения  случаю?  Или  пожалел  одно¬
кашника?  А  может,  Маша  подействовала?  Здорово
выступила  девчонка.  Спокойно,  уверенно,  рассуди¬
тельно.  Получше  иного  окружкомовца.
 Потом  я  стал  думать  о  Косареве.  Что  сделает
он  с  моим  письмом?  Там  ведь  затронуты  принци¬
пиальные  вопросы.  Касающиеся  не  только  комсо¬
мола,  а  и  партии.  По  этой  причине  он  должен  дове¬
сти  письмо  до  сведения  ЦК  ВКП(б).  А  то  и  доло¬
жить  самому  Сталину.  Так,  мол,  и  так,  товарищ
Сталин.  Получен  из  глубинки  сигнал.  Серьезное  на¬
рушение  ленинской  партийной  линии...  Да,  только
так  он  должен  поступить,  Косарев.  И  никак
иначе.
 Однако  долго  залеживаться  мне  не  пришлось.
В  комнату  неожиданно  вошла  Клавдия  Комарова.
Увидев  меня,  улыбнулась  и  сказала:
 —  Здравствуй,  Филя!  Очень  рада,  что  нашла.
Надо  бы  поговорить...
 178

Я  растерянно  смотрел  на  нее.  Потом  вскочил
как  подброшенный.
 —  Здравствуй,  Клава!  Совсем  не  ждал...
 —  Мне  нужно  поговорить  с  тобой,  Филя,  —  ска¬
зала  Клавдия.  —  Если  можешь,  пойдем  прогу¬
ляемся.
 Я  торопливо  набросил  на  себя  пиджак.  Мы
вышли.
 —  Я  долго  гадала,  —  сказала  Клавдия.  —  Где
Ты  мог  остановиться?  Скорее  всего  у  Маши  Чума¬
ковой.  Я  знаю:  она  тоже  тут,  в  городе.  Но,  может,
в  гостинице?  И  я  решила  зайти...
 На  ней  было  черное  пальто  с  каракулевым  во¬
ротником,  меховая  шапочка,  высокие  ботинки,  за¬
шнурованные  крест-накрест.  Лицо  пылало  от  мо¬
роза.  Черные  глаза  блестели.
 Подобно  другим  горожанам,  мы  двинулись  по
тротуару.  Уже  горели  фонари.  Ярко  светились  вит¬
рины  магазинов.  С  неба  срывались  редкие  снежин¬
ки.  Мороз  слегка  пощипывал  уши.  Запинаясь  и  пу¬
таясь,  я  сказал:
 —  Клава,  ты  меня  извини...  Вчера  я  обидел
тебя...
 Клавдия  смущенно  опустила  глаза  и  прогово¬
рила:
 —  И  ты  меня  извини...  Я  тоже  нехорошо  дер¬
жалась...
 Навстречу  нам  попадались  модные  парочки.
Я  с  удовольствием  перехватывал  взгляды  франтов,
засматривавшихся  на  Клавдию.  И  коробила  на¬
смешливая  улыбка  на  подкрашенных  губах  фран¬
тих.  Казалось,  я  в  их  глазах  не  только  не  стою
Клавдии,  но  и  унижаю  ее.  Словно  назло  нэпман¬
ским  отпрыскам,  Клавдия  взяла  меня  под  руку.
 —  Не  возражаешь?
 —  Пожалуйста.
 —  По  правилам,  женщина  берет  под  руку  толь¬
ко  мужа.
 —  А  ты  боишься,  что  тебя  примут  за  мою
жену?
 —  Я  боюсь,  что  ты  этого  боишься.
 Она  угадала.  И  я  мысленно  выругал  себя.
Классовая  щепетильность.  Глупая  и  неуместная.
12* 	179

Она  же  порвала  с  родителями.  И  уже  давно  живет
своим  трудом.  Как  другие  трудящиеся,  состоит
членом  профсоюза.  Чем  же  она  чуждая?  Разве
ее  вина,  что  родитель  ее  оказался  эксплуатато¬
ром?
 —  Если  желаешь,  я  возьму  тебя  под  руку?
 Клавдия  усмехнулась  и  сказала:
 —  Пожалуйста.  Мне  все  равно.
 Я  взял  ее  под  руку,  и  она  доверчиво  прижалась
ко  мне.  Несколько  шагов  мы  шли  молча.  Потом
Клавдия  спросила:
 —  Ты  когда  уезжаешь?
 —  Завтра  днем.
 —  Завтра  днем  я  работаю.  Маша,  конечно,  бу¬
дет  провожать?
 —  Будет.  Она  эту  неделю  работает  ночью.
 Клавдия  подумала  и  сказала:
 —  Мне  очень  хотелось  бы  с  ней  встретиться.
С  тех  пор  как  Михаил  сказал,  что  она  в  городе,  я
часто  бродила  по  улицам.  Надеялась  на  случай.
 —  Если  бы  хотела  встретиться,  сумела  бы.  Че¬
рез  адресный  стол  могла  получить  справку.
 —  Нет,  так  я  не  хотела.  Хотела,  чтобы  это  про¬
изошло  случайно.  Она  ж  мне  не  верит.  И  могла  бы
подумать...  —  Ис  тревогой  глянула  на  меня.  —
А  ты  мне  веришь,  Филя?
 —  Да,  —  без  колебаний  ответил  я.  —  Верю.
 —  Спасибо,  —  сказала  Клавдия  и,  помолчав,
повторила:  —  Спасибо.  Я  очень  рада...  —  И  вдруг
блеснула  глазами.  —  Ав  комсомол  принял  бы?
 —  Жила  бы  и  работала  в  нашем  районе,  голо¬
совал  «за».
 Она  рассмеялась.  А  я  с  недоумением  посмотрел
на  нее.
 —  Прости,  —  виновато  сказала  она.  —  Вспом¬
нилось.  Там,  в  Знаменке.  Помнишь?  Я  попросилась
в  комсомол.  Так  ты  дал  мне  такой  отпор...
 Я  тоже  вспомнил  этот  разговор  и  сказал:
 —  С  тех  пор  немало  воды  утекло.  Живешь  и  ра¬
ботаешь,  как  мы  все...
 Клавдия  порывисто  сжала  мою  руку.  Мы  дошли
до  конца  улицы.  Свернули  в  переулок  и  вышли  на
параллельную.  Я  спросил,  правда  ли  она  собира¬
180

лась  поговорить  о  чем-то.  Или  ей  просто  захотелось
повидаться?
 —  Да,  я  хотела  повидаться,  —  призналась
она.  —  Но  надо  и  поговорить...  —  И,  поколебав¬
шись,  продолжала:  —  Я  хотела  поговорить  о  Ми¬
хаиле.
 —  О  Мине  Лапонине?
 —  Он  теперь  не  Лапонин,  а  Любомиров.  Отрек¬
ся  от  родителей.  И  переменил  фамилию.  Даже  отче¬
ство  переменил.  Записался  на  крестного.  Иванович.
Любомиров  Михаил  Иванович.  А  работает  на  же¬
лезной  дороге.  Грузчиком.  Работает  хорошо.  Ста¬
рается.  Дядя  интересуется  им  и  хвалит.  А  с  тобой
вчера  так  из-за  меня.  Ревность  обуяла...  —  И  вздро¬
гнула,  словно  вспомнив  что-то  страшное.  —  Он  не
дает  мне  покоя.  Говорит:  любит.  Жить  будто  без
меня  не  может.  Даже  грозится  покончить  с  собой,
если  не  пойду  за  него.  А  если  выйду  за  другого,  гро¬
зится  уничтожить  всех  троих.  И  я  не  знаю,  что
делать.
 —  А  ты  любишь  его?
 —  Нет.  Но  мне  как-то  жалко  его.  Сама  не  знаю
почему.
 —  А  из-за  жалости  выходят  замуж?
 —  В  жизни  все  бывает.  Но  мне  не  хочется  вы¬
ходить  за.  него.
 Я  подумал  над  ее  словами  и  сказал,  не  скрыв
негодования:
 —  Любомиров.  Какую  фамилию  придумал.  Лю¬
битель  мира.  Миролюб.  И  это  Миня  Лапонин.  Чу¬
деса,  да  и  только.
 —  Я  из  того  же  класса.  И,  как  он,  порвала
с  этим  классом.  Мне  ты  веришь.  А  почему  не  ве¬
ришь  ему?
 —  Потому  что  вы  разные.  Ты  порвала.  А  он
спрятался  за  новую  фамилию...
 За  разговором  я  не  заметил,  как  мы  еще  раз
свернули  в  переулок  и  очутились  возле  ее  дома.  Она
несмело  предложила:
 —  Зайдем?
 Я  торопливо  повертел  головой.
 —  Спасибо.  Не  могу.
 181

—  Придется  еще  быть  в  городе,  заходи.  Буду
рада.
 Я  пожал  ее  мягкую,  теплую  ладонь.
 —  До  свидания,  Клава!
 Выпустив  ее  руку,  я  повернулся  и  зашагал  по
улице.  И  до  самого  поворота  в  переулок  чувство¬
вал  на  себе  ее  взгляд.
 *  *  *
 На  другой  день,  едва  успел  я  позавтракать,  как
меня  позвали  к  телефону.  Звонили  из  окружкома
комсомола.  Симонов  просил  срочно  явиться  к  нему.
После  заседания  встречаться  не  хотелось.  Свежа
была  обида.  Но  раз  уж  вызывает,  ничего  не  остава¬
лось.  И  я,  подхватив  парусиновый  портфель,  отпра¬
вился  в  окружком.
 Симонов  был  один  в  кабинете.  Быстро  вышел
из-за  стола.  Крепко  пожал  руку.
 —  Здорово!  —  И  кивнул  на  стул.  —  Садись.  По¬
толковать  надо.  —  Снова  зашел  за  стол,  опустился
на  свое  место.  —  Обиделся?
 —  Обиделся.
 —  Понятно.  За  несправедливое  наказание?  Так?
 —  Так.
 —  Понятно.  И  что  же  думаешь  дальше?
 Я  равнодушно  пожал  плечами.
 —  Вчера  послал  письмо  Косареву.
 Симонов  сузил  и  без  того  узкие  глаза.
 —  Прямо  Косареву?
 -  Да.
 —  Жалоба?
 —  Не  имею  привычки  жаловаться.  Поставил
вопросы.  Их  надо  решать.  И  чем  скорее,  тем  лучше.
 Симонов  подумал  и  сказал:
 —  Писать  Косареву  или  кому  угодно  —  твое
право.  Я  же  считаю  наше  решение  правильным.
И  советую...  Как  следует  берись  за  дело.  Сильнее
наваливайся  на  недостатки.  А  то  ведь  мы  опять
вызовем.  И  спросим.
 —  Спрашивайте,  пожалуйста,  —  согласился
я.  —  Только  перед  тем  проверьте.  Приезжай  сам
в  район.  Побывай  в  ячейках.  Поговори  с  комсо¬
мольцами.
 182

*—  Я  бываю  в  ячейках.  И  говорю  с  комсомоль¬
цами.  Не  думай,  что  все  время  протираю  штаны
в  окружкоме.
 —  Я  ничего  не  думаю.  Но  если  сам  не  можешь,
пришли  работников.  Пусть  проверят  и  доложат.
 —  Мы  не  посылали  в  твой  район  потому,  что
доверяли  тебе.  Конечно,  и  сейчас  доверяем.  Но  же¬
лание  твое  учтем.  Это  я  обещаю.
 ’—  Спасибо.  А  телеграмм  таких  больше  не  по¬
сылай.
 —  Высокомерных?
 —  Я  бы  сказал:  барски  высокомерных.
 —  Но,  но!  —  покраснел  Симонов.  —  Критикуй,
да  не  закритиковывайся...  —  Все  же  заставил  себя
улыбнуться.  —  Выходит,  обкому  можно,  а  мне  нет?
 —  Старайся  говорить  с  нами  своим  языком.
 Симонов  вскинул  на  меня  монгольские  очи.
Но  тут  же  опустил  их.
 —  Ладно.  Учту.  И  тебе  советую...  —  И  побара¬
банил  пальцами  по  столу.  —  Я  позвал  тебя  вот
зачем...  Вчера  с  тобой  была  Чумакова.  Мария,  ка¬
жется?
 —  Мария.
 —  Понравилась  ребятам.  Видать,  смелая,  дело¬
вая.  А  твое  мнение?
 —  Смелая  и  деловая,  —  подтвердил  я.  —
А  еще  —  боевая.  Со  всех  сторон.
 —  Собираюсь  привлечь  ее.  И  посмотреть.  Мне
кажется,  из  нее  выйдет  комсомольский  работ¬
ник.
 —  Она  уже  и  сейчас  комсомольский  работник.
Заместитель  секретаря  заводского  комитета.
 —  Я  думаю  о  большой  комсомольской  рабо¬
те,  —  пояснил  Симонов.  —  Скажем,  в  окружкоме
комсомола...  —  И  лукаво  сощурился.  —  А  ты  не  со¬
бираешься  забрать  ее  в  район?
 —  В  качестве  кого?
 —  Не  знаю...  Может,  в  качестве  жены?
 Уши  мои  потеплели.
 -—  Пока  не  собираюсь  жениться.
 —  Почему?
 —  Жду,  когда  женишься  ты.
 Симонов  весело  рассмеялся.
 183

—  Если  так,  то  за  мной  дело  не  станет.  Возь¬
му  и  женюсь  на  ней.  На  твоей  Чумаковой,  а?
 —  Возьми.
 —  Думаешь,  не  предпочтет  тебе?
 —  Может,  и  предпочтет.
 —  На  ком  же  ты  тогда  женишься?
 —  Есть  еще  одна.  Правда,  не  такая  смелая  и
боевая.  Но  подходящая.  И  красивая.
 Симонов  снова  лукаво  сощурил  глаза.
 —  А  ты  богатый,  оказывается?
 —  Да  не  бедняк...
 Телефонный  звонок  прервал  шутливую  пере¬
палку.  Симонова  просили  в  окружком  партии.  По¬
ложив  трубку,  он  встал  и  серьезно  сказал:
 —  Значит,  можно  Чумакову  привлекать?
 —  Хоть  сегодня,  —  серьезно  ответил  я,  тоже
вставая.  —  И  без  всяких  скидок.  Я  ручаюсь.
 —  Хорошо,  —  сказал  Симонов,  выходя  из-за
стола.  —  А  об  ответе  Косарева  сообщишь?
 —  Сразу  же,  как  только  получу.  Либо  по  поч¬
те.  Либо  сам  приеду...
 Простившись  с  Симоновым,  я  пошел  по  отделам
окружкома.  Ребята  встречали  меня  приветливо.
С  готовностью  отвечали  на  вопросы.  Охотно  дели¬
лись  мыслями  и  соображениями.  И  в  голосе  их
чувствовалась  необычная  предупредительность.  Все
знали,  как  здорово  на  бюро  попало  Хавскому  рай¬
ону.  И  теперь  мягкосердием  старались  выразить  со¬
чувствие.  Такая  нарочитость  коробила.  И  никак  не
располагала  к  задушевности.  Я  бродил  по  комна¬
там,  выполняя  правила,  по  которым  секретарь  рай¬
кома,  оказавшись  в  окружкоме,  должен  обойти  все
отделы.  И  не  испытывал  удовлетворения  от  бесед
с  окружкомовцами.
 В  гостиницу  вернулся  к  условленному  времени.
Маша  уже  прогуливалась  по  коридору.  В  руках
у  нее  был  небольшой  сверток.
 —  Пьесы,  —  сказала  она.  —  Передашь  в  Глу-
ховку.  Пускай  ребята  прочтут.  И  выберут,  какие
понравятся.  А  как  я  приеду,  так  и  займемся...
 До  поезда  было  еще  далеко.  И  я  пригласил  Ма¬
шу  пройтись  по  магазинам.  Надо  было  купить  ка¬
кой-нибудь  подарок  Манефе  Ермиловне.
 184

*  *  *
 Барабашев,  дни  и  ночи  не  вылезавший  из  сел,
в  тот  час  оказался  в  райцентре.  Меня  встретил  не¬
весело.  Но  выслушал  терпеливо.  А  когда  я  сказал
о  выговоре,  усмехнулся:
 —  Нашей  компании  прибыло.  Теперь  не  только
мы  с  Семиверстовым,  а  и  ты  меченый...
 Я  не  удержался  и  рассказал,  как  Семиверстов
в  своей  записке  Симонову  предлагал  освободить  ме¬
ня.  Барабашев  выругался  так,  как  никогда  не  ругал¬
ся,  и  сердито  сказал:
 —  Он  после  того,  как  получил  взыскание,  бук¬
вально  рвет  и  мечет.  И  ломает  дрова.  Придумывает
возмутительные  приемы.
 —  А  вы  бы  сообщили  в  окружком  партии.
Нельзя  же  мириться  с  этим.
 По  усталому,  вытянувшемуся  лицу  Барабашева
скользнула  тень.
 —  Да  уж  сообщал.  Не  один  раз.  И  вот  сегодня
звонил.  Докладывал  и  просил.  Опять  отмахнулись.
Обстановка,  говорят,  не  для  деликатностей.  Рево¬
люций  без  жертв  не  бывает.  Посоветовали  на  ме¬
сте  договариваться.  И  нажимать  на  проценты...
 Он  достал  itaceT,  раскатал  его  на  столе  и  при¬
нялся  свертывать  цигарку.  Делал  он  это  медлен¬
но,  останавливался,  двигал  вверх  и  вниз  кустистыми
бровями.  Я  наблюдал  за  ним  и  чувствовал,  что
в  нем  борются  какие-то  силы.  Никогда  еще  я  не
видел  его  таким  озабоченным  и  нерешительным.
 Прикурив  и  с  наслаждением  затянувшись,  Ба¬
рабашев,  не  взглянув  на  меня,  спросил:
 —  Что  еще  скажешь,  Касаткин?
 Я  сказал,  что  по  обвинению  в  хулиганстве  был
задержан  в  милиции.  И  рассказал,  как  все  случи¬
лось.  Барабашев  некоторое  время  дымил  цигаркой.
Он  словно  не  мог  от  нее  оторваться.  Потом  выдви¬
нул  ящик  стола,  достал  оттуда  бумагу  и  подал  мне.
 —  Читай.  Письмо  начальника  горотдела  мили¬
ции.  О  твоем  задержании.  Только  что  получил,  —
добавил  он,  будто  это  имело  значение.  —  Фельдъ¬
егерской  связью.
 Я  пробежал  глазами  письмо  и  вернул  ему.  Он
сунул  бумажку  в  ящик  и  снова  затянулся  дымом.
 185

—  И  что  же  будет,  Василь  Иваныч?  —  спросил
я,  наблюдая  за  ним.  —  Как  вы  намерены  реаги¬
ровать?
 Барабашев  усмехнулся  уголками  рта  и  сказал:
 —  А  никак.  Вот  если  бы  ты  утаил,  тогда  при¬
шлось  бы  реагировать.  А  теперь  все  ясно.  В  твоем
поступке  я  не  вижу  никакого  хулиганства.  И  на
твоем  месте  поступил  бы  точно  так  же.  Так  что
письмо  милиции  с  благодарностью  за  информацию
отправим  в  архив.  А  с  тебя  хватит  того,  что  штраф
заплатил.  Должно  быть,  он  расстроил  твои  планы
в  городе?
 Я  вспомнил  о  юнгштурмовке  и  невольно
вздохнул.
 —  Что  поделаешь,  Василь  Иваныч.  Не  всегда
выходит  так,  как  рассчитываешь.
 Под  конец  Барабашев  предложил  мне  как  можно
скорее  выехать  в  свой  «куст».  Там  в  последнее  вре¬
мя  хозяйничал  Семиверстов.  В  результате  этого  ко¬
личество  вступивших  в  колхоз  резко  увеличилось.
А  вчера  он  провел  собрание  бедноты.  На  нем  утвер¬
ждены  списки  хозяйств,  подлежащих  раскулачи¬
ванию.
 —  Будь  осторожен,  —  говорил  Барабашев.  —
Борьба  вступает  в  решающую  и  опасную  фазу...
 От  Барабашева  я  ушел  с  тяжелым  чувством.
 На  улице  мне  встретилась  Варя  Лейкина.  Она
только  что  закрыла  книжную  лавку  и  медленно
возвращалась  домой.  Мне  откровенно  обрадовалась.
 —  Ты  в  райком?  А  там  никого  нет.  В  тот  же
день,  как  ты  уехал,  явился  Семиверстов.  Собрал
членов  бюро  и  разогнал  по  селам.  И  запретил  рань¬
ше  чем  через  неделю  показываться  в  райцентре.
 —  А  Левка  где?
 —  Сидит  в  райцентровском  колхозе.  Возвра¬
щается  поздно  ночью.  Возбужденный,  злой.  Боится,
как  бы  чего  не  случилось.
 —  А  Костя  Волков?  Он,  конечно,  не  в  одном
сельсовете?
 Варя  вскинула  на  меня  голубые  глаза  и  тут
же  опустила  их.
 —  Нет,  он  не  в  одном.  По  селам  с  картиной  по¬
ехал.  Какую-то  новую  получил.  Даже  в  райклубе
186

не  показал.  Чрезвычайный  приказал  показывать
только  в  селах...  —  И,  помолчав,  спросила:  —
А  ты  все  рассказал  ему,  Косте?
 —  Что  именно?
 —  А  что  я  тебе  рассказывала.
 —  А  он  что,  бахвалился?
 —  Намекал.  С  тобой  у  него  будто  обо  мне  был
серьезный  разговор.
 —  Я  запретил  ему  приставать  к  тебе.  Только
и  всего.
 Варя  снова  быстро  глянула  на  меня,  но  так  же
быстро  отвела  взгляд.
 —  Он  уже  не  пристает.  И  я  благодарна  тебе...
 Несколько  шагов  сделали  молча.  Потом  Варя
сказала:
 —  Пойдем  ко  мне.  Вместе  пообедаем.  А  то  од¬
ной  мне  скучно.
 Я  извинился  и  отказался.  Еще  не  был  дома.  Ма¬
нефа  Ермиловна  ждет.  Да  и  надо  готовиться  к  вы¬
езду  в  Глуховку.  Варя  нахмурила  лоб.
 —  Ты  совсем  сторонишься  нас.  А  мы  тебя  так
любим,  Хвиля...
 Я  заверил,  что  тоже  люблю  их,  и  простился.
И  заторопился  в  конец  улицы,  где  стоял  малень¬
кий,  приземистый  домик.  В  нем  ждала  меня  ста¬
рая  и  добрая  Манефа  Ермиловна.
 *  *  *
 Я  председательствовал  на  объединенном  заседа¬
нии  сельсовета,  правления  колхоза  «Красный  па¬
харь»  и  партийной  ячейки.  На  этом  настояли  Мор¬
гунов,  Ромашова  и  Поливанов.  Вместе  со  мной  они
сидели  за  столом,  покрытым  красной  материей.
А  у  стен  на  скамейках  теснились  депутаты  сельсо¬
вета,  члены  правления  колхоза,  коммунисты.  Пла¬
мя  жарко  топившейся  трубки  озаряло  их  суровые,
бородатые  лица.
 Приводилась  в  исполнение  воля  бедняцкого
собрания  о  раскулачивании.  Все  было  просто  и
в  то  же  время  неумолимо.  Богатей  вызывался
к  столу.  Я  объявлял  ему  приговор  бедноты.  Преду¬
преждал,  что  имущество  его  с  этой  минуты  стано¬
вится  народным.  И  брал  с  него  расписку,  что  обо
187г

всем  этом  ему  объявлено.  Он  расписывался  и  либо
вздыхал,  либо  скрежетал  зубами  от  бессилия.
 И  вот  остался  Галдобин,  самый  крупный  и  са¬
мый  ярый  кулак.  Уняв  шум,  я  сказал  сторожу,  си¬
девшему  у  дверей:
 —  Давайте,  Петрович,  Галдобина.
 —  Слушаюсь!  —  отозвался  тот  и,  как  молодой,
живо  встал.  —  Сей  момент  доставим!
 И,  шаркая  разбитыми  валенками,  вышел.
А  активисты  задвигались,  устраиваясь  поудобнее.
Евсей  Бобырь,  худосочный,  морщинистый,  перебе¬
жал  к  стене,  у  которой  стоял  стол  президиума,  и
опустился  на  корточки.
 —  Тута  присяду.  Охота  в  глаза  ему  глянуть.
 —  Всем  охота  в  глаза  ему  глянуть,  —  сказал
Родион  Золотухин,  заведующий  колхозной  конюш¬
ней.  —  А  тем  более  в  данный  критический  момент.
 —  А  что  в  них  такого,  в  его  глазах?  —  брезг¬
ливо  фыркнула  Фекла  Терпилина,  красивая  молод¬
ка,  заместительница  председателя  колхоза.  —  Буд¬
то  мы  не  знаем,  какие  они  у  него,  вражьи  очи...
 Снова  заспорили,  перебивая  друг  друга  и  никого
не  слушая.  Каждому  хотелось  высказать  все,  что
годами  копилось  в  душе  и  что  теперь  рвалось  нару¬
жу.  Но  шум  сразу  же  утих,  как  только  дверь  рас¬
крылась  и  в  комнату  вошел  Галдобин.  Несколько
секунд  он  стоял  в  нерешительности,  словно  не  зная,
зачем  его  вызвали.  Потом  сдернул  шапку  с  головы
и  приблизился  к  столу.
 —  Гражданин  Галдобин  Анисим  Платоно¬
вич!  —  громко  произнес  я.  —  В  связи  с  ликвида¬
цией  кулачества  как  класса  на  базе  сплошной  кол¬
лективизации  собрание  бедноты  Глуховского  сель¬
совета  постановило  ликвидировать  ваше  хозяйство
как  нетрудовое.  В  соответствии  с  этим  сельсовет,
правление  колхоза  и  партийная  ячейка  решили
конфисковать  все  ваше  имущество  и  передать  его
в  безвозмездную  собственность  колхозу.  —  И  про¬
тянул  Галдобину  бумагу.  —  Распишитесь,  что  вам
объявлено  об  этом.
 Галдобин  не  двинулся  с  места  и  глухо  сказал:
 —  Я  не  был  на  этом  собрании.  Меня  не  позвали
туда.  А  потому  не  признаю  ничего.
 188

—  Это  дело  ваше,  признавать  или  не  призна¬
вать,  —  сказал  я.  —  А  мы  обязаны  выполнять.
О  чем  и  ставим  вас  в  известность.
 —  Нетрудовое  хозяйство,  —  мрачно  повторил
Галдобин.  —  Да  разве  ж  это  правда?  Я  сам  нажил
его,  законным  порядком.  И  никто  не  имеет  права
отнимать.
 —  Разве  ж  вы  не  прибегали  к  чужому  труду,
Анисим  Платоныч?  —  спросила  Ромашова.
 —  Прибегал,  Дарья  Сергеевна,  —  подтвердил
Галдобин.  —  А  что  было  делать?  Сын  погиб  на  вой¬
не.  За  отечество  голову  сложил.  Вдвоем  с  младшим
остались.  Да  две  бабы.  Вот  и  пришлось  прибегать.
По  нужде,  стал  быть.  Но  никого  не  приневоливал.
Сами  люди  напрашивались.  Даже  обижались,  когда
отказывал.  —  И  осмотрел  активистов.  —  Тут  есть,
которые  у  меня  работали.  Вот  хочь  бы  Коробов.
Ты,  Иван  Яковлич,  помнится,  лето  работал?
 —  Даже  два,  Анисим  Платоныч,  —  поправил
Коробов.  —  Пахал,  косил,  в  молотьбу  на  скирде
грелся.
 —  А  как  было?  —  продолжал  Галдобин.  —  Зи¬
мой  ты  пришел  за  хлебом.  Отпусти,  Христа  ради,
взаймы.  По  весне  уплачу.  Я  отпустил.  Как  же  не  по¬
мочь?  Свои  же  люди.  А  весной  ты  пришел  и  сказал:
денег  нету.  Нечем  платить.  Дозволь  отработать.  Что
же  было  делать?  Или  вот  Кумыкин.  Ты  брал  ло¬
шадь,  Андрей  Иваныч?
 —  Даже  не  один  раз,  —  подтвердил  Кумыкин.  —
Приспичит,  и  бежишь  на  поклон.
 —  И  тоже  в  долг,  —  продолжал  Галдобин.  —
Либо  заплачу,  либо  отработаю.  И  по  своей  охоте  от¬
рабатывал.  Так  же  вот  и  Бобырь.  Верно  говорю,  Ан¬
тон  Акимыч?
 —  Верно,  Анисим  Платоныч,  —  подтвердил  Бо¬
бырь.  —  Не  отрекаюсь.  И  до  сей  поры  благодар¬
ствую.
 —  Ну  хватит,  гражданин  Галдобин!  —  сказал
Моргунов.  —  Послушать  тебя,  так  ты  не  эксплуата¬
тор,  а  благодетель.  А  благодетельствовал  ты  ради
наживы.
 Галдобин  выслушал  замечание  Моргунова  с  ви¬
189

димым  спокойствием.  По  тонким,  заросшим  щети¬
ной  губам  его  скользнула  загадочная  усмешка.
 —  Пущай  так,  Тимофей  Карпыч,  —  согласился
он.  —  А  тока  я  не  зверь  какой.  Понимаю,  что  к  че¬
му.  А  потому  не  опровергаю.  Есть  у  меня  чужая  до¬
ля.  Так  и  возьмите  ее.  Выделите  и  возьмите.  Но  не
отбирайте  все.  Этак  вы  заберете  и  то,  что  нажито
моим  трудом.  Надо  же  по-божески.
 —  Ты  говоришь  —  не  приневоливал,  —  сказал
Золотухин.  —  Может,  это  и  так.  Зато  нуждой  на¬
шей  пользовался.  И  пользовался  умеючи.  От  голода
спасал,  а  потом  соки  сосал.
 —  Тебя,  Родион  Ильич,  я  не  спасал  и  не  со¬
сал,  —  огрызнулся  Галдобин.  —  И  нуждой  твоей
не  пользовался.  А  потому  нечего  наводить  тень  на
плетень.
 —  А  про  испол  позабыл,  Анисим  Платоныч?  —
спросила  Терпилина.  —  Дашь  лошадь  на  пахоту,  и
гони  за  то  половину  урожая.  С  этим  как?
 —  Тебе,  Фекла  Капитоновна,  я  давал  лошадь  не
тока  на  пахоту,  —  ответил  Галдобин.  —  Ты  брала
ее  и  на  прочие  дела.  А  платила  тока  за  пахоту.
А  ежели  бы  не  давал  лошадь,  что  было  бы  с  тобой?
Земелька  твоя  пустовала  бы.  И  ты  с  детьми  своими
вдвойне  голодала  бы.  Но  я  и  бесплатно  помогал.
Спросите  вдов  наших.  Хочь  ту  же  Стеньку  Клюеву.
Каждую  весну  приходит  ко  мне  за  хлебом.  Скока
получила  задарма?
 —  А  скока  вон  Ромашова  со  своим  мужем  по¬
койным  в  твоей  кузне  потели?  —  спросил  Коро¬
бов.  —  Скока  трудов  положили  на  тебя?
 —  И  Ромашовых  не  притеснял,  —  отбивался
Галдобин.  —  Пущай  Дарья  Сергеевна  скажет,  что
брешу.  Даже  закрыть  кузню  собирался.  Проку  от  нее
мало  было.  Да  из-за  них  же,  Ромашовых,  не  за¬
крыл.  Что  бы  они  без  кузни  делали?  У  самих-то  ни
кола  ни  двора  не  было.  А  как  колхоз  образовался,
кузню  эту  я  подарил  опчеству.  Это  ж  всем  известно.
 —  Вот  именно  известно,  —  подтвердил  Моргу¬
нов.  —  А  потому  и  нечего  распространяться.
 —  Вы  умно  все  делали,  Анисим  Платоныч,  —
заметила  Дарья  Ромашова.  —  Вот  хоть  бы  с  той  же
кузней.  Держали  ее  вроде  бы  из-за  нас.  А  денеж-
 190

ки,  какие  мы  зарабатывали,  клали  себе  в  карман.
Давали  взаймы  хлеб,  от  голода  спасали,  а  за  отра¬
ботку  выручали  куда  больше,  чем  давали*  С  виду
бы  радетель,  а  копни  поглубже  —  грабитель.
 —  Все  ясно,  гражданин  Галдобин,  —  сказал
я.  —  Прения  прекращаем.  Еще  раз  предлагаю:  рас¬
пишитесь.
 Галдобин  и  глазом  не  моргнул.  Он  будто  не  видел
и  не  слышал  меня.
 —  А  куда  можно  обжаловать  ваше  решение?  —
спросил  он  Моргунова.
 —  Никуда,  —  ответил  тот.  —  Наше  решение  об¬
жалованию  не  подлежит.
 —  Как  это  не  подлежит?  —  озлобился  Галдо¬
бин.  —  Преступник  и  тот  имеет  такое  право.  А  я  не
преступник.  И  гражданских  прав  покуда  не  ли¬
шен.  —  И  нахлобучил  шапку  на  голову.  —>  Можете
творить  беззаконие.  А  я  напишу  в  Москву.  За  такие
дела  вам  дадут  по  шее.
 —  Довольно*  гражданин  Галдобин,  —  сорвался
я.  —  Мы  законы  выполняем,  а  не  беззаконие  тво¬
рим.  Поосторожней  с  народом.  А  то  лопнет  у  него
терпение...  —  И  еще  раз  протянул  бумагу:  —
Распишитесь,  что  вам  объявлено  о  раскулачи¬
вании.
 Галдобин  отступил  назад  и  поднял  сжатые  ку¬
лаки.
 —  Не  подпишу!  —  крикнул  он,  побурев  от  яро¬
сти.  —  Не  имеете  права!  Это  грабеж!
 —  Хорошо,  —  сказал  я.  —  Так  и  пометим.
И  предупреждаем.  Имущество  ваше  перечислено
в  подворной  книге.  Все  должно  быть  налицо.  За  ма¬
лейшую  утрату  или  порчу  отвечаете  в  уголовном  по¬
рядке.  А  теперь  можете  идти.
 Галдобин  повернулся  к  активистам  и  хриплым,
прерывающимся  голосом  выдавил:
 —  А  вы...  вы...  Кого  разоряете-то?  Не  одних  нас,
честных  хозяев,  губите.  Нет!..  Россию  с  сумой  по  ми¬
ру  пускаете.  Ее,  матушку,  на  погибель  обрекаете...
А  тока  она  не  простит  вам  этого.  Не  простит!  Она
припомнит  вам  отступничество.  И  тяжко  покарает
всемогущей  десницей  бога!
 И  гордой  походкой  вышел  в  открытую  сторожем
191

дверь.  А  мы  смотрели  ему  вслед  и  молчали.  Тяже¬
лую  тишину  оборвал  голос  Поливанова:
 —  Враг  не  сдается.  И  надеется  на  победу.
 —  Мы  ему  дадим  победу,  —  встрепенулся  Мор¬
гунов.  —  По  самые  корешки  обрежем  крылыш¬
ки...  —  И  приказал  сторожу:  —  Петрович,  давай
Горбатова.  И  будем  кончать.
 —  Одну  минуту,  —  остановил  я  Петровича.  —
Разве  Горбатов  кулак?
 —  Не  кулак,  а  подкулачник,  —  поморщился
Моргунов.  —  Чрезвычайный  занес  его  в  список  на
раскулачивание.
 —  Горбатова  придется  отставить,  —  сказал  я
притихшим  активистам.  —  Мы  раскулачиваем  кула¬
ков,  а  не  подкулачников.  К  тому  же  Горбатов,  как
я  думаю,  и  не  подкулачник.
 —  Приказ  чрезвычайного,  —  повторил  Моргу¬
нов,  хотя  и  не  настойчиво.  —  Отвечать  придется.
 —  Беру  ответственность  на  себя,  —  заявил  я.  —
Горбатова  и  Галдобина  нельзя  валить  в  одну  кучу...
 И  объявил  заседание  закрытым.  Активисты  бро¬
сились  разбирать  одежонку,  сваленную  в  углу.
На  ходу  одеваясь,  они  торопливо  выбегали  из  жар¬
кой  комнаты,  словно  боясь,  как  бы  их  не  вернули.
 ❖  *  *
 Павел  Коробов  рассказал,  как  все  было.  Два  дня
назад  в  Глуховку  прикатил  Семиверстов.  И  прика¬
зал  вызвать  всех  единоличников.  А  когда  они  собра¬
лись,  объявил,  что  все  они  с  этой  минуты  считаются
колхозниками.  Тем  же,  кто  вздумал  было  протесто¬
вать,  сказал,  что  им  не  позволят  вредить  общему
делу.
 —  Своим  недостойным  поведением  вы  тормози¬
те  окончание  классовой  борьбы,  —  сказал  он.  —
Мы  должны  ликвидировать  кулачество  как  класс
на  базе  сплошной  коллективизации.  Из-за  вас  же
в  Глуховке  нет  сплошной  коллективизации.  А  стало
быть,  нет  и  базы  для  ликвидации  кулачества.  А  это
недопустимо  с  точки  зрения  патриотизма.  Иначе
сказать,  стыд  и  позор  для  советских  крестьян.  Вот
потому-то  мы  и  записываем  вас  в  колхоз.  Чтобы
вы  сняли  с  себя  позор  пособников  классового  врага...
 Мужики  поворчали  и  смирились.  Только  Горба-
 192

тов  продолжал  упрямиться.  Он  заявил,  что  по-преж¬
нему  не  желает  вступать  в  колхоз.  Семиверстов  и
уговаривал  его  и  грозил  ему  —  ничто  не  помогало.
Тот  твердил  свое:  не  хочу,  не  желаю,  не  признаю.
Тогда  Семиверстов  включил  Горбатова  в  список  под¬
лежащих  раскулачиванию.  А  бедняцкое  собрание
под  нажимом  того  же  чрезвычайного  уполномочен¬
ного  утвердило  этот  список.
 —  А  после  собрания  бедноты  Чупок  пристал
ко  мне,  —  рассказывал  Павел.  —  «Отбери,  —  гово¬
рит,  —  комсомольский  билет  у  Никиты  Горбатова.
Немедленно  отбери».  Я  говорю:  «Не  имею  права  без
ячейки».  А  он:  «У  таких  можно  отбирать  и  без
ячейки».  Я  отказываюсь.  А  он  грозится.  Я  отказы¬
ваюсь.  А  он  грозится.  «Я,  —  говорит,  —  у  тебя  са¬
мого  отберу  билет,  если  оставишь  сына  подкулач¬
ника  в  комсомоле».  Я  говорю:  «Он  же  в  колхозе,
Никита  Горбатов».  А  он  говорит:  «И  из  колхоза  вы¬
гоним».  —  И  шумно  вздохнул.  —  Вот  я  и  не  знаю,
что  теперь  делать?
 —  А  ничего  не  надо  делать,  —  успокоил  я
его.  —  Никиту  исключать  не  будем.  Ни  из  комсомо¬
ла,  ни  из  колхоза.  Не  будем  раскулачивать  и  его
родителей.  Они  не  заслуживают  этого...
 *  *  *
 Проходя  мимо  конного  двора,  мы  увидели  Тро¬
фима  Старцева.  В  легком  пиджаке  и  без  шапки  он
вилами  подбрасывал  навоз  на  кучу.  Павел  окликнул
его.  Трофим  остановился,  вытер  рукавом  лоб  и  что-
то  прокричал  в  ответ.
 —  Зайдем?  —  предложил  Павел.  —  Посмотрим
на  лошадей.  Люблю  их,  хоть  своей  никогда  не
было...
 Трофим  встретил  нас  широкой  улыбкой.  В  мороз¬
ный  воздух  от  него  поднимался  пар,  а  грудь  ходи¬
ла,  как  мехи  в  кузнице.  Видно,  парень  перед  встре¬
чей  с  нами  хорошо  поработал.
 Мы  поздоровались.  Трофим  ответил,  но  руки
спрятал  за  спину.
 —  Бумаги  свои  перепачкаете.
 Павел  тряхнул  его  за  плечи  и  сказал:
 —  Мы  занимаемся  не  только  бумагами,  Троша.
 Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь'»,  том  5 	193

И  с  навозом  таким  в  большой  дружбе.  Так  что  не
боимся  запачкаться...
 Я  попросил  Трофима  показать  конюшню.  Это
был  длинный  и  узкий  сарай,  обмазанный  со  всех
сторон.  Его  соорудили  из  нескольких  сараев,  поза¬
имствованных  у  колхозников.  Конюшня  получилась
сносной.  А  главное  —  теплой.  Лошади  в  ней  стояли
в  один  ряд.  Вместе  с  другими  колхозниками  на  ко¬
нюшне  работали  оба  Старцевых.  Они  только  что  за¬
дали  своим  подопечным  сена,  и  те  теперь  звонко
хрумкали.  Ефим  Харитонович  чистил  гнедую  кобы¬
лу.  Она  уже  начинала  линять,  и  железный  скребок
часто  забивался.  Старцев  очищал  зубцы  от  шерсти
и  снова  скреб  бока  лошади.  С  нами  поздоровался
дружески,  но  работу  не  прервал.
 —  Своя,  что  ли?  —  спросил  Павел,  показав  на
гнедую.
 —  Своя,  —  подтвердил  Ефим  Харитонович  и  по¬
трепал  кобылу  по  спине.
 —  Справная  кобылка.
 —  Жеребая.
 В  разговор  вмешался  Трофим.
 —  Тебя,  па,  спрашивают,  наша  ли.  Стал  быть,
единоличная  ли?
 —  А,  нет!  —  покрутил  головой  старый  конюх  и
выпрямился.  —  Та,  какую  мы  привели,  вона!  —  и
показал  налево.  —  Отсюдова  пятая.
 Мы  посмотрели,  куда  он  показывал.  Там  стояла
каряя  лошадь.  Она  также  показалась  справной.
И  уже  была  вычищена.  И  все  лошади  выглядели
упитанными  и  чистыми.
 —  А  это  чья  же?  —  спросил  Павел,  показав  на
кобылу,  которую  обхаживал  Ефим  Харитонович.
 —  Эта?  —  переспросил  Старцев.  —  Это  наша,
опчая...
 В  сопровождении  Трофима  мы  прошлись  по  ко¬
нюшне.  Поглазели  на  беспокойных  жеребцов.  Потол¬
ковали  с  другими  конюхами.  Большей  частью  это
были  ребята,  любившие  коней  и  не  жалевшие  ради
них  труда.
 Когда  мы  уходили,  Ефим  Харитонович  задержал
нас.
 194

—  Я  вот  чего,  —  сказал  он,  заметно  потупив¬
шись.  —  Летось,  как  вы  наведались  к  нам,  мы
с  Трошкой  худо  встретили  вас.  В  тот  раз,  стал  быть,
как  вы  билет  у  него  отобрали.  А  с  чего  так  вышло?
Душа  металась  в  страхе.  А  потому  уж,  будьте  доб-
реньки,  извините.  И  заглядывайте  в  гости.  Будем
даже  очень  радые...
 Мы  поблагодарили  его  и  простились.  Трофим
провожал  нас  за  ворота.  Он  был  все  в  том  же  лег¬
ком  пиджаке.  И  на  лбу  уже  не  сверкал  пот.  Зато
на  верхней  губе,  покрытой  темным  пушком,  сереб¬
рился  иней.  Павел  предложил  ему  поторопиться  на
работу.
 —  А  то  простудишься.  И  захвораешь.
 В  ответ  Трофим  только  усмехнулся,  показав  бе¬
лые  зубы.  И,  уже  не  стесняясь  своих  рабочих  рук,
крепко  пожал  наши.  И  стоял  у  ворот  до  тех  пор,  по¬
ка  мы  не  свернули  в  переулок.  Там  Павел  взял  ме¬
ня  под  руку  и  сказал:
 —  Все  хорошо.  Только  плохо  с  кормом.  Не  хва¬
тит  до  весны.
 —  Как  же  быть?
 —  Надо  в  районе  доставать.  Овес,  отруби.  И  вот
еще  что.  Куда  это  девается  жмых  от  нашего  под¬
солнуха?  Почему  инвалидная  маслобойка  не  отдает
его  вместе  с  маслом?
 4s
 Горница  в  галдобинском  доме  выглядела  мрач¬
ной.  Может,  оттого,  что  весь  угол  занимали  темные,
нелюдимые  лики  святых  в  золоченых  рамах?  Или,
может,  потому,  что  два  небольших  окна,  задернутые
плетеными  занавесками,  пропускали  мало  света?
Как  бы  там  ни  было,  а  она  не  вызывала  желания
долго  оставаться  в  ней.
 В  этой  горнице  и  встретил  нас  Галдобин  с  женой.
А  сын  с  невесткой  уехали  в  райцентр  по  делу.  Да
и  покупки  кое-какие  понадобилось  сделать.  А  то  по¬
том  не  на  чем  будет  съездить.
 Галдобин  казался  спокойным.  Только  осунувше¬
еся  лицо  да  мешки  под  глазами  свидетельствовали
о  переживаниях.  Видно,  пришлось  богачу  поломать
голову  над  будущим.
 13*
 195

Поливанов  представил  Галдобину  комиссию,  ко¬
торой  поручено  принять  имущество.  Меня  отреко¬
мендовал  как  уполномоченного  райисполкома.  Гал¬
добин  поклонился  и  сказал:
 —  Милости  просим.
 —  Мы  заготовили  акт  по  данным  сельсовета,  —
деловито  продолжал  Поливанов.  —  Нужно  сверить
эти  данные  с  наличием.  Изъятию  подлежит  скот,
инвентарь,  хозяйственные  постройки.
 Галдобин  с  деланной  покорностью  развел  ру¬
ками.
 —  Сверяйте.  Изымайте.  Воля  ваша.
 —  Тогда  начнем  со  скота,  —  предложил  Поли¬
ванов.  —  Просим  предъявить  наличность.
 Галдобин  набросил  на  плечи  полушубок  и  дви¬
нулся  к  выходу.  За  ним  последовали  члены  комис¬
сии.  Замыкая  шествие,  я  услышал  за  собой  прокля¬
тие,  которое  посылала  хозяйка:
 —  Провалиться  вам  скрозь  землю!  Изжариться
на  медленном  огне  в  преисподней!..
 В  добротной  конюшне  стояли  две  кобылы,  два
мерина  и  два  стригуна.  На  жеребце  молодые  Галдо-
бины  умчались  в  Хаву.  В  теплом  и  вычищенном
коровнике  пережевывали  жвачку  две  коровы  с  те¬
лятами.  Сытые  овцы  на  базу  лениво  похрустывали
пахучим  сеном.  Опоросная  свинья  беззаботно  по¬
хрюкивала  в  свинарнике.  Рядом  с  ней,  насторожен¬
но  взъерошив  шерсть,  стоял  годовалый  кабан.  Все
было  налицо.  И  совпадало  с  сельсоветовскими  запи¬
сями.  Кур  и  индюшек  не  стали  считать.
 —  За  скотину  спасибо,  Анисим  Платоныч,  —
сказал  Поливанов.  —  Что  лошадки,  что  коровки  —
одно  заглядение.
 —  А  что  ждет  их  у  вас,  Митрий  Лексеич?  —
спросил  Галдобин.  —  Что  будет  с  ними  в  колхозе?
 -  Да  уж  мы  постараемся,  Анисим  Плато¬
ныч,  —  пообещал  Поливанов.  —  И  чистоту  и  кра¬
соту,  все  сохраним.  А  может,  даже  и  приумножим.
Среди  колхозников  есть  и  те,  которые  ухаживали  и
ja  вашей  скотиной...
 Сбруя  и  инвентарь  тоже  оказались  в  порядке.
В  хозяйственном  сарае  хранились  два  пароконных
плужка,  сеялка,  веялка  и  жатка.  На  току  под  наве¬
196

сом  стояли  барабан,  привод  и  маховик  от  молотил¬
ки.  Поливанов  отметил  все  в  своем  списке  и  снова
обратился  к  хозяину.
 —  И  за  это  все  благодарность,  Анисим  Пла¬
тоныч.
 —  Пользуйтесь  на  здоровье,  —  с  подавленной
гордостью  ответил  Галдобин.  —  Я  не  враг  народу.
И  готов  положить  труды  свои  на  обчее  благо...
 Я  исподволь  наблюдал  за  кулаком.  Он  хорошо
владел  собой.  Внутри  —  ярость,  снаружи  —  покор¬
ность.  И  еще  бросалось  в  глаза.  Вчера  в  сельсовете
он  не  признал  постановления  бедноты.  Сегодня  буд¬
то  позабыл  об  этом.  И  будто  добро  его  не  изымалось,
а  покупалось  по  желанной  цене.  А  сын  за  каким
делом  укатил  в  райцентр?  С  жалобой  в  райиспол¬
ком?  Или  с  депешей  самому  предсовнаркома?
 Все-таки  в  амбаре  столкнулись.  Закрома  оказа¬
лись  почти  порожними.  Члены  комиссии  удивились.
Куда  же  девался  хлеб?  Галдобин  сдвинул  взлохма¬
ченные  брови.  На  скулах,  заросших  щетиной,  запля¬
сали  желваки.
 —  Все  отвез  государству.  Осталось,  что  видите.
 —  Сказки,  Анисим  Платоныч,  —  возразил  Золо¬
тухин.  —  Мы  же  знаем,  сколько  сеял.  И  культуры
тоже  известны.  Половину,  может,  и  отвез.  А  где  дру¬
гая  половина?
 —  Все  отвез,  —  твердил  свое  Галдобин.  —  Оста¬
лось,  что  видите.
 —  Не  прикидывайся,  Анисим  Платоныч,  —  за¬
метила  Терпилина.  —  И  нас  за  дурачков  не  счи¬
тай.  В  земле  хлеб  гноить  вздумал?  Так  смотри  же.
Этого  не  простим.
 —  А  ты  не  грози,  Феколка,  —  вспылил  Галдо¬
бин.  —  Не  таких  видали.  И  через  себя  кидали...  —
И,  спохватившись,  тихо  добавил:  —  Весь  тут.  Нету
больше.  Хрест  святой!..
 Так  ни  о  чем  не  договорились.  И  комиссия  запи¬
сала,  что  обнаружила  амбар  почти  пустым.  Галдо¬
бин  подписался  под  актом.
 —  Приговор  себе  подписываешь,  Анисим  Петро¬
вич,  —  предупредил  Коробов.  —  Мы  этого  дела  так
не  оставим.  И  разузнаем,  куда  девался  наш  хле¬
бушко.
 197

Галдобин  весь  передернулся.  Но  все-таки  сдер¬
жался.  И  ответил  с  отрешенностью:
 —  А  мне  теперича  все  одно.  Приговор  вы  мне
подписали.  А  что  до  хлебушка...  Вашего  у  меня  нет.
И  свой  кончается...
 Когда  все  осмотрели  и  записали,  вернулись
в  дом.  В  ту  самую  горницу,  в  которой  повеяло  на
нас  холодом  и  мраком.  Она  по-прежнему  выглядела
мрачной  и  стылой.  И  по-прежнему  перед  золоченым
и  нелюдимым  иконостасом  испуганно  теплилась  си¬
няя  лампада.
 Усевшись  за  стол,  члены  комиссии  принялись
за  окончательную  сверку.  Галдобин  же,  сбросив  по¬
лушубок,  забился  в  противоположный  угол.  Он  сто¬
ял  там  неподвижно  и  безразлично,  как  посторонний.
Но  вдруг  выпрямился,  подошел  ко  мне.
 —  Хочу  поговорить  с  тобой,  —  сказал  он,  щу¬
рясь,  как  на  солнце.  —  Потому  как  ты  от  район¬
ной  власти.  Неужто  вас,  руководителей,  не  трево¬
жит  вся  эта  кутерьма?
 Я  не  понял  и  переспросил:
 —  Какая  такая  кутерьма?
 —  Да  эта  самая,  —  поморщился  Галдобин.  —
С  нами,  хозяевами.  Которых  кулаками  нарекли.
Неужто  и  вправду  верите,  что  беднота  обеспечит
страну  хлебом?
 —  Колхозы  обеспечат,  —  сказал  я.  —  Ав  кол¬
хозах  —  все  одинаковые.  И  бедняки  и  середняки.
 —  А  не  лучше  ли  заключить  с  нами  мир?  Мы
бы  завалили  государство  хлебом.  Без  агитации  и
принудиловки.
 —  И  свергли  бы  Советскую  власть?
 —-  Нет,  Советская  власть  нас  устраивает.  Она
получше  царской  будет.  Не  нравится  тока,  что  Со¬
ветской  властью  распоряжаются  большевики.
 —  С  этим  уж  ничего  не  поделаешь.
 —  Да,  с  этим,  как  видно,  ничего  не  подела¬
ешь,  —  согласился  Галдобин.  —  И  хочешь  или  не
хочешь,  а  придется  примириться.  И  мы  примирим¬
ся.  Будем  работать  вместе  на  благо  России.  Тока  да¬
вайте  заключим  договор.  Вы  отменяете  колхозы  и
даете  нам  волю.  А  мы  вам  за  это  даем  стока  хле¬
ба,  что  за  границу  продавать  будете...
 198

Он,  конечно,  понимал,  что  от  меня  ничего  не  за¬
висит.  И  говорил  об  этом,  чтобы  только  выговорить¬
ся.  Все  это  было  понятно  и  мне.  Потому-то  я  и  не
стеснялся.  И  тоже  говорил,  что  думал.
 —  Поначалу  вы,  может,  и  дадите  много  хлеба.
А  как  окрепнете,  поглубже  пустите  корни  в  нашу
жизнь,  так  начнете  диктовать  свою  волю.  Дадим
хлеб,  если  разрешите  нам  партию.  Получите  другие
продукты,  если  и  мы  будем  управлять  страной.
А  в  это  время  на  границе  какая-нибудь  заваруха.
Капиталисты  вдруг  набросятся  на  ненавистную
Страну  Советов.  И  вы  уж  тут  как  тут.  Родные  бра¬
тья  и  верные  помощники  иноземцев.  Ни  пуда  хлеба,
ни  фунта  мяса  большевикам.  Пусть  голодными  вою¬
ют  совдепы.  Как  в  гражданскую.  Помните?  Крас¬
ная  Армия  пробивалась  скудным  пайком,  рабочий
класс  голодал,  а  вы  прятали  хлеб,  уничтожали  его.
 —  Я  ничего  не  прятал  и  не  уничтожал,  —  ска¬
зал  Галдобин.  —  Отдал  все,  что  имел.
 —  Так  ли?  —  усомнился  я.  —  А  зачем  же  сей¬
час  спрятали?  Может,  на  такой  же  случай?  Только
это  уж  зря.  Ничто  не  поможет.  Тогда  вы  не  заста¬
вили  нас  заключить  с  вами  мир.  Теперь  этому  миру
и  совсем  не  бывать...
 Все  проверено,  уточнено.  Поливанов  зачитывает
акт.  Зачитывает  громко,  торжественно.  Подписыва¬
ет  сам.  Дает  на  подпись  членам  комиссии.  Потом
кладет  бумагу  на  край  стола.
 —  Гражданин  Галдобин!  Прошу  подписать!
 Галдобин  с  минуту  стоит  в  нерешительности.  Он
как  будто  все  еще  надеется,  что  произойдет  чудо.
Но  чуда  не  происходит.  И  он,  вдруг  сгорбившись,
дрожащей  рукой  ставит  свою  подпись.
 —  Итак,  гражданин  Галдобин!  —  все  тем  же
торжественным  тоном  произносит  Поливанов.  —  Все
перечисленное  в  акте  имущество  отныне  принадле¬
жит  народу.  И  остается  у  вас  на  временное  хра¬
нение...
 В  ответ  на  эти  слова  в  соседней  комнате  раздает¬
ся  душераздирающий  крик:
 —  Ограбили!  Разорили!.
 Галдобин  устремляет  взор  на  мрачные  и  мертвые
иконы.  По  сморщенным  щекам  его  скатываются
 199

слезы.  Первые  слезы  в  его  жизни.  Члены  комиссии,
не  прощаясь,  выходят  из  горницщ.  Антон  Бобырь
задерживается  возле  бывшего  хозяина.
 —  Слышь-ка,  Анисим  Платоныч,  —  заискиваю¬
ще  говорит  он,  —  должок  за  мной  имеется.  Вот  и  не
знаю,  как  быть.  Деньгами,  чтобы  погасить,  не  рас¬
полагаю.  А  отработать  никак  уж  невозможно.  В  по¬
ру  тебе  самому  в  работники  подаваться.  Так,  может,
скостишь?  Век  не  забуду,  Анисим  Платоныч.
 —  Будь  по-твоему,  Антон  Акимыч,  —  согла¬
шается  Галдобин.  —  Сымаю  с  тебя  все  долги.  Осло-
боняю  от  всех  обязанастев.
 Помятое  и  выцветшее  лицо  Бобыря  расплывается
в  улыбке.
 —  Вот  спасибочка  тебе,  Анисим  Платоныч,  —
почтительно  кланяется  он.  —  Прямо  гора  с  плеч.
Храни  и  помогай  тебе  бог!
 Шлепая  рваными  валенками  по  крашеному  по¬
лу,  он  выходит  из  горницы.  Мы  с  Поливановым  по¬
кидаем  дом  кулака  последними.  Галдобин  остается
один  в  нелюдимой  и  постылой  комнате.  И  вдруг  от¬
туда  слышится  глухой,  прерывающийся  стон.  Ка¬
жется,  это  воет  старый,  затравленный  зверь.
 *  *  *
 Неожиданно  нагрянули  шефы.  Они  привезли
с  собой  две  сеялки  и  несколько  пароконных  плуж¬
ков.  Б  райцентре  мобилизовали  тягловую  силу  и  пе¬
реправили  инвентарь  со  станции  в  деревню.
 Приезд  шефов  взбудоражил  Глуховку.  В  одиноч¬
ку  и  группами  мужики  валили  на  хозяйственный
двор.  И,  цокая  языками,  дотошно  осматривали  шеф¬
ские  подарки.  И  завязывали  с  рабочими  откровен¬
ные  разговоры.  Кому  на  Руси  жить  стало  лучше?
И  как  быстрее  всего  укрепить  союз  города  с  де¬
ревней?
 Вместе  с  шефами  приехала  и  Маша  Чумакова.
В  Глуховке  ее  встретили  как  свою.  И  сама  она  сре¬
ди  глуховцев  чувствовала  себя  своей.  Многих  помни¬
ла  по  имени.  И  обращалась  с  ними  по-дружески.
С  многими  знакомилась  заново.
 Остановилась  Маша,  как  и  в  прошлый  раз,
у  Галины  Ченцовой.  Они  с  первой  встречи  пришлись
200

друг  дружке  по  душе  и  теперь  обрадовались,  как
сестры.
 Маша  приехала  на  две  недели.
 —  Решила  провести  отпуск  в  подшефной  дерев¬
не,  —  объяснила  она,  заметив  мое  удивление.  —
И  побыть  вместе  с  тобой,  Федя.  Ты  не  возражаешь?
 —  Конечно,  нет,  —  торопливо  отозвался  я.  —
Даже  рад...  Но  вот  для  тебя...  Ты  же  не  усидишь
без  дела?
 —  А  я  и  не  собираюсь  сидеть  без  дела.
 —  Тогда  какой  же  это  отпуск?
 —  Каждый  по-своему  отдыхает.  Некоторые  тра¬
тят  время  попусту.  И  в  этом  находят  удовольствие.
А  я  отдыхаю,  когда  что-либо  делаю...
 Она  посмотрела  на  меня  и  виновато  улыбнулась.
 *  *  *
 Шефы  пробыли  в  Глуховке  два  дня.  Они  научи¬
ли  колхозных  бригадиров  обращению  с  сеялками.
Рассказали  на  встречах  с  колхозниками  о  заводе.
Пригласили  крестьянскую  делегацию  к  рабочим
в  гости.
 А  накануне  их  отъезда  в  клубе  состоялся  вечер.
На  сцене  поставили  длинный  сельсоветовский  стол.
Накрыли  его  красной  материей.  В  зале  зажгли  две
лампы-«  молнии  ».
 На  вечер  люди  пришли  целыми  семьями.  Как
всегда,  принесли  с  собой  скамейки  и  табуретки.  Уст¬
раивались  потесней,  чтобы  всем  хватило.  Сбрасыва¬
ли  себе  на  колени  полушубки,  стеганки,  шапки  и
теплые  платки.  Девчата  даже  принарядились,  как
на  праздник.
 Места  в  президиуме  заняли  Ромашова,  Моргу¬
нов,  Поливанов  и  Павел  Коробов.  Вечер  открыла
Дарья.  Она  сказала:
 —  Сегодня  мы  собрались  на  проводы  наших  до¬
рогих  гостей,  рабочих  шефов.  Позвольте  от  вашего
имени  приветствовать  их  и  поблагодарить  за
помощь.
 В  зале  вспыхнули  несмелые  хлопки.
 —  И  еще  разрешите  пригласить  наших  дорогих
шефов  к  столу  президиума.
 На  этот  раз  в  зале  захлопали  дружнее.  А  когда
201

из-за  сцены  вышли  рабочие  ребята  с  Машей  Чума¬
ковой  впереди,  хлопки  слились  в  громкие  аплодис¬
менты.  Раздались  даже  приветственные  возгласы.
Ромашова  обняла  и  поцеловала  Машу.  Это  вызвало
восторг  в  зале.  И  на  сцену  полетели  одобрительные
голоса:
 —  Вот  так-тось  по-нашенски!
 —  От  всего  опчества!
 —  За  подмогу  и  выручку!
 Потом,  когда  наступила  тишина,  Дарья  предоста¬
вила  слово  Моргунову.  Тот  вышел  из-за  стола  и  ос¬
тановился  у  самого  края  сцены.  И  принялся  рас¬
сказывать  о  том,  что  сделано  и  что  предстояло  сде¬
лать.  Сделано  было  немало.  Но  сделать  предстояло
больше.  И  в  этом  состоял  смысл  жизни.  Каждый  раз
делать  больше,  чем  сделано.  Двигаться  вперед,  и
только  вперед.  Без  сожаления  разрушать  старое  и
создавать  новое.  Не  бояться  трудностей  и  давать  от¬
пор  врагу.
 Моргунова  сменила  Маша.  Она  заметно  волнова¬
лась,  но  заговорила  спокойно.  Ей-то  уж  и  совсем
нечего  было  рассказывать,  что  сделано.  Шефских
дел  было  так  мало,  что  их  можно  пересчитать  по
пальцам.  Книги,  радиоприемник,  пьесы,  кое-какой
сельхозинвентарь.  А  вот  сделать  предстояло  много.
Так  много,  что  об  этом  пока  трудно  сказать.  Ведь
шефство  рабочие  взяли  над  Глуховкой  не  на  месяц,
а  на  годы.  А  я  слушал  и  про  себя  возражал.  Нет,
нет!  Уже  много  сделано.  Хотя  бы  этот  же  клуб.  Раз¬
ве  он  возник  не  с  шефской  помощью?  А  эта  много¬
людная  встреча,  посвященная  смычке?  Разве  она
не  укрепляет  союз  рабочих  и  крестьян?
 После  выступления  Маши  слово  предоставили
Павлу  Коробову.  Тот  вышел  с  бумажкой  в  руках
и  сказал:
 —  Предлагается  от  всех  нас  послать  рабочим
такое  приветствие.
 И,  четко  выговаривая  слова,  зачитал  письмо.
Глуховцы  горячо  благодарили  шефов  за  поддержку.
И  обещали  во  всем  брать  пример  с  рабочих.  А  под
конец  провозглашали  здравицу  в  честь  Советской
власти.
 Павел  передал  письмо  Маше.  Та  на  глазах
202

у  всех  поцеловала  его.  Это  вызвало  новый  восторг
в  зале.
 —  Вот  так-тось  по-рабочему!
 —  Породнились  навек!
 —  Вместе  —  вперед!
 А  после  собрания  начался  концерт.  В  первом  от¬
делении  выступали  шефы.  Они  читали  стихи,  пели
задушевные  песни.  А  потом  проиграли  сценку  из  ка¬
кой-то  пьесы.  В  ней  говорилось  о  приближающейся
мировой  пролетарской  революции.  В  сценке  участ¬
вовала  и  Маша.  Она  играла,  как  настоящая  артист¬
ка.  И  понравилась  зрителям.
 Наступила  очередь  глуховцев.  И  Галя  Ченцова,
руководившая  вторым  отделением,  объявила:
 —  Первым  выступит  известный  гармонист  Сте¬
пан  Крякин!
 Степан  вышел  на  сцену  как-то  неуверенно.  То¬
ропливо  опустился  на  табурет.  И  начал  играть.
Играл  он  известные  и  неведомые  песенки.  Пальцы
его  неуловимо  бегали  по  блестящим  клавишам.  Гар¬
монь  то  вздыхала,  то  всхлипывала,  то  радостно  зве¬
нела.  Ладные  звуки  разливались  в  притихшем  зале,
задушевно  пронизывали  тишину.
 Гармониста  наградили  шумными  хлопками.
Но  он  не  ушел  со  сцены.  Лишь  отставил  табурет
в  сторону  и  снова  уселся  на  него.  А  на  середину
вышел  Клим  Завьялов,  комсомолец  из  Понырей.  Вы¬
шел  в  белой  косоворотке,  синих  шароварах  и  баш¬
маках  на  деревянной  подошве.  И  принялся  под  гар¬
мошку  выбивать  чечетку.  И  так  выбивал,  что  весь
зал  замер.  Стоял  все  время  на  одном  и  том  же  ме¬
сте.  Ноги  двигались  еле  заметно.  А  башмаки  выде¬
лывали  такую  дробь,  что  трудно  было  поверить.
 Провожаемые  восторженными  выкриками,  Сте¬
пан  и  Клим  ушли.  А  Галя  тут  же  объявила,  что  Бо¬
рис  Лялин  покажет  акробатический  номер.  И  тотчас
на  сцену  вверх  ногами  выбежал  длинный  парень.
Руки  его  перебирали  ловко  и  быстро.  А  ноги  без
всякого  дела  болтались  вверху.
 Подбежав  к  краю  сцены,  Борис  громко  крикнул:
 —  Здрасьте!
 Зал  дружным  хором  ответил:
 —  Здоров!
 203

После  этого  Борис  прошелся  на  руках  по  сцене,
вышел  на  середину  и  стал  медленно  опускать  ноги
влево.  Когда  они  повисли  чуть  ли  не  горизонтально,
правая  рука  Бориса  оторвалась  от  пола  и,  описав
дугу  в  воздухе,  юркнула  в  карман  штанов.  Вынув
оттуда  папиросу,  она  сунула  ее  в  рот  и  опустилась
на  пол.  Тогда  ноги  стали  выпрямляться.  А  выпря¬
мившись,  начали  медленно  наклоняться  вправо.  Ед¬
ва  они  снова  замерли  в  воздухе,  левая  рука  оторва¬
лась  от  пола,  юркнула  в  карман  и  выхватила  из  не¬
го  зажженную  спичку.  Прикурив,  Борис  подбежал
к  краю  сцены,  дважды  подпрыгнул  на  руках  и,  кру¬
то  повернувшись,  побежал  за  кулисы.  Зал  яростно
хлопал  в  ладоши,  стучал  ногами,  орал  в  сто  глоток.
А  когда  Борис  снова  появился,  теперь  уже  на  ногах,
навстречу  ему  полетели  выкрики:
 —  Молодчина,  Борька!
 —  Доказал-таки,  ядрена  мать!
 —  Знай  наших!  Не  лыком  шиты!
 Опять  вышел  Степан  Крякин  с  гармошкой.
За  ним  явились  Груня  Колосова  и  Зоя  Хромова.
И  начались  «страдания».  Под  стройные  переборы
двухрядки  девчата  пели  частушки,  приплясывая
после  каждой.  Частушки  были  домашние.  Они  про¬
славляли  девчат  и  высмеивали  парубков.  И  слуша¬
тели  живо  отзывались.  Узнавали  ребят,  выкрикива¬
ли  имена,  смеялись.
 Груню  и  Зою  проводили  также  шумными  хло¬
пушками.  И  вот  Галя  выводит  на  сцену...  Кого  бы
вы  думали?..  Степаниду  Клюеву.  И  не  с  пустыми  ру¬
ками,  а  с  курочкой.  С  обыкновенной,  пестрой  хох¬
латкой.  Подводит  к  краю  сцены  и  объявляет:
 —  А  сейчас  Степанида  Николавна  покажет  вам
ученых  курочек!
 Слова  эти  вызывают  в  зале  смех,  шум,  колкие
замечания.  Но  Степанида  ни  на  что  не  обращает
внимания.  Она  поворачивает  курочку  хвостом  к  зри¬
телям  и  на  глазах  у  всех  щупает  ее.  И  громко  сооб¬
щает:
 —  С  яичком!
 Затем  опускается  на  табурет,  садит  себе  в  по¬
дол  хохлатку.  И,  ласково  поглаживая  ее,  пригова¬
ривает  :
 204

—  Квох!  Квох!  Квох!
 Проходит  минута,  и  курочка  вскакивает  на  коле¬
нях  Степаниды.  И  принимается  радостно  кудахтать:
 —  Кут-куда!  Кут-куда!  Кут-куда!
 Степанида  же  поднимает  ее  и  показывает  всем
яйцо.
 —  Снесла,  голубушка!
 И  под  веселый  гвалт  уходит  со  сцены.  Но  тут  же
появляется  с  другой  курочкой.  Черной,  с  редкими
блестками.  Опять  на  глазах  у  всех  щупает  ее.  Уса¬
живается  на  табурет  и  повторяет:
 —  Квох!  Квох!  Квох!
 Все  с  любопытством  ждут.  И  вот  чернушка  вска¬
кивает.  И  на  весь  зал  заливается:
 —  Кут-куда!  Кут-куда!  Кут-куда!
 Степанида  встает  и  показывает  второе  яйцо.
В  зале  —  шум,  смех.  А  когда  наступает  тишина,
чей-то  простуженный  голос  спрашивает:
 —  А  ты  не  сама  ль  снесла?
 Степанида  терпеливо  ждет,  когда  стихнет  смех.
И  потом  задорно  отвечает:
 —  Нет,  не  сама.  Сама  не  научилась.  Детей  ро¬
жать  умею.  А  яйца  нести  нет.  Может,  твоя  баба,
Егор,  совладает  с  этим?  Тоды  пущай  выйдет  и  по¬
кажет.
 И  пошла,  сопровождаемая  одобрительными  воз¬
гласами  и  смехом.  А  на  сцену  вернулся  все  тот
же  Степан  Крякин.  За  ним  вбежал  лохматый  На¬
полеон.  Остановившись  у  самого  края  сцены,
пес  гавкнул  в  зал,  словно  приветствуя  публику.
Потом  подбежал  к  хозяину  и  преданно  завилял
хвостом.
 —  Сидеть!  —  приказал  ему  Степан.
 Наполеон  сел  на  задние  лапы.
 —  Дай  лапу!
 Наполеон  покорно  протянул  лапу.  Не  дожида¬
ясь  приказа,  протянул  и  другую.
 —  Голос!
 Наполеон  нехотя  загавкал.
 —  Громче!
 Дворняга  загавкал  громко.  Степан  достал  из
кармана  какую-то  монету  и  положил  ее  на  нос  На¬
полеону.
 206

■—  Нельзя!  —  сказал  он,  пригрозив  собаке
пальцем.  —  Пока  не  скажу!
 И  стал  с  беззаботным  видом  прохаживаться  по¬
зади.  А  Наполеон  сидел  не  шелохнувшись.  И  косил
то  одним,  то  другим  глазом  на  монету,  лежавшую
на  носу.  И  кажется,  вечно  просидел  бы  так.
Но  Степан  вернулся  к  нему  и  скомандовал:
 Взять!
 Наполеон  носом  подбросил  монету  вверх,  на  ле¬
ту  поймал  ее.  Потом  подскочил  к  Степану  и  сунул
нос  ему  в  карман.  А  потом  повернулся  к  зрителям
и  разинул  пасть,  как  бы  показывая,  что  там  уже
ничего  нет.  А  те  были  окончательно  покорены.  И,  не
жалея  сил,  хлопали  в  ладоши.
 Но  это  было  не  все.  Степан  объявил,  что  Напо¬
леон  умеет  еще  и  танцевать  под  гармошку.  И  заиг¬
рал  какой-то  сумбурный,  видно,  самим  придуман¬
ный  танец.  Отрывистые  звуки  чередовались  с  про¬
тяжными.  Наполеон  встал  на  задние  лапы  и  принял¬
ся  кружить  перед  хозяином.  Следуя  за  музыкой,  он
либо  протяжно  завывал,  либо  коротко  гавкал..,
И  трудно  было  поверить,  что  все  это  проделывает
самая  простая  и  неказистая  на  вид  собака.
 Но  вот  кончен  и  танец.  Степан  поставил  гармонь
на  табурет.  Подхватил  пса  на  руки.  И  прижал
к  груди.  В  свою  очередь,  тот  положил  Степану  лапы
на  плечи.  И,  счастливо  повизгивая,  принялся  лизать
его  щеки.
 ♦
 У  входной  двери  меня  терпеливо  дожидалась
Степанида  Клюева.  А  когда  увидела,  подошла,  по¬
ставила  плетенку  на  пол,  протянула  руку.
 —  Здравствуй!  -—  произнесла  она,  по-прежнему
не  называя  меня  ни  по  имени,  ни  по  фамилии.  —
Соскучилась.
 Порыв  вдовы  смутил  меня.  Но  ребята  так  же  дру¬
жески  поздоровались  с  ней,  и  я  успокоился.  Чувст¬
ва  ее  были  искренними  и  чистыми.  Она  пострадала
из-за  меня,  и  это  роднило  нас.
 Все  вместе  мы  вышли  из  клуба  и  направились
вдоль  улицы.  Степанида  шла  рядом  со  мной.  В  ру¬
ках  она  несла  плетеную  кошелку.  В  ней  спали  «уче¬
206

ные»  курочки.  Я  спросил  ее  о  здоровье.  Она  чувст¬
вовала  себя  неплохо.  Только  ходить  быстро  не
могла.
 —  Я  живучая,  —  рассмеялась  вдова.  —  Бывало-
ча,  муж  так  изобьет.  Места  живого  не  оставит.  Тя¬
желый  на  руку  был  покойник.  Царство  ему  небес¬
ное.  А  тока  я  день-другой  повалялась  и  отвалялась.
И  никаких  тебе  пометок.
 —  Да  за  что  ж  он  тебя  так?
 —  За  всякое.  А  больше  за  мужиков.  Мужики
заглядывались  на  меня.  Ревнивец  был.  А  тока  я  тут
совсем  ни  при  чем.  О  других  мужиках  и  не  помыш¬
ляла.  Своим  сыта  была  по  горло.  Это  уже  вдовой
хвостом  закрутила.  Вертела  как  хотела.  Пужалась:
не  наживусь.  А  теперича  ужо  остепенилась.  Как
с  тобой  поговорила.  И  как  те  ребра  посчитали.
 —  А  не  нашли  их,  этих  хулиганов?
 —  Не  нашли,  —  покачала  головой  Степанида.  —
Милиционер  участковый  заходил  раза  три  аль  четы¬
ре.  Все  расспрашивал,  выведывал.  Зацепка  нужна
была.  Хочь  бы  какая-нибудь.  А  где  ж  ее  взять,  за-
цепку-то?  Ночь-то  какая  стояла?  Пурга  непрогляд¬
ная.  Да  и  сзади  подкрались.  Мешком  накрыли.  Так
что  ничего  не  увидела  и  не  услышала...  —  И,  помол¬
чав,  добавила:  —  А  тока  не  фулюганы  это.  Вра¬
ги.  Ярые  и  кровные.  Сынки  и  зятьки  кулацкие.  —
Внезапно  она  приблизилась  ко  мне  и,  перейдя  на
полушепот,  продолжала:  —  Что  скажу-то.  Ты  тока
послушай.  Мамка  моя  днями  в  Хаву  ездила.  Сестру¬
ха  у  нее  там  проживает,  стало,  тетка  моя.  Вот  она  и
собралась  туда.  Давно  не  виделись.  Да  и  про  меня
рассказать  захотелось.  Ну,  что  в  колхоз  вступила,
что  ни  за  что  поколотили.  И  про  другое  протчее.
И  вот  там,  в  Хаве,  в  потребиловку  заглянула.  По¬
смотреть,  что  и  как,  на  товары  полюбоваться.  И  вну¬
чатам  гостинца  купить.  И  сноху  галдобинскую  уви¬
дела.  Водку  покупала.  Много  увезла.  Может,  на  сто
человек.  И  все  «мерзавчиками».
 —  А  что  такое  —  мерзавчик?
 —  Не  знаешь?  —  с  недоверием  переспросила
Степанида.  —  Да  это  ж  всем  известно.  Четвертинку
так  в  народе  прозвали  —  «мерзавчик».  А  за  что  та¬
кая  честь,  уж  и  не  знаю.  Может,  за  разврат,  какой
207

чинит?  Продавали  бы  водку  бутылями,  не  всякий
взял  бы.  Ну,  на  свадьбу  аль  ино  на  какое  торжест¬
во.  Без  этого  не  обойдешься.  А  на  кажный  день  на
литру  не  раскошелишься.  А  тут  —  четвертушка.
Бери  и  хлебай.  Дешево  и  удобно.  А  от  этого  и  мер¬
зость.  Так  я  думаю.  А  может,  и  не  так.  Может,
по  какой  другой  причине  люди  нарекли  эту  четвер¬
тинку  так  пакостно.  А  тока  дело  не  в  том.  Дело  тут
совсем  в  другом.  Видит  мамка  сноху  галдобинскую.
А  та  водку  «мерзавчиками»  скупает.  Покупатели
смеются.  И  в  шутку,  значитца,  спрашивают:  ради
какой  причуды?  А  она,  молодуха-то,  тоже  отшучи¬
вается:  из-за  спору,  говорит,  по  прихоти.  А  тока  ка¬
кая  ж  это  такая  прихоть?
 Не  хотелось  говорить  о  кулаках,  и  я,  чтобы  пере¬
менить  разговор,  заметил:
 —  А  хороший  ты  показала  фокус.  Очень  понра¬
вилось.
 Степанида  подумала  и  ответила:
 —  Фокус,  как  я  понимаю,  обман.  А  я  никого
не  обманывала.  Я  даже  яички  те  отдала  шефам.
Чтобы  сварили  и  съели.  И  чтобы  не  сумлевались.
 —  Как  же  ты  их  научила  нестись  в  подоле?
 —  Да  так...  Слышу:  квохчет,  нестись  хочет.  Бе¬
ру  на  руки,  сажаю  в  колени  и  ласкаю.  Так  и  при¬
учила.
 —  Зачем?
 —  А  ни  за  чем.  Просто  так.  Ради  забавы.  И  для
наглядности.  Говорят:  у  бабы  ум  куриный.  А  ку¬
рочка,  выходит,  тоже  с  умом...
 Ребята  постепенно  сворачивали  с  дороги  и  скры¬
вались  во  дворах.  К  клюевской  хате  мы  подошли
вчетвером:  Маша  и  Павел,  Степанида  и  я.  В  малень¬
ких  оконцах  таилась  темнота.  Мать  и  дети  вдовы
спали.  И  мы  отказались  зайти.  Да  Степанида  и  не
настаивала.  И,  приветливо  простившись,  пожелала
нам  доброй  ночи.
 —  Пущай  завтрашний  день  будет  получше  ны¬
нешнего!..
 Возвращались  мы  втроем.  Маша  продолжала
рассказывать  Павлу  о  заводе.  А  я  думал  над  сло¬
208

вами  Степаниды,  бередившими  голову.  Кто  они,  эти
ярые  и  кровные  враги?  И  какие  подлости  еще  за¬
мышляют  против  народа?
 *  *  *
 Утром  в  Глуховку  явился  Семиверстов.  Около
часу  совещался  с  Моргуновым  в  сельсовете.  Столь¬
ко  же  примерно  разбирался  с  Поливановым  в  прав¬
лении  колхоза.  Потом  собрал  «треугольник».  И  сра¬
зу  же  с  места  в  карьер:
 —  Почему  не  раскулачен  Горбатов  Богдан  Кирь-
яныч?
 Моргунов  нахмурился  и  ответил:
 —  Раскулачивание  Горбатова  приостановлено
уполномоченным  райкома.
 Семиверстов  весь  повернулся  ко  мне,  словно  со¬
бираясь  наброситься  с  кулаками.
 —  В  чем  дело,  товарищ  Касаткин?  Какое  ты
имел  право  отменять  решение  бедноты?
 Я  помедлил  с  ответом.  Пускай  не  воображает,
что  его  боятся.
 —  Не  отменял  я  никаких  решений.  Я  только
приостановил  выполнение.  А  приостановил  потому,
что  Горбатов  не  кулак.
 —  Он  подкулачник!  —  крикнул  Семиверстов.  —
Самый  злостный!
 —  А  мы  раскулачиваем  кулаков,  а  не  подку¬
лачников,  —  повысил  голос  я.  —  Ликвидируем  ку¬
лачество  на  базе  сплошной  коллективизации.
А  с  подкулачниками,  если  они  есть,  разговор  дол¬
жен  быть  другой.
 —  Я  согласна  с  товарищем  Касаткиным,  —  ска¬
зала  Ромашова.  —  И  должна  внести  поправку.  Рас¬
кулачивание  Горбатова  приостановлено  не  одним
уполномоченным  райкома.  Он  внес  такое  предложе¬
ние,  а  мы  все  поддержали.  А  поддержали  потому,
что  полностью  согласились.
 —  И  дело  тут  не  только  в  том,  что  подкулачни¬
ков  мы  не  раскулачиваем,  —  вмешался  Полива¬
нов.  —  Это,  конечно,  так.  И  двух  мнений  тут  не  мо¬
жет  быть.  Дело  еще  в  том,  что  Горбатов  никакой  не
подкулачник.  Одного  того,  что  человек  отказывается
 14  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
209

вступить  в  колхоз,  еще  мало,  чтобы  объявлять  его
подкулачником.
 —  Да,  —  подал  голос  Моргунов.  —  Я  сожалею,
что  мы  тогда  согласились  на  два  списка.  Это  был
не  наш,  не  большевистский  метод.
 Семиверстов  полоснул  нас  гневным  взглядом.
 —  Да  вы,  я  вижу,  оппортунисты,  —  прохрипел
он.  —  Вас  надо  гнать  из  партии.  И  судить,  как  сабо¬
тажников.
 —  Ну  вот  что,  товарищ  Семиверстов,  —  сказала
Ромашова.  —  Мы  много  терпели.  Но  больше  терпеть
не  намерены...  —  И,  обратившись  к  нам,  предложи¬
ла:  —  Соберем  партячейку.  И  поставим  вопрос
о  чрезвычайном  уполномоченном.  Будем  просить  ок¬
ружком  партии  отозвать  товарища  Семиверстова  за
левацкие  перегибы  и  комчванство.  Вот  так,  товари¬
щи.  Какое  будет  мнение?
 По  мере  того  как  Ромашова  невозмутимо  произ¬
носила  эти  слова,  лицо  Семиверстова  как-то  странно
вытягивалось.  А  глаза  раскрывались  шире  и  шире
и,  казалось,  готовы  были  полезть  на  лоб.  И  вот  он
уже  озирался  на  нас  испуганно,  как  пойманный
с  поличными,  которому  ничего  не  оставалось,  как
только  просить  о  пощаде.
 —  Ну  зачем  же  так,  товарищи?  —  сказал  он,
болезненно  кривясь.  —  Мы  можем  спорить.  Даже
скандалить.  Но  официально  ставить  вопрос.,.  Нет,
это  уже  не  по-товарищески.  Я  погорячился,  призна¬
юсь.  Обещаю  в  дальнейшем  учесть  критику.  А  вас
прошу  никаких  решений  не  выносить...
 Это  неприятно  было  слушать.  Но  «треугольник»
уважил  просьбу  чрезвычайного.  Семиверстов  тотчас
же  укатил  в  соседний  сельсовет,  где,  по  всей  вероят¬
ности,  будет  также  громить  «оппортунистов»  и  «са¬
ботажников».
 *  *  *
 А  к  вечеру  по  селу  разнесся  слух.  Пропал  кря-
кинский  Наполеон.  Исчез  неизвестно  куда.  Как  в  во¬
ду  канул.  Или  сквозь  землю  провалился.  А  вслед
за  слухом  прошелестел  слушок.  Увели  кобеля  шефы.
Сперли,  чтобы  загнать  городскому  цирку.  Кто-то  да¬
же  видел,  как  они  обтяпали  это.  Закатали  в  хлеб¬
210

ный  мякиш  сонный  порошок  и  дали  Наполеону.
А  тот  как  съел,  так  сразу  и  рухнул.  И  захрапел  не¬
пробудным  сном.  Тогда  шефы  уложили  его  в  чемо¬
дан,  погрузили  в  сани  и  увезли  к  поезду.
 Слух  о  пропаже  появился  от  самого  Степана,  ко¬
торый  повсюду  разыскивал  собаку.  А  вот  кто  пу¬
стил  слушок  о  краже,  осталось  неизвестным.
 Мы  с  Машей  случайно  встретили  Степана  на  ули¬
це.  В  расстегнутом  пиджаке,  без  шапки,  с  гармош¬
кой  на  плече,  он  шел,  заметно  покачиваясь.  Увидев
нас,  остановился  и  осклабился.  Мы  подошли,  поздо¬
ровались.  Степан  не  ответил.  И  продолжал  странно
скалить  зубы.
 —  Степа,  —  сказала  Маша,  —  ты,  конечно,  не
веришь  тому,  что  говорят?
 Степан  состроил  удивленную  гримасу.
 ’—  Вы  о  чем  это,  мадмаза?
 Степан  был  под  хмелем.  И  я  легонько  сдавил
локоть  Маши.  Можно  не  тратить  слов  попусту.
Но  Маша  не  поняла  меня.
 ~  Я  говорю  про  Наполеона,  —  продолжала  она,
обращаясь  к  Степану.  —  Ты  же  не  веришь,  что  наши
взяли  его?
 —  Нет,  мадмаза,  —  с  прежней  усмешкой  отве¬
тил  Степан.  —  Они  не  брали  его.  Он  сам  убежал
за  ними.
 Маша  дотронулась  до  его  плеча.
 —  Степа,  милый!  Не  верь  тому,  что  говорят.  Это
клевета.  Ее  распространяют  враги.  Они  хотят  подо¬
рвать  доверие  к  рабочим.  А  мы,  рабочие,  не  спо¬
собны  на  подлость.  И  твоего  Наполеона  не  могли
взять.
 Слова  Маши  пробудили  что-то  в  сознании  Степа¬
на.  Лоб  его  собрался  в  морщинки.  Глаза  заметно  су¬
зились.  Он  тужился  понять  что-то.  Но  это,  видно,  не
давалось  ему.  И  он  откровенно  вздохнул.
 —  Не  знаю,  ничего  не  знаю,  —  пробормотал  он,
словно  самому  себе.  —  Пропал  Наполеошка.  Нету
у  меня  больше  его.  Один  остался.  Совсем  один...
 И  пошел  от  нас,  покачиваясь.  Вдруг  взял  гар¬
монь  на  руки.  И  заиграл,  перебирая  непослушными
пальцами.  А  потом  запел  натужно,  со  слезами  в  го¬
лосе:
 Н* 	211

Где  ты,  друг  мой  забияка?
 Где  ты,  мой  Наполеон?
Без  тебя  я,  как  собака,
Потерял  покой  и  сон!
 Он  шел  по  улице,  играл  на  гармошке  и  пел.
А  мы  стояли  и  смотрели  ему  вслед.  Кто  позволил
себе  эту  злую  шутку?  Кому  помешала  жизнь  безо¬
бидной  дворняжки?
 —  Переживает  парень,  —  вздохнула  Маша.  —
Собака,  видно,  была  для  него  большим  другом.
 —  Надо  поддержать  парня,  —  вслух  подумал
я.  —  Оказать  доверие  и  внимание.
 —  Я  собираюсь  одну  пьесу  порекомендовать,  —
сказала  Маша.  —  Там  есть  роль  гармониста.  Такого
же  неприкаянного.  Этим  его  можно  увлечь.  Втянуть
в  коллектив.  Он  же  неплохой,  Степан...
 *  *  *
 Ромашову  мы  нашли  у  Поливанова.  В  хате  пари¬
лись  и  другие  активисты.  В  углу  лежала  куча  по¬
лушубков  и  поддевок.  Дверь  в  сени  была  распахну¬
та.  Но  сумрачные  лица  пылали  жаром  и  покры¬
вались  потом.
 —  Вот  пыхтим-кряхтим,  —  сказал  Поливанов,
когда  мы  присели  к  столу.  —  Весна  на  дворе.
А  в  полях  неразбериха.  Клочки  озими  чередуются
с  клочками  зяби.  Как  сеять  и  убирать?  Придется
скакать  с  одной  полоски  на  другую.
 —  Ничего,  Митрий  Алексеич,  —  успокоила  его
Ромашова.  —  Помучимся  еще  немного.  А  осенью
будем  закладывать  многопольный  севооборот.  И  ос¬
новы  культурного  землепользования...  —  И  неожи¬
данно  обратилась  к  Маше:  —  Не  то  правда  ты  ос¬
таешься  у  нас  на  отпуск?
 Маша  подтвердила.  И  сказала,  что  пришла  о  де¬
лах  на  время  отпуска  посоветоваться.  Дарья  одо¬
брительно  кивнула  и  заметила:
 —  Дело  одно:  клуб.  Помоги  с  этим  в  первую
голову.  Драмкружок,  спектакли.  И  больше  ничего.
За  отпуск  и  отдохнуть  надо.  Хотя  бы  малость.
 Маша  сказала,  что  лучшим  отдыхом  для  нее  бу¬
дет  работа  с  ребятами.
 —  Все,  что  могу,  сделаю,  —  пообещала  она.  —
212

Жалеть  себя  не  намерена.  И  вы,  пожалуйста,  не
жалейте.  Это  совсем  ни  к  чему.
 Ромашова  обняла  Машу  за  плечи,  притянула
к  себе.
 —  Спасибо,  родная,  —  сказала  она  дрогнувшим
голосом.  —  А  все  ж  таки  не  перегружайся.  И  возь¬
мись  сперва  за  драмкружок.  Это  для  нас  важно.
 Смущаясь  и  краснея,  Фекла  Терпилина  спро¬
сила  :
 —  А  можно,  к  примеру,  мне  в  этот  драмкружок
записаться?  Страсть  хочется  поиграть  на  сцене.
В  представлениях  разных  поучаствовать.  Я  у  себя
дома  этим  частенько  занимаюсь.  Стану  посреди  ха¬
ты  и  начну  воображать.  Ну,  значит,  представлять
нашинских.  Домашние  мои  прямо  за  животы  хва¬
таются  от  смеху.  —  И  заглянула  Маше  в  глаза.  —
А  может,  возраст  не  позволяет?  Уже  тридцатый
пошел.
 —  Возраст  не  имеет  значения,  —  сказала  Ма¬
ша.  —  Было  бы  желание.  И  способности.
 —  Вот  спасибочки,  —  обрадовалась  Фекла.  —
Коли  по  возрасту  подхожу,  значит  буду  играть.
Способности  у  меня  такие  имеются.  Сама  это  чув¬
ствую.
 —  Ну,  ежели  возраст  не  имеет  значения,  запи¬
сывайте  и  меня,  —  попросил  Иван  Яковлевич  Коро¬
бов.  —  Тоже  желаю  быть  артистом.
 Все  рассмеялись.  А  Коробов  с  серьезным  видом
принялся  уверять,  что  не  шутит.
 —  Мужики  ж  понадобятся  на  сцене?  Даже  ста¬
рика  какого  могу  изобразить.  Так  представлю,  что
не  отличишь  от  всамделишного.  Тока  кулаков  и  про¬
чих  мироедов  не  смогу  показывать.  В  такой  роли,
чего  доброго,  могу  самого  себя  придушить...
 Снова  посмеялись.  А  потом  Дарья  сказала:
 —  Вот  так,  Машенька.  Драмкружок.  Это  глав¬
ное.  Ну,  а  если  будет  охота...  Хорошо  бы  хор  за¬
иметь.  Есть  у  нас  такие  певуньи,  что  на  всю  об¬
ласть...
 *  *  *
 Возвращались  мы,  когда  над  Глуховкой  разли¬
вался  вечер.  Кое-где  в  хатах  мерцали  тусклые
213

огоньки.  Чаще  всего  это  были  каганцы  с  подсолнеч¬
ным  маслом  и  тряпицей  вместо  фитиля.  Слабый
свет,  выливавшийся  из  окон,  беспомощно  барахтал¬
ся  в  сгущающемся  сумраке.  Над  крышами  хат  под¬
нимались  столбы  дыма.  Они  уходили  в  звездное  не¬
бо.  И  казалось,  небесный  свод  держится  на  этих  то¬
ченых  колоннах.
 Мы  шли  молча.  Я  думал  об  активистах,  до  пота
трудившихся  над  колхозными  делами.  Но  перед
взором  стоял  образ  Дарьи  Ромашовой.  И  виделась
она  такой,  какой  запечатлелась  в  последнюю  встре¬
чу.  В  клеенчатом  фартуке,  с  засученными  до  локтей
рукавами,  озаренная  пламенем  горна.  И  я  все  же
сказал,  о  чем  уже  давно  думал:
 —  В  прошлом  нужда  заставляла  жариться  здесь,
А  теперь  нужды  такой  нет.  Почему  же  ты  не  пере¬
менишь  работу?
 Дарья  подумала  и  ответила:
 —  Нет,  не  оставлю  кузню.  Пока  не  подрастет
Сережка.  И  пока  не  передам  ему  свое  умение...
 Внезапно  Маша  спросила  меня,  что  я  думаю
о  Симонове.  Я  удивился  и,  в  свою  очередь,  спросил:
 —  А  что  о  нем  думать?..  —  Но  тут  же  вспом¬
нил  разговор  с  ним  и  поинтересовался:  —  Ты  была
у  него?
 •—  Была,  —  сказала  Маша.  —  На  другой  день,
как  ты  уехал.  Упрашивал  перейти  на  работу  в  ок¬
ружком.
 —  И  что  же  ты?
 •—  Попросила  время  подумать.
 —  И  подумала?
 —  Подумала.  Но  не  надумала.  Жалко  с  заво¬
дом  расставаться.  И  на  комсомольскую  работу  тя¬
нет.  Не  знаю,  на  что  решиться.  А  перед  отъездом
сюда  опять  зашла  к  нему.  Сказала,  в  твой  район  от¬
правляюсь.  Так  он  уговорил  взять  удостоверение.
 —  Какое?
 —  Что  я  инструктор  окружкома.  И  что  коман¬
дирована  в  Хавский  район  по  спецзаданию.
 Новость  удивила  и  встревожила  меня.
 —  Выходит,  я  в  твоем  подчинении?
 Маша  тихо  рассмеялась.
 —  Выходит,  так,  Федечка...  —  И  лукаво  взглfl-
214

нула  на  меня.  —  А  ты  не  хотел  бы  мне  подчи¬
няться?
 —  Я  хотел,  чтобы  ни  я  тебе,  ни  ты  мне  не  под¬
чинялись.
 —  Согласна,  —  усмехнулась  Маша.  —  Догово¬
римся  так:  я  для  тебя  представительница  шефов.
И  для  всех  здесь  я  шеф.  А  что  до  инструктора...
Об  этом  никто,  кроме  тебя,  знать  не  будет.
 Такой  ответ  понравился  мне.  И  все  же  я  осто¬
рожно  спросил:
 —  А  что  за  спецзадание?  Насчет  меня,  что  ли?
 —  Да,  —  призналась  Маша.  —  Симонов  про¬
сил  присмотреться  к  тебе.  Как  работаешь,  какие  не¬
достатки  допускаешь.  И  потом  доложить  ему...
 Из  полутьмы  вынырнул  сельсоветский  сторож
Петрович.  Он  разыскивал  меня.  Только  что  звонили
из  райцентра.  И  передали,  чтобы  я  срочно  выезжал
в  район.  Там  для  меня  получен  вызов  в  Москву.
 *  *  *
 Ребята  обрадовались  моему  возвращению.  Они
уже  знали  о  вызове  в  Цекамол.  И  на  все  лады  га¬
дали  о  причине.
 Я  рассказал  о  письме  Косареву.  Они  уставились
на  меня  с  открытыми  ртами.  А  когда  пришли  в  се¬
бя,  Толя  Оскольцев  сказал:
 —  Если  в  письме  обо  всем  сказано,  зачем  вызы¬
вать?
 —  А  кроме  того,  —  добавил  Алешка  Зубков,  —
разве  там  об  этом  не  знают?
 Недоумение  ребят  я  оставил  без  ответа.  И  для
меня  вызов  оставался  загадкой.  Зато  я  решил  вос¬
пользоваться  им  в  полной  мере.  И  добиться  своего,
чего  бы  это  ни  стоило.  Тем  более  что  на  это  у  меня
было  прямое  поручение.  Перед  отъездом  в  Хаву
я  разговаривал  с  глуховскими  коммунистами.  Тогда
Дарья  Ромашова  сказала:
 —  Поезжай  туда  и  от  нашего  имени.  И  смелей
доказывай  правду.  Если  Косарев  не  в  силах  помочь,
иди  к  товарищу  Сталину.  И  по  нашему  поручению
проси  вмешаться...
 Когда  ребята  стали  расходиться,  я  задержал
Лейкина.
 215

—  На  несколько  слов,  Лева...
 И  спросил  его,  куда  девается  жмых  с  инвалид¬
ной  маслобойки.  Левка  сказал:
 —  Весь  отправляется  в  распоряжение  окрко-
опинсоюза.
 —  А  окркоопинсоюз  куда  девает?
 Левка  неопределенно  вздернул  плечами.
 —  Говорят,  распределяет  по  конезаводам  и  вся¬
ким  племхозяйствам.  А  там  кто  ж  его  знает?
 —  А  нельзя  ли  оставлять  его  в  районе?  И  выда¬
вать  колхозам  вместе  с  маслом?  Во  многих  селах
плохо  с  кормами.  Вот  жмых-то  и  помог  бы.
 —  Что  ты!  —  воскликнул  Левка.  —  Чемберец¬
кий  скорее  последнюю  руку  отдаст  на  отсечение,
чем  откажется  от  жмыха.  За  каждую  макуху  дро¬
жит  как  за  золотую.
 —  Но  ведь  он  же  принадлежит  колхозам,  этот
жмых?  Ваша  артель  просто-напросто  присваивает
его.  Вам  привозят  подсолнух,  а  вы  обязаны
сбить  масло  и  вернуть  жмых.  Так  было  всегда
и  везде.
 —  В  нашей  артели  установлен  другой  поря¬
док,  —  возразил  Левка.  —  По  этому  порядку  все,
кто  привозит  на  маслобойку  подсолнух,  платят  за
масло  и  оставляют  жмых.  —  И  безнадежно  махнул
рукой:  —  Пустой  разговор.  Чемберецкий  ни  за  что
не  согласится.
 Вспомнилась  жуткая  история,  о  которой  расска¬
зал  тот  же  Левка  Лейкин.  Когда  в  Хаве  образова¬
лась  артель  инвалидов,  ей  передали  конфискован¬
ную  у  нэпмана  маслобойку.  Но  лошадь,  ходившую
по  кругу,  нэпман  успел  куда-то  загнать.  Инвалиды
купили  где-то  старого  мерина.  И  поставили  его  на
круг.  Но  из  этого  ничего  не  вышло.  Необученная  ло¬
шадь  не  хотела  шагать  на  месте,  гоня  под  себя  на¬
клонный  круг.  То  ли  просто  капризничала,  то  ли
у  нее  кружилась  голова.  А  только  она  кидалась
в  стороны,  рвалась  вперед  и  даже  падала.  Пробова¬
ли  завязывать  ей  глаза.  Но  лошадь  ухитрялась  сби¬
вать  повязку.  И  все  снова  повторялось.  И  тогда  Чем¬
берецкий  плеснул  в  глаза  мерина  кислотой.  Говорят,
от  боли  лошадь  закричала  человеческим  голосом.
Но  на  этом  все  и  кончилось.  С  тех  пор  и  по  сей  день
216

ослепший  мерин  спокойно  перебирает  ногами  по
кругу,  приводя  в  движение  маслобойку.
 —  А  ты  веришь  Чемберецкому?
 —  Нет,  —  не  задумываясь,  ответил  Левка.  —
Ни  на  грош.  И  многие  члены  артели  не  верят.
А  только  что  с  того?  Окркоопинсоюз  верит.  А  это
все...  —  И  непривычно  потупился.  —  Просьба  к  те¬
бе  большая,  Хвиля.  Ты  знаешь...  У  нас  скоро  будет
сын.  Для  него  потребуется  кое-что  необходимое.  Пе¬
ленки,  распашонки  и  прочее.  У  нас  тут  ничего  этого
нет.  И  в  скором  времени  не  ожидается.  А  в  Москве,
наверно,  есть.  Не  сможешь  ли  ты  купить?  Мы  с  Ва¬
рей  очень  просим.
 —  Хорошо,  —  пообещал  я.  —  Постараюсь.
Но  почем  ты  знаешь,  что  будет  сын?  Может,  надо
покупать  для  дочери?
 —  Нет,  нет!  —  горячо  возразил  Левка.  —  Будет
сын.  Обязательно  сын.  Я  уверен...  Так  что  покупай
для  сына...
 Я  спросил,  как  чувствует  себя  Варя.  Левка  по¬
темнел  и  опустил  глаза.
 —  Не  пойму  я  ее.  Никак  не  пойму.  Думал:  бу¬
дет  радоваться.  Ведь  она  ж  так  хотела  ребенка.
А  получается...  Ходит  сама  не  своя.  Часто  задумы¬
вается.  А  иногда  даже  плачет.
 —  Отчего  ж  это  она  так?
 Левка  беспомощно  развел  руками:
 —  Понятия  не  имею.  Пробовал  узнать.  Вызывал
на  откровенность.  Молчит.  Или  поднимется  и  уйдет.
А  один  раз  разозлилась  и  обругала  меня...  —  И  тя¬
жело  вздохнул.  —  Прямо  теряюсь.  Что  с  ней  такое?
 Левка  по-прежнему  пребывал  в  неведении.  Варя
продолжала  хранить  тайну.  Но  хранить  ее,  как  вид¬
но,  ей  становилось  труднее  и  труднее.  И  потому-то
она  нервничала,  переживала,  боролась  с  желанием
во  всем  признаться.
 —  У  многих  так  бывает,  —  сказал  я.  —  Особен¬
но  если  это  первый.  Должно  быть,  роды  пугают.
И  в  таких  случаях  надо  быть  особенно  вниматель¬
ным.  Понимаешь?  Поменьше  приставай  к  ней.
Не  лезь  со  своими  восторгами  и  всякими  умиления¬
ми.  Воздерживайся  от  грубостей  и  упреков.  И  вооб¬
ще...  Береги  ее,  Варю.  И  оберегай...  И  поменьше  до¬
мой  приятелей  таскай.  А  то  некоторые,  наверно,  по¬
коя  не  дают?  Костя,  должно  быть,  и  не  вылезает
от  вас?
 Левка  бросил  на  меня  удивленный  взгляд.
 —  Да  Костя  у  нас  почти  не  бывает.  Ты  же  зна¬
ешь:  он  пропадает  в  селах  со  своей  передвижкой.
И  другие  приятели  почти  не  заглядывают.  Ты  вот
так  и  совсем  позабыл  нас.  А  Варя  по  тебе  скучает
больше,  чем  по  ком-либо  другом.
 Мне  хотелось  сказать  правду.  Я  рад  был  бы  ви¬
деться  с  Лейкиными  хоть  каждый  день.  Но  я  избе¬
гал  этого  ради  самой  Вари.  Мне  казалось,  встречи
со  мной  будут  напоминать  ей  о  прошлом  и  причи¬
нять  боль.  А  это  более  всего  вредно  для  нее  теперь.
Но,  конечно,  ничего  этого  я  не  сказал  Левке.
А  в  оправдание  пожаловался,  в  свою  очередь:
 —  Я  бы  с  большим  удовольствием,  Лева.  Но  ты
же  видишь,  что  делается?  Приходится  все  время  си¬
деть  в  своем  «кусту».  А  тут  еще  рабфак...  —  И  по¬
просил  с  нескрываемым  сожалением:  —  Пожалуй¬
ста,  передай  Варе.  Очень  извиняюсь  и  сожалею.
Но  все  же  надеюсь.  Настанут  и  для  нас  лучшие  вре¬
мена...
 *  *  *
 На  улице  мы  простились.  Я  попросил  Левку  пе¬
редать  Варе  горячий  привет.  А  он,  пообещав  прово¬
дить  меня  на  станцию,  заковылял  домой.  Двигался
он  по  разбитой,  снежной  дороге  тяжело.  И  мне
казалось,  тяжестью  этой  было  наполнено  его
сердце.
 Проводив  его  взглядом,  я  отправился  в  райком
партии.  Надо  было  доложить  о  поездке  в  Москву
Барабашеву.  И  посоветоваться,  как  держаться  там.
 Но  Барабашева  у  себя  не  оказалось.  За  его  сто¬
лом  сидел  и  что-то  писал  Семиверстов.  Не  хотелось
встречаться  с  чрезвычайным,  но  я  не  успел  скрыть¬
ся.  Семиверстов  заметил  меня  и  позвал.
 —  Слыхал,  в  Москву  едешь?  —  спросил  он,  ко¬
гда  я  остановился  перед  столом.  —  Это  правда?
 —  Правда.  —  Я  присел  на  стул.  —  Еду  к  то¬
варищу  Косареву.  От  него  телеграмма.
 На  лице  у  Семиверстова  появилось  неопределен¬
218

ное  выражение.  Он  словно  не  знал,  что  следовало
сделать:  улыбнуться  или  поморщиться?
 —  И  зачем  же  он  тебя  вызывает?
 —  Не  знаю,  —  пожал  я  плечами.  —  В  теле¬
грамме  ничего  не  сказано.
 Семиверстов  озадаченно  почесал  переносицу.
 —  Ну  конечно,  не  за  тем,  чтобы  посмотреть  на
тебя.  Поболтать  с  тобой  по-приятельски.
 —  Я  тоже  так  думаю.
 —  А  поэтому  рекомендую.  Держаться  на  высоте.
Говорить  только  о  главном.  О  мелочах  же  не  рас¬
пространяться.  Ты  меня  понимаешь?
 —  Не  совсем,  товарищ  Чупок.
 Семиверстов  выкатил  глаза.  Скривил  тонкие  гу¬
бы.  Но  вдруг  притворно  улыбнулся.  И  примиритель¬
но  сказал:
 —  Слушай,  брось  ты  этого  Чупока.  И  что  он
дался  тебе?  Ведь  это  же  в  конце  концов  обидно.
 —  А  почему  обидно?  —  простодушно  спросил
я.  —  Сейчас  же  все  сокращают.  Для  удобства
в  пользовании.  Райзу,  окркоопинсоюз,  всекомпром-
совет.  А  недавно  в  городе  я  прочитал  даже  такую
вывеску:  облдорпромжилстройремстенполпром...
 Вывеску  эту  я  тут  же  придумал.  Но  Семиверстов
не  усомнился.
 —  И  это  правильно,  —  продолжал  я  философст¬
вовать.  —  Разве  удобно  каждый  раз  говорить:  чрез¬
вычайный  уполномоченный  окружного  комитета
партии.  Куда  проще  и  приятнее  —  Чупок.
 —  А  мне  неприятно  от  такого  сокращения,  —
кисло  скривился  Семиверстов.  —  Режет  слух.  Будто
насмешка.  А  потому  прошу...  —  И,  встав,  зашагал
по  кабинету.  —  Насчет  же  разговора  у  Косарева...
Повторяю:  не  распространяться  о  мелочах.  К  чему
там  события  местного  значения?  А  кроме  того.  На¬
до  показать,  что  и  мы  умеем  мыслить  в  государст¬
венном  масштабе...
 Наставления  Семиверстова  я  выбросил  из  голо¬
вы,  как  только  вышел  из  райкома.  И  твердо  решил
рассказать  в  Москве  обо  всем,  что  делалось  у  нас.
Разве  не  бывало  так,  когда  местные  события  при¬
обретали  всесоюзное  значение?
 Манефы  Ермиловны  дома  не  оказалось.  Я  нашел
219

ключ  в  условном  месте  и  открыл  дверь.  Из  дома
пахнуло  теплом  и  печеным  хлебом.
 У  себя  на  столике  я  увидел  письмо  с  отчимов-
ским  почерком.  Тут  же  лежали  и  рабфаковские  бан¬
дероли.  Я  разорвал  серый  конверт.  Как  всегда,  от¬
чим  перечислял  деревенские  новости.  На  этот  раз
их  было  немного.  Но  все  они  радовали.  Мать  совсем
успокоилась.  И  голова  ее  перестала  болеть.  Она  да¬
же  стала  ходить  на  работу  в  колхоз.  Не  устояла
перед  событиями  и  сестра  Нюрка.  Ее  семья  тоже
вступила  в  колхоз.  Правда,  под  нажимом.  Но  это
не  смущало  отчима.  Нюрка  и  Гаврюха  без  нажима
ни  на  что  не  решались.
 О  брате  Денисе  —  ничего  особенного.  По-преж¬
нему  пропадает  в  ячейке.  Домой  является  есть  и
спать.  Да  они  и  без  него  с  домашними  делами
управляются.  Истопить  печи  и  задать  корм  скоти¬
не  —  невесть  какая  работа.
 Потом  хуторские  новости.  Такой-то  женился,
а  такая-то  замуж  вышла.  У  такого-то  сын  народил¬
ся,  а  у  таких-то  отец  богу  душу  отдал.  И  только
в  конце  —  о  самом  себе.  Как  бы  вскользь,  невзна¬
чай.  Закрепился  на  пасеке.  Раз  в  день  посещает  ом¬
шаник.  И  прислушивается  к  пчелкам.  Книги  достал
нужные.  По-научному  думает  вести  пчелиное  хозяй¬
ство.
 «Так  что  не  один  ты,  Хвиля,  учишься,  —  писал
отчим  своим  убористым  почерком.  —  Мы  тоже  за
науку  садимся.  И  собираемся  с  ней  как  следует  по¬
дружиться.  Чтобы  извлечь  из  нее  пользу  для  опчего
дела...»
 Даже  отчим  за  науку  садится.  А  я  и  совсем  за¬
бросил  ее.  Вон  сколько  заданий  скопилось.  Того  и
гляди  выставят  из  рабфака.  И  ведь  это  будет  непро¬
стительно.  Третий  курс  —  на  исходе.  А  после  не¬
го  —  дорога  в  институт.  Так  разве  можно  институ¬
том  рисковать?
 Разобрав  бандероли,  я  присел  к  столу  и  принял¬
ся  за  учебу.  Всю  ночь  просидеть  и  подогнать  хво¬
сты.  И  захватить  с  собой  выполненные  работы.  Мо¬
жет,  удастся  в  городе  самому  отвезти.  Или,  на
худой  конец,  там  опустить  в  почтовый  ящик.  Все
скорее  дойдет.  И  опасность  уменьшится.
 220

Я  так  увлекся  учебой,  что  не  заметил,  что  во¬
шла  Манефа  Ермиловна.  И  вскочил,  когда  рядом
раздался  ее  радостный  голос:
 —  Приехал?  Слава  богу!  А  я  уж  вся  истоми¬
лась.  Когда  ж,  думаю,  он  явится?  —  И  снова  вся
просияла.  —  И  вот  дождалась.  Теперь-то  уж  поси¬
дишь  дома?
 Я  легонько  сжал  ее  плечи.
 —  Завтра  опять  уезжаю,  тетя  Мафа.
 Лицо  ее  сразу  потускнело,  глаза  погасли.
 —  Должно,  разыгрываешь  старую?
 —  Серьезно,  тетя  Мафа,  —  подтвердил  я.  —
Завтра  —  опять.
 Манефа  Ермиловна  посмотрела  на  меня  с  сожа¬
лением.  Глубоко  вздохнула:
 —  Непоседа...
 И  отправилась  на  кухню.  Потом  позвала  меня:
 —  Иди  поешь.  Небось  проголодался?
 Я  с  жадностью  набросился  на  еду.  А  она  сидела
напротив  и  не  спускала  с  меня  глаз.  А  когда  заме¬
тила,  что  я  утолил  голод,  спросила:
 —  А  куда  опять-то?  Все  туда  же?  В  свою  Глу-
ховку?
 Я  усмехнулся  тому,  что  она  назвала  Глуховку
моей,  и  ответил:
 —  Нет,  не  в  Глуховку.  В  Москву,  тетя  Мафа.
 Она  не  поверила.  А  когда  я  подтвердил,  пере¬
спросила  :
 —  Прямо  в  Москву?
 —  Прямо  в  Москву.
 —  Ты?
 —  Я.
 Манефа  Ермиловна  всплеснула  руками:
 —  Батюшки!  Да  у  нас  никогда  ж  такого  не  бы¬
ло.  Даже  председателя  райисполкома  и  того  сроду
в  Москву  не  приглашали.
 Я  рассмеялся.  Теперь  она  будет  не  только  гор¬
диться,  но  и  хвалиться  постояльцем.
 —  Ну,  коль  так,  —  сказала  Манефа  Ермиловна,
немного  успокоившись,  —  тогда  вот  что.  Как  поешь,
принесешь  дров.  Затоплю  печь  и  согрею  воды.  Вы¬
купаться  надо.  В  Москву  положено  ехать  чистым.
И  душой  и  телом...
 221

*  *  *
 На  этот  раз  поезд  прибыл  вовремя.  Повезло  мне
и  в  том,  что  Симонов  оказался  в  окружкоме.  Поздо¬
ровавшись,  он  спросил:
 —  Это  из  какой  же  пушки  выстрелило  тебя?
 Его  любимое  выражение.  Но  я  сделал  вид,  что
слышу  впервые.  И  ответил,  подражая  ему:
 —  Из  косаревской.  В  Москву  еду.  К  тебе  завер¬
нул  доложить.
 И  положил  перед  ним  телеграмму.  Симонов  про¬
читал,  повертел  бумажку  в  руках,  вернул  мне:
 —  Ответ  на  письмо?
 —  Да,  я  думаю.
 —  Интересно...  —  Он  подошел  к  двери,  открыл
ее  и  сказал:  —  Люда,  выпишите  Касаткину  коман¬
дировку.  В  Москву.  По  вызову  в  Цекамол.  И  пре¬
дупредите  кассиршу,  чтобы  подождала.  Ему  деньги
нужны.  —  И,  вернувшись,  повторил:  —  Интересно.
И  что  ж  ты  думаешь?
 Я  думал  многое.  Но  постеснялся  признаться.  Мы
хоть  и  оставались  друзьями,  все  же  он  мог  оби¬
деться.
 —  А  что  тут  думать?  В  письме  поставлены  во¬
просы.  Их  надо  как-то  решать.  Вот  и  вызывает.  Что¬
бы  уточнить.
 —  Ладно.  —  Симонов  опустился  на  свое  место
и  жестом  показал  мне  на  стул.  —  Вернешься,  рас¬
скажешь.  А  сейчас  вот  что.  —  И  достал  из  ящика
стола  бумагу.  —  Семиверстов  твой  не  унимается.
Опять  настрочил  записку.  Теперь  уже  не  просит,
а  требует.  И  не  освободить,  а  снять.  Обвиняет  тебя
в  правом  оппортунизме.  Будто  ты  защищаешь  кула¬
ков  от  бедноты.  Я,  конечно,  не  поверил.  Но,  с  дру¬
гой  стороны...  Он  же  ответственный  работник  окруж¬
кома  партии.  В  чем  там  дело,  Федя?
 Я  рассказал  о  последней  стычке  с  Семиверсто¬
вым  в  Глуховке.
 —  Да,  —  озадаченно  почесал  за  ухом  Симо¬
нов.  —  Тут  ты  остаешься  верен  себе.
 —  Нельзя  же  середняка  превращать  в  кула¬
ка,  —  с  жаром  возразил  я.  —  И  ликвидировать  его
за  то,  что  не  вступает  в  колхоз.  А  не  вступает  он
не  ради  кулака,  а  из-за  страха  перед  новым.  Прой-
 222

дет  время,  и  он  убедится.  И  не  только  вступит
в  колхоз,  а  и  будет  бороться  за  него.
 —  Ладно,  —  повторил  Симонов.  —  Мы  тут  ре¬
шили  было  послать  к  тебе  работников  окружкома.
Чтобы  на  месте  во  всем  разобраться.  Но  теперь
придется  подождать  до  твоего  возвращения  из  Мо¬
сквы.  Может,  и  в  самом  деле  привезешь  что-либо
новое...
 Я  попросил  показать  мне  записку  Семиверстова.
В  ней  все  было  так,  как  передал  Симонов.  А  в  кон¬
це  —  хвалебные  слова  о  Райке  Черновой.  И  настоя¬
тельное  предложение  выдвинуть  ее  вместо  меня.
Я  вернул  записку  Симонову  и  спросил,  что  он  соби¬
рается  делать  с  ней.
 —  Так  вот  мы  и  собирались  послать  к  вам
в  район  наших  представителей,  —  ответил  тот,  по¬
чему-то  недовольно  хмурясь.  —  Но  теперь,  как  я
уже  сказал,  повременим.  Пока  не  вернешься  из  Мо¬
сквы.  А  потом  посмотрим.
 Я  спросил,  не  связано  ли  спецзадание  Маше  Чу¬
маковой  с  требованием  Семиверстова.
 —  Нет,  —  сказал  Симонов.  —  Чумакова  полу¬
чила  задание  раньше,  чем  была  получена  записка
Семиверстова.  А  просил  я  ее  присмотреться  к  тебе
потому,  что  она,  как  мне  кажется,  лучше  кого-
либо  другого  сможет  разобраться  в  твоих  способ¬
ностях...
 Секретарша  принесла  командировочное  удосто¬
верение.  Симонов  подписал  его  и  подал  мне.
 —  Беги  в  кассу.  Пока  кассирша  не  ушла.
 Но  я  задержался.  И  когда  секретарша  вышла,
попросил:
 —  Пошли  ребят  в  окркоопинсоюз.  Расковырять
одно  дело...  —  И  рассказал  историю  со  жмыхом.  —
Мы  подозреваем.  Неспроста  наш  Чемберлен  трясется
за  каждую  жмыховину...
 Симонов  сделал  какую-то  пометку  на  листке  ка¬
лендаря.  Потом  стиснул  мою  руку  и  сказал:
 —  А  теперь  ни  пуха  тебе,  ни  пера!..
 До  отхода  поезда  оставалось  еще  много  време¬
ни.  И  я  решил  смотаться  в  рабфак.  Самому  сдать
выполненные  задания.  И  лично  оправдаться  за  дли¬
тельную  задержку.
 223

По  дороге  вспомнил  о  Клавдии.  Захотелось  по¬
бывать  у  нее,  повидаться.  Но  я  удержался  от  соблаз¬
на.  Зачем  эти  встречи?
 *  *  *
 В  Цекамоле  мне  дали  направление  в  какое-то
общежитие.  В  комнате  —  четыре  кровати.  Но  по¬
стояльцев  не  было.  Уже  разбрелись  по  делам.
 Косарев  мог  принять  только  после  обеда.  А  до
обеда  предстояло  как-то  убить  время.  Я  вспомнил
Левкину  просьбу  и  обрадовался.  Можно  и  полезное
сделать,  и  полдня  скоротать.
 Пожилая  дежурная  рассказала,  где  купить  дет¬
ское  приданое.
 —  А  как  положено?  —  спросил  я,  невольно
смущаясь,  как  будто  сам  был  отцом.  —  Пеленки  и
распашонки  эти,  они  что,  одинаковые  для  мальчи¬
ков  и  девочек?
 Дежурная  снисходительно  улыбнулась.
 —  Пеленки  —  одинаковые.  А  распашонки  —
разные.  Для  мальчиков  —  голубые.  А  для  дево¬
чек  —  розовые.
 Мне  хотелось,  чтобы  у  Лейкиных  родилась  де¬
вочка.  Почему?  Казалось,  девочка  будет  похожа  на
мать.  А  мальчик...  Что,  если  он  родится  похожим
на  отца?  Какой  это  будет  удар  для  Левки?
 Купить  детские  вещи  даже  в  Москве  оказалось
не  простым  делом.  Я  побывал  во  многих  магази¬
нах.  Но  никаких  распашонок  не  обнаружил.  И  уже
готов  был  отчаяться,  как  совсем  неожиданно  в  кро¬
хотной  лавчонке  чуть  ли  не  на  окраине  увидел  го¬
лубенькое  одеяльце.  Было  тут  и  все  прочее  для  но¬
ворожденного.  Я  купил  полное  приданое.  Конечно,
для  мальчонки.  Все,  что  просил  Левка.  А  от  себя
прибавил  резиновую  соску  с  белым  колечком  и  кра¬
сивую  погремушку.
 Уходя  из  лавки,  я  услышал  позади  себя  голос
продавщицы:
 —  Видала,  Муся?  Сам  юнец,  а  уж  отец!
 Времени  заехать  в  общежитие  не  оставалось,  и  я
помчался  прямо  в  Цекамол.  Покупку  оставил  в  раз¬
девалке.  Благо  вещички  любовно  упакованы.  И  ни¬
кто  больше  не  заподозрит  во  мне  папашу.
 224

Косарев  уже  ждал.  Я  одернул  пиджак.  Ладонями
пригладил  волосы.  И  вошел  в  кабинет.  За  порогом
на  секунду  остановился.  А  потом  твердым  шагом
направился  к  столу,  за  которым  сидел  генеральный
секретарь.
 Увидев  меня,  Косарев  вышел  из-за  стола,  корот¬
ко  улыбнулся  и  крепко  пожал  мою  руку.  И,  кивнув
на  кожаное  кресло,  сказал:
 —  Располагайся,  товарищ  Касаткин.
 Я  осторожно  опустился  на  мягкое  сиденье.  А  Ко¬
сарев,  подтянув  к  себе  мои  листочки,  принялся  про¬
сматривать  их.
 —  Я  получил  твое  письмо.  И  пригласил  тебя...
Нужно  кое-что  выяснить  и  уточнить...
 Он  интересовался  всем,  что  делалось  в  районе.
Я  отвечал  подробно.  И  не  отрывал  глаз  от  него.
За  это  время  он  заметно  изменился.  Теперь  он  вы¬
глядел  старше  и  строже.  И  лицо  —  суровое,  чу¬
точку  усталое.  Словно  он  мучился  над  какой-то
трудной  задачей.
 Косарев  записывал  все,  что  я  рассказывал.  Ино¬
гда  жестом  останавливал  меня  и  продолжал  писать.
Потом  снова  спрашивал  и  снова  писал.  И  так  —
более  двух  часов.  Только  после  этого  он  встал,  и  про¬
шелся  вдоль  стены,  у  которой  стоял  книжный  шкаф,
и  подошел  ко  мне.
 —  Скажи-ка  вот  что,  Касаткин,  —  спросил  он,
нацелив  на  меня  острый  взгляд.  —  Как  ты  дума¬
ешь,  много  ли  останется  в  колхозах,  если  объявить,
что  силой  никого  не  удерживают?  Не  развалятся  ли
колхозы  до  основания?
 Я  подумал  и  сказал:
 —  Нет,  до  основания  не  развалятся.  Может,  по¬
ловина  выйдет.  Но  потом  они  вернутся.  Обязатель¬
но  вернутся.  Мужики  уже  поняли,  что  в  одиночку
им  не  одолеть  кулаков  и  нужду.  Ничего  страшного
не  случится,  —  горячо  заверил  я.  —  Надо  только
поскорей  это  сделать.  Пока  народ  совсем  не  обо¬
злился.
 Косарев  вернулся  на  свое  место  и  что-то  записал
на  листке  бумаги.  Помолчав  несколько  секунд,  сно¬
ва  спросил:
 —  А  здорово  мужики  партию  ругают?
 15  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 225

Да  за  это  самое,  —  пояснил  Косарев,  кивнув
на  мои  листки.  —  За  левацкие  перегибы.  За  голо¬
вотяпство.
 —  А  при  чем  тут  партия?  —  в  свою  очередь,
спросил  я.  —  Все  же  знают,  что  это  местное  творче¬
ство.  Никто  не  верит,  что  партия  давала  такие  ука¬
зания.
 —  А  коммунисты  района,  они  тоже  так  ду¬
мают?
 —  Конечно,  так.  И  в  первую  очередь.  Можно
сказать,  ни  один  коммунист  не  верит,  что  это  гене¬
ральная  линия  партии.
 —  Почему  же  тогда  вы,  коммунисты,  не  боре¬
тесь  с  этими  искривлениями  партийной  линии?  По¬
чему  не  дадите  по  рукам  тем,  кто  решил  галопом
строить  коммунизм?
 Вопрос  показался  неожиданным  и  странным.
И  я,  не  зная,  что  ответить,  уставился  на  него.  А  он,
сердито  нахмурившись,  принялся  распекать  меня,
будто  я  во  всем  был  виноват.
 —  Почему  ты  написал  мне?  —  вдруг  спросил  он
и  сам  же  ответил:  —  Да  потому,  что  это  легче  все¬
го.  Во  всяком  случае,  легче  того,  чтобы  обуздать  ле¬
ваков  и  перегибщиков.  Уберечь  линию  партии  от
шкурников  и  карьеристов.  Ну  скажи,  так  это  или
нет?  Напишу,  мол,  а  они  спустят  директиву,  и  все
встанет  на  место.  Так  или  нет?
 Я  собрался  с  духом  и  сказал:
 —  Когда  вы  были  у  нас,  я  видел,  как  вы  отно¬
сились  к  людям.  Мне  тогда  показалось,  для  вас  не
безразлична  судьба  простого  человека.  И  я  был  уве¬
рен,  вы  вступитесь  за  тех,  кого  несправедливо  оби¬
жают.  Потому  и  написал  вам.
 Косарев  недовольно  насупился,  словно  мои  ис¬
кренние  слова  прозвучали  для  него  незаслуженной
похвалой.
 —  А  еще  вот  что,  —  продолжал  я,  набравшись
смелости.  —  Политика,  как  я  понимаю,  строится  на
конкретных  фактах.  А  таких  фактов  в  одном  нашем
районе  достаточно,  чтобы  проверить  политику.  Вот
я  и  думал...  Вы  ухватитесь  за  мое  письмо  и  раздуе¬
те  кадило.  И  как  следует  всыплете  загибщикам,  ка¬
ких  немало  и  в  других  районах...
 226

Косарев  остановил  меня  властным  жестом  и
сказал:
 —  Раздувать  кадило  не  будем.  А  в  своем  районе
сами  всыпьте  как  следует  перегибщикам.  Что  ка¬
сается  политики,  то  она  постоянно  проверяется.
Для  этого  у  нас  достаточно  конкретных  фактов.  —
И  сунул  мои  листки  в  ящик  стола.  —  Поезжай  до¬
мой.  И  организуй  борьбу  за  линию  партии.  Не  гля¬
ди  в  рот  этому  чрезвычайному.  Он,  как  видно,  боль¬
шой  прохвост.  А  уж  что  карьерист,  я  ни  капли  не
сомневаюсь.  Выслуживается,  чтобы  выдвинуться.
Не  бойся  схватиться  с  ним.  И  с  другими  такими  же
головотяпами...
 Разговор  расстроил  меня.  А  я-то  думал...  И  так
надеялся!
 *  *  *
 Весь  вечер  я  бесцельно  бродил  по  Москве.  До  по¬
луночи  не  смыкал  глаз,  лежа  в  постели.  Все  переду¬
мал  и  взвесил.  И  решил  попытать  счастья.
 В  бюро  пропусков  меня  принял  пожилой  воен¬
ный.  Выслушал  внимательно  и  сочувственно.  И  с  за¬
метным  колебанием  сказал:
 —  Понимаете,  товарищ  Сталин  занят.  И  вряд  ли
вам  удастся  попасть  к  нему.
 —  А  вы  помогите,  —  с  жаром  попросил  я.  —
Мне  не  по  личному  делу.  Я  хлопочу  за  других.  Лю¬
ди  нуждаются  в  помощи.
 Комендант  предложил  подождать  за  дверью.  Че¬
рез  некоторое  время  сам  позвал  и  сказал:
 —  Сейчас  вас  проводят  к  одному  из  помощни¬
ков  товарища  Сталина.  Расскажите  ему  обо  всем.
И  он  решит,  как  быть...
 Появился  молодой  военный.  И  мы  двинулись
в  путь.  В  вестибюле  вошли  в  клетку  с  двумя  двер¬
ками.  Клетка  бесшумно  пошла  вверх.  Остановилась
на  каком-то  этаже.  Там  тоже  дежурил  часовой.  Он
откозырял  нам.
 По  широкому  коридору  мы  сделали  несколько
шагов.  И  вошли  в  небольшую  переднюю.  Здесь  у  сто¬
ла  стоял  светловолосый  парень  в  сером  костюме.  Он
говорил  по  телефону.  А  закончив  разговор,  окинул
меня  цепким  взглядом  и  скрылся  за  боковой  две¬
15*
 227

рью.  Вернулся  в  ту  же  минуту.  И,  оставив  дверь  от¬
крытой,  сказал:
 —  Пожалуйста,  заходите.
 Войдя  в  кабинет,  я  увидел  в  дальнем  углу  за
большим  письменным  столом  человека  и  направил¬
ся  к  нему.  Это  и  был  один  из  помощников.  Он  встал,
поздоровался  со  мной  за  руку.  И,  показав  на  крес¬
ло,  сказал:
 —  Прошу...  —  А  когда  я  присел,  мягко  доба¬
вил:  —  Слушаю.
 —  Мне  нужно  попасть  к  товарищу  Сталину,  —
сказал  я.  —  Очень  нужно.  И  я  прошу  вас...
 —  По  какому  делу?
 Я  повторил  все,  что  сказал  коменданту.  Только
более  подробно.  И  с  большим  волнением.  Помощник
подумал  и  сказал:
 —  Товарищ  Сталин  очень  занят.  И  потом...  Не¬
ужели  без  него  нельзя  решить  эти  вопросы?
 —  В  том-то  и  дело,  что  нельзя,  —  сказал  я.  —
А  если  бы  можно,  я  не  стал  бы  вас  беспокоить.
 Помощник  помолчал  и,  чуть  нахмурившись,  про¬
изнес  :
 —  Удивительно!  Товарищ  Сталин  —  и  должен
заниматься  какими-то  мелочами.  Говорить  об  этом
неудобно.  Честное  слово!
 —  Извините,  но  это  не  мелочи,  —  учтиво  возра¬
зил  я.  —  А  если  уж  мелочи,  то  за  ними  стоят  люди.
Вспомните  товарища  Ленина.
 На  гладкое  лицо  помощника  легла  тень.
 —  А  вы,  оказывается,  молодой  да  ранний.  Даже
с  Лениным  знакомы.  Может,  и  с  Марксом  также?
А  ну-ка  скажите,  кто  такой  был  Маркс?
 Вопрос  прозвучал  странно,  и  я  невольно  пере¬
спросил  :
 —  Это  какой  Маркс?  Карл,  что  ли?
 —  Ну  да,  Карл,  —  подтвердил  помощник,  скры¬
вая  усмешку.  —  Ну  так  кто  он  был,  по-вашему?
 —  Как  это  кто?  —  удивился  я.  —  Карл  Маркс
был  вождем  мирового  пролетариата.  Это  же  всем  из¬
вестно.  А  у  нас  на  хуторе  даже  колхоз  его  именем
назван.  А  сам  хутор  —  Карловкой.
 228

—  Как,  как?  —  подался  вперед  помощник.  —
Карловкой?
 —  Да,  Карловкой,  —  подтвердил  я.  —  По  име¬
ни  Маркса.
 —  Интересно!  —  протянул  помощник.  —  Кто  ж
это  у  вас  додумался  до  этого?
 В  голосе  его  послышалась  недобрая  нотка.  И  я
пожалел,  что  разоткровенничался.  Может,  такое  на¬
звание  для  Маркса  было  почему-то  оскорбительным?
И  может,  дед  Редька,  первым  ляпнувший  это  сло¬
во,  ни  за  что  пострадает?  И  чтобы  этого  не  случи¬
лось,  я  покривил  душой.
 —  Никто  не  додумывался.  Само  собой  вышло.
 —  Само  собой?..  —  Помощник  неслышно  посту¬
чал  пальцами  по  толстому  стеклу  на  столе.  —  А  что
вы  читали  Маркса?
 Я  замялся  и  ничего  не  ответил.  А  помощник,  ус¬
мехнувшись,  сказал:
 —  Вот  хотя  бы  тот  же  «Капитал».  Не  читали?
 Название  это  изредка  встречалось  в  газетах.
Мелькало  оно  и  в  рабфаковских  лекциях.  Попада¬
лись  даже  выдержки  из  этого  сочинения.  Но  цели¬
ком  его  я  и  в  глаза  не  видел.  И  откровенно  при¬
знался  :
 —  «Капитал»  не  читал.
 —  А  вы  почитайте,  —  посоветовал  помощник.  —
Обязательно  почитайте.  Познакомьтесь,  скажем,  с  те¬
орией  прибавочной  стоимости.  И  тогда  попробуйте
свои  силы  в  большой  политике.  Тогда  у  вас,  может,
что  и  получится.  А  сейчас...  Сейчас  вы  как  тот  мо¬
ряк,  который  без  компаса  пустился  в  дальнее  пла¬
вание.  —  Он  нажал  белую  кнопку  и,  когда  в  каби¬
нет  вошел  парень  в  сером  костюме,  коротко  прика¬
зал:  —  Проводите!
 Парень  кивнул  мне,  приглашая  за  собой.  Про¬
стившись  с  помощником,  я  вышел.  И  понуро  побрел
за  военным  провожатым.  Обида  жгла  душу.  Как
же  так?  Ведь  я  не  за  себя  старался.
 *  *  *
 Едва  я  добрался  до  общежития,  как  меня  вызва¬
ли  к  телефону.  Звонили  из  ЦК  комсомола.  Косарев
просил  срочно  приехать  к  нему.
 229

И  вот  я  снова  предстал  перед  ним.  А  он,  Алек¬
сандр  Косарев,  как-то  растерянно  посмотрел  на  ме¬
ня  и  спросил:
 —  Ты  что  это  к  товарищу  Сталину  поперся?
 Я  признался,  что  предпринял  такую  попытку.
 —  А  только  не  пропустили.  Сказали,  чтобы
сперва  с  теорией  прибавочной  стоимости  познако¬
мился.
 Косарев  еще  больше  раскрыл  глаза.
 —  Знаешь  что?  —  произнес  он.  —  Мне  кажет¬
ся,  ты  не  соображаешь,  что  делаешь.  Как  ты  мог  ре¬
шиться  на  это?
 —  А  что  ж  тут  такого?  —  удивился  я.  —
Почему  это  нельзя  попроситься  к  товарищу
Сталину?
 Выдержка  изменила  Косареву,  и  голос  его  зазве¬
нел.
 —  Ты  что  же,  думаешь,  что  у  товарища  Стали¬
на  только  и  дел,  что  тебя  принимать?  У  него  же
на  плечах  целая  страна.  Да  еще  вон  какая  ог¬
ромная.
 Мне  вспомнилось  поручение  глуховских  комму¬
нистов,  и  я  сказал:
 —  Меня  уполномочили  коммунисты  моего  «ку¬
ста».  Того  самого,  про  который  я  рассказывал
вчера.  Они  сказали:  если  товарищ  Косарев  не  по¬
может,  иди  к  товарищу  Сталину.  Иди  от  нашего
имени.
 Косарев  посмотрел  на  меня  долгим  взглядом  и
сдался.
 —  Хорошо,  —  мягко  сказал  он.  —  Слушай.  Да
не  болтай.  Товарищу  Сталину  все  известно.  Он  знает
даже  о  твоих  фактах.  Сиди  спокойно  и  не  ерзай.
Вот  так.  И  в  ближайшее  время  собирается  высту¬
пить.  По  поручению  ЦК  партии.  Скорее  всего  это
будет  статья  в  «Правде».  Перегибщикам  и  голо¬
вотяпам  приготовлен  сокрушительный  удар.
Ясно?
 Я  встал  и  вытянулся,  как  солдат.
 —  Ясно,  товарищ  Косарев!
 Косарев  довольно  усмехнулся.  Но  сказал  все  так
же  строго:
 230

—  Вот  так,  товарищ  Касаткин.  А  теперь  отправ¬
ляйся  домой.  Делать  тебе  в  Москве  больше  нече¬
го.  —  И  вызвал  секретаршу.  —  Выяснили,  когда
поезд?
 —  Да,  —  ответила  та  и  глянула  на  ручные  ча¬
сы.  —  Ровно  через  час.
 —  Билет?
 —  Билет  уже  у  меня.
 —  Хорошо,  —  сказал  Косарев  и  повернулся
ко  мне.  —  Через  час  твой  поезд.  Бери  билет  и  от¬
правляйся  на  вокзал.
 —  Через  час  я  не  могу,  —  возразил  я.  —  Мне
надо  заехать  в  общежитие.  Там  у  меня  вещи.
 —  Дайте  ему  машину,  —  сказал  Косарев  секре¬
тарше.  —  Если  другой  нет,  мою  вызовите.
 Секретарша  послушно  кивнула  головой  с  заче¬
санными  назад  светлыми  волосами.
 —  Все  равно  через  час  я  не  управлюсь,  —  за¬
упрямился  я.  —  Мне  надо  кое-что  купить.
 —  Что  именно?  —  спросил  Косарев.  —  Ну  гово¬
ри.  Не  стесняйся.
 Я  переборол  смущение  и  сказал:
 —  Мне  нужно  купить  «Капитал».
 —  Какой  такой  капитал?
 —  Известно  какой,  Карла  Маркса.  Надо  же
браться  за  прибавочную  стоимость.
 Некоторое  время  Косарев  смотрел  на  меня  с  не¬
доумением.  Потом  повернулся  к  шкафу,  раскрыл
створки  и  снял  с  полки  три  книги.
 —  Вот  тебе  «Капитал»,  —  сказал  он.  —  Дарю
на  память.
 Я  осмотрел  книги.  И  от  души  сказал:
 —  Спасибо,  товарищ  Косарев.  Вы  меня  здорово
выручили.  —  И  положил  перед  ним  первый  том.  —
Напишите.  Раз  уж  дарите,  так  с  надписью.
 Косарев  раскрыл  книгу,  обмакнул  перо  в  чер¬
нильницу  и  крупными  буквами  вывел  на  первой
странице:  «Ф.  Касаткину  —  от  А.  Косарева».
 Я  взял  книги  и  еще  раз  сказал:
 —  Большое  спасибо!  На  всю  жизнь!
 Косарев  кивнул.
 —  Теперь  управишься?
 231

—  Вполне.
 —  Хорошо,  —  одобрил  Косарев.  —  Поезжай.  —
И  протянул  руку.  —  До  свидания!  Комсомольцам  —
привет!
 Я  пожал  его  руку  и  послушно  поплелся  за  сек¬
ретаршей.  Она  вручила  мне  билет  на  скорый  поезд,
не  взяв  ни  копейки,  и  вызвала  машину.  Это  была
какая-то  дежурная.  Я  пожалел,  что  она  оказалась
на  месте.  Хотелось  прокатиться  на  косаревской.
 *  *  *
 Лейкины  жили  почти  на  пути  к  центру.  И  я  ре¬
шил  сразу  же  заглянуть  к  ним.  Наступал  вечер.
В  домах  загорались  огни.  Уже  светились  окна  и  до¬
ма,  в  котором  квартировали  Варя  и  Левка.  Через
окно  было  видно,  как  сидели  они  за  столом  и  о  чем-
то  беседовали.
 Дверь  открыл  Левка.  Он  даже  заорал  от  радости.
И  поволок  меня  в  комнату.
 —  Варюша!  —  кричал  он.  —  Касаткин  явился!
 Варя  встретила  меня  более  сдержанно.  Но  ко¬
гда  я  раскрыл  покупку,  тоже  не  выдержала.  И,  об¬
хватив  мою  шею  руками,  поцеловала  в  щеку.
 —  Хвилечка!  Какой  же  ты  умница!
 И  до  чего  же  счастливыми  выглядели  они  в  эту
минуту!  Лица  их  светились,  глаза  сияли.  А  с  губ  то
и  дело  срывались  восторженные  восклицания.  Они
с  нежностью  рассматривали  каждую  вещицу.
Но  особенный  восторг  вызвали  соска  и  погремушка.
Варя,  забыв,  что  скоро  будет  матерью,  сунула  сос¬
ку  себе  в  рот  и,  как  ребенок,  зачмокала  губами.
А  Левка  несколько  минут  тарахтел  погремушкой,
перебрасывая  ее  с  одной  руки  в  другую.
 Все  же  они  успокоились.  Варя  убрала  приданое
и  ушла  на  кухню  готовить  ужин.  А  мы  с  Левкой
уселись  за  стол.  И  я  принялся  отчитываться  о  по¬
ездке.  Я  рассказал  обо  всем  подробно.  Умолчал
только  о  предстоящем  выступлении  Сталина.  Ведь
Косарев  запретил  болтать  об  этом.
 —  Постой,  постой!  —  сказал  Левка,  когда  я  и
без  того  замолчал.  —  Что-то  я  не  возьму  в  толк.  За¬
чем  же  тебя  вызывали  в  Москву?
 —  Должно,  затем,  чтобы  уточнить  все,  —  ска¬
232

зал  я.  —  Косарев  же  часа  два  расспрашивал  меня.
И  все  записывал.  Не  зря  же  он  делал  это...
 Варя  принесла  жареную  картошку,  соленые  огур¬
цы.  Потом  сходила  за  чайником.  И  поставила  на
стол  черные  сухари.
 —  Пожалуйста,  Хвиля,  угощайся.  Чем  богаты,
тем  и  рады.
 Выглядела  Варя  пополневшей,  но  аккуратной.
Только  ноги  заметно  отекли.  Да  пятна  на  лице  по¬
темнели.  Только  голубые  глаза  не  вспыхивали,  как
прежде.  А  пухлые,  почему-то  покусанные  губы  кри¬
вились,  словно  ей  становилось  обидно  и  досадно.
 В  конце  ужина  Левка  вдруг  сказал:
 —  Ох  ты!  Совсем  из  головы  вон!  Сейчас  же
в  клубе  партсобрание.  Закрытое.  Все  коммунисты
района  съехались.
 Новость  удивила  меня.  Когда  я  уезжал,  о  таком
собрании  не  было  и  речи.  Значит,  оно  созвано  вне¬
запно?  А  Значит,  для  этого  внезапно  появились  при¬
чины?
 —  Почему  же  ты  не  на  собрании?
 Левка  потупил  взор.
 —  Я  пока  еще  беспартийный.
 —  Ты  оставался  за  секретаря  райкома  комсо¬
мола.
 —  За  секретаря  оставалась  Райка  Чернова,  —
сказал  Левка.  —  В  тот  же  день,  как  ты  уехал,  ме¬
ня  вызвал  Барабашев.  Там  был  и  Семиверстов.  Они
сказали:  ты  занимайся  артелью.  А  Чернова  —  плат¬
ный  работник  райкома.  Ей  сподручней  замещать
секретаря.
 Значит,  за  меня  оставалась  Райка?  Семиверстов
убедил  Барабашева?  Может,  он  уже  убедил  его  вы¬
двинуть  ее  вместо  меня?  Интересно,  а  как  сама  Рай¬
ка  к  этому  относится?  А  сам  я  как  отношусь  к  это¬
му?  Ну  что  ж,  если  райком  партии  предложит,  я  не
стану  возражать.  И  охотно  уступлю  место,  даже  не
обижусь.  Не  справился,  передай  другому.  Интересы
дела  должны  быть  выше  самолюбия.
 Уже  шло  обсуждение  доклада.  На  трибуне  сто¬
ял  тучный,  страдающий  одышкой  председатель  кол¬
хоза  «Труд»  из  Березок.  Он  жаловался  на  недоста¬
ток  машин.  И  критиковал  потребкооперацию  за  не¬
233

поворотливость.  Я  опустился  на  заднюю  скамью  и
осмотрелся.  В  президиуме  сидели  члены  бюро  рай¬
кома  партии.  Председательствовал  Барабашев.  Он
что-то  записывал,  низко  склонившись  над  столом,  и
не  заметил  меня.  Но  Семиверстов,  сидевший  рядом
с  ним,  кисло  поморщился  и  перебросил  взгляд  в  сто¬
рону.  Там  сидела  Райка  Чернова.
 Березковского  председателя  сменил  Поливанов,
председатель  глуховского  колхоза  «Красный  па¬
харь».  Я  обрадовался,  что  подоспел  к  его  выступле¬
нию.  Показалось,  что  я  уже  давно  не  был  в  Глухов-
ке.  Тут  же  я  поймал  себя  на  том,  что  думаю  о  Глу-
ховке,  как  о  родной  деревне.  Где-то  внутри  заскреб¬
ла  тревога.  Все  деревни  района  должны  быть  для
меня  одинаковыми.  И  пора  бы  кончать  с  «кустова¬
нием».  Тем  более  что  коллективизация  подходила
к  концу.  И  предстояла  кропотливая  работа  по  укреп¬
лению  того,  что  достигнуто  с  таким  огромным
трудом.
 «Давай,  Дмитрий  Алексеич!  —  мысленно  подбад¬
ривал  я  Поливанова.  —  Переходи  к  недостаткам.
И  задай  перцу  районщикам.  За  бюрократизм  и  во¬
локиту...»
 Но  Поливанов  не  успел  перейти  к  недостаткам.
На  сцене  появился  заметно  встревоженный  началь¬
ник  почты.  Протиснувшись  к  Барабашеву,  он  ска¬
зал  ему  что-то  на  ухо.  Барабашев  выпрямился,  про¬
бежал  глазами  по  залу.  Потом  встал,  жестом  оста¬
новил  Поливанова:
 —  Товарищи!  —  сказал  он.  —  Получено  сооб¬
щение...  В  Глуховке  неспокойно.  Пьяные  толпы  бро¬
дят  по  улицам.  А  поэтому  предлагаю  всем  глухов-
ским  коммунистам  немедленно  выехать  домой.  И  на
месте  принять  необходимые  меры.  Понятно,  това¬
рищи?
 —  Понятно!  —  вразнобой  послышалось  в  от¬
вет.  —  Едем!
 Семиверстов  сказал  что-то  Барабашеву.  Тот  сно¬
ва  пробежал  взглядом  по  залу.
 —  Товарищ  Касаткин  здесь?
 Я  встал.
 —  Здесь!
 234

—  Тоже  в  Глуховку,  —  сказал  Барабашев.  —
И  сразу  же  звонить  нам,
 —  Есть  в  Глуховку  и  звонить!
 Из  рядов  то  там,  то  сям  поднимались  глуховские
коммунисты  и  протискивались  к  выходу.  В  зале  сто¬
ял  возбужденный  шум.  Перекрывая  его,  Барабашев
громко  сказал:
 —  А  мы  продолжаем,  товарищи!  Слово  имеет
Чернова,  исполняющая  обязанности  секретаря  рай¬
кома  комсомола!
 Я  задержался  у  выхода.  И  обернулся  назад.  Рай¬
ка  торопилась  к  сцене.  Вот  она  взошла  на  трибуну,
взялась  за  ее  края.
 Проходившая  мимо  Дарья  Ромашова  тронула
меня  за  плечо  и  сказала:
 —  Пошли,  Касаткин.  До  конца  —  с  нами...
 Я  послушно  последовал  за  ней.  И  не  без  злорад¬
ства  подумал:
 ◄«Старайся,  товарищ  Чупок.  Ломай,  корежь,  уро¬
дуй.  А  только  немного  тебе  осталось.  Скоро  и  сам
получишь  оплеуху...»
 *  *  *
 А  в  Глуховке  происходило  вот  что.  Вечером
в  тот  последний  день  масленицы  загулявшие  мужи¬
ки  я  бабы  стали  высыпать  на  улицы.  И  пьяными
компаниями  бродить  из  конца  в  конец,  оглашая  ти¬
шину  бесшабашными  песнями.
 К  песням  чутко  прислушивался  сторож  Петро¬
вич,  сидевший  на  крыльце  сельсоветовского  дома.
На  коленях  у  него  лежало  ружье.  А  над  крыльцом
раскачивался  фонарь  «летучая  мышь».  Тусклый
свет  его  вырывал  из  полутьмы  часть  площади,  по¬
крытую  заледенелым  снегом.
 Неожиданно  у  крыльца  появился  Степан  Кря¬
кин  с  гармошкой  на  плече.  Увидев  сторожа,  поднял¬
ся  на  крыльцо,  поздоровался  и  присел  рядом.
 —  Тоже  гуляешь,  Степа?  —  спросил  Петрович,
окинув  гармониста  подозрительным  взглядом.
 —  Маслена,  —  уклончиво  ответил  Степан  и  при¬
нялся  скручивать  цигарку.  —  А  ты  все  Советскую
власть  караулишь,  Петрович?
 —  Караулю.
 235

—  От  кого?
 —  От  таких,  как  ты,  дураков.
 Степан  раскурил  цигарку.
 —  Я  за  Советскую  власть.
 —  Ты  и  сам  не  ведаешь,  за  кого  ты...
 Подошли  Павел  Коробов  и  Игнат  Рогулин.
 —  Вот  тебе,  Петрович,  Игнашка  на  подмогу,  —
поздоровавшись,  сказал  Павел.  —  На  всякий  по¬
жарный  случай.
 —  Спасибо,  Павлуша,  —  ответил  Петрович,  за¬
правляя  нос  очередной  порцией  табака.  —  А  тока
я  и  сам  справлюсь.
 —  Игнашка  не  помешает,  —  рассудил  Коро¬
бов.  —  На  селе  слышь  какая  карусель?
 —  Да,  шибко  развеселились  люди,  —  подтвердил
Петрович.  —  Давно  такого  не  бывало.
 Игнат  ушел  за  дом,  чтобы  смотреть  с  той  сторо¬
ны.  А  Павел  Коробов  отправился  проверять  охран¬
ные  посты,  установленные  на  конюшнях  и  семенных
амбарах.  Когда  он  скрылся  из  виду,  Степан  спросил
сторожа:
 —  Так  ты  говоришь,  я  дурак?
 Петрович  усмехнулся  себе  в  бороду.
 —  А  ты  про  то  в  сумлении?
 —  Даже  дюже,  —  подтвердил  Степан.  —  Пото¬
му  как  злыдень  я,  а  не  дурак.  Были  б  у  меня  мать
и  отец...  А  то,  что  дядя?  Сам  вихляет  и  меня  сби¬
вает.  —  И,  бросив  на  пол  окурок,  растер  его  но¬
гой.  —  Один,  как  былка  в  поле.  Не  с  кем  душу  от¬
вести.  Наполеон  был  и  тот  сгинул...
 Запыхавшись,  к  сельсовету  подбежала  Маша  Чу¬
макова.
 —  Нужно  позвонить,  Петрович.  Предупредить
наших...  Там  такое  творится.  Сейчас  драка  была.
Парня  чуть  не  покалечили.  Разрешите,  Петрович?
 —  Телефон,  барышня,  умолк,  —  сказал  Петро¬
вич.  —  Вот  тока  что.  А  в  район  я  успел  соопчить.
Позвонил  начальнику  пошты.  И  попросил  передать
в  райком.  Так  что  не  беспокойся.
 —  Это  вы  хорошо  сделали,  что  позвонили,  —
одобрила  Маша.  —  А  телефон  все  же  надо  испра¬
вить.  Разрешите  я  попробую.  Может,  что  и
сделаю.
 236

—  Попробуй,  барышня,  —  сказал  Петрович.  —
Может,  что  и  сделаешь.
 Поблагодарив  сторожа,  Маша  прошла  в  сельсо¬
вет.  А  Степан,  проводив  ее  взглядом,  многозначи¬
тельно  цокнул  языком  и  сказал:
 —  Мировая  комсомолочка!
 А  бесшабашные  песни  и  пьяные  выкрики  при¬
ближались.  И  вот  на  площадь  вывалила  разноперая
толпа.  Лавиной  двинулась  к  сельсовету.  И  загорла¬
нила  на  все  голоса:
 —  Спис-ки-и  да-ва-ай!
 —  За-ко-он  тре-бу-ем!
 Вдруг  над  пьяным  гомоном  взлетел  звонкий  го¬
лос  Степаниды  Клюевой:
 Бывали  дни  веселые...
 И  сразу  же  после  этого  воздух  разорвал  надтрес¬
нутый  голос  Насти  Сапелкиной:
 —  Эй,  пей,  гуляй!  Мужиков  забавляй!
 И  уже  у  самого  сельсовета  несколько  глоток
грозно  потребовали:
 —  Спи-ис-ки!
 Петрович  поднял  руку  и  крикнул:
 —  Тихо,  граждане!  Толком  говори!  Каки  таки
списки?
 —  Колхозные!  —  завопил  Крякин.  —  В  какие
силком  записывали!  Давай  чичас  же!  Не  то  сами
достанем!
 И  в  лад  ему,  как  по  команде:
 —  Спи-ис-ки!
 Перекрывая  шум,  Настя  Сапелкина  выхлестнула
сердито  и  надрывно:
 —  Кирюха,  водки!  Дух  кончается!
 И  опять  нескладный,  пьяный  хор:
 —  Выкидывай  бумаги!
 —  Отчиняй  сельсовет!
 —  Списки  давай!
 Петрович  еще  раз  попытался  перемочь  толпу:
 —  Граждане!  Да  утихомирься  же!  И  расходись
по  домам!  А  завтра  являйсь!  Кто  хошь  и  скока
хошь!
 Ответ  —  разнобойный  гомон:
 —  Не  корми  завтраками!
 237

—  Нынче  голодные!
 И  снова  над  пьяными  выкриками  Стенькин
голос:
 Бывало,  с  пашенки  придешь,
Лошадок  уберешь.
 Несколько  мужиков  кинулись  к  крыльцу.
 —  Спи-ис-ки!
 Петрович  щелкнул  затвором.
 —  Назад!  Застрелю!
 Толпа  в  страхе  отхлынула.  Шум  на  миг  задох-
ся.  И  тогда  раздался  вопль  Кирюхи  Крякина:
 —  За  мной!  Громи  красное  гнездо!
 Он  бросился  к  окнам.  Но  Игнат  Рогулин  отшвыр¬
нул  его.
 —  Бра-ат-цы!  —  заорал  Кирюха  Крякин.  —  На-
ши-их  бью-ут!  На  по-мо-очь!
 —  Бей  Крякина!  —  раздалось  в  толпе.  —  Сво-
ла-ачь!
 На  крыльцо  вышла  Маша.  С  минуту  стояла  в  не¬
решительности.  Потом  схватила  Степана  за  рукав  и
потащила  в  толпу.
 —  Играй,  Степа!  Да  веселей!
 Степан  вскинул  гармонь,  рванул  мехи.  Ладные
звуки  затопили  площадь.
 —  Расступись,  люди!  —  кричала  Маша,  руками
разводя  толпившихся.  —  Плясать  будем!
 Подчиняясь  ей,  круг  расширялся.  Маша  понес¬
лась  по  нему  ловко  и  стремительно.  Вдруг  остано¬
вилась  и  запела:
 Я  миленку  своему
 Штаны  выше  подниму.
Не  теряй  больше,  милок,
Без  штанов  ты  как  телок!
 Дружный  смех  взорвался  над  площадью.  По¬
нравился  задор  рабочей  девчонки.  А  Маша,  схватив
первого  попавшегося  парня,  потащила  его  в  круг.
И  тот,  сбив  шапку  на  затылок,  со  всех  ног  пустил¬
ся  по  кругу.
 На  середину  выплыла  Степанида  Клюева.  Выби¬
вая  дробь  ногами,  запела:
 238

Ах,  улица,  улица!
 Улица  волнуется.
 Отчего  волнуется?
 На  меня  любуется!  И-и-и-эх!
 Она  остановилась  перед  Антоном  Бобырем.
И  принялась  выделывать  ногами  кренделя.  Бобырь
не  выдержал,  сорвался  с  места,  затопал  рваными  ва¬
ленками  и  пьяно  захрипел:
 Ой-да-да,  не  беда,
Что  молодка  молода!
 У  молодки,  ой-да-да,
Скоро  будет  борода!
 Разъяренный  Кирюха  Крякин  подбежал  к  Степа¬
ну,  схватил  его  за  плечи.
 —  Перестань,  Степка!  —  закричал  он.  —  Пере¬
стань  чичас  же!
 Продолжая  играть,  Степан  вырвался  и  сердито
крикнул:
 —  Не  мешай,  дядя!
 —  А-а-а!  —  взвыл  Крякин.  —  Не  слушаться?
Так  я  же  тебя...  твою  мать!
 И  ударил  Степана  в  лицо.  Гармонь  захлебнулась
и  смолкла.  Антон  Бобырь  со  всего  размаху  хватил
Крякина  по  уху.
 —  Вот  тебе,  вражина!..
 И  началась  потасовка.  Пьяные  мужики  нале¬
тали  друг  на  друга,  били  кого  попало.  Всюду  слы¬
шались  глухие  удары,  сопение,  короткая  брань.
Женщины,  сбившись  в  кучу,  криками  подзадори¬
вали  дерущихся.
 ♦  *  *
 Мы  въехали  на  площадь  в  самый  разгар  драки.
На  ходу  повыскакивали  из  саней  и  бросились  было
к  дерущимся.  Разнять,  остановить  побоище.  Но  Мор¬
гунов  удержал  нас.
 —  Не  трогать,  —  сказал  он.  —  Надоест,  и  сами
перестанут...
 Выстроившись  в  шеренгу,  мы  замерли  перед
кулачниками.  А  те  в  первые  минуты  продолжали
усердно  мутузить  друг  друга.  И  в  беспорядочном
скопище  нельзя  было  понять,  кто  против  кого.
Но  вот  один,  другой,  третий  останавливались  и  мол*
239

ча  отходили  в  сторону.  Они  замечали  нас  и  при¬
ходили  в  себя.  Послышались  призывы  прекратить
драку.  И  вскоре  вся  толпа,  тяжело  дыша  и  отпле¬
вываясь,  остановилась  перед  нами.
 —  В  чем  дело?  —  строго  спросил  Моргунов.  —
Из-за  чего  битва?
 Мужики  угрюмо  молчали.  Освещенные  отбле¬
сками  фонаря,  они  виновато  смотрели  на  нас.
 —  Ясно,  —  сказал  Моргунов  с  беззлобной  иро¬
нией  в  голосе.  —  А  кто  зачинщик?
 —  Кирюха  Крякин,  —  сказал  Антон  Бобырь  и
с  шумом  потянул  носом.  —  Он  подбил,  дьявола
ему.
 —  А  где  он?  —  спросил  Моргунов,  всматри¬
ваясь  в  мужиков.  —  Где  Крякин?
 —  Тока  что  был  тута,  —  сказал  кто-то  из  тол¬
пы.  —  Больше  всех  глотку  драл.
 Мужики  завертелись,  высматривая  Крякина.
Но  того  и  след  простыл.
 —  Удрал,  собака,  —  выругался  Антон  Бо¬
бырь.  —  Нас  втравил,  а  сам  удрал.  Вражина!
 —  Ладно,  —  сказал  Моргунов.  —  Завтра  разбе¬
ремся.  А  сейчас  айда  по  домам.
 Мужики  нехотя  двинулись  с  площади.  Ко  мне
подбежала  Маша.  Забыв,  что  мы  не  одни,  обняла,
головой  прижалась  к  моей  груди.
 —  Как  хорошо,  что  вы  приехали.  Тут  такое  тво¬
рилось.  Если  бы  ты  знал,  как  я  перетрусила...
 *  *  *
 Допросили  почти  всех  «бунтовщиков».  И  почти
все  показали,  что  водку  давал  Кирюха  Кря¬
кин.  Но  сам  Крякин  так  и  исчез.  Домой  с  той
ночи  не  являлся.  И  никому  на  глаза  не  показы¬
вался.
 Вспомнив  разговор  со  Степанидой,  я  посовето¬
вал  допросить  галдобинскую  сноху.  Молодуха  под¬
твердила,  что  водку  покупала  в  районной  потреби¬
ловке.  И  покупала  не  литрами  и  пол-литрами,  а  чет¬
вертинками.  Целых  семьдесят  «мерзавчиков»  при¬
везла.  Но  не  для  себя,  а  для  Крякина.  Уж  очень
просил.  Прямо  умолял.  Вот  и  не  отказала.  Для  чего
покупал  водку?  Десятилетие  женитьбы  собирался
240

отпраздновать.  Почему  «мерзавчиками  *  ?  Из-за
смешной  прихоти.  Хотел  перед  каждым  гостем
«мерзавчика»  поставить.  Чтобы  всем  поровну  и  без
обиды.  Почему  роздал  раньше  семейного  праздни¬
ка?  А  кто  ж  его  знает?  Должно  быть,  опять-таки  по
какой-либо  прихоти.
 Сомнений  не  было.  Крякин  —  преступник.  Он
подбил  на  бунт.  А  для  этого  споил  недовольных  и
отсталых.  Но  он  действовал  не  один.  В  этом  тоже
не  было  сомнений.  И  прятался  у  кого-то  из  сообщ¬
ников.  А  вот  кто  они,  его  сообщники?
 —  Где  они  прячутся,  наши  враги?  —  негодовал
Моргунов.  —  В  каких  норах  скрываются?  И  не¬
ужели  ж  мы  так  и  не  выкурим  их?..
 *  *  *
 Мы  решили  навестить  Степана.  Парень  проявил
сознательность.  И  заслужил  доверие.  Теперь  с  ним
можно  говорить,  как  со  своим.
 Степан  был  дома.  Он  сидел  у  окна  и  читал  ка¬
кую-то  книжку.  Увидев  нас,  сунул  ее  в  карман,  как
будто  она  была  крамольной.  Мы  сделали  вид,  что
ничего  не  заметили.  И  один  за  другим  поздорова¬
лись  с  ним  за  руку.
 —  Мы  пришли  к  тебе,  товарищ  Крякин,  —  тор¬
жественно  начал  Павел  Коробов,  —  чтобы  сказать
тебе  спасибо!  От  всей  ячейки  комсомола!  За  то,  что
игрой  своей  ты  отвлек  обманутых  людей!  И  предот¬
вратил  большую  беду!
 Лицо  Степана  посветлело.  Должно  быть,  он  ду¬
мал,  что  мы  явились  допрашивать  его  о  дяде.
В  этом,  конечно,  мало  было  приятного.  Тем  более
что  он  и  понятия  не  имел,  куда  тот  девался.  А  вме¬
сто  этого  благодарность.  Да  еще  от  всей  комсомоль¬
ской  ячейки.  Все  же  он  подавил  радость  и,  кивнув
на  Машу,  сказал:
 —  Вот  ей  скажите  спасибо.  Она  затеяла  пляску.
И  всех  заразила.  А  я  тут  ни  при  чем.
 —  Не  скромничай,  Степа,  —  возразила  Маша.  —
Если  бы  не  ты  с  гармошкой,  я  бы  не  распля¬
салась.
 —  А  не  вступить  ли  тебе  в  комсомол,  Степан?  —
 16  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	241
спросил  я.  —  Как  ты  думаешь?  Мы  вот  считаем:
ты  вполне  достоин.  И  ячейка  охотно  примет  тебя.
Только  надо  хорошенько  подготовиться.  И  в  пер¬
вую  очередь  Устав  изучить.
 Глаза  Степана  недоверчиво  забегали  по  нашим
лицам.  Он  словно  старался  прочитать  на  них  под¬
тверждение  сказанному.  А  мы  смотрели  на  него
как  на  товарища  и  друга.  И  он  понял,  что  его  не
обманывают.  И  весь  зарделся  от  радости.  А  потом
достал  из  кармана  книжечку  и  сказал:
 —  Вот  он,  Устав  комсомола.  Уже  несколько  раз
прочитал.  Почти  на  память  выучил.
 —  Если  так,  то  и  совсем  хорошо,  —  одобрил
Павел.  —  Можешь  подавать  заявление.
 Но  Степан  внезапно  потемнел.  И  устремил  взгляд
куда-то  за  окно.  И  смотрел  долго,  позабыв  о  нас.
А  потом  опустил  голову  и  твердо  сказал:
 —  Нет,  пока  не  подам.  Пока  подожду.  Дело  од¬
но  должен  сделать.  —  Но  Маше  пообещал,  задер¬
жав  ее  руку  в  своей:  —  Ав  пьесу  согласен.  Хоть
нынче  же.  И  буду  играть  как  надо.  Без  всяких  там
тети-мети...
 Маша  поблагодарила  его.  А  когда  мы  оказа¬
лись  на  улице,  спросила  Коробова,  что  такое
тети-мети.  Павел  рассмеялся  и  объяснил,  что
так  называется  плата  гармонисту  за  игру  на
свадьбе.
 *  *  *
 Утром  в  Глуховку  приехал  Семиверстов.  Вошел
в  сельсовет  какой-то  крадущейся  походкой.  Мне
улыбнулся  с  порога  и,  чего  никогда  не  было,  про¬
тянул  руку.
 —  Здравствуй,  товарищ  Касаткин!  А  где  ли¬
деры?
 Я  сказал,  что  видел  сегодня  только  Моргунова.
Он  плохо  себя  чувствует.  И  отправился  домой,  что¬
бы  принять  какие-то  лекарства.  Я  умолчал,  что  пред-
совета  пошел  к  сыновьям.  Они  должны  по¬
трясти  его  вниз  головой  и  избавить  от  острой  боли.
 —  Опять  желудок  опустился,  сатана  ему!  —
сказал  мне  тогда  Моргунов.  —  Думал,  потерплю  до
242

обеда.  Да  только  терпежу  не  хватает.  Надо  срочно
ставить  на  место.  Иначе  подохну.
 Семиверстов  прошелся  по  комнате.  Я  насторо¬
женно  следил  за  ним.  И  без  труда  замечал  пере¬
мены.  Вид  у  чрезвычайного  уже  был  не  тот.  Само¬
уверенности  как  не  бывало.  И  важность  как  рукой
сняло.  Теперь  он  выглядел  невзрачным,  пришиб¬
ленным.  Под  глазами  ясно  обозначились  тени.
А  сами  глаза  воровато  бегали  по  сторонам.
 —  А  дела  как  тут?
 Я  сказал,  что  статья  Сталина  «Головокружение
от  успехов»  взбудоражила  народ.  Вчера  глуховцы
слушали  эту  статью  по  радио.  И  вчера  же  из  кол¬
хоза  вышли  все,  кто  не  пожелал  состоять  в  нем.
 —  Да,  —  задумчиво  протянул  Семиверстов.  —
Как  все  неожиданно.  И  как  много  напрасного
труда...
 В  комнату  вошли  Ромашова  и  Поливанов.  Семи¬
верстов  двинулся  им  навстречу.  И  заулыбался  чуть
ли  не  до  ушей.
 —  Привет!  —  произнес  он  с  таким  видом,  как
будто  жаждал  этой  встречи.  —  Очень  рад!  У  вас
тут  тихо  и  спокойно.  А  в  других  местах...  В  Ми¬
хайловке,  к  примеру,  прямо  самосуд  учинили  над
местными  руководителями.  Усадили  в  розвальни
и  в  сопровождении  всей  деревни  вывезли  за  село.
А  там  вывалили  в  яму,  как  мусор  на  свалку...  —
И,  переминувшись  с  ноги  на  ногу,  продолжал:  —
А  я  к  вам  с  просьбой.  Очень  прошу  характеристи¬
ку.  За  подписью  «треугольника».
 —  Если  за  подписью  «треугольника»,  тогда
придется  подождать,  —  сказала  Ромашова.  —  Вот
явится  Тимофей  Карпыч,  тогда  и  обсудим...
 Мы  уселись  за  стол  и,  не  обращая  внимания  на
чрезвычайного,  занялись  подсчетом  тех,  кто  остал¬
ся  в  колхозе.  Волна  схлынула,  и  можно  было
подвести  итоги.  Поливанов  еще  раз  посчитал  остав¬
шихся,  исключил  выбывших  из  общего  числа  и
торжественно  объявил:
 —  Шестьдесят  семь  процентов!
 Я  не  удержался  и  сказал:
 —  Можно  радоваться.  Все  оставшиеся  —  созна¬
тельные  добровольцы.  Колхоз  будет  что  надо.
 16* 	243

И  в  короткий  период  покажет  пример  малодуш¬
ным...
 Вернулся  Моргунов.  Он  уже  не  кривился,  не
хмурился.  Мне  хитровато  подмигнул,  как  бы  гово¬
ря:  все  в  порядке.  Семиверстову  дружески  пожал
руку.
 —  Товарищ  чрезвычайный  просит  характери¬
стику,  —  сказала  Ромашова,  обращаясь  к  Моргу¬
нову.  —  О  своей  работе  у  нас.  За  нашими  подпи¬
сями.
 Загадочная  усмешка  дрогнула  в  уголках  рта
Моргунова.
 —  Это  можно,  —  сказал  он  и  поднял  на  Семи¬
верстова  помолодевшие  глаза.  —  Только  что  ж  мы
напишем?  Правду?  Она  ж  горькая  для  вас.  Вы  же
тут  какими  выкрутасами  занимались?
 Вид  у  Семиверстова  стал  жалким.  Лицо  смор¬
щилось,  глаза  заблестели.  Казалось,  он  вот-вот  рас¬
плачется.
 —  Я  прошу  вас,  —  взмолился  он,  стоя  перед
столом.  —  Да,  я  ошибался.  Но  вы  же  знаете.
Не  один  я  делал  так.  Многие  тоже  допускали.  Это
наша  общая  ошибка.  Но  я  старался  для  партии.
 Ромашова  и  Поливанов  остались  глухим  к  моль¬
бам  чрезвычайного.  Тогда  тот  обратился  ко  мне.
 —  Вы  уполномоченный  райкома,  —  сказал  он,
впервые  назвав  меня  на  «вы».  —  Ия  прошу  вас...
Ошибки  допускал  несознательно.  Личных  целей  не
преследовал.  Всего  себя  отдавал  делу.
 Я  вспомнил  его  чванливое  высокомерие,  с  ка¬
ким  он  обращался  к  нам,  и  неприязнь  гадюкой  за¬
ворошилась  в  душе.  Захотелось  высказать  ему  все,
что  я  о  нем  думал,  разоблачить  его  до  конца.  Но  я
сдержался.  Напрасная  трата  слов.  Он  не  поймет
того,  что  случилось.  И  не  извлечет  из  случивше¬
гося  уроков.  И  я  сказал:
 —  Характеристику  написать.  И  написать  все,
что  было  и  как  было.  И  нарушение  ленинского
принципа  добровольности.  И  провокационная  за¬
тея  со  списками.  И  грубое,  беспардонное  отношение
к  народу.  Все  указать.  Чтобы  облик  этого  комму¬
ниста  предстал  в  полноте  и  правдивости.
 По  мере  того  как  я  говорил,  лицо  Семиверстова
244

покрывалось  коричневыми  пятнами.  Вот  оно  и  со¬
всем  побагровело,  покрылось  испариной.  И  тогда
он,  скрипнув  зубами,  прошипел:
 —  Хорошо.  Обойдусь  и  без  вашей  характери¬
стики.  Но  не  забуду  вам  этого.  Особенно  тебе,  Фи¬
липп,  —  сделал  он  ударение  на  моем  имени.  —  Ты
еще  будешь  кусать  локти.  Да  не  достанешь...
 И,  не  простившись,  выбежал  из  сельсовета.
А  мы,  проводив  его  взглядом,  разом  повеселели.
Наконец  Чупок  оставил  нас  в  покое.
 *  *  *
 В  комнату  вошли  Старцевы.  Вежливо  поздоро¬
вались  и  направились  к  Моргунову.
 —  Такое  у  нас  дело,  Тимофей  Карпыч,  —  на¬
чал  Ефим  Харитонович.  —  В  тот  раз  этот...  Как
его?..  Чупок,  значйт...  Так  вот,  он  в  тот  раз  занес
нас  в  список  колхозный.  Занес  силком,  против  на¬
шей  воли.  А  мы  не  желаем  быть  в  том  списке.
 —  Никак  не  желаем,  —  подтвердила  Наталья
Матвеевна.  —  И  нежеланье  это  аж  в  душе
скребет.
 —  А  потому  просим  вычеркнуть  нас  оттудо-
ва,  —  потребовал  Ефим  Харитонович.  —  Вычерк¬
нуть  сей  момент.  В  нашем  то  есть  присутствии.
 —  Замарать  начисто,  —  добавила  Наталья  Мат¬
веевна.  —  Чтобы  не  прочесть,  не  разобрать.
 Поливанов  возбужденно  вскочил  с  места.
 —  Да  ты  что,  Ефим  Харитоныч?  Одумайся.
На  днях  ты  радовался,  что  в  колхозе.  И  мы  были
довольны  тобой.
 —  Прошу  вычеркнуть,  —  настойчиво  повторил
Старцев.  —  Без  всяких  рассуждениев.
 —  Замарать,  и  весь  сказ,  —  прибавила  Наталья
Матвеевна.  —  И  хватит  воду  в  ступе  толочь.  Муки
все  одно  не  будет.
 Ромашова  тоже  попыталась  урезонить  Старце¬
вых.  Но  те  упрямо  твердили  одно  и  то  же.  Тогда
Моргунов  раскрыл  лежавшую  на  столе  злосчастную
тетрадь,  отыскал  в  ней  фамилию  Старцева  и  жир¬
но  вымарал  ее  чернилами.
 —  Смотрите,  —  показал  он  Старцевым.  —
И  бывайте  здоровы,  единоличники.
 245

Но  Старцевы  не  уходили.  Переглянулись  между
собой,  коротко  улыбнулись.  И  Ефим  Харитонович
сказал:
 —  А  теперь,  Митрий  Алексеич,  записывай  сыз¬
нова.
 —  Как  это  сызнова?  —  не  понял  Поливанов.  —
Шутишь,  что  ли,  Ефим  Харитоныч?
 —  Никаких  шуток,  —  пояснила  Наталья  Мат¬
веевна.  —  В  тот  список  нас  занесли  супротив  на¬
шей  воли.  А  мы  желаем  сами,  чтобы  добровольно.
Вот  и  просимся  сызнова.  А  то  счастья  в  колхозе  не
будет.
 Мы  все  облегченно  вздохнули.  А  Поливанов
кинулся  пожимать  Старцевым  руки.
 —  Спасибо  вам,  дорогие  мои!  Охотно  и  радостно
принимаем  сызнова.  На  началах  полной  доброволь¬
ности.  И  желаем  вам  самого  большущего  счастья!
 Попросив  оставить  его  у  лошадей,  Старцев  увел
жену.  В  ту  же  минуту  вошел  Горбатов.  Вошел  роб¬
ко,  смущенно.  Снял  шапку,  поклонился.  И  только
потом,  глядя  на  Моргунова,  спросил:
 —  Можно?
 —  А  тебе  чего?  —  в  свою  очередь,  спросил
Моргунов.  —  Ты  же  не  в  колхозе.  Так  зачем  пожа¬
ловал?
 —  А  вот  за  тем  самым,  —  сказал  Горбатов.  —
Отказывался  я  от  колхоза.  Боязно  было.  А  как
в  подкулачники  зачислили,  обиделся.  А  теперь  вот
сам  пришел.  И  прошусь  по  всей  справедливости.
 Поливанов  и  ему  крепко  пожал  руку.  И  обещал
с  радостью  принять  его.  Горбатов  поблагодарил  за
уважение  и  сказал:
 —  А  ишо  спасибо,  что  не  дали  в  обиду.  Какой
я  подкулачник?  Промеж  нас  ничего  не  было.  Они
мне  такие  же  враги,  кулаки,  как  и  всему  народу.
 Когда  за  Горбатовым  закрылась  дверь,  Поли¬
ванов  остановился  перед  нами,  пятернями  взъеро¬
шил  свою  буйную  шевелюру.
 —  Понимаете,  что  происходит?  Понимаете,  я
вас  спрашиваю,  или  нет?  —  И  сам  же  ответил,
отбивая  ударами  руки  каждое  глово:  —  Происхо¬
дит  великое  событие.  Такое  событие,  значение  ко¬
торого  мы  пока  не  в  силах  постигнуть.  Вчера  му¬
246

жики  десятками  выходили  из  колхоза.  А  сегодня
пришел  Горбатов.  Горбатов  Богдан  Кирьянович.
Самый  упрямый  единоличник.  Сегодня  об  этом
узнает  вся  Глуховка.  А  завтра  вернутся  в  колхоз
и  те,  кто  вчера  вышел.  Вернутся  навсегда!..
 *  *  *
 Ромашова  отправилась  в  кузню.  Там  Игнат  и
Сережка  ковали  лемехи  к  плугам,  изъятым  у  кула¬
ков.  Работа  не  такая  уж  сложная,  но  все  же  ответ¬
ственная.  И  Дарье  приходилось  помогать  молодым
кузнецам.
 Ушел  и  Поливанов.  У  того  и  вовсе  невпроворот
было  срочных  дел.  А  в  первую  голову  следовало
посмотреть,  как  шла  очистка  семян.  Там  работали
надежные  люди  под  присмотром  члена  правления
коммуниста  Кумыкина.  Все  же  свой  глаз  надежнее
самых  надежных.
 Моргунов  тоже  собрался  куда-то.  Но  вдруг  оста¬
новился  перед  порогом,  подумал,  вернулся  ко  мне
и  сказал:
 —  А  может,  мы  зря  так  с  ним,  Семиверстовым-
то?  Мужик  он,  видать,  не  обтертый  жизнью.  Да  и
разумом  не  очень  чтоб  уж  богатый.  Ему  еще  много
надо  трудиться  и  постигать.  Вот  я  и  думаю.  Мо¬
жет,  мы  погорячились  с  ним?  Как  мыслишь?
 Я  подумал.  И  решил,  что  иначе  мы  не  могли
поступить.  Семиверстов  не  такой  уж  несмышленый.
Он  знал,  что  делал.  Все  у  него  было  заранее  рассчи¬
тано  и  взвешено.  Любыми  средствами  добиться
успеха.  Показать  себя  героем.  И  подняться  по  пар¬
тийной  лестнице  на  ступеньку,  а  то  и  сразу  на  две
выше.  А  люди,  народ...  До  них  ему  не  было  ни¬
какого  дела.
 —  Нет,  Тимофей  Карпыч,  —  уверенно  сказал
я.  —  Мы  поступили  правильно.  Выручать  себя  он
может  только  сам.  Сумеет  сделать  правильные  вы¬
воды,  останется  коммунистом.  Не  сумеет  —  сам  бу¬
дет  виноват.
 Моргунов  постоял,  подумал.  И,  согласно  кивнув,
вышел.  А  я,  оставшись  один,  взволнованно  прошел¬
ся  по  комнате.  Да,  Семиверстов  оказался  карьери¬
247

стом.  Но  и  собой  я  не  мог  похвалиться.  В  стычках
с  ним  я  не  показывал  себя  бойцом.  Да  и  не  затевал
этих  стычек.  Почему?  Боялся  подраться?  И  про¬
играть  бой?
 За  этими  мыслями  меня  застала  Маша.  Она  вы¬
глядела  счастливой.
 —  Спевка  в  клубе  была,  —  сказала  она,  приса¬
живаясь  к  столу.  —  Ух  и  голосистые  же  девчата!
Хор  будет  мировой!  —  И,  помолчав,  добавила:  —
Жаль  только,  ноты  не  знают.  И  я  не  знаю.  И  му¬
зыки  —  никакой.  Скорей  бы  Степан  в  комсомол
вступал.  Хоть  бы  под  гармошку  пели...
 В  комнату  вошел  Галдобин.  Вошел  без  стука  и
спроса.  Смело  и  уверенно,  как  в  свой  дом.  Оглянул¬
ся  по  сторонам  и  подошел  ко  мне.
 —  Як  вам,  гражданин  уполномоченный.  По  не¬
отложному  делу.
 Появление  кулака  в  сельсовете  было  неожидан¬
ным.  Но  я  ничем  не  выдал  удивления  и  вежливо
сказал:
 —  Слушаю  вас,  гражданин  Галдобин.  Что
угодно?
 Прищурившись,  Галдобин  посмотрел  на  меня,
словно  прицеливаясь.  А  потом  сказал,  отчеканивая
каждое  слово:
 —  Как  вы  председательствовали  на  том  собра¬
нии,  какое  раскулачивало  меня,  так  и  прошу  я  вас
отменить  то  постановление.  Отменить,  как  незакон¬
ное.  И  возвратить  мне  имущество.
 Я  встал  и  схватился  за  край  стола.  Хоть  бы  как-
нибудь  удержать  покидавшее  меня  хладнокровие.
 —  Это  на  каком  же  основании,  позвольте
узнать?
 —  А  вот  на  таком...  Меня  раскулачили  на  базе
сплошной  коллективизации,  —  пояснил  Галдобин,
тоже  стараясь  сохранить  хладнокровие.  —
А  база-то  вон  развалилась.  Сплошной-то  больше
нету.
 —  Когда  вас  раскулачивали,  была  сплошная.
А  стало  быть,  имелась  и  база.
 —  Не  было  и  тоды  базы!  —  выкрикнул  Галдо¬
бин.  —  Все  было  дутое.  Силком  загоняли  людей
в  колхоз.  Чтобы  тока  разорить  нас.  А  правда-то
243

свое  взяла.  Не  было  сплошной  и  нету.  Меньше  по¬
ловины  в  колхозе  вашем  осталось.
 —  У  вас  неточные  сведения,  гражданин  Галдо¬
бин.  В  колхозе  осталось  больше  половины.  Если
хотите  точно,  шестьдесят  семь  процентов.
 —  Все  одно,  нету  сплошной,  —  передернулся
Галдобин.  —  Шестьдесят  семь  —  не  сто.  А  потому
постановление  ваше  незаконное.  И  я  требую  назад
имущество.
 В  голове  мелькнула  шальная  мысль.  И  я,  не
раздумывая,  сказал:
 —  Так,  так.  Теперь  все  ясно.  А  раньше  невдо¬
мек.  Зачем,  думаю,  понадобилось  им  спаивать  лю¬
дей  и  организовывать  бунт?  А  оказывается,  вот
зачем.  Чтобы  сплошную  развалить.  И  базу  для
раскулачивания  ликвидировать.
 —  Я  никого  не  спаивал  и  бунтов  не  устраи¬
вал,  —  огрызнулся  Галдобин.  —  Не  выдумывайте,
гражданин  уполномоченный.
 —  А  я  и  не  выдумываю,  —  наступал  я.  —  Те¬
перь  это  мне  точно  известно.  Вы  организовали  эти
черные  дела.  У  меня  имеются  такие  доказательства.
Правда,  я  не  знал,  ради  чего  вы  это  делали.  И  по¬
тому  не  предъявлял  их  соответствующим  органам.
Но  теперь  мне  все  ясно.  И  через  день-два  я  передам
неопровержимые  данные.  Вот  только  уточню  кое-
что  и  дам  делу  полный  ход.  И  докажу,  гражданин
Галдобин,  что  это  вы  организатор  и  руководитель
всех  провокаций.  И  тогда  не  только  имущества  сво¬
его,  а  света  белого  не  увидите.  Хорошо,  если  тюрь¬
мой  отделаетесь.  А  скорее  всего  и  под  пулю  угоди¬
те.  Вот  так,  гражданин  Галдобин.  А  теперь  можете
идти.  Я  вас  не  удерживаю.
 Галдобин  стоял,  словно  оглушенный.  Он  смот¬
рел  на  меня  выкатившимися  глазами.  На  лбу  у  не¬
го,  посеченном  морщинами,  выступили  капли  пота.
На  висках  заметно  вздулись  синие  жилы.  Он  смот¬
рел  на  меня  и  молчал,  словно  лишившись  дара
речи.  Казалось,  так  молча  и  уйдет,  тем  самым  под¬
твердив  мою  догадку.  Но  он  все  же  нашел  в  себе
силы.  И  с  видимым  трудом  выдавил  из  себя:
 —  Я  уйду.  А  тока  вы  молоды  ишо,  чтобы  стра¬
249

щать  меня.  Ни  в  чем  за  собой  вины  не  знаю.  И  не
докажете...
 Когда  он  вышел,  Маша  спросила,  правда  ли
у  меня  имеются  какие-либо  доказательства.  Я  без¬
надежно  хмыкнул  и  с  сожалением  ответил:
 —  Ни  черта  у  меня  нет.
 Маша  от  удивления  раскрыла  глаза.
 —  Зачем  же  ты  говорил  это?
 —  Тактический  ход,  —  пояснил  я.  —  Он,  ко¬
нечно,  поверил,  если  виноват.  А  если  поверил,  пред¬
примет  меры.  Чтобы  мои  доказательства  не  попали
куда  надо.  И  мы  таким  образом  разоблачим  его.
 В  глазах  у  Маши  забилась  тревога.
 —  Но  он  может  решиться  на  крайние  меры.
Об  этом  ты  подумал?
 —  Не  только  подумал,  а  и  рассчитывал  на  это.
Если  у  него  рыло  в  пуху,  завтра  же  будет  неприят¬
ность.
 —  Но  какая  неприятность?  —  уже  со  страхом
сказала  Маша.  —  Они  же  способны  на  все,  наши
враги.  Ты  это  понимаешь?
 —  Все  понимаю,  Машенька,  все.
 —  Так  почему  же  ты  решился  на  это?
 —  Чтобы  разоблачить  врага...  —  И  дружески
обнял  ее  за  плечи.  —  Да  ты  не  волнуйся.  Все  бу¬
дет  как  надо.  А  что  до  опасности.  Она  и  так  всегда
рядом  с  нами.
 —  Хорошо,  —  сдалась  Маша.  —  Но  только  имей
в  виду.  Теперь  я  не  отступлюсь  от  тебя  ни  на  шаг.
 —  Хорошо,  —  в  свою  очередь,  согласился  я,
скрыв  улыбку.  —  Подчиняюсь  с  удовольствием...
 Меня  позвали  к  телефону.  Звонил  Барабашев.
Интересовался  выходом  из  колхоза.  Я  сказал,  что
в  «Красном  пахаре»  осталось  шестьдесят  семь  про¬
центов.  А  после  этого  вступил  Горбатов.  Тот  самый
упрямый  единоличник,  которого  Семиверстов  хотел
раскулачить.
 —  А  сегодня  этот  подкулачник  сам  пришел.
Без  всякого  понукания.
 Барабашев  подумал  и  сказал:
 —  После  бурного  отлива  начнется  новый  при¬
лив.  Он  будет  медленным,  но  надежным.  А  это  как
раз  то,  что  нужно...
 250

Я  рассказал  о  приезде  Семиверстова.  И  о  том,
как  «треугольник»  отнесся  к  его  просьбе.  Бараба-
шев  сообщил,  что  Семиверстов,  оказывается,  был  и
в  окружкоме.
 —  Сегодня  получена  телеграмма.  А  характери¬
стику  мы  ему  уже  подготовили.  И  такую,  что  ни¬
какие  «треугольники»  не  помогут...
 Под  конец  он  сказал,  что  мне  пора  возвращать¬
ся  в  райцентр,  и  простился.
 Маши  в  комнате  не  было.  Куда-нибудь  убежала
по  делам.  А  может,  Петрович  выпроводил  под  ка¬
ким-либо  предлогом?  Он  один  хозяйничал  в  ком¬
нате.  И,  стоя  на  табуретке,  поправлял  портрет
Ленина.
 —  А  ишо  я  скажу  тебе  про  наш  ералаш,  —  го¬
ворил  он  так,  как  будто  Ленин  на  портрете  слышал
его.  —  Такое  тут  творилось,  что  не  приведи  бог.
Стока  было  муки  и  мороки.  А  ради  чего?  Ради  ка¬
кой  надобности?  Народ  про  тебя  вспоминает.  Был
бы  жив  Ильич,  ничего  бы  не  случилось.  И  успехи
были  бы  куда  лучше  теперешних.  Да  и  голова  от
успехов  не  закружилась  бы...
 Стало  неудобно  подслушивать,  и  я  тихонько  за¬
крыл  дверь.
 *  *  *
 После  репетиции  Маша  взяла  меня  под  руку  и
шепнула:
 —  Пойдем,  Федя.  Прогуляемся.
 Мы  вышли  на  улицу.  Стояла  тихая  и  темная
ночь.  Звезды  на  небе  горели  ярко,  но  не  светили.
Так  бывает  перед  восходом  луны.  Снег  почти  весь
сошел,  и  морозец  связал  землю.
 —  Как  хорошо-то!  —  сказала  Маша,  вдыхая
полной  грудью.  —  Весной  пахнет...
 Мы  пошли  по  улице.  Под  ногами  хрустел  ле¬
док.  Маша  прижималась  ко  мне.  Ее  близость  вол¬
новала  меня.
 Не  отдавая  себе  отчета,  я  остановился,  притянул
ее  к  себе  и  поцеловал  в  губы.  Она  легонько  отстра¬
нилась  и  прошептала:
 —  Что  ты  делаешь,  Федя?  Могут  увидеть.
 —  Никто  не  увидит,  —  сказал  я,  испытывая
 251

желание  снова  обнять  ее.  —  Все  спят.  Ни  огонька.
 —  Все  равно  не  надо  тут,  —  попросила  Маша.—
Нехорошо  на  улице...
 Мы  снова  двинулись  по  дороге,  прижимаясь
друг  к  другу.  Чуткая  тишина  обнимала  нас.  Све¬
жий  воздух  проникал  в  грудь.  И,  как  пьянящий
напиток,  кружил  голову.
 Внезапно  Маша  остановилась  и  посмотрела
вверх.
 —  А  знаешь...  Говорят,  у  каждого  человека  есть
своя  звезда.  Вот  я  часто  смотрю  на  небо  и  думаю.
Где  же  она  там,  моя  звезда?  И  какая  она?  Счастли¬
вая  или  несчастливая?  А  ты  думаешь  об  этом,
Федя?
 —  Нет.
 —  Почему?
 —  Не  верю.  А  если  и  правда,  мы  все  равно  ни¬
когда  не  узнаем  свои  звезды.
 Маша  помолчала,  а  потом  спросила:
 —  А  ты  хотел  бы  унестись  во  вселенную?
 —  Как  унестись?
 —  А  так.  Улететь  туда.  В  бесконечность.  Зате¬
ряться  среди  звезд.  Самому  стать  звездой.  И  вечно
гореть  там.
 Я  невольно  рассмеялся.
 —  Нет.  Я  не  хочу  во  вселенную.
 —  Почему?
 —  Мне  хорошо  и  на  земле.  А  в  особенности
когда  ты  рядом.
 —  Правда?
 —  Правда.
 Маша  снова  помолчала.  А  потом  спросила:
 —  А  ты  хотел  бы,  чтобы  мы  всегда  были  ря¬
дом?
 -  Да.
 —  Я  тоже...
 И  прижалась  ко  мне,  словно  устыдившись  от¬
кровенности.  Я  снова  обнял  ее,  притянул  к  себе.
 —  Машенька...
 Она  настойчиво  высвободилась  и  сказала:
 —  Я  не  хочу  здесь...
 Я  осмотрелся  по  сторонам.  Улицу  затопляла
темнота.  Приземистые  хаты  чуть  заметно  высту-
252

пали  из  мрака.  И  смотрели  на  нас  темными  глаз¬
ницами.
 Мы  медленно  шли  в  ночной  тиши.  Звук  шагов
отдавался  в  плетневых  заборах  и  безлистых  са¬
дах.  Маша  доверчиво  прижималась  ко  мне.  Каза¬
лось,  эта  ночь  оставит  в  нашей  жизни  глубокий
след.  Или  даже  совсем  и  навсегда  изменит  нашу
жизнь.  Мы  шли  медленно  и  молча.  Тишина  плотно
обступала  нас  со  всех  сторон.  Она  казалась  напря¬
женной.  И  готова  была  зазвенеть  множеством  струн.
А  полумрак  редел.  И  становился  серым.  И  небо
светлело.  А  звезды  заметно  тускнели.  Теперь  их
стало  меньше.  И  вряд  ли  хватило  бы  на  каждого
человека,  живущего  на  земле.
 —  Сейчас  взойдет  луна,  —  сказала  Маша  и  по¬
казала  на  восток.  —  Вон,  смотри.  Уже  появилась
белая  дорожка.  Это  ее  дорожка.  По  ней  она  поплы¬
вет  в  небо...
 А  вот  и  переулок.  По  нему  я  и  раньше  прово¬
жал  Машу  к  дому  Ченцовых.  Вдоль  плетней,  как
часовые,  стоят  безлистые  вербы.  Но  хат  с  окнами
уже  нет.  Они  остались  позади.  И  все  же...  Переулок
весь  на  виду.  Ни  одного  кустика,  за  которым  мож¬
но  было  бы  скрыться.  И  мы  продолжаем  идти,  еще
сильнее  прижимаясь  друг  к  другу.
 —  Феденька...
 —  Что,  Машенька?
 —  Ты  меня  любишь?
 —  Люблю.  Очень.
 —  Ия  очень...
 Вдруг  Маша  выпрямилась,  схватилась  за  мое
плечо.
 —  Нет!  —  вскрикнула  и  подалась  вперед,  за¬
слоняя  меня.  —  Нет!
 В  ту  же  секунду  из-за  плетня  грянул  выстрел.
Маша  охнула  и  закачалась  как  подрубленная.
 —  Федя,  —  простонала  она.  —  Беги.  Убьют...
 Я  подхватил  ее  на  руки  и  побежал  к  улице.
Вслед  грянул  выстрел.  Потом  еще  и  еще.  Пули
пискнули  над  головой.  Но  я  продолжал  бежать,
прижимая  к  себе  ослабевшую  Машу.  Жива  ли?
И  зачем  она  так?  Лучше  бы  меня...
 На  улице  я  перешел  на  шаг.  Сердце  колотилось
253

в  груди.  Дышать  нечем  было.  Будто  воздух  ото¬
рвался  от  земли  и  улетел  в  небо.  Но  я  шел  и  шел.
Скорее  к  Ченцовым.  Перевязать  и  остановить
кровь.  И  послать  за  фельдшером.
 —  Маша!  —  позвал  я.  —  Машенька!
 Маша  не  отвечала.  Но  она  была  жива.  Я  чув¬
ствовал  это.  Она  только  без  сознания.  Сейчас  я  при¬
несу  ее  домой.  И  там  окажут  ей  помощь.
 На  улице  показались  ребята.  Это  Павел  Коро¬
бов,  Игнат  Рогулин  и  Никита  Горбатов.  Они  услы¬
шали  выстрелы  и  бросились  сюда.
 —  Жива?  —  спросил  Павел  сорвавшимся  го¬
лосом.
 —  Жива,  —  ответил  я,  продолжая  идти.  —  Ра¬
нена.  Без  памяти.  Фельдшера  скорей.
 Никита  со  всех  ног  бросился  за  фельдшером.
А  Павел  и  Игнат  кинулись  на  огород,  откуда  стре¬
лял  враг.
 *  *  *
 Начальник  милиции  выглядел  усталым.  Лицо
серое,  помятое.  Под  глазами  темные  круги.
Но  взгляд  острый.
 Начальника  подняли  с  постели.  Позвонил  Бара¬
башев.  И  предложил  немедленно  выехать  в  Глу¬
ховку.
 —  Вражеская  вылазка.  Ранена  рабочая  де¬
вушка...
 Вместе  с  начальником  в  одной  тачанке  приеха¬
ли  врач  Абрам  Моисеевич  и  еще  хирург.  На  дру¬
гой  примчались  несколько  вооруженных  милицио¬
неров.
 Но  еще  до  их  приезда  мы  приняли  кое-какие
меры.  Поднятые  по  тревоге  коммунисты  и  комсо¬
мольцы  были  расставлены  вокруг  села.  Им  было
предложено  задерживать  каждого,  кто  попытается
скрыться  бегством.  Установили  наблюдения  и  за
домами  раскулаченных.  А  Галдобина  с  сыном  взя¬
ли  под  стражу.  На  этом  настоял  Моргунов.
 Маша  лежала  у  Ченцовых.  Фельдшер  оказал  ей
первую  помощь.  А  Галя  дежурила  возле  нее.  Она
же  выполняла  обязанности  медсестры,  когда  ране-
 254

ную  осматривали  врачи.  Они  установили,  что  пуля
попала  в  правое  плечо,  но  наружу  не  вышла.  Вид¬
но,  ударившись  о  кость,  скользнула  куда-то  в  сто¬
рону.  Оперировать  на  месте  было  трудно.  Но  и  от¬
правлять  сразу  в  районную  больницу  небезопасно.
И  врачи  решили  оставить  Машу  у  Ченцовых.  А  как
оправится  от  потери  крови  —  перевезти.
 Я  терзался  мыслью,  что  Маша  пострадала  из-за
меня.  Не  надо  было  вызывать  Галдобина  на  край¬
ние  действия.  А  уж  если  вызвал,  так  следовало
быть  осторожным.  И  в  первую  очередь  не  ходить
дорогой,  какой  ходил  раньше.
 Маша  первой  увидела  за  плетнем  врага.  Он  встал
во  весь  рост  и  прицелился  в  меня.  И  в  то  время
как  он  нажал  на  спусковой  крючок,  она  подалась
вперед.  И  заслонила  меня.  Так  рассказал  я  началь¬
нику  милиции.  Тот  нахмурился  и  спросил:
 —  А  почему  вы  не  зашли  за  оружием?
 Выполняя  указание  Барабашева,  он  приготовил
для  меня  наган.  Я  же  сказал,  что  не  считал  нуж¬
ным  таскать  лишнюю  тяжесть.  Начальник  укориз¬
ненно  покачал  головой.
 —  Враги  наши  не  обладают  смелостью.  И  на¬
падают  больше  всего  на  безоружных.  А  в  данном
случае  они  наверняка  знали,  что  у  вас  нет  оружия.
Иначе  они  не  осмелились  бы  напасть.  А  если  и  на¬
пали  бы,  вы  могли  обороняться.  А  так  что  же?
Можно  лишь  удивляться,  как  они  не  прикончили
вас  обоих.  —  И,  подав  мне  протокол  на  подпись,
решительно  предложил:  —  А  за  оружием  зайдите.
Мы  не  имеем  права  рисковать...
 Потом  он  допрашивал  Моргунова.  И  видимо,  то¬
же  допек  логическими  рассуждениями.  Тот  выско¬
чил  из  комнаты  весь  красный,  как  из  бани.  И,  сер¬
дито  отфыркиваясь,  сказал:
 —  Мы  во  всем  виноваты.  А  милиция,  она,  ви¬
дите  ли,  ни  при  чем...
 Потом  наступила  очередь  Галдобина.  Бывший
богатей  оставался  наедине  с  начальником  чуть  ли
не  два  часа.  И  неизвестно,  сколько  бы  еще  упирал¬
ся,  не  появись  Крякины.  Они  шествовали  к  сельсо¬
вету  друг  за  другом:  дядя  впереди,  племянник  за
ним.  У  обоих  —  мрачные  лица.  У  Кирилла  Про¬
255

копьевича,  кроме  того,  связанные  назад  руки.  А  за
плечами  Степана  чем-то  набитая  сумка.
 Дежурный  милиционер  доложил  начальнику
о  появлении  Крякиных.  Тот  приказал  немедленно
ввести  их.  Мы  с  Моргуновым  тоже  вошли.  Не  усто¬
яли  перед  соблазном  узнать,  что  случилось.
 Степан  положил  на  стол  перед  начальником  ми¬
лиции  кожаную  сумку.
 —  Что  это?  —  спросил  тот,  косясь  на  сумку,
как  на  бомбу.
 —  Вещественное  доказательство,  —  ответил  Сте¬
пан.  —  А  какое,  посмотрите  сами.
 Начальник  с  опаской  извлек  из  сумки  пару
нижнего  белья,  полотенце,  финский  нож  в  чехле,
наган  и  завернутую  в  тряпицу  пачку  документов.
Документы  оказались  на  имя  Ромашова  Артема
Михайловича.
 —  Кому  принадлежит  все  это?  —  спросил  на¬
чальник  милиции.
 Степан  кивнул  в  сторону  дяди.
 —  Гражданину  Крякину  Кириллу  Прокопье¬
вичу.
 —  Вашему  дяде?
 —  Никакой  он  мне  не  дядя.  Враг  он  мой.
И  фамилию  его  я  с  себя  снимаю.  Как  вражескую
и  ненавистную.  И  на  свою  грачевскую  возвра¬
щаюсь.
 Начальник  приказал  милиционеру  развязать
Крякину  руки.  И,  показав  на  вещи,  спросил
того:
 —  Признаете  вы,  что  все  это  принадлежит  вам?
 Крякин  торопливо  закивал  головой:
 —  Да,  да,  признаю.  Все  мое.
 —  Значит,  вы  убили  председателя  сельсовета
Ромашова  Артема  Михайловича?
 —  Не  по  своей  воле,  —  сказал  Крякин.  —  Ани¬
сим  Платоныч  приказал.
 —  Брешет,  собака,  —  побледнел  Галдобин.  —
Не  верьте  ему.  Знать  ничего  не  знаю.
 —  Нет,  знаешь,  Анисим  Платоныч,  —  сказал
Крякин.  —  Все  знаешь  —  И  обратился  к  началь¬
нику  милиции:  —  Вот  послушайте.  Все,  как  было.
Чистая  правда...
 256

И  торопливо,  словно  боясь,  что  не  дослушают,
сказал  все.  Сам  Крякин  —  с  Хопра.  В  гражданскую
мобилизован  в  белую  армию.  Дрался  с  красными
здесь,  под  Глуховкой.  Бок  о  бок  со  старшим  сыном
Галдобина.  Во  время  разгрома  белых  тот  был  смер¬
тельно  ранен.  И,  умирая,  посоветовал  Крякину  пе¬
ребраться  в  Глуховку.  А  чтобы  родители  признали
за  своего,  передал  крестик  со  своими  инициалами.
Закопав  дружка,  Крякин  так  и  сделал.  И  был  ми¬
лостиво  принят  Галдобиными.  Анисим  Платонович
посоветовал  белогвардейцу  жениться.  Даже  указал
на  добрую  вдову.  Крякин  послушался.  И  зажил
спокойной  жизнью.  Но  она  продолжалась  недолго.
Галдобин  стал  поручать  беляку  разные  козни  про¬
тив  Советской  власти.  А  когда  тот  отказывался,
грозился  выдать  его.  Так  заставил  он  убить  Рома¬
шова.  А  прошлой  ночью  приказал  порешить  и  рай¬
онного  уполномоченного.
 —  И  бунт  я  затеял  по  его  приказу,  —  каялся
Крякин.  —  Он  передал  мне  цельный  ящик  водки.
И  все  четвертинками.  Чтобы  по  одной  раздавал  на
маслену.  А  как  опьянеют,  чтобы  вел  на  погром  сель¬
совета.  —  И  трусливо,  со  слезами  в  голосе:  —  По¬
милуйте,  гражданин  начальник.  Запутал  мироед.
Ни  за  что  погубил.
 —  А  где  ты  скрывался?  —  спросил  Моргу¬
нов.  —  В  какой  дыре?
 —  Да  в  галдобинской,  —  охотно  признался  Кря¬
кин.  —  В  его  подземелье.  У  него  ж  под  двором  —
цельная  катакомба.  И  все  забито  добром  и  хле¬
бом...
 Начальник  милиции  приказал  арестовать  Кря-
кина  и  Галдобина.  Документы,  наган  и  нож  велел
приобщить  к  делу.  А  сумку  с  бельем  подал  Степа¬
ну.  Но  тот  испуганно  отступил  назад.
 —  Нет,  —  сказал  он.  —  Сумку  тоже  приобщи¬
те.  Это  кожа  Наполеона.
 Начальник  сурово  сдвинул  брови:
 —  Какого  еще  Наполеона?
 —  Собаку  он  мою  убил.
 —  Хорошо,  —  согласился  начальник  мили¬
ции..  —  Приобщим  и  сумку.  Факт  этот  доказывает
моральную  низость  преступника...
 17  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 257

На  улице  я  спросил  Степана,  как  ему  удалось
взять  Крякина.
 —  А  очень  просто,  —  ответил  тот.  —  Сам
надоумил  бывший  дядя.  Это  ж  его  выдумка,  что
Наполеона  украли  шефы.  И  насчет  сонного  порош¬
ка  он  выдумал.  Вот  я  и  вспомнил  о  таком  порошке.
И  уговорил  тетку  выпросить  его  у  фельдшера.  Буд¬
то  для  самой  себя  от  бессонницы.  Она  и  выпросила.
И  мы  подсыпали  порошок  в  водку.  А  он,  Крякин-
то,  ночью  и  заявился.  Перед  тем,  как  совсем  удрать
из  Глуховки.  Все  приготовил  к  побегу.  И  на  дорогу
водки  для  храбрости  хватил.  Да  тут  же  и  свалился.
Ну,  я  и  связал  его...  —  И  застенчиво  спросил:  —
А  теперь  можно  мне  в  комсомол?
 Я  не  сдержался  и  обнял  его  за  плечи.
 —  Обязательно  можно,  Степа!  Подавай  заявле¬
ние.  Мы  примем  тебя  с  радостью...
 *  *  *
 Пока  Машу  собирали  в  дорогу,  мы  толпились
у  ченцовской  хаты.  На  проводы  собрались  комму¬
нисты  и  комсомольцы.  Высыпали  на  улицу  обита¬
тели  соседских  хатенок.  Задерживались  любопыт¬
ные  прохожие.  Бабы  горестно  вздыхали.  И  на  чем
свет  поносили  бандитов.
 —  Самих  бы,  треклятых,  перестрелять  всех  до
единого!
 —  А  и  правда,  перебить  бы  их  всех,  как  собак
бешеных!..
 Остановились  Настя  Сапелкина  и  ее  сестра
Сонька  Козлиха.  Обе  высокие,  дородные.  И  я  услы¬
шал  такой  разговор:
 —  Это  вон  из-за  него  она  пострадала,  —  про¬
гундосила  Настя,  ткнув  перстом  в  мою  сторону.  —
Комсовского  заводилу  вызволила.
 —  Она,  видать,  такая,  что  кого  хошь  вызволи¬
ла  бы,  —  глубокомысленно  изрекла  Сонька.  —
Даже  нас  с  тобой  заслонила  бы...
 Дарья  Ромашова  и  Галя  Ченцова  под  руки  вы¬
вели  Машу,  бережно  уложили  ее  в  сани  головой
к  передку.  Я  устроился  у  нее  в  ногах.  Фельдшер,
пожилой  усач,  подхватил  вожжи  и  стал  в  розваль¬
ни  на  колени.
 258

—  Но-о-о,  с  богом!
 Гнедой  битюг  поднатужился  и  сорвал  со  льда
примерзшие  полозья.  И,  екая  селезенкой,  потащил
нагруженные  розвальни.
 —  Тебе  удобно?  —  спросил  я  Машу.
 —  Да,  спасибо,  —  ответила  она,  глядя  на  ме¬
ня.  —  Хорошо.
 —  Может,  портфель  под  голову  подложить?
 —  Подложи.
 Я  осторожно  приподнял  ее  голову  и  подсунул
под  нее  свой  матерчатый  портфель.  Он  был  набит
теми  же  вещами,  с  которыми  я  путешествовал
в  Москву.
 —  Не  очень  болит?  —  поинтересовался  усатый
фельдшер.
 —  Спасибо,  —  ответила  Маша.  —  Терпеть
можно.
 —  Потерпите,  —  одобрил  фельдшер.  —  Поти¬
хоньку  доберемся.  А  там  все  будет  в  порядке...
 Уже  в  конце  села  из  переулка  выбежал  Степан
Крякин.  Впрочем,  фамилию  эту  он  больше  не  при¬
знавал  и  не  отзывался  на  нее.  А  прежнюю  сельсо¬
вет  еще  не  успел  вернуть  ему.  Все  же  в  протоколе
о  приеме  в  комсомол  он  значился  под  своей  соб¬
ственной.  И  я  пообещал  выписать  билет  на  Степана
Грачева.
 Поравнявшись  с  нами,  Степан  прыгнул  в  сани
и  стал  на  колени  рядом  со  мной.
 —  Я  провожу  тебя,  Маша,  —  сказал  он.  —
За  село...
 Со  сдержанной  гордостью  он  сообщил,  что  уже
разучил  песенку,  которую  должен  играть  в  пьесе.
А  потом  попросил  Машу,  когда  поправится  и  вер¬
нется  в  город,  прислать  ему  ноты.
 —  Продаются  такие  для  гармошки,  —  пояс¬
нил  он.  —  Сам  читал  в  одной  газете.  Хочу  по  но¬
там  учиться.  Чтобы  стать  настоящим  гармони¬
стом...
 Уже  в  поле  он,  пожелав  Маше  выздоровления,
выпрыгнул  из  саней.  Но  остался  стоять  на  дороге,
провожая  нас  взглядом.  И  стоял  до  тех  пор,  пока
не  расплылся  в  утреннем  мареве.
 17*
 259

А  день  начинался  яркий  и  теплый.  Ласково
светило  солнце.  Снег  сошел  почти  всюду.  Только
укатанная  дорога  еще  не  сдавалась.  И  тянулась  по
чернозему  ледяным  горбом.  Розвальни  то  и  дело
съезжали  с  него.  Но  гнедой  всякий  раз  старательно
вытаскивал  их.
 Маша  молча  смотрела  перед  собой.  Она  вся  бы¬
ла  поглощена  какими-то  думами.  И  ничего  не  заме¬
чала  вокруг  себя.  Вдруг  подняла  на  меня  чистые
глаза  и  сказала:
 —  Как  я  рада,  что  меня  не  убили.  Только  сей¬
час  я  почувствовала,  как  хорошо  жить...
 Да,  ей  посчастливилось.  Пуля  самую  малость
задела  легкое.  Предстояла  сложная  операция.  Надо
было  найти  и  удалить  кусочек  металла.  Маша  ве¬
рила  в  благополучный  исход  операции.  Горячо  ве¬
рил  в  это  и  я.
 —  Как  хорошо  жить,  —  задумчиво  повторила
Маша.  —  Особенно  когда  любишь  жизнь.
 Пришла  разверстка  на  краткосрочные  трактор¬
ные  курсы.  Нашему  району  предлагалось  команди¬
ровать  двенадцать  человек.  Райком  партии  передал
разверстку  нам.  И  предложил  в  срочном  порядке
подобрать  самых  лучших  комсомольцев.
 Я  как  раз  корпел  над  списком,  выбирая  лучших
из  лучших,  когда  в  комнату  вбежала  Райка  Черно¬
ва.  С  разбегу  плюхнулась  на  стул  и  по  привычке
взмахом  головы  забросила  назад  коротко  подстри¬
женные  волосы.
 —  С  просьбой  к  тебе,  Хвиля,  —  сказала
она,  сдерживая  волнение.  —  Трактористов  подби¬
раешь?  Потому  и  примчалась.  Прошу  включить
и  меня.
 —  Тебя?  —  удивился  я.  —  Хочешь  на  трактор¬
ные  курсы?
 —  Хочу  быть  трактористкой,  —  сказала  Рай¬
ка.  —  Смерть  как  хочу.  Включи,  Хвиля.  Сил  не  по¬
жалею...
 Я  нарочно  помедлил  с  ответом.  Хотелось,  чтобы
она  успокоилась.  Нужно,  чтоб  успокоилась.  Пред¬
260

стояло  говорить  с  ней  об  очень  серьезном.  И  когда
дыхание  ее  выровнялось,  я  спросил:
 —  У  тебя  был  разговор  с  Семиверстовым  о  рай¬
коме  комсомола?
 Райка  сразу  же  потемнела,  нахмурилась.
 —  Был,  —  призналась  Райка.  —  Он  собирался
выдвинуть  меня  в  секретари.  Только  я  не  дала  со¬
гласия.
 —  Почему?
 Райка  повела  плечами.  Не  хотелось  говорить  об
этом.
 —  Не  дозрела.  А  потом...  Лучшего  секретаря,
чем  ты,  нам  не  надо.  Так  скажут  все  ребята.
 Похвала  смутила  меня.  Она  была  незаслужен¬
ной.  Да  и  не  все  ребята  скажут  так.  Найдутся  и
такие,  которым  я  не  по  нутру.
 —  Ты  перехваливаешь  меня,  —  сказал  я.  —
Но  дело  не  в  этом.  Дело  в  том,  что  я  собираюсь  на
учебу.  И  буду  добиваться  своего  всеми  силами.
А  ты  вполне  подходящая.  И  я  уверен:  справишься.
 Райка  подумала  и  решительно  сказала:
 —  Нет!  Не  смогу.  И  не  хочу.  Посылай  на  кур¬
сы.  Трактористкой  буду  хорошей.  Обещаю.  —  И  ви¬
новато  улыбнулась.  —  Я  уже  с  Ромашовой  разго¬
варивала.  С  Дарьей  Сергеевной.  Она  намечена  ди¬
ректором  будущей  тракторной  станции.  Вот  она
просила  передать...  Поддерживает.  И  надеется...
Прошу  тебя,  Хвиля.  Пошли  на  курсы.  Обещаю.
И  даю  слово.  Краснеть  не  будешь.  А  вместо  меня
возьми  Галю  Ченцову.  Учительницу  из  Глуховки.
Пионерработник  будет  что  надо...
 Райка  была  умной  и  способной.  Но,  кроме  это¬
го,  нужно  еще  и  желание.  Без  него  хорошего  не
жди.  Да  и  хотелось  пойти  ей  навстречу.  И  я  вывел
ее  фамилию  в  списке.  Райка  увидела  это.  И  вся  за¬
рделась.
 —  Даешь  трактор!  —  воскликнула  она.  —  Рай¬
ка  —  за  руль!..
 И  так  же  стремительно  выбежала  из  комнаты.
Через  минуту  промчалась  перед  окном.  А  я  поду¬
мал  об  Алешке  Зубкове.  Его  я  назову  с  еще  боль¬
шим  удовольствием.  И  он  будет  хорошим  секре¬
тарем  райкома.
 261

*  *  *
 Маша  лежала  с  забинтованным  плечом.  Блед¬
ная,  осунувшаяся.
 —  Вот  смотри,  —  сказала  она  мне.  И  разжала
пальцы.  На  ладони  лежала  пуля.  —  Сохраню...  на
горькую  память.
 Я  каждый  день  навещал  Машу.  Рассказывал  ей
о  комсомольских  делах.  Передавал  важнейшие  но¬
вости.  Район  готовился  к  севу.  Отправили  на  трак¬
торные  курсы  комсомольцев  во  главе  с  Дарьей  Ро¬
машовой.  Откомандировали  в  окружком  Семивер-
стова.  А  окружком  снял  его  с  работы  инструктора
и  послал  в  «низовку».
 Из  города  к  Маше  приезжали  рабочие-комсо¬
мольцы.  Они  привезли  от  заводских  ребят  подарки,
письма  и  букет  цветов.  За  дорогу  цветы  заметно
поувяли.  Но  Маша  была  рада  им  до  слез.  Рабочие
обещали  приехать  за  ней.  Но  мы  отговорили
их.  Сами  проводим.  Только  бы  скорее  поправи¬
лась.
 Неожиданно  приехал  Симонов.  Приехал  один  и
без  предупреждения.  В  райком  вошел  непривычно
озабоченный.  И  сразу  же,  едва  поздоровавшись,
спросил:
 —  Как  она,  Чумакова?
 Я  успокоил  его.  Самое  страшное  —  позади.  По¬
слеоперационный  период  протекает  нормально.  Чув¬
ствует  себя  хорошо.  Врачи  надеются  в  ближайшие
дни  выписать  ее.
 Симонов  кивнул,  словно  благодаря,  и  снова
спросил:
 —  Как  же  это  так?
 Я  подробно  написал  ему  еще  из  Глуховки.  Те¬
перь  еще  раз  рассказал.  Не  скрыл  и  того,  что  счи¬
тал  себя  виноватым.
 —  Иначе  она  не  могла  поступить,  —  заключил
Симонов.  —  Можешь  не  тираниться...  —  И  реши¬
тельно  предложил:  —  Пошли  к  ней.  Хочу  видеть  ее.
Она  не  только  комсомолка,  а  и  инструктор  окруж¬
кома...
 Машу  мы  застали  в  постели.  Она  обрадовалась.
И  Симонов  сразу  же  посветлел.  В  черных  узких
глазах  вспыхнули  искорки.
 262

—  Лежи,  лежи,  —  строго  сказал  он,  когда  Ма¬
ша  попыталась  присесть.  —  Ты  в  больнице,  а  не
в  доме  отдыха.
 —  А  мне  уже  можно  вставать,  —  похвалилась
Маша.  —  И  даже  понемногу  ходить.
 —  И  что  же  получается,  когда  ты  ходишь?  —
поинтересовался  Симонов,  присаживаясь  на  табу¬
рет  у  постели.
 —  А  ничего,  —  ответила  Маша.  —  Хожу,  пе¬
редвигаюсь.  Только  быстро  устаю.  —  И  дружески
улыбнулась  мне.  —  А  ты  что  не  садишься,  Федя?
 Я  облокотился  на  спинку  кровати  у  ее  ног.
 —  Мне  вот  так  будет  удобней.
 Некоторое  время  мы  молча  смотрели  на  нее.
А  она,  видно  не  выдержав  этого,  потупилась  и
спросила:
 —  А  ты,  товарищ  Симонов,  в  командировку
к  нам?
 —  Слыхал!  —  воскликнул  Симонов.  —  Она
сказала:  к  нам.  Может,  ты  уже  принял  ее
на  учет?
 Мы  рассмеялись.  А  Маша  совсем  смутилась,  от¬
вела  глаза  и  сказала,  оправдываясь:
 —  Как-то  так  вырвалось.  —  И  серьезно  доба¬
вила:  —  А  на  учет  становиться  тут  не  собираюсь.
Мне  нравится  район.  И  Глуховка  стала  род¬
ной.  Но  я  поеду  на  завод.  К  своим  рабочим  ре¬
бятам...
 Мы  не  засиживались  в  палате.  Боялись  утомить
Машу.  Да  и  подошло  время  для  какой-то  процеду¬
ры.  Об  этом  напомнила  сестра,  появившаяся  в  две¬
рях.
 Симонов  долго  жал  руку  Маши.  А  она  не  сво¬
дила  с  него  своих  ясных,  блестящих  глаз.  А  меня
не  замечала.  Будто  я  уже  покинул  палату.  Но  я
не  обижался.  Мы  встречались  каждый  день.  А  Си¬
монов  был,  можно  сказать,  редким  гостем.
 *  *  *
 И  вот  настал  этот  день.  Мы  вместе  вышли  из
больничного  корпуса.  За  оградой  Маша  вздохнула
полной  грудью.
 —  Как  чудесно-то!
 263

Полдень  стоял  теплый  и  ясный.  Солнце  грело
в  полную  силу.  На  улицах  подсыхала  земля.  От  нее
поднималась  пахучая  дымка.
 Мы  медленно  шли  по  дорожке.  Я  нес  Машино
пальто  и  теплый  платок.  Она  приехала  зимой.
А  уезжала,  когда  хозяйничала  весна.
 Взглянув  на  нее,  я  спросил:
 —  Как  ты  себя  чувствуешь,  Маша?
 Она  улыбнулась:
 —  Спасибо,  Федя.  Слабость...  А  выгляжу,  на¬
верно,  ужасно?
 Выглядела  она  и  правда  неважно.  Бледная,  уста¬
лая.  Но  в  глазах  уже  загорался  знакомый  огонек.
И  я,  радуясь  за  нее,  сказал:
 —  Нет,  ничего.  Уже  лучше.  А  скоро  и  совсем
будет  хорошо...
 Манефа  Ермиловна  встретила  Машу  как  доро¬
гую  гостью.  Заботливо  усадила  за  стол.  И  захло¬
потала  с  обедом.  А  когда  узнала,  что  Маша  пообе¬
дала,  принесла  кувшин  молока.
 —  Томленого  выпей,  —  она  наполнила  ста¬
кан.  —  Силушки  прибавляет...
 А  потом  посоветовала  отдохнуть  в  саду.
 —  Посидите  на  скамеечке.  Погуляйте.  Воздух
там  получше  всякого  лекарства...
 Мы  вышли  в  сад.  И  уселись  на  скамейке.  Маша
подставила  лицо  закатному  солнцу  и  сказала:
 —  Соскучилась  по  солнышку.  Палата  попалась
северная...
 И,  прислонившись  к  спинке  скамьи,  закрыла
глаза.  Я  молча  смотрел  на  нее.  И  чувствовал,  как
душа  полнится  радостью.  Теперь  она  для  меня  бы¬
ла  самой  близкой.  Я  обнял  ее,  легонько  притянул
к  себе.
 —  Машенька...
 Она  вздрогнула,  торопливо  высвободилась.
 —  Не  надо,  Федя.  Я  боюсь.
 —  Чего?
 —  Что,  если  ты  это  так?..  Не  от  сердца,  а  из-за
благодарности.
 —  Что  ты,  Маша!  —  горячо  возразил  я.  —  Ка¬
кая  благодарность?  Да  я  тебя...
 —  Не  надо,  —  со  страхом  перебила  она.  —  Про¬
264

шу  тебя,  Федя.  —  А  когда  я  снял  руку  с  ее  плеча,
тихо  повторила:  —  Я  очень  боюсь.  Не  обижайся.
Я  много  думала.  И  решила...  Не  надо  сейчас.  —
И  с  виноватой  улыбкой  глянула  на  меня.  —
Не  обижайся,  Федя.  Так  будет  бучше.  Для  нас
обоих...
 Она  снова  откинулась  на  спинку  скамьи.  И  дол¬
го  сидела  так,  словно  забывшись.  А  потом  вдруг
сказала:
 —  Вчера  письмо  получила  с  завода.  Отпуск  мне
продлили.  Нельзя,  говорят,  сразу  работать.  Надо
сначала  поправиться...
 Я  молчал.  Маша  посмотрела  на  меня,  грустно
улыбнулась.  И  все  так  же  тихо,  будто  думая  вслух,
продолжала:
 —  Поеду  в  Знаменку.  Повидаюсь  с  родными.
И  с  ребятами  нашенскими.  Очень  соскучилась.
А  ты  что  думаешь,  Федя?
 —  О  чем?  —  хрипло  выдавил  я.
 —  О  жизни.  Что  собираешься  делать?
 На  душе  у  меня  стало  нудно,  тоскливо.
 —  Учиться  надо.  Знаний  нет.  Какие-то  жалкие
крохи...  —  И  рассказал,  как  Косарев  подарил  мне
«Капитал»  Маркса.  —  Несколько  раз  пробовал  чи¬
тать.  Ничего  не  получается.  Гранит  не  по  зубам.
А  это  же  главная  наука,  марксизм.  Как  же
можно  быть  коммунистом  и  не  знать  главной
науки?..
 Почему-то  вспомнился  Симонов.  Он  пробыл
в  районе  три  дня.  Мы  побывали  в  нескольких  селах.
Встречались  с  комсомольцами,  молодежью.  А  после
этого  он  распекал  меня.  Распекал  сердито,  безжа¬
лостно.  Райком  много  упускает  из  поля  зрения.
Слабо  мобилизует  комсомол  на  преодоление
трудностей.  Не  пробуждает  энтузиазма  моло¬
дежи.
 А  перед  самым  отъездом  он  снова  побывал
у  Маши.  Пошел  в  больницу  один,  не  предупредив
меня.  И  сказал  об  этом  уже  по  дороге  на  станцию.
Сказал  небрежно,  как  о  чем-то  маловажном.
 —  Поправляется.  Скоро  выпишется...
 О  чем  они  говорили  тогда?  За  что  судили  меня?
265

И  почему  Маша  молчит  об  этом  свидании?  Может,
думает,  что  я  не  знаю  о  нем?  Но  если  так  думает,
то  значит  мне  лучше  не  напоминать  о  нем?
 —  А  что  ты  скажешь  Симонову  обо  мне?  —
неожиданно  для  самого  себя  спросил  я.  —  Как
инструктор  окружкома?
 Маша  загадочно  усмехнулась.
 —  Что  скажу  Симонову?  —  переспросила
она.  —  Что  ты  хороший  парень.  Что  в  работе  горя¬
чий  и  безотказный.  Что  ребята  тебя  уважают  и  лю¬
бят.  Все  то,  что  уже  сказала  ему.
 —  Спасибо,  —  вырвалось  у  меня.  —  А  насчет
учебы  поддержишь?
 Маша  наморщила  лоб  и  спросила:
 —  Ты  когда  кончаешь  рабфак?
 —  Этой  весной.  Скоро  экзамены.
 Почему-то  вздохнув,  Маша  сказала:
 —  Поддержу.  Кончай  рабфак.  И  готовься  даль¬
ше...  —  И,  помолчав,  добавила:  —  Учиться  тебе
надо.  И  всем  нам  надо  учиться.  Всем...
 Солнце  медленно  опустилось  за  соседний  сарай.
И  сразу  же  подул  прохладный  ветерок.  Я  испугал¬
ся  за  Машу.  И  предложил  пойти  в  дом.  Маша  глу¬
боко  вздохнула  и  сказала:
 —  А  я  бы  до  полуночи  сидела  тут.  Так  хорошо
в  саду...
 Манефа  Ермиловна  уже  приготовила  постели.
Мне  отдала  свою  кровать  в  большой  комнате.  Ма¬
ше  постелила  мою.  А  сама  решила  переспать  на
печи,  лаз  на  которую  был  из  маленькой  комнаты.
Я  сказал,  что  мог  бы  переночевать  у  кого-нибудь
из  друзей.  Манефа  Ермиловна  сделала  вид,  что  раз¬
гневалась.  И,  небрежно  кивнув  на  меня,  пожалова¬
лась  Маше:
 —  Видала,  какие  они  пошли,  ребята?  Для  них
стараешься,  а  они  нос  воротят.  Не  нравится  ему
моя  постель...  —  Но  тут  же  улыбнулась  и  серьезно
добавила:  —  Не  беспокойся,  сынок.  Печку  нынче
не  топила.  Жарко  не  будет...
 И  сразу  же  после  ужина  отправилась  спать.
А  мы  долго  еще  сидели  за  столом.  Говорили  о  пу¬
стяках.  А  думали  о  будущем.
 266

*  *  *
 До  города  Машу  провожала  молоденькая  мед¬
сестра.  Мне  хотелось  самому  поехать  с  ней,  но  не
пустили  дела.  А  кроме  того,  я  надеялся  в  скором
времени  уехать  из  Хавы.  И  сразу  же  отправиться
в  город,  чтобы  сдавать  там  экзамены.  А  тогда-то
уж  мы  вволю  навстречаемся  и  наговоримся.
 Маша  выглядела  веселой.  Но  глаза  нет-нет  да  и
заволакивала  какая-то  дымка.  Такая  дымка  тума¬
нила  ей  взор  всякий  раз,  когда  мы  расставались.
И  самому  мне  тоже  было  не  по  себе.  Хотя  я  всеми
силами  старался  не  показывать  этого.
 В  ожидании  поезда  мы  прохаживались  по  перро¬
ну.  А  когда  он,  пыхтя  и  лязгая,  подошел,  Маша
подала  мне  руку.
 —  Хорошо  бы  вместе  поехать  в  Знаменку.
 Я  покачал  головой.  Не  скоро  освобожусь  от  раб¬
фака.  Отпуск  ей  одной  придется  провести  в  де¬
ревне.
 —  В  городе  повидаемся.  И  наговоримся...
 Маша  остановилась  в  тамбуре,  держась  за  по¬
ручни.  Медсестра  с  озабоченным  видом  стояла  у  нее
за  спиной.  А  я  шел  по  перрону  за  поездом.  И  так
Забылся,  что  чуть  не  сорвался  в  конце.  Задержав¬
шись  на  самом  краю,  я  поднял  руку.  Но  Ма¬
ша  не  подняла  руки.  Она  стояла  в  тамбуре.  И  смот¬
рела  на  меня,  пока  вагон  не  укатился  за  эле¬
ватор.
 —  Прощай,  Машенька!
 Возвращаясь  со  станции,  я  думал  о  Маше.  Ка¬
кая  она  чудесная  и  славная.  Но  почему  же  она  так
изменилась?  Да,  я  виноват  перед  ней.  За  то,  что  не
на  себя,  а  на  нее  вызвал  опасность.  И  чуть  было
не  погубил  ее.  Но  кто  же  знал,  что  все  так  будет?
И  я  был  бы  рад,  если  бы  пуля  угодила  в  меня,
а  не  в  нее.  Даже  если  бы  она  сразила  меня  на¬
смерть.
 В  райкоме  меня  ждали  Алешка  Зубков,  Толя
Оскольцев  и  Костя  Волков.  Не  было  Левки  Лейки¬
на.  Его  недавно  избрали  председателем  артели
«Прогресс».  И  он,  должно  быть,  принимал  дела.
А  Чемберлена  сняли.  И  отдали  под  суд.  Вместе
267,

с  теплой  компанией  из  окркоопинсоюза.  Оказалось,
жулики  изрядно  наживались  на  жмыхе.
 Решили  без  Левки  засесть  за  работу.  А  работа
предстояла  важная.  Райком  партии  затребовал  план
на  второй  квартал.  Что  районный  комсомол  соби¬
рается  сделать?  Какие  проблемы  предполагает  ре¬
шить?
 Несколько  дней  ребята  думали  над  вопросами
по  своим  отделам.  Советовались  с  активистами.
Проверяли  наметки  в  ячейках.  А  теперь  вот  долж¬
ны  были  свести  свои  предложения  в  райкомовский
план.  Его  предполагалось  рассмотреть  и  утвердить
на  пленуме  райкома.
 Но  нам  недолго  пришлось  трудиться.  Внезапно
распахнулась  дверь,  и  в  комнату  влетел  Левка.  Весь
возбужденный,  с  горящими  глазами.
 —  Сын!  —  закричал  он  с  порога.  —  У  меня
сын!
 Мы  почтительно  встали,  будто  это  было  собы¬
тие  на  всю  Россию.  И  уставились  на  обезумевше¬
го  от  счастья  отца.  А  он,  ковыляя  по  комнате,  как
заведенный  выкрикивал:
 —  Сын!..  Сын!..  Сын!..  —  Потом  вдруг  бросился
целовать  нас,  все  время  приговаривая:  —  Сын!..
Сын!..  Сын!..  —  А  потом  заплакал,  как  ребенок,  и
опять  сквозь  слезы:  —  Сын!..  Сын!..  Сын!..  —  Все
же  он  немного  успокоился  и  более  внятно  ска¬
зал:  —  Только  что  родился  сын...  Час  тому  назад...
Сын...
 Мы  тоже  понемногу  пришли  в  себя.  И  стали  по¬
здравлять  отца.  Мы  крепко  пожимали  его  руку.
Произносили  какие-то  слова,  смысла  которых  не  по¬
нимали  и  сами.  А  Костя  Волков  притянул  Левку
к  себе  и  поцеловал  его  в  щеку.
 —  Поздравляю,  дружище!  Рад  за  Варю  и  за
тебя!..
 У  меня  холодок  пробежал  по  спине.  Неужели
Варя  призналась  Косте?  Если  так,  то  что  он  должен
чувствовать  теперь?  Я  осторожно  взглянул  на  него.
Благоговение  разливалось  по  его  лицу.  Так  радуют¬
ся  за  другого,  а  не  за  себя.  Нет,  Костя  ничего  не
знал.  И  может  быть,  ничего  не  узнает.  И  Лейки¬
ны  будут  жить  дружно,  мирно.  Так  пусть  же
268

счастье  их,  добытое  такой  ценой,  будет  прочным  и
долгим!
 А  совсем  успокоившись,  Левка  рассказал,  как
все  случилось.  Варя  думала,  что  проходит  еще  не¬
сколько  дней.  И  вдруг  сегодня,  когда  Левка  при¬
шел  обедать,  вскрикнула.  И  вся  затряслась  от  стра¬
ха.  Левка  опрометью  бросился  за  акушеркой.
А  когда  та  явилась,  все  было  кончено.  В  доме  хо¬
зяйничала  разбитная  соседка.  Услышав  крик  Ва¬
ри,  она  прибежала  на  помощь.  И  справилась  со
всем  не  хуже  акушерки.  Левку  не  пускали  в  ком¬
нату.  Но  он  все  же  пробился  туда.  И  одним  глазом
глянул  на  малыша.
 —  Розовый  бутуз...  Нос  как  пуговка...  А  во¬
лосики  рыжие...  Как  у  Кости...  —  И  снова  принял¬
ся  хромать  по  комнате,  возбужденно  повторяя:  —
Сын....  Это  ж  надо...  Я  так  и  знал...  Чувствовал...
Сын...  —  Внезапно  остановился,  взглядом  пробе¬
жал  по  нашим  лицам  и  предложил:  —  А  знаете
что?..  Пойдемте  к  нам...  В  окно  посмотрим...  Такой
бутуз...  Пойдемте.
 —  Нет,  нет!  —  торопливо  возразил  я,  испыты¬
вая  странную  дрожь.  —  Ступай  один.  А  мы  придем
потом...  Когда  Варя  позовет.  А  сейчас  у  нас  сроч¬
ная  работа...  Иди  один,  Лева,  —  мягко  добавил  я,
боясь,  как  бы  тот  снова  не  расплакался.  —  А  мы
еще  успеем.  А  сейчас,  чего  доброго,  еще  сглазим...
 Левка  послушался  и  ушел.  А  мы  опять  уселись
за  стол.  Но  работать  не  могли.  Ничего  не  шло  в  го¬
лову.  Перед  глазами  возникал  появившийся  на  свет
человек.  Розовый...  Рыжий...  Новый  гражданин.
Будущий  комсомолец.  А  может,  и  коммунист.
 Первым  сдал  Костя.
 —  Не  могу,  —  сказал  он.  —  Ничего  не  идет
на  ум.  Перенесем  на  завтра.
 И,  не  дожидаясь  нашего  согласия,  вышел.  Ушел
и  Толя  Оскольцев.  А  Алешка  задержался
и  сказал:
 —  Вместе  с  кулаками  ликвидирован  и  батрач-
ком.  А  с  батрачкомом  и  я  сам.  Сегодня  получил
такое  постановление  окрпрофсовета.  Надо  решать,
куда  деваться.
 —  А  куда  сам  намерен?
 269

Алешка  подумал.  И,  блеснув  белыми  зубами,
сказал:
 —  Хочу  домой  отправляться.  В  родные  Берез¬
ки.  И  поработать  в  колхозе.  Рядовым  колхозником.
 —  А  я  хочу  другое,  —  возразил  я.  —  Хочу,
чтобы  ты  тут  остался.  В  райкоме  комсомола.  Сек¬
ретарем  вместо  меня.  А  сам  я  на  учебу  собрался.
Экзамены  в  рабфаке  сдавать.  И  в  вуз  готовиться...
 *  *  *
 Весна  выдалась  затяжной.  Солнечные  дни  сме¬
нялись  ненастными.  Дожди  пополам  со  снегом  ме¬
шали  земле  сохнуть,  продлевали  распутицу.  Вре¬
менами  дули  холодные,  порывистые  ветры.
 Я  сдавал  дела  Алешке  Зубкову.  На  пленуме  его
дружно  избрали  секретарем  райкома.  А  меня  от¬
пустили  на  учебу.  С  благодарностью  и  отличной
характеристикой.  И  вот  я  сдавал  дела.  А  Алешка
принимал.
 Мы  составили  акт.  И  перечисляли  в  нем  прону¬
мерованные  папки.  Папок  было  немного.  А  бумаг
в  них  и  того  меньше.  К  тому  же  Алешка  был  в  рай¬
коме  не  чужим.  В  шкафу  лежала  и  его  папка.
С  крупной  и  аккуратной  надписью:  «ОТО  РК
ВЛКСМ».  Можно  было  бы  передать  все  эти  папки
просто  так.  Но  порядок  есть  порядок.  И  мы,  соблю¬
дая  его,  корпели  над  актом.
 В  папке  с  протоколами  ячеек  внимание  мое  при¬
влек  последний  лист  бумаги.  Это  был  протокол  со¬
брания  глуховских  комсомольцев.  Они  решили
в  ближайшее  время  начать  строительство  плотины
через  Хавку.
 —  Послушай,  Леша,  —  сдерживая  волнение,
сказал  я.  —  Глуховские  ребята  собираются  строить
греблю  через  речку.  Помнишь  ветряк  и  магазею?
Вот  в  этом  месте.  Представляешь,  какой  будет
пруд?  А  вокруг  пруда  —  сад.  И  цветы.  Представ¬
ляешь,  как  здорово  будет?
 Захотелось  поехать  туда.  И  принять  участие
в  этой  работе.  Но  я  уже  не  был  секретарем  райко¬
ма.  И  в  кармане  у  меня  лежало  постановление
окружкома:  рекомендовать  на  учебу  в  Москву.
Об  этом  постарался  Симонов.  Когда  Барабашев  зво¬
нил  в  окружком,  я  дрожал  от  страха.  Думал:  назо¬
270

вет  фантазером  и  откажет.  А  он  не  назвал  и  не  от¬
казал.  Даже  горячо  поддержал.
 —  Пускай  поучится.  И  не  где-нибудь,  а  в  ком-
вузе.  И  обязательно  на  комсомольском  отделении.
Комсомолу  он  еще  пригодится.
 И  прислал  постановление.  Теперь  оно  лежало
у  меня  в  кармане.  А  рядом  лежало  письмо  отчима
из  Знаменки.  Я  написал  домой,  что  осенью  посту¬
паю  на  учебу.  А  летом  собираюсь  как  следует  под¬
готовиться.  И  получил  ответ.  Родители  приглашали
на  лето  домой,  в  Карловку.  И  обещали  кладовку
снова  переоборудовать  в  жилую  комнату.
 «Приезжай,  не  раздумывай.  Ни  забот,  ни  хло¬
пот  знать  не  придется.  Будешь  жить  за  нами  с  мат¬
кой,  как  у  Христа  за  пазухой...»
 Вошел  Левка  Лейкин.  Вошел  как-то  неуверенно.
Переминулся  на  короткой  ноге.
 —  Ты  очень  занят,  Хвиля?  Варя  просила  на  ми¬
нутку  к  нам.
 В  последние  дни  я  бывал  у  Лейкиных  несколь¬
ко  раз.  Видел  их  Юрика,  упитанного  здоровяка.
Малыш  приводил  Левку  в  восторг.  Но  Варя  выгля¬
дела  грустной.  Глаза  ее,  кажется,  не  высыхали.
Нетрудно  было  догадаться,  как  тяжело  приходи¬
лось  ей.  Но  трудней  было  угадать,  чем  все  кон¬
чится.
 Алешка  согласился  сам  все  подготовить.  И  по¬
том  дать  мне  подписать.  Дорогой  Левка  без  умолку
говорил  об  артели.  Она  с  каждым  днем  набирала
темпы.  С  колхозами  заключались  договора  на  из¬
готовление  хомутов  и  сбруи.  Агентами  по  заготов¬
кам  правление  уже  поставило  комсомольцев.  Жмых
маслобойка  отдает  вместе  с  набитым  маслом.
Но  говорил  об  этом  Левка,  чтобы  только  не  мол¬
чать.  Ему  нелегко  было  бороться  с  самим  собой.
Я  догадывался  об  этом.  Не  догадывался  лишь,  за¬
чем  сам  понадобился.
 Дома  у  Лейкиных  сидел  Костя  Волков.  Юрик
спал  в  кроватке.  Изо  рта  у  него  торчала  соска  с  бе¬
лым  колечком.  Мы  сели  за  стол.  Левка  —  по  пра¬
вую  руку  от  Вари,  Костя  —  по  левую.  Я  напротив
нее.  С  минуту  молчали.  Потом  Варя,  сдерживая
волнение,  сказала:
 271

—  Ты  все  знаешь,  Хвиля.  Они  тоже  все  знают,
Левка  и  Костя.  Я  не  могла  скрывать.  Это  очень  тя¬
жело.  А  еще  тяжелее  решить,  что  делать.  Жалко
оставить  Леву.  И  Костю  тоже  жалко.  А  они  на  все
согласны.
 —  Я  люблю  Варю,  —  подтвердил  Левка.  —
И  рад  остаться  с  ней.  Но  я  готов  дать  ей  свободу,
если  она  больше  любит  Костю.
 —  Я  буду  счастлив,  если  Варя  будет  со  мной,  —
в  свою  очередь,  сказал  Костя.  —  И  буду  любить  ее
до  конца  жизни.  Но  если  она  останется  с  Левой,
ничего  не  скажу.  И  оставлю  их  в  покое.
 —  Видишь,  как  получается,  Хвиля,  —  сконфу¬
женно  сказала  Варя.  —  И  я  не  знаю,  как  быть.
Вот  и  решила  спросить  тебя.  Может,  что  подска¬
жешь?
 Она  обращалась  ко  мне  как  к  мудрецу.  Но  я  не
был  мудрецом.  И  часто  путался  в  делах  более  про¬
стых.  Единственно,  что  я  мог,  это  обратить  разговор
в  шутку.  Но  Варя  смотрела  на  меня  с  такой  моль¬
бой,  что  я  не  решился  шутить.  И  сказал  первое,  что
пришло  на  ум.
 —  Как-то  ты  говорила,  Варя,  что  в  Приваловке
у  тебя  есть  сестра.
 -  Да,  есть,  —  подтвердила  Варя.  —  Старшая.
Живет  с  сыном.  Муж  погиб  в  гражданскую
войну.
 —  А  ты  могла  бы  поехать  к  ней  с  Юриком?  —
спросил  я,  сам  проникаясь  верой  в  свою  внезапно
возникшую  идею.  —  И  пожить  у  нее  некоторое
время?
 —  Да,  конечно,  —  сказала  Варя,  и  голубые
глаза  ее  засветились.  —  Она  будет  рада.  Особенно
если  приеду  с  сыном.
 —  Вот  и  поезжай,  —  настойчиво  посоветовал
я.  —  Бери  Юрика  и  отправляйся.  И  живи  там.
Живи  и  ни  о  чем  не  думай.  А  главное:  не  думай
о  них.  —  Я  показал  на  Левку  и  Костю.  —  Живи
и  жди.  По  ком  раньше  заскучаешь,  к  кому
первому  потянет,  к  тому  и  приезжай.  И  тогда  дру¬
гой  должен  уйти.  Окончательно  и  навсегда.  И  сде¬
лать  так  надо  ради  него...  —  Я  показал  на  малы¬
ша,  мирно  посапывавшего  в  кроватке.  —  Потому
 272

что  он  не  виноват.  Совсем  не  виноват,  что  у  вас  так
получилось.
 Лицо  Вари  заметно  просветлело.
 —  Спасибо  тебе,  Хвиля,  —  сказала  она.  —  Спа¬
сибо,  родной.  Я  чувствовала,  что  ты  поможешь.
И  потому  попросила  прийти.
 Я  повернулся  к  Левке.
 —  Что  думаешь  ты,  Лева?
 Левка  грустно  улыбнулся.
 —  Я  согласен.  Пусть  Варя  едет.  И  возвращает¬
ся,  к  кому  подскажет  сердце.  Если  это  будет  Костя,
я  уйду  навсегда.
 Я  повернулся  к  Косте.
 —  А  ты  что  скажешь?
 Костя  метнул  на  Варю  горящий  взгляд.
 —  Пусть  будет  так.  Я  тоже  уйду,  если  не  мне
будет  суждено...
 Варя  встала.  Через  стол  протянула  мне  руку.
 —  Спасибо,  Хвиля.  Ты  очень  помог.  И  мы  не
забудем...
 Я  взял  ее  руку.  И  вдруг  вспомнил,  как  мы,  «ве¬
ликие  голодранцы»,  в  Знаменке  клялись  от¬
дать  все  силы  за  новую  жизнь.  И  предложил  Косте
и  Левке:
 —  Присоединяйтесь...  —  И  когда  они  взялись
за  руки  над  нашими  руками,  торжественно  произ¬
нес:  —  Пусть  это  будет  наш  комсомольский  крест!
И  мы  даем  клятву  на  нем  не  жалеть  сил  ради  но¬
вого  человека!  Клянемся!
 —  Клянемся!  —  в  один  голос  повторили  они.  —
Клянемся!
 Мы  опустили  руки.  Лица  их  сияли.
 —  А  теперь  извините,  —  сказал  я,  прощаясь
с  ними.  —  Дела  ждут...
 И  торопливо  вышел.  Надо  было  оставить  их  од¬
них.  И  самому  остаться  наедине  с  собой.
 *  *  *
 Неожиданно  явилась  Степанида  Клюева.  Я  уже
уложил  сундучок.  Управилась  и  Манефа  Ермилов¬
на.  На  этот  раз  она  приготовила  харчей  чуть  ли  не
на  месяц.
 —  Ничего,  ничего,  —  сказала  она,  когда  я  воз-
 18  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5 	273
разил.  —  Город  денежки  любит.  А  у  тебя  их  не
больно  густо,  денег-то.  Вот  харчишки-то  и  приго¬
дятся...
 Вот-вот  должны  были  прийти  ребята.  Чтобы
проводить  меня  на  станцию.  Но  раньше  их  явилась
Степанида.  Певуче  поздоровалась  и  сказала:
 —  Слыхала,  ты  уезжаешь?  Пашка  Коробов  со-
опчил.  Вот  и  приехала.  Чтобы  проститься.  Нынче,
что  ли-ча,  отбываешь?
 —  Да  вот  уже  скоро,  —  сказал  я,  почему-то  чув¬
ствуя  неловкость.  —  Еще  бы  немного,  и  не  заста¬
ла  бы.
 —  А  куда  собрался-то?
 Я  сказал,  что  еду  в  город  на  экзамены.  А  потом
отправлюсь  на  родину.  А  осенью  подамся  в  Москву
учиться.
 —  Это  хорошо,  что  в  Москву,  —  одобрила  Сте¬
панида.  —  Москва,  она  людей  людьми  делает...  —
И  заглянула  мне  в  глаза.  —  А  после  Москвы,  как
выучишься,  к  нам  приедешь?
 —  Приеду,  —  пообещал  я,  сам  вдруг  поверив
в  это.  —  Обязательно  приеду.
 —  А  не  брешешь?
 —  Правду  говорю.
 —  Побожись.
 —  Да  ей-богу!
 —  Нет,  ты  своим  богом  побожись.
 —  А  кто  мой  бог?
 —  Ну  как  же?  —  удивилась  Степанида.  —
Ленин  —  ваш  бог.  Бот  и  побожись  Лениным.
 Мы  не  обожествляли  Ленина.  Но  не  было  вре¬
мени  объяснять  это  вдове.  И  я  отмахнулся  от  нее.
 —  Ну  да,  буду  я  по  мелочам  имя  Ленина  тре¬
пать.
 —  А  как  же  мы  по  мелочам  нашего  бога  треп¬
лем?
 —  Это  уж  ваше  дело.
 —  Ладно,  —  согласилась  Степанида.  —  Верю  и
без  бога.  И  буду  ждать...  —  С  этими  словами  она
развернула  тряпицу  и  протянула  мне  ржаной  ко¬
лосок.  —  Возьми.  На  счастье.
 Я  взял  колосок.  Он  был  засушен  в  пору  созре¬
вания.  И  отливал  чистым  золотом.
 274

—  Положи  в  книжку,  —  посоветовала  Степа¬
нида.  —  И  пущай  всегда  с  тобой.  Он  произрос  на
нашем  черноземе.  А  чернозем  наш  не  простой,
а  красный.  Кровью  нашей  сдобренный...
 Я  достал  «Капитал»,  подаренный  Косаревым,  и
бережно  уложил  колосок  между  страницами.
 —  Спасибо,  Стеня.  Запомню  навсегда.  И  тебя
не  забуду.
 Степанида  радостно  рассмеялась.
 —  И  тебе  спасибо.  За  добрую  память.  И  за  все,
что  сделал  для  меня...
 В  комнату  ворвался  гул.  С  каждой  минутой  он
нарастал.  Манефа  Ермиловна  выглянула  в  окно.
И  возбужденным  голосом  позвала  нас:
 —  Машины!  Как  живые!..
 Это  были  тракторы.  Те  двенадцать,  которым
предстояло  перепахать  межи  в  степи.  На  головном,
держа  руль  в  руках,  сидел  Никита  Горбатов.  А  ря¬
дом  стояла  Дарья  Ромашова.  Вид  у  нее  был  вели¬
чавый.
 Степанида  торопливо  обняла  меня,  поцеловала
в  щеку.
 —  Прощай.  И  будь  здоров.  А  я  побегу.  Хочется
прокатиться...
 И  выбежала  из  дому.  Тотчас  мы  увидели  ее  на
улице.  Размахивая  руками,  она  бежала  наперерез
трактору,  на  котором  сидела  Райка  Чернова.  По¬
равнявшись  с  ним,  вспрыгнула  на  мостик  и  обня¬
ла  трактористку.
 Высунувшись  из  окон,  мы  с  Манефой  Ермилов-
ной  тоже  что-то  кричали.  Но  слова  наши  тонули
в  грохоте,  от  которого  содрогалась  земля.  Перед  на¬
ми  одна  за  другой  проходили  могучие  машины.
На  них  восседали  комсомольцы.  Молодые,  смелые,
горячие.  Они  бесстрашно  поведут  стальных  коней
в  решающий  бой.  И  сломают  последние  преграды
на  пути  к  будущему.
 1969
 18*
 275

ГЛАВА  ПЕРВАЯ
 Близился  условлен¬
ный  день  свидания
Матвея  со  связным
ВУЧК  Георгом  Клау¬
сеном.  Час  от  часу  ро¬
сло  беспокойство  в
душе  Матвея  Бойчен¬
ко.  Не  страх,  а  пред¬
чувствие  беды.  И  бы¬
ло  от  чего.  Последнее
время  махновский
контрразведчик  Попов
совсем  распоясался.
Тот  самый  Попов,  что
арестовывал  Дзержин¬
ского  шестого  июля,
во  время  эсеровского
мятежа  в  Москве.  Это¬
му  липовому  морячку
удалось  удрать  из
столицы  безнаказан¬
но,  и  он  пристроился
к  батьке,  наспех  пере¬
красившись  под  анар¬
хиста.
 Крепко  запомнил¬
ся  Матвею  один  вечер.
Он  со  свежим  номе¬
ром  газеты  «Голос
махновца»  отправился
в  реввоенсовет  армии
батьки.
 Неожиданно  в  но¬
мер  гостиницы,  где
помещался  преслову¬
тый  реввоенсовет,  вва¬
лился  Попов.  Долго¬
вязый,  костистый  и  в
то  же  время  расслаб¬
ленный  и  мягкий,  буд¬
279

то  в  нем  и  костей  совсем  не  было,  Попов  бросил  се¬
бя  в  кресло  и  туманным,  тупым  взглядом  осмотрел
помещение.  Видимо,  он  еще  с  утра  нанюхался  ко¬
каину  и  все  еще  находился  в  блаженном  состоянии
эйфории.  В  таком  виде  он  неизменно  являлся  в  рев¬
военсовет,  чтоб  подразнить  хлипких  белоручек
анархистов.
 Матвей  еще  никогда  не  попадал  на  подобные
встречи  Попова  с  анархистами,  но  слышал  о  них
много,  и  теперь  с  любопытством  ждал,  что  же  будет.
 Ухмыльнувшись,  Попов  достал  из  кармана  за¬
писную  книжку  и,  тыча  в  нее  пальцем,  заговорил:
 —  Вот,  Гордеев,  смотри.  Уже  сто  девяносто
семь!  И  какие!  Хошь,  прочитаю...  Председатель...
 —  Иди  к  черту!  —  отмахнулся  Илья.
 —  Не  хошь...  Не  надо...  А  какие  шишки!  Мое
слово  —  закон.  Пока  хожу  по  палубе  —  должен  за¬
рубать  триста  коммунистов.  Триста.  Больше  —
сколько  душе  угодно.  Меньше  —  ни-ни...
 Уродливо  изогнувшись,  Попов  поднялся.  Ссуту-
лясь,  сделал  несколько  шагов,  подошел  к  столу,  на
котором  лежала  газета  с  передовой  «Знамя  Мах¬
но  —  знамя  свободы».
 —  Меньше  —  ни-ни!  Как  я  упустил  тогда  Дзер¬
жинского,  этого  Лациса,  Смидовича...  и  прочих...
Они  же  все  в  моих  руках  были!  Эх,  уж  тогда  мы
давно  бы  захватили  власть.  Шляпой  я  был  тогда!
 Возмущенный  Гордеев  отбросил  газету  в  сто¬
рону.
 —  Все  о  власти  мечтаешь!  Зачем  к  нам  пришел?
Был  ты  эсером  —  эсером  и  остался,  никакой  ты  не
анархист.  Мы  за  безвластие.
 Попов  расхохотался.
 —  Махно  за  безвластие?  Вы  слепые  дураки!
Безвластие...  —  И  опять  зашелся  в  хохоте.  —  Р-ру-
баем  направо  и  налево  по  первому  подозрению...
И  —  безвластие.  Тогда,  обалдуй  несчастный,  скажи
мне,  что  такое  диктатура?  А?
 —  Происходящее  —  стихийный  бунт  человече¬
ского  «я»,  способного  только  к  разрушению.  И  хоть
убей  меня,  Дима,  не  понимаю,  зачем  такой  садизм.
 —  Стихийный  бунт  моего  человеческого  «я»...—
усмехнулся  Попов.
 280

—  Замолчи,  замолчи,  замолчи!  —  Гордеев  при¬
жал  к  вискам  кулаки.
 —  Поедем  со  мной  разок.  Посмотришь.  Удоволь¬
ствие.  Рубать  не  дам.  Замучаешь  несчастного.  А  я
ведь  играючи,  почти  без  боли.  Не  кричат.  Не  люб¬
лю,  когда  кричат,  —  передернулся  Попов.
 —  Уходи,  уходи,  Попов!  Христом-богом  тебя
прошу!  —  бормотал  Гордеев,  мотаясь  по  номеру.
И  вдруг,  хлопнув  себя  по  лбу,  схватил  со  стола  по¬
лосы,  обернулся  к  Бойченко:  —  Матвей,  беги,  ска¬
жи,  что  газету  можно  пускать  в  машину.  Сбил  ты
меня  с  панталыку,  Попов.
 —  Что?!  —  взревел  Попов,  вскакивая.  —  Кто
здесь  прячется?
 Он  выхватил  саблю  и  кинулся  было  в  полутем¬
ный  угол,  где  тихонько  сидел  Матвей.  Но  Гордеев,
взмахнув  руками,  стал  у  него  на  пути.
 —  Дима,  Дима!  Обалдел  совсем.  Да  это  же  Мат¬
вей!  Мой  ученик.  Опомнись,  Дима!  Не  сходи  с  ума!
 Попов  внезапно  оживившимися  белесыми  глаза¬
ми  наркомана  глядел  на  Матвея,  подошедшего  к
столу.  Бойченко,  напрягши  нервы,  старался  как
можно  спокойнее  собирать  полосы,  подписанные
Гордеевым.  Наконец  Попов  снова  плюхнулся  в  кре¬
сло,  так  и  не  убрав  саблю  в  ножны.
 —  Уф...  —  Гордеев  вытер  пот  со  лба.  —  Видно,
недаром  про  тебя  говорят,  что  ты  сдуру  и  своих  по¬
рубаешь.
 —  Своих?  Порубаю...  Стихийный  бунт  моего
«я».  Д-дурачье...
 Очевидно,  Попов  шалел  с  каждой  минутой  все
больше,  и  Матвей  решил  не  искушать  судьбу:  Гор¬
деев  —  плохая  защита  от  нанюхавшегося  Попова.
Да  и  подставлять  свою  голову  под  сабельный  удар
вот  так,  дуриком,  он,  сотрудник  ЧК,  выполняющий
особое  задание,  просто  не  имел  права.
 Это  произошло  месяц  назад,  а  вчера  махновцы
расстреляли  пятерых  своих  «повстанцев»  только
за  то,  что  те  якобы  нелестно  отозвались  о  батьке.
Попов  и  допрашивать  их  не  стал.  И  лишь  в  виде  осо¬
бой  милости,  которая  допускалась  для  провинив¬
шихся  своих,  на  ни?,  ес  пожалели  патронов.  Чужих
только  рубали.
 281

Люди  замкнулись,  настороженно  приглядываясь
друг  к  другу.  Больно  дорогой  стала  расплата  за
каждое  слово.  Особо  это  коснулось  штаба,  команд¬
ного  состава.  Батька  ни  в  чем  не  перечил  Попову,  и
тот  «наводил  флотский  порядок».
 Но  опаснее  сумасбродного  садиста  Попова  был
начальник  махновской  разведки  Левка  Задов.  Мах¬
но  умело  подбирал  помощников.  Если  Попов  олицет¬
ворял  такие  черты  характера  батьки,  как  свире¬
пость  и  садистскую  жестокость,  то  Левка  вошел
в  фавор  благодаря  своей  природной  хитрости,  изво¬
ротливости,  умея  так  поставить  разведку,  что  он
знал  все  или  почти  все  о  развивающихся  событиях
по  крайней  мере  за  день  до  окончательного  их  за¬
вершения.
 Сначала  Матвей,  по  молодости,  приписывал  Лев¬
кин  успех  в  деле  ему  самому.  Однако,  внимательнее
присмотревшись  к  Задову,  понял,  что  бывший  гор¬
новой  из  Юзовки,  отбывавший  срок  за  то,  что  из¬
увечил  мастера,  и  освобожденный  после  Февраль¬
ской  революции,  не  мог,  наверняка  не  мог  сам  по¬
севе  додуматься  до  создания  стройной  системы  раз¬
ведки,  умения  использовать  в  этом  деликатном  де¬
ле  прежде  всего  женщин.  Они  при  всех  властях  мог¬
ли  почти  беспрепятственно  передвигаться  от  села  к
селу,  с  базара  на  базар,  всегда  оказывались  в  курсе
военных  приготовлений  любого  противника,  его  сил,
и  расположения,  и  даже  намерений.
 Не  сразу  Матвей  разглядел,  что  анархисты  от¬
носятся  к  Задову  с  почтительностью,  а  батькин  ду¬
ховный  отец  и  наставник,  сутулый,  с  землистой
жабьей  мордой  иезуита  Аршинов-Марин,  удостаи¬
вал  Льва  Николаевича  долгими  и  продолжительны¬
ми  беседами.  Установив  эту  связь,  Матвею  уже  не
составило  большого  труда  разгадать  тайну  Левки¬
ной  удачи  в  разведке.
 На  первый  взгляд  Аршинов-Марин  совсем  не
принимал  участия  в  практической  деятельности
анархистов.  Он  сам  себя  называл  теоретиком  и  бу¬
дущим  историографом  махновщины.  Но  в  действи¬
тельности  Аршинов-Марин  являлся  душой  анархи¬
стской  конфедерации  «Набат»,  поставившей  себя  на
службу  Махно.  Получилось  это  не  случайно.  Ар¬
282

шинов-Марин  встретился  с  Махно  еще  в  начале  де¬
вятисотых  годов,  когда  после  убийства  гуляйполь-
ского  пристава  Махно  вместе  с  другими  соучастни¬
ками  приговорили  к  смертной  казни.  Стараниями
политического  Красного  Креста  несовершеннолет¬
нему  тогда  Махно  смертную  казнь  заменили  пожиз¬
ненной  каторгой.  Но  ходатайствами  того  же  Крас¬
ного  Креста  «каторгу»  Махно  отбывал  в  Бутырской
тюрьме,  в  Москве,  и  попал  в  одну  камеру  с  Арши-
новым-Мариным.  Попал  Махно  в  Бутырки  парниш¬
кой,  который  едва  умел  расписаться,  а  вышел  после
Февральской  революции  человеком  грамотным  и  в
известной  мере  образованным.
 Тихий  и  с  виду  будто  робкий,  Аршинов-Марин
был  человеком  жестоким  и  жестким,  прожженным
политиканом,  Макиавелли  от  анархизма.  Во  всяком
случае,  в  трудные  моменты,  когда  батьке  приходи¬
лось  принимать  практические  шаги  в  политике,  он
не  решался  на  них,  не  посоветовавшись  с  Аршино¬
вым.  Благоволение  Аршинова  к  Левке  тоже  сказа¬
лось  на  его  деятельности  разведчика.  Анархисты
считали  Аршинова  специалистом  по  конспирации.
Задов,  очевидно,  глубоко  усвоил  науку  Аршинова.
Во  всяком  случае,  никто,  даже  сам  батька,  не  знал
ни  о  широте  связей  Левки,  ни  о  путях  получения
им  информации.  У  Задова  не  существовало  никакой
канцелярии,  не  было  ни  писарей,  ни  помощников,
ни  бумаг,  ни  досье,  никаких  записок.  Левка  все
держал  в  голове.  А  это  был  такой  сейф,  куда  про¬
никнуть  не  представлялось  никакой  возможности.
Да  никто  и  не  пытался.  Махно  довольствовался  од¬
ним:  донесения  Левки  оказывались  предельно  точ¬
ны  и  исчерпывающи.
 Левку  и  следовало  бояться  прежде  всего.
 Матвей  понимал,  что  у  Задова  забот  полон  рот.
Шестидесятитысячная  «армия»  Махно  фактически
не  принадлежала  батьке.  Он  мог  рассчитывать  лишь
на  пять-семь  тысяч  сабель  —  свое  старое  ядро  из
кулаков  и  деклассированных  элементов  юга  Украи¬
ны,  сбежавших  к  нему.  Остальная  масса  —  бедняки
и  середняки  Левобережья.  Во  время  натиска  Дени¬
кина  на  север  и  отступления  красных  войск  они,  бо¬
ясь  репрессий  и  насильственной  мобилизации  в  бе¬
283

лую  армию,  вынуждены  были  пойти  к  Махно.  При¬
соединились  к  Махно  и  отрезанные  глубоко  в  тылу
белых  две  бригады  58-й  стрелковой  дивизии  и  кое-
какие  другие  части.  Оказавшиеся  у  Махно  крестья¬
не,  а  также  и  красноармейцы,  видели,  что  батька
действительно  воюет  с  деникинцами.  Это-то  и  опре¬
делило  их  судьбу.  Вопрос  для  бойцов  решался  про¬
сто:  с  кем  бы  ни  идти,  лишь  бы  против  беляков.
Бить  их  и  в  хвост  и  в  гриву.
 Поэтому  осенью  девятнадцатого  года  «армия»
Махно  росла  подобно  снежному  кому  —  с  десяти
до  шестидесяти  тысяч  штыков  и  сабель.  Благодаря
этой  полу  обману  той  «армии»,  примкнувшей,  но  не
принадлежащей  ему,  Махно  мог  совершить  свой
знаменитый  поход  по  тылам  белых  от  Умани  и  поч¬
ти  до  ставки  Деникина  в  Таганроге,  отвлекая  на
борьбу  с  собой  офицерские  полки  и  даже  конный
корпус  Шкуро.
 Красное  командование,  отлично  знавшее  цену
бандитской  сущности  Махно  и  махновщины,  но  по¬
нимавшее  также,  что  батька  борьбой  с  белыми  на¬
жил  себе  некий  политический  капиталец,  предло¬
жило  ему  влиться  в  состав  Красной  Армии  и  вме¬
сте  продолжать  громить  белых.
 Матвей  отлично  помнил  совещания  махновского
штаба  совместно  с  реввоенсоветом.
 Вопрос  стоял  остро.  Если  Махно  выполнит  при¬
каз  Реввоенсовета  республики  и  отправится  под
Мозырь,  то  за  ним  сохраняется  армия.  Но  Махно—
уже  не  батька,  а  анархисты-набатовцы  навсегда  те¬
ряют  влияние  на  повстанцев.  Или  Махно  сохранит
свою  самостоятельность,  свой  принцип  —  «при  всех
случаях  бороться  за  безвластный  строй».  Тогда  он
опять  порывает  с  Советской  властью,  «армия»  его
рассыпается,  у  него  останутся  только  кадровые
махновцы  —  кулачье,  уголовники  и  всякая  шваль
с  оружием  в  руках.  Но  как  тогда  быть  с  секрета¬
риатом  конфедерации  «Набат»?  Ведь  секретариат
объявил  себя  легальной  организацией,  не  выступаю¬
щей  против  Советской  власти.  Коли  они  останутся
у  батьки,  то  тоже  окажутся  вне  закона.  Тогда
ВУЧК  поступит  с  ними,  как  с  анархистами  под¬
полья,  —  сотрет  в  порошок.  Да  и  среди  кого  се¬
284

кретариат  будет  распространять  анархистские  идеи,
если  «армии»  не  будет?
 Махно  сидел  в  глубоком  кресле,  отвалившись  на
высокую  спинку.  Он  был  трезв  и  казался  сонливым.
Временами  он  прикрывал  глубоко  посаженные  глаз¬
ки  бледными  веками  и  тогда  становился  похожим
на  бельмастого  одутловатого  старика.  Изредка,  ког¬
да  он  слушал  кого-либо,  губы  его  нервно  подерги¬
вались  и  кривились,  а  то  вдруг  он  подавался  к  сто¬
лу,  вперивал  острый  взгляд  в  говорившего,  сжимал
и  разжимал  кулаки.
 —  Что  думает  мой  начальник  штаба?  —  крик¬
нул  батька.
 Поднялся  Белаш,  засунул  большие  пальцы  рук
за  ремни  портупеи  и  стал  говорить,  глядя  на  стол
перед  собой:
 —  Я  человек  военный,  старый  служака.  В  по¬
литике  разбираюсь  мало.  Знаю  одно:  хотим  мы
строй  безвластный  или  с  какой-то  там  властью,  без
армии  мы  ничего  не  стоим.
 Хотя  Матвей  заранее  знал,  что  скажет  началь¬
ник  штаба,  но  все  же  еще  раз  втайне  порадовался
за  своего  помощника  и  товарища  Виктора  Найде¬
нова.  Тот  обосновался  при  штабе  и  сумел  стать  пра¬
вой  рукой  Белаша,  больше  того,  его  другом.  Конеч¬
но,  Найденову  пришлось  потратить  уйму  времени
и  проявить  предельную  осторожность  и  адское  тер¬
пение,  чтобы  заставить  Белаша  высказаться  именно
так  —  за  подчинение  приказу  Реввоенсовета  рес¬
публики.  Чекисты  не  обманывали  себя  надеждами,
что  Махно  согласится  на  такое,  —  хотя  кто  зна¬
ет?  —  но  важно  было  внести  разнобой  во  мнениях,
заставить  людей  не  просто  слепо  следовать  за
батькой.
 —  Уйдут  от  нас  повстанцы,  —  продолжал  Бе¬
лаш,  —  а  кое-кто  уже  переметнулся.  Ведь  они  ви¬
дят:  белых  разбила  Красная  Армия,  а  не  мы.  Мож¬
но  поставить  перед  советским  командованием  усло¬
вие,  чтобы  нам  сохранили  нашу  самостоятельность^
Но  мы  должны  отправиться  под  Мозырь.  Иначе  уй¬
дет  наша  армия  к  красным,  а  остальных  разоружат.
Мы  себя  опозорим.  Это,  конечно,  мое  мнение.  А  как
скажет  Нестор  Иванович,  так  и  будет.
 285

В  поддержку  Белаша  выступили  командиры
корпусов  и  бригад  —  Куриленко,  Удовиченко.  А  из
набатовцев  —  Гордеев,  который  считал  Матвея  сво¬
им  учеником,  и  Мрачный,  всегда  желавший  просто-
напросто  иметь  «свое»  мнение.
 Против  Белаша,  издевательски  называя  его
штабной  крысой,  выступил  Попов.
 Вскинув  на  него  сверкнувший  взгляд,  Махно
бросил:
 —  Чего  лаешься?  Дело  говори.
 В  тон  Попову  говорили  Петренко,  Василевский,
Воробьев  и  Щусь.
 Настала  очередь  Аршинова-Марина.  Подняв¬
шись,  главный  теоретик,  прищурившись,  обвел
собравшихся  долгим  взглядом.  Пожевав  тонкими
лягушачьими  губами,  он  прикрыл  глаза,  словно
прислушиваясь  к  внутреннему  голосу,  потом  вытя¬
нул  вперед  руку  и  тяжело  опустил  ее  на  стол.
 —  С  моими  взглядами  чистого  учения  об  анар¬
хизме  подчинение  какой-либо  власти  немыслимо!
 И  вслед  за  этим  он  принялся  долго  и  нудно
«теоретически»  обосновывать  свое  положение.
 Батька,  слушая  своего  духовного  отца,  едва  ли
и  вправду  не  задремал.  Однако  наконец  теоретик
смолк,  плюхнулся  в  кресло,  всем  своим  видом  по¬
казывая:  он  сделал  для  истории  все,  что  было  в  его
силах.
 —  Историческая  миссия  Нестора  Ивановича
Махно  не  закончена,  —  заключил  он,  уже  сидя.  —
Ее  не  может  оборвать  никто.
 Махно  поднялся  так,  словно  ощущал  своими  уз¬
кими  плечами  всю  тяжесть  «исторической  миссии»:
подавшись  вперед,  положил  ладони  на  стол  и  вы¬
прямился,  опираясь  на  них.
 —  Нестор  Иванович  думает  так.  У  Советов  я  не
Махно,  не  батько.  С  верными  мне  повстанцами  я,
Нестор  Иванович,  оплот  анархии,  —  и,  резко  выпря¬
мившись,  даже,  наверное,  поднявшись  на  носки,  он
выкрикнул:  —  К  красным  никому  не  переходить!
Оружия  не  сдавать!  Командирам  корпусов  выпол¬
нять  мои  приказания!
 Задом  отодвинув  стоявшее  за  ним  кресло,  батька
покинул  зал.
 286

«Если  бы  не  Аршинов-Марин,  этот  духовник  из
Бутырок,  все  могло  бы  обернуться  иначе,  —  поду¬
мал  Матвей.  —  А  вот  именно  —  могло  бы  или  нет?
Без  «Набата»  Махно,  может  быть,  стал  бы  таким,
как  зеленые,  как  десятки  атаманов  и  атаманчиков
от  монархистской  до  анархистской  окрасок.  Тогда
его  прижали  бы  и  уничтожили.  А  тут  фокусничание
с  «третьей  революцией»,  уравнительным  разделом
земли,  борьба  с  австро-германскими  оккупантами,
гетманщиной  и  белыми.  Махно  стал  заметной  фигу¬
рой  на  юге  Левобережья  и  в  богатой  Таврии.
 Теперь  же  ему,  пожалуй,  крышка.  «Армия»  уй¬
дет  к  своим,  к  красным,  а  с  одними  бандюгами  да
кулацкими  сынками  он  не  сможет  бороться  с  Крас¬
ной  Армией,  потому  что  она  —  народ.  И  люди  по
горло  сыты,  навидались  махновщины...»
 Действительно,  несмотря  на  грозные  приказы
батьки,  махновская  «армия»  разваливалась,  как
трухлявый  пень.  По  корпусам  и  бригадам  распро¬
странилось  воззвание  армейских  коммунистов,
ушедших  при  переходе  к  Махно  в  подполье.  Они
писали,  что  после  отказа  выполнить  приказ  Реввоен¬
совета  республики  Махно  поставил  себя  вне  закона,
а  кто  из  настоящих  бойцов  станет  знаться  с  врага¬
ми  народа!  Коммунисты  призывали  повстанцев  пе¬
реходить  с  оружием  в  Красную  Армию.  '
 Поставив  себя  вне  закона,  окруженный  красны¬
ми,  Махно  с  отрядом  «кадровых»  махновцев  в  пять
тысяч  сабель  подался  в  Никополь.  Но  и  там  он  не
чувствовал  себя  в  безопасности.  Он  понимал:  его
оставили  в  покое  временно,  пока  он  открыто  не  вы¬
ступит  против  Советской  власти.  А  к  такому  высту¬
плению  его  толкало  кулацкое  окружение,  набатов-
цы,  все  еще  грезившие  «третьей  анархистской  ре¬
волюцией».
 Надо  было  подготовить  захват  переправы  через
Днепр,  чтобы  уйти  на  Левобережье,  обеспечить
стоянки  на  хуторах  и  в  селах  по  ту  сторону  реки,
где  крепкие  хозяева,  то  бишь  кулаки,  недовольные
приходом  Советской  власти,  примут  батьку,  укроют
и  накормят  его  хлопцев.
 Установлением  этих  связей  и  занимался  Задов,
мотаясь  днем  и  ночью  из  Никополя  на  Левобережье
 287

и  обратно.  Но  одновременно  он  не  терял  из  виду
того,  что  творилось  в  махновском  стане  в  городе.
В  такое  сложное  время  батька  не  мог  положиться
только  на  свою  контрразведку,  на  Попова  —  не  тот
человек.
 В  течение  месяца  Бойченко  лишь  раз  и  то  мель¬
ком  встретился  с  Найденовым.  Однако  полученные
от  него  сведения  были  очень  важными.  У  самого
Матвея  накопилось  много  важной  информации.  Бой¬
ченко  с  нетерпением  и  тревогой  ждал  встречи  с  Кла¬
усеном.
 Зима  стояла  квелая,  сиротская,  то  и  дело  насту¬
пала  оттепель.
 И  в  день  свидания  звонко  била  капель  и  даже
к  вечеру  не  подморозило.
 Наборщик  сбежал  от  махновцев  еще  в  Екатери-
нославе.  Газета  выпускалась  нерегулярно,  от  случая
к  случаю,  малым  тиражом.  Скорее  по  привычке,
чем  для  надобности.  Матвею  приходилось  самому
разбирать  шрифт  из  полос  по  кассам  —  дело  кро¬
потливое  и  утомительное.  Бойченко  работал  с  пре¬
дельным  напряжением,  чтобы  в  случае  чего  можно
было  отговориться:  выходил,  мол,  на  минутку  —
видите,  сколько  сделано.  Типография  помещалась
в  сарае,  работать  приходилось  при  свече.
 Наконец  настало  время  идти  на  встречу.  Матвей
двери  не  запер,  просто  прикрыл.  В  густых  сумерках
он  отправился  глухими  переулками  в  сторону  вок¬
зала,  к  выходному  семафору,  где  в  домике  стрелоч¬
ника  его  должен  был  ждать  Клаусен.
 Войдя  в  будку,  Матвей  увидел  сидевшего  на  кор¬
точках  у  печурки  Георга  Карловича.  Он  был  в  при¬
вычном  для  Бойченко  одеянии:  промасленная  ту¬
журка  железнодорожника,  видавшая  виды  формен¬
ная  фуражка,  брюки  с  пузырями  на  коленях  —  ак¬
куратная  заплата  на  одном;  справные  яловые  сапо¬
ги.  Поднявшись,  Георг  Карлович,  как  обычно,  без
улыбки  поздоровался  с  Матвеем,  так,  будто  расста¬
лись  они  вчера,  а  сегодня  встретились  для  простого
малозначительного  разговора.
 Но  Матвей  не  мог  сдержать  радости:
 —  Здравствуйте,  товарищ  Барсук!
 Клаусен  кивнул.
 288

— 	«Хвоста»  за  собой  не  заметил?
 —  Н-нет.
 — 	«Н-нет»  или  «нет»?
 —  Нет.
 —  Садись.  Вот  чай.  Слушаю.
 Пристроившись  на  лавке,  Матвей  погрел  руки
о  кружку  с  кипятком.
 —  Самое  главное,  товарищ  Барсук.  По  решению
конфедерации  анархисты  уезжают  в  Харьков.  Мо¬
тивировка:  «Набат»  организация  легальная,  а  Мах¬
но  сейчас  вне  закона.  Боятся  —  останься  они,  ЧК
всю  организацию  станет  преследовать,  а  у  них
в  Харькове  и  других  городах  много  своих  людей.
На  самом  же  деле  они  не  нужны  батьке.  Денег  он
им  не  дал.  Ни  гроша.  Подумывают  об  «эксе»  в
Харькове.
 Клаусен  хмыкнул.
 —  Найденов  передал  из  штаба...  Махно  тайно
копит  силы.  По  его  указанию  отряд  Бутовецкого
сдал  оружие,  самораспустился.  Но  на  самом  деле
не  собирается  прекращать  борьбы.  На  Полтавщине
у  них  оружия  закопано  достаточно.  В  отряде
сплошь  полтавские  кулаки.  Так  же  поступил  Сазо¬
нов.  Его  отряд  из-под  Изюма.  Большинство  махнов¬
цев  из  отрядов  Петренко,  Щуся,  Фомы  Кожина  тай¬
но,  с  помощью  своих  людей  переправились  через
Днепр.  Они  осели  или  осядут  на  Белозерских  хуто¬
рах.  С  батькой  сейчас  тысячи  две  повстанцев.  Ждут,
когда  Левка  даст  сигнал  к  захвату  переправы
Кичкас.
 —  Что  за  люди  с  батькой  остались?
 —  Штаб,  батькова  сотня,  сотня  Попова.  Кулачье
юзовское,  бердянское,  одесское  жулье  с  кичманов.
Ну,  гулящий  люд  с  винтовками,  охочий  до  легкой
поживы.
 —  Так...  Очень  важные  новости.  Тебя,  Бойченко,
благодарят.  Ты  вовремя  сообщал,  какие  силы  дени¬
кинцев  отвлекли  на  себя  махновцы.
 —  Какие  ж  то  махновцы,  Георг...  Простите,  то¬
варищ  Барсук,  —  поправился  Матвей  под  строгим
взглядом  Клаусена.
 —  Хорошо...  Временно  примкнувшие  к  Махно
Ваши  части.  Так  вот.  Благодарят.  Но  и  новое  слож-
 19  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 289

ное  и  трудное  задание  дают.  Ювелирно  придется
работать.
 —  Долго  мне  еще  здесь  быть,  товарищ  Барсук?
Мне  бы  на  фронт.
 —  Не  я  решаю.  Партия.  Задание  таково.  Преж¬
де  всего  мы  должны,  как  и  прежде,  знать  обо  всех
замыслах  Махно  и  набатовцев.  Нужно  через  Лобо¬
ду,  что  все  это  время  оставался  при  батькином
наперснике  Лашкевиче  в  Гуляйполе,  узнать,  куда
Махно  вывез  золото  из  Екатеринославского  банка.
Мы  по  своим  каналам  узнали,  что  деникинцы  дер¬
жали  там  много  ценностей.  Кроме  того,  пусть  Лобо¬
да  поссорит  Махно  с  Лашкевичем.  Да  крепко.
 —  Ясно,  товарищ  Барсук.
 —  Найденов  остается  при  штабе,  при  Белаше.
Ему  пока  особых  дел  не  предвидится.  В  ближайшие
два-три  месяца.  Ты,  Матвей,  от  Гордеева  ни  на  шаг.
За  все,  что  анархисты  натворят  в  Харькове,  несешь
ответственность  ты.  Будь  внимателен  и  врастай,
врастай  еще  крепче  в  «Набат».  В  Харькове  я  с  то¬
бой  встречусь.  —  Взглянув  на  огромные  кондуктор¬
ские  часы,  едва  помещавшиеся  в  нагрудном  кармане
форменки,  Клаусен  поднялся.  —  Все.  Я  должен  се¬
годня  уехать.  Твои  сообщения  очень  важны.  Да...
В  Харькове  постарайся  остановиться  вместе  с  Гор¬
деевым.  Он  снимает  комнату  у  Боровиковых.  Сум¬
ская  улица,  дом  семьдесят  восемь.  Все.
 Клаусен  с  серьезным  лицом  потрепал  Матвея  по
плечу  и  пожал  руку.  Потом  прикрутил  огонь
в  лампе.
 —  Выходи  осторожно.  За  второй  стрелкой  спу¬
скайся  с  насыпи  в  переулок.  До  встречи.  Иди,  Мат¬
вей,  нельзя  задерживаться.
 Бойченко  кивнул  и,  приоткрыв  дверь  ровно  на¬
столько,  чтобы  проскользнуть,  вышел.  С  неба,  затя¬
нутого  тучами,  сыпалась  противная  морось.  Ветер
тотчас  прохватил  узковатое  пальтишко  на  «рыбьем
меху».
 Плохо  ориентируясь  в  скоплении  желтых  и  бе¬
лых  огней  на  путях,  в  красных  и  зеленых  светляч¬
ках  семафоров,  висевших  между  небом  и  землей,
Бойченко,  спотыкаясь  и  скользя  на  покрытых  мазу*
том  шпалах  и  крестовинах,  свернул  в  сторону.  По*
290

том  быстро  спустился  по  песчаной  насыпи,  вошел
в  темный  переулок.  Двигался  Матвей,  держась  бли¬
же  к  заборам.
 Позади,  где-то  на  путях,  послышались  выстрелы.
 «Клаусен!»  —  остановился  Матвей.
 Совсем  недалеко  на  насыпи  бичами,  с  оттяжкой
били  винтовки,  глухо  били  карабины  и  изредка
тупо  тявкал  пистолет.
 «Парабеллум!  Это  Клаусен  отстреливается!»  —
подумал  Матвей,  и  тут  послышались  голоса:
 —  Сюда!  Сюда  кто-то  юркнул!
 Бойченко  переметнулся  махом  через  забор,  по¬
том  перепрыгивал  плетни,  перелезал  изгороди  и  не¬
много  успокоился,  лишь  переметнув  на  централь¬
ную  улицу.  Сдерживая  одышку  от  бега,  он  деловым
шагом  отправился  в  типографию.
 «Клаусен,  Клаусен,  —  билось  в  мозгу.  —  Не-
улыба  Клаусен,  неужели  с  ним  что-то  случилось?
Как  он  напоролся  на  засаду?  Кто  виноват?  Кто
видал?»
 Во  дворе  послышались  тяжелые  шаги.  Распах¬
нулась  дверь  от  удара  ногой.  Огонь  свечи  дернулся,
едва  не  погас.
 —  Какого  черта?  —  прорычал  Матвей.
 В  сарай  вошли  Левка  Задов  и  Илья  Гордеев.
 —  Я  же  говорил,  что  он  здесь!  —  воскликнул
Илья.  —  Матвей,  ты  никуда  не  выходил?
 —  Ушел  бы,  —  сердито  ответил  Бойченко,  но
сердце  екнуло,  —  да  кто  шрифт  по  кассам  разбирать
будет.  Наборщик-то  драпанул.  —  Это  для  Левки.—
А  послезавтра  газету  выпускать  надо.  Вот  с  обеда
вожусь.
 Матвей,  будто  занятый  делом,  старался  не  гля¬
деть  на  Задова.  Бойченко  хорошо  помнил  его  свин¬
цовый  взгляд  еще  по  Помощной,  когда  по  приказу
махновский  палач  Алим  рубал  комиссара,  а  Матвей
стал  невольным  свидетелем.
 —  Обознались,  значит,  —  пробасил  Левка.
 —  Что  случилось-то?  —  Собравшись  с  силами,
Матвей  оторвал  взгляд  от  шрифта  и  посмотрел  на
Задова.
 Тот  смотрел  на  Бойченко  странными,  остановив¬
шимися  глазами,  будто  думал  совсем  о  другом.
 19* 	291

Ответил  Гордеев:
 —  Сказали,  что  тебя  на  станции  видели.
 —  А  делать  тебе  там  нечего,  —  рявкнул  Левка.
Гордеев  рядом  с  ним  выглядел  щуплым  мальчиш¬
кой-недоростком.  Посмотрев  на  них,  Матвей  встре¬
тился  с  глазами  Левки,  томными,  как  набрякшие
тучи.  Они  теперь  то  широко  раскрывались,  то  су¬
живались,  то  вроде  бы  не  мигали.  —  Смотри,  Ма¬
твейка,  с  огнем  играешь.
 Неожиданно  для  себя  Бойченко  разозлился:
 —  Брось  стращать,  Лев  Николаевич!  Чего  ты  ко
мне  приклеился?  Есть  о  чем  говорить  —  говори,  а
нет  —  так  я  тебе  не  мешаю.  Тут  я  был!  Тут,  с  обе¬
да.  Смотри  —  три  полосы  разобрал.  Четвертую  кон¬
чаю.  До  ветру  сходить  некогда.
 Левка  улыбнулся  исподволь,  рыкнул:
 —  Не  кипятись,  жихта  перегорит.  Жаль,  что
стрелочника  ухлопали...
 Матвей  постарался  небрежно  пожать  плечами,
как  бы  говоря:  «А  мне  что?»
 Левка  гмыкнул  и  вышел.
 —  Чего  ты  так  орешь  на  него?  —  заступился
Илья.  —  Ему  ж  только  глазом  мигнуть...
 —  Ну  и  пусть  себе  мигает!  Коли  они  сдуру  сво¬
их  стрелять  начнут  —  с  кем  останутся?  Со  шпаной?
Она  их  прокатит.
 —  Ладно,  ладно,  Матвей,  —  успокаивающе  за¬
говорил  Илья.  —  Ты  не  принимай  близко  к  сердцу.
Сам  понимаешь,  какое  время  переживаем.
 —  А  я  железный,  по-твоему?  —  И,  бросив  об¬
ратно  на  талер  горсть  шрифта,  Бойченко  задул  све¬
чу.  —  Идем  поужинаем,  что  ли?
 —  Идем,  —  миролюбиво  согласился  Гордеев.
 Когда  они  вышли,  в  проеме  ворот  бесшумно
мелькнула  громада  Левкиной  фигуры.
 «Подслушивал,  гад!»  —  понял  Матвей.
 Проходя  по  двору,  Бойченко  будто  ненароком
залез  в  лужу.  Долго  чертыхался,  потом  стал  мыть
сапоги.  Только  теперь  Матвей  заметил,  что  руки  у
него  дрожали.  Выйди  он  при  Левке  из-за  талера  —
быть  беде!  Вернувшись  ь  типографию,  взволнован¬
292

ный  Бойченко  забыл  вымыть  сапоги,  а  на  них  и  ма¬
зут  и  песок  с  насыпи.  Достаточно  было  Задову  на¬
гнуться,  чтобы  разоблачить  Матвееву  ложь.
 Кто  же  тот  стрелочник,  ценой  жизни  которого
спасены  Клаусен  и  он,  Матвей?  И  спасен  ли  Георг
Карлович?  Сумел  ли  уйти?  А  если  нет,  как  Матвею
искать  связь  со  своими?  —  думал  Бойченко  по  до¬
роге  к  дому,  где  они  жили,  под  бесконечную  вор¬
котню  Гордеева.
 Они  уже  подходили  к  дому,  где  остановились,
когда  Гордеев  хлопнул  себя  ладонью  по  лбу  и  чер¬
тыхнулся.
 —  Ужинать...  А  еды-то  нет!  Забыл.  Пойду  к
своим,  добуду.  Ты  иди,  отдохнешь  пока.  Ты  дей¬
ствительно  работал,  а  я  все  совещался.
 —  Хорошо,  —  устало  согласился  Матвей.  —  Ко¬
ли  усну,  не  буди.
 Они  расстались.  Подойдя  к  дому,  Бойченко
с  удивлением  увидел  свет  в  их  комнате.
 «Черт  принес  постояльца!»  —  подумал  Матвей.
Так  уж  издавна  повелось,  что  в  культотделе  обычно
ночевал  всякий  проезжий  люд.  Гордееву  это  было
на  руку  —  он  «собирал  материал»  для  газеты.  Мат¬
вей  тоже  мотал  на  ус  вести  с  мест.  Но  сегодня
Бойченко  не  хотелось  никого  видеть.  С  досадой  он
открыл  дверь  и  замер  на  пороге:  на  третьей  крова¬
ти  в  комнате  лежал  длиннющий  Лобода.
 —  Иван!
 Тот  вскочил,  бросился  к  Бойченко.  Обнялись.
 —  Кто  тебя  сюда  послал?  —  опомнившись,  на¬
стороженно  спросил  Бойченко.
 —  Начальник  контрразведки  Воробьев  послал.
 —  Не  нравится  мне  это.
 —  Он  сказал:  «Иди  в  культотдел.  Вечно  там
анархистские  прихлебатели  ошиваются.  Уж  для
тебя  место  найдут».  Я  от  Лашкевича  с  поручением
к  Попову.  Кокаин  ему  привез.  А  его  ночью  не  сы¬
щешь.  Рубает  коммунистов,  говорят.
 —  Рубает,  сволочь.  Не  нравится  мне,  что  тебя
сюда  послали.  Я  сегодня  чуть  не  завалился.
 —  Ты?  Не  может  быть!  —  теперь  насторожил¬
ся  Иван.
 293

—  Вот  так...  А  про  одного  человека  не  знаю,
жив  ли...
 —  Кто?
 —  Не  важно.
 —  Да...  Лихие  у  вас  дела.  Может,  как-нибудь
узнать  поточнее?
 —  У  Левки?  —  усмехнулся  Матвей.  —  Это  не
трепач  Попов.  Левка  все  делает  тихо.  Так  тихо,  что
и  не  догадаешься,  пока  сабля  Алима  над  тобой  не
зависнет.
 —  Да...  Задов  —  это  серьезнее.
 —  Так  или  иначе  —  слушай.  Времени  мало.
Сейчас  Гордеев  придет.  Надо  разузнать,  где  батька
спрятал  золото.
 —  Какое  золото?
 —  Эх  ты,  а  еще  корешом  Лашкевича  счи¬
таешься.
 —  Ни  слова  о  золоте  не  говорили.  Никогда.
 —  Подумай  внимательнее.  Разузнай  там,  в  Гу-
ляйполе.  И  еще.  Не  мешай  Егору  развернуться  во¬
всю.  Не  перечь,  не  останавливай.
 —  Добро.  Под  расход  Лашкевича  подвести.  Чтоб
сам  батька  его  кончил.
 —  Понял?
 —  Как  не  понять.  Лашкевич,  по-моему,  и  так
в  батькину  казну  руку  запустил.  Так  без  него  про
золото  не  узнать.
 В  коридоре  послышались  шаги.
 —  Я  в  Харьков  еду...  —  единственно,  что  успел
негромко  бросить  Матвей  и,  схватив  чайник,  кинул¬
ся  из  комнаты,  а  Лобода  преспокойно  улегся  на
койку.
 В  дверях  Матвей  столкнулся  с  Гордеевым.
 —  Илья!  У  нас  гость.
 —  A-а,  Хворый,  здравствуй!  —  непритворно
обрадовался  Гордеев.
 Но  Матвею  с  Лободой  больше  поговорить  не  уда¬
лось.  Утром  Иван  ушел,  когда  они  еще  спали.  Связь
Бойченко  с  Иваном  прервалась  надолго.
 Матвей  с  нетерпением  ждал  отъезда  в  Харьков,
чтоб  узнать  наконец,  что  же  случилось  с  Клау¬
сеном.
 294

ГЛАВА  ВТОРАЯ
 В  начале  двадцатого  года  красные  части  вышиб¬
ли  батьку  с  малым  числом  приспешников  в  снежную
коловерть  степей  Северной  Таврии.  Прислуживав¬
шие  Махно  анархисты  из  конфедерации  «Набат»
были  вынуждены  покинуть  его.  С  батькой  остался
лишь  Аршинов-Марин.  Набатовцы  —  Барон,  Сухо-
вольский,  Гордеев  вместе  со  своим  воспитанником,
а  на  самом  деле  комсомольцем-чекистом,  Матвеем
Бойченко  подались  в  Харьков.  Нищими  отправи¬
лись  они  в  столицу  Советской  Украины.  Ни  гроша
не  дал  им  Нестор  Иванович.
 Тем  временем  командир  махновской  сотни  «Не
журись!»  Егор  Лашкевич  чувствовал  себя  на  Гуляй-
полыцине,  «вотчине»  батьки,  полновластным  хозяи¬
ном.
 Памятуя  указания  Махно,  Лашкевич  уходил  от
столкновений  как  с  деникинцами,  так  и  с  красны¬
ми,  тщательно  маскировал  пребывание  своих  людей
в  районе.  Оружие,  которого  было  в  излишке  и  посту¬
пало  от  Махно,  —  пулеметы,  винтовки  и  боеприпа¬
сы  —  закапывалось.
 И  не  только  оружие.  Еще  осенью  1919  года,  за¬
няв  Екатеринослав  и  захватив  банк  со  всеми  цен¬
ностями  и  наличными  деньгами,  батька  несколько
раз  тайно  переправлял  к  Лашкевичу  в  Гуляйполе
бочки  золота.
 Дважды  Егору  удавалось  заначить  часть  ценно¬
стей  для  себя.  Поэтому  он  по  ночам  приезжал  до¬
мой,  в  Дибровку,  брал  лопату,  лом  и  уходил  на
опушку  леса.
 Появляясь  в  хате,  Лашкевич  старался  прими¬
риться  с  женой,  подолгу  смотрел  на  спящего  шести¬
летнего  Мишутку  и  годовалую  Олесю.  Плакал  щи-
рыми  пьяными  слезами.  Но  Прасковья  не  подпуска¬
ла  его  к  детям.  До  нее  доходили  слухи  о  его  похож¬
дениях  в  Бердянске  и  Мелитополе.  И  еще  знала
она:  Егор  близок  с  учителкой  Феней  Гаенко  из  со¬
седнего  села  Гавриловки,  сухопарой  некрасивой
женщиной.  Только  подумать  —  на  кого  променял!
 Лашкевич  пытался  обнять  жену,  Прасковья  от¬
талкивала  его:
 295

—  Ты,  Егор,  порченый.  Не  подходи  ко  мне.
И  детей,  ради  Христа,  не  трожь.  Люди  говорят,  у
тебя  дурная  болезнь.  Боюсь  тебя.  Уходи.
 Последний  раз  Лашкевич  вернулся  из  Дибровки
в  Гуляйполе  в  канун  рождества.  Велел  созвать  сво¬
их  хлопцев,  чтобы  отметить  «светлый  праздник».
 Лобода  на  сей  раз  не  отговаривал  Егора.
 Лашкевич  даже  удивился:
 —  Ты  що,  комендор,  не  пущаешь  из  главного
калибра?
 —  Обрыдло,  Егор.  Живи  как  знаешь.  Только
смотри,  мин  на  твоем  фарватере  ой  сколько,  —  не
удержался-таки  Иван  от  предупреждения  и  ругнул
сам  себя.  Ведь  существовал  четкий  приказ:  «Не  ме¬
шать!  Не  уговаривать,  не  отговаривать,  отойти  в
сторону.  Пусть  катится  по  наклонной».
 —  Батька  меня  любит!  —  Распахнув  свитку  и
избоченясь,  красавец  Егор  подмигнул  своему  прия¬
телю  и  мазанул  ребром  ладони  по  горлу.  —  Я  ж
ему  во  как  нужен!  Может,  разговеешься,  Иване?
Сунь  ты  свою  хворобу  к  ляду!
 —  Не  тот  праздник,  Егор,  чтоб  разговляться,  —
хмуро  ответил  Лобода.
 —  Э-э...  Тебя  Ганнуся  присушила!  Кабы  знать,
не  поставил  бы  тебя  постоем  к  Зайко.  Нэ-э...  —  и
ушел  из  хаты.
 А  Иван  взял  дратву,  насмолил  ее  и  принялся  чи¬
нить  хомут.
 «Кабы  знать  мне  толком  про  твои  анархистские
художества,  еще  в  Москве  сдал  бы  тебя  в  ЧК».
 Но  сейчас  для  Лашкевича  —  крепыша  с  тугими
лоснящимися  щеками  —  главным  было  поддеть
прибежавшего  к  нему  длинного  и  тощего  Ивана.
Однако,  когда  Лобода  насупился  и  опустил  глаза,
Егор  широким  жестом  обнял  «кореша».
 —  Отъешься  у  нас.  Погуляем  так,  что  небу
жарко  станет.
 —  Отгулялся...  —  проворчал  Лобода.  —  Мне  бы
спокойствия.  Хворый  я.  Грызет  какая-то  язва
в  брюхе.
 —  Хворый  так  хворый,  —  быстро  и  равнодушно
согласился  Егор.  —  Мне  свой  человек  нужен,  чтоб
хозяйством  в  сотне  ведал.  На  хлопцев  положиться
296

трудно.  Путают,  черти,  карманы.  Свой  ближе,  туда
и  кладут.
 —  Спасибо  тебе,  Егор,  за  ласку,  за  доверие...
 —  Расстрелять  тебя,  значит,  хотели?  А  ты  ушел,
показал  комиссарам  обе  раковины  на  корме!  Пору¬
чусь  перед  батькой  за  тебя.
 —  Ты  уж,  Егор,  по  старой  дружбе  замолви  за
меня  словечко.
 Картинно  избоченясь,  Егор  заломил  чертом
смушковую  папаху.
 —  Не  журись,  Иван!  На  постой  я  тебя  опреде¬
лю...  к  Миколе  Зайко.  От  штаба  недалеко,  всегда
под  рукой  будешь.
 На  том  и  порешили.  Заваливался  Егор  с  друж¬
ками  к  «корешу»  под  вечер,  не  раз  смущал  само¬
гонкой,  но  Иван  на  соблазн  не  поддавался.  Хворо¬
стью  отговаривался.  Так  и  утвердилась  за  ним  на¬
крепко  прилипшая  кличка  Хворый.  Отвертевшись
от  частых  посещений  Егора,  Лобода  стал  присмат¬
риваться  к  окружающему.  Многое  ему  было  ясно  и
знакомо  по  родному  селу,  а  кое-что  и  внове.  Как  и
на  Николаевщине,  в  Гуляйполе,  собственно,  не  ви¬
дели  и  не  знали  Советской  власти.  Да  и  откуда,  если
в  городах  в  восемнадцатом  году  она  просуществова¬
ла  полтора-два  месяца,  затем  пришли  германские
оккупанты,  гетманская  варта  и  те  же  помещики,
усадьбы  которых  махновцы  громили  летом  и  осенью
семнадцатого,  еще  при  Временном  правительстве.
 В  те  сумбурные  месяцы  семнадцатого  года  и  за¬
родилась  слава  Махно,  предводителя  отряда  из
крепких  мужиков-хозяев,  грабивших  помещичьи
усадьбы.  Для  селянина  важно  было  начало  —  и
Махно  начинал,  а  все  лучшее  —  и  инвентарь,  и
скот,  и  хлеб,  и  мебель  —  забирали  те,  кто  ему  по¬
могал.  Махно  не  имел  и  отряда  —  лишь  ядро  чело¬
век  из  десяти.  Они  появлялись  в  селе,  подбивали
на  грабеж,  захватывали  ценности,  что  легко  унести
и  спрятать,  а  остальное  милостиво  отдавали  селя¬
нам.  И  одни  и  другие  были  довольны.
 Но  с  приходом  оккупантов  особо  худо  пришлось
бедному  селянству.  Немцы  требовали  контрибуции,
правительство  —  налогов,  не  менее  беспощаден  был
и  помощник.  Уже  его  доподлинно  известили  о  том,
297

кто  и  что  унес  с  разгромленной  усадьбы  в  дни
«свободы».
 А  после  изгнания  австро-германских  оккупантов,
весной  1919  года,  на  III  Всеукраинском  съезде  Со¬
ветов  решили  поделить  между  крестьянами  только
минимальное  количество  земли,  а  в  основном  наса¬
дить  совхозы  и  колхозы.  Это  вызвало  среди  селян
большое  недовольство.  Ведь  о  своем,  именно  своем,
клочке  земли  мечтали  еще  деды  и  прадеды.  Лобода
сам  читал  в  газете,  попавшей  к  нему  случайно,  вы¬
ступление  председателя  Николаевского  губисполко-
ма  Соколова:
 «Мы  не  намерены  делить  землю  между  крестья¬
нами,  ибо  земля  должна  быть,  как  заводы  в  горо¬
дах,  общегосударственным  достоянием...  Земля
должна  принадлежать  государству,  то  есть  всему
пролетариату».
 «Оно  конечно!,  —  думал  Лобода,  —  станок  на
заводе  не  земля.  И  рабочий  уж  привык,  что  один
он  сеялку  не  сделает.  А  ведь  селянин  сам  пашет,
сеет,  сам  убирает,  молотит».
 Но,  будучи  крестьянином,  болеющим  прежде
всего  о  своем  наделе,  воюющим  прежде  всего  за
свой  клочок  земли,  Иван  считал  несправедливостью
существование  этих  крупных,  хоть  и  советских,  хо¬
зяйств.  Ведь  пашня,  которой  пользовалось  государ¬
ство,  —  его  земля.
 Голова  понимала  одно,  сердце  подсказывало
другое...
 И  сердце  брало  верх.  Сердце  мелкого  собствен¬
ника,  для  которого  каждая  жердь  в  своем  хозяй¬
стве  —  приобретение.  Даже  то,  что  добыта  «даро¬
вая»  жердь,  может  быть,  ценой  преступления,  а  то
и  жизни,  не  наделяло  жердь  стоимостью,  денег-то
за  нее  все-таки  не  плачено.  При  махновском  же  гра¬
беже  одаривали  не  жердями:  телегами,  бричками,
тачанками,  лошадьми,  свиньями,  овцами,  сеялками,
косилками,  плугами,  боронами.  Почти  не  существо¬
вало  в  округе  хозяина,  который  не  попользовался
бы  дарами  батьки.  А  Махно  любил  отдавать  из  на¬
грабленного,  что  не  унесешь  в  кармане.  Он  знал
душу  селянина,  жадного  на  дармовщинку.  Знал
батька,  что  за  это  не  откажут  в  еде,  в  коне,  в  прию¬
298

те.  Большего  ему  и  не  надо  было,  ведь  действовал
он  на  «своей»  территории  —  на  Гуляйполыцине  и
в  Северной  Таврии.
 Снова  и  снова  думал  обо  всем  этом  Иван,  быв¬
ший  комендор  миноносца  «Новик».
 Продышав  на  замерзшем  стекле  «глазок»,  Лобо¬
да  увидел:  в  село  съезжались  махновцы.  Мимо  до¬
ма,  в  котором  квартировал  Иван,  то  и  дело  проно¬
сились  кони  с  лентами  в  гривах,  запряженные  в  уст¬
ланные  .коврами  сани.  Из  саней  торчали  «гусыни»
с  самогоном,  топорщились  кое-как  прикрытые  воро¬
ха  снеди:  сала,  колбасы,  солений,  свежих  калачей.
 К  вечеру  в  обнимку,  чтоб  устоять  на  ногах,  мах¬
новцы  бродили  по  хатам  колядовать.  Хриплыми  го¬
лосами  орали  песни,  злословили,  озорничали  над
солдатками.
 По  настоянию  Жоры  Бончика  махновские  коман¬
диры  во  главе  с  Лашкевичем  ввалились  в  хату  Ми¬
колы  Зайко  —  отца  Ганнуси.
 —  Не  журись,  батя,  —  предупредил  хозяина
Лашкевич.  —  Опохмелимся  немного  и  уйдем.
 Расселись,  стали  пить.  Был  за  столом  и  молча¬
ливый  Лобода.  Лашкевич  отодвинул  кружку  с  само¬
гоном,  опустил  чубатую  голову,  задумался.
 —  Не  дури,  командир,  —  обратился  к  нему  Бон-
чик.  —  Нашухарыли  немного...  Ну  так  и  что?  Прав¬
да,  у  нас  в  Адессе  и  в  сваем  районе  так  не  посту¬
пают.  Эта  не  красива.  На,  выпей,  Егор,  и  все.
 —  Не  хочу,  Жора.  Кошки  скребут.  Понимаешь?
Жинка,  стерва,  не  признает.  От  детишек  отшварто¬
вала.  В  голове  муть,  а  тут  ни  щепоточки  порошку.
Эх,  братишечка!  Пробрался  бы  ты  как-нибудь,  бра¬
ток,  в  Бердянск  за  кокаинчиком.  Скоро,  может,  По¬
пов  приедет,  а  у  меня  ничего.  Бери,  Жора,  денег
сколько  хочешь.  Хоть  мильён!
 Бончик  стоял  возле  Лашкевича,  посматривал  то
на  него,  то  на  Лободу,  который  обычно  сдерживал
чересчур  широкие  порывы  «морской»  души  Егора.
Но  Лобода  молчал.  Ну  и  пусть  заткнется.
 Когда  Лашкевич  умоляющим  голосом  протянул:
«Братишечка,  поезжай  в  Бердянск,  не  пожалею  и
мильёна»,  Жора  бойко  ответил:
 299

—  В  Бердянск?  Так  там  уже  все  вытряхнули.
Такой  тавар  теперь  можна  дастать  толька  в  Адессе.
 —  Поезжай  тогда,  Жора,  в  Одессу...  Заодно  при¬
везешь  хорошую  городскую  бабенку.  Надоели  мне
эти  деревенские.
 —  Адесские  девочки,  Егор,  очень  даже  дарагие.
Они  сюда  не  паедут.
 —  Плачу  сколько  хочешь!  Поезжай!  —  И  по¬
смотрел  по  привычке  на  Лободу:  «Опять  скрипеть
станет...»
 Но  тот  молчал.
 На  второй  день  рождества  Бончик,  переодевшись
в  дорогую  светло-коричневую  шубу  с  шалевым  во¬
ротником  из  выдры,  в  такой  же  шапке  с  бархатным
верхом  и  в  любимых  своих  желтых  туфлях,  выехал
в  Одессу.
 Вернулся  Бончик  ровно  через  неделю.  Ввалился
с  девицами  прямо  в  хату  Миколы  Зайко,  где  квар¬
тировал  Иван.  Нечем  было  Жоре  больше  досадить
Лободе,  так  хоть  этим.
 —  Дарагуша!  Иван,  Хворый,  братишечка!  При¬
ветик!  —  набросился  Бончик  на  оторопевшего  Ива¬
на.  —  Сматри,  браток,  какие  красули!  Княгини!  Во!
Адесские.  А  где  твоя  Ганнуся?  Все  прячешь?  При¬
вел  бы  ее,  подучилась  бы  у  гарадских,  какой  нада
барышней  быть.  Пайду  на  минуточку  к  Егору.  А  вы,
девочки,  чувствуйте  себя  тут  как  дома.  Это  Капа,
а  эта  —  Соня,  княжны  Урусовы.
 Порывшись  у  себя  в  чемоданчике,  Бончик  достал
четыре  флакончика  с  кокаином  и  помчался.  Возвра¬
тился  уже  с  Егором  и  компанией.  Те  понатащили
бутылок  с  французским  коньяком,  винами,  самого¬
ном,  гору  съестного.  «Девочки»  действительно  чув¬
ствовали  себя  как  дома  —  в  портовых  кабачках
Одессы.
 Начался  загул.  Пили,  орали,  пели  похабные  пе¬
сенки.  Капа  много  пила,  потом  принялась  раздевать¬
ся,  вскочила  на  стол  и,  полуголая,  трясла  нижними
юбками  перед  носом  охмелевшего  Лашкевича.  Тот
только  глаза  таращил.  Лобода  находился  в  сенях,
успокаивал  перепуганного  старика  Зайко,  который
крестился  и  нашептывал:
 —  Ад  кромешный!  Антихристы,  змии  прокля¬
300

тые!  Хату  опоганили!  Отроду  такого  сраму  не  бачив.
Що  ж  це  за  погань?  Видкиля  воно  взялося?
 Иван  молчал.
 На  второй  день  гулянья  в  Большом  Янисале
Лашкевич  вышел  на  крыльцо:  держать  речь  перед
народом.
 —  Годи...  Громодяни,  товарищи  селяни  и  пов¬
станцы!  —  держась  за  балясину,  возгласил  он.  —
Уже  прошло  то  время,  когда  буржуазия  всякая  и
та  гидра  только  пользовались  княгинями  и  графи¬
нями  и  прочими  баронессами  и  ар...  артистками.
Хватит!  У  нас  все  равноправные.  Да  здравствует
анархия!  Пусть  нам  танцуют  княгини!  Ура!
 Через  пять  дней  Капа  заявила,  что  контракт  за¬
кончен.  Ей  надо  ехать.  Проводили.
 Вечером  к  Лободе  пришел  Егор  в  мрачном  хме¬
ле.  Попросил  еще  самогонки,  пил,  молчал.  Ничего
не  говорил  и  Иван.
 —  Что  ж  ты,  ни  гугу,  братишка?  —  не  выдер¬
жал  Лашкевич.
 —  Советчиков  у  тебя,  Егор,  хватает...
 —  Зарвался  я,  Иван.  Так  зарвался,  что  не  знаю,
как  и  ответ  перед  батькой  буду  держать.
 —  Вывернешься,  Егор,  не  впервой.
 —  Поговорили...  Нет  у  меня  здесь  родней  души,
чем  ты,  —  пьяно  жаловался  бывший  корабельный
кок.  —  А  ты  стороной,  стороной.  Не  я  ль  тебя  встре¬
тил  как  родного?
 —  Так.  Только  уж  вырос  ты,  Егор,  чтоб  мне
нянькой  около  тебя  быть.
 —  Ладно.  Встречу  батьку  так,  что  небу  жарко
станет.  И  нужен  я  ему.  Ох  как  нужен!
 —  Много  ль  просадил,  Егор?
 —  Четыре  мильёна  золотом!..  Один  черт.  Не  жу¬
рись!
 —  Много  у  батьки  золота?
 Лашкевич  глянул  на  Ивана  вмиг  протрезвевши¬
ми  глазами.
 —  Як  чему...  Может,  не  заметит  Нестор  Ивано¬
вич?  Обойдется,  а?
 —  Эх  ты,  голуба  душа...  У  батьки  каждый  грош
на  учете.  А  про  золото  тебе  лучше  не  спрашивать.
И  не  знать  ничего,  если  жить  хочешь.  Не  дай  бог,
301

батька  прослышит,  что  ты  этим  интересовался...
«Украдет»,  убьет,  в  тот  же  день.  Ни  гугу.  Понял?
 *  *  *
 Отвечеряли,  но  ложиться  спать  было  еще  рано¬
вато.  Катерина  Стручко,  родная  сестра  Ганнуси
Зайко,  чьим  суженым  уже  давно  считался  Иван
Лобода  по  кличке  Хворый,  сидела  на  кухне.  В  Гу-
ляйполе  находился  довольно  сильный  гарнизон
красных,  и  Иван,  чтобы  не  искушать  судьбу,  с  тре¬
мя  десятками  хлопцев  перебрался  в  Санжаровку,
что  неподалеку  от  уездного  центра.
 —  Эх,  Иване,  Иване,  —  ловко  орудуя  иглой,
словно  с  присказки  начала  Катерина.  —  И  чего  ты
не  развяжешься  с  этими  бандюгами?  Как  это  Ган-
нуся  терпит?  Безобразия  их  видишь  и  молчишь.
Ушел  бы  ты  от  батьки.  Ну  что  тебя  держит?
 —  Значит,  держит,  Катерина,  —  еще  более  на¬
хмурившись  и  глядя  в  темноту  за  окном,  ответил
Иван.  Не  объяснять  же  ей.
 —  Пустой  у  нас  разговор  идет,  Катерина,  —
бросил  Лобода.  Он  знал:  Катерина  в  большой  друж¬
бе  с  Марьяной  Белоконь,  что  живет  на  узловой
станции  Пологи.  Когда-то,  еще  при  гетманщине,  Бе¬
локонь  дружила  с  Галиной  Андреевной,  женой
Махно.  Они  вместе  входили  в  националистическую
организацию  «Просвите»,  ратовавшую  за  самостий¬
ность.  Но  потом  Белоконь  отошла  от  «Просвита».  По¬
говаривали,  будто  Белоконь  стала  большевичкой.
 Лобода  не  выспрашивал  ничего  у  своей  будущей
золовки  —  не  скажет.  Да  и  пугать  вопросами  ни
ту,  ни  другую  не  стоило.
 Не  было  связи  с  Матвеем  Бойченко.  Иван  чувст¬
вовал  себя  неуверенно.  Сведений  накопилась  уйма:
одного  закопанного  оружия,  про  которое  Иван  знал,
хватило  бы  на  экипировку  целого  полка.
 —  Темный  ты  человек,  Иван!  —  перекусив  нит¬
ку,  словно  точку  поставила  Катерина.  —  А  потому
и  опасный  для  Советской  власти.
 С  улицы  послышался  топот  верховых.
 —  Ты  куда,  Иване?  —  остановила  Лободу  Ка¬
терина,  когда  тот  взялся  за  полушубок.
 Забарабанили  в  оконный  переплет.  Лобода  при¬
302

гляделся,  С  улицы  к  стеклу  прильнула  курносая
физиономия  батькиного  кучера  Сашко.
 —  Хворый!  —  крикнул  Сашко,  увидев  Ива¬
на.  —  Батька  требует!  Давай  в  штаб.
 Юркая  фигурка  кучера  исчезла  в  ночи.
 Иван  выскочил  вслед  за  ним,  накинув  полушу¬
бок  на  нательную  рубаху:  Махно  не  любил  ждать.
Быстро  вернувшись,  Иван  стал  надевать  гимнастер¬
ку,  потом  проверил  оружие.
 -  Что  случилось,  Иване?
 —  Сама  слышала  —  батька  приехал.
 —  Лихо  ему  в  печенку,  —  отозвалась  Катерина.
 —  Ночью  на  Гуляйполе  пойдет.
 —  Сегодня?
 —  Не  завтра  же...  —  рассердился  Лобода.  —  Ты
в  Пологи  вроде  собиралась...  К  учителке,  к  Бело¬
конь.
 —  И  то  верно.  У  нее  и  заночую.  Помоги  за¬
прячь,  Иване.
 —  Не  можу,  спешу...  А  ты  коль  едешь,  то  ско¬
рее.  Пока  посты  не  выставили.  Не  пропустят,  —*
и  Иван  хлопнул  дверью.
 Катерина  несколько  секунд  недоуменно  смотре¬
ла  ему  вслед,  не  понимая,  как  же  это  так:  правая
рука  безобразника  Лашкевича,  этот  Хворый  сам
посылает  ее  в  Пологи.  Неужели  не  догадывается,
что  та  предупредит  красных  о  налете  махновцев?
Но  так  ни  до  чего  и  не  додумавшись,  Катерина
всплеснула  руками  —  время-то  уходит!  —  и  броси¬
лась  запрягать.
 Махно  наскочил  на  Гуляйполе  глубокой  ночью.
Бой  длился  до  рассвета.  Повстанцы  разоружили
гарнизон.  Красноармейцев  отпустили  на  все  четыре
стороны,  а  командиров  и  политработников  совет¬
ского  полка  порубали.
 Не  успели  махновцы  освоиться  в  своей  «столи¬
це»,  как  разведка  донесла,  что  со  стороны  Полог
движется  большой  отряд  красной  кавалерии.  Иван
понял,  что  Катерина  предупредила  красных.
Не  принимая  боя,  махновцы  ушли  обратно  в  Санжа-
ровку.  Но  и  там  не  задержались.  Куда  идут,  не  знал
никто.  Про  то  ведал  только  сам  Нестор  Иванович
да,  может,  Левка  Задов.  И  то  не  всегда  точно.  Мах¬
303

но  мог  перерешить  все  в  самую  последнюю  минуту.
Лобода  ехал  на  тачанке  вслед  за  батькой.
 В  Большом  Янисале  на  площади  их  нежданно-
негаданно  встретил  Лашкевич.  Егор  соскочил  с  ко¬
ня  и  бросился  к  Махно.  Они  обнялись,  облобыза¬
лись.  После  длинного  и  праздного  разговора  о  здо¬
ровье,  делах  батька  неожиданно  спросил:
 —  Гроши  как?  Золотишко  в  надежном  месте?
 Поведя  глазами  по  сторонам,  красавец  Егор  как
бы  предупреждал  батьку,  что  вряд  ли  стоит  гово¬
рить  об  этом  при  посторонних.  Но  Махно  нетерпели¬
во  поморщился:
 —  Отвечай!
 Лобода  насторожился.  Может,  сейчас  и  выяснит¬
ся,  где  же  спрятано  награбленное  золото.
 —  Да  все  в  порядке,  —  ответил  Лашкевич  ук¬
лончиво.  —  Потрепали  немного  красные...  А  так...
 —  Потрепали?  Когда?  Где?  Ты  не  юли,  Егор!  —
Землистое  лицо  Махно  окаменело.  Он  впился  взгля¬
дом  в  лицо  Лашкевича.
 Тот  смутился:
 —  Так  я  что...  Я  отчет  могу...  Полный!  Нестор
Иванович,  полный  отчет!
 Махно  резко  повернулся  и  зашагал  прочь.  Хлоп¬
цы  из  сотни  «Не  журись!»  хмуро  слушали  своего
командира.  Егор  помялся  и  кинулся  вслед  за  бать¬
кой.  Повстанцы  приступились  к  Левке  Задову,  что
стоял  у  своей  тачанки.  Широкоплечий,  в  огромной
кавказской  лохматой  папахе,  в  бурке  нараспашку,
с  газырями  на  груди,  он  возвышался  на  голову
выше  других.  Егоровы  хлопцы  выглядели  рядом
с  ним  оборвышами  и,  вероятно,  чувствовали  это.
Левка  молчал,  оглядывая  злые  лица.  Неожиданно
махновцев  прорвало.
 —  Не  будем  мы  с  такими  командирами  вое¬
вать!  Сами  их  побьем.
 —  Деньги  наши,  общие!  Нет  такого  закона,  чтоб
командиры  их  со  шлюхами  прокучивали!
 —  Да  свои  кисеты  понабивалы!
 —  Кажуть,  що  батька  всим  повстанцам  по  ты¬
ще  карбованцев  выдал!  А  нам  Лашкевич,  собачий
сын,  ломаного  гроша  ни  дав!
 Левка  Задов  поднял  руку  и  гаркнул  басом:
 304

—  Стойте,  хлопцы!  Не  все  зараз.  Давайте  по  од¬
ному.  Заходьте  в  хату.  Вот  хоть  ты,  Иван,  заходи.
 —  Хворый  все  знае!  —  крикнули  из  толпы.  —
Ты,  Левка,  его  слухай.
 —  Коли  так  —  давай,  Хворый,  поговорим,  —
сдвинул  брови  Задов.  —  Заходь.
 Скинув  бурку  на  спинку  добротного  —  не  рас¬
шатаешь,  сколько  ни  старайся  —  стула,  Левка  трях¬
нул  чуть  вьющимися,  длинными  «под  анархиста»
медными  волосами.
 —  Ну,  Хворый,  слухаю.
 —  Да  уж  все  сказали  хлопцы,  —  потупился
Иван.
 —  Вот  что,  Хворый...  Ты  эти  моряцкие  замаш¬
ки  брось.  Дым  мне  в  глаза  не  пущай.  За  «брати-
шечку»  не  заступайся.  Не  кличь  на  себя  беду!  Что
тут  было?
 —  Кажуть  люди...
 —  Что  сам  знаешь!  —  рявкнул  Левка,  стукнув
кулаком  по  столу.
 Лобода  понял:  на  сей  раз  от  него  действительно
хотят  узнать  правду.  Зачем  она  вдруг  понадоби¬
лась  Задову,  Иван  не  знал.  Среди  махновских  коман¬
диров  давно  намечалось  разногласие.  Раскол  не
раскол,  а  трещинка  была.  Одни  больше  льнули
к  Попову,  другие  тянулись  к  националистическому
окружению  Галины  Андреевны,  третьи  присматри¬
вались  к  Левке.  А  сам  Задов  держался  линии  ста¬
рых  махновцев,  каких  осталось  не  так  уж  много,
и  для  них  самым  важным  было,  чтоб  батька  кон¬
тролировал  Гуляйполыцину  и  Северную  Таврию,  не
пускал  в  богатые  села  ни  беляков  с  их  реквизиция¬
ми,  ни  большевиков  с  продагентами.
 Когда  Левка  рявкнул,  Лобода  уставился  в  пол.
 —  Ну,  Хворый!  Хватит  в  молчанку  играть.
 —  Чего  тебе  по  столу  тюпать...  Коли  по  ду¬
шам  —  кулаки  убери.  Правду  кажуть  хлопцы.  По¬
сылал  Лашкевич  Бончика  в  Одессу.  За  проститут¬
ками,  за  кокаином.  Говорил,  какие-то  княгини...
А  по  мне,  просто  шлюхи.  Кидал  им  Егор  деньги...
По  двести  пятьдесят  тысяч  за  визит.  Да  кокаину  на
мильён.  Золотом.
 —  Что?  —  вытаращился  Левка.
 20  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 305

—  По  двести  пятьдесят  тысяч...  Значит...  Золо¬
тишком  одаривал.
 Задов  подался  к  Лободе.
 —  А  ты  где  был?
 —  Егор  в  советчиках  Бончика  держал.  Выгова¬
ривал  я  ему  сначала,  одергивал,  а  потом  плюнул.
Не  нянькой  к  нему  приставлен.
 —  Добре,  Хворый.  Иди.  Пусть  кто  хочет  из
хлопцев  зайдет.
 Охотников  нашлось  много.  Всем  досадил  Егор
своими  безобразиями  и  жмотничанием.  Ведь  оста¬
вавшиеся  на  Гуляйполыцине  повстанцы  столько
слышали  о  баснословно  богатых  городах,  в  которых
их  соседи  по  селам  и  хуторам  крепко  поднажились,
если,  конечно,  сумели  сохранить  головы.
 В  тот  же  день  Лобода  узнал,  что  Махно  в  страш¬
ном  гневе  на  Лашкевича  передал  его  «художества»
на  рассмотрение  комиссии  по  расследованию  анти-
махновских  дел.  В  эту  «тройку»  входили:  жена
Махно,  Галина  Андреевна,  Василевский  и  Зинчен¬
ко  —  командиры  сотен.  На  праведный  суд  Галины
Андреевны  Лобода  не  надеялся.
 Будь  здесь  Попов,  может,  дело  и  обернулось  бы
как-либо  иначе,  но  Попов  обретался  со  штабом
в  Белозерских  хуторах.
 Наутро  колокол  созвал  селян  на  митинг.  Весен¬
ний  день  был  хмур  и  слякотен.  На  площадь  валили
толпы  повстанцев,  сдержанно  переговаривались,
ожидая  решения  комиссии  по  «антимахновским
делам».  В  группе  командиров  у  крыльца  волост¬
ного  правления  сновали  Лашкевич  и  Бончик,  но
с  ними  старались  не  разговаривать,  сторонились,
не  замечали.  Статный  красавец  Егор  Лашкевич  и
юркий  Бончик  как-то  сникли,  пробились  ближе
к  крыльцу,  очевидно  рассчитывая  на  милость  бать¬
ки:  они  ли  ему  не  служили,  не  прислуживали.
 Едва  Махно  появился  на  площади,  как  Лашке¬
вич  кинулся  к  нему:
 —  Нестор  Иванович,  защити  от  клеветников!
 —  Это  моя  авторитетная  комиссия  клевещет?  —
распаляя  свою  злость,  взвизгнул  батька.  —  Вор!
Паскуда!
 Лашкевич  бросился  было  бежать  куда-то,  но  его
306

схватили,  обезоружили.  С  Бончиком  церемонились
и  того  меньше:  набили  морду,  помяли  бока,  притис¬
нули  к  плетню.
 Отплевываясь  кровью,  он  слезливо  гундил:
 —  В  Адессе  са  сваими  так  не  наступают...
 Председатель  комиссии  Василевский  громоглас¬
но  зачитал  приговор,  в  котором  говорилось,  что  из
четырех  с  половиной  миллионов,  что  батька  доверил
Лашкевичу,  в  наличии  осталось  сто  пять  тысяч  руб¬
лей.  На  остальные  деньги  отчета  не  представлено.
Посему  комиссия  считает  Егора  Лашкевича  и  его
приспешника  Бончика  заклятыми  врагами  махнов¬
цев  и  приговаривает  к  расстрелу.  Тут  же,  немедлен¬
но,  приговор  будет  приведен  в  исполнение.
 Лобода  стоял  поодаль  в  толпе.  Он  видел,  как
Егор  с  силой  рванулся  из  хватких  клещей  добро¬
вольных  стражников,  но  его  удержали.  Командир
батьковой  сотни  Щусь,  с  конской  грудью  и  ногами
кавалериста,  вытащил  из  колодки  маузер.
 —  Батькб!  Нестор  Иванович!  Отмени  приговор!
Отслужу,  оправдаюсь!  —  орал  Лашкевич.
 Махно  глядел  в  сторону.
 «Нет,  Егор,  не  выкрутишься!  —  сжав  зубы,  ду¬
мал  Лобода.  —  Хватит!  Скольких  же  невинных  ты
порубал!  Сколько  крови  на  твоих  руках!»
 В  тишине,  наступившей  на  площади,  послышался
легкий  щелчок.  Осечка!  И  снова  осечка!
 «Да  ты  же,  Щусь,  нарочно,  наверное,  патрон  раз¬
рядил!  —  промелькнуло  в  голове  Лободы.  —  Чтоб
дать  батьке  опомниться.  Мол,  суд  божий  —  осечки,
помилуй!»
 Может,  так  бы  оно  и  случилось.  Но  нервы  Лаш¬
кевича  не  выдержали.  Он  взвыл  волком,  дернулся
с  невероятной  силой  и  кинулся  опрометью  с  площа¬
ди,  оскальзываясь  в  грязи,  петляя,  словно  заяц,
вдоль  пустынной  улицы.
 Гомон,  свист  и  улюлюканье  поднялось  в  толпе
повстанцев.  Несколько  охотников  стали  стрелять
вдогонку  с  колена.  Было  видно:  несколько  пуль
ударили  Лашкевичу  в  спину.  Он  дергался  и  споты¬
кался,  точно  его  били  бичом.  Но  продолжал  бежать.
 —  Кончай!  —  батька  дернул  головой  в  сторону
Ивана  Лепетченко.
 20* 	307

—  Отставить!  —  гаркнул  тот  повстанцам,  веду¬
щим  беглый  огонь,  и,  на  ходу  вытаскивая  парабел¬
лум,  кинулся  догонять  Егора.  Тот  уже  не  бежал,
а  плелся,  хватаясь  за  плетни.  Настигнув  Егора,  Ле-
петченко  выпустил  ему  в  спину  почти  всю  обойму.
А  последней  пулей  в  голову  прикончил.
 Возвращался  Лепетченко  в  полном  молчании
площади,  а  когда  подошел  к  группе  махновских
командиров,  проговорил  довольно  громко:
 —  Ну,  Егор,  зато  пожил...
 О  Бончике,  казалось,  забыли,  и  тот  стал  отпол¬
зать  за  палисадник,  но  его  ударами  ног  вернули.
Бончик  стал  хвататься  за  сапоги  махновцев  и  выл
что-то  неразборчивое.  Наконец  его  вытолкали  на
площадь  и  пристрелили  не  глядя.
 Стоявший  рядом  с  Лободой  батькин  лекарь  про¬
говорил,  ни  к  кому  особенно  не  обращаясь:
 —  Удивительно  живучи  эти  сифилитики.  Одной
пулей  не  уложишь.
 Потом  Нестор  Иванович  обратился  к  селянам
с  истерической  речью  о  том,  что  в  бригаде  имени
Махно  никаким  ворам  и  мародерам  пощады  нет  и
не  будет.  Слушали  его  как-то  рассеянно,  неохотно.
Время  от  времени  в  речь  батьки  врывался  истошный
женский  плач.  Ревела  учителка  Феня  Гаенко  —
любовница  Егора  и  ближайшая  подружка  жены
Махно.
 После  митинга  она  через  Галину  Андреевну  вы¬
просила  у  батьки  разрешение  похоронить  Лашке¬
вича  по-человечески,  а  своей  подружке  сказала:
 —  Уезжаю  я  от  тебя,  Галина.  Звери  эти  махнов¬
цы!  Не  могли  помочь  своему  человеку.  Хворого  ты,
Галина,  бойся.  Тихоней  прикидывается,  а  сам  до¬
пустил,  чтоб  Егор  запутался  с  этими  бабами  и  Бон-
чиком.  И  Левке  все  выложил.  Берегись,  Галина,  Хво¬
рого!  Плохой  он  человек.
 ❖  ❖  *
 В  Харькове  он,  комсомолец  Матвей  Бойченко,
находился  нелегально.  Порой  мысль  об  этом  поло¬
жении  казалась  ему  противоестественной.  Так  слу¬
чалось,  когда  он  глядел  на  марширующих  по  ули¬
цам  красноармейцев,  видел  вывески  советских  уч¬
реждений  или  когда  ему  со  строгой  серьезностью
308

напоминали  о  том,  что  он  должен  как  огня  остере¬
гаться  ЧК.  Хотелось  улыбнуться.  А  приходилось
стискивать  зубы,  да  так,  что  сводило  челюсти.  Уж
если  и  нужно  было  ему  опасаться,  то  своих  «дру¬
зей»-анархистов.  Лишь  заподозри  они  за  Матвеем
неладное  —  не  избежать  ножа.  Тот  же  Эмигрант,
чернявый  и  верткий,  словно  бес,  руководитель  «шко¬
лы»  экспроприаторов,  не  упустил  бы  возможности
побаловаться  «пером».  А  финкой  Эмигрант  умел
владеть  так  же  хорошо,  как  и  вести  финансовые
операции.  Его  считали  финансовым  гением  анар¬
хистской  конфедерации  «Набат».
 Вот  и  четвертый  квартал  Сумской  улицы.  Сего¬
дня  четверг,  и  Матвею  предстояло  встретиться
с  уполномоченным  ВУЧК  Георгом  Карловичем
Клаусеном  именно  здесь.
 Тогда,  у  выходного  семафора,  Георгу  Карлови¬
чу  повезло.  Матвей  узнал  об  этом  уже  в  Харькове,
и  то  не  сразу.
 Не  выходя  на  Сумскую,  Матвей  несколько  раз
останавливался  у  витрин  или  просто  «поглазеть»,
а  сам  незаметно  и  очень  внимательно  приглядывал¬
ся,  не  следят  ли  за  ним,  не  тащит  ли  он  за  собой
«хвост».
 Широкая  спина  коренастого  Клаусена  в  лосня¬
щейся  тужурке  железнодорожного  смазчика,  фор¬
менная  фуражка  блином,  надвинутая  на  глаза...
Своего  начальника  Матвей  узнал  издали.  Разминув¬
шись,  каждый  из  них  свернул  в  переулок.  Матвей
догнал  Клаусена  на  параллельной  улице.  Пошли
рядом.
 —  «Экс»  назначен  на  завтра,  —  сказал  Мат¬
вей.  —  Налет  на  кассира  ХПЗ.
 —  Так  я  и  думал.  Все  верно.
 —  Что  верно?  —  спросил  Матвей.
 —  О  времени  налета  догадаться  было  нетрудно.
Завтра  на  заводе  зарплата.  А  как  настроение  у  Гор¬
деева?  Ты  навещал  его  в  больнице?
 —  Справился  Гордеев  с  сыпняком.  А  настроение
у  него  аховое.  То  клянет  меня,  что  пошел  без  его
разрешения  в  школу  экспроприаторов.  Называет
все  дело  гиблым,  а  Эмигранта  —  авантюристом.  То
принимается  его  оправдывать.
 309

—  Ничего  страшного,  —  заметил  Клаусен.  —
Запутался  он  в  себе  и  в  анархизме  тоже.
 Поутру,  заняв  свое  место  «на  стреме»  у  Рабоче¬
го  дома  на  углу  Лебединской  улицы,  Матвей  стал
ждать.  День  был  ослепительный,  резкие  апрельские
тени  затянули  половину  мостовой.
 Он  не  видел,  как  на  Сумской,  у  банка,  рядом
с  пролеткой  кассира  ХПЗ,  остановился  извозчик.
Из  дрожек  вышел  анархист  по  кличке  Костя,  из
Дергачей,  сутулый,  тощий  парень.  Держа  внуши¬
тельных  размеров  портфель,  он  прошел  в  здание.
Тотчас  в  дрожки  шмыгнул  неприметный  Яшин,
хмурый  коротышка,  но  быстрый  и  решительный.  Он
вынырнул  из  ближнего  подъезда.
 Кассир  ХПЗ  вышел  из  банка  вместе  с  охранни¬
ком.  Оба  несли  по  тяжелому  брезентовому  денежно¬
му  мешку.  Уложив  поклажу  в  пролетку,  они  усе¬
лись  сами.  Кучер  в  черном  полушубке  вяло  дернул
вожжи.  Ленивая  кобыла  несколько  раз  примерялась
силами,  прежде  чем  стронуть  экипаж.
 В  это  время  в  дверях  банка  появился  Костя:
 —  Эй,  ванькб!
 Извозчик  подался  к  подъезду.  Костя  бросил  на
сиденье  портфель,  примостился  рядом  с  Яшиным.
Они  затрусили  вслед  за  пролеткой  кассира.
 Взмахнув  рукой,  словно  увидел  вдалеке  знако¬
мого,  Матвей  остался  на  месте.
 Пролетка  и  дрожки  быстро  процокали  мимо.
 Шурка  тоже  подал  знак:  поднял  кепку  над  го¬
ловой.
 Наперерез  пролетке  из  подворотни  выскакивают
«специалисты»  и  двое  анархистов.  И  одновременно
с  другой  стороны  улицы  —  где  скрывались?  —
к  пролетке  подскакивает  группа  чекистов.
 Схватились.
 —  Ти-кай-те!  —  послышался  крик.
 Шурка  и  Матвей  юркнули  в  переулок.
 Позади  грохнул  выстрел.  Матвей  остановился:
«Не  повернуть  ли?  Узнать,  в  чем  дело!»  Но  Шурка
ухватил  его  за  рукав  рубахи  и  поволок  за  собой.  Он
дрожал  и  охрип  с  перепугу.
 Они  не  видели,  как  чекисты  разоружили  налет¬
310

чиков.  Толька  Костя  успел  выстрелить,  ранил  чеки¬
ста  в  руку.  Потом  «специалист»  спросил:
 —  Кто  тут  начальник  у  вас?
 —  Вот  комиссар,  —  кучер  в  черном  тулупе,  вы¬
прямившись  на  козлах  и  враз  помолодевший,  кив¬
нул  на  охранника,  сопровождавшего  насмерть  пере¬
пуганного  кассира  ХПЗ.
 —  Гражданин  комиссар,  промашка,  понимаешь.
Дело  это  не  наше,  а  вот  этих  анархистов.  Мы  только
за  проценты...  Шляпы  они,  гражданин  комиссар.
Не  надо  было  нам  с  этой  политикой  связывать¬
ся...  Эх!
 Комиссар  ЧК  велел  кассиру  вернуться  в  банк
за  деньгами.
 —  Как?  —  вскинулся  кассир.  —  Вот  же  гроши!
 —  Освободите,  товарищи,  мешки.
 На  тротуар  из  распечатанных  банковских  меш¬
ков  посыпались  старые  книги,  журналы...
 А  Матвей  и  Шурка  тем  временем  отдыхали  от
бега  в  больничном  парке.  Бойченко  решил  навестить
Гордеева,  «посоветоваться».
 На  Холодной  горе,  в  двух  кварталах  от  кварти¬
ры  Суховольского,  их  остановил  Лавров  —  воспи¬
танник  Барона.
 —  Нечего  к  Якову  ходить.
 —  Гордеев  велел,  —  парировал  Бойченко.
 —  Нету  ни  его,  ни  Барона.  Они  в  Гуляйполе  по¬
дались.  По  приглашению  самого  батьки.  —  Лавров
сиял  от  гордости.  —  Тебе,  Матвей,  велели  передать,
чтоб  дождался,  пока  Илья  выздоровеет,  и  вместе
с  ним  подавался  к  Махно.  Не  дрейфь,  Матвей.  Чего
ты  вдруг  перепугался?
 А  тому  не  до  страху  было.  Из-за  проклятого
«экса»  он  на  несколько  дней  упустил  из  виду  Яко¬
ва.  И  вот  —  пожалуйста.  Они  подались  к  батьке,
а  он  узнает  об  этом  после  их  отъезда.  А  еще  че¬
кист.  Шляпа!
 —  Квартиры  перемените,  —  продолжал  настав¬
лять  долговязый  Лавров,  старавшийся  в  одежде
подражать  своему  элегантному  учителю.  —  Завтра
встретимся.  Наметим  план  действий.
 —  Какой  к  черту  план,  Лавров.  Мы  с  Шуркой
жрать  хотим.  И  ночевать  дома  опасно.
 311

—  Айда,  хлопцы,  на  вокзал,  —  отбросив  цере¬
монии,  предложил  Лавров.  —  Жрать  и  правда  во
как  охота.  Гроши  у  м)еня  есть.  Только  врассыпную.
Там  я  вас  найду.
 Встретившись  на  вокзале,  Лавров  на  толкучке
купил  хлеба  и  круг  домашней,  крепко  пахнущей
чесноком  колбасы.  Ели,  усевшись  на  солнцепеке,
жмурясь  от  яркого  света.  Еда  показалась  особенно
вкусной.  Матвей  заметил:  Лавров  как-то  очень
странно  поглядывает  на  Шурку.  Лавров  щурился,
словно  пытался  разглядеть  на  Шуркином  лице  при¬
знаки  какой-то  страшной  болезни.  Даже  Шурка
обратил  на  это  внимание.
 —  Чо  косишься?
 —  Да  так,  —  бросил  Лавров,  дернув  своей  до
удивления  маленькой  головкой  на  тонкой  шее.
 —  Знаю...  —  продолжал  Шурка  с  набитым
ртом.  —  Ищешь,  кто  ссучился.  Чекистам  донес.  Так
это  не  я.
 Лавров  с  трудом  проглотил  хлеб,  вытянув  и  без
того  длинную  шею.
 —  На  воре  шапка  горит.
 —  Я  те  погорю,  —  Шурка,  сбычившись,  глянул
на  Лаврова  исподлобья.  —  Дурень.
 —  Это  мы  посмотрим,  кто  в  дураках  останется.
 —  «Украсть»  собираешься?
 —  Руки  пачкать  об  тебя  не  стану.  Тот,  кому  по¬
ручено,  сделает.  Об  «эксе»  знали  шестеро.  Четырех
арестовали.
 —  А  вот  это  видел?  —  Шурка  быстрым  движе¬
нием  достал  из-за  пазухи  небольшую  финку,  тут  же
спрятал  ее.
 Бойченко  молча  слушал  разговор,  точно  все,
о  чем  говорилось,  —  о  подозрениях,  о  явном  при¬
казе  Барона  прощупать  тех,  кого  не  арестовали  при
неудачной  экспроприации,  —  его,  Матвея,  не  ка¬
сается.  Догадаться  о  приказе  Барона  было  нетрудно.
Сам  Лавров  не  стал  бы  заниматься  «расследовани¬
ем».  Просто  не  догадался  бы.  Сообразил  Матвей  и
другое:  он  остался  вне  подозрений.  А  может  быть,
его,  Матвея,  проверят  другим  способом?  Не  таким
дурацким,  как  Шурку...  Надо  что-то  сделать  —  от
себя  грозу  отвести  да  и  глупого  Шурку  выручить.
 312

Нашелся  храбрец  —  финку  показал!  Они  и  пули  не
пожалеют.
 Лавров  вынул  из  кармашка  пиджака  чистый
платочек,  вытер  губы,  вернее,  промакнул,  как  это
делал  Барон  салфеткой.
 —  Жрите.
 —  Но!  Ты!  —  не  сдержался  Матвей.
 —  Пардон,  —  с  бароновской  интонацией  произ¬
нес  Лавров  и  поднялся.  —  Придете  завтра  сюда  же.
Чего-нибудь  придумаем.
 —  Сволочь,  —  прошипел  ему  вслед  Шурка.  —
«Украдут».  Беспременно  «украдут»...  Бежать  надо.
 —  Чего  тебе  бояться?  —  пожал  плечами  Бой¬
ченко,  но  тут  же  понял,  что  отговаривать  Шурку
ни  к  чему.  Шурка  сам  нашел  правильный  выход.
И  для  себя  и  для  Матвея.  Бегством  Шурка  обезопа¬
сит  себя,  а  от  него,  Матвея,  отведет  малейшие  подо¬
зрения.  Ведь  все  анархисты  станут  думать:  Шурка
сбежал,  скрылся  именно  потому,  что  рыльце
в  пушку.
 —  Прощай,  Шурка.  Подавайся  на  север,  в  Рос¬
сию,  а  лучше  на  Волгу.
 —  Подамся  куда-нибудь.  Здесь  не  останусь.
 Матвей  долго  провожал  взглядом  коренастую
фигурку  Шурки,  пока  тот  не  затерялся  в  кишащей
привокзальной  толпе.
 Переночевал  Матвей  на  вокзале.  И  на  встречу
с  Клаусеном  не  пошел.  Раза  два  мелькнуло  в  толпе
чье-то  знакомое  лицо.  Очевидно,  за  ним  следили.
 На  другой  день  весь  город  говорил  о  неудачном
ограблении  кассира  ХПЗ  и  о  том,  что  ЧК  аресто¬
вало  многих  анархистов.  Матвей  опять  пошел  в  боль¬
ницу  к  Гордееву  и  просидел  у  него  до  вечера,  слу¬
шая  брюзжание  похудевшего,  с  ввалившимися  ще¬
ками,  наголо  остриженного  Ильи.  Узнав  то  ли  об
отъезде,  то  ли  о  бегстве  Барона  и  Суховольского
к  Махно,  Гордеев  оживился:
 —  И  правильно.  Там  мы  как  у  Христа  за  па¬
зухой.
 —  Прыгаешь  ты,  Илья,  что  твой  воробей  с  ветки
на  ветку.  Ничего  у  тебя  не  поймешь.
 —  Это  от  болезни...  Наверное,  —  усмехнулся
Илья.  Выглядел  он  теперь  много  старше  своих  два¬
313

дцати  двух  лет.  Взгляд  его  был  рассеянным  и  как
бы  скользил  по  предметам,  не  задерживаясь.
 —  Скоро  меня  выпишут,  —  сказал  Гордеев  на
прощанье.
 Клаусен  очень  огорчился,  узнав,  почему  не  уда¬
лось  арестовать  Барона  и  Суховольского.
 —  Крупная  рыба  ушла...
 —  Нутром  чую,  Георг  Карлович,  неспроста
к  Махно  покатили.  Придумал  что-то  Барон.  А  ходу
у  меня  к  нему  без  Гордеева  нет,  —  опечалился
Матвей.
 *  *  *
 Матвей  нанял  извозчика  и  отправился  в  больни¬
цу:  Илья  Гордеев  выздоровел.  Он  снова  решил  жить
в  доме  своей  невесты  Талочки.
 Похудевший,  остриженный  наголо,  Гордеев  вы¬
глядел  жалким  и  смешным.  Старила  его  и  сукова¬
тая  палка,  на  которую  он  опирался:  чувствовал  се¬
бя  еще  слабым.
 Веселая  Талочка,  в  кудряшках,  в  платье  с  оби¬
лием  кружев,  угостила  Матвея  чаем  и  болтала  без
умолку.
 —  Мы,  как  сказал  Илья,  подаемся  в  Робинзоны.
Мы  будем  жить  в  городе,  среди  людей  и  в  то  же  вре¬
мя  словно  на  необитаемом  острове.
 «Что  это  она  все  «мы»  да  «мы»,  —  недоумевал
Бойченко,  и  наконец  до  него  дошло:
 —  Вы  с  Ильей  женитесь?
 —  Илюша  сказал,  что  скоро,  очень  скоро.
 Бойченко  постарался  быстрее  допить  чай  и  от¬
кланяться.  Похоже  было,  что  решение  Гордеева
отойти  от  «Набата»  серьезно.  А  как  же  он,  Матвей,
снова  попадет  к  Махно?  Надо  посоветоваться
с  Клаусеном.
 —  Значит,  Гордеева  перестала  устраивать  ком¬
пания  с  «Набатом»?  —  выслушав  Матвея,  протянул
Клаусен.  —  Очень  хорошо...
 Илья  Гордеев  тоже  брел  домой.  За  две  недели
на  харчах  будущей  тещи  он  совсем  окреп  и  брал
с  собой  палку  больше  по  привычке.  Чувствовал  он
себя  бодро,  но  в  душе  оставалась  пустота,  неприят¬
ная,  сосущая.  После  истории  с  неудачным  ограбле¬
314

нием  кассира  в  харьковской  газете  едва  ли  не  каж¬
дый  день  появлялись  заявления  знакомых  ему  и
довольно  видных  анархистов.  Они  писали,  что,  убе¬
дившись  в  пагубной  деятельности  так  называемой
легальной  конфедерации  «Набат»  и  правильной  по¬
литике  Советской  власти  в  отношении  к  рабочим,
крестьянам  и  интеллигенции,  порывают  с  «Набатом»
и  готовы  с  оружием  в  руках  бороться  с  белогвардей¬
цами  и  прочей  гидрой  контрреволюции.
 «Вот  так  Барон  своими  руками  уничтожил  актив
харьковской  организации,  —  печально  думал
Илья.  —  Пойду  в  Робинзоны,  женюсь.  И  пусть  Ба¬
рон  творит  что  вздумается.  Жаль  Матвея...  Втянул
парня  в  историю.  Ладно.  Сам  выберется  на  правиль¬
ную  дорогу...»
 —  Здравствуйте,  товарищ  Гордеев.
 Остановившись,  Илья  увидел  перед  собой  незна¬
комого  молодого  человека.
 Чуть  приподняв  широкополую  шляпу,  которую
он  носил  теперь  на  стриженой  голове,  Гордеев  от¬
ветил  :
 —  Здравствуйте...  Но,  простите,  с  кем  имею
честь...  Не  припомню.
 —  Зачем  вспоминать?  Вы  действительно  меня
не  знаете.  Я  из  ЧК.  Мне  поручено  пригласить  вас
для  небольшой  беседы.
 «Ну  вот.  И  до  меня  дошла  очередь.  И  хорошо.
Дам  подписку  о  выходе  из  «Набата»...  И  —  к  черту
раздумья!»  —  тут  же  решил  Гордеев.
 Они  дошли  до  Чернышевской  и  свернули  в  край¬
ний  подъезд  углового  дома.
 Сотрудник  ЧК  предъявил  часовому  свое  удосто¬
верение  и  заготовленный  пропуск  на  Гордеева.
На  втором  этаже  они  вошли  в  большую  комнату.
В  ней  стояло  четыре  стола,  но  только  за  одним  из
них  сидел  человек  средних  лет,  в  черной  косоворот¬
ке  с  белыми  пуговицами.  Точно  такая  же  была  и  на
Гордееве.
 —  Садитесь.  Давайте  знакомиться.  Клаусен.
 —  Гордеев.  Илья.
 —  Долго  я  вас  не  задержу.
 —  Вы  меня  пригласили,  чтобы  объявить  об  аре¬
сте  или  чтобы  я  дал  объявление  в  газету  о  разрыве
315

с  набатовцами?  —  заговорил  Илья.  —  Готов  и  к  то¬
му  и  к  другому.
 Клаусен  удивленно  поднял  брови,  но  не  пере¬
бивал.
 —  Могу  сейчас  же  написать  заявление  об  отхо¬
де  от  конфедерации.  Я  много  думал  за  последние
дни.  И  понял:  анархисты  при  всех  условиях  не  мо¬
гут  сохранить  лояльность  к  Советской  власти.
Я  фактически  уже  порвал  с  набатовцами.  Буду
жить,  абсолютно  ни  во  что  не  вмешиваясь,  как
Робинзон.
 —  Прекрасно...  —  Клаусен  выдвинул  ящик  сто¬
ла,  вынул  пачку  фотографий.  —  И  будете  по-преж¬
нему  спокойно,  ни  во  что  не  вмешиваясь,  созерцать
вот  это.
 Перед  Гордеевым  легла  фотография  троих  пору¬
банных  людей.
 —  Это  в  Пологах...  А  это...
 Гордеев  увидел  на  фотографии  кучу  искромсан¬
ных  тел.
 —  Я  не  убийца!
 —  Вы  подстрекатель.
 ‘—  Нет!
 —  Вы  подстрекали  к  этому  своими  статьями,
написанными  «чистыми»  руками.
 Гордеев  отер  холодный  пот  со  лба,  но  руки  тоже
были  мокры.  Уронив  палку,  он  отер  их  о  рубашку.
 —  Я...  Я  говорил...  Протестовал!
 —  В  своей  газете?
 —  Чего  вы  от  меня  хотите?
 —  Помощи.
 —  Убить  Махно!  Готов!  —  воскликнул  Гордеев
и  очень  понравился  самому  себе.  Он  тряхнул  голо¬
вой,  но  вспомнил:  стрижен,  и  почувствовал  всю  не¬
лепость  жеста.
 —  Вы  путаете  нас  с  анархо-террористами.
 Обмякнув  на  стуле,  Гордеев  пробормотал:
 —  Не  понимаю...  Ничего  не  понимаю...
 —  Мы  хотим,  чтобы  вы  помогли  нам.  Помогли
расправиться  с  махновщиной.  Не  с  Махно.  Это  ме¬
лочь.  А  с  махновщиной.  Помогите  нам  разобраться,
что  они  там  еще  затевают.
 316

—  я...
 —  Не  торопитесь.  Мы  требуем  от  вас  не  жертвы,
не  жеста.  Пойдите  домой.  Обдумайте  все.  Повторяю,
вы  не  должны  просто  порывать  с  набатовцами  и  —
моя  хата  с  краю.  Вам  предстоит  решить:  вы  по  ка¬
кую  сторону  баррикады?  Вот  в  чем  вопрос.
 Клаусен  взял  пропуск  Гордеева,  лежавший  на
столе,  подписал  и  протянул  ему:
 т—  До  завтра.  В  десять  вечера  на  том  же  месте,
где  сегодня,  к  вам  подойдет  тот  же  молодой  чело¬
век.  Кстати,  я  надеюсь  на  вашу  скромность.  Наш
разговор  останется  между  нами.
 Поднявшись,  Гордеев  зацепился  за  упавшую  и
забытую  им  палку,  споткнулся,  извинился,  простил¬
ся  и  ушел,  ругая  себя  за  неловкость  и  глупую
трость.  Но  если  бы  не  она,  он,  наверное,  не  добрал¬
ся  бы  до  дома.  Он  с  трудом  поднялся  на  третий
этаж.  Дверь  открыла  хозяйка.  Гордеева  шатало.
 —  Что  с  вами,  Илья?
 —  Не  спрашивайте,  умоляю.  Ни  о  чем  не  спра¬
шивайте.
 —  Может  быть,  вы...
 —  Если  бы  я  был  пьян!  Не  спрашивайте.  Я  умо¬
ляю,  меня  ни  для  кого  нет  дома.  Ни  для  кого!  —*
придерживаясь  за  стену,  Гордеев  прошел  в  свою  ком¬
нату.  Сел  на  стул  у  окна.  Ему  было  душно  и  жутко.
Он  попробовал  лечь,  но  только  закрыл  глаза,  как
не  фотографии,  а  виденные  им  настоящие  мертвецы
стали  перед  его  взором.  Он  со  стоном  поднялся,  сел
снова  на  стул  и,  не  смыкая  ни  на  мгновение  век,
просидел  так  до  утра.
 Кто-то  осторожно  поскребся  в  дверь.
 —  Да,  да...
 —  Илюша,  можно?  —  в  комнату  заглянула  Та-
лочка.  —  Что  случилось,  Илюша?..  Ты  такой
странный.
 —  Ты  видишь  перед  собой,  —  Илья  повернулся
к  Талочке,  —  другого  человека.  Нового  человека.
 —  Какой  ты  взвинченный...  и  немного...  теат¬
ральный,  Илюша,  —  круглые  смешливые  глаза  Та-
лочки  смотрели  на  него  с  почтительной  восторжен¬
ностью.
 317

—  Талочка.  Я  должен  тебе  сказать:  наша  свадь¬
ба  откладывается,  —  выпалил  Илья  как-то  сра¬
зу.  —  Ненадолго...  Ты  будешь  меня  ждать?
 Он  услышал,  как  она  опустилась  на  стул.
 Затем  Илья  Гордеев  переоделся  и,  никого  не
встретив  в  коридоре,  отправился  в  ЧК,  к  Клау¬
сену.
 *  *  *
 —  Вот  что,  Хворый,  —  начал  Махно,  едва  Ло¬
бода  вошел  в  комнату  и  поздоровался.  —  Нестор
Иванович  поручает  тебе  большое  дело...
 Батька  прохаживался  около  стола  с  остатками
ужина.  Заметно  было,  что  все,  кто  ел  вместе  с  ним,
подвыпили,  но  сам  Махно  выглядел  совершенно
трезвым.
 —  Был  бы  жив  Лашкевич  —  его  послал,  —  не¬
ожиданно  бросил  батька.  —  А  так  вот  —  тебя.
Оцениваешь  доверие  Нестора  Ивановича?
 —  Еще  как,  Нестор  Иванович.  Жизни  не  пожа¬
лею,  чтоб  выполнить  задание,  —  бодро  ответил
Иван,  соображая,  с  чего  это  батьке  понадобилось
упоминать  Лашкевича.  Тому  приходилось  и  такие
дела  обделывать,  на  какие  Иван  —  хоть  рубай  на
месте  —  не  пойдет.
 За  столом  расположился  Левка  Задов.  Он  сидел
в  грустях  то  ли  от  выпитого,  то  ли  от  дум,  подпе¬
рев  рукой  щеку.
 —  Цени  доверие!  —  Махно  стукнул  саблей
об  пол.
 —  Я  ценю.  Вам  ли,  Нестор  Иванович,  не  знать
этого,  —  чуть  обиженно  даже  заметил  Лобода.
 —  Возьмешь  мою  тачанку  и  отправишься  к  Ле-
петченко  в  Дибровку,  к  Кожину  в  Гайчур,  к  Щусю
в  Большой  Янисаль,  потом  к  нашим  в  Кременчик,
Новоселовку,  Конские  Раздоры...  Всем  скажешь,  что
батька  велел  начинать  в  ночь  на  понедельник,  два¬
дцать  девятого.  Передашь  командирам  лично.
 Выйдя  на  крыльцо,  Иван  вдохнул  всей  грудью
свежей,  холодной  весенней  ночной  прохлады.  В  ней
чувствовался  дух  проснувшейся  земли.
 Лобода  влез  в  тачанку,  запряженную  четверкой
вороных  коней,  не  различимых  в  ночи.
 318

«  Разворачивай,  Сашко.  Подадимся  на  Конские
Раздоры,  —  сказал  Иван  кучеру  и  подумал:  «Про¬
вокация,  нет  ли  —  надо  действовать!  И  надо  сооб¬
щить  своим  сроки  мятежа.  Пришла  пора  доказать,
на  что  ты,  Иван,  годишься.  Вот  и  все.  Ша,  браток!»
 В  Конские  Раздоры  они  прискакали  еще  затем¬
но.  У  самого  богатого  дома  в  центре  села  Сашко
остановил  коней.  В  окнах  мелькнул  свет:  хозяева,
очевидно,  уже  встали,  завтракали,  и,  завидев  бать¬
кину  тачанку,  на  крыльцо  выскочил  сам  Петренко,
командир  сотни,  босой  бросился  к  подъехавшим:
 —  Нестор  Иванович!
 —  Ошибся  малость,  —  сказал,  слезая,  Лобода.
 —  Что  случилось?
 Лобода  негромко  передал  ему  приказ  Махно.
 —  И  чтоб  ни  одна  живая  душа  не  знала  до
срока.
 Так  они  мотались  целый  день  из  села  в  село  и
только  к  вечеру  прибыли  в  Дибровку.  Лобода  нигде
долго  не  задерживался  и  нарочно  делал  так,  чтоб
при  разговоре  с  командиром  тот  был  один,  а  рядом
с  ним  находился  Сашко.  Перекусывали  всухомятку
по  дороге,  а  в  селах  Иван  помогал  кучеру  ухажи¬
вать  за  конями.
 И  в  Дибровке  Сашко  взмолился:
 —  Хворый!  Позволь  к  мамке  заскочить.  Хоть
перекушу  по-человечески.
 —  Так  мы  сейчас  домой...  —  нехотя  проговорил
Лобода.
 —  Да  я  ж  к  мамке.
 —  Ладно...  А  я  вот  коней  напуваю  да  зайду
к  сапожнику  —  гвоздь  в  сапоге  вылез.  Весь  день
проклятый  пиявит.  Зайдем  со  мной.  Кто  у  вас  тут
сапожник?
 —  Да  Микола  Гайдук.  Его  тут  каждый  знает.
С  ерманской  на  деревяшке  вернулся.
 —  Нет  уж,  будь  ласка,  зайди...
 Зашли.  Микола  Гайдук,  о  котором  Ивану  рас¬
сказывала  Катерина,  сестра  Ганнуси,  жил  на  окраи¬
не.  Дверь  низенькой  хатки  открыл  сам  хозяин.
 —  Зачем  пожаловали,  гости  дорогие?..
 —  Вот  —  гвоздь  в  сапоге.  Терпенья  больше  нет.
 —  Садись,  Хворый.  Сымай  мучитель.
 319

Взяв  Иванову  обутку,  Микола  сунул  руку  в  са¬
пог.  Стелька  была  полированная,  хоть  бы  одно  ост¬
рие  ее  продырявило.
 —  Понятно...  Починкой  я  не  занимаюсь,  новые
шью...  Так  «ведьма»  у  меня  в  чулане.  Ее  найти
надо.
 —  Давайте  я,  —  вызвался  Сашко.  —  Я  зараз!
 —  Ну,  быстро,  —  кивнул  Микола*
 Времени  было  в  обрез.  Если  Хворый  приехал
по  делу  —  скажет.  На  это  и  рассчитывал  Гайдук.
Лобода  понял.
 Лишь  Сашко  шмыгнул  за  дверь  и  стало  слыш¬
но,  как  загремела  в  чулане  разная  жестяная  ве¬
тошь,  Иван  негромко  проговорил:
 —  Батька  готовит  бой  красным.  Он  выйдет  от
вас  и  с  Конских  Раздоров.  В  ночь  на  понедельник,
двадцать  девятого.
 Потом  они  заскочили  к  матери  Сашко,  плотно
поели  и  полетели  к  батьке.
 Их  встретил  Левка,  выслушал  и  отослал  отды¬
хать.  Все  было  спокойно.  О  Лободе  словно  забыли.
 Через  два  дня  Иван  узнал,  что  сражение,  завя¬
занное  махновцами  севернее  Гуляйполя  и  на  узло¬
вой  станции  Пологи,  закончилось  поражением  бать¬
ки.  Он  потерял  больше  двухсот  повстанцев,  а  ране¬
ных  никто  никогда  не  считал.  Пленено  тоже  было
много.  Махновцы  сбились  в  кулак  и  крепко  засели
в  Гуляйполе,  Большом  Янисале  и  Конских  Раз¬
дорах.
 42-й  дивизии  красных  не  хватило  сил  для  завер¬
шения  операции.  Она  с  трудом  удерживала  Боль¬
шую  Михайловку,  Гавриловну  и  Дибровку.  Станцию
Пологи  красным  удалось  отстоять,  но  несколько  дней
спустя  24-й  полк  3-й  дивизии  был  оттуда  снят  и
отправлен  на  юг.
 Видно,  из  Крыма  собирался  выползти  Врангель.
 «И  опять  в  тылу  у  наших  будет  сидеть  эта  кро¬
вавая  заноза  —  Махно,  —  вздыхая,  размышлял  Ло¬
бода,  беспокойно  ворочаясь  на  лавке.  —  Нету  на
него  сил...  А  давно  пора  кончать.  Стал  бы  я  свобо¬
ден,  женился  на  Ганнусе...»
 Сильный  стук  в  оконный  переплет  заставил
Ивана  подскочить.  Он  кинулся  к  окну  —  Левка  За-
320

дов!  Лобода  вышел  на  крыльцо.  Вертясь  на  разго¬
ряченном  коне,  Задов  спросил  негромко:
 —  Слышал,  читаешь  ты  бойко...
 —  Умею  трохи...
 —  Собирайся,  поехали.
 Седлая  коня,  Иван  с  беспокойством  думал  о  том,
зачем  он  вдруг  опять  понадобился  Левке.  И  при  чем
здесь  его  умение  читать?  Выяснилось  по  дороге.  Га¬
лина  Андреевна  узнала,  что  задержавшаяся  в  пути
учителка  Феня,  подруга  ее,  так  и  не  доехала  до
Гавриловки  —  убили  ее  ненароком  в  схватке  между
махновцами  и  красными.  А  «матушка»  передала
Фене  Гаенко  свою  личную  переписку  и,  главное,
дневники.  Их-то  прежде  всего  и  велела  Левке  найти
и  привезти  Галина  Андреевна.
 Иван  ехал  стремя  в  стремя  с  Левкой.
 —  Чего  ж  матушка  так  всполошилась?  Уж  ее
даже  батька  не  заподозрит  в  антимахновской  дея¬
тельности...  —  сказал  Лобода.
 —  Тебя,  Хворый,  не  на  то  взяли,  чтоб  ты  спра¬
шивал.  Надо  привезти  те  тетради,  про  которые  гово¬
рила  матушка.  Дневники  эти.  Две  толстые  тетради
в  клеенчатых  переплетах.  А  может,  у  Феньки  таких
тетрадок  десять.  Ошибиться  —  не  приведи  бог,  —
й  совсем  без  связи  Левка  проговорил:  —  Горе
у  батька  —  Сашко  убили...
 —  Кучера?
 Левка  кивнул.
 «Чего  бы  батьке  так  страдать?  —  размышлял
Лобода.  —  Эка  невидаль  —  кучер.  Кучер  на  тачан¬
ке  —  мишень  лучше  не  надо...»
 —  Хворый,  ты  что,  заснул?  —  вывел  Ивана  из
задумчивости  бас  Левки.
 Лобода  встрепенулся.  Оглядевшись,  он  увидел
склон  балки,  на  котором  валялись  трупы:  разно¬
шерстно  одетые  махновцы,  красноармейцы  в  шине¬
лях.  Схватка  была  жаркой.  Угораздило  же  учителку
Феню  попасть  в  такую  свалку.  Среди  растряхнутых
узлов  с  пожитками  лежала  полураздетая  наперсни¬
ца  Галины  Андреевны.
 —  От  лихо  им  в  печенку,  —  нахмурился  Лев¬
ка,  —  знали  ж,  что  это  Феня,  а  не  удержались,  чтоб
не  пограбить.  —  И,  соскочив  с  коня,  Задов  прика-
 21  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 321

зал  сопровождавшим  переложить  Феню  на  следовав¬
шую  за  ними  повозку.  Бросил  Ивану:  —  Давай
искать.
 Они  перерыли  все  пожитки  из  растрепанных  уз¬
лов,  но  ни  одной  тетрадки  в  черном  клеенчатом  пе¬
реплете  не  нашли.  Под  возком  Левка  приметил  пач¬
ку  писем,  перевязанных  голубой  ленточкой.  Кряхтя,
на  карачках  пополз  за  ней,  вылез,  отдуваясь:
 —  Хоть  это  нашли...
 Лобода  стал  отходить  подальше  от  подводы:  пе¬
ретряхивая  узлы,  грабители-махновцы  могли  отбро¬
сить  тетради.  И  верно.  Метрах  в  десяти  от  повозки,
за  тальниковым  кустиком  Иван  увидел  черную  об¬
ложку.  Поднял,  заглянул  в  написанное.  Это  был
дневник.  Среди  записей  мелькали  слова  о  каком-то
«рыцаре».  Кое-где  попадалось  имя  Хмары.
 «Хмара...  Хмара...  Да  это  бывший  подпоручик.
Все  время  ходит  затянутый  в  черную  кожу.  Кто  же
сказал  Лободе,  что  Галина  Андреевна  неравнодуш¬
на  к  Хмаре?..  То  ли  Катерина,  то  ли  сама  Ган-
нуся...»
 На  плечо  Лободы  легла  лапища  Левки.
 —  Ты,  Иван,  вот  что  —  молчи  как  могила.
Не  то  у  батьки  в  ярости  на  нас  обоих  пуль  в  маузе¬
ре  хватит.  Не  наше  дело  в  их  жизнь  соваться.
 —  Есть,  Лев  Николаевич,  —  как  могила...
 Второй  тетради  они  так  и  не  нашли.  Решили,
упала  в  ручей  и  унесло  ее.  Но  на  самом  деле  попа¬
ла  она  в  особый  отдел  13-й  армии.  Красноармейцы
подобрали.
 Левка  очень  сокрушался,  что  нет  второй  тетрад¬
ки  дневника,  но  делать  было  нечего,  поехали  обрат¬
но.  Спешили.  Задову  не  терпелось  успокоить  Галину
Андреевну.
 Въезжая  в  Гуляйполе,  они  заметили  оживление
на  улицах  и  от  встречных  узнали,  что,  возвращаясь
с  Белозерских  хуторов,  Попов  со  своими  людьми
налетел  на  Пологи,  выбил  оттуда  красных  и,  захва¬
тив  местных  коммунистов,  появился  в  махновской
столице.  У  Лободы  екнуло  сердце.  Он  почувствовал
недоброе.
 —  Кого  схватили?  —  спросил  Задов.
 322

Только  одно  имя  было  знакомо  Ивану.
 —  Марьянку...  Марьянку  Белоконь...  —  услы¬
шал  он.  —  Закон  про  землю  комиссары  новый  вы¬
пустили.  Чтоб  всю  делить,  значит,  как  в  России.
Так  Марьянка  агитировала,  смущала  селян.
 Они  прибыли  на  площадь,  когда  в  здание  волост¬
ного  правления  входила  «комиссия»  по  расследо¬
ванию  «антимахновских»  дел.  Остановившись  на
крыльце,  затянутая  в  синюю  венгерку  с  золотыми
галунами,  Галина  Андреевна,  подперев  руки  в  боки,
кричала:
 —  Доигралась-таки,  Марьянка!  Говорила  я  те¬
бе:  не  водись  с  коммунистами  да  комиссарами!  Вот
теперь  ты  мне  и  попалась!  У,  гадючка!  Если  б  Феня
была  жива,  как  обрадовалась  бы...  Скоро,  скоро
тебе,  Марьянка,  конец!  Поруба...  —  она  запнулась,
вероятно  приметив  Левку  Задова,  но  тот  подал  ей
знак:  мол,  нашли,  и  матушка,  ткнув  пальцем  в  сто¬
рону  обреченных,  закричала  еще  громче:  —  Всех,
всех  вас  порубаем!
 Около  крыльца  играл  на  коне  Попов.  В  лакиро¬
ванных  сапогах,  но  в  бушлате  и  бескозырке,  с  до¬
рогой  саблей  на  боку.
 Он  довольно  холодно  поздоровался  с  Левкой  За-
довым  —  лишь  кивнули  друг  другу,  а  увидев  Лобо¬
ду,  Попов,  обычно  называвший  Хворого  «братиш¬
кой»,  зло  бросил:
 —  Ты,  Иван,  чего  наговорил  ему,  —  он  кивнул
в  Левкину  сторону,  —  про  Егора?  А  еще  моряк.  Сра¬
зу  видать  —  не  черноморец!  Такое  разве  среди  бал¬
тийцев  найдешь,  чтоб  моряк  моряка  продал!
 —  Будет  тебе,  Попов,  —  остановил  его  Левка
Задов.
 С  какой  бы  радостью  Лобода  сбежал  с  площади,
от  зрелища  расправы,  но  было  нельзя.  Никто  из
махновцев  не  простил  бы  ему  такого,  а  уж  Попов,
тот  постарался  бы  вовсю  раздуть  кадило  махнов¬
ской  ярости.
 Лобода  снова  посмотрел  на  Попова.  Может  быть,
потому,  что  у  того  что-то  блеснуло  в  руке.  Иван  уви¬
дел  обнаженный  клинок  и  яркие  лучи,  играющие
на  его  лезвии.  До  этого  мгновения  Лобода  не  заду¬
мывался:  светит  солнце  или  нет.  А  оно  светило.
21*
 323

Площадь  была  просто  залита  светом,  и  каждый
цвет,  каждый  оттенок  кричали.  Иван  снова  пере¬
вел  взгляд  на  Попова:  тот  был  пьян  и  крепко  на¬
нюхавшийся.  Он  чуть  покачивался  в  седле,  а  крас¬
ные,  навыкате  глаза  пьяницы  влажно  поблескивали
и  переливались  жутким  весельем.
 Дико  гикнув,  он  ринулся  на  пленных,  рубая  на¬
право,  налево.
 Трое  мужчин  упали  замертво.
 Стоять  осталась  одна  Марьяна.  Только  была  она
очень  бледна,  так  что  на  лице  не  разглядеть  губ.
 Попов  соскочил  с  коня.  Он  тяжело  дышал  и  об¬
лизывал  языком  тонкие  губы.  Не  торопясь,  он  по¬
дошел  к  Марьяне  и  острием  окровавленного  клин¬
ка  снизу  вверх  сорвал  с  нее  сорочку.  И,  словно  про¬
делывая  какой-то  страшный  ритуал,  обошел  вокруг
нее.  Затем  он  все  так  же  не  торопясь  сел  на  коня,
вскинул  клинок.
 —  В  вашу  честь,  матушка  Галина  Андреевна!
 Та  звонко  захлопала  в  ладоши.
 Проскочив  мимо  Марьяны,  Попов  резко  опустил
клинок.
 Марьяна  осталась  стоять  на  месте.  А  по  груди
лилась  кровь.
 «Матушка»  продолжала  аплодировать.
 —  Так  ее,  гадючку!  —  завизжал  и  затопал
Махно.
 Развернув  коня,  Попов  снова  подскочил  к  Марья¬
не  и,  словно  осатанев,  стал  рубить  не  останавлива¬
ясь.  Марьяна  медленно  опускалась  наземь  под  уда¬
рами  клинка,  а  Попов  продолжал  рубить,  пока  жена
Махно  не  крикнула:
 —  Молодец,  Попов!  Хватит!  Не  бесись!
 Попов  мешком  слез  с  коня,  ударил  лошадь  ку¬
лаком  в  морду  и  побрел  прочь.
 Иван  с  трудом  дождался  темноты.  На  улицах
еще  не  умолкли  гармоники  и  песни  бродивших  по
улицам  махновцев.  Лобода  вывел  задами  коня.  На¬
стороженно  спустился  к  реке,  балкой  вышел  в  степь,
а  там  пустил  каурого  наметом.
 Доскакав  до  мельницы,  Иван  соскочил  с  коня  и
только  сейчас  подумал,  что  в  гостях  у  Митрофана
Авдеича  могут  быть  махновцы.
 324

—  Ну  и  черт  с  ними,  —  вслух  проговорил  Иван
и  загрохотал  в  дверь  мельничьего  дома.
 —  Хто,  хто  там?  —  послышался  голос  хозяина.
 —  От  батьки!  Витчиняй,  Митрофан  Авдеич!  —
Лобода  расстегнул  кобуру  и  достал  наган.
 —  Погоди,  —  гремели  запоры.  —  Погоди.
 Дверь  открылась.
 И  тогда,  стреляя  раз  за  разом  в  призрачно-белое
пятно,  Лобода  говорил:
 —  Вот  тебе  за  порубанных,  гадина!  Получай!
 Когда  опустел  барабан,  Лобода  опомнился.  При¬
слушался.  В  доме  почему-то  стояла  тишина.  Иван
подошел  к  каурому,  тяжело  упал  в  седло  и  пустил
коня  рысью.
 Он  поехал  обратно  в  Гуляйполе,  хотя  почти  не
надеялся,  что  его  отсутствие  пройдет  незамеченным.
 ГЛАВА  ТРЕТЬЯ
 На  площади,  у  обитого  пулями  Гуляйпольского
вокзала,  Гордеева  и  Бойченко  ожидала  тачанка.  Ще¬
мящее  чувство  тоски  овладело  Матвеем:  он  снова
в  махновском  логове.  Как-то  обернется  дело,  не  за¬
валит  ли  его  Илья?
 Он  тысячу  раз  был  благодарен  Клаусену  за  осто¬
рожность:  ключ  к  паролю  у  него.  От  Матвея  зави¬
сит,  связаться  с  Ильей  или  нет  и  когда  это  сделать.
 Усевшись  в  тачанку,  Гордеев  прямо-таки  рас¬
цвел:
 —  Вот  мы  и  дома,  Матвей.  Чем  нас  встретят...
 —  Как  обычно  —  самогонкой,  —  сердито  ответ
тил  Бойченко.  —  Уж  Яков  постарается.
 —  Это  да.  Я  про  другое...
 —  Барон  надуется  от  важности  и  прочтет  лек¬
цию  о  своем  «великом  эксперименте»,  —  сказал
Матвей.
 В  поезде  Гордеев  рассказал  ему  о  конфиденци¬
альном  совещании  секретариата.  О  своем  беспокой¬
стве,  что  батька  не  поймет  замысла  Барона.
 Тачанка  затарахтела  по  булыжнику.  Разговор
прервался.
 Возница  подкатил  их  к  богатому  дому  непода¬
леку  от  волостного  правления.
 325

—  От  туточки  буде  ваша  типография.
 Едва  они  внесли  вещи,  как  примчался  запыхав¬
шийся  Яков  Суховольский  —  приспешник  Барона.
Илья  принялся  обниматься  с  ним.  Тот  крикнул  хо¬
зяйке,  чтоб  приготовила  яичницу  с  салом,  и  достал
бутылку  горилки.  Потом  он  снова  принялся  обни¬
мать  Илью,  Матвея,  приговаривая:
 —  Вовремя  приехали!  Такая  заваруха  идет!
 Но  поесть  Илье  не  пришлось.  Его  срочно  вызвал
Махно.
 Махно  сидел  у  самовара  с  полотенцем  на  шее.
 —  Ты  что,  Илья,  долго  к  батьке  не  ехал?  Барон
болтал,  что  болел.
 —  Болел.
 —  И  я  болел,  —  сказал  Махно  почти  весело.  —
Кое-кто  и  перекинулся.  Сыпняк  свиреп.  Только  на
Нестора  Ивановича  хворобы  ще  не  выдумали  та¬
кой,  чтоб  за  печенку  зацепило.
 Когда  Илья  глядел  на  этого  хилого,  большеголо¬
вого  человечка,  суетливого  и  почему-то  немного  рас¬
терянного,  Гордеевым  овладело  странное  чувство
жалости.  Усевшись  за  стол,  он  снова  посмотрел  на
Махно,  который  умел  быть  и  внимательным  и  лас¬
ковым.
 —  Может,  тебе  горилки?  Выпьешь  с  дороги.
Да  и  я  разговеюсь...  Проклятые  доктора  —  не  ве¬
лят  пока.  А,  Гордеев?
 —  Спасибо,  Нестор  Иванович.
 —  Ну,  смотри...  —  Махно  на  секунду  прикрыл
глаза  бледными  совиными  веками.  Его  изможденное
болезнью  лицо  стало  мертвенно  и  страшно.
 Гордеев  внутренне  содрогнулся,  увидев  этот  ис¬
тинный  лик  батьки.  Жалость  и  сочувствие  как  рукой
сняло.
 —  Илья...  Ты  же  умный  человек.  Пошли  ты  этих
ученых  теоретиков  кобыле  под  хвост.  Ты  мне  давай
газеты.  Чтоб  крестьянин  понимал,  чего  желает  сам
батька  Махно.  Печатай  по-простому,  по-народному.
Жарь  правду  обо  мне!
 —  Видно,  насолил  Барон  вам  своей  уче¬
ностью...  —  заметил  Илья.  —  В  Англии  Оксфорд
окончил.
 Вскочив  из-за  стола,  Махно  заходил  по  горнице:
 326

—  Меня  учить  вздумал!  Нестора  Ивановича!
Его  идея...  этот  великий,  как  его...
 —  Эксперимент.
 —  Во-во...  А  мой  селянин  ус  крутит  и  не  знает,
с  чем  его  едят...  Этот...
 —  Эксперимент...
 —  Ну  и  пес  с  Бароном!  И  сиди  со  своей  идеей,
как  клушка  на  яйцах.  Только  хрен  высидишь.  Нет,
ко  мне  прибежал  Барон.  У  меня  армия...
 «Ого,  Нестор  Иванович,  ты  уж  и  крепостными  и
верноподданными  обзавелся:  «моя  армия»,  «мои  се¬
ляне»...  Широко  шагаешь!  Барон  тебя  неспроста  На¬
полеончиком  прозвал...»  —  спрятал  улыбку  Гордеев.
 —  Мне  нужны  газеты!  На  русском  само  собой.
А  на  украинском  —  во  как!  —  Махно  резанул  реб¬
ром  ладони  по  горлу.  —  Ты  же  все  понимаешь,
Илья.  И  сказать  народу  можешь  по-человечески,  а
не  по-собачьи,  как  тот  Барон.  Спиртимент...  Спирти-
мент...  Поезжай,  Илья!  Привези  наборщика.
 —  Если  я  уеду  завтра  —  дело  с  газетами  совсем
станет.
 —  Станет...  —  согласился  Махно.  —  Эти  только
языками  трепать  умеют.
 —  Ас  экспериментом...  С  завоеванием  террито¬
рии  дело  решено?
 —  Думать  надо  еще...  Вот  соберем  командиров.
 —  Сами  вы  «за»?
 —  Говорю,  думать  надо...  —  недовольно  провор¬
чал  Махно.  —  Барон  говорил,  везде  за  границей  пи¬
сать  станут.  Надо  подумать.
 Гордеев  вернулся  от  батьки  радостный.  Осмотрел
«бостонку»,  говорил  с  наборщцками,  велел  набирать
статьи  для  махновских  газет,  листовок.  Сам  он  дня¬
ми  просиживал  над  редактированием  материалов.
У  Матвея  сложилось  такое  впечатление,  что  Илья
нисколько  не  изменил  своему  прошлому.  Похоже
было  —  информацией  о  конфиденциальном  совеща¬
нии  секретариата  он  попросту  откупился.  Беспокои¬
ло  Матвея  и  другое.  От  своего  приятеля  Васьки-ку¬
чера,  который  каждый  день  появлялся  в  культотде-
ле,  чтобы  послушать  продолжение  «Пещеры  Лейхт-
вейса»,  Бойченко  узнал,  что  Найденов  болен  тифом
9  оставлен  в  Васильевке  у  верного  человека.
 327

Читали  «Пещеру  Лейхтвейса»  на  колодине,  под
вязом,  у  дома,  где  разместился  культотдел.  Делал
это  Матвей  с  тайной  надеждой,  что  по  улице  про¬
едет  Лобода  и  увидит  его.  Так  оно  и  случилось.
Но  только  на  девятый  день,  когда  Матвей  уже  те¬
рял  надежду.
 Проскакав  на  своем  кауром,  Лобода  чуть  замед¬
лил  ход  коня,  а  через  полчаса  подъехал  сказать
Ваське,  что  того  ищут.
 —  А  что  вы  тут  делаете?  —  спросил  Иван.
 —  Читаем...  Ух,  дяденька  Хворый,  какая  книж¬
ка!  Про  разбойника...
 —  Ну-ка,  ну-ка...  —  проговорил  Лобода.
 Васька  не  ушел,  пока  Матвей  не  дочитал  главу.
Тогда  Иван  принялся  быстро,  но  по  порядку  расска¬
зывать  обо  всем,  что  произошло  в  отсутствие  Матвея.
 —  А  вот  мельника  я  не  того...  Живуч.  Только
память  отшибло.  Вчера  батька  в  последний  раз  на
мельницу  поехал.
 —  Почему  ты  думаешь,  что  последний?  —
спросил  Матвей.
 —  Вынесли  вчера  старика  на  волю.  Махно  все
суетился  перед  ним:  «Хоть  очами  покажи!  —  про¬
сил.  —  Хоть  очами  поведи  в  ту  сторону,  где  зако¬
пано!»  А  тот  таращится  —  и  только.  Махно  рассви¬
репел  до  крайности,  выхватил  маузер  и  вогнал  ста¬
рику  пулю  промеж  глаз.  Потребовал  горилки.
 Со  стороны  штаба,  нервно  поигрывая  тросточ¬
кой,  быстрыми  шагами  шел  Барон.  Канотье  его  бы¬
ло  воинственно  сбито  на  затылок,  нижняя  челюсть
выдвинута  вперед.
 Наскоро  попрощавшись  с  Иваном,  Матвей  со¬
брал  книжки  и  пошел  в  дом,  к  Гордееву.  Вслед  за
ним  в  комнату  ворвался  Барон.
 —  Сидим,  как  пещерные  жители!  Настоящие
питекантропы!  Шляхта  уже  пять  дней,  как  ворва¬
лась  в  Киев!  Красные  бегут!  Самое  время  захваты¬
вать  территорию,  а  батька,  черт  бы  его  побрал,  ка¬
кие  сутки  пьет!
 Говоря,  Барон  еще  больше  распалялся,  бросил
на  кровать  канотье,  размахивал  тростью.
 Матвей,  ошеломленный  известием  о  нападении
поляков,  притих  за  своим  столом  в  углу  комнаты.
 328

Очевидно,  и  Гордеев  не  мог  справиться  с  удивле¬
нием:
 —  Какие  поляки?  Что  ты  говоришь?
 Дернув  головой  и  поморщившись,  что  его  и
здесь  не  понимают,  Барон  иронически  усмехнулся:
 —  Поляки?  Из  Польши.  Они  идут  неудержимой
лавиной.  У  красных  нет  сил  их  сдержать!  А  тут  бед¬
лам!  Махно  пьет,  когда  нужно  использовать  мо¬
мент.  Он  ничего  не  понимает  в  стратегии!  Мне  бы
его  десять  тысяч  повстанцев!  На  весь  мир  бы  про¬
гремел  великий  эксперимент!
 Поднявшись  со  стула,  Гордеев  тоже  принялся
ходить  из  угла  в  угол.
 —  Мне  бы  эти  десять  тысяч!  —  передразнил  Ба¬
рона  Илья.  —‘  Ты  же  председатель  реввоенсовета.
 —  Ты  идеалист,  Илья...  Командует  пьяница
Махно!  История  ему  этого  не  простит.  Не  простит...
Бедлам!
 —  Ну  напиши,  по  крайней  мере,  Нестору  Ивано¬
вичу...  если  боишься  сам  поехать,  —  негромко  ска¬
зал  Гордеев.  —  В  глаза  сказать.
 —  Написать...  Это  идея!  Но  поехать  —  я  не
сошел  с  ума,  —  усмехнулся  Барон.  —  Этот  псих  спо¬
собен  на  все.
 Он  быстро  придвинулся  к  столу,  взял  четвертуш¬
ку,  долго  мычал,  бросал  на  бумагу  слова,  зачерки¬
вал,  снова  мычал  и  писал:
 —  Вот.  *  Ты  уехал  пьянствовать  к  себе  на  роди¬
ну.  Некрасиво  же  оставлять  своих  товарищей  пьян¬
ствовать  в  чужом  селе.  Председатель  реввоенсовета
Барон  (Полевой)».
 —  Не  очень  здорово...  Но  сойдет,  —  согласился
Гордеев.
 Только  по  дороге  в  штаб  Матвей  понял,  какую
опасность  отвел  от  него  Илья.
 Передав  пакет  в  штаб,  Матвей  сказал,  что  Ба¬
рон  ждет  ответа  в  культотделе.  Вернувшись,  Бойчен¬
ко  засел  за  гранки  и  проработал  часа  два.  Илья
редактировал,  а  Барон  сидел  у  окна  и  нервно  бара¬
банил  тросточкой  по  подоконнику.
 Вестовой  ввалился  в  культотдел  бледный  как  по¬
лотно.
 Барон  вскочил:
 329

—  Что  ответил  Нестор  Иванович?
 Не  говоря  ни  слова,  вестовой  снял  папаху  и
ткнул  пальцем  в  дыру  от  пули:
 —  Господь  хранил.  Спасибо  Левке  Задову  —  под
локоть  подтолкнул  батьку.  Вот  и  весь  ответ,  то¬
варищ  Барон.
 —  М-да...  Благодарю,  —  медленно  проговорил
Барон  вестовому.  —  Останусь-ка  я,  Илья,  у  тебя
обедать.  Да  и  переночую.
 Наутро,  чуть  свет,  его  прибежали  искать:  бать¬
ка  требовал  всех  анархистов  —  созывалось  совеща¬
ние  командиров  всех  частей  махновской  армии,  шта¬
ба  и  реввоенсовета.
 —  Все-таки  он  меня  послушался!  —  воскликнул
Барон.  Он  долго  и  с  особой  тщательностью  одевал¬
ся,  крутился  перед  зеркалом,  словно  кафешантанная
актриса  перед  выходом.
 Вместе  с  Гордеевым  на  совещание  отправился
и  Матвей.
 Первым  выступал  Барон,  говоривший  долго,
вдохновенно  закатывая  глаза,  и  до  удивления  непо¬
нятно.  Махновские  командиры  зевали.  Только  когда
Барон  более  или  менее  ясно  выразил  свою  мысль,
что  необходимо  завоевать  территорию,  чтоб  органи¬
зовать  на  ней  свободное  анархистское  общество  без
коммунистов,  продагентов  и  прочей  «контры»,  его
стали  слушать.  Особо  ревниво  отнеслись  к  границам,
где  должен  был  проводиться  великий  эксперимент.
Барон  заявил,  что  в  область  эксперимента  войдут
Северная  Таврия,  Гуляйполыцина,  Александровский
уезд  с  городом  Александровском  и  Гришинский
уезд.
 Поднялся  шум.  Махновские  командиры  из  Пол¬
тавщины,  Николаевщины  и  Херсонщины  требовали
включения  их  территории  в  область  великого  экспе¬
римента.
 «Эк  аппетиты  разгорелись,  —  насмешливо  поду¬
мал  Матвей.  —  Включали  бы  зараз  всю  Украину.
Чего  стоит!  Тут  все  кулачье  из  этих  мест  собралось.
Еще  бы  им  не  одобрять  Барона!»
 Батька  молчал,  слушал,  хмурился,  кидал  на
ораторствующего  Барона  недобрые  взгляды.  Похо¬
дило,  что  он  был  бы  очень  рад,  если  бы  ему  само¬
330

му  предоставили  возможность  «докладать»  о  завое¬
вании  территории.  После  выступления  Барона  Мах¬
но  объявил  перерыв  на  обед.
 Ели  долго,  много  пили  и  только  к  концу  трапе¬
зы  поднялся  батька  и  приказал  замолчать.  Он,  дер¬
жа  в  руке  стакан  с  горилкой,  медленно  обвел  при¬
стальным  взглядом  сидевших,  стукнул  кулаком  по
столу:
 —  Слухайте  меня!  Так  и  будет!  Завоюем  терри¬
торию  от  Александровска,  Синельникова,  Павлогра¬
да  и  Гришина  аж  до  самого  Азова.  Всем  команди¬
рам  поднять  народ  и  быть  готовыми.  Налей  чарки,
хлопцы,  за  то,  що  сказав  батько  Махно!
 Командиры  ликовали.  Пили  за  батьку,  за  «ма¬
тушку»  Галину.  Поднялся  подвыпивший  Барон,
желая  произнести  еще  одну  «историческую  речь»,
но  ему  не  дали  говорить.
 Поздно,  около  полуночи,  как  обычно,  адъютант
Домащенко  и  Левка  Задов  увели  охмелевшего  Мах¬
но.  Начали  расходиться  и  гости.  В  зале  стало  тихо.
Матвей  слышал,  как  Белаш,  проходя  мимо  Гордее¬
ва,  сказал:
 —  Пойдем,  Илья,  и  мы  на  покой...
 В  открытое  окно  доносился  легкий  шелест  лист¬
вы  под  слабым  дуновением  ветра.  Яркая  луна  ви¬
села  где-то  высоко-высоко.  Потом  лунный  свет  пе¬
ребрался  на  подоконник,  двинулся  по  стене,  погас.
 Сад  наполнился  синими  сумерками  утра.
 Стараясь  не  шуметь,  в  комнату  вошел  Илья,  но
зацепился  за  стул,  выругался.
 —  Ты  не  спишь?  —  спросил  Илья,  разглядев
одетого  Матвея.
 —  Не  спится.
 —  Весна  в  полном  разгаре.  Так  хочется  до¬
мой,  —  негромко,  но  очень  внятно  проговорил  Бой¬
ченко.
 Гордеев  как-то  странно  гмыкнул.
 В  комнате  повисла  тугая  тишина.  Матвей  слы¬
шал,  как  бешено  колотится  его  сердце.  Он  замер,
как  замер  и  Гордеев.
 —  П-постой...  Матвей,  повтори,  что  ты  сказал,  —
едва  слышным  шепотом  произнес  Гордеев.  —  По¬
втори...
 331

—  Зачем  повторять,  если  ты  все  понял?
 —  И  меня  тоже  тянет  в  Харьков.  Скорее  бы  ко¬
нец,  —  как-то  деревянно  спотыкаясь  на  каждом
слове,  пересказал  Илья  условный  ответ.
 И  вдруг  он  плюхнулся  на  кровать  и  расхохо¬
тался  нервно,  безудержно,  схватившись  руками  за
голову,  покачиваясь  из  стороны  в  сторону.
 —  Тише,  Илья!  Зачем  эта  истерика?
 Гордеев  снова  вскочил,  подошел  к  кровати  Бой¬
ченко  :
 —  Не...  Неужели...  это  ты?
 —  Прежде  всего  успокойся,  Илья.  Так  нельзя.
 —  Нельзя...  действительно  нельзя.
 —  У  нас  мало  времени,  а  поговорить  надо
о  многом.
 —  Ты  прав,  ты  прав...  Но  неужели...  Это  ты  тот
человек,  о  котором  мне  говорили?
 —  Как  видишь...
 Неожиданно,  словно  скрутив  свои  чувства,  Гор¬
деев  стал  совершенно  серьезным.
 —  Я  рад,  что  этим  человеком  оказался  ты.
Именно  ты.  Мне  стало  много  легче.  К  кому  только
я  не  приглядывался!  А  про  тебя  и  не  подумал.  Как
гора  с  плеч...  Тебя,  значит,  тоже  вызывали  к  Клау¬
сену?
 —  Теперь  это  уже  не  имеет  значения,  —  уклон¬
чиво  ответил  Матвей.  Не  сообщать  же  Гордееву
о  том,  что  он  уже  второй  год  выполняет  задания
БУЧК.  —  У  нас  действительно  мало  времени.
 —  Слушаю.
 —  Скажешь  Барону,  а  еще  лучше,  если  об  этом
будет  знать  Махно,  что  ты  меня  официально  посы¬
лаешь  в  Харьков.  Там  мне  нужно  найти  наборщика.
 Уставясь  в  окно  на  зеленую  мозаику  листвы,
подсвеченной  восходящим  солнцем,  Гордеев  расска¬
зал,  что  Белаш  жаловался  на  одиночество,  жалел,
что  его  помощник  Найденов  очень  болен.  Дел  в  шта¬
бе  до  черта:  батька  целыми  днями  сидит  над  кар¬
тами  уездов,  планируя  операции  по  захвату  терри¬
тории.  Аршинов-Марин  ссорится  с  Бароном,  говорит,
что  Махно  не  будет  на  побегушках  у  «Набата».
Сейчас  такой  период  борьбы,  когда  основная  сила
в  руках  военных,  Махно,  одним  словом.
 332

—  Главное,  Матвей,  ты  предупреди  —  они  вот-
вот  начнут.
 —  А  когда?
 —  Один  бог  знает...  да,  может,  Махно.
 —  Тем  более  важно  попасть  скорее  в  Харьков...
 В  полдень  Бойченко  получил  в  штабе  необхо¬
димые  документы.  Проститься  с  ним  и  пожелать
счастливого  пути  пришел  даже  Аршинов-Марин.  Тя¬
желые  верхние  веки  полуприкрывали  его  выпуклые
глаза.  Улыбнулся  одними  тонкими  губами  иезуита,
протянул  Матвею  тонкую  ладонь  дощечкой.
 Неделю  добирался  Бойченко  до  Харькова.  Один
раз  состав  остановился  перед  мостом,  взорванным
кулаками,  другой  раз  на  поезд  налетела  банда.
Только  пропуск,  подписанный  самим  батькой,  спас
Матвея  от  расправы.  Узнав,  что  Бойченко  едет  по
указанию  самого  Нестора  Ивановича,  атаман  при¬
казал  доставить  его  немедленно  на  ближайшую
станцию.  Доставили.  С  шиком.
 В  Харькове  в  первый  же  день  приезда  Бойчен¬
ко  встретился  на  квартире  зубного  врача  с  Янушев-
ским.  Выслушав  Матвея,  Янушевский  сказал:
 —  Сведения  очень  важные,  срочные.  Хорошо,
что  сразу  приехали.  Но  потеряна  неделя.  Целая  не¬
деля!  В  случае  крайней  необходимости  даем  вам
запасной  канал  связи.  Микола  Гайдук  из  Дибровки.
Сами  не  пользуйтесь  —  для  вас  опасно.  Лучше  через
Лободу.  Он  с  Миколой  Гайдуком  знаком.  Для  Гор¬
деева  главное  —  вбивать  клин  между  Махно  и  Ба¬
роном.  И  никаких  газет  Махно.  Особенно  украин¬
ских.  С  Померанцевым  вы  увидитесь.  Но  пока  он
туда  не  поедет.  Гордееву  скажите,  что  не  нашли.
Мрачный  переменил  квартиру.  По  прежнему  адресу
вы  его  не  застанете.
 В  тот  же  вечер  было  проведено  совместное  сове¬
щание  командования  Красной  Армии  и  чекистов.
Выяснилось,  что  отдельными  сведениями  об  активи¬
зации  махновцев  армейская  разведка  располагала,
но  общий  замысел  батьки  был  неизвестен.
 Гарнизоны  Синельникова,  Александровска  и
Просяной  решили  укрепить.  После  сообщения  Яну-
шевского  был  отдан  приказ  об  усилении  гарнизона
станции  Гришино,  которая  прикрывала  Донецкий
333

бассейн,  а  также  узловой  станции  Пологи.  Она  обес¬
печивала  армейские  тылы:  из  Крыма  вот-вот  мог
вырваться  Врангель.  Особое  место  в  приказе  уде¬
лялось  Гуляйполю.  Частям  предписывалось  непре¬
менно  выбить  Махно  из  его  «столицы».  Иначе  «по¬
встанцы»  могли  оседлать  железную  дорогу  на
участке  Просяная  —  Пологи  и  перекрыть  движение
воинских  эшелонов  на  юг.
 При  первых  же  попытках  махновских  полков
выйти  на  Гришино,  Синельниково  и  Пологи  крас¬
ные  отбили  все  атаки.
 План  Махно  по  завоеванию  территории  оказал¬
ся  сорванным.
 *  *  *
 Феликс  Эдмундович  сидел  за  столом  справа  от
председателя  ВУЧК.  Перед  ним  лежала  открытая
коробка  папирос  и  небольшой  блокнот.  Время  от
времени  Дзержинский  делал  пометки.  Потом,  про¬
должая  внимательно  слушать  информацию  Янушев-
ского,  он  поднялся  и  стал  медленно  ходить  по  ком¬
нате,  разминая  в  руках  папиросу.
 Учитывая  серьезность  положения  при  вторже¬
нии  белополяков,  Центральный  Комитет  партии  на¬
правил  на  Украину  Ф.  Э.  Дзержинского.  Он  при¬
ехал  в  Харьков  5  мая  в  качестве  начальника  тыла
фронта.
 Вместе  с  ним  прибыло  на  Украину  несколько
ответственных  работников,  в  том  числе  Евдоки¬
мов,  Редене  и  другие  чекисты.
 Четырнадцатого  мая  Феликс  Эдмундович  писал
в  Москву:  «...в  связи  с  наступлением  поляков  вся
Украина  превратилась  в  кипящий  котел.  Вспышки
восстаний  повсеместны.  Украина  не  очищена  от  пет¬
люровцев...»
 В  первые  же  дни  наступления  польской  шлях¬
ты  под  руководством  Дзержинского  был  ликвидиро¬
ван  центральный  повстанческий  комитет,  организо¬
ванный  ставкой  Петлюры  для  объединения  и  руко¬
водства  всеми  мятежными  силами  на  Украине.
Петлюровско-бандитские  шайки  лишились  своего
координационного  и  руководящего  центра.  Вслед  за
334

центральным  повстанкомом  были  ликвидированы
петлюровские  повстанкомы  на  местах.  Чекисты
изъяли  много  оружия,  боеприпасов  и  важных  раз¬
ведывательных  документов,  свидетельствующих  о
связях  петлюровцев  с  иностранными  разведками.
 В  то  время  когда  Красная  Армия  на  западе  ве¬
ла  ожесточенные  бои  с  белополяками,  в  начале  июня
из  Крыма  в  Северную  Таврию  вырвался  Врангель,
угрожая  Донбассу  и  Ростову.  «Черный  барон»  стал
заигрывать  с  махновцами.  Ведь  борьба  Махно  с  Со¬
ветской  властью  шла  целиком  на  пользу  Врангелю.
 Об  этом  и  шла  речь  на  совещании  в  ЧК.
 Когда  Янушевский  закончил  свое  сообщение,
Дзержинский  сел,  положил  папиросу  обратно  в  ко¬
буру,  придвинул  блокнот.
 —  Какова  же  сейчас  численность  махновских
формирований?  —  спросил  Дзержинский.
 —  По  последним  данным  Бойченко,  —  ответил
Янушевский,  —  у  него  сейчас  около  десяти  тысяч,
включая  группировки  Сазонова  под  Изюмом  и  не¬
сколько  отрядов  на  Полтавщине.  Эти  сведения  со¬
впадают  с  данными  Екатеринославского  и  Полтав¬
ского  губчека.
 —  Я  понимаю,  —  продолжил  свою  мысль  Дзер¬
жинский,  —  что  Бойченко  и  его  люди  народ  очень
ценный.  Но  они  исходят  из  наличия  вооруженных
махновцев  и  не  учитывают  потенциальные  возмож¬
ности.  Сейчас  значительное  количество  богатых  сел
целиком  находится  под  влиянием  Махно.  Это  вполне
естественно.  В  те  недолгие  месяцы  прошлого  года,
когда  на  Украину  приходила  Советская  власть,  на
Левобережье,  не  считая  Донецкого  бассейна,  мы  да¬
же  не  успели  организовать  крепкий  советский  аппа¬
рат.  Плохо.  Недавно  я  был  в  районах  Правобережья,
там  идет  бурное  формирование  комитетов  самообо¬
роны,  у  кулаков  отбираются  излишки  земли,  продо¬
вольствия,  изымается  оружие.  А  вот  на  Левобере¬
жье  —  полнейший  застой.  Не  так  ли,  Василий  Ни¬
колаевич?
 —  У  меня  последние  данные  на  двенадцатое
июня,  —  ответил  председатель  ВУЧК  Манцев.  —
Сразу  же  после  изгнания  белополяков  в  Киевской
губернии  в  четверти  сел  комнезамы  уже  стали  дейст¬
335

вовать.  Хуже  всего  в  Александровском  и  Гуляйполь-
ском  районах.  Махно  тут  же  разгадал,  что  комнеза-
мы  —  мина,  подведенная  под  его  господство.  Он  пря¬
мо  утверждает:  комнезамы  —  ставленники  комис¬
саров  и  ЧК  и  их  надо  разгонять.  Вот  у  меня  один
из  последних  приказов  Махно.  Он  прямо  пишет:
«В  корне  пресечь  организацию  и  деятельность  ком-
незамов  и  комсомола».  На  Полтавщине  командир
махновского  отряда  Христовой  выпустил  воззвание
с  призывом:  «Долой  милицию,  долой  комнезамы,
исполком  и  земельный  отдел».
 В  некоторых  селах  Екатеринославщины  и  Пол¬
тавщины,  где  очень  сильно  влияние  махновщины,
комнезамы  вынуждены  находиться  на  нелегальном
положении.  Это  при  Советской-то  власти!
 —  Из  этого  следует,  —  настойчиво  выговорил
Дзержинский,  —  что  положение  на  Левобережье  об¬
стоит  гораздо  сложнее,  чем  мы  думаем.  А  в  борьбе
с  махновцами  следует  применить  их  же  такти¬
ку,  —  улыбнулся  Дзержинский.  —  Его  сила  в  ос¬
новном  в  поддержке  местного  кулачества  и  той  ча¬
сти  бедноты,  которая  кулаками  подкармливается.
Мы  должны  оторвать  от  Махно  одурманенную  и  за¬
висящую  от  кулаков  часть  незаможных,  тогда  Мах¬
но  потеряет  свою  силу.  Вы  прекрасно  знаете,  что
незаможный  по-украински  не  значит  бедный,  как
понимается  это  в  России.  Поэтому  главное  —  поли¬
тическая  работа,  быстрая  и  гибкая.  Борьба  за  неза¬
можных  и  крестьянина-середняка  Левобережья.
У  меня  сложилось  впечатление,  что  Махно  сейчас
наращивает  силы  и  бережет  их  для  решающего  сра¬
жения.  Находясь  в  нашем  тылу,  он  выжидает:  кто
кого  победит.  Красная  Армия  Врангеля  или  Вран¬
гель  Красную  Армию,  и  тогда  он  бросит  своих  хлоп¬
цев  на  тех,  кто  победил,  чтобы  расширить  свою  тер¬
риторию.  Сейчас  у  Махно  безвыходное  положение.
Он  зажат  между  нашими  войсками  и  врангелевца¬
ми.  Вся  Гуляйполыцина  находится  на  линии  фронта.
 —  В  последнее  время  поступают  сообщения,  —
заметил  Манцев,  —  что  Врангель  начал  заигрывать
с  махновцами.
 —  Нет,  —  твердо  сказал  Дзержинский.  —  Мах¬
но  к  Врангелю  не  пойдет.  Он  понимает,  как  много
336

потеряет  в  этом  случае  даже  в  глазах  кулака.  До¬
пустить,  будто  Махно  пойдет  с  теми,  кто  хочет  вер¬
нуть  земли  помещикам,  значит  верить  в  его  внезап¬
ный  поворот  на  сто  восемьдесят  градусов.  Махно
преследует  свои  цели:  захватить  и  укрепиться  пока
на  Гуляйполыцине.  Повторяю.  Основное  задание
Бойченко  и  людям  из  Екатеринославского  губче-
ка  —  разгадать  замыслы  Махно.  Кстати,  как  ведет
себя  там  этот  эсер  Попов,  который  спрятался
у  Махно?
 —  Свирепствует,  —  ответил  Янушевский.  —
Не  один  десяток  коммунистов  уничтожил  лично.
 —  Давно  пора  его  изъять  оттуда,  —  предложил
Дзержинский.  —  Подумайте  об  этом.  Да,  кстати,  и
такого  прожженного  политикана,  как  Аршинов-Ма¬
рин,  тоже  пора  изъять.  Главное  —  обезвредить  осо¬
бо  доверенных  и  приближенных  Махно.
 —  Группа  Бойченко  уже  многое  сделала.  Недав¬
но  не  без  помощи  товарища  из  группы  Матвея,  быв¬
шего  матроса  Лободы,  Махно  расстрелял  своего  осо¬
бо  доверенного  командира  сотни  Лашкевича  и  его
дружка  Бончика  из  Одессы.  А  сам  Бойченко  помог
нам  предотвратить  крупную  экспроприацию  анархи¬
стов.  Сейчас  у  группы  задание:  крепко  поссорить
Махно  с  Бароном,  новым  председателем  секретариа¬
та  конфедерации  «Набат».
 —  Успешно  они  действуют?
 —  По  нашим  сведениям  —  да.
 —  Тонко  работают  ребята,  молодцы.  А  вот  зо¬
лото  свое  Махно  потерял.  И  мы  тоже.  Жаль.  Жаль,
что  мы  потеряли.
 Дзержинский  вернулся  к  столу,  взял  спички  и
закурил.
 •{с  sjc  *
 Вернувшись  в  Гуляйполыцину,  Матвей  нашел
штаб  и  культотдел  батьки  в  Туркеневке.  Его  выби¬
ли  из  «столицы».  В  гостях  у  Гордеева  Матвей  застал
Барона,  Аршинова-Марина  и  Суховольского.
 —  А  где  Померанцев?  —  заглядывая  через  пле¬
чо  Матвея,  словно  ища  спрятавшегося  наборщика,
полюбопытствовал  Аршинов.
 22  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 337

—  Стоило  меня  гонять!  —  с  обидой  проговорил
Бойченко.  —  Какой  же  вы  мне  дали  адрес  Мрач¬
ного  в  Дергачах?  Постучал  я  в  тот  дом,  дверь  от¬
крыла  девушка.  Я  спрашиваю:  здесь  Мрачный  жи¬
вет?  А  она  рассмеялась:  «Какой  мрачный?  Сам
ты,  парень,  мрачный!  Здесь  только  веселые  жи¬
вут»,  —  и  захлопнула  дверь  у  меня  под  носом.
А  где  же  я  без  Мрачного.  Померанцева  буду  ис¬
кать?  Зря  прогоняли!
 —  И  правда!  —  воскликнул  Суховольский.  —
Ты  что  ж,  Барон,  все  перепутал.
 —  Безобразие!  —  взорвался  Аршинов.  —  Это
безобразие,  Барон!  Посылаем  человека  в  Харьков,
где  он  рискует  головой,  и  даем  неправильный  адрес
к  тому  же.
 Сделав  кислую  мину  в  ответ  на  выговор  Арши¬
нова,  Барон  постарался  отшутиться.
 —  Нет  худа  без  добра,  Аршинов.  Действительно,
что  здесь  сейчас  Померанцеву  делать?  Все  дела  ре¬
дакции  и  типография  —  на  тачанках.  Еще  неизвест¬
но,  где  удастся  закрепиться.
 Пожевав  тонкими  сухими  губами,  Аршинов  про¬
ворчал  :
 —  Военный  человек  —  Нестор  Иванович  боль¬
ше  понимает  в  пропаганде  и  агитации,  чем  предсе¬
датель  реввоенсовета...  Просто  позор...
 —  Да,  —  протянул  Гордеев.  —  Нехорошо  полу¬
чилось...
 Барон  сделал  вид,  что  не  слышал  ворчания  Ар¬
шинова.  Тот  посидел  еще  немного  и,  отвесив  общий
поклон,  ушел.  Собрался  и  Барон.  Надев  канотье  и
взяв  в  руки  трость,  он  остановился  в  дверях  и  про¬
изнес  как  бы  последнюю  реплику  под  занавес:
 —  Настоящие  идеи  имеют  крылья...
 Выслушав  это  заявление,  даже  Суховольский  раз¬
вел  руками,  но  тут  же  заторопился  вслед  за  Ба¬
роном.
 —  Все  хорошо?  —  спросил  Илья,  когда  они
с  Матвеем  остались  одни.
 —  Нормально.  Тебе  Янушевский  передал  личное
задание:  во  что  бы  то  ни  стало  окончательно  рассо¬
рить  Нестора  Ивановича  с  Бароном.  Это  очень
важно.
 338

—  Ого!  —  вскочил  Гордеев.  —  Сам  заместитель
председателя  ВУЧК  дает  мне  задание!
 —  Потише,  потише,  Илья,  —  Матвей  выглянул
в  окно,  на  улицу.  —  Экий  ты...
 —  Это  я,  Матвей,  сделаю.  Между  ними  уже  тре¬
щина  образовалась  после  той  записки  на  мельницу,
а  теперь  эта  глупая  история  с  адресом  Мрачного.
Видел,  на  него  даже  Аршинов  взъелся.  А  уж  он  не
преминет  рассказать  все  батьке.  Почему  ты  все-та-
ки  Померанцева  не  привез?
 —  А  как  ты  думаешь?  —  спросил  Бойченко.
 —  ЧК  не  заинтересовано  в  том,  чтобы  у  Махно
печатались  газеты,  листовки,  да  еще  на  украинском
языке.
 —  Вот  видишь,  и  тебе,  Илья,  понятно.
 Утром,  проходя  мимо  штаба,  Матвей  услышал,
что  его  окликнули,  обернулся  и  увидел  Найденова.
Бойченко  поднялся  на  крыльцо,  но  дорогу  прегра¬
дил  часовой.
 —  Не  велено...
 —  Пусть  зайдет,  —  сказал  в  окно  Найденов.
 Виктор  был  худ,  беспрестанно  покашливал.  Бо¬
лезнь  согнула  его,  он  казался  горбатым.  Разговори¬
лись.  Сначала  Матвей  про  здоровье  спрашивал,  ис¬
подволь  перешли  к  делам.
 —  Как  Белаш?
 —  Очень  осторожен.  Сдерживал  батьку  с  экспе¬
риментом.  С  Поповым  из-за  этого  на  ножах.  Еще
с  весны.  С  Белозерских  хуторов.  Там  они  от  нечего
делать  совсем  перегрызлись.  Попов  называл  Бе¬
лаша  липовым  стратегом,  а  Белаш  Попова  садистом
и  хамелеоном.  Он  прямо  заявил  Попову,  что  тот  не
анархист,  а  эсер  и  просто  прячется  среди  махновцев.
 —  А  как  Левка  с  Поповым?
 —  Левка,  как  начальник  разведки,  в  большой
дружбе  с  Белашом.  А  с  Поповым  они  враги.  Левка
часто  заходит  в  штаб,  ругается,  что  Попов  то  на
одного,  то  на  другого  командира  наговаривает  бать¬
ке.  Махно  очень  подозрителен  стал.  Столько  неудач
в  последнее  время.  Попов  этим  пользуется.  «Кра¬
дет»  —  убивает,  кого  вздумает.
 Крыльцо  заскрипело  под  тяжелыми  шагами.
Найденов  и  Матвей  замолчали.  Послышался  голос
22* 	339

Левки  Задова.  Он  что-то  спросил  у  часового,  пошел
в  хату.
 —  Что,  солдат,  все  хвораешь?  —  обратился  Лев¬
ка  к  Найденову.  —  Где  Виктор  Федорович?  Бе¬
лаш  где?
 —  Нестор  Иванович  его  вызвал.
 —  Угу...  А  ты,  Матвей,  что  здесь  делаешь?  Зна¬
ешь  порядок?  В  штаб  посторонним  не  положено.
 —  Лев  Николаевич,  —  принялся  оправдываться
Матвей,  —  так  я  на  минутку...  Вот  проведать  зашел.
 —  Проведал  —  и  хватит.  Пойдем  отсюда:.
 На  улице  Левка  положил  свою  лапищу  на  плечо
Матвея.  Тот  аж  пригнулся.
 —  Вот  что,  Матвей,  —  проговорил  Левка,  поду¬
мав.  —  Не  ходи  сюда  больше...  И  вообще  не  шатай¬
ся,  где  тебе  не  положено.  Увидит  Попов,  да  еще
нанюхавшись...  Просто  порубает.  И  твой  Илья  со
всеми  вашими  Баронами  не  помогут.  Я  тебе  по-дру¬
жески...
 После  такого  предупреждения  видеться  с  Найде¬
новым  стало  очень  сложно.  Уж  потом,  встретясь  на
улице,  условились,  что,  когда  нужно,  Найденов  сам
зайдет  в  культотдел.
 Барон  стал  частым  гостем  Ильи.  Обиженно  вы¬
пячивая  нижнюю  губу,  он  брюзжал  на  Махно,  что
тот  совсем  не  считается  с  ним  как  с  председателем
реввоенсовета.
 —  Ему  ближе  этот  эсеришка  Попов.  С  ним  он
делится  всеми  планами,  а  я,  как  мальчишка,  все
узнаю  из  третьих  рук.
 —  Требовать  надо.  У  тебя  огромные  права.
А  ты...  —  неопределенно  заметил  Гордеев.
 —  Ты  думаешь,  я  не  смогу  заставить  уважать
себя?  —  взъерошился  Барон.
 Воинственно  надвинув  на  лоб  канотье  и  сильно,
словно  шпагу,  выбрасывая  вперед  трость,  Барон  вме¬
сте  с  культотдельцами  отправился  к  батьке.
 Едва  началось  совещание,  Барон  вскочил  и  при¬
нялся  обличать  Махно:
 —  Что  мы  мотаемся  и  пьянствуем  по  разным
селам!  Неужели  с  десятитысячной  армией  нельзя
было  не  только  удержать  Гуляйполе,  но  и  расши¬
рить  территорию?  Ведь  от  этого  зависит  судьба  ве¬
340

ликого  эксперимента!  Что  могут  говорить  о  нас  на¬
ши  друзья  во  всем  мире?  Ведь  я  информировал  их
о  решении  реввоенсовета.  Я,  как  председатель  рев¬
военсовета,  требую,  чтобы  мне  сейчас  же  показали
все  оперативные  планы!
 Поиграв  желваками  на  скулах,  тощий  взъеро¬
шенный  батька  зло  бросил:
 —  Какие  это  тебе  планы?!  Планы  мне  должны
показывать,  а  твое  дело  распространять  анархист¬
ские  идеи.  Все!  —  и  заговорил  о  другом.
 Насупившись,  Барон  скрестил  на  груди  руки  и
замолчал.
 Когда  Махно  ушел,  Попов,  нервно  подрыгивая
ногой  в  лакированном  сапоге,  так  что  звякала  шпо¬
ра,  не  стесняясь,  обратился  к  Барону:
 —  Послушай,  ты,  убирайся-ка  восвояси.  Не  му¬
ти  здесь...
 —  Ты  забыл,  что  я  председатель  реввоенсовета!
 —  А  мы  можем...  в  один  прекрасный  день
остаться  без  председателя  и  плакать  не  будем...  —
криво  улыбнулся  Попов.
 ♦Ловко  же  Гордеев  подтолкнул  Барона  на  скан¬
дал...  —  подумал  Матвей.  —  Попов  слов  на  ветер
не  бросает».
 Больше  месяца  махновские  отряды  рейдировали
из  села  в  село.  Сам  Махно,  не  говоря  уже  о  Бароне,
не  раз  упрашивал  и  требовал,  чтоб  Илья  выпустил
хотя  бы  одну  какую-либо  газету,  хоть  один  номер
♦Путь  к  свободе»  или  ♦Голос  махновца».  Барона
Илья  попрекал  неправильным  адресом  в  Харько¬
ве  —  без  наборщика  газету  не  сделаешь.  А  у  Мах¬
но  Гордеев  отговаривался  тем,  что  нет  возможности
работать  при  такой  кочевой  жизни:  и  машину  мож¬
но  запороть,  и  шрифт  порастерять,  тогда  —  дело
швах.
 После  одного  из  таких  разговоров  Илья  вернул¬
ся  мрачнее  тучи.
 —  Что  делать,  Матвей?  Не  печатать  —  мне  не¬
сдобровать.  Очень  уж  зол  батька.  Попов  грозится
сам  присмотреть  за  нашей  работой...  Может,  со¬
рваться  нам  отсюда...
 —  Как  сорваться?  Ты  что!  Мы  должны  выпол¬
нять  задание.
 341

—  Мы  за  два  месяца  ни  одной  газеты  не  выпу¬
стили,  —  недоуменно  пожал  плечами  Гордеев.  —
Лезть  под  саблю  Попова?
 —  Это  дело  нехитрое...  Давай  соберем  станок.
Начнем  разбирать  шрифт.  Он  у  нас  в  таком  «по¬
рядке»,  что  хорошему  наборщику  недели  на  две  ра¬
боты.  А  нам  —  на  целый  месяц  хватит.
 Внимательно  посмотрев  на  Бойченко,  Гордеев
чуть  сощурил  свои  крупные  карие  глаза.
 —  Получается,  Матвей,  что  теперь  не  ты  мой
воспитанник,  а  я  —  твой.  Ну  и  чудеса!  Впрочем,
в  революции  всякое  бывает.  Теперь  я  до  конца  по¬
нял,  почему  ты  не  привез  Померанцева.  У  тебя,  брат,
все  продумано.  Когда  ты  успел  так  наловчиться?
 —  У  нас  с  тобой  и  начальство  неглупое.  Вот
в  чем  дело.
 Действительно,  Попов  наведался  в  редакцию.
Гордеев  показал  ему  перепутанные  вконец  кассы
со  шрифтом.
 —  Видишь,  Попов,  что  наборщики  натворили
перед  тем,  как  драпануть,  —  сказал  Илья.  —  Чтоб
все  в  порядок  привести,  сколько  нам  времени  нуж¬
но?  А  тут  переезд  за  переездом.
 —  Да,  постарались,  гады...  —  только  и  сказал
Попов,  почесав  затылок.  —  Тут  глаза  сломаешь.
 А  время  шло...
 В  июне  двадцатого  года  красные  части  освобо¬
дили  Киев  от  белополяков.  Погнали  их  на  запад.
Но  Врангель  тем  временем  захватил  Северную  Тав¬
рию  и  продвинулся  на  север  почти  до  самого  Гу-
ляйполя.  Большая  часть  махновских  отрядов  ока¬
залась  непосредственно  в  тылах  13-й  армии.  Мах¬
новцы,  оставшиеся  во  врангелевском  тылу,  распьь
лились  по  селам,  превратились  в  «мирных  селян».
Зато  севернее  линии  фронта  батька  не  сидел  сложа
руки.  Его  отряды  налетали  на  воинские  эшелоны,  за¬
хватывали  оружие  и  снаряжение,  грабили  обозы,
взрывали  мосты,  разбирали  и  растаскивали  желез¬
нодорожные  пути.  Дня  не  проходило  без  налета.
 Тылы  13-й  армии  оказались  в  критическом  по¬
ложении.
 И  все-таки  наступление  Врангеля  было  приоста¬
новлено.
 342

План  Антанты  на  соединение  белополяков  и
«черного  барона»  рухнул.
 У  Красной  Армии  появилась  возможность  бро¬
сить  больше  сил  на  борьбу  с  Махно.
 Батька  это  почувствовал  сразу.  На  заседании
реввоенсовета  махновцы  решили  уйти  в  тыл  белым,
не  считаясь  с  тем,  выгодно  ли  это  красным  или  нет.
Пора  было  поднимать  свой  престиж,  числиться  в  ря¬
дах  освободителей  от  Врангеля.
 Сразу  после  заседания  реввоенсовета  Махно,  По¬
пов  и  Барон  явились  в  культотдел  к  Гордееву.
 Усевшись  за  стол,  Махно  одним  движением  ски¬
нул  на  пол  все  рукописи.
 —  Собирай  станок,  Илья.  Нужна  листовка.  Мы
ее  сейчас  напишем.
 —  Сегодня  не  напечатать.  Шрифт...  —  начал
было  Гордеев.
 —  Не  крути,  Илья!  Нестор  Иванович  сказал  —
надо!  —  батька  бухнул  кулаком  по  столу.  —  Попов,
проследишь!
 —  Я  ж  говорю:  только  к  завтрему,  —  упрямо
проговорил  Илья.  —  Шрифт  перепутан.  Всю  ночь
придется  по  буковке  набирать.
 —  По  буковке...  —  проворчал  Махно.  —  Ладно.
Собирай  пока  станок.  Дело  серьезное.
 Вместе  с  Матвеем  Гордеев  занялся  сборкой.  По¬
том,  когда  листовку  написали  и  сам  батька  отре¬
дактировал  ее,  Бойченко  и  Илья  под  наблюдением
Попова  принялись  за  набор.
 Это  было  воззвание  к  красноармейцам,  рабочим
и  селянам.  Оно  оповещало  всех  о  намерении  Махно
перейти  в  тыл  к  Врангелю,  чтобы  бить  белых.  По¬
этому,  говорилось  в  воззвании,  красным  частям  не
надо  оказывать  сопротивления  махновцам.
 Батька  на  другое  утро  сам  явился  в  типографию
и  взял  с  машины  первый  оттиск.
 —  Вот,  Илья...  А  ты  говорил:  невозможно.  Если
Нестор  Иванович  захочет,  он  все  заставит  сделать.
 —  Так  я,  Нестор  Иванович,  и  обещал  сегодня.
 —  Оставь  своего  помощника  крутить  «бостон-
ку»,  а  сам  отправляйся  в  штаб.  Барон  речь  держать
будет.  Он  что-то  еще  выдумал.  За  листовками  при¬
дут  толковые  хлопцы.  Они  развезут  их  своим  лю¬
343

дям,  чтобы  красные  гарнизоны  знали,  зачем  мы
идем.
 Вскоре  после  ухода  Махно  и  Гордеева  в  культ-
отдел  за  листовками  пришел  Лобода.  Батька  отправ¬
лял  его  в  Большой  Янисаль.  Передавая  Ивану  пач¬
ки,  Матвей  велел  ему  заехать  в  Санжаровку.
 —  Передай  Катерине  для  Гайдука  все  о  плане
Махно  и  несколько  листовок  оставь.
 —  Может,  подождать.  Ведь  мы  не  знаем,  где  бу¬
дет  прорыв.
 —  Дополнительно  сообщим.  А  с  этим  медлить
нельзя.
 Гордеев  сидел  на  совещании  реввоенсовета  как
на  иголках.
 Элегантный  Барон,  красный  от  возбуждения  и
своей  значимости  излагал  новую  идею:
 —  Сама  природа  создала  Крымский  полуостров
для  нашего  великого  эксперимента!  Здесь,  в  Север¬
ной  Таврии,  мы  открыты  со  всех  сторон.  Там  нас
будет  охранять  море.  Перешеек  не  в  счет.  Мы  запрем
его  наглухо.  Больше  того,  с  полуострова  мы  сможем
контролировать  и  Северную  Таврию.
 При  наличии  у  нас  восьмисот  тачанок  быстро
засверкают  пятки  Врангеля.  А  наша  кавалерия  за¬
вершит  дело.  Только  надо  все  хорошо  продумать.
Я  лично  займусь  этим.  Потом  мы  оповестим  весь
мир,  что  наши  великие  мечты  о  построении  анар¬
хистского  общества  осуществлены.
 —  Дело  говоришь,  Барон!  —  воскликнул  Махно.
Батьку  поддержали  остальные  командиры.
 После  совещания  опьяненный  успехом  Барон  по¬
шел  за  Ильей  в  культотдел  и  продолжал  развивать
свою  «гениальную  мысль».  А  потом  загрустил.
 —  Об  этом  нельзя  сказать  во  всеуслышание.
Это  военная  тайна.  В  случае  успеха  вся  слава  опять
достанется  батьке,  этому  Наполеончику!  Я  ему  бро¬
сил  эту  идею  как  кость.  Я,  конечно,  мог  бы  расска¬
зать  об  этом  Махно  наедине...  Но  шалишь!  Он  тут
же  присвоил  бы  идею  себе.
 Вытирая  со  лба  пот,  Матвей  крутил  колесо  «бос-
тонки».
 —  Идеи...  идеи...  —  заворчал  он.  —  Прислали
бы  лучше  повстанца  колесо  крутить.
 344

—  Верно,  верно,  —  всполошился  Илья.  —  Я  сбе¬
гаю,  приведу.  Действительно,  нехорошо  получается.
 Барон  остался  сидеть  у  окна,  погруженный
в  мысли  о  собственном  величии  и  бренности  славы.
 В  тишине  шлепала  и  шуршала  «бостонка»,  скла¬
дывались  новые  пачки  листовок.
 —  Барон,  вы  здесь?  —  послышался  за  окном  го¬
лос  Найденова.  —  Нестор  Иванович  в  штаб  пригла¬
шает.
 —  Зашевелились,  —  удовлетворенно  заметил  Ба¬
рон.  —  А  еще  кого  зовут?  —  спросил  Барон.
 —  Аршинова,  Гордеева...  Вот  отдышусь...
 —  За  Аршиновым  я  зайду,  —  милостиво  сказал
Барон.  —  Гордеев  уже  в  штабе.
 —  Спасибо,  Барон...  Вот  отдышусь...
 —  Что,  Виктор,  там  затеяли?  —  спросил  Мат¬
вей,  когда  Барон,  заломив  канотье,  выплыл  из
культотдела.
 —  У  нас  в  штабе,  у  Белаша,  уже  несколько  ча¬
сов  совещаются.  Там  и  Махно,  и  Левка,  и  Щусь.
Что-то  они  затевают...  Говорили  о  плане  прорыва
западнее  станции  Орехов.  Туда  пойдут  полк  Щуся
и  сотня  «Не  журись!».  Там  к  ним  должен  присоеди¬
ниться  отряд  Фомы  Кожина.
 —  Когда  намечается  прорыв?
 —  Это  мне  не  удалось  расслышать,  —  ответил
Найденов.  —  Знаю,  что  полк  Щуся  и  сотня  «Не  жу¬
рись!»  под  командованием  Кости  Быка  отправляют¬
ся  завтра  вечером.
 —  Ты  сейчас,  Виктор,  возвращайся,  —  предло¬
жил  Матвей.  —  А  утром  постарайся  увидеть  меня
и  передать,  что  они  там  решат.
 Явился  присланный  Гордеевым  здоровенный,
под  стать  Левке,  повстанец.
 Матвей  поставил  его  крутить  «бостонку»,  а  сам
присел  отдохнуть,  задумался.  «Что  батька  затеял?
Никогда  он  не  посвящал  Барона  в  оперативные  пла¬
ны  штаба.  Махно  решил  схитрить?  Батька,  пожалуй,
собрался  разыграть  Барона.  Покажет  ему  планы4
станет  его  выслушивать,  а  потом  сделает  все  по-сво¬
ему.  Это  на  него  похоже.  Но  как  бы  он  и  нас  не
обдурил...  Подожду,  вернется  Илья...»
 Гордеев  явился  под  утро,  навеселе.  Было  слыш¬
345

но,  как  он  прощается  с  Бароном  и  Суховольским.
Хмельной  Барон  произносил  пышные  слова:
 —  Теперь  они  будут  знать,  что  такое  Барон.
Я  в  военном  деле  разбираюсь  не  меньше  Белаша...
И  самого  Нестора  Ивановича.
 Суховольский  одобрительно  смеялся.
 Из  рассказа  Гордеева  Матвей  узнал,  что  рейд  на¬
чинается  завтра,  вернее  —  уже  сегодня.  Вслед  за
Щусем  и  Быком  батька  двинет  свои  сотни  западнее
Орехова.  Культпросвет  и  членов  реввоенсовета  он
берет  в  середину  колонны.
 —  Матвей,  —  вдруг  засуетился  Гордеев,  —  нам
надо  что-то  предпринять.
 —  Не  беспокойся,  Илья.  Что  нужно  было  —
сделано.  А  ты  не  заметил?..  Ну...  что-нибудь  такое,
ну...  подозрительное?  Вдруг  Нестор  решил  схитрить:
разыграть  Барона.
 —  Нет.  Все  по-серьезному.  Мне  бы  Белаш  на¬
мекнул.  Действительно,  идем  на  прорыв  к  западу
от  Орехова.
 Илья  спал  крепким  сном,  когда  тихо  приоткры¬
лась  дверь  и  заглянул  Лобода.  Матвей  вышел  в  сени.
 —  Катерине  я  все  передал:  и  о  прорыве  и  ли¬
стовку.  Она,  наверное,  уже  в  Дибровке,  у  Гайдука.
 —  Как  нам  сообщить  Гайдуку  направление  про¬
рыва?  Это  главное,  что  наши  должны  знать,  —
спросил  Матвей.
 —  Мне  второй  раз  ехать  в  Санжаровку  нель¬
зя,  —  ответил  Лобода.  —  Очень  заметно  будет.
У  меня  есть  на  примете  хлопец.  Он  коноводом  у  вас
же  в  культотделе,  при  Аршинове-Марине.
 —  Ты  имеешь  в  виду  Павла  Сливу?  —  спросил
Матвей.  Он  вспомнил:  когда  он  в  свободное  время
читал  Ваське  —  кучеру  Махно  —  его  любимые  вы¬
пуски  «Пещеры  Лейхтвейса»,  к  ним  иногда  подса¬
живался  Павло  Слива  и  молча  слушал.
 —  Да,  Слива,  —  ответил  Лобода.  —  Я,  греш¬
ным  делом,  было  подумал,  что  он  твой  парень.
 —  Нет,  Иван.  Лучше  мне  самому  съездить  в  Сан¬
жаровку.
 —  Как  я  понимаю,  Матвей,  тебе  ехать  сейчас
нельзя.  Нельзя  так  рисковать.  Гордеев  и  ты  —  на
виду.  Сразу  хватятся.  Я  попрошу  съездить  Сливу
346

к  Ганнусе,  к  моей  нареченной,  сказать,  что  я  сего¬
дня  приехать  к  ней  не  смогу.  Уезжаю,  мол,  с  сот¬
ней  и  полком  Щуся  на  прорыв  к  белым,  под  Оре¬
хов.  Ганнуся  поймет.  Если  Катерина  еще  не  верну¬
лась,  сама  поедет  к  ней  навстречу.  Передадут  Гай¬
дуку.
 —  Не  знаю,  можно  ли  доверять  Сливе?
 —  По-моему,  можно.  Крепкий  парень.
 —  Подождем  час-другой.  Если  до  обеда  ничего
не  придумаю  —  поговорим  с  Павлом  Сливой.
 —  До  полудня,  пожалуй,  куда  ни  шло.  А  то
опоздаем,  —  сказал  Лобода  и  ушел.
 Матвей,  пригорюнившись,  пошел  к  чулану,  где
стояла  «бостонка»,  принялся  машинально  крутить
колесо.
 Батька  требовал  еще  и  еще  листовок,  твердо  на¬
деясь,  что  его  пылкое,  безграмотное  послание  дей¬
ствительно  убедит  прежде  всего  командование  крас¬
ных  не  чинить  ему  препятствий  при  переходе  линии
фронта.  Ведь  должны  они  понять,  что  Махно  добро¬
вольно  уходит  из  их  тылов  и  отправляется  в  тыл
к  белым.  С  одной  стороны,  прекратятся  диверсии
махновцев  в  тылу  13-й  армии  Советов,  с  другой  сто¬
роны  —  силы  батьки  обрушатся  на  тылы  Врангеля.
Это  ли  не  помощь?  Надо  ничего  не  смыслить  в  во¬
енном  деле,  чтоб  не  пойти  на  беспрепятственный
пропуск  махновцев  через  свои  боевые  порядки.
Именно  так  рассчитал  батька,  именно  на  это  наде¬
ялся.
 Он  и  не  подозревал,  что  его  хитрый  ход  давно
разгадан.  За  месяц  до  того,  как  он  решился  пойти
на  такой  в  известной  мере  вынужденный  шаг.  Ведь
Красная  Армия,  несмотря  ни  на  что,  остановила
Врангеля.  Разведка  Левки  Задова  доносила  о  при¬
ближении  новых  частей  красных,  готовых  бить
«черного  барона»  и  дальше.  Настало  время  Махно
числиться  в  освободителях  от  белых,  укреплять  у  се¬
лянства  свой  авторитет  борца  за  «народное»  дело.
Да  и  мысль  Барона  о  захвате  Крыма  и  строитель¬
стве  там  вольного  анархистского  строя  тоже  была
соблазнительна.
 Слушая  шлепанье  «бостонки»,  глядя,  как  валик
прокатывается  по  бумаге,  лежащей  на  наборе,  Мат¬
347

вей  вдруг  замер.  Машина  остановилась.  Бойченко
очень  внимательно  осмотрел  шкивы,  которыми  ва¬
лик  крепился  к  станине.
 «А  ведь  запасной  валик  мы  в  Санжаровке  у  отца
Игнатия,  у  попа,  оставили...  —  подумал  Матвей.  —
Да,  считай,  полдня  «бостонка»  работать  не  будет».
 Тут  же  в  чулане  Матвей  разыскал  шкворень  и
старый  валенок.  Чтобы  не  повредить,  не  оставить
отметки  на  полированном  стальном  столе  «бостон-
ки»,  он  положил  на  него  валенок,  а  шкворень  сверху
и  что  было  силы  крутанул  колесо.  Резиновый,  с  тон¬
ким  стальным  сердечником  валик  покатился  по  сто¬
лу,  налетел  на  шкворень.  Тонкий  стальной  сердеч¬
ник  валика  разломился  с  тупым  звуком.  «Бостонка»
онемела.  Бросив  валенок  в  угол  на  кучу  тряпья,
а  шкворень  выбросив  в  окошко,  в  буйную  крапиву,
Матвей  пошел  будить  Гордеева.
 Тот  спросонок  долго  не  мог  понять,  что  случи¬
лось  и  чего  хочет  от  него  Матвей.
 —  Зачем  было  меня  будить?  Взял  да  и  поехал
в  Санжаровку,  —  проговорил  он  наконец.
 —  Так  не  пойдет,  —  твердо  сказал  Бойченко.
 —  Почему?
 —  Сегодня  мы  выступаем.  Идем  на  прорыв.
 -  Ну...
 —  Ты  знаешь,  что  нам  надо  сделать  и  чем  кон¬
чится  прорыв,  если  мы  все  сделаем  как  надо.
 —  Ну?
 —  Подумай,  не  поинтересуется  ли,  ну,  Задов
хотя  бы...  кто  в  тот  день  ездил  и  зачем.  Запасной
валик  спрятан  у  отца  Игнатия.  Это  не  вызовет  по¬
дозрений.  Но  лучше  заранее  оповестить  штаб,  Ар¬
шинова-Марина,  может  быть,  что  я  еду  туда.  Воз¬
можно,  они  провожатого  дадут.  Очень  хорошо  полу¬
чилось  бы.
 —  Верно.  Без  исправной  «бостонки»  нам  в  тылу
у  Врангеля  плохо  придется.  Нестор  Иванович  обя¬
зательно  пожелает  какое-нибудь  воззвание  выпу¬
стить.  О  целях  и  задачах,  например.  Пойду  в  штаб.
 Вскоре  он  вернулся  с  сопровождающим  —  кре¬
пышом  из  батьковой  сотни.  Узнав  о  случившемся,
Махно  велел  гнать  в  Санжаровку  что  есть  духу,
чтоб  к  ужину  вернуться.
 348

И  Матвей  с  сопровождающим  поскакали.  Доро¬
гой  выяснилось,  что  у  краснощекого  крепыша  с  за¬
плывшими  глазками  в  Санжаровке  кума,  и  он  очень
настойчиво  интересовался,  не  задержатся  ли  они,
часом,  ненадолго.  Хоть  пообедать.
 —  Отец  Игнатий  покормит.
 —  Так  то  что  за  обед.
 —  Ты  думаешь,  отец  Игнатий  горилки  на  стол
не  подаст?
 —  Та  ж  у  кумы  лучше.
 —  Нестор  Иванович  слышал  что  сказал:  ска¬
кать  что  есть  духу?
 —  Я  то  ж  куме  скажу!  —  заржал  махновец.  —
И  батька  говорил:  «к  ужину».  К  ужину  и  при¬
скачем.
 —  Потом  тебя  поперек  седла  везти?  —  не  сда¬
вался  Матвей.
 —  Я  же  к  куме  иду!  Тьфу,  сопляк  ты!  Как  есть
сопляк!
 —  Черт  с  тобой,  иди.  Сам  перед  батькой  отве¬
чать  будешь,  коли  что.
 —  Все  вы  помешались  на  красных  шпионах.
 В  Санжаровке  Матвей  остановился  в  доме  у  отца
Игнатия,  а  сопровождавший  его  махновец  отправил¬
ся  к  куме,  сказав  Бойченко:
 —  Найдешь  меня  в  третьем  доме  от  края,  по
правому  порядку.
 Пообедав  у  попа,  Матвей  положил  в  переметную
суму  валик  для  «бостонки»  и  не  торопясь  пошел
вдоль  улицы.  Он  знал,  где  живет  Катерина,  но  долго
приглядывался  к  дому.  Потом  поспрашивал  у  сосе¬
дей,  не  у  той  ли  Катерины-солдатки  жил  постоем
махновский  командир  Лобода:  мол,  дело  до  нее  есть.
Видя  по  облику  Матвея,  что  тот  явно  из  батькиной
компании,  соседи  охотно  тыкали  пальцем  в  сторону
Катерининого  дома,  тем  более  что  ни  для  кого  не
было  секретом:  Лобода  суженый  сестры  Катери¬
ны  —  Ганнуси.
 Видно  приметив,  что  во  двор  вошел  какой-то  не¬
знакомый  хлопец,  Катерина  вышла  на  крыльцо.  По¬
здоровавшись,  Матвей  негромко  сказал:
 —  Иван  просил  передать,  что  подается  к  Оре¬
хову.  Десять  километров  западнее.  Вместе  с  сотней
 349

«Не  журись!»  идет  отряд  Фомы  Кожина  и  Щуся.
 —  Мне  что  за  дело?
 —  Иван  просил  срочно  передать.
 —  Сам-то  ты  кто?
 —  Бойченко.  Матвей.  Так  и  передай.
 —  Кому?  —  Катерина  пожала  плечами.
 —  Сама  знаешь...  —  И  громко:  —  Ганнусе  ска¬
жи:  не  скоро  Иван  вернется!  Бывай,  хозяюшка.
 —  Бывай,  бывай!  —  тоже  громко  ответила  Ка¬
терина.  —  Сегодня  базар  в  Дибровке,  а  я  засиде¬
лась.  Попаду  теперь  к  шапошному  разбору.
 «Передаст»,  —  понял  Матвей.
 *  *  *
 —  Когда  намечается  прорыв?
 —  Завтра  в  полночь,  —  ответил  Найденов  и
быстро  ушел.
 «Завтра  в  полночь,  —  подумал  Матвей.  —  Через
сутки  махновцы  могут  оказаться  уже  в  тылу  у  Вран¬
геля.  Как  предупредить  особый  отдел  13-й  армии
или  хотя  бы  уполномоченного  ЧК  при  42-й  дивизии?
Штаб  дивизии  —  на  станции  Просяная,  это  от  Тур-
кеневки  по  прямой  сорок  верст.  Но  надо  еще  за¬
ехать  в  Санжаровку  к  Катерине...  Оттуда  она  долж¬
на  добраться  до  Дибровки  к  Гайдуку...  От  Дибровки
до  Просяной...  За  ночь  не  обернуться...  Как  быть?
Самому  поехать  в  Санжаровку?  Меня  может  там
встретить  кто-либо  из  людей  Попова  или  Левки  За-
дова.  Да  что  в  Санжаровке!  Стоит  мне  оседлать  ко¬
ня,  как  это  станет  известно  в  штабе!  Что  же  де¬
лать?»
 Матвей  быстро  разыскал  Сливу,  завел  его
в  хату.
 —  Слушай,  Павло,  батько  решил  прорваться
к  Врангелю,  и  мы  все  должны  пойти  с  ним.
 —  Так  пошли  же  повстанцы  со  Щусем,  и  Лобо¬
да  там,  —  ответил  Слива.
 —  Ерунда  это!..
 —  Ты  чего  надо  говори,  Матвей.  Я  не  выдам.
Слово!
 —  Какое  слово?..
 —  Комсомольское.
 —  Что?!
 350

—  Не  махновец  же  ты,  Матвей,  если  мне  такие
задания  даешь.
 —  Нужно  сейчас  поехать  в  Санжаровку.  Сейчас
же!  Поедешь,  Павло?
 —  Поеду,  Матвей.  Что  передать?
 —  Катерину,  сестру  Ганну  си,  знаешь?
 —  Был  у  нее  с  Иваном.
 —  К  дому  не  подъезжай.  Коня  в  балке  оставь  —
и  задами.  Передай,  что  прорыв  будет  не  там,  куда
поехал  Лобода.  А  завтра  в  полночь  прямо  с  Установ¬
ки  на  Белогорье  и  на  Большой  Токмак.
 —  Так  я  сам  з  Большого  Токмака!  —  почему-
то  обрадовался  Слива.
 —  Да  подожди,  Павло.  Там,  куда  поехал  Иван,
это  только  для  обмана,  а  настоящий  прорыв  с  Ус¬
тановки.  Поведет  сам  батька.  Понял,  Павло?  По¬
втори.
 —  Прорыв  будет  в  следующую  полночь,  с  Уста¬
новки  на  Белогорье.  Так?  Потом  на  Большой  Ток-
мак.  Поведет  сам  Махно.  Так?  Куда  поехал  Лобода,
то  для  обману  Красной  Армии.  Так?
 —  Но  смотри,  Павло,  больше  никуда  не  суйся.
Только  до  Санжаровки  —  и  скорей  обратно.  Не  за¬
держивайся!
 —  Да  что  я  —  маленький?  —  как-то  с  веселин-
кой  обиделся  Павло.
 е  Матвею  показалось,  что  Павло  Слива  решился
на  какой-то  слишком  рискованный  шаг.  Но  по  до¬
рожной  пыли  уже  глухо  простучали  копыта  Павло¬
ва  коня.
 Гордеев  пришел  из  штаба  раздраженным.
 —  Никто  ни  черта  не  знает.  Прорыв  либо  откла¬
дывается,  либо  будет  в  другом  месте.  Ранее  данные
приказы  батька  отменил.
 —  Все  уже  сделано,  —  спокойно  ответил  Бой¬
ченко.
 —  Ну  и  конспиратор  ты,  Матвей.  Что  ж,  коли
так,  будем  ждать  нового  приказа.  А  пока  поспим.
 Матвей  уснуть  не  мог.  Он  думал  о  Павле  Сливе:
не  обманул  ли?  Странно  он  себя  вел...  Вспомнил  не¬
давнюю  беседу  с  Янушевским.  Тот  передал  слова
Дзержинского,  что  Махно  ни  в  коем  случае  нельзя
отпустить  к  белым,  в  тыл  Врангеля.
 351

Только  на  рассвете  послышался  топот  коня.  Мат¬
вей  выглянул  в  окно  и  увидел  Сливу.  Он  на  секунду
задержался  у  хаты  и  негромко  сказал:
 —  Передал...  Я  и  до  Дибровки  добрался,  —  и
пустил  коня  вскачь.
 Матвей  едва  сдержался,  чтобы  не  закричать
вслед:  «Зачем?  Буйная  ты  голова!»  Отойдя  от  окна,
Бойченко  застыл  посреди  комнаты:  «Павло  не  было
всю  ночь...  Если  Аршинов  узнает,  парню  несдобро¬
вать...  И  никто  не  сможет  его  защитить.  Никто.  Сло¬
во  Аршинова  решит  все...
 Ну,  какой  черт  его  дернул  нестись  в  Дибровку?
Может,  Катерина  посоветовала?
 Если  Аршинов  заметил  его  отсутствие...  поруба¬
ют  парня.  Ну  какой  черт  дернул  его  нестись  в  Ди¬
бровку!
 А  коли  его  схватят...»
 Вводя  лошадь  в  конюшню,  Слива  застал  там
Аршинова-Марина.
 —  Где  ты  был,  Павло?  —  поджимая  тонкие
губы,  спросил  Аршинов.  —  Куда  тебе  понадоби¬
лось  ночью  ездить?
 —  Да  я  так,  —  не  нашелся  Слива.  —  Конь  за¬
стоялся,  решил  немного  прогонять.
 —  А  зачем  ночью?  —  Аршинов  искоса  посмо¬
трел  на  Павло  и  вышел.
 Встретившись  с  Бароном,  Аршинов  сказал  ему*
что  он  не  доверяет  своему  коноводу.  Ночью  без  его
разрешения  гонял  куда-то  коня.  Перед  самым  на¬
ступлением...  Молчальник,  а  это  совсем  подозри¬
тельно.
 —  Я  пришлю  к  тебе  Воробьева  и  Попова  —  пусть
поговорят  с  этим  Сливой.
 Вскоре  Аршинов-Марин  позвал  Павло  в  дом.
Там  его  ждали  начальник  контрразведки  Воробьев
и  секретарь  реввоенсовета  Попов.
 *  *  *
 Около  полудня  Бойченко  и  Гордеев  укладывали
в  тачанку  типографское  имущество.  Тачанка  стояла
во  дворе  у  кухонного  крыльца,  чтоб  удобнее  было
грузить.
 Вдруг  Матвей  остолбенел.  Посредине  улицы
ехал  палач  Алим  и  вел  на  веревке  Сливу  со  связан-
352

ними  за  спиной  руками.  Так  водили  только  приго¬
воренных.
 —  Ты  что,  Матвей,  на  тебе  лица  нет!  —  Гор¬
деев  потряс  Бойченко  за  плечо.  —  Что  случилось?
 —  Ни...  чего...  Если  меня  возьмут...  За  себя  не
бойся...  За  меня  не  проси...  Выполняй  задание...
 Присев  на  ступеньки,  Матвей  закрыл  лицо  ру¬
ками:  «Ну  какой  черт  понес  тебя,  Павло,  в  Ди¬
бровку!  Ведь  предупреждал,  просил...»
 По  настилу  крыльца  застучали  просыпавшиеся
литеры.  Бойченко  поднял  голову.  Гордеев  глядел
вслед  приговоренному,  и  у  него  в  руках  разорвался
холщовый  мешочек  со  шрифтом.
 —  Собираетесь?  —  послышался  от  калитки  го¬
лос  Барона.  —  Доброе  утро!
 Быстро  повернувшись,  Матвей  пристально  вгля¬
делся  в  веселое  лицо  Барона,  не  заметил  ничего
подозрительного.
 «Значит,  Слива  не  выдал...  Ничего  не  сказал...»
 Гордеев  не  ответил  на  приветствие  Барона.  При¬
сев  на  корточки,  он  принялся  собирать  рассыпан¬
ный  шрифт.  Подойдя  к  ним,  Барон  картинно  опер¬
ся  на  трость  и  принялся  разглагольствовать  о  се¬
годняшнем  историческом  дне,  когда  решится  судьба
его  нового  варианта  великого  эксперимента.
 —  Ночной  бой.  Рывок!  И  мы  в  тылу  Врангеля.
 Подкидывая  на  ладони  литеры,  Гордеев,  упрямо
нагнув  голову,  спросил:
 —  За  что  Алим  повел  рубать  этого  парня?  Пав¬
ло  Сливу...
 —  А,  ты  про  это...  Аршинов  сказал,  что  не  до¬
веряет  ему.  Я  дал  согласие.  Батька  тоже...  Из  таких
вот  голоштанников  и  получаются  коммунисты.
 Но  Матвей  не  слышал  Барона.  Он  увидел  мах¬
новца,  идущего  прямиком  к  их  дому.  Махновец
при  сабле,  с  пистолетом  за  поясом,  в  лохматой  па¬
пахе,  служил  вестовым  при  штабе.
 —  Бойченко!  —  крикнул  он,  остановившись
у  калитки.  —  Белаш  зовет.  Идем.
 «Ну  вот...  —  как-то  отрешенно  подумал  Мат¬
вей.  —  И  за  мной  пришли...»
 Не  глядя  на  Илью,  Бойченко,  чувствуя,  как  де¬
ревенеют  ноги,  спустился  с  крыльца.  Медленно
 23  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
 353

пошел  к  калитке.  Он  слышал  —  Барон  простился
с  Гордеевым,  сказал,  что  ему  с  Матвеем  по  пути,
и  пошел  рядом,  о  чем-то  говоря.
 У  штаба  стоял  Попов  с  осанистым  Каретни¬
ковым.
 —  Иди...  —  сказал  махновец,  подведя  Матвея
к  крыльцу.
 —  Куда?  —  гаркнул  Попов,  загораживая  до¬
рогу.
 —  Белаш  его  звал,  —  сказал  махновец,  усажи¬
ваясь  на  колоду  у  крыльца.
 Матвей  не  двигался.  Он  ничего  не  понимал.
 —  Я  вот  батьке  скажу,  что  Белаш  приказ  нару¬
шает,  —  прорычал  Попов.
 Матвей  вдруг  почувствовал  —  краснеет,  лицо  го¬
рит,  а  уши  жжет  прилившая  кровь.
 «Не  за  этим...  Не  за  этим...»  —  застучало  в
висках.  Неожиданно  для  себя  Матвей  присел  на
ступеньки.
 —  Я  подожду...  Подожду  тут,..  —  проговорил  он.
 —  Ты  много  на  себя  берешь,  Попов,  —  заносчи¬
во  выпалил  Барон.
 Но  Попов  не  удостоил  его  ответом  и  отошел
прочь  вместе  с  Каретниковым.
 Из  двери  штаба  вышел  Белаш:
 —  Матвей,  иди  сюда.  Поговорить  надо.
 Дело  было  такое:  Найденов  стал  совсем  плох.
Но  Белаш  не  смог  его  уговорить  отказаться  от  рей¬
да  в  тыл  Врангеля.
 «Придется  лишиться  своего  человека  в  штабе,  —
подумал  Матвей.  —  Гордеев  кое  в  чем  может  заме¬
нить  его.  Но  далеко  не  во  всем...»
 Они  оба  уговаривали  Найденова  едва  ли  не  час,
урезонили.  Белаш  дал  ему  денег  на  дорогу  и  на
первое  время,  пока  устроится  в  Харькове.
 Из  штаба  Матвей  вернулся  грустным,  Он  заме¬
тил,  что  Гордеев  крепко  выпил  в  его  отсутствие,  но
ничего  не  стал  говорить  ему.  На  вопрос,  зачем  его
вызывали,  Матвей  отговорился  каким-то  пустяком,
Незадолго  до  полночи  под  колесами  тачанки
простучал  настил  железнодорожного  переезда,  Вер¬
ховые  и  тачанки  пошли  быстрее,  словно  набирали
скорость  перед  тем,  как  протаранить  фронт.  В  тем-
 354

ноте  было  слышно  —  конница  разворачивалась
вширь.  Топот  сотрясал  степь.  Потом  он  стал  дро¬
биться,  сотни  растекались  по  балкам.
 Матвей  почувствовал,  как  Гордеев  схватил  его
за  локоть.
 Бой  должен  был  начаться  с  минуты  на  минуту.
Но  пока  вокруг  стояла  непроглядная  чернота  ночи
и  мерный  тяжелый  топот  сотен  коней  уподоблялся
морскому  прибою.
 Дикий  протяжный  свист  взметнулся  в  темноте.
 —  Ура-а!  —  и  снова  свист,  теперь  уже  подхва¬
ченный  сотнями  конников,  рванувшихся  во  весь
опор.
 И  словно  в  ответ  —  впереди  засверкал  пулемет,
второй,  третий...
 Тачанка  запрыгала  по  каким-то  кочкам.
 «Ждали...  Ждали!  Ударили  в  лоб  махновцам!»  —
пронеслось  в  мозгу  Матвея.
 Визгливо  заржали  раненые  кони,  звякали  во
мраке  сабли.
 Шедшие  впереди  тачанки  наскочили  на  расстав¬
ленные  изгородью  повозки.  Послышался  треск  и  сно¬
ва  визгливое  конское  ржанье,  прошитое  пулеметной
дробью.
 Крики:
 —  Хлопцы!  На  полковые  кассы  красных  наско¬
чили!
 —  Давай  сюда!
 Ударили  винтовочные  залпы.  То  там,  то  здесь
вспыхивали  и  хлопали  пистолетные  выстрелы.
 Лошади  ржали  словно  в  истерике.  Желтые  про¬
блески  огня  окружали  махновцев.
 Потом  на  гребнях  между  балок  на  фоне  серого
звездного  неба  замаячили  силуэты  коней  и  всадни¬
ков,  размахивающих  саблями.
 —  Батьку  ранило!  Хлопцы,  окружают!
 Мимо  тачанки,  в  которой  находились  Гордеев
и  Матвей,  вихрем  пронеслись  темные  силуэты  вер¬
ховых,  сшиблись  с  лавой,  скатившейся  с  гребня
между  балок.  Послышался  стук  сабель,  кряканье,
крики,  стоны.
 Кучер  с  трудом  развернул  тачанку  и  пустил
коней  обратно.  Едва  они  вылетели  в  степь,  как  с  бо-
23* 	855

ков  и  спереди  ударили  пулеметы.  Теперь  уже  мах¬
новские,  с  тачанок:  видно  было,  что  они  передвига¬
лись  и  строчили  по  красным  и  по  махновцам,  ко¬
торые  замешкались  в  схватке.
 Каким-то  чудом  Гордеев  и  Матвей  проскочили
этот  огненный  пояс.  Бой  догорал  позади.
 Редкие  всадники  и  одиночные  тачанки  скакали
по  степи  к  железной  дороге.
 Когда  развиднелось,  за  железнодорожным  полот¬
ном  сбились  в  кучу  оставшиеся  в  живых  махновцы:
из  двух  тысяч  человек  уцелело  около  трехсот  кон¬
ных,  сотни  две  пеших,  потерявших  в  схватке  ло¬
шадей,  да  десятка  два  тачанок.  Батька,  раненный
в  ногу,  кривясь  от  боли,  бил  кулаком  по  грядке
тачанки  и  орал  на  Левку  Задова:
 —  Какая  к  черту  разведка!  Почему  не  преду¬
предил!  Постреляю!
 Красный  как  рак,  верзила  Левка  стоял  перед
крошечным  батькой,  переминался  с  ноги  на  ногу.
 —  Еще  днем  там  никого  не  было.  Одни  обозы...
 —  Ихние  пулеметы  с  неба  свалились?  А?  Тебя
Нестор  Иванович  спрашивает!
 —  Может,  предупредили  их...  Не  иначе!
 —  Кто?  —  поводя  вытаращенными  глазагли,  виз¬
жал  Махно.  —  Кто?..  Попов!  Ты  куда,  лихо  тебе
в  печенку,  смотришь?  У  меня  завелись  коммунисты,
комиссары,  ЧК!  Рубать,  рубать  всех!  Всех  под¬
ряд»  —  И.  обессилев,  Махно  откинулся  на  спину.  —
Давай  в  Ново-Павловку...
 Тачанка  с  Гордеевым  и  Матвеем  стояла  непода¬
леку  от  батькиной,  и  они  слышали  весь  разговор.
 —  Это  даже  интересно...  —  тихо  проговорил
Илья.  —  Бот  этакие  сюрпризы  батьке  устраивать...
 —  Отомстили  наши  за  Павло,  —  так  же  шепо¬
том  заметил  Бойченко.  —  Мы  выполнили  задание.
 В  Новэ-Павловке  батька  соединился  с  разбитым
полком  Щуся  и  потрепанной  сотней  «Не  журись!».
Идти  в  тыл  Врангеля  с  такими  силами  нечего  было
и  думать.  Долго  оставаться  на  Гуляйполыцине  опас¬
но.  Через  несколько  дней  последовал  приказ  Мах¬
но  —  сниматься.  Куда  —  толком  не  знал  никто.  Ут¬
ром  через  Белаша  поступал  приказ  двигаться
в  такое-то  село.  И  все.
 366

Уходя  с  Гуляйполыцины,  батька  через  Попова
приказал  Гордееву  выпустить  новую  листовку,  в  ко¬
торой  обвинял  красных  в  вероломстве  и  комиссар¬
ской  зависти.  Это,  мол,  и  помешало  ему  уйти  в  тыл
Врангеля  и  бить  белых.  Барон  ходил  мрачный,
злой  и  каждый  день  пригасил  Гордееву  статьи  для
будущих  газет.  В  них  он  на  чем  свет  ругал  красных.
 —  Из-за  них  второй  раз  срывается  великий  экс¬
перимент!  Это  подлость!
 Тогда  Махно  углубился  в  Долченковские  леса,
к  своему  подручному  атаману  Савонову,  и  там  с  го¬
ря  запил.  Потом,  основательно  пограбив  близле¬
жащие  села,  да  так,  что  и  кулаки  взвыли,  батька
подался,  петляя  и  скрываясь,  на  Полтавщину.
 Рейд  по  тылам  Красной  Армии  был  дик  и  бес¬
смысленно  жесток.  Налетая  по  пути  на  села  и  стан¬
ции,  махновцы  убивали  коммунистов  вместе  с  семь¬
ями,  рубили  комсомольцев  и  членов  комнезамов,
уполномоченных  ЧК,  милиционеров,  продагентов,
просто  селян,  которые  им  не  приглянулись.
 С  ходу  махновцы  захватили  город  Зеньков.
Здесь  они  соединились  с  бандами  Бутовецкого
и  Христового.  Попов  свирепствовал  вовсю.
 При  наскоке  на  Зеньков  был  убит  командир
сотни  «Не  журись!»  одесский  налетчик  Костя  Бык,
дружок  Жоры  Бончика,  пристреленного  вместе
с  Дашкевичем.  На  пиру  в  честь  победы  Махно,  вы¬
пив  заздравную  чарку,  обратился  к  Лободе:
 —  Бери  сотню,  Иван.
 Лобода  переменился  в  лице,  потупился:
 —  Справлюсь  ли,  Нестор  Иванович?
 —  Справишься,  —  мотнул  головой  Махно  и  при¬
щурился.  —  Ты  смелый.  Ты  думаешь,  зря  тебя  Не¬
стор  Иванович  на  своей  тачанке  по  Гуляйполыцине
гонял.  А  ну  как  схватили  бы  тебя  комиссары...  Ка¬
кая  тачанка!  Какие  кони!  Да  еще  на  задке  во  всю
ширь:  «Не  догонишь,  —  не  поймаешь».  Бери  сотню.
Нестор  Иванович  сказал.
 —  Попросишь  что  сделать,  не  сдрейфлю,  Нестор
Иванович.  Командовать  не  могу  —  не  умею.
 В  это  время  в  зале,  где  пировали,  появился  По¬
пов  в  необычном  одеянии:  украинской  рубахе,  в
расстегнутом  вороте  которой  виднелась  тельняшка.
 357

—  Где  пропадал,  Попов?  —  спросил  Махно.
 —  Грязь  комиссарскую  рубал,  —  весело  ото¬
звался  Попов.  —  Да  одна  сволочь  всего  красным
забрызгала.  Еле  отмылся.  Хоронить  не  велел.  Пусть
здешние  собаки  полакомятся.  Худы  больно...
 За  столом  дружно  рассмеялись.  Батька  веселил¬
ся  пуще  всех.
 —  Все,  Лобода,  решено,  —  вдруг  став  серьез¬
ным,  отчеканил  батька  и  хлопнул  ладонью  по
столу.
 —  О  чем  это?  —  поинтересовался  Попов.
 —  Сотню  ему  даю,  а  он  отказывается.
 Попов  долго  смотрел  на  Лободу:
 —  Чистоплюй...  Это  он,  батька,  перед  комисса¬
рами  и  ЧК  хочет  чистеньким  выглядеть.
 За  столом  замолчали.
 —  Ты,  Попов,  полегче...  —  нахмурился  Лобо¬
да.  —  Чего  травишь?
 Вступился  Белаш:
 —  Ты,  Попов,  скоро  на  самого  себя  Нестору
Ивановичу  наговоришь.
 За  столом  поднялся  ропот:  не  одного  махнов¬
ского  командира  «украл»  Попов  и  его  люди.  Его  бо¬
ялись  и  ненавидели.
 Батька  налил  чарку:
 —  Садись,  Попов.  Дело  решено.  Лобода  будет
командовать  сотней.
 —  Ну-ну...  —  пробурчал  Попов  и  поднял
стакан.
 О  назначении  Лободы  Матвей  узнал  от  хмельно¬
го  Гордеева  вечером.  Когда  Илья  завалился  спать,
Бойченко  отправился  к  Лободе.
 —  Уходи,  Иван.  Сегодня  же  ночью  уходи.
На  Сватово.  Села  объезжай,  а  то  попадешь  к  неза¬
можникам  —  худо  будет.  В  Харькове,  в  ВУЧК  спро¬
сишь  Клаусена.  Он  тебя  знает.
 —  Откуда?  .—  удивился  Лобода.
 —  Значит,  знает.  Сегодня  же  ночью  уходи.
Прощай.
 Они  обнялись.
 Вернувшись  в  культотдел,  Матвей  застал  Гор¬
деева  плачущим.  С  ним  случилась  истерика.
 —  Н-не  могу...  Не  могу  я  больше,  Матвей,  видеть
358

этого.  Убью  я  этого  Попова!  Пристрелю,  как  беше¬
ную  собаку!  И  жабыо  морду  Аршинова  —  не  могу...
Всажу  ему  пулю  в  башку.  И  батьку  убью...  На  за¬
седании  реввоенсовета  проклятого...
 —  Тебе  не  дадут  вытащить  револьвер  —  при¬
хлопнут,  —  урезонивал  Матвей.
 —  Не  успеют!  Я  молниеносно!
 —  Я  тебе  думать  об  этом  запрещаю!  Пони¬
маешь?  У  нас  будет  возможность  рассчитаться
с  ними.
 На  другой  день  в  штабе  поднялась  суматоха:
Лобода  исчез.  Матвей  шепнул  Гордееву,  мол,  похо¬
же,  что  Ивана  «украл»  Попов.  Илья  не  преминул
сказать  об  этом  Белашу,  а  тот  намекнул  батьке.
 Махно  рвал  и  метал,  грохоча  маузером  по  сто¬
лу.  Потребовал  Попова.  Тот  явился  опухший  с  по¬
хмелья  и  долго  не  понимал,  чего  от  него  хотят.
Батька  тряс  маузером  у  него  под  носом,  визжал  от
ярости:
 —  Самовольничаешь,  паразит!  Где  Лобода?
 —  А  пес  его  знает...
 —  Не  крути,  пристрелю!  Говори!  Кто  его  украл!
 —  На  кой  он  мне  нужен,  Нестор  Иванович,  —
отступая  от  наседавшего  Махно,  бормотал  Попов.
 —  Кто  из  твоих  его  украл?
 —  Никто  не  крал...  —  очень  неуверенно  прого¬
ворил  Попов  и  потер  лоб,  как  бы  стараясь  припом¬
нить:  мог  он  вчера  спьяну  да  нанюхавшись  украсть
Лободу?  Но  не  вспомнил.  Вяло  сказал:  —  Сам  не¬
бось  подался  к  комиссарам...
 —  Врешь!  —  затопал  ногами  Махно.  —  Гово¬
ри,  кто!
 Плюхнувшись  на  диван,  батька  покрутил  го¬
ловой  :
 —  Не  верю...  Не  верю  я  тебе,  Попов.  Узнаю,  вот
те  крест,  пристрелю,  как  собаку!  Уходи  с  глаз!..
 На  очередном  заседании  реввоенсовета,  куда
Матвей  на  всякий  случай  пошел  вместе  с  Горде¬
евым,  Попов  еще  до  появления  Махно  сказал  Ба¬
рону:
 —  Последний  раз  прошу,  Барон,  —  уходи.
Повстанцы  против  тебя.  Как  бы  ты  свои  анархист¬
ские  косточки  не  порастерял  здесь,  на  Полтавщине...
 359

Ночью  Барон  сбежал.
 Через  несколько  дней  Махно  пытался  прорвать¬
ся  на  юг,  к  Гуляйполыцияе.  Но  в  это  время  коман¬
дование  Красной  Армии  начало  переброску  войск
на  врангелевский  фронт.  Повстанцам  пришлось  ухо¬
дить  на  северо-восток,  все  дальше  от  своей  вотчины.
Тогда  Махно,  вырвавшись  в  степные  районы,  захва¬
тил  Старобельск,  выпустил  на  свободу  дезертиров
и  белогвардейцев,  сидевших  в  лагерях,  и  пополнил
ими  свои  потрепанные  полки.
 В  тылах  Красной  Армии  создалась  угроза  срыва
наступления  на  Врангеля.  Надо  было  на  время  обез¬
вредить  Махно,  армия  которого  снова  возросла  до
десяти  тысяч  за  счет  примкнувших  кулацких  банд
и  недобитых  петлюровских  отрядов.
 ГЛАВА  ЧЕТВЕРТАЯ
 С  захватом  Старобельска  саботировать  издание
газеты  на  русском  языке  стало  невозможно.  Но  Бой¬
ченко  и  Гордеев  старательно  подбирали  и  печатали
самые  заумные  анархистские  труды,  в  которых  не
то  что  повстанцы,  но  и  сами  набатовцы  разбира¬
лись  с  пятого  на  десятое.  Благо  подобных  мате¬
риалов  накопилось  великое  множество.  Впрочем,
здесь,  на  Старобелыцине,  крестьяне  не  поняли  бы
и  самой  доходчивой  махновской  агитации.  В  дерев¬
нях  твердо  укреплялись  настоящие  хозяева  —  бед¬
няки.  Создав  отряды  самообороны,  они  сами  раз¬
делывались  с  кулаками,  вступали  в  схватки  с  мах¬
новцами,  и  те  боялись  нос  из  города  высунуть.
 Советская  власть  на  Старобелыцине  твердо  вста¬
вала  на  ноги.
 Время  работало  не  на  Махно.  Красная  Армия
вышибла  белополяков  с  Украины.  Красные  части
форсировали  Днепр  под  Береславом,  создали  в  рай¬
оне  Каховки  плацдарм  и  угрожали,  вырвавшись
к  Крыму,  отрезать  Врангеля  от  основных  баз  снаб¬
жения.
 «Какие  там  листовки...  —  слушая  шлепание
«бостонки»,  думал  Матвей.  —  Какие  призывы  к
местному  крестьянству,  когда  начался  разлад  среди
махновских  командиров...»
 360

Большинство  старых  махновских  командиров,
с  которыми  Махно  колобродил  уже  второй  год  и
верил  им:  Белаш,  Куриленко,  Удовиченко,  Хохлот-
ва,  Марченко,  Чумак,  считали,  что  Нестору  Ивано¬
вичу  самое  время  пойти  на  соглашение  с  Советской
властью.  Для  своей  же  выгоды.  Советская  власть  не
откажется  от  махновских  полков,  чтобы  побить
Врангеля.  А  участие  в  разгроме  «черного  барона»  —
это  уже  политический  капитал.  Очень  ценный
в  глазах  селянства.  Можно  будет  выговорить
у  красных  разрешение  на  беспрепятственный  про¬
ход  в  свои  родные  места  —  в  Гуляйполыцину.  Это
ли  не  выгода,  и  прямая.  А  коли  все  хорошо  пой¬
дет,  неплохо  выдвинуть  как  условие  перемирия
и  автономию  Гуляйпольщины  и  Северной  Таврии!
И  освобождение  репрессированных  махновцев  и
анархистов.  Вон  сколько  можно  сделать,  не  пролив
ни  капли  крови,  не  истратив  и  склянки  чернил.
 Против  соглашения  выступали  Попов,  Каретни¬
ков,  Калашников,  Щусь,  а  главное  —  духовный
отец  батьки  Аршинов-Марин.  Каждая  группа  торо¬
пила,  а  тем  временем  с  Гуляйпольщины  приходили
довольно  тревожные  вести:  там  утверждались  ком-
незамы,  там  того  и  гляди  без  всякого  батькиного
участия  начнут  делить  землю.
 Внимательно  следя  за  поведением  махновских
командиров,  зная  об  их  настроениях  и  мнениях,
Матвей  понимал,  что,  пожалуй,  батька  будет  не
прочь  пойти  на  соглашение  с  Советской  властью.
Дело  остановилось  за  одним:  сведения  необходимо
было  передать  Янушевскому,  а  ходу  из  Старобель-
ска  не  было.  Тогда  они  с  Гордеевым  решили:
Матвею  снова  поехать  в  Харьков  за  наборщиком.
 И  вот  Матвей  идет  крадучись  по  улицам  со¬
ветского  города  на  встречу  с  заместителем  предсе¬
дателя  ВУЧК.
 Дверь  ему  открыл  сам  Янушевский.  Они  были
одни.
 —  Вот  что,  товарищ  Бойченко,  —  сказал  Яну¬
шевский,  подумав.  —  Вам  действительно  надо  не¬
медленно  выехать  обратно  в  Старобельск.  По  доро¬
ге  больше  всего  опасайтесь  отрядов  незаможни¬
ков...  —  улыбнулся  Янушевский.  —  Они  сейчас  на¬
361

чеку  и  обращают  внимание  на  всех  посторонних
в  своем  районе.  Какие  задачи  ставятся  перед  вами
и  Гордеевым...  Первое  —  всячески  поддерживать
мнение  всех  командиров  и  самого  Махно  о  необхо¬
димости  соглашения  с  Советским  правительством.
Пусть  и  временном.  Наше  правительство  и  ЦК  пар¬
тии  в  этом  заинтересовано»  Пока  лучше  обезвредить
Махно  таким  путем,  чем  держать  против  него  боль¬
шое  количество  войск  Красной  Армии  и  ВОХР.
Гордеев  пусть  почаще  встречается  с  Белашом,  он
должен  войти  к  нему  в  полное  доверие.  Второе  —
если  договорятся  о  соглашении,  будет  обмен  деле¬
гациями.  Так  вот...  С  их  стороны,  хотя  они  и  против
соглашения,  в  делегацию  должны  войти  обязатель¬
но...  Обязательно  —  Попов  и  Аршинов-Марин.  Это
основное  и  главное  задание.
 Матвей  опустил  глаза.
 —  Аршинов  ни  в  коем  случае  не  поедет,  това¬
рищ  Янушевский»  Он  принципиально  против...  Вооб¬
ще  против  каких-либо  контактов  с  какими  бы  то  ни
было  властями.  Никто  не  сможет  повлиять  на  него.
 —  А  чем  можно  его  выманить  в  Харьков?
 —  Так  сразу...  —  смутился  Матвей.  —  Не  знаю.
 —  А  все-таки...  —  настаивал  Янушевский.
 —  Он  бредит  газетой.  Каждый  день  длиннющие
статьи  пишет...
 —  Спасибо,  товарищ  Бойченко.  Подумаем  об
этом...  Если  у  вас  будет  что-нибудь  очень  важное,
постарайтесь  сами  выехать  в  Харьков.  Придумайте
что-нибудь  с  Гордеевым.  Вот  и  все,  желаю  успеха.
 Янушевский  поднялся,  по-отцовски  положил  ру¬
ки  на  плечи  Бойченко  и,  впервые  обращаясь  к  нему
по  имени,  сказал:
 —  Матвей,  берегите  себя.  У  этих  скорпионов,
видно,  сейчас  создалась  обстановка  особой  подозри¬
тельности.  Будьте  осторожны,  А  сейчас  отправляй¬
тесь  прямо  на  вокзал,  переночуйте  там.  Если  за  ва¬
ми  вздумают  следить  местные  анархисты,  пусть
знают,  что  вы  ночевали  на  вокзале.
 Бойченко  и  новый  «наборщик»  Померанцев  до¬
брались  до  Старобельска  только  на  пятый  день.
 В  культотделе  не  было  ни  Гордеева,  ни  Аоши-
нова  Марина.  Матвею  сказали,  что  члены  штаба  и
362

реввоенсовета  разъехались  по  полкам  и  сотням  на
митинги.  Махно  решил  сыграть  в  демократию  —
обсудить  вопрос  о  соглашении  в  войсках.
 На  улице  Матвей  встретил  Ваську-кучера.  Тот
шел  медленно,  нахмуренный,  чем-то  озабоченный.
 —  Что  с  тобой,  Вася,  батька  чем  обидел?  —
спросил  Матвей.
 —  Та  ни,  Нестор  Иванович  николы  мене  не
обижае.
 —  Что  ж  ты  бродишь  как  неприкаянный?
 —  Понимаешь,  Матвийко,  вже  два  дня,  як  Не¬
стор  Иванович  с  Галиной  Андреевной  лаются,  и  все
за  цього  Попова.  Щось  Попов  свое  доказуе,  а  бать-
ко  свое.
 —  Ав  чем  дело?
 —  А  хиба  ж  я  знаю!  Галина  Андреевна  каже,
що  оцей  Попов  настоящий  махновец,  а  Нестор
Иванович  каже:  «Выходит,  Галина,  я  не  настоя¬
щий  Махно?»  —  и  хватается  за  чарку.  —  Васька
грустно  покачал  головой.
 —  А  Попов  где  сейчас,  там,  у  них?
 —  Попов  поскакав  кудысь  всий  сотней.  А  ты,
Матвийко,  книжки  привез?
 —  Привез,  Вася,  интересные.  О  затонувшем  ко¬
рабле  и  пиратах  —  разбойниках  таких  морских.
Потом  почитаем.
 На  обратном  пути  Матвей  заметил,  что  в  городе
происходит  нечто  необычное.  Шумная  и  пьяная  ва¬
тага  махновцев  как-то  приутихла.  Ходили  по  трое,
по  четверо,  спорили:  быть  соглашению  или  не  быть?
 Но  куда  направился  со  всей  своей  сотней  По¬
пов?  И  зачем,  коли  речь  идет  о  соглашении?
 Вскоре  появились  Гордеев  и  Аршинов-Марин.
Батькин  советчик  и  наставник  очень  обрадовался
приезду  Померанцева,  которого  знал  еще  по  Пари¬
жу,  и  забрал  его  к  себе.
 Бойченко  проводил  наборщика  добрым  взгля¬
дом.  Вернувшись  в  Россию,  убежденный  анархист,
друг  многих  теоретиков  анархии,  Померанцев  до¬
вольно  быстро  по  достоинству  оценил  суть  махнов¬
щины.  Он  пришел  в  ЧК  и  объявил,  что  не  намерен
связывать  свою  судьбу  с  подобного  рода  политика¬
ми.  Клаусен,  беседовавший  с  ним,  попросил  Поме¬
363

ранцева  не  идти  на  открытый  разрыв,  а  помочь
ЧК  разделаться  со  всей  шайкой:  и  с  практиками
и  с  теоретиками.  Померанцев  согласился  и  при¬
ехал  в  Старобельск,  чтоб  убедить  Аршинова-Мари¬
на,  если  соглашение  будет  достигнуто,  отправиться
в  Харьков  выпускать  легальную  анархистскую  га¬
зету.
 Гордеев  стал  расспрашивать  Матвея  о  поездке,
но  тот  прежде  всего  спросил:
 —  Куда  сегодня  поскакал  Попов  со  своей
сотней?
 —  Понятия  не  имею.  Похоже,  опять  какая-то
провокация.
 —  Сходи,  Илья,  в  штаб  к  Белашу.  Может,  он
знает.
 —  Откуда  ему  знать?  Он  сам  только  вернулся.
Я  сбегаю  лучше  к  Левке,  тот  всегда  в  курсе.
 Вернулся  Гордеев  очень  встревоженный.
 —  Левка  сказал,  что  Попов  со  своей  сотней  вы¬
ехал  в  Шульгинку,  в  полк  к  Щусю,  а  оттуда  подал¬
ся  на  станцию  Лисичанск.  Бить  большевиков.
 —  Как  бить  большевиков?  —  изумился  до  ис¬
пуга  Матвей.  —  Махно  вас  направил  по  полкам  про¬
вести  митинги  о  необходимости  соглашения!  Ни  чер¬
та  не  понимаю...
 —  Левка  сказал,  что  у  Попова  на  руках  секрет¬
ный  приказ,  подписанный  Махно  третьего  дня.
Тогда  Попов  и  Галина  напоили  его.  Левка  говорит,
что  в  приказе  прямо  даже  указано:  «Бить  больше¬
виков,  в  плен  никого  не  брать».
 —  Ну  дела...  Надо  обуздать  этого  кокаиниста.
Постарайся  рассердить  командиров.  И  еще  нужно
отправить  Попова  с  делегацией  по  соглашению
в  Харьков.
 —  Он  не  сошел  с  ума.
 —  Махно  прикажет  —  поедет,  —  твердо  сказал
Матвей.  —  Ты  предложи...  Спровадить  его  многие
захотят.  Хотя  бы  тот  же  Левка,  Удовиченко,  Кури¬
ленко,  Лепетченко.  Считать  —  пальцев  не  хватит.
Захотят  спровадить.  Но  эту  историю  с  Поповым
надо  знать  точно.
 Гордеев  пошел  в  штаб  и  вернулся  только  за
полночь.  Он  рассказал,  что  вскоре  после  его  при¬
364

хода  к  Белашу  появился  Левка  Задов  и  сообщил,
что  Попов  и  Щусь  наскочили  неожиданно  на  стан¬
цию  Лисичанск,  порубали  двадцать  красноармей¬
цев  и  несколько  железнодорожников.  Оттуда  напра¬
вились  на  Рубежное,  тоже  натворили  дел.  Теперь
гуляют  у  Щуся  в  Шульгинке.
 На  другой  день  у  Махно  собрались  все  команди¬
ры,  кто  был  в  Старобельске.  Пришли  также  Белаш,
Левка  Задов,  Аршинов-Марин  и  Гордеев.
 Махно,  выслушав  сообщение  Левки  Задова,  рас¬
свирепел.
 —  Пристрелю  этого  гада!  Собака  паршивая,  без
меня  все  делает!
 —  Нестор  Иванович,  —  заметил  Левка.  —  Ты
сам  подписал  секретный  приказ.
 —  Какой  еще  приказ?  —  вспылил  Махно.  По¬
том  потер  лоб,  виновато  обежал  глазами  присут¬
ствующих.  —  Ах,  приказ...  То...  это  было  раньше.
 —  Батька!  Кто  же  у  нас  командует?  —  спросил
командир  корпуса  Куриленко.  —  Ты  или  Попов?
 —  Я!  Я!..  Нестор  Иванович  Махно!  —  затопал
батька.  —  Не  допущу!  Вот  ты,  Удовиченко,  поезжай
к  красным  в  штаб,  на  Просяную.  Скажешь,  что
батькб  Махно  хочет  подписать  соглашение.  Гони.
Так  будет!
 Потом  состоялось  совещание  командиров,  где
обсуждались  условия  соглашения.  Батька  шел  на
все,  лишь  бы  ему  дали  отдельный  боевой  участок
и  не  вмешивались  бы  во  внутренние  дела  его  «ар¬
мии».  Еще  он  требовал,  чтобы  ему  со  своим  штабом
разрешили  вернуться  в  Гуляйполе.  Спорили  до  тем¬
ноты.  Аршинов  Марин  вставил  свой  пункт  —  изда¬
ние  газеты  в  Харькове.  Батька  с  радостью  поддер¬
жал  своего  учителя,
 А  спозаранку  Удовиченко  с  двумя  парламенте¬
рами  явился  в  штаб  42-й  стрелковой  дивизии.
Их  приняли  хорошо,  угостили  обедом  и  попросили
подождать,  пока  на  предложение  Махно  будет  по¬
лучен  ответ.  Вскоре  прибыл  нарочный  из  штаба
фронта  и  сообщил,  что  в  принципе  Советское  пра¬
вительство  Украины  и  командование  Красной  Ар¬
мии  согласны  вести  переговоры.  Для  этого  обе
стороны  должны  создать  комиссии  из  авторитетных
365

людей  на  уровне  членов  Реввоенсовета  армии.  Ко¬
миссии  и  выработают  окончательный  проект  согла¬
шения.
 Махно  принял  предложение  с  большой  радостью
и  созвал  заседание  реввоенсовета.  Председательство¬
вал  сам.  Стали  выдвигать  кандидатуры  в  комиссию
по  переговорам.
 —  Я  предлагаю  Куриленко,  —  заявил  Белаш,
имея  в  виду,  что  этот  уж  не  подведет,  ломаться  пе¬
ред  красными  не  станет.
 —  С  грамотой  слабовато,  понимаете,  там  же
во!  —  с  кем  надо  договоры  писать,  —  растерянно
разводил  руками  Куриленко.
 —  Куриленко  и  Попова,  —  предложил  Гор¬
деев.  —  Попов  —  человек  грамотный  и  в  политике
разбирается.  К  тому  же  он  секретарь  реввоенсовета.
В  условиях  сказано:  на  уровне  членов  Реввоен¬
совета.
 —  Правильно!  Правильно!  —  раздались  голо¬
са.  —  Давай  Попова,  батька!  Попова!
 —  Да  вы  что...  Меня  прямо  в  лапы  большеви¬
ков!  —  вскинулся  побледневший  Попов.  —  Пусть
едет  Гордеев  да  Аршинов.  Вот  кто  по-настоящему
грамотные.  Они  же  газеты  пишут.
 —  Не  могу,  пойми,  Попов,  —  заявил  Аршинов-
Марин.  —  Я  из  принципиальных  соображений.
В  принципе  не  могу  вести  переговоры  с  какой  бы
то  ни  было  властью.  А  твоя  кандидатура  самая
подходящая.  Ты  у  нас  сейчас  фактически  за  пред¬
седателя  реввоенсовета.  Сформулировать  документ
я  помогу,  но  представительствовать  никак.  Что  же
касается  всяких  твоих  опасений  —  это  совершенно
неосновательно.  Всякие  дипломатические  миссии  по
международному  праву  пользуются  неприкосновен¬
ностью.  Кроме  того,  не  забудь,  что  у  нас  будут  и  их
представители.  Большевики  на  риск  не  пойдут.
 —  Поедут  Куриленко,  Попов  и  еще  вот  Хохлот-
ва,  —  резюмировал  Махно.  —  Он  дюже  хитрый  и
в  дипломаты  годный.  Решено,  хлопцы.  Буде.
 В  первых  числах  октября  Куриленко,  Попов  и
Хохлотва  со  свитой,  состоящей  из  десяти  человек,
выехали  в  Харьков.  15  октября  в  Старобельск  для
подписания  соглашения  прибыли  члены  Реввоен¬
366

совета  Южного  фронта  Бела  Кун  и  Сергей  Ивано¬
вич  Гусев.
 Было  подписано  два  предварительных  соглаше¬
ния:  одно  по  политическим  вопросам  и  отдельно  по
военному  вопросу.
 Предварительное  соглашение  по  политическим
вопросам  было  подписано  в  Харькове  по  поручению
Советского  правительства  УССР  Яковлевым,  а  от
махновцев  —  Куриленко  и  Поповым.  Соглашение
состояло  из  трех  пунктов:  немедленное  освобожде¬
ние  и  прекращение  преследования  всех  махновцев
и  анархистов,  за  исключением  тех,  кто  продолжает
с  оружием  в  руках  выступать  против  Советского
правительства.  Свобода  агитации  и  пропаганды
анархистами  своих  идей,  но  без  всякого  призыва
к  насильственному  ниспровержению  Советской  вла¬
сти,  и  третье  —  свободное  участие  в  выборах  Со¬
ветов  и,  в  частности,  право  участия  махновцев
и  анархистов  в  выборах  очередного  5-го  Всеукраин-
ского  съезда  Советов,  который  должен  состояться
в  декабре  1920  года.
 Что  касается  четвертого  пункта  политического
соглашения,  предложенного  махновцами,  —  о  пре¬
доставлении  в  будущем  Гуляйполыцине  своего  рода
автономии  и  выборов  своих,  так  называемых  «воль¬
ных  Советов»,  то  решили  этот  пункт  пока  не  под¬
писывать,  а  продолжать  обсуждение  вопроса.
 Военное  соглашение  предусматривало,  что  мах¬
новская  армия  входит  в  оперативное  подчинение
высшему  командованию  Красной  Армии  с  сохране¬
нием  внутри  себя  ранее  установленного  распорядка.
Повстанческая  армия  не  должна  принимать  в  свои
ряды  дезертиров  Красной  Армии.  О  достигнутом
соглашении  в  целях  уничтожения  общего  врага  —
врангелевщины  —  и  прекращении  враждебных  дей¬
ствий  между  собой  обе  договаривающиеся  стороны
доводят  до  сведения  всего  населения  Украины  че¬
рез  печать.  Военное  соглашение  от  имени  Совет¬
ского  правительства  подписал  М.  В,  Фрунзе.
 В  двадцатых  числах  октября  1920  года  войска
Южного  фронта  под  командованием  Михаила  Ва¬
сильевича  Фрунзе  начали  решительное  наступление
по  освобождению  Северной  Таврии.  Махно  со  своим
367

главным  штабом  уже  готовился  к  переезду  в  Гу-
ляйполе.  Для  боевых  действий  против  Врангеля
батькой  были  выделены  две  группы:  одна,  кавале¬
рийская,  в  тысячу  сабель  под  командованием  Мар¬
ченко,  другая,  пулеметная,  восемьсот  человек  при
250  пулеметах  на  тачанках.  Командовал  ею  Фома
Кожин.  Общее  руководство-  группами  Махно  возло¬
жил  на  своего  помощника  Семена  Каретникова  и
начальника  полевого  штаба  Петра  Гаврюшенко.
Каждый  из  них  имел  при  себе  еще  по  сотне  кава¬
леристов  для  охраны  и  разведки.  Общая  же  чис¬
ленность  «армии»  Махно  с  коноводами,  всякой
прислугой  и  подсобными  службами  доходила  до
пяти  тысяч.
 Нежданно-негаданно  Левка  Задов  принес  Матвею
письмо  от  Померанцева.  В  нем  было  множество
приветов,  в  том  числе  и  от  Аршинова-Марина.
И  следом  шла  фраза:  «Подумали  мы  и  решили  —
лучше  всего  тебе  отправиться  с  группой  Каретни¬
кова.  Илья  и  без  тебя  справится  с  газетой.  А  там
рядом  с  комиссарией  и  ЧК  в  войске  нужен  свой
человек.  Председатель  ЧК  у  красных  —  Быстрых.
При  нем  особо  не  распространяйся».
 В  конце  следовала  собственноручная  приписка
Аршинова  с  пожеланием  успеха.
 Матвей  все  понял  правильно.  А  приписка  Ар¬
шинова  помогла  ему  без  труда  попасть  в  культур¬
ники  при  штабе  Каретникова.  Опасаясь,  что  крас¬
ные  могут  прислать  комиссаров,  батька  придал
уходящим  отрядам  своих  «агитаторов».
 ГЛАВА  ПЯТАЯ
 «Армия»  Махно,  пройдя  Таврию,  подошла
к  Крыму  в  районе  Новониколаевки,  почти  посреди¬
не  между  Перекопским  и  Чонгарским  перешейками.
Она  как  бы  контролировалась  с  флангов  15-й  стрел¬
ковой  дивизией  и  особой  кавалерийской  бригадой
Первой  Конной.  Позади  «армии»  Махно  стояла
Латышская  стрелковая  дивизия.
 В  штабной  избе  Каретников  тыкал  толстым  ко¬
рявым  пальцем  в  карту:
 158

—  Боится  нас  комиссария!  Ишь,  как  берегут...
 Не  дослушав  злобящегося  махновского  «коман¬
дарма»,  Бойченко  вышел  на  улицу.  Село  было  за¬
бито  войсками.  В  хатах  разместились  счастливчики,
а  остальные  ночевали  под  мглистым  морозным
небом.
 Дул  упругий  северо-западный  ветер.
 Кое-где  горели  небольшие  костры.  Около  них  то¬
мились  красноармейцы  в  длинных  шинелях.  Из-под
них  выглядывали  разбитые  сапоги,  ботинки  из  сы¬
ромятной  кожи,  отчаянно  просившие  каши.  Мно¬
гие  из  обладателей  столь  «роскошной»  обуви  ста¬
рательно  перетянули  носки  тряпками,  кусками
проволоки.
 Помимо  воли  Матвея  тянуло  к  этим  людям,
к  своим.  Ему  просто  хотелось  постоять  рядом,  услы¬
шать  их  голоса,  подышать  с  ними  одним  воздухом
наконец.  Он  пошел  к  одному  из  костров.  И  хотя  он
был  в  бурке  и  отличных  еще  не  растоптанных  тол¬
ком  сапогах,  красноармейцы  потеснились,  дали  и
ему  место  у  огня.
 —  Грейся,  грейся,  «союзничек»...
 —  Да  ты,  парень,  бурку-то  сними.  Не  доберется
сквозь  нее  до  тебя  тепло.
 —  Он  зимовать  тут  надумал!  Что  ему  нонешние
пятнадцать  градусов  с  промозглым  ветерком.
 Красноармейцы  рассмеялись.  Матвей  отметил
про  себя,  что  они  совсем  не  такие  усталые  и  несча¬
стные,  какими  кажутся.  Наступление  и  бегство
Врангеля  придавали  им  сил.
 Сибиряки  из  15-й  дивизии  продолжали  подтру¬
нивать,  да  с  издевочкой:
 —  Чтой-то  молодой,  а  уж  к  Махне  подался?
 —  Папаша,  поди,  кулак.
 —  Какой  кулак...  Пришил  он,  поди,  папашу.
Вот  ему  только  до  Махны  и  осталось  двигать.  Кто  ж
его  еще  к  себе  примет...
 Круто  повернувшись,  Матвей  пошел  прочь.  Обид¬
но  было.
 Он  дошел  почти  до  штаба  Каретникова,  когда
мимо  него  проскакали  несколько  всадников.  Один  —
в  белой  бурке  и  башлыке.  Пока  конники  спешива¬
лись,  Матвей  уже  оказался  в  штабе.
 24  Приложение  к  журналу  <Сельская  молодежь»,  том  5
 369

Вестовой,  видимо,  уже  доложил  о  прибытии.
 —  Приехали  кланяться,  ком-мис-сары...  —  не
разжимая  зубы,  выговорил  Каретников  и  обратился
к  Гаврюшенко:  —  Кто  этот...  Корк?
 —  Беляк  перекрашенный.  При  Николае  в  под¬
полковниках  ходил,  —  ответил  начальник  штаба.
 —  Одного  поля  ягоды  —  и  те  и  другие  креп¬
кого  крестьянина  мастера  обирать...  Властники,  как
батька  говорит.
 Чуть  пригнувшись  под  низкой  притолокой,  во¬
шел  человек  в  белой  бурке  и  башлыке.
 —  Здравствуйте...  —  как-то  неоконченно  про¬
изнес  он.  Наверное,  хотел  сказать  «товарищи»,  да
передумал.
 —  Здравия  желаю,  —  подчеркнуто,  по-старому,
как  приветствовали  в  царской  армии,  выговорил
Каретников.  Тяжело  опершись  руками  о  колени,  он
поднялся,  но,  чтобы  не  стоять,  как  положено  перед
начальством,  облокотился  на  стол  и  жестом  пригла¬
сил  командующего  6-й  армией  к  картам.
 Размотав  башлык,  Корк  достал  из  кармана  но¬
совой  платок,  снял  пенсне  и  долго  протирал  их,  чуть
прищурившись,  оглядывая  комнату  и  тех,  кто  был
в  ней.
 Приглядевшись  к  командарму,  Матвей  отметил,
что  тот  чем-то  неуловимо,  но  явно  похож  на  Кла¬
усена  :  та  же  сдержанность,  которую  можно  сна¬
чала  принять  за  медлительность,  аккуратность,  чи¬
сто  выбритое  лицо.  И  говорил  он  с  тем  же  чуть
приметным  акцентом.
 Надев  пенсне  и  потирая  покрасневшие  руки,
Корк  подошел  к  столу,  на  котором  была  разложена
двухверстка.
 —  Так  вот...  Вашей  группе...
 —  Армии  Махно,  —  поправил  Каретников.
 —  Так  вот...  —  Корк  чуть  приметно  улыбнулся
и  покосился  на  спесивого  представителя  батьки.  —
«Армии»  Махно  предлагается  в  ночь  на  шестое  ноя¬
бря  перейти  Сиваш...
 —  По  воздуху...  командарм...
 —  Дует  северо-западный  ветер.  Вода  ушла.  Дно
обнажилось.  Установлено,  что  Сиваш  в  настоящее
время  проходим  для  всех  родов  войск.  Проводник
370

вас  будет  ждать  в  Строгановке.  Перейдя  Сиваш,  вы
закрепитесь  на  Литовском  полуострове.  Потом
к  вам  подойдет  пехота.  Вот  официальный  приказ.
 Корк  передал  Каретникову  пакет.
 —  Вопросы  есть?
 —  Действительно  ли  проходим  Сиваш?
 —  Проводники  утверждают  —  да.
 —  Так  то  проводники...  —  протянул  Карет¬
ников.
 —  Разведчики  тоже.
 —  Ладно,  командарм...  Пойдем.
 —  Желаю  удачи,  —  Корк  отдал  честь.
 Едва  он  вышел,  командиры  зашумели:
 —  Нас  первыми!
 —  Ишь,  чего  захотел!
 —  По  нашим  костям  идти!
 —  Тихо!  —  Каретников  грохнул  ладонью  по
столу  так,  что  пыхнул  огонь  в  «молнии»  под  потол¬
ком.  —  Чего  глотки  драть!  По  коням!
 Черной  тучей  пронеслись  махновцы  по  селу,
выскочили  в  степь  и  двинулись  на  Строгановку.
Там  усадили  на  коня  деда-проводника  и  двинулись
к  Сивашу.
 На  самом  берегу,  так  было  условлено,  зажгли
костры,  чтобы  ориентироваться  в  темноте,  когда
станут  проходить  Гнилое  море.
 Перед  самым  выходом  Каретников  подозвал
к  себе  командира  разведывательной  сотни,  и  они
о  чем-то  поговорили.
 Матвей  в  нетерпении  жал  шенкелями  конские
бока.  Почуяв  запах  гнилой  воды,  конь  вертелся,
храпел,  не  хотел  идти.  Визгливое  ржанье  висело
в  ночи  по-над  берегом.
 Уж  искорками  казались  оставленные  позади  на
берегу  костры.  Несколько  всадников  из  разведыва¬
тельной  сотни  —  по  чьему  приказу?  —  взяли
в  сторону  от  брода,  провалились  в  грязь.  Снова
крики  и  ругань  в  ночном  мраке,  в  морозной  духоте
зловония.
 В  цепочке  рос  ропот.
 Еще  кто-то  провалился.
 —  Братишки!  —  послышался  вопль.  —  Это  нас
комиссары  нарочно!  На  погибель  послали!
 24*
 371

—  Измена!
 —  Извести  нас  хотят!
 —  Назад!
 —  Подавай  назад!
 —  Осаживай!
 Кони  сшибались  в  кромешной  ночи.
 Откуда-то  донесся  голос  Каретникова.  Но  непо¬
нятно,  что  он  орал,  да  его  никто  и  не  слушал.
 —  Черти!  Сволочи!  —  закричал  Матвей.  —  Иди¬
те  осторожнее!  Можно  пройти.
 Рядом  с  Матвеем  слышится  голос  Марченко:
 —  Не  в  ту  сторону  агитируешь,  хлопец!  Смот¬
ри,  засолишься  в  Сиваше.
 —  Да  ведь  можно...
 —  Поворачивай,  поворачивай...  Кабы  не  твоя
храбрость  —  другое  подумал  бы,  —  тесня  своей
лошадью  Матвеева  коня,  Марченко  заставил  его
повернуть.
 Вот  где  Бойченко  понадобились  все  силы,  чтобы
сдерживаться,  не  нажать  на  гашетку  «льюиса».
Едва  ли  не  кулаком  заткнул  Матвей  себе  рот,  смол¬
чал.  Не  себя  было  жаль  —  дела.
 Теперь  ему  уж  стало  не  до  криков,  не  до  матер¬
щины,  несшейся  из  темноты.
 Махновская  «армия»  повернула  вспять.
 Пронесся  приказ:
 —  Выйдем  на  берег,  подаваться  на  север,  за
Строгановку...
 Все  ближе  маячные  костры,  ярче.
 У  костров  —  Корк  в  бурке,  которая  в  мерцаю¬
щем  свете  кажется  огненной.  Изредка  искрятся  пла¬
менем  стекла  очков.  Махновцы  окружили  командар¬
ма  плотным  кольцом.  Гвалт,  крики,  ругань.
 —  Что  вернулась,  махновская  «армия»?
 —  Сам  поди!
 —  На  погибель  посылаешь?
 —  Измена!
 —  Что  скажешь,  Каретников?  —  не  слушая
криков,  Корк  подъезжает  к  махновскому  коман¬
дарму.
 —  Сиваш  непроходим.
 —  Врете!  —  резко  бросает  Корк.
 372

—  Непроходим!  Никто  не  пройдет  это  гнилое
болото!  —  закричал  Каретников.
 —  Струсили...
 Матвею  кажется,  что  он  видит,  как  Каретников
тянется  к  маузеру.
 Крики  смолкли.  Наступила  тишина,  в  которой
слышно  бряцание  уздечек  и  даже  потрескивание
костров.
 —  С  вами  только  время  упустили...  —  добавля¬
ет  Корк.  Эти  последние  слова  как-то  разрядили  об¬
становку.  Кольцо  вокруг  Корка  распалось.
 —  Посмотрим,  как  вы  пройдете!  —  сквозь  зубы
выговорил  Каретников  и  с  маху  хлестнул  коня.
 За  ним  молчаливой  нестройной  толпой  поскака¬
ли  пристыженные,  точно  побитые,  махновцы.
 Расположились  в  степи,  но  тепло  одетым  конни¬
кам  мороз  и  ветер  были  не  так  уж  и  страшны.
 Едва  Матвей  немного  отдохнул,  как  его  вызвал
Каретников  и  отправил  вестовым  в  штаб  Южфрон-
та,  снова  в  ту  же  Строгановку.
 —  Поешь  как  следует  и  отправляйся.  И  с  собой
еды  возьми.  У  голоштанников  не  разживешься.
 Гнилое  море  начиналось  рядом.  Не  море  —  по¬
лоса  болота,  шириной  в  восемь  километров.  Воню¬
чая  незамерзшая  грязь  жирно  поблескивала.
На  ней  не  осталось  и  следа  ночной  вылазки  махнов¬
цев.  Все  затянуло.
 Попробовал  Матвей  разглядеть  в  грязевой  дали
Литовский  полуостров,  до  которого  они  так  позорно
не  дошли.  Не  увидел.  Слишком  он  был  далеко,
а  берег,  где  стояла  Строгановка,  низок.
 Вблизи  и  поодаль  от  штаба,  как  и  в  Новонико-
лаевке,  горели  небольшие  костры,  а  около  томились
красноармейцы.  Они,  как  и  те,  что  в  Новониколаев-
ке,  были  одеты  в  подбитые  ветром  шинелишки,
папахи  под  смушку,  а  на  ноги  лучше  не  смотреть:
разваленные  сапоги,  из  которых  торчали  портянки,
ботинки  с  давно  отставшими  подметками.
 «Неужели  они  вот  так  пеше  и  пойдут!  В  такой
обувке,  по  колено  в  рапе,  едкой,  как  скипидар?»
Этого  Матвей  просто  не  мог  себе  представить.
 Порой  от  костров  доносился  смех.  Но  теперь
Матвею  даже  не  хотелось  подходить  к  огню.  Уж
373

кто-кто,  а  бойцы  знают  позорную  историю  с  «на¬
ступлением»  повстанцев.  Нет,  лучше  не  подходить.
 На  пронизываемой  ветром  улице,  над  плотными,
плечом  к  плечу,  рядами  красноармейцев  возвышал¬
ся  комиссар.
 —  Три  года  назад  в  этот  день  питерские
рабочие  с  оружием  в  руках  совершили  первую
в  истории  человечества  социалистическую  револю¬
цию.  А  сегодня  ночью  мы  идем  на  штурм  послед¬
него  оплота  белых  в  европейской  России!
 Помните,  товарищи,  трудящиеся  всего  мира  смот¬
рят  на  вас!  Они  ждут  нашей  победы!
 Коммунисты  нашей  армии  пойдут  первыми
в  штурмовых  колоннах!
 Равняйтесь  на  них,  товарищи!
 Да  здравствует  мировая  революция!
 —  Ур-ра!  —  понеслось  по  улице,  заполненной
бойцами.
 Потом  выступали  другие  бойцы  и  командиры,  и
каждый  заверял,  что  он  сам  и  его  товарищи  не  по¬
щадят  крови  и  самой  жизни  для  разгрома  вскорм¬
ленного  Антантой  «черного  барона».
 Затем  колонны  двинулись  в  ночной  мрак  Гнило¬
го  моря.  Бойцы  шли  спокойно,  деловито,  словно
впереди  пролегла  обыкновенная  дорога,  а  не  трясин¬
ная  хлябь  с  капканами  —  чеклаками.
 После  ухода  штурмовых  колонн  в  Строгановке
стало  как-то  непривычно  спокойно,  будто  не  оста¬
лось  тут  других  войск.  Но  спокойствия  не  было.
Воздух,  казалось,  подвывает  не  от  ветра  —  от  на¬
пряжения.  Берег  не  пустовал.  Вдоль  него  насколько
хватало  глаз  то  и  дело  вспыхивали  огоньки  само¬
круток.  Бойцы  ждали.
 В  штабе  тоже  ждали.
 Каждые  четверть  часа  глухо  гудел  зуммер  поле¬
вого  телефона.  Докладывали  с  Сиваша  о  пройден¬
ном  пути.
 В  штабе  стояло  напряженное  ожидание:  пока
все  шло  хорошо.
 Пройдена  половина  пути.
 Три  четверти...
 И  вдруг  там,  в  дальней  дали,  над  Сивашем,
словно  затеплились  голубые  зарницы.
 374

—  Прожектора!
 —  Прожектора,  гады,  включили!
 —  Прожектора!  Там  на  Литовском  —  круча.
Потому  и  видно.
 Текли  медлительные  секунды.
 Нй  звука  не  донеслось  с  той  стороны  Сиваша.
 И  опять  по  берегу  вразнобой  вспыхивали  огонь¬
ки  самокруток.
 В  штабе  задребезжал  телефон.
 Кто-то  ликующе  воскликнул:
 —  Не  заметили!
 Случилось  нечто  странное:  ветер  перестал  дуть.
Словно  сам  он  замер  в  ожидании.
 Но  это  было  плохо  и  стало  понятно  лишь  на
другой  день.
 А  в  те  минуты  затишья  над  кручами  Литовско¬
го  полуострова  заметались  прожекторы.  И  в  ночной
безветренной  тишине  стали  слышны  далекое  биение
пулеметов,  разрывы  гранат,  буханье  пушек  и  раз¬
рывы  снарядов.
 Штурмовые  колонны  начали  бой.
 Они  вступили  в  Крым.
 Тогда  в  ночную  мглу  Сиваша  ушли  новые  ко¬
лонны.  Им  предстояло  закрепиться  на  крымском
берегу.
 Но  к  утру  в  безветрии  и  оттепели  поднялся
туман.
 Звуки  боя  на  Литовском  перешейке  смолкли.
Из  сообщений  в  штаб  становилось  ясным  одно:
штурмовые  колонны  ворвались  и  закрепились  на  по¬
луострове,  а  подоспевшие  свежие  силы  погнали  вран¬
гелевцев  в  глубь  перешейка  —  к  Армянску  и
Ишуньским  позициям  —  второй  после  Перекопа  ли¬
нии  укреплений.
 Жизнь  штаба  Южфронта  становилась  все  напря¬
женнее.
 Командиры,  а  за  ними  и  вестовые  проклинали
промозглый  сивашский  туман,  который  помешал
51-й  дивизии  Блюхера  начать  вовремя  штурм  Ту¬
рецкого  вала.  Артиллерийская  подготовка  началась
уже  после  девяти  утра  и  гремела  еще  за  полдень.
Последовавший  штурм  захлебнулся.  Говорили,  что
больше  половины  бойцов  полегло...
 375

Захватившие  весь  Литовский  полуостров  и  дви¬
гавшиеся  на  Армянск,  а  частью  на  Ишуньские  по¬
зиции  части  15-й  и  52-й  дивизий  под  нажимом
врангелевцев  попятились  обратно  на  полуостров.
 Все  это  означало,  что  обстановка  осложнилась.
 Про  ветер  на  какое-то  время  забыли.  А  к  вечеру
седьмого  он  слабо  потянул  с  востока.  В  штаб  при¬
шли  проводники  штурмовых  колонн.  Они  долго  топ¬
тались  у  входа,  потом,  решившись,  вызвали  самого
главного  начальника.  Доложили,  что  вода  в  Си¬
ваше  начала  прибывать:  броды  под  угрозой.  Вторые
эшелоны  идут  на  Литовский  по  пояс  в  воде.
 В  темноте  послышался  конский  топот.  Круто  оса¬
див  лошадей,  у  штаба  остановилось  несколько  всад¬
ников.  Первым  легко  спрыгнул  на  землю  корена¬
стый  человек  в  черной  бурке.  Из-под  башлыка  вид¬
нелись  усы  и  короткая  борода,  обрамлявшая  лицо.
Он  передал  поводья  коноводу,  и  в  свете,  шедшем  из
распахнутой  двери  избушки,  Матвей  увидел  на  ру¬
каве  шинели  большую  матерчатую  звезду,  а  на  об¬
шлаге  четыре  нашитых  ромба.
 —  Товарищ  комфронта!  —  обратился  к  нему  на¬
чальник  штаба.  —  Вода  заливает  броды.
 «Фрунзе!»  —  понял  Матвей.  Он  стал  пригляды¬
ваться  к  нему  очень  внимательно  и  взглядом  не¬
плохого  рисовальщика  уловил  одну  особенность  во
внешности  командующего  фронтом.  Глаза.  На  ли¬
це,  усталом  и  осунувшемся  от  бессонницы,  они  вы¬
глядели  веселыми,  бойкими.  Но  это  была  не  весе¬
лость  и  не  бойкость  —  глаза  Фрунзе  как  бы  излу¬
чали  энергию,  светились  ею.
 Не  заходя  в  дом,  Фрунзе  и  его  сопровождающие
пошли  к  Сивашу.
 Во  мгле  Гнилого  моря  вспыхивали  багровым  све¬
том  разрывы  тяжелых  снарядов.  Врангелевцы  по¬
вернули  крепостные  орудия  Перекопа  и  обстрелива¬
ли  залив  беспрестанно.  Вдали  на  низких  тучах
плясали  грязно-оранжевые  отблески  непрекращаю-
щегося  боя  и  пожара.  Горел  Армянск,  подожженный
артиллерией  белых.
 Командующий  вернулся  с  Сиваша  не  скоро.  Бур¬
ки  на  нем  не  было,  а  полы  длинной  кавалерийской
шинели  по-солдатски  подоткнуты  за  пояс.  На  сапо¬
376

гах  густо  налипла  илистая  рапа.  Он  прошел
в  штаб.  Походка  его  была  уверенна  и  тверда.
 Скоро  вестовой  кликнул  Матвея.  Ему  вручили
пакет.  Взлетев  на  застоявшегося  коня,  Бойченко
пустил  его  аллюром.
 Каретников  со  штабом  вечеряли  у  костра;
командующий  «армией»  Махно  сидел  в  своей  обыч¬
ной  позе,  опершись  ладонями  о  колени  и  расста¬
вив  локти.
 —  Драпают  красные?  —  спросил  он,  принимая
пакет.
 Услышав  в  ответ,  что  красноармейцы  вброд  пе¬
решли  Сиваш,  захватили  Литовский  полуостров  и
закрепились  там,  Каретников  помрачнел.  Одно  де¬
ло  —  красные,  но  трусом  перед  батькой  ему  выгля¬
деть  не  хотелось.  И  еще  с  победой  в  Крыму  и  ак¬
тивным  участием  в  ее  достижении  Нестор  Иванович
связывал  много  надежд  на  выгодные  поблажки
«махновской  республике»  от  Советской  власти.
Не  переборщил  ли  он,  Каретников,  сознательно  не
справившись  со  «взбунтовавшейся»  «армией»  на  Си¬
ваше  два  дня  назад?  И  приказ,  короткий  и  не  до¬
пускавший  ни  возражений,  ни  проволочек,  каза¬
лось,  подтверждал  его  подозрения.
 Хлопнув  ладонями  по  коленям,  Каретников  под¬
нялся  и  глухо,  негромко  бросил:
 —  По  коням!
 —  По  коням!  По  коням!  —  разнеслось  по  мах¬
новскому  стану.
 —  И  тачанки  с  нами?  —  спросил  у  Каретнико¬
ва  начальник  штаба  Гаврюшенко.
 Каретников  посмотрел  на  Матвея.  Бойченко  по¬
нял  немой  вопрос:
 —  Красные  и  орудия  на  ту  сторону  перево¬
локли...
 —  Тачанки  с  нами,  —  подтвердил  Каретников.
 Махновцы  снялись  и  двинулись  к  Сивашу  по-де¬
ловому.  Уж  всем  стало  известно,  что  красные  пе¬
хотинцы  утерли  нос  спесивому  батькову  воинству.
 По-прежнему  били  по  Сивашу  тяжелые  орудия
с  Перекопа,  огненные  гейзеры  вспучивались  во  тьме,
а  далеко,  у  горизонта,  не  меркли  на  днищах  туч
отсветы  рыжего  пламени  от  пожаров.
 377

Каретников  отправился  в  штаб.  О  чем  там  у  него
шла  речь  с  командующим  фронта,  Матвей  не  мог
знать,  только  вернулся  оттуда  Каретников  мрачнее
осенней  тучи  и  с  ходу  ринулся  в  Сиваш,  пышущий
разрывами  тяжелых  снарядов.
 Двигались  от  вехи  к  вехе,  поставленных  еще  бой¬
цами  штурмовых  колонн.  А  сбочь  от  вех  по  колено
в  грязи  жители  Строгановки  и  Владимировки  нава¬
ливали  дамбу.  Кое-где  в  низинах  в  дамбу  уже  хлю¬
пали  мелкие  злые  волны  —  вода  прибывала.
 Вдруг  Матвей  в  удивлении,  почти  в  испуге,  при¬
держал  коня.  Он  увидел  людей,  цепочкой,  метрах
в  десяти  друг  от  друга,  стоящих  по  пояс  в  соляной
рапе.
 —  Что  вы  делаете?  —  спросил  Бойченко,  борясь
со  своей  буркой,  развеваемой  ветром.
 Ближний  к  нему  парень  подул  в  скрюченные  от
холода  пальцы:
 —  Связь  держим.
 Только  теперь  Матвей  заметил  телефонные  про¬
вода  в  руках  этих  живых  столбов.
 —  С  ума  сошли!  Без  ног  останетесь.  Отморо¬
зите.
 —  Нельзя  провод  в  воде  проложить.  Изоляция
не  выдерживает...  Разъедает  рапа  изоляцию...
 Снаряды  стали  рваться  ближе  к  броду.  Вранге¬
левцы,  видно,  стреляли  по  квадратам,  не  зная,  где
проходят  колонны.  Несколько  тачанок  разнесло
в  щепы.  Кони  с  всадниками  шарахались  в  стороны.
Слышались  крики  о  помощи.  И  тут  же  смолкали.
 Конница  рвалась  вперед.
 «Дурачье,  —  то  ли  подумал,  то  ли  прошептал
Матвей.  —  Пятого  переправились  бы  без  таких  по¬
терь...»
 Они  подходили  к  Литовскому  полуострову.  В  не¬
верном  отсвете  боя  и  пожара  проступили  темные
кручи  берега,  когда  справа,  вдали,  в  стороне  Турец¬
кого  вала,  точно  разразилась  гроза.  Там,  на  низких
тучах,  словно  на  экране,  заплясали  блики  разрывов.
Батареи  перенесли  огонь  на  перешеек.  Заметались
иссиня-бледные  лучи  прожекторов.
 «51-я  дивизия  пошла  на  ночной  штурм»,  —  по¬
нял  Матвей.
 378

Так  оно  и  было.
 А  через  полчаса  там  все  смолкло,  и  лишь  не¬
сколько  оставшихся  в  целости  прожекторов  совер¬
шали  на  тучах  неистовую  пляску.
 Чья  взяла,  тогда  еще  можно  было  только  дога¬
дываться.  Об  успешном  четвертом  штурме  Турец¬
кого  вала,  о  преодолении  всех  семнадцати  рядов
проволочных  заграждений,  заложенных  на  дне  рва
фугасов,  огня  сотен  пулеметов  и  десятков  орудий
в  штабе  Каретникова  узнали  днем,  когда  группа
вышла  на  исходные  позиции  за  боевыми  порядками
15-й  дивизии,  штурмующей  вторую  линию  укрепле¬
ний  врангелевцев  —  Ишуньские  позиции.
 Глядя  в  сторону  белых  из-под  ладони,  Матвей
скорее  догадался,  чем  увидел,  —  конница.  Кавале¬
рийская  лава  расплеснулась  километра  на  полтора
и  двигалась  густо,  верно,  стремя  в  стремя  и  не
в  один  ряд.
 —  Тысячи  четыре...  А  может,  больше...
 Это  проговорил  Каретников.  Он  что-то  обмозго¬
вывал,  на  что-то  решался.  Лавина  могла  не  только
опрокинуть  пехоту...  Было  видно,  как  левый  фланг
15-й,  прижатый  к  Сивашу,  уже  стал  осаживать,
беспорядочно  отступая...  Разогнав  пехоту,  кавале¬
рия  белых  с  налету  могла  смести  и  махновскую  кон¬
ницу.  А  ей,  как  и  всем,  отходить  было  уже  некуда:
вода  в  Сиваше  поднялась.
 —  Матвей!  —  рявкнул  Каретников.  —  К  Кожи¬
ну.  Скажи  Фоме  —  все  тачанки  вперед  и  развернуть
по  белым.  Швыдко!
 Бойченко  летел  километр  с  такой  скоростью,  что
конь  был  в  мыле.
 Фома  Кожин,  наверное,  и  сам  правильно  оценил
обстановку,  приготовился,  ждал  только  приказа.
Поднявшись  во  весь  рост  на  тачанке,  гаркнул  свое
страшное:
 —  Хло-опцы!  Робигрязь!
 Матвей  поскакал  на  КП.  Оттуда  он  увидел,  как,
выгнувшись  дугой,  навстречу  лавине  врангелевской
конницы  мчатся  двести  махновских  тачанок.  Вот
они  проскочили,  оставив  за  собой  отступающую  пе¬
хоту.
 Уже  лишь  сотни  метров  отделяли  тачанки  и  ре¬
379

вущую  лаву  кавалерии.  Земля  мелко  дрожала  от
топота  тысяч  коней.
 Тогда,  следуя  за  командирской,  тачанки  одна  за
другой  описали  полукруг  и  остановились.  Плотный,
убийственный  ливень  обрушился  на  белую  кавале¬
рию.  Наткнувшись  на  огненную  преграду,  конники
сбились,  заклубились  опрокидывающейся  волной.
Все  смешалось:  вздыбленные,  рухнувшие,  бегущие
кони,  тусклый  блеск  клинков  в  пасмурном  дне,  воз¬
детые  руки,  груды  тел.
 И,  разбившись  об  огненную  преграду,  оставив  на
месте  столкновения  горы  трупов,  редкие,  жалкие
ручейки  конницы  Врангеля,  отдельные  всадники  по¬
вернули  вспять.  Теперь  было  видно,  как,  настигну¬
тые  пулями,  валятся  на  скаку  лошади,  сбрасывая
всадников,  как  вскидываются  в  стременах  и  скаты¬
ваются  наземь  кавалеристы...
 Это  был  один-единственный  раз,  когда  махновцы
по-настоящему  приняли  участие  в  деле,  в  эпизоде
великой  битвы  за  освобождение  Крыма.
 Через  два  дня,  когда  красные  полки  прорвали
Ишуньские  укрепления,  группа  Каретникова,  при¬
данная  2-й  Конной  армии,  повернула  на  Симферо¬
поль,  но  так  и  не  дошла  до  него.  На  пути  махновцев
появилась  легкая  добыча  —  трофеи.  Привычка  и
соблазн  к  грабежу  сделали  свое  дело.  Махновское
воинство  разбивало  склады  с  обмундированием  и
продовольствием.  Пьяные,  осатаневшие  от  разгула
повстанцы  врывались  в  дома,  таща  ценности  и  на¬
бивая  пресловутые  кисеты.  Это  был  мятеж.
 Никакие  старания  Каретникова  и  его  штаба  оста¬
новить  вольницу  успеха  не  имели.  В  своем  тылу
наступающие  красные  части  опять  вынуждены  были
драться  с  зарвавшимися  махновцами.  Группа  Карет¬
никова  была  объявлена  врагом  Советской  власти.
 *  *  *
 Лобода  в  Харькове  стал  работать  в  ЧК,  в  отделе
ББ  —  борьбы  с  бандитизмом.  Иван  получил  специ¬
альное  задание  —  возглавить  оперативную  группу
по  наблюдению  за  делегацией  махновской  армии  во
главе  с  Поповым.  Сам  Лобода  должен  был  оставать¬
ся  в  тени  и  не  попадаться  на  глаза  своим  бывшим
«соратникам».  Лобода  занял  комнату  в  доме  про¬
380

тив  квартиры,  где  жили  махновцы,  и  выходил  на
улицу  только  поздно  вечером.  Оперативные  работ¬
ники,  которые  были  в  его  распоряжении,  уже  знали
повадки  не  только  членов  делегации,  но  и  каждого
из  рядовых  махновцев,  приехавших  в  качестве  те¬
лохранителей  «высоких  особ».
 «Дипломаты»,  приведя  себя  в  относительный  по¬
рядок,  садились  в  роскошный  «кадиллак»  и  отправ¬
лялись  вершить  судьбы  «вольных  Советов».
 Лобода  знал,  что  переговоры  в  Совнаркоме  ве¬
лись  не  без  дипломатии.  Но  у  Попова  складывалось
твердое  убеждение,  что  в  Харькове  боятся  Махно.
Так  Попов  и  доносил  батьке  через  связных.  Тот  же
торопил  только  с  одним  —  с  подписанием  четвер¬
того  пункта,  советовал  идти  на  любые  «территори¬
альные  уступки»  —  потом,  мол,  видно  будет,  как
пройдет  граница  «махновской  республики».
 Вечером  к  махновцам  «на  огонек»  приходили
какие-то  люди,  начиналась  пьянка  со  стрельбой  и
руганью.  Иногда  у  них  бывал  Аршинов-Марин.
 Только  узнав  от  командования,  что  своим  пре¬
дательским  поведением  и  грабежами  «махновская
армия»  поставила  себя  вне  закона,  заместитель
председателя  ВУЧК  Янушевский  вызвал  Клаусена
и  передал  ему  ордера  на  аресты  полпредов  Махно.
 Клаусен  отправился  к  Лободе.
 —  Иван,  как  подопечные  себя  чувствуют?
 —  Леокадия,  хозяйка  ихняя,  три  раза  стекло
у  лампы  меняла,  —  ответил  Лобода.
 —  При  чем  здесь  стекла  для  ламп?  —  удивился
Клаусен.
 —  Яркая  примета.  Как  налижутся  —  так  стре¬
лять.  Бывает,  по  обойме  выпустят,  а  стекло  —  це¬
лое.  Сегодня  три  разбили.  Выходит,  не  в  лоскуты
упились,  а  так  себе.  Опасные.  Надо  принять  ме¬
ры  —  дом  как  следует  оцепить.  Чтоб  не  улизнули.
 —  Вот  давай  об  этом  и  поговорим...
 К  полуночи  чекисты  оцепили  дом,  где  прожива¬
ла  махновская  делегация.  В  квартиру  пошли  Клау¬
сен,  Лобода  и  несколько  бойцов.  Входная  дверь  была
не  заперта,  но  открыть  ее  что-то  мешало.  Кто-то
подпирал  ее  изнутри.  Лобода  и  Клаусен  поднажали
сильнее.  Под  дверью  послышалось  мычание.  С  пола
381

за  дверью  попробовал  подняться  пьяный  махновец.
Став  на  четвереньки,  он  пытался  боднуть  входя¬
щих.  Потом  вытаращил  глаза,  всматриваясь  в  лицо
Лободы,  и  полез  целоваться.
 —  Хворый...  друже...  Приихав!
 —  Цыц,  Микита.  Не  голоси.  Где  Попов?
 —  Да  туточки.  У  комнати...  Туточки...
 Шедший  за  Иваном  боец  заткнул  махновцу  рот
и  вытащил  на  лестничную  площадку.  Лобода  пер¬
вым  вошел  в  большую  комнату.  По  углам,  кто  на
чем,  взапуски  храпели  махновские  «дипломаты».
Под  потолком  от  прикрученного  фитиля  лампы
с  разбитым  стеклом  тонкой  струйкой  поднималась
копоть.  На  полу  валялись  опрокинутые  бутылки,
остатки  еды.  Посреди  стола  меж  тарелок  лежал  мау¬
зер  без  коробки.  Попов  валялся  навзничь  на  дива¬
не  в  одном  сапоге.  Лобода  подошел  к  нему,  принял¬
ся  тормошить.
 —  Вставай,  черноморец,  проспишь  мировую
анархистскую  революцию.
 Услышав  знакомый  голос,  Попов  спросонья,  бес¬
смысленными  белесыми  глазами  глянул  на  Лободу,
не  понимая,  в  чем  дело.
 —  Какими  судьбами,  Иван?  От  Нестора  Ивано¬
вича?  Что  привез?
 —  Вот  почитай.  Только  руками  не  лапать,  —  и
Лобода  показал  ордер  на  арест.
 Попов  сплюнул,  хотел  повернуться  на  другой
бок,  но  Иван  удержал  его:
 —  Видишь?
 Только  теперь  Попов  очнулся  и,  очевидно,  вспом¬
нил,  что  Лобода  исчез  еще  под  Зеньковом,  в  авгус
те.  Мгновенно  вскочив,  он  рванулся  к  столу  за
маузером.  Но  оружие  уже  было  в  руках  Клаусена.
 —  Нехорошо  так,  Попов.  Нехорошо.  Давай  оде¬
вайся  и  пошли.
 В  это  время  другие  чекисты  обыскивали  Будано¬
ва,  Хохлотву  и  Бондаренко  —  шофера  махновской
делегации.
 За  столом,  отодвинув  всякую  снедь,  уместился
Клаусен  и  писал  протокол.
 Глядя  в  упор  на  Лободу,  Попов  стал  медленно
вытягивать  из  снятого  сапога  портянку.  Иван  ки¬
382

нулся  на  Попова,  сильно  толкнул  его  в  грудь  и  вы¬
рвал  из  рук  сапог.
 —  Товарищ  Лобода,  так  нельзя,  —  заметил
Клаусен.  —  Не  положено.
 —  А  вот  так  положено?  —  гневно  сказал  Ло¬
бода,  вынув  из  сапога  наган  со  взведенным  курком.
 Наутро  Попова,  Буданова  и  Хохлотву  по  распо¬
ряжению  Дзержинского  отправили  в  Москву.  Там
их  приговорили  к  расстрелу.
 Через  несколько  дней  в  Харькове  арестовали
всех  членов  секретариата  конфедерации  «Набат»,
в  том  числе  Аршинова-Марина  и  Барона.  После
двухнедельной  отсидки  постановлением  президиума
ЦК  партии  Украины  одиннадцать  главарей  «наба-
товского»  подполья  были  выдворены  за  границу.
 ❖
 Плотной,  подобно  волчьей,  стаей  спасались  уце¬
левшие  от  разгрома  махновцы.  Их  осталось  чело¬
век  семьдесят.  И  с  ними  Бойченко.
 Вчера  ночью  восставшая  группа  Каретникова  бы¬
ла  зажата  красными  частями.  Окружив  кавалерию
тачанками,  Каретников  попробовал  прорваться  на
север,  через  Перекоп,  в  Северную  Таврию,  к  Гуляй-
полю.  Но  схватка  длилась  недолго.  Часть  тачанок
захватили,  часть  уничтожили,  часть  повстанцев  сда¬
лась.  Тогда  Каретников  попытался  с  кавалерией
удрать  от  справедливого  гнева.  Однако  сам  он  был
убит  в  бою.  Только  горстке  конников  удалось  про¬
рваться  за  Перекоп.  А  начальник  полевого  штаба
Петр  Гаврюшенко  со  штабниками  и  документами  не
успел.
 Уже  за  полночь  они  добрались  до  Япуджи,  что
неподалеку  от  Джанкоя.  Постучались  в  крайнюю
хату.  Дверь  открыл  старик,  оглядел  толпу  во  дворе.
 —  Сколько  же  вас?  —  спросил  он.  —  Все  не
уместитесь.  Пойдите  вон  к  соседям.
 —  Ничего,  батя,  —  оттирая  хозяина  в  хату,  ска¬
зал  Гаврюшенко.  —  Мы  только  до  рассвета,  а  там
уйдем.  Хлопцы  в  хлеву  разместятся.  Соседей  тре¬
вожить  не  будем.
 У  ворот  Гаврюшенко  оставил  караул.
 Наспех  закусив  из  своих  запасов  и  выпив  само-
 383

гону,  чтоб  немного  согреться,  махновцы  крепко
уснули.
 Матвей  оказался  в  очень  сложном  положении.
Отлучись  он  —  кто  знает,  куда  подастся  Гаврюшен¬
ко,  а  сообщить  своим  —  как?  До  Перекопа  отсюда
недалеко,  можно  прорваться  к  Махно.  О  том,  что
подручному  Каретникова  —  Марченко  уже  удалось
проскочить  Перекоп,  Матвей  не  знал.
 Бойченко  устроился  на  земляном  полу  в  клуне.
Он  очень  продрог  и  не  мог  заснуть.  Поднялся,  вы¬
шел  во  двор.  Было  холодно  и  сыро.  В  полутьме  пер¬
вого  света  он  приметил  в  глубине  двора  сутулую
фигуру  хозяина,  одетого  в  светлую  поддевку.  Ста¬
рик  двигался  от  сарая  к  хлеву,  постоит  немного  —
и  опять  к  сараю.  Матвей  подошел  к  нему  и  спросил:
 —  Что,  дед,  не  спится?
 —  Та  боязно,  сынок,  —  ответил  старик.  —  Вре¬
мя  ненадежное.  На  прошлой  неделе  тоже  на  постое
были.  По  всему  селу  все  порастаскали.  У  меня  по¬
следнюю  телку  увели.  Старуха  до  сих  пор  не  опра¬
вится.  Как  ушли,  так  приехал  комиссар  красных.
Митинг  собрал.  Говорит,  мол,  то  не  красные  были,
а  Махно,  как  наши  зеленые,  значит,  —  повстанцы.
Если  что,  сказал,  шлите  гонца  ко  мне  на  станцию,
сразу  порядок  наведем.  Красная  Армия,  сказал,  гра¬
бежами  не  занимается.  Мы,  стало  быть,  за  народ.
 —  А  телку  вернули?  —  спросил  Матвей.
 —  Где  ж  ее  вернуть,  сынок?  Тут  недалеко  це¬
лый  бой  был.  Между  красными  и  этими  махнами.
 У  Матвея  мелькнула  мысль:  узнай  старик,  что
у  него  остановились  махновцы,  обязательно  побежит
на  станцию  предупредить  комиссара.
 —  А  где  эта  станция,  дед?  Далеко?
 —  Та  версты  четыре  буде.
 —  Знаешь,  старик,  —  шепотом  сказал  Бойчен¬
ко.  —  Эти  тоже  махновцы.
 —  Господи!  Махно!..  —  перекрестился  старик  и
стал  медленно  пятиться  от  Матвея.
 —  Ты,  дед,  меня  не  бойся.
 —  Не  выдашь?  —  еле  дыша,  выговорил  старик.
 —  Ни...
 Продолжая  пятиться,  старик  скрылся  в  хате.  По¬
том  вывел  такую  же  сгорбленную,  как  сам,  стару¬
384

шонку.  Они  крадучись  миновали  хлев,  кряхтя
перелезли  через  низенький  заборчик  и  пошли
задами.
 «Пожалуй,  я  не  ошибся  в  старике,  —  подумал
Матвей.  —  Только  скоро  ли  он  доберется  до  стан¬
ции?  И  успеют  ли  нас  схватить?»
 И  часа  не  прошло  после  ухода  стариков,  как
поднялся  адъютант  начальника  полевого  штаба  и
разбудил  Гаврюшенко.  Тот  распорядился  всех  под¬
нимать.
 —  На  сборы  пять  минут!  —  распорядился  Гав¬
рюшенко.  —  Давай  мне  чего  пожрать  и  флягу.
 —  Хлеба  нема,  —  сказал  адъютант.  —  Зараз
пийду  до  хозяйки.
 Вернулся  он  тотчас  и  с  тревогой  сообщил,  что
нет  ни  хозяйки,  ни  старика,  —  утекли.
 —  Як  нема?  —  рявкнул  Гаврюшенко  и,  спохва¬
тившись,  уже  тихо  приказал:  —  Всим  по  коням!
Швыдче!  Швыдче!  И  щобы  було  тихо.  Не  разбу¬
дить  сило...
 Опасность  подхлестывала.  Через  несколько  ми¬
нут  штабные  на  двух  тачанках  и  полусотня  развед¬
ки  змейкой  потянулись  по  оврагу  на  северо-запад.
Рассветало,  но  по  низине  стлался  густой  туман,
скрадывавший  звуки.  От  холода  и  спросонья  мах¬
новцы  то  и  дело  прикладывались  к  флягам.  Кони
похрапывали.  Однако  группа  двигалась  довольно  ти¬
хо.  Гаврюшенко  остановил  тачанку,  развернул
карту  и  еще  раз  сверил  по  трехверстке  и  компасу
направление.  Из  соседней  тачанки  подошли  Матвей
и  помощник  начальника  штаба,  бывший  подпору¬
чик  царской  армии.
 —  Еще  три  версты  —  и  будет  хутор,  —  сказал
Гаврюшенко.  —  Там  перебудем  день.  Из  хутора  ни¬
кого  не  выпускать.  Направим  группы  для  разведки.
Надо  узнать  ночной  пароль  по  гарнизонам  красных.
А  с  темнотой  пойдем  по  два-три  человека  через  Пе¬
рекоп  на  Мелитополь.  Там  сборы  —  и  на  Гуляйполе,
как  приказал  батька.  Проверить,  чтобы  хлопцы  осо¬
бо  не  пили  и  были  в  красноармейской  форме  и  звез¬
дочках.  Обмундирование  у  всех  в  сумах  есть.
 На  хутор  ворвались  засветло,  выставили  дозоры,
хотя  весь  хутор  и  состоял  из  четырех  дворов.  На-
 25  Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5
385

скоро  перекусили  тем,  что  нашлось  в  хатах,  и,  из¬
рядно  выпив,  снова  завалились  спать.
 Матвей  нервничал.  Неужели  им  все-таки  удастся
проскочить  Перекоп?  Попал  ли  старик  на  станцию
или  струсил?
 День  настал,  но  туман  так  и  не  рассеялся.
 Вдруг  Матвей  услышал  далекий  выстрел.  Потом
еще  два.  На  крыльцо  выскочил  адъютант  Гаврю¬
шенко  и  стал  прислушиваться.  Поднялись  люди  и
в  соседних  хатах.  Из  тумана  проступили  силуэты
красноармейцев  с  винтовками  наготове  и  окружили
дома.  Адъютант  не  успел  и  опомниться,  как  два
дюжих  бойца  скрутили  ему  руки,  заткнули  рот.
Три  человека  в  кожанках  и  несколько  красноар¬
мейцев  ворвались  в  дом,  где  расположился  штаб.
Гаврюшенко  вскочил,  спросонья  не  понимая,  в  чем
дело.  Его  помощник  рванулся  к  пулемету,  но  его
успел  опередить  один  из  особистов.
 Ошеломленные  неожиданной  развязкой,  штабни¬
ки  сдали  оружие  и  стояли  растерянные,  с  подняты¬
ми  руками.
 —  Кто  из  вас  будет  Гаврюшенко  Петр?  —  спро¬
сил  коренастый  чекист  в  кожанке.
 —  Я  есть  Гаврюшенко,  начальник  полевого
штаба  группы  Каретникова.
 —  Где  документы  штаба?
 —  Вот,  —  Гаврюшенко  показал  глазами  на  два
железных  ящика.  —  И  еще  в  моей  тачанке  и  у  мо¬
его  помощника.
 —  Кто  помощник  начальника  штаба?
 Гаврюшенко  указал  на  махновца,  который  хотел
было  броситься  к  пулемету.  Его  продолжали  дер¬
жать  за  руки  два  бойца.
 —  Оставьте  его,  товарищи,  —  распорядился  ко¬
ренастый,  который,  видимо,  был  старшим.  —  Нику¬
да  он  от  нас  не  денется.  Гаврюшенко,  где  командир
сотни?
 —  Командир  сотни  остался  при  Каретнико¬
ве,  —  ответил  Гаврюшенко,  —  а  здесь  со  мной
командир  полусотни  конной  разведки.  Он  там,  в  со¬
седнем  доме.  Я,  товарищ  начальник,  решил  добро¬
вольно  сдаться.  Учтите.
 386

—  Ладно,  там  разберемся.  А  кто  у  вас  из  культ-
отдела?
 —  Я,  Бойченко  Матвей.
 —  Ну  и  культурщик  при  этой  шпане,  —  рассме¬
ялся  особист,  и  взгляд  его  на  несколько  мгновений
задержался  на  Бойченко.  —  Эту  троицу  и  команди¬
ра  полусотни  ко  мне,  в  особый  отдел.  Остальных
под  конвоем  в  комендантскую  роту.
 В  особом  отделе  армии  махновских  командиров
вызывали  на  допрос  по  одному.  Третьим  был
Матвей.
 —  Прошу,  садись,  товарищ  Бойченко.  Я  —
Быстрых,  —  сказал  чекист  и  подошел  к  Матвею.  —
Вот  и  свиделись.  Поздновато  чуток.  Раньше  никак
не  получалось.  Каретников  держал  себя  особняком.
С  другими  нашими  людьми  удалось  связаться.
А  вот  к  штабу  —  не  подступись.  Старика  ты  надо¬
умил?
 —  Я,  товарищ  Быстрых.
 —  Так  я  и  понял.  Документы  штаба  мы  все
взяли?
 —  Все.
 —  Отлично.  Есть  распоряжение  прибыть  тебе
в  Харьков...  Но  до  Николаева  придется  в  этой  ми¬
лой  компании  оставаться.  Извини,  товарищ  Бойчен¬
ко.  Так  надо.
 *
 Гордеев  сидел  в  штабе  у  Белаша.  Болтали  о  пу¬
стяках,  о  всякой  всячине,  потому  что  говорить  о  де¬
лах  просто  не  хотелось.  Плохи  были  дела.  Получив
телеграмму  от  командующего  Южным  фронтом  —
Фрунзе,  в  которой  батьке  предписывалось  в  срочном
порядке  своею  властью  призвать  к  порядку  распоя¬
савшуюся  в  Крыму  вольницу,  Махно  и  пальцем  не
шевельнул,  посчитав,  что  командование  еще  не  Со¬
ветское  правительство,  а  на  героев-освободителей
Крыма  «клевещут  комиссары».  Были  и  другие  по¬
воды  для  беспокойства:  ни  листовки,  ни  сладкие
слова  о  вольной  жизни  в  махновской  «армии»  не
имели  успеха  среди  голытьбы  Гуляйполыцины  и
окрестных  уездов.  Получив  землю  или  предвидя  ее
получить  без  всякой  помощи  батьки,  причем  гораз¬
25*
 387

до  больше,  чем  при  уравнительной  дележке  с  сохра¬
нением  наделов  кулака,  незаможники  шли  в  части
Красной  Армии.
 Другое  дело  —  пришедшие  к  Махно  остатки  пет¬
люровских  и  прочих  банд.  Тем  было  все  равно,  где
гулять.  Но  они  с  удовольствием  свирепствовали  в  се¬
лах  и  очень  неохотно  вступали  в  бой  с  войсками,
предпочитая  отсидеться  в  лесах,  прикинуться  при
случае  мирными  селянами.
 В  общем,  затея  батьки  с  формированием  Второй
Гуляйпольской  армии  имени  Махно  провалилась.
Три  тысячи  поскребышей  чуть  не  со  всей  Украины,
которые  и  собрались  вместе  потому,  что  страшно
было  оставаться  в  одиночку,  не  армия.
 Под  окном  послышались  визгливые  звуки  гар¬
мошки.
 Посреди  улицы  шел  заплетающимися  шагами
батька  и  неимоверно  растягивал  яркие  ситцевые
мехи.  За  ним  почтительно,  на  два  шага  сзади,  ше¬
ствовал  хмурый  Левка.  Увидев  прильнувших  к  ок¬
нам  Белаша  и  Гордеева,  Махно  круто  свернул
к  штабу.  Ввалился  в  хату,  хмыкнул:
 —  Думаете  —  пьян  батька...  Нет!  Поминки  Не¬
стор  Иванович  справляет.  Тризну!
 Белаш  и  Гордеев  переглянулись.
 —  Каретников  убит...  —  пояснил  Левка.  —
В  Харькове  арестованы  Попов,  Буданов  и  Хох-
лотва...
 —  Горилки!  —  потребовал  батька.
 «Чисто  сработали  чекисты!»  —  подумал  Гор¬
деев.
 Подойдя  к  столу,  батька  смахнул  на  пол  опера¬
тивные  планы:
 —  Псу  под  хвост!  Окружены  мы!
 —  Как?  —  встрепенулся  Белаш  и  посмотрел  на
Левку.
 —  Части  42-й  дивизии  кольцом  охватили  Гу¬
ляйполе,  —  ответил  Левка,  мрачно  посмотрев  на
начальника  штаба.
 —  Откуда  красные  знают,  что  мы  собирались
отвоевать  территорию?  —  воскликнул  батька,  швыр¬
нув  в  угол  гармошку.  —  Почему  они  все  зна¬
ют?  А?
 388

Белесыми  хмельными  глазами  батька  оглядел
приспешников.
 —  Кругом  комнезамы...  —  проговорил  Белаш.  —
Незаможники  следят  за  каждым  нашим  шагом.
 Хозяйка  уже  тащила  четверть  горилки,  сало,
квашеную  капусту.  Хватанув  стакан  самогона,
Махно  как-то  отрезвел  и  утихомирился.
 —  Ни-че-го...  Комис-сары!  Нестор  Иванович  еще
себя  покажет,  —  тут  батька  прижал  палец  к  гу¬
бам.  —  Ух,  заплатит  мне  ЧК...  комнезамы  эти...
Всех,  всех,  всех  —  в  расход.  Рубать,  крошить!  Что
не  пьете?
 Откинувшись  на  спинку  стула,  щуплый,  узко¬
плечий  батька  прищурился,  словно  уже  видел  пе¬
ред  собой  новые  горы  изуродованных  трупов.
 —  Ни-че-го...  —  сквозь  зубы  процедил  он.  —
Вырвемся.
 —  Как?  —  спросил  Белаш.
 —  Увидишь,  —  не  глядя  на  него,  ответил  бать¬
ка.  Он  уже  и  не  пытался  скрывать,  что  никому  не
доверяет.  —  Рубать,  рубать,  на  куски,  в  кашу...
 И  Махно  вырвался.  На  другой  же  день.  Оста¬
вив  на  произвол  судьбы  большую  часть  своей  трех¬
тысячной  армии,  он  прорвал  кольцо.
 Гордеев,  уходивший  вместе  с  махновцами  на
тачанке  Белаша,  только  подивился  батькиной  ре¬
шительности  и  самоуверенности.
 Ночью  триста  конников  батьковой  сотни,  не  об¬
ремененные  ни  обозами,  ни  госпиталями,  никакими
тыловыми  частями,  резко  свернули  на  север,  потом
на  запад,  проскочили  днепровскую  переправу.  Шли
глухими  дорогами,  обходя  села,  пока  не  убедились,
что  надолго  оторвались  от  преследования.
 Ужинал  Гордеев  вместе  с  батькой.
 —  Вот  что,  Илья,  —  в  конце  трапезы  сказал
Махно.  —  Подавайся  от  меня.  Не  дело  тебе  мо¬
таться  с  нами.
 —  Пожалуй,  —  ответил  Гордеев,  сдерживая  ра¬
дость.
 —  В  Харьков?
 —  Нельзя.  Аресты  там,  наверное,  среди  наба-
389

товцев.  Раз  Попова  взяли,  то  и  их  в  покое  не  оста¬
вят.  Одного  поля  ягоды...
 —  Куда  же  ты  денешься?  —  полюбопытствовал
батька.  Был  он  еще  трезв  и  немного  сентимен¬
тален.
 —  В  Елисаветграде  пока  отсижусь.
 —  Жди,  Гордеев,  от  меня  человека.  Понадо¬
бишься  —  позову.  Денег  на  дорогу  и  на  житье
дам  —  заслужил.
 —  Добро,  Нестор  Иванович.  За  заботу  спасибо.
А  вы  в  какие  края?
 Махно  насторожился,  цепко  глянул  в  лицо  Гор¬
деева,  нехотя  процедил:
 —  Узнаешь...  Услышишь...
 В  Елисаветграде  Илья  занял  свою  прежнюю
квартиру.  В  тот  же  вечер  к  нему  по  старому
матвеевскому  паролю  пришел  человек  из  губчека.
Гордеев  сообщил,  где  и  как  он  расстался  с  Махно.
Чекист  сказал  ему,  чтоб  оставался  в  городе,  в  Харь¬
ков  не  ездил.  Там,  как  и  предполагал  Илья,  наба-
товцы  —  активные  члены  секретариата  —  аресто¬
ваны.
 —  А  что  мне  делать?  —  спросил  Гордеев.
 —  Ничего...  Занимайтесь  чем  хотите,  —  ответил
чекист.  —  Надеюсь,  бывшие  ваши  товарищи  по  кон¬
федерации  не  выдадут  вас  нам.
 —  Простите,  то  есть...  как  это?  —  удивился
Илья.
 —  Почти  все  они  порвали  с  «Набатом».  Кое-
кто  остался  анархо-индивидуалистом.  Совершенст¬
вуются  в  теории  и  служат  в  советских  учрежде¬
ниях.
 —  А  мне  можно  работать?
 —  В  общем,  для  ЧК  вы  здесь  нелегально,  —
сказал  чекист.  —  Тем  более  что  за  вами  в  любое
время  может  приехать  человек  от  Махно.  У  вас
есть  карта  Украины?
 —  Должна  быть.
 —  Когда  придет  посланец  от  Махно,  постарай¬
тесь  ногтем  сделать  отметку,  куда,  хотя  бы  при¬
мерно,  вас  повезут.  Это  нам  очень  нужно.
 —  Конечно,  конечно...  —  закивал  Гордеев.
 —  Продуктами  мы  вам  поможем.
 390

—  Спасибо,  спасибо.  У  меня  есть  деньги...  я  же..»
там  работал.  Выпускал  газету.
 —  6  городе  вы  вряд  ли  что  достанете  за  день¬
ги.  А  спекуляцию  мы  пресекаем...
 —  А-а...  —  протянул  Гордеев.  —  Тогда,  конеч¬
но,  помогите.
 «Вот  я  и  стал  Робинзоном...»  —  подумал  Илья,
проводив  чекиста.
 Шел  месяц  за  месяцем,  в  газетах  то  и  дело
мелькали  сообщения  о  схватках  с  махновцами.
Батькину  банду  настигали  то  под  Уманью,  то  под
Зеньковом,  то  на  Дону,  то  где-то  чуть  не  у  самой
Волги  или  вдруг  под  Курском.  И  везде,  где  бы  ни
появился  Махно,  путь  его  был  отмечен  трупами  по¬
рубанных,  расстрелянных,  замученных.
 Снова,  как  и  раньше,  в  голову  Гордеева  настой¬
чиво  лезла  мысль  об  убийстве  Махно.  Ведь  ему
сделать  это  не  так  уж  сложно.  Но  он  тут  же  себя
останавливал,  рассуждая,  что  и  Матвею  подобный
поступок  был  бы  вполне  под  силу.  Бойченко  видел
батьку  едва  ли  не  каждый  день.  Но  убийство  Махно
только  убийство,  а  не  суд,  которого  он  заслужил,
суд  народа.
 Однако  новые  сообщения  о  зверствах  опять  на¬
талкивали  Илью  на  мысль  о  кровавой  мести.
 В  один  из  таких  черных  дней,  это  случилось  уже
в  августе,  у  дома,  где  жил  Гордеев,  остановилась
бричка.  Дородная  женщина,  восседавшая  на  облуч¬
ке,  внимательно  оглядела  окна,  потом  с  некоторой
торжественностью  спустилась  на  землю  и  прошла  во
двор.  Гордеев  замер  у  окна.
 «Это  за  мной...  От  батьки...  —  подумал  он.  —
Левка  Задов  для  таких  поручений  всегда  находил
себе  помощниц...»
 За  дверью  послышался  голос  хозяйки:
 —  Вот  сюда  пройдите.  Он  вроде  у  себя.
 —  Благодарствую.
 Послышался  стук.
 —  Да,  да...  —  торопливо  отозвался  Илья.
 Дородная  женщина  вплыла  в  комнату.  Подошла
к  Гордееву  почти  вплотную:
 —  От  Нестора  Ивановича  я...
 391

—  От  какого  это?  —  опасаясь  какой-либо  про¬
вокации,  спросил  Гордеев.
 —  Память  коротка?  В  Песчаный  Брод  поедем.
Там  встретишься.  Там  он  должен  быть.
 —  Как?  —  на  всякий  случай,  чтоб  собраться
с  мыслями,  проговорил  Илья.  —  Вот  так,  сразу?
 —  Сразу.
 —  Хоть  вещи...  Какие-нибудь  взять.  Пере¬
одеться.
 —  Долго?
 —  Ну  минут  пять...
 —  Я  подожду  в  бричке.
 После  ее  ухода  Гордеев  кинулся  к  чемодану,
бросил  его,  стал  перебирать  зачем-то  рубашки,
галстуки,  тоже  отшвырнул.  Подошел  к  письменному
столу,  достал  револьвер.
 «Судьба...  Его,  а  потом  себя...»  —  сунул  ору¬
жие  в  карман,  кинул  на  руку  пальто,  подошел
к  двери,  но  вернулся.  Открыл  атлас  и  прямо  на
карте  написал:  «Песчаный  Брод.  Он  будет  там  дня¬
ми».  И,  не  задерживаясь  более,  поспешил  на  улицу.
 —  Что  ж  не  переоделся?  —  осторожно  спроси¬
ла  дородная  женщина.
 —  А-а!  —  махнул  рукой  Илья.
 Бричка  загрохотала  по  булыжнику.
 Всю  дорогу  Илья  мысленно  представлял  себе
сцену  убийства  батьки.  Но  всякий  раз  несколько
слов,  которые  он  хотел  бросить  в  лицо  Махно,  пре¬
вращались  в  длиннющую  речь,  какой-то  театраль¬
ный  монолог,  едва  ли  не  на  полчаса.  Но  Гордеев  не
замечал  этого,  как  не  видел  дороги  перед  собой.
 Приехав  в  Песчаный  Брод,  Гордеев  поселился
рядом  с  хатой,  в  которой  жила  мать  Галины  Ан¬
дреевны.  Он  решил  не  спать.  Нарочно  попросил  хо¬
зяина  постелить  ему  во  дворе,  хотя  ночи  станови¬
лись  прохладными.
 Первую  ночь  не  спал  до  рассвета:  разбудил  его
скот,  выгоняемый  на  пастбище.  Похожие  на  вы¬
стрелы  хлопанья  пастушьего  бича.  Днем  ходил
разбитый:  сказалось  нервное  напряжение.  Постоян¬
но  потели  ладони,  в  горле  комком  стояла  тошнота.
 Через  три  дня  приехали  в  какое-то  село,  остано¬
вились  в  хате  у  крепкого  хозяина.
 392

—  Что  за  село?  —  поинтересовался  Гордеев.
 —  Каменка.
 —  Какая  Каменка?  —  спросил  Илья.
 —  Что  на  Днестре,  —  подумав,  ответил  хозяин.
 —  На  границе?
 —  Вон  на  том  берегу  —  Румыния,  —  кивнул
хозяин.
 Хлопнула  входная  дверь.  В  хату  вошел  Левка
Задов,  поздоровался.  Гордеев  кинулся  к  нему:
 —  Лев  Николаевич!  Объясни!  Ничего  не  по¬
нимаю.
 Задов  обвел  глазами  комнату,  нашарил  взглядом
стул,  придвинул,  сел  сгорбившись,  тяжело  опер¬
шись  локтями  о  колени.  Странный,  непривычный
был  вид  у  Левки.  Будто  уменьшился  он  в  размерах,
сжался,  потускнел.
 —  Объясни  наконец,  Лев  Николаевич...  —  слов¬
но  подчиняясь  тусклому  настроению  Левки,  тихо
попросил  Гордеев.
 Подвигавшись  на  стуле,  неопределенно  помы¬
чав,  Задов  мерно,  как-то  безразлично  выдавил:
 —  Нестор  Иванович...  в  Румынию  уходит...
К  королю  ихнему...
 —  К-к  кому?  —  испуганным  шепотом  переспро¬
сил  Илья.
 Левка  молчал,  только  вздохнул,  как  бы  под¬
тверждая  сказанное.
 Сцепив  пальцы,  Гордеев  хрустнул  суставами.
В  груди  у  него  что-то  мелко-мелко  дрожало.  Он  не
мог  понять,  что  с  ним  будет  через  несколько  мгно¬
вений:  то  ли  он  зайдется  в  хохоте,  то  ли  забьется
в  слезливой  истерике:  «От  «светлого»  единого
анархизма  —  к  стопам  румынского  короля!»
 Не  спуская  взгляда  с  отрешенных  глаз  Левки,
Гордеев  хотел  прочесть  думы  преданнейшего  мах¬
новца.  Но  тот  принялся  рассматривать  пол.
 —  Волин...  и  Аршинов-Марин...  Их  выдворили
за  границу...  Велят  батьке  перебираться...
 —  Велят?!
 И  опять  Левка  промолчал.
 —  Лев  Николаевич...
 —  И  тебе,  Гордеев,  тоже  велят...
 —  Какое  они  имеют  право!
 393

—  Не  идешь...  —  теперь  взгляд  Левки  был  по¬
дозрителен  и  беспощаден.
 —  Бросить  родину...  Идти  в  добровольное  из¬
гнание...
 —  Не  идешь...  —  снова  повторил  Левка.
 —  Я  всегда  был  рядом  со  своими  единомышлен¬
никами...  Конечно,  я  согласен...  —  торопливо  доба¬
вил  Илья.
 —  На  рассвете  увидишься  с  Нестором  Иванови¬
чем.  —  Задов  поднялся,  кивнул  хозяину,  чтоб  вы¬
шел  за  ним.
 Гордеев  чувствовал  себя  опустошенным:  «Бро¬
сить  родину...  Уйти  в  добровольное  изгнание!»  Это
было  свыше  его  сил  и  представлений.  Долгое  время
прошло,  пока  он,  думая  о  себе,  не  натолкнулся  на
мысль,  что  дело-то  не  в  нем,  не  только  не  в  нем,  но
и  прежде  всего  не  в  нем.  За  границу  уходит  Махно!
 Вскочив,  Гордеев  хотел  выбежать  из  дома  —
скорей,  к  пограничникам!  Застава  должна  быть
рядом!
 —  Стой!..  —  властно  приказал  хозяин,  неза¬
метно  вошедший  в  комнату,  видимо,  уже  давно.
 Илья  увидел  направленное  на  него  дуло  пара¬
беллума.
 —  Что  такое!  —  овладев  собой,  ершисто  вос¬
кликнул  Илья.
 —  Тихо,  тихо,  господин...  Ложись  спать.
Стой...  —  хозяин  подошел  к  Гордееву,  приставил
оружие  к  груди,  а  другой  рукой  провел  по  карма¬
нам.  —  Ага...  Револьвер  тебе  ни  к  чему.  Все  равно
румыны  отберут.  Вот  так  оно  спокойнее.
 —  Как  же  я...  —  Илья  чуть  не  выговорил:
«убью  Махно...»,  —  и  со  злостью  ударил  себя  кула¬
ком  по  лбу.  —  Идиот!
 —  Ложись,  ложись,  дорогой.  И  я  тут.  Рядыш¬
ком  буду.
 До  рассвета  где-то  рядом  нудно  и  дико  выла
собака.  Изредка  ее  вой  подхватывали  другие  псы,
но  тут  же,  не  выдержав  тоскливой  ноты,  взлаивали,
замолкали.  Только  тусклое,  скорбное  вытье  одной
висело  в  ночи.  Незадолго  до  света  по  улице  проска¬
кали  куда-то  конники,  с  полсотни.  И  опять  тишину
терзал  безысходный  вой  проклятой  собаки.
 394

Взошло  солнце,  а  собачье  вытье  не  прекраща¬
лось.
 Пришел  Левка.  Они  вышли  из  хаты  и  двинулись
к  дому,  около  которого  почему-то  толпились  жен¬
щины.  Многие  всхлипывали,  утирая  слезы  конца¬
ми  низко  повязанных  головных  платков.  В  комнате,
куда  они  вошли,  на  столе  лежал  покойник.  Около,
на  полу,  —  гроб.
 Отодвинулась  занавеска,  и  в  комнату,  подпры¬
гивая  на  костылях,  вошел  крохотный  Махно.  У  него
были  перебинтованы  голова  и  ступня  ноги.
 —  Вот,  Илья,  свиделись,  —  сказал  батька  и  за¬
метался,  постукивая  костылями,  из  угла  в  угол,
зацепился  за  гроб,  чертыхнулся.  —  Не  журись,
Илья.  Мы  вернемся,  нас  поддержат  анархисты  все¬
го  мира.  Мы  еще  таких  дел  натворим.  Нас  ждут.
Волин,  Аршинов,  все  наши.  Ты  рад?  Ты  мне  очень
будешь  нужен.  Рассказать  правду  обо  мне.
 -  Да,  —  механически  ответил  Гордеев.  «Какая
же  сволочь  старик  —  отобрал  револьвер.  А  если
закричать,  когда  мимо  пограничников  проходить
будем?»
 —  Что  на  гроб  смотришь?  —  Махно  остановил¬
ся  перед  Ильей.  —  Я  в  нем  спрячусь.  А?  Потом
сектанты  своего  покойничка  похоронят.  Здорово
Нестор  Иванович  придумал?
 —  Да,  —  подтвердил  Гордеев.  «Какие  сектанты?
Махно  ложится  в  гроб...  Сам.  Но  до  чего  же  хитрая
сволочь!»
 —  Не  мешкай,  Илья,  на  берегу.  Сразу  в  лод¬
ку.  —  И,  словно  не  веря  в  свои  уговоры,  Махно
добавил:  —  Волин,  Аршинов  тебя  очень  ждут.
 Вошли  Лепетченко  и  Домащенко.
 —  Пора?  —  как-то  боязливо  спросил  Махно.
 —  Пора,  Нестор  Иванович.
 Махно  подскакал  на  костылях  к  гробу.  Взял
костыли  в  одну  руку,  но  самому  опускаться  в  гроб
было  неудобно.  Батька  примеривался  несколько  раз,
зло  прошипел:
 —  Помогите  кто-нибудь...
 Подскочил  Левка.  Уложил.
 —  Удобно?
 395

—  Дурак  ты,  Левка.  Костыли  с  левой  руки.
Гочкис  —  с  правой.  Закрывай.
 Положили  крышку.  Подняли  гроб.  Вышли  из
хаты.  В  толпе,  сгрудившейся  на  улице,  завыли,  за¬
причитали  женщины.  Левку  и  Гордеева  сменили
у  гроба.
 Скорбное  шествие  двинулось  к  Днестру.  Пригля¬
дываясь  к  лицам  около  себя,  Илья  заметил,  что
большинство  «женщин»  переодетые  махновцы.  Они
усердно  выли  высокими  голосами  и  перемигива¬
лись.  Гордеев  хотел  отойти  подальше  от  Левки,  но
тот  взял  под  руку.
 —  Сядешь  в  третью  лодку...  Я  на  второй  —
прикрою.
 —  Да,  да...  А  пограничники?
 —  Один  наряд  да  начальник  заставы  здесь.
Остальные  под  Ямполь  ускакали.  Там  наши  хлопцы
сейчас  шумят.
 «Один  наряд...  да  начальник  заставы  на  такую
ораву.  Тут  человек  семьдесят,  —  подумал  Илья.  —
Эх,  вечно  тебе  не  везет,  Гордеев!  Все  около...  Около
дела.  Ничего  у  меня  не  выйдет.  Лишь  бы  самому
остаться.  Бежать  к  королю...  Не  для  меня!»
 У  переправы  через  Днестр  стояло  лодок  пят¬
надцать.
 Ничего  не  подозревавший  начальник  заставы,
а  за  ним  пятеро  пограничников  ожидали  процессию
на  берегу.  Еще  вчера  сектанты  —  адвентисты  седь¬
мого  дня  —  обратились  к  нему  с  просьбой  похоро¬
нить  на  родине  своего  руководителя,  или  как  он
у  них  называется.  Смешанная  комиссия  из  совет¬
ских  и  румынских  пограничников  не  нашла  в  этом
ничего  предосудительного.  Разрешение  было  дано.
Только  уж  очень  много  провожающих.  Видно,  из
других  сел  понаехали.  Лица  незнакомые.
 Гроб  поставили  в  лодку.  Туда  же  села  женщи¬
на,  двое  гребцов.  Стоявшие  на  берегу  столкнули
плоскодонку  в  Днестр.  Гребцы  взялись  за  весла.
Плач  и  визгливые  причитания  усилились.
 К  остальным  лодкам  кинулись  толпой.
 —  Стойте!
 Меж  пограничниками  и  теми,  кто  прыгал
в  лодки,  оказались  плачущие  женщины.
 396

Дело  решили  секунды.
 Лодки  оказались  на  плаву.  Гребцы  вовсю  на¬
легали  на  весла.
 —  Предупредительный!
 Пограничники  дали  залп  в  воздух.
 Лодки  словно  подхлестнуло.  С  первой  ударил
пулемет.  По  пограничникам,  по  толпе  на  берегу.
 Гордеева  подхватила  визжащая,  испуганная
толпа.  Двое  каких-то  «баб»  подцепили  Илью  же¬
лезной  хваткой  под  локти,  поволокли  в  сторону.
 —  Не  успели...  —  пробасила  одна  из  «баб»,
когда  они  скрылись  за  задами  хат.
 —  А  нехай  идуть.  Що  мине  до  румынского  ко¬
роля...  У  меня  —  хозяйство.  А  там?
 —  Нехай...  —  согласилась  первая  «баба»,  сди¬
рая  с  лица  платок  и  открывая  пышные  усы.  —
А  ты  що?  —  обратился  он  к  Гордееву.
 —  Я...  В  Харьков  подамся.
 —  Тоди  пишлы,  поки  не  спохватилися.
 *  *  *
 Смех  Лободы,  должно  быть,  был  слышен  во  всем
коридоре  управления.  Откинувшись  на  спинку  сту¬
ла,  запрокинув  голову,  хохотал  и  Клаусен.  А  Най¬
денов  посмеивался  тихо,  боясь,  что  его  начнет
бить  кашель.
 —  В  гробу!  —  заливался  Лобода.  —  Правиль¬
ное  местечко  выбрал.
 Только  Матвей  не  смеялся.
 —  Чего  тут  смешного?  —  пожал  плечами  Мат¬
вей.  —  Конечно,  хорошо,  что  Махно  нет  больше  на
Украине.  Но  вряд  ли  он  откажется  от  борьбы.
А  присматривать  за  ним  за  кордоном  ох  трудно.
Тут  еще  золото  у  него  осталось.  Он  непременно
придет  за  ним.  Уследи!
 —  И  все-таки  Махно  нет,  —  сказал  Лобода.  —
Уходом  к  румынскому  королю  он  окончательно
развенчал  себя  даже  перед  кулачеством.  Такого  ему
не  простят.
 —  Все-таки  борьба  продолжается...  —  настой¬
чиво  проговорил  Клаусен.
 -  Ну,  это  же  совсем  другая  история!  —  вос¬
кликнул  Бойченко.
 397

ФИЛИПП  ИВАНОВИЧ  НАСЕДКИН  родился  в  1909  году  в  дерев¬
не  Знаменка  бывшей  Воронежской  губернии.  Мальчик  из  семьи
бедняка  по  тем  временам,  конечно,  не  мог  рассчитывать  на
образование.  Пожалуй,  так  бы  оно  и  случилось,  если  бы  не  гря¬
нула  Великая  Октябрьская  революция,  всколыхнувшая  всю  жизнь
России,  коснувшаяся  каждого  человека  от  мала  до  велика,  от¬
крывшая  любому  новые  пути,  давшая  возможность  иначе,  по
велению  сердца,  строить  свою  жизнь.
 Однако  ни  у  одного  поколения  нет  проторенных  дорог.  И  ком¬
сомолец  Филипп  Наседкин  не  мог  и  не  стал  ждать,  пока  что-то
«образуется».  Он  в  гуще  комсомольских  дел.  Парни  и  девчата
Знаменки  избирают  его  секретарем  сельской  комсомольской
ячейки.  Наседкин  был  настоящим  принципиальным  и  бескомпро¬
миссным  вожаком  молодежи.  Враги  Советской  власти  и  новой
жизни  не  могли  простить  ему  постоянной,  целеустремленной
борьбы  с  ними,  разоблачения  их.  Кулачье  по-бандитски  нападает
на  комсомольского  вожака.  Дело  случая,  что  Филипп  Наседкин
остается  жить.
 Секретарь  сельской  комсомольской  ячейки,  он  прошел  полную
испытаний,  разностороннюю  школу  политической  жизни  того
времени.  Филиппа  Наседкина  избирают  секретарем  райкома.
Затем  он  учится  во  Всесоюзном  коммунистическом  институте
журналистики.  А  по  окончании  становится  собкором  «Комсомоль¬
ской  правды».  Вскоре  Филипп  Иванович  —  секретарь  ЦК  ком¬
сомола  Украины,  а  с  1939  года  по  1943-й  Наседкин  —  секретарь
ЦК  ВЛКСМ.  В  трудные  годы  Великой  Отечественной  войны  На¬
седкина  назначили  комиссаром  Главвсевобуча  СССР,  готовивше¬
го  для  фронта  боевые  резервы.
 И  вот  в  то  время  на  него  обрушивается  удар:  он  внезапно
слепнет.  Годы  лечения  —  и  зрение  возвращается  к  нему.
Не  совсем  и  ненадолго.  В  конце  сороковых  годов  он  оконча¬
тельно  потерял  зрение.  Врачи  склонны  думать,  что  слепота  —
позднее  следствие  тяжелой  травмы  —  зверского  избиения  ку¬
лаками.
 Дни,  месяцы,  долгие  месяцы,  слившиеся  в  сплошную  ночь.
Для  коммуниста  Наседкина,  человека  деятельного,  привыкшего
быть  на  переднем  крае  жизни  и  борьбы,  положение  инвалида
было  не  просто  невыносимым,  а  немыслимым.  Еще  в  начале
тридцатых  годов  Наседкин  пробует  свои  силы  в  литературе.
В  1932  году  он  встречается  с  А.  М.  Горьким.  Великий  пролетар¬
ский  писатель  и  большой  друг  и  учитель  литературной  моло¬
дежи  с  теплотой  отозвался  о  первой  повести  Ф.  Наседкина
«Зеленое  поле»,  в  которой  рассказывалось  о  деревенской  бед¬
ноте,  ее  борьбе  за  власть  Советов.  Селу  было  посвящено  и  вто¬
рое  документально-художественное  произведение  «Пять  дней...».
 И  вот  в  тяжелые  для  себя  дни,  погруженный  во  тьму  полной
слепоты,  Филипп  Иванович  принимает  решение  —  не  сдаваться,
продолжать  занятие  литератора,  полностью  посвятить  свою  жизнь
литературе.  Он  по-прежнему  остался  в  передовых  рядах  борцов
идеологического  фронта.  Поначалу  Филипп  Иванович  диктует
текст  произведений  жене.  Затем  постепенно  овладел  слепым
методом  машинописи,  техникой  записи  на  магнитофон.  День
ото  дня  он  осваивал  и  продолжает  осваивать  сложную  технику
письма  «с  голоса».  Человек,  не  знакомый  с  биографией  Филиппа
 398

Ивановича,  читая  его  произведения,  вряд  ли  догадается,  что  они
написаны  незрячим  писателем.
 Читателю,  особенно  молодому,  комсомольского  возраста,  хо¬
рошо  известны  его  романы  «Большая  семья»  (1949),  «Красные
горки»  (1951),  «Испытание  чувств»  (1956),  повести  «Дорога
к  сердцу»  (1960),  «Все  для  тебя»  (1965),  «Месяц  на  юге»
(1969).  Особой  читательской  любовью  пользуется  недавно  опуб¬
ликованный  роман  «Великие  голодранцы».  Эта  книга  во  многом
автобиографична  и  посвящена  комсомольцам  конца  двадцатых
годов.  В  образах,  созданных  писателем,  ярко  проявляются  непри¬
миримость  к  врагам  Советской  власти,  твердая  вера  в  торжест¬
во  великих  идей  социализма;  высокая  принципиальность,  чест¬
ность.  Все  это  делает  произведение  Филиппа  Ивановича  Насед¬
кина  книгой  большой  воспитательной  силы.
 Молодежи,  боевой  комсомолии,  ее  славным  делам  и  сверше¬
ниям  писатель  целиком  посвятил  свое  страстное,  правдивое,  глу¬
боко  партийное  перо.
 Новое  произведение  Филиппа  Ивановича  Наседкина  также
рассказывает  о  молодежи,  о  комсомолии.  «Красный  черно¬
зем»  —  продолжение  в  известном  смысле  «Великих  голодран¬
цев».  В  новой  повести  рассказывается  о  деятельности  сельских
комсомольцев  в  период  коллективизации,  обостренных  схватках
с  кулачьем,  о  формировании  твердых  политических  убеждений
сельских  комсомольцев.
 В  настоящее  время  мужественный,  глубоко  влюбленный
в  жизнь  писатель  работает  над  новой  книгой  о  молодежи  три¬
дцатых  годов.
 СПЕКТОР  МАРК  БОРИСОВИЧ  —  уроженец  города  Николаева
на  юге  Украины.  Его  отец  был  печником,  ремесленником.
 В  семнадцатом  году  четырнадцатилетний  Марк  сражается  на
баррикадах  против  австро-германских  оккупантов,  которые  по
сговору  с  гетманом  Скоропадским  захватили  плодородные  зем¬
ли,  уголь  и  железную  руду,  обложили  тяжелой  контрибуцией
население  Украины.  Но  рабочие  николаевских  судостроительных
и  других  заводов  три  дня  сдерживали  натиск  регулярных  частей
кайзеровской  армии.  В  том  же  семнадцатом  году  Марк  Спектор
выполняет  первое  поручение  партии  —  ликвидирует  явки  в  Ели-
саветграде  (ныне  Кировоград)  после  провала  николаевского  и
одесского  подполья.
 Сейчас  в  Николаеве  создан  музей  комсомольской  организации
города.  И  среди  имен  первых  —  имя  Марка  Борисовича  Спек¬
тора.  Здесь  же  висят  красочные  плакаты-объявления.  А  под  ри¬
сунком  —  призыв  «Все  на  борьбу  с  Деникиным!».  Внизу  разбор¬
чиво  написанные  фамилии  сотен  добровольцев.  Среди  них  —
имя  художника  и  добровольца  Марка  Спектора.
 Но  Марк  Спектор  не  попал  на  деникинский  фронт.  Перед  са¬
мой  отправкой  его  вызвали  в  Николаевскую  ЧК  и  предложили
стать  бойцом  иного  —  тайного  —  фронта,  стать  чекистом.  Ему
дали  задание  проникнуть  и  закрепиться  в  анархистской  органи¬
зации  «Набат».
 В  то  время,  весной  1918  года,  набатовцы  старательно  искали
связей  с  Махно.  Они  рвались  «возглавить  повстанческое  движе¬
ние»,  а  иными  словами,  повести  обманутых  крестьян,  «при-
399

минувших  к  батьке»,  против  Советской  власти.  И  набатовцам  во
многом  удался  этот  план.
 Одновременно  с  Марком  Спектором,  который  был  известен
среди  набатовцев  и  в  махновском  логове  как  Матвей  Бойченко,
в  столицу  махновщины  Гуляйполе  направляется  матрос  Иван
Лобода.  Потом  в  группу  чекистов  входит  солдат  Виктор  Найде¬
нов,  проникший  в  штаб  батьки.  Трое  чекистов  своевременно
предупреждают  ЧК  о  готовящихся  нападениях  повстанцев,  во¬
влекают  в  западню  штаб  махновцев,  способствуют  ссоре  Махно
с  атаманом  Григорьевым.
 Повесть  «В  логове  Махно»  своего  рода  документальное  вос¬
произведение  тех  событий.  Герои  в  ней  действуют  под  своими
именами.  Первая  часть  этой  повести  частично  опубликована
в  «Мире  приключений»  издательства  «Детская  литература»  за
1969  год.  Публикуемая  в  этом  томе  повесть  под  тем  же  назва¬
нием  —  вторая  часть  задуманного  произведения  о  молодом  че¬
кисте.
 Ведь  большую  часть  своей  жизни  Марк  Борисович  Спектор
отдал  службе  в  органах  государственной  безопасности.  По  бо¬
лезни  вышел  на  пенсию.  В  настоящее  время  работает  юристом.
 НИКОЛАЙ  ИВАНОВИЧ  КОРОТЕЕВ,  в  соавторстве  с  которым
было  написано  это  произведение,  профессиональный  литера¬
тор.  Он  родился  в  городе  Калинине  в  1927  году.  Получил  ме¬
дицинское  образование.  А  в  1955  году  защитил  диплом  в  Лите¬
ратурном  институте  имени  А.  М.  Горького.  Автор  повестей  «Быль
о  якутских  алмазах»,  «Испания  в  сердце  моем»,  «Когда  в  беде
по  грудь»,  рассказов.  За  последние  годы  вышли  его  книги  «Жи¬
вое  дерево»,  «Огненная  западня»,  «Операция  «Соболь»,  «Золотая
«Слава»  и  др.
 СОДЕРЖАНИЕ
 Ф.  Наседкин.  Красный  чернозем.  По¬
весть  	 б
 М.  Спектор,  Н.  Коротеев.  В  логове
 Махно.  Повесть 	277
 Приложение  к  журналу  «Сельская  молодежь»,  том  5.  М.,  «Молодая
гвардия».  1969.
 400  стр.
 Редактор-составитель  Р.  Винонен
Оформление  А.  Шипова
Обложка  Б.  Чупрыгина
Рисунки  Б.  Чупрыгина.  О.  Кандаурова
Худож.  редактор  7/.  Михайлов
Техн,  редактор  «77.  Коноплева
 Сданр  в  набор  25/ХП  1969  г.  Подписано  к  печати  6/V  1970  г.  А00065.  Формат
84х108,/з2-  Бумага  №  1.  Печ.  л.  12,5  (усл.  21).  Уч.-изд.  л.  20,1.  Тираж
580  000  экз.  Цена  62  коп.  Зак.  2677.
 Типография  издательства  ЦК  ВЛКСМ  «Молодая  гвардия».  Москва,  А-30,
Сущевская,  21.
 400